Аннотация: Куинн Лесситер был не просто отчаянным стрелком, но — подлинной легендой Дикого Запада, человеком, не боявшимся никого и ничего… кроме любви.
 Однако нет и не будет в мире силы, способной противостоять истинной страсти. Страсти, что пожаром вспыхнула в сердце Куинна, стоило ему лишь взглянуть на одинокую и несчастную красавицу Мору Рид, хозяйку маленькой гостиницы в горах Монтаны.
 Единственная ночь наслаждения связала их навеки. И никогда не утолить им сладкой и мучительной жажды обладать друг другом…


---------------------------------------------


 Джил Грегори
 Холодная ночь, пылкий влюбленный



 Глава 1


 В ту безумную январскую ночь снежная буря накрыла Скалистые горы. Белый саван вздымался и сверкал над ними, все зверье попряталось в норы и дрожало от страха. Никого на свете не волновало, что жизнь Моры Джейн Рид, девушки из грязного, заброшенного городка Нотсвилл, что в штате Монтана, вот-вот переменится — и навсегда. Да что говорить о других — она и сама не подозревала о том, что ее ждет. Мора Джейн Рид пила горячий чай и тряслась от холода, хотя и оделась, как капуста, в сорок одежек. А поверх всего натянула теплый синий халат. Как же еще бороться с холодом одиночества — девушка всю жизнь заботилась о себе сама. И никак не могла предположить, что за несколько миль от Нотсвилла профессиональный наемный убийца, охотник на людей, в одиночку сражается с бурей и пробивается сквозь колючий снегопад, сидя на лошади по кличке Гром, и что он уже на перевале Лупер. Этот ночной гость не просто скоро окажется в Нотсвилле. Он вот-вот ворвется в жизнь Моры Джейн, чтобы все в ней перевернуть, причем навсегда.
 Не знала Мора Джейн и о том, что в эту самую ночь, в тридцати милях севернее, в городке Хатчетт, куда на Большую игру в покер с весьма крупными ставками подтянулись отовсюду авантюристы и простофили, украдены бриллианты ценой в доброе состояние, что преступник стрелял на улице в женщину с дорогим колье на шее и убил ее.
 Можно ли было предположить, что все эти события каким-то образом когда-то коснутся Моры Джейн?
 Мора знала лишь одно: ей надо поскорее убираться из Нотсвилла, подальше от гостиницы Дунканов, где ее постоянно держали в страхе сыновья ее приемной матери, и вдали от этих мест начать наконец, новую жизнь. Ей уже двадцать четыре, и никогда, ни разу в жизни, она не ходила на танцы, у нее никогда не было нового платья, она никогда не могла даже подумать о том, чтобы перекинуться словом с каким-нибудь мужчиной и уж тем более поцеловаться.
 «Придет весна, — думала она, обнимая себя руками и пытаясь спастись от холода, который пробирал до костей, — и я придумаю, как выбраться отсюда. Я уеду туда, где Джадд и Хоумер никогда меня не найдут. Никогда они больше ничего не сделают ни мне, ни кому-либо из тех, с кем я познакомлюсь или кто мне понравится».
 Дрожа всем телом, Мора Джейн снова посмотрела через окно кухни на улицу. Ее завораживало снежное море, вздымавшееся белыми волнами в ночи. Даже Уилли Пичтри, морщинистый старик, который помогал ей управляться в гостинице в отсутствие братьев, Джадда и Хоумера, когда они кутили и пьянствовали напропалую, не высовывал носа из салуна, куда отправился перед снегопадом. Уж он-то понимал, что снег повалил всерьез и надолго.
 — Может, метель никогда не перестанет, — пробормотала Мора и поставила кружку с чаем на стол. Она заправила прядь темно-рыжих волос за ухо, размышляя о том, сколько же снега навалило на каждый грязный дюйм главной улицы Нотсвилла! Даже в большом толстом халате, в длинных панталонах и фланелевой ночной рубашке холод пробирал ее до костей. Метель началась три дня назад, и ничто не предвещало, что она в скором времени пойдет на убыль или  л совсем утихнет.
 Если так, то Джадда и Хоумера нечего ждать еще несколько дней.
 Мысль об этом обрадовала Мору Джейн.
 Ей было одиноко, но вовсе не потому, что дома не было ее названых братьев.
 Болезненное чувство заброшенности и одиночества усилилось, когда Мора вышла из кухни, грея руки о кружку с горячим чаем, и протопала в толстых носках через столовую для постояльцев, к лестнице в прихожей. Она чувствовала себя единственным и последним обитателем Нотсвилла. В гостинице ни души, а большинство горожан, так же как Джадд и Хоумер, устремились в Хатчетт, желая поучаствовать в празднике по случаю Большой игры, на которую стекались картежники отовсюду. Она не видела ни единого человека с тех пор, как началась метель.
 Но это была не самая главная причина ее одиночества. Дело было совершенно в другом. Это из-за Джадда и Хоумера никто не смел даже близко к ней подойти. Однажды кое-кто попытался это сделать…
 Мора содрогнулась при воспоминании о том, что случилось с молодым ковбоем на лугу Хендрикса, с тем самым, что пригласил ее на пикник, когда ей исполнилось семнадцать. Его звали Бобби Уотсон. Его так избили, что бедняга бежал из города, даже не получив заработанные за неделю деньги.
 А потом молодой доктор оказался проездом в их городке по дороге в Небраску. Это случилось в прошлом году. Доктор посмел пригласить ее посидеть с ним за столом, поговорить и вместе пообедать. Когда Джадд и Хоумер закончили к утру с ним разбираться, он превратился в самое настоящее кровавое месиво.
 Вспоминая об этом, Мора уткнулась лицом в ладони и глубоко вздохнула. Она заставила себя прогнать одолевавшие ее мысли и ужасные видения, воспоминания о том, чем всегда заканчивалось рукоприкладство этих негодяев, ее названых братьев.
 Где-нибудь на земле наверняка есть мужчина, которого не смогут избить, застрелить или запугать Джадд и Хоумер. Кто-то, кто не струсит и не убежит в панике из города, не останется калекой на всю жизнь, не упадет на землю полумертвый только потому, что обратил внимание на Мору Джейн Рид.
 И где-нибудь на земле наверняка есть место, где жить гораздо лучше, чем здесь. И не заниматься изо дня в день одним и тем же постылым делом — убирать в гостинице, мыть посуду, стирать и гладить постельное белье, надраивать полы, готовить еду для гостей и для Джадда с Хоумером.
 Где-то должна быть другая жизнь, не похожая на эту, сказала себе мрачно Мора, дойдя до прихожей, где горела одинокая свеча в шандале на стене.
 Где-то есть такое место. Там кто-то станет о ней заботиться, обнимет и согреет, когда она почувствует себя замерзшей или одинокой.
 Но здесь ей его не найти, даже если она облазит весь городишко Нотсвилл. Братья Дункан, эти бандиты, позаботятся об этом так, как они привыкли это делать.
 Она должна уехать отсюда, и поскорее, пока не превратилась в такую же печальную, увядшую и высохшую, как щепка, женщину, какой стала Ма Дункан за несколько месяцев до смерти. Мора ухаживала за ней и спрашивала себя: видела ли эта бедная женщина хоть немного счастья за всю жизнь?
 «Я непременно буду счастливой, — сказала себе Мора, дойдя до лестницы. — Может быть, я поеду в Сан-Франциско, и открою там швейную мастерскую для богатых дам. У меня будет собственный выезд и ухоженный домик с турецкими коврами и китайской вазой на камине. Будут полки с множеством книг и в каждой комнате по камину. А может, я поеду в Бостон или Нью-Йорк, и там а парке встречу образованного мужчину, профессора или доктора, и мы вместе будем пить чай и говорить о книгах, а потом пойдем в театр или в оперу…»
 Парадная дверь с треском распахнулась. Мора чуть было не задохнулась и отскочила от лестницы; чай из чашки пролился, когда ледяной порыв ветра со снегом резко, со всего размаха хлестнул ее. Она сдавленно вскрикнула, увидев засыпанного снегом мужчину, ввалившегося в прихожую вместе с северным ветром.
 Он пнул ногой дверь, закрывая ее за собой.
 — Адская ночь!
 Его глаза блеснули, он быстро оглядел Мору в ее многочисленных одежках, ее волосы, разметавшиеся по плечам, и услышал испуганный вскрик, который, дрожа, замер на полураскрытых губах девушки.
 Сощурив холодные серые глаза, мужчина пристально посмотрел на нее и стал приближаться. Снег сыпался с широких полей стетсоновской черной шляпы, а от его огромных ботинок на полу оставались блестящие лужицы.
 — Леди, я вас предупреждаю. Я, черт побери, слишком устал, чтобы поднимать вас, поэтому если вы шлепнетесь в обморок, то останетесь лежать там, где упадете. Понятно?




 Глава 2


 — Я не… не собираюсь падать в обморок. Я никогда не падаю.
 Глаза мужчины заблестели, он снова прошелся по ней взглядом, как ястреб, высматривающий на завтрак полевого мышонка.
 — Тогда пошли, — скомандовал он. — Мне нужна комната. Но, прежде всего — горячая еда и бутылка виски. Как думаете, вы с этим справитесь?
 Мора кивнула. Ей показалось, что у нее пропал голос. Секунду она ничего не могла с собой поделать, а только смотрела на высокого черноволосого незнакомца, которого откуда-то принесла снежная буря и забросила к ней в гостиницу.
 Его серебристо-серые глаза цветом напоминали льдинки, взгляд был холоден и суров. Мужчина не отрываясь смотрел на нее.
 Он принадлежал к числу тех таинственных незнакомцев, что опаснее дьявола. Его длинный черный плащ, черную шляпу и черные ботинки покрывал снег. Но еще что-то было в нем, кроме снега и льда. Власть и угроза исходили от него. На его жестком и красивом лице с четкими, резкими чертами выделялись безжалостная челюсть и ледяные серые глаза под темными бровями вразлет. Эти глаза привыкли подчинять себе других одним взглядом. Тонкая линия рта говорила о стальной воле и о том, что незнакомцу чуждо чувство юмора и мягкосердечие, как нет этого во всем его облике.
 Охотник на людей, наемный убийца, предположила Мора. Страх охватил ее, и она задрожала. У них и прежде бывали такие постояльцы, но никто из них не выглядел столь пугающим и опасным, как этот.
 Казалось, он мог съесть ее целиком и небрежно выплюнуть кости.
 — В чем проблема, леди? — прорычал он, уставившись на Мору. — Разве у вас нет свободной комнаты?
 Девушка наконец обрела голос:
 — Да, сэр, у меня есть комната. И не одна. Вы можете выбирать, никого нет во всем доме, кроме нас с вами.
 Выражение лица мужчины не изменилось, только брови едва заметно приподнялись.
 Щеки Моры побледнели. Какая же она идиотка! С какой стати надо было ему признаваться, что она в доме одна? Что, если он… если он…
 «Если он — что? — спросила она себя. — Если он вознамерится воспользоваться тобой?»
 У нее возникло чувство, что, будь даже кто-то еще в доме, ничто не остановило бы незнакомца, если бы он захотел воспользоваться моментом. Он производил впечатление человека, который всегда брал то, что хотел, когда хотел, и о спаси Господь того, кто окажется у него на пути.
 Очень сомнительно, подумала она, совершенно потрясенная, чтобы Джадд и Хоумер могли встать ему поперек дороги.
 Но после первой вспышки тревоги Мора поняла и еще кое-что. При всей опасности, которая исходила от этого незнакомца, он не похож на тех, кто способен причинить вред женщине. В его лице не было жестокости — лишь сила, а мрачная, хмурая красота не оставляла сомнений в том, что он может иметь столько женщин, сколько захочет. Они наверняка сами кидаются ему на шею.
 Внезапно осознав, что она в толстом халате, длинных панталонах и фланелевой ночной рубашке, Мора поняла, что выглядит совсем не так, как женщина, которую может пожелать такой мужчина. Нет, даже нарядись она во все самое лучшее, как в воскресенье. Ма Дункан однажды сказала, что она хорошенькая, но Мора-то знала, что это неправда. Она слишком высокая и худая, да еще и плоскогрудая. Тихоня, не болтушка. Вот если бы у нее были глаза ярко-зеленые, а не просто карие, а волосы не морковно-рыжие, а романтического медного цвета… Если бы ее нижняя губа не была такой толстой, а походила бы на крошечный розовый бутон…
 Но ничего такого в ней не было. Она самая обыкновенная. И он уже смотрел поверх ее головы во мрак столовой.
 — Я буду есть бифштекс, картофельное пюре и кекс, — заявил он, шагнув мимо Моры.
 У стола в углу он бросил свою скатку с походной постелью на пол у стены и уселся лицом к двери.
 Мора поспешила за ним следом. Надо ему сказать, что на кухне хоть шаром покати. Завтрак будет подан, когда взойдет солнце. Ни секундой раньше.
 Но она ничего не сказала. Она не могла такое сказать. Несмотря на твердое выражение его лица, было ясно, как сильно он устал и проголодался.
 «Да и как он вообще пробрался сквозь этот буран? — думала девушка. — И откуда он едет?»
 Но прежде чем она посмела его спросить, незнакомец потребовал:
 — Виски! — Он сдвинул шляпу на затылок и закрыл глаза. — Принесите сначала выпить!
 — Все, что у меня есть на кухне, — это немного тушеной говядины с овощами. И еще шоколадный кекс. — Мора опасливо взглянула на него. — Это вас устроит?
 Он открыл глаза и, сощурившись, посмотрел на нее долгим взглядом, от которого у нее должны были бы задрожать поджилки, а колени подогнуться. Сердце Моры тяжело бухало в груди, но она стойко выдержала его пристальный взгляд.
 — Лады, — хмыкнул он после тишины, показавшейся Море нескончаемой. — Так, говорите, вы здесь в полном одиночестве?
 — Д-да.
 — Какой дьявол мог оставить девчонку совершенно одну в таком месте? — раздраженно прорычал он.
 Мора немного успокоилась. Он не собирался палить в нее из револьвера только потому, что не получит бифштекса. Он не собирался ее изнасиловать только потому, что кругом ни души.
 — Но я, — спокойно призналась она незнакомцу, застенчиво улыбаясь, — я не имею ничего против. Я вообще люблю иногда побыть одна.
 Он откинулся на спинку стула и вытянул вперед длинные ноги. Его глаза закрылись, взгляд больше ее не сверлил.
 — Виски! Быстро!
 С достоинством и быстротой, какие она могла себе позволить в своем наряде, Мора повернулась и пошла на кухню.
 Когда Мора принесла бутылку виски и рюмку, мужчина, даже не взглянув на нее, тотчас же налил себе изрядную порцию и опорожнил рюмку одним длинным глотком.
 Мора вернулась на кухню, а он снова влил в себя виски.
 Она снимала с полки тарелки и другую посуду, ставила на плиту для разогрева обещанную гостю еду, отрезала ломти испеченного утром хлеба, но не могла забыть выражение лица незнакомца. Казалось, он решил напиться не ради удовольствия, не из-за тяги к спиртному, а с отчаяния. Словно хотел избавиться или убежать от чего-то или от кого-то.
 Она бы решила, что это именно так, если бы мужчина выглядел по-другому. Не похоже, что ночной гость вообще способен от кого-то убегать. Разве что от самого себя.
 Мора обожгла пальцы, прикоснувшись к сотейнику, и чуть было не уронила его, но успела вовремя поставить на стойку. Она сунула пальцы в рот и решила, что ей лучше всего думать о том, что делает, и забыть о незнакомце, ввалившемся в гостиницу. Джадд и Хоумер всегда говорили, что она слишком много думает и слишком мало делает. Это уж совсем смешно — да она ведь каждую минуту своей жизни только тем и занимается, что работает: прибирается в номерах, готовит еду, а вот они, ее названые братья, торчат дни и ночи в салуне, играют в покер, напиваются и затевают драки. Но она знала, как презрительно они всегда относились к ее любви к книгам, к размышлениям, как ревниво прислушивались к словам их матери, в прошлом школьной учительницы, когда она хвалила девочку за хорошие отметки. Единственное, чем занимались в школе Джадд и Хоумер, — так это мучили учительницу, бедную, замотанную жизнью мисс Лэнсдаун, которой они подбрасывали дохлых мышей в ящик стола, подкладывали змею под стул или кидали пауков за шиворот.
 Если бы парни были сейчас в гостинице, они бы не тратили времени попусту, напоминая Море, что заниматься постояльцем — не ее ума дело.
 Незнакомец, казалось, спал на стуле, когда она вошла с подносом, уставленным едой. Шляпа скрывала его красивое лицо.
 — Ваш обед, сэр. — Мора поставила тяжелый поднос на стол и начала снимать с него тарелки. Она заметила, что бутылка виски ополовинена. Он бросил свою шляпу на пустой стул и принялся рассматривать еду.
 — Премного вам обязан. — Взяв ложку, он попробовал тушеное мясо и молча с аппетитом принялся за него.
 — Вы довольны?
 — Все замечательно. Премного вам обязан, — повторил он, продолжая отправлять в рот ложку за ложкой, а Мора стояла и смотрела на него.
 Она никак не могла отвести глаз от его лица. Ему нужно побриться, решила Мора, хотя щетина его не портит. Глядя налицо с сильным подбородком, затененным темной порослью, она могла сказать только одно: он и так гораздо красивее, чем полагается любому мужчине.
 Он ел быстро, с жадностью, но аккуратно, с удовольствием отметила Мора. Не то, что Джадд, который чавкал с открытым ртом, или Хоумер, который чаще обходился собственными пальцами вместо вилки и ложки.
 С тушеным мясом было покончено. За ним последовали овощи и хлеб. Теперь ночной постоялец добрался до десерта и уплетал шоколадный кекс.
 Внезапно он, казалось, вспомнил, что девушка все еще стоит рядом.
 — Что-то хотите спросить?
 Его взгляд был ледяным, и Мора почувствовала дрожь, когда его глаза замерли на ней.
 — Нет… нет. Я только хотела узнать. Вы приехали издалека?
 — Да, я проделал долгий путь.
 — Как же вы проехали? Я о том, что на улице сильная метель. Наверное, трудно пробираться по такому снегу.
 — Бывало и похуже.
 — Гм… У вас дела в Нотсвилле или вы у нас проездом?
 Он опустил вилку. Потом слегка отодвинулся от стола, чтобы окинуть ее взглядом, и посмотрел так пристально, что Мора почувствовала, как румянец заливает ей щеки.
 — Вы всегда так болтливы?
 Румянец стал еще ярче.
 — Нет. На самом деле я почти не разговариваю. Здесь ведь, кроме меня, никого нет. — Мора вдруг заторопилась и добавила: — Мои братья уехали на несколько дней, я давно не видела ни одной живой души и… — Она замолчала, когда он кивнул и снова занялся десертом.
 «Я наверное, ему противна, — подумала девушка с тревогой. — Глупая назойливая болтушка в длинных панталонах».
 — Прошу прощения. — Она забрала пустые тарелки и торопливо вышла.
 В дверях кухни она задержалась и оглянулась. Гость доел кекс, собрал все крошки и снова налил себе виски.
 Она обратила внимание на то, что его широкие плечи обмякли, взгляд немного потеплел, глаза утратили тяжелый металлический блеск. Теперь они были не холодными и пугающими, а только суровыми.
 Незнакомец хмуро уставился в пространство невидящим взглядом. Но черты его лица оставались напряженными. Казалось, он видел перед собой какую-то давнишнюю ужасную сцену: она разворачивалась у него на глазах, и это было что-то такое страшное, что леденило его душу и заставляло отчаянно биться сердце.
 Он казался одиноким, озлобленным и совершенно опустошенным.
 Мора чувствовала почти неодолимое желание подбежать к нему, наклониться и обнять, поцеловать в массивную бронзовую челюсть и успокоить, как ребенка, крепко прижав к себе.
 Господи, что это с ней делается? Она заставила себя встряхнуться и войти наконец, в кухню. Но суровое мужское лицо все еще стояло перед ней.
 Даже после того, как она вымыла посуду и прибралась на кухне, девушка спрашивала себя: почему лицо этого человека выдает такую усталость от жизни? В чем причина?
 Когда она вернулась в столовую за тарелкой из-под шоколадного кекса, лицо незнакомца сохраняло то же выражение неодолимой усталости. Но когда Мора подошла к столу, за которым сидел гость, его взгляд стал твердым, широкие, мощные плечи распрямились.
 Он бросил салфетку на пустую тарелку и отодвинулся от стола.
 — Что вам теперь угодно?
 — Комнату и постель. И чтобы утром меня никто не тревожил. — Он говорил теперь, слегка запинаясь, и Мора подумала, что виски делает свое дело. Но он на удивление хорошо держался. Его твердый взгляд по-прежнему пронизывал ее насквозь, он уверенно встал и прошел мимо нее к двери.
 — Идите за мной, я возьму ключ и покажу вам комнату. Я думаю, вам понравится номер 203. Это наша лучшая комната. — Она натянуто улыбнулась, когда он нахлобучил шляпу на голову и закинул походную постель на плечо. — Там есть камин. Сегодня это будет вам весьма кстати. Я не припомню, когда еще было так же холодно. Или чтобы столько дней подряд шел снег. А вы?
 Он только хмыкнул в ответ.
 Мора чувствовала себя просто дурой. Почему она никак не может остановиться и не болтать? Совершенно ясно — он не хочет с ней разговаривать. Да и она сама редко произносила несколько слов кряду.
 Так почему же сейчас она болтает без умолку?
 Возможно, подумала Мора, внутри у нее много чего накопилось. Двадцать четыре года одиночества, казалось, теперь готовы излиться словами.
 А может, виноват буран, из-за которого она на несколько дней оказалась взаперти одна-одинешенька в Нотсвилле? Или виновата ночь, волшебно-белая и морозная, и это она заставила девушку желать тепла от чего-то большего, чем чай с тостами. От дружеской беседы, например.
 Похоже, она себе выбрала самого неудачного собеседника на свете, решила Мора, возясь со связкой ключей за стойкой и запирая деньги, которые заплатил незнакомец, в ящике комода. Ему совсем неинтересно даже перекинуться с ней словом или пошутить, думала она, шагая впереди него по узкой, без ковров лестнице.
 — Там, в коробе, есть дрова. Я надеюсь, вам будет удобно, — сухо сказала Мора, открывая дверь комнаты.
 Он протиснулся мимо нее. Мора попыталась посторониться, чтобы его скатка, перекинутая через плечо, прошла в двери. Но виски, должно быть, подействовало на мужчину, он качнулся и повалился на Мору. Она ударилась о косяк и чуть было не упала, но он схватил ее за плечи как раз вовремя, чтобы не дать ей шлепнуться на пол. Сильные руки крепко держали Мору.
 От его прикосновения тело девушки вспыхнуло, загорелось огнем, и это так ошеломило ее, что от неожиданности она вскрикнула.
 Незнакомец смотрел на нее с беспокойством.
 — Вы ушиблись? Вам больно?
 — Нет… нет. Все хорошо. Не беспокойтесь.
 Но она вовсе не чувствовала себя хорошо. С ней что-то случилось. Что-то, чего она не могла объяснить. Тепло и слабость поднялись от коленей Моры к животу, потом выше, вовлекая в это тепло неизвестного свойства ее грудь, опаляя ее огнем. Потом у Моры задрожали руки.
 Каждая жилка ее тела трепетала. Ничего подобного с ней раньше не происходило.
 «Впервые ты оказалась так близко к мужчине, — сказала она себе, — вот голова-то и закружилась».
 Особенно к мужчине вроде этого, что явился из снегопада.
 Мора заметила, что он все еще смотрит на нее, пристально изучая. Ледяной блеск ушел из его глаз. Теперь Мора заметила в них искорку тепла. И вдруг его руки обхватили талию девушки.
 Он еще крепче сдавил ее, когда они уставились друг на друга.
 Тишину можно было бы назвать звенящей, если бы не ревущий за окном ветер. Глубокая, напряженная, она воцарилась в оцепенелости холодной ночи.
 Потом незнакомец поднял руку и погладил ее по щеке.
 — Прости за это, ангел.
 Она с трудом сглотнула.
 — Меня зовут Мора, — прошептала она.
 — Прекрасное имя!
 Он прикоснулся к ее волосам, потом намотал на палец темно-рыжий завиток.
 «Мора Рид, тебе лучше убраться отсюда подобру-поздорову, — сказала она себе, пытаясь побороть поднявшееся в ней смятение. — Прежде, чем этот охотник на людей вздумает…»
 Но когда она попыталась отстраниться, он еще крепче прижал ее к себе.
 — Не уходи!
 Она напряглась.
 — Побудь со мной, Мора.
 — Зачем? — Ее голос сорвался; казалось, это не она спросила, а прокаркала ворона.
 Он улыбнулся. Неспешная полупьяная улыбка преобразила его суровое лицо, смягчила черты, оно стало теплым и добрым, и сердце Моры затрепыхалось, как пойманная птица.
 — Зачем? — повторил он, выпуская ее волосы. Его рука скользнула и обхватила ее затылок опытным непринужденным движением. — Милая, а почему бы нет?
 Она могла придумать сотню причин, почему нет, но выпалила то, что первым пришло на ум:
 — У меня… много работы. По хозяйству. Надо прибраться на кухне.
 — Не слишком веселое занятие.
 — Жизнь, — пробормотала Мора, повторяя следом за Ма Дункан фразу, которую та произносила бессчетное число раз, — не слишком-то предназначена для веселья.
 Рука, обхватившая ее талию, внезапно напряглась.
 — Кто это сказал?
 Она смотрела на него, а ее сердце громко стучало, как несущийся вперед скакун. Он ее смущал. Он тревожил ее. Он действовал на нее так, как никто и никогда в жизни.
 Господи, да почему она все еще не ушла? Почему стоит тут? Если она не уберется отсюда, да поскорее, то он может расценить это по-своему и ее ждут большие неприятности…
 — Прошу прощения, я уверена, что вы хотите спать…
 — Ты совершенно права.
 Щеки девушки вспыхнули, а он усмехнулся и еще крепче прижал ее к себе.
 — Черт, Мора, ты становишься еще милее, когда краснеешь.
 — Я вовсе не краснею… И я вам не милая. — Она вспыхнула еще пуще, чувствуя, как огонь опаляет ей щеки. — Я думаю, вам лучше отпустить меня.
 — Не милая? — Его глаза мерцали, он не отрываясь смотрел на нее, и она увидела вспышку удивления в их глубине.
 В охватившей ее панике Мора заметила, что вместо того чтобы дать ей уйти, он еще теснее прижал ее к себе, так близко, как никогда не прижимал ее ни один мужчина… Потрясенная собственными чувствами, она затаила дыхание. Ей стало жарко, она уже не ощущала резкого холода ночи. Мора была как в огне.
 — Да, конечно, ты хорошенькая. — Голос у него был низкий, и он резко прозвучал в полумраке комнаты. — Разве тебе никто никогда об этом не говорил?
 — Однажды Ма Дункан сказала мне об этом. Она сказала… О, не важно! Позвольте мне уйти.
 Секунду оба молчали. Он уставился на нее, и, казалось, этот взгляд пригвоздил ее к месту.
 — Ты и вправду хочешь уйти?
 «Скажи „да“. Беги сейчас же, закройся у себя в комнате и не выходи оттуда до рассвета».
 Но видит Бог, какая-то часть ее хотела остаться. Остаться, чтобы он продолжал обнимать ее так, продолжал говорить так. Остаться с этим потрясающе опасным мужчиной, этим напористым незнакомцем, который слишком красив, чтобы описать его словами.
 «Беги! — вопил ее внутренний голос. — Беги немедленно, иначе будет слишком поздно».
 — Мора, — сказал он тихо, и его глаза неотрывно сверлили ее. — Разве ты не останешься и не составишь мне компанию?
 — Это невозможно. — Она дрожала, а ветер грохотал, сотрясая окна; холод ворвался в щели и прошелся по половицам.
 — Ночь будет морозной. Мужчине в такую ночь нужна небольшая компания. Женщине тоже.
 — Не такой женщине, как я.
 — Ты уверена?
 — Совершенно уверена. — Но, глядя в его сверкающие серебристо-серые глаза, она не была уверена ни в чем. Кровь шумела у нее в ушах. Он думает, разумеется, что она из тех женщин, что остаются в номерах, а если говорят «нет», то просто заигрывают с незнакомцем. Может быть, он даже подумал, что она ляжет с ним в постель и позволит ему заниматься с ней любовью! Она должна уносить ноги как можно скорее! Почему она стоит так долго с этим мужчиной, который и опасен, и смел, и больно уж хорош собой?
 Может быть, потому, что большинство девочек, с которыми она когда-то ходила в школу, уже замужем, у них есть семья, дети. А за ней никогда никто не ухаживал, никто никогда даже не держал ее за руку, не говоря уже о том, чтобы поцеловать.
 Может быть, ею двигало любопытство, одиночество и холод? И потому, что ничего удивительного, или замечательного, или хотя бы чуточку романтического никогда с ней не случалось — до сегодняшнего вечера, когда этот незнакомец распахнул дверь гостиницы и разбудил в ней женщину?
 Ветер завывал за окном так дико, что от этого смертельного воя в комнате казалось еще холоднее. Он свистел в щелях ставней, пробирая до костей, и Мора дрожала с головы до ног.
 — Я разведу огонь, — сказал он грубо, уткнувшись ртом ей в волосы. — Ты согреешься. Тебе будет тепло. И, — добавил он с коротким смешком, — я обещаю не кусаться.
 Тепло! Она так хотела тепла! И чтобы ее обнимали крепко, как сейчас.
 — Думаю, ничего, если я останусь ненадолго. — Мора глубоко вздохнула, а он втянул ее в комнату. — Но если вы будете кусаться, — сказала она ему с робкой улыбкой, — я сразу же уйду.
 — Договорились, — сказал он улыбаясь, потом пинком закрыл дверь и бросил свою скатку на пол; следом полетел его шейный платок. — Поверь, дорогая, я кроток, как ягненок. Ты в полной безопасности.
 Но Мора никогда еще не чувствовала себя в такой опасности, как сейчас. Он выглядел огромным и сильным в плотной фланелевой рубашке, в темных штанах и ботинках. Его тело казалось невероятно мощным под одеждой, это чувствовалось даже на расстоянии. Мора не знала, что делать, чего ожидать, и вздохнула с облегчением, когда он отвернулся от нее и, вынув полено из деревянного короба, швырнул его в топку с такой легкостью, словно оно весило не больше булавки.
 — Дров осталось немного.
 — Есть еще на улице, под навесом. Мы топим мало, но я могу принести побольше…
 — В такой холод? — Стоя к ней спиной, он чиркнул спичкой, и крошечное золотое пламя затрепетало у него в руках — Ни за что! Ты останешься здесь. Мы найдем способ согреться.
 Она не была уверена, что правильно поняла его. В какую-то секунду у Моры возник соблазн убежать. Оглядев полутемную комнату, которую она убирала, чистила и проветривала столько лет подряд, она вдруг увидела ее словно впервые: широкая кровать с периной, на ней желто-розовое стеганое одеяло; масляная лампа и фарфоровый кувшин на ночном столике; тряпичный коврик на полу; стул с решетчатой спинкой и вышитой подушкой на сиденье; ставни, выкрашенные дешевой зеленой краской, запертые на засов от дикого ночного ветра.
 Что она делает здесь наедине с незнакомцем?
 Мора поспешила к лампе, собираясь ее зажечь, чтобы рассеять атмосферу интимности, но глубокий голос незнакомца остановил ее.
 — Не беспокойся, ангел. Огня в камине вполне достаточно.
 Золотое пламя, цвета летнего заката, плясало у него за спиной. Он отошел от камина и направился к ней широким шагом. Она задержала дыхание, взглянув на этого великана, на его скрытое темнотой лицо и настороженные глаза.
 — Нам не надо ничего видеть, так ведь, ангел? Только друг друга.
 Ее охватила паника. Это безумие — эта сумасшедшая игра, в которую она играла… Ему не нужна никакая компания, он хотел заняться с ней любовью! Но Мора не позволит этому незнакомцу затащить ее в постель!
 Она не знала его, не знала даже его имени. Между ними ничего не было… Она девственница, она боится, она самая настоящая дура, и… так не делают. Нет, это невозможно!
 Мора была легка и быстра на ногу, но он оказался быстрее. Она бросилась к двери, но он заступил ей дорогу прежде, чем она сделала два шага. Его руки тяжело опустились ей на плечи.
 — Ты боишься? Не так ли? — Ее глаза расширились, в них таился страх. Он поднял свою огромную руку и провел ею по щеке Моры. — Успокойся, милая, ничего страшного. Тебе нечего бояться.
 — Я и не боюсь. — Но она боялась. И оба это знали. Он погладил ее по волосам, его пальцы, словно гребень, ласково прошлись по ярким рыжим завиткам. Тепло и нежность простого прикосновения вызвали у Моры внутри тоскливую волну. Его прикосновение было слишком нежным для такого силача, отчего ее сердце готово было разорваться, а его глаза светились теплотой, какой она никогда прежде не видела.
 Никто, никто и никогда не смотрел на нее так. Прежде чем она поняла, что делает, Мора шагнула к нему.
 — Я замерзла. Мне холодно. Я просто хочу согреться.
 — Тогда тебе сегодня повезло. Понимаешь ли, есть три вещи, в которых я по-настоящему хорош, милая: я прекрасно стреляю, выслеживаю людей и согреваю женщин.
 Она засмеялась, хотя вовсе не собиралась этого делать, но его пристальный взгляд, устремленный на нее, сильные руки, ласкающие ее шею, вызвали совершенно восхитительные чувства. Потом он притянул ее к себе и медленно, но настойчиво обнял. Колени Моры подкосились, она задрожала. Он подхватил ее одним быстрым движением и поднял на руки.
 Он смотрел ей прямо в лицо, когда нес к кровати.
 — Не бойся.
 — Я и не боюсь, — прошептала она смело.
 Но это неправда, ее сердце грохочет, как поезд, а дыхание перехватило, словно что-то сдавливает грудь. Но Мора знала, что не хочет его остановить, на самом деле не хочет. Она замерзла. Она хочет согреться. Она так бесконечно одинока. Она хочет быть с кем-то. Пусть только одну ночь, вот эту проклятую, одинокую, таинственную, сверкающую от холодного снега ночь, Мора Рид хочет, чтобы с ней был кто-то и чтобы с ней что-то произошло… Что никогда еще с ней не происходило.
 Он хрипло рассмеялся. Его голос был груб, как мешковина, когда она опустил ее на кровать.
 — Теперь тебе ни к чему вся эта одежда, Мора.
 — Зря вы так думаете. — Она быстро села на кровати, убирая со щеки выбившийся завиток. — Даже с таким огнем, — она кивнула на красно-золотое пламя, — здесь будет ужасно холодно.
 — Ну что ты, дорогуша.
 Смешинки заблестели в глазах мужчины, когда он дернул узел на поясе ее халата. Полы разошлись, и Мора задохнулась от стыда, а он усмехнулся, увидев красно-черную фланелевую ночную рубашку, темно-синие длинные шерстяные панталоны и коричневые носки.
 — Я вижу, тебе нравится, чтобы мужчина потрудился ради собственного удовольствия. — Он опять усмехнулся. — Не ожидал такого сюрприза.
 — Тебя ждет еще один, — пробормотала Мора и, затаив дыхание, вспомнила о своей девственности и о собственном безрассудстве. Она должна его предупредить — о нет, она должна его остановить! Но прежде чем она смогла сказать хоть слово, он толкнул ее на подушки с такой силой, что она изумилась, раздвинул ей ноги одним легким движением и с мрачной усмешкой принялся снимать с нее все, что мешало ему осуществить то, что он задумал.




 Глава 3


  — Погоди, погоди минуту! — отталкивала его руки Мора, когда он принялся стаскивать ее ночную рубашку через голову. Она потянула ее обратно. — Я тебе не говорила, что разрешу…
 — А ты не говорила, что не разрешишь.
 — Но ты и слова не дал мне сказать! — Девушка тяжело дышала, зная, что должна сама принять решение — остаться или уйти. Да или нет. Раз и навсегда.
 — Ну? — прохрипел он. — Что ты хочешь сказать?
 Мора и сама не знала. Она понятия не имела, что сказать. Она просто смотрела на него, пытаясь придумать ответ, принять решение. А он так хорош собой, и единственное, о чем Мора могла думать в эту секунду, — так это о том, как ей хочется запустить пальцы в его черную густую шевелюру и расчесать, как гребнем, волосы, или дотронуться до щетинистого, колючего подбородка, или… поцеловать его.
 — Ну, все! — вдруг объявил он, рывком сдернул с нее ночную рубашку и бросил на пол. Ее рыжие волосы каскадом расплескались по плечам, а золотисто-карие глаза стали круглыми от потрясения.
 Теперь на ней были лишь тоненькая ночная кофточка поверх длинных панталон и толстые носки.
 — Погоди минуту! — закричала Мора. Задыхаясь, она прикрыла руками грудь. — Мне надо подумать.
 — А я-то решил, что ты хочешь побыть в тепле.
 — Оказаться раздетой — не значит согреться!
 Он схватил ее и прижал к себе.
 — Доверься мне — и ты согреешься.
 У нее закружилась голова — он так близко! Она прижималась к его груди, его грубая рубашка натирала ее нежную кожу. Она чувствовала теплое дыхание на своей щеке, а его губы были в нескольких дюймах от ее рта…
 — Я даже не знаю, как тебя зовут, — отчаянно прошептала она.
 Повисла тишина, а потом раздался его голос:
 — Лесситер.
 Снежинки бились в окно, а он ждал. Он чертовски хорошо знал, что будет дальше. Всегда одно и то же.
 — Лесситер?..
 У нее буквально перехватило дыхание. Она дернулась, желая от него отстраниться, но прежде он почувствовал, как гулко и быстро колотится ее сердце.
 — Не… Куинн Лесситер? — спросила она дрожащим голосом.
 — Он самый. — Он мрачно смотрел на нее. Он знал то, что о нем болтают и что она поверит всему, едва услышав его имя.
 Куинн Лесситер, самый беспощадный убийца на всем Западе. Самый меткий охотник на людей. У него кусок стали вместо сердца. Ему убить — раз плюнуть.
 Она побелела, как снег, который все валил и валил за окном.
 — Я про тебя слышала. — Она вдруг охрипла.
 Он пожал плечами:
 — Наверняка сплошное вранье.
 — Говорят, ты убил больше двух десятков людей. Это… правда?
 — Вроде того. Но…
 — Говорят, ты выстрелил Джонни Киду промеж глаз и один захватил всю банду Мелтона. Это правда?
 — Пожалуй. Но…
 — А прошлой весной, — Мора не унималась, ее сердце бешено колотилось, — ты дрался сразу с тремя и в то утро убил всех троих всего двумя пулями…
 — Ничего особенного. — Его голос был хриплым и низким. Ее рот испуганно открылся, в глазах застыл страх. — Я полагаю, это не значит, что ты меня боишься?
 Он потянулся к обнаженным сливочно-белым плечам Моры, таким хрупким и беззащитным под его пальцами. Она дрожала, натянутая как струна. Страх, сомнение, неуверенность — все это смешалось в ней.
 — Так ты не боишься? Отвечай!
 — Боюсь? Ну нет. Почему э-это… я должна тебя бояться? Я только… — Мора вывернулась из его рук и вихрем вылетела из кровати. Она схватила свою ночную рубашку и выставила перед собой, как щит. — Я совсем забыла. Ну, совсем… Понимаешь, я оставила кое-что на плите. Сгорит. Я такая дура… в самом деле, это ужасная небрежность… Мне надо идти. Или у нас начнется пожар. Мне надо пойти и снять с плиты…
 — Мора!
 Он схватил ее за запястье и дернул обратно на кровать. Потом вырвал у нее из рук ночную рубашку и снова бросил на пол.
 — Ты думаешь, я собираюсь тебя убить?
 — Конечно, нет. Только…
 — Ты думаешь, что я трону хотя бы волос на твоей голове?
 — Н-нет, никогда. — Она взглянула на него из-под опущенных ресниц. — Ведь нет?
 — Нет. Никогда! — Он взял ее за подбородок и приподнял, заставляя посмотреть ему в глаза. Его глаза были серые, как сланец, но теперь они казались мягче и печальнее. — Я собираюсь заняться с тобой любовью, мой ангел. Настоящей, горячей любовью. Если ты этого хочешь. Я буду согревать тебя всю ночь. Ты даже вспотеешь от жары. Да чего там, ты будешь гореть как в огне.
 — Ты… и впрямь это сделаешь?
 — Ага. И тебе не нужна будет никакая одежда, тебе не нужен будет камин. — Его рука медленно двигалась вверх по голой руке Моры. Ее охватила дрожь. — Обещаю!
 Его глаза… Она смотрела в эти завораживающе серебристо-серые глаза. Что-то внутри у нее таяло под взглядом этих глаз. Очень может быть, таяла ее последняя здравая мысль. Но в ту минуту она поняла нечто, чего не понимала прежде. Куинн Лесситер не хотел провести эту ночь в одиночестве гораздо больше, чем она сама.
 — Ты все еще боишься? — мягко спросил он.
 — Нет. Ни капельки, — услышала она свой голос, и это была почти истинная правда.
 Прежде чем она поняла, что делает, Мора обняла Куинна за шею. Кровь рванулась с бешеной скоростью, подстегнутая ее смелостью. Он был горой мускулов. Он был словно выкован из стали. Она почувствовала пряный запах мужчины. Ее пальцы ощущали его сильное тело. Это потрясло и испугало ее гораздо сильнее, чем его имя, но и невероятно возбудило. Мора обняла его еще крепче.
 — Обними меня, — прошептала она, глядя на него в упор большими золотисто-карими глазами. — Обнимай меня всю ночь. Ты будешь меня обнимать?
 Куинн Лесситер привлек ее к себе. Своей сильной рукой он обнял ее за талию, и она оказалась прижатой к его стальному телу. Другой рукой он ерошил ей волосы.
 — Милая Мора, не волнуйся. Я, черт побери, сделаю ради тебя гораздо больше!
 Потом он наклонился к ней, и его рот накрыл ее рот, не давая ей сказать ни слова из тех, что могли бы сорваться с ее губ.
 Он целовал ее жадно, требовательно, страстно, но удивительно нежно и ласково. Мора, у которой никогда не было возможности перекинуться с мужчиной более чем тремя словами из опасения, что Джадд или Хоумер сломают ему челюсть, Мора, которая никогда и близко не была к тому, чтобы поцеловаться с мужчиной, ничуть не сомневалась, что это самый замечательный и самый прекрасный поцелуй на свете. Она отмахнулась от мысли, что сейчас лежит в постели полуголая в объятиях легендарного охотника на людей, который, без всякого сомнения, исчезнет навсегда из ее жизни с первыми лучами солнца. Она все испытает в эту ночь. Не стоит обольщаться, у нее никогда не будет случая поцеловать еще раз какого-нибудь мужчину, если она не сумеет уйти от Джадда и Хоумера и не уедет из Нотсвилла. Это, может быть, единственный случай, когда она так близка к чудесной возможности влюбиться.
 Разумеется, она знала, что Куинн Лесситер ее не любит и, вполне возможно, она не могла бы влюбиться в него, но то, как он ее целовал, заставляло ее чувствовать себя любимой, нужной и желанной.
 «Только сегодняшнюю ночь», — сказала она себе. Голова у нее кружилась, поскольку Куинн целовал ее все крепче, отчего в глазах у Моры совсем помутилось.
 Волны чувственного наслаждения омывали ее тело. «Я не буду одна. Сегодня ночью я буду с ним. И он тоже…»
 Его губы, теплые и настойчивые, сильные, знали, как действовать, как прикасаться к ее губам, чтобы во всем ее теле ощущалось горячее покалывание. Его поцелуи становились все крепче, требовательнее, настойчивее, и Мора стиснула руками его шею. Смутная мысль промелькнула у нее в голове, что он ласкает ее спину, плечи, что все ближе, все теснее прижимает ее к своему крепкому телу и это доставляет ей доселе неизведанное удовольствие.
 Он поцеловал ее еще крепче, его губы требовали от ее губ раскрыться, пока наконец, она не поняла, чего он хочет, а потом она испытала ни с чем не сравнимое удовольствие, хотя не была уверена, что сделала то, чего хотел он. Ее губы раскрылись, и его язык нырнул к ней в рот. Мора была потрясена и попыталась отстраниться, но в его руках она оказалась как в тюрьме. Его рот накрыл ее губы, а язык напористо облизывал ее рот, толкался в него, и от этих легких толчков она ощутила огонь во всем теле. Она ухватилась за Куинна, словно пытаясь от чего-то спастись, из ее горла рвались стоны, она цеплялась за крепкие мужские плечи.
 Внезапно Мора почувствовала, что ей совсем не хочется вырываться из его объятий. Напротив, она жаждала оказаться еще ближе к нему, настолько близко, насколько это возможно. Собственный язык ее просто удивил — он сначала робко скользнул к нему в рот, а потом вел себя там очень нежно, но уверенно.
 Лесситер не то засмеялся, не то застонал. Он прижал ее еще ближе к себе и снова впился в нее губами; его язык толкался в ее рот с голодной страстью и дразнил Мору. Черт, какие же нежные и мягкие у нее губы, как лепестки розовых маргариток. Он почувствовал, что его желание нарастает. Эта девчонка на вкус будет получше виски. Она похожа на вино, на крепкое вино с ароматом клубники.
 Ее тело напряглось, когда она целовала его в ответ, ее губы были сладкими и жаждущими. Лесситер всегда брал то, что хотел, и на сей раз он поступил так же. Он слышал ее слабые стоны — казалось, это мяукает котенок. Он стал целовать ее настойчивее. Его мышцы напряглись, когда ее язык бросился вперед, словно совершая робкое па в возбуждающем танце, и Куинн тоже застонал.
 — Вот так! Не стесняйся. Ты хороша, Мора! Ты и впрямь необыкновенно хороша.
 — И ты тоже, — прошептала она, а он усмехнулся и снова набросился на ее губы.
 Снежная буря бушевала за окном, разрывая темноту ночи. Скалистые горы вырисовывались вдали, они казались могучими великанами, которым нипочем бушующая метель. Но в гостиничном номере в камине потрескивало жаркое золотистое пламя, а нежные девичьи руки обнимали Куинна Лесситера. И то, что случилось в Хатчетте, превратилось в темное, уродливое пятно в его памяти, после того как Куинн влил в себя изрядную порцию выпивки и положил под себя страстную женщину. Это было то, чего он сейчас хотел.
 Куинн стащил с Моры последнюю нелепую одежду. Сначала на пол полетели длинные панталоны, потом грубые коричневые носки. Им вдогонку он отправил тонкую нижнюю кофточку и штанишки с кружевами.
 Нагая Мора была прекрасна. Соски ее маленьких сливочных грудей уже затвердели и превратились в тугие розовые пики — то ли от холода, то ли от желания.
 Когда Куинн опустил ее на подушки и накрыл своим большим телом, он едва не обжегся — такая она была горячая. Но не только это он заметил, даже несмотря на туман от виски, затмивший ему разум. Он все же ощутил ее напряженность и расслышал невероятное, дикое биение женского сердца. Он приписал все это страху перед его именем и своей репутации в этих краях, хотя Мора и отказывалась признаться, что боится его.
 — Ничего плохого я тебе не сделаю, Мора, — снова пообещал он. — Его губы ласкали ее шею. — Я хочу, чтобы ты получила удовольствие. Чтобы тебе было хорошо.
 Она дрожала под ним, когда его рот накрыл пульсирующую жилку на шее, она дрожала, когда его губы осыпали поцелуями ее плечи, когда его губы прикоснулись к ее уху. Кожа Моры, теплая и нежная как шелк, пахла жимолостью.
 — Восхитительно! — бормотал он ей в волосы.
 Она зашевелилась, легла поудобнее, принимая тяжесть его тела. Когда он ладонью обхватил ее грудь, Мора задрожала, а ее глаза, устремленные на него, загорелись. Он сжимал ее грудь, дразнил ее тугой сосок большим пальцем и слышал, как глубоко в ее горле рождается низкий стон удовольствия.
 Он жаждал ее отчаянно, безумно. Он изголодался по женщине. Когда Куинн стаскивал с себя одежду, она торопливо помогала ему; ее умелые пальцы расстегивали ему пуговицы и ныряли под ткань, касаясь его кожи сначала осторожно, потом с жаром, от чего кровь вскипела и забурлила в его жилах. Сладость и томление охватили Куинна, они проникли сквозь туман от виски и желания. Вспотев от усилий, он сдернул с себя рубашку, штаны и жилет и бросил их на пол, рядом с одеждой Моры. Выпитое виски, стремление забыться, страсть — все смешалось, все подгоняло Куинна взять ее немедленно.
 Он прижался к ее нежному телу своим мускулистым, в старых шрамах торсом. Они осыпали друг друга голодными поцелуями, вжимались друг в друга, и каждый хотел еще большего, чем получал. Он впитывал в себя ее запах жимолости, наслаждался ее шелковистыми волосами, которые скользили по его груди и плечам. Он смутно чувствовал ответные ласки Моры, ощущал, как извивается под ним ее тело, как она тихонько стонет, а ее пальцы запутались в его волосах.
 Мора отдавала ему всю себя, ее язык сцепился с его языком. Он чувствовал, как нарастает его желание, как растет напряжение, и гладил ее тело, все ниже и ниже спускаясь к бедрам. С томлением во всем теле он пробрался в теплые шелковистые глубины ее плоти.
 Она вскрикнула, ее тело напряглось.
 Куинн замер, уткнувшись губами ей в шею.
 — Что не так, ангел?
 — Ничего, — выдохнула она. Ее лицо залилось краской — от страсти, решил он. — Я… я… так неожиданно.
 — Да уж, разумеется. Будто ты ничего такого раньше не делала.
 Он засмеялся, успокаивая ее долгим горячим поцелуем.
 — Черт! Ты так хорошо пахнешь, прямо как цветок, — бормотал он ей в волосы, потом внезапно поднялся и накрыл ее тело, а его кровь уже кипела от желания. Ее длинное, тонкое тело вдавилось в его тело, мощное и сильное, оно выгнулось ему навстречу, приветствуя его, а губы открылись, зазывая его язык. Он действовал грубо, жестко, уступая слепой яростной страсти, такой же древней, как сама земля.
 Сердце Моры билось отчаянно, когда новые чувства затопили ее до краев. Она стиснула широкую спину Куинна Лесситера, отчаянно борясь с мучительной болью, которую он доставлял ей.
 Но, даже сражаясь с болью и вместе с тем упиваясь новыми ощущениями, она не могла не удивляться, как этот мужчина, такой большой и сильный, способен быть таким невероятно, таким чудесно нежным.
 Потом он широко развел ее бедра и вошел в нее. Боль пронзила ее. Казалось, она разорвала ее пополам.
 Она закричала, ее глаза открылись, а тело окаменело. Но он горел в огне, в пожаре страсти и не обратил внимания на ее крик, а может быть, он был пьян или не мог остановиться, не закончив. Она ничего не понимала, она только знала, что он заполнил всю ее собой, он нырял в нее и выныривал, снова и снова, слезы катились у нее из глаз, по щекам, а ее тело беспомощно корчилось под ним.
 Он гладил ее, целовал медленными, ласковыми поцелуями. Незаметно произошло чудо. Нестерпимая, острая боль отступила, и Мора сама начала двигаться. Эта боль была уже иная. Толчки были ритмичны, неустанны, они вовлекали ее в свой ритм.
 Страсть иссушала ее, Мора с трудом дышала, ее бедра выгнулись вверх, а ноги сцепились на длинных, твердых ногах Куинна. Ее тело взмокло от пота, она вдавливала его в себя, желая, чтобы он оказался еще ближе и вошел в нее еще глубже.
 Боль, которую она испытала прежде, больше не имела значения. Все было не важно для Моры сейчас, кроме Куинна.
 Он хотел ее, он нуждался в ней этой ночью, может быть, почти так же сильно, как и она в нем. Он был нужен ей, чтобы заполнить пустоту ее жизни, отогнать от нее одиночество, согреть своим теплом, и увести из этого тоскливого городка туда, где ее бы любили, хотя бы недолго, пусть только одну ночь, чтобы ее жизнь из серой и тягостной стала иной, чтобы она увидела в ней сияющую радугу своей мечты…
 Она задержала дыхание под взглядом его сверкающих глаз, и мощные толчки снова вовлекли ее в движение. Мора стиснула Куинна в объятиях и закричала, и они помчались вместе навстречу огню, на край раскаленного добела безумия. Вверх и вниз… Восхождение и падение, подъем и…
 Ослепительный блеск, безудержный выплеск энергии, все сметающий на своем пути.
 Потом Куинн откинулся на подушки и впал в оцепенение. Это понятно, подумала Мора, голова у нее кружилась. Это вполне возможно, снова подумала она, ведь он выпил столько виски. Но Куинн, хмыкнув, поцеловал ее в нос и крепко прижал к своему горячему телу.
 Какое-то время Мора лежала, не смея шевельнуться, и вспоминала о том, что произошло несколько минут назад. Она чувствовала себя умиротворенной, ей и в самом деле стало тепло. Она застенчиво положила руку ему на грудь и обняла его, ощущая тепло его тела и силу. От него шел неповторимый мужской запах виски, кожи и пота. Дрова потрескивали в камине, горел огонь, за окнами бушевала снежная буря. Приближался рассвет. Мора приподнялась и посмотрела на Куинна.
 Даже спящий он казался огромным: ширококостный, хорошо сложенный, мускулистый. Его лицо казалось вытесанным из гранита, а темная щетина придавала ему особую, жесткую красоту. Его черные волосы падали на лоб совсем как у мальчишки, усталость спряталась в плотно закрытых глазах. Старые шрамы на теле недвусмысленно намекали на бурное прошлое.
 Мора потянулась и, не думая, ласково отвела прядь волос с его бровей.
 — Куда ты идешь, Куинн Лесситер? — прошептала она голосом нежным и тихим, как полет перышка. — Ты уйдешь от меня с рассветом? Увижу ли я тебя снова?
 Она чуть не подскочила, когда он ответил:
 — В Хелену.
 — Ч-что? — задыхаясь, спросила она, отдергивая руку и потрясенно глядя на него. А ей-то казалось, что он крепко спит!
 — Я еду в Хелену. — Он пробормотал это с трудом — без сомнения, из-за выпитого виски и усталости. — На рассвете.
 Смущаясь, она задала другой вопрос, хотя он снова закрыл глаза:
 — А что тебя ждет в Хелене?
 Он хмыкнул и пошевелился.
 — Дело!
 — Тебя могут убить.
 Он снова хмыкнул.
 — Я слишком хорош, чтобы умереть, — пробормотал он и положил руку на голое бедро девушки. Кожа Моры вмиг загорелась там, где бронзовые мускулы прикоснулись к ее бледной плоти.
 «Возьми меня с собой», — вдруг подумала она, охваченная желанием оказаться подальше отсюда, бежать вместе с этим черноволосым незнакомцем, избавиться от Джадда и Хоумера, от серой, тоскливой жизни… найти свою любовь, пуститься с ним во все тяжкие, любить его и чувствовать себя такой же живой, как в эту единственную в ее жизни ночь.
 Но Мора не могла сказать ему ничего такого. Это полная чушь. Вряд ли он захочет взять ее с собой.
 Словно в ответ на пристальный взгляд Моры, Куинн открыл глаза.
 — Тебе холодно, ангел?
 — Н-нет. — Она неуверенно рассмеялась и покраснела. — Я не думаю, что теперь когда-нибудь замерзну. — Ее сердце подпрыгнуло, когда он улыбнулся.
 — Иди сюда.
 Он подтянул ее вверх и усадил на себя, его рот снова нашел ее губы. Огонь и желание снова опалили ее. Когда он перекатил ее на постель и накрыл своим мощным телом, Мора почувствовала волну истинно женской радости от своей победы. Она устремилась к нему, приглашая его взять ее, и встретила его поцелуй нетерпеливо раскрытыми губами.
 И все началось сначала…




 Глава 4


 Когда Мора утром проснулась, не было никаких признаков того, что Куинн Лесситер вообще появлялся в их гостинице. Никого. Ничего, кроме ямки на подушке от его головы да засохшей крови на простынях и бедрах.
 Она прижимала к себе простыню, несчастная и потрясенная.
 Что она наделала? Зачем? Она, должно быть, сошла с ума, если занималась любовью с незнакомцем, который беспокоился о ней не больше, чем о кролике, перебежавшем ему дорогу. С мужчиной, который даже не потрудился попрощаться с ней…
 О чем она думала?
 Да она вообще не думала. Только чувствовала. Не слишком мудро, сказала она себе, дрожа от холода в постели в свете занимающегося за окном утра. Потом Мора перевела взгляд на постель, которая была в полном беспорядке, на смятые подушки и завернулась в покрывало, вспоминая о прошлой ночи.
 От этих воспоминаний ей стало жарко. Гнев охватил ее. Этот Куинн Лесситер сорвался с места быстрее, чем дикий мустанг с привязи. Понурившись, Мора собрала свою одежду и завязала на себе халат. Она подошла к окну и пристально вгляделась в утро.
 Было совсем рано, небо прорезала широкая голубая полоса с опаловым блеском. Скалистые горы вырисовывались на западе, их грозные серые пики нависали над крошечным Нотсвиллом, словно полк страшных, мифических гигантов.
 Но снег наконец, перестал, всходило солнце. Жизнь вернулась в городок, люди выходили из домов, по главной улице пронесся экипаж, дети в пальтишках и варежках высыпали на улицу и играли в снежки.
 «Братья вернутся сегодня», — со вздохом подумала Мора.
 А Куинн Лесситер уехал навсегда.
 Гнев и разочарование ударили ее в сердце. «Тебе бы лучше принять ванну, выстирать простыни, убрать в комнате и забыть о Куинне Лесситере», — сказала она себе, отворачиваясь от окна.
 «Его не видно в твоем будущем. А только будущее имеет значение. Лучше подумать о том, как скрыть все, что было, от таких как Джадд и Хоумер, и о том, как и когда ты сможешь уйти отсюда и подумать о своей швейной мастерской в Сан-Франциско.
 Но забудь о Куинне Лесситере. Он пронесся по твоей жизни, как снежная буря. Он исчез в небытие, как эта ночь. Ушел навсегда».
 Однако когда Мора спустилась в кухню, она обнаружила, что деревянный короб у плиты полон наколотых дров. Сердце Моры встрепенулось, сначала от благодарности и удовольствия, а потом от горечи.
 «Прощальный привет от незнакомца», — подумала Мора, опускаясь на колени, чтобы набрать поленьев. Но она знала, что все дрова в Монтане не смогут ее согреть так, как согрел Куинн.
 Братья вернулись домой к вечеру. Чернильные тени скрыли Скалистые горы, а наступающая ночь обещала быть такой же холодной, как и прошлая.
 Мора выстирала все постельное белье, разожгла плиту, прибрала номер, где они с незнакомцем провели ночь, и ничто в комнате не напоминало о его пребывании.
 Дилижанс прибыл, и теперь в гостинице было трое постояльцев: муж с женой — они ехали в Вайоминг — и мужчина в годах, который остановился на одну ночь по пути в Батт.
 Мора подала им обед, получила пятьдесят центов чаевых — они лежали в кармане ее коленкорового платья. Она надеялась, что ей удастся сбегать к себе в комнату и спрятать монеты в чулок или засунуть куда поглубже, но Джадд и Хоумер затопали на крыльце раньше, чем она убрала посуду за гостями.
 — Эй ты, задохлик, — бросил Джадд, проходя следом за Морой на кухню, и толкнул ее, не обращая внимания на стопку тарелок, которые она несла. — Ты бы лучше оставила нам побольше жратвы. Мы подыхаем с голоду.
 — Еды хватит на всех. — Мора быстро поставила посуду на стол и вилкой принялась переворачивать кусочки цыпленка, шипевшие на сковороде. Господи, Джадд, кажется, на взводе. Его жуткие глаза без ресниц, грязно-зеленые с желтоватым отливом, горели недобрым огнем. А губы Хоумера дергались в самодовольной ухмылке. Братья были очень похожи. Оба среднего роста, с толстыми шеями, крепко сбитые, круглолицые. Оба с длинными каштановыми волосами. Но Джадд, которому исполнилось двадцать пять — он был старше брата на год, — носил щетинистые усы, а его волосы клочьями, как пакля, свисали до плеч. У Хоумера они были заложены за уши и доставали до подбородка. У него были редкие ресницы, уже наметился живот, и он всегда был готов затеять драку… Но Джадд, с расплющенным носом и веснушчатыми ушами, на самом деле был гораздо опаснее Хоумера.
 — Вы выиграли в покер? — рискнула спросить Мора, помешивая фасоль с луком в кастрюле, стоящей рядом со сковородой.
 Хоумер сунул руки в карманы.
 — Можно сказать и так.
 — Мы сделали кое-что получше. — Джадд перекинулся быстрым взглядом с братом.
 — Мы такое сделали, задохлик! — похвалялся Хоумер, морща нос от удовольствия — от жареного цыпленка шел восхитительный запах. — Мы такое сделали, что можем даже купить тебе подарочек. Потому как ты все-таки наша миленькая маленькая сестренка, как ни крути. Что скажешь насчет нового воскресного платья?
 Мора перестала мешать в кастрюле и в полном изумлении посмотрела на него. Да у нее сто лет не было нового платья. Ей приходилось постоянно пороть и перешивать старые вещи, украшая их кружевами, когда Ма Дункан совала ей немножко денег.
 — Вы победили, — выдохнула она, с тоской подумав о роскошной розовой бархатной ткани, которую видела недавно в магазине. Да, она видела ее на прошлой неделе, когда материю только что привезли. Мора знала, какое платье она бы сшила: оно годилось бы и для принцессы — с длинными рукавами колоколом, с белым бархатным поясом и плотной лентой на лифе…
 — Сукин сын! Не трепись, Хоумер! — Джадд впился взглядом в брата, его настроение, как обычно, резко переменилось. — В Хатчетте мы славно провели время, — хмуро добавил он. — Но тебе новые платья ни к чему. Хороши и те, что у тебя есть.
 Мора отвернулась к столу, чтобы размешать масло в кастрюле с картофельным пюре.
 Джадд взял ломоть свежеиспеченного хлеба. Хоумер немедленно сделал то же самое.
 — Ты получала деньги с постояльцев, пока нас не было? — требовательно спросил Джадд, с удовольствием жуя хлеб.
 — Был только один. Сам знаешь, как мело, — добавила она, надеясь, что парни не заметят, как покраснели ее щеки, стоило ей вспомнить о том, особенном постояльце. — Почтовый дилижанс не проезжал до сего дня ни разу.
 — Ладно, давай сюда жратву, да побыстрее! — Джадд одобрительно фыркнул, почувствовав запах жареной курятины. — Мы с Хоумером так поработали, что нагуляли чертовский аппетит. Мы так старались вернуться сюда сегодня вечером — ты ведь нас заждалась.
 «Заждалась — вас?» Мора едва не рассмеялась. Единственное, чего бы она хотела, — так это чтобы Джадд и Хоумер убрались с ее дороги. Они носили грязь в дом, били посуду, рвали и пачкали одежду, приписывали цифры, проверяя ее расчеты с постояльцами в гостиничных книгах. И дважды в прошлом месяце устраивали драки в столовой, когда разбили окна и сломали несколько стульев. Они до сих пор должны больше пятидесяти долларов в салуне за то разбитое зеркало в баре, когда напились в ноябре и тренировались в стрельбе по бутылкам виски. Но Большой Эд, хозяин, слишком их боится, чтобы потребовать с них деньги.
 Ма Дункан была школьной учительницей до того, как вышла замуж, и пробовала научить своих детей тому, что знала сама. Но ее сыновья отказались ходить в школу и учиться, после того как им исполнилось двенадцать, и только Мора хотела получить образование. Мало того что девочка внимательно слушала ее уроки — она была ими увлечена, ей нравились все предметы, от географии до грамматики, и даже риторика.
 Но мальчишек не интересовала ни школа, ни работа по хозяйству, они сторонились любого труда.
 «И зачем им это, когда есть я и бедная Ма Дункан, которая сделает все за них?»
 — Хорошо, мне приятно, что вы обо мне подумали, — сказала она спокойно, не глядя на парней и раскладывая кусочки цыпленка по тарелкам. Как бы она хотела однажды высказать им все! Но она знала, что никогда этого не сделает. Она никогда не посмеет сказать им хоть слово поперек. Жажда насилия постоянно так и бурлила в парнях, готовая выплеснуться, и, как все в Нотсвилле, Мора их боялась. — У нас кончаются припасы. Сходили бы в лавку…
 — Черт побери, Мора Джейн! Ты тут без нас бездельничала! Прохлаждалась и сидела сложа руки! — завопил Хоумер. — Почему ты сама не сходила?
 — Ты совсем разленилась, детка! — Джадд погрозил ей грязным пальцем и сунул в рот остаток хлеба. — Что бы ты делала, если бы мы сегодня не вернулись?
 — На сегодня нам хватит. Но завтра…
 — Послушай-ка! — Джадд схватил Мору за руки и дернул к себе. — С каких это пор ты нам указываешь? Если мы решим загрузиться продуктами, то сделаем это. Ты слышишь? А если не захотим, тогда топай сама. Где бы ты была сейчас, если бы предки из милости не взяли тебя, когда ты под стол пешком ходила? Ты когда-нибудь об этом вспоминаешь? Да на кой ляд Ма понадобилась эта девчонка, никак не возьму в толк!
 — Но она взяла меня, и тебе же от этого легче.
 Хоумер высокомерно взглянул на нее.
 — Теперь ты можешь наконец, отработать свое содержание, а ты еще злишься и жалуешься на нас и на жизнь.
 — Быть тебе сейчас в какой-нибудь канаве, не позови тебя наш отец к нам жить, — добавил Джадд. — А ты забываешь об этом!
 Внезапно он схватил девушку за волосы и дернул так сильно, что Мора вздрогнула. Потом он выпустил из рук рыжие пряди, пропуская их сквозь грязные пальцы, а она наблюдала за ним широко раскрытыми глазами. Мору охватило дурное предчувствие.
 — Ты получила все, что тебе надо: постель, жратву, приличную одежду, — рычал он. — Большинство женщин были бы счастливы, они не вздумали бы указывать мужчинам, что им делать. Но не ты! Ты не такая, Мора Джейн!
 — Не ты! — повторил Хоумер, подсмеиваясь.
 Сердце Моры учащенно забилось. Она боролась с гневом, который поднялся у нее внутри, и с пронзившим ее страхом. Ее голос задрожал:
 — Я только спросила вас…
 — Заткнись! — Джадд толкнул ее обратно. Она больно ударилась о край стола бедром и едва удержалась от крика, с трудом выпрямившись.
 — Кончай ныть, задохлик! — Хоумер шагнул вперед. — Мечи жратву на стол. Мы наверняка помрем с голоду, пока ты тут будешь скулить.
 Он схватил с тарелки цыплячью ножку и впился в нее, выходя из кухни. Джадд сделал то же самое — он выбрал самую жирную ножку и вышел, не оглядываясь.
 На полу остались жирные пятна и хлебные крошки.
 Медленно, с дрожью в коленях Мора отошла от стола. Она опустила руку в карман и порадовалась, что из-за сильного шипения масла на сковороде и громких голосов парней не было слышно звона этих монет.
 — Как только скоплю денег на билет, сяду в почтовый дилижанс и уеду, — прошептала она себе под нос, раскладывая по тарелкам кусочки цыпленка и фасоль с луком, потом поставила на поднос готовое картофельное пюре и вынула хлеб из духовки. — И когда я заведу собственную мастерскую, платьев у меня будет пропасть и я никогда не надену одно и то же чаще раза в неделю. Никто не посмеет мне приказывать, что делать. И никто даже пальцем не прикоснется ко мне. Я никогда больше не буду колоть дрова или мыть каждый вечер горы посуды.
 Только две вещи она будет с нежностью вспоминать из своей жизни в Нотсвилле и в этой проклятой гостинице.
 Первое — это смутная нежность в угасающих глазах Ма Дункан на смертном одре, когда та благодарила Мору за заботу о ней и сказала, что девушка может взять ее розовую шелковую сумочку и миленькую эмалевую шкатулку для украшений, спрятанную в верхнем ящике ее стола. Море никогда не забыть, как Ма Дункан из последних слабых сил сжала ее руку и сказала, что она была хорошей дочерью, гораздо лучше и почтительнее, чем ее собственные сыновья, плоть от ее плоти, кровь от ее крови.
 Ма Дункан не слишком любила Мору, ей просто недоставало жизненных сил кого-то любить, и девушка это давно поняла. Эту женщину иссушили несбывшиеся мечты и утраченные надежды. Ма Дункан слишком устала от жизни, совершенно удрученная тем, как она у нее сложилась. Так о каких сильных чувствах можно говорить? Она была на них не способна. Но Ма Дункан заботилась о Море и старалась быть с ней поласковее.
 В этой семье Ма Дункан была для Моры самым близким человеком.
 Другое, что врезалось в ее память навсегда, — это вчерашняя ночь, проведенная в объятиях незнакомца. Ночь с густым снегом за окном, с пылающими дровами в камине. Руки Куинна Лесситера на ее теле, его губы на ее губах… Ей было тепло в его объятиях, ей было с ним спокойно. В те несколько коротких часов Мора Джейн знала, что она не одна на свете.
 «Я не жалею о случившемся, — сказала она себе, укладывая последние ломти хлеба на тарелку. — Единственное, о чем я жалею, — так это о том, что Куинн Лесситер не из тех мужчин, которые могут угомониться и осесть. Такие, как он, уходят не прощаясь».
 Боль, которая ее пронзила при этой мысли, удивила Мору. Она разозлилась на себя. Куинн Лесситер уехал в Хелену, не обернувшись. У нее своя дорога, по которой она пойдет одна.
 «Тебе не нужен Лесситер. Тебе не нужен никто, — сказала она себе. — Ты должна думать о том, как уйти от Джадда и Хоумера и вообще из этого города, чтобы жить нормальной жизнью. Такой, в которой ты не будешь бояться высказать свое мнение, в которой ты сможешь делать то, что тебе нравится, сама будешь зарабатывать деньги и жить там, где захочешь. Может быть, ты найдешь себе подругу или даже двух», — размышляла она задумчиво. А может, если ей повезет кого-то полюбить, то этот кто-то в ответ полюбит ее.
 В феврале намело еще больше снега и еще сильнее дули ветры. Они неслись с гор, устремляясь через равнины Монтаны. Долгие мучительные ночи тянулись одна задругой вслед за бесконечными студеными днями. Мора трудилась усердно и целеустремленно, каждый вечер тщательно пересчитывала свои драгоценные пенни, но в конце месяца все изменилось и ее унылый серый мир перевернулся вверх тормашками.
 Все ее планы — скопить денег на билет в новую жизнь, все ее надежды и мечты о будущем в Сан-Франциско растаяли как дым.
 Когда резкие февральские ветры пошли на убыль, теряя силу, и стали более умеренными в марте, ее потрясло пугающее открытие.
 У нее будет ребенок.
 Ребенок от Куинна Лесситера.




