Аннотация: Жизнь Оливии Харрис — красивой, одаренной и гордой девушки — с детства сложилась непросто. Но судьба улыбнулась ей — покровитель ее подруги Риа Боском, пожилой джентльмен, одолжил ей сумму, достаточную для открытия собственного дела — салона по художественной отделке интерьеров; более того, умирая, друг Риа в своем завещании списал с Оливии этот долг. Однако бульварная газетенка устраивает вокруг ее имени шумиху, утверждая, что она была любовницей своего благодетеля.
 Коллизия усугубляется сложными отношениями Оливии с пасынком покойного, красивым и самоуверенным Эдвардом Арчером, в душе которого борются любовь к ней и презрение: он уверен, что девушка — небескорыстная искательница приключений. Оливии приходится пережить немало испытаний, прежде чем она обретает любовь и счастье.


---------------------------------------------


 Сандра Мертон
 Здравствуй, счастье



 Глава 1


 Оливия опаздывала и потому спешила. Ничего удивительного в этом не было. Казалось, что все, кому с приближением осени неожиданно приходила в голову мысль, что самая пора отремонтировать гостиную или квартиру целиком, устремились сегодня в «Интерьер от Пьера», где она работала. Здесь они выбирали образчики тканей и краски, которые должны были гармонировать друг с другом, и каждому хотелось, чтобы работа была сделана как можно скорее.
 Как заявил Пьер своим пронзительным тенорком, этот ажиотаж был очень хорош для бизнеса; но он же разрушительным образом сказался на планах Оливии: она опаздывала на ленч с Риа. «А это не обычный ленч», — думала она озабоченно, спеша по Пятой авеню. Это был традиционный ежегодный ленч по поводу их общего дня рождения, и Оливия поклялась всем, что было у нее святого, что не опоздает.
 И она старалась изо всех сил наверстать упущенное время. Риа, однако, ничуть не будет удивлена. Оливия представляла себе, как все произойдет.
 — Я не сомневалась, Ливви, что ты опоздаешь, — скажет Риа, откидывая назад густую гриву своих темных волос. — Этот старый козел заставляет тебя работать, как рабыню, хотя знает, что только благодаря тебе у него так много заказчиков. Правда, Ливви, тебе пора уже завести свое собственное дело.
 Оливия улыбнется. Да, ей приходилось нелегко в «Интерьере от Пьера», но именно благодаря тому, что ее захватила энергия мосье Пьера, противостоять которой она не могла, Оливия за три года из простой девушки-продавщицы стала ассистентом по дизайну. Что же касается открытия своего собственного магазина, то где достать для этого нужную сумму денег без весомого и надежного поручительства?
 — Ну, если бы у тебя был такой поручитель, тебе не потребовалось бы брать заем, — говорила Риа, и они обе смеялись. Оливия и не ожидала, что подруга поймет ее. Риа родилась в мире привилегий и богатства; ее представление о нелегкой работе основывалось на торчании три раза в неделю, от полудня до шести, в претенциозной художественной галерее — вот почему для нее никогда не составляло труда вовремя явиться к ленчу.
 — Тебе не следует опаздывать на этот раз, — предупредила накануне она, хихикая, словно ей было десять лет, а не без малого двадцать шесть, — так что придется поторопиться, чтобы получить свой подарок.
 Оливия насторожилась, подумав о шелковом шарфе, который она купила для Риа.
 — Ты помнишь, о чем мы договаривались? — спросила она напряженно. — Больше никаких дорогих подарков. Те часы, что ты подарила мне в прошлый раз, великолепны, но…
 — Ты глупышка, Ливви. Какой толк от денег, если я не могу их тратить на людей, которых люблю?
 На протяжении многих лет это было для них пунктом преткновения: Оливия пыталась дать понять Риа, что у нее нет возможности отвечать на щедрые подарки старшей подруги, а Риа объясняла, что делать подарки для нее удовольствие.
 — Тебе это не нравится, дорогая? — спрашивала Риа с затуманенным взглядом, и каждый раз, когда Оливия пыталась объяснить ей, что дело вовсе не в этом, было уже поздно:
 — Вот и отлично, — радостно заявляла та. — Тогда держи и наслаждайся.
 Оливия вздохнула, спеша к ресторану и вспоминая, как Риа поддразнивала ее по поводу обещанного подарка.
 — Это как раз по твоей части, — говорила она, — разумно и практично. Надо вот только вовремя подойти к Луиджи и увидеть все самой.
 Взглянув на очень дорогие, золотые с бриллиантами, часы на левом запястье, — прошлогодний подарок Риа, который она надевала очень редко, — Оливия поморщилась: она опаздывала уже на четверть часа. «Конечно, — подумала она с надеждой, — часы могут показывать неверное время». Она не заводила их месяцами, часы были слишком дорогими, чтобы носить их каждый день, к тому же Оливии они казались слишком претенциозными.
 Но кого она пыталась обмануть? Такие часы скорее сломаются, чем будут врать. Кто знает, сколько ей еще идти до Луиджи?
 — Это очень уютное маленькое заведение сразу за поворотом от Пятой авеню на Пятьдесят шестую улицу, — назвала ей место встречи Риа, но ее способность определять расстояния не улучшилась за те пятнадцать лет, что они знали друг друга. «Сразу за поворотом от Пятой авеню» могло означать любое расстояние, хотя, подумала Оливия с улыбкой, Риа не любила выбирать местечки уж слишком далеко. Заведение должно находиться где-то в престижной части Нью-Йорка, между суетливой Пятой авеню и величавым зеленым массивом Центрального парка. Декор там должен быть изысканным, еда обильной, перечень вин — пугающе длинным. На этот раз, виновато подумала Оливия, они с Риа должны больше сказать друг другу, быть откровенней. Они достаточно знают друг друга; у них по-прежнему осталось много общего с той давней поры, когда они только отложили в сторону детские игрушки.
 Легко стуча высокими каблучками по тротуару, Оливия ускорила шаг. Ах! Вот оно! В самой середине квартала виднелась скромная черная вывеска с названием ресторана, выведенным золотыми буквами. Оливия опоздала всего лишь на двадцать минут. Неизвестно откуда возникший швейцар с глубоким поклоном, словно перед августейшей особой, распахнул перед ней обитую начищенной медью дверь.
 — Спасибо, — запыхавшись, выговорила она, сдерживая нервный порыв пригладить блестящие, темно-каштановые локоны. «Должно быть, спутанные ветром, длинные, до плеч, не поддающиеся гребню волосы лежат в еще большем беспорядке, чем обычно», — подумала Оливия раздраженно, сердясь даже не на них, не на подобострастно улыбающегося швейцара, но на себя, на собственное возбуждение, вызванное тем, что она вступила в заведение, столь очевидно предназначенное не для нее, а для тех, кто рожден для богатой жизни. С чего это вдруг? Ведь прошло уже много времени с тех пор, как ей в последний раз дали понять, что она чужда этому кругу; с тех пор Оливия дала зарок не подвергаться подобному унижению. Она вздернула подбородок: в своем изумрудно-зеленом шелковом костюме она выглядела так, как и должна была выглядеть посетительница этого шикарного маленького ресторана.
 «А заведение действительно шикарное», — подумала Оливия, оказавшись внутри. Маленькое фойе было отделано черным и белым мрамором, открывавшийся за ним уютный обеденный зал повторял это убранство, оттеняя его розовым и бордовым цветами. Все было погружено в полумрак; за зеркалами скрывались банкетные кабинеты. Где-то далеко тихо играл оркестр, а воздух благоухал тонким ароматом изысканных яств и духов.
 Поджидая метрдотеля, Оливия еще раз взглянула на часы. Возможно, Риа уже где-то здесь. Оливия шагнула вперед и вгляделась в зал. Может быть, та темная головка над столиком в стороне? Она привстала на носки, потом сделала еще один шаг…
 В этот момент из бара вышел мужчина. Оливия только и успела заметить серый шерстяной пиджак на нем, как его рука, сжимавшая высокий стакан, толкнула ее и в следующий миг струя холодной жидкости выплеснулась на ее шелковый жакет и потекла вниз, на юбку.
 Оливия вскрикнула почти одновременно с мужчиной, отпустившим какое-то резкое выражение; когда она подняла глаза, то увидела вначале свежее мокрое пятно на темном шелковом галстуке, а затем жесткое, раздраженное лицо мужчины.
 — Черт побери, дамочка, почему вы не смотрите, куда идете?
 От такой наглости Оливия даже онемела.
 — Я? Это вы!..
 — Только посмотрите. — Он вынул из нагрудного кармашка белый носовой платок и стал оттирать пятно. — Вы испортили мой галстук!
 Оливия мельком бросила взгляд на него, с ужасом рассматривая свой жакет. «Он промок, — подумала она в отчаянии, — насквозь промок. Ну что там какой-то галстук в сравнении с ее костюмом? К тому же весь вечер от меня будет разить, как от бутылки виски…»
 — В следующий раз, — резко сказала она, — переключитесь на клаб-соду, может быть, хоть это улучшит ваши манеры.
 Мужчина с интересом взглянул на девушку.
 — В самом деле? — сказал он и впервые взглянул ей в лицо.
 — В самом деле!.. — начала она суровым тоном, но слова застряли у нее в горле. Гнев исчез с его лица, его сменила легкая улыбка. У Оливии перехватило дыхание. Глупо, но, Господи, до чего же красивый мужчина!
 — Черт возьми, — сказал он, — бывает… Она проглотила комок в горле.
 — Да… бывает…
 Не только красивый… Богатый… Она прекрасно знала этот тип мужчины. Она определила это по сшитому на заказ костюму, по манере говорить.
 Его взгляд скользнул по ее лицу, затем вниз, остановившись на груди; Оливия вспыхнула. Он снова улыбнулся.
 — Вот здесь. — Он протянул руку с платком к ее жакету. — Позвольте мне…
 — Нет. — Оливия быстро отступила. — Я сама позабочусь о себе, — произнесла она холодно.
 — Мадам? Сэр? У вас возникли проблемы? Она обернулась. Возле нее стоял метрдотель с встревоженным лицом. Мужчина улыбнулся:
 — Никаких проблем.
 Метрдотель перевел взгляд с жакета Оливии на галстук мужчины.
 — Могу ли я чем-нибудь помочь? Быть может, почистить одежду или?..
 — Столик, — сказал мужчина. Он взял Оливию под локоть, очень легко сжав его своими пальцами, но этого оказалось достаточным для того, чтобы она почувствовала, как его прикосновение словно обожгло ее кожу, и резко отпрянула.
 — У меня здесь назначена встреча, — заявила она метрдотелю. Мужчина мягко улыбнулся.
 — У меня тоже. Но еще не поздно изменить наши планы. А?
 — Человек, с которым я договаривалась, уже, может быть, здесь, — сказала Оливия, проигнорировав его слова. — Столик на имя…
 — Меня интересует ваше имя, — негромко произнес мужчина. — Если вы не хотите пообедать со мной, то скажите, по крайней мере, ваше имя и номер телефона.
 Метрдотель негромко кашлянул.
 — Может быть, мне лучше подойти к вам через несколько минут…
 — Нет. — Оливия мотнула головой. — Пожалуйста, не надо. Я хочу, чтобы мне показали мой столик, неважно, ждут меня уже там или нет.
 — Разумеется, мадам.
 — Скажите по крайней мере «до свидания», — насмешливо шепнул мужчина, когда Оливия прошла мимо него, следуя за официантом. Она ничего не ответила и несколько успокоилась, только отойдя от бара на приличное расстояние.
 — Заказ был сделан на имя Риа Боском, — сказала она.
 Официант наклонил голову.
 — Конечно. Прошу вас.
 Оливия вздохнула. Риа, конечно же, была на месте. Оливия была недовольна своим поведением с незнакомцем, но, в конце концов, с его стороны ничего и не было, кроме невинного флирта; однако он запечатлелся в ее памяти благодаря своей уверенности в собственной неотразимости.
 — Вот ваш столик, мадам.
 — Благодарю вас, я… — Оливия опешила. В кабинете ее ждали, но это не была Риа. Вместо нее навстречу Оливии, улыбаясь, встал седой мужчина с красивым румяным лицом.
 — Извините, — сказала она, обернувшись к официанту, — боюсь, что произошла какая-то ошибка.
 Седовласый мужчина еще раз улыбнулся и легким движением руки отпустил официанта:
 — Все правильно, Джеффри. Мисс Харрис подошла именно к нужному столику.
 — Извините, — медленно проговорила Оливия, — но я… — Ее голос дрогнул. Она собиралась сказать, что не знает этого человека, но что-то ее удержало. Его лицо показалось ей знакомым, как и голос. Где она могла видеть его раньше?
 — Чарлз Райт, — представился он, словно прочитав ее мысли. — Мы встречались несколько месяцев назад. Я приходил в магазин, где вы работаете, посоветоваться о драпри для моей квартиры…
 — ..А закончили тем, что решили поменять весь декор в доме. — Оливия улыбнулась и ответила на его рукопожатие. — Конечно, вы мистер Райт. Извините, что не узнала вас сразу.
 — Все в полном порядке, мисс Харрис. — Райт улыбнулся еще шире. — Я и не ожидал, что столь обворожительная молодая женщина запомнит имя и внешность такого старого чудака, как я.
 — О, вы вовсе не старый чудак, — машинально возразила Оливия. — Я только… — Она нахмурилась, освобождая руку. — Боюсь, что произошла какая-то ошибка, мистер Райт. Я здесь встречаюсь для ленча со своей подругой…
 — С Риа Боском.
 У Оливии вопросительно взметнулись брови.
 — Да, верно. Но откуда вам это известно?
 — Риа не говорила вам, что она пригласила меня присоединиться к вашему обществу? — Райт вздохнул, — Ах, да, она сказала, что хочет сохранить это в секрете до последнего момента, и я вижу, что она так и сделала.
 Оливия нахмурилась.
 — Вы с Риа знаете друг друга? — Очевидно, она удачно задала вопрос: Райт с облегчением рассмеялся.
 — Можно сказать, что да. Мы познакомились в магазине, в котором вы работаете. Я как раз одобрил последние наброски для отделки моего жилища, когда Риа вошла и поздоровалась с вами. Вы и представили нас друг другу.
 — Я? — Оливия натянуто улыбнулась. — Да, теперь, когда вы сказали, я вспомнила. Но это все-таки не объясняет…
 — Пожалуйста, мисс Харрис, может быть, вы сядете, и мы что-нибудь выпьем? Риа скоро придет, уверяю вас.
 Оливия несколько секунд колебалась, потом пожала плечами и села напротив Рейта на мягкое сиденье, напряженно пытаясь сообразить, что, собственно, происходит. «Алиса на чаепитии у Кролика», — подумала она и откашлялась.
 — Должна сознаться, — сказала она спокойно, — я не сожалею, что ее еще нет. Это я всегда опаздываю и обещала ей, что на этот раз приду вовремя.
 Наступила пауза. Оливия еще раз кашлянула и сказала:
 — Что ж, надеюсь, вы теперь довольны вашей квартирой, мистер Райт?
 — Чарлз, — с улыбкой поправил он. — Разумеется, женщина, которая так прекрасно декорировала мою квартиру, знает меня достаточно хорошо, чтобы называть по имени.
 Оливия отметила эту любезность улыбкой.
 — Значит, вам все нравится? Я припоминаю, вы сказали, что цвет, который мы подобрали для вашей гостиной, может надоесть.
 Райт рассмеялся:
 — Знаете, я в ней бываю не так часто, чтобы заметить это. Нет, я просто хотел немного подразнить вас. — Все так же улыбаясь, он жестом подозвал официанта. — По поводу этого декора мне все говорят комплименты. А я всем сообщаю, что это оформление очаровательной мисс Оливии Харрис.
 Оливия вспыхнула:
 — Спасибо, я подозреваю, что мой босс предоставил бы вам кредит в «Интерьере от Пьера».
 — Чепуха. — Райт пожал плечами. — Мы оба знаем, что именно вы представляете творческое начало в этом магазине.
 — Это очень любезно, но…
 — Что вы будете пить? Белое вино? Красное? А может быть, что-нибудь более существенное? Оливия заколебалась:
 — Спасибо. Может быть, перье? Райт поморщился:
 — В ваш день рождения? Вам не кажется, что это не самое подходящее?
 Оливия недоуменно взглянула на него:
 — Откуда вы знаете про мой день рождения?
 — Бутылку шампанского, — распорядился он, затем наклонился к Оливии. — Ваш и Риа. Конечно, я знаю. Вот почему я здесь.
 — Чтобы отметить день рождения Риа? Райт негромко рассмеялся:
 — Или, если быть точнее, я здесь, чтобы отметить ваши дни рождения. Оливия вздернула голову:
 — Мистер Райт…
 — Чарлз.
 — Послушайте, я не хочу казаться невежливой, но я ожидала встретить здесь мою подругу, чтобы вместе пообедать. Вместо этого я вижу, что меня ждете вы, и что вы знаете обо мне достаточно много, а я о вас не знаю ничего.
 — Но узнаете, дорогая. Я друг Риа, один из ваших самых преданных клиентов… — Он вздохнул. — Я говорил Риа, что это она должна все объяснить вам, но она настояла, чтобы это сделал я.
 — Но Что объяснить?.. — спросила Оливия настороженно. Он снова вздохнул.
 — Риа и я однажды разговорились. О возможности инвестиции. Она знает, что я всегда ищу… — Он прервался, когда появился официант с бутылкой охлажденного шампанского. Когда оно было откупорено и разлито, Райт перегнулся через стол:
 — Риа знает о моем пристрастии к малому бизнесу, поэтому, когда она объяснила, насколько доходной может быть маленькая студия по декору интерьеров…
 У Оливии от возбуждения перехватило дыхание. Не на это ли намекала Риа? Неужели она нашла человека, который предоставил бы деньги для того, чтобы открыть магазин, но не предупредила об этом? И неужто мистер Райт намерен пригласить ее стать управляющей такого магазина?
 Это было слишком хорошо, чтобы быть правдой. Она облизнула кончиком языка пересохшие губы.
 — Мистер Райт… Чарлз… Если я вас правильно поняла, вы приглашаете меня стать управляющей в таком магазине?
 «Это было бы слишком хорошо, чтобы было правдой», — вновь подумала она, когда он покачал головой.
 — Нет. Оливия кивнула:
 — Извините, — И вымученно улыбнулась. — Я, конечно, ошиблась, но минуту назад, готова поклясться, вы сказали, что собираетесь заняться бизнесом по декору.
 — Вы будете заниматься оформительским бизнесом. — Райт поднял свой бокал и улыбнулся ей. — Я только вкладываю капитал.
 Когда мужчина напротив нее расхохотался в ответ на растерянное выражение, появившееся на ее лице, Оливия решила, что сходит с ума.
 — На самом деле все очень просто, — сказал он. — Я уже говорил, что получил тысячу комплиментов по поводу моей квартиры, — вполне достаточно для того, чтобы выгодно продать ее.
 — Вы ее продали? Но ведь мы только что закончили ее отделку! Он кивнул.
 — Да. Но, Оливия, мои потребности изменились. Мне нужно что-то более спокойное, более интимное. Дело заключается в том, что каждый раз, когда кто-нибудь восхищался моей квартирой, Риа думала обо всех тех клиентах, которые обращались бы к вам, имей вы свою собственную студию. — Райт усмехнулся. — Поэтому я не был удивлен, когда она явилась ко мне с этой идеей.
 Оливия очень осторожно отставила свой бокал.
 — Какой идеей?
 — Она сказала мне, что вы пытались получить заем от банка, но они отказали вам. Это верно, не так ли?
 — Я пыталась получить заем в нескольких банках, — сказала Оливия. Ее голос звучал натянуто, она откашлялась и попыталась продолжить. — Я не вижу…
 — Риа предложила, чтобы я финансировал вашу попытку.
 Оливия уставилась на него:
 — Что?!
 — Я говорил вам, что всегда ищу возможность сделать небольшие инвестиции. Почему бы мне не вложить деньги в студию по декору интерьеров? Риа предложила, и я решил — почему бы и нет?
 «Маленькая инвестиция, — подумала Оливия, испытывая головокружение. — Да, деньги, в которых она так нуждается, у таких, как Чарлз Райт, есть. „Практичный подарок“, — сказала Риа. Очень практичный и разумный».
 — Итак, я попросил моих поверенных все подсчитать, и они принесли мне некоторые выкладки. Естественно, пока очень предварительные, пока они не получат от вас кое-какую информацию.
 Этот человек говорил серьезно! Оливия в упор смотрела на него через стол. Своя собственная студия, где решения будет принимать она, а не Пьер, где будут оказывать доверие ей, а не Пьеру, где все идеи и проекты будут ее.
 Но это было сумасшествие. Умопомрачение. Одному Богу известно, как удалось Риа убедить Чарлза Райта сделать такое серьезное предложение. Конечно, она не может принять его, она…
 — Но если вы полагаете, что это поступок безумца, на который меня подбила Риа… Оливия нервно засмеялась:
 — Примерно так я и подумала, — призналась она.
 — ..То смею вас уверить, что вы ошибаетесь. Многие годы я вкладывал деньги в сухие химчистки, видеопрокат, даже в дорогие парикмахерские. — Он улыбнулся. — Почему бы не вложить их в декоративную студию? Мои бухгалтеры сказали мне, что изменившаяся экономика изменила и привычки людей. Они больше тратят на основательную переделку, чем на косметический ремонт…
 — Да… Но… но вы едва знаете меня…
 — Я знаю вашу работу, и Риа ручается за вас. Этого вполне достаточно. И поймите, Оливия, это заем, прибыльный для меня, с ежемесячными датами погашения и всем остальным. — Он снова улыбнулся:
 — Мои бухгалтеры и люди из налогового управления не предоставляют мне иных возможностей.
 У Оливии снова перехватило дыхание.
 — Я… я не знаю, что и сказать, — только и прошептала она.
 Райт засмеялся:
 — Ловкая деловая женщина сказала бы просто: «да».
 Она молча смотрела на него. «С чего вы начали?» — спросила она однажды Пьера, и он, пожав плечами под своим элегантным, сшитым на заказ пиджаком, ответил честнее, чем она ожидала: «Занял деньги у богатой подруги. Без нее я, возможно, до сих пор разрисовывал бы пионами шелковые шали».
 Райт вынул из нагрудного кармана чек и положил его на стол перед Оливией.
 — Взгляните. Мои люди подсчитали, что этого для начала достаточно. Если это не так, скажите. Я хочу, чтобы вы становились капиталистом правильно. Для того, чтобы у вас была надлежащая клиентура, мы должны помочь вам разместиться в надлежащем месте, в надлежащем окружении.
 Чек был выписан на сумму, от которой у Оливии закружилась голова. Она взглянула на чек, потом на Райта.
 — Я… я не знаю, — медленно выговорила она. — А если я провалюсь?
 Она отодвинула чек обратно к нему. Сверкнули золото и бриллианты ее часов. Он остановил это движение, положил свою руку на ее ладонь.
 — Риа и я испытываем к вам полное доверие. Она растерянно смотрела на него.
 — Мистер Райт…
 — Чарлз. — Он очаровательно улыбнулся. — Разумеется, мы теперь можем обращаться друг к другу просто по имени.
 — Чарлз, — медленно произнесла Оливия и замолчала. «Риа, — подумала она, — я задушу тебя в объятиях до смерти. Я… я готова в любой момент вскочить с места и пуститься в пляс, вопить, кинуться на шею этому чванливому метрдотелю…»
 — Этой суммы достаточно? Она кивнула.
 — О, да! Даже более чем достаточно. Я просто не знаю, могу ли я принять этот чек. Я чувствую себя очень странно, позволяя вам дать мне так много денег.
 — Какие сантименты! Звучит это, словно она так и чувствует.
 Голос был мужской, тон приглушенный. Но не было ни малейшего сомнения: в нем звучали холодность и откровенное презрение. И голос этот определенно ей знаком.
 То был мужчина, который столкнулся с ней всего несколько минут назад. Оливия выпрямилась и холодно взглянула на него.
 — Вас сюда не приглашали, — начала она, но тут же умолкла. Мужчина смотрел не на нее, а на Чарлза — а Чарлз, в свою очередь, смотрел на него; его румяное лицо стало бледным, как бумага.
 — Как приятно снова видеть тебя, Чарлз, — сказал незнакомец, но Оливия почувствовала, что за этими словами что-то кроется. Чарлз тоже это почувствовал, его рука, по-прежнему лежавшая на ее ладони поверх чека, сжалась так, что ей стало почти больно.
 Оливия кашлянула.
 — Вы… Вы знаете этого человека, Чарлз? Мужчина засмеялся:
 — Ты меня знаешь, Чарлз? — спросил он, зло передразнивая ее.
 — Эдвард, — голос Чарлза звучал как-то глухо, — вот так сюрприз. Эдвард хохотнул:
 — Да. Могу представить.
 Оливия нахмурилась. Здесь что-то происходило, что-то скандальное, но что? Незнакомец в упор смотрел на ее соседа по столу. Она не могла хорошо разглядеть его глаза, их цвет стал неопределенным, но было совершенно очевидно, что они полны нескрываемой ненависти.
 Оливию немного зазнобило. Она поднялась с места.
 — Я вас ненадолго оставлю, джентльмены, так что вы сможете…
 — Нет, — пальцы Чарлза стиснули ее сильнее, и Оливия почти упала на свое место. — Эдвард не… Он не останется. Не так ли, Эдвард?
 Мужчина улыбнулся, хотя Оливия не была уверена, что можно назвать улыбкой гримасу, растянувшую его губы и обнажившую зубы.
 — У меня ленч с несколькими партнерами по бизнесу, — сказал Чарлз. Однако незнакомец перевел взгляд на стол, на котором по-прежнему лежала поверх чека ладонь Оливии, удерживаемая Чарлзом. На его лице снова появилась эта ужасная улыбка, кривая и холодная, он поднял глаза на Оливию.
 — Вы говорили, что у вас назначена встреча. Но я не имел представления, кто этот счастливчик. Чарлз конвульсивно проглотил слюну.
 — Ты… Ты знаком с мисс Харрис, Эдвард? Мужчина снова ухмыльнулся.
 — И наполовину не так, как ты, — сказал он.
 — Подождите минутку, — начала Оливия, но пальцы Чарлза снова стиснули ее руку.
 — Мисс Харрис и я только что…
 — Можешь мне не рассказывать. — Взгляд незнакомца медленно и нахально опустился с лица Оливии на ее грудь. Она почувствовала, как краснеет, а он тихо рассмеялся, словно они обменялись удачными шутками. — Вы обсуждали бизнес, — сказал он. — Это видно каждому, у кого в башке есть хоть несколько извилин.
 Эти слова звучали невинно, но, тем не менее, в них содержалось очевидное оскорбление. Оливия вырвала ладонь из рук Чарлза и вскочила на ноги. Она заставила себя взглянуть прямо в лицо этому человеку, преграждавшему ей путь.
 — Извините, — произнесла она холодно.
 — Не обращайте на меня внимания, дорогая. Я уверен, что у вас и Чарлза масса «деловых» тем для обсуждения.
 — Вы не будете столь любезны, чтобы пропустить меня?
 — Ах, какие хорошие манеры. — Его зубы снова обнажились в этой ужасной улыбке. — И такая очаровательная. Должен признать, Чарлз, твой вкус безупречен.
 — Кто вы, черт побери, что так о себе воображаете? — гневно вскричала Оливия.
 — Почему ты ей не сообщишь, Чарлз? — спокойно спросил мужчина, не отрывая глаз от лица Оливии.
 — Эдвард, — с напряжением в осипшем голосе сказал Чарлз, — ты совершаешь ошибку. Я сказал тебе, что мисс Харрис…
 — Партнер по бизнесу. Разумеется. — Он потянулся к Оливии и неожиданно схватил ее за руку.
 Его длинные, загорелые пальцы резко выделялись на фоне зеленого шелка. — Какая милая безделушка.
 У нее перекосило лицо, когда он стал выворачивать ей кисть. Сверкнули золото и бриллианты часов, подарка Риа на ее последний день рождения.
 — Вы должны были очень постараться, чтобы получить такое вознаграждение от старины Чарли. Оливия вырвала руку.
 — Отойдите от меня! — потребовала она, ее голос дрожал от едва сдерживаемой ярости. — Отойдите, или я…
 — Или что?.. — спросил от так тихо, что она едва расслышала его слова. — Будете драться со мной?
 Он придвинулся к ней всей массой своего тела так тесно, словно они были любовниками. Его губы снова расползлись в ленивой улыбке, она ощутила жар, исходящий от его напрягшегося тела.
 — Ну, валяйте, — сказал он спокойно. — Что же вы не начинаете?
 Ее глаза сузились от гнева, почти самопроизвольно ее рука взметнулась, чтобы отвесить ему пощечину, но тот без малейших усилий перехватил ее руку и сильно, жестко сжал. Улыбка исчезла с его лица, глаза сменили цвет, из холодных голубых просветов стали темными, как зимний лед.
 — Наслаждайтесь вашим ленчем, мисс Харрис. — И прежде, чем Оливия пришла в себя, чтобы ответить ему должным образом, он повернулся и пошел прочь.
 — Оливия! Оливия! — Она повернулась к столику: Чарлз Райт жестом подзывал ее. На лбу у него выступили капли пота. — Садитесь, Оливия, — произнес он свистящим шепотом, — на нас все смотрят.
 Но он ошибался. Их защищали от взоров полутьма и уединенность кабинки. Никто даже не смотрел в их сторону.
 «Уходи, — сказала она себе, — направляйся к дверям и уходи»… — но ноги отказывались повиноваться ей. Чтобы не упасть, она вынуждена была присесть и расслабиться; дотянувшись до своего бокала с шампанским, она сделала глоток.
 — Очень сожалею, — растерянно сказал Чарлз, — я и вправду очень сожалею, Оливия.
 Она покачала головой.
 — Кто этот человек? — спросила она шепотом.
 — Некто, кто полагает, что владеет всем миром, — ответил он мрачно.
 Теперь в его голосе звучали гнев и решительность, но где были эти эмоции, когда непрошеный гость глумился над ними? Негодяй! То, что он сказал ей, то, на что намекал…
 Она закрыла глаза и откинулась на спинку банкетки. Вот как обернулся этот день ее рождения. Незнакомец в качестве компаньона по столу вместо Риа, предложение начать свой собственный бизнес, хотя теперь, конечно, нечего было и думать о том, чтобы принять эти деньги, — и столкновение с этим сумасшедшим, с абсолютным психом…
 — Ливви! — воздух наполнился тонким ароматом дорогих духов. — Оливия открыла глаза и увидела, как, вся в соболях и шелках, в кабинку ворвалась Риа Боском. — О, Ливви! Ты можешь извинить меня? — Она прижалась щекой к щеке Оливии и улыбнулась Чарлзу. — Хэлло, Чарлз. Надеюсь, вы приятно поболтали вдвоем.
 — Риа, — произнес Чарлз, — слава Богу, ты наконец-то появилась. Мы только что…
 — Так ты уже сказал ей? — Риа стянула с рук лайковые перчатки и бросила их на стол. — Ну, и что ты по этому поводу думаешь, Ливви? Я хотела, чтобы ты услышала все детали от Чарли, ты же понимаешь, что я бы просто не смогла… — Ее слова повисли в воздухе, она нахмурилась. — Что случилось? Я думала, что вы теперь станете лучшими друзьями. Ливви, только не говори мне, что тебя рассердило предложение Чарли.
 Чарлз наклонился к ней.
 — Эдвард только что нанес нам визит, — произнес он натянуто.
 Риа вскинула голову:
 — Эдвард? Господи… Чарлз, что он здесь делает?
 — Создает неприятности. То, чем он всегда занимается. Разве не так?
 — Да… Но Эдвард — здесь? Что он сказал?
 — Он наговорил уйму ужасных вещей. Большую часть из них — в мой адрес. — Голос Оливии дрожал. — И я представления не имею почему. Ради Бога, скажите, кто же он такой?
 Риа и Чарлз переглянулись, потом в один голос ответили:
 — Эдвард — это…
 — Эдвард — это…
 Чарлз умолк, а Риа откашлялась.
 — Эдвард, он… он член семьи Чарлза. Он… он завидует состоянию Чарлза. Ох, Ливви, это все очень сложно. Можно сказать, византийские интриги. Но суть сводится к тому, что Эдвард полагает, что он должен управлять состоянием семьи, которое он, конечно, развеял бы по ветру. И он никогда не упускает случая, чтобы оскорбить Чарлза.
 Оливия, наконец выдохнула.
 — Могу сказать, что ему это вполне удалось. — Она через силу усмехнулась. — Из-за него я почувствовала себя, как если бы я, как если бы… — Она подняла глаза на Риа. — Но он дал мне понять одну вещь. Я не могу принять твое предложение.
 — Мое предложение?
 — Ладно, предложение Чарлза. Я должна поблагодарить тебя, Риа, это был самый хороший день рождения из всех, но… — У Оливии перехватило дыхание. — Это действительно было очень заманчиво, но не будем больше говорить об этом.
 Риа облокотилась локтями о стол и уткнулась подбородком в ладони.
 — Почему?
 — Потому. Прежде всего я полагаю, что Чарлз ничего не понимает в оформительском бизнесе…
 — Ему и не нужно понимать. Декоратор ты, разве нет?
 — И… Кто знает, как я буду управлять своей собственной студией? Я всего лишь четыре года как закончила школу.
 — Чепуха. Это жирное ничтожество даже карандашом не коснулось ни одного эскиза с тех пор, как сделало тебя своим ассистентом, и это всем известно. Что еще?
 — Хорошо… — Оливия покраснела. — Я считаю невозможным принять деньги от незнакомого человека.
 — Эдвард допустил несколько инсинуаций, — напряженно сказал Чарлз. Риа подняла брови:
 — Он позволил себе?
 — Да, — ответила Оливия. — Конечно, — поспешила она добавить, — я знаю, что все это ложь.
 Я имею в виду, что Чарлз ничего такого не предлагал…
 — Только бы попробовал! — Риа перегнулась через стол и взяла Чарлза за руку. Оливия взирала на них в изумлении.
 — У нас с Чарлзом очень близкие отношения, Ливви, — сказала Риа нежно. — Он не сообщил тебе об этом?
 — Нет. — Оливия задохнулась. — Нет, не сказал.
 — Что ж, это правда.
 — Понимаю, — сказала Оливия, хотя ничего не понимала. Риа и Чарлз? Между ними разница, по крайней мере, в тридцать лет.
 — Ладно, но почему, в таком случае, этот тип, Эдвард, вел себя так, словно он думал, что Чарлз и я были… как если бы он думал, что мы?..
 — Эдвард, он… Он родственник жены Чарлза. Чарлз с ней разъехался. — Риа покраснела под взглядом Оливии. — Не смотри на меня так, Ливви. Мы живем в двадцатом веке. К тому же это произошло еще до того, как мы познакомились.
 — Я… я просто удивлена, Риа, — медленно вымолвила Оливия. — Ты никогда не говорила…
 — Ладно, не будем больше толковать об этом, — сказала Риа, защищаясь. — Во всяком случае, Эдварда беспокоит вовсе не наша ситуация. — На ее красивом лице появилась угрюмая складка. — Я уже сказала тебе — все, чего он хочет, это добраться до денег Чарлза. Можно подумать, что ему их не хватает! А к женщинам он относится как настоящий троглодит.
 Оливия сжала губы.
 — Да, с этим я согласна. — Она потерла пальцами покрасневшее запястье.
 — Понимаешь, Эдвард Арчер родился в сорочке. — Риа скривила рот. — Ты знаешь людей этого типа, Ливви. Они накидываются на каждого, кто им перечит.
 Да, она знала таких людей. Она знала их слишком хорошо. Девушка выросла в окружении подобных ребят, которые вышли из старинных семей, с фамильными состояниями, и смотрели на таких девочек, как она, как на игрушки. Эти ребята вырастали в мужчин с такими же взглядами.
 Неужто Эдвард Арчер сквозь все напластования последующих лет, одежду, приобретенный опыт, безупречную косметику разглядел прежнюю девчонку? Оливия скривила рот. Значит, поэтому он так повел себя с ней, когда они впервые столкнулись друг с другом, значит, поэтому он мог оскорблять ее, значит, поэтому он вывел ошибочное заключение об ее отношениях с Чарлзом? Неужели до сих пор она носит на себе какую-то печать, которая отделяет ее от них, указывает на то, что родилась она не в богатом доме?
 — Ливви, ты ведь не будешь такой дурочкой, чтобы из-за этого отказаться от предложенного тебе Чарлзом займа и изменить всю свою жизнь, правда же? — Риа взяла ее за руку. — Ну же, Оливия!
 Оливия взглянула на подругу. Риа улыбнулась открыто и тепло, Чарлз смотрел на нее с обожанием в глазах. И неожиданно она подумала, что если бы Эдвард Арчер так посмотрел на нее, она распростерлась бы у его ног.
 — Конечно же, не буду, — ответила она уже без колебаний. И это решение вскоре отразилось на всей ее судьбе.




