---------------------------------------------


 Конан-Дойль Артур
 Неудачное начало

 Артур Конан Дойль 
 Неудачное начало 
 Перевод Г.Злобина 
 - Доктор Орас Уилкинсон дома? 
 - Это я. Входите, прошу вас. 
 Посетитель, казалось, был чуть удивлен тем, что дверь ему открыл сам хозяин дома. 
 - Я хотел бы поговорить с вами. 
 Доктор, бледный молодой человек с нервным лицом и холеными бакенбардами, в которые упирался высокий белый воротничок, одетый в строгий и длинный черный сюртук, какие носят только врачи, потер руки и улыбнулся. 
 В плотном, крепко сбитом человеке, стоявшем перед ним, он угадал пациента, первого своего пациента. Скудные его средства таяли, и он уже задумывался над текущими хозяйственными расходами, хотя безопасности ради давно запер в правый ящик стола деньги, предназначенные для арендной платы за первые три месяца. Он поклонился, жестом пригласил посетителя войти, небрежно, словно он случайно оказался в прихожей, запер дверь, проводил незнакомца в скромно обставленную приемную и предложил сесть. Сам доктор Уилкинсон сел за стол и, соединив кончики пальцев, стал внимательно разглядывать посетителя. Интересно, что его беспокоит? Лицо, кажется, слишком красное. Кое-кто из его прежних преподавателей уже поставил бы диагноз и поразил бы пациента описанием симптомов, прежде чем тот успел вымолвить слово. Доктор Орас Уилкинсон мучительно ломал голову, пытаясь угадать недуг своего первого пациента, но природа сотворила его всего-навсего трудолюбивым и усердным человеком, а не блестящим медиком. Мысли его вертелись вокруг цепочки от часов у посетителя, которую он видел перед собой. Она сильно смахивала на медную, и он сделал вывод, что может рассчитывать не более как на полкроны. Что ж, и полкроны на земле не валяются, особенно когда ты только начинаешь. 
 Пока врач внимательно разглядывал посетителя, тот шарил по карманам своего плотного сюртука. Из-за теплой, не по погоде, одежды и усилий, которые потребовались для этого, лицо его из кирпичного стало свекольным, а лоб покрылся испариной. Именно это и натолкнуло наконец наблюдательного медика на догадку. Не иначе как спиртному посетитель обязан таким цветом лица. Да, беда этого человека в том, что он пьет. Нужен, правда, некоторый такт, чтобы дать понять пациенту, что причина его недуга ясна для врача. 
 - Фу, жарко! - заметил незнакомец. 
 - Да, в такую погоду так и тянет выпить лишнюю кружку пива, хотя это и вредно, - ответил доктор Уилкинсон, многозначительно глядя на посетителя поверх сомкнутых пальцев. 
 - Вот чего ни за что бы не посоветовал вам. 
 - Мне? Я пива не пью. 
 - Я тоже. Двадцать лет, как бросил. 
 Гнетущая пауза. Доктор Уилкинсон вспыхнул, лицо у него стало такое же красное, как у собеседника. 
 - Чем я могу быть полезен? - спросил он, взяв стетоскоп и легонько постукивая им по ногтю большого пальца. 
 - Да-да, я как раз хотел перейти к делу... Я давно знаю, что вы приехали, но как-то не собрался сразу... 
 Он неуверенно кашлянул. 
 - Понимаю, - произнес доктор сочувственно. 
 - Я должен был зайти к вам еще три недели назад, но знаете, как это бывает, - все откладываешь. 
 Он снова кашлянул, прикрыв рот большой красной ладонью. 
 - Я думаю, что больше не надо ничего рассказывать, - сказал доктор Уилкинсон, уверенно беря дело в свои руки. - Ваш кашель говорит сам за себя. Затронуты бронхи, если судить на слух. Крохотный очажок, ничего страшного, правда, есть опасность, что он увеличится, так что вы правильно сделали, что пришли. Кое-какие профилактические меры, и вы совсем поправитесь. Снимите, пожалуйста, жилет, рубашку не надо. Вздохните поглубже и низким голосом скажите "девяносто девять". 