 Глава 5


 В среду утром Мора меняла постельное белье, когда на нее нахлынула первая волна тошноты. Вскоре она прошла, и девушка успокоилась, но на следующий день, когда она мыла посуду после завтрака, все повторилось. Через несколько секунд она почувствовала странное головокружение, небывалую легкость в голове и ухватилась за край мойки в страхе, что сейчас упадет.
 Никогда в жизни Мора не чувствовала ничего подобного. Пытаясь дойти до стула, она наклонила голову, хватая воздух ртом. Неужели она подцепила лихорадку или грипп?
 А потом Мора вспомнила кое о чем и почувствовала себя так, как будто ее ударили и из глаз у нее посыпались искры. Время месячных пришло и ушло, их не было, у нее задержка.
 Задержка почти на три недели!
 Кое-как взгромоздившись на стул, цепляясь пальцами за сиденье, Мора вспомнила о тошноте и головокружении у Холли Гордон, молоденькой жены кузнеца, — та страдала точно так же, а сама Мора была в ту пору ребенком. С внезапной ясностью, которая ее ослепила, девушка поняла: с ней происходит то же самое.
 «Как это случилось?» — тихо простонала она, и ее руки подлетели к горлу.
 Но она знала, как это случилось. Воспоминания о той долгой метельной ночи с Куинном Лесситером не исчезли за прошедшие недели, напротив, они стали еще ярче, еще живее. Всякий раз, лежа в своей постели и пытаясь заснуть, Мора думала о том, что произошло между ними, и стоило ей подумать об этом, как тревожащее тепло охватывало ее тело. Нежность его прикосновений, огонь поцелуев, его резкий голос, произносивший ее имя… И — о чудо! — его слова, что она очень хорошенькая.
 Но могла ли Мора ожидать, что забеременеет д 7 после одной ночи!
 Двадцать четыре года она была девственницей, а однажды решила узнать, каково это — лежать рядом с мужчиной, в его объятиях…
 «Для этого довольно и одного раза», — напомнила она себе. О, как бы ей хотелось теперь, чтобы она подумала об этом раньше. Но она не подумала. Той ночью все мысли Моры были только о том, как холодно и одиноко ей на свете, какая трудная у нее жизнь, как нужен ей кто-то только для того, чтобы разделить темные ночные часы перед рассветом.
 Ей стало ужасно себя жаль.
 Мора прошла через кухню к раковине и взглянула на груду посуды, которую предстояло вымыть. Она собирается выпустить ребенка в этот мир, вот в эту жизнь. Но что это за жизнь?
 Такая же, какая была у нее в Нотсвилле? С Джаддом и Хоумером в новом качестве — каждый из них станет дядей? Они не дадут свободно дышать ее ребенку, как не давали продыху ей, они заставят его работать, как пить дать, когда он подрастет, они будут помыкать им, стращать, как они поступали с ней, с Морой!
 Нет!
 Мора глубоко вздохнула, пытаясь выровнять дыхание. Ее разум занимала всего одна мысль. Нет, она не позволит этому случиться. У ее ребенка должно быть иное будущее, гораздо лучше, чем то, о котором она сейчас подумала.
 «Ма Дункан заботилась обо мне, — с отчаянием думала Мора, потянувшись за грязной тарелкой. — Но она не могла меня любить. Она не могла защитить меня от Джадда и Хоумера. Я добьюсь большего для моего ребенка. Он узнает, что такое любовь. У него будет настоящий дом. Если родится девочка, у нее будет много разных платьев, — поклялась себе Мора. — И она будет учиться, получит образование. Если родится мальчик, я его обучу приличным манерам, он будет отличать хорошее от дурного, научится считать и писать, будет знать географию. Я научу его и как заработать, чтобы прожить в этом мире».
 Все будет другое у ее ребенка.
 «Так помоги же мне, Господи, устроить своему малышу жизнь получше, чем была у меня!» — пылко молилась она, положив руку на живот, словно хотела защитить ту крошечную жизнь, которая зарождалась в ней.
 Она повернулась к мойке, и внезапно до глубины души ее потрясла мысль о том, что ей предстоит! Перво-наперво ей надо убраться из этого города, и поскорее.
 Она уедет, чтобы никогда больше не возвращаться, и должна быть уверена, что братья не найдут ее и не вернут обратно. Если им это удастся, ей отсюда уже не выбраться.
 Отведя темно-рыжие волосы от глаз, Мора мыла посуду, будто хотела смыть каждое препятствие на своем пути, как эти присохшие к тарелкам остатки еды. Надо уехать поскорее, прежде чем братья догадаются о ее беременности. Ее бросало в дрожь при одной мысли о том, как они отнесутся к этой потрясающей новости. Они потребуют, чтобы она призналась, кто отец ребенка, они станут орать на нее, поносить и, без сомнения, назовут шлюхой.
 «Но я не доставлю им такого удовольствия», — мрачно решила Мора, ополаскивая тарелку за тарелкой. У нее есть шесть долларов и двадцать два цента — столько она смогла сэкономить. Этого должно хватить.
 Она уедет, как только представится возможность, но… куда она направится? В Сан-Франциско? В погоне за мечтой попробует наняться швеей в какую-нибудь мастерскую, потом постепенно накопит денег и когда-нибудь откроет свое дело?
 Она услышала крик Джадда из прихожей: — Мистер Эдмунде из 201-го разбил фаянсовый кувшин, и на полу полно осколков. Пойди и подмети там до того, как он вернется из салуна! — приказал он Море, когда она торопливо подошла к нему. Его белесые глаза впились в нее. — А потом принеси нам с Хоумером пирога и кофе. Давай-давай, пошевеливайся, девочка! Бьюсь об заклад, что ты бездельничала на кухне все это время.
 Мора не потрудилась ответить на его выпад, она пошла на кухню за метелкой и совком, потом понеслась наверх, в 201-й номер. По пути взглянула на дверь с номером 203, где они с Куинном Лесситером… сотворили ребенка, который рос у нее внутри.
 «Он имеет право знать».
 Эта мысль засела у нее в голове. Она застыла на месте, сжимая метлу и совок во внезапно задрожавших пальцах.
 «Ему на это наплевать, — произнес в ней тихий внутренний голос. — Он даже не вспомнит про тебя. С какой стати его беспокоить?»
 «Потому что так будет правильно. Я должна ему сообщить. Мужчина имеет право знать, что его ребенок собирается явиться в этот мир».
 Она может поехать в Хелену, подумала Мора, и в ее горле застрял комок. Узнать, там ли еще Куинн. Но что потом? А если он не захочет иметь с ней дела, точнее — с ними? Что, если ему все равно, будет ли у нее ребенок?
 Тогда она могла бы поехать в Сан-Франциско. Найти работу, а всем говорить, что она вдова и одна растит ребенка.
 Но это означало бы жить во лжи до конца жизни и навязать эту ложь ребенку.
 Она почувствовала неуверенность, заставив себя поскорее отойти от 203-го номера и войти в тот, где пол усеян осколками кувшина. А что Куинн Лесситер ответил бы, скажи она ему, что по справедливости он должен на ней жениться? Если бы она настаивала на этом? А если бы она на самом деле вышла замуж за незнакомца, за человека, который и не думал жить с ней и не любил ее?
 Ее сердце болезненно сжалось. Она знала, каково это — жить с теми, кто тебя не любит. Она жила так всю свою жизнь. Но Мора надеялась на лучшее, на то, что когда-нибудь выйдет замуж за кого-то, кто любил бы ее по-настоящему.
 Подметая пол и собирая в совок осколки, Мора пришла к важному выводу: время раздумий о собственной жизни закончилось. Теперь ей надо думать о ребенке. Нужно поступить так, как лучше для младенца.
 «Прежде всего, мне следует найти Куинна Лесситера, а потом уж волноваться о том, какой у нас выйдет с ним разговор, — решила она, торопливо спускаясь по лестнице. — Ребенку понадобится имя и дом. И безопасность. Понравится это или нет, но Мистер-удравший-на-рассвете, Куинн Лесситер, задолжал ей и ребенку, причем довольно серьезно.
 По пути на кухню с метлой и совком, полным фаянсовых осколков, она увидела Джадда и Хоумера, которые в углу, составив свои стулья поближе друг к другу, что-то горячо обсуждали.
 Они часто так себя вели после Большой игры в покер. Но всякий раз, когда она подходила, резко обрывали разговор.
 Мора поняла, что они опять что-то натворили, и у нее возникло тягостное чувство, неприятные подозрения, поэтому она не сомневалась, что лучше ей ничего об этом не знать. Всю жизнь Джадд и Хоумер только и делали, что доставляли кучу неприятностей людям, но никто не смел с ними связываться.
 Их городишко давно остался без шерифа, так что некому было сцепиться с братьями Дункан, встряхнуть их как следует, и они были вольны в своих действиях.
 Но явно что-то серьезное и необычное занимало братьев с тех пор, как они вернулись из Хатчетта. Не просто желание постращать или напугать руководило ими, Мора знала это точно. Только она никак не могла себе представить, что бы это могло быть.
 Впрочем, теперь это не важно, у нее нет времени думать и уж тем более беспокоиться о Джадде и Хоумере. Ей есть о ком подумать, о ком поволноваться. Ребенок — вот отныне предмет ее постоянного беспокойства. Надо как следует подумать и о том, чтобы выбраться из города без помех, сесть незаметно в дилижанс, который ходит до Хелены.
 Джадд Дункан наклонился к брату почти вплотную и прошептал ему в ухо:
 — Все решено. Завтра на рассвете едем в Грейт-Фоллс. По слухам, там есть один тип, который может захотеть купить то, что у нас есть.
 — Ты про бриллианты? — Глаза Хоумера загорелись от волнения, его голос прозвучал громче, чем он рассчитывал.
 Джадд схватил его за грязный воротник клетчатой рубахи и с силой тряхнул.
 — Да потише ты, проклятый болван! Ты хочешь, чтобы весь город услышал? — Он понизил голос и шепотом проговорил: — Да, я про бриллианты.
 — Ладно, а что за тип там нашелся?
 — Богатый бизнесмен из Сан-Франциско. Он владеет двумя самыми большими борделями во всем городе, они битком набиты шикарными шлюхами — по крайней мере, так про него рассказывают. — Ухмылка исказила лицо Джадда, когда он дернул себя за кончик усов. — Они ходят расфуфыренные, в чудной одежде, пока их не разберут. — Он захихикал. — У него акции в горном деле у нас, в Монтане. Может, он даже откроет потрясающий бордель в Грейт-Фоллс, я так слышал.
 — Он собирается купить бриллианты?
 — Говорят, у него есть подружка с ба-альшими капризами.
 — Ну вот и славно. Да, момент подходящий, — сказал Хоумер и умолк.
 Мора подошла с двумя тарелками вишневого пирога и двумя кружками кофе на подносе, который едва держала. Хоумер, со слипшимися жирными волосами, упавшими на лицо, ждал, подавшись вперед, пока Мора уйдет.
 — Я говорю, настал самый подходящий момент разделаться с чертовым ожерельем. Разве мы не можем продать эти камни и разбогатеть? Лучше взять его с собой и показать этому приятелю, верно?
 — Ты спятил? Ты хочешь, чтобы нам во сне перерезали глотки? — Вилка Джадда стукнулась о тарелку, он презрительно взглянул на брата. — Я слишком умен для такой глупости, в отличие от тебя.
 Хоумер покраснел.
 — Так что мы тогда сделаем? — с обидой спросил он брата. — Разве он не захочет посмотреть камушки, перед тем как купить?
 — Мы возьмем с собой только один. Один бриллиант. Довольно, чтобы взглянуть и убедиться, что товар — высший сорт. — Джадд запихнул в рот последний кусок пирога и продолжал: — Тот прощелыга Эллерс, я уверен, знает толк в камнях, как и в женщинах. Как жалко, что он потерял и то и другое, бедняга, — с явной издевкой сказал Джадд.
 Хоумер захихикал.
 — Ему не повезло, зато нам подфартило, — плутовато улыбаясь, сказал он. — Ну ладно, мы, значит, берем с собой один камушек, а остальные запираем здесь, крепко-накрепко запираем, да? — Он кивнул, отпивая большой глоток кофе. — Это чертовски хороший план, Джадд. Шикарный. Почти такой же шикарный, как моя идея — пойти следом за женщиной в ту ночь.
 — Заткнись про ту ночь! — Злые, без ресниц, глаза Джадда угрожающе загорелись. — Если кто-то узнает о том, что случилось, особенно этот пройдоха Эллерс, мы с тобой покойники. Можешь распрощаться с тем небольшим состоянием, которое нам привалило, а заодно и с жизнью. Поэтому держи свой рот на замке и молчи про ту ночь, про бриллианты и вообще про все.
 — Да, конечно, Джадд, я буду нем как рыба. На кой ляд мне неприятности! Но Эллерс и вправду так хорошо управляется с ножом, как про него болтают? Говорят, он может метнуть нож в птицу на дереве с пятидесяти футов и разрезать ее надвое.
 — Говорят. А если он когда-нибудь пронюхает, что случилось в том переулке в Хатчетте, то нас обоих разрежет на ломтики, как пару птичек.
 — Да как он до этого докопается? — Хоумер самодовольно ухмыльнулся, его губы разъехались от уха до уха. — Нас никто не видел, ни одна живая душа. Никто и понятия не имеет о нашей проделке. С какой стати ему думать, что мы прикарманили бриллианты? Там было больше сотни игроков, в этом Хатчетте, в ночь Большой игры. С какой радости ему думать на нас?
 Джадд откинулся на спинку стула.
 — Пожалуй, ты прав. Эллерс наверняка уже проехал полстраны и облапошивает очередного олуха, который сел с ним за стол поиграть. Если мы сами не проболтаемся, то никогда в жизни его больше не увидим.
 — Но мы собираемся увидеть в жизни кое-что другое, как только продадим эти бриллианты! — Хоумер со стуком опустил кофейную чашку на блюдце.
 — Они стоят целое состояние, — прорычал Джадд. — Больше, чем призовой куш на той игре в покер. Больше, чем ты или я можем истратить за целый год. Поэтому слушай: завтра на рассвете мы едем в Грейт-Фоллс. Я пойду наверх, прихвачу с собой один бриллиант.
 — Джадд, ты уверен, что здесь на них никто не позарится?
 — Вполне. Никто не ведает, что они у нас есть, никто не найдет их, они спрятаны надежно. Даже Мора не знает где. — Джадд отодвинул назад свой стул, стукнул кулаком брата по плечу и вышел.
 Поднимаясь по лестнице, он крикнул Море, которая закрывала гостевую книгу:
 — Эй ты, задохлик, мы с Хоумером едем завтра утром в Грейт-Фоллс. У нас там кое-какие делишки. А ты тут не сиди сложа руки. Поняла? Я хочу, чтобы к нашему приезду были вымыты все окна. И не забудь почистить мне сапоги сегодня вечером. Только посмей ослушаться, лентяйка!
 Мора смотрела ему вслед, а он прыгал через три ступеньки сразу и едва не столкнул с лестницы нового постояльца — худенького молоденького торговца из Уичиты, который спускался вниз по лестнице.
 Джадд и Хоумер едут в Грейт-Фоллс. Завтра.
 Вот он, ее шанс!
 Мора едва не задохнулась от нахлынувших на нее чувств, потом оглядела темную маленькую прихожую, слабо освещенную столовую с облезлыми стенами, потертые занавески и окно, через которое виднелся клинышек унылого, серого города.
 Должно быть, это последняя ночь, которую она проведет здесь, последний раз, когда она увидит Джадда и Хоумера, если все пойдет так, как надо.
 В это время завтра — если не сдадут нервы — она будет в пути.




 Глава 6


 Почтовый дилижанс грохотал по улицам Виспер-Вэлли, окутанный облаком пыли, которое на минуту скрыло от глаз пассажиров магазины и дома, выстроившиеся вдоль улицы. Пассажиры дергались, держась за ремни над головой и друг за друга, они валились то вперед, то назад. Их мутило от жирной еды, которую недавно съели, и от ужасной тряски. Между тем дилижанс подкатил к остановке.
 Мора Джейн Рид задыхалась, пытаясь удержать в себе бисквиты и соус, съеденные за ленчем. Ее не должно вырвать ни в дилижансе, ни на улице. Нет, ни в коем случае.
 Дождавшись, когда все остальные пассажиры вышли из дилижанса, Мора наконец тоже ступила на землю и устало сбила пыль с юбки. На секунду лицо ее засияло — она стояла на дощатом тротуаре и смотрела на Виспер-Вэлли; расстилавшуюся перед ней Долину Шепота.
 Город казался шумным и процветающим, главную улицу украшали нарядные фронтоны магазинов, ухоженные жилые дома, казалось, были совсем недавно окрашены. Женщины в нарядных летних платьях шли мимо, улыбаясь и кивая друг другу, и тащили за руку детей. Владельцы ранчо, ковбои и шахтеры шагали по дощатому тротуару, привязав лошадей к коновязям, вкопанным вдоль улицы. Две собаки загнали полосатого кота на крышу магазина и дружно лаяли на него…
 Виспер-Вэлли не был таким большим городом, как Хелена, но он казался гораздо больше Нотсвилла. Но вот вопрос — здесь ли тот, кого она ищет?
 В Хелене она узнала, что Куинн Лесситер закончил там свои дела всего три дня назад и уехал. Клерк, которого она расспрашивала в гостинице, слышал, как он говорил с владельцем ранчо, который его нанял, что-то насчет поездки в Виспер-Вэлли.
 «А если он уже был здесь и тоже уехал?» — тревожно спрашивала себя Мора.
 Она глубоко вздохнула, стараясь успокоиться. Кучер вынул из дилижанса ее саквояж и поставил на тротуар. Мора старалась не думать, что Куинн Лесситер мог перебраться куда-то еще. Она устала и пропылилась, эта поездка ее вымотала, и хорошо знакомое чувство тошноты не покинуло ее. Она силой воли должна заставить себя забыть об этом, выбросить из головы все сомнения и думать только о главном — о том, как найти Куинна Лесситера.
 Гостиница, подумала она, — как раз то место, откуда следует начать поиски и в этом городе тоже.
 — Куинн Лесситер? — Женщина за стойкой гостиницы в Виспер-Вэлли в изумлении разглядывала Мору. — Но зачем такой славной малышке, понадобился этакий тип?
 Потрясенная вопросом, а также искренним удивлением и любопытством в карих глазах незнакомой женщины, Мора старалась придумать правдоподобное объяснение. Потом поняла, что никого не касается, зачем она ищет этого человека, это ее дело, и ничье больше.
 — Это мое дело, — ответила Мора. — Я его ищу по причинам личного свойства.
 Женщина покачала головой и перегнулась через стойку.
 — Разве ты ничего про него не знаешь? — тихо спросила она. — Неужели ты не слыхала, что про него рассказывают? Милочка, меня зовут Мейбл Варне, я знаю все, что творится в этом городе, поэтому я могу сообщить тебе: не часто здесь появляются такие типы, как Лесситер. Слава Богу, не часто.
 — Миссис Варне, не могли бы вы мне сказать, здесь ли он еще?
 — Меня трясет всякий раз, когда я вижу этого человека. Люди разбегаются при одном его появлении. А ты его ищешь! Это просто уму непостижимо!
 — Так вы говорите, мистер Лесситер все еще в Виспер-Вэлли? — Сердце Моры затрепетало в надежде. — Он здесь, в гостинице?
 — Он остановился у нас, но сейчас сидит в салуне «У Джесса», вон там, прямо через дорогу. — Она кивнула в сторону большого гостиничного окна.
 Прямо через дорогу. Мора повернулась и внимательно посмотрела в окно, наблюдая за тем, как молодой ковбой протискивается через качающиеся деревянные двери салуна и исчезает наконец внутри.
 Она должна пойти туда прямо сейчас, пока не оробела.
 Ее ладони вспотели при одной только мысли об этом шаге. Затем Мора посмотрела на свое помятое льняное платье, на пыльные ботинки. Она выглядела не лучше тряпки, которой мыла полы в гостинице. Ну, кто из мужчин в здравом уме захочет жениться на женщине в грязном платье, с запорошенным пылью лицом, встрепанными волосами и такой бледной, что ее можно принять за призрак?
 — Я хотела бы снять комнату, — сказала Мора миссис Варне. — И принять ванну.
 — Хорошо, как насчет номера 204? — Женщина по-птичьи склонила голову набок. — Прямо дальше по коридору от мистера Лесситера — он в 206-м.
 Сердце Моры подпрыгнуло, но она спокойно произнесла:
 — Это будет просто прекрасно.
 Часом позже, когда закат позолотил небо за окном, а по горам поползли лиловые тени, Мора уже изучала свое отражение в узком зеркале гостиничного номера.
 По крайне мере она чистая — вот и все, что она могла сейчас сказать о своей внешности. Чистая и опрятная.
 Ее льняное платье совсем износилось, некогда яркие синие и зеленые его тона пропали от бесчисленных стирок. Ее щеки все еще хранили бледность, может быть, от усталости — еще бы, целую вечность трястись в почтовом дилижансе непросто, даже очень тяжело. Мора пощипала себя за щеки и провела рукой по темно-рыжим волосам, забранным вверх. После ванны она их расчесала, а когда они высохли, собрала в пучок непослушные завитки, надеясь, что с такой прической будет выглядеть прилично. Ей пришлось заколоть волосы шпильками, которые она хранила в эмалевой шкатулке, подаренной ей Ма Дункан.
 По крайней мере сейчас у нее более пристойный вид, чем в ту вьюжную январскую ночь, когда ее волосы свободно падали поверх тяжелой разномастной одежды, в которую она куталась от холода.
 Но то, что она той ночью делала с Куинном Лесситером, совершенно незнакомым мужчиной, который ворвался в ее жизнь и наутро умчался, — можно ли это назвать приличным для женщины?
 «Сейчас же перестань! — приказала она себе раздраженно, желая избавиться от нервного возбуждения, которое охватило ее. — Иди немедля, пока не струсила».
 Мора взяла шаль, накинула ее на плечи и через силу потащилась вниз, пытаясь не обращать внимания на то, как тяжело и громко бухает сердце о ребра. Она старалась не думать о чудовищности того, что собиралась сделать. Она йе могла вынести и мысли о том, как отнесется ко всему Куинн Лесситер, не могла думать ни о чем, кроме того, что должна была сделать.
 Ветер Монтаны хлестал ей в лицо, теребил волосы, когда Мора переходила через дорогу — Несколько прядей все-таки выбились из ее идеальной прически, которую она так тщательно сооружала. Но уже слишком поздно ее поправлять, пусть будет так, как есть. Колени Моры дрожали, она глубоко вздохнула, прежде чем отворила деревянные двери салуна «У Джесса».
 Понадобилась вся ее решительность, чтобы толкнуть их и открыть.
 Какое-то мгновение Мора не могла никого разглядеть в большом задымленном помещении. Первым она увидела толстого бармена, который вытирал стеклянные стаканы за стойкой, украшенной резьбой, потом девочку — она несла поднос с бутылками виски и стаканами к столику подле фортепьяно, потом обратила внимание на храпящего в углу ковбоя, с лицом, прикрытым шляпой, и, наконец, под картиной, на которой была нарисована нагая женщина с длинными золотыми волосами, Мора увидела стол. Мужчины за этим столом играли в покер, их лица были убийственно серьезны.
 Среди них находился и Куинн Лесситер. Его стул стоял прямо напротив двери, Куинн сидел к ней лицом, и Мора так и застыла на пороге. Во всем черном, он сосредоточенно изучал свои карты, его лицо казалось неприступно-холодным и абсолютно непроницаемым, как камень. Сегодня он выглядел еще красивее, чем в ту безумную ночь, если, конечно, такое возможно. Суровый, чисто выбритый, угрюмый, как волк, и такой же жестокий и опасный.
 Мора стояла в нерешительности, но в какой-то миг заметила, что широкие плечи под темной рубашкой и жилетом расслаблены, черные волосы трутся о воротник, холодный взгляд, который он бросал от карт в своих руках на карты на столе, стал иным. Он вдруг уставился прямо на нее.
 Да, Куинн Лесситер смотрел прямо на нее, Мору Джейн!
 Сердце Моры отчаянно подпрыгнуло и застряло в горле, она не могла дышать. Она ждала, когда выражение его лица изменится, когда в глазах его засияет радость узнавания. Разумеется, он признал бы ее даже в комнате, где еще больше народу, чем здесь! Конечно, он узнает ее…
 Но он не узнал. Его взгляд мельком скользнул по ней, а тепла в этом взгляде было не больше, чем во взгляде орла, который взирает с заоблачной выси на землю. Он снова обратился к картам и выбросил на стол четверку пик.
 Именно тогда Мора обнаружила, что все остальные в салуне уставились на нее, причем с гораздо большим интересом, чем Куинн Лесситер. Что ж, дамы не часто позволяют себе развлечься в салуне, поэтому вполне естественно, что она своим появлением привлекла всеобщее мужское внимание.
 Мора прикусила губу, спрашивая себя, как ей лучше поступить: ждать ли, пока Куинн Лесситер закончит игру и потом подойти к нему, или… Внезапно у нее за спиной раздался голос:
 — Эй, леди, что скажете, если я куплю вам выпивку, а?
 Рядом с ней стоял ковбой и блаженно ей улыбался.
 — Нет. Спасибо.
 — Вы уверены? Не ломайся, пошли. — Он икнул. — Меня замучила жажда, а пить в одиночку противно.
 Потрясенная Мора повернулась и хотела уже пойти к двери, решив подкараулить Куинна Лесситера в гостинице, но второпях споткнулась и толкнула стол.
 Лесситеру поневоле пришлось снова посмотреть на нее. На сей раз его лицо было хмурым.
 — Тебе чего, милая? — Салунная девушка в вычурном красном платье и полосатых шелковых чулках ткнула ее пальцем под ребро.
 — Я… ничего. Я только…
 Девушка с любопытством смотрела на нее опытными глазами чудесного фиалкового цвета.
 — Ты что… милая? Ищешь работу?
 — Нет… мужчину.
 Очевидно, Мора произнесла это громче, чем рассчитывала, поскольку салун «У Джесса» задрожал от хохота.
 — Тогда вы попали в то самое место, мэм. — Игрок в немыслимой рубашке и вышитом жилете бросил на нее заинтересованный взгляд и так улыбнулся, как доселе никто никогда ей не улыбался. Куинн Лесситер нахмурился еще сильнее.
 — Не мужчину вообще, — поспешила объяснить Мора, чувствуя, как ее щеки запылали и вот-вот станут краснее ковра и обоев на стенах салуна. — Я пришла увидеть мистера Лесситера.
 Смех замер. Выражение лица Куинна почти не изменилось, но Мора заметила, как неприветливо вспыхнули его глаза. Она старалась не задрожать под этим взглядом.
 Она сделала нетвердый шаг к нему, пробуя отмахнуться от тошноты, которая подступила к горлу. Видит Бог, не так она хотела встретиться с ним. Он уже сердится. Все в салуне смотрели то на нее, то на него.
 — Я не хотела прерывать вашу игру, — сказала Мора спокойно.
 — Вы уже это сделали, леди.
 — Если это возможно… могли бы мы поговорить наедине?
 — О деле?
 — Да, — солгала Мора. Живот у нее скрутило. Девушка знала: скажи она, что у нее к нему личное дело, это вызовет у него еще большую подозрительность.
 Куинн перетасовал карты и оттолкнул стул от стола.
 — Подержи мое место, Кэссиди. Я скоро вернусь, — сказал он лысеющему игроку.
 Он широко шагнул мимо Моры к столу в дальнем углу салуна. Он не подержал ей стул, но стоял, пока она не скользнула на место, а потом устроился сам спиной к стене. Его ледяные серые глаза проникали в самую глубину души Моры.
 — Что за дело?
 — Простите, я…
 — Вы ведь хотите нанять меня, не так ли? Вам, вероятно, отчаянно необходим человек с ружьем, если вы с таким упорством ищете меня даже в салуне, прервав партию в покер, — мрачно добавил он.
 Мора стиснула руки.
 — Боюсь, я… солгала, мистер Лесситер. Дело совсем в другом.
 Он крепко сжал губы.
 — Тогда зачем я вам понадобился? — нетерпеливо спросил Куинн.
 Потрясенная тем, что даже теперь он не выказал никаких признаков того, что узнал ее, девушка все же заставила себя продолжить:
 — Может, было бы лучше поговорить наедине? — Мора оглянулась — салун был битком набит народом. — Может, мы могли бы выйти отсюда…
 — Кэрли, — прервал ее Лесситер, окликая бармена. — У тебя есть задняя комната, чтобы я мог там обстряпать одно дельце?
 Бармен кивнул головой на дверь у лестницы. Лесситер подхватил Мору за локоть и повел туда. Он подтолкнул ее в маленькую, тесную комнатку, потом пинком закрыл за собой дверь и сложил руки на груди.
 — Я вас слушаю.
 Мора буквально онемела под этим резким, бесчувственным взглядом. «Ну а чего ты ожидала? — спросила она себя. — Любви и нежности? Распростертых объятий и поцелуев?»
 — Мне нелегко говорить об этом, — начала она и задрожала. Куинн казался суровым, недоступным и пугающим, как гора.
 — Выкладывайте! — Ни капли теплоты или ободрения в голосе, только предупреждение, которое она уловила безошибочно.
 — Мистер Лесситер… Куинн! — Его имя неловко слетело с ее языка. — Разве вы меня совсем не помните? — в отчаянии спросила она.
 Суровые глаза, похожие на льдинки, сузились и, казалось, стали еще холоднее, если бы это было возможно.
 — А, я должен? Мора кивнула.
 — Леди, я вас вижу впервые в жизни.
 — Это было в январе. Тогда сильно мело… Гостиница Дунканов в городке Нотсвилл…
 Голос девушки замер, она осеклась, когда Куинн Лесситер покачал головой.
 — Пожалуйста, — снова попыталась Мора. Она подняла глаза и посмотрела ему прямо в лицо. Ей ужасно хотелось, чтобы он взглянул на нее как следует и вспомнил. Вспомнил хотя бы один миг той ночи, которая перевернула ее жизнь. — Пожалуйста, посмотрите на меня повнимательней! Попробуйте вспомнить.
 Секунду, не больше, Куинн Лесситер изучал ее лицо, потом пожал плечами:
 — Из какого, говорите, вы города?
 Лицо Моры вспыхнуло от обиды. Тошнота подступала к горлу все сильнее. Внезапно, на какой-то ужаснувший ее миг она испугалась, что ее вырвет прямо тут, перед ним, и она вывалит свой ленч ему на ботинки!
 — Было бы намного легче, если бы вы меня вспомнили, — запинаясь пробормотала Мора.
 — Ну, я не вспомнил. Итак, если вы не хотите меня нанять и не собираетесь рассказать мне, в чем дело, то, черт побери, мне пора. Меня ждут карты.
 Он развернулся и уже хотел было пойти к двери.
 — Погодите!
 Медленно, засунув большие пальцы за ремень, Куинн Лесситер повернулся; его лицо по-прежнему выражало равнодушие. Или, точнее, самую настоящую скуку.
 Внезапно из глубины души у Моры прорвался гнев, настоящий, раскаленный добела, обжигающий гнев. Да как он смеет! Она вспомнила о той ночи, о тревоге, снедавшей ее после; о том, как невероятно она страдала, трясясь в битком набитом дилижансе, как мучилась от тошноты и головокружения, как боялась, что Джадд и Хоумер бросятся за ней вдогонку. Теперь ей захотелось во весь голос заорать на этого ничем не пробиваемого Куинна Лесситера, заставить его пожалеть о той минуте, когда его нога переступила порог гостиницы Дунканов!
 — Вы должны меня помнить, мистер Лесситер! — бросила она, подступая к нему со сжатыми кулаками. — Потому что я вас точно помню, и очень даже хорошо. Вряд ли я забуду время, которое мы провели вместе. Потому что, мистер Куинн Лесситер, помните вы меня или нет, нравится вам это или нет, но я собираюсь родить вашего ребенка!
 О Боже, она не хотела говорить ему ничего такого. Никогда и ничего подобного. Из всех сцен, которые Мора себе воображала, отправляясь на поиски Куинна Лесситера, ни в одной не предполагалось ни гнева, ни такого отвратительного голоса, которым она говорит сейчас, — голоса, звенящего от обвинений.
 Куинн не двигался. Только его челюсть напряглась, а губы превратились в тонкую, как лезвие бритвы, линию. Его глаза опасно заблестели, и Мора инстинктивно отступила на шаг.
 — Это правда?
 Слова, долетевшие до ушей Моры, резанули ее по сердцу.
 — Да, — проговорила она, и ее губы задрожали. — Это правда!
 — Кажется, я начинаю что-то припоминать.
 — Я думаю, — холодно бросила она. Это вышло у нее почти надменно. Но на этот раз у нее была причина. Если она не постоит за себя и за ребенка, то кто же?
 Мора вцепилась в свою юбку, как будто это ей помогало собраться с духом и посмотреть в красивое лицо Куинна Лесситера.
 — Вы были другим в ту ночь, — зло проговорила она. — Возможно, именно поэтому я… — Она вздохнула. — Не важно. Это была моя ошибка. Очень глупая ошибка.
 — Не такая глупая, как та, которую ты сделала только что. — Прежде чем Мора успела моргнуть, крепкая рука Куинна Лесситера схватила ее за запястье и дернула к себе. — Будет лучше, если ты скажешь мне, что это наглая ложь. — Гранитно-серые глаза впились в ее карие. — Ты не выйдешь отсюда, пока не объяснишь, зачем явилась!
 — Как ты смеешь?! Убери от меня свои лапы! Немедленно!
 — Не раньше, чем ты мне все выложишь, милочка. — Его губы скривились в грозной ухмылке. — Я хочу знать, что это: мелкое жульничество с твоей стороны или кто-то тебя науськал?
 — Жульничество? — Мора попробовала высвободиться из его рук. Она испытала невероятное разочарование. — Ты думаешь, я лгу? Зачем мне лгать, какой смысл?
 — Вот это-то я и хотел бы узнать, леди.
 — Леди? — Она засмеялась почти истеричным смехом. — Меня зовут Мора Джейн Рид. Ты не помнишь даже этого?
 Мора… Куинн нахмурился. Как будто что-то знакомое.
 Он пристально посмотрел на стройную рыжеволосую девушку.
 Она обладала какой-то особенной, тонкой красотой. Что-то чарующее было в ее прекрасной бледной коже, в ярко-рыжих вьющихся волосах, аккуратно подобранных и тщательно заколотых на темени. А глаза у нее нежные, золотисто-карие, такие ясные и вместе с тем бархатные, невероятно выразительные. Сейчас они горели яростью, но он заметил в них и легкую опаску. Куинну почудилось в них нечто знакомое, он, казалось, вспомнил, как они пылали страстью…
 Мора…
 И вдруг словно вспышка молнии озарила Куинна. Мысленно он увидел девушку с пламенными кудрями, которые опутали его в постели той гостиницы. Пламя в камине, горячие поцелуи… бушующая за окном метель…
 — Черт побери! — воскликнул он. — Не девчонка, а сущий кочан капусты! Так это была ты!
 Щеки Моры заалели. Она почувствовала слабость. «Не девчонка, а сущий кочан капусты!» Такой он ее запомнил! Она почувствовала себя так, будто он ударил ее по лицу.
 — Что ж, мистер Лесситер, узнали наконец? — сумела она выговорить напряженным голосом. — Вспомнили, да?
 — Ага. — Он пристально оглядел ее, и Мора Джейн почувствовала в его взгляде нечто оскорбительное. — Я уверен, что узнал. Ты была такая ледышка в ту ночь. По первости. Но кажется, потом мы сумели друг друга согреть.
 Мора спрашивала себя, от чего она сейчас умрет — от оскорбления или от тошноты. Она старалась говорить как можно спокойнее, хотя на самом деле ей хотелось вопить во весь голос.
 — Теперь вы все знаете. Я говорю правду.
 — Да уж. — Он подтащил ее еще ближе к себе, его пальцы сжались вокруг запястья Моры, словно на них защелкнулись наручники. — Все, что я знаю, — так это то, что я встречал тебя раньше. Ну и мы слегка развлеклись. Нет, — поправился он решительно, и в его глазах засветилась насмешка, — мы тогда здорово развлеклись. Но я понятия не имею о том, что ты носишь моего ребенка.
 Его ядовитые слова, неприветливый взгляд, циничное высокомерие, с которым он держался с ней, — все слилось для Моры в нечто туманное и ужасное. Она смотрела на него, но не видела большого, нежного мужчину, который любил ее той январской ночью; который говорил ей, что она хорошенькая, и целовал так, словно сам пьянел от этих поцелуев. Он был пьян тогда от виски, поняла Мора.
 Сегодня же он был холоден как лед, трезв и нежности в нем было столько же, сколько в диком медведе гризли.
 — Да как ты смеешь так говорить со мной! У тебя нет на это никакого права! — Слова из Моры лились потоком. — Я приехала сюда, так как думала, что ты захочешь узнать про своего ребенка. Твоего собственного ребенка! Нашего ребенка! — Она попыталась освободиться от рук Куинна, но не смогла. — Я хотела поступить как положено. Я подумала, что и ты захочешь поступить как положено.
 — И что же это значит, бесценная ты моя?
 — Ты мог бы… жениться на мне.
 Он онемел от потрясения, потом захохотал громко, на всю комнату.
 — Не на того нарвалась, ангел мой! На случай, если ты еще не заметила: я не из тех, кто женится и может где-то осесть.
 — Я это знаю! — Ее охватило чувство горечи, но тут же в ней взыграла гордость. — А почему ты думаешь, что я хотела бы взвалить на себя мужа на всю оставшуюся жизнь? Уж лучше прыгнуть в яму к гремучим змеям!
 — Тогда о чем же у нас разговор?
 — О том, что тебе представляется случай поступить со мной и нашим ребенком по-людски, как положено. Я подумала, что ты мог бы на мне жениться и дать ребенку свое имя. Чтобы он не оказался… незаконнорожденным. — Она с трудом произнесла это слово, потом взяла себя в руки и продолжила: — Да, именно поэтому. Я подумала… ты ведь должник… его или ее. — Мора глубоко вздохнула, с трудом удерживаясь от слез. Она не хотела перед ним разрыдаться. — И мой тоже, — закончила она спокойно. — Я думаю, мы оба должники.
 На скулах Куинна заиграли желваки. Она увидела в его глазах неприкрытый цинизм, жестокое презрение, и это обожгло ей душу.
 — Так что же, мне, стало быть, следует жениться на тебе, а потом испариться?
 Мора вздернула подбородок.
 — Ты можешь отправляться своей дорогой, а я своей. Я больше ни о чем не собираюсь тебя просить, если ты сам не захочешь мне помочь небольшой суммой денег, чтобы я поселилась где-нибудь, пока не смогу начать собственное…
 Резкий смех пробрал ее до костей.
 — Отлично придумано! Но ты не получишь и медного гроша, моя милая! — Куинн притянул Мору поближе, крепко прижал к себе и всмотрелся в ее лицо. Она ощутила даже запах сигары из кармана его жилета, пряный мужской запах его кожи и почувствовала силу его гнева. Его жар опалял ее, этот жар излучал каждый дюйм его мощного тела. — Я ни на минуту не поверю, что вообще существует какой-то младенец, а если это так, то, черт побери, он не мой!
 — Зачем бы я…
 — Хороший вопрос! — Он холодно изучал ее поднятое к нему лицо. — Я не знаю, какого черта ты приперлась ко мне, не знаю, кто тебя надоумил. Должен признать, нужна смелость, чтобы явиться ко мне и попытаться провернуть это дельце. — Его голос походил на рычание зверя. — Нет, дорогуша, ничего у тебя не выйдет! Этот трюк не сработает. Ты поставила свой капкан не на того мужика. Поняла?
 Так же внезапно, как он схватил ее, Куинн отшвырнул от себя Мору. Она едва не упала на стул. Ухватившись за спинку, она удержалась, и очень вовремя, поскольку колени у нее под старым льняным платьем подкосились.
 — А теперь убирайся отсюда! — Голос Куинна Лесситера хлестнул ее по сердцу. — Тебе лучше не попадаться мне на глаза, пока я в Виспер-Вэлли, не то я за себя не ручаюсь. Поняла?
 Мора думала, что не сможет вымолвить ни слова. Она открывала рот, но звука не было.
 — Поняла? — снова потребовал он ответа и угрожающе шагнул к ней.
 Она отшатнулась.
 — Да-да, понимаю! — Слезы скопились в глазах у потрясенной Моры. Одна слезинка скатилась вниз по щеке, прежде чем она смогла ее удержать. Но ее голос звучал громко и дрожал от ярости. — С чего это я решила, что мужчина вроде тебя, наемный убийца, зарабатывающий на жизнь своим грязным ремеслом, станет заботиться о рождении новой жизни! — Она глубоко втянула в себя воздух и прерывисто задышала. — Забудь, что я сюда приходила. Забудь все, о чем я говорила. Забудь так же, как ты забыл меня!
 Она повернулась и метнулась к двери. Потом осознала, что мчится через салун, стараясь поскорее убежать подальше от Куинна Лесситера.
 Куинн прошел в зал и смотрел Море вслед. Она бежала так быстро, словно за ней гнались. Даже когда створки дверей перестали качаться, он все смотрел и смотрел ей вслед.
 Симпатичная малышка, признал он, возвращаясь к столу, где шла игра. Противно, что она лгунья и аферистка, и ничего, кроме неприятностей, от нее не дождешься. Он помнил ее тело, мягкое и теплое, такое, которое хочется целовать и целовать. Ее глаза в ту снежную ночь завораживали его сильнее, чем пламя камина. Она была горячая и страстная, когда он стащил с нее ту уродливую одежду.
 Куинн скривился — его потрясла внезапно пришедшая в голову мысль. Это совсем на него не похоже, совсем не по нему — поддаться женским чарам. В мире полно женщин, и каждая чем-то может зацепить, но он до сих пор ни разу не встречал ни одной, которая могла бы заставить его забыть обо всех других или о тех женщинах, которые еще будут в его жизни.
 А эта, какой бы распрекрасной она ни была, — самая настоящая лгунья, ей нельзя доверять. И ей же будет лучше, если она послушается его и уберется из Виспер-Вэлли.
 Бармен забрал пустые бутылки и вместо них поставил на стол новые, когда Куинн сел на свой стул за игорным столом. Он кивнул партнеру, сдающему карты, взял свои, так долго лежавшие без дела, и выкинул из головы девчонку в стареньком льняном платье.




 Глава 7


 Мора бежала не останавливаясь, пока не оказалась в гостинице. Там она закрыла дверь своего номера на замок, прижала ладони к горящим щекам и прислонилась к стене.
 — Он ужасный тип, — задыхаясь, сказала она себе, хватая ртом воздух. — Я его ненавижу. Он нам не нужен, — шептала она младенцу, прижимая руки к животу, словно могла убедить растущего в ней ребенка в истинности своих слов. — Я в нем ошиблась. Той ночью он мне показался совершенно другим. Я не знала, какой он на самом деле. Но не волнуйся, никогда больше мы его не увидим!
 Мора подошла к кровати и присела на край. Потом вытряхнула содержимое своей сумочки и принялась считать деньги. Три доллара семьдесят пять центов. Немного, но вполне достаточно на скромный обед сегодня вечером, на завтрак утром и еще на один день езды в почтовом дилижансе. Потом ей придется найти работу и заработать побольше на продолжение путешествия, в которое она пустилась. Ей понадобятся деньги на поезд до Сан-Франциско, и чем скорее, тем лучше. Она не могла избавиться от страха, что Джадд и Хоумер ее настигнут, поэтому надо было спешить и для большей безопасности выбраться из Монтаны.
 Закрыв глаза, Мора попыталась заснуть. Она чувствовала себя опустошенной, как выжатый лимон. От невероятной усталости ныло не только тело, но даже голова и сердце. Все то, что она представляла себе раньше, теперь казалось абсолютно невероятным. Почти невозможным.
 «Ты можешь это сделать, — сказала она себе. — Ты можешь сделать то, что должна. У ребенка больше нет никого на свете».
 От этоймысли Мора почувствовала сильное беспокойство, но, как ни странно, ощутила и некоторую уверенность в себе, свернувшись клубочком на кровати, она заставила себя расслабиться и заснуть.
 В комнате было совсем темно, когда Мора проснулась. Солнце давно укатилось за горы, бархатная чернота накрыла небо, только горстка звезд да мерцающий серебром полумесяц, низко висевший среди верхушек деревьев на краю Виспер-Вэлли, нарушали эту черноту.
 Тело Моры все еще болело от тряски в тесном почтовом дилижансе. Но она заставила себя встать и зажечь керосиновую лампу. Потом умылась и причесалась, снова аккуратно заколов на темени все волосы.
 Мора спустилась в столовую, чтобы хоть что-нибудь съесть, иначе, почувствовала она, у нее совсем не останется сил. Не важно, что ей вовсе не хочется есть, а от запаха жира, заполнившего всю гостиницу, ее просто тошнит. Она должна есть ради растущего в ней ребенка.
 Мора едва замечала других постояльцев, она только притронулась к фрикасе из цыпленка и клецкам, лежавшим перед ней на сине-белых фаянсовых тарелках. Кофе ей показался чересчур горьким на вкус, а подгорелый кусок яблочного пирога был попросту несъедобен.
 Интересно, Джадд и Хоумер уже гонятся за ней? — подумала она. Далеко ли она сможет уехать, прежде чем они ее настигнут? А что они сделают, если и в самом деле догонят? Интересовало Мору и другое — найдет ли она в Сан-Франциско работу швеи. О, если бы эта ужасная тошнота когда-нибудь оставила ее в покое!
 Столовая давила ее всем своим видом, своими запахами, стуком приборов о тарелки, ее раздражало бормотание ужинающих постояльцев. Мора почувствовала, что больше не в силах сидеть здесь. Она торопливо заплатила за ужин и поспешила выйти на воздух. Тонкая серая шаль, которой она укутала плечи, слабо защищала от холодного, колючего вечернего ветра, но на мгновение, всего на миг, она обрадовалась холоду. Мора подставила лицо ветру и глубоко вздохнула, будто хотела влить в себя силу надвигающейся  , . ледяной ночи.
 Девушка быстро зашагала вперед, надеясь таким образом избавиться от тревоги. Она почти дошла до конца дощатого тротуара и тогда поняла, что ее бьет дрожь. Недоставало еще простудиться, а это вредно для ребенка. Мора быстро повернула обратно.
 Она шла мимо салуна, когда из его дверей, почти ей под ноги, вывалился какой-то пьяница. Он уткнулся в стену, вцепился в нее руками и рыгнул. Потом повернулся и искоса посмотрел на Мору, которая остановилась от неожиданности. Он пытался разглядеть ее в темноте глазами… налитыми виски. Она уже собралась пройти краем тротуара, но пьяница потянулся к ней и схватил за руку.
 — Эй, леди, могу я пригласить вас на танец? — заорал он пьяным голосом.
 Тот самый ковбой, узнала Мора, который заговорил с ней сегодня днем в салуне. Он, должно быть, беспробудно пил до самого вечера, догадалась она, увидев его красные глаза и почувствовав густой запах перегара. Его глаза отчаянно косили, а разинутый рот скривился в ухмылке. Пьяница с трудом стоял на ногах, но держал ее за руку на удивление крепко.
 — Я не собираюсь танцевать, да и вы, похоже, не в форме для танцев, — заявила Мора. — Пропустите, дайте мне пройти.
 Она попыталась выдернуть руку, но он лишь сильнее стиснул ей пальцы и снова засмеялся.
 — Т-только один маленький танец. Пш-шли-и! — потребовал он.
 Ковбой потянул ее к себе и начал извиваться, будто они танцевали, но, внезапно потеряв равновесие, пошатнулся и увлек ее за собой.
 Они упали вместе, и Мора вздрогнула от боли, ударившись о стену салуна.
 Ковбой, казалось, ничего не чувствовал. Он вдруг захихикал и прижал ее к деревянной стене своим телом.
 — Здорово, а? Правда, милая?
 — Сейчас же отпусти! — Мора боролась с ним, задыхаясь от вони пота и перегара. Эти запахи лезли в ноздри, и ничего нельзя было поделать, она не могла даже отвернуться. Ее охватила паника. Мора отчаянно вырывалась, а ковбой уже лапал ее, больно сдавливая грудь. — Прекрати! Прекрати, мне больно…
 Внезапно какая-то фигура возникла ниоткуда и отшвырнула ковбоя на дорогу. Мора крепко стянула концы шали на груди и замерла, а ковбой попробовал подняться на колени, но не смог и рухнул обратно в пыль.
 У Моры закружилась голова. Она попробовала отделаться от этого неприятного чувства, подавить охвативший ее страх. Девушка обернулась, чтобы поблагодарить того, кто пришел ей на помощь.
 — Я не знаю, как вас и благодарить… Я так вам обязана. — Потрясенная, Мора не договорила. Перед ней стоял Куинн Лесситер.
 — Что, черт возьми, ты делаешь у этой двери в такой час? Снова идешь в салун, чтобы морочить мне голову? Все еще надеешься?
 — Конечно, нет! Это не имеет к тебе никакого отношения! — закричала она, но потом прикусила губу. По правде говоря, она кривила душой. Все, что она делала в эти несколько недель, — имело к нему отношение: ее бегство из Нотсвилла, поиски его в Хелене, поездка сюда, в Виспер-Вэлли. Все! — Оставь меня! — Мора задыхалась. Она с отчаянием оттолкнулась от стены и резко повернулась — слишком резко, — собираясь пойти в гостиницу. В этот столь неподходящий момент голова у нее снова закружилась, и Мора покачнулась. Она попробовала прижаться к стене, чтобы не упасть, но прежде, чем смогла ухватиться за нее, рука Лесситера обвилась вокруг ее талии.
 — Подожди минутку, — быстро сказал он. — С тобой все в порядке? — Потом ехидно заметил: — Лучше не притворяйся.
 Мора, закрыв глаза, ждала, когда пройдет головокружение, чтобы сразу же уйти.
 Но дурнота не проходила. Она снова пошатнулась, на сей раз уткнувшись в Куинна, а он обнял ее другой рукой, удерживая на ногах.
 Ее щеки были мертвенно-бледные. На какой-то миг он все-таки допустил, что, может, она и в самом деле беременна.
 — Оставь меня… — проговорила Мора слабым голосом. Она дышала неровно. — Ты мне не нужен. Мне ничего не нужно… от тебя.
 А потом она потеряла сознание. Прямо у него на руках. Куинн приподнял ее, и его лицо напряглось. Он почувствовал некоторое сострадание.
 — Черт побери, ну зачем ты так, милая? — пробормотал он и понес Мору сквозь темноту в гостиницу.




 Глава 8


  — Ради Бога, что вы сделали с этой бедняжкой? Мейбл Варне выскочила из-за стойки; в ее карих глазах застыл ужас. — Вы, случаем, не застрелили ее, ведь нет? — выдохнула она.
 — С дороги! — Куинн собирался подняться по лестнице. Тут веки Моры затрепетали, и она застонала.
 — Милая, как вы? — Мейбл нагнулась, чтобы поближе рассмотреть лицо девушки, поскольку Куинн остановился и хмуро взглянул на свою ношу. — Не волнуйтесь ни о чем, я никому не позволю вас обидеть, даже ему. — Она бросила гневный взгляд на высокого темноволосого бандита, который впился в нее такими глазами, будто хотел разорвать ее в клочья и сбросить с ближайшего утеса. — Делайте со мной что хотите, — воскликнула женщина, решительно расправляя плечи, — но я позабочусь об этой юной леди! Она — гостья в моей гостинице, лучшей гостинице Монтаны, и мы с мужем трудились не покладая рук не для того, чтобы позволить каким-то проходимцам, которые не в ладах с законом, разным вооруженным типам являться сюда и доставлять неприятности нашим ни в чем не повинным гостям, которые платят… Но я имею в виду не вас, мистер Лесситер, — торопливо добавила она, побледнев почти так же, как и молоденькая женщина, уткнувшаяся ему в грудь.
 — Пожалуйста, миссис Варне, — отчаянно прошептала девушка; ее золотисто-карие глаза с мольбой замерли на лице Мейбл. — Я думаю… Меня сейчас вырвет.
 Мужчина с тревогой опустил глаза.
 — Потерпи немного…
 — Несите ее наверх — номер 204. Да поскорей! — Мейбл уже неслась по коридору, виляя широкими бедрами. — Я принесу ковш!
 Через несколько секунд Куинн обнаружил, что он в гостиничном коридоре и даже не стоит, а ходит взад-вперед. У закрытой двери он чувствовал себя не в своей тарелке.
 Может ли такое быть, что проклятая девчонка и вправду беременна?
 «Но только не от меня, — сказал он себе. — Это не может быть мой ребенок».
 «Почему не может? — Вопрос засел в голове Куинна. — Ты спал с ней. Даже если только одну ночь…»
 — Да пошло все к черту! — пробормотал он и понесся вниз по лестнице, перепрыгивая сразу через две ступеньки. Ему надо уйти отсюда. Мора, или как там ее зовут, не его забота. А ему надо срочно выпить.
 Но едва он толкнул дверь гостиницы и собрался направиться в салун, как, сам такого не ожидая, развернулся и пошел обратно. Никогда в жизни он не убегал от неприятностей и сейчас не собирался. Это не в его характере.
 Куинн Лесситер останется, он докопается до сути, — л он выяснит все раз и навсегда.
 Он громко постучал в дверь 204-го номера и нахмурился, когда миссис Варне ему ответила:
 — Войдите.
 Женщина подсовывала подушки под голову Моры, хлопотала над ней, а та лежала бледная, притихшая на кровати с желтым покрывалом. Неяркий свет лампы падал на восковое лицо этой рыжеволосой, отчего она казалась еще более хрупкой, чем прежде.
 Миссис Варне быстро оглянулась на Куинна.
 — Это вы, — пробормотала она. — Юная леди сказала, что вы в нее не стреляли и вообще ничего такого не делали. Она просто потеряла сознание, поэтому я не должна была с вами так грубо обойтись, мистер Лесситер. Вы сделали доброе дело, когда принесли ее сюда. Все хорошо, дурнота прошла, — трещала она, гладя девушку по руке. — В любом случае это прямо счастье. Когда я была в тягости, то выворачивало меня каждый Божий день, несколько месяцев кряду, но ни разу… — Она умолкла, заметив, как Мора покраснела. — Прости меня, милая, — сказала она деликатно. — Я, конечно, не хотела тебя смущать, но ведь ясно как день, что ты ждешь ребенка. Только почему путешествуешь в этих местах одна-одинешенька, никак в толк не возьму. Это не значит, что я никогда ничего подобного не видела. В этой гостинице мы с мужем много чего повидали, но, убей, в жизни мне не понять, что это за мужчина, который оставляет женщину одну в таком положении…
 — Миссис Варне, пожалуйста!
 — Что не так, дорогая? — Мейбл Варне посмотрела в лицо девушке. — Ты думаешь, тебя все-таки вырвет? — Она схватила ковш, который поставила у кровати, и быстро поднесла к груди Моры.
 — Нет… не надо. — Мора села, спустила ноги на пол и поставила крвш на столик. Она не была уверена, что у нее хватит сил встать, но заставила себя посмотреть сначала на миссии Варне, потом на Куинна Лесситера, который стоял у камина. — Я ценю вашу доброту. — Она теперь смотрела на миссис Барнс не отрываясь. — Но я хотела бы остаться одна и отдохнуть.
 — Конечно, конечно, милая, я понимаю. Женщине в таком состоянии нужен отдых. — Миссис Барнс энергично закивала. — Полежишь, успокоишься, а я пойду вниз и приготовлю тебе большую чашку горячего чая.
 — Пожалуйста, не беспокойтесь.
 — Ну какое это беспокойство? Дело в том, что я…
 — Вы слышали, что сказала леди? — Куинн оттолкнулся от каминной полки и шагнул вперед. Он схватил миссис Барнс за руку и потащил ее к двери. — Она хочет, чтобы ее оставили одну.
 — Но… но… разве вы не уходите? — бормотала Мейбл Барнс, пока Куинн выставлял ее за дверь. — Мне не следует уходить и оставлять вас наедине с леди!
 — Боитесь, что я ее застрелю? — сухо спросил он. — Я не застрелил ни одной леди в столь деликатном положении…
 — Я ничего такого не имела в виду, мистер Лесситер! Клянусь! Я просто забочусь о ее репутации!
 — Кажется, немного поздно взволноваться на этот счет.
 Прежде чем хозяйка гостиницы еще что-то смогла сказать или сделать, кроме как уставиться на него в изумлении с широко разинутым ртом, Куинн закрыл дверь у нее перед носом.
 — Наконец-то! — прорычал он, направляясь к Море, которая сидела на краю кровати.
 Мора почти не сомневалась, что миссис Барнс примется стучать в дверь, но было тихо, и она поняла, что женщина почла за благо не связываться с этим страшным типом.
 Она откашлялась. Ей самой придется избавиться от Куинна Лесситера.
 — Наш разговор окончен, мы все выяснили, — твердо заявила она и привстала с кровати. Если бы только эта ужасная легкость в голове оставила ее в покое! Оказаться лицом к лицу с Лесситером уже само по себе вызывало слабость во всем теле и головокружение. — Ты достаточно ясно дал мне это понять в салуне.
 — Может быть, я ошибся.
 — Почему ты так думаешь? — спросила она, с опаской вглядываясь в лицо Куинна.
 Он молчал и тоже смотрел на нее. Его пристальный взгляд был тяжелым и оценивающим, она ничего не могла прочесть в его серых глазах. Молчание затянулось. Мора чувствовала, как нарастает напряжение. Она пыталась не волноваться под этим пристальным, ястребиным взглядом, однако то и дело приглаживала волосы или поправляла юбку.
 — Я жду, мистер Лесситер, — наконец сказала она.
 — Мне надо кое о чем тебя спросить, Мора.
 — О чем же?
 Он шагнул к ней. Теперь они стояли настолько близко, что Мору охватила паника. Близость Куинна, хотя он даже к ней не прикоснулся, была для нее настоящей угрозой. Она боялась потерять самообладание, способность ясно мыслить, держать свои чувства под контролем. Было бы намного легче, если бы она смогла забыть все, что случилось между ними той ночью.
 Но Мора не могла. Всякий раз, глядя на его лицо, она вспоминала, как этот мрачный рот прикасался к ее шее, вспоминала тепло и нежность его губ; то, как большие огрубелые пальцы нежно играли ее сосками, заставляя их напрягаться и вздыматься, словно пики; то, как густые темные волосы Лесситера скользили между ее пальцами, как это великолепное мускулистое тело вжималось в ее тело и сливалось с ним.
 — Если ты и вправду носишь моего ребенка, — начал он, но не успел договорить, потому что Мора едва не задохнулась от гнева.
 — Ты думаешь, я лгу? Все еще так думаешь?
 Черные брови Куинна сошлись на переносице. — Я этого не говорю.
 — А что ты сказал?
 — Если правда, что ты беременна, то откуда знаешь, что ребенок от меня?
 Ее щеки стали пунцовыми. Золотые искры вспыхнули в глубине ее глаз, когда она пыталась справиться со словами, давно готовыми сорваться с пересохших губ.
 — Как ты смеешь! — сказала она тихо, почти шепотом, но это был яростный шепот.
 Казалось, Куинна Лесситера ничуть не тронули ее страстные слова.
 — Сколько мужчин у тебя было в прошлом месяце?
 — Сколько…
 Мора не могла произнести больше ни слова. Не раздумывая, она размахнулась, собираясь его ударить.
 Он схватил ее за запястье прежде, чем она прикоснулась к его щеке, и держал крепко.
 — Только скажи мне, сколько?
 — Господи, да кто же знает? Дюжина. Две дюжины! А может, даже сотня! — ответила она с вызовом, смело встречая его взгляд. Она и сама не знала, что способна на такое, она никогда не позволяла себе ничего подобного со своими братьями, но оказалось, это легче легкого с бандитом куда опаснее, чем они. — Девушка разве может за этим уследить, сосчитать… В конце концов, тьма видных, да что там видных — совершенно неотразимых мужчин проезжает через Нотсвилл, поэтому девчонки… о-ох!
 Она задохнулась, когда он подтащил ее к себе и взял одной рукой за подбородок, заставляя встретиться с ним взглядом.
 — Сколько? — Его голос звучал угрожающе, и Мора, торопливо вздохнув, облизнула губы. — Я спрашиваю тебя еще раз!
 — А если я отказываюсь отвечать? Что ты намерен сделать? Застрелить меня? — Но она чувствовала себя не так уверенно, как ей хотелось, и изо всех сил пыталась успокоиться.
 — Поверь мне, милая, тебе не стоит это выяснять, — почти прошептал Куинн.
 Мора сдалась.
 — Никого больше у меня не было, — пробормотала она, отворачиваясь от него и глядя в окно. — Только ты.
 Она смотрела в ночь, слушая, как колотится сердце.
 Куинн смотрел на ее напряженную спину, на плавный изгиб бедер и ягодиц под застиранным стареньким платьем. Интересно, внезапно подумал он, а не была ли она девственницей?..
 Да нет же, не была. Или была? Встревоженный, Куинн боролся с собой, чтобы вспомнить что-то еще, кроме жара страсти и удовольствия.
 — Только я? — требовательным тоном переспросил он. — Это правда?
 — Кто бы стал лгать о чем-то таком? — Мора отвернулась от окна, расправляя складки юбки.
 — Ты бы сильно удивилась, если бы знала, о чем только не врут люди.
 Мора покачала головой:
 — Ты никому не веришь?
 — Нет. Я верю только себе. Ну а вы, леди, — кому верите вы?
 — Никому, — прошептала она снова, понимая, что это и в самом деле правда.
 — Даже себе?
 — Я думала, что верю себе. Но после той ночи… Когда я… когда мы… я никогда ничего не делала так необдуманно и глупо. Никогда!
 — Должно быть, виновато мое обаяние, — сухо бросил он.
 — Нет, не в этом дело, — горько сказала Мора. — Дело во мне. Очертя голову я бросилась… и вот теперь…
 Он нахмурился, когда ее голос затих. Она выглядела такой потерянной, что ему пришлось бороться с собой, чтобф1 не обнять ее за плечи и не убедить в том, что все будет хорошо. Было в ней что-то такое, что задевало его, трогало, но инстинкт самосохранения не дремал, у Куинна Лесситера он всегда начеку, он знал, какие мастера солгать живут на свете. Кстати, эта девчонка могла бы стать первостатейной артисткой. А может, она и впрямь артистка?
 Она играла, даже когда он спал с ней и наслаждался. Он хорошо помнил ее мягкое, влекущее тело, яркие бархатистые завитки волос и блестящие глаза, взгляд которых проникал даже сквозь туман, вызванный обилием виски.
 И вот нате вам, сегодня вечером он узнает от миссис Варне, так, между прочим, что эта девушка в так называемом интересном положении. Черт знает что!
 Черт! Нахмурившись, Куинн прошелся по комнате. Надо подумать, .разобраться во всем, что свалилось ему на голову невесть откуда.
 — Отдохни немного, — скомандовал он наконец, открывая дверь комнаты. — Поспи. Поговорим утром.
 — Нам не о чем больше говорить.
 — Если у тебя будет ребенок, если он мой…
 Мора затаила дыхание.
 — Ты хотел бы поступить как надо? Дать ребенку свое имя?
 Куинн Лесситер проговорил напряженным голосом:
 — Не торопись, осади немного. Поспи, это полезно. Он вышел, хлопнув дверью.
 Тишина окутала Мору.
 Она не знала, надеяться ли ей на благополучный исход или бояться.
 Больше всего ей хотелось сейчас ускользнуть из города, с первым почтовым дилижансом уехать из Виспер-Вэлли, растить ребенка в одиночку, без помощи кого бы то ни было, а уж тем более Куинна Лесситера. Она отчаянно боролась с этим желанием. Она твердила себе, что должна, обязана дать своему ребенку шанс в жизни, обеспечить его в самом начале пути, а этому бандиту придется наделить младенца . своим именем.
 «Когда настанет утро, — подумала девушка, без сил опускаясь на кровать, — тогда и посмотрим».
 Эта ночь, вероятно, покажется Море нескончаемо долгой.




 Глава 9


 В ту ночь сон бежал от Куинна Лесситера.
 Наутро он вышел из гостиницы после того, как выпил три чашки кофе и съел огромную яичницу, и тут же увидел Мору. Она стояла перед магазином, стягивая на груди шаль, и ежилась от мартовского ветра, пристально разглядывая витрину.
 Стиснув губы, Куинн наблюдал за ней.
 Он вспомнил, как она потеряла сознание, снова мысленно представил себе мертвенную бледность ее кожи, и все это по причине, на которую ему указала Мейбл Варне.
 Между прочим, о том же самом сказала ему и сама Мора в салуне, да…
 «Я собираюсь родить вашего ребенка. Я подумала, что вы могли бы поступить как положено».
 Ярость и смирение боролись в нем. Он хотел бы верить, что она лжет. Но что-то у него внутри говорило ему: она не лжет.
 «Да пошло все это к черту!»
 В витрине были выставлены готовые платья, шляпы, шляпки и много чего еще. Несколько бочек, доверху засыпанных картофелем, горшки и кастрюли, банки с мятными леденцами… Когда Куинн подошел к Море, наблюдая за ней из-под широких полей шляпы, он отметил, что все это ей нравится.
 — Пойдем. — Он взял ее за локоть, чтобы увести. Откуда ему знать, что она ничего не видела, не замечала и не чувствовала, кроме абсолютной неуверенности в собственном будущем?
 — Куда… — начала она осторожно, поднимая глаза, чтобы посмотреть на него.
 — В церковь. Ты хочешь, чтобы мы поженились? Пойдем поженимся.
 — Прошу прощения. — Мора выдернула руку. — Ты не можешь вот так подойти ко мне и сказать, что мы с тобой женимся.
 — А почему же нет? — заспорил он. — Разве это не романтично? Не менее, чем лечь в постель с мужчиной, который входит в твою гостиницу только затем, чтобы переждать снежную бурю.
 Она задохнулась, ее лицо пошло красными пятнами. Не в силах произнести ни слова, Мора попятилась от Куинна Лесситера, но он схватил ее за руку.
 — Ты хотела, чтобы я на тебе женился, не так ли? Ты хотела, чтобы я дал ребенку свое имя?
 — Я не хочу обсуждать это на улице, — прошипела она.
 Женщина в сером льняном платье с двумя детьми, которые цеплялись за ее юбку, проходившая мимо, на секунду уставилась на них, потом быстро пошла дальше.
 — Прекрасно, тогда пойдем в переулок.
 Не давая ей возможности возразить, он потянул ее с дощатого тротуара за угол. Переулок был узкий, с заплатками льда, оставшимися от последнего снега. Там не было ни души. Когда Куинн прислонил ее к холодной стене, Мора знала, что не уйдет отсюда, пока он не успокоится и не примет решение.
 Она заложила руки за спину и уперлась ладонями в стену. Ее шаль трепетала на ветру, а своенравные завитки выбились из прически и упали на глаза.
 — Не слишком-то это романтичное место для предложения.
 — Я уже сказала: это не имеет никакого отношения к роману.
 Конечно, нет. Роман — это не для Моры Рид. Она смотрела на Куинна, пытаясь стиснуть губы так, чтобы придать лицу больше уверенности, а ветер хлестал через переулок и заставлял ее дрожать. Как жаль, что она сейчас не сидит перед очагом, в тепле и не пьет горячий чай. Или даже не едет в переполненном почтовом дилижансе вместе с другими людьми, которые утомились от путешествия, но по крайней мере защищены горами от ветра и от убийственного холода в глазах Куинна. Ей было жаль, что она не где-нибудь еще, а здесь, с ним.
 — Тогда в чем дело, мистер Лесситер? — спросила она с большей горячностью, чем хотела.
 — В ответственности, мисс Рид. Вашей и моей.
 — За ребенка? — Она посмотрела на него, потом покачала головой. — Вы меня удивляете. Я думала, мужчины вашего типа напрочь лишены этого свойства.
 Куинн придвинулся к ней поближе. Теперь Мора никуда не могла убежать. Она знала, что он ее сразу поймает.
 — Ты ни черта не знаешь о таких мужчинах, как я! — прохрипел Куинн.
 — Я знаю, что ты убиваешь людей, чтобы прожить самому. Что ты гордишься тем, скольких ты убил!
 — А женщин? Откуда ты знаешь, что я не убиваю женщин? — требовательно спросил он, потом вдруг по его лицу пробежала тень, глаза блеснули. Она не могла понять, в чем причина, но Куинн Лесситер побледнел. Его лицо стало пепельно-серым. Всматриваясь в его лицо и пытаясь понять причину столь ужасной перемены, Мора могла сделать только один вывод, который наполнил ее сердце страхом.
 — Ты… убил женщину, не так ли?
 — Только одну, — прохрипел он так резко, что она отскочила, вжалась в стену, словно пыталась от него спастись. — Но не провоцируйте меня, леди, — или, клянусь, их станет две.
 У Моры подкосились ноги, но прежде, чем она упала, Лесситер обхватил ее рукой за талию и удержал. Она хотела оттолкнуть его, но ее ноги совсем ослабели, и Мора с удивлением обнаружила, что прижата к нему, а он ее обнимает.
 Секунду они смотрели друг на друга. Ветер то и дело врывался в переулок и обдавал их своим ледяным дыханием; они слышали собачий лай, стук двери какого-то магазина на главной улице, приглушенный грохот колес.
 «Какая же она маленькая», — подумал Куинн, и его рука крепче стиснула талию девушки. Он с легкостью мог бы сломать ее, переломить в два счета. Оба это знали.
 И оба знали, что он, сам не сознавая почему, мучил ее с той минуты, когда она разыскала его в салуне.
 Но она ему сопротивлялась, а это позволяли себе немногие, да что там немногие — мало кто, знал он, отважился бы на это. Но девочка с кудрями цвета пламени и ласковыми глазами, оказывается, обладала самым бешеным, самым неистовым характером, который он когда-либо встречал у женщин, и что сделана она из куда более крепкого материала, чем могло показаться.
 — Послушай, я затащил тебя сюда не затем, чтобы драться с тобой, — бросил он. — Я хотел тебе кое-что объяснить.
 — Прекрасно, — проговорила Мора и тяжело сглотнула. — Объясняй.
 — Считай, что я верю тебе насчет ребенка, которого ты носишь. Если ты говоришь, что он мой…
 — Да.
 Она сказала это так просто, как говорят только правду, и Куинн почувствовал, что его сердце окаменело.
 — Тогда я о нем позабочусь, — сказал он мрачно. — Я всегда забочусь обо всем, что мое.
 Ошеломленная Мора открыла рот и с трудом проговорила:
 — Продолжай.
 — Я женюсь на тебе, как ты и хотела. Так будет лучше для ребенка. Я дам ему свое имя и поселю тебя в безопасном месте, где ты сможешь его растить.
 — Поселишь меня? — Мору охватили два чувства — облегчение и надежда. Надежда затеплилась в ней, когда она взглянула на его лицо и поняла по его выражению, что Ку-инну Лесситеру было невероятно трудно произнести эти слова. Он бы скорее согласился, чтобы его пронзили стрелами, чем повторить нечто подобное. — Что ты под этим подразумеваешь? — спросила Мора спокойно. — Где ты можешь меня поселить?
 — У меня есть клочок земли в Вайоминге, ранчо. Это плата за работу, которую я сделал. Ты можешь там поселиться.
 Он говорил так холодно. Так бесстрастно. Но в голове Моры уже теснились мысли.
 — А ты? — спросила она сдавленным голосом.
 — Я не собираюсь там околачиваться, — сказал он ей, сощурившись. — И ты меня не зацепишь. Не рассчитывай.
 — Ты по-прежнему будешь убивать людей?
 — Точно. Я так делал, делаю и буду делать. До самой смерти. У меня полно врагов, милая. Поверь, ты сама не захочешь, чтобы я был поблизости от тебя и ребенка. Так что если ты думаешь, что у тебя будет самый обычный муж, то ошибаешься. — Его тон был резким. — Это не входит в нашу сделку. Я отвезу тебя на ранчо, найму несколько работников и уеду.
 «Уеду». Мора видела решимость на лице Куинна.
 — Прекрасно, — ответила она так холодно, как только могла, но сама расслышала дрожь в собственном голосе.
 — Ты согласна? Ты не собираешься прозудеть мне все уши за то, что я не намерен болтаться поблизости?
 Мора гордо вздернула подбородок.
 — Не говорите глупостей, мистер Лесситер. Нам с ребенком будет гораздо лучше без вас.
 — Это уж точно, леди.
 Он убрал руку с ее талии. До него как будто только сейчас дсшгло, как близко он стоит от нее и как крепко сжимает ее талию. Он отстранился и откашлялся.
 — Значит, между нами все ясно? — Он по-прежнему говорил с опаской и подозрением, будто не верил, что она не приготовила ему какую-нибудь западню. — Ты понимаешь, что это будет не настоящий брак и я постоянно буду отсутствовать?
 — Я прекрасно все понимаю. Это будет… своего рода… — она подыскивала слово, — сделка.
 — Верно! Не больше и не меньше, — предупредил Куинн. — Сделка, — повторил он за ней следом.
 Странно, но Мора почувствовала, как на глаза у нее наворачиваются слезы. Да что с ней такое? Ведь именно этого она и хотела, когда разыскивала Куинна Лесситера. Теперь он согласен дать ребенку свое имя, он готов ей помочь обосноваться на новом месте. Больше того, у нее теперь есть где жить, ее собственное место на земле, и никто не станет ей указывать, что делать. И у нее родится ребенок. Ей будет кого любить.
 Так много всего у нее никогда в жизни не было. Поэтому ей вполне должно хватить.
 «И хватит, — твердо заявила она самой себе, подумав о крошечной прекрасной жизни, которая росла у нее внутри. — Мне нет надобности, чтобы Куинн Лесситер болтался поблизости. Нам с ребенком будет хорошо вдвоем».
 В глазах Куинна больше не было никакой угрозы, никакой ярости. Он наблюдал за Морой спокойно, возможно, даже с сочувствием.
 Ну уж нет, ей не нужно его сочувствие!
 Может, ей только почудилось — да-да, разумеется, почудилось, — но вдруг она увидела в Куинне того сильного, ласкового мужчину, который защитил ее от зимнего холода, чьи губы впивались в ее губы с таким жаром и такой силой… Дрожь охватила тело Моры.
 Но она быстро осадила себя, с трудом переведя дыхание. Те поцелуи, та незабываемая ночь среди холодной зимы ушли в прошлое, причем навсегда. Теперь она стоит в переулке с бессердечным наемным убийцей, они с ним заключают сделку, ясную и понятную обоим. «Соглашайся или отказывайся, Мора, — сказала она себе с отчаянием. — Делай так, как лучше для твоего ребенка».
 — Да, — услышала она свой слабый голос. — Я выйду за тебя замуж.
 Куинн Лесситер кивнул. Он даже не улыбнулся, только взял ее за руку и вывел на главную улицу.
 — Прекрасно! Надень свое самое нарядное платье, и мы покончим с этим.
 Она заколебалась и остановилась.
 — Боюсь, лучше этого у меня не сыщется.
 Он посмотрел на нее сверху вниз. Его лицо выражало неподдельное изумление, когда он рассматривал старенькое льняное платьице, в котором Мора была и вчера. Ткань застирана, манжеты вытерлись. Казалось, она надевала его много лет, когда мыла полы и посуду.
 — Черт, я думал, что у каждой женщины есть хотя бы одно выходное платье, воскресное, — пробормотал он, не подумав.
 Внезапно он увидел, как в глазах Моры что-то сверкнуло. Слезы! Сердце Куинна Лесситера неожиданно сжалось. Она отвернулась, но слишком поздно. Он увидел на ее щеках прозрачные капельки и испугался.
 Вот черт!
 — Но это не такое уж плохое, — быстро поправился Куинн. — Я имею в виду, что оно гораздо лучше, чем те длинные панталоны, в которых ты была в ту ночь, когда мы встретились. Я о том, что это платье… Не надо, черт, не надо, — быстро сказал он, когда слезы ручьем потекли по ее щекам. — Не плачь!
 — Я н-не п-плачу!
 — Да плачешь, черт побери! — Он смотрел на нее. Разве женщина не должна рыдать из-за того, что выходит замуж в рванье? — Хочешь новое платье? — Его голос походил на рычание. — На свадьбу?
 — Конечно, нет. Это было бы г-глупо.
 — Почему глупо?
 — Ведь это не праздник, а сделка.
 — Верно, черт возьми. — Он оттащил ее к дощатому тротуару, так как мимо них прокатил фургон и понесся вниз по улице. Ветер хлестал и трепал льняную юбку Моры, когда они шли к гостинице. Они не сделали и десяти шагов, как он услышал, что она громко всхлипывает.
 Куинн резко остановился и схватил ее за плечи, а потом повернул лицом к магазину.
 — Иди и купи себе какое-нибудь симпатичное платье.
 — Купить? — Мора покачала головой. — Нет, я не могу.
 — Почему?
 Никогда в жизни девушка еще не покупала себе платья. Она шила одежду сама.
 — Я не могу себе этого позволить, — запнулась Мора.
 — А я могу. — Он выдернул мешочек с деньгами из кармана и, вынув несколько монет, сунул их в руку Моры, хотя она мотала головой.
 — Я не принимаю милостыни.
 — Это не милостыня, Мора. Мы собираемся пожениться. Я буду твоим мужем.
 Глаза Моры метнулись к его глазам. Все мысли о платье вмиг улетучились у нее из головы. Он что, рассчитывает на все привилегии мужа?
 — И шляпку купи, — продолжал Куинн спокойно, обыденным тоном. — Ну, знаешь, все такое, что тебе понадобится для поездки. Мы уедем из Виспер-Вэлли завтра.
 — Так быстро?
 — Меня ждет работа, надо кое-кого выследить. Чем скорее я устрою тебя на ранчо, тем лучше. Теперь скажи: ты хочешь купить себе платье и устроить свадьбу или ты будешь чесать тут языком целый день?
 Она едва перевела дыхание и сунула деньги в карман.
 — Я буду ждать тебя в церкви.
 — Нет. Я зайду за тобой в гостиницу после того,  ал как ты переоденешься. Мы пойдем в церковь вместе.
 Никакой нежности в голосе. Это была команда, приказ, не более.
 Внезапно она поняла, что больше не может сдерживаться.
 — Сегодня у нас день свадьбы, — сказала она, а в ее глазах все еще блестели слезы, — и мы сделаем все по-твоему. Но только сегодня. Потом… — она собрала всю свою храбрость, — не жди, что я стану делать все так, как ты захочешь. Я выхожу за тебя только ради ребенка и не собираюсь становиться тряпкой, о которую ты будешь вытирать ноги. Я и так это делала всю жизнь, поэтому заявляю тебе прямо сейчас: это не входит в нашу сделку.
 — Я не помню, чтобы мы говорили об этом.
 — Хорошо, это на всякий случай, если бы вдруг ты вздумал…
 — Милая, да моей ноги не будет поблизости от ранчо, поэтому я не смогу даже попытаться сделать из тебя что-то вроде тряпки. Понятно?
 Она принудила себя выдержать его холодный взгляд без дрожи в теле.
 — О да, мистер Лесситер. — Ее голос все-таки слегка дрожал. — Я понимаю.
 Мора повернулась и пошла к магазину.
 Куинн наблюдал за тем, как она идет. Ему нравилось движение ее бедер под простым, изношенным платьем, нравились ее узенькие плечи и то, как сияет солнце на ее густых кудрях, блеск которых почти ослепил его.
 Не чувствуй он отвращения к самому себе из-за того, что вляпался во все это, то мог бы представить, как вытаскивает шпильки из этих непокорных локонов, как они падают вниз, на ее плечи, вольно и свободно. Он мог бы даже сцепиться с ней, непредсказуемой и своенравной. И разумеется, не прочь был оказаться с ней в постели, чтобы освежить воспоминания о той роковой, проклятой ночи и насладиться каждой клеточкой нагого тела.
 Но прямо сейчас он не ожидал ничего.
 Он не собирался терять свою свободу — единственное достоинство его жизни вот уже много лет кряду. Единственное, что он ценил даже больше оружия, коня и собственной жизни.
 Женщина, которая сейчас идет через дорогу, чтобы купить себе свадебное платье, пусть лучше и не надеется, что он променяет свою свободу на дом, семейный очаг и ребенка.
 Да он готов есть коровьи лепешки на свободе, чем страдать от судьбы, приготовившей для него такое ужасное испытание.