 Глава 2


 К черту этого проклятого Эдварда Арчера! Она едва знала этого человека с ледяными глазами, который заставил ее, уверенную в себе девушку, ощутить себя застенчивой, неуклюжей девчонкой, которой она была много лет назад.
 Осознание этого и чувства тяжести, давящего грудь, было достаточно, чтобы отравить часть радости от подарка Риа. Но по прошествии нескольких дней Оливия оказалась слишком занятой, чтобы придавать уж очень большое значение столкновению с этим грубияном и невежей.
 Она встречалась с юристами и бухгалтерами, агентами по недвижимости, художниками и штукатурами, и проведенные с мосье Пьером полчаса, когда он вначале уверял, что она бездарная и неблагодарная выскочка, а потом встал перед ней на колени и умолял, согласившись на большое повышение жалованья, остаться у него, надолго врезались ей в память.
 Именно осознание того, чего она стоит, и убедило Оливию в том, что, покидая «Интерьеры от Пьера» и открывая собственное дело, она делает верный шаг.
 Все произошло очень быстро. Оливия влюбилась в окруженный зеленью четырехэтажный дом с узким фасадом на одной из улиц в Манхэттене. Она собралась с силами и мужеством, истратила часть полученного от Чарлза займа — и верхний этаж превратился в уютную квартиру, что положило конец ее многолетней жизни в тесной комнатенке, а нижние три этажа трансформировались в студию и выставочные залы, о которых она могла только мечтать.
 Она так и назвала свой магазин: «Мечта Оливии».
 Она сама оформила каждый квадратный дюйм помещения, так что уют и шарм отличали не только демонстрационные залы, как у Пьера. Он был мастер пускать пыль в глаза заказчикам, но нисколько не заботился о своих дизайнерах.
 — Жизнь в соляных копях, — говаривала об их темной, угрюмой студии работавшая с Оливией Дольчи Чамберс. Они обе старались сделать их обиталище более уютным, но горшки с геранью и окантованные литографии не могли совершить невозможное.
 — Если я когда-нибудь стану владелицей собственной студии, — сказала как-то Дольчи, — в ней будет миллион квадратных футов, окна во всю стену и потолок высотой в сто футов.
 Оливия лукаво улыбнулась:
 — А если я заимею свою, — сказала она, — в ней будет миллиард квадратных футов и потолок в тысячу футов. Стен не будет вообще. Только стекло, еще стекло, и еще больше стекла. Ну, как звучит?
 — Божественно, — вздыхала Дольчи.
 И вот теперь, благодаря Риа и Чарлзу, эта мечта стала явью.
 «Впрочем, возможно, не во всем», — улыбаясь, думала Оливия, отрывая взгляд от своего чертежного стола. Комната на втором этаже, в которой они теперь работали с Дольчи (девушка приняла предложение Оливии перейти к ней на работу), была гораздо скромнее того, о чем они когда-то мечтали; но она была большая и светлая и окрашена в радующие глаза цвета.
 — Ты счастлива, Ливви? — спросила ее Риа, когда подруги встретились, чтобы немного посидеть в баре отеля «Плаза» [1] после рабочего дня в «Мечте Оливии».
 Оливия улыбнулась.
 — И ты еще спрашиваешь? — ответила она вопросом на вопрос, и личико Риа тоже расплылось в радостной улыбке.
 Да, Оливия была счастлива. Она собрала свои наброски, отодвинула стул и подошла к окну, подытоживая события, происшедшие в ее жизни после памятного дня рождения.
 С того дня, когда Чарлз стал ее финансовой опорой, он держался как и подобает джентльмену. Он не дал ей ни малейшего повода пожалеть, что она решилась принять от него заем. Тем не менее она не могла избавиться от ощущения, что тот Чарлз, с которым ее связывал бизнес, и тот Чарлз, который ухаживал за Риа, были в определенном смысле разные люди. И почему Риа так старалась держать свою связь с ним в секрете?
 Риа сказала, что так посоветовали Чарлзу его юристы — до завершения дела о разводе.
 — А еще, — добавила она со вздохом, — из-за моих родителей. Ты же их знаешь, Ливви.
 Оливия знала, слишком хорошо знала. Баскомы всегда обходились с ней очень любезно, но никогда не позволяли забыть, что она была подопечной их домоправительницы, и держали ее в доме как бы из милости.
 — Ты имеешь в виду, — сказала она чуть погодя, — что они несколько консервативны. Риа вздохнула.
 — Замшелые и окостенелые, иных слов не подберешь. Если я расскажу им о Чарлзе, они с ума сойдут. Они скажут, что он слишком стар для меня, они ужаснутся тому, что он женат…
 — Может быть, тебе обо всем этом тоже стоит подумать, — осторожно сказала Оливия.
 — Тебе нужно лучше узнать его, Оливия. В нем больше энергии, чем в людях вдвое моложе его. Что же касается его брака, то он был в нем несчастлив многие годы.
 — Значит, все это — эти отсрочки…
 — ..Необходимы, — твердо сказала Риа, — пока его бракоразводный процесс не завершится, и тогда мы поедем в Вегас и там поженимся, а затем поставим родителей перед свершившимся фактом.
 Эти слова прозвучали так, словно Риа защищалась от чего-то, но Оливия вовсе и не собиралась вынуждать подругу оправдываться.
 — Я всего лишь не хочу видеть тебя несчастной, — сказала она, и Риа сразу заулыбалась, перегнулась через стол и взяла Оливию за руку.
 — Я знаю, — прошептала она. — О, Ливви, я так рада, что мы снова сблизились, я так скучала по тебе.
 На самом деле они не были снова так уж близки, но у Оливии не хватало духу сказать об этом Риа, которая когда-то была ей скорее даже сестрой, чем просто лучшей подругой. Вместо этого она улыбнулась и крепко пожала ее руку.
 — Я тоже рада, — сказала она и на этом закончила разговор.
 Что же касается Эдварда Арчера… Оливия даже закусила губу. Как ни странно, неприятное столкновение с ним никак не уходило из ее памяти, и мысль то и дело возвращалась к тяжелым моментам, пережитым в ресторане. Все это было нелепо. Инцидент произошел почти месяц назад, и с тех пор она не видела Арчера.
 Но почему, в таком случае, она все время его вспоминала? Его образ постоянно возникал в ее сознании. Она как наяву видела его высокую, худощавую, мускулистую фигуру, его глаза, в которых плясали бесенята, когда он пытался подцепить ее. Эдвард Арчер одарил ее взглядом, который ясно говорил: «Если я захочу тебя, то получу, я могу в любой момент получить тебя, покорить и заставить плакать ночью от желания быть со мной». Ее тело охватил жар от чувства унижения, и Оливия прижималась лбом к холодному стеклу.
 Много лет назад в дождливый вечер она сошла с тротуара, когда зажегся зеленый свет, и едва не угодила под колеса спортивного автомобиля. Она услышала зловещий визг тормозов, когда водитель, увидев ее, в последний момент успел нажать на педаль. Однако пугающее ощущение чего-то мощного, сдерживаемого лишь жесткой властью, но только и ждущего, чтобы его спустили с привязи, оставило неизгладимый отпечаток в ее сознании.
 В столкновении с Эдвардом Арчером было что-то похожее. Несмотря на хорошо скроенный костюм и запах дорогого одеколона, он чем-то напоминал зверя. Инстинкт подсказывал ей, что он держал себя под жестким контролем, словно опытный убийца, скрывающийся под цивилизованной внешностью выхоленного фата. Об этом говорило то, как он схватил и пригнул ее руку, темная щетина, просвечивающая сквозь гладко выбритые щеки, сухощавое лицо с жестким выражением.
 У нее перехватывало дыхание. Что чувствует нежная женская кожа, слегка соприкоснувшись с этой жесткой щетиной? Грубое царапанье, когда его губы будут опускаться по ее шее к плечам, потом к груди…
 — Оливия? — Блокнот с набросками выпал из ее рук, когда она, вздрогнув, обернулась. В открытой двери стояла Дольчи, ее красивые волосы ярким нимбом обрамляли веснушчатое лицо. — Извини, пожалуйста, — сказала она, — я не хотела тебе помешать.
 Оливия взяла себя в руки:
 — Все в порядке. Я… я собиралась сделать эскизы этих драпри, которые мы должны… — У нее прервался голос, когда она нагнулась, чтобы подобрать блокнот. — Ничего не получается, — сказала она быстро. — Что, подошла моя очередь стать к прилавку?
 — Нет, пока что моя. — Дольчи удивленно подняла брови. — Там тебя спрашивает посетитель.
 — Заказчик? — спросила Оливия. Все мысли об Эдварде Арчере сразу отлетели прочь. Каждый новый заказ все еще был для нее событием.
 — Нет, не думаю.
 — Ладно. — Оливия тяжело вздохнула. — Интересно, какое еще разрешение я еще не оформила? Одному Богу известно, сколько еще их могло остаться… Департамент здоровья, Департамент налогов, Департамент труда… Что еще может от меня потребовать этот посетитель?
 — Очень многого, если он не полный дурак! — неожиданно раздался знакомый мужской голос. У Оливии замерло сердце. — Оливия? — позвала Дольчи, но она уже повернулась на звук другого, мягкого, вкрадчивого голоса.
 В открытой двери студии стоял Эдвард Арчер, под его распахнутым пиджаком виднелась кремовая рубашка с темным шелковым галстуком, руки были небрежно засунуты в карманы брюк и бугрились под их тканью. Увидев, как широко округлились глаза Оливии, он улыбнулся, при этом его рот скривился, что придало улыбке весьма двусмысленный характер. Оливия вспыхнула:
 — Как вы посмели явиться сюда? Его улыбка превратилась в ленивую гримасу.
 — А какого черта вы так приветствуете клиента? — Он медленно и нахально обозрел всю ее фигуру в полотняном костюме, который она сама смоделировала для себя, до легких туфель от Чарлза Джордана, купленных прошлой весной на распродаже. Потом снова посмотрел ей в глаза:
 — Или старина Чарли обеспечивает вас всеми теми «клиентами», каких только девушка может обслужить?
 Лицо Оливии пошло пятнами. Он снова принимается за свое, и здесь, на ее собственной территории.
 — Я бы не очень рассчитывал на старину Чарли, Оливия. — Он шагнул из дверного проема в комнату, обошел все стены, останавливаясь, чтобы взглянуть на развешанные по ним рисунки. — Ну-ну, — произнес он некоторое время спустя, вкрадчивым, почти бархатным голосом, — но на вашем месте я бы не рассчитывал на старину Чарли вообще.
 Черт бы побрал этого человека! Оливия собралась с духом и холодно сказала:
 — Ваше присутствие здесь нежелательно, мистер Арчер!
 Мужчина даже не взглянул в ее сторону; вместо ответа он остановился у окна, которое выходило на крохотный городской садик.
 — Мило, очень мило.
 Он повернулся к ней и широко улыбнулся, обнажив белые зубы.
 — Кто бы мог подумать, Оливия, что такая незатейливая уловка сработает? Уверять старину Чарли, что вы не можете принять, что бы он вам ни предложил в тот день, уверять, что вы не хотите его денег…
 — Убирайтесь прочь! — Она сделала шаг вперед. — Вы слышите меня, мистер Арчер? Убирайтесь из моего офиса сию же минуту!
 — Я полагаю, он поднял ставку, а? — Арчер оперся на подоконник и скрестил руки на груди. — Черт побери, Чарли всегда вел себя как старый дурак… — Его глаза снова пробежали по ней медленно и оценивающе, так что она почувствовала себя под его взглядом обнаженной и ей захотелось заслониться от него. — Хотя на этот раз я, пожалуй, почти понимаю, почему…
 Дольчи подала голос:
 — Оливия? Тебе нужна моя помощь? — Она перевела взгляд с Арчера на свою хозяйку.
 — Я имею в виду, может, ты хочешь, чтобы я… позвонила кому-нибудь? Или?..
 — Ты можешь помочь этому… этому «джентльмену» найти выход, Дольчи.
 Улыбка сползла с лица Арчера.
 — Я никуда не собираюсь уходить. Дольчи подошла поближе к Оливии.
 — Что ты хочешь, чтобы я сделала? — шепнула она ей на ухо.
 Но раньше, чем Оливия успела хоть что-то сказать, ей ответил Эдвард Арчер.
 — Она хочет, чтобы вы вышли и закрыли за собой дверь, — сказал он спокойно. Потом взглянул Оливии в глаза:
 — Разве не так, мисс Харрис?
 — Нет, — быстро, почти беззвучно ответила Оливия. — Не… Не уходи, Дольчи.
 Ее поразила дрожь в собственном голосе. Как смел он так вести себя? Здесь была хозяйкой она, а не он. Он был посторонним. Осознание этого придало ей сил.
 — Если вы хотите что-то сказать мне, мистер Арчер, — произнесла она холодно, — то лучше это сделать сейчас.
 — Распорядитесь, чтобы она ушла. — Он мотнул головой в сторону Дольчи, которая все еще смотрела на него во все глаза. Теперь он уже говорил очень деловито, в его глазах, в выражении лица появилось что-то, от чего по спине Оливии пробежал холодок. — Мы с вами должны кое-что обсудить, мисс Харрис. И я предлагаю, чтобы мы сделали это наедине.
 — Оливия? Должна ли я… может быть, вызвать полицию?
 Эдвард Арчер в руках полицейских! Эта мысль была соблазнительна. Однако вызов полиции может оказаться непростительной глупостью, и Оливия знала это. «Мечта Оливии» располагалась на тихой улице, она уплатила большую сумму за скромные рекламные объявления в «Таймсе» и в нескольких рекламных журналах, но прибытие одной-единственной полицейской машины с ее мигающими фонарями и воющей сиреной принесет ей известность такого рода, что ее бизнесу это может очень повредить. Кроме того, инстинкт подсказывал, что она должна выслушать его. Была в нем сейчас какая-то жестокая решительность; что бы ни привело его сюда, с этим нужно было разобраться.
 — Нет, Дольчи, — сказала она спокойно, — в этом нет необходимости. Спустись вниз, в выставочный зал. — Она с трудом заставила себя улыбнуться. — Мы не должны упускать клиентов, не так ли?
 Девушка поджала губы.
 — Я буду за дверью, — сказала она, бросив неприязненный взгляд в сторону Эдварда, — в случае чего ты меня позови, и я сразу прибегу.
 Оливия выждала, пока за ней закрылась дверь. Она взглянула на часы, а затем на Эдварда Арчера.
 — В вашем распоряжении минута, — сказала она сухо.
 На его скуле дернулся мускул.
 — Черт побери, это займет гораздо больше времени.
 — Мистер Арчер, вы уже потратили пять секунд.
 — Вы неплохо поработали с тех пор, как мы виделись в последний раз. — Он смотрел на нее в упор холодными и оценивающими глазами. — Все проделано очень мило. Это производит впечатление.
 — Девять секунд прошло, мистер Арчер. Его губы растянулись в улыбке, обнажившей зубы.
 — А что потом? Вы меня вышвырнете?
 — Осталось тридцать девять секунд, и отсчет продолжается, — сказала Оливия, подходя к своему столу. Она нагнулась и стала перебирать бумаги на нем. Что ему нужно? Черт побери, что ему нужно?
 — Мы оба знаем, что вы не в состоянии это сделать.
 Она замерла, когда он подошел к ней. От его дыхания шелохнулись волосы на ее голове.
 — Вы в моей власти, — сказал он спокойно. — Я могу сделать с вами все, что захочу, Оливия, и вы знаете это.
 Она почувствовала, как бешено забилось ее сердце. «Тысяча один, — подумала она, — тысяча два, тысяча три…» Когда Оливия решила, что уже в состоянии без дрожи взглянуть на него, она обернулась.
 — Попытки запугать меня доставляют вам удовольствие? — спросила она спокойно. Он скривил рот:
 — Черт возьми, вы прекрасно знаете, что я этого не делаю.
 — Во всяком случае, именно так я понимаю ваши выпады, мистер Арчер…
 У нее перехватило дыхание, когда он положил руки ей на плечи. Его пальцы с силой впились в ее тело, и это прикосновение словно насквозь пронзило ее. Взгляд Арчера пробежал по ее лицу и остановился на губах.
 — Вы думали обо мне? — спросил он.
 — Нет, — быстро ответила она. Слишком быстро, и сама поняла это. Он поднял руку и осторожно провел по ее шее, задержав пальцы сзади и освободив от заколок узел шелковистых волос. Оливия почувствовала, как они свободно рассыпались по плечам.
 — А я думал о вас, Оливия.
 Его голос был мягок, как и ласковые прикосновения пальцев к ее коже. Она почувствовала, что ее немного качнуло, его пальцы словно гипнотизировали ее.
 — Я и в самом деле думала о вас, мистер Арчер, — сказала она. — У меня были ночные кошмары, мне представлялось, что вы снова объявитесь в моей жизни и будете вести себя еще более грубо, чем в тот раз.
 Он улыбнулся:
 — Я думал о тебе по ночам, в постели. — Его голос звучал совсем мягко, в нем слышались откровенность и страсть. — Я представлял тебя обнаженной в моих руках, твои волосы рассыпались темным покрывалом по моей подушке…
 Ее сердце едва не вырвалось из груди, когда она попыталась отстраниться от него.
 — Вы не имеете права…
 — Я вспоминал запах твоей кожи и представлял, какая она на вкус. — Оливия задохнулась, когда он привлек ее еще ближе к себе. — Ты тоже представляла себе все это, Оливия. Я вижу это по твоим глазам, чувствую по тому, как твое тело горит под моей рукой.
 — Вы сошли с ума, — сказала она. Ее голос звучал холодно, очень холодно. Но кожа ее действительно горела.
 — Иногда я почти слышу, как ты выкрикиваешь мое имя, когда я дотрагиваюсь до тебя.
 В ее сознании вспыхнула картина. Она увидела себя в его руках, вздрагивающей от его ласк, прижимающейся к нему в пламени желания, и какое-то чувство, названия которому она не могла найти, возникло во всем ее существе.
 — Никогда, — прошептала она, — никогда, даже через миллион лет. Каким вы были в последний…
 Он отпустил ее так неожиданно, что она едва не опрокинулась на стол.
 — Будьте осторожны в ваших высказываниях, дорогая. — Его голос стал таким же холодным, как и его глаза. — Вы не можете сказать, когда вы захотите не самого худшего на земле мужчину.
 Оливия подняла руки к голове. Они дрожали, когда она пыталась заново заколоть волосы.
 — Мне никогда ничего не будет нужно от вас, — сказала она срывающимся голосом. — Пока у меня есть…
 — ..Любезный старина Чарли. — Его рот скривила уродливая ухмылка. — Какие трогательные сантименты, Оливия.
 Надо было сказать: «Пока у меня есть две руки, которыми я способна работать», — но почему она должна оправдываться перед Эдвардом Арчером? И она с вызовом вздернула подбородок.
 — Пусть так, — сказала она бесстрастно. — А теперь, мистер Арчер, если вы будете благоразумны, то…
 — Любезнейший старина Чарли мертв. Слова прозвучали как выстрел. Оливия растерянно улыбнулась.
 — Что вы сказали?
 Его глаза не отрывались от ее лица.
 — То, что вы слышали, золотце. Чарли мертв. Капут. Теперь он уже история.
 Оливия прикрыла глаза. Мертв? Но это же невозможно! Она виделась с Чарлзом всего лишь накануне вечером, он на несколько минут заехал в «Плазу», чтобы забрать Риа, и был в порядке, в полном порядке.
 Арчер неприятно засмеялся.
 — Черт, по крайней мере, старина Чарли умер счастливым человеком.
 — Чарлз Райт? — тупо спросила она. Эдвард скривил рот.
 — Покойный Чарлз Райт, моя дорогая. Сколько же других Чарлзов было в вашей жизни? Может быть, мы присвоим им номера? Чарли Первый, Чарли Второй…
 Мертв. Чарлз мертв. Риа, подумала она, ох, Риа…
 — Он действительно умер? — спросила она шепотом, — Мертв, как доисторический динозавр. Она уставилась в жесткое, словно каменное лицо.
 — Как вы можете говорить так? Неужели вы лишены каких-либо чувств?
 — Почему только я? Никто не станет оплакивать этого негодяя.
 Перед ней всплыло лицо Риа.
 — Кто-то будет, — печально сказала Оливия, опустив голову и закрыв глаза ладонями. Эдвард Арчер громко выругался.
 — Проживи я тысячу лет, и тогда не смог бы понять, что заставляет женщин плакать! Он притянул ее к себе и крепко обнял. Потрясение вернуло румянец на щеки Оливии.
 Она уперлась руками в его грудь.
 — Отпустите меня!
 — Полагаю, сейчас последует викторианский обморок, — мрачно сказал Арчер, отпустив ее и направляясь к двери. — Не будьте смешной. — Он распахнул дверь и выглянул в холл. Дольчи от неожиданности вскрикнула.
 — Мисс Харрис почувствовала себя плохо, — натянуто сказал Эдвард. — Где бы ей можно было прилечь?
 — Оливия? Оливия, что он с тобой сделал?
 Хочешь, я позвоню в полицию? Или в скорую помощь? Тебе нужен врач? Ох, Оливия…
 — Со мной все в порядке, Дольчи. Проклятье, мистер Арчер…
 — Я задал вам вопрос, девушка! — повысил голос Эдвард. — Где можно положить мисс Харрис? Дольчи указала трясущимся пальцем.
 — Наверху, — сказала она. — Оливия, надо ли мне…
 Но он уже отодвинул ее плечом в сторону и понес Оливию по узкой лестнице, ведущей в ее квартиру.
 — Отпустите меня, — потребовала она. — Не делайте из себя посмешище, мистер Арчер. Я не нуждаюсь в вашей помощи. Я не хочу вашей помощи. Вы слышите меня?
 Не обращая внимания на ее протесты, он плечом распахнул дверь и вступил в гостиную.
 — Где ваша спальня? — повелительным голосом спросил он.
 Только не в спальню. Меньше всего она хотела, чтобы этот человек очутился в ее спальне. У Оливии кружилась голова, но она не утратила способности здраво мыслить.
 — На софе будет хорошо, — быстро сказала она. В несколько шагов он пересек узкую гостиную и положил ее на обтянутую бархатом в стиле Империи софу. Потом отступил назад и угрюмо уставился на нее.
 — Где вы держите бренди?
 — Слушайте, мне не нужно бренди.
 — Где оно?
 — Она подняла обе ладони:
 — У меня нет бренди.
 — Тогда коньяк, виски. Где у вас?
 — Ничего такого в доме нет.
 — Черт побери, это всегда надо иметь под рукой. Что пил Райт, когда навещал вас?
 Она пристально посмотрела на него. На его лице не было абсолютно никакого выражения, но презрение в голосе было подобно пощечине.
 — Ничего, — холодно произнесла она.
 — Не пил? — Одна бровь приподнялась углом. — В это трудно поверить. Старина Чарли любил спиртное, почти так же, как женщин.
 — Он ничего не пил, потому что никогда не был у меня в гостях. Вы возмущаете…
 — Не пытайтесь обмануть меня. Он бывал у вас и здесь, и в других местах.
 Оливия скрестила руки на груди.
 — Он бывал в магазине, — сказала она еще более холодно, — и ни разу в моей квартире, но это вовсе не ваше дело.
 Эдвард ухмыльнулся.
 — М-да. И в самом деле. Зачем ему бывать здесь, когда он свил для вас такое уютное любовное гнездышко на Саттон-Плейс?
 — Что?
 — Валяйте, дорогуша, не отталкивайте вашу удачу. Вы прекрасно все разыграли, уверяю вас. Но теперь спектакль закончен.
 Он пересек комнату и вошел в хорошо обставленную кухоньку. До нее доносились звуки открываемых дверец шкафчиков и звяканье стекла.
 — Нашел, — сказал он, вернувшись в комнату и держа в вытянутой руке стакан с какой-то красной жидкостью.
 — Что это? — Оливия сморщилась, когда он протянул его к самому ее лицу.
 — Это дешевое вино, — сказал он. — Совсем не во вкусе Райта, но и оно сгодится. Выпейте.
 — Это вино для готовки. И я уже сказала, что не нуждаюсь…
 — Пейте, — рявкнул он, сверкнув глазами. — Или вы хотите, чтобы я зажал вам нос и влил его в рот?
 Их взгляды встретились. Господи, как она презирала этого человека! Она была уверена, что он способен на все — схватить ее и насильно влить ей в рот эту дрянь. Он сильный. И внушал страх. И очень самоуверен, а она не хотела, чтобы он снова завелся, — только не сейчас. Все, что она хотела в эту минуту, это чтобы Эдвард Арчер ушел из ее дома и она смогла связаться с Риа и утешить ее.
 Она потянулась, взяла стакан из его руки и влила в себя горькую жидкость. У нее сжалось горло, плечи дернулись, и она сильно закашлялась.
 — Теперь, — выдохнула она, — теперь вы удовлетворены?
 Он молчал, только смотрел на нее пустым взглядом; глаза его были непроницаемы. Оливию охватила легкая дрожь, когда она подумала о том, что он заполнял собой, даже переполнял ее маленькую гостиную.
 Он протянул руку и взял стакан из ее пальцев.
 — Черт, похоже, не каждый день приходится вам узнавать о смерти благодетеля. У Оливии сузились глаза.
 — Чарлз Райт был добрый человек, — сказала она.
 — Особенно к вам, золотце. — На его лице вновь промелькнула ухмылка. — Я вполне могу понять вашу истерику от такой ужасной потери.
 — Я не хочу разделять этот драматический момент с вами, мистер Арчер, — холодно сказала она, — но я не впала ни в какую истерику. Он лениво пожал плечами:
 — Пусть будет так, как вы сказали, золотце. Оливия поднялась на ноги.
 — До свидания, мистер Арчер. Я хотела бы сказать, что была бы рада видеть вас снова, но… Он прислонился к стене и покачал головой.
 — Я еще не ухожу, мисс Харрис, — сказал он, передразнивая ее деловой тон.
 — Вы уйдете. Нам больше нечего обсуждать.
 — Нам нужно многое обсудить. — Он тряхнул головой и снова улыбнулся. — Например, что вы сделали старине Чарли, чтобы он умер?
 К щекам Оливии прилила кровь:
 — Что?!!
 Эдвард захохотал и поднял ладонь.
 — Позвольте мне задать этот вопрос иначе. Какие маленькие трюки вы проделали с ним этой ночью, а? — Улыбка исчезла с его лица. — Это должно было быть чем-то очень завлекательным. Чарли обычно очень недолго пребывал в дамском обществе, но, я полагаю, такая женщина, как вы, знает такие штуки, которые могут вознести мужчину на небеса с таким же успехом, как и низвергнуть его в пекло.
 Оливия в изумлении уставилась на него:
 — Вы предполагаете… вы пытаетесь клеветать, что я… Что Чарлз и я были… что мы были?..
 — Я вовсе не клевещу. — Эдвард быстро пересек узкую комнату и встал перед ней раньше, чем она смогла как-то отреагировать. — Я видел его, Оливия. — Его голос был спокоен, вкрадчив и таил угрозу. — Я видел его в этой большой постели с шелковыми простынями. Я видел след от вашей головы на подушке рядом с ним, я видел обрывок черного кружева, который вы оставили на полу…
 — Я не желаю слушать всю эту чепуху, — начала было Оливия и попыталась пройти мимо него. Эдвард крепко схватил ее за плечо.
 — Это очень печально, мисс Харрис, что вы не присутствовали при его последнем вздохе. В конце концов, ваш любовник…
 — Идите к черту! — На ее глазах выступили слезы ярости, когда она безуспешно попыталась освободиться от его хватки. — Он не был моим любовником!
 Эдвард рывком повернул ее к себе:
 — Не был?
 — Нет! Он был…
 Он был любовником Риа, едва не вырвалось у нее. Но этого никто не знал, и как она могла назвать имя Риа без ее разрешения? Кроме того, ни она, ни Риа не обязаны давать этому человеку какие-либо объяснения. Как сказала Риа, он был родственником жены Чарлза, и его интерес к Чарлзу основывался единственно на том, что он искал способ заполучить в свои руки семейное состояние. Теперь ей это было очевидно. Эдварду Арчеру было наплевать на смерть Чарлза. И возбужден сейчас он был вовсе не потому, что Чарлза Райта уже не было в живых.
 — Я не обязана объясняться перед вами, — жестко сказала Оливия. Он рассмеялся.
 — Да, я тоже полагаю, что не обязаны, — Он приблизился к ней вплотную. — Но вы могли бы быть добрее ко мне, детка, учитывая, что вы потеряли свой кусок хлеба с маслом.
 Оливия отбросила его руку.
 — И не собираюсь делать этого! Вы не имеете права…
 — У меня есть все права, — проникновенно сказал он шепотом. — И лучше вам быть добрей ко мне. — Она закричала, когда он обхватил ее и прижал к своему высокому, сильному телу. — Скоро вы получите счета, которые нужно будет оплатить, а я контролирую все состояние. — Он развернул ее в своих руках так, что она потеряла равновесие, она почти лежала на нем, а он лениво ухмылялся, ощущая тяжесть ее тела на своем. — Тебе, конечно, придется расстаться с этой квартиркой на Саттон-Плейс.
 — Вы сумасшедший! У меня нет…
 — Но и это местечко очень уютное. Я могу позволить тебе сохранить его, так же как и эту милую студию при ней.
 — Убирайтесь! — закричала она, изо всех сил стараясь высвободиться из его рук. — Убирайтесь отсюда к черту, Эдвард Арчер, убирайтесь…
 — Будь же со мной так же мила, как ты была мила к старине Чарли, — прошептал он и прильнул к ее губам.
 Он был сильный, такой сильный, как она и предполагала. Его руки охватили ее как клещи, прижали к горячему телу. Она кричала и безуспешно пыталась вырваться.
 — Я могу быть таким же щедрым, каким был он, — шептал он, зажав ладонями ее голову так, что она не могла шевельнуться. — И я могу тебя осчастливить в постели. Мы оба знаем это.
 — Вы негодяй!
 — Черт возьми, мы можем доставить друг другу так много радости в постели, — сказал он хрипло и, наклонившись, еще раз поцеловал ее.
 Это был такой же поцелуй, как и первый, грубый, насильственный поцелуй, который должен был напомнить ей, кто из них был хозяин положения и что он думает о ней. Поцелуй возбудил в ней лишь ярость.
 — Я ненавижу вас! — выдохнула Оливия в бешенстве.
 Эдвард отреагировал очень спокойно.
 — В самом деле? — сказал он; его руки оставались такими же твердыми, объятие столь же сильным. Его тело, прижатое к ней, пылало. Но теперь в том, как он обнимал ее, она почувствовала страстное влечение. Изменились и его поцелуи. Они стали нежными, они уже просили, а не требовали, давали, а не только брали. — Оливия, — прошептал он.
 И с тихим рыданием поражения она подняла руки и позволила им крепко обнять его шею. Она прижалась к нему, желая глубже ощутить, как он вжимается в ее груди, в ее живот, желая чувствовать шелк его темных волос в своей ласкающей руке, чувствовать жар его губ на своих губах.
 Он оторвал ее от себя так внезапно, что она чуть не упала. Расширенными глазами она смотрела в его глаза и видела, как из цвета морской волны они становятся ледяными.
 — Видишь? — сказал он. — Это могло бы быть великолепно. — Вновь по его лицу пробежала кривая ухмылка. — Но я не уверен, что захочу довольствоваться объедками от другого мужчины.
 Оливия не колебалась. Ее рука взметнулась и с силой ударила его по щеке. Удар плоти по плоти был подобен удару молнии и эхом отдался в маленькой комнате. На лице Эдварда появилось зловещее выражение, но Оливию это уже не волновало.
 — ВЫ негодяй, — произнесла она гневным шепотом. — Вы не смеете приходить в мой дом и обращаться со мной подобным образом! Кто, в конце концов, вы такой?
 Он улыбнулся лениво, словно она задала наконец единственный вопрос, заслуживающий ответа; казалось, ему потребовалась вечность, чтобы дать этот ответ.
 — Я думал, ты знаешь, — сказал он спокойно. — Я пасынок Чарлза Райта.
 Она глядела на него, не веря своим ушам.
 — Не может быть. Вы же родственник его…
 — Я его пасынок, мисс Харрис. И я здесь нахожусь с целью проследить, чтобы вам не досталось ни цента из того, что по праву принадлежит моей матери.
 — Вашей… вашей матери? Но Чарлз с ней разводится.
 Он засмеялся.
 — Он вам тоже это говорил? Черт возьми, похоже, это любимая сказочка, которую он рассказывал в постели. — Улыбка улетучилась с его лица. — Слушай же, и слушай внимательно, детка. Я намерен сказать это только один раз перед тем, как поручу вести все разговоры своим юристам. — Он обвел рукой вокруг, как бы захватывая все, — эту квартиру, этажи под ней и, Оливия знала, самое ее существование. — Тебе не достанется ничего из этого. Ни это место, ни апартаменты, снятые на твое имя на Саттон-Плейс…
 — Какие апартаменты?
 — Вы лишитесь всего этого, мисс Харрис. Мои адвокаты и я проследим за этим. Так что можете почистить ваши туфли и отправляться на прогулку. Оглядитесь как следует, может, вам улыбнется удача и вы найдете другого лизуна на место доброго старины Чарли.
 Оливия прижала руки к груди:
 — Убирайтесь, — прошептала она. — Убирайтесь, вы… вы…
 Его зубы обнажились в злорадной улыбке.
 — , Леди наконец-то утратила дар речи. Он повернулся и взялся за ручку двери.
 — Не переживай, дорогая. Во всяком случае, беседа — это не лучшее, что ты умеешь делать.
 Она сделала шаг к нему.
 — Убирайтесь из моего дома!
 — Наслаждайтесь им, пока можно. — Арчер откровенно глумился над ней. — Он не слишком долго останется вашим.
 Дверь распахнулась и с грохотом захлопнулась за ним.




