Аннотация: Бытовые убийства, шантаж и коррупция блекнут перед грудой трупов, которые оставляет за собой Мак Болан, ведя нескончаемую войну против организованной преступности. Мафия терпит одно поражение за другим. Но усталость берет свое. Как долго может человек в одиночку сражаться с таким коварным врагом? Не станет ли разборка в Сент-Луисе последней для человека в черном?


---------------------------------------------


 Дон Пендлтон
 Разгром в Сент-Луисе


 Разум сам себе хозяин,
 Он ему — лишь волю дай —
 Может сделать ад из рая,
 И создать из ада рай.

    Джон Милтон. Потерянный рай


 Вот здесь, в аду, и есть то самое место, где происходит сотворение мира. Но существование ада лишается смысла, если пустует рай. Мы должны выбирать и кто-то из нас выбирает рай, кто-то — ад. Я сделал свой выбор. И я намерен управлять этим местом, если смогу, чтобы придать его существованию хоть какой-нибудь смысл.

    Из военного дневника Мака Болана



 Пролог


 В охваченных войной районах юго-восточной Азии он был известен под кличкой Палач. Этим кодовым именем наградило его собственное правительство. Вражеское командование именовало его не иначе, как «этот дьявол», и регулярно повышало награду за его голову. Но в тех же самых районах были люди, называвшие его Сержант Милосердие, и многие запуганные, изнуренные болезнями крестьяне, живущие в этих залитых кровью странах, жизнью своей были обязаны этому бесстрашному молодому человеку, шагавшему через ад и несшему смерть в одной руке и сострадание в другой.
 Мак Болан был специалистом по операциям в тылу противника, командиром элитной группы коммандос, официально известной как команда «Эйбл». Задачей команды были диверсии, шпионаж, саботаж, убийства и полная деморализация противника — все это она проделывала с высочайшим профессионализмом. Эти бойцы джунглей проникали глубоко в тыл противника, работали на обширных территориях в полном отрыве от тыловых баз, в полной изоляции от передовых частей, а зачастую и друг от друга. Они вели войну на свой страх и риск и выживали лишь благодаря изворотливости и интуиции.
 И в среде этих профессионалов Болан считался мастером подобных игр. Феноменальный стрелок, крутой и хладнокровный боец, машина смерти со стальными нервами, безошибочными инстинктами и несокрушимой целеустремленностью — счет ликвидированных им «больших шишек» противника перевалил за сотню, а его, подвиги стали легендой в зоне боевых действий. А потом Палача внезапно отозвали домой: ему дали отпуск по семейным обстоятельствам, ибо вся его семья пала жертвой войны совсем другого рода.
 Мак Болан больше не вернулся в джунгли Юго-Восточной Азии.
 Джунгли обосновались в его душе, и он привез их домой. Болан похоронил своих родных и начал свою собственную войну против «величайшего врага» на родине.
 Это был дерзкий, небывалый вызов даже для человека его опыта и квалификации.
 Мак Болан-Палач объявил войну мафии. То была безнадежная война — нелегальная, аморальная, невозможная, — но прошедший все круги ада сержант вел ее с беспримерным мужеством и самоотдачей, так что временами даже начинаю казаться, что у него есть шанс выиграть бесконечную схватку, в которой постоянно терпели неудачу армии полицейских.
 Он избрал наступательную тактику и выжил более чем в двадцати сражениях на заранее выбранных им территориях. В своих действиях Болан умело сочетал стратегию блицкрига и приемов партизанской войны в джунглях. Его внезапные нападения приводили противника в состояние полного ошеломления, хаоса и, как правило, враг нес большие потери. Баланс сил, однако, оставался неизменным — Болан сознавал, что борется с гидрой, способной почти мгновенно отращивать новые головы на месте отрубленных.
 Опасность угрожала и с другой стороны — полиция весьма раздраженно реагировала на его нелегальные боевые операции и с каждой новой разборкой Болана это раздражение крепло все больше и больше. С точки зрения закона Болан сам стал наиболее опасным преступником в Америке. Информация о каждом его шаге, который становился известным правоохранительным органам, тут же распространялась по всему свободному миру.
 Всем было известно, что голова Болана, поднесенная на блюде отчаявшимся главарям «Коза Ностра», сделает совершившего такой подвиг смельчака миллионером. Такова была совокупная сумма более дюжины контрактов, открытых мафией с целью поставить точку на кровавых налетах Мака Болана. И, по мере того, как деятельность этой грозной армии, состоящей из одного человека, продолжалась, росла конкуренция среди охотников за головами. Любой подонок, способный наскрести денег на покупку шестизарядного «сэтердэри-найт спешиал» становился потенциальным врагом и нес постоянную угрозу человеку, чье существование и борьба осложнялись с каждым днем.
 У него оставалось еще несколько верных друзей, разбросанных по всей стране, и они охотно предоставили бы ему помощь и убежище, но Болан всеми силами стремился избегать контактов с ними. Он знал, что приносит с собой несчастье, знал, что когда-нибудь мафиози его накроют, и он не имел ни малейшего желания подставлять друзей, заставляя их разделить с ним его неизбежную участь.
 Бывали, однако, времена, когда Болан чувствовал, что складывающаяся ситуация перевешивает соображения предосторожности — иногда ставки были слишком велики, чтобы принимать во внимание мотивы личной безопасности. Именно так обстояли дела в Сент-Луисе перед приездом туда Палача.
 Его старый партнер по группе «Эйбл Тим», один из немногих оставшихся в живых членов «Команды Смерти», Розарио Бланканалес по кличке Политик, приметил, что в Миссури затевается какая-то подозрительная возня, и дал знать об этом единственному человеку в мире, который смог бы вмешаться в игрище мафии. Известие не особенно поразило Болана. Он уже давно почуял, что Организация затевает очередную крупную аферу в не верящем на слово штате [1] .
 Но Сент-Луис его настораживал. Прошло не так уж много времени с тех пор как Мак нанес сокрушительный удар по техасской ветви мафии, и теперь город кишел боевиками мафии. Ходили слухи, что сент-луисские головорезы Джерри Чилья должны были составить ядро общенациональной команды охотников за головой Мака Болана. Из разных мест приходили известия, подтверждающие эти слухи. Болану уже доводилось иметь дело с Чилья, и в тот раз Фортуна была на стороне Мака. А то, что сейчас творилось в Сент-Луисе, запросто могло оказаться всего лишь хитрой ловушкой, попыткой заманить его на территорию, где все преимущества будут на стороне мафии.
 Мак Болан отнюдь не был бесшабашным сорвиголовой, как это казалось некоторым. Он был бойцом внимательным и осторожным, и именно этим объяснялось то, что он до сих пор был жив. Получив сигнал СОС из Сент-Луиса, он не воспылал энтузиазмом, а лишь обреченно вздохнул. И разборка в Сент-Луисе стала неизбежной. Болан принадлежал к той категории людей, которые умеют смотреть в лицо смерти. Он поехал в Миссури. Но, как он надеялся, конечно же не в качестве жертвы. Он отправился туда как Палач, чтобы проделать работу, которая больше не терпела отлагательства.
 Так обстояли дела, когда тихим весенним вечером ничем не примечательный дом на колесах — микроавтобус-фургон фирмы «Дженерал моторс» — свернул с шоссе номер 207, что пролегало к северу от Сент-Луиса, и принялся карабкаться на холм, с которого открывался прекрасный вид на сиявший яркими огнями город, раскинувшийся по обеим берегам реки. Болан припарковал фургон на площадке перед мотелем «Холидэй Инн» и осмотрелся. Через несколько секунд рядом с ним притормозил еще один автомобиль. Из него вылез смуглый, крепко сбитый, небрежно одетый человек и быстро перебрался в фургон Болана. Старые друзья тепло, но сдержанно поприветствовали друг друга.
 — Хорошо выглядишь, — сказал Болан со скупой улыбкой.
 — Ты тоже, — ответил Бланканалес. — А я уже было решил сваливать. Двое суток здесь торчу.
 — Знаю, усмехнулся Болан. — Я двое суток за тобой наблюдаю.
 Оба рассмеялись. Смуглый заявил:
 — Мне следовало бы догадаться. Я тебя не видел, но, черт возьми, я должен был тебя почуять. И где же ты был?
 Болан перевел взгляд на огни мотеля.
 — По большей части здесь. Зарегистрировался во вторник. А машину до поры оставил в Берк-сити, пока не выяснил ситуацию.
 — Ну и что — за мной чисто? Хвоста нет? — полюбопытствовал Бланканалес.
 Болан ухмыльнулся:
 — Стал бы я с тобой встречаться, если б за тобой был хвост. Так что там у тебя? Зачем я тебе нужен?
 Политик нахмурился.
 — Мафиози готовы взять под контроль весь город. И они вполне могут это сделать — есть у них очень хорошая зацепка. И тогда в старом добром Сент-Луисе будет то же самое, что в Чикаго в эпоху Аль Капоне. А роль Капоне будет играть твой дружок Чилья.
 — А в чем же состоит зацепка? — спокойно спросил Болан.
 — Да забавная здесь сложилась ситуация, сержант. Город не может контролировать свой собственный департамент полиции. Таков закон штата. Полицейские комиссары назначаются губернатором.
 Болан нахмурился.
 — И они могут за это ухватиться?
 — Именно. Тебе что-нибудь говорит имя Ньюман, Чак Ньюман?
 — Нет, — ответил Болан, задумчиво склонив голову. — Постой, а это не?..
 — Вот-вот — я знал его по Вьетнаму. Он служил в спецназе, участвовал в программе умиротворения, а теперь занимается местной политикой. Выставил свою кандидатуру на пост губернатора и имеет все шансы выиграть, особенно теперь, когда э-э...
 — Когда его поддерживает банда мафиози?
 — Ну, в каком-то смысле, да. Чак конечно же не вербован среди них своих сторонников. Они сами во все влезли, прямо-таки горя желанием видеть его в Капитолии штата.
 Болан вздохнул.
 — Стало быть, у них что-то на него есть. Что именно?
 Бланканалес опустил глаза, скривился.
 — Его жена. Точнее, ее прошлые грешки.
 — В таком случае парню следует снять свою кандидатуру, — холодно заметил Болан.
 — Сержант, он спит и видит себя на этой должности. Да они и не дадут ему сойти с дистанции. Они держат компромат у него над головой, как бомбу замедленного действия. Или ты играешь по их правилам, или бомба взорвется.
 — И должно быть не слабо рванет, — кисло заметил Болан.
 — Это точно. Леди в свое время была звездой в жанре крутой порнухи, именно в то время, когда все это было абсолютно запрещено. С тех пор много воды утекло. Она думала, что все забыто и навеки похоронено. А затем объявляется Чилья с полудюжиной этих фильмов за пазухой. Понимаешь, Чак, когда на ней женился, прекрасно знал про все эти дела. Но он из той породы людей, что склонны к великодушию — мол, люблю тебя, какая ты есть, и мне плевать, какой ты была когда-то... Сейчас у них парочка милых ребятишек, положение в обществе... черт, сержант, да что я тебе втолковываю — сам знаешь. Чилья угрожает пустить эти фильмы в прокат, если Ньюман не будет плясать под его дудку. Сам понимаешь, каково будет ему, его жене, детям... ну и, конечно, прощай большая политика.
 — Да, — сказал Болан, — это хорошая зацепка. Полагаю, Чилья уже подобрал своих собственных кандидатов в комиссары полиции Сент-Луиса.
 — Разумеется. И это только начало.
 — Ньюман обратился за помощью к вашему агентству? — спросил Болан.
 — Да. Он узнал о нас благодаря заварушке в Нью-Орлеане и вышел на меня пару недель назад. Хочет, чтобы я добыл ему эти чертовы фильмы. Этакое дерьмо! Дохлый номер, сержант! Разве что...
 — Ну не за этим же ты меня вызвал, — заявил Болан.
 Политик ухмыльнулся.
 — Не совсем. Просто у меня есть агенты в городе и я знаю, как ухудшилась общая обстановка — даже если отбросить личные неприятности Ньюмана. Я решил, что тебе будет интересно. Может быть, в результате...
 Болан проворчал:
 — Ладно, понял.
 Бланканалес попал в точку — он был заинтересован. Этот город давно уже просился в его черный список.
 Мак вздохнул и сказал своему старому приятелю:
 — Хорошо, Политик. Я должен подробно ознакомиться с ситуацией. Мне нужно все, что ты успел собрать. Кроме того, я хочу, чтобы твои ребята пока не влезали в это дело, по крайней мере до тех пор, пока я не составлю себе полной картины обстановки.
 Бланканалес кисло улыбнулся, а когда заговорил, было видно, что он сильно нервничает.
 — Хорошо... Э-э... только вот... м-м...
 Болан снова вздохнул, покачал головой и спросил:
 — Как глубоко ты успел влипнуть?
 — Не столько я, сколько Тони, — ответил Политик, страдальчески скривившись, — а она влипла по-крупному. Она была моим агентом у Чилья. С понедельника у меня нет с ней связи. Мы с Гаджетом сделали все, что в наших силах, чтобы выяснить, в чем дело, но...
 Он медленно и печально развел руками.
 — Черт бы тебя побрал, Розарио! — рявкнул Болан. — Ты должен был сразу же поставить меня в известность!
 — Тогда это еще не казалось проблемой, да и возможности не было...
 Болан потер лоб и каменным взглядом уставился на столицу штата, в которой на площади почти в три тысячи квадратных мили обитало более двух миллионов людей. Тони была младшей сестрой Бланканалеса, она имела лицензию частного детектива и работала на «Группу Эйбл» — детективное агентство, основанное Бланканалесом и Гаджетом Шварцем сразу же после завершения осады Сан-Диего. Болан познакомился с Тони во время битвы за Новый Орлеан, и между ними возникла особая связь.
 Да, связь особого рода...
 А теперь она где-то там, в диких джунглях, где выживают только самые неустрашимые, самые сильные и самые изворотливые... самые-самые...
 — Хорошо, — сказал Болан, стараясь сохранять спокойствие.
 И без слов было ясно, какое решение он принял. Бланканалес понял, что город старых пароходов ждут чертовски горячие деньки.




 Глава 1


 В Сент-Луисе Мак Болан начал с верхушки. До конца ночи оставалось еще пару часов, когда призрачная фигура бесшумно спрыгнула со стены, окружавшей обветшалый особняк в престижном районе сент-луисского вест-сайда. На спрыгнувшем был черный спецназовский комбинезон. Слева, в кобуре под мышкой покоилась элегантная «беретта» с глушителем; в кобуре на правом бедре — внушительный «магнум-отомаг» 44 калибра. Грудь перетягивали ремни, на которых крепились гранаты, подсумки с патронами и прочей мелочью. С пояса свисали нейлоновые удавки, а узкие стилеты находились в ножнах, липучками крепившихся к бедрам.
 Поэтому он целиком положился на свою боевую интуицию, когда пересекал открытое пространство, отделявшее его от особняка. До старого трехэтажного дома было не меньше пятидесяти метров.
 Усадьба принадлежала Артуру Джиамба, больше известного под именем Малыш Арти, в течение вот уже многих лет возглавлявшего сент-луисскую ветвь преступного синдиката. Джиамба был человеком старой закалки, не брезговал работать по мелочам, отличался узким кругозором, ограниченной фантазией и полным отсутствием амбиций. Его вполне устраивала роль правителя разваливающейся империи, чьи действия сводились к созерцанию упадка и заботам о собственной шкуре.
 В организационной структуре «Коза Ностра» семья Джиамба считалась Золушкой, она даже не была представлена в «Коммиссионе» — верховном совете мафии.
 Но времена менялись.
 Болана как раз и интересовало, как далеко зашли перемены. Согласно данным разведки, Джерри Чилья прислали сюда из Нью-Йорка в сопровождении целой армии гангстеров, чтобы «оживить» территорию — то есть начать активнее качать из нее деньги. Вскоре после его приезда Джиамба исчез из вида. Слухи на этот счет ходили самые разные: одни утверждали, что капо просто-напросто ликвидировали, другие намекали на то, что его отправили на пенсию с почетной ссылкой в одну из латиноамериканских республик. Сам Чилья после своего прибытия тоже не часто показывался на публике, но было известно, что его штаб-квартира располагается в старом особняке Джиамба.
 Так что в Сент-Луисе Болан начал с верхушки. Если ему повезет выйти прямиком на Чилья, то он свалит его первым же выстрелом в этой войне. Единственное, о чем жалел Болан, пересекая открытый участок между стеной и строением, так только о том, что не пришил этого типа еще тогда, на зеленой лужайке для гольфа на побережье Мексиканского залива. И не было бы тогда нынешней заварушки. Но тогда, конечно, шла другая игра. Чилья в то время был всего лишь мелкой пешкой. Что ж, а сейчас он король... так обстояли дела в мире Мака Болана. Он вел войну на уничтожение, и дорога в ад была вымощена мертвыми телами и погибшими душами, но казалось, не было конца силам противника: примерно так же ведут себя мишени в стрелковом тире — свалишь одну, на ее место тут же выскакивает другая... и так до бесконечности, до самых врат ада. Остается только забыть про все «что-если-бы»; имя короля не значит ровным счетом ничего. Если не Чилья, то на его месте будет кто-нибудь другой. Тут не человек имеет значение, а место, им занимаемое. А Мак Болан приехал в Сент-Луис сражаться с идеей, а не с человеком. Да, конечно, людишек будет положено тоже немало, ясное дело, но как еще можно бороться с идеей, если не убивать ее носителей?
 Но Джерри Чилья не суждено было открыть список жертв грядущей войны. Темная фигура неторопливо выступила из тени здания, когда Болан был уже неподалеку от заднего фасада особняка, и ленивый голос, в котором не чувствовалось ни малейшего беспокойства, спросил:
 — Кто тут?
 В ответ «беретта» выплюнула крохотный язычок пламени, но охранник уже не услышал свистящего шепота смерти, пронесшегося над травой — его отбросило назад и он был мертв, еще не успев коснуться земли.
 Болан бросил на грудь поверженного противника снайперский значок и двинулся в обход здания, чтобы проверить, есть ли часовые с другой стороны. Еще одного охранника он засек рядом с воротами, снял его так же тихо, как и предыдущего, и вернулся к зданию.
 У стены Мак нащупал телефонный кабель и перерезал его. Спустя всего лишь несколько секунд он был уже в застекленной подсобке, где размещались стиральные машины и прочая бытовая техника. Болан отыскал главный распределительный щит и отключил его.
 Кухонная дверь не задержала Палача и от удара ноги распахнулась, впуская его внутрь. Мак высвечивал путь с помощью тонкого, похожего на авторучку фонарика. Двигался он быстро и бесшумно.
 За дверью находилась столовая, и там за столом сидел плотный накачанный мужчина без пиджака, но с кобурой под мышкой. На столе лежали карты. Мафиози раскладывал пасьянс, но наступившая тьма прервала это увлекательное занятие.
 Болан светил ему прямо в глаза и неторопливо приближался к столу.
 — Что там стряслось со светом? — пробурчал тип, прикрывая глаза игральной картой.
 — Я его отключил, — спокойно ответил Болан и приставил ствол пистолета к носу охранника, так что нужда в дальнейших разъяснениях сразу отпала.
 — Эй, эй, в чем дело, — проскрипел здоровяк. — Что тебе надо?
 Болан положил фонарик на стол и разоружил охранника, после чего выложил в центр пасьянса значок в виде креста с изображением мишени в центре.
 Охранник застонал, выкатив на значок обалдевшие глаза, потом стиснул челюсти и словно окаменел.
 Болан холодно произнес:
 — Пока нас тут двое — ты и я. У тебя секунда, чтобы решить, как долго это положение продлится.
 — Спрашивай, — живо произнес охранник, не мешкая сделав свой выбор.
 — Кто в доме?
 — Джерри с телкой наверху — в самой лучшей комнате на втором этаже. Два его телохранителя сидят на том же этаже. Еще два парня охраняют дом снаружи. Один человек на третьем этаже присматривает за стариком. Все.
 — Пока ты неплохо справляешься, — заявил Болан ледяным тоном, который приберегал для живых трупов. — А ты кто такой?
 Глаза гангстера затуманились. В его мире и в такой момент идентификация личности могла иметь серьезные последствия. Наконец он вздохнул и произнес:
 — Я Стиви Рокко.
 — Из Чикаго, — добавил Болан.
 — Ага. Вы, э-э... думаю, встречали моего брата Бенни.
 — Твоего  покойного  брата Бенни, — уточнил Мак.
 — Ну да, точно... Он заплатил вам свой должок, все было честно — победил сильнейший, так что я на вас зла не держу...
 — Ты держишь свою жизнь в собственных руках, Стиви. Смотри, не разожми пальчики ненароком.
 — Я умею быть очень осторожным, — заверил Рокко со всей серьезностью.
 — Что Чилья делает со стариком?
 — Думаю, хочет уморить его голодом. Наверх никакой еды кроме воды и хлеба не носят, да и того что кот наплакал.
 — Почему?
 Рокко пожал широкими плечами.
 — Черт, я всего лишь исполнитель. Начальство меня в свои секреты не посвящает.
 Болан отцепил от пояса гранату и по полу катанул ее в соседнюю комнату. Рокко проводил гранату испуганным взглядом и съежился в своем кресле.
 Через секунду взрыв потряс комнату, из двери в лестничный проем вырвался язык пламени и повалили клубы дыма.
 — Боже! — простонал Рокко, качнувшись вместе с креслом.
 — Спокойно, парень. Речь идет о твоей жизни, — холодно напомнил Болан. — У нас что-то взорвалось. У нас небольшой пожар. Надо бы эвакуироваться, да по лестнице опасно. Пусть воспользуются окнами, и побыстрее. Ясно?
 Рокко утвердительно кивнул и с трудом проглотил слюну.
 Наверху послушался шум, стук распахиваемых дверей, вопли. Затем раздался хриплый со сна крик Джерри Чилья:
 — Стиви! Что, черт возьми, происходит?
 — Что-то взорвалось! — закричал в ответ Рокко. — Весь дом в огне!
 — Свет! — завопил Чилья. — Почему нет света?!
 — Все вырубилось, босс, — проорал Рокко. — Не пытайтесь спускаться по лестнице! Прыгайте в окна,  быстро! 
 Болан швырнул еще одну гранату на ступени лестницы и ее взрыв послужил восклицательным знаком, завершающим предупреждение охранника. Вверх взметнулся столб дыма и пламени.
 Сверху вопросов больше не последовало. Болан повернулся к Рокко.
 — Извини, парень, — сказал он, — это самое лучшее, что я могу для тебя сделать.
 И вырубил мафиози ударом рукоятки «магнума». Он оставил Рокко лежать на полу и быстро поднялся по ступеням на второй этаж. Мак сделал два шага по темному, задымленному коридору и столкнулся с чьим-то теплым и мягким телом. Инстинктивно он прижал твердую ладонь к чужому рту, предупреждая удивленный возглас.
 — Ты! — раздался сдавленный женский голос, в котором слышались нотки удивления.
 — Кто же еще? Где твой дружок?
 — Думаю, только что выпрыгнул в окно. Мак, мистер Джиамба заперт на мансарде. Я как раз туда направлялась...
 — Я прихвачу его. А ты дуй вниз по лестнице и выбирайся наружу через черный ход. Жди меня по ту сторону ограды.
 — Ну погоди,  нет!  У меня здесь свое задание, я не собираюсь...
 — Проклятье, Тони, поверь мне на слово и сматывайся!  Живо! 
 Она молча повернулась и помчалась вниз. Болан, держась за перила, поднялся еще на один этаж. Там была только одна-единственная мансардная комната, дверь которой выходила на верхнюю площадку лестницы.
 Дверь была распахнута, изнутри не доносилось ни звука. Болан рискнул воспользоваться фонариком и обнаружил Малыша Арти, лежащего ничком на полу на полпути между кроватью и открытым окном. В оконном проеме болталась веревочная пожарная лестница: охранник воспользовался ею, бросив своего подопечного.
 Да-а... Мир, в котором жил и действовал Болан, был еще тот...
 Мак взвалил на плечо инертное тело в пижаме и поспешил вниз.
 Ну да, в Сент-Луисе он начал с верхушки. Этот старик был главной целью ночной вылазки, и задачу свою Палач выполнил. Можно сказать, что он провел спасательную экспедицию... чтобы вызволить из беды  капо !




 Глава 2


 Новый хозяин Сент-Луиса, хромая и сквернословя, подсвечивая себе фонариком, в одном исподнем, совершал во мраке обход своей разгромленной штаб-квартиры. Он морщился от боли в подвернутой лодыжке и был зол, как черт.
 Самым невероятным оказалось то, что ущерба-то особого нанесено и не было. Пара высаженных окон, облупившаяся краска на стенах, закопченные панели, повреждения на полу лестничной клетки да несколько разбитых ступенек — вот и все.
 Оглядевшись, Чилья мрачно пообещал Нату Пальмиери, своему главному телохранителю:
 — Когда мы поймаем умника, устроившего этот фейерверк, я засажу ему в задницу его собственную гранату и лично выдерну чеку.
 Пальмиери что-то невнятно проворчал в том смысле, что он, мол, одобряет идею босса, затем вполне разумно заметил:
 — Могло быть и хуже, Джерри. Давай считать, что пока нам повезло... Схожу-ка я к воротам, скажу Джонси, чтобы он держал их на запоре. Кто-нибудь из наших добропорядочных соседей уже наверняка вызвал полицию или пожарных.
 — Только этого нам не доставало, — согласился босс.
 Он повернулся к другому телохранителю и спросил:
 — Как там Стиви?
 — Вроде приходит в себя.
 Стиви Рокко в бессознательном состоянии лежал на кушетке, куда его перетащили приятели. Джейк Рио обматывал его голову мокрым полотенцем.
 — Иди, посмотри, что там с электричеством, — резко бросил ему Чилья.
 Свет в столовой вспыхнул раньше, чем охранник отреагировал на приказание. Через несколько секунд в комнату поспешно вошел четвертый человек — Хоумер Галлардо, тот, что дежурил на третьем этаже.
 — Рубильник на распределительном щите был выключен, — доложил он. — Смышленый ублюдок...
 — Телефонный кабель он тоже перерезал, — проворчал Чилья. — Найди повреждение и устрани.
 Галлардо кивнул.
 — Наверно, это где-нибудь рядом с распределительным щитом, — сказал он и устремился наружу.
 Стиви Рокко застонал и попытался подняться на кушетке.
 Чилья, хромая, подошел поближе, одарил Рокко пронзительным взглядом и сказал:
 — Спокойней, Стиви. Тебе здорово приложили. Расслабься. У тебя, должно быть, голова раскалывается? Что тут произошло?
 Рокко снова застонал и посмотрел на босса стеклянными глазами.
 — Ничего не помню, — ответил он слабым голосом.
 — Попытайся припомнить. Были взрывы, ты кричал, что мы горим... Ты кого-нибудь видел?
 Рокко закрыл глаза.
 — Боюсь, я запаниковал, босс. Я ничего не видел, кроме огня. Вроде бы пламя вверх по лестнице распространялось...
 — Ладно, полежи пока, соберись с мыслями, — пробурчал Чилья. — Может, чего и вспомнишь.
 Телохранитель сменил мокрое полотенце на голове Рокко и вышел в столовую. Но он тут же пулей вылетел оттуда и протянул Джерри Чилья какой-то маленький предмет.
 — Посмотрите, босс, — сказал он сдавленным голосом.
 Чилья посмотрел на его раскрытую ладонь и на секунду застыл как статуя, затем живо отступил в спасительную темноту, встав так, чтобы на него не падал свет, льющийся из дверного проема столовой. После чего скомандовал:
 — Выруби свет, быстро!
 Охранник метнулся в столовую, схватил со стола горящую настольную лампу и швырнул ее в стену. Теперь свет пробивался только через тонкую щель под дверью, ведущей в кухню.
 — Где ты нашел эту чертову штуку? — спросил Чилья приглушенным голосом.
 — На столе, — ответил Рио.
 — После взрывов ты видел Джонси или Гека?
 — Нет, босс. Я сам уже начал задумываться...
 — А ты не задумывайся. Иди и поищи Гека. Да смотри, осторожнее!
 Охранник молча вышел из холла.
 Стиви Рокко что-то простонал и Чилья яростно на него зашикал.
 Через несколько секунд со стороны парадного крыльца послышались осторожные шаги, скрипнула входная дверь и приглушенный голос Пальмиери спросил:
 — Джерри? У вас все в порядке?
 — Да. Давай сюда, только не шуми. Что там снаружи?
 — Мертвый охранник, вот что. Полголовы ему снесло. А на теле лежал значок снайпера.
 Чилья разразился серией витиеватых проклятий, произнося их, впрочем, почти шепотом. Его излияния были прерваны донесением со стороны кухни:
 — Здесь то же самое, босс. Гек даже не успел пикнуть, как его пришили. И на груди у него тоже знак за меткую стрельбу.
 — Готово, босс, — доложил Галлардо, бесшумно появляясь за спиной Пальмиери. — Я нашел разрыв кабеля и соединил его на живую нитку. Правда, не знаю, будет ли работать телефон.
 — Проверь! Вызови Дела. Скажи, что мне нужна вся его команда и как можно быстрее. Пусть как можно скорее едут сюда!
 — Сейчас, босс.
 Но Чилья быстро изменил решение:
 — Нет! Займись ты этим, Хоумер!
 — Да?
 — А где старик?
 — Я оставил его наверху.
 — О черт! Отлично! Просто великолепно! Небось, он там уже задохнулся от дыма... или еще того хуже. Поднимись и проверь. Да осторожнее — ты ведь не знаешь, что там делается, а?
 Хоумер Галлардо ничего не ответил, с того места, где он стоял, не донеслось ни звука, указывающего на то, что он без промедления бросился выполнять приказание.
 Чилья прорычал:
 — Хоумер?!
 — Да сэр! Я так понимаю, что вы, сэр, желаете... э-э... чтобы я поднялся наверх и глянул, как там обстоят дела?
 — Именно это я и велел тебе сделать!
 — Понял, сэр! Э-э... только я вот что подумал — может кто-нибудь пойдет со мной?
 — Пусть Хоумер занимается телефоном, Джерри, — раздраженно предложил Пальмиери. — Я сам проверю верхний этаж.
 — Ты мне нужен  здесь!  — взревел Чилья. — Какого черта?! У нас тут что — заседание Палаты лордов? Может быть, вопрос на голосование поставим?! Я кому-нибудь давал право голоса?! Хоумер, если ты немедленно...  стоп!  Минутку! А где моя дама? Нат!  Где Тони! 
 — После взрывов я ее не видел, Джерри.
 — Прекрасно! Просто расчудесно! Значит, если чуть что, то вы, ребятки, спасаете свои задницы, прыгаете в окошки и с приветом, а все остальное вам до лампочки! Я, значит, должен все сам за вас делать?!
 — Все произошло так быстро, Джерри, — извиняющимся тоном произнес Пальмиери. — Я думал, она с тобой.
 — Так. Бери Хоумера, подымайтесь наверх и перетрясите весь дом сверху донизу! — злобно прошипел Чилья. — Каждый закуток на каждом этаже! Джейк остается со мной... черт бы побрал эту ногу! Болит, зараза! И черт бы побрал этого ублюдка! Мне нужна его голова, слышите?! Я желаю заполучить этого парня!
 — Да его, наверно, давно уже и след простыл, — прошептал Пальмиери с нижних ступенек лестницы.
 — Так какого дьявола ему здесь нужно было? — прорычал Чилья.
 — А что ему нужно было в Галфпорте? — раздраженно огрызнулся Галлардо. И был, разумеется, не прав. Момент не подходил для сарказма, а Чилья был не тот человек, с которым такие шутки проходят безнаказанно.
 Он метнулся в темноте на голос и залепил Хоумеру такую оплеуху, от которой тот слетел со ступенек и растянулся у подножия лестницы.
 Тягостную тишину нарушил унылый голос Стиви Рокко:
 — Босс, я должен признаться. Это был Болан. Он приставил мне пушку к голове и заставил кричать насчет пожара, пока сам бросал гранаты. Он не хотел, чтобы вы спускались по лестнице, потому что сам хотел по ней подняться.
 Пальмиери, ни слова не говоря, продолжал восхождение. Стоящие внизу видели, как луч его фонарика забирается все выше и выше, мечется по стенам, лестничной клетке. Галлардо тоже внезапно ощутил прилив активности, вскочил на ноги и, прошмыгнув мимо телохранителя босса, вбежал на второй этаж и бросился к спальне Чилья.
 Люди в холле молчали до тех пор, пока с третьего этажа не донесся голос Пальмиери:
 — Старик исчез, Джерри.
 — И дама тоже, — задыхаясь, добавил Галлардо.
 — А, чтоб тебя! — прорычал Чилья. — Как вам это нравится?..
 — На кой черт Болану понадобился этот старик? — поинтересовался Джейк Рио.
 — Да уж не для того, чтобы проставить ему выпивку, — раздраженно бросил Пальмиери, спускаясь по лестнице.
 Джерри Чилья проковылял к креслу и опустился в него с тяжким вздохом.
 — Дайте мне кто-нибудь сигарету, — сказал он. — И можете зажечь свет. Ублюдок уже далеко от нас. Он получил, чего хотел.
 Галлардо принес коробку с сигаретами и зажигалку. Чилья поблагодарил и добавил:
 — Эй, Хоумер... я извиняюсь... прошу прощения за то, что тебя ударил.
 — Ничего, босс, я сам виноват — заслужил.
 — Принеси мне какую-нибудь одежду, ладно?
 Галлардо ухмыльнулся и поспешил наверх.
 Кто-то принес другую настольную лампу и включил ее. Стиви Рокко с несчастным видом сидел на кушетке, сжимая раскалывающуюся голову руками. При свете разгромленное помещение казалось особенно омерзительным.
 — Ну-ну, — протянул Чилья.
 Нат Пальмиери заглянул ему в глаза и, помолчав, сказал:
 — Так я звоню, босс?
 — Да, — спокойно ответил Чилья. — Мы должны вернуть старика обратно, Нат.
 — Да, думаю, будет лучше, если мы это сделаем.
 — Я тоже так считаю. И не дай бог, если у нас ничего не выйдет!..
 Чилья нервно затягивался дымом сигареты и чем больше задумывался над последствиями этой ночи, тем беспокойней становился.
 — Ты хорошо разглядел того парня, Стиви? — спросил он тихим голосом.
 — Не так, чтобы очень, — тоже вполголоса ответил Рокко. — Темно ведь было. Я сначала подумал, что это Гек. А он светил мне в глаз фонариком. Только когда он мне пушку к носу приставил, я сообразил, что что-то не так. А затем парень бросил на стол этот значок... Он-то меня и доконал, босс. Стыдно кому сказать, да только я, как его увидел, так аж затрясся. А он все говорил со мной загробным голосом и выискивал, где бы во мне лучше всего дырку сделать. Да, это был он — все сходится, что я слышал про этого парня. И нагнал же он на меня страха!
 Рокко с трудом поднялся на ноги и, пошатываясь, поплелся к боссу.
 — Вы не подумайте, что я оправдываюсь, — возбужденно говорил он. — Просто рассказываю, как все было. Этот парень — это... это...
 Чилья опустил глаза и пробормотал:
 — Я знаю, Стиви... я знаю. Вот что — скоро придет дневная смена, так что отправляйся спать. Выглядишь ты как привидение.
 Рокко посмотрел на хозяина взглядом побитой собаки и заковылял к лестнице.
 Джейк Рио нервно расхаживал туда-сюда по самому краю законченного пятна на полу, пока Чилья не выгнал его наружу, приказав заняться убитыми.
 Пальмиери набирал номер, держа трубку около уха.
 — Трещит, но работает, — заметил он. — Что мне им сказать?
 — Скажи, — с напряженным спокойствием сказал Чилья, — что нас навестил один известный им голубок. Скажи, что мне нужен железный занавес вокруг города. Скажи, что я хочу, чтобы на улицах пролилась кровь. Скажи, что я открываю охотничий сезон на всю старую гвардию — без исключения — и желаю очистить город целиком и полностью. Скажи... ну, ты сам знаешь, что им сказать, Нат.
 Пальмиери холодно улыбнулся и сказал в микрофон:
 — Привет, Чарли. Босс объявляет готовность к Драке. К Большой Драке. Прямо сейчас. Вопросы есть?
 Помолчав, он положил трубку и повернулся к боссу:
 — У Чарли нет вопросов.
 — Прекрасно, а теперь попытайся дозвониться до Нью-Йорка. И скажи им все то, что сказал Чарли.
 — А если они спросят меня про старика?
 — Тогда скажи им, что он помер и ждет не дождется, когда его похоронят. Скажи, что мы собрали всех преданных старику людей и пригласили их участвовать в церемонии погребения. — Чилья широко улыбнулся. — Ты знаешь, что рассказать им про старика, Нат.