 Краснолицый рассмеялся. 
 - Да нет, со мной все в порядке, доктор. Кашель оттого, что я жую табак. Дурная привычка. С вас причитается девять шиллингов и девять пенсов по счетчику. Я агент газовой компании. 
 Доктор Орас Уилкинсон рухнул в кресло. 
 - Так вы не больной? - пробормотал он. 
 - Нет, сэр, я ни разу в жизни не был у врача. 
 - Так вон что... По вашему виду и в самом деле не скажешь, что вы доставляете врачам много хлопот. Ума не приложу, что нам делать, если все будут такие здоровяки, как вы. - Доктор пытался замаскировать разочарование шуткой. - Хорошо, я как-нибудь зайду в контору и внесу эту небольшую сумму. 
 - Сэр, было бы удобнее, поскольку я уже пришел... И вам не хлопотно... 
 - Ну что же, пожалуйста! 
 Эти вечные денежные дела причиняли доктору больше неприятностей, чем скромный образ жизни или скудная еда. Он вытащил кошелек и высыпал содержимое на стол: две монеты по полкроны и несколько пенсов. Правда, в ящике стола припрятаны десять золотых соверенов. Но это плата за помещение. Если притронутся к ним, он погиб. Нет, лучше уж голодать. 
 - Вот незадача! - сказал он, улыбаясь, словно произошло что-то совершенно неслыханное. - У меня вышла мелочь. Боюсь, что мне все-таки придется зайти в контору. 
 - Как вам угодно, сэр. 
 Агент поднялся и, оценив наметанным глазом все, что находилось в комнате - от ковра стоимостью в две гинеи до восьмишиллинговых муслиновых занавесок, - откланялся. 
 После его ухода доктор Уилкинсон прибрал в комнате, что он по обыкновению делал раз десять на дню. С краю на столе положил для вящей убедительности "Медицинскую энциклопедию Куэна", чтобы пациенты видели, какие у него под рукой авторитеты. Потом он вынул инструменты из своей карманной сумки - ножницы, щипчики, хирургические ножи, ланцеты - и аккуратнейшим образом разложил их на виду рядом со стетоскопом. Перед ним были раскрыты журнал, дневник и книга регистрации посетителей. Нигде не было ни единой записи, новенькие глянцевые обложки внушали подозрение, поэтому он потер их друг о друга и даже поставил несколько чернильных клякс. Чтобы пациент не заметил, что его имя первое, он заполнил первую страницу в каждой книге записями о воображаемых визитах, которые он нанес безымянным больным за три последних недели. Проделав все это, он уронил голову на руки и погрузился в томительное ожидание. 
 Ожидание клиента всегда томительно для молодого человека, едва начинающего карьеру, но особенно томительно для того, кто знает, что через несколько недель, а то и дней жить будет не на что. Как ни экономить, деньги будут утекать, точно вода, из-за бесчисленных мелких расходов, совершенно непонятных, пока не имеешь собственного дома. И вот сейчас, сидя за столом и задумчиво глядя на горстку серебряных и медных монет, доктор Уилкинсон не стал бы отрицать, что его надежды успешно практиковать в Саттоне быстро улетучиваются. 
 А ведь это был оживленный, процветающий город, тут было столько денег, что оставалось загадкой, почему знающий человек с умелыми руками должен бежать отсюда из-за невозможности найти работу. Со своего места доктор Орас Уилкинсон видел, как мимо его окна в обе стороны бежал и вихрился бесконечный людской поток. Он поселился в деловом квартале, где воздух всегда наполнен глухим городским шумом, стуком колес и шарканьем бесчисленных шагов. Тысячи и тысячи мужчин, женщин, детей каждый день проходили мимо его двери, но каждый спешил по своим делам и едва ли замечал маленькую медную табличку на ней и давал себе труд подумать о человеке, который ждал внутри. А ведь совершенно очевидно, что многие из них нуждались в его помощи. Мужчины, страдающие дурным пищеварением, и анемичные женщины с прыщеватыми лицами и больной печенью - все они проходили мимо; они нуждались в нем, он нуждался в них, но их разделял неумолимый закон профессиональной этики. Что ему было делать? Не мог же он, выйдя за дверь, схватить за рукав первого встречного и шепнуть ему на ухо: "Прошу прощения, сэр, я только хотел сказать, что ваше лицо усеяно угрями, на вас неприятно смотреть, позвольте рекомендовать вам отличное средство с мышьяком, оно будет стоить не больше, чем один обед или ужин, но, несомненно, поправит ваше здоровье"? Сказать такое - значит унизить высокое и благородное звание врача, а нет более ревностных хранителей профессиональной чести, чем те, кому эта профессия стала злой мачехой. 
