---------------------------------------------



 Жорж Сименон
 «“Приют утопленников”»


 — Вы и в самом деле не хотите встать под навес? — с чувством некоторой неловкости настаивал капитан жандармерии.
 — Нет! — сквозь зубы, не вынимая изо рта трубки, ответил Мегрэ Он стоял сердитый, массивный и грузный, как всегда в свои скверные дни, засунув руки в карманы пальто Поля его шляпы превратились в водоем, и вода выплескивалась оттуда при малейшем его движении.
 Надо сказать, так ведь и бывает: волею случая влипаешь в самые неприятные истории, из которых всего труднее выпутаться и которые обычно кончаются более или менее печально, и притом влипаешь по собственной глупости или по малодушию, не решаясь отказать, пока еще не поздно.
 Так и случилось с Мегрэ — и в который уже раз! Накануне он приехал в Немур по делу второстепенной важности, которое должен был согласовать с капитаном жандармерии Пийманом.
 Капитан оказался человеком приятным, культурным, спортсменом, выпускником Сомюрского военного училища [1] . Он любезно пригласил комиссара оказать честь его столу и винному погребу, а потом, поскольку ливень не прекращался, предложил остаться ночевать в комнате для гостей.
 Стояла хмурая осень, уже две недели шли обложные дожди, сопровождавшиеся густым туманом, а по неспокойным, мутным водам Луэна плыли сломанные ветви деревьев
 — Ну, так я и знал! Без этого дело не обойдется, ночь не проспишь спокойно, — вздохнул Мегрэ, услышав около шести утра, среди полной тьмы, резкие телефонные звонки.
 Через несколько минут капитан подошел к его двери и вполголоса окликнул:
 — Вы не спите, комиссар?
 — Нет, не сплю.
 — Не согласились бы вы поехать со мной в одно место в пятнадцати километрах отсюда? Сегодня ночью там произошел курьезный случай.
 И Мегрэ, разумеется, отправился с ним. Они приехали к берегу Луэна, туда, где шоссе Немур — Монтаржи идет вдоль реки.
 Открывшаяся им картина могла навсегда отбить охоту к раннему вставанию. Низкое холодное небо. Косые струи дождя. Грязно-коричневые волны реки, а чуть поодаль тополя, выстроившиеся вдоль канала.
 Селения поблизости не было. И только гостиница «Приют рыбаков» одиноко возвышалась метрах в семистах отсюда Мегрэ уже знал, что местные жители прозвали ее «Приютом утопленников».
 О нынешних утопленниках пока еще ничего не было известно. Скрипел кран, двое в непромокаемых плащах, какие носят матросы, накачивали скафандр. Несколько машин стояли на обочине, другие проносились мимо в обоих направлениях по шоссе, замедляли ход, иногда останавливались, чтобы узнать, в чем дело, затем ехали дальше.
 Суетились жандармы, поодаль замерли кареты «Скорой помощи», вызванные на всякий случай ночью и теперь уже явно бесполезные.
 Надо было ждать, пока кран подцепит затонувшую в середине реки машину, над которой стремительно неслись мутные воды, и вытащить ее на берег.
 У поворота шоссе застыла десятитонка, одно из тех вонючих чудовищ, которые день и ночь грохочут по шоссе.
 Никто точно не знал, что произошло. Накануне, в девятом часу вечера, здесь шла десятитонка, совершавшая регулярные рейсы между Парижем и Лионом. На повороте она врезалась в машину с потушенными фарами и столкнула ее в реку.
 Водителю грузовика Жозефу Лекуэну почудились крики, и хозяину баржи «Прекрасная Тереза», стоявшей на канале, примерно в ста метрах отсюда, тоже послышались призывы о помощи.
 Оба они встретились на берегу и, вооружившись большим фонарем, пытались хоть что-нибудь разглядеть в темноте. Затем шофер продолжил свой путь в Монтаржи, где тотчас поставил в известность о случившемся жандармерию.
 Местность, где произошел несчастный случай, входила в округ Немура. Жандармерия этого города тоже была извещена, но поскольку ничего нельзя было предпринять до рассвета, лейтенант жандармерии разбудил капитана только в шесть утра.
 Ожидание было томительным. Люди мерзли, втянув голову в плечи, почти равнодушным взглядом смотрели на грязные воды Луэна.
 Тут же под большим зонтом стоял хозяин гостиницы и с видом знатока обсуждал ситуацию.
 — Если тела не застряли в машине, их найдут нескоро: все плотины спущены, и они доплывут до Сены, если не зацепятся за корягу.
 — Они никак не могут застрять в машине, — возражал водитель грузовика, — машина-то открытая!
 — Интересно!
 — Что — интересно?
 — Да вчера у меня остановилась молодая парочка, приехавшая в открытой машине. Они ночевали у меня, позавтракали и собирались остаться и на эту ночь, но больше я их не видел.
 Нельзя сказать, что Мегрэ прислушивался к этой болтовне, но мозг его регистрировал каждое слово помимо его воли.
 Водолаз наконец всплыл на поверхность, и люди в плащах принялись торопливо отвинчивать его большой медный шлем.
 — Валяйте, — сказал он, — застроплено надежно.
 На шоссе нетерпеливо гудели машины, не понимая причины затора. В окна высовывались головы.
 Кран, вызванный из Монтаржи, производил невероятный грохот. Наконец из воды показалась верхняя часть серого кузова, потом капот, колеса…
 Ноги у Мегрэ давно промокли, брюки отяжелели от налипшей грязи. Он с удовольствием выпил бы чашку горячего кофе, но не хотел уходить отсюда и тащиться в гостиницу, а капитан жандармерии не решался больше отвлекать его разговорами.
 — Осторожно, ребята! Освободите место слева.
 Перед автомобиля хранил отчетливые следы столкновения, подтверждавшие слова шофера грузовика, что в момент происшествия машина была развернута лицом к Парижу.
 — Раз! Два!.. Взяли!
 Наконец машину выволокли на берег. Странное она представляла зрелище. Колеса искорежены, крылья скомканы, как бумага, на сиденьях уже осели грязь и речные наносы.
 Лейтенант жандармерии записал номер, пока капитан искал на панели табличку с именем хозяина машины.
 На табличке было написано: «Р. Добуа, Париж, авеню Терн, 135».
 — Я попробую позвонить туда, хорошо, комиссар?
 На лице Мегрэ читалось: «Делайте что хотите! Меня это не касается».
 Все это — дело жандарма, а не комиссара уголовной полиции. Бригадир уехал на мотоцикле звонить в Париж. Вытащенный из воды автомобиль обступили со всех сторон. Было тут с десяток любопытных из проезжавших мимо машин; некоторые ощупывали кузов или пытались заглянуть внутрь.
 Кто-то случайно повернул ручку багажника, и, против ожидания, крышка без труда откинулась. Человек с криком отшатнулся, а стоящие рядом устремились вперед, чтобы получше разглядеть.
 Мегрэ подошел вместе с другими, нахмурил брови и впервые за это утро громко приказал:
 — Отойдите!.. Ни к чему не прикасаться!