* * *

 «Этот старик» тем временем вполне комфортабельно возлежал на заднем сиденье автомобиля, взятого напрокат Боланом, и голова его покоилась на коленях Тони Бланканалес.
 — Дыхание у него выровнялось, — доложила девушка сидящему за рулем человеку.
 — Пришел в себя?
 — Почти. Думаю, он сильнее, чем кажется.
 — Прекрасно, — отозвался Болан. — Надеюсь, твои материнские инстинкты уже расцветают и крепнут, ибо отныне твоим заданием будет ухаживать за этим типом. Ты должна взять его под свое крылышко как добрая наседка и опекать денно и нощно. Подкорми его, но осторожно. Мы не можем рисковать, прибегая к докторам и прочей посторонней помощи. Так что он всецело поручается твоим заботам. Усекла?
 — Усекла, — ответила она. — У тебя припасено какое-нибудь убежище для нас?
 — Мы туда направляемся.
 — А ребят ты видел? — спросила Тони, имея в виду своих партнеров по детективному агентству.
 — Да, — ответил Болан. — У них все в порядке.
 Она вздохнула.
 — Наверно, они волновались за меня. Но слишком рискованно было выходить на контакт. С понедельника этот гад Чилья глаз с меня не спускал. Мак, не знаю, куда ты меня везешь, но мне нужна кое-какая одежда. Не могу же я бегать по дому в неглиже — ему, конечно, уже девяносто девять стукнуло, но все же мужчина...
 Болан ухмыльнулся.
 — Да, пожалуй. Мы позаботимся об этом.
 — Он что — проходит по нашему делу?
 — Не совсем. Но я надеюсь, что сможет поспособствовать ему.
 — Я тоже на это надеюсь, — заявила она, поджав губы. — Тем более, что я сама уже почти все раскопала.
 — Не переживай, Тони. Это все змеи из одного клубка. Потяни за хвост одну — и других выдернешь. Чего они добивались от Джиамба?
 — Не знаю. Но то, что скрывает старик, для них очень важно. Боюсь, своей выходкой ты очень расстроил Джерри Чилья.
 Болан снова ухмыльнулся.
 Он искренне надеялся, что Тони была права, и Чилья не просто расстроится, а взбесится и постарается нанести ответный удар всеми силами. Опасная, конечно, игра, но как еще бороться с этой заразой? Он должен выманить их из темных нор, спровоцировать на большую разборку, на полномасштабную войну.
 И она пойдет по его, Болана, правилам.
 — Старик выглядит таким жалким, — меланхолически заметила Тони. — Ну да, да, я знаю, что в свое время он был порядочной сволочью, как все они, и все же нельзя так обращаться с пожилым человеком — смотри, что от него осталось: кожа да кости.
 — Старик, — ответил Болан, — не просто сволочь. Это хищная пиранья из того же омута, что и остальные — не забывай об этом ни на миг. Он помирать будет, но за секунду до смерти сумеет полоснуть тебя бритвой — об этом тоже всегда нужно помнить.
 — Однажды старичок поиграть собрался, — мягко запела Тони, припоминая слова детской песенки.
 — Для такого старичка и однажды — много, — заметил Болан.
 — Ну да. Протяни волку палец — он всю руку оттяпает.
 — Этот старичок домой закувыркался...
 Она пела эти слова на манер колыбельной, не сознавая, что вслух произносит то, о чем думал Болан.




 Глава 3


 Империя Джиамбы вот уже несколько месяцев находилась под пристальным наблюдением полиции, особенно с того момента, как в городе объявился Чилья со своими нью-йоркскими головорезами. Слежка за деятельностью преступного мира входила в главнейшую задачу специального тактического подразделения департамента полиции Сент-Луиса, возглавляемого лейтенантом Томом Постумом. Тем же занимался и особый отряд ФБР, с которым Постум должен был тесно взаимодействовать.
 Активность же мафии в последнее время возросла до такой степени, что начала вызывать серьезные опасения у руководителей местной полиции и муниципалитета.
 Несколько пожилых членов семьи Джиамба тихонько «вышли на пенсию» и уехали из страны. Несколько других поменяли работу, и стали «шестерками» в новой преступной организации, создаваемой пришельцем Джерри Чилья. Большинство мафиози из старой гвардии просто исчезли из вида — либо в силу своей лояльности к Джиамба, либо из-за недоверия к Чилья — и, по всей видимости, ждали команды самого Джиамба, который тоже где-то бесследно сгинул.
 Ходили слухи, что Джиамба по собственной воле отошел от активной работы и уехал в Латинскую Америку, но им мало кто верил. Такие разговоры несложно проверить, но реальных доказательств, подтверждающих их, до сих пор никто не представил. В полиции склонялись к мысли, что Джиамба до сих пор находится в Сент-Луисе, но просто «залег на дно». Следовательно, ситуация оставалась крайне неустойчивой и взрывоопасной. Кое-какие официальные лица уже начали предсказывать неизбежность вспышки нового витка гангстерских войн. И действительно, полицейские осведомители все чаще докладывали о чистках, которые Чилья проводил в рядах преданной Джиамба гвардии.
 За особняком Джиамба несколько недель велась тщательная слежка, равно как и за несколькими другими опорными центрами синдиката. Окружной прокурор дал разрешение на прослушивание телефонов, и то немногое, что можно было извлечь из нарочито невнятного, уклончивого бормотания, записанного на полицейские магнитофоны, только усиливало подозрения относительно скорого начала полномасштабной войны между враждующими кланами мафии.
 Так что, когда Тома Постума ранним утром подняли с постели сообщением о том, что «кажется, бомбят особняк Джиамба», он был готов к худшему. Он немедленно доложил эту новость своему начальнику по тактическому подразделению, быстро оделся и поспешил в управление полиции для получения дальнейшей информации.
 От звонка до того момента, когда Постум переступил порог офиса, прошло не более двадцати минут. Однако, дежурный начальник смены уже дожидался его с телефонной трубкой в руке и с выражением плохо скрываемого любопытства на лице.
 — Вам звонит парень по имени Мак Болан, — доложил сержант. — Говорит, у него есть для вас важное сообщение.
 Постум нахмурился.
 — Сейчас не до шуток, Уиллис. Мне нужно...
 — Лучше поговорите с ним, лейтенант. Кто бы это ни был, но он, кажется, все знает про взрывы в доме Джиамба.
 Постум вырвал у него из рук трубку и рявкнул в микрофон:
 — Что за шуточки?!
 Тихий, но излучающий уверенность голос произнес:
 — Это не шутки, Постум. Я хочу, чтобы вы знали: Арти Джиамба сейчас находится под моей опекой. Он жив-здоров. Пока, по крайней мере. И теперь Чилья, если я, конечно, его правильно оценил, должен быстро отреагировать на удар, чтобы компенсировать потери и укрепить свои позиции. Он...
 — Минутку! — заорал полицейский. — Так вы  действительно  Мак Болан?!
 — С рождения меня называют именно так, — ответил спокойный голос. — Так вы будете слушать или нет?
 Постум подмигнул дежурному сержанту и кивнул в сторону аппаратуры для записи телефонных разговоров.
 — И давно вы уже в нашем городе? — небрежно поинтересовался он.
 — Достаточно давно, чтобы оценить серьезность проблемы, — холодно ответил Болан. — У Чильи здесь развязаны руки — он подчиняется только своим боссам из Нью-Йорка и активно работает над тем, чтобы ваша избирательная кампания прошла в нужном им русле. Он собирается превратить ваш город и весь штат в охотничьи угодья синдиката. И у него есть все шансы добиться успеха, если он сможет решить небольшую проблемку, связанную с одним дряхлым старцем.
 — С Джиамба, конечно же?
 — Верно. Чилья пытался устроить так, чтобы переход власти в его руки прошел гладко, без фейерверков, но Джиамба уперся, хотя его морили голодом и подвергали другим испытаниям в этом же духе. Вообще-то, такие дипломатические игры не для Чилья. Я так понимаю, что его сдерживали строгие указания из Нью-Йорка. Теперь, когда Джиамба у меня, все эти ограничения ничего не значат. Чилья, скорее всего, уже вычеркнул старика из списка живых. И теперь я ожидаю от него быстрых и решительных действий в другом направлении.
 Постум только поражался наглости этого сукиного сына.
 — Послушай, приятель, ты понимаешь, что ты натворил? — спросил он, едва сдерживаясь.
 — Конечно, — ответил уверенный голос. — Я уничтожил все надежды на гладкий переход власти из одних рук в другие. И я записываю это в плюс, а не в минус.
 — Что ты мне тут несешь со всеми этими дерьмовыми плюсами-минусами?! — взорвался Постум. — Это означает, что на улицах прольется кровь! Послушай, приятель, ты вверг город в войну между бандами, вот что ты сделал!
 — Это означает просто-напросто, что город должен будет сражаться, и у него есть шанс выиграть, — хладнокровно ответил «сукин сын». — Все лучше верного поражения. Или вам больше нравится перспектива всю оставшуюся жизнь передавать утренние сводки начальнику полиции, посаженному в руководящее кресло синдикатом, Постум?
 Лейтенант из тактического подразделения просто не мог поверить своим ушам. Он сбивчиво, торопливо заговорил:
 — Я не говорю об этике... этого, э-э... да и вообще — какого черта, мистер? У вас еще хватает наглости звонить мне и вот так просто выкладывать...
 Человек на другом конце уже раскалившегося от напряжения провода только испустил короткий смешок в ответ на вспышку Постума. Полицейский умолк и беспомощно посмотрел на сержанта. Усилием воли он все же взял себя в руки.
 — Вы, видимо, воображаете себя Робин Гудом, но у нас, в полиции, свое мнение на сей счет — вы об этом знаете? — спокойно сказал он самому разыскиваемому человеку в Америке. — Это вы разбомбили особняк Джиамбы около часа назад?
 — Я. Всего лишь парочка петард, и я получил, что хотел.
 — Ага, ну да. И чего еще вы хотите, Болан?
 — Двадцать четыре часа.
 — Что это значит? Зачем вам еще двадцать четыре часа?
 — Чтобы в течение этого времени полиция сотрудничала со мной.
 — Опять двадцать пять! Парень, да у тебя не все дома!
 — Возможно, — ответил Болан с печальным вздохом. — Но я все еще надеюсь. Послушайте, Постум, я позвонил вам, поскольку мне сказали, что вы честный и умный полицейский. И вы уже  вовлечены  в тактическую игру, так почему бы вам не  заняться  тактикой? Пусть разразится война. Попробуйте посмотреть на все это с другой точки зрения. Вы даете мне 24 часа. Разгорается война и вся дрянь, скрывавшаяся в темных норах, выползает на свет божий. Я вмешиваюсь и помогаю каждой стороне как можно быстрее и успешнее отправить возможно большее количество бойцов другой стороны на тот свет. И завтра утром, в это самое время я покидаю город, оставляя от Синдиката и от коррумпированных политиков лишь жалкие ошметки, которые даже в тюрьму сажать не имеет смысла.
 — Это безумие, вы не можете не понимать последствий такой войны. Я не могу пойти на...
 — Знаю, что не можете. — Болан коротко рассмеялся, и Постуму показалось, будто кубик льда упал на дно глубокого стакана. — В этом-то и заключается основная разница между полицейским и солдатом. Я — солдат, Постум. И я  должен  мыслить тактически. Вообще-то я позвонил, чтобы сказать вам: война неизбежна. Советую вовремя отозвать своих шептунов.
 — Каких еще шептунов?!
 — Переодетых агентов. По моим подсчетам, это, как минимум, шесть человек, работающих в...
 — Хорошо, хорошо! — быстро прервал его Постум. Он не любил, когда даже работники департамента обсуждали его секретные операции. А уж  этот...  — Вот, что я вам скажу, Болан. Я тронут вашей заботой о безопасности служащих полиции, но лучше вам от этого не станет. На данную проблему у нас есть своя точка зрения, мистер, менять ее мы не собираемся и не нуждаемся в вашей помощи для решения наших внутренних дел. Более того, если я...
 — Прошу прощения, — прервал Болан. — Мое время истекло. Приятно было побеседовать, Постум. Держитесь.
 В трубке послышались гудки и лейтенант раздраженно повернулся к сержанту. Тот сокрушенно покачал головой.
 — Слишком мало времени длился ваш разговор, — сказал он. — Он звонил откуда-то из северной части города — вот все, что удалось установить.
 — Чертов сукин сын! — буркнул Постум. — Вы  слышали,  что говорил этот распроклятый сукин сын?!
 Сержант серьезно улыбнулся.
 — Скверное дело, сэр. А парень, сдается мне, в порядке. Жаль. Очень жаль.
 — Приберегите свою жалость ко дню его похорон, — грубовато отреагировал лейтенант. — И можете не записывать свою речь на бумагу — у вас не будет времени ее забыть.
 — Мак Болан... — продолжал сержант тем же тоном. — Кто бы мог подумать? Вот уж не ожидал, что он объявится у нас в Сент-Луисе.
 — Можно подумать, слушая вас, что он нам честь оказал, — проворчал Постум. — Распечатайте эту запись да присмотрите, чтобы копия была качественной. Затем позвоните капитану и доложите, что я хочу обсудить с ним сложившуюся ситуацию.
 Постум направился было в свой кабинет.
 — О, я не успел сказать вам, сэр. Капитан собирает совещание всех офицеров в своем кабинете, в... — сержант взглянул на часы, — через пять минут.
 — Сделайте копию ленты, — ответил Постум с порога. — Я захвачу ее с собой.
 Он прошел в свой кабинет, запер дверь, уселся на край стола и, подтянув к подбородку колено, обхватил его руками. После чего позволил сдержанной улыбке озарить свое обычно серьезное лицо.
 — Вот гад! — пробормотал он с восхищением.




 Глава 4


 Тони выскочила из дымящегося осиного гнезда в одном только бикини. Вес этого одеяния равнялся приблизительно одной унции, что составляет 28,3 грамма, а общая площадь и, стало быть, способность хоть что-то прикрыть, приближалась практически к нулю. К счастью, у Болана в его взятом напрокат автомобиле нашлась смена одежды — рубаха и свободные штаны армейского образца, которые он галантно предложил мужественной девице.
 На армейские штаны Тони лишь фыркнула — уж слишком они были велики для ее фигурки — рубашку же приняла и надела, выказывая колебания, сомнения и прочие явные признаки недовольства. И совершенно напрасно — ибо рубаха смотрелась на ней короткой ночной сорочкой и прекрасно подчеркивала все скрываемые под ней прелести.
 В то время, как Болан, удовлетворенный тем, что Арти Джиамба пока еще не собирается покинуть этот мир, вел телефонные переговоры с представителями закона, Тони перебралась на переднее сиденье.
 Закончив разговор, Болан сел за баранку, и они покатили дальше. Суровый воин, не отрываясь, глядел на дорогу, так что в конце концов Тони не выдержала и забрюзжала:
 — Я понимаю — я в таком виде, на меня и глянуть страшно...
 О, женское лукавство!
 — Не в этом дело, — серьезно ответил Болан. — У меня и без того хлопот хватает, а тут еще приходится разъезжать по городу с обнаженной леди в автомобиле.
 Тони мягко засмеялась и положила голову на плечо Мака.
 — Знаю, дурачок. Все в порядке, я просто набивалась на комплимент. Неужели ты не хочешь сказать, что вид моего обнаженного тела вызывает у тебя непреодолимое желание? Ну скажи — тебе ведь это ничего не стоит.
 Он ухмыльнулся, вспомнив кое-какие эпизоды прошлого.
 — Однажды это стоило мне целой недели.
 Тони теснее прижалась к нему, вздохнула.
 — Да... Может для тебя это много, а для меня —  ничто!  Мак... я ужасно по тебе скучала. А ты, небось, забыл уже о моем существовании, да? Забыл?
 — Опять набиваешься на комплимент?
 — Именно так, — сказала она. — Почему бы тебе не сказать, что с тех пор, как мы расстались, твоя жизнь без меня превратилась в мучение, и ты только и делал, что тосковал и лил слезы? Я, конечно, не поверю, но нам обоим будет приятно.
 — Да, Тони, ты не такая как все.
 — Я для тебя что-то значу?
 — Точно.
 — У тебя все еще есть тот прелестный домик на колесах, в котором мы так славно провели медовый месяц?
 Тони имела в видубоевой фургон Болана, в котором они вместе бежали на запад из зоны боевых действий в Новом Орлеане. Давно это было — несколько насыщенных жизней тому назад.
 — Он все еще у меня, — заверил Мак.
 — Так почему бы тебе не сказать, что ты любишь меня? Это тебе не будет стоить...
 Болан понял, что пора с этим кончать.
 — Тони! — резко сказал он. — Что с тобой?! Что тебя гнетет?
 Она отстранилась.
 — Ничего.
 — Это ты из-за Чилья так переживаешь?
 — Я чувствую себя грязной шлюхой, — вздохнула Тони.
 — Мы оба в грязи, — резко ответил Болан. — Ты с ними спишь, я режу им глотки. Ты не вспоминаешь, что у меня руки по локоть в крови, а я забываю о том, что тебя лапали те, чья кровь на моих руках. А выпускницу института благородных девиц, Тони, можешь разыгрывать дома с ребятишками.
 — Да провались ты в преисподнюю, Мак! — огрызнулась Тони.
 — Я уже в ней, — пробормотал Болан.
 Тони снова прижалась к нему и обхватила тонкими пальцами его свободную руку.
 — Извини, — прошептала она. — Я не хотела.
 — Ничего, — мягко ответил Болан. — Я все понимаю, Тони. Те же самые бесы и мне нутро грызут. Приходится время от времени с ними сражаться. Пойми, таков мир.  Этот  мир. Тот, в котором мы встретились. И мы не можем жить и действовать в нем по законам другого мира. Славные парни и хорошие девочки здесь ни на что не способны... и, черт возьми, нельзя жить в обоих мирах одновременно, нельзя играть в одном мире по правилам другого.
 — Я должна это понимать, — пробормотала она, — в том смысле, что ты судишь меня не по тем меркам, которые пригодны в мире хороших девочек и мальчиков. Ты презираешь меня за... за...
 Мак вздохнул. Ох, как не любил он эти морально-психологические разборки!
 — Единственное, в чем я имею право судить тебя, Тони, так это в вопросах твоей профессиональной пригодности, оценивая твою эффективность в  этом  мире. И я никого не презираю.
 Тони в ответ покачала головой.
 — Ты презираешь старика, лежащего на заднем сиденье.
 — Нет. Я понимаю его. Я признаю, что он несет угрозу тому, лучшему миру, и я делаю все необходимое, чтобы нейтрализовать его. Но нельзя сказать, что я ненавижу этого старика. По-своему, я им даже восхищаюсь.
 Тони забралась на сиденье с ногами, устроилась бочком и, не отрываясь, вглядывалась в профиль Болана.
 — Когда, наконец, я узнаю тебя по-настоящему? — вздохнула она.
 — Подумай о той крови, что есть на мне, — предложил он спокойно. — И спроси себя, как далеко простая ненависть может продвинуть человека по морю крови. Не ненависть движет мною, Тони. Разве что в самом начале, но это было давно. С тех пор я потерял способность ненавидеть.
 — И что же тогда тобой движет, Мак Болан?
 — Хочешь законспектировать?
 — Может быть.
 Он недобро сверкнул глазами в ее сторону.
 — Этот старый мир побуждает меня к действию, Тони.
 — Ты имеешь в виду этот  новый  мир, не тот старый.
 Болан кивнул.
 — Тот, в котором гремят бои. Но это не новый мир. Он нов для тебя и меня. Но он всегда существовал, может даже дольше того, другого мира.
 — Что-то я не врубаюсь, — сказала Тони. — Как тогда называется этот наш мир?  Этот  мир?
 — Ад, — сказал он просто.
 — Что?
 — Это ад, Тони.
 — О, Господи, — прошептала она. — Думаю, я начинаю понимать...
 Какое-то время в машине царила напряженная тишина. Тони глядела сквозь ветровое стекло, очевидно пытаясь сориентироваться, где, по каким пригородам они проезжали. На небе уже пробивалась заря.
 Наконец Тони вздохнула и сказала:
 — Знаешь, ты меня просто убил. Почему мы с тобой раньше никогда не говорили на такие темы?
 — Повода, наверно, не было, — ответил Мак.
 — И что ж, это действительно ад?
 — Если понимать под этим состояние психики, то да. Именно здесь создается тот другой, безопасный мир, здесь он формируется, черпает свои мотивы и обоснования. Все приходит отсюда. Здесь находятся войны. Здесь во мраке сражаются армии — постоянно, непрерывно, вечно.
 — И что — я тоже воин? — серьезно спросила она.
 — Конечно. Это состояние духа, оно не зависит от облика, возраста, пола. Сражаются две крайности, две противоположности, две стороны. Всегда только две.
 — Добро и зло, — утвердительно произнесла Тони.
 Болан пожал плечами.
 — Или правда и кривда. Называй, как хочешь. В том, другом мире все состоит из оттенков серого. Здесь же — это или свет, или мрак.
 — А ведь для тебя это не просто метафора. Ты во все это веришь. Мир хороших девочек и мальчиков просто производная от этого мира, побочный продукт.
 — Ты никогда не размышляла, — ответил Болан спокойно, — о цене, которую надо платить за цивилизацию, в которой девочки могут быть всегда хорошими, а мальчики — славными? Ведь этот эдем, этот райский сад — это всего лишь расчищенные джунгли. Ты в джунглях бывала? Там можно утром прорубить тропу шириной метр, а к вечеру она уже исчезнет, зарастет — джунгли вернут себе свое, и как ты думаешь, кто создал эдем и кто поддерживает его существование? Хорошие девочки? Славные парни?
 Он покачал головой.
 — Нет, это дети райского сада. Они даже не знают, с какой стороны за топор или мачете берутся. А уж тем более, как рубить тропы в девственном лесу. Создатели эдема живут здесь, Тони, в джунглях. Райский сад проектируют в аду.
 Девушка зябко передернула плечами и положила голову ему на грудь.
 — Не нравится мне здесь, Мак, — сказала она слабым голосом.
 — Мне тоже. Но у тебя еще есть время, Тони. Ты можешь выйти из игры.
 — А ты не можешь?
 — Ты же сама прекрасно знаешь, что нет. Только подумай — сколько на мне крови. Подумай об этом.
 Тони заплакала, Болан оттолкнул ее от себя. Губы его плотно сжались, глаза снова стали ледяными.
 — Прекрати! — приказал он.
 — Ненавижу этот твой проклятый мир, Мак Болан! — закричала она яростно.
 — Не я его создал, — ответил он. — Я просто живу в нем. Тот, кто здесь живет, здесь и умирает. Если у тебя другие планы, то я могу задержать вращение этого мира, чтобы у тебя было время сойти. Но не заливай меня горючими слезами, Тони. Это заразительно. Если я начну рыдать, то весь этот проклятый мир утонет в моих слезах.
 —  Ты ?! — вздохнула она, не веря своим ушам. —  Зарыдаешь?! 
 — Не буду, если смогу удержаться, — отрезал он.
 Он притормозил у обочины и повернулся к девушке, испытующе глядя на нее.
 — Мы в этом мире не случайно, Тони. Так мы решили, ибо это на сто процентов отвечает нашим убеждениям. Так что решай.
 Болан вложил в ее ладонь небольшой бумажник.
 — Вот деньги, а вон там, через квартал, мотель. Твой ход.
 Тони швырнула бумажник назад и поудобнее устроилась на сиденье.
 — Пошел ты, — спокойно сказала она и вытерла слезы. — Будем считать, что экзекуция закончена надлежащим образом и продолжим наши игры.
 — Ты уверена? — настаивал он.
 — Уверена. Давай сюда свой проклятый топор или мачете, или что у тебя там, и начнем прорубать тропу.
 Болан угрюмо улыбнулся и вывел машину на дорогу. Да, она была женщиной в его стиле. И это было плохо. Очень плохо.
 Ибо в этом старом мире люди его типа обычно умирают молодыми.




 Глава 5


 Команда «Эйбл» снова собралась вместе, ощущала себя совершенно боеспособной и готовой выйти на тропу войны и идти сквозь адский огонь. И в глубине души Мак Болан вынужден был признать, что получив такое подкрепление, он ощущает себя гораздо лучше.
 Во Вьетнаме их диверсионной группе приходилось проделывать самую грязную работу, исполнять самые невозможные задания. «Команде „Эйбл“ это по плечу» — таков был негромкий боевой клич тех дней. Надо сказать, что не только способности Мака Болана снискали его крутой команде такую репутацию.
 «Гаджет» Шварц был способен несколько суток пролежать, замаскировавшись в кустах на окраине вьетконговской деревни и ведя электронную разведку с помощью переносного аудиосонора, в полном одиночестве, когда до ближайшего друга и союзника были многие мили, а питаться приходилось черными сухарями и водой. Вернувшись на базу, он без тени улыбки рассказывал истории, от которых слушатели покатывались со смеха: о том, как вьетконговские часовые отливали ему на сапоги средь бела дня, а ночью заваливали рядом с ним своих дам на расстоянии «... не то, что рукой подать, мужики, а болтом достать, если тот встанет...»
 Бланканалес заслужил кличку Политик еще раньше, когда служил в спецназе и участвовал в программе умиротворения. Когда же он перешел в диверсионную группу, кое-кто стал называть его «хамелеоном» за способность становиться невидимым практически в любом окружении. И дело было не в одежде и не в камуфляже. Просто был у него дар сливаться с любым природным фоном и растворяться в любой толпе. Однажды он ухитрился незамеченным прошагать вместе с маленькой группой крестьян через захваченную врагом деревню — при  полной боевой выкладке и форме  — прикупить еды на местном рынке и небрежной походкой вернуться обратно той же дорогой.
 Болан многому научился у этих людей — и во Вьетнаме и позже, когда организовал свою Команду Смерти для борьбы с мафией в Лос-Анджелесе. Но время показало, что лос-анджелесская авантюра была трагической ошибкой. Из десяти человек, вошедших в команду, только трое — Болан, Шварц и Бланканалес — пережили войну с семьей Диджордже. С тех пор Болан старался вести войну в одиночку. Лишь раз, во время короткой стычки в Сан-Диего, он призвал на помощь старых друзей.
 Во время кампании в Новом Орлеане он наткнулся на них совершенно случайно — и в этом им повезло. В обоих уже еле-еле теплились последние искорки жизни, когда Болан спас их от допроса с пристрастием, проводимым Томми Карлотти, самозванным ужасом с Бурбон-стрит. Здесь же, в Сент-Луисе, они выполняли заказ для своего клиента, «клиентом» же оказался...
 Болан вздохнул и выбросил все эти мысли из головы. Он не мог, да и не желал ничего решать за своих друзей. Если они хотят снова принять участие в игре по правилам его мира, — что ж, добро пожаловать. Но принуждать их он ни к чему не станет. Болан просто не мог позволить себе повесить на свою совесть загубленную жизнь хотя бы еще одного своего друга. Он не желал принимать на себя моральную ответственность за то, что с ними может случиться в его мире.
 Но, конечно же, это был и их мир, с того момента, как они постучали в дверь и вошли внутрь. Поэт и драматург девятнадцатого века, Генрих Ибсен, писал как-то: «В этом мире сильнейший человек — это тот, который, как правило, сражается в одиночку». Болан, переписав это высказывание в свой дневник, расширил идею и дописал в скобках: «Каждый сражающийся сражается в одиночку».
 А несколькими часами раньше он развил эту идею, когда серьезно излагал временным партнерам свою позицию:
 — Конечно, чертовски приятно снова собраться вместе. Но только помните: в этом мире всякая общность — всего лишь иллюзия. Каждый из нас умирает в одиночку, сам за себя. Каждый живет сам за себя. Каждый мыслит сам за себя. Так что не позволяйте иллюзии одурачить вас. Мы сражаемся эффективней, когда сражаемся в одиночку... и сознаем это.
 Шварц отреагировал так:
 — Ты прав, сержант. Я это понял много лет назад. Трахаемся мы тоже в одиночку.
 Бланканалес скривился в сторону электронного гения и спросил:
 — Какого черта? Что общего имеет траханье с тем, о чем мы говорим?
 — Так ведь за тебя этого никто не сделает, — серьезно ответил Шварц.
 Политик поднял руки и сказал Болану:
 — Придется ему поверить, это единственное, в чем он хорошо разбирается. Свет еще не видывал такого проходимца. Господом Богом клянусь — это истинная правда! — у парня было по пять-шесть баб в каждом городишке, в каком мы только квартировали. Вот здесь, в Сент-Луисе, он уже успел поиметь...
 — Это мои агенты, — быстро заявил Шварц, густо покраснев при этом. — Я с ними контактирую для получения информации и нечего тут напраслину возводить...
 — Да какие, в задницу, агенты! — взвыл Бланканалес. — Как это ты добываешь информацию, когда ты контактируешь с ними исключительно в горизонтальной позиции, а, Гаджет?!
 Это было типично для обоих — превращать серьезный вопрос в объект шуточек и насмешек, а под их прикрытием изучать и усваивать все детали предстоящей работы. Болан только усмехался, когда вспоминал шутливую перепалку друзей. Это была та часть того, другого мира, о которой Болан более всего тосковал: чувство товарищества, возможность расслабиться в теплой дружеской компании.
 А затем он познакомил парней со специальными системами своего боевого фургона и с тем, как он их предполагает использовать в ближайшие часы, когда польется кровь.
 На обоих произвела глубокое впечатление аппаратура космического века, которая обошлась Болану более чем в сто тысяч долларов. Особенно прибалдел Гаджет.
 Некий ученый из НАСА, проникшийся идеями борьбы Палача, в сотрудничестве с другим гением из базирующейся в Новом Орлеане фирмы по производству электроники, вдул Маку из-под полы несколько последних разработок — самые последние достижения в области высоких технологий. Другие ученые добавили свою толику изобретательности и оборудования, и в результате дом на колесах превратился в подлинную боевую колесницу, этакий крейсер дорог, который служил как мобильный базовый лагерь, командный пункт, полевая штаб-квартира, арсенал, центр по сбору и обработке разведданных... все это было упаковано в сравнительно небольшом объеме, так что оставалось место еще и для некоторой роскоши и комфорта.
 Основу составлял стандартный трейлер компании «Дженерал моторс» со слегка модифицированным двигателем «Торонадо» с рабочим объемом 544 кубических дюйма, с автоматической трансмиссией, приводом на переднюю ось, гидропневматической подвеской спаренных задних колес... ну и с бытовыми удобствами вроде душа, туалета, камбуза и места для отдыха.
 Во всех окнах стояли поляризованные стекла, что позволяло вести обзор изнутри по всем азимутам, оставаясь невидимым для наблюдателя снаружи. В центре салона можно было при нужде развернуть складывающийся столик с подсветкой для работы с картами и разработки планов сражений. Тут же находился центральный пульт управления, все основные функции которого можно было передать на приборную доску водителя, небольшая оружейная мастерская и арсенал с богатым выбором оружия и огромным количеством самых разных боеприпасов.
 Шварца довели до экстаза возможности систем электронной разведки и обработки собранной информации. Сердцем системы был процессор отбора данных, командам которого подчинялись все основные системы машины: аппаратура радиоперехвата, чувствительнейшие аудиосканеры, оптические устройства, работающие в расширенном диапазоне частот, включающем ультрафиолетовое и инфракрасное излучение, плюс специальная консоль, позволяющая синхронизировать, фазировать, сортировать, редактировать, перезаписывать и запоминать собранные разведданые.
 Сердце Политика покорила боевая оснастка и огневая мощь «крейсера». Особенно заторчал он от встроенной в крышу фургона вращающейся платформы с установкой для запуска ракет. Система управлялась с водительского пульта с помощью сложной аппаратуры управления огнем, включающей устройства автоматического наведения на цель и приборы ночного видения. По команде с пульта на крыше раздвигались особые панели, и вращающаяся платформа с пусковой установкой выдвигалась вверх в боевую позицию, с помощью системы поиска и наведения отыскивала цель и поражала ее с дальней дистанции, нанося противнику весьма ощутимый ущерб.
 Парни с радостью принялись изучать все возможности боевого фургона Болана и большую часть ночи кружили вокруг города, осваивая практические приемы работы с разведывательной аппаратурой, сводя воедино все ранее собранные ими данные и добавляя новые существенные детали.
 Для успешного выполнения операции в Сент-Луисе требовалось учесть огромное количество данных, соблюдать невероятно точный, расписанный по секундам график последовательности действий, и выполнение особых мер безопасности.
 Болан все еще не сбрасывал со счетов возможность того, что вся деятельность Синдиката в регионе и, в частности, действия Чилья — не более чем тонко разработанная ловушка. Ясное дело: мафиозные шишки в Нью-Йорке бесконечно устали от «проблемы Болана». Они и так уже горы своротили и потратили целые состояния, чтобы окончательно решить эту проблему. Человек Болана, имевший прямой выход на «Коммиссионе», Лео Таррин слал постоянные предупреждения о сверхсекретных стратегических совещаниях и о все новых и новых мерах, предпринимаемых для устранения человека, со все возрастающей яростью наносящего удары по всеамериканскому зданию мафии.
 Так не могло продолжаться вечно, Болан это сознавал. Рано или поздно он совершит роковую ошибку или просто фортуна от него отвернется и надоедливая «проблемка» Мака Болана отправится туда, куда рано или поздно отправлялись многие другие «проблемы» мафии — в никуда.
 Но, в конце концов, он ведь никогда и не рассчитывал жить вечно. Если говорить начистоту, то Мак сам удивлялся, что он вообще еще жив. На это он в общем-то никогда не надеялся. Этот его «последний забег», начавшийся в Питтсфилде черт знает сколько эпох тому назад, «последний рывок», «последняя миля»... обернулись долгой дорогой вокруг земного шара, и дорога эта тянулась без конца и без края и уходила в бесконечность, но Мак хорошо знал, что это — не более чем иллюзия...
 «Последнюю дистанцию» следовало измерять не мерами длины, а количеством пролитой крови. Сколько ему еще суждено пролить крови, прежде чем он упокоится в луже своей собственной? Возможно, не слишком много. Он устал, ему осточертели битвы, он становится чувствительным. Он допустил нервный срыв с Тони, он расслабился в обществе Шварца и Бланканалеса. Дурные знаки. Конец был близок: он это нутром чуял.
 Так что — это его последняя битва?
 Мак покачал головой.
 Бог его знает. А боженька в данном случае держал крепкий нейтралитет. Он создал небеса и создал Землю, все путем. Затем он создал человека и определил ему кое-какие средства к существованию.
 Человек же сначала сотворил ад, а после начал в нем барахтаться и бороться за создание рая.
 А за каким чертом?
 На этот вопрос у Болана не было ответа.
 Если действительно где-то существует Бог — мыслящий, рациональный Бог, с мозгами покрепче Болановых, — тогда он может созерцать всю картину целиком, по крайней мере с не меньшей отстраненностью и с не меньшим пониманием, чем Болан.
 Бог, который заслуживает, чтобы его так называли, не станет презирать старика вроде Арти Джиамба. Он, возможно, даже будет им в какой-то степени восхищен.
 Но  действительно ли  Бог нейтрален?
 Если  человеку не все равно,  то почему должно быть все равно Богу?
 Нет, впустую ничего не бывает. Где-то в необозримой дали вселенная рыдает о каждой потере и радуется каждой удаче. Все имеет значение, вся эта проклятая, кровавая заваруха имеет значение и оценивается в преддверии судного дня в небесной канцелярии.
 Это имело значение для Мака Болана, которому было строго определено место и время бытия. Пока что, по крайней мере. И пока он жив, от него в какой-то степени зависело, будет ли на земле свет или тьма — достаточная мотивация для Мака Болана. Достаточное обоснование для того, чтобы продолжать жить и убивать, следить за тем, чтобы не высыхали реки, питающие моря крови.
 Болан проследил, чтобы Тони и Джиамба разместились в надежном убежище. Его разведчики собирали последние данные для прояснения ситуации. Краешек солнца уже показался на восточном горизонте. Жребий брошен. Готов он или нет, время настало и разборка скоро начнется.
 В любом случае, в ближайшие сутки-двое старине Сент-Луи придется изрядно потрястись, покрутиться и повертеться. А затем — где-то там, в необозримой дали, — Вселенная будет рыдать или веселиться.