 Доктор Орас Уилкинсон все так же задумчиво глядел в окно, как вдруг кто-то резко дернул звонок у входной двери. Колокольчик звонил часто, и каждый раз он загорался надеждой, которая тут же гасла и наливала сердце свинцовым разочарованием, когда он встречал на пороге нищего или коммивояжера. И все-таки наш доктор был молод, обладал отходчивым характером, так что, несмотря на горький опыт, душа его снова радостно отозвалась на призыв. Он вскочил на ноги, окинул взглядом стол, придвинул на более видное место справочники и поспешил к двери. Но, выйдя в прихожую, он чуть не застонал от досады. Сквозь застекленный верх двери он увидел перед домом цыганский фургон, нагруженный плетеными столами и стульями, а у входа мужчину и женщину с ребенком. Он знал, что с этими людьми лучше даже не вступать в разговор. 
 - Ничего нет! - крикнул он, чуть отпустив цепочку замка. - Уходите! Он захлопнул дверь, но колокольчик зазвонил снова. - Уходите! - крикнул он в сердцах и пошел к себе в приемную. Но едва он успел опуститься на стул, как колокольчик зазвонил в третий раз. Закипая от гнева, он кинулся назад, распахнул дверь. 
 - Какого...? 
 - Простите, сэр, нам нужен врач. 
 В одно мгновенье он уже с приятнейшей профессиональной улыбкой потирал руки. Значит, им все-таки нужен врач, а он хотел прогнать их с порога первые посетители, которых он ждал с таким нетерпением. Правда, люди эти из самых низов. Мужчина, высокий цыган с гладкими волосами, отошел к лошади. Перед ним стояла невысокая суровая женщина с большой ссадиной у глаза. Голова у нее была повязана желтым шелковым платком, к груди она прижимала младенца, завернутого в красную шаль. 
 - Входите, сударыня, - любезно произнес доктор Орас Уилкинсон. Уж тут-то диагноз можно поставить безошибочно. - Присядьте на диван, через минуту вам будет лучше. 
 Он налил из графина воды в блюдце, наложил компресс из корпии на поврежденное место и сделал перевязку secundum artem*. 
 ______________ 
 * По всем правилам искусства (лат.). 
 - Спасибо, сэр, - сказала женщина, когда он кончил. - Так хорошо теперь и тепло. Да благослови вас бог, доктор. Но пришла-то я не с глазом. 
 - Не из-за глаза? 
 Доктор Орас Уилкинсон начинал сомневаться в преимуществе быстрого диагноза. Поразить пациента - вещь, конечно, превосходная, но до сих пор пациенты поражали его. 
 - Нет, у ребеночка вот сыпь. 
 Она отвернула шаль и показала крохотную темноволосую черноглазую девочку. Ее смуглое горячее личико обметала темно-красная сыпь. Ребенок, хрипло посапывая, смотрел на доктора слипающимися со сна глазенками. 
 - М-да! Верно, сыпь... и порядочно высыпало. 
 - Я пришла показать ее вам, чтобы вы могли утвердить. 
 - Что утвердить? 
 - Ну, если что случится... 
 - Вот оно что... Подтвердить, значит. 
 - Ну, а теперь я, пожалуй, пойду. А то Рубен - это мой муж - спешит. 
 - Неужели вы не возьмете лекарства для девочки? 
