---------------------------------------------


 Александр Сергеевич Пушкин
 БРАТЬЯ-РАЗБОЙНИКИ




   Не стая воронов слеталась
   На груды тлеющих костей,
   За Волгой, ночью, вкруг огней
   Удалых шайка собиралась.
   Какая смесь одежд и лиц,
   Племен, наречий, состояний!
   Из хат, из келий, из темниц
   Они стеклися для стяжаний!
   Здесь цель одна для всех сердец —
   Живут без власти, без закона.
   Меж ними зрится и беглец
   С брегов воинственного Дона,
   И в черных локонах еврей,
   И дикие сыны степей,
   Калмык, башкирец безобразный,
   И рыжий финн, и с ленью праздной
   Везде кочующий цыган!
   Опасность, кровь, разврат, обман —
   Суть узы страшного семейства;
   Тот их, кто с каменной душой
   Прошел все степени злодейства;
   Кто режет хладною рукой
   Вдовицу с бедной сиротой,
   Кому смешно детей стенанье,
   Кто не прощает, не щадит,
   Кого убийство веселит,
   Как юношу любви свиданье.


   Затихло всё, теперь луна
   Свой бледный свет на них наводит,
   И чарка пенного вина
   Из рук в другие переходит.
   Простерты на земле сырой,
   Иные чутко засыпают, —
   И сны зловещие летают
   Над их преступной головой.
   Другим рассказы сокращают
   Угрюмой ночи праздный час;
   Умолкли все — их занимает
   Пришельца нового рассказ,
   И всё вокруг его внимает:


   «Нас было двое: брат и я.
   Росли мы вместе; нашу младость
   Вскормила чуждая семья:
   Нам, детям, жизнь была не в радость;
   Уже мы знали нужды глас,
   Сносили горькое презренье,
   И рано волновало нас
   Жестокой зависти мученье.
   Не оставалось у сирот
   Ни бедной хижинки, ни поля;
   Мы жили в горе, средь забот,
   Наскучила нам эта доля,
   И согласились меж собой
   Мы жребий испытать иной:
   В товарищи себе мы взяли
   Булатный нож да темну ночь;
   Забыли робость и печали,
   А совесть отогнали прочь.


   Ах, юность, юность удалая!
   Житье в то время было нам,
   Когда, погибель презирая,
   Мы всё делили пополам.
   Бывало, только месяц ясный
   Взойдет и станет средь небес,
   Из подземелия мы в лес
   Идем на промысел опасный.
   За деревом сидим и ждем:
   Идет ли позднею дорогой
   Богатый жид иль поп убогой, —
   Всё наше! всё себе берем.
   Зимой, бывало, в ночь глухую
   Заложим тройку удалую,
   Поем и свищем и стрелой
   Летим над снежной глубиной.
   Кто не боялся нашей встречи?
   Завидели в харчевне свечи —
   Туда! к воротам, и стучим,
   Хозяйку громко вызываем,
   Вошли — всё даром: пьем, едим
   И красных девушек ласкаем!


   И что ж? попались молодцы;
   Не долго братья пировали;
   Поймали нас — и кузнецы
   Нас друг ко другу приковали,
   И стража отвела в острог.


   Я старший был пятью годами
   И вынесть больше брата мог.
   В цепях, за душными стенами
   Я уцелел — он изнемог.
   С трудом дыша, томим тоскою,
   В забвенье, жаркой головою
   Склоняясь к моему плечу,
   Он умирал, твердя всечасно:
   «Мне душно здесь… я в лес хочу…
   Воды, воды!..» но я напрасно
   Страдальцу воду подавал:
   Он снова жаждою томился,
   И градом пот по нем катился.
   В нем кровь и мысли волновал
   Жар ядовитого недуга;
   Уж он меня не узнавал
   И поминутно призывал
   К себе товарища и друга.
   Он говорил: «Где скрылся ты?
   Куда свой тайный путь направил?
   Зачем мой брат меня оставил
   Средь этой смрадной темноты?
   Не он ли сам от мирных пашен
   Меня в дремучий лес сманил,
   И ночью там, могущ и страшен,
   Убийству первый научил?
   Теперь он без меня на воле
   Один гуляет в чистом поле,
   Тяжелым машет кистенем
   И позабыл в завидной доле
   Он о товарище совсем!..»
   То снова разгорались в нем
   Докучной совести мученья:
   Пред ним толпились привиденья,
   Грозя перстом издалека.
   Всех чаще образ старика,
   Давно зарезанного нами,
   Ему на мысли приходил;
   Больной, зажав глаза руками,
   За старца так меня молил:
   «Брат! сжалься над его слезами!
   Не режь его на старость лет…
   Мне дряхлый крик его ужасен…
   Пусти его — он не опасен;
   В нем крови капли теплой нет…
   Не смейся, брат, над сединами,
   Не мучь его… авось мольбами
   Смягчит за нас он божий гнев!..»
   Я слушал, ужас одолев;
   Хотел унять больного слезы
   И удалить пустые грезы.
   Он видел пляски мертвецов,
   В тюрьму пришедших из лесов,
   То слышал их ужасный шепот,
   То вдруг погони близкий топот,
   И дико взгляд его сверкал,
   Стояли волосы горою,
   И весь как лист он трепетал.
   То мнил уж видеть пред собою
   На площадях толпы людей,
   И страшный xoд до места казни,
   И кнут, и грозных палачей…
   Без чувств, исполненный боязни,
   Брат упадал ко мне на грудь.
   Так проводил я дни и ночи,
   Не мог минуты отдохнуть,
   И сна не знали наши очи.