 Теперь он тоже увидел. Увидел человеческое тело, странно согнутое, скрюченное в неестественной позе, будто человека втиснули туда и с трудом захлопнули крышку; светлые волосы с платиновым отливом указали на то, что это женщина.
 — Капитан, пожалуйста, очистите место! Тут пахнет грязной историей.
 Да и работа предстояла довольно грязная! Вытаскивать мокрый труп из багажника — занятие не из приятных.
 — Вы ничего не чувствуете?
 — Еще бы.
 — Вам не кажется, что…
 Минут через пятнадцать подозрения подтвердились. Один из зевак оказался врачом. Он осмотрел труп в придорожном кустарнике. Приходилось беспрерывно отгонять людей и даже детей, которым не терпелось посмотреть на все поближе.
 — Смерть наступила по крайней мере трое суток назад.
 Кто-то потянул Мегрэ за рукав. Это был Жюстен Розье, хозяин «Приюта утопленников».
 — Я узнал машину, — сказал он с таинственным видом. — Она принадлежит моим молодым постояльцам.
 — У вас записаны их имена?
 — Да, они заполнили листок.
 Снова заговорил врач:
 — Знаете, эта женщина убита. Каким орудием?
 — Бритвой. Ей перерезали горло.
 А дождь все лил и на машину, и на труп, и на темные фигуры, суетившиеся в серых сумерках рассвета. Затарахтел мотоцикл. С него соскочил бригадир.
 — Машина уже не принадлежит господину Добуа, с которым я только что говорил по телефону. На прошлой неделе он продал ее хозяину гаража у заставы Майо.
 — А что заявил этот хозяин?
 — Я звонил в гараж. Машина перепродана три дня назад молодому человеку, который заплатил наличными. По этой причине имя его не было нигде зарегистрировано.
 — Но ведь у меня же записано имя! — в нетерпении воскликнул хозяин, считая, что ему не уделяют достаточного внимания. — Пройдем ко мне в гостиницу, и я…
 Подошел рыжий человек, редактор единственной в Монтаржи газеты и корреспондент одной из крупных парижских газет. Неизвестно, как он сумел раздобыть материал, потому что Мегрэ сразу отшил его, и капитан Пийман тоже. Это, однако, не помешало ему занять на целых пятнадцать минут телефонную кабинку гостиницы.
 А через час уже множество репортеров наперебой совали свои удостоверения жандарму, который преграждал вход в гостиницу любопытным. Среди них были и фотографы, карабкавшиеся на столы и стулья и снимавшие всех подряд без всякой связи с происшедшей драмой.
 Мегрэ получил ответ из Парижа по телефону.
 — Сюрте согласна. Поскольку вы оказались на месте, ведите официальное дознание. В течение дня к вам на подмогу прибудет инспектор с улицы Соссэ.
 Да, действительно, странная история! И гостиница тоже странная, непонятно почему стоявшая как раз там, где шоссе делает резкий поворот! Мегрэ успел узнать, что за пять лет уже третья машина падала в Луэн на этом самом месте.
 Два первых случая были не столь загадочны: машины мчались на большой скорости, не предусматривавшей поворота, и, не сумев свернуть вовремя, на полном ходу сорвались в реку. В одной утонула семья в пять человек; в другой была только одна жертва.
 Да, гостиница не зря получила такое название, к тому же в воскресенье, на Троицу, здесь из-за своих личных горестей утопилась молодая женщина, в то время как ее супруг мирно сидел с удочкой всего в ста метрах от нее.
 «Приют утопленников»! Достаточно было бросить взгляд на телефонную будку, куда по очереди входили журналисты, и становилось ясно, что еще до вечера она прославится на всю страну.
 …Тайна «Приюта утопленников»… Преступление у «Приюта утопленников»… Труп в багажнике… Загадка серой машины…
 Невозмутимый, тяжеловесный Мегрэ курил свою трубку и с аппетитом ел огромный сандвич с ветчиной, запивая его пивом. Без всякого любопытства взирал он на эту обычную суматоху, которая всегда осложняет работу полиции.
 Среди всех толпившихся здесь людей его интересовали только двое: судовщик с «Прекрасной Терезы» и шофер грузовика.
 Судовщик явился к нему и почтительно начал:
 — Вы знаете, нам дают премию за скорость. Мне нужно было отчалить сегодня на рассвете. Так что, если можно…
 — Где вы должны разгружаться?
 — На набережной Турнель в Париже. Нам еще целый день плыть по каналу. И почти столько же по Сене. Доберемся только послезавтра к вечеру. Мегрэ заставил его повторить свои показания.
 — Мы поужинали, и жена уже улеглась. Я тоже собирался лечь, но услышал какой-то чудной шум… Из нашей каюты не очень-то разберешь… Я высунул голову из люка, и мне показалось, будто зовут на помощь.
 — Какой был голос?
 — Да трудно сказать. Дождь стучал по железной обшивке палубы. Голос доносился издалека.
 — Голос женский или мужской?
 — Да, пожалуй, мужской!
 — Сколько прошло времени после первого шума, который вы услышали?
 — Трудно сказать — я разувался, надевал шлепанцы…
 — Что вы сделали потом?
 — Не мог же я выйти в шлепанцах. Я спустился вниз, надел кожанку и резиновые сапоги. Жена не спала еще, и я сказал ей: «Может, кто-нибудь тонет».
 Мегрэ спросил:
 — Почему вы решили, что кто-то тонет?
 — Знаете, когда живешь на реке или на канале и слышишь крики о помощи, то ясно: кто-то тонет! Своим багром я вытащил уже пять человек…
 — Значит, вы направились к реке?
 — Да, я почти что там и был, ведь между каналом и рекой в этом месте всего метров двадцать. Я увидел фары грузовика, а потом здоровенного малого, который ходил по берегу.
 — Шофера? Вот этого самого?
 — Да. Он сказал, что налетел на машину и что она угодила прямо в реку. Тут я побежал за электрическим фонариком…
 — Все это тянулось довольно долго?
 — Ну конечно!
 — А что же делал в это время шофер?
 — Не знаю. Наверно, старался разглядеть что-нибудь в темноте.
 — Вы подходили к грузовику?
 — Может статься… Не помню… Я больше думал, не выплывет ли человек.
 — Вы не знаете, был ли шофер один в грузовике?
 — Думаю, что один; если бы там кто сидел, он пришел бы нам на помощь.
 — Когда оба вы убедились в бесполезности своих усилий, что сказал вам шофер?
 — Что он сообщит в жандармерию.
 — Он не уточнил, в какую именно?
 — Нет, не помню.
 — Вам не пришло в голову сказать ему, что позвонить можно из гостиницы? Ведь она всего в семистах метрах отсюда.
 — Я подумал об этом позже, когда он уже уехал.
 Шофер — рослый, сильный парень. Он предупредил по телефону свое начальство, что задержан полицией в связи с несчастным случаем на дороге. Теперь он невозмутимо ждал дальнейших событий, не отказываясь выпить, когда его угощали журналисты, и в обмен на это охотно повторял им свою историю.