 Глава 10


  — Это самое великолепное платье, которое я когда-нибудь видела! — воскликнула Мора. Она прикоснулась к голубому атласному платью с рукавами фонариком, желтым поясом и перламутровыми пуговицами, словно боясь, что оно исчезнет, растает как дым. — И это тоже.
 Мора перевела взгляд на шелковый наряд кремового цвета с большим вырезом, расшитым бисером.
 Оба платья были потрясающими, прекраснее Море не доводилось видеть. Она и не мечтала надеть такое. Даже в день свадьбы.
 — Впрочем, не думаю, что они мне будут впору, — добавила она.
 Мора нехотя отошла от прилавка, на который лысеющий маленький приказчик выложил для нее платья. Что-то проворчав себе под нос, он принялся убирать их, но тихий, спокойный женский голос его остановил.
 — Не торопись, Джимми. Я думаю, эти платья как раз по ней. Почему бы вам не примерить? — обратился к ней голос, и потрясенная Мора удивленно посмотрела в большие бирюзовые глаза самой красивой женщины на свете. Такой красавицы она тоже никогда в жизни не видела. — Простите меня за то, что вмешиваюсь. — Незнакомка улыбнулась так тепло, ласково и с таким сочувствием, что Мора не могла не улыбнуться ей в ответ. — С вашим цветом волос и вашей фигурой вы в них будете великолепны. Вам непременно следует купить то и другое. Сама она была в синей ковбойке и синей юбке для верховой езды.
 Внезапно ребенок, которого молодая женщина держала на руках, завизжал, и она подняла повыше крошечную девочку.
 — О, Тори, у тебя будут самые красивые платьица, когда ты подрастешь. А этими двумя ты, разумеется, поделишься с этой красивой леди, не так ли? — Красавица повернулась к Море и улыбнулась. — Меня зовут Эмма Гарретсон, — сказала она. — Не обращайте на меня внимания, у меня такая манера — взять да и выложить все, что думаю. Такая уж у меня привычка. Муж говорит, что это мой главный недостаток. Но если его послушать, то у меня их столько наберется, что… — Она не договорила и залилась звонким смехом. — Простите. Это не мое дело. Но вы… так смотрели на эти платья, что мне показалось, будто вам предстоит какое-то особое событие.
 Мора не могла не отозваться на теплую улыбку Эммы.
 — У меня свадьба, — выпалила она и покраснела. «Как странно произносить такие слова», — подумала она. Лицо Эммы Гарретсон засияло.
 — Это замечательно! Когда вы выходите замуж?
 — Сегодня. — Мора еще сильнее порозовела.
 — Сегодня?
 — Да, и очень скоро. Мы здесь проездом и решили… что… я должна выбрать здесь кое-что и встретиться с мистером Куинном… то есть с моим женихом… — она споткнулась на новом для себя слове, совершенно непривычном, и не сомневалась, что ее щеки стали красными, как свекла, — в гостинице, как только я буду готова. Я собираюсь замуж, — говорила она, хотя знала, что болтает лишнее, но не могла остановиться, а Эмма Гарретсон смотрела на нее круглыми восхищенными глазами. — Но это платье такое старое и серое, и мой… э-э… жених настоял, чтобы я купила себе новое. — Она договорила и глубоко вздохнула. — Меня зовут Мора Рид, — добавила она, пораженная тем, что так долго и доверительно разговаривает с кем-то, кого видит впервые в жизни.
 Приказчик тоже слушал внимательно и, казалось, был поражен не меньше Эммы Гарретсон.
 — Хорошо, прекрасно! Очень мудро с его стороны. Со стороны вашего жениха, я имею в виду. И разумеется, вы должны выбрать такое платье, которое его просто ослепит. — Темноволосая леди указала на одно из платьев. — Голубое! Оно сразит его наповал. Ручаюсь, вы не ошибетесь.
 Мора повернулась, внимательно и грустно еще раз посмотрела на голубое платье, которое мерцало серебром в свете дня.
 — Думаете, это?
 — Поверьте мне. Оно вам подойдет как нельзя лучше. Почему бы вам не пойти в заднюю комнату и не примерить его? Если понадобится что-то переделать, я это мигом.
 Мора поддалась горячности Эммы Гарретсон. Она разрешила проводить себя в маленькую опрятную комнатку за длинным прилавком и надела волшебное голубое платье.
 — Замечательно! — Эмма погладила свою дочку по щеке. — Смотри, красивая леди, правда, Виктория? Скажи ей, что она должна выйти замуж именно в этом платье!
 Ребенок что-то заворковал, а Мора засмеялась. Поворачиваясь, чтобы лучше рассмотреть себя в высоком зеркале, висевшем на двери комнатки, она едва не задохнулась от восхищения.
 Нежный голубой цвет прекрасно сочетался с ее темно-рыжими волосами. Рукава-буф делали ее похожей на принцессу из сказки, а платье, изящно обтягивающее талию, мягко ниспадало до самого пола.
 — Надо немного забрать в талии, вы такая стройная, — сказала Эмма. — Снимайте платье и подержите Тори, а я сейчас же сделаю все, что надо.
 Мора быстро переоделась в свое старое платье и едва успела опомниться, как уже сидела на полу и играла с крошкой Викторией, в то время как Эмма ловко орудовала иголкой.
 — Не будь я сегодня в таком волнении, то могла бы и сама это сделать, — проговорила Мора извиняющимся тоном. — Я довольно хорошо шью. Я собиралась поехать в Сан-Франциско и найти там работу швеи, но… — Она не договорила и прикусила губу.
 — …Но вы встретили мистера Куинна и решили выйти за него замуж? — с легкостью закончила за нее Эмма, оторвавшись на секунду от своего занятия.
 — Что-то вроде того. На самом деле его фамилия не Куинн. Он — мистер Лесситер. Куинн Лесситер.
 — Этот наемный убийца! — воскликнула Эмма и вскрикнула, уколовшись иглой. — Черт! Такер мне говорил, что Куинн Лесситер сейчас в городе. Такер — это мой муж, — объяснила она, сделав еще один стежок. — Кажется, он упоминал, что день или два назад они играли вместе в карты. Такер проиграл тогда двадцать долларов, так что Лесситер, должно быть, хорошо играет в покер. Но… Как странно! Кто бы мог подумать, что такой тип, как Лесситер, вздумает остепениться… О, простите меня! — добавила она, смущенно засмеявшись. — Что я болтаю! Надеюсь, вы будете очень счастливы.
 — Вы оченьдобры, — тихо сказала Мора. Малышка уткнулась ей в плечо, маленькое пухлое тельце расслабилось. Тори засыпала; ее крошечный ротик сморщился, глазки закрылись и почти исчезли в пухлых щеках. — Вы даже не спросили меня, почему я выхожу замуж в незнакомом городе, да еще в платье, которое выбираю в магазине за минуту до свадьбы.
 — Это не мое дело, если вы сами не захотите все рассказать.
 Мора цокачала головой.
 — Это длинная история, — пробормотала она, и с последними ^словами на нее накатила дурнота. — Может, вам лучше взять у меня ребенка? — сказала она, испытывая легкое головокружение и опасаясь, что может уронить драгоценное маленькое существо. — Мне что-то не по себе.
 — Я вижу. — Эмма отложила платье и поспешила взять Тори на руки. Она пристально смотрела на рыжеволосую девушку, которая сидела на полу, прижав руку ко лбу. — Вы просто позеленели, — пробормотала Эмма. Она погладила ребенка по спине. — Я тоже чувствовала себя совершенно больной, когда ходила дочерью.
 Мора ничего не ответила.
 — Платье готово, — продолжала Эмма, нарушая неловкую тишину своим оживленным голосом. Мора посмотрела на нее с благодарностью. — Почему бы мне не пойти с вами в гостиницу и не помочь вам одеться? На платье сзади полно маленьких пуговок — их надо застегнуть, а вам незачем томить мистера Лесситера ожиданием.
 — Томить ожиданием? — Мора вскочила с пола так быстро, что у нее закружилась голова, и, чтобы не упасть, ей даже пришлось ухватиться за край стола. — Сколько времени я уже здесь? — задыхаясь, спросила она. — Я сказала Куинну, что куплю платье и сразу вернусь.
 — Да не волнуйтесь вы так, пускай подождет, — посоветовала Эмма. — Ничего, потерпит. Я уверена, мужчину стоит с самого начала приучить к одной важной вещи: нельзя торопить женщину, когда она одевается, печет пирог или занимается любовью. Не могу сказать, что мне пришлось долго вдалбливать это в голову Такеру. Он всегда знал, как… Господи, ну если меня послушать… — Теперь пришла ее очередь смущенно засмеяться.
 — Вы не знаете Куинна. Он очень нетерпелив, он не из тех, кого можно чему-то научить, если он сам не захочет, или выдрессировать… — Мора осеклась, проклиная свой длинный язык. — Мне пора, — закончила она, и внезапно ей захотелось, чтобы Эмма пошла с ней. Сейчас помощь подруги, женщины была бы ей весьма кстати. Она ведь собиралась совершить важный шаг в своей жизни и оказаться лицом к лицу с мужчиной, непредсказуемым, как горный лев. Не худо бы иметь на своей стороне кого-то, кто дружески к ней расположен. — Я буду вам очень благодарна за помощь, Эмма, если вы, конечно, сможете выкроить для меня время.
 Эмма Гарретсон ее уверила, что непременно поможет, и Мора торопливо вернулась в торговый зал, чтобы заплатить за платье. Она с нетерпением наблюдала, как приказчик укладывает его в картонку. Но тут дверь открылась, и высокий золотоволосый красавец мужчина в куртке из оленьей кожи и широкополой стетсоновской шляпе вошел в магазин.
 — Ты ведь собиралась купить муку и шпильки. — Он шагнул прямо к Эмме, взял у нее просыпающегося ребенка и нежно поцеловал девочку в крошечную щечку. Потом повернулся и наклонился к Эмме, одарив ее совсем иным поцелуем, глубоким и долгим. — Я соскучился по тебе, Мэллой, — страстно произнес он.
 Если Эмма и раньше была хороша собой, то сейчас она просто расцвела и запылала как маков цвет.
 — Попридержи коней, Гарретсон, — посоветовала она мужу, но прерывистое дыхание выдало ее истинные чувства. — Я хотела познакомить тебя кое с кем. Это Мора Рид.
 — Рад познакомиться с вами, мисс Рид.
 Мора улыбнулась, глядя в синие глаза, взгляд которых был острым как бритва. Она не могла не заметить, что Эмма и Такер Гарретсон не сводят глаз друг с друга.
 Приступ острой зависти пронзил Мору, когда она увидела это явное, неприкрытое счастье двоих — мужчины и женщины.
 — Итак… — закончила Эмма объяснять, что здесь происходит и чем занимаются они с Морой, — я хочу помочь девушке со свадебным платьем. Ты не против побыть с Тори?
 — Никаких проблем. Мой отец и твой отец прямо сейчас ставят на нее в салуне. — Эмма удивленно подняла брови с явными желанием услышать разъяснение. — Они ставят десять долларов на то, кому наша крошка улыбнется шире, как только я войду с ней в салун и она увидит своих дедушек вместе.
 Эмма схватила у мужа ребенка и крепко поцеловала в макушку.
 — Не-ет, ты не понесешь малышку в салун, — начала она с притворным негодованием, но внезапно двери снова распахнулись и на сей раз в магазин пожаловал Куинн Лесситер.
 Все притихли.
 Великан замер в дверном проеме, его суровый взгляд впился в лицо Моры. Он не обращал внимания ни на кого другого, его глаза не отрывались от нее, словно в Виспер-Вэлли больше никого не существовало. Затем он медленно подошел к ней и взял коробку с платьем.
 — Ты забыла, что нас ждет священник?
 — Нет, не забыла, — тихо ответила Мора.
 — Ты передумала? Это ведь была твоя идея.
 — Да нет, конечно! — Негодование охватило Мору. — Мы ведь договорились, что я подготовлюсь к этому событию как следует.
 Она почувствовала на себе взгляд Эммы Гарретсон и заставила себя посмотреть на нее. Переводя взгляд с Моры на Куинна, женщина, казалось, была несколько озадачена. Совершенно ясно, что ей не терпится узнать, в чем дело.
 — Тогда нам лучше всего уйти отсюда. — Куинн взял Мору за руку. — День не бесконечен, — добавил он мрачно.
 — Мне надо переодеться… — сказала девушка.
 — Забудь об этом. Ты и так выглядишь прекрасно. — Стиснув картонку под мышкой, Куинн Лесситер потащил Мору к двери и замедлил шаг лишь на секунду, чтобы кивнуть Такеру Гарретсону.
 — О нет, мистер Лесситер, вы не можете так поступить! — Эмма заступила ему дорогу прежде, чем Такер успел ее остановить.
 — Мэллой! — предупреждающе прорычал муж, но она не обратила на него внимания.
 — Мора купила самое прекрасное платье на свете, она должна быть в нем во время церемонии. Я уверена в этом и на этом настаиваю. — Эмма вздернула подбородок и посмотрела на Лесситера без всякого смущения.
 Куинн взглянул на нее, потом на пускающую пузыри малышку у нее на руках. Он не был уверен, что все хорошо расслышал.
 — Вы настаиваете? — повторил он, несколько ошеломленный таким поворотом дела.
 — Да. — Эмма заметила, что всепобеждающая обворожительная улыбка, которой она одарила Куинна, нисколько не смягчила его гранитное лицо, но не придала этому значения. Она отмахнулась и от предупреждающего взгляда своего мужа и продолжала говорить с прежней легкостью, покачивая ребенка: — Женщина должна выходить замуж в красивом платье. Я полагаю, таков закон Монтаны, не так ли, Такер? — Она по-прежнему оставалась невозмутимой, когда ее муж выразительно закатил глаза. — Кроме того, я обещала Море помочь надеть свадебный наряд и сдержу слово. Это недолго, правда. И потом, вам ведь понадобятся свидетели, верно? Мы с Такером будем счастливы помочь. Ты согласен со мной, любимый?
 — Эмма, я думаю, эти люди не захотят приглашать совершенно незнакомую пару на… — Он умолк, заметив упрямый блеск в глазах Эммы, и быстро посмотрел на рыжеволосую женщину, которую поддерживала за локоть его жена. Она казалась напряженной и бледной — видимо, она не слишком-то горела желанием уйти отсюда вдвоем с Лес-ситером.
 Здесь что-то происходит, жена почувствовала это интуитивно, и догадка расстроила Такера. Однако он доверял Эмме в таких случаях. Возможно, этой девушке и в самом деле нужна помощь. Может быть, ее принуждают к браку? В общем-то oна не производит впечатления счастливой невесты.
 Впрочем, как и сам Лесситер. Господи, да кому бы пришло в голову, что Куинн Лесситер вообще когда-нибудь надумает жениться? Мужчины вроде него не решаются на такое никогда в жизни.
 — Мы будем рады помочь, — уверенно заявил Такер и подтвердил готовность исполнить сказанное улыбкой, адресованной Море. Потом он повернулся к Лесситеру. — Как насчет того, чтобы выпить по стаканчику в салуне, пока леди готовятся? Я угощаю! — предложил он неторопливым, ровным голосом.
 Челюсть Куинна окаменела, он принялся было отказываться, но что-то заставило его взглянуть на девушку, которая собиралась стать его женой.
 Она смотрела на него, упрямо выдвинув подбородок в свойственной ей манере, но в ее глазах читалось опасение, смешанное с чем-то вроде надежды. Небось рада-радешенька случаю надеть новое красивое платье и не верит в свое счастье.
 Черт, да что с ним происходит? Он настолько торопится жениться, что не хочет дать ей возможность испытать все, чего она так ждала?
 — Пожалуй, я бы опрокинул стаканчик. — Ему понадобилось собрать все свои силы, чтобы скрыть охватившее его волнение. Эта брачная сделка оказалось чертовски трудной. Более того, у него возникло подозрение, что дальше все пойдет еще хуже. Но теперь он уже не мог выйти из игры. — Не откажусь и от пары стаканчиков, — мрачно бросил Куинн, потом заставил себя улыбнуться Море. — Давай, ангел, у тебя есть время. Я заберу тебя, когда ты будешь готова. Священник подождет. В конце концов, — добавил он сухо, — меньше всего я хотел бы нарушить любой из священных законов штата Монтана. — Он приподнял шляпу, повернувшись к Эмме, и направился к двери.
 Мора мигом добежала до своего номера в гостинице и села на кровать.
 — Господи, что я делаю? — простонала она, зарывшись лицом в ладони.
 Это неправильно, все неправильно! Как она может выходить замуж за человека, которого не любит и который тоже к ней равнодушен?
 Наблюдая за Эммой и ее мужем, Мора заметила, как искры любви проскакивают между ними, как быстро, с полуслова, понимают они друг друга. На этом фоне их с Лесситером отношения явно проигрывали. Брак по расчету — сущая беда. Но она должна пойти на это хотя бы на время… Ради ребенка…
 — Ты не хочешь все мне рассказать? — спросила Мору Эмма тихо и ласково и осторожно присела рядом с ней на кровать.
 Мора посмотрела в ее прекрасное, серьезное лицо и увидела нечто такое, чего ей не доводилось видеть никогда прежде: заботу, беспокойство за нее, дружелюбие.
 — Может быть, я смогу чем-то помочь, — ободряющее пробормотала Эмма. — Я попытаюсь.
 Теперь Мора уже не могла остановиться. Она ничего не утаила. Исстрадавшаяся, опустошенная, она закончила в отчаянии:
 — Я иду на это ради ребенка. Но я даже не знаю, как долго Куинн продержится. Он пытается поступить благородно, но я его не интересую. Может быть, вся эта затея с браком — ужасная ошибка!
 — Нет, нет, даже не думай! — Эмма обняла Мору за плечи. К ее удивлению, эта хрупкая молодая женщина не проронила ни слезинки, рассказывая о своей горестной судьбе. Она держалась стойко.
 Она сильнее, чем кажется, подумала Эмма. Это хорошо. Она такой и должна быть, если надумала выйти замуж за этого греховно-красивого молодца, с глазами как сталь, за этого наемного убийцу, которого Эмма видела в магазине.
 И все же… При взгляде на Куинна Лесситера Эмма почувствовала нечто большее, чем было видно на поверхности. Она роняла, что его суровость показная. Очень благородно с его стороны согласиться на брак с Морой и позаботиться о ребенке. Он уступил и насчет свадебного платья. Только сильный мужчина способен изменить собственное решение. На свете полно упрямцев, которые боятся пойти на уступки женщине, ибо тем самым, как они полагают, выкажут слабость. Но Лесситер поступил великодушно.
 Возможно, Лесситер похож на Такера: внешне он упрям как мул, а в душе нежен и покорен, словно ягненок.
 — Мне почему-то кажется, что у вас с ним все получится, — медленно проговорила Эмма, с улыбкой отстраняясь от Моры. — Поверишь ли, но мы с Такером несколько лет ненавидели друг друга. Как и наши отцы. Если мы смогли стать семьей — замечательной, счастливой, единой, — значит, в жизни такое возможно.
 — Но у нас другое. — В горле Моры застрял комок. — Куинн ясно дал мне понять, что уедет сразу же, как только устроит меня на ранчо. Этот брак просто ради того, чтобы ребенок получил имя и дом, где жить. Но это даже к лучшему, — торопливо добавила она, не желая, чтобы Эмма поняла, как она несчастна, а именно такой себя сейчас Мора и чувствовала. — Это я придумала. Я… не хотела бы жить с человеком, который чувствовал бы себя как в капкане или в петле, будто его привязали и не дают убежать. Если бы… мы любили друг друга, все было бы по-другому.
 — Да, это верно, — вздохнула Эмма. — Пока все именно так, как ты говоришь. Но со временем… Должна тебе сказать, никогда не знаешь заранее, что может произойти в отношениях между двумя людьми, — продолжала Эмма, — особенно между мужчиной и женщиной.
 На секунду Мора испытала прилив надежды, нелепой, смешной надежды. Потом вспомнила слова Куинна, его мрачный взгляд. «Я устрою тебя на ранчо, найму работников, а потом уеду».
 Мора покачала головой:
 — Нет. Куинн не такой… — Она вздохнула. — Любви между нами не бывать, — спокойно закончила она.
 В комнате повисла тишина.
 — Мора, если ты вдруг передумаешь выходить замуж, можешь остаться у нас с Такером, пока не решишь, что делать дальше. Не выходи за Лесситера, если считаешь, что соглашение между вами невыполнимо или если ты просто не готова к такому шагу.
 Мора с благодарностью смотрела на свою новую знакомую. Эмма казалась очень искренней. Без сомнения, она говорила то, что думала. Мора почувствовала себя так, словно с ее плеч свалился тяжелый груз.
 У нее есть выбор.
 Но она знала, что намерена делать. Минутное замешательство прошло. Она должна заключить эту сделку, потому что так будет лучше для ребенка. Она ничего не станет менять. Если бы только…
 Что? — горько спросила она себя. Если бы только Куинн Лесситер не был наемным убийцей, бродягой без роду и племени?
 Если бы только он захотел попытаться создать настоящий дом для нее и ребенка, нашли бы они способ быть вместе, отыскать тонкую ниточку любви, которая бы их связала?
 Но о чем это она? И так все совершенно ясно. Она сама прекрасно все знает.
 Он не хочет никакой любви. Не хочет ни дома, ни семьи. И никогда не захочет.
 И чем скорее она это поймет и перестанет попусту тратить время на свои идиотские мечты, тем лучше.
 — Все в порядке, — услышала Мора собственный голос, прозвучавший словно издалека — таким он был спокойным, таким уверенным. — Я выйду за него, — тихо сказала она.
 — Мора, ты все обдумала?
 Мора открыла картонку, зашелестев бумагой, и вынула голубое платье. Оно проплыло на кроватью небесным облаком и опустилось на постель.
 — Да, все. Я хочу, чтобы мой ребенок носил его имя.
 Она была полна решимости, которая отразилась в ее глазах, обращенных к другой женщине. Никогда в жизни не забыть ей доброту Эммы Гарретсон. Так же как никогда не забыть и свой долг перед ребенком.
 — Пожалуйста. — Мора коснулась руки Эммы и крепко ее сжала. — Пора! Ты мне поможешь?




 Глава 11


 На весь свадебный обряд ушло меньше времени, чем на то, чтобы Мора нарядилась в свое прелестное новое платье.
 Священник пробормотал несколько слов о святости супружества и силе любви, прозвучали слова молитвы, а потом Мора Джейн Рид взяла в законные мужья Куинна Лесситера, а Куинн Лесситер взял ее в законные жены. В болезни и в здравии, в радости и горести, до тех пор, пока не придет их смертный час, отныне они неразлучны, объявил святой отец.
 Супруги Гарретсон были единственными свидетелями события. Они оставили Тори в салуне «У Джесса» на попечении двух дедушек. Эмма даже отдала Море к новому платью свои миленькие опаловые сережки, поскольку у той из собственных драгоценностей была только роза из слоновой кости, оставшаяся ей от родной матери. Она взяла с собой эмалевую шкатулку, подаренную Ма Дункан, но, кроме розы, внутри не было никаких украшений, только шпильки да пуговицы. Ма Дункан похоронили с теми украшениями, которые на ней были, и когда Мора объяснила это Эмме, та тотчас сняла свои серьги и настояла на том, чтобы Мора приняла их как подарок на свадьбу.
 Потом хватились кольца. Когда подошел черед этой части церемонии, Куинн Лесситер похолодел.
 Он повернулся к Такеру Гарретсону. У него было лицо человека, который оказался один на один с врагом, а у него нет револьвера или шести патронов к нему.
 Но благослови Господь Такера. Тот вынул сигару из кармана, незаметно стащил с нее бумажную бандероль и протянул Куинну не моргнув глазом.
 Рука Моры дрожала, когда Куинн взял ее тонкие пальцы в свои и принялся надевать бумажное колечко. Не важно, что это была обыкновенная бумага, — для нее, для ее колотившегося сердца это было кольцо с изумрудом. Куинн протиснул его поверх сустава и посадил на место.
 Потом священник сказал Куинну, что он может поцеловать невесту.
 Мора подставила ему губы и закрыла глаза. Но поцеловал он ее мимоходом, как первую встречную. Когда она открыла глаза, лицо Куинна было мрачным и угрюмым.
 Последняя из всех глупых надежд Моры рассеялась.
 Ее брак — только видимость, поэтому ей лучше не забывать об этом ни на минуту. Вот Куинн Лесситер хорошо об этом помнит. Она ожидала слишком многого от нынешнего события, несмотря ни на что.
 «Перестань быть идиоткой!» — приказала она себе после свадебного ужина в гостинице. Их единственными гостями были Эмма и Такер.
 Гарретсоны отправили свою дочку домой со стариками и изо всех сил старались, чтобы ужин походил на праздник. Единственная неловкость случилась тогда, когда Такер поинтересовался их планами на будущее.
 — Я отвезу Мору в Хоуп, это в Вайоминге. У меня там небольшое ранчо. А сам поеду работать в Ларами. — Куинн глотнул виски.
 — Работать? Охотиться на людей? — Такер уставился на него. — Ты… будешь продолжать это занятие, даже женившись?
 — Именно так, — сказал Куинн совершенно спокойно.
 Такер быстро взглянул на Мору, потом на ее мужа, откинулся на стуле и нахмурился. Эмма под столом нашла Моры и пожала ее в знак поддержки.
 Перед тем как уйти, Эмма отвела Мору в сторонку и с жаром сказала:
 — Постарайся не волноваться. Я уверена, все образуется.
 Глаза Моры блестели от слез, когда она на прощание обняла Эмму.
 — Напиши мне, когда у тебя родится ребенок! — прошептала Эмма.
 Мора и Куинн стояли вдвоем в холле гостиницы.
 — Мы должны отправиться рано утром. — Куинн вынул карманные часы и хмуро посмотрел на них. — Выедем на рассвете.
 Он взял ее за руку и повел к лестнице. Совершенно потрясенная Мейбл Варне наблюдала за ними с открытым ртом.
 За окном горел закат в своем темно-красном великолепии, окрашивая полнеба. Город уже затих. Мора сидела на краешке кровати лицом к незнакомцу, ставшему теперь ее мужем. У нее перехватило дыхание от одного взгляда на него. Он был ослепительно красив, принаряженный для торжественного случая, широкоплечий, мускулистый. Заходящее солнце освещало его чеканное лицо, яркие лучи проникали в ледяные серебристо-серые глаза Куинна Лесситера.
 Но во всем облике ее новоявленного мужа не было и капли тепла, отметила дрожащая Мора. Только напряженность, холодная отчужденность, которая установилась между ними с тех пор, как они произнесли свои клятвы перед алтарем.
 — Мы уедем в Вайоминг с первыми лучами солнца, — бросил он, подтащив к себе стул, и сел, раскинув длинные ноги в стороны.
 Она кивнула.
 — Город называется Хоуп [1] ?
 — Верно. В последний раз, когда я проезжал через него, чтобы проверить, как там моя земля, Хоуп был славным городишком. Я думаю, тебе он понравится. Там у меня сотня акров земли, я говорил тебе, — мне заплатили ею за работу.
 Человек, который меня нанял, собирался продать эту землю, ему она досталась от дяди, но он отписал ее мне после того, как я уничтожил негодяев, которые выдоили его досуха. Она пригладила юбку.
 — Я понимаю. Ты принял это как плату за свою работу. Ты хочешь там разводить скот?
 Куинн едва не расхохотался.
 — Да нет, мне это и в голову не приходило. Ни за какие коврижки! — фыркнул он.
 Он никогда и жениться не собирался, даже таким образом, как сейчас. Меньше всего в своей жизни Куинн Лесси-тер думал о том, что ему придется заботиться о жене и ребенке.
 Скакать верхом на коне по холмам и долинам, спать под звездами, устремляться на запах воды, зов золота, денег или крови — вот его призвание.
 Он жаждал свободы, высокого неба над головой и чтобы не было никого, с кем надо говорить или кого слушать. Ему было довольно иметь при себе коня, седельную сумку и флягу виски в кармане. Он любил готовить еду ночью на походном костре, выбирать любую шлюху, которая ему понравится в салуне, ложиться с ней в ее удобную постель, а утром отправляться своей дорогой. Он хотел для всех оставаться незнакомцем.
 Он не хотел отвечать за эту хрупкую рыжеволосую красотку, которая сидела сейчас напротив него в голубом свадебном платье и смотрела такими глазами, будто рассчитывала услышать от него самое важное слово в мире.
 Но он за нее отвечает. До поры до времени.
 Куинн поднялся и пошел к окну.
 — Я все устрою на ранчо, — сказал он тихо. — Для тебя. Найму несколько хороших, трудолюбивых парней, они будут там управляться. Потом ты сможешь сама им заняться. Ну как, согласна, ангел?
 Хотя она кивнула, ее пристальный взгляд был холодным и грустным.
 Чего, черт возьми, она от него хочет? Он выполнил все, что она захотела, и должен быть уверен, что они с ребенком нормально устроены и всем обеспечены.
 Так почему же он чувствует себя как зверь в клетке?
 Есть в ней что-то, думал Куинн, от чего у него внутри все переворачивается, и от этого ему становится не по себе. Эта веснушчатая девчонка с большим ртом и с глубоким ласковым взглядом то и дело кидала его в жар. Она разжигала в нем неистовое желание целовать ее снова и снова, но нет, он не станет ее целовать. Никогда не прикоснется к ней губами.
 У них сделка, а деловые партнеры не целуются.
 Но ее слова, сказанные тихим, ровным голосом, потрясли Куинна Лесситера.
 — Мне жаль. На самом деле. — К его изумлению, ее голос звучал искренне. — Я знаю, все это отнимает у тебя время от дел, от планов на жизнь. Я хотела бы, чтобы все было по-другому.
 — Я никогда ничего не задумывал наперед, ангел. Так что не волнуйся насчет этого. Мне как раз по душе остановиться ненадолго, передохнуть. — Он снова подошел к ней. Мора, наклонив голову, уставилась в пол. — Ты ведь не собираешься снова заплакать, правда? — спросил он с внезапным беспокойством.
 — Нет, конечно, нет. Отчего же мне плакать? Все прекрасно, — мягко сказала она, не поднимая на него глаз.
 Куинн сел напротив и запустил пятерню в волосы.
 — А у тебя? — спросил он, пробуя ее отвлечь — он не хотел, чтобы она плакала. — Я имею в виду, что у тебя наверняка были свои планы.
 При этих словах она подняла на него глаза. Золотисто-карие глаза девушки встретились с его глазами. Печальная улыбка коснулась ее губ.
 — Я собиралась покинуть Нотсвилл в любом случае, — медленно проговорила Мора. — Но думала поехать в Сан-Франциско и работать швеей. Я надеялась, что когда-нибудь смогу открыть собственное дело. — Она внезапно умолкла и покачала головой. — Тебе это неинтересно.
 — Интересно.
 Удивительно, но, сам того не желая, Куинн и вправду заинтересовался. Оказывается, она собиралась все это проделать, уехать далеко-далеко…
 — Разве тебя ничто не связывает с Нотсвиллом? А семья? — спросил он.
 — Нет у меня семьи. Настоящей. У меня два названых брата. — По ее лицу пробежала тень. — На всякий случай ты должен знать: они могут гнаться за мной, чтобы вернуть обратно.
 — Ты говоришь так, будто мысль об этом тебе совсем не по нутру.
 — Они бедовые парни, — сказала Мора спокойно, смело встречая его пристальный взгляд. — Прости. Я должна была предупредить раньше. Если они меня догонят, если найдут меня… нас… то могут быть неприятности.
 Куинн Лесситер сощурился.
 — Ты говоришь, они могут попытаться вернуть тебя?
 Мора провела языком по пересохшим губам.
 — Да. Если они найдут меня… Я должна была сказать тебе…
 — Ты их боишься?
 — Все в Нотсвилле боятся Джадда и Хоумера.
 — Не бойся…
 — Ты их не знаешь…
 — Я их знаю. — Для человека, которому только что сообщили об угрожающей ему неприятности в облике двух разозленных, сильных парней, которые могли ее преследовать, он выглядел на удивление спокойно.
 — Ты знаешь Джадда и Хоумера? — испуганно спросила Мора.
 — Я знаю типов вроде них. Я сталкиваюсь с ними почти каждый день то в одном городе, то в другом. Они ничтожество, пустое место. Тебе не надо больше волноваться из-за них. Может, я не в состоянии дать тебе много как жене, но безопасность — определенно.
 Он говорил так спокойно, так уверенно, что Мора затаила дыхание, когда он встал со стула.
 — Тебе не помешает хоть немного поспать.
 Мора смотрела, как он идет к двери.
 — Куинн! — Она рывком поднялась с кровати. — Ты что? Куда ты?
 — У меня комната дальше по коридору.
 — О да. Номер 206.
 Пристальный взгляд Куинна замер на ее хорошеньком личике; он пытался понять, что она сейчас чувствует.
 — Ты хочешь, чтобы я остался здесь? — Он повернулся и двинулся обратно, но, сделав только один шаг, увидел, как напряглось ее стройное тело. — Я думаю, тебе лучше поспать, — сказал он, растягивая слова. — Без меня тут просторней, больше воздуха.
 — Да. Да. Я посплю. Я имею в виду — я хочу заснуть. Спасибо, ты очень внимателен.
 Он подошел к ней неспешно, лениво, с той медлительностью, от которой ее сердце подпрыгнуло к горлу, и, внезапно протянув руку, запустил ей в волосы. Другой рукой он обвил талию Моры.
 — Не думай, что я не знаю своих прав, Мора. Я вряд ли забуду о них.
 — Но… у нас… сделка…
 Резкий смех прервал ее. В какой-то миг ее сердце остановилось, она подумала, что он собирается ее поцеловать. Его голова склонилась к самому ее лицу, горящие глаза смотрели на нее в упор, и от этого взгляда ее кровь вскипела. Она втянула воздух, вдыхая знакомый запах табака и хвои. Она впитывала его близость, ее руки поднялись, словно трепещущие крылья бабочки, и обняли его за шею. Но Куинн внезапно разжал свои руки, вздохнул и отстранился.
 — Именно так, сделка. — Он заставил себя подавить желание, которое сотрясало его. Проклятие! Как ему хотелось отозваться на этот чарующий взгляд широко раскрытых глаз Моры, на призыв ее тела под голубым платьем, повторявшим все его изгибы, на пряный женский запах кожи… Он едва мог устоять перед желанием взъерошить рыжие локоны, забранные наверх…
 «Не попадись снова, — предупредил он себя. — Беги от нее».
 — Тебе надо поспать, это пойдет на пользу тебе и ребенку, — сухо сказал он. — Дилижанс ровно в восемь. Поэтому отдыхай, пока можешь. Завтра предстоит долгий день.
 С этими словами он повернулся и оставил Мору одну в золотом свете ламп ее свадебной ночи.




 Глава 12


 Впервые Мора заметила на горизонте городок, который должен был стать ее новым домом, в необычайно тихий, спокойный мартовский полдень, когда небесное светило тускло мерцало, как оловянное, в безбрежном, бесконечном небе, а легкий ветерок дул с гор, принося с собой запах дождя.
 Куинн ехал верхом на своем гнедом Громе рядом с почтовым дилижансом все шесть дней дороги от Виспер-Вэлли. Он подлетел прямо к ступенькам, помог Море спуститься и повел подальше от волнующихся лошадей, от выгружающих свои вещи пассажиров и сундуков, которые кидали прямо в грязь.
 — Хоуп, Вайоминг! — объявил кучер, когда они галопом влетели в город.
 Хоуп. Она почувствовала себя бодрее от того, что ее новый дом будет в городе с таким названием — «Надежда».
 Но, едва оглядевшись по сторонам, Мора засомневалась. Это место выглядело донельзя унылым. Без всякой надежды на светлое будущее.
 Городок был меньше Виспер-Вэлли и менее населенный. В этом хваленом Хоупе всего одна настоящая улица — пыльная, узкая. По обеим ее сторонам вытянулся ряд магазинов, фасады которых давно и настоятельно требовали свежей краски. Безнадежность вот как она могла бы назвать этот городишко. Все в нем было уныло и серо. Это такой же мрачный тупик, как Нотсвилл.
 Сердце Моры оборвалось, но она попробовала улыбнуться Куинну, пройдя по улице несколько шагов. Она пристально осмотрела все, что увидела, пытаясь отыскать хоть что-то, что можно было бы похвалить.
 Горные пики вдалеке, прозрачный, искрящийся воздух, облака, похожие на вату… Облака плыли по небу, огромные, прозрачные, великолепные. Смотреть на них было одно удовольствие, они парили высоко над крышами мрачных безликих домов, которые словно припали к голой, без единого деревца земле. И куда ни глянь, всюду, насколько мог видеть глаз, тянулись заросшие полынью фиолетовые поля в лиловой дымке, или золотые прерии, или горы со сверкающими снежными вершинами. Этот городок весь был во власти неба, такого огромного и величественно-синего, что оно было способно повергнуть в печаль даже море.
 — Какое красивое место! — пробормотала Мора.
 Куинн молчал.
 Он смотрел вдоль улицы, его лицо скрывалось в тени полей серой стетсоновской шляпы. Народу было немного, как и лошадей и повозок. Прохожие, которые шли по улице, ныряли в магазины или, напротив, выходили оттуда, казались обеспокоенными.
 В некотором волнении Мора посмотрела на Куинна и увидела, как он вернулся к дилижансу и взял ее саквояж, стоявший на краю дощатого тротуара.
 Куинн выглядел внушительно, весь в черном, высокий с каменным лицом. Какая-то женщина в шляпке выскользнула из магазина, увидела его, пронзительно взвизгнула и метнулась обратно. Мора почувствовала, как у нее перехватило горло.
 — Что это с ней? — спросила она и с тревогой посмотрела на дверь магазина.
 Куинн нахмурился, тоже в явном недоумении.
 — Кто-то сильно напугал этот город, — пробормотал он. — Интересно кто?
 В тот же миг раздался громкий крик:
 — Оставайтесь на месте, мистер! Назовите ваше имя и род ваших занятий!
 Мужчина в открытом окне второго этажа держал в руках дробовик и целился прямо в Куинна.
 — Отойди отсюда, Мора, — тихо приказал Куинн. — Укройся вон на той веранде, вниз по улице. Сейчас же!
 — Я тебя не оставлю.
 — Черт побери…
 — Отвечайте мне, мистер, да побыстрее, или вы станете покойником раньше, чем сядет солнце! — вопил мужчина с дробовиком, но его голос явно дрожал.
 Куинн тихо выругался и сощурился от яркого солнца.
 — Вы шериф? — спросил он таким четким, холодным голосом, что от него могло замерзнуть растопленное масло на сковородке.
 Он говорил так хладнокровно, что Мора не могла не смотреть на него. Ее руки дрожали, но Куинн был спокоен, он твердо стоял на ногах, как горы, что обрамляли горизонт. Все же Мора ощутила в нем напряженность, но знала, что это из-за нее.
 — Вопросы здесь задаю я, мистер, — продолжал мужчина. — Кто вы и что вам угодно в Хоупе?
 — Я чужой в этом городе, — спокойно ответил Куинн. — И вижу, что Вайоминг не слишком-то гостеприимен.
 — Куинн, скажи ему, кто ты такой, — настаивала Мора. Сердце ее бешено колотилось.
 Улица замерла, не было ни прохожих, ни экипажей.
 — Я думаю, кто-то должен мне объяснить, в чем дело. — Голос Куинна был глубокий, сильный, он несся над пустынным тротуаром. Хоуп походил сейчас на безлюдный город-призрак, и не от кого было ждать объяснений. Чуть тише, но угрожающе-серьезным тоном Куинн сказал: — Мора, не спорь. Спускайся по улице к веранде, там, где кресло-качалка. Сядь в тени и сиди спокойно. Сделай это немедленно!
 Она проследила за его взглядом. Кресло стояло на веранде маленького опрятного дома почти в конце улицы. Маленькая вывеска над дверью сообщала: «Меблированный пансион Уолш».
 Пуля туда не долетит, это верно, подумала Мора.
 — Я не собираюсь никуда идти, я не оставлю тебя одного! — Страх сковал ее тело, но она подхватила Куинна под руку, не догадываясь, что руки у нее дрожат. — Не слишком гостеприимное место вы выбрали для нашего нового дома, мистер Лесситер, — прошептала она.
 Изумление на секунду зажглось в его ледяных серых глазах, потом так же быстро исчезло.
 — Я сказал тебе уже дважды, чтобы ты убиралась отсюда, сейчас же!
 — А я тебе ответила тоже дважды — забудь об этом! Они сто раз подумают, прежде чем стрелять, если на дороге у них женщина.
 — Черт побери, мне не надо, чтобы ты меня защищала!
 — А мне не надо, чтобы тебя убили до рождения нашего ребенка! Мне нечего делать одной на твоем ранчо. Почему бы тебе не объяснить, что мы собираемся здесь поселиться…
 Ее прервал холодный, ясный голос женщины с легким южным акцентом. Ее слова зазвенели на всю пустынную улицу.
 — Ты можешь положить ружье, Джон Хикс! — сказала она командным тоном. — Это не главарь банды Кэмпбеллов. Этот тип во сто крат опасней его!
 — Кто он такой? — взвизгнул мужчина, и как только Мора дернула головой, чтобы посмотреть на говорившую женщину, она услышала слабый щелчок дверей и звук открывающихся окон. Мора увидела тут и там лица, которые с любопытством разглядывали их.
 Женщина с повелевающим голосом, очевидно, только что вышла из магазина дамских шляп, который находился через дорогу. Под мышкой она несла пакет, перевязанный лиловой лентой.
 — Он пристрелит тебя, дурака, раньше, чем ты успеешь взвести курок! — ответила она и неторопливо, изяшно ступая, пошла к Куинну и Море.
 — Проклятие, да кто это? — прохрипел мужчина с подоконника, но дробовик не убрал.
 Женщина засмеялась.
 — Только без паники. Он не собирается в тебя стрелять, если ты не доведешь его до этого. Ты спустись лучше и поздоровайся с Куинном Лесситером.
 — Сукин сын! — Мужчина живо убрал дробовик. Женщина снова усмехнулась.
 — Пойди и поздоровайся как следует, Джон, — приглашала она с легкой насмешкой в голосе.
 Мора посмотрела на Куинна и увидела, что и он наблюдает за приближающейся к ним женщиной. Горстка людей выкатилась на дощатый тротуар. Они появились в дверях и шли за женщиной осторожно, неуверенно, но все же надеясь, что Куинн не тот человек, кого они боялись, что он не главарь банды Кэмпбеллов.
 Что, черт возьми, происходит в этом заштатном Хоупе? — спрашивала себя Мора, но у нее не было времени, чтобы осмыслить столь странный прием, поскольку она с жадностью следила за незнакомкой.
 Та была среднего роста, но больше ничего заурядного в ней не было. Лицо исключительно красивое — овальное, с фарфорово-белой кожей и изящными чертами. Глаза темнее и гуще, чем синева неба, тонкий нос, казалось, вышел из-под резца скульптора, ярко-розовые губы восхищали совершенным рисунком.
 Мора почувствовала себя рядом с ней растрепанной, как одуванчик. Женщина была в шикарной шляпе цвета лаванды на отливающих золотом волосах, уложенных в высокую прическу, причем настолько безупречную, что Мора знала — ни одна прядь из нее не выбьется. Шляпа подходила по цвету к платью, оно тоже было светло-зеленое и шелестело при ходьбе. Плечи прикрывала прекрасная, элегантная темно-красная пелерина. Незнакомка выглядела лет на двадцать пять, от нее веяло силой, красотой и искушенностью.
 — Куинн Лесситер! Не сойти мне с этого места! Это ты, не так ли? Я уверена, что узнала бы твой красивый профиль везде. — Ее голос был хрипловат, с оттенком южного шарма, в нем звучала некоторая интимность и легкая насмешка. В ее глазах не было и тени удивления, когда она остановилась перед Куинном и Морой и посмотрела на него пристально, внимательно и напряженно. Она будто упивалась его видом, казалось Море.
 Ее сердце подскочило и забилось. Когда он ей говорил, что они осядут в Хоупе, Вайоминг, то даже не упомянул о том, что знаком с кем-то из его жителей. Мора нерешительно посмотрела на Куинна, ожидая, что он представит ее.
 — Серина. — Голос Куинна был таким же бесстрастным, как обычно. Он мог бы говорить таким голосом с продавцом в магазине о покупке банки фасоли. — Позволь тебя познакомить с моей женой Морой Лесситер.
 Он не выказал никаких чувств, когда Серина вздрогнула при слове «жена».
 — Мора, это Серина Уолш. Мой старый друг. Теперь взгляд блестящих синих глаз переместился на Мору, и та почувствовала себя так, словно ее обдало холодным ветром. В своем льняном платье, простой шляпке и изношенной шали Мора почувствовала себя нищенкой. Но она сумела через силу улыбнуться, уверяя себя, что поднявшееся в ней чувство ревности совершенно смешно, для него нет никакой причины.
 «Серина Уолш — его старый друг. А ты — его жена».
 Не известно еще, что хуже. Во время долгой поездки в Вайоминг он только лишь говорил с ней, но ни разу даже не прикоснулся. Когда они останавливались на ночлег на станции или в гостинице по дороге, он делил с ней комнату, даже постель, но дожидался, пока она заснет, а потом одетый занимал место рядом с ней и не касался ее.
 Нет, дело не в том, что она его хотела. В конце концов, она сама загнала себя в тупик.
 — Здравствуйте, мисс Уолш.
 — Я — миссис. Я вдова, дорогая. Дважды овдовела, если говорить точно. — Серина кивнула, но не улыбнулась. Ее пристальный взгляд быстро метнулся к Куинну. — Ты меня удивил. А это нелегко сделать.
 — Вы удивлены, что мы женаты? Но почему? — спокойно, как можно более приятным голосом спросила Мора.
 Брови женщины поднялись, она быстро посмотрела на Куинна. Его лицо осталось прежним, безучастным.
 — Ну, только потому, что я никогда не думала, что Куинн Лесситер возьмет себе кого-то в жены. Сдается, ты сам так говорил, не правда ли, милый?
 Куинн сухо ответил:
 — Значит, я передумал.
 — О, я вижу. Но каким ветром занесло вас обоих в Хоуп? А, та земля! — Серина понимающе улыбнулась. — Не говори мне, что ты наконец намерен угомониться и поселиться на своем симпатичном небольшом ранчо! Кажется, оно называется «Шалфейный луг»?
 — Похоже, ты все просчитала, Серина. — Куинн спокойно встретил ее пристальный взгляд. — Теперь расскажи-ка мне кое-что. Что тут происходит? В Хоупе что-то не так, гораздо хуже, чем в последний раз, когда я проезжал через ваш городок. И что слышно о банде Кэмпбеллов?
 — Ну, если ты горишь желанием снова сцепиться с теми парнями, то ты приехал куда надо, попал в самую точку!
 Глаза Куинна угрожающе заблестели.
 — Продолжай.
 — Из-за них весь этот городишко катится прямо к чертям в пекло. — Серина указала на почти пустынную улицу с разрушающимися фронтонами магазинов.
 Краем глаза Мора увидела, что к ним приближается мужчина с дробовиком. За ним следом шли худенькая девушка, почти девочка, в рубашке в сине-белую клетку и в полотняных штанах, и тучная женщина с корзиной яиц в руке. Шествие замыкал высокий мужчина в сопровождении миниатюрной женщины. Все подходили осторожно, не спуская глаз с человека в черном со странной смесью любопытства, опасения и надежды.
 — С дюжину семейств уже собрали свои пожитки и уехали отсюда за несколько последних месяцев, — продолжала Серина, в то время как другие подходили к ним. — Народ боится выходить на улицу. Никогда не знаешь, когда нагрянут эти бандиты.
 — Мы слышали, что Люк Кэмпбелл, их кузен, главарь банды и самый страшный из братьев, бежал недавно из тюрьмы. — Перед Куинном возник Хикс, хозяин магазина, он говорил быстро и напористо. Он сильно нервничал, слова путались. — Мы думаем, он не сегодня-завтра объявится здесь, чтобы соединиться с остальными сукиными детьми. Они скрываются где-то в горах между нашим городом и Каспером. — Он махнул рукой вдаль, потом внезапно повернулся к Куинну. — Примите мои извинения, мистер Лесситер. Хатти Фипс влетела ко мне в магазин в истерике, так как подумала, что вы — Люк Кэмпбелл. И я тоже. В последний раз, когда Кэмпбеллы появились у нас в городе, они разгромили мой магазин и пытались умыкнуть мою дочь Нелл.
 — Он правду говорит, мистер. — Молоденькая девушка энергично закивала, отчего ее черная коса заплясала на спине. Она взяла отца под руку. — Я плюнула в глаза Ли Кэмпбеллу, когда он попытался ограбить наш магазин. Он ударил меня и потащил к своей лошади. Я спаслась благодаря шерифу Оуэну. Но бандит сказал, что вернется за мной. — Ее зеленые глаза потемнели от возмущения и страха. — Папа сказал, что они получат меня только через его труп.
 — Это правда, мистер Лесситер. Джон Хикс только пытался защитить свое семейство. Мы ожидаем Люка Кэмпбелла со дня на день, как появления самого дьявола, — выдохнула тучная женщина с корзиной.
 — Понятно. В таком случае я не держу на вас зла. — Куинн пристально посмотрел вдоль улицы. — Где ваш шериф? Он должен был примчаться на этот шум.
 — Рэй Оуэн мертв, — ответил высокий горожанин, покачав головой. — Кэмпбеллы убили его, когда удирали из города.
 — А его заместитель?
 — Подал в отставку. Уехал в Додж. Посчитал, что там безопасней.
 — О Господи! — невольно вырвалось у Моры. Все повернулись и посмотрели на нее.
 — Моя жена, — коротко объявил Куинн. — Мора.
 — Здравствуйте, милая. — Женщина широко улыбнулась, оглядывая ее с ног до головы. — Меня зовут Эдна Уивер. Мой муж Сет — владелец банка. А это — Элис и Джим Тайлер, у них ранчо неподалеку от города. А с Джоном Хиксом вы уже знакомы, он владелец магазина, и с его дочерью Нелл тоже.
 — Очень рада познакомиться.
 Мора улыбнулась каждому, испытывая облегчение от того, что после столь неприветливого приема жители Хоупа оказались дружески настроенными и вполне приличными людьми. Эдна Уивер, крепкая, хорошо одетая женщина, с пучком густых волос серо-стального цвета, в пышным оливковом платье и шали, приветливо улыбалась ей. Ее глубоко посаженные карие глаза были полны доброты, и весь ее облик излучал искренность и доброжелательность.
 Джон Хикс и здоровяк Джим Тайлер, рыжеволосый владелец ранчо, оба стащили с себя шляпы и уважительно закивали, а Элис Тайлер, которая, решила Мора, лет на десять старше ее, спокойно улыбнулась.
 — Вы только с визитом в Хоуп или останетесь на некоторое время, миссис Лесситер? — спросила она приветливо. Миниатюрная, с мягкими черными локонами, падавшими на плечи и обрамлявшими лицо, которое казалось слишком маленьким для ее большой желтой шляпы, она была очень симпатичной и походила на самодельную куколку.
 Мора открыла было рот, чтобы ответить, но Серина Уолш опередила ее и не дала произнести ни слова.
 — Они поселятся здесь. На ранчо «Шалфейный луг».
 Джон Хикс, миссис Уивер и Тайлеры обменялись взглядами. На какой-то миг Мора подумала: сейчас они скажут, что Лесситерам здесь не место. Может, город боится любого человека, столь опытного в обращении с оружием, как Куинн?
 Но прежде чем кто-то произнес хоть слово, Серина натужно засмеялась.
 — Да, люди, великий стрелок Куинн Лесситер собирается стать семейным человеком и хозяином ранчо!
 Глаза Куинна сузились. С него уже было довольно бесцельной болтовни с жителями Хоупа, и ничто из сказанного его не заинтересовало. Да и Море, несмотря на то что она улыбалась новым знакомым, казалось, тоже надоело стоять и чесать языком посреди улицы.
 Куинн заметил, что его новоявленная жена никогда не жаловалась, даже если поездка была долгой и утомительной, но он понял по ее крепко сжатым губам и побледневшему лицу, как она устала.
 — Нам пора. — Он взял саквояж, подхватил Мору под руку и кивнул. — Благодарю за прием.
 Но когда он направился к платной конюшне в конце улицы, Серина пошла за ним.
  — Погоди, Куинн.
 Лесситеры остановились и обернулись. Серина догнала их, положила руку на плечо Куинна и сказала:
 — Если вам нужен ночлег, у меня есть прекрасная комната в пансионе. Она ваша, если хотите. Я не уверена, что ваша лачуга на ранчо пригодна для житья, — добавила она. — В последний раз, когда ты ездил туда, Куинн, ты ведь говорил, что она никуда не годится. Помнишь?
 — Мы справимся, — коротко сказал Куинн. — Но благодарю за предложение, Серина.
 Мора едва сумела пробормотать торопливое «до свидания», прежде чем он повел ее на другой конец города.
 — До моей земли отсюда чуть больше часа езды. Но если ты без сил, мы можем переночевать в гостинице. — Он остановился, когда они оказались у ветхого здания с выбитыми стеклами и обугленной крышей, с кривобокой вывеской, на которой полустертыми черными буквами было написано: «Гостиница „Глория“». — Если ты хорошо себя чувствуешь, я предпочел бы провести ночь на своем ранчо. Мне обрыдло житье по гостиницам.
 — Ты слышал, что сказала твоя приятельница? Дом может быть в плачевном состоянии.
 — Вполне вероятно, но я хочу в этом удостовериться.
 Снова воцарилось молчание, но оно не было напряженным. Мора оценила то, что Куинн не предложил ей остаться на ночь в пансионе. Она хотела его спросить, откуда он знает Серину, давно ли знаком с ней, задать другие вопросы, например о банде Кэмпбеллов, с которыми он, очевидно, знаком. Но сейчас было не время, понимала Мора.
 Она заставила себя думать о другом — о своем новом доме.
 После прибытия в Хоуп Куинн определил Грома в платную конюшню, заплатив хозяину за заботу о жеребце и за корм для него, а также за то, что тот помог ему купить фургон и пару хороших крепких лошадей.
 Мора ждала, сидя на скамейке, пока Куинн расплатится с неповоротливым рыжим парнем, хозяином конюшни. Он привязал Грома позади фургона, поставил внутрь саквояж Моры и туда же кинул свою скатку и седельные сумки, а потом пришел за ней.
 Они покинули Хоуп по-прежнему молча и направились на север по дороге, вьющейся меж разноцветных холмов. Лошади бежали через пастбище с довольно высокой травой, поскольку солнце уже неплохо прогрело землю, а мартовский ветер с гор все еще пах дождем. Земля, раскинувшаяся перед ними без конца и края, пугала своими просторами. Это была прекрасная земля, с темными зубцами гор на горизонте и золотисто-зелеными прериями вдали. Пастбища, созданные самой природой, зеленели и простирались далеко, насколько мог видеть глаз. Местность была то плоской, равнинной, то лежала среди холмов и у подножия гор. Мора увидела стадо антилоп на сером крутом обрыве, но они исчезли в мгновение ока. Рыжеватая лисица юркнула в высокую траву справа от нее, а высоко в небе над лугом вился жаворонок и пел, словно манил вперед за собой.
 Первозданная необъятная страна, думала Мора со страхом; страна не для робких или слабых, страна, столь же обширная и огромная, как синее небо над головой.
 — Ты давно видел свою землю и дом? — наконец рискнула она нарушить тишину.
 — Почти два года назад. — Куинн придержал лошадей, когда кролик перебегал им дорогу. — Я осмотрел это место после того, как Сэм Гэйбл выдал мне на него документ. — Он взглянул на нее. — Хижина пустовала, но она была довольно крепкая. Я думаю, мы приведем ее в порядок и пока обойдемся. К осени я сделаю к ней пристройку.
 Мысли завертелись в голове Моры. Маленький, опрятный дом. Занавески на окнах. Она вышила бы что-нибудь и украсила стены, а может, и несколько ярких, миленьких наволочек на подушечки, чтобы диван и стулья стали удобнее. Она, может, разобьет сад, как только станет теплее и устоится погода. А если поблизости растут полевые цветы, то она каждый вечер собирала бы букеты и ставила в вазу на столе.
 К тому времени когда родится ребенок, она сошьет желтые занавески для детской и мягкое стеганое одеяло для малыша. А может, у нее будет кресло-качалка и она будет сидеть в нем с ребенком на руках и петь ему песенки, когда ночное небо Вайоминга усеют яркие звезды…
 Она оторвалась от своих мечтаний, когда фургон начал спускаться с довольно крутого холма в долину, скрытую за деревьями.
 Прекрасное, удивительное место. Отсюда на многие мили вокруг простирались бескрайние зеленые поля. Домик казался крошечным пятнышком, затерянным посреди широкой таинственной земли. Очарованная увиденным, Мора затаила дыхание. Они подъезжали все ближе, фургон потряхивало на камнях и кочках. То, что могло оказаться ручьем, блестело за хижиной. А если это и впрямь ручей, то его берега густо поросли тонкоствольными тополями и осинами.
 — Как красиво… — пробормотала она. Фургон приближался к дому, и Мора смогла лучше разглядеть свое новое пристанище. Помимо собственного дома, здесь размещались еще два каких-то маленьких строения: старый навес и серый некрашеный сарай. Никаких признаков пребывания скота на этом ранчо Мора не заметила.
 Заброшенность и запустение царили на этом огромном пространстве. Блаженная тишина окутывала все вокруг, и только щебетание птиц нарушало вселенский покой. Горы высились вдали, подчеркивая одиночество деревянной постройки, затерянной на неровной каменистой земле.
 Мора, сказать по правде, не ожидала слишком многого от дома, но чем ближе они подъезжали, тем большее разочарование охватывало ее. Трудно было отыскать место, более неприветливое, чем это. Два маленьких оконца заколочены досками. Труба на крыше почти обрушилась. Какие-то чахлые кусты обступали дом и почти закрыли вход. Скорее дом походил на лачугу, а не на жилище владельца ранчо.
 Пещера показалась бы гораздо привлекательнее и более манящей, подумала Мора, оглядывая серое некрашеное деревянное строение. Она заметила, что на покатой крыше не хватает одной доски.
 При мысли, что ей придется спать в неуютной хижине, ее сердце исполнилось дурных предчувствий.
 Но Мора держала при себе свои мысли, она была внешне спокойна, когда Куинн остановил упряжку и спустился на землю. Все здесь казалось неприглядным, но, каким бы ни было это место, теперь это ее дом. Ее и Куинна. Если все хорошо отмыть, отчистить, подправить, подкрасить…
 — Не слишком впечатляет, да? — Куинн помог Море спуститься, его рука на мгновение задержалась на ее талии.
 — Это выглядит… очень даже неплохо.
 — Ага, если ты енот или змея, то может понравиться.
 Мора не могла удержаться от улыбки. Руки Куинна все еще обнимали ее за талию, держа словно чашу. Он, казалось, забыл их убрать и когда посмотрел на нее, то его серые глаза под шляпой вспыхнули.
 — Ты устала?
 Мора покачала головой:
 — Немного.
 — Может, нам стоило остаться в городе? А на новом месте начать с утра.
 — Нет… я рада, что мы приехали сюда сегодня вечером, — с живостью проговорила она. — Что-то мне подсказывает, что это хорошее место.
 Он отпустил ее и, сдвинув шляпу на затылок, оглядел открывшуюся перед ним красоту.
 — Да, здесь довольно симпатично, на мой взгляд, если тебя не пугает сама хибара, — сухо согласился он.
 — Как только все почистим и покрасим, избавимся от бурьяна, здесь будет не так уж плохо. Я могу даже себе представить кружевные занавески на окнах и сад вон там, справа от дома. Может быть, мы могли бы построить веранду, где летом сидели бы вечерами с ребенком и наблюдали за светлячками…
 Лицо Куинна мгновенно изменилось. Оно напряглось, а легкая улыбка ушла из его глаз. Картина домашней жизни, которую нарисовала перед ним Мора, его ошарашила. Он предпочел бы оказаться лицом к лицу с десятком преступников, чем… Занавески, хмыкнул он. Кружевные…
 — Да, конечно. Веранда. И сад. Все, что хочешь, дорогая. Только не жди, что я буду околачиваться рядом и наблюдать, как все тут цветет и пахнет. — Куинн Лесситер нахмурился. — Или сидеть на твоей веранде и смотреть на звезды. Я стану приезжать и уезжать, когда захочу, как только работы пойдут полным ходом.
 — Замечательно! — Мора поплотнее закуталась в шаль. — Делай как тебе нравится. Мне так даже спокойнее.
 Вместо довольной улыбки на его лице появилась тень. Он нахмурился еще больше, быстро развернулся и пошел к дому.
 — Посмотрим, как тут…
 И вдруг Куинн застыл на месте. Он не двигался и внимательно смотрел себе под ноги.
 — Здесь кто-то был. Совсем недавно.
 — Что? — Мора увидела, как он встал на колени и обследовал землю, вырвав несколько сорняков.
 Он выпрямился и бросил на нее предупреждающий взгляд.
 — Подожди здесь!
 От этого повеления сердце Моры подпрыгнуло к горлу.
 — Не ходи за мной! Не двигайся!
 Внезапно в его руке блеснул револьвер. Куинн приоткрыл дверь и исчез внутри.




 Глава 13


 Просто невероятно, насколько быстро изменилась атмосфера на ранчо. Все вокруг теперь словно дышало опасностью; первозданную мирную красоту, казалось, разрушил пушечный выстрел. Сердце Моры бухало, отсчитывая секунды, а Куинна не было слышно. Ни звука не доносилось из дома.
 Что, если кто-то оказался там и застрелил Куинна? Или ударил ножом в спину? Что, если в этот самый миг он лежит на полу и истекает кровью…
 — Все в порядке. — Куинн выскользнул из дома. — Сейчас никого там нет, но кто-то был, совершенно точно, вчера или несколькими днями раньше. Похоже, на плите что-то варили, может, фасоль. Пошли, Мора.
 — Но куда? — Она пыталась говорить так же спокойно, как и он. — Я думала, мы здесь переночуем. Проведем вечер. — Стоило ей подумать об обратной поездке в этот скучный и пыльный Хоуп, как ее плечи сами собой опустились. Она испытала ужасное разочарование и почувствовала себя совершенно без сил. Она не хотела возвращаться в этот городишко.
 — Пока я не выясню, кто намерен сюда заявиться, я хочу, чтобы тебя тут не было.
 — Разве мы не можем сначала убрать в доме, привести все в порядок, а когда тот человек придет, сказать ему, чтобы он нашел себе другое место для ночлега?
 Куинн, нахмурившись, объяснил:
 — Он может быть вооружен. Вдруг он начнет палить из пушки, и тогда будет некогда рассуждать насчет того, чей это дом и кому в нем жить. Вот в чем дело. Давай садись.
 Он подсадил ее в фургон, не сказав больше ни слова и дав ей понять всем своим видом, что не собирается слушать возражения или рассуждения. Потом вскочил в фургон сам.
 — Как только ты будешь в безопасности, я его подкараулю.
 — А потом? — спросила Мора осторожно, в то время как Куинн щелкнул вожжами и пустил лошадей вперед, к зарослям бумажных деревьев, подступавших к ручью.
 — А потом я выгоню его отсюда!
 — Ты не будешь в него стрелять или… что-то в этом духе, правда? Я имею в виду — он может оказаться совершенно безобидным. Он вполне мог подумать, что это заброшенный дом, что никто не станет возражать, если он переночует здесь несколько раз.
 — Он будет разочарован тем, как его здесь встретят, и очень скоро, — процедил сквозь зубы Куинн.
 Море не понравился его угрожающий тон.
 — Пообещай, что ты дашь ему возможность все объяснить, прежде чем ты… Прежде чем ты…
 — …снесу ему башку? — услужливо подсказал Куинн.
 — Вот именно, — с трудом проговорила Мора. — В доме и без того полно работы, насколько я понимаю, а тогда придется драить пол шваброй, отмывать от крови, да еще и труп закапывать!
 Куинн засмеялся, но его смех прозвучал резко, с надрывом.
 — У тебя слишком доброе сердце для этих мест, Мора Джейн, — заметил он, придерживая коней под кронами деревьев. Здесь, под скалой, надежно укрытых пышной растительностью, их точно не увидят от дома. — Тебе придется стать пожестче, дорогая.
 — Я достаточно жесткая, — заверила его Мора. — Жить в Нотсвилле с Джаддом и Хоумером — не чай пить.
 — Тогда почему ты беспокоишься о каком-то бездомном бродяге? От таких одни неприятности. Вот тебе первый урок. Запомни его.
 Ее глаза вспыхнули, когда он снова помог ей спуститься на землю.
 — Ты тоже был для меня незнакомцем, когда появился в Нотсвилле.
 Его серебристо-серые глаза загорелись.
 — Значит, ты понимаешь, что я имею в виду? Если бы ты выставила меня тогда, то сейчас нас бы с тобой тут не было.
 Мора отвернулась, делая вид, будто смотрит на ручей, в надежде, что Куинн не заметит, как больно задел ее.
 — Погоди. Я вовсе не хотел, чтобы это так прозвучало. — Он откашлялся. — Это вышло как-то неправильно. Только… Ну ладно, забудь, что я сейчас сказал.
 — Нет. Ты прав. — Мора медленно повернулась к нему и посмотрела прямо в лицо. — Я должна была тебя выгнать. Я совершила ужасную ошибку.
 — Я совершил ошибку похуже.
 — Похуже? Что может быть хуже? Мы женаты, и скоро родится ребенок, и ты…
 Он нахмурился.
 — Продолжай. Я — что?
 Он наблюдал за ее лицом, его взгляд был напряженным; он замер и, не отрываясь, смотрел на Мору, словно пытался проникнуть в ее мысли, в ее душу и прочитать там то, что его интересовало.
 — Ты не хочешь оказаться здесь со мной даже больше, чем попасть в яму с гремучими змеями! — Ее лицо вспыхнуло.
 — Это не совсем верно. — Куинн протянул свою большую руку и убрал своенравную прядь со щеки Моры. Он вдруг обнаружил, что смотрит в ее ласковые, темные от беспокойства глаза и не может отвести от них взгляда. — Ты выглядишь намного лучше, чем гремучая змея. И ты не кусаешься. Сейчас, — добавил он и неожиданно для себя очень нежно погладил ее по щеке. — Я вообще не собирался сюда приезжать.
 — Нет?
 Прежде чем он смог ответить, оба услышали внезапный хруст веток.
 Куинн мгновенно отпустил Мору и оглянулся, загораживая ее своим телом. Выхватив «кольт», он прицелился.
 — Замри! — приказал он ей тихо.
 Всадник в штанах из оленьей шкуры сидел верхом на ло ; шади в десяти футах от них. Он пораженно охнул и открыл рот. — Слезай с лошади, только не торопясь, — приказал Куинн.
 У него за спиной раздался испуганный шепот Моры:
 — Не стреляй в него, он же совсем мальчик.
 Юнец соскочил с коня, причем слишком торопливо, на взгляд Куинна, но даже и не подумал спрятать шестизарядный «кольт» в кобуру, болтавшуюся на бедре. Молодой человек выглядел лет на семнадцать. Высокий, стройный, с темно-каштановыми волосами, которые небрежно свисали из-под шляпы; его прищуренные синие глаза смотрели непокорно, гладко выбритая квадратная челюсть выдавала гордеца и упрямца.
 Парень хорош, подумал Куинн, оглядывая незнакомца. Худой, довольно робкий, но явно стремится доказать что-то миру и самому себе, подумал он, вспоминая время, когда сам хотел того же.
 Но парень бросил на Куинна такой угрюмый и сердитый взгляд, что от него могло свернуться молоко. Правда, в этом взгляде опытный человек заметил бы и настороженность, а за дерзостью его голоса скрывалась болезненная бравада.
 — Не будь здесь женщины, вы были бы уже покойником! — закричал парень. — Вот единственная причина, почему вы еще дышите, мистер. Я не хотел рисковать и задеть леди.
 — Единственная причина, почему ты еще дышишь, — это то, что леди мне велела не стрелять в тебя. — Куинн слегка приподнял револьвер и теперь целился в плечо парня. — Брось оружие на землю, и без разговоров.
 — Еще чего! — Парень стиснул зубы. — Если я это сделаю, то что вас удержит от выстрела? Вы тогда меня пристрелите. Я скорее брошусь с утеса, чем отдам вам свое оружие, мистер, так что забудьте об этом.
 Куинн выстрелил в грязь ему под ноги. Пуля прошла в дюйме от сапога парня. Он невольно отскочил назад.
 — Брось оружие! — снова приказал Куинн.
 — Нет, Куинн, больше не стреляй! — Мора выглянула из-за мужа, чтобы получше разглядеть паренька. — А если промахнешься и случайно попадешь в него? Любому совершенно ясно, что он никакой не бандит.
 — Мора, стой там, где стояла, и не высовывайся…
 — Нет, я не буду стоять. Почему вам не поговорить, прежде чем один из вас ранит другого?
 — Послушайтесь эту симпатичную леди, мистер, — паренек с дерзкой усмешкой посмотрел на Куинна, — если сами не можете понять, что для вас лучше.
 Куинн высокомерно фыркнул; он уже был почти готов оставить свою отметину на этом юном наглеце, чтобы отучить его от чертовской дерзости, особенно когда тот стоит под дулом его револьвера.
 — Я жду.
 Под зловещим взглядом Куинна усмешка медленно сползла с лица юноши, уступив место презрительной гримасе. Если бы взгляд парня мог убить, то Куинн сейчас был бы на шесть футов под землей. Но все-таки парень наконец, глубоко вздохнув, бросил свое оружие на землю.
 — И что теперь? — Он сунул руки в карманы и уставился на Куинна.
 — Для начала ты расскажешь, кто ты такой и почему покусился на мою собственность.
 — Вашу собственность? — Парень посмотрел на него и высокомерно рассмеялся. — Черт вас побери, мистер! Вы лгун. Это не ваша собственность.
 Пуля просвистела в дюйме от его колена.
 — Эй! — Голос парня сорвался от внезапного испуга, он завопил и отскочил назад. — Черт побери, что вы делаете?
 — Я был бы тебе премного обязан, если бы ты не ругался при моей жене, — холодно сказал Куинн.
 Мора снова выступила вперед.
 — Куинн, довольно. Ты пугаешь мальчика, и я бы не хотела…
 — Пугает? Кто, черт возьми, вам сказал… О, прошу прощения, мэм. — Парень торопливо извинился, потому что лицо Куинна напряглось и он снова поднял «кольт». — Ладно, ладно, — пробурчал парень. Он осторожно покосился на револьвер Куинна, его лицо утратило былую дерзость. — Может, это и впрямь ваша земля. А может, и нет. Я провел тут пару недель. Было не похоже, что это место кому-то принадлежит, никто не прикасался к этой земле много лет. Откуда мне знать, что эта развалюха не брошена? Я ничего там не сломал, черт побери, там теперь стало ничуть не хуже, чем было, и ничего не украл. Но так или иначе, у вас есть документ о том, что она ваша?
 Улыбка Куинна могла бы заморозить солнечный луч.
 — Этот револьвер подтверждает, что земля моя.
 — О, Куинн, в самом деле, — тихо сказала Мора. — Разве мы не можем разобраться как люди? Совершенно ясно, возникло недоразумение. Всякому видно, что для нас этот юноша не представляет никакой опасности, так почему бы тебе не…
 Она не договорила, так как берег ручья взорвался выстрелами. Куинн налетел ястребом на Мору, сшиб ее на землю и навалился на нее всем телом. Он загораживал ее собой, даже когда поднял револьвер и выстрелил в чернобородого гиганта на пегой лошади, летевшего к ним сквозь деревья.
 Парень, приникнув к земле, выхватил свой шестизарядный револьвер и обернулся. Он тоже выстрелил в здоровяка. В воздухе остро запахло порохом.
 Но всадник продолжал мчаться к ним. Куинн увидел, что его дробовик нацелен на растянувшегося в грязи юнца.
 Куинн снова нажал на курок. На сей раз гигант откачнулся назад и с грохотом свалился на землю. Лошадь, не сбавляя скорости, неслась вперед; потом, дрожа и фыркая, остановилась возле фургона.
 — Вы его взяли! — услышал он крик парня.
 Куинн повернулся и посмотрел на женщину, которая лежала под ним. Грязь и травинки застряли у нее в волосах и прицепились к вороту платья. Она выглядела потрясенной, но была жива.
 — Мора, все в порядке? Я тебя ушиб?
 — Н-нет. Что… случилось?
 — Это я и собираюсь выяснить, — мрачно сказал Куинн. — Побудь тут. Лежи. Я скоро вернусь.
 Он ушел прежде, чем она попыталась его остановить, и когда Мора осторожно приподняла голову, чтобы оглядеться, то увидела, что юноша идет следом за Куинном, оба с револьверами, курки взведены и они крадутся к упавшему всаднику.
 Они остановились подле него. Парень пошевелил тело носком ботинка.
 — Он мертв, — удовлетворенно объявил юнец. Потом посмотрел на Куинна; на сей раз его глаза заблестели. — Хороший выстрел, — оценил он. — Вы знаете, кто это?
 — Нет, но у меня такое чувство, что ты собираешься мне сказать, кто он такой! — прорычал Куинн.
 — Окс Морган. Охотник за беглыми каторжниками. Известный, и даже очень. За каждого пойманного он получал вознаграждение.
 — Я слышал это имя, — сухо бросил Куинн.
 Окс Морган был одним из самых жестоких головорезов западных штатов, который привозил почти каждого пойманного заключенного мертвым или полуживым. По слухам, он поймал и убил за минувшие три года более тридцати человек.
 — Я хочу знать, малыш, чего он от тебя хотел?
 Тут Мора вскрикнула, и Куинн обернулся. Он увидел ее у себя за спиной, всего в нескольких шагах. Она ошеломленно смотрела на мертвеца, который растянулся во весь рост в луже собственной крови.
 — Я велел тебе оставаться там, где ты лежала!
 — Кто он?
 — Ловец беглых преступников, который гнался за твоим приятелем, этим невинным малышом, который разрешил…
 Куинн не договорил, потому что парень вдруг начал оседать на землю.
 — Он ранен! — закричала Мора и бросилась к юноше.
 Тот на секунду закрыл глаза и тут же открыл их с громким криком, едва Мора коснулась его руки в том месте, где его зацепила пуля. Кровь проступала через рубашку все сильнее.
 — Лежи спокойно, не двигайся, я помогу тебе, — быстро проговорила Мора.
 — Ничего, мэм, — пролепетал парнишка. — Пустяки. Ничего страшного, так… немного. — Дрожь сотрясала его худенькие плечи, но он стиснул зубы, пытаясь улыбнуться. — В общем-то я не против умереть и отправиться на небеса… если бы все ангелы были как… были такие же хорошенькие, как вы.
 — Как мило! — сказала Мора и неуверенно рассмеялась, не обращая внимания на громкое фырканье Куинна. Юноша побелел, как пергамент. — Но я думаю, нам лучше заняться рукой, прежде чем ты потеряешь слишком много крови. — Она посмотрела на мужа. — Куинн, мне понадобится материал для перевязки и кипяченая вода. Да, и еще одеяло. Однажды, когда Джадда ранили, я помогала доктору Линдсею его лечить. Я знаю, что надо делать.
 — Оставь его гнить здесь. Это самое лучшее, что ты можешь сделать, — проворчал Куинн.
 — Пожалуйста. — Она посмотрела на него ласковым и умоляющим взглядом. Море ужасно хотелось, чтобы он согласился с ней, и Куинн, вздохнув, направился к фургону за седельными сумками.




