Аннотация: Что делать, когда ты, попав в аварию, ничего не помнишь — ни кто ты сам, ни кто твои друзья и враги, чем ты жил до злополучного дня? Начинать жизнь с чистого листа или попытаться разобраться в своем прошлом, даже если ты попадешь в эпицентр стремительно закручивающихся загадочных, порой кровавых событий?
 О развязке интриги криминальных романов М. Марта, блестящего мастера слова и сюжета, невозможно догадаться до самой последней страницы его произведений.
 «Бездомный мрак» тому подтверждение.


---------------------------------------------


 Михаил Март
 Бездомный мрак



 Глава I
 Рождение


 Англичане говорят: «родился с серебряной ложкой во рту». Русский вариант звучит иначе: «родился в сорочке». У меня особый случай — я родился в пижаме.
 Вполне серьезное заявление, но требующее некоторых пояснений. Речь идет о втором рождении. Что касается первого, то я о нем ничего не знаю. Не знаю, и все тут, хоть убейте меня.
 Страшно я появился на свет. В муках, в тяжелых муках. Кошмары преследовали мой больной усталый мозг. Пылающий огонь, падение в бесконечную бездну и чернота. Боль не покидала меня, я сгорал заживо, кричал, мечтая увидеть дно безумного чрева и разбиться вдребезги, чтобы покончить с мучениями раз и навсегда.
 Но смерть не хотела принимать меня в свои объятия, она лишь насмехалась надо мной, давая понять: «погоди, еще не время; но я далеко не уйду, ты всегда будешь ощущать мое присутствие рядом с собой, когда холодок коснется твоей шеи!».
 Костлявая меня не обманула: я не достиг дна бездны и не разбился. Нет. Все произошло по-другому. Мои тяжелые веки открылись, и яркий свет резанул по глазам. В ушах еще слышался удалявшийся в небытие отвратный смех, словно падающее ведро на дно колодца.
 Я вновь закрыл глаза, но тут же открыл их, боясь вернуться в безмолвие. На этой половине света царили белизна и покой. Молочный туман окутывал пришельца из другого мира, и, боюсь, меня здесь никто не ждал. Мое перерождение началось с ощущений.
 Первым ощущением стало тепло. Приятное и ненавязчивое. Я шире раскрыл глаза, но ничего не изменилось. Мне ничего не оставалось делать, как ждать. От напряжения тело стало влажным, и это тоже можно назвать ощущением. Туман медленно начинал рассеиваться, белое облако таяло, и появились слабые пятна, они постепенно наливались красками, и я уже различал цвета, которым не мог дать названия. Затем пятна складывались в формы, приобретая четкие очертания. Надо мной возникли лица, внимательно смотревшие прямо мне в глаза. Женщина и двое мужчин. Они стояли надо мной, как судьи, готовые вынести свой приговор.
 У меня навернулись слезы, я опустил веки, стараясь проморгаться. Когда я опять открыл глаза, то одно лицо исчезло, остались два. Ничего, кроме лиц, мне увидеть не удалось. Остальное пространство оставалось белым, и одежда на этих людях белая, и стены, и потолок. Они продолжали смотреть на меня молча, неподвижно, словно манекены со вставленными живыми пытливыми глазами.
 Я отчетливо услышал свой пульс, будто шар раздувался в том месте, где я чувствовал тепло, и тут же сжимался, превращаясь в крохотную точку. Я опустил взгляд вниз и увидел холеную руку, державшую мое запястье. Это она излучала магическое тепло.
 Вдруг что-то прорвалось, будто между нами обрушилась стена, и в моих ушах зазвучал низкий, ровный, тихий голос. Я видел, как у мужчины шевелились губы, но звук словно возникал во мне, шел из моего нутра.
 — Кажется, мы добились своего. Кризис миновал, и теперь он пойдет на поправку… Каков организм, а? Поразительная сила.
 Смысл сказанного мне был непонятен, я отчетливо различал слова, и этого вполне хватало для полного счастья. Жизнь возвращалась, а что может быть прекраснее.
 — Остальное за нас сделает сон, — продолжал голос.
 — Дозу снотворного можно снизить, а витаминов — увеличить.
 Тепло оторвалось от моего запястья, и лица исчезли. Мне стало страшно, я не хотел возвращаться в черную бездну, из которой меня вытянула эта теплая рука. Перед глазами остались только белые плавающие пятна, я чувствовал, как участилось сердцебиение, а в ушах возник протяжный гудок. Спустя какое-то время я увидел очень тонкие руки с длинными ногтями ярко-красного цвета. Красный? Да, этот цвет мне удалось определить и дать ему точное название. Он ассоциировался со словами «кровь», «огонь».
 Узкие пальцы держали шприц и действовали, как щупальца. Из мглы брызнул фонтанчик прозрачной жидкости, и рука опустилась. Голова закружилась, и я опять стал куда-то падать. Передо мной возник пузырящийся разными цветами туман, а точнее, пена. Это лучше, чем черная бездна. Пузырьки надувались и лопались, на их месте вырастали новые, а потом — тишина. Бесконечно долгая тишина. Небо без солнца, земля без горизонта, часы без стрелок, плавающие в пространстве, они то удалялись, то приближались.
 Сколько продолжалось это состояние, сказать невозможно. Спасение пришло неожиданно. Я вновь почувствовал знакомое тепло на запястье и открыл глаза. Тот же голос сказал:
 — Меня зовут Илья Сергеевич. Я ваш доктор.
 Слова доносились до меня, как эхо из глубокой бочки. Он немного помолчал и продолжил.
 — Если вы меня поняли, то отведите взгляд вправо.
 Я его понял, но не знал, как и куда отводить взгляд.
 — Ничего страшного. Я вижу по вашим глазам, что вы меня понимаете. Только не пытайтесь заговорить, это преждевременно. У нас масса времени, мы успеем наговориться. А сейчас надо спать. Сон — лучший лекарь.
 Лицо исчезло, и на его месте остался белый потолок. Он давил на меня. То ли потолок ходил ходуном, то ли я раскачивался на качелях. Мне хотелось отвести взгляд в сторону, но я боялся, всего боялся и чувствовал себя беспомощным и терялся в пространстве, от чего быстро уставал и проваливался в сон.
 С каждым пробуждением мне становилось лучше. Меня уже не мучили кошмары, и я не знаю, снились мне сны или нет. На этот раз у меня хватило мужества повернуть голову к свету.
 Окно, сквозь которое проглядывало голубое небо, стол и она…
 Женщина в белом сидела на жестком крутящемся стуле и вязала на спицах. На коленях лежали мотки с шерстью. Ее тонкий слух уловил мое движение, и она подняла глаза. Мы смотрели друг на друга, и ее взгляд, лишенный всякого выражения, наблюдал за мной, как за мухой, ползущей по стеклу. От нее веяло холодом и пустотой. Мои глаза начали слипаться, и я опять уснул. Я слишком быстро утомлялся и постоянно находился в полусознательном состоянии.
 Когда я вновь очнулся, за окном стемнело. На столе горела лампа, женщина читала книгу. Мягкий свет растекался по комнате, и белизна потолка на меня не давила. Что поражало больше всего, так это отсутствие всяких ощущений. Ни страха, ни боли, ни тепла, ни холода, словно я лишился своей телесной оболочки и превратился в дух.
 Я услышал, как с другой стороны скрипнула дверь, и повернул голову. В комнату вошел высокий мужчина с залысинами, лицо которого украшали бородка клинышком и тонкие усики. Когда он приблизился ко мне, я узнал его по серым выразительным глазам. С его появлением я почувствовал себя увереннее и протянул ему руку, как домашний пес тянет лапу хозяину. Скорее всего, жест чисто инстинктивный, я ждал его прикосновения, теплого и твердого, казавшегося мне эталоном надежности и прочности.
 Он склонился надо мной и тихо произнес:
 — Вижу осмысленность в вашем взгляде. Надеюсь, вы чувствуете себя неплохо. С каждым днем состояние будет улучшаться. Вашему организму можно позавидовать. Итак, давайте вспомним, как меня зовут? Говорить ничего не надо. Я понимаю по губам.
 В моей голове что-то затрещало, будто поломались шестеренки, а в висках заломило. Впервые я попытался напрячь свою память, но, кроме горячей руки, ничего не помнил. С этого ощущения началась моя жизнь, остальное осталось в черной пропасти.
 — Не стоит напрягаться. Это же пустяк. Я напомню, а вы постарайтесь отложить мои слова в своей памяти. Теперь вам придется все запоминать. Итак, меня зовут доктор Розин, так короче. Имя и отчество вам пока не под силу. Доктор Розин. На первый раз хватит. А теперь спать.
 Он улыбнулся и ушел.
 На следующий день я увидел его снова, а может, через день, трудно сказать с уверенностью. Я существовал во времени, которое отсчитывали часы без стрелок. Зато свою оболочку я ощущал, и даже незначительный прилив сил и бодрости. Во всяком случае, моя голова крутилась по сторонам без особых усилий. Молчаливая женщина в белом делала мне уколы, которых я не чувствовал, и кормила бульоном.
 Однажды, не понимая как, я произнес невнятный звук. Сначала меня это напугало, потом обрадовало. Я попытался повторить его, но, кроме шипения, ничего из себя не выдавил. Услышав меня, женщина выскочила из комнаты и вскоре вернулась с доктором.
 Я уже не ждал его прикосновений, а пытался вспомнить имя. Удивительно, но голова от напряжения не пухла и не стучало в висках.
 Когда он приблизился ко мне, я отчетливо прошептал: «Розин». Мой голос, еще слабый и невнятный, опередил сознание. Помнил я его имя или нет, не знаю, оно само собой сорвалось с моих губ.
 Он улыбался, смотрел на меня и молчал. Очевидно, я его порадовал. Взглянув на женщину, доктор тихо сказал:
 — Снотворное больше не колите. Увеличьте дозу стимуляторов. — Его лицо выражало удовлетворение часового мастера, установившего стрелки на часах и заставившего маятник ходить. Взглянув на меня, он подмигнул и с важностью произнес:
 — Вы совершили подвиг! Завтра потолкуем. Важно не переутомляться. Железный парень. Клянусь, я не шучу. Вы победили не только смерть, но куда большую трагедию.
 Он появился вновь, как обещал, на следующий день, когда я уже выпил кошмарный жирный бульон. На сей раз он придвинул стул к кровати и сел. Мне показалось, будто он очень волнуется, как студент перед экзаменом.
 — Пора нам познакомиться. Вы помните, как меня зовут?
 — Доктор Розин, — ответил я слабым, но уверенным голосом.
 — Отличная память. А как вас зовут?
 По мне пробежал электрический ток. Спина похолодела, и я почувствовал влагу на лице. Вопрос застиг меня врасплох. Я знал только то, что я — это я.
 Наблюдатель, созерцающий свое окружение и не имеющий имени. Мне не приходило в голову, что я могу из себя что-то представлять, и его вопрос, в первую очередь, поставил меня в равное положение с ним. Он человек с именем, и я человек. А значит, должен иметь имя. Прежние недуги пустились в атаку. Голова затрещала, виски застучали, и я испугался не услышать его голоса в кошмарном хаосе.
 — Ну-ну-ну! Не надо так расстраиваться. В конце концов, вы только начинаете жить. Новорожденный. Поначалу многое будет непонятным, но вскоре все встанет на свои места. К счастью, ваши трудности преодолимы. Надо набраться терпения. У вас вся жизнь впереди. — Он поднял вверх руку и растопырил пальцы. — Сколько пальцев у меня?
 И опять мой голос опередил сознание.
 — Пять, — ответил я, не задумываясь.
 — Блестяще! Старайтесь не напрягаться. Не знаете, так и не стоит мучить себя. Мы начнем с простых вещей. Школьная программа начальных классов. Потом перейдем к сложным задачам, логике, осмыслению. Вам будет интересно. Уверен. Судя по тому, как вы боролись за свою жизнь, вам захочется ее наделить смыслом и понять, что окружает вас. — Он показал мне вторую руку. — Сколько пальцев?
 Я увидел две руки, но никак не мог сформулировать ответ.
 — Больше или меньше?
 — Нет.
 — Что «нет»?
 — Пять.
 — Прекрасно. Вы превзошли все ожидания. — Склонив голову набок, он долго изучал меня, словно оценивал вещь — чего она может стоить. — На сегодня хватит. Вы устали.
 Как только он ушел, я заснул. Наконец мне приснился сон, тяжелый и выматывающий, но это был сон, и я запомнил его.
 Мне грезился пожар, полыхало пламя, а я метался в стальной клетке и задыхался от едкого черного дыма. Проснулся я от собственного крика. Женщина в белом сидела подле меня и вытирала марлевой салфеткой пот с моего лица. Я чувствовал невообразимую усталость, глаза слипались, но спать я не мог из-за страха. Приподняв отяжелелые веки, я увидел как перед глазами мелькнул шприц и струйка жидкости. Несколько мгновений, и очередной провал в никуда.
 Все утро следующего дня я лежал и смотрел в потолок. Никакие мысли меня не беспокоили, я просто ждал.
 Доктор Розин появился днем. Меня удивил его встревоженный вид. Он долго о чем-то разговаривал с моей сиделкой, стоя у окна. После беседы врач сменил маску на лице и, улыбаясь, подошел ко мне. Присев на край кровати, он взял мою руку и нащупал пульс, хронометрируя его по стрелкам часов. Мне нравился этот процесс, я чувствовал знакомое тепло и знал, что у часов есть стрелки. Меня ужасали сны с часами без стрелок в черном бесконечном пространстве, а теперь время потекло, что означало продолжение жизни.
 — Где я?
 Звук собственного голоса удивил меня.
 — Вы в больнице. Это очень хорошая клиника для привилегированных пациентов.
 Ответ я понял в общих чертах.
 — Давно?
 Он утвердительно кивнул головой.
 — Давно? — повторил я свой вопрос.
 — Здесь три недели, но в общей сложности два месяца. Это не единственное лечебное учреждение, где вы успели побывать.
 — Что со мной?
 — У… Об этом мы потолкуем потом. Вам необходимо набраться сил, встать на ноги и научиться думать, понимать, анализировать. То, что новорожденному не свойственно.
 — Кто я?
 — Хороший вопрос. Прогресс налицо. Вы уже научились хитрить. Ничего из этого не выйдет. Собственное имя вспомните сами, иначе все мои старания выеденного яйца не стоят.
 — У меня сильно болит голова. Я не могу напрягаться. Мне тут же становится плохо. Я едва шевелю языком. Расскажите все сами.
 — Настырный хитрец. А это уже характер. Излагаете правильно, логично. Я удовлетворен.
 — Значит я серьезно болен?
 — Причин беспокоиться уже нет. Самое страшное позади.
 — Вы заставляете меня нервничать.
 — А это уже шантаж. Не стоит на меня давить, не то я перестану к вам приходить.
 — Почему? Я не требую многого.
 — Ладно. Сами напросились. Расскажите мне, что вы помните?
 — Я не понимаю вопроса.
 — Тихо, тихо, не волнуйтесь. Вы обязаны мне подчиняться, я знаю, что делаю, а вы нет. Лечение в вашем случае — очень тонкий и кропотливый вопрос. Если я пойду у вас на поводу, мы застрянем на месте. В таком результате никто не заинтересован.
 — Все так плохо?
 — Наоборот. Вас же не надо учить разговаривать. Вы отлично соображаете и не делаете ошибок в речи, не заговариваетесь и не несете абракадабру. Называете меня на «вы», помните мое имя. Так?
 — Доктор Розин.
 — Прекрасно. Мы будем подниматься по одной ступеньке и, только почувствовав опору, перешагнем на следующую. Так и до вершины доберемся. Но нужно запастись терпением, а не прыгать скачками на неуверенных ногах. Так недолго и вниз скатиться. Мои предупреждения не пустые слова. Надо восстанавливать силы. Ваше спасение началось с пятичасовой операции на столе хирурга, и уверяю, профессор Фаин — великий хирург, однако никто не верил в благоприятный исход операции. Он вернул вам жизнь. Потом вы перенесли еще несколько операций по пересадке кожи, затем над вами работали пластические хирурги, и только потом вы попали ко мне. За это время вы потеряли двадцать два килограмма в весе. Теперь вы понимаете, чего стоило заставить вас открыть глаза и произнести первое слово. Вы сотканы из тончайшего хрустального стекла, и любое резкое или неправильное действие может кончиться крахом. Хотите взглянуть на себя?
 — Как это возможно?
 — Человек создал удивительную штуку под названием зеркало. Оно отражает все, что попадает в его поле зрения. Сейчас вы увидите себя, но не думаю, что останетесь довольны собственным отражением.
 Он сделал знак женщине в белом, она встала и сняла со стены небольшое зеркало. Его поставили передо мной, и приподняли подушки под головой.
 То, что я увидел, меня напугало. Сначала я даже закрыл глаза, но зеркало не убирали. Меня заставили любоваться чудовищем, так называемым отражением. Начать надо с того, что большая часть головы, руки и тело были забинтованы. Из зеркала на меня смотрело белое лицо, под стать бинтам, с тонкой, как папиросная бумага, кожей с розовыми черточками шрамов, очевидно уже заживающими. На месте бровей торчали колючки; щетина, как кустики, росла только в отдельных местах. Однако глаза выглядели вполне сносно. Крупные голубые глаза с красными прожилками на белках. Посиневшие губы сжаты в узкую черную щель, похожую на мухоловку…
 — Уберите.
 Доктор Розин спросил:
 — Кого вы видите?
 — Вероятно, себя. Другого человека здесь нет. Только человеком это пугало назвать трудно.
 — Месяц назад вы были куда хуже. Можете дать имя своему отражению?
 — Нет.
 — Правильно. Ничего схожего с оригиналом не осталось. Вас и родная мать не узнает. Я вас предупреждал. Но такой стресс вас научит быть осторожным и осмотрительным. Теперь вы понимаете, что вам понадобится немало времени, чтобы встать на ноги и стать полноценным человеком. Многое зависит от вас. Вы должны мне помогать, а не рвать на себе бинты и требовать невозможное.
 Он кивнул сиделке, и та убрала зеркало.
 — Неужели я таким и останусь?
 — Хирурги уверяют, что в течение месяца ваше лицо станет нормальным. Кожа на руках будет заживать медленно, так как руками вы постоянно работаете. Сжимаете, разжимаете, пользуетесь, одним словом. Ноги у вас в полном порядке. Обгорела только верхняя часть туловища, и сильно пострадала голова. Нашлись доноры, за хорошие деньги вам сделали пересадку кожи и починили помятые части лица. Серьезная работа. Большое чудо, что не пострадали глаза.
 — Как такое могло случиться со мной?
 — Давайте отложим этот разговор. На сегодня вы и без того узнали больше положенного. А теперь укол и сон.
 — Теперь я не успокоюсь. Неужели не ясно?
 Доктор встал и кивнул сиделке. Перед глазами возник все тот же шприц.
 — Это издевательство!
 — Не преувеличивайте. Медсестру зовут Рита. Она очень бережно к вам относится. Советую вам подружиться. Запомните ее имя.
 Он ушел, а я увидел лицо Риты. Не знаю, сколько ей лет. Лицо ее меня не воодушевило. Оно было никаким, похожим на маску. Я не помню, чтобы она улыбалась. Ровное, спокойное, ничего не выражающее лицо. Волосы, убранные под чепец, очки и накрашенные губы. Куда интересней наблюдать за ее пальцами. Длинные, изящные и очень подвижные. Она ловко справлялась со шприцом и живо работала ими во время вязания.
 Так ее лицо начало расплываться и превратилось в облако. Меня куда-то понесло, и я уснул. Мне снилась толпа. Люди, спешащие куда-то. Они шли в два потока, и эта цепь исчезала в пространстве. Одна половина двигалась на меня, другая в противоположную сторону. Все в одном ритме, словно маршировали, но самое ужасное заключалось в том, что у них не было лиц, их головы забинтованы и абсолютно круглые, как мячи. Они проходили сквозь меня, как сквозь облако, под ногами стелился розовый дым. Затем забинтованные шары стали лопаться, разбрызгивая кровавые сгустки по сторонам, и на месте голов образовывались черные дыры. Но они продолжали идти, словно не замечая происходящего. Людской поток начал медленно растворяться в пространстве и затягиваться дымкой.
 Я открыл глаза. Моего лица коснулся солнечный луч. Сказочное избавление от очередного кошмара. Впервые за все время пребывания в сознательном состоянии я увидел солнечный луч.
 — Доброе утро, Рита, — тихо сказал я.
 Она сидела за своим столиком и что-то писала. Женщина оторвалась от своего занятия и взглянула на меня. Впервые я увидел улыбку на ее лице. Ее глаза словно ожили, и она показалась мне симпатичной. Манекен ожил.
 — Вы помните, как меня зовут?
 — Не знаю. Я даже не подумал об этом. Само собой получилось. Скажите, Рита, а когда вы спите?
 — Ночью. Когда возле вас дежурит сиделка.
 Голос ее звучал мягко, тихо, успокаивающе.
 — Давно я нахожусь под вашим присмотром?
 — Не хитрите. Мне не велено вам ничего говорить. Придет доктор Розин и ответит на все вопросы, если сочтет нужным.
 Ее лицо вновь стало серьезным и непроницаемым.
 — Вы знаете, кто я?
 — Да.
 — Почему же для меня это остается тайной?
 — Доктор Розин очень опытный психиатр. Он знает, что делает. Вы должны ему доверять.
 — Психиатр? А я думал — хирург.
 — Хирург — доктор Фаин. Он из другой клиники, но он уже дважды приезжал и смотрел вас. Кажется, его удовлетворяет ваше состояние. «На нем заживает все как на кошке», — сказал он после последнего осмотра.
 — А что лечат психиатры?
 — Состояние души. Вам придется адаптироваться к новому для вас миру. Это не просто. Особенно, когда вы окажетесь на свободе, один на один с волчьей стаей.
 — С кем?
 Дверь открылась, и в палату вошел Розин. Он пересек комнату, пододвинул к кровати стул и сел. Я приподнялся на подушках и увидел собственное тело. Забинтованные руки лежали поверх одеяла, словно чужие, так как я их не чувствовал. Врач понимающе кивнул головой.
 — Не пытайтесь узнать все сразу. Всему свое время. Лишние стрессы мешают восстановлению общего состояния. Лекарства и покой могут быть приоритетами, а отрицательная информация мешает стабилизации психики.
 — Слишком сложно для моего понимания. Лекарств вы не жалеете, а информацию прячете за спину.
 — Мне виднее. Попробуем сосчитать до пяти. Переключитесь на работу и сосредоточьтесь. Итак?
 — Один, два, три, четыре, пять…
 — Прекрасно. А теперь в обратном порядке.
 — Это как?
 — От пяти к единице.
 Я понял, что он от меня хочет, но не мог выполнить его просьбу. На лбу выступили капельки пота, и он аккуратно промокнул мое лицо салфеткой.
 — Пять, три, два…
 — Мы где-то потеряли четверку. Вот видите, не стоит торопить события и загружать мозг лишним мусором. Сейчас ваши ячейки памяти пусты. Вы счастливый человек. Мы будем заполнять их заново и только тем, что приносит пользу.
 — Так уж и пусты?
 — Какая у вас была машина?
 — Нет.
 — Что значит «нет»? Я не знаю таких автомобилей. Каких домашних птиц вы знаете?
 — Кошка, собака, заяц…
 — Ну-ну, не преувеличивайте. Птиц среди них нет, а заяц вовсе ни при чем. Не перегибайте палку. В вашем сознании что-то сохранилось. Это радует. Но если бы вы начали с курицы или гуся, мне бы это понравилось больше.
 — Вам не надоело издеваться надо мной? Кто я?
 — Максим Круглов. Это вам о чем-нибудь говорит?
 — Ни о чем.
 — Так и должно быть. Имя и ваша прошлая биография не имеют никакого значения. Можно назвать другое, и от этого ничего не изменится. Пустые звуки. Надо развивать мышление не с пустых имен и названий, а с таких задач, которые требуют реальных решений, аналитики, расчета, логики. То, что принесет пользу и облегчит вам дальнейшее существование.
 — Почему я не помню своего имени?
 Он поерзал на стуле. Ему явно не хотелось разговаривать на эту тему.
 — Произошло несчастье. Вы попали в автомобильную катастрофу. Погибли три человека. Вас выбросило из машины, что сохранило вам жизнь, но при этом вы получили серьезную травму головы и сильно обгорели.
 — Как же это случилось?
 — Не все сразу. С вас хватит полученной дозы отрицательных зарядов. Потом я почитаю вам газеты, где описаны подробности, но не теперь. Содержание статей вас порадует так же, как зеркало, которое вас напугало. Психика травмирована, и нам надо ее выправлять, а не нагружать.
 — Когда это произошло?
 — Девятого июля.
 — А сегодня какое число?
 — Четырнадцатое сентября.
 Я попытался произвести какие-то вычисления, но ничего не получилось. Июль. А что потом? Месяц — мне понятно, но сколько дней в месяце я не мог вспомнить.
 — Уже хорошо. Я вижу вашу работу. Но задачка не из легких, правда?
 — Июль, август, сентябрь, — начал я подсчет.
 — Согласен. Ну а дальше?
 — Сколько дней в месяце?
 — Возьмем ровное число. Тридцать, — он улыбнулся.
 — Двадцать один до конца июля, тридцать в августе и четырнадцать в сентябре. Шестьдесят пять дней моего пребывания в больнице.
 — Великолепно. Ну просто Лобачевский. Точнее, шестьдесят семь дней. Но это мелочи.
 — Где находится больница?
 — В сорока километрах от Москвы. Когда-то здесь располагалась усадьба князей Долгоруких. Тут чудные места и хорошая природа.
 — Психиатрическая больница.
 — Когда речь идет о мозге и нарушении его функций, то к лечению привлекают психиатров. Доктор Фаин предполагал, что с такой травмой, как у вас, неизбежна амнезия. Он оказался прав. Хотя и они, и я предполагали худший исход.
 — Амнезия? Что это за болезнь?
 — Потеря памяти. Причин может быть много. В данном случае речь касается черепно-мозговой травмы. Нередко дело кончается потерей речи и полной деградацией пациента. Но, слава Всевышнему, в вашем случае обошлось. У вас не самая тяжелая стадия.
 — Я вылечусь?
 — Сейчас трудно прогнозировать. Важно другое. Вы полноценный человек, лишенный прошлого. Вернется оно к вам или нет, не столь важно. Очень многие люди готовы отдать все, чтобы избавиться от прошлого и начать жизнь заново. Вам такая возможность представилась. Стоит ли сожалеть? Ну хватит об этом. Продолжим урок. Один, два, три, четыре, пять. Теперь назад.
 — Пять, четыре, три, два, один.
 — Как вас зовут?
 — Максим Круглов.
 — Сколько месяцев в году?
 — Двенадцать.
 — Отменно! До вечера.
 Он встал и вышел из палаты.
 Я взглянул на Риту. Она улыбалась.
 Уснуть я не мог, и все думал о нашем разговоре. Мне так и не удалось переварить всю полученную информацию. Мозг постоянно спотыкался, пробуксовывал, и приходилось начинать все снова. Мое имя — абсолютно чужой для меня набор букв, слитых в ритмичный звук. Такой же чужой, как имя медсестры. Я не имел ничего против Максима Круглова, мне даже нравилось это имя, жаль только, что оно принадлежит такому уроду. Я бесконечно повторял его, шепча губами, и в конце концов заснул.
 Мне снилась природа, солнце и цветы. Впервые за мое осознанное существование сон меня порадовал. Я проснулся, когда за окнами стемнело и, можно сказать, с хорошим настроением. Состояние доселе мне незнакомое и непонятное.
 Вскоре появился доктор Розин.
 В руках он держал несколько свернутых газет. Его лицо выражало некоторую озабоченность, над переносицей между кустистых рыжих бровей образовалась глубокая вертикальная складка. Устроившись рядом, он молча развернул одну из газет, и, надев очки, глянул на меня из-под узкой черной оправы. Мне показалось, он ждет какого-то сигнала с моей стороны. Готов ли я слушать?
 — Здесь написано о катастрофе?
 — Именно. Запомнили наш утренний разговор?
 — Я только о нем и думал.
 — Напрасно. Голова должна отдыхать. Постарайтесь расслабиться и слушайте, как это делают дети, когда им читают сказки.
 — Рад бы, но я ничего не знаю о детстве.
 — Верно. Временно вы лишены детства. Вы родились в возрасте тридцати четырех лет, вполне взрослым человеком. Но рано или поздно память вернется вместе с детством, ошибками, успехами и старыми проблемами. Не всегда прошлая жизнь радует, иногда от нее хочется отмахнуться, как от назойливой мухи.
 — Читайте, доктор.
 Он видел мое нетерпение и переключился на газету:

 "Девятого июля сего года на объездной дороге, что временно открыта для пользования в связи с ремонтными работами на Старопромысловском шоссе, произошла серьезная дорожно-транспортная авария. Надо сразу оговориться, что дорога очень ненадежна, а предупреждающие знаки автоинспекцией не выставлены.
 Она проходит вдоль глубокого, заброшенного много лет назад песчаного котлована и была вырублена для самосвалов, перевозивших глину и песок из глубин разработок. Впоследствии котлован заполнился водой, и на глубине свыше двухсот метров образовалось озеро, куда сбрасывали отходы производства все близлежащие предприятия. Местные жители называют старый вонючий котлован не иначе, как гиблым местом или могильником. И все это находится в каких-то восьмидесяти километрах от столицы. Там уже случались аварии: прошлой осенью две машины просто соскользнули в пропасть по размытой дождями глинистой поверхности. Однако власти не приняли должных мер. Старое шоссе перекрывают третий раз за год. Асфальт проваливается в пустоты, и виновник тому — котлован, где по весне бывают оползни. Объезд в двенадцать километров возможен только через опасный котлованный путь. Однако не каждый смельчак решается ехать гиблой дорогой. Объезда с левой стороны нет, мешает река, мост через которую строят уже шесть лет, но безуспешно. Новая трагедия никого не удивила, а власти продолжают отмалчиваться. Но, кажется, на этот раз без громкого скандала не обойтись. Человеческие жертвы администрацию района не пугают, но когда выясняется, что в катастрофе погибает нефтяной олигарх — тридцатитрехлетний Тимур Аракчеев, то ждите неприятностей. Сын крупнейшего нефтемагната, недавно умершего Александра Аракчеева, его наследник и продолжатель дела отца так и не смог приступить к своим обязанностям главы компании. Он пережил своего отца всего на тридцать девять дней. Начатое следствие всячески скрывает подробности происшествия. Но нашему корреспонденту Евгению Метлицкому все же удалось выяснить некоторые подробности. Читатели хорошо знакомы с репортажами Метлицкого и доверяют его авторитетным статьям и комментариям. В данном случае редакция ничего не утверждает и не может опираться на достоверные источники. Мы лишь предлагаем версию событий, которую выдвигает Метлицкий.
 Девятого июля новоиспеченный магнат Тимур Аракчеев и его друг, он же генеральный директор нефтяной компании «Рикор-нефть» Максим Круглов, уходили от преследования патрульной милицейской машины, которой управлял лейтенант милиции, оперуполномоченный Центрального округа столицы Федор Астахов. Причины злополучной гонки остаются неизвестными. Перегороженное бетонными балками шоссе вынудило беглецов свернуть на объездной путь через котлован, где даже бывалые водители, знающие дорогу, стараются ездить на черепашьей скорости с большой осторожностью. Извилистая дорога, сотканная из крутых поворотов, похожая на серпантин, просматривается лишь на короткие отрезки от поворота до поворота, остальное скрыто крутыми откосами известняка, похожими на скалистые горы Военно-Грузинской дороги. Трагедии избежать не удалось. Из-за поворота выехала «волга» калужского предпринимателя Евгения Харского. «Линкольн-навигатор» беглецов со всего маху впечатался во встречную машину. Столкновение стало роковым. «Волга» Харского врезалась в крутой откос и загорелась. На нее тут же рухнула отколовшаяся глыба известняка и превратила машину в лепешку. «Линкольн» Аракчеева соскользнул с дороги и полетел вниз. Его задержала площадка под обочиной тремя метрами ниже. Машина перевернулась несколько раз и уперлась в камень, что спасло ее от падения в котлован, где на глубине около двухсот метров плещутся мутные воды зловонного озера. Машина тут же загорелась.
 Гнавшийся за «линкольном» лейтенант Астахов не успел затормозить и врезался в заваленную «волгу» калужского предпринимателя. Удар был такой силы, что рулевое колесо продавило грудь офицера до позвоночника. Смерть наступила мгновенно. Через некоторое время аварию заметил пилот «кукурузника», орошавшего сельскохозяйственные поля в близлежащих районах. Он и вызвал помощь, сообщив о катастрофе в районное управление внутренних дел. Помощь подоспела не сразу, но врачам удалось спасти жизнь чудом уцелевшего Максима Круглова. Очевидно, его выбросило из машины, он получил тяжелые травмы и ожоги, но остался жив. Что касается владельца машины, то Аракчеев сгорел вместе со своим «линкольном». По выражению Метлицкого, судьба отомстила Аракчееву за убийство собственной жены Екатерины Кислицкой. Но это уже отдельная история.
 Вопрос в другом. За что судьба наказала ни в чем не повинного предпринимателя из Калуги и выполнявшего свой долг лейтенанта Астахова?
 Следствие по делу об аварии ведет областная прокуратура и отдел ГИБДД области.
 О ходе расследования мы будем давать подробные отчеты, если только нас допустят к информации. А пока двери правовых структур крепко закрыты от нашествия журналистов. Оно и понятно: когда речь заходит о таких олигархах, как клан Аракчеевых, нам, смертным, знать ничего не положено. Ведь здесь задействованы колоссальные деньги, это вам не разборки на столичных рынках".

 Доктор Розин отложил газету в сторону.
 — Печальная история. Не правда ли?
 Я промолчал.
 — Во время моего чтения у вас не возникло каких-либо ассоциаций. Может, что-то промелькнуло в сознании?
 — Нет. Но огонь меня преследовал постоянно, пока я не пришел в сознание. Имена и названия мне вовсе не понятны. По всей видимости, мне нужно видеть человека. Когда вы появились в прошлый раз, я тут же вспомнил ваше имя, как само собой разумеющееся. Когда вас не было, имя вычеркивалось из сознания.
 — Вам нужен визуальный ряд. Понятно. На первых порах это нормально. Память еще не развита, а зрительная память обострена.
 — Тут говорится об убийстве жены, погоне, милиции, но нет подробностей. Почему погоня, кто такая Екатерина Кислицкая?
 — Не говорится, потому что об этом писали в дни убийства все газеты, в том числе тот журналист, Метлицкий. Но это случилось двадцатью днями ранее катастрофы. Сейчас я вам прочту выдержку из более старого номера.
 Он раскрыл газету и прочитал:

 "Вчера, восемнадцатого июня, в полночь, в одном из номеров гостиницы «Балчуг» был найден труп Екатерины Кислицкой-Аракчеевой. Не стоит напоминать о недавней помпезной свадьбе на экзотических островах между Аракчеевым-младшим и Кислицкой. Об этом писали и говорили все и везде.
 Расследование дела поручено московской прокуратуре и уголовному розыску Центрального округа столицы. Начальник УГРО майор Денис Лиходеев известен как опытный и бескомпромиссный сыщик. На его счету десятки раскрытых уголовных дел, и работает он быстро и жестко. В ту роковую ночь ему удалось выяснить, что муж Кислицкой ушел из ее номера за десять минут до того, как обнаружили труп женщины. Лиходеев раскопал и другие подробности.
 Ему стало известно, что Екатерина намеревалась развестись со своим знаменитым мужем. Стоит оговориться. При разводе Кислицкой по закону отходит половина состояния мужа. А сколько тридцатитрехлетний Тимур Аракчеев унаследовал от отца, никто не узнает.
 Екатерина Аракчеева найдена в спальне апартаментов, с ножевым ранением груди, совершенно обнаженной. Трудно поверить, что она в таком виде принимала в своем номере посторонних. Судя по словам служащих отеля, Тимур с одиннадцати вечера приблизительно до двенадцати находился у жены, а соседи по номеру слышали шум за стеной — было похоже, что между молодоженами разразился скандал.
 Это укрепляет версию майора Лиходеева.
 Других подробностей нам выяснить не удалось. Но ясно одно: Тимур Аракчеев остается подозреваемым номер один".

 Доктор Розин отложил газету в сторону.
 — Вот собственно и все, что мне известно. Следствие может ошибаться, а у газет язык без костей. Они падки на сенсации и обожают выдавать желаемое за действительность. Рынок. Пресса борется за каждого читателя и порой городит такое, что не укладывается в голове. А что вы думаете на сей счет?
 — Ничего. Я слишком далек от всего этого. Убийство, большие деньги, скандал, свадьба, наследство.
 — Вы очень быстро, к сожалению, поймете, что значат деньги в этом мире. Они будут окружать вас всюду, на каждом шагу, как только вы выйдете за ворота клиники и окунетесь в мир людей. Может быть, понятия «искусство», «литература», «наука» так и останутся для вас пустым звуком, но деньги? Без них никуда не денешься. Я всего лишь врач и не могу вас подготовить к встрече с проблемами, которые ожидают вас по ту сторону ограды. Но я постараюсь научить вас анализу и логике. Правда, перед деньгами ничего не может устоять. Это страсть, перед которой разум отступает на задний план. Завтра вас навестит ваш адвокат. Он в этих делах понимает больше меня и многое сможет объяснить.
 — Мой адвокат?
 — Совершенно верно. Его зовут Гольдберг Антон Романович. Вы знакомы очень давно и всегда были друзьями. Очень влиятельный человек, большой авторитет, богат и всегда был предан вашей компании и семейству Аракчеевых.
 — Когда же он придет?
 — Он бывает здесь ежедневно, но не заходит в палату. Это преждевременно. Я не хотел, чтобы он видел вас в беспомощном состоянии. Сейчас вы вполне окрепли, и вам пора на свежий воздух. Рита покатает вас в кресле по парку.
 Он улыбнулся и ушел.
 Все было так, как он сказал. Моя заботливая, но молчаливая сестра, хранительница моего здоровья, возила меня в кресле-каталке по тенистым аллеям чудного парка с высоченными деревьями. Я вдыхал чистый воздух свободы и аромат цветов. Радовался чистому небу и пению птиц. Тем не менее, мне не удавалось выбросить из головы статьи, прочитанные мне доктором Розиным. Убийство, автокатастрофа, бессмысленная гибель людей. Я понимал весь ужас происшествия, но не осознавал его в полной мере, как, скажем, мой врач или те люди, что стали свидетелями событии. Мое обновленное сознание не могло заставить меня поверить в то, что я был участником всего этого кошмара. Возможно, Всевышний меня пожалел: спасая мне жизнь, он отнял прошлое и избавил этим от мучительных воспоминаний. Я ничего не знаю о жизни, ждущей меня за воротами клиники. Пусть я многого не понимаю, но мне не надо объяснять, что такое автомобиль, огонь, магазин… Я ехал в коляске и смотрел на забинтованные руки, которых не чувствовал, и сомневался, есть ли они у меня…
 — Поехали домой, Рита. У меня кружится голова. Я устал.
 Она молча развернула кресло, и вскоре я вновь очутился в своей кровати, в обычной для себя позе. Привычная обстановка меня успокоила, и я быстро заснул. На этот раз мне ничего не снилось.
 Я ждал этого человека. Не знаю почему, но даже волновался. Мой адвокат!
 Слишком напыщенно и громко звучит. Мне часто снилась толпа, большая и бездушная, но я плохо себе представлял людей по отдельности, все женщины мне представлялись Ритой, а мужчины — доктором Розиным. Любая встреча с новым лицом мне казалась невероятно интересной и в то же время настораживала.
 Они пришли к полудню. Я с жадным любопытством разглядывал вошедшего с доктором человека. Он выглядел не молодым и не старым, очень высоким и крупным, как гора. Нос, уши, густые посеребренные сединой волосы, широкий лоб, безукоризненная аккуратность, с которой был завязан галстук, строгий костюм, гладкие щеки. В правой руке он держал элегантную трость из темного дерева с костяным набалдашником. Но больше всего меня интересовали его глаза.
 Темно-карие, влажные и, как мне показалось, очень добрые. Эталон благополучия и здоровья. Возможно, я ошибался, но у меня не было других примеров для сравнения. Вчера вечером Рита принесла мне кучу журналов, и я разглядывал яркие цветные фотографии людей, городов, машин. Читать я еще не мог. Буквы расплывались, но несколько заголовков с помощью медсестры я одолел. Надо сказать, я не чувствовал себя пришельцем с другой планеты и пестрая жизнь с кипучими страстями меня не поражала и не удивляла. Я все еще оставался сторонним наблюдателем, но не участником. Появление в моей палате нового человека означало мою первую связь с тем миром на журнальных картинках.
 Доктор подвел гостя к моей кровати. Трость не была частью костюма, адвокат прихрамывал на правую ногу и опирался на клюку всем своим массивным телом.
 — Это ваш адвокат Антон Романович Гольдберг. Прошу вас, Максим, не волноваться и не перенапрягаться. Всего в меру, мы уже говорили.
 Закончив свои нравоучения, он вышел. Рита последовала его примеру.
 Я не сводил глаз с красивого элегантного мужчины, который, как мне было сказано, играл большую роль в моей жизни и в моем спасении.
 — Ну здравствуй, Макс. Как твои дела?
 — Вы действительно мой адвокат?
 — Совершенно верно. Я адвокат и поверенный в твоих делах и делах компании «Рикон-Нефть», ее владельцев и всего, что связано с нашей фирмой. К сожалению, никого из владельцев не осталось в живых, и на наши с тобой плечи свалилась вся эта махина. Придется выдержать сей груз.
 — Вы говорите о миллионере-убийце?
 — Не надо так говорить, Максим. Вы были большими друзьями, и ты лучше других должен знать, что Тимур невиновен.
 — Я был его подручным?
 — Не очень подходящие слова. Ты помогал ему в делах. Без твоей помощи он ничего не мог сделать. Слишком горяч, нетерпелив и несерьезен был покойный Тимур Аракчеев. А ты великолепный администратор с тонким чутьем и безукоризненной логикой. Генеральным директором компании тебя назначил еще отец Тимура, тоже ныне покойный Александр Аракчев, основатель концерна.
 — Я ничего не понял из того, что вы сказали. Вернее, мне ясен смысл, но я не могу его привязать к себе.
 — Доктор Розин утверждает, что у тебя амнезия средней степени и память со временем вернется.
 — Когда?
 — Это может случиться в любую минуту. Но не в ближайшие дни, разумеется. Важно соблюдать его предписания. Он один из лучших специалистов в своей области, ему можно довериться без оглядки. А пока ты еще слишком слаб. Тебе нужно набираться сил, а они тебе ой как понадобятся в скором времени.
 — С этим нельзя не согласиться. Расскажите мне обо мне. Хотелось бы представить себе, что за человек жил в моей оболочке до аварии.
 — Начать с того, что мы были партнерами и друзьями, и ты называл меня Антоном, как и я тебя Максом. Начнем возвращение к прошлому с таких элементарных вещей, как взаимодоверие и дружеские отношения.
 — Пока мне трудно в это поверить. Мне кажется, я вижу вас впервые.
 — Конечно. Так же, как и весь свет Божий. Ты же родился заново. Если ребенка надо учить говорить и на это уходят годы, то ты будешь адаптироваться к действительности не по дням, а по секундам. Тебя, как хорошую вещь, надо починить, если потерялся винтик, а не создавать заново. Итак, тебе тридцать четыре года. Родился ты где-то очень далеко, то ли в Хабаровске, то ли в Назрани. Ты не любил об этом рассказывать, стесняясь своего происхождения. Твои родители обычные служащие, и, как я знаю, ты их потерял много лет назад. В Москву ты приехал в восемнадцатилетнем возрасте с амбициозными планами выбиться в люди, и не просто в люди, а в большие люди. С легкостью поступил в Плехановский институт на экономический факультет и блестяще его окончил. Потом аспирантура, курсы иностранных языков при МИДе, диссертация и резкий скачок вверх. К двадцати шести годам ты уже стал самостоятельным, уверенным в себе специалистом, но ты словно задался целью получить дипломы всех престижных заведений. Учеба тебе давалась слишком легко. Незаурядный талант плюс тяга к знаниям — великая вещь. Ты заочно за три года закончил еще один институт и стал специалистом по нефтяной промышленности. Тогда-то тебя и приметил Аракчеев-старший. У старика было отличное чутье на людей. Он каждого видел насквозь. Старый лис устроил тебе несколько испытаний, и ты их с честью выдержал. Причем, одно из них касалось денег. Но ты не позарился на чужой капитал. После этого ты стал его любимчиком и надеждой. Свою карьеру в компании ты начал сразу с поста директора одного из филиалов. Хочу напомнить, что тогда тебе и тридцати еще не стукнуло. Старик в тебе не ошибся. Об одном он жалел, что его родной сын — полная тебе противоположность, ничем никогда не интересовался, кроме спорта и развлечений.
 С Тимуром вы познакомились раньше, чем ты с его отцом. Он тоже учился, правда из-под палки, в нефтяном. Играл за сборную института в футбол и этим заработал себе диплом, который ты написал за него. Может быть, вы и сошлись из-за того, что были слишком разными. Вас тянуло друг к другу, как магнитом, и дружба оборвалась с его смертью.
 Мы с тобой познакомились пять лет назад, когда ты появился в компании с высоко поднятой головой. Номинально я занимаю пост председателя совета директоров, веду финансовые дела и решаю юридические вопросы, но фирмой руководил ты. Вот почему мы были связаны с тобой крепкой ниточкой.
 Аракчеев-старший последние годы очень болел, ему перевалило за семьдесят, и он не мог уделять много времени и сил своему детищу. Мы лишь отчитывались перед ним за проделанную работу. Надо сказать, огорчений старику никто из нас не доставлял, кроме сына. Отличный парень, боксер, теннисист с широкой доброй натурой. Его щедрость не знала границ, любвеобилен, весел, красив. Женщины с ума сходили по нему. Но деловых качеств — ноль. Вот почему его покойный отец назначил меня опекуном Тимура по вопросам финансов и наследия капиталов.
 Александра Викторовича в дрожь кидало от одной мысли, что все состояние попадет в руки оболтуса, и все нажитое кровью и потом пойдет прахом. Вот тогда дела компании он возложил на тебя, а финансовые вопросы велел решать мне. Умирая, старик просил тебя повлиять на Тимура и привлечь его к делам фирмы. С твоей хваткой, умом, гибкостью и с его невероятным обаянием, легкостью, общительностью, умением заставлять окружающих восторгаться собой, вы могли бы стать великолепным тандемом и взойти на вершину мира. Старик мечтал об этом. Но тут прогремел гром среди ясного неба. Тимур выкинул фортель, от которого отец слег и уже не поднялся. Он женился на красотке из кабацкого варьете. Обычная периферийная пустышка, но у нее хватило ума вскружить голову молодому миллионеру. Звали ее Екатерина Кислицкая. Теперь и она ушла в мир иной. Вряд ли тогда она могла предположить, что ее жизнь оборвется в двадцать семь лет от роду. Старик умер через пару недель после свадьбы. Компания сильно пошатнулась, акции стали падать, но мы с тобой сумели выправить положение. Тимур был тебе за это очень благодарен. Ты спас его от разорения. Он превозносил тебя до небес, называя вторым отцом. Смешно, конечно. Ты старше его на год. Кстати, вы очень похожи. Оба высокие, блондины, голубоглазые. Да, глупо все получилось.
 Я слушал этого большого красивого человека с мягким низким бархатистым голосом и прилагал все свои силы, стараясь представить столь красочно нарисованную картину. Но у меня не хватало фантазии и мозгов, чтобы увидеть хоть один эпизод и, сложив их вместе, вникнуть в суть рассказа. Сплошные размытые пятна, никакой четкости и полное равнодушие. Очевидно, я смогу понять этот рассказ значительно позже. Доктор Розин прав, через себя не перепрыгнешь и к пониманию бытия надо приходить по ступенькам.
 — Как мы попали в аварию?
 — Я не в курсе. Но если хочешь, узнаю подробности. Теперь я буду приходить к тебе ежедневно. Доктор просил не переутомлять тебя. Завтра после обеда я подменю медсестру и покатаю тебя по парку. Свежий воздух очень благотворно влияет на слабый организм. Ты страшно похудел, кожа да кости. Набирайся сил. Я уже видел твое новое меню. От такого обеда и я бы не отказался.
 — Мое лечение, вероятно, дорого стоит?
 — Ты застрахован. Все заботы о тебе оплачивает страховая компания. Впрочем, вопрос не в деньгах. У нас их достаточно. Старик всех нас застраховал на очень крупные суммы.
 — У вас есть мои фотографии?
 — Надо поискать. Постараюсь принести их завтра. Не стоит забывать твое лицо, которое перекроили до такой степени, что от прежнего Максима Круглова ничего не осталось. Правда, остались глаза, а их ни один хирург изменить не может. Тут уж ни с кем тебя не спутаешь.
 — Сколько я здесь еще пробуду?
 — Трудно сказать. Но как только доктор Розин позволит, я тебя тут же заберу из больницы.
 — Куда же?
 — Под Москвой, в чудном месте, не хуже этого, есть отличный двухэтажный коттедж. Я уже нанял прислугу. Он принадлежит компании, но записан на твое имя. Старик скупил немало земли в Подмосковье, этот дом не единственный. Но он тебе нравился, и я думаю, что тебе там будет уютно. — Он глянул на часы. — К сожалению, мне пора. Я и так злоупотребил твоим терпением и нарушил инструкции Ильи Сергеевича. Отдыхай и ешь все, что тебе принесут. — Адвокат встал и, склонившись надо мной, тихонько похлопал меня по плечу. От него исходил очень приятный аромат. — Все будет о'кей, Макс, и старайся не думать о плохом. Тебе еще предстоит окунуться в мир, где живут иллюзиями, купаясь в грязи. Используй мгновения, дыши глубоко и не стремись к заботам.
 — Я ни о чем не думаю. Я созерцатель.
 — Отличная позиция. Пользуйся, пока есть возможность. Очень скоро тебя ждут большие перемены.
 Когда за ним закрылась дверь, я уставился в окно и долго смотрел в небесную синь, словно искал ответы на поставленные передо мной вопросы. Ничего я там не нашел. Может показаться странным, но мне нравилось мое нынешнее положение и я вовсе не нуждался в каком-то имени и стремлении к свободе с ее заботами и проблемами. Мне нравилось наблюдать за происходящим со стороны и ничему не давать оценок.
 Доктор Розин словно читал мои мысли. Вечером принесли телевизор и видеомагнитофон. Так он хотел перебросить мостик между мной и неведомым мне миром. За вечер я посмотрел два фильма. Смешную комедию и мелодраму о страстной любви. Впечатлений море. Я радовался как ребенок, переживал и смеялся. Вот что значит картинка. Я вижу и все понимаю без лишних комментариев.
 Рассказ непонятен, потому что мой мозг лишен воображения.
 На следующий день сняли бинты, с которыми я так свыкся. Казалось, что они меня сдерживали со всех сторон, и вот теперь я должен рассыпаться на части. Осколки, из которых я был склеен, слишком хрупкие, и мне стало страшно.
 Потребовалось несколько часов, чтобы я привык к своему новому состоянию и начал шевелиться, не беспокоясь, что у меня отвалится рука или плечо. Перед обедом я попросил Риту принести зеркало. На сей раз отражение не напугало меня. Лицо приобрело живые оттенки, розовые шрамы пропали и краснота в глазах исчезла, а на голове торчал белобрысый ежик, сантиметра два длиной. Правда, я отчетливо видел шрам на своем черепе. Еще совсем короткие волосы не могли его спрятать, и он портил всю картину.
 — Спасибо, Рита.
 Она улыбнулась и убрала зеркало.
 Свои руки мне увидеть не удалось. Как только сняли бинты, на меня надели перчатки из какой-то тонкой материи и подвязали их на завязочки. Как мне сказали, кожа еще не зажила и мне какое-то время придется оберегать руки от случайных царапин и всяческих травм.
 Обед подали вовремя, и я остался им очень доволен. Кормили меня на убой, а на подносе всегда стояла вазочка с цветами. Нянчились со мной, словно с грудным ребенком. Иногда мне становилось неудобно за себя, я хотел большей самостоятельности, но ничего из этого не получалось.
 После трапезы я еще некоторое время сидел на кровати, потом меня пересадили в кресло на колесиках, так что к приходу адвоката я был готов к прогулке…
 Антон пришел вовремя. Он сам вывез меня из палаты, спустил на лифте вниз, и мы оказались на главной аллее парка.
 — Остановите, — попросил я. Коляска остановилась.
 — Я хочу встать и пройтись.
 — Не страшно?
 — Ничуть. Ноги у меня здоровые и слабости я уже не чувствую.
 Он подал мне руку, и я встал. Поначалу меня немного покачивало, но Антон поддерживал меня под локоть. Вероятно, и ему было нелегко с больной ногой, но он не подавал вида. В этом человеке чувствовалась сила, и я не беспокоился за себя. С ним было легко, он не навязывал своих разговоров и не лез, что называется, в душу. Если я молчал, то и он не раскрывал рта.
 Я сделал шагов тридцать и немного устал. Мы присели на скамейку и любовались замечательным строением конца восемнадцатого века, когда архитекторы вкладывали весь свой талант в создание каменных шедевров. Усадьба с ее дворцами и постройками радовала глаз. Все портили только решетки на окнах.
 — Скажи мне, Антон, — сам того не замечая, я перешел на «ты», — в чем парадокс? Почему жизнь в психиатрической больнице так отличается от жизни в городе?
 — Что ты имеешь ввиду?
 — Посмотри на этот великолепный особняк. На первом этаже нет никаких решеток, а на втором и третьем все окна заблокированы кошмарными сетками. В городе все наоборот. Там окна первых этажей загорожены стальными прутьями, а верхние этажи нет.
 Антон засмеялся.
 — Откуда ты знаешь?
 — Теперь мне показывают кино. Я человек новый в этом мире и замечаю все, что вижу.
 — Ты прав. У нас замыленный взгляд. Не до того. Забот слишком много, а ты только начинаешь постигать этот мир. Объяснение твоему наблюдению очень простое. В городе первые этажи домов могут подвергнуться ограблению. Хозяева стараются обезопасить себя от нашествия жуликов. Правда, в наше время грабители действуют по другим схемам. Решетки им не помеха. Что касается больницы, то здесь никто не боится воров, заботятся о больных. Психиатрическая клиника — заведение специфическое. Больному может стукнуть в голову выпрыгнуть из окна. Первый, этаж в этом случае безопасен, а третий чреват серьезными последствиями.
 — Однако на моем окне нет решеток.
 — Это я попросил их снять. Никто не знал, в каком состоянии ты очнешься после стольких операций. Решетки плохо действуют на психику, а ты и без того перенес слишком много травм, как физических, так и морально-психологических.
 Немного помолчав, я спросил:
 — Ты привез мне фотографии?
 — Да. Но не много. Только те, что нашел у себя. Твой дом опечатала прокуратура, они даже замки свои повесили. Но перед твоей выпиской я улажу этот вопрос. У следствия нет к тебе претензий, и они снимут свои запоры. Это не вопрос.
 Он достал из кармана конверт и протянул мне. Я хотел ему сказать, что в перчатках не очень удобно распечатывать его, но не стал. Надо же когда-то становиться самостоятельным и привыкать к жизни без нянек. Я долго копошился с упаковкой, а он равнодушно наблюдал за моими действиями. Мне почудилось, будто он специально создавал для меня трудности. Я не в обиде, так и надо.
 Наконец фотографии увидели свет. Я начал их разглядывать. На первом снимке был изображен хорошо одетый молодой человек. Он сидел на краю стола в какой-то комнате и разговаривал по телефону. Возможно, его застали врасплох и он не знал, что его фотографируют. Вид деловой, сосредоточенный.
 — Это ты в своем рабочем кабинете, — пояснил Антон, не глядя на снимок. — Я не знаю, кто и когда тебя фотографировал.
 Цветная картинка мне понравилась: яркая, четкая, но делалась она с приличного расстояния, и я не мог разглядеть лица. Следующий снимок групповой. В объектив попало сразу несколько человек. Антон ткнул пальцем в одного из парней.
 — Вот этот парень и есть ты. Тебе здесь лет двадцать пять. Студенческая карточка.
 На ней я вообще ничего не мог разобрать. Кучка юнцов, стоящих на лестнице, на фоне белого здания с колоннами.
 Третий и последний снимок был самым интересным. На нем запечатлена компания из трех человек. Девушка в купальнике сидит за рулем открытой шикарной машины, перекинув ноги через дверцу. Рядом — красивый парень, он задрал вверх руку с бутылкой шампанского и что-то восклицает. Судя по всему, счастлив.
 Третий молодой человек сидит прямо на капоте с бананом в руке и смеется. Оба молодых человека чем-то похожи. Ладно скроенные блондины со светлыми глазами, загорелые. Только у одного на голове короткий ежик, а у другого волосы до плеч.
 Вокруг пальмы, а на горизонте море. Девушка мне понравилась. Очень красивая и необычная. Брови вразлет, громадные черные глазищи и небрежно откинутые волосы пепельного цвета, завитые в тонкую спираль.
 Конечно, по фотографии сложно судить о ее внешности. К тому же она без меры пользовалась косметикой, но в любом случае взгляд к ней приковывался сам собой, словно магнитом.
 Всем было весело, но, разумеется, судить о людях очень трудно по беглому взгляду. Я вообще не знаю человеческих взаимоотношений, но доверяю собственной интуиции и чувствам. Моя жизнь началась с ощущений.
 — Расскажи мне про этот снимок, — попросил я.
 — Сравнительно недавняя фотография. Ты сидишь на капоте. Тимур с шампанским, а Катя за рулем. Короткий медовый месяц где-то на Багамских островах. Ты всегда и всюду ездил с Тимуром. Я уже говорил, что вы были друзьями. Ты всячески старался походить на него. Вот только волосы не мог позволить себе отрастить до плеч. Слишком солидную должность занимал. Вы даже одевались одинаково, как братья-близнецы.
 — Я оставлю эти фотографии у себя?
 — Они твои. Что хочешь, то и делай с ними.
 — Ты сказал, что Тимур не убивал Катю? Но газеты обвиняют его. Это же клевета?
 — Газеты ссылаются на мнение следователя. Они ничего не утверждают. За язык их не поймаешь и в суд на них не подашь. Это очень сложный вопрос. Мы вернемся к нему, но позже, когда тебя выпишут их больницы.
 — Почему не сейчас?
 — Тебе следует узнать массу побочных деталей, прежде чем подбираться к главным. В данных условиях такое невозможно.
 — Постараюсь потерпеть. Но ты же понимаешь, что я обязан быть в курсе событий. Мне с этим жить.
 — Я ничего не собираюсь от тебя скрывать. Не забывай, Макс, мы в одной упряжке, а, как адвокат, я работаю на тебя и несу ответственность за все, что с тобой происходит и может произойти.
 Я уперся руками в скамейку и встал. Он хотел подхватить меня, но я отдернул локоть.
 — Не стоит. До здания ты повезешь коляску пустой.
 — Все правильно. Характер у тебя остался железным. Очевидно, память на него не распространяется.
 — Доктор Розин считает, что все инстинкты у меня сохранились и зубную щетку я использую по назначению, а не пытаюсь ею причесываться.
 Так проходили день за днем. Двигался я самостоятельно и даже делал гимнастику. Доктор наложил два запрета: первый исключал отжимание на руках, второй — посещение сауны. Но меня и джакузи вполне устраивала. Можно сказать, я твердо стоял на ногах, и дело дошло до коротких пробежек. Единственное, чего я боялся, — так это лестницы. У меня начинала кружиться голова, и я боялся упасть, а матерчатые перчатки слишком скользили по полированным перилам. Но мне приходилось умалчивать о своих трудностях, чтобы не расширять шкалу запретов.
 По вечерам мне показывали кино, от которого я был в восторге, особенно от детективов. По утрам Рита читала мне журналы, но вскоре я сам смог это делать, а днем доктор Розин занимался со мной ликбезом. Мы решали смысловые и логические задачки. Получалось неплохо, и с каждым днем он усложнял их.
 Тренировали память всякими упражнениями. Он выкладывал на стол десяток разных безделушек, потом в течение пяти секунд давал мне взглянуть на них, я отворачивался к окну и перечислял все увиденные предметы. Тут я был на высоте.
 Мы дошли до сорока пяти предметов, и я запоминал почти все с разницей в три-четыре единицы.
 Однажды доктор пришел не один. С ним была высокая, очень элегантная женщина, красивая, но суховатая. Они приблизились к окну, возле которого я сидел в кресле и читал книгу, и Розин несвойственным ему официальным голосом, сказал:
 — Максим Алексеич, к вам гость. Она по долгу службы задаст вам несколько вопросов. Если сможете, ответьте ей.
 Он повернул голову к даме и тем же голосом добавил:
 — У вас не более десяти минут.
 Розин ушел, а Рита и не подумала двигаться с места, она лишь уступила ей свой стул, а сама пристроилась на подоконнике.
 — Меня зовут Ксения Михайловна Задорина. Я следователь. Извините, но вынуждена вас побеспокоить. Долг обязывает.
 — Не представляю, как такая женщина может быть следователем? Правда, я прочел несколько детективов, написанных женщинами, у них все героини женщины-сыщики. Но, оказывается, и в жизни так бывает.
 Мой комментарий остался без внимания.
 — Я знакома с вашей историей болезни. Сейчас вы стали чувствовать себя значительно лучше, и мне позволили повидать вас. Возможно, вы сумеете чем-то помочь нам. Речь идет об аварии у котлована около восьмидесятого километра Старопромысловского шоссе.
 — Боюсь разочаровать вас, любезная Ксения Михайловна. Вы знаете об этой трагедии больше меня, и я сам с удовольствием услышал бы подробности.
 — Сожалею Авария — самое темное пятно в этой истории. Милиция прибыла на место происшествия слишком поздно. Все сгорело.
 — В газетах писали иначе.
 — Репортеры получают дозированную информацию. Очевидные факты, которых не скроешь. Остальное они дофантазируют сами с соответствующей подливой. Тайна следствия не разглашается, и улики не выставляют на показ.
 — Так в чем загвоздка?
 — Нам очень важно знать, кто сидел за рулем «линкольна-навигатора»: вы или Тимур Аракчеев?
 Я пожал плечами.
 — Не знаю. Но разве вы сами не сумели это определить?
 — Машина несколько раз перевернулась. Как вас могло выбросить, если двери заблокировались? Правда, все стекла вылетели, но мы пока не можем смоделировать ситуацию. Судя по всему, сгорел Аракчеев. Человек, сидевший за рулем был обречен. Но машина принадлежит вам — Максиму Круглову. Вы доверили ему руль?
 — Понимаю. Но в данной ситуации я сам хотел бы стать следователем. От меня тщательно скрывают все, что известно о трагедии.
 — У вас обгорела только верхняя часть туловища. К счастью, ваши документы лежали в заднем кармане брюк и не пострадали. На этом строилось опознание.
 — Мне тут показывают кино. Детективы. Очень интересная вещь. Из увиденного я понял, что человека можно опознать по отпечаткам пальцев, по крови, ДНК. Правда, я не знаю, что это такое.
 — Да конечно. Мы пользуемся этими методами. Но ни вы, ни Аракчеев не находились ранее под следствием и в картотеке нет ваших отпечатков. Что касается ДНК, то вы и Аракчеев полные сироты, у вас не осталось родственников, и нам не с чем сравнивать. Кровь тоже не поможет. От Аракчеева остались только угли, а вашу историю болезни мы не нашли, будто вы никогда не обращались к врачам. Это касается и стоматологов.
 — Мне искренне хочется вам помочь, но я не могу этого сделать. Вы сказали, что определили личность по документам, и это все?
 — Разумеется, мы вызвали адвоката нефтяной компании, и врачи показали ему вас. Причем, ему не называли имени потерпевшего. Он тут же ответил, что перед ним Максим Круглов, это соответствовало найденным в вашем кармане документам. Потом вас отправили в ожоговый центр и начались ваши путешествия из больницы в больницу.
 — Мне известно, что за нами гналась патрульная машина. Милиционер тоже погиб. Тимура Аракчеева подозревали в убийстве собственной жены. Что расследуете вы, Ксения Михайловна?
 — Аракчеев мертв. Против покойников обвинения не выдвигают. Дело об убийстве Екатерины Аракчеевой закрыто. Меня интересует только катастрофа.
 — Вы хотите сказать, что у вас имеется стопроцентное доказательство вины Тимура в убийстве, если вы закрыли дело?
 — Да. Майор Лиходеев сумел это доказать, но арестовать Аракчеева не успел. Как говорят, разошлись на лестничной клетке.
 — Как бы развертывались события, если бы Аракчеева арестовали? Его казнили бы?
 — У нас в стране мораторий на смертную казнь. Вряд ли он получил бы больше десяти лет. А учитывая такого опытного адвоката, как Антон Гольдберг, и состояние Аракчеева, он мог бы отделаться легким испугом. Правда, история получила слишком большой резонанс. Общественность внимательно следила за событиями, и я не думаю, что судьи решились бы брать взятки. Но нас это не интересует. Дело следствия — доказать вину и сдать дело в суд. А там, как вы понимаете, в работу вступил бы Гольдберг. Можно и не отрицать само убийство, если уж тебя взяли за руку. Но убийство убийству рознь. Самозащита, состояние аффекта, бессознательное, неосознанное состояние, случайность и тому подобное. Гольдберг мастак в этих делах. Цицерон. Его можно часами слушать с открытым ртом, и всему поверишь, пока не выйдешь из гипноза. И речь идет не о казни. Даже если бы Аракчееву дали три года, он потерял бы гораздо больше. Это банкротство. Ни один уважающий себя фирмач не стал бы иметь дело с убийцей. Ему грозил международный скандал и полный крах. Вот чего боялся Аракчеев, а вовсе не суда.
 Помимо того, что эта женщина обладала притягательной внешностью, она казалась мне очень умной.
 — Возможно, вы правы, сейчас мне трудно судить. Но мне кажется, в вашем заключении есть некоторые неувязки. На что рассчитывал Тимур Аракчеев, убегая от сыщика? Рано или поздно его схватили бы. Он же не бездомный бомж, за его спиной громадные капиталы, недвижимость, фирма. Он — мировая известность. Игры со следствием, гонки, прятки похожи на безрассудное мальчишество.
 — Вы логичны и точны в определениях при вашем-то диагнозе. Но вряд ли следствие готово ответить на ваши вопросы. Мы сами не можем понять логики его поведения.
 — Жаль. Но я не в силах вам помочь. Приятно было с вами познакомиться, госпожа Задорина, и выслушать вас, но ничего, кроме захватывающего сюжета я не уловил. Во мне не возникло никаких ассоциаций. На сегодняшний день Тимур Аракчеев знаком мне лишь по фотографиям, как далекая голливудская звезда, а рассказы о нем смахивают на занимательное кино, где эта звезда выполняет непонятные, но эффектные трюки.
 Женщина улыбнулась, и из сухаря превратилась в красотку с обложки элитного журнала, демонстрирующую белоснежные зубы. Осталось только взять в руки тюбик с пастой. Правда, в ее улыбке проскальзывала ирония. Конечно, она мне не верила.
 — Я оставлю вам свою визитную карточку, — она достала из сумочки скромный кусочек картона и положила мне на колени. — Вдруг к вам придет озарение. Позвоните. Буду вам очень признательна.
 Я кивнул головой.
 Она тихо встала и ушла. Моя медсестра как-то странно хихикнула, после того как за следователем закрылась дверь.
 — Чем она вас насмешила, Рита?
 — Надо быть круглой дурой, чтобы надеяться услышать ваш голос по телефону.
 Я так не думал. Сказав мне, что ее интересует только автокатастрофа, она лгала. В визитной карточке написано: «Следователь по особо важным делам Московской городской прокуратуры, подполковник…» Не простая птица! Но я хорошо помнил, что делом занимается управление внутренних дел области, и она тут вовсе не причем. Вывод прост: дело об убийстве жены Аракчеева-младшего не закрыто.
 — Напрасно, Рита, вы думаете, что она дура. Нет. Здесь виден определенный расчет. Она женщина опытная, хитрая и, я думаю, проницательная. Ей приходится решать задачки куда сложнее тех, что мне задает доктор Розин.
 — Откуда у нее опыт и ум? Ей на вид лет тридцать пять, не больше, французскими духами за версту несет. Красивые женщины не бывают умными.
 — Не могу с вами спорить. Не знаю.
 В течение следующей недели я осваивал компьютер. Доктор Розин уделял мне меньше внимания, а давал самостоятельные задачи. Начали с пасьянсов, логических игр и задач на сообразительность. Я очень увлекся новой техникой и быстро освоил многие программы. Но больше четырех часов в день мне работать не разрешали. По два часа днем и после ужина. Переутомление я ощущал, но помалкивал об этом. Рита говорила, что я азартен, как ребенок, и по-детски реагирую на каждую победу, подпрыгивая на стуле. Организм окреп, я хорошо спал, отлично питался, но меня все еще пугала темнота, в которой я терял ориентацию, и крутые ступеньки лестницы. Но и об этом приходилось молчать. Мне очень хотелось побыстрее выписаться и посмотреть на мир собственными глазами, увидеть его не таким, каким мне его показывают режиссеры кино. Я рвался к новым впечатлениям.
 Антон навещал меня часто. Я рассказал ему о визите следователя, но он никак не отреагировал, мол, человек выполняет свои обязанности и это нормально.
 Я не стал ему высказывать своих подозрений, возможно, что я и впрямь усложнял ситуацию по неведению.
 Однажды доктор Розин пригласил меня пройтись по парку.
 Мы вышли на свежий воздух и гуляли по аллеям старинной усадьбы, беседуя на отвлеченные темы.
 Потом он перешел на деловой тон и начал давать мне инструкции, как надо себя вести на свободе, чего избегать и чем заниматься. Так я получил первый сигнал о приближавшемся скором расставании.
 — Удивительное положение я занимаю, Илья Сергеич. Мы разговариваем с вами как нормальные люди и хорошо друг друга понимаем, но почему же я ничего не помню? Речь, язык я не забыл, ваши задачки решаю, с компьютером на ты, запоминаю и замечаю все, с чем сталкиваюсь. Все определения и понятия мне ясны. В чем же проблема?
 — Это не ваша заслуга. Безусловно, вам надо отдать должное: вы настойчивы, упрямы, любопытны и серьезно относитесь к нашим занятиям. Но главенствующую роль в прогрессе играет подсознание, еще очень плохо изученное человечеством. Оно зарыто в подкорке и не пострадало в аварии, что же касается сознания, то оно выпало из ячеек вашего мозга. Или, точнее, оно спит. Инстинкты, такие как страх и тому подобное, сохранились. Движения и даже привычки управления подсознанием живы. Вы берете вилку в левую руку, нож в правую, реагируете на звуки, отмахиваетесь от мух. Вы знаете, что дом — это дом и его проектировал архитектор, но не помните, кому конкретно он принадлежит. Вы также понимаете, что прыгать с крыши дома опасно для жизни. Инстинкт самосохранения никуда не делся. При сильной стадии амнезии человек лишается и того, и другого. Он превращается в парализованную куклу. Такие случаи излечению не поддаются.
 Мы вышли на огромную асфальтированную площадку, где стояло несколько машин. Доктор подвел меня к длинному лимузину и открыл дверцу водителя.
 — Садитесь. 
 Я растерялся. 
 — Смелее, Максим.
 Пришлось подчиниться. Он обошел машину спереди и сев рядом со мной, подал мне ключи.
 — Почему бы нам не переставить машину на другую сторону площадки?
 — Давайте попробуем.
 Вряд ли в моем голосе звучала уверенность.
 Я вставил ключ в замок зажигания и повернул его. Мотор тихо заурчал. Свои действия я не контролировал, все получалось само собой, автоматически. Я выжал педаль сцепления, включил передачу и тронулся с места. Машина переехала на другую сторону, я затормозил и выключил мотор.
 — Теперь вам понятно, что такое сознание, а что подсознание. Вы абсолютно нормальный, полноценный человек с отличным логическим мышлением, блестящими способностями, но временно лишенный прошлого. Вряд ли подобную деталь можно назвать недостатком. Очень многие в этом мире стараются скрыть свое прошлое или по крайней мере не вспоминать о нем. Вы счастливее их.
 — Судя по рассказам адвоката, мне не за что стыдиться своей прошлой жизни.
 Головокружительная карьера и большое будущее.
 — Это от вас никуда не делось. Результаты никто пересматривать не намерен. Сейчас ваш адвокат занимается восстановлением всех документов. Придется поменять фотографии, и более ничего.
 Я чувствовал, как болят мои руки под перчатками. Этот короткий переезд и напряжение мышц дались мне нелегко. Вероятно, я уже научился скрывать свои чувства. Лгать я еще не умел, но предпочитал отмалчиваться, когда дело касалось моих личных ощущений.
 — Вы правы, Илья Сергеич. По логике вещей, все правильно. И все же я чувствую себя ущербным, лишенным чего-то очень важного. Во мне отсутствует личность! Лицо!
 — Когда память вернется к вам, а такое возможно на девяносто процентов, вы поймете, что ровным счетом в вашей жизни ничего не переменится. Лишь одни грустные мысли об утраченном. Потеря родителей, любимых женщин, несвершившихся желаний. Вы приобретете коварное понятие — совесть. Правда, это не всем дано. А если это произойдет, то появятся угрызения и лишние страдания. Не существует людей с идеально гладким прошлым. Слава Богу, вам не надо заботиться о выживании. Вы богаты, а большинство людей живут с единственной мыслью о семье и хлебе насущном. Им нечему радоваться. Вы же родились в сорочке. Любуйтесь миром, созерцайте и не лезьте в глубокие дебри подсознания. Вы можете себе позволить начать счастливую жизнь с чистого листа и получать удовольствие от бытия. Я вам завидую. Вы способны подойти к красоте и любви с чувствами, а не с кошельком, как это принято сегодня. Хаосный рынок живет по принципу «все продается и все покупается». А что касается прошлого, то это дело наживное. Через год-два вы уже сможете оглядываться назад и оценивать свои поступки, сожалеть о содеянном или гордиться своими поступками. Это и есть прошлое. Оно имеет тенденцию накапливаться, и вы от него никуда не денетесь.
 — Вы очень убедительны, Илья Сергеич. — Он глянул на часы. — О! Мы перегуляли. Ваш адвокат нас заждался. Вам еще надо пообедать перед отъездом.
 — Меня выписывают?
 — Да. Я сделал все, что мог. Теперь вы сами себе хозяин. Не забывайте о моих рекомендациях, и все будет хорошо.
 Антон привез мне очень красивый костюм темно-синего цвета с переливом, эффектный галстук, белый плащ и кепку из той же плащевой ткани. Одежда сидела на мне безукоризненно, и я почувствовал себя равным с остальными. В зеркале отражался респектабельный молодой человек. Правда, я не очень уютно чувствовал себя, словно меня поместили в скорлупу, особенно раздражали ботинки. Но к этому придется привыкать. Вейцом всему стали черные кожаные перчатки. Вот они мне действительно мешали. Изнанка карябала руки. Кожа оставалась еще очень чувствительной. Доктор мне запретил даже рукопожатие.
 — У тебя хороший вкус, Антон. Белый плащ и кепка с костюмом мне очень нравятся.
 Он снисходительно наблюдал за мной, склонив голову на бок и оценивал общую картину.
 — Мой вкус совершенно ни при чем, Макс. Эту одежду ты покупал сам. С твоего дома сняли пломбы и печати, и я взял их из твоего шкафа.
 — И на том спасибо.
 — Нам пора ехать.
 — Кажется, ты говорил, что мой дом находится в Ватутенках?
 Он улыбнулся.
 — Твоя новая память лучше твоей старой, Макс.
 — Наверняка, если ее очистили от мусора и пыли. Там полно места для свежей информации.
 Доктор Розин и Рита проводили нас до машины. Мы долго прощались и наконец выехали за ворота. Я оглянулся и еще долго смотрел на утопавшую в дымке старинную усадьбу, где началась моя новая беззаботная жизнь. С чистого листа, который теперь мне придется заполнять самому.