 Глава 6


 Болан оставил взятый напрокат автомобиль и пересел в «сент-луисского мусорщика» — седан-пятилетку с помятыми боками и облезшей краской. Однако за этой непрезентабельной внешностью скрывался надежный боевой конь, как нельзя лучше подготовленный к грядущим сражениям. Под одеялом на полу была запасена груда боеприпасов и личного оружия, под приборной доской скрылась рация.
 Семь часов утра, суббота. Город тихо дремлет, магазины закрыты, уличного движения почти нет. Самый зловещий час для больших городов.
 Болан направил машину к стадиону Буша, включил рацию и вышел на связь на заранее установленной частоте.
 — "Полярная звезда", — сказал он в микрофон, — доложите обстановку.
 До него немедленно донесся приглушенный голос Шварца.
 — Взгляни на сектор «Чарли».
 Болан достал из длинной выдвижной коробки слайд и вставил его в миниатюрный проектор, стоявший на сиденье рядом с ним. На маленьком экране, прикрепленном к приборной доске, высветилась подробная карта речной части города.
 — Вижу сектор «Чарли», — сообщил Болан.
 — Мы в квадрате «Дельта-5», направляемся на север, скорость — тридцать миль в час.
 Болан пробежался взглядом по карте. Они ехали по Бродвею и сейчас находились чуть севернее Идского моста.
 — Вас понял, — ответил Мак. — Следую от «Эпсилон-4».
 Он немедленно свернул на Гранд-бульвар и на полной скорости направился на север к точке встречи. Болан снова поднес ко рту микрофон.
 — Доложите обстановку.
 — Обстановка накаляется, — ответил Шварц. — В 6.40 из Стоунхенджа выехал караван. Примерно двадцать единиц в трех длинных черных тачках. Направляются, возможно, к винным погребам. Жду указаний.
 В переводе на общечеловеческий язык, сообщение означало, что три автомобиля, везущие отряд примерно в двадцать стволов, выехали из крепости Дель Аннунцио, что в Уэбстер Гроувз и, очевидно, направляются к тайному убежищу Джулио Паттриччи, старого и преданного друга Малыша Арти. Джулио сделал свои первые крупные бабки во времена сухого закона, изготавливая дешевую, но крепкую «бормотуху» в маленькой винокурне в горных районах штата Миссури, и с тех пор носил кличку Винодел Джулио. Аннунцио был одним из двух главных специалистов по мокрым делам у Джерри Чилья и разделял эту почетную должность с неким Чарли Алимонте.
 Болан передал следующие инструкции:
 — Продолжайте слежку, пока не установите их конечный пункт назначения. Держите меня в курсе всего, что будет происходить.
 — Вас понял.
 — Другие проявления активности?
 — Есть. В основном — суета. Ну и, кроме того, отмечается необычный переполох среди официальных лиц.
 — Вас понял. Продолжайте наблюдение.
 — Есть продолжать.
 Бланканалес и Шварц «подключились» к городу задолго до появления в нем Болана. Они выявили и идентифицировали большую часть преступного элемента в Сент-Луисе и установили за ним электронную слежку. Техника на борту болановского фургона стыковалась с их разведывательной сетью, что позволяло парням собрать за час столько разведданных, сколько они не собрали бы и за сутки без этой аппаратуры.
 Рапорт Шварца отражал все возможности разведывательной системы и ценность добываемой ею информации. Они знали все о перемещении по городу тех или иных преступных групп, но знали также, что это их обычная, рутинная деятельность, и что только у группы Аннунцио была вполне определенная цель. Следовательно, силы Болана могли временно сосредоточиться на первостепенной задаче и забыть пока что о второстепенных проблемах.
 Кроме того, благодаря аппаратуре радиоперехвата, установленной в доме на колесах, парни держали под постоянным контролем все полицейские частоты. На основании полученной информации Шварц и сделал вывод о «необычной активности официальных лиц».
 Что касается исполнителей главных ролей, то о Джулио Паттриччио Болан знал достаточно, а вот знакомство с Аннунцио было весьма туманным.
 — Дайте мне материалы по начальнику каравана, — запросил он Шварца. — Посмотрите в файле-3.
 — Понял. Не отключайся.
 Болан свернул на Бродвей и продолжал движение на умеренной скорости, пока Шварца запрашивал бортовой банк данных.
 Поиск занял около десяти секунд, после чего Шварц доложил:
 — Двадцать три года. Любимый ребенок «первой семьи». Шесть обвинений в Нью-Йорке только за прошлый октябрь. Вышел сухим из воды. Был связан с Железным Майком. Ласковый тигр.
 Эта краткая и в то же время емкая информация освежила память Болана. Она означала попросту, что Аннунцио был любимцем Оджи Маринелло, некогда могущественного босса влиятельнейшего нью-йоркского семейства мафии, что в последнее время он шесть раз привлекался к уголовной ответственности, но сумел вывернуться, что перед присоединением к Чилья он служил киллером у Майка Талиферо, был человеком образованным и воспитанным, но сущим дьяволом в душе.
 Но Болану было известно еще кое-что про этого типа.
 — Будьте предельно осторожны, — передал он своим партнерам. — Это ловкий малый. И очень опасный.
 — Понял, — отозвался Шварц.
 — Это не просто дежурное предупреждение. Учтите, Аннунцио — серьезный противник. Подтвердите прием.
 — Вас понял, — последовал немедленный ответ. — Ты в квадрате «Дельта-9». Идешь верно. Дистанция — тысяча метров.
 Болан сознательно притормаживал, намереваясь сначала разведать тылы. Он вытащил из проектора слайд с сектором «Чарли» и заменил его другим.
 — Попытаюсь соединиться с вами в «Браво-2 Дельта». Постарайтесь подойти как можно ближе и немедленно докладывайте обо всех изменениях обстановки. Готовность по коду «Зебра».
 — Вас понял, — ответил Шварц.
 Боевой код «Зебра» Болан использовал в юго-восточной Азии, сражаясь вместе с союзниками. Здесь этот код оказался также вполне уместным. Да, Шварц определенно все понял. Дель Аннунцио действительно был «ласковым тигром». И Болан не желал допускать ни малейшего риска, имея с ним дело.


* * *

 Скрипучий, искаженный интеркомом голос рапортовал лейтенанту Постуму:
 — Я тут поймал какой-то сумасшедший радиообмен, ведущийся на ходу. Я проверил все диапазоны по закрытому справочнику кодов, но ничего подобного не обнаружил.
 Постум оторвался от своих бумаг и заинтересованно поглядел на динамик интеркома.
 — А вы что по этому поводу думаете?
 — Да ничего я не могу придумать, вот в чем беда. Звучит так, будто переговариваются военные, но не та частота. Я поначалу решил, что это пара судов на реке, но для судов они слишком быстро движутся. А, вот мне карту высветили... Нет, это точно на суше... или над ней. Но для любых летательных аппаратов скорость слишком мала, разве что это вертолеты...
 Лейтенант вскочил и крикнул в интерком:
 — Сейчас приду послушать.
 Он вошел в центр перехвата в тот самый момент, когда звучала очередная порция «сумасшедшего» диалога.
 —  «Полярная Звезда», засек бандита. В сотне метров от меня. Подтвердите прием. 
 Подозрения Постума все крепли. Этот голос...
 — Слышите? — спросил его дежурный связист. — Похоже на переговоры летчиков-истребителей. Но это не авиация. Я подумал было, что идут учения национальной гвардии, но потом понял, что ошибаюсь.
 —  Вас понял, Борт, клиент в сотне метрах от вас. 
 Техник нахмурился.
 — Смешанный жаргон. Водители-дальнобойщики используют такой, чтобы предупредить друг друга о постах дорожной полиции, по я...
 — Это не дальнобойщики, — кисло проговорил Постум.
 —  Дайте отсчет по дистанции,  — скомандовал до омерзения знакомый голос.
 —  Дистанция один-дваи-ноль-ноль. 
 — Неплохо, приступаю к чистке.
 — Удачи тебе, Борт.
 — Начинаю отсчет времени. Конец связи.
 Техник ухмыльнулся.
 — Как будто торпедную атаку начинают. Чистое кино!..
 — Давайте-ка глянем на карту, — спокойно распорядился Постум.
 На стене засветился большой дисплей, на котором разноцветными линиями была нанесена разбитая на квадраты карта.
 — Речная рокада, север, — без нужды указал техник.
 Постум проворчал:
 — Да. Хорошо. Что-то там определенно заваривается. Сделайте копию переговоров для лаборатории. Пусть эксперты сравнят эти голоса с голосом на ленте, которую я недавно передал им. И скажите, что анализ нужно сделать немедленно.
 Техник что-то переключил на пульте.
 — Лихие ребята, кем бы они не были. Соблюдают жесткую дисциплину радиопереговоров. Жаль, передача короткая — не успели засечь, где они сейчас точно находятся. А из их жаргончика я ни фига не понял. А вы?
 — Кое-что, — мрачно ответил Постум. Он пристально рассматривал карту. — Свяжитесь с начальством. Сообщите, что мы рекомендуем объявить состояние повышенной боевой готовности в секторе четыре. Передайте, что мои рекомендации подкрепляются данными разведки.
 Лейтенант резко развернулся на каблуках и пошел к выходу.
 Он не понимал сам себя. Он должен был ощущать триумф, ну, хотя бы чувство удовлетворения, но не испытывал ровным счетом ничего.
 Этот парень, этот гад...  Мы спустим на тебя свору бронированных гончих, парень! 
 Но теперь уже вечно серьезный Том Постум не улыбался.




 Глава 7


 Дело было мрачным и серьезным и настроение группы, погрузившейся в фургон, соответствовало предстоящей операции.
 Джордж Наполи по кличке Крюк комфортабельно развалился на переднем сиденье, разделяя его только с водителем Пауком Фишетти. Остальные пять стрелков втиснулись сзади: Росси и Монако с обрезами на коленях устроились на боковых, откидных сиденьях, а вооруженные пистолетами Вердуччо, Аванте и Ди Кавалла заняли заднее сиденье.
 Эти парни не были простыми уличными шавками мафии, для которых оружие служило лишь дополнительным аргументом в споре и средством повышения эффективности «бизнеса». Ребята были именно боевиками, профессиональными убийцами.  Это  был их бизнес, и именно в этом качестве они использовались Организацией, существующей с единственной целью — увеличивать свое богатство и власть.
 — Самое время нам перейти на микроавтобусы, — заметил кто-то из теснящихся сзади, глубоким вздохом показывая, как ему неудобно сидеть.
 Водитель через зеркальце встретился с глазами говорящего.
 — Как только мы это сделаем, я уволюсь, — спокойно заявил он.
 — Дело в том, что не выпускают «кадиллаков» микроавтобусов, — объяснил другой голос сзади. — Паук никогда не опустится до того, чтобы управлять тачкой более низкого класса.
 — Не в этом дело, — добродушно запротестовал водитель. — Класс заключается не во внешних формах, по крайней мере у автомобилей. Тут все...
 — Хорошо говорить, что класс заключается не в форме, когда занимаешь все сиденье, — перебил его первый жалобщик. — А вот послушал бы я, что ты запоешь, когда коленки тебе в подбородок уткнутся.
 — Кончайте, мужики! — рявкнул Наполи.
 — Извини, Крюк, — уголком рта проговорил шофер.
 — Ваш треп мне давит на психику, — заявил старший. — Хотите обсудить предстоящую работу — если вам что-то не ясно — Бога ради, но только не надо ля-ля.
 — Точно, Крюк.
 Новичок Монако подался вперед и сказал:
 — Мне это тоже давит на психику, Крюк. Мне как-то не по душе мотаться по городу средь бела дня с этими железками в руках, — Монако потряс своим обрезом. — Мы, кстати, только что проехали на красный свет, а значит уже вляпались в дерьмовую ситуацию.
 Наполи кивнул и ответил:
 — Нормально, твоя озабоченность нам понятна. И это касается дела. Хочешь обсудить эту проблему?
 — Я уже сказал, Крюк, и больше мне добавить нечего.
 Старший прокашлялся.
 — Это твой первый выход, вот в чем дело. Объясни ему, Паук, как мы поступаем в таких случаях.
 — Мы просто не принимаем квитанций о штрафе, — объяснил водитель, бросив взгляд в зеркальце.
 А Наполи проворчал:
 — А как ты думаешь,  для чего  нам все эти чертовы железяки?
 Кто-то фыркнул с заднего сиденья:
 — Дохлый фараон из дорожной полиции уже не может выписать квитанцию о штрафе.
 Монако откинулся на боковую стенку и погладил ствол своего обреза.
 — Ясно. Теперь я все понял.
 — И честь улаживать такие ситуации принадлежит вам — тебе и твоему партнеру напротив. Ба-бах! И нет никакой дерьмовой ситуации, — сказал старший и серьезно подмигнул Монако.
 Монако кисло улыбнулся и покосился на Росси, тоже вооруженного обрезом и сидящего, как и он, на откидном сиденье.
 — И как тебе нравится такая честь? — поинтересовался Наполи, забыв провозглашенное им же самим неприятие пустого «ля-ля».
 — Это ты насчет того, смогу ли я уделать фараона? — Монако пожал плечами. — Да какая мне разница, в какой башке дырку сделать. Что та голова, что эта...
 Наполи широко осклабился.
 — Я знал, что принимаю в команду хорошего мальчика, — заявил он гордо. — Вы слышали, парни? «Что та голова, что эта...» Вот ты и кликуху себе заработал. Отныне ты у нас — Голова.
 Паук хихикнул.
 — А по мне лучше Головка.
 Свежеокрещенный стрелок насупился и пробормотал:
 — Кончай нести парашу, Паук.
 Водитель поспешно извинился. Он понимал, что допустил серьезную оплошность. В этом мире с его курьезными законами клички воспринимались серьезно и никакие шутки на их счет не допускались.
 Возможно, чтобы сменить тему, Фишетти, глянув в зеркальце заднего обзора, заговорил деловым тоном:
 — Слушай, Крюк, сзади какая-то тачка болтается. Отстает от нас примерно на квартал. Видишь? Уже довольно долго за нами следует.
 — Мы его недавно обогнали, — ответил Наполи, бросив небрежный взгляд в заднее окно.
 — Ну да, но только сейчас этот тип нас догоняет.
 Один из сидевших на заднем сиденье сказал:
 — Я за ним наблюдал. То отстает, то догоняет. Нервный тип. Но не всем же быть водилами класса Паука.
 Фишетти в ответ на это хихикнул. Спустя секунду он спросил босса:
 — Хочешь, я его сделаю, Крюк?
 — Забудь о нем, — ответил Наполи. — Не стоит лезть на стену от каждой распроклятой тачки на улице. Мы здесь не для того, чтобы следить за  своими  хвостами.
 — А что мы в  самом  деле тут делаем? — проворчал Монако. — Когда мы доберемся до места, там уже все закончится.
 — У мальчика шило в заднице, — прокомментировал Фишетти.
 Наполи объяснил:
 — В этом и заключается идея, Голова. Мы — вроде группы прикрытия, вторая волна. Когда в городе гуляет парень вроде Болана, надо соблюдать все меры предосторожности. Так что, не суетись. Дел знает, что он творит.
 Фишетти озабоченно спросил:
 — Думаешь, Болан в самом деле может вставить нам палки в колеса?
 — Я думаю, что это ему на фиг не нужно, — ответил Наполи. — Но если Делу понадобилась группа прикрытия, мы будет изображать группу прикрытия.
 — Не нравится мне этот парень, — сказал один из стрелков с заднего сиденья. — Я имею в виду Болана. Думаешь, он тут по делу, Крюк?
 — Кто знает, — пожал плечами босс. — Но мы ведь не можем одновременно два дела делать, не так ли? Сейчас мы занимаемся Виноделом Джулио. А когда нам поручат заняться Боланом, мы займемся Боланом.
 Упоминание имени Палача явно омрачило настроение присутствующих. В машине снова воцарилась гнетущая атмосфера.
 Наконец один из парней с заднего сиденья заметил:
 — В конце концов, он всего лишь человек. Сами знаете, как молва раздувает чью-либо репутацию. А Голова верно сказал: «Что та голова, что эта...»
 — Ну нет, — серьезно возразил Фишетти. — Эта голова стоит миллион «зеленых».
 — В таком разе, хотел бы я эту голову продырявить, — задумчиво протянул Монако.
 Наполи и Фишетти обменялись понимающими взглядами.
 — Да, хорошего мальчика мы заполучили в команду, удовлетворенно прокомментировал босс.


* * *

 Болан терпеливо следовал за машиной группы прикрытия, выжидая удобного момента для атаки. Ему нужна была открытая местность, предпочтительно прямой участок дороги с подходящей «зоной безопасности», чтобы не было никаких осложнений и случайных прохожих. Свою войну он вынужден был вести в рамках строгих ограничений. Болан не мог подвергать опасности жизни ни в чем не повинных людей.
 Такое место обнаружилось чуть севернее поворота к Торговому мосту, в промышленном районе, который еще не успел проснуться.
 Но, в поисках подходящего места, он не терял времени даром. С помощью следящих систем боевого фургона, Болан установил, что между машинами основной группы и группы прикрытия расстояние было достаточным, чтобы, атакуя одних, не вызвать тревоги у пассажиров в других машинах.
 И теперь, когда все условия были соблюдены, он готов был сделать свой ход. Надавив до упора на педаль газа, он бросил «мусорщика» вперед, одновременно послав по рации весточку своим партнерам:
 — Атакую. Конец связи.
 Преследуемый лимузин ехал не спеша, не превышая скорости, установленной правилами дорожного движения. Старый, но мощный боевой конь Болана сократил расстояние между машинами безо всякого труда. Он пристроился в хвост преследуемой машине и несколько раз вильнул влево-вправо, пока сидящая внутри банда не обратила внимание на эти маневры.
 Первым заметил странные маневры Болана водитель, очевидно обратив внимание на мельтешение в зеркале заднего обзора. Болан увидел, что парень напрягся и что-то прокричал своим дружкам.
 Передний бампер «мусорщика» сравнялся с задним бампером лимузина, когда Болан приметил лихорадочную суету внутри машины-цели. Стекло задней двери стало плавно опускаться, и на Болана глянули два зрачка двуствольного обреза. Именно это и нужно было Палачу.
 Ни спереди ни сзади не было никаких других машин. По сторонам — ни прохожих, ни жилых зданий.
 Болан снял ногу с педали газа, швырнул в окно лимузина осколочную гранату и мгновенно ударил по тормозам. Его машина с визгом и скрежетом почти что встала на нос, и Болан за долю секунды успел увидеть, как паника охватила мафиози, сидящих в салоне лимузина. Двуствольный обрез выпалил дуплетом, но пули поразили мостовую, никому не причинив вреда.
 Точный расчет времени — вот что было сильной стороной Болана и позволяло ему до сих пор с честью выходить из многочисленных смертельных испытаний, требовавших от него чудес изворотливости и мгновенной реакции.
 Болан поставил запал гранаты на пятисекундную задержку. Он все еще давил на тормоза, и визжащая машина все еще шла юзом, когда граната взорвалась.
 Взрыв был тем более страшен, что произошел в замкнутом, ограниченном пространстве. Огненный шар выбил боковые двери, сорвал крышу и вышвырнул наружу изуродованные человеческие тела. Машина закувыркалась по мостовой со скрежетом и грохотом, пока не упокоилась на обочине в виде кучи горящих обломков.
 Вряд ли кто-то из гангстеров выжил, но Болан, остановив «сент-луисского мусорщика» в безопасном месте, выбрался наружу с пистолетом-пулеметом в руке, чтобы добить раненых, если таковые найдутся. Намерение это диктовалось не кровожадностью, а соображениями гуманности. Мак считал, что быстрая и чистая смерть всегда предпочтительнее мучительной и долгой агонии.
 Он выпустил в горящие останки полную обойму пуль тридцатого калибра в стальных оболочках, бросил на мостовую значок снайпера и пошел взглянуть на двух бандитов, выброшенных при взрыве наружу.
 Первый был мертв, его лицо превратилось в кровавое месиво, одежда дымилась.
 Второй — крупный малый, крепкого телосложения, но очень молодой, совсем еще пацан, — сжимал в руке обрез.
 И он еще был жив... пока. В это трудно было поверить — у него была разворочена грудная клетка, можно было видеть, как в кровавом месиве пульсирует обнаженное сердце. Один глаз бандита был открыт и глядел на Болана.
 — Извини, сынок, — произнес Болан и вытянул руку с пистолетом-пулеметом в сторону парня.
 Парень смог даже ответить, хотя голос его менее всего напоминал человеческий.
 — ... ошибся... не все равно... чья голова... дай... мне... шанс...
 — Сожалею, сынок, но все свои шансы ты уже использовал, — и Болан выпустил короткую очередь из свежей обоймы в голову парня, ускорив его неизбежный конец.
 Мак бросил рядом с трупом значок в виде креста с изображением мишени по центру и пробормотал:
 — Ты жил в скверном мире, сынок. Отдохни малость, и удачи тебе в следующей жизни.
 Он быстро вернулся к своей машине, отложил оружие и взялся за микрофон:
 — Говорит Борт, — сказал он усталым голосом. — Выезжаю.
 — Как раз вовремя, — последовал немедленный ответ. — У нас тут начинается заварушка.




 Глава 8


 Как это там говорил Болан? Что-то насчет разницы между  фараонами и солдатами? 
 Ну... а какого, в конце концов, черта?
 Эти люди — не фараоны. По крайней мере не простые уличные копы, и методы, которые они обсуждают, не полицейские методы. Эти парни, черт побери,  солдаты,  и то, что здесь происходит, можно описать как  оперативное совещание  перед боем.
 Отбрось стереотипы и забудь все, что ты когда-либо слышал о полиции большого города. Только факты. Командир — чуть старше тридцати. Средний возраст всей команды — 27 — 28 лет, таков возраст и самого Тома Постума.
 Крепкие, атлетически сложенные парни, в хорошей спортивной форме — это бойцы армейского подразделения, а не полицейские. Где вы, брюхатые от пива здоровяки, разящие дешевым виски, глотающие аспирин и жующие размякшие сигарные бычки? Вместо них — настоящие воины, внушающие почтение и уважение.
 Вот во что эволюционировала полиция больших городов под напором проблем, связанных с ростом плотности населения мегаполисов, — от одинокого участкового с дубинкой и крайне редко используемым револьвером до боевых подразделений, состоящих из решительных молодых людей со стальными мышцами, волевыми подбородками и тяжелыми взглядами, вооруженных армейским оружием и снабженных аппаратурой, сработанной на базе самых последних технологических достижений. Но даже этого было недостаточно для полноценной защиты общества.
 Что-то заваривалось в этот самый миг на улицах города, что-то действительно крупное, но все, что они могли поделать, это сидеть и сверлить друг друга взглядами, пока там, на улицах, не прозвучит первый выстрел и не начнется настоящее кровопролитие.


* * *

 Постум поднялся с табуретки и подошел к окну. Командир подразделения проследил за ним взглядом и сказал:
 — Том... ты проделал большую работу.
 — Спасибо, сэр, — поблагодарил Постум со слабой улыбкой. — Однако, недостаточна большую, не так ли?
 Командир сказал:
 — Чего ты хочешь, Постум? Расширенных полномочий, чтобы безотлагательно принимать решения на месте?
 — Да. Именно этого я и хочу, — ответил лейтенант.
 Командир проговорил, как бы обсуждая вопрос сам с собой:
 — Они сделают свой ход — неверный ход. Затем мы сделаем свой. Действие, противодействие. Так называется эта игра. Верно? Тебе нужны полномочия? Считай, что они у тебя есть.
 Лейтенант отвернулся от окна и посмотрел на группу людей, сидящих за столом.
 — Кое-что беспокоит меня...
 — Что ж, — вздохнул командир, — послушаем, что тебя беспокоит.
 — По городу шатается парень, вооруженный каким-то экзотическим снаряжением.  Он  знает, что они делают.  Он  знает, откуда они выехали и куда направляются.  Он  знает, кто они такие и где сейчас находятся.
 — Ну и?..
 — Так какого черта  мы  всего этого не знаем? Что делает этого Болана таким... таким...
 —  Всеведающим  — это слово ты хотел употребить? — угрюмо спросил командир. — Но это не так. И не он является нашей проблемой. Он, конечно, ее часть, но все же сначала наше задание, а потом уж Болан. Он просто подтолкнул ход событий. И не могу сказать, что я его за это виню.
 — И что вы собираетесь с ним делать? — спокойно спросил Постум.
 — С Боланом? Да застрелим согласно приказа, что же еще?
 — Как только он попадется вам на глаза?
 — Именно так.
 Лейтенант потупился. Горькие слова рвались из его уст, но они так и не родились на свет, ибо из динамика интеркома прогремели другие слова:
  «Взрывы и стрельба в секторе четыре. Вызываем патрульные подразделения. Точное местоположение установлено». 
 Комната стремительно опустела.
 Постум задержался, чтобы помочь командиру с распределением людей по зонам.
 — Ну вот и все, Робин Гуд, — пробормотал он стене. — Это всего лишь действие и противодействие.  Нет  разницы между фараоном и воякой.


* * *

 Деревянный щит, стоящий там, где узкая дорога сворачивала к реке, некогда нес на себе надпись «кладбище автомобилей», но краска давно облупилась и буквы еле проступали. Ветхая деревянная изгородь отгораживала территорию свалки металлолома от взглядов случайных прохожих. Когда Болан появился на месте действия, за деревянным забором слышались беспорядочные залпы стрелкового оружия. Его фургон был припаркован на небольшой земляной насыпи в сотне метрах вверх по главной дороге, как раз напротив тылов окруженной забором свалки. Болан подогнал «мусорщика» к фургону и быстро перебрался из одной машины в другую.
 — Полицейские каналы аж гудят, — доложил Маку Шварц. — Похоже, что они задействовали серьезные силы — что-то вроде полицейского спецназа — и направляются сюда, если я верно интерпретирую их коды.
 — Они приняли сообщение о моем ударе по машине группы прикрытия, — предположил Болан. — Я этого ожидал. Да, скоро полиция будет здесь. А где Политик?
 — Нацепил доспехи и влез в заварушку. Пару минут назад.
 — Он при рации?
 — Да.
 Болан запустил цифровой таймер на панели управления.
 — Вот отметка. Дай мне ровно две минуты, затем повали изгородь вон там, на углу. Скажи об этом Политику. Больше времени нам не отпущено. Передай ему, чтобы он не мешал мне. Как только повалишь изгородь, заводи мотор — подберешь нас по пути вниз.
 Болан выскочил наружу раньше, нежели Шварц смог подтвердить, что задание понял. У «мусорщика» он задержался ровно настолько, чтобы поспешно закрепить на капоте брезентовую сумку с взрывчаткой. После чего «мусорщик», взревев мотором и скрипнув покрышками, развернулся на месте и рванулся по направлению к въезду на кладбище автомобилей.
 Ворота были широко распахнуты и около них торчал лишь один тип с автоматической винтовкой в руках, который преграждал доступ на территорию свалки.
 Все внимание «грозного» стража было приковано к происходящему внутри. Он слишком поздно заметил несущуюся на него машину, попытался отскочить в сторону и выстрелить, но не преуспел ни в том, ни в другом.
 Радиатор «мусорщика» ударил мафиози и отбросил в сторону кладбища автомобилей. Охранник покатился по земле, бессмысленно паля в белый свет, как в копеечку.
 Визжа покрышками, «мусорщик» пронесся по дорожке между грудами ржавых автомобильных остовов и вышел на финишную прямую: стала видна цель, для которой и предназначался закрепленный на капоте заряд: три больших черных лимузина, стоящих полукругом метрах в пятнадцати от ветхого деревянного здания конторы. Вокруг здания кипела бурная деятельность. Бегали, производя массу шума, люди с автоматами и пистолетами в руках. Казалось, они радовались представившейся возможности как следует пострелять. Другие деловито поливали здание бензином и поджигали его с разных концов. Здание местами уже занялось: отдельные языки пламени жадно лизали его стены. Однако, учитывая состояние конторы и материал, из которого она была построена, следовало ожидать, что всего лишь через несколько секунд здесь будет настоящий ад.
 Все это Болан воспринял и различил за считанные доли секунды, пока «мусорщик», превращенный в бомбу на колесах, завершал разворот и выходил на прямую, ведущую к трем черным машинам. Мак поставил рычаг на нейтраль, предоставив «мусорщику» мчаться к цели без водителя, а сам выпрыгнул наружу и покатился по земле не более чем в трех десятках метров от точки столкновения.
 Люди, толпившиеся у машин, конечно же, заметили «мусорщика», засуетились, заорали, начали дружно палить по мчащейся на них машине, но все это являло собой классический образец бессмысленной и бесплодной деятельности.
 Моторизованная бомба Болана врезалась в средний из трех черных лимузинов. Взрыв потряс окрестности, и огненный шар поглотил и лимузины, и людей вокруг них. Огненный вихрь лизнул даже вжимающегося в землю виновника происшествия.
 Мафиози судорожно метались и орали, когда начала рваться запасенная в «мусорщике» взрывчатка.
 Болан оставался на месте, стараясь плотнее прижаться к земле, чтобы переждать вторую волну взрывов. Теперь все четыре машины были полностью охвачены огнем. Начали рваться бензобаки, и огненные струи разлетались в стороны, заливая землю каплями огненного дождя.
 Когда все затихло, Болан поднялся и, держа наготове «отомаг», осторожно приблизился к горящей конторе. На крыше здания возникла фигура в камуфлированной форме и принялась поливать огненную зону длинными автоматными очередями. Даже на таком расстоянии, сквозь дым, Болан моментально узнал Бланканалеса. Зрелище внушало уверенность в благополучном исходе дела.
 В отдалении прогремел еще один взрыв, и Болан понял, что Шварц выполнил его указания насчет забора. Мак помахал рукой своему товарищу на крыше и получил ответный сигнал.
 Из горящего здания начали выходить люди с высоко поднятыми руками — сдавшиеся, сломленные, не помышляющие о сопротивлении, задыхающиеся и кашляющие.
 Болан закричал:
 — Политик! Прикрой меня!
 — Понял! — донеслось с крыши.
 Болан схватил за шиворот шатающегося толстяка лет пятидесяти и затряс его изо всей силы.
 — Где Джулио? — заорал он.
 Толстяк смотрел на него стеклянными глазами, ничего не понимая, ничего не отвечая. Болан бросил его и повернулся к другому. Но в этот миг сам Джулио вывалился из дымного дверного проема и упал у ног Болана.
 Выживших было человек десять, все — люди Паттриччи. Самый молодой из них стоял, опустившись на одно колено, рядом с пылающим зданием. Он тяжело дышал и завороженно глядел на Болана.
 Мак схватил парня за дымящуюся куртку и оттащил от огня.
 — Это все? — спросил он.
 Раненый и обожженный парень кивнул и выдавил из себя ответ:
 — Благодаря вам хоть столько спаслось. Я — Тони Далтон. Я обязан вам жизнью, мистер.
 — Ты мне ничем не обязан, парень, — проворчал Болан. — Уводи этих людей подальше отсюда.
 — Вас послал Арти?
 — Сейчас не время для трепа, — отрезал Болан. — Фараоны мчатся сюда со всех направлений. Я забираю Джулио с собой. А вам приказано исчезнуть. Уносите отсюда ноги и не спешите возвращаться.
 — Понял. Спасибо.
 — Отходим, Политик! — заорал Болан.
 Он забросил старика на плечо и торопливо направился к поваленному участку изгороди.
 Но одно слово, произнесенное Тони Далтоном, заставило его остановиться через несколько шагов.
 — Болан!
 Мак мгновенно обернулся на голос, произнесший его имя, и ствол «отомага» немедленно нацелился на парня, так и не тронувшегося с места.
 — Вы —  Болан! 
 — Да, это я.
 — Ничего не понимаю!
 — Не пытайся провести остаток жизни, разгадывая эту тайну. Просто вали отсюда!
 — Не обижайте старика, сэр. Он и так умирает.
 Болан повернулся спиной к новоявленному гуманисту и помчался прочь. Сопляк забыл одну истину — солдат никогда не обидит ни старика, ни ребенка.
 Он пришел сюда сражаться с идеей. А старики должны были помочь ему в этой борьбе. Если, конечно, он сможет проскочить сейчас мимо распроклятых сент-луисских фараонов.
 Мак Болан вовсе не был уверен, что сумеет это сделать.




