---------------------------------------------


 Вулфолк Уильям
 Верховные правители

 Уильям Вулфолк 
 Верховные правители 
 Перевел с английского А.Герасимов 
 Август 
 - Славный денек, губернатор. 
 - Точно. 
 Меньше чем через шесть часов я положу содержимое этого кейса на стол президента Соединенных Штатов. Он в силах сорвать их планы. 
 Сверкающий реактивный самолет с двумя двигателями удалялся от густых виноградников долины Сан-Хоакин. Слева поблескивала серебром гладь озера Тахо, впереди высилась голубая гряда Сьерра-Невады. Маленький самолет, плавно двигавшийся в направлении восходящего солнца, казался висящим на невидимой нити. 
 Я хотел рассказать Мэриен. Но тогда пришлось бы объяснить ей все. Я не смог бы пережить это. И сейчас не могу. 
 Он задумался, глядя на серебристое крыло. Но я сделаю это. 
 Несколько минут самолет летел над зубчатыми вершинами, напоминавшими лунный ландшафт. Внезапно он заколебался, вздрогнул. Повернувшись носом вниз, самолет с ревом устремился к темному, тенистому каньону, расположенному под лесистой полосой, туда, где снег, лед и голые скалы перемежались с зарослями кустарников. Крылатая машина снижалась между практически отвесными каменными стенами, пока одна из плоскостей не задела высокий дуб. 
 Крыло отлетело в сторону. 
 Самолет ударился о твердь под острым углом и несколько раз перевернулся через оставшееся крыло, словно детская игрушка. Потом он скрылся в огненном оранжевом шаре. Соседняя ель превратилась в конус из пламени. Длинные тонкие струйки огня потекли сквозь зеленовато-коричневую горную растительность. 
 Ястреб, энергично размахивая короткими округлыми крыльями, покинул свое гнездо и устремился в небо. Из-под еловых ветвей с громким щебетанием выпорхнули синицы. 
 Оглушающий, раскатистый рев сменился неистовым шипением и треском. 
 Американский заяц поскакал вниз по склону. Койот проводил его хищным взглядом. 
 Шагая по аллее к Капитолию штата, Алан Кардуэл посмотрел на зеленовато-золотистый купол. Внутри белого здания находились конференц-залы, кабинеты членов легислатуры, губернатора, других выборных лиц. 
 Сорокалетний Алан Бойнтон Кардуэл был красивым мужчиной с правильными, волевыми чертами лица, мощной прямоугольной челюстью и серыми глазами, которые женщины находили очаровательными. Его рост составлял сто семьдесят восемь сантиметров, а вес был слегка избыточным - восемьдесят шесть килограммов, однако представительная, солидная внешность сочеталась с естественностью манер. Казалось, он не помнил о том, что является одним из наследников огромного состояния Кардуэлов. 
 Его кабинет, кабинет вице-губернатора, находился на втором этаже юго-западного крыла. Секретарша Кардуэла отсутствовала; она вполне справлялась со своей работой в будни, так что вызывать её в субботу не было нужды. Алан просмотрел почту, оставленную на столе, затем принялся изучать вечерние выпуски Нью-Йорк Таймс, Чикаго Трибьюн, Сан-Таймс и Сент-Луис Пост-Диспетч. Он едва проглядывал заголовки, но передовицы и статьи обозревателей читал внимательно. Похоже, все пребывали в мрачном настроении. Смрачном, как сказала бы Диана. Она всегда придумывала слова, отсутствовавшие в словарях, но вполне понятные. 
 Трибьюн называла президента Хэролда Пейджа "человеком, из каждой поры которого сочится решимость", в то время как Сент-Луис Пост-Диспетч видела в его оппонентах людей, "предпочитавших войну общественному благополучию". Другие издания писали об экономическом спаде, уровне безработицы, упрямо не опускавшемся ниже восьми процентов, и затянувшейся забастовке в автомобильной промышленности, парализовавшей эту важную отрасль индустрии. Нью-Йорк Таймс с беспокойством отмечала усиливающееся космическое превосходство России и растущее влияние Китая в Азии и Африке. Еще не разделавшись с газетами, Кардуэл испытал чувство подавленности. 
 Зазвонил телефон. 
 - Ты собираешься заехать днем домой? - спросила Адель. 
 - Нет. Я играю в теннис в полдень. 
 - О... С кем? 
 - Со Стивеном Гиффордом. 
 Он ощутил её неодобрение. Адель Кардуэл, урожденная МакАдам, принадлежала к одной из тридцати самых знатных калифорнийских семей и вела свою родословную почти со времен Юниперо Серры. Она не могла смириться с тем, что лучшим другом Алана был рядовой юрист, бывший агент Федерального Бюро Расследований. 
 - Сегодня чудесный день, - сказала она. - Я должна нанести визит чете Лидиес. Ты не можешь пойти со мной? Ты играешь в теннис каждую субботу. Было бы неплохо, если бы мы сделали что-то вместе. 
 Правда, досадная правда заключалась в том, что теперь они редко делали что-то вместе. 
 - После стольких лет, думаю, нам полезно давать друг другу несколько часов свободы, - сказал он. 
 - Ты собираешься провести всю вторую половину дня в клубе? 
 - Я вернусь домой к обеду. 
 - Последнее время ты проводишь там много времени. Я бы хотела знать, что тебя влечет туда. 
 Он словно поднимался по темной лестнице и вдруг, повернувшись на лестничной площадке, увидел свет в окне. Он уже некоторое время гадал, не появились ли у Адели подозрения. 
 - Суббота - это единственный день недели, когда я принадлежу самому себе. Я жду его, чтобы провести так, как мне хочется. У тебя есть свои способы развлечься. 
 Он поискал мягкое завершение спора. 
 - Возможно, мы запланируем что-то на следующую субботу. 
 Интересно, как скоро Адель узнает о Диане? - подумал Алан. 
 Услышав, как открылась дверь, он поднял голову. На его хмуром лице появилась улыбка - он узнал посетителя. Том Эспозо был руководителем группы большинства в законодательном собрании. 
 - Ты занят? - спросил Эспозо. 
 - Ты когда-нибудь слышал о занятом вице-губернаторе? Не говори глупости, Том. Проходи. 
 Том Эспозо имел обеспокоенный вид. 
 - Ты не знаешь, где губернатор? 
 - Проверил его кабинет? 
 - Прежде всего я отправился туда. Мы должны были встретиться в десять утра. Похоже, никто не знает, где он. 
 - Забыть о встрече - это на него непохоже. 
 Тем более о встрече с лидером группы большинства в законодательном собрании штата Томе Эспозо, чье мексикано-индейское происхождение добавляло, наверно, четверть миллиона голосов на выборах. 
 - Я могу чем-то помочь, Том? 
 - Собрание рассматривает законопроект о минимальной заработной плате. Есть проблемы. Без поддержки губернатора закон не будет принят на этой сессии. 
 - Пол сказал, что подпишет документ, если собрание и сенат примут его. 
 - Он знает, что этого не случится. Через десять дней начнется перерыв. 
 - Другая сторона проталкивает законопроект. Это их документ. В год выборов все стараются выполнять линию партии. 
 - Очень жаль! 
 - Согласен. 
 Четыре года тому назад разделение не было таким выраженным. Пол Берри победил на выборах с большим преимуществом и привел с собой своих однопартийцев. Но на следующий год президентские выборы продемонстрировали расщепление традиционно монолитной партии на фракции. Все либералы, умеренные и консерваторы определились в своей принадлежности к одной из двух основных группировок. Хэролд Пейдж, кандидат от блока прогрессивных лейбористов, одержал верх над тремя соперниками и стал президентом. С тех пор политические споры постоянно становились все более острыми и яростными. 
 - Мои люди устали от обещаний, - сказал Эспозо. - Они хотят действий. Чиканос загнаны в угол. Наш процент безработицы вдвое превышает средний по стране. Наш средний доход составляет менее половины среднеамериканского. 
 - Пол знает об этой проблеме. 
 - Это само по себе не повлияет на результаты голосования. Законопроект о минимальной заработной плате будет зарезан без его активной поддержки. И тут бесполезно подыгрывать обеим сторонам - провозглашать что-то и не поддерживать это реально. Люди все видят. 
 В предупреждении Эспозо звучали панические ноты. 
 - Я уверен, Пол поймет это. 
 - И передай ему от меня - пусть он придумает весьма убедительное оправдание срыва нашей утренней встречи. Я отменил ради неё выступление по телевидению. И я должен побеспокоиться перед выборами о собственной судьбе. 
 - Ты, Том? Твои голоса даже не подсчитывают. Их просто взвешивают и отправляют тебя назад в Сакраменто. 
 - Так было прежде. Это время кончилось. Если я не протащу этот законопроект на этой сессии, я не вернусь обратно. Это очевидно. 
 - Я уверен, Пол учтет твое мнение. Он может позвонить тебе, когда появится? 
 - Конечно. 
 - Спасибо, что зашел, Том. 
 После ухода так и не успокоившегося Эспозо Алан попытался продолжить чтение, но потом откинулся на спинку кресла и посмотрел на телефон. Откуда-то, из лабиринта кабинетов, доносился стук пишущей машинки. Алану не хотелось сообщать Полу Берри тревожные новости. Последнее время Пол был каким-то странным. Обычно общительный, он стал сдержанным, замкнутым, неприветливым. Несколько раз Алану казалось, что Пол хочет заговорить с ним, но не решается сделать это. Алан думал, что Пол, вероятно, воздерживается от какого-то критического замечания в его адрес; все знали, что Пол не любит никого критиковать. И все же, в чем дело? Бывший талантливый преподаватель гражданского права хорошо справлялся со своими служебными обязанностями. Пол не мог упрекнуть его в некомпетентности. Да, его работа часто оказывалась бесполезной, но это было изначально присуще ей. 
 Вчера днем, сидя на возвышении за своим большим резным столом из красного дерева, он посмотрел вниз на ряды кресел, заполненные сенаторами, и ему внезапно пришло в голову, что он следит за соблюдением правил совершенно бессмысленных дебатов. Джордж Вашингтон с величественным терпением взирал на происходящее с портрета, висевшего за спиной Алана. Это был не подлинник работы Стюарта, а копия, изготовленная дочерью Стюарта Джейн. Все в этом зале было не тем, за что себя выдавало. Четыре орла, увенчивающие колонны, на самом деле были изготовлены не из черно-зеленого мрамора, а из оштукатуренного железа. Потолок украшала штукатурная имитация каменной кладки. 
 Именно в этот момент он решил, что не станет в ноябре снова баллотироваться на должность вице-губернатора. Страна пребывает в хаосе, ответственные люди считают, что близок день Апокалипсиса; в такое время он, Алан Кардуэл, должен делать нечто большее. Ясно, что политика никогда не станет платежным средством, которым он может рассчитаться со своей совестью. Он закрыл глаза. За густой листвой каучуковой плантации мелькнула темная тоненькая фигурка . Не делай этого. Ради Бога, не делай этого. Но его палец нажал спусковой крючок. Раздался смертоносный треск автоматической винтовки. Капитан, похоже, ему не больше тринадцати. 
 Когда Алан открыл глаза, он обнаружил, что смотрит на телефон. Подняв трубку, он попросил соединить его с мисс Шоу из приемной губернатора. 
 - Губернатор появился? 
 - Мистер Кардуэл, я не знаю, что думать. У него была назначена встреча с мистером Эспозо... 
 - Том Эспозо был у меня несколько минут тому назад. Я пытался успокоить его обещанием, что губернатор позвонит ему. Вы оставите записку? 
 - Я звонила домой губернатору. Миссис Берри сказала, что рано утром за её мужем заехал лимузин. Он отправился в аэропорт. 
 - Зачем? 
 - Не знаю. Я попросила, чтобы шофер мне перезвонил, когда появится. Другой аппарат звонит. Возможно, это шофер. 
 - Я подожду. 
 Через минуту секретарша снова взяла трубку. 
 - Губернатор Берри не сообщил ему, куда он летит. Шофер отвез губернатора в аэропорт. Мистер Берри улетел на своем личном самолете. 
 Алан уловил легкую обиду. 
 - Вероятно, губернатор все организовал сам. 
 - Аэропорт должен иметь план его полета. Почему не позвонить туда? 
 - Хорошая идея, мистер Кардуэл. Я сделаю это. 
 Через некоторое время он позвонил снова. Голос мисс Шоу был торопливым, удивленным. 
 - Извините, мистер Кардуэл. Я только что положила трубку. Оказалось, что губернатор Берри улетел в Вашингтон. 
 - Округ Колумбия? 
 - Не сказав об этом никому. 
 Мисс Шоу едва справлялась со своим возбуждением. 
 - Я просто ничего не понимаю. Это так на него непохоже. 
 - Я уверен, он все объяснит, когда вернется, мисс Шоу. 
 - С минуты на минуту должна прибыть итало-американская делегация для обсуждения празднования Дня Колумба. Они будут разочарованы его отсутствием. 
 - Я их приму. И придумаю убедительное объяснение отсутствию Пола. Обещаю, мы не потеряем ни одного итало-американского голоса. 
 Комитет по проведению Дня Колумба не задержит его слишком сильно. Надо слегка пригладить взъерошенные перья, проявить красноречие, дать обычные обещания. В конце концов, обязанность политиков - давать обещания, а не выполнять их. 
 Он не опоздает на свою встречу со Стивеном на теннисном корте. 
 - Сорок - пятнадцать. 
 Алан, переместившись по корту клуба Сан-Хоакин, приготовился подавать. 
 - Ну, вот тебе. 
 Подача была быстрой, закрученной. Стивен Гиффорд ответил мощным прямым ударом. 
 - Сорок - тридцать, - со злостью объявил Алан, когда мяч ударился о грунт у дальнего края площадки. 
 Спустя несколько минут он совершил двойную ошибку, и счет стал "ровно". 
 Алан дважды потерял преимущество, один раз получил матчбол, но проиграл свою подачу. Счет стал пять - пять. Следующие два гейма Стив выиграл с удивительной легкостью. Он завершил партию мощным драйвом точно в заднюю линию. Алан не успел среагировать и направился к сетке. 
 - Мне следовало усвоить мой урок двадцать лет тому назад. 
 Стивен усмехнулся. Алан имел в виду эпизод, происшедший на футбольном поле в Пало-Альто, когда он попытался обойти правого полузащитника. Стивен врезался в него с такой силой, что Алана унесли с площадки. 
 Они зашагали к зданию клуба. Стивен был высоким, крупным человеком; двигаясь, он слегка волочил ноги. У него было мужественное, симпатичное лицо. 
 - Который час, Стив? 
 - Половина второго. 
 - Как насчет того, чтобы пропустить по бокалу в баре после душа? 
 - О'кей. 
 Стив пил только тоник; Алан пригласил друга в бар с тайным умыслом. Он появится в баре, и потом, если Адель позвонит, что было весьма маловероятным, ему будет легче объяснить ей, где он провел оставшуюся часть дня. Мы со Стивом выпили и затем решили съесть ленч. Я заглянул к нему на пару часов. 
 Через час он должен появиться в квартире Дианы. По субботам её бутик работал до двух часов дня. Сначала она закрывала его в пять, потом это время стало смещаться. Когда-нибудь она совсем перестанет работать по субботам. Тогда ему придется придумать другое объяснение для Адели, нежели клуб Сан-Хоакин. Это будет ударом для Стивена, который не был членом клуба и не мог оплачивать членские взносы. 
 Позже, в темном комфортабельном зале, Стивен заказал тоник, а Алан свое обычное виски с небольшим количеством содовой. Они сидели в черных кожаных креслах и смотрели на залитое солнечным светом патио. Стивен не страдал "снобизмом наоборот" по отношению к богатым, присущим среднему классу. Ему нравился безупречный интерьер клуба, он восхищался небольшой, но впечатляющей коллекцией современной живописи (большая часть которой была вкладом Алана), он любил копаться в хорошо укомплектованной библиотеке. С первого момента, когда он вешал шляпу на старинную деревянную стойку у входа, Стивен никак не проявлял неловкости человека, вторгшегося в обитель богачей. Он превосходно вписывался в эту обстановку, словно она была для него привычной, родной на протяжении многих поколений. 
 - В такой день мне хочется ничего не делать, - сказал Алан. 
 - Что тебе мешает так поступить? 
 - Формально я, похоже, являюсь губернатором штата - временно. Губернатор Берри улетел утром в Вашингтон, округ Колумбия. 
 - Уверен, мы все можем обойтись без него. 
 - Ты несправедлив. 
 - О'кей. Он был курсантом летной школы и пел в церковном хоре. Он любит картофельные чипсы и кукурузу, музыку в стиле кантри, недурно играет в безик и покер. Что еще? 
 - Он весьма способный руководитель. И верный слуга народа. 
 - Мне трудно в это поверить. 
 - Ты его не знаешь. 
 - Я могу не знать его. Я знаю Фрэнка Кенни. 
 Фрэнк Кенни был осужден за подкуп присяжных и отсидел меньше четырех лет из своего семилетнего срока; губернатор Берри амнистировал его. Берри совершал подобные импульсивные жесты благодушия обычно без излишней огласки. 
 - Нет ничего дурного в том, что человеку дали новый шанс. Это главный принцип исправления. Почему Кенни не имеет права на новый шанс, как любой другой заключенный? 
 - Почему бы не открыть ворота псарни и не выпустить на свободу бешеную собаку? - спросил Стивен. - Я бы охотно показал тебе документы из досье ФБР. Все началось давно, когда он был подручным Матта Урго по кличке Мундштук. Если бы мы смогли осудить Фрэнка за половину совершенных им преступлений, он получил бы тысячелетний срок. 
 К ним подошел официант. 
 - Мистер Кардуэл, вам звонят. 
 - Я поговорю здесь. 
 Официант принес телефон и включил его в напольную розетку. 
 - Алан Кардуэл слушает. 
 - О, мистер Кардуэл, я... 
 В первый момент он не узнал глухой, дрожащий голос мисс Шоу. 
 - В чем дело? Что-то случилось? 
 - Гу... губернатор Берри. Его самолет упал где-то в горах Сьерра-Невада. Гражданский воздушный патруль ведет поиск на земле и с воздуха. 
 Алан справился с непроизвольным спазмом в горле. Перед его глазами мелькнул полноватый, домашний, симпатичный человек с редеющими рыжеватыми волосами, в которых появлялась проседь. Бифокальные очки скрывали его мудрые совиные глаза. Мягкая посадка в горах Сьерра-Невада невозможна. Если самолет разбился, вряд ли кто-нибудь уцелел. 
 - Я сейчас приеду. 
 - Я могу чем-то помочь? - спросил Стивен, когда Алан положил трубку. 
 - Нет. Нет, спасибо. 
 Он с трудом выдавил из себя: 
 - Это губернатор. Его самолет упал в горах. 
 Алан встал, собираясь уйти. 
 - Пусть это останется тайной до официального сообщения, ладно, Стив? 
 - Конечно. И если я тебе понадоблюсь... 
 - Спасибо, - сказал Алан. 
 Стивен Гиффорд покинул клуб Сан-Хоакин в четыре часа. Молодой охранник быстро отыскал его старый "бьюик" среди дорогих машин иностранного производства, лимузинов и собранных на заказ седанов. 
 По дороге домой он включил радио. Данные по загрязнению среды стали обычной частью сообщения о погоде. Воздух в Сакраменто содержал 607 микрограммов примесей на кубический метр; людям, страдающим заболеваниями сердца и дыхательных органов, рекомендовалось оставаться в домах. Вот какая реформа действительно нужна, подумал Стив. Новый губернатор, возможно, примет более строгие экологические законы. 
 Стивен въехал на бетонную подъездную дорогу и подкатил к крутому спуску в гараж, который находился в левой задней части красного дома в испанском стиле с четырьмя спальнями. Он один раз посигналил, чтобы сообщить Джейн о своем прибытии. Маффин залаял и принялся покусывать шины, прежде чем машина полностью остановилась. Маффин был помесью эрделя с бульдогом. В нем также была примесь породы, установить которую не представлялось возможным. 
 Шестилетний Скотт выбежал из кухни через заднюю дверь. 
 - Папа! 
 Облегченно вздохнув, Стивен затянул ручной тормоз. Он вернулся домой. 
 После обеда детей отправили в телевизионную; Стив помогал Джейн загружать посудомоечную машину. При этом она говорила, а он слушал. Главным образом она рассказывала о детях. Их проказы составляли основное содержание её дня. 
 - Вечером мне надо поработать над делом Бланкеншипа, - сказал он. Гостей не будет? 
 - Сегодня показывают "Службу безопасности". 
 - Неужели уже прошла неделя? 
 - Ты обещал, что мы будем смотреть вместе. Сегодня серия о ФБР. 
 - Кажется, было какое-то условие. 
 - Джеймс должен был постричь газон. Он это сделал. 
 Стивен вздохнул. 
 - Скотт спрашивает, можно ли ему посмотреть с нами. Тогда он ляжет на полчаса позже. Но завтра нет занятий в школе. Он утверждает, что плохо чувствует себя с того времени, как Сьюзан укусила его. 
 - Сьюзан - не гадюка. 
 - И все же, это возможно? 
 - Это менее вероятно, чем подцепить холеру. 
 Он поднялся наверх, чтобы поработать до телевизионной передачи, но обнаружил, что ему трудно сосредоточиться. Его мысли возвращались к Алану. Если Алан займет кресло губернатора, он, вероятно, также станет кандидатом от партии на ноябрьских выборах. Может ли он победить? Он обладал всеми качествами, необходимыми, чтобы стать хорошим губернатором - умом, способностями, преданностью работе, но Стивен не мог представить его заигрывающим с толпой и целующим детей. Алан будет набирать очки с телеэкрана и на пресс-конференциях, вероятно, он заслужит овации определенных коммерческих кругов, но уступит соперникам в фермерских поселках, где женщины ходят в юбках в складку и платьях с изображением цветов, а мужчины носят готовые костюмы и рабочие комбинезоны, и небогатых маленьких городах, где домохозяйки в шортах-бермудах косят траву перед аккуратными оштукатуренными коттеджами, а дети в футболках катаются на велосипедах по тротуарам. 
 Стивен знал этих людей, потому что провел среди них юность. Ему было девять лет, когда двое мужчин ворвались на ферму его родителей возле Бейкерсфилда, связали мать и отца, перевернули дом в поисках ценностей. Ничего не найдя, они убили родителей Стивена, затем обнаружили тринадцатилетнего брата в запертой ванной и прикончили его. Стивен избежал судьбы своих близких, потому что в ту ночь спал в доме одноклассника. 
 Бездетные дядя и тетя, жившие в Эль-Сегундо, воспитали его. Они были набожными, почтенными людьми, владевшими маленьким домом и старым "фордом", стоявшим на дворе. Они не имели долгов, но в доме никогда не было лишнего доллара. Стивен работал чистильщиком ботинок, посыльным в цветочном магазине, продавцом содовой и позже спасателем. Он был знаком с бедностью, соседствовавшей с роскошными городами, где высились небоскребы с офисами и кипели деловой активностью океанские и речные порты, шумные склады. Поэтому ему было легче понять яростное нетерпение президента Хэролда Пейджа и его сторонников, недовольных медленным прогрессом в решении социальных проблем. 
 За две минуты до начала телепередачи Джейн постучала в дверь его кабинета, чтобы сказать о том, что дети ждут его. 
 "Служба безопасности" была любимой передачей детей - особенно каждую четвертую неделю, когда освещалась деятельность ФБР. Они представляли отца в роли бесстрашного сыщика. В другие недели, когда бесстрашный агент был сотрудником ЦРУ, Секретной Службы или налоговой полиции, идентификация происходила с меньшей полнотой. 
 На этой неделе передача была посвящена борьбе с фальшивомонетчиками. Мужественный детектив из ФБР работал не так, как любой реальный агент. Он не имел сети стукачей - тайных осведомителей, с помощью которых поддерживается связь с преступным миром. Обычно информаторами становятся бывшие заключенные, наркоманы, проститутки. Телевизионный герой не может общаться с такими людьми, он полагается на свою проницательность, быстроту реакции, меткость и псевдодедуктивные методы. Сегодня сотрудник ФБР преследовал убегающих от него фальшивомонетчиков. Они мчались к верфи, где их ждал катер. Агент догонял мошенников. Возникла перестрелка. Детектив едва не поймал пулю. 
 Началась рекламная вставка. 
 Тринадцатилетний Джеймс сидел, опираясь спиной о подушечку. 
 - В тебя когда-нибудь стреляли, папа? 
 - Нет. 
 - Наверно, когда ты работал в ФБР, это не было очень увлекательным занятием. 
 - Это было увлекательным занятием. Только в другом смысле. 
 - Что бы ты сделал, если бы в тебя выстрелили, папа? 
 - Я бы уклонился в сторону. 
 - А теперь помолчите, - сказала Джейн. - Передача продолжается. 
 Среди внезапной тишины и полумрака, нарушаемого мелькающим светом от экрана телевизора, глаза Стивена встретились с глазами Джейн. Он точно знал, о чем она думает. Похоже, за годы брака он научился безошибочно интерпретировать выражение её лица, позу тела, тончайшие оттенки тона. 
 Ему действительно следует поработать после передачи пару часов, чтобы закончить доклад для Генри Бланкеншипа по антитрестовскому делу. Но... 
 Они досмотрели финальную погоню, завершившуюся триумфом детектива. После рекламы ведущий растолковал содержание серии для тех, кто не понял её смысла. 
 Джеймс поднялся в свою комнату, чтобы закончить домашнее задание. 
 - Тебе пора ложиться в постель, - сказал Стивен, поднимая Скотта со своих коленей. 
 Голова Скотта падала, глаза закрывались. Сон овладел им с поразительной быстротой. Стивен отнес мальчика в спальню, Джейн уложила его в кровать. Они на миг замерли, глядя на Скотта. Стивен подумал: когда стареешь, годы бегут быстрее, меняется не только количество оставшегося времени, но и его качество. Сколько лет прошло с того дня, когда он привел Джейн на вечеринку по случаю победы в стэнфордском финале! Футбольные герои пользовались успехом у самых красивых девушек университетского городка, спортзал, где состоялась вечеринка, напоминал цветник, но в этой толпе красавиц Стивен хотел только Джейн. Позднее они свернули с эвкалиптовой аллеи и углубились в лес. 
 Через несколько недель, сидя на деревянной скамье кафе за пиццей и темным пивом, Стивен заметил озабоченность на лице Джейн и спросил её, в чем причина. 
 - Это не могло случиться так быстро, да? - сказала она. 
 - Что ты имеешь в виду? 
 - У меня двухдневная задержка. 
 Она добавила с легким придыханием: 
 - Если на самом деле что-то произошло, я сама виновата. 
 - Это не так, и ты это знаешь. 
 Он слегка огорчился. Прежде он задумывался о том, когда им следует пожениться, но все изменится, если ему придется содержать семью. Он должен получить диплом юриста.
 - Ну... если ты... это не проблема. 
 - Я не понимаю, что ты имеешь в виду, - сказала она, однако это было неправдой. 
 - Нам ни к чему спешить. Еще есть время сделать все необходимое. 
 - Понятно. 
 - Мы должны обсудить это трезво, - сказал он. - Как два разумных существа. Это не значит, что я не люблю тебя. Я хочу, чтобы мы поженились. Хочу, чтобы у нас были дети. Но не сейчас. В нынешней ситуации, при наших жизненных планах весьма трудно создать семью. 
 - Я так не считаю. 
 - Джейн, будь благоразумной. Я пытаюсь все обдумать. Я не говорю, что мы не можем пожениться в будущем. 
 Она была явно встревожена. 
 - Ты можешь на мне не жениться. Мне не нужно ничего, что не нужно тебе. 
 Он растерялся. 
 Ну вот, теперь ты плачешь. 
 - Я не плачу! 
 Но она действительно плакала. Через несколько дней он понял, что ошибся, что очень хочет жениться на ней и иметь их ребенка. Будущее с Джейн стало для него важнее всего остального. Он слишком поздно пришел к этому решению. Утром того дня он не смог дозвониться до нее, а днем, зайдя к Джейн, застал её в постели ещё сонной. Ее щеки были белыми. Она лежала без сил. Когда Стив узнал, что она сделала, как все организовала, не сказав ему ни слова, он испытал потрясение. Он предал её. Он не мог сдержать слез. 
 Они снова начали встречаться, но долгое время отношения были другими, натянутыми - чувство общей вины стояло между ними. Лишь когда родился Джеймс, они ощутили, что отдали миру свой долг - человеческую жизнь. 
 Возвращаясь с мужем в гостиную, Джейн спросила: 
 - Тебе обязательно надо поработать сегодня? 
 - А пошел этот Генри Бланкеншип к черту. 
 - Правда? 
 - Правда. 
 В гостиной Стивен наполнил бренди две маленькие стопки. Держась за руки и потягивая бренди, они сидели на диване и смотрели новости. Президент Пейдж просил конгресс повысить ставки налогов, чтобы оплатить возросшую стоимость социального обеспечения и пособий безработным. На экране появились фотографии, сделанные русским роботом, который сейчас полз по поверхности Марса. Прозвучало заявление о необходимости усиления государственного контроля над экологически вредными предприятиями. В Пойнт-Рейсе, где ровно четыре столетия назад бросил якорь Золотой олень, загрязнение озер и рек убивает немногих сохранившихся оленей-альбиносов; в устье совершенно исчезли гигантские улитки, пополнив удлиняющийся список вымерших животных. 
 Он поцеловал её. В полутьме она была молодой и хорошенькой. Он собрался шепотом предложить ей что-то, но тут на экране телевизора вместо фотографий загрязненных водоемов и исчезающей дикой природы появился диктор со строгим лицом. 
 - Мы прерываем обзор новостей, чтобы ознакомить вас с сообщением, поступившим от телекомпании КРН-ТВ. Самолет, на борту которого находились губернатор Пол Берри и пилот, разбился в горах Сьерра-Невада. Спасатели, прибывшие на место происшествие на вертолетах, сообщили, что выжившие не обнаружены. Повторяем: самолет, на борту которого находились губернатор..." 
 Этим утром Мэриэн Берри, ещё не знавшая о том, что она стала вдовой, писала письма состоятельных прихожанам её церкви. Она пользовалась фиолетовыми чернилами. Каждое послание вкладывалось в конверт бежевого цвета, на котором ей предстояло вывести адрес. В каждый конверт вкладывался другой конверт меньших размеров для отправки пожертвования. 
 У пятидесятилетней Мэриэн Берри были худые щеки; её голову покрывали седеющие, короткие, вьющиеся волосы. Она обладала волевым ртом и чуть удлиненным носом безупречной формы. 
 Когда она разделалась с письмами, зазвонил телефон. 
 - Доброе утро, миссис Берри. Губернатор дома? - спросила мисс Шоу, личная секретарша губернатора. 
 - Он уехал рано утром. 
 - Это точно? 
 - Лимузин забрал его в шесть тридцать. 
 - Вам известно, куда он поехал? Он не появлялся здесь. 
 - По-моему, он сразу направился в аэропорт. 
 - О, понятно. 
 Было ясно, что мисс Шоу ничего не понимала. 
 - Пожалуй, я отменю все его встречи на это утро и подожду, пока он не свяжется со мной. 
 - Думаю, это будет правильно. 
 Миссис Берри обрадовалась, отметив растерянность секретарши. Эта женщина всегда казалась ей слишком невозмутимой и самоуверенной. 
 Однако нервы миссис Берри напряглись. Уехать куда-то, не предупредив мисс Шоу - это непохоже на Пола. Его рабочее расписание, вероятно, плотно заполнено встречами. Неразумный поступок. Последнее время он держался как-то странно. Вчера вечером он явно о чем-то размышлял. За обедом он внезапно посмотрел на неё и сказал: "Ответственность лежит на президенте". Она не поняла, обвиняет ли он в чем-то президента Пейджа, и собралась уточнить это, но зазвонивший телефон отвлек её. В три утра в кабинете мужа ещё горел свет. Нервы снова натянулись. Неужели Пол что-то утаивает от нее? 
 Она походила по дому в стиле Тюдоров, выполняя свои обязанности. Полила анютины глазки в фарфоровых горшочках, поправила коллекцию керамических шкатулок на кофейном столике, принесла почту. Затем вздремнула. В субботу прислуги не было, поэтому в два часа миссис Берри помыла оставшуюся после завтрака и ленча посуду. Почему Пол не прикоснулся к тосту и яйцам всмятку? Он всегда имел утром хороший аппетит. 
 Проверив кухонные шкафчики, она обнаружила, что у неё кончилось жидкое мыло, и внесла его в список будущих покупок. Полки с посудой запылились, надо сказать об этом прислуге; изучая полки, миссис Берри обнаружила грязь на верхней части холодильника. Другие все делают плохо. "Но я же не могу делать все сама." Нелегко поддерживать чистоту в доме, когда в нем столько мест, куда прислуга не допускается. Чулан на чердаке и кабинет Пола были такими святилищами. 
 Она взяла газету, проигнорировав первую полосу с перечислением несчастных случаев. Ее легкое беспокойство по поводу Пола почти рассеялось, когда позвонил человек из "Ассошиэйтид Пресс". 
 - Миссис Берри, нам сообщили, что ваш муж находился на борту самолета, разбившегося в Сьерра-Невада. Вам что-нибудь известно об этом? Почему он полетел в...? 
 Она положила трубку. Однажды, играя в детстве, она упала с крыльца и ушибла голову. Из-за шока она перестала дышать. То же самое произошло сейчас. Ее затошнило, потом она начала отчаянно дрожать. Пол. Пол попал в авиакатастрофу. Пол ранен; он при смерти; мертв. Она слышала, как он говорит, смеется, вспомнила, как он дразнит Тербера, играет с ним. Ее охватил страх. Этот мягкий, добрый, разговорчивый человек, неспособный проявить свой гнев - как часто она смотрела на него, лежащего в кровати, с рукой поверх простыни, и думала: ребенок, сущий ребенок. Она любила его, хоть и видела разницу между своими надеждами и реальностью. Чья это была вина - его, её или созданного Богом мира? 
 Она в первый момент сняла трубку, чтобы избежать звонков из газетных редакций, от друзей, знакомых, просто любопытных. Потом она положила её и снова сняла, чтобы позвонить Джонасу. Ей сказали, что его нет в офисе. Он приедет к ней, как только узнает о случившемся. Эта мысль успокаивала. Джонас - сильный человек, на него можно опереться. 
 Она включила телевизор и услышала экстренное сообщение о том, что вертолетчики осмотрели место падения и не нашли там выживших. Не нашли выживших. Ее сердце замерло. Она быстро выключила телевизор, чтобы уйти от реальности. Начала ходить по комнатам, не соображая, что она делает, но чувствуя, что должна постоянно двигаться. Не принять волю Господа - это грех. Она может молиться. Она упала на колени возле дивана, обхватила лицо руками и принялась молиться за душу доброго, домашнего человека, которого любила... 
 Спустя некоторое время она взяла себя в руки. Лучше что-то делать что угодно. Она отправилась в кабинет Пола. Из верхнего ящика шкафчика достала запечатанный конверт с инструкцией на тот случай, если с ним что-то произойдет. Там не было ничего необычного. Местонахождение и номера банковских книжек, страховых полисов, фамилии брокеров и адвоката, у которого хранилась копия завещания. Ее глаза наполнились слезами. Она села на кресло в кабинете, чтобы прочитать отдельный лист. Странное дело: он просил её подняться на чердак и открыть солдатский сундучок. Она знала, что там находится: сувениры, оставшиеся от его участия во Второй Мировой войне; он говорил ей об этом. Теперь же он упоминал "ценности". Самым неожиданным было следующее: он просил её обсудить с Джонасом Сильверманом, как следует поступить с "ценностями" и, при необходимости, уничтожить эту часть его инструкции. 
 Она рассеянно смотрела на листок бумаги, держа его в руках. Такая таинственность была совсем нетипична для Пола. Казалось, ему... было что скрывать. 
 Она нашла фонарь в ящике для щеток. Отправилась наверх. Тербер, белый персидский кот, сопровождал её. Тербер обожал чердак. Она шагнула в просторное помещение с наклонным потолком; единственная лампочка отбрасывала тусклый желтый круг света. Маленькое окно было заперто. 
 Фонарь помог ей добраться до большого стенного шкафа с широкой некрашеной дверью. Пятно света двигалось по куче хлама, валявшегося на полу. Она увидела старые картонные коробки, сломанную лампу, портативную пишущую машинку, стянутые резинкой пачки с карточками, запылившийся фотоальбом, ящик с украшениями для рождественской елки, стоящую в углу старую метлу. Она направила луч вверх и остановила его на верхней полке, где находился обшарпанный зеленый солдатский сундучок с латунными замками. 
 На несколько секунд луч фонаря задержался на сундучке. Тихое урчание отвлекло миссис Берри - пушистый кот выгнул спину возле её ноги. 
 - Нет, Тербер, - сказала женщина. 
 Она положила фонарь на пол, прислонив его к пачке с карточками. Попыталась подвинуть сундучок вперед с помощью палки от старой метлы. Луч фонаря выхватывал из темноты столб пыли, напоминавший коричневато-серый дым. Наконец сундучок оказался возле края полки. Потом он с грохотом рухнул на дощатый пол. Фонарь покатился в сторону, продолжая выхватывать из темноты круг света. 
 Кот испуганно бросился прочь. 
 Миссис Берри вскрикнула. 
 Сундучок раскололся с одного края. Из образовавшегося отверстия на пол посыпались зеленоватые бумажки. 
 Направив яркий белый луч фонаря на купюры, миссис Берри разглядела несколько стодолларовых банкнот. Она сунула руку в отверстие сундучка, чтобы вытащить то, что находилось внутри. Оттуда хлынул поток зеленых бумажек. Дощатый пол оказался завален купюрами. В панике женщина встала на четвереньки и попыталась засунуть деньги обратно в сундучок. Вскоре она осознала бессмысленность своих действий, встала, вынула ключ из глубокого кармана своего похожего на фартук платья, решительным движением закрыла дверь стенного шкафа и заперла её. В её движениях присутствовала нервная сосредоточенность человека, исполняющего чей-то приказ, не желающего думать самостоятельно. 
 Пройдя на кухню большого, красивого, немного старомодного дома, она поставила чайник на плиту. В какой-то момент её пальцы сжали край плиты. 
 - О, Пол, Господи, - произнесла она. 
 Когда она поставила чашку чая на стол, зазвонил дверной звонок. Сквозь кружевную занавеску кухонного окна она увидела маленького человека с седыми усами и козлиной бородкой, стоявшего на ступенях крыльца. Чувство облегчения пронзило её грудь. Она всхлипнула. Потом побежала к двери, словно боясь, что он может исчезнуть. Иду. Иду. Убежденная в том, что он уже ушел, она распахнула дверь. 
 Она оказалась в его объятиях. 
 - Джонас, о, Джонас, я так рада, что ты здесь! 
 Солнце поднималось, отбрасывая длинные желтые лучи на купол Капитолия. Мэриэн Берри и Джонас Сильверман шагали вверх по его ступеням, неся чемодан. Они вошли в здание и направились к южному входу, где в широкой нише, обшитой черным мрамором, находились большие деревянные двери. 
 Над ними сверкала золотом табличка с надписью "ГУБЕРНАТОР". 
 Молодая изящная блондинка, сидевшая в просторной приемной, посмотрела на вошедших. 
 - О, как я рада вас видеть. 
 Выражение её лица не соответствовало произнесенным словам. Она была взволнована, полна сочувствия, едва сдерживала слезы. 
 - О, миссис Берри, я не знаю, что сказать. Он был замечательным человеком. 
 Мэриэн попыталась ответить, но её голос прозвучал почти неслышно. 
 - Мы должны немедленно встретиться с Аланом Кардуэлом, - сказал Джонас Сильверман. - Он в кабинете? 
 - В своем. 
 - Вы позвоните ему? 
 - Я получила строгое указание не отвлекать его. Он совещается с мистером Хадсоном, Главным прокурором. Я уверена, что он захотел бы принять миссис Берри, но... он все же оставил указание. 
 - Мисс Шоу у себя? - выдавила из себя Мэриэн Берри. 
 - Да. 
 - Скажите, что я здесь, - голос миссис Берри чуть окреп, - и что я должна увидеться с мистером Кардуэлом. Она это организует. 
 Девушка набрала три цифры на своем телефоне и заговорила в трубку так тихо, что разобрать слова было невозможно. Через мгновение она положила трубку. 
 - Извините, что заставила вас ждать. Вы знаете, как пройти в кабинет мисс Шоу? 
 Кабинет мисс Шоу находился возле юго-восточного угла здания, в котором располагались апартаменты губернатора. 
 Секретарша, стройная женщина с очень тонкими ногами и темными бровями, встретила их у двери. 
 - Не могу описать вам, как мы все скорбим, миссис Берри. Я так взволнована, что ничего не соображаю. 
 Мэриэн Берри слегка склонила голову. Она посмотрела на своего спутника. 
 - Вероятно, губернатор упоминал при вас Джонаса Сильвермана. Мы старые друзья. 
 - О, да, - сказала мисс Шоу. 
 У Джонаса Сильвермана были большие глаза, бледная кожа и аристократический нос. Его губы казались обветренными. 
 - Насколько мне известно, вы хотите увидеть Алана Кардуэла, - сказала мисс Шоу. - Сегодня утром у него исключительно насыщенное расписание. Как только он вошел в свой кабинет, совещания следуют одно за другим. Сейчас он разговаривает с Беном Хадсоном. 
 - Мы должны увидеть его немедленно. 
 Мисс Шоу изобразила на своем лице улыбку, свидетельствующую о том, что она здесь не отдает указаний. 
 - Почему бы вам и мистеру Сильверману не подождать в кабинете губернатора? Я выясню, что я могу сделать. 
 Джонас Сильверман и миссис Берри пронесли тяжелый чемодан через большую комфортабельную комнату, обшитую панелями из орехового дерева. Там стояли два флага - калифорнийский и американский. Они прошли через короткий коридор в личный кабинет, стены которого были обшиты пробковым деревом. Одну стену украшали картины с изображениями секвой. 
 Через несколько минут дверь открылась, и в комнату вошел Алан Кардуэл. Его сопровождал полный человек с широкой грудью и толстыми ногами - Главный прокурор штата Бен Хадсон. 
 - Мэриэн, - произнес Алан, взяв женщину за обе руки. - Ваш муж был самым благородным человеком, какого я знал. Фактически он заменил мне отца. 
 Бен Хадсон приглушил свой обычно раскатистый голос. 
 - Он был моим лучшим другом. 
 Мэриэн Берри тихо заплакала. 
 - Я рад, что вы оба находитесь здесь, - сказал Джонас Сильверман. - Я уговорил миссис Бэрри не обращаться в полицию. 
 - В полицию? - удивился Бен Хадсон. 
 Джонас бросил взгляд на Мэриэн, которая уставилась невидящими глазами в угол комнаты. 
 - Мой муж был честным человеком, - сказала она. - Вы все знаете это. Он никогда не совершил бы ничего... действительно дурного. 
 - Я посоветовал миссис Бэрри подождать, пока я не разберусь с финансами Пола, - сказал Джонас Сильверман. - Но она пожелала предпринять что-то немедленно. 
 Бен Хадсон взъерошил пальцами свои редкие бесцветные волосы. 
 - О чем идет речь? 
 Джонас Сильверман указал на чемодан. 
 - Откройте его. 
 С помощью Алана Бен Хадсон поставил чемодан на стол. 
 Джонас Сильверман протянул Алану ключ. 
 - Полагаюсь на вашу сдержанность, - сказал он. - Я уговорил миссис Берри прийти сюда, а не в полицию, потому что был уверен в том, что она может рассчитывать на вашу скромность. 
 Алан кивнул. 
 Бен Хадсон открыл чемодан. 
 - Девятьсот шестьдесят четыре тысячи долларов, - сказал Стивен Гиффорд. 
 Алан, сидевший в клубе Сан-Хоакин за столиком обеденного зала, нахмурился. 
 - Что ты об этом думаешь? 
 - Это явление известно ещё со времен Древнего Египта, - отозвался Стивен. - Оно называется коррупцией. 
 Алан печально уставился на свой омлет по-испански. 
 - Я не могу поверить в то, что Пол Берри был способен пожертвовать своей репутацией. 
 - Купюры были небольшого достоинства? 
 Алан кивнул. 
 - Их легко тратить и сложно отслеживать. У тебя есть другое объяснение тому, что у него оказалась такая сумма наличных? 
 - Нет. 
 Стивен с сочувствием посмотрел на друга. 
 - Годовой оклад губернатора Пола Берри составлял сорок восемь тысяч долларов. А в сундучке на чердаке хранился почти миллион. Если ты не знаешь, как он туда попал, значит, ты слишком наивен, чтобы заниматься политикой. 
 Руки Алана нервно задвигались по столу. 
 - Мне нужна твоя помощь, Стив. Я должен знать, от кого Пол получил эти деньги. 
 - Полагаю, федеральные и калифорнийские власти также пожелают узнать, оплачены ли налоги. 
 - Я бы попросил Бена Хадсона разобраться с этим вопросом, но он не просто Главный прокурор, но и политический лидер штата. И к тому же лучший друг Пола Берри. 
 - Никто бы не обвинил Неподкупного в том, что он покрывает чужой грех. 
 - Бен не подходит для этого дела. А ты подходишь. У тебя остались связи с ФБР. 
 - Я ушел в отставку шесть лет тому назад. Сейчас я - немолодой, заваленный работой юрист. 
 - Речь идет об ограниченном отрезке времени. Ты мог бы взять отпуск. 
 - Это нереально. У меня нет условий. Такие расследования не проводятся в одиночку. 
 - Бен Хадсон даст тебе любых агентов из своего ведомства. Они займутся рутинной полицейской работой. И ты сможешь привлечь кого угодно к этому делу. Я хочу, чтобы ты возглавил расследование. Это для меня важно, Стив. Я не могу участвовать в осенних выборах, не предприняв что-то по этому поводу. Что, если я поговорю с твоим шефом? 
 Чувство долга навалилось на грудь Стивена. 
 - Прежде я должен поговорить с Джейн. 
 - Я принимаю это условие, - улыбнулся Алан. 
 Провожая взглядом друга, который через полчаса покинул клубный ресторан, Алан подумал о том, что Стивен не нуждается ни в чьем совете или подсказке. Упоминание Джейн было явной отговоркой; он просто хотел получить время для размышлений, обмозговать проблему, покрутить её в сознании, как мясо на шампуре. Люди ошибочно считали его флегматичным тугодумом, но на самом деле он был вдумчивым, глубоким человеком. 
 Алан тряхнул головой - события развивались слишком стремительно. Бен Хадсон попросил его заменить Пола Берри в качестве партийного кандидата на выборах. Обсуждение этого вопроса в то время, пока тело Пола Берри ещё лежало в горах, казалось проявлением бесчувственности, цинизма, но Бен был реалистом, умевшим быстро переходить от сантиментов к суровой, практической стороне дела. Он назвал Алана лучшим кандидатом, которого партия сможет выставить в ноябре. Алан чувствовал, что проблема заключается в отсутствии у него административного опыта. Его политическое образование было на удивление ограниченным; прежние государственные должности Алана (в комиссии штата по проблемам престарелых, олимпийском комитете, совете штата по равенству прав, попечительском совете калифорнийского государственного университета) были далеки от партийной работы. 
 Внезапно его размышления кристаллизовались в одну конкретную потребность: Диана. Он прошел в гостиную к телефону и позвонил в бутик. Девушка из телефонной службы передачи сообщений ответила ему, что абонент вернется не раньше половины пятого. Тогда у него будут другие встречи. Ему так хотелось услышать сейчас её голос, что, будучи лишенным такой возможности, он остро ощутил пустую безжизненность остатка дня. 
 Адель Кардуэл повесила платье от Пуччи обратно в шкаф и уставилась на коллекцию, состоявшую из сотни других платьев. Выбор был трудным. Одежда стала особенно важной для неё после операции; Адель хотела выглядеть наилучшим образом. 
 Спустя час, прогуливаясь среди ярких бутонов на выставке цветов, она производила величественное впечатление в простой белой блузке и костюме от Норелла из красной шерсти. Многие люди обращались к ней, и она старалась держаться приветливо, избегая обвинений в надменности. Эти частые обвинения были несправедливыми, одна мысль о них приводила её в ярость. 
 Она обнаружила за пышным кустом бегоний Кларенса Кардуэла. Он был крупным, импозантным мужчиной. 
 - Не знаю, что я здесь делаю, честное слово, - сказал он. - Мой сосед заговорил вчера на поле для гольфа о выставке, и... я оказался тут. Почему Алан не пришел с вами? 
 - Он работает. По-моему, ваш племянник намерен доказать, что он - не Александр Тротлботтом. 
 - Кто это? 
 Ей следовало предвидеть, что Кларенс не слышал об Александре Тротлботтоме. 
 - Персонаж из пьесы. Беспомощный вице-президент, которого отказались записать в публичную библиотеку без двух рекомендаций. 
 - Тротлботтом? 
 - Да. 
 - Не знаю, почему Алан относится ко всему этому так серьезно. А вы? 
 - Ему это нравится, - ответила она. 
 - Ничего не понимаю. Мы все испытали большое разочарование, когда он занялся политикой. 
 Четыре года назад за одну неделю избирательной кампании Адель обнаружила, что она испытывает глубокое отвращение к политической деятельности. "Это так вульгарно", - сказала она Алану, который лишь улыбнулся и ответил: "На латыни vulgaris означает народный." Ей претила необходимость ублажать и завоевывать людей, которые были явно глупее её. Подобные усилия оскорбляли её врожденное инстинктивное самомнение. 
 - Теперь, когда он стал губернатором, это ощущение может пройти. 
 - Будем надеяться, что изменится кое-что еще. 
 Она тотчас поняла, что собеседник имеет в виду пристрастие Алана к спиртному. Конечно, проблема была не слишком серьезной - во всяком случае, пока. Алан не собирался увязнуть в "Топи Бойнтонов", поглотившей многих его предков по материнской линии. Она, Адель, сумеет удержать его. Ей казалось, что большинство людей не обладает необходимым запасом терпения. При достаточной целеустремленности можно добиться всего. Она была готова посвятить себя этой задаче, трезво оценивая её трудность. 
 - Мы должны дать ему шанс самостоятельно справиться с этой слабостью, - сказала она. 
 - Наверно, вы правы. Вы - мудрая женщина, Адель. 
 Скорее скрытная, нежели мудрая. Она изливала свои тайные мысли и чувства лишь в стихах, которые изредка писала. 
 - Я могу отвезти вас домой, или за вами заедет Алан? - спросил Кларенс. 
 - Пожалуй, я побуду ещё здесь, - ответила она. 
 Что сказал бы Кларенс, если бы он узнал о том, что у Алана роман с другой женщиной? Она не знала, кто эта женщина, но у него явно кто-то был. Признаки были слишком явными. Она не могла сказать об этом кому-то, тем более Алану. Она отвечала за себя и поступала в соответствии со своим характером. 
 Она была урожденная МакАдам. 
 Она умела ждать. 
 Через несколько часов после обнаружения разбившегося самолета в горах Сьерра-Невада вертолет доставил опытных специалистов для сбора металлических обломков. С момента подачи первого радиосигнала о помощи, зарегистрированного наблюдательной радиостанцией, до финала катастрофы прошло почти две минуты. Останки самолета могли разлететься по большой территории. 
 Карабкаясь по скалам, продираясь сквозь густые заросли кустарника, четверо мужчин буквально на четвереньках обшарили область протяженностью в пятьдесят миль. Они действовали по плану, составленному руководителем, который отметил на карте траекторию падения самолета и разбил прилегающее пространство на квадраты со стороной в четверть мили. Люди обыскали каждый квадратный ярд этой территории. 
 При обнаружении части самолета её поднимали вертолетом в воздух и доставляли в место сборки - ангар, расположенный под Сакраменто. Каждый обломок регистрировался, осматривался, место его обнаружения помечалось на карте со сторонами в шесть и восемь футов. Карта отражала относительное расположение всех найденных кусков металла. 
 Внутри ангара находился макет самолета, на котором летели губернатор Берри и пилот. Каждая деталь изучалась на предмет наличия дефектов, выявления следов огня, каждая зазубрина на металле фиксировалась и замерялась; после этого её отдавали механикам для закрепления на каркасе. Постепенно остов начал напоминать настоящий самолет, только в его фюзеляже зияли дыры, части обоих крыльев отсутствовали, в отдельных местах торчали искореженные фрагменты. 
 Эксперты опрашивали в районе катастрофы туристов, автомобилистов, лесников, альпинистов - всех потенциальных свидетелей происшествия. Все опросы оказывались безрезультатными; наконец были обнаружены два свидетеля - молодой турист и его подружка, заметившие столб дыма над каньоном. Их информация также ничего не дала - они видели только столб дыма. 
 К концу третьего дня поисков в густых зарослях возле точки падения были найдена часть тяги, соединяющей управляющий механизм с рулем высоты. Деталь была тщательно привязана к тросу для транспортировки с помощью вертолета. 
 Стивену Гиффорду позвонила Норма, секретарша Майера Осборна. Она сказала, что мистер Осборн хочет встретиться с ним. Сейчас Стивен шагал по коридору мимо фонтана и длинных полок с книгами по юриспруденции. 
 На полу лежал пушистый зеленый ковер, стены были обтянуты обивочной тканью. Красивая Норма печатала за столом. Она приветливо посмотрела на Стивена. 
 - Можете заходить. 
 Он открыл дверь. Худой бледный человек сидел в кожаном кресле с высокой спинкой за вытянутым столом, напоминающим по форме почки. 
 - Вы хотели видеть меня, мистер Осборн? 
 Майер Осборн улыбнулся, привычно изобразив на лице деланное радушие. На нем были темный костюм, однотонный черный галстук и серая рубашка. 
 - Я просмотрел ваш доклад по делу Бланкеншипа. Вы потрудились весьма добросовестно. Поздравляю. 
 Он откинулся на спинку кресла. На столе перед ним находились только прозрачные часы с золотым ободком и письменный прибор с золотой автоматической ручкой. 
 - Однако ваш прогноз не слишком оптимистичен. 
 - Последние годы государство выигрывало в суде подобные дела. 
 Стивен сел на стул напротив Осборна. 
 - В нынешней обстановке я не могу быть уверенным в нашей победе на суде. 
 Майер Осборн сплел свои изящные, холеные пальцы. 
 - Вы знакомы с Генри Бланкеншипом? 
 Вопрос был риторическим. Все знали, каким убежденным затворником был Генри Бланкеншип; весьма немногие могли бы ответить утвердительно на вопрос Осборна. 
 - Я встречался с ним, - сказал Стивен. 
 Брови Осборна поднялись вверх, выражая сдержанное удивление. 
 - И где же? 
 - В доме Кардуэлов, когда я учился на последнем курсе в Стэнфорде. Я гостил у них неделю, когда приехал Генри Бланкеншип. Уверен, он меня не помнит. 
 - Трудно сказать. Он - весьма удивительный во многих отношениях человек, Стивен. 
 - Согласен. 
 - Как многие очень сильные, преуспевающие люди, он привык побеждать. Осмелюсь сказать, это его главная характеристика. 
 Несомненно, Майер с пониманием и одобрением относился к этой черте. Он открыл средний ящик стола, чтобы извлечь оттуда отпечатанную рукопись, в которой Стивен узнал свой доклад. 
 - Что, по-вашему, он скажет, получив этот материал? Вы фактически заявляете ему, что его корпорация нарушает антимонопольное законодательство. Вы делаете вывод, что наилучший выход из ситуации - это подписание соглашения, разделение корпорации на две части, - телевизионную и издательскую, - в тех городах, где имеет место монополизация информационной индустрии. 
 - Я думаю, что такое решение позволит избежать разделения по решению суда и оплаты юридических и судебных расходов. 
 - Генри Бланкеншип сочтет, что вы служите не его интересам, раз вы советуете отказаться от схватки. Даже Верховный суд иногда сдается. 
 - Понимаю. 
 Худое лицо Майера Осборна было торжественным. 
 - Я прошу вас написать другое заключение по этому делу, подчеркивающее позитивные аспекты. 
 Он подвинул рукопись в сторону Стивена. 
 - Основная часть может остаться прежней, но выводы следует изменить. У вас есть планы на сегодняшний вечер? 
 - Определенных нет. 
 - Я бы хотел, чтобы вы доработали доклад и вручили его Генри Бланкеншипу. Он прибывает в аэропорт в десять тридцать. Будет хорошо, если вы лично отдадите ему доклад. 
 - Я могу это сделать. 
 Лукавый огонек сверкнул в глазах Майера. 
 - Вы - ценный человек, Стивен. Я способен понять, почему ваш друг губернатор Кардуэл хочет, чтобы вы занялись его особым заданием. 
 - Я не предполагал, что он будет действовать так стремительно. Я собирался поговорить с вами об этом. 
 - Я готов оказать услугу нашему уважаемому новому губернатору. 
 На строгом лице с правильными чертами появилась улыбка. 
 - Но это будет зависеть от Генри Бланкеншипа. Между прочим, Алан Кардуэл и Генри Бланкеншип - родственники, верно? 
 - Да, двоюродные братья. Тетя Алана замужем за отцом Генри Бланкеншипа. 
 - Узы родства. Интересно. 
 Многозначительная улыбка, короткая пауза. Майер считал заключение династических браков старой, почтенной традицией. 
 - Ну, в некотором смысле вы возобновите старое знакомство, когда увидитесь с Генри Бланкеншипом. Это многое облегчает, верно? 
 Холодная улыбка стала более заметной. 
 Стивен приехал в аэропорт в десять часов и принялся прогуливаться, рассматривая журналы в ярко освещенных витринах; он взвесился (девяносто три килограмма), затем, присев на скамейку, прочитал отредактированные страницы. Попытался представить, как воспримет их Генри Бланкеншип. Доклад выглядел теперь более оптимистично. 
 Заглушая обычный гул аэропорта, голос из громкоговорителя периодически объявлял о прибытии самолетов. Женщина, сидевшая на виниловой скамье в нескольких ярдах от Стивена, принялась отчитывать своего ребенка за какой-то проступок. По другую сторону прохода красивая девушка в платье цвета меди игнорировала улыбки молодого человека. 
 Медленно засунув назад в папку отпечатанные страницы доклада, Стивен попытался вспомнить свою давнюю встречу с Генри Бланкеншипом. Она произошла в то рождество, когда он учился на последнем курсе в Стэнфорде. Приглашение было сделано импульсивно, неожиданно. Алан показал ему фотографию усадьбы, сделанную с воздуха, и заметил, что ещё никто не получал разрешения фотографировать её с земли. "Ты должен как-нибудь увидеть все это. Право, я бы хотел, чтобы ты приехал к нам на рождественские каникулы. Сможешь?" 
 Пока они ехали три часа на старом, разваливающемся "студебекере" Алана из Пало-Альто, воображение Стивена рисовало эффектные картины. Уже в сумерки, при появившейся луне, они увидели каменную стену высотой три с половиной метра, тянувшуюся на протяжении четверти мили. Стену увенчивала паутина из колючей проволоки. Наконец появились ворота с длинными вертикальными прутьями и фонарями по обоим краям. 
 Алан подал короткий звуковой сигнал. 
 - Добро пожаловать домой, господин Алан, - донесся голос из темноты; створки ворот распахнулись, и "студебекер" въехал на территорию. 
 Дорога шла мимо огромных деревьев и широких лужаек; асфальтовое покрытие было таким гладким, что шины пели от удовольствия. В лунном свете особняк напоминал присевшего на корточки человека; после изгиба дороги взору открылись крылья дома. Теперь сооружение казалось бесконечным, из-за одной башенки выглядывала следующая; множество желтоватых окон подмигивали прибывшим. 
 - Большой дом, правда? - сказал Алан; его сдержанная реплика, не отражавшая всей реальности, показалась почти смешной, когда автомобиль приблизился сквозь ароматный ночной воздух к широкой мраморной лестнице, ведущей к огромным дверям. 
 Если в монашеских кельях стэндфордского общежития, на университетском футбольном поле, Стивен относился к Алану, как к обычному студенту, то с первых минут этого визита различие между ними стало слишком явным. Здесь все свидетельствовало о непомерном богатстве Кардуэлов; роскошь была для них привычной средой обитания. 
 Обед подавали в огромном зале на массивном полированном столе. Восемь человек сидели там, где могла уместиться сотня. Стивен увидел гигантские двойные канделябры, массивное столовое серебро, ирландское полотно, бельгийские кружева. Стул из красного дерева с лирообразной спинкой был исключительно удобным, сухое красное вино - великолепным. 
 За столом, кроме Стивена и Алана, сидели мать Алана, фарфоровая леди с пепельно-голубыми волосами, его тетя и дядя, выглядевшие так, словно они принадлежали к совершенно другой эпохе - эпохе могучих усатых мужчин и дородных женщин в бриллиантах, с тщательно и изощренно уложенными волосами. Также там находился Джозеф Эндрью Кардуэл, дед Алана и создатель семейного состояния. В свои семьдесят пять лет он был хрупким стариком; в его облике ощущались сосредоточенность и беспокойство. Представить его молодым было трудно; он выглядел старше своих лет. Его маленькие руки двигались быстро и решительно, он мало говорил и подчеркивал отдельные слова жестикуляцией. Когда он не говорил, он тихо урчал себе под нос и терся локтями о стол. 
 По завершении обеда прибыл другой внук Джозефа Эндрью, Генри Бланкеншип; он тотчас оказался в центре внимания. Мать Генри, Эми, была старшей дочерью Джозефа Эндрью. Эми умерла несколько лет тому назад; недавняя кончина Джорджа Бланкеншипа, отца Генри, сделала его единственным владельцем семейного состояния. В тридцать один год он был мультимиллионером. Он был не так богат, как Кардуэлы, но явно собирался превзойти их в этом отношении. Кардуэлы владели банками, страховыми компаниями, недвижимостью; их деньги приносили умеренные прибыли. Генри инвестировал производство газовых турбины, добычу урана, авиаперевозки, бурение нефтяных скважин в прибрежной зоне, бурно развивающуюся космическую технику - то есть отрасли с большим риском и соответствующей отдачей. Также он приобрел недавно крупную кинокомпанию; в печать просачивались слухи о его связи с одной из самых красивых киноактрис. 
 На вид он был худощавым, застенчивым, приятным молодым человеком с редкими волосами, выглядевшими так, будто их увлажнили и причесали. Он был в помятом костюме и рубашке с расстегнутым воротничком, без галстука; он ещё не оправился полностью от длительной пневмонии, несколько месяцев тому назад едва не закончившейся летальным исходом. Ее щеки западали, кожа лица казалась восковой, но в живых глазах светился интеллект. 
 Он приехал к своему деду, потому что нуждался в дополнительном капитале для приобретения авиакомпании. Он торговался настороженно и сдержанно, но Джозеф Эндрью проявил убийственную разговорчивость, давая внуку доброжелательные, хитрые и мудрые советы. Бланкеншип оставался вежливым, застенчивым и непоколебимым. Они довольно быстро выработали основные условия соглашения, в котором шла речь о десятках миллионов долларов. Они договорились о том, что деталями контракта займутся их юристы, к которым они, похоже, относились к тем же презрением, с каким воины относятся к тем, кто хоронит убитых и уносит раненых. 
 Последовавшая беседа до сих пор жила в памяти Стивена. Она казалась не совсем реальной. Они коснулись погоды в Северной Калифорнии, гольфа (дядя Кларенс был страстным гольфистом), охотничьей вылазки (Бланкеншип любил охоту, несмотря на плохое зрение) и, конечно, лошадей. Лошади были страстью Джозефа Эндрью Кардуэла. Он любил всяких лошадей - беговых, племенных, скаковых, выставочных. В его конюшне стояли два победителя дерби в Кентукки и бесчисленное количество обладателей Голубой Ленты. Говорили, что он не продал ни единой лошади, но это было неправдой. Несколько лет тому назад он продал своего самого знаменитого скакуна, Бивокса, после того, как его старший сын, Джон Эверетт, разбился насмерть, сидя на этой лошади. После этого трагического случая Джозеф Эндрью больше не садился в седло, его никогда уже не видели в костюме для верховой езды и высоких сапогах. Он даже убрал свой висевший в холле портрет, на котором был изображен в костюме наездника. Однако он обожал говорить о знаменитых скачках и выставках, на которых его лошади завоевывали призы. 
 В этот час в аэропорте было мало пассажиров. Билетеры перекусывали и болтали за ярко освещенными стойками. Расчетное время посадки почти наступило. Услышав свое имя, донесшееся из громкоговорителя, Стивен встал. 
 - Мистер Стивен Гиффорд, пожалуйста, подойдите к семнадцатому выходу. 
 Он подождал возле прохода, ощущая легкую прохладу вечернего воздуха. На темном летном поле снопы желтого и голубого света обозначали взлетно-посадочные полосы. Стивен видел лишь стоявший в полумиле от него огромный "Боинг-747". 
 Внезапно к Стивену стремительно подкатила легкая моторизованная тележка. 
 - Мистер Гиффорд? 
 За рулем сидел молодой человек в коричневой ветровке. 
 Стивен кивнул и сел в тележку рядом с молодым человеком. Они помчались по полю, повернули и остановились под гигантским крылом "747". 
 У задней двери самолета Стивена поприветствовал другой молодой человек в строгом костюме в полоску. Он провел Стивена в салон, оборудованный под офис. Там находились шкафы, телетайп, телефонный пульт; несколько красивых девушек деловито печатали за столами. Никто не поднял головы, когда мужчины прошли через главный отсек самолета, обставленный, как гостиная, с яркими красными коврами, обитыми джутом стенами и массивной мебелью в стиле "чиппендель", прикрученной винтами к полу. 
 На резном столике, стоявшем возле кресла с высокой спинкой, на которое сел Стивен, лежали журналы. Молодой человек спросил Стивена, не хочет ли он выпить. Стивен попросил тоник. Бокал подали на серебряном подносе. 