 Мегрэ беседовал с ним наедине в маленьком зале, где стоял только один стол, а широкий диван свидетельствовал о том, что это заведение со зловещим названием гостеприимно встречало влюбленные парочки.
 — Я считал, что на большие расстояния водители грузовиков выезжают всегда вдвоем.
 — Так большей частью и бывает. Но вот уже неделя, как мой напарник покалечил руку, и, пока ему платят страховку, я езжу один.
 — В котором часу вы выехали из Парижа?
 — В два. У меня негабаритный груз, вдобавок дороги скользкие, и я не мог быстро ехать.
 — Вы, должно быть, остановились пообедать в ресторанчике, куда заезжают и другие шоферы?
 — Верно! У нас есть свои излюбленные местечки. И встречаемся мы там обычно в одно и то же время. Я остановился сразу за Немуром у тетушки Катерины, отменной поварихи.
 — Сколько грузовиков стояло в это время у ее дома?
 — Четыре! Два мебельных фургона от конторы Морена, одна цистерна с бензином и большой грузовик.
 — Вы ели вместе с другими шоферами?
 — Мы сидели втроем. Остальные ели за соседним столиком.
 — В каком порядке вы ушли оттуда?
 — Я не заметил, как вышли остальные. Я ушел последним, так как хотел дозвониться в Париж.
 — Кому вы звонили?
 — Хозяину. Хотел сказать, чтобы в Мулене мне приготовили поршневые кольца. Я заметил дорогой, что мотор барахлит и что третий цилиндр…
 — Ладно! Как, по-вашему, сильно вы отстали от ваших товарищей?
 — Я тронулся минут через десять после второго мебельного фургона. Но я иду на большей скорости, и он должен был быть километрах в пяти впереди меня…
 — А легковую машину вы увидели только в момент столкновения?
 — За несколько метров. Но я уже не успел затормозить.
 — В машине не было никакого света?
 — Никакого!
 — А вы не заметили, сидел ли кто в ней?
 — Мне трудно сказать. Шел дождь. Дворники у меня работают неважно… Я знаю только, что, когда машина ушла под воду, мне показалось, будто кто-то барахтается в темноте. Потом мне почудилось, что зовут на помощь.
 — И еще вопрос: у вас в ящике под сиденьем я увидел прекрасный электрический фонарь… Почему вы им не воспользовались?
 — Сам не знаю. Растерялся. Боялся, как бы мой грузовик не скатился в Луэн.
 — Когда вы проезжали мимо гостиницы, там был свет?
 — Может, и был.
 — Вы часто ездите по этому шоссе?
 — Два раза в неделю.
 — Вам не пришло в голову позвонить из гостиницы?
 — Нет, я подумал, что Монтаржи близко, и поехал туда.
 — Пока вы бродили вдоль берега, никто не мог спрятаться в кузове вашей машины?
 — Не думаю.
 — Почему?
 — Ему пришлось бы развязать веревки на брезенте.
 — Благодарю вас. Разумеется, вы пока останетесь здесь, в моем распоряжении.
 — Ну, раз это может помочь…
 Единственной его заботой было плотно поесть и крепко выпить. Мегрэ видел, как он тут же направился в кухню и заказал завтрак на полдень.
 На кухне хозяйничала г-жа Розье, худая, с желтым лицом женщина, сбившаяся с ног от неожиданного наплыва клиентов. К тому же она никак не могла пробиться к телефону, который осаждали журналисты, и не могла передать в город заказ на продукты.
 Молоденькая служанка Лили с чересчур смышленым для своего возраста личиком шутила со всеми, подавая аперитивы, а у хозяина за стойкой не было ни минуты свободной.
 Стоял мертвый сезон. Летом здесь останавливались туристы, влюбленные парочки и рыбрловы, а осенью лишь изредка заглядывали охотники из Парижа, арендовавшие здешние угодья, они заказывали себе обед на определенный день.
 Розье заявил Мегрэ следующее:
 — Позавчера вечером приехала молодая пара в серой машине, в той самой, что вытащили из реки. Я сразу решил, что это новобрачные. Вот листок, который они заполнили.
 Почерк на листке был острым и беспокойным.
 «Жан Вербуа, 20 лет, агент по рекламе, проживающий в Париже, улица Акаций, 18».
 В ответ на вопросы листка: «Едет из Парижа, направляется в Ниццу». И на обороте, отвечая на вопросы о своей спутнице, молодой человек написал наискось через весь листок: «С женой».
 Эти сведения уже были сообщены в Париж, там наводили справки на улице Акаций в XVII округе, неподалеку от гаража, где была куплена машина.
 — С ним приехала очень хорошенькая девушка лет семнадцати-восемнадцати, — продолжал хозяин. — Я называл ее, говоря со своими, розанчиком. На ней было слишком легкое, не по сезону платье и пальто спортивного типа.
 — У них был багаж?
 — Один чемодан. Он все еще наверху, в комнате…
 В чемодане оказалась только мужская одежда и белье. Как видно, отъезд таинственной девушки был неожиданным.
 — Они не показались вам встревоженными?
 — Как будто нет. По правде говоря, они больше думали о любви и добрую часть вчерашнего дня провели у себя в комнате. Они заказали завтрак в номер, и Лили заметила, что не слишком-то приятно обслуживать людей, которые даже и не думают скрывать свои чувства перед посторонними. Вы меня понимаете…
 — Они не сказали вам, почему, отправляясь в Ниццу, они остановились всего в ста километрах от Парижа?
 — Думаю, им было безразлично, где остановиться, лишь бы запереться в комнате.
 — А машина?
 — Она стояла в гараже. Вы ее видели… Хорошая машина, но старого выпуска; словом, такая, какую покупают люди не слишком богатые. Вид приличный, и стоит дешевле, чем новая модель…
 — Вы не полюбопытствовали открыть багажник?
 — Я никогда себе не позволил бы ничего подобного.
 Мегрэ пожал плечами. Порядочность хозяина не слишком бросалась в глаза, и, кроме того, он знал, насколько люди этой профессии любопытны.
 — Короче говоря, они собирались вернуться к вам ночевать?
 — Да, пообедать и переночевать. Мы ждали их до десяти вечера и только тогда убрали приборы со стола.
 — В котором часу машина вышла из гаража?
 — Погодите… Уже стемнело. Думаю, около половины пятого… Я решил, что, насидевшись в комнате, молодые люди захотели развлечься, съездить в Монтаржи или еще куда-нибудь. Чемодан остался наверху, и я не беспокоился насчет платы.
 — Вы ничего не знали о случившемся?
 — Ничего, пока не пришли жандармы около одиннадцати вечера.
 — И вы сразу подумали, что речь идет о ваших постояльцах?
 — Да. Я испугался за них. Когда молодой человек выезжал из гаража, я заметил, что он не слишком уверенно ведет машину. Видно, недавно сел за руль. А мыто знаем этот поворот у реки.
 — Вы не уловили ничего странного в их разговорах?
 — Я не прислушивался к разговорам.