 Глава 3


 Оливия сидела за письменным столом, ее темно-русую голову освещала настольная лампа на гибком штативе. Была пятница, почти восемь вечера, и в ателье было тихо, лишь шуршание бумаги нарушало тишину, когда она перелистывала документы, которые достала из специального ящика, лежавшего сейчас на полу рядом со столом.
 Она читала медленно, очень внимательно, напряженно вглядываясь в каждое слово, пока буквы не начали плясать перед ее глазами. Тогда она откинулась на спинку стула, приложила руки к вискам и глубоко вздохнула.
 Бумаги» — подтверждали то, что она и так хорошо знала. Угрозы Эдварда Арчера были всего лишь угрозами, ничем больше. «Мечта Оливии» была ее полной собственностью, до последнего метра ткани. До тех пор, пока она регулярно выплачивает суммы по ссуде и закладной, ей нечего бояться кого бы то ни было.
 Почему она позволила ему так ее запугать? Она была не из тех женщин, которых можно загнать в угол — нельзя загнать в угол того, кто преуспевает в своем деле. Что касается остального…
 Оливия встала. Ей не хотелось думать об остальном, о том, что она позволила себе ответить на его поцелуй, повести себя как безнравственная женщина, в чем, собственно, он ее и обвинял. Единственное, на что ей оставалось надеяться, так это на то, что он, несмотря на свое невероятное высокомерие, все же понял, что она так поступила в замешательстве, что минутная слабость, которую она проявила, оказавшись в его объятиях, вызвана отнюдь не чувством к нему.
 Но это неважно. Оливия никогда больше с ним не встретится. Он ей угрожал — это главное. Теперь он во всяком случае знает, что все его угрозы безосновательны. Деньги, которые Чарлз ссудил ей, были ее, и до тех пор, пока она производит выплаты по этому соглашению, никто, даже Арчер, не может ей помешать.
 Что касается гнусных подозрений о ее отношениях с его отчимом, — что ж, для нее это не сюрприз. В этом мире подобные эдварды арчеры всегда готовы верить худшему. Они принадлежат к тому типу людей, имеющих привилегии и деньги, которые считают, что девушки и женщины не их класса — всего лишь игрушки, которые можно купить.
 Если когда-нибудь он узнает, что Риа, а не она, была связана с его отчимом, то она испытает глубокое удовлетворение оттого, что утрет нос этому нуворишу.
 Оливия еще раз вздохнула, складывая документы обратно в ящик. Что ж, придется подождать. Она не может ничего рассказать о Риа, пока не посоветуется с ней, а Риа сама ни с кем об этом еще не говорила. Единственной весточкой от нее была короткая записка, доставленная с посыльным на следующий день после внезапного визита Эдварда Арчера..
 «О, Ливви, это ужасно! — было написано в записке неровным почерком Риа. — Скоро мы обо всем поговорим, но сейчас мне необходимо побыть одной. Знаю, ты поймешь. Храни тебя Бог».
 «Ничего не остается, как ждать появления Риа», — думала Оливия, ставя ящик с документами в стенной сейф и закрывая дверцу. Пока этого не произошло, она, сжав зубы, будет продолжать заниматься своим делом и добьется процветания «Мечты Оливии». А Эдвард Арчер, со всеми его угрозами…
 — Оливия?
 Оливия схватилась за сердце и обернулась. Дольчи стояла в проеме двери — в одной руке ее была сумка, другой она протягивала ей дымящуюся кружку.
 — Дольчи! — Она нервно засмеялась. — Ты испугала меня до смерти. Я думала, ты давным-давно ушла.
 — Хочешь кофе? Судя по твоему виду, тебе он просто необходим.
 — Спасибо. — Оливия взяла кружку, подула на нее и сделала глоток. — Прекрасно. Ты права, это то, что мне сейчас нужно.
 Она отпила еще немного, потом поставила кружку на стол.
 — Что ты здесь делаешь? Дольчи прошлась по комнате и остановилась у стола.
 — Не так просто сказать почему, — сказала она. — Но… В сегодняшнем номере «Чаттербокса» [2] есть кое-что, что тебе следует посмотреть.
 — В этой газетенке? — Оливия сделала гримасу. — Что может быть интересного для нас…
 — Это… Это о Чарлзе.
 — О Чарлзе? Но… — Оливия вся напряглась. Почему Дольчи так смотрит на нее? — Может быть, ты лучше расскажешь мне, о чем эта статья? — сказала она мягко.
 — Я ненавижу эти бульварные газетенки, — сказала девушка со сдержанной яростью. — Они такие… такие грязные. Я имею в виду, ну, что тот был вашим партнером, вот и все, он…
 — Он был моим кредитором. Чарлз Райт был моим кредитором. Он ссудил мне деньги для открытия этого магазина. — Оливия старалась скрыть малейший намек на панику в голосе. — Ты это знаешь.
 Ее помощница выразительно пожала плечами.
 — Конечно. Я это и имела в виду. А если он был чем-то еще…
 — Черт возьми, Дольчи, что ты говоришь?
 — Послушай, кому какое дело, если он… если ты и он… — Лицо Дольчи стало пунцовым. — Я никому ничего не скажу, Оливия, даже если парень из «Чаттербокса» придет что-нибудь выведать. Я только скажу ему, что считаю его мразью, способной печатать такую чепуху о тебе.
 Оливия почувствовала, что бледнеет. Она схватилась рукой за спинку стула, чтобы не упасть.
 — Обо мне?..
 — Ну да, — Дольчи кивнула, совсем расстроившись. — О… о вас с Райтом.
 — Какую чепуху? — Оливия облизнула пересохшие губы. — Что он ссудил мне деньги для покупки этого магазина? Это ты имеешь в виду? — Дольчи кивнула и, покопавшись в сумке, вынула оттуда свернутую газету.
 — Вот, — пробормотала она, — будет лучше, если ты сама прочтешь это.
 Оливия молча взяла газету и взглянула на ней.
 Крикливый заголовок бросился ей в глаза и показался приговором.
 «Финансист-миллионер выстлал перьями тайное любовное гнездышко», — и ниже более мелким шрифтом шло: «Саттон-Плейс — приют для Чарлза Райта и темноволосой таинственной незнакомки».
 Газета дрожала в руках Оливии, пока она смотрела на страницу, внизу которой она увидела нечеткую черно-белую фотографию высокой, стройной женщины, выходившей из спортивной машины и повернутой спиной к камере; ее темные, до плеч волосы рассыпались по плечам. «Вам известна эта великолепная птичка?» — вопрошала подпись.
 У Оливии перехватило дыхание. «Да, — подумала она, — я знаю ее. Конечно, я знаю ее».
 Это была Риа.
 — Тебе не стоит беспокоиться. Оливия недоуменно посмотрела на Дольчи, которая очень внимательно наблюдала за ней.
 — Беспокоиться о чем? — спросила девушка, растягивая слова.
 Эд Дольчи выставила подбородок.
 — Я никому не расскажу, ни единой душе.
 — Хорошо, — рассеянно сказала Оливия, продолжая разглядывать фото. — Мне бы не хотелось, чтобы кто-то узнал. Будет неприятно, если вся эта огласка…
 — О, я понимаю. — Дольчи коснулась руки Оливии. — Мистер Райт нипочем бы не хотел, чтобы твое имя смешивали с грязью. Зачем? Он всегда относился к тебе так… так вежливо. Никто не догадается, что вы с ним… что ты и он были…
 Оливия в ужасе посмотрела на девушку.
 — Но это не я, — живо сказала она. — Это… Это Риа, чуть не проговорилась она. Но Дольчи с Риа никогда не встречались, Риа не была в магазине со дня его открытия. Кроме того, как она может сказать обо всем Дольчи?
 Она снова посмотрела на фото. Да, это была Риа. Но если этого не знать, то можно легко подумать, что это она, Оливия, с ее темными, развевающимися волосами, Оливия, выходящая из небольшого черного «мерседеса» Чарлза Райта…
 — Это не я, — снова повторила она.
 — Конечно, не ты, — проговорила Дольчи с состраданием, но в ее словах и в том, как она их произнесла, Оливия определенно уловила мысль:
 «Мы обе знаем, что это ты, Оливия, но если ты не хочешь этого признать, то я тебя понимаю».
 — Я вовсе не осуждаю тебя и никто не осудит, если у него есть хоть капля здравого смысла. Если бы это была ты, то они бы написали об этом. — Дольчи провела языком по губам. — Но это, конечно, не так.
 Оливия взглянула на нее.
 — Уже поздно, — сказала она мягко, — Почему ты не идешь домой? Очень мило с твоей стороны, что ты задержалась на работе.
 — Послушай, если тебе надо поговорить… Если тебе нужна поддержка… Сегодня вечером я могу еще задержаться, или же мы можем пойти куда-нибудь перекусить…
 — Нет, — быстро ответила Оливия, — нет, все хорошо. Ты иди. Со мной все в порядке.
 — Ты уверена? Оливия кивнула.
 — Уверена, — сказала она, пытаясь улыбнуться. — Я сейчас поднимусь наверх, надену халат и приготовлю себе омлет, потом приму горячий душ и заберусь в постель с хорошей книгой.
 Это был неплохой рецепт. Но последовать ему она была не в силах. Вместо этого она неподвижно стояла в середине комнаты, прислушиваясь к стуку каблуков Дольчи по ступеням лестницы, затем к глухому удару захлопнувшейся двери, и тогда только подошла к письменному столу и опустилась на стул.
 О, Господи! Что же это! Сначала Эдвард Арчер, теперь Дольчи. Как она могла подумать? Неважно. Оливия сможет это пережить, по крайней мере до тех пор, пока не появится Риа, и тогда она сможет рассказать Дольчи правду.
 Оливия разложила газету на столе. Ее лишила покоя и эта статья, полная двусмысленных намеков, и фото. Газетенки вроде «Чаттербокса» гордятся своей чертовской настырностью, с которой они отыскивают историйки — чем грязнее, тем лучше. Что, если репортер газеты появится у ее двери?
 Что, если?..
 Резкий звук звонка нарушил ее сосредоточенность. Оливия встрепенулась, ее сердце заколотилось. Репортер? Нет, не может быть. Никто не смог бы, даже связав одно с другим, узнать ее имя. Во всяком случае, так быстро.
 «Дольчи», — подумала Оливия, спускаясь по лестнице; с нее станет вернуться, несмотря на все уверения Оливии, что с ней все в порядке. Ну, что ж, она предложит девушке войти и выпить чашку чая или бокал вина, а затем отошлет ее. И Оливия отперла дверь.
 — Заходи, дорогая, — сказала она, открывая дверь. — Ты такая милая и очень настойчивая…
 Слова застряли у нее в горле. В слабом свете уличных фонарей стояла не Дольчи. Это был Эдвард Арчер.
 Обеими руками она уперлась в дверь и попыталась ее захлопнуть. Но он был проворнее и сильнее и протиснул плечо в дверной проем.
 — Откройте дверь, мисс Харрис.
 — Убирайтесь отсюда! — Оливия, сжав зубы, уперлась бедром в стену. Ее ноги заскользили по полу, когда она всей тяжестью тела навалилась на дверь.
 — Вы — слышите — меня? — задыхаясь, проговорила она. — Уходите, не то я, я…
 — Что вы? Вызовете полицию? — Он издал звук, похожий на смешок. — Мы оба знаем, что вы не сделаете этого. — Он еще нажал на дверь, и Оливия почувствовала, как та подалась.
 — Откройте дверь, а то я ее выломаю. «Он способен на это», — подумала она с озлоблением. Он был сильным и действовал решительно.
 Он был из тех мужчин, которые ни перед чем не останавливаются на своем пути.
 Как только она отступила, он проник в темноту магазина. Дверь захлопнулась за ним. Оливия попыталась пройти мимо него, чтобы включить свет, но он схватил ее за запястье.
 — Кого вы поджидаете? — спросил он холодным, приглушенным голосом. Сердце Оливии сжалось.
 — Отойдите.
 — Мужчину, — сказал он решительно, отвечая на свой вопрос.
 Он еще сильнее сжал ее руку и приблизился к ней вплотную. Она почувствовала запах ночного воздуха, смешанный с особенным запахом мужчины.
 — Еще один любовник, Оливия. Мне кажется, прошло достаточно времени, чтобы свыкнуться с трагической утратой.
 Чего он пытается добиться? Запугать ее? Не хочет ли он заставить ее выйти из себя, чтобы она попыталась вырваться из его рук, а он при этом еще раз смог бы доказать то, что они оба, в общем-то, хорошо понимали: он без особого усилия может взять верх над ней.
 Ну, что ж, пусть она будет проклята, если позволит ему получить такое удовольствие.
 — Я сказала, отпустите меня. — Ее голос звучал уверенно, хотя сердце бешено колотилось. Казалось, в молчании прошла вечность, но наконец его хватка ослабла и он отпустил ее. Все еще прерывисто дыша, она включила свет и посмотрела в его холодное, неподвижное лицо.
 — Хорошо, — сказала она, — так что же вам нужно?
 Его губы раздвинулись в подобие улыбки, обнажая зубы.
 — Что за манеры, дорогая! Разве мне не предложат выпить или по крайней мере сесть? У меня был трудный день.
 Он стоял очень близко от нее, и ей не нравилось, что приходилось запрокидывать голову, чтобы увидеть его лицо. Не нравилось ей и то, как они стояли: она — спиной к стене, он — с ухмылочкой на лице, которая говорила, что…
 Она прошла на середину комнаты для посетителей, где обычно сидели клиенты и обсуждали выбор ткани и отделок, миновала пару красивых кресел с высокими спинками, стоящих возле круглого стола со стеклянной крышкой, и направилась к изящным, низким, покрытым замшей креслам, расположенным друг против друга по обе стороны низкого столика с крышкой из черного мрамора. Этот уголок она специально устроила для клиентов-женщин. Но Эдварду Арчеру здесь будет неудобно. Кресла были слишком мягкие и низкие, он утонет в подушках сиденья, и у него не останется другого выбора, как задрать колени до подбородка или согнуть ноги под неимоверным углом и засунуть их под столик. Как бы там ни было, ему будет ужасно неудобно. А ей только того и надо. До сих пор, каждый раз, как они сталкивались, он был в выигрышном положении, потому что играл свою игру, по своим правилам, хотя в этой игре, она знала, не будет победителей до тех пор, пока она не поговорит с Риа. Но сейчас преимущество на ее стороне. Она будет спокойной, выдержанной. Она воспользуется всем, чтобы поставить его в дурацкое положение. Например, этими креслами, столь удобными для женщин, но никак не для мужчин. Эта мысль доставила ей удовольствие, и она улыбнулась почти вежливо, когда обернулась к нему.
 — Я так понимаю, мистер Арчер, что вы здесь не для того, чтобы заказать нам отделку вашей квартиры?
 Его зубы сверкнули в широкой улыбке.
 — Нет, отнюдь.
 Оливия опустилась в одно из кресел, закинула ногу за ногу и положила руки на колени.
 — Тогда зачем вы сюда явились?
 На кресло, в которое она намеревалась его усадить, он даже не взглянул. Просто подошел к нему со стороны спинки, положил на нее руки и наклонился в сторону Оливии. Эта поза была случайна, но он чувствовал себя свободно. И при этом широкая линия плеч стала еще явственнее. Испытывая раздражение, она поняла, что вынуждена опять откинуться назад, чтобы смотреть на него, то есть снова принять то положение, которого она хотела избежать, стоя у двери.
 — Я ожидал увидеть ваши пальчики в чернилах.
 Оливия нахмурила брови.
 — Что?
 Легкая улыбка пробежала по его губам.
 — Только не говорите мне, что никто не просил вас оставить свой след на страницах сегодняшнего номера «Чаттербокса», дорогая. Я было подумал, что у вас от непрерывного писания к вечеру пальцы свело.
 Значит, он видел эту чертову статью. Ее пульс участился, но ответ прозвучал холодно, — на этот раз ее не запугаешь.
 — Неужели вы действительно вообразили, что я способна на что-либо подобное? Он рассмеялся.
 — Действительно, не могу вообразить. Как начну думать об этом, то никак не могу представить, что вы можете подписывать свое имя на чем-либо, кроме чеков.
 — Именно это вы пришли сюда обсуждать? Мой почерк?
 Он выпрямился и медленно прошелся вдоль стенда, занимающего всю длину одной из стен комнаты.
 — Ваши проекты? — спросил он, рассматривая рисунки и фото комнатного дизайна, развешанные на стенде.
 — Мистер Арчер…
 — Прекрасно. — Он легко провел рукой по двум-трем рисункам. — Действительно прекрасно. — Он повернулся к ней. — У вас настоящий талант. — Ухмыльнулся. — В дополнение к вашему другому, я думаю, яркому таланту.
 Оливия вскочила на ноги.
 — Я задала вам вопрос, мистер Арчер. Зачем вы сюда пришли?
 — Эдвард. — Он улыбнулся, подходя к ней. — Не думаете ли вы, что нам давно следует называть друг друга по имени? Черт возьми, ведь мы почти родственники.
 — Мы не имеем друг к другу никакого отношения, — сказала она холодно.
 — Неужели? — Он остановился прямо перед ней, ухмыльнулся. — Вероятно, в наш век, когда понятие «семейный круг» так расширилось, должен существовать термин для обозначения отношений между человеком и любовницей его отчима.
 При этих словах все ее намерения оставаться спокойной и собранной улетучились.
 — Убирайтесь из моего дома, — тихо, но внушительно потребовала она. — Вы слышите? Убирайтесь из моего…
 — Но это не ваш дом.
 — Значит, из моего магазина. Бросьте эти игры, мистер Арчер. Вы знаете, что я имею в виду.
 — Выходит, вы так все воспринимаете, Оливия? Игра? — Он быстро подошел к ней и схватил за руку. — Да, — сказал он медленно, — вы это понимаете именно так. Таким образом вы пробили себе дорогу, играя в игры с мужчинами.
 — А к какой разновидности относите вы свою игру? — спросила она, нарочно устремив взгляд на то место, где его пальцы сжали ее руку. — Вы получаете удовольствие от грубого отношения к женщинам?
 — Я с вами не груб, Оливия, просто должен быть уверен, что вы внимательно слушаете то, что я хочу вам сказать.
 — Только вы виноваты в том, что в газете появилась эта мерзкая статейка, не так ли? — спросила она, выставив подбородок. — Именно вы…
 — Не смешите меня, — огрызнулся он. — Уж чего я меньше всего хочу, так это смешивать имя Райта с грязью.
 — О, конечно. — В голосе Оливии послышались саркастические нотки. — Я почти забыла. Сыновняя преданность.
 — Вы — дура! Моя мать носит имя этого человека или вы забыли об этой маленькой обузе старины Чарлза?
 Его рука еще сильнее сжала запястье Оливии, так, что у нее даже перехватило дыхание.
 — Я же рассказывала, — проговорила она сквозь зубы, — он говорил, что собирается развестись.
 — Да, конечно. — Смех Эдварда прозвучал неприятно. — Иначе вы бы никогда не связались с ним.
 Вы не из тех девушек, что спят с женатыми мужчинами.
 — Совершенно верно, — согласилась она, почувствовав, что лицо ее горит от гнева, — я не из таких.
 Эдвард ухмыльнулся.
 — Ах, вы из тех, кто прежде всего думает о вознаграждении, — говоря это, он все ближе притягивал ее к себе. — Трепет тайных свиданий, немного лжи, что придает пикантность каждой встрече.
 — Будьте вы прокляты! — она с трудом дышала, стараясь вырваться из его рук.
 — Черт возьми, чем-то вам надо за это компенсировать, — как же мне сделать это? В конце концов, мужчина в возрасте Чарлза… Много ли страсти он мог дать вам в постели, Оливия?
 — Сукин сын, — выдавила она.
 — Как вы сдерживали растущую скуку, интересно узнать? Вы закрывали глаза и представляли рядом с собой более молодого, более сексуального мужчину?
 Оливия подняла раскрасневшееся лицо.
 — Мы опять возвращаемся к этому? Я же говорила вам, что никогда не могу представить себя с вами.
 Он рассмеялся, обняв ее, и привлек к себе. Это была игра, по крайней мере, поначалу. Но затем, когда ее тело оказалось прижатым к нему, Оливия поняла, что совершила ошибку, увещевая его. Она почувствовала, что он все больше возбуждается, его глаза потемнели и он все сильнее прижимается к ней.
 — Нет, — умоляла она, но было уже поздно. Эдвард сомкнул руки за ее спиной, его губы коснулись ее губ, и он целовал девушку до тех пор, пока она не почувствовала, что сама загорается этим поцелуем и сдается.
 Ее губы раскрылись в ответ на сладостное движение его языка. В глубине ее горла раздался звук, который возбудил его, и он застонал, прижимаясь спиной к стене и прижимая ее все крепче; его поцелуй становился все глубже, сильнее и страстнее, чем ближе она приникала к нему. Одной рукой он нащупал ее грудь, и она застонала, почувствовав, как его пальцы гладят сосок.
 Девушка вся дрожала, когда он наконец отпустил ее. Они смотрели друг на друга несколько коротких, как удары сердца, секунд, затем Эдвард глубоко и резко вздохнул.
 — Черт вас возьми, — слабым голосом сказал он. Его рука скользнула по ее горлу, потом по лицу, и пальцы легко коснулись ее губ. Эти прикосновения обжигали Оливию.
 — Почему я желаю того, что другие мужчины покупают?
 — Вероятно, потому, что вы знаете, что никогда не сможете этого получить, — произнесла она каким-то чужим голосом.
 На какое-то мгновение его руки опять сжали ее. Но он уже контролировал себя, это было видно по холодному выражению его глаз и по его улыбке.
 — Нечего сомневаться в этом, Оливия, — сказал он мягко. — Вы могли только что убедиться, что я способен получить такую возможность.
 Когда он отпустил ее, Оливия быстро отошла от него подальше, чтобы пространство комнаты разделило их. Тогда только она позволила себе взглянуть ему в глаза.
 — Почему вы пришли сюда сегодня?
 Он молчал довольно долго, потом ответил.
 — Я разговаривал сегодня с адвокатом Райта. Оливия скрестила руки на груди.
 — И вы подумали, что меня это интересует? Он натянуто улыбнулся.
 — Мы , обсуждали завещание Чарлза. — Он начал опять мерить комнату шагами, переходя от одного рисунка к другому, но было видно, что он на них даже не смотрит. Полагаю, вы знаете, что в нем содержится, не так ли? Женщины вроде вас никогда не доверяются случаю. Они оговаривают цену взаимоотношений до того, как вступают в них.
 Оливия вся подобралась.
 — Ближе к делу, пожалуйста.
 — Он оставил кое-что паре своих «особых друзей».
 В значении подтекста его слов можно было не сомневаться. Оливия внимательно смотрела на стоящего перед ней человека с презрительной улыбкой.
 — Я не отношусь к его «особым друзьям», — сказала она холодно. — Это меня не касается.
 — Конечно, касается, дорогая. Старик списал вам данную ссуду.
 Это известие удивило ее.
 — Он… что сделал?.. Рот Эдварда скривился.
 — Это был благородный жест, не так ли? Не такой щедрый, как другой его подарок, но… Оливия покачала головой.
 — Я не могу… Я не верю этому. Я никогда не представляла…
 — Вы еще не устали разыгрывать эту комедию? — Он подошел к ней ближе. — Чарли всегда по-доброму относился к своим любовницам. Она уставилась на него.
 — Но я не была его любовницей.
 — Не были? — Он язвительно засмеялся. — Кто же был тогда? Ваш двойник?
 «Риа, — подумала она в отчаянии, — это была Риа, а не я…»
 Его губы презрительно скривились:
 — Что случилось, дорогая? Проглотили язык?
 — Мы были… Мы были просто друзьями, — сказала она беспомощно. — Даже не так. Знакомыми. Ваш отчим и я…
 — Вы получите официальное извещение, конечно. От адвоката Райта. — Он метнул на нее взгляд, и под этим взглядом она почувствовала себя незащищенной и оскверненной. — Я только хотел получить удовольствие, сообщив вам эту новость.
 — Мистер Арчер, если вы только меня выслушаете…
 — Что вы можете сказать такого, что могло бы заинтересовать меня? — спросил он ледяным тоном.
 «Что я была для вашего отчима никем», — подумала Оливия.
 — Мистер Арчер… — начала она, но замолчала. Он наблюдал за ней сквозь полуопущенные веки, недоверие и презрение сквозили в каждой складке его лица, и она поняла, что он никогда не поверит ни единому ее слову. Такие никогда не верят.
 А кроме того, разве имеет значение, что он подумал? Арчер живо напомнил Оливии о мире ее детства, проведенного на задворках его мира.
 Будь она проклята, если вообще будет что-то ему объяснять.
 — Вы правы, — сказала она таким же ледяным тоном. — Мне нечего вам сказать. Абсолютно нечего.
 Что-то блеснуло в его глазах, когда он взглянул на нее.
 — Нет, — голос Эдварда прозвучал вяло. — Я не думаю…
 Она взяла себя в руки:
 — До свидания, мистер Арчер.
 — В последние несколько месяцев старые вкусы Чарли, должно быть, очень изменились, — сказал он мягко. Девушка отступила, когда он подошел к ней, но он только легко провел рукой по ее щеке. — Вы отличаетесь от женщин, с которыми он обычно имел дело, надо отдать вам должное… Это холодное презрение, этот вид недотроги, даже то, как вы реагируете, когда мужчина целует вас, словно вы ждали всю вашу жизнь его, его одного… — Он глубоко вздохнул. — Если я когда-нибудь буду платить женщинам, то, возможно, прельщусь теми, которых отвергал Райт.
 — Во всем мире для вас не найдется достаточно денег, чтобы купить меня, — сказала она, и голос ее дрожал от еле сдерживаемой ярости.
 Он рассмеялся. Рассмеялся, черт его возьми! Затем, очень медленно и осторожно, он наклонился, обхватил ее голову руками так, что его пальцы погрузились в волосы, и поцеловал ее.
 — Спокойной ночи, Оливия, — ласково сказал он.
 Она стояла, замерев, пока он шел через комнату к двери, потом услышала, как дверь открылась, затем захлопнулась. Очень медленно и осторожно, будто сделанная из стекла, Оливия направилась к выходу и дважды повернула ключ в замке, потом поднялась по лестнице в свою квартирку.
 Она постояла в темноте, затем сбросила одежду и вошла в душевую, включила очень горячую, насколько можно терпеть, воду и стояла под струей долго-долго, пока, наконец, не почувствовала себя очистившейся не только от обвинений Эдварда Арчера, но и от его прикосновений и от стыда, что не отвергла их.




 Глава 4


 На следующее утро Дольчи явилась с коробкой шоколадных конфет из магазина, что находился на той же улице, и искренне извинилась.
 — Прости за то, что я вчера наговорила, — заявила она с порога со смущением на лице. — Я была так увлечена, доказывая, что все, что ты сделала, — это твое личное дело, что не обратила внимание на самое главное.
 — Ты не обязана извиняться передо мной. Дольчи взяла ее за руку.
 — Я прямо подскочила в кровати, когда наконец поняла, что ты мне тогда сказала — что девушка на той ужасной фотографии, та девушка, у которой был роман с Чарлзом Райтом, не ты.
 Оливия вздохнула.
 — Нет, то была не я, — сказала она тихим голосом. — Это была вовсе не я. Извинения не нужны. — Она положила руку на руку Дольчи. — Я знаю, ты — мой друг, и…
 — Я так сожалею, что завела вчера вечером этот глупый разговор.
 — Он не был глупым, — сказала Оливия, улыбнувшись. — Ты была добра и великодушна, и я благодарю тебя за это.
 Дольчи улыбнулась.
 — Поблагодари меня лучше за конфеты. — Она положила коробку на письменный стол Оливии. — Я проявила большую силу воли и преданность тебе, поскольку не прикончила ее, пока несла сюда.
 Оливия засмеялась.
 — Ты действительно настоящий друг, Дольчи. Сказала легко, не задумываясь. Но чем ближе к концу подходила неделя, тем дружба Дольчи все больше казалась Оливии спасательным кругом. Именно Дольчи поддержала ее, когда на следующий день пришел номер «Чаттербокса». Первое, короткое упоминание о «таинственной незнакомке» Чарлза Райта было только началом. На этот раз статья была больше и содержательнее: описывались романтические детали «любовного гнездышка в Саттон Плейс», делались дерзкие намеки на то, кто же такая эта «таинственная незнакомка», основываясь на словах мальчика-рассыльного из супермаркета, который уверял, что однажды видел ее в прихожей.
 — Первое достоверное свидетельское показание, — сказала Дольчи об описании, приведенном мальчиком.
 Таинственная женщина была молода и очень красива, рассказывал посыльный. Но под это описание подпадала значительная часть женского населения Манхэттена.
 И она была стройной.
 — Да уж, попали в точку, — сквозь зубы сказала Дольчи.
 Оливия сделала героическое усилие, чтобы успокоиться, прочитав описание «незнакомки». В действительности Риа и она не были похожи друг на друга. Длинные темные волосы и стройные фигуры — вот и все сходство. Но для газетенок вроде «Чаттербокса» смешивать факты с вымыслом и догадками было делом привычным, их отличительной особенностью. Реальные факты и правда для них значили слишком мало.
 «Выходные дни они проводили здесь, в небольшом коттедже у моря…» — рассказывал управляющий одного из гостиничных комплексов на Файер Айленд.
 Это, конечно же, касалось Риа. Она как-то упоминала, что вместе с Чарлзом на уик-энды отправляется на побережье.
 «…Здесь у них постоянно проходили интимные ленчи…» — доверительно сообщал старший официант ресторана в Гринвич Вилладж.
 А вот это была Оливия. Но ленчей было только два — и оба связаны с бизнесом, они проводились в месте, удобном для представителя архитектурной конторы.
 «…Они всегда просили дальнюю кабинку, — заливался официант, — и мы хорошо знали, поскольку постоянно обслуживали этих клиентов, когда их можно побеспокоить».
 Оливия выругалась так, как не позволяла себе никогда, оторвала страницу со статьей от газеты и разорвала ее на мелкие кусочки.
 — Это ложь, абсолютная ложь!
 Но ложь продолжала тиражироваться до тех пор, пока даже такой новичок в мире дешевых сплетен, как Оливия, не поняла, что «Чаттербокс» готов перейти последнюю грань, разделяющую домыслы и обвинения.
 Она продолжала уговаривать себя, что Риа вот-вот неожиданно появится и все прояснит. И ждала неутомимого репортера из «Чаттербокса», чтобы доказать ему, что он идет по ложному следу, смешивая истории двух разных женщин. Но ни то, ни другое ее желание не осуществлялось.
 Как-то утром Дольчи вошла в магазин и протянула Оливии очередной номер газеты.
 — Ты лучше сядь, — мягко сказала она.
 — Что, очень плохо?.. — спросила Оливия. Девушка кивнула головой.
 — На третьей странице.
 Оливия обреченно вздохнула и развернула газету. Она предвидела этот момент уже несколько дней и пыталась подготовить себя к самому худшему, но когда увидела свою фотографию на четверть страницы, — себя, стоящей на пороге «Мечты Оливии», лицо ее стало белым, как бумага.
 Четким шрифтом напечатано: «Оливия Харрис — таинственная женщина в жизни женатого финансиста». Более мелким шрифтом напечатанный подзаголовок объяснял, что старший официант ресторана в Вилладже не задумываясь опознал в Оливии ту самую «таинственную незнакомку».
 Оливия не знала, смеяться или плакать. Официант, смог назвать ее имя только потому, что она подписала счет за один из ленчей.
 — Эти деньги к делу не относятся, — настаивала она, когда Чарлз потянулся за чеком. А теперь ее имя выплыло благодаря этому счету, чтобы покончить с ней.
 Она долго сидела, уставившись на фото. Затем посмотрела на Дольчи. Глаза Оливии стали еще темнее на фоне побледневшей кожи.
 — Я подам в суд, — с яростью прошептала она, — я вытрясу из этих грязных ублюдков все до последнего пенни.
 — Успокойся, Оливия, может быть… возможно, все закончится без…
 Звонок телефона прервал Дольчи на полуслове. Звонил репортер одного из бульварных журнальчиков, чтобы договориться об интервью. Утро еще не кончилось, когда Оливия вынуждена была выключить телефон. Что за нужда была отвечать на настойчивые звонки, если она заранее знала, что звонящий окажется либо репортером, настаивающим на интервью, либо клиентом, который холодным тоном объявит, что не намерен больше иметь дело с женщиной, которую по заслугам назвали «доморазрушительницей».
 Это была последняя капля.
 «Конечно, есть надежда, что это минует, — в ярости подумала Оливия, — но нельзя сидеть и ждать, когда магазин вылетит в трубу». Она схватила сумочку и направилась к двери.
 — Я пошла к адвокату и постараюсь с его помощью пригвоздить этих ублюдков к стене, — сказала она Дольчи.
 Адвокат ей посочувствовал, но вынужден был признать, что оснований для предъявления иска нет.
 — Эта редакционная братия достаточно умна, чтобы отплясывать в пределах границ закона, мисс Харрис. — Он ткнул пальцем в фото и статью. — Они никогда не преступят закон и не назовут вас любовницей Райта, они просто скажут, что он субсидировал вас некоей суммой денег для открытия магазина, что вас с ним часто видели вместе.
 — Они написали, что у нас были «отношения», — сказала она, сверкнув глазами, полными гнева. — Уже это является основанием для судебного разбирательства.
 Адвокат покачал головой.
 — Но у вас были отношения.
 — Деловые отношения! Они же придают этому слову совсем другое значение…
 — Таковы правила их игры, к сожалению. Они пишут о совершенно приемлемых вещах, но значение придают им совсем иное.
 Он пожал плечами.
 — Я действительно сожалею, мисс Харрис, но поделать ничего не могу, правда, до тех пор, пока они не промахнутся и не напишут то, что мы сможем квалифицировать как клевету.
 На глазах Оливии заблестели слезы.
 — Например? — спросила она прерывающимся голосом. — Что я… голая танцевала в парке? Адвокат грустно улыбнулся.
 — Представьте себе, у меня было одно подобное дело. Все шло хорошо, пока моя клиентка на суде не проговорилась, что, конечно же, не делала ничего подобного с трехлетнего возраста. Да… Это замечание все изменило. В конце концов, она ведь все-таки танцевала голышом в парке, и ее иск был отвергнут…
 Второй раз за день Оливия выругалась так, что даже адвокат покраснел.
 — Это ничего не значит, — оборвала она его. — Я сама найду, как с ними разделаться.
 Но это была пустая угроза. «А Риа могла бы что-то сделать? — думала Оливия, меряя шагами комнату из конца в конец уже вечером. — У нее в руках ключ ко всему, но где же она?»
 Черт побери, в конце концов, эту Риа! Оливия остановилась посредине своей маленькой гостиной. Она должна выяснить, что с ней происходит, почему Риа не появляется?
 А может быть, надо прекратить беспокоиться о Риа и стоит побеспокоиться о себе? Да, возможно. Возможно…
 Она тяжело вздохнула и закрыла глаза. Даже если она наберется храбрости рассказать реальную историю всему миру, что хорошего из этого получится? События зашли уже слишком далеко. Без Риа, которая могла бы подтвердить ее рассказ, все будет выглядеть так, словно она пытается оправдать себя и откреститься от скандала.
 Опять зазвенел телефон, — он трезвонил весь вечер. «Завтра, — подумала Оливия злобно, направляясь в спальню, к телефону, — завтра она позвонит в телефонную компанию и попросит установить ей другой номер».
 — Предупреждаю, что интервью не даю, фотосъемки не разрешаю, позировать для «Плейбоя» не… — сказала она сердито в трубку.
 — Ливви!
 Оливия опустилась на край кровати.
 — Риа! Где ты?
 — В аэропорту имени Кеннеди. Послушай, Ливви, извини меня за всю эту путаницу. Но я не готова…
 — Риа, слушай меня. Ты должна вернуться. Здесь все идет прахом. Всю вину за тебя принимаю я.
 — Нет, не могу, пока не могу. Мама и папа сойдут с ума.
 Оливия так и подскочила.
 — Мама и папа? А как же я? Ты видела сегодняшнюю газету?
 — Они думают, что я в отпуске, Ливви. Пожалуйста, не испорть все.
 — Риа, Риа, черт возьми…
 — Я отблагодарю тебя, клянусь, — прошептала Риа и положила трубку.
 — Риа? Риа!
 Молчание. Оливия издала звук, который скорее напоминал не рыдание, а рычание, и повесила трубку. Телефон зазвонил почти тотчас, она опять схватила трубку.
 — Послушай, Риа…
 — Это не Риа, дорогая.
 Ошибиться было невозможно. Это был голос Эдварда Арчера. Оливия уставилась на телефон так, будто у аппарата внезапно отросли когти и хвост, потом тяжело вздохнула.
 — Мне нечего вам сказать, мистер Арчер, — сказала она спокойно. — Думаю, я дала ясно это понять.
 — А я думал, что мы теперь можем называть друг друга по имени. — Он засмеялся, и она тотчас представила его, стоящего перед ней, его строгое, красивое лицо с дразнящей улыбкой на губах.
 Девушка опустилась на край кровати, одной рукой держа трубку, а другою приложила ко лбу.
 — Что вам надо? — спросила она устало. Воцарилась секундная пауза. Затем он снова заговорил, и в его голосе послышалась ласка.
 — У тебя усталый голос, Оливия.
 — Да, день был трудный.
 — Ты имеешь в виду статью в этой чертовой газете? Да, я видел ее.
 — Видели? — Она засмеялась, но смех был резким. — В самом деле? Я думала, что вы способны написать ее.
 — Оливия, мне надо тебя увидеть. Она опять засмеялась.
 — Спокойной ночи, Эдвард.
 — Не вешай трубку, — крикнул он. — Разве ты не слышала, что я сказал? Мне надо тебя увидеть. Сегодня вечером. Ты знаешь «Ноев ковчег» на перекрестке Шестьдесят третьей и Первой?
 — У меня нет никакого желания встречаться с вами. — Ее голос стал почти ледяным. — Стоило ли утруждать себя звонком? Раньше, когда вы хотели видеть меня, вы врывались в мой дом как… как…
 — Думаю, будет лучше, если мы встретимся на нейтральной территории. — В его голосе послышалась хрипотца. — Только там мы не будем отвлекаться от цели.
 Щеки Оливии покраснели.
 — Не знаю, что вы имеете в виду, — сказала она сдавленно.
 Она слышала в трубке его дыхание.
 — Не знаешь?
 Воспоминание о его поцелуе нахлынуло на нее. Она закрыла глаза и глубоко вздохнула.
 — Мне нечего вам сказать. Пожалуйста, не звоните мне больше.
 — Подожди, Оливия. Не вешай трубку.
 — Скажите же, в чем дело?
 — Я знаю о Риа Боском, — сказал он. Оливия облизнула пересохшие губы.
 — Я встречусь с вами, — тихо сказала она. Арчер рассмеялся с явным удовлетворением.
 — Я знал, что ты согласишься, дорогая, — сказал он и повесил трубку.
 «Ноев ковчег» был известным и модным заведением в Ист-Сайде; и хотя Оливия никогда в нем не бывала, она смогла без труда его найти.
 Зал был небольшой и прокуренный, из дорогой аудиоаппаратуры, установленной за баром, звучала громкая, ритмичная музыка. Даже в этот будний вечер зал был полон привлекательными мужчинами и эффектными женщинами, стремящимися произвести впечатление друг на друга. Эдварда она увидела сразу, несмотря на сигаретный дым и столпотворение. Он стоял у бара со стаканом в руке, почти на полголовы выше окружавших его мужчин и намного их привлекательнее.
 У Оливии перехватило дыхание. Почему она подумала об этом? Словно волной краски обдало ей щеки, и в этот момент, будто уловив ее мысли, взгляд Эдварда скользнул в зеркале и встретился с ее взглядом. Оливия судорожно перевела дух. Мир, казалось, замер, пока они смотрели друг на друга, затем он улыбнулся, поднял стакан, приветствуя ее, и залпом его выпил.
 Сердце Оливии готово было выскочить из груди, когда он поставил стакан на стойку бара и пошел ей навстречу. Женщина, сидевшая рядом с ним, взглянула на него и улыбнулась быстрой, завлекательной улыбкой, но Эдвард даже не заметил ее. Его глаза были прикованы к Оливии.
 На миг она почувствовала удовольствие. Но даже если он теперь знает правду, что Риа, а не она, была любовницей его отчима, Эдвард уже слишком много наговорил и столько позволил себе, что она не может его простить.
 И все же, все же… Он был так красив. И так возбуждал. Каждая женщина здесь чувствовала это, Оливия поняла это по тому, как они на него смотрели. Она коснулась распущенных волос, обрамлявших ее лицо мягким, темным овалом. Он уже почти подошел, когда она вдруг с радостью подумала, что хорошо сделала, не поддавшись желанию надеть джинсы и свитер, а потратила время на то, чтобы облачиться в черные туфли на высоком каблуке, платье из темно-красного шелка и поверх его надела черный шерстяной жакет.
 По его лицу, пока он пробирался к ней, Оливия заметила, что он обратил внимание на ее туалет. Легкая улыбка, которую она хорошо запомнила, играла на его губах, и вновь чуть заметная дрожь пробежала по ее спине.
 Его улыбка погасла, когда он подошел к ней.
 — Рад, что ты пришла, — сказал Арчер мягко. — Извини, что так поздно позвонил тебе, но…
 — Все в порядке.
 Его пальцы были холодны, когда он коснулся ее шеи, помогая снять жакет.
 — Ты выглядишь очень хорошо, Оливия. Горло ее перехватило.
 — Спасибо, я решила переодеться, поэтому немного запоздала.
 — А, — он улыбнулся, — ты была уже в кровати, когда я позвонил?
 Она быстро взглянула на него, пытаясь разглядеть на его лице скрытый намек. Не обнаружив ничего подозрительного, она улыбнулась ему в ответ.
 — Нет, нет, я еще не ложилась, но не была одета для…
 — Одета или нет, — ты все равно самая красивая женщина, какую я когда-либо видел.
 Она почувствовала, что краска заливает ее лицо. Его слова были вызывающими, но не оскорбительными, хотя внутренний голос нашептывал ей: «Будь осторожна, о, будь осторожна. Ничего пока не изменилось, все остается по-прежнему. Помнишь, он принял тебя за потаскушку, когда ты его впервые встретила».
 Но кожа Оливии пылала, когда его пальцы касались ее.
 Он провел ее в небольшой темный уголок в конце зала, крепко держа за локоть, прижимаясь к ней, когда они пробирались через толпу, затем помог сесть и положил руку ей на плечо.
 — Что будешь пить? Оливия растерялась.
 — Не знаю, может быть, белое вино.
 — Для леди бокал «Шардонне», — сказал он официантке, — а мне двойное виски. Он наклонился над столом.
 — Я не был уверен, что ты придешь, — сказал он.
 Она посмотрела на него.
 — Ты знал, что приду, Эдвард.
 — Я? Знал?
 — Да. Ты сказал, что знаешь о…
 — О, конечно. — Он широко улыбнулся. — Я произнес магические слова, вот почему ты согласилась встретиться со мной, не так ли?
 Он помолчал, а когда принесли напитки, взял свой стакан и поднял его. Подняла бокал и она.
 — За что выпьем, дорогая? — спросил он, и не успела она ответить, как он подмигнул.
 — Я знаю. За магические слова. За Риа Боском.
 Оливия отпила глоток, он наполовину осушил свой стакан.
 — Эдвард, — начала она, — как ты…
 — Какая разница? Тебе нравится вино? — Он покачал головой. — Прости, забыл. Ты предпочитаешь шампанское. ТЫ пила его в тот день, когда мы встретились.
 Она улыбнулась.
 — Да, я помню.
 — Я тоже помню. — Он глотнул виски. — Оливия, Снежная Королева. — Он передернул плечами, будто от холода. — Боже, ты чуть не заморозила меня до смерти, когда я пригласил тебя на ленч.
 Она натянуто улыбнулась.
 — Я сказала тогда, что у меня назначена встреча.
 — Да, я знаю. — Показалось ли ей, что голос его вдруг упал? — С моим отчимом.
 — И с Риа, — сказала она, прямо посмотрев на него. — Но ты должен теперь это знать.
 — Да, — сказал он тихо. — О, да, Оливия. Я знаю все.
 Что-то было не так. Она чего-то ждала, но чего? Возможно, не извинений, ни даже оправданий, но…
 — Ты собираешься пить вино? Она моментально заметила внезапную смену разговора.
 — Да, да, я выпью. — Она взяла бокал и сделала глоток. Ее рука дрожала, и несколько капель вина пролились ей на пальцы. Она начала их стирать платком, но Эдвард взял ее руку за запястье.
 — Не вытирай, — сказал он мягко, поднося ее руку к губам.
 У нее перехватило дыхание, когда он начал снимать капли с пальцев, губами, с одного за другим. Жар разлился по всему телу Оливии, охватив ее от кончиков ногтей до самого сердца.
 — Эдвард, пожалуйста…
 — Что «пожалуйста»? — прошептал он, пальцами поглаживая ее ладонь. — «Пожалуйста, отвези меня куда-нибудь, где бы мы могли побыть одни? Пожалуйста, сними с меня это красивое платье и обними меня?» — Его глаза смотрели туда, где под красным шелком обрисовывалась грудь, и он улыбался. — Был ли у тебя мужчина, который бы слизывал капли шампанского между твоих грудей, Оливия?
 Она пыталась освободить руку, но он не отпускал ее.
 — Соль твоей кожи и сладость вина, вероятно, окажутся опьяняющей смесью, — сказал он хриплым голосом, — и внезапно, с чувством разочарования, она поняла, что он пьян или чертовски близок к этому.
 Она отдернула руку, на этот раз он ее отпустил. Оливия положила руку на колени и сжала пальцы с такой силой, что ногти больно впились в ладонь.
 — Ты… Вы хотели рассказать мне, как вы узнали о Риа и вашем отчиме. Он ухмыльнулся.
 — О, дорогая… Оставь это! Я достаточно хорошо помню школьные уроки, чтобы знать, что треугольник имеет три стороны.
 Она посмотрела ему в глаза.
 — Что вы имеете в виду?
 — Я подумал, что ты хотела узнать, как я вычислил Риа, — сказал он, жестом подзывая официантку, чтобы повторить заказ. Он посмотрел на Оливию и приподнял черную бровь.
 — Конечно, не от тебя, дорогая, ты была очень скрытной и не распространялась о своей старой подруге.
 Оливия кивнула.
 — Я не могла ничего рассказать, — сказала она, наклоняясь к нему. — Я имею в виду, что не могла так поступить по отношению к ней. Мы знаем друг, друга с детских лет и…
 — Ты хотела защитить ее. Эдвард подождал, пока официантка забрала его пустой стакан и поставила на стол полный.
 — Да, я думаю, это замечательно. Ты никому бы не рассказала. Это одно из достоинств таких женщин, как ты, не так ли?
 Через стол она внимательно рассматривала его. Понять выражение его лица она не могла, оно было печально, как и его глаза. Сердце Оливии сжалось.
 — В конце концов, у мисс Боском есть семья и общественное положение. Ты… — Он снова пожал плечами. — Ты же можешь делать, что тебе нравится. — Он тихо засмеялся. — И мы оба знаем, какая ты, не так ли, детка?
 Ничего не изменилось. Совсем ничего. Надежда или что-то подобное, что зародилось в ней, когда она увидела его сегодня вечером, лопнула, как резиновый шар от укола булавкой. Она начала отодвигать стул, чтобы встать, но Эдвард схватил ее за руку.
 — Где она? — спросил он.
 — Кто?
 — Твоя подружка, Риа.
 — Представления не имею. И если вы не отпустите меня…
 — Райт был очень добр к ней, Оливия. Очень, очень добр.
 — Черт возьми, Эдвард…
 — Он оставил ей акции «Джемини». Она уставилась на него в недоумении.
 — Могу я узнать, что это значит?
 — Это компания, основанная моим отцом. — Выражение его лица стало еще мрачнее. — Компания, которую Райт доил годами. Этот пай… Компания принадлежит моей матери.
 — Хорошо, хорошо, я сожалею, если это так, но…
 — Мне нужен этот пай, Оливия. — Его пальцы еще сильнее сжали ее руку. — И я получу его. Глаза Оливии загорелись.
 — Я уверена, что вы свое получите. А теперь отпустите меня!
 — Я задал вопрос, черт возьми. Где она?
 — Я вам ответила. Я не знаю, где она. А если бы и знала, то не сказала.
 Зубы Эдварда сверкнули в злобной улыбке.
 — Ну и парочка! Она получает пай компании, тебе списывают кредит.
 — Это и был кредит, черт возьми! — Оливия дергала руку, пытаясь высвободить ее. — Если вы не верите мне, то проверьте это с моим бухгалтером. Или в моем банке. Или у бухгалтеров вашего отчима. Я уже погасила часть кредита и собираюсь продолжать выплачивать его, как мы и договорились…
 Он рассмеялся.
 — И через двадцать лет ты выплатишь его полностью. Это не кредит, это — подарок. Мужчина не может дать такую кучу денег женщине, которая раньше не занималась бизнесом и не имеет дополнительных доходов. — Его взгляд остановился на ней. — Если эти деньги не являются платой за особые услуги.
 Она смотрела на него, прикованная взглядом его темных, сердитых глаз, которым он удерживал ее. Наконец Оливия словно очнулась и резким движением отодвинула стул от стола.
 — Спокойной ночи, мистер Арчер. — Он снова поймал ее руку, когда она встала. — Пустите меня, — угрожающе прошептала она.
 Эдвард встал. Скулы его стали малиновыми.
 — Сначала один вопрос, — начал он без всякой преамбулы. — Знаете ли вы что-нибудь о чувствах? Настоящих чувствах?
 — Что?
 — Расскажите мне о своих эмоциях, Оливия. Расскажите, что вы чувствовали в объятиях Райта. — Его рот подергивался. — Или в моих.
 Она откинула голову.
 — Ничего, — сказала она сквозь зубы. — Ничегошеньки.
 — Черт бы вас побрал! — Пальцы Эдварда почти до боли сжали ее руку. — Все это ложь, не так ли? Тот стон, когда вы целовали меня, то, как ваше тело прижималось к моему…
 — Эй, эй! — Оливия и Эдвард обернулись. Дородный мужчина, тесно прижимающий за плечи хихикующую рыжеволосую девицу, игриво потряс пальцем перед их лицами. — Не загораживайте проход, детки… Оставьте место для прохода ребят, поняли?
 Эдвард смотрел на назойливого незнакомца, затем глубоко вздохнул.
 — Хорошо, — сказал он сурово. Отпустил руку Оливии и посторонился. — Извините.
 Оливия схватила со стула жакет и быстро пошла к выходу. Голос Эдварда слышался у нее за спиной, но она даже не оглянулась.
 У входа стояло такси, она села и назвала шоферу адрес.
 — Побыстрее, пожалуйста, — сказала она. Через несколько минут она была у дома. Она оглянулась, когда машина отъехала. Улица была пустынна. Эдвард не преследовал ее. Со вздохом облегчения Оливия вынула ключ из сумочки.
 Взвизгнули тормоза, и из-за угла показался низкий черный автомобиль. Оливия замерла.
 — Эдвард, — прошептала она.
 Сердце бешено колотилось, когда она вставляла ключ в замочную скважину. Но было слишком поздно. Он вышел из машины и стоял рядом с ней, затем грубо повернул ее лицом к себе.
 — Не прикасайтесь ко мне, — сказала она тихим угрожающим голосом. — Обещаю, что на этот раз вызову полицию.
 Эдвард рассмеялся.
 — Что ж, давай. Вызывай. Вопи что есть мочи, зови полицейских.
 — Не приставай ко мне, Эдвард, а то я закричу. Я скажу полицейским, что… Что услышала позади шаги, что ты… Ты преследовал меня до дома…
 — А я расскажу им, кто ты есть. Ты настоящая нью-йоркская знаменитость, Оливия, ты еще не поняла этого?
 Он схватил ее за руки и толкнул в тень.
 — Я объясню им, что тебя вышвырнули за грубую игру, что сегодня вечером ты немного не в себе.
 — Будь проклят! — Она смотрела на него, вся побледнев. — Что ты хочешь от меня, Эдвард?
 Он долго молча смотрел на нее, его плечи загораживали свет от фонаря.
 — Может быть, того, что ты давала старику Чарли? — сказал он наконец, наваливаясь всем телом на нее. — Но не на тех же условиях. Когда ты придешь ко мне в постель, то будешь знать, что сделала это потому, что я — тот единственный мужчина, который может заставить тебя почувствовать, в чем ты себя так долго обманывала, а не потому, что ты хочешь получить что-то с моего банковского счета.
 — Ты не понимаешь, о чем говоришь!
 — Я знаю, что вы обе — ты и Риа — спали с моим отчимом.
 — Нет! — Ее мучительный крик раздался в ночи. — Нет, это ложь. Я никогда…
 — Один раз точно. — Он взял ее лицо в свои руки и сжал его. — И все же ты — старомодная девушка, не так ли?
 — Ты, полоумный ублюдок!
 — Но женщине вроде тебя необходимо безраздельное внимание мужчины.
 Он наклонился к ней — она почувствовала в его дыхании запах виски, — потом он прижался губами к ее губам. Она вертела головой из стороны в сторону, но не могла избежать его поцелуя.
 Боже, как она ненавидела этого человека! Как он был ей противен! Как она… Как она…
 Легкий озноб охватил ее. Его губы касались ее губ, кончиком языка он легко их ласкал, моля их раскрыть. Его руки обвили ее, прижали к его телу так тесно, что она чувствовала тяжелые удары его сердца.
 — Открой, — шептал он ей. — Дай мне вкусить тебя, Оливия.
 «Нет, — думала она, — нет, нет, нет…» Но ее губы раскрылись под ласковым требованием, и с легким стоном она ощутила, как его язык скользнет в ее рот.
 От него исходило ощущение подогретых виски страсти, желания и ночи. Он шепотом снова и снова повторял ее имя, его рука скользнула под ее жакет, и она почувствовала, как ее груди напряглись под его прикосновениями, почувствовала, как ее тело оживает под его лаской. Она теряла контроль над собой, теряла уже много дней, много недель с той самой минуты, как он внезапно вошел в ее жизнь.
 Оливия ненавидела его, — не только за то, что он думал о ней, но и за то, кем он был: человеком, от рождения получившим право на власть и привилегии, который уверен, что ему позволено все и что он может поступать с людьми, в том числе и с ней, по своему усмотрению. Она выросла среди таких, как он, и рано узнала, что мужчины вроде него думают о таких девушках, как она.
 Рыдание сдавило ей горло. Она здесь, и подтверждает свою правоту. Вот она, в его объятиях, прижимается к нему.
 Злоба, не на Эдварда, а на саму себя, придала Оливии силы. Она впилась зубами в его губу.
 — О-о! — Он отпрянул и приложил руку ко рту. — Что за черт?!
 — Отойди от меня, Эдвард, — сказала она. — Уйди из моей жизни и не возвращайся.
 Он смотрел на нее, пока доставал носовой платок из кармана. Приложил его к губе. Оливия перевела дыхание, ожидая реакции. Она наступила спустя мгновение, но это была не ярость, как она ожидала: он посмотрел на нее и криво улыбнулся.
 — Чарлзу нравилось, когда ты грубо играла?
 — Ты слышал меня, Эдвард? Я больше никогда не хочу тебя видеть.
 — Хорошо. — Его голос удивил ее. Он был ровный, спокойный, почти бесстрастный. — У нас с тобой будут деловые отношения, Оливия. Я хочу вернуть пай. Он принадлежит моей семье…
 — Он не мой. Ты знаешь это.
 — Я знаю, что он у твоей подружки, но я не могу найти ее. Она играет в кошки-мышки.
 — Это не имеет ко мне никакого отношения. Эдвард снова улыбнулся.
 — Имеет, дорогая. Ты знаешь, где она. Оливия покачала головой.
 — Возможно, — сказала она, чтобы подразнить его.
 — Пошли ей письмо. Расскажи ей, что я хочу, чтобы она перевела пай на меня. Напиши ей, что я хочу видеть ее немедленно. Сообщи ей…
 — Скажи ей сам, — спокойно сказала девушка. — Если сможешь ее найти.
 Затем она повернулась, толкнула отпертую дверь и вошла в спасительную темноту дома.




