Аннотация: Что стояло между мужественным Куинном Уэстином и его мечтой о политической карьере в штате Колорадо? Угроза чудовищного скандала…
 Что могло спасти его от скандала? Как ни странно, присутствие женщины, готовой сыграть роль жены преуспевающего политика…
 Кто идеально подходит на роль «жены незнакомца»? Молоденькая Лили Дейл, готовая на все, лишь бы вырваться из-за решетки…
 Это должно было стать смелой ложью — и неожиданно стало ВЕЛИКОЙ ЛЮБОВЬЮ. Любовью страстной — и опасной…


---------------------------------------------


 Мэгги Осборн
 Жена незнакомца



 Глава 1


 Только когда железные ворота с лязгом захлопнулись, Лили наконец вздохнула с облегчением. Высокие кирпичные стены остались у нее за спиной, впереди до самого горизонта располагалась покрытая жесткой травой и окутанная жаркой дымкой пустыня, где местами торчали гигантские кактусы, похожие на огромные подсвечники.
 Пять лет, показавшиеся ей бесконечными, Лили считала минуты, когда покинет эту Богом забытую землю. И вот она свободна. Чувствуя, как на глаза наворачиваются слезы радости, она подумала о Роуз. С тех пор как, положив крохотную дочку на руки тете, Лили забралась в повозку шерифа, она каждый день вспоминала о ней, с замиранием сердца гадая, доведется ли ей когда-нибудь увидеть свою малышку, прижать к груди. Теперь, слава Богу, она сможет это сделать.
 — Вот твои вещи. — Начальник тюрьмы швырнул к ее ногам выцветшую холщовую сумку.
 — Это не карета едет? — нетерпеливо спросила Лили, прикрыв рукой глаза.
 — Карета будет через три часа, не раньше.
 Что ж, ей не привыкать к разочарованиям. Оглянувшись, Лили заметила рядом со столбом, к которому привязывали лошадей, скамейку, правда, на солнцепеке, зато на ней можно сидеть, наслаждаясь блаженным ничегонеделанием, и мечтать о том, как вернется домой, в штат Миссури, к своей ненаглядной Роуз. Подняв легкую сумку, Лили подошла к скамейке и уселась на пышущее жаром деревянное сиденье.
 Не отрывая взгляда от стремительно приближающегося облака пыли, начальник тюрьмы сказал:
 — Нам с тобой нужно кое о чем поговорить.
 — Единственное, что я хочу от вас услышать, это «до свидания».
 Лили тут же спохватилась. Надо быть поосторожнее, он ведь может снова отправить ее за решетку. Опустив голову, она стала внимательно разглядывать его пыльные башмаки. Сегодня он надел коричневые. На левом белое пятнышко неправильной формы. Лили видела его не в первый раз, даже часами размышляла, откуда оно могло взяться.
 — А я-то думал, что выбил из тебя всю дурь. Оказывается, нет. — Начальник тюрьмы плюнул в горячий песок. — Так вот. Пару месяцев назад, если помнишь, к нам приезжал человек по имени Пол Казински.
 Скосив глаза влево, Лили смотрела, как плевок исчезает под жарким октябрьским солнцем. Естественно, она помнила. Тот целый час наблюдал за ней, пока она стирала во дворе прачечной белье. Мало того что она чувствовала себя неуютно под его взглядом, так еще получила несколько пощечин от начальника тюрьмы, приревновавшего ее к незнакомцу.
 — У мистера Казински есть к тебе предложение.
 — Меня не интересуют его предложения.
 С мужчинами ей не везло, иначе она не сидела бы на скамейке у ворот женской тюрьмы в Юме. Мужчины приносили только горе, и Лили не желала больше иметь никакого дела ни с одним из них. Она получила хороший урок.
 Начальник тюрьмы презрительно скривился.
 — Не обольщайся! Это не то предложение, о котором ты думаешь. Если бы Казински требовалась девка, он мог бы купить себе получше. Неужели ты решила, что он хочет позабавиться с жалкой арестанткой? Да ты с ума сошла!
 Лили могла бы ему напомнить, что он со своими вонючими сторожами считал ее достаточно привлекательной. Но она слишком близко к тюремным воротам, а карета должна прибыть через три часа. И Лили, хотя все в ней клокотало от негодования, промолчала.
 — Ты слушаешь меня? Казински сейчас приедет.
 Значит, посетитель, который пристально разглядывал ее, сидит в экипаже, мчащемся к тюремным воротам?
 — Что ему нужно? — Лили выпрямилась, в ее глазах мелькнула тревога.
 — Он хочет поговорить с тобой.
 Как же! Ей ли не знать, что мужчины никогда не ограничиваются только разговорами.
 — Кто он такой и почему я должна с ним разговаривать?
 Она не хотела тратить время ни на какого-то Пола Казински, ни на любого другого. Она хотела уехать домой, к своей дочери. О чем мечтала пять долгих лет.
 Покачиваясь с носка на пятку, начальник тюрьмы ответил:
 — У Казински есть прозвище Кингмейкер, то есть человек, делающий королей. Он большая шишка в политических кругах штата Колорадо. В последнее время ездит по тюрьмам Запада, проверяя в них состояние дел, собирается устраивать тюремную реформу. То, что ты на свободе, его заслуга. Если бы не он, сидеть бы тебе сейчас по другую сторону забора. Он пустил в ход связи, чтобы тебя выпустили раньше.
 Если Казински устроил ей досрочное освобождение, большое ему спасибо, но Лили стало не по себе. Быть того не может, чтобы Казински дал ей свободу просто так, по доброте сердечной.
 — А почему он мной заинтересовался? — с беспокойством спросила она.
 — Откуда я знаю? Может, он начал претворять свою реформу в жизнь. — Однако по выражению лица начальника тюрьмы было видно, что он ни капли в это не верит. Лили тоже не верила. — Я обещал, что ты выслушаешь его предложение, вот и все.
 Она совершенно не удивилась, что Эфрем Каллахан дал обещание за нее. Пять лет он был в ее жизни и в жизни всех женщин, находившихся сейчас по ту сторону тюремной стены, царь и бог. Если он пребывал в хорошем настроении, заключенным могли дать добавку за обедом, а если находился не в духе, сажал их на хлеб и воду. Он сам решал, как им одеваться и причесываться, когда ложиться спать и во сколько вставать. Если он был настроен благодушно, то позволял часок отдохнуть, если нет — заставлял работать до изнеможения. Даже разговаривать без его разрешения запрещалось. В общем, заключенные жили по установленным им правилам и подчинялись всем его прихотям.
 Лили уже забыла, что существуют мужчины вроде Казински, власть которых распространяется и на начальников тюрьмы. И то, что ей об этом напомнили, очень ее порадовало.
 — А если я откажусь разговаривать с мистером Казински? — Вид приближающейся кареты придал Лили храбрости, о которой она не вспоминала пять лет.
 На лице начальника тюрьмы появилось хорошо знакомое ей выражение, обещавшее скорую расправу.
 — Тебя выпустили из тюрьмы под опеку Казински. Это означает, что ты являешься его собственностью и, если он пожелает, тебя снова отправят за решетку.
 Сердце у нее чуть не остановилось.
 — Я поеду домой, в Миссури, — сказала Лили, не отрывая взгляда от приближавшейся кареты.
 — Ты поедешь туда, куда тебе скажет Казински.
 Притормозив, карета свернула на боковую дорогу, ведущую к тюремным воротам.
 — Казински потратил немало денег. Он выкупил тебя, так что не забывай этого.
 Бросив на нее мрачный взгляд, начальник тюрьмы крикнул стражнику, чтобы тот принес воды для лошадей мистера Казински, и стал похлопывать по ноге шляпой, выбивая из нее пыль.
 Черт побери! Могла бы сразу догадаться, что попасть домой ей будет не так-то просто. Ей вообще ничего не давалось легко. Опустив глаза, Лили крепко сжала руки, с беспокойством думая о том, что ее ждет. Палящее солнце, проникая сквозь ветхую соломенную шляпку, нещадно пекло голову, по телу бежали струйки пота, впитываясь в поношенный черный жакет, чуть более светлую юбку и почти сразу же высыхая. Много лет назад, в другой жизни, Лили ни за что не стала бы встречаться с Кингмейкером в таком виде. За годы заточения она давно забыла о тщеславии, однако предстоящая встреча ее волновала.
 Она не подняла головы, пока карета не остановилась у ворот тюрьмы, а когда взглянула в ее сторону, с удивлением обнаружила закрытый экипаж, запряженный парой великолепных лошадей. Тяжелые шелковые занавески на окнах защищали Казински от жары, пыли и любопытных взглядов. Такого элегантного экипажа Лили еще никогда не видела.
 Прежде чем возница успел соскочить с козел, дверца распахнулась, и вышел безупречно одетый мужчина лет сорока, чуть ниже среднего роста, с темными волосами и глазами и широкими скулами, что делало его похожим на крестьянина. Однако уверенность в себе, явное понимание собственной значимости, горделивая походка и холодный блеск глаз отметали всякую мысль о крестьянах и наводили на мысль о феодалах. Вряд ли бы нашелся человек, осмелившийся встать у него на пути, а те, кому довелось с ним столкнуться, наверняка его уже не забывали.
 Не обратив ни малейшего внимания на начальника тюрьмы, Казински прямиком направился к Лили и, подойдя, снял шляпу. Этот простой жест вежливости тронул ее до глубины души, растопив лед холодности, которую она собиралась ему продемонстрировать. Давно никто из мужчин не выказывал ей учтивости.
 С минуту Казински внимательно разглядывал Лили и наконец сказал:
 — Мисс Дейл? Меня зовут Пол Казински. Полагаю, мистер Каллахан сказал вам, что мы должны обсудить кое-какие деловые проблемы?
 Чувствуя неловкость от его пристального взгляда, Лили с трудом проглотила комок в горле. Она пыталась догадаться, о чем он собирается говорить, однако ничего не приходило ей в голову. Похоже, мистер Казински умеет скрывать свои мысли и намерения, как, видимо, и полагается настоящему Кингмейкеру. Лили пожала плечами, надеясь, что он не заметит ее нервозности.
 — Я вас слушаю, — безразлично сказала она.
 — Может, удобнее поговорить наедине? Как вы считаете? — Очевидно, разговор не предназначался для ушей начальника тюрьмы, что весьма обрадовало Лили. — Не хотите ли прокатиться со мной?
 Будто у нее есть выбор! Тем не менее она помешкала несколько секунд и, только заметив, что Казински бросил вопросительный взгляд на Каллахана, взяла сумку и встала.
 — Ладно, давайте прокатимся, — ответила Лили.
 По крайней мере не придется три часа сидеть на скамейке и ждать, что в любую минуту надзиратель отведет ее обратно в тюрьму.
 К ней сразу подскочил возница, поспешно опустивший подножку кареты. После пяти лет, проведенных в грязной камере, ей даже не верилось, что сейчас она сядет в роскошную карету, столь разительным был контраст. Она шагнула вперед и замерла, услышав голос начальника тюрьмы:
 — Ты заплатила свой долг обществу, Лили Дейл, перед тобой новая жизнь.
 И Каллахан произнес целую проповедь, чтобы, как она подозревала, произвести впечатление скорее на Пола Казински, чем на свою уже бывшую подопечную.
 — А я желаю тебе долгой и мучительной смерти в аду, — ответила Лили дрожащим от ненависти голосом.
 Она ждала этого момента целых пять лет и теперь с наслаждением смотрела, как щеки Каллахана вспыхнули от ярости и смущения. Он бы наверняка влепил ей затрещину, если бы рядом не стоял Кингмейкер.
 — У меня хорошая память, Лили! — бросил он и сплюнул ей под ноги.
 — Пошел к черту, мерзавец!
 Отряхнув юбку, она забралась в карету. Бог даст, кто-нибудь заставит его заплатить за все побои и издевательства, которые она от него вытерпела. Но пока она уверена лишь в том, что скорее умрет, чем вернется в женскую тюрьму Юмы.
 В карете царил полумрак и было гораздо прохладнее, хотя Лили это не сразу заметила — прежде всего она обратила внимание на богатую обивку. Сняв перчатку, она погладила роскошный бархат и даже пожалела, что мозоли на ладонях не позволяют ей сполна насладиться восхитительным ощущением мягкости.
 Внезапно с сиденья напротив до Лили донеслось чье-то легкое дыхание.
 Она вздрогнула и испуганно вскинула голову, а в следующий момент уловила запах масла для волос, одеколона и сигарного дыма. Если бы ее не отвлекла роскошная обивка, Лили давно бы заметила, что она тут не одна. Мужчина быстро приложил палец к губам, и она, кивнув, принялась молча его рассматривать.
 Черты лица нельзя было назвать ординарными, да и одет незнакомец не как Пол Казински. На нем были жилет, белая рубашка, великолепные сапоги и стетсон. Похож на ковбоя. Но, взглянув в глаза цвета хорошо начищенного олова, Лили догадалась, что этот человек не менее влиятельный, чем Кингмейкер. И похоже, начальник тюрьмы его знает, раз он попросил ее молчать.
 Он продолжал свое бесцеремонное разглядывание, однако шляпу, как и Казински, снял, открыв волнистые, с рыжеватым отливом, волосы. Незнакомец был широкоплечий, худощавый и, судя по длинным ногам, высокого роста. Квадратное, чисто выбритое лицо, волевой подбородок, слегка кривой, похоже, сломанный, нос. В общем, лицо, которое мужчины сочли бы достойным уважения, а женщины — неотразимым, хотя и внушающим некоторое опасение.
 Встретив его взгляд, Лили почувствовала, как ее обдало жаром: слишком давно она не была наедине с мужчиной. Впрочем, она к этому и не стремилась. После случившегося пять лет назад она предпочитала держаться от них подальше, но от суровой красоты незнакомца у нее мурашки побежали по спине.
 В карету забрался Казински, тяжело опустился на бархатное сиденье, и экипаж покатил по дороге.
 — Итак, мисс Дейл, вы счастливы, что оказались на свободе? — прервал молчание Казински, разглядывая ее сквозь пляшущие в воздухе пылинки.
 — Я не в настроении болтать попусту, — отрезала Лили, делая вид, что поездка в шикарной карете и в обществе Кингмейкера ей нипочем. — Что вы от меня хотите?
 — Пока только услышать ваш голос, — улыбнулся Пол Казински, словно пытаясь ее успокоить. Будто она могла успокоиться! — Не хотите стаканчик лимонада?
 Только сейчас Лили заметила у себя под ногами корзинку. Она уже не помнила, когда в последний раз пробовала лимонад, однако стоически покачала головой. Пока она не узнает, что нужно от нее этим двоим, она ничего не примет. И так обязана им больше, чем хотелось бы.
 — Возможно, потом. — Откинувшись на сиденье, Казински расстегнул воротник, положил шляпу между собой и молчаливым спутником, который продолжал изучать Лили. — Насколько мне известно, вы росли на ферме в штате Миссури?
 — Ну и что? — Насколько ей известно, расти в штате Миссури не считалось преступлением.
 — Я бы очень попросил, мисс Дейл, отвечать на мои вопросы подробнее. — Странно, им почему-то хотелось услышать, как она говорит. — И каким образом вы очутились на территории штата Нью-Мексико?
 — Вы наверняка и сами знаете.
 Незнакомец так пожирал глазами Лили, словно у нее выросли две головы. Она беспокойно поерзала.
 — Кажется, ваш приятель-ковбой нездоров.
 Загорелое лицо незнакомца побелело, руки, лежавшие на коленях, дрожали.
 — Нет, он в порядке. Я бы хотел услышать вашу историю лично от вас, — ответил Казински.
 Лили была не столь наивна, чтобы поверить, что он устроил ей досрочное освобождение, не узнав ее историю, но раз она была обязана мистеру Казински свободой, то должна ему все рассказать.
 — В восемнадцать лет я сбежала из дома с одним негодяем, который только вернулся с войны. Мы отправились на Запад. — Лили казалось, что все это произошло сто лет назад и вовсе не с ней, словно она рассказывает историю, которую прочитала в книге. — Потом этот человек попал в тюрьму, а я нашла себе другого. Сай оказался не лучше. Когда он не смог найти работу, то, как и Элби, пошел по кривой дорожке.
 — И вы с ним?
 — Похоже. — Выжидательное молчание подсказывало, что они не успокоятся, пока не услышат все до конца. — Муж… в общем, Сай решил ограбить игорный дом в Томпсоне, но его партнер заболел…
 Тогда Сай начал уговаривать ее. Нудная болтовня, которую Лили ненавидела, длилась бесконечно. Он не хотел ждать, пока Чарли оправится от лихорадки, дескать, сам управится с задуманным, если Лили ему поможет. Ей нужно только надеть брюки, взять в руки пистолет и сделать вид, что она прикрывает его. Всего один раз, больше он никогда ее не попросит, к тому же делает он это ради нее, чтобы раздобыть денег на покупку им с Роуз красивых вещей и на переезд в другой город. Но сначала нужно провернуть это дельце, и она должна ему помочь. Болтовня длилась бесконечно, пока она не почувствовала, что больше не выдержит.
 Лили покачала головой, удивляясь тому, что оказалась такой дурой и согласилась.
 — Все с самого начала пошло наперекосяк. В холле мужчины вдруг набросились на Сая, завязалась драка, и пистолет, который был у меня в руках, выстрелил. На суде они сказали, что я пыталась убить мистера Смолла, но я даже не поняла, как пистолет выстрелил. Я просто… Если бы мистер Смолл умер, меня бы повесили. В итоге повесили Сая.
 — Сколько вам лет, мисс Дейл?
 Прозвучало так, словно Казински спросил ее о погоде. Видимо, судьба Лили его ни капли не тронула.
 — В прошлом месяце исполнилось двадцать восемь.
 Но выглядела она старше. Пять лет, проведенных в местах, где летом солнце жарит вовсю, а зимой стоит леденящий холод, давали о себе знать. Ее когда-то цветущее лицо поблекло, волосы стали тусклыми, глаза усталыми и безжизненными. От щелочного мыла в тюремной прачечной руки покраснели и покрылись цыпками. Впалые щеки тоже не делали ее моложе. Опустив голову, Лили закрыла глаза, вспомнив то время, когда обращала внимание на собственную внешность.
 — У вас есть дочь, верно?
 И она вдруг заговорила на самую дорогую ее сердцу тему, испытывая одновременно радость и горечь:
 — Роуз было три месяца, когда меня посадили в тюрьму. Сейчас она живет с моей теткой в Сент-Джо, штат Миссури. — Лили взглянула на Кингмейкера. — Что бы вы ни продавали, мистер, я не покупаю. Я ждала целых пять лет, чтобы встретиться с дочуркой, и ничто меня не удержит. Поэтому я говорю вам прямо: что бы вы ни хотели, у меня нет времени для вас.
 — Голос совершенно не похож. Впрочем, абсолютного сходства трудно было ожидать, — наконец произнес незнакомец. Сунув руку в карман жилета, он вытащил золотой медальон и бросил его Лили на колени. — Вам эта женщина никого не напоминает?
 Лили, которая уже начала терять терпение, со вздохом нажала на маленькую защелку, увидела миниатюру и тихонько прошептала:
 — Ах ты, сукин сын!
 Лили не верила своим глазам: кто-то нарисовал ее портрет, хотя на нем она полнее, чем есть на самом деле.
 — Она тоже видит сходство, — удивленно заметил Казински и улыбнулся.
 — Невероятно, — ответил незнакомец, по-прежнему не отрывая взгляда от ее лица. — Вы похожи как близнецы.
 Значит, это портрет какой-то другой женщины. Лили, еще не пришедшая в себя от изумления, поднесла медальон к свету, пробивавшемуся из-под занавесок.
 Волосы у женщины были золотистыми, а не выгоревшими, однако на лбу образовывали породистый «вдовий треугольник», как и у нее, такие же прямые, легкие брови. Но больше всего Лили поразили глаза незнакомки: опушенные густыми ресницами, необыкновенного голубовато-лилового цвета. Подобных глаз ей не доводилось видеть, только в зеркале. Если бы она поправилась фунтов на тридцать и причесалась по-другому, ее запросто можно было принять за эту женщину.
 Вздрогнув, Лили бросила медальон незнакомцу, продолжавшему разглядывать ее.
 — Кто это? — обеспокоенно спросила она. Черт побери, оказывается, существует ее двойник.
 Казински повернулся к незнакомцу:
 — Ну, решай. Или мы идем дальше, или на этом заканчиваем.
 Лили удивилась, что он наконец-то заговорил с ковбоем, на которого долго не обращал внимания. Впрочем, это совсем не ковбой. Тем не по карману золотые запонки с рубинами, ремень с пряжкой, тоже украшенной рубином, тончайшего ирландского полотна рубашка и сапоги, наверняка стоящие таких денег, каких она в жизни не видела.
 Незнакомец все смотрел на нее, пока Лили, вспыхнув, не опустила глаза.
 — Меня зовут Куинн Уэстин. Женщина на портрете — моя жена. Простите, что я так пристально вас разглядывал, но вы поразительно похожи на Мириам.
 Голос у него тоже не имел ничего общего с голосом ковбоя, равно как и манера говорить. Баритон, в котором чувствовались сила, мощь и злость, принадлежал человеку, привыкшему, чтобы его слушали.
 — Ее глаза подсказали мне эту идею, — заметил Казински.
 Вот оно что, устало подумала Лили. Оказывается, за пять лет мужчины нисколько не изменились, по-прежнему используют женщин в своих интересах. А то, что идея мистера Казински связана с использованием ее, Лили не сомневалась. Это так же верно, как то, что солнце встает на востоке, а заходит на западе. И сейчас начнется болтовня.
 Правда, мужчины в карете слишком хорошо воспитаны, чтобы сразу напомнить ей, что она вышла из тюрьмы благодаря им. Сначала они попытаются убедить, что действуют только в ее интересах. Именно так мужчины толкают женщин к погибели.
 — Я бы хотела виски, но если у вас один лимонад, так и быть, выпью немного. — Лили устало откинулась на подушку и закрыла глаза. — Потом можете рассказывать, как собираетесь меня использовать и почему я должна быть вам за это благодарна. — Открыв глаза, Лили посмотрела на мужчин. — Но если из-за ваших дел я долго не попаду домой, то я не согласна.
 Казински молча подал ей высокий хрустальный стакан с лимонадом. Кисло-сладкая душистая жидкость потекла ей в рот, и Лили пришлось взять себя в руки, чтобы не попросить еще.
 Казински откашлялся и расстегнул воротник. В общем, приготовился к нескончаемой болтовне.
 — Вы правы, мисс Дейл, мы собираемся вас использовать, однако не столь бесцеремонно, как вы себе вообразили. Мы хотим вас нанять.
 Ага, решили показать ей, что их предложение сулит выгоду. Похоже, они в курсе, что денег у нее только на дорогу до Миссури.
 — Имейте в виду, меня ваше предложение не интересует, но все-таки для чего вы собираетесь меня нанять? — подозрительно спросила Лили.
 Конечно, они вряд ли стали бы заниматься ее освобождением, если бы хотели нанять простой экономкой или прачкой.
 — Вам знакома фамилия мистера Уэстина? — осведомился Казински, наклонившись вперед.
 — А она должна быть мне знакома?
 Лили бросила взгляд на Куинна Уэстина, продолжавшего изумленно взирать на нее.
 — Мистер Уэстин надеется стать первым губернатором Колорадо, после того как эта территория будет присоединена к остальным штатам в мае будущего года. Выборы должны состояться в апреле, то есть через шесть месяцев, и кампания уже идет полным ходом. Мистер Уэстин имеет отличные шансы, чтобы стать губернатором.
 — В политике я совершенно не разбираюсь. Знаю только, что губернаторы произносят речи.
 Лили всегда представляла политиков дряхлыми стариками в котелках и сюртуках, а уж никак не суровыми ковбоями лет тридцати. Она попыталась вообразить Куинна Уэстина ходящим по сцене, украшенной флагами, перед восторженной аудиторией. Может, Кингмейкер заставляет его по-другому одеваться ради такого случая? Или она не так представляет себе политиков?
 Впрочем, Лили не сомневалась, что мистер Уэстин своим баритоном и пронзительным взглядом серых глаз способен привлечь внимание любой аудитории. Она постоянно ощущала его властное присутствие, и это действовало ей на нервы.
 — А какое отношение имеют стремления мистера Уэстина ко мне?
 — Кандидат в губернаторы должен вести безупречную жизнь, мисс Дейл. Он не может позволить даже намека на скандал или недостойное поведение. На этой стадии игры кандидат должен быть сама чистота, невинность, абсолютно вне подозрения, как жена Цезаря. После выборов — пожалуйста, но сейчас и в течение последующих шести месяцев любые слухи и злобные сплетни могут разрушить самую блестящую политическую карьеру.
 Чувствуя возрастающее беспокойство, Лили опустила стакан с лимонадом. Она ждала продолжения и старалась понять, какое отношение ко всему этому имеет она.
 — У меня исчезла жена, — внезапно сказал Уэстин, по-прежнему глядя на Лили.
 — Надеюсь, вы понимаете, в каком затруднительном положении мы оказались, — вмешался Казински. — Как нам объяснить внезапное исчезновение миссис Уэстин?
 — А может, вам и не надо скрывать, что миссис Уэстин куда-то делась?
 Выражение лица ковбоя не изменилось, зато Казински холодно улыбнулся:
 — Такое признание вызовет ненужные домыслы, которые сведут на нет все усилия по выдвижению мистера Уэстина кандидатом в губернаторы.
 — Если это настолько важно, то вы должны найти свою жену. Куда она уехала?
 — Не ваше дело! — отрезал Уэстин, нахмурив темные брови, и сжал кулаки.
 Внезапно Лили поняла их намерения, и это ее настолько поразило, что она едва не выронила стакан.
 — О Господи! Вы хотите, чтобы я…
 — Именно так, мисс Дейл. Мы хотим, чтобы вы сыграли роль миссис Уэстин.
 — Да вы с ума сошли! Я ни за что не соглашусь на такую бредовую затею. Я еду домой.
 Однако Казински не сдавался:
 — Мы просим уделить нам лишь семь месяцев. Как только мистер Уэстин победит на выборах, мы распустим слух, что миссис Уэстин снова заболела чахоткой и срочно должна отправиться в Санта-Фе на лечение. А потом объявим, что она скончалась.
 — Семь месяцев?! Ни за что!
 — Мы бы предпочли, чтобы во избежание осложнений вы играли роль миссис Уэстин еще месяц после выборов.
 — Нет! — Лили энергично затрясла головой, и шляпка съехала набок. — Когда меня посадили в тюрьму, Роуз была совсем крошечной. Теперь ей пять лет, и она не помнит свою маму. — Голос у Лили дрогнул. — Придется вам подыскать кого-нибудь другого. Я не стану ждать еще семь месяцев, чтобы увидеться со своей девочкой.
 — Станете, мисс Дейл. — Темные глаза Казински посуровели. — Во-первых, замены вам нет, и вы это знаете. Во-вторых, придется напомнить вам об условном помиловании. Вы понимаете, что это означает? То есть мы по собственному усмотрению можем снова отправить вас в женскую тюрьму Юмы. Подумайте об этом, мисс Дейл.
 — Ax вы, негодяи! — Лили стукнула кулаком по бархатной обивке.
 Куинн Уэстин отвернулся к окну, но Казински бесстрашно встретил ее разъяренный взгляд.
 — Итак… Вы согласны подождать семь месяцев встречи с дочкой или желаете отсидеть до конца весь срок и встретиться с ней еще через пять лет?
 С трудом поборов беспомощность и ярость, Лили заставила себя думать. Ярость делу не поможет, она плохая советчица, а вот здравый рассудок — да.
 — Все равно ничего не выйдет, — наконец сказала она.
 — Почему? — полюбопытствовал Казински, словно ее мнение и в самом деле его интересовало.
 — Я похожа на вашу жену, — обратилась Лили к ковбою. — Но мы с ней совершенно разные люди. Никто не поверит, что я — это она.
 — Вам придется немного потрудиться, — согласился Уэстин. — Однако я начинаю думать, что наш план может сработать.
 Казински кивнул:
 — Если вас по-другому причесать, одеть в приличную одежду, побольше внимания уделить вашей коже… Сейчас вы худая как палка, а когда немного поправитесь, сходство будет еще поразительнее. Кроме того, следует поработать над вашей речью и манерами. В данный момент все считают, что миссис Уэстин лечится от чахотки. Естественно, после тяжелой болезни она несколько изменилась.
 — Я умею читать, писать и говорю довольно правильно, потому что моя тетя, которая меня воспитывала, школьная учительница. Но я не то, что вы называете образованной. — Лили со злостью посмотрела на мужчин. Да как им могло прийти в голову, что она добровольно откажется от семи месяцев жизни ради честолюбивых стремлений какого-то незнакомца? — Я всю жизнь работала на ферме. Ставила изгороди, копала землю, в общем, трудилась как каторжная. До светской леди мне далеко. — Стянув перчатки, Лили показала им свои руки. — Вот так они и выглядят. Я умею ругаться, люблю пить виски и курить сигары, когда мне удается их раздобыть. И женская тюрьма не институт благородных девиц. Меня избивали, дважды ломали кости, морили голодом, сажали в карцер, заставляли работать до седьмого пота. Чтобы выжить в таких условиях, нужно быть сильной, и я сильная.
 Мужчины слушали ее с непроницаемыми лицами.
 — А теперь скажите: разве моя жизнь похожа на жизнь миссис Уэстин? Разве женщина вроде меня сумеет убедительно сыграть роль жены кандидата в губернаторы?
 Скрестив руки на груди, она ждала, что мужчины с ней согласятся и тогда уж она постарается убедить их, чтобы ее отпустили в Миссури, а не вернули в тюрьму к Эфрему Каллахану, чтоб ему гореть в аду.
 Первым заговорил Уэстин:
 — Вы правы. Жизнь Мириам совершенно не похожа на вашу. Моя жена, дочь известного судьи, росла, окруженная роскошью, получила домашнее образование, а перед выходом в свет путешествовала по Европе.
 — Видите!.. — удовлетворенно кивнула Лили.
 — Давайте немного поговорим о вас, — холодно произнес Казински. — Вы нам солгали. Сай Гарденер не был вашим законным мужем.
 — Но я считала себя замужем. Только это имело для меня значение.
 Если он хотел смутить ее, то просчитался. Лили имела свои взгляды на замужество, полагая, что для этого вовсе не обязательно венчаться в церкви, достаточно чувствовать себя замужней.
 — Вы утверждаете, что выстрелили случайно, а пять свидетелей заявляют, что вы сделали это намеренно.
 — Нет. Я, конечно, человек маленький, но не убийца.
 — Я лишь хочу сказать, мисс Дейл, что ваша жизнь построена на обмане. Именно вашу склонность к обману и притворству мы и собираемся использовать. Судя по вашему поведению на суде, вы превосходная актриса.
 — Если вы думаете, что сделали мне комплимент, то ошибаетесь.
 — Вы продемонстрировали удивительную способность адаптироваться и делать все необходимое для выживания, — не реагируя на ее выпад, продолжал Казински. — И я не сомневаюсь, что вы овладеете искусством вести светскую беседу, развлекать гостей мистера Уэстина, предлагать им чай и так далее. К тому же у вас есть очень веское основание добиться успеха.
 — Или я сделаю по-вашему, или снова окажусь в тюрьме, — с горечью ответила Лили.
 Как же она их ненавидела! Им плевать на нее и на Роуз. Только бы выиграть проклятые выборы.
 — Давайте поговорим о том, какие выгоды сулит вам наше предложение. Мы готовы платить двести долларов в месяц, начиная с сегодняшнего дня и до вступления мистера Уэстина в должность. Получится тысяча четыреста. Для вас это целое состояние. Мы позволим вам оставить себе изысканную одежду и драгоценности, которые потребуются для того, чтобы сыграть роль миссис Уэстин. Когда надобность в ваших услугах отпадет, мы купим вам маленький домик на континенте и отправим в Европу. Все эти блага вы получите лишь за то, чтобы ввести в заблуждение окружающих, что при ваших актерских талантах не составит вам никакого труда.
 Онемев от изумления, Лили воззрилась на мужчин.
 — Щедрое предложение, — сказала она, наконец обретя дар речи. — Если бы не Роуз, я наверняка подумала бы. Но мне ваши деньги не нужны. Я хочу видеть свою дочь! Поэтому я отказываюсь и прошу отпустить меня домой.
 — Увидитесь вы со своей дочерью, — нетерпеливо отмахнулся Казински. — Мы задержим вас всего на несколько месяцев.
 Закусив губу, чтобы не завопить от отчаяния, Лили посмотрела на Уэстина.
 — А почему мне все объясняет мистер Казински? Разве не ваша жена пропала?
 — Идея выдать вас за мою жену поиналлежит целиком Полу. Откровенно говоря, я был против, пока не увидел вас. И он все это объяснял вам потому, что улаживать детали — его работа.
 — Значит, я деталь? — съязвила Лили. Да, они ее не отпустят.
 — Притом самая важная, — ответил Уэстин. — Без вас моей предвыборной кампании грозит крах, а я зашел уже слишком далеко, чтобы это допустить.
 Но если она будет играть роль его жены, ей придется с ним жить. Лили еще явственнее ощутила исходящий от него запах кожи и табака, почувствовала, что он переполнен злой внутренней силой, которая того и гляди выплеснется наружу.
 Опустив голову, она попыталась унять непрошеные слезы. Эти типы своими угрозами и немыслимыми предложениями загнали ее в угол.
 — Итак, мисс Дейл? — Закинув ногу на ногу, Казински достал из жилетного кармана сигару. — Каково ваше решение?
 — Вы прекрасно знаете, черт бы вас побрал, что у меня нет выбора!
 — Конечно, есть, — возразил Казински, однако не сказал, что это за выбор, поскольку и без того все было ясно: или согласиться, или вернуться в тюрьму. — Но подумайте сами, какое великолепное предложение мы вам делаем. Семь месяцев в роскоши. Шикарные наряды, драгоценности, балы, приемы… — Он умолк, давая Лили возможность представить сказочную жизнь, о которой она до сих пор не имела понятия. — А когда все кончится, у вас останутся деньги, дом, спокойная, обеспеченная жизнь, на которую у вас нет сейчас ни малейшей надежды.
 Лили взглянула на Уэстина. С минуту они изучали друг друга, потом она уставилась на хрустальный стакан, который еще сжимала в руке.
 Выбора нет. Однако проклятые семь месяцев ведь подойдут к концу, она будет свободна и сможет поехать к Роуз. Только нужно заставить себя потерпеть еще немного, и она увидит свою ненаглядную дочурку, чуть не плача подумала Лили.
 — Вы с самого начала знали, что я соглашусь на что угодно, лишь бы не возвращаться в тот ад, — прошептала она, не осмеливаясь поднять глаза, иначе они заметят ее ненависть и найдут способ на ней отыграться.
 — Вот и отлично, — сказал Казински. — Вы не пожалеете о своем решении.
 Ее решении? Лили едва не расхохоталась. Обитые шелком стены великолепного особняка ничем не отличаются от каменных стен, которые она недавно покинула: и те и другие — стены тюрьмы.
 Взяв себя в руки, она выжидающе посмотрела на Уэстина, но тот молчал. Он сидел, откинувшись на сиденье, и не сводил с нее пристального взгляда.
 Лили давно отвыкла от назойливых мужских взглядов, а именно так он на нее и смотрел.
 Глядя, как на его скулах ходят желваки, Лили вдруг подумала о Мириам Уэстин. Где она сейчас и почему исчезла?




 Глава 2


 — Ну, теперь, когда ты видел ее, разговаривал с ней, что ты об этом думаешь? — спросил Пол.
 — Я думаю, что нас засасывает все глубже, — ответил Куинн.
 Прежде чем раскурить послеобеденную сигару, он закатал рукава рубашки и расстегнул воротник. В доме, где осталась Лили Дейл, наверняка еще жарче, чем у них на веранде. Возможно, Лили пошла к себе в комнату и сняла толстую тюремную одежду. Интересно, какие у нее бедра, какая грудь? Как у Мириам или все-таки отличаются? Злясь на себя за непристойную мысль, Куинн тем не менее никак не мог выбросить ее из головы.
 Откинувшись на стуле, Пол забросил ноги на перила веранды.
 — Пока мы публично не объявили, что Мириам оправилась от тяжелой болезни, можно забыть наш план. Решай. — Несколько минут Пол молча курил, потом добавил: — Только учти, Куинн, ничего не изменилось. Причины, по которым мы решили заменить Мириам двойником, тебе хорошо известны. Все знают, что у тебя есть жена, избиратели предпочитают женатого человека. Поэтому тебе придется либо показать Мириам, либо как-то объяснить ее отсутствие. Мы ведь не хотим, чтобы кто-то узнал, что с ней произошло…
 Куинн выругался.
 — Намного проще было бы объявить о смерти Мириам после тяжелой болезни, организовать похороны, и дело с концом.
 — Да, тебе бы посочувствовали, но вряд ли бы выбрали губернатором. Во время любых других выборов этот номер мог бы пройти, только не сейчас. Избранному губернатору целый год предстоят многочисленные светские мероприятия, и женатый кандидат будет иметь неоспоримое преимущество. Значит, ты должен показать Мириам, а если похоронишь ее до выборов, то можешь ставить крест на своей политической карьере. Без Мириам партия быстренько найдет тебе замену, — откровенно заявил Пол.
 Куинн, со стаканом виски в руках, расправил плечи, безуспешно пытаясь побороть раздражение.
 — За столом она ведет себя ужасно, — сказал он. — Сунула в карман кусок хлеба, когда думала, что никто не видит.
 Хотя Лили и Мириам внешне были очень похожи, но росли и воспитывались в совершенно разных условиях, что сказывалось на их речи, поведении, манерах. Эта бросающаяся в глаза несхожесть пугала и одновременно притягивала Куинна.
 — Привычка красть еду скоро пройдет, — успокоил его Пол. — У нас есть два месяца, Куинн, не больше. Потом, если мы не покажем избирателям Мириам, ее затянувшееся отсутствие вызовет вопросы, что пагубно скажется на твоей кандидатуре.
 Однако Куинн сильно сомневался, что за два месяца они успеют подготовить Лили.
 — Издали ее можно принять за Мириам, но едва она откроет рот…
 — Это не самая большая проблема, и она легко решается.
 — По своим личным качествам она тоже отличается от Мириам.
 В последнее время Мириам стала молчаливой, замкнутой, но она никогда не была грубой, подозрительной и дерзкой. Кроме того, она была слишком хорошо воспитана, чтобы показать гнев или возмущение. Лили, напротив, обладала всеми этими качествами. Во время ужина она не сводила с Куинна горящего взгляда, в котором читались гнев и презрение.
 — Мисс Дейл не леди и никогда ею не станет, — ответил Пол, выпуская в жаркий неподвижный воздух струю дыма. — И все-таки она достаточно умна, чтобы понимать, какие выгоды сулит ей наше предложение, и убедительно сыграть роль. Не беспокойся, она справится. Люди имеют обыкновение меняться. Если кто-то вдруг скажет, что Мириам на себя непохожа, ты кивнешь, всем своим видом говоря, что трагедия и болезнь изменили ее до неузнаваемости. Скажешь, что в некоторых отношениях Мириам стала сильнее, а в других еще слаба и ранима. Я убежден, все у нас получится.
 — Если обман раскроется, мы погибли, — сказал Куинн, следя за мелькнувшей стайкой светлячков.
 — Значит, нужно постараться, чтобы он не раскрылся.
 До сих пор Лили Дейл была для Куинна некоей занятной отвлеченной фигурой, но сегодня, увидев, как после ужина она стащила кусок хлеба, Лили вдруг стала реальной женщиной. Просто эта женщина вышла из тюрьмы и еще продолжала жить по тюремным законам. Куинн пока не мог понять, как этот опыт скажется на роли, которую Лили предстояло сыграть. Для провала найдется тысяча возможностей.
 Беспокоило Куинна и другое обстоятельство. Они с Лили Дейл будут не только вместе появляться на публике, но и жить.
 Нахмурившись, он поерзал на стуле. Когда с нее сойдет налет пяти лет заточения, Лили станет настоящей красавицей. Жить с ней под одной крышей будет трудно и опасно, Куинн это чувствовал. Его тянуло к этой новой Мириам, которую не так-то легко заставить делать то, чего ей не хочется, и в потрясающих фиалковых глазах которой горел неукротимый огонь. Новая Мириам вызывала в нем жгучий интерес.
 — Лили быстро забудет свои тюремные привычки. Она поймет, что мы не собираемся наказывать ее за кражу еды, бить или плохо с ней обращаться, и перестанет вести себя вызывающе. Ключ к успеху в твоих руках, Куинн. Если ты будешь вести себя с ней как с настоящей Мириам, никто ничего не заподозрит.
 Но сможет ли он это сделать? Вести себя с незнакомой, чужой женщиной как со своей женой? Куинн горько усмехнулся. Конечно, сможет. В конце концов, Мириам тоже когда-то была ему чужой.
 — И как ты думаешь осуществить превращение Лили Дейл в Мириам? — спросил он.
 — Огромное значение имеет одежда. Сеньора Альварес снимет с Лили мерки, которые мы тотчас же передадим по телеграфу портнихам в Санта-Фе и в Денвере. Когда мы приедем в Санта-Фе, там уже приготовят для Лили несколько дорожных костюмов, а в Денвере подгонят туалеты Мириам. Портнихам уже сообщили, что после болезни Мириам очень похудела.
 Куинн недовольно поморщился:
 — Так ли необходимо, чтобы Лили носила одежду Мириам?
 — Да, необходимо.
 — Чтобы превратить Лили Дейл в настоящую леди, одежды недостаточно.
 — Это верно. — Пол начал подробно рассказывать ему о том, какие шаги собирается предпринять, говорил битых полчаса, а закончил словами: — И последнее. Во время поездки я буду использовать каждую минуту для обучения Лили этикету и манерам. У нас примерно четыре недели на то, чтобы придать ей некоторый лоск.
 — А ты, оказывается, на все руки мастер, — холодно улыбнулся Куинн.
 — Еще какой! — засмеялся Пол, встал и потянулся. — Да и тебе не мешало бы послушать, что положено отвечать на визитные карточки и как нужно придерживать шлейф бального платья, чтобы не запутаться в нем.
 — Наверное, мне следует остаться с тобой и Лили, а не возвращаться в Денвер? — спросил Куинн, отсмеявшись.
 Это была неплохая идея. Если бы ему показалось, что превращение Лили в Мириам не получается, он мог бы прекратить эксперимент.
 — Нет, я хочу, чтобы она полностью сосредоточилась на обучении, а ты, откровенно говоря, будешь только мешать. Кроме того, сейчас важно твое присутствие в Денвере. По-моему, не стоит напоминать, что тебе предстоят две предвыборные речи, что ты являешься членом комитета по разработке конституции нового штата, что должен отдать сотни распоряжений по реконструкции своего дома и что у тебя есть адвокатская фирма, которая требует твоего внимания. Ты еще успеешь познакомиться с Лили позже.
 — Тогда я сразу поеду на ранчо. Там и буду работать.
 Пол взглянул на свои карманные часы.
 — Кстати, о речах. Мне предстоит откорректировать для тебя пару речей, прежде чем мы расстанемся в Санта-Фе.
 Он ушел в дом, а Куинн остался на веранде, глядя в сторону пустыни. На фоне неба выделялись темные силуэты кактусов, напоминающие людей с поднятыми руками, словно они надумали сдаваться.
 Куинн закурил и стал размышлять о предстоящем годе, о связанных с ним надеждах. Первого губернатора только что созданного штата ожидает немало славных дел. Ему предстоит заняться становлением штата Колорадо, осуществлять руководство им на самой ранней стадии его развития. Если он хорошо справится с задачей, то у него есть все шансы войти в историю.
 Но сначала необходимо победить на выборах, а без Лили Дейл, независимо от того, какие чувства он к ней испытывает, это невозможно. Однако при вступлении в должность ее услуги ему не понадобятся, что бы там ни говорил Пол. Когда он победит на выборах, Лили станет ему не нужна, и чем скорее он избавится от нее, тем лучше.
 Потирая шею, он уставился на пустой стакан. В последнее время, если дела шли не так, как он задумывал, Куинн пытался точно определить, с какого момента успех ему изменил, после чего анализировал все события вплоть до этого момента. Интересно, принесет ли ему Лили Дейл удачу или он совершает ошибку, связываясь с ней? Тихонько выругавшись, Куинн стремительно встал и направился в библиотеку, чтобы налить себе виски и снова вернуться на веранду, где было относительно прохладно.
 Свет он зажигать не стал, поскольку и так ясно видел графин на маленьком столике рядом с книжными полками. Наполнив стакан, Куинн повернулся.
 На секунду ему показалось, что это Мириам, и у него перехватило дух от неожиданности. Лили стояла за креслом с высокой спинкой, как будто, услышав, что он вошел в библиотеку, решила спрятаться.
 Черт побери! Теперь придется с ней разговаривать. Однако Лили его опередила.
 — Я не подслушивала, — мрачно сказала она, ясно давая понять, что если ее начнут обвинять, то она станет защищаться. — Я пришла сюда за тем же, что и вы.
 В полумраке он едва различал ее лицо, чему был только рад. Сделав большой глоток, он бросил взгляд в сторону двери.
 — Я уже взял то, за чем приходил. Спокойной ночи, мисс Дейл.
 — Разрешите поговорить с вами?..
 — Вам не нужно спрашивать на это разрешения. — Отголосок ее прошлой жизни больно кольнул его в сердце. — Может, выйдем на веранду? Там прохладнее.
 Лили ступила в полосу света, и Куинн заметил, что она не сняла поношенные жакет и юбку, которые ей выдали в тюрьме, зато причесалась и перевязала волосы ленточкой. Они доходили до пояса, напоминая толстую золотистую веревку, и хотя были тусклыми, Куинну, не привыкшему видеть женщин с распущенными волосами, Лили показалась даже несколько соблазнительной.
 Раздраженно отвернувшись (тоже, нашел красотку!), он потянулся за графином.
 — Я налью вам виски.
 — Спасибо, — ответила Лили после некоторой паузы. Видимо, она не привыкла, чтобы за ней ухаживали.
 Ее голос напомнил Куинну голос жены, когда та заболевала: низкий, с хрипотцой. Однако голос Мириам, независимо от ее состояния, всегда звучал настороженно, тогда как у Лили подобная настороженность отсутствовала. Плотно сжав губы, Куинн отнес стаканы на веранду и поставил на столик, возле которого стояли два стула.
 Лили потянулась к стакану. На ее руку упал свет из окна, и Куинну бросились в глаза поломанные ногти.
 — Хорошо, — вздохнула она, сделав глоток, и, запрокинув голову, посмотрела на звезды. — Чтобы убить время, мы частенько забавлялись в тюрьме игрой: описывали запахи и вкусы. Мне казалось, я помню вкус хорошего виски, а оказывается, забыла. Думаю, не будет ничего дурного, если я спрошу: любила ли ваша жена виски?
 — Нет. Даже запаха не выносила.
 — Ну и зря. Наверное, она и не курила?
 Куинн представил себе Мириам с сигарой во рту. Зрелище было столь нелепое, что он едва не расхохотался. Лили выжидающе смотрела на него.
 — Дать вам сигару? — спросил он.
 — Не откажусь.
 Да, Лили не Мириам, поэтому он не должен удивляться ее просьбе. Достав из кармана серебряный портсигар, Куинн вытащил сигару, отрезал кончик, раскурил ее и протянул Лили. Она глубоко затянулась, выпустила струю дыма и удовлетворенно вздохнула.
 — А чей это дом?
 — Имя владельца не имеет значения. — Куинн не желал распространяться о том, чего Лили не положено знать. — Дом расположен в глуши. Пока вас нельзя принять за Мириам, но к тому времени, когда вы уедете из Санта-Фе, никто не должен заподозрить, что вы не она. После Санта-Фе вы с Полом отправитесь в Денвер, по пути будете останавливаться в гостиницах, поэтому ни у кого не должно зародиться ни малейшего сомнения в том, что вы — Мириам.
 — Кто из вас двоих главный? Чьи распоряжения я обязана выполнять? Ваши или мистера Казински?
 Вопрос был по существу.
 — То есть вы интересуетесь, кто из нас может отменить этот план?
 — Я хочу знать, кто из вас, подонков, может снова засадить меня в тюрьму. Кого я должна буду за это благодарить?
 — Вы должны хорошенько выучить свою роль и сыграть ее достаточно убедительно, чтобы люди поверили, что вы Мириам. Если справитесь, тюрьма вам больше не грозит, — раздраженно ответил Куинн.
 Глядя, как Лили затягивается, он всерьез сомневался, что их план сработает.
 — Следующий вопрос. Как я должна вас называть?
 — На людях — мистер Уэстин. Наедине можете звать меня по имени.
 Похоже, он ответил на все интересовавшие ее вопросы, поскольку Лили не проронила больше ни слова. Она сидела, молча попыхивая сигарой, прихлебывая виски, но Куинн чувствовал ее возмущение, отчего испытывал неловкость.
 — Вы когда-нибудь бывали в Денвере? — спросил он.
 Вообще-то ему хотелось оставить ее на веранде и отправиться к себе. Но ведь ему придется несколько месяцев жить с этой женщиной, так должны же они хоть о чем-то разговаривать.
 — Нет.
 — Город быстро растет. Согласно последней переписи, население его составляет восемнадцать тысяч человек. — Лили промолчала, и Куинн, стиснув зубы, продолжил: — Денвер построен в том месте, где Черри-Крик впадает в реку Саут-Платт. Самым замечательным в нем являются горы, расположенные в западной части.
 Куинн не мог понять, интересен Лили его рассказ или нет, он даже не видел, слушает ли она его. Она сидела, отвернувшись и глядя на залитую лунным светом пустыню.
 — Вы всегда такая молчаливая? — спросил он. Если так, то наконец-то у нее обнаружилось нечто общее с Мириам.
 — В тюрьме наказывали, если мы разговаривали без разрешения.
 — Моя предвыборная программа включает тюремную реформу. Когда-нибудь я с удовольствием послушаю ваш рассказ о том времени, которое вы провели за решеткой.
 — Я вам ничего не собираюсь рассказывать. Мне даже вспоминать противно!
 Разговаривать с ней — все равно что катить в гору огромный камень, раздраженно подумал Куинн. Нахмурившись, он попробовал отыскать новую тему для разговора и, как ему показалось, нашел:
 — У вас был на суде адвокат?
 — А вам-то какое дело!
 Куинн уже заметил, что Лили в каждом вопросе чудится подвох.
 — Я адвокат. Меня интересует происходящее на суде.
 Она повернулась к нему. Свет упал на ее выпирающую скулу и заостренный подбородок, и Куинн в очередной раз поразился, какая она худенькая. На миг ему показалось, что перед ним сидит Мириам, оправившаяся после долгой болезни.
 Их поразительное сходство постоянно сбивало Куин-на с толку. Ему все время казалось, что он знает эту женщину.
 — Вы не похожи на адвоката, — наконец ответила Лили. — Больше на ковбоя.
 — У меня есть ранчо неподалеку от Денвера, — улыбнулся Куинн и смягчился. — Сейчас я там работаю, но когда одержу победу на выборах, перестану туда ездить.
 — Да? Вы спрашивали про адвоката… У нас с Саем был адвокат, только он нам не помог. Всю дорогу плясал под дудку судьи.
 Куинн не любил подобных высказываний, но счел за лучшее не раздражать ее.
 — Мне жаль, что вашего мужа повесили.
 Лили села, закинув ногу на ногу. Да, Полу немало придется над ней поработать.
 — Вообще-то Сай был тот еще тип. Дезертировал из армии, врал по всякому поводу и без повода, воровал что ни попадя. Запросто мог пустить кому-нибудь пулю в спину. — Секунду помешкав, Лили гордо вскинула голову. — Но он сделал одно хорошее дело. Он дал мне Роуз.
 — Поверьте, я очень сожалею, что мне приходится нарушать ваши планы.
 — Так не нарушайте, — буркнула Лили.
 — Если я в ближайшее время не предъявлю обществу Мириам, партия выберет другого кандидата.
 — А мне-то что до этого? Да мне плевать, выберут вас или нет! — Глаза у Лили блеснули. — Ваша цель стать губернатором не более важна, чем моя — снова увидеть дочку. И не говорите, будто сожалеете о том, что в первую очередь думаете о себе и что у вас нет выбора. Черт побери, вы уже выбрали, переступив через меня!
 Швырнув окурок сигары через перила, Куинн тихо выругался.
 — Иногда обстоятельства вынуждают людей совершать поступки, не совместимые с их представлениями о чести и достоинстве.
 — Обстоятельства? — Лили хрипло расхохоталась. — Вас обстоятельства вынуждают делать то, что вам не хочется, а меня — только мужчины. Вы уж всегда найдете способ поставить все с ног на голову!
 Резко поднявшись, она бросила окурок сигары на пол веранды и затоптала каблуком.
 — Ладно, раз у меня нет выбора, придется ставить ваши интересы превыше моих, сыграть роль вашей жены, причем убедительно, чтобы вы не отправили меня обратно в тюрьму. Но имейте в виду, что, когда я на людях буду смотреть на вас с обожанием, как смотрела бы ваша жена, в глубине души я вас буду ненавидеть. И вас, и Казински! А после этой бодяги с удовольствием пошлю вас обоих к черту!
 Лили вошла в дом и с грохотом захлопнула за собой дверь.
 Куинн остался на веранде, с улыбкой размышляя о том, понимает ли она, насколько уязвима и беззащитна. Уже в доме погас свет и наступила тишина, а он все стоял, подперев руками подбородок, и думал о Лили.
 У него есть только один шанс стать первым губернатором Колорадо, тогда как она все равно воссоединится со своей дочерью, независимо от исхода выборов.
 Опустив голову, Куинн потирал переносицу большим и указательным пальцами. Он злился на себя за то, что способен ради достижения цели оправдать любые свои поступки, даже самые неблаговидные. И Мириам является тому подтверждением.
 Наскоро позавтракав, Пол, Куинн и Лили направились к поджидавшей их карете.
 — Погодите! Настоящая леди никогда не садится в карету самостоятельно. Вам должен помочь кучер или сопровождающий вас мужчина.
 Чувствуя себя полной идиоткой, хотя откуда ей было знать эти тонкости, Лили нехотя оперлась на руку Пола, но едва она очутилась в карете, последовало новое замечание:
 — Леди всегда должна сидеть лицом вперед. Если вы едете с другими женщинами, это место занимает старшая или наиболее уважаемая дама.
 Поменявшись с ним местами, Лили раздраженно оправила черную юбку и поерзала, устраиваясь поудобнее. Сегодня было прохладнее, чем вчера, но все равно жарко.
 — Никогда не кладите ногу на ногу, — сказал Пол, когда экипаж отъехал от дома.
 Лили села как нужно. Едва она спустилась к завтраку, Пол Казински не переставал делать ей замечания. И садится она не так, оказывается, нужно ждать, когда тебе пододвинут стул, и вилку держит неправильно, и ест слишком быстро, и кофе прихлебывает шумно.
 Она редко смущалась, но когда эти двое смотрели на нее за завтраком, словно на какое-то низшее млекопитающее, она готова была провалиться сквозь землю от стыда. А ведь ее подруги по тюрьме считали, что у нее хорошие манеры, даже подтрунивали над тем, как она держит нож и вилку, изящно пьет из чашки. Интересно, как бы на это отреагировал Казински?
 Нахмурившись, Лили опустила голову. Ее походка тоже не устраивала Пола. Она, видите ли, делает большие шаги, не раскрыла зонтик, который он ей дал, не надела перчатки и шляпу. А зачем их надевать, если до кареты всего несколько метров!
 Лили была девушкой неглупой, быстро все схватывала. Кроме того, понимала, что очень многое поставлено на карту, однако правила хорошего тона, которые ей пытался вдолбить Пол, казались нелепыми и только усложняли жизнь.
 — Не возражаете, если мы закурим? — вежливо осведомился Куинн.
 Он был гладко выбрит, от него пахло хорошим мылом. Он уже не следил за ней так откровенно, как вчера, но Лили чувствовала, что ее невероятное сходство с его женой притягивает и отталкивает его. Порой Куинн хмурился, словно еще не решил, как ему реагировать на эту женщину.
 Лили пока тоже не решила. Она не собиралась пускать в свою жизнь очередного мужчину, от которого только и жди неприятностей, а вот поди ж ты, пустила, да еще двоих. Когда яростный взгляд Куинна схлестнулся с ее взглядом, Лили будто утонула в серых глубинах его глаз, сердце неистово забилось, в горле пересохло.
 Раздраженная собственной реакцией, Лили отвернулась и бросила:
 — Курите на здоровье! Я бы тоже не отказалась от сигары.
 Темные глаза Пола расширились от ужаса.
 — Да вы что! Леди не курят сигар, не пьют виски, — твердо заявил он.
 Пятилетнее пребывание в тюрьме научило Лили выполнять приказания мужчины, ибо непослушание оборачивалось суровым наказанием. Она уже готовилась безропотно подчиниться, но тут вспомнила, что теперь она свободная женщина. Пусть эта свобода пока условная, а когда она полностью освободится, то ни за что уж не будет воспринимать каждое слово мужчины как закон.
 — Я согласна быть дамой на людях, а наедине вы должны разрешить мне какие-то удовольствия. — На их согласие она не рассчитывала, просто решила проверить, как они отреагируют на подобное заявление.
 Честно говоря, кое-какие удовольствия она уже получила, причем такие, от которых у нее голова пошла кругом. Впервые за много лет она легла спать сытая, в чистую свежую постель, с мягкими одеялами и матрасом. Перед сном она умылась, не деля тазик с водой на четверых, и мыло оказалось удивительно нежным и пахло розами. Она спала в отдельной комнате, а утром слуга подал ей кофе в постель, делая вид, что не замечает ее старенькой ночной рубашки. Но самое замечательное было в том, что ее мир больше не ограничивался высокими тюремными стенами. Стоило ей взглянуть в окно, и она видела не мрачные стены, а безбрежную пустыню, тянувшуюся до самого горизонта.
 — Ваши удовольствия не будут включать сигары и виски! — отрезал Пол.
 Возмущенная Лили решилась на маленький эксперимент.
 — Если вы не даете мне сигару, тогда я возражаю, чтобы вы курили! — выпалила она.
 Куинн в этот момент обрезал сигару, но, услышав ее слова, недовольно поморщился и убрал сигару в портсигар.
 — Как вам угодно, — бесстрастно сказал он.
 Лили не могла представить, зачем он это сделал, но в конце дня наконец поняла: раз Куинн с Полом ждут от нее поведения настоящей леди, то и сами должны вести себя подобающим образом. Похоже, леди не так беззащитны, как она думала, и настроение у Лили сразу поднялось. Она нашла маленькое оружие среди всяких разрешений и запретов, составлявших основу хорошего воспитания, и, очень может быть, отыщет еще.
 Дом, который Пол снял на вторую ночь, тоже находился вдали от города. Таких огромных, роскошных домов с туалетом внутри и многочисленной прислугой Лили еще никогда не видела.
 — Неведение вам только на руку, — заметил Пол, выйдя и усаживаясь после обеда на веранде. — С прислугой вы сумели найти правильный тон. Именно так и следует разговаривать: бесстрастно, вежливо, отчужденно.
 Сама же Лили считала, что для характеристики ее тона больше подошло бы слово «испуганный». Слуг она боялась, в их присутствии цепенела от ужаса и с трудом понимала, что говорит. Те смотрели на нее с улыбками превосходства, ясно давая понять, что никакая она не леди.
 И тут, словно в противовес словам Пола, во двор вышла сеньора Менендес и спросила Лили, желает ли она, чтобы кофе подали на веранду. Лицо сеньоры оставалось бесстрастным, однако в темных глазах читалось недовольство тем, что ей приходится обращаться к какой-то оборванке.
 Услышав простой вопрос, Лили оцепенела от ужаса. Она понятия не имела, хотят ли мужчины кофе, и не знала, имеет ли право решать за них. Она не привыкла, чтобы за ней ухаживали, и не винила сеньору за то, что та неохотно выполняет распоряжения бывшей заключенной. А в том, что слуги об этом догадываются, Лили не сомневалась. Чувствуя, как у нее пылают щеки, Лили умоляюще взглянула на Куинна. Он все понял и, очаровательно улыбнувшись сеньоре Менендес, сказал:
 — Принесите нам, пожалуйста, бутылку виски и три стакана.
 — Два стакана и кофе для дамы, — бросил Пол.
 — Три стакана, а кофе не нужно, — твердо повторил Куинн.
 Когда сеньора Менендес удалилась на приличное расстояние, Пол укорил его:
 — Никто лучше тебя не знает, что Мириам никогда не пила крепких напитков.
 — Лили не Мириам. Она сегодня отлично потрудилась, а за два дня вообще добилась потрясающих успехов. И давай не будем забывать, чего мы от нее хотим. А мы хотим, чтобы она сыграла роль Мириам, а не стала ею.
 — На данном этапе важно, чтобы она целиком вошла в роль.
 — Что она и делала в течение последних десяти часов, — не сдавался Куинн.
 — Стоит ей в ответственный момент совершить хотя бы крохотную ошибку, и все полетит к черту, — угрожающе произнес Казински и твердо повторил: — Все!
 Лили с интересом наблюдала за их спором. Оба властные, если не сказать деспотичные, не терпят никаких возражений. Сегодня она узнала, что они подружились задолго до того, как Куинн решил заняться политикой, и, видимо, если бы тот не был его другом, Кингмейкер все решения принимал бы самостоятельно. Теперь же ему приходилось иногда вступать с другом в жаркую полемику, от которой страдала их дружба.
 Взяв с подноса сеньоры Менендес стакан виски, Лили мысленно поблагодарила Господа за то, что Куинн умеет настоять на своем. Встретившись с ним взглядом, она молча подняла стакан, благодаря за дарованное ей удовольствие. Куинн смотрел на нее несколько долгих секунд, потом кивнул.
 Лили пришла к выводу, что стетсон и узкий галстук очень ему к лицу, хотя злилась на себя за то, что обращает внимание на подобные вещи. Раньше она считала богатых мужчин, которые могли позволить себе рубиновые запонки или, если пожелают, стать политическими деятелями, людьми слабыми и изнеженными.
 Но двух дней, проведенных рядом с Куинном Уэстином, оказалось достаточно, чтобы она изменила свое мнение. В его серых глазах, четко очерченных губах, волевом подбородке и сильных руках не было даже намека на мягкость. Цели, которые он ставил, требовали волевых качеств, не оставляя места для колебаний и опасений. Лили подозревала, что за внешней холеностью скрывается человек жесткий и несгибаемый, похлеще тех бандитов, с которыми ее сводила жизнь. Да, уж Куинн Уэстин ни перед чем не остановится, чтобы добиться своего.
 И тем удивительнее, что он вступился за нее.
 На следующее утро, когда они втроем сели в карету, чтобы ехать дальше, изучая по пути основы этикета и правила хорошего тона, Лили взглянула Куинну прямо в глаза и почувствовала, как у нее исступленно забилось сердце. Все-таки этот сукин сын на редкость хорош собой. Он заставил ее вспомнить о вещах, которые она поклялась забыть навсегда.
 — Можете курить, если вам так неймется, — бесцеремонно сказала она.
 — Если хотите, — машинально поправил ее Казински.
 Лили стиснула зубы, чтобы не выругаться. Ладно, если Мириам освоила эти дурацкие правила, освоит и она.
 Куинн уже обрезал сигару и улыбался. Легкий ветерок теребил его волосы, и с такими вот растрепанными волосами он показался Лили еще красивее. Он сидел, непринужденно откинувшись на подушку сиденья, вытянув длинные ноги и расстегнув воротник рубашки. Лили вдохнула его запах, который у нее уже начал ассоциироваться с ним: приятный аромат бриолина, мыла для бритья и кожи.
 Какие у него красивые руки, загорелые, изящные и уверенные. Какие ухоженные, чистые ногти. Лили бро-сила раздраженный взгляд на свои заштопанные пер-чатки.
 Он красив, богат, могуществен, и ей было приятно, что такой мужчина проявляет к ней интерес. Вчера он так раздобрился, что позволил ей выпить стаканчик виски. Сопоставив все факты, Лили решила, что, пожалуй, не стоит удивляться тому, что ее начинает тянуть к Куинну Уэстину.
 Потом она снова подумала о Мириам. Почему она решила сбежать от мужчины вроде Куинна Уэстина? Любая женщина могла бы только мечтать о таком муже.
 Но, хорошенько поразмыслив, Лили пришла к выводу, что мужчина, хладнокровно решивший в угоду честолюбивым планам заменить жену другой женщиной, должен быть человеком холодным, бесстрастным и даже жестоким. Поэтому как муж Куинн Уэстин не голубая мечта, а скорее кошмар.
 В закрытой карете становилось все жарче. Лили обмахнулась веером и бросила взгляд на Куинна. В этот момент он выпустил изо рта идеально круглое колечко дыма.
 — А вы ищете Мириам? — с любопытством спросила она. — Наняли детектива?
 Куинн поперхнулся и, отгоняя рукой дым, выругался.