 Окна были закрыты шторами; здесь царила абсолютная тишина. Из заднего отсека не доносился перестук пишущих машинок. На передней, обшитой красным деревом стене висели полотна, написанные маслом; они создавали эффект присутствия в картинной галерее. Слева находилась закрытая дверь, которая вела в соседний отсек. 
 Листая Нейшнл Ревью, Стивен почувствовал, что дверь бесшумно открылась. В полутьме появился худощавый мужчина в рубашке с расстегнутым воротничком и помятых слаксах. Эта картинка наложилась на образ того Генри Бланкеншипа, которого он видел двадцать лет тому назад. Изменения были вполне естественными: нынешний Бланкеншип был человеком средних лет, к его манерам добавилась некоторая усталость, он носил очки с толстыми стеклами. Осторожно пройдя вперед, он остановился возле Стивена. 
 - Мистер Гиффорд? Майер Осборн сказал, что вы готовы отдать мне доклад. 
 - Да, сэр. 
 Бланкеншип нащупал подлокотник кресла, определил его местонахождение и сел. 
 - Ну? 
 Стивен отпер кейс. Бланкеншип сделал нетерпеливый жест. 
 - Изложите мне суть. 
 Стивен обрисовал юридические аспекты ситуации, связанной с претензиями к "Видео Комьюникейшнс Инкорпорейтид" - одной из многих корпораций, контролируемых центральной холдинговой компанией Генри Бланкеншипа. "Видео Комьюникейшнс" владела телевизионными станциями и газетами главным образом в маленьких городах по всей стране. Государство в соответствии с новым антимонопольным законом добивалось через суд разделения телевизионной и газетной империи. Бланкеншипа могли заставить продать его телестанции или газеты для восстановления свободной конкуренции. Стивен перечислил различные юридические прецеденты, поддерживавшие позицию государства, затем приступил к перечислению исключений, которые можно было использовать в судебной схватке. 
 Бланкеншип сидел неподвижно, его живые глаза, увеличенные стеклами очков, время от времени возмущенно вспыхивали. 
 Когда Стивен закончил свой доклад, Бланкеншип язвительно произнес: 
 - Ни один суд и ни одно государственное учреждение не способны работать так, как работаю я. Но это не мешает им пытаться диктовать мне. 
 Потом он добавил голосом, окрепшим от глубокого гнева: 
 - Истинную угрозу для нашей страны представляют люди вроде нашего президента. 
 Требовался какой-то ответ; Стивену казалось, что он пробирается в больших резиновых сапогах по болотной зыби. 
 - Я уверен, что многие люди согласны с вами. 
 - Мой дед, Джозеф Эндрью, был первопроходцем. Люди, пришедшие вслед за ним, лишь асфальтировали дороги, которые он проложил сквозь дебри. Теперь я должен обеспечить, чтобы движение по ним продолжалось. 
 Пылкая убежденность в собственной правоте избавила Бланкеншипа от его обычной застенчивости. 
 - Под лозунгом сохранения свободной конкуренции государство создало массу законов, обходить которые нелегко даже моим изобретательным юристам. И дело не только в президенте. Конгресс прислушивается к мнениям профсоюзов, ассоциаций потребителей, мелким фермерам и бизнесменам, экологам. Он голосует за ужесточение штрафных санкций и удушающие налоги, затем растрачивает средства на социальные пособия и пенсионные программы, бесплатное медицинское обслуживание и так называемые программы обеспечения занятости. 
 Его восковые щеки порозовели от возмущения. 
 Стивен слушал, периодически кивая. Его согласие не было очевидным, потому что, замолчав, Бланкеншип посмотрел на Стивена так, словно увидел его впервые. 
 - Вы согласны? 
 Стивен ответил осторожно: 
 - Я не вижу, что можно предпринять по этому поводу. 
 - Нам нужна новая стратегия, соответствующая новой ситуации. Нынешняя тенденция в случае её продолжения приведет страну к гибели. 
 Блеск глаз выдавал одержимость крестоносца. 
 - Мы должны думать о фундаментальных изменениях в работе нашего правительства. 
 - Я не знаю, захотел ли бы я пойти так далеко. Мы весьма неплохо функционируем по старым правилам. 
 Бланкеншип, похоже, серьезно задумался над этим возражением. Потом он пожал плечами. 
 - Я предлагаю всего лишь изменить систему, чтобы мы могли и дальше функционировать в её рамках. Только это. Если эти изменения произойдут эволюционным путем, что тут плохого? 
 - Ничего, - ответил Стивен, испытав облегчение, поскольку конфронтации удалось избежать. 
 - Все нации претерпевают изменения, - продолжил Бланкеншип. - В том числе и Соединенные Штаты Америки. Господь не делает исключения из своих вечных законов для нашей современной формы демократии. 
 Он застенчиво улыбнулся. 
 - И я не думаю, что за Каменным, Бронзовым и Железным веками обязательно должен последовать век народовластия. 
 Стивен усмехнулся. 
 - Вы выразили свою позицию очень точно. 
 На узком лбу Бланкеншипа образовались складки; это свидетельствовало о том, что он готов перейти от глобальных вопросов к конкретным, сиюминутным проблемам. 
 - Итак, что мы можем предпринять, чтобы избежать неприятностей, связанных с антимонопольным иском? 
 Стивен не упомянул подписание соглашения с государством. Он указал на то, что в подобных случаях другие корпорации Бланкеншипа сохраняли мелкие компании на одном рынке, финансируя их через контролируемые банки, и тем самым поддерживали иллюзию конкуренции. 
 - Однако я не думаю, что это пройдет в данном случае. Правительство внимательно следит за всеми средствами информации. Можно создать благотворительные фонды и отдать им различные компании, входящие в корпорацию. Это снизит налоги. Но есть опасность, что вы потеряете некоторую долю влияния. 
 - Я только что столкнулся с такой проблемой. Не хочу повторения. 
 Совсем недавно глава корпорации, принадлежавшей благотворительному фонду Бланкеншипа, попытался обрести подлинную независимость. Он быстро обнаружил пределы своей власти. В мгновение ока он лишился ценных рынков, важных банковских кредитов; старые дружественные покупатели занесли его в черный список; на компанию обрушились проблемы, связанные с профсоюзами, транспортировкой товаров, она испытала даже "политическое" вмешательство. Прежде чем глава корпорации понял, что лучше заниматься бизнесом под эгидой Генри Бланкеншипа, чем лишиться его, этого человека единогласно выбросили из совета директоров. Пресса освещала злобный обмен взаимными обвинениями. 
 Стивен произнес с максимальной убежденностью, которую он мог изобразить: 
 - Тогда, если вы хотите знать мое мнение, остается только оспорить иск. 
 - Я рад, что вы так считаете. И я не удивлюсь, если нам удастся найти судью, который благосклонно отнесется к нашим пожеланиям. 
 Увеличенные глаза за мощными стеклами очков таили в себе насмешку. 
 - У нас есть друзья в судейском корпусе. 
 Дверь в передней части салона открылась, и оттуда вышла женщина. Это лицо, эти формы, обтянутые вечерним платьем, пробуждали тайные мечты у миллионов мужчин. 
 Стоя у двери, она сказала: 
 - Ну? Как долго ты ещё будешь занят? 
 - Одну минуту. 
 Бланкеншип повернулся к Стивену. 
 - Мы будем бороться. Пойдем в суд. 
 - Я подготовлю необходимые документы. Мистер Бланкеншип? 
 - Да? 
 - Я вам ещё понадоблюсь для чего-то? 
 - Например? 
 - Я буду в вашем распоряжении, если вы захотите встретиться, попросить или выяснить что-то. 
 - Теперь это дело полностью находится в ваших и Майера руках. 
 Они обменялись рукопожатиями. 
 - Было приятно снова встретиться с вами, мистер Гиффорд. Последний раз мы виделись у моего деда, верно? Спасибо за визит. 
 Он зашагал по гостиной, которая на самом деле была отсеком самолета; женщина ждала его у двери с легкой улыбкой на лице. Стивену показалось, что она излучает почти фосфорическое сияние. 
 Спустя мгновение после ухода Бланкеншипа молодой человек в строгом костюме проводил Стивена через задний офис к двери самолета. 
 - Надолго прибыли в Сакраменто? - вежливо спросил Стивен. 
 - Если погода не испортится, мы улетим утром. 
 Садясь в моторизованную тележку, Стивен заметил первые клочья опускающегося на поле густого тумана. Утром он позвонит Алану и скажет ему, что готов заняться расследованием. Приступит к собеседованиям с будущими членами его группы. 
 Почему-то ему стало лучше от этих мыслей. 
 Утром в пятницу Майер Осборн торопливо готовил документы в кабинете своей юридической конторы. В три часа вся почта отправится на ранчо возле Амарильо, и Генри Бланкеншип сможет изучить бумаги за уик-энд. За все время работы Майера на Генри Бланкеншипа его ни разу не приглашали на ранчо; Майер редко встречался со своим клиентом. Непритязательный, полуслепой, болезненно застенчивый Бланкеншип стал живой легендой с неисчислимым состоянием, но явно не научился наслаждаться обществом других мужчин. 
 Майер хотел закончить все дела, потому что планировал провести уик-энд в отеле "Эвани", популярном месте свиданий. Он уже видел себя мчащимся в "ягуаре" в сторону Иосемита со скоростью девяносто миль в час. Норма боялась такой быстрой езды, но ещё сильнее она боялась вступать с ним в конфликт, и эта мысль забавляла его. 
 Потребность увидеть её стала сильной, и он щелкнул клавишей переговорного устройства. 
 - Норма, зайди ко мне. Возьми блокнот для стенографирования. 
 Она работала у него секретаршей меньше года; он воспринимал её исключительно как сотрудницу до того вечера, когда они заработались допоздна, поужинали, и он отвез девушку в её маленькую квартиру. Он не был готов к её чувственности. Он не мог просто занести этот вечер в скучный список своих побед. Настойчивость, с которой она соблазняла его, готовность терпеть изобретаемые им маленькие пытки - все это было именно тем, о чем он давно мечтал. 
 На следующий день в офисе, увидев Норму одетой, он начал сходить с ума, представляя её обнаженной. Он наблюдал, как играют мышцы на её ягодицах при ходьбе, пожирал взглядом поднимающиеся при вдохе округлые торчащие груди. Каждый час оборачивался пыткой. Он отменил ранее назначенный на вечер обед, чтобы провести время с Нормой. Это свидание прошло ещё лучше, чем первое. Норма позволяла делать все. Прежде чисто физический акт быстро надоедал ему. С Нормой он мог заниматься любовью часами. 
 Это было четыре месяца тому назад; сейчас близость с другими женщинами казалась ему почти фарсом. 
 Открыв дверь, Норма вошла в кабинет с блокнотом и ручкой. Он посмотрел на нее, лишь когда она приблизилась к столу. 
 - Мы должны разделаться со всем этим до конца рабочего дня. 
 Она села и закинула ногу на ногу, положила блокнот на бедро; пока он диктовал, её ручка выводила на блокноте петли, крючки, завитки. Его взгляд был прикован к её чулкам, блестевшим выше колена; он улыбался, думая о предстоящем уик-энде. 
 В этот момент зазвонил телефон. 
 Норма встала, чтобы ответить. 
 - Мистер Джонас Сильверман, - объявила она. 
 Норма снова села. В офисе она соблюдала формальности, потому что это нравилось Майеру, но перекладывала обязанности на других секретарш, её рабочий день сократился, она стала появляться на работе около половины одиннадцатого, незадолго до прихода шефа. Положение давало определенные привилегии. 
 - Если у вас есть доказательства, мистер Сильверман, вы обязаны представить их, - с некоторой резкостью в голосе произнес Майер. 
 Норма с интересом подняла глаза и стала внимательно наблюдать за Майером. Его лицо побелело; все его внимание было приковано к телефону. 
 - Я бы охотно прочитал это сам; тогда я смог бы сказать, есть ли там что-то, представляющее интерес для властей... Да, я понимаю ваше положение душеприказчика. 
 Майер достал из нагрудного кармана платок и протер им лоб. 
 Норма подумала о том, не нарушит ли телефонный звонок их планы на уик-энд. 
 После обеда Стивен отправился в дом Берри. Он предварительно позвонил, чтобы получить разрешение; Мэриэн Берри держалась суховато, но вежливо. 
 - Я, конечно, хочу вам помочь, но... 
 В восемь часов, когда Стивен прибыл в дом Берри, там уже находился Джонас Сильверман. Седой, с бородкой, полный достоинства, он напоминал профессора. Стивен объяснил, что он действует по просьбе губернатора Кардуэла. 
 В ходе беседы со вдовой Пола Берри Стивен не узнал ничего нового. Она повторила свое прежнее заявление с незначительными вариациями, что подтверждало правдивость её показаний. Слишком точное повторение истории свидетельствовало бы о том, что её отрепетировали. 
 - Нам необходимо ответить на несколько вопросов насчет денег в сундучке, - сказал Стивен. - Как они попали туда? Почему в течение длительного времени никто не обнаружил их? 
 - Миссис Берри считала, что там хранятся сувениры её мужа, оставшиеся от Второй Мировой войны, - ответил Джонас Сильверман. - У неё не было причин изучать их. 
 - Вы когда-нибудь видели эти сувениры, миссис Берри? 
 - О, да. Много лет назад. 
 - Что они из себя представляли? 
 - О, разные вещи... его старая куртка пилота... немецкий штык... шлем... фотография В-17, на котором он летал. 
 - Где они сейчас? 
 - Не могу сказать. 
 - Ну, они, вероятно, где-нибудь найдутся. 
 Стивен положил свою большую руку на колено и повернулся к Джонасу Сильверману. 
 - Вы имеете приблизительное представление о величине состояния? 
 - Не считая денег из сундучка? 
 - Да. 
 - Я могу дать приблизительную оценку. С облигациями, остатками на счетах, накоплениями, страховыми полисами, акциями сумма составит примерно от трех до четырех сотен тысяч долларов. 
 - В последние годы он делал вложения, которые могли принести доход в миллион долларов? 
 - Определенно нет. Наибольшую сумму он вложил в канадскую корпорацию "Магна Индастриз". Он владел примерно двенадцатью тысячами акций; сейчас биржевая стоимость одной такой акции доходит до двадцати долларов. Поскольку изначально акции продавались по цене один доллар за штуку, это вложение оказалось очень хорошим. Но общая прибыль от этой операции не могла превысить малую долю от миллиона. 
 - Вы проверяли банковские сейфы? 
 Джонас Сильверман слегка нахмурился. 
 - Есть только один банковский сейф, и он, естественно, был сразу же опечатан. Вскрыть его теперь можно только в присутствии уполномоченных лиц и представителя банка. Но я уверен, что там нет ничего важного. 
 - Он мог сказать кому-то об этих деньгах? 
 - Не представляю, кому, - ответил Джонас Сильверман. 
 - Как насчет личных бумаг? Может быть, там объясняется, как он получил эти деньги. 
 Глаза Мэриэн Берри были широко раскрытыми и немного испуганными. 
 - У него есть кабинет на втором этаже, где он хранил большую часть бумаг. Я - я не была там с момента его смерти. Он был... там... вечером перед днем отлета. Почти до утра. Я пыталась дать ему снотворное... но он сказал, что хочет... иметь ясную голову. 
 - Он казался обеспокоенным? 
 - Он был... нервным. Я не могла уснуть из-за того, что он расхаживал наверху по комнате. Я пыталась писать письма и шить. В три часа утра я подошла к двери, она была приоткрыта. Он, кажется, собирал бумаги. 
 - Вам известно, что он делал с ними? 
 - Нет. 
 - Давайте посмотрим, - сказал Стивен. 
 Джонас Сильверман отправился с ним в кабинет на втором этаже маленькую скромно обставленную комнату с потертым бежевым ковром, небольшим коричневым диваном и белыми стенами. На них висели различные награды, почетные степени, фотография новоиспеченного конгрессмена Пола Берри в кругу других конгрессменов во время посещения Белого Дома. На столе стояло папье-маше, письменный прибор, увядающий цветок с загнувшимися пожелтевшими листками. 
 Ящики шкафа были заполнены альбомами с газетными вырезками о карьере Пола Берри - члена законодательного собрания штата, конгрессмена, губернатора. Ящики стола, со скрипом двигавшиеся по ссохшимся направляющим, содержали пожелтевшие бумаги - черновики речей, официальные письма в легислатуру, личную переписку, достопамятные вещи, остающиеся после внезапной кончины человека. 
 - Если он взял с собой какие-то бумаги, ключа к их содержанию нет, сказал Стивен. 
 - Он был не слишком аккуратным человеком. 
 - Как душеприказчик вы должны просмотреть все его бумаги. Если вы найдете где-то объяснение тому, как он получил этот миллион... 
 Они продолжили обыск комнаты. 
 - Вы были его лучшим другом, - сказал Стивен. - Откуда, по-вашему, у него появились эти деньги? 
 - Я думал об этом, - устало произнес Джонас. - Пол был честным человеком, немного страдавшим болезнью, которую немцы называют Weltverbesserungswahn. Это значит - маниакальное стремление улучшить мир. Он верил в то, что государство может изменить жизнь людей. Поэтому он посвятил себя политике. Он хотел улучшить мир. Глупое занятие. 
 - Вы не думаете, что он взял взятку? 
 - Этого я не говорил. Я лишь сказал, что он был честным, а честность - понятие относительное. Мы все честны - до определенного момента. Но в каком-то месте наша способность сопротивляться соблазну заканчивается, верно? 
 Джонас перестал рыться в ящике и выпрямился. 
 - Мистер Гиффорд, в годы Депрессии я был ребенком. Я ходил по дорогам в поисках пустых бутылок из-под содовой, которые можно было сдать. За гроши. Я научился уважать деньги. Миллион долларов заслуживают большого уважения. 
 Стивен подумал о том, как он изменил доклад для Генри Бланкеншипа, чтобы не рисковать своей работой. И смог отнестись с пониманием к цинизму Джонаса Сильвермана - во всяком случае, с некоторой долей понимания. 
 - Как его жена относится к этому? 
 - Мэриэн? 
 Джонас поднял брови. 
 - Я не уверен в том, что она сознает всю возможную подоплеку. Я пытался подготовить её немного на всякий случай. Моя жизнь была тесно связана с семьей Бэрри. Вы, вероятно, удивитесь, узнав, что когда-то я и Мэриэн были помолвлены. Еще до появления Пола. Он был очень обаятельным человеком. Очень обаятельным. Они исповедовали одну веру. Мэриэн - весьма религиозная женщина. 
 - Как, по-вашему, она отреагирует, узнав, что муж получил деньги незаконно? 
 - Ей это покажется... непростительным. Ее совесть не допускает компромиссов - даже ради миллиона долларов. 
 - Там было меньше миллиона, - сказал Стивен. - Есть соображения по этому поводу? 
 - Думаю, за годы часть суммы была истрачена таким образом, что отследить это непросто. На мелкие предметы роскоши, хорошие вина, еду, одежду, подарки друзьям, Мэриэн - скромное кольцо с бриллиантом, браслет, шуба. Кажется, я вспоминаю несколько таких вещей. Конечно, это выглядело естественно - такие покупки можно было сделать на губернаторское жалованье. Путешествие, несколько лишних сотен долларов в виде аккредитивов. Эти деньги можно истратить незаметно. 
 Джонас пожал плечами. 
 - Проще было положить их на номерной счет в швейцарском банке. Но Пол Берри питал слабость к наличным. 
 Обыск, произведенный в комнате, не принес результатов. Спускаясь вниз, Стивен ломал голову над одним вопросом: какие бумаги Пол Берри собирал в спешке в последнюю ночь своей жизни? 
 Мэри Джонсон выбросила кусок мяса в ведро для отходов, сполоснула тарелку и поставила её в посудомоечную машину. Внезапно зазвонил телефон. 
 - Деймон Джонсон дома? 
 Она подумала, что доктор Мора хочет справиться о здоровье отца. Но она не узнала этот голос. 
 - Это его дочь, Мэри. 
 - Кажется, мы не знакомы, - произнес человек. - Меня зовут Харри МакКаффри. 
 Сначала эта фамилия ничего ей не сказала, потом она вспомнила. Один из деловых партнеров отца. 
 - Отец говорил о вас, - сказала она. 
 - Я не знал, что он серьезно болен, иначе позвонил бы раньше. Как он себя чувствует? 
 - Сносно. Болей больше нет. 
 - Это хорошо. Я бы хотел навестить его. 
 Она заколебалась. 
 - Когда? 
 - Прямо сейчас. Я нахожусь неподалеку. 
 - Хорошо. Я скажу отцу. 
 Разделавшись с тарелками, она услышала, что перед домом остановился автомобиль. Выглянув из окна, она увидела у тротуара большой блестящий "кадиллак". Она успела вытереть руки к тому моменту, когда зазвонил дверной звонок. 
 - Я не знал, что он серьезно болен, иначе бы позвонил раньше. Как он себя чувствует? 
 - Сносно. Болей нет. 
 - Это хорошо. Я бы хотел навестить его. 
 Она заколебалась. 
 - Когда? 
 - Прямо сейчас. Я нахожусь неподалеку. 
 - Хорошо. Я скажу отцу. 
 Она заканчивала возиться с тарелками, когда перед домом остановился автомобиль. Выглянув из окна, Мэри увидела у тротуара длинный блестящий "кадиллак". Она успела вытереть руки к тому моменту, когда зазвонил дверной звонок. 
 - Мистер МакКаффри? 
 Ему было около пятидесяти. Выступающий вперед нос и дерзкие черты придавали его лицу надменное выражение. 
 - Я сказала отцу, и он обрадовался. 
 Она не сказала, что отец также испытал явное удивление. 
 - Я попрошу вас не задерживаться надолго. Он ещё слаб. 
 - Положитесь на меня. Я знаю, как надо обращаться с вашим отцом, Мэри. 
 Они прошли в заднюю часть дома, где находились закрытые двери, которые вели в комнаты. Мэри остановилась возле двери отцовской спальни; МакКаффри взял девушку за руку. 
 - Я бы хотел побыть с ним наедине. 
 Она открыла дверь и сказала: 
 - Отец, к тебе пришел мистер МакКаффри. 
 Мэри удалилась. 
 Спальня была превращена в больничную палату. 
 Кровать была из тех, что складываются посредине; человек лежал на ней в приподнятом положении. Ночной столик был уставлен пузырьками, в углу комнаты стоял переносной кислородный аппарат. Здесь пахло больницей мазями, обезболивающими и дезинфицирующими средствами. 
 Скулы Деймона Джонсона выпирали из-под кожи, глаза запали. Лицо было мертвенно-бледным, из-под пижамы торчала грудная клетка скелета. 
 - Харри? - прошептал он. 
 - Как себя чувствуешь, старина? 
 - Пока держусь. 
 Деймон наблюдал своими водянистыми глазами, как МакКаффри придвигает стул к кровати. 
 - Немного полегчало. 
 - Я узнал о твоей болезни только вчера. Иначе приехал бы раньше. 
 - Я знаю, как ты занят. 
 - Я всегда могу найти время, чтобы навестить старого друга. 
 Он подвинул стул ещё ближе к кровати. 
 - Два года прошло, да? Ты начинал строить дорогу. Большое дело для штата. Ты всегда можешь этим гордиться. 
 Деймон бессильно откинул голову на подушку. 
 - Я бы не справился без твоей помощи. 
 - Для этого и существуют друзья. Деймон, по правде говоря, я приехал к тебе, чтобы попросить о маленьком одолжении. 
 Деймон попытался улыбнуться. 
 - Я был бы рад, Харри. Но я... очень болен. 
 - Именно поэтому ты можешь помочь. 
 Тяжелые веки удивленно поднялись. 
 - Что ты имеешь в виду? 
 - Сейчас объясню. Мне надо отчитаться за миллион долларов, который причиняет некоторое неудобство моим друзьям. Ты знаешь, кому. Они подкидывали тебе жирные контракты. Я понимаю, что это большие деньги, но твой бизнес позволяет списывать их. 
 - Зачем я стал бы так поступать? 
 - Чтобы расплатиться с губернатором за контракт на строительство той дороги. 
 Совершив неимоверное усилие, Деймон Джонсон приподнялся. Казалось, он задыхается. 
 - Я гарантирую, что ты ничего не потеряешь, если скажешь это. Даже кое-что получишь. 
 - Я не могу... впутываться в такие дела. 
 - Ты долго болел, расходы были большими. Если ты умрешь через несколько недель, твоим близким останется сущая малость. 
 - Как только я встану на ноги... 
 - Перестань обманывать себя. Это всего лишь вопрос времени. И его осталось немного. 
 Голос МакКаффри стал более твердым. 
 - Я - твой друг. Я прослежу за тем, чтобы ты покинул сей мир в хорошем финансовом положении, но ты должен сделать это для меня. 
 Слабые руки Деймона сжали простынь. 
 - Доктор Мора говорит, что я поправляюсь. 
 - Я говорил с доктором Морой перед тем, как прийти сюда. 
 Безмолвный шок отразился на осунувшемся лице больного. 
 - Меньше месяца, - сказал МакКаффри. - Мне жаль, что именно я вынужден сказать тебе это. Но ты не смог бы сделать мне то одолжение, о котором я прошу, если бы у тебя было будущее. Тебе повезло. Тебя никогда не вытащат в суд. 
 - Мэри...! - Деймон Джонсон попытался натянуть на себя простыню. 
 - Я скажу тебе, что надо сделать. Все очень просто. Сделав это, ты сможешь уйти, зная, что Мэри обеспечена. С легким сердцем. Немногие получают такой шанс. 
 Больной человек смотрел на него испуганным, очарованным взглядом. В его горле родились слова протеста, но они не дошли до губ. 
 Майер Осборн спустился вниз из своего офиса и сел в лимузин, доставивший его в аэропорт. Вскоре он уже летел в Детройт на встречу с Генри Бланкеншипом. Он взял с собой лишь галлон чистой воды. Он всегда пил только воду, дистиллированную на небольшом предприятии с соблюдением строжайших санитарных мер. Его больная мочевая система плохо реагировала на воду из обычных кранов, очищенную химическим путем. 
 В самолете он все же проделал некоторую работу, связанную с грядущим судебным разбирательством, на котором предстояло защищать один из наиболее ценных патентов Бланкеншипа. В последнее время правительство, похоже, проявляло пристальный интерес к предприятиям Генри Бланкеншипа. Майер гадал, не было ли это вызвано какими-то особыми причинами. На первый взгляд дело казалось сложным, потому что имитатор был также изобретателем, значительно усовершенствовавшим исходное устройство. Бланкеншип заявлял, что даже если имело место усовершенствование, имитатор воспользовался оригинальным патентом, что является незаконным деянием. Этот аргумент уже многократно отвергался в судах низших инстанций, когда речь шла о других корпорациях, но Майер не сомневался в победе Бланкеншипа. 
 Впервые он встретился с Бланкеншипом на совещании, в ходе которого несколько юристов обсуждали стратегию апелляции. Во время беседы худощавый человек без галстука, с толстыми очками, вошел в комнату и сел. Майер тотчас понял, кто это, но, следуя примеру присутствовавших, не попытался представиться. 
 Бланкеншип безмолвно слушал в течение часа, потом удалился. Еще через несколько минут в комнату вошел молодой человек. Он шепнул Майеру на ухо, что мистер Бланкеншип хотел бы поговорить с ним наедине. 
 Генри Бланкеншип сказал, что на него произвели впечатление доводы Майера на совещании, что он считает его способным человеком и готов передать ему часть своего юридического бизнеса. Майер понял, что он снова сможет не беспокоиться по поводу денег. Затем Генри Бланкеншип продемонстрировал свою блестящую память. Он сделал обзор мнений собравшихся юристов и сказал, что считает их подходы рискованными. 
 - Вы знакомы с судьей Кроссом, - добавил Бланкеншип с легкой улыбкой. - Вы учились с ним в одном юридическом колледже и получили дипломы одновременно. 
 Майер Осборн кивнул. 
 - Дело будет рассматриваться в его суде. Я бы хотел, чтобы вы встретились с ним за дружеским ленчем. 
 Это было проникновением на опасную территорию, но Майер знал, что любое возражение приведет к аннулированию предложения Бланкеншипа. 
 - Подчеркните в беседе с Кроссом, что мы весьма щедры к нашим друзьям. Если потребуется уточнение, назовите сумму в двести пятьдесят тысяч долларов. Вы - мой юридический консультант и говорите от моего имени. 
 - Мне всегда удавалось договориться с Говардом, - сказал Майер, однако он не сумел полностью скрыть легкий оттенок неуверенности, прозвучавший в его голосе. 
 Губы Бланкеншипа, казалось, почти не шевелились. 
 - Вы не создадите прецедента. Последние решения суда, принятые в нашу пользу, были не совсем... юридическими. Пришло время сделать судью Кросса нашим человеком. 
 - Я уверен, что это можно осуществить совершенно бесшумно, - сказал Майер. 
 Эта встреча стала поворотной точкой в жизни Майера Осборна. На протяжении многих лет он представлял Бланкеншипа в судебных разбирательствах, многие из которых были связаны с весьма сложными поглощениями компаний. В некоторых случаях весьма прибыльные компании поглощались фиктивными корпорациями, созданными исключительно для этой операции; в обязанности юриста не входит слишком пристальное рассмотрение финансовой стороны дела. Всегда находился достаточный для покупки капитал, и если деньги по какой-то причине поступали не напрямую от "Бланкеншип Энтерпрайзис" или филиала, то они поступали из кредитных фондов страховых компаний или банков, подчинявшихся друзьям Генри Бланкеншипа. 
 Когда Майер Осборн прибыл в аэропорт Детройта, его тотчас доставили в ту часть летного поля, где стоял принадлежащий Бланкеншипу "Боинг-747". 
 Бланкеншип ждал Осборна. Дверь в личный кабинет была открыта, и он произнес: 
 - Зайдите, Майер, и закройте за собой дверь. 
 Стол был завален газетами; Бланкеншип читал машинописный листок, заправленный в увеличивающее устройство. 
 Майер закрыл дверь, прошел в кабинет и сел, собираясь дождаться, когда Генри Бланкеншип закончит чтение. 
 - Ну, Майер, в чем дело? 
 Бланкеншип повернулся. 
 - В пятницу мне позвонил Джонас Сильверман. 
 - Я его знаю? 
 - Он - душеприказчик губернатора Берри. Его звонок связан с обнаруженным им дневником. Очевидно, губернатор Берри вел подробные инкриминирующие записи. 
 - Инкриминирующие? 
 - Относительно его сделок с вами и некоторыми вашими партнерами. 
 - Вы боитесь говорить прямо? 
 - Я имел в виду мистера Фрэнка Кенни, мистера Винсента Папаньо и мистера Мо Харгиса. 
 - Понятно. Почему Сильверман позвонил вам? 
 - Похоже, покойный губернатор знал...о моей близости к вам. Он оставил указание проинформировать меня о существовании этого дневника. 
 - С какой целью? 
 - Чтобы обеспечить безопасность его жены в том случае, если с ним что-то произойдет. 
 - Это весьма удивительное заявление, - мягко произнес Бланкеншип. Что вы ответили мистеру Сильверману? 
 - Я попытался уговорить его показать мне документ. Сказал ему, что если там действительно есть инкриминирующие свидетельства, его следует передать соответствующим властям. Я вызвался прочитать дневник и сообщить ему свое профессиональное мнение. 
 - Попытка не пытка. Он дал вам понять, где сейчас находится дневник? 
 - Кажется, он лежит вместе с личными бумагами покойного губернатора. 
 - Мы это проверим. Все это может оказаться ложью. Хотя, конечно, нельзя заранее знать, что писал губернатор Берри. Безответственные утверждения могут иногда быть опасными. 
 - Я подумал, что вам следует об этом знать. И не решился воспользоваться телефоном. 
 - Вы, кажется, сказали, что вам позвонили в пятницу. 
 - Перед моим уходом из офиса. 
 Почувствовав, что это замечание могло быть упреком, Майер добавил: 
 - Я собирался уехать на уик-энд, но изменил мои планы. За время уик-энда я собрал информацию о Джонасе Сильвермане. Я не хотел беспокоить вас понапрасну. Звонок мог оказаться розыгрышем сумасшедшего. 
 - И? 
 - Джонас Сильверман - уважаемый бизнесмен, близкий друг покойного губернатора и его жены, официальный душеприказчик Берри. 
 Бланкеншип мягко улыбнулся. 
 - Ну, дела никогда не обстоят так плохо, как кажется. Мы можем забыть об этом деле. Но мы не знаем, насколько неосмотрительным был бы такой шаг, пока не увидим дневник. Опасно оставлять тянущиеся за собой следы. 
 - Согласен. 
 За годы работы с Бланкеншипом Майер отчасти научился понимать философию этого человека. Бланкеншипа беспокоила опасная концентрация власти в руках безответственных элементов общества, слабость государственной политики, вызванная необходимостью подчинять решения воле народа, растущая терпимость властей к любым формам инакомыслия и анархии. К счастью, он был не из тех, кто бессильно заламывает руки, пока страна приближается к своей гибели. Майер гордился своим сотрудничеством с этим благородным человеком, великим американцем. 
 - Вы проделали большой путь, чтобы сообщить мне это, Майер. Я ценю ваш поступок. Теперь это дело будет под моим контролем. 
 Стивен Гиффорд шагал по парку в сторону Капитолия. Остановившись и посмотрев на сверкающий золотой шар, закрепленный на шпиле купола, он вошел в ротонду. Дверь губернаторского кабинета была единственной дверью во всем длинном мраморном коридоре, перед которой лежал ковер. Он открыл створку двойной деревянной двери, ведущей в просторную комфортабельную приемную с бежевыми джутовыми стенами и клубными креслами, обтянутыми набивной тканью в голубую полоску. Новые картины - прекрасные морские и лесные пейзажи были взяты из личной коллекции Алана. 
 Через несколько минут мисс Шоу провела его в кабинет губернатора. Интерьер этой комнаты также претерпел положительные изменения: там появились толстые красные ковры, прелестные масляные полотна в антикварных рамах, обитый дорогой зеленой тканью диван с кружевными подушечками. 
 Алан работал за своим столом. 
 - К вам пришел мистер Гиффорд, - объявила мисс Шоу. 
 Алан встал, чтобы пожать руку друга. 
 - Как дела, Стив? 
 - Я отобрал людей, с которыми хотел бы работать. 
 Стивен быстро прочитал список, в котором были три агента из отдела уголовного розыска и идентификации при офисе Главного прокурора, два детектива из аппарата окружного прокурора Сан-Франциско, один частный детектив, ушедший в отставку из ФБР. 
 - Они - настоящие ищейки и обязательно обнаружат что-то, если тут есть что обнаруживать. 
 - Я договорюсь насчет этих людей. 
 - Мне также потребуется разрешение суда на прослушивание телефонных разговоров. 
 - Я получу его для тебя. 
 Затем Стивен рассказал ему о своем визите в дом Пола Берри и беседе с Мэриэн Берри и Джонасом Сильверманом. 
 - Джонас Сильверман владеет риэлтерской компанией, доходы которой, по слухам, быстро растут. Приток капитала велик из-за налоговых скидок. Инвесторы вносят значительные авансы и приобретают акции, курс которых растет благодаря инфляции. Я проверил его банковские счета. Он ведет дела с размахом, но все же не в состоянии запросто выложить миллион. Там все выглядит законно. 
 - Похоже, ты быстро включился в работу. 
 - Приятно снова бежать по следу. Между прочим, пачки купюр из сундучка были перетянуты особой бумагой. По водяным знакам я нашел компанию, которая её производила. Они перестали выпускать этот сорт три года назад. Это довольно точно определяет срок. Некоторые шаги, предпринятые в ту пору Полом Берри, могли стоить такой суммы. Один из них это легализация игорного бизнеса в штате. 
 - Многие честные люди были тогда убежденными сторонниками легализации игорного бизнеса. 
 - Три года назад произошло кое-что еще. Фрэнк Кенни был амнистирован. 
 - Кто заплатил бы за это миллион? 
 Стивен пожал плечами. 
 - Другой момент. Деньги должны были быть переданы губернатору человеком, пользовавшимся у него доверием. Человеком, который не мог бы его подставить. 
 - Ну и? 
 - Он был близок с ограниченным кругом лиц. Он имел много знакомых, но весьма мало друзей. Я нашел трех людей, которых он хорошо знал три года тому назад. 
 - Кто это? 
 - Бен Хадсон, Джонас Сильверман - и Харри МакКаффри. Последний человек Генри Бланкеншипа. Он выполняет его поручения. Покупает и продает собственность. Нанимает и увольняет людей. Бланкеншип живет на ранчо, как миллиардер-отшельник, и позволяет МакКаффри играть роль его правой руки. 
 - Кажется маловероятным, чтобы кто-то из них участвовал в передаче взятки. 
 Зазвучал сигнал переговорного устройства. 
 - Извините за вмешательство, губернатор, но человек, представившийся как Малколм Робертс, говорит, что у него к вам срочное дело. Он - юрист. Он просит вас уделить ему пять минут. 
 Стивен вспомнил эту фамилию. Малколм Робертс специализировался по громким делам; порой он вызывал своим поведением антипатию у коллег. 
 - Хорошо. Пригласите его. 
 Алан посмотрел на Гиффорда. 
 - Подожди здесь, Стив. Это не займет много времени. 
 Войдя в комнату, посетитель мгновенно вызвал у Стивена реакцию неприязни - химическую, необъяснимую, инстинктивную. Малколм Робертс был среднего роста, с пухлым лицом и гладкой розовой кожей. 
 - Спасибо, что нашли время принять меня, губернатор Кардуэл. 
 Потом он заметил Стивена. 
 - Я не знал, что у вас кто-то есть. Я рассчитывал на несколько минут приватной беседы. 
 - Можете говорить свободно. Мистер Стивен Гиффорд - мой ближайший сотрудник. 
 Малколм Робертс огорченно заколебался. Затем пожал плечами. 
 - Я пришел, чтобы сберечь ваше время и усилия, губернатор. 
 Алан указал на стул, стоявший возле стола. Посетитель опустился на него, настороженно огляделся по сторонам и подмигнул Стивену. 
 - Я был здесь раз или два при губернаторе Берри. Здесь стало красивее. Новые картины. Другой класс. 
 Он повернулся к Алану. 
 - Конечно, я был невысокого мнения о вашем предшественнике. Я нисколько не удивился, узнав, что он брал взятки. 
 - Где вы об этом услышали? 
 Малколм Робертс усмехнулся. 
 - Именно это дело и привело меня к вам. 
 Звучный голос на мгновение затих, чтобы выделить следующую фразу. 
 - Мой клиент заплатил миллион долларов губернатору Берри за получение определенного контракта. 
 - Кто ваш клиент? 
 - Деймон Джонсон. Главный подрядчик шоссе, идущего с севера на юг. Он хочет сделать чистосердечное признание. Поставить все точки над i и черточки над t. 
 Потрясенный Алан не мог раскрыть рта. Вместо него заговорил Стивен. 
 - Ваш клиент сознает, что дача взятки должностному лицу - серьезное преступление? 
 - Я прочитал ему закон. 
 - Почему он хочет обличить себя? 
 - Услышав об убийстве губернатора, он решил, что эта история все равно выйдет наружу. Такое нельзя скрыть навсегда. Поэтому он решил защитить себя и все рассказать. 
 - Что он рассчитывает получить взамен? - спросил Алан. 
 - Он оставляет это на ваше усмотрение. Он знает, что вы учтете его желание помочь. Как я сказал, он сберегает для штата Калифорния много времени и денег. 
 - Я бы хотел, чтобы мистер Гиффорд поговорил с ним. Когда вы можете привезти его сюда? 
 - Он - больной человек. Умирающий, губернатор. Я охотно предоставлю заключение врача. Он хочет облегчить свою совесть. Мой клиент - не преступник. Он - хороший человек. Семейный человек. Я не оправдываю его поступок, но тысячи бизнесменов поступают так же. Это называется "подмазать колеса". Такие вещи весьма неоднозначны. 
 - Мистер Робертс, я буду настаивать на том, чтобы наши доктора осмотрели вашего клиента и оценили его состояние. 
 Глаза Малколма Робертса радостно засветились за стеклами очков. 
 - Ради бога. Вы обнаружите, что я говорю правду. Присылайте любых докторов. 
 - Что ты об этом думаешь? - спросил Алан, как только дверь закрылась за Малколмом Робертсом. 
 - Это похоже на правду, - ответил Стивен. - Контракт на строительство шоссе настолько выгоден, что тут оправдана миллионная взятка. В таком деле миллион - пустячная сумма. Пожалуй, мне пора выбросить содержимое моих папок. Похоже, наше расследование завершилось, ещё не начавшись всерьез. 
 Прозвучал сигнал переговорного устройства. 
 - Кто-то из Национального Совета по безопасности на транспорте, сказала мисс Шоу. - Этот человек хочет поговорить с вами насчет авиакатастрофы, в которой погиб губернатор Берри. 
 Дэниэл Лафкин, главный инспектор западного отделения НСБТ, носил обычный деловой костюм, выделявший его среди людей в комбинезонах, тщательно собиравших в ангаре обломки самолета. Но в его загорелом лице, быстрых глазах и уверенных манерах было нечто, свидетельствующее с не меньшей ясностью, чем его загрубевшие и мозолистые руки, о том, что он выглядел бы вполне естественно и в рабочем комбинезоне. 
 В ангаре он провел Стивена Гиффорда вокруг макета, представлявшего из себя почти девяносто процентов от бывшего самолета. 
 - Мы исключили турбулентные воздушные потоки - даже маловысотные турбулентные потоки, встречающиеся в горах. Самолет губернатора был оснащен новым армейским радаром, который может зарегистрировать их на расстоянии пятидесяти миль. Мы установили, что до момента исчезновения самолета с экранов РЛС он не отклонялся от правильного курса. В журнале для регистрации ремонтных работ нет ничего подозрительного. Самолет был в безупречном состоянии. 
 - Что, по-вашему, случилось? - спросил Стивен. 
 - Когда были найдены рули высоты, наше исследование показало, что они не действовали в момент катастрофы. Отказ рулей высоты вызывает резкое снижение самолета. 
 Дэниэл Лафкин посмотрел сбоку на Стивена. 
 - Это все, что мы могли сказать, пока вертолет не доставил деталь, обнаруженную возле места падения. Это была часть тяги, идущей от кокпита к рулям высоты. 
 - Я плохо разбираюсь в конструкции самолета, - сказал Стивен. 
 - Эта тяга заслуживает самого пристального внимания. Она закрепляется с помощью болта, обеспечивающего шарнирное соединение. Мы обнаружили, что гайка, фиксирующая болт, открутилась. Мы нашли её. Она не была повреждена при ударе. В конце концов болт выскочил из отверстия. 
 - К чему это могло привести? 
 - К потере контроля над самолетом. Давление воздуха на плоскости разворачивает нос машины в сторону земли. Штурвал свободно ходит в руках пилота. Остановить падение становится невозможным. Самолет устремляется отвесно вниз. 
 - Возможна диверсия? 
 - Тут все возможно. 
 - Допустим, гайку ослабили. Болт выскочит из отверстия спустя некоторое время? 
 - Да, сэр. 
 Возможно, все было рассчитано так, чтобы катастрофа произошла над определенной территорией, подумал Стивен. Например, над горами Сьерра-Невада, где шансы найти обломки и установить причину аварии значительно ниже, чем в другом месте. Выйдя из ангара, он глубоко вдохнул в себя влажный, липкий воздух. Затем отправился к общественному телефону и позвонил Алану в Капитолий штата. 
 - Я должен отправиться в Вашингтон, - со сдержанной убежденностью в голосе сказал Стивен. 
 - Зачем? 
 - Мистер Лафкин подозревает диверсию, хотя он и не произнес этого слова. Похоже, в техническом плане выяснять больше нечего. Новую информацию надо искать в Вашингтоне. Именно туда летел губернатор Берри. 
 - Стив, поступай, как считаешь нужным. 
 Кто-то побывал в её доме. 
 Она не могла сказать точно, когда она поняла это. Сначала ощущение было таким слабым, что оно не превратилось в мысль или слово. Но оно продолжало расти. Она стала искать доказательство, не признаваясь себе в этом. 
 Незначительные следы остались бы незаметными глазу постороннего. Ящик в шкафу в кабинете Пола был выдвинут на долю дюйма. Тапочки в спальне переместились вправо. Она ничего не трогала с момента его смерти; костюмы, галстуки, полка с бельем оставались нетронутыми. Она преднамеренно ничего не касалась. Даже горничная не допускалась к его шкафу и, конечно, кабинету, где по небрежности могли пропасть ценные бумаги. Однако карандаши лежали в центральном ящике письменного стола не строго перпендикулярно его краю, на стене виднелась бледная линия возле смещенной фотографии в рамке. На кресле в столовой маленькая подушечка, всегда прикрывавшая пятно, сдвинулась в сторону, и пятно стало заметным. Конечно, это могла сделать горничная. 
 Решающим свидетельством стали книги. Они всегда стояли в библиотеке на полках в кажущемся хаосе, который на самом деле являлся упорядоченным. Она однажды упрекнула Пола в неаккуратности - часть книг лежала горизонтально, другая часть стояла вертикально или наклонно. Беспорядок раздражал Мэриэн. Он сказал ей, что знает, где можно найти любую нужную книгу, поэтому она никогда их не касалась. Было невозможно вспомнить, под каким углом стояла каждая книга прежде, однако Мэриэн чувствовала, что их трогали, снимали и ставили обратно. Теперь она стояла перед полками, и мурашки страха ползали по её спине. Вот. На полке образовалось пустое место - книгу поставили не совсем на её место. Мэриэн точно помнила, где она находилась прежде. Она подвинула её влево. Да, вот так. 
 Зазвонил телефон; это был Джонас. Он только что вернулся с деловой встречи. Она попросила его рассказать о ней, но потом он спросил: 
 - Тебя что-то беспокоит? 
 - Джонас, у меня такое чувство, будто кто-то побывал в доме. Вещи переместились, словно кто-то что-то искал. 
 Он помолчал; она не мешала ему думать. 
 - Что-нибудь ценное пропало? 
 - Я не заметила. 
 - Возможно, это игра воображения. 
 - Нет. Я думала так некоторое время... но теперь... я почти уверена. 
 - Когда могли обыскать дом? 
 - По вторникам и четвергам я хожу на уроки рисования, по пятницам занимаюсь французским... 
 Она всегда искала новые пути самосовершенствования. После смерти Пола это стало ещё более важным, подтверждало, что её жизнь продолжается. 
 - В течение недели есть много часов, когда в доме находится только Тербер. 
 Тербер, белый персидский кот, никогда не выходил на улицу и не собирался это делать. Он был слишком робким. Между прочим, последнее время он стал беспокойным, часто прятался на чердаке. Не в том ли причина, что...? 
 - Ты хочешь, чтобы я вызвал полицию? - спросил Джонас. 
 - О, нет! 
 Что она сказала бы им? У неё не было доказательств, ничего не пропало. 
 - По-моему, в этом нет нужды. 
 - Мне не нравится, что ты одна. Я настаиваю на некоторых мерах предосторожности... 
 Дорогой, дорогой Джонас. 
 За годы работы в ФБР Стивен узнал многое о масштабах организованной преступности и всепроникающем влиянии Синдиката. Ему было всего двадцать четыре года, когда Старый Директор направил письмо в его юридический колледж с предложением к выпускникам подумать о карьере в Бюро; он сообщал о хорошей оплате, высокой пенсии, программе страхования и медицинского обслуживания. Обойдя ряд юридических фирм и обнаружив, сколь малое впечатление произвел там тот факт, что он был девятым по успеваемости среди двухсот студентов, Стивен подал заявление в отдел ФБР города Сан-Франциско. Он выдвинулся в ФБР, упорным трудом и фанатичным вниманием к деталям добиваясь тех результатов, которые другим давались благодаря врожденному таланту. 
 Будучи спецагентом, он неоднократно видел доказательства того, что Синдикат глубоко проник в местные органы власти. Он и его коллеги собирали улики и передавали их офицерам полиции, которые никого не арестовывали, или прокурорам, не возбуждавшим уголовные дела. В других случаях, когда арест происходил и дело возбуждалось, судья отклонял обвинение. 
 Опыт убедил Стивена в том, что врага нужно знать по-настоящему. Он изучал полицейские и федеральные досье, протоколы комиссий Конгресса, книги и журналы, посвященные борьбе с преступностью. Доказательства были неоспоримыми, хотя и не такими, какие можно представить в суде. Синдикат с годовым оборотом в тридцать миллиардов долларов заменял собой мафию и местные преступные организации, поднимая преступность на более деловую основу. Он захватывал производство и реализацию по завышенным ценам разрекламированных универсальных медицинских препаратов, отказываясь при этом от наркобизнеса, занимался организацией легализованного игорного бизнеса и тотализаторов, сменявших букмекерские конторы, устраивал вместо сомнительной "игры в числа" полугосударственные лотереи, создавал вместо ростовщических контор солидные коммерческие банки, монополизировал узаконенное производство порнографии и другой видеопродукции, издавал книги. Большие доходы позволяли Синдикату вторгаться в ещё более респектабельные области - недвижимость, франчайзинг, страхование, сбор благотворительных пожертвований и выпуск кредитных карточек. Уже существовала мощная инфраструктура для защиты Синдиката от судебных преследований, поскольку организация имела союзников среди окружных прокуроров, судей, политических лидеров и государственных чиновников. 
 Стивен предложил создать внутри ФБР специальное подразделение для борьбы с Синдикатом. Последовал отказ. Старый Директор вырос и обрел свою славу в более анархическую и шумную криминальную эпоху, он отказывался поверить в то, что преступный мир перешел к использованию совершенно новых методов, что для борьбы с ним также необходимы новые методы. В его приемной хранились под стеклом посмертная маска Диллинджера, кастет Красавчика Флойда, бронежилет Малыша Нелсона - символы неспособности шефа ФБР посмотреть в лицо новой эре. 
 Сейчас, сидя в приемной нового директора ФБР, расположенной в массивном здании на Пенсильвания-авеню, Стивен отметил, что знакомые экспонаты были убраны. 
 - Мистер Гиффорд? 
 Секретарша продемонстрировала отшлифованную непроницаемую улыбку, которой со временем овладевают все хорошие секретарши. 
 - Мистер Уэйли готов принять вас. 
 Мервин Уэйли поднялся из-за того же стола, за которым восседал Старый Директор, или его точной копии. Сейчас стол находился уже не в центре комнаты, а ближе к стене. На стене висел портрет Старого Директора, лицо которого было обрюзгшим, морщинистым, с массивной челюстью. Оно напоминало морду старого беззубого сторожевого бульдога. 
 - Стив! Давненько не виделись. 
 - Шесть лет. 
 Мервин Уэйли был по-прежнему тщедушным, бледным, рыжеволосым человеком, каким его помнил Стив. Но на его лице появились следы новой твердости, накладывавшиеся на выражение тревоги. 
 Они предались воспоминаниям. Стивен сказал, что новая секретарша шаг вперед по сравнению с миссис Коднер, сдержанной деловитой женщиной, которая всегда носила темный костюм-двойку и туфли на низком каблуке. Мервин Уэйли сообщил, что миссис Коднер уволилась. 
 - Но большинство знакомых тебе людей по-прежнему здесь. Некоторые ушли в отставку, один человек - помнишь Тома Салливена? - был убит... 
 - Я читал об этом. 
 - Другие все так же делают свое дело. Или пытаются делать его на те средства, которые мы получаем от конгресса. Изменения касаются только фасада... 
 Мервин прикоснулся к редеющим рыжим волосам, разделенным посередине пробором. 
 - Теперь тебе понравилось бы здесь больше, Стив. Появилось немало современных методов. Усовершенствовалась процедурная часть. Мы все компьютеризованы, даже региональные отделения. И мы получаем помощь от наших друзей. 
 Заметив недоумение в глазах Стивена, он пояснил: 
 - Помнишь, я начинал в техническом отделе. Я по-прежнему помешан на науке. Джимми Бонд и Бак Роджерс пришли бы в восторг от некоторых штучек, созданных нашими ребятами из лаборатории. Мы опережаем рынок на три-четыре года. Ты такое видел? 
 Он снял с руки часы-хронограф и протянул их Стивену. Следуя подсказке Мервина, вытянул колесико для перевода стрелок. В центре циферблата появилось отверстие с линзой. 
 - Миниатюрная фотокамера, управляемая с помощью этого колесика. Она делает снимки автоматически каждые две секунды, если не установить с помощью секундной стрелки более длительный интервал. Чтобы вытащить пленку, достаточно открыть заднюю крышку. 
 - Здорово. 
 - И это ещё не все. Устройство практически неразрушимо. Новый сплав обеспечивает противоударность, водонепроницаемость и любые другие защитные свойства, какие ты можешь назвать. Микропленка хранится в кассете из того же материала, она рассчитана почти на три сотни снимков. 
 - Впечатляет, - сказал Стивен, возвращая часы Мервину. 
 - Возьми их себе. В качестве напоминания о том, что ты можешь получить любую должность в Бюро. Кроме моей. 
 Стивен испытал волнение, его пульс участился. 
 - Спасибо, Мервин, но я намерен оставаться юристом. 
 - Ты - прекрасный человек. Ты мне действительно нужен. Кое-что изменилось, я говорю серьезно. Субординация стала более четкой... я всегда подозревал, что ты не ладил со Стариком. 
 - Неправда. 
 - Между нами говоря, у него были некоторые странности. 
 - Я им восхищался. Просто я считал, что он уделяет недостаточное внимание угрозе, исходящей со стороны организованной преступности. 
 - Ты знаешь, что я согласен с тобой в этом отношении. 
 Стивен кивнул. Мервин Уэйли добился его назначения на должность руководителя спецотдела по изучению деловых связей Синдиката с городскими властями и влиятельными чикагскими профсоюзами. Стивен знал, что город коррумпирован, но не представлял себе масштабов коррупции. Продавались все - от патрульного полицейского до бывшего мэра. Общественность потеряла веру в городскую администрацию. Винсент Папаньо стал признанным боссом. Профсоюзные лидеры, крупные бизнесмены, высокопоставленные городские чиновники посещали организуемые им торжества, способствовали победе на выборах его кандидатов, сотрудничали с контролируемыми им банками. 
 Совместно с другими федеральными агентствами по охране законности Стив задерживал и допрашивал свидетелей, сопровождал агентов на встречи с информаторами, лично организовывал охрану осведомителей и их семей. Чиновникам предъявили обвинения, но осужденных было мало. Через год о кампании забыли, Чикаго снова погряз в коррупции. 
 - Что скажешь? - произнес Мервин. - Ты вернешься назад? 
 - Я бы хотел, Мервин, но я не могу позволить себе это. Я должен думать о семье. 
 Напоминание о том, что работа настоящего сыщика превращается в его образ жизни, не прозвучало ввиду очевидности этого факта. Ненормированный рабочий день, низкая оплата, отсутствие общественного признания - и взамен всего лишь моральное удовлетворение. 
 - Тебе легче. Ты - холостяк. 
 Мервин Уэйли усмешкой выразил свое согласие со Стивеном. 
 - О'кей. Тогда что ты здесь делаешь? 
 - Пытаюсь оказать услугу моему другу - новому губернатору Калифорнии. 
 Он изложил Мервину предшествующие события: обнаружение миллиона долларов в солдатском сундучке, неожиданное признание подрядчика Деймона Джонсона, и наконец подозрения по поводу умышленной порчи самолета губернатора Берри. 
 Мартин слушал, поглощая информацию Стивена, точно кролик, пожирающий лист салата. 
 - Что это за услуга? 
 - Я должен найти ответ на один вопрос. Зачем Пол Берри полетел в Вашингтон? 
 - Почему ты думаешь, что я могу это знать? 
 - Он направлялся к президенту, чтобы поговорить с ним о национальной безопасности. Президент должен был проинформировать тебя. 
 - Кто это тебе сказал? 
 - Никто. Но я не просто догадываюсь - во всяком случае, не только догадываюсь. Губернатор не известил своего пресс-секретаря, не взял с собой личного телохранителя - капитана полиции. Он не сказал ничего даже Алану Кардуэлу, в отсутствие губернатора являющемуся высшим должностным лицом штата. Это явно была срочная и тайная миссия. Он мог лететь только к одному человеку. 
 - Даже если ты прав, любая информация, связанная с национальной безопасностью, является секретной. 
 - Ты не разгласишь государственной тайны, если признаешь, что он летел на встречу с президентом. 
 Мервин медленно покачался в кресле. 
 - Возможно. 
 - Ты знаешь, что я не допущу утечки информации. 
 Мервин Уэйли старательно избегал глаз Стивена. 
 - Все это может быть гораздо более серьезным, чем ты предполагаешь, Стив. Мы внимательно следим за Синдикатом и твоим старым другом Фрэнком Кенни. Это, пожалуй, все, что я могу сказать тебе - помимо того, что ты прав насчет губернатора Берри. Он действительно летел сюда, чтобы увидеть президента. 
 - Пол Берри наверняка сообщил ему цель встречи. 
 - Даже если ты прав, президент не назвал мне её. 
 - Тогда почему президент вообще уведомил тебя о встрече? 
 - Он хотел, чтобы я на ней присутствовал. И привез с собой Кена Джонса. 
 Стивен медленно выпрямился в кресле. Кен Джонс был главой отдела ФБР по борьбе с организованной преступностью и рэкетом. 
 - Значит, Пол Берри хотел поговорить о чем-то связанном с Синдикатом. 
 - Послушай, вероятно, мы сможем сотрудничать. Я не верю в признание Деймона Джонсона о взятке, данной им губернатору. Если бы мы установили, кто заплатил Полу Берри эти деньги и за что... 
 Если бы можно было установить источник, разочарованно подумал Стивен. На фабрике, печатающей банкноты, хранились записи об отправке в банки крупных купюр, но банкноты из сундучка были относительно мелкими. 
 На лице Мервина появилась гримаса огорчения. 
 - Я знаю, что моя просьба о помощи выглядела бы как предложение одностороннего сотрудничества. У тебя нет соответствующего допуска, поэтому я не все могу тебе сказать. 
 Гримаса медленно сменилась улыбкой. 
 - Но я могу позволить тебе использовать все наши средства. И если тебе понадобится что-то еще... 
 - Договорились, - сказал Стивен. 
 По возвращении в Сакраменто Стивен отправился на маленький частный аэродром. На поле стояли "сессны", "бичкрафты" и "пайперы". 
 В конторе он нашел управляющего, мужчину атлетического вида с каштановыми волосами. Стивен представился и показал свое удостоверение. 
 - Вы находились здесь, когда приехал губернатор Берри? - спросил он. 
 - Конечно. Тем утром я прибыл сюда рано. Губернатор приехал на своем лимузине через десять минут. 
 - Со своим постоянным шофером? 
 - Да. 
 Стивен уже допросил шофера, рассказавшего ему весьма немногое: губернатор Берри позвонил водителю незадолго до шести часов и попросил срочно доставить его на аэродром. Шофер забрал губернатора из дома, но он понятия не имел о том, куда и зачем летит Берри. 
 - Когда вы узнали, куда он направлялся? 
 - Мне сказал об этом пилот, Дейв Халси. В Вашингтон, аэропорт Даллеса. 
 - Губернатор имел при себе что-нибудь? 
 - Большой кожаный коричневый кейс. 
 - Вы знаете, что там находилось? 
 - Нет. 
 - Вы беседовали о чем-то? 
 - Пару минут. Халси проводил предполетную проверку в рубке управления, и я предложил губернатору подождать в моем кабинете, выпить чашку кофе. Пока все не будет готово. Он, казалось, спешил взлететь. 
 - Почему вы так решили? 
 - Он явно нервничал, едва прикоснулся к кофе. Ходил взад-вперед с кейсом в руке. 
 - Что он вам говорил? 
 - Почти ничего. Он о чем-то думал. Затем пришел Дейв Халси; пилот сообщил, что самолет готов, условия - ПВН. 
 - ПВН? 
 - Потолок и видимость не ограничены. 
 - Это все? 
 - Ну, ещё произошла маленькая стычка между губернатором и каким-то парнем с камерой. Губернатор всерьез разозлился. Попросил не совать ему в лицо чертову камеру. 
 - Кто это был? 
 - Парень с камерой? Он работает на "Венчур флайт", маленькую чартерную компанию. 
 Офис "Венчур флайт" (Мы летим, куда Вы хотите и когда Вы хотите) находился в одном помещении со страховой компанией и риэлтерской конторой. Дежурившая девушка отвечала на звонки, поступавшие сразу по трем телефонам; в момент появления Стивена она записывала сообщение. Сделав это, она положила трубку. 
 - Я могу вам помочь? 
 - Я ищу одного человека, связанного с компанией "Венчур флайт". 
 - Охотно предоставлю вам любую информацию. 
 - Я хочу видеть одного вашего сотрудника. Я не знаю его фамилии, но управляющий аэропорта вспомнил, что он работает на вашу компанию. 
 - Я только отвечаю на телефонные звонки. 
 - Допустим, я хочу заказать недорогой чартерный рейс. Могу я поговорить с человеком, который это организует? 
 - Сейчас его нет. 
 - Когда он появится? 
 - Сразу после ленча. 
 Когда Стивен вернулся, девушка разговаривала по телефону. За деревянной стойкой у дальней стены стояли три стола. За средним сидел молодой человек; над столом висели рекламный плакат с видом Баджы и несколько фотографий. 
 При внимательном рассмотрении оказалось, что на снимках изображены кинозвезды, политики, телеведущие, снятые в неформальной обстановке. На каждой фотографии присутствовал также молодой человек с короткой стрижкой, который, поднявшись, протянул руку Стивену. 
 - Меня зовут Джек Мартин. Это вы ищете меня? 
 - Верно. 
 На лице молодого человека появилась белозубая улыбка. 
 - Какую группу вы представляете, мистер...? 
 - Я хочу задать вам несколько вопросов. 
 Улыбка уменьшилась до минимума. 
 - Насчет организации чартерного рейса? 
 - Нет. Я пытаюсь выяснить кое-что о недавней авиакатастрофе. 
 Улыбка окончательно исчезла. 
 - Вы обращаетесь не по тому адресу. У нас не было авиакатастроф уже девять... 
 - Речь идет о катастрофе, в которой погиб губернатор Берри. 
 Джек Мартин протестующе поднял руки с растопыренными пальцами. 
 - Ошибка. Мы не имеем к этому никакого отношения. Это был личный самолет губернатора. 
 - Вы были в аэропорте тем утром. 
 - Конечно, но... Вы полицейский? 
 - Я хочу увидеть сделанные вами фотографии. 
 - Зачем? 
 - Есть шанс, что там удастся что-то увидеть. 
 - Вы используете любые возможности. Почему вы так думаете? 
 - Я могу посмотреть фотографии? 
 - Я оказался там случайно. В восемь часов улетал наш самолет, и я хотел встретить группу. Людям это нравится. Человеческое внимание. 
 - Вы фотографировали губернатора. 
 - Я собираю фотографии знаменитых людей, понимаете? 
 Он указал на висевшие на стене снимки. 
 - Иногда я прошу других снять меня со знаменитостью. Это полезно для бизнеса. Большинство знаменитостей не возражает. Я отдал пленку в лабораторию. Она должна быть готова сегодня, если это вам интересно. 
 - Интересно. 
 Стивен отвез Джека Мартина в аптеку; когда сотрудник приемного пункта принес желтый конверт, Стивен расплатился с ним. На фотографиях Джек Мартин был изображен в середине группы людей перед самолетом, на пляже с хорошенькой девушкой, на заднем дворе дома с маленьким ребенком, с пожилой женщиной, которая могла быть его матерью. На трех снимках губернатор Берри спешил к самолету. 
 - Они недостаточно резкие, - виновато заметил Джек Мартин. - У меня не было времени тщательно навести фокус. Губернатор не хотел позировать. Он был раздражен. 
 - Я могу взять негативы? 
 - Хорошо, - сказал Джек. 
 - Двадцать долларов. 
 - О'кей. 
 Группа телевизионщиков удалилась, унеся с собой аппаратуру, прожектора, цветные камеры, кабели. 
 - Ты здоров помог себе в последние тридцать минут, - сказал Бен Хадсон. 
 Мягкий предвечерний солнечный свет заливал массивную фигуру Главного прокурора, стоявшего в центре губернаторского кабинета. 
 - Спасибо, Бен. Я рад, что ты так считаешь, - отозвался Алан. 
 - Ты великолепно смотришься на телеэкране. Когда ты глядел прямо в камеру и говорил о чувствах, которые ты испытывал, принося клятву - такой момент стоит полмиллиона голосов. 
 - Я говорил искренне. 
 - Знаю. Именно поэтому такой эффект. 
 Я буду служить людям с верой и преданностью, мысленно произнес Алан. Буду ревностно и добросовестно исполнять обязанности губернатора. Да поможет мне Бог. Принося клятву на библии перед Главным судьей апелляционного суда, он казался себе источником энергии, подключенным к нагрузке. Он всю жизнь накапливал в себе чувство вины, и сейчас пришло время разрядить его. Я нуждался в задании. 
 - И твой призыв провести новый Конвент был блестящим ходом. Все опросы свидетельствуют о том, что люди поддерживают эту идею. 
 В своем телевизионном обращении Алан попросил калифорнийскую легислатуру поддержать прошение о проведении нового Конвента, уже одобренное тридцатью двумя штатами. Для созыва Конвента требовалось присоединение к прошению ещё двух штатов. 
 - Это была идея Пола Берри, - сказал Алан. - Забыть о ней было бы непорядочно по отношению к его памяти. Тем более что я разделяю эту идею. 
 Бен одобрительно хмыкнул. 
 - Пол просто подчинялся первому закону политической жизни. Не пытайся плыть вверх по ниагарскому водопаду. 
 Думая о внешне ординарном человеке с простыми манерами, к которому он испытывал исключительно теплые чувства, Алан ощутил спазм в горле, в носу у него защекотало. Повернувшись к бару, он налил виски из графина в бокал с толстыми стенками, добавил туда немного содовой. 
 - Хочешь что-нибудь? - спросил он Бена. 