 Итак, дело представлялось следующим образом.
 В понедельник, около пяти часов дня, некий Жан Вербуа, двадцати лет, агент по рекламе, проживающий в Париже на улице Акаций, дом 18, купил в ближайшем от своего дома гараже машину хорошей марки, но устаревшей модели и заплатил за нее пятью тысячефранковыми ассигнациями. Как сообщили Мегрэ по телефону, хозяин гаража обратил внимание, что в бумажнике его клиента оставалась еще довольно толстая пачка денег. Вербуа не стал торговаться и заявил, что табличку с фамилией владельца машины он заменит завтра. В гараж он явился один.
 О том, как и где он провел вторник, никаких сведений еще не имелось.
 В среду вечером Вербуа приехал на своей машине в «Приют утопленников», находящийся в ста километрах от Парижа, в обществе молоденькой спутницы, которую хозяин, человек с наметанным глазом, принял за девушку из приличной семьи.
 В четверг молодые люди выехали на машине якобы на прогулку по окрестностям, а через несколько часов в эту машину, стоявшую с потушенными фарами на обочине шоссе в семистах метрах от гостиницы, врезался грузовик. Шофер и судовщик утверждают, что слышали в темноте крики о помощи.
 Никаких следов Жана Вербуа, девушки. С утра местная жандармерия вела розыски по всей округе, но нигде их не обнаружила. Ни на станциях, ни на фермах, ни в других гостиницах, ни на дорогах не встретили никого, кто подходил бы по приметам.
 Труп, найденный в багажнике, принадлежал женщине лет сорока пяти — пятидесяти, холеной и изящно одетой.
 Судебно-медицинский эксперт подтвердил слова случайного врача, что женщина была убита в понедельник с помощью бритвы.
 Кроме того, хотя с меньшей уверенностью, эксперт предположил, что труп затолкали в багажник лишь через несколько часов после смерти.
 Следовательно, когда молодая пара приехала в гостиницу, в багажнике их машины уже находилось мертвое тело.
 Знал ли об этом Вербуа?
 Знала ли об этом его юная спутница?
 Каким образом их машина с потушенными огнями оказалась в восемь вечера на краю дороги?
 Остановились ли они из-за какой-нибудь поломки, с которой водитель-новичок не сумел справиться?
 Кто находился в машине в момент столкновения?
 Кто звал ночью на помощь?
 Капитан жандармерии проявлял необычайный светский такт и не тревожил Мегрэ во время допросов, стараясь собрать со своими помощниками как можно больше различных сведений.
 Десять плоскодонок сновали по Луэну, прочесывая дно длинными крючьями. Люди с баграми топтались в воде у самого берега, другие осматривали шлюзы.
 Журналисты вели себя в гостинице, словно на завоеванной территории, бесцеремонно хозяйничали там, наполняя дом толкотней и шумом.
 «Прекрасная Тереза» отплыла к набережной Турнель с грузом черепицы, а Жозеф Лекуэн, равнодушный ко всей этой суетне, с философским спокойствием наслаждался непредвиденным оплаченным отдыхом.
 Газетные заголовки становились все более жирными и все более сенсационными. Рекорд поставил репортер, написавший:
 «Двое юных влюбленных возят в багажнике труп».
 Затем шло курсивом:
 «Мутные волны Луэна поглотили преступников и их жертву».
 То был самый неприятный период расследования. Мегрэ был ожесточен и ни с кем не разговаривал, только сердито ворчал в ответ, пил пиво и курил свою трубку, расхаживая взад и вперед по комнате, точно медведь в клетке. В этот начальный неопределенный период поступающие сведения словно противоречат друг другу, и тщетно ищешь среди всей массы фактов путеводную нить, на каждом шагу боишься впасть в ошибку и пойти по ложному следу.
 В довершение несчастья гостиница плохо отапливалась, тут было центральное отопление, что для зябкого Мегрэ было сущим наказанием. Готовили здесь скверно, да еще повариха разбавляла соус, чтобы удовлетворить растущий спрос.
 — Надеюсь, вы меня извините за то, что я вам скажу, комиссар…
 С тонкой улыбкой капитан Пийман подсел к Мегрэ, угрюмому и мрачному, как само ненастье.
 — Я знаю, вы на меня сердиты. Но я просто счастлив, что мне удалось вас задержать: я начинаю думать, что этот столь заурядный поначалу дорожный инцидент постепенно становится одним из самых таинственных дел, какие только можно себе представить.
 Вместо ответа Мегрэ положил себе в тарелку картофельного салата, сардин и свеклы — обычную закуску плохих ресторанов.
 — Когда мы узнаем, кто эта красивая влюбленная девушка…
 К двери гостиницы подкатила большая машина, забрызганная грязью. Шофер в ливрее открыл дверцу седеющему мужчине, который инстинктивно отшатнулся от фотографов, на всякий случай целивших на него свои аппараты.
 — Глядите! — тихо произнес Мегрэ. — Держу пари, что это ее отец!
 Комиссар не ошибся, однако напрасно он опасался тягостной сцены. Нотариус Ла Поммерэ держался с замечательной выдержкой и достоинством. Он умело и уверенно уклонился от осаждавших его журналистов и последовал за Мегрэ в маленькую гостиную.
 — Жермен Ла Поммерэ, нотариус из Версаля, — представился он.
 И профессия его, и город, где он жил, как нельзя более подходили к его высокой породистой фигуре, матовой коже и спокойным чертам лица, которые лишь чуть дрогнули, когда он, опустив взгляд, спросил:
 — Вы нашли ее?
 — Я вынужден, — со вздохом сказал Мегрэ, — задать вам несколько вполне определенных вопросов, за которые заранее прошу меня извинить.
 Нотариус сделал жест, означавший: «Ну что ж, ничего не поделаешь…»
 — Прежде всего, можете ли вы мне сказать, как вы пришли к мысли, что ваша дочь могла быть замешана в этой истории?
 — Вы сейчас поймете. Моей дочери Вивиане семнадцать лет, но она выглядит на все двадцать. Я говорю в настоящем времени, хотя, вероятно, надо уже говорить в прошедшем. Она очень впечатлительна и порывиста, как и ее мать. Прав я или нет, но, особенно с тех пор, как я овдовел, я старался не противоречить ее желаниям. Я не знаю точно, где она познакомилась с этим Жаном Вербуа, но мне кажется, это произошло не то в плавательном бассейне, не то в спортивном клубе близ Булонского леса.
 — Знакомы ли вы лично с Жаном Вербуа?
 — Я видел его однажды. Моя дочь, как я уже сказал вам, очень импульсивна. Однажды вечером она вдруг ни с того ни с сего заявила: «Папа, я выхожу замуж!»
 Мегрэ встал и резко распахнул дверь, бросив презрительный взгляд на журналиста, подслушивавшего у замочной скважины.
 — Продолжайте, пожалуйста.