 Глава 9


 — ТК-1 вызывает ТК-2. Вы  слышите,  что делается?
 — Кой черт, слышу! Я все  вижу! 
 — База вызывает ТК-1. Что там у вас?
 — База, мы в секторе «4-Бостон-7». Наткнулись на разбомбленную тачку и семь трупов. А несколькими милями дальше тоже происходит что-то очень шумное. Я сейчас микрофон в ту сторону поверну... слышно?..
 — Слышу, ТК-1. Похоже на высадку союзников в Нормандии. Засекли, где это?
 — Нет. Предположительно в районе старой верфи. Столб дыма в той стороне поднялся на несколько сот метров, и до сих пор слышны взрывы. Мы вместе с ТК-2 едем туда для расследования.
 — Внимание! Всем подразделениям, говорит База. Общий сбор на «Бостон-3», повторяю — «Бостон-3». Действовать с предельной осторожностью, возможен «огневой» контакт. ТК-1, вы уполномочены действовать по собственному усмотрению, вплоть до крайних мер. ТК-2, окажите ТК-1 всестороннюю поддержку. Остальным подразделениям в «секторе-4» быть готовым к любым неожиданностям. В случае огневого контакта санкционируется применение оружия. ТК-1 и ТК-2, подтвердите прием.
 — ТК-1, вас понял.
 — ТК-2, подтверждаю. Конец связи.
 Командир спецподразделения, крутнувшись на вращающейся табуретке, повернулся спиной к стойке с аппаратурой связи. Он помассировал шею и затылок, затем искоса посмотрел на начальника полиции.
 — Обстановка на месте хорошо стыкуется с перехваченным разговором, о котором докладывал Постум, — заметил он. — «Бандит» — это машина группы прикрытия. Болан пристроился к ним сзади и, выбрав подходящий момент, нанес молниеносный удар. Думаю, именно это он и имел в виду, когда говорил, что «приступает к чистке». А теперь что-то происходит в районе доков и верфей. Непонятно, правда, причем тут «винные погреба». Вы не знаете?
 Начальник полиции покачал головой и посмотрел на Постума:
 — Том?
 — Я ввел «винные погреба» в компьютер для поиска в базе данных, — ответил Постум, — но пока ничего похожего на этот файл не обнаружено. Думаю...
 Лейтенанта прервали ожившие динамики аппаратуры связи.
 — База, говорит ТК-1. Мы въехали в облако густого дыма. Источник непонятен, но, кажется, те взрывы к нему отношения не имеют.
 Командир полицейского спецназа снова повернулся к пульту, чтобы ответить на вызов.
 — ТК-1, поясните.
 — Мы... я так понимаю: нам поставили  дымовую завесу.  Видимость почти нулевая.
 Начальник полиции коротко выругался. Постум подтянул к себе стул и сел на него верхом.
 — Доложите обстановку, ТК-1.
 — Мы продвигаемся с максимально возможной скоростью — нас обгонит любой пешеход. А видимость все ухудшается.
 — ТК-4, ТК-4, вас вызывает База!
 — Здесь ТК-4.
 — Обстановка?
 — Приближаемся к «Альфа-3».
 — ТК-4, вы получаете полномочия на крайние меры, ТК-5, обеспечьте максимальную поддержку. Подтвердите прием.
 — ТК-4, прием подтверждаю.
 — ТК-5, прием подтверждаю.
 Командир спецназа повернулся к начальнику полиции Сент-Луиса с кривой ухмылкой на лице.
 — Ловкий ублюдок, — проворчал он.
 — Что ж, если  наши  люди ничего не видят, значит и мафиози видят не больше нашего, — философски заметил начальник полиции.
 — Может быть, и так, — с сомнением в голосе проговорил Постум.
 — Что значит,  может быть? 
 — Я только имею в виду...
 — База, говорит ТК-4 — мы тоже вошли в зону дымовой завесы. Видимость — не более трех метров.
 — Чтоб его черти взяли! — взревел командир спецгруппы и яростно нажал кнопку селектора каналов связи. — ТК-3, доложите обстановку.
 — ТК-3, вас понял. Нахожусь на полпути между зонами «Альфа» и «Бостон». Только что я тоже вошел в плотную дымовую завесу.
 — Ну так поцелуйте меня в задницу! — завопил спецназовец.
 — Возьмите себя в руки, — одернул командира спецгруппы начальник полиции и взял у него из рук микрофон. — Внимание, говорит База «сектора-4»! Всем подразделениям даются полномочия на крайние меры. Объект подлежит безоговорочному уничтожению. Огонь открывать без предупреждения...
 Постум вскочил со стула и прервал его:
 — Они вас не слышат, Ларри!
 — Что?!
 — Черт побери, поглядите на модуляторы!
 Капитан уставился на мониторы, потом, чертыхаясь, ударил кулаком по кнопке звукового контроля.
 Из всех динамиков полилась оглушительная какофония всевозможных звуков: визг, завывания, скрежет...
 — Да что же это такое? — растерянно спросил капитан.
 — Нас попросту глушат.
 — Нас... что?
 — Кто-то забивает помехами наши каналы!
 Поступило донесение от командира другого сектора:
 — Нас тоже глушат.
 — Переключитесь на запасные частоты, — предложил Постум.
 — Без толку, — доложил один из дежурных связистов. — Как он это делает? Каким образом можно забить сразу весь диапазон частот?
 — Для этого нужно быть Боланом, — мрачно ответил Постум с оттенком восхищения в голосе.
 Начальник полиции впервые за все это время начал нервничать.
 — Черт бы его побрал! Что у него за аппаратура?!
 Лейтенант Постум поймал себя на том, что на его лице блуждала идиотская улыбка.
 — Понятия не имею, сэр, — сказал он командиру. — Нет ни малейшего представления.
 И это было чистой правдой, как и тот факт, что лейтенанта Постума данная проблема ничуть не волновала.


* * *

 Боевой фургон мчался сквозь дымовую завесу, ведомый с помощью системы инфракрасного видения с лазерной подпиткой. Для Розарио Бланканалеса эти слова звучали как китайская грамота. Политик сидел по правую руку от Болана и с благоговейным почтением взирал на маленький экран, светящийся на панели управления.
 Шварц дублировал Мака, работая с центральным пультом управления в боевом отсеке, хотя это было излишне — Болан сам прекрасно справлялся со всей электроникой.
 Бланканалес признался:
 — У меня аж голова кружится. Впечатление такое, будто играешь в автогонки на компьютере: тебе показывают только маленький участок дороги впереди, а из-за поворота каждую секунду может выскочить что-то неожиданное. С какой скоростью мы едем, Мак?
 — Миль двадцать в час, — ответил Болан.
 — Боже!
 — Главное, чтобы сетка на экране совмещалась с картинкой, ну и тормоза чтоб были в порядке.
 — Слушай, Мак, я такого дыма отродясь не видал. Что это такое?
 — Тяжелый газ, — рассеянно ответил Болан, чье внимание было приковано к навигационным приборам. — У него коэффициент рассеяния примерно миллион к одному. Он очень быстро достигает такого состояния, становится инертным и тяжелым и просто стоит на месте. Конечно, в сильный ветер он не так эффективен.
 — Впечатляет, весьма впечатляет, — протянул Политик.
 — Как там Джулио?
 — Вдыхает кислород и сыплет проклятия. Если бы слова сразу превращались в дела, то Чилья к настоящему времени был бы уже распят, четвертован, поджарен, подвешен на крюк для освежеванных туш и, в конечном итоге, подан к столу «Коммиссионе» в качестве легкой закуски. Когда я от него уходил, он уже взялся за Оджи Маринелло в качестве главного блюда.
 Болан испустил смешок.
 — Семьдесят пять старичку, — прокомментировал он.
 — Это точно. Лично я... э-э...  глянь!  Там что — просвет?
 — Так оно и есть, — ответил Мак. — Вот теперь готовься к худшему. Дым, защитничек наш, закончился. Теперь придется полагаться только на самих себя.
 — Гм... ну да! А вот и шоссе! Что у него за номер, 1-70?
 — Хорошо бы так, — угрюмо заметил Болан, добавляя газу.
 Они ехали по дороге, параллельной федеральному шоссе.
 — Гаджет! — крикнул Мак в дверь, ведущую в боевой отсек. — Доложи обстановку.
 — Вроде все чисто, сержант.
 — Ладно, тогда едем домой, — решил Болан.
 Он вывел фургон на шоссе.
 Бланканалес раскурил две сигареты и передал одну Болану. Тот принял ее с благодарной улыбкой и признался:
 — А ведь еле-еле проскочили.
 — А по мне так нормально, — сказал Шварц, просовывая голову в отделение водителя. — Слушай, старик, где ты раздобыл все эти шикарные железки? В жизни таких живьем не видел. В комплекте радиоаппаратуры у тебя там имеется сатурационно-пульсирующий УКВ-микшер с линией двойного контроля и выходом на широкополосный сканер-демодулятор. Тебе об этом известно?
 Болан подмигнул Бланканалесу и сказал:
 — Да? Стало быть, это он и есть? Ну, кто бы мог подумать?!
 — Ты уж поверь мне, — серьезно ответил Шварц. — Я еще сам не вполне во всем разобрался, но будь спокоен, обязательно выясню, что там к чему... Возможно ... э-э... минутку... Значит так... ты подключаешь эти чертовы сканеры к... ну, сам знаешь, к широкополосному тюнеру, связанному со спектральным анализатором частот... Слушай, Политик, ты чего лыбишься?
 — Просто пытаюсь перевести твою галиматью на язык Шекспира, понятный всем и мне в частности, — ответил Бланканалес, подмигнув Маку. — Думаю, я все понял — это все равно, что заниматься сексом.
 — А я вот что-то не улавливаю в твоих аналогиях смысла, — серьезно произнес Шварц.
 — Все очень просто. Берешь универсально-андрогинное соединение и посредством возвратно-поступательного движения поршня индуцируешь сдублированный оргазм.
 — Это звучит как-то двусмысленно, — кисло прокомментировал Шварц, на лице которого застыло странное выражение — то ли он собрался нахмуриться, то ли засмеяться. — Я вам пытаюсь объяснить концепцию глушения с помощью модуляции частот, а вы...
 — Сгинь, проклятый! — не выдержал Бланканалес.
 — У тебя отсутствует чувство гармонии, Политик, — горестно заметил Гаджет.
 — Робот! Ты посмотри, в кого превратился, компьютер сраный! Со свихнувшимися цепями и дурацкими транзисторами! За всю свою жизнь не видывал такого монументального придурка! Гаджет и его распроклятые  контакты! 
 Шварц улыбался добродушно, дружелюбно и сочувственно:
 — Мои контакты к делу не относятся. Просто в природе существует гармония, единство, и я это понимаю. А ты, Политик, — нет, и не хочешь этого понимать, в этом твоя основная проблема. Ты боишься природы.
 — И как это связано с занятием сексом? — огрызнулся Бланканалес.
 — Да никак. Я только хочу...
 — Ну, слава Богу! Наконец он это признал!
 — Признал что? Я говорю о...
 Болан широко улыбался, наслаждаясь короткой передышкой. Атмосфера, царившая в фургоне, как нельзя лучше отвечала понятию «отдых в кругу семьи». Большее было ему недоступно. Но желанная передышка длилась недолго.
 Он как раз проехал мимо огромной арки и выехал на шоссе номер 1-44, которое вело к «Стоунхенджу», когда послышался тонкий прерывистый писк.
 — Что это? — спросил Бланканалес, разом прервав треп, затеянный с одной лишь целью — снять напряжение.
 — Телефон, — ответил Болан.
 — И кто это может быть?
 — Если честно, то мне абсолютно безразлично, — заявил Мак с мрачной улыбкой.
 Но телефон продолжал пищать.
 — Может это Тони, — предположил озабоченный Бланканалес. — Она знает...
 Болан вздохнул.
 — Да. Она знает. Возьми трубку.
 Бланканалес выслушал собеседника на том конце провода, подтвердил бортовой телефонный номер, потом нахмурился и сказал:
 — Минутку.
 Он прикрыл микрофон рукой и обратился к Болану:
 — Междугородный вызов. Какой-то парень хочет говорить с Ла Манчей.
 Болан протянул руку за трубкой.
 — Ла Манча слушает.
 В трубке зазвучал обеспокоенный голос Лео Таррина, еще одного члена этой «семьи».
 — Послушай, сержант, я не хотел звонить тебе...
 — Тогда зачем ты это делаешь?
 — Потому что рядом со мной стоит парень по фамилии Болан и держит пистолет у моего виска.
 — Не понял!
 — Да все ты понял! — воскликнул лучший друг Мака Болана. — Его зовут Болан, и ты ему позарез нужен.
 В мире Мака Болана события часто развивались совершенно непредсказуемым образом.




 Глава 10


 — Твой младший брат, — с глубоким вздохом пояснил Таррин. — Думаю, у него крыша поехала. У него в руке новенький «кольт» сорок пятого калибра и он уверяет меня, что, не задумываясь, пустит его в ход... И если честно, сержант, — это у вас, наверно, семейное, — я ему верю, у меня мурашки по спине бегают. Поэтому я решил, что лучше мне позвонить тебе.
 — Извини, Лео, — ответил Болан, — дай ему трубку.
 — Нет, он на это не согласен. Думаю, он боится, что ты его отговоришь.
 — От чего?
 — Твой братец настаивает на личной встрече. С глазу на глаз. И чтобы быстро, немедленно, лучше всего прямо вчера.
 — Лео! Я не могу... мы тут уже заварили кашу и находимся в самом пекле.
 — Я знаю. И Джонни тоже знает. И весь остальной мир. Но он настаивает на встрече. И я думаю, что будет лучше, если мы как-то уладим эту проблему.
 Болан сокрушенно вздохнул.
 — Это не похоже на Джонни, Лео. Должно быть его сильно прижало.
 — Ну, по правде говоря, у нас тут произошли кое-какие неожиданные события, но Джонни клянется разнести мне башку, если я хотя бы заикнусь. Он хочет рассказать тебе обо всем сам, с глазу на глаз.
 У Болана от нехорошего предчувствия сжалось сердце.
 — Что-нибудь с Валентиной?
 — Э-э, нет... не в этом дело... Слушай, через час от нас в Сент-Луис вылетает самолет. Позволь нам прилететь этим рейсом. Забудь про пистолет и поверь мне на слово — парню действительно нужно с тобой встретиться. Это можно как-то устроить?
 Больше Болан не колебался и принял решение с характерной для него быстротой.
 — Ладно. Удвойте осторожность, проследите, чтобы за вами не было хвоста. Надень на парня черные очки и прикажи, чтобы он их не снимал. Джонни, конечно, знает, во что и по каким правилам мы играем, но ты освежи ему память. В аэропорту есть мотель. Зарегистрируйся там под своим собственным именем. А дальше идите к себе в номер и носа не высовывайте, пока я сам вас не разыщу. Когда вы рассчитываете появиться?
 — Ну, скажем, в середине дня.
 — Хорошо. Я подъеду в мотель, как только появится возможность. А теперь скажи Джонни, что я велел ему отдать тебе пушку.
 — Да... э-э... все в порядке, она у меня. Он просит передать тебе, что вовсе не свихнулся. Ах ты, черт! Пистолет-то игрушечный! А выглядит как настоящий!
 Болан ухмыльнулся.
 — Передай ему, чтобы продолжал в том же духе. Я ему верю и все понимаю. Увидимся, как только я малость освобожусь. И, Лео... спасибо.
 — Кончай, Мак. Просто скажи «до свидания».
 — До свидания, Лео.
 Болан вернул трубку Бланканалесу и сказал:
 — Личные вопросы, семейные дела... Однако, придется ими заняться.
 — Братец Джон?
 — Угу.
 Шварц теперь сидел на полу между ними, спиной к панели управления.
 — Он писал мне во Вьетнам. И Синди тоже. Очень жаль, но я так и не удосужился ответить на их письма. Нет у меня склонности письма писать.
 — Сколько ему сейчас — шестнадцать?
 — Шестьдесят, — мрачно ответил Болан.
 — Грязное дело, — проворчал Бланканалес, имея в виду семейную трагедию Болана. — Пареньку, конечно, тяжело.
 — А я не слишком облегчил его ношу, — скривившись, проговорил Болан. — Из всей семьи у него остался только я. Но я лишил его даже своего общества.
 — Он уже в том возрасте, когда люди все понимают, — попытался подбодрить Болана Бланканалес.
 — Понимать — одно дело, а жить с таким грузом на душе — нечто другое, — мягко возразил Болан. — Мы с Джоном говорили об этом. До того, как я объявил войну. Конечно, он парень с характером. Джонни понимал, чем кончится моя авантюра, но только подбадривал меня. И сейчас это делает. Но... черт возьми, не дай Бог еще кому-нибудь такую жизнь.
 — А мои старики умерли, когда я был во Вьетнаме, — вмешался в разговор Шварц. — Они действительно были уже старые. Но все равно, тоскливо становится, когда временами их вспоминаю.
 Бланканалес внимательно посмотрел на приятеля.
 — Ты об этом никогда не говорил, Гаджет.
 Электронный гений пожал плечами.
 — Я был поздним ребенком. Единственным. Отец гордо дал мне свое имя, целиком и полностью, а мамуля — свою жизнь, всю — без остатка. А затем в наш тихий мирок ворвался Дядя Сэм и все у них отобрал. Я был призывником-резервистом. Мама хотела, чтобы я смылся в Канаду. Я уж было собрался так и сделать, но отца тогда хватил бы удар. Такого патриота, как он, надо еще поискать: ветеран двух войн, член Американского Легиона, все такое... Ну, я и отправился ко всем чертям во Вьетнам. А потом как-то втянулся. Когда срок службы истек, подписал новый контракт. Я не был даже на похоронах своих стариков. И о смерти их узнал только через две недели. Когда вернулся с тропы Хо Ши Мина.
 — Они что — умерли одновременно? — спросил Болан.
 — С разницей в один день. Сначала мама. Умерла во сне, в постели, которую они делили сорок два года. Думаю, отец так и не оправился от удара. Сердце у него было слабое. Они действительно были как одно целое. Отец всегда говорил, что не намерен дожить до дня ее похорон. Ну и не дожил.
 Бланканалес тяжело вздохнул.
 — Мы тут всякую чушь несли... а потом вдруг об этом заговорили. Извини, я не знал, Гаджет, что и у тебя есть свои призраки в душе.
 — Такова жизнь, — ответил Шварц, внезапно ухмыльнувшись. — Все идет циклами, импульсами, питаемыми из какого-то скрытого источника энергии, а мы всего лишь частотные модуляции в океане мирового эфира, и...
 — Прекрати, — серьезно прервал его Бланканалес. — Твои приколы хороши в малых дозах, чтобы напряжение снять, но нельзя же зацикливаться...
 Шварц смущенно улыбнулся и ушел в боевую рубку.
 — Крепкий орешек, — тихо прокомментировал Политик.
 — Да, — так же тихо согласился Мак.
 Серьезное настроение принесло с собой беспокойство.
 — Что-то, сержант, беспокоюсь я за Тони, — сказал Бланканалес.
 Болан только вздохнул.
 — Не стоило мне позволять ей заниматься этим делом. К тому же она еще так молода. Разве это жизнь для женщины? — продолжал Политик. — Она рассказала мне о том, что было в Новом Орлеане, — сказал Болан. — Думаю, она знает, что делает. Женщины, Розарио, тоже нуждаются в самоутверждении. И некоторым из них для этого явно недостаточно обручального кольца и обещания жениться. Ты должен признать: Тони — одна из нас. А вот Вал...
 — Ты, кстати, упоминал ее имя, когда разговаривал по телефону. Не хочу показаться назойливым, но... что-то случилось?
 Болан покачал головой.
 — Узнаем только тогда, когда Джонни появится здесь. Вообще-то Лео заверил меня, что с ней все в порядке, но на душе как-то неспокойно. Думаю, что бы там ни стряслось, это в какой-то мере касается и ее. Вал и Джонни жили как сестра с братом с тех пор как... Черт, не знаю... Никогда мне не нравилось, что они так близки. Жизнь Джонни повязана с моей, и меньше всего мне хотелось бы втягивать сюда Валентину. Я много раз пытался дать ей волю, но она не нужна ей. Но Вал — не одна из нас, ей-то как раз нужны и обещание жениться, и обручальное кольцо. Я ей этого дать не могу, Политик. Единственное кольцо, которое я ей могу обещать, это траурную повязку на руку. А мой брачный контракт будет вырезан на надгробном камне.
 Теперь вздохнул Политик.
 — Думаю, Гаджет прав — все это надо похоронить в душе и не ворошить прошлое. Парни вроде нас не имеют право на... И ты тоже прав. Если сражаешься, то сражаешься в одиночку. Иначе все слишком усложнится. Но мне бы все же хотелось проверить, как там Тони.
 Болан глянул на телефон.
 — Позвони ей. Набери номер, когда прозвучат два гудка, положи трубку. Проделай то же самое еще раз. С третьего раза она ответит.
 Бланканалес благодарно улыбнулся и принялся нажимать кнопки.
 Болан сконцентрировался на управлении машиной, высматривая удобный съезд с шоссе.
 До оплота Дела Аннунцио в Уэбстер Гроувс теперь было рукой подать. Аннунцио самолично возглавлял нападение на Джулио Паттриччи. Но крепость-то осталась. Стратегия требовала разрушить осиное гнездо, чтобы вражеские силы не смогли быстро оправиться после разгрома у «винных погребов». Все остальное могло подождать, пока не будет выполнена эта главная задача.
 Мак Болан все это прекрасно понимал и хладнокровно вел свою команду к цели, но в глубине души он был очень обеспокоен недомолвками Лео, который по пустякам не стал бы звонить из Питтсфилда. Точно так же Джонни Болан не стал бы из пустого каприза настаивать на личной аудиенции с солдатом действующей армии, когда битва в самом разгаре.
 С тех пор как Болан выехал из Питтсфилда, Джонни и Вал жили на конспиративной квартире. Их жизнь подвергалась большой опасности. Синдикат с наслаждением стер бы их с лица земли только ради того, чтобы насолить Болану, а скорее всего он использует их в качестве приманки, чтобы заманить Мака в ловушку. Такой трюк мафия уже однажды проделала... В Бостоне.
 Лео Таррин был единственной надеждой этой пары и — до сих пор — ее ангелом-хранителем. Как капореджиме питтсфилдской семьи мафии, он был в курсе всего происходящего в регионе. Ну, а в качестве глубоко законспирированного агента ФБР, он мог предпринимать дополнительные шаги, чтобы обеспечить безопасность Вал и Джонни.
 Мак же давным-давно решил, что самое лучшее, что он может для них сделать, — это уйти из их жизни и больше никогда в ней не появляться. Разумеется, выполнять это решение временами было трудновато.
 Джонни не должен был угрожать оружием преданному Лео Таррину — пусть даже оружие было игрушечным. Это просто неслыханное нарушение этики! И Джонни, несомненно, понимал это не менее ясно, чем Болан-старший.
 Так что было совершенно ясно: в Питтсфилде произошло что-то из ряда вон выходящее.
 Настроение Мака ничуть не улучшилось, когда через несколько секунд Розарио Бланканалес с мрачным видом отложил телефонную трубку.
 — Мне это не нравится, — сказал он. — Я все сделал по твоей инструкции, но трубку никто не подымает. Тони не отвечает, сержант.
 А  это  уже не походило на  Тони. 
 Губы Болана плотно сжались.
 — Ей придется подождать, Политик.
 — Что?
 — Тони придется подождать, пока мы не разберемся со Стоунхенджем. Она справится. Она одна из нас. Мы проверим, как у нее дела, как только освободимся. А пока что...
 — Да, — горько прошептал Бланканалес, — пока ей придется сражаться в одиночку...




 Глава 11


 «Стоунхендж» располагался на восточной окраине пригорода Сент-Луиса. Некогда здесь был центр процветающего фермерского хозяйства, но землю давным-давно поделили и отдали под застройку. Здесь селились люди, мечтающие избавиться от стрессов и дискомфорта жизни в большом городе и обладающие достаточными средствами, чтобы эту мечту осуществить.
 «Стоунхендж», разумеется, был кодовым названием, которое Гаджет Шварц присвоил скопищу обнесенных каменной стеной старых построек, напоминающих о славном сельскохозяйственном прошлом этой местности. Центральное здание поражало размерами и производило величественное впечатление. Его создатель явно черпал вдохновение в европейских архитектурных традициях, а заказчик, видимо, отдавал предпочтение стилю средневековых замков и баронской вольницы. Построенное из бутового камня и огромных тесанных бревен, трехэтажное строение венчалось мансардной крышей с куполом и огороженной галерейкой вокруг него.
 Всевозможные служебные постройки, по большей части каменные, за исключением относительно-новой конюшни и загона для скота теснились на заднем дворе. Огороженный изгородью участок был сравнительно ровным, если не считать нескольких холмов да небольших дубовых и ивовых рощиц, не дававших этому сельскому поместью, раскинувшемуся на десяти акрах земли, выглядеть монотонно и безлико.
 Вдоль западного и южного участков ограды тянулись густые лесозащитные полосы, образующие как бы вторую, естественную ограду.
 Поместье недавно было приобретено дочерним предприятием компании, именуемой "Мид-Миссури «Мортидж Холдинг компани», в свою очередь являющейся филиалом «Мидуест Мортидж Бэнкерс Груп, Инк.», входящей в «Америкэн Ассошиэйтс Холдинг корпорейшн», чьи депозиты размещались в некоем швейцарском банке, а распоряжалась ими группа железных старцев в Нью-Йорке, известная представителям закона как «Коммиссионе».
 «Стоунхендж» был крепостью в чистом виде.
 Очевидно ему предназначалась роль столицы новой империи Среднего Запада, которую так старательно возводили на равнинах Миссури те самые безжалостные старцы, чьи владения и так простерлись от одного океана до другого — через всю страну, давным-давно отвергнувшую идеи феодализма и идеалы баронской вольницы.
 Мак Болан почитал для себя делом чести не дать этим планам осуществиться.
 Часто подаваемая в романтическом свете, идея  мафии  была, в сущности, живучим отголоском закона джунглей, согласно которому выживает сильнейший, и который был отброшен просвещенным человечеством несколько поколений назад.
 «Стоунхендж» являл собой материализовавшийся символ этого отголоска.
 Мафия фактически является феодальной структурой, основанной на убеждении, что из всех людей самый сильный, дерзкий и безжалостный заслуживает того, чтобы его признавали «вождем», «предводителем»,  «королем»,  и что все остальные должны перед ним склониться, покориться его воле и покорно ждать его благосклонности, если он пожелает таковую проявить.
 Благосклонность же «короля» проявлялась в том, что он наделял самых верных своих приспешников «наделами», в которых те организовывали ту же самую структуру, только в меньших масштабах. А там история повторялась.
 Разумеется, самые большие выгоды от существования этой пирамидальной структуры доставались на долю того, кто находился на самой верхушке пирамиды. Ну, а поддержание существования пирамиды требовало постоянного использования насилия, принуждения, запугивания, террора.
 Словом, не очень демократическая концепция, зато очень древняя.
 Основная разница между настоящей феодальной системой и мафией заключается в пространственной ориентации пирамиды.
 В стране с подобной политической организацией человек, находящийся на вершине, действительно является королем или императором, шейхом или царем,  фюрером  или  дуче.  Насилие, совершаемое над гражданами страны, вершится среди бела дня согласно законам и обычаям страны.
 В правовом государстве пирамида может существовать и функционировать только в перевернутом виде. Ее вершина погребена глубоко под землей и сокрыта под многочисленными, расширяющимися к основанию, слоями функционеров мафии того или иного уровня. Самые мелкие сошки составляют основание пирамиды, которое почти выходит на поверхность. Элементы, составляющие основание просачиваются в каждую щель, каждый закоулок дневного мира и являются корневой системой, вытягивающей из него все соки. Темная пирамида мафии это всего лишь перевернутое отражение пирамиды легальной феодальной иерархии. И пирамида эта существует в темном, подземном мире.
 Отсюда и термин — «подполье».
 Старинным словом «мафия» называли в свое время некую разновидность бедняцкой аристократии, возникшей в результате восстания доведенных до отчаяния людей. Они свергли официальную тиранию и заменили ее своей собственной, доморощенной. Трудно осуждать их за это — в те времена систематическое насилие над беззащитными людьми и их ограбление было единственным возможным образом жизни.
 Эта «аристократия», однако, представляла вырожденное воплощение первоначально чистой идеи.
 Вначале «Общество Матфея» (латинское Маттэус — «храбрый», «мудрый», происходит, в свою очередь, от древнееврейского Маттафия — «дар бога») представляло собой нечто вроде шайки вольных стрелков Робина Гуда. Ранние «мафиози» грабили богатых, отнимая незаконным путем у них то, что те законным путем отобрали у бедных. Они держали в страхе божьем землевладельцев-дворян, а для бедняков олицетворяли в какой-то степени законность и справедливость.
 Однако, видимо, верна старая истина, гласящая, что власть разлагает души людей, а абсолютная власть разлагает их абсолютно. По мере того как крепчали мафиозные банды, власть, основанная на запугивании и насилии, просто перешла из рук официальных феодалов в руки феодалов подпольных. А чаще всего разделялась между ними к взаимному и обоюдному удовольствию. Рядовой гражданин оказался между молотом и наковальней — теперь на него давили не только сверху, но и снизу.
 Таким образом завершилось построение двуглавой пирамиды власти. Каждая часть пирамиды являлась зеркальным отражением другой, и у них было общее основание. И подземная, и надземная части опирались на согнутые спины широких народных масс.
 Обе пирамиды систематически поощряли и поддерживали друг друга, а крестьяне вдруг с изумлением обнаружили, что бремя налогов, давящее на них, удвоилось. Явная и скрытая структуры отнюдь не уничтожали друг друга, как было задумано, а очень успешно друг друга дополняли.
 Болан хорошо знал историю мафии и питал отвращение к ее философии, рассматривающей социальный каннибализм всего лишь как «ловкость», как «умение хорошо устраиваться в жизни», а все высшие проявления человечности, как устаревшие предрассудки, достойные лишь осмеяния.
 В своем военном дневнике Болан как-то записал:
 «Эти парни ничего не создают. Они только разрушают. Временами они это делают просто из удовольствия, но чаще всего из-за жадности вкупе с полным отсутствием уважения ко всему благородному и созидательному. Они похожи на умственно отсталых детишек, которым на чьем-то дне рождения предоставили свободу. Все дело заканчивается разбитой посудой, перевернутой мебелью, сорванными шторами, запятнанными обоями, детскими лицами, перепачканными мороженым и кремом от торта, и кислыми лицами взрослых. А если эти парни и создают что-то, то для того лишь, чтобы вызвать еще большие разрушения».
 Да, Мак Болан понимал своего врага.
 Они были людьми каменного века, жаждущими, чтобы мир так и оставался джунглями, тогда как добропорядочные, законопослушные люди, не понимая этого, пытались воздействовать на них цивилизованными методами, а в результате, можно сказать, подставляли под удар другую щеку.
 Но, имея дело с дикарями, можно действовать лишь одним-единственным, понятным им способом.
 Ты встречаешься с ними на их условиях, на их поле и действуешь их же методами — теми, которые они понимают и уважают. То есть ты попросту лишаешь их права считаться гражданами цивилизованного общества и возвращаешь их в ту эпоху, которой они принадлежат.
 Ты их просто убиваешь.
 Болан хорошо знал правила этой игры. И вот сейчас разыгрывалась партия под названием «Стоунхендж».
 На Гаджета Шварца Мак возложил обязанности по обеспечению поддержки, и пока Болан с Политиком готовились к бою, он получал от Мака последние указания.
 — Как только высадишь нас, найди местечко повыше и установи оптическое наблюдение и радиопрослушивание. Мы с Политиком захватим рации, но на связь с нами выходи только в случае крайней необходимости. Если запахнет жареным, дай нам знать, но ни во что не вмешивайся. Действовать будем мы с Политиком.
 Шварц кивнул в знак того, что все понял.
 — Ясно. А как насчет огневой поддержки?
 — Если она нам понадобится, мы тебя вызовем. Если смотреть с твоей позиции в самый центр здания, то код прямой наводки будет «Огонь-0», далее, каждый шаг влево — возрастающая последовательность четных чисел: «Огонь-2», «Огонь-4» и так далее. Шаги вправо обозначаются профессией нечетных чисел.
 — Ясно.
 — По вертикали каждый шаг вверх — нечетные числа, вниз — четные.
 — Усек. То есть, если мне понадобится послать ракету на два деления левее центра и на два деления ниже, то это будет «Огонь-4-4».
 — Верно. Кроме того, ты можешь вести огонь на свое усмотрение, исходя из требований оперативной обстановки. Только уж ты постарайся точно выяснить, во что стреляешь. Ну, и учти — ракеты очень мощные и их всего четыре, так что по пустякам не расходуй их.
 — Ага, я понял. Но вы, ребята, постарайтесь там все же поаккуратнее...
 Бланканалес сделал страшные глаза.
 Болан только улыбнулся и сказал:
 — Да мы только посмотрим, что там...