 - Нет, спасибо. Не прикасаюсь к спиртному до захода солнца. 
 В глухом басе Бена присутствовали ноты легкого укора. 
 - За Пола. 
 Сделав глоток, Алан подумал: За всех людей, которые стараются изо всех сил и не могут похвастаться большими результатами. 
 Бен смотрел, как Алан закрывает графин крышкой. 
 - Я бы хотел поговорить с тобой о твоем друге Гиффорде, - сказал он. 
 - Почему? 
 - Похоже, он ещё продолжает свое расследование. Он взял людей из моего ведомства и из аппарата окружного прокурора. Какой в этом смысл? Мы уже знаем, кто и с какой целью дал деньги Полу Берри. 
 - А если за этим стоит нечто большее? 
 - Большее? - нахмурился Бен. 
 Алан откинулся на спинку своего кресла и рассказал Бену об инспекторе из НСБТ, подозревавшем, что имела место диверсия. 
 - Мы располагаем фотографией человека, который может оказаться преступником. 
 Он взял со стола большой глянцевый отпечаток - многократно увеличенный фрагмент фотографии с изображением спешащего на самолет Пола Берри. На отпечатке виднелся только человек со второго плана - он был в белой форме и собирался сесть в грузовик для доставки продуктов. 
 - Кто это? - спросил Бен. 
 - Стив пока не знает. На кузове грузовика, сбоку, есть надпись. "Рэпид Флайт Сервис". Такой компании не существует. Один из техников аэропорта вспомнил, что из этого грузовика в самолет губернатора перед взлетом доставили продукты. 
 - Почему никто не проверил этого поставщика? 
 - Кто обращает внимание на поставщиков продуктов? 
 Бен задумчиво нахмурился. 
 - Я признаю, что это выглядит весьма подозрительно. Кто-то должен просмотреть корреспонденцию Пола Берри. Всегда бывает много злобных писем; возможно, какой-то псих выполнил свою угрозу. 
 - Ты поручишь своим агентам сделать это? Я бы хотел, чтобы ты оказал Стиву Гиффорду максимальную помощь. 
 Бен пожал плечами. 
 - Лично я предпочел бы, чтобы он помолчал до выборов. Каждый новый заголовок о "состоянии в солдатском сундучке" стоит нам тысяч голосов. 
 - Мы не можем вечно играть в политику, Бен. 
 - Почему нет? - мрачно произнес Бен. - Это единственная стоящая игра в мире. 
 После ухода Бена Алан допил спиртное, потом вытащил из нижнего ящика стола телефонный аппарат и набрал номер. Ответила женщина. Голос Дианы Хадсон звучал так, словно она ждала какого-то радостного известия. 
 - Алло? - сказала она. 
 - Дорогая, - тихо произнес он. - Это Алан. 
 Четыре года назад, во время избирательной кампании, он должен был произнести две речи - в Ассоциации офицеров полиции и в клубе Сан-Марино. Первую речь он написал сам; вторую ему принесла в кабинет привлекательная зеленоглазая молодая женщина с бронзовым загаром. 
 Он прочитал машинописный текст с растущим возмущением и затем сунул его в стол. 
 - Это звучит, как четыреста двадцать восьмая комбинация из всех речей, произнесенных в ходе этой кампании. Кто автор? 
 - К сожалению, я. Меня наняли для выполнения этой работы. Я работаю в отделе общественной безопасности, помогаю сочинять речи для председателя комиссии. 
 - К кому, по-вашему, вы обращаетесь? 
 - Ко всем людям, живущим в больших домах с зелеными лужайками и постриженными садами. К тем, кто ездит на пикники в платьях от Ланца и блузках от МакМаллена. 
 - К богатым людям? 
 Она кивнула. 
 - Живущим без заблем и пробот. 
 - Что? 
 - Извините. "Проблемы" - это звучит слишком напыщенно, "заботы" недостаточно серьезно. Я их соединила. 
 Он посмотрел на неё более внимательно. На ней было короткое замшевое платье и темно-коричневые ботиночки. Ее ноги были очень хорошими. 
 - Этот текст не подойдет. 
 - Я могу попытаться ещё раз. 
 - Не утруждайте себя. Я сам напишу новую речь. 
 Она пожала плечами. 
 - Хорошо. 
 - И никому об этом не скажу. 
 Она улыбнулась. 
 - Спасибо. 
 После ленча в этот солнечный ветреный день три сотни гостей сидели на жестких металлических креслах в саду полицейской академии. Полицейский оркестр играл бодрую музыку. Потом Алан произнес речь с подиума, установленного на склоне холма. С этого возвышения он заметил с краю от толпы полицейских и членов их семей знакомую фигуру. Когда он закончил свою речь, девушка скрылась в зелени сада. Ее волосы и длинное желтое пальто развевались по ветру. Темные очки, сдвинутые на лоб, сверкнули солнечным зайчиком. 
 Следующий раз он увидел её на приеме, хозяин которого пожертвовал деньги на избирательную кампанию Пола Берри. Она беседовала в дальнем углу комнаты с мужчинами, лица которых мгновенно расплылись в глазах Алана. Когда он подошел к группе, девушка держала в руках бокал, даже не пробуя напиток, и он спросил, не принести ли что-то другое. 
 - Водку, - сказала она, - и добавьте побольше тоника. 
 Когда он вернулся, её собеседников уже не было. Позже он узнал, что она избавилась от них. 
 - Вас раздражает прозвище "Денежный мешок?" - спросила она. - Вас так называют из-за того, что ваша семья владеет большим состоянием. 
 - Это заблема. 
 Она засмеялась. 
 - Вы славный. И я ничего не имею против богатых людей. 
 - Как вас зовут? 
 - Дайана Хадсон. 
 - Имеете отношение к Бену Хадсону? 
 - Я - его дочь. Он подыскал мне эту работу - писать пропагандистские материалы для отдела общественной безопасности. Я оттуда ухожу. Я неважная сочинительница. К тому же мое сердце принадлежит не вашей партии. 
 - Вашему отцу эти слова не понравились бы. Он - самый политизированный человек, каких я знал. Вы решили, чем хотите заняться? 
 - Я собираюсь открыть бутик. Я скопила достаточно денег. Я разбираюсь в цветах и моде. 
 - Сообщите мне, когда это произойдет. Я загляну к вам и что-нибудь куплю. 
 - Ловлю вас на слове. 
 Вечером он заснул с мыслями о том, что не имеет права интересоваться девушкой, которая моложе его почти на двадцать лет. Она стала бы безрассудным осложнением. Он был женат, его политическая карьера только начиналась. 
 Следующие несколько дней прошли, как странный сон. Люди, с которыми он встречался, улицы, по которым шагал, газетные заголовки, даже разговоры с женой за обедом - все казалось бледным, ненастоящим. Только фантазии были яркими, подлинными. 
 Его звонок стал неизбежностью. 
 - Я уже начала думать, что вы меня забыли, - сказала она. 
 - Я пытался. 
 - Я собираюсь сегодня днем посмотреть помещение, которое сдается в аренду. Для моего магазина. Хотите поехать со мной? 
 Он отвез её на одну улицу в Старом Сакраменто. В прилежащих кварталах жили художники. 
 - Они всегда лучшие покупатели друг для друга, - добавила она, улыбаясь. - Если художники не будут покупать работы других художников, они все умрут от голода. 
 Сдаваемое помещение показался ему грязноватым и слишком тесным. Диана поговорила с бородатым человеком, у которого были жесткие глаза и настороженные манеры. Через несколько минут ей удалось сделать так, что он почувствовал себя раскованно; он провел их в свою студию, чтобы показать собственные скульптуры. В основном они напоминали булыжники, которые вытащили с заднего двора, чтобы посадить там цветы. Диана назвала их восхитительными, отметила их мужественность и силу. Жесткие глаза бородача потеплели от радости, и после недолгой беседы он согласился сдать переднее помещение за восемьдесят пять долларов в месяц. 
 Оставшись наедине с ней в маленькой пустой лавке, Алан не мог проявлять энтузиазм. 
 - Я с трудом представляю, как вы здесь все обустроите. 
 - Для этого необходимо воображение. Если у человека немного денег, ему требуется большое воображение. Вот здесь я установлю стойку для брючных костюмов и дневных платьев. Длинные платья я размещу у задней стены - там они будут смотреться лучше всего. Вот тут будут висеть пальто. А на длинную полку положу маленькие шляпки и боа из перьев. Еще мне нужно место для стеклянного шкафчика. Я заполню его антикварными драгоценностями заколками, брошками, кулонами, камеями. Я обожаю антиквариат, а вы? 
 - Боюсь, я в нем ничего не смыслю. 
 - Я все это буквально вижу. Все будет восхитительно. В ту стену я вобью крюки и повешу на них всевозможные цветные пояса и цепи. Вот здесь, почти напротив входной двери, я поставлю мой стол с креслом. Копию "Людовика Четырнадцатого". Вы видите его заваленным счетами, договорами, образчиками тканей? 
 Он слушал её, снисходительно улыбаясь. У неё были каштановые волосы с золотистым отливом. 
 - Вам действительно понравились его скульптуры? - спросил он, когда они уходили. 
 - Он упорно трудится, - с укором произнесла она. - Он честолюбив и настойчив... Конечно, его работы ужасны. Но нельзя ставить ему это в вину. 
 Вечером во время обеда он начал признаваться себе в том, что его чувства обрели новое качество, и оценивать её как потенциальную любовницу. Изучение нового человека всегда представлялось ему захватывающим занятием. У него было не много женщин. Серьезные отношения возникали только дважды, включая сюда Адель. В браке он хранил абсолютную верность. 
 Дайана рассказывала ему о том, что с детства интересовалась цветами. 
 - Я обожала все оттенки и издавала звуки, которые подходят к ним. 
 - Звуки? 
 - Желтый - это шуршание тафты. 
 - Как насчет белого и черного? 
 - Цоканье конских копыт. 
 - Серебристый? 
 - Вой ветра в неплотно закрытом окне. 
 - А наоборот получается? 
 - Иногда. 
 - Лай собаки? 
 - Это просто. Темно-коричневый. 
 Внезапно он почувствовал себя молодым. Ресторан, в котором они обедали, был идеальным местом, и Алан жалел всех, кто чувствовал себя в эти минуты не так, как он. Того человека, которым он был ещё недавно, и теперешнего Алана разделяла огромная дистанция. 
 Потом он несколько раз звонил Дайане и заезжал за ней в магазин. Они катались на автомобиле. Он не добивался близости с ней, и её, похоже, устраивали дружеские отношения. Но он деликатно зондировал её прежний опыт. Спустя некоторое время он начал догадываться о двух романах - один был с молодым официантом из отеля, где она работала летом, чтобы оплатить обучение в колледже. Уже достаточно хорошо изучив её, он увидел в этом выборе проявление бунта. Она мало что помнила о молодом человеке - кажется, только то, что на его левом бицепсе была фиолетовая татуировка. И еще: "Он думал, что кусать мое ухо - это очень сексуально. В то лето мне приходилось прикрывать уши волосами, потому что там постоянно оставались маленькие ранки." 
 Другой роман был, очевидно, более серьезным. Ассистент профессора-филолога декламировал массу стихов Джерарда Мэнли Хопкинса и заставил её сердце биться в унисон с Новыми левыми. Она не сознавала, что ненависть ассистента профессора ко многому проистекала из его ненависти к самому себе. Но Дайана, любившая элегантные наряды и аксессуары, наслаждавшаяся роскошью, не могла подавить в себе уважение к традиционным ценностям и морали. В конце концов она ушла от своего красноречивого любовника. На следующий день она нашла мертвую птицу и долго плакала из-за того, что не могла воскресить её. 
 О! Постаревшее сердце 
 Остается холодным 
 В такие минуты. 
 Однажды вечером Алан стал её любовником. Он отвез Дайану после обеда в её квартиру. Они сидели в гостиной. Девушка непрерывно что-то говорила. В частности, о матери: "Я бы хотела обладать её удивительной честностью. Она была очень религиозна. Обладала высокими моральными стандартами. Я иногда говорю что-то, чтобы сделать людям приятное, или по другим причинам. Например, с тем скульптором. Я ленива, неаккуратна, эгоистична. На самом деле у меня нет ничего общего с матерью. Я бы ей не нравилась. Если бы она увидела меня сейчас, то попыталась бы исправить, сделать из меня что-то." 
 - Я бы не хотел, чтобы ты менялась, - сказал он. 
 Она улыбнулась и внезапно смолкла. Платье прикрывало её колени; ноги находились под креслом. Когда он начал расстегивать её платье, она не оказала сопротивления. Потом она встала перед ним, демонстрируя совершенство своей наготы, и он захотел её так сильно, что потерял дар речи. Когда он овладел ею, прошлое и будущее слились в одно оглушающее мгновение. Она лежала, прижавшись к его плечу, её длинные блестящие волосы рассыпались по руке Алана. Весь остальной мир казался нереальным. 
 В пять часов дня Энди Джелло приехал в ресторан возле китайского культурного центра. В окне висел плакат, рекламирующий рубленый ростбиф фирменное блюдо, подаваемое к обеду по пятницам. Девяносто пять центов. И ещё спагетти по-пармски за восемьдесят центов. Слева напротив стойки находились шесть столов; ещё шесть столов располагались в просторной нише. Мужская и женская курительные комнаты разделяли два зала. За стойкой восседал хозяин в фартуке с масляными пятнами и поварским колпаком на голове. 
 Энди Джелло одним взглядом уловил все эти детали. Он был приземистым, коренастым мужчиной, которого, казалось, с трудом засунули в его одежду. 
 Он выбрал место, позволявшее ему видеть всю комнату. Скатертей не было, только бумажные салфетки торчали из тускло поблескивавшей металлической вазочки, отделявшей в столовом приборе соль и перец от горчицы и кетчупа. 
 К нему подошла официантка. 
 - Хотите посмотреть меню? 
 - Да. 
 Он изучал меню, когда входная дверь открылась, и в ресторан вошел человек, которого ждал Энди. Мужчина был красивым, с седеющими светлыми волосами. Костюм сидел на нем отлично. Он сразу же прошел к столу, находившемуся в глубине ресторана. Один из стульев стоял почти вплотную к столу - отодвинуть его дальше мешала стена. Обычно этот стол занимал одинокий посетитель. Этот стол обслуживала официантка по имени Милли с красивым немного поблекшим лицом; ей было за тридцать. 
 Когда официантка Энди вернулась к нему, он взял у неё меню. 
 - Я рекомендую армянский обед, - сказала она. - Суп из йогурта и шиш-кебаб. 
 - Хорошо. 
 Блондин и Милли уже беседовали. Энди мог слышать их разговор. 
 - Когда ты освободишься? 
 - Около одиннадцати. 
 - О'кей. 
 Милли ушла обратно на кухню за заказом. Значит, сегодня вечером, подумал Энди. Его ночные радения обещали окупиться. Милли служила частью его плана - важной частью. Предыдущим вечером он наблюдал, как она заигрывает с блондином. Обычное начало: "Вы откуда?" Потом: "Из Сиэтла? У меня была подруга из этого города. Я слышала, он очень симпатичный." За этими фразами последовал бессодержательный диалог о том, как противно ездить на автобусах - после такого путешествия требуется принять дюжину ванн, чтобы смыть с себя его следы. "Почему вы не летаете?" - спросил наконец блондин, и Милли сказала, что боится самолетов. Он заметил, что это смешно, что он всю жизнь проработал с самолетами и считает их самым безопасным видом транспорта. Он только что прилетел из отпуска, который провел в Лас-Вегасе. Вы там бывали? Я нигде не была, ответила Милли. 
 В одиннадцать часов Энди сидел в машине, запаркованной на боковой улице возле авеню. Он увидел вышедшую из ресторана Милли. Она должна была встретиться с блондином на углу. Она сменила застиранное черное платье и белый фартук на короткое облегающее платье. Возбужденная, счастливая Милли взяла мужчину под руку. Он повел её в ночной клуб. Там пел негр, аккомпанировавший себе на пианино. Энди прошел к столу, расположение которого позволяло не попадаться на глаза блондину. Эта парочка была слишком поглощена другу другом, чтобы заметить его. Энди периодически поглядывал на них. Он ничего не знал о блондине, кроме его фамилии. Он предпочитал знать об объекте как можно меньше. У него была своя работа, к которой не стоило примешивать ничего личного. 
 За последние несколько лет Энди научился тщательно планировать акцию. Он совершенствовался с поразительной быстротой. Терпеливый, хладнокровный, он умел дожидаться идеального момента. Чтобы выдержать конкуренцию, ему пришлось стать мастером своего дела. Его главным соперником являлся костлявый хромой человечек. Гари Уиллард выполнял особые задания. Бывший актер умел убедительно преображаться в другую личность. Энди Джелло мог быть только самим собой, но этот недостаток возмещался хладнокровной жестокостью, отличавшей его с того времени, когда он служил "бойцом" у Тони Брагны. 
 Блондин и Милли провели в клубе полчаса. Последний бокал почти "сломал" Милли. Когда они в конце концов отправились к мужчине домой, ей не удавалось справиться со смехом. Он жил в четырехэтажном доме; Энди тщательно изучил его. Все утро он обследовал подъезды, выходы, квартиру блондина на третьем этаже, прилегающую территорию. 
 Он подождал на улице, пока в окнах квартиры не появился свет. Через двадцать минут люстра в гостиной погасла. Только в спальне тускло светилась лампа. Энди докурил сигарету и бросил тлеющий "бычок" в сточную канаву, возле своих начищенных черных туфель. Потом он надел черные перчатки. 
 Энди бесшумно поднялся по лестнице. На втором этаже громко работал телевизор. Остановившись на третьем этаже возле двери, он прислушался, затем вставил отмычку в замочную скважину и открыл дверь. Шагнув в прихожую, замер. Дверь спальни была закрыта, внизу неярко светилась щель. Быстро сделав четыре шага вперед, он взялся за ручку двери и слегка приоткрыл её. 
 Обнаженная Милли сидела на кровати; блондин целовал её грудь и одновременно ласкал клитор. У женщины был очень красивый бюст со следами от купальника. Распущенные каштановые волосы падали на плечи. 
 Наконец мужчина слегка толкнул Милли, и она вытянулась на кровати. Он продолжал работать рукой, пока она не расслабилась полностью. 
 - О, пожалуйста, - сказала Милли. 
 Она тяжело дышала, ноги её были раздвинуты; блондин лег на женщину. Она что-то говорила, но Энди не мог разобрать слова. Его дыхание тоже стало тяжелым. 
 Стоя у двери, Энди услышал шепот мужчины: 
 - Тебе понравится, детка. Тебе понравится! 
 Они начали неистово двигаться под скрип железной кровати, шуршание простыней, шлепанье соприкасающихся тел. Затем из горла женщины вырвался неистовый крик. На груди Энди выступила испарина, губы стали солеными. 
 Все кончилось; женщина всхлипывала, её рука лежала на груди блондина. Через минуту она успокоилась и повернулась, чтобы поцеловать его. Он оттолкнул Милли. 
 - Не стоит благодарности, - сказал он. 
 Смущенная женщина быстро встала с кровати, подняла с пола брошенное белье, поспешила в ванную и закрыла за собой дверь. 
 Блондин сел на край кровати спиной к двери и потянулся. Энди вошел в комнату и аккуратно накинул удавку на шею мужчины. Блондин откинулся назад, его волосатые ноги поднялись вверх. Энди натянул удавку сильнее. Блондин ловил ртом воздух. 
 - Деньги... в моем... кошельке. 
 Дверь ванной была закрыта; оттуда доносился только шум воды. 
 Удерживая удавку одной рукой, Энди достал второй рукой пистолет. Грохот заполнил маленькую комнату. Глаза блондина закатились, он повалился вперед и умер прежде чем упал на пол. Сквозь шум льющейся воды из ванной донесся голос: 
 - Эй, что там случилось? 
 Обнаженная Милли с полотенцем в руке приоткрыла дверь ванной. 
 Первая пуля попала ей в спину, пробила грудную клетку и вышла через полную грудь. Милли отбросило назад в ванную. Спустя долю секунды вторая пуля попала в цель. 
 Женщина упала на сиденье унитаза. На белом кафеле алела кровь. По туалетному бачку сползал вниз сгусток мозгов. 
 Харри и Тина МакКаффри обедали у себя дома с друзьями. Гости, двое мужчин, мало походили друг на друга, но Тина чувствовала некое сходство их обликов. Подобное происходит с полицейскими или водителями автобусов, проработавшими лет двадцать. 
 МакКаффри принимали маленького комичного Винсе Папаньо и Фрэнка Кенни - блондина с красивой кожей и правильными чертами меланхоличного лица, на котором присутствовало выражение незаслуженной обиды. 
 Над их головами витал сигарный дым - почему такие мужчины всегда курят сигары? В залитой мягким светом столовой стояли серебряные вазы с небесно-голубыми цветами; на стене висели яркие полотна Джексона Поллака. Бокалы, салфетки, столовое серебро - все это говорило своим сиянием о принадлежности дома к лучшей части мира. 
 Несомненно, оба гостя были очарованы ею. Она умела очаровывать мужчин. Могла вскружить голову любому из них - от марокканского шейха до могущественного Генри Бланкеншипа. Однако она не любила общаться с такими людьми, изображать расположение к ним. Она болтала бодро, оживленно, радостно, и при этом в её душе росло отвращение. Ее обаяние прикрывало отчетливую личную антипатию. 
 Когда подали основное блюдо, она позволила себе устраниться из общей беседы. Мужчины негромко обменивались мнениями, доводами, наблюдениями, часто упоминали фамилии руководителей промышленности и государственных деятелей. Тину пугала мысль о том, что эти мужчины, сидевшие за её столом, близко знакомы с такими людьми. 
 Сегодня их, похоже, особенно беспокоило расследование, связанное с деньгами покойного губернатора Берри. Винсе Папаньо считал, что главного следователя, человека по фамилии Гиффорд, следует отстранить от этого дела. 
 - Мы уже подсунули ему козла отпущения. Что ещё ему нужно? 
 Винсе Папаньо. Тину никогда не интересовали мужчины ниже её ростом. Даже превосходный портной не мог скрыть того факта, что Папаньо был настоящим американским бандитом. Фрэнк Кенни хотя бы обладал приличными манерами - перед обедом она полчаса говорила с ним о театре и обнаружила, что он хорошо информирован. Но в его стальных глазах было нечто холодящее кровь. Они видели её насквозь и ясно говорили, что она - ничтожное, беспринципное, аморальное существо. Только отвернувшись от него, она снова становилась самой собой. Она возмущенно думала: разве он лучше меня? Нет, хуже. Он способен буквально на все. Эта мысль слегка взволновала Тину; она посмотрела через стол на Кенни, но он был сейчас глубоко погружен в беседу. 
 Прошлой ночью она занималась любовью с Харри. Наверно, поэтому ей в голову лезут порочные мысли. Харри был потрясающим мужчиной, ненасытным, горячим. А она? Она теряла голову в тот момент, когда он забирался под одеяло. Ее мягкое, податливое тело сжимало его твердый член. Ее язык проникал ему в рот, касался его зубов, языка. Безудержная страсть туманила сознание Тины, с нетерпением ждавшей момента, когда он войдет в нее, начнет двигаться. Затем из его горла вырывалось: "Больше не могу сдерживать себя..." Она отвечала: "Ну же, кончай!" О, Боже. Воспоминания согревали её за обеденным столом. Спустя столько лет эта часть их брака оставалась по-прежнему великолепной. 
 Она прикоснулась к утке, чтобы скрыть отсутствие аппетита; мужчины тем временем обсуждали признание некоего Джонсона. 
 Винсе Папаньо прервал возникшую паузу: 
 - Что ты думаешь о новом губернаторе, Харри? 
 - Я мало о нем знаю. Думаю, с ним не будет хлопот, если он не начнет проявлять чрезмерное любопытство. 
 Тине внезапно захотелось закурить, но она не могла взять сигарету до десерта. Нетерпеливым жестом она велела слуге очистить стол. Чтобы скрыть свое раздражение, она произнесла: 
 - По-моему, он очень хорош собой. Несомненно, все бабы проголосуют за него. 
 Заметив взгляд Харри, она тихо поправилась: 
 - Все женщины. 
 Харри хотел, чтобы на людях она держалась, как леди, а леди не употребляют слово "бабы". 
 Внезапно она сильно разнервничалась. В её жилах неистово пульсировала кровь. Тина взяла сигарету, и когда Фрэнк Кенни протянул зажигалку, она сунула сигарету в пламя и забыла сделать затяжку. 
 - Я бы проголосовала за него, - бодро добавила она. - Он гораздо приятнее губернатора Берри. Он мне никогда не нравился. 
 Она слишком поздно вспомнила, что несколько лет тому назад губернатор Берри освободил Фрэнка Кенни. Как она могла это забыть? Она сделала затяжку? Все шло не так. 
 - Он меня всегда раздражал, - сказала Тина и подумала о том, что ждало её на туалетном столике в спальне. 
 Мужчины снова заговорили о расследовании, возглавляемом Стивеном Гиффордом. Их интересовало, можно ли доказать факт саботажа в отношении самолета. Эта тема казалась Тине ужасно скучной, бесконечно далекой от её интересов. 
 Она начала рисовать зубцом вилки на скатерти. Два маленькие окружности - это глаза. Овал лица. Две буквы: ПД. Почему ПД? Инициалы человека, о котором они говорили. Питер Дерек. Речь все ещё шла о самолетах. Острие вилки изобразило самолет. Она подняла голову, заметила взгляд Харри и быстро положила вилку возле своей тарелки. 
 Наконец Винсе Папаньо заявил, что отправляется на уик-энд в Лас-Вегас, и это позволило Тине открыть новую тему. 
 - Мне всегда везло в игре, - сказала она. - А некоторым людям постоянно не везет. Например, Харри. Он теряет голову. Помню, однажды он провел в Лас-Вегасе за игорным столом три часа и проиграл... 
 Она знала, что её понесло, и ощущала себя человеком на роликовых коньках, оторвавшим одну ногу от земли и пытающимся восстановить равновесие. 
 - Сколько ты проиграл, дорогой? 
 Все, кроме Харри, улыбались. 
 - Никому это не интересно, Тина. 
 Он называл её по имени, только когда волновался, но сейчас он не мог промолчать. Ей казалось, что её глаза сейчас вылезут из орбит. Больше всего на свете она хотела, чтобы этот разговор закончился. 
 - О, по-моему, это забавно. 
 Она положила сигарету в пепельницу, словно наказывая себя. 
 - Ты помнишь, сколько, дорогой? 
 Его взгляд стал ещё более недовольным. 
 - Достаточно, Тина. 
 Резкий отпор со стороны Харри подсказал ей, что она уже не пытается сохранить равновесие; она падает, падает бесконечно медленно, как это обычно происходит с людьми во сне. 
 - Во всяком случае, больше пятидесяти тысяч дол
 - Я уверен в одном, - быстро вставил Фрэнк Кенни. - Харри никогда не проигрывал больше того, что он может позволить себе проиграть. 
 Громкий мужской смех, похоже, всегда выручает в неловкие моменты. Харри, сузив глаза, смотрел на нее. Почему он так неразборчив? Чье уединение нарушается? Нельзя приглашать таких типов в её дом. 
 - И все же я не считаю это очень умным поступком. Сколько всего можно было купить на эти деньги! Мы могли прожить в Европе целый год... 
 Что она несет? 
 - Обидно, честное слово, - неуверенно добавила она. 
 Винсе Папаньо произнес своим гнусавым голосом: 
 - Твой муж - умный человек. Не беспокойся о нем. 
 - О, я никогда не беспокоюсь о Харри, - солгала она и затем, борясь со слезами и дрожащими губами, сумела с достоинством улыбнуться. 
 В полночь она сидела перед маленьким туалетным столиком в алькове спальни. Гости давно ушли, она была в прозрачном кружевном пеньюаре. Она обрела чувство покоя и уверенности в себе. 
 В боковом зеркале она увидела, как Харри начал раздеваться. Он казался крупным, могучим в своей рубашке и белых подтяжках, перекрещенных на спине. 
 - Ты сегодня не контролировала свой язык, - сказал он. 
 - Я сожалею, если оскорбила слух твоих друзей-джентльменов. 
 Ей приходилось прибегать к резким выражениям, потому что Харри обладал недостаточно тонким слухом и не понимал, что она могла использовать выражения типа "друзья-джентльмены" лишь с таким подтекстом: "Я бы хотела, чтобы ты не приглашал таких типов в мой дом. Им подошли бы клички Малыш Даго и Большой Фрэнк..." 
 Его тяжелая рука опустилась на туалетный столик. Маленькие пузырьки запрыгали. 
 - Заткнись! 
 Ее язык не подчинялся ей. 
 - Гуны! Вот кто они такие. И если ты этого не видишь, ты сам не лучше... 
 Он смел рукой пузырьки с туалетного столика. Драгоценные капли духов стоимостью пятьдесят долларов за унцию окропили гребень из черепашьего панциря. 
 - Смотри, что ты наделал! 
 Он посмотрел на неё из-под тяжелых век. 
 - Где это? 
 Она зашла слишком далеко. 
 - Ты говоришь глупость. Ты всегда так думаешь, когда я слишком много болтаю. Я должна молчать, как сфинкс? 
 - Где это? 
 - Клянусь, Харри, я ничего не принимаю уже несколько месяцев. С того времени... 
 Воспоминания сдавили ей горло. В день рождения трехлетнего Билли его увезли в то место и оставили там. 
 - Скажи мне, где это, черт возьми! 
 Он начал опустошать медицинский шкафчик в ванной. Там он ничего не найдет. 
 Я не хочу, чтобы моего сына постоянно держали в лечебнице. Но что им оставалось делать? Он постоянно носился по дому, разбрасывал вещи (как делал сейчас Харри), предавался своей любимой забаве - бросал в туалет все попадавшиеся под руку предметы: игрушки, зубные щетки, пуговицы от рубашки, клочки бумаги, расчески, ложки, вилки, пробки от бутылок, наконец драгоценности, часы, монеты. Сколько всего исчезло в ненасытном туалете! 
 Потрясения тех дней, чувство вины, слезы, обвинения вынудили её найти средство, помогавшее смириться с жестокостью судьбы. Сейчас кокаин под видом пудры лежал в её золотой флорентийской пудренице. 
 Он нашел её. Подошел к столику, протянул руку, схватил пудреницу, открыл её и понюхал. Потом, не взглянув на жену, отправился в ванную, чтобы выбросить содержимое пудреницы в туалет. Жалобно всхлипывая, Тина побежала за ним. Порошок плавал в туалете. Харри нажал на рычаг. Вода с воем устремилась вниз. 
 - БИЛЛИ! 
 Он начал трясти её. Она задыхалась, хрипела. 
 - Харри, ради Бога! Я не могу без этого. Не могу! 
 - Ты должна завязать. Доктор тебе сказал. Должна взять себя в руки. Вывести отраву из организма. 
 - Когда я наберусь сил. 
 - Тебя это губит. От тебя ничего не останется. Сколько ты приняла? 
 - Две и ещё две. Полчаса назад. Я уже ничего не чувствую. Действие заканчивается. 
 - Обещай мне, что ты не прикоснешься больше к зелью. 
 - Обещаю. 
 - Поклянись Господом. 
 - Клянусь Господом. 
 Он со стоном отвернулся. 
 - Я правда обещаю, - сказала она. - Ты не поступишь со мной дурно, нет? 
 - Ты должна снова отправиться туда. 
 - Я не могу! Я сделаю все, чтобы избежать этого. 
 Ее веки почти сомкнулись. 
 - Ты не посмеешь! 
 - Не посмею? 
 - Я слишком много знаю. 
 - О чем? 
 - Об этом несчастном умирающем человеке, которого вы заставили признаться. 
 В её голове был туман. Она старалась все вспомнить. 
 - И ещё о самолете и Питере Дереке, который... 
 Он ударил её ладонью. У неё перехватило дыхание. Он бил её прежде, но никогда не касался лица. Заботился о том, как она выглядит. Потом ударил второй рукой по другой щеке. Она опустилась на колени. 
 - Не угрожай мне! 
 - Я - я не угрожала. Я не знала. 
 - Не вздумай повторить! 
 - Я никогда не причинила бы тебе вреда, Харри. Никогда не причинила бы вреда тебе. 
 Она заплакала от унижения. При мысли о том, что он может отправить её назад, в душе Тины пробудились ненависть, страх и странный парализующий холод. 
 Харри склонил голову, опустил плечи. Она не заметила слез в его глазах - он схватил её и крепко прижал к себе. 
 Опустив локти, выставив вперед кисти, Стив двигался вокруг противника - своего пятнадцатилетнего сына Джеймса. Они находились в цокольном помещении, стены и пол которого были обиты старыми рваными матрасами. Стивен давал сыну уроки по искусству самообороны, которым он овладел в академии ФБР. 
 Джеймс был способным учеником. Раз или два ему почти удалось блокировать быстрые движения отца, но все же в конце концов он оказывался на старом матрасе. 
 Сейчас он заметил то, что походило на брешь в защите отца. Он не отреагировал на нее, чувствуя, что это преднамеренная провокация атаки. 
 Прозвучала трель. 
 Стивен обернулся. Джеймс бросился вперед, схватил отца за руку и бросил через спину. Стивен с грохотом приземлился на вздрогнувший пол. 
 - Папа! С тобой все в порядке? 
 Стивен поднял голову. 
 - Это твои лучшие локтевой "рычаг" и бросок с начала наших занятий. 
 Стивен медленно поднялся, подошел к переговорному устройству и щелкнул клавишей. 
 - Почему ты так долго не отвечал? - спросила Джейн. 
 - Я лежал на полу. 
 Она понизила голос: 
 - К тебе пришли. 
 - Кто? 
 - Женщина, звонившая раньше. Она спрашивала тебя. Она не называет своего имени. Думаю, тебе следует немедленно подняться. 
 Джейн ждала его у верхнего конца лестницы, ведущей из цокольного этажа. 
 - Она в гостиной, - почти шепотом произнесла она. - Я не знаю, что ей нужно. 
 Женщина, стоявшая возле пианино спиной к двери, была в простом черном платье, большой черной шляпе и густой вуали. Вуаль! Он уже много лет видел вуаль только на похоронах. 
 Она повернулась. 
 - Мистер Гиффорд? 
 Ее голос был слегка хриплым, но она произносила слова четко. 
 - Чем могу быть вам полезен? 
 - Я сказала вашей жене, что располагаю информацией, по-моему, представляющей для вас интерес. 
 - Почему именно для меня? 
 - Вы занимаетесь расследованием, связанным с деньгами из солдатского сундучка губернатора Берри. 
 - Почему бы вам не присесть? 
 Опыт подсказывал Стиву: хитрость заключается в том, что надо не вытягивать информацию из человека, а лишь разрешать ему делиться ею. 
 Она села на диван. Ее движения были непринужденными, изящными. 
 - Человек, сделавший признание, тут ни при чем. 
 - Да? 
 - Виновен человек, которого зовут Харри МакКаффри. Он дал деньги. 
 Она смотрела прямо на Стивена; он мог видеть черты её лица под вуалью. Она сильно нервничала. Ее длинные тонкие руки постоянно двигались. Стивен фиксировал в памяти детали. 
 - Откуда вам это известно? 
 - Это я не могу сказать. Но я говорю правду. Деймон Джонсон тут ни при чем. Даже МакКаффри был всего лишь посредником. 
 - Вы хотите сказать, что деньги заплатил кто-то другой? Кто? 
 - Несколько человек. 
 На её безымянном пальце остался светлый след от снятого обручального кольца. 
 - Вам известны их имена, миссис...? 
 Она не отреагировала на обращение. 
 - Фрэнк Кенни, Мо Харгис и Винсе Папаньо. 
 До этого момента он подозревал, что она - взбалмошная особа или сумасшедшая. 
 - Вы должны сказать мне, кто вы. 
 Кончики её указательных пальцев сомкнулись - она словно пыталась обрести уверенность. 
 - Я и так пошла на риск, явившись сюда. 
 - Если я не знаю, кто вы и откуда получили эту информацию, как я могу ей верить? 
 - Это правда, и вы сумеете найти доказательства. 
 Ее дыхание на миг приподняло край вуали, и Стивен решил, что она хорошенькая женщина лет тридцати пяти. 
 - Это как-то связано с убийством губернатора Берри? 
 Она начала отвечать и замолкла, словно до конца осознала сказанное Стивеном. Он ловил глазами её взгляд через вуаль. 
 - С убийством? 
 Ее голос дрогнул. 
 Ему хотелось получше разглядеть выражение её лица. 
 - Его самолет умышленно повредили. 
 - Я - я не знала. 
 Легкая испарина заблестела у основания её шеи, не прикрытой светло-каштановыми волосами. 
 - Тогда понятно, почему... 
 Она внезапно замолчала. 
 - Извините меня за мой визит. У меня нет доказательств. 
 - Мне кажется, вы знаете больше, чем говорите. 
 - Я ничего не знаю. 
 - Вы сказали достаточно много, почему не сказать все? 
 - Я последнее время немного не в себе. Надеюсь, вы не воспримете все сказанное мною всерьез. 
 - Но я отношусь к этому весьма серьезно. 
 - Значит, я поступила по отношению к вам нечестно. 
 - Не бойтесь. Доверяйте мне немного больше. 
 - Послушайте, с вами, вероятно, уже случалось такое. 
 - Что? 
 - После... происшедшего преступления... люди приходят и говорят, что у них есть информация, хотя это неправда. Я об этом читала. Я никогда не думала, что сама поступлю так. Право, я действительно сожалею. 
 - Откуда вы знаете названных вами людей? 
 - Бесполезно задавать мне новые вопросы. 
 - Харри МакКаффри? 
 - Я с ним не знакома. 
 - Папаньо и Кенни? Харгис? 
 - Я видела их фамилии в газетах. 
 - Вы, очевидно, рассчитывали на какие-то результаты вашего визита. Какие? 
 - Я - я не знаю. Мне стало жаль этого несчастного человека... Деймона Джонсона. Наверно, дело в этом. Мне пришла в голосу безумная мысль о том, что я могу помочь ему. Я - я плохо себя чувствовала последнее время. 
 Она направилась к двери. 
 Стивен быстро догнал женщину и приоткрыл дверь - не настолько, чтобы незнакомка могла пройти в нее. 
 - Как я смогу связаться с вами в дальнейшем? 
 - Вы не должны этого делать. 
 - Вы не скажете мне хотя бы ваше имя? 
 - Нет. 
 Она добавила умоляющим тоном: 
 - И не пытайтесь следить за мной. Я не хочу, чтобы вы пытались узнать, кто я, по автомобильным номерам или ещё как-то. 
 Она взглянула на приоткрытую дверь и неохотно распахнула её до конца. Потом покинула дом. Стивен увидел, как она дошла до тротуара и повернула налево. Потом он побежал через гостиную. 
 - Что ей было нужно? - спросила Джейн. 
 Не ответив жене, Стивен выскочил на двор через заднюю дверь. За гаражом виднелись огни Монтиселло-роуд. Он перепрыгнул через забор, оказался в соседнем дворе, промчался по подъездной дороге. Пробравшись через живую изгородь, попал на лужайку перед большим угловым домом, выходящим на Монтиселло-роуд. Неистово лаяла собака. До Стивена донеслась музыка - жалобные стенания скрипки. У кого-то работал проигрыватель. 
 Он выскочил на Монтиселло-роуд. "Кадиллак" удалялся в противоположном направлении. Стивену не удалось разглядеть номерные знаки. Он стоял посреди дороги, пока "кадиллак" не исчез из виду. Потом Стивен тихо выругался. 
 Джейн впустила его в дом. 
 - Бедная женщина, - сказала она. - Такая испуганная. 
 - Ты тоже это почувствовала? 
 - Ее лицо под вуалью было опухшим. Похоже, её избили. 
 Самую главную деталь всегда заметит женщина. 
 К судье Деймон Джонсон прибыл в инвалидном кресле; его сопровождали дочь и личный адвокат Малколм Робертс. Залог назначили в размере пяти тысяч долларов. Эта сумма была внесена поручителем, и Деймон Джонсон покинул здание до дня суда свободным человеком. 
 Несколько репортеров уже ждали его, но Малколм Робертс заявил: 
 - Моему клиенту нечего сказать. 
 Он широко улыбнулся. 
 - Увидимся в суде, ребята. 
 - Почему бы вам не оставить моего отца в покое? - выпалила Мэри Джонсон. - Неужели вы не видите, что он и так страдает? 
 Раздраженный Стивен прибыл в мотель возле озера Тахо. Его сильно занимала проблема женщины с вуалью. Он злился на себя за то, что, по-видимому, упустил из рук важную ниточку. Он узнал от Мервина Уэйли, что срочное путешествие губернатора Берри к президенту было как-то связано с Синдикатом. Женщина с вуалью сказала, что миллион долларов был выплачен Синдикатом через Харри МакКаффри. Это согласовалось с тем фактом, что МакКаффри был близким другом покойного губернатора, хотя и не объясняло, за что заплатили Полу Берри. Знал ли Генри Бланкеншип о действиях своих помощников? Казалось невозможным, чтобы Бланкеншип участвовал в таких делах. 
 В местном отделении ФБР Стивен нашел весьма полное досье на МакКаффри. МакКаффри был призван в армию, служил в Корее. Перед увольнением, по слухам, участвовал в незаконных торговых сделках. Он перенес свой опыт в мирную жизнь и установил связь с компанией, выпекающей хлеб. Договорился о поставках патоки со Среднего Запада. Выплаты фермерам производились из средств "черного рынка". Возникшие трения с властями были быстро улажены. 
 Затем МакКаффри устремился в другие области. Он купил маленькую фармацевтическую компанию, которая быстро стала любимым поставщиком армии и флота. Следующий шаг - партнерство в оптовой торговле спиртным, производстве игорного оборудования, трастовской компании, дилерской автомобильной фирме из Фресно. Большая часть этих компаний в конце концов разорялась. На слушаниях о банкротстве звучала одна и та же история. Имущество компании шло с молотка, бизнес оказывался на краю гибели. Обескровленная компания, почти не имеющая имущества, какое-то время ещё боролась за свою жизнь, но была не в состоянии уцелеть при первом экономическом спаде. 
 Стивен прибыл на озеро Тахо, чтобы пообедать с бывшим хозяином одной из таких компаний - человеком, которого звали Томас Хемм. Когда-то он владел дилерской автомобильной фирмой в городе Фресно. Теперь он работал в гостинице помощником управляющего. Стивен позвонил ему из местного аэропорта; Хемм настоял на том, чтобы встреча состоялась в ресторане за границей штата, в соседнем городке Карсон-сити. Сорокалетний человек среднего сложения с тонкими губами, прямыми жидкими волосами и довольно длинным носом явился без опоздания. Он носил очки без ободка. Он поздоровался весьма приветливо, но с легким смущением объяснил, что ему с трудом удалось выкроить время для их обеда, потому что работа в отеле поглощала много времени. "Я фактически отвечаю за казино", - с виноватой улыбкой сообщил он. 
 Они заказали одинаковый обед - бараньи ребра с запеченным картофелем и салат. Стивен предусмотрительно запасся удостоверением сотрудника местной налоговой инспекции, что позволило ему получить доступ к данным, касавшимся ликвидированной компании Хемма. Он раскрыл свою папку и в течении получаса излагал инкриминирующие доказательства. Томас Хемм периодически задавал вопросы, оспаривал некоторые моменты, но по окончании просмотра документации лишь подавленно сцепил пальцы. 
 - Я не самый лучший бизнесмен в мире, - сказал он. - Бухгалтерские книги, вероятно, велись небрежно. 
 - Речь идет о большем. Взять, к примеру, расходы на рекламу. Они составляют почти тысячу долларов на каждую проданную машину. Это пахнет обманом. 
 - В то время не я командовал парадом. 
 - А кто? 
 - У меня был партнер. 
 - Насколько мне известно, он не занимался активно делами. 
 - Это вам сказал МакКаффри? 
 - Я не разговаривал с ним. 
 - Возможно, вам стоит это сделать. Мои дела шли хорошо до его появления. После этого нормальный бизнес закончился. Нормальный в моем понимании. 
 - Как МакКаффри стал вашим партнером? 
 Чтобы ответить, Томасу Хемму пришлось сначала прочистить горло. 
 - Я всегда проигрывал в казино чуть больше, чем мог себе позволить. Потом я связался с неподходящей женщиной. Она начала тянуть из меня деньги. Внезапно я оказался по уши в долгах. Кредиторы стали наседать на меня, я пытался отыграться за карточным столом. Так я попал в беду. 
 Он грустно улыбнулся. 
 - Вы знаете, как это происходит. Человек продолжает бросать кости, надеясь, что удача ещё улыбнется ему. 
 - Именно тогда появился МакКаффри? 
 - Он спас меня, и за это я отдал ему половину моего бизнеса. Я считал это неплохой сделкой. У МакКаффри были ценные связи. Если бы он действительно хотел сделать законное капиталовложение, все пошло бы хорошо. Но случилось другое. 
 Без всякой злости и обиды в голосе, просто излагая факты, Томас Хемм рассказал о гибели своего бизнеса и последовавшей потере статуса уважаемого горожанина, "человека, которого считали кандидатом на пост мэра". Все началось с загадочных расходов на не менее загадочную "рекламу", крупных выплат наличными за товары, которые не поставлялись, обман кредиторов. Наконец возникли проблемы с государством по поводу налогов; МакКаффри обещал все уладить. 
 - Он взял двадцать тысяч наличными на "улаживание". Но результата не было. 
 - Вы не пытались получить деньги назад? 
 - Мог ли я пойти в суд и сказать, что я дал партнеру деньги на подкуп чиновников? К тому же МакКаффри уже успел высоко взлететь. Он работал на Генри Бланкеншипа. Я смирился со случившимся и решил забыть о нем. 
 Тогда он еще, несомненно, надеялся, что положение выправится и бизнес снова станет доходным. Когда впереди замаячило банкротство, и кредиторы начали требовать возврата долгов, на компанию обрушился последний удар. Судьбу бизнеса решила операция, которая называется "скэмминг". Однажды утром большая бригада водителей вывезла девяносто автомобилей для доставки их неизвестному покупателю в другой штат. Чек был возвращен банком из-за отсутствия средств на счету покупателя, некоей корпорации. Вскоре покупатель обанкротился - но к этому времени девяносто автомобилей были проданы по сильно заниженным ценам, и вырученные деньги исчезли. 
 - Вы готовы предъявить МакКаффри обвинение в мошенничестве? 
 - Нет. 
 - Тогда вы сами можете стать ответчиком по делу о мошенничестве, неуплате налогов, сокрытию доходов. 
 Рот Хемма начал слегка подергиваться. 
 - Все равно ответ будет отрицательным. Если вы приведете меня в зал суда и положите мою руку на библию, я поклянусь, что ничего вам не говорил. Я пытаюсь быть честным наедине с вами, потому что я не хочу преследования со стороны государства. Я согласен говорить об этом не для протокола. Но официальным путем вы ничего из меня не вытяните. Так что не тратьте зря повестки. 
 - Вы боитесь МакКаффри? 
 - Я не стремлюсь к неприятностям. Если друзья МакКаффри узнают, что я беседовал с вами, мои часы окажутся сочтенными. Но большой срок мне не грозит. 
 - Какие друзья? 
 - Люди, с которыми я не хочу ссориться. 
 Хемм боязливо огляделся по сторонам. 
 - Они владеют отелем, в котором я работаю. Через канадскую компанию "Магна Индастриз". 
 - Я заключу с вами сделку. Государство не заинтересовано в том, чтобы посадить вас. Вы - мелкая рыбешка. Мы хотим воткнуть гарпун в "Магна Индастриз". 
 Внезапная настороженность Томаса Хемма убедила Стивена в правильности его догадки. "Магна Индастриз" была важным звеном в деятельности Синдиката. 
 - Я знаю о ней не слишком много. 
 Он заколебался. 
 - Я уже сказал, что это канадская компания. Штаб-квартира находится в Монреале. Она вкладывает средства в недвижимость, грузоперевозки, магазины, отели, ипподромы. 
 - Звучит вполне законно. 
 - Все, что я знаю - это лишь слухи. 
 - Расскажите мне, что вы слышали. 
 Хемм неуверенно посмотрел на Стивена, проглотил слюну и сказал: 
 - Хорошо. По слухам, "Магна" служит пунктом передачи фальшивых ценных бумаг. 
 Стивен знал об этой проблеме со дней его работы в ФБР. Синдикат, в отличие от своих примитивных предшественников, не манипулировал крадеными акциями; он действовал через брокерские фирмы, подделывавшие по его заказу ценные бумаги. Этот бизнес быстро разрастался. Один возмущенный государственный чиновник пошутил, что скоро появится биржа фальшивых ценных бумаг. 
 - Как это осуществляется? - спросил Стивен. 
 - Я не знаю все детали. Фальшивые ценные бумаги постоянно перемещаются с помощью контролируемого "Магной" бизнеса. Прежде чем их обнаружат, они могут использоваться при оплате многих сделок, и чаще всего в конце концов они попадают в портфели банков или страховых компаний, где используются в качестве залога при кредитовании. Часть фальшивых ценных бумаг даже депонируются в европейских банках, обеспечивая выдачу подлинных чеков. 
 - Это может происходить лишь в том случае, если у них есть свои люди в этих банках. 
 - Конечно, есть. Они принимают фальшивые бумаги и затем пускают их в оборот, чтобы не допустить обнаружения. 
 Стивен понял, что он почти случайно получил важную информацию. Проникая на финансовые рынки, Синдикат заметно увеличивал свою способность управлять законным бизнесом. 
 - Я это проверю, - сказал он, - и если это окажется правдой, вам будет нечего бояться. Вас оставят в покое. 
 - Все это - правда. И я не хочу, чтобы это сошло им с рук. Я честный американец. 
 Хемм встал, нахмурился. 
 - Задержитесь на пять минут. Надеюсь, нас тут никто не заметил. Вероятно, я сошел с ума, если рассказал вам так много. 
 Номинационный съезд состоялся в Сан-Франциско на последней неделе августа, когда в городе стояла идеальная мягкая погода, а гладь залива синела под ясным прозрачным небом. Делегаты обменивались мнениями и готовились к борьбе в кафе, барах и вестибюле огромного старомодного отеля "Сент-Фрэнсис", где находилась штаб-квартира калифорнийского партийного комитета. Сдерживая накал эмоций, люди говорили о том, что покойный губернатор опозорил их всех и поставил перед необходимостью выдвигать и избирать кандидата, который потащит на себе бремя вины своего предшественника. 
 В первый день, когда соперничающие делегации прогуливались по вестибюлю по звуки воодушевляющей музыки, а хорошенькие девушки в форменных красно-белых платьях раздавали буклеты и прикалывали значок к костюму каждого, кто остановился хоть на мгновение, в номере 876 решался вопрос о личности основного претендента. Бен Хадсон, передавший должностные обязанности Главного прокурора своему заместителю, руководил кампанией по выдвижению Алана. Его громкий голос заглушал бесконечные телефонные звонки: "Я буду отстаивать до последнего кандидатуру Алана Кардуэла. Никаких отступлений и компромиссов... Мы контролируем делегацию от Сан-Диего... Сенатор, нам нужен ваш голос...Говорю вам, вся эта группа дала нам обещание... Они ещё появятся... Послушайте, я хочу, чтобы вы все немедленно примчались сюда. Доставьте их любым способом - на самолете, поезде, автобусе или ослиных спинах..." Изображая ярость, Бен сохранял внутреннюю невозмутимость. "Неужели найдется сумасшедший, способный заподозрить Алана Кардуэла в том, что он замешан во взяточничестве? Черт возьми, да он стены обклеивает миллионными купюрами!" 
 На второй день, в начале третьего часа, Алан Кардуэл был выдвинут партийным кандидатом; его партнера, калифорнийского сенатора из сельской местности, выбрал лично Бен Хадсон. "Арифметика тут простая, - сказал Бен. - Добавьте голоса жителей больших городов и юга к голосам фермеров и виноделов, и вы получите необходимую для победы цифру." 
 Когда Алан встал, чтобы обратиться к съезду, его пошатывало от усталости - ночью ему было не до сна от волнения. Однако он с убежденностью в голосе заявил аплодирующим делегатам, что их партия станет голосом всей Америки, что он как губернатор будет бороться с обнищанием городов. "Мы не станем мириться с федеральными поборами. Нельзя решать новые проблемы старыми методами и отказываться от вечных ценностей ради новой морали." Рукоплескания продолжались. 
 Вечером комната для прессы превратилась в многолюдный ночной клуб; белые стены трехкомнатной штаб-квартиры желтели от сигаретного дыма. Многие делегаты начали разъезжаться, но некоторые остались на заключительные торжества с участием нового кандидата. Алан пожал всем руки и в полночь, обессилевший и хмельной, вернулся в свой "люкс". Он велел гостиничной телефонистке никого с ним не соединять. Потом, поддавшись внезапному импульсу, набрал городской номер. 
 Когда Диана ответила, он заговорил быстро, чтобы не дать ей шанса перебить его: 
 - Дорогая, я хочу немедленно тебя увидеть. Позволь мне приехать. 
 При мысли о том, что она может отказать, его охватило отчаяние. 
 - Пожалуйста! Если я не увижу тебя сегодня, мне будет очень одиноко. 
 Он услышал, что её душат слезы. 
 - О, ты сошел с ума, дорогой, ты сошел с ума - но все равно приезжай. Я тоже хочу быть с тобой. 
 За окном спальни виднелись золотистые ветви платана и кружевная листва. Утренние лучи солнца освещали Диану Хадсон, сидевшую у окна в клетчатом голубом платье и расчесывавшую волосы. Изящными движениями она убирала назад падавшие на глаза пряди. 
 Полусонный Алан увидел её у окна чуть приоткрытыми глазами. Прелестная женщина. Он едва не произнес вслух: прелестная женщина. Он ещё не проснулся окончательно. 
 Сегодня он впервые провел с ней ночь. Он оставил в отеле записку, в которой сообщал, что ему пришлось ненадолго уехать. Люди, вероятно, скажут, что ему понадобилось уединение. Подобное обычно происходит с кандидатами после шума и волнений съезда. 
 Узнает ли Адель? Вряд ли. Она не знала его расписания и уже предупредила, что не будет принимать большого участия в кампании. Политика раздражала её, она не хотела ничего знать о его деятельности. 
 В это шумное солнечное утро - со двора доносились голоса детей, плескавшихся в бассейне, - он подумал о странной перемене ценностей, которая произошла; любовь и брак противостояли друг другу, и вся его жизнь до Дианы казалась неполноценной, жалкой. 
 Он окончательно проснулся. 
 - Ты собираешься в ближайшее время увидеться с отцом? - спросил Алан. 
 - Завтра. 
 Ее близость с отцом вызвала у него ревность, осознание того, какое огромное место занимал Бен Хадсон в жизни Дайаны. Он подумал о большом грубоватом человеке, который регулярно читал библию, преподавал в воскресной школе и состоял в правлении своей церкви, и из тайника души, где хранились страхи Алана, медленно родился вопрос. 
 - Что, по-твоему, он сказал бы, узнав о нас? 
 - Он не пришел бы в восторг. 
 - Что бы он сделал? 
 Она чуть наклонилась вперед, глядя на него. 
 - Это имеет значение? 
 - Допустим, он бы сказал, что мы не должны больше встречаться? 
 - Для этого мне слишком много лет. 
 - И все же, если бы...? 
 Она словно слушала полузабытую мелодию. Наконец она поняла истинный смысл вопроса. 
 - Если бы он попытался - хотя я все же считаю, что это глупость, это бы не имело никакого значения. Ни малейшего. Я ответила на твой вопрос? 
 Из окна струился мягкий свет. 
 - Да. Ответила. 
 Алан улыбнулся. 
 Харри МакКаффри боялся признаться себе в том, насколько сильно потрясла его ссора с Тиной. Он горестно укорял себя, глядя на её горящую щеку и опухшую губу; сейчас он был влюблен в её внешность не меньше, чем когда впервые увидел Тину. Он испытал смятение, когда она вышла на сцену в конце первого действия; пока в городе продолжались гастроли, он не пропустил ни одного спектакля с её участием. Через шесть месяцев он развелся с женой, чтобы жениться на Тине. Он все знал о прежних любовниках Тины, а также о неудачном раннем браке с оптовиком из Луисвилла, торговавшим мебелью, и трехлетней связи с Генри Бланкеншипом. Она откровенно рассказывала о своей прошлой жизни, даже слишком откровенно, и не догадывалась о его враждебном любопытстве. 
 Однажды он спросил Тину, как она влюбилась в него. Он хотел избавиться от всех сомнений по этому вопросу. Она ответила ему. "Наверно, это произошло однажды вечером, когда мы сидели за столом в "Амбассадоре", и ты посмотрел на меня так, словно мы - единственные люди на земле". Ему нравились подобные ответы - они подтверждали её высокий класс. 
 Даже жестокие ссоры, предшествовавшие её первому отъезду в Грэнжвилл, казались не столь опасными, как эта последняя. Он и раньше был резок. Тина никогда бы не причинила ему серьезного вреда, но в состоянии наркотического опьянения она не отвечала за себя. Наказание за донос - конечно, неизбежная смерть. 
 На следующий день после их ссоры он улетел в Лас-Вегас, чтобы выполнить задание Генри Бланкеншипа. Генри интересовался примой из труппы "Фоли Бержер", уже почти месяц гастролировавшей в Лас-Вегасе. У этой женщины было столь совершенное тело, что когда она стояла без одежды под водопадом в одном большом номере, сразу становилось ясно, что она - звезда шоу. Генри хотел провести с ней уик-энд. МакКаффри снял на свою фамилию пентхаус в отеле, где выступала труппа "Фоли Бержер". Чтобы отогнать любопытных газетчиков и туристов, которые могли следить за окнами, он велел повесить плотные шторы. У входа и возле пожарного выхода будут стоять вооруженные охранники. В лифте кнопка двенадцатого этажа будет заблокирована замком с ключом. Все должно отвечать пристрастию Генри к уединению. 
 Перед отъездом из Лас-Вегаса Харри МакКаффри позвонил частному детективу, которого он нанял следить за Тиной. Услышав сообщение детектива, Харри помчался со скоростью восемьдесят миль в час по раскаленной долине. Он поставил "кадиллак" в гараж за домом. На деревянном столе в гараже лежали чертежи, инструменты, электрическая пила и тиски. 
 Джанис, горничная, открыла ему переднюю дверь. Она была опрятной негритянкой с серьезным лицом, носившей форменное платье с воротничком и манжетами из белых кружев. 
 - Где моя жена? 
 - Она спит наверху. 
 - Ты сегодня свободна, Джанис. Ты нам не понадобишься. 
 - Да, сэр. Спасибо. 
 Он перепрыгивал через три ступеньки. Тина услышала его шаги, прежде чем он добрался до второго этажа. 
 - Это ты, Харри? 
 Он замер от потрясения. Ее голос напомнил о лучших мгновениях их жизни. 
 - Да, это я, - сказал он и вошел в комнату. 
 Тина сидела в кресле в дальнем углу спальни. Лампа отбрасывала розовый свет на книгу, которую читала женщина, и её прелестное лицо. 
 - Джанис сказала, что ты спишь. 
 - Я сказала ей это, чтобы она меня не беспокоила. 
 Тина закрыла книгу. 
 - Я ждала тебя. 
 Она протянула руку и коснулась кровати. 
 - Сядь рядом со мной и расскажи обо всем, что произошло. 
 - Боюсь, сейчас твоя очередь. 
 - Моя очередь? 
 - Лучше не лги мне, Тина. 
 Она испуганно посмотрела на Харри, который сел на кровать напротив жены. 
 - Зачем мне лгать? 
 - Куда ты ездила в четверг вечером? 
 - Ты пугаешь меня, когда ведешь себя так. 
 - Ты ездила к этому Гиффорду. 
 - Нет! 
 В её глазах отражались две светлые точки. Под одним глазом оставалось едва заметное пятно, но припухлость щеки исчезла. 
 Он подошел к шкафу - он знал, где искать, - нашел там черное платье и черную шляпу с вуалью, которые она надевала на похороны матери. Бросил их на кровать; они казались оболочкой мертвого тела. 
 - Ты ездила к нему в этом. 
 Она оцепенело уставилась на платье. Оно осталось от матери. 
 - Убери, Харри. Пожалуйста. 
 Он бросил на неё долгий скорбный взгляд. 
 - Я поручил детективу следить за тобой. 
 Она пристально посмотрела на него, словно пытаясь понять, что он сказал, затем закрыла лицо дрожащими руками. У неё были длинные тонкие кисти. 
 - Почему ты отправилась туда? - спросил он. 
 - Я - я не соображала, что делаю. Я рассердилась на тебя. 
 - Что ты ему сказала? 
 - Ничего. 
 - Говори правду. 
 - Ничего. Я - я не смогла. 
 - Теперь остается только один выход. 
 - Нет! 
 - Это необходимо сделать ради тебя. Я должен отправить тебя назад. Если кто-то узнает, что ты была у Гиффорда... Тина, я спасаю твою жизнь. Не стоит спорить. Ты поедешь сегодня вечером. 
 Спустя мгновение она посмотрела на него безмолвно и покорно. 
 - Есть необходимость в такой срочности? 
 - Когда ты перестанешь употреблять зелье, ты поймешь, насколько безумный поступок ты совершила. 
 - Я не могу остаться сегодня с тобой? 
 Робкое приглашение. Она была прекрасна. Темные блестящие волосы падали на её плечи. 
 - Извини, - сказал он. - Надо ехать сегодня. 
 - Хорошо, дорогой. Если ты так считаешь. 
 Ее плечи вздрогнули. 
 - Я позвоню туда. Теперь ты обрела рассудок. 
 Она сидела, скрестив безжизненные руки на коленях. Спустившись вниз, он воспрял духом. Ожидая соединения, начал тихонько насвистывать. Важно то, что она признала необходимость медицинской помощи. Это сказал ему врач. 
 Наконец доктор Пойндекстер взял трубку. 
 - Доктор, это Харри МакКаффри. Я звоню, чтобы попросить вас об одолжении. Моя жена не в силах справиться самостоятельно. Она хотела бы вернуться. 
 - Когда? 
 - Прямо сейчас. 
 - Хорошо. Я все организую. 
 Поднимаясь вверх, он услышал, как взревел на подъездной дороге мотор. Через открытое окно пустой спальни увидел задние огни "кадиллака", огибавшего стену гаража. На его ладонях выступил холодный пот. 
 Он резко повернулся. Казалось, в комнате звучит смех; его оглушал раскатистый неслышный смех. Растерянный Харри почувствовал, что его ноги стали ватными. 
 ТИНА! 
 Стивен Гиффорд сидел на простом деревянном стуле в комнате пустого дома, находящегося в двух кварталах от жилища МакКаффри. Рядом с ним на другом стуле сидел человек с худым лицом, слегка косящими глазами и похожим на розовый бутон ртом. 
 В этом помещении для прослушивания, кроме пары стульев, находились многочисленные кабели, усилители и магнитофоны. Человек с худым лицом контролировал через наушники запись телефонного разговора. Беседа транслировалась в комнату по линии, арендованной у телефонной компании на вымышленную фамилию. Подключение произвели на телефонном столбе возле дома Харри МакКаффри. 
 Человек с худым лицом был одним из агентов Стивена. Он ежедневно регистрировал в журнале все поступающие и исходящие звонки; раз в день Стивен посещал эту и другие точки прослушивания; он просматривал журналы и слушал записи, которые казались ему важными. 
 Стивен не очень-то любил этот вид работы. Обычно он называл его "противным способом зарабатывать на жизнь"; однако прослушивание телефонных разговоров, отвратительное в теории, являлось самым эффективным способом сбора информации. Он изучал методы электронной слежки в "радиотехнической школе" ФБР на восьминедельных интенсивных курсах по использованию телефонных линий, установке "жучков" и тайному проникновению в дома. Он практиковался в установке "жучков" в стенах и потолках, маскировке подобных тайников с помощью древесины и штукатурки. Выпускной экзамен заключался в нахождении определенного телефонного провода в жгуте, выходящем из министерства юстиции, и подключении к нему. 
 Сейчас Харри МакКаффри делал по телефону ставку - речь шла о результате футбольного матча. Ожидая окончания разговора, Стивен просматривал материал, собранный за последние дни. Джонас Сильверман оказывался не тем человеком, за которого он выдавал себя. Среди его деловых интересов было значительное инвестирование финансовой компании с Уолл-стрита, которая через напористых, энергичных агентов, так называемых "толкачей", продавала наивным покупателям акции дутых корпораций. Продавцы использовали имя финансовой компании, буклеты с радужными обещаниями, липовые пресс-релизы и список разбогатевших клиентов, которые ранее приобрели ценные бумаги по почте или по телефону. 
 Стивен не знал, как использовать эту информацию. Он начал просматривать материалы о "Магна Индастриз", предоставленные ему Мервином Уэйли. ФБР знало о подделке ценных бумаг, но не могло вмешиваться, поскольку федеральными преступлениями являлись только кражи почтовых отправлений и подделка государственных ценных бумаг. Казначейство также проводило расследования, но ему не хватало сотрудников для борьбы с этой проблемой. Стивен глубоко погрузился в этот отчет, когда агент сообщил ему о том, что домашний телефон МакКаффри свободен. 
 Стивен позвонил ему, представился и объяснил, что хочет поговорить с ним о финансовых операциях покойного губернатора Берри. МакКаффри сказал, что почти ничего не знает о них, что он был всего лишь знакомым покойного губернатора. Стивен заверил его, что беседа не займет много времени, и МакКаффри, желая проявить сговорчивость, согласился принять детектива. 
 Вскоре МакКаффри открыл дверь. Он был в желтом свитере и слаксах с карманами на бедрах. 
 Стивен прошел в холл с пушистым голубым ковром на полу и обшитыми светлым деревом стенами. В гостиной слегка отдавало плесенью и прокисшим пивом. 
 - Я могу уделить вам всего несколько минут, - сказал МакКаффри. Хотите выпить? 