 Глава 5


 В далеком детстве мать Оливии, утешая ее после того, как девочка обдирала коленку или царапала палец, брала ее на руки и приговаривала:
 — Все пройдет, дорогая. Думай о чем-нибудь хорошем, и ты сама не заметишь, как солнышко снова будет тебе светить.
 Когда Оливии было десять лет, ее родителей унесла автомобильная катастрофа. После этого ей часто приходилось вспоминать эти слова, произносимые ласковым шепотом, особенно после того, как ее привезли в дом Боскомов в качестве подопечной ее двоюродной бабушки, которую до этого она видела всего несколько раз.
 «И это пройдет», — говорила она себе на крутых поворотах своей молодой жизни. И действительно, это проходило спустя некоторое время. Память о родителях была глубоко спрятана в ее сердце, и она сохраняла ее всегда, приспосабливаясь к реальности: ее воспитывала двоюродная бабушка Мариам, которая, хотя и была достаточно добра к ней, держала ее на некотором отдалении. А когда с ней сдружилась Риа Воском, в жизнь Оливии снова вернулось тепло.
 Оливия прилежно училась и, став взрослой девушкой, сама сделала свою карьеру и построила свою жизнь. Она никогда не опускала рук, — ни тогда, когда умерла ее двоюродная бабушка, ни тогда, когда стало ясно, что ее и Риа пути разошлись. И раньше она никогда не нуждалась в том, чтобы воспользоваться старой детской привязанностью.
 До сей поры. Она подумала об этом на следующий день, когда одного взгляда на лицо Дольчи оказалось достаточно, чтобы понять, что в «Чаттербоксе» появилась очередная ужасная статья.
 — Тебе даже не надо читать ее, — сказала Дольчи.
 Но она прочитала. Не прочитать ее было все равно что удержаться от того, чтобы потрогать языком больной зуб.
 С нее было достаточно уже одного наглого заголовка. Ее имя было напечатано для всеобщего обозрения: «Эта увертливая Оливия Харрис». Она прочитала лишь первый абзац и яростно швырнула газету об стену.
 — Я буду здесь держать оборону, — сказала Дольчи, — а ты иди наверх.
 Оливия так и сделала. Она вернулась в студию и села за свой чертежный стол, пытаясь немного поработать. Каждый раз, когда звонил телефон, она слышала в трубку одно и то же — аннулирование заказа. У нее появилось было искушение отключить телефон, но как можно без него заниматься бизнесом? «У тебя больше не будет никакого бизнеса, — шепнул ей маленький чертик, — а будет цирковое представление сразу на трех аренах».
 К концу дня ей казалось, что перезвонил весь Нью-Йорк. Но это было не совсем так. Не позвонили, по крайней мере, два человека. Одним из них была Риа. Вторым — Эдвард Арчер.
 Почему не позвонила Риа? Оливия разорвала очередной бесполезный набросок из блокнота. Разумеется, никто во всем Западном полушарии не мог остаться в неведении, что здесь произошло. Риа должна была знать из «Чаттербокса» и телевизионных программ, что случилось с ней, не могла не понимать, в какую она мясорубку попала.
 Выходит, Риа оказалась в числе тех немногих, кто ничего не знал.
 Не позвонил и Арчер. Это удивляло Оливию. Ведь он просил ее написать Риа.
 Нет. Не совсем точно. Он потребовал, чтобы она написала Риа, но она отказалась. Трудно представить, чтобы он на этом остановился. Он был не из тех людей, кто легко отступает от своего.
 Зазвенел телефон. «Черт», — подумала она, снимая трубку.
 — О-ли-и-ви-и-яя, — протянул шепотом мужской голос, а затем последовало предложение, от которого ее бросило в краску, и она швырнула трубку.
 Потом Оливия встала, отодвинула кресло и вышла из кабинета. Она накинула на себя куртку с капюшоном и спустилась вниз.
 — Я выйду, — бросила она, проходя мимо Дольчи.
 — Выйдешь? Но…
 — Ты можешь все запереть и тоже пойти домой.
 Помощница уставилась на нее:
 — Но это наш последний вечер…
 Оливия толчком открыла дверь и вышла наружу. Она прошла полквартала, когда на улице появился мини-автобус с эмблемой телевидения. У нее забилось сердце. Она с трудом удержалась, чтобы не побежать, и, свернув за угол, ускорила шаг.
 Ей следовало пойти куда-нибудь и хорошенько все обдумать, но куда? Центральный парк был недалеко, но уже наступали сумерки, а в это время в парке небезопасно. Куда она могла пойти в этом городе, чтобы остаться неузнанной? Она медленно сошла с края тротуара. «Думай, — твердила она себе, — думай».
 Раздался резкий гудок. Оливия вскрикнула и отпрянула назад, на тротуар, едва не попав под колеса обтекаемого черного автомобиля, с визгом затормозившего рядом с ней.
 — Эй! — Оливию затрясло: это было хорошим поводом выпустить пар, и вот она уперла руки в бока и закричала:
 — Вы с ума сошли? Вы едва…
 И замолкла. Гневные слова застряли в ее горле. Она знала эту машину, и знала водителя. Она повернулась, чтобы скрыться, но было поздно. Эдвард уже распахнул дверцу и выбрался на тротуар. Его руки охватили ее плечи и развернули девушку лицом к нему.
 — Это я сошел с ума? — Приблизил он к ней свое побелевшее, разъяренное лицо. — Это вы брели, словно лунатик, по мостовой…
 — А вы что думаете, это гоночный трек? И свет, если вы…
 — Правильно.
 Красный, и означает он «стоп!», — или вам это очень трудно запомнить?
 — Послушайте, мистер Арчер…
 — Нет, это вы послушайте, мисс Харрис. — Его пальцы по-прежнему сжимали ее плечо. — Самое последнее, чего мне не хватало, это…
 — Не кричите на меня! — гневно сказала Оливия.
 — Я не кричу! — заорал он. Тут послышался автомобильный гудок — его машина мешала уличному движению. Эдвард обернулся, зло взглянул на сигналившего водителя, потом схватил Оливию за руку.
 — Поедемте.
 — Я никуда не поеду с вами, — заявила она, вырываясь.
 — Нет, поедете, — сказал он мрачно, открывая дверцу машины. — Вы представляете опасность и для себя, и для окружающих.
 — Черт возьми, я не… Эдвард скрипнул зубами.
 — Садитесь в машину, если не хотите, чтобы вам помогли. Я просто сгребу вас и засуну в салон.
 Она взглянула на него и поняла, что он не шутит. Рванувшись, она освободилась от его руки и сама села в машину. Эдвард захлопнул за ней дверь, обошел машину, занял водительское сиденье и резко надавил педаль газа. Автомобиль сорвался с места, словно пуля.
 Некоторое время они ехали молча. Потом он заговорил:
 — Какого черта вы здесь делали?
 — Это не ваше дело.
 — С некоторых пор вы сделали это моим делом. Куда, черт возьми, вы так по-дурацки неслись?
 — В… в парк, — сказала она, глядя перед собой.
 — В парк? В Центральный парк? — Эдвард колко засмеялся. — Вы что, шутите или любите опасные приключения?
 Она вздохнула и уселась поудобнее. Он побарабанил пальцами по рулевому колесу, когда они вырвались на освещенную магистраль.
 — Чего мне не хватало, — сказал он угрюмо, — так это задавить вас. Господи, я уже вижу заголовки: «Пасынок задавил женщину, которая была у его отчима…»
 Оливия резко повернулась к нему и гневно потребовала:
 — Хватит!
 Эдвард взглянул на нее:
 — Ладно. — Он запустил руку в свои волосы и вздохнул. — Послушайте, нынче выдался трудный день…
 — Вы об этом рассказываете мне! Мой телефон звонил непрестанно. Целый батальон охотников за новостями разбил лагерь вокруг моего дома…
 — Вы думаете, что вы единственная, кому приходится противостоять батальону психов? Да?
 Да. В самом деле, она думала именно так. Сейчас впервые до нее дошло, что Эдвард как пасынок Чарлза Райта тоже может оказаться под таким же прессингом. «Кроме того, — внезапно подумала она, — существует же еще и мать Эдварда».
 Оливия положила руку себе на лоб. «Риа, — подумала она, — Риа, где ты?»
 — Они… они как акулы, когда чуют в воде запах крови; я никогда не представляла…
 — Оливия, нам надо поговорить.
 — Я знаю, чего вы хотите, Эдвард.
 — В самом деле? — Его голос прозвучал напряженно. — Мне почему-то так не кажется.
 — Вы хотите знать, связалась ли я с Риа. — Она глубоко вздохнула. — Так вот, я этого не сделала.
 Его смех на сей раз прозвучал более искренно.
 — Я не слишком удивлен. У меня было чувство, что вы не та женщина, которую можно легко заставить что-то сделать.
 Это было совсем не то, что он говорил вчера вечером. Она закрыла глаза. Вчера вечером он ясно дал понять, что он думает о таких женщинах, как она, он…
 — Вы ужинали?
 Она открыла глаза и уставилась на него. Ужинала? Она даже не завтракала, если не считать бесчисленного количества чашек кофе, которые она выпила в течение дня.
 — Нет, — сказала она, — еще нет.
 — Я тоже. — Он повернул направо. — Что бы вы хотели? Стейк? Морские блюда? Оливия подняла брови.
 — Что означает это предложение?
 — Это означает, что я должен поесть, и вы тоже, и мы прекрасно можем сделать это вместе. — Он взглянул на нее, — Если у вас, — добавил он холодно, — нет более интересных планов на вечер. Она напряглась.
 — Разумеется, я намеревалась поужинать с парочкой миллионеров. — Она отвернулась и взглянула в окошко. — Я лучше умру от голода, чем буду есть вместе с вами.
 У него заходили желваки на скулах.
 — Хорошо. Я буду есть, а вы смотреть. Оливия вздохнула. Она была подавлена, несчастна, а сейчас поняла, что еще и голодна.
 — О'кей, — сказала она. — Но угостить меня ужином еще не означает…
 — ..Ничего, — сказал он. — Я знаю.
 На его губах мелькнула улыбка удовлетворения. Оливия откинулась на спинку сиденья, удобно устроив голову на подголовнике, пока Эдвард маневрировал, выводя свой автомобиль из потока машин. «Что он делал по соседству с ее домом? — подумала она неожиданно. — Ехал ли он специально, чтобы встретиться? Должно быть, он был в сильном отчаянии, если искал встречи с нею, по-прежнему презирая ее и даже зная, что Риа оставила себе его драгоценные акции Джемини.»
 Она устало закрыла глаза, вспоминая свой жизненный путь за последние десять лет. Риа была далеко, в закрытом пансионате, и Оливия пребывала в полном одиночестве. Ее двоюродная бабушка, как всегда, больше занималась хозяйством Боскомов, чем воспитанием своей юной племянницы, и стало до боли очевидно, что девочки, с которыми она выросла, были подругами Риа, а не ее.
 Затем неожиданно, словно в одну ночь, ее детское тело приобрело женские очертания, и телефон в их квартире начал то и дело звонить. Это звонили мальчики, которые росли вместе с нею и Риа; теперь они домогались свиданий.
 Это льстило Оливии, и она была счастлива. Она посещала футбольные матчи, домашние вечеринки, ходила на прогулки и школьные балы. Вместе с Риа они бегали на свидания, когда Риа приезжала летом домой.
 Но приглашения одного рода девушка неизменно отвергала.
 — Как насчет кино сегодня вечером, Ливви? — предлагал какой-нибудь мальчик. Не требовалось слишком больших усилий, чтобы понять, что на самом деле это означало: как насчет того, чтобы немного поразвлечься на заднем сиденье моего автомобиля, Ливви?
 Когда она ясно давала понять, что это ей неинтересно, они бывали уязвлены. Что, в самом деле, она о себе воображает? Она ведь не одна из них. Она никто. Они прекрасно знали, какое положение в обществе занимает эта девочка.
 Так же вел себя и Эдвард Арчер. Оливия открыла глаза и искоса взглянула на него. Он не слишком колебался, когда оценивал ее, да и почему он должен был колебаться? Мужчины его типа всегда чертовски уверены в себе, уверены в своих суждениях, вынесенных из опыта общения с другими людьми.
 Ничего не изменилось за эти годы, по крайней мере в том мире, к которому принадлежал Эдвард Арчер. Но она изменилась. Она стала кем-то, она сама построила свою жизнь и заслужила репутацию, репутацию, которая так внезапно оказалась под столь страшной угрозой.
 — J-.День и ночь. Оливия вздрогнула и очнулась.
 — Вы что-то сказали?
 — Я сказал, что наших самоотверженных журналистов нахлестывают, как гончих собак, чтобы они охотились за добычей день и ночь…
 Оливия кивнула.
 — Они очень назойливы.
 — «Назойливы» — слишком вежливое определение, — сказал он угрюмо. — Вы были правы, когда назвали их акулами. Они кормятся на чьем-то несчастье. Думаю, я сделал чертовски доброе дело, когда убедил мою мать провести несколько недель у ее сестры в Палм-Бич.
 Оливия чуть нагнулась к нему:
 — Да, — сказала она миролюбиво, — я подумала, что все это будет очень тяжело для вас. Эдвард пожал плечами.
 — Я-то не та тема, которая нужна им. Но им бы очень хотелось побыть хоть пять минут наедине с вдовой Райта.
 — Но ведь это ужасно. Она все еще в трауре. Она не должна иметь ничего общего с этими ужасными слухами и…
 Слова замерли на устах Оливии от взгляда, который бросил на нее Эдвард.
 — Какие трогательные сантименты, — сказал он холодно. — Звучит так, словно вы сами верите в то, что говорите.
 К ее щекам прилила кровь. Как могла она так сглупить? Ведь по его убеждению, она — любовница его отчима.
 Оливия отвернулась и стала смотреть в окно.
 — Где находится этот ресторан? — спросила она таким же ровным и холодным тоном, как и он.
 — Здесь.
 Он направил машину в подземный гараж, занял место на стоянке и выключил двигатель.
 — О'кей, пойдемте.
 Оливия смотрела, как Эдвард открывал дверь. Направляясь за ним к лифтам, она нахмурилась.
 — Куда мы идем? Он взял ее под локоть.
 — Я же говорил вам. Что-нибудь поесть. И поговорить.
 Дверь лифта неслышно раскрылась. Эдвард ввел ее в кабину и нажал кнопку на уровне пентхауза [3] . Оливия круто повернулась к нему.
 — Что это за ресторан?
 — Это не ресторан, — ответил он просто. — Это моя квартира.
 Она быстро нажала на кнопку «стоп», и лифт, дернувшись, остановился.
 — Что вы, черт побери, делаете?
 — Я возвращаюсь домой, — произнесла она холодно. Она ткнула раз и другой в кнопку лифта. — Ваша жалкая уловка не пройдет.
 — Вы никуда не уйдете, пока мы не поговорим.
 — Вы считаете меня за дурочку, Эдвард. — Она скривила губы. — Разговор с вами может состояться только в общественном месте.
 — И об этом сразу пронюхают собиратели сплетен. — Он приподнял ее подбородок и заставил посмотреть в глаза. — Моя квартира — единственное место, где, я полагаю, мы можем поговорить, не думая о том, что вокруг нас в воде шныряют акулы.
 — Это сумасшествие!
 Он бросил на нее быстрый, насмешливый взгляд.
 — Разве?
 Дальше они поднимались молча. Оливия размышляла, что она увидит, когда лифт остановится. То, что он жил в пентхаузе, ее не удивило. Его квартира должна быть огромной, великолепно отделанной и обставленной, с целой свитой слуг. Ужин, даже собранный на скорую руку, будет состоять не менее чем из пяти блюд с различными винами к каждому.
 И он воображает, что это произведет на нее впечатление? Если так, то он сильно заблуждается…
 Двери бесшумно растворились; Оливия удивленно зажмурилась. Кто-то из них определенно заблуждался в отношении другого, но теперь она неожиданно засомневалась, кто именно.
 Прихожая и следующая за ней гостиная, конечно, были просторными и элегантными. Но никаких особых претензий в их обстановке не было. Ее взгляд быстро обежал комнату, отметив современные мягкие кожаные кресла, окружавшие красивый стол искусной работы, старинную китайскую вазу, соседствующую с изысканной бронзой.
 Квартира производила впечатление комфортабельной, уютной и — отражающей противоречивость характера своего владельца. Мгновенно интуитивно она поняла, что не кто иной, как сам Эдвард Арчер отбирал все вещи, которые определили дух его жилища.
 Ошиблась она и в отношении слуг. Их встретил лишь один мажордом, который предложил ей чашку кофе, пока Эдвард пошел переодеться. Оливия отказалась, и он тут же исчез. Оставшись в одиночестве, она медленно прошлась по прекрасной комнате, наслаждаясь великолепным видом на город из огромного окна, образующего две стены, и эстампами. Подбор был эклектичен: Рассел, Дега…
 Ее внимание привлекло яркое цветовое пятно на противоположной стене. Это был Шагал. Она подошла поближе, остановилась перед полотном и легонько дотронулась до рамы.
 — Вам нравится Шагал?
 — О, да! — ответила она, живо повернувшись на голос Эдварда. — Очень. Особенно эта…
 Внезапно она замолчала. Эдвард стоял в дверях и наблюдал за ней с легкой улыбкой. Он сменил свой сшитый на заказ деловой костюм на потертые джинсы, плотно облегавшие ноги, и хлопковую рубашку под цвет глаз. Ее верхние пуговицы были расстегнуты, и обнажилась его сильно загорелая грудь; рукава были закатаны выше локтей мускулистых рук.
 У Оливии пересохло в горле при виде его. «Должно быть, — подумала она, — Эдвард успел принять душ», — волосы его еще не просохли и одна темная прядь спадала на лоб. «Отбросить бы ее назад, — неожиданно подумала она, — я могла бы подойти к нему, запустить пальцы в его волосы, могла встать на носки и прижаться губами к его груди, могла…» — По ее телу пробежала дрожь, и она поспешила отвести взгляд.
 — Мы здесь не для того, чтобы толковать об искусстве, — произнесла она холодным, каким-то чужим голосом.
 — Нет, — сказал он так же холодно, — не для этого, — и жестом пригласил ее проследовать в столовую.
 Еда не занимала всего ее внимания, тем более что никаких пяти смен блюд и не было. На столе были стейки, жареный картофель и салат. И только одна бутылка вина, красного; оно искрилось, словно рубин, когда Эдвард разливал его в два хрустальных бокала.
 Оливия против своей воли почувствовала, что безумно хочет есть. «Нет», — сказала она себе и положила руки на колени.
 Эдвард взглянул на нее через стол при свете зажженных свечей.
 — Вам не нравится ваш стейк? — вежливо спросил он.
 — Я говорила вам, что не голодна.
 — Если вы предпочитаете что-нибудь другое…
 — Нет, нет. Благодарю вас.
 — Карл может приготовить для вас омлет, если хотите.
 — Не надо, стейк хорош, — сказала она натянуто.
 Он поднял брови:
 — Тогда почему вы не едите?
 Оливия вздохнула, взяла нож и вилку и начала резать стейк. Она отправила в рот первый кусочек и, злясь на свою слабость, стала сердито жевать. Мясо было превосходным. Ладно, возможно, она немного поест. Всего один кусочек.
 Она съела все, потом подняла глаза.
 — Оказывается, я была голоднее, чем полагала, — сказала Оливия, как бы оправдываясь, но у нее сразу перехватило дыхание, когда она увидела, как смотрит на нее Эдвард, со странной полуулыбкой на губах и потемневшими глазами.
 — У вас зарделись щеки от вина, — сказал он негромко. Но вино тут было ни при чем. Она покраснела от того, как он смотрел на нее. Она это чувствовала, это было… Она отодвинула свой стул и встала.
 — Уже… уже поздно, — сказала она, — а мы еще должны поговорить. Он ответил не сразу.
 — Хорошо. — Он встал. — Сейчас возьмем бренди и выйдем на террасу.
 — Нет. — Оливия покачала головой, когда он повернулся к ней. — Я скоро должна уйти, Эдвард. Завтра у меня рабочий день. Я пришла сюда только для того, чтобы сказать вам, что… что… Дело в том, что я не была до конца честной с вами вчера вечером. Я имею в виду, что когда вы спросили меня…
 Он взглянул на нее:
 — Вчера вечером я спрашивал вас о многих вещах. — Их взгляды встретились, и неожиданно все изменилось. Оливия провела языком по пересохшим губам.
 — Я спрашивал вас, пил ли когда-нибудь мужчина шампанское из ложбинки на вашей груди? — тихо сказал он. — Помните? После того, как я оставил вас, я был в состоянии думать только о том, как бы мне хотелось прижаться губами к вашей коже.
 Сердце Оливии бешено забилось, когда он приблизился к ней. Он обнял ее и привлек к своему разгоряченному телу. Она хотела высвободиться, но это оказалось невозможным. Она была бессильна, — ее удерживали не только его руки, но и собственное желание.
 — Я хочу испробовать это сегодня вечером, Оливия. — Он наклонился и коснулся кончиком языка ее губ, легонько провел по ним, и они раскрылись…
 — Нет, — прошептала она, — Эдвард, вы не должны…
 — Я должен, — произнес он с мукой в голосе. Его рука погрузилась в ее волосы, он чуть откинул ее голову назад и задержал так.
 — Мы должны, Оливия. Какой смысл пытаться отрицать это?
 Его рот, горячий и жадный, слился с ее ртом, где-то в глубине горла возник стон…
 — Обними меня, — прошептала она. Ее руки скользнули по его плечам и крепко сомкнулись вокруг шеи, пальцы пронизали темные волосы, ниспадавшие на воротник. Она тихо застонала, почувствовав, как она и ожидала, какие они мягкие и шелковистые.
 Руки Эдварда скользнули ей за спину, обхватили и приподняли ее, теперь Оливия стояла на носках так, что ее бедра тесно прижимались к его бедрам. Она телом ощутила, как он возбужден.
 — Я хочу тебя, — прошептал он.
 Она тоже хотела его. О, да, она хотела быть с ним, целовать его так, как не целовала еще ни одного мужчину, прижимать его к себе так крепко, чтобы их сердца бились воедино. Она знала, что в этом нет никакого смысла. Но это относилось не к смыслу, это касалось чувств. Это было связано со сладостью его губ, его нежных поцелуев. Он легонько лизнул ложбинку на ее шее, где билась ниточка пульса, потом просунул руки под ее блузку. Она застонала, когда он положил ладони на ее груди, почувствовала, как их соски восстали под тонким шелком, словно искали прикосновения его не встречающих препятствия пальцев.
 — Оливия.
 Рука Эдварда уже искала застежку на ее джинсах. Она услышала слабый щелчок замочка, а потом звук раскрываемой молнии…
 Господи! Господи, что она делает? Ведь это было как раз то, чего он ожидал от нее все это время, эту… эту легкость обладания. Это было то, чего всегда ожидали мужчины — и чего она никогда им не дозволяла. Оливия встречала ощупывающие руки и влажные губы с холодностью, которая оказывалась более эффективной, чем любая пощечина, а тут она сама прижималась к этому мужчине, который был ее врагом, она терлась об него своими бедрами, отвечала на его бешеные поцелуи своими поцелуями.
 «Я единственный мужчина, который может заставить тебя почувствовать, как долго ты довольствовалась подделкой…»
 Воспоминание об этих оскорбительных словах привели ее в чувство. Она замерла в его руках, отстранившись от его груди.
 — Этого достаточно, — сказала она голосом столь же холодным, как и выражение ее лица.
 Эдвард недоуменно смотрел на Оливию; его глаза все еще горели желанием.
 — Что?..
 — Я имею в виду, что вы не можете упрекнуть меня за то, что я поинтересовалась, как далеко вы можете зайти, Эдвард. Теперь я это знаю, — она холодно улыбнулась. — Я только еще не уверена в том, чего вы добиваетесь. Хотите ли вы того, что имел ваш отчим, или вам всего лишь нужен адрес Риа?
 Его лицо перекосилось, а глаза блеснули такой внезапной яростью, что сердце ее вздрогнуло от страха. Он схватил ее запястья и стиснул их так сильно, что ей потребовалось огромное усилие воли, чтобы не закричать.
 — Ты сука, — хрипло прошептал он. — Я должен…
 — Что должен? Ударить меня? — Оливия в упор смотрела в его глаза. — Но этим ты все равно не добьешься того, чего хочешь.
 Ей хотелось только одного — дать ему звонкую пощечину. Он перехватил ее руку в воздухе, и Оливия вскрикнула от боли, когда он завернул ее за спину и рывком притиснул ее тело к себе.
 — Это второй раз, — процедил он сквозь зубы. — В третий раз тебе придется заплатить за музыку.
 — Вам недостаточно, что я провела с вами этот вечер? — спросила она холодно.
 Он глядел на нее, тяжело дыша, потом оттолкнул от себя.
 — Я позвоню вниз привратнику. Такси подъедет к дверям раньше, чем ты спустишься в холл.
 Оливия повернулась и вышла из комнаты. Она уже вошла в лифт, когда услышала свое имя. Она оглянулась. Эдвард стоял в широком арочном проеме, его темный силуэт казался высоким, темным и угрожающим.
 — В чем дело? — спросила она.
 — Мы так еще и не поговорили.
 — Нам нечего сказать друг другу. Он шагнул вперед.
 — Я сказал, что хотел видеть тебя. Ты знаешь почему?
 Оливия еще нашла в себе силы, чтобы рассмеяться ему в лицо:
 — Я не дурочка, Эдвард.
 — Оливия, относительно Риа…
 — Если Риа потребуется мой совет, я скажу ей, чтобы она захватила эти акции и уезжала подальше.
 Он так резко шагнул к ней, что ее сердце обмерло, но она быстро ударила ладонью по кнопке на панели. — Двери сомкнулись перед ним, и Оливия в изнеможении откинулась к стенке лифта.




 Глава 6


 Единственный полезный результат случившегося на квартире Эдварда, подумала на следующее утро Оливия, заключается в осознании того, что она никогда больше не должна встречаться с ним. Она его оттолкнула, она оскорбила его, заявила, что никогда не будет уговаривать Риа вернуть акции, получить которые он так стремился. «Нет, — думала она, прихлебывая в своей комнате давно остывший в чашке кофе, — она никогда больше не должна иметь никаких дел с Эдвардом Арчером».
 И это будет, конечно, правильно. В ее жизни достаточно волнений и без него. Надменный негодяй! За кого он ее принимает!
 Оливия встала и прошла в кухню. «Теперь понятно, что он представляет собой!» — думала она, опуская чашку в мойку. Это был человек, которому не было дела ни до чего и ни до кого, кроме самого себя, человек, который стремился использовать ее для того, чтобы достичь своей цели.
 Именно использовать. Ведь Эдвард убежден, что она ненамного лучше, чем простая шлюха, которая спала с его отчимом, потаскуха, которая знает, где можно найти Риа Боском, но упрямо отказывается помочь ему ее отыскать.
 Оливия закрыла кран и вытерла полотенцем руки. Не имеет значения, почему он пытался соблазнить ее, — потому ли, что он завелся, или потому, что надеялся в постели выведать от нее, как напасть на след Риа. В любом случае это означало, что он снова унизил ее — и она сама помогла ему это сделать.
 Ее лицо вспыхнуло, когда она вспомнила, как отвечала на его поцелуи. Это только лишний раз доказывало, какая кутерьма теперь творилась в ее мире. А сегодня рано утром она приняла самое трудное в своей жизни решение. Она закрыла магазин.
 — Это всего лишь на пару недель, — заверяла она Дольчи; девушка вежливо улыбалась и в свою очередь заверяла, что она знает — это ненадолго.
 Но это могло быть навсегда, и они обе знали это. С тех пор, как разразился скандал, у них не появился ни один покупатель, а без покупателей «Мечта Оливии» быстро умрет.
 В этом была вина и Риа — Риа, которая до сих пор так и не появилась. Ее, с которой все и началось, сплетни пока не коснулись.
 Оливия поморщилась. «Если бы я знала, где ты скрываешься, Риа, я нашла бы тебя, схватила бы за плечи и трясла изо всех сил, чтобы тебе было неповадно так поступать со мной».
 С поникшими плечами она медленно подошла к окну, положила ладони на подоконник и выглянула на улицу. Если бы она знала, где находится Риа, она нашла бы выход в то время, когда ее дело разваливается на куски, она бы не…
 У нее перехватило дыхание. Из своего автомобиля вышел и быстро направился к ее магазину Эдвард Арчер. На нем была кожаная куртка, потертые джинсы и короткие кожаные сапоги. Он выглядел как человек, поперек дороги которому не стоило бы становиться никому.
 Он бросил в сторону окон ее квартиры мрачный и пристальный взгляд, и Оливия отпрянула в глубь комнаты. Сердце у нее забилось от испуга, но это было уже смешно: он не мог ее увидеть, не мог просто так подняться к ней. Сначала Арчер должен был остановиться и позвонить в дверь.
 А она не станет отвечать. Не получив ответа, он уйдет.
 Но Эдвард не уходил. Он звонил и звонил, а потом до Оливии донеслись звуки ударов его кулаков в дубовую дверь; она с голыми ногами выбежала из комнаты, скатилась по лестнице и промчалась через магазин. Нервными движениями она открыла замки и распахнула дверь.
 — Убирайтесь! — потребовала она, ее всю трясло от негодования.
 Лицо Эдварда не выразило ничего, словно он не расслышал ее слов.
 — Привет, Оливия. Вы не пригласите меня зайти?
 — Нет. — Тяжело дыша, она уперла руки в бока и вызывающе взглянула на него:
 — И не подумаю.
 Он осмотрел ее с головы до ног, и всю ее охватил жар, когда она поняла, как сейчас выглядит — во фланелевом халате, непричесанная, с голыми ногами, виднеющимися из-под края халата, доходившего только до колен; под его взглядом девушка почувствовала себя словно на витрине. Но она не сдвинулась с места. Поступить иначе означало бы согласиться со своим поражением.
 — Я вижу, вы сегодня не открыли магазин, — сказал он.
 Оливия язвительно улыбнулась.
 — Какая необычайная догадливость, вы всегда бываете таким умным с утра?
 — Я должен поговорить с вами.
 — Да? Это вы утверждали и вчера вечером, — сказала она и попыталась закрыть дверь. — Но я не хочу разговаривать с вами.
 — Поверьте, я не пришел бы сюда, если бы у меня был выбор.
 — Готова держать пари, что это так. Я… Он потянул на себя дверь и без труда распахнул ее.
 — Эй! Что вы себе позволяете?
 — Позволяю себе войти внутрь, — ответил он угрюмо. — В отличие от вас я не горю желанием, чтобы наш разговор был запечатлен для потомства на страницах «Чаттербокса».
 Оливия закусила губу: в своем гневе она забыла о репортерах, порой часами торчавших вокруг магазина. Но, быстро взглянув на улицу, она облегченно вздохнула — пока никого не было видно.
 — Не знаю, не знаю, — сказала она, покачав головой. — Пожалуй, это была бы потрясающая история для «Чаттербокса». Что-то вроде: «Пасынок следует по стопам отчима». — Она нахмурилась. — Нет, слишком неуклюже, не тянет на хороший заголовок. Но главную идею вы уловили. Представьте только, в какое количество газет они продадут свою историю, если засекут вас, проследят ваш путь к дверям женщины, которая, по утверждению газет, была у вашего отчима…
 У нее перехватило дыхание, так как Арчер обхватил ее за талию, втащил в дом и захлопнул за собой дверь.
 — Вы не смеете так поступать, — выдохнула она наконец, — черт побери, вы не можете врываться сюда и…
 — Вам грозит потеря «Мечты Оливии». Это заявление было произнесено с такой спокойной уверенностью, что сразу заставило ее замолчать.
 — Что вы имеете в виду?
 — То, что я сказал. Вы потеряли ваших клиентов, а теперь еще и закрыли магазин.
 — Это временно, — быстро парировала она.
 — Конечно, — холодно заметил он, — бубонная чума тоже была временным явлением. Как вы будете оплачивать ваши счета? — Он скривил рот. — Например, проценты за этот месяц по займу. Вы не сделали этого, конечно, вы не позаботились ни о чем. Добрый старина Чарли все прощал.
 Она проигнорировала его саркастическое замечание.
 — «Чаттербокс» не может бесконечно заниматься этой историей. Как только дело вновь пойдет… — уверенно сказала она, хотя сама мало в это верила.
 — Как оно может пойти, если магазин закрыт? — Арчер скрестил руки на груди. — Даже с щедрым подарком Райта вы на грани банкротства. Что скажете, Оливия? Хотите разговаривать — или хотите дуться?
 Оливия взглянула ему в лицо:
 — Не могу представить, о чем мы можем с вами говорить.
 — О нашей общей проблеме. — Он широко улыбнулся. — Риа Боском.
 В этом он был прав. Риа владела ключом ко всему.
 Она вздернула подбородок.
 — У вас две минуты.
 — Вы хотите разговаривать здесь? — Он неприятно рассмеялся. — Насколько мне известно, «Чаттербокс» прослушивает это место.
 Она побледнела.
 — Вы смешны. — Их глаза встретились. — Хорошо, дайте мне десять минут, чтобы одеться. Эдвард чуть улыбнулся:
 — Управьтесь за пять.
 — Или что? — гордость заставляла ее упрямиться.
 В его ставшей вдруг двусмысленной улыбке девушка прочитала угрозу:
 — Вы действительно хотите это узнать?
 Оливия вспыхнула. Надо бы было что-то сказать, чтобы поставить его на место, или ударить его, или просто отступить.
 Хотя она и чувствовала себя в безопасности в своей квартире, но действовала быстро: натянула вельветовые брюки, просторный вязаный свитер цвета слоновой кости, хорошо разношенные кроссовки. Потом зашла в ванную, зачесала назад темные волосы и уложила их, закрепив черепаховой заколкой. Рука машинально потянулась к ящичку, где хранилась косметика, но в последний момент Оливия отдернула ее. Нет, никакой косметики, даже губной помады, — ничего такого для мужчины, которого она ненавидит. Потом Оливия достала из гардероба куртку с капюшоном. Теперь она была готова.
 Эдвард ждал ее внизу, прислонившись к стене, засунув руки в карманы и скрестив ноги.
 — Как? — спросила она с некоторым вызовом в голосе. — Вы довольны?
 Он долго рассматривал ее, потом их взгляды встретились, и в темной глубине его глаз блеснул огонек любопытства.
 — Да, — сказал он мягко, — очень. Эдвард некоторое время продолжал ее рассматривать, затем, неожиданно, словно по сигналу будильника, его лицо вновь превратилось в холодную маску.
 — Пошли, — сказал он хрипло, повернулся и шагнул к выходу.
 Оливия не имела представления, куда он везет ее, да не очень и размышляла об этом. Если он знает какое-нибудь спокойное место, где нет риска, что их кто-нибудь узнает, с нее будет довольно.
 Они пересекли мост Джорджа Вашингтона, ведущий из города, и машина увеличила скорость. Эдвард вел автомобиль уверенно, разве что немного быстрее, чем следовало.
 Она искоса поглядывала на него из-под опущенных век. Они сидели близко друг к другу, настолько близко, что его обтянутая кожаной перчаткой рука касалась ее ноги, когда он переключал рычаг скоростей. Каждый раз от такого прикосновения по ней словно пробегал электрический ток, и она старалась отодвинуться от него подальше, насколько это было возможно. Но его плечо все равно то и дело касалось ее, и она ясно чувствовала тонкий аромат его одеколона.
 Легкая темная щетинка покрывала его щеки и подбородок, и это придавало суровое выражение лицу. Нет. Не суровое. Он выглядел сильным и очень мужественным. Ее взгляд обратился к его рукам, легко лежащим на баранке, и внезапно Оливия вспомнила ощущение от прикосновения этих длинных пальцев к ее коже, порожденный ими жар…
 Какой-то сдавленный звук сорвался с ее губ, и, повернувшись на сиденье, она уставилась в окошко.
 Эдвард взглянул на нее:
 — Вы что-то сказали?
 — Я… я… — Оливия проглотила слюну. — Я просто подумала, когда же мы начнем разговор.
 — Скоро будет одно местечко. — Он повернул руль вправо. — Вот мы и прибыли.
 Он снизил скорость, и они въехали на пустынную автостоянку. Узкая дорожка, покрытая гравием, извиваясь, вела к стоящим на отшибе высоким соснам и там терялась из виду.
 — Что это за место? — спросила Оливия, когда Арчер заглушил мотор. Он улыбнулся:
 — Самое лучшее место, если нуждаешься в уединении, какое я только знаю.
 Она отстегнула ремень безопасности и следом за ним вышла из машины.
 — Потому что можно увидеть репортеров за милю?
 Он угрюмо улыбнулся:
 — Потому что это место тихое и прекрасное, а репортер «Чаттербокса» скорее умрет, чем последует за нами в эту чащу.
 «Он прав», — подумала Оливия, когда они медленно шагали среди сосен, казалось, почти упиравшихся в по-зимнему голубое небо; легкий бриз был насыщен свежим сосновым ароматом.
 Эдвард, казалось, чувствовал себя здесь как дома, он шагал легко и уверенно, предлагая ей руку, когда дорогу преграждало упавшее сухое дерево. Она никак не могла бы представить его здесь и таким. Тот Эдвард Арчер, которого она знала, принадлежал своему пентхаузу, вознесенному высоко над городом, или обтянутым кожей стенам зала заседаний правления корпорации, но не этому лесу, с ветерком, ерошившим его волосы так, как это делала она вчера вечером. Воспоминание было почти зримым…
 — ..Из города?
 Она взглянула на него. Они вышли на берег пруда, поросший высокой болотной травой. Эдвард остановился и, прислонившись спиной к стволу дерева, наблюдал за ней.
 — Извините, вы меня о чем-то спросили? Он нагнулся и поднял с земли плоский камешек.
 — Я спросил — вы когда-нибудь выезжали из Манхэттена?
 Арчер взмахнул рукой и пустил камешек так, что тот несколько раз подпрыгнул на поверхности воды прежде, чем исчезнуть в глубине.
 — Или вы сугубо городская девушка? Оливия резко вскинула голову. Это что — замаскированная форма оскорбления вроде бы невинными словами? Но он даже не смотрел на нее. Он набрал целую пригоршню маленьких камешков и теперь швырял их в пруд, любуясь концентрическими кругами, которые расходились от тех мест, где они падали в воду.
 — Я люблю деревню, — сказала она холодно, — но у меня не было возможности выезжать туда часто.
 — Когда я был маленьким, — сказал Эдвард, — я всегда ждал целый год, когда же наступит лето. Это означало, что мы отправимся в наш дом в Коннектикуте. Мой отец был тогда жив, и он обычно брал меня с собой на рыбалку. — Он улыбнулся. — Мы никогда не возвращались с большим уловом, но это не имело значения. Оливия тоже улыбнулась.
 — Я была на рыбалке всего один раз, и она не была слишком успешной. Я никак не могла насадить наживку на крючок, и Риа тоже. Она…
 Оливия умолкла. Риа. Это из-за Риа они с Эдвардом находились здесь. Как-то так случилось, что она совсем забыла об этом.
 — Вы были подругами детства? — мягко спросил он, наблюдая за ней. Она кивнула.
 — Да. Мне было десять, а ей одиннадцать, когда мы встретились.
 — Школьные подруги?
 — Нет, вовсе нет. — Она в упор смотрела на него. — Мои родители погибли, когда мне было десять лет, и я с тех пор жила с моей двоюродной бабушкой Мириам. — Оливия сделала паузу. — Она была домоправительницей у Боскомов.
 Глаза Эдварда сузились:
 — Понимаю.
 — В самом деле? — Оливия снова рассердилась. Она слишком часто видела в своей жизни этот оценивающий взгляд, чтобы не узнать, о чем думает человек.
 — Да. Риа Боском дружила с вами, когда вы были ей нужны. Это объясняет, почему вы так стараетесь защитить ее, Оливия отвернулась.
 — Так и поступают друзья, — сказала она твердо.
 — Риа, похоже, не придерживается этой философии.
 — Она… она растеряна. Смерть Чарлза…
 — Она взволновала ее не больше, чем вас.
 — Мне было грустно, конечно, услышать об этом, но…
 — Я полагаю, это похвально, в том смысле, что вы испытывали сентиментальную привязанность к Райту, а не только, — как бы это выразить? Деловой интерес.
 Оливия вновь почувствовала, как краска прилила к ее щекам, и резко повернулась к нему:
 — Вы такая же дрянь, как и эти газеты, — сказала она звенящим голосом, — вы ни черта не знаете обо мне, но стараетесь сделать самые гнусные из всех возможных выводы. Люди, как вы…
 Эдвард схватил ее за руки.
 — Вы были заинтересованы в нем? — грубо спросил он.
 — Да. Конечно. Но не…
 — Что «не»? — Он сильнее стиснул ее кисть. — Недостаточно, чтобы проследить за его чековой книжкой?
 — Черт побери, Эдвард, я никогда…
 — Никогда… Никогда не задумывались, что он просто грязный старик, который имел не больше прав дотрагиваться до вас, чем… чем… — Он замолчал, его раздирали гнев и ярость, глаза потемнели. Потом он выпустил ее руку и холодно сказал:
 — Вы верно заметили, что я не имею права судить вас.
 Оливия отвернулась от него, чтобы скрыть внезапно навернувшиеся на глаза слезы.
 — Да, — сказала она, — не имеете. Она слышала его тяжелое дыхание.
 — Мы приехали сюда, чтобы поговорить, — сказал он. — Может быть, перейдем к этому. Она кивнула.
 — Хорошо.
 Эдвард схватил ее за плечо и повернул к себе.
 — Я хочу, чтобы вы помогли мне найти Риа Боском.
 — Вы больше не считаете, что я знаю, где она? Он покачал головой.
 — Я знаю, что вам это неизвестно.
 — Откуда вы узнали? — с горечью спросила она. — По моим честным глазам? Он колебался несколько секунд.
 — Я установил слежку за вами.
 — Что? — она даже разинула рот. — Вы… вы…
 — А вы думали, Оливия, что мы играем в детские игры? — Его лицо снова приобрело мрачное выражение. — Я хочу получить эти акции.
 — И вы идете на все, чтобы заполучить их! Я полагаю, что они заключают в себе целое состояние.
 На его губах мелькнула натянутая улыбка.
 — Я думаю, что можно так сказать. Да.
 — Да? — Ее лицо вспыхнуло от едва сдерживаемого гнева. — Ну и что ваш детектив рассказал вам обо мне? Кроме того факта, что Риа не приходила тайком на мою квартиру и не оставляла ее таким же образом?
 Прошло некоторое время, прежде чем Эдвард ответил:
 — Он сказал, что, похоже, вы никем не заменили старину Чарли.
 — В самом деле? — Ее голос дрожал от гнева. — Вы в этом уверены? В конце концов, под моей кроватью никто не дежурил.
 На скулах Эдварда заходили желваки.
 — Почему же вы этого не сделали? Может быть, потому, что вам пока не нужен новый благодетель?
 — Я вообще не нуждаюсь в «благодетелях», — ответила девушка, произнеся это слово с презрением, — я сама о себе забочусь.
 — Детектив сообщил мне также, что, похоже, в вашей жизни вообще нет никакого мужчины. — Взгляд Эдварда переместился на ее лицо и остановился на раскрытых губах. — Но я нахожу, что в это трудно поверить.
 — Вы привезли меня сюда, чтобы оскорблять?
 — Ваша кожа нуждается в прикосновении мужских рук, — хрипло сказал Эдвард, взяв ее лицо в ладони. — Она мягкая, как шелк. — Он наклонил голову и погрузил свое лицо в ее волосы. — И вы пахнете цветами. — Он отстранил лицо, чтобы взглянуть ей прямо в глаза. — Вы вся так пахнете, Оливия? Ваши груди, ваш живот, сладкая тайна между ваших бедер?
 У нее перехватило дыхание.
 — Вы, вы… — Она задыхалась. — Вы… Голос Арчера сделался хриплым.
 — Правильно, дорогая. Я. Никто, кроме меня. Он нагнулся и поцеловал ее раньше, чем она успела уклониться, его рот жадно прильнул к ее губам. Когда наконец он отпустил ее, она вся дрожала.
 — Зачем вы привезли меня сюда? — прошептала Оливия.
 — У меня есть для вас предложение, — холодно произнес он, словно ничего не произошло. Предложение. Оливия охватила себя руками.
 — Предполагается, что я должна быть польщена, Эдвард. — Она знала, что говорит спокойно, сдерживая себя, хотя его слова вызвали какой-то кислый привкус на ее языке, но звук собственного голоса придал ей мужества. — Особенно после того, как вы произнесли целую речь о том, что не будете следовать по стопам своего отчима. Однако меня это не интересует.
 Он повернулся и холодно улыбнулся ей:
 — Боюсь разочаровать вас, Оливия, но это чисто деловое предложение. Я согласен оплачивать ваши счета, пока вся эта суматоха не уляжется; в свою очередь, вы поможете мне найти Риа.
 Оливия рассмеялась:
 — А я всегда полагала, что вознаграждение за подобные услуги всегда равно тридцати сребреникам.
 — Будьте же такой разумной, как всегда, — возразил он, — все колкости на свете не вернут вам вашу репутацию. Во всяком случае, среди вашей клиентуры. Только Риа может это сделать.
 Он, разумеется, был прав. Она знала, что он прав, только дурак мог думать иначе.
 Ей хотелось плакать от этой несправедливости, выплеснуть свой гнев на этого мужчину, который перевернул вверх тормашками всю ее жизнь. Ей хотелось освободить свой рот от вкуса его поцелуев. Но сейчас ей нужно было найти Риа, если она собиралась спасти свою жизнь от полного краха.
 Оливия взяла себя в руки и спокойно встретила его взгляд.
 — Вы можете одолжить мне деньги под проценты по текущему курсу.
 — Я сказал, что дам их вам. Оливия пожала плечами.
 — Это должен быть заем, или сделка не состоится.
 Эдвард снисходительно улыбнулся:
 — Вы не в таком положении, дорогая, чтобы диктовать свои условия.
 Она пристально смотрела в его лицо, ожидая, что его глаза потемнеют от гнева, но то, что она в них увидела, озадачило ее; однако это мимолетное выражение исчезло раньше, чем она сумела определить его значение.
 — Ладно, — произнес он хмуро. — Пусть будет по-вашему.
 Эдвард взял ее под руку, и они медленно пошли по узкой тропинке вокруг пруда. Его случайные прикосновения были жесткими и безличными.
 — Я проследил все действия Райта. Он оставил за собой бумажный след длиной в милю: квитанции отелей, авиабилеты, театральные программки…
 — Как это может помочь в поисках Риа?
 — Вы ее знаете, — ответил он, — знаете, что ей нравится, места, которые она предпочитает… Я хочу, чтобы вы просмотрели бумаги Райта: вдруг где-то звякнет колокольчик. Отель, или какое-то укромное местечко, о котором она упоминала в прошлом и где может теперь затаиться.
 Они обошли вокруг пруда и вернулись к автомобильной стоянке. Следы каблуков оставались на гравии, пока они шли к машине Эдварда.
 — Вы только что рассказали мне, что наняли частного детектива, — сказала Оливия, — Почему бы не поручить ему все то, о чем вы просите меня?
 — Нет, вы единственная, кто знает ее привычки. Вы ее подруга.
 Но так ли это? Друзья не идут на то, что предложил ей Эдвард, но они, во всяком случае, не должны поступать так, как Риа поступила с ней. Подруга не должна оставлять ее в таком ужасном положении.
 — Так как? — Он взял ее за руку и повернул к себе. — Вы сделаете это?
 Оливия поколебалась, потом тяжело вздохнула.
 — Что тут говорить! У меня нет выбора.
 — Да, — подтвердил Арчер. — У вас нет выбора.
 Он открыл дверцу, и Оливия забралась в салон. Арчер обошел вокруг, проскользнул на сиденье рядом с ней и включил двигатель. Они молчали все время, пока он выводил машину со стоянки, а потом выезжал на дорогу. Спустя некоторое время Арчер взглянул на нее:
 — Мы начнем изучать бумаги Райта сегодня же вечером в моей квартире. Вечером. В квартире Эдварда.
 — Вас что-то смущает? — спросил он. Она молчала, словно завороженная гудением мотора, в звуки которого неожиданно вплелся стук ее быстро заколотившегося сердца; Оливия покачала головой и откинула ее на изголовье спинки.
 — Нет, нет, ничего.
 Эдвард ждал, она чувствовала, как его внимательный взгляд изучает ее профиль, чуть задержавшись на губах; потом он отвернулся и стал наблюдать за бегущей впереди дорогой.
 — Хорошая девочка, — произнес Арчер одобрительно; он нажал на педаль газа, и машина стремительно помчалась вперед.