 Глава 12


 Командир тактической группы вылетел к месту происшествия на вертолете и пригласил с собой лейтенанта, но Постум отказался, предпочитая отправиться туда в своем набитом радиоэлектронной аппаратурой фургоне, в котором можно было немного расслабиться и еще раз серьезно обдумать все происшедшее.
 Дымовая завеса к тому времени рассеялась, и когда лейтенант оказался на месте, то увидел картинку, сошедшую, казалось, со страниц наставления по тактике. По всему периметру зоны боевых действий в напряженном ожидании застыли группы мрачных и до зубов вооруженных бойцов полиции особого назначения. На пригорке, через дорогу от старой автомобильной свалки, расположился мобильный командный пункт, на крыше которого без устали вращалась башенка с поисковой антенной. Вдоль изгороди, в обоих направлениях короткими перебежками передвигались группы бойцов передовой цепи. На их лицах читалась серьезная сосредоточенность и решимость сделать все возможное и даже больше.
 Жаль только, что все это было типичным маханием кулаками после драки. Том Постум прекрасно сознавал, что время ушло, и они безнадежно запоздали. Он притормозил рядом с боевой машиной пехоты и переглянулся со старшим, с несчастным видом стоящим рядом. Том узнал в нем командира четвертого подразделения.
 — Что там? — спросил его Постум.
 Юный сержант покачал головой и состроил гримасу.
 — Тут был крутой фейерверк, — ответил он. — Командир там, внутри. Только не подходите к нему слишком близко. Он уже подходит к точке закипания.
 Постум понимающе подмигнул и погнал свой фургон мимо пары бронетранспортеров, стоящих вдоль ответвления дороги, ведущего к свалке. Как только он проехал ворота, его внимание привлекла белая простыня, прикрывающая характерные формы. Это был первый мертвец, увиденный лейтенантом, он валялся справа от ворот.
 — Один, — пробормотал Постум.
 Цифры «два», «три» и так далее ему не пришлось произносить.
 — Боже мой! — воскликнул лейтенант, увидев целое море знакомых белых простыней.
 Он заглушил мотор и какое-то время просто сидел и смотрел, пытаясь осознать всю грандиозность случившегося. Трупы, взорванные автомобили, обгорелые руины некогда вполне приличного здания... и везде, везде полицейские, разбирающие последствия блицкрига Палача, медики и ассистенты коронера, снующие с простынями и мешками для трупов.
 Водитель бронетранспортера остановился рядом с открытым окошком фургона Постума.
 — Видели раньше что-либо подобное, лейтенант? — спросил потрясенный парень.
 — Последний раз что-то похожее я наблюдал в местечке, именуемом Май Лэй, — ответил Постум тихим голосом.
 — О, вы были во Вьетнаме?
 — Так же, как и сейчас, когда все уже закончилось.
 — Посмотрите только на эти тачки, — сказал юный полицейский. — Это же сколько взрывчатки нужно, чтобы так их разнести! Я слышал, командир говорил, будто одна из них была превращена в бомбу на колесах. Но как  он  сам из этого живым вышел?
 — Об этом ты  его  спроси, — рассеянно отозвался Постум.
 — Нет уж, только не я, — сказал юнец и отошел прочь.
 Группа санитаров лихорадочно разгребала обгорелые обломки — должно быть обнаружили кого-то живого.
 Постум не горел желанием видеть, что они извлекут из-под обломков. Он развернул фургон и вывел его за пределы свалки. Он медленно проехал вдоль изгороди к поваленному участку на северо-западном углу свалки и притормозил, чтобы рассмотреть получше это место.
 Ясно было, что участок забора уничтожили совсем недавно и для этого использовали небольшой заряд взрывчатки.
 Полицейский из спецназа, поставленный у пролома, извиняющимся тоном сказал:
 — Извините, сэр, но эта зона закрыта для посторонних — тут работают эксперты.
 Постум молча кивнул и прошел вдоль дороги к невысокому холму неподалеку. Здесь, в мягком грунте он нашел интересные отпечатки шин, присел, чтобы рассмотреть их внимательно, выпрямился и долго изучал пораженную зону свалки с этой точки обзора. Лейтенант как-то неопределенно хмыкнул и вернулся в фургон. Теперь он занялся картой: отметил точку последнего радиоконтакта, обвел границы дымовой завесы, проложил еще несколько линий.
 Улыбки не было на лице Постума. И не похоже было, что она скоро появится.
 Лейтенант прошел в водительскую кабину, завел мотор и медленно повел фургон вокруг свалки, разыскивая неприметную и, скорее всего, не часто используемую фунтовую дорогу.
 Он нашел ее, не проехав и четверти мили. Грунтовка вела из болотистых низин дельты на запад. Проехав по ней, Постум через несколько минут оказался у выезда на федеральное шоссе номер 1-70. Он еще раз сверился со своей картой и снова нахмурился, после чего связался с оперативным отделом и передал дежурному командиру:
 — Уиллис, то, что я скажу, — очень срочно и важно. Я хочу, чтобы ты организовал мне доступ в компьютерный банк данных по истории и антропологии. Скажи им, чего добиваемся, и пусть эксперты малость поработают. Попробуй начать с вашингтонского университета. Если они сами не смогут помочь, то, может, хоть порекомендуют хорошего специалиста.
 — Да, сэр. В чем суть запроса?
 — Это касается Стоунхенджа, — лейтенант произнес название по буквам. — Так называются руины культового сооружения древних друидов где-то в Англии. Я хочу, чтобы они отыскали в Сент-Луисе, в районе, наиболее насыщенном линиями подземки нечто такое, что каким-то образом — исторически архитектурно или еще как-то, может быть соотнесено с этим названием.
 — Понял. Вы будете в фургоне, лейтенант?
 — Да. Я сейчас на шоссе 1-70, примерно в трех милях севернее мемориала Джефферсона, и еду на юг. Нюхом чую, что туда надо ехать. Постарайтесь получить эти данные и передать их мне как можно скорее.
 — Сделаю все возможное.
 Постум отложил микрофон и включил мониторы сканера. Он руководствовался не только интуицией, выбирая направление движения.
 Лейтенант уголовного розыска знал, что преследует блестящего стратега, тактического гения, к тому же крайне опасного преступника.
 Перед глазами Постума неотвязно маячили сцены с разгромленной свалки. Болан отнюдь не играл в солдатики на карте-планшете в тиши штабного кабинета. Он вел настоящую войну, в которой было все: и трупы, и выжженная земля, войну, которую эти края не видели со времен исторических сражений Севера с Югом.




 Глава 13


 Розарио Бланканалес прошел через главные ворота поместья и по извилистой дорожке легкой походкой зашагал к главному зданию.
 Он был в десантном комбинезоне, грудь крест-накрест перетягивала широкая патронная лента, небольшой пистолет-пулемет болтался на шее, автоматическую винтовку М-16 он небрежно забросил на правое плечо.
 Он прошел метров пятнадцать, когда издали донесся слабый встревоженный оклик:
 — Эй, приятель!
 Худющий тип, влекомый громадной овчаркой на слишком коротком поводке, спешил к Политику через газон. На нем, как на пугале, болтались дешевые джинсы и клетчатая рубаха, из открытой кобуры на бедре торчала рукоять пистолета.
 Естественно, охранник с собакой не увидел, как за его спиной на ограде возникла фигура в черном комбинезоне и легко спрыгнула на газон.
 Бланканалес ухмыльнулся, подошел к стволу молодой ивы и повернулся к собаководу спиной. Расстегнув ширинку, он принялся увлажнять ствол деревца.
 Парень с собакой подбежали к нему раньше, чем завершился этот нехитрый процесс.
 — Что это, к черту, значит?! — зло закричал охранник, тогда как его пес подозрительно принюхивался к свежей влаге на стволе и у корней.
 — Отлить захотелось, — дружелюбно пояснил Политик.
 — Это я вижу, — ответил стражник, переводя глаза с автомата Бланканалеса на его винтовку. — Я не о том. Что вы здесь делаете?
 Бланканалес добродушно улыбнулся и ответил вопросом на вопрос:
 — А ты, собственно говоря, что глотку дерешь, когда у тебя лежит труп у ворот?
 Лицо парня выразило одновременно испуг и тупое недоверие:
 — Ринго? Ринго  умер? 
 Улыбка Бланканалеса стала просто обворожительной:
 — Ага. Это я его уделал.
 Прошло несколько долгих секунд, прежде чем охранник уяснит смысл сказанного. Его рука метнулась к пистолету, но это инстинктивное движение остановил взмах левой руки Политика... Отсеченная с хирургической точностью кисть упала на траву. Длинное лезвие продолжило свой путь, и тонкий глубокий надрез возник на горле парня. Стражник свалился, издавая булькающие звуки.
 Пес заметался, пытаясь сорваться с поводка, потом присел, ощетинился, оскалил белые клыки и угрожающе зарычал.
 Политик начал медленно водить лезвием охотничьего ножа перед мордой собаки, приговаривая:
 — Сидеть! Сидеть, чтоб тебя, сидеть или кровь пущу!
 Секунд десять длилась борьба взглядов, потом пес сдался, поджал хвост и уселся на траву. Рычание перешло в скулеж.
 Бланканалес осторожно протянул руку и почесал пса за ухом, потрепал по загривку, высвободил поводок и мягко заставил собаку подняться на ноги.
 — Пошли, дворняга, — сказал он, и неспешным шагом направился к зданию. Пес последовал за ним, лишь раз оглянулся на своего павшего хозяина.
 Второй раз Политика окликнули метрах в тридцати от дома. Человек, подавший голос, находился под куполом, на крыше здания и был практически невидим с того места, где стоял Бланканалес, зато сам он созерцал Розарио через телескопический прицел большой винтовки.
 Бланканалес присел рядом с собакой, глядя на крышу, откуда раздался голос, и прокручивал в мозгу всю совокупность факторов: линию огня, высоту солнца над горизонтом, возможное укрытие. Он находился на открытой лужайке, солнце светило сбоку, и у снайпера, засевшего на крыше, не было никаких помех для стрельбы. Бланканалес был весь как на ладони, и даже его потрясающая способность сливаться с окружающей средой ничем не могла ему помочь. Что ж, придется положиться на свой язык и, если все будет хорошо, на своего партнера.
 — Я сыт по горло этим дерьмом, — заорал он вверх, стараясь придать голосу раздраженные интонации. — Кто-нибудь распоряжается в этом бардаке?
 — Кто ты, парень?
 — Кто я? Слушай, где завтрак для моих парней? Мы уже два часа ждем!
 — Каких парней? Эй, скаут, ты уверен, что попал в свой лагерь?
 — Не валяй дурака! И отведи от меня свою пушку!
 Человек на крыше колебался.
 — А где Эл? — спросил он.
 — Какой Эл?
 — У тебя его собака, приятель.
 — А-а, этот... Он отправился к воротам перекинуться словцом с Ринго. Ты что — не видишь его?
 — Я еще не научился глядеть одним глазом в одну сторону, а другим в другую. Как у тебя оказалась его собака?
 — Он голодный, точно так же, как я и мои парни. Слушай, я не собираюсь тут всю жизнь торчать и ...
 — Не шевелись!
 Бланканалес, который начал было осторожно двигаться в сторону портика, снова замер.
 — Да послушай же, черти бы тебя забрали! Дел еще два часа назад обещал прислать нам чего-нибудь пожрать.
 Стрелок оторвался от прицела, но ствол винтовки в сторону не отвел.
 — Мне никто ничего не говорил насчет группы за оградой.
 — Но меня-то ты видишь, не так ли?
 — Вижу.
 — Прекрасно, чтоб тебя! Ринго об этом сказали, Элу тоже сказали. Я знаю, что и прислуга в курсе, потому что она должна нас накормить. А теперь выходит, что я должен здесь торчать из-за того, что тебе о нас никто и словом не обмолвился?
 Переговоры явно затягивались. Куда к черту подевался...
 Парень наверху заявил:
 — Ладно, ты стой, где стоишь, а я звякну вниз, чтобы тебе кого-нибудь прислали.
 — Давно пора!
 — Ты там не очень! — охранник, судя по движению руки, поднес к уху трубку. — Что это на тебе за маскарад? Ко Дню всех святых готовишься?
 — Ты, болван, видимо не заметил, что идет война? — осведомился Бланканалес.
 — Что-то я тебя, парень, не видел раньше.
 — Твое дело позвонить. Спроси их, где завтрак для Гав-команды?
 — Для какой команды?
 — Гав! Гав! Не слышал, как собачки разговаривают?
 Охранник засмеялся и сказал:
 — Минутку...
 Но время, отпущенное ему, уже вышло, не осталось даже минуты. Парень внезапно замер, и даже на таком расстоянии Политик увидел, как характерно выкатились его глаза. А затем и он, и его ружье исчезли под куполом.
 На его месте на долю секунды возникла знакомая фигура в черном, подала знак рукой и снова скрылась.
 Человек и собака без помех прошествовали к ступеням большого каменного крыльца и уже начали подниматься наверх, когда отворилась парадная дверь.
 На крыльцо вышел здоровенный тип с пистолетом в руке и тяжелым взглядом уставился на Бланканалеса.
 — Что за шум? Ты кто такой?
 — Нет, ну это же надо! Я не намерен начинать все заново, — раздраженно отреагировал Бланканалес. Он быстро намотал поводок на перила из кованого железа и на секунду повернулся спиной к «горилле», чтобы на прощанье погладить пса. Когда он выпрямился и снова обернулся к охраннику, в руках у него был автомат, ствол которого уже изрыгал огонь.
 Под ударами пуль мафиози свалился с крыльца на клумбу, разбитую на краю газона. Следующая очередь разнесла вдребезги все стеклянные панели двери. Бланканалес ворвался в холл, водя стволом автомата справа налево. Два парня с широко раскрытыми ртами не успели даже вытащить пушки, хотя кобура у каждого была расстегнута. Оба свалились как тряпичные куклы на пол у дальней двери холла.
 Холл напоминал огромный бальный зал со сводчатым потолком и великолепной изогнутой мраморной лестницей. Пока что никого живого, кроме самого Политика, здесь не было, но за дальней дверью открывался еще один обширный холл с высокими сдвигающимися дверями по обе стороны. И из одной двери уже выбегал охранник с внушительной пушкой в руке. Политик к этому времени находился в центре бального зала.
 Перестрелка длилась всего несколько секунд, но с пяток «шмелей» сорок пятого калибра прожужжало мимо Бланканалеса, прежде чем он нашпиговал грудную клетку мафиози «орешками» в стальных оболочках.
 В это самое мгновение на лестнице прогремел и раскатился гулким эхом выстрел какого-то солидного оружия, которое могло быть только «громом небесным», как любовно называл Болан свой «отомаг»... Грохот выстрела ознаменовал появление на сцене еще одного тела. Оно прибыло откуда-то с верхних этажей и рухнуло вместе со своим оружием под ноги Бланканалесу.
 — Эй там, наверху, — заорал Политик, — поосторожней — ты чуть не уложил меня этим типом.
 — Будь повнимательнее, Политик, — донесся сверху холодный, наставительный голос Болана. — Тут есть еще несколько таких же.
 Мак находился, очевидно, на самом верхнем этаже.
 — Очисти первый уровень, — проинструктировал он Бланканалеса, — а я займусь остальными.
 Сверху послышались револьверные выстрелы. Бланканалес обогнул лестницу и начал обход холла, методично заглядывая во все встречные двери. И пока он осматривал помещения первого этажа, наверху грохотала дуэль.
 Болан возник у дверей кухни, когда Бланканалес собирался приступить к осмотру подвалов.
 — Сколько народу было снаружи, Политик? — спросил Мак.
 — Я снял одного у ворот и еще двоих ближе к зданию, — небрежно ответил Бланканалес.
 — Думаю, больше тут и не было. Большая часть банды — на выездной операции. Эти здесь — так, смотрители.
 — Я как раз хотел осмотреть подвалы.
 — Не надо. Запри их пока что и забудь, — сказал Болан. — Давай-ка поищем фамильные драгоценности.
 Бланканалес ухмыльнулся.
 — Через бальный зал, в восточный холл, первая раздвижная дверь налево. Я провожу тебя.
 Комната, вероятно, служила раньше кабинетом и библиотекой. Теперь же это был безвкусно обставленный деловой офис. Стены, отделанные панелями из вишневого дерева, были увешаны полотнами с изображениями обнаженных красоток в духе «Плейбоя» в натуральную величину. К массивному дубовому письменному столу буквой "Т" примыкал длинный стол, уставленный многочисленными пепельницами. В воздухе витал устойчивый запах табака.
 Там, где раньше стояли книжные полки, тянулась сплошная стальная стена, как в подземном хранилище в банке.
 — Золотая жила, — пробормотал Болан и направился к стене, скидывая с плеч армейский ранец, набитый пластиковой взрывчаткой.
 Из серой пластичной массы Мак принялся формировать длинные полосы и заделывать их в щели между дверцей сейфа и стенкой.
 Бланканалес, глядя на его работу, поежился.
 — Пойду-ка я гляну — все ли спокойно, — произнес он и, не дожидаясь ответа, отправился в бальный зал.
 Соседство свалившегося сверху трупа с широко раскрытыми глазами, дырой размером с кулак за правым ухом, нелепо разбросанными руками и ногами казалось ему в данный миг предпочтительнее общества мешка со взрывчаткой и угрюмого человека, обращающегося с ней, как с пластилином.
 Бланканалес походил по холлу, подошел к окну и, насвистывая, несколько минут смотрел во двор. Затем в холл вышел Болан. На губах его играла слабая улыбка, пока он возился с маленькой черной коробочкой, прикрепленной к поясу с амуницией.
 — Лучше отойди подальше, — сказал Болан. — Хочу, чтобы сейф открылся с первой попытки. Боюсь, заодно и комнату малость попортим.
 Они укрылись в дальнем конце холла за лестницей, и Мак нажал кнопку на черной коробочке, и за стеной мощно прогрохотал взрыв, но все же комната уцелела.
 Дверь хранилища отворилась и то, что за ней находилось, стоило нескольких неприятных минут ожидания.
 Болан внимательно осмотрел оставленные взрывом отметины на толстой стальной двери.
 — Старая работа, — сказал он уважительно, — не то что нынешние жестянки.
 Бланканалес ворчанием выразил свое согласие и принялся осматривать полки, плотно забитые пачками денег.
 Он присвистнул:
 — Ты только посмотри на это. Здесь, должно быть, тысяч триста.
 Болан мельком глянул на деньги и сказал:
 — Забирай. Они им больше не понадобятся.
 Политик хихикнул и вытащил с другой полки кожаный мешок.
 Мак тем временем быстро просматривал стопки деловых бумаг и содержимое металлических коробок.
 Политик набил кожаный мешок деньгами и швырнул его в холл.
 — Нашел фильмы? — спросил он Мака.
 — Ага. Несколько шестнадцатимиллиметровых лент в этой большой коробке.
 Болан явно заполучил свой приз. Он стоял со стопкой переплетенных гроссбухов в руках и на губах его светилась довольная улыбка.
 Бланканалес склонился над большой металлической коробкой, указанной Боланом.
 — Черт, думаю это они. Да, точно!
 — Отрежь по несколько метров от каждой пленки, — предложил Мак. — Этого будет достаточно, чтобы удовлетворить клиента. Остальное вывали на пол. Уходя, мы их подожжем.
 — Хорошая мысль, — одобрил Политик, достал нож и принялся за работу. — Я еще соскоблю несколько меток с этих коробок.
 Минуту спустя они уже покидали разгромленное хранилище. Болан отцепил с пояса зажигательную гранату и вручил Бланканалесу.
 — Ты крупно рисковал — тебе и честь предоставлена.
 Бланканалес ухмыльнулся, взял гранату, и, выдернув чеку запала, швырнул ее на кучу кинолент и прочего бумажного хлама. После чего захлопнул дверь хранилища.
 — Идем отсюда, — пробормотал он, — что-то мне эта «малина» на нервы действует.
 — Подожди меня на крыльце, — сказал ему Болан, когда они вышли в главный холл. — Я заскочу еще в подвал.
 — Чего ради?
 — Да у меня тут достаточно взрывчатки, чтобы весь дом поднять на воздух. Только надо правильно ее разместить. Так что подожди еще пять минут.
 Бланканалес посмотрел на часы:
 — Мы уже выбились из графика. А-а... какого черта?! Валяй! Взрывай! А я пока присмотрю за обстановкой. Услышишь стрельбу, сразу бросай все и выскакивай.
 Болан скупо улыбнулся, подхватил мешок со взрывчаткой и спустился в подвал.
 Бланканалес вышел на крыльцо и закурил сигарету. Привязанный пес заскулил. Политик отстегнул поводок от ошейника и сказал:
 — Мотай отсюда, приятель.
 Пес, виляя хвостом, неуверенно смотрел на него.
 — Я сказал,  мотай  отсюда! Неподходящее это место для приличных людей и зверей.
 Пес отбежал в сторонку, потом бросился прочь и через секунду скрылся среди деревьев, окружающих поместье. Бланканалес проводил его взглядом, потом вернулся к дверям.
 Он как раз докурил сигарету, когда запищала рация у него на поясе.
 — Ну вот, начинается, — вздохнул он и приложил рацию к уху, готовясь услышать плохие новости. — Ну?
 Шварц доложил:
 — С востока подъезжает караван. Четыре бандита. Одна минута.
 — Жди.
 Политик поспешил к лестнице, ведущей в подвал.
 — Сержант! Они возвращаются! Гаджет говорит четыре тачки. Будут через минуту.
 — Мне нужно еще пару минут, — закричал в ответ Болан. — Я думаю, игра стоит свеч. Как ты?
 — Вист!
 — Тогда напомни Гаджету, что у него есть право открывать огонь по своему усмотрению, в зависимости от обстановки.
 — Ладно, но это будет настоящий ад. Ты там не задерживайся, не тот момент, чтобы добиваться совершенства.
 Политик вернулся на крыльцо и передал Шварцу указания Мака, затем вставил свежую обойму в пистолет-пулемет и спустился на газон, чтобы подобрать оставленную там винтовку М-16.
 — Кажется, возвращаются былые времена, — сказал он вслух самому себе, мрачно ухмыльнулся и отправился к деревьям, чтобы найти там самую удобную позицию.
 Это точно. Вернулись былые времена. Старые, добрые былые времена.
 Он слишком долго скрывался от этих ублюдков и был сыт прятками по горло. Как приятно снова ощутить, что живешь полной жизнью...
 Хотя бы ненадолго.




 Глава 14


 Чарли Алимонте пребывал в скверном расположении духа.
 Он в течение нескольких часов рыскал по городу, отыскивая, кого бы замочить, но не пролил ни одной капли крови.
 А до этого он серьезно сцепился с Джерри Чилья. Чилья и раньше слыл мужиком нетерпеливым, а тут у него и вовсе крыша поехала. И он уже не способен был отличить бред сивой кобылы от реальных фактов.
 — Говорю тебе, — уверял Алимонте своего босса, — вся банда зарылась так глубоко, что мы хрен кого отыщем. Не заставляй меня заниматься бессмысленной работой, Джерри. Ты даешь Делу единственный верняк, какой у нас только есть, а меня посылаешь разыскивать крысиные норы. Но, черт возьми, их тут нет, этих нор. И получается, что Дел — герой, а я — придурок.
 — Вчера  все  они были у нас в кулаке! — завизжал на это Чилья, выходя из себя, —  все! 
 — Ну, вчера было вчера, а сейчас у нас сегодня. Вчера еще в городе не было Мака Болана. Он объявился сегодня. И, говорю тебе, возвращаясь к крысиным норам, ни фига мы не отыщем.
 И тогда этот засранец Чилья позвонил в Нью-Йорк и в присутствии Чарли настучал старперам из «Коммиссионе», что Чарли, его правая рука по мокрым делам, старший киллер, на самом деле просто куча дерьма. Да, так он и сказал! И Чарли должен был это слушать, и, что хуже всего, это слушали еще несколько парней из команды Чарли.
 Нет, в приличной фирме так дела не делаются!
 И вот теперь к ним со всех сторон спешит подкрепление. Из Чикаго. Из Далласа. Из Феникса. Из Денвера, черт побери, — какое унижение! — из Денвера! Из Кливленда и Синси. Из...
 Алимонте заскрипел зубами и, едва сдерживая душившую его ярость, застонал. Его водитель, Спенсер Парелли по кличке Инди, бросил на него озабоченный взгляд.
 — У вас все в порядке, босс?
 — Нет, у меня не все в порядке, — проскрипел Алимонте.
 — Все думаете о... э-э...
 — А о ком же еще? С каким удовольствием я зажму этому ублюдку яйца в тиски и медленно так, не спеша, стану завинчивать их. Часа на два растяну кайф!
 — Точно, — ответил водитель, сочувствующий боссу в его унижении.
 Они мчались по дороге в стандартном строю для четырех машин: две тачки спереди, командирская за ними, одна сзади. Головной автомобиль подъехал к воротам и дал сигнал поворота. Остальные машины слегка притормозили, увеличив интервал. Заезжать на территорию следовало быстро: место у ворот — самое удобное для нападения, особенно, если учесть, что силы были распылены и на базе практически никого не было.
 Но передняя машина остановилась, парни повыскакивали наружу и один из них с поднятой рукой бежал навстречу другим машинам, а остальные бестолково суетились у ворот.
 — В чем дело? — прорычал Алимонте.
 Парелли резко притормозил и, придерживая сцепление, тут же врубил заднюю передачу — чисто машинальная реакция профессионала.
 — Что-то не так, — безо всякой нужды прокомментировал он.
 — Джим! Тинкер! Выясните, что там!
 Задние дверцы машины распахнулись и два «солдата», занимавшие заднее сиденье, выскочили наружу. Но тут к машине уже подбежал парень из головного автомобиля.
 — Ворота распахнуты настежь, — доложил он задыхаясь, — а рядом никого, босс. Уигги решил...
 — Уигги правильно решил, — подбодрил Алимонте. — Хорошенько все проверьте.
 — Мы как раз этим сейчас заняты.
 Из ворот выбежал еще один человек и что-то закричал.
 — Что там? — спросил Алимонте, нахмурившись.
 — Они обнаружили Ринго. С перерезанной глоткой.
 — Внутрь! — немедленно принял решение Алимонте. — Все внутрь!
 Парень из головной машины коротко кивнул и помчался вдоль дороги, громогласно провозглашая приказ босса.
 Спустя несколько секунд завелись моторы, процессия двинулась с места, и машины, одна за другой, проехали ворота и вырулили на длинную подъездную дорогу, ведущую к главному зданию. Лицо Алимонте было бледным от возбуждения.
 — Болан, — пробормотал он. — Это Болан — кто же еще? Но как он обнаружил базу?
 — Думаете, он все еще здесь? — с восторженным ужасом спросил Парелли.
 День, в конце концов, был страшно неудачным — не день, а одно сплошное разочарование в жизни, и вот теперь ребятам светила возможность малость поразвлечься и компенсировать все неприятности.
 — Надеюсь, что да, — постукивая зубами от возбуждения, заявил Алимонте. — Боже, сделай так, чтобы он все еще был здесь!
 Он действительно этого хотел.


* * *

 — Поиск займет некоторое время, лейтенант, — доложил Уиллис. — Есть несколько банков данных, в которые можно заглянуть, но никто точно не знает, как их найти. Один парень из университета послал запрос в национальный информационный центр в Вашингтоне и надеется получить код доступа в течение часа. А тем временем мы прощупали еще один вариант — местное историческое общество. Так вот, эти ребята наткнулись на описание старой фермы Макнамары рядом с Уэбстер Гроувс. Первоначальный земельный надел был поделен на участки под застройку около десяти лет назад, но само здание фермы сохранилось и хозяйственные постройки тоже — все это расположено на площади в десяток акров. Несколько лет назад историческое общество пыталось выкупить эту землю, но что-то у них не заладилось. Хотя они не оставляют надежды выкупить ее в будущем и превратить в музей. Уж и не знаю, какая тут связь, но компьютер указал на ферму, как на возможную кандидатку для кодового названия «Стоунхендж». Лейтенант, вы слушаете?
 — Да, Уиллис. А кто владеет поместьем сейчас?
 — Мы это сейчас выясняем. Извините, но у меня пока что все.
 — Я около Скалистого Холма, на местном шоссе номер 100, — сказал, вздохнув, Постум. — Подскажи мне самый короткий маршрут на эту ферму.
 — Ну... вы близко к ней. Хозяйство Макнамары находится к северу от Гроув Кантри Истейтс, это должно быть помечено у вас на карте.
 — Да, вижу. Спасибо, Уиллис. Я еду на юг. Если будет что-нибудь интересное для меня, сообщите.
 — Обязательно.
 Детектив начинал чувствовать себя последним идиотом. Как еще назвать человека, цепляющегося за призрачные соображения и пытающегося отыскать иголку в стоге сена?
 Скалистый Холм, черти бы его взяли.
 «Ну, и где же знаменитый нюх и дрожь предчувствия? Ну, и что толку в компьютерах? Железные мозги вовсе не панацея от всех бед, как то считает большинство людей. И в данном деле они тоже не шибко помогают», — подумал уныло Постум. Компьютер ничуть не умнее оператора или программиста, и не более всеведущ, чем, скажем, библиотека Конгресса, он может лишь обеспечить более быстрый доступ к информации.
 Однако, по крайней мере одну старую ферму компьютер ему предложил. Почему? Интересно, можно ли спросить вычислительную машину,  как  она пришла к тому или иному решению? Да нет — просто все зависит от заложенных в программу критериев отбора. Можно распечатать программу и прочитать критерии, а потом начать ломать голову: по каким критериям были отобраны именно эти критерии... и так до бесконечности.
 Но все же, почему ферма Макнамары? Что общего у древних британских руин с... с чем?
 Ах ты черт!
 Ведь если фермой заинтересовалось историческое общество, значит она представляет собой древние руины! Так? Ну, не вполне древние — не старше самой страны, и не вполне руины — историческое общество не занимается охраной  руин. 
 А чем является Стоунхендж? Что он значит для современности?
 Вот бы такой вопросик загнать в машину: "Сэр Компьютер,  что такое  Стоунхендж?"
 И из личного персонального компьютера лейтенанта, расположенного как раз между ушами и под форменной фуражкой, выскочил ответ-намек:
 —  Анахронизм? 
 Нечто выпадающее из своего окружения, не стыкующееся с новыми временами.
 Возможно старая ферма, уцелевшая среди новых построек, воздвигнутых, когда горожане хлынули за город, чтобы строить там виллы.
 Постум снова ощутил, как его охватила дрожь предчувствия.
 И его предчувствие на десять секунд опередило аппаратуру. Он как раз свернул с дороги и въехал на невысокий — метров тридцать — холм, с которого в юго-восточном направлении открывался хороший вид на равнину, когда его сканер, настроенный на диапазон УКВ, ожил и из динамика послышалось начало короткого, но уж очень знакомого диалога.
 Чуть слышно из динамика донеслось:
 —  Ну? 
 Ответ прозвучал гораздо громче:
 —  С востока подъезжает караван. Четыре бандита. Одна минута. 
  — Жди. 
 Голос был не тот, но слова несомненно те!
 Постум быстро сверился с картой, которую держал трясущимися от волнения руками, чтобы установить свою позицию относительно Гроув Кантри Истейтс.
 Черт! Да отсюда его можно увидеть!
 Он схватил бинокль и сразу же увидел нечто такое, что заставило его замереть и подкрутить колесико наводки на резкость. Анахронизм, это точно!
 Среди тучных зеленых нив, за рядами старых деревьев высилось нечто явно выпадающее из современного окружения — очень старомодная крыша с куполом и прогулочной галерейкой вокруг него, так называемой «вдовьей дорожкой». Должно быть, в старые времена соскучившаяся по мужу хозяйка забиралась сюда, дабы окинуть взором колосящиеся поля и отыскать на них свою дражайшую половину. А стены? Из каменных глыб и цельных бревен... Весьма, весьма старомодно.
 Лейтенант выжал газ и проехал несколько десятков метров, чтобы найти лучшее место для наблюдения. И он его нашел. Отсюда прекрасно был виден фасад здания и ведущая к нему подъездная дорога и... и четыре распроклятых черных лимузина, катящих по этой дороге.
 Тайна Стоунхенджа открыта! Разгадана, расшифрована...
 Постум схватил микрофон и собрался уже доложить о своем открытии, как снова ожил динамик аппаратуры радиоперехвата и возобновился загадочный диалог:
 —  Мы тут цементируем подвал. Используй свою голову, но только не по центру. Держи их на расстоянии. 
 —  О'кей. У меня приобретение. Должен идти. Не приближайтесь к нижним решеткам. 
 Приобретение чего? Не приближаться к?.. Повинуясь некому, так им до конца и не осознанному импульсу, Том Постум отложил микрофон и вышел из кабины с биноклем в руках, хотя отходить далеко от открытой дверцы не решился — а вдруг диалог возобновится? Он твердо решил досмотреть до конца все, что будет происходить в «Стоунхендже».
 Четыре лимузина подкатили к воротам в поместье и остановились. В окулярах бинокля видно было, как далеко внизу мечутся крохотные фигурки. Постуму передалось их возбуждение.
 А в кабине фургона снова заговорил динамик:
 —  Они осматриваются. 
 —  Нашли твой подарочек у ворот. 
 —  Снова поехали. Первый прошел ворота... второй... третий... все пташки снова в родном гнезде. Ждите. Ждите. Отключаюсь. 
 А после этих слов произошло нечто такое, что буквально ошеломило полицейского лейтенанта.
 Поле зрения бинокля перечеркнула огненная стрела, исчезла из вида, скрытая окружающими «Стоунхендж» деревьями, и... и огромный огненный шар вспух перед старым зданием.
 Это уже не было анахронизмом, но... —  ракеты над полями Миссури? 
 Только через несколько секунд звук достиг его ушей, и громыхнувший раскат подтвердил то, что он увидел собственными глазами... Потом сверкнула еще одна стрела и еще один огненно-дымный гриб вырос на газоне за деревьями...
 Да, армейское подразделение вело в Миссури необъявленную войну!
 Вскоре наступила кульминация сражения.
 Густое облако поднялось из-за деревьев, частично закрыло древнюю крышу, а потом и крыша, и купол, и любимая галерейка миссис Макнамары — все рухнуло, провалилось, осело в это самое непронизаемое облако.
 Ошеломленный Постум опустил бинокль и забрался в кабину фургона.
 Тайна Стоунхенджа, конечно, была раскрыта. Но проблема Стоунхенджа оказалась навеки похороненной под его руинами.




 Глава 15


 Болан присоединился к Бланканалесу в зарослях перед фасадом старого дома и взял у него винтовку М-16. Они устроили тайник, в котором закопали трофеи, извлеченные из хранилища, и пока они этим занимались, Бланканалес ввел Мака в курс происходящего.
 — Я разрешил Гаджету использовать ракеты, — докладывал Политик. — Он занял отличную позицию и подловит свору вон на том повороте подъездного пути — там они притормозят и развернутся к нему боком.
 Болан кивнул.
 — Мы вступим в бой после него, — прокомментировал он. — Я атакую, ты прикрываешь. У тебя есть запасные магазины для М-16?
 Бланканалес передал Болану подсумок с магазинами.
 — Сержант... я рад, что снова в деле.
 — И я рад, что ты со мной, Политик.
 — Хочу, чтобы ты знал: я... э-э... присоединился к тебе по своей воле. Понимаешь?
 Болан понимал. Они обменялись теплыми взглядами, но длилось это всего лишь какую-то долю секунды. Больше времени не было. Урчание мощных моторов быстро усиливалось, среди деревьев мелькнули силуэты темных автомобилей, и солнечные блики ярко полыхнули на стеклах и полированных бортах.
 Четыре машины — это двадцать пять — тридцать «солдат», в зависимости от того, с какой степенью комфорта привыкли кататься мафиози.
 Болан нащупал на поясе черную коробочку и бросился к заранее намеченному укрытию, Бланканалес метнулся в противоположную сторону.
 Свой главный сюрприз Мак решил приберечь для решающего в военном плане момента. Это будет большой шум и мощный дополнительный фактор деморализации противника. А Болан не сомневался, что им с Политиком понадобятся все такие факторы, не исключая ракет класса «земля-земля», чтобы выстоять против такого количества бандитов. Как бы высок не был уровень технической оснащенности современных войск, судьбу сражения, как и прежде, в конечном счете решает матушка-пехота.
  Да, Политик, я чертовски рад, что ты сейчас рядом. 
 Живи полной жизнью, парень. И Бога ради, живи  долго! 