 - Тоник. 
 - Заботитесь о здоровье? 
 - Просто не пристрастился к спиртному. 
 МакКаффри подошел к бару, находящемуся в просторной современной гостиной, налил виски с содовой для себя и тоник для Стивена. С бокалом в руке он сел перед большим телевизором, включил его с помощью пульта и убрал звук. 
 - Говорите, - сказал он. - Я сделал ставку на эту игру. 
 - Вы слышали о "Магна Индастриз"? 
 - Конечно. 
 - Покойный губернатор Пол Берри владел большим пакетом акций. В списке акционеров присутствуют фамилии многих других заметных политиков. 
 - Вы пытаетесь продать мне акции? 
 - Только не вам, мистер МакКаффри. Вы - член совета директоров. Это одна обнаруженная мною связь между вами и губернатором Берри. 
 На экране телевизора игроки беззвучно закончили совещание; мяч ввели в игру. Защитник, уворачиваясь от преследователей, наконец сделал короткий пас товарищу по команде. Поймав мяч, футболист перекатился по полю через голову. 
 - Послушайте, я поставил на эту игру десять тысяч, - сказал МакКаффри. - К чему вы клоните? 
 - Другая связь заключается в том, что вы выплатили Полу Берри из казны "Магна Индастриз" миллион долларов наличными. 
 МакКаффри сосредоточил свое внимание на телеэкране. 
 - Мистер Гиффорд, мне некогда выслушивать ваши безумные домыслы. Если у вас есть доказательства, идите к окружному прокурору или судье. 
 - Я предлагаю вам сделку. Если вы согласитесь сотрудничать, вы избежите тюрьмы. Вы были всего лишь посредником. 
 МакКаффри произнес почти насмешливо: 
 - Мистер Гиффорд, мне когда-то доводилось рыбачить. Не всякая рыба реагирует на наживку. 
 Он лениво поднялся с кресла. 
 - Вам нет смысла здесь задерживаться. 
 - Вы совершаете ошибку, мистер МакКаффри. Я обещаю вам защиту от судебного преследования. 
 - Я уже сказал вам: этот метод не работает. Забудьте о нем. Но не огорчайтесь слишком сильно. Вы сделали все возможное. 
 Стивен равнодушно пожал плечами. Беседа оказалась полезной в одном отношении, подумал он. МакКаффри не пошел на сделку, но Стивен и не рассчитывал на это всерьез. Теперь МакКаффри встревожится и, вероятно, постарается предупредить своих товарищей. Это резко увеличит шансы получить в результате наблюдения важные свидетельства. 
 Они направились к выходу через музыкальную комнату. На большом пианино стояла серебряная рамка с фотографией женщины. Ей было лет двадцать пять, она ослепительно улыбалась. 
 - Прелесть, - заметил Стивен. - Кто это? 
 - Моя жена. 
 У двери МакКаффри произнес резким тоном: 
 - Полагаю, отныне под моей кроватью может оказаться любое устройство. 
 - Если вам нечего скрывать, мистер МакКаффри, вы можете ни о чем не беспокоиться, - невозмутимо ответил Стивен. 
 Садясь в свой старый "бьюик", Стивен внезапно понял, почему портрет в музыкальной комнате показался ему знакомым. Добавь годы и несколько морщинок, убери темную вуаль, и увидишь женщину, приходившую к нему в тот вечер, сказал себе он. 
 Найти Тину МакКаффри. 
 Агенты Стивена быстро установили, что она покинула свой дом. Соседка сообщила, что она спрашивала о ней у мужа; МакКаффри сказал, что она отправилась к родственникам. Патрульный полицейский вспомнил, что она ехала на серебристо-голубом "кадиллаке" от дома во вторник ранним вечером. Бюро регистрации автомобилей назвало номер машины; по данным, полученным от оператора бензоколонки, "кадиллак" останавливался на его станции для проверки кондиционера. Женщина-водитель, ехавшая одна, успела за это время позвонить по телефону. Она попросила разменять несколько долларов на мелкие монеты. У оператора не оказалось мелочи, и она сказала: "Ничего, я позвоню за счет вызываемого абонента." Телефонная компания зарегистрировала междугородный разговор с Луисвиллом, штат Кентукки. По телефонному номеру абонента выяснилось, что мистер и миссис Оуэн Холмс были родителями Тины. Да, Тина позвонила и сказала, что проведет у них несколько дней. Все в порядке? С ней не произошло несчастного случая? 
 Проверка мотелей, расположенных к югу на шоссе номер 90, показала, что "кадиллак" с данным номером парковался у мотеля "Голубое небо". Хозяин вспомнил женщину, зарегистрировавшуюся как Тина Холмс. Он узнал её по фотографии. 
 В кафе Тина уточнила направление, на бензоколонке она купила карту. Возле Лас-Вегаса она остановилась у подруги, бывшей актрисы, жившей с тремя кошками на алименты от мужа, с которым недавно развелась. Тина переночевала там, а утром уехала на принадлежавшем подруге "паломино-купе". "Кадиллак" она оставила в гараже. 
 Его не угнали, нет? 
 Нет, мадам. 
 Я спросила потому, что вчера утром мне звонили по поводу моего автомобиля из Альбукерка, Нью-Мексико. Из полиции. 
 В Альбукерке Тину остановили за нарушение правил дорожного движения; она держалась вызывающе, и полицейский задержал её. Автомобиль был зарегистрирован на другую фамилию. Личность Тины была установлена по аккредитивам и кредитным карточкам; вскоре двое появившихся мужчин внесли залог и увезли её. Один из мужчин представился как её врач. Он сказал, что она страдает психическим заболеванием, и ввел ей перед уходом успокоительное. 
 Почему вы решили, что он - доктор? 
 Он показал удостоверение. И подписал форму об освобождении. 
 Оказалось, что во Фресно действительно есть доктор Батлер. Несколько недель его дом был обворован; вместе с бумажником исчезло удостоверение. 
 В полицейском отделении на всякий случай записали номер "крайслер-империала", на котором миссис МакКаффри уехала с двумя мужчинами. Офицер обратил внимание на то, что на машине не было креста, означающего, что она принадлежит врачу. 
 Оказалось, что "крайслер-империал" принадлежит компании "Магна Индастриз". Автомобиль направился не в Луисвилл, а повернул на запад, в сторону Калифорнии. Трудоемкая проверка бензоколонок позволила установить, что перед Сан-Бернадино машина свернула с шоссе номер 66 на шоссе номер 395 и поехала на север. 
 Дальше след пропал. 
 - Здесь мы её потеряли, мистер Гиффорд. На этой развилке они съехали на параллельную дорогу. Мы решили, что они вернуться через восемь миль на главную магистраль. Мы проверили все бензоколонки на шоссе в обоих направлениях. Очевидно, они остановились где-то здесь. 
 Короткий палец уткнулся в голубой кружок на карте. 
 - Что тут находится? 
 - В основном жилые дома. Мы объехали округу, но не заметили машину. Вы хотите, чтобы мы проверили все дома? 
 - Это займет слишком много времени. Что ещё там есть? 
 - Больница. 
 - Какая больница? 
 - Грэнжвилл. Мы допросили сторожа стоянки. Он не помнит такой машины. Это лечебница для наркоманов. Частная и очень дорогая. 
 - Ближайший аэропорт? 
 - В нескольких милях от больницы. В основном для друзей и родственников. 
 Ночь была дождливой и ветреной; вряд ли маленькие самолеты поднимались в воздух. Стивен решил поехать на машине. Он сел за руль в половине шестого и добрался до Грэнжвилла к десяти часам утра. 
 Кирпичная больница, окруженная невысокой стеной, стояла на склоне холма. Из-за проливного дождя деревья казались черными. Из окон струился бело-желтый свет. Стивен въехал под козырек здания и представился хорошенькой девушке с широким обручальным кольцом, сидевшей за стойкой приемного покоя. Он сказал, что хочет поговорить с главным врачом. 
 - Это доктор Пойндекстер. У вас назначена встреча? 
 - Нет. 
 - Извините. Сегодня его расписание заполнено. Кто-то другой может вам помочь? 
 - Я бы предпочел увидеть доктора Пойндекстера. 
 - Возможно, мне удастся назначить вас на завтра. 
 Он достал бумажник и показал удостоверение. 
 - Скажите ему, что я прибыл по поручению губернатора Алана Кардуэла. 
 Девушка, очевидно, привыкла иметь дело с Очень Важными Персонами. Она приветливо кивнула, закрыла стеклянное окошечко и набрала номер. Она слегка повернулась, чтобы Стивен не слышал, что она говорит. Спустя мгновение она положила трубку и открыла стеклянное окошечко. 
 - Пройдите по коридору. Вы увидите его кабинет. 
 Доктор Пойндекстер оказался круглолицым невысоким человеком в легком бежевом костюме с бледным галстуком. 
 - Мистер Гиффорд? Значит, вы выполняете особое задание губернатора. 
 Он указал на стул. Стивен сел. 
 - Чем я могу вам помочь? 
 Он держался деловито, но вполне дружелюбно. 
 - Я хочу видеть одну вашу пациентку. 
 - Вы можете обратиться в регистратуру. 
 - Это миссис МакКаффри. Ее имя - Тина. 
 - Я попрошу девушку проверить. 
 Он снял трубку. 
 - У нас есть пациентка с фамилией МакКаффри? Нет? Спасибо. 
 Он положил трубку. 
 - Извините, но вы, кажется, приехали напрасно. 
 - Возможно, она зарегистрирована не под своей фамилией. Проверьте Тину Холмс. Она прибыла вчера или позавчера. Ее привез доктор Батлер. 
 Между изогнутых бровей врача появились две вертикальные складки, напоминавшие кавычки. 
 - Я не знаю доктора Батлера. 
 - Он мог воспользоваться другой фамилией. Его, вероятно, сопровождал второй человек. Что происходит, если пациента доставляют сюда помимо его воли, доктор? 
 - У нас много таких случаев. Два наших врача должны подтвердить необходимость лечения. И, конечно, пациент не может быть выписан без разрешения медкомиссии. 
 - Я уверен, что она попала сюда именно так. Думаю, нам стоит побеседовать с вашими сотрудниками. 
 - Я всегда сам разговариваю со всеми вновь прибывшими. 
 - Тогда вы должны были видеть её. 
 - Вы можете описать эту женщину? 
 Стивен сделал это. 
 - Значит, вы ошибаетесь. Такая женщина сюда не приезжала. 
 - Извините. Я не вправе поверить вам на слово. 
 На круглом лице появилось раздражение. 
 - У вас нет альтернативы. 
 - Я могу вернуться с полицией и ордером на обыск, - сказал Стивен. Если я вернусь с полицейскими, они устроят тщательный обыск. Заглянут в каждую комнату. Это неизбежно потревожит ваших пациентов. Думаю, многие из них стремятся сохранить свое инкогнито. Я полагаю, у вас здесь лечатся весьма важные персоны. Это может привести к ненужной огласке - вы знаете, как быстро распространяются новости. Я уверен, этого вы не хотите. 
 Гримаса недовольства сморщила круглое лицо. 
 - Почему вам так важно найти эту женщину? 
 - Я хочу задать ей несколько простых вопросов. 
 - А потом? 
 - Я уеду. 
 Доктор Пойндекстер задумался, слегка поерзал на заскрипевшем под его весом стуле. 
 Наконец он кивнул. 
 - Вероятно, я могу вам помочь. 
 - Буду вам благодарен. 
 - Вы пройдете со мной? 
 Стивен последовал за ним по широкому коридору с толстыми коврами, заглушавшими шум шагов. Они шли мимо дверей из темного дерева. В конце коридора находилось большое окно, а в середине - лестничная площадка. Квадратные плафоны излучали мягкий свет; на каждой двери были изящные позолоченные цифры. Ничто, кроме строгости стиля, не напоминало Стивену о том, что он находится в больнице. 
 Доктор Пойндекстер остановился у одной двери, тихо постучал, открыл её и зашел в комнату. 
 Через мгновение он появился вновь. Его круглое лицо было бесстрастным. 
 - Я сказал ей, что её пришел навестить друг. 
 - Спасибо, доктор. 
 Стивен прошел в комнату. Женщина, сидевшая в темном углу, посмотрела на него. 
 - Вы - не друг, - сказала она. - Я впервые вас вижу. 
 - Это не так, миссис МакКаффри. Несколько дней тому назад вы приходили ко мне домой. 
 Белые кружевные шторы закрывали часть окна. Внешний мир скрывался за полупрозрачным тюлем. Дождь барабанил по подоконнику. 
 - Меня зовут Тина Холмс. 
 - Так вас звали раньше. Теперь вы носите фамилию МакКаффри. 
 - Они не имели права впускать вас. 
 - Миссис МакКаффри, когда вы приходили ко мне, вы сделали несколько очень странных заявлений. С того времени я провел собственное маленькое расследование. Ваши обвинения уже не кажутся такими странными. Я бы хотел узнать больше о связях вашего мужа с Синдикатом. 
 - Пожалуйста, уйдите. 
 - Почему Синдикат заплатил губернатору Берри те деньги? 
 - Если вы не уйдете, я позову доктора. 
 - Если вы это сделаете, я поеду к вашему мужу и расскажу ему о вашем визите. 
 Она поморгала. 
 - Он уже знает. Почему, думаете, я нахожусь здесь среди всех этих больных? 
 Лукавая улыбка приподняла края её рта. 
 - Вытащите меня отсюда, и я расскажу вам все. Все. Даже мой муж не догадывается, как много я знаю. 
 Она подошла к Стивену и упала перед ним на колени, прежде чем он понял её намерение. 
 - Пожалуйста! Я не знаю, как долго я смогу сопротивляться им. 
 - Вы убежали, да? Вас поймали и привезли сюда? 
 - Это бесчеловечно. Вы не представляете, что это такое. Они в сговоре. Мой муж и доктора. Мой муж всех их купил. Вот что могут сделать деньги. 
 Ее лицо стало бесстрастным. 
 - Вы мне верите, да? 
 - Не знаю, что я могу сделать. 
 - Вы не услышите от меня ни слова, если не поможете мне. 
 Она ждала его обещания, но он молчал. 
 - Я слышала их разговоры. Я знаю все о человеке, которого они заставили сделать признание, и причину, по которой они дали деньги губернатору. О, я все слышала. Я знаю, что происходит и как с этим бороться. Если вы вытащите меня отсюда, я вам все расскажу. 
 Стивен услышал тихие шаги. Тина резко отдернула руку и встала. Расправила складку на платье. 
 - Да, я хорошо себя чувствую, спасибо, - сказала она. 
 Дверь открылась. На пороге появилась полная женщина средних лет с коричневой кожей. На ней была форма медсестры. 
 - Пора принимать ванну, миссис Холмс. 
 - Мне не нужна ванна. 
 - Вы знаете, что это для вас полезно. 
 Коричневое лицо повернулось к Стивену. 
 - Это - часть её лечения. 
 Женщина была плотного сложения и казалась уверенной, компетентной и сильной. 
 - Наверно, вам лучше уйти, если вы не против. 
 Стивен вернулся к кабинету доктора Пойндекстера и подождал минут двадцать, пока оттуда не вышел посетитель, один из докторов. 
 - Вы удовлетворены беседой, мистер Гиффорд? 
 - Она утверждает, что вы держите её здесь насильно. 
 - Да, она прибыла в лечебницу не по своей воле. 
 - Я знаю, что ваше заведение предназначено исключительно для лечения наркоманов. Как долго вы обычно держите здесь пациента? 
 - На этот вопрос трудно ответить. Мы стараемся добиться какого-то результата, хотя бы временного. 
 - Когда миссис МакКаффри сможет уехать? 
 - Это зависит от многих факторов. Думаю, не раньше, чем через несколько недель. Или месяцев. 
 - Это меня не устраивает. 
 - Решение принимается не вами, мистер Гиффорд. 
 - Я оспорю законность её содержания здесь. Вы сделали её пленницей, потому что вам заплатил мистер МакКаффри. 
 Круглое, молочно-белое лицо доктора Пойндекстера стало пунцовым. 
 - Я отказываюсь отвечать на такую чушь. 
 - Судья может счесть все это отнюдь не чушью, если он услышит её показания. 
 - Ее показания нельзя считать достоверными. Она болела и раньше, это зафиксировано в медицинской карте. При необходимости мы представим суду записи. Вы не запугаете меня, мистер Гиффорд. 
 Доктор Пойндекстер поднял голову и сузил глаза. 
 - Позвольте сообщить вам, что я проинформирую мистера МакКаффри о вашем визите. Вы добились беседы с его женой методом, который не сработает в дальнейшем. Я оставлю определенные инструкции на случай вашего возвращения. 
 Стивен помолчал несколько секунд. Он решил, что больше давить на доктора Пойндекстера не имеет смысла. 
 - Доктор, вы выполняете вашу работу, а я - мою. Не обижайтесь. 
 Через несколько минут после того, как Энди Джелло вошел в свой номер в отеле "Озеро Тахо", он снял с себя одежду и расслабился в теплой ванне. Ему нравилось ощущать, как вода поднимает волосинки на его теле и ласкает кожу. Длинный белый келоидный шов, рассекая густую растительность, шел от паха и заканчивался на дюйм выше пупка. Этот шрам напоминал о событиях шестилетней давности. Тогда Энди служил "бойцом" у Тони Брагны, Мороженщика. 
 В то время между Тони Брагной и Синдикатом часто возникали трения, и он нуждался в "бойцах". Однажды Энди и его напарнику Томми Спадари поручили заняться сигарной лавкой в мексиканском квартале, где клиенты могли купить сигару за сто долларов. Внутри сигары находился маленький пакетик героина. Хозяин, осмелевший из-за проблем Брагны, перестал делиться частью доходов. 
 Энди и Спадари установили наблюдение за лавкой, а позже сравнили свои записи о времени прибытия служащих на работу и их ухода на ленч, открытия и закрытия лавки, а главное, появления патрульного и полицейской машины. Они запланировали визит в лавку на два часа дня. 
 За несколько минут до этого часа Энди и Спадари остановились в четверти квартала от сигарной лавки. Оттуда вышел покупатель. Энди кивнул напарнику, и они быстро вошли внутрь. Там находились только два человека: хозяин - полный мексиканец с расстегнутой рубашкой, из которой торчала толстая коричневая шея, и его красивый сын лет двадцати. Молодой человек с блестящими волнистыми волосами был в рубашке с желтым галстуком, узких брюках и остроносых черных туфлях с пряжками. 
 Энди закрыл дверь, Спадари перевернул табличку с надписью: "Перерыв на ленч". 
 - Назад, - приказал Энди. - Один звук, и вы схлопочете пулю. 
 Он показал им свою "пушку". 
 Они исчезли за шторой, отделявшей помещение для торговли от склада. 
 - В чем дело? - спросил хозяин. 
 - Вы задолжали Мороженщику, - сказал Энди. - Мы пришли за деньгами. 
 Стандартная процедура: сначала - получить деньги, потом - осуществить экзекуцию. 
 Хозяин посмотрел сначала на Энди, потом на Спадари. Он пробормотал, что собирался заплатить, но не успел из-за накопившихся счетов. Он отодвинул в сторону рекламный плакат с хорошенькой девушкой в моторной лодке. За плакатом находился вмонтированный в стену сейф. 
 Молодой человек дерзко посмотрел на Энди и Спадари. 
 - Вы считаете, что круче вас никого нет. 
 Его отец прошипел: "Silencio!" и открыл сейф. 
 - Вашему боссу скоро придет конец. Даже легавые говорят, что Брагне можно больше не платить! 
 Энди надел кастет с зубцами и ударил молодого человека в лицо. Брызнула кровь. 
 Отец повернулся с громким воплем, держа в руках железную кассу. 
 - Сумасшедшие! - закричал он и выругался по-испански. - Зачем вы бьете моего сына? 
 Он поднял кассу, словно собираясь швырнуть её, и Спадари выстрелил. Мексиканец упал, держась за живот; касса с грохотом упала на пол. Энди посмотрел на Спадари, который нагнулся, чтобы поднять коробку. В этот момент молодой человек бросился к Энди. Предвкушая, что он сейчас сделает с этим юным идиотом, Энди повернулся, и тут что-то вонзилось в его живот. Комната точно взорвалась. Энди показалось, что его кишки вываливаются наружу. Спадари, ругаясь, подхватил напарника и выстрелил три раза. Молодой человек упал. 
 Спадари дотащил Энди до машины; перед тем, как потерять сознание, Энди успел запомнить кровавую полосу между ног. 
 Когда он пришел в себя, жесточайшая боль раздирала его тело. Он горел от жара, изнемогал от жажды. Подняв голову, он чуть не вырубился снова. Кровать под ним пропиталась кровью, вокруг него валялись окровавленные полотенца. 
 Спадари склонился над своим напарником. 
 - Этот подонок пырнул тебя. 
 - Я умираю? 
 - Дела плохи. Я попытался заклеить рану пластырем. 
 - Вызови врача... 
 - Не могу. Он сдаст нас легавым... 
 - Брагна? 
 - Он говорит, что не может ничего сделать. Нас ищут, в каждой газете - статья об убийстве мексиканца. Никто не станет рисковать. Я привез тебя ко мне домой. Это все, что мне пришло в голову. 
 Голос Спадари звучал неуверенно. 
 - Позвони Мэри. Скажи ей, что мне пришлось уехать из города. 
 - У неё возникнут подозрения. 
 - Будет хуже, если она узнает. 
 Весь этот день и следующий Энди Джелло сходил с ума от боли, несвязно бредил. Спадари протирал его лицо платком, смоченным в холодной воде, давал ему аспирин, поил бульоном. Когда в дверь постучала домовладелица, он резким тоном велел ей убраться и не беспокоить его. 
 Энди лежал на спине, стараясь не двигаться; даже находясь в полузабытьи, он сознавал, что движения могут убить его. Рана могла открыться. На следующее утро, будучи в полном сознании, но испытывая невероятную слабость, он покрылся потом. Спадари посмотрел на него и позвонил Брагне. Энди не знал, что сказал его напарник, но через несколько часов пришел человек в пальто и белых штанах; он принес с собой медицинский чемоданчик. 
 - Он не врач, - пояснил Спадари, - но работает в больнице. В отделении скорой помощи. Он разбирается в ранах. 
 - Дайте-ка мне посмотреть. 
 Подняв окровавленную простыню, человек тихо свистнул. 
 - Тебя следовало бы чем-нибудь усыпить, но это слишком опасно. Извини. 
 Спадари заставил Энди стиснуть зубами свернутую салфетку. Энди стал ждать, что с ним теперь будет. Боль оказалась ещё более сильной, чем он предполагал. Он сжал салфетку зубами так сильно, что прокусил и её, и губу. Он ударил кулаком в стену за головой и разбил костяшки пальцев. Затем он потерял сознание. 
 Позже он пришел в себя; в комнате пахло дезинфицирующим средством. Человек, работавший в больнице, уже ушел. 
 - Как ты себя чувствуешь? - обеспокоенно спросил Спадари. 
 Энди качнул головой. Ему пришло в голову, что комната похожа на старомодный похоронный зал - с темно-серыми или темно-зелеными стенами, шторами из выцветшего пурпурного бархата, потерявшим от грязи и копоти цвет ковром. 
 Он продержался день и ночь. Безжалостная варварская хирургия не помогла, температура снова подскочила. Страдая от боли, периодически впадая в забытье, он почти не заметил подошедшего поздно ночью к кровати Спадари. "Удачи тебе, Энди", - прошептал он. Когда прибыли полицейские, Спадари уже не было. Их вызвали анонимным телефонным звонком. Полицейская машина "скорой помощи" доставила Энди в хирургическое отделение. 
 В конце недели он вышел из критического состояния. Доктор сказал ему, что он был на волоске от смерти, и что человек, позвонивший в полицию, спас ему жизнь. Он назвал Энди везучим парнем. 
 Он не чувствовал себя везучим парнем спустя три месяца, когда его дело слушалось в суде. Брагна нанял ему адвоката, который сказал, что наилучший выход - признать себя виновным. Хозяин сигарной лавки выжил; он ошибочно опознал Энди как человека, застрелившего его сына. Адвокат считал, что Энди отделается не очень большим сроком, поскольку его судили впервые. Энди последовал полученному совету, признал себя виновным, и судья назначил ему срок от двадцати до сорока лет. 
 После оглашения приговора клерк предложил ему, как обычно, назвать свою фамилию, место рождения, возраст, день и месяц рождения. Когда Энди произнес: "Двадцать пятое декабря", клерк посмотрел на него. 
 - Рождество, - сказал клерк и подмигнул. - Мир на земле. 
 На рождество Энди исполнилось двадцать два года. 
 Энди вылез из ванны гостиничного номера, оделся и спустился вниз в казино. Он выбрал стол, возле которого собралась группа модно одетых людей. При первой возможности он взял кости и начал играть. Он проиграл два раза подряд, потом недобрал нужное количество очков, но не сдвинулся с места, чтобы уступить его другому игроку. Поколебавшись и заметив, что никто не протестует, крупье снова подвинул кости к Энди. Выпала девятка. В следующий раз кости отскочили от бортика. Семерка. Крупье забрал фишки. 
 - Если бы я не знал, что нахожусь в приличном заведении, я бы подумал, что кто-то баловался с костями. 
 Лицо крупье осталось бесстрастным. 
 - Вы хотите их проверить, сэр? 
 Энди взял кости и обвел взглядом собравшихся возле стола. 
 - Я буду испытывать мое везение. Если никто не хочет забрать у меня кости. 
 Желающих не нашлось. Он выкинул шестерку, потом семерку. Высокая блондинка в простом мини-платье за четыреста долларов и норковом манто делала небольшие ставки. Энди понял, что она - сотрудница казино, в чьи обязанности входило развлекать игроков. Сейчас она играла на деньги заведения. Она была весьма сообразительной девушка, и ей удавалось периодически прятать несколько фишек из своей стопки в специальные маленькие карманы манто. Ей приходилось быть осторожной, чтобы наблюдательный крупье ничего не заметил. 
 - Пусть твоя удача поработает на меня, - сказал Энди, протягивая ей кости. 
 Она искоса посмотрела на него из-под великолепных искусственных ресниц. Еле заметно улыбнулась. Непринужденно тряхнула рукой и бросила красные кости на зеленое сукно. Пятерка и тройка. Энди передвинул стопку фишек на квадрат с цифрой восемь. 
 Девушка снова бросила кости. Шестерка и четверка. Тройка и единица. Затем две четверки. 
 - Вот как надо это делать, - сказал Энди. 
 Она выбросила одиннадцать. Потом выиграла три раза подряд. Каждый раз Энди увеличивал свою ставку. Последняя игра принесла ему свыше тысячи долларов. 
 - Мы откроем наше собственное казино и разорим это заведение, сказал он девушке. 
 На лестнице, ведущей в казино, появился высокий человек с пурпурным пятном на щеке. 
 Энди отдал блондинке стопку десятидолларовых фишек. 
 - Продолжай в том же духе. Еще увидимся. 
 Он подошел к Пурпурному Пятну, и они вдвоем направились к кабинету управляющего по коридору, который тянулся от многолюдного вестибюля. Справа находилось маленькое фойе, слева - стальная дверь кассы. 
 Управляющий удивленно посмотрел на вошедших, поправил очки без ободков на своем длинном носе. 
 - Что вам надо? 
 - Томас Хемм? - сказал Энди. 
 - Кто вы? 
 - Мы пришли, чтобы показать тебе, что случается с теми, кто слишком много болтает. 
 - Очевидно, произошла какая-то ошибка. 
 - Конечно. Ты сам её совершил. 
 У Хемма задрожали руки. 
 - Я ничего не делал. Я... 
 Внезапно он вытащил ящик стола. Протянул руку к спрятанному там пистолету. Пурпурное Пятно схватил Хемма за пиджак, дернул на себя и ударил кулаком в ухо. Хемм рухнул на стол, потом скатился на пол. 
 Пурпурное Пятно забрал пистолет из ящика стола. 
 Энди пнул ногой тело Хемма. 
 - Вставай. 
 Хемм не пошевелился. Энди кивнул Пурпурному Пятну, который наклонился и поднял Хемма. Когда управляющий оказался в вертикальном положении, Пурпурное Пятно ударил его ногой в пах. 
 - Вы ошиблись, - проскулил Хемм. 
 Очки слетели с его лица. 
 - Не знаю, кто вам это сказал, но я ни с кем не разговаривал. Тот, кто донес на меня, - лжец. 
 - Побереги свои голосовые связки. 
 Энди стянул руки Хемма за спиной коротким куском веревки. Слезы текли по глубоким впадинам на щеках управляющего; гримаса боли искажала черты его лица. 
 - Тот человек приходил ко мне по другому делу. У меня проблемы с государством. Мы говорили об этом. Я клянусь... 
 - Эй, не клянись, - сказал Энди. - Кто-то может услышать. 
 Пурпурное Пятно усмехнулся. 
 - Мы можем договориться, - сказал Хемм. - Я могу взять большую сумму денег. 
 - Где? 
 - Они здесь, в кабинете. 
 - Оставь их себе, - сказал Энди. - Они пригодятся тебе в старости. 
 - Ради Бога, - произнес Хемм, прежде чем Энди засунул ему в рот платок. 
 Теперь он мог умолять только глазами. 
 Пурпурное Пятно заклеил рот Хэмма пластырем. Они вытолкали управляющего из кабинета и провели через фойе к двери, которая вела к автостоянке. "Додж-дарт" стоял рядом. Энди опустил противосолнечный козырек и достал оставленный для них ключ. Приказал Пурпурному Пятну сесть за руль. "Додж" с фальшивыми номерами был угнанным. Из-за разреженности воздуха в горной местности автомобиль завелся не сразу. Они отъехали от отеля и в нескольких милях от Инклайн-виллидж свернули на узкую дорогу, которая шла через густой сосновый лес. 
 - Приехали, - сказал Энди. 
 Они вытащили Хемма из машины; Пурпурное пятно держал его. Под ногами трещали сосновые шишки. Хемм дрожал от холода и страха. 
 Пурпурное Пятно расстегнул пряжку ремня, и брюки Хемма соскользнули вниз. Затем Пурпурное Пятно стянул с Хемма трусы. Из-под закрывавшего рот пластыря доносилось мычание. 
 Энди достал нож, нажал на кнопку, потрогал пальцем семидюймовое лезвие. Оно было острым, очень острым. 
 Пурпурное Пятно прижал Хемма к бамперу машины, заставив выставить вперед член. Хемм трепыхался, как пойманная курица. 
 - Действуй, - сказал Пурпурное Пятно. 
 Энди опустил нож. 
 Вернувшись в час ночи в отель, Энди Джелло невозмутимо осмотрелся по сторонам. До следующего шоу оставался час, но из гостиной доносилась музыка. Луч прожектора выхватывал из синего полумрака фигуру женщины, которая пела на маленькой сцене. Впереди, внизу, находилось казино. Вокруг обтянутых зеленым сукном столов мелькали яркие огни игральных автоматов. 
 Когда Энди вошел в казино, к нему устремилась блондинка. 
 - Я искала вас везде, - сказала она и беспомощно пожала плечами. Удача отвернулась от меня. Я потеряла все фишки, которые вы мне дали. И свои тоже. 
 - Такое случается. 
 - Вы будете играть еще? 
 - Я ухожу. 
 - Я вас понимаю, - с пафосом сказала она. - Здесь вас просто грабят. 
 Швейцар открыл дверь такси. 
 - Вы меня не подбросите? - спросила девушка Энди. 
 Он дал швейцару чаевые и сел в такси. Окно с его стороны было открыто; блондинка наклонилась к Энди. 
 - Я так злюсь на себя за то, что потеряла все эти деньги. Мне нужно с кем-то поговорить, чтобы забыть об этом. 
 - Отстань, - прорычал Энди. - Я женатый человек. 
 Такси быстро отъехало от отеля. 
 Утренние газеты сообщили о том, что из казино "Озеро Тахо" исчезли управляющий Томас Хемм и дневная выручка в сто тысяч долларов. Большинство читателей не нуждалось в объяснениях. Он просто удрал с деньгами. Никто не обнаружит лежащий в глубокой лесной могиле труп с гениталиями во рту. Традиционная смерть доносчика. 
 Избирательная кампания Алана Кардуэла проходила не лучшим образом. Его опору - городской и пригородный средний класс - смущал скандал, связанный с партией Алана. Санта-Барбара, Оушиенсайд и Ла-Джолла встретили его с благосклонностью, однако и там на ясном небе появлялись тучи. Никто не упрекал Алана за грехи предшественника, но избиратели ждали от него объяснений. Что-то отсутствовало в их энтузиазме. 
 Главный соперник Алана, бывший спикер легислатуры, начал свою кампанию массовым пикником в дни ежегодной ярмарки в округе Аламеда; он назвал "систему, не заботящуюся о бедных, жителях гетто, больных, не борющуюся с дискриминацией и произволом полиции", обреченной, партию Алана - "нашим самым заметным загрязнением cреды", а его самого "аристократом, который считает, что бедняки должны довольствоваться даже не хлебом, а конституцией и биллем о правах." 
 На такое красноречие Алан, стоя на раскаленных улицах больших и малых городов, отвечал изложением своих идеалов. Он верил в трудный, изнуряющий государственный процесс, обремененный досадными ошибками и неудачами - в процесс, переживший два столетия и известный под названием "американская демократия". В его основе лежало глубокое понимание справедливости. Этот процесс с годами менялся, принимал новые формы, отходил от канонов, заданных отцами-основателями, но это главное понимание сохранялось. За недостойными махинациями корыстных людей, лживыми обещаниям и неработающими законами скрывалась, точно бриллиант под слоем углерода, неистребимая высшая цель. 
 Ежедневно он преодолевал сотни миль, говорил с тысячами людей. Но ни в ком не пробудил настоящего энтузиазма. 
 - Во мне крепнет подозрение, что я проиграю выборы, - сказал он Бену Хадсону, встретившись с ним на ленче финансового комитета. 
 Оптимизм Бена питался из источников, неведомых более слабым людям. 
 - Кампания только начинается. Официально она закончится лишь в католический День Труда на торжественном завтраке в Билтморе. Разжигай в людях злость. Атакуй надоедливого дурака из Белого Дома. 
 - Я не очень-то умею изрыгать огонь. 
 - Ты должен просто убедить людей в том, что ты - честный парень со своей точкой зрения. 
 Громкий, безапелляционный тон Бена сменился доверительным шепотом. 
 - Нам нужен энтузиазм тех, кто финансирует кампанию. Любой финансовый координатор скажет тебе, как одерживаются победы на выборах. Деньги - это голоса. 
 В Сан-Франциско Алан выступал перед многочисленной толпой людей, прошедших шесть миль по пыльной дороге, чтобы услышать его. На площади перед "Кау-паласом" враждебные демонстранты держали в руках плакаты. ГОЛОСУЙТЕ ЗА КАРДУЭЛА В 1879! ПОМНИТЕ О БОЙНЕ В КОЛОМА! В Сан-Диего его слушали рабочие с фабрики, производившей экологически чистые паровые двигатели. Пикетчики обвиняли Алана в том, что он - орудие в руках нефтяных королей. Он поехал в Пало-Альто и выступил в Мемориальном зале стэнфордского университета. Его речь перебивалась криками недовольных; кто-то бросил дымовую шашку, и аудитории пришлось разойтись. 
 Позже в тот же день он подъехал к мраморным ступеням кардуэловского особняка. Событие было весьма значительным: девяносто четвертый день рождения его деда. Собрание клана. Присутствовали все восемь детей. Это были дети дяди Кларенса и его жены, тети Уилмы и её мужа. У Алана детей не было. Это отсутствие потомства иногда порождало зависть к более везучим мужчинам. Он испытывал чувство одиночества, душевной пустоты. Происходит ли подобное с Аделью? 
 Он познакомился с Аделью МакАдам через год после возвращения из Вьетнама. Она принадлежала к классу людей, которые заканчивали лучшие школы, принадлежали к лучшим клубам, посещали лучшие курорты. Единственной её странностью была тяга к сочинению стихов - порой сомнительного качества, но это лишь подтверждало своеобразие личности Адели. У Джозефа Эндрью были его лошади, у Адели - её стихи. Обоих можно было понять. 
 Алану трудно было вспомнить радость, которую он испытал, когда она согласилась выйти за него замуж. Годы мягко, но неуклонно убивали страсть; оставалась лишь инерция. Они продолжали жить в браке, как многие супруги, ставшие далекими друг другу духовно, умственно, физически. 
 В холле Алана встретил Мокни, дворецкий. Все та же полная фигура, те же серебристые волосы. Только голос стал более скрипучим. 
 - Все в библиотеке... сэр. 
 Неуверенная пауза перед обращением "сэр" была вызвана тем, что когда-то Мокни знал Алана исключительно как "Младшего". Это имя сохранялось за ним в школьные годы; старшие члены семьи называли так Алана, даже когда он учился в Стенфорде. После возвращения Алана из Вьетнама это прозвище стало неуместным. Безупречность вкуса заставляла Мокни понимать это, однако ему приходилось бороться с многолетней привычкой. 
 Холл был полон памятных предметов - там находились картина Тинторетто в массивной позолоченной раме, серебряный поднос для визитных карточек, портрет Джозефа Эндрью, на котором Дед был изображен шестидесятилетним, бледным, с холодными глазами. 
 Алан смотрел на портрет, когда в холл вошла Адель. Она протянула обе руки, он поцеловал её в щеку. 
 - Как приятно снова оказаться здесь, - сказала она. - Почему мы так редко приезжаем сюда? 
 Похоже, Адель всегда чувствовала себя здесь, как дома. У неё было больше общего с семьей Адама, чем у него самого. 
 - Где Джозеф Эндрью? 
 - Спит перед обедом. Льюиса также ещё нет. У него какие-то дела. 
 Льюис был мужем Уилмы, он руководил страховой компанией, контрольный пакет акций которой принадлежал Кардуэлам. 
 - А кузен Генри позвонил и сказал, что сможет приехать только после обеда. 
 - Тогда у нас есть время выпить. 
 Они встретились с Уилмой у бара, расположенного возле столовой. Его тетя, дочь Джозефа Эндрью, была высокой женщиной с большим бюстом. Она излучала ледяное достоинство. Они поболтали о её семье; она пожаловалась на то, как трудно найти хорошего садовника. Ее общество всегда действовало успокаивающе; она проявляла интерес к пустякам. 
 Льюис прибыл с извинениями, и они отправились в столовую. 
 За обедом Алан сидел между Кларенсом и его старшей дочерью. Адель сидела напротив мужа между Эвереттом и Барри, сыновьями Кларенса - холеными юношами из колледжа, разговаривавшими на своем почти непонятном постороннему жаргоне. 
 Когда в столовой появилась согбенная фигура Джозефа Эндрью, Кларенс и его жена Рут встали и зааплодировали; остальные последовали их примеру. Старик добрался до своего места во главе стола и на мгновение замер возле стула. Его лицо было столь сморщенным, что оно казалось не отражающим никакие чувства. 
 - Приступайте к обеду, - сказал он. - Мы теряем время, а время - это деньги. 
 После трапезы слуга принес большую плетеную корзину с сотнями поздравительных телеграмм из разных стран мира. Члены семьи по очереди зачитывали телеграммы усохшему старику, который с ликованием выслушивал послания от ведущих бизнесменов, политиков, людей искусства, а также многочисленных благотворительных организаций. 
 Когда чтение телеграмм завершилось, молодежь отправилась смотреть предварительно отобранные видеокассеты, а Джозеф Эндрью повел остальных родственников в библиотеку. Усевшись в свое любимое кресло у камина, он накрыл колени пледом. Он напоминал древнего, сморщенного индейского вождя. 
 - Ну, Алан, как проходит кампания? - спросил дядя Кларенс. 
 Алан честно ответил, что положение неважное, и что особенно его осложняет миллионная взятка, полученная Полом Берри. 
 - Мы все знаем, что государственные чиновники коррумпированы - на то они и чиновники. 
 - Считается, что губернаторы не должны продаваться. 
 Губы Джозефа Эндрью сложились в морщинистый круг, словно он собирался проглотить ложку супа. 
 - Я покупал целые легислатуры, конгрессы, почти целые суды. 
 В тонком голосе звучало торжество. 
 - Тогда мы давали взятки золотом. 
 - Это было давно, дедушка. 
 - С тех пор ничего не изменилось. 
 - Абсолютно ничего, - сказал дядя Кларенс, посмотрев на старика с теплотой и одобрением. 
 На пороге появился Мокни. 
 - Кажется, прибыл мистер Бланкеншип, сэр. 
 Они увидели сквозь высокое окно, как на западную лужайку медленно опустился вертолет, шевеля мощным воздушным потоком листву деревьев; его белые и красные огни мигали в сумерках. 
 Через несколько минут худощавая фигура Бланкеншипа появилась в библиотеке. Он поморгал, неуверенно осмотрелся по сторонам, затем ответил застенчивой улыбкой на бурное приветствие Кларенса Кардуэла. Его тихий смущенный голос растворился в громогласном красноречии дяди Кларенса; все потянулись к Бланкеншипу, как металлические опилки - к магниту. Только Алан с Аделью остались стоять чуть поодаль. 
 - Генри выглядит хорошо, правда? - сказала Адель. 
 - Да, - ответил Алан. - По-моему, да. 
 Он чувствовал себя посторонним на тайном собрании. Его мать умерла в этом доме среди Кардуэлов. Вернувшись из Вьетнама, он застал рассеянную и сломленную женщину, тщетно пытающуюся привести в порядок свои эмоции. Говорили, что она пьет - почему нет, ведь она была из этих "сумасшедших Бойнтонов". Перед самой смертью, будучи не в силах произнести даже слово, она указала костлявым морщинистым пальцем на столик возле кровати. В ящике Алан нашел вырезку из газеты о его назначении членом комиссии по равенству прав. Он решил, что таким образом она советует ему продолжать общественную карьеру. 
 Генри Бланкеншип оставил группу родственников у камина и пересек комнату, чтобы поздороваться с ним - как ни странно, Алана это обрадовало; своеобразное обаяние кузина Генри проявлялось в способности пробуждать благодарность незначительными любезностями. 
 - Я рад, что тебе удалось прилететь, Генри, - сказал Алан. - Я знаю, как ты занят. 
 Вблизи худое умное лицо казалось хрупким - это впечатление усиливали толстые линзы очков. Во многих отношениях, подумал Алан, Генри - сын своей матери. Эми Кардуэл была бледной и бесплотной, как привидение, женщиной, которую часто приковывали к постели загадочные недомогания. В молодости хрупкая, но излучавшая какое-то недолгое сияние Эми очаровала Джорджа Бланкеншипа. Никто не знал, как ей это удалось. Возможно, свою роль сыграли её мягкость и изящество, или в Джордже пробудили страсть мысли о приданом. 
 Выражение лица кузина Генри вернуло Алана к теперешней беседе. О чем говорил Генри? Он как всегда вежливо объяснял, что пошел бы на любые жертвы, чтобы принять участие в праздновании дня рождения своего деда. 
 Легкое изменение тона обозначило конец ритуального ответа. 
 - Жаль, что мы так редко общаемся, Алан, - сказал Генри. - Однако я слежу за тобой. Думаю, ты славно потрудишься на посту губернатора этого штата. 
 - Если меня выберут. 
 - Выберут. Я в этом твердо уверен. Я поддержу тебя деньгами в любом необходимом размере. 
 - Я бы хотел, чтобы все было так просто. 
 - Все действительно так просто. Мы не можем терять таких людей, как ты. Тебе предстоит сыграть важную роль в грядущие трудные времена. Нам нужны люди, занимающие правильную позицию. 
 - Ты уверен, что знаешь ее? 
 - Конечно. 
 Похоже, этот вопрос удивил Генри. 
 - Между прочим, я хочу попросить тебя об одной услуге. Твой человек вмешивается в дела моего друга. 
 - О ком ты говоришь? 
 - Это мой деловой партнер. Харри МакКаффри. Я хорошо знаю Харри и его жену Тину. К сожалению, твой человек беспокоит их. Я бы хотел, чтобы ты его убрал. 
 За пять лет Харри МакКаффри постоянно поднимался в иерархии кузина Генри. Многие люди, считавшие себя близкими к Генри в деловом отношении (никто не претендовал на личную близость), находили странным этот рабочий тандем застенчивого мультимиллиардера и надменного, безжалостного человека, родители которого были сборщиками фруктов без постоянного места жительства. Алан подозревал, что правда заключалась в следующем: кузин Генри закрывает глаза на жестокость МакКаффри, потому что уверен в его абсолютной преданности. 
 - Что именно происходит? 
 - Он допрашивал МакКаффри и его жену. Насколько мне известно, в связи с подкупом Пола Берри. Я могу поручиться за Харри. Я обещал ему, что ты снимешь эту проблему. 
 Мягкий голос содержал следующее послание: я прошу об очень маленьком одолжении, сущем пустяке. Алана возмутило, что Генри не сомневался в его содействии. 
 - Я разберусь в этом и посмотрю, что я могу сделать, - суховатым тоном ответил Алан. 
 В камине полыхало полено. Все собрались, чтобы спеть "С днем рождения". Джозеф Эндрью слушал, положив одну руку на вставленный в ухо слуховой аппарат и довольно причмокивая губами. Вскоре его голова начала клониться вниз, глаза стали невидящими, и ему помогли добраться до кровати. 
 В одиннадцать Алан сказал, что пора возвращаться домой. Подъехав к большим железным воротам, он спросил Адель: 
 - Ты хорошо провела время? 
 - Это был прекрасный день рождения. Таких праздников осталось не много. 
 Она оглянулась назад и посмотрела на аллею, ведущую к родовому поместью. 
 - Через несколько лет такие дома исчезнут. 
 - Я не считаю это ужасной потерей. 
 - Неужели? - с искренним упреком в голосе сказала она. 
 Ему не хотелось быть предателем, он лишь искал другой путь, и поэтому он сказал: 
 - Ты слышала о бойне в Колома? 
 - По-моему, да. 
 - Это произошло во времена деда. Забастовка на железной дороге задержала доставку ценных товаров, которые он отправлял на рынок. Он заставил губернатора послать гвардию. Поезда снова поехали - ценою восьмидесяти двух жизней. Большинство убитых были женщинами и детьми. Бойня в Колома. Это описано в учебниках истории. 
 - Ты этого стыдишься. 
 - По-твоему, напрасно? 
 - Дорогой, тебя мучают благие порывы и то, что ты считаешь дурным наследием. 
 Каждый человек по-своему разрушает свой душевный покой. Он поверяет себя собственными представлениями о добре и зле, пытается понять свои пределы. В критической ситуации нестойкая добродетель терпит поражение. Я не вижу оружия, капитан. Это не солдат. 
 - Те люди имели право на жизнь. 
 - Твой дед не убивал их. Он сделал то, что считал правильным. 
 - И это его оправдывает? 
 - Другого выхода не было. И вообще нельзя судить людей прошлого сегодняшними мерками. Я убеждена, что ты стремишься к тому же, к чему стремился Джозеф Эндрью. Просто ты называешь это иначе. 
 - Как? 
 - Слава. 
 Ее ответ удивил его. 
 - Слава? 
 - Я имею в виду славу в понимании крестоносцев. Ты хочешь служить делу, только не уверен, какому именно. 
 Он испытал раздражение. 
 - Почему я должен быть заинтересован в приумножении их богатства? Оно и так уже выглядит неприлично. 
 - Видишь? Ты действительно стыдишься. 
 Он не ответил. Его поразило то, что в последние годы даже их ссоры стали бесстрастными. 
 Фрэнк Кенни обсуждал со своим слугой Сато приготовления к важному обеду. Салфетки должны быть безупречно белыми и мягкими, свечи - высокими, серебро - сверкающим. Поскольку гостем будет Винсент Папаньо, Фрэнк выбрал итальянскую кухню. Холодный угорь на льду, горячее скампи на подогретом блюде, ароматное антипасто. Фрэнк выбрал вино "Лакрима дель Арно", произведенное на заводе возле города, где родился Винсент Папаньо. 
 До одиннадцати часов утра он мог заняться проблемами, привлекавшими его внимание в последние недели. Одна такая проблема была связана с героином, который всегда являлся нелегким товаром. В организации имелись противники этого бизнеса, потому что он не мог в будущем трансформироваться в законный. Но он приносил невероятные доходы. Опиум стоимостью в тысячу долларов в конце длинного пути превращался в полумиллионную партию героина. Синдикат имел соответствующие связи в странах Среднего Востока, где опиум производился и перерабатывался в морфин. Затем сырье отправляли в лаборатории и превращали в героин, который тайно ввозился в Мексику французскими моряками с роскошных лайнеров и торговых судов. Частично зелье продавалось туристам в Мексике, частично перемещалось через границу с помощью курьеров. Громадная прибыль порождала конкуренцию. Группа нью-йоркских дельцов, имевших связи с торговцами одеждой, обнаружила, что уксусный ангидрид, используемый при изготовлении искусственного шелка, может также успешно применяться при превращении опиума в морфин и затем в героин. Заказы на уксусный ангидрид значительно превысили обычные нормы его потребления. 
 Фрэнк Кенни открыл папку и сделал шифрованную запись. Ее следствием станет смерть двух человек, которая, по официальной версии, произойдет в результате случайного взрыва химических веществ на крупном предприятии по окраске тканей. 
 Другая проблема была связана с телеграфным агентством, которое называлось "Интерконтинентал Пресс". Оперативная передача новостей с ипподромов и стадионов была необходима для букмекерского бизнеса. "Интерконтинентал Пресс" стала монополистом в своей области. Ее глава, превосходный менеджер, отдавал оговоренную часть прибыли Синдикату. Теперь появились свидетельства того, что он использовал свое положение монополиста для чрезмерного повышения расценок. Поступали многочисленные жалобы. Кенни считал, что этот человек, проявляя жадность, поступает глупо, поскольку даже скромная плата, умноженная на число клиентов, превращалась в миллионы долларов ежегодного дохода. Он позвонил человеку и посоветовал ему умерить свою алчность. Управляющий вежливо извинился, признал, что положение монополиста вскружило ему голову, и обещал исправиться. 
 Во Флориде развивалась опасная ситуация. Под угрозой оказались доходы от болиты. Болита была разновидностью лотереи. Люди делали ставки на любые числа от единицы до сотни. Угадавшим выплачивали от одной до шестидесяти ставок. Наплыв полумиллиона кубинских эмигрантов превратил болиту в индустрию с годовым оборотом около ста миллионов долларов. Кубинских эмигрантов привлекало в этой игре то, что двухзначные числа, обеспечивавшие выигрыш, определялись как две последние цифры из номера счастливого билета кубинской национальной лотереи, результаты которой гаванское радио сообщало по субботам в два часа дня. Синдикат создал сложный механизм для функционирования болиты: бланки продавались на улицах, ставки регистрировались в конторах, служащие которых говорили на испанском. 
 Теперь ФБР взялось за этот бизнес. По распоряжению энергичного нового директора Мервина Уэйли агенты собрали доказательства и нашли прокурора, готового предъявить их расширенному суду присяжных. Если состоится судебное разбирательство, несколько ключевых фигур неизбежно окажутся за решеткой. Некоторое время Фрэнк Кенни ломал голову над оптимальным решением этой проблемы. Сейчас он приступит к действиям. Через несколько дней в результате предпринятых им шагов губернатор попросит законодательное собрание штата легализовать болиту в качестве лотереи - и законодатели удовлетворят эту просьбу. Весь механизм останется в целости и сохранности, Синдикату только придется отдавать штату десять процентов выручки. Кенни счел такое соглашение весьма выгодным. 
 За следующие четыре часа Кенни расправился с рядом других дел. Некоторые второстепенные лидеры Синдиката неохотно доверяли действительно ответственные посты в организации пуэрториканцам. В отдельных городах, где проживали многочисленные выходцы из этой страны, лотерея контролировалась пуэрториканцами, но за эту привилегию им приходилось платить непомерную дань. Это привело к серьезным волнениям, кое-где стали возникать независимые пуэрториканские синдикаты. Число их членов пока не превышало тридцати, но они таили в себе угрозу. Фрэнк Кенни считал, что в преступном бизнесе экономические интересы должны стоять выше эмоций. Он отдал приказ местным боссам прийти к соглашению с пуэрториканцами, обеспечить их пропорциональное представительство в органах управления. 
 Он проявил меньшую терпимость к группе мексиканцев, организовавшей в Южной Калифорнии сеть из проституток и сутенеров. Это был открытый вызов. Нельзя допускать существование подобной параллельной системы. Поскольку для подавления мятежа требовались жесткие меры, Фрэнк передал дело в "Суд кенгуру", высший трибунал, одну из опор, на которой покоилось здание Синдиката. Этот суд был создан потому, что обычные законы не могли регулировать деятельность преступной организации и защищать ее; Синдикату пришлось создать свою законность и правопорядок. Кенни рекомендовал ликвидировать непокорных мексиканцев или отправить их на родину. 
 Во второй половине дня Кенни расслабился за документами, отражавшими прибыль Синдиката от производства продуктов питания, патентованных лекарств, косметики, содержания сети аптек. Сейчас Синдикат вкладывал средства в пять десятков различных законных отраслей, и все они процветали. 
 Иногда Фрэнк Кенни спрашивал себя, не убивает ли постоянный успех волнение и радость игры. Деньги теряли свое значение даже как фишки, символы. Если их так много, что проиграть невозможно, какое в этом удовольствие? Он радовался возможности работать с Бланкеншипом из-за масштабности вызова. Дальновидность Бланкеншипа заставляла Кенни ощущать себя скульптором, всю жизнь создававшим фигуры не выше человеческого роста, и вдруг увидевшим гигантские лица, вырезанные на Черных скалах Южной Дакоты. 
 Он поспал в течение часа перед обедом и был готов в семь часов встретить гостя. Винсент Папаньо, "босс всех боссов", был маленьким человеком с носом, напоминавшим клюв, и гнусавым голосом. Друзья за глаза называли его Попугаем. 
 За столом Кенни вежливо поинтересовался здоровьем Папаньо, его семьей, бизнесом. Попугай был хозяином процветающей компании, занимавшейся поставками сыра и оливков, а также владел несколькими похоронными конторами. Этот фасад прикрывал другие предприятия Папаньо и позволял жить на широкую ногу, не привлекая внимания налоговой инспекции. 
 Поглощая оленину и лазанью, Кенни рассказывал забавные истории о том времени, когда он, молодой выпускник колледжа, работал на Матта Урго, главного адвоката преступного мира. Покойный Урго объяснял клиентам их права и опасности, разрабатывал правильную линию поведения при аресте, которая позволила бы ему наиболее эффективно защищать их в суде. Пользующийся всеобщим уважением за свое умение извращать и деформировать закон, Матт Урго превращал habeas corpus в пропуск на волю, а отсрочку слушания дела - в эквивалент выдачи на поруки. 
 Винсент Папаньо вытирал слезы, слушая рассказы Кенни о изобретательности покойного адвоката. Наконец, расправившись со спумони и канноли, они приступили к серьезному обсуждению. Мо Харгис, третий член Синдиката, вел переговоры с профсоюзом докеров о поддержке в Нью-Джерси предложения о созыве Конвента. Переговоры провалились. Росс Дули, президент профсоюза, просто отказался от сотрудничества. 
 - Он почему-то считает наши действия подрывными или антиамериканскими, - сказал Кенни. - Он служил на флоте во время Второй Мировой войны и потерял сына во Вьетнаме. Он настроен крайне националистично. 
 - Настоящий фанатик, - печально заметил Папаньо. 
 - Я бы не удивился, узнав, что его воодушевляют люди из федерального правительства. Какой бы ни была причина, Дули приказал Мо покинуть его кабинет. Он сказал, что людям, которым не нравится система, нечего делать в этой стране. Что он выставил из своего профсоюза коммунистов и не собирается впускать кого-то ещё через заднюю дверь.
 Гнусавый голос Папаньо стал внезапно резким. 
 - Он сравнил нас с коммунистами? 
 Консервативный, религиозный итальянец почувствовал себя оскорбленным. 
 - Если он так настроен, я не желаю иметь с ним никаких дел. 
 Кенни кивнул. 
 - Но мы должны проявлять бдительность. Мы не можем позволить себе утрату контроля над доками. 
 Благодаря действующему соглашению с руководством порта Синдикат получал значительные отчисления от законных доходов, предотвращал забастовки, манипулировал деньгами из профсоюзного фонда социальной защиты, не контролируемого государством. Важным побочным благом являлся для Синдиката доступ к причалам, значительно облегчавший контрабанду наркотиков. Ежегодно линию пирса пересекали грузы стоимостью около двадцати миллиардов долларов, включая треть всего экспорта Соединенных Штатов меха, часы, драгоценности, фотокамеры. Широкомасштабное воровство, даже хищение целых партий товаров, приносило в год от ста до двухсот миллионов долларов чистой прибыли. Это всех устраивало. Транспортные компании перекладывали финансовую ответственность на погрузочные фирмы, а те в свою очередь - на страховщиков, которые повышали стоимость страхования грузов. В конце концов экспортеры или импортеры включали эти дополнительные расходы в цену товара. 
 Папаньо отпил "эспрессо". 
 - Я знаю тебя, Фрэнк. Ты бы не стал приглашать меня к себе только для того, чтобы рассказать о проблеме. 
 Фрэнк, улыбнувшись, выпустил струю дыма. Он курил лучшие кубинские сигары. 
 - Амбиции людей, желающих занять место Дули - вот наш козырь в борьбе с ним. Один из них - наш человек Бенито Галенти. 
 Галенти, казначей профсоюза, получил прозвище Бенито за то, что он восхищался покойным итальянским диктатором. По слухам, будучи молодым человеком, он заплакал, увидев фотографию пробитого пулями Муссолини, висевшего вниз головой на Пьяцца Лорето в Милане. У Галенти было много сторонников, особенно среди докеров-итальянцев, но его мечта стать президентом профсоюза погибла во время неистовой предвыборной кампании, когда Росс Дули назвал Галенти "лидером борьбы за американский фашизм". И такое обвинение было предъявлено человеку только за то, что он восхищался великим вождем, осушившим понтинские болота, строившим дороги, ускорявшим индустриализацию, заставившему поезда приходить вовремя. Галенти потерпел сокрушительное поражение. 
 - Он мечтает о реванше, - сказал Кенни. - Думаю, скоро ему представится такая возможность. Дело только за удобным случаем. 
 Папаньо одобрительно кивнул. Они обсудили план Кенни и решили доверить подготовку операции Мо Харгису. 
 Через пять дней Бенито Галенти позвонил Россу Дули и заявил о своем стремлении к миру. Ввиду того, что профсоюзу угрожает Синдикат, сказал Бенито, необходимо забыть о разногласиях и образовать единый фронт. Бенито и его друзья встретились с Дули и его коллегами в ресторане. Обед продолжался три часа и прошел весьма успешно. Презирая Бенито, Росс Дули признавал, что пора покончить с расколом в профсоюзе. Он согласился предоставить Бенито и его последователям больше мест в управляющем совете, назначить некоторых его людей прорабами, воздержаться от оскорбительных заявлений в адрес "фашистов". Взамен Бенито обещал свою поддержку и поддержку со стороны его друзей в профсоюзе в борьбе с любыми внешними врагами. Обед закончился на дружеской ноте; Бенито предсказал, что в следующий раз Росс Дули будет переизбран единогласно. 
 Другие участники встречи покинули ресторан раньше своих лидеров; Бенито проводил Росса Дули до автомобиля, ждавшего на стоянке. Там стоял грузовик для развозки продуктов с откидными бортами. Когда мужчины зашли на стоянку, грузовик тронулся с места. Он почти поравнялся с ними, и тут борт упал вниз. В кузове находились три человека с ружьями. Они обстреляли Бенито, который потерял сознание, и увезли с собой Росса Дули. 
 Через неделю изувеченное тело Росса Дули нашли в контейнере мусоровоза. Дули подвергся жестокому избиению, ему нанесли много ножевых ран, низ его живота был прострелен. Из одежды на нем оставались только рваные брюки. Кто-то вырезал на его спине серп и молот. 
 Бенито Галенти провел две недели в больнице, он был в ярости из-за того, что его не предупредили об отведенной ему роли "жертвы". Когда его гнев немного утих, он признал, во всяком случае, частично, что было необходимо избежать возможных обвинений в его адрес. 
 На следующем заседании совета профсоюза Бенито Галенти был избран президентом. 
 Также было единогласно принято решение, согласно которому профсоюз обещал вознаграждение за информацию, способствующую аресту и осуждению убийц Росса Дули. 
 Через два дня после возвращения из Грэнжвилла Стивен Гиффорд решил нанести визит Деймону Джонсону. Он не мог больше откладывать эту встречу, потому что Деймон Джонсон был слишком тяжело болен для явки на допрос. Стивен узнал, что если он действительно дал эту взятку, то это произошло в тот момент, когда Джонсон был по уши в долгах. Где он взял деньги? Каким бы ни было состояние Джонсона, пора ему ответить на этот вопрос. 
 Шторы на окнах дома на Локуст-авеню были опущены. Дверь открыл смуглый человек в темном костюме. На его лице было терпеливое, скорбное выражение. 
 - Я бы хотел поговорить с мистером Джонсоном, - сказал Стивен. 
 - Вы - друг семьи? 
 - Не совсем. Его дочь здесь? 
 - Она сейчас вместе с другими в похоронном зале... Нет, уже двенадцатый час. Думаю, они уехали на кладбище. 
 - На кладбище? 
 - Я - сотрудник похоронной конторы. Остался здесь, чтобы встречать людей. Мистер Джонсон умер вчера вечером. Его дочь пожелала устроить похороны, пока нет большого паблисити. 
 Стивен проехал мимо двух высоких каменных колонн, обозначавших въезд на кладбище. Перед зелеными холмами темнели кипарисы, под кронами которых тянулись вымощенные камнем дорожки. Ни одно выступающее надгробие не нарушало безмятежность пейзажа - лишь бронзовые пластины лежали на уровне травы. Он остановился у справочного киоска; дежурный поискал фамилию на своей большой карте. 
 - Место 18В на Божественном холме. 
 Он поехал по плавно петляющей дороге вокруг холма, на котором изредка появлялись эффектные белые склепы - мраморные символы ранга и привилегий. Аккуратный знак указывал путь от дороги к вершине холма. Стивен запарковался в секторе В возле одинокой машины. Неподалеку женщина в черном платье стояла на коленях перед маленьким похожим на часовню склепом. 
 Стивен подождал, пока женщина закончит молитву. Когда она встала, он подошел к ней. 
 - Мисс Джонсон? 
 Она посмотрела на Стивена с зарождающейся неприязнью. 
 - Репортер? 
 - Нет. Меня зовут Стивен Гиффорд. Я был у вас дома, мне все сказали, и я сразу же отправился сюда. 
 - Уже все закончилось. Вы опоздали. 
 - Мисс Джонсон, я не верю, что ваш отец сделал нечто дурное. Он не давал этих денег губернатору. Но какая-то причина заставила его признаться. 
 Ее поднятый подбородок выражал решимость. 
 - Я не желаю говорить об этом. Все кончено. Я делала все для моего отца, пока он был жив, но теперь я ничего ему не должна. Если он что-то сделал, то это осталось в прошлом. 
 - Вы можете помочь мне снять пятно с его имени. Он оставил какие-то бумаги? Любые записи, способные доказать... 
 - Я сожгла его бумаги. Это все в прошлом, я не собираюсь до конца моей жизни жить воспоминаниями. 
 Он проводил её до машины. 
 - Неужели вы хотите, чтобы имя вашего отца оставалось запятнанным? 
 Она остановилась, взявшись за ручку двери. 
 - Мистер Гиффорд, никто не пришел на похороны моего отца. Только я одна. Он лежит здесь под белым мрамором. Мертвых не волнуют такие вещи, как репутация. 
 Она открыла дверь, села, завела мотор. Стивен проводил взглядом машину, ехавшую среди безмятежной зелени. 
 Мо Харгис был рыхлым мужчиной с двойным подбородком и животиком. Первое обманчивое впечатление мягкости исчезало, стоило лишь взглянуть на его мясистый нос, тяжелые веки, маленький алый рот с упрямыми складками у краев. Становилось ясно, что за расплывшейся фигурой скрывался хитрый, жесткий, эгоистичный деспот. 
 Харри МакКаффри задержал свой взгляд на лице Мо Харгиса, пытаясь разгадать причину визита. Вялая маска оставалась непроницаемой. Они обменялись рукопожатиями в кабинете МакКаффри. 
 - Жаль, что ты не предупредил меня заранее, - сказал Харри. - Мы бы могли съесть ленч. Если хочешь, я отменю встречу... 
 Мо Харгис опустил пухлую белую руку. 
 - У меня есть только несколько минут. Этого достаточно для короткого разговора. 
 - Что тебя интересует? 
 - Твоя жена. 
 - Тина? 
 Мо разглядывал Харри пристальным взглядом. 
 - Насколько мне известно, она сейчас в Грэнжвилле. 
 - Как ты это узнал? 
 - Это правда, верно? 
 - С ней не произошло ничего серьезного. 
 Взгляд Мо медленно переместился на мраморный прибор с письменными принадлежностями, на золотистые шторы. 
 - Мы все знаем, кто попадает в Грэнжвилл. И это не первый раз, да? 
 МакКаффри решил, что лучше не врать. 
 - Первый раз она попала туда сразу после того, как мы отдали нашего ребенка. Это на неё сильно подействовало. 
 На пухлом лице появились следы задумчивости. 
 - В нашем деле опасно скрывать некоторые вещи. Тебе следовало сказать нам. 
 - Мне было неприятно говорить об этом. 
 - В Грэнжвилле к ней приходят посетители. Там был детектив губернатора. 
 В голосе Харри тотчас появилась враждебность. 
 - Ну и что? Я сам узнал об этом только после звонка доктора. Я принял меры. Генри Бланкеншип позаботится о том, чтобы детектив больше не совал своего носа в мои дела. 
 - Зачем человек губернатора ездил туда? 
 - Не знаю. Она его не приглашала. Рутинный визит. Но теперь все под контролем. 