 — Сначала я решил отшутиться. Потом, видя, что дело обстоит серьезно, я попросил представить мне ее избранника. Таким вот образом однажды днем Жан Вербуа появился в Версале. Мне сразу не понравилась одна деталь: он приехал на дорогой спортивной машине, взятой у товарища. Не знаю, поймете ли вы меня. Молодые люди имеют право на честолюбие, но мне не нравится, когда в двадцать лет таким дешевым способом удовлетворяется стремление к роскоши, особенно к роскоши дурного тона.
 — Словом, встреча оказалась прохладной?
 — Более того, она была явно недружелюбной. Я спросил молодого человека, на какие средства он рассчитывает содержать жену, и выслушал вполне откровенный ответ, что, пока он не достигнет более блестящего положения, приданое моей дочери, во всяком случае, не даст ей умереть с голоду. Как видите, это вполне сложившийся тип мелкого, циничного карьериста как в своих высказываниях, так и в манере держаться! В какой-то момент я даже подумал, не является ли этот цинизм позой и не скрывается ли за ним робость и неуверенность в себе. Вербуа произнес длинную речь о чрезмерных правах, которые присваивают себе родители, и об отсталых идеях известной части буржуазии, к законченным представителям которой он соблаговолил причислить и меня. После часа такой беседы я выставил его вон.
 — Когда это произошло? — спросил Мегрэ.
 — Тому нет и недели. Когда после этого я разговаривал с дочерью, она заявила мне, что выйдет замуж только за Вербуа, что я его не понял, не сумел оценить, и так далее. Верите ли, она пригрозила мне, что, если я не дам согласия на брак, она убежит с ним.
 — Вы не поддались?
 — Увы! Я не поверил в серьезность этой угрозы. Я решил, что время все уладит. И вот во вторник днем Вивиана исчезла. В тот же день вечером я отправился на квартиру к Вербуа на улицу Акаций, и там мне сообщили, что он уехал… Я расспросил привратницу и обрел твердую уверенность, что его сопровождала молоденькая девушка — иначе говоря, Вивиана. Вот почему сегодня, прочитав в газетах отчет о событиях минувшей ночи…
 Он не терял самообладания и достоинства. Однако капли пота выступили на его лбу, когда он проговорил, глядя в сторону:
 — Я прошу у вас, комиссар, только одного: быть со мной откровенным. Я достаточно крепок, чтобы принять прямой удар, но вряд ли выдержу длительную смену надежды и отчаяния. Жива ли, по-вашему, моя дочь?
 Мегрэ ответил после долгой паузы:
 — Позвольте мне сначала задать вам последний вопрос. Вы как будто хорошо знаете свою дочь. Как мне представляется, ее любовь к Вербуа — это цельное чувство, не только пылкое, но и романтическое. Не спешите с ответом. Предположите, что ваша дочь пришла к любовнику. Простите за грубое слово, оно, к несчастью, точное. И тут она узнает, что ради того, чтобы иметь возможность и средства, необходимые для побега с нею, он был вынужден пойти на убийство…
 Оба помолчали. Наконец господин Ла Поммерэ вздохнул:
 — Не знаю… Я скажу вам нечто такое, комиссар, чего никто не знает. Я говорил вам, что я вдовец. Это правда. Моя жена умерла три года назад в Южной Америке, куда уехала одиннадцать лет назад вместе с неким кофейным плантатором. Покидая мой дом, она захватила с собой сто тысяч франков, изъяв их из сейфа в моей конторе. И Вивиана похожа на мать.
 Он вздрогнул, услышав, как Мегрэ пробормотал со вздохом:
 — Будем надеяться на это!
 — Что вы хотите сказать?
 — Видите ли, если у Жана Вербуа нет причин опасаться своей спутницы, он не станет желать ее гибели. Если же, напротив, обнаружив в багажнике труп, ваша дочь возмутилась и высказала какие-либо угрозы…
 — Я понимаю вашу мысль, но ход событий представляется мне иным, чем он описан в газетах. В момент столкновения машина не была пуста, раз водитель грузовика и судовщик услышали крики о помощи. У Вербуа и Вивианы не было повода расстаться. Следовательно…
 — Река прочесывается с самого утра. До сих пор ничего не нашли. Могу ли я попросить вас подняться со мной в комнату, которую занимала в гостинице эта пара?
 Вполне обыкновенная комната, обои в цветочек, никелированная кровать, зеркальный шкаф красного дерева. На туалетном столике бритва, кисточка для бритья, две зубные щетки, одна из них новая.
 — Вот видите, — промолвил Мегрэ, — он взял в дорогу свои вещи. Но по пути им пришлось остановиться, чтобы купить зубную щетку для девушки и эти дорожные тапочки, которые стоят под кроватью. И все же мне хотелось бы найти какое-то доказательство, что речь идет именно о вашей дочери.
 — Вот оно, — печально сказал отец, указывая пальцем на коврик, где поблескивала уроненная серьга. — Вивиана всегда носила эти серьги, принадлежавшие ее матери. У одной из них испорченный замочек, дочь не раз теряла ее и каким-то чудом находила. Вот она! Есть ли у меня, по-вашему, хоть слабая надежда, что дочь жива?
 Мегрэ не решился ответить ему, что в этом случае м-ль Вивиана Ла Поммерэ, по всей вероятности, будет обвинена в соучастии в убийстве.
 Пришлось настоять, чтобы нотариус вернулся в Версаль. Дождь не утихал, и «Приют утопленников» все больше походил на военный штаб.
 Журналисты, которым наскучило следить под дождем за работами водников, прочесывавших реку, с невозмутимым видом засели за карты. Капитан жандармерии отдал свою машину в распоряжение комиссара, но Мегрэ не пользовался ею, и его внешне не связанные между собой действия не внушали особых надежд тем, кто не знал методов его работы.
 Увидев, как Мегрэ направился к телефонной будке, журналисты решили, что тут-то они смогут узнать все новости, и с присущей им профессиональной бесцеремонностью столпились у двери кабинки.
 Оказалось, что Мегрэ звонит в Парижскую обсерваторию, осведомляясь о последней сводке погоды и настойчиво выспрашивая кое-какие подробности.
 — Так вчера около восьми вечера не было луны? А какой прогноз на сегодня? Повторите, пожалуйста… Она восходит в ноль двенадцать?.. Благодарю вас.
 Когда он вышел из будки, лицо его выражало полное удовлетворение. Он даже позволил себе не без лукавства бросить журналистам:
 — Хорошая новость, господа: проливной дождь продлится не меньше трех дней.
 После этого он долго беседовал с капитаном Пийманом, который вскоре исчез и до конца дня не появлялся.
 Пили много. Кто-то обнаружил у хозяина прекрасное игристое вувре, и все считали своим долгом его отведать. Лили беспрерывно сновала между столиками и не слишком сурово отталкивала любознательные руки клиентов.
 В половине пятого уже стемнело, и поиски в Луэне прекратились; к тому же все менее вероятным казалось, что в реке обнаружат тело или тела, которые за это время течение могло унести к самой Сене.
 Прислали тягач, чтобы увезти с шоссе разбитую машину, мешавшую движению; ее отвезли в Монтаржи, где она поступила в распоряжение полиции.
