--------------------------------------------- Конан-Дойль Артур Задира из Броукас-Корта Артур Конан Дойл Задира из Броукас-Корта В тот год (происходило все в тысяча восемьсот семьдесят восьмом) добровольческая кавалерия южных графств Центральной Англии расположилась для учений близ Лутона, и вопрос, который мучил всех до единого в лагере, заключался не в том, как лучше приготовиться к войне в Европе, а как найти человека, которого не уложит за десять раундов сержант ветеринарной службы Бэртон. Громила Бэртон, как его называли, был девяносто килограммов костей и мышц, и от легкого шлепка его руки обычный смертный падал без чувств. Нужно было во что бы то ни стало найти ему партнера под стать, потому что он уже задрал нос выше собственной драгунской каски. Для этого и отправили Фредерика Мильберна, баронета и офицера, известного больше под прозвищем Бормотун, в Лондон - узнать, не согласится ли кто-нибудь из столичных боксеров приехать сбить спесь с самоуверенного драгуна. Боксерский ринг тогда переживал свои худшие времена. Прежние кулачные бои прекратили в бесчестьи свое существование, задушенные мерзкой толпой всяческого отребья, которое, околачиваясь вокруг ринга, несло позор и гибель достойным боксерам, сплошь и рядом скромным, по смелости и мастерству до сих пор не превзойденным героям. К честному любителю спорта, которому хотелось просто видеть бокс без перчаток, как правило липли негодяи, и защититься от них у него не было никакой возможности, поскольку, будучи зрителем, он сам оказывался участником того, что по закону считалось правонарушением. Его могли раздеть среди бела дня, отнять у него кошелек, а если он этому противился, ему могли даже размозжить голову. Увидеть бокс мог лишь тот, кто был готов проложить себе дорогу к рингу палкой или хлыстом. Неудивительно, что посещать эти встречи стали только те, кому было нечего терять. Эра специально отведенных для бокса помещений и разрешенных законом боев в перчатках тогда еще не наступила, и бокс пребывал в каком-то странном, неопределенном состоянии. Невозможно было его контролировать и так же невозможно было с ним покончить, ибо ничто другое не влечет к себе среднего британца с такой неодолимой силой. Поэтому встречи боксеров устраивали в конюшнях и в амбарах, ездили проводить их во Францию, тайно собирались ради них на рассвете где-нибудь за городом, в глуши, и потому же пышно расцвели всякого рода эксперименты и отклонения от правил. Сами боксеры опустились до уровня той обстановки, в которой проходили встречи. Открытый, честный бокс стал невозможен, и на первое место в списке победителей попадал тот, кто громче других хвастал своими победами. Лишь по ту сторону Атлантики появилась могучая фигура Джона Лоренса Салливена, которому судьбой было предначертано стать последним чемпионом старого бокса, без перчаток, и первым чемпионом нового. Учитывая сказанное, понятно, что капитану добровольческой кавалерии, так любившему спорт, оказалось не слишком-то легко найти в боксерских салунах и в тех из пивных Лондона, где собираются любители спорта, такого человека, который наверняка управился бы с огромным сержантом ветеринарной службы. В конце концов сэр Фредерик остановил свой выбор на Альфе Стивенсе из Кентиш-Тауна, восходящей звезде средней весовой категории; этот боксер не знал еще ни одного поражения и в самом деле мог рассчитывать на звание чемпиона. Его профессиональный опыт и мастерство вполне возмещали разницу в двадцать килограммов между громадиной драгуном и им. Надеясь на это, сэр Фредерик Мильберн его и нанял, а затем приготовился отвезти в двуколке, запряженной двумя быстроногими серыми лошадьми, в лагерь добровольческой кавалерии. Они должны были выехать к вечеру, переночевать в Сент-Олбенсе и прибыть в кавалерийский лагерь на следующий день. Когда боксер пришел к гостинице "Золотой крест", Бейтс, маленький грум, уже