 Глава 3


 — Вопрос не в том, должен был ты ей солгать или нет, — говорил Пол неделю спустя. Они ехали верхом, и ему приходилось прилагать немало усилий, чтобы не отстать от Куинна, скакавшего на мустанге. — Вопрос в том, какой подход выбрать: идеалистический или реалистический? Черт возьми, Куинн! Опять мы спорим по этому поводу!
 — Реальность начинается с мечты, — упрямо сказал тот и, наклонившись в седле, потрепал лошадь по шее.
 Хотя в соответствии с высоким ростом Куинн предпочитал крупных лошадей, но этот малыш был хорошим скакуном, и это подкупило его. Он вообще любил ездить верхом: стоило ему вскочить в седло, и тяжелый груз будто сваливался у него с плеч.
 Сдвинув на затылок шляпу, Пол отер рукавом пот со лба.
 — Ты сам создал эту реальность. Лили недоумевает, почему ты не ищешь жену, а простая ложь удовлетворила бы ее любопытство и сняла все вопросы.
 Горько усмехнувшись, Куинн обвел взглядом пустынную местность.
 — А разве существует простая ложь?
 Одна ложь порождает другую, они нагромождаются друг на друга, и человек уже при всем желании не может быть честным.
 — Современный мир далеко не идеален, черт побери! — раздраженно ответил Пол. — А в нашем случае и вовсе не нужно, чтобы Лили интересовалась Мириам. Думаю, ты не станешь против этого возражать?
 Естественно. Как можно возражать против очевидного? Но в Лили было нечто, наводящее Куинна на мысль, что всю свою жизнь она видела от мужчин только ложь, а ему не хотелось быть таким мужчиной, не хотелось добавлять очередную ложь к тому грузу, который она уже несла.
 Миновав несколько высоких кактусов, они повернули к дому.
 — И еще, — сказал Пол. — Я был совершенно не согласен с тем, что в конце дня ты позволяешь Лили выпить стаканчик виски и выкурить сигару. Но, поразмыслив, уяснил, чего ты добиваешься.
 — А чего я добиваюсь? — спросил Куинн.
 Когда он вернется в Денвер, то сразу отправится на ранчо и несколько дней будет ездить верхом, заниматься повседневными делами. Напряженный труд и одиночество должны помочь ему избавиться от беспокойных ощущений, которые он испытывал в присутствии Лили Дейл.
 — Ты даешь Лили понять, что сочувствуешь ей, пытаешься установить нормальные отношения. Чтобы убедительно сыграть роль твоей жены, она должна спокойно чувствовать себя рядом с тобой.
 Куинн машинально натянул поводья.
 — Мы с Лили никогда не будем чувствовать себя спокойно в присутствии друг друга! — выпалил он.
 О каком спокойствии может идти речь, если Лили нужна ему только для победы на выборах, а ему неприятно думать, что его успех всецело зависит от нее. Она же ненавидит его за то, что он не разрешает ей уехать к дочери.
 — Она не верит, что мы относимся к ней с симпатией, и ненавидит обоих за то, что мы лезем в ее жизнь.
 — Я бы на твоем месте перестал ее так сильно жалеть, — холодно заметил Пол. — В разработанной нами схеме эти семь месяцев промелькнут быстро, не успеешь и глазом моргнуть. И в ее жизни тоже.
 Спокойный голос друга возымел свое действие. Ку-инн решил взять себя в руки, ослабил поводья и попытался расслабиться.
 Он четыре года готовился к борьбе за губернаторское кресло. Отказался почти от всех прежних идеалов, совершал поступки, о которых предпочитал не вспоминать. Последним звеном в цепи неблаговидных решений, с которыми ему придется жить до конца своих дней, было решение заставить Лили сыграть роль Мириам. Да, правильно люди считают, что у политических деятелей нет ни совести, ни чести.
 Но, принимая решение использовать Лили, он понятия не имел, что всякий раз, глядя на нее, будет представлять себе Мириам, испытывать ярость и возмущение, чувство того, что тебя предали. В общем, все то, что, как ему казалось, он уже никогда не испытает.
 За две недели Лили сильно изменилась внешне. Лицо и тело начали округляться, а загар немного сошел, и сходство с Мириам стало еще более поразительным. Два дня назад она попросила медальон и сегодня утром вышла к завтраку с прической, как у Мириам. Внутри у Куинна все перевернулось.
 — Она делает поразительные успехи, — сказал он хриплым голосом и тронул лошадь.
 Его подмывало вонзить шпоры, чтобы мустанг встал на дыбы, а он выбросил Лили Дейл из головы, но он не стал этого делать.
 — Нам еще предстоит долгий путь, — заметил Пол, откидываясь в седле.
 — Даже если ты остановишься прямо сейчас, считай, что уже сотворил чудо.
 Куинн был недалек от истины. Манеры Лили улучшились на сто процентов. Говорит и ходит она медленнее. Жесты тоже изменились, теперь они скупые и неторопливые. Она уже не выглядела ошарашенной, когда мужчины входили в комнату или вставали при ее появлении. Слуг она еще побаивалась, но и тут дела шли на поправку. Лили сама приказывала экономке подать виски после обеда, а вчера даже распорядилась отнести на кухню ужин и разогреть, посчитав его недостаточно горячим. Правда, она клала ногу на ногу и ругалась, когда что-то было не по ней, однако вживалась в роль быстрее, чем Куинн смел надеяться.
 — Она еще довольно строптива, но умна и быстро схватывает, — признал Пол, когда они въезжали в загон. Два юных мексиканца бросились к ним, чтобы взять лошадей под уздцы. — Мы пытаемся сделать леди из бывшей заключенной, а это довольно трудная задача, — сказал Пол, направляясь к дому. — Внутри какой она была, такой и останется, что меня очень беспокоит. У Мириам были безукоризненные врожденные манеры. Ей не требовалось напоминать себе, что мясо едят ножом и вилкой, раздумывать над тем, как правильно сказать — «хочут» или «хотят». Только когда Лили твердо усвоит мои уроки и манеры настоящей леди войдут у нее в привычку, можно будет считать нашу работу удачной.
 Если бы на карте не стояло его будущее, Куинну бы даже понравилось играть в Пигмалиона, видя, как Лили из нищей оборванки, недавно покинувшей тюрьму, превращается в светскую даму. Но то, что она постепенно становится похожей на Мириам, странным образом его волновало.
 — Не возражаете, если мы присоединимся к вам? — бесстрастно спросил он, поднимаясь на веранду, Лили сидела в кресле, попыхивала сигарой и пила виски, которое получала по вечерам. Таинственная и волнующе знакомая.
 — Прошу вас, — с вежливым равнодушием отозвалась она, умудряясь изобразить светскую львицу, несмотря на голые ноги и расстегнутый воротничок.
 Днем Лили с мрачной решимостью работала над ролью леди, но по вечерам, когда считала себя свободной от занятий, возвращалась к своим обычным привычкам. Лили никогда не станет настоящей леди. Она не желает ею быть.
 — Прошу меня извинить. — Пол неодобрительно посмотрел на ее голые ноги. — Сегодня у меня последний вечер, когда я могу отредактировать речь Куинна.
 Редактирование являлось еще одним предметом разногласия и мешало дружбе. Куинн не привык к вмешательству и не любил этого.
 — Поработаем над моей речью вместе, — заявил он, желая свести возможные изменения к минимуму, а также ища предлог не оставаться с Лили наедине.
 — Я бы предпочел собраться с мыслями, прежде чем мы начнем обсуждать какие-либо изменения, — ответил Пол. — Завтра я намерен дать Лили передышку и возобновить занятия по дороге в Санта-Фе.
 — А о чем ваши речи? — спросила Лили, когда Пол ушел в дом.
 — Вас это интересует?
 Налив себе виски, Куинн сел и откинулся на спинку стула.
 — Не очень. Но все равно расскажите.
 Услышав честный ответ, Куинн улыбнулся.
 — Самой важной я считаю речь, обращенную к законодательным властям будущего штата. Там говорится о несовершенстве законодательной системы и о том, какие шаги на посту губернатора я намерен предпринять.
 — Несовершенство законодательной системы… — повторила Лили, задумчиво глядя на кончик сигары. — Звучит не очень интересно.
 — Надеюсь, законодательные власти придерживаются другого мнения, — ответил Куинн, едва сдерживаясь, чтобы не засмеяться.
 — Вы всегда хотели стать политиком?
 — Чтобы успешно развиваться, общество должно жить по правилам. И если нужен человек, разрабатывающий правила, по которым я должен жить, то почему бы мне не стать этим человеком? А именно политики устанавливают правила. На ваш вопрос я отвечаю утвердительно. Да, большую часть жизни я хотел стать политиком и готовился к этой кампании, в которой сейчас участвую.
 — Уже и так слишком много правил. Зачем вам еще?
 Куинн взглянул на ее ноги, пытаясь вспомнить, такие ли у Мириам стройные маленькие ножки с высоким подъемом, однако это ему не удалось, и он почувствовал себя виноватым.
 — А еще я считаю, что лучшего первого губернатора Колорадо, чем я, не сыскать.
 — Да ну? — Она с любопытством уставилась на него. — А с чего вы это взяли?
 — Будущее Колорадо — в горной промышленности и скотоводческих фермах. Моя семья разбогатела, на серебряных рудниках Юты, а я слежу за положением дел на наших скотоводческих фермах. Если эти две отрасли будут плохо развиваться, Колорадо придет в упадок.
 Куинну хотелось развить эту тему, но обсуждение реформ никогда не интересовало Мириам и вряд ли заинтересует Лили. Поэтому, вытащив и раскурив сигару, он еще раз хмуро взглянул на босые ноги Лили.
 Заметив его взгляд, она быстро села, подтянула ноги к груди и накрыла их юбкой. Мириам, даже находясь одна в спальне, никогда не приняла бы такой позы. Куинн собрался сделать Лили замечание, но передумал. Чтобы их план удался, она должна превратиться в Мириам, но чтобы он не потерял от этой женщины голову, нужно помнить, что она Лили Дейл.
 — Никогда не встречала адвоката, который был бы еще и хозяином ранчо. — Лили потянулась за стаканом.
 — В свое время мне пришлось работать и на рудниках, и в банке, и даже на Уолл-стрит. Я провел там целый год. — Куинн улыбнулся. — Мой отец хотел, чтобы его сыновья хотя бы немного познакомились со всеми аспектами семейного бизнеса. Почти два года я проработал адвокатом и понял, что питаю отвращение ко всяким судебным разбирательствам.
 Куинн вспомнил драку на лестнице здания суда в Денвере. Пока явился шериф, из сломанного носа Куинна ручьем текла кровь, второму адвокату успели подбить оба глаза и сломать три ребра.
 — Не люблю проигрывать. Теперь наша фирма занимается в основном банковскими делами и только иногда судебными разбирательствами.
 — Я уже заметила. Вы любите, чтобы все было по-вашему, даже если приходится заставлять людей делать то, чего они не хотят.
 Куинн начал медленно заводиться, ему вдруг захотелось наказать Лили за то, что она так похожа на Мириам.
 — Правила необходимы людям. Иначе все начнут рожать внебрачных детей, грабить игорные дома и стрелять в прохожих, которые пытаются защитить свою собственность.
 — Мы с Саем допустили ошибку, попытавшись ограбить игорный дом, — пошла в атаку Лили. — Он поплатился за эту ошибку головой, а я пятью годами тюрьмы. Да, такого рода правила я понимаю и сожалею, что пыталась украсть деньги, которые мне не принадлежали. Но я ненавижу правила, придуманные людьми, которые воображают, что лучше меня знают, как мне следует жить. Черт побери, какое им дело, замужем я или нет, если у меня есть моя Роуз? Какое им дело, если я хочу жить с мужчиной невенчанной? Кто придумал дурацкие правила, разрешающие мужчинам ругаться, курить, пить виски, а женщинам нет? Кто, черт побери, выдумал есть мясо обязательно ножом и вилкой, а в карету садиться, только опираясь на руку мужчины? Большинство из ваших светских правил ужасно глупые!
 Как ни странно, Куинна порадовало, что Лили пытается отстоять свою точку зрения, и он решил проверить ее реакцию на следующий провокационный вопрос:
 — Неужели вас не волнует, что Роуз незаконнорожденная? И когда вы приедете в Миссури, люди начнут судачить по этому поводу?
 — Нет, черт побери! Какое мне дело до того, что думают люди?
 С удовольствием вдохнув сигарный дым, Куинн заметил:
 — Большинству женщин это важно.
 Лили засмеялась, и смех ее прозвучал совершенно искренне.
 — А мне нет! Я не собираюсь жить с оглядкой на других, угождая им. — Она секунду помолчала и добавила: — За исключением вас с мистером Казински, поскольку мне или придется жить по вашим правилам, или возвращаться в тюрьму.
 — Мне уже стали надоедать ваши настойчивые утверждения, что мы с Полом ваши враги, — холодно ответил Куинн. — Мы отнюдь не враги.
 — Как же! — Ее фиалковые глаза сердито блеснули.
 Видя незнакомую злость в таких знакомых глазах, он просто опешил. Мириам ничего подобного себе не позволяла. Если она считала его неправым, то начинала плакать или подолгу с ним не разговаривала, демонстрируя безутешное горе. Может, если бы она хоть раз вспылила, посмотрела на него с такой вот неприкрытой яростью, все бы у них было по-другому?
 — Похоже, вы неверно оцениваете свое положение. Советую вам хорошенько подумать, Лили. Когда-нибудь вы еще поблагодарите Бога за то, что Пол Казински вас нашел.
 — Никогда! — презрительно фыркнула она. — Я поблагодарю Господа, когда распрощаюсь с вами, негодяями.
 Куинн почувствовал, что его терпение вот-вот лопнет.
 — Даже так? Что ж, моя милая, тогда позвольте мне обрисовать два варианта вашего будущего, — процедил он сквозь зубы. — Вариант первый. Предположим, мы сегодня же отпустим вас домой в Миссури к дочери. Как вы намерены заботиться о ней? Где будете жить? На что ее содержать? Вы подумали об этом?
 — Пять лет я только об этом и думала.
 — Ну и?
 — Тетя Эдна наверняка позволит нам жить у нее на ферме, — вызывающе произнесла Лили, но он заметил в ее глазах беспокойство.
 Кивнув, он проговорил:
 — Предположим, вы правы. Тетя Эдна снимет с себя обязательства по воспитанию девочки и позволит вам с Роуз жить на ее ферме. — Лили уже готова была сорваться, но Куинн поднял руку. — Что дальше? Ваша дочь вырастет в таких же условиях, в каких росли вы. Она будет работать с утра до вечера, ухаживать за свиньями, таскать ведра с водой, чинить изгороди, рубить дрова, чистить хлев. Верно?
 — Я тоже буду работать! Я не намерена сидеть у тети Эдны на шее.
 — Наверняка с деньгами на ферме туго, — не обращая внимания на ее слова, продолжал Куинн. — Значит, у Роуз не будет ни нарядных платьев, ни красивых ленточек. Когда в деревне устроят ярмарку, у вас не найдется лишних пяти центов, чтобы девочка купила себе игрушку. Поскольку на ферме работы всегда полно, в школу Роуз не пойдет. Будет, как и вы, учиться дома. Она повзрослеет быстрее остальных детей, поскольку уже с детства ей придется зарабатывать на хлеб насущный.
 Бессильно опустив плечи, Лили поднесла дрожащую руку ко лбу.
 — Откуда вы это знаете?
 — Вы говорите, что вам плевать на обстоятельства рождения вашей дочери, но Роуз может придерживаться на этот счет другого мнения. Возможно, она испытает боль и стыд, услышав, как ее называют ублюдком. Даже если такого не случится, в один прекрасный день она наверняка сбежит с первым встречным мужчиной, который наговорит ей с три короба и пообещает красивую жизнь. Может, этот человек окажется таким же подонком, как и ваш сожитель, и Роуз закончит тем же: будет сидеть за решеткой, с тоской ожидая выхода из тюрьмы.
 — Заткнитесь, черт бы вас побрал! — воскликнула Лили и попыталась вскочить со стула, но Куинн усадил ее обратно, пристально глядя в пылающие ненавистью глаза.
 — Вариант второй. Роуз воспитывается в Европе. Общается с детьми из аристократических семей, окружена заботой и вниманием, рядом с ней очаровательная мама, которая вхожа в светское общество. А вы сможете туда попасть, Лили. За семь месяцев вы приобретете достаточно лоска, чтобы выдать себя за светскую даму. И то, что вы сейчас изучаете с большим трудом, Роуз усвоит играючи, подражая вам. Ей не придется узнать, что такое работа на ферме. У вас будет достаточно средств, чтобы дать ей образование, и она станет изящной молодои девушкой, великолепно одетой, с прекрасными манерами и реальной возможностью найти хорошего мужа.
 Вырвав у него свою руку, Лили сердито выпалила:
 — Знаю я вас, адвокатов! Кого угодно заболтаете!
 Однако с веранды не ушла. Примостившись на краешке стула и нахмурившись, она приготовилась слушать дальше.
 — Тут вы зарабатываете для Роуз и себя возможность наслаждаться жизнью, о которой прежде не смели и мечтать. Ни больше ни меньше. Чего вы хотите для Роуз? Чтобы она трудилась как каторжная или нечто лучшего?
 — Я так хотела ребенка, — прошептала Лили, закрывая глаза. Длинные ресницы черными полумесяцами легли на скулы. — У меня никогда не было ничего своего. Никого, кто бы меня любил. Когда я первый раз взяла ее на руки и почувствовала, что она моя, то едва не сошла с ума от радости. Конечно, я хочу наряжать ее, завязывать ей красивые бантики. Хочу, чтобы она получила образование, чтобы у нее было все то, чего никогда не было у меня.
 — Тогда перестаньте с нами воевать и примите следующие семь месяцев как срок, в течение которого вы создаете Роуз обеспеченное будущее.
 Допив виски, Куинн хмуро уставился в стакан. До начала эксперимента он порой не вспоминал о Мириам. Но теперь ему суждено видеть ее целыми днями, слышать отголоски мучительных разговоров, которые они вели.
 — Я просто хотела ее. Ужасно хотела. И думала, что найду способ вырастить мою девочку.
 — Вы можете ненавидеть нас, упорно отказываться выполнять то, что мы от вас хотим, ничего не учить, — ответил Куинн, желая поскорее закончить разговор. — Или можете воспользоваться шансом и сделать все для того, чтобы создать нормальную жизнь для себя и дочери.
 Лили молчала так долго, что Куинн забыл о ее присутствии и вздрогнул от неожиданности, когда она вдруг заговорила:
 — Почему вы не ищете свою жену?
 — Я вам уже объяснял, что это бесполезная трата времени и денег.
 — Но почему? Я этого не понимаю.
 — Мириам не найдут.
 — Вы так уверены?
 — Лили, я не хочу разговаривать на эту тему, — бросил он.
 Мириам сразу бы прекратила расспросы.
 — Но, предположим, ваша жена вернется, — упорно продолжала Лили. — Вы тут нарисовали мне замечательную картину того, как исполнение роли поможет нам с Роуз. А что будет со мной, если Мириам вернется?
 — Она не вернется. И давайте прекратим…
 — Вы думаете, что, если узнают об исчезновении Мириам, поднимется страшный скандал. Так представьте, что произойдет, если появятся две миссис Уэстин. Тут уж ни мне, ни вам не поздоровится.
 Взъерошив рукой волосы, Куинн выругался про себя. Насколько проще, когда женщины послушны.
 — Мириам не вернется, — повторил он.
 — Как вы можете быть в этом уверены, черт побери?
 — Вы правы. Я не могу быть уверен на сто процентов. Но если Мириам вернется, мы с Полом все уладим.
 — Что значит Мириам исчезла? Ее похитили? Она растворилась в воздухе? Сбежала? Она чего-то боялась?
 — Лили, в последний раз прошу вас оставить эту тему! — с угрозой произнес Куинн.
 Всплеснув руками, Лили порывисто воскликнула:
 — Но как я могу играть роль Мириам, если не знаю о ней самого главного: почему она исчезла?!
 — Пол расскажет все, что вам необходимо знать. — Сердце у Куинна щемило оттого, что он разговаривает с Мириам, которая совсем не Мириам. Те же прищуренные глаза, слегка надутые губы, тот же треугольник на лбу… и все-таки это не Мириам. — Просто выполняйте работу, для которой вас наняли, а об остальном не думайте.
 Лили встала, и он вдруг понял, что она меньше ростом. Без каблуков она едва доставала ему до подбородка. Куинн окинул ее пристальным взглядом, пытаясь отыскать и другие различия, ему просто необходимо было их найти. И он нашел. Лили умная и откровенная. Сильная и упрямая. Худее Мириам, но грудь более полная.
 — Я думаю, вы знаете, что с ней случилось, — медленно произнесла Лили. — Только не хотите, чтобы узнала и я.
 — С чего вы это взяли?
 — Тогда вам наплевать, где она и что с ней стало. — Приподняв юбку, Лили направилась к двери, но потом обернулась и сказала: — Вы убеждали меня, что эта работа даст нам с Роуз возможность нормально жить. Вы меня убедили. И теперь ради дочери я хочу сыграть роль вашей исчезнувшей жены. Но если вы не сдержите обещание, если не выполните условий нашей сделки, я вас уничтожу. Я могу, поверьте. Нужно только сообщить газетчикам, что вы заставили меня играть роль вашей жены, чтобы победить на выборах.
 — Не угрожайте мне, Лили.
 — А то? Я исчезну, как Мириам? — Лили смело встретила его взгляд. — Я просто хочу, чтобы вы знали. Если Мириам вернется, я все равно должна получить то, что вы мне обещали. Вы не посмеете отправить меня в тюрьму, не заплатив. У вас есть деньги, за которые я буду делать то, что вы от меня хотите, но и у меня есть кое-что, чтобы заставить вас сдержать обещание.
 И она вышла, хлопнув дверью.
 Куинна не слишком удивило то, что она поняла, как может его уничтожить. Лили женщина умная и привыкла искать и находить способы, обеспечивающие ей безопасность. А вот он, к сожалению, пока что не видел способа защитить себя, если Лили вдруг надоест играть роль его жены. До выборов она будет вроде бомбы замедленного действия, которая может взорваться в любой момент, стоит лишь поджечь фитиль. Правда, она будет представлять угрозу и после того, как он станет губернатором. Пока Лили жива, он всегда должен опасаться и за свою репутацию, и за место в справочниках по истории штата Колорадо.
 Можно, конечно, отослать Лили обратно в тюрьму, но тогда все его надежды и стремления отправятся туда же вместе с ней, и, следовательно, ложь, обман, риск, на которые он пошел, чтобы добиться цели, окажутся напрасными.
 А все из-за Мириам… Даже при мысли о ней у Куинна заболела голова.
 Внезапно он почувствовал острую боль в руке, по ладони потекло что-то теплое. Проклятие, он машинально раздавил пустой стакан. Куинн вытащил из большого пальца осколок и вытер платком кровь.
 Он слишком далеко зашел, чтобы останавливаться. Он предъявит избирателям жену, станет губернатором, а с угрозами Лили в случае необходимости разберется.
 Спустившись с крыльца, он сразу очутился в пустыне. Ее ночные обитатели с тихим шорохом сновали в колючих кустарниках. Да, единственное, что ему остается, — это идти вперед.
 Спустя час Куинн вернулся в уснувший дом, постоял в темноте у двери Лили, потом, сжав кулаки, направился к себе.
 Лили изнемогала от духоты внутри закрытой кареты, блузка уже прилипла к телу. У нее были два жакета и две юбки, но только одна блузка, которую она ежевечерне стирала вместе с нижним бельем и толстыми хлопчатобумажными чулками. Когда она получит новые дорожные туалеты, обещанные Полом, то непременно сожжет эти живые напоминания об унылых днях заключения. Настроение у Лили сразу поднялось.
 Откинувшись на подушки, она в полудреме слышала разговор мужчин, которые обсуждали предвыборные речи, причем Куинн настаивал на кое-каких изменениях, а Пол не соглашался.
 Лили тайком наблюдала за Куинном, любуясь игрой света и тени в его темных волосах, и только сейчас заметила у него на висках седину. Но Куинн из тех мужчин, которым седина к лицу, с годами они становятся только красивее и мужественнее.
 Ночью Лили почти не спала. Вспоминала разговор, перебирала в уме то, о чем сказал ей Куинн.
 Если бы не Роуз, она бы не возражала сыграть роль Мириам. И если уж быть честной до конца, Лили отлично понимала Куинна. Чтобы получить желаемое, человек должен за это бороться, что он и делал.
 Понимала Лили и то, что ее поразительное сходство с Мириам — вещь уникальная. Вряд ли найдется еще одна женщина, так похожая на его жену, поэтому если уж кому и играть роль Мириам, то лишь ей.
 Проснулась Лили оттого, что кто-то хлопал ее по колену и звал обедать.
 Когда она открыла глаза, Куинн убрал руку с ее колена. Лили пригладила волосы, чувствуя себя немного не в своей тарелке, поскольку он видел ее спящей.
 — Подправили свои речи? — спросила она.
 — Мои речи не нуждаются в том, чтобы их, как вы изволили выразиться, подправляли! — рявкнул Куинн и недовольно поджат губы.
 — Лучше заострить внимание на одном-двух спорных вопросах, чем потом вносить многочисленные изменения. — Пол обращался к ней, однако слова явно предназначались его другу.
 Лили решила принять сторону Куинна. Она чувствовала неловкость оттого, что прошлым вечером они расстались врагами.
 — А кому нужны эти многочисленные изменения? Разве в ваших политических талмудах записано, что кинг-мейкер подает лучшие идеи, чем кандидат?
 Она устала целыми днями трястись в карете, ей осточертели бесконечные замечания Пола, и она говорила то, что думает, не выбирая выражений.
 — Это вас не касается! — сердито проговорил Пол, вручая ей жареную куриную ножку. — Вы можете посещать отдельные собрания или митинги, но мы не ждем, что вы будете проявлять чрезмерный интерес к политике.
 — А я и не проявляю. Только спрашиваю: почему кандидат в губернаторы не может говорить в собственной речи то, что ему хочется?
 Пол одобрительно кивнул, видя, как Лили, собираясь засунуть салфетку за воротник, спохватилась и разложила ее на коленях.
 — Чтобы избрать кандидата, требуется много денег. И люди, поддерживающие Куинна, имеют право ждать от него, что он будет выражать их мнение.
 Лили взглянула на кандидата.
 — Вы богаты. Почему же не берете свои деньги для финансирования собственной кампании? Тогда бы вы могли говорить все, что вам хочется.
 Куинн улыбнулся, однако его взгляд красноречиво говорил: не лезь не в свое дело.
 — Это не положено. И давайте оставим эту тему, Лили.
 Непослушные завитки его растрепанных волос взмокли от пота. Он снял куртку и расстегнул воротник, конечно, испросив у нее разрешения. Длинные ноги он старательно отодвинул от ее юбки, хотя сидеть ему было неудобно.
 — Я пытаюсь встать на вашу сторону, — заметила Лили. — Хочу загладить свою вину за то, что наговорила вчера.
 — Я уже забыл.
 — О чем вы толкуете? — удивленно спросил Пол.
 — Я вчера сильно разозлилась. Может, вы и не поверите, но у меня еще не вся гордость вышла.
 — У меня еще осталась гордость.
 — Черт возьми, Пол, почему вы поправляете меня на каждом слове?! — взорвалась Лили. Ее уже тошнило от постоянных замечаний.
 — Тогда следите за своей речью.
 И чего ей вздумалось налаживать отношения с Куинном Уэстином? Чтобы разыгрывать его жену, не обязательно хорошо к нему относиться, а ему не обязательно хорошо относиться к ней. Через год его имя присоединится к списку имен мужчин, которые заставляли ее делать то, что ей не хочется. «Даже если от этого мы с Роуз в конечном счете выиграем», — раздраженно подумала она.
 И если Куинну не нравится, когда ему угрожают, ей это тоже не по нутру.
 Покончив с едой, Лили скрестила руки на груди и не проронила больше ни слова.
 В полдень карета въехала в Санта-Фе, быстро растущий город, в котором ощущалось испанское влияние. Из распахнутых окон лавчонок и салунов лилась мексиканская музыка. Сомбреро встречались не реже, чем фетровые шляпы и стетсоны. Узкие грязные улочки оказались запружены телегами и фургонами переселенцев, над городом висело густое облако пыли.
 Объехав шумную главную улицу, кучер вывел карету в переулок и вскоре остановился перед домом с черепичной крышей, надежно отгороженном от переулка толстой кирпичной стеной. В комнатах царила благодатная прохлада и стоял аромат чили.
 Сняв шляпу, Лили помассировала шею и вздохнула. Конечно, разъезжать целый день в карете и работать от зари до зари — не одно и то же, однако не менее утомительно: от постоянной тряски к вечеру болело все тело. Поэтому Лили обрадовалась, узнав, что они проведут несколько дней на одном месте.
 — Отнесите багаж в комнаты, — робко попросила она слугу, встретившего их на пороге. — И распорядитесь подать в мою комнату ванну.
 Куда бы они ни приезжали, среди слуг возникало замешательство. Украдкой бросив взгляд на ее стоптанные башмаки и поношенную одежду, слуга недоуменно вскинул брови.
 Лили вспыхнула и отвернулась к висевшему на стене зеркалу, в котором увидела, как Пол что-то шепнул слуге. Недоумение у того моментально сменилось выражением совершеннейшего почтения. Это выглядело настолько комичным, что Лили непременно бы расхохоталась, если бы слуга не бросился к ней с извинениями. Она почувствовала себя неловко, ибо притворялась той, которой на самом деле не являлась.
 — Портниха уже ждет в вашей комнате с туалетами. После примерки она подгонит вам платья по фигуре. Сегодня мы переоденемся к ужину, чтобы вы могли попрактиковаться со шлейфом, — сказал Пол.
 При мысли о том, что она скоро примет ванну и наденет чистую одежду, Лили ощутила прилив бодрости. Она уже забыла, когда у нее последний раз было новое платье или предмет туалета, если не считать того, что ей выдали в тюрьме.
 Увидев свою комнату, буквально заваленную нарядами, Лили рухнула на ближайший стул. Даже в самых безудержных мечтах она не могла представить такие красивые вещи: пеньюары, платья, нижние юбки, чулки, башмаки, туфельки, шляпы, перчатки, броши, украшениядля волос, роскошные выходные туалеты, дорожные костюмы.
 — Какая же вы худенькая! — всплеснула руками портниха, разразившись длинной фразой на испанском. — Ну ладно, принимайте ванну и начнем, — сказала она уже по-английски.
 Трясущимися пальцами Лили погладила ночную рубашку, лежавшую на столе, и едва не заплакала от умиления. Она всю жизнь провела в мире, населенном суровыми людьми, наполненном твердыми предметами, была вынуждена совершать поступки, требующие волевых качеств, поэтому даже не подозревала о существовании подобной мягкости.
 Когда Лили вошла в гостиную, у Куинна захватило дух. Всякий раз, глядя на нее, он удивлялся ее сходству с Мириам, но сегодня перемена в облике была престо потрясающей. Куда подевалась замызганная, убогая девица, которую он недавно вытащил из тюрьмы?
 Пепельно-белокурые волосы были уложены в замысловатую прическу, легкие завитки мило обрамляли лицо. Длинные рукава с буфами выгодно подчеркивали тугой, расшитый бисером лиф атласного платья, облегавшего высокую грудь, стройные бедра и ниспадавшего до самого пола.
 — Я о таком даже мечтать не могла, — смущенно произнесла Лили и машинально прошлась рукой по бедрам, ощущая под пальцами гладкий атлас.
 Пол окинул ее критическим взглядом.
 — Нужно было надеть обе перчатки, — рассеянно сказал он. — Лиф слишком облегающий, вырез чересчур глубокий.
 Вытащив из кармана блокнот, он сделал в нем пометку.
 За годы брака Куинн успел понять, что такая осиная талия бывает только у женщины, которая носит тугой корсет, но он был достаточно опытен, чтобы заметить, что Лили его не надела.
 Она стояла, явно чего-то ожидая от него, а он судорожно вздохнул и направился к столику с напитками, стоявшему у пахнущего древесиной, хотя и не разожженного камина.
 — Мириам всегда пила шерри перед ужином, — хрипло сказал он.
 Лили осторожно, чтобы не коснуться его руки, приняла бокал. Щеки у нее порозовели, она явно нервничала. Куинн перевел взгляд с ее лица на шею, потом на ложбинку между грудей, покрытую легким загаром, и внезапно почувствовал желание.
 — Теперь обсудим, как полагается входить в комнату, — услышал он голос Пола и пришел в себя. — Когда хозяйка дома входит в столовую с двумя мужчинами, они должны находиться по обе стороны.
 Лили кивнула, не сводя глаз с Куинна. Тот понятия не имел, чего она от него хочет. Чтобы он сказал, что она красивая? Да, черт побери! Или что она похожа на Мириам? Еще как похожа! Но к чему об этом говорить?
 Куинн видел перед собой Мириам, какой она была, когда он с ней познакомился. Стройная, неуверенная в себе, робко ждущая его одобрения.
 На этом сходство кончалось. Будто какой-то ловкий фокусник поместил Лили в оболочку Мириам, слегка изменив ее внешность. Сделал нос более тонким, а губы более пухлыми, шею длинной, а грудь более пышной, талию осиной, а бедра соблазнительно крутыми. На первый взгляд различий вроде бы не так много, но общее впечатление было ошеломляющим. Мириам никогда не вызывала у него такого желания.
 — Господи, перестаньте возить руками по бедрам! — прохрипел он.
 Пол нахмурился, а Лили еще сильнее покраснела.
 — Я пробовала материю на ощупь, — тихо сказала она, резким движением опуская руки. — Что это вы сегодня злой как черт?
 — Почему вы сегодня такой сердитый? — машинально поправил ее Пол.
 — Потому что вы ведете себя как публичная девка! — рявкнул Куинн.
 — По-моему, это чересчур, — заметил Пол и обернулся к Лили. — Он прав. Настоящая леди никогда не касается тела, за исключением тех случаев, когда дотрагивается до талии, складывая руки. Теперь пройдитесь до двери, развернитесь и идите обратно.
 На секунду Куинну показалось, что Лили откажется. Подбородок вздернут, глаза полыхают злостью. Но, похоже, ей удалось обуздать свой гнев, и она направилась к двери, волоча за собой шлейф платья. Пока она шла, все было нормально, однако стоило ей повернуться, и шлейф запутался в ногах. Лили с досадой выругалась.
 — Нет, нет. Плывите вперед. Скользите. — Поставив стакан с шерри, Пол двинулся по комнате, показывая, как нужно делать. — А поворачивайтесь через правое плечо. Если, повернув, вы остановитесь, шлейф аккуратно ляжет рядом, а затем потянется сзади и не будет вам мешать. Показываю еще раз.
 В глазах Лили появились смешливые искорки, губы начали подрагивать. Наконец она не выдержала и, облокотившись о стену, захохотала.
 — Вы смешно… выглядите… когда вот так… держите руки и семените!..
 Пол бросил на нее мрачный взгляд, через секунду усмехнулся и вдруг залился веселым смехом.
 — Да уж, надо признаться, в обращении со шлейфом я не силен!
 Это настолько их рассмешило, что они просто согнулись пополам. Отсмеявшись, они перевели дух и улыбнулись друг другу.
 Злясь сам не зная на что, Куинн со стуком поставил на столик пустой стакан.
 — Ладно, посмеялись и довольно. Первое блюдо уже наверняка стынет.
 Когда он вежливо протянул ей руку, Лили после некоторого колебания приняла ее, затем дождалась, пока вставший с другой стороны Пол тоже предложит ей руку.
 Осторожной, далеко не грациозной походкой, ибо мешала узкая юбка, Лили в сопровождении мужчин направилась в столовую. Руки у нее дрожали, из чего Куинн заключил, что она чувствует себя не слишком уютно в нарядном платье и, вероятно, еще не скоро к этому привыкнет.
 В первые годы брака, когда они с Мириам еще болтали о разных пустяках, та бы сказала, что не Лили носит платье, а оно носит Лили.
 Куинн в раздражении попытался ослабить тугой воротничок и, не справившись, тихонько выругался. Стоит ему взглянуть на Лили, и он видит Мириам. А едва вспомнит голос жены, тут же слышит хрипловатый смех Лили. Если так будет продолжаться, то скоро он спятит.




 Глава 4


 Лили соскочила с кровати, горя желанием потрогать свое атласное платье и убедиться, что вчерашний вечер ей не приснился. Раньше, до тюрьмы, смотрясь в зеркало, она порой находила себя довольно миловидной, но даже не представляла, что может быть потрясающе красивой, словно принцесса из сказки. И осознание собственной привлекательности оказалось настолько острым, что просто дух захватывало.
 Лили осторожно погладила мягкую ткань и поморщилась, вспомнив, что Куинн заявил, будто она напоминает ему публичную девку.
 Она и не рассчитывала ему понравиться, однако вчера ждала от него хоть единственного ласкового слова. Не дождалась. Впрочем, ничего удивительного, Куинн жил по правилам, выдуманным обществом, и уважал эти правила. Какого мнения он мог быть о женщине, родившей внебрачного ребенка и отсидевшей в тюрьме пять лет? Самого плохого.
 Только круглая идиотка способна надеяться на интерес с его стороны. Лили нахмурилась. Почему мнение Куинна так для нее важно? Может, потому, что ей никогда не встречался мужчина вроде Куинна Уэстина? Богатый, властный, образованный и настолько красивый, что при одном взгляде на него сердце у Лили помимо ее воли сладко замирало в груди. Человека, абсолютно уверенного, что, кроме него, лучшего кандидата на пост губернатора не существует.
 Стоило ему грозно взглянуть на нее, и Лили бросало в дрожь.
 Пытаясь отвлечься от дурацких мыслей, она сложила и убрала тончайшую ночную рубашку, потом осторожно, стараясь не порвать, натянула темные шелковые чулки и нижнее белье, отделанное кипенно-белыми кружевами.
 Скудный, по мнению Пола, дорожный гардероб состоял из такого количества одежды, какого у Лили не было за всю жизнь, и такого качества, о каком она даже понятия не имела. К тому же портниха сообщила, что леди полагается менять туалеты несколько раз на дню. Например, в домашнем платье не следует принимать гостей, для этого есть специальное платье, в котором, в свою очередь, нельзя выходить к ужину.
 Стоя перед высоким зеркалом, Лили надела костюм для улицы из черного кашемира, полюбовалась модными пышными буфами и бантами, украшавшими легкий турнюр. Жакет и юбка с шитьем черного и каштанового цветов, плюмаж на шляпе тоже каштанового цвета, как и пуговицы на крахмальной белоснежной блузке.
 По кашемиру так и хотелось провести рукой, но Лили сдержалась и, повернувшись лицом к зеркалу, недоверчиво уставилась на свое отражение.
 Красивая одежда превратила ее из нищей оборванки в респектабельную даму, глядя на которую ни один человек не усомнился бы в том, что в ее распоряжении находится с десяток слуг. Лили не верила своим глазам.
 Куинн оказался прав. Теперь, когда она вошла в жизнь Мириам, возврата к прошлому нет. Той Лили, какой она была раньше, уже не существует. Овладев большинством хороших манер, отделяющих людей из высшего общества от людей ее класса, она изменилась раз и навсегда. Лили чувствовала, что еще до окончания работы, для которой ее наняли, она если не станет настоящей леди, то сумеет хотя бы сыграть эту роль.
 А значит, пора взять себя в руки и хорошенько выучиться как можно большему, чтобы потом использовать знания к собственной выгоде.
 Потому что она всей душой стремится к такой жизни.
 Лили прикоснулась к великолепному кашемиру и изящной вышивке, ощутив в груди мощную волну, готовую выплеснуться наружу.
 Теперь ей уже никогда не захочется носить одежду из домотканой материи, прохудившиеся туфли, заштопанные перчатки или толстые бесформенные чулки. Ей хочется одежды из красивой, мягкой ткани, обуви из лайки, шелковых чулок. Так хочется, что захватывает дух.
 Вытянув дрожащие руки, Лили с некоторым изумлением взглянула на них. Гладкие, белые, с чистыми, аккуратно подстриженными ногтями. Как же ей не хочется, чтобы они стали вновь мозолистыми, грубыми, шершавыми.
 Смущенная остротой новых ощущений, Лили покачала головой, взяла маленький, расшитый бисером кошелек, выскользнула из дома и сразу окунулась в утреннюю прохладу.
 Она быстро огляделась по сторонам, вышла за ворота, обогнула кирпичный забор и, не сбавляя шага, пошла дальше, пока не убедилась, что никто за ней не идет.
 Тогда Лили остановилась и, делая вид, что собирается раскрыть зонтик, глубоко вздохнула. Долгие пять лет заключения она мечтала об этом восхитительном, ни с чем не сравнимом ощущении свободы, от которого даже кружится голова.
 Какое чудо — идти куда пожелаешь, и никто тебя не остановит, нет поблизости ни вооруженных охранников, ни Эфрема Каллахана, никого, кто мог бы приказать тебе стоять или идти. А самое замечательное — ты совершенно одна, хотя улицы Санта-Фе постепенно заполнялись людьми и повозками. Однако никто за ней не следил, не критиковал, не толкал, в общем, не нарушал ее покой.
 От этого Лили почувствовала такую ошеломляющую, до головокружения, радость, что она даже испугалась, как бы ей не упасть и не запачкать свой великолепный наряд. Она свободна. О Господи, она свободна! Лили засмеялась от счастья и закружилась, чего ни одна уважающая себя леди никогда бы не сделала. Потом раскрыла зонтик и пошла дальше, не беспокоясь ни о чем на свете.
 Два часа она ходила куда душе угодно, с наслаждением вбирая новые ощущения. Когда Лили случайно набрела на каменную церковь, старейший, как сообщала табличка, храм в Америке, она поставила свечку за здравие Роуз.
 — Нам придется еще немного подождать, но я делаю это для нас. Я приеду за тобой.
 Для Роуз и тети Эдны ожидание не было томительным, поскольку они не знали, что Лили выпустили на свободу, а подруги по заключению думали, что она сейчас в штате Миссури.
 Господи, ведь если с ней что-то случится, никто ее и искать не станет. На миг Лили охватило беспокойство, но, поразмыслив, она пришла к выводу, что для того, чтобы успешно сыграть роль Мириам, это даже необходимо.
 Поколебавшись, она поставила свечку и за здравие Мириам Уэстин.
 — Я постараюсь разузнать о тебе, — пробормотала Лили, глядя на разгорающийся огонек. — И не забуду, что изменение в моей судьбе произошло, возможно, из-за случившегося с тобой несчастья. Я узнаю все, что должна узнать, и постараюсь не посрамить твоего имени.
 После церкви Лили снова вернулась на площадь, где мексиканские и индейские торговцы продавали глиняные изделия, еду, всевозможные серебряные безделушки, украшенные бирюзой, и другие товары, которые, возможно, придутся по вкусу разношерстной публике, волей судьбы оказавшейся в Санта-Фе.
 Лили с восторгом чувствовала на себе восхищенные взгляды, шла по площади, не торопясь и слегка покачивая бедрами: именно так, по ее мнению, должна идти настоящая леди. Хорошенько рассмотрев товары, она решила потратить часть денег, которые отложила на дорогу до Миссури, чтобы купить и послать Роуз какую-нибудь безделушку.
 Она разглядывала лежавшие на индейском одеяле серебряные цепочки, пытаясь определить, какая из них понравилась бы ее дочке, и вдруг Лили словно молнией ударило. Она же совершенно не знает Роуз. За время ее тюремного заключения тетя Эдна написала ей только два письма, которые не изобиловали подробностями. Может, тетушке не хотелось причинять ей боль упоминанием о дочери. Эдна писала, как идут дела на ферме, о погоде, о женщинах, с которыми она шила стеганые одеяла, и заканчивала коротко: «Роуз здорова и растет хорошей помощницей».
 Лили с трудом проглотила комок в горле. Она не знала, какого цвета у дочки волосы, густые они или не очень, какого цвета глаза: такие же голубовато-лиловые, как у нее, или темные, как у Сая? Она представления не имела, застенчивая Роуз или непосредственная, шустрая или медлительная, и смастерила ей Эдна куклу из кукурузных листьев или нет.
 Когда пелена слез исчезла, Лили увидела рядом скромно одетых женщину и девочку, их шляпки от солнца явно указывали на то, что живут они в повозках для переселенцев. Девчушка не сводила с нее огромных глаз, а заметив взгляд Лили, улыбнулась и тотчас зарылась лицом в мамины юбки..
 — О Господи…
 При одном взгляде на дочь незнакомой женщины Лили узнала о ней больше, чем о Роуз.
 Чувствуя бегущие по щекам слезы, она круто развернулась и бросилась прочь, но столкнулась с каким-то высоким, крепким мужчиной.
 — П… простите…
 — Лили? — Перед ней стоял Куинн. — Где, черт побери, вас носило? Мы уже больше часа вас ищем! Что случилось? Вас кто-то обидел? — Куинн обвел грозным взглядом толпу, ища виновника ее слез.
 — Нет-нет, просто… Может, сядем куда-нибудь?
 Куинн подвел ее к столику под деревом у входа в небольшой ресторанчик. Заказав у подскочившего официанта кофе, он внимательно посмотрел на Лили и снова нахмурился:
 — Больше так не делайте. Если хотите куда-нибудь пойти, скажите мне или Полу.
 — Я должна спрашивать разрешения на прогулку?
 Лили достала из сумочки носовой платок и вытерла глаза.
 — Мы подумали, что вы помчались нанимать карету до Миссури. Нужно было хотя бы оставить записку. Почему вы ушли одна? Думаю, вам уже известно, что женщину на прогулке должен сопровождать мужчина.
 — То есть надсмотрщик! — выпалила Лили, немного пришедшая в себя.
 Девочка с мамой ушли, но ведь ей будут встречаться и другие маленькие девочки. Другие, а не Роуз.
 Несколько часов назад она мечтала о жизни Мириам, а теперь ей хотелось немедленно отправиться домой.
 — Я хочу, чтобы вы кое-что поняли. — Лили смело встретила твердый взгляд серых глаз Куинна. — В эту минуту мне до смерти хочется домой, но я не уеду в Миссури. Я выполню данное вам обещание ради нашего с Роуз будущего.
 А про себя подумала, что она не из тех, кто сбегает, наплевав на свое обещание, и Куинн не единственный, кто пойдет на все ради достижения своей цели.
 — И вот еще что. Да, я не люблю никаких правил, но у меня есть несколько, по которым я живу. Если я даю слово, то никогда его не нарушаю и, значит, сделаю все от меня зависящее, чтобы убедить всех, что я ваша жена.
 Официант принес кофе и, решив, что клиенты попались богатые, долго крутился возле столика, пока Куинн раздраженным взмахом руки не отослал его.
 — Почему вы плакали? — спросил он, помолчав.
 — А какое вам дело до слез публичной девки?
 — Опасно быть уверенной в том, что умеете читать мысли других.
 Лили ждала от него извинений, но увы. Она взглянула в сторону ресторанчика, откуда доносились звуки гитары. У окна стояла прижавшаяся к ухмыляющемуся ковбою хорошенькая мексиканка, которая жевала маисовую лепешку с маслом и, вытирая жирный подбородок, наблюдала за снующими по площади людьми. В отличие от мужчины, сидевшего напротив Лили, выражение лица ковбоя не составляло тайны.
 — Ваши мысли для меня не секрет. Вас интересуют собственная персона и желание стать губернатором. Вы это ясно дали понять.
 Куинн умудрялся держаться от Лили на расстоянии, даже находясь в тесной карете.
 — Представьте, то же самое могла бы сказать и Мириам.
 Куинн достал из жилетного кармана сигару, и в ту же секунду услужливый официант чиркнул спичкой.
 Лили молча наблюдала за этой сценой. Как быстро и легко Куинн добился подчинения! Чем ближе она знакомилась с ним и Полом, чем свободнее чувствовала себя в их присутствии, тем быстрее забывала, что они люди богатые и властные. Черт побери, забыла она и то, что эти люди могут отправить ее в тюрьму, даже глазом не моргнув. А ей следовало бы помнить.
 — Вы когда-нибудь задаете себе вопрос, где сейчас Мириам? — спросила Лили, вспомнив обещание, которое дала его жене в церкви.
 — По-моему, мы это уже обсудили, — невесело усмехнулся Куинн.
 — Все-таки есть что-то странное в ее исчезновении, — раздраженно сказала она. — Вы когда-нибудь думаете о ней?
 — Я думаю о ней всякий раз, когда смотрю на вас. Да, вы совершенно правы. Все в моей жизни посвящено выборам. Они важны для меня, я очень хочу победить, но это не означает, что мне безразлична судьба жены. Мы с вами, Лили, чужие люди, такими и останемся. Ни у вас, ни у меня нет причин для того, чтобы посвящать друг друга в личные дела.
 — Вы меня не любите, верно?
 Солнце било Куинну прямо в лицо, и она видела, какие взгляды бросают на него проходящие мимо их столика женщины. Лили почувствовала ревность, хотя не желала ничего испытывать к Куинну Уэстину, не желала тонуть в его глазах цвета ртути, не желала думать о его сильном и крепком теле. Но больше всего ей не хотелось выслушивать ответ на свой глупый вопрос о том, как он к ней относится.
 — Я никогда вас не узнаю, потому что вы играете роль другой женщины. Глядя на вас, я поневоле вижу Мириам. Да и актрисе не обязательно знать своего партнера. Мы с вами чужие люди, только ненадолго встретились и, когда все закончится, пойдем своей дорогой.
 Лили кивнула, после чего задала вопрос, который невольно сорвался с языка:
 — Вы не любите меня, потому что я — это я, или потому, что я напоминаю вам Мириам?
 Куинн гордо вскинул голову, серые глаза метали холодные молнии. Похоже, она задела больное место.
 — А вы как думаете, черт побери?
 — Наверное, я не так спросила, — осторожно произнесла Лили, не зная, следует ли ей продолжать. — Надо было спросить, любили ли вы Мириам…
 — Допивайте кофе! — резко бросил он, достал из кармана золотые часы, взглянул на циферблат. — У Пола на весь день составлен для вас график, а я должен проверить расписание экипажей, следующих до Денвера.
 Теперь Лили не сомневалась, что в семейной жизни Куинна было не все гладко. Всякий раз, когда он смотрел на нее и видел перед собой Мириам, она чувствовала его ярость и негодование. Это не ее, Лили, он не любил, а воспоминания, которые она у него вызывала.
 Лили встала, расправила юбку и нехотя подала ему руку, уже зная, что будет дальше: едва она коснется его руки, по ее телу пробежит дрожь. Так и случилось. Лили замерла, Куинн тоже застыл на месте.
 Десять лет назад она бы не поняла, что между ними происходит, отчего короткие периоды спокойствия вдруг сменяются бурными вспышками гнева. Даже теперь, став мудрее и опытнее, она пыталась уверить себя, что ничего особенного не случилось, ноги не становятся ватными, по телу не разливается жар.
 Она могла бы убеждать себя до бесконечности, но факт оставался фактом: стоило Куинну прикоснуться к ней, и она забывала обо всем на свете. Лили отчаянно сопротивлялась этому влечению, понимала, что оно принесет кучу ненужных осложнений, но ничего не могла с собой поделать.
 Ее положение усугублялось еще и тем, что, несмотря на холодность Куинна, она частенько замечала в его взгляде страстный огонь.
 Люди проходили мимо ресторанчика, а они продолжали стоять, хмуро глядя друг на друга. Внезапно глаза Куинна вспыхнули жарким огнем, и по телу Лили невольно пробежала дрожь, ноги у нее подкосились, дыхание перехватило.
 Машинально стиснув руку Куинна, она облизнула пересохшие губы. И внезапно ей в голову закралась непрошеная мысль: а как они с Куинном будут спать, когда станут жить в одном доме, разыгрывая из себя мужа и жену?
 — Ты ей веришь? — спросил Пол, знаком отослав кудрявого официанта-мексиканца.
 — Не должен, но верю, — ответил Куинн и, пожав плечами, добавил: — Придется нам поверить, что она не сбежит при первом удобном случае. Ведь сегодня она не сбежала. Уверяет, что и не сделает этого.
 Они ужинали в мужском клубе Санта-Фе, напоминавшем Куинну денверский клуб, членом которого он состоял. Столовая и курительная комната отделаны панелями из вишневого дерева, на стенах — картины на тему охоты, в воздухе плавает сигарный дым, слышится гул мужских голосов. Если бы не чучела игуаны и броненосца на каминной полке, Куинн мог бы подумать, что находится в Денвере.
 — Прежде чем мы начнем говорить о Лили, — заметил он, кладя вилку, — давай обсудим изменения, внесенные тобой в мою речь, с которой я собираюсь выступить перед окружными законодательными властями.
 — Я в курсе всех твоих возражений, — остановил его Пол. — Мы их вчера уже обсуждали. Но если ты предложишь эти меры в отношении горной промышленности, считай, что зарезал себя без ножа.
 — Когда ты последний раз был на шахте, Пол? Я — совсем недавно. И увиденное привело меня в ужас. — Куинн наклонился вперед. Взгляд его стал напряженным. — Пустую породу сваливают рядом с горными выработками, на такой земле ничто не будет расти. А я предлагаю, чтобы хозяева рудников велели убрать этот мусор. Пускай навезут земли и закроют весь шлак, иначе жителям Колорадо придется целый век любоваться унылым пейзажем.
 — Хозяева небольших шахт обязательно уклонятся от работы, следовательно, бремя финансовых затрат ляжет на плечи крупных шахтовладельцев. Значит, ты собираешься ввести в дополнительные расходы тех, кто финансирует твою предвыборную кампанию. Финансовые магнаты никогда не поддержат твое предложение. И тебя, Куинн.
 — Но ведь затраты не такие большие по сравнению с выгодой, которую они получат.
 — Ты шутишь? Потребуется уйма денег, чтобы нанять рабочих, которые должны будут выкопать пустую горную породу и отвезти ее подальше от рудника. Воротилы бизнеса наверняка потребуют, чтобы будущие жители Колорадо сами убирали горы шлака, если не желают смотреть на него. Куинн, все делается во имя прибыли, и тебе это отлично известно. А ты со своими нововведениями представляешь угрозу для ее получения.
 Куинн раздраженно взъерошил темные волосы.
 — Иногда я задаю себе вопрос: какого черта я ввязался в эту предвыборную гонку? Любая цель, которую я перед собой ставлю, вызывает у тебя массу возражений и кажется невыполнимой.
 — Это политика, мой друг, — улыбнулся Пол. — Я варюсь в ней дольше тебя и знаю, что нужно действовать с предельной осторожностью, чтобы не наступить кому-нибудь на больную мозоль. Нельзя попирать интересы людей, чьи деньги помогут тебе победить на выборах.
 — Может, в предложении Лили есть смысл, — заметил Куинн. — Наверное, мне в самом деле нужно было рассчитывать на собственные деньги и стать независимым кандидатом.
 К их столику подошел официант, чтобы убрать пустые тарелки, и Пол, заказав бренди, продолжил разговор:
 — Лишь человек, абсолютно несведущий в политике, может предложить такой дорогой способ проиграть выборы. Пойми, я согласен со многими твоими идеями и в совершенном мире помог бы тебе за них бороться. Но я гарантирую, что если ты выдвинешь предложения, снижающие прибыли в горной промышленности, от тебя отвернутся большинство избирателей и ты проиграешь. Или если ты оскорбишь религиозные чувства своих избирателей, заявив о том, что развелся. Или обидишь владельцев ранчо, если потребуешь установить контроль за использованием воды. И таких «или» наберется не один десяток. У тебя хорошие, перспективные идеи, просто для них еще не настало время.
 Куинн задумчиво взглянул в окно на резиденцию окружного губернатора. Он знал правила игры: сначала победа на выборах, а потом уж обсуждение спорных вопросов. И это Куинну претило. Он предпочел бы выиграть, представив на суд избирателей свою программу действий на посту губернатора, а не отступаться от принципов в угоду тем, кто оказывает ему финансовую поддержку на выборах.
 — Ты сейчас раздражен и зол. Тебе не терпится открыто заявить о своих принципах, в которые ты столь горячо веришь. — Обхватив руками графин с бренди, Пол смело взглянул на друга и спросил: — Ты не задумывался над тем, чтобы завести любовницу?
 Куинн сначала оторопел, потом засмеялся.
 — Ты считаешь, любовница поможет снять напряжение предвыборной гонки?
 — Частично. Надо сказать, ты единственный из известных мне политиков, у которого нет любовницы. Правда, имеется и другая причина, так сказать, домашняя.
 — Лили, — спокойно произнес Куинн.
 — Да. Она превращается в настоящую красавицу. С каждым днем она становится все увереннее в себе. Она своенравна, независима, умна и во многих отношениях не похожа на остальных женщин. И вас тянет друг к другу.
 — Господи, Пол! Неужели ты предлагаешь мне сделать ее любовницей?
 — Напротив. Когда мы придадим ей светский лоск, возможно, ты забудешь, что она не Мириам, и у тебя возникнет искушение… — Пол выпустил наконец графин. — А этого не должно произойти. Если ты к ней привяжешься, тебе будет сложнее расстаться.
 Куинн все это знал. Лили действительно хорошела с каждым днем. Волосы приобрели здоровый блеск, тело налилось, кожа разгладилась и побелела. Сегодня, увидев ее на площади, он вдруг почувствовал желание.
 Лили обладала врожденной чувственностью, отсутствовавшей у Мириам, и эта чувственность исходила от нее как экзотический аромат. Походка, жесты, привычка облизывать верхнюю губу будили желание, а когда она привыкнет к новому облику и почувствует уверенность в себе, мужчины начнут слетаться к ней, как пчелы на мед.
 — Ты будешь видеть ее каждый день, — не унимался Пол, — разыгрывать любящего мужа, спать рядом с ней, в соседней комнате. А это очень мощное искушение, Куинн. Тем более что Лили очарована тобой. Для нее ты представляешь интереснейшую загадку. Ей чужды твои стремления, твой образ мыслей. Совсем недавно ты бы не обратил на Лили никакого внимания, а сейчас от нее зависит твое будущее. Вы и знакомы друг с другом, и не знакомы. Такое положение действует на вас обоих возбуждающе, а меня чертовски беспокоит. Мне необходимо, чтобы ты все помыслы сосредоточил на предвыборной кампании, чтобы ничто тебя не отвлекало. Из Лили получилась бы идеальная любовница. — Пол слегка нахмурился. — Она бы наверняка тебе не наскучила, не обошлась слишком дорого, как другие женщины, не стала бы требовать, чтобы ты на ней женился. Но эта связь в высшей степени безрассудна. Лили отнимала бы у тебя гораздо больше времени, чем любовница, которая не жила бы с тобой бок о бок. Кроме того, существовала бы опасность, что ты к ней очень привяжешься, а тебе в свое время нужно будет избавиться от нее так же легко, как ты избавился от Мириам.
 — Ты считаешь, от Мириам было легко избавиться? — хрипло спросил Куинн.
 — Я считаю, что любовница давала бы тебе передышку во время предвыборной кампании и отвлекла бы от Лили, которая будет спать в соседней комнате. Подумай об этом, Куинн.
 — Подумаю. Но у меня нет ни времени, ни желания создавать себе дополнительные трудности.
 Взяв стаканы с бренди, друзья направились в курительную комнату, где сидели два сенатора из Нью-Мексико, перед которыми Пол сразу разыграл небольшое представление, чтобы убедить их в существовании Мириам.
 Он представил Куинна как наиболее вероятного кандидата на пост первого губернатора Колорадо, не преминув сообщить, что они посетили штат Нью-Мексико с целью забрать миссис Уэстин домой после выздоровления от чахотки. Сенаторы заметили, что воздух Нью-Мексико гораздо лучше, чем в Колорадо, однако не задали ни одного неудобного вопроса.
 А Куинн со страхом ждал, что его спросят, в какой лечебнице пребывала его жена, может ли он доказать, что она именно там находилась, и тому подобное.
 «Да, с каждым разом лгать будет все легче и легче», — подумал Куинн, облокотившись на каминную полку. Он не должен мучиться угрызениями совести, не может позволить себе такой роскоши.
 Около полуночи они вышли из клуба. Пол уселся в поджидавшую их карету, но Куинн решил пройтись до снятого дома пешком.
 Идя по темной улице и озираясь по сторонам, он ожидал нападения, втайне даже рассчитывал на это и хмуро размышлял о предвыборной кампании, о крушении своих надежд, о необходимости лгать, соглашаться на компромиссы… и о Лили.
 Утром, когда она взяла его под руку и он заглянул в потрясающие фиалковые глаза, его вдруг охватило непреодолимое желание.
 Мириам никогда не вызывала в нем такого сильного и мгновенного чувства. Впрочем, Куинн не понял, на кого он столь пламенно отреагировал: на Лили или на новую, пленительную, незнакомую Мириам…
 — Черт побери!
 Он со злостью пнул ногой лошадиный навоз и подумал, не вернуться ли ему на площадь, найти какой-нибудь кабачок со скверной репутацией и затеять там драку, чтобы всем чертям тошно стало.
 Утром Куинн ушел из дома пораньше. Лучше подождать карету на станции, чем спускаться к завтраку, где он был бы вынужден общаться с Лили.
 Когда экипаж выехал из города, Куинн, вспоминая разговор с Полом, удивился его нелепости. Друг советовал ему завести любовницу, причем выбрать любую женщину, только не ту, которая так похожа на Мириам, которую они сами наняли на роль его жены и с которой он собирается жить под одной крышей. Именно эту женщину трогать возбраняется.
 Но именно ее он никак не может выбросить из головы.