 Глава II
 Водоворот


 Всю дорогу мы молчали. Я смотрел в окно автомобиля, надеясь увидеть что-то необычное. Но мы ехали все время по шоссе и через Москву не проезжали. Антон объехал город по кольцевой дороге. И тем не менее мне все казалось интересным.
 Я немного волновался, видя перед собой бесконечные пространства. Где-то все должно заканчиваться. А что дальше, за тупиком? Ничто? Ничто — это тоже что-то и должно иметь свое определение.
 Наконец машина свернула на проселочную дорогу. Мы проехали через лес и выбрались к коттеджному поселку. На первый взгляд домов было не очень много.
 Они стояли в глубине опушки, в чаще деревьев и держались друг от друга на почтительном расстоянии. Наш дом стоял на окраине, а сколько еще коттеджей выстроилось в шеренгу вдоль леса, я не знал. Асфальтированная широкая дорога прямой стрелой уходила вдаль, параллельно высоченному кирпичному забору, похожему на неприступную крепость. Очевидно, громоздкая ограда была построена сообща всеми владельцами коттеджей.
 — Кто здесь живет? — спросил я.
 — У нас не принято интересоваться такими вещами. Сам о себе никто не рассказывает. Люди слишком отчуждены в наше время, особенно те, кто способен заплатить за элитный участок и трехэтажный дом. На жалованье не купишь, а значит, не лезь с вопросами, нос прищемят.
 Машина остановилась у высоких чугунных ворот. Антон посигналил, и тяжеленные створки начали автоматически разъезжаться в разные стороны. В открывшейся пасти вырос чудный сад. Мы въехали на территорию и двигались по выложенной плиткой аллее. Кругом росли фруктовые деревья и пестрели клумбы с цветами. Двухэтажный особняк стоял глубоко в лесу. Беседки, веранды, подъезд с колоннами, над которым расположился солярий. Дом был салатового цвета с белыми фронтонами и темно-зеленой черепичной крышей. И опять решетки. Каждое окно первого этажа загорожено стальными прутьями витиеватой формы. Что находилось за домом, я не знал, и на какую глубину распространялась территория, мне было не известно. Но я не торопил события. Все в свое время.
 Мы вышли из машины и поднялись на крыльцо.
 — Это и есть твоя «Бригантина». Так ты называл свою дачу. Надеюсь, тебе здесь понравится.
 — Уже нравится, если бы не заборы и не решетки.
 — Без них нельзя. Жулья слишком много развелось, а здесь не мало дорогих вещей.
 Входная дверь оказалась не запертой, и Антон ввел меня в дом. Внутри он показался мне куда больше, чем снаружи. Огромный холл, устланный мягким ковром, посредине круглый стол невероятных размеров, окольцованный глубокими мягкими стульями с высокими спинками. Вдоль стен стояли кресла, а между ними — светящиеся аквариумы с пестрыми рыбками. В холле находилось несколько дверей и три лестницы. Одна широкая по центру и две по обеим сторонам.
 — Куда же нам идти? Сколько здесь комнат?
 — Внизу гостиная, столовая, бильярдная и комнаты для прислуги. На втором этаже три спальни, твой кабинет и кинозал. Выбирай для себя любую спальню.
 — Тесновато для одного. Ты будешь жить со мной?
 — Нет. У меня квартира в Москве. Я должен находиться рядом с офисом компании. Сейчас там жарко. Слишком много дел.
 Я направился к центральной лестнице и поднялся на второй этаж. Антон прихрамывал следом, не мешая мне самому знакомиться с хоромами.
 Спальню я выбрал себе сразу. Может, она и не была лучшей, но мне она приглянулась своим уютом. Кабинет меня удивил. В нем не было книг. Пустые стены, тяжелый резной стол, удобное рабочее кресло. По центру на наборном столике, вокруг которого стояли кожаные кресла, диван и пуфики, — ваза с цветами.
 — Здесь нет компьютера?
 — Ты привык отдыхать на «Бригантине», а не работать. Кабинет — формальность для редких деловых встреч.
 — Пришли мне сюда хороший компьютер с набором разнообразных программ.
 — Хорошо. Завтра же привезут, а специалист тебе все наладит.
 — И красивые умные игрушки тоже.
 — Я уже понял твои интересы.
 — Ты говорил о кинозале. Что это такое?
 Он провел меня в соседнее помещение. Здесь висел большой экран, полки с кассетами и дисками, звуковые колонки и видеоаппаратура.
 — Это плазменная панель. Очень дорогая штука. Комплекс называется домашним кинотеатром. Тут собрано больше трех тысяч фильмов. Ты всегда был неравнодушным к кино, но теперь сможешь получать все прожитые впечатления заново. Развлечений в доме хватает. По словам доктора Розина, ты должен пройти реабилитацию. Покой, тишина и удовольствия, никаких отрицательных эмоций.
 — Я хочу посмотреть город. И сменять одну золотую клетку на другую не имеет смысла. Мне нужны впечатления.
 — Конечно. Но в разумных дозах. В ближайшее время я свожу тебя в какой-нибудь приличный ресторан, а потом покатаю по Москве. Ну а теперь вернемся вниз. Я познакомлю тебя с прислугой и уеду. У меня море дел на фирме.
 — Зачем мне прислуга?
 — Ты и раньше не обходился без посторонней помощи, а сейчас и подавно. Кто-то должен готовить обед, подавать на стол, убирать, мыть, покупать продукты, ухаживать за садом, стелить тебе свежее белье, стирать. Не забывай, у тебя больные руки.
 — Кстати, о руках. Найди мне другие перчатки. Эти слишком жесткие, карябаются.
 — Без вопросов.
 Мы спустились вниз. Там нас уже ожидали двое. Немолодая женщина, очень опрятная, поседевшие волосы убраны в пучок, очки и доброе приветливое лицо с умными серыми глазами. Второй представитель обслуживающего персонала мне сразу не понравился. Плечистый парень с длинными волосами, лет тридцати, в джинсах, кроссовках, в помятой рубахе навыпуск, со сбитым набок носом и заячьей губой, прикрытой рыжими усами.
 — Познакомься. Элина Львовна. Твоя экономка. Она одна будет вести дом.
 Учительница математики, вдова, на пенсии. Живет в поселке за лесом. Будет приходить утром к завтраку, а уходить после ужина, когда ты поймешь, что тебе больше не понадобится ее помощь.
 Женщина улыбнулась и подала мне руку.
 Я просто прикоснулся к ней. Ее улыбка сползла, как только она увидела черную перчатку.
 — А это Эрик Брылев. Он будет жить здесь в надстройке над гаражом. Гараж в саду, ты еще его увидишь. Эрик тоже универсал. Его обязанности вне дома. Он механик, шофер, садовник и сторож. Все в одном флаконе, как говорится.
 — Стен с решетками мало. Ладно.
 — Одному тебе оставаться в доме нельзя, а Эрик парень расторопный. Бывший десантник.
 — Это точно, — подтвердил мой телохранитель и улыбнулся.
 Он еще ко всему прочему был щербатым.
 — Свой распорядок дня ты определишь сам, — продолжал Антон. — Элина Львовна к нему подстроится.
 Адвокат глянул на часы.
 — О, мне пора. Располагайся, осматривайся, здесь все твое, ты единственный хозяин. Распоряжайся по-своему, как тебе заблагорассудится.
 Антон кивнул всем и направился к машине.
 — Сделайте мне легкий ужин, Элина Львовна, и я вас более не задерживаю. Завтрак в девять утра.
 — Хорошо, — тихо и покорно ответила женщина.
 Я поднялся в свою спальню. Здесь уже успели растопить камин. К вечеру резко холодало. Начало октября — время дождей, но на улице стояла сухая и относительно теплая погода. Солнце уже не грело так, как месяц назад. Большая часть листьев пожелтела, но они еще крепко цеплялись за ветки деревьев. Ветерок дул трепетно, легко, и погоду можно назвать поздним бабьим летом, а не осенью, какой она мне представлялась по кино.
 Я присел в кресло у камина и глянул на огонь. Пламя и тлевшие угли вызвали во мне неприятные ощущения, будто угрожали своими алыми языками. Я встал и отошел к окну. Уже стемнело, слабый лунный свет падал на макушки деревьев и цветочную клумбу под окном, выкрашивая все ровным голубым цветом.
 Невероятно. Неужели я когда-то жил в этом доме? Чужое, незнакомое мне место. Правда, куда ни глянь, близкого и родного найти не удастся, кроме, пожалуй, своей больничной палаты, с которой началось мое теперешнее прошлое.
 Жизнь по второму кругу. Возможно, подсознание мною все же управляет, но я сам об этом ничего не знаю. Такие тонкости мне пока не по силам. К чему оно меня приведет? Я едва стоял на ногах от усталости. Слишком много впечатлений для одного дня.
 В дверь постучали, и на пороге появилась Элина Львовна с подносом. Пока я ел, она постелила постель и положила сверху свежую пижаму. Я поблагодарил ее, она забрала поднос, и мы простились до завтра.
 Мне стоило немалых трудов переодеться самому. Этого я еще не делал ни разу. Мне вообще не приходилось менять одежду без помощи Риты или санитара, если я принимал ванну.
 Перчатки мне действовали на нервы, но снимать я их не решался. Можно сказать, я родился в перчатках, и они стали для меня тем же самым, что и трусы.
 Наконец я улегся в огромную широченную постель и погасил свет. Усталость и сон как рукой сняло, едва меня окутала темнота. Луна довольно ярко освещала часть комнаты, и я отчетливо различал разные предметы, но все же ночь оставалась ночью. Я заставлял себя силой победить страх перед мраком и терпел. Стоило включить свет, и я тут же уснул бы, но я этого не делал, чувствуя, как учащенно бьется мой пульс.
 Ощущение не из самых приятных. Я пялился в потолок и прислушивался к каждому шороху, но, кроме маятника каминных часов, ничего не слышал. Находясь в таком напряжении, о сне и думать нечего, и все же я продолжал вести жестокую борьбу со своим страхом.
 Часы отстучали два раза. Ни в одном глазу. Может, хватит экспериментировать? В следующую ночь можно продолжить, всего понемногу…
 До моих ушей донесся какой-то посторонний шум. Что это было, понять не могу. Я скинул ноги с кровати и сел. И вдруг меня пронзила дрожь.
 Золоченая ручка двери, сверкавшая в лунном свете, начала поворачиваться. Я отчетливо видел, как тяжелый рогообразный набалдашник медленно опускается вниз.
 Меня парализовало. Ручка продолжала опускаться. Тут сработал инстинкт. Я машинально, против своей воли, дернул за шнурок настольной лампы, и комната озарилась светом.
 Ручка тут же встала на свое место. Послышалось какое-то шуршание, затем что-то стукнуло. В коридоре стояли тумбы с китайскими фарфоровыми вазами. Мне показалось, что одна из них разбилась, но ковровая дорожка заглушила удар. Шум пропал, все стихло. Выходить в коридор мне было боязно. Я встал и подошел к окну. Два фонаря освещали подъездную аллею и клумбу перед домом. Мне показалось, что тень промелькнула возле клумбы и исчезла во мраке.
 Галлюцинациями я, слава Богу, не страдал и если видел предмет, значит, тот существовал наяву. Но кто может разгуливать по саду среди ночи? Через забор не перешагнешь. Возможно, у сторожа есть собака. Выясню завтра же. Но собаки не могут открывать двери.
 Я взял себя в руки, подошел к двери и открыл ее. Темно. Я нащупал выключатель на стене и врубил свет. Все вазы стояли на своих местах. Тишина.
 Висевшие между дверных проемов бронзовые бра прекрасно освещали помещение, вплоть до лестницы. Я вышел в коридор и заглянул в комнату напротив. И вновь мне пришлось включать свет. Желание спать как рукой сняло. Передо мной возник большой экран. Теперь я вспомнил про кинозал и домашний кинотеатр. Мне захотелось посмотреть, какие фильмы стоят на полках. Почему бы не отвлечься и не посмотреть кино? Выбирал я по названиям. То, что интересно звучит на слух.
 Море кассет. Тут целенаправленные поиски без каталога бессмысленны. После долгих мытарств мое внимание привлекла одна кассета, где значилось название «Семейная хроника Аракчеевых». Такой шанс упускать нельзя!
 Я подошел к видеомагнитофону и вставил кассету. Куда сложнее было включить плазменную панель, но и с этой задачей я справился. Минут пять ушло на настройку, и аппаратура заработала. Я сел в одно из кресел первого ряда и уставился на экран.
 Вначале появились титры. Точнее, заголовок или название: «День рождения отца», после чего появилось изображение. Лето, природа, деревья, спелые яблоки и сливы. Камера остановилась на пожилом человеке лет семидесяти. Он сидел под огромным зонтом в соломенном кресле, одетый в белый костюм, прекрасно гармонировавший с его густой белоснежной шевелюрой. Рядом стояло еще несколько кресел, стол, накрытый скатертью, поверх которой стояли вазы с фруктами, ведерко со льдом и бутылки с пестрыми этикетками. В одной руке старик держал фужер с шампанским, во второй трость. Точная копия той, что пользовался мой адвокат. Добродушный солидный старик снисходительно наблюдал за происходящим вокруг.
 Камера отдалилась, появился общий план и я увидел бассейн. Старик сидел в двух метрах от кромки, за которой плескалась голубая вода, сверкавшая на солнце. Звуки природы заглушала музыка. На кафельном полу стоял переносной магнитофон, из него исходила приятная мягкая музыка. Обстановка располагала к дасслабленному состоянию и беззаботному отдыху. Камера поднялась вверх, прошлась по макушкам деревьев и остановилась на трамплине вышки. Через мгновение на верхотуре появилась девушка, похожая на статуэтку, настолько безукоризненны были ее формы. Длинные мокрые волосы прилипли к плечам и гибкой спине. Девушка помахала кому-то рукой, смело подошла к краю и ласточкой прыгнула в воду. Красивый прыжок, почти без брызг.
 Я тут же вспомнил фотографию, принесенную мне Антоном. У меня не оставалось сомнений, что это та самая красавица из машины, погибшая жена Тимура. Значит, зовут ее Катя. Знала ли она в тот радостный момент, что ее ждет впереди? Да и старик, очевидно, не думал о приближавшейся смерти.
 Камера вновь поднялась на вышку. На экране появился Тимур Аракчеев. Я его тут же узнал не только по длинным волосам, но и по выражению лица. Несмотря на дальний план съемки, этого человека ни с кем другим не спутаешь. Объяснений своим заключениям я дать не мог. Очевидно, Тимур засел в моем подсознании.
 Он весело смеялся, хлопал себя по коленям, затем разбежался, прыгнул, сделав в воздухе невероятный по сложности кульбит, и, выпрямившись в струну, безукоризненно вошел в воду.
 Объектив камеры вновь вернулся на вышку. И тут я напрягся. На трамплине появился Максим Круглов. Как странно смотреть на постороннего человека и понимать, что это не кто иной, как ты сам. По моей коже пробежали мурашки.
 Максим, или я, не был столь веселым и храбрым. Он прыгнул в воду, сделав в воздухе сальто, но грохнулся в бассейн неудачно. Мне стало обидно. До своего друга по части ловкости ему было далеко, но он упорно не желал ему ни в чем уступать, и это чувствовалось.
 Неизвестный оператор вновь вернулся к хозяину торжества. Возле него уже суетился сын, разливая напитки в фужеры, а Екатерина сидела у старика на коленях, обняв его за шею. Меня эта картина немного покоробила. Слишком распущенно и фамильярно она вела себя. И если вспомнить рассказы Антона, Аракчеев-старший должен ненавидеть невестку сына. Другое дело, что во время съемки в те дни, отец еще не знал о намерениях сына жениться на пустышке и не воспринимал ее всерьез.
 И вот к берегу подплыл я и выбрался на кафельное покрытие. Тимур тут же подал мне бокал с красным вином. Мы столпились вокруг старика и начали что-то петь. Именинник чувствовал себя на седьмом небе от счастья.
 Моя фигура оказалась спиной к объективу, и я обратил внимание на кривую темную полоску на своем плече. Камера немного приблизилась к веселой компании, но я в это время развернулся. Эта странная полоска меня заинтересовала. Я встал, остановил магнитофон и отмотал пленку назад. Поймав нужный кадр, я нажал на паузу и кнопку «приближение», максимально увеличив изображение. Встав вплотную к экрану, я начал разглядывать собственное плечо. Сомнений не оставалось: я видел отчетливый шрам сантиметра в четыре, а то и в пять над лопаткой. Он имел форму ветки или рогатки, с раздвоением кверху. И это не царапина, а самый что ни на есть глубокий застарелый шрам, отметка, от которой невозможно избавиться так просто.
 Меня бросило в дрожь. Несколько минут я разглядывал экран, а потом выключил аппаратуру и вернулся в спальню. Где-то здесь должно быть зеркало.
 Вдоль левой стены тянулся шкаф с несколькими дверцами. Я начал их открывать одну за другой. Мне повезло. Я скинул пижамную куртку едва не порвав ее, и встал спиной к отражению.
 На моем теле осталось немало следов от ожогов, тонкая розовая кожа морщинилась, но на теле не было ни одного шрама. Как я ни вертелся, но ничего похожего не нашел. Вряд ли пересадка кожи могла скрыть подобное уродство. Меня обуяла злость, чувство еще не посещавшее меня ни разу. Я пнул дверцу ногой с такой силой, что в шкафу что-то упало от удара. Я вновь открыл створку и увидел на дне шкафа вешалку с костюмом. Я поднял его и повесил на место. На дне осталось еще что-то. Я нагнулся и взял предмет в руки. Очевидно, он выпал из кармана. Им оказался блокнот, а точнее, обычная записная книжка из плотной кожи.
 На первой странице стояло имя «Тимур Аракчеев», далее строчка «Кто найдет, получит вознаграждение», после чего стоял номер телефона.
 Я пролистал книжку. Каждая страница пестрела именами и телефонами. Тут же лежала фотография Кати. Ею можно любоваться сколько угодно. На обратной стороне надпись: «Милому и любимому муженьку от его Киски». Судя по надписи и по тому, что он носил снимок с собой, они любили друг друга. И вдруг убийство! Я видел убийц в кино, возможно, актеры утрировали образ злодеев, но Тимур никак не ассоциировался с человеком, способным на зло. Он имел все, что душа пожелает, жил в свое удовольствие, его любили женщины, и вдруг?…
 Среди страниц я нашел еще две бумажки. Одной из них оказалась квитанция камеры хранения, правда, не указывалось, где она находится; на полях второго листка размером со спичечный коробок, оторванного от газеты, красным карандашом было нацарапано число 3216. Тут еще завалялся ресторанный счет на сумму 465 долларов из ресторана «Седьмое небо». Судя по блюдам, обедали вдвоем. Значилось число 23 июня. Зачем он сохранил этот счет, не ясно.
 Я положил записную книжку на ночной столик и осмотрел другие карманы. В шкафу висело по меньшей мере костюмов двадцать. Из каждого я выгребал всякую мелочь. Сигареты «Кент», зажигалки, деньги. Много это или мало — не знаю, но долларов триста наскреб. Товарные чеки, зубочистки, жвачки, несколько авторучек. Самой удачной находкой, безусловно, была записная книжка. Вопрос в другом. Зачем она мне нужна. Адреса и телефоны, хранившиеся в ней, ничего для меня не значили, имена тоже. И все же я решил оставить ее при себе. Так, на всякий случай.
 В данный момент меня беспокоил совсем другой вопрос. Куда подевался мой шрам?
 Ломая себе голову, я подошел к окну. Небо озарялось пламенным рассветом.
 Макушки деревьев сверкали огненными бликами. Всходило солнце. Часы на камине отстучали семь раз. В эту ночь мне так и не удалось заснуть.
 К новому месту придется привыкать не один день. Рано или поздно, но все встанет на свои места. Перемены дали мне возможность понять, что такое одиночество. Это слово я слышал слишком часто, но не мог определить его значения. Возле меня постоянно кто-то находился, и, оставшись один на один с собой, я ощутил свою неприспособленность и даже страх. Может быть, меня специально хотели напугать? Но кому нужны такие эксперименты?
 Я смотрел на цветочную клумбу и думал. И мне вдруг показалось, будто у края помяты цветы. Только вчера я любовался их безукоризненной красотой, а теперь…
 Мне пришлось затратить немало времени и сил, чтобы переодеться — самая неприятная процедура, доставляющая не только неудобство, но и боль, когда одежда ерзает по коже.
 Спустившись вниз, я прошел по дорожке, посыпанной битым кирпичом, к клумбе и отчетливо увидел помятые цветы, а рядом на рыхлой земле — след от мужского ботинка с глубоко рифленой подошвой.
 Значит, ночной кошмар мне не привиделся и кто-то в действительности пытался проникнуть в мою комнату. Мистика, да и только. Никакой логики.
 — Вы любите цветы? — услышал я голос за спиной.
 В паре метров от меня стоял Эрик, показывая мне свои щербатые зубы. Он держал руки в карманах и ухмылялся. Отвратный тип.
 — А разве ты не в курсе, что я люблю, а что нет?
 — С чего бы? Я вас никогда не видел. Меня наняли неделю назад. Откуда мне знать ваши привязанности?
 — Вот оно что! Странно. Кто же работал до тебя?
 — Какой-то Ефим Никитин. Я его никогда не видел. Дом пустовал три месяца. Участок мне показывал Антон Романыч, он же нанимал меня и определял фронт работы.
 — А почему уволился Ефим?
 — Этого я не знаю. Кухарка здесь тоже была другая. Очевидно, им не хотели платить за простой. Дом был опечатан.
 — Где же тебя выкопали, и чем ты лучше Ефима?
 — Я работал официантом в кабаке, там меня ваш друг и приметил. Поговорил с начальством, а потом предложил мне работу. Я и таксистом был, и лесорубом, и силенка есть. Со мной безопасно.
 — Не уверен. Телохранитель из тебя паршивый.
 Я ткнул ему пальцем в след на клумбе.
 — Извините за неаккуратность. Дело исправимо Случайно наступил.
 — Не валяй дурака, Эрик. Твои кроссовки на два размера меньше. Оставь след рядом с этим.
 Он повиновался. Разница бросалась в глаза. Следы не имели ничего общего ни по величине, ни по рисунку отпечатка.
 — Что скажешь?
 Он промолчал.
 — Будешь работать так же, пойдешь вслед за Ефимом. А теперь иди готовь машину. После завтрака проедемся по городу.
 — Да, но Антон Романыч не велел.
 — Запомни, Эрик, ты работаешь на меня и других хозяев у тебя нет. Мое слово для тебя закон. Заучи это раз и навсегда.
 Из-за его плеча я увидел, как по аллее по направлению к дому идет Элина Львовна. Я дождался, пока она приблизится, и мы поздоровались.
 — Сделайте мне завтрак, кофе заварите покрепче.
 — Хорошо. Извините, я не знала, что вы так рано встаете. Вы куда-то уже ходили?
 — Что вы имеете в виду?
 — Калитка не заперта. Я достала ключи, а она открыта.
 Я глянул вслед уходившему Эрику.
 — Скажите, Элина Львовна, вы давно здесь работаете?
 — Пятый день.
 — А кто работал до вас?
 — Я не знаю. Возможно, Дуся знает. Она из нашей деревни. Ее изредка приглашали помыть окна в доме. Она видела прислугу. Очевидно, кто-то ее рекомендовал. Не сама же она напросилась. Тут людей с улицы не берут.
 — Вас нанимал Антон Романыч?
 — Да. Он заходил в нашу школу и разговаривал с директором. Просил порекомендовать грамотную, интеллигентную, работящую женщину. Кажется, я попала под эту категорию.
 — А как мне найти эту Дусю?
 — Пройдете тропинкой через лес, пересечете поле, и там наше село Карачаево. Ее дом третий справа. Вы не ошибетесь, узнаете по синему заборчику.
 Она все дни за домом на огороде картошку выкапывает. В этом году у нас поздний урожай. Я поднялся к себе. В коридоре мне на глаза попалась ваза. Точнее, их здесь хватало, но возле одной на ковровой дорожке лежала отколотая фарфоровая ручка.
 Значит, ночью мне не послышалось. В коридоре было темно, и незваный гость наткнулся на препятствие. Его спугнул свет, появившийся в щели под дверью, и он сбежал. А если бы я не включил лампу? Чепуха какая-то.
 Когда я спустился к завтраку, в холле меня ждал молодой человек приятной наружности с кожаной папочкой в руках. Увидев меня, он встал и улыбнулся.
 — Доброе утро. Моя фамилия Ларионов. Я из страховой компании.
 Он достал из бумажника визитную карточку и протянул мне. Я ее прочел и машинально сунул в карман.
 — Слушаю вас.
 — Мы получили счета из больницы на очень круглую сумму. Мне хотелось бы уточнить некоторые детали. Вы провели в частной психиатрической клинике полтора месяца. Диагноз нам известен. Скажите, а почему вы лечились именно в этой больнице?
 — Понятия не имею. Когда я пришел в себя, то уже находился там. Меня никто не спрашивал. Вам надо обратиться к моему адвокату Гольдбергу Антону Романовичу.
 — Пытались. Согласно страховке, вы можете лечиться где угодно. Нас, что называется, здорово тряхнуло. Ваша жизнь застрахована на очень солидную сумму. После автокатастрофы мы понесли огромные потери. Сначала ожоговый центр, потом шесть пластических операций и, наконец, психиатрическая больница. Вам надо оформить инвалидность и получать пенсию, но адвокат отказывается направлять вас на комиссию, заверяя, что вы трудоспособны и в ближайшее время приступите к работе. Одно с другим не вяжется. Как вы можете руководить крупной нефтяной компанией, если не можете понимать сути вопроса?
 — Врачи уверяют, что память восстановится. Сейчас я чувствую себя вполне прилично. Не уверен, что способен руководить компанией, но прогресс налицо. Извините, но я же не специально попал в аварию. Так сложились обстоятельства.
 — Возможно. Мы с нетерпением ждем результатов расследования.
 — Что это значит?
 — То, что если авария произошла по вашей вине, то страховой полис аннулируется, и вы должны возместить убытки страховой компании. Но дело настолько запутано, что рассчитывать на скорые результаты невозможно. Представьте себе, что вы решили покончить жизнь самоубийством таким образом? Вариантов может быть много.
 — Я вам сочувствую. Но когда вы меня страховали, очевидно, удостоверились в моем психическом состоянии. Нормальные люди не кончают жизнь самоубийством при полном благополучии и здоровье.
 — Да, мы запрашивали вашу историю болезни и консультировались с лечащим врачом. Он опроверг наши подозрения и уверяет, что вы совершенно здоровы.
 — О каком враче идет речь?
 — Вы прикреплены к ведомственной поликлинике при депутатском корпусе, что находится на Неглинке! Короче говоря, бывшая Кремлевка. Ливанов очень компетентный врач, и мы не можем не доверять ему.
 — Скорее всего, так. Мне жаль, но никакого злого умысла я не преследовал. Странно другое, компания сама могла оплатить лечение, да и на моих счетах, как я знаю, достаточно средств.
 Молодой человек улыбнулся.
 — Так не бывает, Максим Алексеич. Чем больше человек имеет денег, тем осмотрительнее он их тратит. Зачем лезть в свой карман, если существует кошелек страховщика. Но мы тоже не любим нести потери и активно участвуем в следствии.
 — Удачи вам. Извините, но у меня стынет завтрак.
 Странный визит. Я так и не понял, что хотел от меня страховой агент? Познакомиться? Вряд ли.
 После завтрака я вышел из дому и прошелся по участку в поисках гаража.
 Ухоженный сад, подстриженный кустарник, клумбы с цветами. Трудно поверить, что участок пустовал большую часть лета. Если верить нынешней прислуге, то всех их предшественников уволили, как только опечатали дом, а этих наняли на днях.
 Неужели Антон пожалел денег и не мог оплатить им вынужденный отпуск? Смена прислуги меня беспокоила. Меня все раздражало, что не имело под собой логических объяснений. Доктор Розин внушал мне, что все и всегда подчиняется логике, кроме патологии.
 Антон не походил на параноика. Этот человек продумывает все до мелочей на несколько ходов вперед. Я ему верил, и не понимал, какой ему смысл вводить меня в заблуждение. Какая ему от этого польза?
 Наконец-то одна из аллей вывела меня на открытую площадку. Очень симпатичный двухэтажный домик, выкрашенный зеленой краской, сливался с зеленью елей. Первый этаж занимал сам гараж. Трое ворот распахнуты настежь, второй этаж жилой, судя по цветастым занавескам. В гараже могло разместиться машин пять, но, подойдя, я увидел всего две.
 Эрик протирал стекла белого «мерседеса». Машина мне очень понравилась. Двухместная, обтекаемая, с дополнительными фарами, низкой посадкой. Таких я даже в кино не видел.
 В стороне стояла потрепанная колымага.
 — А это что за драндулет? — спросил я. Эрик оглянулся.
 — Каждый имеет то, на что заработал. «Девятка» моя. Только зря вы к ней относитесь с пренебрежением. Я с ней изрядно повозился и скажу вам, что моя тележка не хуже вашей. Инжектор, шестнадцать клапанов, новая резина «нокиа». Зверь, а не тачка. Заводится с полтычка и летит как ласточка.
 — Извини, что обидел твоего железного коня. И все же в город мы поедем на моей машине. — Я сел рядом с водительским креслом. — Поехали в Москву. Мне нужна депутатская поликлиника на Неглинке. Найдешь?
 — А что ее искать. Известное заведение. Я же бывший таксист. Если заблудимся, то в бардачке лежит подробная карта города и области.
 Мой новый шофер включил двигатель и тронул машину с места. Я этого даже не почувствовал, словно сидел на домашнем диване.
 — Сильно не гони. У меня голова кружится от мелькания предметов перед глазами.
 Мы выехали за ворота, миновали пролесок и вскоре выехали на шоссе.
 — Ты работал таксистом, а до этого? Где твоя жена?
 — С такой работой трудно иметь семью. В Москву я приехал из Челябинска десять лет назад. Вообще-то я детдомовский. Служил в Афгане. В Москве устроился по лимиту в таксопарк, жил в общаге. Девчонок хватало, но кто пойдет за парня без крыши над головой? Им всем принцев подавай. А те, кто согласились бы, они мне и задаром не нужны. Короче, на квартире мне жениться не удалось. Официантом работал. Жил с одной вдовушкой последние пару лет. Но она старше меня на восемь лет, и требования у нее слишком завышены. Посмотрела бы на себя в зеркало. В общем-то я рад, что удалось от нее избавиться. Надоела мне вся эта суета. Одному спокойнее. Сам себе хозяин.
 — Вот тут ты не прав.
 — Почему? Вы человек уравновешенный, с вами не устаешь.
 Спустя час машина остановилась у высокого серого здания. Эрик указал мне на огромный подъезд с тяжелыми дверями и ручками под ладонь Кинг-Конга. Никаких табличек.
 Я направился в мрачное заведение. Кругом мрамор, идеальная чистота и много света.
 В дверях меня остановил охранник. Их было четверо, да еще турникет.
 — Ваш пропуск, пожалуйста.
 — Мне нужно попасть к доктору Ливанову. Я из страховой компании. Речь идет о его пациенте, который попал в аварию.
 На всякий случай я показал ему визитную карточку своего утреннего гостя.
 Это была моя первая ложь в новой жизни. Но цель оправдывает средства, как говорил герой одного из фильмов.
 Меня сопроводили в регистратуру, откуда позвонили в кабинет врача, и он согласился меня принять. Охранник довел меня до лифта с лифтером, и я поднялся на третий этаж. Больше всего поражало безлюдье. Если мне и встречались живые существа, то только в белых халатах и в большинстве своем мужчины.
 На сорок шестом кабинете висела табличка: «Ливанов Андрей Константинович».
 Я постучал и вошел.
 Хозяин кабинета, очень солидный господин в белоснежном накрахмаленном халате, бросил на меня мимолетный взгляд и глянул на настенные часы.
 — Больше трех минут уделить не могу. Кажется, я дал вам все сведения, которые вы запрашивали.
 — Две детали, доктор. Мы ведем собственное расследование. Слишком большие денежные потери несет компания. Вопрос первый. У Максима Круглова имелись особые приметы?
 — Не понимаю. Что вы имеете в виду?
 — К примеру, шрамы, родимые пятна.
 — Ах, вот оно что. Да, можно сказать, были. Шрам над правой лопаткой. Раздвоенный, сантиметров в шесть. История его появления мне не известна.
 — Такой шрам можно удалить путем пластической операции?
 — Нет, не думаю. Новое мясо не нарастишь, а он был достаточно глубок.
 Я достал из кармана фотографию, принесенную мне Антоном в больницу, сделанную во время свадебного путешествия.
 — На этом снимке есть Максим Круглое? Он глянул на карточку и указал на блондина с короткой стрижкой, сидящего на капоте.
 — Вот он. Так в чем ваша проблема?
 Я забрал снимок.
 — Извините, доктор, три минуты истекли.
 Я вышел из кабинета и почувствовал испарину на лице и это при том, что все помещения были оборудованы кондиционерами.
 Я не получил ответа на главный вопрос: кто я? У Максима Круглова был шрам, не подлежащий выведению, у меня шрама нет, и даже намека на него не осталось.
 Где же зарыта собака? Где таится фальшь?
 Эрик расхаживал вдоль машины, дымя сигаретой. Заметив меня, он профессиональным жестом открыл дверцу и посторонился.
 — Поедем домой, — буркнул я, усаживаясь на свое место.
 Еще час дороги и сплошной путаницы в голове.
 Не доезжая до коттеджа, я попросил шофера остановиться и вышел.
 — Езжай дальше один, я пройдусь пешком. После обеда опять поедем в город. Никуда не отлучайся.
 Я видел его недовольство и растерянность. Не оставалось сомнений, что Антон дал ему жесткие инструкции в отношении меня, но спорить со мной он не решался.
 Как только машина уехала, я нашел ту самую просеку, о которой мне рассказывала Элина Львовна и пошел в поселок за лесом.
 Как меня и предупреждали, Дусю я нашел в огороде. Высокая сухопарая женщина, смуглая от загара, с морщинистым лицом и выцветшими глазами.
 — Добрый день. Я не знаю вашего имени, отчества…
 — Дуся. Меня все так называют.
 — Хорошо, Дуся. Я новый хозяин коттеджа, где вы мыли окна.
 — Нужна помощь? Нет проблем.
 Она отставила лопату в сторону и пригласила меня в дом.
 Окошки маленькие, и света явно не хватало. Но при тесноте тут чувствовалась ухоженность и уют. Мы присели за стол.
 — Хотите чаю?
 — Спасибо, но я питаюсь строго по режиму. Меня интересует старая прислуга. Дело в том, что они, как я слышал, хорошо справлялись со своими обязанностями и отлично знают и дом, и участок. У меня возникла идея найти их и позвать обратно. Можете помочь?
 — Идея хорошая, но вряд ли я смогу вам помочь. Вы правы, люди они работящие, но я и не знала, что дом продали, а их уволили.
 — А что вы скажете о бывшем хозяине?
 — Я его никогда не видела. Меня приглашали, когда он был в отъезде. Со мной расплачивалась Дина Борисовна, домоправительница. Знаю, что она живет в Москве и раньше работала главным бухгалтером в Смоленском гастрономе. Считать умела и хозяйство вела правильно. Строгая женщина, но справедливая. Ирочка работала горничной и подавальщицей. Молоденькая девушка лет двадцати. Ну просто куколка и очень скромная. Говорочек у нее хохлятский. Кажется, она приехала из Крыма. Но в Москве ей помогли купить однокомнатную квартиру. На какие шиши, понятия не имею.
 — А где?
 — В новостройках. По-моему, в Бутово.
 — Как ее фамилия?
 — Кажется, Новикова. Она мне диплом торгового техникума показывала. Хвасталась. Одни пятерки.
 — Кто еще работал в коттедже?
 — Ефим. Шофер. Боевой парень. Он все время находился с хозяином. И вел себя как хозяин. Обедал в столовой, а не на кухне, и спальня у него была на хозяйском этаже. Они вроде друзьями были. Так что Ефима я видела один раз.
 — А кто же жил над гаражом?
 — Садовник. Тихон. Мой ухажер. Вдовец. Военный в отставке. Вот о нем я кое-что знаю. В гостях у него была на дне рождения. Он живет в красном доме напротив метро «Багратионовская». Там один такой дом. Самый правый подъезд, второй этаж и квартира тоже справа. Что касается других, то ничего сказать не могу.
 Все, что она мне рассказала, я записал в телефонную книжку Тимура, которую таскал с собой.
 — Не густо, конечно. Но попытаюсь их разыскать.
 — Вам бы Дину Борисовну найти. Она о каждом все знает.
 — Вы не знаете ее фамилию?
 — Нет. Кто же такую даму будет по фамилии называть? Перед ней все трепетали, кроме Фимки, конечно, тот мог и прикрикнуть. Знамо дело, близкий друг хозяина.
 — Вот-вот, и вдруг увольняют.
 — Может быть, он остался со старым хозяином? Ведь вы же недавно дом купили?
 — Похоже на правду. Очевидно, Ефим остался с настоящим хозяином.
 Дуся ничего не поняла. Ей и не надо ничего понимать, а вот мне не мешало бы разобраться во всей этой мешанине.
 Я поблагодарил ее и ушел. Возвращаясь домой, я не мог, отделаться от ощущения, будто за мной наблюдают. Мне только навязчивых идей не хватало, тогда можно возвращаться к доктору Розину с новым диагнозом.
 Вернувшись домой, я увидел еще одного гостя. Меня сегодня атаковали, впрочем, и я не скучал в своих путешествиях.
 Молодой парень, лет двадцати с небольшим, ждал в холле. Как выяснилось, он привез компьютер, и они с Эриком уже отнесли технику в мой кабинет. Осталось все подсоединить и установить программное обеспечение. Мы поднялись наверх, и я с любопытством наблюдал, как он все делает.
 Потом мне на выбор предложили разные игрушки. Они мне все понравились, и их загнали в компьютер.
 — А вам базы данных нужны? — спросил молодой человек таинственным голосом, словно раскрывал военную тайну.
 — Что это такое?
 — Ну вот, к примеру. Вашу шикарную машину поцарапал какой-нибудь «жигуленок» и скрылся, но вы запомнили номер. Набираете его номер в базе данных ГАИ и получаете все сведения о владельце машины.
 — Любопытная штука. А если мне человека найти надо по имени?
 — Есть база «прописка». Там все, кто прописаны в Москве и база БТИ, где значатся владельцы квартир.
 — Ну что же, устанавливайте и научите меня ими пользоваться.
 — Мне оплатили доставку и установку того, что я привез. Но эти базы ворованные, понимаете. Они дорого стоят. Неофициально. Понимаете?
 — Не очень. Что от меня требуется?
 — Заплатить. Каждая база стоит сто долларов.
 — Понятно. Погодите минутку.
 Я отправился в свою спальню и выгреб все деньги из карманов костюмов, висевших в шкафу, после чего вернулся обратно.
 — Триста долларов хватит?
 — Вполне. За оптовую, серию я вам бесплатно поставлю последнюю версию телефонного справочника. Останетесь довольны.
 В течение часа все программы были установлены и меня научили ими пользоваться.
 — Теперь вы без труда можете разыскать любого человека и узнать о нем все подробности, — с гордостью заявил парень.
 — Вы появились как нельзя вовремя.
 Мне кажется, он остался довольным в большей степени, чем я.
 После его ухода я сделал несколько попыток найти кого-нибудь. Своего адвоката я нашел тут же. Антону Гольдбергу пятьдесят три года и он имеет «Ауди-80». Ничего нового я о нем не узнал. Адрес, телефон, номер машины, паспортные данные. Все эти данные меня не интересовали. Из списка бывшей прислуги мне никого найти не удалось. Чего-то не хватало. Так, в районе Бутово жило четырнадцать Ирин Новиковых в возрасте от девятнадцати до двадцати двух лет. Но я нашел человека, место жительства которого мне описала Дуся. У метро «Багратионовская» жил садовник Тихон, и его найти не трудно. Имелся еще один вариант. Бывшая экономка. Я позвонил в Смоленский гастроном и сказал, что мне срочно нужно поговорить с бухгалтером Диной Борисовной.
 Меня переспросили:
 — С Богатыревой?
 — Я ответил: «Да».
 На что мне сказали:
 — Дина Борисовна не работает у нас уже пять лет.
 — А как мне ее разыскать?
 Вместо ответа положили трубку. Я не очень расстроился и залез в базу данных.
 В Москве проживало четыре Дины Борисовны Богатыревых. Не так уж много. Очевидно, редкое имя, и мне, можно сказать, повезло. Две женщины сразу вылетели из моего списка. Одной не было и тридцати. Другой перевалило за семьдесят. Я мог, конечно, позвонить им по телефону, но в моем случае лучше разговаривать с человеком, глядя ему в глаза. Мне так понятнее. Глаза тоже могут многое рассказать такого, чего не договаривает язык.
 Я все еще жил ощущениями. Однако я переписал все телефоны на листок и убрал его в телефонную книжку.
 После обеда пошел дождик и мне пришлось надеть плащ и кепку. Конечно, в таком наряде я очень отличался от серой толпы и серого неба. Белая одежда и белый «мерседес», да еще черные перчатки. Белая ворона с черными лапками, по-другому не среагируешь. Но в данный момент это меня интересовало в меньшей степени, чем все остальное.
 Эрик повез меня в город без всякого удовольствия. Боюсь, он уже доложил Антону о моих выходках и получил нагоняй. Положение шофера было незавидным.
 Выполнять волю двух господ не просто, учитывая их несовместимые желания.
 Мы остановились у метро «Багратионовская», и я велел ему ждать.
 Найти дом, подъезд и квартиру садовника не составляло труда. Все совпадало с описаниями Дуси, но на звонок мне не ответили. По словам Дуси, Тихон человек пожилой, возможно, он плохо слышит, и я постучал в дверь локтем, стараясь не повредить кожу на пальцах. Дверь качнулась. Я ее толкнул, и она открылась.
 Хозяина я нашел на кухне, но поговорить мне с ним не удалось: он был мертв. Старику проломили голову чем-то тяжелым, он лежал на полу в луже крови.
 У меня тут же разболелся шрам на затылке. Трупов я еще не видел в своей новой жизни. Что касается предыдущей, то мне о ней ничего не известно, и, похоже, я не доберусь до истины, если дела пойдут таким образом.
 Я склонился над покойником, снял перчатку и пощупал его руку. Она сохранила тепло живого тела. Тихон умер совсем недавно. Надо сказать, что кровь и мертвец меня вовсе не пугали. Я сам побывал в шкуре мертвеца, и чужая смерть на меня не произвела впечатления.
 Я прошел в комнату и осмотрелся. Чисто, убрано. Скромное жилье одинокого пенсионера. Вероятнее всего, оно так и должно выглядеть. На обеденном столе, стоявшем посреди комнаты, лежал семейный альбом с фотографиями. Я подошел и пролистал его.
 Часть снимков исчезла. Они были вырваны, и остались только следы от клея.
 Кто же так тщательно заметает за собой следы? Кому мог помешать безобидный старик? Могу ли я считать себя причастным к данному несчастью? Никто не мог знать, что я приеду к нему. Даже Эрик не догадывался, куда мы едем, пока я не сел в машину и не назвал ему адрес. Похоже на упреждающий удар. Но, может быть, мне все кажется и я тут ни при чем? Плод больной фантазии.
 Я достал телефонную книжку, развернул листок с данными, выписанными с компьютера и начал звонить.
 — Слушаю вас, — раздался женский голос, когда я уже собирался положить трубку.
 — Дина Борисовна?
 — Совершенно верно.
 — Один вопрос. Вы работали экономкой в частном коттедже?
 Наступила пауза. Мне показалось, она прикрыла трубку ладонью и с кем-то разговаривает. Уже хорошо, что она не одна в доме.
 — Да. А с кем я разговариваю?
 — С новым владельцем дома. У меня накопились к вам вопросы по хозяйственной части. Вы не могли бы уделить мне полчаса?
 — Если это так важно, то, пожалуйста.
 Голос ее немного дрожал, будто я ее напугал чем-то.
 — Хорошо. Я сейчас приеду.
 Положив трубку, я тут же ушел. Не знаю, видели меня или нет, по сторонам не озирался. Мне хотелось как можно быстрее найти экономку и желательно живой. Тут что-то творилось неладное.
 Вернувшись к машине, я попросил Эрика поторопиться и назвал ему нужный адрес. Дорога через всю Москву с бесконечными пробками заняла больше часа. Эрик заехал во двор и остановился возле нужного подъезда. Зря мы это сделали. Я своим видом привлек внимание всех старушек, сидевших возле дома на скамеечке. Они разглядывали меня, как огородное пугало. Поднявшись на пятый этаж, я позвонил в дверь. Мне никто не открыл. На стук тоже не реагировали, правда на этот раз дверь была заперта.
 Странно. Сбежав по ступеням вниз, я обратился к всезнающим и всеведущим стражам местности.
 — Извините, любезные дамы. Вы не в курсе, дома ли Дина Борисовна с пятого этажа?
 — Уехала, милок, — сказала самая бойкая бабуля, покачивая коляску с младенцем.
 — Не ушла, а уехала? Вы в этом уверены?
 — На такси не уходят. С полчаса как уехала. За ней машина приезжала. Она вышла с двумя чемоданами и укатила. Сказала, что в отпуск.
 — Одна?
 — Нет. Ее племянник провожал.
 — А он здесь живет?
 — Нет. Заходит изредка. Но еще один мужчина к ней заходил. Ушел минут за десять до ее отъезда.
 — Именно к ней?
 — Так он номер квартиры у нас спрашивал.
 — Как он выглядел?
 — А кто ж его знает? В черных очках, кепке и в куртке. Он ушел, а следом она с племянником. Торопились очень. Вишь, такси вызвали.
 — Жаль, не застал. Извините.
 Я сел в машину, и мы поехали прочь.
 — Куда теперь?
 — В Бутово, потом видно будет.
 В дороге мне пришла в голову интересная мысль. Я опять достал свой список, пролистал записную книжку Тимура. В его записях имелось три Иры. Я сопоставил телефоны из книжки со своим списком, и один из номеров совпал. Теперь я знал точный адрес, по которому надо ехать. Но меня не переставала тревожить одна навязчивая мысль. Успею ли я?
 Я даже не рассчитывал на удачу. Но на сей раз мне повезло. Дверь открыла молоденькая хорошенькая девушка. Живая, без одной царапины. Мне показалось, она ждала кого-то. Увидев меня, ее улыбка постепенно растворилась, а лицо стало серьезным и очень беспокойным.
 — Прошу прощения за вторжение. Вы Ира?
 — Да.
 — Мне надо с вами поговорить. Это очень важно.
 — Догадываюсь. Проходите.
 Милая однокомнатная квартирка, обставленная с шиком и напичканная электроникой. Даже плазменная панель висела на стене вместо телевизора. И одета девушка со вкусом, не броско, без лишней косметики и побрякушек. Впрочем, с ее внешностью макияж мог только испортить естественную красоту.
 Мы прошли в комнату и расселись по креслам напротив друг друга. Она не отрывала от меня взгляда.
 — Я знала, что рано или поздно вы придете.
 Хорошенькая встряска. Я ждал услышать что угодно, но только не это. Ее взгляд меня немного смущал. Мне казалось, она что-то ищет на моем лице или по нему ползает муха.
 Я решил идти напролом.
 — Почему вас уволили из коттеджа?
 — Я думала, вы знаете.
 Обескураживающий ответ, ничего не скажешь.
 — Давайте построим нашу беседу иначе. Расслабьтесь.
 У меня создавалось впечатление, что я здесь хозяин, а не она.
 — Начнем с аварии. Вы же в то время еще работали в доме. Как вы о ней узнали?
 — Мне рассказал о трагедии Антон Романыч. Он довольно резко заявил мне, что Тимур погиб, а Максим отправлен в ожоговый центр. Что касается меня, то я могу идти ко всем чертям.
 — Он плохо относился к вам?
 — Ненавидел.
 — Поэтому и выгнал?
 — Я бы и сама ушла. Мне незачем оставаться.
 — Механика Ефима Никитина тоже выставили за дверь?
 — Очевидно. Меня выгнали первой, так что я не могу знать, как обошлись с остальными.
 — Вы знаете, где живет Ефим?
 — Где-то за городом. Адреса не знаю. Но там есть озеро, и его дом стоит на берегу. Он что-то рассказывал о моторной лодке и рыбалке. Но я не прислушивалась. Собирался строить яхту для Тимура.
 Я чувствовал себя не в своей тарелке, она меня смущала. Ответы ее мне казались странными, даже снисходительными, а голос знакомым.
 — Почему Антон вас ненавидел?
 — Разумеется, из-за Тимура.
 Я сделал паузу. Мне трудно было с ней разговаривать. Я словно взял на себя роль следователя, который ведет жесткий допрос. Вероятно, я выглядел омерзительно, но выбрал не самый лучший способ самозащиты из-за растерянности.
 — Возможно, вы догадываетесь, кто я, и вам известно, что я болен. Катастрофа лишила меня памяти. Постарайтесь быть откровеннее со мной и более подробно рассказывать о прошедших событиях… У вас с Тимуром были близкие отношения?
 Мне показалось, она вот-вот заплачет.
 — Да. Я любила его. Мы познакомились в Ялте. Он проводил там отпуск, а я работала в цветочном магазине. Вообще, я из Винницы, летом мы проходили практику на курортах, когда большой наплыв отдыхающих. Я закончила торговый техникум. В Ялте жила в общежитии. Однажды Тимур зашел в наш магазин с двумя красотками. Я влюбилась в него с первого взгляда. Он купил девушкам цветы. Скорее всего, девицы для него ничего не значили. Я ему приглянулась, как и он мне. Тимур подмигнул и вызвал хозяина магазина. Я видела, как Тимур отдал ему кучу денег.
 — Мне нужны все цветы с доставкой на дом, — сказал он Арсену.
 Наш директор Арсен чуть не онемел от такой покупки. Половину цветов не успевали раскупать, и их выбрасывали. Когда он спросил, куда доставить цветы, Тимур улыбнулся, глянул на меня и сказал:
 — Куда укажет эта девушка. Я еще не знаю ее домашнего адреса.
 Спустя пару дней он встретил меня после работы. Я была без ума от счастья.
 Тимур очень внимательный, чуткий, и с ним невероятно легко. О таком принце я не смела и мечтать. Я знала, что он наплевательски относится к деньгам, но не подозревала, что познакомилась с настоящим миллионером. Впрочем, деньги меня никогда не интересовали. Я просто не могла без него жить. Отпуск кончился. Я бросила все и уехала с ним в Москву. В то время он еще не был женат. Тимур купил мне эту квартиру, обставил ее и приходил сюда, но редко. Однажды он мне сказал, что я должна быть постоянно рядом. Так я попала в коттедж в роли горничной-любовницы. Антон обо всем быстро догадался и потребовал, чтобы меня уволили. Но ничего из этого не получилось. А меня все устраивало, лишь бы быть рядом с Тимом. А потом он женился на Кате.
 — Тимом?
 — Так друзья звали Тимура, а Максима-Максом. Тим и Макс. — Ее губы задрожали.
 — Вы видели его в день аварии?
 — Да. Он очень нервничал, был раздражительным и хмурым. Потом, когда приехал Макс, он приказал ему собираться, и они тут же ушли.
 — Куда они собирались в тот день?
 — Не знаю. Но Тимур торопил Максима, говорил, что им предстоит неблизкий путь. Перед отъездом он звонил из моей комнаты Антону, но я ничего не слышала, Тим выставил меня за дверь.
 — Тимур брал с собой вещи?
 — Нет. Только достал что-то из сейфа.
 Странно. Никакого сейфа я в доме не видел.
 — Где находится сейф?
 — В его спальне. За картиной «Три грации».
 Я вспомнил, что над моей кроватью у изголовья висит картина с тремя обнаженными купальщицами. Я не придавал ей никакого значения.
 — А спальня на втором этаже, третья дверь справа?
 — Совершенно верно.
 Я чуть не подпрыгнул. Эту спальню я выбрал сам. Причем она не была лучше других, а скорее хуже.
 — Вот видите, вы сами все знаете!
 — Похоже, обо всем знает мое подсознание, но не хочет со мной делиться тайнами прошлого. Оно же мной и управляет. Откуда же, по-вашему, я могу что-то знать?
 Некоторое время она молчала, лицо ее странным образом исказилось.
 — Но ведь… Ведь вы же и есть Тимур!
 Из глаз девушки брызнули слезы.