 Глава 7


 В кабинете Эдварда, отделанном деревянными панелями, было тихо, лишь весело потрескивали дрова в камине, негромко звучала чарующая музыка Дебюсси.
 Оливия, подобрав под себя ноги, сидела в низком черном кресле у огня и перебирала квитанции и счета, ворохом сваленные у нее на коленях. Ей хватало нескольких секунд, чтобы разделаться с очередной бумагой и сбросить ее на пол в растущую груду ненужных документов.
 В камине резко треснуло полено, и она, вздрогнув, подняла голову. Ее взгляд упал на сидящего рядом Эдварда: он откинул голову на покатую спинку стула, закрыл глаза и расслабленно опустил руки на подлокотники.
 Каким же он выглядел усталым! Под его глазами проступили синяки, щеки впали. Рот скорбно искривился.
 Да и сама Оливия тоже устала, — день был насыщенным. И трудным. Они ехали обратно в полном молчании. К тому моменту, когда они подъезжали к Манхэттену, Оливия уже начала считать минуты, мечтая побыстрее попасть в свою квартиру и остаться одной.
 Но Эдвард направил автомобиль дальше к реке, на восток, по направлению к Саттон-Плейс, и только когда он припарковал автомобиль и выключил мотор, она поняла, где они оказались. Оливия повернулась к Эдварду.
 — Зачем мы тут? — возмущенно спросила она. Он холодно улыбнулся.
 — Я подумал, может быть, стоило поискать кое-какую ерунду, которую ты спрятала в своих милых тайничках?
 — Моих милых…
 — Пойдем, дорогая. — Эдвард отстегнул ремень безопасности и потянулся к ручке дверцы. — Мы быстренько посмотрим и…
 — Я не хочу заходить туда, — торопливо сказала она.
 — Ты что, боишься фоторепортеров? Не бойся. Пресса сделала тут свое дело еще неделю назад.
 Оливия отвернулась и уставилась в лобовое стекло.
 — Я хочу домой.
 — Что, эта квартира напоминает тебе о том, что ты потеряла? — Он схватил ее за запястье. — Посмотри на меня, черт возьми!
 — Не угрожай мне, Эдвард. Я этого не люблю.
 — Уверен, что не любишь. Старый Чарли был именно тем человеком, который тебе нужен, он почитал за счастье оплачивать все твои счета, зная, что ты ждешь его в постели, сгорая от страсти и нетерпения.
 Лицо Эдварда приблизилось к ней.
 — Интересно, какой ты тогда бывала? — Его взгляд скользнул по ее лицу и остановился на полуоткрытых губах. — А издавала ты те нежные звуки, которые сводят мужчину с ума? Так, как ты это делаешь, когда я занимаюсь с тобой любовью?
 — Ты никогда не занимался любовью со…
 — Нет, — ответил он, и неожиданно голос Эдварда стал нежным и полным обещаний, а не злости. Его рука уже иначе сжимала ее руку. Оливия почувствовала, что он гладит ее запястье большим пальцем. — Не занимался. Но буду.
 Их глаза встретились.
 — И ты знаешь, что буду.
 Оливия ощущала дыхание Эдварда, видела, как бьется жилка на его виске, и знала, что достаточно ей лишь прошептать его имя, как его губы прильнут к ее.
 Эдвард отстранился, резко отвернулся и крепко обхватил руль автомобиля.
 Оливия зажала руки коленями. Они дрожали, и она покрепче сцепила пальцы.
 — Это здесь вы достали бумаги, которые хотели мне показать?
 Он кивнул, выруливая на дорогу, запруженную машинами.
 — Да, кое-какие. Сегодня вечером я пришлю за тобой такси. Будь готова к семи часам.
 Она взглянула на его строгий, жесткий профиль, тяжелую челюсть, прямой нос и вдруг почувствовала, что ни за что на свете не надо было соглашаться на встречу с ним сегодня вечером и вообще заключать с ним эту сделку.
 Но отказываться было уже поздно. Эдвард все равно не отпустил бы ее. Все, что ей оставалось, — это потешить свое самолюбие.
 — В семь неудобно, — холодно возразила Оливия. — Давайте на полчаса позже. И спасибо за заботу, но такси я возьму сама.
 На минуту воцарилось молчание, и вдруг, к ее удивлению, Эдвард рассмеялся.
 — Только не опаздывай, дорогая, — сказал он. — Не люблю, когда мои женщины заставляют меня ждать.
 Оливия с трудом удержалась, чтобы не ответить ему, что она не входит в число его женщин. Но она понимала, что такое заявление чревато очередной ссорой.
 Конечно, она не могла угадать, в каком настроении будет Эдвард через несколько часов, когда встретит ее у себя дома. Однако с той минуты, как Оливия вошла к нему, он вел себя безупречно.
 И сейчас она смотрела на него. Ему нужна от нее информация, и он не собирается ее оскорблять. Оливия вздохнула, взглянув на бумаги, которые валялись на полу рядом с ней. Но все это ни к чему. Она внимательно проглядела каждую гостиничную квитанцию, каждый счет из ресторана, но так и не нашла ничего, что могло бы ей подсказать, куда делась Риа.
 — Не везет.
 Она подняла голову. Эдвард наблюдал за ней, но лицо его было безучастным. Она покачала головой:
 — Ничего. Я дважды просмотрела весь этот хлам, на всякий случай, но не могу вспомнить, чтобы Риа упоминала хотя бы одно из этих мест.
 — Ты уверена?
 — Настолько, насколько это возможно.
 — То есть?
 Оливия выпрямилась в кресле и запустила обе руки себе в волосы, разделяя пальцами темные пряди.
 — То есть я не записывала наши с ней разговоры.
 — И ни одно название ни о чем не говорит?
 — Ни одно. — Девушка увидела, как Эдвард встал и подошел к камину. — Что с вами, Эдвард? Неужели вы думаете, что я лгу?
 Он пожал плечами, вороша кочергой поленья.
 — Я этого не говорил.
 — Нет. Не говорили. Но, судя по выражению вашего лица…
 Он наклонился и перевернул одно полено. Сноп искр устремился вверх и исчез в дымоходе.
 — Куда же он в таком случае вас водил?
 — Не понимаю.
 — Это простой вопрос, Оливия. — Эдвард поставил на место кочергу и повернулся к ней. Его лицо уже не было озабоченным — оно стало злобным. — Были же у вас какие-то местечки, куда вы ходили вместе? Какие-нибудь гостиницы или тайные гнездышки… Что ты делаешь?
 — Я собираюсь домой, — холодно сказала Оливия. — Это был длинный день, и я страшно устала.
 — Я не собирался совать нос…
 — Нет. Но вы собирались оскорбить меня, — она пристально посмотрела на него. — И вам это удалось.
 Эдвард сделал руками виноватый жест.
 — Я только имел в виду, что, может быть, он и Риа водил туда, куда водил тебя.
 — Уверена, что так и было, — ответила Оливия уже совсем ледяным тоном. После минутной паузы она одарила его сухой улыбкой:
 — К примеру, тот ресторан в Вилладже, на который указывал «Чаттербокс», был постоянным местом наших многочисленных встреч. Там подавали жуткую сицилийскую пиццу, а Риа обожает пиццу.
 Оливия поднялась.
 — Так что держу пари, что именно туда он ее и водил.
 Эдвард встретил ее взгляд абсолютно невозмутимо:
 — Несомненно. Значит, ты предполагаешь, что Риа прячется в бочке с острым соусом.
 — Нет. Я… — Оливия посмотрела на него. Его глаза смеялись, и она невольно улыбнулась в ответ. — Пожалуй, это идея. Во всяком случае, теперь понятно, как мог человек вот так запросто раствориться в воздухе.
 Арчер опустился на высокий бордюр камина и вытянул перед собой длинные ноги.
 — Это никому не под силу. Разве что в плохих фильмах. — От откинулся на локти и скрестил ноги. — Ладно. Я попрошу сыскное агентство проверить эти заведения. Но нам стоит еще раз попробовать.
 Оливия устало вздохнула и сказала:
 — Когда вы что-нибудь выясните, дайте мне знать. — Девушка наклонилась вперед, и длинные волосы закрывали ее лицо, пока она надевала туфли.
 — Прошу вас, сделайте одолжение, позвоните привратнику, пусть он вызовет такси, — попросила она, — чтобы я могла…
 — Чем она увлекается? Оливия не поняла:
 — Чем увлекается?..
 — Ну, любит ли она спорт? Зимний спорт? Лыжи, коньки, что-нибудь в этом роде? Девушка задумалась.
 — Нет, — медленно проговорила она. — В детстве, во всяком случае, не любила.
 — А как насчет искусства? — Он потянулся к софе и взял в руки брошюру со скрипкой на обложке. — Это о музыкальном фестивале в Аспине. Может она интересоваться такими вещами?
 — Риа? — Оливия усмехнулась. — Сомневаюсь.
 — Но она работает в галерее?..
 — Ну, сейчас модно… — Тут девушка осеклась. В глубине души она знала, что это правда. Риа гналась за модой. Но Оливии и самой-то трудно было смириться с этой мыслью, а делиться ей с посторонними и подавно не было нужды. — То есть она… она училась на каких-то искусствоведческих курсах в колледже.
 Лицо Эдварда ничего не выражало.
 — А вы? Не по той же причине вы увлеклись отделкой интерьеров? Потому что модно? Ее глаза гневно сверкнули:
 — Вовсе не модно.
 — Неужели? — Он схватил оставшиеся бумаги, подошел к столу в дальнем конце комнаты и сунул их в открытый ящик. — Покупательницы, которые ходят в «Мечту Оливии», вряд ли заглянут в заштатный магазинчик.
 — То же можно сказать о покупателях, которые ходят к Эдварду Арчеру. Что вы там продаете, Эдвард? Акции и облигации? Потому что это модно в вашем кругу?
 Он поднял брови.
 — Я арбитр, — резко ответил он. — Причем чертовски хороший арбитр. Я не торговец… — Тут он широко улыбнулся, и его лицо помягчело. Эдвард взглянул на нее, и в воздухе повисла долгая пауза.
 Оливия вскинула глаза и, к своему облегчению, не увидала у него на лице издевательской усмешки. Наоборот, он смотрел на нее так проникновенно, что у Оливии перехватило дыхание. Она отвернулась.
 — Ну все? — пробормотала она. — На сегодня кончилась игра в вопросы и ответы?
 — Похоже, что да, — сказал он. — Уже поздно. Я здорово загонял вас за сегодня.
 — В таком случае, — произнесла она, вставая, — не позвоните ли вы вниз, чтобы мне вызвали такси? И если вам что-нибудь придет в голову насчет Риа…
 — К черту Риа! — в голосе Арчера прозвучала такая злость, что Оливия онемела от удивления. Она в недоумении смотрела на него.
 — В каком смысле?
 — В прямом, — глаза Эдварда горели от ярости. — Я больше не могу слышать ее имя, больше не могу думать об этом подонке Райте и его грязных делишках, не могу…
 Он сжал губы и вытер рукой лоб.
 — Вы правы, — сказал он после короткой паузы, — этот день действительно был слишком длинным.
 Оливия кивнула:
 — Поэтому мне пора ухо…
 — Что нам сейчас нужно, так это выпить. Выпить. В ту ночь в этой же самой комнате он тоже предложил ей выпить, а потом обнял и поцеловал так, что у нее закружилась голова…
 — Оливия? Что вам налить?
 — Ничего, — поспешно ответила она. — Меня развезет, если я позволю себе что-нибудь крепче, чем чашечка кофе, и…
 — Кофе — это звучит сильно. — Эдвард чуть заметно улыбнулся. — Мало того, звучит угрожающе, если учесть, что моего мажордома нет поблизости.
 Оливия удивленно подняла брови.
 — Вы намекаете, что не пьете кофе, если рядом нет дворецкого, который бы его сварил?
 — Пью, но только быстрорастворимый, — ответил он, скорчив смешную гримасу; но его улыбка сменилась кривой усмешкой. — Не смотрите на меня так.
 — Не могу поверить. И это в конце двадцатого века! Вам что, никто не говорил, что теперь мужчины имеют на кухне равные права с женщинами?
 — Ну, я могу кое-как приготовить яичницу. И зажарить ножку в духовке. Я даже знаю, как надо правильно обрывать листья салата, вместо того, чтобы резать их. — Эдвард улыбнулся. — Но приготовить напиток, достойный названия «кофе», выше моих сил.
 Вот в этом-то и дело. Соседский мальчишка оказался врагом, он всегда им был, и теперь он стал вдвое опаснее, когда превратился во взрослого мужчину, красивого и сильного.
 — В последний раз я самостоятельно варил кофе еще в колледже, — непринужденно рассказывал он. — Парень, с которым я жил, заставлял меня снимать туфли, чтобы убедиться, что мои носки на мне и я не прикрываю ими кофейник.
 Оливия скривила рот:
 — Это и в самом деле довольно трагичная история.
 Эдвард кивнул:
 — Конечно. Особенно когда знаешь, что у тебя в кухне есть отличный «Чемекс» и свежие кофейные зерна.
 Она пристально смотрела на него. Ну, что может случиться от чашечки кофе? Кроме того, он был прав. Выпить кофе было бы в самый раз, чтобы освободиться от паутины тяжелых мыслей, окутавших мозг.
 — Зерна любых сортов, — добавил он с надеждой.
 — Может быть, у вас и кофемолка есть?
 Эдвард улыбнулся:
 — Электрическая или ручная? Выбор за вами. На этот раз она позволила себе слегка улыбнуться в ответ.
 — То есть за вами. Вы мелете, я варю. Пойдет? Он протянул ей руку. Она поколебалась вначале, но потом пожала ее.
 — Пойдет. (В конце концов, рукопожатие — это всего лишь рукопожатие.) Но почему ее пальцы задрожали так, будто ее пронзило током высокого напряжения?
 Как она и думала, кухня оказалась довольно милой и хорошо оборудованной, и Эдвард не лукавил, когда говорил, что у него есть все сорта кофе. Половина полки в холодильнике была забита пакетиками из фольги, на которых красовались названия разных экзотических стран.
 — Бразилия, — шептала Оливия, — Кения, Колумбия, Ява…
 — Вы когда-нибудь пробовали гавайский кофе? — спросил Эдвард. Она отрицательно покачала головой, и он потянулся за пачкой, слегка коснувшись ее бедром. Она снова вся затрепетала, даже сильнее, чем в прошлый раз. Наверное, она чем-то выдала себя, — то ли дыханием, то ли легкой дрожью, потому что он обернулся и пристально посмотрел на нее.
 — Что с вами?
 Их глаза встретились.
 — Ничего, — сказала она. — Просто я… Она судорожно сглотнула и повернулась к нему спиной.
 — А где кофейник?
 Он был в шкафу над раковиной, рядом с кучей бумажных фильтров и набором симпатичных кружек. Эта незамысловатая работа сейчас пришлась очень кстати. Промыть стеклянную бутыль, наполнить чайник водой и дать ему вскипеть, пока мололись зерна — все это снимало возбуждение и возвращало ее к реальности. И когда Эдвард передал ей отлично смолотый кофе, Оливия уже полностью овладела собой.
 — Вот, — важно сказал он. — Ну а если я сделаю еще что-нибудь, то все испорчу. С этого момента, мадам, весь процесс в ваших руках.
 Она улыбнулась.
 — Тогда отойдите и дайте поработать настоящему мастеру.
 Засыпав кофе, Оливия обернулась и увидела, что Эдвард сидит верхом на стуле в конце длинной стойки, облокотившись на высокую спинку и положив подбородок на загорелые переплетенные руки.
 — Это то, кем вы хотели стать, когда вырастете? Мастером?
 Она опешила на секунду, но потом рассмеялась.
 — Я?
 — Да. Вы хотели стать очередным Марком Шагалом, пока не решили заняться обустройством интерьеров?
 — Я мечтала о скульптуре, — ответила она, не задумываясь. Откашлялась и посмотрела на него. — Действительно мечтала, много лет назад. Но…
 — Но?
 Она пожала плечами.
 — Но у меня нет таланта. Я могу неплохо делать небольшие фигурки, — щенков, спящих кошечек, что-нибудь в этом роде, но у меня никогда не получались настоящие вещи.
 Он улыбнулся.
 — Понимаю. Вы сдались, потому что не смогли создать такого же Давида, как Микеланджело. Ну что же, на это способны немногие.
 Она тоже улыбнулась.
 — Конечно, немногие. Я не то имела в виду. Я хотела сказать, что не могу делать хорошие скульптуры, которые взволновали бы людей, такие… такие…
 Оливия умолкла. Ни один человек, даже Риа или ее тетушка, не интересовался, думала ли она всерьез об искусстве. И почему-то этот человек, незнакомец, который без спроса ворвался в ее жизнь, решил задать такой вопрос? И она ответила — она, которая не привыкла раскрывать душу кому бы то ни было.
 — В чем дело?
 — Ни в чем, — сказала она и отвернулась. — Мне… мне показалось, что вода закипает.
 — Он обычно свистит.
 — Кто?
 — Чайник. Он свистит, когда готов. Скрипнул стул, и она услышала, как Эдвард приближается к ней мягкой походкой. Вот он подошел — и у нее по спине пробежал легкий озноб.
 — Я сам, — сказал он и задел ее плечом, когда потянулся к чайнику. — Значит, вы никогда не собирались делать карьеру на поприще мелких скульптурных безделушек?
 Почему так трудно дышать? Оливия прокашлялась.
 — Каких… каких мелких безделушек?
 — Щенков и спящих кошечек. — Эдвард прислонился спиной к стойке, скрестив руки и глядя ей в глаза. — В конце концов их кто-то должен делать.
 Почему она согласилась варить кофе? Почему не свистит этот чертов чайник? Почему он стоит так близко?
 — Должен… что? — тупо переспросила она.
 — Должен делать эти дурацкие фигурки, которые можно увидеть в каждой лавке для туристов.
 — Вы… вы кладете молоко и сахар?
 — Предпочитаю черный.
 — И еще нужны салфетки. Где они?
 — Сейчас схожу.
 Она облегченно вздохнула, когда он вышел.
 — Разве не могли бы вы зарабатывать на жизнь этими щекастыми малышами, кошечками и прочей ерундой? — спросил он, вернувшись.
 — Наверное, да, — ответила Оливия, — но…
 — Но что?
 — В общем, это не для меня. Я понимаю, нет ничего плохого в том, что человек занимается таким ремеслом. Просто, по-моему, тому, кто изучал искусство в колледже, неприлично опускаться до мещанских поделок. Она смущенно рассмеялась:
 — Это звучит претенциозно, да? Я не хотела…
 — Это звучит честно.
 Эдвард говорил тихо, но казалось, что его голос отдавался во всех уголках комнаты. Девушка обернулась и посмотрела на него. То, что она увидела в его глазах, заставило заколотиться ее сердце.
 — Оливия, — мягко произнес он, и именно в этот момент чайник издал пронзительный свист. От неожиданности у нее перехватило дыхание.
 — Так можно и мертвого разбудить, — сказала она, заставив себя усмехнуться, и с усердием занялась приготовлением кофе.
 Сделав глоток, Эдвард признал, что кофе отменный.
 — Существует какая-нибудь школа, где учат варить кофе? — спросил он, одарив ее поощрительной улыбкой. — Какая-нибудь школа, о которой я не имел понятия все эти годы?
 Оливия тоже улыбнулась, поднеся чашечку ко рту.
 — Не представляю. Лично я научилась всему, что умею, у миссис Фэннинг.
 — Она кто, учитель домашнего хозяйства в высшей школе?
 — Повар у Боскомов, — ответила Оливия и уточнила. — Простите. Шеф повар.
 Нет, не сама миссис Фэннинг так себя называла, а миссис Боском, — уточнила Оливия, и, сделав многозначительное лицо, добавила:
 — Она была — и остается — настоящей леди.
 Эдвард поставил чашку.
 — Наверное, работать в доме Боскомов не слишком сладко, — сказал он, прямо глядя ей в глаза.
 — Не слишком.
 — У вас с тетушкой были близкие отношения?
 — Нет, мы были почти незнакомы, когда погибли мои родители…
 Оливия замолчала. Почему она рассказывала ему все это? Арчеру вовсе не интересно выслушивать историю ее жизни. Она взглянула на него:
 — Почему вы мне задаете такие вопросы, Эдвард?
 Он чуть заметно улыбнулся и ответил вопросом на вопрос:
 — А вы как думаете?
 Ну, конечно. Он выяснял детали, которые могли бы привести его к Риа, зная, что прошлое Риа и прошлое Оливии тесно связаны. Абсолютно логично, но почему-то это пробудило в ней острую грусть. Она отставила свою чашечку.
 — Уже поздно, Эдвард, — сказала она вежливо. — Спасибо за кофе. А теперь…
 — Не уходите.
 Он коснулся ладонью ее щеки. Его рука была горячей. Горячей, как огонь. Ей вдруг представилось, как его тело прижимается к ее. И его губы. Они тоже будут жаркими? И зажжет ли его поцелуй ее губы, обдаст ли огонь желания всю ее — грудь, живот, бедра…
 Оливия стремительно поднялась.
 — Мне пора, — заявила она, и Эдвард тоже встал.
 — Оливия. — Его хриплый голос звучал настойчиво. Он схватил руками ее лицо, запустив пальцы в шелковистую копну волос.
 — Останься со мной в эту ночь.
 — Нет, — прошептала она, но это слово замерло в воздухе, как замерло ее дыхание.
 — Останься, — повторил Эдвард. Его пальцы запутались в волосах Оливии и не отпускали ее. — Ты же знаешь, что сама этого хочешь!
 Так оно и было. О Боже, в том-то и беда, что это действительно так и было. Она хотела его, человека, который считал ее чуть ли не проституткой, хотела его, как никого на свете.
 Ей стало страшно от того, насколько неукротимым было это желание. Неужели она, избежав соблазнов в юности, теперь попадет в лапы такого человека, как Эдвард Арчер? Он был умнее всех прежних обольстителей и пускал в ход не обещания, а нежные поцелуи и тихий шепот.
 — Нет. Нет. — Что бы он там ни думал, она не такая дура. — Вы слишком высокого мнения о себе, — холодно сказала Оливия, — если уверены, что знаете мои мысли.
 Он застыл, глядя на нее. Мышцы у него на скулах заметно напряглись.
 — Останься, — чуть слышно произнес Эдвард.
 — Я спешу домой. — Оливия посмотрела ему в глаза. — Вы вызовете такси? Или мне позвонить самой?
 Несколько секунд они глядели друг на друга, а потом взгляд Эдварда стал таким же холодным, как ее голос.
 — В этом нет необходимости. Я довезу вас.
 Оливия уже открыла рот, чтобы возразить, но, посмотрев ему в лицо, поняла, что бояться нечего.
 — Спасибо, — сухо поблагодарила она. Казалось, они бесконечно долго добирались до ее дома, хотя было поздно и движение на обычно забитых машинами улицах заметно уменьшилось. В салоне автомобиля Арчера стало словно теснее, чем днем: когда они наконец попали на ее улицу, Оливия готова была сорваться со своего кресла. Эдвард еще не подъехал к тротуару, как она уже потянулась к дверце, но он успел перехватить ее руку.
 — Подождите.
 Эдвард внимательно оглядел тротуар и темные уголки у дома, и тут она поняла, что он прекрасно владел собой и помнил о том, о чем забыла она: поблизости может скрываться кто-нибудь с камерой или блокнотом.
 — О'кей, — наконец сказал он. — Путь свободен.
 Оливия распахнула дверцу.
 — Жаль, что я не смогла вам помочь найти Риа, — произнесла она, в спешке выбираясь из автомобиля. — Если мне что-нибудь придет в голову, я…
 Но от него оказалось невозможно отделаться. Эдвард настиг ее, когда она пыталась ускользнуть в свое убежище, схватил за руку и повернул к себе.
 — Я заеду за вами в семь утра. Оливия покачала головой.
 — Зачем? Я сегодня просмотрела абсолютно все бумаги Чарлза.
 — Но там осталось много другого. Фотоснимки, записные книжки.
 — Послушайте, Эдвард, я ничего не знаю об отношениях Риа с вашим отчимом. Мы с ней уже не такие близкие подруги, и вообще давно не виделись.
 — Как давно?
 Его тон стал неожиданно грубым, и Оливия испуганно подняла глаза.
 — Как давно вы не виделись? — повторил он, потом крепко сжал ее и подтолкнул в тень козырька над дверью. — Дни? Недели? Месяцы?
 — Не понимаю.
 Он схватил ее за плечи.
 — Когда вы оговорили дележку? — зловеще прошептал он. — До того, как вы представили ее Райту, или после?
 Не успела она ответить, как его губы приникли к ее. Его вопрос был жестким, а поцелуй нежным, и это совершенно обезоружило ее. Оливия положила ладони ему на грудь. Она почувствовала, как часто бьется его сердце, и вместо того, чтобы оттолкнуть Эдварда, Оливия тихо простонала и не смогла больше противиться сладости его поцелуя.
 Арчер глубоко вздохнул. Его руки охватили ее тело, кончиком языка он коснулся ее губ. Оливия приоткрыла рот, и он принялся ласкать и щекотать его языком, пока она совсем не захмелела от наслаждения. Его руки проникли к ней под куртку и ухватились за ягодицы, прижимая ее к крепкому телу, и поползли вверх по спине, по бокам, подбираясь к груди. Большими пальцами он прикоснулся к соскам и стал гладить их. Еще немного, и Оливия потеряла бы сознание.
 Он сам оторвался от ее губ, взял за плечи, отстранил от себя, наблюдая, как она пытается отдышаться. Потом протянул руку.
 — Дай мне твои ключи, — тихо попросил он.
 Она хотела сказать, что ничего подобного не сделает. «Знаю, каков ты будешь завтра, — думала она, — не допущу, чтобы это произошло. Я не позволю использовать меня, не позволю тебе обращаться со мной как с женщиной легкого поведения».
 Но он нежно прошептал ее имя, поцеловал в волосы, и тогда она дрожащими руками раскрыла сумочку и вытащила ключи. Эдвард смотрел на нее страстным взглядом, на ощупь вставляя ключ в замок.
 — Дай руку, — снова шепнул он и положил ключи ей на ладонь, сжав ее пальцы в кулак.
 — Запри за мной, — сказал Эдвард и поцеловал ее в последний раз яростным, жадным поцелуем. Она знала, этот жар будет согревать ее всю ночь.
 А потом он уехал.