 Глава 5


 Вместо недели они пробыли в Санта-Фе десять дней. Лили занималась с утра до позднего вечера. Начинали они с Полом сразу после завтрака, разыгрывали чаепития, званые обеды, ужины с небольшим количеством гостей и важные приемы. Лили постигала язык визитных карточек, стараясь запомнить, что означает, когда загнут один ее угол или другой; играла роль хозяйки, принимающей дам с различным положением в обществе, или сама наносила визиты. Заучивала, что полагалось говорить, приглашая в гости, и как отвечать на приглашения. Запоминала перечень обязанностей, которые должны выполнять слуги. Училась руководить своим большим хозяйством. Несколько раз в день Лили меняла туалеты, пока не сладила со шлейфами и не почувствовала себя в нарядных платьях так же свободно, как в простой одежде, которую носила совсем недавно.
 Лили буквально впитывала в себя знания. Парикмахер научил ее делать самые модные прически, косметичка снабдила кремами и лосьонами, портниха рассказала ей, какие наряды, туфли, сумочки, зонты и прочие мелочи сейчас в моде.
 Ей приходилось отказываться от большинства своих привычек, а со многими из них оказалось не так-то просто расстаться. Очень трудно шло усвоение правил поведения за столом. Многие правила казались ей просто нелепыми.
 Убрав со стола локти, она взглянула на Пола из-за стоявшей между ними вазы с цветами и тяжело вздохнула:
 — Кому взбрело в голову выдумать эту дурацкую чашку для рук? Вот уж не подумала бы, что мне когда-нибудь придется запоминать, как ею пользоваться и когда.
 — Сегодня вы превзошли себя, — улыбнулся Пол. — Честно говоря, Лили, вы делаете поразительные успехи. И они станут еще более поразительными, если, сидя за столом, вы прекратите класть ногу на ногу.
 — Ладно.
 Жесткий корсет снизу впивался ей в бедра, а сверху в грудь, поэтому сидеть в такой позе вообще не представлялось возможным.
 Лили сделала знак слуге, чтобы тот отодвинул ей стул, причем сделала машинально, не задумываясь. Пол предложил ей руку и повел в гостиную, где, по общей договоренности, она могла позволить себе некоторую вольность. Первым делом Лили скинула атласные туфли на высоких каблуках, поставила ноги на скамеечку, с удовольствием пошевелила пальцами и откинулась на высокую спинку стула.
 Пол тем временем раскурил трубку, с удовольствием выпустил ароматный дым.
 — Сегодня я приказал отнести в вашу комнату несколько книг. Хочу, чтобы вы читали каждый вечер не меньше часа, а по утрам взяли себе за правило просматривать газеты.
 — Книги о правилах хорошего поведения? — вздохнула Лили.
 — Да. Кроме того, произведения Марка Твена, Томаса Гарди и Жюля Верна. В обществе произведения этих писателей непременно станут обсуждать или хотя бы на них ссылаться, поэтому вы должны знать их содержание. Позже я начну снабжать вас книгами учебного и развлекательного характера.
 — Я лет пятнадцать ничего не читала, — ответила Лили, кладя голову на спинку стула и уставившись в потолок. — Неужели мне удастся запомнить все эти дурацкие правила? Например… какая, черт побери, разница, отодвинут мой стул на восемь дюймов от стола или на десять? Неужели Мириам считала важной подобную чепуху?
 — Вряд ли Мириам над этим задумывалась. Существует огромная разница между автоматическим усвоением норм поведения и переучиванием.
 — А вы хорошо знали Мириам? — с любопытством спросила Лили и, не получив ответа, взорвалась: — Черт возьми, Пол! Когда же мы с вами поговорим о Мириам?
 — Если вы прекратите ругаться, когда не играете ее роль, вам будет легче вообще исключить ругательства из вашего лексикона. Завтра, когда мы уедем из Санта-Фе, я начну постоянно называть вас Мириам, а в гостиницах буду регистрировать вас как миссис Уэстин.
 Хотя Лили знала, что этот момент настанет, слова Пола застали ее врасплох.
 — Мириам… — произнесла она, словно пробуя имя.
 Пока оно было ей чужим, но чем скорее она привыкнет к нему, тем лучше.
 — Вы устали? Вы вздыхаете уже в четвертый или пятый раз. Или вам надоело?
 Значит, вздыхать тоже не полагается, видимо, то, что ей кажется естественным, считается дурным тоном.
 — Вы получили какие-нибудь известия от Куинна? — спросила она, втайне надеясь, что Пол не спрятал все имеющиеся в доме сигары.
 А еще Лили надеялась, что при упоминании имени Куинна она не покраснеет, ибо скучала по нему, хотя не желала себе в том признаться.
 — Утром я получил от него телеграмму. Речь, с которой он выступил перед законодательными властями, имела успех. Он ждет нашего приезда на ранчо.
 — Обо мне он не упомянул? — Лили сразу пожалела об этом вопросе, но было уже поздно, и она попыталась исправить ошибку: — Куинн даже не попрощался со мной перед отъездом. Так что у кого из нас плохие манеры, еще вопрос.
 — С Карлосом он тоже не попрощался, и с кухаркой, и с уборщицей. Зачем ему прощаться с работниками? Вас, Лили, он тоже нанял.
 У Пола была скверная манера сначала внушить ей своим поведением, что они становятся друзьями, а потом одним щелчком поставить ее на место.
 — Куинн же обязан делать вид, что я его жена. Или он и с Мириам обращался так, будто ее нанял? Тогда неудивительно, что она от него сбежала.
 Лили замолчала, ожидая, что Пол опровергнет или подтвердит ее заявление, но тот промолчал, а по выражению его лица нельзя было ничего прочесть.
 — Когда придет время, Куинн сыграет свою роль, — наконец произнес он после продолжительного молчания. Предложив ей рюмочку ликера, Пол внимательно посмотрел на нее. — Да, Лили, вам сейчас нелегко. С одной стороны, вы должны погрузиться в жизнь Мириам, чтобы почувствовать себя ею. С другой — вы не можете за короткое время забыть прошлую жизнь, отказаться от своих привычек и превратиться в Мириам. К тому же когда ваши услуги нам больше не понадобятся, вы уедете отсюда.
 — Знаю! — бросила Лили, злясь на себя за то, что его слова причиняют ей боль. — Но мне стало бы намного легче играть роль жены Куинна, если бы он проявлял больше теплоты.
 — Ситуация действительно непростая, — согласился Пол. — Вы точная копия Мириам. Вы будете носить ее одежду, поселитесь в ее доме, станете жить как она. Куинн может забыть, что вы не его жена, но вы сами должны это помнить, иначе вся эта история в конце концов плохо кончится.
 — Господи, вас не поймешь! — раздраженно ответила Лили. — То должна стать Мириам, то должна помнить, что я — это я. Как, черт побери, мне совместить и то и другое?
 — Сказать вам правду? Я и сам не знаю. Но вы же умная женщина, Лили, и, надеюсь, сообразите. Должен признаться, вы мне нравитесь, и я не хочу, чтобы наш эксперимент заставил вас страдать. А это неминуемо произойдет, если вы забудете, кто вы есть на самом деле.
 — Это угроза? Вы хотите сказать, что если я не выполню ваши требования, вы отправите меня назад в тюрьму?
 Она же поклялась себе всегда помнить о том, что Пол с Куинном — могущественные и безжалостные люди, которые используют ее для достижения собственной цели. И вот на тебе, забыла. Впрочем, невозможно постоянно держать в голове, что человек, великодушно объясняющий тебе разницу между домашним и выходным платьями, беспощадный и жестокий.
 — Это предупреждение. Исключительно для вашей же собственной пользы.
 Но оба понимали, что предупреждения суть угрозы в завуалированной форме.
 — Иногда вы столько болтаете, просто ужас! Громоздите слова друг на друга, словно кирпичи, под которыми скрывается темная яма, — заявила Лили. — Если вы не угрожаете, то как мое понимание игры в жену Куинна может повредить мне?
 — Сыграв эту роль, вы уедете, — спокойно ответил Пол. — У вас нет шансов изображать Мириам после того срока, который мы вам отвели. Поэтому рекомендую вам не слишком привыкать к роли, чтобы безболезненно от нее отказаться.
 — Не беспокойтесь! Я считаю дни, оставшиеся до встречи с моей Роуз.
 — Интересно! — Пол удивленно вскинул брови. — Вы стали бы не первой и не единственной женщиной, которая променяла бы незаконнорожденного ребенка на красивую одежду, драгоценности и особняк, полный слуг.
 — Вы ошибаетесь, — возразила Лили и почувствовала горький привкус вины.
 Пол раскусил ее, он понял, как она стремится к жизни, уготованной ей на ближайшие месяцы. Только он не догадывался, что ей хотелось и долгожданной встречи с дочерью, и сказочной жизни Мириам Уэстин.
 — Надеюсь, с угрозами покончено, не так ли? Я хочу, чтобы вы находили время быть собой. Разумеется, не афишируя, — усмехнулся Пол. — В первую очередь думайте о Роуз. Девочка принадлежит только вам. Мириам не имеет к ней никакого отношения.
 — Я вам говорила, что собралась написать дочке письмо? Она бы так обрадовалась. — Лили тяжело вздохнула. — Но передумала. Для пятилетней малышки шесть месяцев тянулись бы еще дольше, чем для меня, взрослого человека. Подожду до конца выборов, а потом напишу ей, что возвращаюсь домой.
 Подняв голову, она успела заметить в глазах Пола жесткий холодный блеск, но в следующий миг его взгляд опять стал бесстрастным.
 — Мудрое решение. Чем меньше людей будут знать, где вы находитесь, тем меньше вероятность, что вас разоблачат. А вам не хотелось связаться с подругами по заключению?
 Безразличный тон не обманул Лили, она поняла, что вопрос задан неспроста.
 — Считается, что продолжение дружбы с сокамерниками может заставить человека снова пойти по кривой дорожке, — сказала она. — Если бы Элис, Ида или Безумная Джейн сейчас вошли в комнату, мы бы сделали вид, что незнакомы.
 Лили не стала говорить, что думает о своих подругах и скучает по ним. Ей очень хотелось иметь подругу, с которой можно поболтать о том о сем, похвалиться красивыми нарядами. Однако ни Элис, ни Ида, ни Безумная Джейн на эту роль не подходили. Дружба с ними закончилась, когда Лили вышла за тюремные ворота. Так было лучше для всех.
 — Отлично! — Вытряхнув пепел из трубки, Пол сменил тему: — Завтра нам предстоит долгое путешествие в карете. Вы уже собрались?
 Вспоминая позже этот разговор, Лили не могла отделаться от неприятного ощущения. Напрасно она сказала Полу, что не писала ни тете Эдне, ни Роуз, ни одной из своих знакомых. Потом она все же убедила себя, что ее опасения напрасны.
 Однако тревога вспыхнула снова, когда Лили вспомнила о завтрашнем дебюте в роли миссис Куинн Уэстин. Правда, ей нужно только отзываться на имя Мириам, чтобы сотрудники отелей, в которых они с Полом будут останавливаться по пути в Денвер, ничего не заподозрили.
 Тем не менее Лили чувствовала себя так, будто готовится сделать что-то непоправимое, и в очередной раз подумала: интересно, где сейчас Мириам?
 Первые несколько дней Лили ощущала себя мошенницей, когда Пол называл ее чужим именем, а служащие отелей обращались к ней «миссис Уэстин». Но к концу недели привыкла, хотя ей казалась странной мысль, что Куинн тоже будет звать ее именем своей исчезнувшей жены.
 О нем Лили старалась не думать, однако, злясь на себя, ждала скорой встречи, которая наверняка сулит ей одни разочарования.
 — Опять вздыхаете? — усмехнулся Пол, отрываясь от разложенных на коленях бумаг. — Впрочем, и Мириам часто вздыхала. Не люблю, когда люди предаются унынию.
 Лили молча отдернула шторки и бросила взгляд на далекие горы со снежными вершинами. Ничего удивительного, ведь они ехали на север, и погода становилась все холоднее. Теперь Лили с удовольствием надевала шерстяную одежду, а сегодня даже набросила поверх темно-синего дорожного костюма теплую накидку.
 — И скоро мы приедем в Денвер? — спросила она.
 — Наверное, послезавтра. Отправимся прямо на ранчо, где вы отдохнете с недельку. Вы же еще не вполне окрепли, так что продолжите лечение дома, а затем переберетесь с мужем в особняк.
 Лили не переставало удивлять, что Пол говорит о ее совместной жизни с Куинном так, словно она действительно его жена. Даже взгляд, каким он смотрел на нее, выражал искреннее беспокойство за здоровье Мириам, едва оправившейся от туберкулеза. Вчера Лили решила провести небольшой эксперимент. Изобразила приступ кашля, и Пол тотчас помчался к ней через вестибюль отеля с выражением озабоченности на лице.
 — В особняк, — повторила она. Только бы запомнить имена всех слуг, только бы они не усомнились, что видят перед собой Мириам. — Вы говорили, что Куинн перестроил дом. Чтобы устраивать грандиозные званые обеды и балы?
 — Эта одна из причин.
 — Может, расскажете еще что-нибудь? — спросила она, глядя, как он пытается, несмотря на тряску, что-то записать в карточку.
 Лили ежедневно просматривала эти карточки, где Пол детально описывал людей, которых знала Мириам. Она надеялась узнать хоть чуточку больше о жене Куинна, но создавалось впечатление, будто Мириам постоянно ускользает от нее, и Лили это раздражало.
 — У Мириам было много друзей, — заметила она, хмуро глядя на многочисленные карточки, исписанные убористым почерком.
 — У вас много знакомых, — нахмурился Пол. — Но вы слишком застенчивы и нелегко сходитесь с людьми.
 Как голодающий на хлебные крошки, Лили набрасывалась на любую, даже самую незначительную информацию о Мириам.
 Если Мириам застенчива, то на всяких светских раутах нужно держаться в сторонке и отводить взгляд от незнакомых людей. Наверняка Мириам не любила развлечения, и визиты были для нее мукой. К тому же застенчивые люди редко выражают свое мнение.
 — Я не слишком застенчива, — медленно произнесла Лили, размышляя, сумеет ли она притвориться робкой.
 — Да уж! — засмеялся Пол.
 — Но, кажется, знаю, как создать такое впечатление. Представив человека тюремным охранником, я буду молчать, пока он сам не заговорит со мной, и не буду смотреть ему в глаза. Мириам тихая, раз она застенчива?
 — У меня сложилось о ней именно такое мнение. — Пол протянул стопку карточек. — Просмотрите новые записи, а потом мы еще раз это обсудим.
 Лили понимала, насколько важно запомнить сведения о незнакомых людях. Если она и сделает ошибку, то лишь перепутав одного с другим, и последствия окажутся гибельными для Куинна.
 — Мы не можем знать все об отношениях Мириам с этими людьми, — сказала Лили.
 — О ваших отношениях.
 — Я непременно в чем-нибудь ошибусь.
 — Вас следовало бы повесить, Лили. На суде, от решения которого зависела ваша жизнь, вы сумели выкрутиться. Думаю, сумеете выкрутиться и теперь, если допустите в разговоре какую-то оплошность.
 В голосе Пола снова прозвучала скрытая угроза, лицо сделалось непроницаемым. Взглянув на него, Лили уставилась в карточки. Любое имя таило в себе опасность.
 — Хотелось бы мне так же верить в свои возможности, как верите в них вы.
 Ей вдруг показалось, что она никогда не справится с ролью Мириам. Более того, играть эту роль опасно. Кто знает, что сделают Пол с Куинном, если их план из-за нее провалится? Отправят назад в Юму?
 Ранчо Уэстина площадью в двадцать тысяч акров находилось всего в нескольких часах езды верхом от Денвера. Холмистая местность летом напоминала Куинну безбрежное зеленое море, а зимой — смятое белое одеяло. Ежегодно для пастбищ расчищались большие участки земли, а поскольку воды было предостаточно, трава вырастала зеленая и сочная.
 Куинн любил бывать в своих владениях, потому остановил лошадь и, положив руки на луку седла, обвел взглядом окрестности. Жизнь тут простая, сводится к основным законам выживания, а природа благоволит к хищникам. В этом мире нужно быть либо хищником, либо жертвой, середины нет.
 Проследив за лисицей с пышным хвостом, которая гналась за зайцем, Куинн поднял глаза к неровной линии горизонта, где увенчанные снежными вершинами горы царапали небо. К востоку тянулась Великая американская пустыня, за спиной находился Денвер, а к северу от его владений располагались многочисленные фермерские хозяйства. Когда-нибудь ранчо исчезнет, его поглотит разрастающийся Денвер. Но это — дело будущего, а сейчас Куинна Уэстина занимали другие проблемы. За несколько недель, проведенных на ранчо, он физически окреп, настроение улучшилось, однако ему не давали покоя мысли о Лили Дейл.
 Черт его дернул нанять вчерашнюю заключенную на роль Мириам! Они совсем не похожи, он сам это выдумал, никакого сходства между ними не существует.
 Нахмурившись, Куинн поерзал в седле, потом заметил вдалеке небольшое стадо техасских длиннорогих быков, которые направлялись к мелкому ручью, и мысли его переключились на них. Длиннорогие быки — хитрые, вредные животные, надо бы провести эксперимент по скрещиванию их с домашними быками. Куинну хотелось иметь породу, отличающуюся необыкновенной выносливостью длиннорогих быков и более покладистым характером домашних животных.
 А может ли настолько измениться Лили Дейл, чтобы люди, знавшие его жену, приняли ее за Мириам? Вряд ли. Кто угодно, только не женщина, укравшая со стола кусок хлеба и спрятавшая его в карман.
 Все еще хмурясь, Куинн прикрыл глаза рукой от солнца. За пять лет его ранчо поставило две тысячи молодых бычков на железнодорожные станции Канзаса, а оттуда их отправили в Чикаго. Когда он станет губернатором, нужно позаботиться, чтобы основной рынок сбыта находился поближе к дому. Партийные боссы обещали ему устроить рынок в Денвере, и он сможет продавать такое количество скота, сколько его душе угодно. Куинну это обещание не понравилось. Оно попахивало взяткой.
 Да, у него много отличных, с его точки зрения, идей, как улучшить работу правительства. И ни одна из них не претворится в жизнь, если он не победит на выборах.
 Черт побери, его будущее, а может, и будущее целого штата зависит от женщины, имеющей незаконнорожденного ребенка и недавно вышедшей из тюрьмы! Куинн приходил в ярость, когда думал, с какой легкостью она способна его уничтожить.
 Стегнув лошадь, он галопом поскакал к дому. Ветерок приятно холодил его разгоряченное лицо.
 Скоро он встретится с Лили Дейл, и произойдет генеральная репетиция спектакля.
 Мириам практически не приезжала на ранчо, предпочитая жить в городском доме, и работники видели ее очень редко, зато десятник встречался с ней в прошлом году. Куинн оставил его на ранчо, хотя заменил всю домашнюю прислугу, уволил старых работников и взял новых. Надо проверить, как Смоуки Билл отреагирует на Лили, а потом уже решать окончательно.
 Скоро это выяснится, подумал Куинн, подъезжая к конюшне, и в этот момент увидел карету. Он вручил поводья конюху, глубоко вздохнул и, придав лицу холодное выражение, направился к экипажу.
 Из распахнутой кучером дверцы вышел Пол и галантно подал руку спутнице.
 Куинн остолбенел при виде дамы в элегантном дорожном костюме и черной шляпке с пером. Он не мог оторвать взгляда от незнакомки, стоявшей у кареты. Неужели это женщина, которую он впервые увидел у ворот женской тюрьмы в Юме? Нет, это и не Мириам, хотя ему казалось, что он смотрит на свою жену.
 Заставив себя идти вперед, но так и не сумев придать лицу радушное выражение, Куинн попытался вспомнить, как бы он встретил Мириам после долгого отсутствия. И, к своему удивлению, не смог.
 Зато Лили радостно улыбнулась, отчего у Куинна заныло в груди. Мириам ему так не улыбалась. Если вообще делала это.
 — Куинн!
 Обняв даму за плечи, он смотрел на нее и не верил своим глазам. Это была не Лили и не Мириам, а прекрасная незнакомка с чертами обеих женщин.
 — Мириам… — выдохнул он, заставив себя произнести имя жены.
 Теперь нужно ее поцеловать, хотя бы ради того, чтобы не вызвать подозрение у людей на ранчо.
 Куинн ощущал тепло ее тела и впервые в жизни чувствовал себя неловко в присутствии женщины. Близость Лили, аромат незабудок, запах любимых духов Мириам, выбили его из колеи.
 Куинн хотел отстранить ее, но Лили вдруг пошатнулась, и он притянул ее к себе. Она замерла и, слегка повернувшись, бросила на него смущенный взгляд, при этом нежный рот оказался всего в нескольких дюймах от его губ.
 Ни один нормальный мужчина не устоял бы против такого искушения. После секундного колебания он поцеловал Лили в губы, чувствуя, как по телу ее пробежала дрожь. Она замерла, упершись кулаками ему в грудь.
 Поцелуй на людях должен быть мимолетным. Именно так Куинн и собирался поцеловать «жену», но едва губы Лили коснулись его губ, он потерял голову. Слишком долго он не обнимал податливое женское тело, и поцелуй зажег в нем желание, какого он давненько не испытывал.
 Еще крепче прижав Лили к себе, он ощущал прикосновение ее бедер, сладостную влажность ее рта.
 Наконец, пораженный силой желания, вызванного лишь поцелуем, Куинн выпустил Лили из объятий. Поднеся руку к губам, она смотрела на него широко раскрытыми глазами.
 Куинн не понимал, что с ним происходит. Так бурно он реагировал на женщин, лишь когда был зеленым юнцом.
 Пол, не сводивший со своего друга хмурого взгляда, шагнул вперед, намереваясь поздороваться, но тут они услышали голос Смоуки Билла:
 — Добро пожаловать на ранчо, миссис Уэстин.
 Лили улыбнулась дрожащими губами и, чуточку помедлив, ответила:
 — Я очень рада, что приехала, мистер Джонсон.
 От волнения у Куинна перехватило дыхание. Впрочем, Смоуки Билл вряд ли обратил внимание на столь незначительную заминку. Однако больше всего Куинна поразило то, что Лили назвала десятника по имени, не обратившись за помощью к Полу, и у него будто свалился с плеч тяжелый груз, под спудом которого он жил в течение многих недель.
 — По-моему, тут кое-что изменилось, с тех пор как я была здесь в последний раз, — задумчиво сказала Лили, оглядываясь вокруг. Шаг весьма смелый, но ее голос звучал убедительно. — Кажется, я приезжала около года назад. В сентябре.
 Смоуки Билл просиял:
 — Да, мэм! Летом мы вырыли еще один колодец, да и та ветряная мельница тоже новая. — Он указал на агрегат, издававший пронзительное жужжание. — А еще мы расширили дом работников и летнюю кухню.
 Лили последовала за ним к краю веранды, чтобы взглянуть на новый дом работников.
 — Я бы никогда не поверил в такое преображение, если бы не увидел собственными глазами, — прошептал Куинн.
 Жесты у незнакомой ему женщины были не столь размашистые, как у Мириам, вела она себя более сдержанно, голос ниже, чем у Мириам, но это была уже не Лили. Восхищенный взгляд Смоуки Билла она встретила не смело, как сделала бы раньше, а несколько застенчиво. Да и походка у нее изменилась, стала намного грациознее.
 Пол с гордостью смотрел ей вслед.
 «А почему бы ему не гордиться? — размышлял Куинн. — Ведь Лили — творение его рук. Он взял кусок простого камня и полировал до тех пор, пока тот не стал похожим на бриллиант».
 Лили вернулась обратно в сопровождении десятника, подошла к мужчинам, улыбнулась и взглянула на Куинна своими потрясающими глазами.
 — Попроси Керли отнести в дом мой чемодан, — сказала она. — Мне бы хотелось немного отдохнуть перед ужином. Наверное, Джеймисон, как обычно, подаст жаркое?
 Лили явно старалась показать ему все усвоенное из уроков Пола и осталась довольна произведенным впечатлением. Но руку она то и дело подносила к губам, из чего Куинн заключил, что на нее поцелуй тоже подействовал.
 — Керли и Джеймисон уволились, — ответил он, раздраженно думая о том, что не стоило ее целовать.
 — Не припомню, чтобы кто-то мне об этом говорил. — Лили бросила на Пола укоризненный взгляд.
 Спектакль она, конечно, разыгрывала для Смоуки Билла и для него, Куинна, и видела, что «муж» ошеломлен. Но все-таки стоявшая перед ним красавица не Мириам, Когда та приезжала на ранчо, на нее смотрели с любопытством — жена хозяина наведалась! — однако без малейшего восторга, который светился на лице Смоуки Билла.
 Мириам тоже могла быть мила и очаровательна, но лишь с теми, кого хорошо знала, в присутствии кого преодолевала свою робость. А Лили очаровывала с первого взгляда. Глаза искрились жизнерадостностью и любопытством, от всего облика веяло чувственностью. Разумеется, она пыталась изобразить застенчивость, хотя глаза опускала кокетливо, а не робко, взгляды бросала нескромные.
 «Успокойся, — говорил он себе, глядя на поднимавшуюся по ступенькам Лили. — Эта женщина не твоя, даже если носит твое имя. Она жена другого, от которого у нее ребенок».
 — Куинн? — вывел его из задумчивости голос Пола. — Где бы нам поговорить? Здесь или пройдем в дом?
 Лили уже отправилась в свою комнату, и в холле остался только легкий аромат незабудок. Куинн стиснул кулаки, представив, как она входит в комнату Мириам, кладет на ее туалетный столик свои вещи, ложится в ее постель. Но она не Мириам, она Лили.
 Войдя в кабинет, он указал Полу на один из стульев возле письменного стола, потом налил себе виски, сделал большой глоток, с наслаждением ощущая, как разливается по телу огненная жидкость, и протянул второй стакан Полу.
 — Ты совершил чудо, — сказал Куинн. — Я даже не представлял, что такое возможно.
 — Не забывай, Лили изменилась только внешне, и перемена весьма неустойчива. В любую минуту она может сделать ошибку или выругаться. — Но темные глаза Пола светились гордостью. — Впрочем, она могла бы стать выдающейся актрисой, если бы решила пойти на сцену, хотя вряд ли такая мысль приходила ей в голову.
 — За час до вашего приезда я готов был отменить наш план, — признался Куинн.
 — Ее уже можно принять за настоящую леди, — ответил Пол, набивая трубку, — но она еще не Мириам. Настала твоя очередь с ней поработать. Сейчас любой знакомый Мириам, увидев Лили издалека, не усомнится, что это она, а вблизи непременно заметит подмену. У Лили другие жесты, слишком вызывающий и независимый взгляд. Однако согласен, изменилась она до неузнаваемости. Когда мы ехали из Юмы в Санта-Фе, никто не обратил на нее внимания, а вот по дороге из Санта-Фе в Денвер ее вряд ли игнорировали.
 — Знал бы ты, как все это меня угнетает, — сказал Куинн, раскурив сигару.
 Обычно он не испытывал ни смущения, ни замешательства, подобным чувствам практически не было места в его жизни. Но стоило ему взглянуть на Лили, и реальность уступала место наваждению, голова у него шла кругом; женщина с лицом Мириам и совершенно незнакомым выражением, с такой же фигурой и абсолютно другой походкой, с менее грациозными движениями, зато более чувственными. У Куинна было ощущение, словно он впервые познакомился с Мириам, с той, какой она могла бы стать, но так никогда и не стала.
 Он вспомнил их последнюю встречу, и грудь его пронзила острая боль. Сердито затушив сигару, Куинн одним глотком допил виски.
 — Ты долго собираешься здесь пробыть? — спросил он.
 — Завтра утром я возвращаюсь в Денвер. Мне потребуется неделя для работы с бумагами, которых изрядно накопилось за мое отсутствие. И мне не терпится увидеть там одну молодую леди, — с улыбкой закончил Пол.
 Куинн молча кивнул и перевел взгляд на портрет отца. В эту минуту он завидовал Полу Казински. Тому не было необходимости утверждаться, он уже имел прочную репутацию лучшего кингмейкера в этих краях и сколотил довольно крупное состояние. Мастер компромиссов, он никогда не лез напролом, великолепно находил обходные пути, делал то, что от него требуется, и никогда не оглядывался, прошлое его не волновало. Решив не обременять себя женой, Пол заводил очаровательных любовниц, от которых с легкостью отделывался, если они ему наскучивали.
 Дверь в кабинет открылась, Куинн почувствовал запах незабудок и обернулся. Лили сидела на краешке стола, положив ногу на ногу. Более того, уже вытащила сигару из его портсигара.
 — Я не курила с тех пор, как вы уехали из Санта-Фе, — сказала она и вызывающе взглянула на Пола.
 Густые светлые волосы Лили небрежно перекинула через плечо. Ее, похоже, не волновало, что, усевшись в такой позе, она выставляет на обозрение нижние юбки и стройные лодыжки.
 Куинн смотрел на нее как зачарованный. Лили опять изменилась, словно хамелеон: элегантная леди, вышедшая из кареты, исчезла, появилась девчонка-сорванец. Но Куинн подозревал, что и эту роль она играет. Сначала показала ему свою версию леди, застенчивую, изящную, утонченную особу, а теперь изображает себя слишком вульгарной.
 Лили глубоко затянулась, выпустила кольцо дыма, посмотрела Куинну в лицо, скользнула взглядом по его губам и, прищурившись, уставилась на Пола.
 — Ладно, парни. Хватит играть в прятки.
 — Джентльмены, а не парни.
 — Настало время поговорить о Мириам, — продолжала Лили, игнорируя замечание Пола. — Я хочу знать, что она за человек и что с ней случилось. Мы и так слишком долго откладывали. Или мы сейчас поговорим о Мириам, или завтра утром я уезжаю в Миссури. — Запрокинув голову, она выпустила густую струю дыма. — Итак, я слушаю, ковбой.




 Глава 6


 — Говорите тише! — резко бросил Пол, оглядываясь на дверь. — Нечего угрожать нам отъездом. Мы собирались поначалу сделать из вас леди, а уж потом Мириам.
 — Настала очередь Мириам.
 Куинн плотно сжал губы и нахмурился, что не предвещало ничего хорошего. От его манеры смотреть сквозь нее Лили становилось не по себе. Он сбросил куртку, не спеша закатал рукава рубашки. Господи, какие же у него мышцы!
 Лили понимала, что он злится. Похоже, она вызывает в нем противоречивые чувства, впрочем, как и он в ней. Когда он поцеловал ее, она вдруг ощутила его возбуждение и тоже почувствовала желание. Конечно, он не собирался ее целовать, это произошло случайно, но, едва коснувшись ее губ, Куинн захотел большего. Все благие намерения сразу вылетели у нее из головы, ноги подкосились, дыхание перехватило. Ей даже показалось, что она упадет в обморок. Потом закралась непрошеная мысль: интересно, кого он целует — ее или Мириам? Эта мысль неожиданно причинила Лили острую боль.
 Но сейчас она была уверена, что смотрит он именно на Лили Дейл, ненавидит ее за то, что она требует рассказать про его жену, за то, что так похожа на нее, а больше всего за то, что испытывает к ней желание.
 Лили не отвела глаз, хотя вся сжалась. Еще ни один мужчина не вызывал в ней таких противоречивых чувств, а ведь стоит ему захотеть, и он без колебаний отправит ее назад в тюрьму. Зачем же она тянется к нему?
 — Ладно. — Голос суровый, под стать взгляду. — Что вы хотите узнать?
 — Все. — Лили вдруг почувствовала себя неловко: расселась на столе, как публичная девка. Она спрыгнула на пол и заняла место рядом с Полом. — Почему сведения о Мириам нужно вытаскивать из вас клещами?
 Лили положила сигару в пепельницу, жалея о том, что закурила. Во рту появился неприятный привкус, хотя она рассчитывала на другое. Видимо, Полу удалось привить ей мысль о том, что женщине, тем более настоящей леди, курить неприлично.
 Своим бесцеремонным поведением сейчас и представлением, которое она разыграла перед Смоуки Биллом, она хотела заставить Куинна увидеть пропасть между Лили Дейл и Мириам. Похоже, он увидел, и это привело его в крайнее раздражение.
 — Я не могу сыграть роль Мириам, если вы оба будете молчать, — заявила Лили. — Какая у нее походка? Как она себя вела в том или ином случае? Какой у нее был распорядок дня? Чему она радовалась, отчего грустила? Что ей нравилось и что не нравилось? Какой была ее семейная жизнь?
 — Я понимаю необходимость этого разговора, но мне претит выворачивать наизнанку жизнь моей жены перед чужим человеком, — сквозь зубы процедил Куинн.
 — Послушайте, — выдавила Лили, сдерживая ярость, — я намерена стать лучшей подругой Мириам Уэстин. И сделать все от меня зависящее, чтобы, когда она вернется, ей не пришлось ни краснеть, ни перед кем-то извиняться. А это, черт побери, будет нелегко! — Лили специально выругалась. Ей хотелось лишний раз напомнить Куинну, что до настоящей леди ей пока далеко. — Если я не буду знать о ней все, то и не смогу как следует изобразить ее.
 — Она права, Куинн, — нахмурился Пол. — Время пришло.
 Тот машинально сжал в руках стакан виски, на щеках заходили желваки, вся его поза выражала крайнее негодование. Но Лили догадывалась, что гнев помогает ему справиться с другими чувствами, которые он испытывает, когда смотрит на нее.
 — Возможно, у вас создалось впечатление, что Мириам была окружена роскошью и комфортом, — начал Куинн. — Но это не так. Детство и юность были у нее далеко не безоблачными. В десятилетнем возрасте она потеряла мать, через пять лет умерла ее младшая сестра, брата убили на войне, а человек, за которого Мириам собиралась замуж, так и не вернулся. Последним умер ее отец. Как видите, большую часть жизни она провела в трауре.
 — Господи! Умерли все, кого она любила.
 Впервые за много лет Лили вспомнила о своей семье. Пьяные индейцы убили ее родителей, сестра умерла совсем маленькой от дифтерии. Она тоже выросла без матери и тоже скучала по сестре, которую очень любила.
 Теперь Лили гораздо лучше понимала Мириам. Неудивительно, что та постоянно вздыхала, ей было отчего грустить.
 — Продолжайте, — тихо попросила она.
 — Когда я познакомился с Мириам, ей было двадцать два года, она жила вместе с отцом. Судья Элтон был влиятельным человеком и известной фигурой в политических кругах.
 — Ну и негодяй же вы! Женились на Мириам только затем, чтобы сделать политическую карьеру, да?
 — Не скрою, честолюбивые стремления имели место, но, помимо всего прочего, Мириам была красивой женщиной. — Куинн в упор смотрел на нее, и Лили поняла, что он видит не ее, а ту, на которой женился. — По наивности я воображал, что могу сделать ее счастливой.
 — И сделали? — поинтересовалась Лили.
 Он снова взглянул на портрет мужчины, должно быть, своего отца.
 — Сомневаюсь.
 — Неудивительно! Вряд ли она была счастлива оттого, что вы женились на ней только ради политической карьеры. Она знала об этом? — Глаза у Лили сверкнули от гнева.
 Конечно, Мириам знала. Наверняка чувствовала, что ее используют, как чувствовала это и сама Лили.
 Пожав плечами, Куинн принялся раскуривать сигару.
 — Люди женятся по многим причинам. Мириам была наивна, однако далеко не глупа.
 — Почему же она вышла за вас замуж? — спросила Лили. Сейчас она испытывала к Куинну Уэстину отвращение и не собиралась его щадить.
 — Так хотел ее отец. Мириам ждала своего жениха, который так и не вернулся, а после войны мужчин осталось не слишком много. Когда подвернулся я, судья был уже болен, поэтому мечтал, чтобы его дочь вышла замуж и как-то устроилась…
 Но чего хотела сама Мириам? Была ли она довольна тем, что заботится об отце, или мечтала о собственном доме? Хотела выйти замуж за Куинна или согласилась на брак, только чтобы сделать приятное отцу?
 — Сколько лет Мириам? — спросила Лили.
 — Тридцать. Она на два года старше вас.
 Куинн прямо выдавливал из себя каждое слово, зато Мириам обретала черты, превращаясь из призрака в реальную женщину. Лили могла теперь представить очаровательную женщину, грустную, тихую, застенчивую, послушную дочь, которая готова услужить последнему оставшемуся в живых члену семьи.
 Лили с пристрастием взглянула на Куинна и пришла к выводу: да, он красивый мужчина. Даже сейчас, хмурый, не скрывающий того, что разговор о Мириам ему неприятен, он необыкновенно хорош собой. Интересно, Мириам тоже считала его красивым? Легко или тяжело было ей любить мужа? Заставлял ли он учащенно биться ее сердце? Хотела ли она его ласк и поцелуев или со страхом ждала, когда он придет к ней в спальню?
 Пол встал с места, отставил пустой стакан и, глядя на Куинна, произнес:
 — Мне нужно еще кое-что прочитать до ужина. Прошу извинить, но я вас покидаю.
 Лили поразилась его такту. А впрочем, он наверняка уже знает эту историю.
 Когда дверь за Полом закрылась, Куинн безжизненным голосом продолжал:
 — Мириам хотела детей. Вполне естественное желание, однако у нее было довольно хрупкое телосложение и выносить ребенка ей оказалось трудно. Случилось четыре выкидыша, прежде чем она наконец родила.
 Лили не верила собственным ушам.
 — Так у вас есть ребенок? — воскликнула она, когда обрела дар речи.
 И они скрыли это от нее? Невероятно!
 Подойдя к столику, Куинн плеснул в стакан виски, после чего вернулся к Лили.
 — Восемь месяцев назад у Мириам родилась дочь. Она назвала ее Сьюзен в честь сестры.
 — У вас есть дочь, — прошипела Лили, — и вы не удосужились о ней сказать?
 Значит, ей придется обманывать не только окружающих, выдавая себя за Мириам, но и бедного ребенка. Нет, в такие игры она не станет играть!
 Поставив перед ней стакан с виски, Куинн затушил дымящийся окурок сигары, который Лили забыла в пепельнице, после чего снова сел на стул.
 — В мае у нас в городском доме начался пожар. Сьюзен погибла.
 — Боже правый! — Сообщение обрушилось на Лили как гром среди ясного неба. — А Мириам? Она тоже погибла?
 — Мириам получила незначительные ожоги и серьезную травму ноги.
 Куинн снова подошел к окну и уставился вдаль, предоставив Лили самой вообразить случившееся.
 — О Господи!
 На секунду ей показалось, что она сейчас задохнется от полноты чувств. Мириам осталась жива, но ребенок погиб. Должно быть, она тысячу раз кляла себя, представляя, что могла бы сделать и не сделала для спасения дочери.
 У Лили застрял в горле комок, на глазах выступили слезы. Уж она-то знала, как мучительно искать ответы на вопросы, начинающиеся с «если бы». Если бы она не послушалась Сая… если бы отказалась пойти вместе с ним в игорный дом… если бы сделала то, а не это, была бы сейчас с Роуз…
 В тюрьме Лили неоднократно вспоминала разговоры с Саем, придумывая такой конец, чтобы остаться со своей девочкой. Отказывала Саю, не приближалась к игорному дому, не брала в руки пистолет.
 Наверняка Мириам так же мучила себя, но ее страдания были в десять раз сильнее, поскольку ребенок погиб; у нее не было другого шанса спасти девочку, которую она никогда больше не увидит…
 — О Господи… — повторила Лили. Сердце ныло от жалости к Мириам Уэстин. — Она винила себя в гибели Сьюзен?
 — Мириам спаслась, но не смогла спасти ребенка, — хрипло произнес Куинн. — Естественно, она казнила себя за это.
 — И вы ее тоже винили?
 — Пожар был очень сильный. Никто не мог спасти Сьюзен. Ее нянька и одна из горничных тоже погибли. Мириам чудом осталась в живых.
 Лили вытерла слезы. Неужели она ошиблась? Если он не винит жену, то почему говорит таким бесстрастным тоном?
 — А где были вы? Почему не пытались вынести свою дочь из огня?
 — Когда начался пожар, меня не было дома. К тому времени как я приехал, он уже бушевал вовсю.
 Может, Куинн винит себя за то, что его вовремя не оказалось на месте трагедии? Ладно, пора заканчивать этот разговор.
 — Когда исчезла Мириам? Сразу после пожара?
 — Почти тотчас же.
 Куинн устало потер лоб. Выражение его лица Лили не видела и, чтобы подбодрить себя, быстро допила виски.
 — Куинн, вы должны ее найти! Где бы Мириам сейчас ни была, ей очень плохо, вы ей нужны.
 Его смех показался Лили столь неуместным, что ее передернуло.
 — Поверьте, где бы она сейчас ни находилась, ей гораздо лучше, чем со мной.
 Лили взглянула на его широкие, обтянутые белой рубашкой плечи и, сжав от бешенства кулаки, выкрикнула:
 — Как вы можете быть таким холодным, черт вас побери! Всего пять месяцев назад у вас погибла дочь и сбежала жена, ведь она сбежала, верно?
 — О да, Мириам сбежала, и очень далеко… — Круто повернувшись, Куинн швырнул стакан с виски в стену. Лили испуганно вскочила. — Нечего говорить, что Мириам во мне нуждается! Ей нужен кто угодно, только не я! И не говорите, что она хочет, чтобы ее нашли! Ее не найдут! Если у вас есть другие вопросы относительно пожара и исчезновения Мириам, то задавайте их сейчас, потому что к этому разговору мы никогда больше не вернемся.
 Лили снова опустилась в кресло, не понимая, что его так разозлило. Или у Куинна такая манера выражать свое горе, или он чего-то недоговаривает. Скорее всего последнее. Не похож он на человека, страдающего от горя.
 — Вы с Полом всегда говорите о Мириам в прошедшем времени… Думаете, она умерла? Или покончила с собой? — Лили задала вопрос, не рассчитывая на ответ.
 — Мириам жива, — произнес Куинн после долгого молчания.
 Она не могла придумать, о чем бы еще спросить, хотя знала, что потом, когда придет в себя от потрясения, очень об этом пожалеет.
 — Где похоронена Сьюзен? — выпалила Лили первое, что пришло ей в голову.
 — На кладбище Проспект-Хилл.
 — У Мириам в самом деле была чахотка?
 — Несмотря на слабое здоровье, чахотки у нее не было.
 Раздался стук в дверь, потом в комнату заглянул Пол, увидел осколки стекла и перевел взгляд на друга.
 — Ужин готов. Или хочешь, чтобы подали сюда?
 Куинн достал из кармана часы, открыл крышку, взглянул на циферблат, сунул часы обратно.
 — Еще вопросы есть? — спросил он у Лили.
 Недавняя ярость испарилась, уступив место опустошенности и усталости. Лили поняла, что он знал о неизбежности этого разговора и боялся его.
 — Мне бы еще многое хотелось выяснить, только я пока в затруднении…
 — Если вы хотите узнать о пожаре и той ночи что-то еще, спрашивайте прямо сейчас.
 Лили попыталась собраться с мыслями.
 — А где вы были той ночью?
 — С Полом.
 — Как начался пожар?
 — Этого никто так и не узнал.
 Куинн отвечал кратко, сухо, не вдаваясь в подробности. Да, он явно что-то скрывает, но что именно, Лили не могла догадаться, а спросить не решалась. Ее охватила злость, и она раздраженно повернулась к Казински:
 — Почему вы не рассказали мне про Сьюзен?
 — И что бы это изменило? — Он пошире открыл дверь, словно хотел выпустить из комнаты скопившееся напряжение.
 — Мириам потеряла нескольких детей… Сьюзен и еще четверых, нерожденных! — взорвалась Лили.
 Она знала, как страшно терять людей, которых любишь, понимала чувства Мириам, хотя была не в состоянии постичь их глубины. Ведь не проходило года, чтобы та не потеряла кого-нибудь из близких, но едва начинала приходить в себя после одного удара, за ним следовал другой.
 Правда, одна маленькая тайна раскрыта. Теперь ясно, почему вся одежда Мириам, которую ей дали, была темных цветов. Лили встала и с отвращением взглянула на мужчин.
 — Меня тошнит от вас обоих! — Узнав о пожаре, она действительно почувствовала себя плохо, и ее состояние не улучшилось. — Такое впечатление, что вместо сердца у вас кусок льда! Вы не испытываете ни жалости, ни сострадания, думаете лишь о себе, заботитесь только о своих гнусных делишках.
 Лили казалось, что она, никогда не видевшая Мириам, понимает ее гораздо лучше, чем Куинн с Полом.
 Подхватив юбки, она направилась к двери.
 — Прочь с дороги! Мне противно даже сидеть с вами за одним столом! Велите кому-нибудь из слуг отнести ужин в мою комнату…
 — Остановитесь! — Пол схватил ее за руку. — Куинн, мы же хотели отдать ей кольца.
 Выругавшись, тот достал из ящика стола маленькую коробочку, несколько секунд подержал в руке и сунул ее другу, словно она жгла ему ладонь.
 — Это подделка? — спросила Лили, принимая футляр.
 — Да, — ответил Пол.
 — Нет, — тут же возразил Куинн.
 Бросив на мужчин презрительный взгляд, Лили вышла из кабинета, добралась до своей комнаты и с такой силой захлопнула дверь, что картина, висевшая в коридоре, едва не слетела на пол.
 В комнате уже горела лампа, в камине весело потрескивал огонь. Погрев руки у огня, Лили села на кровать, осторожно вынула из футляра кольца Мириам и принялась внимательно разглядывать. Одно наверняка подарено во время помолвки: две золотые розочки с бриллиантом между ними. Второе, явно обручальное, представляло собой такие же две розочки, но скрепленные с третьей. Лили поднесла его поближе к лампе и с трудом разобрала гравировку внутри: «М.Э. от К.У. 6.10.67».
 Она снова уселась на кровать и закрыла глаза. Да, Куинн прав. Женщина, которая сбегает из дома, бросив обручальные кольца, не желает, чтобы ее искали, и не собирается возвращаться.
 В комнату вошел улыбающийся ковбой с подносом и представился хозяйке. Его имя было Лили незнакомо.
 — Оставьте поднос там, — равнодушно сказала она, махнув рукой на столик возле кровати. Есть совсем не хотелось.
 Когда паренек ушел, Лили принялась обследовать ящики комода, однако никаких следов того, что Мириам жила в этой комнате, не обнаружила.
 Да и во всем доме не ощущалось присутствия женщины, тут не было даже намека на уют. Мебель простая, удобная, но без всякого изящества. Каждый предмет, от охотничьих трофеев до простеньких занавесок, как бы возвещал, что это жилище мужчины.
 Лили поняла, что у супругов были совершенно разные интересы. Мириам явно не разделяла увлечение мужа скотоводством, не сопровождала его в поездках на ранчо. А может, Куинн и не приглашал ее с собой, и это лишь подтверждало, насколько они были далеки.
 Осмотрев старый кувшин и умывальник, Лили подошла к столику, на котором стоял поднос с ужином: бифштекс, жареная картошка, бобы, зелень, кусок яблочного пирога. Она уже потянулась к тарелке с бобами, но тут ее поразила неожиданная мысль.
 Интересно, как Мириам удалось сбежать?
 Пол говорил, что леди не полагается иметь при себе деньги, и если Лили когда-нибудь соберется за покупками, то она должна попросить хозяина магазина, чтобы он прислал счет мужу. В ее распоряжении будет карета, поэтому нанимать экипаж ей не потребуется. И вообще настоящей леди деньги совершенно ни к чему.
 Как же Мириам сбежала, не имея ни цента? Поскольку из дома она ничего не взяла, ей нужны были деньги на билет, еду, гостиницу и прочее.
 Этот вопрос настолько заинтересовал Лили, что она решила пойти к Куинну и спросить, были ли у Мириам собственные деньги. Например, отцовское наследство.
 Она дошла до столовой, хотела уже войти и тут услышала смех Куинна. Черт побери, как он может веселиться после жуткого разговора?
 Но, поразмыслив, Лили решила быть к нему справедливой. Ей-то рассказ о гибели Сьюзен показался громом среди ясного неба, а его горе притупилось, ведь прошло уже пять месяцев, возможно, он смирился с потерей.
 Приложив ухо к двери, Лили начала бессовестно подслушивать, однако ничего интересного для себя не услышала. Куинн рассказал Полу о том, что произошло за время его отсутствия, потом разговор коснулся политических аспектов, которые мужчины, похоже, обсуждали ранее. Скрипнули отодвигаемые стулья, Лили собралась бежать, но тут Пол задал вопрос, от которого она застыла на месте как вкопанная.
 — Кто-нибудь справлялся о Мириам?
 — Не помню. А если даже и так, я знаю, что ответить любопытным. — Послышался звон стаканов. — Тем не менее я считаю, мы должны рискнуть и заявить о смерти Мириам.
 Ноги Лили, казалось, приросли к полу.
 — Что ж, если ты абсолютно не принимаешь Лили, я от нее избавлюсь, хотя это было бы ошибкой. Ты же видел, как она великолепно справляется с ролью, запросто ввела в заблуждение Смоуки Билла.
 — Черт возьми, Пол! У меня такое ощущение, будто я постоянно вижу призрак.
 — Станет еще хуже, когда она приобретет манеры твоей жены. Не знаю, что тебе посоветовать, Куинн. Терпи, если хочешь победить на выборах.
 — А если Элен ван Хойзен догадается, что она не Мириам?
 Наступило долгое молчание. Проклятие, кто такая Элен ван Хойзен? Ах да, близкая подруга Мириам. Ни Куинн, ни Пол не одобряли их дружбу, поскольку муж Элен занимал видное положение в оппозиционной партии, и то, что Мириам все-таки не порвала с Элен, весьма удивило Лили. Похоже, миссис Уэстин не такая уж безропотная овечка, какой она ее представляла.
 — Думаю, Элен может заподозрить неладное, — согласился наконец Пол. — Но у Лили с Мириам невероятное сходство, и ей даже в голову не придет, что это совершенно разные люди. Она попытается объяснить некоторые отличия в тембре голоса, жестах и прочем каким-то другим образом. Хотя наилучшее решение — это свести их встречи к минимуму.
 Лили хотелось послушать дальше, но разговор перешел на мужа Элен и политику, и она, на цыпочках отойдя от двери, вернулась в свою комнату.
 Интересно, умерла ли Мириам на самом деле или Куинн просто сболтнул? Раньше он утверждал, что Мириам жива, но теперь Лили не верила ни ему, ни Полу. Впрочем, ей неоткуда узнать, что действительно произошло с Мириам Уэстин, и лучше о ее судьбе не думать.
 Однако легко сказать, да трудно сделать. Это ее лицо она видела в зеркале. Ее глаза смотрели на нее. Завтра она наденет ее кольца. Рядом с ней теперь постоянно будет муж Мириам… как живое напоминание о поцелуе, потрясшем ее до глубины души.
 Лили быстро отвернулась от зеркала.




 Глава 7


 Когда на следующее утро Куинн пришел на конюшню, чтобы оседлать лошадь для ежедневной прогулки, он, к своему удивлению, обнаружил там Лили.
 — Я не знал, что вы лихая наездница.
 — Ну, это громко сказано, — улыбнулась Лили, подставляя лицо солнцу. Маленькая шляпка совершенно не защищала лицо, а зонтик она, конечно, забыла. — Просто я выросла на ферме, люблю лошадей и обожаю ездить верхом, хотя сегодня впервые буду скакать в дамском седле.
 Лили оказалась неплохой всадницей — держалась непринужденно, не цеплялась судорожно за поводья, с легкостью управляла лошадью. Надвинув шляпу на глаза, Куинн повернул своего жеребца к далекой рощице, он не мог отделаться от впечатления, что смотрит на Мириам. Хотя повальное увлечение спиритизмом его миновало, Куинн находил в поразительном сходстве Лили и Мириам нечто потустороннее, даже зловещее. В речи Лили иногда еще мелькали простонародные словечки, отсутствовавшие в лексиконе Мириам, и поступала она временами так, как его жена никогда бы не поступила; тем не менее интонации и жесты обеих женщин бывали настолько схожими, что Куинну становилось не по себе.
 — Мириам не ездила верхом, — сказал он и, когда Лили удивленно вскинула брови, пожал плечами. — Это седло я купил много лет назад, еще не зная, что верховая езда ее не интересует.
 — Она не любила ранчо?
 Пол оказался прав, у нее и вправду острый ум. Она быстро усвоила вчерашнюю информацию и теперь с успехом применяла ее на практике: сидела на лошади слегка опустив плечи и демонстрируя печальный образ. До сегодняшнего дня Куинну и в голову не приходило, что Мириам сутулится, но сейчас, глядя на Лили, он понял, что это так.
 — Мириам с ее изысканным вкусом считала этот дом слишком неказистым, — пояснил он.
 Желание Лили узнать о вещах, которые лучше оставить в покое, сильно беспокоило Куинна, тем более что она любила докапываться до истины и умела это делать.
 — Эти головы убитых животных на стенах вызвали бы у Мириам отвращение, — задумчиво произнесла Лили. — Я права?
 Чтобы добиться успеха, Лили по крохам собирала нужные ей сведения, и Куинна удивляло, с какой легкостью она определяла, что Мириам нравилось, а что нет.
 — Но вас охотничьи трофеи не выводят из равновесия? — полюбопытствовал он.
 Лили пригладила юбку своей амазонки.
 — Людям нужно есть. А если с мясом вам достаются еще и оленьи рога…
 Практичная женщина. Хотя, чтобы выжить в тех условиях, в которых жила она, именно такой и нужно быть.
 — Как и большинство женщин, Мириам не любила, чтобы ей напоминали, откуда берется обед.
 — Если бы ей пришлось свернуть шею парочке сотен цыплят или коптить окорока, доить корову или набивать сосиски, она стала бы менее щепетильной. — Лили оглянулась на дом и сказала: — Возможно, Мириам он не нравился, а мне так очень.
 — Мне тоже, — тихо ответил Куинн, и в его голосе слышалась гордость. Камни и черепицу он привез из Италии, а дом был точной копией загородной виллы неподалеку от Милана, где он когда-то останавливался. — Когда вы будете выбирать место для жительства, советую подумать об Италии, — сказал он, пояснив, что навело его на мысль построить такой дом. — Климат там очень мягкий, люди радушные и дружелюбные.
 — У меня еще не было времени подумать о том, где поселиться, когда все это закончится.
 Они ехали бок о бок к рощице, и Куинн время от времени касался сапогом амазонки Лили. Если бы он держался на почтительном расстоянии, то чувствовал бы себя намного спокойнее, но им труднее было бы разговаривать, а он, к своему удивлению, обнаружил, что ему нравится беседовать с Лили.
 — Интересно, удержусь ли я в седле, если поскачу быстрее?
 Она погладила лошадь по шее, легонько стегнула ее хлыстом, пустила ее сначала рысью, а потом перешла на легкий галоп.
 Куинн с улыбкой смотрел ей вслед. Да, Лили с каждым днем становится все более уверенной в себе, и эта прогулка — очередное тому подтверждение. Только уверенная в себе женщина отважится, сидя в непривычном седле, пустить незнакомую лошадь галопом.
 Куинн помчался вдогонку за Лили, восхищаясь ее бесстрашием, и через несколько секунд поравнялся с ней.
 — Довольно рискованный эксперимент, — заметя он. — Лошадь могла вас сбросить.
 — Ну и что? Я уже много раз падала. Хотите поскачем наперегонки? — Увидев его недоумение, Лили засмеялась. — Шучу, шучу!
 Их лошади стояли рядышком на лугу, очищенном от сорняков, прохладный ветер гнал желтые листья вдоль изгороди, обозначавшей владения Куинна. Солнце вовсю светило, лаская своими лучами землю. В такое погожее осеннее утро Куинну больше всего хотелось скакать верхом по своей земле в обществе интересной женщины. А Лили была интересной.
 Черная амазонка сидела на ней как влитая, создавая изящный контраст с густыми белокурыми волосами, стянутыми узлом на затылке. Простая и в то же время элегантная прическа, совершенно не в стиле Мириам. Когда он впервые увидел Лили, волосы у нее были как солома, а теперь они напоминали ему золотистую пшеницу.
 Отличное питание, отдых и прекрасная одежда превратили Лили просто в красавицу.
 — Куинн, не смотрите так сердито. Я понимаю, что не следовало мчаться галопом. Мириам никогда бы этого не сделала. — Лили заслонила глаза рукой. — И она никогда бы не оставила дома зонтик. А как вы сломали нос?
 Куинн, разглядывавший светящийся ореол вокруг ее головы, был настолько погружен в свои мысли, что не сразу понял вопрос.
 — Давайте поедем обратно, — сказала она, не дождавшись ответа. — Во-первых, мне не следует быть на солнце без зонтика, а во-вторых, кухарка наверняка уже приготовила завтрак. — Запрокинув голову, Лили взглянула на него. — И все-таки что случилось с вашим носом?
 По дороге Куинн рассказал ей эту историю, а она поведала, как в детстве сломала руку. Заметив ковбоев, пьющих кофе возле конюшни, он наконец опомнился и сердито нахмурился. Слишком уж большой интерес он проявляет к Лили, нужно держаться на расстоянии. Разве ему надо знать, что в детстве она обожала лазить по деревьям, что в юности сворачивала шеи цыплятам, что она довольно отчаянная наездница? Когда он рассказал, почему сломал нос, Лили забросала его вопросами, но он не спросил, любила ли она лазить в чужой сад за яблоками и сколько ей было лет, когда она сломала руку.
 Лили должна оставаться служащей, нанятой, чтобы сыграть роль его жены, стать незаметной тенью. Однако Куинн начал понимать, что она для этого слишком яркая индивидуальность. В последнее время Лили не только обрела уверенность в себе, к ней вернулись упрямство, желание отстаивать свою точку зрения и бьющая через край энергия. Мириам была ненавязчивой, как дорогое вино, а Лили напоминала шампанское, игристое, бодрящее.
 И по мере того как воспоминание о тюремном заключении будет забываться, она станет еще более неотразимой.
 Передав лошадей конюхам, они направились к дому. По дороге почти не разговаривали, за завтраком тоже в основном молчали, но Куинн не мог отвести от Лили глаз. Следил за каждым ее осторожным движением, за тем, как она пользуется столовыми приборами, как вытирает губы салфеткой, как с заученной грацией держит кофейную чашечку.
 — Я не собираюсь красть булочки, — сказала Лили, заметив его взгляд. В глазах у нее плясали веселые искорки. — Те времена давно миновали.
 — Простите меня за бесцеремонность, но с тех пор, как мы виделись в последний раз, вы очень изменились.
 Сейчас он уже не мог представить, что вчера она ворвалась в кабинет и уселась на стол, выставив на обозрение нижние юбки и голые лодыжки. Отчасти ее обаяние заключалось в потрясающей способности меняться. Только что она была одной, а через минуту совсем другая.
 Завтрак считается наиболее интимным временем принятия пищи. Мужчина не станет завтракать с незнакомой женщиной, и если он это делает, значит, она ему хорошо знакома, скорее всего его любовница. Куинн нахмурился. До конца ее службы им придется неоднократно вместе завтракать, и эти утренние встречи будут пронизаны жгучим, хотя и неосознанным, сексуальным влечением друг к другу. Никогда еще жесты или голос женщины не вызывали в нем такого желания.
 Прежде чем сесть за стол, Лили сняла шляпку, перчатки и жакет, поэтому Куинн с трудом удержался от того, чтобы не смотреть на ее высокую грудь, обтянутую блузкой. Но его усилия оказались тщетными, и, выругавшись про себя, он попытался вспомнить, когда в последний раз был с женщиной. Увы, слишком давно. Может, все-таки последовать совету Пола и завести любовницу?
 Куинн заставил себя взглянуть на руку Лили, где, когда на нее падал свет, поблескивали обручальные кольца.
 Вспомнив, как покупал их для Мириам, он недовольно поморщился. Он торопился в суд, уже опаздывал, то и дело посматривал на часы, а когда ювелир предложил ему эти кольца, только мельком взглянул на них и согласился. Позже Мириам совершенно искренне поблагодарила его за чудесный подарок, хотя эпизод с кольцами уже говорил, что с самого начала их семейная жизнь была обречена на неудачу.
 В столовую вошел Пол, не успевший переменить дорожный костюм.
 — На ранчо можно не переодеваться к обеду, — сказал он Лили вместо приветствия, — но в городе вы должны быть за завтраком в домашнем платье.
 Кивнув другу, он подошел к буфету, где стояли всевозможные закуски, и наполнил свою тарелку.
 — Похоже, нам предстоит выслушать от вас миллион наставлений, — вздохнула Лили, но когда Пол занял место за столом, ласково улыбнулась ему, и Куинн внезапно почувствовал укол ревности.
 — Вам с Куинном нужно поработать над вашими манерами. Кроме того, вы должны как следует изучить расположение комнат в городском доме, чтобы впоследствии ничего не перепутать. Не оставляйте работу с карточками и вообще работайте над тем, что, как вам кажется, вы не очень хорошо усвоили. Передайте мне, пожалуйста, масло. Вы читаете каждый вечер?
 — Марк Твен мне понравился, — ответила Лили, протягивая ему масленку, — а вот Томас Гарди нет. Слишком тяжело читается.
 — И еще одно. Вы оба должны помнить, что у слуг ушки на макушке. Все они любят сплетничать. Даже уехав с ранчо, вы ни на секунду не должны забывать, что кто-то всегда может вас подслушать.
 — А здесь нас не подслушивают? — Лили с опаской оглянулась на дверь.
 — Экономка — испанка и по-английски не говорит, — успокоил ее Куинн. — А кухарка большую часть времени проводит в летней кухне, и так будет до конца месяца. Следовательно, в основном мы будем в доме одни. Именно потому мы с Полом и решили провести эту неделю здесь, а не в городе.
 — С сегодняшнего дня ты должен называть ее Мириам, — сказал другу Пол. — Если ты хоть раз ошибешься, кто-нибудь заподозрит неладное и, вероятно, захочет докопаться до истины.
 Но Куинн очень сомневался, что сможет называть Лили именем жены, это стало бы его окончательным поражением, к которому он был пока не готов.
 — Используйте эту неделю, чтобы привыкнуть и относиться друг к другу так, словно вы женаты несколько лет. Начинайте с сегодняшнего дня, Лили. Вашего прошлого не существует, говорить вам разрешается только о прошлом Мириам.
 — Но тогда мне не о чем будет говорить! — испуганно воскликнула она.
 — Вам-то? — засмеялся Пол. — Вы можете выдумывать любые истории о своем пребывании в лечебнице, только не переусердствуйте, иначе вам не поверят. Когда будут задавать вопросы, старайтесь не вдаваться в подробности и уклоняйтесь от прямых ответов. Вы женщина умная, сами почувствуете, как действовать, чтобы избежать опасности.
 — А что говорить, если кто-то упомянет о Сьюзен или о пожаре?
 — Никто об этом говорить не станет, — твердо заявил Куинн.
 — Откуда вы знаете, что скажет Мириам… что скажет мне кто-нибудь из друзей. Возможно, разговор коснется пожара или смерти… моей дочери. — Лили побледнела.
 Наверное, подумала о собственной дочери, решил Куинн. Последний раз она видела девочку, когда той было столько же, сколько Сьюзен в день пожара. Ее переживания сродни переживаниям Мириам, и если кто-то проявит грубость и бестактность, упомянув о несчастье, Лили найдет, что ему ответить.
 — Мы с Полом дали всем понять, что любое упоминание о пожаре и гибели Сьюзен для тебя мучительно. Нарушить этот негласный запрет может только Элен ван Хойзен. Но если она заговорит на подобную тему, сделай скорбное лицо и попроси ее не бередить твои раны.
 — Отлично! — Пол даже просиял. — Так вы и должны говорить друг с другом. На ты. Не переставайте играть даже наедине.
 До сих пор Лили вела себя непринужденно, а теперь вдруг поджала губы, отодвинула тарелку и прищурилась. Ее недобрый взгляд не предвещал ничего хорошего.
 — Смерть нашей дочери стала для меня страшным ударом, — сурово произнесла она. — А почему ты остался равнодушным? Как ты можешь говорить о ней таким бесстрастным тоном?
 «Похоже, я верно оценил эту женщину, — подумал Куинн. — Она не успокоится, пока не откроет ящик Пандоры».
 — Ты знаешь почему.
 Если она рассчитывает, что обращением к нему на ты вынудит его пуститься в откровения, то глубоко заблуждается.
 Пол тоже догадался, чего добивается Лили, поэтому взял ее за руку и успокаивающе произнес:
 — Конечно, вас интересует судьба женщины, роль которой вы наняты сыграть. Однако существует определенная грань, и переступать ее вам не положено.
 — Ненавижу, когда вы говорите со мной угрожающим тоном! — взорвалась Лили, выдергивая свою руку.
 — Но поняли, что я сказал?
 — Поняла. Вы оба не желаете, чтобы я узнала, какой была Мириам и что с ней случилось.
 — Мои отношения с женой вас не касаются, — буркнул Куинн. — Чтобы убедительно сыграть роль, вам не обязательно знать, какие чувства я испытывал к Сьюзен.
 — Мы хотим, Лили, чтобы вы сыграли Мириам только внешне. Вы знаете, что с ней случилось. Она исчезла. Сбежала. А вот какой была Мириам, что было у нее на душе, вас действительно не касается, так что умерьте свое любопытство. Пусть уж Куинн меня простит, но уверяю вас, что Мириам была не слишком интересным человеком, никакой тайны вокруг нее не существует, поэтому скрывать нам нечего и объяснять тоже. Мириам была обыкновенной женщиной, вела обыкновенную жизнь.
 Пол улыбнулся, Лили улыбнулась в ответ, но ее взгляд остался настороженным.
 — Вы начинаете мне нравиться, Пол. Но я бы не поверила, даже если бы вы поклялись мне, что солнце заходит на западе.
 — И все-таки в отношении Мириам вы должны мне верить, — угрожающе предупредил тот. — Не переступайте грань.
 Лили аккуратно положила салфетку возле тарелки, дождалась, пока Куинн отодвинет ей стул, направилась к двери, но у выхода обернулась.
 — Интересно, все политики врут или только вы двое? — презрительно спросила она.
 При других обстоятельствах ее воинственный настрой заставил бы Куинна улыбнуться, но сейчас он ощутил смутное беспокойство, хотя и восхищался упорным нежеланием Лили сдаться. Теперь ясно, почему ее в тюрьме били чаще, чем следовало.
 — До свидания, Мириам, — ласково улыбнулся Пол. — Увидимся на следующей неделе, уже в вашем городском особняке.
 Лили бросила на него мрачный взгляд, но потом решила сменить гнев на милость:
 — Какой же вы хитрый негодяй, Пол Казински!
 — За то мне и платят.
 — Вы заметили, что я вас не назвала лживым сукиным сыном?
 — Разумеется. Я же говорил, что вы делаете поразительные успехи! — засмеялся Пол.
 — Она тебе нравится, — сказал Куинн после того, как шаги Лили стихли в коридоре.
 — Честно говоря, да.
 Раскурив сигару, Куинн с наслаждением затянулся, выдохнул облако дыма и полюбопытствовал:
 — А общество Мириам тебе доставляло удовольствие?
 — Никогда об этом не задумывался.
 Именно так ответил бы другу и сам Куинн, если бы тот спросил его, нравится ли ему общество Эффи Мэллори. Любовница Пола, красивая молодая женщина, не отличалась глубоким умом, и ничего интересного Куинн никогда от нее не слышал.
 — В отличие от тебя Лили не вызывает во мне никаких мучительных воспоминаний, — заметил Пол, прикладывая к губам салфетку. — На нее я смотрю объективно, чего не могу сказать про Мириам. Я видел в ней досадную помеху, которую необходимо устранить, и как можно скорее.
 Несмотря на угрызения совести, в глубине души Куинн испытывал к жене примерно такие же чувства. Перед свадьбой он даже говорил Полу, что ему все равно, на ком жениться, поскольку все женщины одинаковые, будто скроены по одной мерке. Все разряжены в пух и прах, читают произведения, которые в моде, немножко поют, немножко играют на фортепьяно, массу времени уделяют туалетам и своей внешности, их разговоры предсказуемы, как времена года. В общем, Куинн считал, что женщины его круга отличаются лишь физическими данными.
 Оглядываясь теперь назад, он часто задавал себе вопрос: было ли в Мириам нечто индивидуальное, особенное, или она как две капли воды походила на остальных? Если бы они побольше общались друг с другом, больше времени проводили вместе, если бы он помог ей преодолеть застенчивость, чтобы она решилась откровенно высказывать свое мнение, то обнаружил бы он в ней хоть немногие из тех качеств, которые делают Лили такой очаровательной?
 Подобные мысли уводили его слишком далеко. Невозможно повернуть время вспять, а значит, и нет смысла ломать голову над тем, что могло бы быть. Мириам исчезла. Даже хорошо, что он почти не знал ее и теперь не скучает по ней, испытывая при воспоминании о жене только вину, уязвленное самолюбие и ярость.
 Целую неделю Лили проигрывала различные ситуации, в которых может оказаться, читала и перечитывала карточки с описаниями знакомых Мириам, заучивала ее жесты, добиваясь автоматизма, штудировала книги по этикету.
 Покончив с этим, Лили принялась изучать план особняка, расположение комнат, представляя себе их обстановку по описанию Куинна.
 Поскольку ей никогда не доводилось жить в доме с прислугой, она ее очень интересовала и вселяла опасения.
 Лили склонилась над чертежами. Центральная лестница предназначена для них с Куинном, а две узкие боковые, ведущие на третий этаж, только для слуг, чтобы господа, упаси Бог, не столкнулись с горничной, несущей в стирку белье, или с кем-нибудь из прислуги.
 — Довольно глупо, — пробормотала она, машинально барабаня пальцем по изображению лестницы для слуг. А вот то, что ее догадка подтвердилась и у них с Куинном будут отдельные спальни, весьма ее порадовало.
 — Как видите, третий этаж отдан в распоряжение прислуги, — заметил Куинн. Он стоял так близко, что она явственно ощущала его запах. — Правда, комнат там больше, чем у меня слуг, но когда я одержу победу на выборах, их число значительно увеличится.
 — Вы как-то упомянули, что хозяйке дома не следует появляться на кухне. А как насчет комнат прислуги?
 — Это ваш дом, и вы можете ходить куда пожелаете. Но хозяйка, как правило, с уважением относится к личной жизни слуг и заходит в их комнаты только по важному поводу. Например, если кто-то заболел. Все слуги получают выходной с субботы на воскресенье, так что у вас будет достаточно времени, чтобы осмотреть их комнаты.
 — Я так и сделаю.
 — Как вам угодно.
 Лили уже знала, что «как вам угодно» Куинн говорит в том случае, если чего-то не одобряет.
 — Я не буду входить, только загляну в приоткрытую дверь. А эта комната похожа на маленькую квартиру, — сказала Лили, ткнув пальцем в чертеж третьего этажа.
 — Да, там живут мистер и миссис Блэлок. Он был моим первым денщиком, а когда я женился, служил у меня дворецким. Потом зрение у него ослабело, ему стало трудно выполнять обязанности по дому, и я назначил его садовником.
 — А миссис Блэлок? — Лили незаметно отодвинулась, так как их плечи уже почти соприкасались. Куинн заменил всю прислугу из тех, кто знал Мириам, остались лишь Блэлоки и кучер Морли.
 — Мэри Блэлок прислуживала Мириам еще до того, как та вышла замуж. — Куинн взял стоявший на маленьком столике кофейник и вопросительно посмотрел на нее. Лили кивнула и осторожно, чтобы не дотронуться до него, приняла чашку. — Мэри с Джеймсом поженились спустя примерно год после нашей свадьбы.
 Лили подошла к окну, взглянула на далекие горы. Утром подморозило, и в кабинете было бы неуютно, если б Куинн не затопил камин. А совсем недавно она задыхалась от жары в Аризоне, мечтая о прохладном ветерке, который приятно холодит щеки и гонит золотистые осенние листья, о запахе горящих в камине дров, напоминающем о близкой зиме.
 — Меня беспокоит Мэри Блэлок, — сказала она, переводя взгляд с гор на ковбоя, ворошившего у загона сено. — Если она работала еще у судьи, то должна знать меня… — Лили запнулась, — должна знать меня очень хорошо.
 Куин недовольно поморщился. Они понимали, что Лили обязана называть себя Мириам, но для обоих это было самым трудным.
 — Зима будет ранняя…
 Лили не слышала, как он подошел к окну, и вздрогнула от неожиданности.
 — Горные вершины уже покрылись снегом.
 Она снова ощутила запах свежести, его запах, и ее бросило в жар. Куинн, высокий, худощавый, на вид казался не очень сильным, хотя внешность, как и все в нем, была обманчива.
 Если немного откинуться назад, можно прижаться к его груди. Лили вдруг ужасно захотелось, чтобы он обнял ее и сказал, что все будет хорошо, что она справится с трудной ролью.
 Но, пересилив это желание, она вернулась к столу и поставила чашку. Куинну незачем видеть, как у нее дрожат руки.
 — А я часто буду встречаться с Мэри Блэлок?
 — У Мэри плохо со зрением, да и ноги болят. Ей с каждым днем становится все труднее подниматься и спускаться по лестнице.
 — Значит, она тоже не выполняет никаких обязанностей по дому?
 Лили знала ответ, но требовалось хоть о чем-то спросить, чтобы разрядить возникшее между ними странное напряжение.
 — Да. — Взгляд Куинна скользнул по ее груди. Он торопливо достал из кармана часы. — Я должен еще встретиться со Смоуки Биллом, и если мы с вами закончили…
 Чтобы занять руки, Лили свернула чертежи.
 — А я должна еще раз просмотреть карточки и собраться. Когда мы завтра уезжаем?
 — Сразу после ужина. А поужинаем как можно раньше.
 — В таком случае…
 Не договорив, Лили направилась к двери. От двусмысленности их положения она каждый раз при встрече и расставании чувствовала себя неловко. Особенно теперь. Послезавтра все репетиции закончатся и начнется представление, в котором ей предстоит сыграть роль Мириам.
 — Куинн… Вы все поставили на мой успех. — Облизнув губы, Лили опустила голову. — Хочу, чтобы вы знали. Я приложу все силы, чтобы убедить окружающих, что я Мириам.
 — Спасибо. — И больше ничего.
 — Скажите мне честно, по-вашему, я справлюсь с ролью?
 Она подняла голову. Куинн смотрел на нее. Глаза такого необычного оттенка имели обыкновение часто менять свой цвет. Как правило, холодные темно-серые, они вдруг начинали отливать серебром, а то делались бледно-серыми, словно зола в камине. А иногда, как сейчас, становились дымчатыми, заставляя ее сердце исступленно биться в груди.
 Но ответа Лили не дождалась и, подобрав юбки, вылетела из комнаты.
 За неделю, проведенную на ранчо, они установили негласный распорядок дня. Утром катались верхом, потом вместе работали над ролью Мириам, а вечером ужинали каждый в своей комнате. После ужина Лили готовилась ко сну, причесывалась, заплетала косу и немного читала.
 Сегодня она лежала без сна, перебирая в уме всех знакомых Мириам, ее привычки и жесты, нервничая и волнуясь, как молоденькая актриса перед дебютом. Наконец Лили не выдержала, накинула на плечи теплую шаль и подошла к окну.
 Свет из его кабинета освещал тронутую инеем пожухлую траву. Лили представила Куинна за столом, перед ним стакан виски и бумаги, прибывшие сегодня из Денвера, которые он внимательно просматривает.
 Когда в центре освещенного квадрата появился темный силуэт, Лили, тихонько ахнув, отпрянула от окна, хотя в ее комнате было темно и Куинн не заметил бы, что она его видит.
 О чем он думал, вглядываясь в темноту холодной ночи? Беспокоился, что она не сумеет убедительно сыграть роль? Сожалел, что нанял ее? Может, передумал и завтра скажет, что ее услуги не понадобятся? Или все его мысли заняты бумагами на столе?
 В тюрьме подруги частенько рассказывали друг другу, что сделают после освобождения. Некоторые хотели сразу найти себе любовников, так они истосковались по мужской ласке.
 Но Лили, когда шериф защелкнул наручники, поклялась держаться от мужчин подальше. Они приносили ей только несчастье.
 И вот теперь, стоя у окна в холодной темноте и глядя на мужской силуэт, она чувствовала, как у нее подкашиваются ноги, а тело горит жарким пламенем.