держал под уздцы приплясывающих от нетерпения лошадей. Стивенс, подтянутый человек с неестественно белым лицом, сел в двуколку рядом со своим нанимателем и помахал рукой кучке собратьев; грубоватые на вид в куртках без воротников, они пришли, чтобы попрощаться с товарищем. "Удачи тебе, Альф!" - прозвучал хриплый хор после того, как юный грум оставил лошадей, вскочил на свое место позади седоков и высокая двуколка, обогнув угол, выехала на Трафальгар-сквер. Необходимость находить для лошадей дорогу в оживленном движении Оксфорд-стрит и Эджвер-роуд настолько поглощала внимание сэра Фредерика, что ни о чем другом он был не в состоянии думать, но когда за Хендоном начались пригороды и вместо бесконечной череды кирпичных зданий потянулись заборы, он отпустил поводья и перенес внимание на человека, сидящего рядом. Отыскал его сэр Фредерик путем переписки, по рекомендации, и потому теперь разглядывал с некоторым любопытством. Уже смеркалось, но то, что баронет увидел, вполне его удовлетворило. Рядом с ним сидел настоящий боксер: могучая грудь, широкие плечи, породистое продолговатое лицо, в глубоко посаженных глазах читаются смелость и упорство. А самое главное, его пока никому не удалось победить, и потому в нем все еще сохранялась та уверенность, которая неизбежно слабеет после хотя бы одного поражения. У баронета вырвался короткий смешок, когда он подумал о том, какой сюрприз он везет сержанту ветеринарной службы. - По-моему, ты в неплохой форме, Стивенс? - спросил он, поворачиваясь к своему спутнику. - Так точно, сэр, могу драться не на жизнь, а на смерть. - Судя по твоему виду, это правда. - Образ жизни у меня такой, какой нужно, сэр, но в прошлую субботу я должен был драться с Майком Коннором, и мне для этого пришлось сбросить вес еще до семидесяти килограммов. Потом он, как побежденный, заплатил сколько полагалось, и я к тому же, спасибо ему, сейчас в самой лучшей форме. - Очень удачно. Тебе понадобятся все твои силы - у твоего противника преимущество в двадцать килограммов веса и десять сантиметров роста. Молодой человек улыбнулся: - Против меня, сэр, выступали и с большим преимуществом. - Я на это рассчитывал. Но, ко всему, он еще и страшно драчлив. - Что ж, сэр, наше дело стараться. Скромный, но уверенный тон, каким говорил молодой боксер, понравился баронету. Внезапно в голову ему пришла забавная мысль, и он расхохотался. - Ей-богу! - воскликнул сэр Фредерик. - Хорошенькая будет шутка, если на дороге сегодня мы встретим Задиру! Альф Стивенс насторожился: - Кто он такой, сэр? - Этот вопрос задают все. Некоторые утверждают, что видели собственными глазами, другие говорят, что это сказки, но похоже все-таки, что он существует и что кулаки у него на редкость крепкие и оставляют после себя очень заметные следы. - И где же он живет? - Около этой вот дороги. Между Финчли и Эльстри, как говорят. Вообще, их двое, и они выходят по ночам в полнолуние и предлагают путникам драться по-старинному. Один дерется, другой поднимает с земли упавшего. Ну а уж дерется первый!.. Случалось, находят утром какого-нибудь беднягу, а у того лицо в лепешку - так над ним поработал Задира. Альф Стивенс оживился: - Мне, сэр, всегда хотелось попробовать себя в схватке по-старинному, но не было случая. Пожалуй, это для меня лучше, чем перчатки. - Значит, ты не боишься драться с Задирой? - Боюсь? Да я бы десять миль прошел только ради того, чтобы с ним встретиться! - Вот было бы здорово! - воскликнул сэр Фредерик. - Ну что ж, сегодня как раз полнолуние, и к проезжающим он выходит вроде бы где-то здесь. - Если он таков, как вы говорите, - сказал Стивенс, - быть не может, чтобы боксеры его не знали, разве что он просто любитель и занимается этим только ради развлечения. - Кое-кто полагает, что он конюх или, может быть, жокей из беговых конюшен недалеко отсюда. А где лошади, там и бокс. Если верить тому, что