 Глава III
 От перемены мест…


 Антон сидел в плаще, уперев подбородок в костяной набалдашник трости.
 Когда я вошел в холл дома он даже не шелохнулся, а только сказал тихим голосом:
 — Ну здравствуй, Тимур.
 Я подошел к дивану, бросил на него плащ, кепку и рухнул на мягкое плюшевое сиденье. Взгляд у адвоката был серьезен, как никогда.
 — Я требую объяснений. Почему ты мне лгал? Зачем тебе понадобилось рядить меня в карнавальные маски? Я потерял покой и нахожусь на грани срыва. Ты хочешь отправить меня назад в клинику с диагнозом «помешательство»?
 — Не для того я тебя из нее вытаскивал. Не спеши делать выводы. Ты еще очень слаб. Тебе надо знать только одно: чем меньше знаешь, тем крепче спишь!
 Не торопи события, Тим. Всему свое время.
 — Все мое время уйдет на поиски истины. Я должен знать всю правду, и я ее узнаю, хочешь ты того или нет. Нет смысла сбивать меня с толку.
 — А ты никогда не сбивался. Когда ты после больницы впервые вошел в этот дом, я очень внимательно наблюдал за тобой. Мы не успели переступить порог, как ты снял кепку и повесил ее, не глядя, на крючок. А его не легко заметить в полумраке. Человек пришел в свой дом, и это видно невооруженным взглядом. А по заключению врачей, ты ничего не мог помнить. Ты сам пошел наверх по центральной лестнице, а не по боковым. Я шел следом и молчал. Ты сам выбрал свою собственную спальню, а не другие. Спальню Тимура Аракчеева, где висит твоя одежда. Объяснить это явление я не в состоянии.
 — Зачем? С какой целью тратилось столько времени и сил, чтобы внушить мне, будто я Максим Круглев? Чем Максим лучше или хуже Тимура?
 — Лучше или хуже — не вопрос. Имя Максима Круглова стало спасательным кругом для утопающего Тимура Аракчеева. Никто не знал, в каком состоянии ты очнешься. Если бы ты пришел в себя в полном сознании и памяти, крах стал бы неизбежным.
 — Прекрати крутить, Антон. Говори толком, хватит юлить!
 — Уже забыл? А не должен забывать о последних событиях. К тебе в больницу приходила женщина. Следователь прокуратуры, некая Ксения Задорина. Хитрая и очень умная лисица. От нее ни одна деталь не ускользает, она видит людей насквозь. Ты думаешь, о тебе забыли? За тобой неустанно следят. Все менты — взяточники и коррупционеры, сегодня на зарплату не проживешь. Но когда погибает один из них, то этого они не прощают. Забыл про лейтенанта Астахова, сгоревшего в автокатастрофе? А ведь он за тобой гнался. Я принял единственно правильное решение. Визит следователя должен был убедить его, что он имеет дело с пострадавшим Максимом Круговым, а не с убийцей Тимуром Аракчеевым. И трюк, можно сказать, удался благодаря тому, что ты сам не сомневался в этом. Но если даже тебе не удалось в полной мере убедить Задорину, то, во всяком случае, ты себя не выдал. И не мог выдать по неведению.
 — Но почему Задорину надо убеждать, что я Максим, а не кто-то другой?
 Антон выпрямился в кресле, достал из кармана трубку, набил ее табаком и закурил. Я впервые видел его курящим. Запах дыма мне понравился, но у меня слегка закружилась голова. Очевидно, Антон попросту забылся.
 — Думаю, ты научился мыслить логически. Следствие имеет неопровержимые доказательства вины Тимура в смерти жены. Докажут они это в суде или нет, вопрос риторический. Но арест, суд и скандал неизбежны. На семьдесят процентов можно считать, что Тимур получит от двенадцати до пятнадцати лет. Компания разорится, даже если все кончится скандалом. У нас сильные конкуренты, они владеют средствами массовой информации и обладают крупными связями за границей. Наше банкротство им на руку. Слишком много сильных врагов нас окружает. Им ничего не стоит сделать из мухи слона, и все пойдет прахом. И пойми главное. Не для того я тебя вытаскивал из петли, чтобы на твою шею вновь накинули удавку.
 — Значит, я и есть знаменитый плейбой Тимур Аракчеев, убийца собственной жены?
 — Она заслужила то, что с ней произошло, — едва слышным голосом сказал Антон.
 — Только потому, что хотела отнять часть наследства и развестись со мной?
 — Екатерина не собиралась с тобой разводиться. Эта версия для прессы. Она изменяла тебе, и ты об этом знал. Ты человек нетерпеливый и не прощаешь предательство. А она обычная сучка. Я тебя предупреждал, с кем ты связался, но ты упрям и, скорее всего, просто любил ее. Так, как способен любить Тимур Аракчеев. Слишком много страсти! Ты убил ее в припадке гнева, вот почему майору Лиходееву ничего не стоило выйти на твой след. Конечно, напугать тебя очень трудно, ты даже не думал скрываться. Жил так, как жил. Но если бы в то время ты мог рассуждать и анализировать, как сейчас… Нет, у тебя невыносимый характер. Если что не по-твоему, ты выходишь из себя и остановить тебя невозможно. Ты себя не контролируешь. В тот день ты был таким. Ведь речь шла о предательстве.
 — Спасибо, успокоил. Делаю вывод. Я сумасбродный маньяк, потерявший память.
 Антон выпустил клуб дыма и отрицательно покачал головой.
 — Торопишься. Все намного сложнее.
 — Возможно. С этим придется еще разобраться. Но возникает вопрос. Как ты сказал, следователь и тот самый майор Лиходеев опытны. Каким образом таких неординарных профессионалов сыска удалось обмануть, внушив им, что я Максим?
 — Ты очень многого не знаешь.
 — А я обязан знать. Речь идет обо мне, о моей личности, которая не может лишиться прошлого, даже несмотря на амнезию. Это не стишок в блокноте, который вычеркиваешь, если он тебе не понравился.
 Антон побагровел. Я чувствовал, как он старается сдерживать себя. Удавалось ему это с трудом.
 — Ты начинаешь превращаться в прежнего Тимура.
 — Возможно. Но не удивлюсь, если в конце концов окажусь похищенным премьер-министром Франции.
 — В день аварии ты позвонил мне и велел ехать к развилке Старопромысловского шоссе, где есть объезд через котлован. Объяснять ты ничего не стал, но знал, что шоссе перекрыли. Спорить с тобой не имело смысла. Я собрался и поехал в указанное место. У развилки мне пришлось тебя ждать. Вскоре показалась твоя машина. За рулем сидел Макс, ты рядом. Я сел на заднее сиденье. Вы очень торопились. Я не знал, что вас преследуют сыщики. Ты попросту удирал от лейтенанта. Он сел тебе на хвост еще в городе. Но отстал. Машина слабовата. Вы гнали во весь опор, а дорога через карьер слишком опасна для таких экспериментов. Я не был готов к твоей защите на тот момент и не мог решить проблему мирным путем, да и ты этого попросту не хотел. Вступать в борьбу со следствием и майором Лиходеевым надо во всеоружии, а не по наитию. Попадать к ним в лапы было преждевременно, но и примитивное бегство вопроса не решало. Ты даже не подготовил себе алиби, а я не знал подробностей.
 — За нами гнался лейтенант?
 — Так говорят в УВД. Но я этого не знаю. Патрульная машина и все. Дорога была слишком скользкой, целую неделю не прекращались дожди. Все произошло в одно мгновенье. Мы ни с кем не сталкивались. На крутом вираже она просто соскользнула в пропасть. На наше счастье под откосом осталась площадка после обвала, и мы на ней застряли. Встречная машина пыталась избежать столкновения, резко свернула вправо и врезалась в утес. Ее тут же задавило обвалом камней, а патрульная машина впечаталась в нее, и произошел взрыв. Встречную развернуло боком, лейтенант не успел затормозить и врезался в бензобак со всего маху. Все это я успел увидеть, пока мы не начали кувыркаться. Машина пару раз перевернулась. Со мной ничего, только царапины, Макс был мертв. Я вылез через заднее разбитое окно, а потом вытащил тебя. В это время над котлованом пролетел «кукурузник». Низко. Пилот видел аварию, и я понял, что он сообщит об этом на землю и вскоре появятся все кому не лень. Встреча с ментами нам некстати. Надо бежать, а куда? Назад? Мы наткнемся на встречную ораву, и тебе крышка. До моей машины, брошенной у развилки, километра три, не меньше. К тому же, ты разбил себе лицо, и у тебя шла кровь. Я попытался привести тебя в чувства, но бесполезно. Очевидно, рана оказалась серьезней, но тогда я еще не знал насколько. И тут у меня родилась идея выдать тебя за Макса. Утащить на себе я тебя все равно не смог бы. Да это был риск, согласен. Большой риск, но другого выхода я не видел. Я обшарил карманы Макса и достал его документы, затем вытащил из багажника канистру с бензином и смочил им твой пиджак и волосы. Я думал ожоги не будут столь сильными. Канистру выбросил в пропасть, оттащил тебя подальше от машины, сунул в твой задний карман брюк документы Макса и поджег тебя и «линкольн». Как ты знаешь, от Макса осталась одна головешка, а твое лицо лишь обгорело, что исключало прямое опознание. Действовал я как автомат, но не сомневался в успехе мероприятия. Я выбрался на шоссе и поковылял назад. Минут через десять меня нагнала какая-то легковушка и подбросила до развилки. Там я пересел в свою машину и обнаружил, что потерял сотовый телефон. Добравшись до бензоколонки, я позвонил доктору Фаину и попросил его связаться со «скорой», чтобы тебя отправили к нему в госпиталь. Фаин — Бог в хирургии и мой старый друг. Через час с четвертью я был у себя дома. Мне позвонили тут же, как я вошел. Милиция по найденным документам определила твою личность, но тебя все же отправили в ожоговый центр. Затем они позвонили в офис компании, а те, в свою очередь, связались со страховым агентством. Страховщики потребовали провести опознание, и следователь областного УВД по наводке страховщиков позвонил мне. Оперативно, не правда ли? За час с небольшим сработала такая цепочка. Я приехал в больницу и опознал в тебе Максима Круглова, что и внесли в протокол. Впоследствии доктор Фаин перевел тебя к себе и объяснил мне всю серьезность твоей травмы. Остальное ты знаешь.
 Антон замолк и смотрел на меня словно на судью, зачитывающего приговор.
 История, рассказанная им, ничего не пробудила в моем сознании. Белая пелена продолжала скрывать подробности прошлого. Но в новом настоящем моя голова, свободная от мусора и обученная логике, тут же обрабатывала полученную информацию и раскладывала все по полочкам. Да, следователь Задорина мне говорила, что мои документы найдены в заднем кармане брюк. Она подтвердила, что для опознания вызывали адвоката. Все совпадало, и прорех в рассказе Антона я не нашел. Вот только получилось все слишком гладко, так, как он задумал.
 — Так значит я — Тимур Аракчеев, человек, ходящий под топором палача, и должен прожить остаток жизни под чужим именем?
 — Нет, Тим. Под чужим именем тебе жить недолго осталось. Максим Круглов отличный клерк, но он нищий. По сравнению с тобой, разумеется. Ты один из богатейших людей сегодняшней России. Капитал — вот твой пьедестал, а пьедестал без статуи никому не нужен. Таким деньгам нужен хозяин.
 — Если я стану статуей, то всенародно объявлю свое настоящее имя. Где логика?
 — Логика заключается в том, что капитал должен перекочевать за границу.
 Этими вопросами я сейчас и занимаюсь. Подробности мы обсудим в другой раз. Они скучны и пока тебе не понятны. Россия для нас временное прибежище. Мы уедем на Запад и там развернем настоящее дело. А для банкиров Монако и Норвегии ты просто выгодный клиент, тем более что деньги к ним придут чистыми. Но пока я еще не все подготовил, отложим этот разговор. Ты должен полагаться на меня, как это делал твой отец. Я добьюсь того, что ты заберешься на свой пьедестал, чего бы мне это не стоило. Так хотел покойный Александр, так хочу я.
 — Ты можешь объяснить мне истинную причину, по которой я убил Катю?
 — Уверен, что хочешь знать об этом именно сейчас?
 — Я уже устал от твоих уловок.
 — Ты опять раздражаешься. Я же сказал тебе, из-за ревности.
 — Не верю. Чушь собачья.
 — Нет, не чушь. Ты застукал ее с Максимом.
 — С Максимом? Они же были друзьями!
 — В этом-то все и дело. Двойное предательство. Ты был в отчаянии. Никому верить нельзя. Удар ниже пояса. Ты и Макса хотел прикончить. Слава Богу, не успел. Когда майор Лиходеев уже наступал тебе на пятки и ты решил бежать, то по непонятным причинам взял с собой Максима. Зачем? Возможно, с целью рассчитаться с ним. Человек, предавший однажды, способен повторить свой поступок. Авария сделала это за тебя, как это не парадоксально звучит, не то на тебе висело бы два убийства.
 Мне трудно было возразить Антону. Ирочка Новикова мне сказала, что я был вне себя в день побега, велел Максиму собрать вещи и ехать со мной. Здесь все сходится.
 — Не знаю, кто я — Максим или Тимур, но мне оба отвратительны. Я окончательно запутался и не хочу быть ни одним из них. Но от себя не убежишь.
 Хорошо. Ответь мне на последний вопрос. Какой еще убийца пристроился к нашей компашке? Сегодня убит бывший садовник Тихон. Кому понадобилась его смерть?
 Бывшая экономка в спешке бежала из Москвы.
 — Вот оно что! — на мгновенье Антон задумался. — У меня есть только один ответ. Это мог сделать Ефим Никитин, бывший твой шофер.
 — С какой стати?
 — Когда он узнал о катастрофе, то воспользовался моментом и украл у тебя пятьдесят тысяч долларов. Деньги были приготовлены для взятки майору Лиходееву, а передать их должен был Ефим. Но Лиходеев не пошел на сделку. Ефим должен был вернуть деньги, но не успел. Узнав о катастрофе, он их решил присвоить и скрылся вместе с ними. Теперь он узнал, что ты вышел из больницы. Думаю, что он знает твой диагноз и наблюдает за тобой. Если он понял, что ты его ищешь, то попросту заметает следы.
 — Почему же он не тронул горничную? Убивать, так всех.
 — Глупости. Никто не убивает ради удовольствия, кроме маньяков. Ефим — хитрый парень. Только садовник и Дина знали адрес Ефима. Ира ничего не знает о нем, и нет смысла ее трогать. У Ефима свой дом где-то за городом, и записан он на подставное имя. Бросить свой дом, яхту и хозяйство он не может. Так лучше убрать тех, кто знает, как его найти.
 — Веселая у нас компания собралась. С виду все блестит, а копни глубже, одна гниль. И чем вся история кончится?
 — Тебе надо посидеть дома. Так безопаснее. Не мозоль глаза людям. Мне понадобится еще несколько дней, чтобы закончить денежные вопросы, и мы тихо исчезнем из страны.
 — Тихо? Каким образом?
 — Ты помнишь, в больницу приходил фотограф? Сейчас твои снимки уже вклеены в загранпаспорт на имя Максима Круглова. У следствия нет к нему претензий. Ты болен и нуждаешься в лечении. Я заказал две путевки в санаторий на берегу Женевского озера. Я поеду в качестве сопровождающего, и нам никто не помешает вылететь в Швейцарию. Тут нет никаких проблем.
 — Все ровненько и гладенько.
 — Конечно, я знаю, что делаю. Только сам не напортачь. Ты проявляешь слишком большую активность и тормозишь все дело. Не забывай о следствии. Веди тихий и незаметный образ жизни. Ты перенес тяжелую болезнь, зовут тебя Максим Круглов, и, кроме отдыха и покоя, такого человека больше ничего не должно интересовать. — Он достал из кармана белые перчатки и подал мне. — Вот, примерь. К сожалению, нашел только белые. Это самая тонкая и нежная лайка. Уникальная кожа.
 Я снял черные перчатки и надел белые. Они сидели на руке превосходно и действительно ласкали пальцы.
 — На цвет мне наплевать. Я и так выгляжу как белая ворона.
 — Это твой стиль. Ты привык ходить в очень дорогих вещах и покупать их в «Сортено», где торгуют только эксклюзивным товаром по бешеным ценам и каждого покупателя записывают в гостевую книгу. Я не вижу в этом ничего плохого. Ты — индивидуальность и не хотел быть как все.
 — Отлично. Так вот, эта самая индивидуальность не намерена сидеть в клетке под замком. Кажется, я начинаю осознавать, что означает понятие «одиночество». Ты сам утверждаешь, что я привык к светской жизни. Я хочу быть на людях. И дай мне денег. В конце концов, миллионер без гроша в кармане — это смешно. И не спорь со мной. Не переспоришь!
 Его лицо стало пунцовым. Нервным движением он достал бумажник из кармана плаща, но раскрыть его не успел, я выхватил его и сам раскрыл, забрав все, что там лежало. В руках у меня оказалась солидная стопка стодолларовых купюр.
 Бросив портмоне Антону на колени, я сунул деньги в свой карман. Не дожидаясь его реакции, я поднялся к себе в спальню на второй этаж.
 Стоя у окна, я видел, как Антон разговаривает с моим шофером. Он кричал, размахивал своей клюкой, а тот, понурив голову, оправдывался.
 Меня обуяла злоба. Нет ничего хуже, чем чувствовать себя круглым болваном и выслушивать всякие истории о себе от одного единственного свидетеля прошлых событий. Хочешь — верь, хочешь — не верь, но только этот хранитель тайн может отпускать тебе определенную дозу правды или лжи, и ничего не проверишь. Ну уж нет! Так дело не пойдет. Я прожил тридцать с лишним лет и жил активно. Значит, существуют и другие люди, знающие не меньше Гольдберга. Мне необходимо докопаться до истины. Ну как можно понять совершенно дикую историю о том, что я, человек богатый, популярный, любимец женщин, взял и убил свою жену из-за ревности? Человека, которого любил и которому сам изменял налево и направо.
 Странная любовь. Жили врозь. И почему она предпочитала жить в гостинице, а не в квартире? Служанка-любовница, все под боком, нет, пошел и прирезал свою жену. Но если даже я убийца, я сам должен оправдать для себя свой поступок, обосновать его должным образом, а не слышать мнение далекого мне человека.
 Впрочем, я не сомневался в том, что Антон действительно желает мне добра. Сделал он для меня немало и сейчас лезет из кожи вон. Но он не понимает элементарных вещей. Человек не может жить в темноте. Нет, я так просто не успокоюсь. Черта с два!
 Эрик возился в гараже. Увидев меня, он тяжело вздохнул.
 — Получил нагоняй?
 Он кивнул головой.
 — Это он от злости, потому что сам получил такой же от меня. Ладно, выгоняй машину, поедем в город, в какой-нибудь хороший ресторан. Надо немного развлечься.
 Парень совсем скис.
 — Ну хватит корчить рожи. Антон велел тебе докладывать, куда я езжу?
 Он удивленно посмотрел на меня.
 — Так оно и есть, — тихо пробормотал он.
 — Где мы сегодня были, он тоже знает?
 Эрик достал из кармана мобильный телефон.
 — Это он мне его дал. Как только вы выходили из машины, я ему тут же звонил.
 — Ничего страшного, я не в обиде на тебя. Мне скрывать нечего. Ты говорил ему, что я ходил в поселок за селом? — Его удивлению не было предела. — Ты же следил за мной?
 — Мало ли что может случиться в лесу. На вас могли напасть или вы просто заблудились бы. Я ему, разумеется, доложил. Он грозит меня уволить, если я буду о чем-то умалчивать. Где еще я найду работу на полторы тысячи долларов?
 Много это или мало я не понимал.
 — Ладно, поехали.
 Я сел в машину. Эрик вымыл руки и занял место за рулем. Минут через сорок мы уже колесили по улицам Москвы. У газетного киоска я попросил его остановиться и вышел. Мне было интересно узнать, успели ли вечерние газеты написать об убийстве на «Багратионовской» или труп Тихона до сих пор не обнаружен.
 Я отобрал пять газет, где есть колонки происшествий, и подал продавцу сто долларов. Он посмотрел на меня как на сумасшедшего.
 — С вас сорок рублей.
 — Рублей? Боюсь, что я вас не понял.
 — Тогда перейдите на другую сторону и зайдите в обменник. Взамен долларов вам дадут рубли. Тогда и поймете, что это такое. В России наличные взаиморасчеты ведутся в рублях. Судя по одежде, вы иностранец, вот я вам и объясняю наши порядки.
 — Спасибо. Очень толково и понятно.
 Я вернулся в машину и подал сотню Эрику.
 — Газеты мне не продали. Требуют более крепкую валюту. Но я в этом ничего не смыслю. Продавец послал меня в обменник через дорогу. Сходи сам, мне надоело выглядеть идиотом.
 Шофер взял деньги и усмехнулся.
 — Рубли интересуют только нищих на паперти.
 Он вышел, а я наблюдал за ним. Когда он скрылся за дверью магазина, я пересел на его место, включил двигатель и уехал.
 В одном из переулков я остановился. У меня немного кружилась голова от напряжения. Переведя дух, я обследовал ящик для перчаток. Там лежали фонарик и атласы Москвы и области. Я внимательно изучил карты и нашел то самое Старопромысловское шоссе и место, где, по моим расчетам, находился котлован и где произошла та самая злополучная авария — конец или начало всех моих мытарств, так до сих пор, и не понятно. Дорога предстояла неблизкая, но, если поторопиться, в два-три часа можно уложиться.
 Стрелки часов на приборном щитке подбирались к половине четвертого.
 Времени вагон, и, возможно, мне удастся вернуться до темноты. Начну развлекаться, как и обещал Антону. Начинать надо с начала, а не с середины, выстроить всю цепочку целиком. Только так, а не из скудных подачек адвоката, ситуация прояснится.
 Когда я выехал из Москвы, то почувствовал себя спокойнее. Шоссе не было перегружено транспортом, и я позволил себе немного расслабиться. Сидеть за рулем, как выяснилось, тоже работа. Скорости я не ощущал, стрелка на спидометре гуляла в районе ста пятидесяти километров, но машина шла легко. После указателя на Немчиновку, я снизил скорость. Еще две развилки, потом бензоколонка и через километра четыре поворот на котлован. Там висел щит «Проезд закрыт».
 Шоссе отремонтировали, и опасный объезд уже стал никому не нужным. Но именно он меня интересовал, поэтому мне пришлось игнорировать предостережение и я свернул к котловану. Узкая дорога петляла, с левой стороны просмотру дороги мешали отвесные высоченные скалы из известняка, а справа раскинулся гигантский котлован, дна которого из машины увидеть невозможно. Никаких ограждений, кроме белых столбиков.
 И вот я добрался до места, где эти столбики были выбиты из своих гнезд, от них остались только неглубокие ямки. Это место находилось прямо за крутым поворотом, за которым метрах в тридцати шел следующий поворот. Опасный промежуток, ничего не скажешь. Я остановился и вышел из машины. Скала слева была покрыта гарью. У подножья осыпавшийся известняк раздавили колесами машин.
 Значит, после аварии дорогой еще пользовались. Я подошел к обочине и глянул вниз. Под откосом метрах в пяти находилась площадка — полукруглая поляна, заросшая травой, диаметром метров десять, а на краю перед обрывом рос низкий кустарник и сорняки. Но как такое препятствие могло задержать тяжелую машину, понять трудно. Выжженная трава, образовавшая черный круглый островок, находилась прямо у самого края, метрах в двух.
 Я спустился по откосу на полянку. Беглый осмотр мне ничего не дал, но меня так и тянуло подойти к краю и заглянуть вниз, будто магнит какой-то притягивал.
 Я поддался искушению.
 Приблизившись к обрыву, я посмотрел в пропасть. Глубину котлована определить мне не удалось, но высота, с которой я глядел на грязные мутные воды озера, казалась неимоверной. Через несколько секунд у меня закружилась голова, опора исчезла и ноги подкосились. Проклятие! Меня опять сковал страх, как во времена моего кошмарного небытия. У меня не хватало сил отступить назад. В глазах поплыли красные круги, я качнулся и поскользил вниз. Инстинкт самосохранения успел сработать, и я ухватился за кустарник, в то время как ноги и тело повисли над бездной. Слабые ветки кустарника захрустели, предупреждая об опасности, но я ничего не мог сделать. Руки слабели, и я чувствовал липкую влагу под перчатками и нестерпимую боль. Я держался непонятно как и кричал.
 Скорее ревел, как бык на бойне. Неужели смерть неизбежна? Ей уже надоело за мной гоняться, и она наконец улучила момент свести со мной счеты. Сквозь красную пелену я увидел сбегавшего по откосу человека. Но туман сгустился, и все исчезло.
 Когда я пришел в себя, то увидел серое небо. Где-то в вышине кружили черные птицы, паря над пропастью, словно летающие кладбищенские кресты. По коже пробежали мурашки. Я повернул голову влево и увидел человека в милицейской форме, сидевшего возле меня на корточках. Его лицо покрывали капельки пота.
 — Вам что, жить надоело?
 — Не успело надоесть, — прохрипел я.
 Голова сильно болела в том месте, где находился шрам.
 — Может, вызвать врача? У вас лицо как больничная простыня.
 — Нет, спасибо. Все в порядке.
 — Уж какой там порядок. Вас спасла случайность. А если бы я не поехал за вами следом, когда вы свернули на запрещающие знаки? Для кого там «кирпичей» понавешали? Сошел с мотоцикла, а машина пуста и тут услышал крик. Гляжу, а вы держитесь за соломинку, раскачиваясь над каньоном. Пришлось посуетиться, едва шею себе не сломал. Я же не горный козел. Еще минута, и отдыхать бы вам на дне гнилого озера.
 Я приподнялся на локтях.
 — Спасибо, лейтенант.
 — Вы к тому же оставили свой «мерседес» на самом повороте, я чуть не впечатался в него. Скала не стеклянная. И что вас сюда понесло?
 Я окончательно пришел в себя и встал на ноги. Но меня еще здорово покачивало.
 — Вы часом не махнули лишку? — спросил он, беря меня под руку.
 — Нет. Я даже не знаю вкуса вина.
 — Если так, то вы счастливчик. Идемте, я помогу вам добраться до машины.
 Он поволок меня наверх. Его сильные руки держали мое обмякшее тело, и я ощутил некоторую уверенность и спокойствие, как это случалось, когда ко мне прикасалась рука доктора Розина. Я бы назвал это чувством опоры.
 — Что бы я без вас делал, лейтенант?
 — Уже ничего. Вас придется оштрафовать. Что я и собираюсь сделать.
 — Согласен на любой штраф. Вы вытащили меня из могилы.
 — Судя по вашей машине, и штраф должен быть соответствующий.
 Мы выбрались на дорогу. Он осмотрел меня и отряхнул мой плащ, которому хорошенько досталось. У меня все еще тряслись руки и колени.
 — Вы не могли бы развернуть мою машину? Тут слишком узко, а я еще не пришел в себя.
 — Доверяете в чужие руки такую игрушку? Как знаете.
 Он сел за руль, развернулся и выгнал «мерседес» из поворота на прямую.
 Я сел в машину рядом с ним.
 — У вас права-то есть? — спросил он, покосившись на меня.
 Я достал из кармана деньги и дал ему триста долларов. Мужик лишился дара речи.
 — Это вам за помощь, хватит?
 Он быстро убрал деньги в свой карман.
 — Да, странный вы тип. Не знал, что такие бывают. Обычно, только бандюги швыряются деньгами, а вы больше похожи на писателя. У вас изучающий взгляд, словно хотите заглянуть вовнутрь.
 — Я расследую автокатастрофу, происшедшую здесь девятого июля. Задание страховой компании.
 Лейтенант громко загоготал.
 — И чего смешного?
 — Где вы видели сыщиков из страховой компании, которые разъезжают на таких тачках, — он похлопал ладонями по рулевому колесу. — Да и костюмчик ваш стоит его годовой зарплаты. Зря, приятель, врешь. Мне ведь до лампочки, я чужими секретами не интересуюсь.
 — Хорошо. Но вы-то что-нибудь знаете о катастрофе?
 — Конечно. Это же мой район. Но когда мы сюда приехали, от головешек только дым шел. Результат плачевный. Один труп в машине, врезавшейся в скалу, второй труп в «линкольне», который слетел в кювет, погиб оперативник в патрульной, которая врезалась в пылающую «волгу». Еще один малый на последнем издыхании валялся у края самой пропасти, где только что вы кувыркались. Прямо заколдованное место. Он обгорел не очень сильно. Не знаю, удалось его спасти или нет.
 — А почему «линкольн» не улетел в пропасть?
 — А его на бок завалило, задний бампер вырвало с одной стороны, и он врезался в землю. Получился эффект якоря. След от борозды сорняком зарос.
 — Из-за чего погиб оперативник? Он же мог затормозить или объехать «волгу»?
 — Скорость была слишком велика, о каких тормозах можно говорить, тем более на вираже и на скользкой дороге. Объехать врезавшуюся в скалу машину просто нереально. Вы же видите, какой ширины дорога, а теперь поставьте поперек «волгу». Тропинки для прохода не останется, не только что для объезда.
 — Долго вы добирались сюда?
 — Я дежурил на машине, когда на пост поступило сообщение от пилота самолета, и мне сообщили по рации. Потом позвонили с бензоколонки. Я добрался до места минут за двадцать. Тут уже суетились ребята, и «скорая» подъехала следом за мной.
 — А труп из «линкольна» вытащили?
 — Мы этим не занимались. Машину сплющило, такими вещами МЧС занимается, но где в нашем захолустье, вы найдете спасателей? К тому же и вытаскивать нечего. Головешка, она и есть головешка.
 — Но как же спасся тот парень у края пропасти?
 — Очевидно, вылетел через ветровое стекло, а шофера руль не пустил.
 — Спасибо за рассказ. Кажется, я пришел в себя окончательно.
 — Отлично. Я поеду первым на мотоцикле, а вы за мной. И поаккуратнее.
 Он вышел и отправился к мотоциклу, а я пересел на водительское сиденье.
 Руки у меня сильно болели, но снять перчатки я не мог, спекшаяся кровь прилепила их к ладоням, теперь придется отмачивать под водой.
 Мы выехали на шоссе, и он, помахав мне рукой, свернул вправо, а я пустился в обратный путь к Москве. Опять я подверг себя риску и едва не погиб на том же месте, но все же кое-каких результатов мне удалось добиться. Теперь я точно знал, что Антон опять мне солгал. Может быть, не все, но многое. Скорее всего, меня и вправду выбросило через ветровое стекло, а вот Антон не смог бы выбраться сам из сплющенной машины. Вряд ли и живым бы остался. О какой канистре с бензином можно говорить? Глупость.
 В своем рассказе он упоминал, что звонил врачу с бензоколонки. Бензоколонка здесь рядом, и, значит, Антон был здесь, но в чем заключалась его роль, мне пока не понятно. И лейтенант упоминал о звонке с бензоколонки. Когда я добрался до нее, часы показывали половину восьмого вечера. Уже темнело. Я снизил скорость и остановился у заправки.
 Возле будки сидел пожилой человек в голубом комбинезоне, загорелый, с сильными руками. Вытянув длинные ноги вперед, облокотившись о будку и сложив руки вместе, он мирно спал. Конечно, такая дыра, как эта, больших доходов не приносит, слишком мало клиентов.
 Я вышел из машины, приблизился к заправщику и легонько стукнул его по подошве старых кроссовок узким мысом своего ботинка. Он тут же вскочил, как ошпаренный, напугав меня до смерти.
 — Извините за беспокойство, любезный.
 — Вам нужен бензин?
 Он глянул на мою машину и еще больше растерялся. Очевидно, крепко старик спал, никак в себя прийти не может. Я уже понял, что в этом мире ничего без денег не делается. Я выудил из кармана десять долларов и сунул в нагрудный карман заправщику.
 — Ничего, кроме ответов на мои вопросы.
 Старик окончательно был сбит с толку. Стоял передо мной, как солдат, и хлопал пушистыми седыми ресницами.
 — Расслабьтесь, — я усадил его на лавочку и сел рядом. — Вы один работаете на колонке?
 — Наследство. Она принадлежала сыну, бандюки его убили. Кассирша сбежала. Заработков на одного едва хватает. Поборами обложили, не продохнуть. Приходится одному выкручиваться. Здесь и живу.
 Он кивнул на будку размером три на три.
 — Вы помните день девятого июля? Говорят, деньги хорошо освежают память.
 Сказал я это ради красного словца. Он кивнул головой.
 — Теперь понимаю. Вас интересует день, когда у котлована случилась автокатастрофа? Зачем же весь день вспоминать?
 — Быстро соображаете. Выкладывайте подробности.
 — Странно. На мента вы не похожи.
 — У вас острый взгляд. В аварии погиб мой друг. Я хочу сам во всем разобраться. Милиция ничего внятного сказать не может.
 — Жаль. Глупая смерть.
 — Умных смертей не бывает. Поверьте опытному человеку. Я знаком с этой дамой не понаслышке.
 — Мне тоже скоро предстоит попасть в ее лапы. С трудом ноги передвигаю. Ну так вот, дело было днем. В районе двух часов с минутами. Я сидел на этом же месте, когда подкатил громадный «линкольн». Такие машины большая редкость, навроде вашего «мерседеса», Ребята куда-то торопились. Просили налить полный бак. Не успел я крышку завинтить, как они сорвались с места, только пыль подняли. Я крикнул им вслед, но куда там. Во-первых, они не расплатились, во-вторых, крышку я плотно не закрыл и бензин мог расплескаться. Очевидно, так и произошло. Вечером я видел, как эвакуатор вез смятый, как выброшенный фантик, этот самый «линкольн». Груда обгоревшего железа.
 Он потер ладонью небритый подбородок, будто чувствовал себя в чем-то виноватым.
 — Дальше?
 — Минут через двадцать после того, как ребята умчались, подкатила «канарейка» с мигающим маяком на крыше.
 — Канарейка?
 — Милицейская «десятка», но номера московские. Лейтенант спросил меня, видел ли я «линкольн». Я сказал, что видел. Но шоссе перекрыто, а объезд через котлован. Машина у них слишком широкая, там со встречной не разъехаться, особенно, если грузовик попадется. Они включили сирену и полетели следом.
 — Интересно излагаете. Попытаемся начать все заново. Теперь с деталями. Сколько человек сидело в «линкольне»?
 — Двое парней лет по тридцать с лишним. Оба на переднем сиденье.
 — Как они выглядели?
 Он прищурил глаза.
 — Особо не вглядывался, но одеты хорошо. Светлые оба, чем-то похожи, но в точности описать не могу. Я уж, наивный, карман освободил для кучи чаевых, а они и за положенное не расплатились. Пятьдесят литров им влил, и тю-тю, привет. Кто-то спешит, а я расплачиваюсь…
 — Что вы еще запомнили? По фотографии вы их различите?
 — Нет, конечно. Зрительная память у меня не ахти. Следователь мне уже показывал фотографии. Да, похожи, но твердо сказать не мог. Ну а кто из них сидел за рулем и подавно.
 — Третьего с ними не было?
 — Нет. Во всяком случае, я не видел.
 Такого, как Антон, нельзя не заметить.
 — На заднем сиденье?
 — Вряд ли. Не думаю. Когда я заправлял бак бензином, машина просвечивалась. Я отчетливо видел два силуэта.
 — Хорошо. Они уехали, и через двадцать минут подъехала «канарейка». В промежуток между ними кто-нибудь проезжал? Другие машины?
 — Секундочку.
 Он задрал голову к небу, будто там имелась подсказка.
 — Понимаете, машина-то была. Тут вот в чем дело. За пять километров от меня в сторону Москвы повесили щит: «Ремонтные работы, шоссе перекрыто». Я напрочь лишился клиентов. Предлагал даже взятку гаишникам, чтобы они сняли щит. Мол, приедут и наткнутся на ограждение. Какая им разница, где разворачиваться? А у меня люди заправлялись бы впрок. Объезд-то у черта на куличках. Вот… Ну так к чему это я? Ах да, машина… Пролетела здесь одна. Ярко-красная «ауди» восемьдесят первого года выпуска. Керосинит только так. Шлейф дыма оставляет за собой. Я еще подумал, вот болван, куда несется, будто не знает, что шоссе перекрыто. Лучше бы клапана отрегулировал.
 — Вы говорите так, будто знаете водителя.
 — Конечно. Как с Немчиновки сворачиваешь на Москву, там автомастерская. Гараж с тремя воротами. Леха Бубнов там работает. И пара ребят у него на подхвате. Это его керосинка. Мог бы давно нормальную машину себе собрать. Правда, лечатся у него только местные бедолаги с «москвиченками», на них много не заработаешь. Но другой работы и вовсе нет.
 — Вы уверены, что он сам сидел за рулем?
 — Кто его знает. Не разглядел. Промчалась дымовая шашка, как ракета, чего там увидишь. Но вообще-то он парень аккуратный, форсировать движок единственной машины не стал бы. Сами посудите, куда ему торопиться? Там же тупик. А через котлован он отродясь не ездил. — Все логично. И последний вопрос. В начале разговора вы говорили о «канарейке». Лейтенант у вас спрашивал о «линкольне», а потом они включили сирену и поехали следом. Кто они? Сколько человек находилось в патрульной машине? — Двое. Лейтенант в форме за рулем, второй в штатском рядом. Командовал штатский.
 — Молодой?
 — Лейтенанту лет двадцать пять, а второму лет на десять поболее будет.
 — А когда вы узнали о катастрофе? Кто вам сообщил о ней?
 — Не знаю, в котором часу меня разбудил мужчина. Он попросил позвонить и сказал об аварии. Я его впустил. Помню, он разговаривал с врачом. Что-то о необходимости срочно вмешаться в дело. Потом позвонил ментам. Оставил мне на столе возле телефона пятьдесят рублей и ушел.
 — Вы его запомнили?
 — Спросонку я был. Сидел на своем топчане, а он стоял у стола ко мне спиной. Но мужчина крупный, солидный.
 — Одежда на нем была чистой?
 Старик усмехнулся.
 — Думаешь, он тоже побывал в аварии? Нет. Одет с иголочки. Костюм светлый, отглаженный.
 — А на какой машине он приехал?
 — Я на улицу не выходил. Не видел. Он ушел, а минут через двадцать загудели сирены. Вот тут я выбрался из своей собачьей будки и наблюдал за происходящим. Плохое здесь место. Гиблое. Дорога паршивая, вечно проседает, котлован все губит. Люди стараются здесь не ездить. Только отчаянные головы с нетерпеливым характером, да я, старый дурак, вечно клюющий носом, сижу в ожидании своей смерти.
 Я дал ему еще двадцать долларов, поблагодарил и уехал.
 Итак, сначала лейтенант, теперь заправщик окончательно сбили меня с толку.
 Полный хаос в голове. Ну, допустим, я и Максим, а может быть, и Антон уходили от преследования. Что никак не вяжется с моим бывшим наплевательским характером. Ладно. Идем дальше. По словам Антона, мы свалились в кювет, встречная «волга» врезалась в скалу и тем самым перегородила и без того узкую дорогу. «Канарейке» деваться некуда, и она врезается в «волгу». Взрыв. Все расписано как по нотам. Но ни черта не сходится. Во-первых, перед патрульной шла так называемая «керосинка». Куда она делась? А ведь по логике событий именно красная «ауди» должна была впечататься в «волгу». Не перелетела же она ее на крыльях. Короче говоря, «ауди» испарилась. Следующий эффект из области фантастики. Куда подевался второй мент, что был в штатском? Из газет следует, будто погиб только лейтенант Астахов. Это подтвердил и гаишник, посланный мне небом для спасения моей штопаной шкуры. И, наконец, третье. Антон уверял, что ушел с места аварии, его нагнала какая-то машина и подбросила до развилки.
 Откуда она взялась? Тоже через «волгу» перепрыгнула? Дорога через котлован была перекрыта. Единственная правда из его рассказа заключается в том, что он заезжал на бензоколонку, звонил врачу и вызвал милицию, остальное покрыто мраком. У меня опять разболелась голова.
 У выезда с Немчиновки на московскую трассу я увидел тот самый гараж, о котором говорил заправщик. Ворота были открыты, и я решил заглянуть туда. Если мне не изменяет память, то хозяина зовут Алексей Бубнов. В теперешней моей жизни на память грех жаловаться. Уроки доктора Розина не прошли даром.
 Хозяин оказался на месте, в гараже стояли две развалюхи и та самая «ауди» ярко-красного цвета. Бубнов разбирал коробку передач и, увидев меня, приоткрыл рот, словно к нему пожаловал сам Господь Бог.
 — Извините. Могу я вас оторвать от дел на пару минут?
 — Что-нибудь с машиной?
 Слава Богу, он не видел ее: она осталась у обочины метрах в десяти от гаража.
 — С машиной все в порядке. У меня жена сбежала с любовником в начале июля, и я ее до сих пор найти не могу.
 Он сочувственно кивнул головой.
 — Понимаю вас. Очень хорошо понимаю. Но чем я могу вам помочь? Я же слесарь, а не сыщик.
 — Дело в том, что ее вместе с дружком видели девятого июля на вашей «ауди», — я указал на машину. — У меня сложилось впечатление, что они намеренно сменили машину, чтобы запутать следы. Что вы можете сказать по этому поводу?
 — Ах он сукин сын! То-то он так нервничал. Знал бы, ни за что бы машину не дал. А на вид такой солидный мужик. Вот мерзавец.
 Он рассуждал так, будто у него увели жену. Кажется, я попал в точку.
 — Можете поподробнее?
 — Женщины-то я не видел. Возможно, она ждала его на улице. В гараж въехала шикарная «Ауди-80». Сказочная тачка. Из нее вышел мужик и говорит: «Я оставлю вам под залог свою машину и заплачу сто долларов, а вы мне дадите свою колымагу на несколько часов». Какой дурак откажется от такого предложения? Для меня сто долларов большие деньги. Машина того не стоит. Я дал ему ключи и сказал: «Берите». Он сел и тут же уехал. Торопился гад!
 — Какого цвета «ауди»?
 — Серебряная. Со всеми примочками. И что же вы жену так и не нашли?
 — Нет.
 Он скорчил гримасу, в которой отразилась тоска приговоренного к пожизненному заключению.
 — Спасибо, приятель, хоть что-то прояснилось.
 — Какая же она дура! — не выдержал он. — Такой молодой интересный парень и сменить на пятидесятилетнего мужика, да еще хромого.
 — Человек ничего не значит. Все решают деньги. Лучше хромой на «ауди», чем красавчик на «жигулях».
 Я вышел из гаража. Сплошная путаница. Чем дальше я лез в дебри прошлых событий, тем меньше понимал в происшедшем. Сложить мозаику мне так и не удавалось. Тыкаюсь по углам, как слепой котенок, и не нахожу ответов. А может быть, Антон прав? Чем меньше знаешь, тем крепче спишь.
 Стемнело. На сегодня с меня хватит. Пора ехать домой и успокоиться. Когда я подошел к своей машине, то обнаружил, что дверца водителя приоткрыта. Странно, что машина осталась на месте, я даже ключи из зажигания не вынул. На сиденье лежал клочок бумаги. Я взял его, сел за руль и включил свет. Это была короткая записка. Кто-то старался писать печатными буквами.

 «Езжайте к Игорю Русанову и потребуйте у него пакет. Он очень важен для вас. Только тогда вам будет все ясно. Адрес: четвертый километр Варшавского шоссе, поворот на Видное, через пять километров справа коттеджи. Дом номер пять».

 Я достал карту и нашел это место. Где бы оно ни находилось, я все равно поехал бы туда. Меня распирало любопытство. Нельзя останавливаться на полпути.
 Если размахнулся, значит, бей. Во мне проснулось второе дыхание, и я забыл об усталости. Только вперед!
 Записка говорила о том, что у меня появился сообщник. Или по крайней мере сочувствующий. Но почему он предпочитает оставаться в тени? И как он меня здесь нашел? Никакой слежки за собой я не заметил.
 Итак, я ехал к Игорю Русанову, человеку, о котором слышал впервые. Возможно, это ловушка. А если нет, то мой поздний визит застанет Русанова врасплох и он выложит мне что-то важное. Всю дорогу я смотрел в зеркало заднего обзора, но слежки за собой не замечал. Одни машины обгоняли меня, других обгонял я.
 До указанного в записке коттеджа я добрался к одиннадцати вечера. В окнах дома горел свет. Внушительный забор, однако металлическая калитка была незапертой. Я прошел на участок. Ясно, что владелец дома не мелкая сошка. К крыльцу шла выстланная плиткой дорожка. По обеим сторонам фонари в стиле пушкинских времен освещали ухоженный, стриженый кустарник. Слева, возле гаража, стояла новенькая сверкающая «мазда». И наконец, крыльцо с колоннами под навесом балкона второго этажа. Милый уголок, вот если бы и хозяин был столь же приятным, то можно считать сегодняшний день удачным.
 Я подошел к двери. Обычная деревянная дверь, да еще со стеклами.
 Внутреннее убранство дома скрывала занавеска. Мне показалось, что и эта дверь не заперта. Но наглеть я не стал и нажал на кнопку звонка.
 Дверь открылась через несколько секунд, очевидно, человек находился в коридоре и, судя по плащу, перекинутому через руку, собирался уходить.
 Я немного опешил. Фонарь над крыльцом осветил стоявшую на пороге элегантную девушку лет двадцати пяти или чуть меньше в красивом вечернем платье, обвешанную сверкающими украшениями, как новогодняя елка. Ее огромные темные глаза смотрели на меня без малейшего любопытства. Я бы сказал, что она красивая.
 — Вы так и будете молчать? — спросила она ледяным голосом.
 Я испугался, что она захлопнет передо мной дверь.
 — Мне нужен Игорь Русанов, — выпалил я на одном выдохе.
 — Звучит фамильярно. Что-то я не припомню у него такого закадычного приятеля. Он вас ждет?
 Пришлось наглеть, пока меня не смяли, как вчерашнюю газету.
 — Да. Я так думаю, что уже заждался.
 — Кто же вы?
 — А вы?
 — Татьяна Русанова, — она начала раздражаться.
 — Ну так вот, мадам…
 — Если хотите разговаривать на французский манер, то мадмуазель. Я его дочь.
 — Приятно слышать. Очень обнадеживает. Доложите своему папочке, что его желает видеть Максим Круглов.
 Она вздрогнула, и ее лицо побледнело. Чем я мог так напугать столь самоуверенную особу? Еще одна тайна, покрытая мраком. Кажется, я слишком быстро решил оседлать дикого мустанга.
 — Макс?! Но ведь…
 Я сделал шаг вперед, и ей ничего не оставалось делать, как посторониться.
 Я вошел в дом и осмотрел холл. Роскошь внутреннего убранства совершенно не соответствовала внешней скромности. Не коттедж, а средневековый замок. Ниши со скульптурами и мраморными вазонами, бронзовые канделябры, высоченные потолки с лепниной и херувимами по углам, резная лестница из темного дерева. Слева огромный камин, в который можно загнать машину.
 Татьяна немного отошла от шока, захлопнула дверь и приблизилась ко мне. Хорошо бы такое же впечатление произвести на ее папочку.
 — Куда пройти? — спросил я.
 — Повесьте свой плащ на вешалку и поднимитесь на второй этаж. Его кабинет в конце коридора с правой стороны.
 Ее голос слегка подрагивал. От леденящего высокомерия и следа не осталось. Я разделся и направился наверх. По пути оглянулся. Девушка стояла на том же месте и смотрела мне вслед. Стало ясно, что мой приход чем-то взволновал ее. Она хотела что-то сказать, но не решалась. Надо дать ей время подумать. На обратном пути это очаровательное создание созреет для обстоятельного разговора.
 Кажется, я приехал туда, где мне смогут открыть глаза на то, что так пытается скрыть Антон. Мои предположения подтверждались — внезапность в некоторых случаях играет определенную роль. Та самая дверь в конце коридора была приоткрыта, я вошел в кабинет без стука.
 В кресле за массивным письменным столом сидел солидный, полный мужчина лет шестидесяти. Передо мной живьем предстал истинный английский аристократ, во всяком случае, по фильмам я их так и представлял. Обстановка соответствовала внешности хозяина. Сплошной антиквариат и полные шкафы книг. Он просматривал бумаги из толстой папки. Я кашлянул. Хозяин поднял на меня глаза. Тонкие черты лица, серебряные виски и очки без оправы. Да, у такого отца может быть только такая дочь.
 Я стоял на пороге и разглядывал его. Ничего мне не говорило о том, что я могу знать этого человека.
 — Игорь Русанов?
 Он слегка наморщил лоб, но ни удивления, ни тем более испуга на его лице не читалось.
 — Кто вы?
 Я решил поиграть в кошки-мышки. В конце концов, ответы нужны мне больше, чем вопросы.
 — Могли бы догадаться.
 Он отложил папку в сторону и встал. Я не знал, как мне вести себя. Как разговаривать. Кто он. Кто мы. Коллеги, друзья, чужие люди или вовсе не знакомы? Вряд ли. Судя по реакции его дочери, в этом доме меня хорошо знали. Этот человек был для меня очередной загадкой, впрочем, как и я для него.
 — Я мог бы догадаться, вполне вероятно, но не беру на себя такую ответственность… То есть, я не уверен.
 — Позвоните Антону Гольдбергу, он вам скажет, кто я такой.
 Он побледнел, как и его дочь. Но этот человек умел сдерживать эмоции. В нем чувствовалась сильная натура.
 — У нас слишком много разногласий с Гольдбергом, и мы давно не общаемся. Хотя я в курсе всего происходящего.
 Он быстрыми шагами пересек кабинет и приблизился ко мне вплотную. Куда делась его сдержанность. Русанов разглядывал меня, как филателист уникальную марку, пренебрегая всеми приличиями.
 — Не мог и предположить, что хирурги способны на такие чудеса. От вашего лица остались только глаза. Доктор Фаин мне говорил, что сделал вас неузнаваемым, но я не знал, что он волшебник. Мне говорили, что вы очень плохи, Тимур, и не допускали к вам. Мои попытки встретиться с вами ни к чему не привели. Антон оградил вас неприступным щитом, изолировав от внешнего мира.
 — Будем считать, что я уже здоров.
 — Очень рад. Искренне рад. Присаживайтесь.
 Он засуетился. Подошел к встроенному в стену бару и начал громыхать бутылками и фужерами. Мне показалось, что он тянет время, а я не должен дать ему возможность анализировать, сопоставлять и принимать решения. Время работало против меня. Но и я уже выбился из сил. Целый день на ногах и ни крошки во рту. Таких перегрузок я еще не испытывал. Голова отяжелела, а в ушах стоял какой-то отвратный звон.
 Я прошел к дивану и рухнул на мягкое сиденье.
 — Хотите чего-нибудь выпить? На ваш вкус.
 — Нет, я не пью.
 — Даже бургунское? Прекрасное вино, отлично бодрит. Старая французская коллекция.
 — От глотка вина не откажусь.
 Он разлил вино в бокалы и один подал мне.
 — Вы приехали один?
 — Конечно. А вы хотели бы увидеть со мной еще кого-то? Я думаю, наши проблемы мы сможем решить без посторонней помощи.
 — Это важно. Очень важно. Антон знает, что вы поехали ко мне? Какая же кошка между ними пробежала? Антон ни разу не называл мне имени Русанова, а этот не хочет о нем слышать, и, пожалуй, побаивается его.
 — Антон ничего не знает. В этом нет необходимости. Я заехал на пять минут. Меня интересует конверт. Вы понимаете, о чем я говорю.
 Он едва не выронил фужер из рук.
 — Вы решили забрать конверт?
 — Именно так.
 Я старался быть твердым. Он отошел к окну и встал ко мне спиной. Нет, думать ему не о чем. Нужно наступать.
 — Не тяните время, это же бессмысленно. Или я не имею права его потребовать?
 — Мне говорили, что вы потеряли память. Кто вам рассказал о конверте? Уверены, что правильно сможете воспользоваться им?
 — Оставим в покое мою память. К чему лишние разговоры? Я знаю, что делаю.
 Я шел напролом и боялся задавать наводящие вопросы. Важно сломить противника, а к подробностям можно вернуться позже. Он вздохнул.
 — Вынужден подчиниться. Но не думаю, что вы избрали лучший вариант. Вы подвергаете себя большой опасности.
 Русанов подошел к стене, и одна из дубовых панелей отодвинулась в сторону. За ней находился сейф с номерным замком. Он долго с ним возился и наконец открыл дверцу. Через мгновенье голубой конверт размером с писчий лист бумаги находился в моих руках. В нем мог лежать только один-два листа, не больше. На конверте стояла надпись: «Тимур Аракчеев», и больше ничего.
 — Благодарю за сохранность.
 — Это мой долг. Надеюсь, вы сумеете правильно воспользоваться им.
 — Конечно, — согласился я в который раз уже за сегодняшний бесконечный день.
 Я выпил вино и встал. Он не стал меня провожать, оставаясь на месте. На лестнице мне показалось, что я могу упасть. Страх вернулся ко мне, а ступени были слишком крутыми. Надо уносить ноги, пока они меня еще держат.
 Спустившись вниз, опираясь на перила, я взял свой плащ и кепку. Татьяны нигде не было. Искать ее у меня не хватало сил. Я не сомневался, что мне придется вернуться в этот дом. Первый визит — всего лишь прелюдия к главному разговору.
 Я вышел на воздух и глубоко вздохнул. Когда я сюда пришел, во дворе стояла «мазда», сейчас она исчезла. Значит, девушка уехала. Я сразу понял, что она куда-то торопилась. Но не беда. Этот адрес я уже не забуду.
 Ноги меня с трудом довели до машины. Только бы добраться до дома. Под «дворником», прижатый к ветровому стеклу, лежал листок. Я снял его. Сколько внимания. Это уже вторая записка за сегодняшний день. На листочке был написан телефон и имя «Татьяна», больше ничего. Я сунул бумажку в записную книжку, с которой не расставался все дни, как нашел ее в шкафу.
 Накрапывал мелкий дождик. Я надел плащ, кепку и сел в машину. Пакет положил рядом на сиденье. При таком свете ничего не увидишь, к тому же, у меня перед глазами плавали круги. Я не представлял себе, как я в таком состоянии доеду до дома. У меня начали каменеть руки, голова безвольно откинулась назад, зловещая темнота окутала больной мозг, опять черная дыра.
 В ушах послышался слабый отдаленный крик. И все…