 В шесть вечера один из репортеров позвал хозяина и спросил его:
 — Чем вы нас угостите на обед?
 — Ничем! — раздалось в ответ.
 Хозяин удивленно оглянулся, не понимая, кто осмелился ответить за него и притом в ущерб его коммерческим интересам. То был Мегрэ, который с невозмутимым видом подошел к журналистам.
 — Я действительно хочу попросить вас, господа, не обедать здесь сегодня. Я не запрещаю вам вернуться к десяти часам, если вам это улыбается, и даже переночевать здесь. Но я очень хотел бы, чтобы с семи до девяти в гостинице оставались только те, кто находился здесь вчера вечером.
 — Вы хотите восстановить вчерашнюю обстановку? — догадался кто-то.
 — Вовсе нет. Я хочу заранее предупредить вас, что совершенно бесполезно устраивать засаду в окрестностях, вы ровно ничего не увидите. Зато если вы будете вести себя разумно, я обещаю вам неплохой материал для утреннего номера.
 — В котором часу?
 — Допустим, не позже одиннадцати. В Монтаржи есть место, где прекрасно кормят: гостиница «Колокол». Отправляйтесь туда всей компанией. Скажите тамошнему хозяину, что вы от меня, и он обслужит вас как нельзя лучше. Когда я приду туда…
 — Вы пообедаете с нами?
 — Я, правда, приглашен в другое место. Но я не слишком там задержусь. А теперь поступайте как хотите, ваше дело принять или нет мое предложение, но если кто-нибудь попытается перехитрить меня, я гарантирую, что он не получит от меня никакой информации. Итак, господа, до скорого свидания, и желаю вам хорошего аппетита.
 Когда они ушли, он вздохнул свободнее и с лукавой усмешкой взглянул на взбешенного хозяина.
 — Ну-ну! Ваш главный доход ведь лимонад, а не обеды. А пьют они с самого утра…
 — Они пили бы и дальше!
 — Теперь послушайте. Необходимо, чтобы с семи до десяти каждый человек в гостинице занял то самое место, которое он занимал вчера вечером, и свет должен гореть там же, где вчера.
 — Это нетрудно.
 В зале сидел еще кто-то, о ком как будто забыла, — Жозеф Лекуэн, шофер грузовика. Он с удивлением наблюдал за Мегрэ и наконец открыл рот:
 — А я?
 — Ты повезешь меня в Немур.
 — На грузовике?
 — А хотя бы и так! Раз у нас нет шикарного лимузина…
 — Как хотите. Если это может помочь вам…
 Таким образом комиссар Мегрэ покинул «Приют утопленников» в кабине десятитонки, которая с адским грохотом покатила по шоссе.
 — Куда вас доставить?
 Всю дорогу они ехали молча, во мраке, под дождем, время от времени сторонясь встречных машин; дворники, расчищая стекло, монотонно гудели, точно большие шмели.
 — Никуда, старина.
 Водитель недоуменно посмотрел на спутника, думая, что он шутит.
 — Ну так как же? Возвращаться в Париж?
 — Нет. Погоди-ка, я погляжу на часы…
 Пришлось щелкнуть зажигалкой, чтобы разглядеть стрелки, которые показывали половину восьмого.
 — Ладно. Остановись у первого попавшегося бистро. Времени у нас хватает.
 Мегрэ поднял воротник пальто, пересек тротуар и подошел к стойке маленького бара вместе с Лекуэном, который был удивлен неожиданной переменой в поведении комиссара.
 Нет, в нем не таилось никакой угрозы. И не выказывал он дурного расположения духа.
 Совсем наоборот. Он был спокоен. Порой даже его глаза смеялись. Он был исполнен веры в себя и готов был заявить каждому, кто обратился бы к нему, что жизнь прекрасна.
 Он с наслаждением потягивал аперитив, еще раз взглянув на часы, заплатил за выпитое и сказал:
 — Ну, в дорогу!
 — Куда?
 — Сначала обедать к тетушке Катерине, как ты сделал это вчера вечером. Видишь, даже льет по-вчерашнему. И приедем мы как раз в то же самое время.
 Только три грузовика стояли перед ресторанчиком более чем скромного вида, где шоферы грузовиков всегда могли рассчитывать на вкусный обед.
 Хозяйка сама обслуживала клиентов, ей помогала дочь, девочка лет четырнадцати.
 — Как? Вы уже вернулись? — удивилась она, увидев Лекуэна.
 Лекуэн пожал руки шоферам и уселся в уголке с комиссаром.
 — Не заказать ли нам то, что вы ели вчера вечером? — предложил Мегрэ.
 — Большого выбора здесь нет. Нужно брать дежурные блюда… Вот! Фрикандо со щавелем.
 — Как раз одно из моих любимых блюд.
 Не показалось ли комиссару, что за последние несколько минут в поведении гиганта-водителя произошла какая-то перемена? Он держал себя не так свободно, как прежде. Тайком косился на спутника и, видимо, спрашивал себя, куда клонит этот полицейский.
 — Поторопись, Катерина. У нас не так много времени.
 — Вы всегда так говорите, а потом пятнадцать минут сидите за чашкой кофе.
 Фрикандо оказалось отменным и кофе гораздо лучшим, чем обычно в бистро. Время от времени Мегрэ вынимал из кармана часы и, казалось, с некоторым нетерпением ждал, когда уедут другие шоферы.
 Отведав перед уходом рюмочку выдержанного коньяку, шоферы наконец встали, и вскоре с улицы донеслось тарахтение моторов.
 — Дайте нам тоже коньяку, — заказал Мегрэ. — Именно так все и происходило вчера вечером, верно? — добавил он, повернувшись к Лекуэну.
 — В общем, да. Пора уходить. В это время я уже дозвонился в Париж.
 — Поехали.
 — Возвращаемся туда?
 — В точности, как вчера вечером. Тебе разве неохота?
 — Мне? Почему неохота? Мне скрывать нечего.
 В эту минуту Катерина спросила у шофера:
 — Слушайте, вы передали Бенуа мою просьбу?
 — Конечно, все в порядке.
 Усевшись на свое место, Мегрэ спросил:
 — Кто это — Бенуа?
 — Хозяин бензоколонки в Монтаржи. Это мой товарищ. Я всегда у него заправляюсь. Тетушка Катерина задумала установить у себя колонку и поручила мне попросить Бенуа…
 — Ну и дождь!
 — Даже хуже вчерашнего. Представляете себе, каково вести всю ночь грузовик по такой слякоти!
 — Мы не слишком быстро едем?
 — Точно как вчера. Мегрэ раскурил трубку.
 — Наш брат всегда за все в ответе, — продолжал Лекуэн, — то едешь посреди дороги, то не так быстро посторонился. Попробовали бы водители легковых машин вести такую махину, как моя…
 Внезапно он выругался и резко затормозил, так резко, что Мегрэ чуть не врезался головой в ветровое стекло.
 — Что за черт! — вскричал Жозеф Лекуэн. Он взглянул на своего спутника, нахмурился и сказал сердито:
 — Это вы велели ее сюда поставить?