 Глава 14


  — Так что вы сделали со стариной Оксом?
 Сидя за квадратным сосновым столом на кухне, Куинн не торопился с ответом на вопрос парнишки, который только на миг перестал есть, а потом отправил в рот очередную полную ложку картофельного пюре. Казалось, что пуля, задевшая его руку, ничуть не мешала ему орудовать за столом. Он ел с громадным аппетитом.
 — Куинн о нем позаботился, — сказала Мора. — Тебе не стоит больше волноваться из-за него, — добавила она.
 Она вычерпала ложкой консервированную фасоль, разогрела ее в миске и понесла к столу. Наконец-то и она сама опустилась на неустойчивый трехногий стул рядом с Куинном.
 Мора вспыхнула, почувствовав на себе его пристальный взгляд, и убрала за ухо выбившуюся прядь. Она понимала, что, должно быть, выглядит ужасно, но не могла догадаться, почему Куинн Лесситер, не отрываясь, смотрел на нее все время, пока она готовила, варила кофе и поджаривала бисквиты. Не сводил он с нее глаз и после того, как Мора поставила на стол тарелки, — в общем, он смотрел на нее с тех самых пор, как закончил мыться, закопав перед тем тело убитого бандита.
 Куинн разрешил Море помочь раненому юноше, привез его в их домик, потом утащил тело Окса Моргана, чтобы похоронить. Ей было совершенно не важно, куда он его отволок, главное — не видеть его больше никогда.
 Очень быстро они с Куинном перенесли вещи из фургона в домик и кое-как устроились в нем на ночлег.
 Мора устала, но настроение у нее было приподнятое — ведь они, несмотря ни на что, устроились в домике, который, к счастью, оказался внутри в гораздо лучшем состоянии, чем можно было подумать, оглядев его снаружи. Она с радостью подметала и проветривала комнаты, стряпала еду повкуснее из того, что можно приготовить из муки, консервированной ветчины и других припасов, а также картошки, которую парнишка купил и хранил в кладовке. Она, если честно признаться, была рада, что в первую ночь в новом доме они с Куинном будут не одни.
 Нельзя сказать, что ее муж сильно обрадовался незваному гостю. Но Море парень показался приятным, только грустным. Он был так же молод, как, вероятно, и одинок. Гордый и несдержанный, он явно легко выходил из себя. Без сомнения, Окс Морган пристрелил бы его, если бы не Куинн. Все же паренек не мог смирить гордыню до такой степени, чтобы найти в себе силы поблагодарить Куинна Лесситера за спасение собственной жизни. По крайней мере пока.
 — Так вы его зарыли? — нетерпеливо повторил парень. — Где?
 Куинн хмуро наблюдал за тем, как молодой человек схватил здоровой рукой еще один кусок ветчины и положил себе на тарелку, оставив на блюде только три тоненьких кусочка.
 — Эта ветчина для Моры. Тронешь — и я прострелю тебе другую руку.
 На этот раз юноша вспыхнул.
 — Простите. — Он подтолкнул тарелку к Море. — Вот, пожалуйста, Мора. — Он усмехнулся. — Какое красивое имя!
 — Для тебя она миссис Лесситер.
 — Куинн, — пробормотала Мора с упреком, но в ее глазах заплясали смешинки. Она прожила на белом свете двадцать четыре года без мужского внимания, почти ни с кем не общалась, если не считать неприятной компании Джадда и Хоумера, но сейчас ей было весьма забавно оказаться за обеденным столом с двумя столь разными представителями мужского племени.
 Куинн — темноволосый, с приглаженными волосами и смертельно опасный, как пантера, так защищал ее, что ей хотелось смеяться до слез, даже несмотря на то что тем самым он тронул ее сердце. Высокий, с каштановыми волосами молодой человек, который еще не назвал своего имени, был полон мужества и необузданного ребяческого обаяния.
 — Поешь, — сказал Куинн, — пока эта метла не смела со стола все до последней крошки.
 Оца ела. И слушала, как Куинн, откинувшись на спинку стула и сверля парня взглядом, которого пугались более закаленные мужчины, осыпал молодого человека градом вопросов.
 — Давай-ка разберемся, приятель. Кто, черт побери, ты такой? Почему этот шакал Морган так заинтересовался твоей шкурой?
 — Это ошибка. Клянусь, я и сам не пойму, я ничего такого не сделал. — Он засунул в рот остатки бисквита, быстро прожевал и проглотил. — Честно, мистер Лесситер, тому есть свидетели. Это самая настоящая подтасовка.
 — Имя, — потребовал ответа Куинн. — Начни с этого, а потом мы дойдем до остального.
 — Лаки Джонсон. Из Топеки.
 — И что ты делал в моих владениях, Лаки Джонсон?
 — Прятался. — Парень бросил на стол салфетку и отодвинул свой стул от стола, потом принялся расхаживать по дому. Хотя его рука была перевязана — Мора пустила на бинты свою самую старую юбку, — он, казалось, не обращал внимания на боль в ране, которую Мора промыла и смазала бальзамом. Он был теперь в чистой зеленой ковбойке, которая свободно болталась на его долговязой фигуре. Его щеки были немного впалыми, словно он давно не ел досыта.
 — Окс Морган гнался за мной через весь штат! Чертов сукин сын почти поймал меня, несколько раз я едва не попался ему в лапы! Ох, простите, мэм. Я имею в виду — Мора. — Он по-волчьи усмехнулся, не обращая внимания на нахмурившегося Куинна. — А я всего-навсего поцеловал одну весьма хорошенькую леди. Я вас спрашиваю, с каких это пор поцелуй считается преступлением?
 — Если ты заставил ее силой тебя поцеловать, я сказал бы, что такое деяние наказуемо, — заметил Куинн спокойно. — А если ты заставил ее силой сделать что-нибудь еще…
 — Силой? Да нет же, черт возьми! Я никогда не вынудил бы леди сделать что-то такое. Зачем мне это? Они и так сами напрашиваются на… — Он поспешил умолкнуть, поскольку рот Куинна превратился в тонкую полоску. Юноша быстро взглянул на Мору. — Я хотел вам сказать, что эталеди сама пригласила меня. Вежливо и приятно. — Он захихикал и снова уселся на стул, казалось, весьма довольный собой.
 Когда Мора принялась мыть посуду, Куинн наконец услышал от парня всю историю от начала до конца. Оказалось, Лаки Джонсон сделал кое-что большее, чем просто поцеловал леди. Он затащил ее в постель.
 К несчастью, это была не его собственная постель, а мужа пострадавшей леди, некоего Руфуса Ламморка, владельца самой крупной грузовой компании в Денвере. В ней его и поймали.
 — Когда он нас застукал, то вместо того, чтобы кинуться на меня, набросился на Тэсс! — воскликнул Лаки с негодованием. — Ее так звали, Тэсс, — добавил он. Мальчишеское лицо стало хмурым. — Прежде чем я понял, что случилось, он выдернул ее из постели за волосы и швырнул на пол. Я схватил его прежде, чем он смог снова ее ударить, и мы сцепились. Тэсс кричала и плакала так громко и отчаянно, что могла поднять мертвых. У меня не было никакой возможности увидеть, что с ней такое, но вдруг Руфус потянулся к своему револьверу. А на мне вообще ничего не было. Совсем ничего! — подтвердил он снова.
 — О Боже! — Стоя у мойки, Мора схватилась за горло. — Он пытался тебя убить? Это наверняка был самый настоящий хладнокровный убийца!
 — Никто и никогда не обвинял Руфуса ни в чем подобном, — мрачно ответил Лаки.
 — Продолжай. — Куинн налил себе еще кофе, хмурясь из-за того, как эту историю воспринимает его жена. То, о чем рассказывал юнец, навеяло на Куинна воспоминания. Ужасные воспоминания. Он с отвращением прогнал их и заставил себя сосредоточиться на рассказе.
 — Поэтому мы боролись из-за револьвера. Я пытался отобрать его и отбросить подальше, когда это произошло. Руфус дернулся и умер прямо на мне. Потом шериф меня арестовал и обвинил в убийстве, не обращая внимания на то, что Тэсс пыталась ему все объяснить. А потом мы со стариной Беном дали деру из тюрьмы…
 — Старина Бен? — Тарелка в руке Моры замерла, и она уставилась на Лаки огромными глазами.
 — Ага, Бен Баскин, грабитель банков. Он сидел вместе со мной. Ну так вот, мы, значит, удрали, а шериф объявил щедрую награду — пять сотен долларов за поимку каждого из нас. Окс поймал Бена в Виргинии и приволок его мертвым, а потом погнался за мной.
 — Тогда, думаю, ты должен поблагодарить Куинна. — Мора поставила последнюю тарелку на стол и потянулась за сухой тряпкой. — Он спас тебе жизнь. Тот ужасный человек убил бы тебя так же, как и старину Бена.
 Куинн пожал плечами и допил кофе, а Лаки задумчиво покусывал нижнюю губу.
 Парнишка откинулся на спинку стула и случайно принял такую же позу, как и Куинн. Он поднял подбородок и встретился со взглядом мужчины напротив. Упрямство мелькнуло в светло-голубых глазах Лаки, но погасло под неотрывным тяжелым взглядом серебристо-серых ледяных глаз. Юноша пробормотал:
 — Я думаю, что задолжал вам. Окс, должно быть, обогнал меня возле Гусиного каньона и шел буквально по пятам. Поэтому я вам сильно обязан, мистер. Ох, погодите. — Лаки быстро оглянулся и подался вперед на стуле. Он вдруг пристально посмотрел на Мору, потом на Куинна и снова на женщину. — Вы мне велели называть ее миссис Лесситер? До меня не сразу дошло, что вы не… — Он облизнул губы, потом посмотрел на высокого угрюмого человека, который сидел перед ним. Парень, видимо, что-то прокрутил в голове, и его глаза округлились. Лаки едва не задохнулся. — Не тот ли вы Куинн Лесситер, а?
 — Кажется, я был им до последнего времени.
 — Но вы… вы… Я слышал о вас. Черт, да каждый слышал о вас. Вы же известная личность.
 Куинн встал из-за стола, взял свою кофейную чашку и чашку Лаки и понес в мойку.
 — Благодарю за ужин, — сказал он Море.
 — Ты куда?
 — Проверить лошадей. И посмотреть, нет ли чего заслуживающего внимания в конюшне или под навесом. Не было шанса до сих пор взглянуть. Я ненадолго. — Он встал и посмотрел на Лаки. — Ты готов?
 — Готов? К чему? — Парень быстро вскочил на ноги.
 — Отправиться на все четыре стороны! Обратная дорога в город длинна, а уже темнеет.
 — Ты ведь не собираешься отправить его в город на ночь глядя? — В голосе Моры звучал протест. Она тяжело дышала. — Парень ранен!
 — Какое мягкосердечие! — пробормотал Куинн, качая головой. Потом твердо посмотрел на Мору. — Он здесь не останется. Пусть найдет себе пещеру, или ляжет где-нибудь под деревом, или поедет в город — словом, пускай делает что хочет, но уберется отсюда прямо сейчас!
 — Не беспокойтесь, мэм. — Лаки сдернул с гвоздя свою шляпу и направился к двери. Его щеки вспыхнули, но он боролся с собой, чтобы казаться спокойным и бесстрастным. — Никому никогда не удастся обвинить Лаки Джонсона в том, что он торчит там, где его не хотят видеть. Я достаточно испытывал ваше терпение, полагаю. Благодарю за прекрасный ужин, — сказал он Море с чувством. — Не волнуйтесь обо мне. Я могу позаботиться о себе сам.
 — Но твоя рука…
 — Ничего страшного.
 — Куда ты поедешь? Где ты устроишься на ночлег?
 — Довольно тебе над ним трястись, — заявил Куинн. — Если он достаточно взрослый, чтобы вляпаться в неприятности с ревнивым мужем и законом, то сумеет о себе позаботиться. — Он шагнул к двери, дернул ее, открыл и выжидающе посмотрел на Лаки Джонсона. Он смотрел на него не отрываясь, пока молодой человек надел наконец свою шляпу, поднял упряжь здоровой рукой и вышел в темноту.
 Встревоженная Мора посмотрела на дверь, которую Куинн за ним захлопнул. Досада и раздражение боролись в ней с усталостью. Она не собиралась мириться с жестокостью Куинна Лесситера. Если подумать, то он просто ее потряс. Все, что она хотела, не выходило за рамки гостеприимства по отношению к молодому человеку, которому некуда податься и которому нужна крыша над головой на одну ночь, а Куинн вместо этого почти выпихнул его за дверь.
 Чем больше она думала об этом, тем больше сердилась.
 Когда Куинн вернулся в дом, она уже закончила подметать пол. Мора кинулась к нему с метлой в руке, ее глаза горели злым огнем.
 Он притворился, будто ничего не замечает, чем окончательно разозлил ее.
 — У тебя утомленный вид, — бросил он через плечо, подкладывая полено в почерневшую от копоти плиту. — Почему бы тебе не лечь спать прямо сейчас, а завтра с утра мы бы взялись за работу?
 — Я лягу спать, когда закончу дела, — сказала Мора напряженным голосом.
 — Как хочешь, смотри сама. — Он повернулся, чтобы взглянуть на нее. Его взгляд был таким долгим и оценивающим, что дрожь пробрала Мору до костей. Его серебристо-серые глаза потемнели от дыма горящего очага. — Но мне кажется, тебе уже пора спать.
 — А я говорю — нет. Куинн направился к ней.
 — Мора, если ты из-за малыша Джонсона…
 — Нет, из-за тебя. Ты думаешь, что можешь указывать мне и каждому, что ему делать. Я не стану терпеть ничего подобного.
 — Это не имеет к тебе никакого отношения. Я не собираюсь тебе указывать, что делать. Я только сказал, что не хочу, чтобы этот парень оставался здесь на…
 — Но так нельзя, это негостеприимно… и…
 Ее голос задрожал, а Куинн с тревогой заметил, что она вот-вот заплачет.
 — Перестань, — быстро сказал он. — Незачем слишком уж переживать. Я не знал, что ты так печешься о каком-то парне, который вторгся в наши владения и чуть было не пристрелил нас обоих.
 — Это не Лаки! — закричала Мора. — Это…
 Она не договорила, расстроенная, пытаясь найти слова, которые выразили бы точно, что она сейчас чувствует. Куинн смотрел на нее как на сумасшедшую.
 — Всю жизнь я жила с назваными братьями, которые выталкивали в шею каждого… — она задыхалась, — каждого, кто мог бы стать мне другом, кто только пытался по-доброму отнестись ко мне, с кем я могла бы познакомиться. Я не желаю больше так жить. Я хочу, чтобы тут все пошло по-другому. Мечтаю познакомиться с горожанами, подружиться с ними, может быть, для того, чтобы почувствовать… о, Куинн, я не знаю, как сказать… почувствовать дружеское участие и заботу… Я хочу жить здесь как у себя дома. Хочу, чтобы нас признали здесь своими… Я хочу этого ради ребенка.
 Куинн напрягся.
 — Разве ты никогда не хотел этого? Не хотел почувствовать себя своим в каком-нибудь месте, среди людей? Чувствовать, что ты один из них?
 Он не думал ей уступать. Больше всего ему хотелось убраться отсюда за сотни миль.
 — Нет. — Его тон был холоден и бесстрастен, голос звучал твердо, как сталь. — Я не нуждаюсь в друзьях, мне никто не нужен…
 Мора почувствовала себя так, словно Куинн ее ударил.
 — Правильно! Как же я могла забыть об этом? — Она отвернулась и швырнула метлу в угол.
 — Мора…
 — Я предлагаю тебе поторопиться и поскорее заняться ранчо: нанять людей и наладить здесь жизнь. Тогда ты сможешь отвязаться от меня и от ребенка, — запальчиво проговорила Мора.
 — Именно так я и намерен поступить, — спокойно ответил Куинн.
 — Да, ты ясно дал мне это понять, достаточно ясно. — Она схватила тряпку и принялась оттирать на столе пятно от кофе, которое не заметила раньше. Руки ее слегка дрожали. — Но ты возненавидишь меня за это, не так ли? Каждый миг, который тебе придется провести здесь, со мной, в этом доме, на этой земле, ты будешь ненавидеть меня.
 Куинн сделал один большой шаг и оказался рядом с ней. Он выдернул тряпку у нее из рук и швырнул на стол. Потом схватил Мору за плечи и встряхнул.
 — Я никогда не смогу тебя возненавидеть, — резко заявил он. — Ты можешь винить во всем себя. А я — себя. — Его рот скривился. — Я не мог бы жить в ладу с самим собой, если бы не взял на себя ответственность и не женился на тебе. Но я не могу остаться здесь, Мора. Я не тот человек, который способен усидеть на одном месте. Я не так скроен, чтобы быть чьим-то мужем…
 Она кивала, хотя ее глаза застилал туман слез. Мора пыталась отстраниться от Куинна, но он не собирался ее отпускать. Куинн схватил Мору за руку и легонько потянул к себе, поэтому ей оставалось только смириться и оказаться с ним лицом к лицу. Ее губы дрожали, но она подняла подбородок, чтобы встретить его пристальный взгляд, который настойчиво искал ее взгляда.
 Куинн боролся с искушением дотронуться до нежных дрожащих губ Моры. Видит Бог, как сильно ему хотелось почувствовать их нежность, ощутить их сладость под своими губами. Но он заставил себя сосредоточиться на том, что собирался сказать. Сейчас он не должен ни на что отвлекаться. То, что она рассказала ему о своих братьях, было очень важт но для него, он многое увидел другими глазами, под другим углом зрения и по-иному, чем прежде. Ему нужно было разобраться еще кое в чем.
 — Ты упомянула… ты сказала… насчет того, чтобы принадлежать… быть одной из…
 — Да?
 — Пожалуйста. Заведи себе друзей. Я не об этом никчемном щенке Джонсоне, но, если в городе кто-то тебе покажется симпатичным, ты можешь свести с ним знакомство, подружиться. Я не собираюсь вставать у тебя на пути.
 — А ты? Ты как? Что скажешь, Куинн?
 — Я не могу измениться, Мора. Я волк-одиночка. Я не доверяю людям и не хочу иметь с ними дел. Никогда. Но ты — ради Бога!
 — А я хочу. И буду иметь с ними дело.
 Он кивнул. В комнате стало тихо до звона в ушах.
 — Теперь ты пойдешь спать? У тебя такой вид, словно вот-вот упадешь. Это нехорошо для ребенка.
 Мора знала, что Куинн прав.
 Она молча повернулась и пошла в спальню. Мора знала, что он смотрит ей вслед, но не обернулась.
 Спальня в этой хибарке оказалась довольно просторной, со скошенным потолком, но сейчас в ней было темно и плохо видно. Вещи Куинна валялись в углу подле старого поцарапанного соснового стола. Ее саквояж стоял на кровати с соломенным тюфяком у противоположной стены. Никакой особенной мебели Мора в спальне не заметила, кроме столика с керосиновой лампой. На умывальнике стоял кувшин с отколотым краем. У двери глыбился сундук с продавленной металлической крышкой, в нем лежали старые, траченные молью одеяла, простыни и плетеная корзинка для шитья. В комнате был всего один деревянный стул, он сиротливо притулился к голой стене.
 Было тут и треснувшее зеркало, но никакого коврика, никаких занавесок на прикрытом ставнями окне. Ставни, кстати, были щелястые, и звездный свет проникал внутрь. На кровати не нашлось даже стеганого одеяла.
 Однако кровать неодолимо манила Мору. Бедняжка так устала, что у нее едва хватило сил вынуть из сундука простыни и постелить на кровати, накрыв темно-серым одеялом. Колени Моры слабо дрожали, когда она занималась своим туалетом, натягивала белую длинную ночную рубашку, стиранную за ее век столько раз, что она совсем обветшала.
 Как жаль, что она не может предстать перед Куинном в приличном виде! Будь у нее красивая длинная ночная рубашка с кружевами и шелковыми лентами, пахнущая лавандой, волосы, ниспадающие на плечи аккуратными золотистыми локонами, он бы увидел ее и… И что?
 Пришел бы к ней, обнял и поцеловал?
 Сердце у Моры встрепенулось. Она действительно хотела, она надеялась на что-то большее между ними, более глубокое и чувственное, чем сделка, которую они заключили ради ребенка.
 «Идиотка, — прошептала она. — Он — незнакомец, который вошел в твою жизнь внезапно и так же уйдет из нее. И хотеть от него чего-то большего, чем то, на что он согласился, совершенно безрассудно».
 Но как бы там ни было, что бы она ни говорила самой себе, от слез Мора удержаться не смогла. Они непроизвольно катились по щекам, когда она наконец опустилась на кровать и уткнулась лицом в подушку.
 «Что со мной случилось? — спрашивала себя Мора, натягивая на плечи ветхое одеяло. — Почему я продолжаю думать о Куинне, представлять себе, как бы это было, если бы снова можно было поцеловать, обнять и лежать с ним в одной постели?»
 «Он не для тебя». Жар охватил ее, когда она представила узкое, опасное лицо Куинна. Он — источник всех ее бед, думала она в отчаянии. Мора боролась с воспоминаниями, а они нахлынули на нее и не уходили. Широкие плечи… узкие бедра… мышцы, перекатывающиеся на заросшей темными волосами груди.
 Мора стиснула закрытые веки. Но мощное тело Куинна и его мрачное красивое лицо стояли перед ней, как ни гнала она их от себя. Как ни старалась.
 «Чем скорее он наймет работников и уедет отсюда, тем лучше».
 Возможно, составь она перечень его недостатков, это помогло бы ей заснуть. В конце концов, у него их так много, что она могла бы перечислять их до утра…
 Он приводил ее в бешенство, подавлял, сердил… Он упрям как осел… Он понятия не имеет о вежливости… У него нет чувства сострадания…
 На этом перечисление недостатков Куинна оборвалось, Мора заснула, но перед тем все же подумала о том, когда же наконец он тоже ляжет.
 Она не слышала, как Куинн вошел в спальню.
 Он подошел к кровати и, не отрываясь, смотрел на Мору, которая крепко спала. Несмотря на свою беременность, она была все еще стройна, как цветок. Мора оставила лампу зажженной, и в скудном желтом свете ее рыжие волосы мерцали, словно янтарь, а копна своевольных, буйных завитков прикрывала скулы и плечи.
 Что-то защемило глубоко в душе у Куинна. Мора казалась такой беззащитной, такой красивой и желанной. Не осознавая, что делает, Куинн потянулся и погладил длинный упругий рыжий локон.
 Он боролся с желанием запустить руки в ее огненные волосы и лечь рядом, прижать Мору к себе. Словно услышав его мысли и почувствовав его присутствие, она заворочалась во сне, что-то забормотала, поэтому он нехотя убрал руку.
 Но сделал он это уже после того, как Мора повернулась на бок и одеяло сползло вниз. Он увидел ее красивую грудь, четко вырисовывавшуюся под тонким полотном. Он не мог забыть ее упругость под его руками и пряный запах ее кожи. Ему хотелось отбросить безобразное серое одеяло, стащить с девушки длинную ночную рубашку и еще раз исследовать каждый дразнящий изгиб юного тела, не пропуская ни одного таинственного, манящего уголка…
 Но Куинн не мог себе позволить этого. Он не должен. Ему надо держаться от нее подальше.
 Странное дело, Мора оказалась самым нежным существом, с которым он когда-либо сталкивался в жизни, но характера ей было не занимать. Она могла раскалиться добела, ее храбрость казалась безграничной. Она могла быть чертовски привлекательной, безумно манящей с этим большим ртом и пухлыми губами, в которые так и хотелось впиться и целовать, целовать… А эти вьющиеся рыжие волосы, разметавшиеся по подушке! Она вся — сгусток противоречий, ярких контрастов. Квин вообще не понимал женщин, а уж ее тем более.
 Горячее желание пронзило его тело, и он задрожал. Он боролся с этим настойчивым желанием лечь рядом с ней и взять ее прямо здесь, в этой неприглядной халупе, в их первую ночь на земле, которую он отдаст ей в собственность.
 Он не должен этого делать, не должен снова целовать ее. Нет, ни в коем случае, если он понимает, чего на самом деле хочет в этой жизни. Но Мору он желал слишком сильно.
 Вот почему он должен держаться от нее подальше. Скорее уехать отсюда, как можно скорее.
 Мора вдруг открыла глаза, словно все это Куинн произносил не мысленно, а в полный голос и разбудил ее. Ее ресницы затрепетали.
 Со сна она озадаченно смотрела в темноте на Куинн. Она была совершенно восхитительна, сонная, в легком недоумении. Потом Мора внезапно приподнялась на локте и ее глаза широко раскрылись.
 — Куинн, в чем дело? Что… чего ты хочешь?




 Глава 15


  — Чего я хочу? — повторил ее вопрос Куинн низким, глубоким голосом. — Ответь сама. Как ты думаешь, чего я хочу?
 Мора затаила дыхание, когда увидела серебристый, мерцающий свет в глубине глаз Куинна, устремленных на нее. Он выглядел суровым и опасным, темные волосы упали ему на лоб, а большие пальцы рук он по привычке сунул под ремень. Ну почему он так чертовски красив?
 — Я… я думаю, ты хочешь заявить о своих супружеских правах, — прошептала она, и, видит Небо, в глубине души она страстно хотела этого.
 Холодная дрожь пробрала Куинна от ее слов. Мора права. Он хотел этого всем своим существом, чертовски хотел, но не должен был этого делать. Не должен допустить и малейшего прикосновения к ней, пусть даже умрет от желания.
 — Попытайся еще раз, дорогая. — Каждый его мускул напрягся до предела, поскольку Куинн Лесситер старался держать себя в руках.
 — Почему бы тебе самому не сказать мне в таком случае? — спросила она смущенно.
 Куинн понимал, что ему надо выкрутиться из положения, причем немедленно. Сам не свой от того, что с ним творится, он приуныл, и его голос прозвучал мрачнее, чем ему хотелось.
 — Я намеревался хорошо выспаться, ангел. Только и всего. Я подумал, что тут где-то можно найти одеяла и подушку. Как ты? Хорошо устроилась?
 — Ты не собираешься лечь… рядом?
 — Это приглашение?
 — Нет! Конечно, нет. — В свете лампы ее щеки ярко вспыхнули. — В сундуке у стены есть одеяла и простыни. — Она схватила подушку, что лежала рядом с ее подушкой, и кинула ему. Он поймал ее без труда.
 — Премного благодарен.
 — Пожалуйста. Но хочу попросить об одном одолжении. Я буду тебе очень обязана, если впредь ты не станешь больше красться ко мне в комнату, как сейчас. Ты испугал меня до полусмерти!
 — А по мне, так ты выглядишь очень даже живой, — сказал он тихо, и пальцы Моры впились одеяло, потянув его за край медленно-медленно. Она закуталась в него до самой шеи, прикрывая грудь под его горячим пристальным взглядом.
 — Мы должны уточнить кое-что прямо сейчас, — сказала она слегка дрожащим голосом. — Насчет того, как мы намерены… спать. Если ты захочешь лечь на кровати, когда будешь дома, я с удовольствием устроюсь на диване. А если ты захочешь наоборот…
 — Да спи ты на этой проклятой кровати! — Куинн не мог больше ни минуты смотреть на ее манящий рот или в большие карие глаза, в противном случае он сорвет с нее одеяло, стащит ночную рубашку и…
 Мысленно проклиная себя, он подошел к сундуку, вытащил из него одеяло и направился к двери.
 — Ты должна спать за двоих, — сказал он. — Устраивайся поудобней.
 — Я так и делаю. Но пожалуйста, не входи сюда больше без стука.
 Он усмехнулся:
 — Боишься, что заговоришь во сне?
 — Я ничего не боюсь.
 — Ничего?
 — Вообще ничего, — бросила Мора и выпрыгнула из кровати. Она босиком подбежала к лампе и погасила ее. — Я не боюсь темноты, я не боюсь грома, я не боюсь тебя!
 Она стояла перед ним, подбоченившись, совершенно забыв о том, как выглядит, а звездный свет скользил по ее прекрасному лицу и струящимся волосам, мягко освещая каждый изгиб тела под тонкой ночной рубашкой.
 — Тогда, думаю, ты не станешь возражать против того, чтобы жить тут в полном одиночестве, как только я уберусь отсюда? — медленно спросил Куинн.
 — Возражать? Я сказала — мне будет гораздо спокойней и тише.
 — Хорошо. Я скоро уеду по делам…
 — Опять нанялся кого-то убить?
  — Да, и не знаю, когда вернусь.
 — Только не уезжай, пока не наймешь работников на ранчо. Да, кстати. Я хотела спросить: у нас есть все-таки хоть какой-то скот?
 Брови Куинна Лесситера резко поднялись.
 — Еще нет.
 — Что же это за ранчо, на котором нет коров и быков?
 — Обыкновенное, которое в самом начале. — Куинн пожал плечами. — С каких это пор ты так раскомандовалась?
 — С тех пор, как меня разбудил среди ночи один незнакомец. Он стоял у моей постели.
 — Я не совсем незнакомец, Мора. Уже нет. Разве не так?
 — Не напоминай мне ни о чем. — Внезапно Мора задрожала и опустила глаза. И мысленно ахнула. До нее наконец дошло, что она стоит перед ним в пятне звездного света в одной лишь ночной рубашке и на ней больше ничегошеньки нет.
 Мора помчалась обратно, нырнула в постель и натянула на себя одеяло.
 — Будь любезен, закрой дверь, когда будешь уходить.
 Он угрожающе шагнул к ней.
 — Ты выпроваживаешь меня отсюда?
 — Ты же сказал, что не собираешься оставаться в спальне!
 Куинн бросил простыни на пол, перешагнул через них и подошел к кровати раньше, чем Мора успела выдохнуть.
 — А если я останусь? — спросил он, садясь рядом с ней. Одним быстрым движением он выдернул одеяло из ее стиснутых пальцев и притянул Мору к своей груди с такой легкостью, что у нее закружилась голова.
 — Я… я думала, мы договорились…
 — Мы договорились.
 — Тогда — почему… почему ты в этой постели… со мной?
 — Я не в постели все-таки, а на постели. — Он с силой стиснул ее запястья, его лицо замерло всего в дюйме от ее лица. Мора едва сдерживалась; она ощущала силу, исходившую от Куинна, которая, казалось, заполнила всю спальню. Ее нервы были натянуты до предела.
 — Это нехорошо, — сумела проговорить она дрожащими губами.
 Куинн смотрел на ее рот. Поцелуй он ее снова, погладь ее волосы или тело, она бы не устояла…
 В какую-то секунду Мора подумала, что он собирается… Она заметила голод в его глазах, ощутила желание, пожирающее его изнутри, страсть, воспламеняющую гладкое, мощное тело. И испытала удовлетворение и удивление. И трепет…
 Но вдруг он резко отодвинулся и уставился на Мору, прерывисто дыша.
 — Ты права. Это нехорошо. Если ты думаешь, что можешь совращать меня, слоняясь вокруг…
 — Совращать тебя! Я когда-нибудь пыталась тебя совращать? Это ты льстивыми речами заманил меня к себе в комнату той ночью, чтобы я легла с тобой…
 — Да, ну, в общем, я не собираюсь повторить ту ошибку, — безжалостно прервал ее Куинн.
 — Мы оба не собираемся этого делать!
 Он нагнулся, поднял с пола простыни и, громко стуча каблуками, прошагал к двери.
 — Прекрасно. Спокойной ночи.
 — Спокойной ночи!
 Когда дверь за ним захлопнулась, Мора запустила в нее своей подушкой. «Черт бы тебя побрал, Куинн Лесситер!»
 Постель показалась ей холодной, одинокой и пустой. Такой же, как ее собственное сердце.
 Море нестерпимо хотелось плакать, но она решительно сопротивлялась слезам.
 Куинн ее желал. В тот миг, когда ее сердце почти остановилось, когда они были так близко друг от друга, что могли поцеловаться, когда его глаза горели, глядя в ее глаза, в глубине души она понимала, что в эту ночь он ее желает. Но он боялся попасть в ловушку. Он избегал всего, что привязало бы его к ранчо. Куинн вознамерился держать ее на расстоянии вытянутой руки. И быть свободным.
 «Ты не смеешь даже думать о том, чтобы влюбиться в него, — предупредила себя Мора, укладывая подушку на место и снова ложась в постель. — Или разрешить ему завладеть твоим сердцем. Даже частицей его. Это самое плохое, что ты можешь сделать. Он тебя не любит и никогда не полюбит, поэтому даже не надейся на то, что все может быть по-другому… не надейся».
 Она лежала и настраивала себя против Куинна, но усталость во всем теле взяла свое. Мора заснула глубоко и крепко.
 Утром, когда она проснулась, в комнату уже проникал неяркий солнечный свет. Куинна в доме не было. Ее муж, охотник на людей, был неизвестно где.




 Глава 16


 Не обращая внимания на мартовский холод, Мора пошла к ручью умыться, потом надела самое старое платье. Сегодня будет трудный день — ей предстоит большая работа. Так много нужно сделать в доме и вокруг, а еще съездить в город за провизией и всем необходимым для жизни. Мало что из того, что она обнаружила в доме вчера вечером — тарелки, горшки, даже мебель, — им пригодится, поэтому придется накупить очень много вещей, чтобы сделать жилье удобным. Не говоря уже о муке, сахаре, картошке, луке, говядине, сыре…
 Список казался бесконечным.
 Время шло, а Куинна все не было.
 К длинному списку необходимого она прибавила еще один пункт: выяснить, куда подевался Куинн.
 «Ты замужем всего несколько дней, а он уже тебя бросил», — подумала Мора недовольно. Но в глубине души она понимала: как ни отвратительна должна быть Куинну мысль о том, что его поймали в брачные силки, он непременно вернется, чтобы наладить работу на ранчо ради нее и их ребенка.
 Мора обследовала скудные припасы на кухне, нашла кофе, галеты, банку консервированных персиков и четыре яйца. Она разбила яйца в миску и поставила сковородку на плиту, потом пошла к двери посмотреть, не видно ли на горизонте мужа. Она сильно проголодалась, но не хотела готовить завтрак, пока Куинн не вернулся. Не дело подавать ему холодную еду в их первое утро в новом доме.
 В конце концов, у бедняги сейчас довольно трудное время: ему надо привыкнуть к положению женатого мужчины, а остывшая яичница может довести его до крайности. Мора улыбнулась своим нелепым мыслям.
 Попытка приручить бродягу, сделать его послушным и счастливым с помощью горячей яичницы-болтуньи показалась ей настолько забавной, что она расхохоталась.
 — Я надеюсь, ты это оценишь, потому что я делаю все ради тебя, малыш, — сказала она той новой жизни, которая развивалась у нее внутри.
 — Что ты делаешь и для кого? — раздался у нее за спиной глубокий голос Куинна.
 Мора резко повернулась и бедром едва не сбила раскаленную сковороду с плиты. Она схватила ее за ручку и держала, задыхаясь, так как сильно обожглась.
 — Что с тобой, черт возьми? — Куинн мигом оказался рядом и уже держал ее за запястье; его глаза сузились при виде ее покрасневшей ладони.
 — Сковородка оказалась немного горячей, — ответила Мора. — Ничего страшного, я не сильно обожглась.
 — Тебе повезло, — буркнул Куинн, все еще не выпуская ее руку.
 — Ты меня напугал. — Она попыталась не думать о его прикосновении, но внезапно ей стало трудно дышать. Жаворонок за окном заливался, но ей казалось, что его пение доносится откуда-то из дальней дали. Она попалась как в сети, застигнутая напряженным взглядом серых глаз Куинна.
 Мора надеялась, что он не заметит, как скачет ее пульс под его рукой. Глубоко вздохнув, она пристально взглянула на него.
 — У тебя уже входит в привычку незаметно подкрадываться ко мне, — укорила его Мора, выскальзывая наконец из его рук.
 — Ничего подобного. — Он покачал головой. — Просто вы, леди, слишком нервная особа для этих мест. Что я могу для тебя сделать?
 Мора могла бы напомнить ему кое о чем, что он уже сделал с ней, и была бы не прочь, если бы он это повторил. Но она испугалась, что подобное может произойти прямо на кухне, средь бела дня. Куинн был такой возбужденный, куда-то исчез рано утром, напомнила она себе и решила не делать ничего, что могло бы снова его спугнуть. Пускай сначала позавтракает, решила она.
 — Я просто не люблю неожиданностей, — пробормотала Мора, изо всех сил противясь желанию снять шляпу с его красивой головы, подняться на цыпочки и поцеловать.
 Она повернулась к плите и принялась готовить, не желая показать, какой по-настоящему счастливой она себя чувствует из-за того, что он вернулся.
 — Где ты был? Я проголодалась, — заметила она небрежно.
 — Нанес визит соседям.
 — Соседям? У нас есть соседи?
 — Самые настоящие, — ответил он, как обычно растягивая слова. — Они были более чем счастливы провернуть небольшое дельце.
 — О чем ты?
 — Я купил нам — вам — двести пятьдесят голов скота и нанял работника, который будет за ними присматривать.
 — Господи, ты не тратишь время попусту, верно?
 — Я же тебе говорил, что собираюсь это сделать.
 Мора почувствовала на себе его пристальный взгляд, когда выливала яйца на раскаленную шипящую сковороду, и готова была зашипеть сама. Он говорил о коровах, но выражение его лица было теплым. Она вспомнила о том, как он привлек ее к себе вчера вечером, застенчиво заправила прядь волос за ухо, а потом подвинула к нему банку с персиками.
 — Ты не против ее открыть и выложить персики в миску? — спросила Мора, чувствуя, как заливается румянцем под его пристальным взглядом. Интересно, а помнит ли он это?
 Ее щеки стали пунцовыми, и Мора обрадовалась, что он больше не наблюдает за ней. Куинн взял свой нож и вогнал его в крышку банки.
 — Расскажи мне про наших соседей, — попросила Мора, чтобы прервать молчание.
 — Ты с ними познакомилась вчера в городе. Это Тайлеры, их ранчо примерно в двадцати милях к северу от ручья.
 Мора довольно кивнула, вспомнив высокого мужчину и рядом с ним маленькую женщину со спокойной улыбкой и темными кудряшками, в большой шляпе от солнца.
 — Когда я впервые приехал взглянуть на свою землю и дом, — продолжал Куинн, — то решил выяснить, сколько здесь земли и кто в соседях, если вообще кто-то живет поблизости. Земли Тайлеров простираются вдоль северных границ наших владений. Тут есть еще ранчо Уэстмана, но оно лежит восточнее, ближе к Белому Каньону.
 — Ты узнал все это больше двух лет назад? Значит, ты слышал о Тайлерах до нашей вчерашней встречи с ними?
 — Я никогда не видел их прежде, но фамилию слыхал. Мое дело требует запоминать имена людей.
 — Кроме моего, — не думая бросила Мора и тут же спохватилась. Но слова уже вылетели.
 Она посмотрела на Куинна. Его серые глаза пронзили ее насквозь. Она быстро повернулась к плите и разлого жила яичницу со сковородки по тарелкам.
 — Я вспомнил тебя, Мора, — спокойно сказал Куинн. — Только сначала…
 — Не важно.
 — Я думаю, ты лжешь, что это для тебя не важно.
 — Что? — Мора поставила тарелки на щелястый стол и встала перед ним, уперев руки в бока. — С какой стати мне лгать?
 Ее голос слегка дрожал. Она вспомнила, как он обвинял ее во лжи, когда она пришла к нему в салун в Виспер-Вэлли. Когда она сказала ему про ребенка. При воспоминании об этом ей все еще было больно.
 Куинн, казалось, угадал ее мысли.
 — Ты меня не так поняла. Я думаю, ты не допускаешь и мысли о том, что это имеет для тебя значение. Тебя задевает, что я сразу не вспомнил о том, что произошло той ночью.
 Куинн был абсолютно прав. Это имело для нее значение. Она почувствовала себя ничтожной, ничего не значащей. Ночь, такую важную для нее, Куинн Лесситер с легкостью забыл.
 — Теперь это не важно, — повторила она.
 — Если это тебя задело, значит, это чертовски важно. — Куинн нахмурился, подошел к ней и подвел к стулу. — Садись! И слушай.
 Она смотрела на него, удивленная серьезностью его тона.
 — Я слушаю.
 — Я неплохо разбираюсь в женщинах.
 Вспоминая о том, как он дразнил ее и мучил, как испытывал наслаждение в ту ночь, она подняла брови, а он усмехнулся.
 — Хорошо, я знаю о них кое-что, — признал он и увидел в ее глазах веселые искорки.
 — Я заметила, — сказала Мора, снова не подумав, и ее лицо вспыхнуло. Он протянул руку и погладил ее по щеке, но потом его рука упала, словно он мысленно призвал ее к порядку.
 — Я имел в виду, что знаю насчет того, как ухаживать, как разговаривать с женщиной, не задевая ее чувств. Я никогда ни с кем не был слишком долго. Если не считать Серину.
 Серина! Мора ждала, наблюдая за его лицом, и радовалась, что он не догадывается, как ее сердце трепещет в груди.
 — Ну? — подталкивала она его к продолжению.
 Но вместо этого Куинн просто снова пожал плечами и взъерошил пятерней свои волосы.
 — Серина… Впрочем, это не имеет значения.
 Мора с бьющимся сердцем спрашивала себя, были ли они любовниками с Сериной. Или только друзьями? Она не могла забыть выражения лица блондинки, когда Куинн представил ей Мору как свою жену.
 — Дело в том, — продолжал Куинн, — что я и вправду не мастак ухаживать за женщинами, а о браке знаю и того меньше. Даже о таком браке, как у нас. Но…
 Куинн быстро подошел к стойке у плиты, взял миску с персиками и понес к столу, а потом уселся на стул напротив Моры. В тишине, повисшей в комнате после сказанных им слов, были слышны громкие трели жаворонка за окном.
 — Когда-нибудь я тебе расскажу, — сказал Куинн, — про мужчину, который не знал, как надо обращаться с женой. Он ее бил, пренебрегал ею, а потом стал причиной ее смерти…
 — Кто он? — тихо спросила Мора. Его лицо стало пепельно-серым, когда Куинн снова заговорил, и она увидела, какую жгучую боль вызывают у него эти воспоминания.
 — Мой отец.
 Мора не знала, что сказать. В ее голове теснилась дюжина вопросов, которые она хотела задать, но глаза Куинна приобрели уже знакомое выражение, то самое, которое она увидела той незабываемой ночью в гостинице Дунканов, и она могла думать сейчас только о том, как унять боль Куинна, успокоить его, избавить от странного, ужасного одиночества, поселившегося в душе у этого сильного человека.
 — Мне очень жаль. — Она подалась к нему через стол и нежно коснулась его руки.
 Куинн мгновение изучал лицо Моры, потом отдернул свою руку, словно ее пальцы обжигали ему кожу.
 — Это произошло давным-давно, — холодно сказал он, и разговор оборвался. Куинн встал из-за стола, сходил за кофейником и налил им кофе. Жаворонок, должно быть, улетел, потому что теперь за окном стояла глубокая тишина. Тишина пустоты и бесконечного одиночества. — Дело в том, что я всегда боялся стать похожим на отца. Боялся стать хулиганом, бандитом или мужчиной, который не заботится о своей семье, особенно о своей жене. Что-то вроде этого я говорил тебе в Виспер-Вэлли. Я хочу и буду заботиться о тебе. О ребенке и о тебе. Но не жди… большего.
 Большего. Под этим словом он подразумевал любовь, постоянство. Тем самым он говорил ей, чтобы она не надеялась видеть его всегда рядом. Что ей придется жить в одиночестве. Сердце Моры перевернулось. Она не знала почему. Ведь она не любит его, едва его знает.
 — Я понимаю, — ответила Мора и проглотила кусочек яичницы, подцепив его вилкой. Никакого вкуса она не почувствовала.
 — Понимаешь? — Голос Куинна прозвучал сурово. — Если ты от меня хочешь, Мора, чего-то такого, чего я не могу тебе дать, ты будешь задета, тебе будет больно, но я тебя предупредил.
 — Не волнуйся, — поторопилась она его успокоить. — Я хочу того же, что и ты. Мне нужен только хороший дом для ребенка. И… независимость. Самостоятельность, Куинн. Поверь, после стольких лет жизни с Джаддом и Хоумером меньше всего мне хочется, чтобы кто-то постоянно вмешивался в мою жизнь, указывал, что надо делать и как поступать. — Она встретила пристальный взгляд ледяных серых глаз и вздернула подбородок. — Может быть, мы могли бы стать партнерами…
 — Партнерами?
 — Да. И это было бы условием, одним из условий нашей сделки. — Она подалась вперед. — Партнеры по устройству ранчо, партнеры по воспитанию ребенка. Как думаешь, Куинн, ты мог бы пойти на это?
 — Я никогда еще не был партнером женщины! До сих пор, во всяком случае.
 — Хорошо, если тебе от этого станет легче, я скажу, что и у меня никогда не было партнеров или даже друзей, никогда в жизни. Мои братья не допустили бы ничего подобного.
 — Хотел бы я повстречаться когда-нибудь с твоими братьями, — тихо, но угрожающе заметил он, а Мора быстро покачала головой.
 — Нет, не стоит с ними встречаться, — пылко запротестовала она. — И потом, они не имеют никакого значения для меня и моей жизни.
 С этим Куинн не мог спорить и просто кивнул.
 — Партнеры, значит. Но я такой партнер, который появляется и исчезает, когда ему вздумается. С таким ничего не обсудишь. Мы ведь уже об этом договорились.
 — Конечно. И я не хочу ничего другого.
 Она заметила, как расслабились его широкие литые плечи. Он отпил большой глоток кофе.
 Мора понесла свою тарелку к мойке.
 Когда-то она мечтала о любви, которая заполнила бы все ее сердце без остатка и длилась вечно. Но это глупо и неосуществимо, сказала она себе. Она должна посмотреть в лицо правде. Она собирается родить ребенка, и ей остается только забыть о глупых романтических девичьих мечтах.
 Стук лошадиных копыт ворвался в ее мысли, и Куинн мгновенно вскочил на ноги. Мора пошла за ним к двери. В коляске, которая приближалась к их владениям, сидела Эдна Уивер и махала им издали. Перья на ее серой шляпе развевались на ветру. Рядом с ней, управляя красивой белой упряжкой, сидел седоусый мужчина в темном костюме и котелке.
 Банкир!
 Стоя подле Куинна, Мора вытирала руки о передник.
 — Рановато для визита, но очень хорошо, что они приехали.
 — Давай посмотрим, с чем они пожаловали, Мора, прежде чем решить, к добру ли это.
 Мора пронеслась мимо Куинна и замахала рукой, приветствуя гостей, а высокие колеса коляски уже подминали под себя густые заросли бурьяна, вплотную подступившие к дому.




 Глава 17


  — Доброе утро, миссис и мистер Лесситер! — От звонкого голоса Эдны рыжая белка спрыгнула с дерева и метнулась к ручью.
 Мора с теплой улыбкой заметила:
 — Зовите нас Мора и Куинн, пожалуйста.
 Гостья просияла.
 — Тогда для вас я Эдна, милая. Так меня зовут все.
 Толстяк выбрался из коляски и обошел ее, чтобы помочь жене выйти. Эдна представила его:
 — Это мой муж Сет. Извините за неожиданное вторжение — вы ведь только приехали, но нам надо обсудить кое-что важное. Дело не терпит отлагательства.
 Мора понятия не имела, что привело к ним гостей, но тем не менее радость охватила ее. Скромный, каким только может быть дом, но это все-таки их дом, и он гораздо лучше, чем гостиница Дунканов. Там было всего три маленьких спальни наверху для семьи и столовая для постояльцев, где можно было развлечься или расслабиться. Да и зачем? У Ма Дункан никогда не было времени на такую роскошь, как отдых и развлечения.
 Но это первые гости в собственном доме Моры (если не считать Лаки), и она улыбалась им, а они шагали через прополотую среди сорняков дорожку.
 — Добро пожаловать! — приветствовала Мора чету Уиверов. — Приятно видеть вас у нас на ранчо. Пожалуйста, входите.
 К облегчению Моры, Эдна Уивер с корзинкой в руке промчалась в дом, лишь мельком взглянув на скромную меблировку и вздыбленный пол. Куинн пожал пухлую руку Сета Уивера, но не сказал ничего, хотя принес стул из кухни в большую комнату, чтобы все смогли усесться. Он стоял, облокотившись на каминную полку, и молчал, а Уиверы устроились на диване. Сама Мора присела на стул.
 — Сначала небольшой презент, дорогая. — Эдна протянула Море корзинку. — Извините нас за маленькое недоразумение, которое произошло вчера.
 Мора с радостным любопытством приподняла вышитую белую салфетку и увидела в корзинке каравай хлеба, два больших куска сыра, кувшинчик черничного варенья и немного овсяного печенья.
 — Миссис Уивер, то есть Эдна… Какая щедрость! — Ее лицо сияло от искреннего удовольствия. Мора так редко получала подарки в своей жизни, а эта женщина, которую она едва знала, думала о ней, отправляясь сюда с этими щедрыми дарами. — Спасибо, вы так добры. Куинн, разве это не прекрасно?
 — Прекрасно, — сухо отозвался он.
 Мора попробовала загладить недостаток сердечности с его стороны и беззастенчивость, с которой он поначалу посмотрел на миссис Уивер, а потом на ее румяного мужа.
 — Могу я предложить вам кофе? — быстро спросила Мора.
 — Нет, спасибо, я думаю, нам лучше сразу перейхи к делу и дать вам возможность заниматься устройством своего гнездышка, — ответил Сет Уивер. Его голос был столь тонок как и полоска прилизанных волос на лысой голове. Он был опрятен, почти щеголеват, в безукоризненно отглаженном костюме. Его карие, близко посаженные глаза казались более проницательными, чем у жены, но лицо дышало любезностью. Мягкие губы как будто готовы были улыбнуться, а уши слегка оттопыривались.
 — Валяйте. — Куинн издали наблюдал за банкиром, продолжая стоять у камина. Его лицо было бесстрастным и непроницаемым.
 Но Мора понимала, что он не доверяет этим людям. Она хорошо запомнила его слова, что он вообще никому не доверяет.
 Что за жизнь он вел, спрашивала себя Мора, если вынужден держаться настороже с каждым и холодно со всеми?
 Она вздрогнула и заставила себя сосредоточиться на том, что собирался сказать банкир.
 — Как вы уже вчера слышали, банда Кэмпбеллов натворила дел в нашем Хоупе. — Он откашлялся. — По правде сказать, люди очень напуганы. Эти негодяи уже дважды ограбили мой банк. Мы потеряли больше тысячи долларов. Если такое, не дай Бог, снова случится, мне придется заколотить двери банка навсегда. — Он вздохнул. — А если люди надумают покинуть Хоуп, город умрет.
 Лицо Сета Уивера напряглось и посуровело. Он смотрел на Куинна.
 — Мы с миссис Уивер живем в этих местах больше тридцати лет. Приехали сюда молодоженами вроде вас. Мы встретились, поженились, подняли здесь детей.
 — Какое все это имеет к нам отношение, Уивер? — прервал его Куинн.
 Эдна недовольно скривилась, но ее муж продолжал спокойно и терпеливо:
 — Шериф Оуэн был хороший человек, мистер Лесситер, но он не справился с этими Кэмпбеллами. А сейчас, по слухам, их кузен Люк, настоящий головорез, встал во главе банды. Одним словом, нам нужен кто-то, кто сможет противостоять этим бандитам.
 У Моры все внутри оборвалось, когда она посмотрела на мужа. Довольно было одного взгляда на холодное лицо Ку-инна, чтобы догадаться о его мыслях. Свои большие узловатые руки Эдна сложила на коленях и не отрываясь смотрела на бесстрастное лицо Лесситера.
 Страх стиснул сердце Моры. Меньше всего ей хотелось, чтобы Куинн, отец ее ребенка, схватился со смертельно опасной бандой, с негодяями, объявленными вне закона.
 Но ведь именно таким опасным делом он зарабатывал себе на жизнь много лет подряд. Понятно, почему горожане решили обратиться к нему с мольбой о помощи. Но опасность слишком велика. Если с ним что-то случится…
 У Моры засосало под ложечкой. Она даже представить не могла, что ответит Куинн.
 — Вчера вечером горожане собрались, чтобы обсудить, что делать. Мы очень беспокоимся о Хоупе, мистер Лесситер. Сил нет больше терпеть бесчинства этих бандитов.
 — Скажи ему, что мы решили, Сет, — подзуживала мужа Эдна.
 Сет Уивер погладил ее по руке, потом устремил взгляд на Куинна, который молча ждал у камина. Мора заметила, что Уивер смотрит на него с надеждой.
 — Мы единодушно решили предложить вам должность шерифа. Мы не можем себе позволить много платить вам, но…
 — Нет, спасибо. Меня это не интересует.
 Мору поразила стальная холодность и неприветливость в голосе Куинна.
 — Но, мистер Лесситер, — банкир поднял руку, — вы не дослушали, что мы вам предлагаем. Пожалуйста, подумайте над нашим предложением, вы единственный, кто может…
 — Жаль, что вы впустую потратили время.
 Куинн оттолкнулся от каминной полки и пошел к дивану, на котором рядышком сидели Уиверы. Он прямо навис над Сетом, его лицо окаменело. Гнев, охвативший Куинна, ощущался в воздухе. Было ясно, что он с трудом владеет собой.
 — Я провожу вас, — холодно сказал он.
 Рот Эдны открывался и закрывался, но она не могла произнести ни слова. Ее муж с трудом глотал слюну, на его румяном лице застыло замешательство и разочарование.
 — Если бы вы только меня выслушали, — с отчаянием проговорил он.
 — Я выслушал все, что должен был выслушать. Меня ждет работа. Наша встреча закончена.
 Мора вскочила с места и начала торопливо:
 — Мой муж собирается заняться ранчо, вы ведь понимаете. И достроить дом. Потом нужно сделать несколько загонов для скота. Одним словом, начать нормальную семейную жизнь. И не думаю, что у него нашлось бы время…
 — Я сам могу все сказать за себя! — Куинн пошел к двери, открыл ее и сказал: — Вы не понимаете, мистер Уивер, что в тот день, когда я нацеплю значок шерифа, я получу пулю в голову. Так что нам не о чем больше толковать.
 — Пожалуйста, мистер Лесситер! — Эдна встала и, подойдя к Куинну, посмотрела на него прямо и серьезно. — Вы нужны Хоупу! — заявила она. — Нам необходим человек с вашим опытом, храбростью и…
 — Ваш муж сказал, что он прибыл ко мне с предложением. Я дал ему ответ, мэм. — Глаза Куинна превратились в льдинки. — Я не блюститель закона, миссис Уивер, и никогда им не буду.
 — Но…
 — Эдна, довольно. — Банкир с трудом поднялся с дивана и, тяжело ступая, направился к двери. Он взял жену за руку. — Этот человек дал нам ответ. Нам лучше всего поехать домой.
 Эдна Уивер не осмелилась больше произнести ни слова. Она бросила быстрый взгляд на мужа, в глазах которого больше не было надежды. Они вышли из дома на яркое солнце.
 — Мне очень жаль. — Мора вышла за ними, ветер подхватил подол ее юбки.
 — Мы понимаем, миссис Лесситер. — Банкир холодно улыбнулся.
 — Нет нужды объяснять, — сказала Эдна, но ее тон был жестким, а в словах сквозило разочарование.
 Мора подавила желание пригласить гостей приехать снова, когда они устроятся по-настоящему и приведут дом в порядок. Но она не смогла бы их упрекнуть, если бы они никогда в жизни больше не захотели переступить порог их дома.
 Глядя на отъезжающую коляску, Мора чувствовала, как все ее мечты стать одной из горожан, заиметь друзей и соседей, навещать их, болтать, сплетничать, поддерживать друг друга в трудную минуту растаяли в синем небе Вайоминга, исчезли и растворились как дым.
 Коляска только-только одолела подъем, когда Куинн вышел из дома и, словно Моры здесь не было, мимо нее направился к лошадям.
 Она пошла следом, пытаясь не отстать от мужа, который шагал быстрыми огромными шагами.
 — Куинн, подожди, пожалуйста. Я не понимаю…
 Не оглядываясь, он бросил:
 — А тебе и не надо.
 — Я хочу…
 — Возвращайся в дом, Мора. У меня дела…
 — Я не уйду, пока ты не скажешь, что происходит, черт возьми!
 Услышав эти слова, он замер, потом оглянулся и оказался с ней лицом к лицу. Эта рыжая снова проявляет характер, мрачно подумал Куинн. Ее глаза вспыхнули золотом в ярком свете солнца. Подбоченясь, она шагнула к нему, а ее роскошные волосы летели за ней следом. Она была великолепна, но у него не было никакой охоты с ней объясняться.
 Сощурившись, Куинн Лесситер ждал, пока она подойдет к нему, а потом ровным, насколько это было возможно, голосом сказал:
 — Холодно, Мора. Тебе лучше накинуть шаль. ..
 — Наплевать мне на шаль! Я хочу понять…
 — Что?
 — Ради Бога, Куинн, я никогда и в мыслях не держала, чтобы ты стал шерифом, но скажи, почему ты так взъерепенился, когда они предложили тебе эту работу? Это не оскорбление, а честь…
 — Честь! — фыркнул он. — Велика честь — стать блюстителем закона! Я вчера уже говорил тебе, Мора: ты слишком добросердечна, слишком отзывчива, это правда.
 — Что ты имеешь против тех, кого называют блюстителями закона? — потребовала она ответа. — Ты очень невежливо обошелся с нашими гостями. Они никогда больше к нам не приедут!
 — Ну и прекрасно. Больно они нам нужны, — сказал он и заметил сожаление и разочарование на лице Моры. Он увидел это по ее глазам, и острая боль пронзила Куинна. Внезапно до него дошло, что его резкость с гостями может ей помешать стать своей среди обитателей Хоупа, найти друзей и соседей, о которых она так страстно мечтала.
 Он должен был вести себя по-иному.
 Не долго думая он подошел к ней, взял за руку и привлек к себе. Ее расстроенное бледное лицо разрывало ему сердце.
 — Послушай, — заговорил Куинн, — мне жаль, что я вел себя несдержанно с этими людьми. Если хочешь с ними подружиться — прекрасно, давай действуй. Но я не привык водить с кем-то компанию. Мне никто не нужен.
 — Я вижу, — пробормотала она.
 Он подавил смешок и, притянув ее еще поближе, обнял, чтобы защитить от утреннего холодного ветра.
 — Но имей в виду: они рассердились на меня, а не на тебя. Никто не вправе сердиться на тебя.
 — Ты.
 — Кто это сказал? — Внезапно он усмехнулся, и его лицо преобразилось, острые черты смягчились и сгладились.
 Мора почувствовала себя так, словно ее лица коснулся раскаленный солнечный луч.
 — Скажи, за что. — Куинн пригладил ее растрепанные ветром кудри. Черт, как ему хотелось ее поцеловать! У нее такие манящие губы. Мора с вызовом смотрела на него, и ему внезапно захотелось потащить ее на берег ручья и взять там, прямо на земле, под одним из развесистых бумажных деревьев…
 Встревоженный собственными мыслями, Куинн разжал объятия и отстранился от Моры, заставляя себя успокоиться.
 — Как насчет того, чтобы сегодня прокатиться в город и пополнить наши запасы? — сурово спросил он, заранее зная, что это предложение придется по душе Море. — Кладовка совершенно пуста, да и тебе наверняка хочется купить что-то для дома и для себя. Вряд ли ты много чего привезла в своем саквояже.
 — Было бы хорошо, но я думала, что у тебя есть работа на ранчо, которая не ждет.
 — Да нет, я могу выкроить несколько часов для жены. Кроме того, мне понадобится еще несколько рабочих рук: клеймить скот, городить загоны. Я думаю, пора поехать в город и присмотреть себе работников.
 Мора кивнула. Он пытается извиниться, поняла она, чем-то ее порадовать, сделать ей приятное. Какой странный он человек — противоречивый, порой совершенно невозможный.
 И хотя она принимала всем сердцем его попытки сгладить неприятный осадок от недавнего события, разочарование мучило ее.
 «Господи, помоги мне!» — просила Мора в отчаянии. Куинн слишком красив, чтобы чувствовать себя спокойно рядом с ним, слишком нежен, когда хочет быть нежным. От его прикосновений все внутри у нее превращалось в какое-то желе, размягчалось и растекалось лужей. Она таяла в его крепких объятиях, она могла бы стоять вот так целый день на холодном ветру, греясь в разрушительном тепле его улыб-ки. Но это опасно. Он очень опасен, этот Куинн Лесситер.
 «Партнерство, — напомнила себе Мора. — Это то, чего хочет он и чего хочешь ты. Не думай больше ни о чем, не рассчитывай ни на что, иначе твое сердце будет разбито».
 Она повернулась к дому, с трудом придав лицу равнодушное, как у Куинна, выражение, хотя на самом деле ей хотелось броситься в его объятия как самой последней дурочке.
 — Пожалуй, мне лучше пойти и заняться посудой.
 — Увидимся позже.
 О да, конечно. Но до тех пор, сказала себе Мора, прижимая подол юбки к ногам под сильным порывом ветра и направляясь к дому, она должна выбросить из головы все мысли о Куинне Лесситере. У нее и без того есть о чем подумать. Незачем мечтать о черноволосом дьяволе с глазами, что смотрят прямо в душу. У нее и так хлопот полон рот, и некогда раздумывать над тем, что же на самом деле имеет Куинн против блюстителей закона и почему даже от самого легкого его прикосновения ей становится трудно дышать, а сердце замирает.
 Ничегошеньки-то она не знает о человеке, за которого вышла замуж! Интересно, думала Мора, он станет когда-нибудь ей доверять, захочет ли подпустить ее так близко, чтобы рассказать о своем прошлом и о своих тайнах? Он обмолвился об отце — да, это уже достижение. Жалость к маленькому мальчику, которому пришлось жить с таким извергом, затопила Мору.
 «А что же случилось с его матерью?» — подумала она.
 В середине дня Куинн подогнал к крыльцу фургон, запряженный лошадьми, и они поехали в город.
 Хоуп был таким же притихшим и настороженным, как и в день их приезда. Несмотря на ярко-синее небо и кристально чистый воздух, вывески магазинов казались серыми и мрачными. Двое-трое прохожих промелькнули на дощатом тротуаре, несколько лошадей были привязаны на улице, в основном у салуна.
 Стоявший за прилавком магазина Джон Хикс кивнул Море:
 — Добрый день, миссис Лесситер! — В его голосе звучало смущение.
 Мора улыбнулась:
 — Рада снова видеть вас, мистер Хикс.
 Он откашлялся, его шея покраснела.
 — Я думаю, что должен снова извиниться за тот прием, который я устроил вам и вашему мужу. Люди в Хоупе напуганы. Я вовсе не собирался вас пугать.
 — Я все понимаю, и мой муж тоже. Это просто досадная неприятность.
 Тут из задней комнаты вышла Нелл Хикс. Она несла коробку, из которой свисали разноцветные ленты для волос.
 — Отец, я думаю, их надо поставить в витрину, чтобы… — Она осеклась, поймав взгляд Моры. — Прости, я не хотела, у тебя покупатели, — быстро проговорила девушка. — У нас не слишком-то много клиентов в эти дни, — добавила она с легкой улыбкой.
 — Ты нам не помешала, мы только что зашли. — Мора дружески улыбнулась девушке в ответ. Как и в прошлый раз, Нелл была в ковбойке и полотняных брюках, обутая в какие-то мальчиковые ботинки. Но несмотря на деловой вид и облик мальчишки, девушка была юна, свежа и хороша, как весенний день. Мысль о том, что ее едва не похитили бандиты, эти ужасные Кэмпбеллы, заставила Мору вздрогнуть. Нелл наверняка было не больше шестнадцати.
 — Если вы собираетесь осесть на ранчо, думаю, вам понадобится половина из того, что есть у нас в магазине, — заявила Нелл, устраивая ленты на полке в витрине и возвращаясь к прилавку. — Мы с папой можем все вам привезти, не то вы проведете здесь целый день! Итак, что вам угодно? Пять фунтов муки? Сахар? Мы получили изюм и патоку, свежие яйца. И отличный кофе. Есть горшки и кастрюли, вон на той полке. Еще мы торгуем виски и бочковым пивом. Держу пари, вам понадобятся мыло и свечи. У нас прекрасный выбор, миссис Лесситер, лучше, чем вы найдете даже в Денвере.
 Мора слушала с легкой паникой скороговорку Нелл, перечислявшую товары, имеющиеся в магазине. Джон Хикс чесал в затылке и пытался нащупать карандаш в амбарной книге, чтобы записать все покупки, в то время как его дочь со знанием дела занималась с покупательницей.
 — Нелл вас обслужит быстро, — ободряюще сказал он Море. — Она работает со мной с тех пор, как умерла ее мать, — девочке тогда было девять. Что бы вам ни понадобилось, она все найдет.
 — Я понимаю. — Мора пристально рассматривала бочонки с соленьями, консервы, специи, соленую рыбу. Ку-инн ей велел купить все, что она пожелает. — Возьму, пожалуй, всего понемногу, — просто сказала она Нелл, и та улыбнулась, а ее светло-зеленые глаза зажглись.
 — Тогда вы пришли именно туда, куда надо.
 Мора покупала муку, картофель, сало, сахар, сыр, говядину, консервы, кофе, кухонную утварь, свечи, еще одну керосиновую лампу, горшки, кастрюли, ткань для занавесок и даже несколько вышитых диванных подушек. Куинн завернул в салун, чтобы дать знать бармену, что он ищет двух работников для своего ранчо. Он попросил прислать к нему желающих работать для переговоров.
 Потом Куинн заехал в скобяную лавку и купил там инструменты и лес для строительства, которое он собирался затеять. Он уже загружал свои покупки в фургон, когда вдруг раздался стук копыт, и он замер с охапкой досок в руках.
 Четыре всадника спускались галопом с вершины холма на краю города на главной улице. Они палили в воздух и громко кричали. Поравнявшись с первым из череды магазинов, они принялись стрелять в окна, двери, веранды; их громкие вопли смешивались с грохотом железных подков.
 Это и была банда Кэмпбеллов — Куинн понял это еще до того, как они приблизились и можно было разглядеть их лица. Ли, Хосс, Марв и Нед Кэмпбеллы — четверо самых омерзительных на вид и кровожадных бандитов, с которыми он когда-либо сталкивался. А их кузен Люк выглядел еще более жестоким и отталкивающим.
 Куинн укладывал доски в фургон, когда раздался жуткий крик. Он оглянулся и увидел Элис Тайлер. Она вышла из магазина дамских шляп и переходила через дорогу, когда поднялся шум. Женщина бросилась назад, увидев, что лошади несутся прямо на нее, но второпях споткнулась и упала.
 Мустанг Ли был впереди, он несся прямо на Элис.