 Глава IV
 В поисках самого себя


 Сначала я почувствовал горячую руку на пульсе. И опять все началось с ощущений, как при моем вторичном пришествии на свет Божий. Как все знакомо. Я открыл глаза. Туман постепенно рассеялся, и передо мной возникло немного встревоженное лицо доктора Розина. В его облике было что-то непривычное. Только присмотревшись, я заметил на нем элегантный костюм вместо белого халата.
 Я обвел взглядом помещение, в котором находился, и к удивлению заметил, что нахожусь не в больнице, а в богато обставленной спальне. Прямо надо мной висела хрустальная люстра. Кровать казалась квадратной, и я попросту утопал в ней. Над камином висела такая же, как в моей спальне, картина «Три грации».
 Рядом с камином, выставив ноги вперед, в тяжелом жестком кресле сидел Антон Гольдберг.
 Он смотрел на меня так, будто я лежал на столе в морге с номерком на ноге и его очередной раз вызвали на опознание.
 — Ну вот, на сей раз обошлось, — сказал врач, убирая шприц в салфетку. — Ваше поведение, Максим, меня просто возмущает. — Продолжал он тихим, но твердым голосом. — Мы столько говорили об этом, а вы не прислушались ни к одному из моих советов. Вы еще слишком слабы для самостоятельных путешествий. Это чревато гибелью.
 — Какие путешествия? — спросил я. Он игнорировал мой вопрос.
 — Вы пили спиртное?
 — Немного вина. Фужер.
 — Этого «немного» достаточно, чтобы умереть. Спиртное несовместимо с теми лекарствами, что вы принимаете.
 — Разве я что-то принимаю?
 — Конечно, обязательно. Вам добавляют его в сок, который вы пьете на завтрак. Мы избрали такой метод, чтобы не напоминать вам о больнице. Но вы обязаны знать о пользе лекарств и о вреде алкоголя. Произошел рецидив потери памяти, и вы потеряли над собой контроль. Но при этом находились за рулем. Неужели одна кошмарная катастрофа ничему вас не научила?
 — Не давите на меня, доктор. Лежачих не бьют. Объясните толком, что произошло?
 — Пусть объясняет ваш адвокат, а я — врач. Я сделал все, что мог и теперь покидаю вас. С возмущением! Мальчишество, другого слова не подберешь! При таких нагрузках вас мог хватить удар. Тогда уже врачи вам не понадобились бы. Вы совершенно не жалеете себя. Покой и только покой. Занимайтесь гимнастикой, плавайте в бассейне, читайте беллетристику, гуляйте в саду. Чего вам не хватает? Вы обеспеченный человек, у вас все есть, живи — не хочу! Миллионы людей мечтают о сотой доле того, что вы имеете. Нет! Вас тянет на опасные приключения. Ни в коем случае не садиться за руль и не прикасаться к спиртному. Советую прислушаться к моим словам. Иначе я ни за что не ручаюсь.
 Он взял свой саквояж и, не прощаясь, вышел из комнаты. Антон последовал за ним, стуча тяжелой тростью о пол.
 Я встал с постели. Неплохая взбучка для отрезвления ума. Моя одежда висела на стуле. Как это ни странно, но я чувствовал себя бодрым, отдохнувшим и готовым на очередные подвиги. А если задуматься, то и впрямь — чего дураку не хватает? Шило в заднице покоя не дает, да чрезмерное любопытство одолевает от безделья.
 В окно заглядывало солнышко, и, может, поэтому у меня появились бодрость и хорошее настроение. Я сбросил с себя огромную пижаму и надел костюм. Настенные часы отстучали десять раз. Хорошо выспался. Значит, сейчас утро. Только не ясно, где я нахожусь. Подойдя к окну, я выглянул на улицу. Город кипел полной жизнью. Снующие людишки напоминали муравьев. Вероятно, я находился на десятом этаже, не ниже, если не выше. Район не новый, очевидно, центр Москвы. Но как я мог оказаться здесь?
 Память работала вполне нормально. Я стал перебирать события вчерашнего дня и все вспомнил. Последним я видел Игоря Русанова и его дочь Татьяну, потом сел в машину и потерял сознание. И опять меня постигла безмолвная чернота, мерзкая и непроглядная.
 В дверях появился Гольдберг. Прилив бодрости откатился от меня, как приливная волна, разбившись о скалы.
 Немного постояв в дверях, он прошел к креслу и сел, не отрывая от меня взгляда. Внешне Антон выглядел абсолютно спокойным, но я уже привык к его маскам и понимал, что с ним творится.
 — Где я?
 — У меня дома. Сядь.
 Я неохотно плюхнулся на кровать, готовый выслушать очередную нотацию.
 — Как ты себя чувствуешь?
 — Великолепно. Каким образом я очутился здесь?
 — Мне позвонила экономка, а ей позвонили из милиции, они нашли твой адрес по номеру машины. Тебя обнаружили в бессознательном состоянии возле «Балчуга», ты сидел за рулем «мерседеса». Я поехал, заплатил кому надо, и привез тебя к себе, а потом вызвал доктора Розина.
 — Каким образом я очутился у «Балчуга»?
 — Хороший вопрос. Только я хотел бы адресовать его тебе. Никто не знает, где тебя носило полтора суток после того, как ты сбежал от Эрика.
 — Сколько?
 — Ты отослал его менять деньги днем одиннадцатого числа, а сегодня тринадцатое. Через пять часов будет двое суток. Нашли тебя вчера. Если ты не можешь сказать, где был, то этого никто не скажет. Доктор Розин очень обеспокоен. Ты теряешь контроль во время приступа и можешь натворить что угодно, сам того не осознавая. Зря ты возомнил себя здоровым. Такие травмы быстро не заживают. А если в один прекрасный момент ты попадешь в лапы следователя? Задорина вытрясет из тебя всю душу, ходи тогда и доказывай, что ты невменяем. Дело об убийстве твоей жены еще тепленькое, и я не думаю, что они его закроют. Ты сам идешь к краю бездны. Чего ты добиваешься?
 — Истины! Правды! Я не верю тебе!
 — О какой истине может идти речь, когда надо думать о скорейшем отъезде из страны, где все висит на волоске, и твоя судьба в первую очередь. Или ты хочешь подождать, пока следствие докажет, что ты — Тимур Аракчеев? За эти месяцы я потерял годы жизни и здоровья, чтобы замести следы. Теперь торгуюсь за каждый грош, чтобы как можно выгодней продать фирму конкурентам и уйти с российского рынка без особых потерь. Ты сам пережил кошмарную катастрофу, сильнейшее потрясение, едва не лишился жизни… Теперь ты решил поставить на карту все? Ради какой-то надуманной истины?
 — Почему ты не хочешь рассказать мне правду? — упрямо повторил я.
 Он тяжело вздохнул, и его лицо покрылось бурыми пятнами.
 — О чем ты?
 — О катастрофе. Ты мне рассказал сказку, но я не хочу сказок, мне нужна правда.
 — Ты лезешь в петлю, Тимур.
 — Возможно. Но в этом, в первую очередь, виноват ты! Я должен знать, что произошло на самом деле!
 — Какие у тебя есть основания не верить мне?
 — По твоим словам, в день аварии я подобрал тебя по дороге. Мы удирали от ментов, и ты поехал с нами. Во-первых, в этом не было смысла. Зачем ты мне нужен? Да и Максим тут не при чем. Впрочем, о мелочах можно не говорить. Начнем с канистры, которую ты достал из багажника. По дороге мы заправили полный бак бензина, при наличии канистры не имело смысла тратить время на заправку, когда тебе наступают на пятки. Хозяин бензоколонки мне подтвердил, что «линкольн-навигатор», в котором находилось двое мужчин, остановились возле заправки. Учти, двое, а не трое. Идем дальше. У Немчиновки возле выезда на главную московскую трассу ты сменил свою шикарную «ауди» на развалюху и поехал дальше. Зачем эта маскировка? Ведь ты ни от кого не бежал и не скрывался.
 Владелец машины тебя хорошо запомнил. Тут ошибки нет. Заправщик утверждает, что ты пролетел следом за нами, а только потом появилась патрульная машина. После аварии из машины никто самостоятельно выйти не мог, ни ты, ни я, и даже канистра с бензином превратилась в лепешку. Что же происходит дальше? Ты сделал свое дело и отправился к развилке, где оставил машину. Но тут тебя нагнал какой-то частник и подбросил до шоссе. И это невозможно. Дорога через котлован была перекрыта стоявшей поперек «волгой». К тому же машины полыхали костром.
 Скала у поворота обгорела в высоту метров на семь. Даже мент не сумел избежать аварии. Добрый попутчик — тоже ложь. Тебе не кажется, что рассказанная тобой басня, в отличие от тебя, хромает на обе ноги? И еще одна деталь. В патрульной машине сидели двое. Один в форме, другой в штатском.
 — Ты сказал двое?
 — Второй бесследно исчез. Испарился от высоких температур.
 — Это очень плохая новость, Тим. Но об этом мы подумаем позже. Я не думал, что ты упрешься рогом в те кошмарные события. Мне, честно говоря, не хотелось говорить тебе всю правду. Ты слишком восприимчив, и гораздо полезней ограждать тебя от лишней информации, связанной с твоим прошлым. Что прошло, то прошло. Взваливать на собственные плечи груз тяжелого прошлого безрассудно. Но раз ты настаиваешь, то изволь. Чует мое сердце, иначе ты не успокоишься. А зря.
 — Учти, Антон, я проверю каждое сказанное тобой слово. Ты уже дважды обманывал меня. Мне надоело ходить в дураках.
 — Хорошо. Сейчас ты сам поймешь, что я говорю правду. Я сделаю это ради того, чтобы ты угомонился и прекратил подставлять себя следствию. В тот день ты позвонил мне и сказал, куда ты едешь с Максимом. Это ты потребовал, чтобы я сменил машину. Моя машина хорошо известна властям. Ты хотел, чтобы я нашел старый неприметный «жигуленок» и тут же ехал к котловану. Но где же я мог найти старье, если ты мне не дал времени сообразить, что к чему? Только по дороге я подумал о том, что ты хочешь рассчитаться с Максимом, устроить аварию либо выкинуть похожий фокус, а потом пересесть в неприметную тачку и тихо исчезнуть, не привлекая к себе внимания. Машину мне удалось поменять в Немчиновке.
 Ремонтный гараж попался по дороге. Я торопился, как мог, чтобы догнать тебя и не дать совершить роковую глупость. Задачка не из легких. Я и сейчас борюсь за то же самое, но с твоим характером совладать очень трудно. Если тебе втемяшилась в голову бредовая идея, ты идешь до конца. Ты прожил жизнь при зеленом светофоре, что хотел, то и имел. Красный свет для тебя не существует. Я думал, ты стал другим, желал этого и старался повлиять, но, как выяснилось, при потере памяти характер не меняется. Итак, я мчался во весь опор и боялся опоздать. Ты прав, я не мог знать о вашей остановке у бензоколонки. Я не успел.
 Водитель «волги» в действительности разбился и уже горел. Но ваша машина не упала в кювет. Она стояла у обочины. Ты стоял рядом и поглядывал на часы.
 «Что случилось?» — спросил я, затормозив рядом. — «Заметаю следы, — ответил ты с равнодушием. — Помоги мне столкнуть „линкольн“ в кювет».
 Тут я понял, что опоздал. Убедился в этом, заглянув в машину. Макс был задушен. «Зачем ты это сделал?» — спросил я. «Он поплатился за предательство», — злобно прорычал ты, и дал мне документы Макса.
 Меня стошнило. Ты начал кричать: «Хватит травить, хлюпик, у нас менты на хвосте! Быстро делай, что тебе говорят. Нам пора сматываться».
 Я начал толкать машину сзади, а ты уперся в правую стойку передней дверцы через открытое стекло.
 В этот момент и произошло несчастье. Я даже не успел понять, как все произошло. Машина покатилась вниз, но ты не успел отскочить. Рукав твоего пиджака зацепился за дверную ручку и «линкольн» потащил тебя за собой.
 Автомобиль несколько раз перевернулся, тебя откинуло в сторону, и машина вспыхнула. Еще метр, и тебя снесло бы в пропасть. Я скатился вниз на заднице, подскочил к тебе и увидел проломленный череп. Но ты дышал. Срочно требовался врач, кровь хлестала из раны, и я решил прижечь ее, как это делали наши далекие предки. Я стащил с тебя пиджак, вынул твои документы, подпалил его от пылающей машины и набросил на твою голову. Огонь был слишком слабым и не смертельным. И тут мне пришла в голову мысль сунуть тебе в карман документы Макса. Менты могли появиться с минуты на минуту, а я с больной ногой не вытащил бы такого крепкого мужика из кювета. Как спасатель, я никуда не годился. Я не знал в тот момент, что делаю. Убиваю тебя или спасаю. Но другого выбора не оставалось. В противном случае тебя обвинили бы в двойном убийстве. Я вскарабкался наверх, сел в машину и хотел позвонить врачам. Но вспомнил, что в спешке оставил сотовый телефон в своей машине. Все, что мне оставалось — искать телефон. На подъезде к развилке я увидел патрульную машину. Они тоже неслись как угорелые и, очевидно, не знали, что из себя представляет дорога. Но сколько в ней находилось человек, я заметить не мог. Одно утешало, что тебе успеют оказать первую помощь. Я не думал, что они разобьются. После звонка доктору Фаину, я все же позвонил в милицию. Чем их больше, тем лучше. Главное, чтобы следствие взяли в руки областные ребята, как того требует закон. После чего поехал домой, где меня и застиг звонок из ожогового центра. Важно, что ты остался жив. Я признал в тебе Максима Круглова. Мой план сработал. Теперь ты знаешь все подробности. Ничего нового и непонятного не будет. Это все, Тимур.
 Антон замолк и вытер платком капельки пота с лица. Все сходилось. Похоже, наконец-то я узнал правду. И он прав в главном: такая истина мне не нравилась.
 Лучше бы я этого не знал. Стать в одночасье двойным убийцей, сумасбродным маньяком, никому не захочется. У него были причины скрывать от меня правду, и я его не виню. И все же… Все слишком правдоподобно, чтобы верить. Он сказал, что характер мой не изменился. Но если так, то убийца сидит в моем подсознании.
 Могу ли я хладнокровно придушить человека? Подойти к Антону и задушить его?
 Конечно, нет! Он не сделал мне ничего плохого. На данный момент у меня нет врагов. Все стараются помогать, и мой внутренний маньяк дремлет в закоулках подсознания. Так ли все будет выглядеть, если мне начнут угрожать или предавать? Сейчас я этого не понимал своим сознанием. Я еще очень плохо разбираюсь в таких вещах, да и в жизни, что окружает меня. С одной стороны, все, вроде бы встало на свои места, с другой, — я чувствовал беспокойство и тревогу. Настроение испортилось окончательно.
 — Отвези меня домой, Антон.
 — Хорошо. Тебе надо отдохнуть и привести свои мысли в порядок.
 — Да, я чувствую себя разбитым.
 Мы вышли на улицу. Я оказался прав. Антон жил на десятом этаже, и я запомнил его адрес. Не знаю зачем, просто запоминал все по привычке. Игры, придуманные доктором Розиным, въелись в мое сознание, и я запоминал даже номера проезжавших машин. Смысл? Никакого смысла, сплошной автоматизм.
 Мы сели в машину, и Антон отвез меня в коттедж. Всю дорогу мы молчали.
 Выходит, если меня опознают, то непременно упрячут за решетку. Убийце нет места среди нормальных людей. Но я не чувствовал себя виноватым, вот в чем проблема.
 Садиться в тюрьму ни за что ни про что кому охота? Жить и считать себя убийцей тоже глупо. В этом деле придется разобраться, но с учетом ошибок, надо стать более осторожным, внимательным и бдительным.
 — О чем ты думаешь, Антон?
 — О втором человеке в патрульной машине. Погибший лейтенант Астахов работал в бригаде майора Лиходеева. Скорее всего, он и был вторым. О нем ничего не известно. Вроде бы он в отпуске. Но отпуска не длятся по три месяца. Если он был там и остался жив, то каждый твой шаг ему известен. Он тебя ненавидит за твои насмешки. Ты то и дело выставлял его дураком, а он самый продуктивный опер Центрального округа Москвы. Конечно, та еще сволочь, но в упрямстве тебе не уступит. Он очень опасен. Они в паре с Задориной достойные соперники. Вот истинные наши враги.
 У ворот коттеджа я вышел. Антон остался в машине. О визите к Игорю Русанову я ничего не стал говорить. Сначала мне надо самому повидать этого человека. Наверняка у него свое виденье моего прошлого, если они с адвокатом имели крупные разногласия. Татьяна тоже не зря оставила мне свой телефон.
 — Будь дома, Тимур, и никуда не уходи, — его слова звучали как приказ. — Пора заняться бизнесом. У нас уже намечены встречи с деловыми людьми. Речь идет об оформлении денежных документов, и твое присутствие обязательно.
 Он включил двигатель и, подняв за собой столб пыли, уехал.
 Калитка оказалась запертой. На мой звонок мне открыла экономка.
 — Добрый день, Максим Алексеич.
 — Добрый день. Я очень голоден, Элина Львовна. Приготовьте мне что-нибудь на скорую руку.
 — Могу разогреть вчерашний обед. Вы меня не предупредили, что вас не будет.
 — Хорошо, пусть вчерашний.
 Не входя в дом, я направился прямо в гараж. Ворота раскрыты настежь. Эрика на месте не было. Мой «мерседес» стоял на месте, чисто вымытый и сверкающий, словно бриллиант на черном бархате. Вероятнее всего, машину пригнал Эрик от отеля «Балчуг», когда меня забрал Антон. Я сел в автомобиль и осмотрелся.
 Пакета, переданного мне Русановым, на сиденье не оказалось. Я заглянул в бардачок, там все оставалось нетронутым. Поиски ни к чему не привели. Пакет исчез. Возможно, его забрал Эрик или менты, обнаружившие меня у гостиницы, но вряд ли. Третий вариант — Антон. Стопроцентной уверенности ни в одном из вариантов я не имел, а спросить у Антона — значит дать ему наводку на Игоря Русанова. Рано. Надо сначала выжать все соки из этого старика. Он знает не меньше Антона.
 Экономка накрывала на стол, когда я вернулся в дом.
 — Можете садиться за стол.
 — Спасибо.
 Эта женщина действовала на меня успокаивающе. Я глянул на свои руки.
 Перчатки были вычищены и легко снимались. Кровь с ладоней и пальцев смыта, ссадины смазаны йодом и присыпаны стрептоцидом. Кто-то обо мне позаботился.
 Особый боли я не ощущал. Как-никак, прошло больше суток.
 Я съел все, что мне подали, даже доел хлеб с солью. Голод дал о себе знать. Выпив апельсиновый сок, я поднялся наверх. Адреса Русанова в компьютере я так и не нашел, но на столе лежал телефонный справочник нашей компании.
 Возможно, этого человека можно найти там.
 Почему бы и нет, если он так близок к семье Аракчеевых. Я начал листать справочник, составленный по принципу иерархической лестницы.
 1. Глава компании — Тимур Александрович Аракчеев.
 2. Председатель совета директоров — Максим Алексеевич Круглов.
 На пятом листе находился генеральный финансовый директор Антон Романович Гольдберг.
 Мои поиски увенчались успехом. Где-то на двенадцатом листе я нашел Игоря Мироновича Русанова. Он руководил отделом юридических вопросов и был главным нотариусом компании.
 Судя по должности, он и должен быть адвокатом, а Антон финансист и душеприказчик.
 Что все это могло значить? Только одно. В конверте лежал очень важный документ. Теперь неплохо бы узнать его содержание. Уж Русанов обязан иметь представление о документах, хранившихся в его сейфе.
 В кабинет вошла экономка и растопила камин. Сразу стало уютнее и теплее.
 — Вы не знаете, где Эрик? — спросил я.
 — Он уехал сегодня утром. Ничего не сказал, торопился.
 — Он не брал свои вещи?
 — Ну какие у него вещи? Этот кошмарный пиджак в клетку, галстук и белые кроссовки? В другом одеянии я его не видела.
 — Это нормально для шофера. Со стороны видна только верхняя часть человека, сидящего за рулем, а в кроссовках удобно нажимать, на педали. Ног не видно.
 — Да, еще ему кто-то звонил перед отъездом.
 — Вы слышали разговор?
 — Нет. Он же разговаривал из гаража. У нас коммутатор. Мужской голос, очень раздраженный. Я сняла трубку, и мне приказали соединить звонившего с Эриком. Я сказала, что схожу за ним, а голос резко велел: «Нажмите звездочку, потом цифру пять, и положите трубку». Я так и сделала.
 — Мою машину он пригнал?
 — Да. Вчера вечером, когда я собиралась уходить. Я думала, что вы вернулись, и обрадовалась, что дождалась вас, но Эрик приехал один. Он сказал мне, чтобы я вас не ждала.
 — Спасибо, Элина Львовна. Ужинать я буду поздно, можете идти домой. До вечера вы мне не понадобитесь.
 Она вышла. Меня продолжал мучить все тот же вопрос. Антон — поверенный в моих финансовых делах. Если так, то почему Русанов не передал документы ему, а ждал меня? О каких разногласиях может идти речь между нотариусом и опекуном?
 Я прошел в спальню, лег на кровать в одежде и долго размышлял, пока не понял, что мой взор уткнулся в картину «Три грации». По словам Ирочки, за ней находится сейф.
 Я встал, подошел к полотну и отодвинул раму в сторону.
 В стене действительно находился сейф с цифровым замком. Но как его открыть? Код мне не известен. Необходимо набрать четыре цифры, образующее определенное число. Меня разбирало любопытство. Если в доме есть сейф, да еще скрытый, то в нем должно храниться что-то очень важное. В противном случае он никому не нужен.
 Где-то мне уже попадалось четырехзначное число, я отчетливо это помнил…
 Точно! Листок в записной книжке. Я достал записную книжку и пролистал ее. Тут находились все та же квитанция от камеры хранения, листок с телефоном Татьяны Русановой, который я нашел прижатым к ветровому стеклу машины, и бумажка с числом. Я набрал на сейфе все четыре цифры, но дверца не открылась.
 Впрочем, на такую удачу рассчитывать не приходилось. Хозяин сейфа должен знать свой код и хранить его в памяти, а не на бумажке. Тогда я не страдал амнезией и вряд ли предполагал, что со мной случится. Значит, эти цифры имеют какое-то другое значение и не менее важное, если их таскали с собой в записной книжке. На этом пришлось успокоиться. Я полистал страницы, но, к моему удивлению, не нашел домашнего телефона Игоря Русанова, однако телефон дочери нотариуса там значился. Что касается справочника, то в нем перечислялись только служебные телефоны.
 Я позвонил на фирму нотариусу, чтобы договориться о встрече. Трубку сняла секретарша и объяснила мне, что никого из бывших работников компании не осталось и офис теперь занимает другая фирма.
 Это могло означать, что Антон уже продал компанию конкурентам, как и говорил. Он же предупредил меня о встрече с новым хозяином. Тут все совпадало.
 Данный вопрос меня не очень беспокоил, я знал адрес Русанова и наверняка застану его дома поздно вечером. На эту встречу я возлагал большие надежды.
 Записная книжка была исписана от корки до корки. Круг моих друзей не имел предела, но почему никто меня ни ищет… Ах, да, я же труп. Погиб в автокатастрофе, и о том, что остался живым, должен помалкивать. Рискованно навязывать себя по телефону людям, о которых ничего не знаешь. Можно угодить в ловушку. Но что за странность? Зачем мне камера хранения, если у меня свой огромный дом, да еще с номерным сейфом? Вопрос без ответа.
 За окном послышался шум подъезжавшей машины. Я поставил картину на место и подошел к окну.
 У веранды остановилась «ауди» Антона.
 Из машины помимо хозяина вышел молодой человек лет сорока с очень приятной внешностью в безукоризненно сшитом костюме.
 Они вошли в дом. Через пару минут в спальне появился мой адвокат.
 — Ты готов, Тимур?
 По его лицу можно сказать, что у человека приподнятое настроение.
 — Готов, только надо понять к чему я должен быть готов. Может, ты мне объяснишь, кто этот тип и что ему от меня надо? Или я так и буду ходить в ярмарочных петрушках?
 — Этот парень — нефтяной магнат. Он скупает нашу компанию со всеми дочерними, предприятиями за семьдесят процентов себестоимости. По официальным источникам, эта сделка оформляется как слияние двух компаний, а не банкротство и не продажа. Тем самым никто не заподозрит, что мы собираемся бежать из страны.
 — Если мы не банкроты, то почему должны продавать процветающую фирму за семьдесят процентов?
 — По той самой причине, что этот человек переводит наши счета на свои в России, а нам платит из своих источников от недвижимости на Западе и деньги переводит в швейцарский банк. Тем самым, никаких утечек средств из России не происходит, и мы не попадаем под подозрение. Через два дня владелец швейцарского банка, находящийся сейчас в Австралии, проедет через Москву на родину. Мы с ним встретимся в аэропорту, и он документально подтвердит, что деньги официально поступили на счет нашей новой подставной фирмы в его банке.
 После этого мы можем беспрепятственно покинуть страну, даже без багажа. У нас путевки в санаторий, если ты помнишь. Но такая операция требовала особого подхода и вложения средств. Вот почему мы получаем семьдесят процентов. Уверяю тебя, речь идет о серьезном капитале, на который в любой стране можно не только жить, пользуясь всеми благами, но и создавать прибыльные и крупные предприятия.
 Но об этом позже. Я подумываю о создании сетей игорного и гостиничного типа. А теперь нас ждет Анастас Маркисян.
 — Но я же никто и даже подписываться не умею. Как ты ему докажешь, что я Тимур Аракчеев?
 — Ты с ним уже знаком. Переговоры мы начали до аварии. Слава Богу, все документы ты подписал еще тогда, когда на тебя завели уголовное дело. Он в курсе дел, знает о постигшем тебя несчастье. Сейчас ты должен подтвердить свою подпись именной печатью, без которой подпись недействительна.
 — И где же я возьму эту печать?
 Антон начал раздражаться моей непонятливости.
 — В сейфе, разумеется.
 — Где же сейф?
 — За твоей спиной. Там печать и все твои документы. Отодвинь в сторону картину.
 Я сделал то же, что и десятью минутами ранее.
 — И как его открыть?
 — Проще не бывает. Набери подряд цифры от одного до четырех. Один, два, три, четыре. Вот и весь твой секрет. Ты не любил загромождать свою голову всякой ерундой и арифметическими числами.
 — А ты откуда знаешь код?
 — Но ты никогда его не скрывал, — усмехнулся адвокат. — Ничего сверхсекретного там не хранилось. Всякая мелочь, побрякушки девочкам в подарок и документы. Тебе просто по статусу полагается сейф, и тебе сделали такой же, как у меня.
 Я набрал нужные цифры, и дверца открылась. Нижняя полка пустовала, на верхней лежало несколько папок с бумагами, конверт с документами и небольшая круглая печать.
 Я открыл конверт. Паспорт, водительские права, диплом, медицинский полис.
 — Тебе не следует носить эти документы. Ты должен пользоваться паспортом Максима.
 Я бросил пакет обратно.
 — А печать прихвати с собой. Она сейчас понадобится.
 Папки я передал Антону, а печать положил в карман.
 — Нам пора, Тимур, мы и без того задержали занятого человека.
 — За тридцать процентов может и подождать.
 Через минуту мы спустились вниз.
 — Извините, Анастас, Тимур не очень хорошо себя чувствует.
 — Ничего-ничего, я все понимаю.
 Он встал и протянул мне руку. Его проницательные черные глаза впились в меня, как слепни в шкуру животного.
 — Уникальное перевоплощение. Хирургический нож в руках профессионала сделал из вас другого человека, Тимур. Я рад, что все обошлось благополучно.
 Я очень неохотно подал ему руку в перчатке, и он ее едва коснулся.
 Вероятно, мою историю он знал в подробностях.
 При оформлении документов я чувствовал себя полным идиотом и, как почтовый работник, только ставил печать на указанных мне листах. Из услышанных терминов я не понял ни одного, они разговаривали на своем, мне не доступном, языке, я же только делал умный вид.
 Отвратительная процедура длилась минут десять. Антон тоже подписывал все бумаги, то ли как адвокат, то ли как опекун или свидетель. Впрочем, он занимал пост финансового директора. Вникать в тонкости мне не хотелось.
 Напоследок веселый армянин рассказал несколько анекдотов, все посмеялись, и они ушли, забрав папки с собой. На прощание Антон пообещал приехать ко мне завтра и попросил не отлучаться из дому.
 Я понял, что сделкой все остались довольны. Черт с ними, меня заботили совсем другие дела. Пора навестить нотариуса, который меня не ждет. Во всяком случае, мне понравилось, как ведут себя люди, захваченные врасплох. Возможно, и сегодня это обстоятельство сыграет определенную роль.
 Я оделся, к вечеру похолодало. Плащ уже не выглядел безукоризненно белым, но другого я не нашел. Я отправился в гараж. Пора побеспокоить свой тоскующий без дела «мерседес».
 Часы на приборном щитке показывали семь двадцать. Скоро стемнеет, и мне следовало поторопиться. Путь до дома Русанова не близкий. Чувствовал я себя прекрасно, сытым, выспавшимся и готовым к новым походам. Машина в моих руках стала намного послушнее и уже не требовала большого напряжения.
 Выехав за ворота, я заметил у соседнего участка вишневый «гольф». Раньше я этой машины не видел. Слишком невзрачный вид она имела, чтобы такую рухлядь мог держать хозяин близлежащего особняка.
 Я свернул в сторону шоссе и заранее включил фары. Мне так спокойнее. Я уже обратил внимание на одно странное явление. Машины класса моей даже днем ездят с полным освещением.
 Дорога заняла чуть больше часа. Небо заволокло тучами, и опять заморосил мелкий дождик.
 Калитка, как и в прошлый раз, оказалась открытой. Машин на участке я не заметил, свет горел только в окнах второго этажа. Вывод простой — Татьяну я дома не застану, хотя где-то в подсознании я тешил себя надеждой увидеть ее. Девушка оставила о себе волнующее впечатление. Но повода для расстройства не было. Она сама оставила мне свой телефон, и я обязательно воспользуюсь ее любезностью.
 На звонок мне не ответили. Со второго этажа гонять пожилого человека вниз не очень-то удобно. А если он плохо себя чувствует? Я сделал проще. Окно справа легко открылось, и я не постеснялся залезть вовнутрь. Надеюсь, жуликом меня в этом доме не посчитают. Свет в холле горел и мне не пришлось блуждать в потемках, как мотылек я потянулся к огню. И как мотылек обжег себе крылья.
 Хозяина я застал в своем кабинете, но, к сожалению, мертвым. Точнее, убитым. Труп нотариуса лежал на полу посреди комнаты. Запах стоял невыносимый, я открыл окна. Кровь давно высохла, и ковер превратился в корку. Ледяное тело с открытыми помутневшими глазами, лицо исказила маска ужаса. Сквозная рана груди. Похоже, его приткнули насквозь каминной шпагой для помешивания угля. Камин давно затух, а на щипцах и шпажках не было следов крови.
 У меня сложилось такое впечатление, что мой визит был последним в этот дом. Все оставалось в том же виде, как перед моим уходом. Даже фужеры и вино стояли на столике, и хозяин не переодевался с тех пор. Еще в тот раз я обратил внимание на его цветастые шерстяные носки, один из которых был одет наизнанку.
 Дважды человек не повторяет такие нелепости. Да и папка с документами лежала так же и в том же месте. Скорее всего, его убили после моего ухода.
 Меня неожиданно проняла дрожь. А если это я его убил? В том, что я убийца, меня уже успели убедить, потом я потерял сознание. Как сказал доктор Розин, произошел рецидив. Может, я и не терял сознание, а потерял память? Ведь как-то мне удалось добраться до гостиницы «Балчуг». А если мне не понравилось содержание того документа в конверте, я вернулся в беспамятном состоянии и проткнул нотариуса насквозь. Кошмар! Выходит я не человек, а какой-то оборотень? В моменты отключки становлюсь маньяком. Раздвоение личности? Где-то я уже читал об этом или видел в кино.
 Мне стало не по себе. Страх меня не беспокоил в том смысле, к которому я привык. Меня мучили сомнения. А как проверить?
 Тут я вспомнил про смерть садовника и слова Антона, что к убийствам может быть причастен бывший шофер Ефим Никитин, обокравший дом и трясущийся при мысли о возмездии. Садовника я уж точно не убивал. Чем же мог мешать нотариус маньяку Ефиму? Тоже много знал? Наверняка.
 Я ушел из дома через дверь. Ночь, тишина. Я сел в машину и понял, что опять оказался в тупике. Два дня назад я знал не больше, чем теперь, когда подъехал к этому же дому, но только в тот тяжелый день нотариус был еще живым.
 А потом? Потом полная прострация, и я оказываюсь у гостиницы. Почему именно там?
 Я достал из бардачка карту, нашел на ней место, где нахожусь, а потом проследил кратчайший путь до гостиницы. Часа два пути. Но как-то я туда доехал?… Вспомнил! Нет, не ту загадочную ночь, а то, что в «Балчуге» погибла моя жена Екатерина.
 Вот почему я мог туда поехать! А почему бы не попробовать повторить тот же путь. А если нотариус — не единственный мой след? Вдруг меня осенит по дороге?
 Что-то я должен вспомнить!
 Маршрут «нотариус — гостиница». Здесь его труп, там был найден другой труп. А что между ними? Екатерина Кислицкая — начало всей истории. Если бы не ее смерть, все выглядело бы совсем иначе. Вот он ключ! Крутой поворот, повлекший за собой и все остальные трагедии.
 Я включил двигатель, развернулся и тронулся в путь. Торопиться особо некуда. В центре Москвы я окажусь в разгар ночи, много ли я сумею узнать в такое время?
 Впереди на шоссе появились огни заправочной станции. Я глянул на приборную доску и удивился, как машина еще едет. Бензиновый датчик подавал сигнал тревоги. Сбросив скорость, я подкатил к колонке, но выйти из машины мне так и не дали. Расторопный парень лет двадцати с коротким ежиком на голове вырос будто из-под земли.
 — Добрый вечер! Полный бак?
 Какой догадливый. Я лишь кивнул головой. Кроме меня, на заправке не было ни одного путника, да и на шоссе движение вымерло. Осенние будние дни и мерзкая погода не располагали к ночным прогулкам, разве что дальнобойщиков, которым надо зарабатывать.
 Парнишка быстро справился со своей задачей и протер мне ветровое стекло. В моих карманах лежали только доллары, об этом я даже не подумал.
 — Все в порядке, — сунул он голову в окно. — Еще на пару дней хватит с вашими аппетитами.
 Я протянул ему двадцатидолларовую купюру.
 — Извини, приятель, но у меня нет рублей. Поменяешь сам. Он широко улыбнулся и кивнул на будку, где сидел диспетчер по разливу, если его так можно назвать.
 — С нас хватит той сотни, что вы оставили в прошлый раз. Забудьте о деньгах. Счастливого пути!
 Он повернулся и направился к будке.
 — Эй, приятель, постой, — крикнул я вслед. Парень вернулся.
 — Послушай, возьми деньги. Ничего я тебе раньше не давал.
 — Забыли? Позапрошлой ночью. Просто вы были под мухой. Я, конечно, понимаю, что владельцы таких тачек могут сорить деньгами, но у меня тоже совесть есть, как это ни странно звучит на сегодняшний день. Счастливого пути!
 Я успел сунуть ему двадцатку в нагрудный карман джинсовой куртки и уехал.
 Сердцебиение участилось. У меня возникали в голове всякие дурацкие мысли.
 Раздвоение личности, рецидив и прочая ерунда. Но, скорее всего, я в ту ночь просто опьянел. Уснул на короткое время, проснулся и поехал, так и не протрезвев. В тот момент в моей голове и всплыла гостиница «Балчуг». Вот я и решил в парах дурмана прокатиться туда, а не ехать домой.
 Но неужели я ничего не запомнил? Полный провал! Рецидив! Так, значит, и нотариуса прикончил я. Какой смысл себя защищать, если факт налицо? И зачем приплетать сюда Ефима? На него все свалить можно. Нет смысла Ефиму убивать нотариуса после того, как я с ним уже виделся. Он сделал бы это до моего появления, а если не так, то, значит, Ефим за мной следит. Но такое предположение из области фантастики. Я уже начитался детективов с похожими сюжетами. Все они хромают на одну ногу. Наивный читатель глотает страницу за страницей и не делает выводов. Его, как слепца, ведет за собой автор, глумясь над любителями жанра. Меня же доктор Розин учил логике, трезвой оценке и внимательности. Задачка примитивная, и отвлекаться на захватывающий сюжет можно с книжкой в руках, лежа на диване, или в метро, по дороге на работу. Но решение в жизни должно быть другим. Ефим боится, что я его найду, и обрубает все концы.
 Судя по рассказам горничной, мы с Ефимом были друзьями и он строил для меня яхту. Значит, общих знакомых, знающих его адрес, не два и не три человека. Так что же, он сумасшедший маньяк, готовый перебить всех? А я так и буду разгуливать по Москве, натыкаясь на трупы. Чушь! Вопрос решается просто. Убить надо одного человека, а именно — меня, и на деле будет поставлена жирная точка.
 Железная логика и единственно правильный ход. В книжках такую логику искать бессмысленно. Если автор убьет героя, то ему писать будет не о чем. Финита ля комедия!
 Теперь серьезно. На мне висят два убийства. Я от них отбрыкиваюсь, пытаюсь схватиться за соломинку, как утопающий. Не верю, потому что не помню. Но это же не оправдание, а самозащита. Теперь труп нотариуса лишь подтверждает мое прошлое. Подсознание работает, характер тот же. Убийца, он и есть убийца.
 Где-то внутри меня существует переключатель. Тумблер, делающий меня перевертышем. Включил вправо, и ты старый Тимур Аракчеев. Самодовольный, избалованный, нетерпимый, мстительный и коварный! Включил влево… И что?
 Ничего. Беспомощная амеба с жалкими потугами разобраться в своем я, сделать из себя святошу и обвинить всех и вся в собственных грехах. Сыщик поневоле, который сам не знает, что ищет. Иди туда — не знаю куда. Найди и принеси то — не знаю что! Итог? Дурная голова ногам покоя не дает. Я догадываюсь, из-за чего все происходит. С каждый днем и каждой минутой я все больше и больше ощущаю или, точнее, понимаю, что такое одиночество. Чувство, которое все больше и больше меня охватывает, и от него я и пытаюсь сбежать.
 Мне стало страшновато. Интуиция подсказывала, что я лезу головой в петлю и делаю все не так, как надо, но остановить себя я не мог.
 На черной ленте шоссе вновь замелькали огни. Вскоре я отчетливо увидел надпись: "Бистро «Счастливый путь!». Машину я заправил, неплохо бы и себя заправить. Чашка горячего кофе с бутербродом мне вовсе не помешает.
 Возле забегаловки стояли большегрузные многотонные грузовики. Мой компактный «мерседес» легко вписался между парой гигантов, как Моська среди слонов.
 Надеюсь, здесь меня не знают. Во всяком случае, я же не въеду на своей машине в зал и не притяну ее за собой не веревочке. Нет, конечно, я вошел туда скромно, на своих двоих.
 Народу оказалось меньше, чем машин. Остальные, вероятно, спят в своих кабинах размером с лифт. Шоферы сидели за столиками и поглощали сосиски с горошком. Тихо, уютно, тепло. Обстановка мне понравилась. Никто не обратил на меня внимания.
 В дальнем конце находилась стойка, за которой у кофеварки суетился толстячок.
 — Добрый вечер, — сказал я, приближаясь. Бармен встретил меня дежурной улыбкой.
 — Добрый, добрый.
 — Я хотел бы перекусить, но только не сосиски.
 — Уже знаю. Как в прошлый раз? Тот же комплект?
 У меня желваки заходили на скулах. Должен быть в конце концов предел этой мистики. Мне захотелось треснуть кулаком по стойке, но я сдержался. Руку жалко, и толку никакого.
 — Как в прошлый раз, — тупо повторил я.
 Через минуту на стойке стояла чашка кофе, тарелка с двумя бутербродами и пачка сигарет «Жетан». Вот тут он попался. Я не курю.
 — Только не говорите мне, что в прошлый раз я заплатил вам за этот набор сто долларов!
 У толстяка вытянулось лицо, и оно стало похоже на исхудавшую лошадиную морду.
 — Вы сегодня не в духе? Устали или неприятности?
 — Давайте проще. Вы уверены, что именно я у вас был, а не кто-то другой?
 — Конечно. Чего тут сомневаться. Вы ведь опять скажете, что у вас нет рублей. Пять долларов меня устроит.
 — Еще какие доводы?
 — Какие могут быть доводы. Оглянитесь. Мои клиенты — работяги, шоферы. Да и в центре Москвы я не встречал мужчин в белых лайковых перчатках. Вы упакованы на стоимость всех грузовиков, стоящих у обочины. Я человек бывалый, работал официантом в «Метрополе», пока не обзавелся своей харчевней. Многих людишек повидал. Один ваш костюм на пару штук баксов потянет.
 Я осмотрел свой костюм под плащом, который принес мне в больницу Антон. У меня и мысли не возникало его оценивать.
 — Хорошо. Сдаюсь. Еще вопрос. Я сам просил вас дать мне эти сигареты, или это приложение всем полагается?
 Бармен хихикнул.
 — Ну вы даете! Будто с луны свалились. Эту французскую дрянь никто не курит. Тем более без фильтра. Это мне дают их в нагрузку. Полгода лежит один блок, и только вы первый попросили дать вам синий «Жетан» без фильтра. Вторую пачку продаю и все вам же.
 Я не стал больше докучать мужику, и без того выглядел полным идиотом. Оставив на стойке десять долларов, я выпил кофе, съел один бутерброд и, взяв с собой сигареты, ушел.
 Минут десять я сидел в машине, тупо глядя перед собой и ломая голову над происходящими со мной странностями. Уж кажется, все тут понятно. Рецидив и так далее, но в голове не помещалось. Не в состоянии я расколоть этот орешек!
 Потихоньку я тронулся дальше. Подавая назад, чтобы выбраться из тисков груженых «камазов», я заметил вишневый «гольф». Он показался мне знакомым, где-то я уже видел эту машину. Выбравшись на дорогу, я дал газу и понесся вперед. «Гольф» последовал за мной. Очевидно, парень выжимал из своей колымаги все соки, чтобы не отставать.
 Конечно, я мог от него уйти, но не хотел. Я даже сбавил скорость. Он сделал тоже самое, дистанция оставалась прежней. А может быть, версия с Ефимом имеет право на существование? Я же в принципе ни черта не понимаю в законах этого мира. Логика хороша как наука и требует времени и взвешенности, а человеческие поступки очень часто идут вразрез не только с логикой, но граничат с бездарной глупостью. И я сам тому пример. Ладно, посмотрим, что будет дальше. Я уже понял, что меня ведет собственная судьба, взяв за ручку, как капризного малыша, невзирая на его хныканье и сопротивление. Поплыву по течению, куда вынесет — туда вынесет.
 Щит с указателем я проглядел, потерял внимательность. На мое счастье у развилки находился пост ГАИ, и я притормозил. Офицер ленивой походкой подошел к моему авто.
 — Опять заблудился? — спросил он, усмехаясь.
 — Память ни к черту, — я уже ничему не удивлялся. — Какая дорога на Москву?
 — Правая ветка. Там же щит стоит. — Он показал жезлом назад.
 — Задумался.
 — На таких скоростных машинах и подумать не успеешь, как слетишь в обочину. Хорошо еще, если так, а то и встречную можно угробить.
 — Буду стараться, капитан. Закурите?
 — Ваши-то? Не дай Бог, как вы их только курите? Я уж думал у вас что-то необычное и клюнул в прошлый раз. Чуть не вырвало. Несоответствие получается.
 — Привычка.
 Я тронул машину с места. Не могу одного понять: зачем я два дня назад купил эти дурацкие сигареты? Ведь такого названия даже не слыхал. И в кино их не видел. По словам бармена, я сам попросил дать мне «Жетан». Где-то в подсознании у меня это название отпечаталось. Вот бы распечатку получить всего, что там затаилось.
 Минут через десять пути я вновь заметил за своей спиной фары «гольфа».
 — Давай, давай, дружок, скоро попадешь в мои лапы!
 Странный тип. Он, можно сказать, следил за мной в открытую, даже не пытался прятаться. Но, может, меня одолевает мнительность? Обычный попутчик, и ничего более? До того запугал меня Антон, что я кругом вижу только врагов. А по большому счету людям на меня плевать. Есть я или нет, никого не касается.
 Прибьет меня Ефим, никто и не вспомнит.
 В памяти людей остался тот Тимур, а не нынешний инвалид, сующий повсюду свой нос.
 В город я въехал, когда он спал глубоким сном. Около четырех утра я добрался до гостиницы. Зря я думал, что ночью тут делать нечего. В шикарном здании работали рестораны, бары и жизнь шла полным ходом.
 Швейцар открыл мне дверь и поклонился. Очевидно, тоже разбирается в стоимости моего гардероба. Портье за стойкой листал журнал. Увидев меня, он отбросил его в сторону и встал, пытаясь вспомнить из какого я номера. На вид он был моим ровесником, но с большим жизненным опытом, в отличие от меня — младенца. Думаю, что ему нравилась его работа, и он старался выглядеть пристойно. Руки мне его не понравились. Не мужские. Слишком холеные пальчики с бесцветным лаком на ногтях.
 — Вам нужен номер? Или вы…
 — Мне нужны ответы на вопросы. О вознаграждении не беспокойтесь. Речь пойдет об убийстве, происшедшем в вашей гостинице девятого июля.
 — Вы репортер? — среагировал он быстрее, чем я успел закончить фразу.
 — Сами-то подумали, что спросили?
 Он осмотрел меня и немного расслабился.
 — Я родственник убитой. Только вчера вернулся из-за границы.
 — Понимаю, конечно, но что вы от меня хотите? Вам надо обратиться к следователям.
 — Они сидят в той же луже, в которую провалились с самого начала, а меня ход такого расследования не устраивает, мягко говоря.
 — Согласен. Обидно, конечно. Молодая, красивая женщина… Но не понимаю, чем смогу вам помочь?
 Я положил на стойку пятидесятидолларовую бумажку.
 — А если напрячь память? Это тоже работа, и должна оплачиваться.
 — Понял. Я не против денег, и, если хотите, дам одну наводку за эти деньги.
 — Согласен.
 Он взял со стола журнал, который читал, и положил купюру между страниц.
 — Пройдите по коридору до конца. Последняя комната справа за грузовым лифтом. Он дежурит по ночам. Зовут его Аркадий Баринов. Работает в службе безопасности отеля. Бывший мент. Но слишком любит деньги, за что и поплатился погонами. Его у нас не очень любят, потому и поставили на ночное дежурство. В день убийства он работал. Мужик себе на уме, денег сразу не давайте. И стоит он не очень дорого.
 — Сейчас он там?
 — Приходит в десять вечера, уходит в шесть утра. Классная работенка.
 — Поэтому и людей убивают безнаказанно. Ладно, информация стоит этих денег.
 На мой настойчивый стук никто не ответил. Я дернул ручку, и дверь открылась. Неужто вновь наткнусь на труп?
 Этот самый «труп» слишком громко храпел, чтобы поверить в его кончину. Небольшая комнатенка с крошечным телевизором. Здоровенный мужик валялся на узкой кушетке, уложив ноги на стол, на котором им едва хватало места среди пустых пивных бутылок.
 Возраст под пятьдесят, мешки под глазами проглядывали сквозь закрытые рыжие ресницы, выжранное оспинами лицо, словно на нем поработала стая дятлов, пухлые губы приоткрыты, изо рта проглядывал слабый блеск золотых клыков. Голова громадная, облысевшая, остальное — живот.
 Я подошел к столу, взял одну из бутылок и постучал по стоптанным подошвам.
 Пробуждение выглядело неповторимо. Глаза открылись, но храп все еще продолжался. Веки быстро отяжелели и вновь упали. Вдруг храп прекратился, но глаза еще не открывались. Неожиданно туша ожила, ноги с несколькими бутылками упали на пол, и он вскочил. От неожиданности я вздрогнул.
 На меня таращились осоловелые серые глаза.
 — Все в порядке. Все в полном порядке. Я начеку! — выпалил он скороговоркой.
 Кажется, я терял время. Такую птицу надо ловить на подходе к работе, а не к концу смены.
 Я подождал, пока он окончательно придет в себя.
 — Вы что-то хотели?
 — И до сих пор хочу.
 Я сдул пыль с табуретки и присел на край. Она тут же издала предупреждающий скрип.
 — Хочу поговорить с вами об убийстве. Девятого июля в гостинице убили женщину.
 Он напрягся еще больше и продолжал стоять столбом.
 — А вы кто?
 — Родственник. Но предпочитаю, чтобы вы отвечали на мои вопросы, а не наоборот. У вас пиво кончилось. Могу подбросить на ящик нового, если услышу то, что меня интересует.
 Мужик обмяк и плюхнулся на кушетку. Стены содрогнулись, но устояли.
 Кушетка, вероятно, опиралась на железобетонные ножки.
 — Между прочим, вы находитесь на территории гостиницы, и я вправе потребовать от вас документы.
 Его голос приобретал уверенность.
 — Между прочим, вы можете остаться без пива, а я уйду. Гляньте на стол.
 Рядом с пустыми бутылками и смятой пачкой из-под сигарет валяется несколько медных монет. Надеюсь, у вас есть проездной и до дома вы доберетесь?
 Мужик не все переварил из сказанного, тряхнул головой, словно на лысине сидела муха, потом склонился к тумбочке, порылся в ней, достал пыльную газету с мышиным пометом и бросил на стол.
 — Здесь все сказано.
 Я взял со стола газету, открытую на шестой полосе, и пробежался взглядом по тексту.

 "Вчера около двенадцати ночи в номере 417 гостиницы «Балчуг» обнаружен труп молодой женщины. Зверски убитая женщина была зарегистрирована в гостинице под именем Екатерины Аракчеевой. Личность популярная благодаря своему мужу, известному в стране олигарху Тимуру Аракчееву, продолжившему дело своего великого отца, некогда короля нефтяного бизнеса.
 Расследование загадочного убийства доверено Московской городской прокуратуре и Центральному окружному УВД. За работу взялись опытные сыщики, среди которых многим читателям известно имя майора Лиходеева. Майор всегда краток в своих оценках:
 «Что вижу, то и говорю, — бросил он через плечо корреспондентам. — Женщину зарезали колющим предметом наподобие четырехгранного штыка времен Гражданской войны. Тело пронизано насквозь. Во время убийства жертва находилась лишь в прозрачном пеньюаре, под которым ничего не было. Это наталкивает на мысль, что убийца — близкий ей человек. С внутренней стороны двери торчит ключ, и чужого в таком виде она не впустила бы. Другим путем в номер попасть невозможно. Варианты проверены. Следов насилия на трупе не обнаружено. А теперь вы сделаете те же выводы, что и я. На этом все, мальчики и девочки».
 Лиходеев в своем репертуаре.
 Напомним читателям, что Екатерина, в девичестве Кислицкая, работала до замужества танцовщицей кабаре в ночном клубе «Бермуды», С будущим мужем познакомилась на одной из столичных тусовок и через полгода стала «королевой бензоколонки». Прямо как в сказке. И вот он, печальный конец звездной истории.
 Тимур Аракчеев совсем недавно потерял своего отца. Не прошло и трех недель, как он теряет жену. Вот и получается, что счастье строится не только на деньгах. Судьба взяток не берет!"