 Глава 8


 Утром, когда Оливия проснулась, ярко светило солнце, небо было безоблачным, и на нее тут же нахлынули чудные воспоминания о вчерашних последних мгновениях у двери ее дома. Будто время вернулось назад: она почти физически ощущала, как пальцы Эдварда скользят по ее коже, и слышала его зовущий голос.
 Сердце Оливии заколотилось. А что, если бы он, взяв ключи из ее дрожащих рук, прошел вместе с ней в темный дом? Позволила бы она проводить себя до квартиры? А потом схватить на руки и отнести сюда, в постель?
 Она горько вздохнула. Что толку притворяться? Да, она не провела ночь с Эдвардом, но это была не ее заслуга, а его.
 «Дай мне ключи», — прошептал он, и Оливия вручила ему не только то, что он просил, но и свою честь, которую она охраняла всю жизнь.
 Она села, отбросила одеяло и прошла в ванную. Конечно, признаться себе в этом нелегко, но Эдвард Арчер был по-настоящему сексуальным мужчиной, и ее потянуло к нему. «А почему бы и нет?» — подумала она, становясь под душ. Другие женщины наверняка не отказывали ему. Оливия представила, как они смотрели на него в ту ночь в «Ноевом ковчеге».
 Как звучит это старинное выражение? «Кто предостережен, тот вооружен». Или что-то вроде того. И сейчас о ней можно сказать — «предостережена». Оливия закрыла кран и накинула большое банное полотенце. Она живой человек и неравнодушна к нему. Значит, теперь надо быть осторожной. Очень осторожной. Нехорошо, когда тебе нравится человек, для которого ты не более чем похотливая кошка. Но совсем уж скверно, если из-за твоей влюбленности тебя обведут вокруг пальца.
 Самый лучший выход — вообще с ним больше не встречаться. Оливия вытирала волосы, смотрясь в запотевшее зеркало. Сейчас же во что бы то ни стало нужно было найти Риа. И в одиночку, без Эдварда, ей с этим не справиться. Оливия знала привычки Риа, а он — Чарлза. Она знала, как выглядит Риа, а у Эдварда в руках были бумаги Чарлза.
 Оливия вздохнула, намазав губы неяркой помадой. Конечно же, ей придется видеться с Арчером, пока они не обнаружат Риа. Как только это случится, она немедленно с ним распрощается.
 «И чем раньше, тем лучше, — думала она, натягивая серые вельветовые брюки и темно-красную шелковую кофту. — Тогда она сможет зажить как прежде. Снова откроет магазин, опять возьмет к себе Дольчи, — и Эдвард Арчер останется не более чем воспоминанием».
 Около семи она надела плащ и сбежала вниз по ступенькам. Не задумываясь, она взялась за ручку двери и тут же отпрянула, как будто коснулась раскаленного железа. «Сначала надо все проверить, Оливия», — прошептала она себе. Девушка выглянула в окно. В коммерческих конторах Манхэттена в этот час работа была уже в разгаре, но ее улица была пуста. Успокоившись, Оливия спустилась вниз.
 Лучи солнца снопом пробивались сквозь стекла. Она прислонилась спиной к стене, закрыла глаза, повернула лицо навстречу солнечным лучам и расслабилась в каком-то блаженстве. Прошло немало времени, прежде чем девушка очнулась и заставила себя выйти из дома.
 — Вы вовремя. Мне нравится это в женщинах, — услышала она низкий мужской голос и открыла глаза.
 — Эдвард, — рассмеялась она, — вы меня испугали!
 Да, испугал, но не из-за этого так застучало ее сердце. Оливия снова видела его, и уже не имело никакого значения то, что она решила для себя накануне. Ей нравилось, как он выглядел сегодня — намного привлекательнее, чем обычно, в светло-голубых джинсах и расстегнутой кожаной куртке, из-под которой был виден светло-коричневый, грубой вязки свитер, какие носят рыбаки. Вдруг она вспомнила о прошлой ночи, как они стояли в этом же проеме, растворившись в объятиях друг друга, и ее лицо вспыхнуло.
 — Испытываете судьбу? — сказал Арчер. — Я имею в виду, что стоите тут на всеобщем обозрении.
 — Стоять в проеме двери еще не значит выставлять себя на всеобщее обозрение. Во всяком случае, я вначале огляделась, прежде чем выйти.
 — Понятно. Я сделал то же самое перед тем, как свернул на вашу улицу. — Его плечи слегка передернулись под курткой. — По правде говоря, мне уже надоела эта чепуха.
 Оливия чуть заметно улыбнулась.
 — Мне тоже. Сегодня утром я хотела просто распахнуть дверь и выйти, будь тут хоть целая армия репортеров.
 Эдвард усмехнулся.
 — Вы с характером. Мне это нравится. Почему от обыкновенных шутливых слов ей вдруг стало так хорошо на душе?
 — Целых два комплимента за какие-нибудь пять минут, — сказала она бесстрастным голосом. — Я потрясена.
 Его улыбка стала шире.
 — Не надо слишком потрясаться. Это все, на что я способен, пока не выпью кофе. Она не могла не улыбнуться в ответ.
 — Другими словами, ваш дворецкий все еще не приступил к исполнению своих обязанностей?
 — Другими словами, я хотел пораньше взяться за дела. Нам предстоит дальний путь.
 — Дальний путь? В каком смысле?
 — Насколько я помню, сегодня мы собирались просмотреть еще кое-какие бумаги Чарлза.
 — Нам надо заняться и поисками Риа. Я думала об этом ночью. Не могла уснуть и…
 — ..И я. — Голос Эдварда стал мягким. — Я тоже не мог.
 Оливия покраснела, когда их взгляды встретились.
 — Я думала о наших проблемах, и…
 — Я тоже, — он нахмурился. — Мы бьемся над ними так же отчаянно, как собака ищет кость, и ничего не получается. Риа нет, и мы не ближе к развязке, чем были вначале.
 — Да, увы.
 — Если она «ляжет на дно», держу пари, что там никто не сможет отыскать ее. Единственное, что она будет в состоянии сделать, так это подкупить кого-нибудь, чтобы получить нужные сведения и связаться с газетенкой типа «Чаттербокса».
 — Возможно.
 — Так что сегодня нам предстоит поговорить с той Риа, которую вы знали много лет назад, когда обе были еще детьми.
 — Поговорить? Но я думала… Он осторожно взял ее за плечи и вывел из дверного проема.
 — Да. Поговорить. Кто знает, что может всплыть в памяти.
 Оливия с сомнением смотрела на него, пока они шли к машине.
 — Я думала, мы могли бы заглянуть в галерею, где Риа работает, — предложила она. — Или навестить мистера и миссис Боском.
 Эдвард открыл дверцу и помог ей усесться на сиденье автомобиля.
 — Мои люди уже побывали в галерее. — Он обошел машину и сел с другой стороны, рядом с ней. — Никто ничего не знает.
 — А родители Риа? С ними говорили? Арчер бросил на нее ироничный взгляд.
 — Сомневаюсь, чтобы она хоть раз рассказала им что-нибудь об этой истории, — мягко заметил он.
 Оливия посмотрела на Эдварда и откинулась на спинку кресла.
 — Вы правы, — согласилась она. Он кивнул и включил зажигание.
 — Сегодняшний день должен кое-что прояснить, — заверил он. — Вот увидите.
 Куда он вез ее? Оливия спросила, но Эдвард отказался отвечать.
 — Туда, где нас не найдут «акулы», — вот все, что он сказал.
 «К нему домой», — решила она. Но когда они направились по Квинс Мидтаун Туннел, она поняла, что они едут совсем в другое место.
 Эдвард сказал, что ехать далеко. Оливия вздохнула. Если ехать далеко в эту сторону, значит, они направляются в один из шикарных курортных городков, которых видимо-невидимо на побережье у Лонг-Айленда. Ист-Хэмптон, Саутхэмптон, Эйме-енсет — красивые места, часто изображаемые на открытках, места, куда съезжаются богачи, чтобы пожить в виллах в виде роскошных замков с башенками, построенных в псевдоготическом стиле.
 Оливия снова вздохнула. Да, у Эдварда наверняка есть летний дом, коттедж с несколькими комнатами. Однако на самом деле дом оказался совсем другим. Это прелестное и, судя по всему, комфортабельное жилище в колониальном стиле словно затерялось в роще вековых сосен. Казалось, что оно простояло тут века.
 Эдвард остановил машину и выключил мотор.
 — Вот мы и приехали, — весело сказал он. Взглянув на нее, он усмехнулся. — Предупреждаю, ваше профессиональное самолюбие может быть задето, когда вы увидите интерьер. Вся мебель — это в основном подержанная рухлядь.
 Оливия улыбнулась в ответ.
 — Почему вы считаете, что я приму за рухлядь то, что другие называют антиквариатом? Эдвард пожал плечами.
 — Я часто подумываю, что надо бы сменить обстановку, но и эта мебель довольно удобная и…
 Что-то черное и большое подлетело к автомобилю. Оливия вскрикнула, когда в окне замаячила огромная зубастая морда.
 — Боже, — пролепетала она, — что это такое? Страшное существо оказалось собакой, громадным черным чудовищем, которое царапало когтями дверцы автомобиля, словно пытаясь добраться до них.
 Лицо Эдварда просияло.
 — Гектор, — сказал он и открыл дверцу, чтобы выйти.
 Собака, приветствуя его, пыталась положить свои огромные лапы ему на плечи. Растерянно улыбаясь, Оливия смотрела, как Эдвард присел, чтобы огромный пес свободнее мог излить свои чувства к нему. Она отстегнула ремень и вышла из машины:
 Эдвард взглянул на нее, смущенно усмехаясь.
 — Гектор живет подальше, если ехать вверх по дороге, — объяснял он, пока пес прыгал от радости. — Я знаю его еще с тех пор, как он был щенком.
 — Он всегда так восторженно вас встречает? Эдвард засмеялся и встал, продолжая гладить большую квадратную морду.
 — Каждый раз. Он это делает от души, разве не так?
 Оливия посмотрела на него. На джинсах и свитере были видны отпечатки грязных лап, волосы Арчера спустились ему на глаза; внезапно ее сердце наполнилось невероятной радостью, и она испугалась, что не сможет произнести ни слова.
 — Да, — тихо ответила она, — это так. По правде говоря, я решила, что он ваш.
 — Хотелось бы. Но я не представляю, что делать с таким псом в городе. Может быть, позже, если я останусь тут навсегда…
 Гектор, виляя хвостом, подошел к Оливии.
 — Не бойтесь, — успокоил Эдвард. — Он как большой котенок.
 Она рассмеялась. Пес терся головой о ее ногу.
 — Вижу, — сказала она. Наклонившись, Оливия погладила его, но было видно, что он подошел к ней просто из вежливости, а настоящим хозяином считал человека, который стоял рядом с ней.
 Эдвард любовно хлопнул его по крупу.
 — О'кей, мальчик, иди домой. Увидимся перед отъездом.
 Он взглядом проводил пса, который неохотно направился к лесу, и протянул руку Оливии.
 — Как насчет пятидесятицентовой экскурсии? Эдвард проводил ее к крыльцу, предупредив, что верхняя ступенька покосилась, и ввел в дом. Как она и думала, этому жилищу было лет триста, и построили его первопоселенцы Нового Света. Что касается «рухляди», то и тут она оказалась права. Внутри сохранилась старинная мебель, сделанная вручную из сосновых, дубовых и кленовых досок, которая очень подходила этому дому и была со вкусом подобрана.
 Конечно, именно такая обстановка и должна была быть в жилище Эдварда. «Он сам — частичка дома, — подумала Оливия, наблюдая, как он роется в огромном холодильнике. — Он даже чем-то похож на этот дом, — такой же крепкий, сильный и обветренный, бесхитростный и простой».
 — Эй?
 Оливия вздрогнула. Эдвард с улыбкой смотрел на нее.
 — Думаете, как бы повежливее намекнуть, что дом нужно привести в порядок? Оливия покачала головой.
 — Это замечательный дом, — тихо произнесла она.
 Его улыбка стала шире.
 — Где бы вы хотели устроить пикник?
 Оливия рассмеялась:
 — Может быть, на берегу? Погода чудесная.
 Правда, на дворе зима, и если у вас тут нет…
 — Предлагаю в гостиной. Я разведу огонь в камине, постелим одеяло и включим музыку. — Он улыбнулся, захлопнув дверцу холодильника. — Единственное, чего нам будет не хватать, это песка и муравьев.
 Они навалились на сыр с крекерами, вино, хрустящий хлеб и завершили трапезу фруктами и шоколадом. Потом Эдвард разлегся на своей половине одеяла, подпер рукой подбородок и посмотрел на Оливию. Уголки его рта растянулись в улыбке. — А теперь расскажите мне о себе, — предложил он.
 Радость, которая еще несколько мгновений назад наполняла все ее существо, исчезла. Она почти забыла, зачем он привез ее сюда, и вот несколько простых слов вернули ее в мир реальности. «Расскажите мне о себе», — сказал он, а имел в виду — «расскажите мне о Риа».
 — Особенно нечего рассказывать, — ответила Оливия, пожав плечами. — Вы уже знаете, что мы познакомились, когда мне было десять, а ей одиннадцать. Мы почти постоянно были вместе, мы дружили, действительно дружили, пока ее не отправили в пансион.
 — А что было до этого?
 — Я уже говорила, что не знала ее до…
 — А что за девочкой были вы? — спросил он. — Тихоней, уткнувшейся носом в книгу? Она удивленно посмотрела на него.
 — Откуда вы знаете?
 — Просто угадал.
 — Я любила читать все подряд, — вздохнув, подтвердила она. — Особенно мне нравились сказки. Но Риа…
 — И куклы. Держу пари, вы обожали играть с ними.
 Ее лицо озарилось улыбкой.
 — Да, — подтвердила Оливия. — Обожала. Одну куклу я звала «Бетти». — Она села на колени перед камином и стала смотреть на огонь. — А Риа мало увлекалась куклами.
 — Но ведь вы очень дружили, — тихо сказал он.
 — Да, мы были неразлучны. — Она запнулась. — То есть вначале. А потом Риа отправилась в пансион… ) — А вы — нет?
 — Конечно, нет. Так что не могу вам ничего сказать о том, чем занималась Риа, когда…
 — Почему?
 — Что «почему»? — переспросила она.
 — Почему вы тоже не поступили в пансион? Разве вам не хотелось? Она рассмеялась.
 — Ужасно хотелось. Все дети, которых я знала, поступили туда. Но это очень дорого. Моя тетушка не могла позволить себе такие расходы. Вот почему я повторяю, что не могу вам помочь выяснить что-нибудь о Риа. Наверное, в жизни Риа было много примечательных моментов, но я не…
 — Вы чувствовали себя одинокой? Кроме пожилой тетки, вам не на кого было положиться. Что она собой представляла?
 Оливия вздохнула, вспомнив свою «великую тетю Мириам». Той так и не удалось до конца осознать, какая ответственность на ней лежала, что значит — воспитывать ребенка.
 — Она была хорошая женщина, — искренне сказала Оливия, — и у нее было доброе сердце. Иначе я бы попала в приют.
 — Но она не испытывала к вам особых нежности и любви, — мягко заметил Эдвард. Оливия покачала головой.
 — Нет. Она не была похожа на маму, которую я потеряла. Ни в чем.
 Девушка замолчала и, не отрываясь, смотрела на отблески огня. Потом откашлялась и добавила:
 — Вы сами остались без отца. Так что не нужно вам рассказывать, что это такое.
 — Да, я помню, как переживал тогда. Но мне повезло: я продолжал жить с матерью; она жутко обращалась со мной… — Эдвард замялся, — пока не появился Чарлз Райт.
 — А он был… был… то есть он постоянно?.. — Оливия перевела дыхание. — Для вашей матери, наверное, было ужасно потерять его, а потом вдруг узнать, что он… он…
 Она не могла сказать большего, пока Эдвард по-прежнему думал, что она была любовницей его отчима. У Оливии перехватило дыхание. И тут она почувствовала, что непременно должна заставить его поверить в ее слова.
 — Эдвард, — начала она, — насчет Чарлза…
 — У Райта было больное сердце, и мать знала об этом, — сказал он сдержанным тоном. — Что касается его проделок, то и тут она была в курсе. Просто она никогда не заводила об этом разговор и принимала все как есть.
 — Она знала?..
 Он поднялся и сунул руки в карманы.
 — Раза два я пытался завести с ней разговор на эту тему, но безрезультатно. И мы с Райтом продолжали притворяться, будто никто ничего не знает, пока однажды я не наткнулся на вас с ним в ресторане.
 — Эдвард, — Оливия поднялась во весь рост. — О том дне…
 — Я не хочу об этом говорить, — отрезал он.
 — Но мы же как-то говорили. Эдвард резко повернулся к ней.
 — Вы хотите сказать, что не были одной из его девиц?
 Его голос звучал категорично. Казалось бессмысленным что-либо объяснять ему, но Оливия мягко положила руку ему на плечо.
 — Нет, — сказала она, — не была.
 Он пристально посмотрел ей в глаза. Она встретила его взгляд прямо, не дрогнув, и попыталась понять, о чем он думает. Это оказалось невозможным. Минуты летели, и неожиданно он облегченно вздохнул.
 — В это время года приятно побродить по берегу, — тихо сказал Эдвард. — Пойдем?
 Верил ли он ей? Может быть, именно от этого зависел ход их поисков Риа. Надо спросить его. Обязательно. Но ее сердце восставало против трезвых доводов разума. «Оставь все как есть», — говорила оно. Он помог ей надеть жакет, взял за руку и вывел из дома через задний ход.
 На пляже было ветрено и пустынно. По песчаному берегу волнами разбросало серые валуны.
 — Как здесь хорошо, — тихо сказала Оливия. Эдвард кивнул. Одной рукой он обнял ее за плечи и прижал к себе, чтобы согреть.
 — Да, хорошо. Это лучшее из всех мест, которые я знаю.
 «Лучшее из всех мест». Она нахмурилась. Зачем он говорит эти простые слова?
 — Предполагалось, что я буду скрываться здесь летом, — улыбнулся Эдвард и крепче прижал ее. — Но оказалось, что мне не хочется закрывать дачный сезон осенью, и я наведываюсь сюда весь год, при каждом удобном случае.
 — Тут чудесно, Эдвард. Домик, океан… и эти валуны. Они удивительны и похожи на сказочных великанов.
 Его рука скользнула к ее, и их пальцы сомкнулись.
 — Это место с секретом, — сказал он, увлекая ее за собой.
 Секрет же заключался в том, что в сплошной скалистой стене вдруг открывался проход, который вел в иной мир, где не было ветра и волн, а царили жаркое солнце и теплый белый песок — и Эдвард. Да, Эдвард, стоящий так близко, что достаточно было поднять руку, чтобы коснуться его, Эдвард, с лица которого вдруг сошла улыбка, когда встретились их взгляды. Его улыбка сменилась страстным выражением лица, заставившим девушку затрепетать.
 — Тут… тут чудесно, — сказала она, пытаясь разрядить обстановку.
 — Да, — тихо ответил он, придвигаясь к ней, — чудесно.
 Она вздрогнула, почувствовав, что пальцы Эдварда легко коснулись ее лица, провели по щеке, по мочке уха, по ее открытой шее.
 — Эдвард, — прошептала Оливия.
 — Тебе нравится, — тихо спросил он, поглаживая ее шею, — когда я дотрагиваюсь до тебя? Его голос становился все более глухим.
 — Тебе нравится, правда? Твои глаза темнеют, как небо в полночь.
 Он придвинулся к ней еще ближе. Медленно, глядя ей в глаза, снял с ее плеч жакет.
 — И пульс начинает чаще биться вот здесь, — сказал он, — наклоняясь и целуя ее в шею. — Оливия, — прошептал Эдвард, — я ужасно тебя хочу, я просто болен тобой.
 Она зажмурила глаза так, что ресницы коснулись щек.
 — Мы… мы собирались поговорить, — сказала Оливия, почти не дыша. — Но мы не поговорили. По-настоящему. Мы… мы…
 Похоже, он рассмеялся.
 — Мы поговорили.
 Его вальцы уже нашли пуговицы на ее блузке.
 Медленно, одну за другой, он расстегивал их, пока из-под темно-розового шелка не показались ее загорелая кожа и белый кружевной бюстгальтер.
 — Но с разговорами покончено… — сказал он. — Теперь время для объятий, поцелуев и… Боже, как ты прекрасна!
 Эдвард протянул руку. Она застонала, когда он стал поглаживать ее грудь указательным пальцем.
 — Я хочу увидеть твои груди. — Его голос стал совсем глухим. — Я должен их увидеть.
 Застежка на бюстгальтере щелкнула, и он сказал, затаив дыхание:
 — Изумительные, изумительные груди.
 — Эдвард!..
 Ее слова сменились легким вздохом, когда он обхватил ладонями груди и принялся большими пальцами гладить соски… Внутри у нее загорался огонь и растекался по телу, неуклонно двигаясь от того места, которое он ласкал, вниз, к основанию живота.
 — А на вкус твоя кожа такая же сладкая, как и на вид? — прошептал он и, наклонив голову к груди, прижался губами к соску.
 Прикосновение его губ лишило ее остатков самообладания. Оливия откинула голову. Она обняла его, запустила руки ему в волосы и всем телом потянулась к нему.
 Эдвард повторил ее имя, приблизившись к ее губам. Его язык проник вовнутрь, и она с готовностью отдалась жару и сладости поцелуя. Он глухо застонал, прижимая Оливию к себе, пока она не ослабла от наслаждения.
 — Скажи, что хочешь меня, — прошептал Эдвард, и Оливия дала ответ, такой ответ, какого еще никогда не давала, — не словами, а порывистыми движениями своего тела. Она обняла его, просунула руки ему под свитер, чтобы почувствовать его кожу, твердые мышцы живота, грубоватые темные волосы, росшие завитками на груди. Потом она поднялась на цыпочки и обхватила руками его шею, и тут Эдвард подхватил ее на руки.
 Он шел большими шагами вдоль пустынного пляжа, покинув их маленький скалистый мирок. Оливия прижалась к нему, зарывшись лицом в его плечо, ее сердце пульсировало подобно волнам, бьющимся о берег. Эдвард плечом распахнул дверь, и залитые солнцем комнаты промелькнули у нее перед глазами, когда он нес ее в спальню.
 Он сел на край кровати и поставил ее перед собой, крепко сжав ее колени своими. Медленно, не отрывая взгляда от ее глаз, он снял с нее жакет. Когда он потянулся к блузе, девушка протестующе покачала головой.
 — Я тоже хочу увидеть тебя всего, — прошептала она. Теперь Оливия превратилась в первозданную Еву, соблазнительную, красивую, сладостную, — в ту, какой она бывала в своих неистовых мечтах.
 У Эдварда потемнели зрачки, он стянул через голову свитер и бросил в сторону. У него была широкая мускулистая грудь и мощные плечи. Темные волосы курчавились на загорелой коже, суживаясь в треугольник у пояса его джинсов. Оливия провела языком по пересохшим губам.
 — Скажи, что хочешь меня, — сказал Эдвард, и она вдруг поняла, что всегда хотела его. Не только с того момента, когда они познакомились, а всю-всю жизнь.
 «Я люблю тебя, — с изумлением думала она, — я люблю тебя, Эдвард». Когда это случилось? Когда злость превратилась в желание, а желание — в любовь?
 — Оливия. — Он привлек ее ближе. — Мне надо, чтобы ты произнесла это вслух. Скажи, что хочешь меня. Только меня.
 Она медленно улыбнулась, намереваясь вложить в свой ответ столько радости и страсти, чтобы этот вопрос у него уже не возникал никогда. В конце концов он должен знать, что до него у нее никого не было.
 — Эдвард, — тихо сказала она, с улыбкой сбрасывая кофту и бюстгальтер, не отрываясь глядя ему в глаза. — Я безумно хочу тебя, — прошептала она и наклонилась к нему. Волосы упали ей на плечи и грудь, а руки раскрылись для объятья.
 Но он не прижал ее к себе. Он встал, его губы задергались, темные зрачки сузились до размера булавочной головки; он отшатнулся от нее и медленно прошел к окну. Остолбенев, Оливия смотрела на его мускулистые плечи; сжатыми кулаками изо всех сил он бил ладонями по подоконнику.
 — Эдвард. — Она нерешительно двинулась к нему. Подойдя почти вплотную, она подняла руку и тут же опустила ее.
 — Эдвард, — тихо спросила она, — что случилось?
 — Ничего.
 Она знала, что это не правда. «Никаких вопросов, — уговаривала она себя, — ни слова больше». Но вопрос уже не мог не быть задан.
 — Эдвард, — выпалила она, — ты думаешь о… о..?
 — О моем отчиме? — Он резко обернулся, и выражение его лица заставило ее робко отступить.
 — Нет, — сказал он с холодным сарказмом, — конечно нет. Почему я должен думать о старом добром Чарли, Оливия? Почему я должен думать о нем в такую минуту?
 Вдруг она ощутила в душе безнадежную пустоту.
 — Но я же говорила тебе… Он порывисто прошел мимо.
 — Одевайся, — бросил он, хватая свой свитер. — Я буду ждать в машине.
 Она посмотрела ему вслед дрожащими руками подняла разбросанную одежду и стала натягивать ее.
 — Боже, помоги мне, — шептала она, — помоги мне, пожалуйста.
 Оливия повернулась к окну и поглядела на берег и волнующееся море глазами, полными слез. Место, которое Эдвард назвал самым лучшим в мире, сейчас казалось ей отвратительным.
 «Мое любимое место», — сказал он…
 …И тут ей послышался голос — голос Риа, возникший вдруг в глубине ее памяти и повторявший слова, нацарапанные детской рукой на открытке, слова, в которые был вложен весь восторг четырнадцатилетнего существа.
 «Это самое красивое место на земле, Ливви, — писала Риа, — тебе непременно нужно увидеть Багамы. Это самое-самое мое любимое место в мире!»
 И тут Оливия отчетливо поняла, что именно там она найдет подругу, которая так жестоко сломала ее жизнь.




 Глава 9


 — Спасибо за звонок в «Американские Авиалинии». Асе наши кассовые операторы сейчас заняты, но если вы будете столь любезны подождать… Оливия вздохнула, услышав приторно любезный, записанный на магнитофон голос.
 — Да, да, — пробормотала она, прижав трубку плечом к уху. Конечно, она подождет. Что еще ей остается, если она должна лететь на Багамы? Хотя как раз сейчас она стала задумываться, как все это осуществится. Девушка провела у телефона все утро, обзванивая одну авиакомпанию за другой, но до сих пор не получила билета, хотя даже попробовала заказать место в первом классе.
 — Сейчас у нас самый пик сезона, мадам, — сказал ей последний оператор с ноткой снисходительности, пробившейся сквозь профессиональную любезность. — Боюсь, что мы продали все билеты до конца этого месяца, но я могу зарезервировать для вас место на первой неделе следующего. Погода на островах будет такая же хорошая, но цены гораздо ниже.
 Оливия чуть не рассмеялась. Неужто ее беспокоили погода или цены? Она не собиралась насладиться отпуском, это была вынужденная поездка. Путешествие должно положить конец неизвестности, а возможно, и отношениям с Риа, которые когда-то так много значили для них.
 Поездка не доставит ей удовольствия, но, по крайней мере, положит конец тем ночным кошмарам, которые мучили ее все последние недели. Все встанет на свои места, и она сможет вернуться к прошлой жизни, без Эдварда Арчера, перевернувшего вверх дном ее устоявшийся было мир.
 Дни и ночи, в которые она пыталась спрятаться от репортеров, страх ответить на телефонный звонок, тревога за то, как долго она сможет удержать в своих руках «Мечту Оливии», прежде чем кредиторы разорят ее, — все обрушилось на нее сразу, убив уверенность в себе, сделав беззащитной перед Арчером.
 Воспоминания терзали ее душу словно острые осколки стекла, невидимые в песке пляжа, но всегда готовые нанести болезненную рану. В голове Оливии раскаленным гвоздем пылала унизительная мысль о том, что она была готова отдаться Эдварду, отвергнувшему ее. Хорошо еще, что она не предстала перед ним полной дурочкой, в беспамятстве лепечущей слова любви. Девушка горько усмехнулась. Можно только представить, с какой иронией думал о ней Эдвард.
 — Благодарю вас за ожидание. Наши кассовые операторы все еще заняты. Если вы будете так любезны подождать еще…
 Все это уже не имело никакого значения. Да, она играла в игру Эдварда; делала стойку по его команде. Да, она должна будет отыскать Риа, но сделает это для себя и сама. Она не настолько наивна, чтобы полагать, что, найдя Риа, сразу решит все свои проблемы. «Чаттербокс», даже опубликовав правду, не посвятит ей и десятую часть места, отведенного для раздувания этой грязной истории.
 Она должна разыскать Риа и бросить ей обвинение в вероломстве. Риа ввергла свою подругу в пучину лжи, даже не спросив, умеет ли она плавать. Она украла покой и подорвала репутацию Оливии, а может статься, станет и причиной того, что девушка потеряет свой магазин, который был ей так дорог.
 И еще один человек использовал ее в своих целях, Эдвард Арчер, он…
 Нет, черт возьми, нет! Ей не следует даже думать о нем. Все ее мысли должна занимать Риа: как найти то идиллическое местечко, изображенное на лежащей у нее на коленях почтовой открытке с загнутым уголком? Со вчерашнего дня, когда неожиданно вспомнила про первые рождественские каникулы, которые они провели порознь, и про эту глянцевую открытку, которую Риа прислала ей, она была уверена в том, что Риа находится именно там.
 Оливия снова взглянула на фотографию, хотя уже наизусть помнила почти каждую запечатленную на ней пальму, каждую хижину под соломенной крышей. Сделанная прихотливыми буквами надпись гласила: «Вид с террасы отеля „Дорадо“, Багамы». Найти открытку оказалось не слишком трудно, она лежала там, где и следовало: среди вороха всяких памятных бумажек на дне старой коробки из-под сигар, которая в детстве служила Оливии шкатулкой для ее «сокровищ».
 Но вот попасть на Багамы оказалось неожиданно трудным делом. Она и не подозревала об этом еще вчера, когда, возвращаясь на такси в Манхэттен, разработала свой план. Эдвард порывался было отвезти ее домой сам, но она скорее бы пошла в Нью-Йорк пешком, чем снова села рядом с ним в этот проклятый изящный автомобиль.
 — Я привез вас сюда, и я отвезу вас домой, — сказал он коротко, несмотря на ее требование позволить ей позвонить по телефону и вызвать такси.
 Не было никакого смысла спорить с ним. Достаточно взглянуть на его замкнутое, высокомерное лицо. «Лицо мужчины, — гневно подумала она, — привыкшего идти по жизни напролом».
 Девушка подчинилась силе, но он недостаточно хорошо знал ее. Оливия, как он и приказал, села в машину. Когда они доехали до деревни, она обернулась к нему.
 — Здесь есть аптека? — спросила она с холодной вежливостью.
 Эдвард даже не взглянул на нее:
 — А в чем дело?
 — У меня разболелась голова, и я хочу купить аспирин. Разве на это требуется ваше разрешение?
 У него вздулись желваки на скулах, но он промолчал и подъехал к кромке тротуара.
 — Я куплю его для вас.
 Но Оливия уже распахнула дверцу со своей стороны и вышла на тротуар.
 — Я это сделаю сама.
 Проделать все остальное уже не составляло большого труда. Она влетела в дверь аптеки и — слава Богу! — в ней оказался задний выход. За ним открывался служебный дворик, выходящий в лабиринт узких улочек. Она долго бродила по ним, пока не натолкнулась на будку с телефоном-автоматом. Отсюда Оливия и вызвала такси. Возвращение домой обошлось в целое состояние — ей даже пришлось просить водителя обождать, пока она получила наличные из банкомата на углу, чтобы расплатиться. Но расходы стоили того удовольствия, которое она получала от мысли, что ей не пришлось ехать домой в машине рядом с Эдвардом и что он должен был почувствовать, когда понял, что она улизнула…
 — «Американские Авиалинии», с вами говорит Кэрол. Чем я могу быть вам полезна?
 Оливия не тратила времени на вежливое предисловие.
 — Когда у вас первый рейс на Багамы?
 — Очень сожалею, мадам, но у меня ничего нет до конца…
 — Это очень важно. Должно же у вас хоть что-нибудь остаться…
 — Подождите, я посмотрю… — В трубке слышались какой-то треск и щелчки. — Я нашла аннулированный заказ.
 — Чудесно!
 — До вылета остается всего полтора часа. Оливия бросила взгляд на часы.
 — Я успею, — сказала она с большей уверенностью, чем ощущала на самом деле. Но проблемы и в самом деле не будет, если она не станет тратить время на упаковку чемодана, если сумеет поймать такси, если на улицах не будет пробок, если…
 — Место в первом классе, — сказала операторша и назвала цену, от которой Оливия побледнела. И все же она не колебалась.
 — Беру!
 Она расплатилась с помощью кредитной карточки, и за отель тоже, когда служащий в бюро обслуживания туристов международного аэропорта Нассау с трудом отыскал для нее, должно быть, единственный незанятый номер на островах. По дороге в отель она стала было в уме подсчитывать свои расходы, но от цифр у нее пошла голова кругом, и она бросила это занятие. Назавтра ей предстояли еще расходы: купить вещи и одежду, которые потребуются в предстоящие дни, — но стоило ли теперь переживать? В любом случае, когда придут счета, она уже будет банкротом.
 Думать следовало о другом: как разыскать Риа.
 У Оливии был определенный план, очень простой, — именно такой и был ей нужен. В конце концов, у нее есть фотография с названием отеля, служившим для нее словно указателем, ведущим к Риа.
 Первая осечка в этом плане произошла на следующее утро, когда в ресторане отеля Оливия пила кофе и листала брошюру для туристов. Одна фраза из нее чуть не заставила ее подпрыгнуть:
 «Багамский архипелаг образуют семьсот островов».
 Она смотрела на эту цифру, отказываясь верить своим глазам.
 — Семьсот островов?! — в ужасе переспросила она обслуживающего стол официанта. Тот улыбнулся.
 — И все они прекрасны, мисс, — сказал он красивым, певучим голосом, каким обладали все местные уроженцы.
 Выяснилось, правда, что не все острова обитаемы. Но это не слишком облегчало задачу, потому что туристы селились по крайней мере на двух дюжинах из них. «Две дюжины! — подумала она с приглушенным стоном. — Две дюжины!» Хорошо еще, что у нее есть фото и название отеля; Оливия раскрыла телефонный справочник и стала его пролистывать.
 Отель «Дорадо», — повторяла она про себя, — отель «Дорадо»…
 Но не было никакого отеля «Дорадо». Ни на Нью-Провиденс-Айленд, ни на Гранд-Багама, ни на Элеутере. Нашелся один на Грэйт-Абакс, и она потратила целый день и целую кучу денег на поездку туда. Но обнаруженный ею здесь отель «Дорадо» ничуть не походил на тот, что был изображен на открытке. Оливия спросила управляющего, не был ли перестроен этот отель, но тот заверил ее, что, по крайней мере, последние два года никаких переделок не производилось.
 К концу дня она почувствовала, что у нее отваливаются ноги, и признала свое поражение. Какой же дурой надо быть, чтобы думать, что изображенный на старой фотографии отель все еще существует. А если даже он и цел, нет никакой гарантии, что сохранил то же название. На улице, где располагался «Интерьер от Пьера», был маленький магазинчик, который меньше чем за два года, сменил трех владельцев и четыре названия.
 Подавленная и расстроенная, Оливия села на корабль, следовавший на Нью-Провиденс. Не смешиваясь с другими пассажирами, она стояла, опираясь на перила руками и тупо глядя в воду.
 — Извините, мисс, с вами все в порядке? — раздался приятный мужской голос. Оливия подняла глаза, побледнела и сердце ее едва не выскочило из груди. Ей показалось, что перед ней стоял Эдвард.
 Однако это был не он, а человек с такими же темными волосами и темными глазами. Когда Оливия обрела дар речи, она поблагодарила его за внимание и вновь тупо уставилась на море.
 Эту ночь она спала плохо, переворачивалась с боку на бок, пока совершенно не сбила простыни. Когда удавалось ненадолго заснуть, ей снился Эдвард, но его образ был расплывчат и неопределенен, и каждый раз она просыпалась со слезами на глазах и комком в горле.
 Это была ненависть, вот что такое это было. Оливия ненавидела Эдварда, она была просто снедаема ненавистью к нему. Она лежала в постели, вглядываясь в темноту, и мысленно повторяла то, что она должна была сказать ему в той спальне в Ист-Хэмптоне, и что надо непременно сказать ему, если, не дай Бог, ей когда-либо придется снова встретиться с Эдвардом. Когда она проснулась, ее глаза были мокрыми, а в сердце — пустота.
 Должно быть, ей снилась и Риа, и то, как она предала их дружбу.
 Что еще могло наполнить ее такой безысходной печалью?
 Быстро улетали дни. Она перебралась из отеля в крохотный гостевой домик, подсчитала остатки своих скудных средств и прикинула, как можно ими распорядиться.
 Она снова обратилась к телефонному справочнику, наугад выбрала частного детектива и отправилась к нему.
 — Мне надо найти это место, — сказала она, вручая ему пожелтевшую фотографию.
 — Сколько этой открытке? — спросил он, осторожно держа бумажный прямоугольник.
 — Десять. Он кивнул.
 — У вас есть какое-нибудь предположение, на каком острове может быть расположен отель? Оливия покачала головой:
 — Никакого.
 Он снова кивнул и откинулся в кресле.
 — Ладно, я постараюсь выяснить, что смогу. Должны быть старые вырезки, газеты, буклеты… — Он поднял голову и пожал плечами. — Может, что-нибудь и подвернется.
 — А если нет?
 Он снова пожал плечами.
 — Я могу нанять вертолет, самолет, чтобы сделать аэрофотосъемку. Все зависит от того, насколько важно для вас найти это место и сколько денег вы можете потратить.
 Он ухмыльнулся и кивнул на открытку, лежавшую на столе перед ним.
 — Что, сбежал муженек, и вы полагаете, что он здесь приземлился?
 Оливия отрицательно покачала головой.
 — Сколько могут стоить поиски? Со всем тем, что вы только что упомянули?
 Он задумчиво потеребил пальцем губу и назвал сумму, от которой она беспомощно откинулась на спинку кресла.
 — Вы должны сами решать, — сказал детектив, — такие вещи никогда не обходятся дешево. Подумайте, стоят ли того поиски этого места?
 На закате, сидя на берегу тихой бухты за своим домиком, прислонившись спиной к грубой коре ствола кокосовой пальмы, Оливия размышляла о разговоре с детективом. Не о том, нанимать его или нет, и не о запрошенной им цене, а о его вопросе, который привел ее в замешательство. Стоили поиски Риа таких затрат? Времени? Мучений? Оливия набрала пригоршню песка и медленно пропустила его сквозь пальцы. Раздутая, грязная история о ней и Райте уже потеряла свою новизну. Пройдет неделя, две, и кто вспомнит о ней? Нью-йоркцы поглощали сплетни вместе с гренками за завтраком, и вспомнит ли кто-нибудь из них о придуманной бульварными писаками истории?
 Оливия вновь набрала горсть мелкого песка и смотрела, как он просыпается между ее пальцами. Может быть, ей лучше вернуться домой и потратить последние деньги на «Мечту Оливии»? Она позвонит Дольчи и скажет ей, что настала пора вновь приняться за работу. Она может дать объявление, что студия вновь открывается после короткого перерыва. Ведь некоторые магазины на Пятой авеню, находившиеся на грани банкротства, проделывали такие вещи, словно временно закрывались для того, чтобы дать сотрудникам отдохнуть. Она может сменить название магазина — это тоже было бы в порядке вещей.
 Оливия утомленно закрыла глаза. Чего ради примчалась она сюда? Выяснить отношения с Риа? Но разве на этом все закончится?
 «Риа, — скажет она, — ты предала нашу дружбу». Но, Господи, ведь Риа и так знала это! Сможет ли Оливия убедить ее прояснить истину на страницах «Чаттербокса»? Оливия вздохнула. Это было бы прекрасно, но Риа никогда не пойдет на это — в глубине души девушка с самого начала отчетливо понимала это. Зачем, в таком случае, она заявилась сюда? Ее надежды были столь же эфемерны, как дымок от сигареты.
 Оливия уселась поудобнее и, охватив руками колени, уставилась на море. Вдали виднелось суденышко, в сумеречном свете оно казалось плывущим не по воде, а по небу.
 Оливия вздохнула. Нет, жизнь должна быть не такой, когда ты смотришь на одно, а видишь другое. Так и Эдвард воспринимал ее совсем иной, чем она была в действительности. Пока он не найдет Риа и не заставит ее рассказать правду, он не поверит, что это Риа, а не она, Оливия, была любовницей его отчима.
 Сердце девушки затрепетало. Неужели она приехала сюда только ради того, чтобы представить Эдварду доказательство своей невиновности?
 Оливия встала и медленно пошла вдоль берега, по самой кромке воды; нежные волны медленно накатывали на ее босые ноги. Нет, это невозможно. Она ненавидела Эдварда. Она презирала его. Она не хотела больше его видеть. Но если когда-нибудь им суждено будет встретиться, она должна сказать ему, что он самый жестокий, самый бесчувственный негодяй, какого она когда-либо знала, и отвесить ему пощечину.
 У Оливии сжалось в горле. Ведь этого никогда не случится. Он не станет искать ее, он не вспоминает о ней, не мечтает о ней, не…
 — Оливия!
 Легкий бриз донес до девушки ее имя, и она застыла на месте как вкопанная. Сердце ее замерло, а потом бешено заколотилось.
 Это не мог быть Эдвард, просто у нее разыгралось воображение. Она сделала глубокий-глубокий вдох и прижала руку к груди, чтобы унять сердцебиение. Солнце уже коснулось горизонта, отбрасывая сверкающие лучи в надвигающуюся темноту, и мужчина, окликнувший ее, озаренный этим потоком расплавленного золотого света, казался богом, спустившимся с Олимпа.
 Это был Эдвард.
 Они стояли и смотрели друг на друга, а солнце тем временем медленно погружалось в море. Гнев, обуревавший ее всего несколько мгновений назад, испарился, голова ее кружилась от невероятного счастья. Он приехал за ней! Потом по ее телу пробежал озноб. Она просто сошла с ума. Разумеется, он должен был здесь появиться. Он должен был прийти, чтобы получить то, что хотел — Риа и акции «Джемини».
 Оливия стояла, застыв в напряжении, пока он шел к ней, и, хотя сердце по-прежнему учащенно билось в груди, когда она заговорила, голос ее звучал спокойно и холодно.
 — Как вы нашли меня?
 — Не думаешь ли ты, что и в самом деле можешь спрятаться от меня?
 Эдвард говорил низким голосом, медленно подбирая слова, и она внезапно поняла, что он находится в состоянии крайнего напряжения и в любой момент может взорваться. «Гнев, — подумала она, — гнев и ярость двигают им точно так же, как и мною».
 — Я прячусь от вас? — Оливия заставила себя улыбнуться. — Ну и воображение у вас, Эдвард. У него скривился рот.
 — Ты хочешь, чтобы я подумал, что ты прибыла сюда на каникулы?
 — Меня меньше всего волнует, что вы подумаете, — сказала она и пошла от него. Но не успела девушка сделать несколько шагов, как Эдвард догнал ее и схватил за руку.
 — ТЫ не воспользовалась своим шансом, Оливия, — почти прокричал он ей в лицо, — когда убежала от меня в тот вечер…
 — Вам следовало прислушаться, когда я сказала, что хочу сама вернуться в город.
 Он издал короткий, отрывистый смешок.
 — Я должен был бы прислушаться ко множеству вещей.
 — Все это бессмысленно. Вы зря потратили время, приехав сюда.
 Его рука сжимала по-прежнему ее запястье.
 — Почему ты в этом так уверена?
 — Вы не найдете то, ради чего приехали. Он подошел к ней ближе, настолько близко, что ей пришлось закинуть голову, чтобы видеть его лицо. Может быть, поэтому у нее вдруг закружилась голова?
 — Не найду? — тихо спросил он.
 — Нет, я не собираюсь помогать вам в поисках Риа. Я вообще не желаю больше заниматься этими делами.
 — Я не просил тебя помогать мне.
 — Еще нет, но собираетесь попросить. Я только что…
 — Мои люди перевернули вверх ногами весь город, — оборвал он ее. Эдвард протянул к ней руку, схватил за плечо и развернул к себе так, что она ощутила на лице его дыхание. — Сначала я думал, что ты прячешься от меня в Нью-Йорке…
 — Перестаньте произносить это слово. Почему вы решили, что я…
 — ..Но тебя там не оказалось. — Он прижал ее руку к своей груди: Оливия ощущала ладонью, как бьется его сердце. — Никто не видел тебя — ни твой адвокат, ни эта маленькая девушка, которая работала в «Мечте Оливии»…
 — Дольчи? Вы добрались и до нее? — Она попыталась освободить руку. — Вы не должны были делать этого. Она ничего не знает о Риа.
 — Я не хочу говорить о Риа! Неужели ты этого еще не поняла, черт побери?
 Голос его звучал сурово и гневно, но прикосновение его руки к ее щеке, к растрепанным ветром волосам было мягким и ласковым. Неожиданно им показалось, что они находятся на совсем другом пляже, на тысячу миль севернее, где их видят только небо и океан.
 У Оливии перехватило дыхание, когда Эдвард взял ее лицо в ладони и повернул его к себе.
 — Посмотри на меня, — прошептал он, и медленно, очень медленно она разомкнула веки и встретилась с ним взглядом. — Ты знаешь, черт возьми, что мне пришлось пережить из-за тебя?
 Девушке хотелось бросить ему в лицо резкие слова, сказать, что если он считает, что она должна принести извинения, то ему придется долго ждать. Но как могла она сделать это сейчас, когда он так смотрел на нее, когда его пальцы нежно гладили ее кожу?
 — Я боялся, что с тобой случилось что-то страшное. — Он покачал головой. — Я все думал, что она, черт побери, такая упрямая девушка…
 — Вовсе нет, — возразила Оливия, по-прежнему напряженно стоя в его объятиях. Эдвард тихо рассмеялся.
 — И независимая. Слишком независимая на свою беду, черт возьми.
 Он уткнулся лицом в ее волосы.
 — Я испытал настоящее облегчение, когда мои люди выяснили наконец, что ты отправилась на эти острова.
 — Вы не имели права следить за мной, — сказала Оливия. Ей хотелось, чтобы ее слова прозвучали гневно или по крайней мере обвиняюще, но у нее это не получилось. Голос девушки не слушался ее. Оливию била дрожь. Она чувствовала, что силы изменяют ей и она вот-вот может упасть.
 — Лучше оставьте меня, Эдвард. Я… я не чувствую…
 У нее пересохло в горле, когда он обнял ее и привлек к себе.
 — Я знаю, что ты чувствуешь, — шепнул он, — ты чувствуешь себя, как… летний закат, когда в мире прекрасно и тепло, а твои волосы пахнут сиренью…
 Боже, о, Боже, ну почему она позволяет ему так обращаться с собой? Все повторяется точно так же, как в последний раз, когда они были вместе. Он прикасался к Оливии, целовал ее, отбрасывал назад ее волосы у шептал на ухо нежные слова, прижимался губами к ее коже, — и все это завершится точно так же, как было и раньше, градом обвинений и яростью.
 Она не должна больше переносить все это. Достаточно! Оливия почувствовала, как на глазах ее выступают слезы. Неужто она проделала весь этот путь только для того, чтобы снова оказаться в его руках?
 — Эдвард…
 — Да, дорогая?
 Его голос был ласков, так же ласков, как бриз, дующий над дюнами и несущий аромат тропической ночи.
 — Эдвард… Я умоляю тебя… — Она вскрикнула, когда он расстегнул первые несколько пуговиц на ее платье и сунул за отворот свои ладони. — Не делай… не делай этого… — Она застонала, когда его пальцы начали гладить ее груди. — Эдвард, я не хочу, я не…
 — Любимая, — прошептал он.
 Ее голова бессильно откинулась назад, когда он нагнулся и горячими губами стал целовать ее, продолжая ласкать ее груди. Оливия вскрикнула, когда их тела соприкоснулись, и поняла, что не сможет долго противиться тому, чего так страстно желает сама. Ее руки сами взметнулись и крепко обняли его шею, из его гортани вырвался какой-то крик, и он прижал ее к себе еще сильнее и целовал, целовал, целовал ее, пока она не почувствовала, что теряет голову от желания.
 — Я не могу больше ждать, — прошептал Эдвард. Его руки скользнули к талии девушки, подняли юбку и собрали ткань сзади, на спине. Потом он подцепил большими пальцами края шелковых трусиков и спустил их к ее ногам. Он опустился перед Оливией на колени, охватил рукой ее ноги, потом поочередно, поднимая ее ступни, снял с нее трусики.
 Потом Эдвард погрузил свое лицо в хлопчатобумажную юбку и так сильно прижал к ней свой рот, что она почувствовала жар его поцелуя сквозь ткань. Его руки уже блуждали по ее коже, по ее горячей плоти; они дотрагивались до таких мест тела Оливии, к которым никто еще никогда не прикасался. Когда девушка почувствовала прикосновение его пальцев к внутренней поверхности бедер, она вскрикнула.
 Они опустились на песок, охватив руками друг друга и слившись в жадном поцелуе. Эдвард стянул платье с ее плеч, она почувствовала его теплое дыхание на своей коже, а потом обжигающий жар его рта. Ее руки теснее сомкнулись вокруг него, и вся она подалась ему навстречу.
 Оливия твердила себе, что то, что она испытывает к нему, всего лишь чувственное влечение, но это была ложь. Желание может кружить голову, полыхать в крови, но оно не может заставить биться сердце в груди так сильно, что вот-вот оно разорвется. Оно не может порождать стремление отвечать поцелуем на поцелуй, прикосновением на прикосновение, оно не может вызывать слезы на глазах и дрожь ресниц.
 Сделать это способно лишь одно чувство, то, в котором она отказывалась признаться. С дыханием с ее губ слетело слово, которое она тщетно пыталась удержать.
 — Я люблю тебя, о, Эдвард! Я…
 Ее надломленный шепот смолк в его объятиях. Было поздно вернуть сорвавшиеся с уст слова; она еще ждала, что он оттолкнет ее от себя, рассмеется и использует ее невольное признание для того, чтобы в очередной раз унизить ее.
 Но он взял ее лицо в ладони и крепко поцеловал, потом встал и поднял девушку на ноги. Медленно, не отрывая глаз от нее, Эдвард застегнул пуговицы на ее платье и снова поцеловал ее.
 — Пойдем со мной, — мягко сказал он. Он вел ее по песку к тому месту, где стояла его машина с раскрытой дверцей, помог ей сесть и, прежде чем обойти вокруг автомобиля и занять свое место за рулем, еще раз крепко поцеловал Оливию. Двигатель заработал, и тут она неожиданно вспомнила: она была нагой под платьем. Девушка вспыхнула и прошептала:
 — Эдвард!
 Он взглянул на нее. В сгустившейся темноте его лицо казалось загадочным, жестким и чувственным.
 — Да?
 Она дотронулась кончиком языка до пересохших губ.
 — Мои… мои трусики.
 Его рука скользнула ей под юбку и замерла, достигнув бедер.
 — Они не нужны тебе…
 — Но… но я не могу… не могу… Он перегнулся к ней через руль, откинул волосы, запрокинул голову и крепко поцеловал в губы.
 — Я не собираюсь трогать тебя, — с нажимом прошептал он, — по крайней мере, пока мы находимся в машине. Ты понимаешь меня, Оливия? Я хочу думать о тебе и хочу, чтобы ты думала обо мне и о том, что произойдет тогда, когда мы будем принадлежать друг другу.
 У нее пересохло в горле. Девушка хотела сказать ему, что не могла даже мечтать о том, что происходит сейчас между ними, но не успела.
 Его нога с силой надавила на газ, и, выбросив из-под колес град камешков, машина сорвалась вперед, в ночь.