рассказывают, в парке, через который мы сейчас проезжаем, и в самом деле случается что-то непонятное, жуткое... эй. Осторожней, черт тебя побери! От удивления и гнева голос у баронета сорвался и стал пронзительным. Там, где они в эту минуту ехали, дорога ныряет круто вниз, в затененную густыми деревьями ложбину, и ночью будто бы въезжаешь в туннель. Внизу, где уклон кончается, стоят по сторонам дороги два больших каменных столба, на которых днем видны пятна лишайника и ржавчины, а также геральдические эмблемы, настолько пострадавшие от времени, что кажутся теперь просто неровностями камня. Красивые чугунные ворота, косо повисшие на ржавых петлях, свидетельствуют одновременно и о былом процветании, и о нынешнем упадке старой усадьбы Броукасов, которая находится в конце заросшей сорняками аллеи. И именно из этих старинных ворот и выскочила на середину дороги энергичная фигура и ловко схватила под уздцы лошадей, и те встали на дыбы, упираясь - Роу, подержи лошаденок, ладно? - обернувшись, прокричал человек резким голосом. - Хочу перемолвиться словечком с этим вот расфуфыренным господинчиком, пока он еще не улепетнул. Из тени вышел еще человек и молча взялся за уздечки. Этот был приземист, широк в плечах и одет в какой-то чудной коричневый плащ до колен с несколькими пелеринами, а обут - в ботинки и гетры. На голове ничего не было, и когда свет боковых фонарей двуколки упал на этого человека, стало видно угрюмое красное лицо - толстая нижняя губа, подбородок чисто выбрит, шея высоко обмотана черным шарфом. Когда он взял уздечки у своего более подвижного компаньона, тот во мгновение ока оказался у двуколки и положил мосластую руку на ее крыло, а его свирепые голубые глазки впились в путников; собственное его лицо было теперь ярко освещено и доступно обозрению. Шляпа была низко надвинута, но хотя на лицо падала тень, баронет и боксер отпрянули, ибо лицо было злобное, неумолимо жестокое, страшное, нос приплюснутый, и грубые черты этого лица выдавали натуру, которая не ждет от других пощады и не пощадит никого сама. Что до его возраста, то тут с уверенностью можно было сказать одно: человек, у которого такое лицо, еще не стар, однако уже успел испытать на себе все зло жизни. Холодные, свирепые глазки не спеша оглядели сначала баронета, а потом молодого человека с ним рядом. - Точно, Роу, это расфуфыренный господинчик, как я тебе и говорил, бросил незнакомец через плечо своему дружку. - Но другой парень, пожалуй, годится. Ему бы в самый раз быть боксером. Так или этак, мы-то уж узнаем, на что он способен. - Эй ты, как там тебя зовут, - сказал баронет, - ты чертовски нагл! Еще немного, и ты получишь хлыстом по физиономии! - Поосторожней, хозяин! Считай, что я этого не слышал. - Зато я слышал о тебе и о твоих замашках! - заорал разозленный офицер. Я покажу тебе, как останавливать моих лошадей на королевской большой дороге! Ты в этот раз ошибся, мой друг, в чем скоро и убедишься. - Поглядим, - отозвался незнакомец. - Кто его знает, хозяин, может, мы все убедимся в чем-нибудь до того, как расстанемся, а пока придется одному из вас выйти и показать, умеет ли он работать кулаками, а то дальше не поедете. В один миг Стивенс выпрыгнул из экипажа на дорогу. - Если тебе так хочется подраться, тебе просто повезло, - сказал он, - я зарабатываю боксом себе на жизнь, так что не говори потом, что тебя не предупредили. - Разрази меня гром! - радостно завопил незнакомец. - Да он и впрямь боксер, Джо, как я и думал! Наконец не какая-то размазня, а что-то настоящее. Вот, парень, ты и встретил того, кто тебя одолеет. Ты никогда не слыхал, что говорил мне лорд Лонгмор? "Обычному человеку тебя не побить, для этого нужен специально сделанный!" Вот что говорил лорд Лонгмор. Так-то вот! - Это было до того, как появился Бык, - проворчал, впервые нарушив молчание, человек, державший лошадей. - Хватит меня дразнить, Джо! Еще