 - Мы не знали, что Тина - наркоманка, - бесстрастным тоном произнес Мо. - Мы все её любили, поэтому она находилась с нами в самые неподходящие моменты. 
 Холодок испуга стал распространяться от сердца МакКаффри по всему его телу. В тишине тикали часы. 
 - Она ничего не скажет. Ты можешь не беспокоиться. 
 - Мы не можем полагаться на твое слово. 
 Кровь отхлынула от лица Харри МакКаффри. Он откинулся назад и постарался успокоиться, но его мозг быстро работал. Мо Харгис не пришел бы сюда с таким вердиктом без предварительной консультации с Фрэнком Кенни и Винсе Папаньо. Они в сговоре. Они считали Тину источником опасности, потому что она много знала. 
 В тишине прозвучал легкий шорох. Мо Харгис царапал ногтем деревянный подлокотник кресла. 
 - Я понимаю, как тебе тяжело. Но последствия могут оказаться слишком серьезными. 
 - Я соглашаюсь со всеми вашими решениями, - с трудом выдавил из себя Харри. - Но не тогда, когда речь идет о моей жене! 
 Выражение лица Мо Харгиса не изменилось. 
 - Мы надеялись, что сумеем все уладить... по-дружески. 
 Ноты угрозы были явственными. Человек, сидевший напротив МакКаффри, добился власти с помощью сильных связей с профсоюзами, позволявших ему осуществлять акции против легального бизнеса. Мо Харгис был повинен в смерти многих людей, мешавших ему в годы его молодости; из трех лидеров Синдиката он считался человеком, с наибольшей легкостью использовавшим насилие для достижения своих целей. По слухам, он был бисексуалом, не знакомым с сильными взаимными чувствами, способными связывать супругов. Думая о предложении Мо Харгиса, Харри ощутил спазм в горле. Однако он понимал, что демонстрировать гнев глупо. Надо просто высказаться ясно и твердо. 
 - Скажи им, что все будет в порядке. Я отвечаю за нее. 
 - Мы не можем рисковать без нужды. 
 Глаза МакКаффри сверкнули, его голос стал жестким: 
 - Предупреждаю всех. Если с ней что-то случиться, я лично приму меры. 
 Мо Харгис поднял свою гладкую руку; из-под белой манжеты появилось лишенное волос запястье. 
 - Партнеры по бизнесу не должны прибегать к угрозам. Это неправильно. 
 В его голосе прозвучали ноты значительности, он словно изрек нечто глубокое. Затем его рука медленно опустилась, манжета заняла свое обычное положение. 
 - Но я передам твои слова. 
 Он с трудом встал. 
 - Жаль, что мы не смогли встретиться за ленчем... 
 По понедельникам в офисе Осборна, Шейллера и Бернса присутствовала лишь половина сотрудников. Они справлялись с потребностями тех партнеров, которые ещё не перешли на четырехдневную рабочую неделю. 
 Стивен Гиффорд направился по коридору к кабинету своего шефа. Вызов Нормы прозвучал вежливо: "Мистер Осборн хотел бы, чтобы вы пришли к нему в ближайшее удобное для вас время." Когда Стивен предложил утро следующего дня, голос Нормы стал безапелляционным: "Я запишу вас на сегодня, на два часа." 
 Майер Осборн подписывал корреспонденцию, поблескивая значком "Фи Бетта Каппа". 
 - Вы хотели меня видеть? 
 Майер отложил ручку в сторону. 
 - Да, - он повернулся к переговорному устройству и сказал Норме, чтобы его не беспокоили ближайшие полчаса. - Ни по каким вопросам, добавил он, и Стивен понял, что сцена подготовлена, важность беседы подчеркнута. 
 Майер откинулся на спинку кресла. Он носил мягкие контактные линзы, придававшие глазам слегка стеклянный вид. 
 - Стивен, боюсь, произошло нечто такое, что вынудит вас прервать работу, которую вы выполняете для губернатора Кардуэла. 
 - Прервать? 
 - У нас появилась масса новых проблем. "Бланкеншип Энтерпрайзис" требует большого внимания. Приобретены новые компании, заключены договора о слиянии, есть претензии со стороны государства по поводу прибрежных нефтяных скважин. 
 - Я не знаком со всеми этими вопросами. Я занимался исключительно антимонопольным иском. 
 - По правде говоря, Стивен, мне очень неприятно просить вас об этом. Я знаю, как трудно вам бросить начатое дело, но все наши сотрудники стонут от напряжения. Нечестно взваливать на них вашу долю работы. 
 - Это вопрос лояльности. Когда я дал свое согласие губернатору Кардуэлу, я обещал ему довести расследование до конца. 
 Майер Осборн направил взгляд куда-то в сторону. 
 - Это действительно вопрос лояльности. Он стоит так - перед кем у вас больше обязательств? 
 - Вы были очень добры ко мне. Но бросить расследование сейчас... это похоже на предательство. 
 - Я знаю о вашей дружбе с губернатором. Но вы должны думать о вашем будущем. Как долго продлится эта работа? Еще шесть месяцев? 
 - Надеюсь, не так долго. 
 - И куда вы тогда пойдете? Если мне придется отказаться от ваших услуг, я поставлю на ваше место другого человека, обучу его, дам ему возможность познакомиться с нашими проблемами. Несправедливо будет потом уволить его, верно? 
 - Да, сэр, несправедливо. 
 - Вероятно, вы думали о своих перспективах в нашей фирме. Может быть, мы задержались с выражением нашей признательности. Я хочу исправить это. Если вы выберете нас, вы получите значительную прибавку к жалованью. Я позволю себе сказать, что оно составит примерно десять тысяч долларов в год. 
 Он так часто обсуждал с Джейн денежные вопросы, что сумел тотчас превратить эту цифру за вычетом налогов в осязаемую реальность. Джеймс и Скотт смогут сменить ужасную бесплатную школу, куда их возили на автобусе, на хорошую недорогую частную школу, расположенную в соседнем квартале. Джейн сможет вызывать миссис Ламберт пять раз в неделю; миссис Ламберт перестанет жаловаться, как утомительно работать одновременно в нескольких домах вместо того, чтобы постоянно обслуживать одну или две семьи. При наличии трех детей Джейн нуждалась в дополнительной помощи. Они даже смогут обменять старый "бьюик" на новый большой автомобиль. 
 - Это прекрасно, мистер Осборн. 
 - Вы этого заслуживаете, - улыбнулся Майер Осборн. - Возможно, ваш временный уход принес пользу. Он показал нам, что мы не можем обойтись без вас. 
 Стивен промолчал. По авеню с воем промчалась пожарная машина, расчищая сиреной дорогу к какому-то далекому несчастью. Чужой дом в огне. Какое мне до этого дело? 
 Майер Осборн поднял ручку. 
 - Это все, что я хотел вам сказать, Стивен. Договоритесь с губернатором. Я жду вас в офисе в начале следующей недели. 
 Он подписал письмо, скользя ручкой по фирменному бланку. 
 - Спасибо, мистер Осборн. 
 Выходя из кабинета, Стивен не мог решить, надо ли ему закрыть дверь. В конце концов он оставил её открытой. 
 Проезжая мимо двух каменных столбов, Стивен вспомнил давнишнюю беседу с Аланом в спальне стэнфордского общежития. Алан говорил, что его собственный дом будет более теплым, человечным, приветливым, чем огромное феодальное поместье деда. Тогда Стивен решил, что это - ещё одна реакция Алана на колоссальное состояние Кардуэлов. Алан старался одеваться и вести себя, как обычный студент, он ездил на старом "студебекере", часто нуждавшемся в ремонте, носил студенческую униформу - свитер и вельветовые джинсы. Его приглашали к себе самые элитарные студенческие корпорации, но он выбрал "Казарму" и питался в столовой. 
 Но, конечно, он неизбежно оставался одним из Кардуэлов. Все знали о его богатстве. Колесо памяти продолжало вращаться. Ивлин Гудмейкер поглощала со Стивеном вафли и мороженое в университетском кафе. Они постоянно разговаривали; в ходе бесконечного серьезного диалога эмоции превращались в трезвые суждения. Ивлин исповедовала марксизм-ленинизм, её голос всегда звучал страстно, убежденно. Она обрушивала на Стивена свои категоричные взгляды. Конечно, она не одобряла его дружбу с Аланом ( "он из семьи этих страшных Кардуэлов"). Она дала ему книгу о бойне в Колома. Это было травмирующее чтение, но оно не повлияло на его дружбу с Аланом. (Как ты можешь быть таким наивным? - спрашивала Ивлин. Разделяя частично её чувства, Стивен не мог заставить себя поверить в то, что вина передается от поколения к поколению через гены. Грехи Джозефа Эндрью Кардуэла существовали сами по себе; Алан не имел к ним никакого отношения. 
 Он подъехал к дому, который казался ему младшим родственником кардуэловского особняка. Те же мрачные строгие тона придавали этому жилищу надменный, величественный облик. Несмотря на свое юношеское неприятие родового поместья, Алан все же возвращался в него. 
 Стивен не приезжал сюда уже два года. Они никогда не обсуждали причину - она была очевидной. Адель Кардуэл так и не научилась находить общий язык с представителями среднего класса. Она держалась дружелюбно, с холодной безупречной вежливостью, уничтожавшей всякое желание обременять её своим обществом. 
 Однако Стивен невольно испытывал к ней жалость. Необходимо учитывать многие факторы. Это напоминало великолепное полотно Сёра, висевшее в её гостиной. Стоя вблизи, можно было увидеть тысячи цветных точек, но при удалении точки чудесным образом трансформировались в джентльменов и дам, залитых лучами заходящего солнца и плывущих в лодке по Сене. Чтобы увидеть цельную картину, необходимо отойти на какое-то расстояние. Девять лет назад он прождал вместе с Аланом не один час в больнице, прежде чем врач сообщил о том, что опухоль у Адели оказалась злокачественной и ей пришлось сделать мастэктомию. В тот момент его друг старался примириться с неожиданной, необъяснимой трагедией. Позже Стивен узнал, что Алан провел весь день и ночь у её кровати, повторяя, когда она приходила в сознание: "Я люблю тебя, дорогая. Все будет хорошо. Я люблю тебя, дорогая, все будет хорошо." Искренен ли он был? Или обращался к самому себе, отдавал приказ? Не требовалось большой наблюдательности, чтобы понять, что брак Алана не был счастливым. 
 Алан встретил его у двери. Они пожали друг другу руки, и Алан посмотрел на Стивена с приятным удивлением. 
 - Извини за внезапное вторжение, - сказал Стивен, когда они сели в гостиной среди красочной палитры Сёра. - Но я подумал, что тебе следует знать о моем разговоре с шефом, Майером Осборном. Он хочет, чтобы я вернулся. Фирма завалена работой. Мой груз несут на себе другие. 
 - Когда? 
 - Немедленно. 
 - Это весьма неожиданно, Стив. 
 - Я бы предпочел продолжить расследование. Ты это знаешь. Мы только что начали продвигаться. Я уверен, что именно МакКаффри заплатил Полу Берри. Я даже думаю, что мы знаем, где он взял наличные. Компания "Магна Индастриз, Инкорпорейтид", расположенная в Монреале - это фасад Синдиката. МакКаффри является членом совета директоров и владеет большим пакетом акций. 
 - Это следует сообщить Генри Бланкеншипу. Он не одобрит связь своего сотрудника с Синдикатом. 
 - Если только он сам не связан с этой организацией. 
 - Ты шутишь. 
 - Я не могу доказать это. Но мне известно, что "Магна Индастриз" основана на деньги, полученные от иностранных банков, которые контролируются Бланкеншипом. Меня беспокоит кое-что еще. Возможно, меня отрывают от расследования именно сейчас неслучайно. Именно Бланкеншип завалил нашу фирму работой. 
 - Если ты так считаешь, ты не должен уходить. 
 - Я просто предполагаю, и я не могу отказываться от моего будущего на основании предположения. Майер ясно дал понять, что если я не вернусь сейчас, я потеряю работу. 
 - А если я поговорю с ним, это поможет? 
 - Нет. 
 - Я могу сделать что-то еще. Твоя работа не закончится этим расследованием. В управлении общественных дорог скоро появится вакансия юриста. Жалованье будет чуть поменьше твоего теперешнего, но никто не сочтет это протекцией. Ты сможешь сохранить за собой место, даже если меня не переизберут. 
 - Такое решение я должен обсудить с Джейн. 
 Стивен не упомянул прибавку, обещанную ему Майером Осборном. 
 - При прочих равных я бы предпочел остаться в юридической фирме. 
 - Поступай, Стивен, так, как будет для тебя лучше. Я говорю искренне. 
 Провожая Стивена, Алан сказал: 
 - Адель сейчас у своего портного. Она будет жалеть, что не застала тебя. Передай от меня привет Джейн, ладно? Вы обязательно должны как-нибудь приехать к нам на обед. Уже прошло столько времени... 
 - Когда кампания закончится, - сказал Стивен. 
 Вечером он повез Джейн на концерт в Сан-Франциско. Когда они вышли из Симфонического зала в сад, там струились цветные фонтаны. Музыка Брамса ещё не отпускала Джейн.
 - Посидим несколько минут, - сказала она. 
 Они нашли каменную скамейку возле фонтана, менявшего свой цвет. 
 Он хотел иметь возможность устраивать такие вечера чаще. Джейн любила музыку; в ней ещё жила юная девушка, мечтавшая стать пианисткой. Спустя восемнадцать лет в отраженном свете фонтанов она была стройной, гибкой и привлекательной. 
 Я люблю тебя, Джейн. 
 Она услышала это безмолвное послание. Коснулась его руки, улыбнулась. Вокруг её глаз образовались тонкие морщинки. 
 - Что ты собираешься делать? - спросила она. 
 - Я ещё не решил. Работа на Осборна, Шейллера и Бернса меня не тяготила. Обязанности юриста в управлении общественных дорог не слишком интересны. К тому же жалованье там ниже. Мы не сможем ничего откладывать. 
 - Удел всех Раков, - шутливо сказала она. - Вечные сомнения. 
 Иногда он спрашивал себя, а стоило ли ему рассказывать ей так много о своем сиротском детстве, о жизни с дядей и тетей, прогулках по аллее с купленным в лавке луком. Он запускал стрелы в кроны деревьев и надеялся, что они застрянут там. Они падали вниз. Теперь он был взрослым человеком с семьей, обязанностями и естественной в его положении долей страха перед будущим. 
 - Алан сможет обойтись без меня, - сказал Стивен. - Он найдет другого человека. 
 Такое решение противоречило присущему ему стремлению доводить начатое до конца, но тут следовало принять во внимание все факторы, благополучие всех членов семьи. 
 Вскоре после их возвращения домой зазвонил телефон. Девушка спросила, согласен ли он оплатить разговор с мисс Тиной Холмс из Грэнжвилла, штат Калифорния. Он сказал, что согласен. 
 Пока он ждал, плотно прижав трубку к уху, ему пришло в голову, что иногда несколько слов, сказанных по телефону, способны изменить жизнь человека. 
 Он услышал её ясный, четко модулированный, но все же полный паники голос. 
 - Это вы, мистер Гиффорд? 
 Она весь день ждала своего шанса. За ней наблюдали ежеминутно. С утра, начинавшегося звонком в шесть сорок, до половины десятого вечера она постоянно находилась под присмотром. Наибольшее унижение она испытывала в туалете. Унитазы не были разделены стенками, они стояли в ряд возле сверкающей белым кафелем стены. На потолке находились плафоны с яркими лампами дневного света. Даже таракан не проскользнул бы здесь незамеченным. 
 Моя дорогая, мы не хотим, чтобы кто-то причинил себе вред, верно? 
 О, эта лицемерка с коричневым лицом. Она, Тина, не верит в её искренность. Она разгадала их планы. Ей абсолютно незачем находиться в таком месте. Во всем виноват Харри. Он устал от неё и решил устранить. Они так много значили друг для друга когда-то. Как он мог поступить так жестоко? 
 Тончайшие нервы надрывались в глубине её тела, там, куда не проникали никакие транквилизаторы. Средства, которыми её пичкали - они должны были уничтожить острую потребность в наркотиках и заменить её слабым пристрастием - были насмешкой. Они медленно отравляли её. Она ощущала в своем организме яды, которые разрушали клетки, закупоривали сосуды, заставляли сердце биться учащенно и неистово. Ее память ухудшалась. Люди говорили ей что-то, и она внезапно переставала слышать голоса, словно кто-то выключал их. Она улыбалась, и потом голоса возвращались. Она была хорошей актрисой, способной какое-то время обманывать всех. Но в конце концов она сойдет с ума, и её увезут в бессознательном состоянии туда, где убивают безумных. 
 Она видела свое спасение только в бегстве. 
 После тщательного изучения этого вопроса, осмотра всех входов и выходов, она нашла способ. 
 Свет выключали в девять тридцать. 
 В это время основной персонал, в том числе и лицемерка с коричневым лицом, заменялся ночной бригадой. Две медсестры на каждом этаже отвечали на вызовы истеричных пациентов. Комната Тины находилась возле стола медсестер, она слышала, как они идут по коридору в туфлях с мягкими подошвами. Когда обе сестры окажутся занятыми, она сможет покинуть свою комнату и спуститься вниз по лестнице к заднему подъезду. Все необходимое доставляли в лечебницу поздно вечером; там обычно стоял какой-нибудь грузовик. 
 Она осмотрела площадку возле задних ворот во время дневной прогулки с лицемеркой. День был солнечный, и дура с коричневым лицом думала, что Тина действительно интересуется цветами. На самом деле она интересовалась кустами возле задних ворот. Если она поспешит, ей удастся добежать до кустарника и дождаться там окончания разгрузки машины. В нужный момент, когда сторож открывает ворота, она сможет под прикрытием грузовика выскользнуть наружу и скрыться из виду, убежав вдоль стены. 
 А что дальше? Она будет в больничной одежде - сером платье без карманов, с четырьмя пуговицами возле шеи. Куда она пойдет без гроша в кармане? Ее отсутствие обнаружат при полночной проверке; потребуется немного времени, чтобы найти её и вернуть назад. 
 Она подумала о телефоне. Можно утаить десятицентовик. Попросить у лицемерки с коричневым лицом десятицентовик для автомата с конфетами и сделать вид, будто он не сработал. Она сохранит монетку и вынесет её под языком. Автомат часто выходил из строя; его очередной отказ не покажется странным. 
 Кому она позвонит? 
 Она мысленно пробежалась по списку друзей, которые не выдадут её Харри. Она прислушалась к внутреннему голосу. Генри Бланкеншип. При желании он мог сделать все что угодно; хоть их роман и закончился, он по-прежнему относился к ней с теплотой. Но он был другом Харри - как и большинство людей, имена которых приходили ей в голову. Она вычеркивала одну фамилию за другой. В каждом случае причина была разная - кто-то любил сплетничать, кто-то был слишком осторожным. Люди не знали, где она находится, правда могла их насторожить, они боялись Харри. Она считала, что может положиться на многих людей, но суровая реальность опровергала это мнение. 
 Тина остановила свой выбор на Стивене Гиффорде. Он отвечал всем требованиям. Но в её голосе должна прозвучать паника. Такая паника, которая заставит его сесть на самолет. Он сделает это, лишь если она предложит ему что-то взамен. Информацию. Она сделает все, чтобы убежать из этого дворца пыток и избежать безжалостного приговора. 
 Где она встретит его? 
 Нет. Это будет ошибкой. Она не должна оставаться за стеной. После полночной проверки, обнаружив её отсутствие в комнате, они тотчас начнут поиск. Ей негде спрятаться. Они найдут её слишком быстро. 
 Она должна покинуть лечебницу, позвонить и вернуться назад. Возвращение будет не менее сложным, чем бегство на волю, но она вернется в комнату к моменту проверки, и подозрения не возникнут. 
 Да. 
 Удивительно, как гладко все прошло. Она раздобыла десятицентовик, покинула комнату в отсутствие сестер, вырвалась на свободу под прикрытием грузовика из прачечной. Позвонила за счет абонента из ближайшей телефонной будки. Затем, стараясь не привлекать к себе внимание, добралась вдоль стены до ворот. 
 Они были заперты. 
 Оставалось только ждать следующей машины. Воздух был не слишком холодным, но она мерзла в тонком больничном платье. Она попыталась развлечь себя ободряющими мыслями. Этот славный мистер Гиффорд (его голос звучал в трубке так мужественно, уверенно), уже спешит в аэропорт, чтобы поспеть на самолет, который доставит его к ней. Он не пожалеет. Она ведет честную игру. Как только он организует её освобождение, она все ему расскажет. О сделке с губернатором Берри и их планах. Она понимала далеко не все, но Гиффорду, несомненно, многое станет ясно. Она не утаит ничего. О Харри, Бланкеншипе, тех зловещих людях. 
 Прошел час. Пальцы на руках и ногах почти онемели. Грузовики не появлялись. Тина подумала, что, вероятно, сегодня больше рейсов не будет. Уже, должно быть, час ночи. Проверка уже выявила её отсутствие. Она улыбнулась, представив себе их волнение и злость. 
 Она посмотрела на луну и звезды, мерцающие на ясном небе, и поняла, что видит их сквозь пелену непролитых слез. Несправедливо! Она не знала точно, что она имела в виду. Несправедливо! Ее кожа покрылась пупырышками под платьем, в ногах покалывало. Она подула на свои руки, засунула кулачок в рот и почувствовала на костяшках пальцев теплые слезы. Она должна двигаться. Она пошла вдоль стены. Угол казался невероятно далеким. Она ошиблась при выборе направления и удалялась от тепла и света. Вернувшись к задним воротам, она принялась ходить возле них по кругу. Никто не замечал её. Она начала всхлипывать громче. Затем она наклонилась, осторожно села на холодную траву возле тротуара. 
 Через несколько минут сторож открыл ворота и подошел к сидящей Тине; он взял её обеими руками за безвольные локти и помог ей встать. 
 - Все будет хорошо, - сказал доктор Пойндекстер. - Немного отдохнете, и вам станет лучше. 
 Ночная медсестра задала вопрос: 
 - Что мне делать, если начнется истерика, доктор? 
 - Думаю, она теперь заснет. Но вы сообщите о случившемся Ясмин. Пусть она будет наготове. 
 Тина услышала, как за ними закрылась дверь. 
 Она лежала в кровати, сонная и торжествующая. Чистые простыни ласкали кожу. Шерстяное одеяло согревало тело. Я победила тебя, Харри. Ее окружал темный вакуум. В юности она запиралась в ванной и сидела, подрагивая, в темноте, на холодном кафеле, согнувшись и касаясь руками своих ног. Стыдясь сладкой боли в животе. 
 Сейчас, лежа в безопасной и теплой кровати, она снова ощутила себя пленницей желания. Она словно пребывала в трансе, верхняя часть её тела замерла, а нижнюю охватил неистовый спазм. Желание стало навязчивым. Похоть щекотала её ладони. Пальцы стали мягкими, теплыми, расслабленными. Прикосновение потрясло Тину. Мерцающие картинки сменяли друг друга. Ощущение усиливалось. Она помнила, что на вершине возникнет пауза, потом начнется долгий спуск на лыжах по склону. Не быстрое падение, а восхитительное медленное возвращение к обычному состоянию. 
 Прошло, наверно, не больше получаса, прежде чем кто-то коснулся её. 
 - Я включу свет, дорогая. 
 Лицемерка с коричневым лицом вернулась. 
 Тина приподнялась, опираясь о подушку. 
 - В чем дело? Что случилось? 
 - Пришло время для приятной, успокаивающей ванны. 
 - В такое позднее время? 
 - Дорогая, вам понравится. Вы всегда говорили, что это вас успокаивает. Мы хотим, чтобы вы хорошо спали. 
 - Я уже заснула. 
 - Вы спали беспокойно. Кричали во сне. Все это слышали, дорогая. 
 Кожа её лица напоминала туго натянутый коричневый пергамент. 
 - Вы сегодня переволновались. Но полчаса в гидромассажной ванне приведут вас в отличное состояние. 
 - Я не хочу. 
 - Это пойдет вам на пользу, дорогая. 
 Она достала из шкафа белый хлопчатобумажный халат для посещения водолечебницы. 
 - Вам нужен отдых. Это очень поможет. Ну, пойдемте. Мы ведь хотим, чтобы вы почувствовали себя лучше, верно? 
 Ковыляя к двери, она испытывала желание возмутиться тем, что её вытащили из приятной теплой постели. В коридоре был сквозняк. Она чувствовала, что у неё жар. Ночная медсестра, сидевшая за столом, бросила на неё немигающий враждебный взгляд. Ладно, завтра все это не будет иметь значения. Они смогут ненавидеть её, сколько им будет угодно. 
 Рука медсестры направила её в темную комнату, к большой, теплой, черной дыре, напоминавшей огромные легкие, выдыхающие нежный пар. Ей нравились процедуры в водолечебнице. Они действовали успокаивающе. Но её никогда не приводили сюда так поздно. Она была сонной. Она хотела, чтобы процедура поскорей закончилась, тогда она сможет вернуться в постель. 
 Лампа осветила кафельные стены без окон. Справа находилось помещение для раздевания, а в центре - вытянутая зеленая ванна. Ее поверхность волновалась, кипела. 
 Тина сняла халат и тапочки, затем стянула через голову ночную рубашку. Постояла у края ванны перед ступеньками. Теплая вода поглотила её колени, бедра, поднялась до талии, потом до сосков груди. 
 Лицемерка с коричневым лицом взяла халат, ночную рубашку и тапочки, отнесла их в комнату для раздевания. Она отсутствовала не более нескольких секунд. Вернулась она уже обнаженной. Она сразу же подошла к бассейну и спустилась в него. 
 - Как приятно, дорогая, правда? 
 - О, да. 
 Горячие струи поддерживали Тину, её руки плавали в воде. 
 Коричневые руки начали массировать её ступни, лодыжки. Нежные прикосновения пробуждали чувственность. 
 - Не дайте мне заснуть. 
 Она легла на спину и закрыла глаза. 
 - Не волнуйтесь, дорогая. 
 Нежная рука двигалась вдоль ноги к бедру. Мышцы непроизвольно играли от удовольствия. Тина застонала. 
 - Вы поступили глупо, дорогая. 
 Она почти не услышала обращенных к ней слов. Их значение медленно доходило до неё сквозь теплую пелену дремы. 
 Она слегка пошевелилась в объятиях воды. Сейчас ей не хотелось говорить. Ни о чем. В голове была приятная пустота. 
 - Почему вы убежали? Вы же знали, что вам не удастся скрыться. 
 Она немного насторожилась. Недовольно заурчала. Раздраженно поджала губы. 
 - Конечно, знали. Вы не глупая. 
 Сильные пальцы массировали мышцы спины, подбираясь к шее. 
 - Вы даже не пытались скрыться. Вы собирались вернуться. 
 Она открыла глаза и увидела лишь дрожащую в тумане стену. Женщина массировала большими пальцами заднюю часть шеи. 
 - Пожалуйста, не надо ничего говорить, - сказала Тина. 
 Сильные пальцы замерли на шее. 
 - Хорошо. 
 Женщина опустила голову Тины под воду. 
 Она не верила в реальность происходящего. Все произошло так внезапно. Глупая женщина! Неужели она действительно хочет наказать её таким образом? В голове Тины родились слова ярости. Она скажет доктору Пойндекстеру. 
 Сильные руки тянули её вниз. Как она смеет? Она сумасшедшая. Эта женщина - сумасшедшая, и я осталась наедине с ней. Когда она отпустит меня, и я смогу дышать, я поведу себя осторожно. Сделаю вид, что не сержусь. А завтра... 
 Она не успела перед погружением вдохнуть воздух. Теперь в легких его было слишком мало. Она попыталась подняться, протянуть руки к ступеням, но не могла преодолеть удерживавшую её силу. Вода заполнила ноздри. Тина сдерживала отчаянное желание сделать вдох. Она начала замедленно биться. Проникавший сквозь воду зеленоватый свет исчез. Господи! Я сейчас потеряю сознание. Я потеряю сознание, и эта безумная идиотка будет держать меня под водой, пока я... 
 Пока я не умру. 
 Стивен ехал на такси от маленького пригородного аэропорта, обдумывая события последних нескольких часов. После разговора с Тиной он, не опуская трубку, спросил у телефонистки, с какого номера звонили. Если бы он положил трубку, связаться с той же телефонисткой было бы нелегко. ГР 7-4774, ответила девушка. Он набрал номер, но там никто не отвечал. Стивен узнал телефон лечебницы в Грэнжвилле, но он оказался другим. Личный телефон доктора Пойндекстера также был другим. Наконец Стивен попросил старшую телефонистку посмотреть, по какому адресу зарегистрирован телефон ГР 7-4774. Она сказала, что не может сделать это, и посоветовала позвонить утром в главный офис. Был уже час ночи. Стивен позвонил в авиакомпанию и узнал, что ближайший рейс в Грэнжвилл состоится утром в девять тридцать. 
 В восемь часов утра, перед отъездом в аэропорт, он поговорил с управляющим телефонной компании, представился ему. Через полчаса управляющий позвонил Стивену и сообщил, что это - общественный телефон. Стивен едва успел сесть на самолет. 
 Подъезжая к лечебнице, он задумался о том, как объяснить свое появление доктору Пойндекстеру. Он не хотел ссылаться на звонок Тины. Какую ещё причину визита можно назвать? Если доктор откажется пропустить его к Тине, придется получить судебное решение о её освобождении. 
 Когда Стивен сказал в приемной, что ему нужна Тина Холмс, девушка посмотрела на него растерянно, изумленно. 
 - Одну минуту, сэр. 
 Она куда-то позвонила. Она говорила тихо, не спуская глаз со Стивена. 
 Появился доктор Пойндекстер. Стивен приготовился к конфронтации, но доктор, похоже, не сердился. 
 - Пожалуйста, пройдите в мой кабинет. 
 Стивен проследовал за врачом по коридору, вошел в кабинет. 
 - К сожалению, у меня очень плохие новости, - сказал доктор, закрывая дверь. - Вчера поздно ночью с миссис МакКаффри произошел несчастный случай. 
 - Несчастный случай? 
 - Во время сеанса гидротерапии. Она находилась под действием снотворного, и... 
 Доктор Пойндекстер замер с открытым ртом и округлившимися глазами. 
 - Она умерла. 
 - Что?! 
 - Она утонула в ванне. Примерно в два часа ночи. Она спала беспокойно, и её постоянная медсестра решила, что гидротерапия окажется полезной. К несчастью, медсестра оставила её на несколько минут одну. Когда девушка вернулась, миссис МакКаффри плавала в воде лицом вниз. Мы уверены, что это несчастный случай. Но мы не можем исключать вероятность самоубийства. 
 Лицо доктора Пойндекстера было бледным, он стиснул руки. 
 - Медсестра не имела права оставлять её без присмотра. Это весьма компетентная женщина, но она совершила непростительную ошибку. Конечно, я уже уволил её. 
 - Я бы хотел поговорить с ней. 
 Доктор Пойндекстер кивнул. 
 - У нас никогда не происходило ничего подобного. Трагично, трагично. Медсестра проработала у нас всего несколько недель, но все её любили. Теперь ей будет трудно найти другую работу. 
 - Как её зовут? 
 - Ясмин. Она - индуска, её фамилия совершенно непроизносима. Пожалуйста, не говорите с ней слишком резко. Она потрясена. Как и все мы. 
 Комната Ясмин находилась в соседнем здании, где жил персонал лечебницы. Стивен постучал в дверь. Когда ему ответил женский голос, он сказал, что хочет поговорить о несчастном случае. 
 Дверь слегка приоткрылась. 
 - Вы из полиции? 
 - Да. 
 Дверь открылась шире. 
 Темное лицо Ясмин казалось бесстрастным, но в нижней части глаз виднелись красные прожилки. Вероятно, она недавно плакала. 
 - Я только что узнал о случившемся, - сказал Стивен. - Я бы хотел услышать вашу версию. Пожалуйста, постарайтесь вспомнить все. 
 Она сказала ему, что Тина Холмс казалось очень нервной, долго не могла заснуть, потом кричала во сне. 
 - Это было после её попытки убежать? 
 Удивленные карие глаза уставились на Стивена. 
 - Доктор сказал вам это? 
 - В этом не было нужды. Она звонила мне из общественного телефона, находящегося возле лечебницы. 
 - Доктор не хотел, чтобы я говорила это вам. Он запретил всем говорить о её попытке убежать. 
 - Как глупо. Все равно это выяснится в ходе следствия. Как вы узнали об этом? 
 - Ночная медсестра позвонила мне, когда я спала; она сказала, что миссис Холмс пыталась убежать, но её поймали и доставили в лечебницу. Она предупредила, что у миссис Холмс ночью может снова начаться истерика, что я должна быть наготове. Я поставила будильник на два часа. Когда он сработал, я отправилась в комнату миссис Холмс посмотреть, как она себя чувствует. Она кричала во сне. Я решила, что она будет спать лучше после сеанса гидротерапии. 
 - Она охотно пошла туда? 
 - Она не возражала. Ей всегда нравилась эта процедура, после которой я обычно делала массаж. Это её успокаивало. 
 - Что случилось, когда вы отвели её в этот кабинет? 
 - Я подумала, что после массажа могу без риска оставить её одну, и вышла в туалет. Я отсутствовала не более одной-двух минут. Когда я вернулась назад... 
 - Да? 
 - ...Я обнаружила её плавающей в воде. Подумала, что она в обмороке. Вытащила из ванны и принялась делать искусственное дыхание, знаете, изо рта в рот. Но она умерла. Не знаю, как это произошло. 
 - Когда вы повели её в водолечебницу, вы знали, что она получила снотворное? 
 - Нет, сэр. В любом случае эффекта от него не было. Она была очень беспокойной. 
 - Хорошо. Спасибо, Ясмин. Вам лучше оставаться пока здесь. 
 - Доктор Пойндекстер уволил меня. 
 - Знаю, но теперь начнется полицейское расследование, вам захотят снова допросить. Лучше побудьте здесь. 
 Стивен вернулся в кабинет доктора Пойндекстера и узнал, что Харри МакКаффри прилетел на личном самолете. Его ждали с минуты на минуту. 
 - Я бы хотел увидеться с ним, когда он прибудет, - сказал Стивен доктору Пойндекстеру. 
 Он вышел из здания, прогулялся по саду среди ухоженных клумб с львиным зевом и темно-зеленых аккуратно постриженных кустарников. У задних ворот находился сторож - полный мужчина с туповатым, флегматичным лицом. 
 - Чудесное утро. 
 - Так точно, сэр. 
 На другой стороне дороги стоял ряд старых каркасных домиков с маленькими лужайками. Стивен прошел через ворота и направился по слегка наклонному тротуару вниз к городу. Покинув лечебницу, Тина МакКаффри стала искать телефон. Куда она могла пойти? Стивен продолжал шагать по тротуару, пока не увидел у перекрестка двухэтажный торговый центр с аптекой, химчисткой, прачечной и винным магазином. В таких мелких населенных пунктах все магазины закрываются к девяти часам, а Тина звонила намного позже. На боковой улице Стивен увидел бензоколонку; он направился к ней. Это была маленькая заправочная станция с двумя насосами. В мастерской на подъемнике находился автомобиль; какой-то инструмент издавал воющий звук. 
 За углом стояли две застекленные телефонные будки. Стивен достал из бумажника маленький кусочек бумаги с номером ГР 7-4774. Первый телефон имел другой номер. 
 Второй телефон имел именно этот номер. 
 Стоя в тесной будке перед аппаратом, Стивен попытался представить себе звонящую Тину. Он осмотрелся по сторонам. Он не знал, что он ищет. На полу валялись раздавленный спичечный коробок и запыленная жевательная резинка со следами зубов. Над телефонным диском находилась прямоугольная желтая табличка с указаниями по набору номера. Кто-то вывел на ней чернилами непристойный рисунок, другой человек оставил ещё более неприличную запись о том, чем занимается некая Глория. Очевидно, ответ внизу написала сама Глория: Не с тобой, козел! 
 Две одинаковые телефонные книги с белыми страницами для частных телефонов и немногочисленными желтыми - для служебных, покоились на горизонтальной деревянной полке. Сбоку висела на белом шнурке ручка. На обложке второй телефонной книги был искусно выведен маленький самолет, падающий под острым углом вниз. Возле рисунка та же рука оставила две крупные жирные буквы: ПД. Стивен оторвал край обложки. 
 Спустя некоторое время он вернулся в лечебницу и перехватил в коридоре доктора Пойндекстера. 
 - Мистер МакКаффри приехал? 
 - Да. 
 - Где он? 
 Доктор Пойндекстер кивнул в сторону лестницы. 
 - В морге. Но он не хочет никого видеть. 
 - И все же я должен поговорить с ним. 
 Доктора Пойндекстер пожал плечами. 
 - Я не отвечаю за последствия. 
 - Хорошо. 
 Когда Стивен открыл дверь подвального помещения, оттуда повеяло холодом. Температура там была не выше пяти градусов. Харри МакКаффри стоял в центре комнаты возле стола с телом его жены; она лежала на простыне с закрытыми глазами и вытянутыми вдоль туловища руками. Ее соски были пурпурно-коричневыми, а волосы - влажными, слипшимися. 
 МакКаффри склонился над Тиной и погладил её спутанные волосы. С осторожностью слепого провел пальцем от виска по щеке ко рту и заостренному подбородку. 
 Не посмев нарушить такой интимный ритуал, Стивен попятился назад. Но МакКаффри услышал его шаги, обернулся, бросил злой взгляд. Быстро прикрыл обнаженную жену простыней. 
 - Доктор! - резко позвал он. 
 Появился доктор Пойндекстер. Очевидно, он ждал возле двери. 
 Глядя на Стивена, МакКаффри спросил: 
 - Как он оказался здесь? 
 - Мистер МакКаффри, - тихо заговорил Стивен, - ваша жена звонила мне этой ночью. 
 МакКаффри обвиняюще посмотрел на доктора Пойндекстера. 
 - Это невозможно, - твердо заявил доктор. - Все телефонные звонки из лечебницы контролируются. 
 - Этот звонок был сделан не из лечебницы, - произнес Стивен. - Ваша жена сказала, что если я не вытащу её отсюда, с ней может что-то случиться. Поэтому я прилетел. 
 - Он говорит неправду, - сказал доктор Пойндекстер, слегка покраснев. 
 - Прошлой ночью она сбежала из лечебницы. Это подтвердят Ясмин и другие сотрудники. Вы не можете это утаить, такая попытка была бы весьма неразумной. Она позвонила мне с телефона ГР 7-4774. Телефонная компания подтвердит, что мне звонили с этого номера. 
 - Это ещё не доказывает, что звонила моя жена, - сказал МакКаффри. 
 - Телефонная будка находится на ближайшей автозаправочной станции, через несколько домов отсюда. Телефонной компании также известна фамилия человека, который звонил мне за счет вызываемого абонента. Узнаете руку? 
 Стивен показал ему оторванный кусок обложки с изображением падающего самолета и буквами ПД. 
 - Где вы это взяли? 
 - Это часть телефонной книги из той будки. Рука явно женская. Очевидно, она рисовала во время разговора. 
 МакКаффри вернул оторванный кусок обложки. 
 - Я не верю, что она вам звонила. Если бы она нуждалась в помощи, она бы позвонила мне. 
 - Она боялась за свою жизнь, когда звонила. Была сильно напугана. И через некоторое время умерла. Это больше, чем совпадение. 
 - Это несчастный случай, - сказал доктор Пойндекстер. - Вскрытие это подтвердит. 
 МакКаффри стиснул кулаки. 
 - Я не хочу, чтобы вы прикасались к моей жене, - заявил он доктору. Ясно? 
 - Боюсь, я не в силах это предотвратить. Вскрытие производится при любом несчастном случае со смертельным исходом. 
 МакКаффри, стоявший возле стола с телом его жены, напоминал медведя, защищающего труп своей подруги. 
 - Ее похоронят такой, какая она есть. Никто ничего с ней не сделает! Любой, кто коснется моей жены... 
 Мышцы его шеи вздулись, лицо побагровело. 
 - Конечно, конечно, - торопливо произнес доктор Пойндекстер. - Я понимаю ваши чувства. 
 - Лучше нам уйти, - сказал Стивен. 
 Складки между темными глазами МакКаффри отражали боль, с которой он боролся. 
 - Мне не нужно никакое вскрытие. Я знаю, как она умерла. И это никого, кроме меня, не касается. 
 Дверь закрылась. Массивное тело МакКаффри обмякло, словно последние силы покинули его. 
 Сентябрь 
 Наблюдая, как молодой техник работает с банком данных в отделе идентификации регионального управления ФБР, Стивен сознавал трудность своего задания. Маленький клочок бумаги с буквами ПД был слишком короткой ниточкой. Еще несколько лет тому назад, до создания общенациональной сети из компьютеров нового поколения, соединенных с базовой машиной вашингтонского информационного центра, эта задача была вовсе невыполнимой. Но сейчас огромная информационная сеть осуществляла ежедневно больше сотни тысяч операций. 
 Всего несколько минут потребовалось компьютеру, чтобы отыскать в своих банках данных образец подписи Тины МакКаффри, сравнить его с буквами ПД, выведенными на клочке бумаги, и с помощью ряда аналитических тестов установить совпадение почерка. Это стало важным шагом вперед. Последовали другие допущения. Находясь в телефонной будке на автозаправочной станции, Тина выводила ручкой нечто связанное с её последними мыслями. Что выглядит наиболее естественно возле изображения падающего самолета, чем инициалы диверсанта? Получив указание о том, что ПД - это инициалы человека, а не аббревиатура, обозначающая организацию, место или предмет, компьютер начал новый поиск. Если человек уже подвергался аресту, его имя хранится в ячейках памяти общенационального информационного центра среди двадцати миллионов фамилий других правонарушителей. 
 В первую компьютерную выборку попали восемь тысяч ПД. Слишком много для проверки при ограниченном времени и людских ресурсах. Поэтому компьютеру задали следующие вопросы. Сколько человек из этого списка сейчас в тюрьме? За пределами страны? Сколько среди них женщин? Сколько человек ждут суда по другим обвинениям или находились под наблюдением в момент авиакатастрофы? 
 На панели управления замерцали лампочки, электрические импульсы отправились в путешествия по цепям. Ответы пришли через несколько секунд. В списке осталось уже шесть тысяч. 
 Все равно задача была невыполнимой. 
 - Давайте проверим их по типам преступлений, - предложил молодой техник. - Называйте. 
 - Авиасаботаж? 
 Техник нахмурился. 
 - Весьма ограниченная категория. Посмотрим, что произойдет. 
 Мигнув красной лампочкой, компьютер выдал прежний список. 
 - Каков вопрос, таков ответ, - с упреком сказал техник. 
 - Что вы предложите? 
 - Поищем людей, разбирающихся в самолетах? Мы можем установить, кто из этих шести тысяч имеет авиационное образование. 
 - Хорошо. 
 Компьютер отправил список в путь, усеянный препятствиями. Многочисленные цепи с обратными связями следили за работой других цепей, заставляли их отвечать на определенные сигналы, блокировали реакцию на другие импульсы. 
 В списке осталось девяносто восемь фамилий. 
 - Хотите получить распечатку карточек? 
 - Да, пожалуйста. 
 Техник набрал код передачи видео - и факсимильной информации с вашингтонского компьютера. Через несколько секунд из принтера посыпались карточки. 
 Стивен просмотрел пачку, но лица - фас и два профиля - ничего ему не говорили. Как и досье. Девяносто восемь ПД, разбросанных по разным частям страны. Проверка займет месяцы. 
 - Ваш человек здесь, - сказал техник, одобрительно посмотрев на карточки. 
 - Все равно слишком много. 
 Техник ответил с легкой обидой: 
 - Одну вещь машина сделать не может. Она неспособна произвести арест. 
 - Возможно, это нам поможет. 
 Стивен показал фотографию неизвестного человека возле грузовика в аэропорту. 
 Техник согласился, что снимок слишком расплывчатый для сравнения его с фотографиями на карточках. 
 - Но по нему можно кое-что установить. Обмерьте его, сравните с габаритами грузовика, и вы оцените рост. 
 Он начал быстро производить ручкой вычисления в блокноте. 
 - Примерно сто семьдесят три сантиметра. Судя по комплекции, он весит не более семидесяти пяти килограммов. Волосы могут быть от светло-коричневых до русых. Он явно не брюнет. Это, вероятно, исключает мексиканцев, негров, пуэрториканцев и индейцев. И он не лысый. Такие данные машина может учесть. 
 Новую проверку выдержали лишь семь карточек из девяноста восьми. Стивен медленно просмотрел их, внимательно изучая каждую. 
 - Что вы ищете? 
 - Не могу сказать. Но мы, несомненно, в состоянии проверить эту семерку. 
 Техник посмотрел на бесстрастную лицевую панель машины. 
 - Правда, она - прелесть? 
 - Женщина? 
 Техник усмехнулся. 
 - Самые расчетливые существа - женщины. 
 Гас Тревис тщательно подготовил свою "крышу". Он открыл заброшенную бензоколонку на шоссе, тянувшемся среди сухих кустарников и кактусов; отсюда он мог наблюдать за автомобилями, которые ехали на ранчо Бланкеншипа. Ранчо площадью в полмиллиона акров представляло из себя империю с частным аэропортом и сетью дорог. 
 Гас также изображал из себя астронома-любителя; он установил телескоп в комнате на втором этаже. В свободное от обслуживания насосов и наблюдения за транспортом время он смотрел в телескоп. Его мощные линзы были направлены в сторону аэропорта; Гас следил за садящимися самолетами. С помощью радиоприемника, настроенного на волну авиадиспетчерской, Гас прослушивал разговоры между пилотами и диспетчером. 
 Он пытался завязать знакомство с одной из девушек, работавших на ранчо. В основном они ездили в Амарильо и обратно на большом оранжевом автобусе, совершавшем утренний и вечерний рейсы. Автобус никогда не останавливался у заправки, поэтому поначалу общение заключалось лишь в том, что Гас приветливо махал рукой пассажиркам; наконец однажды около полудня на бензоколонку пришла девушка с нежным, смуглым и овальным лицом евразийки. Она работала официанткой на ранчо; её наняли всего две недели тому назад; в то утро она опоздала на автобус. Боясь опоздать на работу, она поймала попутную машину и доехала на ней до перекрестка, расположенного в двух милях от бензоколонки; этот отрезок пути она прошла пешком. Гас напоил её чашкой кофе и попытался завязать беседу, но узнал лишь, что её зовут Делией. Она отказалась назвать свой телефон и адрес. Гас довез её до западных ворот ранчо; охранник записал номер его машины. 
 Вечером того же дня, примерно в девять часов, со стороны ранчо приехал человек. Он остановился, чтобы заправиться. Он начал расспрашивать Гаса о том, как давно он здесь работает, с какой компанией сотрудничает, не одиноко ли ему здесь. Гас заметил, что человек осматривает бензоколонку. Телескоп, стоявший у окна в спальне, не был виден. Гас держался дружелюбно и открыто. Он объяснил, что приехал в эту местность из-за болезни, что доктора рекомендовали ему не перенапрягаться и избегать волнений. Грудная жаба, добавил он, похлопав себя по груди. Человек, казалось, был удовлетворен ответами и вскоре уехал. 
 На следующее утро два человека приехали со стороны Амарильо. Они сказали, что ищут место для спортивной стрельбы. У них были строгие, деловитые лица; на заднем сидении автомобиля лежали ружья. Остановившись якобы для того, чтобы заправиться, проверить уровень масла и давление в шинах, они сумели осмотреть бензоколонку. Один человек воспользовался туалетом, другой прошел в контору, чтобы купить банку кока-колы в автомате. Мужчина, зашедший в туалет, обошел здание. Возможно, он заметил стоящий на втором этаже телескоп. 
 После их ухода Гас проверил все места, где они побывали. Снаружи в водосточной трубе он нашел спрятанный там "жучок". Затем он услышал шум приближающегося со скоростью свыше ста миль в час автомобиля. Он едва успел заметить четыре цифры из номера темно-зеленого "линкольна". Заглянув в имеющийся у него список номеров, он установил, что машина зарегистрирована на имя Винсента Папаньо. Гас записывал эту информацию, когда приемник поймал запрос пилота насчет посадки самолета мистера Филипа Тайрона и его спутников. Гас вспомнил эту фамилию. Семья Филипа Тайрона начала сколачивать состояние одновременно с Рокфеллерами, Дю Понтами, Меллонами и Вандербилтами. Тайроны были крупными промышленниками, их интересы простирались от текстиля до табака, от сельскохозяйственных машин до телекомпаний. 
 Гас навел свой телескоп на аэродром и увидел садящийся реактивный самолет с двумя двигателями. После посадки пять пассажиров сели в джип и поехали к главному зданию. Через полчаса приземлился огромный "Боинг-747" Бланкеншипа; из него вышли несколько человек. 
 - Похоже, готовится большая встреча, - сказал Гас Стивену Гиффорду, говоря с ним по телефону из аптеки города Амарильо. 
 - Я прилечу завтра дневным рейсом. 
 Гас положил трубку с беспокойством. Электронное подслушивающее устройство, несомненно, уловило радиосообщение летчика, перехваченное из аэропорта. Работа на бензоколонке становилась слишком ненадежным прикрытием. 
 Когда Стивен вышел из самолета в аэропорту Амарильо, на него обрушилась нестерпимая жара. Солнце, казалось, висело на расстоянии одного фута от Стивена; кустарники и кактусы сохли под палящими лучами. 
 Гас Тревис ждал его в зале. Они направились к его машине. 
 - Какие новости? - спросил Стивен. 
 - Самолеты не улетели, и "линкольн" ещё не вернулся. Во всяком случае до моего отъезда. Приехавшие должны находиться там. 
 - Других гостей не было? 
 - Все тихо, как в могиле. 
 Воздух был таким раскаленным, что казалось, будто пахнет гарью. Над дорогой стелилось зыбкое марево. На бензоколонке Стивен сменил рубашку, достав свежую из своей сумки. 
 Он умылся теплой рыжеватой водой и облизал языком сухие губы. 
 - Тут всегда так? 
 - Иногда бывает жарче, - усмехнулся Гас. - Огромная страна. Когда ветер дует в одну сторону, прилетает черная пыль из Оклахомы. Подует в другую - появляется серая пыль из Канзаса. Подует в третью - коричневая из Колорадо или Нью-Мексико. 
 Они обсудили, каким образом можно узнать, кто участвует в совещании на ранчо и зачем оно созвано. 
 - Сделать это было бы легко, если бы удалось сделать отвод от телефонной линии. Но это исключено. Там передвижная телефонная станция на сорок индивидуальных номеров, обслуживаемая их людьми. Систему периодически проверяют лучшие специалисты по защите телефонных сетей от прослушивания из компании "Белл". 
 - Может быть, мне удастся пробраться туда и установить "жучок". 
 - Каким образом? 
 - Я покажу визитную карточку. 
 - Один шанс из тысячи. 
 - Вдруг мне повезет? Это лучше, чем сидеть здесь и превращаться в желе. 
 Стивен поехал по двухполосной дороге к ранчо. Автомобиль слегка вибрировал на мелкой гальке, утопленной в асфальт. Справа и слева тянулись пески, мелькали шары чольи, кустики молочая, гигантские кактусы сагуаро. Проехав пятнадцать миль, он увидел сквозь марево ворота и запаркованный возле кустов с желтыми цветками пикап марки "шевроле". 
 Он сбавил скорость. Из пикапа вышел загорелый гигант в ковбойской шляпе; он двигался быстро, но без суеты. 
 Стивен остановился. Человек шагнул к нему. 
 - Извините. Частное владение. 
 - Генри Бланкеншип ждет меня. 
 Бесцветные глаза смотрели пристально. 
 - Ваша фамилия? 
 Как бы раскрывая свою личность, Стивен снял солнцезащитные очки. 
 - Гиффорд. Стивен Гиффорд. 
 - У вас есть документ? 
 - Я работаю в фирме "Осборн, Шейллер и Бернс". 
 Стивен достал из бумажника визитную карточку и неожиданно вспомнил слова Майера: будьте на рабочем месте к началу недели. Конечно, он вернется. Он сделал все, что мог ожидать от него Алан. Он организовал работу, расставил людей на ключевые наблюдательные позиции. Они начали получать поток информации. Одним из таких людей был Гас Тревис. Любой из планов мог принести успех при хорошей проработке и тщательном, последовательном исполнении. Последовательность. Это слово постоянно всплывало в сознании. Последовательность в чем? Карьера - нечто протяженное, она не допускает перерывы. Он должен обеспечивать свою семью, свое будущее. Общество устроено так, что человек, действуя в личных интересах, работает на общее благо. Это наилучший вид альтруизма - каждый стремится к максимальной реализации своих способностей. Никто не должен отвергать свой наилучший шанс. 
 Эти мысли промелькнули в его голове, пока человек изучал визитную карточку. 
 - Подождите здесь. 
 Загорелый гигант вернулся к пикапу. Стивен увидел, что он листает в кабине большую бухгалтерскую книгу. Через несколько минут мужчина вышел из машины. 
 - О'кей. 
 Стивен проехал через распахнутые ворота. Через две мили дорога свернула направо и пошла под гору. Увидев дальний склон ложбины, он понял, почему так легко миновал внешние ворота. Высокое проволочное ограждение блокировало дорогу и тянулось в стороны перпендикулярно ей. На вершине небольшого холма справа находился наблюдательный пункт. 
 Двое людей внимательно следили за приближающимся Стивеном. 
 Он остановил машину. 
 Охранник подошел к водительской двери и оперся локтем об окно. Он был в рубашке с короткими рукавами, из-под которых высовывались крепкие бицепсы. 
 Другой охранник остановился возле левого крыла. Его кожаная кобура была расстегнута, он держался за рукоятку пистолета. 
 Стивен повторил то, что он уже говорил охраннику у внешних ворот. 
 - Гиффорд? Вас нет в списке. 
 - Значит, произошла ошибка. 
 Охранник велел Стивену подвинуться и сел за руль. 
 - Подъедем к будке. 
 Крутая узкая грунтовка вела к вершине холма; они ехали на первой передаче, поднимая колесами песчаную пыль. У вершины охранник вылез из машины и зашел в будку. Он взял трубку полевого телефона. 
 - Здесь у меня человек по фамилии Гиффорд... Я ему так и сказал. Он уверяет, что произошла ошибка... О'кей. 
 Охранник подошел к двери. Прислонился к стене и внимательно посмотрел на Стивена. Его отношение было явно недружественным. 
 Вскоре донесся рев джипа, поднимающегося по склону холма. Из него вылез тот самый молодой человек, который встретил Стивена в аэропорту и проводил его к самолету Бланкеншипа. На нем были легкие светло-серые шорты и рубашка с расстегнутым воротничком. Его спокойное лицо бросало вызов. 
 - Вас сегодня не ждут, мистер Гиффорд. 
 Стивен решил переменить тактику. Он улыбнулся. 
 - Я знаю. Но я должен срочно увидеть мистера Бланкеншипа. По юридическому вопросу. 
 - Договоритесь о встрече в обычном порядке. 
 - Это слишком важно. Встреча должна состояться сегодня. 
 Молодой человек заколебался, потом кивнул, вернулся к джипу и поехал вниз. 
 Стивен вышел из машины и потянулся. 
 - Ну и жара. 
 Охранник, стоявший на пороге будки, не отреагировал. 
 - Я получу здесь солнечный удар. Можно зайти? 
 Стивен позволил себе интерпретировать нечленораздельный звук как разрешение и вошел в будку. Охранник последовал за ним в скудно обставленную комнату с деревянным столом и парой простых деревянных стульев. Возле двери висел приколотый к стене листок бумаги. 
 Стивен увидел за невысокой перегородкой фарфоровую посуду. 
 - У вас есть вода? 
 - Да, - сердито произнес охранник и удалился за перегородку. 
 Как только он исчез из виду, Стивен вытянул колесико своей миниатюрной камеры-часов и быстро сфотографировал листок на стене. Когда охранник вернулся, Стивен уже стоял у двери и лениво смотрел вдаль. 
 Он с улыбкой принял стакан воды. 
 - Спасибо. 
 Через несколько минут послышался знакомый шум мотора; молодой человек вышел из джипа; вид у него был весьма раздраженный. 
 - Вы уезжаете, - сказал он. 
 - Подождите. Я проделал долгий путь, чтобы увидеть мистера Бланкеншипа. 
 - И не вздумайте это повторить, - предупредил молодой человек. - Это опасно для здоровья. 
 - Вы сумасшедший, - сказал Стивен. 
 Молодой человек и охранник проводили взглядами Стивена, который сел за руль, круто развернулся и поехал к тому месту, где грунтовая дорога переходила в асфальтовую. Второй охранник махнул ему рукой. 
 Впереди висело слепящее солнце; асфальтовая дорога, обрамленная низкорослыми кустарниками и кактусами, поблескивала, как вода. Стивен ехал быстро, потому что он спешил проявить фотографию, сделанную миниатюрной камерой. Он отправит копию снимка Мервину Уэйли в ФБР. 
 Мервин заинтересуется содержанием приколотого к стене листка. 
 В этот день двадцать четыре человека собрались в просторной заставленной книгами комнате с баром и маленьким буфетом. Среди присутствующих были богатейшие люди мира. Они были едва знакомы друг с другом - занимаясь периодически какими-то совместными проектами, они не встречались лично; переговоры вели другие, более известные люди, которых пресса преподносила как великих руководителей промышленности. Большинство участников встречи не имели высоких должностей в корпорациях, не входили в советы директоров. Они оставались в тени и дергали ниточки, тянущиеся к марионеткам. 
 Здесь присутствовали не только финансисты. В комнате также находились боссы Синдиката, могущественные лидеры профсоюзов, высокопоставленные государственные чиновники. В течение часа члены этой разношерстной компании общались друг с другом, беседовали, подходили к бару, где хорошенькие официантки готовили им напитки. 
 Затем началась официальная часть. Бланкеншип встал и еле слышным голосом обрисовал, как осуществляется его план... 
 Это совещание стало кульминацией в череде событий, начавшихся несколько лет тому назад, вскоре после того, как конгресс отменил закон об ограничении пособий. Ранее Бланкеншип в союзе с другими могущественными лидерами промышленности затратил немало сил и денег для принятия этого закона. Легкомысленное решение конгресса принесло Бланкеншипу и его партнерам буквально миллиардные убытки. Какая польза от огромной пропагандистской машины, многотысячного штата, включающего в себя специалистов по лоббированию, кампаний в прессе, выпуска школьных учебников и телевизионных рекламных роликов, если все это не способно повлиять на решение конгресса по жизненно важному закону? 
 Одно из достоинств Генри Бланкеншипа заключалось в умении мгновенно извлечь из случившегося урок и впредь учитывать его. В ходе тайных встреч с людьми, которым он мог доверять, Бланкеншип накапливал ресурсы, необходимые для осуществления его замысла. Затем он разработал план на десять лет. Первой целью был штат Невада. Бланкеншип владел значительной частью местной промышленности; казалось нетрудным включить в сферу деловых интересов реальный контроль над государственными органами штата. 
 В этот момент он обнаружил, что сотрудники правоохранительных органов, законодатели и чиновники всех уровней уже работают на Синдикат. Полная степень его проникновения в государственный аппарат не обнаруживала себя по простой причине: фактическая ежедневная работа была скрытой, тайной, не подчинялась общему плану, не преследовала единую цель. Политическая власть Синдиката использовалась исключительно для защиты его широко диверсифицированной структуры. 
 Бланкеншип поручил Харри МакКаффри встретиться с лидерами Синдиката и сделать им предложение. Он не просил МакКаффри навязывать им моральные убеждения о необходимости действий по защите страны. Вместо этого он предложил подчеркнуть, что проблемы отношений большого бизнеса с федеральным правительством - это те самые проблемы, с которыми столкнется Синдикат по мере дальнейшего проникновения в легальные отрасли. Синдикат добился прогресса в деле защиты своих интересов от государственного аппарата путем проникновения в него, но впереди было ещё много работы. Требовались деньги, более совершенное планирование и организация - некое подобие империи. Необходимо выдвигать на выборах своих кандидатов, ставить своих людей на ключевые позиции в государственном аппарате. Ни один подобный человек не будет иметь представления об общем плане, его не придется подкупать или принуждать. Нет необходимости завоевывать человека, который изначально на твоей стороне. Они должны найти таких людей и обеспечить им процветание. Один губернатор, сенатор или политический лидер, разделяющий правильные взгляды, сможет расставить на важнейшие места сотни других чиновников. 
 МакКаффри получил полномочия пообещать выделение денег, необходимых для финансирования операции. Исходная сумма составит сотни миллионов долларов, но это будет только началом. Гораздо большие капиталы пойдут на создание нужного общественного мнения, осуществление образовательных программ, формирование организации, аппарата управления. Инфраструктура, построенная Синдикатом, функционировала в Неваде и других штатах, но для достижения их цели её придется расширить. Должна быть какая-то цель, пункт назначения; бессмысленно строить прекрасный автомобиль только для того, чтобы он стоял в гараже. 
 Реакция лидеров Синдиката оказалась разочаровывающей. Они сочли замысел слишком смелым и умозрительным. Только Френк Кенни понял, что несмотря на свою дерзость, план Бланкеншипа был исключительно практичным и тонким. Кенни оценил широту мышления, породившего идею столь масштабной операции. Он захотел встретиться с Бланкеншипом и подробно обсудить с ним различные этапы плана, включая и тихий финал: проснувшись однажды утром, добропорядочные американские мужчины и женщины обнаружат, что старый флаг по-прежнему развевается, конгресс заседает, конституция соблюдается, однако сама природа демократии трансформировалась. 
 Трудность организации этой встречи заключалась в том, что Фрэнк Кенни находился в тюрьме. Лидеры Синдиката и Генри Бланкеншип решили, что он должен выйти на свободу. 
 При первом свидании Бланкеншип убедил Фрэнка Кенни в том, что план не более грандиозен, чем выделяемые на него средства. Энтузиазм Кенни заставил Винсента Папаньо и Мо Харгиса стать его союзниками. Четвертый член высшего совета Синдиката, Джон Дитрих, оставался в оппозиции. Он был человеком старшего поколения, консервативным по характеру, и не видел необходимости в таком партнерстве. Он указывал на то, что дела и так обстоят прекрасно, что нет нужды бояться законов и государства. Лишь минимальная часть доходов Синдиката доходила в виде налогов до казны и шла на финансирование велфера, социального страхования, пенсионного обеспечения, содержания армии и флота. Почему могущественный и не знающий серьезных проблем Синдикат должен выручать большой бизнес? Что может предложить Бланкеншип? Деньги? Их было достаточно даже для самых алчных. 
 Все решения верхушки Синдиката принимались единогласно. Френк Кенни пытался вразумить Дитриха, расширить его кругозор и помочь увидеть то, что предлагал Бланкеншип. Дитрих оставался непоколебимым. Следовало найти какой-то выход из тупика. 
 В конце концов Френк Кенни безошибочно определил слабое место Джона Дитриха. В детстве Дитрих приехал из Польши с набором предрассудков. Он научился терпеть евреев, но по-прежнему называл растущие ряды черного рэкета "шайкой наглых ниггеров" и возмущался тем, что эти люди жили в роскоши на доходы от продажи наркотиков и игорного бизнеса в гетто. Они владели домами в пригородах, ездили на шикарных лимузинах, хорошо одевались, посылали своих детей в лучшие школы. Они проникали в легальный бизнес, производили продукты питания, покупали курорты, станции автосервиса и сети баров. Они далеко ушли от "Кровавых баронов", "Кинжалов" и "Демонов" - созданных предыдущим поколением банд из гетто. Происходившее в криминальном мире не слишком сильно отличалось от происходившего в жизни всего общества. Черные, поначалу действовавшие на периферии, двигались к центру. Они боролись за свои права и рвались наверх. Становились силой, признаваемой за пределами гетто. Позиция Дитриха была ошибочной. 
 Френк Кенни заключил сделку с этой группой. Он гарантировал защиту от полиции и безопасность всем нынешним лидерам, обещал покончить с бессмысленным соперничеством, стоившим денег и крови. Он сказал, что лучшая часть черной молодежи, самая честолюбивая и стремящаяся к успеху, получит новые возможности. Он также согласился с тем, что со временем вся городская преступность окажется под контролем черных. За эти ценные уступки он попросил черных в течение некоторого периода времени, не превышающего пятнадцать лет, признавать верховную власть одного из главных лидеров Синдиката. 
 После уговоров Джон Дитрих согласился встретиться с черными боссами для принятия соглашения. Он держался с нескрываемым сарказмом. Обладая незаурядными актерскими способностями, он говорил о "ниггерах" с их акцентом и насмешливо предсказывал, что они все научатся называть его "Массой". Он отправился со своими помощниками на встречу в нью-орлеанский отель, находясь в прекрасном настроении. Во время совещания Дитрих выбросился из окна с двенадцатого этажа. Ходили слухи, что ему помогли сделать это. Вскоре его приближенные договорились с тремя оставшимися членами высшего совета Синдиката, и сотрудничество с Бланкеншипом началось. 
 Эта история была неизвестна большинству людей, собравшихся на ранчо Бланкеншипа под Амарильо. Им было ни к чему знать о ней. Они интересовались лишь приближением к финальному этапу, который позволит осуществить их цель. Генри Бланкеншипа слушали, не перебивая, почти два часа; его доклад осветил основные детали. Когда Бланкеншип закончил, первым захлопал Джонатан Финкан. Это было важным симптомом. Восьмидесятитрехлетний Финкан имел более чем полувековой опыт тайного общения с верхним эшелоном государственной власти. Его любимым регионом была Южная Америка, он финансировал многочисленные революции и перевороты на этом несчастном континенте, всегда защищая разнообразные собственные деловые интересы. 
 Когла аплодисменты стихли, Бланкеншип сказал, что охотно ответит на любые вопросы. Когда он занялся этим, вошедший в комнату молодой человек доложил о прибытии ещё одного гостя. 