 Глава 8


 Объяснив кучеру, что не желает привлекать к себе внимания, Куинн велел ему ехать не по улицам, освещенным недавно установленными газовыми фонарями, а по переулкам. Из окон многочисленных домов, которые становились все выше по мере того, как они двигались по Четырнадцатой улице, тоже лился яркий свет. Похоже, газовые лампы есть и в домах.
 Правда, Лили видела не так много, как ей хотелось бы, но достаточно, чтобы понять, что Денвер — огромный город, раскинувшийся на пологих холмах. Газовые фонари, недавно посаженные хлопковые деревья и вязы горделиво возвещали о намерении царственного города равнин год от года расти и хорошеть.
 — Мой дом расположен между зданиями муниципалитета и городского суда, — объяснил Куинн. Лицо его оставалось в тени, и Лили видела лишь тлеющий кончик сигары. — Черри-Крик примерно в четырех кварталах отсюда.
 Она старалась получше рассмотреть двух — и трехэтажные роскошные кирпичные особняки, стоявшие на огромных участках, где можно было построить сарай для карет и личную конюшню.
 Замедлив ход, карета свернула на усыпанную гравием дорожку, ведущую к трехэтажному особняку внушительных размеров, и Лили облизнула губы, бессильно откинувшись на подушки.
 — Черт, в жизни так не волновалась, — прошептала она. — У меня даже руки трясутся.
 — Это всего лишь дом, и сегодня вечером там никого не будет, кроме нас с Полом, — ответил Куинн, потом выбросил в окно недокуренную сигару и взял шляпу с перчатками.
 Сегодня Лили первый раз видела его в «городской» одежде, состоявшей из темного костюма, жилета, белоснежной рубашки и шляпы. Куинн впервые стал похож на политика, какими их представляла Лили: великолепно одетого, сурового, властного и такого красивого, что захватывало дух. Слава Богу, в карете темно и Куинн не видит, с каким восхищением она смотрит на него.
 Машинально потирая руки, Лили выглянула из окна и увидела перед собой массивную входную дверь.
 — Если бы мы могли остаться на ранчо, — вздохнула она.
 А еще лучше оказаться дома, в Миссури, в этом роскошном особняке ей не место. Она непременно сделает что-нибудь не так, заблудится в многочисленных комнатах, разобьет дорогую безделушку, прольет кофе или виски на ковер стоимостью в целое состояние. Нет, про виски можно забыть навсегда. Теперь она будет потягивать шерри, которое покажется водой любому, кто предпочитает более крепкие напитки.
 Едва Куин помог ей выйти из кареты, парадная дверь открылась, и Лили увидела появившегося на крыльце Пола.
 — Добро пожаловать домой, миссис Уэстин, — сказал он.
 — Благодарю, мистер Казински, — дрожащим голосом ответила Лили.
 Пока друзья здоровались, она заглянула в холл, где с потолка свисала огромная хрустальная люстра, бросая свет на мраморный пол. В углу стояла ваза с роскошным букетом желтых хризантем. В одном этом холле запросто могло поместиться три тюремных камеры.
 Пол начал отдавать распоряжения насчет багажа, а Куинн повел Лили в дом. Перед ней сразу предстала центральная лестница, переходящая наверху в галерею. Зрелище настолько поразило Лили, что она непроизвольно вцепилась в руку Куинна и прильнула к нему.
 — Когда вы будете откуда-нибудь возвращаться, передавайте зонтик Крэнстону, — сказал он. — Шляпу и перчатки можете снять здесь или, если хотите, в своей комнате.
 «Крэнстон — это дворецкий», — напомнила себе Лили и взглянула на зеркало. Под позолоченной рамой стоял маленький столик, а на нем — медный поднос для визитных карточек. Лили попыталась вообразить, как небрежно бросает перчатки на столик, отдает шляпу Крэнстону и начинает просматривать визитки.
 — Ничего не выйдет. Я здесь совершенно чужая, — прошептала она.
 Чертежи, с таким вниманием изученные на ранчо, не давали представления ни об истинных размерах особняка Уэстина, ни о его поразительном богатстве.
 Куинн впервые добровольно прикоснулся к ней, положив ей руку на талию. Лили, конечно, хотелось, чтобы он к ней прикасался, только не сейчас. От этого ей лишь еще больше становилось не по себе.
 — Давайте выпьем по глоточку бренди, потом вы осмотрите дом.
 Бренди не принадлежал к числу любимых спиртных напитков Мириам, о чем Куинну было хорошо известно, но сегодня он, похоже, решил сделать исключение.
 Пока он вел ее к одной из дверей в холле, Лили судорожно представила себе план дома, чтобы определить, куда ведет эта дверь, и никак не могла сосредоточиться. Громадный особняк, казалось, лишил ее способности что-либо соображать. Она думала очутиться в уютном, милом доме, а не во дворце, великолепно отделанном и обставленном роскошной мебелью.
 Куинн, пристально взглянув на нее сверху вниз, заметил:
 — Вы дрожите.
 — Я никогда еще не бывала в таком доме.
 А ведь завтра ей придется отдавать слугам распоряжения и вести хозяйство.
 — Это всего лишь дом, — повторил Куинн.
 Он вывел ее в коридор, а оттуда через двойные двери в великолепно обставленную комнату, обозначенную на чертежах как семейная гостиная. В камине, облицованном изразцами темно-синего цвета, весело трещал огонь, на полу лежал красно-синий ковер, такой же расцветки была обивка уютных кресел и скамеечек для ног.
 Очаровательная, несколько интимная комната с массой гобеленов, полочек, безделушек и цветов. Лили решила, что даже за целый вечер не сумеет тщательно рассмотреть каждую вещь. Она явно не сможет ознакомиться до завтрашнего утра со всем, что есть в доме.
 Куинн наливал бренди, а Лили стояла, испуганно озираясь по сторонам. Она боялась пошевелиться, чтобы, не дай Бог, не смахнуть какую-нибудь безделушку.
 Взяв из рук Куинна бокал, она сделала большой глоток и стала ждать, когда по телу разольется тепло.
 — Тут все новое? — шепотом спросила она, сделав еще один глоток, и только сейчас обнаружила, что забыла снять перчатки. — Или вам удалось что-то вытащить из огня, когда случился пожар?
 — Пожар случился, когда мы еще не переехали в этот дом, многие вещи, одежда, настенные и прочие украшения, кое-какая мебель не были даже распакованы. Все остальное новое. Реставраторы, насколько возможно, придали комнатам прежний вид. Мириам хотела, чтобы они выглядели как до пожара. — Где-то пробили часы, нарушив царящую в доме гробовую тишину. — Очевидно, все эти вещи, на которые вы смотрите, были не распакованы или их успели спасти от огня. В основном это всякие мелочи.
 Лили взяла с круглого столика одну из фотографий.
 — Кто это? — шепотом спросила она. Похоже, в этом доме она не в состоянии говорить нормальным голосом.
 Куинн заглянул ей через плечо. На Лили пахнуло ароматом лавровишневой воды, и она едва сдержалась, чтобы не кинуться ему в объятия и не заплакать.
 — Мириам, естественно. А рядом ее брат Ричард и отец.
 — Подобные ошибки могут вам дорого обойтись, — услышали они голос Пола, который, войдя в комнату, прямиком направился к столику с напитками. — Вы должны были узнать на фотографии себя, отца и брата. А Куинн должен был сказать не «Мириам», а «Это ты».
 Куинн отошел от нее, и Лили умоляюще взглянула на Пола, надеясь увидеть хоть капельку сочувствия.
 — Я ужасно боюсь.
 — Чего? Дома? — Он с улыбкой потрепал ее по руке.
 — Можете отправлять меня в Юму. Я не смогу никого убедить, что я Мириам. — Она аккуратно поставила фотографию и стакан с бренди на столик, расплескав содержимое. — Вы однажды попросили меня не забывать, кто я такая. В данный момент я Лили Дейл, которая вторглась в чужие владения, ошиблась дверью и вместо того, чтобы войти в комнату для прислуги, вошла в гостиную. Да в одной этой комнате больше вещей, чем во всем доме тети Эдны!
 Мужчины обменялись настороженными взглядами, после чего Куинн, осторожно взяв Лили за плечи, повернул ее к зеркалу, висевшему над камином, — Ни одна горничная так не выглядит, — сказал он. — Посмотрите на себя. Никто вас не примет за служанку.
 Увидев свою модную шляпку и дорогой костюм, Лили немного успокоилась. Да, ее вид может ввести в заблуждение кого угодно, но внутри она та же Лили Дейл, бывшая заключенная, ничтожное создание. Женщина, которая знает свое место и понимает, что оно далеко от шикарного особняка.
 — Это вы подобрали всю мебель и все украшения, которые есть в доме, Мириам. Это ваш дом, — ласково обратился к ней Пол, стараясь настроить ее на роль.
 Вырвавшись из рук Куинна, она резко повернулась.
 — Я ничего не выбирала, черт побери! Да один ковер, на котором я стою, стоит таких денег, каких я в жизни не видела! Мне кажется, я во дворце, жду, когда приедет королева. И нам с вами хорошо известно, кто она! — Лили закрыла глаза, но уже через секунду яростно взглянула на мужчин, уверенная, что они не понимают охвативших ее чувств. Впрочем, она и сама их не понимала, только ощущала, как тут все давит на нее. — Это дом Мириам, дом, где погибла Сьюзен. Я просто… Да оставьте вы меня в покое!
 Лили выбежала из комнаты, повернула направо, промчалась мимо каких-то дверей и остановилась, попытавшись взять себя в руки и вспомнить план дома.
 За первой дверью находилась комната для верхней одежды. Лили поняла это, когда наткнулась на ящик для хранения зонтов и чуть не упала. Как она забыла, что это за комната?
 Лили сердито выругалась. Она просто спятила, заявив Полу, чтобы тот отправил ее в Юму! У нее есть возможность пожить несколько месяцев в доме, напоминающем сказочный дворец, и она будет идиоткой, если не воспользуется ею. И совсем здесь не страшно, что это она выдумала? Да кто угодно почел бы за счастье пожить тут хотя бы несколько дней!
 Нужно только убедить себя, что Мириам не возникнет неожиданно, испугав ее до смерти, и не прикажет ей убираться вон.
 Лили начала бесцельно, не имея никакого плана, бродить по дому. Первой комнатой оказалась столовая, огромная и слишком официальная. Потом Лили обнаружила очаровательную комнатку для завтраков, после чего заглянула в кладовую, владение дворецкого. Она ни до чего не дотрагивалась, даже юбки тщательно подбирала, чтобы не коснуться мебели. Дальше по коридору располагалась кухня, где Лили провела, наверное, полчаса, рассматривая плиты, раковины, сверкающую посуду и кухонную утварь. Вряд ли она попадет сюда еще раз. В танцевальном зале горели канделябры, освещая великолепно натертый пол, возвышение для оркестра, но эта огромная комната ее не особенно заинтересовала. Пока она будет играть роль Мириам, никаких увеселительных мероприятий не предвидится, раз жена Куинна находится в трауре по погибшей дочери.
 Последней на этаже была гостиная, обозначенная на плане как комната для приемов. Ее тоже освещали газовые лампы. Они тихонько шипели, в камине уютно потрескивали дрова.
 Комната для приемов явно должна производить впечатление. Стены и потолок обтянуты узорчатым шелком, мебель и украшения антикварные. Во всяком случае, так решила Лили. В антиквариате она не разбиралась, что, принимая во внимание ее прошлую жизнь, было совсем не удивительно.
 Она почти не обратила внимания на богатое убранство, поскольку ее взгляд приковала тяжелая серебряная рама над длинным низким столиком. Ноги у Лили подкосились, и она рухнула на оттоманку с парчовой обивкой, не спуская глаз с портрета.
 Это она. Не Мириам, а именно она. Чтобы удостовериться, Лили сняла с шеи золотой медальон, который носила под одеждой, трясущимися руками открыла его, взглянула сначала на миниатюру, затем на висевший на стене портрет. Она никогда не видела более изящного белого платья, никогда не позировала художнику, но женщина с печальными фиалковыми глазами и улыбкой была она, Лили.
 — Да, это вы, — подтвердил стоявший у двери Куинн. — Портрет немного изменили.
 — Кто-то успел вынести его из огня?
 — Во время пожара его не было в доме, портрет отдали вставить в рамку. Вернувшись в Денвер, я нанял художника, чтобы тот внес изменения, происшедшие в результате вашей недавней болезни. Он сделал нос более тонким, губы — более полными, слегка подправил цвет волос, увеличил бюст.
 Лили похолодела. Еще бы: увидеть портрет, для которого ты никогда не позировала! Она смотрела на себя и даже пыталась вспомнить, как ее рисовали. Проклятие! Да в своем ли она уме? Лили тряхнула головой, чтобы выкинуть нелепые мысли из головы, и начала искать в портрете черты Мириам.
 — Странно… — Нахмурившись, она перевела взгляд на медальон. Тут она довольно полная, а на портрете…
 — Большой портрет написан два года назад, а миниатюра не так давно. Когда родилась Сьюзен.
 — Вот оно что… — протянула Лили и закрыла глаза.
 Она всегда считала, что Мириам полнее ее, а оказывается, на миниатюре она изображена после родов, когда еще не успела похудеть, хотя раньше тоже была изящной. Как на большом портрете. Теперь Лили стало ясно, почему Куинн с Полом сразу нашли между ними сходство. Они привыкли видеть Мириам худой.
 Взяв у нее медальон, Куинн положил его в карман.
 — Я и забыл, что он еще у вас! — резко бросил он.
 — Вы же сами подарили его жене, — рассеянно ответила Лили, не сводя глаз с портрета, где была она и в то же время не она.
 — С чего вы это взяли?
 — Там есть надпись. «М. с любовью». Кажется, я знаю, зачем вы изменили портрет. — Лили оглядела комнату. — Здесь я буду принимать гостей. Они уже видели этот портрет. Если у них возникнут в отношении меня какие-то сомнения, они могут убедиться, что женщина на портрете — действительно Мириам.
 Он кивнул, и Лили с отвращением взглянула на него.
 — Каким же нужно быть бездушным негодяем, чтобы изменить портрет жены, которую, возможно, никогда больше не увидишь? — шепотом спросила она. Да, ее тянет к Куинну, но порой она его ненавидела. — Как вы могли это сделать?
 — Он хочет закрепить ваш успех, — послышался у нее за спиной недовольный голос Пола. — Он мечтает стать губернатором Колорадо. И лучшего кандидата на этот пост не сыскать. Я подбил его на это. И наконец, это чертовски умный ход. Ну, какие еще причины вам привести?
 — Я вас обоих презираю! — Вне себя от ярости, Лили ткнула пальцем в портрет. — Как бы, по-вашему, чувствовала себя Мириам, если бы сейчас вошла а комнату и увидела, что вы сделали с ее портретом? — Куинн хотел возразить, но она его опередила: — И не говорите мне, что Мириам не вернется! Я уже это поняла, когда увидела оставленные кольца. Но она могла вернуться, черт вас побери! Я не виню ее за то, что она от вас сбежала, ковбой. Человек, который с такой легкостью велит изменить портрет собственной жены, изобразив вместо нее чужую женщину, не может быть хорошим мужем!
 Оба с ненавистью смотрели друг на друга. Лили — побелев как мел, Куинн — побагровев от ярости.
 — Вы закончили? — наконец рявкнул он.
 Пол схватил ее за руку.
 — Давайте осмотрим апартаменты на втором этаже, а потом, как я понимаю, вы хотели бы осмотреть комнаты слуг. — У двери Пол оглянулся. — Я оставил портфель в гостиной. В нем бумаги, требующие твоей подписи, Куинн.
 На верхней площадке центральной лестницы Лили остановилась.
 — Я плохо себя вела? Но у меня все в голове перепуталось. — Она и в самом деле чувствовала необыкновенную опустошенность. — Такое ощущение, будто он изменил мой портрет. Я вижу себя в платье, которое никогда не носила, в незнакомом кресле, с грустным выражением лица, словно думаю о чем-то печальном, но не могу вспомнить о чем, и мне становится не по себе.
 — Лили…
 — Ну скажите, как можно быть таким холодным и беспощадным? Он дарит ей медальон в честь рождения их дочери, а ее смерть его ни капли не трогает. И траура он не носит!
 — Вы же знаете, что период траура у мужчин гораздо короче…
 — Он говорит, что оберегает тайну Мириам, а сам переписывает ее портрет, — не слушая, продолжала она. — Так-то он сохраняет память о ней?
 Пол схватил ее за плечи и встряхнул.
 — Прекратите, Лили!
 — Лили? Значит, я уже не Мириам? — В ее голосе послышались истеричные нотки. — Но я больше и не Лили.
 — Возьмите себя в руки. Вы несете вздор!
 — Знаю. Я страшно разозлилась, даже неизвестно почему.
 Лили кривила душой. Куинн пробудил в ней желания, которые вроде бы давно умерли, и чтобы найти оправдание своим чувствам, ей было необходимо восхищаться им, уважать его. Но всякий раз она наталкивалась на глухую стену его амбиций и решимости пойти на все ради достижения своей цели. О каком восхищении и уважении могла идти речь?
 — Мне очень жаль ее, — тихо сказала Лили.
 — Мы уже говорили об этом, помните? Вы должны научиться проводить грань между собой и той женщиной, чью роль вам придется играть.
 — Сегодня мне это трудно сделать, — призналась Лили, глядя на изящный столик с бронзовой статуэткой.
 Когда-то она радовалась паре нижних юбок и чистому носовому платку, спала на соломенном тюфяке, пользовалась туалетом, находящимся на улице. Она даже представить не могла, что будет стоять во дворце, в ушах у нее будут жемчужные серьги, а на руках золотые обручальные кольца. Что она увидит себя на портрете в белом кружевном платье — то ли принцесса, то ли жертвенный ягненок. Из тюрьмы, где влачила полуголодное существование и работала как каторжная, она попала в роскошный особняк, жалкую робу сменила на элегантную одежду, грубость на изысканные манеры, а ругательства на изящную речь. И все изменения произошли столь быстро, что мозг отказывался их воспринимать.
 — Но я стараюсь. — Вскинув голову, Лили упрямо закусила губу и расправила плечи. — Спальню Куинна я видеть не хочу, свою посмотрю позже, так что покажите мне остальные помещения.
 Она заглянула в полдюжины комнат для гостей, в туалет на втором этаже и спальню Мириам. Ей очень хотелось обследовать ее стол, но она решила сделать это потом.
 На третьем этаже Лили живо вспомнила об осмотрах, которые им с сокамерницами частенько устраивало тюремное начальство, и как она ненавидела это бесцеремонное вторжение в их жизнь.
 — Они знают, что я буду осматривать их комнаты? — спросила она.
 Каждая была поразительно чистой и абсолютно безликой.
 — Дом заново отстроили, и хозяйка впервые его осматривает. Слугам дали выходной. Полагаю, они догадываются об этом. — Пол открывал двери, Лили заглядывала в комнаты, и оба шли дальше. — Здесь живут Джеймс и Мэри Блэлоки.
 — Сюда мы заходить не будем, — устало ответила Лили.
 Она была сыта по горло хождением по дому, теперь ей хотелось только лечь, свернуться клубочком и подумать обо всем увиденном.
 — Но мы уже пришли. Такого случая может не представиться, — заметил Пол. — Запертая дверь в комнату прислуги является привилегией, заработанной долгой и верной службой. А Блэлоки эту привилегию заслужили.
 Квартирка оказалась такой же чистой, однако в ней царил домашний уют. Ручки стареньких кресел накрыты кружевными салфеточками ручной работы, на столе очаровательные безделушки, и солнце, падающее из окна, подчеркивало их прелесть. Кухня, вотчина Мэри Блэлок, была маленькой, но удобной, а в спальни Лили заглядывать не стала.
 — Эта квартирка больше, чем весь дом тети Эдны, — вздохнула она.
 Видимо, Куинн очень ценил Джеймса Блэлока, раз предоставил им с женой просторное жилище, и эта доброта в человеке, казавшемся Лили холодным, расчетливым, не способным любить других, сбивала ее с толку.
 Спустившись по боковой лестнице на второй этаж, они очутились неподалеку от спальни Мириам.
 — А вы тоже здесь живете? Или я задаю глупый вопрос?
 Пол, смеявшийся редко, искренне расхохотался.
 — Да, создается впечатление, что мы с Куинном неразлучны, и так будет до выборов. Но живу я не здесь. Мой дом в нескольких кварталах отсюда.
 — Такой же шикарный? — с любопытством спросила Лили.
 — Я живу один, кроме того, считаю, что не следует привлекать к себе слишком много внимания. Поэтому дом у меня удобный, отвечает всем моим требованиям, но скромный.
 — Наверное, он бы понравился мне больше, чем этот, — сказала Лили, наконец снимая перчатки. В свете лампы, висевшей на стене коридора, блеснули обручальные кольца.
 — А вы интересная женщина. Многие дамы мечтали бы стать хозяйкой такого дома.
 — Он слишком большой для двоих.
 Тут Лили вспомнила, что Мириам хотелось наполнить его детьми, но Куинн не стал заново отделывать детскую. В доме не было даже намека на то, что когда-то здесь жил или будет жить ребенок.




 Глава 9


 Для спальни Мириам выбрала розовые бархатные шторы и розово-зеленые полосатые обои. Шелковое гофрированное покрывало на кровати было такого же оттенка. На туалетном столике лежала щетка с серебряной ручкой, в которой остались светлые волосы. Волосы Мириам. Это она носила пеньюар, лежавший сейчас на кровати, она пользовалась духами из флакончика в форме сердечка. Вдохнув сладковатый запах незабудок, Лили поставила флакончик на место, чувствуя себя в этой спальне незваной гостьей.
 Тут слишком много безделушек, флакончиков, цветов и статуэток, чтобы быть здесь как дома. Приоткрыв окно, Лили глотнула ночного воздуха и представила Куинна в этой чисто женской комнате. Его мужественный облик совсем не вязался с рюшечками, оборочками, кружевами и атласом.
 Лили взглянула на полог с бахромой. Оглядываясь, куда бы положить шляпку, она вдруг увидела сбоку маленькую комнатку, явно предназначенную для одежды, что привело Лили в восторг.
 На вешалках — многочисленные платья, пеньюары, костюмы, на полках — бесчисленные шляпки, коробки с перчатками, внизу — обувь. Специальный ящик был отведен под драгоценности и украшения для волос. Интересно, эти вещи носила Мириам или Куинн заказал все новое? Завтра она как следует все осмотрит, а сейчас у нее голова шла кругом от избытка впечатлений. Лили положила шляпку на полку, повесила в шкаф дорожный костюм и вытащила из чемодана ночную рубашку.
 Ее комната… Расчесывая перед зеркалом волосы щеткой Мириам, она горько усмехнулась. Никогда ни эта комната, ни щетка для волос, ни духи, ни кровать не станут ее. Никогда этот дом не будет ее домом. Она — самозванка, вторгшаяся в чужие владения.
 Опустив щетку, она пригляделась к отражению в зеркале. Никогда Лили Дейл не была такой красивой, однако недавно обретенная красота не радовала ее. На свете есть женщина, как две капли воды похожая на нее, значит, она не единственная в своем роде. Закусив губу и стараясь не разрыдаться, Лили уставилась в зеркало, откуда на нее хмуро смотрела прекрасная незнакомка.
 Она никогда уже не станет прежней Лили. Эта женщина не сможет больше спать на соломенном тюфяке, грубых простынях, пить из щербатых чашек, есть из глиняных тарелок. Она больше не выйдет на солнце без зонтика, не станет с шумом прихлебывать кофе и ругаться, не одобрит тех, кто это делает. Она не сможет забыть изящных манер, уже вошедших в привычку.
 Лили опустила голову и потерла виски, пытаясь унять головную боль. Она теперь одна в трех лицах: Лили, Мириам и новая женщина с чертами той и другой. Странное положение вызывало у Лили горечь, досаду и злость.
 После ухода друга Куинн обошел дом. Нужно было погасить свет, затушить огонь в каминах, а кроме того, ему хотелось взглянуть на дом глазами Лили. Все отделано с показной роскошью. Он считал так, когда Мириам в первый раз начала заниматься обустройством, не изменил своего мнения и теперь. Конечно, дом на ранчо весьма спартанский, но этот особняк чересчур претенциозен. Они с Мириам не смогли найти золотую середину, чтобы он чувствовал себя уютно тут, а она на ранчо.
 Перед тем как погасить лампы в комнате для гостей, Куинн плеснул в стакан виски и еще раз взглянул на портрет, который так расстроил Лили. После выборов он велит сжечь эту проклятую вещь.
 Как он мог забыть о медальоне? Не надо было оставлять его у Лили, нельзя было даже показывать ни ей, ни кому-то другому. Почему он повез с собой в Аризону медальон, а не какую-нибудь фотографию Мириам? Зачем вообще сохранил его? Наверное, эта вещица не давала затихнуть гневу, а с гневом легче справиться, чем с другими чувствами, которые обуревали Куинна при воспоминании о жене.
 Постояв несколько минут у портрета, он направился в спальню и тотчас увидел полоску света, выбивавшуюся из-под двери, отделяющей его спальню от комнаты Мириам. То есть Лили.
 Куинн собирался почитать бумаги, оставленные Полом, однако не мог сосредоточиться. Его взгляд то и дело устремлялся к полоске света. Наконец, когда свет погас, Куинн не выдержал и, выругавшись, направился к двери.
 Лили быстро села на кровати и натянула до подбородка одеяло, но он успел заметить кружевную ночную рубашку, соблазнительно облегающую грудь.
 — Что вы… — начала она.
 — Я хочу вам кое-что сказать, — прервал ее Куинн, сделав глоток из стакана, который пополнял весь вечер.
 Лили смотрела на него в упор. Длинные золотистые волосы уже заплетены в толстую косу, лицо блестит от крема, на руках перчатки, видимо, тоже пропитанные кремом, фиалковые глаза широко распахнуты. Что в них было? Негодование? Страх?
 — Вы хотите, чтобы я нашел Мириам и попытался вернуть ее. Вас оскорбляет, что я не бью себя кулаками в грудь и не рву на себе волосы, когда говорю, что приказал изменить портрет. А почему я должен гоняться за женщиной, которая меня бросила? Почему должен с благоговением относиться к ее портрету и к ее памяти? — Куинн подозревал, что уже пьян и завтра горько пожалеет о своем поведении, но отступать не хотел. — Вы забываете, что Мириам сделала выбор и выбрала не меня. Вы подняли ее на пьедестал и ждете того же от меня. Но почему, Лили? Почему я должен чтить память женщины, которая так со мной обошлась?
 — Вы пьяны…
 — Немножко.
 — Вы любили ее? Я должна это знать.
 Такого вопроса Куинн не ожидал, и ему пришлось несколько секунд поразмыслить.
 — Она мне нравилась. Нравится и сейчас. Вы сказали, что муж из меня никудышный, и, кажется, правы. Какие бы чувства я ни испытывал к Мириам, похоже, их было недостаточно. — Куинн потер подбородок. Что он несет? Нужно сию минуту вернуться в свою комнату и на этом закончить. Но он лишь прислонился к косяку и, допив виски, продолжал: — Ее отец был судьей, то есть, как и я, находился на государственной службе. Поэтому я думал, что Мириам имеет представление о том, какие требования предъявляет к человеку такая работа и сколько времени она у него отнимает. Я не игнорировал Мириам специально. Мне никогда и в голову не приходило, что она может чувствовать себя всеми покинутой, но теперь, оглядываясь назад, я понимаю, что так оно и было.
 Лили внимательно слушала. До чего же она прекрасна! Куинн смотрел на нее и представлял, как распускает тяжелую косу, погружается в блестящие золотистые волосы, как фиалковые глаза, опушенные густыми ресницами, темнеют от страсти. Он должен немедленно уйти из комнаты Лили, пока не натворил глупостей.
 — При мысли, что вы считаете меня бесчувственным негодяем, мне хочется рвать и метать, — пробормотал он. Интересно, в самом деле у нее дрожит нижняя губа или ему только кажется? А вот то, что он дрожит от желания и ладони у него вспотели, это уж точно. — Сам не знаю, почему меня так волнует ваше мнение обо мне…
 Лили глубоко вздохнула, и сердце у него замерло, в воображении замелькали картины, одна сладострастнее другой, но Куинн представлял себе не жену, а Лили, которая смотрела на него широко раскрытыми глазами, слегка приоткрыв губы.
 — Следовало давным-давно понять, что мы с ней совершенно разные люди. Не могу вспомнить ничего такого, что бы нравилось одновременно и мне, и ей. Я хотел, чтобы Мириам была не такой, какая она есть, она хотела от меня того же. Под конец мы жили сами по себе, абсолютно чужие друг другу, хотя и под одной крышей.
 — Даже после рождения Сьюзен?
 — Особенно после рождения Сьюзен.
 Черт побери, он же распахивает перед Лили двери, которые они с Полом решили держать запертыми. Куинн действительно не понимал, отчего мнение Лили имеет для него такое значение и почему ему так больно, что она считает его хуже, чем он есть на самом деле.
 — Идите спать, Куинн, — сказала она после долгого молчания. — Закончим разговор утром.
 А это вряд ли. Для подобного разговора нужны темнота и изрядная порция виски.
 — Да, вы правы, я лгал. И может случиться, придется лгать и впредь. Но я стараюсь и буду стараться лгать вам поменьше. Только вы должны понять, что существуют вещи, которые вам знать ни к чему.
 — Значит, я должна благодарить вас за то, что вы лжете мне, когда это необходимо? И как часто это будет происходить? — тихо спросила Лили. — Мне необходимо вам доверять, Куинн, необходима уверенность, что вы в любой момент не отправите меня обратно в тюрьму и сдержите обещание, когда мои услуги вам больше не понадобятся. Но как же вам доверять, если вы признаетесь, что солгали?
 Убедительного ответа у него не было, поэтому он спросил:
 — А вы никогда не лгали?
 Она покраснела, и Куинн сразу представил, что именно так Лили будет выглядеть, охваченная страстью: щеки пылают, длинные ресницы опущены, губы слегка приоткрыты. Он мысленно выругался. Намазанная кремом женщина с заплетенной косой и руками в перчатках не должна вызывать желание, да она к этому и не стремилась, но как же он ее хотел!
 — Лгала, но не вам, — улыбнулась Лили. — Ну, может, совсем чуть-чуть, по мелочам.
 Внезапно Куинну пришло в голову, что они в доме совершенно одни и такое может больше не повториться. Лили — женщина, для которой условности не имеют значения, она способна пренебречь ими для достижения своей цели. Желанная, страстная женщина, а он — мужчина, уставший от одиночества. И оба слишком давно не занимались любовью. Что плохого, если они обретут покой в объятиях друг друга?
 Он сделал шаг к кровати, но голос Лили остановил его:
 — Кого вы сейчас видите, Куинн? Меня или Мириам?
 Он чуть не расхохотался. Мириам никогда не смотрела на него так вызывающе и бесстрашно, в глубине ее фиалковых глаз никогда не светилось желание, она никогда не вызывала в нем такой страсти, что при одном взгляде на нее у него начинали трястись руки. Ему даже не приходило мысли представлять, как Мириам, обнаженная, трепещущая, прижимается к нему обессиленным от ласк телом.
 Но слова Лили привели его в чувство, словно ушат холодной воды, и, глубоко вздохнув, чтобы успокоиться, Куинн попытался вспомнить, сколько выпил за вечер.
 — Уже поздно, — хрипло сказал он. — Спокойной ночи.
 Но только лежа в постели, Куинн до конца осознал, что едва не совершил глупость, которая могла еще больше осложнить и без того непростую ситуацию. И что еще хуже, Лили поняла его намерения, догадалась, зачем он шагнул к кровати.
 Правда, она не воспротивилась, не выставила его из комнаты, только поинтересовалась, кого он видит — ее или Мириам. Но если он и дальше будет ломать голову над тем, что она при этом подумала, если не укротит свое безудержное желание, то сойдет с ума.
 Утром Лили впервые увидела свою горничную Элизабет. Войдя в спальню, та раздвинула шторы, положила на край постели пеньюар и осведомилась, какое платье госпожа хочет сегодня надеть. Лили села, освободилась от перчаток и незаметно окинула придирчивым взглядом фигурку горничной в черном платье, белом переднике и белом чепце.
 Едва она успела надеть пеньюар Мириам, пахнущий незабудками, в дверь постучали. Тут же в спальне появился Куинн и сам открыл дверь. На пороге стоял Крэнстон с завтраком для хозяйки: чашка шоколада и две булочки с клюквой. Лили взглянула на «мужа», облаченного в длинный зеленый халат, с взъерошенными волосами, что очень ему шло. Наверняка голова у него раскалывалась с похмелья, но он весьма умело это скрывал и вел себя так, словно вчерашнего разговора не было.
 — Это Крэнстон, наш новый дворецкий, — приветливо сказал Куинн, забирая поднос.
 Он поставил его «жене» на колени, заглянул ей в глаза и нежно поцеловал в лоб.
 Спектакль начался.
 — Добро пожаловать домой, мадам. Очень рад с вами познакомиться.
 Лили чувствовала, что пока не вошла в роль, еще до конца не проснулась, да и поцелуй Куинна привел ее в замешательство. Тем не менее она надеялась, что никто не заметил ее вспыхнувших щек.
 Так, раз Крэнстон вошел в спальню, когда хозяйка была еще в постели, значит, среди прислуги он занимает наиболее почетное место, а с господами находится в самых доверительных отношениях.
 Седой дворецкий, одетый в белоснежную крахмальную рубашку, темно-серые брюки и черный жилет, держался важно, с достоинством.
 — С вашего позволения, мадам, хотел бы предложить вам после завтрака познакомиться со слугами. Много времени это не займет. — Крэнстон внимательно смотрел на нее, и Лили догадалась, что он ищет в ее лице следы долгой болезни. — Затем, если не возражаете, можно обсудить обязанности прислуги и выслушать ваши пожелания. Это заняло бы у нас около часа.
 Лили облизнула губы и кивнула:
 — Может, в десять часов?
 — Как прикажете, мадам.
 Крэнстон удалился, и Лили взяла чашку обеими руками, чтобы от волнения не расплескать шоколад.
 — Не волнуйся, — тихо наставлял ее Куинн. — Из всех, с кем ты сегодня познакомишься, тебя знают только Блэлоки.
 Лили машинально прикоснулась ко лбу. Ей казалось, что на месте его поцелуя осталось красное пятно. Ей хотелось поговорить с Куинном о прошлой ночи, задать тысячу вопросов, но она поклялась не заводить разговор первой.
 — Как ты себя чувствуешь? — вежливо осведомился Куинн, глядя в окно.
 — Спасибо, хорошо. — Ей было неловко лежать перед ним полуголой, да и он, похоже, чувствовал себя не лучшим образом. Лили уронила булочку на тарелку. — Ты всегда будешь заходить ко мне по утрам?
 — Периодически.
 Значит, Куинн специально зашел к ней в спальню до появления Крэнстона: он хотел создать впечатление, что у него с женой нормальные супружеские отношения и они привыкли видеть друг друга полуодетыми. Наверняка он станет заходить к ней еще раньше, чтобы Элизабет считала, будто они спали вместе. Покраснев от стыда, Лили закрыла глаза и сунула дрожащие руки под одеяло.
 — А ты будешь со мной, когда я встречусь с остальными? — Она старалась не обращать внимания на видпевшиеся в вырезе халата темные волосы, на его красивые, сильные руки и огонь в серых глазах.
 — Если хочешь, — ответил Куинн не поворачиваясь. — Но мое присутствие может показаться странным. Ты всегда сама занималась домашними делами. Единственная разница, что все слуги для тебя новые.
 Почему он говорит ей «ты»? Боится, что кто-то подслушивает у дверей? Возможно. Ему лучше знать, ибо привычки слуг ей пока неведомы. К тому же спектакль уже начался, и они должны играть даже оставаясь наедине. Аппетит у Лили совсем пропал, и она отодвинула поднос.
 — Хорошо, я встречусь со слугами одна. Думаю, справлюсь. — Что бы еще сказать так называемому мужу? — А ты сегодня чем займешься?
 — Буду у себя в адвокатской конторе.
 — О, я полагала, что ты больше не практикуешь… — Лили испуганно прижала руку к губам. Черт возьми, если кто-то подслушивает, то сразу догадается, что она понятия не имеет, чем занимается ее «муж».
 — Да, адвокатской практикой я больше не занимаюсь, но меня привлекли к законодательной деятельности по образованию нового штата. — Повернувшись, Куинн взглянул сначала на ворот ее пеньюар, потом ей в глаза. — Но, как мы уже решили, я закрою контору, когда стану губернатором.
 — Извини, — тихонько прошептала Лили и уже громко сказала: — А я, видимо, большую часть дня проведу у себя в комнате. Хочется немного отдохнуть.
 «И проверить, какая одежда висит у меня в шкафу и что находится в ящиках стола», — подумала она.
 Куинн направился к двери, ведущей в его спальню.
 — В сегодняшней газете опубликуют заметку о твоем возвращении из Санта-Фе. Ты уверена, что уже в состоянии устроить на этой неделе прием?
 — Вполне. Я по-прежнему собираюсь принимать гостей по пятницам, начиная с этой недели. — Это они с Куинном уже обсудили. — Надеюсь, ты удостоишь дам своим присутствием?
 — С превеликим удовольствием.
 На пороге спальни он вдруг остановился и снова взглянул на нее, заставив Лили вспомнить, какая она растрепанная, заспанная и неумытая. Однако, судя по его взгляду, Куинн этого не замечал или ему на это было наплевать, и стоит ей только подать знак, он с удовольствием скинет халат и голым юркнет в ее постель. А она, черт возьми, была бы только рада. Вспыхнув, Лили опустила голову.
 Она ненавидела и презирала себя за подобные мысли. В присутствии Куинна у нее всякий раз возникало ощущение, что тело ее просыпается от долгой спячки и жаждет прильнуть к телу мужчины. И то, что она этому мужчине не доверяла, а порой испытывала к нему антипатию, не имело значения. Стоило Куинну взглянуть на нее своими дымчатыми глазами, и ее обжигало пламя.
 После его ухода Лили откинулась на подушки и, закрыв лицо руками, тихонько застонала, ожидая, когда угаснет огонь страсти.
 Знакомство со слугами прошло более гладко, чем она себе представляла. Джеймс и Мэри Блэлок явились под самый конец, и даже эта встреча не принесла никаких огорчений.
 Правда, сначала поведение Мэри испугало Лили до полусмерти. Служанка смотрела на нее во все глаза, вцепившись в руку мужа. Казалось, она вот-вот грохнется в обморок, и Лили на долю секунды потеряла самообладание, уверенная, что служанка догадалась о том, что никакая она не Мириам. Однако, взяв себя в руки, Мэри наконец вымолвила:
 — Господи, какая же вы… худенькая! А что с вашим… голосом? Вы, часом, не заболели?
 Тотчас припомнив усвоенное из карточек, Лили улыбнулась.
 — Немножко, — сказала она. — Но если ты сваришь мне свой знаменитый куриный бульон, я мигом поправлюсь.
 Мэри Блэлок смахнула навернувшиеся слезы, и вскоре муж вывел ее из комнаты. Едва за ними закрылась дверь, Лили облегченно вздохнула. Господи, до чего же она боялась встречаться с теми, кто хорошо знал Мириам! Следовательно, первый важный экзамен она сдала.
 Второй экзамен предстояло сдать Крэнстону при обсуждении распорядка дня прислуги. И Лили выдержала его с блеском, Пол мог бы гордиться своей ученицей. Когда дворецкий предложил, чтобы хозяйка лично составляла меню на каждый день, она, изобразив усталость (ибо еще не вполне оправилась после тяжелой болезни), умело навела его на мысль, что лучше ей этим не заниматься. Пусть меню составляет кухарка, а она будет высказывать свои замечания, если таковые окажутся. А чем бы госпожа хотела угостить приглашенных? Лили попросила, чтобы дворецкий велел кухарке составить два меню, а уж она потом из них выберет.
 Крэнстон был педантом, к тому же мечтал лично управлять прислугой, Лили быстро его раскусила и позволила ему удовлетворить честолюбивые стремления. Если он будет сам отдавать распоряжения слугам, она не наделает лишних ошибок. К концу разговора между ними уже царило полное единодушие, оба остались весьма довольны друг другом. Каждый получил то, что хотел.
 Избавившись от дворецкого, Лили начала открывать ящик за ящиком в столе, однако ничего интересного не обнаружила: хрустальная чернильница, малахитовая ручка, канцелярские принадлежности, коробка с визитками. Похоже, личные вещи Мириам, вроде писем, записок, дневника, были либо куда-то спрятаны, либо сгорели во время пожара. Единственное, что осталось от Мириам в ее маленьком кабинете, — это изящные обои да безделушки.
 Чувствуя радость, что знакомство со слугами прошло успешно, и разочарование оттого, что Мириам по-прежнему ускользает от нее, Лили села на обитый тканью подоконник и взглянула в окно. Вдали сквозь голые ветви деревьев виднелись горы, над которыми собирались облака, серые, как глаза Куинна. Наверное, вечером пойдет снег. Обхватив колени руками, она задумчиво смотрела на небо.
 Ни на какой пьедестал она Мириам не возводила, но чем больше узнавала о ней, тем ближе становилась ей эта женщина. У них действительно много общего.
 Обе потеряли любимых сестер, обе похоронили родителей, у обеих были обожаемые дети, причем девочки, которых обе потеряли и винили в этом себя. Может, они любили и одного человека?
 Сердито покачав головой, Лили выпрямилась. Пусть она испытывает к Куинну влечение, но о любви даже речи быть не может. Нельзя допустить, чтобы оно переросло в любовь, иначе, когда придет время расставания, ей придется несладко.
 Мысли опять вернулись к Мириам, к вчерашнему разговору. Наверное, Куинн прав, если, конечно, ничего от нее не утаил.
 Раньше Лили считала отношения Куинна с женой нормальными и не понимала его безразличия к Мириам. Но если брак не удался, а Мириам оставила мужа, тогда ясно, почему тот не хотел ее искать. Уязвленное самолюбие, нежелание навязываться женщине, которая его отвергла, не позволяли ему этого сделать. И если бы не предстоящие выборы, Куинн бы даже порадовался, что так легко избавился от жены.
 Однако поведение Мириам ставило Лили в тупик. Почему она бросила мужа в столь неподходящее для него время? Ведь наверняка знала, как важно для Куинна иметь полноценную, нормальную семью. Или хотя бы сделать вид, что имеет. А Мириам сбежала, тем самым нанеся мужу жесточайший удар.
 Но почему она так поступила? В том мире, где жила Лили, равнодушие мужа еще не являлось причиной для расставания. В тюрьме ей доводилось видеть женщин, которых мужья избивали до полусмерти, однако тем даже в голову не приходило сбежать, и вряд ли дамы из высшего общества придерживались на этот счет иного мнения. Кроме того, Лили уже поняла, что в мире Куинна у мужчин и женщин различный образ жизни. Джентльмены занимаются делами, а леди — хозяйством, благотворительностью, всевозможными социальными мероприятиями, интересуясь только модой и сплетнями. Поэтому ни о каком равнодушии супругов друг к другу там не может быть и речи. У них совершенно разные цели в жизни.
 Значит, Мириам сбежала по иной причине. По какой? Лили не имела понятия, но была уверена, что Пол с Куинном ей об этом не скажут и, чтобы найти ответ на волнующие ее вопросы, необходимо отыскать Мириам.
 Только вот с чего начать?..




 Глава 10


 Весь день Куинн несказанно радовался любому перерыву между встречами, совещаниями, заседаниями, поскольку никак не мог сосредоточиться на работе. Постоянно отрываясь от важных дел, он мысленно переносился в особняк на Четырнадцатой улице. Как там Лили? Удачно ли прошло ее знакомство со слугами и обсуждение распорядка дня с Крэнстоном? Вдруг, пока он занимается политическими делами, Лили уже трясется в карете, направляясь в Миссури?
 Нет, он должен ей верить, она сдержит данное обещание и пройдет весь путь до конца. Лили справится с ролью, сумеет обмануть тех, кого требуется, и готова это сделать.
 Никогда ему не доводилось целиком и полностью зависеть от обстоятельств, и сейчас Куинн испытывал не особенно приятные чувства. Богатство давало уверенность в собственных силах, он не привык, чтобы кто-то вершил его судьбу, а он наблюдал со стороны. И необходимость поставить все свое будущее в зависимость от женщины, неуловимой, словно призрак, выводила Ку-инна из себя.
 — Мистер Уэстин, я принес отчеты, о которых вы спрашивали, — оторвал его от размышлений секретарь.
 Уолтер Робин, худой, невероятно дотошный человек, отлично знал свое дело, но обладал непомерным самомнением и понимал, что когда хозяин победит на выборах, он приобретет власть, с которой нельзя будет не считаться. Ведь это ему придется решать, кого допускать к губернатору, а кого нет. Правда, Уолтер не знал, что и его будущее зависит от Лили.
 Если она не справится с ролью, то пострадает огромное количество людей. Разразится скандал, последствия которого больно ударят по партийным лидерам, понятия не имеющим о семейном положении Куинна. Пострадает карьера Пола. Рухнут все планы и надежды помощников потенциального губернатора. Люди, которым он лично обещал посты в будущем правительстве, горько пожалеют о том, что связались с ним.
 А что будет делать он сам, если его мечты обратятся в прах?
 Куинн всегда запрещал себе думать о возможном проигрыше или грандиозном скандале. Не хотел думать и сейчас.
 Нет, он не поддастся искушению, не поедет домой, чтобы проверить, там ли еще Лили. Он должен ей верить, это крайне важно.
 Правда, доверять ей нелегко, но гораздо легче, чем бороться со страстью, которая, не давая ему покоя ни днем, ни ночью, влекла его к погибели.
 В прежней жизни Лили редко доводилось наслаждаться отдыхом, и она с гораздо большим удовольствием сделала бы что-то полезное, чем весь день тратить на примерку туалетов.
 Яркие платья, надежно укрытые чехлами, находились в самой глубине шкафа, траурная одежда черного цвета висела отдельно от более светлых вещей, которые полагалось носить во второй половине траура.
 Примерив несколько темных костюмов, Лили обнаружила, что они сидят на ней идеально, значит, их подогнали по ее фигуре. От нечего делать Лили решила надеть легкий голубой костюм, висевший в самой глубине шкафа. Ей было интересно узнать, какой размер у Мириам.
 Через полчаса Лили стало известно, что грудь у нее больше, а талия чуть тоньше. Юбка волочилась по полу, следовательно, Мириам выше ее, хотя и не намного.
 Снимая костюм, Лили машинально сунула руку в карман и обнаружила там носовой платок с монограммой и смятую записку, которую решила прочитать попозже. Сейчас ей было не до того, она замерзла.
 Лили могла бы сама развести огонь в камине и сделала бы это с большим удовольствием, чем просить слуг. Но в том мире, где жила Мириам, хозяйке дома противопоказано заниматься подобными вещами. Недовольно поджав губы, она позвонила горничной, бросила взгляд на подоконник за окном, уже покрытый толстым слоем пушистого снега, и, усевшись в кресло, взяла одну из книг, настоятельно рекомендованных Полом.
 Горничная Дейзи присела в реверансе и извинилась за то, что фартук ее недостаточно чистый. Притворяясь, что целиком захвачена чтением, Лили украдкой бросала на нее взгляды. Интересно, возмущает ли Дейзи то, что она вынуждена делать работу, с которой хозяйка вполне справилась бы сама?
 В камине весело затрещал огонь, горничная опять сделала реверанс и вышла из комнаты. Лили отложила книгу, потом взглянула на дверь, отделявшую ее комнату от спальни Куинна, и вдруг почувствовала такое любопытство, что едва усидела на месте. Нет, нельзя… А если хочется?
 Но ведь это частное владение. Если она переступит порог, то вторгнется туда, где ей быть не положено.
 И все же как Лили ни уговаривала себя не делать глупостей, ничто не помогало. Тогда, встав с кресла и чувствуя, что сердце у нее сейчас выскочит из груди, Лили открыла дверь.
 Против ее ожидания спальня Куинна в отличие от его комнаты на ранчо оказалась весьма изысканно обставленной, хотя и здесь царил сугубо мужской дух. Обои, полог кровати и покрывало — все в темно-синей, коричневой и светло-бежевой гамме, мебель, на неискушенный взгляд Лили, была старинной, вывезенной из Европы.
 Она долго стояла посреди комнаты, вдыхая запах, который ассоциировался у нее с Куинном, потом украдкой оглянулась на дверь коридора — не дай Бог, кто-нибудь застанет ее тут — и начала обход. Легонько прикоснулась к бритве и кисточке для бритья, лежавшим на комоде возле тазика и кувшина, провела рукой по полотенцу, которым он вытирал лицо. И у нее даже захватило дух.
 Медленно идя вдоль стены, Лили внимательно рассмотрела каждую из висевших картин, где были изображены залитые солнцем виллы на скалистом морском берегу и деревенские пейзажи, скорее всего европейские. Странный выбор — ни лошадей, ни ранчо. Куинн, этот сложный человек, показал ей еще одно свое лицо.
 После картин Лили осмотрела стол, единственный в комнате предмет мебели, беспорядочно заваленный канцелярскими принадлежностями. Ей бросился в глаза исписанный четким, размашистым почерком Куинна лист бумаги; похоже, это была очередная речь. Прочитав ее, Лили коснулась пера и хрустальной чернильницы.
 Зная, что не должна этого делать, она все же открыла ящик стола. Там лежал пистолет. Наличие оружия нисколько ее не удивило, оно было почти у всех мужчин. Но странно, что Куинн держал его в спальне.
 Лили заглянула в шкаф, где парадная одежда висела отдельно от деловой. На полках лежали цилиндры, фетровые шляпы, стояли коробки с носками и перчатками.
 Наконец она подошла к кровати и, чувствуя, как от волнения у нее вспотели ладони, осторожно погладила покрывало. Сердце колотилось в горле, и Лили не выдержала. Круто повернувшись, она бросилась к себе в комнату, захлопнула дверь и прижалась к ней спиной.
 Когда дыхание успокоилось, она приоткрыла окно, взяла с подоконника горсть снега и вытерла им руки, надеясь избавиться от запаха Куинна. Не тут-то было. Этот запах преследовал ее, не давал покоя.
 Что с ней происходит?
 Лили решительно тряхнула головой, потом, засунув руки в карманы, взглянула на падающий снег. Пальцы нащупали смятый клочок бумаги, о котором она совершенно забыла. Теперь будет чем отвлечься от беспрестанных мыслей о Куинне.
 Сев в кресло и положив записку на книгу, Лили разгладила ее и прочла:
 «То же время. То же место. М.».
 Вот она, Мириам, реальная, осязаемая. Почерк, похожий на мужской, хотя, принимая во внимание страсть Мириам к рюшечкам, оборочкам, безделушкам, можно было ожидать, что и пишет она весьма затейливо.
 То же время… То же место… Положив голову на спинку кресла, Лили попыталась догадаться, кому предназначалась записка. Возможно, Мириам написала ее себе, чтобы не забыть о какой-то встрече? Тогда она наверняка не стала бы подписываться. Кроме того, зачем ей напоминание, если и время, и место встречи известны? А чтобы не забыть о каком-либо свидании, она бы просто черкнула, например, «Куинн. Вторник».
 Нахмурившись, Лили машинально разглаживала складочки на покрывале и напряженно думала.
 Куинну она бы писать не стала, они и так встречались по нескольку раз на день. Прислуге тоже. Посылать записку по почте она не собиралась. Значит, хотела вручить ее сама. Но почему бы не передать это на словах?
 А вдруг Мириам написала эту записку своему кучеру, чтобы тот приехал за ней, как обычно, в то же время и в то же место?
 Тогда она подписалась бы не «М.», а «миссис Уэстин». Лили огорченно вздохнула. Кажется, ей не разгадать секрет Мириам, а поскольку записка сугубо личная, то ей не следует говорить о ней ни Куинну, ни Полу до тех пор, пока она не раскроет ее тайну.
 Лили очень хотелось сохранить образец почерка Мириам, но она решила не рисковать и, бросив листок в камин, проследила за тем, как огонь сжирает его.
 В комнате было тепло, уютно, за окном падал снег, остаток дня предстояло бездельничать — роскошь, о которой в тюрьме Лили могла только мечтать. Она зевнула, сожалея, что подружки по камере ее сейчас не видят, и решила немного вздремнуть. Черт побери, спать днем! Такого она не позволяла себе с детства.
 Лили задремала с легкой улыбкой на губах. Жизнь леди полна ненужных условностей и ограничений, да и стать леди не так-то просто, но ей нравилась эта жизнь, хотелось заработать ее для себя и Роуз.
 Лили снилось, что в комнату вошел Куинн и, не останавливаясь, сделал к кровати шаг, другой, третий… склонился над ней, высокий, мускулистый, обнаженный, почти откинул одеяло и лег рядом. Тело его было горячим, а руки теплыми и нежными.
 Проснувшись, Лили еще долго не могла прийти в себя.
 Они ужинали в столовой. Пока Крэнстон неслышно ходил вокруг стола, меняя приборы, Пол не сводил с Лили глаз.
 — Надеюсь, первый день пребывания дома не слишком вас утомил? — вежливо поинтересовался он.
 — Нисколько. — Она понимала, что с сегодняшнего дня их разговоры будут преисполнены тайного смысла. Например, сейчас Пол хочет узнать, как прошло знакомство со слугами. Улыбнувшись дворецкому, Лили знаком попросила его убрать тарелку. — Я почти весь день отдыхала.
 Не упомянув о слугах, Лили тем самым дала мужчинам понять, что осталась довольна слугами.
 Куинн взглянул на ее платье, украшенное темными кружевами.
 — Врачи говорят, ты потихоньку поправляешься. Смотри не перетруждайся… дорогая.
 — В газете сообщалось, что вы, как и прежде, собираетесь принимать гостей по пятницам, — заметил Пол так, будто не сам давал это объявление. — Вы уже достаточно окрепли для этого?
 А взгляд темных глаз вопрошал, готова ли она к этому.
 — Я очень соскучилась по своим подругам. — Лучше, чем сейчас, она все равно не будет готова.
 Куинн откинулся на спинку стула, ожидая, пока Крэнстон сменит ему тарелку.
 — Мне было так приятно видеть тебя здесь, когда я вернулся домой, — сказал он, — Я навсегда покончила с долгими путешествиями… дорогой. — Лили гордо вскинула голову. Ну сколько можно ему повторять, что она не собирается сбежать в Миссури? Когда он наконец поверит, что она приложит все силы, чтобы убедительно сыграть роль! Может, тогда и она начнет доверять ему. Но вряд ли это произойдет, слишком уж много тайн стоит между ними.
 Удивленно вскинув темные брови, Куинн одарил ее таким взглядом, что Лили вспыхнула и отвернулась. Вдруг он догадался, что она заходила к нему в спальню?
 За столом воцарилось неловкое молчание. «А что могут сказать друг другу люди, притворяющиеся не теми, кто они есть на самом деле?» — раздраженно подумала Лили. Внезапно ее охватило безумное желание объявить Крэнстону, что она не Мириам Уэстин, Куинн не ее любящий муж, а Пол не друг семьи. Что они разыгрывают спектакль, и от того, как они его сыграют, многое зависит. Крэнстон — один из зрителей, и с каждым прожитым днем их будет становиться все больше.
 Глубоко вздохнув, Лили заставила себя успокоиться. Может, это она от страха готова сделать дурацкое заявление? Но что страшного в длинном столе, цветах, свечах и серебряных крышках на блюдах? Ничего. Лили постаралась войти в образ, напомнив себе, что всю жизнь ела из серебряных тарелок и пила из тончайших фарфоровых чашек с золотым ободком. А когда путешествовала по Европе, ей доводилось бывать в еще более роскошных комнатах, чем эта столовая, и развлекать не двоих мужчин, а сотни гостей, явившихся к ней на званые вечера.
 Лили выбрала тему для разговора из списка, составленного ею накануне.
 — Президент Грант наложил вето на указ, запрещающий истребление бизонов. Что вы, джентльмены, можете сказать по этому поводу?
 — Что я слышу, Мириам! — удивленно воскликнул Пол. — С каких пор вы стали интересоваться политикой?
 Сделанное в мягкой форме замечание должно было ей напомнить, что Мириам ненавидела политические темы.
 — О Господи! — Невинно заморгав, Лили прикрыла рот ладонью. — А разве мой вопрос касался политики? Я думала только о несчастных бизонах.
 Темные глаза Пола одобрительно блеснули. Молодец Лили, выкрутилась!
 — Я согласен с решением президента, — сказал он. — Нет более надежного и быстрого способа решить проблему индейцев, чем лишив их продовольствия.
 — Значит, именно таким образом, по вашему мнению, должна решаться эта проблема? Вы за то, чтобы уморить индейцев голодом?
 Лили почувствовала холодок в груди. Сегодня Пол выглядел добрым и безобидным, она даже забыла о его готовности решать проблему быстро и, если потребуется, беспощадно, как и подобает истинному кингмейкеру.
 — Нет индейцев — нет проблемы, — ответил Пол.
 Пристально взглянув на него, Куинн тихо заметил:
 — Убийство не всегда помогает решению проблемы. Иногда смерть является лишь началом целого ряда проблем.
 — Зато старая проблема решена.
 Возникло короткое молчание.
 — Истребление бизонов — лишь кратковременное решение проблемы, которое имеет далеко идущие последствия и для индейцев, и для бизонов, — возразил Куинн.
 Подали десерт, мужчины принялись спорить о национальной политике, а Лили погрузилась в свои мысли. Нельзя сказать, чтобы она так уж ненавидела политику, однако тема обсуждения ее не интересовала.
 Она думала о том, что Куинн начинает занимать ее мысли постоянно. Вспомнив дневной сон, Лили облизнула губы и приказала себе не смотреть на него, а сама продолжала наблюдать, как он подкрепляет высказывания энергичными жестами, как в тусклом пламени свечи меняется выражение его подвижного лица. При первом знакомстве это лицо казалось непроницаемым. Потом Лили стала замечать, что это не так. Выражение у Куинна менялось, когда он задумывался или углублялся в разговор.
 Когда он сердился или был раздражен, морщинки вокруг глаз и на лбу обозначались явственнее. Когда испытывал нетерпение или что-то его расстраивало, на скулах начинали ходить желваки. Если пребывал в ярости, глаза становились узкими, как щелочки, и иссиня-черными. А еще у него была привычка ерошить волосы изящными сильными руками.
 Лили казалось, что она начинает понемногу узнавать этого человека, о котором столько думает.
 — Мириам, очнись, — услышала она голос Куинна.
 Дворецкий успел, оказывается, убрать со стола; теперь, согласно заведенному распорядку, Мириам должна удалиться в гостиную и ждать там, пока мужчины выкурят по сигаре. Потом они присоединятся к ней и втроем будут пить кофе. Но Крэнстону о привычках хозяйки ничего не известно.
 Быстро сообразив, Лили решила изобрести собственную: пока мужчины курят, она будет сидеть вместе с ними за столом. Гордо вскинув голову (пусть только попробуют возразить!), она улыбнулась:
 — По-моему, джентльмены, вам не терпится выкурить по сигаре. Прошу вас. Ты ведь знаешь… дорогой… мне даже нравится сигарный дым. — Лили надеялась, что они выпустят несколько струек дыма в ее направлении. Прикоснувшись к стоявшему перед ней маленькому серебряному колокольчику, она приказала: — Крэнстон, подайте джентльменам бренди. Я тоже от капельки не откажусь. Через двадцать минут можете подавать кофе в гостиной.
 Лили показалось, что ее слова звучат на редкость убедительно. Похоже, сегодняшний день выдался успешным во всех отношениях. Видя, как Пол нахмурился, она лукаво усмехнулась, а когда Куинн расхохотался, почувствовала гордость за себя. Вот бы еще затянуться пару раз, чтобы отпраздновать победу.
 — Итак, — сказал Куинн, взглянув на ее губы, — чью сторону ты примешь в вопросе о бизонах?
 В серых глазах мелькнул вызов, словно он хотел спросить, кого из них, его или Пола, она выбирает.
 Прежняя Лили непременно высказала бы собственное мнение, но положение леди обязывало ее поддержать мужа.
 — Вы, Пол, привели в защиту своего мнения несколько весьма удачных аргументов, но точка зрения моего мужа кажется мне более убедительной.
 Сказав «моего мужа», она покраснела, однако выговорила это без запинки и взглянула на Куинна. Тот смотрел на нее, и Лили почувствовала, что тонет в серых глубинах его глаз.
 Ну почему так бывает? Один посмотрит, и ты остаешься совершенно равнодушной, а другой кинет лишь мимолетный взгляд, и ты трепещешь от страстного желания.
 Боясь выдать свои чувства, Лили положила на стол салфетку.
 — Я передумала. Лучше дождусь вас в гостиной.
 Пол встал, чтобы отодвинуть ее стул, а Куинн не отрывал глаз от ее высокой прически, затем перевел взгляд на шею, где билась жилка, на высокую грудь и наконец остановился на талии.
 — Мы скоро к тебе присоединимся, — хрипловато сказал он.
 Лили, соблазнительно покачивая бедрами, отчего шлейф на ее платье вызывающе колыхался из стороны в сторону, направилась к двери, и Куинн так сжал в пальцах сигару, что она раскрошилась.
 — Вот черт! — буркнул Пол, закрыл поплотнее тяжелую дверь, чтобы никто не подслушал, и, сердито выпустив дым, повернулся к другу. — Ты затеял опасную игру! Клянусь, если ты в ближайшее время не найдешь себе любовницу, я сам тебе ее найду.
 — Ты должен заниматься моей предвыборной кампанией, а не личной жизнью.
 — Лили своего не упустит. Она видела ранчо, осмотрела дом, поняла, что ты богат, и ей захотелось приобщиться к твоему богатству, чтобы пожить беспечной жизнью подольше. — Карие глаза Пола стали холодными. — Похоже, она решила, что может играть роль Мириам и после того, как тебя выберут губернатором. А путь к этой цели лежит через твою постель.
 — Откуда ты знаешь, что думает Лили? Или о чем думала Мириам? Об этом ни тебе, ни мне неведомо.
 Слова друга были неприятны Куинну. Их с Лили непреодолимое влечение друг к другу возникло задолго до того, как она удостоверилась, что он богат и Мириам купалась в роскоши.
 — Можешь обижаться на меня, но факт остается фактом. Если ты сделаешь Лили своей любовницей, то совершишь громадную ошибку. — Пол несколько секунд изучал потолок, затем перевел взгляд на Куинна. — Положение и так очень сложное, не усложняй его еще больше. Лили не та, за кого ты ее принимаешь, и она не Мириам, какой бы ты хотел ее видеть.
 — Откуда ты знаешь, о чем я думаю? — сверкнул глазами Куинн.
 — Мы с тобой дружим пятнадцать лет. Если я не знаю, о чем ты думаешь, то этого не знает никто.
 — Я думаю, разговор зашел слишком далеко, — холодно произнес Куинн, вставая. — Пора составить компанию моей жене. Мы заставляем даму ждать.
 — Она не твоя жена, Куинн.
 — Ты сам предложил играть и на людях, и наедине. Не переступай границы, Пол. Занимайся предвыборной кампанией, а со своей женой я разберусь сам.
 Когда Пол, распрощавшись, ушел, Лили поставила на столик кофейную чашку и взглянула на Куинна. Тот ходил взад-вперед перед камином, и она чувствовала, что между друзьями произошел какой-то неприятный разговор, который вывел обоих из себя.
 — Я бы хотела немного пройтись. Составишь мне компанию?
 — Сейчас? — Нахмурившись, Куинн достал из кармана золотые часы. — Уже очень поздно.
 — В пустыне я мечтала о снеге.
 — Принести муфту и плащ, мадам? — Неслышно ступая, Крэнстон подошел к столику, чтобы унести серебряный кофейный сервиз.
 Лили вскочила. Она и не подозревала, что дворецкий находится совсем рядом. Пол тысячу раз прав: даже наедине они с Куинном должны вести себя как муж и жена, иначе дело может плохо кончиться.
 — Ну пожалуйста, — умоляюще сказала она, понимая, что при Крэнстоне Куинн не сможет ей отказать. Ни один джентльмен не позволит жене гулять одной.
 — Принесите мне куртку, шляпу и трость, — приказал Куинн.
 Выйдя из дома, Лили накинула капюшон и вдохнула холодный воздух. Был именно такой белоснежный поздний вечер, о котором она мечтала, лежа на жесткой тюремной койке и с тоской вспоминая ферму тети Эдны.
 Куинн помог ей сойти по ступенькам. Он прижимал ее руку к своему телу, и Лили чувствовала контраст между его теплом и холодом на щеках. При каждом шаге плащ и юбки касались длинных ног Куинна, вызывая в ней странное, трепетное чувство.
 — Может, ты скажешь, из-за чего вы с Полом ссорились? Из-за политики?
 — Пол считает, что я должен завести любовницу.
 Она тихонько ахнула, горло сжала внезапная острая ревность. У Лили потемнело в глазах при одной мысли, что Куинн будет заниматься любовью с другой женщиной.
 — И ты намерен последовать его совету? — наконец спросила она.
 — Я его обдумываю, — признался Куинн.
 Лили представила, как он целует ту женщину, ласкает ее тело, грудь… Нет, она этого не перенесет!
 К тому же если Куинн обдумывает, завести ли ему любовницу, значит, ее он отвергает. Лили поглубже натянула капюшон, чтобы скрыть залитое румянцем лицо.
 Остановившись под молоденьким вязом с покрытыми снегом ветвями, Куинн повернул ее к себе, приподнял ей голову, вынудив смотреть на него.
 — Я думаю о тебе каждую минуту, — прошептал он, — словно ты завладела моей душой. Если так пойдет и дальше, ты сама знаешь, Лили, чем это кончится. Я не смогу удержаться.
 Они пристально взглянули друг другу в глаза.
 — Может, все не так уж плохо?
 — Нам с тобой недолго быть вместе, поэтому я не хочу, чтобы при расставании ты чувствовала себя так, будто тебя использовали и бросили. Хватит и того, что тебя заставляют изображать Мириам.
 Интересно, будет ли она чувствовать себя брошенной? Кажется, она сумела убедить себя, что с удовольствием играет роль Мириам, поскольку тем самым зарабатывает возможность потом жить в достатке. И если они с Куинном поддадутся влечению, появится ли у нее после всего случившегося ощущение, что он просто грубо ее использовал для удовлетворения физических потребностей? Или она будет вспоминать, как страстно он ее хотел? Как от его взгляда у нее подкашивались ноги, а от малейшего прикосновения ее кидало в дрожь? Или вспомнит эту заснеженную ночь, когда она готова предложить себя ему?
 — Это единственная причина? — спросила Лили.
 Куинн задумался, и сердце у нее упало. Он не может решить, сказать правду или солгать.
 — Пол считает, что ты ищешь способ продлить срок пребывания в моем доме на неопределенное время.
 — Он думает, я пытаюсь тебя использовать? — недоверчиво спросила она. — И ты веришь?
 — Не знаю, но в одном я совершенно уверен. Наша с тобой близость вызовет многочисленные проблемы и осложнения.
 — Ты бы предпочел завести любовницу! — бросила Лили, отступая. — Так заводи! А сейчас давай лучше поговорим о Мириам.
 Это всегда действовало на нее отрезвляюще. Лили сразу вспоминала, что именно Мириам, а не ее Куинн видит в гостиной, в спальне, за столом. Да и кого же ему видеть, если она, Лили, носит одежду его жены, ее украшения, пользуется ее духами?..
 А от нее он предпочитает держаться подальше, чтобы не создавать себе лишнего беспокойства.
 — Мириам… — повторил Куинн.
 Взбешенная тем, что они с Полом так плохо о ней думали, Лили пошла по аллее, обсаженной вязами. Да как они смели предполагать, будто она из корыстных побуждений собирается лечь к Куинну в постель? Ведь не она им навязалась, они сами нашли ее, заставив играть роль Мириам. Ей захотелось отплатить Куинну, и единственный для этого способ — поговорить с ним о его жене.
 — Я знаю, Мириам была против того, чтобы ты участвовал в выборах. Значит, ей претила твоя деятельность?
 Пусть Куинн притворяется, что исчезновение жены ему безразлично. Нет, Мириам нанесла сильнейший удар по его самолюбию, причинила ему острую боль. Теперь он не хотел ни думать, ни разговаривать о ней.
 — Мириам хотела, чтобы я был судьей, как ее отец, — сказал Куинн, догоняя Лили. — Она терпеть не могла политику и наверняка уклонялась бы от мероприятий, требующих ее присутствия в качестве жены губернатора.
 — Значит, она не поддерживала твою кандидатуру. — В данный момент Лили так ее ненавидела, что отдала бы все на свете, только бы не быть на нее похожей. — И отсутствие этой поддержки сильно помешало бы твоей предвыборной кампании?
 — Да, — признался Куинн.
 — Следовательно, она исчезла вовремя, да?
 — На что ты намекаешь?
 — Ни на что я не намекаю! — Лили от возмущения топнула ногой. — Я говорю то, что есть.
 Куинн схватил ее за руку и потащил к дому, а она семенила рядом, стараясь понять, что вывело его из себя. Впрочем, не важно. Хорошо, что она это сказала.
 — В ближайшие несколько дней мы практически не будем видеться, — заявил Куинн, подходя к крыльцу, освещенному газовыми фонарями. — Вся неделя у меня расписана по часам. Я буду уходить из дома рано утром, пока ты еще в постели, а возвращаться поздно вечером, когда ты уже будешь спать. Передай Крэнстону, что я буду ужинать в клубе.
 — Как тебе угодно!
 В дом они вошли в отчужденном молчании. Как Лили и предполагала, разговор о Мириам охладил обоих. Куинн на нее больше не смотрел, а она больше не трепетала от его близости.
 Но в сущности ничего не изменилось. Тяга, которую они испытывали друг к другу, лишь слегка поутихла, а не исчезла, и судя по прощальному взгляду Куинна, он подумал то же самое.