 Глава 18


 Куинн кинулся к женщине и оттащил ее в сторону как раз в тот момент, когда мимо них пронесся мустанг. Другие лошади прогромыхали подковами совсем рядом, и в тот же миг Марв и Хосс его узнали.
 Они прицелились в Куинна и выстрелили.
 Куинн сумел втолкнуть женщину в дверь магазина, прежде чем просвистели первые пули. Он метнулся за коновязь и выстрелил почти одновременно с бандитами. Сначала Марв, а потом Хосс свалились на землю.
 Ли и Нед домчались до конца улицы и, хлестнув лошадей, повернули обратно. Больше они не стреляли в воздух, а целились прямо в Куинна из своих шестизарядных револьверов, стремительным галопом летя вперед. Они были в ярости и больше не кричали и не смеялись. Они видели, как их братья упали замертво.
 — Черт бы тебя побрал, Лесситер, наконец-то ты сдохнешь! — заорал Ли, и пуля его пролетела всего в дюйме от головы Куинна.
 Тот спрятался за соседнюю коновязь, прицелился и выстрелил.
 Раздался крик, и Ли свесился с седла, болтаясь поперек лошади, а его кровь ручьем лилась на землю.
 Куинн снова выстрелил, но упустил Неда, и на сей раз двое спасшихся братьев Кэмпбеллов поскакали прямо к горному хребту, оставив валяться на дороге тела Хосса и Марва.
 Тишина снова окутала город, цокот копыт растаял вдали. Медленно, очень медленно, распахивались окна и двери. Напряженные лица выглядывали на улицу, люди выходили из домов осторожно, с опаской.
 Шагая по пыльной улице, Куинн увидел Серину Уолш. Она стояла в дверях своего пансиона. Женщина поспешила к нему, когда он подошел взглянуть на окровавленные тела на дороге.
 — Самая потрясающая стрельба, Куинн, которую я когда-либо слышала в жизни!
 — Не подходи! — приказал он.
 Серина застыла, наблюдая за Куинном, а тот рассматривал бандита с грязно-соломенными волосами, который лежал, уткнувшись лицом в землю у поилки для лошадей.
 — Этот мертв. — Куинн отошел от Хосса и посмотрел на другого брата, Марва. Лежа на боку, тот еще дышал, его грудь тяжело вздымалась. Вокруг его головы образовалась лужа крови, на рубахе зияла дыра, из которой тоже лилась кровь.
 — Они… Ты покойник, Лесситер. Если даже это будет последнее… Мои братья тебе отомстят…
 — Подумай о себе, сукин сын!
 — Люк удрал из тюрьмы. Он на тебя охотится. Он приедет… И Нед… И Ли. Они собираются… — Раненый закашлялся, дрожь сотрясала все его тело. — Они всадят в тебя пулю…
 — Тогда увидимся в аду. — Куинн наблюдал, как лицо бандита каменеет. Тот кривился и корчился, захлебываясь собственной кровью. Он дернулся, потом еще раз и, наконец, вытянулся и замер.
 — Я полагаю, теперь… остальные и в самом деле выйдут на тропу войны, — тихо сказав Серина за спиной у Куинна. Он обернулся. Женщина стояла бледная и сильно дрожала, что было на нее совсем не похоже. Куинн пожал плечами:
 — В следующий раз придет их черед.
 Он почувствовал чье-то легкое прикосновение к своей руке и оглянулся.
 — Спасибо, мистер Лесситер, — прошептала Элис Тайлер. Страх все еще искажал ее изящное личико. Ее глаза, казалось, остекленели от потрясения. — Вы спасли мне жизнь.
 — Рад был помочь, мэм. — Куинн приподнял шляпу и собирался уйти. Он думал сейчас только о том, что Мора могла оказаться на улице. Она была в магазине, и если бы Кэмпбеллы бросились сначала туда, вместо того чтобы с дикими криками нестись по улице, то кто знает, что бы тогда случилось…
 Хмурый, с беспокойством в душе, Куинн пошел к магазину. Серина последовала за ним.
 — Ты не изменился.
 — Что? — Он посмотрел на нее, вдруг заметив, что она идет рядом, не отставая от него. Он забыл о ней совершенно, он забыл обо всех, кроме Моры.
 — Всякий раз, когда ты нужен женщине, ты всегда готов ее защитить. Без колебаний.
 Он остановился перед ней, рассматривая хорошо знакомое красивое лицо, блестящие синие глаза, большой чувственный рот. Серина Уолш, вся до капельки, с головы до ног, была очаровательна. Как всегда.
 — Почему ты живешь здесь, Серина? Хоуп очень опасен для жизни. Терпеть неудобства — это на тебя не похоже. Ты ведь можешь отсюда уехать. Почему бы тебе не поселиться в более безопасном месте?
 Ее улыбка вышла жалкой. Наклонив голову, она пристально разглядывала Куинна.
 — Это я должна была сделать несколько лет назад, тогда, когда мы с тобой встретились, дорогой Куинн. Но, странное дело, — она пожала плечами с некоторым недоумением, — меня утомила бродячая жизнь. Я устала скитаться и обосновалась здесь, в Хоупе. Я только что обустроила свой дом так, как мне хочется, люди здесь не хуже, чем где-нибудь в другом месте. Я даже думала, — сухо сказала она, — что они могли бы принять меня. Но я оказалась недостаточно хороша для большинства здешних леди, которые считают себя богаче, или образованнее, или приличнее меня и дают мне это понять. — Она коротко, высокомерно засмеялась. — Но мне это не важно, черт с ними. Дело в том, что мне все равно, я устала от постоянных переездов. Как и ты, очевидно.
 Внезапно улицы заполнились народом. Толпа устремилась на главную улицу, туда, где лежали трупы братьев Кэмпбеллов.
 — В этом городе все еще имеется похоронное бюро? — спросил Куинн, направляясь к магазину Хикса.
 — Да, Руфус Твиди этим занимается. Вот он. — Серина кивнула на черноволосого человека, который уже бежал вприпрыжку за спиной побагровевшего, запыхавшегося Сета Уивера.
 — Сегодня вечером только Твиди будет доволен, — заметила Серина. — Каждый в этом городе будет счастлив, что двое Кэмпбеллов отправятся на шесть футов под землю, но довольно скоро горожане поймут, что их ждут новые неприятности, причем еще более суровые. Оставшиеся в живых братья будут мстить.
 — Не волнуйся о них, — быстро сказал Куинн и тут увидел Мору, которая торопливо шла по улице с белым как мел лицом, одной рукой поддерживая подол юбки. Темноволосая Нелл бежала рядом с Морой, а за ними шагал Джон Хикс со своим дробовиком.
 — Хорошо, хорошо, вон идет твоя симпатичная женушка, — пробормотала Серина.
 Куинн едва услышал, что она сказала. Он наблюдал за Морой и видел, как ее страх сменился облегчением, а прекрасное лицо озарилось радостью, когда она заметила его.
 Мора замедлила шаг. Подойдя поближе, она увидела рядом с мужем Серину. Вместо того чтобы радостно обнять Куинна, Мора, подойдя вплотную, схватила его за руки и пристально посмотрела ему в глаза.
 — Я слышала выстрелы… Банда Кэмпбеллов… Кто-то сказал, что они стреляли в тебя…
 — Эти парни никогда не могли попасть в намеченную цель.
 — Куинн, как ты можешь так шутить? — Ее голос дрогнул. — Я думала… думала…
 Она осеклась, стараясь сдержать свои чувства. Ее грудь сдавило, но она сумела изобразить дрожащую улыбку.
 — Кто-то из них убежал? — спросила она, пытаясь поддержать его пренебрежительный тон.
 — Немногие, — ответила за него Серина. — Двое из тех паразитов мертвы и лежат на дороге.
 — Они вернутся? Они будут тебя искать? — спросила Мора дрогнувшим голосом, и Куинн заметил страх, блеснувший в ее глазах.
 Страх. За него. Никто никогда не боялся за него. Его все хотели заполучить в качестве щита, заслона между собой и пулями. Его нанимали стоять лицом к лицу с опасностью, быть на передовой, чтобы защищать других от врагов. Но у Моры на лице был ужас, страх не за себя, а за него.
 — Незачем волноваться, ангел. Я найду их первым.
 — Что ты имеешь в виду?
 — Как только я отвезу тебя на ранчо и устрою, я их выслежу. Не волнуйся, — сказал он, заметив панику на лице Моры. Он ласково дотронулся до ее подбородка.
 Она выглядела настолько взволнованной, что он, не размышляя и не обращая внимания на то, что рядом стоит Серина и наблюдает за ним, за ними обоими, сказал:
 — У меня есть опыт в этих делах. Я засажу Люка Кэмпбелла обратно в тюрьму и отправлю туда же его брата.
 Серина смотрела то на Куинна, то на Мору. У нее перехватило дыхание.
 Тут у них за спиной раздался мужской голос:
 — Лесситер!
 Куинн обернулся. Широко расставив ноги, Джим Тайлер стоял рядом с женой, крепко ухватившейся за его руку.
 — Да?
 — Я твой должник, Лесситер, — с чувством произнес Тайлер. — Моя жена говорит, что ты спас ее жизнь, рискуя своей. Я не знаю, как и благодарить тебя.
 — Не стоит благодарности. Просто я оказался в нужное время в нужном месте.
 Тайлер протянул руку Куинну. Он, казалось, подбирал слова.
 — Что я могу сделать, чтобы доказать тебе свое уважение и выразить благодарность? Я не мастак говорить, но… Я никогда этого не забуду. И никто из моих четверых сыновей. — Похоже было, что он говорит искренне. — Если ты в чем-то нуждаешься, я в твоем распоряжении.
 Куинн собрался было отрицательно покачать головой, но передумал.
 — Дело в том, что и вправду есть кое-что, в чем я нуждаюсь.
 Их обступили. Гробовщик все еще стоял на коленях рядом с мертвыми телами; Сет Уивер, Джон Хикс с дочерью, другие горожане собрались вокруг Джима Тайлера.
 Краем глаза Куинн заметил Лаки Джонсона: тот пробрался сквозь толпу и встал за спиной дочери Хикса.
 — Говори, Лесситер. — Джим Тайлер смотрел прямо на Куинна, а Элис, стоя рядом с мужем, улыбалась Море. — Что бы это ни было, я все для тебя сделаю.
 — В ближайшее время я отправлюсь по следам Ли и Неда. Вот только устрою жену в доме на ранчо и позабочусь о ее полной безопасности. Ты можешь мне выделить двух парней, чтобы они дневали и ночевали у моего дома и следили за всем в мое отсутствие? Они могли бы заняться теми бычками, что я у тебя купил. Мне нужны хорошие работники, — сказал он мрачно, — которым ты доверяешь.
 — Есть несколько парней, за которых я могу поручиться. Я немедленно пришлю их тебе. Но в погоню за теми бандитами мы отправимся вместе.
 Джим был полон решимости. Элис тихо охнула от неожиданности, но Джим погладил жену по руке, не сводя пристального взгляда с Куинна.
 — Я пошлю тебе двух своих лучших работников.
 Куинн кивнул:
 — Премного тебе обязан.
 — Но ты ведь не сегодня вечером отправишься за ними в погоню? — с тревогой спросила Мора, глядя на мужа.
 — Чем скорее, тем лучше. Следы еще будут свежими.
 — Погодите! — Лаки Джонсон выступил вперед. Он толкнул Нелл, и та чуть было не упала, но юноша был так поглощен разговором Лесситера с Тайлером, что даже не заметил своей неловкости. — Я еду с вами! — возбужденно воскликнул он.
 — Черт бы тебя побрал! — Куинн отвернулся от юнца и взял Мору за руку. — Пойдем заберем твои покупки.
 — Я сказал, что поеду с вами, и вы меня не остановите! — закричал Лаки, заступая дорогу Куинну.
 Толпа умолкла. Мора почувствовала, как ее сердце подпрыгнуло, когда Куинн выпустил ее руку и устремил на парня холодный взгляд серых глаз.
 — Я ваш должник, Лесситер! — воскликнул парень. — И, хотите вы того или нет, собираюсь вам помочь поймать этих гадов!
 Тайлер посмотрел на парня долгим напряженным взглядом.
 — Сынок, нам нужны закаленные мужчины, которые знают, что делают.
 — Молодой человек, кто бы вы ни были, ваши намерения достойны похвалы, но у вас еще молоко на губах не обсохло, — добавил Сет Уивер. — Нам нужны опытные люди вроде мистера Лесситера и мистера Тайлера. Они могут отправиться на поимку банды Кэмпбелла и вернуться живыми. У них не будет времени следить за вами и одновременно ловить этих негодяев.
 Лаки Джонсон покраснел, на скулах у него заходили желваки. Он воинственно шагнул вперед.
 — Мне няньки не нужны! Я сам могу о себе позаботиться! Я стреляю так же метко и быстро, как любой из вас. Ну хорошо, может, не так быстро, как Куинн Лесситер. Пока не так быстро…
 — Довольно! — Тайлер хмуро посмотрел на парня. — Ты попусту тратишь время.
 Нелл Хикс смотрела на Лаки Джонсона, на его красивое лицо, ставшее багровым и сердитым. Ее зеленые глаза сияли и, без всякого сомнения, светились симпатией к парню. Мора поняла это и почувствовала жалость к юнцу, и не только потому, что от его помощи отказывались. Лаки Джонсона публично осмеяли перед людьми, уважения которых он жаждал.
 Потом заговорил Куинн, и Мора затаила дыхание, готовясь услышать язвительные слова в адрес Лаки.
 — Пускай едет.
 — Что? — Тайлер уставился на него, не веря своим ушам.
 — Мистер Лесситер, — сказал банкир, — я так понял, что вы не хотели…
 — Я передумал. Он может ехать с нами. — Куинн посмотрел на Лаки. — Собирайся и седлай лошадь. Да поспеши!
 Не обращая внимания на бурную радость парнишки и надеясь, что он не совершает большой ошибки, Куинн взял Мору за руку.
 — Готова?
 Она кивнула, в горле у нее все пересохло. Как здорово, думала Мора, что все так хорошо обернулось для Лаки, но как страшно, что Куинн оставляет ее, отправляясь на смертельно опасную охоту на Кэмпбеллов, с которой он может не вернуться.
 — Я все купила, — сказала она спокойно, встретившись с мужем взглядом. Ей хотелось закричать: «Не езди! С тобой может случиться что-то ужасное! Останься со мной!»
 Но вместо этого Мора повернулась к Хиксу и твердым голосом сказала:
 — Мы еще не закончили с расчетами, верно? Давайте вернемся и все подсчитаем.
 — Разумеется, как вам будет угодно, миссис Лесситер. Нелл, пойди, девочка, — сказал он. — Она сильнее, чем я, в арифметике. — Потом он бросил острый взгляд на дочь, которая все еще смотрела на Лаки Джонсона. — Нелл! Нелл, что с тобой? Я велел тебе вернуться в лавку!
 Девушка очнулась и с тревогой перевела взгляд с Лаки на отца.
 — Иду, папа. Сию минуту.
 Лаки Джонсон ни разу не взглянул на Нелл Хикс. Даже когда Лесситер и отец девушки отошли достаточно далеко, он продолжал смотреть на Куинна Лесситера со смесью благодарности и изумления, словно не в силах был поверить в столь благополучное разрешение проблемы. Господи, да неужели его на самом деле берут в отряд преследования?
 Нелл задержалась еще на секунду и, собрав всю свою смелость, пригладила волосы и закинула за спину длинную черную косу.
 — Мистер Джонсон. — Она облизала губы. — Будьте поосторожней, пожалуйста.
 Лаки наконец ее заметил. Он повернулся к ней и впился в нее взглядом. Гнев вспыхнул в его глазах, обрамленных густыми ресницами, когда он оглядел одетую, как мальчишка, Нелл и увидел беспокойство в ее глазах.
 — Ха! Ты знаешь, как меня зовут?
 — Знаю… Я видела вас в городе. Вы покупали яйца, табак и кое-что еще в нашем магазине.
 — Ах да. Ты — дочка Хикса. — Лаки повел плечами и немного расслабился. — А почему это ты мне говоришь, чтобы я был поосторожней? — потребовал он ответа. — Ты думаешь, я буду в тягость остальным?
 — Я этого не говорила! — воскликнула Нелл.
 Он пристально ее разглядывал. Она совсем еще ребенок, ей не больше шестнадцати. Вчерашнюю ночь он провел в постели Орхидеи, самой симпатичной, самой приятной и самой опытной девчонки из здешнего салуна. А эта тощая командирша, малышка в полотняных штанах и мужских ботинках, лезет в его дела!
 — Проваливай! — нахмурился Лаки. — Не тебе указывать, что мне делать, а чего нет.
 — Ладно, но кто-то же должен это сделать. — В ответ на его гнев в глазах Нелл тоже зажглись зеленые огоньки, а щеки раскраснелись. Она подбоченилась. — Они сказали истинную правду, ты слишком молод и… зелен, чтобы ехать с такими людьми, как Куинн Лесситер. Будь у тебя хоть капля мозгов, ты бы сам остался в городе и не увязывался бы за ними.
 Лаки шагнул к Нэлл и угрожающе навис над ней. Он с удовольствием увидел, что ее глаза слегка расширились от испуга.
 — Мне кажется, это совсем не твое дело, малышка. Я бы на твоем месте вернулся в магазин с отцом, а мужчинам дал бы заниматься своим делом. Я слыхал, Ли Кэмпбелл почти утащил тебя с собой в прошлый раз, когда заявился в город. Может, когда я с ним разберусь, ты будешь меня благодарить за то, что спишь спокойно!
 — Я и так сплю прекрасно! — с вызовом ответила Нелл, но пришла ее очередь вспыхнуть как маков цвет. — Не волнуйся за меня, Лаки Джонсон! Лучше о себе позаботься, если хочешь остаться в живых.
 Лаки с изумлением рассматривал Нелл.
 — А чего ты-то так волнуешься? Только не говори мне, что пролила бы море слез от горя, схлопочи я пулю.
 — Еще чего! Я пела бы песни и танцевала тустеп на твоей могиле! — бросила Нелл через плечо, отходя от него. — Давай, отправляйся, погибай. Посмотрим, приду ли я на твои похороны.
 Лаки засмеялся, наблюдая, как она идет следом за отцом и Лесситерами, как ее длинная толстая черная коса извивается по спине, как ее бедра, обтянутые полотняными штанами, двигаются по-женски вызывающе, забавляя его еще больше.
 Куинн загружал фургон и совещался с Джимом Тайлером. К Море подошла Элис Тайлер.
 — Ваш муж ни секунды не колебался, — тихо сказала она, покачивая головой. — Он рисковал собственной жизнью, чтобы спасти меня. У меня дома четверо мальчуганов, старшенькому двенадцать. Я им нужна. Я никогда не забуду того, что ваш муж сделал сегодня для меня… и для них.
 — Я благодарна Богу, что Куинн оказался рядом и смог вам помочь. — Мора вздрогнула. Она оглядела неприглядный городишко. Люди уже расходились и снова запирались в домах на крепкие засовы. — Когда мы решили сюда приехать, то думали, что Хоуп — безопасное, тихое место, подходящее для того, чтобы осесть здесь и поднимать семью. Но теперь…
 — Семью? Вы хотите сказать, что малыш уже на подходе? — улыбнулась Элис.
 Мора кивнула, ее губы расплылись в счастливой улыбке.
 — Да, это правда. — Она заметила, что стоявшая поблизости Серина чуть было не задохнулась от негодования. Эта женщина не отставала от них с Куинном с самой перестрелки, она даже пошла с ними к магазину. Она не общалась ни с кем, кроме Куинна, но слушала все, что говорили вокруг.
 Ясно, что она потрясена услышанной новостью.
 — Еще несколько месяцев, — добавила Мора, стараясь не смотреть на Серину. — Но это правда, мы ждем прибавления семейства.
 — Это замечательно! Еще одна причина для того, чтобы избавить наш городок от банды! — воскликнула Элис.
 — Но преследование так опасно. — Мора не сводила взгляда с Куинна. Его лицо было сосредоточенным, он говорил с Джимом Тайлером и укладывал последние покупки в фургон.
 От страха у Моры внутри все заледенело.
 — Элис, разве вы не боитесь за своего мужа?
 — Еще как боюсь! Но еще опасней жить под угрозой того, что банда может вернуться в любой момент и натворить такого… — Женщина повела плечами и поежилась. — Если никто не встанет у них на пути, они осмелеют и обнаглеют еще больше. Джим и шериф Оуэн уже пробовали выследить бандитов несколько месяцев назад, но не смогли напасть на их след. Однако теперь, когда ваш муж одного ранил, их можно будет разыскать по кровавым следам.
 Мора с трудом перевела дыхание и кивнула:
 — Будем надеяться. Хорошо, если бы у раненого и его брата не осталось шансов оказать сильное сопротивление.
 — Ваш муж не захотел носить значок шерифа, — с легкой укоризной сказала Элис Тайлер и встретилась взглядом с Морой. — Но сейчас у всех только на него и надежда. Только он может избавить город от этих мерзавцев.
 Оборачиваясь, чтобы посмотреть на Куинна, Мора согласилась с Элис. Та совершенно права. С первой минуты его появления в гостинице Дунканов она уже знала, что он может справиться с любой опасностью и бросить вызов судьбе. В нем нет бахвальства, как в молодом Лаки Джонсоне, лишь спокойная уверенность человека, знающего собственные возможности. Он мастерски владеет оружием и готов противостоять всему^ что возникнет у него на пути. Если Куинн принял решение положить конец господству банды Кэмпбеллов и избавить Хоуп от страшного террора, он не успокоится, пока не сделает этого.
 И ничего ей с ним не поделать.
 Через час Мора положила в кладовку свою последнюю покупку и попыталась успокоить взволнованно стучавшее сердце. Когда Куинн вошел в дом, отдав распоряжения Биллу Сондерсу, новому старшему работнику, которого он нанял, а также Тексу и Грейди, присланным Джимом Тайлером, она указала ему на две фляги на столе, полные воды.
 — Я положила бутерброды, банки с фасолью, галеты и пакет кофе в твою седельную сумку. — Покусывая губы, она выглянула в окно. Вороной жеребец Гром рыл землю копытом, словно встревоженный отъездом. — Ты прямо сейчас уезжаешь?
 — Да. — Он потянулся в угол, где висели полки с посудой, горшками и кастрюлями. Под ними у стены стояла винтовка. — Она заряжена. Ты знаешь, как ею пользоваться?
 — Немного. — Мора осторожно осмотрела оружие. — Джадд мне однажды показывал, мне тогда было двенадцать. Но практики у меня никакой.
 — Наверстаем, когда я вернусь, — мрачно пообещал он ей. — Сондерс и люди Тайлера будут следить за всем и начнут работу в загоне, пока меня не будет. Я распорядился, чтобы один из них находился неотлучно при доме. Ты не останешься одна, Мора.
 — Я не боюсь, Куинн. — «Не боюсь за себя».
 — Хорошо. Кэмпбеллы ничего не знают о тебе и об этом месте. Они понятия не имеют, что я теперь женат и устроился здесь, на ранчо «Шалфейнои луг», поэтому им невдомек искать здесь меня… или тебя. Но пока они на свободе, ты не должна оставаться одна.
 Она отошла от него и, подойдя к столу, взялась за спинку стула.
 — Не волнуйся обо мне. Это ты едешь навстречу опасности.
 — Это моя работа, Мора, — коротко сказал Куинн. Он посмотрел на нее, поднял брови и добавил: — И я намерен ее продолжать. Это ничуть не опасней, чем отправиться убивать за деньги в Ларами.
 — Не слишком-то утешает.
 Куинн стиснул челюсть.
 — Что случилось? Боишься, что я погибну и оставлю тебя на мели, без средств?
 Комок застрял в горле Моры, ей стало трудно дышать, даже глотать. «Позволь ему так думать, — говорила она себе в отчаянии. — Позволь ему думать, что причина именно в этом».
 — Не волнуйся, ангел. Я не собираюсь сыграть в ящик, прежде чем подниму это ранчо и оно станет приносить тебе прибыль.
 — П-прекрасно. — Она подняла фляги с водой и подтолкнула их к нему. — Ведь мы не договаривались, что я одна стану заниматься этим ранчо. — Мора выдавила эти слова и задохнулась от волнения, а Куинн поставил фляги обратно на стол и обнял ее.
 Его глаза были темными, как дым, когда он прижал ее к себе.
 — Может, ты хочешь что-то получить, чтобы вспоминать меня?
 — У меня уже есть кое-что, чтобы вспоминать тебя.
 Напрасно она пыталась вырваться. Он был так близко, сильный и неотразимый.
 — Кое-что еще. — Куинн сильно притянул ее к себе, обхватив мускулистой рукой за талию. — Не грусти обо мне, ангел, — хрипло произнес он, а потом его рот прижался к ее губам, он крепко и словно утоляя голод поцеловал ее, и она почувствовала, как жаркое, неистовое пламя охватило ее с головы до ног. Колени у Моры задрожали, а Куинн, задыхаясь, все сильнее стискивал ее в объятиях и целовал все требовательнее и крепче.
 Когда он оторвался от нее, оба не могли перевести дух. Их сердца бешено колотились в груди в неясном предвкушении. Они прерывисто дышали. Куинн не сводил глаз с Моры, а она отвечала ему немым взглядом.
 — Вот так-то! Запомни!
 Он выпустил ее так внезапно из кольца своих рук, что она задохнулась. Взяв со стола фляги с водой, Куинн пошел к выходу.
 — Держи двери и окна на запоре, а винтовку под рукой, — бросил он через плечо, перед тем как захлопнуть за собой дверь.
 Дрожа всем телом, Мора опустилась на стул. Страстный поцелуй Куинна ее ошеломил, голова шла кругом, губы все еще горели и болели. В эту минуту она не могла ничего делать, не могла ни о чем думать, а только сидела и дрожала всем телом. Потом она уловила цокот копыт Грома, вскочила со стула и метнулась через всю комнату к окну.
 Ее руки подлетели к горлу, когда она увидела мужа, который возвышался на могучем вороном жеребце на фоне неба, багрового от последних лучей заходящего солнца, а перед ним расстилалась долина, застывшая в мрачном безмолвии.
 Куинн ни разу не оглянулся. Он сидел в седле прямой, высокий. Силой и уверенностью веяло от его широкоплечей фигуры, когда он направил своего жеребца через долину.
 Когда он исчез из виду, Мора поняла, что попала в беду. Но опасность ей угрожала не извне. Она подстерегала ее изнутри.
 Она понимала, что, несмотря на всю свою мудрость и добрые намерения, совершила ужасную, непоправимую ошибку.
 Мора влюбилась в собственного мужа.




 Глава 19


  — Что значит «уехала»? Куда уехала? — Джадд Дункан схватил Уилли Пичтри, прижал к стойке и с недоверием посмотрел ему в глаза.
 — П-прости, Джадд, но она не сказала мне ничего. Я думал, она вернется через день-другой. Она еще пошутила… сказала, улыбаясь, что я остаюсь один на хозяйстве, и приказала проследить за всем, пока ты или она не вернетесь!
 — Давно это было, ты, мешок дерьма с костями?
 — Да с неделю… Я не знал, что и делать. Ты не возвращаешься, Моры тоже след простыл… Я пробовал было все делать сам, но не знал, что предпринять…
 Его голос замер от ужаса. Джадд отпустил старика, тот дышал со свистом. Прежде чем Уилли убежал, Хоумер схватил его за грязный ворот рубахи, намереваясь ударить несчастного, но увидел, что Джадд уже отошел к лестнице и не обращает на них внимания. И тут Хоумер догадался, в чем дело.
 Главное было в том, где бриллианты! Хоумер отпустил Уилли, который быстро скользнул за стойку и вжался в стену, тяжело дыша.
 — Сукин сын! Ну погоди, если их нет на месте! — завопил Хоумер вслед Джадду, а потом кинулся за ним вверх по лестнице.
 Пот катился по лицам братьев, когда они мчались к узенькой комнатке Моры в конце коридора. Ни один из них не собирался далеко и надолго уезжать из Нотсвилла и из гостиницы. Они не рассчитывали на то, что проклятый шериф в Грейт-Фоллс запрет их в каталажку только потому, что они напились и расстреляли оба салуна, парикмахерскую и склад. Они гнили в той вонючей кутузке несколько недель и все это время были уверены, что Мора и бриллианты по-прежнему на месте, тут, в Нотсвилле.
 Их клиент заплатил кругленькую сумму за один камушек и хотел купить все остальные, и вот теперь… Теперь…
 Джадд рванул на себя ящик туалетного столика, где Мора хранила свои ценности. В ящике почти ничего не было, но он все пошвырял на пол. Хоумер следил за его действиями с совершенно белым лицом.
 — Ну?
 — Нет здесь никакой шкатулки!
 Они бросились к кровати, сдернули матрас и швырнули его на пол. Потом посмотрели под кроватью, заглянули за стол, обследовали умывальник и стул. Они обыскали всю комнату, отказываясь расстаться с надеждой.
 Но, перевернув все вверх тормашками, они поняли: шкатулка исчезла вместе с их бриллиантами.
 — Она их стащила, мерзавка! — Джадд ударил здоровенным кулаком по столу, его щеки побагровели. — Мора Джейн их украла! Украла наши бриллианты! — все еще не веря до конца в случившееся, бормотал он. Потом яростно потряс головой. — Проклятая трусливая сучка! Ну, я до нее доберусь…
 — Она не знала, что они спрятаны у нее, Джадд. — Хоу-мер прислонился к стене, испытывая слабость и разочарование. — Она забрала шкатулку, потому что ей оставила ее Ма.
 — Да какое она имела право убегать от нас! После всего, что мы для нее сделали, она бросила эту гостиницу, чтоб ей сгнить! Она удрала, Хоумер! Когда ты перестанешь защищать эту безмозглую маленькую суку? Пора наконец вправить ей мозги!
 — Это верно. — Глаза Хоумера холодно блеснули. Он прошелся рукой по своим длинным каштановым волосам и отвел их с лица. — Мы заботились о ней всю жизнь, каждую минуту, а она удрала от нас.
 — Мы ее найдем. — Джадд зловеще скривил губы.
 — Черт, мы, конечно, ее найдем. Мы вернем свои бриллианты, даже если для этого придется свернуть ее тощую шею. Мы ни перед чем не остановимся!
 Джадд направился к двери. Хоумер спускался за ним по лестнице, размышляя о том, что им не видать никаких денег, если они не найдут Мору и бриллианты. Тот бизнесмен из Сан-Франциско не станет ждать вечно. Он может совершить сделку с кем-то еще, купить бриллианты для своей симпатичной подружки у кого-то другого.
 Спустившись вниз, братья увидели, что Уилли исчез. Вестибюль был пуст, на полу толстым слоем лежала пыль, царила гробовая тишина. Судя по книге регистрации постояльцев, никаких денег в кассе не было. Братьям стало ясно, что Уилли не способен самостоятельно управлять гостиницей долгое время.
 — По всему видать, она удрала несколько недель назад. — Хоумер скрипнул зубами.
 — Не волнуйся, братишка. Еще не родился ни один человек, ни мужчина, ни женщина, чей след я не смог бы взять, если уж я решу этим заняться. — Джадд пригладил усы, его круглое наглое лицо приободрилось. — Тем более, черт побери, если наше благосостояние под угрозой. Попомни мои слова, ни на что не годную неряху легко поймать. Мы вернем ее назад, и камни тоже. А вот когда я заполучу в свои руки малышку Мору Джейн, ей мало не покажется. Я тебе обещаю.




 Глава 20


 Прошли три бесконечно долгих дня, но ни слуху ни духу не было о Куинне и его отряде. Мора нашла, чем себя занять, — надо было вычистить весь дом, выполоть сорняки, сшить занавески, привести в порядок кладовку и разложить по полкам все запасы провизии. Но когда она заканчивала к вечеру все дела, то приставляла козырьком руку к глазам и всматривалась в горизонт, задаваясь вопросом, где же Куинн Лесситер и не случилось ли с ним чего.
 Дни казались бесконечными, а ночи еще длиннее. Тишина и одиночество властвовали над долиной, они словно приглушили яркие краски весенних полевых цветов и свежей травы.
 Колченогий Билл Сондерс, главный на ранчо, и двое работников, присланных Тайлером, неплохо управлялись с делами. Они были не особенно разговорчивы, и она могла от них добиться разве что «да, мэм», или «нет, мэм», или «спасибо, мэм», когда подавала им еду или приносила по кружке кофе. Но у нее появилась другая компания, гораздо более многочисленная и приятная.
 Вечером третьего дня, вскоре после ужина, коляска Уиверов подкатила к ее дому. Миссис Уивер сама правила лошадьми, рядом с ней сидела Элис Тайлер, а сзади — еще две женщины, которых Мора не знала и не встречала до сих пор.
 Она только что закончила подметать пол на кухне и вышла из дверей с веником.
 — Добрый день! — звонко крикнула миссис Уивер. — Принимаете гостей, Мора?
 Сердце у Моры радостно забилось, когда она увидела элегантно одетых женщин в шляпках, которые приветливо ей улыбались. Она пригласила их в дом и была рада, что у нее по крайней мере все убрано и вымыто. Недавно она обнаружила под навесом скатанный в рулон темно-красный тряпичный коврик и постелила его в гостиной. Она поставила букет полевых цветов в металлической кружке на кухонный стол и повесила на окна белые кружевные занавески.
 Широким жестом Эдна представила Море Кэролайн Мэйсон, высокую и прямую, как палка, жену владельца скобяной лавки, и Грейс Эллис, чопорную бледную учительницу из Бостона, которая преподавала в школе Хоупа.
 — Мы приехали, чтобы пригласить вас в наш кружок кройки и шитья. — Эдна Уивер сразу приступила к делу, как только дамы уселись рядком на старый диван, а Мора устроилась на стуле.
 — Очень любезно с вашей стороны. — Она пристально смотрела на Эдну, удивленная столь неожиданным предложением. После прошлого визита Уиверов она не ожидала ничего подобного. — Я бы почла за честь присоединиться к вашему кружку, — быстро ответила Мора.
 Эдна просияла, а Элис Тайлер смотрела на нее, благожелательно улыбаясь.
 — Мы встречаемся один раз в неделю, если позволяет погода. Встречи проходят по очереди в доме у каждой из нас, — объяснила Элис. — Кроме Грейс, потому что она живет в пансионе Серины Уолш. И хотя мы могли бы встречаться там на веранде… но мы этого не делаем.
 — Это было бы неловко, — объяснила Кэролайн Мэйсон, подхватывая разговор, а Элис тихонько вздохнула, — Серина — человек не нашего круга.
 — Почему же? — спросила Мора, не подумав, но тут же спохватилась: — О, простите, что я вмешиваюсь…
 — Ничего страшного, дорогая, все в порядке. — Кэролайн Мэйсон махнула тощей рукой, успокаивая Мору, и подалась вперед. — Серина нам не подходит. Она не из тех, кто занимается шитьем, если вы понимаете, что я имею в виду. Все мы — женщины образованные и культурные. На самом-то деле мы хотим расширить наш круг. Когда банду Кэмпбеллов наконец уничтожат, приличные люди будут охотно селиться в Хоупе. Мы даже мечтаем открыть библиотеку… — она многозначительно умолкла, желая дать Море время осознать всю важность ею сказанного, — собрать средства на строительство общественной библиотеки здесь, в Хоупе!
 — Замечательная мысль, — пробормотала Мора, радуясь всем сердцем — ей и вправду нравилось то, что она слышала. Город, который будет развиваться и станет культурным центром, сможет похвастаться даже своей библиотекой. Разве это не прекрасное место для того, чтобы растить и воспитывать будущего ребенка? — Я была бы счастлива войти в библиотечный комитет.
 — Я так и знала, дорогая. — Эдна одобрительно улыбнулась и посмотрела на каждую из присутствующих женщин с таким видом, будто заявляла: «А что я вам говорила!»
 — Мы с Эдной сразу заметили, как вы воспитаны и приятны в общении, — призналась Элис Тайлер. — Именно поэтому мы и решили пригласить вас в наш кружок.
 — Серина Уолш… совсем другая… — Голос Кэролайн Мэйсон многозначительно затих, а уголки рта скривились и опустились вниз.
 Элис вздохнула и едва заметно кивнула.
 — Судя по тому, что мы слышали, — продолжала Эдна, сцепив свои большие узловатые руки на коленях, — она из тех женщин, что готовы провести вечер за картами в компании своих жильцов, не прочь выпить и даже курит сигары. Ей наплевать на общественное мнение, она не хочет знаться с… с…
 — …с приличными и культурными дамами, — спокойно закончила за Эдну учительница и покраснела.
 Мора посмотрела на каждую из женщин.
 — Я понимаю. Так вы говорите, Серина не слишком приличная особа?
 Грейс покраснела еще гуще и нервно прошлась рукой по каштановому пучку на затылке.
 — О, это звучит слишком предвзято. Мы не хотим показаться недоброжелательными, но…
 — Ее стремление сторониться нашего общества гораздо сильнее, чем наше нежелание принимать ее в кружок, — отрезала Кэролайн Мэйсон.
 — Это верно, — кивнула Эдна. — Но, милые дамы, мы приехали сюда не для того, чтобы говорить о Серине, согласны? Позвольте мне прежде всего преподнести вам, дорогая, как новому члену нашего кружка, подарок, — объявила она. — Потянувшись к корзинке, Эдна вынула блестящую ткань бледно-желтого цвета. — Грейс привезла несколько альбомов с выкройками, вы можете выбрать фасон для платья, которое будет на вас в Майский день. Ежегодно Тайлеры устраивают на своем ранчо танцы для всех горожан.
 Мора не могла произнести ни слова и смотрела на каждую из женщин, не в силах выразить свои чувства. В Ноте-вилле никто даже близко не подходил к ней — все боялись Джадда и Хоумера; ее избегали и сторонились как чумную, стоило ей лишь выйти за порог дома. Разве что только торговцы этого не делали — они протягивали ей покупки вежливо, по-деловому, но всегда сохраняли дистанцию.
 — Какая прекрасная ткань, — произнесла она наконец. — И это ваше предложение дружбы… Не знаю, как вас и благодарить, — сказала растроганная Мора совершенно искренне.
 — Мы в восторге от того, что вы будете с нами, — заверила Эдна, одарив Мору теплой, сердечной улыбкой.
 Грейс протянула Море альбом с выкройками, а Элис подошла поближе, изучая ее фигуру. Мора подумала о том, что она сегодня очень кстати испекла пирог с персиками — на всякий случай, если вдруг вернется Куинн. А он так и не вернулся. Билл Сондерс и другие работники с удовольствием уминали пирог, поэтому Мора надеялась, что дамам из Хоупа он тоже придется по вкусу.
 Когда они сидели на кухне за столом, пили кофе с еще теплым персиковым пирогом и болтали, Элис Тайлер заговорила об охоте на Кэмпбеллов.
 — Я думаю, мужчинам уже пора вернуться, — начала она своим спокойным, тихим голосом. — Или они напали на след бандитов и скоро их поймают, или же погоня закончилась неудачей. — Она встретилась глазами с Морой и едва заметно, почти неслышно, вздохнула. — Я буду просто счастлива, когда они благополучно вернутся домой.
 — Знаете, то, что именно Куинн Лесситер стал членом нашего небольшого сообщества, — это просто благословение Господа! — воскликнула Кэролайн Мэйсон. Она улыбнулась Море самой сияющей из своих улыбок. — Сначала, когда я услышала об этом, то подумала, не возникнет ли еще больше неприятностей из-за того, что этот наемный убийца — прошу прощения, Мора, — поселился в Хоупе. Но когда он спас жизнь Элис, когда Эдна и Элис мне рассказали, какая вы приятная, воспитанная и приличная женщина, я сказала себе: «Ну что ж, если этот человек любит женщину достаточно сильно для того, чтобы отказаться от своего бродячего образа жизни и жениться на ней, то добро пожаловать в Хоуп, мистер Лесситер». — Она отпила глоток кофе. — Видит Бог, мы готовы воспользоваться любой помощью, которую нам предложат. Хотя мне очень жаль, скажу я вам, что он не согласился стать нашим шерифом…
 — Кэролайн, — торопливо прервала ее Элис, бросив на Мору обеспокоенный взгляд, — не стоит судить кого-то или…
 — Все в порядке, Элис, — вмешалась Мора, — я не возражаю. — Она улыбнулась, успокаивая Элис и спрашивая себя, что подумала бы приличная, респектабельная Кэролайн Мэйсон, узнай она истинную причину женитьбы Куинна Лесситера. Мора повернулась к высокой женщине, которая внимательно рассматривала ее, подняв черные брови. — Вы никогда не встретите человека, более захваченного своим делом, чем мой муж, — твердо заявила она. — Он всегда готов без промедления прийти на помощь тому, кто в ней нуждается. Я думаю, это не важно, что он не хочет носить значок шерифа, это не имеет никакого значения, — горячо сказала Мора.
 — Но почему он не хочет занять этот пост, Мора? Я просто не понимаю. — Кэролайн поставила чашку на стол. — Он получал бы жалованье, и хотя это не бог весть сколько денег, но я не могу понять, почему практичный, трезвомыслящий мужчина не хочет получать деньги за работу, а предпочитает выполнять ее бесплатно. Тем более если речь идет о наемном убийце — о Господи! — человеке, который охотится на людей за плату!
 Мора встала, стараясь справиться с гневом и говорить как можно спокойнее, хотя сейчас ей было совсем нелегко.
 — Я не могу позволить кому бы то ни было сомневаться в решениях, которые принимает мой муж, и в его честности, — произнесла она тихо и, не обращая внимания на Кэролайн Мэйсон, посмотрела на Эдну Уивер, которая застыла с вилкой у рта. — Мне очень жаль, Эдна, но у меня нет другого выбора. Я отклоняю ваше доброе приглашение посещать городской кружок кройки и шитья.
 — Прошу вас, дорогая, не торопитесь. Пожалуйста, не торопитесь! — воскликнула Эдна, растерянно моргая и глядя на Мору. Она со стуком положила вилку на стол. — Я уверена, Кэролайн не имела в виду ничего такого, верно?
 — Разумеется, я только… я только… не понимаю, что случилось с…
 — Кэролайн! — Эдна Уивер процедила это имя сквозь зубы, ее взгляд стал суровым и непреклонным. Куда подевалась ее обычная мягкость?
 — Да, и впрямь, Кэролайн, — вмешалась Грейс. Ее лицо стало еще бледнее, если такое вообще возможно, а глаза орехового цвета горели, когда она уставилась на супругу владельца скобяной лавки. — Истинная леди обязана быть любезной всегда, при любых обстоятельствах. А самое нелюбезное, что только может быть, — это оскорбить мужа другой леди, умышленно или нет. Тем более в ее собственном доме…
 — Прекрасно, но зачем так кипятиться по пустякам! — взорвалась Кэролайн. Она повернулась к Море. — Если я сказала что-то не то, прошу у вас прощения. Я была бы вам очень признательна, если бы вы меня простили. — В полной тишине, которая воцарилась на кухне, Кэролайн оглядела всех сидящих за столом, глубоко вздохнула и торопливо продолжила: — У меня и в мыслях не было сказать что-либо дурное о вашем муже. Я уверена, он прекрасный человек. Бог свидетель, я слышала, что он красив как дьявол, а стреляет из любого оружия так же потрясающе, как выглядит…
 — Мора, — торопливо прервала речь Кэролайн Эдна Уивер, — может, вы передумаете и пересмотрите свое решение? Пожалуйста! Мы очень хотим, чтобы вы стали членом нашего кружка. В следующий раз мы собираемся у Тайлеров. Ну скажите же, что вы приедете, Мора, дорогая!
 Мора оглядела лица своих нежданных гостей — все они смотрели на нее в нетерпеливом ожидании. Элис ободряюще кивнула. А Эдна погладила ее по руке. Грейс улыбнулась ей, выражая искреннюю поддержку. Кэролайн Мэйсон с трудом сглотнула и опустила голову, чувствуя себя явно неловко.
 — Хорошо, теперь, когда мы все выяснили, когда больше нет никаких недоразумений, — спокойно сказала Мора, — я с удовольствием присоединюсь к вашему кружку и приеду на следующую встречу.
 Все заговорили разом, с восторгом и удовольствием. Мора встала, чтобы пойти за кофейником, и внезапно увидела темную фигуру в дверях гостиной.
 Куинн!
 Мора вскрикнула, ее руки подлетели к горлу. Одежда и ботинки Лесситера были покрыты толстым слоем пыли, худое лицо заросло темной щетиной. Но его серебристо-серые глаза радостно сверкали.
 Он был живой, настоящий. Мора еще никогда не видела его таким потрясающе красивым.
 — Леди! — Он отвел взгляд от пораженного лица жены и обвел глазами всех женщин, сидящих за столом, а потом снова посмотрел на Мору. — Я не хотел вас пугать, — сказал он, неторопливо входя в кухню.
 В эту секунду Мора могла поклясться, что заметила в его глазах теплый огонек и что-то еще, едва различимое. Может быть, радость от возвращения домой? Но это «что-то» быстро исчезло, и Мора поняла, что скорее всего всему виной ее возбужденное воображение. Она хотела броситься к Куинну, обвить руками его шею, но она помнила тот яростный поцелуй, которым он наградил ее перед отъездом, — поцеловал и вышел, а она стояла, приросшая к полу, не зная, что сказать, как скрыть свои истинные чувства. Но поскольку сейчас за ней наблюдали посторонние, Мора знала, что в этой холодной, напряженной тишине она никогда не выкажет своих чувств, не бросится к нему на шею.
 — Я так рада, что ты вернулся живой и здоровый, — сдавленным голосом пробормотала Мора и, подойдя к мужу, обняла за шею.
 Тот тоже обнял Мору, не забывая о женщинах, которые не отрываясь наблюдали за ними. Его собственные эмоции били через край, но он сумел подавить их, испытывая наслаждение от мягкости тела, изогнувшегося ему навстречу, вдыхая неповторимый запах женщины. Куинна заботили собственные чувства, когда он крепко обнимал Мору, поэтому он быстро разжал руки и отстранился от жены.
 — Чему тут удивляться? — сказал он спокойным, ровным голосом. — Я ведь пообещал тебе вернуться, ангел.
 — Да. И сдержал обещание, вернулся! — прошептала Мора.
 Но он думал о той сцене, которую случайно подсмотрел, войдя в дом незаметно, без предупреждения, и которая его потрясла. Она защищала его. Защищала его! А это ведь его удел — ее защищать. Мора не должна была этого делать перед этими жалкими склочницами, которые думают, что мужчина должен прыгать через обруч, как дрессированный пес, чтобы доказать, что он ручной.
 Удивительно, но Мора его защищала!
 — Все в порядке, Мора? — Ему с трудом удалось произнести простые слова пренебрежительным, незаинтересованным тоном. — Ничего не случилось в мое отсутствие?
 Куинну хотелось расспросить Мору о ребенке, о ее самочувствии или о чем-то еще в этом роде, но перед этим проклятым сборищем сплетниц, которые глазели на него разинув рот, следили за каждым его движением, за каждым жестом, он промолчал и нахмурился.
 — У меня все прекрасно. Просто замечательно, — спокойно ответила Мора, но ее глаза, казалось, заглядывали ему прямо в душу.
 — Простите, что прервал вашу беседу.
 Дамы продолжали наблюдать за ним с неподдельным интересом и любопытством, а он направился в спальню, перекинув через плечо свою походную скатку.
 Тихий голос Элис Тайлер его остановил.
 — Вы нашли Кэмпбеллов? Кто-нибудь… ранен?
 Куинн повернулся к ней и покачал головой:
 — Ничего страшного не произошло. Единственное, что мы потеряли, — так это их след. Они ускользнули от нас где-то на перевале.
 Элис с облегчением глубоко вздохнула, но голос Эдны Уивер был окрашен мрачным предчувствием:
 — Так, значит, они могут вернуться?
 — Скорее всего, миссис Уивер. Но не слишком скоро, могу держать пари. Ли, кажется, потерял много крови. Ему не удастся быстро оправиться и предпринять новое нападение. А у Неда не хватит смелости совершить налет в одиночку.
 Он не упоминал о Люке или о том, что Хосс сказал ему перед смертью. Если Люк в самом деле уже в пути и готов соединиться с двоюродными братьями, они об этом узнают в ближайшее время. Не стоит тревожить женщин и пугать их, когда опасность еще далека. Всему свое время, решил Куинн Лесситер. Он хотел снова отправиться на поиски Кэмпбеллов, когда бандиты немного отлежатся в своем убежище в горах и перестанут опасаться нападения со стороны горожан. Тогда он сделает то, что, черт побери, должен сделать, чтобы избавить Хоуп от этого отвратительного клана убийц раз и навсегда.
 Закинув свою походную постель в угол спальни, Куинн прошел на кухню и налил себе кофе. Дамы засобирались уезжать, они суетливо толкались у двери. Казалось, они решили, что Лесситеры хотят побыть наедине. Это раздражало Куинна. Разумеется, женщины не могли видеть его насквозь и читать его мысли. А Куинн думал о том, как он рад видеть Мору, как ему хочется увести ее в спальню и заниматься с ней любовью всю ночь напролет. Он всегда умело скрывал свои мысли и чувства, он умел это делать. Так что же? Неужели на этот раз он себя выдал с головой?
 Нет, это невозможно, сказал себе Куинн Лесситер, отпивая большой глоток горячего кофе. Они просто очень чуткие, деликатные особы.
 — Почему бы тебе не сесть за стол, Куинн, и не съесть кусок пирога с кофе? — спросила Мора, не задумываясь над тем, что говорит. Она машинально убирала посуду со стола после поспешно уехавших гостей. За окном сгущались сумерки, долина потемнела, солнце уже скрылось за горизонтом. Отблески его последних лучей плясали в ее рыжих густых волосах, и они пламенели.
 — Ну что ты трясешься надо мной, Мора? — хрипло бросил Куинн.
 — Я и не собиралась. Но ты только что вернулся домой и наверняка хочешь есть. Ты обедал?
 — Да. Я не голоден.
 «Я изголодался по тебе, я хочу обнять тебя в моей постели», — подумал он, изнемогая от желания. Что происходит? Он падает в пропасть. Падает неудержимо. Это необходимо вовремя остановить.
 В разлуке он думал о Море всякий раз, когда смотрел в пламя костра на привале и вспоминал щемящую сердце красоту ее лица, то, как Мора ответила на его поцелуй здесь, в этом доме, и ему тогда показалось, что они единственные люди на земле.
 Теперь, вернувшись, он поразился тому, как она хороша. Она стала еще прекраснее, чем прежде, чем ему представлялось вдали от дома.
 Свежая и душистая, как созревающий персик, который пора сорвать и который обещает истинное наслаждение.
 Мужчина привыкает к дому, хочет поскорее вернуться туда, когда у него там такая жена. Мужчина может… расслабиться. Его может потянуть к уюту.
 Куинн Лесситер никогда не любил уют. Он его просто ненавидел. Ему надо выбросить из головы всю эту глупость, прежде чем его засосет. Куинн повернулся и молча пошел к двери.
 — Ты куда, Куинн? — Широко открытые глаза тревожно блеснули.
 — К ручью.
 — К ручью?
 — Мне надо смыть грязь и дорожную пыль.
 — Но… там сейчас холодно. Почему бы тебе…
 — Я люблю холод. Не дожидайся меня и не беспокойся. Тебе надо как следует выспаться.
 — Но…
 Дверь захлопнулась прежде, чем Мора успела договорить.
 Она смотрела на дверь, не двигаясь. Секунды утекали, а внутри у нее поднималась ярость. И долго он намерен вот так убегать от нее, хлопать дверью или просто молча исчезать?
 «Столько, сколько ты ему разрешишь», — ответил ей внутренний голос.
 Мора побежала к двери и распахнула ее настежь.
 — О нет, ты не сделаешь этого, Куинн Лесситер! — крикнула она, но в этот миг налетел ветер, подхватил ее слова и унес.
 Она выбежала в ночь, не обращая внимания на холод и темноту, которая окутала землю непроницаемым черным плащом.
 Она неслась к ручью. Легко перескакивая с камня на камень, она перепрыгивала через рытвины в земле, но ничто не могло ее остановить или заставить идти медленнее. Она не видела Куинна, несмотря на серебряный полумесяц, который висел в небе. Но в слабом лунном свете Мора разглядела тусклое мерцание оловянного таза у ручья, примерно в двадцати ярдах от нее, и всмотрелась в колеблющиеся ветки раскидистого дерева.
 — Куинн Лесситер, погоди! — позвала она его снова. — Я хочу тебе кое-что сказать…
 Она умолкла, когда увидела Куинна. Он уже разулся и снял рубашку. Его широкая, мускулистая грудь была обнажена и отливала бронзой в скудном свете луны. Наконец он услышал голос Моры и обернулся.
 — Что тебе, черт возьми? В чем дело? — прохрипел он. Мора подбежала к нему.
 — Ты простудишься, здесь такой холод… О-о-охх!
 Она споткнулась о невидимый корень и полетела прямо в объятия Куинна. Он поймал ее, но Мора летела с такой силой, что оба кубарем покатились, сами того не желая, по крутому склону и свалились в воду.
 С громким плеском они шлепнулись в ледяной ручей.
 — Что, черт побери, ты тут делаешь? Ты и впрямь сумасшедшая, да? — орал Куинн.
 Задыхаясь и дрожа, Мора цеплялась за него. Вода доходила ей до подбородка. Мокрое платье липло к телу, ее волосы струились по лицу, а губы дрожали от холода.
 — Если ты собираешься умереть от… от х-холода, Куинн Лесситер, то и я тоже. Я не буду больше эт-того терпеть. Ты уходишь куда-то, не говоря ни слова, не позволяешь даже п-поговорить с тобой. Оох! — закричала она, когда он обхватил ее, притянул к себе, крепко обнял и жадно поцеловал.
 — Ты, чертова баба! — Серые глаза пронзали ее насквозь. Подняв Мору повыше, он крепко держал ее над водой. — Почему я всегда должен тебя греть, а? У меня что, такая обязанность в жизни?
 Не дожидаясь ответа, Куинн выбрался вместе с Морой из ручья. Она пыталась сдержать нестерпимую дрожь во всем теле.
 — Пусти меня, Куинн, я сама дойду, — повторяла она, при этом зубы у нее стучали. Он на мгновение остановился, и они пошли к дому. Куинн нежно прижимал ее к своей мокрой груди, и Мора чувствовала себя в его объятиях как в колыбели.
 — Заткнись и перестань извиваться! — приказал он грубо и резко. — Любая беременная не в себе, если она бросается ночью в ледяной ручей. У нее нет в голове и капли здравого смысла, так почему я должен слушать ее болтовню?
 — Т-ты же пошел, чтобы броситься в р-ручей!
 — Это другое дело!
 — Нет, не другое!
 — Я собирался отмыться после дороги. Так что у меня была то причина.
 — Ты п-просто хотел от меня уйти!
 Куинн остановился. Они были в десяти ярдах от двери дома. Луна, словно льдинка, сверкала в небе.
 — Да с чего бы я такое надумал? — спросил Куинн низким, хриплым голосом.
 — Ты сам скажи, — прошептала она, глядя на него не отрываясь и дрожа всем телом, теперь уже не только от холода.
 Куинн молча внес ее в дом, пнул ногой дверь, закрывая за собой, прошел прямо в спальню и положил Мору на кровать.
 — Снимай эти чертовы мокрые тряпки! — Он посмотрел в глаза Море, потом перевел взгляд на промокшее платье, облепившее ее всю, обрисовав груди и бедра так явственно, что она казалась совершенно голой.
 — Попробую. — Замерзшими пальцами Мора возилась с пуговицами. Куинн чертыхнулся и потянулся помочь ей, а потом она помнила только то, что они упали вместе на постель и вцепились друг в друга. Ее рот искал его губы, его нежность разожгла в ней самый настоящий пожар. Поцелуи Куинна были не просто горячими, а обжигающими.
 Его руки бродили по ее дрожащему телу, теплые и сильные. Мора задыхалась в благословенном тепле, которое они несли с собой, она купалась в блаженстве от прикосновения к его телу, она ощущала такое сильное желание, такую томительную жажду по нему, что ей становилось почти страшно. Кровь ревела и бурлила в ее жилах.
 — Это ничего не меняет в наших отношениях, — задыхался он, освобождая ее от промокшего платья и швыряя его на пол.
 — Ничего, — согласилась Мора, снимая остатки белья и прижимаясь к нему, ероша влажные густые волосы у него на груди.
 Пропитанные ледяной водой из ручья, штаны Куинна с глухим стуком упали поверх белья Моры. Он прижался к ней, и они сплелись воедино.
 — Уже теплей? — простонал он ей в губы, а потом забыл обо всем, потерялся, когда она поцеловала его с пылкой страстью. Внутри у стойкого Куинна Лесситера полыхал настоящий пожар.
 — Нет… еще! Ты можешь еще сильнее? — Мора отчаянно прижималась к нему, она вдавливалась в него, желая слиться с ним навсегда. Его тело больше не могло этого выносить. Куинн ощутил такую невероятную жажду, что казалось, сейчас в нем все взорвется, как будто в него заложили динамит.
 Вместо ответа он принялся целовать Мору с такой безудержной страстью, что оба забыли обо всем. Их губы встретились, соединились, слились. Никогда в жизни и ни одну женщину Куинн не желал так сильно, как ее, Мору.
 Она заполонила его мысли, она возбудила в нем все дремавшие чувства. Ее кудрявые рыжие волосы, бархатные на ощупь, пахли розами, ее кожа была мягкой, как розовые лепестки, и никогда прежде он не видел такого прекрасного лица, которое так волновало, так возбуждало его страсть. Мощное тело Куинна Лесситера накрыло ее тело, оно жаждало ее плоти. Мора вжималась губами в его губы с неодолимой страстью. Он не мог остановиться теперь даже за все золото мира.
 — Давай же, любимая, — бормотал он, а его дыхание согревало ей кожу.
 — Продолжай, Куинн, продолжай, — просила Мора. Она купалась в радостном наслаждении, оно было таким сильным и нестерпимым, что граничило с болью. Он тосковал без нее, когда уехал, теперь она это знала. Он думал о ней. Тот поцелуй перед отъездом что-то для него значил, он не был обычным поцелуем. Нет, не был…
 Она обняла его крепко, чувствуя силу его страсти, нараставшей с каждой секундой. Ее стройное, гибкое тело извивалось под ним в самом древнем и самом великолепном танце. Тихие стоны вырывались из горла Моры, ее руки сцепились вокруг его шеи, она выгнула бедра, встречая его теплое сильное тело.
 На этот раз, когда он вошел в нее, Мора не чувствовала никакой боли, а только удовольствие.
 — Сейчас нисколько не больно, — выдохнула она не думая, когда он проник в нее так глубоко, как только было возможно. Его рот опалял ее шею огнем, потом его губы накрыли пульсирующую жилку на ее горле. Желание болью билось меж ее бедер. — Нисколько…
 — Больно? — Куинн посмотрел ей в глаза. — А в прошлый раз было больно?
 — Да. Тогда это было для меня впервые. Но…
 — Мой Бог!
 — Больно было только сначала, — быстро проговорила она. Ее глаза пылали перед его затвердевшим, невозможно красивым лицом. — Да и то чуть-чуть. — Затаив дыхание в приступе острой тоски, она обхватила его ноги своими ногами еще плотнее. — Не смей останавливаться, Куинн Лесситер, — прошептала она. — Не останавливайся — или я умру!
 — Ни за что на свете, дорогая. — Куинн зарылся губами ей в шею, потом снова начал двигаться, заполняя ее собой, утопая в ней. — Моя сладкая Мора! Моя красавица Мора!
 Это было прекрасно, разрушительно, бесконечно, и когда они вместе задрожали и вознеслись к небесам, то вцепились в темноте друг в друга, задыхаясь и хватая воздух ртом, пытаясь успокоиться и снова обрести разум.
 Медленно, очень медленно окружающий мир возвращался со всеми своими звуками, предметами, вещами в домик у ручья, где могучий великан и его молодая жена лежали, сплетясь воедино в свете звезд на влажных мятых простынях, связанные клятвами и страстью.
 Сердце Моры билось очень медленно и не спешило ускорять свой бег. Она лежала в объятиях Куинна, как в гнездышке, положив голову на его широкую грудь, и впервые чувствовала настоящее удовлетворение.
 Как здорово, думала она, лежать рядом с таким мужчиной в маленьком домике в красивой долине, и нет ни одной живой души на много миль вокруг. Как здорово лежать вот так и чувствовать, что его губы уткнулись тебе в макушку, и слышать сильное биение его сердца у твоего уха. Так все и должно быть, думала счастливая Мора.
 «Это ничего не меняет в наших отношениях!» Так сказал Куинн. Но теперь-то, после того, что произошло, он не может так думать. После того, что они испытали только что вместе — эту страсть, это желание и любовь? Разумеется, он должен чувствовать что-то похожее на то, что чувствует она сама, — пробуждение, ощущение возможности перемен в их отношениях.
 — Куинн! — прошептала Мора это имя в темные густые спутанные волосы у него на груди, и ее губам стало щекотно.
 — Да?
 — Я думаю, мы только что по-настоящему поженились, и теперь это наш настоящий дом.
 — Можно так сказать.
 — Это была… настоящая брачная церемония.
 — Согласен, черт побери, ангел. — Куинн усмехнулся и поцеловал ее в макушку.
 — Я думаю, мне понравится здесь, в Вайоминге, — сказала Мора мечтательно. — Эта земля, наш уютный домик — это что-то особенное, правда? Кажется, он будет для нас настоящим домом.
 Ее слова упали в темную дыру молчания. Куинн, только что живой и теплый, окаменел.
 Мора ощутила, как у нее в горле застрял комок, и недоброе предчувствие охватило ее.
 — Куинн? — с тревогой спросила она.
 Он сел на постели и отодвинулся от нее. Мора почувствовала, что он всматривается в полумрак комнаты, и холодок пробежал у нее по спине.
 — Да, так и будет, Мора, — сказал он настороженно. — Для тебя и ребенка. Точно так, как мы и задумали.
 Ее сердце застыло.
 — Но… не для тебя? — прошептала Мора.
 — Я сказал тебе. — Его серые глаза смотрели прямо на нее, и она с тревогой заметила, что в них еще сохранилось былое тепло, но непреклонность и неумолимость уже вытесняли его. Куинн коснулся ее руки, его пальцы слегка задели ее пальцы. — Я не могу остаться здесь. Я не могу усидеть на месте, Мора. Мысль о том, чтобы осесть где-то, остепениться… — Его голос звучал громче и увереннее. — Мысль об этом мне просто невыносима.
 — Я знаю. Но я думала, что… — Она не договорила, слова оборвались. Предчувствие беды охватило ее. Ничего не изменилось. Все точно так, как он предупреждал. Почему, с какой стати она вообразила, что Куинн Лесситер вдруг начнет думать и чувствовать по-другому?
 «Потому что ты дура. Дура, что влюбилась в него. Ты хочешь больше, чем он может дать тебе, — беспомощно думала Мора, а ее сердце, казалось, рвалось в клочья. — Он был и всегда будет мужчиной, которому наплевать на то, что хочешь ты: на уютный дом, семью, жизнь, которую строят вместе мужчина и женщина; дни и ночи, заполненные смехом и любовью…»
 — Все в порядке, — сумела она выговорить без дрожи в голосе. Но внутри у Моры все оборвалось. — Наше… соглашение остается в силе, — спокойно сказала она. — Ты будешь приезжать и уезжать, когда тебе вздумается. Я никогда не буду даже пытаться привязать тебя к дому или связать тебя чем-то по рукам и ногам.
 Он погладил ее тонкие пальцы. Она услышала неприветливость и облегчение в его голосе:
 — Рад, что между нами нет никаких недоразумений.
 — Н-нет. Никаких. Вообще никаких, — уточнила Мора.
 — Если понадоблюсь тебе или ребенку, я приеду по первому зову. Даю тебе слово, Мора.
 Слово. Но не любовь. Не его любовь.
 Мора отвернулась, пытаясь остановить слезы, не дать им выкатиться из глаз, скрыть свою боль, которая раздирала ее душу, словно хищник когтями. Она устало прижа- 1  Qa лась щекой к подушке.
 — Поспи немного, ангел. Уже почти утро на дворе.
 Сидя рядом с Морой, Куинн нахмурился и натянул одеяло на ее обнаженные красивые плечи. Он проклинал себя за то, что снова занялся с ней любовью, за то, что утратил самообладание и попал в такую передрягу.
 Это должно быть в последний раз. В самый последний раз. Ему надо выбросить ее из сердца прямо сейчас, после нынешней ночи. Он был уверен, что так и будет. Почти уверен.
 Если бы только она не погналась за ним к ручью, если бы из-за нее они не свалились в ледяную воду, ничего такого никогда не случилось бы.
 Ну ладно, в будущем подобное не повторится. Ни за что на свете. Она такая желанная, такая дерзкая, такая красивая. Если он не хочет попасться в ее сети, оказаться у нее на коротком поводке, ему надо убираться отсюда поскорее и подольше не возвращаться.
 Что ж, так и будет, черт побери! Ждать осталось недолго. Как только на ранчо все наладится, пойдет по накатанной колее и он будет уверен, что банда Кэмпбеллов не вернется, только его здесь и видели. Ждать осталось недолго. Он потерпит еще немного.




 Глава 21


 Вайоминг утопал в цветении апреля. С каждой неделей все вокруг становилось ярче и пышнее. То же происходило с домом, навесом и сараем на ранчо Куинна. Строения, которые прежде выглядели обветшалыми и унылыми, уже были починены, покрашены, расширены, и теперь ранчо приобрело надлежащий вид. К началу третьей недели апреля загон почти достроили, землю у сарая расчистили под другой загон.
 Куинн работал не покладая рук, от рассвета до заката. Он нанял еще пару работников на полный рабочий день, а кроме того, Лаки Джонсона.
 Лаки, как оказалось, вырос на ранчо в Канзасе. Он был сыном старшего надсмотрщика и знал почти все о лошадях и коровах.
 Хотя парень по-прежнему любил прихвастнуть и ни с того ни с сего мог взбрыкнуть, скоро каждому стало ясно, что он боготворит Куинна Лесситера. Единственный из всех, Куинн, казалось, этого не замечал. Когда Мора ему сказала, что Лаки подражает даже его манере носить шляпу, что он купил себе серебряную бляху на пояс почти такую же, как у Куинна, и стал щуриться, как он, тот лишь молча пожал плечами.
 — Ну и что? Кому это мешает? Пока делает свое дело хорошо, пускай работает. Если начнет отлынивать, я быстро его выгоню. Он и глазом моргнуть не успеет, если что пойдет не так.
 Но Мора подозревала, что ее муж дает поблажку молодому нахальному парню. Он приказывал Лаки так же, как и другим работникам на ранчо, но старался не ущемлять его гордости. Он дал Лаки работу, хорошо платил ему и кормил три раза в день.
 Однажды в полдень, примерно за неделю до майских празднеств, Лаки повез Мору в город, чтобы она запаслась консервами, мукой и яйцами, а также присмотрела себе туфли к своему прекрасному шелковому платью.
 Нелл выставила на прилавок две пары туфелек. Одни без задника, цвета сливок, с кружевными желтыми лентами, которые точь-в-точь подходили к ее платью, и простые черные, с открытым носком и с черными пуговицами. Черная обувь гораздо практичнее, Мора это понимала, — на ней не видно грязи, но туфельки сливочного цвета так ей понравились, что она долго держала их в руках, в задумчивости воображая, как идеально они подойдут к ее платью.
 — Взгляните-ка, — вдруг сказала Нелл с неприязнью. Она подошла к витрине, чтобы что-то в ней переставить, и хмуро посмотрела в окно. — Этот ваш никудышный ковбой, как обычно, слоняется без дела. Я уверена, что вы дали ему какие-то поручения, сказали, что он должен делать, миссис Лесситер. Разумеется, он ведь не приехал в город только затем, чтобы молоть языком с кем-то вроде Орхидеи Коди.
 Мора удивленно посмотрела на Нелл. Девушка всегда была такой приятной и услужливой, а сегодня она язва язвой. Да что с ней такое? Почему ее раздражает Лаки Джонсон?
 Мора подошла к окну и взглянула на улицу из-за плеча Нелл. Лаки болтал и смеялся, явно заигрывая с упитанной, хорошенькой Орхидеей. Золотоволосая салунная девица с кошачьими глазками, вероятно, была вдвое старше Лаки. Он схватил розовое боа из перьев, которое только что было у нее на плечах, и прятал его у себя за спиной, явно не собираясь его возвращать без вознаграждения.
 Решив, что так и будет, Орхидея привстала на цыпочки и поцеловала Лаки в губы, а он, усмехнувшись, снова галантно накинул ей боа на обнаженные плечи.
 — Несколько минут назад он переводил Серину Уолш через дорогу и стоял и курил с ней на веранде пансиона! — воскликнула Нелл. — Разве он не должен загружать фургон, покупать доски или еще что-то делать для вас?
 Тонкие брови Моры поднялись.
 — Наверное, он уже закончил все дела и купил все необходимое, а теперь дожидается меня. Ты обиделась на Лаки, Нелл?
 — Меня он вообще не интересует, вот нисколечко. — Девушка пожала плечами и опять встала за прилавок. — Мне только не нравится, что он такой лентяй и бездельник, то и дело валяет дурака с женщинами, которые годятся ему в матери… ну, может, в старшие сестры!
 Мора засмеялась, но быстро перестала, заметив, что Нелл посмотрела на нее с раздражением.
 — Не вижу ничего смешного! — Девушка выхватила у нее черные туфли и объявила: — Вы можете купить сливочные. Они вам больше нравятся.
 — А ты бы хотела понравиться Лаки Джонсону? Правда, Нелл? — мягко спросила Мора.
 Нелл быстро взглянула на Мору. Она стала такой же розовой, как боа Орхидеи.
 — Я никогда ничего такого не говорила! — Она чуть было не задохнулась от смущения.
 — Конечно, нет, Нелл, — успокаивала ее Мора, внезапно пожалев о своей откровенности. Она задела чувства девушки, столь же прозрачные, как чисто вымытое витринное стекло. — Я только высказала предположение. — Она коснулась руки Нелл. — Я права? — тихо спросила Мора.
 Нелл прикусила нижнюю губу. Несколько мгновений она ничего не говорила, а стояла молча, потом ее зеленоватые глаза встретились с глазами Моры.
 — Он никогда меня не замечал. Кроме того случая, когда рассердился из-за того, что я тогда попросила его быть поосторожней с Кэмпбеллами!
 — Я помню.
 — Он заходил сюда время от времени и что-то покупал. Так, разную мелочь. Еще до того, как вы с мистером Лесси-тером приехали в наш город. Я не знала, кто он такой, нанялся ли он к кому-то на ранчо или у нас проездом. Я хотела с ним заговорить, но постеснялась. — Нелл глубоко вздохнула. — В тот день, когда Ли Кэмпбелл схватил меня прямо тут, в магазине, и попробовал умыкнуть, я думала о нем, о Лаки. Но я не знала тогда его имени. Я представила себе, что этот парень входит в наш магазин, что я заговорю с ним, а он обратит на меня внимание. Что я ему понравлюсь и, может, он станет заходить просто ради того, чтобы поговорить со мной. Но вместо этого дверь открылась и ввалился Ли Кэмпбелл, в стельку пьяный. Они все тогда были сильно выпивши. И он… схватил меня…
 — Забудь об этом, — быстро проговорила Мора, когда Нелл замолчала, и крепко обняла девушку.
 — Я и забыла. Только вдруг иногда, время от времени, накатывают воспоминания. Я так хочу, чтобы этих негодяев поймали! Чтобы мужчины вернулись в город и сказали: «Все, конец! Банды Кэмпбеллов не существует!» — Внезапно Нелл принялась раздраженно расхаживать вдоль прилавка. — Но в тот день Лаки захотел отправиться за ними в погоню! Я ненавижу Кэмпбеллов, но я не хотела, чтобы он подвергался опасности. Я так боялась за него! — Она покачала головой, попыталась рассмеяться, но у нее ничего не получилось, и она продолжала дрожащим голосом. — Такпочему я должна волноваться о каком-то безмозглом бездельнике? Который ни разу и не взглянул на меня, ну, может, раз или два, не больше. Он постоянно заигрывает с женщинами легкого поведения и притворяется, будто так же лихо обращается с оружием, как опытный стрелок. Он думает, что владеет револьвером как ваш муж! Да его просто укокошат ни за грош!
 — Этого не случится, если он быстро повзрослеет и познакомится с хорошей, умной девушкой, — улыбнулась Мора.
 — С кем-то вроде меня? Вы так думаете? — Нелл посмотрела на Мору, и в ее глазах промелькнула надежда. Потом девушка вздохнула. — Он никогда, никогда на меня не посмотрит, не обратит внимания. Я… нет… я не тот тип женщины, который ему нравится.
 — Тогда он самый настоящий болван. Ты умная, красивая, у тебя прекрасное, заботливое сердце. — Мора вдруг пошла к двери. — Я сейчас.
 — Погодите, что вы делаете? — Нелл задыхалась, а Мора уже кричала в дверь:
 — Лаки, ты не мог бы зайти на минуту в магазин? Пожалуйста, я тебя жду.
 Парень, громко топая, вошел в магазин, держа в руках свою широкополую шляпу. Он едва взглянул на черноволосую девушку, деловито пересчитывающую яйца в корзине.
 — Я могу чем-то вам помочь, миссис Лесситер?
 — Да, я хотела, чтобы ты отнес кое-какие коробки в фургон. Начни вон с той. — Она указала на картонную коробку с консервами и на мешок муки рядом. Потом Мора протянула Нелл через прилавок туфли цвета сливок. Извини меня, дорогая, но мне нужна к ним коробка. Прежде чем Лаки успел взяться за коробку с консервами, Мора загородила ему дорогу и одарила сияющей улыбкой.
 — Лаки, ты знаком с Нелл Хикс? Ее отец — хозяин этого магазина.
 — Мы уже как-то встречались. — Лаки бросил холодный взгляд на Нелл, потом снова повернулся к Море. — Если вы уйдете с дороги, миссис Лесситер…
 — Хорошо, дело в том, что я еще не закончила. Я думаю, мне придется дождаться мистера Хикса. Нужно еще кое-что приобрести для дома. Нелл предложила мне лимонада, но я отказалась, а когда увидела тебя, то подумала, может, и тебе хочется пить. Ты ведь уже давно жаришься на солнце. Так почему бы тебе не выпить прохладительного? Ты не против, Нелл?
 Девушка бросила на Мору ничего не выражающий взгляд, вид у нее был совершенно отсутствующий.
 — Давайте пейте, заодно получше узнаете друг друга.
 Щеки Нелл стали ярче, чем боа Орхидеи. Она в отчаянии смотрела на Мору, в ее глазах был панический страх. Потом Нелл молча уставилась на стройного парня.
 — Ты хочешь лимонаду?
 — Нет. Но ты пей.
 — Я… я тоже не хочу. Я передумала, — быстро добавила она, когда Лаки озадаченно посмотрел на нее. — Могу ли я… предложить тебе что-то еще?
 Лаки оглядел прилавок, потом товары, выставленные на полках, не позволяя глазам замереть на темноволосой девушке.
 — Пожалуй, стоит разжиться картами и табачком, пока я тут, — пробормотал он.
 — Ты любишь играть в карты? — спросила Нелл, потянувшись к той полке, где колоды карт соседствовали с табаком. Мора с заинтересованным видом изучала лежащий на прилавке атлас, а потом стала разглядывать банки с леденцами.
 — Еще как!
 — Я тоже люблю. — Нелл попыталась улыбнуться, и на ее порозовевших щеках появились ямочки. — Мы с папой играем в вист почти каждый вечер. Может, захочешь составить нам как-нибудь компанию?
 — Вряд ли, малышка. — Лаки нахлобучил шляпу. — Я играю только в покер и на довольно большие деньги.
 — О, прошу прощения! — Глаза у Нелл сверкнули. — Я и не подозревала, что говорю с таким классным игроком.
 — Я никогда не говорил, что я классный игрок. — Лаки сощурился, как обычно это делал Куинн Лесситер, когда сердился. — Я сказал только, что не играю в вист.
 — Может, ты боишься проиграть? — бархатным голоском продолжала Нелл, словно он ничего не сказал. — Может быть, ты боишься проиграть женщине?
 — В тот день, когда женщина выиграет у меня в любой карточной игре, я съем свои шпоры! — Он впился в Нелл горящим взглядом. — Я думаю, эти бандиты Кэмпбеллы пожалели бы, и очень крепко, если бы успели тебя умыкнуть. Ты бы их до смерти задолбала своим острым языком. А если бы и это не сработало, ты бы добила их вистом!
 Лаки хлопнул себя по бедру и расхохотался собственной шутке, а Нелл побелела как снег.
 Она отвернулась, задела банку с леденцами, но успела подхватить ее, прежде чем конфеты упали на пол.
 Мора бросила на Лаки рассерженный взгляд. Ей так хотелось сейчас двинуть этого нахала кулаком в ухо! Парень, видимо, почувствовал, что сморозил глупость и перешел все границы приличия.
 — Эй, считай, что я просто пошутил, — бросил он, подходя к Нелл и пытаясь заглянуть ей в лицо.
 Она не отвечала, переставляя на полке банки с леденцами.
 — Я понимаю, это не то, над чем можно шутить. — Лаки снова попытался загладить свою вину. — Ну, я имею в виду… ты, конечно, сильно перепугалась тогда. Понятное дело, конечно… — так и сыпал словами Джонсон.
 — Будешь еще что-то брать? — холодно прервала его Нелл. Она повернулась и стояла перед ним, вздернув подбородок и сжав губы.
 Лаки встретил ее ледяной взгляд и нахмурился, лицо его помрачнело.
 — Нет, мэм, ничего больше. — Он швырнул несколько монет, забрал карты и табак и спрятал в карман жилета. Потом поднял с прилавка картонную коробку. — Миссис Лес-ситер, я буду ждать вас на улице. — Он искоса бросил на Нелл мрачный взгляд, но она не обратила на него внимания.
 Когда дверь качнулась и закрылась за парнем, Мора подбежала к Нелл.
 — Мне очень жаль. Обычно он более вежливый. Не возьму в толк, что это на него накатило, — говорила Мора, действительно ничего не понимая. — И с чего бы это он?
 — Он меня ненавидит! — Нелл смотрела в окно на парня, который уже заприметил еще одну девицу из салуна на главной улице и шагал прямиком к ней. — И я его ненавижу!
 — Я вижу. — Мора подавила вздох.
 На самом же деле она видела горящие глаза Нелл, наблюдающей за парнем. Лаки снова увлекся игривой болтовней с девицей легкого поведения.
 — Скоро Майский бал, — пробормотала Мора, когда девушка уложила туфли в устланную тонкой бумагой коробку и подала ей. — Может, вы сможете тогда наладить отношения.
 — Да я скорее съем коровью лепешку! — Нелл расправила плечи и вернулась за прилавок, но Мора заметила, что она еще раз посмотрела в окно на Лаки и девицу, чей звонкий смех был прекрасно слышен в магазине.
 Сердце у Моры перевернулось. Она понимала, что сейчас чувствует эта девчушка. Она слишком хорошо знала, каково это — увлечься кем-то, кто не обращает на тебя внимания.
 «Увлечься кем-то? Кого ты пытаешься одурачить? — спросила она себя с сожалением. — Ты любишь Куинна. И даже если он более вежлив, чем Лаки по отношению к Нелл, то точно так же безразличен к тебе».
 И хотя Море не показалось, что у Куинна обширный опыт по части салунных девиц, его обращение, конечно же, задевало ее. Но Мора знала свою настоящую соперницу, истинную страсть Куинна Лесситера. Она не могла вступить с ней в схватку, потому что этой страстью было неистребимое желание свободы.
 Когда Серина Уолш вошла в магазин Хикса, Мора как раз собиралась уходить. Ей пришлось взять себя в руки, чтобы не уставиться во все глаза на вошедшую. Сегодня на Серине было зеленое платье из тафты с турнюром и зеленая шляпка. На плечах лежала легкая шаль цвета персика.
 — Добрый день, миссис Лесситер!
 — Добрый день!
 Вспомнив, что говорили дамы из кружка кройки и шитья о Серине Уолш, Мора заставила себя улыбнуться и приветливо посмотрела на женщину. Она знала слишком хорошо, каково это — чувствовать себя ненужной, отвергнутой, и не хотела обижать кого-то подобным отношением. Но Мора не могла запретить себе думать о том, какие чувства Серина Уолш испытывает к ее мужу. Если эта лихая, самоуверенная щеголиха не способна завоевать сердце Куинна, то может ли она, простая, заурядная Мора Джейн Рид, даже надеяться на подобный успех?
 «А почему ты думаешь, что она не завоевала его сердце? — поинтересовался у Моры противный внутренний голосок. — Может быть, она как раз и завоевала его навсегда, а на тебе он женился только потому, что ты собираешься родить ему ребенка. Он» ведь приехал не куда-нибудь, а в Хоуп. И она оказалась здесь не случайно».
 «Он приехал сюда потому, что здесь его земля. Не будь смешной, Мора», — сказала она себе строго, но, встретив открытый взгляд и улыбку Серины, испытала некоторое замешательство.
 — Какие симпатичные туфельки! — Взгляд Серины скользнул по туфлям цвета сливок, которые лежали в уютной глубине коробки. — Они для Майского бала?
 — Да, для бала. — Мора старалась придать своему голосу тепло и искренность. — Они очень подходят к новому платью, которое я сшила для этого случая.
 — О да. Вы ведь вошли в знаменитый кружок кройки и шитья! Я слышала, вас туда пригласили. — Все это было сказано с едва заметной насмешкой, но Мора заметила, как крепко руки Серины впились в сумочку. — Замечательное сборище дам, заслуживающих всяческого уважения.
 — Они все были очень любезны со мной.
 Очевидно, Серина была задета тем, что не входит в число членов кружка, но она прекрасно скрывала свои чувства под презрительностью. Не зная, что ей следует сказать, Мора поспешила переменить тему на другую, как ей показалось — безопасную.
 — Вы будете на Майском балу, миссис Уолш?
 — Разумеется. — Женщина произносила слова с едва заметным южным, тягучим, словно мед, акцентом. — Тайлеры любезно пригласили к себе весь город, они не обошли даже скандально известную вдову Уолш. — Улыбка на полных губах ничуть не смягчила откровенный сарказм в нежном голосе Серины. — Удивительно, что Куинн согласился пойти на это сборище, он не слишком-то увлекается танцами, насколько я помню. О, конечно, он бывал иногда на танцах, но не долго. Ведь он, в сущности, бирюк.
 — Я знаю. Но теперь у него семья, и мы оба собираемся поехать на бал.
 Вообще-то все не совсем так. Мора покривила душой, почему-то решив, что этой самодовольной Серине Уолш незачем знать, что Куинн вовсе не считает с нетерпением оставшиеся бала дни. На самом-то деле он лишь согласился ее сопровождать после слов Моры о том, что будет очень странно выглядеть со стороны, если миссис Куинн Лесситер прибудет одна на такое торжественное событие, как Майский бал. Причем Мора наотрез отказалась остаться дома в день бала.
 Глаза Серины блеснули, когда она окинула Мору изучающим взглядом. Это длилось не более секунды.
 — Гм-м… Ну, мы еще посмотрим. — Она рассмеялась и резко повернулась к Нелл, которая молча наблюдала за этим обменом любезностями. — Две дюжины яиц, пять фунтов сахара, по фунту картофеля и репы, — решительно потребовала Серина Уолш.
 Мора поспешила выйти из магазина.
 — Что-то случилось, миссис Лесситер? — спросил Лаки, размашистым шагом направляясь к ней.
 — Нет, Лаки, все прекрасно. Ничего не случилось.
 Но не все было так уж прекрасно. Она ревновала мужа к Серине Уолш, к женщине, которая продолжала считать, что знает Куинна лучше, чем его собственная жена. Она обнаружила, что дрожит всем телом, когда они с Лаки ехали в фургоне. Она хотела спросить Куинна об этой женщине, но не смела. Она не могла ему показать, не могла открыть то, насколько сильно он трогает ее чувства и как ей хочется, чтобы отношения между ними изменились. Узнай Куинн, как она волнуется из-за чувств, которые он испытывает к Серине Уолш, или о том, что она ревнует его к Серине, он бы заподозрил правду.
 «Лучше умереть, чем разрешить ему узнать, — подумала Мора, уставившись невидящим взглядом на великолепные весенние пейзажи, мелькавшие по обеим сторонам дороги. — Я смогу жить без его любви, но я не хочу его жалости».
 Потом мысли Моры перекинулись на Майский бал, первый бал в ее жизни, и она постаралась забыть о Серине Уолш. Ее платье почти готово, ей осталось только доделать рукава и пришить длинный ряд пуговиц сзади. Все это она успеет сделать за один вечер.
 Перед ужином Мора достала корзиночку для шитья, которую отыскала в металлическом сундуке в доме Куинна. Она вынула из нее шкатулку для украшений, подаренную ей Ма Дункан. Там лежало десять крошечных, изящных жемчужных пуговиц, они очень украсят ее новое желтое платье. Мора поставила корзинку у дивана, чтобы поднять себе настроение, а сама начала чистить картошку, чтобы приготовить жаркое из цыпленка, поскольку обнаружила, что это одно из любимых блюд Куинна.
 Мора трудилась энергично, думая о предстоящем бале и о вкусном обеде, который она приготовит к приезду Куинна домой с пастбища. Она и не заметила промелькнувшей по окну тени, не видела темной высокой фигуры, которая всматривалась внутрь, оглядывала дом снаружи, затем скользнула к задней части дома, на секунду показалась в окне кухни и спряталась.
 Она не слышала ничьих шагов, не видела человека, скользнувшего за деревья, когда неподалеку показался Куинн с работниками.
 Мора только на секунду почувствовала укол страха, услышав топот лошадиных копыт. Но когда она увидела мужа и работников, то посмеялась над собственной глупостью.
 Ма Дункан сказала бы сейчас: «Значит, твой час еще не пробил. Бог миловал». И вся эта тревога лишь оттого, думала Мора, что она устала, ее немного тошнило в конце дня от запаха жаркого, она хотела, чтобы ее платье было готово, чтобы Куинн пришел в восторг, увидев его.
 Мора накрывала на стол, а мужчины умывались, и она забыла о своих страхах.