раз я услышу о Быке, и мы с тобой рассоримся. Бык меня побил однажды, но посмотрим, управится ли он со мной, если мы еще когда-нибудь встретимся. Ну, а ты, парень, что обо мне думаешь? - Думаю, что наглости у вас предостаточно. - Наглости? А что это такое, наглость? - Бесстыдство, бахвальство, хвастовство - вот что. Слово "хвастовство" подействовало на незнакомца удивительным образом. Он шлепнул себя по ляжке и разразился тонким, похожим на жеребячье ржание смехом, а следом за ним рассмеялся и его угрюмый приятель - Лучше не скажешь, дорогуша, - проговорил этот последний. - Хвастун слово самое для него подходящее. Что ж, луна светит, но как бы ее не затянуло облаками. Давайте-ка начинайте, пока светло. Баронет между тем все с большим изумлением разглядывал одежду незнакомца, остановившего лошадей. Многое в ней подтверждало, что незнакомец имеет отношение к лошадям, хотя даже в этом случае одет он был очень старомодно и странно. На голове у него красовалась когда-то белая, а теперь пожелтевшая касторовая, с длинным ворсом шляпа вроде тех, что носят некоторые кучера запряженных четверкой экипажей: тулья в виде колокола, а поля загнуты. Пуговицы на его фраке табачного цвета, с короткой талией, были стальные. Спереди, где фрак не закрывал грудь, виднелся полосатый шелковый жилет, ниже кожаные бриджи, а потом синие чулки и туфли. Вся его угловатая фигура излучала силу. Этот Задира из усадьбы Броукасов был явно личность незаурядная, а у молодого драгунского офицера вырвался смешок, когда он подумал, какую славную историю он будет рассказывать в офицерской столовой об этой чудной фигуре в одежде давних времен и о тумаках, которые тому достанутся от лондонского боксера. Билли, юный грум, уже выхватил уздечки у крепыша и держал теперь лошадей сам, но лошади почему-то дрожали и покрылись потом. - Сюда! - показав на ворота, скомандовал крепыш. За воротами, куда он показал было зловеще темно и странно: столбы ворот были разъедены временем, над дорожкой, которая вела вглубь, тяжело нависли ветви деревьев. Ни баронету, ни боксеру то, что они увидели, никакого удовольствия не доставило. - Куда это вы направляетесь? - спросил незнакомцев баронет. - Здесь толком не подерешься, - отозвался крепыш. - Там, - он показал рукой по ту сторону ворот, - у нас есть местечко лучше некуда. Второго такого не найдешь. - Для меня и дорога годится, - сказал Стивенс. - Дорога годится только для любителей, - возразил человек в касторовой шляпе. - И уж никак не для двух настоящих боксеров вроде нас с тобой. Да ты, часом, не боишься ли? - Ни тебя, ни десятка таких, как ты, - решительно ответил Стивенс. - Ну так пошли и сделаем все как полагается. Сэр Фредерик и Стивенс переглянулись. - Я согласен, - сказал молодой боксер. - Тогда пойдем. Все четверо вошли в ворота. Позади них, в темноте, лошади били копытами и вставали на дыбы, и было слышно, как их тщетно пытается успокоить грум. Они прошли ярдов пятьдесят по дорожке, наполовину заросшей травой, а потом повернули вправо, через густые деревья, и вышли на круглую лужайку, трава которой в лунном свете казалась белой. Лужайку окружал низенький вал, тоже весь заросший травой, а за лужайкой, недалеко от нее, виднелась небольшая каменная летняя вилла с колоннами, из тех, которые так любили в восемнадцатом веке, при первых Георгах. - Ну, что я вам говорил? - воскликнул крепыш. - Да разве хоть где-нибудь в двадцати милях от города найдешь лучшее место? Словно специально для бокса сделано. А теперь, Том, покажи, на что ты способен. Все было как в неправдоподобном сне. Диковинные люди, странная их одежда, какая-то чудная речь, круглая лужайка, залитая лунным светом, вилла с колоннами - все сплелось в одно фантастическое целое. Только вид неловко сидящего на Альфе Стивенсе твидового костюма и маячившего над костюмом простого английского лица вернул баронета в реальный