 Глава 10


 Эта машина была почти точной копией той, на которой Эдвард ездил в Нью-Йорке — длинная, низкая, предназначенная для быстрой езды. Всего несколько дней назад Оливию стесняло то чувство интимной близости, к которой располагал ее тесноватый салон, но сейчас, когда они мчались сквозь темную ночь под лунным небом с плывущими по нему облаками эта близость только усиливала возбуждение, пульсирующее в ее крови.
 Эдвард взял ее руку и положил себе на бедро, да так и не отпускал, поэтому, когда он переключал рычаги, она словно бы участвовала в его действиях. Это была единственная точка соприкосновения с ним, но Оливии казалось, что их тела уже слились воедино. Ее бросило к нему, когда машина сделала крутой поворот, и Оливия уловила его запах, запах сильного и чистого тела.
 — Эдвард, — прошептала она его имя и ничего больше, потому что чувствовала, что все то, что они должны сказать друг другу, скоро будет сказано, и знала, что он понимал это, потому что поднес ее ладонь к губам и поцеловал.
 Он остановил машину возле одинокого домика на берегу залива, потом взял девушку на руки и прильнул к ее губам крепким и жадным поцелуем.
 Она прижималась к нему, когда он пронес ее сквозь темноту и поднялся в комнату, залитую молочным отсветом луны и полную аромата моря. Руки девушки покоились на его плечах, когда он бережно поставил ее на ноги; ее дыхание прерывалось от волнения. Он медленно прижал Оливию ко всему своему телу, и она своей плотью ощутила, как сильно он возбужден.
 Ее груди прижимались к его телу, соски отвердели от соприкосновения с ним, а когда она ощутила его плоть у себя между бедер, она со стоном произнесла его имя.
 — Да, — прошептал он хриплым, почти чужим голосом, — да. — Его пальцы протянулись к ее воротнику и стали расстегивать пуговицы одну за другой. Глаза Эдварда походили на темные озера, ноздри трепетали от желания, и она задрожала, когда поняла, каких усилий стоит ему не сорвать с нее одежду одним рывком.
 Когда он расстегнул пуговицы до самой талии, он взял ее лицо в ладони.
 — Оливия, — прошептал он, и она подумала, что никогда еще ее имя не звучало так сладостно и красиво.
 Он нагнулся и прильнул к губам девушки, он целовал ее нежно и дразняще, пока ее губы не раскрылись и она не прижалась к нему безмолвно, моля о большем. Она стала отвечать на его поцелуи и кончиком языка ласкала его губы; он пробормотал что-то, прижав ее к себе еще крепче и прильнув к ее губам.
 Когда наконец Эдвард оторвался от нее, все перед ней было словно в тумане. Она шаталась, и он подхватил ее за талию.
 — Эдвард, — пробормотала она.
 — Да, любимая.
 — Не останавливайся, прошу тебя, — шепнула она.
 Он освободил ее плечи от платья, и ткань опустилась к ее бедрам. Она приоткрыла глаза, когда он чуть отступил от нее, и увидела, как Эдвард медленно разглядывает ее лицо, шею, обнаженные груди.
 — Как ты прекрасна, — прошептал он. На ее щеках появился румянец.
 — Не смотри на меня так, — смущенно сказала она.
 Он поднял взгляд. Она увидела, как что-то блеснуло в их глубине, возможно, изумление или более сложное чувство. Потом он поймал ее запястья, когда она попыталась прикрыться ладонями.
 — Не надо, — сказал Эдвард хрипло, — я хочу видеть тебя.
 Оливия стояла, вся дрожа, а он медленно раздевал ее, пока она не оказалась перед ним совсем обнаженной. Когда он разглядывал ее, она ощущала, что вся находится сейчас в его власти. Она чувствовала, как ее кровь начинает пульсировать в тех местах ее тела, куда падал его взгляд, и кожа розовела, словно осознавая свою беззащитность. Он посмотрел на ее груди, и она ощутила, как они напряглись.
 Эдвард застонал и охватил ее руками.
 — Ты знаешь, как я возбуждаюсь, когда вижу, что ты хочешь меня? — прошептал он. Эдвард приподнял сзади волосы на ее шее и прильнул раскрытым ртом к горящей коже. — Я так долго ждал, Оливия, я хотел тебя так долго.
 «Всю жизнь, — подумала она, — я тебя ждала всю жизнь». Она и представить не могла, что будет когда-либо испытывать нечто подобное в мужских объятиях; охваченная жарким пламенем страсти, девушка ощущала всей кожей каждое его прикосновение настолько остро, что полностью утратила чувство времени.
 Его пальцы бродили по ее плоти, и Оливия стонала, когда они ласкали ее груди, когда он склонял голову и охватывал горячими губами соски. Она вскрикнула, как при ударе электрического тока, ее руки крепко обхватили его шею, ногти пронизали шелк его волос.
 — Моя красавица, моя дорогая красавица, — шептал он, и нежность, которая некогда воспринималась ею как нечто жестоко унижавшее ее, теперь наполняла ее сердце восторгом. Его руки скользнули по ее талии, и Эдвард опустился перед ней на колени, прижимая к себе. Он целовал ее груди, живот, бедра и вдруг прильнул к ее лону.
 Оливия вскрикнула от испуга и страсти:
 — Нет, Эдвард, ты не должен…
 Но эта мольба растаяла под его ласками и поцелуями. Полностью утратив ощущение реальности, Оливия видела перед собой плывущие пятна всех цветов радуги, радуги, которая вздымалась все выше и выше, пока внезапно не рассыпалась на миллион огненных осколков, и тогда она забилась в его руках.
 — Эдвард! — вскричала она, и он встал, поднял на руки ее обессилевшее тело и понес к кровати быстрыми, нетерпеливыми шагами.
 Она опустилась на атласные простыни и мягкие пуховые подушки, глядя сквозь полузакрытые глаза, как он срывает с себя одежду. И вот уже в призрачном лунном свете он предстал перед ней весь; сквозь золотистую кожу отчетливо проступали его крепкие мускулы.
 — Оливия, — прошептал он, и когда их взгляды встретились, она уже знала, что в эту ночь не сможет отвергнуть его так же, как не может остановить бег перистых облаков по ночному небу.
 Улыбнувшись, она протянула к нему руки.
 — Иди ко мне! И он пришел…
 Спустя некоторое время Оливия лежала, положив голову на плечо Эдварда. Луна уже скрылась с неба, и комната погрузилась во мрак. Эдвард откинул взмокшие пряди с ее щек, нежно целуя их.
 — Почему ты мне не сказала? — прошептал он. Она закрыла глаза, вспоминая, как он сделал ее своей, его резкое проникновение в ее лоно — и тут же мгновенную остановку.
 — Оливия! — Он почти кричал. — Господи! Мне такое и не снилось…
 Она приподнялась, прижала к себе его голову и заставила замолчать долгим поцелуем; потом движением бедер сама надвинулась на него, пока он со стоном не погрузился до конца в ее лоно…
 — Ты должна была предупредить меня, — нежно произнес он.
 — О том, что я девственница? — Оливия рассмеялась. — Это не то, о чем следует заявлять мужчине, даже для того, чтобы убедить его, что никогда не спала с его отчимом.
 — Черт! Когда я вспоминаю обо всем, что наговорил тебе…
 Оливия покачала головой.
 — Забудь об этом, — сказала она тихо. Он крепче обнял ее.
 — Сможешь ли ты когда-нибудь простить меня?
 Я поступал с тобой так… так…
 — Все это сейчас уже не имеет никакого значения, — она со вздохом поцеловала его в шею. — Все это теперь позади…
 — Нет, — возразил он, и она почувствовала, как напряглись все его мышцы. — Я должен объяснить…
 — Нет, — тоже прошептала она, — ты ничего не должен объяснять. — Она приподнялась на локте, волосы упали на ее обнаженное плечо. — Я виновата не меньше тебя. Я могла, нет, должна была настоять с самого начала, чтобы ты выслушал от меня правду, но ты никогда не давал мне договорить, а я была уже настолько разозлена, что предоставила тебе возможность думать обо мне так, как тебе угодно.
 Он рассыпал ее волосы по шее и плечам, а потом привлек голову Оливии к себе на грудь.
 — Риа, — процедил он сквозь зубы, — эта проклятая Риа! Это все произошло по ее вине. Господи, с каким удовольствием я бы придушил эту суку!
 Оливия прижала палец к его губам.
 — Помнишь, что ты сказал? Что ты даже и говорить о ней не хочешь? Я тоже не хочу. Не хочу слышать ее имя.
 — Оливия… — Время снова, казалось, остановилось, потом Эдвард вздохнул, привлек ее к себе и поцеловал.
 — Ничто уже не имеет значения, кроме этого… — прошептал он. После долгой, долгой паузы он откинулся на подушки, все еще прижимая ее к себе. — Не могу поверить, что ни один мужчина никогда не претендовал на тебя, — добавил он тихо.
 Оливия передернула плечами.
 — Ты самый настоящий мужской шовинист, — сказала она и улыбнулась. — Но ты мог бы догадаться, что я не поощряла их внимания к себе. Он тоже улыбнулся:
 — Правда?
 — Ладно, — вздохнула она, — не думай об этом. Просто я всегда ждала, когда появится тот самый мужчина.
 — Спасибо, что дождалась, — прошептал Эдвард и поцеловал ее.
 — Добро пожаловать, — улыбнулась она, поддразнивая его. — Ты доволен мною? Не… не разочарован?
 — Разочарован?..
 — Ну… ТЫ знаешь, что я имею в виду. Он рассмеялся и поцеловал ее в нос.
 — Если ты хочешь получить комплимент, то…
 — Но ты ведь думал, что я… куртизанка, — быстро проговорила она, — а я оказалась…
 — А ты оказалась чудом, — нежно ответил Эдвард и прижался к ее губам. — На самом деле ты оказалась той, о ком я всегда мечтал.
 Оливия вздохнула и поцеловала его в грудь.
 — Правда? Он рассмеялся:
 — ТЫ напрашиваешься на комплименты, женщина. — И запустил руку в ее волосы, откинув голову назад. — Один ты сейчас получишь.
 Она снова улыбнулась.
 — Какой?
 Его рука коснулась ее лона, и она задохнулась.
 — Эдвард, что ты делаешь?
 — А на что похоже то, что я делаю? — хрипло спросил он.
 — Но… но как ты можешь? Я хочу сказать, так скоро…
 — Ты думаешь, дорогая, — хрипло прошептал он, — это слишком скоро? — Он раздвинул ее бедра, проник в нее, и мир закружился вокруг Оливии.
 Оливия долго не могла очнуться ото сна, лениво потягиваясь под золотыми солнечными лучами.
 — Эдвард, — шепнула она и положила руку на то место, где он лежал. Но его не было.
 Ее сердце обмерло. Она села в постели, натянув на грудь простыню, и в этот момент распахнулась дверь.
 — Доброе утро!
 Он стоял в дверном проеме и улыбался. На нем ничего не было, кроме коротких белых хлопчатобумажных шортов, и вид его стройного, мускулистого тела пробудил в ней воспоминания о прошедшей длинной и сладостной ночи. Глупо было чувствовать смущение после того, что произошло между ними, но она ничего не могла поделать с собой, и краска прилила к ее щекам.
 — Доброе утро, — ответила она, стараясь прикрыть обнаженное тело простынями.
 Склонившись к ней, Эдвард улыбнулся.
 — Я был в отчаянии, — признался он, — я поглядывал на тебя каждые десять минут весь последний час…
 — Последний час? ТЫ хочешь сказать, что ты уже давно встал?
 — ..И каждый раз, когда я это делал, я видел, что ты лежишь на спине, раскинув руки…
 — Я? Я лежала, раскинув руки?
 — И выглядела так, словно собиралась прохрапеть весь день, пока я искал что-нибудь съестное на кухне.
 Оливия вздернула подбородок.
 — И все-то ты врешь. Я не сплю, раскинувшись на постели. И я не храплю. И если ты собираешься сказать мне, что ждешь, пока я встану и приготовлю тебе завтрак…
 Эдвард опустился на постель рядом с ней.
 — О'кей, — сказал он, — виноват. ТЫ спишь на моей руке, словно прилаживаясь ко мне. Единственные звуки, которые ты издаешь, это легкие стоны, когда я прикасаюсь к тебе. И…
 — Никогда, — заявила она, — я никогда не издаю никаких звуков во сне.
 Он наклонился и поцеловал ее в губы.
 — Единственная причина, — шепнул он, — из-за которой я терпеливо голодал, было то, что я не хотел готовить завтрак, пока ты не проснешься.
 Оливия улыбнулась.
 — Ты умеешь готовить завтрак?
 — Не говори так, словно ты потрясена. Да, я умею быстро готовить завтрак. Свежий апельсиновый сок, яичница с беконом, бисквиты…
 Она широко раскрыла глаза:
 — Бисквиты?
 — Да. Они прибыли в коробке, но, прежде чем есть, их надо положить в духовку. — Эдвард улыбнулся. — Впечатляет?
 Неожиданно все ее смущение пропало и сменилось чувством такой нежности к Эдварду, что у нее перехватило дыхание. Она потянулась к нему и охватила его лицо ладонями.
 — Боюсь, что вам придется произвести на меня более сильное впечатление, мистер Арчер. Он перестал улыбаться.
 — Вы женщина, которой трудно угодить, — сказал Эдвард хрипло. Он потянулся к ней, и простыни соскользнули на пол.
 — Мне кажется, что я должен немедленно что-то сделать для этого.
 — Не знаю, что бы это могло быть. Я имела в виду, что вы, сударь, должны явиться с чем-то весьма впечатляющим…
 Он улыбнулся, притворно рассердившись.
 — Что вы имеете в виду? У нее перехватило в горле. И они оба отдались страсти.
 К тому времени, когда они встали, завтрак, который, по признанию Эдварда, не был его лучшим кулинарным произведением, можно было считать уже поздним полдником. Бекон подгорел, бисквиты обуглились, яйца были переварены. Однако вина за это лежала на них обоих. Теперь они обменивались имеющими вкус кофе поцелуями на залитой солнечным светом кухне.
 Они ели на террасе, выходившей к морю, за маленьким столиком со стеклянной крышкой. Оливия и Эдвард были совсем одни, если не считать изящной ящерицы с изумрудными глазами, которая замерла на перилах, словно искусно выполненная статуэтка; от террасы до самого бирюзового моря простирался белый песок.
 — Как здесь хорошо, — тихо произнесла Оливия.
 — Это ты хороша, — улыбнулся ей Эдвард. Она улыбнулась ему в ответ.
 — Ты тоже выглядишь вовсе не плохо. Он ухмыльнулся, а потом сосредоточился на еде. Наблюдая за ним, Оливия перестала улыбаться. Она произнесла эти слова в шутку, но это была правда. Эдвард сидел напротив нее с темными, еще влажными после душа волосами, его плечи и мускулистые руки освещало солнце. Он выглядел настоящей мечтой любой женщины.
 — Ни в коем случае, — заявил он утром, когда она начала было собирать разбросанные ночью по всей комнате вещи, — мы вполне хорошо одеты для нашего завтрака.
 На Оливии была лишь майка с выцветшей эмблемой Гарварда, а на Эдварде — шорты, оставлявшие обнаженной большую часть его прекрасного тела.
 Да, он был прекрасен, и не только внешне. Готовая возненавидеть его, Оливия ошибочно истолковывала черты его характера, принимая уверенность в себе за надменность и волю — за стремление повелевать, решительность — за наглость.
 Ее недруг неожиданно, за какие-нибудь несколько часов, превратился в человека, которого она любила.
 — ..ТЫ думаешь?
 Оливия вздрогнула. Эдвард наклонился к ней, улыбаясь.
 — Извини, — проговорила она, — я была как в полусне. Ты что-то сказал?
 — Я предложил пенни за то, чтобы узнать, о чем ты думаешь.
 Его улыбка стала еще шире, он взял ее руку и поднес к своим губам:
 — Или ты предпочитаешь получить поцелуй?
 — Извини, — она улыбнулась. — Я думала… Я думала, что от этого свежего воздуха у меня, должно быть, помутилось в голове. Я пробыла на этих островах уже несколько дней, но никогда…
 — Что никогда? Оливия пожала плечами.
 — Я знаю, что это звучит смешно, но я по-настоящему и не видела их. Я… я была целиком поглощена другим…
 Он сжал ей руку.
 — С нынешнего дня ты должна быть поглощена только мной, — сказал он почти зло.
 Она ждала, что он продолжит, но он замолчал.
 Оливия прокашлялась.
 — Эдвард, как ты разыскал меня? Он отодвинул свою чашку кофе.
 — Ты оставила за собой пластиковый след шириной в милю, дорогая.
 — Что?!
 — Каждый раз, когда ты пользовалась своей кредитной карточкой, аккуратно отмечалось время и место покупки.
 — Ну да, конечно. — Она заколебалась. — И ты догадался, что я приехала сюда в поисках Риа? Он перегнулся и потрепал ее по щеке.
 — Естественно, я не подумал, что ты решила устроить себе каникулы посреди зимы.
 — Нет, — ответила она со слабой улыбкой, — нет. Я… я… — Она откашлялась. Она не могла не задать еще один вопрос, глупый, если учесть, что она знала ответ, но, тем не менее…
 — Эдвард, — с усилием выдавила она, — ты прилетел на острова, чтобы отыскать меня? Или… или Риа?
 Его глаза потемнели.
 — Но ведь ты заявила, что не намерена больше помогать мне в ее поисках.
 Она действительно говорила это. Но это было до того, как они стали любовниками. Тогда она хотела лишь одного: положить конец всему, что связывало их, и выбросить Эдварда из своей жизни раз и навсегда. И самый простой способ сделать это, — она была уверена, — отказаться принимать участие в его поисках Риа Боском.
 Но теперь все изменилось. Она любила Эдварда всем сердцем, и если даже предположить, что его чувство далеко не столь глубоко, то, во всяком случае, он испытывает нечто подобное, что пробуждает в нем горячую страсть к ней.
 И если она его любит, разве правильно отказывать ему в том, чего он хочет? Теперь его власть над ней была безраздельна. Все, что она должна сделать, это отдать ему открытку, оставшуюся в ее номере, и его поискам придет конец.
 — Оливия? — Она взглянула на него. — Ведь ты сказала так?
 Она облизнула губы.
 — Да… Но…
 — Никаких «но», — сказал он твердо, наклонился к ней и поцеловал. — Дискуссия окончена.
 — Но как быть с акциями, которые Чарлз оставил ей? Ты так жаждал вернуть их… Или ты хочешь сказать, что намерен о них забыть?
 Он покачал головой.
 — Я сказал, закончим дискуссию. — Он взял ее за руки и встал. — А теперь пошли. Нам предстоит сегодня сделать много дел.
 Она улыбнулась.
 — Правда?
 — Ага. Для начала мы должны поехать в то место, где ты живешь, и упаковать твои вещи.
 — Ах. — Она вздохнула, когда он привлек ее к себе. — Я совсем забыла, что надо возвращаться в Нью-Йорк.
 Руки Эдварда по-прежнему лежали на ее спине.
 — Нет, не надо.
 — Не надо? — Оливия откинулась и посмотрела ему в лицо. — Но я думала… Я имела в виду, что теперь, когда ты махнул рукой на Риа…
 — Почему мы должны возвращаться в холодную, серую зиму, когда можем остаться здесь, под теплым солнышком?
 — Мы? — машинально переспросила Оливия.
 — Да. Я думаю, мы можем перевезти сюда твои вещи и пожить здесь. Как тебе нравится моя идея?
 — Ты имеешь в виду, остаться здесь? Вместе?
 Эдвард улыбнулся.
 — Да, и, конечно, в компании этой ящерки. — Он нежно поцеловал Оливию. — О'кей?
 Оливия с изумлением взирала на него. Он хотел перевезти ее сюда, остаться с ней? Одно дело — провести вместе ночь, и совсем другое — вместе жить.
 — ТЫ думаешь о том, чтобы снова открыть «Мечту Оливии»?
 Она не думала об этом. Она вообще не думала о «Мечте Оливии» с тех пор, как Эдвард взял ее на руки в прошлый вечер.
 — Скоро тебе нужно будет подумать об этом, — спокойно продолжал Эдвард. — Люди позабудут, пройдет время, но пока…
 — ..Пока еще рано, — кивнула Оливия, — я знаю. Но переезд сюда, к тебе…
 — И к ящерице. Не забудь про ящерицу. Она не ответила, и его улыбка немного потускнела.
 — Хм… Слишком много моря, песка и уединения? Что ж, мы можем, в таком случае, подыскать отель. Я знаю один в Элеутере, который…
 — ..Нет, нет, — быстро сказала она. — Ее щеки порозовели. — Я полагаю, что жить здесь с тобой в уединении — это… это… — Мужество оставило ее. — Это очень мило, — закончила она неуверенно.
 — Очень мило? — Эдвард засмеялся. Потом повернулся к ящерице. — Ты слышал, приятель? Я здесь готовлю великолепный завтрак для этой женщины…
 — Эдвард!
 — Я провожу всю ночь, занимаясь с ней бешеной, страстной любовью…
 — Эдвард, — повторила она, стараясь удержаться от смеха, — послушай…
 — Что скажешь на это, приятель? — Он нахмурился. — Ящерица говорит, что у тебя не может быть никаких претензий к тому, как я занимался с тобой любовью…
 Оливия засмеялась.
 — Это правда.
 — ..Что тебя беспокоит одно: как ты будешь жить на подгоревшем беконе и переваренных яйцах.
 — Эдвард, честное слово…
 — К тому же ящерица хочет сказать, что тут есть прислуга, которая приходит каждый день, делает уборку и готовит пишу. — Он привлек ее ближе к себе, его голос снизился до шепота. — Так ты хочешь остаться здесь со мной, дорогая?
 Оливия колебалась. Конечно же, она хотела. Но что-то пуританское, впитанное с молоком матери шептало ей, представительнице добропорядочного среднего класса, что в том, чтобы так жить с мужчиной, есть что-то неприличное.
 Оливия опустила голову на плечо Эдварда. А разве не этот средний класс совсем недавно позволял себе незаслуженно травить ее?
 — Оливия?
 Она подняла голову. Эдвард наблюдал за ней с забавной улыбкой на губах, и в глазах его было выражение, какого она ни разу не видела. «Почему он боялся, что я откажу ему?» — изумленно подумала Оливия, и сердце ее затрепетало от радости.
 — А ты уверен, что я не удеру от твоей стряпни? — спросила она, притворно хмурясь.
 Его глаза прояснились, и он ухмыльнулся:
 — Даю руку на отсечение! Оливия вздохнула.
 — Ты невозможен, — сказала она ласково.
 — Итак, ты остаешься?
 — Разве можно было сомневаться в том, что ты добьешься своего?
 — Никогда, — ответил Эдвард, потом притянул ее к себе и целовал так долго, пока солнце над ними не остановилось на месте…