 - Гиффорд? - с искренним удивлением произнес Бланкеншип. - Я не вижу причин для его присутствия здесь. А вы, Майер? 
 - Ни малейших, - сказал Майер Осборн. 
 Молодой человек показал визитную карточку. 
 - Он сказал, что приехал по какому-то юридическому вопросу. 
 - Вчера мы узнали о подозрительном субъекте, управляющем бензоколонкой в нескольких милях отсюда. Я полагаю, что действующий поблизости агент мистера Гиффорда сообщил о необычной активности, и мистер Гиффорд прибыл для личной проверки. 
 - Как мне поступить? - почтительно спросил молодой человек. 
 Тихий голос Бланкеншипа выражал ироничную терпимость. 
 - Мы не хотим укреплять убежденность мистера Гиффорда в том, что имеет место заговор в верхах. Но мы не приглашали его, поэтому вы не обязаны быть чрезмерно вежливым. 
 - Я понял, сэр. 
 Молодой человек ушел, и вскоре совещание закончилось. До этого момента Харри МакКаффри не раскрывал рта, он был слишком взволнован, чтобы слушать или выступать самому. Он мог лишь мысленно воскрешать самый ужасный момент своей жизни. Он не мог представить себе Тину мертвой, смириться с её кончиной. Во всех выражениях соболезнования, которые он выслушал перед совещанием, не было и намека на извинение, раскаяние. 
 Теперь он решил, что пришло время заговорить. Когда люди начали расходиться, он попросил Генри Бланкеншипа уделить ему несколько минут. 
 - Конечно, - Бланкеншип с любопытством посмотрел на МакКаффри. 
 Когда они остались наедине, Генри опустился в кресло возле книжных полок и указал на второе кресло, стоящее по другую сторону от резного дубового стола. 
 - Что вас беспокоит? 
 - Смерть Тины не была несчастным случаем. 
 Брови Бланкеншипа слегка сдвинулись. 
 - Я вас не понимаю, Харри. 
 - Вскрытие показало, что она случайно утонула в ванне. Но меня нельзя обмануть. 
 Что-то сдавило грудь МакКаффри. 
 - Мо Харгис явился ко мне и фактически сказал, что будет лучше, если она умрет. 
 - Почему он так сказал? 
 - Он считал, что есть проблема с безопасностью. Я обещал ему, что Тина не причинит вреда. Но его это не убедило. 
 - Почему вы уверены, что все произошло именно так? 
 - Я знаю, о чем говорю! 
 Его глаза гневно сверкнули. 
 - Я заявляю официально. Я не оставлю смерть моей жены без последствий. 
 - Вы упомянули какую-то проблему с безопасностью. 
 В комнате воцарилась тишина; МакКаффри решил, что Бланкеншип действительно не в курсе. Генри всегда старался избегать лишней вовлеченности. Если определенные шаги становились необходимыми, он предпочитал не знать о них. С другой стороны, скрывать всю правду неразумно, потому что рано или поздно Бланкеншип все равно узнает её.
 - Этому человеку, Гиффорду, стало известно, что у Тины были проблемы. Он отправился к ней в Грэнжвилл. Мо Харгис пронюхал об этом и испугался. Он пришел ко мне. 
 Харри старался сдержать свой гнев. 
 - Я сказал ему: руки прочь! Дал ясно понять, что не потерплю, если с моей женой что-то произойдет. 
 - Вы не знаете точно, что её смерть была неслучайной. 
 Перед глазами МакКаффри появилось белое лицо Тины, лежащей на столе в морге. 
 - Я не могу доказать это в суде, но мне это и не нужно. Я хочу поговорить с вами только об одном. Что будет сделано? Я не успокоюсь, пока что-то не будет сделано. Вы всегда могли рассчитывать на мою лояльность, но этому настанет конец, если вы не поддержите меня! 
 Ни один мускул не дрогнул на лице Генри Бланкеншипа. 
 - Вы знаете, что я пережил, - быстро добавил МакКаффри. - Вы знали Тину. По-моему, я прошу не слишком много. 
 Бланкеншип скрестил руки и вздохнул. 
 - Что вы имеете в виду, Харри? 
 - Глупо указывать пальцем. Я не знаю, с чего начать. Но вы умеете говорить с ними лучше, чем я. Вас они выслушают. 
 - Чего вы хотите? - терпеливо спросил Бланкеншип. 
 - Женщина, которая была с Тиной, когда она утонула. Я знаю её имя. Ясмин. Она - индуска. Я хочу расплаты. Кровь за кровь. 
 - Вы не знаете, что она причастна. 
 - Причастна. И это не все. Мне нужен второй человек. Все началось с него. Если бы не он, Тина была бы сейчас жива. 
 - Гиффорд? Он не пытался причинить вред Тине. 
 - Такова моя цена, на меньшее я не соглашусь. 
 - Вы взволнованы, - мягко сказал Бланкеншип. - Мой совет - забудьте об этом. 
 - Я знаю, что он связан с губернатором, но можно избежать шумихи. Несчастный случай на дороге. Шаг с тротуара, наезд. 
 - Я действительно не понимаю. Это не игра. Мы не дети. 
 Харри сознавал, что не может обосновать свои требования, что говорит, как глупец. 
 - Это не слишком большая плата за то, что сделали с Тиной. 
 За окном ночь опускалась на пустыню. В темноте светились лишь огоньки близлежащих зданий. 
 Бланкеншип надолго замолчал. 
 Наконец он произнес: 
 - Тина была прелестной, очаровательной женщиной. Я любил её. Как бы все ни случилось, её смерть стала трагедией. 
 Его глаза, увеличенные очками, встретились с глазами МакКаффри. 
 - Но ваша просьба неразумна. Я не уверен, что смогу заставить кого-то понять ваши чувства. 
 - Вы должны. Никто другой не сумеет сделать это. 
 - Вы не пересмотрите свое решение? 
 - Только не это. Посмотрите моими глазами. 
 - Я стараюсь. Это нелегко, Харри. 
 В прошлом МакКаффри отступал при менее явных предостережениях. Сейчас он потерял чутье и резко, бестактно заявил: 
 - Говорить надо с Фрэнком Кенни. Вы сделаете это? 
 Бланкеншип задумался. Потом медленно ответил: 
 - Хорошо. Я обещаю вам поговорить с Фрэнком. 
 Где-то начали бить часы. 
 За всю жизнь сильнее всего Генри Бланкеншипа потрясло событие, происшедшее, когда ему было двенадцать лет. 
 Вскоре после Второй Мировой войны его отец стал фактически главой созданного им маленького городка с названием Атиум и населением в восемнадцать тысяч человек. Сначала это было барачное поселение для ковбоев, к которому добавили бар, бордель и несколько лавок; их владельцы построили дома для своих семей. Джордж Бланкеншип правил также на большой территории, равной по размерам мелкому штату. Некоторые поселенцы пытались заявить о своих правах на земли, но они прожили недолго. Один человек был распят на стене своей бревенчатой хижины, другой сгорел, посевы третьего вытоптало стадо скота. Джордж Бланкеншип не позволял никому селиться на его земле без приглашения. 
 Также он не разрешал высказывать в своем доме мысли, отличные от его собственных. Это жилище напоминало дворец своими размерами и причудливостью - эти качества возмещали недостаток вкуса. Трехэтажный дом, возвышавшийся над плоской равниной, обладал дерзким величием. Та же надменность проявлялась в узколобом баптизме, насаждаемом Джорджем Бланкеншипом в своей колонии. Он неодобрительно относился к игре в карты, танцам и театру. Его жестким религиозным убеждениям удавалось сосуществовать с финансовой беспринципностью и похотливостью. Будучи весьма сексуальным мужчиной, он считал своим долгом использовать собственные природные способности во благо женской половины человечества. Ни одна хорошенькая служанка, горничная или повариха, работавшая в доме, не могла пожаловаться на пренебрежение со стороны хозяина. 
 Двенадцатилетний Генри узнал об этом, отправившись однажды днем к ручью; он увидел на маленькой лужайке отца, обнимавшего Клару, помощницу экономки. Голос отца удивил Генри. Он звучал, как голос ребенка. 
 - Ты одета. 
 Генри лежал на земле, опираясь на локоть и покусывая длинную травинку. Он увидел, как Клара расстегнула верхнюю пуговицу своей блузки. Ее высокие груди гордо обнажились. Отец обхватил губами твердый, торчащий сосок. Клара прижала к себе его голову; её бедра, прикрытые широкой юбкой, раздвинулись, нижняя часть тела начала слегка покачиваться. 
 Молодой Генри ощутил шевеление в паху. Испытывая сильное возбуждение, он не издавал ни единого звука. Он схватил рукой свой член и кончил в тот момент, когда Клара застонала. 
 Поздно вечером, когда ему полагалось спать, он встал, надел халат поверх пижамы и направился в крыло, где жили слуги, в комнату Клары. Он постучал в дверь; удивленная Клара открыла её. Девушка была в ночной рубашке и жакете, прикрывавшем плечи, но глубокая ложбинка между великолепных грудей оставалась обнаженной. Генри отчетливо помнил, как они выглядели днем, и это дало ему смелость заявить о своем желании. 
 Она уставилась на него. 
 - Возвращайся в свою комнату, пока родители не узнали о твоих помыслах. 
 - Я видел тебя сегодня с моим отцом. Видел все, что произошло. 
 Клара быстро бросила взгляд вдоль короткого коридора и жестом приказала Генри зайти. Ее комната была просторной, но скромно обставленной; штора закрывала единственное окно. На кровати с латунными стойками лежало откинутое покрывало лимонного цвета, под которым находилась белая простыня. Слегка смятая подушка сохраняла след от головы - стук в дверь поднял Клару с постели. 
 - О чем ты говоришь? Я ещё ни разу в жизни не сталкивалась с такой наглостью, - сказала она. 
 Генри улыбнулся ей; он ещё мало знал о жизни, но в его улыбке были мудрость и искушенность. Он рассказал ей обо всем, что видел на лужайке. Выбор деталей был столь убедительным, что краска залила щеки Клары. 
 - Постыдись, - сказала она наконец. - В твоем-то возрасте. Твой отец знает? 
 - Я бы не стал говорить ему или матери. 
 Он направила взгляд на угол комнаты, невольная улыбка тронула края её рта. 
 - Я действительно тебе нравлюсь, да? 
 - Я считаю, что ты очень красивая. 
 Его прямота застигла её врасплох, от удовольствия на её щеках появились ямочки. 
 - Ты хорошенький. Ты не похож на твоего отца. Внешне. Но ты действительно хорошенький. 
 Она откинула голову назад и засмеялась. У неё была сильная, мускулистая шея. Девушка опустилась на кровать. 
 - Хочешь посидеть у меня на коленях, господин Генри? 
 Тесный контакт возбуждал его. Он вспомнил, что делал отец. Она не отодвинула свой полный бюст. 
 - Осторожно, - сказала она. - Не кусай так сильно. 
 Но её рука крепко прижимала его рот к красной торчащей пуговке, лицо Клары выражало радостное одобрение. 
 Через несколько минут её дыхание стало тяжелым, бедра начали двигаться, как днем, когда она была с его отцом. Генри слегка вздрогнул, когда она прикоснулась к нему. Спустя мгновение она усмехнулась. 
 - Господин Генри, ты, кажется, не готов. 
 Его терзала боль в паху. 
 - Ты можешь что-то сделать? - спросил он. 
 Она облизала языком полные губы. 
 - Возможно. Однако ты обучаешься весьма стремительно. 
 Он не знал точно, что она намерена сделать; он сидел с опущенными до колен пижамными штанами; она встала на колени у края кровати. Ее плечи были белыми, округлыми, нежными, с тонкими синими прожилками. 
 - Я не вижу, с чем тут можно поработать, - сказала она. 
 Ее ладони крутили маленький отросток. Она играла им, пока инструмент не отвердел, затем приблизила свое лицо к его паху. Взяла в рот член Генри. Мальчик едва не взорвался от нетерпеливой страсти. 
 Она быстро встала, задрала ночную рубашку; Генри откинулся на кровать. Она села на него. Его твердое мужское естество проникло во влажную щель. Клара слегка приподнялась, удерживая Генри внутри себя, потом снова погрузила его в теплую бездну... 
 - Что здесь происходит? Что вы делаете? - спросил отец. 
 Это событие стало самым большим потрясением в жизни молодого Генри Бланкеншипа. 
 Разгневанный отец, на волосатом теле которого был халат, стоял у порога. Его изумление и ярость нарастали, пока лицо не превратилось в единое багровое пятно. 
 Клара слезла с Генри и откатилась в сторону, закрыв лицо руками и плача. Отец шагнул вперед. Клара успела прийти в себя и вовремя убежать. Отец проводил её непристойной бранью. 
 - Собирай вещи, шлюха. Распутница! 
 И тут перед глазами молодого Генри появилась темная пелена. Он боролся с ней. Вместе со зрением пропали все другие чувства. Он попытался встать, но рухнул вперед. Это был его первый эпилептический припадок. 
 Было решено, что ввиду болезни Генри не будет учиться в колледже. В ранней юности он был близок только со своей матерью. Слишком рано лишившись общения со сверстниками, он жил в мире собственных фантазий. Вел двойное существование - одно было мрачным, тайным, полным самопостижения, другое вынуждало его быть невольным гостем в шумном, многолюдном отцовском мире. В эти годы полностью развилась его тяга к уединению, он проводил много времени в лесу, на охоте. Дома, когда к нему обращались незнакомые люди, он заикался, краснел, находил предлог для ухода. К двадцати годам он превратился в печального замкнутого человека. Именно тогда Джордж решил вовлечь его в бизнес. В этом сложном мире Генри нашел не только призвание, но и страсть. 
 Отец бросил его в новое окружение с той же безжалостностью, с какой он бросил когда-то своего шестилетнего сына в озеро, желая узнать, сможет ли он поплыть. Генри поплыл. Он овладевал премудростями бизнеса с такой настойчивостью, что быстро восполнил все пробелы. Он учился вести бухгалтерские книги, осваивал технику заключения сделок и ведения переговоров. Он прекрасно освоился в водовороте дел, кипевшем вокруг "Бланкеншип Энтерпрайзис". Скоро стало ясно, что Генри обладал редкими талантами: мощным воображением, сочетавшимся с большим интеллектом, способностью строить грандиозные планы и с невероятной энергией бороться за их осуществление. В бизнесе он был бесстрашным, иногда дерзким; его напор сметал все препятствия. Немногие конкуренты могли противостоять ему. Еще до своего тридцатилетия он стал признанным лидером, фигурой почти мифической. Джозеф Эндрью говорил с восхищением: "Мой внук похож на меня в молодости. Из нынешнего поколения только он один смог бы вести дела с гигантами той эпохи." Джордж с гордостью отвечал: "У моего сына нет достойных соперников. Он состязается сам с собой - и один Бог ведает, куда это приведет его." 
 Джордж овдовел - Эми тихо прекратила свою вялую борьбу за жизнь, испустив дух в шумной комнате. Приближаясь к своему семидесятилетию, Джордж оставался энергичным человеком, упрямо отказывавшимся прислушиваться к намекам на то, что ему пора сбавить обороты. В один уик-энд он отправился на берег океана с молодой женой человека, сидевшего в тюрьме за растрату банковских средств. После изнурительных дневных радений в коттедже он пошел с женщиной к воде, чтобы поплавать. Джордж ужасно гордился своей физической выносливостью. Он принял вызов своей спутницы, и они поплыли к буйку, находившемуся в полумиле от берега. Через несколько часов океан выбросил его тело на пляж, и молодой Генри стал единоличным хозяином семейного состояния. 
 Тридцатилетний Генри, полностью вступив в права наследования, начал энергично приобретать собственность. Среди его покупок была крупная кинокомпания, позволявшая ему выбирать любовниц из числа самых красивых женщин Голливуда. Однажды утром, во время совещания на студии, пока его сотрудники обсуждали объединение с другой киностудией, Генри рассеянно посмотрел в окно. Беседа мало интересовала Бланкеншипа, потому что он уже принял решение и лишь вежливо ждал, когда придет время объявить его. Самая восхитительная девушка из всех, каких он видел, подъехала к воротам студии на белом "мазерати". Генри подозвал одного из своих помощников, чтобы спросить у него, кто эта незнакомка. Прозвучал безжалостный ответ: она не работала на студии, а была новой женой одного из наиболее популярных актеров, мужественного героя вестернов. Молодая женщина, которую звали Кей, была безумно влюблена в своего мужа. 
 Генри кивнул и оставил эту тему, но девушка поразила его с первого взгляда. Желание овладеть ею заставило его сердце биться чаще. На следующий день он захотел узнать не только о девушке, но и о её муже. Ему были нужны факты, отсутствовавшие в студийных биографиях и пресс-релизах. Раздобыть их не составило большого труда; Генри давно осознал ценность агентств по сбору информации. Он владел крупнейшей в стране фирмой по оценке платежеспособности. В ходе тщательного изучения финансового положения человека агенты проникали в его личную жизнь и вводили в компьютеры информацию, считавшуюся секретной. При этом люди Бланкеншипа использовали также весьма необычный источник: популярный фотожурнал. Его первоклассный детективный отдел породил ряд крупных скандалов, связанных с именами члена Верховного суда, бывшего сенатора, делового партнера бывшего спикера конгресса. Поскольку Бланкеншип контролировал этот журнал, ему было достаточно позвонить издателю, чтобы репортеры получили задание покопаться в жизни кинозвезды. Через несколько недель Бланкеншип получил всю имеющуюся в наличии информацию. Биография звезды была вымышленной. Актер не работал на ранчо и не учился ездить верхом у того же седого ковбоя, который посадил в седло Джона Уэйна. Он не воевал во Вьетнаме и не вел патруль по склонам Гамбургер-хилл. Но эти сведения Генри счел бесполезными; они не могли повлиять на чувства молодой жены. Влюбленные женщины слишком охотно прощают своим избранникам такой обман. 
 Один факт привлек внимание Генри. Актер питал необычную любовь к быстроходным машинам - белый "мазерати" принадлежал ему - и собирался принять участие в автогонках, пока студия не запретила ему делать это в период действия контракта. Генри исключил этот пункт из нового контракта, заслужив благодарность кинозвезды и его согласие на более длительное сотрудничество при менее выгодных условиях. Долгосрочный контракт, к сожалению, оказался бесполезным для компании, потому что через несколько месяцев на гонках в "Лагуна Хиллз" автомобиль, преследовавший на вираже машину актера, внезапно ударил её и выбросил через бетонный отбойник. Его похоронили в закрытом гробу. На похоронах собралась вся кинематографическая колония. Генри Бланкеншип, редко появлявшийся на людях, сопровождал скорбящую вдову. 
 Их роман начался тайно и продолжался год, пока они не поженились. Его страсть граничила с безумием. В отсутствие жены воспоминания о ней напоминали аромат духов, запах чувственности, заставлявший его мускулы сладостно трепетать. Не будь её прежний муж мертв, Генри воскресил бы его ради удовольствия убить снова. Он мучил себя, представляя Кей в постели с этим человеком. Он никогда не признавался себе в том, что некоторая сдержанность в их отношениях могла объясняться тем, что Кей была по-прежнему влюблена в своего первого мужа. Ее отчужденность усиливала его маниакальное желание полностью обладать ею. Он был отшельником в пещере, охранявшим редкое сокровище: только он имел право наслаждаться его красотой, прикасаться к нему. 
 Однажды, рано вернувшись домой с деловой встречи (покинув её в спешке ради общества Кей), он застал её в постели с шофером. Он попытался убить этого человека, бросившись на него, но из-за случившегося приступа потерял сознание. Когда он очнулся, Кей и шофера уже не было. Генри едва не сошел с ума, пока он не нашел её. Он предпринял одну сентиментальную попытку вернуть её с помощью телефонного звонка, но она в конце концов просто рассмеялась. Она сказала ему, что давно подозревала его в причастности к гибели её мужа, единственного человека, которого она действительно любила. Она признала, что с того времени у неё было много мужчин. Она бросила шофера, но сейчас, во время их разговора, в соседней комнате её ждал другой мужчина. Она предложила своему любовнику послушать через отводную трубку несвязное бормотание Генри. 
 Эта жестокость, несомненно, спасла ей жизнь. Неизвестный свидетель представлял постоянную опасность, потому что из уст Генри неосмотрительно вырвалась угроза. Спустя некоторое время он понял, что уничтожать её нет необходимости. Она сама уничтожала себя. Она постарела за несколько лет; жизнь оставила на её внешности безжалостные следы. Она переехала на виллу в прибрежный мексиканский город, где её потребности удовлетворяли пляжные мальчики. С ярким макияжем, крашеными волосами и потерявшей упругость кожей она напоминала ведьму. У неё не было друзей, и она часто говорила о самоубийстве. 
 В целом Генри обрел удовлетворение... 
 Поздним вечером на ранчо под Амарильо светились огни; этот островок казался форпостом цивилизации, сдерживающим натиск варваров всего мира. Генри Бланкеншип в одиночестве обдумывал свою беседу с МакКаффри. Вот уж от кого он меньше всего ждал неприятностей. Но Генри не испытывал чрезмерного удивления. Он был знаком с иррациональной силой чувства, называемого любовью. 
 - Сколько мне, по твоему, лет, а? - спросила девушка. 
 Фрэнк Кенни сидел на дальнем от неё конце дивана. Он был в роскошном смокинге и держал в руке бокал с дорогим виски. Они находились одни. Слуга был отпущен; Фрэнк хотел, чтобы вечер прошел приятно, непринужденно, без спешки. Такой ритм подходил ему наилучшим образом. В конце концов, ему исполнилось пятьдесят шесть лет. 
 - Восемнадцать? - спросил он. 
 Она улыбнулась, внимательно глядя на него. 
 - Даже не тепло, - сказала девушка. - Или ты просто хочешь почувствовать себя старым. 
 Ее комплименты были слишком явными, но Фрэнк не осуждал её за это. Слушая оживленную глупую болтовню, он отмечал совершенство маленьких белых зубов и нежность подвижного розового язычка. Он понимал, почему Бабушка сочла её деликатесом, способным удовлетворить его угасающий сексуальный аппетит. Бабушка шестым чувством угадывала проблему - застенчивость, мазохизм, извращенность или, как в его случае, отсутствие интереса. После тюрьмы он стал другим человеком. Обрел утонченность вкуса, тягу к одиночеству, отвращение к панибратству. Он не запрещал себе сознательно гомосексуальные контакты, но научился воздерживаться от них. 
 Девушка выпила остатки шампанского из бокала, выпрямив свою тонкую шею. Когда она опустила бокал, её глаза уже были подернуты пеленой. Спокойно, интригующе поглядев на Фрэнка, она подмигнула ему. Да, есть надежда. Он никогда не получал удовольствия от сексуального общения с женщиной, которая ему не нравилась. Немногие женщины давали ему время, необходимое для возникновения симпатии. Это было частью новой морали, которую он искренне осуждал. Гораздо приятнее хотеть одну женщину и заниматься любовью только с ней. Вероятно, так Харри МакКаффри относился к Тине, хотя она, при всех своих светских манерах и высокомерии актрисы, была в некотором смысле шлюхой. Он предпочитал женщин типа его двух старших сестер. Порядочных, целомудренных, глубоких. Повзрослев, они стали напоминать ему могучих кобылиц, мчавшихся по дороге голова к голове, презрительно отвергавших всякие сексуальные домогательства. Они могли осчастливить любого мужчину, но так и не вышли замуж. Они посвятили себя воспитанию младшего брата, зарабатывали стиркой белья средства на его учебу в колледже. 
 Закончив колледж, он стал протеже известного криминального адвоката Матта Урго. Кенни был симпатичным, образованным, внушающим доверие молодым человеком; он с легкостью вращался в любых кругах - среди гангстеров, политиков, банкиров, профсоюзных боссов; он стал связующим звеном между верхним и нижним мирами. 
 Он получил свой первый серьезный шанс, когда Винсент Папаньо попал на крючок ФБР. Папаньо тратил огромные средства на подкуп окружных прокуроров, судей, полицейских, обеспечивая безопасность своих друзей и строгость закона к своим врагам. Однако в один из периодов бурной деятельности ФБР составило стовосьмидесятистраничный доклад о том, кто кого содержит. Документ был передан в комиссию по защите законности для изучения перед опубликованием. Через неделю в офисе комиссии прогремел взрыв. 
 Человек по фамилии Брайдл остановил свой автомобиль через дорогу от этого здания, когда из него выбежали двое мужчин. Спустя минуту прогремел взрыв, повредивший автомобиль Брайдла. Он описал внешность этих людей. После ареста у обоих тест на нитраты оказался положительным, и они отказались сообщить о своей деятельности в тот вечер при включенном детекторе лжи. 
 Папаньо отправился к Матту Урго, который сказал, что эти двое, похоже, будут осуждены. Полиция располагала свидетелем, а ФБР приняло все меры по защите Брайдла, его жены и детей. В то время Матт Урго медленно умирал от лейкемии, и болезнь затуманила его видение ситуации. Фрэнк Кенни поглядел на дело более оптимистично и заверил Винсента Папаньо в том, что оно будет улажено к его удовлетворению. 
 Когда два человека предстали перед судом, начались задержки. Шесть месяцев Брайдл, его жена и дети находились под охраной ФБР, но им постоянно угрожали по телефону посреди ночи. Брайдл работал в фирме, которая внезапно перестала получать товары вовремя. Когда они все же поступали, то оказывались испорченными. Босс узнал, что проблемы кончатся, если он уволит Брайдла, и в конце концов сделал это. Даже ФБР не удивилось, когда Брайдл отказался на суде от своих прежних показаний. Обвиняемые были оправданы. 
 Этот эпизод убедил Папаньо в том, что молодой Фрэнк Кенни - полезный человек. Он укрепился в таком мнении, когда отчаянные закулисные усилия Кенни привели к сокращению многостраничного доклада ФБР до короткой записки, опубликованной государственной комиссией по защите законности. 
 Со временем Кенни стал самым близким помощником Папаньо. Он помог итальянцу расширить его чикагские владения, присоединив к ним столь удаленные города, как Канзас-сити, Даллас, Денвер и Лас-Вегас. Он вел длительную и жестокую борьбу с могущественными восточными организациями, в результате которой Папаньо превратился в "босса всех боссов". Частично из-за того, что организация непомерно разрослась, частично из благодарности, Папаньо сделал Кенни главой восточного сектора и предоставил ему почти полную свободу действий. 
 Вскоре Кенни понадобилась поддержка Папаньо в деле создания настоящего преступного синдиката с высшим руководящим органом для проведения единой политики и разрешения споров. Папаньо, человек дальновидный, поставил только одно условие: каждый босс получит неограниченные права на своей территории, и ни один преступный бизнес не будет процветать там без его согласия. 
 Кенни обладал организаторским гением. Постепенно шестеренки Синдиката начали крутиться, хотя их вращение тормозилось старыми элементами - главным образом мафией с её довольно наивным принципом разбиения на семьи. 
 Согласно своему правилу, Кенни выступил против неё в подходящий момент. Важными источниками доходов для плохо организованных семей мафии являлись игорный бизнес, проституция и наркотики. Эти ручейки постепенно мелели. В большинстве штатов азартные игры были легализованы, кое-где узаконили проституцию, и отвращение общественности к наркотикам, вызванное горьким вьетнамским уроком, сделало этот бизнес слишком рискованным. Фрэнк Кенни начал борьбу с мафией, когда она сама начала разваливаться. 
 Кампания Кенни была мастерской. Он заручился активной поддержкой таких организаций, как Американский легион, патриотические общества, юношеские клубы, агентства по охране законности и главное - СИАП - Союза италоамериканских патриотов, созданного исключительно в этих целях. 
 Вскоре начались аресты мафиози; вместо освобождения или условных приговоров они получали сроки или высылались из страны как нежелательные элементы. Запугивание, насилие и убийства, традиционные методы мафии, теперь использовались против них. Дезорганизованные и рассеянные, подвергаемые арестам почти за любое правонарушение, они не могли противостоять Синдикату, обладавшему сильными связями с законом и государством. 
 Немногие сопротивляющиеся мафиози получали предупреждение - им обычно служило убийство подручного, которое ясно говорило о том, что сам босс не избежал бы казни в случае принятия такого решения. Если предупреждение игнорировалось, босса постигала судьба Сальваторе Гразии ("Скалы") - лидера текстильного рэкета. Гразия упрямо отказывался сложить свои полномочия. Поскольку его проблемы обострялись, он стал чаще отдыхать на Лонг-Айленде, в Монтоке - живописном месте с отвесными скалами на берегу океана. Однажды утром его останки обнаружили у подножия утеса. Смерть в результате несчастного случая. 
 Вскоре после гибели Гразии его дочь Анджела попросила о встрече с Фрэнком Кенни. Она была красивой и умной девушкой, выпускницей Пемброука, и мало знала о преступной карьере отца. Она надеялась, что Фрэнк Кенни окажется в силах спасти её мать от депортации. Сальваторе "Скала" родился в Италии, женился там и переехал в Соединенные Штаты, но при этом пренебрег важным шагом - переменой гражданства. После смерти Сальваторе было так много публикаций о его сомнительном прошлом, что власти приняли запоздалое решение о высылке жены. 
 Анджела, тщательно оберегаемая родителями от фактов жизни, оказалась вполне способной сопротивляться им при необходимости. Она наняла адвоката, который отправил её к местному политику, а тот посоветовал обратиться к Фрэнку Кенни. Она оказалась весьма красноречивой защитницей своей матери. В последний момент Фрэнк добился решения суда, по которому депортация откладывалась на время, необходимое для получения гражданства. Спустя два месяца он женился на Анджеле. Новый Орлеан ещё не видел такой пышной свадьбы. На ней присутствовала верхушка Синдиката и многие знаменитости. Был зафрахтован круизный корабль; проводы потрясали своей грандиозностью. Королевская чета вряд ли удостоилась бы больших почестей. У входа на причал газетчиков и фотографов останавливали грузчики с такелажными крюками у пояса. Улыбающиеся поставщики продуктов выкатили на пирс огромные корзинки с вином и деликатесами. Несмотря на протесты капитана, желавшего отплыть до начала отлива, на причале состоялся пир с шампанским, икрой и устрицами. 
 Через четыре месяца Анджела попросила развод. Она узнала слишком многое о своем муже. Фрэнк совершил первую серьезную ошибку. Он не мог вынести такого оскорбления, как развод, и позволить кому-то занять его место в её постели. Поэтому он отказался. Даже когда она уехала от него, он предупредил её, что она не должна сходиться с другим человеком. 
 Вскоре Фрэнку сообщили, что у Анджелы роман с известным адвокатом из Сан-Диего. Вместо того, чтобы отреагировать на это известие спокойно, Фрэнк тотчас явился в контору адвоката и сказал ему, что он умрет за "связь с его женой". Адвокат предусмотрительно включил спрятанный магнитофон и записал угрозы, произнесенные голосом Кенни. Через неделю, сев утром в свой автомобиль, адвокат не смог его завести. Он обнаружил три куска динамита, прикрученных проволокой к педали тормоза и соединенных с системой зажигания. Динамит не взорвался, потому что он намок из-за прошедшего несколько часов тому назад ливня. Избранный метод казни был нетипичен для Фрэнка Кенни, который воспользовался им только потому, что хотел, чтобы смерть не походила на несчастный случай. Анджела должна была знать, чьих рук это дело. Адвокат немедленно отправился к главному прокурору штата, который отдал приказ посадить Кенни за решетку. "Мне нет дела до того, что он - большая шишка." Двадцать специальных агентов получили задание собрать доказательства, необходимые для вынесения приговора. Суд откладывался из-за того, что несколько свидетелей отказались от своих показаний, три других умерли, ещё один пропал без вести, но в конце концов процесс состоялся. Присяжные не пришли к единому мнению, и позже выяснилось, что двое из них были подкуплены. Поэтому Фрэнка Кенни судили вторично - по обвинению в подкупе жюри - и наконец отправили в тюрьму. Тот факт, что впоследствии Главный прокурор штата был снят, а его партия потерпела сокрушительное поражение на выборах, не мог принести большого удовлетворения. 
 Казалось весьма вероятным, что Фрэнк Кенни проведет в тюрьме много времени. Его дело рассматривалось апелляционным советом, и, несмотря на присутствие нескольких благоприятных для Кенни свидетелей, решение снова оказалось не в его пользу. Затем внезапно возникла острая потребность в его освобождении, хоть это и ставило губернатора, вынужденного амнистировать Кенни, в весьма неловкое положение. 
 Девушка действовала решительно и прямолинейно. Она отвела руки за спину, опустила "молнию" платья и сняла его. Неторопливо раздевшись, она встала перед Кенни невозмутимо и гордо. Потом она опустилась на колени и дотронулась до его паха. С нежной улыбкой на лице медленно расстегнула его брюки. Она была опытной и искусной; её подвижный, живой язычок превратил его тело в раскаленную нить лампы. Мысли исчезли. Он отдался во власть поглотившего его естество вибрирующего рта. 
 Все будет хорошо. Он чувствовал это... 
 Расслабившись в своем расшитом халате, Фрэнк Кенни зажег сигару. Девушка ушла, но он ещё парил в воздухе. Она возбудила и удовлетворила его. Он посмотрел на антикварные часы в корпусе из красного дерева. Почти полночь. Вероятность осложнений весьма мала. После неожиданного телефонного звонка Бланкеншипа - неожиданного потому, что Генри никогда не звонил сам, предпочитая действовать через посредника, - стало ясно, что необходимо сделать. Он задействовал своего лучшего человека с безупречным послужным списком. 
 Половина его сигары уже сгорела, когда через несколько минут после полуночи раздался телефонный звонок. 
 - Все в порядке, - лаконично сообщил звонивший. 
 Фрэнк положил трубку, не ответив. 
 Дело МакКаффри было улажено. 
 Харри МакКаффри не мог объяснить себе, почему он предъявил такой нелепый ультиматум после совещания на ранчо Бланкеншипа. Никакая логика не могла оправдать его требования - разве что чувство долга перед Тиной. В течение всего совещания он испытывал подсознательную потребность взыскать контрибуцию. Скорбь катализировала его чувства, но главную роль играла тут неистовая гордость: проигнорировав его строгое предупреждение, сделанное через Мо Харгиса, они проявили неуважение, граничащее с презрением, обошлись с ним не как с равным партнером по бизнесу, но как с наемным работником, кем-то вроде Майера Осборна. 
 Поэтому он проявил дерзость, одержал победу и, несмотря на свою недавнюю утрату, вернулся домой в приподнятом настроении. Он сел на веранде, чтобы полюбоваться огнями города и длинным мостом, висящим над заливом. Когда к нему вернулись печальные мысли, он выпил виски без воды и льда. Он бы не отказался сейчас от девушки, но это показалось ему неприличным - после похорон Тины прошло совсем мало времени. Однако ему было одиноко. 
 Через некоторое время он зашел в дом и достал из тумбочки видеокассету, которую ещё никогда не смотрел. Подробности любовного свидания между весьма зрелой женщиной и мальчиком-подростком. МакКаффри охватил сексуальный голод, прежде чем он проглядел половину фильма. 
 Шум автомобиля, остановившегося в тупичке возле дома, не привлек его внимания. Машины часто заезжали туда, чтобы развернуться, хотя там и висел запрещающий знак. Он удивился, услышав через несколько мгновений, что в дверь звонят. 
 Он выключил телевизор, прошел в одних носках к двери и повернул створки жалюзи. Посетитель был невысоким, худым, невзрачным человеком с чемоданом возле ног. 
 МакКаффри взял трубку домофона. 
 - Кто там? 
 Мужчина огляделся по сторонам, словно прозвучавший рядом голос удивил его. Деревенщина. Вероятно, к нему никогда не обращались через домофон. 
 - Мистер МакКаффри? 
 - Что вам надо? 
 - Тина дома? 
 - Кто? 
 - Я бы хотел поговорить с Тиной. Меня зовут Ли Меррик. Я - её друг из Луисвилла. 
 Тина покинула свой дом в Луисвилле ещё девушкой. Она редко говорила об этом периоде её жизни. 
 - Ее нет здесь. 
 - Вы знаете, когда она придет? Я могу ей куда-то позвонить? 
 Отперев дверь, МакКаффри приоткрыл её на дюйм, не снимая цепочки. 
 - Я - её муж. Уже поздно. 
 Человек неуверенно улыбнулся. 
 - Извините, мистер МакКаффри, но автобус опоздал. Я обещал Тине, что зайду к ней, когда буду в вашем городе. Она просила меня обязательно сделать это. 
 - Когда это было? - насторожился МакКаффри. 
 - Она позвонила своим родителям пару недель тому назад, я оказался в их доме и поговорил с ней. Я сказал, что скоро приеду в Сан-Франциско. Она попросила меня непременно навестить её. 
 На лице молодого человека появилась смущенная мальчишеская улыбка. 
 - Может быть, она не думала, что я воспользуюсь её приглашением. 
 МакКаффри поверил ему, потому что Тина действительно звонила своим родным в Луисвилл. Но наивная настойчивость молодого человека начала раздражать Харри. Наградой за упорство станет потрясение. 
 МакКаффри снял цепочку. 
 - Заходите, - сказал он. 
 Молодой человек нерешительно помялся, поднял чемодан, внес его в дом и быстро опустил. Он слегка прихрамывал. 
 МакКаффри закрыл дверь. 
 - Присядьте. Хотите выпить? 
 - Спасибо. 
 Он сел на диван и посмотрел на телевизор с видеомагнитофоном. 
 - У вас есть кока-кола или имбирный эль? После долгой поездки на автобусе меня мучает жажда. 
 - Как насчет чего-нибудь покрепче? 
 МакКаффри указал на бар с рядом бутылок. 
 - Я редко пью. 
 - По-моему, вам это не помешает. 
 - Иногда я пью ржаное виски с содовой. Я смотрю, у вас есть этот аппарат. 
 Он показал пальцем на видеомагнитофон, стоящий на телевизоре. 
 МакКаффри налил спиртное и принес бокал к дивану. Молодой человек выпил. 
 - Как, вы сказали, вас зовут? 
 - Ли Меррик. Я - друг Тины. Приятно было поговорить с ней после стольких лет. 
 - Вы опоздали на пару дней, Ли. 
 Он заметил хмурые складки на лбу человека. Вероятно, следовало налить ему ещё перед новостью. МакКаффри надеялся, что сцены не будет. 
 - Тина умерла. 
 Бокал дрогнул в руке Ли Меррика, кусочки льда звякнули о стекло. 
 - Умерла? 
 - Произошел несчастный случай. Несколько дней тому назад. 
 Молодой человек перевел взгляд на фотографию Тины, стоящую в рамке на столе возле дивана. 
 - Что случилось? 
 Он, казалось, не спешил допить спиртное или уйти. МакКаффри испытал раздражение. Почему этот Ли Меррик задает ему вопросы, пьет его спиртное, ведет себя, как член семьи? 
 - Это длинная история, - сказал МакКаффри. - Уже много времени. Прочитайте о ней в газетах. 
 - Я не настолько любопытен, - сказал молодой человек. 
 Он поставил бокал на кофейный столик перед диваном. Внезапно он показался не таким уж молодым и захмелевшим. 
 - Послушайте, - произнес МакКаффри, - я могу вам чем-то помочь? Вам нужны деньги? 
 Он опустил руку к карману. 
 Молодой человек быстро встал. 
 - Держите руки на виду. 
 Пистолет был нацелен точно в пупок МакКаффри. 
 - В чем дело? - хрипло спросил он. 
 - Никаких резких движений. Делайте все тихо и спокойно. 
 Молодой человек обошел низкий кофейный столик и жестом приказал МакКаффри повернуться к нему спиной. 
 - Слушайтесь меня, и с вами все будет в порядке. 
 Он ударил МакКаффри рукояткой пистолета по затылку. 
 Когда МакКаффри очнулся, кровь пульсировала в его голове, затылок горел, точно к нему приложили раскаленный уголь. Руки были связаны за спиной. Он лежал животом вверх на чем-то мягком. На собственной кровати. Каждая нога была привязана к отдельной кроватной стойке. 
 Он попытался заговорить, но липкая лента удерживала засунутую в рот тряпку. Он помотал головой из стороны в сторону, но не избавился от кляпа. Он мог лишь повернуться лицом к фотографии с изображением его самого и Тины. Затычка находилась слишком глубоко в горле. Даже когда он пытался дышать носом, воздух с трудом проходил через горло. 
 В дальнем конце комнаты молодой человек методично обыскивал ящики стола. Он взял шкатулку с драгоценностями и завернул её содержимое в пестрый платок. Взял с серванта часы. Глупый вор! Тряпка в горле душила МакКаффри. Сердце билось учащенно; его тяжелые удары сотрясали все тело. Несчастный идиот! Неужели он не понимает? МакКаффри хватал воздух с беззвучными стонами. Внезапно он подумал: история про Тину, её родной город, телефонный звонок родителям. Это был не простой грабитель. Зачем понадобился этот спектакль с ограблением? Поняв ответ, МакКаффри ощутил прокатившуюся по телу горячую волну. Смерть Тины тоже обставили как несчастный случай в ванне. Легко сделать так, чтобы смерть казалась случайным следствием чего-то. 
 Нет! 
 Он выдавил из легких остатки воздуха. Неистовым, отчаянным усилием изогнул тело. Я заплачу любую сумму. Любую! Слова безмолвного кошмара так и не вырвались из задыхающегося МакКаффри. Он израсходовал на борьбу последние крохи драгоценного кислорода. Верхний свет потускнел. 
 Помогите! 
 Он попытался освободить ноги, но веревки прочно удерживали их. Ему казалось, что он взорвется от напряжения. Если бы только один глоток воздуха проник через горло в легкие! Он раздувался все сильнее и сильнее. Свет в комнате померк. Все потемнело, словно внезапно погасла лампа. Вдруг он увидел белую вспышку. 
 Молодой человек склонил над ним свое лицо. 
 - Прощайте, мистер МакКаффри, - сказал он. 
 Ярость изогнула тело МакКаффри, он дернулся в агонии. Затем откинулся назад и затих. 
 Будильник зазвенел во второй раз. Он сработал пятнадцать минут тому назад, смолк, и теперь подал второй сигнал - для тех, кто просыпается с трудом. Механический ворчун, подумала Джейн Гиффорд, спеша в спальню. Звон будильника слился с другими домашними звуками - Скотт спрашивал, где его носки, Джеймс плескался в ванной, Маффин лаял, Сьюзан бежала по коридору. Джейн выключила будильник. К этому моменту Стивен уже проснулся. Внезапный вопль, прорезавший воздух, точно сирена воздушной тревоги, известил об очередном несчастье со Сьюзан. Джейн застала Сьюзан плачущей на полу в кухне. Она наступила на Маффина. Похоже, никто не пострадал. Джейн успокоила девочку несколькими фразами. Стивен не мог понять, как она угадывает потребности дочери, выражавшей свои чувства исключительно визгом, плачем и нечленораздельным лепетанием. Все дело в сочувствии. В нем нуждаются все - взрослые и дети. Именно этого ей недоставало в детстве. Мать Джейн была практически затворницей, она жила в собственном мире музыки, а отец был антропологом, написавшим несколько книг об обычаях диких племен. Он постоянно путешествовал, Джейн никогда не знала, где он сейчас. Находясь дома, он был постоянно занят. 
 В девятнадцать лет она чувствовала себя неловкой, беспомощной, замкнутой, не способной привлечь к себе внимание мужчин. Потом она встретила Стивена, которому, похоже, после бурного романа с шумной радикалкой пришлась по душе мягкость Джейн. 
 Она с самого начала решила, что не должна потерять его; больше всего на свете она хотела, чтобы их встречи привели к счастливому финалу. Он был первым цельным человеком, которого она узнала. Его доброжелательность, чуткость, врожденное чувство меры заставляли всех остальных казаться незрелыми юнцами. 
 Вечером после стэнфордской футбольной победы, когда они стали любовниками, ей показалось, что прежде она была куклой, лежавшей в коробке и ждавшей момента, когда она займет место среди живых людей. Даже сейчас, занимаясь со Стивеном любовью, она испытывала желание сказать: "Спасибо! Пожалуйста, приезжайте к нам снова!" - плакат с такими словами висел на каждой бензоколонке. 
 Отправив старших детей в школу, а Сьюзан - в её комнату с альбомами и игрушками, они на несколько минут остались вдвоем за утренним кофе. Джейн разочарованно посмотрела на зазвонивший телефон. 
 Стивен снял трубку. Спустя несколько мгновений Джейн поняла по обрывкам фраз, что звонили из ФБР. Тот самый Уэйли. 
 - Да, чертовски странное сборище! - сказал Стивен. - Но какова цель заговора?... Ну, если ты не знаешь, то я - тем более... Кто такой Джонатан Финкан?... Чудесно. Старые негодяи - самые опасные. Что ты хочешь, чтобы я сделал?... Это станет для него потрясением. Но, думаю, ты прав. Алан - это наша главная надежда. 
 Шесть лет тому назад Стивен оказался перед выбором - продолжать работать на государство или зарабатывать больше денег для растущей семьи. Джейн старалась не вмешиваться, но надеялась, что он не сменит место службы. Работа была частью его жизни, он был увлечен ею. Когда он сообщил Джейн, что увольняется и переходит к Осборну, Шейллеру и Бернсу, она решила радоваться положительным моментам: больше не будет длительных командировок, нехватки денег, волнений из-за опасностей. Они смогут проводить вместе больше времени. Со дня свадьбы это было её самым сильным желанием. Поразительно, как мало времени оставляли им друг для друга его работа и дети. 
 Он вернулся на кухню. 
 - Ты допьешь кофе? - спросила она. 
 - Не могу. 
 Он почти не раскрывал рта до ухода. Она почувствовала навалившуюся на неё тяжесть. Она знала - его молчание означало, что впереди трудный день. Это не было простым утренним раздражением. Стивен никогда не демонстрировал его. 
 Теплый ветерок дул в окно автомобиля. Приближаясь к Капитолию, Стивен думал о лежащей в кармане увеличенной фотографии листка, приколотого к стене будки на ранчо Бланкеншипа. Листок содержал фамилии участников совещания. Весьма странная подборка имен. Часть их была знакома читателям любой газеты, с другими сталкивались лишь те, кто регулярно заглядывает в справочник "Кто есть кто". 
 Там были два настоящих сюрприза. Один - для него самого. Другой - для Алана Кардуэла. 
 Стопка утренних газет ещё лежала перед Аланом на столе для совещаний, когда Стивен в начале десятого вошел в его кабинет. 
 - Боюсь, у меня мало времени, - сказал Алан. - На десять часов назначена пресс-конференция, и Рой Стротерс, мой пресс-секретарь, хочет подготовить меня к наиболее вероятным вопросам. 
 - Прежде чем я сообщу главное, я хочу проинформировать тебя о проделанной работе, - сказал Стивен. 
 Он поведал Алану об агенте, наблюдавшем за ранчо Бланкеншипа, о совещании с участием боссов Синдиката и о приеме, оказанном ему, когда он попытался проникнуть туда. 
 - Мне удалось сфотографировать список приглашенных. Вот копия. 
 Он протянул отпечаток Алану. 
 - Тут есть фамилии полудюжины богатейших людей мира. От Джонатана Финкана до Грэхэма Манро. И одно имя, которое потрясет тебя. 
 Алан просмотрел копию отпечатанного списка. Внезапно поднял голову. 
 - Где ты это взял? 
 - Список висел в будке у внутренних ворот. 
 - Мой дядя был дома в этот уикэнд. 
 - Это, вероятно, легко проверить. 
 Алан кивнул, снял трубку, набрал номер. Положив трубку, он замер на мгновение, прежде чем встретиться с вопросительными глазами Стивена. 
 - Дядя Кларенс отдыхал в своем любимом горном убежище. Ловил рыбу. 
 - Несомненно, у Майера Осборна найдется похожее объяснение. Он также присутствует в списке. 
 Пальцы Алана поиграли с листком бумаги. 
 - С какой целью, по-твоему, они встречались? 
 - Если собирается такая компания, то не для игры в крокет. Отметь, сколько здесь политиков - все из стратегически важных штатов. И три босса Синдиката. 
 Щеки Алана побелели. 
 - Ты позволишь мне показать это дяде Кларенсу? 
 - Будет весьма полезным, если мы получим какое-то представление, что это было за совещание. 
 Рой Стротерс открыл дверь. 
 - Вас ждут, губернатор. 
 Комната для прессы находилась на первом этаже Капитолия в нескольких шагах от кабинета губернатора. В сопровождении Роя Стротерса Алан вошел в помещение, где уже сидели на пластмассовых креслах репортеры. На первых двух рядах виднелись таблички с названиями газет, радиостанций, телекомпаний. Остальные репортеры занимали свободные места в порядке прибытия. Сзади, у платформы с телекамерами, вдоль боковых стен стояли фотографы. 
 Алан Кардуэл занял место за кафедрой с губернаторской эмблемой. 
 - Доброе утро, - сказал он. - Прежде чем мы займемся вопросами, я хочу сделать заявление. 
 Его голос, усиленный микрофоном, был ясным, звучным, а манеры уверенными. Он обрисовал изменения в бюджете штата, с помощью которых надеялся удержать дефицит в пределах двух миллиардов долларов. Он добавил, что это болезненная, временная, но необходимая мера. 
 - Называя дефицит бюджета, я лишь констатирую реальность. Неприятную реальностью. Двухмиллиардный дефицит в год выборов - это минус. Это все равно что бежать с мертвым гиппопотамом на спине. 
 Он выразил надежду на то, что собравшиеся заметят следующий факт: в процентом отношении это увеличение бюджетных расходов является минимальным за последние годы и полностью объясняется общенациональным экономическим спадом. 
 - Если у вас есть вопросы, касающиеся этого момента, я отсылаю вас к президенту Хэролду Пейджу. Я перекладываю бремя вины на плечи федерального правительства подобно тому, как домохозяйка возвращает в магазин бутылку прокисшего молока. 
 Просторная комната заполнилась одобрительным смехом. Он начал отвечать на вопросы - ожидается ли дальнейшее сокращение программ социальной помощи, сколько будет стоить новая школьная программа по предупреждению наркомании, разрешит ли он восьми крупнейшим нефтедобывающим компаниям проводить исследования в прибрежной зоне. За несколько минут до одиннадцати часов он заметил сигнал Роя Стротерса и тотчас приступил к ответу на вопрос Элиота Меллори из Лос-Анджелес Таймс. Меллори, как старейшина журналистского корпуса, пользовался привилегией поднимать на пресс-конференции заключительную тему. 
 Порой Меллори был непредсказуем. Он славился умением искать новости на более глубоком уровне, чем обычные газетчики. 
 - Губернатор, вы собираетесь на новой сессии законодательного собрания просить легислаторов направить в конгресс ходатайство о созыве Конвента? 
 - Да. 
 - Многие политологи опасаются неограниченности полномочий Конвента, проводимого для внесения поправок в конституцию. Он может даже отменить Билль о правах. 
 - Я не думаю, что это случится, мистер Меллори. На самом деле несколько лет назад конгресс принял закон, не допускающий этого. 
 Сидя на середине первого ряда, Элиот Меллори наклонил вперед свое вытянутое, изможденное лицо. 
 - К вашему сведению, он был отменен на последней сессии конгресса без возражений и дебатов. Никто, похоже, не счел его важным, поскольку Конвент не созывался с 1787 года. Но теперь нет никакой защиты от произвола Конвента. Этот факт способен изменить ваше мнение? 
 - Не слишком сильно. 
 Меллори оперся локтем о столик для записей. 
 - Всего лишь десять лет тому назад сенатор Дерксен начал обшенациональную кампанию за созыв Конвента с целью отмены установленного Верховным судом правила "один человек - один голос". И едва не победил. Тридцать три легислатуры направили прошения в конгресс. Не хватило лишь одного штата. Потом те же самые легислатуры начали отзывать свои прошения, испугавшись, что Конвент попытается изменить саму природу нашей государственной системы. Почему вы не боитесь, что это случится теперь? 
 Алан услышал в наступившей тишине жужжание телевизионных камер. 
 Он улыбнулся. 
 - Мистер Меллори, Конвент окажется в руках ответственных людей, желающих сохранить конституцию не меньше, чем вы. Я уверен, что они выполнят свой долг к вашему удовлетворению. И если они подвергнут пересмотру наш основной закон... то мы должны помнить, что наша уважаемая конституция - это не Священное писание, что никакой Конвент не в силах изменить понятие первородного греха. 
 Пресс-конференция завершилась негромким смехом. Сойдя с кафедры и направившись к двери, Алан Кардуэл понял, что смех обеспечил ему слишком легкий уход от вопросов Элиота Меллори. 
 Присутствие в списке Майера Осборна потрясло Стивена. Ему было легче подозревать Кардуэлов. Юриспруденция с присущим ей стремлением взвешивать аргументы обеих сторон казалась неподходящей тренировочной площадкой для конспираторов. 
 Однако, направляясь в офис Осборна, Шейллера и Бернса, Стивен чувствовал, что его интуитивные догадки перерастают в ясное подозрение: последние события, происшедшие с ним на работе, были неслучайными. 
 Девушка из приемной держалась дружелюбно. Она позвонила в кабинет Майера Осборна и сказала, что его хочет видеть мистер Гиффорд. Затем она отключила переговорное устройство. 
 - Извините. Мистер Осборн занят. 
 - Я подожду. 
 Майер Осборн был весьма педантичен в вопросах вежливости; Стивен думал, что он выйдет через несколько минут. Но ожидание затянулось на час, приближалось время ленча. В полдень вышла Норма, личная секретарша Майера. 
 - Сожалею, что вам пришлось ждать, мистер Гиффорд. Но у Майера Осборна совещание. Боюсь, вы не сможете увидеть его сегодня. 
 Ее тон был подчеркнуто холодным. Он ничем не обидел её, поэтому было ясно, что она лишь передает отношение своего шефа. 
 - Я должен поговорить с ним. Это важно. 
 - У него очень плотное расписание. Почему бы вам не позвонить позже, во вторую половину дня? 
 - Около половины четвертого? 
 - Лучше в четыре. 
 Он позвонил ровно в четыре; голос Нормы прозвучал ещё более холодно. 
 - Мистер Осборн уехал полчаса тому назад в аэропорт. На этой неделе он участвует в совещании адвокатской коллегии в Чикаго. Он вернется не раньше понедельника. 
 - Вы сказали ему, что это очень важно? 
 - Я передала ваше сообщение. 
 - Скажите мистеру Осборну, что я позвоню ему в понедельник. И буду звонить до тех пор, пока не увижу его. 
 Он вышел из аптечной телефонной будки, думая: надеюсь, Алану повезет больше, чем мне. 
 - Добро пожаловать домой, мистер Алан. 
 Миновав ворота, автомобиль покатился по безупречно гладкой дороге мимо огромных деревьев, широких лужаек, обвитых плющом садовых беседок и теннисных кортов. Алана изумляло то, что, несмотря на колоссальные размеры поместья, здесь уделяли внимание мелочам: дорога всегда находилась в идеальном состоянии, газоны регулярно стриглись, на деревьях не было следов болезни. Из-за поворота появились длинные мраморные ступени, на одной из которых стоял Мокни. 
 - Приятно снова увидеть вас, сэр, - дрожащим голосом произнес Мокни. - Ваш дедушка спит. Он выйдет через час. 
 - Мой дядя здесь? 
 - О, да, сэр. Он на поле для гольфа. 
 Подойдя к полю, он увидел плотную фигуру в клетчатых спортивных штанах и белой водолазке. Кларенс находился возле первой метки, возле него стояла корзинка с мячами; он посылал их в зеленую даль с бесстрастной, механической решимостью. Мячи останавливались в двадцати - тридцати ярдах от лунки. 
 - О, привет. 
 Кларенс перестал размахивать клюшкой и кивнул. 
 - Я не знал, что ты приедешь. 
 - Я приехал, потому что хотел поговорить с тобой, - сказал Алан. Как прошел последний уикэнд, дядя? 
 - Хм? 
 Внимание Кларенса было сосредоточено на мяче; он начал пробный замах. 
 - Ты хорошо провел время на ранчо кузена Генри? 
 Кларенс остановил клюшку. 
 - О, - сказал он, - это был славный уикэнд. Я всегда получаю удовольствие от встреч с Генри. 
 - А с другими людьми? 
 - Какими другими? 
 - Я знаю о совещании, проходившем на ранчо Генри. Список приглашенных весьма необычен. 
 Кларенс коснулся клюшкой мяча, и он откатился на несколько дюймов от метки. 
 - Ты приехал поговорить об этом? 
 - Я не мог понять, что ты делаешь там с такими людьми, как Кенни, Харгис и Папаньо. 
 - Все очень просто. Нас пригласил Генри. 
 - Зачем? 
 - Вероятно, это стало бы тебе понятней, если бы ты был ближе к семейному бизнесу. В нынешней ситуации... 
 Старая тема. Дядя Кларенс никогда не скрывал своего разочарования по поводу того, что Алан решил не идти в бизнес. Для дяди Кларенса бизнес был его идеологией, а все остальное - ересью. Когда Алан уехал воевать во Вьетнам, дядя осудил его шаг: "Такие люди, как мы, не участвуют в войнах. Они затеваются ради нас." 
 - Многие гости не занимаются бизнесом. Там были политики, государственные чиновники. 
 Кларенс посмотрел на свои руки, сжимавшие клюшку, и слегка передвинул пальцы. 
 - К сожалению, в наше время нельзя ничего сделать без связей в этих сферах. 
 - А боссы Синдиката? 
 Кларенс разжал пальцы, державшие клюшку. 
 - Как политик ты должен понимать, что иногда приходится вступать в контакт с людьми, которые тебе не нравятся. 
 - С преступниками? 
 - Конечно, такое случается даже в политике. 
 Кларенс вздохнул. 
 - И вообще, грань сейчас не такая четкая, как прежде. Что законно, а что нет? Большую часть времени Синдикат функционирует как обычная корпорация. Он заинтересован в установлении и поддержании определенных цен, в уничтожении конкуренции, снижении стоимости труда, проникновении на новые рынки. Все эти цели понятны любому бизнесмену. 
 - Ты говоришь так, словно это совершенно нормально. 
 - Возможно, потому что это действительно так. 
 - Ты не веришь в свои слова. 
 - О, верю. И Генри Бланкеншип - тоже. 
 - Тогда вы оба - глупцы. 
 - Возможно, я - да. Но мало кто согласится с тобой насчет Генри. Я помню, как Джонатан Финкан, произвести впечатление на которого удавалось немногим, признался как-то, что ему бы не хотелось вступать в настоящую схватку с Генри Бланкеншипом. Джонатан, конечно, сам является мультимиллионером и исключительно коварным бизнесменом, но он сказал, что не хотел бы оказаться на другой стороне стола, когда Генри Бланкеншип сдает карты. 
 - Сейчас вы все на одной стороне. Что вы планируете? 
 - Поскольку ты - член семьи, я, вероятно, мог бы довериться тебе, но ты никогда не присутствовал на наших закрытых совещаниях. Пусть пока что все остается, как есть. 
 Алан понял, что говорить с дядей на языке морали бесполезно. Он решил быть практичным. 
 - Чем бы вы ни занимались с Синдикатом, в конце концов вы неизбежно проиграете. 
 Кларенс снисходительно улыбнулся. 
 - Ты забываешь о том, что за человек твой кузен Генри. Ему нет равных - и никогда не будет. 
 Он наклонился, чтобы положить клюшку в мешок, лежавший у его ног. Потом он закинул мешок на плечо и продел руку в лямку. 
 - Когда придет время, ты все узнаешь. И я уверен, что ты окажешься по-своему полезен. 
 - Не рассчитывай на это, дядя. 
 Кларенс сухо, раздраженно усмехнулся. 
 - Прекрасно. Не буду, если ты так говоришь. К счастью, мир не погибнет оттого, что мы расходимся во мнениях. Ты останешься на обед? 
 - Нет. 
 - Джозеф Эндрью будет сильно разочарован. 
 - Сожалею, - сказал Алан. 
 Проезжая через ворота с каменными столбами, он испытал разочарование. Ему слишком поздно пришли в голову слова, которые он мог сказать дяде Кларенсу. 
 Генри Бланкеншип покинул отель в Лас-Вегасе рано утром, в начале седьмого. Он провел уик-энд с красоткой из "Фоли Бержер" и теперь испытывал беспокойство и подавленность, всегда сопровождавшие такой расход физических сил. 
 Над дорогой, по которой он ехал в аэропорт, стелился туман. Во второй машине, следовавшей за Генри, сидели два вооруженных охранника. Одинокая птица встречала своим пением рассвет. В такие моменты Генри мог смотреть в лицо смерти. Этим утром её пронзительная реальность подчеркивалась тем фактом, что человек, устраивавший свидание в Лас-Вегасе, был уже мертв. Ему, Генри, будет недоставать грубой надменности, шумных манер и неискренней вежливости Харри МакКаффри. Этот человек был полезным и забавным. 
 Его мысли вернулись к нарастающим проблемам. Государство оказывало давление со всех сторон. Фрэнк Кенни сообщил зловещую новость: ключевые члены его организации подверглись аресту и угрозам; власти обещали им неприкосновенность, если они заговорят. Конечно, большинство их ничего не знало о подлинном плане. 
 Слегка раздраженный Бланкеншип воспринял эти действия как свидетельство того, что слухи о предпринимаемых им шагах достигли ушей президента и его лакеев. Это не имело значения. Они не могут ничего сделать без доказательств, а именно их-то они никогда не получат. 
 Автомобиль проехал через ворота аэропорта и направился к "Боингу". Генри поднялся на борт самолета, прошел в спальню и услышал музыкальный сигнал телефона. 
 - Генри? Я пытался тебя разыскать. 
 Это был Кларенс Кардуэл. 
 - Я звонил в Амарильо, затем в отель в Лас-Вегасе. Мне сказали, что ты только что уехал. Я решил набрать этот номер. 
 - Что случилось, Кларенс? 
 - Меня беспокоит мой племянник Алан. Он знает о встрече на ранчо. По-моему, он подозревает наличие какого-то заговора. 
 Пока что Генри не предвидел угрозы с этой стороны. 
 - Я буду наблюдать за развитием событий. Спасибо за звонок. 
 Он положил трубку на аппарат. Он не беспокоился. Алан Кардуэл отнесется с пониманием к их целям. Как и любой другой человек, серьезно относящийся к опасности, исходящей от этого безумца из Белого дома, который тянет страну к анархии. Стоять в стороне и пассивно смотреть на происходящее так же преступно, как и участвовать в нем. 
 Генри Бланкеншипу было совершенно ясно, что эффективным может оказаться только такое государство, которое не вмешивается в экономическую жизнь страны. Он считал, что единственный эффективный способ производства это монополия. Вначале конкуренция являлась полезным средством изгнания с рынка слабейших. Но сейчас она стала бессмысленной тратой сил; поддерживая её, государство наказывало лучших производителей. Изменить эту тенденцию просто: достаточно установить контроль над правительством. 
 Он испытывал сильную усталость - предупреждающий знак. Он принял таблетку и лег на кровать. Много лет назад, охотясь в одиночестве, Генри после припадка остался лежать без сознания на холодном холме. Его нашли лишь через несколько часов. Началась пневмония. Он выстоял, победил болезнь, но ему пришлось признать, что он, как и другие люди, смертен. Это открытие испугало его. За восхитительной ареной мира находилась пугающая пустота, в которую он может попасть в любую минуту - зловещее антивещество, способное оборвать блестящий, но быстротечный спектакль его жизни. Ему требовалась философия, которая могла бы утешить его, избавить от нового страха, стать решением ужасной проблемы. Ответ заключался во власти, в достойной бога мечте об изменении мира согласно собственным представлениям. Вот в чем есть элементы бессмертия. 
 Самолет со скоростью шестьсот миль в час приближался к Амарильо. Генри Бланкеншип спал. 
 Адель Кардуэл читала в глубоком кресле, стоящем в гостиной. Возле неё белели лилии; их тонкие, стройные стебельки оттеняли природное изящество и красоту женщины. Она инстинктивно создавала подходящие декорации. 
 Адель опустила книгу. 
 - Ты можешь что-то сказать? Ты ходишь взад и вперед, бросая на меня странные взгляды. 
 Алан остановился. С момента своего возвращения домой он думал о том, как сообщить ей новость. В каком-то смысле она была ближе к его семье, чем он сам. 
 - Я пытаюсь придумать, как мне начать, - сказал он. 
 - Ты уже начал. 
 - Боюсь, это неприятная тема. 
 Ее лицо обрело торжественное выражение, означавшее, что она приготовилась к плохим известиям. Он не мог воссоздать атмосферу беседы с дядей Кларенсом, поэтому ограничился содержанием. Заметив, что она перестала слушать и ждала, когда он остановится, Алан замолчал. 
 - Это все? - спросила она. 
 - Дядя Кларенс раскрыл не слишком многое. Но мне ясно, что он и Генри Бланкеншип участвуют в заговоре против правительства. 
 - Неужели, Алан? 
 - Мне нравится это не больше, чем тебе, но я не знаю, как это можно назвать иначе. 
 - Я отказываюсь верить в то, что дядя Кларенс или Генри Бланкеншип способны совершить нечто недостойное. 
 Ее спокойный, сдержанный голос заставил Алана усомниться в обоснованности своих опасений. Знает ли он что-то? Его апокалипсическое видение стало бы гораздо более убедительным, если бы в нем присутствовало нечто материальное: самолеты, танки, орудия. Эта страшная простота низвела бы все до основополагающих понятий. Кровь и долг. Очищающая сила полного пренебрежения к жизни. 
 - Они не всегда на стороне ангелов, - сказал он. 
 - Если они хотят изменить положение дел в этой стране, я не виню их в этом. Мне кажется, что давно пора это сделать. Если попутно придется сбросить президента Хэролда Пейджа и всю его свору радикалов, революционеров и бомбометателей - туда им и дорога. 
 - Ты можешь не соглашаться с политикой президента Пейджа, но он был избран. Это и есть демократия. 
 Она, похоже, изумилась его словам. 
 - Ты защищаешь этого человека? 