 Глава 11


 К пятнице нервы у Лили почти сдали. Ей казалось, что она не выдержит, пошлет все к черту и сбежит в Миссури, но каким-то непостижимым образом все же брала себя в руки. Она долго не могла решить, что надеть на свой первый после мнимой болезни прием, и наконец остановила выбор на сером бархатном платье с кремовой отделкой. Лили заранее попросила горничную сделать ей такую же прическу и приготовить те же жемчужные серьги, как на портрете Мириам. Именно под ним она решила сидеть во время чаепития.
 После долгих сомнений Лили выбрала в качестве угощения пирожные с замысловатыми французскими названиями и тосты с мармеладом. Похоже, Крэнстон остался доволен ее выбором, однако ввел в смущение, поинтересовавшись, какой чайный сервиз мадам желает выставить на стол. Запинаясь, Лили предложила сервиз с цветным узором. Раз в комнатах Мириам и обои, и ковер в цветах, то наверняка есть хотя бы один такой сервиз. Догадка оказалась верной. Крэнстон молча кивнул, и у нее словно гора с плеч свалилась.
 До позднего вечера она сидела над карточками Пола, которые от постоянного употребления уже поистрепались. Господи, только бы ничего не перепутать! Не забыть бы, что недавно вышла замуж дочь миссис Браун, а не дочь миссис Блэк, что миссис Смит, а не миссис Смайт устраивает рождественский бал.
 В пятницу Лили была совершенно уверена, что провалится.
 — Черт! Черт! Черт! — бормотала она, расхаживая взад и вперед по гостиной, в которой собиралась принимать гостей.
 Так, Элен ван Хойзен и еще несколько человек нужно обязательно называть по именам. Если повезет, она не забудет, как к кому обращаться. Правда, в везение Лили что-то не верилось.
 Стоит дамам взглянуть на нее, и они сразу заподозрят, что она не Мириам, а как только откроет рот, окончательно в этом убедятся.
 Разразится жуткий скандал, газеты начнут смаковать подробности, Куинн распростится с мечтой о губернаторском кресле, Пол закует ее в кандалы и отправит назад в Юму.
 — Перестань метаться по комнате, — сказал Куинн, входя в гостиную. — Сколько можно!
 Лили бросила на него яростный взгляд, готовая вспылить, но сдержалась. Черт побери, она же наверняка обольет кого-нибудь чаем или опрокинет чашку на себя! Еще бы не волноваться, если она как пить дать назовет кого-нибудь из близких подруг Мириам не тем именем или вежливо осведомится у вдовы о здоровье ее супруга.
 — Ничего у меня не получится! — воскликнула Лили, падая на стул. О Господи, ведь ее стул под портретом! — Я все перепутаю! Зачем вы только со мной связались?
 — Не говори чепухи! — бросил Куинн, усаживаясь напротив и озорно блеснув глазами. — Впрочем, ты всегда волнуешься перед приемом гостей.
 Лили уже достаточно хорошо знала привычки Мириам. Та никогда бы не стала метаться по комнате и от волнения пересаживаться с одного стула на другой. Она бы изобразила печаль, в глазах бы появились слезы, губы задрожали. В общем, Мириам выразила бы свое беспокойство не так бурно.
 — А ты абсолютно спокоен?
 Как он может не терять хладнокровия, когда сегодня, несмотря на все ее благие намерения, она может погубить его карьеру?
 Сегодня премьера спектакля. Она в главной роли выступит перед зрителями, которые будут смотреть на нее во все глаза, ища в ее лице следы продолжительной болезни и грусти. Которые не упустят ни одной детали ее траурного платья, а вспомнив о пожаре и смерти ее дочери, будут следить за каждым жестом, пытаясь определить, пришла она в себя после жуткой утраты или нет.
 Сьюзен… О Господи! Ведь это не ее дочь, и Лили редко вспоминала, почему носит траур. Она вдруг ощутила вину: порой ей некогда было думать о Роуз.
 — А ты хоть иногда думаешь о Сьюзен? — раздраженно спросила она. — Скучаешь по ней?
 Поправив рубиновую запонку, Куинн спокойно ответил:
 — Не особенно.
 — Это один из тех случаев, когда мне хочется, чтобы ты солгал, — вздохнула Лили. — Хочется, чтобы хоть вспоминал о бедной малышке Сьюзен. Она ведь была и твоей дочерью.
 — Ты выглядишь очаровательно, — заметил Куинн.
 Сам он был в темном сюртуке, серебристом жилете и серых брюках. Все дамы придут в восторг от его шарма и красоты.
 — У тебя, похоже, отличное настроение, — проворчала Лили. — Наверное, оттого, что мы с тобой неделю не виделись.
 Лили скучала по Куинну, жизнь без него оказалась тоскливой и неинтересной, а дни унылыми. Несколько раз она прикладывала ухо к двери его спальни, надеясь услышать хоть какой-то шорох. Тогда бы она выдумала любой предлог, чтобы постучать, войти и поговорить.
 — Я был на ранчо. Стоит мне хоть ненадолго уехать из города, как ко мне возвращаются силы, — ответил Куинн.
 — Тебе повезло. А вот я сидела взаперти, если не считать одной короткой прогулки.
 О которой Лили предпочла бы не вспоминать, особенно теперь, когда ей необходимо думать как Мириам, вести себя как Мириам, в общем, безупречно сыграть ее роль.
 Пять минут спустя, ровно в три часа, Крэнстон вкатил в гостиную чайный столик, и у Лили едва не остановилось сердце.
 — Звонят, — сказал дворецкий. — Ваши гости уже начинают съезжаться, мадам.
 От волнения Лили начала исступленно обмахиваться веером, моля Бога дать ей силы подняться, чтобы встретить дам.
 — Черт! Черт! Черт! Они догадаются, что я не Мириам, — прошептала она.
 — Крэнстон будет объявлять каждую гостью поименно, — тихо ответил Куинн, вставая у нее за спиной. Он дотронулся до ее плеча, и Лили словно огнем опалило. — Помни, ни у кого из них нет оснований подозревать тебя.
 — А если я сделаю какую-нибудь ошибку? — Находись она сейчас в окружении толпы, собравшейся ее линчевать, Лили бы и то боялась меньше.
 — Если ты сделаешь ошибку, первым губернатором Колорадо станет менее достойный человек, история западной части Соединенных Штатов будет развиваться иным путем и ничего с этим не поделаешь.
 Испуганно ахнув, Лили обернулась. Куинн улыбался, она тоже издала какой-то истеричный смешок. Его взгляд смягчился, и, к немалому удивлению Лили, он ей подмигнул.
 — Спасибо, — прошептала она, чувствуя, как спадает напряжение.
 Когда дворецкий объявил двух первых дам, Куинн продолжал стоять позади нее, держа руку на ее плече. Видимо, он намеренно остался именно в такой позе.
 Впрочем, это не имело значения. Его рука придавала ей уверенности, но, уже встав навстречу гостям, Лили вдруг с ужасом поняла, что не в состоянии ничего вспомнить об этих дамах. Оставалось только надеяться на волю провидения.
 — Миссис Браун, как я счастлива видеть вас! Жаль, что я не смогла присутствовать на церемонии венчания Электры. Говорят, все прошло великолепно. А вы, Августа, выглядите поистине обворожительно.
 Бросив взгляд в сторону двери, Лили заметила, что Куинн успел встретить еще трех гостей, о чем-то весело поговорил и повел к ней. Господи, она же не слышала, как дворецкий их представил! Видимо, догадавшись об этом, Куинн непринужденно обратился к каждой даме по имени.
 Следующие двадцать минут Лили была слишком занята и пока не боялась, что ее вовлекут в разговор, который она не сумеет поддержать. Ей пришлось встречать гостей, разливать чай, угощать дам пирожными.
 Кажется, она совершенно напрасно так изводила себя, при таком скоплении народа просто невозможно вести обстоятельную беседу. Пока Лили исполняла роль хозяйки, гости сами развлекали себя разговорами. Временами Лили замечала, что кто-то смотрит на ее портрет со слегка недоуменным выражением. Однако большинству дам, похоже, и в голову не приходило, что она не Мириам Уэстин.
 Настоящая проверка началась после того, как дворецкий объявил о приходе Элен ван Хойзен. Если уж самая близкая подруга Мириам ничего не заподозрит, тогда можно наконец-то вздохнуть спокойно.
 Выпрямившись и расправив плечи, словно готовясь к бою, Лили быстренько припомнила все, что знала об Элен. Властная, даже несколько деспотичная, принимает активное участие в общественной жизни. Детей нет. Муж поддерживает соперника Куинна от оппозиционной партии.
 Почему Куинн возражал против странной дружбы Мириам с Элен ван Хойзен, ясно, непонятно другое: почему Мириам вопреки воле мужа не собиралась ее прекращать?
 С появлением Элен сразу воцарилась тишина. Похоже, остальные дамы не очень жаловали надменную особу, не удостоившую их даже взглядом.
 Протягивая к Лили руки, та невозмутимо прошествовала по гостиной.
 — Нет-нет, дорогая, не вставай, ты еще не совсем поправилась. Как же ты похудела! — Элен холодно уставилась на сидевшую рядом с Лили женщину. — Поскольку я забежала всего на минутку, надеюсь, вы не станете возражать, если я попрошу вас пересесть? Очень любезно с вашей стороны. — Опустившись на стул, который молча освободила ей миссис Элдерсон, она внимательно оглядела подругу. — Ты очаровательна, дорогая, хотя сильно похудела. Впрочем, после всего пережитого это неудивительно.
 — А ты совсем не изменилась, Элен, — осторожно произнесла Лили.
 — О Господи! Что с твоим голосом? Будто говоришь не ты, а другой человек!
 В комнате воцарилась гробовая тишина. Похоже, Элен не единственная, кто это заметил, но Лили ожидала такого вопроса и заранее подготовила ответ.
 — Я слишком много кашляла, — тихонько вымолвила она, понуро опустив плечи. — Врачи опасаются, что у меня повреждены голосовые связки.
 Куинн внимательно прислушивался к разговору и, поняв, на что намекает Лили, добавил:
 — Голос Мириам вряд ли обретет тональность, присущую ему до болезни. Скорее всего голос у нее останется хрипловатым. Так считают врачи.
 «Что он несет? Какую еще тональность?» — подумала Лили, но присутствующие дамы согласно закивали и пробормотали несколько вежливых слов.
 Заученным жестом Лили поднесла руку к шее и смиренно покачала головой, в то же время окинув Элен ван Хойзен быстрым взглядом, чтобы рассмотреть ее получше.
 Внешность у самой близкой подруги Мириам была примечательная. Гладко зачесанные назад серебристые волосы этой особы были собраны на затылке в замысловатый шиньон, поддерживающий шляпку, отделанную более изящно, чем у остальных дам. На сильно припудренном лице с волевым подбородком выделялись красивые черные глаза, от которых, видимо, ничто не могло укрыться. Красавицей Элен не назовешь, однако на нее, без сомнения, обратишь внимание.
 — Надеюсь, твой упрямый муж сказал тебе, что я сделала все возможное и невозможное, пытаясь выведать у него адрес лечебницы, но тщетно. И если друзья не могли послать тебе весточку с пожеланиями скорейшего выздоровления, нужно целиком и полностью винить мистера Уэстина.
 — Мне запрещали читать письма. — Лили погладила себя по груди, словно еще не совсем оправилась. — Я была так слаба, что ни на чем не могла сосредоточиться и все равно бы не смогла тебе ответить.
 — Врачи запрещали Мириам все, что могло бы ее взволновать, — пояснил Куинн и, подойдя к Лили, остановился у нее за спиной.
 Лица его она не видела, зато увидела взгляд Элен — решительный, жесткий.
 — Удивлена, что вы здесь. Боюсь, вы только попусту тратите время, разыгрывая перед нами любящего мужа, поскольку ни одна из присутствующих дам не собирается принимать участия в выборах. — В голосе Элен звучала ненависть. — Могли бы избавить себя от неудобства, а нас — от вашего присутствия.
 Лили, как и остальные дамы, была поражена ее бестактностью и затаив дыхание ждала реакции Куинна. В гостиной воцарилось неловкое молчание. Слышался только шорох юбок да негромкое звяканье чашек о блюдца.
 — Если бы я ставил работу на первое место, я бы лишился удовольствия пообщаться с самыми обворожительными леди Денвера.
 Голос Куинна звучал протяжно, и Лили представила, как он улыбается гостям.
 В этот момент Элен схватила ее за руку, и Лили на секунду показалось, будто они с Куинном хотят перетянуть ее каждый на свою сторону.
 Рассмеявшись неприятным смехом, Элен презрительно бросила:
 — Точнее, вы надеетесь, что обворожительные леди повлияют на своих мужей и те проголосуют за человека, добровольно пренебрегающего целым рабочим днем ради своей жены, которая впервые после долгого перерыва появилась в свете. Думаю, это понимаю не только я, но и все присутствующие.
 По тому, как он сжал ее плечо, Лили поняла, насколько Куинн взбешен, однако голос его звучал по-прежнему легко и непринужденно:
 — Если наши очаровательные гостьи захотят рассказать своим мужьям, какой я отличный парень, я не стану возражать.
 Дамы, осторожно держа на коленях чашки, заулыбались, разговор возобновился, а Куинн, отойдя от «жены», направился к появившемуся в дверях Крэнстону.
 Лили молча уставилась на Элен. Она понятия не имела, о чем с ней говорить.
 — Я бы еще поняла, откажи он в переписке с тобой этим… — Элен презрительно махнула рукой в сторону остальных гостей. — Но отказать мне в свидании с дорогой подругой… Неслыханная наглость! — Элен оглядела платье Лили. — Право, Мириам, ты очень старомодна. Не сочти меня невежливой, но, по-моему, сейчас уже никто не носит траур по ребенку в течение года.
 Лили на секунду замерла, потом решительно высвободила свою руку. Все дамы бросали на ее платье сочувственные взгляды, однако у них хватило такта не упоминать о смерти Сьюзен. У всех, кроме самой близкой подруги.
 — Ну же, не смотри на меня так. — Элен нетерпеливо взмахнула рукой. — Ты еще молода, у тебя еще будут дети. Ты должна собраться и жить дальше. Иногда мне кажется, что тебе просто нравится предаваться меланхолии. Вот что я тебе посоветую, дорогая. Спрячь это убожество подальше, закажи себе яркие платья и начинай выезжать в свет.
 — Извините, что помешал, — холодно сказал Куинн, незаметно возникая рядом с Лили. Наклонившись, он прошептал ей на ухо: — Я должен ненадолго отлучиться. Уолтер Робин ждет меня с бумагами, требующими немедленной подписи. Вернусь через пять минут.
 Лили с деревянной улыбкой кивнула. Едва Куинн скрылся за дверью, Элен опять схватила ее за руку и притянула к себе.
 — Я не осмеливалась и слова сказать, пока он был в комнате, — прошептала она. — Наш общий друг места себе не находит. После пожара ты как сквозь землю провалилась, а у Куинна никакими силами невозможно было выманить твой адрес, поэтому я ничем не сумела помочь ни тебе, ни ему.
 — Наш общий друг? — нахмурилась Лили.
 — Дорогая, хорошо, что ты соблюдаешь осторожность, но сейчас нас никто не слышит. Должна ли я говорить, что наш друг жаждет тебя увидеть?
 Лили не ожидала ничего подобного. Слова Элен, произнесенные настойчивым шепотом, сбили ее с толку, и она не знала, что ответить. То, чего она так боялась, произошло: в жизни Мириам, оказывается, есть нечто такое, о чем не имели понятия ни Куинн, ни Пол.
 — Я тоже очень хочу увидеться с нашим другом, — тщательно подбирая слова, ответила Лили. — Но я еще не совсем поправилась…
 Взгляд Элен скользнул по ее лицу.
 — Дорогая, ты выглядишь цветущей, как никогда. Или это румяна? Ладно, сейчас нет времени говорить о косметике. Что мне передать М.? Что ты собираешься с ним скоро увидеться?
 Лили похолодела, однако ни звуком не выдала своего изумления. Значит, тот, кого Элен называла «нашим другом», — мужчина! Внезапно тайна записки, которую Лили нашла в кармане, перестала быть таковой. Мириам не писала, а получила ее! Лили посмотрела на Куинна, вошедшего в комнату.
 О Господи! Не может быть! Видимо, она неправильно поняла Элен. Какая нормальная женщина станет изменять Куинну? И уж конечно, не милая, застенчивая, послушная Мириам!
 — Быстрее, — торопила ее Элен, не сводя глаз с Куинна. — Что мне сказать нашему другу? На следующей неделе он будет в Денвере и, естественно, надеется получить от тебя записку.
 — Я… — Лили тоже бросила взгляд на Куинна. Тот ходил по комнате и развлекал дам. — Элен, у меня страшно разболелась голова. Я просто не могу сейчас ни о чем думать.
 — Ладно уж. Придется, как всегда, тебе помочь. Приезжай ко мне в четверг, и тебя наверняка будет ждать записка. М., конечно, расстроится, не получив весточки, но я скажу ему, что вы скоро увидитесь. — Элен встала, увлекая ее за собой. — Все было очаровательно, дорогая. Я счастлива, что ты опять с нами и прекрасно выглядишь. Подумай обо всем, — закончила она шепотом, многозначительно глядя на Лили черными глазами.
 — Не сомневайся, обязательно подумаю.
 — Приятно было тебя увидеть. К сожалению, мне пора. Может, в следующий раз…
 Не договорив, Элен устремилась к двери, умудряясь поболтать со всеми и одновременно ни с кем и откровенно игнорируя Куинна.
 Лили села, глядя на дверь, за которой скрылась Элен. Она чувствовала себя так, словно ее переехала карета. А что должна была чувствовать Мириам? Против Элен ей наверняка не выстоять, та легко сломила бы любое сопротивление.
 — Устала, дорогая? — Голос Куинна вернул ее к действительности.
 Лили обвела взглядом пустую гостиную. Похоже, она прощалась с дамами, улыбалась им, приглашала в гости, даже не осознавая того, что делает. Все это время мысли ее были заняты разговором с Элен.
 — Немного, — прошептала она. Взгляд Куинна выражал озабоченность. Морщинки на лице резче обозначились. — Но я прекрасно себя чувствую, правда.
 — Может, немного прокатимся перед ужином?
 — С удовольствием. — Хочет поговорить наедине или вспомнил ее слова о том, что она с самого приезда не выходила из дома? — Крэнстон!
 — Сейчас подам вам плащ и муфту. Попросить Элизабет принести шляпу и перчатки?
 — Серые, пожалуйста.
 Дворецкий удалился.
 — Ты думаешь, все прошло успешно? — спросила Лили, глядя на портрет.
 Ей вдруг показалось, что она видит печальные глаза Мириам. Это Мириам, а не она должна была развлекать своих подруг, угощать их чаем с пирожными, выслушивать теплые слова, ощущать на себе сочувственные взгляды.
 «Где ты?» — подумала Лили.
 — Чаепитие прошло блестяще, — сказал ей на ухо Куинн и, взяв у дворецкого плащ, накинул Лили на плечи.
 Ощутив его теплое дыхание, она почувствовала легкое головокружение и покачнулась, будто силы оставили ее. Захотелось хоть на секунду прижаться к Куинну, осознать, что испытание, внушавшее такой страх, она выдержала. Никто ни о чем не догадался, ничего не заподозрил, и в следующую пятницу, когда она снова начнет принимать гостей, ей будет намного легче.
 — Может, со временем это мне даже понравится, — заметила Лили, усаживаясь в карету.
 — Кого я вижу?! — засмеялся Куинн и укрыл ей ноги меховой полостью. — Неужели ту женщину, которая готова была упасть в обморок перед приходом гостей?
 — Я никогда в жизни не падала в обморок, — улыбнулась Лили.
 Внезапно ее охватила бурная радость. Черт возьми, она выдержала испытание! Она, Лили Дейл, бывшая заключенная, плохо воспитанная и острая на язык, потчевала чаем, развлекала настоящих светских дам и проделала все настолько безупречно, что тем даже в голову не пришло, кем она является на самом деле!
 — Я справилась, Куинн! Выдержала экзамен! А вот кто бы действительно упал в обморок, узнав обо всем, так это ублюдок Эфрем Каллахан. — Она прижала руки к пылающим щекам. — Просто не верится! Я сумела! И никто ничего не заподозрил!
 Ухмыльнувшись, Куинн достал портсигар.
 — Не возражаешь, если я закурю?
 Лили кивнула.
 — Пол говорил, что я должна нанести ответные визиты всем дамам, которые побывали на моем приеме. Мне очень понравилась миссис Элдерсон. Ты ее знаешь? Кажется, мы с ней посещаем одно и то же благотворительное общество, и если я решу отказаться от траура, она попросит меня помочь дамам подготовить корзинки с рождественскими подарками для бедняков.
 От восторга Лили хотелось говорить и говорить, обсуждать во всех подробностях свои предстоящие дела.
 — Здесь темно, мы одни. Хочешь сигару? — предложил Куинн.
 Выглянув из окна кареты, Лили увидела фонарщиков, которые уже забирались по лестницам, намереваясь зажечь фонари.
 — Куда мы едем?
 — Я велел Морли провезти нас мимо суда и моей конторы. Неподалеку есть магазины, куда тебе, возможно, хотелось бы заглянуть. Ведь ты еще совсем не видела города.
 Куинн протянул ей раскуренную сигару.
 Лили собралась немного расслабиться, но тут подумала, что образ курящей женщины совсем не вяжется с образом светской дамы, недавно развлекавшей гостей.
 — Я сделаю только пару затяжек. Этого будет вполне достаточно, спасибо.
 Куинн удивленно поднял брови.
 — Как хочешь, — бросил он.
 Сделав несколько затяжек, Лили отдала ему сигару и опять выглянула в окно. В домах уже зажглись лампы, которые освещали покрытые снегом газоны и подъездные аллеи.
 — Прекрасный вечер! Как хорошо, что ты повез меня покататься! — воскликнула она.
 — Мы должны поговорить об Элен ван Хойзен.
 В ту же секунду приподнятое настроение у Лили как рукой сняло.
 — Элен настоятельно приглашала меня в четверг к себе, — немного помешкав, сказала она.
 Лили еще не решила, следует ли говорить Куинну про М.
 — Я запрещаю тебе ездить к ней!
 Запрещает? Лили готова была вспылить, но вдруг похолодела от ужаса. На миг ей показалось, что она снова находится в тюрьме Юмы, где мужчины все решали за нее и жестоко наказывали за непослушание.
 Черт побери, это же Денвер, а не Юма, и разговаривает она с Куинном, а не с Эфремом Каллаханом.
 — Но почему? — спросила Лили, когда у нее перестали дрожать руки. — Ведь Элен близкая подруга Мириам, и ты сам пригласил ее.
 — Честно говоря, мы с Полом никого не приглашали, только поместили в газете объявление, что ты вернулась из Санта-Фе и собираешься, как обычно, принимать по пятницам. Я надеялся, Элен не приедет. Если ты не ответишь на ее приглашение, на следующей неделе она уже не появится.
 Но если она не поедет к Элен, то не узнает про М.
 И Лили решила не выдавать секрета Мириам. По крайней мере пока.
 — Фредерик ван Хойзен далеко не последний человек в оппозиционной партии, Лили. Если мой соперник победит на выборах, благодарить за это он должен будет ван Хойзена, — объяснил Куинн, глядя на тлеющий кончик сигары. — Элен начала домогаться общества Мириам после того, как я в прошлом году выдвинул свою кандидатуру на пост губернатора. Ты понимаешь, что я хочу сказать?
 — То есть интерес Элен к Мириам не ограничивался простой дружбой?
 — Подумай, если даже ты многое знаешь о моих планах, то сколько о них знала Мириам.
 — Куинн, я ничего не смыслю в политике, и вряд ли в ней разбиралась Мириам. Ты сам говорил, что она терпеть не могла разговоров о политике.
 — Да. Но хотела Мириам этого или нет, она слушала, как мы с Полом обсуждаем свои действия, а когда партийные лидеры бывали у нас дома, она, выполняя роль хозяйки, присутствовала при их разговорах. Если ты сомневаешься, многое ли она знала, прикинь, сколько известно тебе, и поймешь, что знаешь больше, чем тебе кажется.
 — Ты хочешь сказать, что Мириам снабжала Элен сведениями, представлявшими интерес для оппозиционной партии? — недоверчиво спросила Лили.
 Наступило долгое молчание. Значит, Куинн уже не раз об этом задумывался.
 — Вряд ли она делала это сознательно, — наконец произнес он. — Но вне всякого сомнения, Элен выуживала у нее полезную для своего мужа информацию.
 — Это объясняет ее интерес к Мириам, но не объясняет, почему Мириам, несмотря на твои возражения, продолжала с ней дружить. Ты спрашивал, почему она проявила в этом вопросе такую настойчивость? Вплоть до непослушания?
 Лили хотела сказать «вплоть до предательства», однако не решилась на подобную откровенность. Не стала она также упоминать о том, что непослушание является чертой характера, абсолютно несвойственной Мириам Уэстин.
 — Мириам отказалась говорить, почему так привязана к Элен.
 Лили мгновенно все поняла. Конечно, ведь Элен ван Хойзен связывала Мириам с таинственным М., и кем бы тот ни был, похоже, он для нее много значил.
 «То же место. То же время…» Лили представила, как Элен, здороваясь, берет Мириам за руку. Она бы могла незаметно сунуть ей клочок бумаги. В общем, Элен не составляло никакого труда поставить крест на политической карьере ненавистного врага, для этого ей требовалось лишь скомпрометировать Мириам.
 Уже открыв рот, Лили в последний момент одернула себя.
 Какому мужчине приятно узнать, что его жена встречалась с другим? К тому же еще не ясно, изменяла Мириам или нет.
 А что, если содержание записки невинно? Вдруг этот М. — художник, которому Мириам заказала свой портрет, чтобы впоследствии подарить его мужу? Например, она собирается позировать М. в то же время и в том же месте, а Элен является связующим звеном между ними. М. очень нуждается в деньгах, потому Мириам уехала в Санта-Фе, не сказав никому ни слова. Она собиралась отвезти ему деньги, чтобы он мог возобновить работу над портретом.
 Нет, слишком уж неправдоподобное объяснение, хотя и содержание записки, и слова Элен об «общем друге» могли иметь вполне невинный смысл.
 Лили намеревалась это выяснить. Она многим обязана Мириам, чтобы думать о ней плохо, и, пока не узнает правду, не станет делать поспешных выводов.
 А сейчас требовалось выяснить другое.
 — Куинн, ты уже решил насчет любовницы?




 Глава 12


 Улыбнувшись, Куинн протянул ей сигару. Лили глубоко затянулась, после чего нехотя вернула ему. «До чего же она непредсказуема! Никогда не знаешь, что она в следующий момент скажет или сделает», — подумал он. Ее непредсказуемость Куинну нравилась.
 — Жена не должна спрашивать мужа, будет ли он заводить любовницу, — беззаботно произнес он. — Если он скажет «нет», она все равно ему не поверит, а если скажет «да», решит, что он ее разыгрывает. Запомни это на будущее.
 — А зачем? Я больше не собираюсь выходить замуж.
 Сообразив, что не получила ответа, Лили нахмурилась.
 — Почему же? Ты молодая, красивая, интересная женщина.
 Сегодня Куинн хорошенько рассмотрел ее на приеме. Даже когда она тщательно копировала вечно грустную Мириам, жизнь в ней била ключом. Рядом с Лили остальные женщины казались блеклыми и невзрачными, словно плющ рядом с каким-нибудь экзотическим цветком.
 Странно, такая же хрупкая, бледная и изящная, она производила совершенно иное впечатление, чем Мириам. Ее глаза искрились, розовые губы улыбались, брови хмурились, а выражение лица постоянно менялось. Она без труда привлекала к себе внимание. Если Мириам предпочитала, оставаясь в тени, наблюдать за происходящим, то Лили всегда была в центре событий.
 — Тетя Эдна ежедневно говорила, что обретет покой лишь после смерти дяди Росса, что замужество — хитроумная ловушка, и советовала в нее не попадать.
 — Вот уж чего не следовало бы говорить молоденькой девушке, — заметил Куинн.
 — По-моему, некоторые браки сродни тюрьме. Но беда в том, что никто из женщин не может заранее определить, каким будет ее замужество. Когда я услышала скрежет тюремных ворот за спиной, то ощутила полнейшую беспомощность, словно попала в капкан. И я больше не собираюсь рисковать. Если мужчина причинит мне боль, я хочу быть свободной, чтобы уйти от него. — Лили улыбнулась. — Наверное, тебе этого не понять, ведь ты живешь по правилам.
 Глядя на нее, Куинн подумал, что из Лили Дейл получилась бы любовница-мечта для каждого мужчины. Очаровательная, с весьма скромными запросами и полным отсутствием интереса к браку.
 — Сай Гарденер причинил тебе боль, но ты не ушла от него, — заметил Куинн.
 — Да, получила хороший урок. Я подумывала уйти от Сая, только не успела. Но в следующий раз я буду знать, когда нужно все бросить.
 В карете стоял легкий аромат незабудок, смешанный с истинно женским запахом пудры, лосьонов и кремов. Лили сидела так близко, что ее теплое бедро касалось его бедра, а плечо — его плеча. От мороза щеки у нее порозовели, губы стали пунцовыми.
 Слушая ее рассуждения о человеке, принесшем ей ужасные несчастья, Куинн вдруг почувствовал жгучую ревность. Он не хотел, чтобы другой мужчина смотрел на Лили, а тем более ласкал ее или занимался с ней любовью.
 Воображение рисовало ему картины, одну сладострастнее другой. Он знал, что Лили не осталась бы в ночной рубашке, не просила бы выключить свет, не отвернулась бы к стене, безропотно снося его ласки.
 Куинн часто представлял себе, как бы все происходило. Лили не разыгрывала бы скромницу, а отдалась бы ему со всей страстью, на какую способна. Напускная холодность светской дамы, которую она выказывала днем, наверняка бы испарилась ночью, ее ласки и прикосновения довели бы мужчину до умопомрачения.
 Тихонько выругавшись, Куинн швырнул сигару в окно и потер глаза. Он так надеялся, что разлука остудит его пыл, но стоило ему увидеть Лили, и огонь разгорелся с новой силой.
 — Куинн? — Она, нахмурившись, смотрела на него. — Что-то не так?
 Наверное, у всех знаменитых куртизанок был именно такой голос: низкий, с легкой хрипотцой, манящий, способный разбудить самые безудержные фантазии.
 Вся сдержанность Куинна моментально испарилась, словно прорвало плотину и вода хлынула бурным потоком. Он схватил Лили в объятия, грубо прижал к себе, ощутив электризующее тепло ее упругого тела. Лили сначала удивилась, потом тихонько вздохнула и, прильнув к нему, запрокинула голову.
 Его губы крепко прижались к ее рту, язык скользнул внутрь, в сладостную влажность, пахнущую чаем, пирожными и табаком. У Куинна голова пошла кругом, ему хотелось подчинить эту женщину, сорвать с нее одежду, вдохнуть мускусный запах желания.
 Он на секунду отстранил Лили от себя, и та, откинувшись назад, взглянула на него затуманенными глазами.
 — О Господи… — прошептала Лили, а затем уже сама прильнула к его губам.
 Куинну показалось, что у него помутился рассудок. Отбросив меховой полог в сторону и распахнув ее плащ, он сжал рукой полную грудь.
 Лили со стоном упала на него, отдаваясь лихорадочным поцелуям, которыми он осыпал ее шею, вцепилась пальцами в его темные шелковистые волосы. Куинн молниеносным движением уложил ее на спину и, путаясь в бесчисленных юбках, попытался их поднять. Ему мешала теснота кареты, но он все же добился чего хотел, и его рука наконец скользнула по ноге Лили снизу вверх к восхитительной полоске обнаженной кожи, не прикрытой чулком.
 Ослепленные страстью, опьяненные лихорадочными поцелуями, тяжело дыша и постанывая от наслаждения, оба не заметили, что карета остановилась. Их вернул на землю настойчивый стук в дверцу кареты.
 Должно быть, это Морли, черт бы его побрал! Нашел время, идиот!
 Куинн и Лили уставились друг на друга. Она выглядела не лучшим образом: шляпка съехала набок, из-под нее выбивались длинные блестящие локоны, платье расстегнуто до пояса, губы распухли, взгляд отрешенный.
 — В чем дело? — рявкнул Куинн.
 — Приехали, сэр, — раздался спокойный голос Морли.
 Глаза у Лили весело сверкнули. Прижав руку к губам, она расхохоталась и отпихнула Куинна от себя так, что он оказался на полу между сиденьями.
 Поднявшись, он сел напротив, потом с недоумением оглядел себя. Рубашка расстегнута до пояса, запонки куда-то исчезли. Куинн несколько секунд смотрел, как Лили торопливо приводит себя в порядок, и тоже расхохотался.
 Интересно, многое ли услышал Морли, пока стучал, а они были поглощены друг другом?
 — Одну минуту, — сказал Куинн, высовываясь из окна.
 Равнодушно взглянув на него, кучер направился к лошадям. За стеклянным окном входной двери мелькнул силуэт Крэнстона.
 — Что он подумает, когда увидит нас? — прошептала Лили, запихивая волосы под шляпку. — Не получается, все шпильки растеряла! О Господи! Куда делись перчатки? Я же была в них.
 Застегнув жилет, Куинн подал ей плащ, затем чулок, который Лили сунула в карман плаща. Его шляпа оказалась в самом низу, под остальными вещами, и он сразу понял, что носить ее больше не придется.
 — Ну и как я выгляжу? — поинтересовалась Лили, глядя на него смеющимися глазами.
 — Как дерзкая беспокойная девчонка, которая занималась тем, чем сейчас занималась ты, — усмехнулся Куинн. — А я?
 — Как наглый развязный парень, который занимался тем, чем занимался ты.
 Лили надела туфлю, расправила плечи и глубоко вздохнула.
 — Лучше мы все равно выглядеть не будем. Сейчас нас увидит Крэнстон.
 Они поднялись на крыльцо, дворецкий распахнул перед ними дверь, брови его удивленно поползли вверх, хотя на лице не дрогнул ни единый мускул.
 — Мистер Казински в гостиной, сэр, — доложил он.
 — Вот черт! — тихонько выругалась Лили.
 Заметив выражение лица Крэнстона, она махнула рукой и поспешила к лестнице.
 — Передайте мистеру Казински, что мы сейчас переоденемся и спустимся к нему, — на ходу бросила Лили.
 Улыбаясь и не сводя глаз с ее бедер, Куинн последовал за Лили.
 Главной темой обсуждения во время ужина было сегодняшнее чаепитие. Узнав, что все прошло отлично, Пол заметно повеселел. Да, у него имелись все основания торжествовать, ведь своим успехом Лили полностью обязана ему. Это он вытащил ее из тюрьмы, обучил великосветским премудростям, сделал из нее почти леди.
 — Только смотрите, чтобы сегодняшний успех не вскружил вам голову, моя дорогая, — заметил он, потягивая кофе. — Возомнив себя непогрешимой, вы наверняка наделаете ошибок или что-нибудь ляпнете невпопад.
 Пол осуждающе взглянул на ее ноги. Лили сидела в позе, которую не приняла бы ни одна уважающая себя дама: развалясь на стуле, скинув туфли и поставив ноги на бархатную оттоманку.
 И словно одного замечания было недостаточно, чтобы уколоть ее, Пол с милой улыбкой попросил:
 — Не споете ли нам что-нибудь, Мириам?
 — Не сейчас, — ответила Лили, бросив взгляд на рояль. — Сегодня у меня выдался трудный день. Я слишком устала, чтобы играть.
 «И к тому же не умею», — с горечью подумала она.
 Цель Пола ясна: он хочет подчеркнуть, что Мириам получила образование, а Лили нет. Только вот кому он хочет это показать? Ей или Куинну?
 Лили не забыла, что он считает ее авантюристкой, которая собирается заманить Куинна, пользуясь своим телом как приманкой. Куинн тоже не забыл. Поэтому за ужином Лили с Куинном вели себя нарочито холодно друг с другом. В общем, разыгрывали спектакль, теперь уже для Пола.
 Наконец разговор зашел о политике, в котором Лили участия не принимала. Молча прихлебывая кофе, она украдкой разглядывала Куинна. Он надел другую рубашку, зачесал назад начинающие седеть волосы. Если бы ее спросили, в какой одежде он ей нравится больше всего, она бы сказала, что в одежде ковбоя. Тогда он казался ближе, доступнее, а в костюме становился важным, даже властным, хотя при одном взгляде на него сердце у Лили все равно начинало учащенно биться.
 Скоро они станут любовниками. Это неизбежно.
 Лили вспыхнула, поставила дрожащими пальцами кофейную чашечку на стол и поднялась.
 — Извините, джентльмены, сегодня я хочу пораньше лечь в постель.
 — Никогда не упоминайте в обществе слово «постель», — заметил Пол, тоже вставая.
 Куинн небрежно облокотился на каминную полку, бросил на Лили страстный взгляд, но тут же взял себя в руки.
 — Спокойной ночи, дорогая.
 — Кажется, я слишком взволнована, чтобы спокойно заснуть.
 — Может, послать тебе в комнату горячего молока или еще чего-нибудь? — поинтересовался Куинн.
 — Еще чего-нибудь. Только не сразу. — Лили с улыбкой обернулась к Полу. — Мне нужно подготовиться… ко сну.
 Поджав губы, тот подозрительно взглянул на друга, стараясь понять, нет ли в словах Лили тайного смысла.
 Лили погрозила ему пальцем, взяла с пола туфли и вышла из гостиной, оставив мужчин наслаждаться политической дискуссией, которая, в чем она не сомневалась, будет сегодня короткой.
 В спальне Лили отослала горничную, тщательно вымылась, причесалась, решив не заплетать косу, надушила руки и шею, облачилась в ночную рубашку, легла и стала ждать.
 Она уже не задавала себе вопрос, кого видит Куинн, глядя на нее. Сегодня ей было достаточно того, что она знала, кого видит сама, когда смотрит на него.
 Будет ли она жалеть, что отдастся ему? Возможно. Но пока не стоит забивать себе голову подобными вопросами.
 Наконец она услышала, что Куинн входит в свою комнату, и взглянула на часы. Как поздно! А должен был появиться гораздо раньше. Быстро отложив книгу, Лили прикрутила фитиль лампы и, когда дверь, соединяющая обе спальни, открылась, прижала руку к исступленно бьющемуся сердцу, заставив себя дышать спокойно.
 Куинн был полностью одет, да и выражение его лица не оправдало ее надежд. Прислонившись к косяку, он задумчиво смотрел на нее.
 Лили почувствовала себя полной идиоткой и, пытаясь скрыть разочарование, тихо спросила:
 — Это Пол? Он напомнил тебе, что я хочу заманить тебя в сети, а потом заставить тайно со мной обвенчаться? Что я потребую жениться на мне, а в противном случае расскажу, что я не Мириам, и погублю твою карьеру? Или он считает, что, затащив тебя в постель, я выужу больше денег?
 — Я никогда еще так не хотел ни одну женщину, — ответил Куинн. — И не потому, что ты похожа на Мириам. У тебя другой голос, не такая походка, не такой запах.
 — Но ты передумал.
 Лили застегнула на ночной рубашке пуговицы, которые оставила расстегнутыми, готовясь к встрече.
 — Нет.
 Куинн подошел к кровати, присел на краешек и протянул ей стакан с виски.
 — После твоего ухода мы с Полом говорили не о тебе, а о будущем, и я вспомнил, что поставлено на карту. Любой шаг, который я предпринимал за последние несколько лет, делался с тем расчетом, чтобы приблизить меня к губернаторскому креслу. Я работал на благо партии, поддерживал знакомство с влиятельными людьми, встречался с избирателями. Я добился назначения в комитет, готовящий конституцию штата. Я произносил речи, целовал детей, жал руки.
 — Знаю, — ответила Лили, сделав обжигающий глоток.
 — Следовательно, ты должна знать и то, что меня ничто и никто не остановит. Ни Мириам, ни ты.
 — Значит, ты веришь Полу, — чуть слышно произнесла Лили. Обручальные кольца она сняла, боясь, что Куинну будет неприятно их видеть.
 — По-моему, тебе известно, что наши с Полом мнения редко совпадают, хотя я никогда сразу не отметаю его доводов. Если у тебя есть даже слабая надежда, что наша страсть друг к другу что-то изменит, выброси ее из головы.
 Услышав жестокие слова, Лили откинулась на подушки, и глаза у нее сверкнули от ярости.
 — Я с самого начала знала, что ты честолюбивый негодяй!
 А вот этого говорить не следовало. Мириам никогда бы себе такого не позволила.
 — Мой брак потерпел фиаско, Лили, но у меня есть жена. Я не смог бы жениться на тебе, даже если бы захотел. Не рассчитывай и на то, что наша связь продлится долго.
 — Черт побери, Куинн! — Она влила в себя остатки виски и, немного успокоившись, продолжала: — Я не прошу жениться на мне. Я никогда не заговаривала с тобой на эту тему, не грозила выдать твой секрет, если ты этого не сделаешь. Наверное, тебе сложно понять, что есть женщины, которые не стремятся выйти замуж. И одна из них сейчас находится перед тобой.
 Лили соскочила с кровати, прошлепала босиком к туалетному столику и, быстро причесавшись, начала заплетать косу, что всегда делала на ночь.
 — Это ты сейчас так говоришь, — буркнул Куинн, — но ведь нас тянет друг к другу, и порвать наши отношения будет нелегко.
 — Ты уверен? У тебя будут твои губернаторские обязанности, и ты не станешь забивать себе голову мыслями обо мне, а у меня есть Роуз, которую нужно растить и воспитывать.
 Лили понимала, что сказала это из гордости. Куинн, разумеется, прав. С каждым днем их страсть разгоралась все жарче, их все сильнее тянуло друг к другу. И ничего удивительного: оба слишком долго не занимались любовью.
 — Но если ты не возражаешь…
 — Тебя уже не волнует, что я могу почувствовать, будто меня использовали? — перебила его Лили.
 — Почему ты злишься? Разве я сказал что-то для тебя новое? Ведь положа руку на сердце, мы с самого начала тебя использовали.
 Лили призадумалась. Может, они оба используют друг друга? И он, и она люди одинокие, жаждущие найти утешение в объятиях друг друга.
 — Я не хочу, чтобы у тебя была любовница, — призналась она.
 Наверное, ее слова удивили Куинна, поскольку он засмеялся. Однако смех прозвучал безрадостно.
 — Но ведь именно это мы сейчас и обсуждаем. Ты попала в самую точку.
 — Пол знает о твоем решении?
 Лили понимала, что своим вопросом может разозлить Куинна: выходит, чтобы завести любовницу, он должен спросить разрешение у Пола. Ну и пусть, ей тоже не нравится, что Куинн обсуждает их будущие отношения с таким деловым видом.
 — Если мы оба согласны продолжать… и если, по-твоему, я должен поставить в известность Пола, я скажу ему.
 Лили взглянула в зеркало. Ничего не изменилось, ее по-прежнему влечет к Куинну, а его — к ней. Но она вовсе не собирается ни женить его на себе, ни грозить разоблачением, ни устраивать скандала, когда придет время расстаться.
 — Сегодня ты рассуждаешь как судья, — заметила она. — Устанавливаешь правила.
 — Ты совершенно ясно дала понять, что тебя не волнует исход выборов… хотя ничего другого я и не ожидал. Зато для меня самое главное — победить на выборах, после чего закончится срок нашего договора.
 — Я понимаю это и принимаю. Всегда принимала, ибо у меня не было выбора. — Швырнув щетку для волос через всю комнату, Лили повернулась лицом к Куинну и выпалила: — Я буду твоей любовницей!
 — Отлично!
 — Только я не хочу приплетать сюда еще и Пола.
 Внезапно до нее дошло, что они говорят слишком громко, почти кричат, их раздраженные голоса могли услышать слуги на третьем этаже — вдруг они не спят?
 — Но сегодня ничего не будет, — шепотом сказала Лили и, запустив руку в банку с кремом, принялась с ожесточением намазывать лицо. Услышав хохот Куинна, она яростно взглянула на него. — Я это делаю, чтобы кожа не сохла.
 — Я не о том. Если бы ты знала, сколько раз я слышал в этой комнате «только не сегодня»! — Он поднялся, легонько прижал ее к себе и поцеловал в губы. — Чем ты намазала губы? На вкус как сало.
 — Так оно и есть.
 — Но скоро, Лили? — В глазах его полыхала страсть.
 — Да, — прошептала она, чувствуя, что во рту у нее пересохло, ноги подкосились.
 У двери Куинн обернулся.
 — В ближайшее время сделай две вещи. Купи себе новые духи, а эти, с запахом незабудок, выброси и перестань носить черные платья. Твою портниху зовут Мариэтта Тисдейл, съезди к ней и закажи новый гардероб. Что ты закажешь и сколько это будет стоить, меня не волнует, но все туалеты должны быть ярких расцветок.
 Когда дверь за ним закрылась, Лили села на пуфик, стоявший перед туалетным столиком. О Господи! Она согласилась быть любовницей собственного мужа. Впрочем, никакой он ей не муж, да и она вовсе не та, за кого себя выдает.
 Теперь в число тех, кого необходимо водить за нос, попадает еще и Пол.
 Лежа в постели, Лили стала припоминать все подробности длинного, тяжелого и утомительного дня, а в голове билась одна-единственная мысль: когда он придет к ней, когда они начнут?
 В понедельник они завтракали вместе. Куинн был в строгом костюме, а Лили в простом домашнем платье. Заметив, что он не читает газету, а смотрит на нее поверх страниц, Лили с улыбкой спросила:
 — О чем ты думаешь?
 — А ты не догадываешься?
 Куинн сопроводил эти слова таким взглядом, что она вспыхнула, и если бы не появился Крэнстон, чтобы налить им еще кофе, Лили бы не нашлась, что ответить.
 — Чем ты собираешься заниматься? — спросил Куинн, сложив газету.
 — Собираюсь нанести ответные визиты и проехаться по магазинам.
 Лили с нетерпением ждала своего первого самостоятельного выезда. Куинн вчера сказал, что в сегодняшней поездке функции сопровождающего будет выполнять Морли, кучер Мириам, что адреса дам, к которым она едет с визитами, ей не потребуются, ибо по понедельникам она всегда навещает одних подруг, по вторникам других, по средам третьих и так далее. А Морли служит давно и отлично знает, в какой день к кому ехать.
 Куинн торопливо допил кофе, чмокнул Лили в макушку и отправился в контору.
 Следуя уже привычному распорядку дня, Лили просмотрела оставленную газету, допила вторую чашку кофе, после завтрака приняла ванну. Элизабет уложила ей волосы, помогла надеть платье, застегнуть многочисленные пуговицы и крючки, завязать ленточки и зашнуровать ботинки. Одевшись, Лили спустилась в гостиную, обсудила с Крэнстоном меню на день и кое-какие домашние проблемы, требующие ее решения. Когда дворецкий удалился, она еще раз просмотрела карточки дам, попросила Элизабет принести ей плащ, шляпу, перчатки и велела подавать карету.
 — Едем как обычно по понедельникам, миссис Уэстин? — спросил Морли, помогая ей сесть в карету и укрывая ноги.
 — Да, пожалуйста. А между визитами я хотела бы взглянуть на ткани у Фредерика.
 Имя владельца магазина подсказал ей Куинн.
 Морли посмотрел на нее с такой любовью, что Лили внезапно поняла: этот пожилой человек обожает Мириам и готов пойти на все ради своей госпожи.
 — Счастлив, что вы опять дома, мэм, и так прекрасно выглядите.
 — Я тоже рада, что вернулась домой, — улыбнулась Лили.
 Похоже, Мириам сбежала от многих людей, которые ее любили. В глазах дам, которые приезжали в пятницу, читалось искреннее беспокойство, Мэри Блэлок вчера прислала с третьего этажа пирог, который сама испекла. А теперь вот Морли…
 Лили уже не раз задавала себе вопрос, куда сбежала Мириам, а сегодня она впервые задумалась над тем, почему она это сделала.
 Однако утро было слишком чудесным, чтобы забивать голову мыслями, сегодня ей предстояло впервые осмотреть город днем, и она намеревалась сполна насладиться зрелищем.
 Подсев к окну поближе, Лили взглянула на небо, голубое-голубое, словно васильки, на лужайки и крыши домов, покрытые белым снегом. Лошади неслись во весь опор, из-под копыт летели комья подтаявшего снега и тучи брызг. Проехав по Четырнадцатой улице на юг, Морли повернул на восток, затем снова на юг, проехал по Бродвею мимо строящегося здания конгресса и выехал из города.
 Дорога стала неровной, вокруг расстилались поля, покрытые таявшим снегом, экипажей встречалось все меньше, и минут через двадцать их карета осталась на грязной дороге одна.
 Интересно, куда это Морли ее везет? Они ехали мимо каких-то фермерских домиков, а вскоре Лили заметила убогие домишки, которые тетя Эдна назвала бы хибарами. Маловероятно, что кто-то из дам, нанесших ей в пятницу визит, живет в такой лачуге, однако Морли уверенно направлялся именно туда.
 Не доезжая до них примерно с милю, карета остановилась, и Лили стала ждать, что будет дальше.
 Открыв дверцу, Морли протянул ей руку. Секунду помешкав, Лили оперлась о нее и сошла на землю, приподнимая юбки, чтобы не испачкать их в грязи.
 — Я вернусь через час, мэм, — сказал Морли и, как бы отдавая Лили честь, коснулся двумя пальцами шапки.
 Она молча смотрела ему вслед, потом заслонила глаза от яркого зимнего солнца рукой и не спеша осмотрелась. Вокруг ни души. Лили была одна-одинешенька посреди бескрайней заснеженной равнины.
 Неужели Мириам ездила по понедельникам именно сюда?