 Глава 22


 После ужина Мора принесла свое платье из спальни и уселась с корзинкой для шитья в удобное кресло с подушкой в цветочек, которое Куинн купил ей в городе.
 — Это хорошее кресло, ты будешь сидеть в нем и кормить младенца, — сказал он.
 Мора была очень тронута и попыталась поблагодарить Куинна за заботу, но он отмахнулся.
 — Нам понадобится и колыбель. Я начну ее делать, как только выкрою для этого время.
 Кресло оказалось настолько удобным, что всякий раз Мора испытывала удовольствие, опускаясь в него. Вот и сейчас она села и глубоко вздохнула, на секунду расслабившись в теплом свете лампы. Потом положила платье на колени и взялась за иголку с ниткой.
 Завтра в Хоупе снова соберутся все члены кружка кройки и шитья, но, если повезет, она закончит платье сегодня вечером и сможет начать шить хорошенькое стеганое одеяльце для младенца.
 Мора всякий раз ожидала с нетерпением встреч с дамами из кружка. Они болтали о погоде, о болезнях, о детях. Грейс рассказывала о своих самых способных учениках и о тех, кто доставлял ей больше всего хлопот. Море нравилось узнавать о том, что нового можно заказать по свежим каталогам почтовой фирмы. А разговоры о предстоящем Майском бале наполняли ее тихой радостью, она мечтала о нем, как никогда ни о чем не мечтала. Она чувствовала, что Эдна и Элис стали для нее почти настоящими подругами. Она, Мора Рид Лесситер, впервые в жизни завела подруг.
 Всем сердцем она ждала, когда же придет день Майского бала. Хотя почти ежедневно ее мучили тошнота и головокружения, даже это ее не останавливало, не удерживало от желания поскорее попасть на вечеринку на ранчо Тайлеров. Ее интересовало, что это будет за бал. Она представляла себя в новом желтом шелковом платье, представляла, как будет себя чувствовать на этом балу, общаться с людьми, которые съедутся в тот день отовсюду, некоторые даже за много миль от Хоупа, а может, она даже будет танцевать с ними.
 При мысли о том, что она кружится в танце с Куинном, у Моры всегда перехватывало дыхание. Но на сей раз, подумав о этом, она внезапно похолодела. Мора вспомнила, что она не умеет танцевать.
 Она будет выглядеть перед всем городом самой настоящей дурой.
 — Что-то случилось?
 Куинн увидел, как Мора перестала шить и отложила иголку с ниткой.
 — Ты снова меня напугал! Так тихо подкрался! — притворно рассердилась она. — Я думала, вы с Лаки уехали в город играть в карты.
 — Я передумал, — объяснил Куинн. — Но ты мне не ответила. — Он не сказал ей, что весь день его тревожило странное чувство. Почему-то ему казалось, что этим вечером ему стоит быть поближе к дому. Тем более что не только Лаки, но и остальные работники отправились в Хоуп поразвлечься. Он не хотел оставлять Мору одну.
 Подойдя поближе к креслу, он внимательно посмотрел на нее. Ему вообще нравилось смотреть на Мору. Ее волосы так красиво блестели при свете лампы, и даже в изношенном старом платье она всегда выглядела удивительно свежей и опрятной. Обычно ее глаза светились теплой улыбкой, но сегодня вечером они показались ему грустными. И Мора почти не разговаривала с ним.
 — Тебе нездоровится?
 — Нет. Все прекрасно. Я хорошо себя чувствую.
 Мора попыталась еще раз вдеть нитку в иглу, но только уколола палец.
 Она охнула и засунула его в рот.
 — Прекрасно, да? Я не верю. Скажи, что не так?
 Мора глубоко вздохнула. Куинн стоял так близко, что она могла протянуть руку и прикоснуться к нему, к его руке, но она этого не сделала. Мора согласилась на вариант брака, который выбрал он, и никогда не позволит ему узнать, что сама она хотела гораздо большего. Она хотела духовной близости, мечтала стать частью его жизни. Прикоснись она к нему, он бы увидел в ее глазах тоску, страстное желание прикоснуться не только к его руке, а к каждой клеточке его тела и даже к его сердцу.
 Вместо этого она снова взялась за иглу.
 — Оставь это, ангел. — Куинн внезапно сгреб желтое платье с ее коленей и бросил на старый диван. Он взял нитку с иголкой и опустил их в корзинку для шитья, потом за руку поднял Мору с кресла. — Я понимаю, что означает этот твой взгляд. Что-то тебя тревожит, Мора?
 Эти слова ее поразили. Она и не предполагала, что он так хорошо ее изучил за прошедшие месяцы их совместной жизни. И испугалась своего открытия. Если он догадался, что она сейчас чем-то расстроена, то сможет проведать и о самых сокровенных ее чувствах, мыслях, о ее страстных желаниях?
 «Пожалуйста, только не это. Нет!» — молила Мора.
 — Я думала о Майском бале.
 — И что же ты думала? — с усмешкой поинтересовался Куинн.
 — Кажется, я уже говорила тебе, что никогда раньше не танцевала. И никогда не бывала на вечеринках. — Потом Мора заторопилась, потому что не хотела, чтобы он решил, будто она пытается вызвать в нем жалость или, что еще хуже, чувство вины. — Я очень жду этого дня, но вот что… О, Куинн! — в отчаянии закончила Мора. — Весь город будет надо мной смеяться!
 — Какого черта? Почему кто-то должен над тобой смеяться?
 — Так глупо, мне ужасно неприятно даже говорить об этом… но… я не умею танцевать, — призналась Мора, и ее губы задрожали.
 — И это все? — Куинн запустил пятерню в свою шевелюру. — Женщина, ты меня тревожишь!
 — Это глупо. Я знаю, это очень глупо. — Мора вздернула подбородок; она сделала это с вызовом, но он расслышал слабую, но все равно заметную дрожь в ее голосе. — Когда заиграют скрипки и все пойдут в круг, мне тоже захочется.
 — А почему ты думаешь, что там будут скрипки и танцы, если ты никогда не была на вечеринках?
 — Элис мне рассказала. Она сказала, что Джон Хикс и Джетро Плам играют на скрипке лучше всех, а Харви Лудстоун, парикмахер, очень здорово играет на гармонике. Каждый год Тайлеры скатывают ковры в большой комнате и сдвигают мебель и все танцуют до упаду. А еще… — добавила Мора доверительно, ее наивные глаза возбужденно заблестели, когда она посмотрела на Куинна. — Я знаю, что такое вечеринка, потому что однажды подглядывала в Нотсвилле.
 — Ну да? — Ему доставляло удовольствие наблюдать, как краснеют ее щеки и горят глаза. — Что же твои братья сказали по такому случаю?
 — О, они ничего не узнали. Ма Дункан тоже ничего не знала. Мне тогда было лет двенадцать. В этом возрасте просыпается любопытство к таким вещам. Это были танцы Четвертого июля, в День независимости. В здании школы собрался почти весь город. Ма Дункан не пошла, потому что Па Дункан умер всего за месяц до этого. Она решила, что ей неприлично там присутствовать, но Джадд и Хоу-мер пошли. — Мора нахмурилась. — Все держались от них подальше, и хотя они и напились, но никого не побили в тот вечер.
 — А ты что тогда делала?
 — Я пошла к школе, когда на небе появилась луна. — Мечтательные нотки послышались в голосе Моры, ее глаза загорелись от воспоминаний, она возвращалась в прошлое. — Все там были, звучала музыка. От этого мое сердце… — Мора пыталась подобрать точное слово, — подпрыгнуло. — Ее губы изогнулись в улыбке. — Когда я подобралась к окну и заглянула внутрь, то поняла, что никогда в жизни не видела ничего более прекрасного. Цветные фонарики висели на протянутых под потолком веревках, на женщинах были платья всех цветов радуги, мужчины щеголяли в модных рубашках с шейными платками, и звучала музыка, такая зажигательная… Я слышала топот каблуков, пары кружились в вальсе и танцевали кадриль. Все смеялись, шутили…
 Мора внезапно умолкла, ее щеки разгорелись пуще прежнего.
 — Ты меня считаешь глупой, да? Ты-то небось танцевал сотни раз?
 — Я не большой любитель танцев, но мне доводилось.
 Она кивнула.
 В комнате стало тихо. Мора взяла с дивана платье и вернулась с ним в кресло. Она вынула иголку из корзиночки, и на этот раз нитка вделась быстро. Она стала подшивать рукава.
 Куинн думал о танцах, на которых он бывал, о праздниках, где он чувствовал себя лишним. Время от времени он приглашал женщин танцевать, и ему нравилось иногда покружиться под музыку, но всякий раз, когда он приближался к дамам, он ощущал их боязливый трепет. Они боялись его, хотя он им нравился, их влекло к нему, они смотрели на него, говорили с ним, нетерпеливо скользили в его объятия, но в то же самое время они боялись его. И он это знал.
 Только Мора его не боялась. Он спрашивал себя, каково это будет — танцевать с ней.
 Это опасно, решил он. Мора слишком волновала его, и трудно, даже невозможно было представить, что произойдет между ними, когда они начнут танцевать вместе.
 — Значит, нам придется остаться дома. Вот и все, — коротко заявил Куинн. — Тебе не придется танцевать, а я буду избавлен от суеты и болтовни разряженных, напыщенных бездельников. Что совсем даже неплохо.
 — Хорошо. Если ты не хочешь ехать на бал к Тайлерам, — заявила Мора, мило улыбаясь Куинну, — тогда тебе не о чем беспокоиться.
 — Отлично. — Довольный, Куинн направился к камину и привалился к полке плечом. — Тогда все, выходит, улажено. Мы останемся…
 — Мы? О нет, Куинн, это не значит, что я туда не поеду. Ты ведь так подумал, да? — Мора с улыбкой покачала головой, опчего ее темно-рыжие локоны разлетелись по сторонам. — Я поеду к Тайлерам, поеду на Майский бал, — мягко сказала она. — Как мы и договаривались, ты волен приезжать и уезжать, когда тебе захочется, конечно…
 Лицо Куинна Лесситера напряглось, и тело тоже.
 — Я что-то не припомню, чтобы мы когда-нибудь договаривались насчет того, что ты можешь шляться одна…
 — Хорошо. Но когда ты нанимаешься к кому-то на работу и уезжаешь из дома или бродишь неведомо где, спишь у костра под открытым небом, ты ведь не ждешь, что я буду сидеть дома и заниматься хозяйством круглые сутки, не так ли? — Она одарила его милой улыбкой.
 — Пожалуйста, если ты хочешь. — Куинн нахмурился. — Но…
 — Лаки уже сказал, что хотел бы со мной потанцевать. — Она сделала аккуратный стежок. — И Билл Сондерс тоже. Он спросил меня, не станцую ли я с ним вальс. А на днях я столкнулась в городе с Тексом, и он поинтересовался, нельзя ли пригласить меня на танец, так что тебе не о чем волноваться. У меня не будет недостатка в партнерах.
 — Черт побери, проклятие, женщина! Ты собираешься танцевать с каждым мужчиной в городе?
 Мора засмеялась, кокетливо глядя на Куинна из-под ресниц.
 — Не смеши, Куинн. Только с теми, кто меня пригласит.
 Он шагнул к ней и посмотрел в большие глаза на невинном, приподнятом к нему лице.
 — Черт с тобой!
 — Куинн! — Иголка замерла. — Но почему мне нельзя танцевать?
 Уставившись в золотисто-карие глаза Моры, он мог придумать дюжину причин, но не было ни одной, которую он хотел бы произнести вслух. Поэтому он выбрал ту, которую она сама ему указала.
 — Потому что ты не умеешь танцевать, — наконец изрек он.
 — Я знаю, — печально пробормотала Мора. — Вот поэтому я хочу попросить тебя… Ты меня научишь?
 Все мышцы на теле Куинна сжались и затвердели.
 — Да какой из меня учитель!
 — Но ты ведь умеешь танцевать, правда? — Она с надеждой смотрела на Куинна, и он почувствовал, как все у него внутри перевернулось и желание сдавило его.
 — Я достаточно потанцевал за свои годы, я научился основным па. Но…
 — Ну пожалуйста! Научи меня!
 — Я уже сказал: учитель из меня никакой! — воскликнул Куинн.
 Мора пристально посмотрела на мужа, потом отвернулась и уставилась на ткань, лежавшую у нее на коленях. Потом медленно пожала плечами и проговорила, тяжело вздохнув:
 — Что ж, тогда, думаю, придется попросить Лаки Джонсона научить меня танцевать…
 — Черта с два! — взорвался Куинн. — Пошли!
 — Значит, ты… ты меня научишь?
 — Но разве я допущу, чтобы весь город смеялся над моей женой! — прорычал он. — В том числе и этот щенок Лаки Джонсон.
 Стиснув зубы, он направился к Море и протянул руки, приглашая ее на танец. Она пошла к нему медленно, ее сердце подпрыгивало, радуясь победе и трепеща в надежде.
 Он не прикасался к ней с той самой ночи, когда страсть одолела все доводы здравого смысла и просто их смела. С тех пор оба усердно соблюдали договоренность — Куинн спал на диване, а она на кровати.
 При одной только мысли о том, что сейчас его руки снова сомкнутся на ее талии, Мора задрожала. Нет, сказала она себе, ни за что на свете нельзя ему позволить заметить, как он на нее действует. Нет, ни в коем случае! Ей надо сосредоточиться только на движениях, на па, которые Куинн ей покажет. Но как только она очутилась в его объятиях, волнение охватиюо ее и пришлось не просто сделать над собой усилие, чтобы дышать ровнее, но и по-настоящему бороться с собой, чтобы вообще дышать. Но нельзя, чтобы следы этой упорной борьбы были заметны на ее лице.
 Знала бы Мора, как сражался с собой Куинн. Он боролся с неодолимым желанием повернуться и убежать из дома. Он, Куинн Лесситер, который выследил так много хладнокровных убийц и бандитов, объявленных вне закона, как ни один человек по эту сторону Миссури, он, Куинн Лесситер, который выходил победителем из поединков с горными львами, змеями, медведями гризли, который сражался лицом к лицу с апачами и сиу, ворами и бандитами, — сейчас хотел убежать от этой стройной рыжеволосой девочки, которая доверчиво подала ему свою руку. Ее прикосновение было таким же легким, как прикосновение ангела. Мора склонила голову ему на плечо с серьезностью, от которой у него защемило сердце.
 — Я готова, Куинн. Начнем?
 Ему хотелось схватить ее, обнять покрепче и затащить прямиком в постель, как в прошлый раз, раздеть ее, сбросить с себя одежду и заниматься с ней любовью до самого утра. Куинн подавил в себе это страстное желание и выбросил из головы сладостные видения. Обняв Мору за талию одной рукой, другой он стиснул ее тонкие изящные пальчики, причем так осторожно, словно опасался, что они хрустнут в его большой руке, если он сожмет их покрепче. Казалось, между ними проскочила искра, она обожгла ему ладонь. От волос Моры пахло сиреневым мылом, она пристально смотрела ему в глаза, и в этом взгляде он читал нетерпение. Сейчас ее глаза были прекрасны, как никогда, они сияли, словно маленькие солнца.
 — Но музыки-то нет никакой, — напряженным голосом сказал Куинн, когда ее грудь мягко вдавилась в его торс и он почувствовал, что спина у него обливается потом.
 — Ох, Куинн, да есть музыка. Разве ты ее не слышишь?
 Она откинула голову назад и улыбалась восхитительно ной, соблазнительной улыбкой. Одного хотелось ему сейчас, в этот волшебный миг: крепко прижаться губами к сочному, манящему рту, накрыть его и не отпускать.
 Вместо этого Куинн слушал, как Мора напевает нежным, приятным голоском знакомую танцевальную мелодию. Когда Куинн больше был не в силах сдерживать насмешливую улыбку, она остановилась.
 — Давай начнем с тустепа. Покажи мне, пожалуйста, Куинн, как его танцуют. — Она посмотрела на его ноги, ожидая увидеть движение этого танца.
 Хотел бы он сейчас показать Море не этот дурацкий танец, а то, как чертовски ему ее хочется. Но усилием воли Куинн Лесситер вынудил себя изобразить ногами движения сельского тустепа, потом джиги, потом до-си-до и, наконец, вальса. Все это у него получилось весьма ловко, и Мора с завистью оценила его мастерство.
 Для такой грациозной женщины, как Мора, она оказалась весьма неуклюжей партнершей. Она наступила Куинну на ногу не раз и не два. Она падала, хихикала, напевала, она считала шаги. И сияла, как самое настоящее солнце.
 Она, легкая, как паутинка, порхала у него в руках, когда немного привыкла к движениям.
 — Ох, — простонал он, когда Мора в очередной раз отдавила ему большой палец правой ноги. — Все, Мора, с меня хватит.
 — Куинн Лесситер сдается? Я о тебе лучше думала, — фыркнула Мора.
 — Значит, ты ошибалась, — ответил он, с беспокойством заметив, что она запыхалась. Волосы Моры небрежно упали ей на лицо, но глаза по-прежнему сияли. Довольно танцев, незачем ей кружиться до упаду. — Ты уже вдосталь потопталась на мне. Я больше не могу терпеть такую нечеловеческую боль, — преувеличил свои страдания Куинн Лесситер.
 Улыбка исчезла с лица Моры, и она глубоко вздохнула.
 — Значит, ты думаешь, все безнадежно? Я, стало быть, никогда не научусь танцевать. — Она глубоко и печально вздохнула.
 — Ты говоришь так, будто отказываешься от победы над танцами и ставишь на этом занятии крест.
 — Я? — Мора вздернула подбородок и встретила его пристальный взгляд глазами, красивее которых не было на свете. — Я никогда ни от чего не отказываюсь, чтобы ты знал, Куинн Лесситер.
 Он обнял ее и на мгновение крепко прижал к себе.
 — Тогда продолжим, дорогая. Изящно и легко, еще раз, и…
 «Дорогая». Казалось, ее ноги приросли к полу, а сердце подскочило. «Он назвал меня дорогой».
 Это ничего не значит, напомнила себе Мора, она хорошо это понимала. Но настроение у нее все равно поднялось, и она напевала все смелее и громче.
 Они кружились по комнате, наталкивались на диван, пинали ногами корзинку с шитьем и чуть было не упали в камин. Ее смех не умолкал; казалось, он доносится из каждого угла гостиной — да что там гостиной! — им был полон весь дом. Она танцевала со своим мужем под неведомую музыку в своей душе. Даже если Куинн ничего не слышал, если ее не слышал никто, Мора-то ее все равно слышала. Потому что пело ее собственное сердце, эхом отзывалась душа, и так было всякий раз, когда Мора смотрела в серые глаза Куинна.
 Внезапно, когда Куинн ее кружил, ноги у Моры подкосились, и она полетела. Он поймал ее, но тоже потерял равновесие, и оба упали на диван. Куинн, падая, успел притянуть Мору к себе. Она лежала на нем, дрыгая ногами, словно вальсировала в воздухе.
 — Господи, прости меня! — задыхаясь, проговорила Мора. Они лежали поперек диванных подушек, и она чувствовала под собой его крепкое горячее тело.
 Сердце Моры помчалось с дикой скоростью, это был уже не вальс, а нечто более быстрое. Мора корчилась и извивалась, пытаясь сползти с Куинна, но он сцепил руки у нее на спине и держал, не выпуская из объятий.
 — Ни за что не прощу! — говорил он ей на ухо, хотя прекрасно понимал, что ему надо было сразу ее отпустить, но побороть себя Куинн не мог.
 — Думаю, ты проклинаешь тот день, когда женился на такой неуклюжей женщине, как я, — прошептала Мора, затаив дыхание и опасаясь его ответа.
 Но Куинн покачал головой и сказал:
 — Никакая ты не неуклюжая. Ты только не можешь кружиться волчком. Теперь перестань извиваться и корчиться, лежи спокойно. Я хочу посмотреть на тебя как следует.
 Но он не просто посмотрел на нее, а положил руку ей на затылок и пригнул к себе. Его губы нашли ее рот. Тепло и блаженство разлились по всему телу Моры, оно загорелось, когда его рука скользнула вокруг ее талии и прижала к себе крепко-крепко.
 — Мора! — единственное, что произнес он, но вложил в это слово всю свою нежность к ней. Но в тот миг, когда ее сердце в надежде подпрыгнуло, она почувствовала, как он отодвигается от нее и тихо чертыхается.
 Куинн встал и усадил Мору на диван, а сам отошел в сторону.
 — Нет, мы не сделаем этого!
 — Не сделаем… чего?
 Его глаза вспыхнули, когда он посмотрел на Мору.
 — Мы не сделаем больше ошибки.
 — Может быть… это не такая уж большая ошибка, как ты думаешь, — тихо сказала она, стараясь придать своему голосу легкость и пренебрежительность, хотя ее сердце наполнилось тоской.
 Он с минуту молчал, не отвечая, только продолжал смотреть на нее, словно ясно читал все в ее душе.
 Куинн отошел подальше от раздирающего его душу искушения, от этого нежного, красивого лица и поспешил к камину.
 — Я должен кое-что тебе сказать, Мора.
 — Ч-что? — насторожилась она.
 — Завтра я уезжаю.
 — У-уезжаешь? — Она сидела на диване, приглаживая растрепавшиеся волосы, ее рука сильно дрожала. Счастье, что переполняло ее несколько минут назад, восторг, который Мора испытывала еще недавно, пропали, растворились в навалившейся на нее тоске. Она печально посмотрела на мужа и сказала: — Только не говори мне, что ты нанялся к кому-то, чтобы совершить убийство, Куинн.
 Он кивнул:
 — Я еду в Ларами, хочу выяснить все обстоятельства дела. Вот так. Я вернусь через день или чуть позже, и у нас будет много времени для танцев.
 — Я понимаю. Значит, тогда мне лучше дошить платье.
 Она медленно встала с дивана и пошла к креслу. Опустившись на колени, Мора принялась складывать в корзинку для шитья все, что из нее вывалилось, когда они ненароком толкнули ее во время танца.
 — Мора, — тихо окликнул ее Куинн, будто опасался, что она сейчас заплачет или примется умолять его остаться, не ездить в Ларами. — Ты все знаешь о моей работе. Мы с тобой заключили договор…
 — Я знаю все о нашей сделке, Куинн, — устало проговорила она и поднялась с корзинкой в одной руке и недоши-тым платьем в другой, морщась от боли в сердце. — Я помню все, о чем мы договорились, заключая наш брак. Я знаю точно, что можно, а чего нельзя. Нет никакой необходимости снова напоминать мне об этом.
 Тяжесть сдавила грудь Куинна. С лица Моры исчез радостный румянец, ее глаза потухли. Она стояла бледная, напряженная, и в ее глазах — в этом невозможно было ошибиться — по-прежнему стояла боль. Это поразило Куинна до глубины души, ранило его в сердце, но не было никакой возможности этого избежать. Будет только хуже, если он позволит ей надеяться на иные отношения.
 — Все так, как договорились. — Он откашлялся. Ну почему она такая чертовски красивая, такая нежная и трогательная, как цветок? Хрупкая, как стекло? — Я уезжаю на рассвете.
 Мора кивнула и пошла к двери спальни, но по дороге остановилась, тряхнув головой. Легкая, грустная улыбка появилась на ее губах.
 — Все так, как договорились, — тихо повторила она. — Я буду скучать без тебя, Куинн Лесситер.
 С этими словами Мора вошла в спальню и закрыла за собой дверь, а Куинн остался в гостиной. Он чувствовал себя таким ошарашенным, будто Мора хватила его кочергой по голове.




 Глава 23


 Следующие несколько дней для Моры тянулись бесконечно. Бал на ранчо Тайлеров предполагался уже вечером следующего дня, а о Куинне не было ни слуху ни духу. И чем медленнее тянулось время, тем чаще Мора спрашивала себя, вернется ли он вовремя. А если нет, что тогда? Потом она успокаивала себя тем, что Куинн — человек слова. Если он обещал вернуться к началу вечеринки, значит, так и будет. Еще есть время.
 Но… не случилось ли с ним чего-нибудь?
 — Ради Бога, нет, нет… — шептала она себе днем, собирая ягоды на берегу быстрого ручья. Она скучала по Куинну гораздо сильнее, чем могла себе представить. И очень сильно боялась за него.
 «Может быть, он вернется сегодня вечером», — думала Мора, бросая последнюю горсточку ягод в корзинку и собираясь домой.
 Странная тишина царила там, где стоял их дом среди бумажных деревьев и колышущихся под ветром трав. Билл Сондерс и Лаки уехали в город за провизией, а Слим и Орвилл сгоняли скот в загон для клеймения. Но дело было не только в том, что поблизости не было никого из работников. Мора почувствовала, как изменился сам воздух. Золотое апрельское солнце скрылось за облаками, небо внезапно потемнело и обрело зловещий темно-синий цвет. Мора поняла, что собирается гроза. Воздух потяжелел, стало трудно дышать. Поднялся ветер. Он рванул крышу сарая, под его порывами застонали даже толстые ветки деревьев.
 Мора прибавила шагу и подумала, что сейчас придет домой и затопит плиту, потом займется пирогом — он поспеет как раз к приезду Куинна, если он вернется сегодня вечером. Вышло так, что эта лачуга со старой, скрипучей мебелью, с узкой кроватью под простым стеганым одеялом, с незатейливой посудой, с кружевными занавесками, которые она сама сшила с таким желанием, стал для нее больше домом, нежели гостиница Дунканов. Разумеется, она благодарна Ма Дункан за все, что та для нее сделала или пыталась сделать. Если бы не ее уроки, не ее упорное стремление научить Мору манерам и приличиям, дамы из Хоупа никогда бы не приняли ее так сердечно в свой круг. Она обязана Ма Дункан за это и за крышу над головой да доброе отношение к ней, сироте.
 Но этот домик у ручья на Шалфейном лугу стал для Моры родным. Если бы только он мог стать их общим домом, ее и Куинна, это было бы пределом мечтаний о счастье.
 Мора была уже на задах дома, когда услышала топот копыт. Потрясенная, она поспешила ко входу. Первые капли дождя хлестнули ее по щекам в тот миг, когда она увидела вдали двух всадников. Они вскачь приближались к их ранчо.
 Взял Куинн винтовку с собой, или она все еще в доме? Мора до сих пор ни разу не вспомнила о ней. Но Кэмпбеллы пока на свободе, и все может случиться.
 Мора толкнула дверь и с облегчением увидела, что винтовка стоит у стены на кухне, там, куда ее поставил Куинн. Она схватила ее и, с бешено бьющимся сердцем поспешив к порогу, прижала приклад к плечу, как учил ее много лет назад Джадд. «Держи ее вот так…»
 А потом Мора Джейн лишилась дара речи. Всадники, а это были Джадд и Хоумер, осадили лошадей в зарослях бурьяна и во все глаза смотрели на свою сестру.
 — Неужели это наша малышка? — Джадд откинулся назад в седле. Его глаза были холоднее, чем дождь, который уже поливал как из ведра. — Держать нас на мушке после всего, что мы для тебя сделали, Мора Джейн? Как это невежливо!
 — Джадд, Хоумер…
 — Смотри-ка, она еще помнит, как нас зовут! — Хоумер спрыгнул на землю и кинулся к ней. — Уже кое-что, правда?
 — Ближе не подходи. — Мора оправилась от потрясения, и к ней вернулся голос. — Стой там, где стоишь.
 — Эй, Мора Джейн! Да неужто ты совсем не рада нас видеть? Мы столько проехали, чтоб тебя найти. Мы устали, наглотались дорожной пыли. Чуть было не загнали лошадей. Мы так хотели тебя повидать, дорогая ты наша сестренка!
 — Зачем?
 — Неужели ты не пригласишь нас в дом, а то мы торчим тут под проливным дождем! Мы так промокли, а уж как проголодались за дорогу! Как насчет того, чтобы угостить нас кофейком и поболтать по-дружески, а?
 У Моры дрожали колени, но винтовка служила ей прекрасной подпоркой, придавая ей не только устойчивость, но и уверенность. Мора переводила взгляд с Джадда на Хоумера и обратно, напряженно изучая лица внезапно заявившихся братцев. Она вдруг почувствовала, что ей становится страшно… Не-ет, они явились сюда не с добром, в этом Мора Джейн уже не сомневалась.
 Но зачем она им понадобилась? Они собираются вернуть ее в Нотсвилл? Или избить ее, чтобы наказать за побег?
 Она не могла поверить, что все это время они ее искали и потратили столько усилий, чтобы просто ее найти. Зачем им это?
 — Мора Джейн, тут слишком сыро, — сказал Джадд, казалось, совершенно обычную фразу, но в его голосе Мора уловила зловещий оттенок.
 Но у нее винтовка, и совершенно ясно, что Мора не намерена с ней расставаться. Они ждали, что она скажет.
 — Можете войти, — ответила она. — Но сразу говорю: я не спущу с вас глаз ни на секунду. Если кто-то сделает хоть одно движение и попытается отобрать у меня оружие, стреляю без предупреждения.
 — Как скажешь! — прохрипел Джадд.
 — Мы только хотим поговорить с тобой, — добавил Хоу-мер, разведя руками.
 — Тогда заходите.
 Если парни и удивились, что примерная девочка, которую они знали столько лет, говорит с ними таким тоном, то не подали виду. Мора посторонилась, пропуская их в дом, когда раздался первый раскат грома. Он был такой силы, что казалось, небеса раскололись.
 — Теперь, Мора Джейн, почему бы и тебе не войти? Ты, похоже, не слишком-то рада нас видеть. — Хоумер укоризненно взглянул на нее, но что-то в его ухмылке заставило Мору похолодеть и вздрогнуть.
 Джадд и Хоумер уже сидели развалившись на диване, а Мора стояла в нескольких шагах от них и все еще сжимала винтовку, не желая с ней расставаться.
 — Вы не злитесь, что я убежала? — Разумеется, они злились, но ей хотелось посмотреть, признаются ли в этом братья. Мора понятия не имела, чего от них можно ожидать. Ведь они зачем-то ее выследили, примчались за ней в такую даль, но зачем им это, она никак не могла взять в толк.
 — Твое бегство нас сильно задело, Мора, но только и всего. Если ты захотела уехать — ну что ж, в общем, прекрасно. Но ты могла бы нас подождать, попрощаться по-людски.
 — И вы бы меня отпустили? — спросила она с круглыми от удивления глазами.
 — А мы когда-нибудь тебе что-то запрещали? Мы когда-нибудь становились тебе поперек дороги, если ты сама чего-то хотела?
 Она фыркнула, а Джадд так и впился в нее глазами.
 — Ты сильно изменилась, девочка!
 — Может быть, и так. Я замужем, и не важно, что вы тут станете говорить, — я не собираюсь возвращаться обратно.
 — Замужем, да? Это мы как раз и слыхали. Так где же твой муженек? — потребовал ответа Хоумер. — Почему ты тут, в этой пустыне, одна-одинешенька? Он что, совсем о тебе не заботится?
 — Говорите наконец, зачем пожаловали. У меня хлопот полон рот.
 — Все прекрасно, все замечательно, девочка. — Джадд, криво улыбаясь, пощипывал кончики длинных рыжих усов. — Ты могла бы для начала сварить нам кофе? У нас во рту пересохло, мы так устали и промокли под этим дождем.
 — Варите сами! — Мора указала в сторону кухни. Она еще крепче сжала винтовку, и ей становилось все более не по себе в обществе непрошеных гостей. — А потом проваливайте! — сказала она.
 Когда Джадд встал с дивана и пошел на кухню, Мора напряглась и отступила назад. Но он не смотрел на нее. Он не отрывал глаз от кресла, возле которого на полу стояла ее корзиночка для шитья. Эмалевая шкатулка для украшений выглядывала из-под лоскутков ткани, наперстков и ниток.
 — Что ты делаешь? — резко вскрикнула Мора, когда он наклонился и схватил шкатулку.
 — Это мамина вещь! — заявил Джадд.
 — Да, но она подарила ее мне! — Гнев клокотал у Моры внутри и рвался наружу. — Ты сам прекрасно знаешь!
 — Я заберу ее у тебя!
 Мора не могла разгадать причину лукавой, торжествующей улыбке, которая осветила лицо Джадда, когда он засовывал шкатулку в карман грязно-серой фланелевой рубашки. С каких это пор Джадда волновали шкатулки для всяких женских мелочей? Никогда в жизни он не был сентиментален, как и его брат Хоумер. Но и тот, наблюдая за действиями Джадда, улыбался, и тоже многозначительно и довольно.
 — Что происходит? Зачем вы сюда явились? — требовательно спросила Мора, осторожно переводя взгляд с одного брата на другого.
 Внезапно молния расколола небо; темное и хмурое, оно озарилось пламенем. Мора на секунду взглянула в окно, в этот миг Хоумер подскочил к ней и, ударив в бок, дернул винтовку на себя.
 Мора с криком ударилась о стену. Прежде чем она пришла в себя, Джадд кинулся к ней.
 — Я тебя проучу, как держать меня под прицелом! — прорычал он и толкнул Мору. Она больно ударилась головой о стену. Перед глазами у нее все закружилось от боли и страха, колени резко подогнулись.
 — Ну а теперь ходу! — Голос у Хоумера был тонкий и дрожащий. — Мы нашли то, что искали. Давай, давай скорее…
 — Ну уж нет! — Джадд все еще возвышался над Морой. Сквозь вспыхивающие у нее в глазах горячие точки света она видела его ботинки. Они были огромные, с налипшими комьями сухой грязи и травы. — Мы не уедем, пока не преподадим этой суке хороший урок!
 — Да ладно тебе, Джадд. Помнишь, я говорил, что обещал маме…
 — Мама давно на том свете, ты, идиот! А Мора Джейн не прочь, если я ею займусь.
 Мора в отчаянии пыталась подняться на ноги, Джадд неожиданно наклонился к ней, чтобы помочь. Но когда он дотянулся до нее, то схватил за волосы и с силой потянул ее голову назад, чтобы видеть глаза.
 — Нет… отпусти меня, Джадд, — задыхалась она, а он глумливо усмехался, глядя на нее.
 — От тебя никогда не было ничего хорошего, всегда одни неприятности.
 Что-то похотливое появилось в его лице, в том, как он произносил эти слова, и ее охватила паника.
 «Ребенок… Ничего не должно случиться с ребенком…»
 — Джадд… Ты должен знать. У меня будет ребенок. Ты же не хочешь… чтобы с ребенком что-то случилось…
 — Ребенок! — Джадд казался потрясенным. Но его хватка нисколько не ослабла. Он все так же держал ее за волосы.
 — Пожалуйста… Хоумер! Ты обещал маме. Не важно, что я сделала, но мой ребенок ни в чем не виноват…
 — Не потому ли ты сбежала, а, грязная маленькая неряха? — орал Джадд. — Потому что залетела? Чей он? Того, за кем ты замужем, или… этого безмозглого дурака ты уговорила растить твоего ублюдка…
 Он не успел договорить.
 Удар прикладом по голове — и Джадд мешком упал на пол, пальцы его разжались. Он выпустил волосы Моры, его глаза закатились. Хоумер потянулся было за своим пистолетом, но Куинн Лесситер первым взвел курок.
 — Ну, валяй, — предложил Хоумеру Куинн с холодной яростью в глазах. — Хочу посмотреть, как ты подохнешь.
 Хоумер застыл на месте. Мора видела, что его лицо побледнело, в нем не было ни кровинки. Он смотрел на высокого темноволосого человека, чьи серые глаза блестели, обещая ему верную и скорую смерть.
 — Какого черта… Кто ты? — прохрипел Хоумер. Взгляд Куинна метнулся на секунду к Море.
 — Уйди в другую комнату, — сказал он, — побудь там, пока я разберусь с этим дерьмом.
 Хоумер задрожал.
 Внутри у Куинна все похолодело, когда Мора дрожащей рукой прикоснулась к своей голове. Она выглядела так, что даже перышко могло сейчас сбить ее с ног. Ему хотелось ее обнять и успокоить, но он не мог отвести глаз от этих двух мерзавцев.
 — Сядь и успокойся, пока я не покончу с этими.
 — Нет… позволь им уехать, Куинн. Пожалуйста. Это мои братья! Джадд и Хоумер. Я тебе о них говорила.
 — Я знаю, кто они такие. — Он с презрением смотрел на двух верзил, которые сейчас совсем не казались опасными. Джадд лежал на полу, а Хоумер стоял нем и недвижим, с тихим ужасом наблюдая за Куинном.
 — Пожалуйста, только дай им уйти. Я в долгу перед мамой Дункан. Я ей обязана…
 — Что верно, то верно, Мора. Ты стольким обязана маме, — принялся молотить языком Хоумер. — После всего, что она для тебя сделала! И отец тоже. Ведь это он ей позволил тебя удочерить. Подумай, вспомни, Мора, как мы с Джаддом о тебе заботились…
 — Скажешь еще хоть слово — упадешь там, где стоишь! — прорычал Куинн.
 Джадд со стоном попытался приподнять голову, но не смог. Мора покачнулась.
 — Мора!
 Боль в голове была мучительной, невыносимой. Она утратила равновесие и чувствовала, что падает. Как слепая, Мора вытянула руки вперед.
 — Куинн! — Она задыхалась, мир становился черным, подергиваясь густой пеленой мрака.
 Куинн подскочил и подхватил ее, прежде чем она повалилась на бок.
 Хоумеру этого было достаточно. Он схватил Джадда за шиворот и дернул, пытаясь подтащить к двери.
 — Бежим! — орал он.
 Куинн покачивал Мору на руках, как ребенка, а она лежала словно мертвая. Его охватил неподдельный ужас. Он слышал, как братья Дункан возились, выбираясь через дверь. Он только мельком взглянул в окно, перед тем как опустить револьвер и прижать Мору к груди.
 Куинн мог выстрелить и убить негодяев, когда они убегали, он мог их догнать, но только выругался и дал им уйти. Страх за Мору заслонил все остальное. Он отнес ее на диван, расстегнул ворот платья и погладил по щеке.
 — Мора! — прошептал он хрипло.
 Но она не отвечала. Только слышался стук дождя по крыше и по стеклу да унылый глухой цокот копыт удаляющихся лошадей.
 — Мора, очнись!
 На сей раз ее веки затрепетали, и когда Куинн взял ее руки в свои и стал нежно их гладить, она застонала.
 — Голова…
 — Где болит?
 Она дотронулась до виска, потом до затылка. Куинн осторожно провел пальцами по ее голове и нахмурился, заметив, что она вздрогнула.
 — У тебя будет шишка размером с гусиное яйцо, — мрачно сообщил он. Потом его голос стал еще мрачнее: — Где этот чертов Сондерс? Где работники? Я совершенно ясно приказал им никуда не отлучаться в мое отсутствие!
 — Сондерсу надо было поехать в город, а Лаки… — Голос Моры затих, она пыталась сесть.
 Куинн снова уложил ее на подушки.
 — Даже не думай вставать, пока я не разрешу. — Он подождал, желая убедиться, что она не собирается предпринять вторую попытку, а потом пошел на кухню и через минуту вернулся со стаканом воды. Он протянул ей стакан и голосом, не терпящим возражений, приказал: — Выпей. Не спорь и пей!
 У него заныло внутри, когда он увидел, какая Мора слабая и бледная, как у нее кружится голова. Он держал стакан у ее губ, но Мора отпила всего лишь глоток и снова упала на подушку, которую он подоткнул ей под голову. Он хотел ей сказать, что, напрасно она не разрешила ему пристрелить этих негодяев, братьев Дункан. Ему хотелось ее обнять, прижать к себе. Он с радостью взял бы на себя ее боль, только не знал, как это сделать.
 Он с беспокойством изучал лицо жены, потом поймал ее пристальный сердитый взгляд и промолчал.
 — Ты… нанялся на работу в Ларами?
 — Нет. Ее надо было начинать прямо сегодня. Пришлось бы уехать сразу на несколько недель. Я ведь тебе сказал, что не уеду, пока не устрою тебя здесь как следует, помнишь?
 — Спасибо, — пробормотала Мора. Лесситер встретил ее пристальный взгляд.
 — Будет еще работа, — пояснил он. — Но как вовремя я вернулся! Что тут произошло? Что хотели от тебя эти сукины дети?
 — Понятия не имею. Я просто не представляю. — Мора снова попыталась сесть, обхватив голову руками. На сей раз Куинн Лесситер ее не останавливал, хотя когда она взглянула на него, то встретила изучающий взгляд его сощуренных глаз. — Они забрали мою шкатулку для украшений. Ту, что Ма Дункан мне оставила на память. Я просто не могу себе представить, зачем она им понадобилась. — Мора облизнула сухие губы и заметила, как лицо Куинна вспыхнуло от гнева. Она уже знала это выражение.
 — Куинн! — прошептала она. — Пожалуйста, не преследуй их. Останься со мной, Куинн.
 Волнение и боль в ее глазах перевернули ему сердце больше, чем любые слезы или мольбы. Он отвернулся и быстро подошел к камину, чтобы не смотреть в эти прекрасные глаза. Потом заговорил:
 — Я уже видел раньше этих типов. Хотел бы я вспомнить, где это было. Но не волнуйся, я непременно вспомню.
 — В ту ночь, когда разразилась снежная буря, они были в Хатчетте. На Большой игре в покер. Может, ты их видел там, Куинн.
 Внезапно он напрягся и кивнул:
 — Вот именно. Там я их и видел!
 Он видел их в казино Руби Роуз, перед тем как выйти на то смертельно опасное дело. Он знал таких людей — дебоширов и пьяниц, готовых запугать любого, кто попадется у них на пути и кто не может оказать им достойное сопротивление.
 В голове Куинна промелькнули события той ночи, и он вспомнил еще кое-что. Эти двое затаились в тени сразу после того, как та женщина закричала и упала. Он видел их там…
 Мора заметила, как Куинн в мгновение ока переменился. Сейчас на нее смотрел профессионал, охотник на людей, прекрасно владеющий собой, твердый, как камень, холодный, как дождь со снегом в декабре.
 — Я не хочу, чтобы они когда-нибудь снова угрожали тебе. У них даже не должно возникнуть подобной возможности. — Сжав челюсти, Куинн повернулся к Море. Она лежала на подушках. — Я должен отправить тебя в Хоуп, в гостиницу, пока Кэмпбеллы не пойманы и пока я не удостоверюсь, что твои братья убрались из города. И я это сделаю.
 — Нет! — Мора вскочила с дивана. Волна дрожи накатила на нее, но Мора подавила ее. — Это мой дом. Это моя земля. Я не оставлю все это и никуда не уеду, не убегу.
 «Это и твой дом тоже», — хотела добавить Мора, но ее слова повисли в воздухе. Все же Куинн, вероятно, почувствовал, что она думает, потому что внезапно отвернулся и пошел к камину, сунув руки в карманы. Раздался стук копыт приближающихся лошадей. Билл Сондерс и Лаки Джонсон летели галопом сквозь дождь. С другой стороны неслись остальные работники.
 — Это наши люди, — сказал он Море. — Не волнуйся.
 — Я не волнуюсь, Куинн. Я не волнуюсь, ведь ты дома.
 Его челюсть напряглась. Он пошел к двери, но Мора успела заметить выражение его лица, от которого ее бросило в дрожь.
 — Пойду скажу несколько слов парням насчет того, как следует выполнять мои приказания.
 Не взглянув больше на Мору, Куинн вышел из дома шагнул прямо в дождь.




 Глава 24


 Ему грезилась женщина.
 Она вытянулась на белом сверкающем снегу, ее светлые волнистые волосы залиты кровью, кровь течет по лицу цвета слоновой кости, колье сверкает у нее на шее, кровь сочится на ледяную подушку Смерти, на которой она лежит.
 Он бросился к ней. Точно так же, как в ту студеную январскую ночь, но на этот раз, когда он встал подле нее на колени и прикоснулся рукой к пульсу на шее, то в ужасе застыл.
 Ее лицо не было лицом той женщины, которая упала зимней ночью, сраженная шальной пулей во время его дуэли с Блэк Джеком Гэнноном. Женщина, лежавшая на снегу, была его покойной матерью.
 «Нет!»
 От громкого крика Куинна Мора проснулась и села в постели. Так мог кричать человек в страшной, смертельной агонии. Она соскочила с кровати и бросилась к нему в большую комнату, коснулась его руки и голой груди, потом потрясла за плечо, тихо окликая по имени.
 — Куинн, Куинн, это только сон, дурной сон, — шептала Мора. Она обняла его за шею. Обнаженная мускулистая грудь Куинна блестела в свете звезд, который лился через окно. — Ш-ш, все хорошо, — шептала она. — Все в порядке, Куинн.
 Серые остекленевшие глаза Лесситера метнулись к ее лицу, но дыхание по-прежнему оставалось быстрым и прерывистым.
 — Сон. — Его хриплый голос так потряс Мору, что она крепче обхватила его за шею. Все было так не похоже на сильного, смелого Куинна — ни голос, ни вид, ни выражение его глаз. Ее сердце упало, она шумно вздохнула и повторила, успокаивая его как маленького: — Да, это всего лишь сон.
 — Но это была она, женщина из Хатчетта. Та, со светлыми волосами… — Куинн дрожал всем телом. — Колье…
 — Какое колье?
 — Она лежала мертвая, на белом снегу, — рассеянно бормотал он. — Точно так же и точно такая же, как в ту морозную ночь. Кровь… Везде кровь… На волосах… на лице… на снегу…
 Холодок пробежал по спине Моры. Она молчала, ожидая продолжения.
 — Все было так, как тогда. Только сейчас это была не она. Когда я посмотрел на ее лицо, это оказалась…
 — Ш-ш… Сейчас уже все в порядке. Все закончилось. Ты проснулся, Куинн.
 Он закрыл глаза, стараясь взять себя в руки, отогнать прочь кошмарные видения. Мора не права. Она не знает, что это никогда для него не закончится. Никогда! Воспоминания о Хатчетте и об ужасных событиях на его родной ферме, когда ему было всего девять лет, запечатлены в его мозгу и в сердце. Навсегда, до конца его дней.
 Куинну давно уже не снилось его детство, но он всегда знал, что это до поры до времени. Ужасные видения не оставят его в покое. Точно так же, как он знал, что единственный способ уберечь себя от подобных мучений в дальнейшем — сторониться людей всегда и везде. Держать себя в руках. Держать крепко, под контролем, стать неуязвимым для чувств, которые испытывал девятилетний мальчик, которым когда-то был Куинн Лесситер.
 Он расстался с тем мальчиком двадцать два года назад и старался любой ценой стать твердым как скала, не чувствовать ни к кому нежности, избавиться от мягкосердечия или слабохарактерности, чтобы ничто не могло задеть или сломать.
 Но на этот раз… Мора гладила его по груди, ее прикосновения, легкие и ласковые, вызывали у него боль совершенно иного рода. От нежных касаний тонких трепещущих пальцев во рту у Куинна пересохло.
 Он вскочил с дивана, оделся и, не обращая внимания на расспросы Моры, выскочил из дома так быстро, словно за ним гнались.
 Бежать, да поскорее, из дома, на свежий воздух, под открытое небо. Ему надо держаться подальше от этой рыжей колдуньи, остыть под свежим ветерком, уйти от прикосновений ее тонких, нежных, возбуждающих пальцев.
 Почему она не может быть такой, как Серина: горячей, с твердым, даже жестким, сердцем? Если бы Мора, как Серина, не задавала никаких вопросов, не бередила душу своим взглядом, проникающим под кожу… Почему она не оставит своих попыток разбить стену, которую он так старательно и неустанно воздвигал вокруг себя? Он возводит стену, а она разрушает ее, причем без усилий, а лишь своей добротой, нежностью, сладостью своих прикосновений, медовым вкусом своих поцелуев.
 Он готов устоять против всего, но против тихой грусти в ее взгляде всякий раз, когда Мора смотрела на него, он устоять не мог. Куинн подошел к кривому дереву, росшему у входа в загон, остановился и прислонился к толстому крепкому стволу. Он вынул из кармана тонкую сигару и закурил, потом медленно вдохнул дым и огляделся.
 Черная влажная ночь окутала все вокруг и приняла его в свою темень. Невидимые существа порхали в кустах, мелькали в свете луны. Чья-то быстрая тень скользнула по земле и мгновенно исчезла, словно ее никогда и не было. Куинн вдруг почувствовал, что он не один.
 — Вернись, — сказал Куинн, не оборачиваясь. — Вернись в дом!
 Аромат сирени заполнил его ноздри. Ему хотелось приникнуть к ее нежной шее, зарыться руками в ее волосы. Мора могла помочь ему забыть о случившемся на их ферме много лет назад, забыть о том, что произошло в Хатчетте в ту ночь, когда погибла от шальной пули та блондинка…
 Но Куинн не мог позволить Море ему помочь. Он опасался того, что она и так уже слишком сильно волнует его кровь.
 — А ты придешь, Куинн? — На этот раз в ее голосе не было нежности и тепла. Она шла вперед, пока не встала перед ним. И он поневоле оказался с ней лицом к лицу.
 Подняв подбородок, она не отрываясь смотрела на него в бледном лунном свете. Боже, ее длинная ночная рубашка просвечивала насквозь, и он видел ее всю; ветер играл тонким полотном, и оно облепило тело женщины, обрисовав все его изгибы. Дыхание у Куинна перехватило. Волосы Моры, яркие, словно пламя, разметались по плечам, ветер швырял тугие кудри на ее щеки. Но больше всего притягивали Куинна ее глаза. Они сверкали горячо, негодующе, в них горела пламенная решимость, и Мора казалась похожей на свечу в безмолвии ночи.
 — Я не позволю тебе заткнуть мне рот, Куинн Лесситер!
 — У тебя нет выбора.
 — О да. Я сделаю то, что хочу. Сегодня все будет по-другому. Ты станешь говорить со мной, ты расскажешь мне, что тебя беспокоит. Ты расскажешь мне свой сон.
 — Ты уверена? — Он хрипло рассмеялся.
 — Да, вполне.
 — Ну и ладно. — Он вздохнул. — Давай-ка, Мора, возвращайся в дом, ты простудишься.
 — Ну и что, если и простужусь? Мне все равно. Нет страшнее холода, который внутри тебя. Мне холодно от того, что я живу с незнакомцем. Этот незнакомец не подпускает меня к себе. Он держит меня на расстоянии вытянутой руки. Он отмахивается от меня, будто я из тех сорняков, что растут вокруг и подступают к самому дому. Я не сорняк, Куинн, который можно выдернуть и растоптать. Я твоя жена! Твой… партнер. Поэтому я хочу узнать тебя получше. Я хочу знать, что ты чувствуешь, кто ты такой, на что ты надеешься и о чем мечтаешь!
 Куинн Лесситер бросил свою тонкую сигару на землю и растоптал окурок, потом сгреб Мору в объятия и прижал к себе, ощущая под пальцами теплую кожу.
 — У меня нет никаких надежд, Мора! Я ни о чем не мечтаю! Вот чем мы отличаемся друг от друга. Вот чего ты никак не можешь понять!
 — У каждого человека есть надежды и мечты, — упорствовала Мора, не собираясь сдаваться. — Я это знаю. И ты это знаешь, Куинн Лесситер. Без них человек не может жить на свете.
 — Но не такой человек, как я, — холодно бросил Куинн. — Ты хочешь знать, Мора, что у меня в душе? Что творится в моем нутре? Ничего. Там пусто, Мора! Там ничего не происходит. Ну, тебе стало лучше, когда ты это узнала? Да? Мора, пойми, ты вышла замуж за человека, который ничего не хочет от жизни, который ничего не чувствует и ни на что не надеется. Ну разве что… одно-единственное желание у него есть — избавить мир от кое-какой дряни, прежде чем он сам станет таким же дерьмом, но уже там, в могиле. Вот и все, Мора!
 — Я тебе не верю, Куинн Лесситер, не верю ни на грош. — Эти слова Мора прошептала. Налетел ветер, растрепал ее волосы, плечи Моры содрогнулись. Ветер подхватил ее слова и понес их с собой. Но Куинн успел расслышать шепот Моры и увидел муку у нее в глазах. Там больше не было ни горячего огня, ни радостного ожидания. Перед ним стояла другая Мора — твердая, жесткая. Она походила на ангела с огненными волосами, который смотрел на него так напряженно, что его душа тихо заныла.
 — Поверь мне. — Он отстранился от нее, и его губы скривились в насмешливой улыбке.
 Но улыбка Куинна Лесситера, как и его слова, не ввели Мору в заблуждение, нисколько не обманули ее. Она потянулась к нему и коснулась его щеки рукой.
 — Лжешь, да? Лжешь себе так же, как и мне?
 — Лгу, ты считаешь? — Ее чрезмерная доверчивость и невинность разожгли в нем ярость.
 Луна докатилась до облаков и нырнула за них, как в озеро, ночь почернела, и только белая кожа Моры мерцала в темноте да ее глаза, в которых стоял вопрос. Не мигая, они смотрели на него и мучили его нещадно.
 — Наверное, пришло время наконец заставить тебя понять кое-что, — бросил Куинн. Дикие, разрушительные чувства, словно кислота, разъедали все его нутро. Внезапно он почувствовал, что больше не в силах сдерживаться, и слова посыпались из него, как из мешка, который вдруг развязался. — Я рассказывал тебе о моем отце, помнишь? Он был пьяница и дебошир… вроде твоих проклятых братьев. Он бил нас с матерью смертным боем. Почему она не ушла от него, не оставила его навсегда, мне никогда не понять и не узнать. Она жила с ним, работала на ферме. На жалкой, убогой ферме в штате Миссури, чтобы как-то нас прокормить.
 — Бедный ты мой! — Мора попыталась прикоснуться к нему, дотронуться до его напряженного лица еще раз, но Куинн отшатнулся, и его глаза предупреждающе блеснули. Он не хотел, чтобы она повторила свою попытку.
 — Он играл в азартные игры и пил. Однажды отец проиграл все подчистую — ферму, домашний скот, даже обручальное кольцо матери. Но это еще не самое страшное. Он попытался все это вернуть, и его поймали на жульничестве.
 Мора наблюдала за лицом Куинна, скривившимся от боли и гнева. Для нее было настоящим потрясением увидеть столь неприкрытые чувства на лице человека, всегда прекрасно владевшего собой. Более того, человека, который считал это качество для себя непреложным. Мора испугалась, что все это из-за нее, что она явилась причиной такого состояния Куинна Лесситера. Страшный гнев горел в его серых глазах; казалось, сейчас он смог бы вырвать кривое дерево, подле которого стоял, выдернуть его прямо с корнями и отшвырнуть далеко в сторону, чтобы сильный порыв ветра подхватил его, словно палку, и унес прочь. Ярость душила Куинна.
 — Что случилось потом? — прошептала Мора, сознавая, что теперь уже его не остановить. Она понимала, что невозможна найти слова, чтобы сбить накал чувств, нахлынувших на него от воспоминаний, пока они не выльются до капли, словно кровь, которая, не переставая, сочится из раны, пока не вытечет вся.
 — Что случилось? Проклятый шериф Лестер Пибоди появился в наших краях, вот что. Кажется, в тот раз именно Пибоди обыграл моего отца в покер, когда тот пытался смухлевать, если это на самом деле так было. Пибоди был отъявленный мошенник, как и все законники. Каждый знал про это, но никому не хватало храбрости выступить против него. Он был хозяином города. И когда он обвинил моего отца в жульничестве и засадил его, не нашлось никого, кто бы выступил в его защиту. Потом Пибоди пришел на ранчо. В первый раз это было утром, на восходе солнца. Он разбудил нас с матерью и велел выметаться немедля, причем без всего. Он потребовал, чтобы моя мать отдала ему свое обручальное кольцо.
 Мора ошеломленно слушала. Она могла сейчас только смотреть на Куинна и молчать. Она боялась услышать о том, что случилось дальше.
 — Я никогда не забуду выражение лица моей матери. Казалось, ее ударили кулаком под дых, а потом методично били туда снова и снова. — Куинн вздохнул. — Мать сказала, что сначала она должна увидеть мужа и спросить, что он такого натворил. Пибоди это не понравилось. Он потребовал, чтобы она отдала ему кольцо немедленно.
 — Как может человек быть таким жестоким? — выдохнула Мора.
 Куинн смотрел на нее, но видел совсем другое, он был весь в прошлом. Он тихо продолжал:
 — То кольцо досталось ей от матери, а ее матери — от моей прабабки. Кэтрин Лесситер, моя мать, не была рабой вещей, не строила никаких иллюзий, она принимала жизнь такой, какая она есть, но она не хотела отдавать то кольцо. Но кто такая она была — одинокая женщина с ребенком на заброшенной ферме, и намного окрест — ни души. А она бросила вызов шерифу. Она велела ему убираться с ее земли пока не получит известий от своего мужа. А шериф заявил, что теперь это не наша ферма, не наша земля, не наш дом. И тогда Пибоди внезапно пришло в голову, что он может ею попользоваться.
 — Нет! О нет, Куинн!
 — Я пробовал его остановить. — Лунный свет сорвал с него темную маску. — Я побежал за винтовкой, но он схватил ее первым. Он переломил ее пополам и бросил. Потом он накинулся на мать. Она боролась с ним, и я тоже ей помогал. Но мы не могли с ним справиться. Мать схватила нож. Я никогда не забуду ужас на ее лице. Она его умоляла, чтобы он дал мне уйти. Этот ублюдок схватил меня и швырнул о стену. Я, должно быть, расшиб себе голову. Я был слишком мал, слишком слаб, чтобы сопротивляться здоровенному детине. Моя мать тоже была слишком слаба.
 Пальцы Моры дрожали, когда она прижала их к горлу. Боль билась у нее внутри, боль за Куинна, потому что сейчас он снова переживал те ужасные минуты своего детства, когда маленьким мальчиком отважно пытался защитить свою мать.
 Она больше не хотела знать, что случилось потом. Но Мора понимала, что ему надо выговориться.
 — Едва переставляя ноги, я вошел в дом… — Куинн шумно вздохнул. — На руке матери все еще было кольцо, но больше почти ничего на ней не было. Ее платье было изорвано в клочья. Она была вся в крови. Он ударил ее ножом после того, как изнасиловал. Рана была смертельной. Весь пол на кухне, который мать всегда так старательно скребла, был залит кровью. Она, должно быть, сопротивлялась изо всех сил, но что толку?
 — О, Куинн!
 — Я так и не попрощался с ней, не сказал ей «до свидания». Не сказал ей… — Он умолк. В его глазах больше не было боли. Не было гнева. Они казались совершенно пустыми. Они были холоднее, чем камень, холоднее, чем мрамор. В тени кривого дерева Куинн выглядел изможденным, черты его лица заострились. — Тогда в доме, залитом кровью, в котором все еще звучало эхо криков моей матери, я думал, что тоже умру от боли из-за того, что потерял ее, из-за того, что я знал, как отчаянно она боролась и как страдала. Я выл, словно раненный насмерть звереныш. — Куинн на секунду перевел дыхание, а потом продолжал: — Я похоронил ее вместе с кольцом в дальнем углу сада, который мать так любила. Я сделал это до того, как вспомнил, что Пибоди собирается забрать нашу землю. — Он вздохнул и закрыл глаза. — Тебе незачем знать подробности. Я поехал в город, украл оружие и пули в магазине. Потом пошел в офис шерифа, чтобы убить его. И убить отца. Но помощник Пибоди схватил меня, и они засадили меня в каталажку вместе с отцом. Они там держали нас неделю, а потом выпустили с условием, что отец уедет из города и заберет меня с собой.
 Куинн внезапно отвернулся и прислонился к дереву. Его плечи ссутулились, словно под непосильной тяжестью.
 — Этот комедиант, этот ублюдок, мой отец, выбрался из города вместе со мной и бутылкой крепкого дешевого виски на буксире, — не торопясь продолжал Куинн. — Я никогда так и не узнал, поверил ли он россказням Пибоди о том, что моя мать-де сошла с ума и пыталась его убить, когда он явился отобрать у нас землю, и что ее смерть — это несчастный случай, так как Пибоди якобы защищался. Никто не требовал от него никаких доказательств. А меня никто не слушал, я был ребенком, тем более что весь город трепетал перед Пибоди, все слишком его боялись, чтобы усомниться в его россказнях о случившемся. Мой отец тоже дрожал перед ним. Так что мы уехали. Я сбежал от отца при первом удобном случае — спрятался в задней части фургона, который тащился на запад. Я вылез на следующей же остановке, в чужом городе, и с тех пор жил за счет собственной смекалки и тех денег, что мог заработать, соглашаясь на любое дело.
 Он оттолкнулся от дерева и впился глазами в глаза Моры.
 — Теперь ты все знаешь. Знаешь, почему я скорее наелся бы коровьих лепешек, чем нацепил значок блюстителя порядка. Теперь ты знаешь, почему я такой бесчувственный, не такой, как нормальные люди, почему я не могу к кому-то привязаться. Я кое-что утратил в тот день, Мора. Что-то во мне надорвалось и уже никогда не срастется. Поэтому и не пытайся меня приручить. — Он покачал головой. — Не надейся, что из нашего брака что-то получится. Не лезь ко мне в душу, у меня ее больше нет. Мы заключили сделку, и я держу слово. А ты должна держать свое.
 — Нет, Куинн! Я все еще тебе не верю! — вскричала Мора, когда он собрался пройти мимо нее к дому. Куинн попятился.
 — Поверь, дорогая, ничего у нас не выйдет.
 — Знаешь, в чем дело? Ты просто боишься привязаться к кому-то, надеяться и мечтать, Куинн Лесситер.
 — Возможно, и так. — Его губы скривились, он пожал плечами, и Мора почувствовала себя так, будто ее внезапно ударили в сердце. — Думай что хочешь, Мора, я не против. Я пошел на наш с тобой брак, чтобы выполнить свой долг перед тобой и ребенком. Той ночью мы оба совершили ошибку и теперь за это расплачиваемся. Я не могу дать тебе чего-то большего, Мора. Только то, что обещал.
 Она отвела взгляд от Куинна, пытаясь унять дрожь, сотрясавшую ее.
 — Что заставляет тебя… думать, что я хочу большего?
 — Ты женщина, а женщины всегда хотят большего.
 Его голос звучал холодно, но она уловила в нем сочувствие.
 Сочувствие! Его глаза смотрели на нее с осторожностью. Может, он боялся, что она заплачет? Начнет заламывать руки и умолять любить ее прямо сейчас здесь, под луной и темными облаками, которые стали бы свидетелями этой сцены?
 Ее сердце заныло от боли. Ей хотелось обвить руками его шею, залечить его раны, сказать ему, что только любовь способна вернуть его к жизни, только их тесное единение, но Мора не могла произнести ни слова. Он был сейчас так далеко от нее. Куинн слишком упрям и хорошо владеет собой, он недостижим для нее. Он не любит ее и никогда не полюбит.
 Да и с какой стати он должен ее полюбить? Кто она такая? Всего-навсего глупая девчонка-сирота из Нотсвилла, совершившая ужасную ошибку, отдав не только свою девственность, но и свое сердце человеку, у которого нет сердца, который никогда не ответит ей взаимностью.
 Ей хотелось плакать. Но она усилием воли сдержала слезы и взяла себя в руки.
 — Я должна быть дурой, чтобы хотеть чего-то большего от человека вроде тебя, Куинн Лесситер. Но дурой я никогда не была.
 И она ушла от него. С высоко поднятой головой она пронеслась мимо Куинна в призрачном водовороте белой от цветов лужайки и сиреневого аромата, который плыл в хрустально-чистом воздухе.
 Мора промерзла до костей. Ее сердце болело так сильно, как никогда в жизни.
 Она легла в постель и завернулась во все одеяла, которые только смогла найти, но прошло несколько часов, прежде чем она заснула, так и не узнав, вернулся ли Куинн. Она зарылась в подушку, сотрясаясь от горьких рыданий. Она говорила себе, что должна быть благодарна судьбе хотя бы за то, что убежала из Нотсвилла, от Джадца и Хоумера, если больше ей не за что ее благодарить.
 Холод отчаяния проник в душу Моры и охватил ее, иссушая все. Ее сердце разрывалось от горя из-за того, что ей никогда не суждено узнать, что такое настоящая любовь.




 Глава 25


  — Ты готова?
 Мора нахмурилась и посмотрелась в старое зеркало, спрашивая себя, не лучше ли ей вылезти в окно спальни и спрятаться на другом берегу ручья.
 — Через минуту, — ответила она, стараясь говорить громче, чтобы Куинн услышал ее в комнате рядом. Ей хотелось сорвать с себя платье и камею в виде розы с шеи, залезть в постель и скрыться под одеялом от всего мира. Но ее уже ждали Элис и другие знакомые дамы. Теперь было поздно отступать.
 Она знала, что Куинну ни к чему никакие танцы, сегодня вечером он едет на бал только ради нее, и Мора испытывала самый настоящий страх перед вечеринкой у Тайлеров. С тех пор как на ранчо побывали ее братья, между ней и Куинном все пошло наперекосяк. Даже пуговицы на платье пришиты не те, какие она задумала пришить.
 Господи, ну зачем Джадду и Хоумеру понадобилось красть у нее шкатулку? Дюжину раз, не меньше, задавала себе этот вопрос Мора, но так и не нашла ответа. Ей пришлось позаимствовать пуговицы у Элис: простые круглые синие пуговицы. Конечно, они выполняли ту роль, для которой предназначены пуговицы, но разве могли они заменить крохотные блестящие жемчужины, которые стали бы настоящим украшением платья?
 Что ж, ничего не поделаешь, жемчужные пуговицы исчезли вместе с Джаддом и Хоумером. Шкатулка теперь у них, а не в ее корзинке для шитья. Со вчерашнего вечера о них ни слуху ни духу, никто не видел их больше в окрестностях Хоупа.
 — Слава Богу, я от них избавилась, — прошептала Мора и прошлась расческой по своим рыжим кудрям. — Мора Джейн, теперь ты и впрямь готова, — сказала она себе, отворачиваясь наконец от зеркала. Она решила, что выглядит вполне сносно, но восторг по случаю предстоящего бала у нее пропал.
 Они с Куинном едва ли обмолвились парой слов с той памятной ночи. Он не сказал ничего, когда она вышла из дверей спальни, а просто наблюдал за ней из-под хмуро сведенных черных бровей. Он стоял возле камина, потягивая виски, но при виде его ноги Моры задрожали, а сердце принялось стучать в груди, как в лихорадке. О Боже, это несправедливо! Это совершенно несправедливо! Куинн выглядел настоящим красавцем в черных брюках, серой шелковой рубашке с черным галстуком-шнурком; его ботинки были отполированы до блеска, черные как ночь волосы сверкали в свете лампы. Никогда до сих пор она не видела своего мужа таким шикарным и неотразимым. Она старалась сдержать волнение, но это ей давалось с трудом. Она не могла отвести от него глаз, пытаясь найти в его худощавом лице хоть какой-то намек на одобрение или на удовольствие от того, что он ее видит.
 Ничего такого Мора не обнаружила на лице Куинна, все ее старания были напрасны. Но ей показалось, что она все-таки услышала какой-то приглушенный звук, что-то вроде бормотания или легкого покашливания. Куинн опустил стакан с виски, повернулся и со стуком поставил его на каминную полку.
 — Ты неплохо выглядишь, — коротко сказал он, потом быстро допил виски. — Пошли.
 Слабая надежда, которую все еще лелеяла Мора, растаяла от его холодного тона.
 «А чего ты ожидала? — с насмешкой спросила себя Мора, когда они молча вышли из дома в ночь с холодно мерцающими звездами. — „Ты выглядишь прекрасно, Мора Джейн. Ты самая привлекательная из всех женщин, которых я когда-либо видел в своей жизни. Я боюсь потерять свое сердце из-за тебя!“»
 Подумав о нелепости пришедших ей в голову мыслей, Мора горестно рассмеялась, а Куинн недоуменно посмотрел на нее, помогая сесть в фургон.
 — Что-то забавное вспомнила?
 — Только одно: я так хочу побывать на балу! — быстро проговорила Мора и глубоко вздохнула. — Никогда не думала, что для меня когда-нибудь настанет такой праздничный день. И теперь я надеюсь только на то, что не забуду ни одно па из тех, которым ты меня научил.
 — Вся эта мучительная работа для ног совершенно ни к чему.
 Но она уловила в голосе Куинна легкую насмешку, а складка у него между бровями разошлась, когда он сел рядом и взялся за вожжи.
 Поощренная его неожиданным многословием, Мора попыталась слегка улыбнуться.
 — Я нервничаю, Куинн, и в этом виноват ты.
 — В чем дело? — Он обернулся к ней.
 — Причин много, — вздохнула Мора. — Но самая главная — одна. Как же мне узнать, хорошо ли я выгляжу в новом платье?
 — Ты сногсшибательна, — заверил ее Куинн.
 — Сногсшибательна! — повторила Мора, сложив руки на коленях и пристально их рассматривая. — Я тоже думаю, что выгляжу неплохо. — Она снова вздохнула.
 — Ты очень красивая, — быстро бросил Куинн. Он еще раз взглянул на нее; на сей раз Море показалось, что она заметила голодный блеск в его глазах, но Куинн быстро отвернулся, теперь он уже смотрел на дорогу и на лошадей. — И ты это знаешь.
 — Откуда мне знать? — искренне изумилась Мора.
 — Разве ты не смотрелась в зеркало?
 Ее сердце подпрыгнуло до небес, но Мора постаралась сказать безразлично:
 — Ну и что? — Она пожала плечами.
 — Как что? Ты же сама видела! — Его челюсть выдвинулась вперед. А голос прозвучал интимно. У Моры по спине пробежал холодок. — Ты так меня потрясла, что я чуть было не выронил стакан с виски.
 Вот это была истинная правда, поняла Мора. Радость светилась у нее в глазах, они заискрились.
 — Я очень рада!
 — Чему тут радоваться? — заметил Куинн, не отрывая глаз от дороги.
 — Прости. Мне жаль, что из-за меня ты чуть было не пролил виски.
 — Да это в общем-то ерунда. Я мог бы плеснуть себе еще… — пробормотал он и просунул палец за ворот рубашки, ослабляя его.
 Мора посмотрела на небо и внезапно обнаружила, что звезды в вышине сияют точно алмазы, разбросанные на синем бархате моря. Она никогда не видела таких ярких звезд, и ее сердце радостно забилось от этого открытия.
 Помолчав, она тихо сказала Куинну:
 — Спасибо.
 — За что?
 — За комплимент. Мне никто никогда в жизни не делал комплиментов. Из мужчин, я имею в виду. Иногда Ма Дункан говорила, что у меня красивая прическа, когда я делала с волосами что-нибудь новенькое. Или говорила, что я себя веду как прилично воспитанная молодая леди, которых она знавала в восточных штатах и какой сама Ма Дункан была много лет назад. До того как ее отец потерял все свои деньги и она вышла замуж за Па Дункана, после чего ее жизнь стала гораздо тяжелее. — Мора откашлялась. — Но твой комплимент намного приятнее. Я чувствую себя гораздо лучше, и танцы мне теперь не страшны.
 — Рад слышать. — В голосе Куинна Море послышалось легкое удивление.
 Остаток пути они проехали молча, но Мора не чувствовала никакой напряженности, просто оба молчали и думали о своем. Мора слегка расслабилась, предстоящий бал возбуждал ее воображение. Когда они проехали через ворота ранчо Тайлеров, из дома уже доносились смех и веселые звуки скрипки. Мора и думать забыла о Джадде и Хоумере, о бандитах Кэмпбеллах, о том, что у нее на платье простые синие пуговицы, а не жемчужные. Ее сердце подпрыгивало от волнения, а пульс бился в ритме громкой музыки, звучавшей под темными деревьями.
 Этим вечером Мора Джейн не собиралась наблюдать за танцами, прижавшись лицом к оконному стеклу. Сегодня она сама станет участницей веселья, будет смеяться, болтать и танцевать в объятиях своего мужа.
 Куинн помог ей выйти из фургона. Его сильные руки крепко обнимали ее талию и нехотя разжались после того как он поставил ее на траву.
 Он так пристально смотрел ей в глаза, что Мора даже решила, что Куинн собирается ее поцеловать. Она затаила дыхание. Его худое, бронзовое от загара лицо в свете луны и звезд было твердым как камень, но глаза потеплели, и это делало лицо мягче. Мора была почти готова привстать на цыпочки и прижаться ртом к его губам.
 Но ничего такого она себе не позволила. И так уже ясно как день, что она влюблена в него до безумия. Но Мора не собиралась выказывать открыто перед всеми свои чувства.
 К счастью, Куинн отпустил ее прежде, чем она успела натворить глупостей. Разочарование охватило Мору, но он быстро взял ее за руку и повел к освещенному дому, из которого рвался наружу смех.
 — Самое время войти, — сказал Куинн.
 Когда он вел ее через парадный вход большого деревянного дома, она чувствовала, как нарастает удовольствие, которое она испытывала.
 Большой просторный зал был щедро украшен цветными фонариками, и в нем толпилась уйма народу, так что сначала Мора никого не могла узнать. Но потом она обнаружила Кэролайн Мэйсон подле длинного, накрытого льняной скатертью стола у стены и Эдну и Сета Уивер, которые танцевали друг с другом. Эдна просияла и отчаянно замахала Море, но, прежде чем они с Куинном добрались до нее через толпу, Элис Тайлер уже обнимала ее.
 — Мора! Вы просто великолепны! Платье замечательное! Даже пуговицы, — добавила она, широко улыбаясь. Потом она улыбнулась Куинну. — Спасибо, что приехали.
 Джим Тайлер похлопал его по плечу.
 — Сколько народу, а, Лесситер? Погодите, вы еще не пробовали яблочного пирога Элис. Никто лучше ее не печет его в целом свете!
 Потом к ним подошел еще один владелец ранчо, и мужчины начали свои нескончаемые разговоры о скоте, о погоде, о ценах на акции. Вдруг, откуда ни возьмись, перед Морой возник Лаки Джонсон.
 — Миссис Лесситер, мэм, прежде, чем ваш муж увидит и захочет всадить в меня пулю, могу ли я потанцевать с вами?
 Мора засмеялась. С приглаженными назад рыжими волосами и упрямым вихром, в ковбойке в красно-синюю клетку и с красным платком на шее, Лаки выглядел сногсшибательно. Заразительно улыбнувшись, он взял ее за руку, не дожидаясь согласия, и потащил на середину зала.
 Оглянувшись, Мора поймала пристальный взгляд Куинна, который следил за ней не отрываясь. Его вежливая улыбка быстро превратилась в хмурую и недовольную.
 — Лаки, ты уверен, что тебе не стоило подождать Орхидею или… или мисс Грейс Эллис, или Серину Уолш? — поддразнивала она парня, между тем как все внутри у нее трепетало от предвкушения танцев. Она слушала музыку и горела желанием кружиться до упаду и скользить по деревянному, отполированному ногами полу.
 — Эти девушки и вправду хороши и всем нравятся, миссис Лесситер, но я хочу и должен потанцевать с вами, мэм! — горячо заявил Лаки.
 Мора засмеялась и вступила в его объятия. Лаки вел ее так легко, что ноги Моры сами летели. Но когда она поймала взгляд Нелл в хорошеньком, купленном в магазине платьице в белую и розовую полоску, отороченном белыми лентами, с белым атласным поясом, она внезапно споткнулась.
 — Извини! — воскликнула она, наступив Лаки на ногу.
 — Чепуха! — усмехнулся парень. — Не обращайте внимания. — Он снова усмехнулся, когда заметил, что Куинн повернулся и смотрит на них. — Ах, черт! Ваш муж не спускает с нас глаз! Пообещайте положить цветы на мою могилку!
 — Не глупи, Лаки. Куинну все равно, с кем я танцую.
 Лаки расхохотался.
 — Да уж конечно! Я-то знаю, что еще как не все равно! Он терпеть не может, когда другой мужчина просто посмотрит на вас, или скажет вам слово, или рассмешит вас. Меня-то ему нечего опасаться. Он знает, с каким уважением я отношусь к замужним женщинам, — самодовольно объяснил Лаки. — Кроме того, меня тянет… ну… к женщинам другого сорта, но вы увидите, что будет, если Слим, или Грейди, или Джетро Плам пригласит вас на танец.
 — Не говори глупостей! — сказала Мора, ошеломленная его словами. Если признаться честно, она даже удивилась. Мора постаралась направить разговор в другое русло. — По-моему, сегодня Нелл Хикс выглядит великолепно, — бросила она, кружась в объятиях Лаки.
 — Она здесь?
 Но его голос прозвучал слишком равнодушно. Мора могла бы биться об заклад, что Лаки уже заприметил Нелл среди гостей.
 — Да, она здесь, в таком полосатом бело-розовом платьице. А волосы у нее вьются очень красиво, тебе не кажется?
 — Отсюда не видно.
 — Может, тебе стоит подойти к ней поближе? — предложила Мора с невинным видом. Она слегка запыхалась, ей внезапно захотелось выпить стакан прохладного лимонада. — Может, ты захочешь пригласить ее на танец?
 — Вот уж вряд ли! — Лаки громко фыркнул. — Меньше всего на свете я хотел бы пригласить ее, — мрачно добавил он.
 — А почему, Лаки?
 — Потому что у нее язык как у гадюки. И она такая командирша! Только потому, что ее отец держит магазин, она думает, что знает все на свете. Да и потом, она не хотела, чтобы я поехал ловить бандитов, помните? Просила меня быть поосторожнее. Меня! Она думает, что я еще ребенок! Вот Орхидея так не считает. И вдова Уолш тоже…
 — Почему бы тебе не дать Нелл шанс узнать тебя поближе? Ты и сам ее едва знаешь.
 — Я знаю все, что должен знать. — Внезапно Лаки нахмурился и посмотрел на Мору. — Эй, миссис Лесситер, а почему это вы так волнуетесь, приглашу я ее танцевать или нет? Сдается, она не чувствует себя здесь одиноко, совсем нет.
 Мрра повернула голову и увидела, что Текс, их молодой работник, ввел Нелл в круг танцующих.
 — Хорошо, может, она и впрямь не одинока. Но я думаю, на днях ты задел ее чувства.
 — О чем вы? — Лаки подозрительно посмотрел на Мору.
 — Я подслушала, когда ты… шутил насчет банды Кэм-беллов, которая пыталась украсть Нелл. Я знаю, ты просто хотел немного посмеяться, Лаки Джонсон, без всякого злого умысла. Но в таких случаях юным леди не до смеха. Поэтому и тебе не стоило так шутить, Лаки.
 Парень вспыхнул до корней волос.
 — Я знаю! Как только я это ляпнул, то сразу понял, что зря. Я и не думал, что это прозвучит так, как вышло.
 — Тогда почему бы тебе не извиниться перед Нелл?
 — Потому что мы не ладим. Вот и все. — Но Лаки краем глаза наблюдал за тем, как танцует Нелл, и уголок его рта нервно дергался.
 Когда музыка смолкла, Лаки поклонился Море.
 — Удивительно, что босс не помешал мне танцевать с вами, мэм. Ставлю два доллара, что Слим не дотянул бы до конца, это точно. — Он ухмыльнулся.
 — Лаки! Перестань! — Мора расхохоталась. — Ты просто не знаешь хорошо Куинна…
 Тут она заметила мужа — он стоял в углу комнаты рядом с Сериной Уолш. Близко наклонившись друг к другу, они о чем-то тихо говорили. Мора постаралась сохранить спокойствие, но, видимо, это ей плохо удалось.
 — Эй, миссис Лесситер, с вами все в порядке?
 — Я не прочь выпить стаканчик лимонада, Лаки, — призналась Мора.
 Улыбка, которую она приклеила к своему лицу, была натянутой, но Мора не расставалась с ней, пока Лаки Джонсон вел ее к столу с напитками, наливал ей в стакан лимонада и пододвигал стул, чтобы она присела отдохнуть. Он не отходил от нее до тех пор, пока к ним не подошли Кэролайн, Грейс и Эдна. Все они хвастались своими нарядами и восхищались платьями друг друга.
 — А теперь мы займемся стеганым одеяльцем для вашего маленького, — пообещала Грейс, поглаживая Мору по руке и нежно улыбаясь.
 Мора равнодушно кивнула.
 — Я считаю, его следует сшить из кусочков голубой, белой и желтой ткани. Тогда оно подойдет и для девочки, и для мальчика, — пояснила Эдна свою мысль. — Точно такое же мы сшили для младшенького Элис.
 Мора пыталась казаться заинтересованной, но на самом деле она никак не могла сосредоточиться на предмете разговора. Через несколько минут подошел Джон Хикс и пригласил ее на танец, потом то же самое проделал Грейди, работник с их ранчо.
 Но Мора вдруг обнаружила, что танцы не такое уж замечательное и веселое занятие, каким они ей казались прежде. Даже яркие платья, даже праздничная, сияющая огнями комната, густой аромат духов, запах жареного мяса и вина из бузины не веселили ее. Она ни разу не танцевала в объятиях своего мужа.
 «Куинн не оставит тебя ради Серины», — сказала себе Мора, возвращаясь на место. Она не сомневалась, что это правда. Мора едва знала человека, за которого вышла замуж, но была уверена, что он живет по строгому кодексу чести, тому самому, который вынудил его на ней жениться. Мора знала, что Куинн никогда не откажется от нее, не нарушит условий их сделки.
 Но если Серина та женщина, которую он считает самой близкой себе…
 Это задело Мору гораздо сильнее, чем она ожидала.
 Внезапно она почувствовала, что не в силах больше выносить окружавшую ее суету и болтовню.
 — Простите меня, — сказала она сидящим рядом с ней Кэролайн и Эдне, — я хочу подышать свежим воздухом.
 Она выбежала из дома прежде, чем кто-то из них предложил проводить ее, прежде, чем она заметила волнение в глазах Эдны. Она выскочила из двери на веранду и прошла в самый дальний ее угол. Там Мора схватилась за перила и подняла разгоряченное лицо вверх, к бескрайнему звездному небу.
 Она дышала глубоко, призывая на помощь все свои силы, чтобы не дать пролиться слезам отчаяния и боли, которые уже навернулись ей на глаза.
 Когда она услышала неподалеку голоса, ей понадобилась всего секунда, чтобы узнать, кому они принадлежат. Мора повернула голову вправо, к раскидистым деревьям, ветви которых ритмично колебались под ветром, словно танцевали под доносившуюся из дома музыку, и увидела две фигуры. Она узнала изящный профиль Серины, ее высоко забранные вверх светлые локоны и широкоплечую фигуру Куинна, четкий силуэт его шляпы.
 Куинн и Серина! Скрытые в тени деревьев от лучей света, они вместе наслаждались терпким ароматом весенней ночи!