мир. Худощавый незнакомец, остановивший лошадей, уже снял касторовую шляпу, фрак, шелковый жилет, и его приятель стянул с него через голову рубашку. Стивенс, хотя раздевался спокойно и неторопливо, ждать себя не заставил. Боксеры стали друг против друга. Но тут у Стивенса вырвался крик изумления и ужаса. Из-за того, что его противник снял касторовую шляпу, стало видно, как страшно изуродована его голова. Верхняя часть лба вдавлена, а между коротко остриженных волос и густых нахмуренных бровей шел широкий красный рубец. - Боже! - воскликнул молодой боксер. - Да что же это у него с головой? Восклицание Стивенса вызвало холодную ярость у его противника. - Думай-ка ты лучше о своей голове, молодой человек, - пробурчал он. Сдается мне, скоро у тебя своих забот будет выше головы, так что про мою голову болтать не надо. Услышав это, его приятель разразился хриплым хохотом. - Хорошо сказано, Томми, дружок! - прохрипел он. - Ставьте на того, кому нет равных! Все золото Сити против апельсина! Человек, которого он называл Томом, стоял с поднятыми над головой руками в середине естественной арены. Он вообще был крупный, но голый по пояс казался еще крупнее, а его мощная грудь, покатые плечи и подвижные мускулистые руки были идеальны для боксера. Мрачные глаза под изуродованными бровями свирепо поблескивали, а губы замерли в недоброй улыбке, более страшной, нежели гримаса ненависти. Молодой боксер, двинувшись ему навстречу, вынужден был себе признаться, что никогда не видел фигуры, которая бы внушала больший страх. Но его смелое сердце воодушевляла мысль, что он еще не встречал человека, который бы его одолел, и едва ли таковым окажется незнакомец, повстречавшийся ему случайно на сельской дороге. Поэтому, тоже улыбаясь, он стал в позицию и приготовился к бою. Тут произошло нечто для него неожиданное. Нанеся отвлекающий удар левой, незнакомец послал другой, ошеломляюще сильный, правой, послал так молниеносно, что Стивенс чудом от него уклонился и едва успел, когда противник оказался рядом, ответить коротким, резким ударом. В следующее мгновение худые руки противника обвили его, и молодой боксер, подброшенный вверх, завертелся в воздухе, а потом тяжело упал на траву. Незнакомец, сложив руки на груди, отступил назад в то время как Стивенс, красный от гнева, поднимался на ноги. - Послушай-ка, - закричал Стивенс, - что это за шутки? - Это нарушение правил! - крикнул баронет. - Какое еще, к дьяволу, нарушение? Лучше броска я в жизни не видывал! сказал крепыш. - Вы по каким правилам деретесь? - По куинсберрийским, по каким же еще? - Никогда о таких не слышал. Мы - по правилам лондонской боксерской арены. - Ну что ж! - Гневно закричал Стивенс. - Я и бороться могу не хуже других. Больше ты меня не поймаешь И когда незнакомец опять обхватил его, Стивенс обхватил его тоже, и, покачавшись и потоптавшись на месте, оба рухнули на землю. Так было три раза, и после каждого незнакомец, прежде чем возобновить бой, отходил к своему другу и садился передохнуть на зеленый вал вокруг лужайки. - Что ты о нем скажешь? - спросил баронет Стивенса в один из этих перерывов. Из уха Стивенса шла кровь, однако других повреждений видно не было. - Он многое умеет, - ответил молодой боксер. - Не знаю, где он всему этому научился но опыт у него огромный. Хоть вид у него чудной, силен он, как лев, а тело твердое, как дерево. - Не подпускай его вплотную. По-моему, в дальнем бою ты его превосходишь. - Не очень-то я уверен, что превосхожу его хоть в чем-нибудь но сделаю что могу. Они бились отчаянно, и по мере того, как сменялся раунд раундом, баронету стало ясно, что Стивенс встретил достойного соперника. Незнакомец умел отвлечь внимание соперника, был очень напорист, и эти качества в сочетании с молниеносностью ударов делали его чрезвычайно опасным противником. Казалось, что его голова и тело ударов не чувствуют, и ужасная улыбка ни