 Глава 11


 К «вечеру вещи Оливии были размещены в гардеробе дома Эдварда на берегу. Их вид пробудил в Оливии странное чувство, что-то среднее между радостью и болью.
 Ей очень хотелось быть с ним. Да и как могло быть иначе? Но переехать в его дом таким образом… Она и представить не могла, что когда-нибудь позволит себе совершить нечто подобное.
 Пожалуй, ничего аморального в этом не было. В современном мире то и дело встречаются мужчины и женщины, живущие совместно вне брака. Но Эдвард не просил ее жить с ним, он просил ее лишь остаться на какое-то время. В этом-то и была разница. А что будет, когда они вернутся в Нью-Йорк и снова окунутся в будничную жизнь?
 Оливия присела на край кровати. Что будет, если он предложит ей переехать в его апартаменты? Сможет ли она, захочет ли она сделать это? Если бы только она знала, что он в действительности испытывает к ней… Он занимался с ней чудесной, радостной любовью, но ни разу не произнес слов, которые она надеялась от него услышать.
 — ..На обед? Оливия обернулась.
 Эдвард высунул голову из дверей ванной, на его щеках еще оставалась мыльная пена.
 — Извини, — быстро ответила она, улыбнувшись, — я не расслышала.
 — Я спросил: мы отправимся обедать в город или пообедаем здесь?
 — Здесь, — быстро ответила Оливия, — на террасе. Тогда мы увидим закат. — Она взглянула на него и рассмеялась. — Если, конечно, у тебя нет других планов.
 — Нет, нет, все в порядке. — Улыбаясь, он подошел к ней, вытирая лицо концами полотенца, висящего на шее. — Так тебе нравится мой домик?
 — Очень, — ответила Оливия. — Он принадлежит тебе?
 Эдвард кивнул.
 — Целиком и полностью, включая белый песок, который мы таскаем внутрь на подошвах. К сожалению, я не могу бывать здесь так часто, как хотелось бы. Пару недель или около того каждую зиму, но… Родная, что с тобой?
 — Мне просто трудно привыкнуть ко всему этому, только и всего. К тому, что это место принадлежит тебе, так же, как апартаменты на Манхэттене и тот дом в Ист-Хэмптоне.
 — И еще есть квартира в Лондоне, если тебя интересует, — добавил Эдвард с озорной улыбкой. — Я совершаю в год несколько деловых поездок, понимаешь, и… — Он посмотрел на нее и покачал головой. — Оливия, может, я чего-то не понял, у тебя возникли какие-то вопросы по поводу моих мест обитания?
 — Нет, конечно, нет. — Она встала. — Просто-Просто я думаю, какие мы разные, ты и я.
 «Разные, как день и ночь», — шепнул ей тихо внутренний голос, но рука Эдварда, скользнувшая под ее майку, тут же заглушила его.
 — Да, — произнес он хриплым шепотом.
 Она обмерла, почувствовав его пальцы на своей коже.
 — О, да, конечно, мы очень разные, дорогая. И, черт побери, это здорово. — Он взглянул на распахнутые дверцы гардероба и улыбнулся:
 — Я вижу, ты использовала все свободные вешалки? Оливия улыбнулась.
 — Это было твое предложение, Эдвард, или ты забыл? Это глупо, конечно, — сказала она, запнувшись на мгновенье, — но я… я чувствую себя немного странно. Я имею в виду, что нахожусь здесь, с тобой.
 Он улыбнулся:
 — Находиться со мной — это ужасно, да? Ее сердце вздрогнуло. Она представила, что они могут расстаться, и это ее тревожило. Но Эдвард не предлагал расстаться, пока еще не предлагал… Но он может, о, да! Он может… «Такие мужчины, как он, так и поступают с такими девушками, как ты», — шепнул ей трезвый внутренний голос. Эдвард обнял ее:
 — У тебя такое невеселое лицо, — произнес он нежно.
 Оливия покачала головой.
 — Извини, Эдвард, я только…
 — Если ты думаешь, что я позволю тебе скрыться, после всех тех трудностей, которые мне пришлось преодолеть, чтобы найти тебя…
 Она не могла удержаться от улыбки, когда он с шутливым рычанием нежно пощекотал ее шею.
 — Ты попалась, — сказал Эдвард, — и я не собираюсь выпускать тебя на волю.
 От его дразнящих слов она вдруг почувствовала себя дурочкой. Почему она отравляет свое счастье, радость обретения друг друга мрачными мыслями? Она вздохнула и опустила голову на его плечо.
 — Да, попалась, — сказала она, — ты заманил меня в свою берлогу и…
 — И теперь намерен удержать тебя. Да. Она прижалась губами к его щеке.
 — Как? — прошептала она.
 После небольшой паузы Эдвард улыбнулся.
 — Всеми способами, какие мне только доступны, дорогая.
 В его голосе прозвучала жесткость, и Оливия быстро взглянула на него, немного напуганная, не превратился ли он снова в того мрачного и сурового незнакомца, каким ворвался в ее жизнь всего несколько недель назад.
 — Что это значит, Эдвард?
 Он взглянул на нее, и ее сердце дрогнуло, потому что глаза его показались ей пустыми и темными; потом он снова заулыбался и откинул пряди волос с ее висков.
 — Так, что-то взбрело в голову, дорогая. Честно говоря, я не имею понятия, есть ли в доме что-нибудь съестное.
 Оливия засмеялась:
 — Мужчины всегда в первую очередь заботятся о своем желудке.
 — Это мне и предстоит, если ты будешь забирать все мои силы и днем, и ночью. — Он улыбнулся. — Я не говорил тебе, что моя домоправительница предупредила меня, что, так как я не сообщил ей заблаговременно о своем прибытии, она может выйти на работу лишь на следующей неделе?
 — Ага, — ядовито сказала Оливия, — теперь я понимаю. Ты уговорил меня остаться с тобой, чтобы избавиться от необходимости самому готовить себе еду.
 — Ну, насколько мне известно, ты умеешь готовить только кофе.
 — Если хочешь знать, я первоклассный повар, — Оливия улыбнулась, — во всяком случае, если есть, чем открывать консервы и имеется небольшой холодильник. А теперь пошли в кухню и…
 Эдвард покачал головой.
 — Я вернусь через две минуты. Сначала мне нужно побриться.
 — Ты уже брился, — Оливия театрально вздохнула, — ты согласен на все, лишь бы отвертеться от кухонных обязанностей, не так ли?
 — Ты подловила меня, дорогая, — он легонько ткнул ее кулаком в спину. — Ладно, я только приму душ, натяну джинсы и присоединюсь к тебе. О'кей?
 Она вздернула подбородок:
 — Ты просто хочешь выставить меня из комнаты.
 — Что? — Он замер.
 Она нежно засмеялась, целуя его в губы.
 — Ты просто боишься, что я… как это ты сказал? — что я снова высосу из тебя все силы. Он громко выдохнул.
 — Совершенно верно, дорогая. Ну, а теперь, давай оба станем паиньками, отправимся в кухню и бросим на огонь половину бычка.
 Оливия улыбнулась и прошептала:
 — Не задерживайся долго, ладно?
 — Пять минут, — пообещал он. — И ни секундой больше.
 Готовя обед, Оливия напевала. Кухня была красиво отделана и хорошо оборудована. В холодильнике она нашла стейки, разморозила их в микроволновой печи, положила на электрический гриль, приготовив тем временем зеленый салат. Через полчаса обед был готов, но Эдвард все еще не появлялся. Она подошла к лестнице и позвала его. Но он не ответил, и она поднялась по лестнице в спальню.
 — Эдвард? — позвала она и толкнула полуоткрытую дверь.
 Он сидел на краю постели, спиной к ней, с телефонной трубкой, прижатой к уху.
 — Эдвард? — повторила она. Он оглянулся через плечо, и, натолкнувшись на его холодный, гневный взгляд, Оливия отпрянула.
 — Немедленно займитесь этим, — сказал он в трубку, — и сделайте все быстро.
 Эдвард опустил трубку на рычаг и перевел дыхание. Когда он снова обернулся к ней, к нему уже вернулось его обычное самообладание.
 — Я не хотела быть навязчивой, — произнесла Оливия, не спуская с него глаз, — но…
 — Дела, — он натянуто улыбнулся и подошел к ней, — они преследуют меня повсюду.
 Она кивнула:
 — Ты выглядел таким… таким разгневанным. Его улыбка исчезла, потом он снова повеселел.
 — Неужели? Да, очень может быть. Чудесный запах стейка звал меня побыстрее спуститься вниз, когда раздался этот проклятый звонок. — Он поцеловал ее в лоб. — Разве мужчина с горячей кровью не может при таких обстоятельствах разозлиться?
 Оливия подняла голову.
 — Но, Эдвард…
 — Ш-ш… — прошептал он, привлек ее к себе и стал целовать снова и снова, так что становилось ясно, что к тому времени, когда они спустятся в кухню, стейк совершенно сгорит; но не это беспокоило Оливию — ее поразила ложь Эдварда, — никакого телефонного звонка не было, она бы обязательно его услышала. Вот что было важно, поскольку прямо касалось сгорающего от тревоги сердца Оливии и ее надежды на счастье.
 Время тянулось медленно: долгие тропические дни с солнцем и морем, еще более длинные ночи лунного света и любви. Ничто не нарушало их уединения, даже добродушная домоправительница, которая приходила рано утром и уходила в полдень. Все, что они делали, было обыденным, но то, что они это делали вместе, — пусть даже только наблюдали за рыбацкими судами, следующими в Поттерс-Кей, или за дельфинами, выпрыгивающими из воды в лагуне у Парадиз-Бич, становилось необычным и радостным.
 Иногда ночью, просыпаясь в объятиях Эдварда, Оливия слышала тихий шепот моря и еще более тихое его дыхание; тогда она старалась не думать о том, что это чудо может когда-нибудь кончиться.
 Но всему на свете бывает конец. Настал день, внешне ничем не отличающийся от других, когда Эдвард нанял судно, двухмачтовую шхуну, на которой они уже совершили плавания на Кэт-Айленд и прекрасный Сан-Сальвадор, чтобы посетить Эксумас, один из цепочки островков и коралловых рифов, который, как утверждал Эдвард, был не правдоподобно прекрасен.
 На полпути туда один из матросов вышел на палубу и сообщил Эдварду, что ему звонят по радиотелефону.
 Оливия заметила, как он сразу напрягся.
 — Дела, — сказал он натянуто, и она вспомнила тот телефонный разговор, который недавно прервала.
 Она кивнула и дотронулась до его щеки.
 — Все в порядке, — сказала она, — я понимаю.
 Она ждала на палубе, ее волосы теребил теплый бриз, белые паруса шхуны плескались на фоне синего неба. Оливия полюбила эти острова. Вначале она видела их лишь на глянцевых туристских проспектах, теперь уже воспринимала их такими, какими они были на самом деле, — яркими драгоценными камнями в лазоревом море. Как, трудно было ей упрашивать Эдварда, чтобы он не покупал каждый понравившийся ей сувенир; как прекрасно было в полдень нырять к розовым коралловым рифам у побережья, такого пустынного, что думалось, что никто и никогда до нее с Эдвардом их не видел. Как Оливия любила его! Как начинало биться ее сердце каждый раз, когда он входил в комнату или когда она слышала его голос: невольная радостная улыбка сразу освещала ее лицо. Как учащалось ее дыхание, когда она встречала его взгляд и на его губах появлялась эта знакомая страстная улыбка, которая означала, что он хочет ее…
 Она услышала какие-то звуки, повернулась и увидела Эдварда, выходящего из рубки.
 — Эй, — махнула ему рукой Оливия, но он даже не взглянул в ее сторону. Вместо этого он отрешенно подошел к борту, засунув руки в карманы короткой хлопчатобумажной куртки, и уставился вдаль.
 Улыбка исчезла с лица Оливии. Она не видела его глаз, но почувствовала напряжение во всем его облике. Где-то внутри она ощутила неприятный холодок. Оливия встала и медленно подошла к нему.
 — Эдвард? — она немного подождала, а потом подошла к нему. — Эдвард, случилось что-нибудь?
 Он медленно повернулся и взглянул на нее. У Оливии упало сердце, когда она увидела его глаза.
 Ярость, Господи, какая ярость…
 Но вот он улыбнулся, напряжение исчезло.
 — Извини, дорогая, что меня не было так долго.
 — Что-нибудь случилось?
 — Что?..
 Оливия положила ладонь на его руку.
 — Я спросила: этот звонок означал плохие новости?
 — Да нет… нет, вовсе не плохие новости. Всего лишь… — Он перевел дыхание. — Дела, — сказал он коротко, — ты знаешь, как это бывает.
 Точно так же Эдвард отвечал ей и в прошлый раз.
 — Твой купальный костюм сводит меня с ума. — Эдвард обнял ее за талию. — Надо, чтобы был принят закон, запрещающий красивым женщинам носить такие вещи.
 Оливия поняла, что он умышленно сменил тему разговора, и это встревожило ее: Эдвард словно отгораживался, стремясь избежать дальнейших вопросов; но какие вопросы могла она задать о его делах?
 — Как ты называешь этот кусочек черного нейлона? Купальным костюмом?
 Оливия заставила себя улыбнуться.
 — Да, да, именно купальным костюмом. Эдвард тоже улыбнулся, но она видела, что это удалось ему не без труда.
 — Ну, — спросил он, — и что же мы будем с ним делать?
 — Я… я не знаю, — ответила Оливия, а он наклонился к ней и что-то шепнул на ухо, указав на остров, который, как он уверял, был необитаем.
 А потом, потом, спустя некоторое время, она забыла обо всем, чувствуя лишь поглощающее ее всю желание.
 Вечером этого дня Оливия и Эдвард стояли на террасе, потягивая ананасовый прохладительный напиток.
 — Никогда в жизни я не чувствовала себя такой расслабленной, — вздохнула Оливия. — Хорошо, что твоя домоправительница оставила холодный салат и…
 — Нет.
 Она взглянула на Эдварда. Он стоял на террасе спиной к ней, опираясь руками на перила.
 — Ладно, тогда я могу поджарить на гриле…
 — Сегодня мы должны съездить в одно место…
 — Как? Но…
 — Мы должны туда съездить сегодня. Я хочу, чтобы ты осталась со мной.
 «Осталась со мной». Не жила, но осталась со мной. Оливия перевела дух.
 — Но мы не можем, в самом деле… Он улыбнулся.
 — Если ты хочешь сказать, что тебе нечего надеть… — Он взял ее за руку и провел через прохладные, затененные комнаты в спальню. — ..То вот, — сказал он, легонько подтолкнув ее. — Тебе нравится это?
 «Это» оказалось красивым розовым шелковым платьем с узкими бретельками. Оно лежало, раскинутое на кровати вместе с гармонирующими с ним атласными туфлями и сумочкой. Этот комплект они видели два дня назад в витрине шикарного магазина на Парадиз-Айленд.
 — Почему-то мне показалось, что это платье тебе подойдет, — сказал тогда Эдвард, обнимая ее за плечи; Оливия только вздохнула.
 — Тот, кто изготовил все это, — ответила она, — должно быть, работал на супругу царя Мидаса. Кто еще может потратить столько денег на платье?
 — Я, — последовал быстрый ответ; но только тогда, когда Оливия наотрез отказалась даже зайти в магазин, Эдвард неохотно оторвался от витрины.
 Значит, он все-таки купил это платье, и теперь оно лежало перед ней.
 Но Оливия не испытала ни малейшей радости при виде этого подарка: ей пришла в голову мысль о том, что этот дорогой подарок чем-то напоминает подарки Чарлза Райта Риа.
 Господи, да что это сегодня с ней творится?
 — Тебе не нравится платье?
 — Конечно, нравится. Но, Эдвард, ты не должен был покупать его, ты…
 Но ее рассудительные слова застряли у нее в горле. Что могла она сказать ему, когда Эдвард так на нее смотрел? Она никогда не видела, никогда даже не представляла, что у него может быть такое растерянное выражение лица, словно…
 — Не отказывайся от него, дорогая. — Эдвард положил руки ей на плечи и взглянул в глаза. — Сегодня особенный вечер. Я заказал столик в отеле на побережье и номер…
 — Но у нас уже есть столик на побережье, — сказала она, улыбаясь в ответ, — и апартаменты тоже. Какое место может быть прекраснее этого?
 — Надень это платье, — сказал он нежно. — Скоро прилетит самолет, и…
 — Что?! — Оливия взглянула на него в изумлении. — Ты хочешь сказать, что мы отправимся ужинать на самолете? Эдвард, ты с ума сошел?
 — Я же говорил тебе, — сказал он, — что сегодня особенный вечер.
 — Ладно, — сказала Оливия, встретив его взгляд. — Если ты так хочешь…
 — Да, я так хочу, — ответил он, и как она могла не согласиться?
 Платье сделало Оливию похожей на принцессу из волшебной сказки.
 — Ты прекрасна, — прошептал Эдвард, увидев ее в нем.
 «Ты тоже» — подумала она, глядя на него, — смуглый, ослепительно красивый в белом вечернем пиджаке и темных брюках.
 — Повернись, — попросил он и, когда она это сделала, приподнял ей сзади волосы: она почувствовала прикосновение его пальцев к своей коже, — а теперь взгляни на себя в зеркало, дорогая.
 — О, Эдвард! — И она замолкла. У нее не было слов, чтобы описать изумрудное ожерелье, переливающееся на ее шее. Их взгляды встретились в зеркале. — Эдвард, — прошептала она, — я не могу…
 Он взял ее за плечи и повернул к себе.
 — Можешь! — сказал он настойчиво и поцеловал Оливию. Он целовал ее до тех пор, пока она не стала задыхаться и у нее не начали подгибаться ноги. Он подхватил ее на руки и, невзирая на мольбы опустить ее на пол, вынес из дома на берег, где их уже поджидал у пристани маленький самолет-амфибия.
 Самолет доставил их на Элеутеру, где на самом берегу высилась гостиница, украшенная белыми колоннами. Эдвард говорил ей, что их ожидает красивое здание, но требовалось подыскать другое слово, чтобы описать это место, которое — со свечами, цветами, нежным звучанием скрипок, музыкантами, метрдотелем, официантами и стюардами, — было только для них.
 — А где остальные посетители? — тихо спросила Оливия через стол. Эдвард взял ее руку и поднес к губам.
 — Ужинают дома, я полагаю, — сказал он и подмигнул ей.
 — Но… — Ее глаза расширились. — Эдвард! Неужели ты снял для нас весь ресторан?! Он улыбнулся и встал из-за стола.
 — Давай потанцуем, дорогая, — произнес он нежно, и, не веря своим глазам, Оливия с улыбкой отдалась его объятиям.
 Когда они вернулись к столу, на нем уже стояло искрящееся шампанское, золотистое над вид и восхитительное на вкус; но что за нужда была в нем, когда она уже была пьяна от объятий Эдварда?
 «Особенный вечер», — говорил он, и вдруг все ее сомнения сразу отпали. Ее сердце так отчаянно забилось, что она едва не задохнулась.
 Все это означало, что Эдвард влюблен в нее. Он влюблен в нее и сегодня вечером скажет ей об этом. Вот почему весь день он был так напряжен.
 У Оливии сжалось горло. «Эдвард, любовь моя, — подумала она, — я так люблю тебя! Как я могу выразить, насколько ты мне дорог?»
 — Добрый вечер, мадам! — Она подняла глаза. Возле них стоял метрдотель, вежливо улыбаясь. — Как вам у нас нравится?
 «Я счастлива, — подумала она, и все вокруг плыло, — счастлива, счастлива…»
 — Дорогая, — наклонился к ней Эдвард. — С тобой все в порядке?
 — О, да! — ответила она нежно. — Да. Мне так хорошо!
 Метрдотель деликатно откашлялся.
 — Мы можем предложить на ваше усмотрение, мадам, несколько наших фирменных блюд. Наш шеф-повар приготовил речных раков и похлебку из морского окуня…
 Оливия кивнула.
 — Отлично.
 — ..Или, может быть, мадам предпочитает дыню с ветчиной?
 «Мадам предпочла бы, — нетерпеливо подумала Оливия, — остаться наедине с Эдвардом, чтобы сказать, как много он значит для нее».
 — У нас также приготовлен превосходный черепаховые суп. Бульон только что сварен, и…
 Бульон [4] . Оливия обмерла. Бульон, подумала она, и акции «Джемини»…
 Она заставила себя спокойно выслушать бесконечный перечень блюд, с возрастающим нетерпением соглашаясь со всем, что ей предлагали; наконец и Эдвард выбрал себе блюда. Тогда только она провела языком по пересохшим губам и наклонилась к нему.
 — Эдвард. — Оливия все еще колебалась. — Мы… мы договорились, что больше никогда не будем упоминать Риа…
 Его реакция была быстрой.
 — Я не хочу говорить о ней, Оливия. Не сейчас.
 — Нет, нет, я и не собираюсь. Ну, хорошо, не буду, но… — Она слабо улыбнулась. — ..Но я знаю, что эти акции — акции «Джемини» — значат для тебя.
 На его скулах заиграли желваки.
 — Оливия!
 — И… я думаю, Эдвард, что ты должен получить их. Я имею в виду, что ты имеешь право поговорить с Риа и убедить ее…
 — Проклятье, — резко произнес он. — Почему ты затеяла этот разговор именно сейчас?
 — Потому, — Оливия перевела дух, — потому что я хочу помочь тебе, — прошептала она. — Я могу помочь тебе, Эдвард. Я… я знаю, где находится Риа. — Оливия ожидала, что Эдвард сейчас скажет ей что-нибудь, но он сидел с замкнутым лицом, глаза его ничего не выражали. — У меня есть открытка, — торопливо сказала она, — старая открытка. На ней изображение отеля, и я просто уверена, что Риа находится там. Я имею в виду, здесь, на островах. Я не смогла отыскать это место, но ты, Эдвард, с твоими возможностями сделаешь это. — Она откинулась на спинку стула. — Мне надо было сказать тебе об этом еще несколько дней назад, я знаю. Но когда мы вернемся домой, я…
 — Крукд-Айленд.
 В его тоне было полное безразличие.
 — Что? — спросила она, растерянно улыбнувшись.
 — Крукд-Айленд. Это место, где находится Риа. Не так ли? Она там с того самого момента, как покинула Нью-Йорк.
 Оливия изумленно смотрела на него.
 — Ты хочешь сказать, что нашел ее? Но как? Я не…
 — Сегодня. Об этом мне сообщили по радиотелефону на шхуне.
 Он поднял бокал с вином и отпил половину.
 — Мои люди только что засекли ее.
 — Но как им это удалось? На его скулах снова заиграли желваки. Он вздохнул.
 — У меня была эта открытка, Оливия.
 — Но это невозможно. Она в кармашке…
 — Я взял ее из чемодана, когда перевозил твои вещи к себе.
 У нее расширились глаза.
 — Что?
 — Я взял ее. — Его голос звучал холодно, лицо стало угрюмым. — Я знал, что ты приехала на эти острова по какому-то очень важному для тебя делу. Ты знала нечто такое, чего не знал я.
 Она в упор смотрела на него.
 — Ты хочешь сказать, что осматривал мои вещи?
 — Да.
 — Да?.. — Она по-прежнему неотрывно смотрела на него. — Да? И это все, что ты можешь сказать? Эдвард, ведь ты украл ее у меня, ты…
 — Ты же сказала, что не собираешься помогать мне.
 Господи, о, Господи. Теперь ей все стало ясно. «Хватит обсуждать это», — сказал он ей, когда она попыталась рассказать ему о Риа, и, действительно, уже не было нужды говорить об этом, потому что он нашел другой путь. Вот почему он привез ее к себе…
 — Я собирался рассказать тебе об этом сегодня вечером.
 Оливии стоило невероятных усилий не выдать свою боль.
 — Да? — произнесла она без всякого выражения.
 — Да. — Он набрал воздуха и тяжело выдохнул. — Понимаешь, утром я должен вылететь в Нью-Йорк.
 Ее пальцы непроизвольно скомкали край узорчатой скатерти. Теперь она поняла все. Сегодняшний вечер был вечером расплаты, вечером прощания — его можно было назвать как угодно. Сразу нашлось объяснение и платью, и изумрудам, и праздничному — прощальному — ужину.
 — Понимаю, — с трудом выговорила она.
 — Нет, Оливия, ни черта ты не понимаешь!
 — О, нет! Я все понимаю. — Оливия заставила себя взглянуть ему в глаза. — И какие же у тебя были планы относительно меня? Ведь были же у тебя какие-то планы, Эдвард?
 Эдвард нахмурил брови.
 — Я думаю, что ты вряд ли захочешь уехать, — медленно произнес он. — Тебе будет лучше остаться в моем доме на побережье, пока…
 У нее перехватило дыхание, она резко отодвинулась вместе со стулом от стола и вскочила на ноги.
 — Оливия! — Он резко откинулся на спинку стула так, что раздался треск дерева. — Оливия! Черт возьми, куда ты собралась?
 — Не подходи больше ко мне, Эдвард, — сказала она дрожащим шепотом. В следующий момент она сорвала с шеи изумруды и швырнула их на стол. — Никогда больше не подходи.
 — Оливия, черт возьми…
 — Сэр, у вас какие-то проблемы? — между Эдвардом и Оливией вырос метрдотель. Оливия повернулась и стремительно покинула зал. Официанты замерли в недоумении, и звуки музыки оборвались.
 — Черт возьми, куда ты собралась? — Эдвард еще предъявлял права на нее!
 Что ж, она знала, куда собралась. Она собралась уехать как можно подальше и от этого места, и от этого человека. Так далеко, как только сможет. Она пыталась сделать это раньше, но он поймал ее, и теперь ее жизнь уже никогда не будет такой, как раньше.
 Но на этот раз все будет иначе. «На этот раз, — решила Оливия, вскочив в стоявшее у отеля такси, — она не будет такой дурой!»
 — В аэропорт! — едва выдохнула она. Когда машина выезжала на дорогу, она оглянулась и увидела у входа Эдварда, беспомощно глядевшего, как машина уносит ее в ночь.




 Глава 12


 Лишь через некоторое время к Оливии вернулась способность размышлять. Как она явится в самолет в этом платье? В Нью-Йорке сейчас была зима, на улицах лежал снег.
 Кроме того, она должна избавиться от всего, что связано с Эдвардом. Это платье, туфли… Оливия перегнулась к водителю и кашлянула.
 — Мне надо сменить одежду, — сказала она. — Есть ли здесь магазин, еще работающий в это время, где я могла бы купить нужные вещи?
 Водитель взглянул в зеркальце заднего обзора, увидел ее бледное лицо и не стал задавать никаких вопросов. Через некоторое время они подъехали к открытому базарчику, заполненному праздношатающимися туристами, и здесь с Оливией повторилась история Золушки.
 Она вошла на базар принцессой, а вышла оттуда такой, какой была всю жизнь.
 «Племянница домоправительницы», — горько подумала она о себе. Риа всегда знала это, и Эдвард тоже. Единственным человеком, который оказался настолько глупым, что мог думать иначе, была сама Оливия. Но теперь с этим покончено.
 В аэропорту, несмотря на поздний час, было многолюдно. Люди прибывали и убывали, но все они были оживлены и счастливы. Она чувствовала себя среди них чужой: никто не обращал на нее внимания, даже всегда улыбающийся клерк у стойки не слишком любезно ответил ей, что да, есть свободное место в рейсе на Нью-Йорк; чудом было то, что он принял у нее к оплате кредитную карточку. Разумеется, она давным-давно исчерпала свой лимит кредита.
 Но какое это имело теперь значение? Скоро на нее обрушится полное банкротство, если последствия скандала погубят «Мечту Оливии». А сейчас ей было все абсолютно безразлично.
 И вдруг шестым чувством она ощутила на себе чей-то взгляд. Она обернулась и увидела его — Эдвард быстро шагал через терминал к проходу, у которого она, вместе с другими пассажирами, ожидала разрешения на выход к самолету. Высокий, внушительный, красивый, он мрачно шагал в толпе напролом, словно ему принадлежал весь мир. На его лице была написана такая ярость, что Оливия потерялась.
 Люди поворачивали головы в его сторону, шепотом обменивались какими-то замечаниями. Он ни на что не обращал внимания: ни на удивленно поднятые брови, ни на восхищенные взгляды женщин, ни на раздражение мужчин. Видно было, что им владела одна мысль — отыскать Оливию.
 Она отпрянула в тень павильона для контроля билетов, стараясь вжаться в стену. Оливия знала, почему он хочет отыскать ее, — догадаться не составляло большого труда. Эдварда Арчера никогда не бросали женщины, тем более такие, как Оливия. Он еще не был готов сам расстаться с ней — до этого события он еще назначил время в длинную ночь, когда долгие часы она провела бы в его объятиях, давая ему возможность еще раз утолить с ней свою страсть. Она же ушла от него сама, и брошенным оказался он, разрыв произошел по ее инициативе! Она не желала больше его видеть, снова смотреть в эти глаза, которые запечатлели ее наготу, и знать, что в них можно прочитать только холодность и самодовольство удовлетворенного самца.
 Избежать встречи было нелегко, но преимущество было на стороне Оливии. Она увидела Эдварда раньше, чем он ее заметил; она одета не в роскошное платье, в котором была, когда они расстались, а в мешковатые белые брюки, холщовые туфли без каблуков, просторную хлопчатобумажную рубашку и такую же просторную куртку поверх нее. На ней была и шляпа, помятая полотняная панама с широкими полями, ее она купила главным образом для того, чтобы скрыть от любопытства прохожих покрасневшие от слез глаза.
 Эдвард остановился в центре зала. Он стоял, уперев руки в пояс, широко расставив ноги, подняв голову; он выглядел холодным и опасным, несколько человек обошли его, подобно тому, как рыбешки стараются проплыть подальше , от акулы. Оливия по-прежнему наблюдала за ним из своего укрытия.
 Когда объявили посадку на ее самолет, она быстро смешалась с группой оживленных мужчин и женщин, которые, видимо, ловили последние минуты, чтобы повеселиться, прежде чем увидят внизу огни Манхэттена, — Привет, дорогуша! — ухмыльнулся стоящий рядом мужчина, опустил мясистую руку на ее плечо и спросил, выдыхая запах крепкого рома:
 — Откуда ты, крошка?
 Оливия заставила себя улыбнуться веселому попутчику.
 — Привет! — развязно ответила она и обняла его за талию, позволив ему прижать ее к своему жирному телу, и так они двинулись к выходу. Когда они проходили мимо Эдварда, Оливии показалось, что она сейчас задохнется, и, чтобы не упасть, она была вынуждена еще сильнее уцепиться за своего спутника.
 — Легче, легче, крошка. — Мужчина захихикал. — Я знаю, что иногда непросто устоять на ногах; держись покрепче, и старина Билли доставит тебя на борт в целости и сохранности.
 Так и произошло. Но напряжение не оставило ее даже после того, как закрылись люки и самолет начал выруливать на взлетную полосу. Даже тогда, когда их поглотило ночное небо и пассажирам было позволено расстегнуть ремни, Оливия не могла заставить себя расслабиться.
 — Привет, крошка, — услышала она голос над собой. Подняв голову, Оливия увидела мужчину, который «помог» ей подняться в самолет, а теперь стоял в проходе. — Как дела?
 — Прекрасно, — пробормотала она и даже нашла в себе силы ему улыбнуться, прежде чем он отправился дальше.
 Но она вовсе не чувствовала, что все «прекрасно». В душе у нее словно все сломалось, и она боялась подумать о том, как будет жить дальше.
 И это сделал с ней Эдвард.
 Как могла она поверить в то, что он ее любит?
 Оливия глубоко вздохнула. Ладно, подумала она, с нее хватит. Теперь она испытала в жизни все. Она не собирается запираться дома и оплакивать свое разбитое сердце, потому что мужчина по имени Эдвард Арчер использовал ее. Она сильнее этого.
 К черту все. Она в нем не нуждается. Она будет жить для себя. Для себя и «Мечты Оливии».
 Еще не все пропало. Просто она проявила непростительную слабость, позволив сначала такому ничтожному журнальчику, как «Чаттербокс», а затем Эдварду Арчеру заставить себя потеряться, вместо того чтобы бороться за себя и свое дело. У нее были для этого возможности. Чарлз списал одолженные суммы. У нее был городской дом, который теперь могут отобрать суды или банки. У нее было умение. Мастерство. Талант. Опыт. И решительность, знание, чего она хочет, которое вывело ее из комнаты для слуг в доме Боскомов к «Мечте Оливии».
 «Ты потеряешь все это», — сказал ей Эдвард, и это было той угрозой, что толкнула ее в расставленную им западню. Ладно, может, она и потеряет все, но без боя не сдастся. Эдвард не знает, какое значение имеет для нее «Мечта Оливии», что студия означает для нее не только финансовую обеспеченность, но составляет смысл жизни.
 — Леди и джентльмены, — послышался голос командира экипажа, — напоминаю вам, что следует поднять спинки ваших кресел и пристегнуть ремни. Благодаря сильному попутному ветру мы приземлимся в Нью-Йорке на пятнадцать минут раньше, чем предусмотрено в расписании.
 «Ничто не может произойти раньше, чем это предопределено», — подумала Оливия, собирая в комок всю свою волю. Она должна наладить ход своей жизни, и как можно скорее.
 Телефон зазвонил в шесть утра, она как раз только что проснулась. Оливия знала, кто ей звонит, и зарылась головой в подушку, пока телефон не замолчал. Однако десять минут спустя он снова затрезвонил, потом звонки повторялись каждые пять минут, пока наконец она не включила автоответчик, который сама же выключила несколько недель назад после первого же звонка по поводу грязного скандала.
 Когда аппарат снова зазвонил, она, вся дрожа, села рядом и услышала холодный и злой голос Эдварда.
 — Оливия, черт побери, ты не можешь так уйти!
 Но она могла. Все, что ей для этого требовалось, так это напомнить себе, как она его раньше ненавидела. И она сумела сделать это. Господи, она сделала это!..
 Когда Эдвард повесил трубку, она набрала номер Дольчи.
 — Оливия! Где ты пропадала? Я тебе звонила, звонила…
 — Как ты смотришь на то, чтобы выйти на работу, Дольчи?
 — О, буду только рада! Что ты намерена теперь делать? Ты следила за «Чаттербоксом»? Там больше нет ни слова обо всей этой кутерьме, давно уже нет. И я подумала, что, может быть…
 — Ты правильно подумала. Но существует проблема, — Оливия потерла лоб, — у меня нет денег, чтобы платить тебе жалованье. Если хочешь, можешь поработать на комиссионных, пока дела не наладятся. А когда все придет в порядок… Если придет, я заплачу тебе все, что буду должна, плюс премию, и…
 — О'кей.
 — Ты уверена?
 — Когда ты хочешь, чтобы я пришла? Оливия улыбнулась — в первый раз за последние сутки.
 — Ну, а если я скажу, что пять минут назад? Дольчи появилась через час. Она обняла Оливию, потом отступила на шаг назад и внимательно оглядела.
 — Ты так здорово выглядишь! Где ты так загорела, далеко?
 — Да. На Багамах.
 — На Багамах? — У Дольчи округлились глаза. — А почему бы и нет? Если нет возможности спасти корабль, то можно позволить себе гульнуть, пока он идет ко дну.
 — Нет, не в этом дело… — Оливия взглянула на Дольчи, которая ничего не знала ни о Риа, ни о ее роли в том, что произошло, и рассмеялась:
 — Это длинная история, когда-нибудь я тебе ее расскажу.
 Дольчи улыбнулась:
 — Расскажи хотя бы о южном солнце, теплых лунных ночах, потрясающих мужчинах. Могу поспорить, что ты здорово провела время.
 Взгляды девушек встретились, и неожиданно Оливия почувствовала, что на глаза наворачиваются слезы. Она поспешно отвернулась.
 — Оливия. — Дольчи тронула ее за плечо. — В чем дело? Я что-нибудь не то сказала? Оливия тряхнула головой.
 — Нет, нет, не говори глупости. Я просто поздно легла и не выспалась как следует.
 — Ты уверена?
 Оливия провела по лицу тыльной стороной ладони, потом обернулась и заставила себя широко улыбнуться Дольчи:
 — Абсолютно. А теперь давай перейдем к делу.
 Несколько часов они провели, разбирая бумаги. На следующий день Оливия стала обзванивать клиентов, которые исчезли после скандала.
 Первые звонки дались трудно. «Хелло, — приветливо говорила она как ни в чем не бывало. — Мы интересуемся, приняли ли вы какое-то решение относительно вашей гостиной?» (Или столовой, или летнего домика… Чего угодно.) А потом, сжав пальцы, ждала ответа.
 Никто не бросил трубку. Но никто не выразил желания прийти подписать контракт. Но несколько человек сказали, что да, действительно, пока еще не решили этот вопрос. А трое выразили намерение зайти на неделе и переговорить.
 Успех придал ей мужества. Оливия перевела дыхание, придвинула аппарат и снова стала названивать. Эти звонки дались ей намного труднее: теперь она звонила людям, которые аннулировали свои заказы после разразившегося скандала.
 Некоторые заказчики сразу бросали трубки. Но другие говорили, что они еще не заключили других соглашений, и проявляли заинтересованность во встрече.
 Через несколько дней в студию потянулись клиенты. К концу недели дела стали налаживаться. У «Мечты Оливии» снова появились заказы, не так много, чтобы можно было говорить о прибыли, но достаточно, чтобы появилась надежда на выживание. Оливия работала двадцать четыре часа в сутки; конструировала, делала наброски, вела льстивые разговоры с кредиторами о продлении и снисхождении.
 К концу недели она довела себя работой до полного изнеможения, что и было отмечено Дольчи:
 — Так больше продолжаться не может, — заявила она.
 Оливия положила карандаш и утомленно потерла виски. Дольчи была права, она вконец измоталась. Но ее доводили до изнеможения не дни. Ночи. Долгие, пустые часы в темноте. По ночам ей казалось, что весь мир куда-то опрокидывается, мужество покидало ее, и она не могла изгнать из сознания мысли об Эдварде, перестать видеть его во сне, . — в долгих, чувственных сновидениях, в которых он обнимал ее и занимался с ней любовью. Но даже в снах она пыталась противостоять ему. Ей хотелось сказать: «Я ненавижу тебя, Эдвард, не дотрагивайся до меня». Но вместо этого она страстно отдавалась ему, а когда просыпалась и возвращалась к реальности, ее сердце билось еще сильнее, потому что сны говорили о ее женской слабости в попытках преодолеть желание. По крайней мере, Эдвард перестал звонить. В конце концов, что толку выплескивать свою злость автоответчику? Свой гнев он на кого-то, видимо, уже излил, в противном случае добился бы встречи с ней. Очень хорошо, что этого не произошло.
 — Оливия?
 Она подняла голову. В дверях со встревоженным видом стояла Дольчи.
 — Почтальон только что принес…
 Она подала конверт от юриста Чарлза Райта с отметкой «заказное». Оливия вскрыла конверт и извлекла из него лист бумаги. Она внимательно прочитала его, потом подняла глаза на Дольчи.
 — Здесь говорится, что я просрочила уплату долга.
 — Долга?
 Оливия покачала головой. Не было никакого долга, уже не было. В своем завещании Чарлз Райт позаботился об этом, и, конечно же, его юрист знал об этом.
 — Это ошибка, — сказала она. — Я разберусь с этим.
 Она позвонила юристу. Тот был любезен, почти извинялся перед ней. У него не было иного выбора, кроме как послать ей это письмо, объяснил он.
 — Вы правы, мисс Харрис, там было дополнительное распоряжение. Но оно опротестовано.
 — Кем? — спросила она.
 В этом вопросе не было необходимости. Она знала ответ еще до того, как юрист дал его ей.
 — Приемным сыном Райта Эдвардом Арчером. Оливия закрыла глаза.
 — Потому что акции завещаны Риа Боском? — спросила она спокойно.
 — Вы знали об этом? — Он вздохнул. — Действительно, это дело улажено. Арчер разыскал мисс Боском. Он провел переговоры с ней, и они пришли к соглашению, которое устроило их обоих.
 — Хорошо, но, в таком случае, я не понимаю… Юрист откашлялся.
 — Он опротестовывает завещание своего отчима в той части, что касается вас. Даже если ему откажут в иске, боюсь, что пройдет слишком много времени.
 Оливия хотела сказать что-то вежливое, но у нее перехватило дыхание. Как мог Эдвард так поступить с ней? Он получил то, чего хотел, — контроль над этими акциями, — чего еще ему надо? Или он добивается разорения «Мечты Оливии» в отместку за то, что она ушла от него?
 Нет, он не станет стремиться к этому, не станет, если она поговорит с ним; она должна сделать это сию же минуту. Оливия взглянула на часы. Возможно, он еще в своем офисе. Есть ли его адрес в телефонном справочнике?
 Адрес был. Оливия записала его, схватила сумку и быстро сбежала вниз по лестнице.
 Офис Эдварда находился на семьдесят пятом этаже небоскреба из стали и стекла, в нижней части Манхэттена. Вся обстановка здесь говорила о деньгах, власти и престиже. Все было рассчитано так, чтобы подавлять и внушать трепет. Но Оливия не ощущала никакого страха: она была разгневана.
 Этот гнев вел ее сначала из лифта в роскошный, орехового дерева холл, потом дальше, по длинному коридору; но когда она очутилась у двери с именем Эдварда, все ее мужество испарилось. «Чего я добиваюсь?» — подумала Оливия. Эдвард поступит так, как захочет, она не может остановить его. На его стороне было все, в то время как она…
 Дверь распахнулась, Оливия увидела перед собой знакомое красивое лицо и мгновенно поняла правду.
 Не страх потерять завещанное Чарлзом привел ее сюда. Ее приход объяснялся просто: она любила Эдварда, каким бы он ни был и что бы ни сделал ей. Она любила его на Багамах, любит его сейчас, она всегда будет любить его.
 Она сделала быстрый шаг назад, но Эдвард успел удержать ее. Его прикосновение было равнодушным, безличным, но Оливия не могла не подчиниться ему. Его пальцы были словно железные, а во взгляде чувствовалась сталь.
 — Входи, Оливия, — сказал он. — На этот раз уже поздно убегать.
 Сердце Оливии бешено билось, но она все же гордо подняла голову, стряхнула его руку и вошла.
 Его кабинет был огромен, размером, должно быть, во всю ее квартиру. Мебель показалась Оливии весьма внушительной, хотя она не успела ее как следует рассмотреть. Ее мучила мысль, что она совершила ошибку, придя сюда по своей собственной воле, и теперь оказалась в ловушке.
 — Садись, — предложил он.
 Она повернулась к нему. Он закрыл дверь и, скрестив руки на груди, наблюдал за Оливией с прежним безразличным выражением лица.
 — Нет, спасибо, — ответила она спокойно, хотя биение пульса отдавалось у нее в ушах. — То, что я собираюсь сказать, не займет много времени.
 Какая-то скользкая улыбка мелькнула на его губах.
 — Я, конечно же, знаю, почему ты пришла.
 — Да. — Она с трудом сглотнула слюну. — Да, я уверена, что знаешь.
 — Это дополнительное распоряжение в завещании Райта, — ты хочешь знать, почему ты все еще должна возвращать заем.
 Оливия сумела удержать себя в руках.
 — Я знаю почему, Эдвард. Ты опротестовал его. Он кивнул.
 — Ты права. Я сделал это.
 — Даже несмотря на то, что получил обратно акции, которые хотел.
 — Твоя подруга согласилась продать их мне по рыночной цене, когда я убедил ее, что не заинтересован в том, чтобы смешать ее имя с грязью.
 — Что ж, это упрощает дело. Я имею в виду, что если бы ее удалось отыскать мне, я не смогла бы сделать ей такого предложения. А мне всего-то хотелось, чтобы она объявила на весь свет, что это у нее была связь с твоим отчимом, а не у меня.
 Эдвард долго и пристально смотрел на нее, потом оттолкнулся от двери и медленно подошел к ней.
 — Ты действительно бы так сделала? — тихо спросил он. — Риа спросила меня, очень ли ты зла на нее, и я сказал ей, что да, что ваша дружба никогда уже не будет такой, как прежде, но я сомневаюсь, что ты собираешься мстить ей.
 — Ты так сказал? — зло спросила Оливия. — Ты не должен был говорить за меня, Эдвард. Я… — Она замолчала, потом вздохнула. — Нет, — произнесла она через несколько секунд. — Я не хочу отмщения.
 Сначала я думала, что буду мстить, но… — Оливия облизнула пересохшие от волнения губы. — У нее все в порядке?
 — Все в порядке. Конечно, она паниковала, боялась, как отреагирует ее семья, когда узнает, что она жила с Райтом. Он говорил ей, что умолял мою мать дать ему развод, но она отказалась.
 — Но он этого не делал, — тихо сказала Оливия.
 — Нет. — Его голос прозвучал резко, улыбка была холодной и невеселой. — Но Риа Боском была не единственной молодой женщиной, которая попалась на удочку старины Чарли.
 Оливия кивнула.
 — Ладно, в любом случае ты получил то, что хотел.
 Глаза Эдварда сузились.
 — Получил?
 — Да. Акции «Джемини». Ты сказал, что Риа переписала их на тебя…
 Он быстро шагнул к ней и раньше, чем она успела отвернуться, грубо схватил ее за плечи.
 — Почему ты убежала от меня? Оливия нервно улыбнулась.
 — Прости, что испортила тебе вечер, Эдвард. Ты хочешь, чтобы я принесла свои извинения?
 — Я не понимаю тебя, — произнес он грубо, — и думаю, что никогда не понимал. Ты самая независимая женщина, которую я когда-либо знал, ты сама сделала себя такой в этом мире, и вдруг ты поджимаешь хвост и удираешь, словно напуганный кролик.
 — Нет! — Кровь прихлынула к ее щекам. — Это ложь. Я никогда не удирала!
 — Ты всегда так стремительно удираешь, что у тебя не хватает времени, чтобы узнать правду!
 — Когда я так поступала? — спросила она. — Приведи хоть один пример.
 Он внимательно посмотрел на нее.
 — Несколько недель назад ты бежала из моей квартиры.
 — Это не было бегством!
 — Ты хотела лечь со мной в постель, но эта мысль так перепугала тебя, что ты стремглав удрала!
 — Оставь меня в покое, — потребовала Оливия, — я пришла сюда не для того, чтобы ты оскорблял меня.
 — Ты удрала тогда в Нью-Хэмстеде, когда мы уже были готовы заняться любовью.
 — Ты так называешь то, что мы собирались делать? — сказала она, пытаясь вырваться из его железной хватки. — Я думаю, для этого найдется более подходящее слово.
 — И ты удрала тогда ночью на Багамах.
 — Господи, Эдвард! Что за патологическое у тебя самолюбие! В чем проблема, а? Неужели я первая женщина, которая ушла от тебя?
 — Черт возьми, Оливия, может, ты перестанешь вести себя как идиотка и выслушаешь меня?
 — Выслушать тебя? Надменного негодяя, который не останавливается ни перед чем, когда становятся у него на пути!
 — Да я пытаюсь сказать, что влюблен в тебя, проклятая дурочка! — Пальцы Эдварда сжали ее тело. — Бог знает почему, — может быть, ты превратишь мою жизнь в несчастье, а меня сделаешь развалиной, из-за тебя я могу спиться, или что похуже… Но я ничего не могу с собой поделать, я люблю тебя, люблю все эти недели. Черт побери, я знаю, что влюбился в тебя еще тогда, когда ты облила меня виски в ресторане. — Его голос звучал ожесточенно. — В тот день, когда я засек, как мой отчим опутывал тебя.
 — Он не опутывал меня, — с замершим сердцем возразила Оливия. — Я же говорила тебе…
 — Да. Ты говорила. Но я слишком ревновал, чтобы верить. — Эдвард обнял ее. — Я думал, что ты тоже любишь меня. Ты сказала, что любишь, в ту ночь, на Багамах.
 — Эдвард…
 — Так ты меня любишь? — настаивал он. — И не думай, что удерешь раньше, чем ответишь мне, Оливия. Если надо будет, я запру тебя здесь, пока не добьюсь ответа!
 Ее сердце колотилось, но теперь уже иначе, более спокойно. Неужели он и в самом деле?.. Оливия взглянула ему в лицо. Он смотрел на нее потемневшими глазами, но в его взгляде было… Было что-то говорившее о том, что он сейчас стремится удержать в своих руках самое для него дорогое, что он жаждет поцеловать ее, и целовать, целовать, целовать…
 И это было то, чего она сама подсознательно хотела все эти дни и недели…
 — Ну? — сердито торопил Эдвард. — Я хочу услышать «да» или «нет». Оливия, любишь ли ты меня?
 Она глубоко вздохнула.
 — Почему ты выкрал у меня ту открытку, Эдвард? Я бы и так отдала ее тебе. Я как раз собиралась отдать ее в тот вечер.
 — Вспомни, что ты сказала, когда я нашел тебя. «Я не буду помогать тебе в поисках Риа» — вот что ты сказала мне. — Его глаза потемнели. — А затем ты спросила меня, прилетел ли я на Багамы для того, чтобы отыскать тебя, или же потому, что хотел найти Риа. — Он перевел дыхание. — Ты задала этот вопрос очень легко, моя дорогая, но он был такой же неразрешимый, как загадка Сфинкса. И я опасался, что, как ни отвечу, могу разрушить наше счастье. Оливия покачала головой.
 — Эдвард, — прошептала она. — Я не понимаю. Он вздохнул.
 — Я готов был отправиться за тобой на край света, родная. Но правда и то, что мне пришлось отправиться на острова, чтобы отыскать Риа. У меня не было выбора. Эти проклятые акции… Они не так уж много значили в финансовом отношении, но если бы моя мать узнала, что Райт оставил их Риа…
 Эдвард вновь перевел дыхание.
 — Уже и так было достаточно скверно, что она прочитала всю эту чепуху об его «любовном гнездышке». Но открыть, что он отдал кому-то акции, которые она некогда вручила ему как знак своей любви…
 — Ты не хотел огорчать ее? Эдвард угрюмо кивнул.
 — Я приложил массу усилий, чтобы уговорить маму после смерти Райта поехать к ее сестре во Флориду. Но я знал, что рано или поздно завещание будет официально оглашено. Я не мог думать ни о чем другом, кроме того, чтобы срочно вернуть акции.
 — Но как возвращение акций могло изменить смысл завещания? Я имею в виду, что если будет обнародовано завещание, то дополнительные распоряжения ведь все равно останутся действительны?
 Эдвард натянуто улыбнулся.
 — Нет никакого смысла оглашать дополнительные распоряжения, если они уже не имеют значения. Не без труда я уговорил юриста Райта согласиться со мной.
 — Да, — сказала, слегка улыбнувшись, Оливия, — могу представить. Ты можешь быть очень убедителен, когда хочешь.
 Он охватил ее лицо ладонями.
 — Тогда позволь мне сейчас убедить тебя, — сказал он тихо. — Я люблю тебя, Оливия. Люблю всем сердцем. Скажи же мне, что тоже любишь меня.
 — Но почему же ты не рассказал мне все это в то утро на Багамах? Я бы поняла…
 — Может быть. — Эдвард поджал губы. — Но я не мог рисковать. Я слишком боялся потерять тебя.
 — Но в тот, последний, вечер, когда ты признался, что взял эту открытку… — Она перевела дух. — Ты выглядел таким холодным, Эдвард, таким чужим.
 — Чужим? — У Оливии перехватило дыхание, когда он притянул к себе ее лицо и крепко поцеловал; их обоих била дрожь. — Я никогда не мог сдержать себя, когда был с тобой, Оливия. Черт побери, я был в отчаянии. Я собирался сделать тебе предложение в тот вечер, но только представь, в чем я должен был тебе сначала признаться: что я рылся в твоих вещах, нашел эту открытку и взял ее…
 — ..И что ты оставляешь меня и отправляешься в Нью-Йорк.
 — Это касалось моего дела с Риа. Мои люди могли не учесть, что ты тоже находишься на островах, разыскивая ее, и я подумал, что она придет в неистовство от мысли, что может встретиться с тобой лицом к лицу. Она соглашалась на встречу со мной только наедине, в Нью-Йорке.
 — А опротестование завещания? Почему ты сделал это?
 — Ты не отвечала на мои звонки. Я хотел встретиться с тобой и провел несколько вечеров на холоде у твоего дома. — Он улыбнулся. — Но я решил не полагаться на случай. Я хотел увидеть тебя на своей территории, дорогая, чтобы все козыри были у меня.
 Глаза Оливии наполнились слезами радости.
 — О, Эдвард, — прошептала она. — Я была такой дурой…
 — Просто ты совершенно невозможная женщина, — произнес он. — Целую вечность назад я задал тебе два простых вопроса, и до сих пор не получил никакого ответа.
 Оливия привстала на носках и прижалась губами к его губам.
 — Повтори их, — шепнула она. Эдвард посмотрел в потолок.
 — Какая же она забывчивая! Ну, что мне с ней делать?
 — А ты подумай, — ответила она с улыбкой. — Ну, задавай мне свои вопросы. Эдвард снова обнял ее.
 — Вопрос номер один, мисс Харрис. Вы меня любите?
 — Да, — тяжело вздохнула она, — хотя вы самый надменный, самый невыносимый мужчина, которого я…
 — И вы выйдете за меня замуж? Сердце Оливии бешено забилось.
 — Когда? — растерянно спросила она. Эдвард улыбнулся, охватил ее руками и поднял.
 — Сейчас, — сказал он, — сию же минуту, или как только ты дашь согласие оставить «Мечту Оливии».
 Оливия обняла его.
 — Ты дурачок, — прошептала она. — Разве ты не знаешь? Ведь ты и есть мечта Оливии. И всегда останешься ею…