* * *

 — Опустить все стекла! — приказал Алимонте. — Удвоить внимание. Вести непрерывное наблюдение. Да не отстрелите друг другу уши! Инди, остановишь тачку у последнего дерева. Джим и Тинкер выскочат и будут прикрывать тыл. Остальные выскакивают и рассыпаются по парковочной площадке, соблюдая дистанцию. Инди, ты остаешься за рулем и никого к тачке близко не подпускаешь!
 — Так точно, сэр! — отрапортовал водитель и кивнул в сторону двух передних машин. — А Эд и Уигги?..
 — Стандартная процедура! — отрезал Алимонте. — Они прикрывают фланги. Бобби — тылы.
 Парелли слегка придавил педаль тормоза, готовясь с ювелирной точностью вписаться в заключительную кривую. Он был классным водителем, настоящим профессионалом и гордился этим. Временами один хороший водила стоит дюжины стрелков. Он критически следил за парковочными эволюциями первых двух машин, мысленно проставляя их водителям баллы за тот или иной маневр. Баллы, в основном, были не высоки, хотя...
 — А вот это хорошо, хорошо... — пробормотал он.
 — Что хорошо? — проворчал Алимонте, ради такого случая даже повернувшись к Инди.
 — Поворот. Видели, как Марта его выполнил? У парня есть...
 — Заткнись! Занимайся своим делом!
 Парелли прикусил язык и поставил ногу на педаль тормоза, выбирая момент для мощного разворота на девяносто градусов влево.
 Его немного расстроили резкие слова Алимонте. В конце концов, в тачке он командир, не так ли? Это его работа замечать такие вещи, держать машину на ходу, смотреть, чтобы...
 И вот тут произошло нечто, что прервало плавный ход его мыслей и его машины. Со свистом рассекая воздух какой-то сверкающий предмет пронесся слева на расстоянии длины двух лимузинов. Он оставлял за собой дымный след и мчался с такой скоростью, что Парелли показалось, будто он со своей быстро несущейся машиной просто стоит на месте. Искрящийся болид несся к передним лимузинам, которые уже повернули и ехали теперь под прямым углом к курсу машины Парелли.
 —  Что за черт?!  — взвыл Алимонте.
 По крайней мере Парелли  показалось,  что босс это крикнул. Все произошло слишком быстро, чтобы можно было быть в чем-то уверенным. Возглас босса заглушил громовой удар, и машина Уигги оказалась вдруг в облаке огня...
 А Инди Парелли не вписался в поворот.
 Это ужасное событие венчало собой кошмарный день и без того полный неописуемых унижений. Автомобиль настоящего профессионала козлом заскакал меж деревьев, по-идиотски подпрыгивая на узловатых корневищах, повсюду выпиравших из земли. Инди Парелли еще не знал, да и не до того ему было, что ошибка спасла его от самого главного унижения, ибо как раз в этот миг еще одна ревущая огненная стрела поразила тачку Эда.
 — Ты, идиот! — орал Алимонте. — Тормози! Да тормози же!
 Как будто Парелли занимался чем-то другим.
 Он с трудом увернулся от высокого толстенного дерева, продрался сквозь густой кустарник и наконец остановился — машину заклинило меж двух плакучих ивушек. Алимонте швырнуло вперед, он треснулся лбом в ветровое стекло, потом откачнулся назад, потирая лоб и сквернословя.
 Задние дверцы распахнулись и парни с заднего сиденья стали выбираться наружу.
 Никто не промолвил ни слова.
 Парелли снова запустил мотор и, оставив его работать вхолостую, стал оглядываться по сторонам, силясь понять, что произошло.
 Обе шедшие впереди машины были сброшены с дороги, изуродованы до неузнаваемости и жарко горели, окутанные облаком огня. Судя по всему, никого живого там не осталось.
 Четвертая тачка успела затормозить и развернуться на 180 градусов: ее нос теперь глядел в сторону ворот. Да, Джок Мэллой прекрасно справился с ситуацией, отличная у него реакция, надо бы записать плюс в послужной список этого водителя!
 Алимонте продолжал тереть лоб и ругаться.
 Где-то загрохотала автоматическая винтовка, и на бортах тачки Джока Мэллоя появился ряд пробоин. Ребята из машины Мэллоя рассыпались по лужайке и стреляли в ответ, но в кого они палили видно не было. Однако вид у них был уверенный, как у людей, знающих, что они делают — во всяком случае Инди надеялся, что они действительно знают.
 Время шло, а никто еще не проронил ни слова, и это уже было скверно. Шла перестрелка, ребята работали, перебегая от дерева к дереву, кое-кто из них уже упал и безмолвно лежал, истекая кровью...
 А босс просто сидел, потирая лоб, и ругался себе под нос.
 Парелли не выдержал:
 — Босс, нам следовало бы...
 Но тут грохнуло настолько круто, что Парелли, индианапольский водила, на полуфразе забыл, что, собственно, он хотел предложить. Взрыв был настолько силен, что вывел Алимонте из шока. Земля под ногами дрогнула, машину аж подбросило, из всех окон главного здания вырвались дым и пламя, по стенам зазмеились трещины, старинная кладка разваливалась на блоки, которые падали и проседали... медленно, как в кино. Словно невидимый гигант пнул ногой игрушечный домик.
 — Он взорвал дворец! — простонал Алимонте.
 —  Боже! —  с ужасом в голосе подхватил Парелли.
 А затем высокий здоровенный тип в черном комбинезоне, увешанный военной амуницией, как рождественская елка, выбежал из-за деревьев с армейской автоматической винтовкой в руках и принялся поливать огнем все, что еще было живого на газонах. И раскаленный ствол его винтовки медленно, но неуклонно поворачивался в сторону любимой тачки Инди. Но тут один из парней из машины Мэллоя выскочил вперед и выпустил в того — черного — целый магазин, но громила в комбинезоне как-то ухитрился увернуться, а вот бедный малый полег на газоне с опустошенной обоймой и больше уже не шевелился.
 Инди Парелли не пришлось ни перед кем извиняться за то, что он после этого сделал. Его босс сидел в прострации, размазывая по лицу кровь из рассеченного лба. Остальные ребята рассыпались среди деревьев и вели перестрелку. И Парелли просто не оставалось ничего другого: он ударил по газам, бросая тяжелую машину вперед, и ухитрился вырвать ее из цепких объятий ивовых стволов, хотя поцарапал при этом полировку... Да черт с ней, с полировкой! Главное — поскорее набрать обороты, поскорее увеличить расстояние между собой и верной смертью! Инди ухитрился вывести машину на дорогу к воротам, покрышки визжали и дымились, а мотор ревел, захлебываясь, а он все давил и давил на газ, заставляя каждую лошадиную силу крутиться на полную катушку, и это напоминало Парелли выход на последнюю милю перед финишем в ответственной гонке.
 Ворота он проскочил на скорости 90 миль в час — машину занесло под визг покрышек и скрежет тормозов — и Инди уже решил, что самое страшное позади, но тут краешком глаза увидел распроклятый почтовый фургон, несущийся на него со скоростью, какую никогда не развивают эти паскудные почтовые фургоны — и столкновения избежать было невозможно.
 Конечно же, он вывернул до отказа баранку и ударил по тормозам, все еще надеясь на чудо и понимая, что чуда не будет.
 Чудовищный грохот металла о металл, скрежет и визг — и это было последнее, что воспринял разум Парелли. Дальше — тишина...
 Профи Инди Парелли провел свою последнюю гонку.
 Ну и кроме того, в этот миг могло показаться, что некий полицейский лейтенант больше никогда уже не будет размышлять на темы анахронизмов, отличий полицейских методов от армейских, компьютеров и предчувствий или отношений добра и зла.
 Поскольку распроклятый, паскудный почтовый фургон вовсе  не был почтовым фургоном. 




 Глава 16


 Анализируя ситуацию, сознание Тома Постума разделилось на две части. Одна — сдержанная, собранная и спокойная — хладнокровно оценивала положение как бы со стороны; вторая — паникующая и перепуганная — оплакивала неизбежность безвременной кончины.
 Тот, другой автомобиль горел. Том это знал. Он слышал гудение пламени и временами видел его языки. И существовала очень большая вероятность, что пламя перекинется на его машину, а он не сможет из нее выбраться.
 Фургон лежал на боку. Его передняя часть была смята в гармошку. Нижнюю часть тела лейтенанта так заклинило, что он не мог шевельнуться. Утешало лишь то, что эта часть все еще существовала. Он ее чувствовал, как и то, что штанины медленно, но верно пропитываются кровью.
 Он ощущал неудобство, но боль была терпимой. Ну и что это значит? Подтверждение истины, что крупные мужики менее чувствительны к боли? Может, ему суждено помереть от потери крови? Или сначала до него все же доберется огонь? Что предпочтительнее? Чисто риторический вопрос. Разумеется, ему не хочется ни того ни другого.
 Он подумал о Дженис и детишках, и о том, как они воспримут известие о его кончине. Забавно, он никогда об этом раньше не думал. В нормальном состоянии о таких вещах не думаешь.
 «Понимаете, дети, папочка был таким глупым фараоном, который всю жизнь занимался бумажной работой, но не смог преодолеть искушение поиграть в солдатики на улице. И вот этот дурачок встрял в игру под названием „Стоунхендж“, которая оказалась ему явно не по зубам, сложновата она была для его слабого умишки. Вот поэтому мы сегодня и закапываем папочку в землю. Понятно? А теперь идите — вам еще надо до похорон сделать домашнее задание...»
 Дженис всегда была надежной подругой. Всегда спокойна, уравновешена. Правда, не в постели. Будет ли ее следующий избранник так же давать ей все необходимое в этом плане? Будет ли обожать ее так же, как Том Постум? И будет ли заботиться о детишках так же, как...
 Черт! Идиотизм какой-то!
 Кто-то же должен прийти ему на помощь! Причем скоро, с минуты на минуту. Эта пальба, эти взрывы! Наверняка кто-то уже догадался позвонить в полицию.
 Должен же кто-либо все это слышать?
 Должен, должен.
 А вот и помощь подоспела.
 Кто-то пытался открыть дверцу, ту, которая теперь была сверху. Здесь я, парень, здесь, загляни внутрь. Внизу я, черт побери. Надо бы крикнуть, да горло как тисками сдавило!
 — Я здесь, внизу, — прохрипел он и сам поразился звучанию собственного голоса.
 В кабину заглянуло лицо, вполне пристойное, хотя малость угрюмое и явно очень усталое. Спокойные серо-голубые глаза пристально посмотрели на него, вмиг оценили ситуацию и знакомый холодный голос сказал:
 — Держись. Сейчас мы тебя вытащим.
 Лицо исчезло, но все тот же голос теперь давал кому-то инструкции.
 — Ящик с инструментом сзади. Достаньте лом и газовую горелку. Парня там крепко зажало.
 Мак Болан. Встретились-таки.
 Очень романтично.
 Еще один голос снаружи. С юмором как бы, но все же обеспокоенно:
 — Надо бы поторопиться, ребята.
 — Гаджет, возьми огнетушитель. Пенный. Хорошо. Обработай этот участок почвы и вокруг бензобака.
 Затем Болан снова возник в окне, на этот раз он перегнулся и почти залез в кабину. Он испытующе посмотрел Постуму в глаза, затем протянул руку и большим пальцем оттянул левое веко Тома.
 — Сильно болит? — вопрос был задан все тем же холодным голосом, но, верьте или нет, в нем чувствовались нотки сочувствия.
 — Не очень, — прохрипел Постум. — Я все еще представляю собой один кусок?
 — Если судить по тому, что видно, то да, — верзила ощупал лейтенанта в нескольких местах. — Ну-ка, дай руку.
 Постум автоматически, ничему не удивляясь, выполнил команду. Болан осторожно, но решительно направил руку Тома к внутренней части бедра, у самого паха.
 — Зажми здесь. Да сильней, сильней, не бойся. Ты теряешь кровь, а когда мы начнем ковырять твой саркофаг, может быть еще хуже. Дави сильно и ровно.
 Полицейский заверил преступника номер один Соединенных Штатов, что он в точности выполнит его указания.
 В окне машины возникли ломик и чье-то смуглое лицо — мексиканец, пуэрториканец или что-то в этом роде. Мягкий голос озабоченно произнес:
 — Лучше не рисковать с горелкой, сержант, — тут все пропитано бензином. Только в самом крайнем случае.
 Каково, а?  Сержант! 
 Постум с удивлением услышал свой собственный голос:
 — Оставьте мне лом, и уходите. У меня больше времени, чем у вас.
 Сержант проигнорировал это хриплое карканье. Он просунул лом между ног лейтенанта, нашел точку опоры и его мышцы напряглись.
 — Будет немного больно. Продолжай зажимать рану.
 — Я сказал, уезжайте, Болан. Я полицейский.
 — Рассказывай дальше, — проворчал Мак и навалился на лом.
 — Я Том Постум.
 На шее Болана вздулись жилы, мышцы взбугрились, на усталом лице прорезались морщины.
 — Угу, знаю...
 Ну да, он же всеведущ. Может еще и всемогущ к тому же. Металл трещал, подавался, подымался. Волна тепла пошла вниз по ногам.
 — Зажимай, зажимай!
 Постум понял, что он имел в виду. Кровь толчками потекла с новой силой. Болан снова схватил кисть его руки и прижал к паху.
 — Вот так!
 — Боюсь, у меня не хватает сил...
 — Политик! Мне нужен жгут!
 В окошко просунулась длинная пластиковая трубка. Болан схватил ее и обмотал Постуму правую ногу чуть повыше колена. Затем его сильные руки удивительно осторожно ощупали обе ноги Постума. Болан повернул голову к полицейскому и со скупой улыбкой сказал:
 — Думаю, переломов нет, иначе ты не сидел бы так тихо.
 В окне снова возник смуглолицый.
 — Я нужен?
 — Вдвоем не развернуться, Политик. Я сейчас его вытащу. Позови Гаджета.
 И почти сразу же, по крайней мере так показалось Постуму, его потащили из разбитого автомобиля. Кто-то наложил плотную черную повязку поверх его глаз. Он хотел сказать, что, мол, не надо, что с глазами у него все в порядке, но потом сообразил, что повязка нужна не ради его, а ради  их  спокойствия.
 Голос, который он слышал совсем недавно по радио, подтвердил его мысли.
 — Все в порядке, мы ее снимем, когда будем внутри.
 Другой голос, тот самый — жесткий и холодный, скомандовал:
 — Шевелитесь, ребята. Мы уже выбились из графика.
 Постума быстро перенесли в другую машину, просторную, если судить по тому, как они там двигались, и машина тут же тронулась с места. Его положили на что-то мягкое, и все тот же холодный голос, находящийся сейчас в некотором удалении, снова отдал приказ:
 — Гаджет, доложи обстановку!
 Кто-то опустился на колени рядом с Постумом — наверно смуглый — и поправил жгут, после чего ощупал ноги Тома ниже колен.
 — Мы находимся на территории округа, — мягким голосом ответил тот, кого звали Гаджет. — В эфире чисто, нет никаких радиообменов.
 Невероятно! Никто даже не позвонил в полицию? Не доложил об  этом?! 
 С глаз Постума сняли повязку. Он лежал на кушетке в салоне автофургона. Соседняя кушетка тоже была занята. Там лежал какой-то связанный старик с повязкой на глазах. Это еще кто?
 Смуглолицый тип выглядел ужасно. Он был в порванном боевом комбинезоне, грязном и запятнанном кровью. Красная линия перечеркивала его лоб на дюйм выше бровей — похоже на след пули. Однако парень улыбался ему. Устало, но улыбался.
 — Ты, старик, на волоске висел, — сказал он Постуму.
 — А то я не знаю, — слабо ответил лейтенант.
 Спереди послышался голос Болана:
 — Гаджет, ты не хочешь порулить?
 Постум увидел наконец третьего партнера Палача, того, кто говорил мягким голосом, — спокойного парня, на лице которого, казалось, навеки застыла улыбка. Он с сочувствием посмотрел на Тома и прошел вперед.
 Через несколько секунд в салоне появился Болан. Он тоже выглядел не лучшим образом: глаза красные, лицо почерневшее от пороховой гари. На левой руке кровоточила царапина, вроде той, что красовалась на лбу у Политика. Комбинезон был местами разорван в клочья, местами прожжен насквозь.
 Постум никогда не видел человека, выглядящего таким усталым.
 Помимо своей воли он проникся симпатией и сочувствием к этому человеку, и снова с удивлением услышал собственный голос:
 — Сержант, тебе надо бы прилечь и отдохнуть.
 Болан улыбнулся ему и опустился в мягкое кресло.
 Постум все понимал. Он знал кое-что о сражениях и о том, что они творят с человеком. Задача выживания в ежесекундно меняющейся обстановке требует от воина напряжения всех его физических и духовных сил и высасывает всю его жизненную энергию. Если учесть то, что он слышал о Болане, то парень давно уже должен был превратиться в иссохшую мумию.
 Что-то порочное и извращенное зарождалось в психике полицейского лейтенанта. Он сообразил это, когда, сам того не желая, как бы помимо собственной воли, заговорил:
 — Я только что с той улицы, где вы устроили маленький Май Лэй.
 — Маленький что?
 — Ну... не важно. Короче, я видел бойню на Ривер Роуд.
 — Не понравилось зрелище, а?
 — Не очень.
 Болан закурил сигарету и со вздохом выпустил дым к потолку.
 — И мне оно тоже не нравится. И если бы вы, Постум, лучше справлялись со своей работой, то никому бы из нас не пришлось любоваться подобными зрелищами. Вы и другие полицейские, вас сотни и тысячи. Какого черта вы не делаете то, что должны делать?
 — Вы правы, — признал Постум. — Прошу прощения, с моей стороны было глупо упоминать... Особенно, если учесть, что жив-то я только благодаря вам. Забудьте мои слова.
 Политик обрабатывал раненую ногу Тома. Постум сморщился, когда тот смазал рану какой-то жгучей дезинфицирующей жидкостью.
 Болан сидел, уставившись на свою сигарету.
 — Хочешь закурить, Постум?
 — Нет, спасибо. Знаешь, ты прав. Если бы мы, полицейские...
 Болан с трудом держался в кресле. Лейтенант понял, что он не спал уже очень давно. Человек в бегах, человек по которому палят с обеих сторон и который, тем не менее, еще и ухитряется отвечать на огонь...
 — Забудь, Постум. Дурной разговор — у меня голова просто чугунная, сейчас я ничего не соображаю. Оба мы солдаты и сражаемся на одной стороне. Не мы создаем законы и правила этой игры, — голос его пресекся, он уронил голову на грудь, но тут же встрепенулся, снова выпрямился. — Вы, полицейские, не на улицах свою войну проигрываете. Вы проигрываете ее в суде, в мэрии, в законодательном собрании, в конгрессе.
 — Тебе бы самому стать конгрессменом, — вставил Политик с кривой ухмылкой, — и перевернуть все вверх дном. Никаких обвинений, никаких арестов — понимаешь? Свести их с ума. Никаких арестов, никаких гонораров адвокатам и судьям — понимаешь? Ни арестов, ни подкупа. Никаких взяток, никакого политического влияния, никаких судей — кому они нужны?
 — Понимаю, — слабо улыбнулся Постум. — Мафиози тогда на стенку полезут. Да только не будет этого.
 — Конечно, нет, — ответил Политик, осторожно вынул из пальцев Болана дымящуюся сигарету и бросил в пепельницу.
 Мак ничего не заметил, ибо уже спал беспробудным сном.
 Лейтенант с удивлением отметил, что у него слезы на глаза наворачиваются.
 — Не верю я ему, — негромко заявил он.
 — И никто не верит, — ответил Бланканалес. — Уж сколько лет я его знаю, а до сих пор не верю. Ты будешь последней сволочью, Постум, если хоть пальцем до него дотронешься.
 — Я полицейский, я...
 — И что с того? Это что — оправдание твоему нежеланию верить собственным глазам и ушам? Мы забросим тебя в госпиталь. Сержант приказал вместе с тобой передать властям кое-какие гроссбухи и прочие трофеи, которые мы прихватили в этом дерьмовом дворце. Если тебе этого мало, то можешь идти ко всем чертям, а я отказываюсь от сомнительной чести принадлежать к распроклятому роду человеческому.
 И внезапно Постум пришел к пониманию — теперь он  знал  — и его расщепленное на две части сознание вновь обрело единство.
 — Не стоит вам так утруждаться ради меня, — слабо произнес он, чувствуя себя как никогда сильным.
 Нет, Политик, не ради Постума.
 Если нужен «Стоунхендж», чтобы у человека раскрылись глаза и прочистились уши, то следовало бы завести по «Стоунхенджу» на каждом углу.
 Этот треклятый вояка, заснувший в кресле, этот Мак Болан —  он  был самым настоящим Стоунхенджем — ослепительным анахронизмом из далекого героического прошлого, когда человек мог безошибочно провести четкую разделительную черту между добром и злом и стоять на ней, и умирать на ней, если надо было.
 Стоунхендж раскрылся полностью.
 И от этого Постум чувствовал себя в большей степени человеком, чем когда бы то ни было. Более того, он в большей степени ощущал себя  полицейским,  чем когда бы то ни было.




 Глава 17


 Болан проснулся от аромата кофе и поджаривающегося бекона. Он в одних шортах лежал в койке. Поверх легких ран и царапин на груди был наложен пластырь.
 Над Маком склонялся Бланканалес и обтирал ему лицо губкой, воняющей какими-то медикаментами.
 — Обстановка? — хрипло спросил Болан.
 — У тебя несколько пороховых ожогов, сержант. Давно тебе делали противостолбнячную прививку?
 — Порядочно.
 — Понял. Ладно.
 Попав во Вьетнам, Бланканалес поначалу работал с медиками. И ему пришлось стать неофициальным санитаром команды «Эйбл» во время полевых операций.
 — Ну-ка, дай руку, — сказал он.
 Болан подчинился и получил укол.
 — Который час? — спросил он.
 Политик вытащил из его руки иглу и отложил шприц на марлевую подушечку.
 — Скоро полдень.
 — Черт! Вы должны были ...
 Мак попытался подняться, но нашел, что это не так просто, когда сверху на тебя наваливается около центнера живого веса.
 — Лежи спокойно! — скомандовал Бланканалес. — Лови мгновения покоя. Слушай, сержант, пора бы тебе позаботиться о собственном здоровье. Ты не спишь, ничего не ешь... как долго ты рассчитываешь протянуть в таком режиме?
 Болан расслабился и ухмыльнулся.
 — Так это едой тут так воняет? Шварц, что ли, готовит?
 — Ага. Но думаю, ты переживешь его стряпню. В конце концов, яичницу с беконом испортить невозможно. Кто на такое способен?
 — Я все слышу, — донесся мягкий голос из камбуза. — Я не глазунью делаю, а омлет. Я добавил в него сыра — чтобы улучшить протеиновый баланс — ну, и малость жгучего красного перца. А потом я...
 —  Он  на это способен, — закатывая глаза, возопил Бланканалес.
 — Можешь не есть, — приветливо отозвался Шварц.
 Болан обвел глазами жилой отсек боевого фургона.
 — Я так понимаю, что вы малость поработали, пока я спал, — заметил он.
 Пока идет рутинная работа, мы решили дать тебе немного отдохнуть. Мы забросили фараона в госпиталь, вместе с ним переправили бумаги и прочее. Затем определили на поселение Джулио. Ну, а потом отправились проведать Тони.
 — И?..
 Политик с непроницаемым лицом достал из кармана сложенный листок бумаги, развернул его и вручил Болану. Послание было исполнено корявыми печатными буквами, сплошь и рядом пестрело ошибками, подпись отсутствовала. Однако сомнений в авторстве не было.
 «С бамбиной все в порядке если не будете изображать умников так што не беспокойтесь нащет этава. Спасибо што вытащили меня но на любовь не ращитывайте. Можем догаварицца. Сваливайте из города. Остальное беру на себя. И бамбину тагда атпущу».
 — Мать его... — с горечью прокомментировал Болан.
 — Ну, в общем-то все не так уж и плохо, во всяком случае пока, — сказал Политик.
 — И как долго будет длиться это «пока»? — спросил Болан.
 — Знаешь, я как-то не очень переживаю за Тони, — настаивал Политик. — Она и гремучую змею очаровать может. За исключением осложнения с...
 — Вот именно, — скривился Болан. — За исключением одного этого осложненьица. Крупного такого осложненьица.
 — А когда ты введешь нас в курс дела, сержант? Раскрой нам свой секрет.
 — Ты насчет этих стариков?
 — Вот именно.
 Болан вздохнул и уселся на кушетке. Бланканалес подвинулся и вручил Маку свежую рубашку и брюки. Шварц крикнул из камбуза:
 — Готово, можете идти есть.
 Мак склонился над умывальником и осторожно обмыл обожженное лицо, потом оделся и прошел в камбуз. Его компаньоны уже сидели за столиком. Бланканалес задумчиво смотрел в чашку кофе, Шварц нарезал на части обширный омлет.
 Болан с благодарной улыбкой принял от Шварца тарелку и принялся за еду, по ходу действия разъясняя «план игры».
 — Я не раскрывал вам секрета только потому, что его не существует, — объяснил он. — Я просто шел на ощупь, как подсказывала интуиция, надеясь, что стратегия выработается сама собой. И, кажется, она начинает вырисовываться. Но, конечно же, я не планировал того, что случилось с Тони. Уж извини, Политик.
 Бланканалес отмахнулся.
 — Ну вот, ситуация вам обоим известна, но давайте ее еще раз обсудим. На протяжении многих лет этот город в плане мафиозной активности был сонным царством. Застойный пруд — никаких легендарных личностей в мягких шляпах с кольтами под мышкой, никаких преступлений национального масштаба, никаких комиссий конгресса или ударных сил ФБР. Город дремал.
 Бланканалес кивнул, а Шварц сказал:
 — До сих пор так оно и было. Но сейчас, сержант, на улицах стало уж больно оживленно.
 — Ситуация именно такова, — согласился Болан. — Смотрите, что мы сейчас имеем: полицейские носятся по городу и никому не дают покоя, спецназ разыгрывает свои тайные комбинации, Конгресс волнуется и требует проведения в жизнь назревших реформ.
 — Это точно, — сказал Бланканалес. — Кто-то разворошил осиное гнездо.
 — Вот именно. И этот кто-то — Джерри Чилья со своей карт-бланш от нью-йоркских старцев. Сент-Луис больше никогда не будет спящим городом. Старые добрые времена уже не вернутся. Сент-Луис изменился и перемены необратимы.
 — Похоже на то, — согласился Шварц.
 — Кстати, омлет хорош, Гаджет.
 Шварц триумфально сверкнул глазами на Бланканалеса.
 — Благодарю. Все дело в сыре и перце.
 — Да, пожалуй сыр и перец в омлете улучшают вкус, — ворчливо признал Политик. — Только не добавляй электронные энзимы и полупроводниковые протеины.
 Болан усмехнулся и продолжил:
 — Я пытался вести войну на износ. Что ж, этот метод не сработал во Вьетнаме, и я понятия не имею, с чего вдруг решил, что он сработает здесь. Вьетконговцы напоминали мне чертиков в коробке. Закроешь крышку над одним — другой выскочит рядом. Придавишь этого, появится новый. Это бесконечная игра, и я в ней проигрывал. Ну, я и подумал, что здесь — в новом месте и в необычных условиях — мне лучше попробовать новую игру.
 Напарники Болана переглянулись.
 Бланканалес сказал:
 — Нам показалось, что мы усекли в чем дело, когда ты захватил Арти. Но при чем тут Джулио?
 — Раз я не могу держать всех чертиков под крышкой, то, по крайней мере, могу сделать так, чтобы из коробки торчали те чертики, которые мне больше по душе. Улавливаете?
 Шварц широко ухмыльнулся.
 Бланканалес сказал:
 — Арти и Джулио более приемлемы, чем Чилья и Аннунцио.
 — В том-то все и дело, — подтвердил Болан. — Они старые, от дел почти отошли, так, пощипывают по мелочам и тем довольны — это не волки, стремящиеся пожрать овцу, а блохи, пасущиеся в ее шерсти.
 — Но не можешь же ты повсюду играть в эту игру, — сказал Бланканалес.
 — Не могу. Возможно, этот метод и здесь не сработает. Но попытаться стоит. Понимаете, раз уж мафия присоединила эту территорию к своим владениям, то назад ее уже не отдаст. Синдикат здесь будет, присутствовать постоянно. Конечно, я мог бы наезжать сюда раз в месяц и мочить всякого попавшегося на глаза гангстера. Но через месяц на этих местах будут уже новые. Ну, шлепну я, положим, Арти с Джулио и всей их бандой. А когда я скроюсь за горизонтом, их место займет Чилья со своей бандой. Шлепну Чилья — прибудут новые. Свято место пусто не бывает. Найдут и Чилья замену, и замену его замене ... и так до бесконечности.
 — Перспективы не очень радужные, — заметил Шварц с клоунской улыбкой.
 — Хуже того, — продолжал Болан, — всякая новая замена — это стая юных, еще не нажравшихся волков, они ж тут как козлы в огороде все опустошат.
 — Ну хорошо, уберешь ты Чилья и сохранишь город за Арти. Но ведь из Нью-Йорка вышлют новую боевую экспедицию, — озабоченно произнес Шварц.
 — Тут все зависит от того, как мы разыграем карту Арти, — ответил Болан. — Игра предстоит тонкая, не уверен, что получится. Но попробовать стоит. Надеюсь, что когда я отсюда уеду, город будет в надежных руках. С точки зрения Синдиката. Я хочу, чтобы Арти натянул нос Нью-Йорку. И, может быть, даже пригрозил этим лоснящимся от жира рожам своим высохшим кулачком, чтобы те больше не осмелились прислать сюда нового Джерри Чилья.
 — Я уловил расклад, — угрюмо сказал Бланканалес.
 — Ты хочешь все представить таким образом, что это Арти побил Чилья, — решил Шварц.
 — Вроде того, — сказал Болан. — Ну а теперь,  компадрес  [2]  как я смогу начать разыгрывать эту карту, учитывая то, что случилось с Тони?
 За столом воцарилось молчание.
 Наконец Бланканалес испустил долгий вздох и сказал:
 — Что ж, нам надо просто-напросто отыскать ее и освободить, вот и все.
 Болан одобрительно кивнул.
 — Прекрасно. Используйте все доступные средства, но отыщите ее. Вы, ребята, лучше меня знаете местность, так что поручаю эту часть игры вам. Гаджет, мне нужна машина.
 — Она припаркована рядом с фургоном, — ухмыльнулся Шварц. — Оплачена и доставлена стараниями стоунхенджского ответвления банка «Мафия Интернейшнл». Я ее проверил — машина на ходу.
 Болан улыбнулся.
 — Отлично. У меня свидание в аэропорту. Через два часа выйду с вами на связь.
 Мак нацепил кобуру с «береттой», и Шварц протянул ему пиджак.
 Бланканалес сказал:
 — Начнем, пожалуй, с прослушивания лент перехвата. Среди записей может оказаться что-нибудь интересное.
 Болан согласно кивнул, потом пристально посмотрел на Политика.
 — Как голова? — спросил он.
 Бланканалес приложил ладонь тыльной стороной ко лбу.
 — Это напоминание о том, что нельзя впадать в гордыню, — ответил он, криво улыбаясь. — Пожалуй, это надо записать в плюс, а не в минус.
 Болан вышел из фургона с едва заметной улыбкой на устах. Плюсы и минусы — вот к чему в конечном счете все сводилось. И какой же будет окончательный результат сент-луисской разборки? Плюс или минус?
 Пока он не знал ответа. Ответ был упрятан где-то там, на улицах города и в головах отчаянных людей, хорошо знавших правила борьбы за выживание во враждебном мире.
 А пока Болан брал тайм-аут, увольнительную из этого мира, чтобы уладить кое-какие личные дела в другом мире. Он надеялся, что дело окажется пустяковым, потому что на серьезное у него не хватит ни сил, ни времени. Во всяком случае до тех пор, пока не завершится сент-луисская заварушка. Он вздохнул и вывел новенькую машину на дорогу, ведущую к Эдему.
 — Джонни, Джонни, — пробормотал он. — Если бы я только мог рассказать тебе, как чудесен этот мир.