 - Вы видели ее, значит, все в порядке. Если что случится, я скажу вам. 
 - Вы должны взять лекарство. Ребенок серьезно болен. 
 Он спустился в маленькую комнатку, которую приспособил под хирургический кабинет, и приготовил две унции успокаивающей мази в пузырьке. В таких городках, как Саттон, немногие могут позволить себе платить и врачу и фармацевту, и если врач не умеет приготовить лекарство, то ему вряд ли удастся заработать на жизнь. 
 - Вот лекарство, сударыня. Способ употребления на этикетке. Держите девочку в тепле и не перекармливайте. 
 - Премного благодарна вам, сэр. 
 Женщина взяла ребенка в руки и пошла к двери. 
 - Простите, сударыня, - тревожно сказал доктор, - не кажется ли вам, что неудобно посылать счет на такую небольшую сумму? Лучше, если вы сразу рассчитаетесь со мной. 
 Цыганка с упреком глянула на него здоровым глазом. 
 - Вы хотите взять с меня деньги? - спросила она. - Сколько же? 
 - Ну, скажем, полкроны. 
 Он назвал сумму небрежно, словно о такой мелочи и говорить всерьез не приходится, но цыганка подняла истошный крик. 
 - Полкроны? За что? 
 - Послушайте, дражайшая, почему же вы не обратитесь к бесплатному врачу, если у вас нет денег? 
 Неловко согнувшись, чтобы не уронить ребенка, женщина пошарила в карманах. 
 - Вот семь пенсов, - сказала она наконец, протягивая несколько медяков. - А в придачу дам плетеную скамеечку под ноги. 
 - Но мне платят полкроны. 
 Вся его натура, воспитанная на уважении к славной профессии врача, восставала против этой унизительной торговли, но у него не было выхода. 
 - Да где же я возьму полкроны-то? Хорошо господам, как вы сами: сидите себе в больших домах, едите-пьете, что пожелаете, да еще требуете полкроны. А за что? За то, что скажете "добрый день"? Полкроны на земле не валяются. Денежки-то нам ох как трудно достаются! Семь пенсов, больше у меня нет. Вот вы сказали не перекармливать ее. Куда там перекармливать, кормить не знаю чем. 
 Пока цыганка причитала, доктор Орас Уилкинсон рассеянно перевел взгляд на крохотную горстку монет на столе - все, что отделяло его от голода, и мрачно усмехнулся про себя, подумав, что в глазах этой бедной женщины он купается в роскоши. Потом он сгреб со стола свои медяки, оставив две монеты в полкроны, и протянул их цыганке. 
 - Гонорара не надо, - сказал он резко. - Возьмите это. Они вам пригодятся. До свидания! 
 Он проводил цыганку в прихожую и запер за ней дверь. Все-таки начало положено. У этих бродяг удивительная способность распространять новости. Популярность самых лучших врачей зиждется на таких вот рекомендациях. Повертятся у кухни, расскажут слугам, те несут в гостиную - так оно и идет. Во всяком случае, теперь он может сказать, что у него был больной. 
 Он пошел в заднюю комнатку и зажег спиртовую горелку, чтобы вскипятить воды для чая; пока вода грелась, он с улыбкой думал об этом визите. Если все будут такие, то нетрудно посчитать, сколько потребуется больных, чтобы разорить его до нитки. Грязь на ковре и убитое время не в счет, но бинта пошло на два пенса и лекарства на четыре, не говоря уже о пузырьке, пробке, этикетке и бумаге. Кроме того, он дал ей пять пенсов, так что первый пациент стоил ему никак не меньше шестой части наличного капитала. Если появятся еще пятеро, он вылетит в трубу. Доктор Уилкинсон присел на чемодан и затрясся от смеха, отмеривая в коричневый керамический чайник полторы чайных ложки чая по шиллингу и восемь пенсов за фунт. Вдруг улыбка сбежала с его губ, он вскочил на ноги и прислушался, вытянув шею и скосив глаза на дверь. Заскрежетали колеса на обочине тротуара, послышались шаги за дверью, и громко задребезжал звонок. С ложкой в руке он выглянул в окно и с удивлением увидел экипаж, запряженный парой, и напудренного лакея у дверей. Ложка звякнула об пол, он недоуменно застыл. Потом, собравшись с духом, распахнул дверь. 