 Ее возмущение было забавным: в нем присутствовала непоколебимость тех, кто не способен допустить ошибочность своего мнения. Алан налил себе виски без содовой и быстро выпил его. 
 - Забудем на время о президенте. Все это более серьезно, чем ты думаешь. Даже важнее твоего отношения к семье. 
 - Это ты нападаешь на родственников. На самых близких тебе людей. 
 - Ты попытаешься понять? На карту может быть поставлено будущее страны. Мне нужна твоя помощь. 
 - Какая? 
 - Кларенс не скажет мне, что за сделку заключил он и кузен Генри с Синдикатом. Ты ближе к нему, чем я. Он доверяет тебе. 
 - Ты хочешь, чтобы я шпионила? 
 - Если заговора нет, ты получишь шанс доказать это. 
 - Ты думаешь, что я предам их доверие? 
 - Тебе придется выбирать. 
 - Что? 
 - Кому ты предана сильнее - стране или узкому кругу друзей и родственников. 
 - На самом деле выбор другой. Ты предлагаешь мне выбрать между ними и тобой. 
 Она пристально посмотрела на него. 
 - Почему бы тебе не проявить для разнообразия честность? 
 - Если ты ставишь вопрос так, то ты вышла замуж за меня. Не за мою семью. 
 - Это всего лишь твое последнее требование. Сначала мне пришлось согласиться с твоим решением уйти в политику. Затем - стать женой политика. Вечно принимать гостей. То коктейль на двадцать пять человек, то фуршет на двести. Двадцать писем в день, на которые надо ответить. И ты ждешь от меня этого. Заставляешь меня чувствовать, что я подвожу тебя, если обхожусь недостаточно вежливо с самыми разными людьми. Я стараюсь не жаловаться, но это ужасное посягательство на мою личную жизнь. 
 - Я не сознавал, что ты так считаешь. 
 - И теперь - последняя капля. Ты хочешь поссориться со своей семьей из-за какого-то нелепого политического вопроса. Нет, я не поддержу тебя, тайно страдая и притворяясь, что все в порядке. 
 Несмотря на искусный макияж, на её лице внезапно появились следы усталости. 
 - По правде говоря, я уже давно не была счастлива. 
 Словно распахнув дверь в запертую комнату, он вдруг заглянул в ту часть её жизни, которая была скрыта от него. Когда они в последний раз были по-настоящему счастливы? Он задумался. Это случилось в тот вечер, когда он привез её из больницы и, понимая, как она травмирована, уговорил раздеться и встать перед ним. Он рассмотрел длинный шрам и впадину на месте груди. Потом сказал: "Хорошо. А теперь мы ляжем в постель и никогда не будем об этом думать." В ту ночь он преодолел её сдержанность и обнаружил ключ, из которого били неподдельные чувства. 
 - Чего ты хочешь, Адель? 
 Ее белое, как лилии, лицо застыло. 
 - Развод может оказаться наилучшим выходом для нас обоих. 
 Ее прерывистый, осторожный голос свидетельствовал о внутренних усилиях. 
 - Когда мы начинали жить, у нас было все, но я не думала, что мы придем к такому. Не могла представить себе этого. 
 - Извини. Я не знал... 
 Он просто не хотел признаться в том, что на самом деле знал. 
 - Ради бога, Алан, будем честны друг с другом. Ты не любишь меня и никогда не любил. 
 Его сердце сжалось. 
 - Это неправда. 
 - Хорошо. Когда-то любил. Но сейчас это нам не поможет. Мы не можем жить так дальше, медленно исчезая друг для друга. 
 Она поежилась, словно в её душе подул холодный ветер. 
 - Сейчас нас ничего не связывает. Я просто не могу представить нашу счастливую совместную старость. Не могу представить её уже какое-то время. 
 - Что ты собираешься делать? 
 - Было бы нечестным начинать развод во время твоей кампании. 
 Ее глаза наполнились слезами, губы задрожали. 
 - Сначала я навещу мою сестру в Лондоне. Она давно приглашает меня. По возвращении займусь разводом. 
 Он казался себе фигурой, парящей в воздухе. Испытывал потребность обрести чувство реальности. 
 - Чем это вызвано? Тем, что я сказал насчет моей семьи? 
 - О, Алан, ради Бога, какая разница? 
 Она была права. Всегда есть много причин. Все кажется потерянным, если слишком пристально посмотреть на любую из них. 
 Его настроение улучшилось. По спине побежали мурашки. Диана. 
 - Поезжай в Лондон. Мы больше не будем ссориться. 
 Он с ясностью и болью осознал, что старые аргументы превратились в самообман, который длился, сколько это было возможно. 
 Ее терпение истощилось, и этим она спасла их обоих. 
 Уже давно Стивен Гиффорд не был настроен так оптимистично. Он держал в руке карточку некоего Питера Дерека, механика, обслуживавшего во Вьетнаме реактивные самолеты, а впоследствии арестованного и осужденного за самовольное бегство на Окинаву в офицерской форме. После двух лет, проведенных в штрафном батальоне, он был уволен из армии без всяких привилегий. Следующая запись в досье ФБР была сделана после нового ареста Питера Дерека: на сей раз он избил свою сожительницу. Отсидев восемнадцать месяцев, он заслужил условное досрочное освобождение. Спустя два года он был задержан в связи с хищением посылок из авиалайнера "Пан Америкэн" в аэропорту Лос-Анджелеса. Украденные ценности продавали в разных уголках страны. Большое жюри на этот раз оправдало Дерека, и его освободили. Последняя запись в карточке была сделана офицером полиции, курировавшим Питера Дерека. Он сообщал, что Дерек получил должность механика в "Империал Вест Эйрлайнз" и работал там в момент истечения последнего условного срока. 
 Авиакомпания "Империал Вест" принадлежала "Бланкеншип Энтерпрайзис". Из семи человек, подозреваемых в порче самолета Пола Берри, в то утро только Питер Дерек находился в районе аэропорта Сакраменто. 
 В отделе кадров "Империал Вест Эйрлайнз" Стивен обратился к деловитой женщине с покатым лбом и жидкими каштановыми волосами. 
 - Согласно нашим документам, Питер Дерек уволился от нас четыре недели тому назад. Он проработал почти три года; претензий по службе к нему не было. Его не уволили. Он ушел по собственному желанию. 
 - Вам известно, где он сейчас? 
 - Нет. Могу дать вам его последний известный нам адрес. А также фамилии и адреса двух его рекомендателей. 
 Последним известным жилищем Дерека оказался дом с меблированными комнатами на мрачной улице с грязными лавками и приютами для стариков. Хорошенькая веснушчатая девушка в узких джинсах сказала, что она ведает сдачей комнат в аренду. Она выполняла эту работу для домовладельца за право бесплатного проживания. 
 - Я нахожусь здесь уже восемь месяцев и не помню никакого Питера Дерека. И не узнаю его по фотографии. 
 - У вас есть регистрационный журнал? 
 - Конечно. 
 - Я бы хотел заглянуть в него. 
 Контора, отделенная от коридора скользящей дверью, была завалена хламом; в ней пахло старой кожей и пыльными коврами. Фамилии жильцов заносились в лежавшую на столе бухгалтерскую книгу. Стивен отыскал там Питера Дерека. Он появился два года тому назад и уехал, не прожив здесь и двенадцати месяцев. Поэтому девушка не знала его. Дерек не оставил нового адреса для пересылки почты. 
 Поблагодарив девушку, Стивен ушел. Он вернулся в "Империал Вест" и поговорил с техниками из ангаров. Один человек дал ему ценную ниточку. 
 - По-моему, Дерек внезапно разбогател. Он сказал, что собирается купить бензоколонку, чтобы другие люди работали на него. 
 - Он имел в виду какую-то конкретную бензоколонку? 
 - Да. Ту, что расположена на Фрипорт возле торгового центра. 
 Хозяин бензоколонки помнил Дерека. 
 - Мрачный тип. Он мало говорил. Он увидел мое объявление в газете. Но я не мог продать ему бензоколонку, пока компания его не проверит. 
 - И что показала проверка? 
 - Не знаю. Все было как-то странно. Он казался весьма заинтересованным, но так и не вернулся. 
 В штаб-квартире "Каскад Ойл Компани" Стивен увидел анкету, заполненную Питером Дереком. Там был его домашний адрес. 
 Уже в сумерках Стивен подъехал к двери старого четырехэтажного дома. Кнопка звонка находилась над почтовым ящиком с табличкой - "Чарлз Олсен, управляющий." Он нажал её. Когда его впустили, он увидел стоящего возле квартиры на первом этаже Олсена. Это был пухлый, круглолицый человек с очками в пластмассовой оправе. 
 - Дерек? Конечно, знаю. Обязан знать. Вы из полиции? 
 - Я - следователь из аппарата губернатора. 
 - Губернатора? Мне нечего добавить к тому, что я уже сообщил полиции. Приличный тихий человек, предпочитавший одиночество. Всегда вносил плату вовремя. Я очень удивился, когда он убил ту женщину, а потом застрелился сам. 
 Бывшую квартиру Питера Дерека уже занимал новый жилец. Управляющий попросил Стивена не говорить ему об убийстве и самоубийстве. Вы знаете, как люди относятся с таким вещам. Новый жилец был невысоким смуглым человеком с бритой головой и грубоватыми манерами. Его удовлетворило объяснение Стивена, представившегося инспектором по надзору за жилым фондом. У него на глазах Стивен осмотрел стены и плинтуса, поднял ковры, чтобы поглядеть на пол, тщательно обследовал ванную. 
 - У вас есть жалобы? - спросил Стивен. 
 - Вода недостаточно горячая, - ответил человек. - И стены, точно картонные. Я слышу, как трахаются в соседней квартире. 
 Стивен поговорил с парой, проживающей там. Вечером в день трагедии они были в кино и узнали о ней только по возвращении. Они добавили слегка раздраженно: мы уже рассказывали полиции. Пожилая женщина с нижнего этажа слышала, как стучит кровать, а через минуту раздался грохот. Тогда она не поняла, что это были выстрелы, но обратила внимание на другой шум очевидно, это падали тела. Она была так напугана, что не решилась открыть дверь. 
 - Вы уверены, что выстрелы раздались спустя минуту? 
 - О, да. Сразу после того, как кровать перестала стучать. 
 Странно, подумал Стивен, что убийство и самоубийство последовали тотчас за любовные упражнениями. Очевидно, эта деталь не заинтересовала полицию. 
 Управляющий Олсен сказал ему, что ковер и матрас были заменены. Вы никогда не видели столько крови. Ковер и матрас были давно отправлены на городскую свалку и сожжены вместе с другим мусором. Личные вещи Питера Дерека забрал помощник коронера, они хранились в сейфе. Стивен по телефону договорился о встрече с клерком, отвечавшим за вещественные доказательства. Поскольку фамилия Стивена отсутствовала в списке лиц, имеющих доступ к физическим материалам следствия, ему следовало явиться с удостоверением и письмом от губернатора. 
 Вещи Питера Дерека были завернуты в упаковочную бумагу. Там были два костюма, спортивная куртка, две пары туфель, несколько пар брюк, рубашки, галстуки, носки и нижнее белье. Также Стивен обнаружил фотографию Дерека, стоящего в форме механика в ангаре возле истребителя. Кто-то написал на снимке - Вьетнам. Дерека обнимал за плечи улыбающийся пилот. В коробочке Стивен нашел часы, восемьдесят долларов купюрами и мелочь. Полдюжины писем были стянуты широкой резинкой. 
 Стивен просмотрел письма. Все они были от некоего Джила Бенедикта; внимание Стивена привлек обратный адрес. 
 - Хотите взглянуть на пули? - спросил клерк. 
 При вскрытии хирург извлек из тел пули, прикрепил к каждой бирку и положил их в конверт. Он хранился в запертом ящике вместе с другими аналогичными конвертами. Клерк достал конверт и протянул его Стивену. Он увидел на конверте расписку офицера полиции в том, что пули выданы ему. Дата возвращения вещественных доказательств совпадала с тем днем, когда жюри коронера вынесло вердикт. Дело закрыто. 
 - Тело девушки забрала мать, - сказал клерк. - Но нам не удалось найти родственников мужчины. Мы проверили его отпечатки пальцев по картотекам армии и ЦРУ. Он никогда не упоминал в анкетах родственников. 
 - Знаю, - сказал Стивен - это было ему известно по компьютерной распечатке. 
 - Если вы обнаружите кого-то, дайте нам знать, чтобы мы могли избавиться от него. 
 - Избавиться от него? 
 - Мы хотели бы отправить тело в морг. 
 - Оно ещё здесь? 
 - Конечно. В подвале. Нам приходится держать его у себя. 
 - Уже прошло несколько недель. 
 - Закон не ограничивает срок. Если вы найдете какого-нибудь родственника, дайте нам знать, ладно? 
 - Обязательно, - сказал Стивен. 
 Охранник был плотно сбитым человеком с толстой цепочкой на поясе. Он шел возле Стивена по коридору тюрьмы, позвякивая ключами. 
 - Сюда редко пускают посетителей. Только родственников. 
 - К Бенедикту приходят люди? - спросил Стивен. 
 - Если бы у него была мать, то и она бы не пришла. А если бы пришла, он плюнул бы ей в лицо. 
 Охранник остановился перед железными воротами и отпер их большим ключом. Они вели в более узкий коридор, заканчивавшийся стальной дверью. С одной стороны коридора находились два длинных зарешеченных окна, с другой восемь запертых стальных дверей. 
 - Мрачное место, - заметил Стивен. 
 - У того охранника были жена и дети. 
 Сидя в тюрьме за вооруженное ограбление, Джил Бенедикт убил надзирателя. 
 Они остановились перед дверью; Стивен подождал, пока охранник откроет дверь. За ней находилась маленькая комната с голыми стенами и узким окном. У правой стены на койке сидел человек в бесформенной серой робе. У него была почти наголо побритая голова и могучая безволосая шея. На землистом лице торчали крупные скулы, кожа была изборождена глубокими морщинами. Длительное одиночное заключение не уничтожило бесстрашный блеск в его глазах. 
 - К вам посетитель, Бенедикт. 
 - Адвокат? 
 Он поморгал. 
 - Я разговариваю только с адвокатами. 
 Голос был глубоким, с нечеткой дикцией. 
 - Возможно, я сумею помочь вам. 
 Охранник остановился у двери. 
 - Таковы правила. Для вашей безопасности. 
 - Сукин сын, - сказал Бенедикт. 
 - Я ничего не слышу, - насмешливо произнес охранник. - Я просто побуду здесь на всякий случай - вдруг он что-то выкинет. 
 - Вы - полицейский? 
 - Нет. Я работаю на губернатора. 
 Бенедикт набрал в рот слюны и сплюнул её на пол. 
 - Мне нужна информация о вашем друге. О Питере Дереке. Он застрелил женщину и затем убил себя. 
 - Вы в это поверили? 
 - А вы - нет? 
 Бенедикт хрипло, цинично рассмеялся. 
 - Вышибить себе мозги из-за девки? Только не он. 
 - Вы знали его очень хорошо. 
 - Мы сидели вместе. Пока его не выпустили на поруки. 
 - Когда вы получили от него последнее известие? 
 - Я не буду говорить с легавым. 
 - Если вы правы, и он действительно не убивал себя, разве вы не хотели бы узнать, кто это сделал? 
 Бенедикт пожал плечами. 
 - Он был вашим другом, - сказал Стивен. 
 - Мертвых друзей не бывает. Если вам что-то нужно от меня, помогите выбраться отсюда. 
 - Это будет зависеть от того, много ли вы знаете. 
 Вблизи лицо Джила Бенедикта казалось широким, мускулистым и жестоким; когда его толстые губы разошлись, Стивен увидел превосходные зубы. 
 - Можете вытащить меня? 
 - Нет. Но вы не пожалеете, если поможете мне. Иметь на своей стороне такого человека, как губернатор, весьма полезно. 
 Бенедикт с отвращением втянул воздух своими широкими ноздрями, словно он дышал пылью. 
 - Вытащите меня из "одиночки"? Я загнусь, если меня продержат здесь ещё какое-то время. И меня тошнит от этого восточного туалета. 
 В задней части камеры, в полу, находилось отверстие параши; смыть испражнения можно было только снаружи. 
 - Возможно, мне удастся что-то сделать. 
 Поковыряв в зубах ногтем, Бенедикт недоверчиво посмотрел на Стивена. 
 - О'кей. Что вы хотите знать? 
 Через полчаса Стивен покинул карцер. Ему пришлось пройти через систему из трех дверей. У первой двери охранник, увидев его через стекло, повернул рычаг, и стальная пластина, прикрывавшая замок, отошла в сторону. Сопровождавший Стивена охранник отпер дверь, и стальная пластина тотчас вернулась на прежнее место. Вдоль длинного наружного коридора тянулся ряд одиночных камер, так называемых "легких карцеров", предназначенных для смутьянов. В потолок были вмонтированы баллоны со слезоточивым газом, вентили которых срабатывали мгновенно. 
 Пока они ждали, когда откроется следующая дверь, охранник спросил: 
 - Узнали, что хотели? 
 - Думаю, да. 
 - Он соврет и Святой деве. Я бы не поверил ни одному его слову. 
 Ожидая, когда распахнутся стальные ворота тюрьмы, Стивен заглянул в залитую солнечным светом лавку, где продавались изготовленные заключенными изделия. 
 Возле входа стоял автомат с газетами. Заголовок "ПОМОЩНИК БЛАНКЕНШИПА УМИРАЕТ ВО ВРЕМЯ ОГРАБЛЕНИЯ" поведал Стивену о том, что произошло с Харри МакКаффри. 
 Когда Алан поглощал завтрак в своем "люксе" лос-анджелесского отеля "Амбассадор", ему позвонила тетя Уилма. Этот звонок не был неожиданным. Прибыв в Лондон, Адель направила членам семьи письма с извещением об их разрыве. 
 - Здравствуй, Алан. 
 У тети Уилмы был неженственный, хриплый голос. 
 - Думаю, ты знаешь, как мы все потрясены. 
 - Я предполагал твою реакцию. 
 - Адель не сообщила причину. Я только что разговаривала с ней по телефону. Она предложила мне побеседовать с тобой. 
 - Я не знаю, что я могу тебе сказать. 
 - Ты не хочешь приехать сюда и все обсудить? 
 - Я не хочу ни с кем это обсуждать. Это касается только меня - и Адели. 
 - Но я - член семьи. 
 Она произнесла это слово так, словно оно было священным. 
 Ощущая пустоту своей жизни, она всегда волновалась за наследников. 
 - С кем, если не со мной, ты можешь поговорить? 
 - Я знаю, что ты хочешь помочь, тетя Уилма. Я ценю это. 
 - Ты не должен избегать людей, которые тебя любят. Знаешь, Алан... 
 Он испугался, что сейчас начнется типичная лекция мудрой старой тети, адресованная заблудшему племяннику. 
 - У меня сейчас мало времени, - перебил он. - Я назначил ряд встреч. 
 - Ты не можешь сказать мне, что Адель тебе безразлична. 
 Это было правдой. Отношения между людьми не исчезают мгновенно. Плотный осадок из незначительных воспоминаний, общих переживаний, мимолетных ощущений растворяется медленно и не полностью. Всегда не полностью. 
 - Нам пришлось принять это решение, тетя Уилма. 
 Желая продемонстрировать деликатность, она всего лишь понизила свой голос: 
 - Надеюсь, ты не совершишь глупости. В семье Кардуэлов ещё не было развода. Мы не такие люди. Зрелые, взрослые индивидуумы знают, что проблемы следует разрешать. Это и есть брак, Алан. Разрешение проблем. 
 Где она постигла эту мудрость? - подумал Алан. Вероятно, она шла к ней все эти годы. 
 - Я не знаю, что произойдет, тетя Уилма. 
 - Ты и Адель - два благоразумных человека. 
 Благоразумие было для неё эквивалентом невидимого, но обязывающего контракта. 
 - Если бы вы имели детей, такое бы никогда не случилось. 
 Это замечание камнем опустилось на дно его сознания и внезапно поднялось на поверхность. Исключение такой возможности шло параллельно с исчезновением из их брака настоящих чувств. Семь лет тому назад врачи подтвердили, что медицинские причины бесплодия отсутствуют. Наверно, подозревал Алан, все дело в том, что их сексуальная жизнь стала редкой и механической, таинство сменилось функцией, усилия не соответствовали отдаче. Они так прониклись другими интересами, что уже не хотели беспокоить себя редкими приступами безумства. 
 Он не счел нужным мутить прозрачное пустое сознание тети Уилмы. 
 - Извини, что я тебя перебиваю, но этот разговор ни к чему не приведет. Я с минуты на минуту жду посетителя. 
 - Мы должны хорошо, обстоятельно поговорить. Ты приедешь к нам? 
 - Ладно. 
 - Когда? 
 - Не могу сказать. Как только найду время. 
 - Я чувствую, что ты хочешь проявить благоразумие. Ты обещаешь сделать кое-что ради меня? Отдохни. Ты не должен перенапрягаться. Это опаснее всего. 
 Слова, произнесенные Уилмой, раскрывали её представления о вине, однако лояльность заставляла тетю найти ему оправдание. Силы каждого человека ограничены. "Мы - рабочие лошади, а не выставочные" - с гордостью говорил о своей семье Джозеф Эндрью, и Уилма признавала, что родственники не щадят себя. 
 Вскоре появился Рой Стротерс, пресс-секретарь Алана. Они пробежались по дневному расписанию и вопросам, которые ему предстояло осветить на площадях, у заводских ворот, возле супермаркетов, в ходе телеинтервью, на дневном коктейле в Малибу и обеде в Джонатан-клубе. Кульминацией дня должны были стать посещение Олвера-стрит и речь в мексиканской колонии при поддержке энергичного легислатора Тома Эспозо. 
 Пока он совещался с Роем, прибыли два пакета с почтой: один - из Капитолия штата с официальной корреспонденцией, другой - из дома. Он просмотрел официальную почту и занялся личной. В основном это были письма, адресованные Адели - от друзей, благотворительных организаций, а также обычная пачка счетов от кутюрье, помогавших ей оставаться в списке десяти самых элегантных женщин штата. 
 Рой Стротерс сообщил о прибытии лимузина. Алан спустился вместе с ним на лифте; в вестибюле он улыбался людям, приветствовал своих доброжелателей; наконец он сел в машину. 
 Его мучила неприятная сухость во рту. Он несколько раз приложился к серебряной фляжке, которую прятал в автомобиле. На Олвера-стрит он прибыл в состоянии приятного возбуждения. Он поболтал несколько минут с Томом Эспозо. Ободренный щедрыми финансовыми вливаниями, Эспозо не сомневался в лояльности своего региона. В округе открылись новые партийные клубы, штат партийных работников вырос на несколько сотен человек, вышел в свет первый номер испаноязычной газеты с тиражом в пятьдесят тысяч экземпляров. Осуществлялась массированная обработка электората с помощью писем, телефонных разговоров, плакатов, рекламы в прессе, на телевидении и радио. Личный зондаж Эспозо уже подтверждал наличие эффекта от всей этой работы. 
 - Мои люди обычно голосуют за другую партию, но они доверяют мне, и мы обрабатываем их. Конечно, о них ещё надо позаботиться. Минимальная заработная плата и все остальное. Весь пакет. Надеюсь, ты упомянешь это в твоей сегодняшней речи. 
 - Я собирался сделать это. 
 - Хорошо. Мы должны победить на выборах с большим перевесом. Мы получим контроль над легислатурой и направим в Конвент нужных людей. 
 Их беседу прервали; пришло время поговорить с толпой, собравшейся на автостоянке. Спустя двадцать минут, приближаясь к месту следующей остановки, Алан думал не столько о речи, которую ему предстояло произнести перед членами Джонатан-клуба, сколько о смысле слов Эспозито. Что означала его фраза о выдвижении в Конвент нужных людей? 
 Утром следующего дня, вскоре после возвращения Алана в Капитолий штата, ему позвонил Стивен Гиффорд, который попросил о встрече с глазу на глаз. Вошедший в кабинет Стивен, казалось, излучал какое-то электрическое поле. Он был заметно возбужден. 
 Стивен рассказал Алану о следе, который привел от инициалов, выведенных рукой Тины МакКаффри, к истории со странным убийством и самоубийством. 
 - Я разговаривал с приятелем Питера Дерека. Он сидит в тюрьме. Дерек поведал ему о том, что он выполнил какую-то работу. Синдикат заплатил Дереку десять тысяч долларов - этим людям понадобился специалист его профиля. 
 - Зачем? 
 - Я не могу доказать это. Но думаю, что для умышленной порчи самолета, на котором летел губернатор Берри. Синдикат решил сорвать его поездку в Вашингтон. 
 - Но зачем? Мы должны это выяснить. 
 Стивен мрачно кивнул. 
 - Сделать это будет нелегко. Даже ФБР не догадывается о причине. 
 После ухода Стивена тревожные назойливые вопросы вернулись. Сначала загадочный тайник с деньгами на чердаке у Пола Берри, потом - свидетельства того, что самолет был умышленно поврежден, обнаружение списка высокопоставленных гостей на ранчо Бланкеншипа, беседа с дядей Кларенсом доказывает ли все это наличие заговора? И какова его цель? Если некая группа готовит фундаментальные изменения в политическом устройстве Соединенных Штатов, наилучший видимый инструмент для этого - будущий Конвент. Алан одобрял идею Конвента из практических соображений: стремительные изменения в стране требовали пересмотра конституции. Изменение его позиции на нынешнем этапе было бы нелегким делом. Следует ли принять такое решение? Он вспомнил предостережение Элиота Меллори насчет опасности, связанной с неконтролируемостью Конвента. 
 Он посидел некоторое время; его беспокойство усилилось, окрепло. Бремя ситуации казалось невыносимым, проблемы - слишком серьезными. 
 Наконец он снял трубку и попросил Роя Стротерса зайти к нему. 
 - Рой, я хочу, чтобы вы немедленно подготовили сообщение. Я хочу попросить легислатуру отложить рассмотрение вопроса о новом Конвенте. 
 Ручка Роя застыла на блокноте. 
 - Не понимаю, губернатор. Почему? 
 - Этот вопрос слишком сложен для того, чтобы обсуждать его в спешке. Он требует дополнительного изучения. 
 - Боюсь, люди спросят, почему раньше вы так не считали. 
 - Я полагаюсь на вас. Придумайте наилучшее объяснение. 
 Стротерс нахмурился. 
 - Это будет нелегкой задачей, губернатор, но я попытаюсь. 
 В течение нескольких свободных минут Алан размышлял о том, правильно ли он поступил. Ему казалось, что весь его жизненный путь усеян неразрешимыми проблемами, головоломками. Он сидел, глядя на ковер, пытаясь определить смутные причины, заставляющие его предавать своих друзей, партнеров, членов партии. 
 В дверь громко постучали. 
 - Кто там? 
 - Бен Хадсон. 
 Вошедший Бен напоминал разъяренного быка. 
 - Это правда, что ты делаешь заявление для прессы? 
 - Какое заявление ты имеешь в виду, Бен? 
 - Ты прекрасно знаешь! Об обращении к легислатуре. 
 - Да, правда. 
 - Ты сошел с ума? 
 - Надеюсь, нет. 
 - Тогда я бы хотел, чтобы ты объяснил мне, что ты творишь. 
 Бен прошелся по комнате. 
 - И не говори мне о серьезности вопроса. Это ерунда. 
 - У меня есть другие причины. 
 - Какие? 
 - Возможно, существует заговор хорошо организованной группы. 
 Его прямота вызвала у Бена растерянность. 
 - Заговор? 
 - Именно. Пока я не удостоверюсь в том, что Конвент нужен не для достижения ею своих целей, я буду делать все, чтобы предотвратить его проведение. 
 Бен плотно сжал губы. 
 - Ты хочешь убить свои шансы быть избранным и потянуть за собой ко дну всю партию. В ноябре мы не сможем поставить на должность своего инспектора канализации. 
 - Есть более важные вещи, чем победа на выборах, Бен. 
 - Ты спустишься с небес на землю или нет? Я оперирую реальными фактами, а не безумными фантазиями о воображаемом заговоре. Ты добьешься, что мы окажемся не у дел. 
 Бен обладал убежденностью человека, чувствующего под собой твердую почву. Собственные опасения внезапно показались Алану преходящими, непрочными, как песчаная скульптура, которую смоет прилив. 
 Словно почувствовав, что ему удалось повлиять на Алана, Бен указал на телефон. 
 - Заявление ещё не вышло из Капитолия. Прикажи Рою забыть о нем! 
 Внезапно Алан обрел твердость. Его теперешнее поведение окажется тестом, оно покажет его истинную суть. Он не мог проигнорировать свои сомнения. 
 Бен смотрел на Алана, по-прежнему указывая рукой на телефон и ожидая, когда Алан снимет трубку. 
 - Я не изменю моего решения, - сказал Алан. 
 Бен медленно опустил руку. 
 - Если этот пресс-релиз выйдет, ты получишь мое заявление об отставке. 
 - Надеюсь, ты так не поступишь, Бен. Но даже если ты... 
 От мощного тела исходили волевые импульсы. 
 - Если бы не этот несчастный случай, ты не был бы сегодня губернатором! Я выдерну из-под тебя ковер! Заставлю тебя покатиться кубарем по ступеням Капитолия! За мной стоит партия, и я могу протолкнуть это ходатайство без тебя. 
 Алан ощутил биение своего сердца. 
 - Не думаю, что тебе это удастся, Бен. 
 - Ты бросаешь мне вызов? Я возглавляю партию в штате больше времени, чем ты занимаешься политикой. 
 Он указал на полки с многотомным собранием законов, принятых легислатурой штата. 
 - Я добился принятия большинства этих законов. Я контролирую голоса в ключевых комиссиях, решающих их судьбы. Кто ты такой, черт возьми? 
 - Я - губернатор. Я могу наложить вето на любой твой закон. 
 - А я аннулирую твое вето. Парни из другой партии поддержат меня. Они знают, что я сделал для них. В прежние времена они зарабатывали сто долларов в месяц. Сейчас они получают в двадцать раз больше, имеют роскошные офисы, личных секретарей и государственные машины с шоферами. Я добился этого для них, и они это не забудут. Если потребуется выкрутить кому-то руки, я смогу сделать и это. Я знаю, что за трупы лежат в подвале у каждого - и я вытащу их, если мне это понадобится для получения голосов! 
 Жесткие глаза сверлили пространство. 
 Алан держал себя в руках. 
 - Бен, - спокойно произнес он, - ты что-то недавно сказал об отставке. Я её принимаю. 
 В это мгновение, заметив растерянность Бена, Алан понял, что он выдержал решающее испытание: как бы ни развивались события в дальнейшем, он не сдался под натиском Бена Хадсона. 
 Стивен посмотрел на конверт, надписанный знакомым почерком. Внезапно он вспомнил Мемориал-корт и Ивлин Гудмейкер, шагавшую к нему между двумя одинокими пальмами и низкими каменными арками. Он открыл письмо. Она поздравляла его с назначением на должность "главного исследователя финансовой нечистоплотности покойного губернатора Берри". Между листками находилась маленькая цветная фотография, выпавшая на стол. Невысокая, полная, седеющая женщина стояла на лужайке перед домом. В письме сообщалось, что её муж владеет и руководит ветеринарной лечебницей в Хэппи Шорс, дети ходят в среднюю школу, а сама Ивлин является вице-президентом Ассоциации прогрессивных преподавателей и "активно участвует в политической и общественной жизни городка". Она получала от своей деятельности то глубокое удовлетворение, о котором всегда мечтала, и была абсолютно счастлива. 
 За несколько минут до полудня Стивен сел в автомобиль и поехал в частный яхт-клуб "Гавань", где он должен был встретиться за ленчем с Джонасом Сильверманом. Стивен увидел стоящие на якоре изящные яхты с деталями из хрома, бронзы и красного дерева. 
 Это был жаркий день в конце сентября, и хотя долина Сан-Хоакин изнывала под безжалостным солнцем, кондиционеры поддерживали прохладу в ресторане клуба. Джонас был одет с небрежной строгостью, из-под белой спортивной рубашки выглядывала загорелая грудь. 
 - Как душеприказчик, - сказал Стивен, - вы просматривали личные бумаги Пола Берри. Я подумал, что там, возможно, есть указания на то, что заставило его срочно полететь в Вашингтон. 
 - Я ничего подобного не нашел. 
 - Вы уверены? 
 - Я сожалею, что вынужден разочаровать вас. 
 - Другие люди также разочарованы. 
 Джонас достал портсигар с короткими русскими папиросами. 
 - Я не понимаю. 
 - Дом Мэриэн Берри подвергся обыску. То же самое произошло в вашем офисе и доме. После чего вы установили в трех этих местах охранные сигнализации. 
 Джонас постучал папиросой о серебряную крышку портсигара. 
 - Откуда вам это известно? 
 - Мы прослушиваем телефоны. 
 Джонас зажег папиросу. 
 - С какой целью? 
 - Прослушивание телефонных разговоров остается наилучшим способом сбора информации. Все делается на законном основании, с разрешения окружного судьи. Я не могу понять, почему ни вы, ни миссис Берри не обратились в полицию. 
 - Я хотел избежать огласки. 
 - Думаю, причина заключалась в другом. Вы слишком хорошо знали, что хотели найти эти люди. 
 - Вы ошибаетесь. 
 За окном красная моторная лодка скользила по голубому заливу. 
 - Мистер Сильверман, ваш долг - представить информацию, если вы располагаете ею. Она может касаться всей страны. 
 - Я ничего не скрываю. 
 - Губернатор Берри был убит. Они совершат новое убийство, чтобы получить то, что им нужно. 
 - Мне нечего вам сообщить. 
 - А как насчет "Верхэм энд Санз"? 
 Возле глаз Джонаса появились глубокие морщинки. 
 - Я всегда считал, что прослушивание телефонных разговоров - грязное дело, мистер Гиффорд. 
 - Если станет известно, что вы вкладываете значительные средства в "Верхэм энд Санз", фирму с весьма сомнительной репутацией, как это повлияет на ваш другой бизнес? Когда клиенты теряют веру, они уходят. 
 Джонас на мгновение задумался. Потом неторопливо произнес: 
 - Вы используете... нечестные... способы получения информации. Но я ничем не могу вам помочь. 
 - Ваш офис, ваша квартира, дом Берри. Личные бумаги губернатора Берри могли находиться в любом из трех этих мест. Между прочим, где вы их храните? 
 - В сейфе, стоящем в моем офисе. 
 - Он был открыт? 
 - Возможно. Я не уверен. 
 - Но они не нашли то, что искали, потому что также устроили обыск в вашей квартире и в доме Берри. Позвольте мне дать вам совет. В следующий раз, когда они появятся, не полагайтесь на сигнализацию. Они настроены решительно. 
 Чувственные губы растянулись в улыбке между ухоженными белыми усами и бородкой. 
 - У вас богатое воображение. Я тронут вашей заботой о моей особе. 
 - Вы не сознаете, что вы в опасности. 
 Джонас сухо посмотрел на Стивена. 
 - Мистер Гиффорд, мне кажется, что угрозы исходят только от вас. 
 В половине шестого, когда Диана Хадсон вышла из своего магазина, моросил мелкий дождь. Когда она заперла дверь и повернулась, Алан остановил свой автомобиль у тротуара. 
 Она могла спросить, что он здесь делает, но промолчала. Без лишних слов села в машину. 
 - Какой приятный сюрприз. 
 - Где мы можем поговорить? 
 Она поглядела на него. 
 - У меня. 
 Оказавшись в её квартире, он приготовил себе спиртное. Затем рассказал о том, что его беспокоит. Он дошел до разговора с дядей Кларенсом, когда его перебил мелодичный телефонный звонок. 
 - Ты снимешь трубку? - огорченно спросил Алан. 
 - Ужасно не хочется. 
 Снова прозвучала трель. 
 - В конце концов это прекратится. 
 - Мне постоянно кажется, что кто-то хочет добраться до меня. 
 Она вздохнула, поднялась и зашагала по комнате. 
 - Алло... О, как дела, папа? 
 Алан допил спиртное. Он пожалел о том, что не успел рассказать Диане о ссоре с её отцом. Периодически она что-то тихо бормотала, но Алан мог представить себе звучавший в трубке поток гневных излияний. 
 Наконец она положила трубку. Алан молчал. 
 - Это был мой отец, - сказала Диана. - Он сообщил, что сегодня ушел в отставку. 
 - Это правда. И я её принял. 
 Она села рядом с ним на диван. 
 - Он говорил весьма нелестные для тебя вещи. 
 - Я собирался сказать тебе до его звонка. 
 - В этом нет нужды. На самом деле это не имеет значения. 
 - Да? 
 Ее улыбка удивила его. 
 - А ты как думал? Любишь меня, люби и моего отца? - Глаза Дианы заиграли. - Это было забавно. Я никогда не слышала, чтобы он так ругался. 
 - Я сожалею о происшедшем. Но избежать этого было невозможно. Он пытался надавить на меня. 
 - Я рада, что ты не поддался. Иногда он бывает ужасным хамом. Ты, вероятно, был великолепен. 
 Он нуждался в таких словах. 
 - Твой отец сказал, что я гублю партию. Думаю, он имел в виду и всю страну. 
 - Если верить ему, то партия - это последняя надежда на спасение страны. Папа - самый лояльный американец на континенте. Американский Легион, "Олени" - все, как положено. Звездно-полосатый флажок на лацкане пиджака, в окне автомобиля, на лужайке. Он даже встает, когда телевизионные программы заканчиваются государственным гимном... Так в чем причина? 
 Пока она курила, он рассказывал ей о своем решении просить легислатуру не голосовать за новый Конвент. 
 Она кивнула. 
 - Конечно, отец возмущен твоим своеволием. Он привык к тому, что с ним заранее консультируются перед любым важным шагом. Пол Берри всегда так поступал. 
 Она положила сигарету в пепельницу. 
 - Но я считаю, что ты прав. 
 - Да? 
 - Я всегда считаю, что ты прав, когда ты так считаешь. 
 Как он нуждался в ней! 
 - Я собирался сообщить тебе кое-что еще. Мы с Аделью решили пожить раздельно. 
 Она не сразу осознала, что он произнес нечто важное. На её шее запульсировала жилка. 
 - Это кажется весьма неожиданным решение, верно? 
 - Я уже давно не влюблен в нее. 
 По её щеке расползлось розовое пятно. 
 - Ты подумал о последствиях развода для твоей карьеры? 
 Он усмехнулся. 
 - Если верить твоему отцу, в этой сфере у меня нет большого будущего. 
 Поразившись внезапному открытию, он добавил: 
 - И это не слишком важно. 
 Их объединяло понимание того, что слова - это всего лишь одинокие молекулы, плавающие в океане чувств. 
 - У нас все может оставаться по-прежнему, - сказала она. - Я не могу представить себе такое время, когда мне захочется расстаться с тобой. 
 - Ты не сторонница брака? 
 - Он бы ничего не изменил. Как ничего не изменил твой разрыв с Аделью. И я бы не хотела, чтобы брак пережил любовь. 
 Он словно оказался в темном лесу, ощутил запах сырой земли. 
 Она добавила чуть слышно: 
 - Но я ужасно влюблена в тебя. 
 Ощущение опасности исчезло. 
 - Тогда я собираюсь сделать тебе предложение, - сказал он. - Даже если твой отец не отдаст тебя на свадьбе. 
 Она слегка наклонила голову; казалось, она сейчас заплачет. Он приблизился к ней и нежно обнял. Он слышал частое биение её сердца. Он так долго ждал, когда придет счастье. Боясь потерять драгоценные мгновения, он овладел ею с романтической одухотворенностью. Потом, лежа возле нее, он видел перед глазами картинки, напоминавшие о недавнем взрыве. 
 Неужели что-то могло отнять у него эти восхитительные ощущения? Нет, это невозможно. 
 Генри Бланкеншип показывал своей гостье свою личный арсенал. Девушка была высокой, тонкой, с прекрасными чертами лица и телом, напоминавшим в одежде скульптуру из проволоки - пока взгляд не падал на её потрясающе красивые ноги. Ее отрывистая речь и раскованность манер были известны десяткам миллионов, но даже самая знаменитая кинозвезда испытывала бы смущение в присутствии Генри Бланкеншипа: такое количество денег внушало почтение даже тем, кто привык их презирать. 
 - У тебя тут достаточно оружия, чтобы затеять революцию, - сказала она. 
 - Вероятно, да - в какой-нибудь банановой республике, - улыбнувшись, ответил он. 
 Девушка остановилась в просторной комнате, обшитой красным деревом, чтобы полюбоваться старинным отполированным кремневым ружьем, которое могло принадлежать фермеру, сражавшемуся при Лексингтоне или Конкорде. Свой мятежный дух американцы унаследовали у независимых, свободолюбивых предков, осмелившихся направить ружья против законной власти. 
 Он открыл дверь в соседнюю комнату и включил свет. Здесь вдоль стен размещались трофеи - рога американского лося, бритая голова тигра с распахнутой пастью, стоящее в углу чучело медведя, гордый орел, готовый ринуться с ветви вниз в поисках жертвы. Любимые охотничьи ружья Бланкеншипа без единого пятнышка или следа ржавчины поблескивали смазкой. 
 - Ты сам застрелил всех их? 
 - Да. 
 Он охотился до тех пор, пока его зрение не ослабло настолько, что он уже перестал различать цель. Он всегда ходил в леса один, наслаждаясь вызовом, бросаемым непредсказуемыми опасностями. Но он уже пятнадцать лет не стрелял из ружья и не был уверен в том, что сохранил бы интерес к охоте, даже если бы его зрение не испортилось; эта форма агрессии была слишком примитивной. Все в его жизни было результатом непрерывного роста, упорного движения к особой цели. 
 Он не сомневался в итоге его теперешней борьбы. Финал будет именно таким, каким он увидел его при исходной разработке плана. Процесс радикального реформирования, начавшийся с прихода к власти столь опасного человека, каким был президент Хэролд Пейдж, и развивавшийся столь стремительного, что единственным итогом его могла стать социальная революция, будет остановлен. 
 Отвратительно, подумал Бланкеншип, что люди вроде президента и его приспешников считают себя полезными для общества. Как ни трудно в это поверить, но это, несомненно, так. Немногие люди, даже совершившие самые гнусные поступки, искренне считают себя негодяями. 
 Когда они покидали оружейную, прелестная спутница Бланкеншипа крепко сжала его руку. 
 - Проблема исключительно богатого человека, - сказала она, заключается в том, что он никогда не может точно знать, любят его самого или его богатство. Это тебя не беспокоит? 
 Странный вопрос, подумал Генри Бланкеншип. Какое это имеет значение? 
 Жизнь Джила Бенедикта стала легче после того, как его перевели в "легкий карцер". Режим был строгим, но терпимым. Хотя обитатели "легкого карцера" не имели доступа к газетам, телевидению, радио и журналам, утром и днем их выпускали во внутренний дворик. Однажды днем, когда Бенедикт сидел во дворике спиной к тюремной стене, к нему подошел другой заключенный тихий пожилой человек по имени Риццо, работавший на кухне. У него были большие уши и вытянутая заостренная физиономия. Он напоминал огромную мышь с очками. 
 Риццо посмотрел на Бенедикта со странной неподвижной улыбкой на лице. 
 - Охранники приговорили тебя. Ты умрешь за то, что ты сделал с тем надзирателем. 
 Он прошептал это так тихо, что уже на расстоянии в два фута ничего нельзя было услышать. Потом он отошел. 
 Джил давно замечал враждебность надзирателей. Они бы обрадовались, если бы он сделал шаг в сторону - это позволило бы им застрелить его "при попытке к бегству". Но он был достаточно умен, чтобы дать им такой предлог, и вполне мог постоять за себя при нападении. 
 Вечером, когда заключенных выстроили перед возвращением в камеры, металлическая болванка едва не пробила ему голову. Ее бросили откуда-то сзади. Никто не видел бросавшего. Джила встревожило то, что болванку пронесли через контрольный пост. Электрический сигнал звучал даже в том случае, если осужденный пытался прихватить из столовой ложку или вилку. Тяжелый металлический предмет можно было пронести через пост только при содействии охраны. 
 Через два дня за завтраком он ел овсянку и внезапно рассек себе нёбо. В каше оказались обломки бритвы. Если бы он проглотил их, они порезали бы его внутренности. После того, как он едва не захлебнулся собственной кровью, в медсанчасти ему зашили глубокий порез. 
 Джил понял, что обломки бритвы были положены в его миску на кухне. Это означало, что убить его пытались два человека - возможно, больше. Он должен проявлять бдительность. Ему повезет, если он переживет ближайшие несколько недель. По ночам его терзали мысли о том, каким будет следующее покушение. 
 Поэтому, когда однажды утром Риццо подошел к нему во дворике и спросил, согласен ли он бежать, Джил уже созрел для этого. При других обстоятельствах, услышав такое предложение, он бы лишь усмехнулся. Вероятность успешного побега из железобетонной камеры, окруженной кирпичной стеной, мимо вооруженной охраны, круглые сутки стоящей на посту, была безумно малой. Все пытавшиеся вырваться на свободу оказывались в карцере или на тюремном кладбище под палкой с номером. Но сейчас Джилу было практически нечего терять. 
 Он спросил Риццо, почему после девяти лет отсидки он наконец решился на побег. Ответ прозвучал убедительно. Риццо получил весьма длительный срок за убийство. Жертвой стал партнер Риццо по игорному бизнесу. Подсчитав общую сумму ставок и вычислив, какую сумму должен был составлять доход казино, Риццо понял, что партнер обманывает его. У партнера был сообщник, который ежедневно забирал часть наличных и относил её в банк. Сообщником, имевшим неосторожность сохранять банковские квитанции, оказалась жена Риццо. Впоследствии именно её показания позволили осудить его за убийство. Девять долгих лет Риццо жил ради того дня, когда он сможет рассчитаться с ней. 
 В эти годы у него было много времени для того, чтобы придумать наилучший способ бегства. Его план был практичным. Будучи помощником повара и пользуясь доверием надзирателей, он похитил запасные ключи от дверей, которые вели в блок "Е" - наименее охраняемую зону. Если им удастся попасть туда, они получат хороший шанс перебраться через стену. Тем более что Риццо имел дубликат большого латунного ключа от стальной двери, которая вела из расположенной на первом этаже комнаты для отдыха в сад. 
 Они выбрали первую туманную ночь. Периодически от залива надвигалась плотная серая мгла; корабли извещали о её приближении печальными гудками. Клочья тумана окутывали трехэтажную каменную башню, служившую наблюдательным пунктом, откуда охранники следили за внутренней частью тюрьмы, обнесенной кирпичной стеной. В такие моменты видимость сокращалась до нескольких ярдов. 
 В эту ночь, вскоре после того, как зазвучали корабельные сигналы, Джил своим острым ногтем вскрыл шов во рту. Открылось такое убедительное кровотечение, что надзиратель отправил его в лечебницу. Возвращаясь назад, Джил отстал на полшага от конвоира, сдавил предплечьем его шею и в полубессознательном состоянии оттащил в кухонную "подсобку". Он оставил связанного конвоира с кляпом во рту и тихонько постучал в дверь, ведущую на кухню. Риццо тотчас открыл её. Они подошли к люку, через который обычно выбрасывали отходы. Джил откинул его, и они бесшумно упали на скользкую кучу. Вдыхая вонь, исходящую от гниющих овощей, разлагающихся кусков мяса и помоев, они провели там двадцать неприятных минут в ожидании того момента, когда стихнут шаги охранника. Потом они быстро выбрались наружу, проскользнули вдоль стены прачечной. Они попали в просторный двор, образованный стенами трех блоков и кухни-столовой. Выбраться наружу из этого места было невозможно из-за наличия на дальней стене башенки с часовым и высокой концентрации охранников возле ворот. Но на расстоянии в двадцать ярдов в стене была массивная деревянная дверь, которая вела в блок "Е". Риццо достал кольцо с ключом от этой двери. На его лице появился испуг, когда он увидел в руке Джила нож, прихваченный на кухне. 
 - Я не вернусь в карцер, - сказал Джил. 
 И тут завыла сирена; её высокий пронзительный вой то усиливался, то затихал. 
 Риццо опустил свои руки. 
 - Нас ищут! 
 Джил вырвал у него ключ и отпер дверь. И тогда Риццо попытался скрыться. Он повернулся, чтобы убежать, и тут пальцы Джила сжали его предплечье. 
 - В чем дело? - спросил Джил. 
 Глаза Риццо округлились от страха. 
 - Ничего не получится! 
 - Получится, - сказал Джил, - даже если для этого мне придется перерезать всем глотки! 
 - У нас нет ни единого шанса. Тебя подставили! 
 - Что? 
 - Я не мог ничего поделать, - проскулил Риццо. - Меня заставили! 
 Потрясенный Джил Бенедикт все понял. В его душе закипела ярость, но он сдержал свой голос. 
 - Почему, черт возьми? 
 - Тебя приговорили, потому что ты запел перед легавым губернатора. 
 Почувствовав приближение смерти, Риццо закричал. Его вопль сменился бульканьем - такой звук издает человек, который полощет горло. Джил перерезал ножом его шею. Риццо оттолкнул руку Джила, сделал несколько неуверенных шагов в тумане и повалился на бок. 
 Из-за угла появились серые тени. 
 - Вот он! 
 Джил нырнул в дверь, побежал по короткому коридору и оказался в просторной комнате со столом для пинг-понга, телевизором, музыкальным автоматом и карточным столом. Сирена ревела. Пересекая комнату, он слышал доносившийся из коридора топот. 
 Джил добежал до стальных ворот, которые перекрывали выход в тюремный сад. Попробовал воспользоваться латунным ключом, висевшим на кольце. Повернул ключ в одну сторону, потом в другую. Увидел позади себя охранников. 
 - Замок! - закричал он. - У него и не было ключа! О, Господи, у него и не было ключа! 
 Он бросил окровавленный кухонный нож, и вдруг его руки потеряли силу, ноги подогнулись, тело обмякло, колени коснулись пола. Вокруг сверкали вспышки. Пули рвали его плоть. Он стоял на коленях в круге света, когда кто-то поднес пистолет к его голове и выстрелил. 
 Октябрь 
 В субботу утром, когда в доме Энди Джелло зазвонил телефон, время для этого было самое неподходящее. Внешне все казалось спокойным - типичный выходной в пригороде. Энди поливал лужайку на заднем дворе; его жена Мэри открыла окно на кухне и крикнула: "Телефон". Своим тоном она дала понять ему, что не желает с ним общаться. 
 Он положил дрожащий зеленый шланг на лужайку и завернул кран. Остатки воды вытекли на землю темно-серебристой струйкой. Энди прошел в дом, чтобы взять на кухне трубку второго аппарата. Мэри не было видно. Еще одно свидетельство того, что он не прощен. Обычно она ждала где-то рядом, чтобы узнать, по какому поводу звонят. 
 - Мистер Джелло? Вас беспокоят из службы передачи сообщений. 
 - Да? 
 - Для вас есть сообщение. Авиабилет на два тридцать в Сакраменто забронирован. 
 - О'кей. 
 В почтовом отделении Сакраменто его будет ждать письмо с указаниями относительно дальнейших действий и вся необходимая информация. 
 Сейчас ему меньше всего хотелось покидать дом. Он предпочел бы посвятить уик-энд домашним делам, дать Мэри время постепенно остыть. 
 Они поженились шесть лет тому назад, когда Мэри была хорошенькой, стройной, темноглазой выпускницей средней школы. В ту пору молодой и беспечный Энди Джелло проводил время у бассейна, играл в карты или изучал программу бегов. Когда он увидел Мэри, рассаживавшую зрителей в кинотеатре Лонг-Бич, его друзья сказали ему, что у него нет никаких шансов, но он не сдался. Он установил, что отец заезжал за ней ежедневно в одиннадцать часов вечера. Энди сумел познакомиться с её отцом - аптекарем и страстным любителем бегов. Энди пригласил его на ипподром. Отец девушки был потрясен - каждая ставка Энди оказывалась выигрышной. На самом деле Энди купил в тотализаторе билеты на всех лошадей в каждом заезде. Этот спектакль обошелся ему недешево, но вполне окупился, потому что отец пригласил его к себе домой на ужин, и Энди познакомился с Мэри при благоприятных обстоятельствах. Он был идеальным кавалером, никогда не привозил её домой слишком поздно и всегда проявлял уважение. 
 Они поженились. Мэри была девственницей и боялась, что разочарует своего мужа во время брачной ночи. На самом деле все вышло наоборот. Войдя в нее, он через несколько секунд застонал, и все закончилось. Энди скатился с Мэри и раскинулся на кровати, не сознавая, как сильно разочаровал жену. 
 Она заставляла его платить за свою несостоятельность в спальне. Он стал чрезмерно услужливым, покорно выслушивал её жалобы, переехал в Глендейл, стриг и поливал газон, ездил на свою "работу" в фирму Тони Брагны в Лос-Анджелес. То были тяжелые дни для организации Тони Брагны. Из-за войны с Синдикатом Мороженщик потерял защиту полиции и злился на чиновников, которым прежде платил. Теперь они предавали его. После одного ареста фамилия и фотография Брагны появились в газетах наряду с кратким описанием его карьеры и неприятным упоминанием о его фирме-импортере, якобы созданной для прикрытия преступной деятельности. 
 Мэри показала газету Энди, и он назвал статью лживой. Но вскоре он сам был арестован по обвинению, которое осталось недоказанным. Адвокат Брагны выручил его, но Мэри поняла, что слухи соответствуют истине. Отец девушки, практически не возражавший против деятельности Энди (и ценивший его периодические подсказки в отношении бегов), уговорил дочь не уходить от мужа. Она осталась с Энди, но не скрывала того, что считает себя несчастливой; её нытье и мелкие придирки усилились; Энди страдал. 
 Затем мексиканец пырнул его ножом, и Энди получил срок. Он решил, что его жизнь закончилась. Он ехал в поезде прикованным наручниками к человеку, который сжег дом после ссоры с его владелицей. Энди, не раскрывая рта, смотрел через окно на пейзажи Северной Калифорнии. Птицы лениво парили в небе, зеленые холмы пестрели цветами. 
 Они прибыли в тюрьму под вечер; осужденных построили и отправили в приемный блок. Каждый из четырнадцати вновь прибывших подвергся обследованию на предмет наркомании и наличия венерических заболеваний; они получили серую форму и головной убор с личным номером. Через три недели Энди перевели в тюрьму и поместили в камеру. Каждое утро в шесть тридцать его будил звонок, и в камере вспыхивал ослепительный электрический свет. Пятнадцать минут на одевание, заправку кровати, бритье электрической бритвой, которую надзиратель передавал через зарешеченное окошко. Следующий звонок означал начало поименной проверки. По третьему звонку массивные стальные двери отпирались с напоминавшим длительную канонаду грохотом; осужденных выстраивали в коридоре и вели на завтрак. Остальная часть дня проходила под другие звонки, регламентировавшие работу, отдых, построение на полуденную проверку, ленч, продолжение работы, второй перерыв, ужин, возвращение в блок для вечерней проверки, заточение в камеру, выключение света. По воскресеньям распорядок дня менялся: звонки служили сигналом к религиозной службе и еженедельной бане. 
 К Энди всегда обращались только по его номеру, Эйч-2069. Он понял, почему некоторые бывшие заключенные не могли избавиться от привычки подписываться своим номером. По ночам, после проверки, он лежал без сна и повторял: "Я - Энди Джелло. У меня есть имя." Но утром, проснувшись в половине седьмого и вычистив свой туалет, он снова начинал ощущать себя номером. 
 Заключение стало судьбоносным событием для Энди Джелло. На свободе он бы просто не выжил. Рано или поздно фортуна отвернулась бы от Энди, как это произошло с его бывшим партнером Томми Спадари, погибшим в результате несчастного случая на шоссе. Отъехав от бензоколонки, Спадари обнаружил, что у него сдулась шина. Он направился пешком назад на заправочную станцию за помощью и был сбит автомобилем, протащившим его вперед на триста футов. Этот трагический эпизод даже не удостоился внимания прессы. Никто не знал, что шина была преднамеренно проколота на бензоколонке и что второй автомобиль следовал за Спадари. 
 Однажды днем, во время отдыха в тюремном дворе, Энди увидел Френка Кенни, возле которого стояла очередь из желавших поговорить с ним осужденных. Энди не стал подходить к Кенни, который, несомненно, слышал о том, что Джелло работал на Брагну; Энди не мог рассчитывать на то, что Кенни захочет с ним пообщаться. Первое предположение было правильным, а второе - ошибочным. Кенни знал все про Энди Джелло. Говорили, что только ледяная жестокость и беспощадная эффективность "двух крутых итальяшек" позволяли Мороженщику сохранять власть на своей территории в Южной Калифорнии. Акции Энди Джелло превратили его в живую легенду, человека с репутацией; Фрэнк Кенни всегда интересовался такими людьми. 
 Вскоре Энди был освобожден от работы каменотеса и получил место на кухне. Другие заключенные стремились оказывать Энди мелкие услуги. Человек, работавший на складе, периодически снабжал его сигаретами, печеньем, натуральным кофе. Другие время от времени чистили его камеру, стирали рубашку, приносили самодельное спиртное, изготовленное из картофеля, слив и сахара. 
 Эти и подобные услуги, как дали понять Энди, оказывались ему по распоряжению Фрэнка Кенни. Однажды днем в столовой Энди сумел расплатиться с Кенни. Один из заключенных, здоровенный громила, проходя мимо стула Фрэнка Кенни, внезапно схватил с тарелки нож и ударил его. Кенни блокировал рукой первый удар. Энди сидел за соседним столом напротив Кенни. Он бросился вперед и оказался возле громилы в тот момент, когда этот тип собрался воткнуть нож в грудь Кенни. Энди нанес короткий удар в пах. Ноги громилы подкосились, на его лице появилась страдальческая гримаса. Энди ударил его ребром кисти в кадык. Захрипев, громила упал. Энди крепко заехал ему ногой в голову. 
 Громилу отправили в больницу. Он не объяснил причину своего покушения на Фрэнка Кенни. Большинство полицейских решило, что он просто слегка тронулся. 
 Вскоре в деле Энди обнаружились новые свидетельства. Человек, уже приговоренный к пожизненному заключению, признался в убийстве молодого мексиканца в сигарной лавке. Отцу убитого предъявили фотографию признавшегося в убийстве, и он заявил, что ошибочно опознал Энди Джелло; на основании этого факта, заявлений весьма уважаемых горожан - члена криминальной комиссии, высокопоставленного полицейского чиновника, писателя-детективщика, специализировавшегося по неправильным приговорам, а также безупречной характеристики, подписанной начальником тюрьмы, Энди Джелло был оправдан и выпущен на свободу. 
 Энди не был дураком. Он понимал, что все это сделано не для того, чтобы расплатиться за услугу, как бы ни была велика благодарность Кенни. Поэтому он не удивился, когда его встретили на вокзале в Лос-Анджелесе и отвезли к Мо Харгису. Эта встреча открыла Энди глаза на нынешнее положение Тони Брагны. 
 Спустя два дня Энди отправился к своему старому боссу. Два года постоянного страха за свою жизнь серьезно потрепали нервы Мороженщика. Он превратил свой дом в настоящую крепость со стальными ставнями на окнах, железной дверью и электронными устройствами, предупреждавшими о том, что у посетителя есть металлический предмет. В этом случае гость должен был положить его в специальный лоток. Вечером дом тщательно запирался; Тони Брагна спал в некоем подобии склепа. 
 Брагна обрадовался встрече со своим старым "бойцом" и сказал Энди, что он намерен нанести серьезный удар по врагам. Он заставит вернуться к нему своих прежних подчиненных, которые начали ускользать от него. Он сказал, что его со всех сторон окружают враги. При этом щека Брагны подергивалась. Он стал таким настороженным, что смешивал небольшую часть любой еды и питья с кормом для домашних хомячков. На прошлой неделе одно животное сдохло за двадцать секунд. Он даже подумывал о том, чтобы уйти от борьбы и переехать к дочери в Феникс, но не делал этого, потому что не хотел подвергать её опасности. Теперь, когда Энди вернулся, все изменится. Теперь ему есть на кого положиться. 
 Этой ночью Тони Брагна умер во время пожара в гостиной своего дома; бушующий огонь превратил укрепленное жилище в ад. Жар был огромным, и по обугленному скелету нельзя было определить, что убило Брагну - пламя, густой дым или какая-то иная причина. Дом Брагны действительно стал его могилой. 
 С этого момента Энди начал работать на Синдикат. Он никогда не встречался с человеком, отдававшим ему приказы. Они поступали через телефонную службу передачи сообщений. После выполнения задания в его личном абонентском ящике на почте появлялся пакет с деньгами. Вознаграждение всегда было щедрым. 
 Но в этот день Энди пожалел о том, что поступило очередное сообщение. Его упорядоченная жизнь оказалась на грани краха по вине юной дочери покойного партнера - Спадари. В доме Спадари больше не было добытчика; каждое воскресенье Энди заезжал туда, проводил час с Элинор и тремя её детьми, а перед уходом оставлял конверт с сотней долларов. Он считал, что неаполитанцы должны помогать друг другу, и заботился о семье Томми. 
 Элинор было тридцать четыре года, но выглядела она гораздо старше. Она вышла замуж в шестнадцать лет, и её старшей дочери Терри было сейчас столько же лет. Терри отличалась необузданностью нрава, она возвращалась со свиданий под утро, мать при этом едва не сходила с ума от страха. Однажды в воскресенье, заехав к Спадари, Энди узнал, что Терри отсутствовала всю ночь. Элинор собиралась позвонить в полицию, но Энди запретил ей делать это. Она дала ему список парней, которые могли знать её местонахождение; этот след быстро привел Энди в грязный мотель, расположенный в нескольких милях от города. Он стоял на дороге, по которой редко проезжали машины. 
 Прежде чем войти в комнату, Энди надел свое излюбленное оружие: медный кастет с шипами длиной в одну восьмую дюйма. На стук никто не ответил. Он навалился на дверь плечом и выдавил её. 
 Обнаженная Терри лежала на кровати; мускулистый парень в голубой рабочей рубашке трахал девушку. Когда Энди ворвался в номер, Терри закричала, а парень вскочил с койки; он тяжело дышал и имел растерянный вид. 
 - Маленькая шлюха, - сказал Энди. 
 Оперевшись на локоть, Терри невозмутимо улыбнулась: 
 - Никто не сказал, что я должна жить, как монашка, верно? 
 Она с интересом наблюдала, как Энди избивал её любовника. Сначала молодой человек пытался защищаться, но когда он увидел в зеркале свое окровавленное лицо, бойцовский дух покинул его. Энди отшвырнул парня к стене и дважды крепко заехал ему в пах. Молодой человек сполз по стене вниз и в бессознательном состоянии повалился на пол; под его головой образовалась лужица крови. Энди поставил ногу ему на локоть и сломал его руку, повернув её назад. Затем он оттащил парня в машину, отъехал на милю от мотеля и бросил незадачливого любовника на пустой автостоянке. 
 Вернувшись в мотель, он обнаружил, что Терри и не подумала одеться. Она улыбалась. 
 - Что тут смешного? 
 - Он не понял ни единого слова. Он не говорит по-английски. 
 Энди это тоже показалось забавным. Он сел на кровать возле Терри, и они оба расхохотались. Затем она начала заигрывать с ним. Сначала он не отреагировал, но Терри умела делать такие штучки, о которых Мэри никогда и не слышала. Внезапно Энди обнаружил, что он уже лежит возле Терри в постели, и она умоляет его сделать это. Они весьма неплохо провели время. Энди поразился тому, как сильно она его возбуждала. Ему казалось, что его член увеличился до двух футов. Когда они закончили, она принялась обрабатывать своим наэлектризованным языком все его тело. Она напоминала пылесос, который отсасывал всю его силу в одно место. За два часа они сделали практически все - только что не повисели на люстре. Потом он отвез её домой к матери. 
 Через несколько недель на его члене появилась первая язвочка. Ему не приходило в голову, что шестнадцатилетняя девчонка может болеть сифилисом. Врач диагностировал мягкий шанкр; он дал Энди серные таблетки и порошок для обработки язв, вызванных наличием бактерий, которые приводили к образованию под кожей маленьких гнойничков. Энди переложил таблетки из стеклянного пузырька в целлофановый пакетик и убрал его в бумажник. Однажды утром Мэри полезла в бумажник за деньгами, чтобы расплатиться с посыльным из химчистки, и обнаружила таблетки. 
 Энди уже несколько недель избегал интимного контакта с ней и тщательно старался не появляться в её присутствии голым. Это показалось Мэри подозрительным. Она отнесла одну таблетку отцу на анализ. Все выяснилось. Энди клялся, что не изменял ей, но не отрицал наличие язвочек на члене. Мэри не поверила в то, что он якобы подцепил заразу в туалете. 
 Вечером она практически бросила обед ему на стол; она часто использовала еду для выражения своих чувств. Когда они легли спать, она отодвинулась на дальний край кровати. Несчастный Энди проклинал Терри Спадари и пытался придумать новое объяснение. Ему ничего не приходило в голову. 
 Утром Мэри по-прежнему не желала с ним разговаривать. Чувство вины переросло у Энди в ужасную депрессию. Он не помнил, как долго он просидел в доме, прежде чем отправился поливать лужайку. 
 Именно в это время ему позвонили. 
 В Сакраменто он узнал, что ему предстоит работать с Доком Корваком, одним из лучших квартирных воров страны. Однако им следовало не просто забраться в дом, но и произвести тщательный обыск - подобный тому, что устраивают сыщики, когда они ищут вещественные доказательства. Энди должен был помогать при обыске и выбивать кулаками информацию из присутствующих в доме. 
 Энди пребывал в мрачном настроении, когда автомобиль остановился на расстоянии двух кварталов от их цели. Они пошли в сумерках по тротуару, не привлекая к себе внимания; убедившись, что за ними никто не следит, мужчины свернули во двор. Окна дома, к их удивлению, светились; они быстро догадались, что освещение включалось автоматически с наступлением сумерок. 