 Глава 13


 На дороге никаких экипажей, только Морли катит по направлению к городу. Немного придя в себя от потрясения, Лили попыталась оценить положение, в которое попала.
 Вряд ли она выберется отсюда без Морли, значит, ей придется торчать здесь целый час. Слава Богу, она тепло одета, хотя не настолько, чтобы долго находиться на улице. Надо бы пройтись, чтобы согреться, но тогда наверняка промочишь ноги и запачкаешь юбки.
 «То же место. То же время…»
 Лили еще раз огляделась. Значит, Морли привозил сюда хозяйку каждый понедельник, и если найденная записка предназначалась ей, то Мириам регулярно приезжала на это место, чтобы встретиться с М., когда у того выдавалась свободная минута.
 Следовательно, Морли был частично посвящен в тайну Мириам. Более того, не выдал ее мужу, иначе Куинн прекратил бы эти свидания.
 Теперь Лили уже с особым интересом огляделась по сторонам. Неподалеку ивы с голыми, усыпанными снегом ветвями, росли, вытянувшись в изломанную линию, которая вела на север, к Денверу. Именно они и несколько хлопковых деревьев навели Лили на мысль, что в том месте должен находиться ручей.
 Подобрав юбки, она направилась туда и вскоре обнаружила покрытую гравием дорожку, а также столб с ветхим от непогоды указателем, извещавшим, что дорожка ведет к Городскому рву, снабжавшему Денвер водой.
 Почему Мириам приезжала именно сюда?
 Лили внимательно осмотрела дорожку, однако не могла сказать, ходил по ней кто-нибудь в последнее время или нет, поскольку большая часть снега на ней растаяла. Свидание, конечно, вряд ли состоится, тем не менее раз уж она сюда приехала, нужно все как следует осмотреть, а поскольку особой грязи тут нет, можно пройтись.
 Сделав несколько шагов, Лили вдруг поняла, что летом это место чудесное. Журчание воды ласкало слух, дорожка не разбита, видимо, за ней ухаживали, из-под снега выглядывали увядшие полевые цветы. Весной они возродятся к жизни, ивы оденутся в листву, а кусты станут такими высокими, что женщину ее роста с дороги не увидишь. Даже сейчас какой-нибудь случайный прохожий ее не заметит, плащ у нее темно-серый, под цвет стволов и ветвей деревьев.
 Если бы Мириам шла по этой дорожке летом, она бы скрылась из виду уже через несколько минут после того, как Морли высадил ее из кареты. Да уж, в мастерстве исчезать Мириам не найти равных.
 Наконец Лили заметила под большим хлопковым деревом скамейку и села, чтобы немного передохнуть. Наверняка Мириам встречалась здесь с М. Лили в этом не сомневалась.
 Итак, версия о том, что М. — бедный художник, а Мириам ему позирует, несостоятельна. Женщина не выберет столь уединенное место для встречи с мужчиной, чтобы поговорить с ним о незначительных вещах.
 Нахмурившись, Лили бросила взгляд на дорожку и вдруг увидела, что к ней бежит мальчуган, катя перед собой большой обруч.
 — Миссис Олли! — восторженно закричал он. — А вы принесли сегодня мятных лепешек?
 На вид ему было лет восемь-девять, в стареньких бриджах, куртке с заплатами на рукавах и поношенной шапке. Хотя одежда мальчугана не отличалась новизной, она была чистой, из добротного, теплого сукна и, где требовалось, подштопана. Опершись рукой о железную спинку скамейки, он смотрел на Лили, доверчиво распахнув голубые глаза.
 Кажется, он ее знает. Но почему он называет ее миссис Олли?
 — Нет, мятных лепешек я сегодня не принесла, — сказала она, припомнив, что в сумочке завалялось несколько мятных конфет. — Зато для тебя найдется кое-что другое.
 Отдав ребенку конфеты, Лили стала ждать, что будет дальше. Мальчик сунул их в рот и уселся на скамейку рядом с ней.
 — Я вас с самой весны не видел. Думал, вы умерли.
 Значит, ему известно о пожаре?
 — Как видишь, не умерла, — осторожно произнесла Лили, боясь сказать лишнее.
 Ей хотелось спросить, как его зовут, но она, естественно, не могла этого сделать.
 — Вы говорили, что в следующий раз принесете с собой ребеночка и покажете мне.
 — Я бы непременно сдержала обещание… но ребенок умер, — выдохнула Лили.
 Видел ли он Мириам беременной? Или познакомился с ней уже после рождения Сьюзен и она сказала ему про ребенка?
 — А… — протянул мальчик. Наклонившись вперед, он принялся рассматривать обруч, не зная, что еще сказать. — Мистер Олли говорил, что вы болели. Поэтому у вас не такой голос?
 — Я очень долго болела. — Вопросы теснились у Лили в голове, но она не решалась их задать, чтобы мальчик не заподозрил, что она не та, за кого себя выдает, и это ее раздражало. — Значит, ты видел мистера Олли?
 — Уже давно не видел.
 — А когда в последний раз?
 — Только один раз, с тех пор как вы плакали. — Мальчик украдкой взглянул на Лили, словно ему было неприятно вспоминать об этом. — Ну и вид у него тогда был! Я едва узнал его.
 У Лили чуть не сорвался с языка вопрос, но она вовремя прикусила губу.
 — Да, вид у него был неважный, — согласилась она, мечтая, чтобы малыш продолжал, и тот не заставил себя ждать.
 — Рука в гипсе, лицо всмятку… Папу один раз тоже отделали в таверне у Слосона. Мама думала, что он умрет. А мистер Олли умер?
 — Нет.
 — Мистер Олли сказал, что кто это сделал, дорого заплатит. Он наказал того, кто его избил?
 — Тебе придется спросить его самого.
 С улыбкой глядя на усыпанное веснушками лицо мальчугана, Лили придумывала, как заставить его описать таинственного мистера Олли, не выдав себя. Впрочем, описание ей все равно не поможет.
 — А когда он приедет? — спросил мальчик, бросив взгляд на дорожку.
 — Сегодня мистер Олли не приедет. А тебе не пора в школу?
 — Я сбежал с уроков. Если бы мама узнала, она бы всыпала мне по первое число. А от вас хорошо пахнет. — Покраснев, мальчик отвел глаза и вскочил. — Ну, я пойду.
 Лили хотела, чтобы он остался, но не знала, как его удержать.
 — Рада была снова тебя повидать.
 — Хорошо бы вы не грустили. И мне жалко, что ваш ребенок умер. Вы не будете плакать?
 — Нет, сегодня не буду.
 — Потому что мистер Олли не приехал? Так ему и надо, что его избили! Это из-за него плакали.
 Вспыхнув, мальчуган повернулся и убежал, катя перед собой обруч.
 Лили смотрела ему вслед, пока он не скрылся за растущими у поворота ивами, потом устало закрыла глаза. Мириам встречалась здесь с мужчиной, ребенок считал, что это ее муж, и она плакала из-за него.
 Хотя Лили приходила в голову мысль о существовании у Мириам любовника, но она постоянно ее отметала и теперь, узнав о «мистере и миссис Олли», была поражена до глубины души.
 Догадывался ли Куинн, что жена ему изменяет? Мириам часто отказывала ему в близости. Лили тяжело вздохнула. Лучше бы ей не знать про этого мистера Олли!
 Да, но про него знает Элен ван Хойзен, муж которой является соперником Куинна на губернаторских выборах.
 — Боже правый! — ужаснулась она.
 Взяв Элен в посредники, Мириам и этот таинственный Олли подвергали себя большому риску. Стоило Элен хотя бы намекнуть своему мужу, что у миссис Уэстин есть любовник, он бы наверняка воспользовался информацией, чтобы раздуть скандал, после чего с Куинном было бы покончено. Если бы на месте Мириам оказалась жена политического соперника, Пол непременно бы так поступил.
 Нет сомнений, что Элен успела поделиться всем известным ей о Мириам со своим мужем, но Лили уже научилась разбираться в стратегии политической борьбы и понимала, что время для использования этой информации еще не пришло. Конечно, ван Хойзены решили дождаться самого благоприятного момента и погубить Куинна непосредственно перед выборами.
 «О Господи, Мириам, о чем ты только думала? Ведь ты не только предала мужа, но и подвергла страшной опасности все то, что ему дорого. Неужели ты до такой степени ненавидела мужа? Или была настолько ослеплена страстью, что не думала о последствиях?»
 Вперившись мрачным взглядом в окаймлявшие дорожку булыжники, Лили напряженно размышляла. Возможно ли, чтобы Мириам сбежала с любовником? Может, именно этим объясняется ее исчезновение? Нет, она сбежала не с ним, иначе бы М. не стал передавать для нее весточку через Элен.
 Наконец Лили услышала стук колес. Это приехал Морли. Час свидания закончился.
 Позже, сидя в гостях у миссис Элдерсон и глядя, как та разливает чай, Лили продолжала свои размышления: знает ли Куинн про М., и если да, то считает ли, что Мириам сбежала с любовником? Тогда стало бы ясно, почему он не занимается поисками жены. Все его объяснения казались Лили неубедительными. А вдруг этот М. и мистер Олли — разные люди? Могла ли Мириам иметь двух любовников?
 Предположение настолько выбило Лили из колеи, что, приехав в магазин тканей Фредерика и для вида разглядывая рулоны, которые хозяин любезно разложил перед ней, она совершенно не обращала на них внимания. Нет, Мириам не могла иметь сразу двух любовников. М. и мистер Олли — это один и тот же человек. Значит, Мириам Уэстин, помимо обычной, вела и свою тайную жизнь, и если бы об этом стало известно в обществе, ей бы не поздоровилось.
 Но есть люди, частично посвященные в ее тайну, — Морли, Элен, мальчуган. И любой из них мог проговориться, тогда от репутации Мириам остались бы клочья, семейная жизнь была бы разрушена, а политической карьере мужа пришел бы конец.
 А теперь знает еще и она, Лили.
 В который уже раз она снова задала себе все тот же вопрос: знал ли Куинн? Может, ему стало известно о недостойном поведении жены и он понял, что скандал, который неминуемо вспыхнет, обратит в прах его мечты? А ведь Куинн, по его словам, никому не позволит становиться у него на пути. Лили похолодела.
 Кто-то избил мистера Олли, причем сильно, мальчуган даже предположил, что он умер. Мириам исчезла в самый подходящий момент, когда ее муж приобрел огромный политический вес.
 Лили не нравился ход ее мыслей, но она продолжала размышлять.
 Возможно, это простое совпадение, хотя, как справедливо заметил Пол, с исчезновением Мириам перестала существовать и проблема неминуемого скандала. Тем не менее политические силы, выдвигавшие Куинна на пост губернатора, настаивали, чтобы их кандидатом был женатый человек. Проблема Мириам опять всплыла и начала представлять угрозу, но Пол вдруг увидел в тюремной прачечной ее, Лили.
 Погрузившись в свои мысли, Лили не заметила, как приехала домой. Она передала Крэнстону плащ, небрежно бросила шляпку и перчатки на столик.
 — Чай подан в гостиной, мадам.
 — Что? Ах да, спасибо.
 И она снова задумалась. Не может быть, чтобы Куинн избавился от собственной жены! Он ведь не дикарь, а вполне цивилизованный человек и очень неплохой. Как она смеет так про него думать!
 Но это предположение не казалось столь уж невероятным. Узнав о неверности жены, Куинн избил мистера Олли, после чего изгнал Мириам из своего дома и из своей жизни. В таком случае Куинн проявил неслыханную жестокость. Выгнать слабую женщину на улицу, не позволив ей ничего взять с собой! Ведь Мириам все оставила, и уж, конечно, не по доброй воле.
 Впрочем, что это она раскипятилась, может, все закончилось по-другому? Например, Куинн пренебрег уязвленным самолюбием, купил жене дом подальше от Денвера и поселил ее там, снабдив деньгами.
 У Лили разболелась голова, и она поклялась себе больше не думать сегодня о Мириам. В гостиной она сразу направилась к столику; ей обязательно нужно выпить горячего чая, от всех этих рассуждений ее даже озноб прошиб.
 Но не успела Лили дойти до столика, как за спиной у нее хлопнула дверь и крепкие руки обхватили ее за талию.
 Развернув ее к себе лицом, Куинн рывком прижал Лили к стене. В его серых глазах бушевал такой огонь желания, что ей нечем стало дышать, и она изумленно ахнула, почувствовав даже сквозь многочисленные юбки твердое доказательство его страсти. Жаркое дыхание опалило ей щеку.
 — Я думаю о тебе каждую минуту, — прошептал он. — Сегодня я в каждой женщине видел тебя, десятки раз мне казалось, что я слышу твой голос.
 Она провела дрожащей рукой по его шершавой щеке с начинавшей отрастать щетиной. Кожа была упругой и теплой, и Лили подумала, что от желания она вот-вот упадет в обморок.
 Куинн прижался к ней всем телом и наконец поцеловал. Губы были сухими, горячими, пахли чаем и табаком, землей и ветром, а еще чем-то сугубо мужским.
 Все мысли вылетели у Лили из головы, вытесненные приступом острого желания.
 Он ласкал ее, и она в этой необыкновенно возбуждающей беспомощности, невозможности пошевелиться могла лишь отдаться на волю его поцелуев, от которых по телу пробегал трепетный огонь.
 Наконец Куинн оторвался от нее, и оба, потрясенные, уставились друг на друга, тяжело дыша. Потом он погладил Лили по щеке и положил руку ей на грудь.
 — Ты спрашивала, кого я вижу, когда смотрю на тебя, — хрипло сказал Куинн. — Не Мириам, поверь. Именно поэтому я хочу, чтобы ты перестала носить траур, заказала новую одежду, купила новые духи. — Он легонько куснул ее за нижнюю губу. — Черт побери, когда же будет готов твой новый гардероб?
 — Недели через три, — прошептала Лили.
 Она все еще не могла прийти в себя. Стоило Куинну прикоснуться, и у нее подкашивались ноги, а от поцелуев по телу разливалась блаженная истома, внизу живота возникало тянущее чувство. Лили готова была отдаться ему прямо сейчас.
 — Три недели… — простонал Куинн, прижимаясь лбом к ее лбу. — О Господи!
 Дверь гостиной внезапно распахнулась, и в комнату, что-то тихонько напевая, вошла Дейзи. Увидев хозяина, прижимающего к стене жену, она тихонько ахнула и прикрыла ладонью рот.
 — Ой, простите. Я хотела… — Девушка показала на камин, где весело трещал огонь. — Я только…
 Она пятилась к выходу и наконец выскочила из гостиной, захлопнув за собой дверь.
 — Через десять минут все будут знать, что я зажал тебя в углу и целовал.
 — А это так ужасно? — засмеялась Лили.
 — Нет, конечно, но хотелось бы в собственном доме побыть при желании одному. — Куинн подвел ее к диванчику. — Три недели… Ужасно долго! Не возражаешь, если я…
 — Не возражаю. Твой портсигар находится там же, где всегда, во внутреннем кармане.
 Лили уже знала его привычки, и ей это нравилось.
 — Хочешь чаю?
 — Спасибо, нет. — После жарких поцелуев она моментально согрелась. — Я сегодня его столько выпила, что на неделю хватит. Как прошел у тебя день?
 Куинн начал пересказывать сегодняшнюю речь, и Лили помрачнела, у нее снова разболелась голова. Ей, как и Мириам, уже достаточно известно о политических пристрастиях Куинна.
 — Пол будет возражать против всякого упоминания о введении мер, снижающих прибыль в горной промышленности, — сказала она, сама удивляясь, как много почерпнула из разговоров Пола с Куинном.
 Куинн стукнул кулаком по каминной полке.
 — Бывают случаи, когда нужно давать избирателям горькие пилюли, а не угощать их сладкой микстурой.
 — К сожалению, те, кто должен глотать эти пилюли, финансируют твою предвыборную кампанию, — заметила Лили.
 — Боже правый! Ты рассуждаешь как Пол. — И оба, посмотрев друг на друга, расхохотались. — Ну, довольно о политике. Расскажи, что ты делала сегодня.
 — Что и обычно по понедельникам.
 Действительно ли Куинн помрачнел или ей только показалось?
 — Надеюсь, за сегодняшними визитами ты не забыла про новый гардероб?
 — Ты вынужден будешь продать ранчо, чтобы оплатить все ткани, ленты, пуговицы и другие вещи, которые я приобрела. В магазине я встретила мисс Тисдейл, и мы договорились, что завтра она придет ко мне обсудить фасоны и снять мерки.
 — Скорее бы уж…
 Лили взглянула на дверь и, понизив голос, спросила:
 — Неужели я так на нее похожа, и ты должен нарядить меня в другие платья, чтобы помнить, что я — это не она?
 — Совсем не похожа, и я прямо диву даюсь, как решился просить тебя сыграть ее роль. — Куинн несколько секунд молчал, не сводя с нее глаз. — Вот сейчас мне даже не верится, что все принимают тебя за Мириам. — Он покачал головой и хрипло добавил: — Это тебя я вижу и хочу, а не ее.
 Закрыв глаза, Лили уронила голову на спинку диванчика. Как же ей хотелось верить ему!
 Дни, когда она предавалась блаженной праздности, не спеша бродила по дому, читала или дремала после обеда, миновали. Настала пора бурной деятельности. Утром, после обсуждения с Крэнстоном меню на день, Лили начинала примерки, длившиеся до завтрака, потом отправлялась с визитами или ездила по магазинам, чтобы прибрести то, что мисс Тисдейл советовала ей купить, или готовилась к приему гостей, который устраивала по пятницам.
 Если была хорошая погода, Дейзи по понедельникам стирала ее белье, рубашки Куинна отдавали в прачечную на Чинк-элли, которую держала китайская семья. По вторникам привозили дрова и уголь, по средам приезжал развозчик льда, а Куинн ужинал в своем клубе и возвращался домой после девяти часов вечера. В четверг у прислуги был выходной день и подавали холодный ужин. По пятницам Лили принимала гостей, по субботам заказывала свежие цветы из оранжереи, после чего Морли возил ее на прогулку по бульвару и она раскланивалась со знакомыми дамами.
 По вечерам обычно являлся Пол. Они ужинали в гостиной и пили кофе, Лили оставляла мужчин обсуждать политические дела, а сама отправлялась в спальню почитать или обсудить с Элизабет туалеты на завтра.
 Но чем бы Лили ни занималась, мысленно она всегда была с Куинном. Если он находился рядом, то бросал на нее долгие, жадные взгляды, и тогда она едва сдерживалась, чтобы не кинуться ему в объятия. Иногда он по ночам открывал дверь, соединяющую их спальни, и с порога молча смотрел на нее. Иногда садился на край постели, и они разговаривали. Он старался не коснуться ее, и Лили его понимала: ведь одними прикосновениями дело бы не ограничилось. Порой она хотела его так, что ей было наплевать на еще неготовый новый гардероб. Но Куинн был непреклонен.
 — Я сдержу данное слово, — говорил он, уставившись на ее упругую грудь под тонкой ночной рубашкой. — Даже если умру от ожидания. Я хочу, чтобы ты была уверена, что я вижу именно тебя.
 — Мы оба можем умереть от ожидания.
 В первую неделю декабря Лили попросила Морли отвезти ее на кладбище Проспект-Хилл, осторожно положила на могилку Сьюзен букет оранжерейных роз, чувствуя, как глаза наполняются слезами.
 Не по малютке Сьюзен, которую она никогда не прижимала к груди, скорбела Лили, а по Роуз. Порой она не вспоминала о дочери, но стоило ей увидеть маленькую девочку или услышать разговор про детей, и тоска становилась невыносимой.
 Ее дочурка растет за сотни миль отсюда, маленькая незнакомка, которую Лили даже не узнает, если та вдруг появится на пороге… Раскаяние и страстное желание увидеть Роуз вспыхнули с такой силой, что Лили, спотыкаясь, побрела к карете и весь остаток дня провела в постели.
 Единственное, чего не сделала Лили, окунувшись в жизнь Мириам Уэстин, — это не нанесла визит Элен ван Хойзен.




 Глава 14


 — Ты сегодня не в форме, — заметил Куинн, выходя с Полом из Бэббит-хауса, престижного игорного дома. — В фараон ты обычно не проигрываешь.
 — Надо поужинать и поговорить, — ответил Пол, надевая цилиндр.
 Улицы Денвера в этой части города еще не вымостили булыжником, а лишь покрыли гравием, но движение тут, рядом с железной дорогой, было столь оживленным, что весь гравий исчез под копытами лошадей, колесами экипажей и ногами прохожих. Из-за вращающихся дверей салунов вырывались хриплые голоса подвыпивших людей и громкая музыка.
 Время от времени городские власти закрывали салуны и дома терпимости, не позволяя этим заведениям работать, пока хозяева и содержательницы не выплачивали штраф или не откупались взяткой. В городе росла преступность, на каждом углу пронырливые молодые люди играли в скорлупки, а с каждым поездом прибывали мошенники, готовые всучить простофилям за бешеные деньги всякую ерунду.
 Хотя Денвер, пользующийся, как всякий пограничный город неважной репутацией, постепенно обретал черты респектабельности, однако, на взгляд людей вроде Куинна, процесс шел недостаточно быстро. Тем не менее многие из финансовых магнатов построили на холме роскошные особняки и перевезли туда семьи, а представители среднего класса открыли на Пятнадцатой улице сеть магазинов. Правда, в городе частенько еще вспыхивали ссоры, заканчивающиеся кровопролитием, а жители пока не отвыкли от выстрелов.
 Когда он станет губернатором, решил Куинн, то использует все свое влияние, чтобы выбрать достойного мэра. Это должен быть человек неподкупный, четко следующий букве закона, разделяющий взгляды губернатора на будущее Колорадо и роль Денвера как столицы нового штата.
 — Где ужинаем? В клубе или отеле? — спросил Куинн, задержавшись на секунду у витрины магазина, чтобы полюбоваться коллекцией дуэльных пистолетов. — Сегодня ко мне в контору заходил Чарлз Гертлер. Сказал, что в клуб привезли клубнику из Калифорнии. Представляешь? Клубника в декабре!
 Он бы с удовольствием послал корзиночку Лили, если бы не чувствовал себя при мысли об этом полным идиотом.
 — Гертлер заходил в контору? — удивился Пол.
 — Чтобы обсудить кое-какие юридические вопросы. Политики мы не касались.
 — Значит, он не спустил с тебя шкуру за то, что ты собираешься бороться за передачу управления водными ресурсами членам ассоциации фермеров?
 — Этого не миновать, Пол.
 Тот недовольно поджал губы.
 — Смотри не переступи черту, ты слишком близко к ней подходишь. О тебе уже и так начинают ходить всякие разговоры. Те, кого не следовало обижать, стали интересоваться, какой из тебя выйдет губернатор, если ты и сейчас неуправляем.
 Куинн покраснел от злости и, чтобы взять себя в руки, махнул кучеру наемного экипажа, проезжавшего мимо.
 — И что ты ответил?
 — Сказал, что поговорю с тобой. Еще раз.
 Они забрались в экипаж, и вскоре тот свернул на более тихую улочку. Куинн всегда был заядлым спорщиком, предпочитал никогда не уступать в решении спорных вопросов, до конца отстаивал свое мнение. Хотя иногда ему все же приходилось идти на уступки, делал он это скрепя сердце.
 — Когда мы начнем выступать с критикой и перестанем кормить избирателей кашкой, а давать им сырое мясо, чтобы у них зубы не затупились? Когда прекратим гладить по головке жадных до прибыли высокопоставленных чиновников и начнем исправлять ошибки, делая шаги к настоящему прогрессу?
 — Сказать тебе правду? — Пол изучающе взглянул на друга. — Может, никогда. По крайней мере во время твоего пребывания на посту губернатора этого не произойдет.
 — Тогда какого дьявола я иду на компромиссы? К чему вся эта ложь, неблаговидные поступки, которые приходится совершать ради того, чтобы меня избрали? Для чего я все это делаю, если, став губернатором, не смогу добиться никаких изменений к лучшему? Для чего мне вообще им становиться?
 — Ради власти, Куинн. Все, что ты делаешь, — это только ради власти.
 В том и состояла между ними разница. Пол Казински считал, что власть стоит того, чтобы для ее достижения использовать все средства, если потребуется, идти даже по трупам. А этические и моральные стороны — это для людей вроде Куинна Уэстина, которым процедура достижения власти более важна, чем сама власть. Пол не проводил ночи без сна, ломая голову над тем, какие ошибки совершил, правильно ли он поступил, идя на компромисс или приняв какое-то решение. Вряд ли он так ненавидел себя, что ему было противно смотреться в зеркало.
 Приехав в клуб, они заняли столик, покрытый белоснежной скатертью и уставленный серебряными приборами.
 — Спроси себя, хочешь ли ты быть губернатором, — продолжил разговор Пол.
 — После всего, что я сделал? Ответ должен быть очевиден.
 — Вот именно, должен быть. И то, что это не так, многих беспокоит. Если ты хочешь стать губернатором, то обязан действовать в интересах партии, которая тебя выдвинула. Партии требуется надежный человек, которому она может доверять, который будет защищать интересы тех, кто его выбрал. Им ни к чему неприятные сюрпризы. В данный момент твое положение очень неустойчивое. Любая ошибка, любой промах, даже незначительные, и тебя заменят другим кандидатом.
 Куинн барабанил пальцами по столу и мрачно уставился в стакан с виски. Он зашел слишком далеко, чтобы останавливаться, до выборов придется идти на уступки. Но когда его изберут, он пошлет к черту партию и будет поступать, как считает нужным.
 — А теперь давай поговорим о Мириам, — нахмурился Пол. — До меня дошла не очень приятная новость. Она целые дни проводит в магазинах, покупая ткани и все прочее для нарядов. Она что, собирается закончить траур?
 — По моей просьбе, — ответил Куинн.
 Ему было неприятно, что даже наедине друг упрямо называет Лили именем его жены.
 — А почему ты решил предоставить ей возможность чаще бывать в свете? — холодно осведомился Поль. — Ведь она подвергается большему риску быть разоблаченной. Приходило ли тебе в голову, что как только Мириам снова начнет выезжать, у нас возникнут такие проблемы, о которых мы раньше не думали? Например, почерк.
 — Лили учится расписываться как Мириам, — пожал плечами Куинн. — А всякие благодарственные послания я могу писать за нее.
 — И тем самым неминуемо вызвать скандал. Мужья не пишут за жен.
 — Думаю, этот скандал по поводу нарушения этикета мы как-нибудь переживем. Мы обещали Лили развлечения, а сами нарядили ее в траурные одежды. Пол, тебе не надоедает давать обещания, которые ты не собираешься выполнять? Мне лично надоедает.
 — Ты спишь с ней?
 — Не твое дело! — раздраженно бросил Куинн. — И давай закончим эту тему.
 — Нет, мое! Раз мне придется улаживать проблемы, если таковые возникнут. — Пол откинулся на спинку стула, ожидая, когда официант уберет посуду. — Ты пренебрег моим советом. Ну да ладно, что сделано, то сделано.
 — Проблемы с Лили у нас не возникнет. Она понимает, что наша связь после выборов закончится.
 Пол достал из кармана блокнот.
 — Думаю, нетрудно будет найти человека, который мог бы в случае необходимости писать приглашения, благодарственные письма и так далее. Риск, конечно, имеется, но это все же лучше, чем тебе самому заниматься корреспонденцией Мириам. — Он черкнул в блокноте. — Как только станет известно, что траур Мириам закончился, приглашения так и посыплются, а мы с тобой подумаем, какие из них предпочтительнее с политической точки зрения. К тому же Мириам теперь может стоять рядом с тобой на трибуне во время церемонии в честь павших на гражданской войне. Ее присутствие сделает более убедительным твой облик семейного человека.
 Пол еще долго распространялся о положительных моментах и недостатках окончания траура, а Куинн размышлял о том, почему они столько лет дружат. Наверное, из-за своей непохожести. Пол — человек упорный, настойчивый, и если друг принял какое-то решение, он будет из кожи лезть, чтобы претворить это в жизнь. Причем не станет оглядываться, не станет ни в чем упрекать, не будет злорадствовать в случае неудачи: «Вот, я же тебя предупреждал!» Он просто сконцентрирует все усилия на том, чтобы достойно выйти из создавшегося положения.
 — Мне нужно еще как следует поработать с ней, чтобы не вышло осечки. — Пол оторвался от блокнота. — Твоя жена умеет танцевать вальс?
 — Если не умеет, то научится.
 Поль задумчиво прищурился.
 — Если бы я не знал тебя как умного человека, неспособного на глупости, я бы решил, что ты в нее влюбился.
 — Ради Бога, Пол! Я просто восхищаюсь ею. Согласись, требуется мужество, чтобы ежедневно встречаться с людьми, которые могут разоблачить ее в любой момент, решительность, чтобы научиться всему, что мы от нее требуем, и сила воли, чтобы заставить себя это делать. Она умна и находчива, с гораздо большим интересом занимается домашним хозяйством, чем это делала Мириам, к тому же намного практичнее ее. Она никогда не жалуется, честно старается заработать на достойную жизнь себе и дочери.
 — Я уже почти верю, что ты в нее влюбился.
 «Да не влюбился, а безумно ее хочу!» — с раздражением подумал Куинн.
 Завтра Лили перестанет носить траур, наденет яркое платье. Завтра он сдержит данное ей обещание.
 Лили была не в состоянии проглотить ни кусочка, то и дело глядя на часы и подгоняя время. Скорее бы уже настал вечер, чтобы Куинн взял ее за руку и отвел в спальню. Надо же ей было сегодня увидеть такой сон! Хотя она встала уже час назад, но до сих пор никак не могла прийти в себя.
 Куинн тоже почти не притронулся к еде. Он пятнадцать минут держал перед собой газету, уставившись поверх страниц на губы Лили. Вздохнув, он положил газету рядом с кофейной чашкой.
 — Не пойду сегодня в контору. Все равно не смогу ни на чем сосредоточиться.
 — Но ведь мы не будем сейчас… — испуганно начала Лили. — То есть я хочу сказать… Еще слишком рано, и слуги…
 В глазах Куинна полыхал такой огонь желания, что Лили поставила чашку на стол, чтобы не уронить.
 — Тогда прикажу Морли вычистить и подать к крыльцу сани. Если не возражаешь, мы прокатимся по городу, пусть все увидят тебя в новом красном плаще и поймут, что ты больше не носишь траур. Потом, если хочешь, поездим по магазинам, купим слугам подарки к Рождеству. Днем можем заглянуть в Тернер-Холл, там, насколько мне известно, должны выступать какие-то акробаты. После где-нибудь поужинаем и сразу вернемся домой.
 — О, Куинн! Это здорово! — Лили сияла от восторга. Значит, часы томительного ожидания пройдут намного быстрее; вместо того чтобы сгорать от нетерпения, она хоть чем-то займется. — Я надену зеленый, как жаба, уличный костюм с красно-синей отделкой!
 — Как жаба? — повторил Куинн смеясь.
 — На вид он гораздо лучше, чем на слух.
 Даже не дождавшись, пока Куинн отодвинет ей стул, Лили вскочила и бросилась к окну. Серое небо, покрытое облаками, ничуть ее не смутило.
 — Я больше не в силах проглотить ни кусочка! Бегу наверх переодеваться!
 Лили никогда не считала себя покинутой женой, ибо никакой женой Куинну она не была, да к тому же все дни у нее были заполнены до предела. Иногда ей очень хотелось проводить с Куинном больше времени, находиться в его обществе, почти физически ощущать, как их тянет друг к другу. По вечерам, если она ужинала одна, поскольку Куинн решал политические дела вне дома или запирался с Полом в библиотеке, ее вдруг охватывали такие острые приступы одиночества, что сердце больно щемило. И провести целый день с Куинном было для Лили неслыханной роскошью.
 Особенно сегодня. А ночью… Лучше не думать, иначе можно сойти с ума от нетерпения.
 — Дай-ка на тебя посмотреть, — сказал Куинн, подходя вместе с ней к поджидавшим их саням. Отстранив Лили от себя, он с улыбкой оглядел ее красный плащ и выглядывавшие из-под меховой опушки зеленые оборки. — Как же ты хороша!
 Лили и сама это чувствовала. Только надев ярко-зеленый костюм, она поняла, насколько ей надоели черные, коричневые и серые цвета. Теперь до конца жизни эти мрачные краски будут ассоциироваться у нее с Мириам.
 Сегодня в красном плаще, развевающемся при ходьбе, она напоминала язык пламени. Глаза сверкали, щеки раскраснелись от возбуждения и морозного воздуха, изо рта вырывался серебристый пар.
 Даже Морли, видимо, нравилось, что хозяйка сняла траурное платье, и с его лица не сходила улыбка, пока он накрывал ей ноги, укутывая ее в меховую полость.
 — Хорошо! — радостно воскликнула Лили, прижимаясь к Куинну.
 Колокольчики издавали мелодичный звон, и когда сани проезжали мимо, прохожие останавливались, весело глядя им вслед. Куинн нащупал ее руку, и Лили пожалела, что не сняла перчатку, тогда она бы лучше чувствовала его прикосновение.
 — В Аризоне я мечтала покататься на санях, хотя не думала, что это когда-нибудь произойдет.
 Они поехали на север, миновали последний фонарный столб, повернули обратно, промчались по центральной улице и подкатили к озеру, где веселилась молодежь, съезжая на санках с горы.
 Морли остановил лошадей, чтобы хозяева могли полюбоваться замечательным видом, но Лили тут же выпрыгнула на снег. Ей было невмоготу просто сидеть рядом с Куинном, ощущая его тепло и горячее дыхание на своих губах, когда он поворачивался к ней. Она должна ходить, бегать, прыгать, чтобы избавиться от напряжения, охватывавшего ее всякий раз, когда он что-то шептал ей на ухо.
 Пока Куинн вылезал из саней, она быстро слепила тугой снежок, прицелилась и запустила в него. Шляпа слетела на землю, и Куинн даже ахнул от изумления. Следующая пара снежков угодила ему в плечо и грудь.
 Куинн не остался в долгу, а через несколько минут к шутливому сражению подключились молодые люди, и десятки снежков замелькали в воздухе. Наконец Куинн помог Лили забраться в сани. Оба были с головы до ног покрыты снегом и умирали со смеху, хотя понимали, что Мириам Уэстин никогда бы такого даже в голову не пришло, что на них смотрят и потом возникнут разговоры. Но сегодня был их день, поэтому никакие правила для них не существовали.
 Существовало только предвкушение вечера, при мысли о котором у обоих начиналось бешеное сердцебиение.
 На Пятнадцатой улице они накупили рождественских подарков слугам и особо важным клиентам Куинна. Кроме того, он купил Лили дивную ночную рубашку с кружевами, а она ему шелковый кисет. Он купил ей французские духи с запахом роз, она ему отороченный бобровым мехом стетсон. Надев его, Куинн так в нем и остался на целый день.
 Потом они пообедали, но, занятые друг другом, почти не прикоснулись к еде. Только флиртовали, смеялись, выпили слишком много вина. Лили прижималась коленом к его ноге, чувствуя, как у нее замирает сердце, а Куинн гладил под столом ее руку.
 Она понимала, что ни одна леди не поведет себя на людях столь легкомысленно, не станет флиртовать с собственным мужем и громко смеяться. Ну и пусть. Сегодня она Лили, вернее, Лили, которую сделал из нее Куинн, отчего она чувствовала себя несказанно счастливой. После долгих недель, когда ей приходилось следить за каждым словом, изображать печальную Мириам, она решила в этот восхитительный день, которого так ждала, быть прежней Лили.
 Однако подозрительная, почти сломленная женщина, вышедшая несколько месяцев назад из тюрьмы, исчезла. Вместо нее появилась яркая, уверенная дама, сохранившая живость той Лили. Дама, вызывавшая изумление и восхищение.
 — Ты обворожительна, — прошептал Куинн. — Восхитительна. Поразительна. Ты просто ослепила меня!
 Опьяненные вином и друг другом, они направились в Тернер-Холл смотреть представление, хотя потом Лили не смогла припомнить ни одного акробатического номера. В памяти остался лишь Куинн, озера его дымчато-серых глаз, его губы, шептавшие какие-то слова, жгучее прикосновение его рук, его теплое дыхание. Они касались друг друга, притворяясь, что это случайность. Когда они поворачивались друг к другу, губы их почти соприкасались, но оба делали вид, что все происходит помимо их воли. Голоса охрипли от едва сдерживаемого желания, но ведь в зале было очень холодно.
 Когда они вышли на улицу, Лили запрокинула голову, подставив разгоряченное лицо падающим снежинкам, и всей грудью вдохнула морозный воздух.
 — Открой глаза, — тихо сказал Куинн.
 — Идет снег.
 — Я хочу, чтобы ты увидела другое. — Он повернул ее к ожидавшим их саням.
 — Ой! — изумленно воскликнула она и засмеялась от восторга.
 Сотни алых и белых роз покрывали сиденье, пол, свисали с бортов.
 Лили обхватила лицо Куинна обеими руками и крепко поцеловала, не обращая внимания на возмущенные ахи собравшихся вокруг.
 Морли с улыбкой смотрел на нее, а она, взяв целую охапку, уткнулась в розы и наслаждалась их чудесным ароматом.
 — Но как мы поедем домой? Они же помнутся! И шипы…
 — Я приказал их срезать. Если ты почувствуешь хоть один укол, я выкуплю оранжерею и сотру ее с лица земли, — улыбнулся Куинн. Ему было приятно видеть Лили такой счастливой.
 Он усадил ее в сани, и, отъезжая от Тернер-Холла, она бросила несколько роз детям, смотревшим, открыв рты, на усыпанные цветами сани.
 Было уже темно, поэтому Лили прижалась к груди Куинна, а он крепко обнял ее. Весь мир исчез. Ей казалось, что они наедине в заснеженном саду. Никогда в жизни она не была так счастлива. Лили хотелось сказать об этом Куинну, но тот уже целовал ее, горячая рука, отодвинув цветы, скользнула ей под плащ и легла на грудь. Простонав, Лили подалась ему навстречу, случайно коснулась его ноги и ахнула.
 — О Господи! Никогда так никого не хотел, как тебя, — прошептал он.
 Когда сани остановились возле особняка, Куинн не стал дожидаться, пока Морли поможет хозяйке вылезти, а сам откинул меховую полость, усыпанную розами, и подхватил Лили на руки.
 — Куинн! — выдохнула она и, поняв, что он собрался нести ее в дом на руках, добавила: — Что подумает Крэн-стон?
 — А мне наплевать!
 Он пронес ее мимо онемевшего дворецкого, поднялся по лестнице, вошел в спальню и захлопнул ногой дверь.
 От его поцелуев Лили чуть не лишилась чувств, но через секунду уже сама с жаром отвечала ему.
 Не разжимая объятий, они принялись срывать с себя одежду, лишь на миг отрываясь друг от друга, чтобы отшвырнуть какую-нибудь вещь, и снова отдаваясь лихорадочным поцелуям, сводившим обоих с ума.
 Пока Куинн торопливо стаскивал брюки, Лили с не меньшей поспешностью сбрасывала корсет. Наконец он подхватил ее на руки и понес к кровати, на которую оба и упали, задыхаясь от страсти. Будто в тумане Лили увидела искаженное лицо Куинна, а в голове у нее билась единственная мысль: она хочет его, хочет! Нетерпеливая рука скользнула между ее ног, и Лили вдруг показалось, что она не выдержит, умрет, но в этот момент Куинн с силой вошел в нее.
 Они любили друг друга с безудержной страстью, которую сдерживали долгие недели. Им было не до нежности, этим они займутся позже, а сейчас необходимо утолить безумную страсть, изводившую их столько времени.
 Наконец пламя, яростно взметнувшись в последний раз, начало понемногу угасать, и они, не выпуская друг друга из объятий, распластались на кровати.
 Почувствовав, что к нему вернулась способность говорить, Куинн взглянул на Лили потемневшими глазами и прошептал:
 — О Господи…
 Когда у нее перестала кружиться голова, а мир обрел привычные очертания, Лили остановила взгляд на Куинне. Его мокрая рубашка — впрочем, и ее собственная была не в лучшем состоянии — прилипла к телу, волосы слиплись, а выражение лица было такое ласковое, какого она у него еще никогда не видела. Он прижал ее руку к губам, и внезапно Лили захотелось плакать. Никто еще не любил ее, как он, словно она для него — самая желанная на свете. И никогда еще она не испытывала таких чувств, словно ее тело пробудилось от долгих лет спячки, словно она ждала именно этого человека, именно этого момента, чтобы познать радость беспрекословного подчинения.
 Лили коснулась рукой волевого подбородка Куинна, его полной нижней губы, слегка кривого носа и темных бровей. Она смотрела на это лицо и не могла насмотреться.
 Она знала, что никогда не полюбит никого другого. Никто не сможет вызвать в ней такой бури страсти, такого неистового желания, такой трепетной нежности, как Куинн.
 Он легонько поцеловал ее в губы, потом достал из шкафа пеньюар, накинул ей на плечи и стал искать среди разбросанных по комнате вещей свои брюки.
 — Пойду к себе и велю принести теплой воды. — Куинн зажег висевшую на стене газовую лампу и с улыбкой показал на царивший в комнате беспорядок. — Может, ты пока…
 — Я все приберу, — засмеялась Лили.
 — Хочешь есть?
 — Ужасно! Но… — Взглянув в зеркало, она ахнула. Волосы дыбом, губы припухшие, шея в красных пятнах от поцелуев. — Я же не могу…
 — Поедим в моей комнате. — Глаза у него снова потемнели от страсти. — Оставайся как есть, не причесывайся, не переодевайся. Я хочу видеть тебя растрепанной, теплой и прелестной.
 Когда дворецкий подал холодный ужин и накрыл стол возле окна, Куинн, войдя в комнату с тазиком воды, увидел, что Лили успела причесаться, завязать волосы ленточкой и надеть пеньюар. Правда, под ним, кажется, ничего не было.
 В этом он смог убедиться, развязав пояс.
 — Что ты делаешь? — улыбнулась она.
 Дав пеньюару соскользнуть на пол, Куинн жадными глазами уставился на ее тело, которое мечтал увидеть столько недель.
 Как хорошо, что изобрели газовые лампы, позволяющие женщинам представать перед мужчинами в самом выгодном свете. Теплый, золотистый, он скрадывал незначительные дефекты, отбрасывал тени на соблазнительные места, заставлял глаза таинственно мерцать, играл на приоткрытых губах.
 Куинн смотрел на Лили и не мог насмотреться. Что за грудь, увенчанная розовыми сосками, что за талия, плавно переходящая в крутые бедра! Светлый холмик между ног окончательно вывел Куинна из равновесия, и, застонав, он впился поцелуем в ее губы, потом схватил за ягодицы, рывком притянул к себе. Первоначальное намерение искупать Лили было тут же забыто.
 На этот раз Куинн любил ее не спеша. К чему торопиться, если можно испытать массу еще не изведанных удовольствий? Гладить бархатистое тело и великолепную грудь, целовать шею и соски, ласкать золотистый треугольник, вдыхать мускусный запах страсти, чувствовать, как Лили бьется под ним, шепча его имя.
 Такой он ее себе и представлял: безудержной, пылкой, готовой поддержать самые невероятные его фантазии. Она, не стыдясь, щедро одаривала его ласками, и Куинн был счастлив, что нашел ее.
 Как он сможет с ней расстаться?
 — Расскажи о картинах, — попросила Лили, бросив взгляд на стену, когда около полуночи они наконец вспомнили про ужин.
 — Это итальянские пейзажи, — сказал Куинн, промокая губы салфеткой. — Я провел в Италии целый год и влюбился в нее. Мне бы очень хотелось когда-нибудь там жить.
 — Тебе следовало родиться котом, чтобы прожить девять жизней. Ты хочешь быть и хозяином ранчо, и губернатором, и юристом, а теперь еще итальянцем.
 — А кем хочешь быть ты? — спросил он, наливая в бокалы вино.
 — Я? Не знаю. — Лили посмотрела в окно, за которым шел снег. — Но прежней я уже не стану… Не представляю, как мы с Роуз будем жить в Европе, среди чужих людей, вдали от родного дома. А в Европе отмечают Рождество?
 — Конечно, — ответил Куинн, стараясь не рассмеяться.
 Насколько же Лили мудра в одних вещах и совершенно наивна в других! И как же ему хочется открыть для нее весь мир, увидеть ее лицо, когда она впервые окажется в Риме или Париже, показать ей шедевры архитектуры, скульптуры и живописи.
 — Ты не сможешь этого сделать, — ответила Лили, когда он сказал, о чем думает. — Тебе предстоит управлять штатом.
 Первые впечатления незабываемы, они никогда не повторяются. Куинн с горечью сознавал, что не он, а кто-то другой будет с ней рядом на Средиземном море, в Парфеноне, Лувре, Версале. Не стоит обольщаться, недостатка в мужском обществе Лили не испытает. Ее красота и лоск, который она приобрела за последние месяцы, привлекут к ней многих.
 А Лили не из тех женщин, кто с равнодушным видом осматривает достопримечательности. Она непременно захочет пробежаться босиком по берегу Средиземного моря, обязательно потрогает мраморные скульптуры, а величайшие полотна живописи будет рассматривать, едва не касаясь их носом. Она никогда не согласится проехать по Европе и пройти по жизни серенькой тенью. Ей захочется ко всему прикоснуться, все попробовать, услышать, понюхать. Она захочет не просто смотреть, а познать.
 — Что? — спросил Куинн, осознав, что Лили к нему обращается.
 — Куда ты ходишь вечером по средам? По-моему, я уже изучила твое расписание, только не знаю, что ты делаешь в среду вечером. — И, раздраженно взмахнув рукой, Лили добавила: — Ладно уж, спрошу, только не сердись. У тебя есть другая женщина?
 — Польщен твоим высоким мнением, но мне достаточно и одной любовницы, — выдавил улыбку Куинн, тут же сменив тему: — А ты умеешь танцевать?
 — В этом я просто совершенство, — высокомерно ответила Лили. — Женщины задыхаются от зависти, когда видят, как я вальсирую.
 — Пол будет в восторге. Похоже, он собирается преподать тебе уроки танцев.
 — И напрасно. Я выучилась в тюрьме. Моя подруга Ида преподавала танцы, до того как ее посадили за отравление мужа. Учила молодых людей из благородных семей играть на фортепьяно и танцевать.
 — Значит, у тебя была подруга-отравительница? — улыбнулся Куинн.
 — А Пол рассердится на мое поведение? — спросила Лили и со вздохом начала перечислять сегодняшние прегрешения: — Кидалась снежками, много выпила, за обедом громко смеялась, флиртовала с тобой и, что самое ужасное, целовалась с тобой на людях.
 «И ему вряд ли понравится, что я засыпал сани розами», — подумал Куинн.
 — Да уж, слухи пойдут, — согласился он, пожав плечами.
 — Прости, я не хотела создавать тебе проблемы. Мне только хотелось прожить один день без правил, когда я могу быть сама собой.
 Именно такой она и нравилась Куинну больше всего. Подняв бокал, он взглянул на падающий за окном снег, и внезапно ему снова пришли на ум слова друга. Кажется, он начинает влюбляться в Лили, эту удивительную и очаровательную женщину.




 Глава 15


 — Мне показалось, ты пришел с час назад. — Лили отложила в сторону книгу.
 Был канун Рождества, а поскольку их отношения складывались наилучшим образом, без всяких ссор, она рассчитывала, что Куинн придет домой пораньше.
 — Я вернулся только что.
 Куинн легонько поцеловал ее в губы и, подойдя к стоявшей возле рождественской елки чаше с пуншем, налил обоим горячего, сдобренного пряностями напитка.
 Странно, Лили была уверена, что он давно приехал, даже помчалась наверх и постучала в дверь между спальнями. Куинн не отозвался, его шагов она не слышала, но все же заглянула в каждую комнату.
 — Прости, что не смог прийти к ужину, особенно сегодня, — сказал он, греясь возле камина. — У политиков и в канун Рождества всегда находятся проблемы. Не зажечь ли нам свечи на елке?
 Лили машинально отметила, что волосы у него сухие, хотя последний час валил снег. Кроме того, от Куинна не пахло свежестью, как бывает, когда человек входит зимой с улицы.
 Значит, лжет. Наверное, сидел в спальне и не обращал внимания на ее стук.
 Подобные неприятные недоразумения выводили Лили из себя. По ночам, когда он держал ее в объятиях, сердце у нее пело от счастья, они были одним целым, и казалось, так будет всегда. Она забывала, что в его жизни есть тайны, которые ей совершенно недоступны и которые он тщательно хранит. Настроение у Лили резко упало.
 — Тетя Эдна считала невероятной глупостью спиливать елку, тащить ее в дом и украшать зажженными свечами, — наконец сказала она, вспомнив, как встречала Рождество на ферме.
 И в этот год тетя Эдна украсит дом сосновыми ветками, повесит на дверь венок, и никакой елки для Роуз не будет. Как не будет ни блестящих игрушек, ни красивых свечей, ни изящно упакованных подарков из дорогих магазинов. Ее дочке подарят на Рождество варежки, новые шерстяные чулки, а в лучшем случае — теплое пальто, если старое уже износилось. Может, у тети Эдны найдутся деньги на апельсин — редкое лакомство в декабре.
 — Сегодня канун Рождества. — Куинн сел рядом, погладил ее по щеке. — Я хочу, чтобы оно было для тебя счастливым. Но кажется, что-то случилось и испортило тебе настроение?
 «Случилось. Ты мне солгал».
 — Я сегодня весь день вспоминала Роуз. Мы еще ни разу не встречали Рождество вместе.
 Если бы она сейчас оказалась дома, то непременно бы устроила дочурке елку. Пусть не такую высокую и красивую, как стоящую перед ней, зато у Роуз было бы свое рождественское дерево, в подарок ей Лили купила бы нечто легкомысленное, но потрясающе красивое, например, фарфоровую куклу с золотыми волосами, попрыгунчика, выскакивающего из коробки, или сказки с цветными картинками.
 — Следующее Рождество ты будешь встречать с ней. — Куинн погладил Лили по руке.
 Да, но уже без него. Они с Роуз будут где-нибудь в Европе, и она будет тосковать по Куинну так же сильно, как тоскует сегодня по дочери. Невозможно иметь все, что пожелаешь, во всяком случае, у нее это не получается. Если она что-то находит, то обязательно что-то теряет.
 Лили повернулась, чтобы сказать об этом Куинну, но слова застыли на губах. Он смотрел невидящим взглядом куда-то вдаль и, казалось, забыл о ее присутствии.
 — Что с тобой? Встреча прошла не так, как ты рассчитывал? — с тревогой спросила она, беря его за руку. — Похоже, и ты сегодня не в настроении.
 — От тебя с каждым днем все труднее что-то скрывать, — невесело улыбнулся Куинн. — Извини… По дороге я позволил себе вспомнить о случившемся в течение этого года.
 У Лили защемило сердце. В прошлом году в этой комнате находилась Мириам, они с Куинном зажигали свечи на елке, сидели за праздничным столом, желали друг другу счастливого Рождества. Мириам ждала Сьюзен и безмерно радовалась, что наконец-то доносит ребенка. Они гадали, кто у них родится, мечтали о жизни в новом доме, и будущее представлялось им безоблачным.
 Теперь Сьюзен лежит под снежным одеялом, а Мириам сбежала…
 Лили осторожно высвободила руку. Сегодня она как никогда чувствовала себя чужой в этом доме. На подарках, лежащих под елкой, указано имя Мириам. Наверное, она мечтала об этом вечере, первом Рождестве дочки, и где бы Мириам сейчас ни находилась, она вспоминает несчастья, которые принес ей уходящий год. Скучает ли она по мужу? Жалеет ли о своем бегстве? Хочет ли вернуться домой?
 — Почему-то я готова заплакать, — прошептала Лили.
 — Следующий год ты будешь встречать с Роуз, — повторил Куинн, не отрывая глаз от елки.
 Он явно хотел ее утешить, но его слова не принесли облегчения. Лили мечтала о встрече с дочкой, и вместе с тем мысль об их будущей жизни пугала ее.
 — Все так сложно… Иногда мне кажется, что для Роуз лучше, если бы я никогда не вернулась домой. Вдруг из меня получится никудышная мать? — тихо спросила Лили и с болью посмотрела на Куинна. — Я ничего не смыслю в детях и никогда не имела возможности узнать их поближе. А если я ей не понравлюсь? Если она будет меня стыдиться?
 Лили не забыла того первого серьезного разговора с Куинном и много размышляла над тем, какое влияние окажет ее жизнь на Роуз. Тогда она заявила, что ей наплевать на правила, и не кривила душой, но именно Мириам показала, к чему это приводит. Она нарушила правило, запрещающее леди по собственной прихоти расставаться с мужем, и ее поступок изменил жизнь многих людей. В первую очередь Куинна и Пола, затем слуг, которых уволили, наняв на их место других, а также, хоть и в меньшей степени, Элен ван Хойзен, таинственного мистера Олли и неизвестного мальчишки. Но главным образом проступок Мириам круто изменил жизнь Лили.
 Да и сама Лили, нарушив существующие правила, взвалила на плечи тети Эдны тяжелое бремя забот по воспитанию ее внебрачного ребенка, лишила Роуз матери, а себя дочери. А может, лучше не иметь матери, чем знать, что она бывшая заключенная, которая постоянно испытывает вину и раскаяние?
 Стараясь не заплакать, Лили смотрела на рождественскую елку. Судя по всему, они с Мириам очень похожи, обе причинили страдание людям, которые их любили.
 — Ты будешь хорошей матерью, потому что хочешь ею быть, — сказал Куинн, повернув ее лицом к себе. — В Европе никто не знает твоего прошлого, а рождение внебрачного ребенка не считается там позором. Роуз не станет тебя стыдиться, если ты расскажешь ей, что все делают ошибки и ты дорого за это заплатила. Она полюбит тебя.
 Он считал, что Лили все еще думает о Роуз, и постарался утешить ее поцелуем.
 — Ну, что тебя еще тревожит? — Куинн заглянул ей в глаза.
 — И от тебя ничего не скроешь, — улыбнулась она.
 — Налить еще пунша?
 Лили кивнула и, набрав побольше воздуха, одним духом выпалила:
 — Сегодня ко мне приезжала Элен ван Хойзен.
 — Ты ее приняла? — резко бросил Куинн.
 — Нет. Она привезла нам подарок. Цветок в горшке, перевязанный рождественской ленточкой.
 — Вот уж не думал, что Элен настолько пренебрежет этикетом, ведь ты не была у нее с ответным визитом. По-моему, она уже второй раз оставляет свою карточку?
 — Да.
 Лили не стала говорить, что, помимо карточки, Элен оставила ей и письмо, в котором просила извинения. Если она чем-то ненароком обидела Мириам и разрушила дружбу, которую высоко ценила, то искренне об этом сожалеет. Она умоляла сообщить, за что на нее обижаются, чтобы устранить возникшее недоразумение и возродить их дружбу, бывшую недавно столь тесной. Упомянула Элен также о страданиях еще одного человека, снова умоляла о встрече, если не ради нее, то ради общего друга, которого беспокойство ввергло в пучину отчаяния.
 — Надеюсь, ты не приняла цветок? — хмуро спросил Куинн, усевшись на диван.
 — Элен оставила его у входной двери.
 — Прикажи Крэнстону завтра же вернуть ей проклятое растение!
 — И нажить в Элен злейшего врага? — Лили внимательно наблюдала за выражением его лица. — Разумно ли это?
 — Элен и так уже давным-давно на стороне врагов. Ей нужна от тебя информация, которую ее муж мог бы использовать против меня.
 Куинн раздраженно взъерошил рукой волосы. Лицо суровое, резко обозначились морщины, на щеках заиграли желваки. На сей раз он ей не лгал.
 Конечно, она послушается и вернет злосчастный цветок, но обязательно съездит к Элен ван Хойзен.
 В течение многих недель Лили разрывалась между желанием узнать про мистера Олли и страхом. Предположим, она раскроет тайну Мириам, ну и что это даст? К чему ей знать, ограничивались ли их отношения только загородными встречами? Чтобы презирать Мириам, если вдруг окажется, что они были любовниками?
 Решение нанести визит Элен было продиктовано отнюдь не любопытством. Из письма явствовало что мистер Олли, или как там его, становится неуправляемым и если Мириам не передаст для него записку, он может попытаться сделать это сам. Что равносильно катастрофе. Лили еще могла ввести в заблуждение дам, не слишком близко знавших Мириам, но обмануть ее любовника вряд ли удастся.
 — Ну, мы обсудили все волнующие тебя сегодня вопросы? — ласково спросил Куинн.
 — Напоследок я приберегла самое неприятное.
 — Что именно?
 — Я должна попросить у тебя прощения. — Лили отвернулась, избегая его тревожного взгляда. — Ты, конечно, промолчал, но я знаю, что ты постоянно об этом думаешь, как и я, и страшно переживаешь.
 — О Господи! Да что случилось?
 — Притворяться нет смысла. Все равно наша совместная жизнь потерпела крах. Мне… Я в таком отчаянии, что наступила тебе на ногу, когда мы танцевали на балу у Хэлверсонов. — Куинн ошарашенно уставился на нее. — Я унизила нас обоих. Теперь нас перестанут принимать в обществе. И это после того, как я заявила, что вальс лучше меня никто не танцует!
 Был канун Рождества. Единственного Рождества, которое она проведет с любимым человеком, и Лили не хотелось потом, вспоминая этот вечер, испытывать разочарование оттого, что испортила его жалобами и плаксивым настроением.
 — Я весь день проплакала, даже выбросила туфли, в которых наступила тебе на ногу. Если ты не сможешь простить меня, я не стану тебя винить. Единственное, что мне осталось, — это выброситься из окна и покончить с этим позором.
 Откинувшись на спинку диванчика, Куинн захохотал.
 — О моя дорогая! Ты непредсказуема… Иди сюда, — наконец выдавил он, отвел ее к двери и поставил под омелой. — Давай начнем все сначала. Добрый вечер, миссис Уэстин!
 Лили с улыбкой обняла Куинна рукой за талию.
 — Добрый вечер, ковбой. Как прошел день?
 — Очень насыщенно, спасибо. А у тебя?
 — Мы с Крэнстоном обсудили завтрашнее меню, я просмотрела все подарки, чтобы убедиться, что мы никого не забыли.
 Слуг они собирались поздравлять в гостиной, после легкого завтрака. Она раздаст подарки, а Куинн вручит им по конверту с дополнительным недельным жалованьем.
 — Все, за исключением Блэлоков, решили воспользоваться твоим предложением и провести Рождество с семьями.
 Но присутствие Блэлоков они даже не заметят. Мэри практически не выходила из своей квартиры, и со времени приезда Лили видела ее всего три раза, а Джеймс общался только с Куинном.
 — И как ты собираешься провести наш с тобой день?
 — О, у меня грандиозный план! — Лили взглянула на омелу, и в ее глазах засверкали озорные искорки. — Как только слуги уйдут из дома, мы сразу помчимся наверх и прыгнем в кровать. Проведем целый день за чтением и… — Привстав на цыпочки, она поцеловала Куинна в мочку уха. — Кухарка оставит нам холодную телятину, свежий хлеб и сыр. В доме наверняка найдется бутылка хорошего шампанского. Мы не станем никому открывать дверь, будем есть, читать и заниматься любовью.
 Куинн прижал ее к себе, чтобы Лили почувствовала, как он бурно отреагировал на ее предложение.
 — О такой любовнице можно только мечтать, — прошептал он.
 Но, услышав этот очаровательный комплимент, она почему-то не ощутила никакой радости.
 Неделя между Рождеством и Новым годом была заполнена чаепитиями, вечеринками, гуляньем, ужинами и завершилась грандиозным балом. Как только стало известно об окончании траура Мириам, на нее посыпалось столько приглашений, что у них с Полом уходила масса времени только на то, чтобы их рассортировать. Если несколько приглашений были на один и тот же день или то же самое время, они выбирали наиболее выгодное с политической точки зрения.
 Откинувшись на спинку кресла, Лили бросила Полу конверт, набитый именами, адресами, записками.
 — Передайте мистеру Смиту, что он должен написать благодарственные письма. Два о том, что я принимаю приглашение, и одно с соболезнованием. Отец миссис Элдерсон скончался три дня назад.
 Сунув конверт в карман, Пол взял кофейную чашку и кивнул на блокнот, куда Лили записывала все, что ей предстояло сделать.
 — Во вторник вы должны стоять рядом с Куинном на трибуне во время его речи. Процедура такая же, как и на прошлой неделе. Мы провели неформальное предварительное голосование, и по его результатам ваше присутствие было встречено с одобрением.
 — В вашем голосе могло бы звучать побольше радости, — улыбнулась Лили.
 Пол быстро подошел к двери гостиной и плотно закрыл ее.
 — Вы меня скоро в гроб вгоните! — тихо сказал он. — От вас с Куинном никогда не знаешь, чего ожидать. Подумать только! Вы первая вскочили и начали аплодировать! Надеюсь, вы читали об этом в газетах?
 — «Если Уэстина изберут на пост губернатора, его очаровательная супруга, полная энтузиазма и энергии, станет первой леди штата», — наизусть процитировала Лили, довольная собой.
 — «Полная энтузиазма и энергии» не те слова, которые ассоциируются с Мириам! — раздраженно ответил Пол. — К тому же, несмотря на одобрение весьма непостоянных избирателей, ни одна леди не забудется до такой степени, чтобы вскакивать и аплодировать.
 — Я уже целый месяц не курила и даже не припомню, когда в последний раз пила виски, — печально вздохнула Лили.
 — Зато я отлично помню, когда вы опозорились, целуя на улице мужа!
 — Вы уже тысячу раз меня обвиняли, хотя не обмолвились о том, как достойно я вела себя на вечеринках, балах, своих приемах и ответных визитах! Вы постоянно меня критикуете! От вас доброго слова не дождешься! А когда, на мой взгляд, я настолько вживаюсь в образ Мириам, что мы с ней будто одно целое, вы без зазрения совести тут же напоминаете, что я на нее абсолютно не похожа!
 Лили восхищалась его преданностью Куинну, политической гениальностью, умением не упускать из виду ни одной детали и самоотверженностью. До конца жизни она будет ему благодарна за все, чему он ее научил, терпеливо и весело.
 Но Лили не забывала, что Пол в любой момент способен отправить ее в Юму, к Эфрему Каллахану. Он никогда ей этим не грозил, но сознание того, что это может произойти, всегда стояло между ними. Пока ее судьба в руках Пола, они не могли стать друзьями и чувствовали себя неловко.
 Пол желал видеть Куинна первым губернатором Колорадо и ясно дал понять, что Лили только средство для устранения препятствия на пути к достижению цели. Не скрывал он и того, что, выполнив свою роль, она будет представлять угрозу, с которой придется считаться.
 — Мы еще не обсудили изменение ваших отношений с Куинном.
 — А мы должны их обсуждать? — беззаботно поинтересовалась Лили.
 — Роль, на которую мы вас наняли, чрезвычайно опасна, и ваши успехи еще не гарантия того, что дальше все пойдет так же гладко. Поэтому я вздохну с облегчением, лишь когда вы будете на пути в Европу. Вы меня понимаете?
 — Вполне. Я слышала это уже сто раз.
 — И еще услышите. Я видел, как вы танцевали с Куинном на новогоднем балу. Вы абсолютно не скрывали своих чувств. — Пол коснулся ее руки. — Зачем самой усложнять себе жизнь? У Куинна есть жена, Лили. Он никогда на вас не женится, а вы не можете остаться в Денвере. Слишком велик риск.
 Лили покрутила кольца Мириам, как обычно в минуты напряжения, и запальчиво ответила:
 — Мне это известно! Я не собираюсь женить его на себе и никогда не собиралась. Я знала, на что шла, и сдержу данное вам обещание.
 И, злясь на себя, все же заплакала.
 Лили поклялась заехать к Элен после речи Куинна, потом решила подождать, когда установится хорошая погода, а исчерпав весь запас отговорок, надела шляпку и приказала Морли ехать в особняк ван Хойзенов, надеясь, что кучер ее не выдаст.
 Правда, Лили беспокоило, что Куинн время от времени справлялся у Морли, куда он возил хозяйку. Она поняла это по его вопросам. Пару раз он спрашивал о ее визите к той или иной даме, причем до того, как она рассказывала ему о том, куда ездила. Значит, между ними существуют тайны, и это причиняло Лили боль, поскольку она любила Куинна.
 Не стоит обманывать себя на этот счет, печально думала она, пока карета везла ее на Стаут-стрит, где жили ван Хойзены. Она любит его всем сердцем. Любит его волевое лицо и мускулистое тело. Любит голос и раскатистый смех. Любит нежный взгляд, который он бросает на нее поверх страниц утренней газеты, и звук его шагов по мраморному полу, когда он возвращается домой.
 Его честолюбивые стремления уже не вызывали у нее презрения, напротив, она восхищалась самоотверженностью, с какой он выполнял поставленные задачи. Она читала его речи, всей душой разделяла его устремления и планы, которые он надеялся осуществить. Если, конечно, партия ему позволит.
 Ей льстило, что Куинн относится к ней как к самой восхитительной и желанной на свете, что интересуется ее мнением, восхищается глубиной ее мыслей. Иногда он смотрел на нее с такой грустью, и ей казалось, что расставание будет для него не менее болезненным, чем для нее.
 Она любит Куинна, невзирая на существовавшие между ними тайны и то, что некоторые стороны его жизни для нее закрыты.
 Карета остановилась перед особняком на Стаут-стрит. Лили выглянула из окна и выпрямилась, собирая все мужество.
 У нее тоже есть свои тайны.