 Я отбросил газету в сторону.
 — Послушайте, Аркадий. Я приехал черт знает откуда, не для того, чтобы читать газеты. Мне нужны факты.
 Здоровяк тупо смотрел в пол и лишь слегка пожал плечами.
 Кажется, я торопился. Пришлось делать шаги навстречу. Двадцатидолларовая купюра легла ему на колени. Эффект ключика для механической игрушки.
 Он встал и выскочил из комнаты, не успел я и глазом моргнуть. С его-то весом и такая прыть.
 В ожидании его возвращения, я еще раз перечитал заметку.
 Теперь я нашел тот пункт, на котором споткнулся при первом чтении. Убийца проткнул насквозь тело жертвы колющим предметом, похожим на штык. Точно такая же смерть постигла Игоря Русанова. Нотариуса проткнули насквозь, и я подумал, что чугунной мешалкой от камина. Насколько я понимаю, таких ножей не бывает. Я ничего об этом не знал, но провел прямую линию от нотариуса до жены сходством убийства и дважды проложенным маршрутом на своей машине…
 Местный секьюрити вернулся с ящиком пива и сигаретами. Кажется, он немного повеселел. Я подождал, пока он осушит пару бутылок, и продолжил.
 — Пиво дело хорошее. Но и поработать за угощение тоже неплохо бы.
 — Вот что, господин хороший. У меня язык не помело. Мне незачем зря им работать. Задавай вопросы, я отвечу. Но большего чем газеты я сам не знаю, — он глянул на меня, щуря заплывшие от пьянства глаза. — Где-то я вас уже видел. Вы бывали здесь раньше?
 Я проигнорировал его вопрос.
 — Кто приходил к Екатерине в день убийства?
 — Ее муж и подруга. Точно не могу сказать, но, кажется, зовут ее Любка.
 Они в варьете вместе работали. Любка у них запевала. Песенки поет между танцами. Аппетитная бабенка, да только худа слишком, макаронина, как по моде.
 — Кто из них приходил раньше?
 — Любка первая. Они начинают выступать в полночь, так она в половине двенадцатого свалила, а мужик пришел минут через десять. Минут пятнадцать побыл и ушел. Я в холле сидел и все видел. Так вот, когда он еще там находился, Катькин сосед по номеру, старик, съезжал. Он покачал головой и сказал дежурной:
 «Они там так кричат, а люди уже спят». «Где?» — спросила дежурная. «В четыреста семнадцатом, просто кошмар». Мальчишка подхватил чемоданы старика и понес их к машине. А потом вниз сбежал ее муж и вылетел из гостиницы как угорелый.
 — Другие мужчины ее посещали?
 — Чего не знаю, того не знаю.
 — А вы уверены, что это был ее муж?
 — Да он уж всем примелькался. Каждый вечер приходил. Ночевал редко, но на пару часов оставался. На следующее утро майор Лиходеев его вызывал прямо в гостиницу. Тот явился, как ни в чем не бывало. Будто вообще сюда никогда не заглядывал. Короче, Ваньку валял, под дурачка косил.
 — Покажите мне номер, где она жила.
 — Вообще-то мне не желательно светиться в таком виде перед персоналом. Эти сволочи тут же заложат меня начальству.
 — Не валяйте дурака. Тут все о вас все знают. Я получил о вас исчерпывающую характеристику, прежде чем зайти в этот курятник.
 Он неохотно поставил пустую бутылку на пол, с тоской глянул на полные и зачем-то напялил на лысину бейсболку. Тяжело выдернув свое тело с кушетки, словно штангист рекордный вес, он направился к двери. Я последовал за ним.
 Мы поднялись на лифте на четвертый этаж.
 Коридор пустовал, дежурной на месте не оказалось. Дойдя до середины, мы остановились, и он ткнул пальцем в дверь.
 — Здесь.
 — Вы можете открыть номер?
 — Могу. Но не сделаю этого по двум причинам. Это апартаменты люкс. Здесь всегда живут влиятельные люди или солидные иностранцы. Сейчас ночь. За вторжение в чужие владения меня уволят без выходного пособия.
 — Другая причина?
 — Вам ничего это не даст. Мне проще нарисовать вам схему.
 Он переминался с ноги на ногу. Оставленное внизу пиво не давало ему покоя.
 — Здесь есть другой выход?
 Мы прошли до конца коридора, и он вывел меня на узкую запыленную лестничную площадку.
 — Ей пользуются только в служебных целях, — пояснил охранник.
 — Этим путем можно выйти на улицу?
 — Элементарно. Но придется пройти через ресторанную кухню, а там работают люди. Ресторан ночной. Кстати, майор Лиходеев опрашивал персонал. Они никого из посторонних в ту ночь не видели.
 — Или не обратили внимания. Я вижу, вы утомились. На сегодняшний день достаточно, но я еще загляну к вам.
 Он хотел уйти, но я остановил его. Достав из кармана пятидесятидолларовую купюру, я похрустел ей у него перед носом.
 — Это на опохмелку. Но мне нужен совершенно откровенный ответ на последний вопрос.
 Он сжался в пружину, как тигр перед прыжком.
 — Спрашивайте.
 — Вы опытный опер. Кто, по-вашему, убил Екатерину Кислицкую-Аракчееву?
 Наступило некоторое замешательство, но пауза длилась не дольше пяти секунд.
 — Не знаю. Но не муж во всяком случае. Зайти в гостиницу, чтобы тебя все видели, устроить скандал и сбежать буквально у всех на глазах через центральный вход может только полоумный. Вряд ли сегодняшних олигархов можно считать таковыми. Убийство преднамеренное. Человек пришел с оружием, значит, имел четкую цель. Зачем мужу совершать убийство в таком месте? Он мог вызвать ее на улицу по телефону, усадить в машину, прибить и вывезти на свалку. Вряд ли она посмела бы отказать мужу, если бы он ее попросил выйти на свежий воздух. Убийца кто-то другой.
 — Вы высказали это предположение майору Лиходееву.
 — Я не враг самому себе. Если бы мою версию приняли, значит, я упустил убийцу в свою смену, и меня вышвырнули бы в два счета. Проще все свалить на мужа. Ему любые обвинения как с гуся вода. Не помню случая, чтобы уголовное дело против миллионеров не рассыпалось дольше чем за полгода. За него я спокоен. Покудахчут и заткнутся. Считайте, что о нем уже забыли.
 Получив заработанные деньги, он быстрой походкой направился к лифту. Я решил спуститься по служебной лестнице вниз.
 На нижней площадке витал стойкий запах жареного мяса и специй. Прямо передо мной находилась распахнутая настежь дверь в зал кухни. Там и впрямь возилось много людей в белых колпаках и фартуках. Но слева находилась еще одна неприметная дверца.
 Я заглянул туда. Запахи там стояли совершенно другие. Это был туалет и не очень ухоженный. Я думал, что повара — люди чистоплотные. Но самое интересное в другом. Над унитазом одной из кабинок находилось окно. При желании до него можно дотянуться, оперевшись о перегородки, что я и сделал. Окно открывалось, пыли, как ни странно, я не обнаружил. В стене остались следы от некогда стоявшей решетки, но ее уже не было. Да и само окошко имело малую пропускную способность. Такой, как я, мог пролезть, но человек вроде Аркадия застрянет.
 Впрочем, это уже мелочи. Факт, что лазейка существует.
 Я покинул зловонное помещение и прошел на кухню. Все правильно, незамеченным здесь не останешься. Но на мое появление никто особо не реагировал, и вопросов мне не задавали. Люди занимались своим делом.
 Немного попетляв по лабиринтам, я нашел выход и очутился во дворе гостиницы. Свет горел только над подъездом и в нескольких окнах. Два шага в сторону, и тебя поглотит тьма. Двор напоминал колодец. Я осмотрел здание и не нашел ни одной пожарной лестницы, по которой убийца мог уйти незамеченным.
 В одном Аркадий прав. Убийство спланировано, и не исключено, что меня подставили. Но если учесть мой импульсивный характер и безнаказанность, к которой я привык, то я мог и наплевать на всех в порыве ярости. Ярость? Причина — ревность? Но вряд ли она вспыхнула в одну секунду, да и отомстить жене можно было более изощренным и продуманным способом. Как я это сделал с Максимом.
 Значит, я умел сдерживать эмоции и выжидать момент.
 Для более ясной картины нужно восстановить события того дня и понять, чем могла Екатерина так досадить мне, что я пошел на глупый, необдуманный шаг. Если это был я, конечно. Сам себе я уже успел доказать, что существует еще как минимум один убийца в нашей компании. Стоит вспомнить смерть ни в чем не повинного садовника.
 В общих чертах я знал, чем мне заняться в ближайшее время.
 Из темного мрачного двора я выбрался на улицу. Главный вход находился за углом здания, где я остановился. Метрах в десяти от моего «мерседеса» стоял вишневый «гольф». Тот самый, что меня преследовал всю дорогу. Теперь я вспомнил, где увидел его впервые. Напротив моего коттеджа у соседнего дома. Эта пиявка мне начала действовать на нервы.
 Во всяком случае, я не хотел, чтобы кто-то знал о моих делах. Этот кто-то не человек с улицы и преследует определенные интересы. Какие? С него и следует начать. Я прошел к своей машине, делая вид, будто ничего не замечаю. Вероятно, он думал так же, если внаглую прицепился мне на хвост.
 Я сел в свой «мерседес» и неторопливо тронулся с места. Все правильно, «гольф» последовал за мной. Немного помотав его по узким улочкам старой Москвы, я припарковался у тихой подворотни, оставил машину и юркнул в темную арку. Во дворике оказался только один подъезд, и я зашел в него. У меня не было определенного плана, я еще не решил, как мне действовать, но в таких случаях все зависит от обстоятельств. Встав за дверью, я уже ничего не мог видеть, кроме первых ступеней и нижней площадки, где стоял лифт. Освещение казалось таким тусклым и слабым, что, кроме силуэта, ничего не разглядишь.
 Я чувствовал, как от волнения у меня подрагивают колени. Если мне предстоит встреча с убийцей, то моя судьба предрешена. Вряд ли меня можно считать серьезным соперником. Со мной не трудно справиться даже уличному пацану. Меня ужасала мысль, что я просто могу удариться головой и мне крышка. Не сдохну, но и доктор Розин уже не поможет. Глупость за глупостью — это все, что я делал. Но остановить себя не мог. Я не знаю, в чем причина, но шел напролом, не задумываясь.
 Видеть не видел, но слышал я хорошо. Кругом стояла гробовая тишина.
 Наконец с улицы послышались торопливые шаги. У подъезда человек остановился. Я затаил дыхание. Тишина. Осторожный гад!
 Через несколько секунд каблук стукнул о каменный порог. Вновь тишина.
 Второй шаг. Пауза. Третий шаг. Из-за двери появилась черная фигура. Человек сделал еще шаг и остановился у первой ступени. Глядя вверх, он прислушивался. Я стоял за его спиной в полутора метрах, и он мог услышать учащенный пульс моего сердца.
 Дальше я сам не понял, что произошло. В дело вступили инстинкты, я себя не контролировал.
 Я бросился в атаку, как бык на красный плащ. Здоровяк резко обернулся и напоролся челюстью на мой кулак. Не знаю, как все получилось, но удар вышел смачным. Что-то хрустнуло — то ли мои пальцы, то ли его челюсть. Мужика отбросило назад, и он распластался на ступенях.
 Я уже готовился к новой атаке, но поверженный противник не подавал признаков жизни.
 Выдержав паузу, я приблизился к нему и склонился, желая разглядеть его лицо. Мужчине под сорок, рот разбит, кровь перепачкала лицо и ворот белой рубашки. Он был без сознания. Внешность довольно неприметная, грубые черты лица, тяжелый подбородок и шрам у корней волос в верхней части лба.
 Я снял перчатку и осмотрел руку. Ничего, кроме содранной кожи. Пальцы действовали нормально. Немного опухла кисть. Вряд ли я сумел бы нанести этой рукой второй удар. Мне крупно повезло.
 Первым делом я обшарил карманы мужчины. Пистолет в наплечной кобуре, наручники, бумажник, ключи, фонарь, сигареты, зажигалка.
 Содержимое его портмоне многое объяснило. Водительские права, просроченное удостоверение капитана милиции, визитные карточки охранно-детективного бюро «Щит». Звали этого типа Рашид Ахмадулин. Тут же лежали разрешение на ношение оружия и пара сотен в рублях. Деньги, которые я видел впервые в своей новой жизни. Деловые визитки я у него конфисковал и сунул в свой карман, остальное сложил на место.
 Но что проку из того, что я узнал? Выяснил кто, но не понял почему?
 Горе-сыщик застонал и шевельнулся. Я включил фонарь и осветил его лицо.
 Пистолет на всякий случай я тоже направил ему на грудь. С таким быком мне не сладить. Помогла случайность.
 Сейчас я уже мог не беспокоиться о своей безопасности, только бы кто-нибудь из жильцов не вошел в подъезд или не спустился вниз. Я поймал себя на мысли, что не смог бы выстрелить, даже если бы он полез в драку. Придется изображать из себя крутого парня.
 Он приподнял голову и загородился рукой от бившего по глазам яркого луча света. Я сделал так, чтобы пистолет в моей руке был освещен. И он его увидел, а посему остался на месте.
 — Привет, Рашид. Надеюсь, мне представляться не надо?
 Я бросил на ступени его бумажник.
 — Все, что успел, я о тебе узнал, остальное расскажешь сам.
 — Верните оружие…
 И тут же после этих слов я услышал волчий вой, и он схватился рукой за челюсть.
 — Сам напоролся. Насчет оружия я подумаю, но сначала ответишь на мои вопросы. Начнешь капризничать, пистолет выстрелит. За мной не заржавеет, — я перегибал палку, разговаривая киношными фразами, но другого метода самозащиты придумать не успел. — Ты меня хорошо понял, Рашид?
 Он водил ладонью по челюсти, скулил и испуганно смотрел в мою сторону, это мне придавало уверенности в себе. Но будет все же лучше, если он не сможет видеть мою физиономию.
 — Ну и ударчик у вас.
 — Кто тебя нанимал?
 — Не знаю.
 — Плохо кончишь. Говорить надо правду. У меня палец дрожит на спусковом крючке.
 — Я правду говорю. Начальство, вероятно, знает. Прибыл курьер, принес аванс, ваш адрес и фотографию. Мой шеф приказал не спускать с вас глаз.
 Отчитываться каждый день в восемь утра. Где вы были, с кем встречались и так далее.
 — Цель?
 — Мне почем знать? Я пешка. Получил задание и вперед.
 — Давно следишь за мной?
 — С сегодняшнего дня.
 — Что тебе обо мне сказали кроме адреса и фотографии?
 — Вас зовут Максим Круглов. Вы больны, рассеянны, потеряли память. За вами надо наблюдать, чтобы вы не вляпались в неприятности.
 — Рассеян. Поэтому ты так бездарно следил за мной? Никогда не считай себя умней других.
 — Я это уже понял. Нарвался на профи.
 — Что ты имеешь в виду?
 — Ловко вы меня обработали. А я не из худших.
 — Брось эту затею, а нанимателя пошли к черту, а то еще хуже будет.
 — А пистолет вернете? Оружие табельное, меня посадить могут за утерю.
 — Тебе проще признаться, что ты его потерял, чем потерпел фиаско. Ладно, дыши пока.
 Я вынул обойму, патрон из патронника и бросил бесполезную железку на лестницу.
 Хлопнув дверью подъезда, я ушел. Сидя в машине я несколько минут наблюдал за подворотней, но Рашид Ахмадулин так и не появился.
 Хвост отрублен, можно действовать по плану, а по плану я хотел навестить подругу моей жены, некую певичку Любку из варьете.
 Достав карту города, я нашел на ней ночной клуб «Бермуды».
 За вход в ночной клуб с меня содрали двести долларов. Оно того стоило. Тут находилось несколько залов. Игровой, где просаживали свои деньги азартные игроки, бар со стриптизом и что-то напоминавшее цирк. Круглая площадка по центру с подиумной дорожкой за кулисы, а вокруг столики, каждый ряд находился на ступень выше. Чем дальше от сцены, тем круче ты поднимался в гору.
 Вишневые скатерти на столах, свечи в стеклянных плафонах, хрустальные фужеры. Очень прилично. Я присел где-то посредине. Все ближайшие места к сцене были заняты, но меня это не очень беспокоило. Вазы с фруктами уже стояли на столах, и, когда появился официант, я попросил минеральной воды и кофе.
 Его недовольство на лице мне было понятно, но есть я не хотел, а пить мне нельзя. Уже научен горьким опытом. Цель моего визита была далека от развлечений, хотя, надо заметить, танцующие девушки в павлиньих перьях мне нравились и музыка показалась вполне пристойной.
 Минут пять я любовался представлением, после чего ко мне за столик подсела рыжая красавица. Я не возмущался и не гнал ее, ведь у каждого своя работа. Моя задача — проникнуть за кулисы и повидаться с Любой, фамилии которой я не знал.
 — Печень больная? — спросила соседка.
 Я глянул на нее. Лицо красивое, кожа нежная, глаза умные. Излишняя вульгарность мне показалась напускной. Если с нее скинуть все дешевые побрякушки, смыть косметику и причесать, она оказалась бы вполне милой. Но сейчас ей хотелось быть такой, какой она выглядела. У каждого свои прихоти.
 — При чем тут печень?
 — Газировку пьете. Не хотите меня угостить?
 — Минералкой?
 — Предпочитаю шампанское.
 — Закажите себе сами, что хотите, я оплачу.
 — Галантно.
 Она поскромничала и заказала только шампанское.
 Лучи прожекторов бегали по залу, то синие, то красные, то зеленые, и я не мог разглядеть цвет ее глаз, но они были темными.
 — Как вас зовут? — спросила она.
 Я на секунду задумался, после чего ответил:
 — Максим.
 — А меня Белла.
 — Красиво.
 — Моему парню не нравилось. Он называл меня Белкой.
 — Теперь не называет?
 — Он погиб.
 — Сожалею.
 Сцена вспыхнула ярким светом, и какой-то тип в пестром костюме объявил:
 — Гвоздь программы, несравненная Любовь Кольцова!
 Я устремил все свое внимание на площадку. По ковровой дорожке на арену вышла, как мне показалось, очень высокая молодая девица в черном обтягивающем стройную фигуру платье с красной розой в руках. Голос звучал восхитительно. Низкий, глубокий и сильный. Может быть, по мнению гостиничного сыщика, она и походила на черный шнурок, но таланта от этого у нее не убавилось. Она заслуживала куда большего, чем этот бар.
 — Вам нравится? — спросила Белла, о которой я успел забыть.
 — Восхитительно.
 — Талантливая баба. Только гиблая.
 Я посмотрел на свою соседку непонимающим взглядом. Она уловила его и пояснила.
 — Настоящая ее фамилия Овечкина. Пока была жива ее всесильная подружка, Любка сама собой распоряжалась, но как той не стало, ее тут же взяли в оборот. Теперь она себе не принадлежит. Этим борделем руководит очень влиятельный авторитет с депутатскими полномочиями.
 — Вы ее знаете?
 — Я тут всех знаю.
 — Можете оказать мне платную услугу? Я хотел бы поговорить с ней наедине минут десять.
 Белла усмехнулась.
 — Это может стоить вам жизни.
 — У меня деловой разговор. Я не собираюсь ее переманивать или перекупать.
 Это касается подруги певицы. Той самой, всемогущей.
 — Хорошо, я попробую. Мне ничего платить не надо, а вот ее охраннику, который сторожит ее как зеницу ока, придется отстегнуть долларов триста. Способны на такое?
 — Думаю, что да.
 — Хорошо. Я попытаюсь. А вы потом не забудьте вернуться за столик и расплатиться. Может быть, и у меня возникнет к вам какая-нибудь просьба. Но не столь щепетильная, конечно.
 Белла встала и ушла куда-то наверх, а я остался наслаждаться музыкой.
 Певица спела четыре песни. Ее забросали цветами, и она ушла. Мне показалось, что ее покачивает. Цветы собрали и унесли ей вслед.
 На сцену вновь выбежали красотки с павлиньими перьями. Стало слишком шумно. К тому же канкан после фильма «Мулен-Руж» с Жаном Габеном мне не понравился.
 — Все готово.
 Я услышал голос Беллы над своим ухом. От нее пахнуло мягким ароматом духов. Она стояла за моей спиной. Я встал, и мы оказались лицом к лицу. У меня кольнуло сердце. Я на секунду увидел ее глаза, и меня словно поразило молнией.
 Что это было, я так и не понял, но ничего похожего со мной не случалось.
 — Идемте, я провожу вас за кулисы. Там вас встретит Фрол, отдадите ему деньги, и он вас проводит. Он позаботится о том, чтобы вам не мешали.
 Она взяла меня под руку, и мы поднялись наверх, вместо того, чтобы спускаться вниз. Нас пропустили в какую-то дверь, и мы оказались на площадке, где возле лифта дежурили три амбала. Один из них подошел к нам.
 — Другого способа попасть за кулисы нет, — шепнула Белла.
 Здоровяк меня обыскал с ног до головы.
 — Это Фрол, — пояснила моя спутница. — Передайте ему то, о чем мы говорили, и следуйте его указаниям.
 Я отдал ему триста долларов, и мы вдвоем вошли в лифт. Белла исчезла.
 Лифт спустил нас в служебное помещение, где находился артистический буфет. Потом узкий коридор, устланный ковровой дорожкой, и двери по одной стороне. Дойдя до середины, он остановился, достал из кармана ключ, открыл замок и распахнул дверь.
 — Заходите.
 Я зашел. Дверь за мной закрылась, и щелкнул замок. Комнатка метров десять.
 Стены в плакатах, ширма, трюмо, разбросанные костюмы и она.
 Меня она даже не видела. В этот момент певица втягивала носом через трубочку белый порошок, ссыпанный горкой на лежавшем зеркале. Надо сказать, у нее это ловко получалось.
 Наконец она оторвалась от своего занятия и глянула в мою сторону. Взгляд ее был мутноватым.
 Реакция хозяйки артистической уборной меня немного удивила. Как может чувствовать себя птичка в клетке, под замком? Но не это ее беспокоило.
 Она вытянула руку и указала длинным, выкрашенным в фиолетовый цвет ногтем на стоявший на трюмо плеер с двумя крошечными колоночками.
 — Вот он! Я не могу без музыки, меня бесит тишина.
 — Извините, но я ничем вам помочь не могу. Ничего не смыслю в музыкальных центрах.
 — Тогда какого черта вам здесь надо? Вы же без цветов. И как вас пропустили?
 Ее зеленые глаза округлились и приобрели осмысленный вид.
 У меня в голове мелькнула любопытная идейка. Я достал из кармана визитную карточку горе-детектива Ахмадулина и протянул девушке.
 Она равнодушно скользнула по ней взглядом и бросила ее на пол.
 — Какое к черту бюро «Щит»?
 — Вы подруга покойной Кати Кислицкой, — начал я вкрадчивым тоном, — Я занимаюсь расследованием ее убийства. Есть люди, желающие знать правду о смерти вашей лучшей подружки. Они меня наняли.
 — Ах, вот оно что! — с крика она перешла на мелодичный перезвон. — А что же менты?
 — Они закрыли дело после смерти ее мужа. А то, что им удалось раскопать, меня не устраивает в корне. Полное отсутствие прямых улик.
 — Жаль.
 — Что жаль?
 — Что вы не можете починить мой плеер. Я сдыхаю от тоски и не выношу своего собственного голоса.
 — Напрасно. Вы очень талантливы. Сегодня трудно найти певиц с настоящим голосом.
 Мой комплимент не произвел на нее никакого впечатления. Она сама знала себе цену и уже наслушалась высокопарных слов.
 — Кажется, мы отвлеклись, — поправился я.
 — Ах да, менты! Они действительно ни на что не способны. Вы что же думаете, у вас получится лучше? Лучше, чем у этого голубоглазого майора?
 Впрочем, вы тоже голубоглазый. Может, у всех сыщиков голубые глаза? Тогда я за сыщиков!
 — Майору наплевать на истину. Ему нужен отчет, остальное его не волнует.
 Меня интересует правда, и никто меня во времени не ограничивает. Так значит вы знакомы с майором?
 — Ну, кончено же… Боже, этот отвратительный допрос… Его больше интересовало грязное белье, чем смерть Кати, — она скорчила кислую физиономию, потом глянула на меня. — Что вы стоите? Садитесь.
 — Благодарю, — я остался стоять на месте.
 — Хотите выпить?
 — Я не пью.
 — Мать честная! Колоссально! Сыщик с голубыми глазами да еще не пьет по утрам. Идеальный герой из криминального романа. Ну а как насчет женщин? — она хитро подмигнула мне. — Все они, конечно, падают при вашем появлении. А под плащом у вас короткоствольный автомат, пробивающий любую стену.
 — Эта сказка про майора, а не про меня. Я не ношу оружия. Что вы еще интересного о нем можете сказать?
 — Ничего. Отвратный тип. И вы мне тоже начинаете надоедать. Только еще большую тоску наводите своим нытьем. Ладно, садитесь. Мой следующий номер под занавес, и мне еще долго ждать, а собственная рожа в зеркале вызывает тошноту.
 Я все же присел на край стула у трюмо, а она забралась с ногами на кушетку и подмяла их под себя. Мне жаль было ее роскошное платье.
 — Ладно, сыщик, слушай, — она с легкостью перешла на ты, и тон ее стал заговорщицким. — Этого майора я увидела на следующее утро. Уже после того, как Катюшу зарезали. У ее номера стояли менты. Я-то еще ничего не знала. Не успела я и рта раскрыть, как меня впихнули внутрь. Там командовала какая-то баба. Клевая красотка, одета от Кардена, но хамло страшное. Она ввела меня в спальню, а там кровища, кошмар… Кто-то лежал на полу, накрытый простыней. «Вы ее знаете?» — спросила она. Вот сволочь? Я тут так и вырубилась. Потом меня обхаживали нашатырем. В жизни не забуду того ужаса. Катя так и стоит в моих глазах. — Она замолкла и стерла слезинки с глаз, размазав тушь по щеке. — Короче говоря, эта стерва оказалась следователем прокуратуры.
 — Задорина?
 — А черт ее знает. Кажется, так. Потом меня отвели в соседнюю комнату. Там и сидел майор. Он разговаривал с Тимуром. Узнав, кто я, он указал мне на стул и велел ждать. Я, находясь в шоке, подчинялась всему, как дрессированная мартышка. Тимур тоже был бледен, но он всегда умел держаться. Такого на кривой козе не объедешь.
 — Вы помните, о чем они разговаривали?
 — Конечно. Этот день мне засел в памяти до конца жизни и отдается эхом в тяжелых снах. Майор… Как его…
 — Лиходеев. Денис Лиходеев.
 — Да-да, Лиходеев. Именно так он мне потом и представился. Он спрашивал у Тима, где тот провел ночь. Тимур возмутился. Мол, не его собачье дело, где он проводит ночи. Тим в открытую презирал мента. Но и Лиходеев вел себя жестко, ему было наплевать на чувства Тима. Он тихо заметил, что Тим обязан отвечать на вопросы. Речь шла об убийстве. И он продолжал наседать на него. Когда Тимур в последний раз приходил к жене в гостиницу? Тим ему ответил, что вообще никогда здесь не был. Жена принципиально не ездила к нему в коттедж, а он не намерен бегать к жене в гостиничные номера, как к уличной шлюхе. Они встречались в московской квартире отца. И вообще он не собирается отвечать на его вопросы. Пусть вызывает к себе его адвоката и беседует с ним. Обложив майора как следует, Тим вышел, хлопнув дверью.
 — И они его не задержали?
 — Нет. Какой-то мент хотел его нагнать, но майор остановил его. «Оставь его, Астахов, — прикрикнул майор. — Никуда этот псих от нас не денется. Он прикован к своим миллионам. Мы возьмем его в любую минуту».
 — О чем он спрашивал вас?
 — О Кате. Когда я видела ее в последний раз? Ну я сказала, что заходила к ней в одиннадцать вечера. Катя была весела, и мы договорились утром сходить в бассейн. Я отработала ночь и заехала за ней, а тут такое творится.
 — Вы-то сами верите, что Катю убил ее муж?
 Она открыла рот, но ничего не сказала, будто напугалась. Потом серьезным, спокойным голосом, что совершенно не вязалось с ее темпераментом, произнесла:
 — Нет, не уверена.
 — Максим Круглов был ее любовником?
 Она бросила на меня колючий взгляд.
 — И ты туда же?
 — Я работаю, а не копаюсь в грязном белье. Мне уже многое известно. Я хочу знать все, чтобы установить истину. Сейчас уже не уместно заботиться о чести мертвой подруги.
 — Хваткий ты малый. Мне нравится твой подход.
 Любовь долго и внимательно смотрела на меня. Кажется, хмель выветрился из ее головы.
 — А при чем тут Макс?
 — Есть предположение, будто Тимур убил жену из-за ревности.
 — Тимур подонок, каких свет не видывал, но он не знал о их связи.
 — Уверены?
 — Конечно. Если бы знал, то в худшем случае бросил бы ее. Не такой он дурак, чтобы убивать жену из ревности. У него любовница жила в коттедже, поэтому Катя туда не ездила. За ним бабы табунами ходили.
 — Значит, Лиходеев ошибся? Его версия ничего не стоит?
 — Да при чем тут Лиходеев! Тимур унизил его и смешал с дерьмом. У мента взыграло самолюбие, и он решил его потопить и доказать всем, что ему любые орешки по зубам.
 — Вы и сами, Люба, отличный детектив. В ваших рассуждениях все логично.
 Этот комплимент ей понравился. Вероятно, он для нее непривычен. Ее разглядели с другой стороны. Ну а мне большего и не надо.
 — Почему вы не любите Тимура? У вас на него зуб и, тем не менее, вы его защищаете.
 — Подонок, я же сказала. Катьку он не убивая, а отца своего убил, чтобы завладеть капиталом.
 Такой оборот дела меня выбил из седла. Я растерялся.
 — Все очень просто. Когда они познакомились, он приволок Катю на юбилей отца. Там было столько народу, что арендовали два зала в «Президент-отеле». Он и не думал знакомить Катьку с отцом, но старик вдруг сам положил на нее глаз.
 Неожиданный оборот. Отец даже не понял, откуда она взялась. Тимур заметил это, а потом отвел Катю в сторону и спросил: «Хочешь стать миллионершей?» Девка обалдела. Он продолжил: "Старик дышит на ладан. Ты можешь стать его последней лебединой песней. Влюби его в себя, поваляйся с ним в койке, от тебя не убудет.
 Вряд ли он на что-нибудь способен. Если окрутишь старика, то я на тебе женюсь и ты станешь королевой!" Бедная дурочка, она всему поверила. Вы думаете, талантливой периферийной девчонке легко в Москве? Чтобы попасть в варьете, а не на панель, ей пришлось пропустить через себя кучу кобелей начиная с телохранителей босса клуба до него самого. А ведь она мечтала о большом балете.
 Нам, бабам, выжить не легко. А тут тебе предлагают трон королевы. Ну она и пошла на поводу у Тимура. Три месяца Катя окручивала старика. Тот по ней с ума сходил. Видел бы ты подарки, которые он ей дарил. Она даже жалела его. Добрый и открытый. Может быть, на старости лет все мужчины такими становятся. Короче говоря, Тимур подгадал подходящий момент и умотал на курорт с Катей. А оттуда прислал папаше телеграмму: «Привет, папочка! Я решил жениться. Мы с Катей идем под венец. Мы любим друг друга, и жить друг без друга не можем».
 Старика тут же хватил удар. Больше он не оправился. Когда он был на последнем издыхании, Тимур проводил медовый месяц с молодой женой на Канарских островах. Старик протянул недолго. И Катька страдала куда больше по усопшему, чем сынок. Вскоре она поняла, что стала всего лишь игрушкой в руках подонка. О какой же ревности может идти речь?
 История меня потрясла.
 — Так кто же, по-вашему, убил Катю?
 — Возможно, Максим. Утверждать тоже не берусь.
 Еще один снежный ком на голову. Я чувствовал себя полным идиотом.
 — Зачем же Максиму убивать жену друга, да еще свою любовницу?
 — Она отыгрывалась на Максе. Он решил заткнуть ей рот, чтобы она не проболталась.
 — О чем? Рассказав мужу о любовнике? Полное безрассудство.
 — А это как посмотреть. Плевать она хотела на Тимура. Впрочем, как и он на нее. Разводиться они не собирались. Развод грозил ему серьезными издержками. Речь идет о больших деньгах. А он попал бы под опеку, согласно завещанию. Но там запутанная история.
 — Разве это не повод?
 — А разве повод? Он жил как хотел. На кой черт ему впутываться в грязную историю? Если уж на то пошло, заплатил сотню бомжу, и тот ее в бассейне утопил бы. Тимур трус. Это он с виду так харахорится. Жена ему нужна была для отвода глаз, для светских вечеринок и прессы, чтобы скрыть свою ориентацию.
 Я ничего не понял.
 — А Максим железный мужик. Он мог.
 — А если существовал кто-то третий? Почему Макс?
 — Я видела его в день убийства возле отеля. Я ушла от нее в двенадцатом часу. Садясь в свою машину, я увидела, как к парадному входу подъехал белый «мерседес» Тимура. Я даже испугалась. Я знаю, что Катя ждет Макса. Хотела предупредить ее по мобильнику. Но из машины Тимура вышел Макс. Причем он был одет в костюм Тимура и надвинул кепку на глаза, но я все равно его узнала.
 — Вы ничего не путаете?
 — Он специально одевался в костюмы Тима и пользовался одной из его машин, чтобы не нагнетать обстановку и не распространять слухи. Вроде как заботился о чести Кати. Надо сказать, Макс отлично справился со своей ролью, если даже меня ввел в сомнение. Ведь недаром весь гостиничный персонал утверждал, что вечером приезжал муж. И потом, ее нашли почти голой. Какие тут могут быть сомнения? В полночь поднялся администратор наверх из-за жалоб на шум, открыл дверь, а она уже мертвая.
 — Вы говорили об этом Лиходееву?
 — Майору? С какой радости? Если он втемяшил себе в башку, что убийца Тим, ну и черт с ним. Я не против. Посадить не посадят, хоть нервы потреплют, и то бальзам на душу.
 — Одного не могу взять в толк. Зачем Максиму убивать Катерину?
 Она с удивлением посмотрела на меня, будто мой вопрос звучал неуместно и глупо.
 — Тупой ты парень, а лезешь в такие дебри. Наивный, как первоклассник, тебе все надо разжевывать. Слушай. Однажды я слышала разговор собственными ушами. Катька требовала от Максима крупную сумму денег. Она постоянно тянула из него деньги. Мол, если ты вечером не привезешь, я все расскажу Тиму, и подумай, что после этого он сделает с тобой. Разговор состоялся при мне.
 — Значит, она шантажировала его? А разве…
 — Тим не давал ей ни гроша, — резко прервала меня Любовь. — Он вообще для нее ничего не делал. Только на банкеты с собой брал для отвода глаз.
 — Хорошо. Допустим, она рассказала бы Тимуру о связях с Максимом, и что?
 — Тим вышвырнул бы его, как котенка, на улицу. Вот ему бы он предательства не простил. Макс был его собственностью. Он сделал из тщеславного горделивого ничтожества большого человека. Все давно знали, что Тим и с Максом спит. А то за что бы он его в люди вывел, да еще таскал везде за собой? Распутный тип!
 Тимур и мальчиков любил, и девочек. Вот почему ему нужна была дежурная жена для выездов. А тот ради карьеры на все готов. Но слухов уже хватало. И Тимур решил женить Макса. Макс крутился юлой и, разумеется, платил Катьке столько, сколько она требовала. А на что бы она жила? Но сколько можно? Максиму все порядком надоело. Его обложили со всех сторон, а тут еще невеста появилась. Вполне закономерное решение. Самый тугой узел надо разрубить.
 — На ком же он собирался жениться?
 — На Татьяне Русановой. Дочери одного дельца из той же фирмы, друга старика Аракчеева.
 — Вы говорите о нотариусе Игоре Русанове?
 — Кто он там был, я не знаю. Но отец Тимура ему доверял больше других. Они даже с Татьяной подали заявление в ЗАГС, и Макс подарил ей обручальное кольцо.
 Тим собирался устроить им свадьбу, лучшую в Европе, на королевском уровне. Ради мести Тимуру она на все могла пойти. И пошла, если бы не остановили. Максим ходил по краю пропасти. Неверный шаг — и прощай! 
 Я встал. 
 — Ну и задачку вы мне задали. Тут сам черт себе голову сломает.
 — Уже уходите?
 — Пора переварить информацию. Непомерный объем. Вы отлично умеете ставить все на места и всему давать обоснование.
 — Жаль, что плеер не починили.
 Я глянул на молчаливый аппарат и увидел болтающийся по полу шнур. Нагнувшись, я поднял его и воткнул в розетку. Тут же заиграла музыка. Любовь Овечкина, она же Кольцова, захлопала в ладоши.
 — Значит, ты на что-то способен? А говорил, сыщик. Иди лучше в радиомеханики. Заходи еще, если будет скучно.
 Дорогое удовольствие, хотел я сказать, но промолчал. Мне пришлось постучать в дверь, чтобы меня выпустили. Потом сопроводили до лифта и опять подняли на галерку. Теперь можно отдохнуть от звонкого щебетания певицы. Нет, пела она куда приятнее, чем разговаривала. Но надо отдать ей должное, все ее доводы логичны. В каком кошмарном мире я живу. Доктор Розин не зря за меня беспокоился при выписке. В больнице я был счастлив, и ничего подобного мне и в страшном сне не могло присниться.
 Так значит истинный убийца — Максим Круглов? Вроде бы все сходится. Но значит, Антон опять мне врал? Хотя, трудно его обвинить в этом. Он просто сказал, что у следствия есть на меня улики.
 Я зашел в зал и спустился к своему столику. Рыжеволосая Белла сидела на месте. Я присел к столу.
 — Странно. Вы вернулись. Вас не было больше часа. Я думала, сбежали.
 — Лишиться приятной компании ради экономии на шампанском? Потом вы просили меня отплатить за услугу. Я готов.
 — Мне казалось, приятная компания осталась за кулисами.
 — Сугубо деловой разговор, от которого лучше отвлечься на какое-то время. Слишком большая нагрузка для моего ума.
 — Но, значит, не бесполезно. Рада, что оказала вам услугу.
 — Послушайте, Белла, вы совсем не похожи на тех женщин, которые подсаживаются за столики. Неужели вы тут работаете?
 — Нет. Но знаю все. Пришлось узнать. Я копаюсь в одном деле. Я же говорила, что у меня погиб дружок. Он имел к этому заведению некоторое отношение. А к вам подсела, потому что поняла, что вы не будете ко мне приставать.
 Хорошо она меня хлестнула. Это я-то, Тимур Аракчеев, не стану приставать к женщине? Или, может, на моей физиономии написано, что я голубой? Я пересмотрел пару сотен фильмов и восхищался только женщинами, мужчины меня интересовали как актеры, своим талантом.
 — Вы, очевидно, не правильно меня поняли, — поправилась девушка, словно прочитала мои мысли. — Я увидела в вас порядочного человека.
 — И на том спасибо. Хотите еще шампанского?
 — Нет, я так. От него голова болит. Я предпочитаю водку. А здесь не принято. В домашних условиях, на кухне, с хорошей закуской. Грибочки, селедка, разваристая картошка и человек рядом. На которого можно положиться, которому можно поплакаться в жилетку.
 — Это и есть ваша просьба?
 Она удивленно взглянула на меня.
 — Честно говоря, я об этом даже не подумала. Впрочем, не возражаю, если вы меня не боитесь.
 Вторая оплеуха. Я встал.
 — Тогда пойдем. Только водку пить я не буду, мне в рюмку воды нальете.
 — Важно, чтобы рюмки чокались и разговор был интересным.
 Я расплатился с официантом, который не требовал с меня рубли, и мы покинули клуб.
 На улице уже светало. Я подошел к своей машине и открыл даме дверцу.
 — Боже, так вы из новых русских?
 — Вы правы. Я совсем новый. Мне два месяца от роду. Только не считайте меня сумасшедшим.
 — Я не любопытна, много вопросов не задаю.
 Она села в машину, и мы приехали к ней домой. Апартаментами эту квартиру не назовешь. Судя по нашим фильмам, в таких живут семьи среднего достатка, но, если честно, мне все равно, где она живет.
 Хозяйка проводила меня на крохотную кухоньку, накрыла на стол так, как обещала, поставила варить картошку и, извинившись, отлучилась.
 Появилась она минут через десять, и я едва не вскрикнул. Белла преобразилась. Куда делась вся вульгарщина? И вовсе она не была рыжей, сняв парик, она превратилась в русоволосую. Косметика исчезла с лица, и оно стало простым и благородным с потрясающими карими глазами. Я не ошибся в своей оценке, увидев ее впервые. Красавицей ее не назовешь, но в ней чувствовалась такая притягательная сила, что у меня комок подступил к горлу.
 Она достала из морозилки запотевшую бутылку водки и, поставив ее на стол, села напротив.
 — Вы потрясающая женщина, Белла!
 — Галантно. Но я не люблю таких слов. Не привыкла. Ничего потрясающего во мне нет. Но отвечу вам соответствующим образом. У вас красивые глаза. Я такие же видела только один раз в жизни. Синие, как небо, и невинные, как у ребенка.
 Они могут увести куда угодно, и можно потерять голову. Только печали в них больше, чем радости. Какая-то боль проглядывает. Совсем несоответствующая вашему внешнему благополучию.
 Я верил всему, что она говорит. Мне захотелось раскрыться перед ней. Не знаю почему, то ли одиночество меня доконало, то ли хотелось выплеснуть переполненную чашу. Но вряд ли ей будет интересен мой рассказ. Люди живут особняком, чураясь друг друга, огораживаясь заборами — каменными, железными, деревянными. Кому нужна та грязь, что я ношу в себе? Взять и выплеснуть ее на хорошего человека.
 — Ну рассказывай, — тихо сказала она. Точно. Белла читала мои мысли.
 — Все несчастье в том, что я не знаю, кто я такой!
 Я говорил, и говорил, и говорил, не замолкая, а она слушала внимательно и изредка ее красивые дугообразные брови подрагивали. Мне временами казалось, что она в каких-то местах хочет поправить меня, как учительница ученика, споткнувшегося на важном факте. Но она не проронила ни слова.
 Водку она так и не стала пить. Мы ушли в комнату и легли в постель. Об этом и речи не было, я не знаю, как все получилось. Само собой.
 Теперь мне стало понятно, ради чего живут люди. И еще острее я ощутил свое одиночество. Мне стало страшно, что я ее больше не увижу.
 — Мы увидимся, — сказала она, прочитав мои мысли. — Так уж складывается судьба. Только я не знаю, когда и где. Тебе надо уходить, и не думай обо мне.
 Пока не думай. Я сама тебя найду. И еще. Зачем ты блуждаешь во мраке? Иди сам к этому майору, и пусть он тебе все расскажет. Ничего он тебе сделать не может.
 Ты ведь по документам другой человек. Если ты сам придешь, то тебя тем более подозревать ни в чем не станут. Узнаешь ты что-то новое или нет, сказать трудно, но ты ничего не теряешь. Хорошо выслушать все стороны, чтобы иметь о прошлом более ясную картину.
 Я не хотел уходить, но она настояла. Печенкой чувствовал, что и она не хочет со мной расставаться, но, очевидно, были причины для такой настойчивости.
 В девять утра я сел в свою машину и поехал домой. Усталый, разбитый, но получивший немного счастья. Мгновенье, мелькнувший луч в царстве бесконечного мрака.




 Глава V
 Шаг вперед, два назад


 Выйдя из ванной, я устроился в кресле и осмотрел свои руки. Они напоминали восковые поделки. Кожа задубела, растянулась и стала гладкой, будто на руки надеты тонкие резиновые перчатки. Сжимая кулаки, я чувствовал, как натягивается чужеродная желтая пленка на суставах. Во всяком случае, без перчаток можно обойтись. Или сменить их на обычные черные, выходя на улицу.
 На дворе стояла самая настоящая осень. Похолодало. Хватит мне выглядеть белой вороной, пора слиться с серой толпой, сменить одежду на более скромную.
 Может быть, тогда меня не будут узнавать на каждом шагу и утверждать, что я с ними уже пил на брудершафт.
 Я подошел к стенному шкафу и раздвинул дверцы. Одежды на вешалках висело не меньше, чем в магазине. Выбирай — не хочу. Мне приглянулся серый костюм.
 Судя по всему, третью вещей хозяин еще ни разу не пользовался — на них висели ярлыки все того же магазина «Сортано». Не замечал за собой страсти к накопительству.
 К моему удивлению, костюм мне не подошел, сидел словно мешок. Я взял другой. То же самое. И третий меня не порадовал.
 Пришлось все побросать в шкаф. Странно. Антон уверял, что вещи привез мне в больницу из дома, а не покупал их в магазине.
 Почему же они на пару размеров больше? Конечно, во время болезни я очень похудел. Потерял в весе, и намного. Очевидно, адвокат не хотел меня расстраивать и купил подходящий костюм. Так это или нет, но идею с перевоплощением в серую мышку пришлось отставить в сторону.
 Удалось сменить рубашку и галстук. От белых лайковых перчаток я решил отказаться раз и навсегда. Закончив с туалетом, я спустился вниз в тот самый момент, когда Антон переступал порог дома.
 — Добрый день, Тим.
 — Добрый. Может быть. Ты мне не объяснишь, куда подевался Эрик?
 Антон прошел в гостиную и, не раздеваясь, сел на диван. Сложив руки на набалдашнике трости, он уперся подбородком в мягкие, пухлые, холеные кисти.
 Знакомая поза. Вот только лицо его оставалось ледяным. Влажными темными глазами стрельнул в мою сторону.
 — Я его уволил, — ответил он после долгой паузы.
 — С какой стати?
 — Он не справлялся со своими обязанностями.
 — Ты имеешь в виду мой побег от телохранителя? Мне нужен шофер и сторож в доме, а не шпик, ходящий по моим следам и докладывающий тебе все подробности.
 — Да. Шпик тебе не нужен, и мне тоже, вот по этой причине в нем отпала необходимость. Я хотел избавить тебя от лишних неприятностей и глупого риска.
 Но бесполезно. Ты продолжаешь лезть на рожон, и чем больше я оказываю тебе внимания, тем больше ты брыкаешься. Хочешь свободы? Получи! Но если тебя загребут и посадят за решетку, то ни я, ни доктор Розин тебе помочь не сможем.
 На тебя открыта охота. Я делаю все возможное, чтобы уберечь тебя от полного краха и вывезти в безопасную зону. За красные флажки. А ты как слепой. Тебе дверь открывают, а ты об стенку лбом… Ну хватит об этом. Твое решение, и тебе с ним жить. Пора заняться делом. У нас сегодня много хлопот. Две деловые встречи. Захвати с собой печать.
 — Она валяется в кармане.
 — Напрасно ты таскаешь ее с собой. В этой безделушке большая сила. Твое лицо! Ни один документ без нее не имеет юридической силы.
 — Забери ее себе.
 — Возможно, так и следует сделать. Ты готов?
 — Вполне.
 — Поехали.
 Он вышел на веранду, я последовал за ним. Мне ничего не хотелось. Только спать. Я устал, и настроение перевалило за минусовую отметку. Хотелось бросить все к чертовой матери и уехать куда глаза глядят. Туда, где царит тишина, покой, где нет ни людей, ни денег. Впрочем, Антон и пытался совершить что-то в этом роде, зря я ополчился на него. Может, где-нибудь в Швейцарии или Монако удастся сбросить с плеч часть тяжелого груза и начать новую жизнь? Третью по счету. А пока придется выполнять его требования. В конце концов, он мой компаньон и один несет на своих плечах все заботы. Корысти ради? Вряд ли. Я ему нужен так же, как он мне. Мы — единый организм.
 Первая встреча с каким-то иностранцем мне ни о чем не говорила. Опять куча бумаг, опять я играл роль компостера и ничего не понимал из их разговоров. Речь шла о недвижимости на южном берегу Франции. Я не вникал. Моя голова была забита совсем другими мыслями. Странно, что сделка совершалась в ресторане отеля. Не очень подходящее место для серьезных дел. Но Антон считал наоборот. Именно здесь мы не привлекали особого внимания. Ему виднее.
 И все же некоторые детали запали мне в память.
 — Господин Роже, — подхалимничал Антон, — у меня к вам есть просьба личного характера. Не сообщайте прессе о продаже земель, точнее, о владельце, до конца этой недели. Пока мы не приедем сами на место. Тут нас могут не правильно понять. Фирма вкладывает деньги в недвижимость, а значит, дела не в порядке.
 Это в тот момент, когда мы устраиваем аукцион акций, говоря примитивным языком.
 Роже отнесся к просьбе нормально.
 — Я деловой человек, господин Гольдберг. Вы для меня выгодные клиенты и я сделаю все так, как вы скажете.
 Мы распрощались в холле гостиницы и уехали.
 — Куда теперь? — спросил я с холодным равнодушием, когда мы сели в машину Антона.
 — В Шереметьево. Самая важная встреча состоится там. Держись с достоинством. Мы встречаемся с директором швейцарского банка. Я тебе о нем рассказывал. Сейчас он должен дать нам подтверждение о нашем счете, на который Анастас Маркисян перевел деньги за нашу компанию. После этого можно спокойно собирать вещи и тихой сапой ускользать из страны. За исключением некоторых мелочей, можно сказать, сделка состоялась. Остальное я сделал один.
 Нам пришлось ждать самолет минут сорок. Банкир возвращался в Швейцарию транзитом через Москву только ради встречи с нами. Наконец свидание состоялось.
 К нам подошел человек неопределенного возраста с труднопроизносимой фамилий, очень деловой на вид. Во всяком случае, анекдотов он не рассказывал. Внешне любезен, с бумагами аккуратен.
 Мы устроились в холле второго этажа. У банкира оставался час до отлета на родину. Антон представил меня как нового клиента.
 — Совершенно верно. Господин Аракчеев уже стал нашим клиентом, — подтвердил Хадоборг на ломаном русском языке. — Деньги уже переведены на его счет.
 Он выложил на журнальный столик бумаги, где значилась сумма со многими нулями. Я даже не стал вникать в суть документа. И опять штамповал яркие бумажки с водяными знаками. Какая скука!
 К тому же, его акцент мне действовал на нервы, он еще и шепелявил.
 — Вскоре счет пополнится, мы ждем хороших дивидендов от нескольких сделок, — стелился перед банкиром мой адвокат.
 Хадоборг обнажил свои лошадиные зубы, изображая улыбку.
 — Надеюсь на наше активное сотрудничество.
 Одна деталь мне все же запала в память. Дотошный банкир, изучая бумаги, спросил;
 — Все понятно и разложено по полочкам. Меня смущает одна деталь. В графе «владельца счета» стоит ваша подпись, господин Гольдберг, и факсимиле господина Аракчеева. Либо вы совладельцы, либо господин Гольдберг является опекуном. На каком основании?
 — Согласно завещанию отца Тимура Аракчеева, я являюсь его опекуном.
 Разумеется, я не имею права распоряжаться капиталом по своему усмотрению, все решения могут быть только обоюдными. В фирме Аракчеева Старшего я вел все финансовые дела.
 — Для этого нужны очень серьезные основания. Аракчеев Младший не ребенок. Могу я взглянуть на завещание?
 — Разумеется. Вы даже можете его забрать с собой и приобщить к делу.
 Антон передал бумагу банкиру. Тот внимательно ее прочел.
 — Здесь сказано, что вы являетесь опекуном до момента, пока он не женат и не имеет наследников.
 — Совершенно верно. Господин Аракчеев не женат, и я остаюсь его финансовым менеджером, или опекуном, до тех пор, пока он не вступит в брак.
 — Завещание датировано одиннадцатым мая сего года. Когда скончался составитель?
 — Через две недели после того. Он и составил завещание, предчувствуя близкую смерть.
 — Спасибо за разъяснение. Я забираю документы с собой.
 — Разумеется.
 Сложив бумаги в портфель, банкир встал.
 — Когда вас ждать в Женеве? — В середине этой недели.
 — Отлично. Если у вас еще не заказаны билеты, могу предложить услуги нашей авиакомпании. Наш самолет вылетает в десять утра из Москвы в среду. Я зарезервирую места.
 — Весьма вам признателен.
 — Рад, что могу оказать вам такую услугу. Билеты вам доставят за сутки до отлета.
 Как только мы сели в машину Антона, я передал ему печать.
 — Забери эту погремушку. Она мне оттягивает карман. Превратила меня в однорукого механического манекена. Только и делаю, что шлепаю по наковальне колотушкой. Стук, стук, стук. Дятел безголовый.
 — Ты выполняешь роль хозяина, а я твой стряпчий. Все правильно. Ты слишком раздражителен в последнее время. Не думаешь о здоровье. А нервные клетки не восстанавливаются.
 — Интересно, что будет с твоими клетками, если я женюсь? Ведь ты перестанешь быть опекуном. Антон, как это ни странно, рассмеялся.
 — Наивный. Ты думаешь опекунство приятная работа? У меня своих денег хватает, и они уже давно лежат в банках Европы. Я выполняю волю твоего отца, который был моим другом, и не более того. Учу тебя правильно распоряжаться капиталом. Он должен приумножаться, а не растрачиваться. Это не моя прихоть и не твоего отца. Это законы бизнеса. Мы понимали, что ты сделаешь с деньгами, если они попадут тебе в руки. Вылетят на ветер или останутся в подвальных сейфах казино. Моя задача — сделать тебя счастливым человеком. Но не здесь, где уже концы обрублены, а там. Потом женись, сколько хочешь, и не на шлюхах под заборных, а на принцессах. Ты их достоин. Но для начала необходимо вырваться из капкана. Как ты не можешь понять таких элементарных вещей? Везде ищешь только врагов. Все против тебя? Так что ли? Мы должны оставить всех врагов здесь вместе со своим прошлым. А там ты уже решишь, кого тебе искать в новой стране — врагов или друзей.
 — Не кипятись. Поехали, я не выспался. Весь путь мы молчали.
 Когда машина Антона остановилась возле ворот коттеджа, он сказал:
 — У тебя усталый вид. Хватит шататься по помойкам, как голодный кот. Иди и отдыхай. Мы уже одной ногой в Швейцарии. Остались мелочи, и к среде мы будем готовы. Угомонись. Подумай о будущем.
 Я вышел из машины и направился к калитке. Он окликнул меня:
 — Послушай, Тим. Еще одна деталь. Ты меня извини, но я думаю, что ты поймешь все правильно. Уволив Эрика, я нанял сыщика следить за тобой. Так вот, этот парень куда-то пропал. И вообще, я потом пожалел об этом.
 — Забудь о нем. Твоего шпика я расколол в два счета. Он пропал, потому что ему нечего тебе сказать. Не возвращать же деньги.
 — Дело не в деньгах. И мне на него наплевать. Мне показалось, что я видел его в Шереметьево. Возможно, ошибся. А если эта встреча не случайность? Тогда не понятно, на кого он работает.
 — Сам на себя. Я этого парня здорово обозлил. Боится, что я сделаю ему плохую рекламу. Пришлось его немного пугнуть. А в залог я лишил его всех деловых визитных карточек. Он безвреден, как змея без жала.
 — И все же, будь внимательнее. Нам только под занавес не хватает лишних неприятностей. Лучше тебе не показываться на людях.
 — Ладно, до завтра.
 Я и не думал сидеть дома в четырех стенах. Как азартный игрок не уйдет из казино, пока все не промотает. Прав Антон, мне деньги доверять нельзя. Но речь шла не о деньгах, а о моем прошлом, поэтому я не мог остановиться на полпути.
 Слишком много загадок и неясностей, слишком долго я стою на голове, пора встать на ноги.
 Минуя дом, я направился в гараж и выгнал из него свой «мерседес».
 Слова Беллы застряли занозой в моей памяти. А почему бы мне самому не познакомиться с майором Лиходеевым? Парень потратил уйму сил, чтобы вывести меня на чистую воду. И вдруг сразу так взял и успокоился. Обидно даже. Это с его-то рвением и честолюбием? Сейчас он против меня бессилен. Даже напугать не сможет, но что-то обязательно скажет. Хоть в пустоту, но камень бросит, сколько же таскать его за пазухой. И мое появление его должно разочаровать. Сам Тимур Аракчеев ни за что на свете к нему не пришел бы лично, если через карьер бежал сломя голову от помощников майора. Все! Решение принято.
 Знал бы Антон о моих намерениях, его бы кондрашка хватил!
 Спустя час с небольшим я входил в здание милиции Центрального округи Москвы. Слева находилась застекленная будка дежурного. Я хотел его спросить, но навстречу вышел капитан из ближайшего кабинета, и я обратился к нему:
 — Извините. Я ищу старшего оперуполномоченного майора Дениса Лиходеева.
 Какое-то время он внимательно изучал меня как инопланетянина, потом хотел что-то сказать, но, передумав, кивнул мне головой. Этот жест я понял так, что должен следовать за ним. Что я и сделал.
 Мы поднялись по лестнице на третий этаж. Его широченная спина маячила передо мной, загораживая узкий проход. Несколько раз мы свернули налево и направо и наконец вышли в какой-то холл. Площадка метров на двадцать, от которой в разные стороны разбегались коридоры.
 В углу, под стеклянным колпаком, стояло знамя. На стене висела мраморная доска, где золочеными буквами были выбиты имена сотрудников, погибших при исполнении служебного долга.
 Рядом с доской — две цветные фотографии в черных рамках, под ней — свежие цветы.
 Капитан кивнул на стену.
 — Больше я вам ничем помочь не могу, — пробурчал он и исчез в лабиринте коридоров.
 Я подошел к фотографии и прочел:

 «Старший лейтенант Ф. И. Астахов. Погиб, выполняя свой служебный долг».

 Под вторым снимком стояла следующая надпись:

 «Начальник уголовного розыска майор Д. В. Лиходеев. Погиб при выполнении служебного долга».

 Вот почему он ко мне не приходил. Это только я такой живучий, не всем везет в жизни, как некоторым. Лицо на фотографии смотрело на меня гордым непокорным взглядом, жестким и уверенным. Хорошее лицо, мне нравилось. Но что скрывалось под этой маской, мне уже не узнать никогда.
 Странно, но Антон мне ничего не говорил о его гибели, а не знать об этом он не мог. О" знает все, если речь идет о наших делах.
 — Чем вас так заинтересовал этот портрет? — услышал я знакомый женский голос за своей спиной Я обернулся. Передо мной стояла красивая женщина, не узнать которую, я не мог. Но в первое наше знакомство она больше походила на фотомодель, а сейчас на ней был надет синий мундир с погонами подполковника. Что делает следователь прокуратуры в милиции? Глупый вопрос.
 — Не узнали?
 — Ксения Михайловна Задорина.
 — Отменная память.
 — Да. Что касается нынешнего бытия, но не прошлого, к сожалению. Потому и не звоню вам. Не ожидал вас встретить здесь.
 — Взаимосвязанная работа, удивляться тут нечему.
 — Я в этих делах ничего не смыслю.
 — А что вас сюда привело, если вы так ничего и не вспомнили?
 — Вы же сами меня заинтриговали. Если я причастен к катастрофе, то хотелось бы узнать о ней больше. Устал жить во мраке. Неприкаянность замучила.
 Истории из газет меня мало устраивают. Они из мухи сделают слона, а проходя мимо самого слона, его и не заметят. Вот я и решил поговорить с осведомленным человеком, а он, оказывается, погиб.
 — Так вы пришли…
 — К майору Лиходееву. Меня интересуют детали.
 — Лиходеев погиб в той же катастрофе, в которой и вы пострадали. После этого дело передали нам.
 Она меня обманывала. Певичка из клуба мне рассказывала, что Лиходеев и Задорина вместе приезжали в отель, где погибла моя жена.
 — Минуточку. Но в тех же газетах писали о гибели лейтенанта Астахова. О Лиходееве ни слова.
 — Все правильно. Тогда Лиходеев был на бюллетене. Болел. Его никто не искал, и мы не знали, что он находился в одной машине с Астаховым. Нашли его случайно, три дня назад в котловане. Он попросту упал в пропасть.
 — Как же его нашли, если не искали?
 — Рыбаки. Река пробила грунт и затопила котлован. Там даже рыба есть. А вы думали озеро от дождичка образовалось?
 — Я вообще об этом не думал.
 — Труп отнесло течением к реке, и он зацепился за корягу, потому и не всплыл раньше. От бедняги майора осталось только месиво. Сильно разбился.
 Вероятнее всего, его выбросило через ветровое стекло.
 — Кто же его опознал? Если месиво?
 — Жена. И содержимое карманов. Удостоверение и прочее. Одежда тоже принадлежит майору. Хоронили его в закрытом гробу.
 — Глупая смерть.
 — Любая смерть глупая. Он выполнял свой долг. А вы за что пострадали?
 Надеюсь, ваша память все же проснется, гражданин Круглов, и мы докопаемся до истины. Вы не потеряли мой номер телефона?
 — Нет. Извините, но мне больше нечего сказать. Вы можете проводить меня к выходу из ваших лабиринтов?
 — Конечно. Идемте.
 Она посмотрела на меня каким-то странным взглядом, будто я приглашал ее в ресторан.
 У выхода она пожелала мне всех благ.
 Я вышел на улицу и несколько минут стоял под дождем. Какая глупость! С момента катастрофы прошло три месяца, а они его не искали. А жена? Ей тоже все до лампочки. Ведь Лиходеев заметная фигура, а не бомж из подворотни.
 Я вернулся в здание и попросил дежурного дать мне адрес вдовы майора. Ему, что называется, было не жалко. Я записал адрес в свою записную книжку.
 На улице темнело. Зажигались рекламные щиты. Асфальт сверкал, как зеркало.
 Я сел в машину и задумался. Такая опытная женщина, подполковник, и несет такую чушь. Так у нее все просто и гладко получается. Двое офицеров бросились в погоню за преступниками на служебной машине, и никто ничего не знал.
 Странно и другое. Почему преследователи не связались с постами автоинспекции и не перехватили с помощью гаишников ускользающий «линкольн».
 Наивно полагать, что они могли настигнуть беглецов! А может быть, Лиходеев не хотел афишировать погоню? Возможно, если он желал свести личные счеты, как я с Максимом Кругловым. В любом случае в этом деле не одна западня, а несколько.
 Я посмотрел карту и нашел то место, где жил майор Лиходеев. Жена, а теперь вдова, должна была знать что-то из этой истории. Жены никогда в стороне не остаются. А эта молчала три месяца. Почему?
 Дорога заняла не больше получаса, и я оказался в Кузьминках. Старый район с однотипными выцветшими домами-пятиэтажками без лифтов. Многим такое жилье казалось нормальным. Возможно, эти люди чувствовали себя счастливыми и довольствовались тем, что имеют. Почему же я не доволен своей жизнью? Любой смертный мог только завидовать мне, а получается наоборот.
 В полутемном подъезде стояла невыносимая вонища, кодовые замки не работали, стекла на окнах выбиты, стены расписаны.
 Я поднялся на четвертый этаж и позвонил в сорок седьмую квартиру. Звонок прогремел, как будильник над ухом. Пожалуй, его и на первом этаже могли слышать. Но хозяйка квартиры на него не отреагировала. Кажется, я приехал не вовремя.
 За моей спиной щелкнул замок, и я оглянулся. Дверь сорок шестой квартиры открылась. На пороге появилась женщина лет пятидесяти в цветастом байковом халате с заплатками на локтях. Рост ниже среднего, но объемы соответствовали дверному проему. На голове марлевая косынка, обтягивающая бугристые бигуди.
 — К Галке, что ли? Так ее нет. Поехала с детьми к матери за вареньем.
 Осведомленная личность. Когда такие попадают под руку, лучше не упускать возможности для общения. Я улыбнулся, стараясь ей понравиться. Она меня бесцеремонно разглядывала, как редкого зверя в зоопарке. Тут надо добавить, что в правой руке соседка держала яблоко и очень смачно чавкала, правильнее выразиться, ела его с удовольствием.
 — Жаль, что я не застал ее. Дениса Лиходеева уже похоронили?
 — Вчера. Только не думаю, что она проронила над его гробом хоть одну слезинку.
 — Даже так?
 — Жили как кошка с собакой. Чего уж тут плакать?
 — Виноват, разумеется, муж?
 — Что значит «виноват»? Поживете с ментом, тогда поймете. Мой тоже служил в ментуре, знаю, о чем говорю.
 — Погиб?
 — Ха! Спился. Это же не мужья, а сплошное недоразумение. Моего выкинули на улицу, и он дома сидел. Самогонку гнал. А Галька своего и не видела. Двое детей на шее. Денег приносил в дом столько, сколько мелочи наскребет в кармане. Им даже телефон отключат ли за неуплату. И что это за жизнь, я вас спрашиваю? А Денис еще был с гонором. Видный мужик, ничего не скажешь. Явится в два ночи, и ему еще стол накрывай, как в ресторане. Вечно злой, недовольный, нос кверху.
 Даже не считал нужным здороваться. Тоже мне, пуп земли!
 — Когда вы его видели в последний раз?
 Соседка словно проснулась. От яблока остался только огрызок, тут же полетевший в пролет лестницы. Она вытерла руку об халат, склонила голову на бок и спросила:
 — А вы-то кто будете?
 — Я когда-то служил с Лиходеевым. Живу в другом городе, занимаюсь бизнесом. Прослышал о его гибели и приехал проститься. Но, как видно, опоздал.
 — Ладно. Зайдите, — снисходительно предложила она.
 Крохотная кухонька, груда немытой посуды. Женщина цапнула со стола новое яблоко, и ее зубы вгрызлись в него, разбрызгивая сок.
 Я присел на самодельную табуретку.
 — Пожалуй, месяца три тому назад.
 Я не сразу понял, о чем это она.
 — Да… Не меньше. За ним приехал Федька Астахов. На машине. Я во дворе с сумками сидела, перед тем как одолеть четыре этажа. На милицейской «десятке».
 Не успел он забежать в подъезд, как через минуту они вылетели оба, сели в машину и умчались.
 — Вы знали лейтенанта Астахова?
 — Миленький, наш дом МВД строило. Здесь только менты живут. Конечно, я всех знаю.
 — Девятого июля? Точно не помните?
 — Похоже. Да, пожалуй, вы правы. Внучка приехала из Тулы, а десятого уезжала. Вот я и бегала по рынкам, гостинцы ей в дорогу покупала. Но после этого я Дениса не видела.
 — Неужели его жена не беспокоилась? Муж пропал.
 — Галька — баба гордая. Они за день до этого поскандалили в очередной раз, и она решила, что он опять к своей сучке ушел. Месяца три прошляется и опять приходит, как ни в чем не бывало. Галька давно знала, что у него есть шалава на стороне. Плевать она на них хотела. Мужик с воза — бабе легче. Все одно, проку с него никакого. Разве это семья? Расколотую чашку не склеишь. А теперь вот добегался. Похороны за счет МВД, пенсию за мужа да еще страховку получит. Вишь как, от мертвого пользы больше, чем от живого.
 — Да, не жизнь, а мучения. И ради чего притворяться?
 — Никто не притворялся. Он в командировке в Калуге был, там они и познакомились. Одинокая девка с трехлетним пацаном. Ну он ее и привез в Москву.
 Родила девочку, и им эту квартиру дали, а то ведь они в общаге жили.
 Поначалу-то все шло нормально, а потом Денис резко пошел на повышение, работы прибавилось, и баба новая подвернулась. Столичная краля. Говорят, красивая. Ну и зачем ему калужская замухрышка? Один у него плюс имелся. К бутылке не прикладывался. Но денежки-то в другое место уходили. О детях даже не думал.
 Эгоист до мозга костей. Все только для себя. Лишь бы самому хорошо было. На кабаки деньги находил, а дети оборвышами ходят. Галька уборщицей в ЖЭКе подрабатывает. Но теперь, вроде, полегче ей будет. Говорят, страховка солидная ей полагается. Чего же ей над гробом плакать?
 — Может, вы и правы. Ну, извините за беспокойство.
 — Чего уж там. Яблочко не хотите? Я уже расхотел, а поначалу очень хотелось. Уж больно она смачно хрустела.
 — Нет, спасибо.
 Соседка проводила меня до дверей. Я спускался вниз и думал. Каким романтическим героем в моем представлении был майор Лиходеев! А как заглянешь в смрадный быт человеческой жизни, и куда вся роман тика девается? Понятное дело, не за что Лиходееву любить меня. Он имел право на ненависть. Ведь мы с ним ровесники. Что он, и что я? Мужик потом и кровью зарабатывал свои звездочки за мизерную зарплату, а тут баловень судьбы, которому все на тарелочке с голубой каемочкой досталось. Мало того, этот баловень оказался преступником, а он, защитник закона, ничего не мог сделать и терпел лишь унижения. Как это ни странно, но я смотрел на противников как бы со стороны. Вот есть майор Лиходеев, и есть Тимур Аракчеев. Между ними идет непримиримая война, а я наблюдаю. Человек со стороны. Видеокамера, лишь фиксирующая события.
 Все мне были одинаково чужды — и Максим Круглое, и Тимур Аракчеев, и Денис Лиходеев. Не мог я себя представить участником этих событий. Вот в чем причина моего ненасытного любопытства. Антону этого не понять. Увезет он меня в Швейцарию, а я так и не узнаю правды. Вряд ли мне удастся жить весело и беззаботно с таким кровавым шлейфом из недавнего прошлого. Нет, так не получится. Пока я не расставлю все по своим местам, не успокоюсь.
 Часы на приборном щитке показывали девять вечера. Я достал записную книжку и нарисовал подъезд к дому, чтобы не забыть. Я все же решил вернуться сюда и познакомиться с Галиной Лиходеевой. Мне хотелось иметь полную картину о майоре.
 И опять на глаза попался листок с телефоном Татьяны Русановой. Эта женщина хотела со мной поговорить, а теперь, после загадочной смерти ее отца, она станет еще откровеннее. Если только меня не заподозрят в убийстве. Что очень смахивает на правду. Татьяна оставалась еще одним нераспознанным мною звеном.
 Тут и думать нечего. Обязан ее увидеть.
 После кузьминских трущоб я попал в шикарную квартиру в центре Москвы, где жильцы занимали целый этаж, а не куриный насест. Впрочем, такая женщина могла украсить любое жилище.
 Я стоял как пень и молчал. Она тоже молчала. Мы смотрели друг на друга, словно заговорщики, я за порогом, она в дверях.
 — Извините, что побеспокоил. Но ваша записка…
 — Я помню. Хорошо, что пришли, проходите.
 Она посторонилась, и я прошел. Еще нигде я не видел такого количества зеркал. Мягкий ровный свет исходил от множества канделябров, бра, торшеров и настольных ламп. Помещение освещалось так, что на лицах не возникало теней, а значит, они выглядели глаже, без искажений. Хорошо продумано. На хозяйке было черное атласное обтягивающее платье. Оно ей шло, и она это понимала, хотя, вероятно, это платье свидетельствовало о трауре.
 Полы были покрыты мягкими пушистыми коврами, и я все время боялся, что она зацепится шпилькой-каблуком и упадет. Но Татьяна двигалась легко, непринужденно и очень элегантно. В зеркале я увидел огромный вырез на ее спине и гибкий безукоризненный стан. Наверняка эта женщина знала, что испытывают мужчины, глядя на нее.
 Она провела меня в гостиную и предложила сесть на диван. Сама устроилась напротив в кресле.
 — Я действительно хотела с вами поговорить. Я слышала краем уха ваш разговор с отцом, но не все, конечно. Мне пришлось уехать.
 — Хочу выразить вам свои соболезнования.
 — Не стоит. Рано или поздно это должно было случиться.
 — Надеюсь, вы меня не подозреваете?
 — Нет. Я знаю, кто его убил. Но говорить на эту тему сейчас не хочу.
 Пройдет время, и убийца ответит за все. А сейчас оставим скорбную тему в стороне. Так вот. Я слышала, как он называл вас Тимуром. Мне же вы представились Максимом. Ваше поведение, мягко говоря, неадекватно. В нашей семье очень хорошо знают и того и другого, и уверяю вас, ни на одного из них вы не похожи. Я знаю о чудесах пластической хирургии и не берусь ничего утверждать. Вопрос в другом. Мне надо знать, кто вы на самом деле, от этого зависит наш с вами разговор. Его содержание. Кем бы вы сейчас себя ни назвали, мне нужны подтверждения сказанного. Докажите, что вы Тим или Макс. Но убедительно и обстоятельно.
 — Это для вас очень важно?
 — Я же сказала. От этого зависит суть нашей беседы.
 — Что бы вы сказали Тимуру?
 — Докажите, что вы — он.
 — Доказательство? Вы знаете о катастрофе и о множестве операций, которые я перенес в течение двух месяцев. Вероятно, вы так же знаете, что у меня была сильная травма головы и я потерял память. Вы не можете не знать, что Максим сгорел в машине. Я чудом остался жив. Меня опознал адвокат и многие деловые люди, связанные с фирмой по бизнесу. И еще одна деталь, которая в свое время рассеяла все мои личные сомнения. У Максима на теле возле лопатки был глубокий шрам. У меня нет и следов от шрамов. Вы, как мне известно, были невестой Максима и должны знать о подобных деталях. Это все, что я могу сказать. Она достала сигарету из портсигара и закурила. После нескольких затяжек она взглянула на меня и тихо произнесла.
 — Все вами сказанное лишь подтверждает, что вы потеряли памяти, а не симулируете и не изображаете из себя дурачка, прячась под маской с какими-то определенным целями. Вы до сих пор блуждаете во мраке. Вы правильно заметили, я была невестой Макса. Вот по этой причине могу утверждать, что у него никогда никаких шрамов на теле не существовало. Идеальный, гладкий, красивый мужской торс. Так что ваши аргументы не приближают нас к истине.
 — Невозможно. Я смотрел видеоролик из семейной хроники, видел фотографии и даже ездил в спецклинику закрытого типа и разговаривал с врачом Максима. Он тоже знает о шраме. Вы меня пытаетесь ввести в заблуждение. Врач не будет лгать.
 — В его честности я не сомневаюсь. Но дело в том, что Максим к этой истории не имеет никакого отношения. Тимур всегда был великим мистификатором и авантюристом, — на мгновенье она замолчала, взглянула на меня и, улыбнувшись, продолжила. — Может быть, он таковым и остался. Вы видели не Максима в кино и на фотографиях. Максим предпочитал всегда находиться в тени, не попадая под объективы видео и фотокамер. Даже у меня нет ни одной его фотография. Всегда и везде Тима сопровождал его шофер Ефим Никитин. Они обожали друг друга, и Ефим был предан Тиму, как пес. Мой отец не очень любил рассказывать о семействе Аракчеевых, но папочка Тима, покойный мудрый старик, тоже был не безгрешен. Он спал со своей горничной, и жена знала об этом. Когда она настояла, чтобы муж выгнал любовницу из дома, выяснилось, что та беременна. Так на свет родился Ефим. И только через четыре года жена преподнесла главе семейства сюрприз — законного сына, и назвали его Тимуром. Кончилось все полюбовно. Сын прислуги, как тому и подобает, стал шофером законного наследника. Каждому в этом мире уготовлено свое место. С этим и связана любовь старшего брата к младшему.
 Преданность Ефима не имела границ. Тиму это нравилось, и он тоже благоволил к Ефиму, правда, не верил в то, что они братья. Спецполиклиника — это лишь эпизод. Сами понимаете, что шоферов там не лечат. Тимур оформил туда Ефима, страдающего от кучи болезней, под именем директора фирмы Максима Круглова. Так что врач вам не врал. Он был убежден, что лечит Макса. Ефим получил шрам на плече, когда нырял в море с моторной лодки. Его задело лопастями винта.
 Ее ответ прозвучал как свист бича. Я не на шутку растерялся.
 — Такой преданный и украл у хозяина пятьдесят тысяч, узнав об аварии и скрылся, — как-то невнятно пробурчал я.
 — Украл? Глупости. Если это и так, то он вправе требовать миллион, десять миллионов. А то, что он удрал, так правильно сделал. Лишившись своей последней защиты, он исчез. Люди, которые слишком много знают, долго не живут. Мой отец — лишний тому пример. Он не стал скрываться и прятаться. Когда на кон ставятся такие деньги, в карты уже не смотрят. Тут начинается вестерн. Кто из ковбоев быстрее выхватит пистолет, тот И заберет весь куш. Правил в такой игре не существует.
 Таня казалась мне очень убедительной, я верил всем, кто бы что ни говорил.
 Но почему Антон выдал мне Ефима за Максима? Он же повесил на него все убийства, которым я был свидетель. Вот кто больше всех знает. Но он слишком осторожен, к нему не подступишься.
 — Значит, у Макса не было шрамов?
 — Вы задаете вопрос или делаете выводы? Но Максим, как и все мы, тоже был порядочной сволочью. Ведь я до последнего времени не знала о его связях с Катей Кислицкой.
 — Вы имеете в виду шантаж?
 — Конечно. Он мог мне все рассказать. Но струсил. С ней можно было легко справиться. Конечно, мне пришлось бы пойти на кое-какие жертвы. Но не слишком большие.
 — Что вы имеете в виду?
 — Я ведь тоже не святая. В этом мире, в наших кругах все происходит легко и непринужденно. И на многое смотрят сквозь пальцы. К примеру, я могу сказать, что Тимур Аракчеев не убивал свою жену Екатерину Кислицкую, и могу присягнуть на библии. Будем считать, что вы Тим. Так вот, я снимаю с вас обвинение, и вам ничто не грозит.
 — Откуда такая самоуверенность?
 — Дело в том, что в ночь убийства Кати Тимур находился в моей постели. Я могу поклясться в суде. Тем более что мой жених уже мертв. Но думаю, что он и об этом догадывался. Если Тим сам ему не рассказывал подробностей, когда лежал в постели с Максимом. Тимур прирожденный лидер и хозяин. Он любил издеваться над своими рабами, доставляя им боль и страдания. Великосветские ужимки присущи нашим боссам. Мы лишь мечтаем о их снисходительности и обязаны все терпеть.
 Терпели Максим, Ефим, Антон, мой отец, любовницы, жены и прочие. Один отец терпеть не захотел, так Тимур загнал его в гроб и забил гвозди.
 Что же вокруг меня творится? Все они друг друга ненавидят и, чередуясь, ложатся в постель, не пугаясь перепутать имена в разгар страстей. Кончается все трагически. Но это не излечивает оставшихся в живых. Практически у каждого имелся повод убить Катю. И вряд ли я докопаюсь до истины. Я новичок в этом мире, сотканном из интриг, ненависти и лжи. Нас разделяет слишком большая дистанция. Я еще не созрел для понимания таких тонкостей. Но чем больше я погружаюсь в эту жизнь, тем отвратительнее она мне кажется.
 А безумный майор с болезненным честолюбием жаждет мести за унижения и мечтает посадить миллионера за решетку. Ему тоже истина ни к чему. Своих проблем хватает. И в итоге, никому нельзя верить. Кругом фальшь! Боже! Как же хорошо мне жилось в больнице. Тишина, хорошая еда, ни забот, ни хлопот, и кино по вечерам. Вышел на свободу, к которой так стремился, и вернулся в туманный мрак, из которого возродился. Вместо света — сплошная тьма с кровавыми проблесками.
 — Скажите, Таня, вы можете предположить, что Екатерину убил Максим?
 — Могу. Если это не вы. И если потеря памяти не блеф.
 — Я сказал все, что знал.
 — Вы сами ничего не знаете. Но я могу вам помочь разобраться в некоторых деталях.
 — Каким образом?
 — Если вы Тимур Аракчеев, то должны хранить меня как бриллиант. Я единственный свидетель вашей невиновности. Ваше алиби. Если вы Максим Круглов, то вам лучше меня убить, как Катю. За измену и за то, что я автоматически становлюсь свидетелем обвинения. Ведь если ее убил не Тим, значит… Вот и решайте.
 — Я не собираюсь никого убивать. Глупости. Все, что я хочу, — так это понять, кто я сам и в чем моя вина. Мне надоело ходить без собственного лица. Могу я в конце концов это знать?
 — Конечно. И тут вам без меня не обойтись.
 Она встала с кресла и подсела ко мне на диван. Так близко, что я видел красные прожилки в ее глазах. Аромат духов пьянил меня. Она взяла мою руку и положила на свое колено, а потом повела вверх медленно, медленно. Чулок кончился, и моя ладонь соскользнула на нежную бархатную кожу. Она провела своей щекой по моему лицу и прильнула к уху. Мои глаза видели только шелковые волосы, опутавшие как миллионы змей все вокруг.
 — Не надо так дрожать, — шепнул ее голос мне на ухо. — Все будет хорошо, мой милый мальчик. Надеюсь, что авария задела только твою голову, а в остальном ты в порядке. Я же тебе сказала, что не святая и ничто земное мне не чуждо. Кто бы ты ни был — Тим или Макс, я знаю обоих, а одинаковых мужчин не бывает.
 Близость определит все и поставит все на свои места. Не вижу причин отказываться от эксперимента. Почему бы нам не развеять тайну и не получить при этом удовольствие.
 Таня порывисто задышала, терзая меня губами, ее острые когти впились в мою спину, и мы свалились на ковер.
 Через некоторое время мы измученные лежали на полу и молча смотрели в потолок. Наконец, она приподнялась, взяла сигарету, закурила и, повернувшись ко мне, долго меня разглядывала.
 Я, не шевелясь, ждал своего приговора.
 — Ты бесподобен. Я не выпущу тебя. Сегодня ты мой.
 Так оно и получилось. Она не выпустила меня. В эту ночь мы так и не встали с ковра.