 - Молодой человек, - начал лакей, - скажи своему хозяину доктору Уилкинсону, что его просят как можно скорее к леди Миллбэнк, в "Башни". Он должен ехать немедленно. Мы бы подвезли его, но нам нужно заехать еще раз к доктору Мэйсону посмотреть, дома ли он. Поторопитесь-ка передать ему это! 
 Лакей кивнул и исчез; в ту же минуту возница хлестнул лошадей, и экипаж понесся по улице. 
 Дела принимали неожиданный оборот! Доктор Орас Уилкинсон стоял у двери, пытаясь собраться с мыслями. Леди Миллбэнк, владелица "Башен". Очевидно, состоятельная и высокопоставленная семья. И случай, видно, серьезный - иначе зачем такая спешка и два врача сразу? Однако каким чудом объяснить, что послали именно за ним? 
 Он скромный, никому не известный врач. Тут какая-то ошибка. Да, так оно, верно, и есть... А может быть, кто-нибудь решил сыграть с ним злую шутку? Но так или иначе пренебрегать таким приглашением нельзя. Он должен немедленно отправиться и выяснить, в чем дело. 
 Хотя кое-что он может узнать еще на своей улице. На ближайшем углу есть крохотная лавчонка, где один из старожилов торгует газетами и сплетнями. Сперва он отправится туда... Доктор надел начищенный цилиндр, рассовал инструменты и перевязочный материал по карманам, не выпив чая, запер свою приемную и пустился навстречу приключению. 
 Торговец на углу был ходячим справочником обо всех и обо всем в Саттоне, так что очень скоро доктор Уилкинсон получил необходимые сведения. Оказалось, что сэр Джон Миллбэнк - популярнейшая фигура в городе. Крупный оптовик, он занимался экспортом письменных принадлежностей, трижды был мэром и, по слухам, стоил никак не меньше двух миллионов стерлингов. 
 "Башни" - это богатое поместье сэра Джона Миллбэнка недалеко от города. Супруга его давно хворает, и ей становится все хуже. Все выглядело пока вполне правдоподобно. Они вызвали его благодаря какой-то поразительной случайности. 
 Но вдруг доктора снова одолели сомнения, и он вернулся в лавку. 
 - Я доктор Орас Уилкинсон, живу по соседству. Нет ли в городе другого врача с этим именем? 
 Нет. Торговец был уверен, что второго доктора Уилкинсона в городе нет. 
 Итак, все ясно, ему выпал неслыханно счастливый случай, и он должен незамедлительно воспользоваться им. Он подозвал кэб и помчался в "Башни". У него то кружилась голова от радостных надежд и восторга, то замирало сердце от страха и сомнений, что он не сможет быть полезным или что в самый критический момент у него не окажется с собой нужного инструмента или какого-нибудь средства. В памяти всплывали всякие сложные и простые случаи, о которых он слышал или читал, и задолго до того, как добраться до "Башен", он окончательно убедил себя, что его немедленно попросят сделать по меньшей мере трепанацию черепа. 
 "Башни" оказались большим домом, стоящим посреди парка на другом конце аллеи. Подкатив к дому, доктор выпрыгнул из кэба, отдал кэбмену половину своего земного имущества и последовал за величественным лакеем, который, справившись, как доложить, провел доктора через великолепную, обшитую дубом и с цветными стеклами в окнах залу, стены которой были увешены оленьими головами и старинным оружием, и пригласил в большую гостиную. В кресле у камина с раздраженным видом восседал желчный мужчина, а в дальнем конце комнаты, у окна, стояли две молодые леди в белом. 
 - Эй-эй, что такое? - воскликнул желчный мужчина. - Вы доктор Уилкинсон, да? 
 - Да, сэр. Я доктор Уилкинсон. 