 Глава 26


  — Я думаю, ты должна прямо сказать, чего ты от меня хочешь, Серина.
 Стараясь говорить как можно тише, Куинн испытующе смотрел на женщину в великолепном лиловом платье с откровенным декольте. Серина мало изменилась с тех пор, как бойкой молодой женщиной переезжала из города в город с театральной труппой Уолша, участвуя в мелодрамах. Это было время, когда ее первый муж, Раймонд Уолш, отказался от нее и от своего шоу и сбежал с девчонкой из мюзик-холла, прихватив с собой все костюмы, декорации, фургоны и лошадей. Куинн встретил Серину вскоре после этого события, когда она уже заправляла салуном. Она была зла на весь мир, на всех мужчин на свете, но в то же время оставалась самой потрясающей и чувственной женщиной из всех, кого он знал в жизни. Они провели вместе немало ночей, и оба испытали невероятное наслаждение, прежде чем Куинн уехал. Несколько месяцев спустя он снова столкнулся с ней, на этот раз в Техасе. Она вышла замуж за хозяина салуна Эллоу Роуза. Серина пела и танцевала на сцене дважды в неделю, и так было до тех пор, пока ее второй муж не получил смертельную пулю во время драки. Не так уж много дней понадобилось Серине, чтобы узнать, что салун заложен, и после оплаты похорон мужа и ремонта салуна денег у нее не осталось. Нечем было заплатить по закладной, и Серине пришлось продать дело.
 Она нанялась в бордель мадам Лолы. Куинн провел там в ее компании несколько приятных дней и ночей, а потом устремился по следам печально известной банды Старка. Он больше не видел Серину до тех пор, пока не приехал в Хоуп пару лет назад, разведать, что представляет собой собственность, владельцем которой он стал недавно. Тогда он и обнаружил, что его подруга содержит пансион.
 Сама судьба, казалось, бросала их друг к другу снова и снова, и Куинн не однажды думал, а не успокоиться ли когда-нибудь, не осесть с Сериной или с кем-то вроде нее, с кем-то, кто так же хорошо знает эту жестокую, суровую жизнь, как и он сам, кто понимает, что есть мужчины перекати-поле, что ничто хорошее не вечно и полагаться следует только на себя. С кем-то, кто не доверял бы никому, не нуждался ни в ком, не хотел ничего от другого, кроме приятного тепла в холодную ночь, и кто был бы убежден, что человеческие, товарищеские отношения дорогого стоят.
 — Ну, Куинн, милый, не глупи. От тебя мне ничего не надо, просто ты меня удивляешь. Ты столько времени в Хоупе и ни разу — ни разу, подчеркиваю, не возражай — не постучался в мою дверь. На Юге, откуда я приехала, люди знают, что старые друзья так себя не ведут.
 Он вспомнил этот дразнящий тон, улыбку сочных вишневых губ, которая всегда служила приглашением… В другой ситуации он бы принял это приглашение, ни на миг не задумываясь, но сегодня вечером он просто пожалел, что Серина его подстерегла. Все его мысли — и на то были причины — вертелись вокруг Моры.
 Он был не в силах не думать о том, как потрясающе она выглядит в своем нежно-желтом платье. Неужели она и впрямь не знает, как хороша сегодня? Море просто повезло, что он ей позволил воткнуть в волосы все заколки, с помощью которых она убрала кудри с лица. Ему ужасно хотелось вытаскивать их одну за другой и смотреть, как блестящие локоны падают наперегонки на ее плечи.
 А потом на пол упало бы ее платье, и они могли бы пропустить этот дурацкий бал.
 Куинн знал, насколько важен для Моры этот праздник и танцы, но сейчас он не мог наблюдать за ней, за ее радостью и весельем, потому что Серина решила загнать его в угол.
 — Теперь я женатый человек, — холодно сказал он ей. — Мне неприлично прийти к тебе в дом.
 — Куинн Лесситер, только не говори мне, что ты волнуешься о приличиях! Или что они тебя волнуют! — Ее громкий смех застрял в густой кроне дерева, под которым они стояли. — Я этому не верю.
 — Не то что это меня волнует или я об этом беспокоюсь. — Он прислонился к дереву и наблюдал за Сериной из-под шляпы. Он знал, что многие мужчины соблазнились бы ее упругой грудью и тем, как лиловое платье с низким вырезом обтягивает ее тело. В другой ситуации он тоже был бы среди этих мужчин, но сегодня вечером Куинн Лесситер мог думать только о том, что он уже довольно долго стоит здесь с Сериной, а ему хочется вернуться к Море. — Что правда, то правда. Но зайти к тебе было бы неприлично.
 — Разумеется, дорогой, ты ведь женат, и у тебя скоро будет ребенок! Но скажи, Куинн, честно, ты ведь только поэтому на ней женился? Потому что был вынужден, да? — Серина подошла к нему еще ближе и хитро сощурилась. — Это правда?
 — Не твое дело, Серина!
 — Но ты и эта тощая рыжая девочка — не пара. Она такая же, как все эти заносчивые, спесивые бабенки Хоупа. Слишком занудные и респектабельные для таких, как мы с тобой. — Она звонко рассмеялась. — Ты знаешь, они пригласили ее в свой кружок, когда она пробыла в городе всего несколько недель, а я здесь заправляю своим пансионом целых два года! Я увязла в этом городишке, как муха на липучке, из-за всех своих неприятностей, и я все еще недостаточно хороша для них, видите ли!
 — Мора в этом не виновата, — коротко ответил Куинн. — Если ты недовольна дамами из Хоупа, то не втягивай сюда Мору. Она тут ни при чем. — Он сделал движение, чтобы уйти. — Мне надо найти жену.
 Серина схватила его за руку.
 — Но, Куинн, милый, почему? Почему? Уж если ты захотел жениться, то не на ней! Ты никогда не сможешь быть с ней счастлив! Я тебя знаю! Ты из тех, кто нахлобучит шляпу и едет куда глаза глядят. Как я ни стараюсь, не могу представить себе картину — ты с младенцем на коленях, а он орет и… — Она внезапно умолкла и глубоко вздохнула. — Или ты в нее влюблен? — вырвалось у Серины. Куинн казался беспечным и, как всегда, контролировал себя, но его кожа порозовела, и это было заметно даже при слабом лунном свете. — О Боже, Куинн, нет! Это правда?
 — Ты меня хорошо знаешь. — Его голос звучал слишком непринужденно. И все же…
 — Я, конечно, думала, что знаю. Но… — Серина помедлила. Она-то думала, что Куинн так же, как и она, обречен на одиночество, на то, чтобы быть в стороне от всех, чтобы чувствовать себя этаким изгоем общества, всегда с краю, вдали от всех, а теперь…
 В самом ли деле он хочет стать нормальным семьянином, преданным одной-единственной женщине — по мнению Серины, слишком обыкновенной и серенькой? Она довольно симпатичная по-своему, должна нравиться мужчинам определенного склада… Но при чем тут Куинн?
 — Пора вернуться в дом, — пробормотал он.
 — Господь милосердный, я никогда бы не подумала, что доживу до того дня, когда Куинн Лесситер влюбится. Или это не так, а, Куинн? О Боже, ну чем тебя взяла эта девочка? Какую петлю на тебя накинула? — Она громко захохотала, пытаясь изобразить удивление и легкое высокомерие, но ее смех прозвучал зло и горько.
 Она умолкла, когда Куинн посмотрел на нее сверкающими в темноте глазами.
 — Хорошо, Куинн, ладно, милый. Не надо на меня так смотреть, — зло бросила Серина. — Я ничего не имела в виду…
 Но она уже говорила с темнотой. Куинн отошел от нее бесшумно и молча.
 Мора чувствовала себя ужасно. Вовсе не из-за своей беременности — все неприятные ощущения исчезли за минувшие несколько дней, как и легкое головокружение. Однако она должна была справиться с тошнотой, которая подступала к горлу. Мора вцепилась в перила веранды, так, что пальцы побелели.
 Голоса Куинна и Серины звучали приглушенно из-за шелеста листьев в кронах деревьев. Вдруг парадная дверь со стуком распахнулась, и Нелл Хикс метнулась в темноту.
 — Я его ненавижу! — бормотала она себе под нос. Увидев Мору, девушка подбежала к ней. — Я хочу, чтобы ваш муж уволил Лаки Джонсона и чтобы он уехал отсюда к черту на кулички! Убрался отсюда подальше! — запальчиво заявила она.
 Чтобы забыть о боли в сердце, Мора попыталась сосредоточиться на проблемах Нелл. Щеки девушки полыхали, в глазах стояли слезы.
 — О, Нелл, бедняжка, — сказала Мора. — Что на сей раз натворил Лаки Джонсон?
 Нелл в отчаянии упала в кресло.
 — Он танцевал с вами, танцевал с Орхидеей. Пригласил Уиллу Кармайкл и Серину Уолш. Он столкнулся со мной, когда я танцевала с Каттером Майлзом и позволила себе рассмеяться, когда он попросил у меня прощения. Не прошло и десяти минут, как он подошел прямо ко мне, будто собирался потанцевать со мной, а сам пригласил мисс Грейс, которая стояла у меня за спиной. Он сделал это нарочно. Он пытался оскорбить меня!
 — Нет, я уверена, ничего такого он делать не собирался. — Мора энергично покачала головой.
 — Черта с два не собирался! — С этими словами Нелл покраснела еще сильнее, но выражение ее лица оставалось возмущенным. — Если он думает, что я согласилась бы танцевать с ним, то может думать так сколько угодно. Я плюнула бы ему в лицо, пригласи он меня. Я бы посмеялась от души. Я скорее пошла бы танцевать с гремучей змеей! О… Текс! — просияла Нелл, когда высокий и лохматый ковбой вышел на веранду. — А я тебя искала!
 Мора заметила за Тексом Лаки и Орхидею, которые тоже вышли на веранду. Очевидно, и Нелл их заметила. Они шли под ручку, и было ясно, что парочка намеревается уединиться в темноте сада.
 — Я, кажется, потеряла свой носовой платок, когда мы прогулялись немного со Слимом. — Нелл беспечно посмотрела синими глазами на Текса. — Ты не против помочь мне его поискать? Он где-нибудь там… — Она махнула рукой куда-то влево, где росли изящные плакучие ивы.
 — Сию минуту, Нелл. Ничего в жизни я не хотел бы сейчас больше, чем помочь такой симпатичной леди. — Исполненный благородства, Текс согнул руку кренделем, предлагая Нелл уцепиться за нее, и повел девушку под густые деревья.
 Пристальный взгляд Лаки не отрывался от этой пары; он скривился, с презрением улыбаясь, когда до веранды долетел смех Нелл.
 — Пошли, Орхидея. — Его голос звучал мрачно, когда он тащил ее к деревьям по другую сторону веранды.
 Внезапно Море стало невыносимо сидеть на веранде, зная, что Куинн и Серина все еще в глубине сада. Возможно, они увидят Орхидею и Лаки и вернутся в дом, а может, они настолько поглощены друг другом, что никого не замечает вокруг.
 Она быстро повернулась и помчалась в дом, борясь с охватившим ее беспокойством. Она пыталась выбросить из головы все неприятные тревожные мысли. Они вредны для нее и для младенца. Сердиться на Куинна бесполезно. Он ничего не может с собой поделать, если испытывает сильную тягу к Серине, если она ему ближе, если прошлые отношения и чувства связывают их крепче обязательств, которые он взял на себя из-за ребенка. Она горько усмехнулась. Кто она для Куинна? Женщина, которая отвела его под венец чуть ли не под дулом пистолета…
 — Грейди! — Мора почти натолкнулась на долговязого золотоволосого парня с их ранчо, который стоял неподалеку от танцующих. Она стиснула его руку, потом глубоко вздохнула и улыбнулась ему самой очаровательной улыбкой, на которую только оказалась способна. — Потанцуешь со мной? Я… мне вдруг ужасно захотелось потанцевать вальс.
 — С удовольствием, миссис Лесситер. — Его глаза цвета морской волны сияли. — Но не рассказывайте об этом мистеру Лесситеру, слышите? — добавил он с усмешкой и прижал ее к груди. — Мэм, я слишком молод, чтобы умереть.
 Он ввел ее в круг танцующих. Мора едва слышала музыку и легкие, галантные комплименты Грейди. На сердце у нее было слишком тяжело, она насильно улыбалась и механически отвечала на шутки партнера. Если бы только он знал, что Куинну совершенно безразлично, даже начни она танцевать со всеми мужчинами в этом зале. Да он просто бы не заметил ничего!
 Ну, если так, она будет танцевать с каждым мужчиной в зале, с отчаянием решила Мора, с вызовом вздернув подбородок. Она улыбалась Грейди сияющей улыбкой, надеясь, что это самая дразнящая улыбка на свете, а ее ресницы трепетали, когда он кружил ее в танце. Она будет танцевать до тех пор, пока ее держат ноги, но не позволит Куинну Лесситеру догадаться, что ее беспокоит его отсутствие, то, что он ушел с Сериной Уолш в ночной сад…
 — Я хотел бы потанцевать с моей женой. — Холодные серые глаза Куинна замерли на Грейди, а его рука тяжело опустилась на плечо парня, останавливая его на середине танца.
 Грейди увидел напряженное лицо Куинна Лесситера и быстро закивал:
 — К-конечно, я понимаю, мистер Лесситер.
 Он нервно улыбнулся Море и убрал руку с ее талии. Но она не обращала на него внимания. Она пристально смотрела на мужа, ее лицо побледнело.
 — Премного обязан за полученное удовольствие, миссис Лесситер. — Грейди перевел дух и побежал вприпрыжку искать бутылку виски.
 — Могу я пригласить тебя? — Не дожидаясь ответа, Куинн подошел ближе, его лицо светилось уверенностью в ярком свете ламп. Когда он схватил ее за руку, Мора вдруг почувствовала, что ей тяжело дышать.
 Еще недавно она была бы вне себя от восторга, если бы увидела его пристальный взгляд, устремленный на нее, блеск в его глазах… Она стремглав бросилась бы в объятия Куинна, не чуя под собой ног, с сильно бьющимся сердцем, но теперь все волшебство этой минуты испарилось, ушло из этой ночи и из ее сердца.
 — Если хочешь, — пробормотала она довольно прохладно и увидела, что его глаза потемнели.
 — Ты ведь перетанцевала с доброй половиной кавалеров. — Он крепко обнял ее и прижал к себе, а музыка звучала и звучала. — Нравится тебе это или нет, ангел, но пришел мой черед.




 Глава 27


 Это был вальс. Музыканты сначала слегка фальшивили, но с каждым — тактом играли все увереннее. В другое время уже одно то, что рука Куинна лежит на ее талии, а его пальцы Крепко стискивают ее руку, заставило бы Мору пылать, а ее сердце переполнялось бы несказанным удовольствием. Но сегодня вечером ее сердце сжималось от невыносимой, нестерпимой боли. Оно болело из-за несбыточных надежд добиться того, чего так жаждало. А жаждало ее сердце любви Куинна.
 Какая она все-таки дурочка! Зачем только она позволила себе в него влюбиться! Позволила? Да что она могла с собой поделать? То, что произошло, так же естественно и неизбежно, как водопад, который низвергается вниз с горы, и нет преграды, способной его задержать.
 — Может, ты объяснишь? — Его глубокий голос пробился сквозь отчаяние, охватившее Мору. К ее изумлению, лицо Куинна было хмурым и сердитым. «На что он может сердиться?» — спрашивала себя Мора и с истеричным смехом спросила:
 — Что объяснить, Куинн? Я понятия не имею, что ты имеешь в виду, о чем ты?
 Он крепче сдавил ее пальцы.
 — Почему ты танцевала почти с каждым в этом зале и ни разу со мной, вот что!
 — Они меня приглашали. А ты ни разу, — ответила Мора, стараясь говорить спокойно.
 — Это не ответ. — Он хмуро смотрел на Мору сверху вниз, кружась в танце. — Ты — моя жена. Как, думаешь, это выглядит…
 — С каких это пор тебя заботит чужое мнение? — Она ответила ему вопросом на вопрос, ее глаза блеснули. — А как, по-твоему, выглядит со стороны, когда ты меня оставляешь одну и флиртуешь с другими женщинами или исчезаешь на несколько месяцев, нанявшись на работу?
 — Это другое дело.
 Мора громко, натужно рассмеялась.
 — Я не вижу разницы. Ты можешь делать то, что хочешь, а я не могу? Ты ни разу не пригласил меня танцевать, -а я должна сидеть и ждать, пока ты выберешься из кустов, куда спрятался с Сериной Уолш…
 — Спрятался? — Его глаза сузились и превратились в щелки, горевшие опасным огнем. — В кустах? Какого черта! Мы никуда не прятались. Мы только…
 — Нет, не говори ничего. Меня это не волнует, — остановила его Мора.
 — Мы улаживали кое-какие вопросы. Вот и все.
 Она пристально посмотрела через зал на музыкантов.
 — Ты ничего не обязан мне объяснять, Куинн.
 — Я только хочу, чтобы ты знала…
 — Не беспокойся, Куинн. — Мора снова не дала ему договорить. Она старалась придать голосу холодность и равнодушие. Она хотела, чтобы в нем не было и капли заинтересованности. — Я все понимаю. Абсолютно все.
 — Интересно, что же такое ты понимаешь?
 Он смотрел на нее с негодованием, ему не нравилось, что видна только ее макушка и ничего больше, так как Мора наклонила голову, опустив свой упрямый маленький подбородок.
 — Все.
 — Что, черт возьми, это означает? — допытывался Куинн.
 Мора чувствовала, как приходит конец ее самообладанию, оно разваливалось, словно трухлявый пень. Боль в сердце угрожала его взорвать, и тогда оно могло бы вылететь прямо из груди, разбившись на кусочки. Мора глубоко вздохнула, стремясь выровнять дыхание, перед тем как поднять глаза на Куинна и встретить его пристальный, внимательный взгляд, требующий прямого ответа.
 — Вы с Сериной старые друзья. Старые друзья любят проводить время вместе. Едва ли ты должен объяснять мне что-то, особенно если иметь в виду наши с тобой отношения…
 — А какие же у нас отношения, Мора? — Куинн резко прервал ее.
 — Такие, о которых мы договорились. — Мора справилась с собой и сумела скрыть свою тоску под маской безразличия. Но это ей стоило больших усилий. — Дружеские, ведь у нас с тобой уговор… Мы все делаем только ради ребенка.
 — Верно, но… я считаю… я думал… — Куинн невольно стиснул ее руку, сам не понимая, что делает, а Мора вздрогнула. Тогда он ослабил хватку, стиснул зубы и чуть было не наступил ей на ногу. — Прости!
 — За что? Ты же не наступил. Да и не должен был наступить, ведь ты отличный танцор, — напряженным голосом сказала Мора. Она подняла голову, пытаясь изобразить на лице милую, естественную улыбку, но это ей стоило нечеловеческих усилий. — Надеюсь, ты заметил, что я тоже пока ни разу не наступила тебе на ногу. Это произвело на тебя впечатление?
 — Мора, все, что с тобой связано, производит на меня впечатление. Но ты заговорила о другом. Помнишь, что ты сказала о наших отношениях? — Куинн подался вперед. — Мне кажется, все не так просто.
 «Что же это значит?» — подумала Мора. Прежде чем она успела спросить об этом Куинна, музыка смолкла. Но они остались в объятиях друг друга, в той самой позе, в которой танцевали вальс.
 Наблюдая за ними со стаканчиком виски в руке, который она все крепче сжимала пальцами, Серина Уолш нахмурилась. Даже отсюда, с весьма далекого расстояния, она могла видеть то, о чем, возможно, эти двое сами не подозревали.
 Мора видела лишь темное, мрачное, напряженное лицо Куинна. Они впились глазами друг в друга, их сердца бились в унисон, она мысленно повторяла его последние слова: «Все не так просто, как кажется».
 — Что… что ты хочешь этим сказать, Куинн? — с трудом переспросила Мора. У нее в горле пересохло, но прежде, чем он ответил, она услышала голос Эдны Уивер:
 — Мора, милая, сейчас подадут ужин, но Элис нужны помощники, чтобы выставить на столы пироги. Хотите ей помочь?
 — Да, с удовольствием, Эдна… через минуту…
 Эдна улыбнулась и взяла молодую женщину под руку будто не слышала ее слов.
 — Я похищаю ее ненадолго, — пообещала она Куинну, увлекая за собой Мору.
 Та оглянулась и молча смотрела на мужа, пока Эдна тащила ее за собой через зал.
 Он стоял в толпе танцующих, не отрывая от нее серых глаз.
 Длинный, составленный из нескольких стол под кремовой скатертью был накрыт на свежем воздухе. Бесчисленные разноцветные фонарики были развешаны на соседних деревьях и на стенах веранды. Множество стульев и столиков поменьше, накрытых ярко-красными скатертями, вынесли из дома и поставили на них букеты цветов в вазах. Ночь пахла полевыми цветами, духами и влажной землей; эти запахи смешивались с острыми аппетитными ароматами жаренной на вертеле оленины, говядины и цыплят. На тарелках горкой высилось картофельное пюре под коричневым соусом, свежие булочки, пшеничный хлеб, разнообразные пироги, кексы и печенья.
 Мора едва замечала дразнящие ароматы, не прельщали ее и изысканные яства на столах. Ставя на стол блюдо с лимонным печеньем рядом с пирогом с начинкой из ревеня, она думала о Куинне. Интересно, что он собирался ей сказать? Как жаль, что их прервали на самом важном месте.
 Грейс и Кэролайн, болтая, расставляли на столах кувшины с лимонадом.
 — А я говорю, что мы никогда не проголосуем за то, чтобы принять Серину Уолш в свой круг! — воскликнула Кэролайн. — Эта женщина думает, что она может распутничать и вести себя нагло, а мы будем принимать ее у себя только потому, что у нее в доме найдется с дюжину книг!
 — Она мне сказала, что была бы счастлива показать нам свою библиотеку, если следующее заседание нашего кружка состоится у нее в пансионе, — усмехнулась Грейс. — Совершенно ясно, на что она рассчитывает — хочет пролезть в библиотечный комитет!
 — Я нисколько не осудила бы Мору Лесситер, откажись она участвовать в комитете, узнав о том, что мы собираемся в пансион этой дамочки, которая…
 — Простите, но я невольно вас подслушала. — Мора подошла к дамам так бесшумно, что они не заметили ее. Обе мгновенно обернулись и, увидев Мору, стали совершенно пунцовыми, как скатерти на столиках.
 В углу веранды стояла невидимая для всех Серина и курила тонкие сигары, которыми ее угостил новый жилец. Она затаилась и слушала.
 — Кажется, произошло недоразумение, — сказала Мора ровным голосом. — Я не имею ничего против Серины Уолш. Если вы захотите провести встречу в ее пансионе, я с удовольствием приду.
 — Вы действительно пришли бы, дорогая? — Кэролайн открыла рот и принялась нервно оправлять свое платье. — Но… дорогая Мора…
 — Почему бы нет? — Мора переводила взгляд с одной женщины на другую. Ее совершенно не волновала Серина Уолш, ей нужно было только, чтобы Куинн не поддерживал отношений с ней, но она слишком хорошо знала, что такое быть изгоем, и не хотела, чтобы Серина считала именно ее, Мору, виновницей своих неприятностей. — Платье, в котором Серина сегодня, просто ошеломляющее. Не знаете, она купила его в магазине или сшила сама?
 — Она почти всю свою одежду шьет сама. — Грейс разгладила подол своей темно-синей юбки. — Я думаю, тем самым Серина Уолш пытается нам доказать, что вполне достойна присоединиться к нашему кружку.
 — Как будто одних навыков в шитье для этого достаточно! — взорвалась Кэролайн.
 — Но почему тогда вы считаете, что она не подходит для кружка? — спросила Мора.
 — Ну, хотя бы потому, что она… она курит сигары, Она якшается с мужчинами, которые останавливаются в ее заведении, и… ведет себя очень сомнительно и производит впечатление женщины весьма свободных нравов! Хорошо, что вы не видели, как она недавно потащила в сад вашего мужа! — Кэролайн едва не задохнулась от негодования. — О, дорогая…
 — Кэролайн! — простонала Грейс и обеспокоенно посмотрела на Мору.
 Но та только небрежно пожала плечами:
 — Если вы имеете в виду тот разговор наедине, который у них состоялся сегодня вечером, то, пожалуйста, не воспринимайте это как нечто ужасное. — Она сказала это небрежным тоном и совершенно спокойно. Мора заставила себя так говорить. — Куинн с Сериной — старые друзья, и ей… понадобился его совет в одном деле. Я, разумеется, нисколько не возражала, чтобы они обсудили его. Куинн едва ли виделся с ней с тех пор, как мы переехали в Хоуп. С устройством нашего ранчо у него много работы, да потом эта погоня за Кэмпбеллами. Куинн пристраивает еще одну комнату к нашему дому…
 — Так вы… вам нравится Серина Уолш? — спросила Грейс, не веря своим ушам.
 Мора повернулась и небрежно оглядела накрытые к ужину столы.
 — Я не хотела бы, чтобы для нее или кого-то другого из-за меня был закрыт доступ в кружок. Это все, что я…
 Прежде чем она договорила, пронзительный крик разорвал ночь.
 Три ошеломленные женщины застыли от ужаса. Но крик повторился, он раздался откуда-то из ивовых зарослей. Крик был оглушительный, душераздирающий, ужас пробирал от него до костей. Мора задрожала.
 — Боже мой! — задыхалась Грейс.
 Мора побежала к деревьям, не думая об опасности.
 — Куда вы? — вскричала Кэролайн ей вдогонку. — Moра милая, не ходите туда, там может быть…
 Но Мора уже влетела под мрачную сень раскидистых ив и неслась по той дорожке, по которой ушли Нелл с Тексом.
 Ей показалось, что кричала именно Нелл.
 Мора не думала ни о чем, кроме того, что девушке нужна помощь. Она ужаснулась при мысли, что это снова могут быть Кэмпбеллы, которые уже пытались украсть Нелл. Должно быть, остальные гости тоже подумали об этом, потому что Мора слышала за спиной топот ног бегущих за ней следом людей. Но она не замедлила шаг, а устремилась в темноту, спотыкаясь о камни, о вывороченные корни деревьев, напрягая зрение, чтобы увидеть в полумраке, сквозь листву, что происходит. А тем временем новые крики раздавались в ночи.
 Мора едва дышала, когда наконец увидела прямо перед собой две фигуры, застывшие, как каменные изваяния.
 Нелл и Текс смотрели вверх, на сосну. Текс пытался оттащить девушку подальше, но она в ужасе продолжала кричать.
 Мора вгляделась получше — и свет для нее померк. Она закрыла глаза, не в силах видеть то, что ей представилось.
 — О… Боже!
 Двое мужчин висели вверх ногами на ветке дерева, их лодыжки и руки были стянуты веревками, горло перерезано… черные лужи крови на траве тускло блестели в лунном свете. Их лица…
 Мора снова закрыла глаза и зашаталась, а нескончаемый вопль Нелл звенел у нее в ушах. Ей никогда не забыть их лица. Они мертвы… мертвы… мертвы…
 — Мора!
 Куинн обнял ее и поднял на руки, потому что ноги ее не держали.
 Она прижалась к нему, закрыв глаза и борясь с тошнотой. Она пыталась прогнать из головы ужасное зрелище.
 Джадд и Хоумер никогда больше не станут над кем-то измываться.




 Глава 28


 Всю дорогу домой Мора молчала. Она только что-то пробормотала, когда Куинн понес ее в спальню, помог раздеться и уложил в постель.
 — Постарайся не думать об этом. Вообще ни о чем. Ты слышишь меня, дорогая? — Он встал на колени подле кровати и старательно, аккуратно вынул из ее волос немногие оставшиеся шпильки. Рыжие кудри потоком хлынули на ее бледные щеки. Кожа Моры была почти такая же белая, как длинная ночная рубашка, которую он на нее надел. Куинн погладил Мору по шеке и почувствовал ледяной холод.
 Боль пронзила его сердце, когда он внимательно вгляделся в потрясенное лицо жены. Он понимал, что ее молчание — результат неимоверных страданий. Должно пройти время, прежде чем Мора сумеет пережить увиденное. Самое лучшее для нее, думал Куинн, полежать в тишине и покое или даже заснуть — сон лечит все раны.
 — Поспи немного, Мора, — прошептал он. — Это сейчас для тебя самое лучшее. Спи. Завтра подумаем обо всем, что случилось.
 Мора кивнула, стиснула его руку и посмотрела на него широко раскрытыми испуганными глазами. Он лег на кровать рядом с ней, обнял ее и не отпускал до тех пор, пока ее худенькое, напряженное тело не расслабилось и он не почувствовал, как она наконец уплывает в благословенный и спасительный мир сна, в котором ей будет уютно и спокойно.
 Через несколько часов Куинн заглянул в спальню и увидел, что кровать пуста.
 — Мора!
 Недоброе предчувствие сдавило грудь Куинна, но он держал себя в руках. Кэмпбеллы едва ли могли пробраться в дом и умыкнуть Мору без шума. Удивительно, что она выскользнула из дома незаметно для него. Сон у него чуткий, вот почему он до сих пор еще жив.
 «Почему Мора убежала?» — думал Куинн и не мог найти ответа. Ночь была теплой, в воздухе пахло свежей весенней травой и цветами, но он чувствовал опасность, которая таилась в ночи, он ощущал ее, испытывая такое чувство, словно лапы медведя гризли сжимаются вокруг его тела все плотнее и ему уже из них не выскользнуть.
 Нет, Джадд и Хоумер тут ни при чем.
 Бесшумно выйдя в темноте из дома, Куинн поискал жену под навесом, заглянул в загоны, а потом догадался, что надо идти на берег ручья. Куинн повернул туда.
 Он замер и затаил дыхание, увидев жену на берегу, на том самом месте, где они впервые встретили Лаки Джонсона, когда ехали к своему будущему дому.
 Мора сидела, привалившись спиной к дереву, и смотрела на струящуюся воду.
 — Что, черт возьми, ты тут делаешь? — Куинн пытался скрыть свой страх за гневным тоном.
 Потрясенная Мора издала странный нечленораздельный звук, который не развеял его опасений. А что, если бы на нее напали Кэмпбеллы? И что могло бы случиться, если бы ее братьев не убили? Куинн думал об этом, и ему становилось невыносимо страшно за нее.
 — Ты… не смей впредь… подкрадываться к женщине, которая ждет ребенка! — задыхаясь, сказала Мора, а ее глаза горели в ночи.
 На ней была лишь длинная ночная рубашка и старая дырявая шаль. Несмотря на столь странный наряд, Куинн подумал, что никогда еще не видел Мору такой красивой. Ему хотелось стащить с нее платок, потом длинную ночную рубашку, отшвырнуть их подальше и заняться с ней любовью прямо здесь, на душистой траве, но вместо этого Куинн быстро скомандовал:
 — Пошли в дом!
 — Я не могу туда вернуться, Куинн.
 Тоска мерцала в глубине ее глаз.
 — Я не могу там дышать, Куинн, не то что спать. Я все время думаю об этом… Я думаю только о них…
 — Не надо. Оставь все до утра.
 Она покачала головой:
 — Может, ты умеешь выключать свои мысли и для тебя это не труднее, чем погасить лампу, но я не могу. Стоит мне только закрыть глаза, и я вижу их лица, то дерево, кровь…
 Куинн сел рядом, обнял Мору и прижал к себе.
 Она дрожала всем телом — то ли от ночной прохлады, то ли от ужаса, который ее не покидал. Он обнимал ее крепко, словно хотел прогнать все ее страхи, все жуткие видения, словно хотел, чтобы из ее прекрасных глаз исчезли все призраки.
 — Кто мог это сделать, Куинн? — прошептала она, в отчаянии прижимаясь к его плечу. — Это не Кэмпбеллы. Они ничего не имели против Джадца и Хоумера. И потом они бы просто их застрелили, правда? — Она снова вздрогнула, когда в ее памяти всплыла ужасная картина.
 — Похоже на то. А у этих парней, у Дунканов, были враги? — спросил Куинн.
 — Наверняка, причем много, я уверена, — ответила Мора. Она задержала дыхание. — Но их все боялись, они терроризировали всех… Я не знаю, кто посмел напасть на них обоих сразу. Тем более здесь, в Вайоминге. У них больше врагов в родном городе.
 Дрожь снова пробежала по ее телу. Она поежилась.
 — Ты замерзла, — резко сказал Куинн. — Пора возвращаться.
 — Нет! — Она подняла на него глаза, полные боли. — Мне лучше под открытым небом, на воздухе. Разве ты не понимаешь, что я имею в виду?
 Он кивнул. Ему самому была по душе первозданная красота ночи. Ночь прочищает мозги лучше, чем виски, лучше, чем схватка с врагом или кулачный бой, лучше, чем долгие карательные экспедиции и опрометчивые забавы с какой-нибудь женщиной. Ночь не только прочищает мозги, но и расслабляет душу.
 Но женщина в ночи, думал Куинн, поглаживая нежные душистые завитки чудесных волос Моры, женщина в таинстве ночи может возбудить мужчину против его воли. Это сильно беспокоило Куинна Лесситера.
 Словно прочитав его мысли, Мора придвинулась к мужу еще ближе. Она нежно положила руки ему на грудь. От прикосновения ее теплых пальцев он возбудился и задрожал.
 — Займись со мной любовью, Куинн, — выдохнула она, — заставь меня забыть обо всем!
 Он знал, что надо немедленно увести Мору в дом; знал, что надо усадить ее у камина и заставить выпить сладкого горячего чая. Завернуть в одеяло, закутать как следует и уложить в постель. Одну.
 — Пожалуйста! — Это слово соскользнуло с ее губ и пронзило его, словно ножом. — Я должна все забыть. И, — сказала она нежно и с отчаянием, — и вспомнить.
 И Куинн понял, что она вспоминает о бурной страсти и необъяснимой нежности их первой ночи в гостинице Дунканов.
 Их глаза встретились и уже не отрывались друг от друга. Будто темный, горячий поток хлынул от одного к другому, и Мора оказалась в его руках, в его крови, и невозможно было остановить, прекратить то, что происходило. Это было не в их власти, они слились в пламени страсти, и когда Куинн опустил Мору на прохладную мягкую траву и услышал ее крик — она выкрикивала его имя, — мир вокруг превратился в горячее красное пятно, а чувства затопили все его существо.
 — Проклятие, разве я могу отказать тебе в чем-то, ангел? — пробормотал он сквозь плотно сжатые губы. Он не видел ее милых веснушек при тусклом лунном свете, но он поцеловал каждую, потому что хорошо помнил, где они. А потом его губы, словно пламя, побежали вниз, обжигая нежную белую шею, и когда он сорвал с нее шаль и рубашку, его собственный ответ был жестким и быстрым, стоило ему взглянуть на бледную атласную кожу, мерцающую при свете луны, на ее глаза, нежные и светящиеся желанием.
 Мора отчаянно старалась не думать ни о чем, кроме происходящего. Она запустила пальцы в густой шелк черных волос Куинна и знала, что любит его всем сердцем, что в этом мире слишком много печали и горя, много жестокости и потому любовь, которая есть на земле, надо лелеять, ценить и радоваться ей.
 Она хотела рассказать Куинну, как она его любит, признаться, не таясь и ничего не опасаясь, но слова умерли у нее на языке. Поэтому Мора сказала ему об этом глубоким, медленным поцелуем, стремясь сократить им расстояние между ними. Она слилась с ним, она нуждалась в нем, она отдавала ему себя. И когда руки Куинна скользнули по ее груди, когда его губы нежно и осторожно втянули ее соски в рот, она застонала, а ее руки исследовали его тугое тело с нарастающим желанием. Они скользили по твердым как сталь бедрам и нашли его возбужденную плоть.
 Как же он великолепен, этот великан с серебристо-серыми глазами и телом, похожим на скалу, с сильным ртом, способным на такие горячие, чувственные поцелуи. От его шумного дыхания, от его прикосновений она осмелела, как никогда, и, зная, что ведет себя словно безумная, не сдерживала себя нисколько. От него веяло такой силой и мощью, что это совершенно ошеломило ее.
 Мору и Куинна настиг немыслимый шторм, дикий и мощный, они корчились на земле, и нежность уступила место резким, сильным толчкам. Они слились воедино, эти мужчина и женщина, его руки прикасались к самым потаенным и чувствительным местечкам ее тела, вызывая огненные вспышки в мозгу Моры. Ее чувства смешались. Она желала его целиком, без остатка. Никогда и ничего она не желала так страстно в своей жизни. В таинственной холодной ночи, напоенной запахом весенних трав, смешанным с их потом и желанием, она хотела раствориться в нем до конца.
 Высоко в небе над широкими плечами Куинна сверкали звезды, они кружили по небу, словно выточенному из черного дерева, как алмазы по полуночному морю.
 Ветер раздувал волосы Моры, остужал горячую кожу, и когда Куинн толкнулся в глубины ее плоти, его глаза сверкнули, а она помнила только о любви, заслонившей собой все на свете, все на земле. А об остальном Мора забыла.
 — Куинн… я… я…
 «Я люблю тебя», — хотела она сказать, но осеклась, удержалась и не сказала. Она смогла проглотить эти слова, рыдая, когда он погружался в нее мощными толчками.
 — Ты мне нужен. — Мора задыхалась, у нее кружилась голова, и она чувствовала мучительные сладкие страдания. Они все сильнее охватывали ее, властно и неодолимо. — Ты мне нужен! — кричала Мора, и чувства, не подвластные ей, потрясли ее.
 Руки Куинна запутались в волосах Моры, ее горячее дыхание обжигало его лицо.
 — Ты мне тоже нужна, Мора. Черт побери, я никогда не нуждался ни в одной женщине так, как в тебе.
 Боль, надежда и удивление заполонили Мору.
 — Куинн, в самом деле? Это правда?
 — Ты заставляешь меня говорить то, что я никогда никому не говорил и не думал, что когда-нибудь скажу, — простонал он. Он осыпал ее дождем поцелуев, их тела отчаянно двигались вместе. — О, черт, что ты со мной делаешь, Мора Джейн? Моя красавица, моя душенька Мора Джейн!
 — Ничего такого, Куинн, по сравнению с тем, что… ты делаешь со мной…
 Он снова поймал ее губы и поцеловал так, что Мора почувствовала ни с чем не сравнимую радость. Она ощущала его силу, его жажду. Он снова упал на нее с сокрушительной силой, и они покатились, борясь и извиваясь, по траве, связанные каким-то жестоким безумием. Пик наслаждения пронзил их с такой остротой, что оба отчаянно задрожали. Затаив дыхание, задыхаясь, они обнимали друг друга со всей мыслимой нежностью и, казалось, достигли такой вершины, что касаются звезд.
 Мора летела все выше и выше, она цеплялась за Куинна, открывая рот в безмолвном крике, дрожа от прикосновения его губ, ощущая вкус его рта на своих губах и силу, с которой он с ней соединился. «Великолепно, — думала она, — замечательно вместе лететь навстречу горячему, испепеляющему огню, чтобы отдать ему себя без остатка».
 Когда вспыхнувшее пламя улеглось и дым клубился, словно волшебный туман, и вершина отдалилась, превратившись в неясное пятно, они лежали, обняв друг друга, пресыщенные счастьем; лежали, слившись в одно целое, боясь нарушить хрупкий миг единения.
 Это, разумеется, произошло, причем очень скоро. Волшебство растаяло, рассыпалось, и действительность вернулась к ним. Они почувствовали, как тверда земля под ними, как холоден воздух вокруг и как он овевает их обнаженные тела. Ощущение уязвимости, быстротечности красоты этой ночи, беззащитности человека в этом мире вернулось к ним, а небеса вверху остались небесами.
 Мора заворочалась и села. Куинн быстро встал, подхватил ее ночную рубашку и бросил ей вместе с шалью. Потом оделся сам.
 Оба молчали, но слишком хорошо чувствовали друг друга. Воспоминания о том, что произошло, никуда не ушли, они были в них, между ними, они были в воздухе. Но когда Мора уже пошла назад, Куинн остановил ее, поднял на руки и молча понес мимо деревьев, по темной душистой траве к их дому.




 Глава 29


 Следующая неделя на ранчо прошла спокойно. Убитые братья время от времени вспоминались Море, когда она готовила еду или занималась хозяйством, но она признавалась самой себе с печалью в сердце, что не жалеет о них. Их смерть не вызвала у нее печали. Она не любила Джадда и Хоумера, они никогда не относились по-доброму ни к ней, ни к кому-то еще, а может, даже к своей матери. Но Мору опечалило то, какую страшную смерть они приняли и как, вероятно, при этом мучились и страдали.
 Так же как все, кто был в ту ночь на ранчо Тайлеров, на том прекрасном балу, и те, кто слышал о случившемся, Мора спрашивала себя: кто мог совершить такое? Кто зверски убил ее братьев и, главное, за что?
 Джон Хикс послал телеграмму в полицию Ларами, уведомляя о совершенном преступлении. Он написал и о налетах на город банды Кэмпбеллов и попросил прислать в Хоуп представителя закона при первой возможности, чтобы успокоить граждан и восстановить общественный порядок.
 Шли дни, но никакого ответа в Хоуп не приходило.
 Куинн и не ждал ничего, поэтому ничуть не удивился. Уезжая с ранчо, он приказывал двум работникам не удаляться от дома более чем «на расстояние крика».
 Мора пыталась сказать Куинну, что, кто бы ни убил Джадда и Хоумера, ей никто не угрожает. Преступнику не узнать, как ее найти, если даже он захочет. Но она могла с тем же успехом твердить это жаворонку, который пел за окном каждое утро.
 Но даже когда она напомнила Куинну, что Кэмпбеллы, по всей вероятности, убрались подальше от этих мест — ведь никто их не видел и ничего о них не слышал уже несколько недель, — Куинн лишь молча продолжал чистить свой револьвер, или заботиться о Громе, или колол дрова, как будто Мора вообще ничего не говорила.
 Майским сияющим утром, когда небо мерцало, словно сапфир, а пушистые белые облака медленно водили хоровод, они собрались в Хоуп, чтобы пополнить запасы.
 Мора завязывала тесемки своей шляпы, перед тем как сесть в фургон, когда Лаки Джонсон постучался в дверь. Она ему открыла, и ее поразило мрачное выражение лица юноши. Он стащил с головы шляпу и почти смял ее в кулаке.
 — Лаки, что случилось? В чем дело? — спросила Мора, не сводя с него глаз.
 — Ничего не случилось. — Он вошел в дом, огляделся и пожал плечами.
 — Ты похож на человека, который убил своего лучшего друга.
 — Я? — Лаки нахмурился. — Да нет, ничего такого не случилось. Все прекрасно. Просто замечательно!
 — Тогда почему ты пришел? — спросила Мора, разрываясь между удивлением и беспокойством. — Тебе что-то нужно в городе?
 — Еще как нужно, — пробормотал Лаки себе под нос, потом взглянул на нее, и его глаза блеснули, а Мора озадаченно смотрела на парня. Он вынул из кармана сложенный листок бумаги. — Я был бы вам очень обязан, если бы вы отдали это Нелл Хикс.
 Мора посмотрела на сложенный листок, потом на багровое от смущения лицо парня.
 — Ну конечно, Лаки. Я передам.
 Он уже было пошел к двери, когда Мора не удержалась от вопроса.
 — Ты видел Нелл после той ночи, когда она обнаружила… ну, ты знаешь…
 — Я был один раз в городе и попытался ее увидеть, но ее отец сказал, что Нелл слишком расстроена, чтобы стоять за прилавком. Он даже не захотел подняться наверх и позвать ее. — Лаки нахмурился. — Но потом вошел Текс и… В общем, не важно.
 — Что ты имеешь в виду, Лаки? Текс при чем тут?
 — Ну, он был с ней в ту ночь, когда она увидела тех мертвецов, что висели на дереве, и я думаю, он пришел, чтобы ее навестить, ведь тогда она была не в себе. У него в руках был букетик цветов, он отдал их мистеру Хиксу прямо при мне. — Лаки нахмурился еще сильнее. — Хикс сказал: «Что, еще Лин?» Но он не показался мне больно уж довольным. Обещал отнести цветы прямо ей.
 — Я понимаю. — Мора действительно все поняла. Внимание Текса к Нелл и то, что сам Лаки не смог увидеть девушку, никак не устраивало парня. — Может, тебе стоит самому поехать в город? Я уверена, что теперь Нелл снова работает в магазине.
 — У босса на меня другие виды. Я пасу скот на северном пастбище. И завтра у нас кое-какие дела по дому. Я не скоро выберусь в город.
 Юноша выглядел таким мрачным, что Мора порывисто коснулась его руки и погладила.
 — О, Лаки, не волнуйся. Я отдам твою записку Нелл. Она обрадуется, когда узнает, что ты о ней думаешь.
 — Мне просто немного не по себе, только и всего, — пробормотал Лаки. — Ей было тяжело — сначала из-за этих Кэмпбеллов, потом из-за того, что она увидела в саду. Дамам не следует видеть ничего такого, вы понимаете?
 — Конечно, понимаю. — Мора не могла сдержать дрожь, которая охватила ее при воспоминании об ужасном событии.
 — Я обошелся с ней как последний невежа. Сам не знаю почему. Обычно я такой галантный с девушками, но тут ничего не мог с собой поделать. — Внезапно Лаки расправил плечи и вызывающе посмотрел на Мору. — Но это никого не касается. Я только подумал, что раз вы едете в город, то могли бы передать записку. Но… — Лаки потянулся за запиской, которую держала Мора, покраснел еще сильнее и добавил: — Может, это и не такая уж хорошая мысль.
 — Лаки Джонсон! — воскликнула Мора, спрятав за спину записку, прежде чем парень успел ее выхватить. — Сейчас же отправляйся работать! Я позабочусь о записке сама.
 — Но… — Он с сомнением смотрел на Мору, будто колебался, обдумывал, не попытаться ли забрать назад письмецо, пока не поздно.
 — Я тебе сказала — убирайся!
 Лаки убежал. Мора опустила записку в карман платья, в последний раз критически оглядела свою безупречно прибранную кухню и вышла из дома, направляясь к фургону.
 По дороге в город они с Куинном перекинулись только парой слов. Она похвалила хорошую весеннюю погоду, а он сказал, что, судя по облакам вдали, завтра быть грозе. Мора напомнила насчет клетки для цыплят, небольшого загона для свиньи, а может, и двух, и Куинн ответил, что ему это уже приходило в голову.
 — Я вот еще о чем подумала, — быстро сказала Мора, перед тем как они поднялись на перевал, откуда уже виднелся город. — Об именах.
 Пораженный Куинн оторвал взгляд от дороги и взглянул на Мору.
 — Мы должны решить, как назовем нашего ребенка, — терпеливо объяснила она.
 Куинн откашлялся.
 — Да, конечно. Я не думал насчет… насчет имени, — произнес он хрипло.
 — У большинства людей есть имена, — серьезно сказала Мора.
 — У большинства, — согласился он с легкой усмешкой и пожал плечами. — Не важно, какое имя ты выберешь, по мне так любое подойдет. Но разве ты не хочешь подождать и посмотреть, кто родится — мальчик или девочка?
 — Я придумала уже и для мальчика, и для девочки. Всегда хорошо заранее подготовиться, — объяснила Мора.
 — Я тоже так считаю, — согласился Куинн, — но у нас еще полно времени. — Он посмотрел на нее. Под сборками старого платья почти невозможно было заметить, что Мора скоро родит. Кроме небольшого округлого животика, ничто не напоминало о ее беременности. Мора была такой и месяц назад.
 — Да не так уж много времени для раздумий, — сказала Мора. — Когда я была у доктора Перкинса несколько недель назад, он оказал, что младенец скорее всего родится в октябре. Или, самое позднее, в начале ноября.
 В начале ноября! Куинн почувствовал себя так, словно его внезапно ударили под дых. В ноябре они уже будут жить в одном доме с ребенком! Начнутся крики, вопли, везде будет валяться крошечная одежда, крошечные ботинки… Он попробовал представить себе все это и почувствовал подступающую к горлу дурноту.
 — Кроме того, — продолжила Мора, поняв, что не дождется от него ни слова, — мне нравится думать о ребенке… У Эдны есть самодельная колыбелька, она качала в ней своих крошек-дочерей, и она сказала, что мы сможем ее взять. Разве это не здорово? А дамы из кружка шьют стеганое одеяльце для нашего малыша. Я собираюсь сшить ему распашонки. — Ее голос был совершенно счастливым. — Куинн, я все время пытаюсь представить, какой будет он или она, на кого похож.
 Куинн почувствовал, что на лбу у него выступила испарина. Чувство чести заставило его взять на себя ответственность за ребенка, которого носит под сердцем Мора. Но будь он проклят, если испытывает хоть какой-то восторг или радость по этому поводу. Он окажется связанным по рукам и ногам. Ему придется волноваться еще сильнее. Довольно и того, что он днем и ночью думает о Море. Она постоянно присутствует в его мыслях, не важно, где он и чем занят — пасет ли скот, строит ли ограду или играет в покер в салуне. Теперь она с ним всегда.
 Ее лицо возникало в мыслях Куинна в самые неподходящие минуты, ее голос постоянно звучал у него в ушах. Их любовные ласки отличались от того, что у него было с другими женщинами. Она оказалась такой страстной, такой горячей, такой трогательной.
 Он наслаждался, обнимая ее, с жадностью вдыхал цветочный аромат ее волос и кожи. Он чувствовал, как бьется ее сердце у его груди.
 Стоп!
 Он попался, влип в историю и теперь не знал толком, что ему делать. С той ночи, когда они любили друг друга на траве у ручья, он старался держаться от Моры подальше, на приличном расстоянии. Он желал ее так сильно, что это было невыносимо. А это нехорошо, неправильно.
 Очень уж много времени он с ней проводит, живет в уюте, которым она окружила его: всякие там вышитые подушечки, фарфоровые вазы для цветов, новые занавески на окнах, толстые коврики на полу.
 В его душе, запертой на прочные замки, зародилось чувство, неведомое ему прежде, — чувство страха за нее. А если он еще будет трястись над ребенком?
 С большим облегчением Куинн въехал в Хоуп. Он заставил себя сосредоточиться наделах, предстоящих ему в городе, отбросить все тревоги и волнения, которые только что мучили его. Лошади у коновязей и заборов, ряды магазинов, люди, снующие туда-сюда по улице… С тех пор как в последний раз прогнали Кэмпбеллов, горожане, казалось, почувствовали себя увереннее. Хоуп постепенно, хотя и медленно, приходил в себя.
 Но Куинн не доверял этой тишине и спокойствию. Он знал Ли и Неда, а особенно Люка слишком хорошо. Он не переоценивал своих врагов, но и не собирался о них забывать. Вот когда он увидит Кэмпбеллов в могиле, тогда и оставит все опасения.
 — Я поеду на лесопилку и возьму еще досок. Ты побудешь тут, у Хиксов. Когда улажу все дела, я заеду за тобой, — сказал он Море, помогая ей выйти из фургона у входа в магазин.
 — Куинн… — Она пристально и задумчиво посмотрела ему в глаза.
 — Да?
 — Ты так и не спросил меня, какое имя я придумала для нашего малыша, — тихо сказала Мора. — Разве тебе совсем не интересно? Разве ты не хочешь знать?
 Какой-то мужчина прошел мимо него, потом женщина с двумя малышами, мальчиком и девочкой — они с двух сторон ухватились за ее юбку, — обошла Мору. Лошади фыркали, солнце палило. Куинн смотрел в лучистые глаза жены, чувствуя, как беспомощно тонет в их золотистых мерцающих глубинах.
 — Потом, — сурово выдавил он только одно слово и зашагал к фургону, оставив ее стоять у входа в магазин, и ни разу не оглянулся.
 Мора с горечью продолжала смотреть ему в спину.
 Не пора ли ей прекратить свои попытки изменить Куинна? Все бесполезно, все впустую.
 Куинн выполнял то, что обещал, что входило в его обязанности, и не более. Когда родится ребенок, она может только молить Бога, чтобы Куинн хотя бы что-то к нему почувствовал. Что же до любви к ней или тоски по дружной семье, о которой она мечтала…
 Пора отбросить наивные, пустые мечты, сказала себе Мора. Что-то в этом мире возможно, а что-то нет, и это надо принимать как должное.
 Из окна над входом в магазин какой-то человек наблюдал за женщиной, одиноко стоявшей на улице. Зловещая улыбка исказила его лицо. Его руки чесались от желания достать пистолет, когда он увидел на улице фургон Куинна Лесситера, но время, проведенное в тюрьме, не прошло даром, оно научило его терпению. Он знал, что иногда самое лучшее — ждать.
 Он мог убить женщину и Лесситера с того места, откуда наблюдал за ними, но это слишком легко. Лесситер должен страдать мучительно, долго.
 Женщина направлялась в магазин. Ему нравилось, как она шла, по-женски покачивая бедрами, изящная и очаровательная. Ему нравилось в ней все. И ее рыжие изумительные волосы. Он не слишком хорошо рассмотрел ее фигуру, но это поправимо, очень скоро он увидит ее всю, с головы до ног.
 Приглаживая усы грязно-соломенного цвета, он отвернулся от окна и кивнул двум своим двоюродным братьям. Они нетерпеливо ждали, наблюдая за его лицом, полные рвения; жажда крови светилась в их глазах. Не обращая внимания на связанного хозяина магазина, примотанного толстой веревкой к стулу у стены, Люк Кэмпбелл бросил Ли:
 — Спустись вниз с девчонкой Хикса, да побыстрее. Жена Лесситера уже у дверей.




 Глава 30


 Негромкий звонок тенькнул над головой, когда Мора открыла дверь магазина и остановилась на пороге при виде Серины Уолш с корзиной яиц через руку.
 И Серина, и Нелл Хикс увидели Мору, как только звякнул звонок, поэтому той ничего не оставалось, как войти.
 — Добрый день, Нелл, — начала она и осеклась. Девушка выглядела ужасно, просто чудовищно. Ее глаза покраснели и распухли, как от долгих рыданий, под ними залегли огромные темные круги.
 Кроме всего прочего, Мора заметила, что девушка крепко ухватилась за прилавок, а ее руки мелко дрожали.
 — О Боже, ты все еще не оправилась от потрясения! — воскликнула Мора и кинулась к Нелл. — Бедная девочка…
 — Миссис Лесситер. — Серина Уолш выступила вперед, почему-то загораживая ей дорогу, и Море пришлось остановиться под ее пристальным взглядом. В поведении Серины было что-то странное. — Извините, могу я отнять у вас несколько минут? Мне нужно с вами поговорить, когда вы закончите с покупками, конечно.
 Мора еще раз оглядела Нелл и от беспокойства за девушку нахмурилась.
 — У меня мало времени, — с тревогой сказала она. — Но разумеется, если это необходимо… Мы могли бы пойти в гостиницу и выпить чаю, когда я закончу здесь. Там я могла бы наблюдать за мужем из окна. Он должен зайти за мной.
 — .У меня есть идея получше. Почему бы нам не выпить чаю у меня в пансионе? Сегодня утром я испекла песочное печенье с миндалем. Окна моей гостиной как раз выходят на улицу, и вы оттуда могли бы наблюдать за Куинном, — сказала Серина каким-то странным голосом.
 — Прекрасно! — Мору совсем не интересовало, что скажет ей Серина Уолш, но разговора с ней, по-видимому, не избежать. Она поспешила к Нелл, взяла дрожащие руки девушки в свои. Но внезапно дверь задней комнаты с треском распахнулась, и из нее вывалились двое мужчин.
 — Добрый день, леди! — объявил тот, что повыше, и захихикал.
 В глазах у Моры помутилось, как только она их увидела. Грязная белесая щетина покрывала их лица. Она предположила, что это братья, потому что у обоих жидкие спутанные лохмы падали на узкие плечи, у обоих были желто-зеленые глаза без ресниц, вытянутые, словно клювы, носы, безвольные подбородки, одинаковая рябая кожа, темная от загара. У того, что повыше, под правым глазом тянулся зубчатый шрам, а его серая шляпа была в дырках от пуль. У другого на шее сильно выпирал кадык.
 Серина за спиной у Моры стояла тихо, как мышь; Нелл смотрела на мужчин, онемев от страха.
 — Нелл, что происходит? Кто эти люди? — быстро спросила Мора.
 Девушка посмотрела на нее, тоска и ужас мелькнули в ее глазах.
 — О Господи, простите меня, простите, миссис Лесситер. Мне ужасно жаль. — Она задыхалась. — Но они связали моего отца там, наверху, и сказали, что если я не сделаю так, как они мне велят…
 — Довольно, деваха…
 Тот, что повыше, в серой шляпе, выскочил вперед и погрозил пальцем Нелл.
 — Ни слова больше! — предупредил он.
 — Кто вы? — требовательно спросила Мора, но внутри у нее все оцепенело от ужаса. Она уже знала, кто они такие.
 — Мы, может, двоюродные братья вот этой малышки, Джимбо и Джон, — глумливо усмехнулся тип с острым кадыком. — Только мы вовсе не они. Никакие мы ей не кузены.
 — Это братья Кэмпбеллы, Ли и Нед. Те, что спаслись тогда, — пробормотала Серина за спиной у Моры.
 Высокий посмотрел на нее и захихикал.
 — Точно, мэм. Я — Ли. А он — Нед. Рад с вами познакомиться.
 Внезапно у них в руках появились револьверы, которые они наставили на Мору.
 — Пошли, малышка.
 — О чем вы? — Мора попятилась. Инстинктивно ее рука дернулась к животу, словно она прежде всего хотела защитить ребенка, но она тут же заставила себя опустить дрожащую руку. — Чего вы хотите от меня?
 — О, это вы узнаете в скором времени, мэм. Поехали, нам предстоит долгий путь.
 — Простите меня, миссис Лесситер, — рыдала Нелл; слезы струились из ее глаз и потоком текли по щекам. — Я хотела вас предупредить, но они сказали, что тот, кто остался наверху, убьет отца!
 — Заткнись! — Нед Кэмпбелл подскочил к девушке и ударил по лицу. Потом он толкнул Нелл в заднюю комнату и закричал вверх, на лестницу: — Люк! Она у нас! Давай, поехали!
 Мора чувствовала себя так, будто весь свет сошел с ума. Она подумала, не броситься ли к двери, но знала, что не сделает этого. Она знала и то, что Кэмпбеллы не задумываясь ее пристрелят, если она попытается убежать. Это же негодяи без стыда и совести и заклятые враги ее мужа.
 Мора с трудом перевела дух и попыталась обдумать свое положение.
 — Послушайте, парни, вы что, хотите разозлить Куинна Лесситера еще пуще? — услышала Мора голос Серины Уолш. Та говорила мягко, растягивая слова. — Если вы похитите его жену…
 — …он бросится за нами в погоню, и мы возьмем его тепленьким, — прохрипел Ли, с ухмылкой глядя на Серину. — Хочешь с нами поехать, пышечка?
 Серина ничего не ответила.
 — Эй! Я жду ответа!
 — Нет, — чуть слышно ответила Серина. Люк Кэмпбелл в это время спустился по задней лестнице вниз.
 — Ладненько, ну, в общем, все хорошо. — Он нагло разглядывал Мору. — Гм, какая у Лесситера миленькая женушка!
 — Куинн убьет вас, — прошептала Мора. — Если вы меня тронете, он убьет вас. Я от него беременна. — Внезапно какая-то невероятная надежда зажглась в ее душе. — Вы ведь не захотите причинить вред моему ребенку, не так ли? — спросила она торопливо, с отчаянием в голосе, переводя взгляд с одного негодяя на другого.
 Волосы у Люка были тоньше и светлее, чем у его кузенов, они походили на грязную белесую швабру; казалось, он их не мыл с тех пор, как достаточно вырос для того, чтобы бриться. Он был самый худой из троицы, но и самый мускулистый, и, если это возможно, его лицо с тонкими, в лихорадке, губами и густыми бровями было даже более осмысленным, чем у остальных. Он сидел в тюрьме, вспомнила Мора, и ее сердце оборвалось: ведь не кто-то, а именно Куинн отправил его туда.
 — Если это гаденыш Лесситера, то каким удовольствием будет покончить с ним! — Люк шагнул к Море поближе и ухмыльнулся так гнусно, что она замерла. — И с вами тоже, миссис Лесситер. Но прежде всего я собираюсь заняться вашим мужем. С каким наслаждением я бы пообщался с ним. Сначала я сделаю из него кровавый бифштекс, а потом убью его!
 — Нет! — вырвалось у Моры в отчаянии. Но она получила в ответ три мерзких удовлетворенных улыбки.
 — Едем! — сказал Люк кузенам.
 — Погодите! — крикнула Нелл. — Что с моим отцом? Вы обещали…
 — Ты когда-нибудь замолчишь? — Ли схватил Нелл, пытаясь оторвать ее от прилавка, а Люк достал револьвер и прицелился в Мору. — Ты тоже поедешь, — бросил он Нелл. — В прошлый раз тебе повезло, но теперь тебе удачи не видать.
 Нелл отчаянно сопротивлялась, но Ли схватил ее за горло и потащил за собой. Серина быстро отодвинулась в сторону, в то время как Люк подталкивал Мору к двери. Серина потянулась к ней, будто бы для того, чтобы поддержать, но Мора почувствовала, как что-то упало ей в карман. На мгновение ее широко открытые ошеломленные глаза встретились с глазами Серины, прежде чем Люк схватил ее за локоть и потянул.
 — Нед! Свяжи нашу южную красавицу и заткни ей рот. А ты, — бросил он через плечо Серине, — когда тебя найдут, передай Лесситеру: если он захочет когда-нибудь увидеть свою женушку живой, пусть приедет на Скалл-Рок сегодня на закате солнца. Один! Если с ним кто-то будет, мы всадим ей в брюхо пулю. Поняла?
 Серина побледнела как мел, и Мора поняла, что она сама, должно быть, выглядит не лучше. Когда Нед грубо дернул ее за руки и заложил их ей за спину, Серина с каменным лицом ответила Люку:
 — Я ему передам. Вы ведь такие трусы, что не можете дождаться и сказать ему это сами в глаза.
 Мора почувствовала, как костистая рука Люка обвилась вокруг ее талии и он крепко прижал ее к себе. От зловония, исходившего от его потного, давно не мытого тела, ей стало дурно.
 — Давай, пошли, дорогуша, — прохрипел он ей в ухо. Его низкий грубый смех был скрипучим, как несмазанное колесо. — Мы должны быть на месте до захода солнца.




 Глава 31


 Тучи спустились совсем низко, внезапно все вокруг помрачнело. Куинн закончил укладывать доски в фургон и пошел к конюшне Джетро, чтобы оценить новых лошадей, которые выставлялись на продажу. Осмотрев их, он сказал, что подумает, и направился к магазину, где оставил Мору, ощущая странное, беспричинное беспокойство.
 Он не понимал, в чем дело, но что-то его предупреждало: приготовься к неприятностям. Что-то было не так. Погода? Еще несколько минут назад день стоял удивительно ясный, но, хотя солнце все еще сияло, гроза, казалось, налетит быстрее, чем он ожидал. Она могла разразиться к утру, а может, начнется сегодня ночью. В этом ли было дело или в чем-то еще?
 Куинн не знал и не мог догадаться о причине, по которой его мучила тревога. Он знал одно — годы беспокойной жизни научили его доверять интуиции, причем эта привычка не раз сослужила ему хорошую службу.
 К тому времени когда он дошел до магазина и увидел Эдну Уивер и жену доктора Перкинса Мэри, которые, что-то бормоча, толкали запертую дверь, тело Куинна напряглось.
 — Что происходит? — потребовал он ответа, подходя к женщинам.
 Взволнованная Эдна повернулась к нему.
 — Хикс никогда не закрывается в это время дня. Грейс была у него сегодня утром и сказала, что Нелл все еще не пришла в себя после того, как наткнулась в ту ночь на двух мертвецов. Поэтому я пришла, чтобы посмотреть, не смогу ли я хоть немного успокоить девочку, и обнаружила здесь Мэри. Видите в окне табличку «Закрыто» — и это средь бела дня!
 — Джон Хикс! Нелл! — громко позвала Мэри Перкинс, постучав кулаком в дверь. — Вы сегодня откроетесь?
 — Отойдите!
 Женщины мигом отскочили от двери, услышав резкий голос Куинна. Он уперся плечом в дверь и сильно нажал. Дверь треснула, поддалась, и он увидел Серину. Связанная, с кляпом во рту, она сидела в углу у мешков с мукой.
 Куинн не удивился — это зрелище не было для него неожиданным. Когда он увидел двух женщин, которые безуспешно пытались войти в магазин, он уже знал: случилось что-то ужасное.
 — Это Кэмпбеллы, — сказала Серина, когда он вытащил у нее изо рта засаленный желтый платок.
 Он развязывал ей руки, а она рассказывала. Женщины же только причитали от ужаса.
 — Они увезли Мору и Нелл.
 — Куда? — Леденящий страх охватил Куинна, когда он ждал ответа Серины на свой вопрос.
 — На Скалл-Рок.
 Он затаил дыхание. В магазине наступила невыносимая тишина. Все знали одинокую крутую скалу над бесплодным каньоном, к которой невозможно подобраться ни с одной стороны, оставаясь незамеченным.
 Он бросился к двери, но Серина окликнула его хриплым голосом:
 — Погоди, Куинн. Это не все! — Она поднялась на ноги и посмотрела на Эдну. — Джон Хикс там, наверху. Я не знаю, убили они его или нет, но кто-то должен туда подняться и посмотреть.
 — Серина! — Куинн не обратил внимания на ее слова, а Эдна Уивер и Мэри Перкинс, задыхаясь, кинулись к черной лестнице. Его глаза горели мрачным огнем и смотрели только на Серину. Никогда, никогда в жизни она не видела таких безжалостных глаз. И никогда не слышала голоса, который звучал бы столь холодно, как неминуемая жестокая смерть. — Повтори точно, что сказали Кэмпбеллы, — потребовал Куинн Лесситер.
 — Они сказали, что ты должен приехать на Скалл-Рок на закате. Один. Они сказали, что убьют Мору, если ты кого-то с собой приведешь. Вот так они сказали, Куинн, — быстро добавила она. — Я никогда не видела таких отъявленных негодяев, хотя, поверь мне, я повидала всяких. Но это западня, ты сам знаешь. Это западня для тебя! Если ты туда поедешь, они убьют всех вас!
 — Сколько их было? Когда они уехали?
 — Трое: Люк, Нед и Ли. Они заперли меня здесь с полчаса назад.
 Он выругался и быстро направился к выходу.
 — Погоди, Куинн. — Она попыталась дрожащей рукой его остановить, — Ты должен знать. Я сунула Море свой «дерринджер», перед тем как они ее потащили из магазина. Я опустила его в ее карман, может, он ей пригодится.
 — Я тебе обязан. — Его тон был мягок, но настолько мрачен и полон убийственной, едва сдерживаемой ярости, что Серина задрожала. На мгновение ей стало почти жаль Кэмпбеллов, но потом она поняла, что их много, а Куинн один и со скалы они могут заметить его за несколько миль. Они могут убить его в любой момент, он будет совершенно беспомощен и не сможет сопротивляться.
 — Что ты собираешься делать? — выдохнула она. Его глаза сузились, превратившись в щелки.
 — Даме незачем это знать!
 Он поспешил к двери, проклиная себя за то, что Гром сейчас на ранчо и ему придется оседлать пегую лошадь из упряжки. Он дошел до фургона и выпряг коня, когда услышал за спиной голос Эдны Уивер:
 — Погодите, мистер Лесситер. Пожалуйста.
 — У меня нет времени. Если это насчет Хикса…
 — Нет. Но он, слава Богу, жив. Эти чудовища едва не застрелили его, перед тем как увезти его дочь и вашу жену.
 — Рад это слышать, — процедил он сквозь зубы. Страх за Мору и их будущего младенца скрутил каждый его мускул, он пульсировал в каждой клеточке его большого тела. Отчаяние овладевало им, но он знал точно, как знал свое имя, что сейчас не время для паники, сейчас нужна трезвая голова для холодного, спокойного расчета, для того, чтобы спасти жизнь женщины, которую он любит.
 Любит. Чувства захлестнули Куинна, у него вспотели ладони. Почему он никогда, ни разу не сказал ей, что любит ее? Почему?
 Потому что никогда он, Куинн Лесситер, даже себе не мог признаться в этом чувстве к Море, ставшей его женой столь странным образом.
 А теперь это могло оказаться слишком поздно для них обоих. Нет, уточнил он эту мысль с отчаянием, подумав о ребенке, который рос в Море, об этой крошечной жизни, принадлежащей им обоим. Это может быть слишком поздно для них всех.
 С отчаянным нетерпением Куинн Лесситер сел на коня, собираясь взять седло в платной конюшне, но Эдна встала у него на пути.
 — Вам нельзя туда ехать, мистер Лесситер! Скалл-Рок — это западня. Если вы поедете через каньон, вас убьют!
 Терпение Куинна иссякло, и он грозно посмотрел на Эдну.
 — Я знаю, что это западня, — прорычал он, — но это не имеет значения!
 — Но я могу вам рассказать… указать другой путь к Скалл-Рок.
 — Нет другого пути, — отрезал Куинн. — Когда наш отряд преследовал Кэмпбеллов, мы осмотрели каждый дюйм каньона и горных хребтов за ним, обнюхали каждую скалу, каждую тропу. Нет туда никакого другого пути!
 — Мой муж его знает. И я тоже. Правда, потом случился оползень… — Она облизала губы. — Понадобится поработать, чтобы откопать эту дорогу. — Шляпка Эдны съехала набок. — Поезжайте в банк и поговорите с Сетом! Я полагаю, он сможет вам помочь.
 Куинн никогда в жизни не просил о помощи. Это не в его привычках. Еще в ранней молодости он узнал, что можно рассчитывать только на себя и ни на кого больше. Но стоило ему подумать, что Мора в руках бандитов, что эти Кэмпбеллы могут над ней надругаться, как он внезапно понял, что примет предложение Эдны Уивер. Лицо Куинна покрылось испариной от напряжения. Может, он прежде и не просил никогда и никого о помощи, но вот пришло время, когда ему придется это сделать.
 Он соскочил с лошади и быстро привязал ее к коновязи. Он слышал, как весь город гудит о случившемся в магазине Хикса. Слухи передавались из дома в дом, из улицы в улицу.
 Время летело. Куинн бежал к банку, а Эдна неслась следом, сжимая в руке шляпку.
 — Понадобятся лопаты, люди, веревки, но вместе мы, возможно, сумеем спасти Мору и Нелл…
 Куинн толкнул дверь банка и пропустил Эдну вперед.
 — Ведите сюда вашего мужа, да поскорее. Послушаем, что он скажет.
 Серина поднялась на веранду, не обращая внимания на трехцветную кошку, которая выскочила из-под кресла-качалки и терлась о подол ее юбки. Пошатываясь от усталости, она прошла в дом и упала на бархатный диван в зале.
 Она хватала ртом воздух, чтобы набраться сил и дойти до кухни, приготовить себе большую чашку крепкого кофе и выпить добрую порцию бренди. Жизнь не баловала Серину, она повидала немало негодяев, но никогда не встречала никого с таким черным и злым сердцем, как у братьев Кэмпбеллов. Нет, она не припоминала никого, похожего на них.
 Она содрогалась при мысли о Море Лесситер и Нелл Хикс и благодарила судьбу за то, что бандиты не схватили и ее тоже. Но она тут же застыдилась этой мысли. Она трусиха и эгоистка, но Серина Уолш ничего не могла с собой поделать. Она сейчас радовалась за себя, что, впрочем, вовсе не означало, будто она равнодушна к судьбе похищенных женщин и не желает им выбраться живыми из лап Кэмпбеллов. Разве она не дала Море Лесситер свой «дерринджер»? Если бы бандиты ее застукали, когда она незаметно сунула револьвер в карман Моры, Серина не сомневалась, что ей бы не поздоровилось.
 Голова у нее раскалывалась от боли, но ей пришлось встать с дивана, чтобы приготовить себе кофе и налить бренди. В это время ее новый постоялец спустился вниз по лестнице.
 — Что-то случилось, дорогая леди? — Мистер Эллерс, с искренней тревогой смотрел на Серину Уолш.
 Рой Эллерс был профессиональным игроком. Его неотразимая улыбка и загадочный взгляд очаровали Серину с того самого дня, как несколько недель назад Эллерс снял у нее комнату. Но Серина Уолш слишком хорошо знала: такие способны увлечь женщину, и она ради них пойдет на все. Этот Эллерс тоже не являлся исключением. Она видела его только за едой или когда он курил сигару на веранде, но это случалось крайне редко. Несколько вечеров он провел за картами у нее в доме, причем всегда выигрывал. Все остальное время, казалось, он проводил в салуне за карточным столом. И там тоже постоянно выигрывал, по крайней мере о проигрышах она до сих пор не слышала.
 Но она исподтишка наблюдала за ним всякий раз, когда ей представлялась такая возможность. Стройный, любезный, со сладким, медоточивым голосом, Эллерс всем своим видом отличался от других постояльцев, даже своими пристрастиями в еде. Она понятия не имела, откуда он приехал и куда направляется, но ей нравилось, что он всегда безукоризненно, волосок к волоску, причесан, что все пуговицы его элегантного пальто и модного расшитого жилета на месте и застегнуты, что его ботинки блестят, словно отполированный орех.
 И он всегда платил за постой вовремя.
 Но сейчас у нее не было сил ответить как подобает на его удивленно поднятые брови и вежливый пристальный взгляд. Серина только утомленно пожала плечами.
 — Ужасное происшествие в местном магазине, — проговорила она устало. — Банда Кэмпбеллов опять ворвалась в город.
 — Да? Это ужасно. Кто-нибудь пострадал? — Он не выказал особой заинтересованности, но протянул руку, чтобы помочь Серине подняться с дивана, и она была благодарна тонкими красивым пальцам, которые сомкнулись вокруг ее руки.
 — Пока еше нет, но они захватили двух женщин и увезли с собой. А меня привязали к бочке и бросили в углу на полу, — печально сказала Серина. — Мне просто необходимо сейчас выпить.
 — Я тоже так думаю, — сказал Эллерс.
 Он учтиво пропустил Серину вперед и пошел следом за ней на кухню.
 — Кому из женщин так не повезло, могу я узнать? — задал вопрос Эллерс.
 — Бедной малышке Нелл Хикс — это ее отец владеет магазином, в котором все произошло, — объяснила Серина, ставя кофе на плиту. — И Море Лесситер.
 — Да что вы!
 Он молча выслушал рассказ Серины, потом разлил кофе по чашкам, добавил добрую порцию бренди в ее чашку, а себе не налил ни капли.
 — Скалл-Рок? — Эллерс поджал губы. — Гм-м… Похоже, бедным дамам грозит большая беда, — задумчиво произнес он.
 — Вы не знаете Куинна Лесситера! — Серина с удовольствием обхватила чашку руками и отпила бодрящего напитка. — Если кто-то и может вытащить их оттуда живыми, то только он и больше никто на свете.
 — Будем надеяться на лучшее. — Эллерс вытащил что-то из кармана и улыбнулся Серине. — У меня для вас небольшой презент. Вы прекрасная хозяйка этого заведения и пережили ужасное испытание. Примите это в знак моего доброго отношения к вам.
 Он подал ей маленькую эмалевую шкатулку.
 — Это коробочка для всяких женских мелочей, — объяснил с улыбкой Эллерс. — Я думаю, вы могли бы держать в ней пуговицы.
 — Как мило! — Серина улыбнулась. — Спасибо. — После сегодняшних передряг она никак не ожидала получить подарок, да к тому же такой приятный. Удивление и удовольствие охватили ее. — Вы очень любезны, мистер Эллерс.
 — Пустяки. Мне жаль, что подарок столь незначителен, — мягко сказал он и улыбнулся. Серина увидела белые ровные красивые зубы. — Мне жаль, что в этой шкатулке нет бриллиантов. Возможно, однажды, миссис Уолш, она будет полна драгоценных камней.
 Серина Уолш фыркнула.
 — Я бы не поставила на это и цента, мистер Эллерс.
 — Не поставили бы? — Он взял ее за руку. — Очевидно, дорогая, несмотря на все ваше обаяние и восхитительные свойства характера, вы не игрок.
 Его глаза сверкнули металлическим блеском, он склонился к ее руке и поцеловал ее.