 Глава VI
 Из холодной в горячую


 Когда я проснулся, Татьяны Русановой рядом со мной не оказалось. Несмотря на жесткое ложе, я отлично выспался. Впервые мне ничего не снилось, и я прекрасно себя чувствовал. Стрелки часов на камине показывали четверть второго.
 Неужели я столько проспал? Я встал, оделся, подошел к часам и прислушался. Они работали нормально, ритмично, тикая в такт движения секундной стрелки.
 — Таня, где ты?
 Ответа не последовало. Пришлось обойти ее огромную квартиру с множеством комнат, коридоров и холлов, я даже выглядывал на лоджии и балконы, но никого не нашел. Я позвонил ей на мобильный телефон, но она не ответила. Не знаю причин, по которым девушка оставила меня одного и унесла свою тайну с собой.
 Единственное, чего я добился, — подтверждения того, что я не убивал свою жену и у меня есть твердое алиби на сей счет. И только? Немало, конечно, но с моим аппетитом недостаточно. Меня интересовала вся правда. До конца. Иначе моя жизнь превратится в ад. Слишком мало времени оставалось до отъезда, а я топчусь на месте. Стоит мне пересечь границу, и я уже никогда не смогу вернуться, а значит, останусь в дураках. Такой роскоши я позволить себе не мог.
 Я покинул дом Татьяны, сел в машину и уехал. Машина, словно сама, вновь привезла меня в район старых Кузьминок. Очевидно, мной, как игрушкой с дистанционным управлением, руководит подсознание, которое не желает раскрывать свои тайны. Согласен подчиняться, если это делается во благо моих целей.
 Я вновь вошел в вонючий подъезд и поднялся на четвертый этаж.
 Сегодня мне повезло больше, чем вчера. На первый же звонок дверь приоткрылась. Сквозь узкую щель я увидел женщину.
 — Вы Галина Лиходеева? Я к вам по поручению старшего следователя по особо важным делам Московской городской прокуратуры Задориной Ксении Михайловны.
 Прозвучало очень убедительно. А главное, что я сам еще не знал, как представлюсь. Как-то само собой получилось.
 Дверь захлопнулась. Я был терпелив. Звякнула цепочка, ударившись о полую дверь, и она распахнулась.
 Теперь я ее увидел. Высокая, очень худая, с бледным изможденным лицом, с затянутыми на затылке волосами, она не производила впечатления обаятельной дамы. Ее взгляд был словно у волчицы, когда в ее нору сует свой нос опасный враг.
 — При чем здесь прокуратура? — спросила она немного растерянно.
 — Мы еще не закрыли дело, которое вел ваш муж. На данный момент вскрылись некоторые обстоятельства, ранее нам не известные. По понятным причинам я не могу говорить о них открыто.
 Она пропустила меня в полутемную переднюю и остановилась посредине.
 Повернувшись ко мне лицом, Лиходеева уперла кулачки в узкие бедра. Похоже, она должна задавать мне вопросы, а не я. Выжидать не имело смысла, пока она придет в себя и сообразит, что к чему.
 — Прошу извинить, что тревожу вашу свежую рану, но мне необходимо выяснить некоторые обстоятельства гибели вашего мужа.
 — Вам у меня? — удивилась хозяйка.
 — Именно так. Вы лично присутствовали на опознании трупа вашего мужа?
 — Не только. Был представитель милиции. Почему вы спрашиваете?
 Я видел ее напряжение. Что-то тут было не так.
 — Вы его опознали?
 — Я уже отвечала и даже расписалась в документах.
 — У вас сохранилась опись вещей, найденных при обнаружении погибшего?
 Она молча ушла в комнату и вернулась с конвертом. Передав его мне, она приняла ту же агрессивную позу.
 В конверте лежала выписка из протокола изъятия:

 "I. Бумажник из искусственной кожи черного цвета. Содержание:
 — удостоверение МВД на имя Дениса Александровича Лиходеева, майора милиции, начальника уголовного розыска Центрального округа УВД;
 — фотография ребенка (надпись смыта);
 — четыре купюры достоинством в пятьдесят рублей.
 2. Ключи от квартиры (связка шесть штук).
 3. Пистолет ПМ с полной обоймой патронов, номер соответствует табельному оружию майора Лиходеева.
 4. Перочинный нож с тремя лезвиями.
 5. Размытая пачка сигарет «Жетан».
 Одежда:
 Серый пиджак в клетку (на подкладке бирка А-6215 от химической чистки).
 Синие джинсы «Lee». Кроссовки белые с синим фирмы «Найк». Розовая рубашка".

 Все, что я прочитал в реестре, было мне очень хорошо знакомо за исключением деталей.
 — У вас на двери только один замок. Почему шесть ключей?
 — От рабочего кабинета, сейфа, стола. Откуда мне знать?
 — Вы получили все вещи по описи?
 — Все получила.
 — Я хочу взять у вас ключи. Мы проверим их на соответствие.
 Она вырвала у меня бумагу и опять ушла в комнату. Через секунду в меня полетели ключи. Я едва успел их поймать, иначе они расквасили бы мне нос.
 Ключи я убрал в карман.
 — Что вам сказали патологоанатомы после вскрытия. Когда наступила смерть?
 — Никто вскрытия не делал. Тут и без того все ясно. Падение в пропасть оставило от его лица и тела сплошное месиво.
 На вешалке в передней висел тот самый клетчатый пиджак.
 — Странно. Но одежда почти не пострадала.
 Чуть ниже стояла обувь. Вот и те самые легендарные кроссовки. Я их поднял и осмотрел подошву. Сомнений не оставалось. Этих следов на моем участке больше, чем моих собственных. Там же стояли другие мужские ботинки, но они были размера на два больше, невооруженным взглядом видно.
 — Может вы еще в моем белье покопаетесь? — это был крик отчаяния.
 От неожиданности я выронил обувь из рук.
 — В этих кроссовках его выловили?
 — Убирайтесь вон! Все вы мне осточертели. Оставьте меня в покое.
 — Держите себя в руках. Этим вы себя выдаете.
 Не знаю, как эти слова сорвались с языка, но она растерялась. Я совершенно другое хотел сказать. Она замерла с открытым ртом. Воспользовавшись случаем, я задал свой последний вопрос.
 — Где его похоронили?
 — Не Щербинке, Двенадцатый участок южного кладбища.
 — В закрытом гробу?
 Она молчала. Я вышел из квартиры, хлопнув за собой дверью. У меня тоже были нервы.
 Одно знал точно: вся одежда принадлежала моему шоферу Эрику Брылеву, уволенному пять дней назад.
 Оставалось загадкой, каким образом вещи Лиходеева оказались у Брылева.
 Вариантов сколько угодно, и один из них мне представлялся наиболее подходящим.
 Машина сама привезла меня в гостиницу «Балчуг». На мое счастье, я нашел местного детектива.
 В этот день они получали зарплату, а по ходу начальство устроило совещание, собрав разные смены вместе. Удобный случай. Я извинился и попросил Аркадия Баринова выйти на секундочку.
 Очень недовольный, он вышел в коридор.
 — Вы все еще не угомонились?
 Я успокоил его двадцатидолларовой купюрой.
 — Напряги память, приятель, пока трезвый, и ответь мне на вопрос. Какие сигареты курил майор Лиходеев, тот, что разбирался с делом об убийстве Екатерины Кислицкой?
 — А что тут напрягаться. Такую гадость у нас мало кто курит — «Жетан».
 Французские сигареты без фильтра. Наша «Прима» в сто раз лучше. Выкобенивался мужик. Мол, я не такой, как все.
 — Отлично. Но мне кажется, что это не последняя наша встреча. Ты дежуришь так же, по ночам?
 — С одиннадцати. Я не против получать по двадцать баксов в минуту, так что милости просим.
 Он вернулся на собрание, а я уехал.
 Какой черт меня дернул ехать на кладбище, я не знаю. Могилы не раскрывают своих тайн. Но я сам недавно вернулся из потустороннего мира, и мне казалось, что свежее захоронение заговорит.
 Когда я парковал машину на стоянке, я увидел женщину, выходившую из ворот кладбища. Нет. Ошибиться я не мог, она слишком глубоко засела в моем сердце.
 Сначала я хотел выскочить из машины и броситься ей навстречу, но что-то меня остановило. Я лишь замер, не отрывая от нее глаз.
 Белла подошла к белой «восьмерке», села за руль и уехала. Она обещала мне следующую встречу, только не уточнила когда и где состоится наше свидание. Я чувствовал себя виноватым перед ней за ночь, проведенную с Татьяной, будто изменил жене. Кто мне Белла? Так, мимолетное знакомство, ни к чему не обязывающее. Но когда я думал о тихой жизни в Швейцарии, то всегда представлял ее рядом с собой. Почему? Не знаю, но я был уверен, что она должна ко мне приехать. Даже не так. Должна вернуться. Вернуться после столь долгой разлуки.
 И это должно произойти как само собой разумеющееся.
 Полный бред! Сколько же мусора у меня набралось в голове за несколько недель.
 Происходило то, о чем говорил доктор Розин. Я начал накапливать свое новое прошлое, и мне уже было что вспомнить, на что оглянуться.
 Я вышел из машины и направился к воротам. Участок и могилу я нашел быстро.
 На могиле стояли свежие венки от друзей и сотрудников и ни одного от жены.
 Я подошел к мужикам в телогрейках, орудовавших лопатами, и спросил:
 — Могилу Лиходееву вы копали?
 Они переглянулись, и старший с усмешкой сказал:
 — Мы. Есть претензии?
 — Никаких. Я запоздалый плакальщик. Не успел. Почему его хоронили в закрытом гробу?
 — Нам что докладывают? Он же мент. Убили при исполнении. Значит, лицо покорежено. Все остальное чин чином. Речи, ружейные залпы. А народу человек десять было, не больше.
 — Может, другие не пришли, потому что отказывались верить, что их близкий друг погиб?
 — Мы тоже так думаем.
 — И вы? Почему?
 — Тут только что дамочка одна была. Минут десять назад. И тоже вся в сомнениях. Те же вопросы задавала.
 У меня пробежали мурашки по коже.
 — В бежевом пальто и черной косынке?
 — Так значит, вы ее видели?
 — Видел. К сожалению.
 Мой довесок они не расслышали. Я знал, что у Беллы погиб ее возлюбленный, и почему бы ему не лежать на том же кладбище? Но, похоже, круг сузился до одной могилы. Возможно ли такое?
 Я повернулся и направился к выходу. Значит, она меня обманула и наша встреча не случайность. Чего же она добивается? Тоже хочет раскопать истину.
 Кажется, она говорила мне об этом. А я выложил ей все о себе, что знал. Но, по всей вероятности, мои откровения ее не очень заинтересовали. Однако Лиходеева они интересуют. Ведь это он меня изображал, путешествуя от дома убитого нотариуса до отеля «Балчуг». Стоп! Если это так, то что же получается в итоге?
 Допустим, Лиходеев жив. Ушел в подполье, решил исчезнуть. Но каков же должен быть его интерес, чтобы отказаться от семьи, детей, работы, любовницы и превратиться в привидение? Кто же, как не он, мог убить Игоря Русанова и украсть мой конверт? А потом? Куда же он меня дел? Раздел, перевоплотился в меня, сел за руль и проехал тем же маршрутом, что и я через сутки? Зачем? В чем цель? Его единственной ошибкой были сигареты, которые он купил в баре, а потом угощал ими гаишника. Но такие мелочи — пустяки по сравнению с белым двухместным «мерседесом» и запоминающейся одеждой. А я это время в бессознательном состоянии валялся в багажнике? Заднего сидения нет, и в другом месте меня не спрячешь. Так ли? Есть одно но! Не та машина. Слишком хорошая герметизация. В багажнике я бы задохнулся через пять минут, и ни один врач меня не откачал бы.
 Возможно, он действовал не один. Кто-то сопровождал его на второй машине. Вот там я и мог прохлаждаться на заднем сиденье. Вариантов много, но не понятен смысл.
 Я остановился возле дома Беллы. У подъезда стояла ее «восьмерка». Пора нам выяснить отношения. О возможной опасности я не думал в тот момент. Если инстинкт самосохранения не срабатывал, то светофор открыт. Я доверял своим инстинктам, они действовали лучше моих мозгов, как у диких животных.
 Поднявшись на этаж, я хотел позвонить, но рука зависла в воздухе. Тоже инстинкт? Нет. На сей раз озарение. Оно тоже меня иногда посещает, и, как правило, в самый последний момент перед поступком.
 Я осмотрел замок на ее двери, достал ключи Лиходеева и нашел один из подходящих. Ключ отлично вошел в скважину, и я повернул его два раза. Дверь открылась. Остальных доказательств уже не требовалось. Эх, Белка, Белка, значит, ты и есть та самая подружка майора, которую так ненавидят его жена и соседка. Посмотрим, что ты мне скажешь.
 Она сидела в комнате, курила и пила красное вино из стакана.
 — Грустишь?
 Девушка вздрогнула и глянула на дверь, в проеме которой стоял я.
 — Как ты вошел?
 — Воспользовался ключами Дениса Лиходеева. Помнится в последний раз ты сама меня к нему направила. Ищи майора, и он тебе сам все расскажет. Вот я его и нашел.
 — Он погиб. Его нет.
 — То, что его нет здесь, еще не означает, что он погиб. Ты и сама это прекрасно понимаешь. Но не хочешь в этом признаваться из-за обиды на него. Ведь он тебя предал. Всех предал. На остальных тебе наплевать, но за себя ты его простить не можешь. Значит, есть такое в жизни, что дороже любви?
 — Если я не могу его найти, то ты даже не пытайся. Вряд ли он жив. Просто им надо было кого-то похоронить вместо Дениса, чтобы поставить точку. Я не думаю, что там, в его конторе, сидят вислоухие дураки и не поняли подмены.
 — И закрыли на это глаза?
 — До поры до времени. Иначе его труп пустили бы в печь. Его жена настаивала на кремации. Ее право. Уж над трупом ее мужа уже никто хозяйничать не сможет. Но ей не дали его сжечь. К моргу подъехал катафалк, гроб погрузили и вместо крематория привезли на кладбище. Она ахнуть не успела, как ей в руки передали приказ министра похоронить майора со всеми почестями за счет МВД. А кто платит, тот и музыку заказывает. Извинились перед вдовой, что забыли учесть ее пожелание, решение выносили в спешке. Упущение. Но что, мол, поделаешь. А поделать можно следующее. В нужный момент произвести эксгумацию трупа. А ты думаешь, менты без ведома жены вскрытие не произвели? Задорина не лыком шита. Ее на мякине не проведешь.
 — Боюсь, что и она не знает, где искать Лиходеева.
 Белла выпила стакан вина и хлопнула им об стол.
 — Да кто, черт подери, сказал, что он жив!
 — Я. И не кричи.
 Она гневно стрельнула огненным взглядом в мою сторону.
 — Следопыт хренов. Ты о себе-то ни черта не знаешь. А уже о других все выяснил.
 — Так оно и получается. Только обвинять меня не в чем, и зло на мне срывать глупо. Кто, по-твоему, мог положить в карман найденного в котловане трупа все вещи Лиходеева, включая его табельное оружие? Кто кроме самого Лиходеева? Ведь труп сброшен с пропасти в том месте, где произошла авария. А кто знал это место? Те, кто попал в аварию, погибли. Я не в счет. Значит, тот, кто все же остался живым, но кого не учитывали как потерпевшего в катастрофе.
 Таких людей двое. Мой адвокат и сам Лиходеев. Антону сейчас не до этих игр. Он с головой погряз в более важных и перспективных делах. Но Лиходееву это нужно по своим причинам. Я думаю, что речь идет о больших деньгах. Менту подвернулся случай, который выпадает раз в жизни один и на сто миллионов человек. Он идет ва-банк. Вот почему он все еще не спускает с меня глаз. Он выжидает. Выжидает нужного момента. А если ему помешают, то он снесет всех со своего пути. Никого не пощадит. А что могут сделать покойнику? Он труп. Его нет.
 — И что, по-твоему, он затеял?
 — Об этом нам надо вместе подумать. Понимаешь? Вместе. Лиходеев опасен.
 Думаю, что для нас двоих. Я хочу, чтобы мы остались с тобой вместе и навсегда.
 Ты уедешь со мной на край земли, и я гарантирую тебе счастье.
 — Похожую фразу я уже слышала.
 — Меня никто за язык не тянет. Я мог бы не приходить к тебе вовсе. Ты сама меня нашла, а я уже не хочу тебя терять.
 — Веришь в любовь с первого взгляда? Мы уже не школьники.
 — А я моложе их. Мне отроду два месяца. Я еще могу верить в сказки. И умею превращать их в быль. У меня есть такие возможности, как у джина из бутылки. Подумай над этим.
 Белла встала, подошла ко мне, схватила ворот плаща двумя руками и, опустив голову, прижалась к груди. Она плакала, вздрагивая и захлебываясь. Я обнял ее.
 Эта женщина недосягаема для моего ума, но я знал главное. Без нее мне будет очень тяжело. Так мы стояли долго, пока она не успокоилась. Потом Белла подняла голову и твердо сказала:
 — Я должна довести дело до конца. Одна. Ты иди своим путем, а я своим.
 Могу сказать только одно. Если я тебе нужна, то буду с тобой. Результат моего расследования не повлияет на решение.
 — Я улетаю в Швейцарию. Навсегда. Ты должна улететь со мной.
 — У меня есть загранпаспорт и деньги. Пришлешь свой адрес, и я прилечу.
 — Правда?
 — Можешь быть уверен. Я не меняю своих решений. А у тебя будет время еще подумать. Ты же остаешься пока лишь впечатлительным ребенком. Все в твоих глазах меняется день ото дня. Когда пройдет время, и ты сам поймешь, что я нужна тебе по-настоящему, дай знать, и я примчусь на край света. Но я должна быть уверена на сто процентов, что нужна человеку так же, как он мне.
 — Значит я тебе нужен?
 — Замолчи. Закрой рот и идем в постель. Там не нужно гадать и заглядывать вперед. Там все ясно и беспроблемно. Я не хочу ни о чем думать.
 Я скинул плащ на пол, остальное сняла она. Больше мы не думали о проблемах.
 Утром Белла напоила меня кофе и выставила за дверь. Я не сопротивлялся.
 Дома меня встретила взволнованная Элина Львовна.
 — Бог мой! Куда же вы пропали? Антон Романыч звонит через каждый час, трижды приезжал, он вне себя от ярости. С вами все в порядке?
 — Ничего страшного не произошло. Просто я уже взрослый мальчик и сам себе чищу зубы.
 — Будете завтракать?
 — Нет, спасибо. Я пил кофе и сейчас ничего не хочу.
 В холле на столике затрещал телефон. Мне почему-то стало жалко Антона. Его можно понять. Сидя на чемоданах, человек лезет из кожи вон, чтобы вытащить меня из болота, а я, как мелкий пакостник, сопротивляюсь всем назло. И в первую очередь себе, разумеется. Готовый к оправданиям, я снял трубку.
 — Только прошу без занудства. Я тебя слушаю. Со мной все в порядке.
 — Я рад, что с тобой все в порядке, и ты меня слушаешь.
 Мужской голос, доносившийся из трубки, мне был не знаком. Молодой, хрипловатый и нагловатый.
 — Кто говорит?
 — Ты взял конверт у Игоря Русанова? — Допустим. С кем я разговариваю? — Ефим Никитин. Помнишь такого? Вот это удача. На ловца и зверь бежит. Мой старший брат, шофер, слуга и предполагаемый убийца. Тот самый человек, который скрывался от всех, сам решил объявиться.
 Вопрос, который я ему задал, выскочил из моих уст сам собой.
 — Это ты мне подбросил записку с его адресом у автомастерской возле Немчиновки?
 — Да, я. Дал тебе нужное направление, а ты все испортил. — Кто убил нотариуса? И что лежало в этом конверте? Ты знаешь?
 — Слишком много вопросов. Да, я знаю больше, чем ты хочешь узнать. Но такие разговоры не ведут по телефону. Так, значит, ты не вскрывал конверт?
 — Нет. Я думал, он у тебя.
 — После того, как я подбросил тебе записку, мне не имело смысла ехать за тобой. Я знал, что ты справишься с задачей. Так что, возле дома нотариуса меня не было. А вот кто его убил, тебе самому пора бы понять.
 — Я тупой.
 — Приезжай ко мне. Настало время открыть тебе глаза на кое-какие вещи.
 — Куда?
 — По той же дороге, что и к печально-известному котловану. Не доезжая Немчиновки, увидишь указатель «Плотина», свернешь на стрелку и дорога приведет, тебя к небольшому поселку. Спроси любого, и тебе покажут мой дом. Ефима Никитина каждая собака знает. И поторопись. У нас мало времени.
 После этих слов он положил трубку.
 Я, и секунды не раздумывая, бросился к машине. Элина Львовна только руками взмахнула, словно птица, готовая к взлету.
 Машина неслась на высокой скорости. Я уже привык проводить большую часть времени на колесах и комфортно себя чувствовал за рулем.
 До места я добрался к полудню. Машину пришлось оставил, на окраине возле пролеска. Дальше началась такая кошмарная дорога, что мой нежный автомобиль непременно сел бы на брюхо, как баркас на мель. Я шел вдоль берега. Слева широкая река, справа дома.
 Возле одной из лодок возились мужчины. Я заметил, как они вытаскивают на сушу труп. От этой картины меня передернуло. Случайная смерть или преднамеренная, шальная волна или самоубийство? Я отвернулся и ускорил шаг.
 На крыльце ближайшей хибары сидел старик, а рядом стояла дородная женщина лет сорока. Что называется кровь с молоком.
 Когда я приблизился к дому, она бросила на меня мимолетный взгляд и кивнула в сторону лодки.
 — Еще одного выловили. Что за напасть такая.
 — Сезон утопленников. А кого выловили еще?
 — Дней пять-шесть назад Ефим с ребятами вытащили из-под коряги мужика.
 Страшное зрелище!
 Тут меня озарило.
 — Река как-то связана с котлованом, что километрах десяти к северу?
 — Там его и нашли. Вода давно размыла котлован, и получилось что-то наподобие заводи. Ребята туда за карпом на лодках ходят. А под корягами сомов вылавливают. Ну и утопленников там тоже хватает. Некоторых с камнем не шее находят. Подводное кладбище.
 Вот оно что. Эрика нашли именно там и присвоили ему имя Лиходеева, а нашел его Ефим. О совпадении и речи быть не может. Какая связь? Связь может быть только одна. Если Эрика утопил Лиходеев и заодно подбросил ему свои документы, а нашел его Ефим, значит, они связаны между собой. Все сходится. Правда, теперь приглашение приехать сюда для душещипательной беседы больше смахивает на ловушку, чем на желание помочь полоумному младшему брату.
 К сожалению, мен" еще не клевал по-настоящему жареный петух, и мало знаком со страхом. Любопытство перевешивало. Мне казалось, что я не уязвим. Эдакий судья-созерцатель, наблюдающий за мышиной возней с облаков. Не мешало бы при этом снять розовые очки и трезво оценивать ситуацию.
 — Значит, предыдущего утопленника нашел Ефим Никитин?
 — Ну да.
 — Где я могу его найти?
 — У себя, вероятно.
 — И где его дворец?
 Ее нарисованные брови подскочили вверх.
 — У вас ранний склероз? Вы же уже были у него сегодня. Я так поняла, что вы возвращаетесь. Этими фокусами меня уже не удивить.
 — После того, как в Париже мне на голову упала обнаженная красотка из окна, у меня покосилась крыша. Ничего не оседает в памяти. Не сочтите за труд повторить.
 Судя по ее взгляду, она приняла мои слова за правду. Я даже сочувствие прочел в ее глазах.
 — Идите до конца поселка. Кирпичный коттедж. Он возвышается над всей деревней. Ефим у нас из буржуев будет. Ни с чем не перепутаете.
 — Надеюсь, теперь уже не забуду. Всего хорошего.
 Я пошел дальше. Мой двойник уже побывал там, либо ждет моего появления вместе с Ефимом. Но тут возникает новая неувязочка, и очень серьезная. Если он одет как я, то значит, меня не имело смысла раздевать. Где же он мог взять дубликат эксклюзивной одежды? Только в том же магазине. Почему я раньше об этом не подумал?
 Коттедж Ефима и вправду выглядел дворцом среди деревенских трущоб.
 Калитка не заперта. Я зашел на участок. Справа располагался огромный сарай-мастерская, ворота которого были открыты. Я решил заглянуть туда прежде, чем идти в дом.
 На стапелях стояла огромная яхта, но без мачт, для них не хватало высоты потолка. Работы по сооружению были закончены и производилась отделка. На такой штуке надо по морю ходить, а не по рекам. И не одному, а с командой.
 В сарае стоял приятный аромат дерева, смешанный с запахом красок и лаков.
 Я начал обходить яхту вокруг, таращась на красивую громадину, пока не споткнулся и не упал на кучу опилок.
 Вот тут-то все мои восторги и закончились, когда я увидел то, обо что споткнулся. На земле лежал труп мужчины с проломленным черепом.
 Похожую картину я уже видел, когда приехал к садовнику на «Багратионовскую». Тот же самый удар тяжелым предметом по затылку. Били сзади, исподтишка, когда жертва стояла спиной.
 Я приподнялся и присел на корточки. Похоже, передо мной лежал сам хозяин — Ефим Никитин.
 Это его я видел на фотографии и принимал за Максима Круглова.
 Я перевернул труп на живот и задрал ему куртку на спине. Он еще сохранил температуру нормального тела, и кровь не запеклась на ране. Смерть наступила совсем недавно. Возможно, после нашего телефонного разговора. Все, что он хотел мне рассказать, Ефим унес с собой в мир иной.
 На правом плече над лопаткой я увидел тот самый шрам, что и в семейной кинохронике на экране. Кому же понадобилось заткнуть ему рот? Кто орудует под моей маской? Одежда. Может, она специально подбиралась такой яркой и запоминающейся? Один раз Увидел и уже не забудешь?
 Я осмотрелся по сторонам. Теперь мне стало страшновато, как в ту ночь, когда кто-то пытался войти в мою комнату, после чего появились следы на клумбе и осталась незапертой калитка.
 Тишина. Ни шороха, ни писка. Значит, моя персона убийцу не интересует?
 Кажется, я это уже давно понял, потому и вел себя так беспечно. Небесный наблюдатель — черт меня побери! Смерть кружит над головой, как стервятник, делая круг за кругом и ждет удобного момента. Я должен умереть последним, чтобы все списали на меня. Если убийца не стал меня трогать сегодня, значит, не все жертвы переступили черту небытия. Кто же остался? Антон? Таня? Певичка из варьете? Те, кто слишком много знает? Я должен закрыть список. Но тогда моя смерть должна выглядеть как самоубийство обезумевшего шизофреника. Подходящая роль для маньяка, провалявшегося больше месяца в психушке.
 Удивляло другое. Двойник опережает меня на несколько шагов. Откуда он мог знать, что я поеду к садовнику или к Ефиму?
 Надо уходить, здесь мне делать нечего. Мои ноги, словно налитые свинцом, едва передвигались. Вряд ли я в состоянии дать достойный отпор противнику.
 Плетясь через поселок как побитый пес, я вновь наткнулся на ту же женщину.
 На сей раз, она стояла не одна. Местные хозяйки, укутанные в телогрейки, переминались у калитки и лузгали семечки. — Ну что, нашли Ефима? — окликнула меня та, что назвала склеротиком.
 — Его нет дома, — буркнул я.
 — Не может такого быть. Я видела его утром. Он проехал на своем «джипе» к дому. И больше не отлучался.
 — Может, ушел в другую сторону?
 — Там болото. Сезон сбора клюквы закончился. И не его это дело. Парень предпочитает покупать, а не выращивать и собирать.
 Что я мог ей ответить? Я шел дальше, а она еще долго говорила мне что-то вслед.
 У окраины, там, где я оставил свою машину, на пожухлой траве сидели два парня с бритыми головами и в кожаных куртках. На вид лет по двадцать с небольшим, с тупыми рожами дебилов.
 — Эй, мужик, это твоя тачка? — спросил один из них, вставая с земли.
 — Моя машина.
 — Ну ты, мужик, даешь! Кто же на таких игрушках в глухие дыры заезжает. Не повезло тебе. Здесь даже телефона ни у кого нет, а до шоссе три километра. Мы так и поняли, что какой-то лох заблудился. Мобильник у тебя есть?
 — Нет.
 Второй придурок оказался за моей спиной. На свет появились ножи. Черт меня подери! У меня не было сил возиться со шпаной. Встретились бы они мне на час раньше, я бы повалял их в грязи. А сейчас даже желания не возникло.
 Тот, что стоял сзади, прошелся рукой по моему плащу.
 — Мобильника нет.
 Второй хихикнул.
 — Жаль такую тачку ломать. Ключи сам отдашь или предпочитаешь перо в бок?
 — Покататься захотелось? Покатайтесь. До первого поста доедите. Только машину не поцарапайте, на ней бампер один стоит дороже ваших куриных голов.
 Я достал ключи из кармана и бросил их на землю. Дальше мне оставалось только наблюдать, как моя белокрылая красавица убегает от хозяина. Они сумели открыть машину и даже тронуть ее с места.
 Печальное зрелище длилось недолго. «Мерседес» проехал метров триста в сторону шоссе и раздался оглушительный взрыв. В воздух взлетели пылающие осколки, и клубы черного дыма рванулись к облакам. Потом все пылающие ошметки разлетелись в разные стороны и от машины остались только воспоминания.
 Секунд десять я еще стоял как истукан, потом меня словно ветром подхватило и я побежал вперед. Бежал, ничего не видя под ногами, только ветер свистел в ушах. Не сомневаюсь, что побил не один рекорд. И куда усталость делась?
 Добежав до шоссе, я упал в мокрую траву у обочины и минут десять не мог отдышаться.
 Вот она смерть. Клюнула в темечко. Пронесло! Чудом пронесло. Значит, Ефим был предпоследним, а я последним. Способ только какой-то странный. На самоубийство не похоже. И опять я ошибся. Не дано мне понять логику убийцы.
 Может, он сумасшедший? Фанатик? Маньяк? Нет. Чисто работает. Знает ли он, что я жив остался? Не дай Бог!
 Пора бы остановиться, хватит играть в салочки со смертью. Но я не мог. Не мог, и все тут!
 Я встал с земли, отряхнулся и начал ловить попутку до Москвы. Меня всего трясло, в глазах плавали красные круги, и я плохо соображал.
 Меня подобрал какой-то дальнобойщик. Я забрался в кабину, и мы тронулись в путь. Он что-то болтал, но я его не слышал. Парню опостылело одиночество и всю дорогу он не умолкал.
 Перед глазами черным облаком проплывали последние кошмарные события.
 Окровавленный труп Ефима, утопленник в лодке, взрыв, разорвавший в клочья двух искателей приключений.
 Странно. Кому я могу мешать? Ведь я никому не навязываюсь. Антон к делу не причастен. Без меня он и гроша не получит со счета в банке. Нет. Он не зря так печется о моем благополучии. Я ему нужен живым, а не мертвым. Да и действует опытный человек. Лиходеев? Мнимый труп, похороненный на Щербинке, пошел на все лишения ради мести. Не исключено. Но мстить надо мне, а не тем, кто был когда-то связан с моим именем. Тут что-то не то.
 На окраине города дальнобойщик меня высадил, и я пересел в такси.
 И опять мой голос опередил мои мысли.
 — Простите, любезный, вы знаете адрес магазина одежды под названием «Сортано»?
 — Ну, это скорее дом моды, а не магазин. Им пользуются наши поп-звезды. Там обычная тряпка стоит дороже моей машины.
 — То что нужно. Поехали в «Сортано».
 Шофер усмехнулся и включил первую скорость.
 Удивительно то, что мой помятый вид в этом пустынном дворце с хрустальными люстрами никого не смутил. Лысеющий менеджер со свисающим дряблым животом крутился вокруг меня юлой, несмотря на свой вес и неуклюжесть.
 — У нас появились новые модели осеннего сезона. Итальянцы привезли отличную коллекцию, я даже думаю, что уникальную. Желаете посмотреть?
 — Мне ничего не нужно, — огорчил его я. — На мне одежда от вашей фирмы?
 — Ну, разумеется, я это вижу. Могу даже сказать, что куплена она в конце лета. Мы знаем свой товар. Вы чем-то недовольны?
 — Вполне доволен.
 — Не сомневался. Мы работаем с очень требовательными клиентами и ни разу не слышали нареканий. Вашему костюму и плащу сносу нет.
 — Вы правы. Им удается сохранять форму даже в экстремальных обстоятельствах. Большую партию продали?
 — У нас бывает только по одному экземпляру каждой модели. Тем они и уникальны.
 — Я слышал, что вы фиксируете всех покупателей. Это и привело меня к вам.
 Я уезжал в командировку за границу и там встретил свой день рождения. Когда вернулся, обнаружил подарок от друзей. Жена наотрез отказывается называть мне имена подносителей. Этот подарок мне понравился больше остальных. Я хотел бы отплатить щедрому другу тем же. Возможно, из вашего магазина. Но мне хотелось бы знать, кому дарить?
 Продавец помялся.
 — Вообще-то эта информация конфиденциальная. Но если вы хотите сделать ответный подарок из нашей коллекции, я готов нарушить наши традиции.
 — Мы хорошо друг друга понимаем.
 — Одну секундочку.
 Клерк исчез на какое-то время и вернулся с толстой, в кожаном переплете, книгой в руках.
 — Это и есть ваша энциклопедия покупателей?
 — Да. Те, кто покупает мужские вещи. На женщин заведено несколько таких книг.
 Он осмотрел меня и тут же определил размер. Полистав фолиант, нашел нужную запись.
 — Вашего друга зовут Антон Романович Гольдберг. Расплачивался по кредитной карточке.
 — Почему-то я так и подумал. Мне остается только выяснить его размеры, и я сделаю ответный заказ. А когда он купил мне вещи?
 — Двенадцатого сентября.
 — Вы очень любезны. Он сделал это в день моего рождения.
 Продавец улыбнулся.
 — Очевидно, не вы один родились в этот день.
 — Что вы этим хотите сказать?
 — Дело в том, что господин Гольдберг купил два одинаковых комплекта, состоящих из плаща, кепки, костюма, сорочки и галстука.
 — Как два? Вы же говорили об эксклюзиве?
 — Совершенно верно. Только в одном экземпляре существовал ваш комплект пятидесятого размера. Ваш друг купил такой же комплект пятьдесят второго размера. Два одинаковых, но разных размеров.
 — Теперь понятно. Спасибо за внимание. На днях я к вам зайду с ответным заказом.
 Менеджер проводил меня до дверей.
 Таксист меня поджидал у входа. Начался дождь, причем сильный. Я сел в машину и назвал свой домашний адрес.
 Уже стемнело, когда я очутился возле своего коттеджа. Всю дорогу я не мог понять или поверить в участие Антона в заговоре. Значит, убийцу одеждой обеспечил Антон? Тут нет никаких сомнений. Но что им стоило разделаться со мной еще в больнице или, того проще, в ожоговом центре? Мной занимались знакомые врачи адвоката, и они по его указке перебрасывали меня из одной больницы в другую. Нет. Я был уверен, что Антон тут ни при чем. Я нужен ему живым и здоровым.
 У него грандиозные планы на будущее. Он уже начал работу на рынке недвижимости в Европе. Моим именем можно бравировать и загораживаться. Вряд ли он сможет в одиночку поднять такую глыбу. Без меня ему и бежать незачем. Он и здесь неплохо устроится.
 Кому же он купил второй костюм? Невидимка во втором комплекте преследует меня по пятам, то опережая, то отставая. Он знает наперед все мои мысли и задумки. Может, и Антон остался в дураках, а не только я? Неизвестная тень и его обманула? Верится с трудом. Такого жука вокруг пальца не обведешь.
 Я прошел на участок и, минуя дом, направился прямо к гаражу. Ноги сами меня несли. Опять я делал то, о чем не думал.
 Распахнув ворота, я зажег свет и замер.
 Старая «девятка» Эрика стояла в дальнем углу гаража. Почему я ее раньше не замечал? Ведь если Антон уволил моего шофера, то почему тот ушел пешком, бросив свою любимую игрушку, которую вылизывал, как собака щенка. Так не бывает.
 Значит, он не уходил, а его увезли. И, скорее всего, насильно.
 Я подошел к машине и открыл дверцу водителя. Ключи торчали в замке зажигания. На соседнем сиденье валялась кожаная куртка. В карманах было немного денег, но никаких документов.
 В отделении для перчаток лежал фонарь, охотничий нож, карта города и мои белые лайковые перчатки. Как они могли попасть сюда?
 Безумная мысль промелькнула в голове. А если Эрик жив? У меня нет никаких доказательств его гибели, кроме кроссовок и пиджака в квартире вдовы Лиходеева.
 А если погиб кто-то третий? Не Лиходеев, не Эрик, а еще кто-то. Если Эрик сообщник Лиходеева? Тогда он знал все, где я бываю, и докладывал об этом не Антону, а майору. В итоге я натыкался на трупы, но чудом не попадался в руки милиции. А попадись, так мне от обвинений не открутиться. В этом и заключается месть Лиходеева. Только не все у него выходит так, как он хочет. И об Эрике никому ничего точно не известно. Человек с потолка. И сразу в дамки. Но как мне привязать Антона к этой истории? И кто же жертва? Эрик отдал одежду, Лиходеев пистолет с документами, и они его скидывают в пропасть. Кого его?
 У меня разболелась голова, и я решил пойти лечь в постель. Руки тряслись, ноги подкашивались. Большего я сделать не мог!
 Дождь не прекращался, лил как из ведра. Плащ не пропускал влагу, но я попросту замерз и успел подхватить насморк. Не хватало только свалиться с простудой.
 Вот сейчас самое время встретиться с Антоном. Я уже для себя решил, если он не скажет мне всей правды, то я сам пойду в прокуратуру к Задориной и выложу ей все, что знаю. С меня хватит! Блуждать во мраке я больше не намерен. Нельзя делать из человека подопытного кролика.
 У входа на веранду перед самой дверью дождевым потоком расплывалась красная лужа. Я отчетливо ее видел под ярким фонарем, висящим над входом в дом.
 Кровь? Я толкнул дверь, но ее кто-то держал с внутренней стороны. Меня охватила такая злость, что я забыл о страхе и предосторожностях.
 — Кто там за дверью? — крикнул я и еще раз толкнул ее.
 Ответа не последовало, но дверь немного сдвинулась.
 Я налег на нее плечом и, как бульдозер, начал таранить, прилагая остатки своих сил. Щель увеличивалась, и наконец я смог протиснуться вовнутрь. Нащупав на стене выключатель, я нажал кнопку, и холл осветился ярким светом люстр.
 Прямо у моих ног лежала моя домоправительница. Голова у Элины Львовны была пробита тяжелым предметом, глаза выкатились из орбит и остекленели. Она не дышала. Весь ковер залит кровью. Я склонился и взял ее за руку. Теплая.
 Меня качнуло. Я попятился назад и рухнул на диван. Если это началось, то предела уже не будет. Немного отдышавшись, я поднялся наверх, схватил телефонную трубку и набрал номер Антона. Телефон занят. Черт бы его подрал! Я звонил и звонил, но результат оставался прежним. Похоже, он повис на телефоне и надолго.
 Внезапно раздался какой-то непонятный звук снизу, что-то упало, и в доме погас свет. Я вздрогнул. С темнотой я так и не сумел подружиться. Она вызывала во мне настоящий страх, и я становился беспомощным.
 Меня прошиб озноб. Я бросился к двери и выскочил в коридор. И здесь темнота. Первый порыв бежать, бежать вниз, был остановлен скипом ступеней.
 Кто-то поднимался наверх, осторожно и неторопливо. Я упал на колени, развернулся и пополз вдоль коридора не четвереньках, пока мой лоб не уперся в стену.
 — Кто здесь? — завопил я не своим голосом.
 Раздался выстрел. На мгновенье коридор озарился красным светом. Пуля вонзилась в стену над моей головой, и на меня посыпалась штукатурка. Если бы я стоял на ногах, то получил бы кусок свинца в живот. Метко, ничего не скажешь.
 Я дернулся в сторону и, ударившись плечом в дверь, ввалился в дальнюю спальню. Не медля ни секунды, я тут же вскочил на ноги и захлопнул за собой дверь. Ключа в скважине не оказалось.
 Слабый свет, исходящий от окна, обозначил контур кровати. Я вцепился в спинку и потащил ее к двери.
 Не знаю, откуда только силы взялись. В считанные секунды мне удалось заблокировать дверь. Но это еще не спасение. Я это понял, когда в дверь ударили, и последовал следующий выстрел. Полетели щепки. Тут я стал более поворотлив и сообразителен. Я подскочил к окну, распахнул его настежь, запрыгнул на подоконник и без колебаний прыгнул вниз. Приземление можно назвать удачным. Я упал в рыхлую клумбу.
 Может, мне и было больно, но сейчас я ничего не ощущал. Вскочив на ноги, бросился к гаражу со скоростью пули, выпущенной мне вслед.
 Пригибаясь, я перескочил через кустарник и оглянулся. В окне второго этажа чернел силуэт человека. Еще один выстрел. Но пуля врезалась в гравиевую дорожку. Значит, он меня не видел. Я не стал терять времени и ринулся дальше.
 Одна надежда на машину Эрика. Я нырнул в нее, как в бассейн. Чудо-техника не подвела. Двигатель заработал при повороте ключа. Не зря парень корпел над своим авто все свободное время.
 «Девятка» вылетела из-под навеса, как пришпоренная лошадь. Я свернул к воротам и дал газу. И тут мне повезло. Убийца забыл закрыть ворота, не рассчитывал, что кто-нибудь кроме него из них выскочит. У калитки стояла черная БМВ. Я свернул к шоссе и утопил педаль газа в пол. Убийца все еще оставался в доме. Он стрелял мне вслед, пока я не оказался прикрытым стеной. Результат: выбиты два окна и испорчена обшивка сидений. Стрелял профессионал. В полной темноте, из пистолета по движущейся мишени и на таком расстоянии? Нет слов. Мне везло. Значит, еще не наступил срок подыхать.
 Я мчался как угорелый, но голова продолжала работать. Значит, убийца знал, что я не взорвался в машине. Но я убежал от него за рекордное время. Самым глупым моим поступком было вернуться домой. Дураку понятно, что убийца не угомонится, пока не доведет работу до конца. А я еще собирался лечь спать!
 Нашел себе крепость. Проходной двор. С тем же успехом можно было выспаться в подворотне или на лавочке в темном скверике.
 Минут через двадцать я уже петлял по городу, заметая следы. Я не отрывался от зеркала заднего обзора, но преследователя не заметил. Второй раз я ушел от него. Кому-то из двоих должно везти больше, кому-то меньше.
 Немного успокоившись, я остановился у обочины. У меня уже зайчики прыгали перед глазами. Пять минут отдыха, и вперед. Надо найти Антона. Только он сможет поставить все с головы на ноги.
 Я вынул из ящика для перчаток фонарь и сунул его в карман. Надо проверить, что в багажнике. Топливная стрелка показывала ноль. Может, запасливый Эрик возит с собой канистру с бензином?
 В окошко постучали. Я аж подпрыгнул на сиденье. Склонившись над окном, стоял мент. За его спиной сверкали маяки патрульной машины и еще один его коллега. Чем, интересно, я мог привлечь их внимание? Мне только их не хватало.
 Я открыл дверцу и вышел.
 — В чем дело, лейтенант? — с наивным видом спросил я, изображая святошу.
 — Этот же вопрос я хотел вам задать. — Он указал мне пальцем на разбитые стекла.
 — Ну разве можно оставить машину на улице? Сами знаете. Выхожу из дома и вижу такую картину. Скорее всего, хотели угнать, но не получилось. Их спугнули.
 — Вы здесь живете?
 Я указал большим пальцем через плечо.
 — В этом доме.
 — Точный адрес?
 Ну что тут скажешь, сам напросился. Я понятия не имел, где нахожусь. Не то, что улицу, но и район не знал. Второй мент начал приближаться. Кажется, я им не очень нравился.
 — Послушай, лейтенант, давай договоримся…
 Он меня перебил.
 — А эти дырки тоже шпана тебе понаделала? На задней двери отчетливо виднелись два пулевых отверстия и тут уже не скажешь, что их сделали обувным шилом.
 Все бы ничего, если бы не автоматы у них на плечах и бронежилеты с касками. Но я отчетливо понимал, что мне с ними не по пути. Слишком мало времени я имел в запасе, а дел еще пруд пруди.
 — Послушай, лейтенант, я понятия не имею, что случилось с моей машиной. Вот хочу отволочь ее в ремонт.
 — Это ночью-то? К тому же, у вас поранено ухо и кровью запачкан белый ворот плаща. Хватит, мужик, нам мозги пудрить. Где твои документы?
 — В бардачке. Сейчас достану.
 — Я сам достану.
 Он раскрыл дверцу и пригнулся. Больше я ждать не мог. Первый удар я обрушил на стоявшего рядом сержанта. Получилось неплохо. Стопроцентный нокаут, как уже было однажды с сыщиком в подъезде.
 Второй удар пришелся по шее лейтенанта. Но не столь убедительный. Я схватил его за бронежилет, выдернул из машины, сбросил каску и трижды шарахнул головой о простреленную дверь. Теперь на ней остались и глубокие вмятины.
 Выпустив его из рук, я наблюдал, как он повалился в лужу.
 Вскочив в машину, я запустил двигатель и дал деру. Минут десять у меня в запасе имелось. В пустынном городе машину без стекол найти нетрудно, особенно если поднять на дыбы всех гаишников. А так все и произойдет. Как же, своих обидели, да еще тип с прострелянной машиной и окровавленным ухом.
 Теперь я уже ехал целеустремленно. Минут пятнадцать мне потребовалось, чтобы добраться до дома своего адвоката. Не знаю почему, но я чувствовал себя с ним как за каменной стеной.
 Оставив машину возле подъезда, я бросился в дом. Девять этажей остались позади за считанные секунды.
 Узкая полоска света пробивалась сквозь приоткрытую дверь. Я насторожился и несколько секунд, прислушиваясь, простоял в мертвой тишине. Но, кроме собственного порывистого дыхания и стука сердца, молотящего по ребрам, ничего не услышал.
 У меня зародилось отвратительное предчувствие. Я сделал шаг вперед и приоткрыл дверь. Все двери комнат были распахнуты настежь и отовсюду шел яркий свет. Горели люстры, бра, светильники.
 Я вошел в квартиру, захлопнул дверь и начал обход. Ни души. Телефонная трубка болталась на проводе. Вот почему сюда было невозможно дозвониться.
 Больше всего я боялся наткнуться на труп Антона где-нибудь за кроватью или на кухне. Но этого, слава Богу, не случилось. Теплилась надежда, что он жив. Без него я обычный бродяга без роду и племени. Но и он меня не может бросить на произвол судьбы. Мы повязаны одной веревочкой. Вопрос в другом. Кому понадобилось перевернуть квартиру кверху дном? Ящики столов и шкафов валялись на полу, а вещи разбросаны. Спешил? Куда? Рассчитывает, что я сам приеду в аэропорт? Возможно. Ведь он так и не сумел до меня дозвониться, а мобильника у меня нет. Это наше общее упущение.
 Среди груды бумаг, разбросанных повсюду, мое внимание привлекла одна визитка темно-синего цвета со знакомой эмблемой. Я поднял ее и прочел. Это был рекламный листок гостиницы «Балчуг». Ничего интересного. Я бросил его на место и двинулся дальше.
 В спальне находился еще один телефонный аппарат. Он работал. Вся надежда оставалась на Татьяну Русанову. Еще одну хранительницу секретов. Найдя ее номер в телефонной книжке, я позвонил ей. Трубку сняли тут же, будто ждали моего звонка.
 — Кто это? Алло?
 — Твой клиент. Помнишь еще?
 — Ах, это ты, Тимур, — голос звучал тревожно.
 — Наверное, если твой метод меня определил правильно. За мной идет охота.
 Я уже дважды уворачивался от пуль. Антон пропал. Квартира напоминает Мамаево побоище. Где его искать? Я не знаю, что мне делать?
 — Значит ты наконец все понял?
 Ее слова остались для меня загадкой. Но я не стал развивать эту тему.
 — Что мне делать?
 — Приезжай ко мне. Я покажу тебе его логово.
 — Хорошо. Скоро буду.
 — Скорее. Теперь нельзя упускать ни секунды.
 Она бросила трубку.
 И опять сплошные ребусы.
 Из записной книжки на ковер выпали остальные листки. Я о них успел забыть.
 Все те же квитанция камеры хранения и листок с четырехзначным числом.
 Стоп… Я поднял глаза и увидел картину, висящую над кроватью. «Три грации». Та же, что и у меня. Я встал на кровать и сдвинул картину в сторону.
 Там находился сейф.
 Я набрал число, написанное на бумажке, и повернул ручку. Дверца открылась.
 Вот он секрет бумажки из записной книжки. Но вспомнил я о нем слишком поздно. В сейфе ничего не было, за исключением пустого конверта. Того самого конверта, что мне передал нотариус. В углу стояло имя: Тимур Аракчеев.
 Без содержимого конверт ничего не значил.
 С улицы доносился шум. Вой сирены.
 Я подбежал к окну и отдернул занавеску.
 Возле моей машины толпились вооруженные до зубов, омоновцы. Кто-то указал пальцем наверх. Мне показалось, что меня заметили, и отпрянул назад. Не надо иметь много мозгов, чтобы начать поиски подозрительного типа с единственной квартиры в доме, окна которой озарены иллюминацией. Нормальные люди давно уже спали. Я еще раз прильнул к окну. К подъезду бежали бойцы, готовые вступить в неравный бой с монстром. В их представлении я таковым и был.
 Для такой ситуации мои мозги слишком туго соображали. Дотянул до долгого звонка в дверь. Начали стучать, а потом ломать. Похоже, я влип. Но только не так глупо. Не время мне сидеть за решеткой.
 Выход удалось найти, когда дверь раскалывалась на части. На кухне есть черный ход. Правда, выходом его не назовешь, эти ребята тоже не лыком шиты, и дом уже окружен. Но тем не менее я побежал вниз, и меня смог остановить только крик. Судя по топоту, их было немало, и мы летели друг другу в объятия. Дальше окон моя фантазия не срабатывала. Этажа четыре я уже промахнул, а пятый не смертельный, если зацепиться за дерево. Я выбил ногой стекло и высунулся наружу. Меня обдало ледяным ветром и струями дождя, но пыл не охладило. Двумя этажами ниже находилась мокрая покатая крыша соседнего дома. Она сверкала всеми цветами радуги, отражая рекламные огни.
 Решение принято, думать не приходилось. Опыт уже имелся. Второй прыжок за день. И я прыгнул. Сильного удара мне почувствовать не пришлось, меня подкосило, как на ледяной горке, и понесло по скользкой жести вниз. Небольшое препятствие об водосборник лишь на мгновенье задержало меня на месте, но я успел вцепиться в карниз мертвой хваткой. И здесь опыт имелся: над котлованом я уже однажды висел. Но в том случае мент меня спас, а в этом они стреляли вслед.
 Пули искрили по жести, но не пугали меня. Главное, не смотреть вниз. Я еще не созрел до встречи со смертью. Пока все долги не раздам — не сдохну. С таким настроением и с самолета падать не страшно. У меня открылось второе дыхание, и руки вытащили тело на крышу. Почти что чудо! Удивляться потом будем, а раз ноги коснулись опоры, то им надо работать. Я, как акробат-лунатик, бежал по краю, глядя только вперед.
 Омоновцы палили мне вслед. Прыгать вниз смельчаков не нашлось. Оно и понятно. Больно будет.
 Всевышний услышал мои мольбы и предоставил в мое распоряжение пожарную лестницу, так что бег с препятствиями продолжился. Я, как заправский матрос, перебирал ногами по скользким перекладинам. Ветер раздувал плащ, и грозил сорвать меня с места и закружить в воздухе, как осенний лист. Ступени кончились не там, где надо. До земли оставался целый этаж. Мне уже не привыкать тыкаться мордой в дерьмо, так что контейнер с мусором, стоявший в трех метрах в стороне, меня устраивал. Я изобразил из себя ныряльщика, резко оттолкнулся и угодил прямо в цель.
 Я очутился во дворе. Бежать можно только вправо, чтобы не выскочить на ту же улицу. Подворотни мелькали одна за другой. Где и как меня вынесло на площадь, не помню. Но тут было хоть какое-то движение.
 Через пять минут какой-то псих остановился. Мой вид его не напугал, но он попросил заплатить вперед. Я дал ему двадцать долларов и попросил добросить до «Балчуга». Нет, на этот раз не подсознание опережало мои мысли, а твердые убеждения.
 Доехали мы быстро. Можно было и пешком дойти. Но время поджимало. Я вышел из машины, снял с себя перепачканный плащ и бросил его в урну. В таком и на вокзал не пустят. Костюм еще сохранил свежесть, но ветер пронизывал меня насквозь.
 Швейцар открыл передо мной дверь. Значит, я не так плох, как казалось. Я шел уверенной походкой и знал, куда иду.
 Шваркнув ногой по двери, я ворвался в комнату ночного детектива и застукал его с пивной бутылкой в руках.
 — Черт! Вы опять меня напугали, — присмотревшись ко мне, он тихо спросил:
 — С каждой новой встречей, вы выглядите все хуже и хуже. Хреновую работенку подобрали. Не холодно? — Послушай, Аркаша, у меня осталось сорок долларов. Двадцать тебе, двадцать мне на такси. Сделай для меня последнюю услугу.
 — Могу и бесплатно. Вы, я вижу, сами поиздержались. Последнее пальтишко продали. Скоро в одних носках объявитесь.
 — Мне не до шуток. Вот двадцатка. Меня она все равно не спасет. Я уже понял, какую роль в этой жизни играют деньги. Иди к администратору и выясни достоверно и точно, проживал ли в отеле в день убийства Катерины Кислицкой некий Антон Романович Гольдберг.
 Он не сказал ни звука, встал и вышел. Ждать пришлось недолго. Вскоре он вернулся и смотрел на меня с восхищением.
 — Не знаю, как вас зовут, но вы настырный парень. Настоящий профессионал, не то, что мы все оболтусы с затуманенными мозгами.
 — Короче можно?
 — Гольдберг уехал из гостиницы за десять минут до того, как я обнаружил труп. Это он, тот самый сосед по номеру, который перед отъездом пожаловался на шум. После чего меня и послали проверить, что там за бардак устроили, а я напоролся на убитую.
 — Вот теперь я могу сдохнуть спокойно.
 — Послушай, приятель. У меня здесь куртка камуфляжная завалялась. Она мне все равно мала; Накинь. Дуба дашь, пока такси поймаешь.
 Я согласился. Холод меня изматывал.
 Перевоплотившись непонятно во что, я ушел.
 С машиной мне повезло. Или шоферам сегодня везло. Татьяна тоже жила в центре, и дорога заняла минут десять. В итоге я распрощался со своей последней купюрой, и, кроме дырок в кармане камуфляжной куртки, ничего не осталось.
 Бомж без роду без племени, без денег и документов и с потерянным прошлым.
 Что же касается будущего, то кто-то очень не хочет, чтобы мне оно досталось.
 Поднимаясь вверх на лифте, я опять мучился нехорошими предчувствиями.
 Можно ли доверять Татьяне?
 Мне ничего о ней не известно. Чью сторону она занимает? Кого в моем лице она видит? Врага? Или союзника? И жива ли она? Сейчас уже нечему удивляться.
 Я позвонил в дверь квартиры и напрягся, как пружина. Развязка уже не за горами.
 Она открыла дверь через две секунды, стоя на пороге в плаще с сумочкой, перекинутой через плечо.
 — Куда ты провалился? Я уж думала, с тобой что-то случилось. Не будем терять времени. Идем.
 — У тебя есть машина? Я малость поиздержался.
 — Глупый вопрос. Разумеется, у меня есть машина.
 Мы спустились вниз, и вышли на улицу. Знакомая мне по дачному участку нотариуса голубая «мазда» стояла на платной стоянке. Пришлось будить сторожа, чтобы он поднял запертый на замок, шлагбаум.
 Татьяна прекрасно водила машину. Мы летели, как на крыльях. Скользкое шоссе ее не смущало.
 — И где же, как ты говоришь, логово Антона?
 Она скривилась.
 — Это действительно трагедия — остаться без мозгов. Ни черта не помнит. Сам же и возил меня туда на охоту…
 — Давай по существу.
 — В сорока километрах по Минскому шоссе. В лесу целые угодья с собственным зоопарком. Твой отец скупал экзотических животных у таможенников. Те их отбирали у контрабандистов, а что с ними делать, не знали. Зоопарк не может содержать всю контрабанду, и к тому же это дорого. Твой отец с его связями мог себе позволить любую роскошь. Ты, Макс и Антон часто туда ездили на пикники и на охоту, чтобы скрыться от городской суеты и расслабиться. Там вас никто достать не мог. Теперь эти угодья принадлежат тебе. Там нет дворцов. Огромный двухэтажный сруб в деревенском стиле без водопровода. Экзотика для миллионеров.
 Когда отец болел, вы ездили туда чаще. Надо было наблюдать за зверьем, кормить их.
 — А обслуга?
 — Ненадежна. Никто не хотел туда идти. Работал один пьянчуга, так тигр откусил ему руку, и он умер от потери крови. Там даже телефона нет.
 — Зато есть тигры.
 — Твой отец брал щенят. Тиграми они становились уже в клетках и вольерах.
 Желающих лезть в яму, где рычат медведи, трудно найти. Сожрать не сожрут, а в котлету превратят.
 Я глянул на часы. Стрелки перевалили за три часа ночи.
 — Кто убил твоего отца? Ты говорила, что знаешь имя убийцы.
 — Его убил Антон Гольдберг.
 — Скажи ты мне об этом вчера, я бы не поверил. Сейчас и без твоего ответа мог догадаться. Существует два убийцы. Один предпочитает раскалывать черепа, подкрадываясь сзади, а другой орудует длинным ножом. Так были убиты Катя и твой отец. Но мне не понятно другое. Зачем? С какой целью? Антон не похож на кровожадного маньяка. Если он идет на такой шаг, нужны очень веские основания. Какие?
 — Это он тебе сейчас сам расскажет. А потом я его лично пристрелю. Собственной рукой.
 — Ты? Ты хочешь его убить? Как это у вас все просто.
 — Он грозил отцу. Он выполнил свою угрозу. Я тоже пока только угрожаю.
 — Что может не поделить адвокат с нотариусом, состоящие на службе у одного человека, которого они считали не только работодателем, но и другом. Я говорю о твоем отце. Наследство? Оно им не досталось. Чего еще делить?
 — Пакет, который отдал тебе мой отец. Пока он хранился у него, он был в безопасности. Как только он отдал его, он тут же превратился в опасного свидетеля, которого следовало убрать. Мой отец был человеком принципиальным.
 Настоящим другом Александра Аракчеева. И если документ должен получить ты, то другой его получить уже не мог ни силой, ни убеждениями.
 — Ты знаешь, что находилось в этом конверте? — Так ты же его получил.
 — Пакет у меня выкрали. И я думаю, что сделал это Антон.
 — Плохи твои дела. В конверте находилось завещание твоего отца. Документ, от которого зависела вся твоя дальнейшая жизнь.
 — Ты что-то путаешь. Это невозможно. Завещание старика я видел собственными глазами. Оно подлинное и покоится сейчас на дне сейфа директора швейцарского банка.
 — Лихо он тебя облапошил. Ты толкуешь о завещании, где говорится, что Антон Гольдберг является твоим опекуном. Не так ли?
 — Да. Оно составлено за две недели до его смерти.
 — Там еще есть один пункт. В случае твоей смерти половина капитала переходит в руки Гольдберга, а вторая половина — на развитие компании.
 — Компания уже продана.
 — Значит, Гольдбергу достанется все.
 — Ты хочешь сказать, что он собирается меня убить? Так он мог сделать это раньше. После того, как я подписал все документы.
 — Нет. Ему нужна твоя естественная смерть, а не насильственная. Смерть, не требующая расследования. Старик тебя обезопасил от шакалов. Речь идет только о естественной смерти. Так что убивать он тебя не будет. Ты ему нужен живым. До поры до времени. А потом он придумает, как от тебя избавиться. На это он мастак. У меня есть одно предположение, но мы его проверим потом. Сейчас речь идет о другом завещании, которое твой отец составил за два дня до смерти.
 Первое написано в сердцах. Он хотел тебе отомстить за твои фокусы, но перед самой смертью передумал. Раскаялся и понял, что сын есть сын и его нельзя подвергать испытаниям, оставляя на съедение шакалам, таким как Антон и Максим Круглое. Ты не так умен, как они, и первое завещание не что иное, как ловушка.
 Старик переделал завещание, пока ты барахтался в море со своей шлюхой. Старое Антон должен был уничтожить, но он этого не сделал. А новое старик отдал нотариусу и велел передать тебе на сороковой день после кончины. Но ты попал в автокатастрофу, и все перевернулось с ног на голову.
 — Вот в чем дело! Но ты понимаешь, что при таком раскладе Антону было все равно, кто выжил в автокатастрофе. Ему нужен был только Тимур Аракчеев. Если остался жив Максим, то он в любом случае назвал бы его Тимуром.
 Таня ухмыльнулась.
 — Если мы его сейчас найдем, я из него душу вытрясу, но добьюсь правды.
 — Я тебе мешать не стану. Но потом сама поставлю в деле точку. Тогда ты мне не мешай.
 Мы свернули с шоссе на проселочную дорогу, проходившую через лес. Таня долго петляла по кривым дорожкам и остановилась у открытых чугунных ворот.
 — Он здесь. Вон стоит его машина. Перейдешь через поляну и у опушки увидишь сруб.
 — А где же звери?
 — За пролеском… Там клетки, вольеры, террариумы и прочая гадость. Не о том тебе думать надо. Иди. Я тебя подстрахую.
 Она дала мне фонарь. Свой я выбросил вместе с плащом в урну у «Балчуга».
 Я вышел и медленно двинулся вперед. Переходя поляну, я видел свет, горевший в окнах первого этажа. Теперь Антону уже не отвертеться. У него не хватит фантазии на новое вранье. Я слишком много знаю.
 И все же страх не покидал меня. В ночи раздавались кошмарные крики диких животных. Вой, рев, лай и прочие звуки, от которых мурашки бегали на коже.
 Поляну я пересек, как минное поле, но легче мне не стало. Поднявшись на крыльцо, я тихо подкрался к двери, взялся за ручку и дернул на себя.
 Она со скрипом отворилась.
 В глаза ударил яркий свет от многочисленных ламп. Я прищурил глаза и на время замешкался.