 - Так, так! Вы как будто очень молоды, гораздо моложе, чем я ожидал. Однако вот Мэйсон - старик, а все же, кажется, не очень разбирается что к чему. Наверно, стоит попробовать теперь с другого, так сказать, конца. Вы тот самый Уилкинсон, который писал что-то про легкие? 
 Теперь все ясно! Два единственные сообщения, которые он послал в "Ланцет" и которые были помещены где-то на последних страницах среди дискуссий о профессиональной этике и вопросов насчет того, во сколько обходится держать в деревне лошадь, - два эти скромные сообщения касались именно легочных заболеваний. Значит, он не напрасно трудился. Значит, чей-то взгляд остановился на них и имя автора было замечено. Кто после этого осмелится утверждать, что труд может остаться невознагражденным! 
 - Да, я писал о легких. 
 - Ага! Ну, хорошо, а где же Мэйсон? 
 - Не имею чести знать его. 
 - Вот как! Странно. Он знает вас и ценит ваше мнение. Вы ведь не здешний? 
 - Да, я приехал совсем недавно. 
 - Мэйсон так и сказал. Он не дал мне ваш адрес. Сказал, что сам привезет вас. Но когда жене стало хуже, я навел справки и без него послал за вами. Я послал и за Мэйсоном, но его не оказалось дома. Однако мы не можем так долго ждать, бегите-ка наверх и принимайтесь за дело. 
 - Гм, вы ставите меня в весьма неловкое положение, - сказал доктор Орас Уилкинсон неуверенно. - Насколько я понимаю, меня пригласили сюда на консилиум с моим коллегой, доктором Мэйсоном. Мне вряд ли удобно осматривать больную в его отсутствие. Я думаю, что лучше подождать. 
 - Подождать? Да вы что? Неужели вы думаете, что я позволю врачу прохлаждаться в гостиной, в то время как моей жене становится хуже и хуже! Нет, сэр, я человек простой и говорю попросту: либо вы немедленно идете к ней, либо уходите. 
 Неподобающие обороты речи хозяина дома покоробили доктора. Хотя человеку многое прощается, когда у него больна жена. Поэтому доктор Уилкинсон удовольствовался сухим поклоном. 
 - Если вы настаиваете, я иду к больной, - сказал он. 
 - Да, настаиваю! И вот еще что: нечего простукивать ей грудь и прочие штучки. У нее обыкновенный бронхит и астма и больше ничего нет. Можете ее вылечить - милости просим. От всех этих простукиваний да прослушиваний она только силы теряет, а пользы все равно никакой. 
 Доктор мог стерпеть личное неуважение, но когда неосторожным словом задевали его святыню - профессию врача, он не мог сдержаться. 
 - Благодарю вас, - сказал он, беря шляпу. - Имею честь пожелать вам всего хорошего. Я не хочу брать на себя ответственность за больную. 
 - Постойте, в чем дело? 
 - Не в моих правилах давать советы, не осмотрев пациента. Странно, что вы предлагаете это врачу. Желаю вам всего хорошего. 
 Сэр Джон Миллбэнк был сугубо коммерческий человек и неукоснительно придерживался коммерческого принципа: чем труднее заполучить что-либо, тем это дороже. Мнение врача определялось для него единственно тем, сколько за него будет заплачено. А этот молодой человек, казалось, не придавал никакого значения ни его состоянию, ни титулу. И потому он сразу же преисполнился уважения к нему. 
 - Вот как? У Мэйсона кожа потолще, - сказал он. - Ну, ладно, ладно, пусть будет по-вашему. Поступайте, как знаете. Я молчу. Вот только поднимусь наверх и скажу леди Миллбэнк, что вы сейчас придете. 
 Едва за ним захлопнулась дверь, как две застенчивые юные леди выпорхнули из своего угла и оживленно заговорили с доктором, которого все это до крайности удивляло. 
 - Так ему и надо! - воскликнула та, что повыше, хлопая в ладоши. 
 - Не позволяйте ему командовать собой, - сказала другая. - Хорошо, что вы настояли на своем. Вот так он и обращается с бедным доктором Мэйсоном. Он даже не имел возможности как следует осмотреть маму. Он во всем слушается папу. Ш-ш, Мод, он идет! 