 - Похоже, в доме никого нет, - протянул Док. 
 Он был долговязым сутулым человеком с грустным лицом и носил очки с черной оправой. 
 Они подождали во дворе, пока большое дерево не потемнело окончательно. Никто не ходил по пустым комнатам. За шторами не было видно двигающихся теней. Док Корвак провел небольшую разведку и установил, что двери заперты замками, вмонтированными в пол, а за окнами висели тончайшие проволочки, при прикосновении к которым срабатывала сигнализация. Она была последней модели; телевизионная антенна передавала сигнал в ближайший полицейский участок. Док пожал плечами: "Никаких проблем". 
 Под прикрытием темноты Док определил местонахождение расположенного снаружи охранного устройства и поставил перемычку, предотвращающую срабатывание системы. Затем он быстро приблизился к окну. Оно было обычного "скользящего" типа и фиксировалось замком, который открывался изнутри с помощью ключа. Док наклеил на стекло полоски двухсторонней липкой ленты и надрезал его специальным инструментом. Энди тем временем присматривал за дорогой. Док приложил ладонь к липкой ленте и вынул прямоугольный кусок стекла. Потом ввел в образовавшееся отверстие длинный узкий инструмент, оказавшийся между окном и проволочной сеткой. Инструмент раскрылся наподобие цангового карандаша; Док нащупал им гайку, под которой находился конец провода, идущего от проволочной сетки, и открутил её. Затем он занялся замком. Справившись с ним, поднял раму и пролез в комнату. Энди последовал за ним. 
 В просторной комфортабельной гостиной две включенные лампы тщетно пытались создать видимость присутствия хозяев. Но на самом деле в доме никого не было. Только на кухне Энди и Док обнаружили свидетельство того, что они здесь не одни. В углу стояли миска с едой для кошки и блюдце с молоком. 
 - Ну, - сказал Док Корвак, - у нас есть целый вечер. 
 Он уже сообщил Энди, что именно они ищут и что дом уже обыскивали безрезультатно. 
 - Сегодня мы можем действовать в открытую. 
 Док был мастером своего дела. Сначала они поднялись по лестнице и обыскали комнату, которая использовалась как кабинет; вероятность найти здесь то, что они искали, была максимальной. Энди раздражала необходимость обшаривать такое количество ящиков, но он методично работал под руководством Дока. Через час они разделались с кабинетом, заглянули даже под фотографии и памятные таблички, висевшие на стене. Потом спустились вниз. Казалось, Док не спешил, но работа у него спорилась, он переворачивал подушки, ковры, стулья, лампы. Он распарывал сиденья кресел, ощупывал обивку и пружины. Он вытащил ящички из лакированного китайского шкафчика и высыпал их содержимое на пол, потом перевернул сам шкафчик, чтобы осмотреть заднюю сторону. В столовой он перевернул каждую тарелку из горки. Проверил, нет ли тайника под столом, в вазе, обследовал шарообразную люстру. Открыл дверцу часов с маятником в поисках тайного отсека. К двум часам ночи Энди Джелло помрачнел. Когда Док закончил осматривать часы, Энди оторвал обе стрелки. Он помог Доку проверить шкафы, при этом вещи летели в разные стороны. Док Корвак с беспокойством поглядывал на напарника. 
 Наконец Док сказал: 
 - Начинай осматривать чердак. Я поднимусь, когда управлюсь здесь. 
 Добравшись до последнего пролета лестницы, которая вела на чердак, Энди зажег свет. Он увидел на полу белого персидского кота с прижатыми к голове ушами, подобранными лапами и длинным хвостом, подергивающимся из стороны в сторону. Шерсть на его спине медленно поднялась. Энди сделал угрожающий жест. 
 На чердаке вещей было немного - старый чемодан и большой шкаф с набором кистей, совками, банкой пятновыводителя и коробками, заполненными фотографиями. Энди переворачивал все ногой. Его терзало нарастающее разочарование, напоминавшее мучительный зуд. Обыск длился целую вечность; Энди ненавидел Дока Корвака, этот дом, человека, давшего им это задание. Злость постепенно заполняла его душу. Когда он протянул к верхней полке свою руку, в неё вцепились острые зубы. Кот незаметно забрался туда. Энди схватил его, поднял в воздух рычащий клубок с яростным оскалом. 
 Все нестерпимое раздражение длинной ночи и тягостного дня хлынуло в сильные пальцы Энди. Кот пронзительно взвыл и медленно засучил задними лапами. Его верхняя губа приподнялась, зубы обнажились, серые зрачки сошлись к носу, под которым находились пышные усы. Энди сжал свои безжалостные пальцы. Наконец воздух перестал поступать из горла в грудную клетку. В уголках кошачьих глаз появились слезы. 
 Бесстрастный и уверенный в своей правоте, точно хирург, выполняющий необходимую операцию, Энди сдавил кота ещё сильнее. 
 На следующее утро после визита Энди Джелло в дом Мэриэн Берри Стивен сидел с Джонасом Сильверманом в гостиной среди разбросанных вещей. 
 Глаза Сильвермана все ещё отражали чувство ужаса. 
 - Мне страшно представить, что могло произойти, если бы они застали её здесь. Она оставила кота, потому что он никогда не выходил из дома. Она решила, что в отеле он будет нервничать. 
 Сильверман вздрогнул. 
 - Мистер Гиффорд, после нашего с вами разговора я решил, что для неё опасно оставаться в доме... 
 - Мудрое решение. 
 - Как может человек сделать такое с...? 
 - Убийство кота - это предупреждение. Где сейчас миссис Берри? 
 - В гостинице. Она все ещё очень взволнована. Я её понимаю. Когда она пришла сюда сегодня утром и увидела... 
 Сильверман снова не смог найти нужного слова. Он просто сидел, глядя вперед. 
 - Вам известно, что они искали? 
 Джонас кивнул. 
 - Да. 
 - Вы отрицали это, когда я спрашивал раньше. 
 - Я беспокоился о Мэриэн. Пытался взять на себя заботу о её безопасности. 
 Он задумался. 
 - Несомненно, я плохо справился с этим делом. Я не в силах обеспечить ей необходимую защиту. 
 - Будет лучше, если вы начнете с самого начала. 
 Джонас облизал свои потрескавшиеся губы. 
 - Четыре года тому назад, когда Пол Берри готовился к избранию на пост губернатора, он узнал, что... некоторые люди... финансируют его кампанию. Он не хотел их поддержки, но ему объяснили, что без неё он проиграет. Пол согласился на этот временный союз, думая, что он закончится после выборов. 
 Джонас сделал большим и средним пальцами складку на брюках. 
 - Мэриэн, разумеется, ничего об этом не знала. 
 - Продолжайте. 
 - За несколько недель до своей смерти Пол пришел ко мне весьма взволнованным. Он рассказал мне о том, что происходило в эти годы, с самого первого дня, когда Синдикат вышел на него. Несомненно, союз оказался не временным. Пол сказал, что он глубоко увяз... потерял контроль над ситуацией... опасается за свою жизнь. Их требования к нему возрастали. Он сказал, что если с ним что-то случится, это будет выглядеть, как несчастный случай. Я не знал, что ответить. Затем он попросил меня оказать ему одну важную услугу. Не столько ради него, сколько ради Мэриэн. Он отлично знал, как я отношусь к ней. 
 - Что это была за услуга? 
 - Он вел дневник, в котором называл все имена. Он ещё не был готов обнародовать его, но предвидел, что в будущем захочет это сделать. Он попросил меня сохранить его. 
 - И вы согласились. 
 - Да. Мы отвезли дневник в один банк Сан-Франциско, и я положил его в сейф, зарегистрированный на другую фамилию. Он сказал мне, что если с ним действительно что-то произойдет, пусть даже это будет выглядеть, как несчастный случай, я не должен колебаться, потому что жизнь Мэриэн также окажется в опасности. 
 Джонас в упор посмотрел на Стивена и пробормотал: 
 - Он сказал, что дневник будет... её страховым полисом. После его смерти я должен был позвонить одному юристу и просто сообщить ему о том, что дневник у меня и что он будет опубликован, если с ней что-то случится. 
 - Майер Осборн? 
 - Да. Он сказал, что если у меня есть улики, мой долг - передать их полиции. Он вызвался стать посредником, прочитать дневник и сказать, может ли этот материал заинтересовать власти. 
 - Очень благоразумно с его стороны, - сухо заметил Стивен. 
 - Я сказал ему, что выполняю указания Пола Берри и что все могут ни о чем не беспокоиться, пока Мэриэн жива и невредима. 
 - Думаю, нам следует просмотреть сейчас этот дневник, мистер Сильверман. 
 - Я скажу Мэриэн. Она ждет меня в отеле. 
 Когда Джонас позвонил, Мэриэн стала возражать против его долгого отсутствия даже днем. Она боялась оставаться в одиночестве. В конце концов Джонас согласился заехать за ней. Она была очень бледной. Потрясенная мрачным утренним известием, она не раскрывала рта, пока они ехали по тихим тенистым улицам жилого массива с двухэтажными каркасными домами. Они выбрались на новое Губернаторское шоссе и помчались мимо орошаемых полей, наl которыми стелилась влажная пелена, и высохших ручьев с потрескавшимися от жары руслами. В тени стоящих тракторов дремали собаки. 
 В банке Сан-Франциско их провели вниз по короткой лестнице, состоявшей из четырех ступенек. Седой охранник пропустил их через раздвижные металлические двери; второй охранник, более молодой, остался у стола. Пожилой охранник сравнил подпись Джонаса с контрольным образцом и повел их к сейфу. Он вставил ключ в замок, Джонас сделал то же самое, и сейф открылся. 
 Внутри находилась только маленькая толстая книжка в красной обложке, на которой было вытеснено золотом: Дневник. Стивен полистал страницы и увидел фамилии, даты, адреса, записи, связанные с обсуждавшимися проблемами и предпринятыми действиями, ссылки на данные из картотеки, газет и документов. Датированные записи поначалу были подробными, детальными, и лишь под конец стали зашифрованными. Последняя запись относилась к первому июля: разговаривал сегодня с МакК за коктейлем в клубе Пасифик Юнион. Теперь я знаю. И я открыл, что есть вещи, которые для меня важнее личной выгоды и моего будущего. 
 Через несколько недель Пол Берри полетел в Вашингтон, и они каким-то образом узнали об этом. 
 Мэриэн Берри и Джонас Сильверман смотрели на Стивена. 
 - Губернатор должен это увидеть, - сказал он и протянул дневник Джонасу. - Переворачивайте страницы одну за другой. 
 Стивен сфотографировал все страницы дневника, и они убрали его в сейф. 
 - Он слишком ценен. Наш единственный экземпляр, - пояснил он. Фотолаборатория в Капитолии за полчаса проявит пленку и увеличит снимки до книжного формата. 
 Они вышли на круто уходящую вниз улицу с погруженными в дремоту домами. Стивен выехал из Сан-Франциско на шоссе, ведущее в Сакраменто. Обгонявшие их машины казались призрачными видениями, мелькающими в знойном мареве. 
 Стивен выпрямил спину, потянулся. Потом посмотрел в зеркало заднего вида. Джонас и миссис Берри сидели на заднем сидении, держась за руки. 
 Стивен также заметил в зеркале темно-синий "олдсмобиль", преследовавший их на небольшом расстоянии. Он слегка придавил педаль газа, и "олдсмобиль" тоже увеличил скорость. 
 Стивен начал маневрировать в плотном потоке и оторвался от попавшего в затор "олдсмобиля". Впереди появился щит, указывавший выезд на новое Губернаторское шоссе. Стивен вырулил на шестиполосную автомагистраль, которая искрилась под ярким солнцем. Нажал на газ ещё сильнее. Семьдесят пять. Старый "бьюик" дрожал от неведомой ему нагрузки. Восемьдесят. 
 - Что-то случилось? - спросил Джонас Сильверман. 
 - Вероятно, нас преследует автомобиль. 
 Джонас обернулся, чтобы посмотреть. Шоссе было пустым, но в этот момент на него вырулил темно-синий "олдсмобиль". 
 Стивен прижал педаль газа к полу. Стрелка спидометра подползла к отметке "восемьдесят пять" и остановилась. Старый мотор "бьюика" выражал свой протест отчаянным ревом. Джонас Сильверман обнял Мэриэн Берри. 
 "Олдсмобиль" приближался; теперь он отставал всего на полмили. Они промчались мимо автомобиля, ехавшего по "медленной" полосе; сбоку мелькнуло и тотчас исчезло изумленное лицо водителя. 
 "Олдсмобиль" невозмутимо сокращал разделявшее их расстояние. 
 Появился указатель: Валеджо, две мили с четвертью. Он тотчас остался позади. 
 - Почему он преследует нас? - испуганно спросил Джонас Сильверман. 
 - Я не могу остановиться и выяснить. 
 Когда полиция не нужна, она всегда рядом. Где сейчас патрульные машины? 
 Валеджо, полторы мили. 
 Две машины мчались по шоссе, словно одна тащила вторую с помощью невидимого постоянно сокращающегося троса. Стивен бросил взгляд на спидометр. Стрелка чуть сдвинулась назад. Бесполезно. Единственный шанс быстро свернуть с трассы. Сохранять максимальную скорость до последнего момента и внезапно съехать на эстакаду. Возможно, "олдсмобиль" не успеет последовать за ними. 
 - Держитесь! 
 Манипулируя рулем, как виолончелист - смычком, Стивен ещё раз бросил взгляд на зеркало. "Олдсмобиль" увеличивался в размерах. 
 Он стиснул зубы и приготовился. Почти пора. Ему казалось, что он мчится по длинному освещенному тоннелю и изолирован от внешнего мира. Все его нервы вибрировали с той же частотой, что и ревущая машина. Он вытер влажную ладонь о брюки. 
 Под визг резины Стивен резко перестроился вправо. Водитель "олдсмобиля" высунулся в окно. Поравнявшись с началом эстакады, Стивен услышал глухой хлопок. Воздух с шипением вырвался из шины, и "бьюик" при скорости семьдесят миль в час вошел в поворот на спущенном колесе. 
 Неодолимая сила вырвала руль из рук Стивена. Грохот был оглушающим, бетонная стена ограждения неслась с невероятной скоростью. Внезапно она оказалась внизу. Автомобиль начал переворачиваться. Стивен услышал донесшийся с заднего сиденья долгий сдавленный крик, сверкающее солнце ослепило ему глаза. Стекло рассыпалось на кусочки. Ужасная боль пронзила плечо и затылок. 
 Автомобиль перелетел через ограждение и оказался в воздухе. 
 Падение было длительным; Стивен ощущал вращение машины. Он хотел что-то сказать. Испытывал потребность заговорить. В промежутке между тем моментом, когда руль вырвало из его рук, и ударом о землю перед глазами Стивена пронесся калейдоскоп невыносимых мгновений. Наконец автомобиль с грохотом приземлился, и Стивен ударился головой о металл. Все погрузилось в красную тишину. 
 Он лежал, согнувшись, на краю сиденья, и слышал громкое шипение. Что-то давило на его колени. Казалось невероятным, что он жив. Он попытался приподняться и обнаружил, что не может двигаться. Боль разрывала его тело на части. Он моргнул, чтобы смахнуть слезу, но это была не слеза. Его глаза заливала кровь. В голове не умолкал пронзительный тонкий звон. 
 Он протянул руку, чтобы нащупать ручку двери. Его пальцы коснулись слипшихся волос. Он увидел женский профиль, губы, безупречный нос, красивый изгиб скулы - и глубоко вдавленный висок. 
 Потрясение привело его в чувство. Попытавшись подняться, он ощутил первое безжалостное жжение. Пляшущие язычки пламени побежали по спутанным волосам Мэриэн Берри и вдруг превратились в огненный нимб. 
 Стивен протер глаза, чтобы увидеть, что мешает ему двигаться. Передняя панель и мотор сдвинулись назад, и ноги оказались в металлическом капкане. 
 Маленький язычок пламени обжег его. Стивен ахнул от нестерпимой боли. Он стал отчаянно вырываться из капкана. Пламя обожгло руку. Он закричал. На мгновение красная пелена исчезла, уступив место черной. Стивен усилием воли вырвался из нее. Наконец ему удалось освободить ногу, зажатую металлом. Она была рассечена до кости. Постанывая, он принялся вытаскивать вторую ногу. 
 Мэриэн Берри была зажата между стойкой кузова и передним сиденьем. Пламя окутало её, но лицо оставалось неподвижным и спокойным. Туловище Джонаса Сильвермана частично находилось на заднем сиденье. Острый край металлической панели полностью отрезал ему ноги. Глаза Сильвермана были открыты, одна рука - приподнята в жесте бесполезной мольбы. 
 - О, Господи, - пробормотал Стивен и тут же невольно повторил: - О, Господи. 
 Исковерканный и охваченный огнем "бьюик" лежал на боку посреди дороги. Зеленый грузовик марки "шевроле" остановился в двадцати ярдах; молодой водитель выскочил из него и попытался приблизиться к машине. Пролившийся бензин превратил территорию вокруг "бьюика" в огненную клумбу. Молодой водитель закрыл лицо носовым платком и шагнул вперед; он остановился в нескольких ярдах от машины из-за жара. Он отступил назад, высматривая, каким путем можно подобраться к человеческим фигурам, темневшим среди пылающих останков "бьюика". 
 Другой автомобиль резко затормозил неподалеку. Дверь темно-синего "олдсмобиля" открылась, и из него вылез человек. 
 - Помогите! Там остались люди! - крикнул водитель грузовика. 
 Человек бесстрастно смотрел на пламя. 
 Молодой шофер, едва не задохнувшись, отбежал назад. 
 - Помогите мне! 
 Человек сел в "олдсмобиль" и уехал. 
 Дверь объятого пламенем автомобиля открылась, и оттуда вывалился мужчина. Он пополз вперед на четвереньках, издавая нечеловеческие стоны. Его тело находилось в ореоле из огненных языков. 
 Молодой водитель сорвал с себя куртку, чтобы загасить ею пламя. Дрожа от ужаса, он посмотрел на обожженное тело. Затем со слезами на глазах встал на колени и перекрестился. 
 Вдали завыла полицейская сирена. 
 В больнице люди в масках покатили тележку с забинтованной мумией, совсем не напоминавшей Стивена Гиффорда. Они повезли его в водолечебницу, где находилась гидромассажная ванна, чтобы с её помощью удалить сгоревшую мертвую кожу и таким образом уменьшить вероятность попадания инфекции в пораженные ткани. 
 Стивен лежал, вытянувшись во весь рост, в бурлящей воде. Обугленные места чередовались на его сильном теле с алыми пятнами ожогов. Голова покоилась на доске с мягкой обивкой. На крюке висела капельница. 
 Светловолосый доктор сидел возле Стивена с медицинской картой в руке. 
 - Мистер Гиффорд, я - доктор Крэнмер. Я - ваш лечащий врач. Вы меня слышите? 
 Стивен кивнул. 
 - Сейчас мы отделяем мертвую кожу. На данном этапе это важнее всего. При наличии инфекции новая кожа не вырастет. 
 Он посмотрел на обгоревшее лицо без волос, ресниц и бровей. Струи воды отделяли от тела клочья кожи. Ассистент доставал из ванны плавающие куски. 
 - Мистер Гиффорд? 
 Ответа не последовало. 
 - Он заснул, - сказал доктор Крэнмер. - Это средство действует эффективно. Какая у него температура? 
 - Сорок. 
 - Если жар усилится, положите его в охлаждающее одеяло. 
 Врач наклонился над ванной, чтобы осмотреть ожоги. Во многих местах кожа была уничтожена полностью, до мышечных волокон. Другие области были темно-красными, воспаленными. 
 - И сделайте анализ крови. 
 - Полимиксин? 
 - Пока нет. Сульфамайлон. 
 - Вы собираетесь использовать синтетику? 
 - Завтра - возможно. Если он доживет до этого времени. 
 Алан Кардуэл спешил по ярко освещенному безлюдному коридору больницы к кабинету главного хирурга. Высокий человек с худым лицом вышел ему навстречу. 
 - Что с ним? 
 - Состояние критическое, - ответил хирург. - Ожоги второй и третьей степени на восьмидесяти процентах поверхности тела. Сильный вторичный шок. Мы вливаем ему плазму, чтобы возместить потерю крови, но, боюсь, прогноз весьма неважный. Он может умереть в любую минуту. 
 - Он в сознании? 
 - Периодически приходит в себя. Мы даем ему болеутоляющие средства. 
 Алану удалось произнести спокойным тоном: 
 - Мистер Гиффорд выполнял важное государственное задание. Возможно, он располагает ценной информацией. Я бы хотел, чтобы кто-то зафиксировал его заявление, если он заговорит. 
 - Вы слышали о его спутниках? 
 Алан печально кивнул. Мэриэн Берри и Джонас Сильверман, ехавшие в автомобиле Стивена, погибли. 
 - Я хочу, чтобы вы сделали все возможное, - сказал он. - Когда он придет в сознание, немедленно известите меня. 
 Возле палаты Алан увидел сидевшую на диване Джейн. Ее скрещенные руки лежали на коленях; она заметила его, лишь когда он остановился перед ней. 
 - Здравствуй, Джейн, - тихо сказал он. 
 Она посмотрела на него. 
 - Я говорил с главным хирургом. Он сказал, что у Стивена могучий организм. Есть надежда. 
 Он показался себе глупым и лицемерным. Вероятно, она уже знает, что у Стивена почти нет шансов. 
 - Удивительно, Алан, - сказала она. - Я не могу поверить. Это кажется нереальным. 
 - Ты должна попытаться отдохнуть. 
 - Нет. Я буду ждать там. 
 Ее губы беззвучно двигались. Алан увидел, что лицо Джейн изменилось. На нем было отсутствующее выражение. Потрясение отняло у неё способность испытывать чувства. Она стоически переносила свои страдания, утешать её было бесполезно. 
 Покинув Джейн, он зашагал по коридору и возле лифта оглянулся назад. Джейн сидела на диване очень прямо и неподвижно, скрестив руки на коленях. Она будет ждать до вынесения окончательного вердикта и, вероятно, хотя он боялся так думать, после него. 
 Люди весь день ходили по коридору, но она не замечала их - просто одна картинка сменялась другой. Иногда кто-то заговаривал с ней; с её губ автоматически слетал вежливый ответ. Она ждала как бы в прострации; она находилась в этом состоянии с того момента, когда впервые узнала о случившемся. Она ела бутерброд за большим столом на кухне; на плите стоял кофейник. Когда зазвонил телефон, её взгляд был прикован к кофейнику. Она сняла трубку, и тотчас её руки задрожали, глаза закрылись. Ей пришлось мобилизовать всю свою волю, чтобы ответить: "Да. Да, я здесь." Тихий металлический голос утонул в её ухе. Кровь застучала в жилке. Она положила трубку на аппарат, выключила плиту и направилась в столовую. Сьюзан спала наверху. Кто-то должен находиться в доме, когда Сьюзан проснется. Она позвонила в школу и поговорила с Джеймсом. Сообщила ему о том, что случилось, и попросила срочно вернуться домой. Сказала, что его долг сохранять присутствие духа и заботиться об остальных. Хотя он заплакал, она постаралась не терять самообладания и объяснила, что приготовить Сьюзан и Скотту на ужин. Потом достала из шкафа легкое пальто, которое также могло служить плащом, и вышла на улицу. Добралась до автобусной остановки. Ей не пришло в голову воспользоваться такси. Она ехала в автобусе и рассматривала через окно дорожные знаки. Никто с ней не заговаривал. Она бы и не услышала никого. 
 Сойдя с автобуса, она прошла два квартала до больницы. Все будет хорошо, он выживет. Другой исход стал бы слишком бессмысленной жертвой. Господь - не какой-нибудь глупый ребенок. В больничном вестибюле она спокойно обратилась к женщине-администратору, которая объяснила ей, куда идти. Она села на диван и стала ждать. Ситуация казалась нелепой. Если бы кто-то действительно умирал, то из приемника, стоявшего на столе медсестры, не лилась бы такая бодрая музыка. На доске объявлений не висело бы сообщение о вечеринке для персонала. Трагедия казалась невозможной. 
 Сейчас дети уже дома. Она бы хотела находиться там, чтобы рассказать им, что их отец - необыкновенный человек, достоинства которого постигаются скорее чувствами, нежели разумом. Человек, потерять которого больно. Она мысленно спросила, словно дети были рядом: вы видите, какой он? 
 Чувствуя, что она близка к забытью, Джейн попыталась сосредоточить свои мысли на чем-то реальном. Крупные руки Стивена, лежащие на столе. Эта картинка возвращала её в прошлое. Через некоторое время видение исчезло, и Джейн снова оказалась в настоящем, она ждала в больнице, когда он умрет. 
 Воспринимай каждое мгновение в отдельности. Так можно удержать реальность на расстоянии. Стивен - не статистическая единица. Такие люди, как Стивен, не исчезают потому, что тихий металлический голос произнес по телефону холодные, бесстрастные слова. 
 Она ждала некий звук. Это занятие поглощало все её внимание. Тем временем другие звуки, многократно повторяясь, уже стали знакомыми. Труба отопления периодически звенела. Сначала раздавалось бульканье, за которым следовало несколько звонких ударов, после чего все стихало. Она начала измерять время с помощью этих звуков. Стивен пережил ещё один звон. Она слышала шорох шагов, голос медсестры у стола. Она постоянно была настороже, потому что ждала другой звук - тот, который известит о смерти Стивена. Она радовалась и испытывала минутное облегчение, услышав очередной звон трубы. 
 В течении пары недель после смерти её отца в доме не произносили его имя, но мать периодически замолкала посреди фразы и с трудом возвращалась к тому, о чем говорила. Иногда она смотрела печальными глазами на какой-то предмет - письмо, фотографию, его тапочки, или, начиная готовить обед, упоминала его любимое блюдо. После этого она уходила в спальню и оставалась там какое-то время. Когда она возвращалась, её глаза были красными. 
 Однажды вечером, когда Джейн и её младшая сестра сидели в гостиной после ужина, мать, слушавшая музыку, внезапно выключила проигрыватель и сказала: "Я вспоминала вашего отца, мои дорогие. Я бы хотела поговорить с вами о нем." Она больше часа рассказывала о своей жизни с ним с момента их первой встречи, а Джейн и её сестра сидели в креслах, не смея пошевелиться. Они смутно понимали, что происходит нечто важное: мать примиряется с тем фактом, что она стала вдовой. 
 Теперь это должно было произойти с ней; можно было лишь молчать и не думать об этом до последнего момента. 
 Наконец она позвонила домой и поговорила с Джеймсом. Вернулась в коридор мимо открытых дверей, за которыми виднелись подвешенные ноги или изуродованные туловища под простынями, напоминавшими саваны. Одинаковые кровати, индивидуальные страдания. 
 Снова ожидая на диване возле его палаты, она прислушивалась к больничным звукам: к шуршанью тапочек, скользящих по кафельному полу, приглушенным голосам, сдавленным стонам, постоянно доносившимся из одной комнаты, смеху, долетавшему из другой палаты. Звон посуды (время обеда) сменялся голосами посетителей, эмиссаров здоровья из другого мира. Скрипели спартанские металлические кровати. Врач запретил ей входить в комнату Стивена; он боялся, что самообладание Джейн окажется небеспредельным. Ее могли потрясти медленные движения грудной клетки при вдохе и выдохе, слой мази на опаленной коже, иглы, введенные в руку. Сон, пробуждение, измерение температуры, сопровождающийся скрипом подъем изголовья кровати, прием пищи с помощью санитарки - такое существование не увязывалось со Стивеном. Из нормальной жизни он попал в преддверие смерти. Больница была промежуточной станцией. То малое количество жизни, которое присутствовало в нем, даже не поддавалось измерению. 
 В полночь медсестра покинула палату; она остановилась, чтобы произнести слова сочувствия. Незаурядная воля к жизни. О, да, он действительно обладает ею. Новая медсестра, плотная женщина с коричневой кожей, выслушала сообщение дневной медсестры и сделала записи. Она спросила Джейн, как долго она собирается находиться здесь. 
 - Я не буду никого беспокоить, - сказала Джейн. 
 - Это строго запрещено правилами. Вы не должны тут сидеть. Если что-то случится, вам сообщат. Вы не можете просидеть здесь всю ночь. 
 - Я выдержу. 
 Она не могла и думать о сне. Стивен мог в любую минуту навсегда уйти из её жизни. 
 Медсестра надела маску и прошла в палату. Джейн успела увидеть запретный интерьер. Прозрачную кислородную палатку, ряд бутылочек и трубок. Все необходимые вещества - плазма, аскорбиновая кислота, антибиотики, текли по трубкам в кровь. Дверь снова закрылась. 
 Через полчаса Джейн испытала весьма странное чувство. Напряжение охватило её тело. Ледяные пальцы прикоснулись к ямке на шее. Однажды в начале их совместной жизни у неё появилось непреодолимое желание позвонить и узнать, все ли с ним в порядке. Она поняла, что глупо терять время на сочинение предлога, который не покажется слишком глупым. Джейн услышала, что Стивен вместе с другим агентом ФБР участвовал в задержании преступника, ограбившего банк. Бандит вырвался, схватил пистолет второго агента и трижды выстрелил в него. Стивен повалил преступника на землю; во время борьбы случайный прохожий получил серьезное ранение. Скупой рассказ Стивена и газетная заметка поведали Джейн о том, что смерть прошла в двух шагах от её мужа. Эпизод произошел точно в то время, когда её терзала тревога за мужа. 
 Теперь это чувство вернулось; за тонкой дверью Стивену угрожала опасность. В любое мгновение мог поступить сигнал о том, что его борьба за жизнь окончилась. У Джейн появилось такое чувство, будто он уже мертв. Но она не имела права входить в палату. Пока она сдерживала себя, в её голове нарастала паника. 
 Если я не открою сейчас эту дверь, я никогда больше не увижу его живым. 
 Она не верила в мистику, но из тишины донеслась барабанная дробь. Ее позвоночник заныл от усилий, которые она прилагала, чтобы не распахнуть дверь. Наконец, преодолевая страх, она зашагала к столу дежурной медсестры - островку света во мраке коридора. Она попросит кого-то заглянуть в палату. Прежде чем Джейн оказалась у стола, медсестра поспешила к двери, над которой вспыхнул красный фонарь. 
 Это было знамением, сигналом свыше. Сердце Джейн затрепетало, она побежала назад. Извините, миссис Гиффорд, это произошло так внезапно. Она открыла дверь. В палате горел только ночник. Глаза Джейн привыкли к полутьме. Медсестра что-то делала возле кровати Стивена. 
 Женщина резко повернулась, её глаза сверкнули над маской. 
 - Что вы делаете? - шепотом спросила потрясенная Джейн. 
 Улика находилась в руках медсестры. Она вытащила иглы, и жидкости, поддерживавшие жизнь Стивена, уже не попадали в его тело. Даже сейчас она могла придумать разумное объяснение своим действиям, но вина парализовала её на слишком долгое мгновение. Она выронила иглы и отступила назад. 
 Из горла Джейн вырвался крик. 
 - Вы хотите убить его! 
 Она бросилась на медсестру. Женщина боролась с безмолвным неистовством. Они упали на пол, Джейн оказалась сверху, она наносила удары, всхлипывала, царапала медсестру ногтями. Сорвала с неё маску, увидела коричневое лицо с длинной кровоточащей царапиной на щеке. 
 В палату вбежала дежурная медсестра. 
 - Господи, что здесь происходит? 
 Она обхватила Джейн и подняла её. 
 Джейн выдавила сквозь стиснутые зубы: 
 - Она пыталась убить моего мужа! 
 - Миссис Гиффорд... 
 - Посмотрите! 
 Дежурная медсестра посмотрела на руку Стивена и тихо произнесла: 
 - Сходите за врачом, миссис Гиффорд. Я все тут сделаю. 
 Следующий день после покушения на жизнь Стивена оказался напряженным для губернатора Алана Кардуэла. Он прибыл в больницу в начале второго часа. К моменту его отъезда взвод полицейских уже охранял входы, лифты, лестницы и коридор, который вел к комнате Стивена. Возле её двери стоял часовой. 
 - Я хочу знать, что произошло, - сказал он главному хирургу. - Хочу знать, как эта медсестра оказалась в палате. Я рассчитывал на привлечение самых опытных медсестер, лично известных администрации. Кто-то совершил ошибку. Я хочу знать, как и почему это случилось. 
 Через некоторое время в ходе расследования появилась тревожная информация. Медсестра была индуской, прежде работавшей в лечебнице Грэнжвилла. Она была уволена оттуда за халатность, повлекшую смерть Тины МакКаффри. Отдел кадров не был извещен об увольнении индуски; она казалась компетентной и поэтому получила работу. 
 - Слишком много совпадений, - сказал Алан. - Очевидно, это организовал какой-то сотрудник больницы. Я хочу знать, кто именно. 
 В полицейском отделении женщина, отвечавшая за найм персонала, в конце концов призналась, что ей заплатили за назначение индуски ночной медсестрой Стивена Гиффорда. Она не подозревала, что помогает преступникам. 
 Алан позвонил в больницу, чтобы поговорить с Джейн, которая после инцидента не отходила от кровати Стивена. В палате не было телефона, поэтому она подошла к аппарату, стоявшему на столе дежурной медсестры. Она сказала Алану, что покушение не принесло видимого вреда. Стивен лишь несколько минут не получал необходимые ему вещества. Его состояние оставалось критическим, он по-прежнему лежал без сознания. 
 - Я заеду, как только смогу, - сказал Алан. 
 Он отменил встречу за ленчем в отеле "Сенатор" с группой городских бизнесменов. За десять минут до полудня покинул свой кабинет, находившийся на первом этаже Капитолия, и спустился на личном лифте в гараж. Приехав в больницу, он сразу направился в палату Стивена. 
 Доктор Крэнмер выходил оттуда. Возле двери он снял маску, чтобы поговорить с Аланом в коридоре. 
 - Некоторые важные показатели улучшаются, - сообщил врач. - Кровяное давление стабилизировалось, дыхание стало глубоким, ровным. И он реагирует на антибиотики. 
 - Я могу поговорить с ним? 
 - Он придет в себя через несколько минут. Но мне придется тотчас дать ему наркотик. 
 Джейн стояла в палате возле кровати. В углу на стуле сидела медсестра, которая читала журнал Тайм. 
 Джейн удалось улыбнуться. 
 - По-моему, ему лучше. Доктор тоже так считает. 
 Бинты закрывали макушку Стивена и спускались вниз по краям его лица; он напоминал человека в белом шлеме. Поверх марлевой повязки лежала вощеная бумага, прикрепленная пластырем к здоровой коже. На лбу блестела мазь; из-под лопнувших волдырей сочилась жидкость. Запах мази был сильным и сладковатым, он напоминал аромат гардений. Руки, лежавшие на простыне, были покрыты от плеча до кончиков пальцев толстым слоем белого вещества. Казалось, будто Стивен распух, и в него накачивают воздух через воткнутые в руку иглы. 
 - Джейн. 
 Блестящие губы слегка раздвинулись. Алан и Джейн повернулись к кровати. 
 - Дорогой, это я. Я здесь. 
 После нескольких неуверенных движений розовые веки без ресниц медленно поднялись. 
 - Алан. 
 - Он тоже здесь. 
 Стивен поискал что-то глазами на потолке. Последняя фраза не сразу проникла в его сознание. 
 - Алан? 
 Алан приблизился к Стивену. 
 - Я здесь, Стив. 
 - Нашел дневник... 
 Первые слова прозвучали отчетливо, но за ними последовало невнятное бормотание. Наконец Стивен ясно произнес: "Пол Берри..." Вернувшаяся боль заставила его сомкнуть веки. 
 - Не говори, Стивен. Отдохни. 
 Алан повернулся к Джейн. 
 - Ты не позовешь доктора? 
 В этом не было нужды; медсестра уже ушла за врачом, который вернулся в палату в тот момент, когда Алан обратился к Джейн. Он наполнил шприц и ввел иглу в здоровый участок кожи. Рука Стивена не дернулась. Его грудь беспокойно вздымалась. 
 Потом Стивен снова заговорил; его тихий голос донесся как бы издалека. 
 - Дневник... Сан-Франциско... сейф в федеральном банке... там все... 
 Он замолчал. Блестящие губы цвета недожаренного мяса остались чуть приоткрытыми. 
 - Как долго он будет спать? - спросил Алан доктора. 
 - От десяти до двенадцати часов. 
 - Постарайся отдохнуть, - сказал Алан Джейн, пытаясь придать голосу твердость. 
 Она удивленно посмотрела на него. 
 Банк был новым, безупречно чистым. Бесшумные кондиционеры обеспечивали рециркуляцию слегка ароматизированного воздуха. Из скрытых колонок доносилась мелодичная музыка. 
 Управляющий банка поднялся из-за роскошного стола. Этот человек прекрасно подходил для своей роли, казался частью великолепного интерьера. 
 - Ваше Превосходительство, добро пожаловать в храм финансов. 
 В его серьезном голосе присутствовали ноты иронии. 
 Полицейский, сопровождавший Алана, сел возле двери. Алан объяснил управляющему цель своего визита. 
 - Мне не известно о том, что ваш предшественник имел сейф в нашем банке, губернатор. 
 - Возможно, он записан на другую фамилию. 
 Через несколько минут управляющий представил список людей, абонировавших сейфы. Там не оказалось Пола и Мэриэн Берри, Джонаса Сильвермана и Стивена Гиффорда. 
 - Возможно, кто-то из ваших служащих вспомнит. Вчера здесь были три человека. 
 Пожилой охранник из подвального помещения вспомнил трех посетителей. 
 - Дама и двое мужчин. Да, сэр. Один из них, как вы сказали, был с бородкой, второй показался мне более молодым. 
 - Они прошли к сейфу? 
 - У меня все отмечено в журнале. Да. Около двух часов. Вот подпись. 
 Охранник указал на графу в журнале, где было написано: Джон Крейн. 
 - Я бы хотел заглянуть внутрь сейфа, - обратился Алан к управляющему. 
 - Это возможно только по решению суда. 
 - Под мою ответственность. 
 - Я был бы рад помочь, губернатор, но нам придется взломать замок. Если окажется, что произошла ошибка... 
 Раздражение вспыхнуло на лице Алана, но он тотчас взял себя в руки и отступил перед всемогуществом бюрократии. 
 - Хорошо. Я получу судебное решение. 
 Алан посмотрел в окно своего кабинета в Капитолии. Перед ним простирался газон с высокими английскими вязами и калифорнийскими секвойями. Однако то, о чем он думал, находилось за пределами западного патио. Бронзовая печать диаметром почти в десять футов и весом в две тонны. Большая Печать штата Калифорния. 
 Предвечерние тени падали на траву парка. Алан держал в руке бокал с виски. В последнее время он постоянно пил; причиной этого стал дневник с красной обложкой, лежавший сейчас на его столе. 
 Невероятно. Только это слово описывало откровения, содержавшиеся в дневнике. Пробежав глазами по нескольким строчкам, Алан понял, что чтение этого документа станет одним из самых неприятных событий в его жизни. После нескольких страниц ему пришлось прерваться и налить себе спиртного. В конце концов он добрался до конца этого необычного признания, отчаянного крика души. Там описывалось в общих чертах буквально все - от первого осознания Полом Берри того факта, что Синдикат финансирует его избирательную кампанию, до постепенного самооправдания (Я не сделаю ничего идущего вразрез с моими убеждениями). Пол Берри придавал всем своим сомнениям и колебаниям благородный, добродетельный облик. Это было бегством в упрощенный мир, где человек не может сотворить зло, если он остается верен себе. 
 В апреле на совещании губернаторов Пол Берри начал догадываться о степени политического проникновения Синдиката в государственные органы штатов. Как они намерены использовать такой развитый аппарат власти? После приватных бесед с чиновниками, судьями, финансистами, руководителями городов, лидерами легислатур он стал смутно видеть существование некоего сговора между Синдикатом и Генри Бланкеншипом. Что за цель они преследуют? Он несколько недель искал ответ на этот зловещий вопрос и наконец нашел его. Они хотят слишком многого - так было написано в дневнике. Затем начались угрызения совести. Необходимо что-то предпринять. Но что? Последняя роковая запись датировалась первым июля. Пол встретился с МакКаффри, и его опасения подтвердились. МакКаффри, в свою очередь, очевидно, почувствовал враждебность губернатора, потому что вскоре несчастный колеблющийся Пол осознал, что он в опасности. Он передал дневник Джонасу Сильверману; видя, что времени остается все меньше, а впереди у него - только позор и бесчестье, он полетел в Вашингтон, чтобы предупредить президента. Доказательства, которыми он располагал, погибли вместе с ним. 
 Уцелел только дневник - единственное звено того, что могло быть цепью. Пол Берри узнал, что Конвент, который созывался в целях, казавшихся неотложными многим честным людям, на самом деле окажется под контролем делегатов, выдвинутых штатами, где фактическим хозяином является Синдикат. Конвент предложит внести в конституцию поправки, которые позже будут ратифицированы услужливыми легислатурами. Эти изменения уничтожат факторы, оберегающие традиционную американскую демократию, и низведут голос электората до беспомощного шепота. Возникнет политическая структура, весьма похожая на ту, что предлагалась Конфедерацией более века тому назад государство потеряет контроль над реальной властью, существующей в современном мире. 
 Алан смотрел через окно на парк и фонтан. Из коридора донесся стук каблуков. Алан допил спиртное и нерешительно сел за стол в полутемном кабинете. Его пальцы коснулись лежавшего перед ним дневника. Слишком многие факты нуждались в подтверждении. Преждевременная огласка позволит врагу ответить на обвинения, требующие более солидных доказательств, громким смехом. Равнодушные американские граждане, не желающие, чтобы их беспокоили, могут не поддержать обвинителей и спутать пожарников с огнем. 
 Только полномасштабное расследование убедит людей в наличии реальной опасности. Но осуществление плана зашло слишком далеко. Одобрение ещё двух легислатур обеспечит проведение Конвента. 
 Выиграй время, подумал Алан, чувствуя, что его голова раскалывается от напряжения. 
 Выиграть время можно было одним способом: заставить кузина Генри проявить нерешительность в реализации его замысла. Генри был человеком, не склонным поддаваться на блеф. Алан бросит ему в лицо факты и постарается убедить в том, что у него есть более веские доказательства, чем те, которыми он располагал на самом деле. 
 Он нажал кнопку переговорного устройства. 
 - Мисс Шоу? 
 - Да, губернатор Кардуэл? 
 - Соедините меня с Генри Бланкеншипом. Попробуйте позвонить на его ранчо под Амарильо. 
 Услышав сигнал, он снял трубку и услышал знакомый тихий неуверенный голос: 
 - Алан, это ты? 
 - Да. 
 - Плохие новости? 
 - Боюсь, да. 
 - Дед? 
 - Нет. С ним все в порядке. Это насчет тебя, кузен Генри. 
 - Насчет меня? 
 - У меня есть дневник Пола Берри. Записи сделаны его рукой. 
 - Ну и что? 
 - Ты лучше, чем кто-либо, знаешь, что там написано. 
 - Ты ошибаешься, Алан. 
 - Тут объясняется, как ты намерен прибрать к рукам Конвент. 
 - Ты пил? 
 - Я совершенно трезв. 
 Алану захотелось, чтобы это было правдой, он прилагал все усилия к тому, чтобы его язык не заплетался. 
 - Притворяться не имеет смысла, - добавил он. 
 - Я не имею понятия, о чем ты говоришь. 
 - Твои друзья из Синдиката убили нескольких людей, пытаясь завладеть этим дневником. 
 - Алан, право... 
 - Двух, возможно, трех людей. 
 Стивен Гиффорд умирает. 
 - Но им не удалось это сделать, и теперь дневник лежит передо мной. Там есть все. Фактов более чем достаточно для того, чтобы осудить тебя за государственную измену. 
 В тихом голосе появились ноты раздражения: 
 - Это - безответственное заявление, Алан. 
 - Я даю тебе шанс выйти из игры. 
 - Где ты находишься? 
 - В моем кабинете. 
 - Поезжай домой и проспись. 
 - Это все, что ты можешь сказать? 
 - Я скажу тебе гораздо больше утром, когда ты протрезвеешь. 
 - Дневник у меня. 
 - Я не знаю, что там написано, и меня это не интересует. Вероятно, это подделка. 
 - Подумай об этом. 
 - Я уже подумал. Когда ты все обдумаешь, будет лучше, если ты принесешь мне извинения. 
 Связь оборвалась. Испытывая смутное недовольство собой, Алан встал, чтобы вылить остатки спиртного из графина в бокал. Медленно допив виски, он снова нажал кнопку переговорного устройства. Оставался только один выход. 
 - Мисс Шоу, извините, что я задерживаю вас. Но я хотел бы, чтобы вы сделали кое-что ещё перед уходом. 
 - Конечно. 
 - Договоритесь с руководителями четырех основных телекомпаний о моей пресс-конференции. 
 - Что мне сказать, если они поинтересуются причиной, губернатор? 
 - Объясните им, что мне нужно получить сегодня вечером тридцать минут эфира, чтобы обратиться к стране с исключительно важным заявлением. 
 - Сегодня вечером? 
 - Перед последним выпуском известий. Я хочу, чтобы о нем сообщили во всех обзорах новостей. 
 - Времени осталось мало. Но я займусь этим немедленно. 
 - Спасибо. 
 Он откинулся на спинку кресла, раздраженный тем, что ему по-прежнему не удавалось четко сфокусировать свои мысли. Он должен убедить телевизионных боссов, что это будет не предвыборным выступлением, а заявлением общенационального значения. Однако он не хотел заранее сообщать им содержание. Они могут счесть его сомнительным, клеветническим. Он раскроет минимум информации. Им придется поверить ему. 
 Как миллионы зрителей отреагируют на апокалипсическое заявление? Во многом это будет зависеть от его подхода. Никакой истерики. Серьезный, государственный тон. Он начал мысленно формулировать фразы. Америка постепенно разрушается, как старый дом, который давно не ремонтировали... его комнаты покрываются пылью, краска слезает со стен, термиты поедают бревна. Разложение великого народа начинается с его отрыва от многолетних традиций, веры... Туман апатии скрыл приближение тирании... Нет. Слишком мягко и бескровно. Это не дойдет до людей. С другой стороны, нельзя недооценивать аудиторию. Эта исследуемая социологами людская масса, численность которой поражала воображение, не была покорным стадом, способным лишь периодически мычать и реветь. Это - индивидуумы, мужчины и женщины со своими домами, семьями, убеждениями, сделавшие ставку на демократию и дорожащие ею. Они не позволят уничтожить нашу систему правления, выбросить её на свалку истории. Не ограничатся робким выражением недовольства. Надо только показать им явную и реальную опасность. 
 Диана нетерпеливо посмотрела на часы, висевшие в её магазине. Начало седьмого. Она оставалась здесь так долго, потому что надеялась, что Алан позвонит. 
 Появление покупательницы - девушки, желавшей купить ремень, задержало Диану ещё на четверть часа. Телефон так и не зазвонил. Теперь уже было маловероятным, что Алан позвонит. Охваченная разочарованием, она начала готовиться к закрытию. Убрала старинные драгоценности и кольца в шкаф и заперла его, подошла к боковому окну, чтобы опустить жалюзи. 
 Еще один вечер у телевизора. Именно сейчас ей больше чем когда-либо следовало находиться рядом с Аланом. Она знала, как потряс Алана несчастный случай с его лучшим другом. Когда он рассказывал ей о происшедшем по телефону, его голос был полон тревоги. Обидно, что она не может быть рядом с ним, когда он нуждается в ней. 
 Она закрыла жалюзи на переднем окне, перевернула на двери табличку с надписью "Закрыто" и вышла на улицу. Она торопилась попасть домой, потому что Алан мог позвонить туда. Она ненавидела промежутки времени, когда он не мог связаться с ней. 
 Она быстро зашагала в сумерках к автобусной остановке. 
 Впереди у тротуара остановился автомобиль. Диана не узнала молодого человека, вышедшего из машины. Он был невысоким, худощавым и слегка прихрамывал. 
 - Мисс Хадсон? 
 - Да. 
 - Мистер Кардуэл попросил меня подвезти вас, - спокойно произнес незнакомец. - Он вас ждет. 
 - Где? 
 - Это недалеко. Он не смог приехать сам. Он сказал, что все объяснит при встрече. 
 Слегка удивившись, она села в машину. 
 Спустя некоторое время он снова нажал кнопку переговорного устройства. 
 - Как идет подготовка пресс-конференции, мисс Шоу? 
 - Я говорила с президентом Си-Би-Эс. Он хотел бы знать, чему будет посвящена пресс-конференция. 
 - Он должен поверить мне, что это сообщение жизненно важно для нашей национальной безопасности. Скажите ему, что я готов оплатить время и взять на себя всю ответственность. 
 Это прозвучит в стиле Кардуэлов; в данной ситуации фамилия несла на себе бремя иронии и обязательств. 
 - Хорошо, губернатор. Я жду, когда мне перезвонят остальные. Возможно, это займет какое-то время. 
 - Доведите это дело до конца, мисс Шоу. 
 Я решился, с удовлетворением подумал он. Они мне не откажут. На этот раз я сделаю это. 
 Почти с ликованием он продолжил записывать тезисы речи, которую собирался произнести. 
 - Вы заняты, губернатор? 
 Он с трудом определил, откуда донесся голос, потом увидел стоявшего в дверном проеме Бена Хадсона. 
 - Что ты здесь делаешь? 
 - Мисс Шоу сообщила мне о твоем телефонном звонке. 
 Он не понял смысла прозвучавших слов. 
 - Она позвонила тебе? 
 Бен вошел в комнату. 
 - Совершенно верно. 
 Алан потянулся к кнопке, чтобы вызвать мисс Шоу. 
 - Не надо! - произнес Бен Хадсон таким властным тоном, что рука Алана остановилась возле стоявшего на столе бокала с остатками виски. - Это не принесет пользы. 
 - Почему? 
 - Она просто выполняла приказ. 
 Алан пожалел о том, что он много выпил. В его голове был туман, он не мог мыслить четко - что-то в происходящем оставалось ему непонятным. 
 - Чей приказ? 
 Бен погладил толстым пальцем циферблат золотых часов. Лампа дневного света придавала пальцу слегка зеленоватый оттенок. Он напоминает огурец, с неприязнью подумал Алан. 
 - Мой, - сказал Бен. 
 Алан заставил себя посмотреть на круглое лицо, похожее на тыкву. 
 - Ты также отдавал ей приказы, когда она была секретаршей губернатора Берри? 
 - Да. 
 - Значит, это она сообщила тебе о том, что собирается сделать Пол Берри. 
 - Пол сказал мне это сам, сидя на твоем теперешнем месте. 
 - И что ты ему сказал? 
 Взгляд Бена Хадсона был холодным, немигающим. 
 - Мне всегда нравился Пол. Я делал, что мог. Когда он впервые доверился мне, я попытался отговорить его, но он не послушался. 
 Выражение его глаз изменилось, словно в проекторе появился новый слайд. 
 - То, что произошло с ним потом, было неизбежным. Он приблизил развязку, когда решил полететь в Вашингтон к президенту. Я надеюсь, что ты не совершишь подобной ошибки своим сегодняшним телевизионным выступлением. 
 Алан сидел с опущенными плечами, его подбородок почти упирался в грудь, глаза были прикрыты. Потом он выпрямился, широко раскрыл глаза, как бы бросая вызов. Ему уже доводилось давать отпор Бену Хадсону. 
 - Я сделаю не только это, - сказал Алан, - я собираюсь прочитать отрывки из дневника Пола Берри. 
 Глаза Бена стали более мягкими, уговаривающими. 
 - Губернатор, мы не намерены причинить вред стране. Люди, стоящие за нами, такие же патриоты, как ты. Они хотят видеть Америку такой же, какой её хочешь видеть ты. Здоровых счастливых людей, ведущих размеренную жизнь, выезжающих на пикники, владеющих собственными домами, автомобилями, посещающих церкви, воспитывающих детей в уважении к порядку. Такая Америка почти вышла из моды, потому что мы выпустили ситуацию из-под контроля. Мы пытаемся улучшить положение. 
 - Чье положение? Синдиката? 
 - Твои родственники помогли бы тебе правильно посмотреть на вещи, если бы ты обсудил это с ними. Или с твоим кузеном. 
 Его долг - отбросить уклончивость и сомнения. Это очевидно. 
 Алан протянул руку к переговорному устройству. 
 - Я хочу, чтобы ты слышал мой разговор с Белым домом. Я попрошу президента послушать мое телевизионное выступление. 
 - Тебя не соединят. 
 Бен Хадсон оставался неподвижным, как мраморная статуя. 
 - И боссы телекомпаний не перезвонят тебе. Мисс Шоу сказала им, что ты передумал. 
 Алан убрал руку, выдвинул ящик стола и извлек оттуда белый телефон. 
 - Эта линия не проходит через коммутатор. 
 - Знаю. Это личный телефон, по которому ты обычно звонишь Диане. 
 Алан задержал руку на корпусе белого аппарата, не снимая с него трубку. 
 - На этом этапе её жизни я не могу диктовать ей свою волю, когда речь идет о постельном партнере. И я всегда знал, что когда-нибудь это окажется полезным. 
 Справившись с нахлынувшими разнообразными эмоциями, Алан испытал смутное чувство опасности. 
 - Полезным? 
 - Недавно я послал за ней машину. Диане сказали, что это от тебя. С ней все в порядке. Сейчас она ждет тебя в номере мотеля. 
 Бен посмотрел на часы. 
 - Она рассчитывает увидеть тебя через несколько минут. 
 Алан впервые заметил на грубом, неправильном, полном лице собеседника следы потенциальной жестокости. 
 - Как я могу проверить, что ты говоришь правду? 
 - Поговори с ней. Мотель "Линкольн Моторс". Комната 314. 
 Пока Алан узнавал через справочную номер, Бен ждал в напряженном молчании. 
 - Алло? - прозвучал в трубке голос Дианы. 
 - С тобой все в порядке? 
 - Дорогой, что это все значит? Где ты? 
 Алан закрыл рукой микрофон. Его сердце отчаянно стучало. 
 - Безопасный выезд для неё из страны, - сказал он человеку, сидевшему напротив него в кресле. 
 - Все, что ты пожелаешь. Мы должны доверять друг другу. 
 Алан снял руку с микрофона, услышал её голос и сдержал внезапное желание объяснить ей, что происходит. 
 Вместо этого он произнес: 
 - Я хочу, чтобы ты немедленно отправилась в аэропорт. 
 - Аэропорт? - растерянно повторила она. 
 - Ты улетаешь сегодня. Твой паспорт в порядке? 
 - Алан, в чем дело? 
 - Я объясню позже. Сейчас нет времени. Не собирай вещи. Ты сможешь купить все необходимое в аэропорту. Возьми билет на ближайший рейс в Женеву. 
 - Швейцарскую Женеву? 
 - Да. 
 - Ты не можешь объяснить, в чем дело? 
 - Делай, как я говорю. Не задавай больше вопросов. 
 - Я никуда не полечу без тебя. 
 - Тебе не придется это делать. Обещаю. Я понимаю твое недоумение, но все будет хорошо. Я люблю тебя. 
 - Я тоже тебя люблю. 
 Он опустил трубку и не убрал с неё руки, словно это позволяло ему и теперь слышать голос Дианы. 
 - Теперь - дневник, - тихо сказал Бен Хадсон. 
 - Ты получишь его, когда я и Диана сядем в самолет. 
 - Этого условия в нашем соглашении не было. 
 - Теперь - есть. 
 Выход ещё оставался. Даже если ему придется отдать дневник, он сможет опубликовать интервью во всех важнейших газетах, купить телевизионное время, сообщить гражданам страны о заговоре против их свободы, рассказать, как его вынудили отдать обличающий дневник Пола Берри. Его обвинения будут изучены. Он охотно пройдет любое тестирование - с применением детектора лжи, "эликсира правды". Бен Хадсон недооценивал силу удара, который ещё мог нанести он, Алан Кардуэл. Как губернатор... 
 - Мне нужно получить от тебя кое-что еще, прежде чем мы расстанемся, - сказал Бен. 
 - Что? 
 - Твое прошение об отставке. По состоянию здоровья. Ты можешь написать, что работа оказалась слишком тяжелой. Пусть люди делают собственные выводы. 
 - Нервный срыв? 
 - Нечто вроде этого. 
 Умный ход. Он дискредитирует все его последующие высказывания. 
 - Я продиктую, - сказал Бен. 
 Алан взял официальный бланк. Все это не имеет значения. Он продолжит борьбу. На карту поставлена судьба пергаментного листа, заполненного текстом двести лет тому назад. За это и сейчас стоило бороться. 
 - Короткое, не слишком информативное послание, - сказал Бен. Адресованное Всем, Кого Это Может Касаться. "Это бремя оказалось для меня непосильным. Я больше не могу продолжать..." 
 Алан покорно писал под диктовку, его пальцы плотно сжимали ручку. Перо царапало бумагу. Он поставил жирную, размашистую подпись. 
 Он догадался по легкому сквозняку, что дверь открылась. 
 Он поднял голову. Бен Хадсон стоял у двери; человек, вошедший в комнату, был невысоким, коренастым и выглядел так, словно он с трудом залезал в свою одежду. Глаза человека смотрели на Алана. В этот миг между ними проскочила какая-то искра - признание их роковой связи. В конце концов убийца и жертва становятся друг для друга самыми близкими людьми; все остальные отходят в сторону. 
 Рука Алана задрожала, он положил ручку. 
 Доктор Крэнмер имел изможденный вид, на его щеках были впадины, белый халат висел на нем, как на вешалке. На шее у него болтался стетоскоп. 
 Остановившись в коридоре возле Джейн, он взъерошил свои светлые волосы и сказал: 
 - Сегодня - большой день, миссис Гиффорд. 
 - Я могу его сейчас увидеть? 
 - Через минуту. Он хочет быть одетым, когда вы войдете. Он впервые за много дней может самостоятельно одеться. 
 - Как долго ему ещё придется находиться здесь? 
 - Боюсь, несколько недель. Мы только начинаем убирать синтетическую кожу. Похоже, опасность заражения исчезла, но ещё предстоит большая работа по пересадке кожи. По правде говоря, многие из нас считают его выздоровление чудом. Когда мы закончим, он будет, как новенький. 
 - Вы все оказались волшебниками. 
 - Мы переживали за него почти так же сильно, как вы, миссис Гиффорд. 
 Когда она вошла в комнату, Стивен был в своем сером клетчатом костюме, который сейчас висел на нем. Его шея с блестящей молодой кожей болталась в воротничке рубашки. Он стоял на костылях, глядя на Джейн с кривой улыбкой на лице, потому что мышцы щеки ещё не восстановились полностью. 
 - Я практически готов к возвращению домой, - сказал он. - Мне осталось лишь раздобреть на твоей домашней пище. 
 - Я за неделю верну тебе твой живот. 
 - Посмотри, как я управляюсь с ними. Я потренировался. 
 Он направился к окну, явно гордясь своей ловкостью в обращении с костылями. Она могла догадываться о том, что они значили для него: конец беспомощного постельного существования. Он слишком долго был просто хриплым голосом, кричавшим "Сестра!" и ждавшим шуршания накрахмаленного халата своей спасительницы. 
 На подоконнике лежала месячная кипа газет. Джейн сохраняла их для него, пока он висел между жизнью и смертью - маленькое подтверждение её веры в то, что он выкарабкается. Вид газет опечалил Джейн - ей предстояло рассказать Стивену ужасную историю из прошлого, прежде чем он узнает о ней из прессы. 
 Она начала говорить, периодически замолкая, и её голос, еле уловимые изменения тона открыли ему правду раньше, чем она прозвучала в виде слов. Когда все было сказано, он посмотрел на неё глазами, подернутыми пеленой страдания. "Почему?" - спросил он, но она могла лишь повторить газетную информацию: мисс Шоу, секретарша Алана, услышала, как шумит вода в личной ванной возле кабинета губернатора. Она увидела, что вода вытекает из-под двери, но когда попыталась открыть её, дверь уперлась в тело Алана Кардуэла. Он разрезал себе вены и держал их в раковине, пока не упал. 
 - Мисс Шоу сказала, что он пил. 
 Потом, удивившись бессмысленной примитивности этого замечания, она добавила: 
 - Он был не в себе с момента разрыва с женой. Адель находилась в Лондоне. Его родственники заявили, что он сильно переживал и вел себя странно. 
 - Это звучит неубедительно. 
 - Там была записка. Он обвинил во всем служебные проблемы. 
 - Алан не из тех, кто выходит из игры. Это на него не похоже. Он не мог так поступить. 
 - Медицинский эксперт подтвердил факт самоубийства. И Алан действительно вел себя странно перед самым концом. 
 - Как именно? 
 - Он необдуманно позвонил в телекомпании, чтобы договориться о своем важном выступлении. Когда начали поступать ответные звонки, он все отменил без объяснения. 
 Эта новость усилила подавленность Стивена. Ему не удавалось прогнать глубокую печаль. Джейн пыталась говорить о домашних делах, детях, соседях, но его внимание блуждало где-то далеко. Желая заинтересовать его чем-то, она достала туристический буклет о сказочном острове Козумел, находящемся возле мексиканского побережья. Она планировала поехать туда с ним на несколько недель для восстановления его сил после выписки из больницы. Он равнодушно посмотрел фотографии длинных серебристых пляжей и отложил буклет. 
 Какая же я дура, подумала Джейн. Для неё он не изменился, но, естественно, он будет стесняться на пляже. Следы ожогов. Она достала открытки и телеграммы с пожеланиями скорейшей поправки, чтобы ободрить его. Ничего не помогало. Он оставался непроницаемым, близким к отчаянию. Иногда он произносил фразы, казавшиеся бессмыслицей: 
 - Знаешь, что сказал мне однажды Алан? 
 - Что, дорогой? - спросила она, сожалея о том, что ей не удается увести его от болезненной темы. 
 - Он сказал, что когда в Александрии горела библиотека с научные достижениями греков, честные граждане засыпали пламя песком. Остальные были либо поджигателями, либо глупцами. 
 - Я не понимаю, что это означает. 
 - Алан был честным человеком. Он не мог не засыпать песком полыхающее пламя. 
 Он явно не мог поверить в то, что его лучший друг покончил с собой. Стивен был не из тех людей, кто отворачивается от реальности; Джейн решила, что поступать так сейчас его заставляет физическая слабость. 
 Позже, когда она читала, думая, что Стивен спит, он произнес: 
 - Думаешь, они оставят нас в покое? Мы можем рассчитывать на это? 
 Она попыталась рассмотреть его лицо, находившееся в тени. 
 - О ком ты говоришь? 
 - Они знают, что я буду представлять для них угрозу, пока я жив. 
 Она откладывала все разъяснения на то время, когда он выйдет из больницы. Однако это смутное упоминание опасности встревожило Джейн, напомнило о покушении на его жизнь, совершенное той медсестрой. Кошмар. Бедная женщина попала на обследование в психиатрическую лечебницу. 
 Джейн с любопытством посмотрела на Стивена, склонив голову вбок: 
 - Угрозу для кого, дорогой? 
 Прежде чем он ответил, в дверь постучали. 
 - Да? - сказала она. 
 Дверь открылась. Там стоял высокий бледный молодой человек в блестящем синем костюме. 
 - У меня есть кое-что для мистера Гиффорда. 
 Она быстро встала, узнав пакет, который молодой человек держал в руке. Служащий, отвечающий за личные вещи, несколько дней тому назад предложил ей забрать его, но она отказалась. Она ещё не могла кое-что видеть. 
 - Что это? - сказал Стивен. 
 Она попыталась подать знак молодому человеку глазами. 
 - Тут мелочи. 
 Эти опаленные останки ещё сильнее опечалят Стивена. Они были мрачным напоминанием об испытании, через которое он прошел. 
 - Оставьте это здесь, - сказал Стивен. - Спасибо. 
 Молодой человек положил пакет на столик возле кровати Стивена и покинул комнату. Стивен взял пакет, задумчиво взвешивая его на руке. 
 - Думаю, тебе не стоит смотреть это сейчас, - сказала она. - Это просто твои личные вещи, которые были при тебе, когда ты попал в больницу. 
 Он открыл пакет. На покрывало упали закопченное кольцо, несколько монет, обгоревшие карточки и останки бумажника. 
 - Право, Стивен, во всяком случае, пока ты не поправился окончательно... 
 Слишком поздно. Он начал медленно перебирать реликвии несчастья. Затем внезапно, словно его пронзила какая-то мысль, схватил большой хронограф и попытался вскрыть его. 
 - Дай мне что-нибудь, чем можно это открыть! 
 Она послушно отправилась в больничный коридор и попросила у дежурной медсестры нож. Когда через несколько мгновений она вернулась в палату, Стивен вставил острие лезвия в щель. Он осторожно ударил ладонью по ручке ножа, и после третьей попытки часы попросту развалились на две половинки. Джейн внимательно наблюдала за Стивеном. Доктор велел избегать волнений. Стивен казался очень взволнованным. 
 - Дорогой, право, ради меня... 
 Из раскрытого корпуса часов выпала маленькая кассета. Стивен взял её дрожащими пальцами и рассмотрел, поворачивая в разные стороны. Признаки повреждений отсутствовали. 
 Затем произошло нечто очень странное. 
 Он издал ликующий вопль - иначе это нельзя было назвать. Протянул руку к телефону. 
 - Дорогой, что это? - спросила она. 
 Внезапно он явно почувствовал себя лучше, гораздо лучше. Она давно не видела его таким радостным. 
 Даже его голос был уверенным, полным вызова: 
 - Оператор, соедините меня с Федеральным Бюро Расследований. Мне нужен лично Мервин Уэйли, директор. Да, Вашингтон, округ Колумбия! 
 Он сделал глубокий вдох и повернулся к Джейн со своей кривой улыбкой на лице: 
 - Мервин свяжет меня с Белым домом. А когда президент увидит, что есть у меня на этой пленке... 
 Он послал ей воздушный поцелуй.