 Глава 32


  — Пожалуйста! Воды! Я хочу пить! — прошептала Мора. Она подумала, что Люк Кэмпбелл, сидевший в седле у нее за спиной, не услышал ее шепота, но тут же над ее ухом раздался его скрипучий голос:
 — Заткнись, леди! Потерпишь, пока не приедем на место.
 — Разве мы не можем остановиться хотя бы на секунду…
 — Чтобы твой Лесситер нас поймал? Нашла дураков! — Он усмехнулся и пришпорил коня.
 — Пожалуйста…
 — Заткнись! — Дергая поводья одной рукой, он направил коня по твердой, каменистой, ухабистой тропе, а другой вцепился Море в волосы и злобно дернул ее голову назад, прижимая ее к своему плечу. Когда она закричала от боли, он заорал: — Держи свою проклятую глотку на запоре — или хуже будет!
 Слезы брызнули из глаз Моры, когда он отпустил ее волосы. Со связанными руками она даже не могла вытереть мокрые щеки. Слезы струились по лицу, а бандит нахлестывал свою лошадь, и она летела диким галопом. Потом он пропустил вперед Ли с Нелл, которая, так же как и Мора, со связанными руками сидела перед бандитом на лошади. Мора видела, что зеленые глаза девушки остекленели от ужаса.
 Ее охватил гнев. Да что они творят с этой молоденькой девушкой и с ней? Слезы бессилия собрались в уголках ее глаз, а ветер трепал ее волосы и швырял в лицо пыль. Мора понятия не имела, сколько времени они едут, все ее тело болело от тряски по неровной каменистой тропе, которая то поднималась вверх, то устремлялась вниз, извиваясь между скал. Ее запястья были крепко стянуты веревкой и привязаны к луке седла. Она пыталась не думать о том, где она, с кем, что происходит, а представляла себе Куинна Лесситера, думала только о нем.
 Куинн отправится за ней в погоню. Она знает это точно так же, как то, что солнце сядет, что луна взойдет и горы, словно башни, будут выситься над прериями.
 Но когда Куинн примчится ее спасать, Кэмпбеллы его убьют.
 Ужас полоснул ее ножом по сердцу. Страх за Куинна охватил ее с неистовой силой. Мора боролась с этим страхом, старалась справиться со своим отчаянием и пыталась успокоиться во время бесконечной дикой гонки по горам. Она знала, что в конце этой гонки устроена западня и их ждут боль, тоска и смерть.
 А как же ее ребенок? Ребенок Куинна?
 Эти люди ни за грош убьют ее, Нелл и младенца. Они лишат их жизни без колебаний, прихлопнут, как муравьев.
 «Но я гораздо сильнее и упрямее, чем они думают», — сказала себе Мора, а слезы медленно струились вниз по ее щекам. Любовь к ребенку и Куинну росла у нее внутри, становясь огромной и неудержимой.
 «Любовь сильнее страха, — говорила себе Мора в отчаянии. — Сильнее ненависти. Сильнее, чем даже отчаяние».
 Если и было что-то, что она знала точно, в чем не сомневалась ни секунды, — так это то, что Куинн не сдастся. Он никогда не сдастся, ни за что на свете!
 «И я тоже никогда не сдамся, — поклялась про себя Мора, когда лошадь помчалась еще быстрее к одиноко стоящей горе вдали. — Я буду бороться с ними, и Куинн тоже, изо всех оставшихся сил».
 Лаки Джонсон вел двух отбившихся телят подаль-ше от ущелья на менее крутой склон, где паслась дюжина коров. Вдруг он услышал топот конских копыт. Повернувшись в седле, он увидел Слима, стремительно скачущего прямиком к нему, размахивая шляпой над головой.
 — Э-э-эй! Лаки! Беда!
 Забыв про телят, Лаки пустил коня вперед.
 — Что еще на этот раз?
 — Босс сообщил из города. Снова Кэмпбеллы! Они захватили мисс Лесситер и Нелл Хикс!
 Лаки чуть было не выпал из седла. Мир вокруг потемнел, закружился; он смотрел в разгоряченное, потное лицо ковбоя, но ничего не видел.
 — Куда они их повезли?
 — К Скалл-Рок. Погоди! — Слим схватил Лаки за руку, когда тот уже разворачивал коня. — Не делай глупостей! У босса есть план, он послал меня за тобой и Орвиллом, сказал, что мы должны встретиться с ним на Коджер-Пасс.
 Лаки не мог двинуться с места. Ошеломленный, он уставился в спину Слиму, но видел не его узкие сутулые плечи, а Нелл, ее искаженное болью лицо, когда он прошел мимо нее на том проклятом балу и пригласил танцевать Орхидею.
 Он сделал это из злости, чтобы досадить ей. У него не было в тот вечер шанса потанцевать с Нелл, хотя это все, что ему на самом деле тогда хотелось. Теперь ему вообще может не представиться такой случай.
 Все внутри у Лаки Джонсона перевернулось. Мысль о том, что дерзкая зеленоглазая девочка, испуганная и беспомощная, оказалась в руках отвратительных негодяев, вызвала в нем волну гнева. Миссис Лесситер тоже у них в заложниках. Он чувствовал, как страх и кипящая ярость обожгли его нутро.
 С отчаянным воплем он погнал своего Персика вперед с такой скоростью, словно за ним гнались все черти ада.
 Вскоре после того, как банда Кэмпбеллов и их пленницы добрались до серой скалы, напоминавшей очертаниями череп и потому называвшейся Скалл-Рок, небольшой отряд жителей Хоупа уже расчищал участок дороги в полмили, заваленной оползнем, перекрывшим вход в пешеру в скале.
 — Уивер, вы уверены, что тут когда-то была дорога?
 Куинн вцепился в огромный валун, лежавший поверх груды таких же камней, и посмотрел на широкое потное лицо Сета Уивера.
 — Как в самом себе. Мы с Эдной тогда только поженились. У нас был медовый месяц. Я работал в стрелковом клубе. — Сет рукавом смахнул пот с лица и полез на кучу из серых валунов, скрывавших то, что было прежде входом в пещеру. — Мы приехали сюда на пикник, но начался ливень. И мы спрятались в пещере.
 Куинн и остальные добровольцы откатывали валун за валуном, дюйм за дюймом продвигаясь вперед. Они сражались с завалом и растаскивали камни не разгибаясь. Они работали без остановки, в молчаливой спешке, дружно и решительно.
 — Когда начался оползень, мы попытались выйти, но оказались в западне. Мы уже думали, что там и умрем, так как было невозможно выбраться из пещеры. Тогда мы решили ее обследовать. Пошли вперед и попали в самый настоящий туннель. Он вывел нас на другую сторону Скалл-Рок, к ее подножию. Вход с той стороны зарос кустарником, но мы с Эдной прорубили себе дорогу.
 — Сколько лет назад это было? — Руки Куинна были скользкими от пота, но он тянул валун что было сил.
 — Это было тридцать лет назад, в начале сентября. Джон Хикс побледнел как полотно. Под глазом у него чернело от кулака Неда Кэмпбелла. В расстройстве он пнул ногой валун, который Лаки пытался сдвинуть с места.
 — Тридцать лет! — Его голос прозвучал хрипло и низко. — А откуда мы знаем, что противоположный выход за эти годы не завалило? Ведь мог какой-нибудь камнепад перекрыть и тот конец туннеля, и тогда мы вообще не сможем выйти из пещеры к подножию Скалл-Рок!
 — Полегче, Джон! — Джим Тайлер смотрел на груду валунов и камней, которые все еще заваливали вход. — Если потребуется, пророем выход с другой стороны. Не сомневайся, приятель.
 Куинн ничего не слышал, не вникал в разговоры, все его мысли и силы были направлены на то, чтобы убрать преграду, вставшую на их пути. Перед его глазами было только лицо Моры.
 Вот она танцует с ним в их домике у ручья, рыжие волосы разлетелись и нежно касаются его лица. Их разговор сегодня утром о том, как назвать будущего ребенка… Она смотрит на него искоса, сидя рядом в фургоне, а ее кожа блестит на солнце.
 Вот она шьет занавески на окна их домика, моет полы, сажает цветы в саду… Все это она делает не спеша, с улыбкой, ее глаза сияют теплым светом, в них блестят золотые искорки…
 Все, чего он хотел сейчас, — это отнять ее у бандитов и доставить домой живой и здоровой.
 В их с Морой дом.
 Когда его хибара стала их общим домом? Так или иначе, но это произошло. Это теперь больше, чем сложенные одно на другое бревна и разнокалиберная мебель внутри; это больше, чем убежище от ветра и дождя. Это место на земле, где они с Морой делили кусок хлеба, работали вместе, занимались любовью. Это место, где родится и будет расти их ребенок. Место, где все они могли бы быть счастливы…
 Счастливы? С каких это пор он, Куинн Лесситер, счастлив?
 С тех пор, как Мора вошла в тот салун в Виспер-Вэлли и перевернула его жизнь, с тех самых пор. С самой первой встречи, когда он ощутил нежность ее прикосновения, доброту ее улыбки. Возможно, начиная с той минуты, когда она поставила на стол самую простую, немудрящую еду в их уютном домике.
 Он хотел вернуть ее, хотел танцевать с ней, любить ее и провевги с ней остаток своих дней. И растить их ребенка вместе с ней, с Морой.
 Он думал о том времени, что потратил впустую, тоскуя о свободе, в мечтах о том, что лежит там, за соседним холмом, за следующей долиной, за новым восходом солнца. А на самом деле все, чего он хотел, все, что ему нужно, было здесь, под крышей его дома на берегу ручья.
 Когда он подумал о Море, которую увезли на Скалл-Рок эти мерзавцы Кэмпбеллы, ему захотелось выть от тоски. Поэтому Куинн заставил себя думать только о том, что он сделает ради освобождения Моры, ради ее спасения. Ему во что бы то ни стало надо привезти ее домой, снова крепко обнять и оградить от всех опасностей, которые существуют на земле.
 Он представлял братьев Кэмпбеллов, ворочая камни. Он знал, что в любом случае никто из этих ублюдков не выйдет живым из каньона.
 Минуты шли за минутами, мужчины работали дружно, спокойно, горячо, неистово.
 Куинн Лесситер, который никогда никого ни о чем не просил, который никогда не был частью команды, никогда не работал с кем-то на пару, а всегда только в одиночку, трудился сейчас вместе со всеми, обливаясь потом и чертыхаясь.
 И всякий раз, поднимая камень, откатывая его или отодвигая в сторону, Куинн делал еще кое-что, чего он, как известно, никогда прежде не делал.
 Он молился.




 Глава 33


 Багровое солнце садилось за Скалл-Рок. Фантастические краски заката расцветили небо.
 Кэмпбеллы устроили свой лагерь на крошечном сером выступе на самой вершине скалы. С полдюжины деревьев, и кустов окружали это место, суровое и неприступное. Одинокая змея скользнула по голой земле и исчезла в камнях — и снова никаких признаков жизни.
 Длинный неглубокий каньон у подножия скалы уже заполнился густым темно-лиловым мраком. Бандиты разожгли костер, бросили женщин в стороне от огня, а сами устроились на ужин. Они жадно ели консервированную фасоль из какой-то ржавой посудины.
 Оттуда, где они сидели, был виден край обширного каньона, который тянулся на мили в каждую сторону, а также все тропинки, ведущие через ущелье.
 Вокруг не было ни души. Ни конных, ни пеших. Только пара кроликов пронеслась мимо, да одинокий олень, величаво застыв на высокой скале, затем стремительно унесся в густые заросли. Медведь гризли показался высоко над краем расщелины, а потом громко протопал вниз по извилистой тропе.
 Снова стало тихо — так тихо, что Мора слышала собственное прерывистое дыхание. До нее доносилось приглушенное хныканье Нелл, оно смешивалось с ветром, запутавшимся в высоких скалах.
 — Нелл, послушай. — Море было трудно повернуться к ней с крепко связанными за спиной руками, но ей все же удалось увидеть бледное, испуганное лицо девушки. — Все будет в порядке, все будет хорошо.
 Она говорила шепотом, моля Бога, чтобы бандиты ничего не услышали. Меньше всего на свете она хотела бы привлечь их внимание.
 Оглянувшись через плечо, Мора увидела, что они все еще торопливо и жадно доедают остатки фасоли. Нед попил из фляги, потом отдал ее Люку, а Ли выскребал дно котелка.
 — Что вы такое говорите! — Нелл задыхалась от отчаяния. — Мы здесь умрем, или, не дай Бог, с нами случится кое-что похуже. — Девушка мелко дрожала, ее плечи ходили ходуном, а губы дергались. — Всю дорогу, пока мы сюда ехали, это животное мне говорило, что он собирается со мной делать, как только они расправятся с Куинном Лесситером.
 — Вряд ли ему повезет. Куинн им покажет! Да и мы должны что-нибудь придумать, чтобы перехитрить этих ублюдков.
 Мора молила Бога, чтобы ее голос звучал увереннее, хотя она чувствовала себя беспомощной. Голод и жажда, которые ее мучили, одолевавшая ее слабость прогоняли последнюю надежду, но она цеплялась за нее, чтобы выдержать все испытания. День клонился к закату, а Куинн так и не появился. Мора приуныла, глядя на садящееся за хребтом солнце.
 — Мы должны сохранять спокойствие и ясную голову, — шептала Мора своей подруге по несчастью. — Если нам представится случай, мы должны немедленно им воспользоваться.
 — Что можем сделать мы, слабые женщины? — проговорила Нелл недоверчиво.
 — Оглядись и найди обломок камня с острыми краями. Вот такой, как у меня. С его помощью можно освободиться от этой проклятой веревки. А потом… попытаемся убежать.
 — Они нас поймают. — Нелл задыхалась, она испугалась даже мысли о побеге. — Они нас убьют, как убили моего отца…
 — Не известно, так ли это. Я не слышала никаких выстрелов до того, как нас увезли, и ты тоже. Не так ли, Нелл? — Мора старалась говорить спокойно и убедительно.
 Ошеломленная Нелл покачала головой. Мора заметила слабый проблеск надежды в ее глазах, и у нее заныло сердце.
 — Куинн может появиться на краю каньона в любую минуту, и я не собираюсь тут сидеть и позволить им его убить. — Мора говорила очень тихо, поэтому Нелл пришлось склониться к ней, чтобы расслышать ее слова. — Я попытаюсь освободиться, — повторила Мора.
 Закусив губу, она продолжала трудиться над веревкой. Решительно и упорно Мора терла веревку об острый камень, но прочная пенька не поддавалась.
 Надежда загорелась в глазах Нелл от слов Моры. Она с трудом дышала, но уже расправила плечи, и Мора видела, как изменилось положение ее тела — Нелл ощупывала под собой землю в поисках подходящего камня.
 — Я хотела бы по крайней мере чем-то насолить Ли и Неду Кэмпбеллам, прежде чем они… Нашла, — Прошептала Нелл.
 Еще несколько минут пленницы молча пытались освободиться от крепких пут, врезавшихся в их тело.
 Мора не сводила глаз с каньона, она до рези в глазах всматривалась вдаль, но Куинна нигде не было видно.
 Кэмпбеллы закончили свой обед, облизали пальцы и уже пили кофе. Люк Кэмпбелл вылил гущу из кружки на землю и встал. Мора в тревоге заметила, что он смотрит на нее, собираясь пересечь площадку.
 — Ну что же, выходит, муженек у вас трус, мэм. Будь у меня такая сладенькая, миленькая женушка, я бы сразу прискакал ей на помощь, не побоялся бы любой заварушки, мой ягненочек, — прохрипел он и осклабился.
 — Куинн вас уничтожит, — спокойно заявила Мора, встретив его пристальный взгляд, не мигая и не отворачиваясь. Она надеялась, что бандит не сможет услышать, как бухает от страха ее сердце. — Вы должны это знать. Если у вас варит голова, то вы немедля уберетесь отсюда и бросите нас здесь. Это для вас единственный путь к спасению. Тогда вы останетесь в живых.
 — Ты слишком много болтаешь!
 Люк подошел к ней, нагнулся и дернул ее за руку так сильно, что Мора вскрикнула. Камень выпал из ее разжавшихся пальцев, и она услышала, как он, кувыркаясь, покатился по земле. Но тут же почувствовала, как маленький «дерринджер», который дала ей Серина, впился ей в бедро, когда Люк подтянул ее к себе поближе. Она затаила дыхание и молилась, чтобы он не обнаружил револьвер в ее кармане. Чтобы отвлечь внимание бандита, Мора продолжала:
 — Я говорю, что думаю. Если вы сейчас же уберетесь отсюда, у вас есть шанс остаться в живых…
 — А может, Лесситеру наплевать на то, что мы тебя изнасилуем и после этого убьем? Нету его нигде! Гляди сама. — Он быстро подтащил ее к самому обрыву. Ноги Моры висели в пустоте. — Ну? Видишь его где-нибудь? — Смех цегодяя безжалостно звенел в ушах Моры, а его пальцы впились ей в тело. — Ему наплевать, что мы с вами сделаем, леди. Или он просто-напросто струсил и решил с нами не связываться.
 — Не трогайте ее, — тихо проговорила Нелл. Несмотря на связанные руки, она пыталась встать на колени. — Она беременна!
 — Ага, ее гаденыш от Лесситера! — зарычал бандит. — Вот мы сейчас ею и займемся.
 Ледяной ужас перехватил горло Моры, когда она еще раз оглядела затаившийся в тишине каньон, совершенно пустынный. Всюду только скалы, заросли кустов, поникшие деревья и застывшие камни… И ни души… Она медленно повернула голову и посмотрела в глаза Кэмпбеллу.
 — Что… что мой муж вам сделал, за что вы так его ненавидите? — с трудом раскрывая сухие губы, спросила она. Если бы ей удалось занять Люка разговорами, то это позволило бы потянуть время.
 Но Куинна не было видно даже на подходе к каньону. Он никогда не сможет сюда добраться прежде захода солнца. Узлы все еще не перетертой веревки стягивали ей руки. Лиловые сумерки окутывали каньон.
 — Он засадил меня в кутузку — вот что он сделал! Никому до него не удавалось меня выследить, никому не хватало духу довести меня до суда — кишка тонка! Я отправил на тот свет несколько человек, понимаешь? — Люк ухмыльнулся недобро и зло и напомнил Море дьявола с соломенными волосами. — Семья поселенцев приютила меня на ночь во время грозы. У них были деньги, золотишко, кое-какое серебро. Я не собирался их убивать, но напился и меня понесло. Я получил за это пять лет тюрьмы. Пять лет! Вы знаете, что это такое? Что это значит, миссис Лесситер? Вы хоть можете понять, что это означает для мужчины?
 — Н-нет. Но теперь, когда вы на свободе, думаю, вы захотите держаться от нее подальше и больше не рисковать..
 — А я оттуда удрал, леди! — пролаял он. — Я пристрелил пару охранников, чтобы удрать, ясно? Вы знаете, какая награда обещана за мою голову? Пять сотен зеленых. Каждому, кто схватит меня где-нибудь. Но я дал себе обет. Прежде чем меня поймают, я рассчитаюсь с Лесситером. Любой ценой. Да, сэр, вы получите от меня на полную катушку! — Он загоготал. — Ведь именно Лесситер устроил мне веселую жизнь.
 — Вы сами себе ее устроили! — Мора больше не могла сохранять спокойствие. Она вздернула подбородок, и в ее глазах загорелось отвращение. — Вы заслуживаете того, что с вами случилось. И еще кое-чего похуже. Вы заслуживаете того, чтобы вас вздернули на виселице!
 — Заткнись! Ты, проклятая болтливая сука!
 Его глаза сузились, он ударил Мору, и она упала на землю.
 — Мора! — закричала Нелл в ужасе. — Как вы? Вам больно?
 Но прежде чем в голове у Моры прояснилось, Люк Кэмпбелл наклонился и одним движением снова поставил ее на ноги.
 — Ну вот, теперь мне пора попробовать на вкус жену Лесситера, — сказал он с глумливой ухмылкой. — А вы, ребята, займитесь другой, пока мы тут позабавимся немного. Я думаю, этому трусу Лесситеру не хватило смелости приехать к нам на вечеринку.
 Люк Кэмпбелл оттащил Мору подальше от пропасти и поближе к костру. Схватив ее за голову, он подтянул ее к себе и прижался влажным жадным ртом к ее губам.
 Мора инстинктивно приподняла колено и пнула бандита в пах. Он охнули опрокинулся на спину, зажмурившись от боли.
 Нед и Ли кинулись на девушек с громкими криками, но внезапно над их головами просвистели пули. Негодяи застыли на месте.
 То же произошло и с Морой. Нелл у нее за спиной вскрикнула от радости.
 Куинн стоял на краю выступа. Он, казалось, возник из самой толщи скалы. Оба его «кольта» были нацелены на Кэмпбеллов.
 — Мора, быстро к Нелл! — скомандовал он. Его леденящий до ужаса голос заставил ее встрепенуться.
 Она попыталась выполнить приказ Куинна, но Люк действовал быстрее. Он схватил Мору, хотя боль все еще искажала его лицо. Прежде чем женщина постаралась вырваться из его рук, он выставил ее перед собой, как щит.
 — Бросай оружие, Лесситер, или она умрет прямо сейчас!
 Мора почувствовала, как шестизарядный револьвер вжался ей в голову.
 Она встретила взгляд Куинна и заметила страх в его глазах. Никогда прежде она не видела в этих глазах страха, сколько бы она в них ни смотрела. Он ничего не боялся.
 «Он боится за тебя. Боится потерять тебя».
 Она дергала за узлы веревки и чувствовала, что они ослабевают. Она отчаянно работала, двигая запястьями, настойчиво и упорно пытаясь освободиться.
 Раздался баритон Куинна:
 — Отпусти ее, Люк! Если хоть один волосок упадет с ее головы, я расправлюсь с тобой с такой жестокостью, какая тебе и не снилось даже в самых жутких кошмарах. Я обещаю тебе это, Люк!
 — А я собираюсь сделать кое-что поинтереснее! — крикнул Люк.
 В этот миг веревка упала на землю. Руки Моры освободились, и она что было сил толкнула Люка. Застигнутый врасплох бандит упал у самого костра, едва увернувшись от пламени.
 — Ложись, Мора! — закричал Куинн. Люк целился в него. Но Куинн уже прыгнул к нему и выстрелил в негодяя. Тот с криком упал.
 В ту же секунду Ли и Нед помчались к деревьям, чтобы укрыться за ними. Они прицелились в Куинна, но, прежде чем они выстрелили, их опередили.
 Лаки Джонсон, присев за выступом, выстрелил раз, потом другой. Он свалил Ли Кэмпбелла. А Мора, прицелившись из «дерринджера» Серины в Неда, попала ему в плечо. Охнув и выругавшись, бандит обернулся, наставив на нее револьвер — и…
 Нед умер прежде, чем смог оттянуть спусковой крючок. Куинн всадил ему пулю между глаз.
 А потом началось невероятное. Внезапно площадка на скале заполнилась людьми. Откуда они здесь взялись? — недоумевала Мора. Как они смогли пересечь каньон и остаться незамеченными?
 Сквозь туман и волнение, застилавшие ей глаза, Мора увидела, что Люк Кэмпбелл все еще жив и в агонии корчится на земле. Но в окружении плотной толпы он не представлял никакой опасности. Вдруг Мора увидела, как Лаки опустился на колени возле Нелл и собирается развязать веревки у нее на руках. Темная голова девушки склонилась ему на плечо, ее грудь вздымалась от рыданий.
 А потом она уже не отрывала глаз от Куинна. Он подбежал к ней, его лицо было цвета золы.
 — Он причинил тебе вред?
 Никогда Мора не слышала такого хриплого голоса Куинна. В нем было столько отчаяния, столько страха за нее.
 — Нет, Куинн. Все обошлось.
 Он обнял ее так нежно, что у Моры перехватило дыхание и она почувствовала, как потрясение, ужас и замешательство отступают. Его руки крепко обнимали ее.
 С ним она в безопасности.
 — Куинн… — Она цеплялась за него, ей хотелось ощутить его силу, его тепло и энергию, которые, казалось, перетекали из него в нее, когда он сжимал ее в объятиях. — Как вы здесь оказались? — шепотом спросила она. — В каньоне не было ни души.
 — Сет Уивер знал другой путь. Мы проникли прямо в тыл Скалл-Рок через пещеру. Подняться вверх на несколько выступов было адски трудно, любой шум мог нас выдать, но нам повезло. Чуть было не опоздали, — добавил он мрачно, сжимая ее еще крепче и ероша ее растрепанные мягкие волосы.
 — Я так боялась!
 — Бедняжка! — Он ласково взял ее за подбородок. — Мне так жаль, что я не смог уберечь тебя от этих переживаний.
 — Я боялась за тебя. Они убили бы тебя сразу, приблизься ты на расстояние выстрела. Я думала, что сюда нет другого пути…
 — Ш-ш… Мора, не надо, — сказал он, когда она задрожала, как перышко, в его объятиях. Она обхватила Куинна руками и уткнулась лицом ему в плечо.
 Он крепко держал ее и укачивал, как ребенка, спрашивая себя, как же он жил раньше, до того, как Мора вошла в его жизнь.
 — Ты уверена, что с маленьким все в порядке?
 — Я думаю, да. Я гораздо крепче, чем кажусь, и он тоже. В конце концов, он или она наполовину твой.
 — Я тут думал… — медленно проговорил Куинн, поглаживая ее по голове и ощущая, как благословенный покой и умиротворение снисходят на него только от того, что он прикасается к Море, — насчет имени для маленького.
 — Ты думал? Когда же у тебя нашлось для этого время?
 — Когда очищали от камней вход в пещеру, я думал об этом, — признался Куинн. — Что скажешь, если девочку мы назовем Морин? Как тебя.
 — А я думала насчет Кейт. В честь твоей матери.
 Даже в сгущающихся сумерках было видно, что Куинн улыбнулся.
 — Кейт, — повторил он. — Кейт Морин Лесситер.
 — А если родится мальчик? — Мора подгоняла его с ответом, очарованная и пораженная тем, что он думал о младенце в такое опасное время. От этого открытия она испытывала невероятный покой и умиротворение, как и от того, что сейчас прижималась к нему и думала о том, как назвать ребенка, стараясь не смотреть на окровавленную площадку с разбросанными мертвыми телами.
 — Если будет мальчик, — начал Куинн, и его большая рука нежно погладила Мору по испачканной грязью щеке, — я думаю…
 — Куинн! — раздался возглас Джона Хикса. Мора отстранилась от мужа.
 — О, мистер Хикс! Слава Богу, вас не убили! — воскликнула Мора с искренней, неподдельной радостью.
 — Нет, мэм, но Люк Кэмпбелл почти отдает концы. Он умирает, — сказал он Лесситеру с удовлетворением в голосе. Куинн посмотрел на лежащего бандита.
 — Погоди, Мора, — сказал Куинн и пошел туда, где Люк Кэмпбелл лежал в луже крови, которая становилась все больше.
 Скалы и камни были окутаны темнотой, солнце уже село. Прохладная, таинственная тьма укрыла скалу Скалл-Рок, но мужчины все еще мрачно стояли вокруг умирающего бандита, и по-прежнему в воздухе пахло порохом и смертью.
 Мора отвернулась. Она устало направилась к Нелл, но вдруг резко остановилась. Рядом с девушкой сидел Лаки и обнимал ее.
 Они подняли головы и посмотрели на Мору, а она улыбнулась им сквозь тонкую серую мглу.
 — Все хорошо, Нелл? — тихо спросила она.
 — Теперь да. — Несмотря на бледность, юное лицо Нелл сияло. Неподдельное счастье светилось в ее глазах.
 — Лаки дал мне сегодня для тебя записку. Но у меня не было возможности ее передать.
 — Я сам сказал ей все, что там написано, — проговорил Лаки. — По крайней мере почти все, а на самом деле — гораздо больше. — Он пристально посмотрел на Нелл, которая снова подняла к нему свое сияющее лицо. Она, казалось, таяла от такой близости к Лаки. — Намного больше, — повторил Лаки Джонсон, волнуясь.
 Мора тактично отошла, когда Нелл потянулась губами к юному ковбою.
 Потом она увидела Куинна: он стоял над Люком — и даже сквозь сгущающуюся темноту она видела пугающее, безжалостное выражение его глаз. Она хотела подойти к нему и увести подальше, но удержалась от своего порыва.
 Куинну надо было кое-что завершить. Непременно.
 — Черт бы тебя побрал… проклятый… Лесситер, — бормотал бандит, задыхаясь. В его голосе уже не слышалось бахвальства, он больше не говорил громко и нагло, а едва слышно. Но Люк все еще был полон ненависти. — Как ты… сюда пробрался? Ты, сукин сын…
 — Береги силы для последней молитвы, Кэмпбелл. У тебя больше времени, чем было у твоих двоюродных братьев. Больше, чем ты заслуживаешь!
 — Молитву… Ты тот, кто должен…
 — Ты — тот, кто умирает. Ты сразу попадешь к чертям в ад.
 — Мы там встретимся… Придет день…
 — Может, встретимся, а может, и нет. — Куинн с любовью посмотрел на Мору. Возможно, эта красивая женщина, которая носит его ребенка, станет его искуплением. И спасением.
 Люк Кэмпбелл в агонии корчился на земле. Он открыл было рот, но ни слова не слетело с его губ. По его телу прошли предсмертные судороги. Его глаза расширились и уставились невидящим взглядом в пустоту черного ночного неба.
 Куинн почувствовал, как его коснулось ледяное дыхание смерти.
 Хикс опустился на колени у тела бандита.
 — Он мертв.
 Куинн оглядел площадку на выступе скалы, красную от пролитой крови.
 Он повернулся к прекрасной бледной женщине с вьющимися рыжими волосами, которая носит его ребенка, женщине, которая завладела его сердцем.
 Мора — вот все, чего он хочет, все, что нужно ему в жизни. Ему нужна любовь, мир, надежда на будущее. Ему нужна жизнь.
 Да, больше всего жизнь.
 Много людей собралось на скале, похожей на череп, но Куинн подошел к Море и молча обнял ее. В его объятиях она чувствовала себя прекрасно. Это, в конце концов, именно то место, где ей и положено быть.
 Прижавшись к ее мягким, как шелк, волосам, Куинн Лесситер сказал:
 — А сейчас домой.




 Глава 34


 Лаки и Слим привезли Мору домой. Куинн остался убирать все следы кровавой резни на Скалл-Рок. Он должен был также доставить беднягу Сета Уивера в город и препоручить его заботам доктора Перкинса. Когда они пробирались через пещеру, Сет упал и, кажется, сломал ногу. Ему помогли благополучно выбраться из пещеры, но до тех пор, пока женщины не были в полной безопасности, никто о нем не вспоминал и он сидел и терпеливо ждал среди камней и валунов, торопливо отваленных от входа в пещеру. Джон Хикс и Джим Тайлер смастерили для него носилки, а Куинн помог Море сесть на коня банкира.
 — Я должник Уивера, — сказал Куинн Море. — Мне нужно отвезти его в город и немедленно показать доктору Перкинсу, — объяснил он.
 — Похоже, тебе помогал весь город. Сколько людей пришло вызволить нас с Нелл из беды. — Мора с благодарностью оглядела своих спасителей. — Я даже не хочу думать о том, что случилось бы, не окажись в пещере тайного, никому не известного входа.
 Куинн кивнул.
 — Я думаю, неплохо, когда у тебя есть друзья и соседи, — заметил он. Потом, найдя глазами Лаки, он приказал ему доставить Мору домой в целости и сохранности.
 Помывшись и переодевшись в чистую ночную рубашку, Мора поставила греться на плиту вчерашний суп и выложила оставшееся с утра печенье в духовку подогреть. Не слишком-то много для ужина, но сойдет на завтрак. Она знала, что Куинн наверняка проголодался, и хотя ей самой совсем не хотелось есть, она думала, что младенцу будет полезно, если она перекусит.
 Мора не хотела думать о том, что этим вечером она стреляла в человека. Он ведь собирался убить ее мужа, поэтому она сделала свой выстрел по необходимости. Так поступила бы любая женщина ради спасения любимого мужчины. В общем-то она поступила точно так же, как Куинн, который был вынужден уничтожить бандитов ради ее спасения.
 Потрясение от жестокости, с которой она столкнулась, не проходило, но дома, в уюте и покое, Мора заставила себя думать не о жестокости и убийствах, не о кровопролитии на Скалл-Рок, а о другом. Она четко и ясно видела перед собой лицо Куинна, полное любви, когда он бросился к ней и крепко обнял.
 Он ее любит?
 Мора была почти уверена, что в его серых глазах она увидела любовь. Но возможно, тогда он испытал лишь чувство облегчения. Не похоже, чтобы он не любил ее. Любовь. Какое нежное, какое короткое слово, подумала Мора со вздохом. Потом она вспомнила, как Куинн смотрел на нее, когда заговорил об имени для их малыша…
 До нее донесся странный звук, когда она расставляла на столе тарелки. Она услышала тихий свист, и чья-то рука прикрыла ей рот, а другая крепко обхватила ее, чтобы она не двигалась.
 Крик, который рвался из глубины ее души, беспомощно застрял в горле.
 Тихий голос раздался откуда-то сзади. Он звучал четко и раздельно:
 — Если крикнешь и позовешь на помощь работников, я их убью. Ты этого хочешь?
 Ее сердце лихорадочно стучало в груди. Мора беспомощно покачала головой.
 Все Кэмпбеллы мертвы, кто же это на нее напал?
 Его голос был Море не знаком. Она рылась в памяти, с отчаянием пытаясь догадаться, кто может напасть на нее здесь, на ранчо, и пыталась представить главное — чего от нее хочет этот тип, еще один из тех, кто не дает ей жить спокойно.
 Незнакомец внезапно отпустил Мору и толкнул ее. Она едва не упала на раскаленную плиту, но удержалась на ногах и оглянулась.
 Высокий худощавый красавец в элегантном парчовом жилете стоял перед ней в свете лампы. На гладко выбритом лице сияла улыбка, волосы аккуратно зачесаны назад, красивые ровные зубы белее сахара.
 Никогда в жизни Мора не видела этого человека, это она знала совершенно определенно.
 — Кто вы? — с трудом произнесла Мора. — Чего вы хотите?
 — У меня мало времени, миссис Лесситер, но я полагаю, что должен вам представиться, — заявил он с глубокомысленным видом. — Меня зовут Рой Эллерс. А вы — та леди, которую я давно ищу.
 Мора смотрела на него и чувствовала, как ею завладевает страх.
 — Не могу сказать, что погоня за вами была таким уж приятным делом, особенно если учесть, как я рисковал, разыскивая вас. Но пришло время расставить все по местам. — Он наклонил голову и улыбнулся.
 — Вы меня искали? — Голос Моры дрожал, и она старалась изо всех сил унять эту дрожь и говорить спокойно. — Зачем? Я вас не знаю, мы никогда с вами не встречались прежде. Чего вы от меня хотите?
 — Бесполезно увиливать, миссис Лесситер, Вам прекрасно известен ответ на этот вопрос. — Его блестящие синие глаза замерли на лице Моры. — Я хочу получить свои бриллианты.
 — Б-бриллианты? — Глаза Моры расширились от удивления. Теперь она точно знала, что этот тип сумасшедший. — Вы думаете, у меня есть бриллианты?
 Он нетерпеливо повел рукой. Мора заметила в его глазах вспышку гнева. Он явно был готов совершить что-то ужасное. Но очень быстро Эллерс подавил свой гнев, загнал его поглубже, и его глаза снова стали спокойными.
 — Я терпелив, миссис Лесситер, но мое терпение закончилось. Сначала мне пришлось гоняться за вашими братьями, когда они пытались вас найти. Потом я должен был сыскать возможность застать вас в одиночестве, в отсутствие вашего мужа-гиганта или работников ранчо, которые охраняют вас вместо него. И наконец, после того как братья Дункан явились в дом и, к моему удовольствию, забрали у вас шкатулку, я решил, что моя миссия окончена. Но увы, — он с сожалением покачал головой, — я испытал ужасное, жестокое разочарование.
 Ужас охватил Мору.
 — Вы имеете в виду… шкатулку для украшений? Вы убили Джадда и Хоумера из-за какой-то коробки для бижутерии? — воскликнула Мора, и колени ее задрожали. Она оперлась о стол, чтобы не упасть, а суп кипел на плите рядом с ней.
 — Нет, не из-за нее. Из-за бриллиантов. Но их в ней не оказалось. Прежде чем ваши братья отошли в мир иной, они мне сказали, что вы, должно быть, их оттуда уже вынули. Они обнаружили, что фальшивое дно, которое скрывало тайник в шкатулке, было вскрыто и камушков там не было. Когда они это мне говорили, не думаю, что они лгали. — Эллерс произнес эти слова с гнусной ухмылкой и слегка пожал плечами. — Не могу сказать, что я их убил из-за этого, — добавил он. — Я покончил бы с ними в любом случае, вернули бы они мне бриллианты или нет, потому что они не должны были их вообще красть, это во-первых. Они забрали то, что принадлежало мне, поэтому должны были умереть. Все, кто переходит дорожку Рою Эллерсу, прощаются с жизнью, — заявил он мягко. — Взять, к примеру, Джастин. Она первая умерла.
 — Я не понимаю. — Мора говорила с трудом, ее губы пересохли и едва шевелились.
 Она спрашивала себя, сколько еще времени пройдет до возвращения Куинна. Мора думала, что ей уже ничто не угрожает, что они оба в полной безопасности, что отныне они заживут спокойно. И вдруг этот сумасшедший откуда ни возьмись свалился им на голову со своими бриллиантами! Сумасшедший, который убил Джадда и Хоумера и у которого сейчас такой вид, будто он только и ждет подходящего момента, чтобы ее убить. Ей не нравилось, как дергается уголок его губ и лихорадочно блестят глаза на внешне спокойном лице.
 У него в кобуре револьвер, но он его не вынимает, заметила Мора. Она вспомнила о винтовке, которая, как всегда, стояла в углу кухни. А куда подевался «дерринджер» Серины? Кажется, она уронила его на Скалл-Рок.
 — Почему вы решили, что все это имеет какое-то отношение ко мне? — спросила Мора, стараясь выгадать время. — Я вообще ничего не знала о бриллиантах, пока вы не рассказали мне о них. Я не понимаю, откуда они могли взяться в той шкатулке для украшений.
 На его лице возникла мечтательная, снисходительная улыбка.
 — Все это началось в Хатчетте, дорогая леди. В ночь Большой игры в покер. Дело было в январе, мела метель… — Он умолк, словно восстанавливая в памяти мельчайшие детали той зимней ночи. — Снег валил несколько дней подряд.
 — Я помню ту снежную бурю, — сказала Мора.
 О Господи, еще бы ей не помнить ту ночь, когда Куинн переступил порог гостиницы. Ту ночь, когда они зачали ребенка.
 — Удача бежала от меня в ту ночь. Я рано накрылся, и меня попросили из игры. А потом я натолкнулся на Джастин, свою любовницу, наверху, в одной из роскошных спален салуна. Она была с другим, — пробормотал он; его глаза горели, как у безумца. — Она была голой, совсем голой в его постели. Единственное, что на ней было, — это бриллиантовое колье, которое я ей подарил.
 На скулах Роя Эллерса еще быстрее заходили желваки. Мора слушала ни жива ни мертва.
 — Они не догадались, что я их увидел. Я выбрался из комнаты так же бесшумно, как и вошел. И стал ждать подходящего момента.
 Мора тоже ждала продолжения страшного рассказа о той ночи. И все время ее мозг отчаянно работал. Фальшивое дно в эмалевой шкатулке! Бриллианты и смерть! Смерть преследует ее с той самой минуты, когда она убежала от Джадда и Хоумера и по неведению забрала камни с собой.
 — Вскоре после этого на улице началась пальба. Этим я обязан вашему мужу. Когда он убил одноглазого, я стоял в тени. Поскольку Джастин спустилась вниз как раз перед этим и прогуливалась по улице, я пошел за ней. Я улучил минуту для исполнения задуманного. Я понял, что Куинн Лесситер с дружком собрались убить друг друга на дуэли. Револьвер — не мое оружие, — с улыбкой объяснил Рой Эллерс, — но в том случае идеальное, чтобы им не воспользоваться. Я выстрелил в Джастин, притаившись в тени, в ту самую секунду, когда те двое начали стрелять. Без сомнения, ваш муж решил, что его пуля или пуля его приятеля поразила ее насмерть.
 Он захихикал, и снова его глаза загорелись безумием.
 — Лесситер подошел прямо к Джастин, — продолжал Эллерс. — Наклонился, взглянул и ушел. На ней все еще было бриллиантовое колье, когда он отошел от нее, — я видел, как оно блестело на снегу. Но потом я услышал шаги шерифа на улице. Он появился прежде, чем замерло эхо выстрелов, и я понял, что мне надо убираться, пока цел. Я полагал, что смогу потребовать колье позже. Каждому известно, что Джастин была моей женщиной, и тот бриллиантовый пустячок обошелся мне в целое состояние. Я имел право забрать его назад, и никто не стал бы возражать.
 Эллерс подошел поближе к Море. Ужас охватил ее, она застыла на месте, не в силах оторвать взгляда от непрошеного гостя.
 — Но кто-то добрался до нее раньше, чем представитель закона. Кто-то после Лесситера подошел к ней и сорвал колье с шеи убитой. Мне понадобилось несколько недель, чтобы разузнать и проверить все, прежде чем я нашел кого-то, кто смог сообщить мне, что случилось. Один пьяный тип, которого выворачивало наизнанку в переулке, видел Лесситера, а также двух мужчин, которые сорвали колье с убитой женщины, лежащей на снегу. Он не знал, как их зовут. — Эллерс вздохнул. — Но по их виду он подумал, что они братья. Поэтому мне пришлось выяснять, кто они такие и где они живут. На это тоже ушло немало времени. Но я это выяснил.
 Его лицо внезапно вспыхнуло от гнева.
 — И все это только ради того, чтобы добраться до Нотс-вилла и узнать, что эти два балбеса вытащили бриллианты из ожерелья и сложили их в проклятую шкатулку, а потом потеряли! — Его голос больше походил на рык зверя.
 — У меня нет их бриллиантов, — сказала Мора, отчаянно сопротивляясь ледяной панике, которая волнами накатывала на нее под пристальным взглядом ужасных, безумных глаз Эллерса. — Я не знала о бриллиантах, когда забирала с собой шкатулку, это была память о Ма Дункан, и больше ничего. Я держала в ней п-пуговицы. Я никогда не видела никаких камней!
 — Когда речь заходит о бриллиантах, — мягко заметил игрок, — люди обычно лгут. Никому не хочется отдавать их, если они к нему попали. И ваши братья тоже не хотели, мэм. Но к тому времени когда я закончил с ними беседовать, им пришлось сказать мне все. Вам тоже придется. Вы все мне расскажете, когда я закончу.
 Его рука дернулась вниз. Море показалось, что у нее остановилось сердце: она решила, что он потянулся за револьвером. Но в его руке заблестел нож.
 — Говори, где бриллианты! — приказал он довольно спокойно, а затем направился к ней.
 Мора отскочила в сторону, ее громкий крик метнулся вверх, к потемневшим балкам потолка. Не было времени думать, как себя вести, и она сделала единственное, что могла. Схватила горшок с супом и выплеснула кипящее содержимое в лицо Эллерса. Он взвыл от боли.
 Мора побежала к двери. Завывания Эллерса звенели у нее в ушах. Когда она дернула ручку, настал ее черед кричать во весь голос. Какой-то великан загородил ей дорогу, но лишь в следующий миг она поняла, что это Куинн.
 Потом все словно подернулось туманом. Куинн вытащил револьвер и выстрелил в Эллерса. В ответ в него полетел нож; он ударился о дверной косяк с глухим убийственным стуком, всего в пяти дюймах от головы Моры.
 — Что за черт? — Куинн отдернул ее в сторону, и когда она инстинктивно оглянулась, то увидела, как Эллерс рухнул и ударился о пол. Куинн вытолкал Мору за дверь. — Подожди там.
 Она прислонилась к стене, дрожа всем телом. Она знала, что не сможет двинуться с места, если даже очень захочет. Казалось, прошла целая вечность, слова Эллерса снова звучали у нее в голове.
 Куинн вышел через несколько секунд. Он притянул Мору к себе и обнял, стараясь унять сотрясавшую ее дрожь.
 — Он мертв. Кто бы он ни был, черт побери, — пробормотал Куинн со вздохом. — Он тебя обидел?
 — Н-нет. Но это он убил Джадда и Хоумера. И ту женщину в Хатчетте. — Он обернулся к двери, за которой лежал мертвец. — Это не ты ее убил, Куинн. Это была не твоя шальная пуля. Он ее застрелил из-за бриллиантового колье. Но у меня нет этих камней. Я никогда их не видела, клянусь…
 — Мора, ш-ш… Успокойся. — Он погладил ее по спине, потом приподнял пальцами ее подбородок. Он не понимал, о чем, черт побери, она говорит. Но он видел, что Мора на грани истерики. — Все в порядке, любимая. — Он нежно поцеловал ее в лоб.
 Мора чувствовала, как ослабевает напряжение от прикосновения его губ. Сильная дрожь пробежала по ее телу, и Мора впилась пальцами в широкие плечи Куинна. В темноте он казался таким высоким, таким спокойным и уверенным, что она стала медленнее, ровнее дышать, а комок в ее горле исчез. Но потом ее взгляд снова подернулся пеленой.
 — О, Куинн, я вылила весь суп! — Рыдания душили ее. — Это был твой о-обед. После всего, что сегодня было, ты останешься голодным. Я выплеснула суп ему в лицо!
 — Великолепно, миссис Лесситер. — Он погладил ее по щеке. — Я не голоден. Ни капельки.
 — Ты так говоришь, только чтобы успокоить меня!
 — Предположим, но я думаю, это моя обязанность как мужа, — нехотя уступил он и пристально посмотрел ей в глаза. Он заглядывал в них так глубоко, что сердце Моры несколько раз перевернулось в груди, а мысли внезапно изменили свое направление.
 — И потом, эти бриллианты… — Голос Моры дрожал, в горле что-то булькало, паника с новой силой охватила ее. — Клянусь, я не знаю про них ничего, я никогда их не видела…
 — Ш-ш… Ты думаешь, меня волнуют эти бриллианты? Или что-то еще, кроме твоей безопасности?
 Его слова пробились через вязкую трясину паники, в которую погрузилась Мора. Она глубоко и медленно вздохнула и всмотрелась в его лицо.
 Нежность и беспокойство светились в обычно ледяных глазах Куинна. Его мощные руки сжимали ее так крепко, что она чувствовала, как бьется его сердце, а оно билось в унисон с ее сердцем.
 Где-то на задворках памяти остался мертвец, лежавший на кухне, но сейчас это для нее было не важнее пятен на Луне.
 — Ты и ребенок — вот все, что для меня важно, — сказал ей Куинн хриплым голосом.
 — А ты — все, что важно для меня, для нас, — услышала она свой шепот, прежде чем смогла удержать искренние слова признания.
 — Я не знаю, какого черта мне понадобилось столько времени, чтобы понять такую простую вещь. — Куинн прикоснулся к ее волосам, запустил руку в пышные кудри. Он сделал это с нежностью, от которой Мору бросило в дрожь. — Или, может, я ничего не понимал, — продолжал он. — Я не признавал этого, не мог поверить, что это для меня важно. Но когда я едва не потерял тебя сегодня, когда Кэмпбеллы утащили тебя на Скалл-Рок… — Его голос дрогнул от отчаяния. — Я люблю тебя, Мора Джейн Лесситер! Я люблю тебя больше всего на свете, даже больше собственной жизни!
 — Больше, чем… свободу? — спросила Мора, и ее голос задрожал. Она боялась его ответа, очень боялась, но в то же время ей был необходим ответ. — Больше, чем открытое небо над головой?.. Больше, чем дорогу, которая уводит из дома?
 — Я собираюсь провести дома остаток своей жизни, чтобы доказать тебе, что это мне нравится больше, чем все остальное, — сказал Куинн Лесситер.
 — А если кто-то тебе предложит… совершить убийство по заказу? — Мора едва дышала, боясь пропустить ответ, необыкновенно важный для нее. — Что ты на это скажешь?
 — Меня это не интересует. — Он провел пальцем по ее нежным губам. — Нет другого места на земле, которое я предпочел бы этому. Ведь здесь я могу быть рядом с тобой. — Он наклонился и своими губами накрыл ее губы, тем самым рассеивая остатки сомнений в ее душе.
 Радость и недоверие поднялись в душе Моры. Он ее любит. Куинн любит ее! Она думала, что никогда в жизни такое не случится.
 — Повтори… скажи снова… — выдохнула Мора. — О, пожалуйста, Куинн, повтори то, что ты сказал.
 — Я люблю тебя, Мора. И всегда буду любить. И если думаешь, что когда-нибудь от меня избавишься, ничего у тебя не выйдет! Наша сделка отменяется. Хочешь ты этого или нет, но ты останешься на ранчо навсегда.
 С радостным вскриком Мора обхватила руками его за шею.
 — Я собираюсь и тебя удержать здесь, Куинн Лесситер. — пообещала она. Радость птицей взметнулась в ее сердце, и она взлетела высоко-высоко. — На всю нашу жизнь.




 Глава 35


 На дворе был только октябрь, но в Вайоминге сильно похолодало и казалось, что пойдет снег. Было свежее, великолепное утро, когда Мора Лесситер родила своего первенца. Земля на ранчо пылала осенними красками. За окном пели птицы, когда Мору уложили в постель, а Куинна послали в город за доктором Перкинсом. Солнце вспыхивало в водах ручья, и чем больше разгорался день, тем холоднее становились его лучи.
 Молва о предстоящем событии распространилась быстро, и к тому времени, когда схватки у Моры усилились и пот уже катился по ее бледному лицу, дом гудел от голосов друзей и соседей, которые приехали на ранчо, чтобы предложить свою помощь или просто полюбопытствовать, как выглядит легендарный Куинн Лесситер. А сам он расхаживал по комнатам в необычайной панике.
 — Вот. Выпей! — Джим Тайлер протянул Куинну стакан с виски. Он развлекался, наблюдая, как великан одним духом осушил стакан, а потом рассеянно вытер губы рукавом.
 Приглушенный крик, раздавшийся из-за закрытой двери спальни, заставил Куинна вздрогнуть. Он поспешил к двери, но Джим и Лаки Джонсон схватили его за руку и удержали от вторжения.
 — Туда нельзя, — предупредил его Джим. — Женщины не в состоянии вести себя спокойно с мужьями в такие минуты, как эта. Поверь мне.
 Куинн чувствовал, как пот течет по его лицу, прямо за ворот шерстяной ковбойки.
 — Хорошо, а что, черт возьми, должен делать я?
 — Заканчивай веранду. Ты ведь почти ее достроил? Совсем немного осталось, не так ли? — Джим посмотрел в дверной проем. Длинная, изящная веранда тянулась от одного угла дома до другого. Только перила еще не были доделаны. — Стук топора приглушит крики Моры. А к тому времени когда ты доделаешь перила, все закончится.
 Закончится! Куинн потянулся еще за одним стаканчиком виски.
 — Я не могу ждать, когда все это закончится, — пробормотал он. Присутствующие захихикали.
 Он не видел в этом ничего забавного. Мора лежала там, в спальне, мучаясь от адской боли, и ничего с этой проклятой болью нельзя поделать. Он в ответе за то, что сейчас с ней творится, но ничем не может ей помочь, ничем, не говоря уж о том, чтобы положить конец ее мучениям.
 Беспомощность тяготила Куинна Лесситера больше всего. Он не чувствовал себя таким беспомощным с самого детства, когда был мальчиком и…
 Но он не позволил себе думать о прошлом, о том, как страдала его мать. Эти страдания ей доставил садист, и они закончились смертью. Куинн напомнил себе: то, что сейчас переживает Мора, — это естественно, это ради жизни, и в результате этих мучений явится на свет новая прекрасная жизнь.
 Дитя. Невиданное дитя, рожденное от его и ее плоти, от его и ее крови. Дитя, которое будет жить с ними в этом доме, на этом ранчо, на обширной, великолепной земле; дитя, которое сделает их счастье полным, совершенным, абсолютным.
 Он не мог дождаться, чтобы увидеть его или ее, увидеть Мору, узнать, что с ней все в полном порядке.
 — Долго еще? — Он загородил дорогу Серине Уолш, когда та спешила в спальню с охапкой чистых полотенец.
 — Доктор Перкинс думает, что, может быть, час или два. Он сказал…
 Она не договорила, ошеломленная выражением лица Куинна, которое стало пепельно-серым.
 — Ну, ну, Куинн, успокойся, — повторяла Серина. В ее глазах светилось изумление. — Я видела, как ты осаживаешь хладнокровных убийц и делаешь это с улыбкой. А сейчас готов упасть в обморок. Ты ведь ее любишь, Куинн, не так ли? — тихо спросила она.
 — Она для меня все, — просто ответил Куинн Лесситер. Серина смотрела ему в глаза и понимала, что его чувства искренни. Этот человек много пережил в своей жизни, видел жестокость, насилие, уродство и, насколько она его знала, умел сдерживать свои чувства; он не позволял себе привязаться к другому человеку, иначе ему не удалось бы выжить. И она удивлялась, что Куинн, словно одетый в броню, может чувствовать так сильно и глубоко.
 Легкая зависть уколола Серину. Может быть, однажды, если ей повезет, она тоже найдет то, что нашел Куинн… Она откашлялась и кивнула ему с полной уверенностью.
 — С ней все будет прекрасно.
 — Так говорит доктор?
 Серина помрачнела. Она ответила, пытаясь говорить как можно спокойнее:
 — Доктор немного беспокоится из-за того, что у нее очень узкий таз, но считает, что все пройдет замечательно. Она ведь крепкая и сильная, ты сам знаешь. У нее железная воля, — добавила Серина. — Она ведь приручила тебя, да, Куинн? Укротила?
 — Я должен ее видеть. — С отчаянием в голосе он бросился к спальне, и никто из присутствующих не посмел встать у него на пути.
 Мора кричала, зажмурившись и стиснув веки от боли, разрывавшей ее на части.
 — Еще немного, милая, еще немного, — оживленно говорила Эдна Уивер, накладывая холодный компресс на лоб Моры.
 Доктор Перкинс стоял в шаге от кровати и обернулся на стук открываемой двери.
 — Мистер Лесситер, — начал он, — зря вы…
 Но Куинн уже подошел к постели жены. Мора казалась крошечной и беззащитной, как ребенок, на широкой дубовой кровати, которую он привез из Сент-Луиса. Он коснулся ее щеки, Мора вздрогнула.
 — Куинн, у тебя все хорошо? Ты ужасно выглядишь…
 — А-а!..
 — Мора! О Господи! — Грудь у Куинна разрывалась. Крик Моры пролетел через всю залитую солнцем спальню и отразился эхом от стен и воздушных белых занавесок. Ледяной пот выступил у него на лбу. — Вы можете как-то облегчить ее мучения? — спросил Куинн доктора Перкинса требовательным тоном. И толстяк-коротышка доктор Перкинс не знал, кто больше нуждается в помощи — его пациентка или ее муж с лицом серого цвета.
 Но прежде чем доктор ответил, Эдна Уивер энергично взяла Куинна за плечо.
 — Да, сэр, это возможно. Вот оно, это средство… — Эдна уверенно подтолкнула его к двери. — Оставить ее и уйти отсюда — самое лучшее в данном случае.
 Элис Тайлер стояла у стола над горшком с горячей водой и спокойно разглаживала полотенца. Она сказала ровным голосом:
 — Море незачем волноваться о вас в такое время, Куинн. — Ее голос звучал мягко и убедительно. — Если вы упадете в обморок — а именно это выкинул Джим во время появления на свет нашего первенца, — от вас не будет никакого проку.
 — Это истинная правда. — Эдна открыла перед ним дверь. — Дайте бедной девочке сосредоточиться на своем деле. Идите и напейтесь, как это делал Сет, когда появлялись на свет наши трое детей. Ступайте!
 — На своем деле? Что вы имеете в виду? Это и мое дело тоже! — отчаянно спорил Куинн, но, когда он оглянулся и увидел лицо Моры, искаженное болью, его храбрость улетучилась. — Я… мне надо достроить веранду, — стиснув зубы, произнес он.
 Серина шла за ним по пятам, подталкивая к двери.
 — Отличная мысль, дорогой. Пойди поработай на веранде.
 — Я люблю тебя, Мора! — бросил он через плечо, но его жена уже стиснула зубы и крепко зажмурилась, готовая снова закричать, а Куинн Лесситер выбежал из спальни прежде, чем это мучительный вопль пронзил ему уши и сердце.
 Однако он услышал его, когда дверь за ним со стуком закрылась. Куинн помчался на веранду, он хотел схватить молоток и колотить им, колотить, колотить…
 Мора откинулась на подушки. Она слышала успокаивающий голос Элис Тайлер и ободряющие слова Серины и Эдны. Она приготовилась к следующей схватке, напоминая себе, что эту пытку она переносит во имя того, чтобы держать на руках свое дитя. Тот миг должен быть настоящим чудом, и она ждала его с нетерпением, цепляясь за свою цель с надеждой изо всех оставшихся сил.
 Но она знала и еще кое-что, когда мучилась и прерывисто дышала: здесь, прямо в этой комнате, совершалось еще одно чудо в ее жизни, помимо рождения ребенка. Здесь завязывался узел дружбы, соединивший трех женщин — Серину, Эдну и Элис — с ней, с Морой, и это тоже было чудо из чудес.
 Столько всего случилось в ее жизни начиная с тех ужасных весенних дней, когда насилие угрожало всем обитателям Хоупа. С тех пор как банда Кэмпбеллов исчезла, городок процветал, разрастался, дела в нем шли бойко. Несколько новых семейств, включая родственников и друзей здешних обитателей, переехали в Хоуп, устроились и открыли свое дело. Работала новая мельница, пекарня и компания грузовых перевозок; открылся тир, а у Серины при пансионе появилась чайная.
 После того как Эдна и Элис узнали, что Серина отдала Море «дерринджер» для защиты от бандитов, они пересмотрели свое решение о ее участии в их кружке и пригласили Серину Уолш в свою компанию.
 — Я знаю, это из-за того, что вы им сказали во время Майского бала у Тайлеров, — говорила Серина, когда она приехала на ранчо, чтобы вернуть Море ее шкатулку для украшений, которую Эллерс ей подарил. В полиции ей сообщили, что шкатулка была украдена у Моры Лесситер. — Я слышала, вы меня защищали от нападения тех трех ханжей. Я это ценю. Я могу вас назвать истинной леди. Куинн… — Она умолкла и пожала плечами. — Куинну чертовски повезло. Он везучий. И не думайте, Мора, что он этого не знает.
 — Так вы намерены присоединиться к нашему кружку? — поинтересовалась Мора. — Я очень надеюсь, что вы согласитесь, Серина, — сказала она и на самом деле так думала.
 — Может, да, а может, и нет. — Серина пожала плечами. — Но если они думают, что я собираюсь бросить курить сигары, то пусть еще раз хорошенько поразмыслят, приглашать меня или нет!
 Она стала посещать занятия в кружке, правда, с сигарами не рассталась. Но никто не осуждал и не порицал ее за это; остальные женщины, казалось, совершенно не возмущались этим пристрастием Серины Уолш. Она часто говорила и делала такое, что они могли только представить себе, но не рискнули бы совершить. Во всяком случае, подобно Море, они принимали Серину такой, какая она есть: трудолюбивая женщина, которая сама прокладывала себе путь в этом меняющемся мире.
 За несколько дней до того, как пробил ее час, Мора лихорадочно трудилась над распашонками и одеялом для младенца, а Куинн не только смастерил красивую колыбель, но и начал строить веранду, о которой она мечтала с самой первой минуты, как увидела этот домик у ручья. Казалось, энергия ее мужа была неиссякаемой, в то время как ее собственной становилось с каждым днем все меньше.
 В ожидании родов они с Куинном смеялись, болтали, строили планы на будущее и занимались любовью. Аура счастья окружала все в доме, который совсем недавно казался таким холодным и унылым. Теперь каждый укромный уголок в нем дышал любовью к семье, обитающей в этих крепких стенах.
 Внезапная боль, гораздо сильнее прежней, пронзила Мору, и она закричала звериным, душераздирающим голосом. Доктор Перкинс повернулся к женщинам, находившимся в комнате.
 — Я полагаю, настало время родить, — объявил он.
 — Не знаю, сколько я еще смогу… выдержать. — Мора задыхалась.
 Элис стиснула ее руку.
 — Все скоро закончится. И у тебя будет прелестное дитя. «Прелестное дитя». Мора мысленно повторяла эти два слова, корчась и задыхаясь от боли.
 Скоро она возьмет на руки ребенка Куинна Лесситера.
 — Ну поглядите-ка, — услышала она слова Серины, стоявшей у окна. — Эта Нелл Хикс говорила, что с радостью нам поможет. Я приставила ее к кофе и пирогу, чтобы она угостила каждого, кто томится в ожидании. И где она? Болтает с Лаки Джонсоном на берегу ручья!
 Несмотря на ужасную боль, Мора слабо улыбнулась.
 — Любовь важнее, чем кофе, Серина.
 Эдна положила свежий холодный компресс на лоб Моры и состроила гримаску.
 — Возможно. Но я уверена, что не важнее, чем пирог.
 — Отпусти меня сейчас же, сию минуту! — Нелл было очень трудно увернуться от горячих и смущающих ее поцелуев Лаки, но она наконец уперлась руками ему в грудь и оттолкнула парня. — Я вернусь в дом — может, там нужна моя помощь.
 — Сдается мне, миссис Лесситер родит своего ребенка и без твоей помощи, там и без тебя полно народу. — Лаки усмехнулся, схватил Нелл за запястье и притянул к себе. — Нам с тобой гораздо лучше остаться здесь и не болтаться под ногами у остальных.
 — Но я обещала, что подам всем кофе с черничным пирогом, который испекла миссис Уивер. Так что перестань смотреть на меня коровьими глазами, Лаки Джонсон, и сейчас же отпусти!
 — Я об этом подумаю, — многозначительно ответил Лаки. Потом его рот снова накрыл ее губы, а руки забродили по спине Нелл, устремляясь вниз, к бедрам.
 — Даже не думай… ах… ах… делать это, — просила Нелл, но ее тон был неуверенным, она затаила дыхание, а ее руки теребили густые, освещенные солнцем волосы юноши.
 — Делать… что?
 Лаки целовал ее все крепче, и казалось, молния сверкнула в глазах влюбленных и опалила их юные тела. Когда наконец Лаки поднял голову, затуманенные зеленые глаза Нелл смотрели на него, а ее щеки нежно алели.
 — Делать что… ты говоришь? — бормотал Лаки, глядя на Нелл с нежностью.
 — П-позволь мне уйти… — опять прошептала Нелл, но ее руки обняли Лаки за шею, и слова прозвучали совсем неубедительно. — Ты на самом деле должен меня отпустить…
 — Ты правда этого хочешь? — Он принялся осыпать ее лицо легкими поцелуями. Дрожь пробежала по телу Нелл.
 — О-ох. Я думаю, да, — невнятно пробормотала Нелл и подставила Лаки свои губы. Он поцеловал ее особенным, ни на что не похожим, пьянящим поцелуем.
 Ковбой был доволен собой. В минувшие несколько месяцев, начиная с той кровавой ночи на Скалл-Рок, он мог думать только о том, чтобы целоваться с Нелл Хикс.
 — После того как мы поженимся, ты не станешь мне говорить ни слова против и я буду делать то, что хочу, — сказал он, поднимаясь вместе с ней с осенней травы и убирая прядь темных волос с ее лба.
 — После того как мы… что?
 — Ты слышала. После того как мы поженимся.
 — Кто тебе сказал, что я собираюсь за тебя замуж, Лаки Джонсон? Я никогда не давала тебе даже самого малейшего повода так думать. Я… гм-ммм…
 Она умолкла, потому что он опять толкнул ее на лужайку с отцветающими полевыми цветами и крепко прижал к земле. Они потерялись, утонули в тех чувствах, которые охватили обоих.
 — Хорошо, надо об этом подумать, — прошептала Нелл в конце концов.
 Мора беззвучно корчилась от боли. Солнце за окном сияло во всем своем великолепии, в комнате передвигались неясные фигуры, слышались тихие голоса. Но она отталкивала от себя все это, в ее мыслях было только одно: Куинн с ребенком на руках. Она удерживала перед собой это видение всеми силами, и наконец одним мучительным толчком это свершилось. Она услышала торжествующее фырканье доктора Перкинса и трубный голос Эдны, которая весело провозгласила на всю комнату:
 — Девочка, Мора! И такая же красотка, как ты!
 Крик младенца огласил комнату; он с негодованием расставался с уютным темным коконом, откуда его вытолкнули в яркий, светлый и абсолютно новый мир. Элис поспешно задернула занавески, когда доктор собрался перерезать пуповину.
 — Пожалуйста, дайте мне ее подержать. — Мора протянула руки, не в силах унять волнение. Она не могла оторвать глаз от крошечного ребенка, пока Элис заворачивала дитя в пушистое желтое одеяло.
 Когда Мора прижала драгоценный сверток к груди, она думала, что ее сердце вот-вот разорвется.
 — О моя любимая, — бормотала она, уткнувшись губами в черный пушок на голове младенца. — Моя драгоценная, красивая, любимая. — Потом она подняла сияющие глаза. — Кто-нибудь скажет моему мужу, что его дочь хотела бы с ним познакомиться?
 Тут дверь скрипнула, и в нее проскользнула раскрасневшаяся Нелл.
 — Я только хотела посмотреть, как… О! Младенец! Вы уже разродились! — Девушка завизжала от радости.
 Эдна строго сказала:
 — Если ты хочешь сделать что-то полезное, найди нам ленту, прежде чем отец этой юной леди сюда войдет. Господи, да у этой крошки волос на голове больше, чем у иных годовалых детей. Разве Куинн не будет потрясен, увидев ее с лентами в волосах, когда его дочери всего одна минута от роду?
 — О да, скорее! — радостно воскликнула Мора, прижимая ребенка еще крепче. Такая крошечная. Но какие большие, чудесные, удивленные глаза и маленькие цепкие пальцы. — Посмотри вон там, в корзинке для шитья, Нелл, — сказала Мора, а сама не могла отвести глаз от комочка, который она бережно держала перед собой, разглядывала крошечные пальцы на руках и ногах малютки. — Там есть где-то розовая лента, я помню…
 — Я не вижу никакой ленты. — Нелл рылась в корзинке, перебирая обрезки тканей, вязальные спицы, катушки ниток и остро заточенные ножницы. — А вы уверены, что…
 — Неси корзинку сюда, — нетерпеливо сказала Серина, не желая отойти от кровати ни на секунду. Как и другие женщины, она не могла насмотреться на прелестную крошку с черными волосиками на голове, взиравшую на мир удивленными глазами.
 Нелл поставила корзинку у ножки кровати и вытряхнула все ее содержимое на покрывало.
 — Здесь обрезки старой ленты, но, может, найдется какая-нибудь розовая или белая… А что это?
 Она подцепила грязный коричневый мешочек из грубой ткани величиной с ее большой палец.
 — Что это? — В удивлении Мора разглядывала мешочек. — Никогда его не видела, — сказала она, все еще не понимая, откуда он взялся и что в нем может быть.
 Нелл отшвырнула свою находку.
 — Не важно, это уж точно не розовая лента.
 Когда она снова принялась рыться в корзинке, мешочек свалился с кровати на пол с глухим стуком, а потом раздался тонкий звон. Нелл и Мора наклонились и увидели шесть крошечных блестящих камушков, которые катились по полу. Только это были не камушки, а бриллианты. Мора ясно видела это, и ее глаза расширились от потрясения.
 Нелл нагнулась и принялась их собирать.
 — Бриллианты, — задыхалась она. — Их тут целых шесть. В комнате стало тихо-тихо.
 — Я положила свою шкатулку для украшений в эту корзинку, когда шила себе платье для танцев, — медленно сказала Мора, в то время как младенец принялся с жадностью искать ее грудь. — И наверное, пропорола двойное дно ножницами или иголкой. — Никогда не видела этого мешочка, — бормотала Мора, все еще не до конца понимая, в чем дело.
 — Это теперь не важно, — сказала Эдна. — Вы сможете себе сделать по-настоящему симпатичную безделушку, или заказать какую-нибудь необыкновенную одежду для этой крошки, или купить ей самого симпатичного в мире пони, если захотите.
 Мора не хотела брать себе бриллианты, принадлежавшие убитой ее братьями женщине. Эти камни привели к смерти Джадда и Хоумера и едва не отправили на тот свет ее.
 Мора вздрогнула и посмотрела на свою малютку дочь, чувствуя, как мир и покой снова возвращаются к ней.
 — Кто-нибудь позовет Куинна? Пожалуйста, — тихо попросила Мора, когда Нелл снова опустила бриллианты в мешочек и положила его на стол.
 Доктор Перкинс пошел к двери, но вдруг она сама распахнулась.
 — Это ты, — улыбнулась Мора, увидев мужа. — Тебя-то мы как раз и ждали!
 Куинн стоял бледный в тусклом свете спальни с занавешенными окнами. Его серебристо-серые глаза посмотрели на Мору, а потом на младенца, прижавшегося к ее груди. Он не мог ни говорить, ни двигаться. Он замер на месте, потом наконец к нему вернулся дар речи и он спросил нетвердым голосом:
 — Как вы себя чувствуете? У вас обеих все хорошо?
 — Лучше и быть не может. Подойди познакомься со своей дочерью. — Гордостью и любовью сияла улыбка Моры, когда муж осторожно, даже почтительно, подошел к кровати.
 — Гм, я думаю, следует оставить гордых родителей одних. — Доктор Перкинс откашлялся. Женщины поддержали его и, не говоря ни слова, вышли за ним следом, плотно закрыв за собой дверь.
 Ноги едва держали Куинна, они стали какими-то ватными, но он ухватился за спинку кровати и поцеловал Мору в потный лоб, потом пристально посмотрел на очаровательную малютку и ее сморщенное личико.
 Страх сковал его сердце и душу. Он чувствовал радость и возбуждение куда более сильное, чем от дюжины бутылок крепкого дешевого виски.
 — Она красивая, — хриплым голосом заявил Куинн. — И ты красивая.
 — Ты, должно быть, выпил. — Нежный смех Моры казался похожим на прикосновение тончайшего шелка к его туго натянутым нервам.
 — Выпил? Я вкалывал как черт на веранде, пока вы тут развлекались. — Усмехнувшись, Куинн опустился на колени возле кровати. Он осторожно погладил пальцем щечку новорожденной. — Перила закончены. Все готово для вас, миссис Лесситер, все так, как вы хотели. Теперь вы можете сидеть на своей веранде в кресле-качалке и смотреть на звезды. — Он засмеялся.
 — Замечательно, приятно слышать. — Мора улыбнулась, глядя в глаза мужу. — Если еще и ты будешь наслаждаться этим вместе с нами…
 — Только попробуй не пустить меня к вам!
 Тронутая тем, что он вспомнил о ее давнем желании, которое она высказала, когда они только приехали сюда, на берег ручья, в этот дом, Мора пристально и с удивлением смотрела в глаза Куинна. Он запомнил, а ведь столько воды утекло с того времени… Она держала у груди свою новорожденную дочь, нежно прижимала ее к себе и видела, как неподдельная радость смягчает лицо мужа, каким теплым оно становится, лицо человека, которого она любит. А вокруг нее друзья и соседи, они собрались в ее собственном удобном доме, чтобы помочь ей при родах.
 Это было все, о чем она мечтала и чего страстно желала всю свою жизнь.
 — Я знаю, как мы должны ее назвать, — вдруг проговорил Куинн и потянулся к розочке из слоновой кости на шее Моры. — Роуз! Роуз Кэтрин Лесситер. Как это тебе?
 — Звучит прекрасно, — прошептала Мора, когда Куинн наклонился и поцеловал ее.
 Его губы прикоснулись к ней, такие теплые и сильные. Мора поняла, что теперь у нее есть абсолютно все, что может иметь для нее значение.
 Позже она ему расскажет о бриллиантах, и они решат, как с ними поступить, а потом они будут думать о будущем. Сейчас же Мора хотела только одного — чтобы прекрасный поцелуй этого замечательного человека, эта потрясающая минута остались в ее сердце навсегда.




 Эпилог


 Городок Хоуп в будущем стал процветать, а вместе с ним и ранчо «Шалфейный луг». Почти тысяча голов крупного рогатого скота уже паслась на тучных пастбищах по обоим берегам ручья.
 Мора Лесситер продала бриллианты и пожертвовала выручку от них городскому фонду Хоупа, который пустил деньги на устройство библиотеки.
 Через год Лаки Джонсон стал одним из самых молодых, но самым толковым шерифом Запада. Он женился на Нелл Хикс в яркое июньское утро, и на этой церемонии присутствовал весь город.
 Роуз Кэтрин Лесситер было уже почти два года, и эта красивая девчонка, улыбаясь, ковыляла на своих крошечных ножках по проходу в церкви, разбрасывая розовые лепестки перед женихом и невестой.
 Мора, получившая за день до этого письмо от Эммы Гарретсон, в котором та сообщала, что ждет второго ребенка, наблюдала за лицом своего мужа. Оно сияло от гордости за то, как трудится их дочь. Она ждала вечера, чтобы сообщить ему, что они тоже ждут второго ребенка, который появится на свет, когда зимние снега засыплют их домик.
 Но их домик уже не такой маленький, как прежде. Куинн сделал к нему довольно большую пристройку, и сейчас сам домик оказался в середине длинного бревенчатого дома с большой кухней и столовой, пол в которой устилал красно-золотой турецкий ковер. В нем было две комнаты, три спальни с видом на ручей и даже комната для шитья для Моры.
 И конечно, веранда. Теплыми летними вечерами ничего удивительного не было в том, что работники ранчо стояли в дверях своих домов и смотрели при свете звезд на две фигуры на веранде, танцующие под неслышную им музыку. Мора и Куинн не обращали ни на кого внимания. Они просто растворились друг в друге, в своей жизни, которую они построили своими руками, — два незнакомца, которые соединились и нашли любовь, радость, надеялись и мечтали о том, что могли исполнить только вместе.
 Именно это они и делали. День за днем, ночь за ночью, год за годом они вместе радовались своему дому, своей любви, своей земле, своим детям.
 Не проходило и дня, чтобы Куинн Лесситер не благодарил Всевышнего за то, что узнал наконец истину: любовь не тюрьма, не высокий забор, не конец всей жизни… Напротив, это начало самого невероятного. Она несет с собой благополучие, радость и безграничные мечты о будущем.
 Любовь и Мора дали Куинну самую настоящую свободу.