на миг не покидала его губ. Кулаки у незнакомца были словно из камня, и никто не мог предвидеть, с какой стороны последует сейчас удар. У него был один, особенно страшный, апперкот в челюсть, и он снова и снова пытался нанести его, а когда наконец нанес, Стивенс рухнул на землю. Крепыш издал торжествующий вопль: - В самое ухо, ей-богу! Ставьте на Томми - лошадь против курицы! Еще один такой удар, и ты побил его! - Послушай, Стивенс, это заходит уже слишком далеко, - сказал баронет, поддерживая усталого боксера. - Что скажут в полку, если я привезу тебя, а на тебе живого места нет? Пожми руку этому парню и признай, что он победил, иначе ты не справишься с делом, ради которого едешь. - Признать, что он победил? Ну уж нет! Сперва я собью с его безобразной рожи эту гнусную улыбку. - А как же будет с сержантом! - Скорее я вернусь в Лондон и никогда его не увижу, чем допущу, чтобы этот парень меня одолел. - Ну что, еще мало получил? - спросил издевательски его противник, поднимаясь с поросшего травой вала, на котором сидел. В ответ молодой Стивенс прыгнул вперед и, собрав все силы, на него набросился. Натиск его был так стремителен, что противнику пришлось отступить и несколько мгновений казалось, будто Стивенс берет верх. Но незнакомец, похоже, не знал вообще, что такое усталость. В конце этого долгого раунда он двигался так же легко и наносил такие же сильные удары, как и в его начале. Стивенс ослабил натиск, потому что изнемогал. Зато противник обрушил на него град яростных ударов, защищаться от которых у Стивенса уже не было сил. Еще секунда, и он повалился бы на землю, если бы не произошло нечто неожиданное. Как уже говорилось, все участники описываемых событий, направляясь на лужайку, прошли через рощицу. И вдруг из нее донесся страшный, душераздирающий вопль. Вопль был нечленораздельный, пронзительный и невыразимо тоскливый. Услыхав его, незнакомец, уже сваливший Стивенса на колени, попятился и посмотрел в сторону рощицы. Лицо его выражало ужас, от улыбки не осталось и следа, рот приоткрылся. - Снова гонится за мной! - закричал он. - Держись, Томми! Ты уже почти победил его! А она ничего не может тебе сделать! - Может! Еще как может! Я боюсь на нее посмотреть, боюсь! Ой, я уже ее вижу! С криком ужаса он повернулся и побежал. Его приятель, громко ругаясь, подхватил сложенную на земле одежду и кинулся его догонять, и их бегущие фигуры исчезли в темноте под деревьями. Стивенс тем временем, немного придя в себя, добрался при содействии сэра Фредерика до поросшего травой вала и прилег, положив голову на грудь к молодому баронету, а тот поднес к его губам фляжку с бренди. Вопли, между тем, становились все громче и пронзительней. И наконец из кустов выбежал, нюхая землю, будто отыскивал след и жалобно скуля, белый маленький терьер. Он пересек лужайку, не обратив никакого внимания на двух молодых людей, и тоже растаял в темноте под деревьями. Едва он исчез, сэр Фредерик и Стивенс вскочили на ноги и опрометью бросились к воротам, где их ожидала двуколка. Ими овладел ужас, панический, неподвластный воле и разуму. Дрожа, они вспрыгнули в экипаж, и только когда послушные лошади унесли их на две мили от зловещей ложбины, осмелились наконец заговорить - Ты видел когда-нибудь такую собаку? - спросил сэр Фредерик. - Нет, ни разу! - воскликнул Стивенс. - И не дай бог снова такую увидеть! Уже поздно ночью путники остановились на ночлег в гостинице "Лебединый двор" близ Харпендена. Хозяин был знакомый баронета и с удовольствием присоединился к приезжим после ужина, чтобы выпить с ними стакан портвейна. Немолодой мистер Джо Хорнер, заядлый любитель бокса, готов был часами говорить о легендах ринга. Имя Альфа Стивенса он хорошо знал и смотрел на обладателя этого имени с величайшим интересом. - Послушайте, сэр, вы ведь явно приехали сюда после боя, - сказал он боксеру. - А в газетах не было ни слова