 Глава 16


 Элен ван Хойзен приняла ее в роскошной гостиной. На полу лежал турецкий ковер с богатым орнаментом, почти скрытый изящными маленькими столиками, заставленными всевозможными безделушками. Стены и потолок были обтянуты волнистым французским шелком, и создавалось впечатление, будто находишься в восточном шатре. Огромные бархатные подушки, мягкие диваны, казалось, тоже призывали к неге и праздной лености Востока.
 Элен усадила гостью на диванчик с ярко-зеленой парчовой обивкой.
 — О моя дорогая! Прости мне эти слезы, я плачу от радости.
 Лили внимательно посмотрела на нее, однако никаких слез не обнаружила.
 — Когда мне вернули цветок, я очень испугалась, что нашей дружбе пришел конец, и обезумела от горя! Сначала ты как сквозь землю провалилась, я даже подумала, что ты умерла, затем появилась, и сердце мое возликовало, а потом выяснилось, что ты снова потеряна для меня. Конечно, это происки Куинна, но все-таки… Вдруг я чем-то обидела тебя, заставила отвернуться от самой дорогой подруги?
 — Элен… — начала Лили, однако «самая дорогая подруга» не дала ей вымолвить и слова.
 — Нет, я вижу по твоему лицу, это все он! — Черные глаза яростно блеснули. — Он снова пытается нас разлучить! Неудивительно, что ты боишься и презираешь негодяя, который постоянно глумится над тобой!
 Интересно, что такого Мириам наговорила этой особе про мужа, чтобы пробудить в ней подобную ненависть к нему? А может, ничего не говорила? Может, Элен сама вбивала в голову подруги нужные мысли?
 — Я бы не сказала, что Куинн…
 — Возмутительно! — снова перебила ее Элен. — Он держит тебя взаперти, будто какую-то преступницу. Самолично решает, кого пускать, а кого нет! Он самым бесстыдным образом игнорирует тебя, никогда не считается с твоими желаниями, теперь еще заставляет посещать скучные политические митинги. Он готов даже тебя принести в жертву своим амбициям! Мне так обидно, дорогая, я просто слов не нахожу! Этот тип пойдет на все ради достижения цели!
 Элен громко фыркнула, выражая тем самым гнев и возмущение.
 Лили с интересом наблюдала за спектаклем, в тюрьме ей доводилось встречать подобных женщин, хитрых, неглупых, обладавших умением внушить собеседникам желаемые мысли и по крохам собирать информацию, чтобы впоследствии использовать ее в корыстных целях.
 — Полагаю, он намерен эксплуатировать тебя для создания ложного впечатления благополучной семьи. Он и впредь собирается водить тебя за собой?
 Теперь Лили представляла, как Элен под видом заботы о Мириам выуживала у нее информацию.
 — Право, не знаю, — устало произнесла она.
 — Милая, наверное, бывать на людях для тебя сущее наказание. Могу я надеяться, ради твоего же блага, что Куинн не заставит жену стоять рядом с ним на помосте во время митинга в Тернер-Холле?
 — Он меня не заставляет. — Опустив голову, Лили начала разглаживать парчовое сиденье диванчика, как сделала бы это Мириам. — Я стала немного интересоваться политикой.
 — Ты? — Элен расхохоталась. — Дорогая, мне ли тебя не знать! Уж передо мной-то не разыгрывай преданную жену.
 Да, эта женщина оказывала неоценимую помощь своему мужу, направляя мысли «подруги» в сторону, губительную для ее семейной жизни вообще и для Куинна в частности.
 Лили могла бы поспорить на бриллиантовые серьги, подаренные ей на Рождество, что кандидат ван Хойзена притащит свою жену на дебаты, которые должны состояться у него с Куинном на следующей неделе. И если Элен не удастся отговорить Мириам, она приложит все силы, чтобы та чувствовала себя во время этих дебатов крайне неуверенно.
 — Ладно, дорогая, раз ты интересуешься политикой, может, удовлетворишь мое любопытство. Правда ли, что Куинн собирается ввести некоторые ограничения для горнодобывающей промышленности? Ходят такие слухи. Мне кажется, эта позиция вызовет разногласия среди членов поддерживающей его партии.
 Лили изобразила печальную улыбку «а-ля Мириам» и тихо произнесла:
 — Интересное мнение, хотя и спорное. А кандидат твоего мужа поддерживает эти ограничения?
 — Не публично, разумеется. Но он… — Элен осеклась, пристально взглянув на Лили. Похоже, она поняла, что выдала слишком много информации, в то время как подруга ничего важного ей пока не сообщила. — Да, ты очень изменилась, Мириам. Настолько, что тебя не узнать.
 — Неудивительно, — робко пробормотала Лили. — В лечебнице у меня была уйма свободного времени, я много размышляла. Хочу попытаться стать более сильной и побороть свою застенчивость. — Пожалуй, настало время, как выразился бы Пол, решать «проблему Элен». — После долгих размышлений я пришла к выводу, что мне необходимо сделать все возможное, чтобы наладить отношения с Куинном.
 Элен еще больше выпрямилась, хотя, затянутая в жесткий корсет, и так сидела прямая как палка.
 — Ты меня поражаешь! — воскликнула она. — Неужели ты забыла все зло, которое он тебе причинил? Неужели мне следует напоминать, как он обвел вокруг пальца твоего отца, заставив его выдать тебя замуж против твоей воли? Как после свадьбы он начал относиться к тебе с преступным безразличием? — Элен зло прищурилась. — А сколько слез ты выплакала в подушку?
 — Боюсь, я описывала тебе свой брак слишком мрачными красками. Или чересчур жалела себя. Поверь, мы с Куинном любим друг друга. У него столько прекрасных черт. Он…
 — Прекрасных черт?! — Элен смотрела на Лили с неподдельным изумлением. — Куинна Уэстина заботит лишь собственная персона и стремление поскорее сесть в губернаторское кресло. Я тебе уже говорила и скажу еще раз, Мириам: он никогда не любил тебя и никогда не полюбит. Если ты завтра умрешь, твой муж только обрадуется. Не плачь, — умоляюще произнесла она, хотя в глазах у Лили не было ни слезинки. — Подумай о Маршалле, который тебя обожает, боготворит землю, где ступала твоя нога. Господи, как он страдал, когда твой муж избавился от тебя, отправив в лечебницу!
 Значит, у М. появилось имя. Маршалл…
 — Куинн от меня не избавлялся. — Лили стоило большого труда сдержать негодование. Ее возмущала наглость Элен, подчинившей бедняжку Мириам своему влиянию. — Я была так измучена болезнью и отчаянием после… гибели Сьюзен.
 — Ну еще бы, дорогая! Маршалл тоже был вне себя от горя. Думаю, ты не удивишься, что всякий раз, приезжая в Денвер, он ходит на могилку бедной крошки.
 Похоже, Элен очень многое известно, она, пользуясь одиночеством Мириам, вносила еще больший разлад в ее отношения с мужем, толкала в объятия Маршалла, тщательно следя, чтобы их связь не прерывалась. Кроме того, Элен сделала весьма интересный намек. Только вот действительно ли она что-то знала или высказывала предположение и ждала, подтвердит ли его Мириам?
 Чтобы дать себе время собраться с мыслями, Лили порылась в сумочке, достала носовой платок и вытерла глаза.
 — Как неожиданно и трогательно… — Пауза. — И как мило со стороны Маршалла, что он старается меня поддержать. — Лили всхлипнула, жалея, что не видит лица Элен. — Такая преданность осложняет мою задачу, но я должна сделать то, что задумала. При следующей встрече с Маршаллом передай ему, пожалуйста, что мы больше не сможем видеться. Объясни, что мы с Куинном преодолели все разногласия и теперь очень счастливы. Надеюсь, Маршалл порадуется за меня.
 Элен даже открыла рот от изумления.
 — Да о чем ты говоришь, Мириам?!
 Изумление сменилось яростью, но уже через секунду «подруга» взяла себя в руки.
 — Чтобы наладить отношения с Куинном, я должна прекратить встречи с Маршаллом наедине. Куинну это не понравится.
 — Дорогая, зачем тебе налаживать отношения с мужем, который тебя не любит, и бросать человека, который обожает тебя столько лет?
 Внешне Лили осталась безмятежно спокойной, хотя слова Элен ее поразили. Как Мириам встречалась с Маршаллом в течение многих лет?
 — Не делай этого, ведь ты заслуживаешь счастья. Нельзя от него отказываться… после всего, что ты пережила.
 «Неужели Мириам настолько жалела себя, что позволяла разговаривать с ней в подобном тоне? — сердито подумала Лили. — И была настолько безвольной, что Элен вертела ею как хотела?»
 А цели «самой дорогой подруги» видны невооруженным глазом. Дождавшись самого благоприятного момента, ван Хойзены раструбили бы о связи Мириам, и после неминуемого скандала Куинн распростился бы с мечтой о кресле губернатора.
 — Элен, — произнесла Лили, осторожно подбирая слова, — мою дружбу с Маршаллом неверно истолкуют, возникнут неприятные слухи. Я совершила опасный промах, согласившись встречаться с ним наедине, и могу лишь благодарить Господа, что это не привело к ужасным последствиям.
 — К ужасным последствиям? — повторила Элен, задыхаясь от ярости. — Мириам, ты меня поражаешь! Мы с Маршаллом так боялись за твою жизнь! Кроме того, не забывай о Сьюзен и… — Она махнула рукой, давая понять, что может говорить еще долго.
 — Ты всегда была моей самой верной подругой, и я сожалею, что посвятила тебя в свое маленькое приключение. Надеюсь, ты поддержишь меня в решении наладить отношения с мужем. — Лили изобразила слабую улыбку. Она собиралась выйти из сражения с Элен победительницей. Пусть эта хищница знает, что впредь Мириам сама намерена определять, с кем ей встречаться. — Куинн такой милый, у нас будто второй медовый месяц. — Тут хорошо бы стыдливо покраснеть, но у Лили не получилось, зато выражение счастья вышло на славу. — Может, ты уже слышала, как он усыпал сани, в которых мы катались, розами. Правда романтично и очаровательно?
 — У меня нет слов! Я должна это обдумать…
 Взяв ее холодные руки в свои, Лили подарила ей самую нежную улыбку, на какую только была способна Мириам.
 — За долгие недели в лечебнице я поняла, что люблю мужа, а он любит меня. И во всех недоразумениях между нами я виновата не меньше его. Но все уже позади, теперь мы безмерно счастливы.
 Тут Лили подумала, не перегибает ли она палку.
 — Счастливы? И он простил тебя? — Помешкав, Элен резко спросила: — За то, что ты изменила ему и родила от любовника ребенка?
 Эта заминка выдала ее с головой. Значит, Элен не уверена, кто отец Сьюзен, а просто высказывает предположение, надеясь, что Мириам клюнет. Но вопрос дал Лили шанс, который она тщетно пыталась найти.
 Вскочив с дивана, она бросила на «подругу» ледяной взгляд.
 — Да как ты смеешь! Я открываю тебе душу, а в ответ получаю грязное оскорбление! Считать мою невинную дружбу с Маршаллом отвратительной связью?! Предположить, что он отец Сьюзен… что мы… — Закрыв глаза, Лили покачнулась.
 Элен с изумлением взирала на нее, потом хотела взять ее за руки, но Лили вырвалась.
 — Дорогая! Прости, если я… Подожди! Мириам, прошу тебя! — Шея у Элен покрылась красными пятнами. — Но ты должна признать, что некоторые твои намеки дали мне основание предполагать… Маршалл тоже намекал, и, естественно, я… Мириам!
 — Ты нанесла страшное оскорбление мне, Куинну и Маршаллу! Я тебя никогда не прощу!
 Круто повернувшись, Лили выбежала из гостиной и помчалась к дожидавшейся ее карете. Там, откинувшись на подушку сиденья, Лили закрыла глаза и сделала несколько глубоких вдохов. Теперь Элен оставит ее в покое, но от всего услышанного голова у нее шла кругом.
 Подробности дебатов в Тернер-Холле, включая мельчайшие детали, много раз обсуждались и анализировались. Сейчас, за три месяца до выборов, внимание общественности было сосредоточено на кандидатах в губернаторы, и любая ошибка могла им дорого обойтись.
 Каждый вечер Лили присутствовала на заседаниях, проходивших в библиотеке. Тихонько сидя в стороне или угощая партийных лидеров закусками и прохладительными напитками, она внимательно прислушивалась к разговорам.
 Как ни странно, Лили совершенно не лукавила, заявив Элен, что интересуется политикой. Раз политика играла важнейшую роль в жизни Куинна, она стала важна и для нее. Лили уже разбиралась в спорных вопросах, разделяла негодование Куинна, если партийные лидеры не соглашались с его мнением. Пол вместе с другими соратниками подготовил для Куинна уклончивые ответы на тот случай, если избиратели или журналисты вдруг зададут вопросы на заведомо непопулярные темы.
 Лили убедилась, что Куинн погряз в обмане. Когда они бывали вместе, в нем проглядывали черты настоящего Куинна, как и в ней проглядывали черты настоящей Лили. До сих пор ей не доводилось видеть человека, жизнь которого настолько пропиталась ложью.
 Через несколько минут он поднимется вместе с ней на сцену, а пока на миг скинул личину обаятельнейшего парня, которому все трудности по плечу и которому самое место в кресле губернатора. Хмуро взглянув на подиум, Куинн сжал кулаки и сердито прошептал:
 — Они не увидят и не услышат настоящего меня! Черт, я даже сам не знаю, кто я такой.
 Лили сидела рядом с важными персонами, смотрела в зал, где находилось не менее ста семидесяти человек, но мысли ее были далеко от речи, которую произносил оппонент Куинна.
 Ее настоящую тоже никто не видел и не слышал. Она тоже больше не знала, кто она такая.
 Манеры и жесты вошли у нее в привычку, она преодолела страх перед особняком Куинна, и хотя иногда его размеры еще внушали ей некоторое опасение, Лили чувствовала незаслуженную гордость при виде богатого убранства комнат. Она легко отзывалась на имя Мириам, жила ее жизнью, совершала поступки, свойственные Мириам, бережно, как свои личные, хранила ее тайны.
 Женщины, которую звали когда-то Лили Дейл, больше не существовало. Лишь Полу с Куинном временами казалось, что они видят перед собой прежнюю Лили. Нет, это была Лили, приобретшая черты Мириам, а точнее, Мириам, какой она могла бы быть.
 Оторвавшись от этих мыслей, Лили взглянула на трибуну, где уже стоял Куинн. Высокий, потрясающе красивый, он уверенно обращался к аудитории, в голосе не слышалось ни раздражения, ни усталости. Сегодня он надел брюки из грубой бумажной материи, кожаный пиджак и ботинки. В отличие от своего оппонента Куинн выглядел как большинство из сидевших в зале. Пол стремился внушить избирателям мысль, что Куинн — свой человек, именно его нужно ставить на пост губернатора, и этой конечной цели он добивался всеми доступными средствами, включая обман.
 Немногое из того, что люди сегодня видели и слышали, было правдой. Куинн говорил не о том, что его на самом деле беспокоило и что он хотел бы изменить. Женщина, которую он представлял как свою жену, ею не являлась. Да и одет он был совсем не так, как обычно. В общем, его скрывала искусно сплетенная паутина лжи…
 Ну и пусть! Лишь бы он выиграл. Она любила его и хотела, чтобы он получил желанный пост. Ему пришлось через столько пройти, что он заслужил возможность снова обрести себя. Когда он станет губернатором, а ее отправит в Европу, то освободится от влияния партии и наконец-то сбросит весь обман, который так его гнетет.
 Раздались оглушительные аплодисменты. Лили вздрогнула и подняла голову. К ней подошел один из соратников Куинна, помог сойти с помоста и принес ей стул.
 Лили села рядом с выходом и, сложив руки на коленях, стала наблюдать за собравшейся вокруг Куинна толпой, гораздо большей, чем у его оппонента.
 Кто-то загородил ей вид, и Лили нетерпеливо махнула, чтобы мужчина отошел, не забыв скромно опустить глаза. Она увидела черные брюки, потом коричневые ботинки, на левом виднелось белое пятно неправильной формы. У нее остановилось сердце.
 — Ба! Никак Лили Дейл собственной персоной? Что за красотка, так разодета! — насмешливо произнес Эфрем Каллахан.
 Побледнев, Лили испуганно вскочила. Ей пришлось ухватиться за спинку стула, чтобы не упасть. Ни говорить, ни дышать она не могла.
 — А ты, похоже, не бедствуешь. — Он не спеша оглядел ее с головы до ног. — Бриллиантовые серьги, костюм тонкой шерсти, ботинки с кисточками… Выбилась в люди, раздобыла себе новое имя, нашла богатого муженька. Но чует мое сердце, за этим что-то кроется.
 — Вы меня с кем-то путаете.
 — Вот и я так подумал вначале, — расхохотался Каллахан. — Битых два часа смотрел на тебя. Лили Дейл знатной дамой отродясь не бывала. И все-таки голову даю на отсечение, что это ты. Твои глаза, твой голос. Не знаю пока, какую игру ты ведешь, но все непременно узнаю. — Он тронул длинный белокурый локон и уставился на бриллиантовые серьги. — Здесь пахнет деньгами.
 — Убери руки от моей жены! — рявкнул Куинн и через секунду уже встал перед Каллаханом, заслонив Лили. В глазах у него полыхала такая ярость, что любой другой наверняка бы испуганно попятился, только не Эфрем Каллахан.
 — Обсуждаем тут кое-что с вашей… женой, — самодовольно ухмыльнулся он.
 — Все, о чем вы говорите с миссис Уэстин, вы можете сказать мне, — холодно бросил Куинн.
 Значит, он не узнал Каллахана. Да и как ему было узнать, раз они не знакомы и Куинн понятия не имеет, кто это такой. Лили схватила его за руку, прошептав:
 — Не здесь.
 Она была настолько потрясена, что даже не заметила, как рядом возник Пол, оттащил Каллахана в сторону. Тотчас, откуда ни возьмись, появились два мощных парня, а еще через секунду все четверо вышли из помещения.
 — С тобой все в порядке? — хмуро спросил Куинн.
 — Да. — И Лили рухнула на стул. — Не знаю…
 — Кто это был, черт побери?
 Она с любовью смотрела на него, думая о том, что не вынесет, если из-за ее прошлого его не выберут губернатором. Куинн с Полом беспокоились, что кто-то не признает в ней Мириам, но им и в голову не приходило, что кто-то может узнать в ней Лили Дейл.
 Куинн не настаивал на ответе, просто взял ее за руку и повел к выходу, останавливаясь лишь затем, чтобы пожать кому-то руку или поблагодарить тех, кто поздравлял его с удачным выступлением. Лили улыбалась деревянной улыбкой, путь до кареты показался ей бесконечным.
 Накрыв ей ноги меховой полостью, Куинн изучающе вгляделся в ее побледневшее лицо.
 — Ты знаешь этого человека?
 Услышав, кто он такой, Куинн тихо выругался.
 — Мне очень жаль, — прошептала Лили.
 Зубы у нее стучали, даже выступившие слезы казались ей маленькими льдинками.
 — Я забыл, кто ты и откуда появилась. И правда, кто ты, Лили Дейл, как жила?
 Уронив голову ему на плечо, Лили пыталась не заплакать.
 — Я та, кто всю жизнь делал то, что мне говорили, хотя не желала этого делать.
 — И делаешь это до сих пор. — Куинн обнял ее, зарылся лицом в белокурые волосы. — Теперь я заставляю тебя делать то, чего тебе не хочется.
 Нет, сейчас все по-другому, любовь изменила ее жизнь. Теперь она всем сердцем желает, чтобы его мечты осуществились, и больше не задумывается над обстоятельствами своего появления в жизни Куинна.
 — А ты кто такой, Куинн Уэстин, и как жил? — прошептала Лили.
 — Раньше я знал, кто я такой, что мне нравится, а что нет. Теперь не знаю. Моя жизнь не слишком отличается от твоей. Сначала отец, а затем люди вроде Пола требовали, чтобы я делал то, чего не хочу. Все начинается с маленького компромисса или крошечной лжи, потом одна ложь наслаивается на другую, разрастаясь, будто снежный ком, и настает момент, когда смотришься в зеркало и спрашиваешь: как ты мог это сделать?
 — Я тоже постоянно задавала себе вопрос, случайно ли я застрелила мистера Смолла. Откровенно говоря, не знаю. Я не знаю, как я вообще попала туда, где стреляют в людей.
 Куинн еще крепче обнял ее.
 — А в один злосчастный день из толпы появляется человек, с которым ты прежде встречалась, который знает и тебя, и все твои неблаговидные поступки, — задумчиво произнес он.
 — Что же теперь будет?
 Сейчас, лежа в объятиях Куинна, чувствуя биение его сердца, она с трудом могла поверить, что их карточный домик вот-вот рухнет.
 — Мы с Полом все обсудим и решим, как устранить опасность. Мы сделаем то, что нужно сделать.
 Лили только молча кивнула.
 Они ласкали друг друга с такой нежностью, словно это была их последняя ночь и им хотелось навеки запечатлеть в памяти каждый поцелуй и каждое прикосновение.
 Закрыв глаза, Лили с наслаждением отдала себя во власть любимому, снова и снова шептала его имя.
 Не нужно ей ни роскошного особняка, ни шикарной одежды, ни драгоценностей, только бы лежать вот так в объятиях человека, который знает твое тело лучше тебя самой, который творит с ним чудеса, вознося к невиданным высотам.
 До конца жизни она запомнит эти долгие снежные ночи и блаженство, которое познала в объятиях Куинна. Никто другой не смог бы заставить ее чувствовать себя такой красивой и желанной.
 Лили хотелось рассказать ему, что именно он пробудил ее тело к радости, открыл ей сокровища любви, о которых она даже не имела понятия. Хотелось рассказать, как от одного взгляда его дымчатых глаз, от хрипловатого шепота в ней просыпается желание, как восхитительны его прикосновения и обжигающие поцелуи. Хотелось, чтобы он знал, что кожа его пахнет дымом, снегом, виски, а иногда яблоками, что она любит его, что он необходим ей как воздух, которым она дышит.
 Но она ничего не сказала…




 Глава 17


 Проблему Каллахана обсуждали в доме Пола. Он жил один, поэтому никто из слуг или посторонних не мог подслушать их разговор, содержание которого стало бы губительным для всех троих, если бы о нем узнали за пределами этого дома. Они сидели в библиотеке, где в камине пылал огонь, а на длинном столе, который служил Полу конторкой, стоял графин с виски. Налив два стакана, он хмуро взглянул на Лили.
 — Вас я не ждал, поэтому ничего не приготовил. Если хотите, заварите чаю.
 Но Лили плеснула себе виски и, с вызовом глядя на Пола, сделала большой глоток. Она уже два месяца не притрагивалась ни к чему крепче вина, и Куинн понял, насколько Лили расстроена. И насколько изменилась, судя по гримасе, которую вызвала у нее огненная жидкость.
 — Я настояла, чтобы Куинн взял меня с собой, поскольку все произошло из-за меня.
 — Неправда, — возразил Куинн, отодвигая для нее стул.
 При этом он нечаянно коснулся шелковистых волос, ощутил аромат роз и мгновенно отреагировал.
 — Ну, что ты узнал? — спросил он, гоня непрошеное желание и пытаясь сосредоточиться.
 Дальний угол комнаты, где сидели Куинн с Лили, тонул в серой полумгле, и чтобы лучше видеть гостей, Пол зажег подсвечники. Молча глядя на лицо друга с обозначившимися от мерцающего света морщинами, Куинн дал себе клятву всегда помнить, насколько изнурительной и тяжелой была предвыборная кампания не только для него самого, но и для тех, кто работал за кулисами. По мере приближения выборов дел у Пола прибавлялось и его роль становилась все более заметной.
 — Во-первых, Куинн прав, — сказал Пол, видя, что Лили поставила на стол недопитый стакан и сложила руки на коленях. — Вы совершенно не виновны. У Эфрема Каллахана после Нового года умер отец, и он приехал в Денвер решать наследственные дела. Остановился у замужней сестры.
 Лили взглянула на Пола холодными как лед глазами.
 — Трудно представить, что у этого подонка есть родные, — холодно произнесла Лили.
 — Его появление в Тернер-Холле — чистая случайность. То ли от скуки он туда забрел, то ли в нем пробудился интерес к политике, но совершенно ясно, что он не ожидал вас увидеть.
 — Значит, произошло досадное совпадение, — ответил Куинн, ероша волосы.
 Сам того не сознавая, он жил в постоянном страхе разоблачения, хотя ему и в голову не могло прийти, что удара следует ждать именно с этой стороны. Куинн тихо выругался.
 — Каллахан довольно близко подобрался к истине. Убедившись, что дама на сцене именно Лили Дейл, он стал размышлять, почему ее называют другим именем, представляют женой главного кандидата в губернаторы, и пришел к выводу, что я нашел тебе, Куинн, жену в тюрьме Юмы, а затем представил вас избирателям как счастливую семейную пару.
 — Но теперь, видимо, обнаружил в своих умозаключениях несоответствие, — заметил Куинн. — Если бы ты искал для своего кандидата жену, то выбрал бы женщину с безупречной репутацией.
 — Вот именно, — кивнул Пол. — Ты богат, влиятелен, собираешься предложить жене статус первой леди нового штата. От невест отбоя нет. Так зачем тебе женщина с сомнительной репутацией и скандальным прошлым?
 — Мог бы найти другие выражения, — нахмурился Куинн.
 — Он прав, — тихо сказала Лили. — И ты прав, говоря, что Каллахан достаточно сообразителен, чтобы заподозрить неладное.
 — Я не хотел вас оскорблять, — заметил Пол. — Я только констатирую факты, какими их видит Каллахан.
 — А я и не обиделась, — пожала плечами Лили, но щеки у нее покраснели.
 — Вскоре Каллахан наверняка обнаружит, что Куинн женат давно и его жену зовут Мириам Уэстин. Если у него хватит ума покопаться в архивах города, он узнает и о пожаре, и о том, что после него Мириам уехала в штат Нью-Мексико. Он начнет сопоставлять все факты. Поначалу он вряд ли сообразит, что мы выдаем Лили за Мириам, но в конце концов придет к такому заключению как к единственно возможному.
 — И у него появится вопрос: где настоящая Мириам, почему возникла необходимость использовать меня на ее роль? — проговорила Лили.
 Однако мужчины не захотели это обсуждать.
 — Естественно, Каллахан потребует денег, — продолжал Куинн.
 — И чем больше узнает, тем больше запросит за свое молчание. — Пол стукнул кулаком по столу и выругался. — Только мне покажется, что проблема Мириам решена, как она возникает снова, черт бы ее побрал!
 — А если мы не поддадимся на шантаж? Думаешь, ему кто-нибудь поверит?
 — Каллахан — начальник тюрьмы, где сидела Лили. Он может представить обвинительный вердикт присяжных, документы, составленные за время заключения, или привезти людей, которые знали Лили. Кроме того, какой-нибудь дотошный репортер может проследить наш путь от Юмы до Денвера, ведь в гостиницах, где мы останавливались, наверняка Лили запомнили, — ответил Пол. — Мы же способны противопоставить ему лишь показания друзей Мириам, которые поклянутся, что Лили — это она. Гордость не позволит им признать, что женщина, вышедшая из тюрьмы, сумела обвести их вокруг пальца. Нам против Каллахана не выстоять. Слишком слаба защита. Большинство поверит ему. Он может нас уничтожить.
 — Я наделала много ошибок. — Лили понуро опустила голову. — Правда, незначительных, но когда дело коснется установления моей личности, знакомые Мириам их припомнят. Мне так жаль, Куинн.
 — Тебе не в чем себя упрекнуть. Ты не сделала ничего плохого.
 Куинн уже забыл изможденную, подозрительную женщину, какой увидел Лили впервые. В ней произошла разительная перемена, она стала мягче, женственнее, как всякая любящая и любимая женщина.
 — Ты сделала все, о чем мы тебя просили, — продолжал он, — выучила все, что нужно было выучить. Ты справилась превосходно, все знакомые Мириам принимают тебя за нее.
 Лили пристально взглянула на него, и он догадался, что она думает о том, кого он видит, ее или Мириам. Если уж быть до конца откровенным с собой, то иногда он видит Мириам, в основном когда устал или чем-то расстроен. Тогда он замечает у Лили жесты, взгляд, печальную улыбку Мириам.
 Но когда они занимаются любовью или остаются наедине, он видит в ней только Лили. Тогда она сидит как Лили, говорит как Лили, движется как Лили. Именно тогда он любит ее больше всего.
 — Мы не можем позволить Каллахану высказывать его догадки, — ровным голосом сказал Пол. — Если сейчас разразится скандал, все наши усилия пропадут зря. Пока мы не выработаем какого-нибудь долговременного решения, нам придется выполнять его требования.
 — Долговременного решения? — переспросила Лили.
 — После выборов мы окажемся в более выгодном положении, чтобы решить эту проблему. Сможем надавить на прессу, чтобы не печатали нелепые слухи. Можем заставить Каллахана убраться из штата. К тому времени вы уже будете в Европе, и ваши знакомые поверят, что Мириам умерла. Если Каллахан тогда выступит со своими обвинениями, его просто заклюют за то, что он пытался бросить тень на покойную жену губернатора, а в его россказнях найдут политическую мотивацию. Если Каллахан откроет рот после похорон Мириам, мы заявим, что он действует по наущению оппозиционной партии, и заклеймим ее позором, ибо она нападает на человека, только что похоронившего жену.
 К одним из самых замечательных качеств Пола, делавших его бесценным кингмейкером, относилась его способность моментально продумать несколько вариантов действия противника и выработать ответную тактику по каждому.
 Лили гневно посмотрела на мужчин.
 — Просто диву даюсь, как это вы с такой легкостью обсуждаете похороны Мириам! Ненавижу вас!
 — Она никогда не вернется, Лили, — ответил Куинн.
 Иногда ему очень хотелось рассказать ей, почему он в этом уверен.
 — Дело есть дело, — холодно заметил Пол.
 Понимая, насколько Лили расстроена, Куинн ободряюще коснулся ее плеча.
 — Сейчас нам остается только согласиться на требования Каллахана.
 — И кто будет платить этому негодяю? — резко бросила Лили. — Ты? Или партия?
 — Обычно партийные лидеры осведомлены обо всех даже незначительных подробностях, касающихся их кандидатов.
 — Но не о таких, — прошептала она.
 — Мы с Куинном дружим много лет, — заговорил Пол. — Я знаю всю его подноготную и считаю, что лучшего человека на пост губернатора штата не сыскать. Я лично решу проблему Мириам, чтобы избавить партию от лишнего беспокойства.
 Пол умолчал об одном: если бы стало известно о Мириам, партия быстренько бы нашла Куинну замену.
 — И ты по-прежнему считаешь, что лучшего кандидата, чем я, не найти? — спросил Куинн, пристально глядя на друга. — После всех осложнений?
 — Да.
 — Вы оба считали, что, кроме вас, никто не знает правду о Мириам, — хмуро констатировала Лили. — А теперь появился Эфрем Каллахан, будь он проклят!
 Отвернувшись к окну, Куинн задумался. Каждый из сидящих в этой комнате считает, что знает правду о Мириам, однако никому не приходит в голову, что правда у всех разная.
 Пол считает проблему Мириам чем-то вроде бомбы замедленного действия, и, если ее не устранить, она может взорваться. Лили считает Мириам истинной леди, матерью, потерявшей ребенка, женщиной, которая стала частью ее. Ну а он сам? Куинн сжал зубы, на скулах заиграли желваки. Его правда давно уже не дает ему покоя.
 — Куинн?
 Постучав, Лили открыла дверь, но осталась у порога.
 Куинн с восхищением смотрел на ее распущенные волосы цвета спелой пшеницы, в которых причудливо играл свет газовой лампы, на ее нежное лицо, хрупкую изящную фигуру. В отличие от Мириам ее внешность абсолютно не соответствовала характеру. Лили была сильной, храброй, решительной женщиной, и Куинн благодарил Господа, что тот создал ее такой. И все же, как ни странно, при виде Лили у него всякий раз возникало желание обнять ее, прижать к себе, защитить от напастей, свалившихся на нее, окружить заботой, дать ей ощущение безопасности, сделать так, чтобы она познала счастье.
 — Прости, я помешала…
 — Нет. Заходи.
 Он не переставал удивляться, как две женщины, столь похожие друг на друга, могут быть такими разными. Мириам никогда не стучала в дверь его спальни, никогда не переступала ее порога, никогда не искала общества мужа в поздний час. У нее не такая походка, не такой голос, никогда при взгляде на ее бедра и упругие ягодицы у него не пересыхало в горле от желания.
 — Знаю, вечера по средам ты проводишь без меня… но я должна с тобой поговорить.
 Куинн удивленно вскинул брови. Он солгал Лили, сказав, что по средам ужинает в клубе.
 — Пожалуйста, садись. — Куинн сунул ручку в чернильницу. — Я собирался просмотреть кое-какие счета, но, думаю, на сегодня хватит. Выпьешь чего-нибудь? Шерри? Или бренди?
 — Нет, спасибо.
 Сев на стул у письменного стола, она закинула ногу на ногу, ибо в этот поздний час могла пренебречь условностями и стать прежней Лили.
 — Я не хотела тебе говорить… да и сейчас не хочу, мне страшно… но я должна.
 — О чем ты не хотела мне говорить? — улыбнулся Куинн.
 После утомительного дня, когда приходилось решать сложнейшие вопросы предвыборной кампании, бесконечные проблемы в конторе и связанные с Каллаханом, ему было даже приятно разобраться вместе с ней в каких-нибудь домашних делах.
 — Не знаю, с чего начать. — Лили разгладила складки на пеньюаре, из-под которого выглядывали голубые туфельки.
 — Начни с самого начала, — предложил Куинн.
 А когда она закончит, он возьмет ее на руки, отнесет на кровать и забудет, что сегодня среда.
 — Если бы знать, где оно, это начало, — нахмурившись, призналась Лили. — То ли я с первого же дня захотела выяснить судьбу Мириам, то ли когда начала жить ее жизнью.
 Куинн помрачнел. Значит, она пришла к нему с чем-то серьезным и опять касающимся Мириам.
 — Куинн, я тебя не послушалась. Я ездила с визитом к Элен ван Хойзен. И говорю об этом потому, что вам с Полом необходимо знать. Так вот, помимо Эфрема Каллахана, есть люди, которым про Мириам известно нечто такое, что, если они предадут свою информацию огласке, тебе никогда не стать губернатором.
 — Проклятие!
 Куинн задохнулся от злости. Не потому, что Лили посмела его ослушаться, просто он знал, что последует дальше, и беспомощность, в которой он не мог признаться, вылилась в злость. Кроме того, существовали и более веские причины для ярости. Скрупулезно разработанный план трещал по швам, у Куинна было такое ощущение, словно в руках палача начинает разматываться веревка и петля вот-вот затянется на его шее.
 Если бы Куинн ожег таким взглядом Мириам, она бы выскочила из комнаты в слезах. Но Лили только еще крепче ухватилась за подлокотники кресла и даже не отвела глаз.
 — У Мириам был любовник, — прошептала она.
 Скрипнув зубами, Куинн вскочил со стула, подошел к окну и раздвинул шторы. С черного, как и его мысли, неба валил белый снег.
 — Тебе сказала Элен?
 — Дай мне договорить. Это правда, и, видимо, ты сам все знаешь. Последние несколько дней я не перестаю об этом думать, и у меня вырисовывается такая картина: ты узнал, что Мириам тебе изменяет, и до полусмерти избил ее любовника.
 А он-то, идиот, решил, что с проблемой Мириам покончено. Раз знает Лили, могут узнать и другие. Выругавшись, Куинн повернулся, хотя его подмывало стукнуть кулаком по стеклу и разнести окно вдребезги.
 — Продолжай!
 Лили рассказала о записке, о поездке за город, о визите к Элен, черт бы ее побрал.
 — А ночью я вспомнила про медальон. Ты сказал, что подарил его Мириам в честь рождения Сьюзен. Но ведь ты не дарил его Мириам, верно? Она сама заказала этот медальон, чтобы подарить Маршаллу.
 — Почему ты плачешь? — резко бросил Куинн.
 Хотя не важно, чем она это объяснит, все равно ее слезы отчасти вызваны жалостью к нему, что больно и обидно.
 — Мне кажется, что Мириам нет в живых, — прошептала Лили. — Тебе этого не понять, но… она стала как бы частью меня. Мы с ней не только похожи, я ее очень хорошо понимаю. Живу в ее доме, среди ее вещей, веду ее жизнь. У нас много общего. Я тоже знаю, как терять людей, которых любишь, и остаться в целом мире одной. Мне тоже знакомо чувство беспомощности и загнанности. Я знаю, что такое совершить ужасную ошибку, которую уже ничем не исправишь. Часто, лежа на тюремной койке и глядя в потолок, я хотела умереть. Мне кажется, Мириам после гибели Сьюзен наложила на себя руки. И я плачу, ибо она — это я, а я — это она. Часть меня любит ее, а часть ненавидит и готова душу из нее вытрясти. Я чувствую боль от ее ошибок, будто сама их совершила.
 Вернувшись к столу, Куинн тяжело сел и уронил голову на руки. Все, что они с Полом задумали, летело ко всем чертям.
 Лили присела рядом с ним на корточки, погладила его по щеке.
 — Куинн, расскажи мне, что случилось. Прошу тебя.
 Минуты текли одна за другой. Наконец он поднял голову.
 — Ты как-то спрашивала, люблю ли я Мириам. Не помню, что я тогда ответил. Может, вначале и любил, но я всегда знал, что ее сердце отдано человеку, который после войны собирался на ней жениться. Я ей нравился, мы неплохо ладили, и все-таки если бы отец не заставил Мириам выйти за меня замуж, она бы предпочла остаться старой девой. — Куинн замолчал, вспоминая первые годы брака. — Я надеялся завоевать любовь жены, возможно, мне бы и удалось, будь у нас дети. Но каждая беременность Мириам кончалась выкидышем, и она считала это знаком того, что нам не следовало жениться. Занятая своими переживаниями, она все больше отдалялась от меня, отвергала любую попытку к сближению, и в конце концов я перестал ей докучать. Мы стали чужими, хотя жили под одной крышей и выполняли светские обязанности. — Лили положила голову ему на колени, и Куинн погладил ее по волосам. — Кажется, год назад в жизни Мириам снова появился Маршалл Оливер. Его не убили на войне, как думала она. Не знаю, чем этот мерзавец объяснил столь долгое отсутствие, но каким-то образом добился своего. Когда я навел о нем справки, выяснилось, что он в самом конце войны женился, но побоялся написать Мириам о том, что предал ее, наверное, решил, пусть она считает его погибшим.
 — Значит, Маршалл женат?
 — Они живут в восточной части штата на крошечной ферме. У них трое детей. Несколько лет назад жена Маршалла стала инвалидом.
 — Вот сукин сын! — гневно воскликнула Лили и вдруг поняла. — Это правда! А я не верила, постоянно говорила себе, что этого не может быть. Значит, ты всегда говорил о Сьюзен так отчужденно, потому что…
 — Отцом ребенка, единственного, которого Мириам доносила, был Маршалл Оливер, — подтвердил Куинн.
 — Я не верила, а Элен, оказывается, была права.
 — Черт бы ее побрал! Видимо, Мириам призналась ей в своей большой любви к человеку, не вернувшемуся с войны, и ван Хойзенам удалось отыскать Маршалла Оливера, жившего всего в трех часах езды от Денвера. — В голосе Куинна слышалась невыносимая горечь. — Уверен, это ван Хойзены свели их, после чего стали ждать самого удобного момента для огласки, чтобы нанести удар по всей моей предвыборной кампании.
 «Как я мог рассчитывать на пост губернатора, если даже собственная жена предпочла мне другого?» — с болью подумал он.
 — И произошло нечто ужасное. Родилась Сьюзен, — прошептала Лили.
 Поскольку интимных отношений у супругов не было уже несколько месяцев, Куинн, узнав о беременности жены, догадался, что совершенно к этому непричастен.
 Куинн подошел к столику на колесах и налил два бокала.
 — Мириам была вне себя от радости, что забеременела, и вне себя от горя, что придется сказать мне о своей неверности. — Он не стал говорить, что Мириам страдала от уязвленной гордости, а он выходил из себя от ярости. Залпом выпив бренди, он вновь наполнил свой бокал. — Думаю, они с Маршаллом обсуждали, стоит ли им бежать. А может, не обсуждали. Не знаю.
 Взяв у него из рук бокал, Лили сказала:
 — Возможно, они говорили об этом, но Мириам никогда бы не позволила Маршаллу бросить жену-инвалида и троих детей. Она не могла бы купить счастье ценой несчастья другой женщины. И я никогда не поверю, что Мириам оставила бы тебя, узнав о твоем решении баллотироваться на пост губернатора, хотя не поддерживала это решение. Ведь она понимала, что скандал лишил бы тебя всякого шанса на победу. Нет, Куинн, она бы не сбежала с Маршаллом. Тогда пострадало бы слишком много людей.
 Куинн с изумлением воззрился на Лили.
 — Ты меня поражаешь. Она бы действительно так не поступила.
 В комнате воцарилась тишина. Лишь потрескивали дрова в камине да скрипнул стул, на который тяжело опустился Куинн.
 — Хорошо, что ты не выгнал Мириам из дома, хотя многие на твоем месте так бы и сделали. Но если бы ты еще не объявил о намерении бороться за губернаторский пост… ты бы попытался наладить семейную жизнь? Нашел бы силы простить Мириам и принять Сьюзен?
 Тогда он ее не простил. А сейчас? Он решил проблему Мириам, но пока Лили не появилась в его жизни, измена жены приносила ему боль. Теперь, взвалив на себя бремя собственной вины, он мог жить дальше.
 — Я думал, она от меня уйдет, и был настолько зол на нее, что сам помог бы ей собрать вещи. — Куинн замолчал, переводя дух. — Но ей некуда было идти.
 — Значит, ты простил ее, а Маршалла избил до полусмерти?
 — Вот именно. — Допив остатки бренди, он поставил бокал на стол. — Она моя жена, Лили. Мы поклялись быть вместе в горе и в радости, в болезни и во здравии. Чего ты от меня ждала? Чтобы я вышвырнул ее на улицу? Да, Мириам изменила, но она порядочная женщина. Думаю, ты достаточно ее знаешь, чтобы со мной согласиться. Оливер был ее первой и единственной любовью. Чтобы устоять, нужен более сильный характер, чем у Мириам.
 — Ван Хойзены сыграли на ее любви к Маршаллу, в результате пострадало множество людей.
 Скорее бы уж этот разговор закончился. Даже теперь уязвленное самолюбие не позволяло Куинну вспоминать о том, что Мириам никогда его не любила, просто терпела его в своей жизни и в своей постели, но не давала ему заглянуть ей в душу.
 А в чем он, собственно, обвиняет жену? Настоящей любви не страшны никакие препятствия, для нее нет преград. Ведь существует такая страсть, бороться с которой бесполезно, остается только подчиниться ей. Сейчас, глядя на Лили и чувствуя, как их неудержимо тянет друг к другу, он понимал Мириам. Она так же не могла сопротивляться, как и он.
 — Куинн, ты думаешь, Мириам умерла?
 — Мне не хочется думать о прошлом, — ответил Куинн.
 Он взял Лили за руки, с наслаждением ощущая бархатистую кожу и вспоминая, какими они были красными, мозолистыми, шершавыми. Приятно сознавать, что таких неухоженных рук у Лили никогда не будет. Никогда ей не придется заниматься тяжелым физическим трудом, уж об этом-то он позаботится.
 — О, Куинн, — с грустью прошептала Лили, — еще не все позади. Элен точно не знает, но догадывается, что отцом Сьюзен является Маршалл. Она поддерживает с ним связь, а меня жаждала увидеть потому, что хотела передать от него записку. Маршалл настаивает на встрече с Мириам.




 Глава 18


 — Черт побери! Значит, Лили ездила к Элен, хотя ты ей категорически запретил? — Пол раздраженно постучал сигарой о пепельницу.
 Собрание по выработке стратегии закончилось полчаса назад, однако запах сигарного дыма еще не выветрился, и в комнате по-прежнему ощущалась атмосфера недовольства. Большинство партийных лидеров поддерживало тактику уклонения от спорных вопросов, но кое-кто согласился с мнением Куинна, что предвыборную кампанию надо проводить открыто, а спорные вопросы непременно обсуждать. Аргументы в свою пользу упрямо выдвигали обе стороны.
 Пол уселся на стул, положив ноги на оттоманку.
 — Можно говорить, не опасаясь, что нас подслушают? — спросил он.
 — У Крэнстона сегодня выходной, — ответил Куинн.
 Все слуги отпущены до утра, а Лили давно в постели.
 — Проблема Мириам была решена. Полностью. Но теперь опять всплыла. И похоже, у нас возникает проблема Лили.
 Откинув голову на спинку кресла, Куинн загляделся на тлеющие в камине угли. Всю неделю он просиживал за письменным столом до полуночи, четыре раза выступал с речью, а днем усиленно работал в конторе. Он страшно устал, ломило поясницу. Хорошо бы сейчас пойти наверх, лечь, спокойно заснуть в объятиях Лили, а тут Пол со своими дурацкими разговорами.
 — Лили отвела подозрения Элен и порвала с ней всякие отношения, — устало произнес Куинн. — Элен уже не представляет опасности.
 — А этот сукин сын? — Пол в сердцах выругался. — Если бы Лили не поехала, Элен с Оливером оставили бы ее в покое, но Лили открыла дверь, которую мы считали забитой намертво.
 — Мы открыли эту дверь, когда наняли ее сыграть роль Мириам. Неужели ты думаешь, что, узнав о возвращении Мириам, Оливер оставил бы ее в покое?
 — А ты считаешь, он попытался бы с ней увидеться? После того, как его избили до полусмерти?
 — Чтобы сообщать Мириам о своих приездах в Денвер, ему нужна была Элен. Теперь, когда Лили порвала дружбу с Элен, он не может с ней связаться. Так что никакой проблемы не возникнет.
 — Куинн, не обманывай себя. — И Пол начал перечислять, загибая пальцы: — Лили нашла записку, а нам не сообщила. Это раз. Поехала за город, разговаривала с мальчишкой, который знает Мириам и Оливера, и опять ничего не сказала. Это два. Нанесла визит Элен ван Хойзен, не поставив нас в известность, пока не почувствовала, что придется это сделать. Три. Понимаешь, о чем я толкую?
 — Главное она все-таки сказала.
 — Главное понять, чего Лили добивается! Она сует нос в дела, которые ее не касаются и которые ей совершенно не нужно знать, чтобы убедительно сыграть роль. Чем это кончится? Скольким шантажистам нам придется еще платить? А если она собралась встать в их ряды?
 — Ты достаточно хорошо знаешь Лили. Ни на какой шантаж она не пойдет! — резко бросил Куинн.
 — Моя работа заключается в том, чтобы предусмотреть любую возможность и решить проблему до того, как она возникнет. Если, конечно, это в моих силах. Лили ослеплена богатством: роскошный особняк, карета, изысканная одежда, балы и вечера, где можно демонстрировать свои туалеты. Она живет в волшебной сказке и думает, что влюблена в принца. А когда ты поблагодаришь ее и распрощаешься? Будет ли она счастлива, живя в скромном доме и имея в своем распоряжении пару слуг? Будет ли довольна, когда ей придется хорошенько подумать, заказывать ли себе новое платье? А если она решит, что ей недоплатили за услуги? Может, уже решила, вот и сует нос, куда не положено, чтобы обезопасить себя на будущее. И чем больше она узнает про Мириам, тем более уверенной себя почувствует, когда придет требовать еще денег.
 — Мне начинает казаться, что наша дружба не переживет эту кампанию, — с горечью заметил Куинн.
 — Подумай о моих словах. Я встречался с Эфремом Каллаханом. Он сообразил, что Лили играет роль Мириам, и запросил за молчание огромную сумму. А Лили может оказаться вдвойне опаснее. Никаких особых доказательств ей не понадобится. Достаточно пересказать разговор, который она вела с тем, кто принимал ее за Мириам, и любой репортер с удовольствием за это ухватится. А теперь включи сюда еще Маршалла Оливера. Как видишь, Лили столько знает, что без труда может погубить не только карьеру, но и всю твою жизнь.
 — Лили никогда не использует интрижку Мириам против меня. Хотя бы потому, что не захочет причинять боль жене и детям Оливера. По той же самой причине будет молчать и Оливер.
 — Ван Хойзены наняли Маршалла Оливера, чтобы он вскружил Мириам голову, и не сомневаюсь, что они намерены пользоваться его услугами. Вот так он заботится о семье. А уж ван Хойзенам на его семью тем более наплевать. Чтобы вывести тебя из предвыборной гонки в самый благоприятный момент, они подставят и самого Оливера, и его семью.
 — Повторяю, Лили навсегда порвала дружбу с Элен и попросила ее сообщить Оливеру, что между ними все кончено.
 — Мириам ему это уже говорила, а он снова тут как тут. Можешь поблагодарить ван Хойзенов. А в данный момент они лихорадочно думают, как им опять свести Оливера с Мириам. Голову даю на отсечение.
 Куинн вспомнил, что во время беременности Мириам и после родов они с Полом только и делали, что обсуждали ее связь с Оливером, продумывая возможные последствия. Мириам тогда заливалась слезами, обещала не встречаться с Оливером, а Куинн, избив ее любовника, считал, что предотвратил возможность скандала и ему осталось только склеить осколки семейной жизни. Теперь старую проблему нужно снова решать и снова испытывать унижение.
 — Я хочу тебя кое о чем спросить, Куинн, — продолжал тем временем Пол. — Хорошо ли ты знаешь Лили? Уверен ли, что знаешь именно ее? Не представляешь ли ты ее лучшей, чем она есть на самом деле, наделив чертами Мириам? Вероятно, Мириам бросила Оливера, потому что не хотела причинять боль его семье, а Лили захочет щадить его семью? Оставит ли она, пренебрегая собственной выгодой, семью любовника Мириам в неведении относительно его гнусного поведения? Для Лили не существует правил, она поступает, как ей хочется или как выгодно. Правило достойного поведения состоит в том, чтобы не причинять боль невинным людям. А как поступает Лили? Рожает внебрачного ребенка, обрекая ни в чем не повинную девочку на будущие страдания. Она стреляет в прохожего, случайно оказавшегося у нее на пути.
 — Надеюсь, ты заплатил Каллахану? — холодно осведомился Куинн.
 — Тебе не удастся вечно отмахиваться от проблемы Лили! — вспылил Пол. — Нам придется о ней говорить, чтобы быть готовыми к худшему. — Он вдруг оглянулся на дверь. — Ты ничего не слышал?
 — Лили сделала все, о чем мы просили, и даже больше, — сказал Куинн, игнорируя вопрос. — Она уже не та женщина, которая родила внебрачного ребенка и стреляла в человека. Сейчас она бы такого уже не допустила. — Он помолчал, глядя в камин. — Ты спрашиваешь, хорошо ли я знаю Лили. Достаточно, чтобы с уверенностью заявить, что она никогда не станет меня шантажировать. Она выполнит условия нашего договора. И не потому, что влюбилась в принца, а потому, что обещала покинуть страну, когда мы перестанем нуждаться в ее услугах. Лили Дейл заслуживает доверия. При желании она давным-давно могла бы меня обокрасть и сбежать.
 — Будем надеяться, что ты прав.
 — Лили не искала встречи с Элен ван Хойзен. Та сама явилась к нам, чтобы сообщить ей об Оливере, жаждущем встречи, и Лили с честью вышла из положения. Она не сказала мне про Оливера только потому, что не была уверена, известно ли мне о любовнике Мириам. Ей не хотелось посвящать меня в тайны моей жены.
 Пол встал, потянулся и зевнул.
 — Просто имей в виду, что ситуацию можно трактовать по-разному. Ты же знаешь, Лили мне нравится, я даже восхищаюсь ею. — Он улыбнулся. — Но я смотрю на нее более трезво, чем ты.
 — Если Лили изо всех сил пыталась сохранить тайну женщины, которую она не знает и никогда не узнает, полагаю, я могу доверить ей и собственные тайны, — сказал Куинн, идя за ним к двери.
 — Слишком на это не надейся.
 В холле Пол остановился под канделябром и стал натягивать перчатки.
 — Думаю, тебе известно о главной проблеме Лили?
 Видя изумление друга, он сочувственно положил руку ему на плечо.
 — Ты должен понимать, что в конце концов Лили придется уехать. Альтернативы нет.
 Мужчины обменялись крепким рукопожатием.
 Выждав после окончания собрания с полчаса, Лили спустилась вниз, чтобы узнать, сумел ли Куинн уговорить членов партии и выступит ли он в четверг именно с той речью, с какой хотел.
 Когда она уже остановилась у двери библиотеки, Пол как раз произнес ее имя. Лили знала, что подслушивать нехорошо и до добра это не доводит. Сначала она хотела кашлянуть или как-то иначе заявить о своем присутствии, но почему-то раздумала. А слова «проблема Лили» и вовсе заставили ее навострить уши. Стараясь не дышать, она прижалась к стене рядом с дверью и начала самым беззастенчивым образом подслушивать.
 И услышанное повергло ее в шок. Что значит проблема Мириам полностью решена? Как только у Пола язык повернулся говорить, что она, Лили, собирается требовать у Куинна деньги, а если он не даст, пригрозит его уничтожить?
 Вернувшись к себе, Лили заметалась по комнате. Почему она не догадалась припрятать где-нибудь бутылку виски, сейчас ей очень не помешало бы выпить, чтобы заглушить разрастающуюся боль.
 Пол, оказывается, невысокого мнения о ней, они с Куинном представляли ее жизнь чередой эгоистичных нарушений правил, и в общем-то они правы. Но те правила нарушала совершенно другая женщина, почему они не замечают, как она изменилась, сколькому научилась? Теперь не проходило и дня, чтобы она не сожалела о прошлых ошибках и безрассудствах.
 Выдвинув ящик комода, стоявшего в изножье кровати, Лили посмотрела на хранившиеся там вещи: куклы, игрушки, меховые варежки, шапочки. Всякий раз, бывая в магазинах, она покупала что-то и для Роуз, притворяясь, что та дожидается ее в особняке.
 Но все эти вещи не сделают Роуз законнорожденной, не дадут ей отца. Лили не могла изменить прошлого, однако собиралась всю жизнь посвятить исправлению зла, которое по недомыслию причинила дочери. А за ранение мистера Смолла она заплатила сполна. Разве пять выброшенных из жизни лет недостаточная плата?
 Неужели Пол с Куинном считают, что она не в состоянии осознать всех последствий жизни без правил? Пусть не сразу, но ведь она это поняла.
 Лили бессильно опустилась на кровать и закрыла лицо руками. Она никому не собиралась причинять зла, ни Роуз, ни мистеру Смоллу. И никогда не сделает ничего во вред Куинну.
 Но особую боль Лили чувствовала из-за Куинна. Хотя ему не понравились слова Пола, он и не подумал броситься на ее защиту, только слушал, как его друг поливает Лили грязью. Нет, он, видимо, стал ее защищать после того, как она уже отошла от двери, и наверняка возражал Полу.
 Ведь он любит ее. Она это знает. С какой любовью он смотрит на нее, как нежны его прикосновения, как ласково звучит голос, когда он к ней обращается.
 А вдруг Куинн только играет? Если эта игра — лишь составная часть лжи, темной, страшной, которая норовит затянуть обоих в мрачную пучину, откуда им уже не выбраться? Сколько вокруг них лжи со множеством оттенков! Здесь и откровенная ложь, и полуправда, и невысказанная ложь.
 Она-то и беспокоила Лили больше всего. Куинн с Полом убедили ее, что Мириам обыкновенная женщина, которая до момента исчезновения вела самую обычную жизнь, хотя знали и о Маршалле Оливере, и о том, что Сьюзен — его дочь.
 Некоторые тайны раскрыты, сейчас уже ясно, почему Куинн всегда с таким равнодушием говорил о Сьюзен, почему не собирался отыскать Мириам. Он не хотел, чтобы она вернулась.
 Но жива ли Мириам? Куинн всегда давал понять, что да. Тем не менее Лили его слова не убеждали. После гибели Сьюзен жизнь для Мириам уже вряд ли имела смысл, и она скорее всего наложила на себя руки.
 Она вступила в тайную связь, которая, если бы о ней стало известно, навсегда бы разрушила политическое будущее ее мужа. Она поставила крест на своем неудачном браке, когда забеременела от любовника. Не имея выбора, она поклялась не встречаться с любимым человеком, если Куинн согласится продолжить их безрадостную совместную жизнь и признает ребенка своим. Мириам успела выскочить из горящего дома, а ее крошечная дочка погибла.
 Эти события, одно страшнее другого, сломили бы и более сильную женщину, чем Мириам Уэстин.
 Но если Мириам нет в живых, значит, Пол был совершенно прав, когда говорил, что проблема Мириам решена навсегда.
 В таком случае почему они лгали? Почему упорно твердили, что Мириам жива?
 Лили билась над этими загадками так долго, что у нее даже голова разболелась. Стоило ответить на один вопрос, как тотчас же возникал другой.
 Она немного испугалась, когда Пол сказал о «проблеме Лили», а теперь ей пришли на ум и его слова о том, что нужно готовиться к худшему. Лили вздрогнула. Неужели он собирается отправить ее в тюрьму? Если Пол это сделает, она умрет.
 — Лили? — послышался из-за двери голос Куинна.
 Подскочив от неожиданности, она быстро погасила лампу, нырнула под одеяло и притворилась спящей.
 Куинн остановился в изножье кровати, и Лили почувствовала его взгляд. Только бы он не услышал, как громко бьется ее сердце!
 Наконец дверь тихонько закрылась. Лили села в кромешной тьме и принялась ожесточенно тереть внезапно онемевший затылок.
 Господи, зачем она притворилась спящей? Ведь она любит Куинна. Любит так, что у нее останавливается сердце при мысли о неизбежном расставании. Любит страстно и понимает, что никогда в жизни у нее не будет другого мужчины. Любит всем сердцем и может простить ему что угодно.
 Почему же она вдруг испугалась его?
 Лили снова улеглась и, не понимая, что с ней происходит, уставилась на дверь между комнатами, из-под которой выбивалась тоненькая полоска света.
 Еще не поздно. Он так ей сегодня нужен. Ей просто необходимы его сильные, мускулистые руки, мягкие губы, нежные объятия. Стоит лишь встать с кровати, открыть дверь, и все это у нее будет.
 Но Лили не двинулась с места.
 Она протанцевала с дюжиной кавалеров, включая красивого русского князя, в честь которого и давали бал. Но лишь Куинну удалось заставить сердце Лили учащенно биться.
 Обняв ее за талию и не сводя глаз с ее рта, Куинн спросил:
 — Ну, какого мнения о бале прекраснейшая из женщин?
 — Он великолепен.
 — Почему ты грустная?
 Огромный танцевальный зал сверкал, освещенный громадной люстрой, свисавшей с потолка, в воздухе стоял аромат духов, играл лучший в городе оркестр. Все мужчины на балу выглядели красавцами, а женщины порхали вокруг словно лепестки цветов, подхваченные нежным ветерком.
 Это был самый замечательный вечер в ее жизни. Танцевальная карточка заполнилась в считанные минуты. Лили танцевала и с русским князем, и с богатейшим финансовым магнатом. Бриллианты вспыхивали у нее в ушах и на шее, лавандовое платье под цвет ее глаз было усыпано мягко поблескивающими зернами жемчужин. Никогда еще Лили не чувствовала себя такой ослепительно красивой.
 И все же ее не покидало ощущение, будто внутри сидит какая-то заноза, не позволявшая ей в полной мере насладиться сегодняшним вечером. Ожидая, когда оркестр заиграет вальс, и глядя в дымчатые глаза Куинна, она спросила:
 — Ты уже читал утренние газеты? На пятой странице мне попалась заметка, в которой говорится, что начальник женской тюрьмы Юмы погиб в уличной драке на Блейк-стрит.
 — Вот уж не думал, что причиной твоей грусти является жалкая смерть Эфрема Каллахана, — спокойно ответил Куинн и ловко закружил ее в вальсе.
 Танцуя с ним, Лили всегда чувствовала на себе восхищенные взгляды, слышала обрывки разговоров о том, какая они чудесная пара, как великолепно смотрятся вместе. Куинн — высокий и темноволосый, она — стройная и белокурая. Но сегодня Лили не слышала ничего, будто они с Куинном одни в целом зале, смотрят друг другу в глаза, сжимают друг друга в объятиях и упиваются своей близостью.
 Музыка стихла. Танец закончился. Но оба продолжали стоять на месте, губы у нее приоткрылись, готовые прошептать слова любви, которые она запрещала себе произносить. Как бы тогда стало легко на сердце! Но тут Лили вспомнила Пола, предупреждавшего Куинна, что она попытается заманить его в ловушку.
 До выборов в апреле осталось два месяца, отпущенное ей с Куинном время неумолимо таяло.
 Позже, стоя перед зеркалом в дамской комнате, Лили вспомнила его холодную улыбку при известии о смерти Эфрема Каллахана.
 Проблема Каллахана была решена окончательно и бесповоротно, чего они с Полом и хотели.
 И внезапно на нее нахлынули неприятные мысли. Пол с Куинном собирались нанять кого-нибудь для слежки за Эфремом Каллаханом, чтобы выяснить его привычки и распорядок дня. Но тот, кто следил за ним, вполне мог убрать его, затеяв в баре пьяную драку.
 Кровь отхлынула у нее от лица, ноги подкосились, и Лили рухнула бы на ближайший стул, если бы они все не были уже заняты весело щебечущими дамами.
 — Нет, — чуть слышно прошептала она.
 Однако эти страшные мысли не давали ей покоя весь день.
 Казалось бы, кому, если не ей, радоваться смерти жестокого негодяя, человека без совести и чести. Ведь еще в тюрьме она тысячу раз желала ему подобной участи, а Каллахан пребывал в здравии. Пока не стал угрозой для Куинна.
 Она зябко поежилась. Нет, все это игра воображения. Куинн не убийца. Не может им быть. И Пол тоже. Не всякая цель оправдывает средства. Ради губернаторского кресла не идут на убийство.
 А вдруг она ошибается?
 Наверное, Лили еще очень долго изображала бы перед зеркалом статую, если бы в туалетную комнату не вошла Элен ван Хойзен в шикарном розовом платье.
 Несколько секунд «подруги» изучали друг друга в зеркале, потом отвернулись. Покраснев, Лили дождалась, пока Элен пройдет у нее за спиной, и быстро выскочила из комнаты.
 В коридоре она задержалась под газовым светильником, лихорадочно прижимая дрожащую руку к груди. Что с ней происходит? Улыбка Куинна кажется зловещей, взгляд черных глаз Элен угрожающим. Сегодня во всем она видит какой-то ужасный смысл.
 — Мириам…
 Круто обернувшись на звук незнакомого голоса, Лили вгляделась в полумрак коридора. Впрочем, она уже знала, кто ее позвал.
 Он вышел из темной ниши, где, очевидно, ждал ее. Высокий, светлые волосы, красивые печальные глаза, нежное, почти изящное лицо. Когда он ступил в полосу света, Лили сразу отметила его безвольный подбородок и тонкие губы. Видимо, когда Маршалл Оливер совсем юношей отправлялся на войну, он был потрясающе красив.
 Не отрывая от Лили обожающего взгляда, Оливер направился прямо к ней, однако дверь туалетной комнаты открылась и из нее выпорхнули две дамы.
 Сделав вид, что они случайно оказались рядом, он извинился, что-то сунул Лили в руку и, отвесив ей и дамам поклон, двинулся к лестнице.
 Когда дамы удалились, Лили остановилась под светильником и развернула сложенную вчетверо записочку.
 «Бесценное мое сокровище! Я должен с тобой увидеться. На коленях умоляю о встрече. То же время, то же место. Люблю, обожаю. М.».