 Они мгновенно утихли и кинулись в свой угол, молчаливые и робкие, как прежде. 
 Доктор Орас Уилкинсом последовал за сэром Джоном по широкой, устланной ковром лестнице в затемненную комнату, где находилась больная. За пятнадцать минут он тщательнейшим образом осмотрел ее и снова спустился с супругом в гостиную. У камина стояли два господина, один - типичный практикующий врач, аккуратный и гладко выбритый, другой - солидный, высокий мужчина средних лет с голубыми глазами и большой рыжей бородой. 
 - А, это вы, Мэйсон! Наконец-то! 
 - Сэр Джон, я не один. Я обещал привезти вам доктора Уилкинсона. 
 - Кого? Вот доктор Уилкинсон! 
 Доктор Мэйсон уставился на молодого человека. 
 - Я не знаю этого господина! - воскликнул он. 
 - И тем не менее я доктор Орас Уилкинсон с Кэнелбью-стрит, дом 14. 
 - Боже мой, сэр Джон! - воскликнул доктор Мэйсон. - Неужели вы полагаете, что к такой больной, как леди Миллбэнк, я пригласил бы для консультации начинающего врача? Доктор Адам Уилкинсон читает курс легочных заболеваний в Регентском колледже в Лондоне, является штатным врачом больницы Святого Суизина и автором десятка работ по этой специальности. Доктор Уилкинсон проездом в Саттоне, и я решил воспользоваться его присутствием, чтобы выслушать высококвалифицированное мнение о состоянии леди Миллбэнк. 
 - Благодарю вас, - сухо отвечал сэр Джон. - Этот молодой господин только что тщательно осмотрел мою жену, и боюсь, что это сильно утомило ее. На сегодня, думаю, хватит, но поскольку вы потрудились приехать, я, разумеется, буду рад получить от вас счет. 
 Доктор Мэйсон был крайне раздосадован появлением другого Уилкинсона, друга же его, специалиста, напротив, история эта крайне позабавила. Когда они уехали, сэр Джон выслушал мнение молодого врача о состоянии своей жены. 
 - Ну, а теперь я вам вот что скажу, - решил сэр Джон, когда тот кончил. - Я человек слова, понимаете? Когда мне кто понравится, я просто к нему прилипаю. Хороший друг и опасный враг - вот кто я такой. Я верю вам и не верю Мэйсону. Поэтому с сегодняшнего дня вы будете практиковать меня и мою семью. Заглядывайте к моей жене каждый день. Как у вас с расписанием визитов? 
 - Я очень благодарен за добрые слова и ваше великодушное предложение, боюсь, однако, что я не смогу, по всей видимости, воспользоваться им. 
 - В чем же еще дело? 
 - Я вряд ли смогу взяться за лечение вашей супруги, поскольку доктор Мэйсон уже лечит ее. Это было бы неэтично с моей стороны. 
 - Ну как хотите! - воскликнул сэр Джон. - Мне еще никто не доставлял столько хлопот. Вам сделано хорошее предложение, вы отказались, значит, и говорить не о чем! 
 Миллионер, топая ногами, раздраженно выскочил из комнаты, а доктор Орас Уилкинсон, унося в кармане первую заработанную гинею, отправился домой, к своей спиртовой горелке и чаю по шиллингу и восемь пенсов, преисполненный гордого сознания, что он следовал лучшим традициям врачебной профессии. 
 И все-таки это неудачное начало было вместе и добрым началом, ибо доктор Мэйсон, конечно, узнал, что младший коллега, имея возможность лечить самого выгодного в округе пациента, отказался от предложения. К чести медиков надо сказать, что это скорее правило, чем исключение, хотя в данном случае, когда врач так молод, а пациент так состоятелен, искушение было, бесспорно, велико. Поэтому вскорости последовало благодарное письмо, затем визит. Завязалась дружба. И теперь почти все больные Саттона лечатся у известной медицинской фирмы "Мэйсон и Уилкинсон".