 И действительно, на том самом месте, где вчера Лекуэн врезался в машину Жана Вербуа, стояла другая машина. Такого же серого цвета. И лил дождь. И царила непроглядная тьма. И света в автомобиле не было.
 И, однако, грузовик остановился больше чем в трех метрах от машины.
 На лице водителя мелькнул гнев, но он сдержался и пробурчал:
 — Вы могли бы меня предупредить. А вдруг бы я не увидел ее вовремя…
 — Да, и мы к тому же разговаривали.
 — Ну и что?
 — А вчера ты ехал один. Твое внимание не рассеивалось.
 Лекуэн спросил, пожимая плечами:
 — Чего же вы теперь хотите?
 — Выйдем. Вот сюда… Погоди. Я хочу проделать один опыт. Позови на помощь.
 — Я?
 — Тех, кто вчера здесь кричал, сейчас нет, придется тебе их заменить.
 Чуя западню, Лекуэн неохотно выполнил приказание.
 Больше всего он испугался, когда услышал шаги и увидел в темноте чей-то силуэт.
 — Подходи! — крикнул Мегрэ.
 Это был судовщик с «Прекрасной Терезы», которого комиссар снова вызвал через жандармерию, никого не поставив в известность.
 — Ну так же как?
 — Трудно сказать наверняка, но, по-моему, очень похоже на вчерашнее.
 — Что похоже? — рявкнул Лекуэн.
 — Я не знаю, кто кричал, я говорю, что голос похож на вчерашний.
 На этот раз гигант едва не утратил своего хладнокровия и чуть не набросился на судовщика, который не догадывался, какую роль он играет в этой комедии.
 — Полезай обратно в грузовик.
 В этот момент еще одна, до того неподвижная фигура шагнула из темноты. Это был капитан Пийман.
 — Все в порядке, — бросил ему вполголоса Мегрэ. — А дальше видно будет…
 Он уселся на свое место рядом с Лекуэном, который уже не старался казаться приветливым.
 — Куда теперь?
 — Как вчера.
 — Ехать в Монтаржи?
 — Как вчера.
 — Как вам угодно. Не знаю, что вы задумали, но если вы воображаете, будто я замешан в этой истории…
 Они миновали «Приют утопленников». Четыре освещенных окна ярко выделялись во мраке, на одном из них четко видны были крупные цифры номера телефона.
 — Как тебе не пришло в голову затормозить и позвонить отсюда?
 — Я же вам объяснил…
 — Поезжай дальше.
 Они замолчали. Обозленный, встревоженный шофер и в темном углу кабины Мегрэ, попыхивающий своей трубкой.
 Так они добрались до Монтаржи. И комиссар вдруг заметил:
 — Ты проскочил мимо.
 — Мимо чего?
 — Жандармерии.
 — Это из-за вас со всеми вашими историями. Он хотел дать задний ход, жандармерия находилась всего в пятидесяти метрах от них.
 — Нет, нет! — возразил Мегрэ. — Давай дальше!
 — Что дальше?
 — Делай все в точности так, как вчера.
 — Я… Но я ведь пошел…
 — Ты не сразу пошел в жандармерию. Вот и время по часам не совпадает. Где колонка твоего Бенуа?
 — За вторым поворотом.
 — Ну и едем туда.
 — Зачем?
 — Ни за чем. Делай, что я говорю.
 Они остановились у обычной бензоколонки перед магазином, где продавались велосипеды. В лавке не было света, но сквозь стекло витрины в глубине видна была кухня, где двигались тени.
 Едва грузовик остановился, как на шум мотора и скрежет тормозов из кухни вышел человек.
 — Сколько литров? — спросил он, глядя на грузовик. Но через минуту он узнал машину, взглянул на Лекуэна и спросил:
 — Что ты тут делаешь? Я думал…
 — Давай пятьдесят литров.
 Мегрэ сидел в своем углу, невидимый для владельца колонки. Бенуа, думая, что он наедине с приятелем, может быть, заговорил бы, но Лекуэн почуял опасность и поторопился сказать:
 — Ну как, господин комиссар, вам здесь больше ничего не нужно?
 — А! Ты не один?
 — Да, тут со мной из полиции, они восстанавливают события, как они выражаются. Ничего в этом не смыслю. Сам знаешь, всегда на мелкоте отыгрываются, хотя…
 Мегрэ соскочил на землю и вошел в магазин, к удивлению хозяина. Через открытую дверь он приметил в заднем помещении жену хозяина.
 — Лекуэн спрашивает, все ли в порядке? — произнес он на всякий случай.
 Она недоверчиво взглянула на него, наклонилась вперед, чтобы лучше разглядеть сквозь стекло, и спросила:
 — А разве Лекуэн здесь?
 — Он берет бензин.
 — А у него-то обошлось без неприятностей?
 Обеспокоенная и удивленная неожиданным появлением человека в котелке, женщина направилась к двери. В темноте она с трудом различала лица.
 — Слушай-ка, Поль, — обратилась она к мужу, возившемуся у бензоколонки. — Разве Лекуэн здесь?
 Мегрэ спокойно набил трубку и разжег ее, укрывшись от ветра у стены лавки; огонек зажигалки осветил на миг никелированные велосипедные рули.
 — Идешь, Поль?
 И тогда комиссар ясно расслышал, как один из мужчин спросил у другого:
 — Что будем делать?
 На всякий случай он зажал в руке револьвер, не вынимая его из кармана, готовый, если потребуется, стрелять через одежду. Улица была пустынна и не освещена. А здоровенный Лекуэн мог уложить противника одним ударом кулака.
 — Ну ты что бы сделал?
 Женщина, поеживаясь от холода, стояла на пороге, Жозеф Лекуэн грузно слез с сиденья и сделал два неуверенных шага по тротуару.
 — Не пройти ли нам для беседы в помещение? — чинно предложил Мегрэ.
 Бенуа повесил шланг. Лекуэн, все еще в нерешительности, завинчивал пробку резервуара.
 Наконец он буркнул, направляясь к двери магазина:
 — В конце концов, об этом уговора не было. Заходите, господин комиссар.
 Зто была типичная квартира ремесленника — с дубовым резным буфетом, клетчатой клеенкой на столе и нелепыми розовыми и лиловыми вазами для цветов, выигранными, как видно, на ярмарке.
 — Садитесь, — прошептала женщина, машинально вытирая стол перед Мегрэ.
 Бенуа вынул из буфета бутылочку и четыре рюмки и молча наполнил их, а Лекуэн уселся верхом на стул, опершись локтями на спинку.
 — Вы что-нибудь заподозрили? — спросил он, глядя Мегрэ прямо в глаза.
 — По двум причинам: судовщик слышал только мужской голос, что показалось мне странным, поскольку в машине находилась и девушка. И если бы она упала в воду, то, хорошо умея плавать, могла некоторое время продержаться на поверхности и позвать на помощь. Кроме того, если случается подобное происшествие, люди не едут за двадцать километров предупреждать жандармерию, когда телефон под боком. Окна гостиницы были освещены. И не могло не прийти в голову…
 — Правда, — согласился Лекуэн. — Это он так приказал.