о том, что намечаются какие-то встречи. - Не хочу говорить об этом, - буркнул Стивенс. - Не обижайтесь, пожалуйста! Кстати, вы, случайно... - его улыбающееся лицо вдруг стало очень серьезным, - случайно, не видели, когда сюда ехали, того, кого называют Задирой из Броукас-Корта? - Ну, а что если видели? Хозяин страшно взволновался: - Ведь это он чудом не убил Боба Медоуза! Задира остановил его у самых ворот старой усадьбы Броукасов. Вместе с Задирой был еще какой-то человек. Боб боксер высшего класса, но когда его нашли на лужайке около виллы, недалеко от ворот, на нем живого места не было, пришлось буквально собирать его по частям. Баронет кивнул. - А-а, так вы с ним встретились? - воскликнул хозяин. - Что ж, пожалуй, стоит все рассказать, - проговорил баронет, глядя на Стивенса. - Да, мы встретились с тем, кого вы называете Задирой, и боже, до чего же он уродлив! - Расскажите скорей! - попросил хозяин, сразу понизивший голос до шепота. - Правда ли то, что говорит Боб Медоуз, будто одежда на обоих этих людях такая, какую носили во времена наших дедов, и у того, который дерется, огромная вмятина на голове? - Пожалуй, да... Одеты они были по-старинному, и такой странной головы я в жизни не видел. - Боже милостивый! - воскликнул хозяин. - Известно ли вам, сэр, что Том Хикмен, знаменитый боксер, и его приятель Джо Роу, серебряных дел мастер из Сити, погибли в тысяча восемьсот двадцать втором году у тех самых ворот? Том Хикмен, пьяный, попытался проехать мимо встречного фургона. Убиты были и он и Джо, и колесо фургона проехало по голове Хикмена. - Хикмен, Хикмен... - сказал баронет, будто пытаясь что-то вспомнить. - Уж не Хвастун ли? - Да, сэр, он самый. Он побеждал на ринге благодаря своему удару в скулу, и никому не удавалось взять над ним верх, пока его не свалил Нийт - тот, кого называли Бристольским Быком. Стивенс поднялся со стула белый как мел: - Пойдемте, сэр. Хочется на воздух. Поедемте дальше. Хозяин гостиницы хлопнул его по спине: - Выше голову, дружок! Так или иначе, но вы дали ему отпор, а этого пока не удавалось никому. Сядьте и выпейте еще стакан доброго вина: уж если кто в Англии и заслужил его сегодня, так это вы. Если вы задали Хвастуну трепку, даже мертвому, вы уплатили ему долги многих. Знаете вы, что он сделал в свое время здесь, в этой самой комнате? Мне рассказывал старый сквайр Скоттер, который видел все своими глазами. В тот день Шелтон победил в Сент-Олбенсе Джона Хадсона, и Хвастун, поставивший на Шелтона, выиграл на этом порядочно денег. Он и его приятель Роу, проезжая мимо, остановились возле гостиницы и зашли сюда, и Том Хикмен был пьянешенек. Люди разбежались по углам, начали прятаться, чтобы он их не увидел, потому что Хвастун стал расхаживать по комнате, в руке у него была большая кухонная кочерга и сама смерть смотрела из его улыбки. Таким он бывал, когда выпьет, - жестоким, отчаянным, наводил страх на всех. Ну и что, вы думаете, сделал он кочергой, которую держал в руке? Была холодная декабрьская ночь, и перед камином лежал свернувшись и грелся песик терьер, как мне потом говорили. Одним ударом кочерги Хвастун перебил ему спину. Потом расхохотался, обругал шарахнувшихся от него людей и - назад к своей высокой двуколке, что стояла около гостиницы. А потом все узнали, что его привезли в Финчли, и голова у него раздавлена, как яйцо, всмятку. Да, еще вот что: поговаривают, что с той поры не раз видели эту собачку возле усадьбы Броукасов, всю в крови, спина перебита и скулит, будто ищет злодея, который ее убил. Так что теперь вы понимаете, мистер Стивенс: когда вы его колошматили, дрались вы не только за себя. - Может, это и так, - отозвался молодой боксер, - но больше мне таких встреч не надо. С меня вполне хватит сержанта ветеринарной службы, - сказал он, повернувшись к баронету, - и, если вы не против, сэр, назад в город мы вернемся по железной дороге.