 Глава VII
 Он слишком много знал


 Антон Гольдберг перебирал на столе какие-то бумаги. Тут же лежал портфель, а на полу стояла сумка с вещами. Невооруженным взглядом было видно, что человек готовится к отъезду. Он стоял ко мне спиной и не слышал, как я вошел. Только скрип петель и холодный воздух, ворвавшийся со мной в дом, заставили его оглянуться.
 — А, наконец-то, — бросил он через плечо. — Почему так долго?
 Я рассчитывал застать его врасплох и по меньшей мере увидеть его удивленное лицо, но удивляться приходилось мне. Антон оставался совершенно спокойным и продолжал копошиться в бумагах. Судя по его словам, он меня ждал. К такому обороту я был не готов.
 — Ты хочешь сказать, что ждал меня?
 — А кого, по-твоему, я мог еще ждать?
 Я вошел в просторную комнату. Деревянная лестница, ведущая на второй этаж.
 У правой стены стояла кушетка, и висели громоздкие часы. Маятник стоял на месте. Время остановилось. Плохая примета. Кто-то должен перейти в другое измерение.
 Я уселся на кушетку под часами и взглянул на адвоката. Уникальная личность, с которой началась моя новая жизнь.
 — Ас чего ты взял, что я должен приехать сюда? — задал я вопрос. — Откуда мне известен этот адрес?
 — Не валяй дурака, Тим. Разве Элина Львовна не передала тебе мою записку? Там все указано в деталях.
 — Домработница мертва. Ей проломили череп.
 Антон оставил бумаги в покое и нахмурил брови.
 — Это очень плохая новость.
 — Плохая? Не валяй дурака, Антон. Только за сегодняшний день на мою жизнь покушались дважды. Но я оказался слишком живучим. И мне кажется, что ты не мог не знать об этом.
 — Могу лишь догадываться. Мне тоже пришлось уносить ноги. Не одному тебе грозит опасность. Нам обоим. Не хотят с нами прощаться, выпускать из поля зрения. Лучше прикончить, пока еще достать можно.
 — Твои намеки мне надоели. Выкладывай карты на стол. Хватит делать из меня пришибленного недоноска. Я за это время здорово повзрослел и разбираюсь, что к чему. Начнешь лгать, я не выпущу тебя живым из этой лачуги. Наступил твой экзамен, свои я уже сдал и стал профессором.
 Антон снисходительно покачал головой. Мол, вот неугомонный ребенок. И чего ему еще надо? Он сел на стул, взял свою трость и положил подбородок на набалдашник. Привычная поза. Так ему думается лучше. Сунув трубку в зубы, он закурил и, выпустив клуб ароматного дыма, тихо произнес:
 — Ты человек с прошлым. И прошлое твое не столь интересно, чтобы уделять ему должное внимание…
 — Заткнись! Оно мое, и я должен его знать. Заруби это на своем огромном носу!
 Лицо его оставалось невозмутимым. Такую дубленую шкуру мелким визгом не прошибешь.
 — Ладно. А теперь послушай историю, которую я тебе поведаю. Ты много знаешь? Отлично. Тогда ты поймешь, что я говорю тебе правду. При этом остаюсь при своем мнении. Правда тебе не нужна…
 Я хотел открыть рот, но он поднял руку.
 — Не кипятись. Изволь, коли хочешь. Только не принимай ее близко к сердцу.
 Постарайся посмотреть на вещи со стороны, как зритель или читатель. Ты сам все поймешь и сумеешь расставить по своим местам. Итак, жили четверо совершенно разных людей, объединенных общим делом. Глава крупной нефтяной компании, созданной собственными руками, мозгом и трудолюбием, — Александр Аракчеев.
 Умнейший, богатейший и всеми уважаемый человек, дававший консультации чиновникам Кремля и трепетно относившийся к своему детищу и семье. Вторым человеком был его друг, личный адвокат, поверенный в финансовых делах и более двадцати лет отдававший хозяину и другу все свои знания и силы. Адвоката зовут Антон Гольдберг. Третий в нашей истории — Тимур, сын Александра. Сорвиголова, шалопай, повеса, баловень судьбы, уверовавший в безнаказанность и вседозволенность. Четвертым был Максим Круглое. Молодой, опытный, талантливый, коммуникабельный, вышедший в люди благодаря уму, смекалке и неустанному труду.
 Хваткий администратор, сделавший головокружительную карьеру. Он и стал одним из ближайших друзей Тимура.
 Полные противоположности друг другу объединились в круг единомышленников.
 Так им казалось. Так хотел хозяин и верил в это. Но не думаю, что все верили в то же самое. Каждый имел свои мысли, тайны и планы.
 Жизнь шла своим чередом, ничто не предвещало грозовых событий. Престарелый отец очень переживал за сына, который не проявлял ни малейшего интереса к делам. Он с ужасом думал о смерти и предчувствовал крах, ожидавший компанию — творение всей его жизни после своей физической смерти. Умрет не только его идея, замыслы, но все вместе. Жил человек и умер, не оставив после себя следа.
 Не для того жил. А тут еще личные обиды на сына. Последнюю радость в жизни отобрал — женщину. Вот он и оставил в сердцах завещание, в котором лишил сына самостоятельности и приставил к нему няньку в виде опекуна. Правда, накладочка вышла. Он не знал, что Тимур уже женился на Катерине. В такое безрассудство он поверить не мог. Старик хотел, чтобы сын ее бросил и нашел себе достойную пару.
 Только привязав Тимура к настоящей семье, он рассчитывал на то, что сын в конце концов угомонится.
 Идем дальше. В последние дни жизни приходит последнее известие об отпуске Тима, и тут Аракчеев-старший узнает, что сын уже женат. На ком? На той самой Катерине! Последнего удара он не вынес. Слег окончательно и созвал возле своей постели доверенных лиц и друзей. Адвоката, нотариуса, своего незаконного сына и верного слугу Ефима Никитина. За двое суток до смерти он диктует новое завещание, где оставляет весь капитал Тимуру без всяких оговорок. Это завещание подписывает не только он, но и свидетели, присутствующие при его составлении.
 Огласить его поручалось нотариусу на сороковой день после кончины составителя. Тимур ничего не знает о новом завещании. Содержание старого ему рассказал Макс. После чего Тим и женился, не раздумывая, назло отцу. Он мог жениться и на вокзальной шлюхе, если бы та находилась на тот момент под боком.
 Но сути дела это не меняет.
 Итак, Тим опоздал на похороны. Примирение между отцом и сыном не состоялось. Тут наступает временное затишье. Нотариус ничего не сказал сыну умершего и уехал лечиться в санаторий, пока идет раздел компании. Он понадобится лишь на сороковой день для оглашения завещания. Адвокат тем временем понимает, что при наличии нового завещания жар-птица выскальзывает из его рук. Он успел уже выстроить грандиозные планы, от которых в свое время отказался Аракчеев-старший — удвоить капитал в короткие сроки. Старика не интересовали деньги, он был помешан на нефти. Теперь адвокат мог остаться у обочины ни с чем. Двадцать лет трудов коту под хвост. Такого допускать нельзя.
 Невозможно. Антон не глуп, привык смотреть вперед и рассчитывать свои шаги. Он знает все и обо всех. Ему и карты в руки, можно стать кукловодом. А начать надо с того, чтобы затянуть узлы. Он знает, что Максим спит с новой женой Тимура. И что это дает? Какая в этом польза?
 В умной голове очень быстро рождаются хорошие идеи. Антон поселяется в соседнем номере с Катей в «Балчуге» и ждет удобного момента. Ждать долго не пришлось. К тому же, Макс сам подыгрывал на руку адвокату, ничего не подозревая. Он надевал вещи Тима и приезжал в отель на его машине. Так проще выдавать себя за мужа, учитывая и внешнее сходство.
 Работники гостиницы могли видеть истинного супруга Кати только на скандальных страницах светской хроники, где постоянно печатали его снимки.
 Роковой день настал. Подруга Кати вышла из номера, а следом пришел Максим.
 Их ждала бурная ночь. Адвокат звонит в соседний номер к Кате и спрашивает Тимура. Та в растерянности. «Он сюда не приезжает, — отвечает она». «Странно, — говорит адвокат. — Он ушел от меня полчаса назад и сказал, что поехал к тебе для серьезного разговора». После чего кладет трубку. Остальное понятно. Максим сбегает из номера. Через пять минут Антон стучится в дверь к Кате, а та, ожидая увидеть мужа, притворяется невинной, спящей овечкой. Катя получила удар ножом и покинула сцену. На одного игрока стало меньше. Антон — человек тихий, неприметный, оформляя выезд, жалуется дежурному: «Ну и семейка живет в четыреста семнадцатом номере. Опять скандал. Так вы лишитесь всех своих клиентов!» «Там живет одна женщина, — оправдывался дежурный. — К ней ходит только ее муж». «А разве я сказал что-то другое? Вероятно, с любовниками не скандалят, а занимаются любовью».
 Остальное они додумают сами. Не имело смысла мозолить глаза, и адвокат тихо уходит.
 Через час отель наполнился милицией и репортерами. Сработало. Теперь можно было смело уезжать. Антон включил двигатель и растворился в московских пробках.
 Колесо закрутилось.
 За расследование берется хитрый и алчный майор Лиходеев. Так появилось пятое действующее лицо нашего повествования. Честолюбивый, самоуверенный майор ставит следствие с ног на голову. Если адвокат хотел лишить Тимура жены, то майор решил загнать молодого счастливчика за решетку. Собственное я для него важнее истины. Во многом он преуспел. Но Тимур знал, что не убивал Катю. Она ему не мешала жить, зато числилась женой, что и требовалось по условиям первого завещания, о котором он знал. Теперь он попадал под опеку адвоката. Какой же смысл ему убивать жену? Но Тим об этом не думал. Он попал под подозрение, и ему важно было выкрутиться. Нотариус ни о чем не знал. Он мирно отдыхал в санатории. Обстоятельства складывались против Тимура. У Тимура сдали нервы. Он начал метаться. Лиходеев требовал признаний и сжимал тиски. Антон на это не рассчитывал. Он понял, что перегнул палку и в воздухе запахло жареным. Он же сам все так удачно подстроил, что не мог выйти из своего собственного лабиринта. Если Тимура посадят, фирма пойдет с молотка и все останутся ни с чем. При таком раскладе прокуратура непременно узнает о втором завещании, в итоге ему присудят конфискацию имущества. Ни одно государство не упустит такой куш. Слишком велики ставки, и ни одна апелляция не поможет. С государством в азартные игры не играют!
 У Антона появилась новая сверхзадача. Не довести дело до суда и запутать следствие. Но Тимур слишком импульсивен, груб, самонадеян. Работать с ним невозможно, он только все испортит или выкинет фортель похлеще, чем убийство.
 Адвокат решает убрать с дороги Тимура Аракчеева. Но как? Это не просто. Ему нужен надежный помощник. Выбор пал на Максима Круглова. Человека, который в глубине души ненавидел Тимура и завидовал ему черной завистью, терпя от баловня судьбы сплошные унижения. Антону надо лишь подлить масла в огонь. Только не забывать, что Максим умен и соображает не хуже адвоката. В дело идет шантаж.
 Адвокат начинает блефовать. У него нет выбора. Или пан, или пропал. Максим перепуган последними событиями и в некоторой степени выбит из колеи. Этим Антон и должен воспользоваться. Конечно, Максим не верит в то, что Тимур убил свою жену. Он также знает, что и сам не причастен к ее смерти. Но существуют обстоятельства. Антон ставит Макса в безвыходное положение. Он говорит о свидетелях, которые под присягой поклянутся, что видели его за пять минут до смерти Кати возле ее номера. В это можно поверить, потому что он там находился.
 Условие спасения только одно. Тимур Аракчеев должен умереть, а в дело пойдет первое завещание. Максим должен убить друга-врага и сбросить гору с плеч. Если он откажется, то Тимур узнает правду о связи Макса и Кати. Тогда уже ни милиция, ни суд не доберутся до Максима, а только жесткая рука Тимура. Тот только самому себе прощал предательства, но никому другому. И последней каплей в деле стало известие о том, что Тимур спит с его невестой Татьяной Русановой.
 На этом Максим сломался и дал согласие. Итак, союз убийц создан. Первая глава закончена.
 Тут только можно добавить, что не только шантаж сыграл важную роль. Ведь речь так или иначе шла о состоянии Аракчеева. Капитал делился на две равные доли между Максимом и Антоном. Это, как бы, подразумевалось само собой.
 Хитроумный план адвоката заключался в следующем: Максим должен занять место Тимура. С некоторыми жертвами, разумеется. Обжечь лицо, получить увечья, и тому подобное. Но овчинка стоила выделки. Главная задача доказать следствию, что Тимур погиб, а всем остальным доказать, что погиб Максим. Дельцы готовы были черта представить вместо Тимура. Им важно заполучить в свои руки компанию со всеми печатями и подписями, но только не сдавать позиции государству при возможной конфискации. Антон уже тогда внушил Тимуру, что единственный способ не потерять все разом — это продать компанию и перевести деньги за границу. Так что, подписи на документы он поставил заранее, и они подлинные. А печати может ставить и мартышка. Компостер. Тимур торопился и не вникал в тонкости, подводя черту под своей жизнью. Главное он сделал, теперь он стал обузой. Тянуть время не имело смысла.
 Антон предлагает Тимуру побег. Ходить по лезвию ножа больше невозможно.
 Арест не за горами, Лиходеев слишком активен. Он не ест, не спит, а только мечтает увидеть Аракчеева за решеткой.
 Тимур делает последнюю попытку перед побегом, который готовил Антон. Нужно притормозить прыть Лиходеева, и он предлагает майору взятку. Сто тысяч наличными за закрытие дела. Лиходеев клюнул. Но потребовал полмиллиона. Мол, маховик так раскручен и задействовано столько лиц, что подмазывать придется всех вплоть до прокурора города. Тимур не торговался. Дело и впрямь зашло слишком далеко. Мы собрали наличные, и по моему совету в чемодан с деньгами Тимур вложил записку такого содержания: «Майору Денису Лиходееву в знак благодарности от Тимура Аракчеева». Коротко и ясно.
 Лиходееву ставятся следующие условия: он и его команда закрывают дело, возбужденное против Аракчеева, и отправляют его в архив за не доказанностью состава преступления. Взамен он получает квитанцию из камеры хранения, где лежит чемодан с деньгами. Лиходеев соглашается на обмен. Кажется, гроза миновала. Теперь можно не убивать Тимура.
 Но не будем торопиться с выводами. Мы забыли о такой помехе, как нотариус со своей бескомпромиссной честностью. Его появление на сцене состоится со дня на день. Узнав о новом завещании, Тимур сбежит один. Все планы рухнут.
 Тимур сообщает Лиходееву, что деньги на месте.
 Все в ажуре. Но тот уклончиво говорит, что в данный момент находится в отпуске и ничего сделать не сможет. Гольдберг и Круглое понимают, что майор хитрит. В разгар следствия никто его в отпуск не отпустит. Либо он что-то задумал, либо его отстранили от дела. Причины не ясны, но стоять на месте нельзя.
 Они решают довести свой план до конца. Максим говорит Тимуру, что знает, кто настоящий убийца его жены, и они могут сами его прижать к стене. Аракчеев чуть ли не свихнулся от счастья.
 Бдительность утеряна. Они бегут к машине и мчатся к мифическому убийце.
 Гольдберг выезжает следом и по ходу дела меняет машину. Они не рассчитывали, что Тимур тут же сорвется с места и потребует адрес убийцы. План пришлось корректировать по ходу.
 Был упущен еще одни момент. За Тимуром шло наблюдение. Майору тут же сообщили о спешном бегстве Аракчеева и дали ему направление. Начались гонки. Это еще больше сужало возможности заговорщиков. Дорога через карьер была выбрана заранее.
 Главное, до нее добраться. Очень удобное место для выяснения отношений.
 Связь с Максимом у Антона отсутствовала. Но он Знал, что по плану Макс должен убить Тима и сбросить его в пропасть, а потом Антон довершил бы работу и оставил на его лице ожоги. В последние дни адвокат особенно часто встречался со своими друзьями-медиками доктором Файном, Розиным и завел себе знакомых в ожоговом центре. Они вместе проводили досуг, играли в преферанс. Когда-то он делал им лицензии и давал юридические консультации, без которых нынешние предприниматели не могут обойтись. Так что врачи были обязаны Гольдбергу и не могли отказать ему в трудную минуту. И эта минута настала. Дальше в истории имеется пробел. Вряд ли его можно будет восстановить документально. Есть только один свидетель событий, но он потерял память.
 На краю котлована произошла схватка между Максом и Тимом. В схватке победил Тимур. Он проломил голову своему лучшему другу. Вернувшись к машине, ему ничего не оставалось, как убраться восвояси. Что творилось в его голове, теперь уже никто не скажет. Когда он разворачивался на узкой дороге, из-за угла выскочила «волга» калужского предпринимателя и ударила его в бок. «Линкольн» скатился под откос и перевернулся. «Волгу» отбросило назад, развернуло, и она ударилась о стену.
 Адвокат появился на месте, когда все эти события уже произошли. Первым делом он спустился на площадку. Максим лежал без сознания, но был жив. Тимур тоже еще дышал, но его зажало в машине, и выбраться без посторонней помощи он не мог. Антон завершает план. Он забирает документы из карманов Тимура и поджигает машину. Тимур сгорает заживо. Максиму Антон опаляет лицо и тут же уезжает.
 На развилке ему попадаются преследователи. Но они слишком торопились и не обратили внимания на старую развалюху. Антон звонит с бензоколонки в ожоговой центр к своим друзьям и просит помощи, после чего мчится домой.
 Там его и застает телефонный звонок с просьбой приехать в больницу для опознания. Дальше все шло по плану, вернее, почти все. Случилось то, что никто предположить не мог. После тяжелой травмы головы Максим Круглов теряет память.
 Амнезия второй степени. Вопрос излечения и восстановления памяти не может предсказать ни один врач.
 Вот и вся история, дорогой мой Макс. Мой лоб покрылся испариной. Я слушал этот ужасный рассказ, и мне хотелось удавиться, не дожидаясь его конца.
 — Значит, я все же остаюсь Максимом Кругловым? — хрипло произнес мой голос.
 — Да, ты мой сообщник, Максим. Мы вместе задумали и совершили преступление, но в любом случае важен результат. Победителей не судят, а мы с тобой победили. Самое страшное позади. Теперь нас ждет безбедная жизнь в Швейцарии, где никто и никогда не узнает правды. Сегодня в десять утра мы сядем в самолет и навсегда покинем эту страну. И нас уже никто не сможет остановить. Я вытер рукавом взмокшее лицо. — Не торопись, Антон. Твой рассказ всего лишь предыстория. У нее есть продолжение. Убийство садовника и Игоря Русанова, смерть Эрика Брылева, выловленного в котловане, убийство Ефима Никитина и моей домработницы. Двойное покушение на мою жизнь за последние сутки. Всему перечисленному я свидетель.
 Как ты можешь разъяснить эти факты? Мы никуда не уедем, пока я не узнаю все до конца. И не забудь мне рассказать, зачем тебе понадобилось покупать два костюма в магазине «Сортено» и кому предназначался второй? И, наконец, куда ты дел последнее завещание, похищенное у меня? Ведь это ты зарезал нотариуса.
 — Я расчищал нам дорогу. Мне пришлось делать много за нас двоих, ибо ты выбыл из игры и лишь мешал мне, путаясь под ногами. С тебя взятки гладки.
 Втягивать тебя в дело заново не имело смысла. Потеря времени, которого и так у нас осталось очень мало. Мне скрывать от тебя нечего. Мы повязаны одной веревочкой до конца своих дней. После того как тебя починили, я переправил тебя в больницу к Илье Розину. Мне требовался полноценный партнер, каким ты стал сейчас. Но твое состояние оказалось плачевным. Я понял, что ты выбыл из игры и завершать начатое дело мне придется самому. В противном случае, жизнь выкинет нас на обочину. Для безопасности тебя оставили под собственным именем. Но в деловых кругах считали, что в живых остался Тимур. Даже если у них и возникали сомнения, они об этом не распространялись. Главное — бизнес, а чужие проблемы никого не интересуют. У меня в портфеле хранились все документы, подписанные Тимуром. Оставалось только пустить их в ход. Мы успели сделать с тобой главное.
 Завуалировали дело об убийства Екатерины Кислицкой и оставили майора Лиходеева за бортом. Теперь подготовка к отъезду стала главной задачей. Я нанял новую прислугу и забрал тебя из больницы. Никто из старых знакомых не должен был тебя видеть, дабы не возникали сомнения и вопросы.
 Когда я отослал Ефима в его деревню, он остался крайне недоволен. Он считал, что Тимур жив и он ему нужен. Ты, вероятно, знаешь, что Ефим считал Тимура братом и был предан ему как пес. Я не сомневался, что он первый заметит подмену. С другой стороны, Ефим был обижен и ущемлен. Существуют тайны семейства Аракчеевых. И я думаю, глава династии, как и его сын, были людьми кровожадными. После того, как жена Александра родила Тимура, она внезапно заболела и скоропостижно скончалась. Можно предположить, что ее отравила мать Ефима, которую хозяйка дома пыталась выдворить из дома вместе с четырнадцатилетним ребенком. Не получилось. Ей за это отомстили. Думаю, что Аракчеев Старший понял, в чем дело. Спустя полгода умирает домоправительница — мать Ефима. В итоге отец избавился от своих жен и воспитывал сыновей один, больше никогда не женившись, чтобы в доме не возникало новых интриг. Ефим и Тимур вместе выросли. И Ефима нельзя было подпускать к Тимуру, выписанному из больницы. Ведь он считал, что живым остался Тимур. Только при этих условиях его можно было перетянуть на свою сторону. Я ему внушил, что он не должен находиться рядом, чтобы не вызывать лишних подозрений у прокуратуры. Зачем ему нужен Максим? И почему он должен жить с ним в одном доме? Тот согласился с моими аргументами. Главное, чтобы на Тимура не падало подозрений. Но для этого придется помочь Тиму. Втянул его в дело как сообщника для выполнения черной работы. Таким образом, я убил двух зайцев одним выстрелом. Отгородил Ефима от тебя и загрузил его работой по устранению свидетелей. Не дай Бог, кто-нибудь узнает Тимура и новость дойдет до прокуратуры. Ефим готов был на все. Ладно.
 Оставим его на время в покое. Парень при деле. Следующей помехой был Игорь Русанов, хранитель второго завещания. Он плохо знал Тимура, и они практически не встречались. Вот почему он отдал тебе конверт. Ты проявил упорство, совсем как Тим. Можно сказать, нам повезло. Ты внес свою лепту в общее дело. Вторая причина, по которой он вручил тебе завещание, заключалась в следующем. Он знал, что я не уничтожил первое, и не хотел, чтобы оно сработало.
 После того как Русанов передал тебе конверт, он должен был умереть как опасный свидетель. Так оно и произошло. К сожалению, встреча с Русановым — твоя единственная удача. В остальном ты только все портил своим расследованием, взбалтывая осадок на дне бочки и засвечиваясь везде, где только можно. Что касается второго костюма. Ты еще лежал в больнице. Я понимал, что проку от тебя в таком состоянии не будет. Второй костюм предназначался Ефиму. Именно он должен был играть роль Тимура и ставить печати на документах. Возможно, этот номер прошел бы на ура. Но я рано торжествовал победу, решив, что расследование в прошлом, и не думал о нем. Я слишком поздно узнал, что майор Лиходеев жив. Не знаю, как ему удалось спастись, на сей счет у меня нет никакой информации. Ясно другое. Он знал, что один из вас жив. Кто бы это ни был, но терять обещанные ему полмиллиона он не хотел. Мужик проиграл битву, и никто ему не собирался платить даже за издержки на бензин. Такое положение вещей его не устраивало. У него оставался только один выход. Доказать, что в живых остался Тимур Аракчеев, продолжить с ним борьбу до последнего и получить свои деньги. Теперь он уже выступал как частное лицо и не был столь опасен. С другой стороны, он оставался и остается врагом номер один. Чтобы ему никто не мешал, Лиходеев превращается в призрак и следит за состоянием твоего здоровья с неменьшим вниманием, чем доктор Розин. Лиходеев занимает позицию выжидания. Впервые я понял, что он жив, когда у меня выкрали второй комплект одежды, предназначенный для Ефима. Но уверенность в этом появилась позже. Не успел ты выйти из больницы, как окунулся в гущу событий. Тебя понесло. Первый твой вывод, скоропалительный и не очень обоснованный, заключается в том, что Максим Круглое мертв, а ты не кто иной, как Тимур Аракчеев. Меня твоя версия устраивала. Во-первых, у меня отпала нужда тебе это внушать. А во-вторых, я надеялся, что новое имя тебя напугает. Ты убийца, и прокуратура уверена в этом. Тогда, по законам самосохранения ты должен запереться в своей комнате и не высовывать нос наружу. Но я ошибся. Ты не успокоился, продолжая копать себе яму, а не искать истину. По сути, ты только плодил себе новых врагов и поддерживал дыхание у старых. У нас появились новые помехи. И первой оказался Ефим, у которого возникли сомнения. Он уже не хотел работать вслепую. Второй помехой стала Татьяна Русанова. Потеряв жениха и любовника, она поняла, что еще не все пропало. Один из них жив, и кто бы им ни был, она извлечет из этого пользу для себя. Женщины могут играть обстоятельствами так, как это им удобно. Но не стоит забывать, что за твоей спиной стоял Лиходеев, как тень преследовавший тебя, и теперь ты играл на его поле, сам того не понимая, снабжая его необходимой информацией. Все, чего он не мог сделать сам, ты делал за него и для него.
 Я приказал Эрику уничтожить Лиходеева и избавиться от призрака. Но Эрик эту схватку проиграл, как ты в свое время проиграл Тимуру.
 Таким образом, Лиходеев убрал от тебя охранника и создал для себя легенду, соорудив из Эрика собственный труп.
 С тех самых пор когда я заподозрил, что Лиходеев жив, я дал задание Ефиму обследовать котлован. Если майор погиб, то его тело должно находиться на дне.
 Вряд ли у грешника такого масштаба выросли крылья и он вознесся на небеса.
 Долгие поиски увенчались успехом. Но выловили они труп Эрика с документами Лиходеева. Тот даже не счел нужным его переодеть в свою одежду.
 Тем временем Ефим продолжал сомневаться в тебе. Он не знал, ради кого старается, и чего ты добиваешься. Вот тогда, в тайне от меня, он подбрасывает тебе записку в машину. Он хочет знать твою реакцию на новое завещание. Ведь он присутствовал при его составлении и знал, у кого оно находится. И потом, он был уверен: если нотариус отдаст тебе завещание, значит, ты настоящий Тимур, а не подмененный. Как только ты туда приехал, мне позвонила Татьяна и сообщила, что к отцу прибыл Максим Круглое. Я тут же выехал на место. Я успел вовремя. Твоя машина стояла возле дома Русанова. А в кустах сидел безмозглый Ефим. Он получил от меня нагоняй. Слишком рискованный шаг идти напрямую к нотариусу. Малейшее сомнение, и завещание перекочует в банковский сейф с особыми инструкциями. Ефим мне сказал, что ты спишь в машине и он боится подойти. Не удивительно, что я успел. Ты просто не смог уехать. На соседнем сиденье лежало завещание. Я его забрал и отослал Ефима. Кажется, он понял, что ты все же Тимур и он зря затеял свои проверки. Он уехал, а я пошел в дом нотариуса. Теперь пакет лежал в моем кармане, и лишняя фигура на доске только мешала дальнейшему построению сложных комбинаций. Спустя десять минут я вышел на улицу. Помеха устранена. Но ни тебя, ни твоей машины на месте не оказалось. Я решил, что ты пришел в себя и уехал домой. На следующий день я понял, что ошибался. Дома ты так и не появился. Я поехал к тебе. Но впустую. Мало того, Эрик тоже не вернулся с задания. Тут я не на шутку испугался.
 В тот же вечер я наконец-то встретился с призраком. Он сам заявился ко мне домой. Майор Лиходеев был одет в твою одежду. Точнее в дубликат. И даже про перчатки не забыл.
 Вел он себя уверенно, даже нахально. Этот парень знал, что делал. Он сообщил мне, что похитил тебя, и ты спрятан в надежном месте, находясь в наркотическом состоянии. Условие твоего освобождения очень простое. Я должен ему отдать чемодан с полумиллионом долларов, а он вернет тебя в целости и сохранности. В противном случае, твой труп найдут на свалке с диагнозом «передозировка наркотиков». Я согласился. Но сказал ему, что деньги без твоей помощи достать не смогу.
 Я знаю место, но у меня нет заветного ключика.
 Он подумал и ответил: "Ладно, старая жаба. Я верну тебе парня, но если ты не отдашь мне деньги, то я перебью вас, как котят по одному. Мне терять нечего.
 Все пойдете следом за своим Эриком. Среди вашей своры мне нет равных соперников".
 Я понимал, что майор не шутит. Страшный и отчаянный человек. Он сделал свою последнюю ставку и не может проиграть.
 На следующий день он позвонил мне и сообщил, что я могу найти тебя в машине у отеля «Балчуг».
 Там я тебя и нашел. Пришлось вызвать доктора Розина и попросить его, чтобы он тебя припугнул. Ты уже находился на мушке у Лиходеева. Теперь нужно было форсировать переговоры, пока Лиходеев согласился ждать двое суток. И мы блестяще справились с этой задачей. Для твоей безопасности я уже нанимал сыщика. Тот оказался растяпой. Ты хотел свободы и стряхивал с себя охрану, как клопов. От Эрика тоже избавился. Мне ничего не оставалось, как прикрепить к тебе Ефима. Но он плохо кончил. Лиходеев его выследил и уничтожил первым. Его терпение лопнуло. Он и тебя заманил в ловушку и попытался взорвать. Но тебе везло. Он позвонил мне и сказал, что ты взлетел в воздух. Настал мой черед. Я не мог поверить, что ты мертв. Мне казалось, майор блефует. Он не сможет отказаться от последней надежды. Я оставил тебе записку с этим адресом и передал ее Элине Львовне, а сам поехал сюда. И вот я тебя вижу живым и здоровым. Теперь он нас не достанет. Настал последний этап нашего плана.
 Самолет в десять. И мы улетим. Уверен в этом.
 — Если нас на пути не встретит Лиходеев. Он не из тех, кто проигрывает. Мне непонятно другое. У нас тьма денег. Почему ты не отдал ему полмиллиона? Гроши по сравнению с безопасностью.
 — В этой стране у меня осталось полторы тысячи долларов на мелкие расходы. Все деньги там, в банке.
 — Но существует чемодан, черт подери. Если бы ты его отдал, то не погибли бы ни Ефим, ни домработница, и я не подвергся бы испытаниям на выживание.
 — Глупец! Кто же знает, как достать этот чемодан? Я только знаю, что Тимур его сдал в одну из камер хранения в Шереметьево. Но у нас нет ни точного места, ни квитанции. Это же…
 — Я знаю, где квитанция!
 Антон подскочил на стуле.
 — И ты молчал?
 — Я не знал, где камера хранения и что взамен этой грязной бумажки можно получить полмиллиона долларов.
 — Так значит, мы по твоей милости висели на волоске!
 — Не путай Божий дар с яичницей. Все началось с твоих грязных идей убить наследника своего друга. Человеческая жизнь для тебя ничто. Главное — деньги.
 Ты начал с Катерины Кислицкой и кончил безобидной Элиной Львовной. Вот почему мы на волоске.
 — Ты так ничего и не понял…
 Антон внезапно замолк. Я перехватил его взгляд и оглянулся.
 В дверях с револьвером в руках стояла Татьяна Русанова, о которой я успел забыть.
 — Не шевелитесь! Ты не прав, Максим. Смерть не ушла вместе с твоей домработницей. Она еще витает в воздухе. Костлявая еще не насытилась и требует новых жертвоприношений. Пожалуй, мы отдадим ей в объятия главного кровопийцу. Она с особым удовольствием его обласкает в аду.
 — Брось оружие, Таня! — жестким приказным тоном произнес Антон.
 — Ничтожество. Можешь не гипнотизировать меня своим пристальным взглядом. Ты убил моего отца. Тебе не место на земле.
 — Фанатичка! — зарычал адвокат. — Брось эту штуковину и убирайся вон, пока я не разозлился.
 В нем чувствовалась уверенность. Мне показалось, что девушка бросит оружие. Он действовал на нее как удав на кролика. Может и на меня он действовал так же. Я же не видел со стороны.
 Внезапно Антон вскочил на ноги. Набалдашник остался в его руках, а трость отлетела в сторону. Я увидел длинное узкое лезвие, похожее на шпагу. Так вот где хранилось знаменитое жало, погубившее Катю и нотариуса.
 Он двинулся на нее, как лавина, выставив остроконечный сверкающий клинок вперед. Но Гольдбергу удалось сделать только два шага. Один за другим прогремели три выстрела подряд. Все пули угодили Антону в голову. Его отбросило назад, он перелетел через стулья и рухнул тяжелым мешком у подножья лестницы.
 Кажется, я лишился своего партнера. Но почему-то не ощущал при этом ни малейшего сожаления. Больше я никогда уже не услышу невероятных историй из своей прошлой жизни.
 Я взглянул на Татьяну, и у меня появилось ощущение, что я вообще больше ничего не услышу и не увижу. Ствол револьвера смотрел мне прямо в лицо. Рука твердо держала оружие, а в глазах читалась решимость.
 Я продолжал сидеть и ждать. Сколько же можно бегать от смерти? Неравные силы. И эти дурацкие часы, висевшие над моей головой, давно уже умерли.
 Недаром, значит, мне в больнице мерещились в бреду часы без стрелок. Я их нашел. Смерть дала мне подсказку. Мол, избегай сломанных часов. Они тебя погубят.
 — И что дальше, Татьяна Игоревна? Одного хлопнули, теперь моя очередь настала. Тоже месть?
 — Я тебя предупреждала, что расправлюсь с ним. О тебе речь не шла.
 Понятно, что я приехала сюда не ради прогулки и тебе в шоферы не нанималась.
 Этот боров получил то, что заслужил. Забудь о нем.
 Мне почему-то стало безразлично, что произойдет дальше. Все обесцветилось, замерзло и превратилось в пустоту.
 — И что дальше? — холодно спросил я.
 — Антон собирался убить тебя.
 — Зачем? Он не мог воспользоваться банковским счетом без меня. Никто не убивает курицу, несущую золотые яйца.
 — И ты веришь в его сказки? Простачок. Выверни его карманы, и ты найдешь в них истину, за которой бессмысленно гонялся все это время.
 Вряд ли сейчас Татьяна станет блефовать. Она отомстила за своего отца и может уйти, либо пристрелить меня как свидетеля. Но не делает этого. Что ей нужно?
 Я содрал с кушетки покрывало, и набросил его на окровавленную голову бывшего адвоката.
 Обшарив карманы трупа, я извлек из них несколько конвертов и бросил их на стол. Таня все еще стояла на пороге возле открытой двери, твердо сжимая револьвер в руке, черный зрачок которого, как пристальный взгляд, следил за моим передвижением.
 — Ты так и будешь держать меня на мушке?
 — Мне так спокойнее. Когда мы обсудим все детали, и, надеюсь, придем к общему соглашению, я уберу оружие. Но сейчас это преждевременно. Ты слишком непредсказуем.
 — Чего же ты от меня хочешь?
 — Разбери конверты и прочти бумаги, что в них лежат. Сам все поймешь.
 Я подошел к столу и начал раскрывать конверты. В первом лежали два авиабилета до Женевы. В графе имен ничего не указано. Это ни о чем не говорило.
 Заполнить их минутное дело. Во втором лежала копия первого завещания. Я его уже видел и ничего нового не узнал. В третьем лежало второе завещание. Последнее. И о нем я уже все знал. Антон мне сознался, что выкрал его из машины, когда я потерял сознание. Из-за этой бумажки погиб Татьянин отец. В последнем конверте лежала именная печать Тимура Аракчеева и гербовый лист бумаги. Я развернул его.
 Но ничего не понял.
 — Ну? — спросила Татьяна. — Дошло наконец?
 — Это свидетельство о смерти Тимура Аракчеева. И что тут странного?
 — Что я говорила? Этот прохвост все продумал.
 — Он ничего не продумывал. Тим погиб, и свидетельство о смерти дается на каждого умершего. Он сгорел в машине.
 — Туда ему и дорога. А теперь прочти графу о причине смерти.
 — "Смерть наступила в результате сердечной недостаточности…" Чепуха какая-то.
 — Нет, не чепуха. Когда труп доставили в морг, Антон попросил доктора Фаина написать именно этот диагноз. Он мотивировал это тем, что могут пойти нежелательные слухи, и партнеры, а в особенности конкуренты нефтяной компании, могут поднять волну недоверия и потребуют дополнительного расследования.
 — Все правильно. Смерть от ожогов могла помешать быстрой продаже компании.
 — Мой отец узнал о диагнозе от доктора Фаина и был крайне удивлен. Вспомни первое завещание. Все средства переходят во владения Антона Гольдберга при естественной смерти Тимура Аракчеева. А смерть от ожогов может расцениваться как насильственная смерть. В этом случае, Антон лишается возможности пользоваться капиталом. Доктор Фаин не понимал подвоха. Он выписал справку и заключение с тем диагнозом, о котором его попросил старый друг. Какая разница, какой диагноз. Человека к жизни уже не вернуть.
 — Ты меня окончательно запутала.
 — Туго соображаешь, женишок. Взгляни на дату смерти.
 Я прочел.
 — "Смерть наступила десятого октября в четырнадцать часов десять минут". Но позволь, десятое было вчера.
 — Вот именно. Доктор Фаин не проставил числа в документах. Это сделал Антон сам. Вчера же он отвез справки в ЗАГС, и ему выписали официальное свидетельство о смерти. А теперь подумай. Антон привозит это свидетельство о твоей безвременной кончине от сердечного приступа в Швейцарию и, согласно первому завещанию, становится единственным владельцем всех счетов клана Аракчеевых. Я следила за ним. Видела, как он вчера ездил в ЗАГС. А потом зашла туда и выяснила, что он там делал. Тогда мне стало все понятно. Ты обречен.
 Убив Антона, я спасла тебе жизнь. А теперь ты еще веришь в то, что двойное покушение на тебя за эту ночь и вчерашний день воля безумного маньяка? Ты чудом остался жив. А ведь Антон был уверен, что от тебя и мокрого места не осталось.
 — Но я жив. И он ждал меня.
 — Своим появлением ты его не очень расстроил. Убийца не справился, так он сам справится. У него и без того руки по локоть в крови. Видишь эту трость?
 Антикварная штучка, доставшаяся ему в наследство от Аракчеева-старшего. Ее секрет знали единицы. Те, кто уже лежит в гробу. Старик Аракчеев тоже поднимался к вершинам власти и богатства не по широкой мраморной лестнице, а по трупам. И сынок его не псих, а копия своего папаши, но лишь с той разницей, что выпячивал на публике свою изнанку, а отец умел скрывать свое истинное лицо, пожимая руки президентам с милой улыбкой на лице.
 Антон из их же банды. Но только он ни чужих, ни своих не щадил. И я не уверена, что ты доехал бы до аэропорта. Острие кинжала впилось бы тебе в спину здесь или на поляне, может у ворот или в лесу. Даже если у него не получалось бы сделать это сегодня, то можно убрать тебя в Швейцарии. В Женевском озере выловили бы труп мужчины, и никто бы его не опознал. Так даже лучше. Но в банк Антон пришел бы один. Без компаньонов, как единоличный хозяин бешеных капиталов. У него в руках подлинное свидетельство о смерти. Любой запрос это подтвердит. Завещание тоже подлинное. О существовании второго никто не знает.
 Свидетели мертвы. Вот истинное лицо Антона Гольдберга. Цель оправдывает средства. Он убрал всех, кто мог ему хоть чем-то навредить. Даже перестарался.
 Но лишний труп не помеха. А лишний свидетель — уже головная боль. Теперь до тебя дошло, с кем ты имел дело и что тебя ожидало в ближайшем будущем?
 Каждое слово Татьяны звучало весомо и убедительно. И я верил ей. Скорее всего, ее пророчества сбылись бы в ближайшее время.
 — Допустим, ты сказала мне правду. Я тебе поверил. Ты спасла мне жизнь, но сама держишь меня под прицелом. Чего же ты хочешь взамен своей услуги?
 — Вот мы и добрались до главного, дорогой Максим. Я сразу узнала тебя, но тогда не наступило время раскрывать перед тобой карты. Сегодня Антон тебе подтвердил и окончательно определил твою личность. Перед тобой лежат все необходимые документы: печать Тимура и билеты на самолет. Ты единственный наследник капиталов семейства Аракчеевых. Тебе пора ставить монумент, господин мультимиллионер! Не так ли?
 — К чему ты клонишь?
 — А к тому, милый Макс, что пока ты находишься под прицелом, миллионы могут уплыть вместе с жизнью.
 — Какой же резон меня убивать? Ведь ты хочешь получить свою долю.
 — Догадался. Сделай два шага назад.
 Я повиновался. Она приблизилась к столу и взяла с него второе завещание, сунула его в карман плаща.
 — Забудь о нем. Я его уничтожу, раз этого не успел сделать Антон.
 Существует только первое завещание. Вдолби это в свою больную голову. А теперь прикинь, чего ты стоишь без второго завещания? Ничего. Без опекуна тебе не дадут и гроша. Вот тут наши интересы сходятся. Я не прочь стать госпожой миллионершей. Ты на мне женишься, как собирался это сделать до аварии. Мы вместе полетим в Швейцарию. И тогда ты сможешь сказать банкирам, что опекун не полетел с тобой по причинам его ненадобности. Ты обзавелся семьей, и опекунство автоматически снимается. Тимур Аракчеев женатый человек и получает полное право владеть капиталом по собственному усмотрению. Отличный ход. Ты делишь счета на две части, и мы оба остаемся довольными сделкой.
 — А если я не стану их делить?
 — Швейцария — не Россия. Я твоя жена и при разводе могу потребовать компенсацию в половину капитала. Суд будет на моей стороне, а для тебя лишние издержки. Нет смысла затевать мышиную возню. И не жадничай. Тебе и второй жизни не хватит, чтобы истратить четверть денег.
 — По сути дела, ты моя невеста. Не вижу причин от тебя отказываться. Ты мне нравишься как женщина, и я не стал бы затевать развод. Жаль, если ты не испытываешь ко мне тех же чувств.
 Она не ожидала услышать ничего подобного, и в ее глазах я прочел смятение.
 Я ненавидел ее, и у меня уже появился собственный план. Школа Антона тоже меня кое-чему научила. И зря она считала меня простачком. Но если ей так хочется, почему бы им не оставаться в ее глазах? Одно я знал точно. Моей женой может стать только Белла, которую я любил по-настоящему.
 Теперь я уже не тот, и не так много времени мне понадобилось в новой жизни, чтобы понять роль денег и их силу. Прав доктор Розин. В мире капитала не бывает понятий нравственности, справедливости и откровений. Душа превращается в черствую горбушку, чувства существуют под сильным действием анестезии, а интересы устремлены только в одном направлении — деньги! Думаю, что я стал одним из тех, кто окружал меня в последнее время. Удивляться тут нечему.
 Татьяна размечталась. Не рановато ли?
 — Из нас получится неплохая пара, дорогой. Мы не будем сходить со страниц светской хроники. Молодые, красивые и непомерно богатые.
 — Боюсь, объективы сумеют запечатлеть прижатый к моей спине ствол револьвера.
 Она вновь улыбнулась. Немного помешкав, Татьяна все же опустила ствол, но все еще крепко сжимала оружие в руках. Я стал собирать со стола конверты и убирать их в свой карман. Первый этап переговоров подошел к концу. Она его выиграла. Только бы ей не взбрело в голову уничтожить второе завещание в эту минуту.
 Но, кажется, я сумел усыпить ее бдительность на некоторое время. Судя по лицу, она осталась довольна. Самонадеянная красотка. Она верит в свои чары. Не один мужчина падал ей в ноги, это и сделало ее такой.
 Странное чувство владело мной. Все эти бумажки, которые я аккуратно складывал в свой карман, еще неделю назад не играли в моей жизни никакой роли.
 Как быстро мы меняемся. Сейчас я понимал им цену.
 Ни одну из них я не в силах разорвать. Рука не поднимается. Бацилла под названием «алчность» уже разъедала мой организм, а душа черствела. Даже одна десятая тех денег, что лежали в швейцарском банке, могла превратить жизнь любого смертного в рай. И я не собирался отдавать ни цента из той зеленой горы, что надежно хранится под семью замками. У меня дрожали руки и скрипели зубы.
 Пожалуй, это новая болезнь, пострашнее амнезии, и вряд ли она излечима.
 И вдруг новый обрыв. Внезапно в доме погас свет. Я вздрогнул. Война не кончилась. Инстинкт сработал, и я резко отскочил в сторону. Раздался выстрел.
 Сверкнуло пламя. Последовал второй выстрел. Я упал на пол лицом вниз и прикрыл голову руками. Третий выстрел. Звякнули пружины часов на стене. Я вскочил на ноги и бросился к лестнице. У порога споткнулся о труп Антона и упал. Раздался грохот, и пуля пролетела над головой.
 Спасибо, адвокат. Впервые ты меня спас по-настоящему. Защитничек! Только после смерти начал напрямую выполнять свои обязанности.
 Я пополз по ступеням вверх. Еще выстрел. От перил отскочила щепка и врезалась мне в щеку. Я ускорил движение. Очутившись наверху, я прополз по темному коридору и головой открыл какую-то дверь. Вскочив на ноги, вбежал в нее, обо что-то споткнулся, перелетел через препятствие и откатился в дальний конец помещения. Снизу раздался дикий женский вопль, и тишина. Я отполз к стене, сел на пол и замер. Окон в комнате не было. Ни единого просвета.
 Кажется, это ловушка. Все. Захлопнулась. Мой опыт прыжков с высоких окон больше мне не пригодится. Тупик. Я ждал. И вдруг тишину разорвал бой часов. Они заработали. Чертовщина какая-то. Бой продолжался. Может, и стрелки пошли?
 Я достал из кармана фонарь и включил его. Чернота пугала меня больше выстрелов. Я не выносил мрака, так и не сумев победить его. Я смотрел на луч света, как умирающий от жажды на воду. Мне стало легче. В конце концов, чему быть, того не миновать. Яркий луч выхватил из темноты упавшую клетку, похожую на корзину. Это я об нее споткнулся, ввалившись в помещение. Меня занесло в обычный чулан, где валялся всякий хлам. Неудачный выбор. Но как же охотник нашел этот адрес, если Антон сам здесь прятался. Наемный убийца? Тогда он не страшен. Заказчик мертв, и ему ничего не нужно. В крайнем случае, его можно перекупить. А если так, то зачем ему стрелять? Татьяна? Вряд ли она еще жива.
 Предсмертный вопль ни с чем не перепутаешь. Убийства продолжаются. Тогда я имею дело с Лиходеевым. Майор мог кого угодно из-под земли достать. Наконец-то и до меня добрался. Дважды я ускользал у него из-под носа. Третьего не дано. Только покончив со мной, он успокоится. Хитрость, опыт, настойчивость должны были привести его к победе. А адрес он мог узнать из той записки, что Антон оставил домработнице. Ведь именно там состоялась наше последнее свидание. Я мог догадаться об этом раньше и предупредить своих болтливых собеседников.
 Мне почудилось, что солома на полу зашелестела. Я направил луч к двери.
 Возле перевернутой корзины что-то шевелилось. Я присмотрелся. Меня бросило в холод. Такой мерзости я даже в кино не видел. Несколько черных лохматых пауков размером с кулак, копошились в соломе. У каждого на спине имелось красное пятно размером с круглую медаль.
 У меня пересохло во рту и парализовало конечности. Неведомые мне чудища, не торопясь, поползли в мою сторону. Кошмар! Это даже не пуля, а какая-то ядовитая тварь. Я нарушил покой лохматых ублюдков, и нашел себе новых врагов.
 Теперь они пошли на меня в атаку. Что я могу сделать? Голова не соображала.
 Вряд ли мне удастся оказать им достойный отпор. Я отвел луч фонаря немного в сторону, и пауки остановились. Может, их раздражает прямой свет или, наоборот, привлекает. Я положил фонарь на пол и откатил его в сторону. Он застрял в соломе в полутора метрах от меня. Луч не изменил свое направление. Пауки вновь пошли в атаку, но не на меня, а на источник света. Можно улучить момент и выскочить из чулана… Куда? В лапы убийцы? Прямо на ствол? Я встал на ноги и прижался к стене.
 Пауки продолжали наступление. Я затаил дыхание. Они находились в метре от моих ног. Возле меня не было ни палки, ни ящика, ни другого орудия защиты. Я попал в пустой угол, вовсе не в тот, какой надо. Значит, фортуна окончательно отвернулась от меня.
 Я сделал первый шаг в сторону и решил по стенке добраться до двери. Пол скрипнул. Я остановился, но пол вновь скрипнул. Это не пол. Скрипели ступени, ведущие на второй этаж. Вот и развязка. Смерть шла мне навстречу. Еще никому не удалось ее обмануть. Она везде тебя найдет.
 Внезапно в доме вспыхнул свет. Так же неожиданно, как и погас.
 Я ждал. Дверь отворилась, и в проеме появился человек с пистолетом в руке.
 Поля шляпы скрывали его лицо, в остальном он от меня не отличался. Мой плащ, костюм, галстук, ботинки.
 — Молодец. Тебе удалось обхитрить семейство «черных вдов».
 Нас разделяло шагов пять. Я не считал себя быстрее пули. Сопротивляться бессмысленно. Я настолько привык к виду оружия, что оно меня не пугало. А вот от кривой усмешки палача меня пронзила дрожь.
 Небрежным движением он скинул с себя шляпу. Уж лучше бы выстрелил. У меня потемнело в глазах.
 Никаких сомнений быть не могло. Передо мной стоял Тимур Аракчеев!
 — Привет, старина. Вот мы и вновь встретились. Не ожидал меня увидеть?
 Я не мог проронить ни слова, а только хлопал глазами, как кукла.
 — Ну-ну, не пугайся, приятель. Не так я страшен, как эти пауки. Выбирайся потихоньку и спускайся вниз. Там для тебя есть работенка.
 Он отошел в сторону и поманил меня пальцем. Обессиленный и растерянный, я выбрался из чулана и спустился вниз. Тимур шел следом.
 Я взглянул на стену. Маятник часов работал. Значит, не все еще потеряно.
 — Сядь, передохни. Поднаберись сил. Сейчас они тебе понадобятся.
 Я сел на ту же кушетку. Как быстро все меняется в этой жизни! Кажется, только что я выслушивал рассказ Антона. Но его убили, и Татьяна перевела стрелку и рисовала мне совсем другое будущее. Но и ей не повезло. Боюсь, что этот парень не оставит мне шансов на обычное существование. Кто же ему расскажет о его будущем? А почему бы мне не попробовать. Терять-то уже нечего.
 Он держался от меня на приличном расстоянии.
 — Перевел дух? Вот и ладненько. Займемся чисткой помещения. Взваливай на горб труп этой шлюхи, и пойдем покормим моих прожорливых оголодавших крокодильчиков. Они уже пробовали человечину и жрали ее с аппетитом. Еще, царствие ему небесное, мой покойный папочка приучил их к деликатесам из человечины.
 Я не понимал, о чем он говорит. Я думал о своем и выполнял его приказы.
 Взвалив труп Татьяны себе на спину, я поволок его во двор. Мне удалось при этом осторожно и незаметно выудить из ее кармана конверт со вторым завещанием. Жаль отдавать такие вещи крокодилам. К тому же, они все равно не оценят начинку из бумаги.
 Ноги подкашивались, меня качало из стороны в сторону, но я держался.
 Стоило мне упасть, как во мне отпала бы нужда. Приходилось выносить все трудности.
 Тимур шел за моей спиной и насвистывал похоронный марш. Небо немного просветлело. Через час совсем рассветет. Однако лес оставался еще черным. Там я себе точно нос сломаю, если не голову целиком.
 — Я не дотащу ее, Тимур. Выбери другое место для похорон.
 — Ладно. Ты прав. Развлечение отставим в сторону. Времени жалко.
 Сворачивай за дом. Там есть колодец. Вряд ли он кому-нибудь уже понадобится.
 Колодец находился в десяти шагах. Уже легче. Я свалил труп на землю и снял с колодца крышку. Черная дыра казалась бесконечной. В такую я уже падал в беспамятном бреду. Боюсь, что теперь придется ощутить падение в реальности.
 — Кидай.
 Я приподнял с земли тело, положил на край и перекинул ноги. Через несколько секунд послышался гулкий всплеск.
 — Ну вот. С одной покончили. Пошли за следующим. В этом доме нельзя оставлять следов.
 Я повиновался. Поднять Антона я, разумеется, не мог. Такая туша только подъемному крану под силу. Пришлось обмотать его голову покрывалом и обвязать, чтобы не оставлять за собой кровавый шлейф. Волок я его за ноги, как лошадь бревна. Мне казалось, что мое сердце вот-вот выпрыгнет из груди. И все же я дотащил труп. Огромных усилий мне стоило перевалить его за борт колодца, и туша пролетела вниз со свистом. Всплеск раскатился эхом.
 Обессиленный, я стоял у края, держась руками за край колодезного жерла.
 Пистолет смотрел мне в лицо.
 — Ну а теперь твой черед настал.
 Я хватал ртом воздух и пытался что-то сказать.
 — Не торопись, Тим. Десять минут роли не сыграют. До отлета еще далеко.
 Жаль сдыхать дураком, каким родился. Расскажи мне правду и уверяю, что ты не пожалеешь. Я ведь знаю, как получить деньги без особых сложностей. А ты, думаю, меньше меня разбираешься в этих махинациях.
 Он на секунду задумался, глянул на ручные часы и кивнул.
 — Черт с тобой. У меня еще вагон времени. Сдохнешь ты умным или дураком — дела не меняет. Ты свою пулю заслужил, и ты ее получишь, будь в этом уверен.
 — И на том спасибо. Замолвлю за тебя словечко Люциферу на том свете. Он сам усадит тебя на сковородку. Вернемся в дом. Сейчас опять дождь пойдет. Простудишься.
 Он громко загоготал. Его смех эхом отдавался в темном лесу.
 Мы вернулись в дом, и я рухнул на кушетку. Аракчеев сел на стол и уставился на меня, похлопывая стволом по ладони.
 — Ну ты и фрукт! Правды ему захотелось. Ладно. Выполним последнее желание приговоренного к смерти. Только легче тебе от этого не станет, — он не отрывал от меня взгляда, и я понял, что Тим побаивается меня, хоть и старается не подавать виду. — Я не столь красноречив и болтлив, как Антон, но история проста и примитивна. Так что, поймешь. Не будем углубляться в дебри, начнем с автокатастрофы. В тот день я намечал прикончить Макса. Этот ублюдок спал с моей женой в отместку того, что я трахал ту крысу, которую ты сбросил в колодец.
 Возомнил себя личностью! Решил стать мне равным. У меня шпионов везде хватает.
 Я только прикидываюсь, что ничего не вижу, не слышу и мне все до лампочки. По моему приказу Антон поселился в соседнем номере с моей женой в отеле «Балчуг» и наблюдал за ней. Антон подтвердил, что Макс бывает у нее чуть ли не каждую ночь. Вот к чему приводит доброта и благотворительность. Кто, как ни я, открыл ему дорогу в будущее, сделал из него человека? Кто эту шлюху вытащил из дерьма и дал ей громкое имя? Но сколько свиней не мой, они всегда найдут себе грязную лужу. В день ее смерти Антон позвонил мне и сказал, что Макс прибыл. Голубки уже воркуют. Я тут же позвонил ей в номер. Трубку долго не брали. Понятное дело, чем они занимались. Когда наконец она сняла трубку, я ей сказал, что сейчас приеду. Девочка не на шутку напугалась. Но, разумеется, я и не думал никуда ехать, Я был пьян и валялся с Татьяной в постели. Важно, что решение я принял. Пауки сами сожрут друг друга в банке. Макс с перепугу, что Катька продаст его под нажимом, сам решил заткнуть ей рот. И заткнул. Но тут вмешались менты и испортили всю кашу. Майор, которого я иначе как безмозглым бараном не называл, решил потягаться со мной силой. Я хорошо взвинтил Лиходеева. У него пена шла изо рта от злости. Собака лает, а караван идет. Может, я и зря издевался над ним. Не на том злость срывал. Лиходеев прилип ко мне, как пиявка.
 Я навел о нем справки. Не такой он принципиальный, как выяснилось. Мзду брал и немалую. Жене только ничего не доставалось. Все на бабенку свою тратил. Я решил, что с ним можно договориться, запихнув его гордыню ему же в задницу.
 Правда, за оскорбление придется платить. Но деньги для меня — не проблема.
 Просто он мне осточертел, и я хотел забыть о нем.
 Я предложил Лиходееву отступного. Торговались мы недолго, и он согласился.
 Таких денег менты и во сне не видели. Он с ними все равно завалится. Из-за собственного тщеславия. Выпьет и начнет себя в грудь колотить, что мол, министр внутренних дел и тот таких взяток не получал, как он, великий гений сыска!
 Таких не оскорблять надо, а деньгами им карман набивать, и они сами себя погубят. Мы собрали полмиллиона наличными, сложили в кейс и я вложил туда сопроводительную записочку с благодарностью. Стоит ему взять чемоданчик из камеры хранения, как его возьмут с поличным. К сожалению, Максим знал об этом.
 Он продал меня второй раз и предупредил Лиходеева о подвохе. Тут надо отдать майору должное. Он нашел достойный выход из положения. Звонит мне на следующий день и говорит: «Послушай, партнер, я выставил охрану у камеры хранения и ты деньги забрать не сможешь. Как только чемодан попадет к тебе в руки, тебя возьмут с поличным. Не меня, а тебя! Ты пытался подкупить следствие, и это доказывает твою вину на сто процентов. За красивые глазки по полмиллиона не отваливают. Усек? Стратег хренов!»
 Положение стало критическим. Антон практически все уже подготовил к выезду. Оставались мелочи. Несколько встреч с деловыми людьми и можно смываться. Медлить не имело смысла. Для начала необходимо исчезнуть из поля зрения и лечь на дно, вплоть до отъезда. Мы так и решили сделать. Но как же уехать и не поблагодарить Максима за его услуги? Он и без того слишком много знал. Глядишь, еще чего наболтает ментам. Я решил взять его с собой. Вызвал к себе и велел ехать со мной. Отказаться он не посмел. И даже не спросил, куда мы едем. Ведь я ему ничего не сказал. Поедешь со мной, и точка. Меня уже предупредили люди из прокуратуры, что Лиходеев получил санкцию на мой арест. Пришлось поторопиться. Я позвонил Антону, велел ему сменить машину, чтобы не привлекать к себе внимания и ехать к развилке. Свою машину я оставил дома, и мы поехали на «линкольне» Макса. Это меня устраивало больше.
 Итак, мы сорвались с места. Следом шел Гольдберг. Старое безлюдное шоссе, котлован все, что мне нужно. Автокатастрофа — идеальный способ для убийства. Я специально залил бак бензином по горлышко перед самым поворотом на объезд.
 Пожар так пожар. Макс сгорит, а я пересяду в развалюху адвоката, и мы тихо уедем. В тот момент я понятия не имел, что Лиходеев наступает нам на пятки.
 Конечно, ему ничего не стоило перекрыть дороги и перехватить нас. Но его целью оставались деньги, а не мой арест. Вот почему он не стал поднимать милицию в ружье, а сам взял бюллетень и официально не находился при исполнении служебных обязанностей. Тоже продуманный ход. О какой взятке можно говорить, если он частное лицо в кратковременном отпуске?
 Мы выехали на объездную дорогу, и километра через три я попросил Макса остановиться. За рулем своей машины сидел он, освободив мне таким образом руки.
 Как только «линкольн» остановился, я накинул ему на шею шнурок и со словами благодарности стянул его, пока не хрустнули шейные позвонки. Парень свое получил. Я забрал его документы и, сев трупу на колени, развернул машину, поставив ее поперек дороги. Я хотел столкнуть ее в пропасть, но у меня не хватило сил. Машина уперлась в загородительные столбики. Я знал, что следом едет Антон, и он может врезаться в «линкольн». Это в мои планы не входило, и я пошел назад, ему навстречу. Не успел я сделать и тридцати шагов, как за моей спиной раздался мощный удар. Какой-то псих врезался в «линкольн» с противоположной стороны. Его «волгу» отбросило назад, развернуло, ударило о стену и засыпало известняком. «Линкольн» слетел вниз и попал на небольшую площадку. Его крутило, как катушку, но в пропасть он не свалился. Задний бампер слетел с правой стороны, его перекосило и он заклинил, врезавшись в землю одним концом. Пропахав метров пять, он остановился в двух метрах от обрыва.
 Катастрофа произошла в натуральном виде. Но ни одна машина не загорелась.
 Сначала я страшно испугался, отскочил к стене и прижался, ожидая взрыва.
 Это меня и спасло. Из-за поворота выскочила патрульная машина. Самонадеянные мальчики рассчитывали меня нагнать. Но тачка со всего маху врезалась в «волгу».
 Вот тут и вспыхнул пожар. Через две минуты появилась машина Антона. Этот придурок меня не правильно понял. Он доехал до развилки и остановился, ожидая меня, когда мы уже давно проехали. И только когда к котловану свернула машина с Лиходеевым, он понял, что мы уже проехали. Я успел подать ему знак, и он остановился до поворота. Тут приходилось фантазировать на ходу. Сплошной экспромт. Но у Гольдберга мозги были на месте. Он умел мыслить и принимать неординарные решения. Уникальный был тип. Он мог доказать суду, что белое вовсе не белое, а черное, но мы об этом не знаем и, если приглядеться, то поймем, что имеем дело с черным. Судьи приглядывались к белому и соглашались с ним, что видят перед собой черное. Таких спецов не так много на этом свете. В первую очередь мы подошли к патрульной машине. Антон закричал: «Где Лиходеев? Я его видел. Он сидел рядом с шофером!»
 Лиходееву повезло. Несгораемый шкаф, а не человек. При столкновении, он выбил башкой ветровое стекло, перелетел через «волгу» и ударился черепом о заградительный столбик. По всем законам природы его полет должен был закончиться на дне котлована. Но чертов столбик его остановил. Маленький пенек, каких разбросали на обочине с интервалом в полтора метра друг от друга. И надо же ему попасть точно в цель. Снайпер! Лиходеев сильно повредил себе голову, но дышал. Двужильный тип. Я хотел его прикончить, но Антон вынес другое решение.
 — Не торопись. Если они гнались за вами, то кто-то еще знает, что вас в машине было двое. Зачем нам задавать загадки прокуратуре? Пусть знают, что ты и Макс погибли. Тогда искать будет некого. Пусть ищут Лиходеева. Это уже их проблемы, а не наши. А мы развяжем себе руки. Я позвоню своим врачам, они заберут трупы, а я их опознаю.
 Как всегда, его решение было гениальным. Мы стащили Лиходеева вниз, бросили возле «линкольна», а потом подожгли машину и его самого. Антон сунул ему в карман брюк документы Макса и сказал, что сжигать целиком не следует.
 Достаточно, чтобы обгорел верх и он стал неузнаваемым. А документы сыграют решающую роль.
 Все так и случилось. Мы сели в колымагу, взятую напрокат, и уехали. С бензоколонки Антон позвонил своим друзьям-медикам. Таким образом мы развязали себе руки. На редкость удачный день. Одним махом скинули весь груз с плеч.
 Когда мы вернулись к нему домой, раздался телефонный звонок. Нас ждал сюрприз — майор жив. Лиходеев оказался непотопляемым авианосцем. Теперь его так просто не придушишь. Я сорвал злость на адвокате. Боюсь, и он в ту минуту пребывал в растерянности. Я остался ждать, а Антон уехал в больницу. Там его встретил доктор Фаин. Он его немного успокоил, сказав, что с такой черепно-мозговой травмой человек не может остаться полноценным, даже если выживет. Полная идиотия и беспомощность.
 На опознании присутствовала Ксения Задорина. Самая хитрая баба в прокуратуре. Антону ничего о найденных документах не сказали. Но он-то знал, кто их положил менту в карман. Адвокат долго разыгрывал из себя эксперта, искал приметы, родинки, осмотрел все тело, потом с уверенностью сказал:
 — Сомнений быть не может. Перед нами лежит Максим Круглов.
 На этом поставили жирную точку. Труп Тимура опознанию не подвергался.
 Пережаренный шашлык.
 Тимур усмехнулся, достал из кармана сигареты и закурил. Его рассказ не умещался в моем больном сознании.
 — Ты хочешь сказать, что я и есть тот самый майор Лиходеев, от которого бегал все последние дни?
 — Да, придурок. Ты тупой вонючий мент, который, как глупый пес, крутится юлой, чтобы догнать свой облезлый хвост. Так и сдохнешь с тремя именами.
 Правда, труп будет только одни. Ты — никто. Тебя нет на свете. И меня нет на свете. Но в этом портфеле, что лежит на столе, — он похлопал по кейсу адвоката, — находятся паспорта и все прочее. Я могу стать кем угодно. А ты только трупом.
 Жаль, я тебя тогда не придушил. Слишком ты живучим оказался. Трехглавая гидра.
 Одну башку отрубают, а на ее месте новая вырастает.
 — Почему же вы не придушили меня в больнице, когда я находился в коме?
 Вряд ли моя смерть кого-нибудь удивила бы или заинтересовала.
 — Скажи спасибо покойному Антону. Он со своими идеями носился как с писаной торбой. Фантазер-экспериментатор. Ему всегда нужен оппонент, противник, которого он должен побеждать и тешить свое тщеславие. Ну какой я ему противник?
 Он мой халдей. Что прикажу, то и выполнит. А ему нужно постоянно самоутверждаться и оттачивать свое мастерство. И потом ему было страшно интересно, как меняется личность, психология, характер, инстинкты. Ты был подопытным кроликом. Что-то в этом роде. Но, разумеется, не в этом главное.
 Кроликов он всегда находил для своих экспериментов, да и времени оставалось в обрез. Его новый план прикрывал меня от лишней опасности. Когда ему из психушки сообщили о твоем состоянии, он даже не поверил собственным ушам. Врачи гарантировали тебе жизнь, но не более того. С такой травмой черепа человек не может оставаться полноценным. Беспомощная кукла, лишенная дара речи и движения.
 Но ты уже через три недели заговорил. Твой бред носил бессвязный характер, но в нем просматривалось движение мысли. Цепочка сознания не разрывалась, а имела осмысленней ход. Тогда Антон взялся за тебя всерьез. Доктор Фаин принялся за пластические операции. Какая разница, сколько их понадобится. За все платит страховая компания. Я разозлился. Он слишком много уделял тебе времени, а я сидел здесь, в этой халупе, безвылазно, не рискуя высунуть нос на свет божий.
 Но Антон был куда дальновиднее. Ты должен был оставаться на виду у публики. Как? Через сообщения в прессе. Народ и милиция знали, что погиб только один из нас двоих, а не оба. Иначе всем контрактам конец. И хитрец Гольдберг внушил следствию, что живым остался Максим Круглое, а партнерам по бизнесу, что Тимур Аракчеев идет на поправку. Но об этом не надо шуметь. Наследник обязан оставаться живым, иначе никто ничего не получит. Мне выходить на арену нельзя. Слишком я известен. Недолго и загреметь за решетку, учитывая пристальное внимание следователя Задориной. Не такая она дурочка, чтобы верить всему, что говорят. Но ей нужны факты, и тогда зазвенят наручники. Используя тебя как ширму, никаких фактов она в руки не получит. Она бессильна. Экспертиза позади, и тебе выдан паспорт на имя Максима Круглова. А против него у следствия ничего нет. Он даже не свидетель, а дурачок без памяти. Его и на дознание не вызовешь. Любые показания не могут быть засчитаны. Судмедэксперты их не признают. У тебя психомозговая травма. Ты можешь на самого себя наговорить что угодно, и в лучшем случае тебя вернут в больницу к несчастью страховой компании. Они и так на твоем лечении едва не разорились. Вот Антон и решил тобой загородиться.
 Ты должен заключать все договора. С тебя взятки гладки. А я оставался в тени до поры до времени. Пусть следят, наблюдают, а толку что? Вот если бы меня засекли с печатью в руках, то схватили бы тут же, как птичка мошку. Принцип ширмы сработал.
 Все бы так и было. Благодаря огромным усилиям Антона в конце концов удалось завершить главную задачу. Но какой ценой? Вспомним начало!
 Стоило тебе выйти из больницы, как проснулась твоя натура. Не успел на ноги встать, как пошел разнюхивать, что к чему да как. Такого ни врачи, ни Антон ожидать не могли. Башка без памяти, а повадки, привычки, характер сохранились. Ты по крови своей сыщик. Там, в глубине твоей башки, сидит эта заноза. Был бы я на твоем месте, то тоже не сидел дома. Но я шастал бы по кабакам и бабам. А ты — сыскарь, легавый. Взял след, и тебя понесло, не остановишь. Даже угрозы на тебя не действовали. Дурак дураком, а следствие вел грамотно. Только рассеянно, не мог четко сосредоточить свое внимание. Но ты тем не менее оставался стопроцентным Лиходеевым. Вот почему, сколько не рядил тебя Антон в разные шкуры, ты чувствовал дискомфорт и сбрасывал их, не веря никому и ничему. Искал истину. Я наблюдал за тобой и думал, когда же ты сам себя вычислишь? И боялся, что это произойдет! Нет, ты не миллионер. Нет в тебе этой жилки. Размаха нет, дерзости. Ты это осознал. Нет, ты не финансовый гений и не администратор, каким был Максим. Ты ни разу не поинтересовался; как идут дела на фирме. Это же твое детище. И на убийцу ты тоже не похож. Кто же ты? "Я ищу!
 Я хочу знать! Мне надо удостовериться! Все лгут! Есть тайна, которую надо раскрыть!" Вот она твоя суть, нутро, потребность. Чего же там просчитывать? А после того, как ты узнал, что Лиходеев жив, то и сомнений быть не могло. Все встало на свои места. Лиходеев — это я, и ни кем другим быть не могу! Но себя-то ты найти в этой куче, свалке образов и персонажей не смог. Хреновый ты сыщик, бывший майор, а ныне господин ноль. Никто! Вот и не решил главной задачи!
 — Значит, Антон мне лгал до последней своей минуты!
 — Краснобай и баламут. Он кому угодно мозги наизнанку вывернет. Недаром отец его из периферийного дерьма вытащил и к делу приспособил. А то гнил бы Антон в своей Самаре, защищая рыночных щипачей и торговок. Но я так думаю, что Антон не лгал тебе. Он играл с тобой, как кошка с мышкой, всегда рассказывая правду, но с определенными перекосами, как в кривом зеркале. Давал тебе кусок искривленного железа и говорил: «Бери киянку и выпрямляй. Учись быть жестянщиком». Ты выполнял работу, но она тебе не нравилась. Он тебе подбрасывал новый материал. Давай парень, работай. Может, этот кусок понравится?
 — Это ты приходил в коттедж в день моей выписки?
 — Догадался. Я жил здесь. Антон прислал мне весточку, что тебя выписали. Я приезжал за своей записной книжкой. Пока ты лежал в больнице, дом был заперт и опечатан. Но я не знал, что ты поселился в моей спальне. Не хотел тебя пугать в тот день. Мне не к спеху.
 — Зачем она тебе понадобилась?
 — Хотел забрать деньги из камеры хранения. После официальной гибели Лиходеева наблюдение сняли.
 — А потом?
 — "Потом" уже не было. Началась твоя чесотка. Носился по городу и искал правду. Антон решил, что если тебя убедить, что ты Тимур, то это остановит твой пыл. Страх перед разоблачением.
 Ладно, Ефим убрал Тихона, напугал до смерти бывшую домработницу, но ты не останавливался. Тогда я поехал с Ириной к ней домой. Все это время она жила со мной здесь. Мы приехали за пять минут до твоего прихода. Она даже переодеться не успела. А я сидел в ванной. Вот она тебя и огорошила, что ты Тимур. Я позвонил Антону и дал сигнал. Он приехал к тебе и встретил тебя приветствием:
 «Ну здравствуй, Тимур!». Не помогло. Тебе и этот наряд не понравился. Ты же стал убийцей своей жены!
 — Но вряд ли ты мог знать о моей встрече с нотариусом. Почему же Ефим меня направил к нему? Он играл против тебя?
 — Ефим тебя туда не отправлял. Записку тебе подбросила Татьяна. Она тут же позвонила Антону и сказала, что ты едешь к ее отцу. Она обогнала тебя, пока ты искал дорогу. Не успела в дом войти, как ты следом. Антон помчался туда сразу после звонка. Мне было запрещено показываться на глаза Русанову. Нотариус остался на обочине. Без фирмы он нищий. И у него скопился компромат на всех нас. Антон подкупил Татьяну. Ей обещали хорошие деньги, если она заберет бумаги у отца. Мы боялись, что он передаст их покупателям фирмы и сделка сорвется.
 Татьяна не сумела достать документы и решила сделать это с твоей помощью. Фокус удался. Но Антон зря его прикончил. Нотариус без компромата, как змея без ядовитых зубов. Он пустышка. А убийством только подписал себе собственную смерть. Дочка оказалась слишком мстительной. Да и обещанных денег он ей не заплатил. Антон жаден. У него снега зимой не выпросишь. А ей он обещал пять миллионов. Но вместо денег еще и папашу ее прихлопнул и компромат забрал.
 — И все же ты туда приехал?
 — Когда Антон покончил с нотариусом, он меня вызвал. У него появилась новая идея. Тебя он забрал к себе домой и колол тебе снотворное, а я прокатился в своей собственной машине до «Балчуга». Правда, мой видок обращал на себя внимание, что собственно и требовалось.
 — С какой целью?
 — Чтобы ты не примерял на себя маску Лиходеева. Ты уже знал, что мент жив, но пропал. Тебе могла прийти в голову мысль, что ты и пропавший майор Лиходеев слишком схожи. Нам было необходимо доказать тебе, что он — не ты, а главный твой враг. Человек, от которого веет смертью или, по крайней мере, опасностью.
 Слишком откровенно такой спектакль разыгрывать нельзя. Достаточно пару легких мазков тонкой кисточкой. Сигареты, купленные в кафе и предложенные гаишнику. Мы всегда считали тебя достойным противником. Пересаливать нельзя. Всего в меру. И мы с тобой выступали на равных. Я все еще пытался напугать тебя.
 — Но не напугал. На себя я никак подумать не мог. Я не курю после того, как пришел в себя. А о том, что майор курил «Жетан», я узнал намного позже. Вы этим только еще больше разожгли во мне страсть к поискам. Я лишь понял, что не ездил к гостинице, а вместо меня был другой, но этот другой меня интересовал, как личность, а не как опасный элемент.
 — Не принципиально. Пока ты мотался по загородным шоссе, Антон подготовил все документы и ты в промежутках между своими пустыми, бездарными разъездами, выполнял роль Тимура Аракчеева, ставя мою печать на деловые бумаги. Теперь не имело значения, как много ты сможешь узнать. Твоя миссия закончилась. В тебе отпала необходимость. Пришло время сматывать удочки и убрать последних свидетелей. И тебя тоже, разумеется.
 — Постой. Но не для этой же дурацкой поездки от нотариуса к «Балчугу» тебе купили второй комплект одежды? Ты одевался также как и я.
 — Конечно, нет. Я должен всегда быть готовым подменить тебя на случай твоего отсутствия, гибели или очередного припадка. Поездка лишь подтвердила, что людей встречают по одежке. Мы не могли рисковать. Ведь банкир из Швейцарии пролетал Москву транзитом. А если тебя нет? Что делать? Такими сделками рисковать нельзя. Но, учитывая, что за тобой наблюдают, увидев меня, никто бы не сомневался, что это ты. Стоило надеть темные очки и все. Вряд ли кому-то взбрело в голову, что Тимур Аракчеев восстал из пепла. На какой-то короткий отрезок времени я мог тебя заменить. И поездка это подтвердила.
 — Ив конце концов все прошло удачно и ты, убирая свидетелей, не пожалел даже преданного тебе Ефима?
 — Что делать. Своя рубашка ближе к телу. Он слишком много знал. Я приехал к нему, немного посветился в поселке, дал ему сотовый телефон и велел вызвать тебя. Потом покончил с ним, ушел на окраину поселка и устроился в лесочке, выжидая твоего появления. Ты приехал, а я подложил тебе тротил под капот.
 Однако тебе опять повезло, непотопляемый авианосец. В сорочке родился.
 — Нет, в пижаме. — И опять мне пришлось гоняться за тобой. Неблагодарное это занятие. Ты, как змея, выскальзываешь из рук. Но ты пропал. Я приехал в коттедж, но тебя нет. Эта дура подняла шум. «Грабят! Грабят!», Пришлось заткнуть ей рот. Уже решил ехать сюда. Антон меня ждал. Можно сказать, тебе повезло. Но по дороге к шоссе я увидел такси. Ты проехал мимо, даже не заметив меня. Пришлось вернуться. И опять ты выскользнул. Я уже понял, что больше тратить времени на тебя не могу. И тем не менее решил сделать еще один круг по старым достопримечательностям.
 Приезжаю сюда и вижу: ба, знакомые все лица. У ворот стоит машина Татьяны.
 Одна она сюда не приедет. Значит, вот куда ты уехал, пока я искал тебя по городу. Ну что же, как говорится: «Если гора не идет к Магомету, то Магомет идет к горе». Со свиданьицем, майор! Заодно и прощай. Пойдем, дружок, к колодцу. Я и так убил на тебя уйму времени. Уже рассвело. Твое последнее желание я добросовестно выполнил.
 — В колодец ты меня успеешь отправить. Я даже сам готов туда прыгнуть. Но в твоем рассказе много нестыковок и я понял, что ты сам знаешь далеко не все.
 Но самое ужасное не это. Ты же нищий. Что ты можешь сделать без своего опекуна?
 Он в колодце. А Швейцарский банк не даст тебе ни цента.
 Он усмехнулся.
 — На первое время мне хватит и полмиллиона, скучающих в камере хранения.
 Квитанция в записной книжке, которую ты всюду таскаешь с собой. Не так ли? А потом поищу себе невесту.
 — Не успеешь. Тебя схватят раньше, чем ты возьмешь деньги из камеры.
 Я блефовал. Но одно знал точно, что Тимур понятия не имеет о втором завещании.
 — Не мудри, парень.
 — Ты как был, так и остался марионеткой Гольдберга. У меня есть к тебе предложение, Тим. Я могу купить у тебя свою жизнь и заплачу за нее всем капиталом твоего отца. Цифры называть не будем, я плохо разбираюсь в нулях. Ты ничего не имеешь против такой сделки?
 Тимур Аракчеев открыл рот.
 После долгой паузы он сказал:
 — Ты блефуешь. Что ты можешь? Ты — ничто!
 — Блефовать я еще не научился. Могу я многое, потому что знаю больше тебя.
 Мои старания не прошли даром, и я, как ты говоришь, — мент, анализировал полученную информацию. Возможно, я — ничто. Ты недалеко от меня ушел, если делаешь ставку на квиток от камеры хранения.
 — Не заговаривай мне зубы.
 — Конечно. Дурной пример заразителен. Начнем с элементарщины. Максим не убивал твою жену. Это сделал Антон той самой тростью-клинком, что валяется на полу. Вспомни характер ранения. Острая колотая рана. Кухонным ножом человека не проткнешь насквозь. Такую же рану получил нотариус. А ведь ты знаешь, что его убил Гольдберг. Ну а теперь о причинах. Убив твою жену, он становится твоим опекуном. Временно, конечно, пока ты не женишься заново. Но в этом и есть его секрет. Он не дал бы тебе дожить до следующей свадьбы. Ты уже был обречен, как и твоя покойная жена. И Гольдберг оставался один. Согласно завещанию твоего отца, ему переходил весь капитал. Вот в чем главная, высшая цель адвоката. А ты и я помогали ему от всей души приблизиться к цели, подставляя головы под топор палача.
 Я достал из кармана конверт со свидетельством о смерти и бросил его на стол. Он просмотрел документ и ничего не понял, как и я, когда его впервые увидел, и лишь комментарии Татьяны открыли мне глаза.
 — Эта бумажка была заготовлена в день катастрофы. Диагноз смерти уже стоял там, написанный под диктовку Гольдберга. Так что, план Антона зародился куда раньше, чем вы меня подожгли у котлована. А дату смерти он проставил вчера. Так что, результат нашего вчерашнего поединка ему был безразличен. Ты меня убьешь или я тебя. Какая разница кого ему убивать. Он ждал здесь не меня и не тебя. Он ждал победителя. Пришел я. Антон не удивился. Пришел бы ты — реакция та же.
 Приговор уже вынесен и свидетельство о смерти у него в кармане. Никто из нас живым из этого дома не вышел бы.
 — Мразь! — прохрипел он. — И эта сволочь утверждала, что я ему дороже сына?!
 Первый раунд я выиграл.
 — Дороже сына, которого у него никогда не было. Но не дороже денег. Ты сам мне говорил. Антон не врал. Он искажал действительность. И нотариуса он убил не из-за компромата. Игорь Русанов порядочный человек и в дрязгах такого рода участия не принимал. В его руках находилось второе, более позднее завещание, предназначенное для тебя. Вот почему Антон не мог позволить даже случайную встречу между вами. А как только у Русанова вырвали из рук заветную бумажку, Гольдберг не дал ему и часа прожить. А ты, как олух, в это время разъезжал по пригороду, разыгрывая из себя таинственную личность с привычками Лиходеева, курящего дерьмовые французские сигареты. Оба мы с тобой базарные скоморохи. Как видишь, я сумел многое узнать. Могу проконсультировать и в части получения наследства.
 — Говори! Говори, не то я из тебя кишки вытяну!
 — И ничего не узнаешь. Мне нужны гарантии. Вынь обойму из пистолета.
 Он немного помедлил, потом вынул обойму и бросил ее на пол.
 — И патрон из подствольника.
 Тим передернул затвор, и патрон отскочил к лестнице.
 — Вот теперь мы более-менее на равных. То, что я тебе говорил, — правда.
 Свидетельство в твоих руках. Можешь заглянуть в его портфель. Там наверняка лежат два загранпаспорта на имя Максима Круглова. Один с моей фотографией, второй с твоей. Ведь он до последней минуты не знал, с кем ему придется лететь, если попытка убийства здесь не увенчается успехом.
 — Говори, мент, как мне вернуть мои деньги? Или я тебя голыми руками придушу. Но на этот раз меня никто не остановит.
 Я достал из кармана второе завещание и протянул ему конверт.
 — Ты уже придушил собственными руками, по приказу собственного палача, всех преданных тебе людей. Жаль, не успел ему топор в руки подать, чтобы он снес тебе башку. Ефим тоже знал о завещании. Все, кто о нем знал, погибли от твоих рук, исключая нотариуса. Читай и вникай. Ты один без всяких опекунов и жен вступил в наследство на сороковой день после смерти отца.
 И второй раунд я выиграл. Тимур побледнел. Он не верил своим глазам.
 — Все свидетели, кто подписывал эту бумагу, мертвы. Вот к чему приводит денежная паранойя. Это вас нужно сажать в психушку за решетку.
 Аракчеев выронил из рук документ. Как только он поднял голову и взглянул на меня, я провел свой коронный удар в челюсть. Получилось так, как надо.
 Чистый нокаут в третьем раунде. Тимур перелетел через стол и грохнулся на пол.
 Я тут же сдернул ремень с его брюк и крепко связал ему руки за спиной, а шарфом ноги. Теперь он и пошевелиться не мог.
 Оружия на полу валялось, как яблок под яблоней. Я поднял Татьянин револьвер. Из шести патронов остался только один. Мне этого хватит. Три пули она выпустила в голову Антону, две в меня. Но выстрелов мне вслед, пока я полз наверх, прозвучало четыре, значит остальные вылетели из ствола Тимура. Им обоим не повезло. Ни одна из них меня не достала.
 Я убрал ее изящный короткоствольный револьвер в свой карман. Он мне мог еще пригодиться.
 Пока Аракчеев-младший пребывал в бессознательном состоянии, я достал из его кармана сигареты и закурил. Это были французские сигареты «Жетан». Значит, они ему понравились. Мне тоже. Первая моя сигарета после нового рождения. Я курил с таким чувством, будто и не бросал.
 Собрав все документы, я убрал их в карман и очистил портфель адвоката. Там не было двух паспортов с разными фотографиями. Лежало два, но только с моими снимками. Один на имя Аракчеева, другой на имя Круглова. Значит, он собирался везти одного из нас до аэропорта. Тут, в этой комнате и кончилась жизнь победителя дуэли. К сожалению, Антону повезло меньше, чем нам. Я глянул на настенные часы. Маятник работал нормально, а стрелки шли вперед. Будем считать недоразумением их временную остановку.
 — Что ты сделал со мной, поганый пес? — раздался сдавленный голос из-за стола.
 Очнулся. Кто из нас поганый пес, мы еще увидим. Он дернулся, но ремень крепко сжимал ему руки.
 — Нам пора, дружок. Как насчет колодца?
 В его глазах застыл ужас.
 — Не бойся, дружок. Я не так страшен, как те пауки. Пора нам прогуляться.
 Я развязал шарф на его ногах, схватил его за ворот белого плаща и поставил на пол. Отойдя в сторону, я кивнул ему на дверь.
 — Ты что задумал? Я в колодец не пойду.
 — Ну, а что может придумать безмозглый баран? Пойдем, посмотрим, У меня не такая скудная фантазия, как у тебя. Не забывай, я учился жизни у великого мэтра Гольдберга. Он — моя детсадовская нянька.
 Я силой вывел его во двор и повел через поляну к воротам. Транспорта здесь хватало; Я выбрал машину Тимура.
 — Это твоя тачка?
 — Она принадлежит гаражу компании.
 — Тем лучше. Я усадил его на переднее сиденье.
 — Куда ты меня собираешься везти?
 — По ностальгическим местам. Обожаю старые достопримечательности. Ты увидишь мир новыми глазами.
 Чтобы он ко мне не приставал с дурацкими вопросами и несостоятельными предложениями, я засунул ему кляп в рот, сделанный из салфетки для протирки окон.
 Дорога была мокрая и скользкая. Наш путь длился около полутора часов.
 Когда я остановил машину над котлованом в том месте, где произошла автокатастрофа, Аракчеев побледнел еще больше. Его трясло, как меня, когда-то.
 — Ну вот, Тим. На этом месте началась наша романтическая история. Здесь же мы ее и закончим. Посчитаем сколько раз ты пытался меня убить. Первый раз на этом месте. Но тебя остановил Антон. Тем не менее вам удалось сделать из меня урода. Второй раз ты подложил мне взрывчатку. И здесь вышла промашка. Погибли два сопляка, ищущих приключения на свою задницу. В третий раз ты стрелял в меня из окон коттеджа, но и там тебе не повезло. Меня спасли мои ноги. В четвертый раз ты стрелял по мне в охотничьем доме и хотел утопить в колодце. И опять промашка. Ты упустил четыре возможности. Извини, дружок. С такой форой стыдно проигрывать. Пришло время ответного удара. Так что, терпи и надейся на мою бездарность. Может и тебе повезет.
 Я вышел из машины, обошел ее и открыл дверцу.
 — Выходи.
 Пришлось его силой вытаскивать. Как мог, он сопротивлялся, но во мне кипела такая ярость, что со мной совладать не могла никакая сила.
 Я оттащил его вниз, на площадку, достал револьвер и прижал ствол ко лбу.
 Мне очень хотелось его пристрелить, но я не мог себя заставить нажать на спусковой крючок. Не хватало воли. Я сделал по-другому. Размахнулся и со всей силы треснул его по темени. По его лицу потекла кровь, и он осел на землю.
 Теперь он был безвреден. Я убрал револьвер и снял с его рук ремень. Затем я поднялся наверх, вывернул руль машины и скатил ее вниз. Она перевернулась несколько раз и помятая встала на колеса поперек площадки, уткнувшись носом в стену, что не позволило ей скатиться в пропасть. Ну, просто чудеса. Картина повторяется. И я решил довершить хорошо сработанный план великого комбинатора Антона Гольдберга. Мне вновь пришлось спуститься вниз. Я достал из кармана паспорт на имя Максима Круглова со своей фотографией и сунул его Тиму в задний карман брюк. Затем открыл пробку бензобака, смочил в бензине тряпки, бросил на труп Аракчеева и поджег. Вторая спичка полетела в бензобак. Машина вспыхнула. Я едва успел поднятья наверх, и она взорвалась. Гиблое место. Правильно о нем говорят.
 Минут через пять, когда я собирался уходить, с противоположной стороны появилась машина. Какой-то псих не знал, что шоссе давно открыто и поехал в объезд. Он не торопился, не рисковал, а ехал медленно и внимательно. Его «жигуленок» затормозил у обочины. Из окна вытянулась лысая голова на тощей длинной шее. Он смотрел на пожар, как на праздничный фейерверк. Его толстая губа отвисла, а глаза сквозь линзы очков стали похожи на тарелки. Пока он любовался зрелищем, я подошел к его машине и сел с ним рядом на переднее сиденье.
 Он меня не замечал до тех пор, пока я не постучал его по коленке.
 — Эй, приятель.
 Бедолага так дернулся, что едва не выбил лысиной крышу.
 — У тебя есть сотовый телефон?
 Он отрицательно покачал головой. Гусиная шея ушла в плечи. Он смотрел на меня, как на чудовище, и только хлопал ресницами.
 — Ну и чего мы сидим. Живо к бензоколонке, нужно вызвать помощь. Люди горят. Это не кино, парень, это автомобильная катастрофа.
 — А…, да…, да.
 — Жми на всю катушку.
 Через десять минут он затормозил у знакомой мне бензоколонки. Старика на лавочке не оказалось. Холодно уже и погодка сыровата.
 — Иди в будку и звони в «скорую» и милицию. Давай живо.
 — Почему я?
 — Потому, что у меня нога сломана. Иди же, там люди гибнут.
 Он хотел что-то возразить, но я буквально вытолкнул его из машины. Когда он скрылся в будке заправщика, я пересел за руль и сорвал машину с места.
 К девяти часам утра я приехал в аэропорт Шереметьево. Оставив машину на стоянке, я зашел в здание и осмотрелся. Обычная суета. Ничего подозрительного.
 Билеты и паспорт у меня в кармане. Надо найти местечко и заполнить билет.
 Кажется, я ничего не забыл. Все сделано правильно. Одно меня смущало. Через несколько часов я окажусь в чужой стране. Чужой народ, чужой язык. Смогу ли я жить среди них? Вся надежда была на Беллу. Она обещала приехать ко мне по первому зову. Без нее мне там делать нечего.
 Я заполнил в билете графу имени и вложил его в паспорт. Теперь я до конца своей жизни останусь Тимуром Аракчеевым. Меня передергивало при упоминании этого имени. А тут придется с ним жить. Вряд ли у меня получится привыкнуть к сей данности. Денис Лиходеев мне был ближе и понятнее. Во всяком случае, не вызывал отвращения.
 Где-то внутри я ощущал непонятный зуд. Сидеть на месте я не мог. Не знаю, как все получилось, но ноги сами привели меня к камере хранения.
 Я воровато осмотрелся по сторонам. Все чисто. Ничто не могло вызывать подозрения. И я решил рискнуть. Без риска жизнь кажется пресной и безвкусной.
 Квиток все еще лежал в записной книжке.
 Я достал его, невзрачный клочок бумаги стоимостью в полмиллиона долларов.
 Сонный кладовщик принес мне желтый кожаный кейс и забрал квитанцию. За просроченность надо было доплатить какие-то копейки. Смешно, но у меня их не было. Вот когда я почувствовал себя нищим. — Послушай, приятель. Я оставлю тебе паспорт с билетом, отнесу жене чемодан и возьму у нее деньги.
 Он поморщился и махнул рукой. Мол, черт с тобой.
 Мне не терпелось заглянуть вовнутрь. Я нашел кафе на втором этаже, сел в уголок и огляделся. Все спокойно и тихо. Замки открылись без ключа. Я приподнял крышку и тут же ее захлопнул. Мимолетного взгляда мне хватило, чтобы увидеть пачки долларов и конверт, лежащий сверху.
 Все на месте. Мне очень хотелось выпить чашку кофе. Но не было денег. Я и поел бы чего-нибудь. Желудок урчал, как лягушки в болоте. Сердце как-то странно колотилось в груди, словно я пробежал огромный марафон.
 О еде я старался больше не думать. Я раздумывал над тем, какое впечатление на меня произвели доллары. Хорошее. Неожиданное впечатление. Они зажигали во мне азарт, и я понимал их силу. Надежность и стабильность, вот в чем их сила.
 Недели две назад эти бумажки не произвели бы на меня никакого впечатления.
 Теперь я превратился в полноценного члена общества со всеми его недостатками. У меня появилось соответствующее мышление, свои принципы, нрав, новое прошлое и даже любовь. Лихо я адаптировался в жизненных обстоятельствах.
 Голос диспетчера по громкой связи объявил о посадке на рейс Москва — Женева и добавил:
 — Господа Гольдберг и Круглов, вас просят подойти к девятому окну зарегистрироваться.
 Паспорт Круглова остался в кармане Аракчеева. Не думаю, что имя играет большую роль. Билет и паспорт у меня есть, остальное значения не имеет.
 Я спустился вниз, нашел нужное окошко и зарегистрировался. Проблем не возникало. Они появились как лавина с гор, там, где я их не ждал.
 Случайный взгляд в сторону и я увидел двух милиционеров, а между ними шла следователь Ксения Задорина. Они направлялись в мою сторону.
 Вот тут я показал всем свою прыть. Думаю, что такую скорость никто еще не видел. Бег с препятствиями. Я летел пулей к выходу, перескакивая через чемоданы, тележки и тюки, как резвая лань. Я даже не оглядывался, моя цель вырваться из кольца и готов положить за это жизнь. Не знаю, как я очутился на улице. Казалось, меня ничто не могло остановить, но остановило. Это был женский окрик.
 — Денис!
 Он пронзил меня как стрела. Я услышал собственное имя и родной, близкий сердцу голос.
 Я замер и оглянулся. Возле своей машины стояла Белла. Мгновение. Щелчок затвора фотоаппарата, и она осталась в моем сердце.
 Я бросился к ней и тут же запрыгнул за руль ее машины.
 — Садись, живо!
 Она села рядом и захлопнула дверцу. На улицу уже высыпали стражи закона, множась, как муравьи.
 — Что с тобой, Денис? Я приехала тебя проводить.
 — Поездка откладывается.
 Я положил ей на руки чемоданчик и завел двигатель. Не «мерседес», конечно, но я выжимал из машины все. Мы мчались в неизвестном направлении и кто-то нас преследовал.
 — Я хотела тебе сказать, что люблю тебя. И хотела сказать, что ты никакой не Аракчеев и не Круглов. Ты — Денис Лиходеев и я поняла это сразу, как только увидела тебя.
 — Меня выдала моя любовь. Я родился второй раз, и второй раз влюбился в ту же женщину. Значит судьба была права, что соединила нас.
 — Я этого очень хочу. Ты мне веришь?
 — А кому мне еще верить. Ты моя последняя инстанция.
 — От кого мы бежим?
 — Слушай меня внимательно, Белка. В этом чемодане наше будущее. Сохрани его.
 Я достал из кармана паспорта и все бумаги.
 — Это тоже нам еще пригодится. Потом сама все поймешь. Боюсь, что уйти мне не удастся. Но ты не должна попадать в ту же ловушку. Хватит с них меня. А ты жди и надейся. Надежда бессмертна. Только дураки считают, что она умирает последней. Ничего не предпринимай. Я сам все сделаю как надо. Запомни все, что я тебе сказал.
 На крутом вираже я открыл дверцу с ее стороны и толкнул Белку плечом. Она вылетела из машины вместе с чемоданом и покатилась под откос в канаву. Не думаю, что падение было для нее чувствительным. Теперь мне уже ничего не страшно.
 Или почти ничего. Выскочивший на перекресток самосвал меня все же напугал.
 Я ударил по тормозам, но столкновения избежать не удалось.
 Вот оно, то самое черное пространство, огонь и падение в бесконечную бездну. Как это до тошноты знакомо. Прощайте, безумная сказка и несвершившиеся мечты!