 Глава 18


 Лео Таррин много лет подряд балансировал на лезвии ножа и уже начинал задумываться: как долго его нервная система сможет выдерживать постоянный стресс. В семье напряженность уже чувствовалась, это точно. Он ухитрялся скрывать свои связи с Синдикатом от Анджелины гораздо дольше, чем можно было надеяться, просто потому, что Энджи была покладистой натурой — верила на слово и не слишком совала нос в дела мужа. До поры, до времени, конечно.
 Храбрец Болан изменил положение дел очень круто во всех отношениях. Собственно, первоначальным намерением Болана было пристрелить его, Лео Таррина. Вспоминая тот день, Лео до сих пор ощущает неприятный холодок, ползущий вдоль позвоночника.
 Чудо из чудес — спасла его Энджи. Кто бы мог подумать, что она на это способна — схватить револьвер и открыть стрельбу? Подумать только — его Анджелина палит в Мака Болана!
 Странные кульбиты временами совершает жизнь — анекдот может круто изменить судьбу человека и спасти его от смерти. Когда угрюмый Болан в тот холодный вечер пришел по его, Лео, душу, ничто из того, что Таррин мог бы сказать или сделать, не способно было его спасти.
 В схватке против Болана у Лео не было ни одного шанса. А у кого он был?
 На свое несчастье Лео был тем самым «Лео», в поисках которого Болан перевернул вверх дном весь Питтсфилд. И никакие значки и удостоверения ФБР его тогда не остановили бы.
 Но Анджелина это сделала. С помощью дамской хлопушки 25 калибра. Она выпустила по Болану всю обойму и один раз даже попала. Лео никогда не расспрашивал Болана про события того вечера, никогда не интересовался, почему он просто не разоружил Анджелину и не довел до конца своего мрачного дела, а вместо того повернулся и ушел. Ясное дело, за свою жизнь парень не раз выслушивал угрозы гораздо более серьезные, чем крики впавшей в истерику женщины с почти игрушечной пукалкой в руке.
 Все дело заключалось в том, подозревал Таррин, что Болан был велик не только в смысле внешности, но и душою. Что-то внутри него — не страх, конечно, а нечто более властное — приказало ему отступить перед решимостью слабой женщины спасти жизнь своего мужа. Сочувствие, возможно. Или сострадание. Значение этих слов порядочно поистерлось в наше время, но Лео Таррин считал, что ему понятны эти чувства так же, как и скрытые мотивы поступков Мака Болана.
 Как бы там ни было, но после этого вечера Анджелина узнала про его связь с Синдикатом. И поскольку смириться с этим она не могла, пришлось ей рассказать и о работе в ФБР. С тех пор жизнь Лео Таррина стала чертовски запутанной и сложной.
 Возможно, Болан был прав. Нельзя жить одновременно в двух мирах. В конечном счете неизбежен крах и тут, и там.
 Но, Боже мой, Лео не представлял, ради чего ему жить, если бы не Анджелина и дети. И в этом была главная разница между ним и Боланом. Тот шел по жизни в одиночку и у него имелись веские причины желать этого. У Лео Таррина таких мотивов не было, как не было и оправданий для своей слабости. Ибо, в конечном итоге, это нельзя было назвать слабостью. В этом заключалось различие между ним и Боланом.
 Но он всегда восхищался Маком Боланом, и младший брат Мака тоже.
 Весь перелет из Питтсфилда Джонни был как на иголках. Одновременно возбужден и испуган. Возбужден предстоящей встречей с братом. Испуган, ибо не был уверен, какой прием его ожидает. Он боялся предстать в глазах брата глупым и незрелым, боялся, что его резко поставят на место. Более всего, наверное, он опасался, что человек, которого он почитал Богом, полностью его отвергнет.
 Если разобраться, то паренек весьма плохо знал своего брата. Он почитал его как героя, ясное дело, но почитание — это не понимание внутренних мотивов. В конце концов, он еще только учился ходить, когда Мака призвали в армию. На побывку Мак приезжал редко и ненадолго, хотя, если верить Джонни, в эти редкие визиты он большую часть времени проводил с братом.
 Ну а потом, естественно, было окончательное возвращение. В этот ужас, в этот кошмар...
 Было еще одно воспоминание, которое часто заставляло Лео Таррина просыпаться по ночам в холодном поту. Дело в том, что Лео Таррин нес частичную ответственность за происшедшую с семьей Болана трагедию. И никакой значок агента ФБР не мог с него этой ответственности снять.
 И Мак Болан не случайно разыскивал Лео, чтобы его пристрелить. Соответственно, не было случайностью и то, что Таррин принял на себя персональную ответственность за судьбу младшего брата Болана. И он намерен был опекать его до конца дней своих.
 А теперь перед пареньком стояла проблема, по крайней мере  он  считал это проблемой. И на сей раз Лео не пытался помочь Джонни решить ее, поскольку знал, на какой исход рассчитывал и надеялся Джонни. Это вообще не было решением. И Лео только надеялся, что у сержанта достанет времени и настроения разрешить задачку должным образом.
 Джонни находился в нежном возрасте. Именно в этом возрасте чертовски легко можно сбиться с пути.
 Пацан — представьте себе! — прихватил с собой весь чертов багаж — два невероятно тяжелых чемодана и тащил их всю дорогу до самолета сам, наотрез отказываясь от всякой помощи.
 Под конец Лео смог все же убедить его отдать груз носильщику — эй, парень, отдай чемоданы человеку, должен же он как-то на жизнь зарабатывать!
 Носильщик как раз получил чаевые и поставил чемоданы на стоянке маршрутного такси мотеля, когда к стоянке подкатила голубая машина, из нее вышел высокий широкоплечий парень в дешевом пиджачке и черных очках и крикнул:
 — Эй, Лео! Машина подана!
 Очки и одежда чуть было не обманули Таррина, но знакомый голос тут же рассеял все его сомнения.
 Джонни выглядел так, будто вот-вот потеряет сознание.
 Парень улыбнулся ему и подался к заднему сиденью машины. Лео подхватил чемоданы, забросил их на переднее сиденье, а сам пошел вокруг машины, чтобы сесть за руль.
 — Идем, идем, — позвал он парнишку.
 Джонни застенчиво забрался на заднее сиденье, уселся рядом с братом и протянул ему руку.
 Болан-старший руку проигнорировал, сорвал черные очки и заключил младшенького в медвежьи объятия.
 Лео вел машину, поглядывая в зеркало и чувствовал, что на его глаза наворачивается непрошенная слеза. Такие встречи в мире Болана происходят не каждый день, а Лео знал, что эта встреча вполне может оказаться последней для братьев.


* * *

 Болан подошел к окну, раскурил сигарету и, глядя в сторону бассейна, медленно произнес:
 — Ну-ка, изложи все еще раз, Джон.
 — Я сказал: я уже достаточно взрослый... и мы должны быть вместе.
 — Это надо понимать... — Мак сделал неопределенный жест рукой. — Постоянно... все время вдвоем.
 — Да. От всей нашей семьи остались только мы двое. Мы должны быть вместе.
 — Пару раз такое бывало, — напомнил Болан-старший.
 — Я знаю, но я с тех пор подрос. Я все время думал об этом. Мы двое... а больше у нас никого... вот так. Почему мы должны жить порознь?
 — Джон, о лучшем нельзя и мечтать. По крайней мере я ничего лучшего придумать не могу, но... это невозможно. И ты знаешь, почему. Я думал, что чем старше ты становишься, тем лучше это понимаешь.
 Глаза парнишки заметались по комнате, потом уставились в пол. Он вел безнадежную битву и явно проигрывал и, кажется, сознавал это.
 — Лео рассказывал мне про твой фургон, твою боевую машину. Мы могли бы жить в ней вместе. Я мог бы управлять ею. Я хороший водитель, Мак. Ты мне все покажешь и через час-другой я смогу управляться с этим фургоном в лучшем виде. Я мог бы даже готовить и убирать. Лео говорит, ты плохо питаешься. А я бы тебя заставлял. У меня там поваренная книга в чемодане. Там все написано про то, как готовить вкусную и здоровую пищу.
 Болан был по-настоящему растроган. Он повернулся спиной к окну и сказал:
 — То есть ты готов стать домохозяйкой, Джон. Но для этого тебе придется от слишком многого отказаться. Ты это знаешь? Как насчет школы? Как быть с твоими занятиями, друзьями, развлечениями, спортом, девушками — особенно с ними?
 Мак покосился на брата.
 — У тебя есть девушка?
 Джонни кивнул.
 — Вы близки друг другу?
 — Э-э... ну да...
 — И ты готов к тому, чтобы сказать ей «прощай»?
 — Я уже сказал.
 Таррин нервно закурил сигару. Когда наконец парнишка перейдет к главному?
 Болан-старший между тем говорил:
 — Я живу в преисподней, Джон. Ты не можешь себе представить, что это такое, и тут не в возрасте дело. Чтобы это понять, надо здесь пожить какое-то время. Это паскудная жизнь. Точнее — вовсе не жизнь, а разновидность затянувшейся смерти, Джон. Ты никому не доверяешь, ни с кем не общаешься, ни во что не веришь. Каждого встречного мужчину или подростка, каждую женщину или девушку ты должен рассматривать как потенциального врага, готового заложить тебя за горстку баксов. Здесь никто не протянет тебе руку помощи, здесь не существует дружбы или общности идеалов — здесь нет ничего, кроме предательства и смерти. И ты хочешь вести такую жизнь?
 — Но ты-то ее ведешь? — упрямо ответил Джонни.
 — А кто я такой? — раздраженно выпалил Мак. — Посмотри на меня, Джои! Внимательно посмотри! Кто я к черту такой? Пример для подражания?
 — За тобой я бы и в ад пошел, — сказал парнишка сквозь сжатые зубы.
 — Ты это уже сделал! — отрезал Болан. — А я тебе говорил, чтобы ты и думать об этом забыл! Мне казалось, ты понял!
  «Спокойней, спокойней»,  — хотел сказать Таррин.
 — Мак, я... я должен был. У меня не было выбора.
  Ну вот. Перешел к главному. 
 — Всегда есть возможность выбора между раем и адом, Джон, — по лицу Болана-старшего невозможно было судить о той эмоциональной буре, которая бушевала внутри него, но подозрительно заблестевшие глаза выдавали его с головой. — Я сделал свой выбор там, на кладбище Святой Агнессы. И ты помог мне его сделать. С тех пор я живу в соответствии с этим выбором. И я надеялся, что ты тоже будешь держаться  своей  линии.
 — Я тоже выбираю ад!
 Пацан забуксовал на месте. Главное до сих пор не было сказано.
 Болан-старший застонал:
 — Джонни! Существование  ада  лишается всякого смысла, если пустуют небеса! Я хочу, чтобы кто-нибудь из близких мне людей жил в раю. Хотя бы  один! 
 О Боже! Таррин пожалел, что не извинился и не оставил их одних под каким-нибудь благовидным предлогом, а теперь было поздно.
 Джонни наконец вышел на главную тему.
 — Вот... э-э... насчет этого... Мак, я же сказал тебе: у меня не было выбора. Вал... она... э-э...
 — Что с ней?
 —  Она выходит замуж,  черт возьми!
 Мак на несколько секунд застыл на фоне окна, залитого ярким солнечным светом. Затем он сказал очень тихо и спокойно:
 — Ну так пора ведь, не так ли? Я этого хотел, Джон. Эй... Вал никому из нас ничем не обязана. Она заслужила...
 — А я и не говорю, что не заслужила.
 — И кто же этот счастливчик7
 — Агент ФБР, — Джонни стрельнул глазами в сторону Таррина. — Один из его людей.
 — Тебе он нравится?
 — Думаю, парень что надо. Вал, по крайней мере, так думает. В общем, я не против. А вот как ты?
 — Присоединяюсь к тебе, — ответил Болан-старший.
 — Ну, теперь ты понимаешь, почему... я имею в виду, что теперь самое время нам быть вместе. Вот что я думаю.
 Лео Таррину не нужно было доказывать, что Маку Болану тоже не чуждо ничто человеческое. Лео  знал,  что значит для Мака Вал. Он был в Бостоне, когда тот метался по ночному городу, разнося все на своем пути, чтобы только отыскать ее. Лео был там, когда Болан спас ее от участи во сто крат худшей, чем смерть, а потом, убедившись, что не осталось ни одной щелочки в круговой защите, и повторения бостонских событий невозможны, сказал ей «до свиданья». Таррин лично присутствовал при том эмоциональном, вышибающем слезу прощании. Болан принял мучительное решение и вернул ее миру —  светлому  миру. И невзирая на то, что Мак действительно долгое время хотел, чтобы она сделала свой выбор, Лео знал — для Болана это известие подобно горсти соли, брошенной в незатянувшуюся рану. Лицо не выдаст боли, ни один мускул не дрогнет, но глаза, ставшие на несколько секунд предельно усталыми и несчастными, глаза не смогут скрыть правды.
 — Что ж, какое-то время тебе придется трудно, Джон, — говорил старший брат младшему. — Конечно же, тебе будет ее не доставать. Но ты должен понять, что Валентина тоже человек, ей нужно тепло, нужна любовь. Не может же она всю оставшуюся жизнь сидеть рядом с тобой...
 — Мак, чтоб тебя черти побрали! — завопил пацан, теряя самообладание.
 — Что-то еще?
  «Вот именно, кое-что еще»,  — молча заверил его Таррин.
 — Все не так просто, — взяв себя в руки, спокойно сказал парнишка.
 — И в чем осложнение?
 — Она не оставит  меня. 
 — Не понял?..
 — Вот ее условие: или я буду жить с ними... или она не выходит замуж.
 Лицо Мака Болана мучительно исказилось. Таррин поднялся и прошел в ванную вымыть руки.
 — Ну-ка, изложи подробнее, Джон.
 — В общем так, Джек — это тот парень, Джек Грей, — говорит, что он берет нас  обоих.  Как тебе нравится такая заявочка? Он хочет  усыновить  меня, Мак. Вот в чем штука-то. Все как положено — с изменением фамилии и всего такого прочего. А потом уехать куда-нибудь. Но  изменить фамилию.  Отказаться от своего имени.
 Болан поймал взгляд Лео Таррина сквозь открытую дверь ванной. Мак молча задал ему вопрос, а Таррин так же беззвучно на него ответил.
 — Ну и что такого? — спросил Болан брата. — Ты и так под чужим именем живешь. А у меня этих имен сотни две или что-то вроде того.
 — Да, но это же временно.
 — Джон... ты понимаешь... ты по-настоящему понимаешь, что делает Вал? Я имею в виду, что она...
 — Она хочет добра, — сказал паренек.
 — Хочет  добр?!  Ты рассказываешь мне, что у нее появился шанс зажить нормальной жизнью с хорошим человеком, и что она готова отказаться от своего счастья, если тебе будет плохо, и ты называешь это «она хочет добра»?! И это все?!
 — Мак... я... мы  оба  оставляем тебя. Я не могу этого сделать.
 Таррин вернулся к своему креслу и со вздохом опустился в него. Назревала гроза, и это явственно читалось во взгляде Болана, вернее во взглядах  обоих  Боланов.
 — Давай раз и навсегда договоримся, Джон. Духовно мы всегда будем вместе, как и раньше. Но это все.
 — Не надо вешать мне лапшу на уши, Мак! Я мог бы быть тебе хорошим помощником. Я мог бы...
 Ну вот, началось!
 Таррин ждал взрыва со стороны Болана-старшего, но вместо этого в комнате повисло тягучее, невыносимое молчание.
  Ты сам напросился, паренек. Ты не должен был этого говорить.  И ты сам понимаешь свою ошибку. Просто у тебя уже нет сил противостоять этому большому угрюмому человеку, стоящему у окна.
 — Пора поговорить начистоту, Джон.
 — Ладно, — ответил подросток очень спокойно и сдержанно.
 — Ты не можешь быть со мной, потому что я не могу позволить себе такой роскоши. Ты будешь петлей у меня на шее. Ты станешь моей гибелью, Джон. Ты не сможешь быть мне помощником. Меня убьют раньше, чем ты научишься как следует стрелять.
 — Я... я не могу по-другому.
 — Почему нет?
 — Я не могу оставить тебя. Пока ты...
 — Пока я жив, не так ли? Чего ты хочешь, Джон? Встать в почетный караул у моего гроба?
 — Я не могу оставить тебя.
 — Почему бы и нет? Я ведь тебя оставил.
 — Это другое дело.
 — Пожелай мне удачи, Джон. И скажи до свидания. Потом пожелай удачи Вал. И передай ей мою благодарность.
 Мальчишка плакат, и это были горькие слезы — слезы поражения, бессильной ярости и стыда за свою слабость.
 Лео решил, что надо бы и лицо сполоснуть, и вышел в ванную.
 Когда он вернулся в комнату, обстановка не слишком изменилась. Старший с каменным, искаженным болью лицом стоял у окна, младший все так же плакал в кресле. Слезы слепили его, и он яростно кусал нижнюю губу.
 — Ничего не выйдет, Джон, — тихо проговорил Болан. — Мы должны все понять и принять как есть. Но вот что я тебе скажу. Мы не можем так расстаться. Так что задержись в мотеле еще на время. Дай мне еще один день, чтобы разобраться с этим городишком. Если завтра я не вернусь к этому времени, значит я вообще не вернусь. Тогда уезжай вместе с Лео. Но если я все же появлюсь... что ж... тогда мы вернемся в Питтсфилд вместе. Поедем не спеша и со вкусом. Ты будешь вести фургон, а я буду готовить пищу, если ты сможешь ее есть. Выкроим недельку отдыха и сделаем так, что она нам запомнится надолго. А когда мы вернемся в Питтсфилд, то дальше я пойду своим путем, а ты — своим, без прощания. Идет?
 — Идет, — ответил подросток, улыбаясь сквозь слезы.
 — А теперь мне надо переговорить с Лео с глазу на глаз. Дела...
 Болан подошел к брату и обнял его, бросив измученный взгляд в сторону Таррина.
 — Я сейчас вернусь, братец Джон, — пообещал Таррин младшему Болану и вышел из комнаты вслед за старшим.
 Есть трагедии, которые никогда не заканчиваются. Эта, питтсфилдская, явно была одной из них. Что там старший говорил младшему?
  Существование ада лишается всякого смысла, если пустуют небеса? 
 Таррин вынужден был согласиться с этой логикой, хотя у нее имелись свои негативные стороны.
 Лео Таррин, специалист по балансированию на лезвии ножа, считал, что он знает, почему некоторые люди выбирают ад.




 Глава 19


 Они стояли рядом в тесной прихожей, прислонившись к стене, и беседовали приглушенными голосами, не глядя друг на друга.
 — Я пытаюсь изобразить из себя создателя королей, Лео, но не могу найти рычаг и точку его приложения. Может, ты поможешь?
 — А кого ты хочешь помазать на царствие?
 — Малыша Арти.
 — Неудачный выбор. Я слышал, он мертв.
 — Когда ты это слышал?
 — Сегодня утром, когда проезжал Ла Гардию. Я там заправлялся, и кроме бензина получил кое-какую информацию. Не только насчет Арти. В город спешно направляется несколько групп «солдат».
 — И что тут нового?
 — Приоритеты. На этот раз ты — случайное обстоятельство. Главная их цель — очистить лес от сухостоя.
 — Вот она «Коза Ностра», Лео. Подлинное братство!
 — Кот должен ловить мышей, сержант. А если нет...
 — Арти жив, Лео. И в полном здравии.
 — Ты это точно знаешь?
 — Да.
 — Рад за него. Он последний из могикан. Настоящий дон, подлинный крестный отец.
 — Дерьмо собачье, вот кто он...
 Таррин хмыкнул.
 — Со всем отсюда вытекающим, разумеется.
 — Так как мне его короновать?
 — Никак. Имеет значение только Чилья. Корона сейчас у него.
 — И не важно, что Арти все еще на сцене?
 — В конечном счете, нет. Я же тебе сказал, куда ветер дует: идет расчистка леса для молодой поросли.
 — Ну, а если Арти заставит этот ветер задуть в обратную сторону? Если он плюнет в морды бонзам из Нью-Йорка?
 — Если ты еще можешь ловить мышей, то что ж... Да, боссы вынуждены будут пересмотреть свою позицию.
 — В этом и заключается моя игра, Лео.
 — А-а. Ну, не знаю, сержант. Венчать на царство, да? Что ж, может быть. Но игра должна быть очень тонкой.
 — Дай мне только рычаг, Лео.
 — В Нью-Йорке ходят слухи, что ты замочил Малыша Арти.
 — Нет. Чилья посадил его под замок, а я освободил. Но не смог уследить. Сейчас он рыскает на воле, и все охотники за скальпами из банды Чилья идут по его следу. Плохо еще и то, что он прихватил с собой нечто такое, чем я очень дорожу. Нечто очень ценное и хрупкое. Где мне искать его?
 — М-м-м.
 — Лео?!
 — Я думаю. А старина Паттриччи все еще здесь?
 — Два часа назад был еще жив.
 — Ты же знаешь эту речную крысу. Во времена сухого закона он торговал бормотухой по всей Миссиссипи. Несколько лет назад он... нет... пожалуй, это было слишком давно. Я больше ничего об этом не слышал.
 — Что это? Лео, мне достаточно соломинки — любой соломинки, за которую можно ухватиться.
 — Я просто подумал, что если у Арти неприятности, то он попытается укрыться у Винодела Джулио. Они когда-то были партнерами.
 — Ну и в чем же заключается моя соломинка?
 — Твоя соломинка — пароход. Настоящий, подлинный музейный экспонат. Старинный, колесный. Его вообще-то отправляли на слом, но Джулио его перекупил — из сентиментальных, должно быть, соображений... Не знаю, сержант, может все это бред. Я потом несколько лет ничего не слышал про этот пароход. Старик намеревался его реставрировать и держать в качестве забавы. Пережить заново свою юность на реке... или же провести на реке остаток жизни, когда отойдет от дел... Что-то вроде того... Однако он так ничего и не сделал. Но я помню, что в каком-то общенациональном журнале появилась статья по поводу его приобретения — с ностальгической ноткой и полная меланхолии. Там были фото в стиле ретро и все такое. А пароход назывался... э-э... «Юбилей». Да, колесный пароход «Юбилей». Большой, трехпалубный. Не уверен, но, кажется, он мог перевозить несколько сотен пассажиров. Прогулочный корабль. На больших реках таких было полно.
 — Знаю я эти корыта, — сказал Болан. — Они до сих пор еще попадаются. Парочка таких стоит у пристани в пригороде.
 — Верно. Один из них — вроде музея, на вечном приколе. Как его? А! «Голден»... или «Голденрод»? Еще один на ходу — то ли «Президент», то ли «Адмирал»... не помню точно. Оба они классом повыше, чем «Юбилей», разница между ними, как между самолетом и дирижаблем. Я уже говорил: когда Джулио купил это корыто, оно уже разваливалось на части. А статья в том журнале поставила Джулио в глупое положение. Его приобретение стало излюбленной темой шуток на востоке. Джулио заплатил за старую калошу по цене металлолома, но понадобилась бы уйма баксов, чтобы ее отремонтировать и восстановить. Тогда все над ним смеялись и, кажется, старик бросил свою затею.
 — То есть, ты не уверен — отреставрировал он пароход или нет?
 — Черт его знает, сержант. Понятия не имею. Но именно это пришло мне в голову, когда ты спросил насчет убежища для Арти.
 — И больше тебе нечего сказать, Лео?
 — Сожалею, сержант. Это место в мафиозных кругах долгое время слыло безнадежной дырой. Мне просто нечего тебе сказать.
 — М-м... а этот парень — Джек Грей. Как он?
 — Нормальный мужик. Он хочет оставить службу и открыть свою юридическую контору где-то на Западе — в Вайоминге, кажется. Для Вал и Джонни лучшего и не придумать. Это самое лучшее прикрытие для них. Джек позаботится обо всем, сержант.
 — Ты его лично знаешь?
 — Конечно. Я сам рекомендовал его в службу охраны. Если надо, я добуду для тебя его досье — весь его жизненный путь, расписанный по дням. Можешь проверить его по всем параметрам, чтобы на душе было спокойно. Потом дашь мне знать. Я все устрою.
 — Лео, не знаю, как тебя...
 — Тогда и не пытайся. Оставь это, сержант. Я должен проследить, чтобы пацан превратился в мужчину, а ты должен сражаться. Держись, парень.
 Они обменялись сердечными рукопожатиями, и Болан покинул мотель.
 Голова шла кругом от разнообразных мыслей, на сердце было тяжело после разговора с Джонни. О Валентине он старался вообще не думать — после новокаиновой блокады пораженный орган впадает в онемение и вроде не болит, но лучше его не касаться.
 Предстоит тяжелый день, скоро в городе разразится сущий ад, есть куда направить умственную и физическую энергию.
 Итак...
  «Юбилей»,  да?..
 Будет забавно, если окажется, что это старое колесное корыто до сих пор еще мирно ржавеет где-нибудь неподалеку.
 А еще забавнее будет, если окажется, что именно там скрывается семья Джиамба, пережидая тяжелые времена.
 Если так, то у Винодела Джулио будет шанс посмеяться последним в споре с нью-йоркскими боссами.


* * *

 Болан связался с боевым фургоном, и ему ответил Шварц. Разговор предстоял деликатный, радиоволнам доверять его не стоило, и Мак приказал Гаджету отправиться к ближайшему телефону-автомату и перезвонить оттуда. Что тот и сделал.
 — Что у тебя? — спросил его Болан.
 — Паршиво, — прозвучал унылый ответ. — Тихо. Один лишь фоновый шум. Выглядит, как затишье перед бурей.
 — Есть что-нибудь от Тони?
 — Ни словечка.
 — Есть один вариант, Гаджет. Стоит его проверить. Джулио-то все еще у нас?
 — Здесь. Сквернословит и произносит напыщенные проповеди прямо в объектив видеокамеры.
 — Нам надо поговорить в открытую с этим стариком. Выложить карты на стол. Так что идите к нему и изложите все как есть. Постарайтесь, чтобы он нам поверил. Если мы не найдем Арти и остатки его банды в течение нескольких ближайших часов, то у семьи Джиамба в этом городе будущего не будет.
 Сделайте так, чтобы Джулио это понял и зарубил себе на носу. Как только увидите, что до него дошло, спросите его про «Юбилей».
 — А что это такое, сержант?
 — Это старинный колесный пароход, который он некогда приобрел на мусорной свалке. В свое время говорили, что он намерен восстановить эту калошу и провести на ней остаток жизни, когда удалится от дел. Если эта посудина, Гаджет, еще существует и где-то укрыта, то лучшего убежища в трудные времена и не придумаешь. В трудные времена, вроде нынешних.
 — Да. Звучит неплохо. Убедительнее всего, что я когда-либо слышал. И мы простодушно ему все это выложим?
 — Ну, поиграйте малость, проявите смекалку. Что мне тебя учить? Конечно, не следует полагаться на его доброе сердце и дух сотрудничества. Упомяни ненароком это название, как если бы слышал его от человека Чилья или что-нибудь в этом роде, не менее тревожное. Если пароход — то, что нам надо, он обязательно отреагирует. Малость попугайте его. Если вы найдете место швартовки корыта, то, опять же, мне незачем говорить вам, что надо делать.
 — Мог бы и сказать. Впрочем, я и без тебя понял. Мы должны отправиться туда и освободить Тони — верно?
 Болан вздохнул.
 — Думаю, в данном случае вам следует придерживаться политических, а не милитаристских методов. Мне кажется, что в лагере Джиамба нас будут слушать. Лично я направился бы прямо к Малышу Арти и изложил бы все, как есть. Для них, Гаджет, это вопрос жизни и смерти. В город приезжает пара сотен вооруженных головорезов, и все они жаждут крови Джиамба. Далее — если  мы  смогли найти убежище Арти, то вполне вероятно, что и те смогут сделать то же самое. Надо, чтобы он это хорошенько уяснил себе. И если он согласится тебя выслушать, ты расскажешь ему все, что я задумал. Сдается мне, что идея ему понравится. Думаю, он согласится с ней. Но, разумеется, сначала он должен вернуть нам Тони.
 — Угу... Ну и что же все-таки ты  задумал,  сержант?
 — То, в чем специализировалась команда «Эйбл» — вспомни Конг Хай.
 — Ага. Понял. А как ты все это э-э... организуешь?
 — Еще не знаю. Что-нибудь придумаю. А ты пока займись стариком.
 — Э-э... а как там твои личные проблемы?
 — Все нормально, Гаджет.
 — Рад за тебя. О'кей. Если не добьемся толка от старого Джулио, попробуем другой подход. Где можно упрятать целый пароход? Штука-то, думаю, не малая, а? Что-нибудь вроде «Голденрода»?
 — Насколько я понимаю, да. Слушай, а та свалка, по которой мы сегодня утром ударили... Что находится за ней?
 — Река. Ну, сначала, конечно, очень много лома и прочего мусора. Затем старый док, который высох после возведения плотины. Несколько доков для речных барж. А в основном самый заурядный речной берег, сержант.
 — У меня такое чувство, что все это как-то связано. Свалки, кладбище автомобилей, кладбище пароходов. Проверьте все, парни. Именно оттуда я бы и начал поиск.
 — Я тоже. Тем более, что у меня предчувствие удачи. Оставайся на связи, сержант.
 Болан угрюмо хохотнул:
 — Что — пришел слабый импульс на предварительный усилитель?
 Шварц польщенно засмеялся:
 — Ага, ты верно понял.
 — Это  ты  понял, компадре, — заявил Болан. — Боюсь, я опять навесил на вас самую черную работенку. Передай Политику, что я сказал...
 — Я скажу, что ты велел ему оставить глупости и настроить свои предварительные каскады на прием.
 Болан засмеялся и дал отбой.
 Смеяться-то особенно не было над чем, но... не плакать же!
 Маку самому предстояла задача не из легких. Он должен был каким-то образом донести до ушей Джерри Чилья определенную информацию, причем сделать так, чтобы тот воспринял ее со всей серьезностью.
 Со всей серьезностью!
 Болану предстояло осуществить в Сент-Луисе то, что когда-то произошло в Конг Хае.
 Но пока что он не имел ни малейшего понятия, как все это проделать.




 Глава 20


 Чилья беседовал с только что прибывшими командирами ударных групп в библиотеке особняка Джиамба, когда Тони Берд, начальник охраны, принес ему визитную карточку с изображением пикового туза и именем Билли Кингдом на обратной стороне. Имя было отпечатано серебром.
 Вид карточки произвел глубокое впечатление на присутствующих. За длинным столом воцарилось почтительное молчание.
 — Что за он? — нахмурившись, спросил Чилья, разглядывая карточку.
 — Я велел ему дожидаться у ворот, босс. А он сказал, чтобы я побыстрее шевелил задом, он, мол, не собирается торчать там весь день.
 — Мальчики, вы что-нибудь слышали про Билли Кингдома? — спросил повелитель Сент-Луиса у своих гостей.
 — У этих парней тысячи имен, — проворчал кто-то.
 — И тысячи лиц, — добавил другой.
 — Я тоже знаю одного парня с тысячью лиц и имен, — озабоченно сказал Чилья.
 Киллер из Цинциннати хихикнул:
 — Уж не думаешь ли ты, Джерри, что он заявится  сюда? 
 Чилья пожевал нижнюю губу.
 — Кто знает?
 Снова в библиотеке воцарилась почтительная тишина. Гости обменивались понимающими взглядами. И взгляды эти говорили: у везунчика и ловкача Чилья тоже есть свои неприятности. Они уже были в курсе всего, что произошло в городе за последние несколько часов.
 Начальник охраны беспокойно шевельнулся:
 — Так что мне ему передать, босс? Не могу же я заставить Черного Туза торчать у ворот, как какого-нибудь распроклятого...
 — Заткнись, черт побери!
 — Так точно!
 — Когда мне понадобится твой совет, Тони, я пошлю тебе запрос!
 — Так точно, босс. Я просто подумал...
 — Как выглядит этот парень?
 Начальник охраны пожал плечами.
 — Как они все выглядят?
 — Что за ответ?! — взревел Чилья.
 — Другого у меня нет, босс. Выглядит он, как все Черные Тузы.
 — Он сказал, чего хочет?
 — Он просто велел мне передать эту карточку моему председателю совета.
 В озабоченных глазах Чилья мелькнул огонек.
 — Он так сказал?
 — Это его слова, босс.
 «Председатель совета» новоиспеченной сент-луисской корпорации осторожно отодвинул назад свое кресло и подтянулся к трости. Если вдуматься, то это его долг и обязанность проверить личность гостя и, если надо, оказать ему надлежащий прием. Представителя «Коммиссионе» не заставляют ждать на улице даже в смутные времена —  особенно  в смутные времена. С другой стороны, ублюдок Болан именно в такие времена любит выкидывать свои самые дикие номера. Во времена заварушки в Новом Орлеане он под видом одного из Черных Тузов «Коммиссионе» проник в штаб-квартиру Чилья. Обжегшись, черт возьми, на молоке, начинаешь дуть на воду. Хотя, конечно, со стороны Болана было бы чистейшим безумием пытаться второй раз разыграть ту же самую карту с тем же партнером. Парень слишком умен и не допустит такой ошибки. Но все равно... назовите это сверхосторожностью или еще как-то, но Чилья не собирался в таком деликатном деле полагаться на суждение какого-то тупого охранника.
 К Чилья подскочили его личные телохранители Джейк Рио и Нат Пальмиери и помогли боссу подняться на ноги. Рио вручил Джерри трость и даже попытался чуть ли не на ручки его взять. Представление он разыгрывал специально для гостей. Чилья оттолкнул его и заковылял к двери, извинившись перед заезжими головорезами.
 — Расслабьтесь, ребята, — сказал он. — Я, пожалуй, пойду лично взгляну на этого Черного Туза.
 Телохранители следовали за ним, почти наступая ему на пятки. Спуск по лестнице был долгий и мучительный. Щиколотка у Чилья распухла вдвое против обычного и при малейшей нагрузке чертовски болела. Хорошо, хоть перелома не было, всего лишь растяжение. Такие пустяки не должны отвлекать мужчину от бизнеса. Он мысленно ухмыльнулся. Особенно если этот мужчина не абы кто, а председатель совета, черт побери!
 Никто до сих пор его так не называл.
 Звучало неплохо. Что ж, он — Джерри Чилья, не шестерка какая-нибудь, и может позволить себе разыграть небольшое представление. Каждый нормальный, уважающий себя мужик любит временами повыпендриваться. Иногда это признак принадлежности к определенному классу — ты просто показываешь, есть ли у тебя нужный лоск и другие качества... Чилья всегда уважал людей, которые умели подчеркнуть свою принадлежность к высшему классу.
 Нисколько не повредит, если нью-йоркским пердунам доложат, что председатель совета нового сент-луисского отделения лично вышел к воротам — и это в беспокойное и опасное время — поприветствовать их представителя, невзирая на распухшую, словно футбольный мяч, щиколотку.
 В этом тоже был высший класс.
 Ну, а если парень у ворот  не был  настоящим Черным Тузом... Что ж, Бога ради!  Этот  председатель способен справиться с такой ситуацией даже с двумя поврежденными ногами.
 Чилья покосился через плечо, дабы убедиться, что телохранители неотступно следуют за ним. В глубине души «председатель» далеко не был в себе уверен. Особенно после недавних событий в городе. Он быстро окинул взглядом двор, отмечая размещение охранников на постах. Тони Берд шагал впереди, его люди были расставлены по всей территории усадьбы в самых неприметных местах и несли бдительную вахту. Двое самых надежных парней охраняли ворота.
 Все силы к этому времени уже прибыли в город и на базу. Чилья произвел ряд перестановок, снял одних командиров групп, назначил других; произвел кое-какие новые назначения, распустил несколько групп и сколотил на их основе новые... Словом, быстро превратил разношерстную толпу в боеспособную единицу.
 На сей раз уже никакой сорвиголова не сможет так легко проникнуть на территорию Джерри Чилья. Нет, не выйдет!
 Тяжелые железные ворота, весившие не одну тонну, запирались прочными засовами. Даже если их протаранит грузовик, они не откроются. Сквозь такие ворота сможет прорваться только танк при поддержке пехоты.
 Так что главной заботой Чилья в данный момент была не безопасность базы, а его статус, его авторитет, его карьера в Синдикате, его будущее. Пора было позаботиться об этом всерьез ввиду происшедшей в городе за последнее время дурости.
 Так что он принял правильное решение — самолично выйти навстречу Черному Тузу.
 Туз прибыл на новеньком огненно-красном «корвете» с откидным верхом — престижная штучка с белой кожаной обивкой и хромированной решеткой для багажа сзади. Багаж тоже смотрелся что надо — он так и вопил о деньгах, да не просто о деньгах, а об очень больших деньгах.
 Да что там говорить, Тузы — ребята высшего класса и умеют подать себя как надо.
 На госте была клетчатая дорожная кепка и красный, в тон машине, шелковый шарф. В глаза бросались очки в стальной оправе с дымчатыми стеклами и тонкая сигара с мундштучком. Такое разве что в кино можно увидеть — в фильмах о жизни британских аристократов.
 Да, высший класс!
 И он уже успел полностью деморализовать и очаровать двух «самых надежных» парней, дежуривших у ворот. Эти болваны стояли со скрещенными на груди руками, глядели на франта, как на Господа Бога, и гоготали над свежим анекдотом, рассказанным им с шутками и прибаутками. В нарушение всех правил и инструкций ворота были раскрыты, и оба охранника стояли  за  линией ворот, у самого автомобиля Черного Туза. Придется устроить идиотам хорошую выволочку — Туз или не Туз, а службу нести надо как следует! Но это, конечно, подождет...
 Председатель совета толкнул половинку ворот тростью и вышел за пределы ограды, ковыляя и притворяясь, что внимательно изучает визитную карточку, принесенную Тони Бердом.
 Пальмиери и Рио остановились в воротах. Тони Берд вышел наружу вместе с боссом, бросая грозные взгляды на своих нерадивых подчиненных.
 Атлетического сложения парень, сидящий в красном «корвете», говорил:
 — ... всю дорогу от Роллы. Ей-богу. Ну, а когда я остановился у придорожной винной лавочки в Сент Клер, то через минуту-другую этот парень притормозил рядом со мной. Я оборачиваюсь, угощаю его сигарой, ну и к сигаре кое-что прикладываю и говорю: «Доброе утро, сержант. Славный денек для загородной прогулки, не правда ли?»
 Охранники заржали.
 — Ну, а фараон мне и говорит: «Сэр, вы ехали со скоростью, превышающей сто сорок миль в час! Не кажется ли вам, что это многовато?» Тогда я даю ему еще сигару и отвечаю: «Для такой тачки, сержант? Да нет, что вы, нисколько. Это для нее всего лишь...»
 Черный Туз наконец заметил присутствие Чилья. Он прервался на полуслове, слегка склонил голову влево и пальчиком поманил к себе человека с тростью.
 Чилья не мог видеть глаз Туза за темными стеклами очков, но был уверен, что они оценивающе смеряли его с ног до головы.
 — А это у нас кто? — спросил Туз тем же светским тоном.
 Чилья подошел ближе и протянул ему карточку.
 — Я полагаю, вы послали мне это, — холодно, без всякого намека на улыбку произнес он. — Если вас удивляет моя трость, то дело в том, что сегодня утром я подвернул ногу и именно поэтому вам пришлось ждать так долго, пока я выйду, чтобы лично встретить вас.
 — Можете сохранить ее у себя, — кивнул Туз в сторону карточки. — Пригодится, когда мемуары писать будете.
 Что означала эта ахинея?
 Никому не позволено так говорить с...
 Чилья раскрыл было рот, чтобы высказать наглецу все, что он о нем думает — плевать, Туз ты или нет! — именно в это мгновение все и произошло.
 Никто из присутствующих даже не подозревал, что человек способен действовать с такой быстротой. Никто никогда не видел, чтобы ситуация менялась так быстро. Чтобы так внезапно атмосфера расслабленной приятельской болтовни превратилась в свою противоположность, полную предельного напряжения и смертельной угрозы.
 И те из присутствующих, которым позже довелось рассказывать равным и докладывать старшим обо всем происшедшем, оставались непоколебимо единодушны относительно деталей этого потрясающего момента.
 Вот приезжий фраер — по всему видно: большой человек, высший класс, без обмана — сидит и демократично треплется с ребятами, которые аж за животики от смеха держатся, а потом на секунду прерывается, чтобы добродушно подшутить над боссом. А через неуловимо малый промежуток времени босс оказывается согнутым в три погибели и наполовину втащенным в красную машину. И в рот ему вставлен ствол очень неприятно выглядящего пистолета, а большой парень крепко держит босса за волосы. И все замирают.
 А «Билли Кингдом» — совсем уже другим тоном и голосом — холодно инструктирует присутствующих относительно того, как им надо себя вести, чтобы их босс остался в живых.
 — Легче, парни, легче. У этой пушки очень чувствительный спусковой крючок. Стоит мне только поглубже вздохнуть или поморщиться и вашему боссу придется распрощаться со своей головой. Я приехал сюда только ради переговоров, ни за чем другим. Так что предлагаю всем отойти назад за линию ворот. Когда все отойдут, Джейк, ты закроешь ворота. Затем вы все на несколько минут исчезнете, пока мы с Джерри тут малость потолкуем. Когда мы закончим, Джерри вернется к вам, а я уеду. Все очень просто, только ведите себя нормально. Разумеется, ситуация может сложиться и по-иному. Все зависит от вас, мальчики.
 За этой холодной речью последовали мгновения растущей напряженности, пока Пальмиери не взял командование на себя. Здоровенный телохранитель застыл у ворот с разведенными руками и растопыренными пальцами.
 — Всем сохранять спокойствие, как сказано. Кто вы на самом деле, мистер?
 — Меня зовут Болан.
 Атмосфера еще больше наэлектризовалась.
 Джейк Рио тоже решил внести свою лепту, чтобы разрядить обстановку.
 — Нат, этот парень выполняет свои обещания. Если он говорит, что приехал для переговоров, значит, так оно и есть.
 Все же Пальмиери с трудом сохранял спокойствие. Глаза его горели при виде затруднительного положения босса, руки чесались.
 — Ладно, — сказал он под конец. — Все назад, парни. Делаем, как он говорит. Джерри — у нас нет другого выхода. Мы делаем единственное, что нам остается.
 Все отступили на территорию поместья.
 Джейк запер ворота.
 Все скрылись из вида, сохранилась только разлитая в воздухе напряженность.
 У Чилья из уголка рта текла кровь. Болан вытащил из его рта ствол «беретты» и приставил к виску. Он немного ослабил хватку, позволив Чилья дышать более свободно. После чего холодно проговорил:
 — Вот мы и одни, Джерри.
 В глазах «председателя» отражался ужас и непреодолимое желание жить. Но Джерри Чилья не был сосунком и умел трезво оценивать положение.
 — Что тебе нужно? — пробормотал он.
 — Все может закончиться быстро и к обоюдному удовольствию. Ты просто скажешь мне одно слово.
 — Что за слово?
 — Название парохода.
 — Какого еще парохода?
 — Послушай, старина, я сказал, что все может закончиться быстро, но если ты будешь задавать вопросы...
 — Я ни черта не понимаю — что тебе нужно?
 — Мне нужна Тони.
 — Да? Ну... я и не знал, что ты ее знаешь. Я так понял, что она ушла с тобой этим утром, только никак не мог взять в толк, почему.
 — Она — мой человек в твоем гадюшнике.
 — Тони?!
 — Да.
 — Не пудри мне мозги!
 — Выбирай слова, Джерри. Мне нужно всего лишь название парохода Паттриччи.
 Председатель видимо плохо играл в покер. Его мысли слишком явно читались в суетливо бегающих по сторонам глазах.
 — О-о. Которого?
 — Того старого колесного, над которым все потешались.
 — "Миссиссипи Куин".
 — Точно?
 — Ты же сказал — колесный. Другого нет.
 — Где он его прячет?
 Джерри Чилья трудно было назвать чертовски находчивым человеком.
 — Где-то на реке, — высказал он глубокую мысль.
 — Я тоже не считаю, что где-то  в пустыне,  дружище. Это очень большая река.
 — Я не знаю, где он его прячет.
 — Ну-ну! Ты может еще скажешь, что никогда его не видел?
 В глазах мафиози отражалась лихорадочная работа мысли.
 — Нет. Не видел. Я только слышал, как ребята как-то над ним смеялись. Я же здесь недавно, ты знаешь.
 — Так значит «Миссиссипи Куин». Ты уверен?
 — О да! Совершенно уверен.
 — Учти, парень, я веду переговоры серьезно. Я расстраиваюсь, когда мне лгут. И если я обнаруживаю, что меня попытались обмануть, то обычно я возвращаюсь к таким нечестным людям, причем настроение тогда у меня жутко портится. И тебя, Чилья, я тоже могу разыскать. Где бы ты ни был.
 — Я верю, верю. Я тебе не вру. Это «Миссиссипи Куин». Старый колесный пароход. Другого такого на реке нет.
 Болан обезоружил мафиози и оттолкнул его подальше от машины, после чего ударил по газам, задним ходом выскочил на улицу и доехал до поворота, где с визгом покрышек развернулся и, взревев мощным мотором, помчался прочь.
 Сзади не было ни выстрелов, ни погони. Собственно, Болан их и не ожидал.
 Он только что дал «председателю совета» интригующую зацепку, над коей стоило поразмыслить, и информацию, ценность которой компенсировало испытанное у ворот унижение.
 Болан ухмылялся. Подумать только — «Миссиссипи Куин»!
 Ясное дело, Чилья никогда не слышал об этой причуде Джулио. Но ребята его просветят. И тем быстрее вовлекут и его и себя в западню «Конг Хай».