 — Он, конечно, сидел в грузовике?
 Отступать было поздно. Да и мужчины явно уже смирились с положением, а женщина не скрывала облегчения. Она посоветовала:
 — Лучше уж все рассказать. Ради двух проклятых тысчонок…
 — Пусть говорит Жозеф, — остановил ее муж. Проглотив содержимое рюмки, Лекуэн начал:
 — Допустим, все произошло в точности как сегодня. Вы правы. Лил дождь, это верно, и дворник мой ни к черту не годится, но глаза у меня острые и тормоза неплохие, и я не врезался бы в машину, стоящую на дороге… Я, значит, остановился в полутора метрах от нее. Я подумал, не авария ли у них, и вылез, чтобы помочь. И вот тогда я увидел молодого парня. Он был не в себе и спросил, не хочу ли я заработать две тысячи франков.
 — Помочь ему столкнуть машину в воду? — спросил Мегрэ.
 — Он мог и сам столкнуть ее. Он и пытался это сделать, когда я подъезжал. Но главное — он хотел уехать подальше, чтобы никто не разведал куда. Если бы речь шла только о нем, я бы не стал связываться. Но с ним была девчонка…
 — Она была жива?
 — Конечно! Чтобы уломать меня, он объяснил: им, мол, не дают пожениться, а они любят друг друга, и пусть люди считают, будто они покончили с собой, тогда их не станут разыскивать и не разлучат. Я терпеть не могу такие штуки, но если бы вы видели продрогшую девчонку под дождем… Словом, я помог им спихнуть машину в Луэн. Ребята влезли в грузовик, а меня попросили для правдоподобия позвать на помощь, я и покричал. Пусть, мол, их обоих считают погибшими. А потом я взялся только довезти их до Монтаржи. Дорогой я заметил, что парень не промах. Он знал, что не сможет остановиться в гостинице. И в поезд садиться он тоже не решался. Он спросил, не знаю ли я кого-нибудь, кто согласится за две тысячи франков приютить их на несколько дней, пока не кончится расследование… Я подумал о Бенуа.
 — Мы-то считали, что это влюбленная парочка. А у нас пустовала комната деверя, он в армии, — добавила женщина.
 — Они и теперь в доме?
 — Только он, а ее нет.
 — Как так? — И Мегрэ с беспокойством огляделся по сторонам.
 — Днем, — начал хозяин, — когда я прочитал газету, я поднялся к ним и спросил, верна ли эта история про труп. Девушка вырвала у меня газету, быстро просмотрела ее и, воспользовавшись тем, что дверь была открыта, выбежала из комнаты.
 — Без пальто?
 — Без пальто и шляпы.
 — А парень?
 — Он поклялся мне, что ничего не понимает, что только на днях купил машину и даже не полюбопытствовал заглянуть в багажник…
 — В вашем доме нет другой двери?
 Хозяин отрицательно покачал головой, и в тот же миг они услышали шум на улице. Мегрэ выскочил из дома и увидел распростертого на тротуаре молодого человека, который тщетно пытался подняться и убежать, несмотря на то, что сломал ногу, выпрыгнув со второго этажа.
 Зрелище было трагическое и жалкое. Вне себя от бешенства, Вербуа не хотел сдаваться.
 — Не подходите, буду стрелять…
 Мегрэ бросился на него, но тот не выстрелил, то ли от испуга, то ли от недостатка самообладания.
 — А теперь уймись.
 Молодой человек поносил шофера, хозяина колонки и его жену, обвиняя их в предательстве.
 Это был законченный тип сбившегося с пути человека. Таких, как он, Мегрэ, к несчастью, встречал уже не раз и успел изучить их. Коварный, завистливый, жадный до наслаждений и денег и ради этого готовый на любое преступление.
 — Где Вивиана? — спросил Мегрэ, защелкивая на нем наручники.
 — Понятия не имею.
 — Итак, тебе удалось убедить ее, будто ты спихиваешь машину в воду с единственной целью симулировать самоубийство влюбленных?
 — Она не отпускала меня от себя ни на шаг.
 — А ведь и в самом деле тяжело, правда? Возить с собой труп, от которого никак не можешь избавиться!
 Гнусное преступление, тупое и жестокое, заведомо обреченное на неудачу!
 Убедившись, что проект женитьбы провалился и деньги семьи Ла Поммерэ ускользнут от него, даже если Вивиана убежит с ним, Жан Вербуа решил поживиться за счет своей немолодой и уже давней любовницы. Он зазвал ее к себе, убил, завладел ее деньгами, истратил часть из них на покупку дешевой машины, собираясь избавиться от трупа где-нибудь в пустынном месте.
 Но тут неожиданно появилась Вивиана, переполненная своей первой любовью, страстью и твердой решимостью не возвращаться домой и разделить судьбу возлюбленного.
 Она не отходила от него. Время шло, машина ехала все дальше, увозя с собой мертвое тело.
 Вивиана упивалась медовым месяцем, не подозревая, что находится в самом центре ужасной трагедии!
 Она обнимала любимого, а он помышлял лишь о том, как отделаться любой ценой от зловещего груза!
 И вот тогда-то, отчаявшись найти другой выход, он и вздумал инсценировать самоубийство. Грузовик Лекуэна появился как нельзя более кстати, облегчив и одновременно усложнив осуществление его замысла.
 — Как насчет обещанной информации, комиссар? Журналисты устроили в «Колоколе» обильный обед, настоящий банкет, и настроение их заметно повысилось.
 — Убийца Марты Дорваль в больнице.
 — Марты Дорваль?
 — Бывшей опереточной певицы, женщины состоятельной. Она была любовницей Жана Вербуа.
 — Он в больнице?
 — Он в больнице Монтаржи с переломом ноги. Разрешаю вам навестить его, фотографировать и задавать ему любые вопросы.
 — А что с девушкой?
 Мегрэ опустил голову. Он ничего не знал о ее судьбе и опасался какого-нибудь безрассудного поступка, вызванного отчаянием.
 Было уже за полночь. Комиссар сидел с капитаном Пийманом в его доме в Немуре и обсуждал минувшие события, когда раздался телефонный звонок.
 Капитан снял трубку, выразил радостное удивление и задал несколько вопросов:
 — Вы не ошиблись, адрес точный? Послушайте, на всякий случай пошлите шофера ко мне… Не беда, что он пьян…
 Он повернулся к Мегрэ.
 — Мои ребята только что отыскали шофера из Монтаржи, который днем вез девушку без пальто, с непокрытой головой. Она просила отвезти ее в деревушку близ Буржуа и там сошла у уединенной усадьбы. Дорогой шофер беспокоился, будет ли ей чем заплатить, ведь в руках у девушки не было даже сумочки, но она несколько раз повторила: «Моя тетя вам заплатит…»
 И действительно, разбитая, еле живая после всего пережитого, Вивиана Ла Поммерэ укрылась в доме одной из своих теток, где с раннего детства всегда проводила каникулы.