 Глава 19


 В конце февраля они поехали на ранчо, чтобы провести выходные. Лишь там Куинн мог отдохнуть от бесконечных собраний, заседаний и других политических мероприятий, которые сейчас требовали от него все больше времени и сил. До выборов осталось девять недель, и свободных вечеров почти не было. То нужно произносить речь, то ехать на собрание, то обсуждать что-то с Полом. С утра до вечера в особняк шли люди.
 — Я должен отдохнуть, подышать свежим воздухом, полюбоваться синим небом и подумать, — сказал Куинн. — А лучше всего мне думается, когда я скачу верхом.
 — Бери лошадь и поезжай. — Лили тронула пальцем мешки у него под глазами, поцеловала в щеку. — Только не угоди в сугроб.
 — Ты столько вечеров просидела одна. Не возражаешь, если я оставлю тебя и сегодня днем?
 Куинн отпустил на выходные кухарку и мальчишку-слугу, чтобы можно было чувствовать себя свободно, не боясь, что кто-то подслушает.
 — Не возражаю. Я захватила с собой книгу про мебель. — Куинн засмеялся, а Лили, улыбнувшись, вдруг скривилась. — Все, кроме меня, с первого взгляда определяют время изготовления. То ли эпоху королевы Анны, то ли французского короля Людовика Четырнадцатого. Я тоже хочу в этом разбираться.
 Завернувшись в шаль, Лили вышла следом на крыльцо, чтобы посмотреть, как он и Смоуки Билл садятся на лошадей. Проводила мужчин взглядом, пока они не скрылись в заснеженных полях, и взглянула на яркое голубое небо.
 Такой погожий зимний денек, морозный и ясный, снег искрится под ослепительным солнцем.
 Больше всего Лили нравилось, что дом залит светом, ведь в городском особняке всегда угрюмый полумрак, даже днем в коридорах приходилось зажигать лампы.
 Однако по сравнению с роскошным убранством особняка комнаты загородного дома показались Лили бедноватыми. Она представила на обшитых досками стенах ковры, на окнах цветы, вместо охотничьих трофеев красивые гобелены. Конечно, ранчо и не следует обставлять слишком богато и изысканно, но здесь могло бы быть поуютнее.
 «О чем ты думаешь?» — усмехнулась Лили и, протянув руки к огню, полыхавшему в массивном камине, нахмурилась.
 Куинн явно не хотел, чтобы женщина (и уж меньше всего она, Лили) оставила на ранчо следы своего присутствия. Через год он забудет, что Лили когда-то ходила по этим комнатам, что вообще была в его жизни. Он займется губернаторскими обязанностями, уйдет с головой в работу, и у него не останется времени для воспоминаний о Лили Дейл, бывшей заключенной, которая в меру сил помогла ему занять пост губернатора.
 Через год проблема Мириам отойдет в прошлое, как и проблема Лили. Зато ее саму проблема Куинна будет преследовать до конца жизни.
 О нем ей напомнит каждый мужчина в небрежно, заломленном стетсоне, чьи-нибудь глаза цвета полированного олова или сломанный нос на незнакомом лице. Любое упоминание о политике или катании на санях, о лошадях или произведениях искусства, о розах или… или… или… Каждый вечер, лежа в кровати и видя рядом пустую подушку, она будет вспоминать, как сплетались холодными ночами их жаркие тела, будет слышать тихий смех и нежный шепот.
 Куинн пробудил ее от спячки, которую она считала жизнью, а когда время, отведенное им судьбой, закончится, снова погрузит ее в полусон-полубодрствование. Но этот короткий промежуток останется для нее самым живым и счастливым, эту радость жизни подарил ей Куинн.
 Одна часть ее души скорбела в предчувствии скорой разлуки, а другая ликовала, ибо любовь сотворила с Лили чудо, сделав ее новым человеком. Когда она только входила в роль Мириам Уэстин, ее абсолютно не волновало, станет ли Куинн губернатором. А теперь Лили не меньше его желала осуществления этой мечты. Пусть сбудется все, о чем он мечтал, над чем трудился. Пусть он претворит в жизнь все свои идеи и пошлет ко всем чертям партию, отклонившую многие его предложения.
 Поначалу отвергая навязанную ей роль, Лили теперь самозабвенно ее играла. Ради Куинна и ради тех благ, которые он ей обещал в будущем.
 Любовь изменила даже ее отношение к Роуз. Когда-то она считала, что достаточно быть рядом со своим ребенком, а теперь подолгу размышляла, как ей оправдать надежды дочери. Для Лили уже не имело значения, вырастет ли Роуз такой, какой она хочет ее видеть. Самое важное, чтобы малышка гордилась ею и росла, зная, что ее любят. А свою дорогу в жизни девочка выберет сама.
 Правда, той женщины, какой Лили была когда-то, уже не существовало, потому она и удивилась, что Эфрем Каллахан ее узнал.
 Лили неприязненно поморщилась. Вот и еще одна из интереснейших сторон любви. Оказывается, можно любить, даже когда… Нет, надо выбросить из головы эти недостойные подозрения.
 — Лили!
 Вздрогнув от неожиданности, она ухватилась за ручки кресла и выпрямилась.
 — Не бойся, — улыбнулся Куинн, протягивая руки в огню. — Мы одни.
 Господи, который теперь час? Солнце заходит, иней на стеклах кажется розово-оранжевым кружевом. Значит, она целый день предавалась мечтам.
 — Хочешь есть? — спросила Лили первое, что пришло ей в голову.
 — Не очень. — Куинн поцеловал ее замерзшими губами. — А ты действительно собираешься что-то приготовить?
 — Надеюсь, я еще помню, как это делается, — улыбнулась Лили. — Хотя за последнее время ты меня совсем избаловал.
 — Ты уже решила, куда поедешь, когда все закончится? — Куинн подбросил в огонь дров.
 Как ему удается читать ее мысли? Или они просто думают об одном и том же.
 — Мне все равно.
 — Тогда советую подумать об Италии. Мне очень понравилась эта страна, думаю, и тебя она не разочарует.
 — Куинн, не надо лишний раз напоминать мне об отъезде.
 Огонь в камине уже полыхал ярким пламенем, но Куинн продолжал сидеть на корточках.
 — У нас есть пара месяцев, возможно, чуть больше. Но мне кажется, что они стремительно тают.
 Глядя на темные завитки волос, разметавшиеся по воротнику его рубашки, Лили почувствовала, как у нее сдавило горло.
 — Мне тоже, сама не знаю почему.
 — Если бы что-нибудь изменить… хоть что-то сделать…
 — Знаю…
 Глаза защипало от слез. Может, Куинн хочет сказать те же слова, которые она запрещала себе произносить? Иногда у нее создавалось такое впечатление. Лили надеялась, что он наконец скажет. Конечно, она это чувствовала, но ей хотелось услышать и самой признаться ему в любви.
 — Слишком велик риск.
 — Я понимаю. Вдруг появится еще один Каллахан?
 Куинн замер или ей это показалось?
 — Я могу сделать ошибку, какая-нибудь из подруг или знакомых Мириам вдруг догадается, что я вовсе не она. До сих пор нам везло, но всякое может случиться. Мы оба это понимаем.
 На секунду ее охватило желание рассказать ему о новой записке Маршалла, в которой тот умолял о встрече, но Лили промолчала.
 — Я никогда тебя не забуду, Лили.
 — Зачем ты это говоришь? — прошептала она, садясь рядом с ним на корточки и заглядывая в его дымчато-серые глаза. — Мы ведь пока не расстаемся.
 — Сам не знаю. У меня такое чувство, будто события выходят из-под нашего контроля и мы не в силах ими управлять. Словно я нахожусь в центре урагана, а он бушует вокруг меня. Все идет не так, как я предполагал.
 — Я абсолютно не сомневаюсь в твоей победе. И Пол считает, что большинство проголосует за тебя. Ты будешь лучшим губернатором этого чертова штата.
 — Слишком дорого мне придется за это заплатить. Человек не должен продавать душу, чтобы его имя вписали в учебник истории. — Куинн закрыл глаза и понуро опустил плечи. — Если бы ты знала… — Он снова посмотрел на нее. — Ты думаешь, мы причастны к убийству Каллахана?
 — Не спрашивай.
 — Так я и думал. — Он зарылся лицом в ее волосы и крепко прижал к себе. — Сколько между нами лжи! Раньше это не имело значения, но сейчас мне хочется начать все сначала, сказать друг другу правду, какой бы горькой она ни была, и идти дальше.
 Лили вдохнула исходящий от него чистый запах полей, ощутила грудью его тепло, однако про себя все же отметила, что Куинн не стал отрицать свою причастность к смерти Каллахана. Или подумал, что она ему не поверит?
 — Можем прямо сейчас начать с правды, Куинн.
 — Но многого уже нельзя изменить. Я совершал такие поступки, о которых теперь сожалею, и мне придется жить с этим еще очень долго. — Он ласково погладил Лили по голове. — Например, я сожалею о том, что заставил тебя играть роль Мириам. Да и в отношениях с ней мне очень многое хотелось бы переделать.
 Наконец-то Куинн говорил то, что она так мечтала услышать, правда, слова были не те, которых Лили ждала, но она понимала их сердцем.
 — Я люблю тебя, Куинн.
 Он замер, попытался высвободиться из ее объятий, однако Лили спрятала лицо у него на груди.
 — Я ничего у тебя не прошу. Когда ты скажешь, что пора, я уеду и никогда тебя не побеспокою. Не стану писать тебе или связываться с тобой другим путем. Никогда никому не расскажу, что играла роль твоей жены. Но я люблю тебя и хочу, чтобы ты знал: я буду любить тебя и думать о тебе каждый день, потому что ты изменил мою жизнь. И навсегда останусь благодарна тебе за время, которое провела с тобой.
 — Лили, Лили, — шептал он, — свет всей моей жизни…
 Куинн подхватил ее на руки и отнес в спальню, где, освещенные розовато-лиловыми сумерками, они любили друг друга пылко и нежно, страстно и бережно.
 А потом, крепко прижавшись к нему, Лили горько заплакала.
 Маршалл Оливер становился все настойчивее, а потому опаснее. Он передал через Морли две записки. В первой умолял о встрече на том же месте, во второй уже требовал. Если в первой записке сквозило отчаяние, то во второй чувствовалась угроза, и Лили забеспокоилась. Она не могла допустить, чтобы прошлое Мириам помешало осуществлению надежд Куинна. Игнорировать Маршалла было опасно.
 Когда дворецкий подал ей завтрак, Лили приказала заложить карету, а Элизабет велела приготовить ей шерстяной костюм и теплые ботинки.
 Морли только вскинул брови, услышав, что хозяйка собирается ехать туда, где обычно бывает по понедельникам. Выражение его лица осталось бесстрастным, но Лили знала, что кучер ее понял. Не знала она лишь одного: придет ли сегодня Маршалл Оливер?
 — Я заеду за вами через час, миссис Уэстин, — сказал Морли, помогая ей выйти из кареты.
 Лили не сомневалась в его верности, но во взгляде слезящихся старческих глаз она заметила неодобрение.
 — Это в последний раз, — тихо пообещала она и пожала старику руку. — Вы хороший друг, Морли.
 Когда он уехал, Лили почувствовала себя одинокой и всеми покинутой. Серенький денек не прибавлял оптимизма, над горными вершинами повисли темные тучи, пологие холмы, укрытые подтаявшим снегом, казалось, с молчаливой покорностью несли свою ношу, хотя им страшно надоела зима.
 Заметив вдали приближающуюся карету, Лили набросила на голову капюшон и, приподняв юбки, направилась к тропинке, местами довольно грязной, однако не настолько, чтобы запачкать плащ.
 И только увидев скамейку под старым хлопковым деревом, а на ней Маршалла Оливера, который при ее появлении вскочил, Лили поняла, как сильно надеялась, что тот не приедет. Она почувствовала леденящий страх. Ведь если кто и может догадаться, что она не Мириам, так это ее любовник.
 Сорвав с головы шляпу, Маршалл подскочил к ней и заключил в объятия с явным намерением поцеловать в губы, но Лили успела отвернуться.
 — О моя дорогая! Я так боялся, что ты не приедешь! — Он смотрел на нее, будто никак не мог наглядеться. — Я пытался убедить себя, что прошлые два раза ты не смогла вырваться, и все-таки опасался, что Элен права и ты больше не хочешь меня видеть.
 Сейчас она заговорит, и он тотчас догадается.
 — Я уже не та Мириам, которую ты знал раньше, — медленно произнесла Лили.
 Сейчас он ее разоблачит!
 — Элен говорила, что ты пытаешься внести в свою жизнь некоторые изменения. — Маршалл прижал ее голову к своей шее. — Стоит мне подумать, как ты сильно кашляла, и твой голос… Бедняжка! — Поддерживая ее, словно она не могла идти самостоятельно, он подвел ее к скамейке и усадил рядом. — Дай мне взглянуть на тебя.
 — Я должна многое тебе сказать, а у нас мало времени.
 Похоже, Элен невольно облегчила ей задачу, и Лили мысленно поблагодарила «дорогую подругу».
 — Я тоже многое должен сказать тебе, любимая. — Маршалл вздохнул. — Ты представить себе не можешь, что я пережил, когда ты исчезла. Думал, этот сукин сын убил тебя в порыве ярости. Ведь ты нанесла удар по его самолюбию, а кроме того, он наверняка испугался скандала, который мог бы погубить его драгоценную кампанию.
 — Куинн никогда бы… — гневно начала Лили.
 — Сначала пожар, а после него ты исчезла. Естественно, я решил, что он убил тебя. — Оливер погладил ее по щеке. — Я не могу ничего доказать, Мириам, но я не верю, что пожар возник случайно. Мне кажется, он хотел, чтобы вы со Сьюзен заживо сгорели. Видимо, они с Казински были очень разочарованы, убив только нашу дочку, а не тебя. Я каждый день благодарю Господа за твое спасение.
 Интересно, он в самом деле так ненавидит Куинна или просто очень хороший актер? Пытаясь собраться с мыслями, Лили закрыла лицо руками.
 — Прошу тебя… Не напоминай мне о Сьюзен… Мне больно думать о ней…
 — Моя дорогая, успокойся. У нас будут еще дети, обещаю. — Маршалл ласково отвел ее руки. — Мириам, узнав, что ты жива, я много думал. Конечно, мы приняли решение, но оно кажется мне неправильным. Мы должны быть вместе, раз уже десять лет любим друг друга.
 Лили опустила голову, чтобы он не заметил выражения ее лица. Без сомнения, Мириам любила этого человека, а если тот и отвечал ей взаимностью, то весьма странным образом. Женился на другой женщине, хотя знал, что Мириам его ждет, и даже не соизволил написать ей об этом, чтобы она тоже могла спокойно выйти замуж.
 — Мириам! — Он крепко схватил ее за руки. — Поедем со мной! Уедем в Чикаго или Нью-Йорк, куда пожелаешь! Мы будем вместе! Ведь мы так этого хотели!
 Значит, тему побега они обсуждали, лихорадочно подумала Лили.
 — Мы не можем. И тебе известно почему.
 — Выслушай меня. Я недавно получил немного денег.
 Откуда? Разумеется, от ван Хойзенов. Интересно, сколько они ему заплатили, чтобы он уговорил жену Куинна бежать с ним за несколько недель до выборов?
 — Я оставлю часть Саре. Если им не хватит, они с девочками могут продать ферму. В финансовом отношении они не пострадают, а мы с тобой будем счастливы.
 Неужели он считает, что жена и дочки не будут страдать, если он бросит их? Неужели девочки не поймут, что у них не стало отца? Этому мерзавцу совершенно не дорога собственная плоть и кровь?
 Лили подумала о Роуз. Ее дочка тоже будет расти без отца.
 — О Куинне можно не думать, раз он пытался убить тебя и убил нашу дочь.
 Значит, Мириам все-таки беспокоило, что муж страдает из-за ее ошибок.
 — Мы наконец-то будем вместе, остальное не важно. Я смогу любить, холить и лелеять тебя, как ты заслуживаешь.
 — В лечебнице я о многом передумала.
 Лили хотела сказать ему то, о чем уже говорила Элен, но вдруг поняла, что Маршалл этому не поверит.
 Он появился в жизни Мириам после долгого отсутствия, соблазнил ее, возродил любовь к себе. Она достаточно сильно его любила, чтобы пренебречь честью, пойти на измену. Видимо, нашла оправдание своим действиям, представив мужа злодеем. И даже сама в это поверила. Во всяком случае, убедила Маршалла, что любит именно его, а не Куинна.
 — Радость моя, я восхищен твоей добротой, состраданием к другим, но теперь многое изменилось. Уэстин показал нам, кто он такой. Убийца! А Сару с девочками я могу обеспечить.
 — Твоя жена инвалид, а девочки еще маленькие. Ты нужен семье.
 — Мириам, родная, мы уже тысячу раз это обсуждали. Конечно, жаль, что из-за нас кому-то придется страдать, но мы не можем жить друг без друга. Неужели мы не заслуживаем счастья? Почему должны страдать именно мы?
 Внезапно Лили осенило. Она поняла, как сделать, чтобы Маршалл поверил и никогда больше не докучал ей. Это будет ее подарок Куинну, хотя тот об этом никогда не узнает. И подарок бедняжке Мириам, которую мерзавец Оливер не любил, а только нагло использовал.
 — Я тебя презираю! — с ненавистью произнесла Лили. — И приехала сюда лишь затем, чтобы все тебе высказать. Десять лет назад ты бросил меня, а теперь собираешься поступить так же подленько и трусливо со своей женой и детьми. — Жаль, что она не может говорить от имени Лили. Она бы этому мерзавцу показала! — Ты меня не любишь и никогда не любил! Ван Хойзены наняли тебя, чтобы ты меня нашел и соблазнил.
 Конечно, Лили не была уверена, но когда увидела лицо Оливера, поняла, что попала в точку.
 — Откуда ты… — Спохватившись, он быстро добавил: — Сейчас я тебе все объясню.
 — Сколько тебе заплатили ван Хойзены? Как долго ты собирался оставаться со мной в Чикаго? До выборов? А после поражения Куинна бросил бы? Если ты с легкостью отказываешься от жены-инвалида и трех малолетних дочерей, найдя себе оправдание, тебе ничего не стоит бросить и меня, разрушив предварительно мою жизнь!
 — Мириам! Что с тобой? Мы же любим друг друга! У нас была дочь!
 — О Сьюзен я буду сожалеть до конца своих дней. Я совершила ужасную ошибку. Я была несчастлива в браке, поэтому убедила себя в твоей любви. Но человека, которого, как мне казалось, я люблю, не существует. Тот человек никогда бы не стал за деньги заниматься любовью с несчастной женщиной, никогда бы не повернулся спиной к собственным детям. Я благодарю Господа, который открыл мне глаза, и я увидела, какой ты подонок!
 Оливер был изумлен и страшно зол.
 — Я не узнаю тебя, Мириам!
 — Оставь меня в покое! Если ты еще хоть раз посмеешь ко мне приблизиться, я скажу Куинну. На сей раз он тебя не пощадит. Я ничего от тебя не хочу, Маршалл, и никогда больше о тебе не вспомню!
 — Мириам!
 — Я тебя ненавижу!
 Лили быстро пошла по тропинке, зная, что Маршалл не станет ее догонять. Она заметила в его блеклых глазах обиду и страх, когда она пригрозила ему Куинном.
 Интрижка Мириам, от которой пострадало столько людей, наконец-то закончилась. Единственное, о чем Лили сожалела, так это о том, что сама Мириам никогда не узнает, что любила человека, существовавшего лишь в ее воображении.
 Лили шла по тропинке, не замечая ничего вокруг. И лишь когда ее неожиданно схватили за руку, она подняла голову и ахнула.
 — Вы соображаете, что делаете? — дрожащим от ярости голосом зарычал Пол.




 Глава 20


 Он впихнул Лили в ту самую карету, которую она заметила тогда на дороге.
 — Вы шпионили за мной! — воскликнула она, побледнев от гнева. Она уже забыла, когда с ней так грубо и бесцеремонно обращались.
 — Я приказал не спускать с вас глаз, после того как вы ездили к Элен ван Хойзен. И правильно сделал.
 — Где Морли?
 — Думаю, Куинн уже получил мою записку. Сомневаюсь, что вы когда-нибудь увидите Морли. — От его грозного тона и неприязненного взгляда Лили похолодела. — Не знаю, какую игру вы затеяли, но она закончена.
 — Черт возьми, Пол, вы ошибаетесь!
 Нужно поговорить с Куинном о Морли, кучер не должен потерять из-за нее место.
 — Думаю, вы получили лучшее предложение. Я думаю, что вы объединились с ван Хойзенами и пришли к определенному соглашению. Сколько они вам заплатили за новую интрижку с Оливером? Они знают, что вы не Мириам, или считают, что это Мириам собирается погубить Куинна?
 Лили была настолько ошарашена его предположением, что на несколько секунд потеряла дар речи. У нее даже руки затряслись от волнения.
 — О Господи! Неужели вы сами верите тому, что сказали? — наконец воскликнула она и сбивчиво рассказала, как Оливер поймал ее на балу, как передал ей записку и почему она решила с ним встретиться. — Маршалл Оливер больше не создаст никаких проблем. Все кончено.
 — Я был членом комитета, занимавшегося списком приглашенных на бал у герцога. Маршалл Оливер в списке не значился.
 — Вы хотите сказать… Пол, но он там был! И ван Хойзены тоже!
 — Они, естественно, получили приглашение, а Оливер нет. На балу его не было, и он к вам не подходил. Вы лжете, и весьма неуклюже, Лили. Кроме того, я видел собственными глазами, как вы обнимались с вашим любовником. Никакой прощальной сцены я не заметил.
 — С моим любовником? Пол, он принял меня за Мириам! Поэтому сразу обнял меня, потом мы стали разговаривать. Вы слышали, что я ему говорила?
 — Мне очень хотелось услышать, но увы. Зато увидел я достаточно и понял, что вы продолжили начатую Мириам интрижку.
 — Если бы вы подошли ближе, то услышали бы, как я сказала, что ненавижу его. Вы бы услышали, как я сказала, что между нами все кончено. И будьте уверены, он понял, что Мириам потеряна навсегда. Он больше не станет ее преследовать. Я говорю правду!
 — А почему, собственно, я должен верить? — фыркнул Пол. — Вы слишком долго врали и уже вряд ли отличите правду от лжи.
 — Неужели? — Лили чуть не заплакала от бессильной ярости. — Это вы погрязли во лжи! Вы не способны распознать правду, даже если она у вас под самым носом!
 Пол молчал, сверля ее тяжелым взглядом, и наконец произнес:
 — Ладно, оставим препирательства. Давайте на минутку представим, что все происходило так, как говорите вы. Оливер настаивал на встрече, и вы согласились. Но зачем, Лили? Только не повторяйте глупости, что собирались с ним порвать. Отношения Мириам с Оливером прекратились в тот день, когда она призналась, что беременна.
 — Ошибаетесь! Тот мальчик знал, что Мириам ждет ребенка. Или он видел ее с Оливером, когда беременность стала заметна, или уже после рождения Сьюзен. Думаю, Мириам любила его, и у нее не хватило силы воли с ним порвать. Возможно, она искренне собиралась больше не видеться с Оливером, а он продолжал ее преследовать, и она не устояла.
 — Меня не интересует, что вы думаете! Главное, чтобы Куинн победил на выборах. И я не позволю вам разрушить то, что мы создали. Все кончено, Лили. Вы стали проблемой. — В голосе Пола слышалась угроза.
 — Так нечестно, Пол! Не отсылайте меня обратно в Юму! Я этого не заслуживаю!
 — Если бы я мог отправить вас в ту проклятую дыру, откуда вытащил, я бы не медлил ни секунды! Я вышвырнул бы вас из кареты перед конторой шерифа, приказал бы ему заковать вас в кандалы и отослать обратно в Аризону!
 Ее побледневшее лицо вытянулось от изумления.
 — То есть как это — «если бы мог»? Условное помилование…
 — Условного помилования не существует! О чем я горько сожалею. Есть только одно помилование. Окончательное.
 — Ах ты, сукин сын! — задохнулась от возмущения Лили. — Вы заставили поверить, что у меня нет выбора, хотя знали, что он есть! Я могла отказаться от роли Мириам, уехать домой, к Роуз, и была бы сейчас с ней! А Куинн тоже знает?
 Ну конечно! Он ведь сам говорил ей, что сожалеет, заставив ее играть роль Мириам. Ему приходилось делать много такого, о чем он сожалеет. Конечно, он знал.
 Ложь и обман начались сразу после их знакомства. Как он назвал эту ложь? Ах да, необходимая ложь. И гора необходимой лжи навалилась на Лили, не давая ей дышать. Говорил ли Куинн ей когда-нибудь правду? Хоть о чем-нибудь?
 Ошеломленная тем, что ее подло обманывали, Лили замолчала и уставилась невидящим взглядом в окно. Все это время она могла быть с Роуз…
 Не успела карета отъехать, а Куинн уже распахнул входную дверь.
 — Я отпустил слуг до утра, — сообщил он, глядя на Лили так, словно никогда ее раньше не видел.
 Если в доме нет слуг, значит, они могут говорить без помех. Больше всего ей хотелось излить на Куинна с Полом гнев и возмущение, но сначала нужно устранить недоразумение.
 — Я могу объяснить, почему сегодня встречалась с Оливером! — сказала она, беря Куинна за руку.
 — Тебе представится такая возможность! — произнес он с такой неприязнью, что Лили отшатнулась.
 Губы Куинна были плотно сжаты, возле рта залегли глубокие морщины. Когда он узнал про Мириам и Оливера, у него наверняка было такое же выражение лица. А теперь место его жены заняла она, Лили. Она тоже явилась домой после свидания с Маршаллом Оливером. Лучше бы ей вообще не знать про любовника Мириам!
 Куинн сразу направился в библиотеку, холодную, сугубо мужскую комнату, предназначенную для деловых встреч и не располагавшую к отдыху. Бросив плащ на стул, Лили подошла к окну. Темнело, в воздухе плыли снежинки. Предстоит холодная ночь.
 Куинн поставил на стол графин с бренди и три стакана, но никто из троих даже не подумал себе налить.
 — Сомневаюсь, что ты дашь какое-то приемлемое для меня объяснение. Но, черт побери, зачем ты это сделала?
 Лили говорила целых двадцать минут, и надо отдать мужчинам должное, они ее ни разу не прервали, только смотрели на нее с холодным презрением.
 — Куинн, я сделала это для тебя. — Господи, как же она ненавидела это выражение его лица, суровое и непреклонное! — Я навсегда покончила с Маршаллом. Навсегда!
 — То, что ты сделала, Лили, глупо и опасно. Ты уверена, что это не было ловушкой? Вдруг за ивами прятался какой-нибудь прыткий репортеришка? Вы с Маршаллом говорили о Сьюзен? Упомянули об обстоятельствах ее рождения? Обсуждали темы, которые газеты с удовольствием поместили бы в колонке скандальной хроники? Подумай, о чем вы говорили, и представь, как ваш разговор будет выглядеть в напечатанном виде!
 Лили ахнула. Ей и в голову не приходило, что Маршалл, точнее, ван Хойзены могут нанять репортера.
 — Вряд ли нас кто-то слышал, — пробормотала она.
 — Хотя наверняка ты сказать не можешь.
 — Маршалл не знал, что я сегодня приеду, — медленно произнесла Лили, словно размышляя. Теперь она сожалела о том, что отправилась на свидание с Маршаллом. В результате ее необдуманного поступка Морли уже лишился работы, а Куинн может лишиться губернаторского кресла. — Если бы Оливер или ван Хойзены собирались устроить ловушку, они бы наверняка сделали это после бала. Но в тот понедельник я не поехала на встречу и в следующий тоже. Поэтому не думаю…
 — Вот именно, Лили! — резко бросил Пол. — Вы не думаете!
 — Пожалуйста, верьте мне. Я бы не сделала ничего такого…
 Оборвав ее нетерпеливым взмахом руки, Куинн повернулся к другу:
 — Я должен попросить у тебя прощения. Ты был прав, когда говорил, что нужно следить за ней.
 Услышав жестокие слова, Лили готова была заплакать. Что бы она ни говорила, он все равно считает ее предательницей.
 Затем Пол рассказал свою версию увиденного и услышанного, отчего внутри у нее все перевернулось. Не может быть, чтобы Куинн поверил, что она продалась ван Хойзенам! Но тот слушал Пола так же внимательно, как минуту назад слушал ее. О Господи! Неужели он забыл, что она любит его!
 Но почему он должен верить, что она его любит, а не старается уничтожить? С самого начала все между ними было построено на лжи и обмане.
 Пол закончил обвинительную речь, бросив на Лили негодующий взгляд.
 — Я знаю, что она солгала, когда говорила, что Оливер был в ту ночь на балу. Его бы наверняка увидели. Честно говоря, не знаю, правду ли она говорит о том, что происходило между ней и Оливером за городом. Может, все так, а может, и нет. Хотя одно знаю точно: мы не должны ей доверять. Она только усугубила проблему.
 За окном совсем стемнело, света от газовых настенных ламп не хватало, чтобы осветить дальние углы библиотеки. Несколько минут в тишине слышались лишь тиканье каминных часов, шорох падающего за окном снега да шаги Куинна по мраморному полу.
 Лили распирала ярость. Почему они так о ней говорят? Ведь она же старалась им помочь.
 — Вы оба знали, что никакого условного помилования не существует, — хриплым от боли и негодования голосом сказала она. — Как у вас только язык поворачивается говорить о недоверии ко мне! Вы использовали меня, лгали с первой минуты нашего знакомства! Было хоть что-нибудь из сказанного вами правдой? Хоть что-нибудь? Получим ли мы с Роуз то, что вы обещали, после того, как вся история закончится? Или это тоже ложь? Могу я верить хоть одному вашему слову?
 — Не уклоняйся от разговора. Сейчас речь о тебе, — мрачно ответил Куинн. — Я не верю, что ты переметнулась на сторону моих политических врагов, но ты постоянно делаешь все мне наперекор и можешь разрушить то, чего я добился с громадным трудом.
 — Я не…
 — Если Маршалл Оливер был, как ты говоришь, на балу, значит, его подослала Элен ван Хойзен. Съездив к ней с визитом, что я тебе категорически запретил, ты не помешала ей лезть в наши дела, а скоро мы узнаем, был ли при твоем разговоре с Оливером какой-нибудь репортер. Если да, то появится его статья… и моя кампания будет закончена.
 — Мы были одни!
 — Надеюсь, ты права, Лили. Но рано или поздно какой-нибудь свидетель непременно объявится.
 — Никаких встреч больше не будет!
 — И сегодняшней не должно было быть! Когда Оливер подошел к тебе на балу, ты должна была немедленно поставить меня в известность. Никто тебя не просил действовать самостоятельно. Мы никогда не хотели, чтобы ты имела дело с Маршаллом Оливером. Нужно было сказать мне, а мы бы с Полом решили эту проблему!
 — Как решили проблему Каллахана?
 — Что вы хотите этим сказать? — медленно проговорил Пол.
 — Я не слепая и не глухая!
 Лили бросилась вон из библиотеки, промчалась по лестнице, спотыкаясь в темноте, влетела в спальню, захлопнула дверь и прижалась к ней спиной.
 Да, Куинн взбешен, и после разговора о возможной ловушке она его понимала. Но ведь она только хотела помочь.
 Узнав, что никакого условного помилования не существует, она и сама пришла в неописуемую ярость. Почему они ее обманули, Лили тоже понимала. Найти двойника Мириам было для них подарком судьбы, и Куинн с Полом только ложью могли заставить ее сыграть роль Мириам.
 Лили металась по холодной, темной комнате. Слуги отпущены, некому затопить в спальне камин и зажечь лампы. Кроме них троих, в доме никого нет, поэтому особняк казался еще огромнее, а многочисленные комнаты еще более темными и пустыми.
 Она могла бы и сама развести огонь, но была слишком расстроена. Сев возле окна и положив руки на колени, Лили устремила взгляд в ночную темноту. Неужели ее свидание с Оливером было подстроено, чтобы погубить Куинна? А если кто-то действительно подслушивал?
 Лили попыталась восстановить в памяти разговор, припоминая каждое слово. О Господи! Маршалл сказал, что Сьюзен его дочь и что они с Мириам обсуждали побег. Более того, он неоднократно без тени сомнения повторял, что считает Куинна убийцей. Маршалл Оливер искренне верил, что Куинн убил его дочь и пытался убить Мириам.
 До сих пор Лили считала его обвинения нелепыми. А так ли уж они нелепы?
 Нахмурившись, она вперила отсутствующий взгляд в подоконник, теперь покрытый толстым белым слоем. Куинн с Полом упорно твердили, что Мириам жива.
 Но ведь они лгали ей по любому поводу.
 Мысли беспорядочно теснились в голове, и Лили, выпрямившись, потерла озябшие руки. Какой им смысл утверждать, что Мириам жива, если это не так? Скажи они, что Мириам умерла, она получила бы ответы на многие свои вопросы, не стала бы допытываться, почему они не ищут пропавшую жену Куинна, не стала бы вновь и вновь задавать себе вопросы, где Мириам сейчас, что с ней, на какие средства она живет, почему вздумала бежать.
 Но тогда она потребовала бы ответа, как Мириам умерла, не оставила бы их в покое, допытываясь, почему они держат это в тайне.
 Почему сомнения относительно судьбы Мириам не дают ей покоя? Ведь порой она тоже считала ее умершей, а сейчас почему-то снова забеспокоилась. Да, ясно почему. Раньше она думала, что Мириам наложила на себя руки, и мысль о ее насильственной смерти никогда не приходила ей в голову.
 Тут же в памяти всплыли слова Оливера: «Я был уверен, что этот сукин сын убил тебя в порыве ярости. Ведь ты нанесла удар по его самолюбию, а кроме того, он наверняка испугался скандала, который мог бы разрушить его драгоценную кампанию».
 Лили до боли закусила губу. Как далеко способен зайти Куинн, чтобы предотвратить скандал, угрожающий его политическому будущему? Может, он предпочел образ скорбящего мужа-рогоносца?
 Лили вздрогнула, представив, как Пол с Куинном обсуждают проблему Мириам, прикидывают, к чему может привести ее интрижка, многое ли известно ван Хойзе-нам, беспокоятся, станет ли Оливер хранить молчание. И уж они наверняка обсуждали, собирается ли Мириам сбежать с любовником, когда Сьюзен подрастет настолько, чтобы взять ее с собой в дорогу. Они знали, что Мириам абсолютно все равно, победит Куинн на выборах или нет, и, следовательно, она представляла собой большую угрозу.
 Лили энергично тряхнула головой, пытаясь отогнать ужасные мысли. Нет! Убийство не могло быть решением проблемы!
 Однако Пол с Куинном, возможно, предпочли именно такой способ. С исчезновением Мириам исчезала и проблема, с ней связанная. Лили, пребывавшая в отчаянии, вдруг представила лицо Куинна, когда он говорил ей, что есть вещи, которые нельзя изменить, с которыми ему придется жить. Злое, виноватое, измученное лицо. О чем ужасном он вспомнил в тот момент?
 Лили подошла к камину и присела перед ним на корточки. Ей необходимы свет и тепло, они помогли бы рассеять крепнущие подозрения.
 Мириам не взяла обручальные кольца.
 Оставила всю одежду и драгоценности.
 Бросила могилку Сьюзен, почти святое для нее место.
 И что уж совсем невероятно, бросила Маршалла Оливера.
 Лили смотрела на робкий еще огонь, который наконец разожгла, затем протянула руки к его теплу. Если Мириам решила сбежать, то почему не с любовником? Если она так жалела несчастную жену и детей Маршалла, то почему не послала ему хоть весточку, что жива? Ведь она любила его, родила от него ребенка. Не может быть, чтобы она каким-то образом не дала Оливеру о себе знать. Если, конечно, имела такую возможность.
 Ответ состоял из двух слов: Мириам умерла.
 Потому Куинн и твердил, что бесполезно искать его жену. Потому без опасений и угрызений совести приказал художнику изменить ее портрет. Это объясняло Лили, почему он в начале их знакомства смотрел на нее. так, словно перед ним привидение.
 И если — Лили заставила себя думать о худшем, — если он дал согласие на убийство Мириам, тогда ясно, почему в его взгляде иногда сквозило отчаяние, почему он вышагивал ночами по спальне.
 Лили уронила голову на руки и заплакала. Она любит Куинна. Будь он злодеем, способным на убийство жены и ее ребенка, она бы это непременно почувствовала. Или ее ослепила любовь? Ведь то, о чем она сейчас думает, что видит, было и раньше, а она этого почему-то не замечала. О судьбе Мириам Уэстин она тоже не очень-то старалась узнать. Может, не хотела услышать горькую правду?
 В ночь пожара Куинн отсутствовал. Почему он уехал и куда? Сказал, что не знает, когда начался пожар. А если знает? Вдруг огонь послужил орудием убийства, в чем не сомневался Маршалл? Все эти месяцы Куинн настойчиво уверял ее, что Мириам жива, однако ее подруги, когда речь заходила о пожаре, обычно говорили: «Потом ты словно растворилась» или «После пожара ты сразу уехала в лечебницу».
 Значит, Куинн с Полом скрывали убийство.
 Лили тихо застонала. Нет, об этом нельзя думать!
 А не думать невозможно. Теперь еще и негодяй Эф-рем Каллахан.
 Вздрогнув, Лили сделала несколько глубоких вдохов, чтобы успокоиться, и начала вспоминать, пытаясь найти не столь ужасное объяснение его смерти. Однако все приводило к единственному выводу: с исчезновением Каллахана решалась и проблема Каллахана.
 А теперь и она, Лили, стала проблемой.
 Ее сковал ужас. Господи, все пропало. Никогда у них с Роуз не будет дома. Обещания Куинна и Пола — сплошная ложь. Они не станут рисковать, ибо уверены, что она начнет их шантажировать, и пока она, Лили, жива, репутации Куинна и его месту в учебниках истории грозит опасность.
 А если она, Лили, перестанет существовать, ее проблема будет решена, как и проблема Мириам.
 О Господи! Ведь никто не знает, где она сейчас находится. Если Лили Дейл исчезнет, никто ее не хватится, не станет искать. Решить проблему Лили до смешного легко.
 И если она надеется увидеть свою дочь, нужно бежать. Немедленно.
 — Куинн, ты же сам понимаешь, что я прав.
 Но тот лишь упрямо бросил:
 — Она считала, что помогает мне. Хотя ее объяснения не совсем логичны, я не верю, что Лили действовала заодно с ван Хойзенами. Не верю, что она собиралась меня погубить.
 Налив себе бренди и сделав глоток, Пол задумчиво сказал:
 — Теперь, обдумав все более спокойно, я, пожалуй, с тобой соглашусь. Вероятно, Оливер действительно приезжал на бал, но мы его не заметили. Все могло происходить именно так, как говорит Лили. Однако своего мнения я не изменил. Пора от нее избавиться.
 — Но до выборов еще четыре недели.
 — И четыре недели ты собираешься трястись, как бы Лили не сбежала? Или как бы ее опять не узнали? Не догадались, что она не Мириам? Как бы она не сделала ошибку, которая выдаст ее с головой? — Пол несколько секунд помолчал. — Еще четыре недели волнений, что она может узнать о Мириам? Нет, Куинн, пора. Тебя уже принимают за примерного семьянина, и Лили нам больше не нужна. Потеряв жену до выборов, ты наберешь еще больше голосов. Найдется немало желающих тебе посочувствовать.
 Опустив голову, Куинн думал. Пол был прав. Лили выполнила свою работу, и нет причин удерживать ее до самых выборов.
 За исключением одной: он ее любит.
 — Лили своенравна и упряма, делает лишь то, что ее устраивает. И я все больше прихожу к выводу, что пора от нее избавляться. Настало время сыграть на сочувствии избирателей. Раньше этот номер не прошел бы, но сейчас…
 Куинн вдруг поднял голову и прислушался. Ему почудился какой-то шорох. Нахмурившись, он распахнул дверь библиотеки, вгляделся в темноту коридора. Может, вернулся кто-то из слуг?
 — Мы уже создали тебе образ примерного семьянина, и довольно удачно. Теперь, поскольку в наших интересах немедленно избавиться от Лили, надо представить тебя этакой трагической фигурой, человеком, которому пришлось многое пережить на своем веку. Пожар, гибель дочери, смерть жены. А что, мне этот план по душе.
 — Какой же ты безжалостный негодяй, Пол!
 — Ты, мой друг, тоже.
 Глаза привыкли к темноте, и Куинн заметил у входной двери какое-то шевеление, потом услышал звук, похожий на сдавленное рыдание.
 Выйдя в коридор, он быстро пошел в том направлении. Было почти темно, но Куинн все же разглядел Лили, которая стояла у двери и вертела ручку.
 — Дверь заперта, — сказал он, с недоумением глядя на ее пальто и шляпу. — Куда ты собралась в такую пургу?
 Лили повернулась, ахнула, словно он ее испугал, и Куинн увидел слезы на ее лице.
 — Вы говорили, что собираетесь от меня избавиться, — чуть слышно произнесла она. — О, Куинн! Как ты мог согласиться убить и меня тоже? Ведь я люблю тебя!
 — Лили… — начал он, коснувшись ее плеча.
 Но она только испуганно отпрянула, ринулась к лестнице и, перепрыгивая через ступеньки, помчалась по коридору, и в этот момент из библиотеки показался Пол. На секунду остановившись, чтобы перевести дух, Лили, как испуганная лань, бросилась к лестнице и, перепрыгивая через ступеньку, помчалась наверх, в зияющую тьму.




 Глава 21


 Остановившись на верхней площадке, Лили прислонилась к стене, чтобы хоть немного отдышаться.
 — Черт! — пробормотала она, вытирая слезы.
 Нужно было проскочить мимо Пола, вышедшего из библиотеки, и попытаться достичь задней двери. Впрочем, та дверь тоже могла быть заперта, да и мимо Пола она едва бы проскользнула.
 — Черт! Черт! Черт!
 В коридоре она попала в кромешную тьму. Лишь из-под двери ее спальни выбивалась неяркая полоска света. Там горел камин. Что делать, куда бежать? От страха она перестала соображать.
 — Лили! Лили! — послышался сердитый голос Куин-на. — Немедленно спускайся вниз! Мы должны поговорить.
 Лили тихо выругалась. Ну надо же так опростоволоситься! Зачем она сказала Куинну, что знает, какую участь они ей уготовили? Будь у нее в голове хоть немного мозгов, она бы притворилась абсолютно несведущей, а тем временем придумала бы какой-нибудь выход. Нет, она по глупости все им выложила, теперь ее поймают и убьют.
 Она должна от них ускользнуть! Но как?
 — Нужно ее найти. Пол, иди по этой лестнице, а я поднимусь по черной.
 Задыхаясь от страха, Лили всматривалась в глубину коридора. Она видела ту его часть, которая вела к черной лестнице, но скоро дверь откроется, появится Куинн, а сзади путь к бегству отрежет Пол, и она в ловушке! Что же делать? Что делать? Выпрыгнуть в окно? Нет, упав со второго этажа, она может сильно разбиться и замерзнуть до смерти, прежде чем кто-то ее найдет. Да и кто ее найдет, кроме Пола с Куинном!
 «О Куинн, дорогой! Как же это случилось?»
 Значит, нужно спрятаться! Но где? Они наверняка станут обыскивать все комнаты на этом этаже.
 Сзади мелькнул свет, и Лили неслышно проскользнула в глубь темного коридора. Видимо, Пол зажег в холле газовые лампы.
 — Лили! Не глупите! Спускайтесь! — закричал он.
 О Господи! Может, высунуться в окно и позвать на помощь? Нет, ближайший дом слишком далеко, и все окна там закрыты на ночь.
 Куинн. Куинн…
 От страха Лили не могла ничего сообразить, только понимала, что запертый дом — это ловушка, отсюда не выбраться, ее непременно поймают. Ладно, пусть ловят, но она так легко не дастся им в руки! Придется им потрудиться, чтобы получить свою добычу.
 Инстинкт гнал ее по темному коридору. Лишь бы найти место, где можно спокойно постоять хотя бы несколько минут и подумать. Ей очень хотелось юркнуть в свою комнату, светлую, знакомую, но Лили не поддалась искушению и промчалась мимо.
 Она добежала до черной лестницы. Так и есть! Дверь заперта! Что делать? Лили продолжала отчаянно налегать на ручку, и о чудо… Перед ней была слабо освещенная лестница, по которой уже громыхали башмаки Куинна.
 — Лили! Ты с ума сошла! Я люблю тебя!
 У нее брызнули слезы. Она так мечтала услышать эти слова, а теперь они разбивали ей сердце.
 Остался единственный выход: бежать наверх. Что Лили и сделала. Конечно, на третьем этаже, в скудно обставленных комнатах ей негде спрятаться, но она выиграет хотя бы несколько минут, пока Куинн будет искать ее внизу.
 — Лили! Пожалуйста, спустись! Ты не так нас поняла!
 Нет, она прекрасно их поняла и теперь знает, что они хотят с ней сделать. Неужели Куинн в самом деле рассчитывает, что она послушается его? Может, она бы и спустилась, если бы не знала про пистолет, который он держит в спальне и наверняка помчится за ним.
 Послышалось тихое шипение — Куинн зажег в коридоре газовые лампы.
 — В первых двух комнатах ее нет, — послышался голос Пола.
 — Лили! Дорогая, не бойся, никто тебе ничего не сделает! Ну, пожалуйста, Лили, выйди. Мы должны поговорить.
 Знает она их разговоры. Лили преодолела оставшийся лестничный пролет и открыла дверь на третий этаж. В коридоре было темно, а она абсолютно не помнила расположение комнат, тут же на что-то наткнулась, потеряла равновесие и бессильно прислонилась к стене. Все бесполезно! Впереди у них целая ночь, они ее непременно поймают, а затем убьют, как убили Эфрема Каллахана и Мириам Уэстин.
 Закрыв глаза, Лили заплакала. Больнее всего было оттого, что Куинн признался ей в любви. Наверняка рассчитывал, что она клюнет на эти слова.
 — О, Куинн! — прошептала Лили.
 Бежать некуда, сделать она ничего не могла. Оставалось только стоять в темноте и ждать смерти. Соскользнув на пол, она уперлась подбородком в колени и открыла глаза.
 Не может быть! Откуда здесь свет? Ведь Куинн говорил, что отправил из дома всех слуг. Опять ложь! Всегда ложь!
 Вскочив, Лили бросилась к двери, стала дергать за ручку. Заперта! Тогда она принялась колотить по двери руками и ногами.
 — Помогите! Пожалуйста! Откройте дверь! Умоляю!
 Скольких же людей Куинн принес в жертву ради удовлетворения своих политических амбиций? Не подвергает ли она сейчас опасности еще кого-то?
 Не переставая колотить в дверь, зная, что Куинн с Полом ее слышат, Лили продолжала вопить:
 — Пожалуйста, впустите! Меня хотят убить! Прошу вас, помогите!
 Дверь открылась, в глаза ей ударил яркий свет, и она на секунду зажмурилась. Придя в себя, Лили поняла, что находится в квартирке Блэлоков и что Куинн с Полом сейчас будут здесь, а посреди гостиной стоит с открытым ртом Джеймс Блэлок.
 — Пожалуйста, спрячьте меня. Я должна…
 — Джеймс, в чем дело? — Из спальни вышла Мэри Блэлок, да так и застыла вдруг на месте, воскликнув: — О нет!
 — Лили!
 Все. Через минуту ее схватят!
 Ничего не видя сквозь слезы, Лили бросилась в комнату, откуда вышла Мэри Блэлок, нащупала дрожащими пальцами задвижку, с силой задвинула ее и облегченно перевела дух. Слава Богу! Дверь, конечно, не выдержит, зато у нее есть в запасе несколько минут.
 Нужно вылезти на покрытую снегом крышу. Если она не упадет с высоты третьего этажа и не разобьется, она будет кричать до хрипоты, пока ее кто-нибудь не услышит.
 Лили затравленно озиралась в поисках окна и вдруг увидела перед собой кровать. Она едва успела схватиться за спинку ближайшего стула, чтобы не упасть.
 Женщина сидела, откинувшись на подушки. В одной руке она держала книгу, в другой фарфоровую куклу, которую нежно укачивала. Белокурые волосы были аккуратно причесаны, лишь несколько выбившихся прядей обрамляли ее прелестное лицо. Женщина взглянула на Лили широко раскрытыми глазами и улыбнулась. Изумленно и в то же время радостно.
 — Сьюзен! О моя дорогая! Наконец-то ты пришла! Я так долго тебя ждала! — Бросив книгу, она протянула Лили руку. — Мне столько нужно тебе рассказать!
 — Господи… Мириам…
 Лили казалось, что она смотрит в зеркало и видит свое измененное отражение. Плечи немного полнее, щеки круглее, овал лица более четкий, оно гладкое, как у ребенка. Выражение тоже было детским, а белая ночная рубашка в оборочках и кукла лишь подчеркивали это.
 В дверь барабанили, слышались громкие крики, но Лили уже не обращала на них внимания, словно непреодолимая сила толкнула ее к кровати. Она присела на краешек, и Мириам порывисто обняла ее. На Лили пахнуло сладковатым запахом незабудок.
 — О моя дорогая, я тебя именно такой и представляла! Все эти годы я очень тосковала по тебе.
 У нее был очень милый, высокий, слегка запыхавшийся голосок.
 — Ты жива, — ласково прошептала Лили и погладила ее по щеке.
 — Конечно, жива! — засмеялась Мириам. — Ты посмотри, какая у меня замечательная дочка. Я назвала ее в твою честь. Правда, она красавица?
 — Да.
 Мириам жива, но пребывает в своем мире безумных грез…
 — И она такая милая. Правда, дорогая? — Мириам нежно поцеловала куклу. — Спи, моя хорошая, нам с тетей Сьюзен нужно о многом поговорить.
 В этот момент задвижка не выдержала, дверь распахнулась, и в комнату ворвался Куинн. Он бросился вперед, потом увидел Лили, держащую Мириам за руки, и застыл на месте.
 — Ричард! Неужели уже среда? Как это замечательно! Взгляни, кто наконец-то ко мне пришел! Это Сьюзен. Она так выросла. — Еще раз поцеловав куклу, Мириам осторожно положила ее рядом с собой и, вытащив из рукава носовой платок, вытерла слезы. — Как же я счастлива, что мы снова вместе! Маршалл будет очень рад, когда вернется домой. Я столько рассказывала о тебе мужу, Сьюзен.
 Ричард и Сьюзен… Брат и сестра Мириам…
 Лили смотрела на Куинна, прося взглядом прощения за то, что считала его убийцей жены. Краска стыда залила ей лицо, сердце разрывалось от боли.
 Потирая плечо, которым он бился в дверь, пытаясь открыть ее, Куинн подошел к кровати и, наклонившись, запечатлел на лбу Мириам поцелуй.
 — Сегодня не среда, — тихонько проговорил он, поглаживая ее по руке. — Я пришел к тебе, потому что приехала Сьюзен.
 Вскинув брови, он предупреждающе взглянул на Лили. Поняв, Лили кивнула.
 Взяв его руки в свои, Мириам бросила нетерпеливый взгляд на сорванную с петель дверь.
 — А Маршалл уже вернулся домой?
 — Еще нет, — ответил Куинн, садясь на стоявший у кровати стул. — Но он наверняка скоро придет. Как сегодня ведет себя малышка?
 — Гораздо спокойнее, чем вчера. Хочешь ее подержать? — Мириам с улыбкой взглянула на Лили. — Знаешь, Ричард просто замечательный брат, обожает свою племянницу. А крошке Сьюзен нравится, когда он ее укачивает.
 Почувствовав на своем плече чью-то руку, Лили открыла мокрые от слез глаза. Пол жестом приказал ей встать, и она тихонько направилась к двери. На секунду обернувшись, Лили увидела, что Мириам разговаривает с Куинном, державшим куклу.
 — О, Сьюзен, прошу тебя, не уходи! — вдруг воскликнула Мириам, и губы у нее задрожали. — Мне еще столько нужно тебе рассказать! И Маршалл скоро вернется домой, он так хочет тебя увидеть.
 Лили проглотила комок в горле.
 — Мириам, дорогая, сейчас я тороплюсь, но когда у меня будет время, я обязательно приду. И тогда мы с тобой наговоримся вволю.
 — Обещаешь?
 — Да, моя хорошая, — прошептала Лили, глядя на свое зеркальное отражение.
 — Я люблю тебя, Сьюзен, и счастлива, что ты наконец-то вернулась ко мне.
 — Я тоже люблю тебя, Мириам. И всегда любила.
 Опираясь на руку Пола, она вышла в маленькую гостиную. Блэлоки сидели на софе, Джеймс обнимал жену за плечи.
 — Все в порядке, — пробормотала Лили, сама не понимая, что говорит. Потом взглянула на Пола. — Мне нужно выпить.
 — Мне тоже, — сказал он. — Ну и денек сегодня выдался!
 Пока они дожидались Куинна, Пол рассказал ей почти всю историю.
 Мириам потеряла рассудок в ту ночь, когда малышка Сьюзен погибла в огне. Несчастная мать пыталась добраться до детской, но ее усилия оказались тщетными. Она сильно обожгла руки да к тому же упала, споткнувшись о горящую балку, и повредила обе ноги.
 — Она не может ходить? — дрогнувшим голосом спросила Лили.
 Она медленно пила виски, держа стакан обеими руками, чтобы не уронить.
 — Могла бы, только никогда не встает с кровати. Знаете, что я думаю? Она вполне может передвигаться в инвалидной коляске или ходить на костылях, но не хочет. Она знает, что жена Маршалла — инвалид. А поскольку Мириам считает, что она и есть жена Оливера, то даже не пытается что-то сделать.
 — Есть хоть малейшая надежда, что к ней вновь вернется рассудок?
 — Никакой. Куинн привозил к ней лучших и дорогих врачей, один приезжал даже из Берлина. И все были единодушны: Мириам не смогла пережить гибель своего ребенка. Немец объяснил нам, что у нее было два варианта: либо покончить жизнь самоубийством, либо потерять рассудок, и Мириам инстинктивно предпочла второй путь, даже не осознавая, что делает выбор. Она спряталась от горькой правды в воображаемом мире, где счастлива и где есть все, что ей хотелось бы иметь. Она жена Маршалла Оливера, у них красивая, здоровая дочурка, каждую среду ее навещает обожаемый брат Ричард.
 — О Господи…
 — Сначала мы обсуждали возможность поместить Мириам в психиатрическую лечебницу, но Куинн побывал в нескольких, увидел, в каких условиях содержатся больные, и речь об этом уже не заходила. Кроме того, ему хотелось регулярно навещать ее, не вызывая ни у кого подозрений, и в то же время следить за тем, чтобы она ни в чем не нуждалась. Хотя Мириам не покидает квартирку Блэлоков, она по крайней мере находится у себя дома, и если ей вдруг удастся выскользнуть из своей комнаты, она не испугается, потому что все ей знакомо.
 Сколько же тайн, больших и маленьких, нашли вечером свое объяснение!
 — Сейчас мне смешно об этом думать, но еще час назад я считала, что вы с Куинном убили Мириам.
 — Знаю, — сказал Куинн, входя в комнату. Он поднял Лили с кресла, обнял и ласково погладил по голове. — С чего же начать? Простишь ли ты меня за то, что я так сильно испугал тебя? Сейчас ты, должно быть, уже понимаешь, что Пол хотел отослать тебя в Европу, не дожидаясь начала выборов.
 — Мы просто не слишком удачно выразились, а вы подумали невесть что, — суховато заметил Пол.
 — Мне стыдно, — прошептала Лили, — но я решила, что Каллахана вы тоже убили.
 — Каллахана? — Пол удивленно вскинул брови. — Впрочем, если бы мне и в самом деле захотелось кого-то убить, то, уж конечно, Эфрема Каллахана и этого мерзавца Оливера.
 — Понимаю! — Лили облегченно вздохнула. — Как я раньше не догадалась? Если бы вы захотели решить проблему, убив кого-то, то им был бы Маршалл.
 — Каллахана убили в пьяной драке, газеты не врали. Что касается меня, то я считаю его смерть величайшей удачей. Мы от него избавились, но у меня подобная удача вызвала не меньшее удивление, чем у вас, Лили.
 — Я хотел рассказать тебе о Мириам. Раз десять порывался, — тихо сообщил Куинн.
 — И винить нужно только меня, — заметил Пол, усаживаясь в кресло, которое освободила Лили, и устало закрыл глаза. — Никто бы из партийных лидеров не поддержал кандидата, имеющего сумасшедшую жену, — людей, потерявших рассудок, у нас не очень жалуют. Это во-первых. Во-вторых, должен признаться, я считал, что чем меньше вы будете знать, тем меньшей угрозой станете в будущем. Ведь я нашел вас в тюрьме, Лили. Вы стреляли в человека, свидетель обвинения был уверен, что на суде вы солгали. Как же я мог вам доверять?
 — Мне стыдно, что я держал Мириам взаперти, — сказал Куинн дрогнувшим голосом. — Все касающееся моего брака вызывает у меня стыд. Я слишком часто оставлял Мириам одну, не заботился о ней должным образом. Это я виноват, что она поддалась на уговоры Оливера. И в ночь пожара я должен был находиться дома, а не заниматься предвыборной кампанией. — Выпустив Лили из объятий, он скрипнул зубами. — Можно ли простить себя за это? — Куинн покачал головой.
 — Сама удивляюсь, почему я боялась тебя, — зашептала Лили.
 Увидев Куинна, баюкающего куклу, а может, еще раньше, она поняла, что ей нечего бояться. Ни сейчас, ни потом. Он благородный человек, у него доброе сердце, только судьба обошлась с ним не очень ласково.
 — Я до конца своих дней буду сожалеть о том, что напугал тебя. Каким же чудовищем я стал, если даже любимая женщина меня боится?
 — Все позади. — Лили обняла его за талию, уткнулась ему в плечо и закрыла глаза. — Куинн, что же с нами будет?
 — А это во многом зависит от тебя.




 Глава 22


 Около полуночи Куинн с Лили подъехали к ранчо. Снег валил вовсю, дорога была очень тяжелой, оба устали, однако не могли заснуть. Войдя в гостиную, они сели у камина и, держась за руки, начали все сначала, на сей раз с правды.
 Куинн не щадил себя.
 — Мне было невероятно грустно, что ребенок Мириам погиб той ночью, и в то же время я чувствовал облегчение. Мне больше не придется жить с постоянным напоминанием о том, что моя жена предпочла мне другого. — Запрокинув голову, он уставился в потолок. — Теперь я всю жизнь буду проклинать себя за эгоизм и то кратковременное чувство облегчения.
 Ближе к рассвету они снова заговорили о Мириам.
 — Я не смог отказаться от своей мечты, Лили, и спрятал Мириам. — Куинн взглянул на нее покрасневшими от бессонницы глазами. — Сейчас, думая об этом, я удивляюсь, как подобная мысль вообще могла прийти мне в голову.
 — Не вини себя, — тихо ответила Лили и легонько поцеловала его. — Люди боятся сумасшедших. Если бы стало известно, что Мириам потеряла рассудок, твоей кампании пришел бы конец.
 — Знаю. Я должен был сделать выбор и сделал его, а затем понял, как трудно с этим выбором жить. Меня терзало сознание, что, объяви мы о смерти Мириам, она будет обречена постоянно сидеть взаперти. Мучил постоянный страх, что кто-то узнает о ней или увидит ее в таком состоянии. И я без конца винил себя. Если бы я был внимательным мужем, она, возможно, и не поддалась бы ухаживаниям Маршалла. Будь я дома в ночь пожара, то мог бы спасти ребенка Мириам от смерти, а ее от безумия. Если бы я мог найти хорошего врача, она бы поправилась.
 — Никто не в силах ей помочь, — грустно ответила Лили.
 — И вся эта ложь… Нагромождение вранья… Особенно тебе…
 — Все позади, Куинн.
 — Ты считаешь, Лили? А я думаю, от лжи пока некуда деться. Хочешь не хочешь, но придется лгать избирателям, что я верю в свою программу, хотя это не так. Лгать подругам и знакомым Мириам, что она умерла. Мириам — что я ее брат. Лгать самому себе, что цель, ради которой я пошел на все это, того заслуживает.
 Лили не знала, что ответить, и повернулась к окну. Над горизонтом поднималось бледное солнце, томительная, полная неопределенности, страхов и признаний ночь подошла к концу.
 — Доброе утро, мисс Дейл, — сказал Куинн и, устало проведя рукой по лицу, добавил: — Это была длинная ночь.
 — Родился новый день, ковбой.
 — Обещаю тебе, Лили, что никогда теперь между нами не будет лжи.
 Какая же она красивая, как от нее замечательно пахнет, как доверчиво она смотрит на него!
 Лили на секунду прижалась теплыми губами к его рту, обняла, заглянула ему в глаза.
 — Мне кажется, прежде чем быть честным со мной, тебе нужно стать честным перед собой. Может, именно об этом тебе стоит подумать, Куинн?
 Господи, как он ее любит! Несмотря на ложь, которой он ее потчевал, Лили знает его лучше, чем он себя. Куинн вдыхал ее аромат, чувствовал биение ее сердца. Неужели он отпустит ее от себя? Как ему жить, если Лили не будет рядом?
 — Покатайся верхом, — предложила она. — Подыши воздухом и подумай.
 Он так и сделал. Ехал по заснеженным полям, вспоминал прожитую жизнь и все ошибки. Думал о своих желаниях и стремлениях, о том, что в жизни главное, а что нет, что позволено, а что возбраняется.
 Вечером они снова расположились у камина и проговорили до ночи. Куинн рассказывал о Мириам, о своей незадавшейся женитьбе, размышлял, что довело Мириам до такого состояния, воспоминал о жутких условиях в психиатрических лечебницах. А Лили рассказывала ему о своей юности, о том, как она была несчастлива с Саем Гарденером, о тюрьме. И оба сошлись на том, что умный, знающий губернатор может способствовать преобразованию многих областей жизни. Лили попросила Куинна включить это в список будущих реформ, но он сомневался, что существующая политическая система позволит ему осуществить подобные реформы.
 Только на следующий день, когда они стояли у загона для лошадей, Лили наконец решилась заговорить:
 — Я прочла несколько книг о твоей Италии и решила, что поеду туда. Пол, по-моему, прав. Ты получишь огромное преимущество, если я уеду немедленно. Ты можешь сказать, что я умерла. А кандидат, потерявший жену, вызывает сочувствие.
 Упершись в перекладину забора, Куинн хмуро смотрел на далекие горные вершины, увенчанные снежными шапками.
 — Я люблю тебя и не хочу, чтобы ты уезжала.
 — Знаю. — Лили заморгала, пытаясь сдержать непрошеные слезы. — Но мы оба понимаем, что я не могу остаться. В общем-то ничего не изменилось, а поскольку мне все равно придется уезжать, то нужно сделать это с наибольшей выгодой для тебя. То есть немедленно.
 «Нет, Лили, с тех пор как ты вошла в мою жизнь, все изменилось», — подумал Куинн.
 Они повернули к дому. Куинн шел первым, утаптывая дорожку. Скорее бы уж наступила весна, надоел проклятый снег.
 — Знаешь, я кое-что придумал, — улыбнулся он. Почти все их разговоры вчера и сегодня начинались именно с этой фразы. — У меня для тебя сюрприз.
 — По-моему, сюрпризов мне теперь хватит на всю оставшуюся жизнь.
 Куинн молчал, дожидаясь, когда Лили не выдержит и задаст вопрос. Ожидания весьма быстро оправдались, и он удовлетворенно засмеялся:
 — Скоро узнаешь. Пол везет тебе из города нечто замечательное. Ему пришлось изрядно потрудиться, чтобы это добыть.
 — Кстати, о городе, — заметила Лили. — Может, нам уже следует вернуться? Послезавтра ты должен произносить речь, а я обещала навестить Мириам и горю нетерпением.
 Куинн ощутил комок в горле. Он стоял посреди заснеженного двора, крепко прижимая Лили к себе, и чувствовал, что все его честолюбивые стремления, мечты о губернаторском кресле улетучиваются. Они уже не имели для него никакой ценности. Единственное, что имело смысл, — это всю жизнь быть рядом с Лили, очаровательной, умеющей сопереживать, любимой и любящей женщиной.
 — Вчера ты, кажется, говорила, что поняла наконец важность правил.
 — Боюсь, я никогда до конца не исправлюсь. — В глазах Лили сверкали веселые искорки. — Однако вынуждена признать, что обществу необходимы правила, и будет лучше, если люди станут им подчиняться.
 — А знаешь, в разных странах различные правила. В Европе они не такие, как у нас в Америке.
 — О Господи! — притворно застонала Лили. — Значит, мне придется опять учить правила?
 И вдруг Куинн понял, как ему жить дальше.
 — Лили, ты меня любишь?
 — Всем сердцем.
 — Пойдем в дом. Нужно обсудить наше будущее.
 Они вышли на крыльцо, держась за руки. Вдали показалась маленькая черная точка, которая ежеминутно увеличивалась. Это были сани Пола. А много дней назад Лили вот так же стояла у ворот женской тюрьмы в Юме, глядя на мчащуюся в клубах пыли карету Пола. Тогда она была подозрительной, озлобленной, ненавидящей мужчин. Женщиной с прошлым и без будущего.
 Она сильно изменилась с тех пор, хотя настоящей дамой, сдержанной и чопорной, ей никогда не стать. Она слишком живая, шумная, непосредственная, любящая иногда выпить, закурить сигару и при необходимости выругаться. Женщина, которая больше подходит мужчине в качестве любовницы, а не жены.
 — Есть какие-то сомнения? — тихо спросила она, взглянув на Куинна и сжав его руку.
 — Никаких, — твердо заявил он, целуя ее в губы.
 Лили могла бы и не спрашивать. Ответ был у него на лице, таком безмятежном, молодом и счастливом, что у нее сердце запело от радости.
 — Пока ты будешь наслаждаться сюрпризом, я сообщу Полу, что снимаю свою кандидатуру с выборов.
 — Пол расстроится. Кингмейкеру нужен король.
 — Он поймет. И похоже, вряд ли удивится.
 — Из тебя вышел бы отличный губернатор, Куинн.
 — Система бы не позволила мне сделать то, что я планировал, и в конце концов я бы предал своих избирателей. Пол это знает.
 — Надеюсь, он поймет и будет рад за нас. — Прикрыв глаза от ослепительно блестевшего снега, Лили вдруг удивленно вскинула брови. — Он не один. Кого-то нам привез.
 — Верно, — улыбнулся Куинн. — Того, кто уже несколько дней ждал этой встречи. Я собирался представить ее твоей племянницей.
 — Куинн! О Господи! — Лили пошатнулась, но. он вовремя ее поддержал.
 Дрожащая, смертельно побледневшая, она смотрела, как Пол ставит на землю маленькую девочку.
 Белокурую, с огромными глазами, в красном бархатном пальто, из-под которого выглядывало клетчатое платьице, в белой меховой шапочке с такой же муфточкой. Лили заплакала от радости. Конечно, это Пол так изысканно нарядил Роуз, у тети Эдны не хватило бы денег.
 — Я очень тебя люблю! — прошептала она Куинну и, бросившись к дочери, прижала ее к себе.
 — Как же я скучала по тебе, моя девочка!
 Роуз дотронулась до ее мокрой щеки.
 — Я не верила, что у меня есть мама. Я думала, ты умерла. — Глаза у нее сияли. — Ты очень красивая, мамочка!
 — И ты, детка, тоже! Пойдем в дом.
 — Когда я вырасту, то выйду замуж за дядю Пола, — заявила Роуз.
 — А этот замечательный дядя — твой новый папа.
 Сойдя с крыльца и опустившись рядом с ними на колени, Куинн улыбнулся.
 — Когда я встретил твою маму, — сказал он, — мы с ней были незнакомы друг с другом. Но прошло время, все изменилось. И мы с тобой будем друзьями, Роуз, я буду крепко любить тебя, как люблю твою маму. Надеюсь, когда-нибудь и ты меня полюбишь.
 Сияя от счастья, Лили смотрела, как два самых дорогих ей человека серьезно пожимают друг другу руки, потом вдруг нагнулась, схватила пригоршню снега и обсыпала Куинна с Роуз. Тот бросил в нее снежок, она не осталась в долгу, началась веселая снежная баталия, в которой с удовольствием принял участие и Пол. Они бегали, хохоча, друг за другом, пока в изнеможении не повалились в снег.
  «Апрель 1881 года 
  Дорогой мой Пол! 
  Я люблю Италию в любое время года, но особенно весной. Оливковые деревья уже в цвету, их нежное благоухание вливается в окна нашей виллы, наполняя комнаты чудесным ароматом. Небо голубое-голубое, совсем как в Колорадо. 
  Мы все очень жалели, что вам не удалось приехать в этом году. Но что поделаешь, мы понимаем: вы должны вести дела нового короля в первый год его правления. Тогда приезжайте, как только сможете. Нам так вас не хватает! 
  Спасибо за ящик с книгами. Очень понравились романы, которые вы специально выбрали для меня. Куинн напишет отдельно и поблагодарит за книги, что вы подобрали для него. К сожалению, его книга о политической реформе продвигается медленно и с большими перерывами. За эти годы ручеек сельских жителей, ежедневно приходящих к нему за юридической консультацией, превратился в широкую реку, и мой дорогой муж наконец-то вынужден был признать, что стал настоящим деревенским адвокатом. Да-да! И не смейтесь, пожалуйста. 
  Дети здоровы и счастливы. Роуз уже десять. Эта юная леди — моя радость и мое сокровище. Она просит напомнить, что вы обещали жениться на ней, когда она вырастет. Полу четыре. Непоседа доставляет гувернантке немало хлопот. Мириам три годика, похоже, она вырастет такой же красавицей, как и ее тезка. 
  Есть и печальная новость. Вскоре после Нового года скончалась Мириам, жена Куинна. Она до конца считала меня сестрой, а его братом. Я тоже любила бедняжку как родную сестру, и мне ее сейчас ужасно не хватает. 
  В заключение сообщаю, что в прошлом месяце мы с Куинном поженились. Свадьба была скромной. Я никогда не придавала большого значения тому, что мы не женаты, но теперь стала женщиной, которую вы хотели из меня сделать, мой дорогой друг. Произнося клятву верности, я даже заплакала от счастья. Последняя ложь, стоявшая между нами, исчезла, но радость наша была бы еще больше, если бы рядом были вы. 
  Дорогой Пол, я часто вспоминаю вас. Гораздо чаще, чем вы думаете. Вспоминаю первый день нашего знакомства, когда вы говорили мне, какие блага меня ждут, если я стану женой незнакомца. Тогда я вам не поверила. Но сейчас, глядя на обожаемого мужа и наших детей, я понимаю, что все исполнилось. Спасибо, друг мой, за то, что вы сделали из меня леди и подарили мне эту жизнь. 
  С любовью и уважением, 
  Лили Уэстин».