 Эпилог, или третья жизнь


 Память восстановилась полностью спустя две недели после последней аварии, когда он пришел в себя. Можно вспомнить поговорку «Клин клином вышибают». Не слишком сложная травма головы, несколько сломанных ребер, вывихи, а в остальном не все так страшно, как могло быть.
 Правда, возле него не было доктора Розина и сестры Риты, а на окнах стояла решетка, и стальная дверь с глазком охранялась с внешней стороны двумя омоновцами. Нет, это не тюрьма. Обычная психушка районного масштаба, но с индивидуальной палатой и достойной охраной.
 Можно было ожидать худшего, но никак не праздника.
 Это подтвердили первые же визитеры.
 Холодным голосом следователь Задорина объявила:
 — Мне очень жаль, гражданин Аракчеев, но, как только позволят врачи, вы будете переведены в тюремную больницу. Вам предъявляется обвинение в убийстве вашей жены Екатерины Кислицкой, бывшего вашего шофера Ефима Никитина, вашей служанки Элины Тимофеевой, и, думаю, список этим не закончится. На месте аварии у вас найдены револьвер с вашими отпечатками пальцев, которым убит адвокат Антон Гольдберг. Его труп обнаружен в колодце на вашей загородной усадьбе. Там же найден труп Татьяны Русановой. Сейчас следствие разбирается в возможной вашей причастности в гибели ряда других лиц. Но и перечисленного достаточно для вынесения соответствующего приговора. Вас ожидает пожизненное заключение.
 Уменьшение срока, во что я лично не верю, возможно только при чистосердечном признании и помощи следственным органам.
 — Ваше заблуждение состоит в том, что вы считаете меня Тимуром Аракчеевым.
 А на самом деле, Ксения, я — Денис Лиходеев. Неужели ты не узнаешь меня. Ведь мы работали вместе.
 — Мое мнение не имеет значения. Существуют факты. Самая упрямая вещь в делах такого рода. Боюсь, что на вас только будут сыпаться новые обвинения. И даже будь жив такой защитник, как Гольдберг, он вас не смог бы спасти. Есть показания ночного сторожа со стоянки автомобилей. Он вас опознал. Вы были в ту ночь у Татьяны Русановой. В два часа ночи вышли из ее дома, сели в ее машину и уехали. Эксперты установили, что ее смерть наступила спустя три часа на вашей усадьбе, где осталось очень много ваших следов.
 Стоящий рядом майор достал из черного конверта фотографии и положил на постель больного.
 — Эти снимки делал частный сыщик, который следил за вами. После того, как вы его обидели, оглушив в подъезде, он предложил свои услуги страховой компании, так же разбирающей ваше дело. И ему удалось доказать, что вы не кто иной, как Тимур Аракчеев, а не Максим Круглов. Вот ваши встречи с крупными олигархами и Швейцарским банкиром. На фотографиях отчетливо видно, что вы оформляете сделки. Ни с кем другим, крупные бизнесмены дел иметь не будут, кроме, как с хозяином. Тут все очевидно. Вы не похожи на Калиостро конца двадцатого века, а банкиры на лохов, которых легко обвести вокруг пальца.
 — Документы были уже подписаны Аракчеевым. Я только печати ставил.
 — Сами-то подумали, что сказали? Судя по отчетам детектива, у него возникли сомнения, что вы вообще страдали амнезией. Это уловка. Обжечь себе лицо, чтобы при помощи пластических операций изменить внешность и выдать себя за другого. Посудите сами. Опытный оперативник следит за больным беспомощным человеком, а тот замечая за собой хвост, заманивает детектива в подъезд, ломает ему челюсть, отбирает оружие, со знанием дела снимает пистолет с предохранителя, вынимает обойму и выгоняет патрон из подствольника. Вы сами-то поверите, что имели дело с больным и беспомощным?
 — Инстинкты. Я боевой офицер. Амнезия тут не причем. Машину я тоже водить не разучился.
 — Конечно. Если не страдали никакой амнезией.
 Лиходеев нервничал. Он понял главное. Идея Антона с «ширмой» отлично сработала. Истинный Аракчеев защищен со всех сторон.
 Спорить не имело смысла. Они все уже решили. Через пару дней к нему пришел адвокат. Лиходеев находился в приподнятом настроении. Он не терял надежды, был оптимистичен и уверен в своей победе.
 Адвокат говорил тихо, стараясь не смотреть на обреченного. У него имелся свой взгляд на вещи.
 — Мне жаль, Денис, вас расстраивать, но думаю, что мы проиграли процесс.
 Слишком серьезные факты, аргументы и доводы у противоборствующей стороны. Хуже всего дело обстоит в установлении вашей личности. Мы даже с полной уверенностью не можем присвоить вам ни одного имени. У вас же нет никаких вразумительных оправданий и доказательств для защиты.
 — Минуточку. А как же моя жена? Она тоже не хочет меня признавать?
 — Нет. Наоборот. После аварии, она была на опознании. И ей вас показывали совсем недавно, когда вы находились в кабинете врача. Там висит большое зеркало, а с другой стороны оно же играет роль окна. Она наотрез заявила, что вы не можете быть ее мужем и ничего общего с ним не имеете. Другого и ожидать не следовало. Подумайте сами, она получила за вас страховку. Солидную сумму. Ей положили пенсию и единовременное пособие. И что? Теперь отказаться от всего этого и вернуть деньги государству? В обмен на что? Вы с ней и без того, практически, не жили и не помогали. Нет. Не ищите в ней союзника. Для нее вы похоронены, раз и навсегда.
 — А то, что я оставил ей квартиру, мало? Ничего, в доме осталось полно моих вещей, и я докажу, что они принадлежат мне, а не кому-то другому.
 — Ошибаетесь. Она успела все продать на вещевом рынке. Женщина нуждается в деньгах.
 — А как обстоят дела с другими свидетелями?
 — Плохо. Вы очень запомнились женщинам в прибрежном поселке, где был убит Ефим Никитин. Готовы присягнуть. Время вашего появления там совпадает со временем смерти Ефима. Не стоит забывать и о стороже с автостоянки, который видел вас вместе с Татьяной Русановой, револьвер с отпечатками. И потом, кому может прийти в голову, что вас было двое. А фотографии с олигархами?
 — Это все подстроил Гольдберг.
 — Его уже не спросишь. Так же как и остальных свидетелей. Никого не осталось в живых.
 — Но я слышал, что Тимур выжил. Тот, которого нашли у котлована с документами на имя Максима Круглова. Это он убийца. Единственный, кого я попытался прикончить, и то мне не удалось этого сделать. Такой же везунок, как и я.
 — Похоже. Везунок или нет, сказать трудно. Вам удалось больше. Он не способен быть свидетелем. После тяжелой черепно-мозговой травмы, неизвестный с обгоревшим лицом потерял память. Вряд ли она восстановится. Недочеловек без имени — это все, что от него осталось.
 Лиходеев со, злости ударил кулаком по кровати.
 — Вряд ли вы с вашим настроением сможете мне помочь. Был бы моим адвокатом Гольдберг… Впрочем, я и сам сумею себя защитить.
 Внезапно в глазах его мелькнула искорка. Он о чем-то задумался и забыл о присутствии адвоката. Он все еще строил планы, не думая, что палач уже готовит свои инструменты.
 Адвокат тихо встал и вышел из камеры. Железная дверь за ним с лязгом захлопнулась, и щелкнул засов.
 Глянув на омоновцев, адвокат сказал с усмешкой.
 — Аракчеев просто полоумный, продолжает размахивать кулаками после драки.
 Лучше бы помолился и признал свою вину. Сам из-под себя выбивает табурет.
 Он плюнул в пол и ушел.
 Прошли еще сутки. Наконец он дождался ее. Белле дали разрешение на свидание.
 Денис вскочил с кровати и обнял ее. Они долго стояли и не могли оторваться друг от друга.
 — Не волнуйся, Белка. Меня не так просто свалить. Я живучий. Они не сумеют загнать меня в угол. Кишка тонка.
 — Ты не прав, Денис. Я тоже оптимистка, но надо смотреть правде в глаза.
 Они крепко скроили дело, все швы ровные, не подкопаешься. Им нужен реванш и они его получат.
 Лиходеев оттолкнул девушку.
 — И ты заодно с ними?
 Она отрицательно покачала головой и кивнула на окно. Лиходеев вздрогнул.
 Он увидел лица двоих мужчин. Как вам такое понравится, если в окна восьмого этажа заглядывают люди.
 — Другой возможности у нас не будет, — сказала она.
 Лиходеев подбежал к окну, за которым висела строительная люлька, а в ней стояли маляры в промасленных комбинезонах с кистями в руках. Один из них взял с пола «болгарку» и начал спиливать прутья решетки с окон.
 Лиходеев оглянулся на дверь. Глазок был прикрыт.
 — Я подкинула ребятам по сто долларов, чтобы они не подглядывали, как мы будем заниматься любовью.
 Денис приподнял девушку и поцеловал ее.
 — Ты гений! Такая ситуация меня устраивает больше, чем зарабатывать пролежни на кровати. Это по-нашему.
 — Слушай меня внимательно, Денис. Это очень важно. Я уйду через дверь.
 Тебя спустят ребята вниз. Там стоит белая «десятка». Садись в машину и выполняй все инструкции водителя. Тебя отвезут куда надо. А мы с тобой встретимся, когда все успокоится. За меня не беспокойся. Думай только о себе и не делай глупостей.
 Решетку сняли. Денис открыл окно и перелез в люльку. Лебедка закрутилась и люлька медленно поползла вниз. Ему подали пакет.
 — Вот, парень, переодевайся. Живо.
 Лиходеев переодевался и смотрел вниз, где стояла белая «десятка».
 Белла облегченно вздохнула, закрыла окно и вышла из камеры. Она быстро зашагала прочь. Ей навстречу шел мужчина в погонах полковника милиции. Девушка сжала кулаки и ускорила шаг. Они разминулись на середине коридора.
 Полковник дошел до палаты Лиходеева и остановился. Омоновцы вытянулись в струнку.
 Он наклонился и заглянул в глазок. В камере никого не было.
 Выпрямившись, полковник приказал:
 — Свободны, ребята.
 Переодетый Лиходеев перескочил через перила и в долю секунды оказался в ожидавшей его машине. У него от ужаса отпала нижняя челюсть. За рулем сидела Ксения Михайловна Задорина — следователь по особо важным делам Московской городской прокуратуры.
 Машина тронулась, выехала с больничного двора и, набирая скорость, умчалась в неизвестном направлении.
 — Привет, Денис. Что не весел. Не рад меня видеть? — Я в ловушке или ты со мной заодно?
 — И то и другое вместе. Скажем так, я выполняю заказ. И мне это приятно делать, потому что он касается тебя.
 — Чей заказ?
 — Твоей невесты, нашего государства и не будем мелочными, может и президента. Не исключено, правда, меня до такой высоты не допускали.
 — Сговорились с Беллой? Зачем устраивать цирк. Открыли бы дверь и выпустили.
 — Нельзя. Слишком много статей и обвинений на тебя повесили. Таких не освобождают и дела в архив не сдают. А так — побег. Сбежал неизвестный подозреваемый, чье имя установить не удалось. Будешь числиться в федеральном розыске до конца жизни.
 Он увидел, как в окне мелькнул указатель на Шереметьево.
 — Куда ты меня везешь?
 — В то место, откуда ты в последний раз сбежал. Через час твой самолет.
 Кажется, ты собирался лететь в Швейцарию?
 — И я улечу?
 — Я же сказала. Через час.
 — А Белка?
 — Она будет ждать твоего возвращения здесь. Дома.
 — Я должен вернуться? Уверена, что я это сделаю?
 — Не морочь мне голову, Денис. Ты не из тех людей, кто сможет жить за границей. Станешь частным сыщиком. Там в Швейцарии нет преступности. Им одного полицейского хватает на страну. А ты у нас, к тому же, патриот. Да и языков не знаешь, а с кем после стакана за жизнь поговорить?
 — И здесь мне ничего не сделают?
 — Могут предложить погоны полковника и должность начальника.
 — Не мой профиль. Я сыскарь и хватит с меня майора. А как же имя?
 — Восстановят. Ради государственных интересов все возможно. Какая польза от тебя в тюрьме? Ты нужен на свободе, чтобы вершить великие дела. Я за тебя поручилась. И не только я одна. Нам поверили.
 — Тогда объясни мне, какого черта мне делать в Швейцарии?
 — Выполнять свой долг. Ты же только для нас Денис Лиходеев, а для них Тимур Аракчеев. Владелец несметных капиталов. Так вот, правительство хочет, чтобы ты вернул деньги в Россию. Борьба с утечкой капиталов продолжается.
 — Хорошая цена за свободу.
 — Что делать. Или может тебя вернуть обратно?
 — Э… Не шути так.
 — В Женеве тебя встретят. С тобой будут работать консультанты. Сам ты с такой задачей не справишься. Думаю, у тебя получится. Ты ведь настоящий герой.
 Через месяц-полтора вернешься домой, и мы тебя встретим с оркестром.
 — Оркестра не надо, а имя и должность верните.
 — Как прикажешь.
 — Но у меня нет ни паспорта, ни второго завещания, ни…
 — Все лежит в портфеле на заднем сиденье. Белла нам передала документы.
 — А что еще она вам передала? — осторожно спросил Лиходеев.
 — Ничего. А что еще?
 — Нет, я так.
 Он улыбнулся и прикрыл глаза. Повезло. Впрочем, он не сомневался, что Белла — умная женщина. Они всегда понимали друг друга. А главное, нужда им не грозит!