 Глава 21


 Бывали времена, когда Маком Боланом овладевало чувство роковой неизбежности и самодостаточности событий, когда не человек управлял их ходом, а — по выражению Эмерсона — события для своих целей использовали человека как верховое животное. Сейчас наступило как раз такое время.
 Слова и поступки людей, события прошлого, настоящего и будущего складывались в узоры, образовывали схему, столь совершенную по своей симметрии и гармонии, что начинало казаться, будто  события  существуют сами по себе, они сами себя порождают и управляют временем и  жизнью,  и что  события и их становление  более важны и сильны — и даже более реальны — сами по себе, нежели любой из вовлеченных в эти события людей.
 Тут он и покоился, старый речной реликт, застывший в своей водной могиле и размышляющий о прошлом, подобно престарелому джентльмену, пережившему времена физической и умственной зрелости и скептически перебравшему все поводы для продления собственного существования. Джулио, кажется, не зря стал посмешищем «всего Востока»: «Юбилей» явно не подлежал реанимации. Красноречивые вздутия и деформации в деревянных частях судна говорили не о необходимости косметического ремонта, а о том, что дерево прогнило до основания и процесс старения зашел столь далеко, что стал уже необратимым, а от болезни, поразившей корабль, есть лишь одно лекарство: достойная кончина.
 Но, конечно, в свое время «Юбилей» был весьма блестящим джентльменом. Он видывал времена и людей, которые обессмертили себя вместе с рекой в песнях и сонетах. Сама-то «старая леди река» катила вдаль свои воды размеренно и уверенно, постоянно, вечно, но нельзя было назвать рекой ежедневно обновляющуюся воду. Так же, как нельзя считать рекой русло, берега и любые другие скопления молекул. Реку делает  событие  — событие, сосуществование, совпадение в пространстве-времени русла, берегов и текущей воды. И  событие  — событие рек, пароходов и людей — составляет саму историю. События  были  вечными. И верно сказал Эмерсон, события использовали людей для своих целей.
 Болан не имел ничего против этого. Загадки жизни хорошо укладывались в эту динамическую схему и оправдывались, вплетенные в узоры бытия, как красные нити боли и зеленые нити радости.
 Таковы были вечно ткущиеся, бесконечные узоры жизни.
 Первой по трапу сбежала Тони. Она влетела в его объятия с радостным визгом и индейскими боевыми воплями, и он подхватил ее и закружил вокруг себя. На ней были красные брюки и помятая вельветовая куртка. Выглядела она великолепно и вполне в духе времени, и Болан мог только слать свою благодарность куда-то во Вселенную, туда, где ткались нити человеческих судеб.
 — Ну и где же ты прохлаждалась, когда мы пахали как кони? — спросил ее Болан с отеческой укоризной.
 — Развлекалась, — она очаровательно улыбнулась. — Круиз вдоль берегов Ривьеры, дорогуша, отдых в речном клубе с  очаровательным  видом на свалку металлолома и шикарное кладбище автомобилей.
 Сияющий Политик перевел ее рапорт на чистый английский:
 — Все вышло очень удачно, сержант. Пароход мы вычислили с первого же раза. Ребята Арти доставили ее сюда и... впрочем, я подожду, пока ты сам не заглянешь внутрь этой развалины. Ты говоришь, это куча лома. Нет, гораздо хуже. Достаточно шести пьяных термитов, чтобы эта хреновина рассыпалась в пыль.
 Тони уже серьезно добавила:
 — Мистер Джиамба был очень предупредителен по отношению ко мне, вел себя по-джентльменски. Я была совершенно свободна в пределах парохода, до тех пор, пока не попыталась перегрызть поводок.
 — Ты с нами. Сейчас только это имеет значение, — ответил Болан.
 — Мне стыдно, что я так прокололась, — потупилась Тони.
 Стыдиться особенно было нечего, но Мак видел, что она действительно переживает, и поэтому решил: пусть выговорится.
 — Старик — прожженный мошенник. Я думала, он без сознания, и пошла принять ванну. Я совсем недолго отсутствовала, но этот прохиндей успел отыскать телефон и вызвать себе подмогу.
 — Да ладно тебе, — утешал ее Болан. — В конце концов все очень удачно сложилось. Нет худа без добра.
 — Это точно. У меня было полно времени для серьезных размышлений. И на спокойную голову я переосмыслила нашу маленькую утреннюю дискуссию. Я лежала связанная по рукам и ногам в трюме, напуганная жуткими крысами, которые меня совершенно не боялись — таков был фон для моих медитаций. И, тем не менее, мое решение осталось непоколебимым. Я выбрала свой путь и не сверну с него.
 Это было хорошо сказано, и Болан испытал за нее настоящую гордость. Не каждый из тех, кого он знал, мог сделать подобное заявление.
 — Считай, что тебе повезло, — сказал он.
 — Вы о чем, ребята? — спросил Политик.
 — Об аде и рае, — ответила Тони.
 Старший брат покачал головой и задрал бровь, выказывая сдержанное неприятие всей этой метафизической зауми.
 — О-о. Группа «Эйбл».
 С борта парохода, осторожно спускаясь по ветхим сходням на берег, потянулись люди Джиамба. Пестрый сброд, выглядевший просто жалко, если учесть, какой силе они решили противостоять. Их было человек двадцать, не больше, и только два или три из них выглядели моложе пятидесяти. Это были «бизнесмены», а не профессиональные боевики, и в свое время, чтобы просто выжить, им приходилось участвовать в очень жестких схватках.
 Арти и Джулио сошли по трапу вместе. Старый дон казался не таким уж хрупким в рабочей одежде, но передвигался он с осторожностью.
 Они остановились рядом с Боланом и оглядели его с ног до головы. Затем Джиамба сказал:
 — Не знаю, зачем ты это делаешь. Да и плевать. Сдается мне, ты дурацких книжек начитался. В любом случае, я тебе благодарен, хотя и не знаю, нужна ли тебе моя благодарность.
 — Прибереги ее, Арти, — ответил Болан, — в один прекрасный день я могу вернуться, но уже по твою душу.
 — Тогда поторопись, иначе тебе придется оспаривать ее у ангелов.
 — Я никогда не бросаю вызов небесам, Арти.
 — Только преисподней, да?
 — Это точно.
 Старик одарил его прощальным пронзительным взглядом и пошел прочь.
 Винодел Джулио кивнул и последовал за ним.
 Следом шел парень, в котором Болан узнал Тони Далтона, с которым познакомился во время сражения на свалке.
 — Вижу, в своем движении на юг ты ушел не слишком далеко, — заметил Болан.
 — Не понимаю, зачем ты затеваешь эту безнадегу, — сказал парень, озабоченно глядя в спину своего босса. — На следующей неделе из Нью-Йорка пришлют другого Чилья.
 Этот человек из команды Джиамба был достаточно молод, но он не походил на хищника.
 — Я могу только начать, Далтон, — сказал Болан, — а ты закрепишь результат.
 — Я?
 — Ну не можешь же ты взвалить эту работенку на них, — Мак указал взглядом на усталых стариков. — Брось вызов аду, парень.
 Далтон задумчиво посмотрел на Болана и проворчал:
 — Спасибо. Может быть, я и займусь этим, — и пошел вслед за старцами.
 Болан глядел вслед удаляющейся процессии, временами спокойно кивал каким-то своим мыслям, когда видел знакомое лицо, потом сказал Бланканалесу:
 — Игра предстоит весьма рискованная. Полагаю, что Чилья появится здесь с наступлением сумерек, но всякое может быть. Мне некем заменить тебя здесь, Политик, но нам нужен выдвинутый разведпост. Думаю, ты справишься.
 Политику пришлось согласиться.
 — Думаю, твоя задумка сработает, — добавил он, критическим взором окинув окрестности.
 — Я бы хотел пустить старую развалину по течению, — вслух размышлял Болан, — чтобы своре Чилья пришлось погоняться за ней. Но нельзя, чтобы эту дряхлую калошу занесло в судоходный канал, а проконтролировать ее путь мы, боюсь, не сможем. Бланканалес только покачал головой.
 — Это гнилое корыто может развалиться раньше, чем мы за него возьмемся. Оно стоит на якоре, но цепи выглядят очень ненадежно. Лучше не рисковать.
 Мак вздохнул.
 — Ладно, пойдем другим путем. Чилья обладает недюжинными организаторскими способностями. Его люди будут наступать со всех сторон. С суши и, так сказать, с моря. Что ж, нам это подходит. Я хочу, чтобы они собрались тут все вместе. Я хочу, чтобы они на своей шкуре почувствовали, что такое Конг Хай.
 — А что это такое? — полюбопытствовала Тони.
 — Такой приемчик, которому мы обучились во Вьетнаме от вьетконговцев, — рассеянно ответил Бланканалес. — Крутой фокус.
 — Разновидность засады, ловушки, — объяснил Болан. — Главный удар наносится в центре, плюс обхват с флангов.
 — Ты как бы загоняешь косяк рыбы в сеть, — добавил Политик.
 Тони наморщила нос.
 — В этих играх я вам не помощник, так что давайте я займусь разведкой.
 Болан перевел взгляд с девушки на Политика и обратно.
 — Хорошо. Бери голубой «шевроле». Он радиофициррван и заправлен под завязку. Ключи — в замке зажигания.
 Перед его внутренним взором промелькнула картинка времен Нового Орлеана — некая загнанная в угол, но яростно отбивающаяся юная леди. Он ухмыльнулся этому воспоминанию.
 — Там и оружие есть, но старайся, чтобы до стрельбы дело не дошло. Следуй за людьми Чилья на расстоянии и отваливай, как только выяснишь их намерения. Поддерживай с нами радиоконтакт, но помни, что говорить надо кратко и кодом. Твои позывные — «Голубая звезда», наши — «Полярная звезда».
 — Правила игры мне знакомы, — сказала Тони, одарила каждого сестринским поцелуем и отправилась к «шевроле».
 — Та еще девчонка, — заявил Бланканалес в приступе братской гордости.
 — Да уж, — согласился Болан и переключился на насущные невеселые дела. — Ладно. Не будем терять времени. Что там Гаджет — занялся уже своими чудесами?
 — О да! Ты же его знаешь! Каждый распроклятый волосок должен находиться на своем месте. Сцена будет оборудована наилучшим образом. Считаешь, нам надо поспеть до темноты?
 Болан задумчиво глянул в небо. Узоры, да. Свет, тьма, оттенки серого. Этот узор сложится с наступлением темноты.
 — С первыми сумерками, Политик, — ответил он угрюмо.
 В конечном счете, речь шла о силах тьмы.




 Глава 22


 — Какого черта ты здесь делаешь? — завопил командир подразделения при виде лейтенанта Постума. — Ты выглядишь так, будто вернулся с того света. Нечего тебе здесь ошиваться, отправляйся домой.
 — Да я и направлялся домой, только заскочил кое-что забрать. Э-э, командир, вы не будете возражать, если я возьму отпуск сразу же после того, как истечет больничный? Я обещал Дженис и детям круиз по Карибскому морю еще три года назад.
 Командир недоверчиво посмотрел на него. Постум, с тех пор как поступил на службу, никогда не брал отпуска, довольствуясь денежной компенсацией.
 — Я серьезно, командир. Что вы так на меня смотрите? — настаивал лейтенант. — Что-то не так?
 — Да нет, ничего, — командир махнул рукой, отпуская подчиненного. — Все в порядке. Будет тебе отпуск. А сейчас дуй домой и лечись.
 Постум так и собирался сделать. Но тут забибикал сигнал срочной связи и голос старшего по радиоперехвату заставил Тома забыть о своем намерении.
 — Командир! Снова кодированный радиообмен. Та же банда, только сейчас к ним еще и баба присоединилась.
 — Показания пеленгатора?! — рявкнул командир.
 — Пока ничего. Слишком короткие передачи, а источники сигналов разбросаны по большой площади.
 Командир помчался в отдел прослушивания.
 Постум понимающе ухмыльнулся и пошел туда же, но не так быстро. И скорость его передвижения диктовалась не только раненой ногой.
 Он вошел в радиоцентр, когда из динамика послышался женский голос — звонкий и деловой.
 —  Десять вышли и продолжают выкатываться. 
 В ответ прозвучал знакомый голос:
 —  Жди полного счета. Следи за расколами. 
 В диалог вплелся еще один мягкий голос:
 —  Картинка? 
 —  До Конг Хая еще далеко,  — Постум узнал голос Политика.
 И снова Болан:
 —  Конг Хай неполный и бежит на восток. Десять с присыпкой. 
 Женщина с другого канала сообщила:
 —  Есть раскол. Есть раскол. 
 —  Счет! 
 —  Восток пять, север десять. Пакуйте бирки. 
 —  Отмена севера. Восточная тропа. 
 — Что, черт бы их побрал, они несут?! — заскрежетал зубами командир.
 — Будь я проклят, если знаю, — пробормотал Постум, хотя потихоньку уже начал догадываться, где собака зарыта.
 — Ну хотя бы сектор установить можете? — стонал командир, бессильно меряя шагами помещение радиоцентра.
 — Не получается. Сигналы очень слабы, источники разбросаны далеко друг от друга.
 Постум вздохнул, подтащил к себе кресло и уселся. Командир подошел к окну и уставился в темнеющее небо.
 Из динамика опять послышался мягкий голос:
 —  Нет картинки. 
 —  Конг хилый,  — отозвался голос Болана.
 —  Конг хилый,  — подтвердил Политик.
 Командир в бешенстве пнул ногой стену.
 Постум ухмыльнулся и закурил — впервые за несколько лет, потом откинулся на спинку кресла и расслабился.
 Все происходящее казалось забавной игрой. Но лейтенант знал, что это далеко не так.
 На циферблате настенных электронных часов выскакивали зеленые цифры. Командир метался из угла в угол и бросал злые взгляды на горы хитроумной, но бесполезной сейчас аппаратуры. Постум курил.
 Напряженную тишину нарушил женский голос. На этот раз сигнал был очень сильный и отчетливый:
 —  Побережье Ривьеры с самым лучшим видом. Конец фильма. 
 Ей ответил Болан:
 —  Хорошая работа! Отчаливай. Соединяйся с «Полярной звездой». 
 «Полярная звезда»... каково? — подумал Постум. — Милое имя для штабного фургона. И символическое".
 Он живо представил себе доброе лицо Гаджета, сосредоточенно склонившегося над командным пультом, как бы сошедшим со страниц комиксов про Флэша Гордона, когда из динамика донесся голос самого Гаджета:
 —  Крутой Конг с востока. У меня приобретение. 
 —  Слабый Конг с севера,  — отрапортовал Политик.
 —  Следите — за оберткой,  — скомандовал Болан. —  Прорехи в ней недопустимы. 
 — Мы взяли пеленг, — заявил техник. — По предварительным данным источник радиосигналов находится в секторе-4.
 — Снова  там?  — недоверчиво воскликнул командир.
 — Это предварительные данные. Надо немного подождать. Мы засечем следующую передачу.
 Следующим был голос Политика:
 —  Конг с севера. 
 —  Следи за северным расколом до слабого!  — предупредил Болан.
 —  Понял, раскол есть. Все Конги с севера слабые. Под завязку с повтором. 
 — Перестройка, перестройка! Полярная звезда на востоке. Наземная звезда на юге. Красная звезда на западе. Доложить о Конгах!
 Гаджет доложил:
 —  Крутой Конг с востока. Центростремительно. 
 — Хилый Конг с юга, но шевелится, — это Политик.
 Решительно прозвучал голос Болана:
 —  Хилый Конг с запада и подымается. Сблизиться. Охватить! 
 Командир все так же раздраженно вопрошал:
 — Что за распроклятые Конги, Том? Хилые, крутые... Что это за бред такой?!
 Постум молча покачал головой. Ясное дело — это эхо Вьетнама, но только специалисты могли истолковать его. Время для забав прошло. Началась  мрачная  игра.
 — Мы взяли пеленг! — закричал техник. Зазвучал сигнал тревоги. В коридоре раздался топот множества ног.
 Том Постум вздохнул и прошел в свой кабинет забрать кое-какие мелочи перед предстоящим долгим отпуском.
 Черт побери! Он готов был дать сто против одного за то, что его коллеги, как всегда, подоспеют только к шапочному разбору.


* * *

 Они приближались неотвратимо и целеустремленно, и это было хорошо. Именно на такую тактику и сделал ставку Болан. Он правильно оценил Джерри Чилья. Одно только слово, влетевшее в начальственное ухо в нужной обстановке, и вот — пожалуйста! — каша заварилась. Чилья правильно понял намек. Больше не надо рыскать по всему городу, отыскивая крысиные норы людей Джиамба, не надо ломать голову и совершать крупномасштабные операции с ничтожным результатом.
 Чилья жаждал крови и уже предвкушал, как она прольется и покатятся головы.
 Пять экипажей были разбиты на две мобильные группы с усиленной огневой мощью. Они мчались по рокаде, чтобы отрезать возможный отход противника по реке.
 Еще пять наступали с суши, пересекая дельту, тогда как третья пятерка огибала холм — обе пятерки охватывали базу Джиамба, как клещами.
 Намечалась самая крутая разборка за последнее время. И более удобного расклада для игры под названием Конг Хай трудно было пожелать. Болан патрулировал подходы с суши на своем маленьком красном «корвете». Поддерживая связь с помощниками, он проследил движение машин противника вплоть до предстоящего театра военных действий, затем укрыл автомобильчик и подобрался к заранее выбранной позиции, с которой открывался превосходный обзор неизбежного грандиозного финала.
 Бланканалес залег за насыпью в сотне метров от центра.
 Шварц в боевом фургоне курсировал по флангам, передавая информацию остальным и готовясь появиться на сцене, чтобы поставить финальную точку.
 А «лагерь» готов был к приему жертв.
 Старый пароход подготовили к спектаклю со всей тщательностью и в максимально сжатые сроки. Конечно, времени на устройство мизансцены было отпущено крайне мало. На открытых палубах в стратегически важных точках висели керосиновые лампы, другие слабо горели за иллюминаторами кают на двух основных закрытых палубах. Иллюминаторы салона были задрапированы черными шторами, а в самом салоне ламп вкрутили побольше и горели они поярче.
 Шварц рукой профессионала добавил последние реалистические штрихи: по каютам он расставил кассетники, на которых постоянно прокручивались замкнутые в кольцо ленты с записью подслушанных в свое время разговоров людей Джиамба.
 Из салона доносилась тихая музыка и приглушенный гул множества голосов.
 Да, декорации были подготовлены на славу... в стиле Конг Хая.
 Напряжение возрастало с каждой секундой, и все больше и больше  псов  скапливалось вокруг последней стоянки «Юбилея». Две большие ударные группы залегли где-то во мраке, двигатели их машин работали на холостом ходу и были едва слышны даже для тренированного уха Болана. Машины были укрыты где-то сзади, а боевики подходили со всех сторон и занимали позиции, удобные для последнего броска.
 Болан из своего укрытия заметил трех человек, которые, согнувшись, бесшумно бежали по бетонированному склону насыпи к корме старого парохода, другая тройка устремилась к носовой части. Вот они исчезли в тени «Юбилея», а после снова стали видны — карабкались на верхнюю палубу.
 Где-то у реки автомобильный двигатель слегка прибавил обороты — и что происходит там, Болан тоже знал.
 Его большой палец коснулся кнопки на черной коробочке, пока он наблюдал, как все новые и новые фигуры бесшумно карабкаются вверх по бортам старого парохода. Маку хотелось, чтобы их там оказалось как можно больше. Имелся, конечно, момент риска, если те, которые забрались первыми, заглянут внутрь кают и сообразят, что к чему, а затем подымут тревогу. Тогда придется начать Конг Хай преждевременно.
 Однако на бетонном склоне появлялись все новые и новые крадущиеся фигуры, и конца им, казалось, не было.
 Ребятки жаждали крови. Им уже давно было невтерпеж.
 И Болану не терпелось, но он спокойно продолжал разыгрывать свою бесшумную партию, наблюдая, как на борт подымаются командиры групп, как боевики занимают ключевые посты на всех палубах старого парохода, должно быть, внутренне насмехаясь над старым, глупым Джиамба, не удосужившимся даже выставить наружную охрану. И все они в нетерпении рыли землю копытами, ожидая приказа сделать последний бросок и ворваться внутрь...
 Терпение Болана было вознаграждено, когда он заметил движение на верхней палубе, неподалеку от рулевой рубки, и увидел неуклюже двигающуюся фигуру, опирающуюся на трость.
 Ну как же, дело серьезное — растяжение связок!..
 Вот он, этот миг. Ясно, что «председатель» взойдет на борт последним. Оставшиеся на берегу там и должны будут оставаться. Но план Конг Хай учитывал и этот фактор.
 Болан с сожалением нажал на кнопку дистанционного взрывателя — сожаление относилось, разумеется, не к актерам на сцене, а к самой сцене, к последнему мигу существования романтического прошлого. Нажатием кнопки Болан заставил престарелого джентльмена совершить свой последний блистательный подвиг.
 Старый пароход взорвался не одномоментно — серия взрывов волной поднималась с нижней палубы к верхней, и не успевала опасть одна группа огненных столбов, как ее вытесняла новая. Град горящих обломков бомбардировал реку и берег далеко от эпицентра взрыва.
 Кувыркающиеся человеческие фигурки разлетались по сторонам, разбивались о бетонный откос и падали в жидкую грязь дока. Вопли ужаса и боли тонули в грохоте взрывов и все же были явно различимы.
 Старый блистательный джентльмен встретил свою кончину с молчаливым достоинством — его палубы обрушивались с величественной неспешностью, его рассыпающийся корпус без жалоб и стонов погружался в воды «старой леди», дым от пылающих надстроек уносился ветром, а рассыпающиеся снопы искр отдавали последний салют навсегда ушедшей романтике былых времен.
 А внизу, на бетонном берегу, стойкий ветеран Конг Хая прибавил к лебединой песне речного ветерана аккомпанирующее стаккато своего пистолета-пулемета, сокрушая с его помощью несбыточные надежды уцелевших псов Чилья на успешное бегство.
 Пылающий автомобиль пересек поле зрения Болана, тогда как другой, ревя мотором, с нарастающей скоростью устремился в никуда.
 В никуда, поскольку именно по этому адресу его послала огненная стрела, перечеркнувшая дымные истерзанные небеса с единственной целью — пресечь всякое несанкционированное движение. Вот только что здесь был автомобиль и пытался на полной скорости вписаться в поворот, а в следующий миг его не стало...
 Перепуганные люди бестолково метались по берегу, кричали, убегали прочь. Их осталось немного и Болан позволил им уйти. Для достижения максимального эффекта требовались вот такие насмерть перепуганные свидетели. Психологический эффект прекрасно дополнял урон, нанесенный живой силе противника.
 Высокий человек в черном двинулся по бетонной набережной к своим партнерам. По пути он сорвал с пояса черную коробочку, плюнул на нее и швырнул на пылающую и медленно уходящую под воду могилу сент-луисской корпорации.
 — Счастливого пути, свихнувшиеся ублюдки, — пробормотал он. — Убирайтесь из моего мира!
 «Идея» приказала долго жить.




 Эпилог


 Группа «Эйбл» плюс один находилась в боевом фургоне, который неторопливо катил вдоль набережной в тактически выигрышном направлении отхода, начавшегося задолго до того, как угрюмые молодые люди из полицейского специального подразделения появились на месте происшествия.
 — Последний инструктаж? — спросил Шварц, по-совиному поворачивая голову, чтобы посмотреть на остальных.
 Вот-вот должны были прозвучать слова прощания.
 — Больше ничего, — ответил Болан. Он устало откинулся на спинку кресла и делал кое-какие заметки в записной книжке с черным кожаным переплетом. — Ах да... Возьмите свою долю из средств «стоунхенджского банка». Четверть мне на военные расходы, остальное ваше.
 — Это слишком много, — возразил Политик. — Не забывай: нам платят гонорары.
 — Твой клиент не сможет в достаточной степени оплатить тебе  эту  работенку, — настаивал Болан. — Возьмите деньги. Они на меня давят, просто к земле пригибают своей тяжестью.
 Он поднял пристальный взгляд и уставился на своего упорствующего собеседника.
 — Я тоже никогда не смогу заплатить вам так, как вы того заслуживаете, — добавил он серьезно.
 — Не вводи меня в краску, сержант.
 Болан все так же смотрел на него.
 — С клиентом уже поговорил?
 — Ага, — кисло улыбнулся Бланканалес. — Он вне себя от радости. А его леди еще больше рада тому, что муженек решил уйти из большой политики.
 — Вот вам превосходный образчик алогичности, — уныло прокомментировал Шварц.
 — Ой, да заткнись ты, ради Бога, — мягко сказал Политик, ухмыльнувшись Болану.
 — Куда ты сейчас направляешься, Мак? — спросила Тони и щеки ее слегка раскраснелись.
 — Домой, — ответил он спокойно.
 — О-о! Я и забыла, что у тебя есть дом.
 — Я тоже. Но мне напомнили о нем. Тони... я очень рад был с тобой встретиться снова. Наши встречи всегда такие короткие... Но мы ведь еще увидимся. Верно?
 — У меня есть предчувствие, что так оно и будет, — ответила она со вздохом.
 Они расстались у Арочных Ворот. Прощание было быстрым, нарочито грубоватым, а затем трое из немногих любимых Маком людей растворились в ночи.
 Он доехал до мотеля, припарковал фургон на открытой площадке, принял душ, переоделся и присоединился к другому, лучшему миру. Имеет же человек право малость отдохнуть от ада?
 На Лео Таррина он наткнулся в вестибюле. Коротышка мерял шагами ковер и яростно жевал сигарный бычок. Он облегченно вздохнул, завидев Болана, и поспешил ему навстречу.
 — У меня билет на 9.30, — возбужденно сказал он. — Джонни в номере, смотрит телевизор. Я не был уверен, что ты сразу же сюда вернешься.
 — Ты имеешь в виду — вернусь ли я вообще? — поправил его Болан.
 — Ладно, ладно. В общем, я немного волновался, — ответил Таррин с кислой улыбкой.
 — А к чему эта спешка с отлетом, Лео? Я ведь сказал, что объявлюсь в течение суток.
 — Кое-что изменилось, оттого и спешка. Мой босс собирает в Нью-Йорке экстренное совещание, к тому же моя территория осталась без присмотра. Кажется, боссы в Нью-Йорке получили какие-то крайне тревожные известия примерно полчаса назад. Говорят, что Малыш Арти замочил Джерри Чилья со всем его легионом. Думаю, для нью-йоркских старцев это потрясающая новость.
 Болан молча смотрел на Лео.
 — Ну, что ты на это скажешь?
 — Да так, ничего особенного... — безразлично ответил Болан. — Ты лучше поспеши, если хочешь успеть на свой самолет.
 — Не желаешь ничего говорить? Хочешь, чтобы у меня в самолете крыша поехала от всяких домыслов?
 — Это правда, Лео, — сказал Болан. — Чилья пытался взять штурмом один старый пароход, именуемый «Юбилей», с целью пополнить свою коллекцию скальпов. Думаю, ты никогда не слышал о «Юбилее»? Я тоже. Как бы там ни было, Чилья не поимел чужих скальпов, наоборот, он потерял свой.
 — И что дальше?
 — Обо всем остальном ты сам прочтешь в газетах. Нет у меня времени рассказывать страшные истории. Мне надо помочь пацану превратиться в мужчину.
 Он подмигнул своему лучшему другу, развернулся на каблуках и отправился на встречу, назначенную в раю.