   Но молодость свое взяла:
   Вновь силы брата возвратились,
   Болезнь ужасная прошла,
   И с нею грезы удалились.
   Воскресли мы. Тогда сильней
   Взяла тоска по прежней доле;
   Душа рвалась к лесам и к воле,
   Алкала воздуха полей.
   Нам тошен был и мрак темницы,
   И сквозь решетки свет денницы,
   И стражи клик, и звон цепей,
   И легкий шум залетной птицы.


   По улицам однажды мы,
   В цепях, для городской тюрьмы
   Сбирали вместе подаянье,
   И согласились в тишине
   Исполнить давнее желанье;
   Река шумела в стороне,
   Мы к ней — и с берегов высоких
   Бух! поплыли в водах глубоких.
   Цепями общими гремим,
   Бьем волны дружными ногами,
   Песчаный видим островок
   И, рассекая быстрый ток,
   Туда стремимся. Вслед за нами
   Кричат: «Лови! лови! уйдут!»
   Два стража издали плывут,
   Но уж на остров мы ступаем,
   Оковы камнем разбиваем,
   Друг с друга рвем клочки одежд,
   Отягощенные водою…
   Погоню видим за собою;
   Но смело, полные надежд,
   Сидим и ждем. Один уж тонет,
   То захлебнется, то застонет
   И как свинец пошел ко дну.
   Другой проплыл уж глубину,
   С ружьем в руках, он вброд упрямо,
   Не внемля крику моему,
   Идет, но в голову ему
   Два камня полетели прямо —
   И хлынула на волны кровь;
   Он утонул — мы в воду вновь,
   За нами гнаться не посмели,
   Мы берегов достичь успели
   И в лес ушли. Но бедный брат…
   И труд и волн осенний хлад
   Недавних сил его лишили:
   Опять недуг его сломил,
   И злые грезы посетили.
   Три дня больной не говорил
   И не смыкал очей дремотой;
   В четвертый грустною заботой,
   Казалось, он исполнен был;
   Позвал меня, пожал мне руку,
   Потухший взор изобразил
   Одолевающую муку;
   Рука задрогла, он вздохнул
   И на груди моей уснул.


   Над хладным телом я остался,
   Три ночи с ним не расставался,
   Всё ждал, очнется ли мертвец?
   И горько плакал. Наконец
   Взял заступ; грешную молитву
   Над братней ямой совершил
   И тело в землю схоронил…
   Потом на прежнюю ловитву
   Пошел один… Но прежних лет
   Уж не дождусь: их нет, как нет!
   Пиры, веселые ночлеги
   И наши буйные набеги —
   Могила брата всё взяла.
   Влачусь угрюмый, одинокий,
   Окаменел мой дух жестокий,
   И в сердце жалость умерла.
   Но иногда щажу морщины:
   Мне страшно резать старика;
   На беззащитные седины
   Не подымается рука.
   Я помню, как в тюрьме жестокой
   Больной, в цепях, лишенный сил,
   Без памяти, в тоске глубокой
   За старца брат меня молил».







 Примечания


 Написано в 1821—1822 гг., напечатано в 1825 г. Представляет собой отрывок — вступление к большой, уничтоженной самим Пушкиным поэме «Разбойники». Поэт писал 13 июня 1823 г. А. Бестужеву, издававшему вместе с Рылеевым альманах «Полярная звезда»: «Разбойников я сжег — и поделом. Один отрывок уцелел в руках Николая Раевского; если отечественные звуки: харчевня, кнут, острог — не испугают нежных ушей читательниц „Полярной звезды“, то напечатай его». [1] Сохранились два плана поэмы «Разбойники» (см. «Из ранних редакций»). Из них видно, что это была романтическая поэма (несколько напоминающая «Корсара» Байрона), в которой в качестве трагического, мрачного и разочарованного героя выступал атаман волжских разбойников. Действие поэмы, судя по первому плану, развивалось таким образом: атаман исчез, есаул тревожится. Любовница атамана плачет и подговаривает разбойников идти на поиски и на помощь ему. Они плывут по Волге и поют. По-видимому, находят его — об этом в плане не сказано. Под Астраханью разбивают купеческий корабль, атаман влюбляется в дочь купца и берет ее в плен. Прежняя любовница от ревности сходит с ума. Новая не любит его и скоро умирает (в плане не указано от чего). Ожесточенный этими несчастьями, атаман «пускается на все злодейства» и гибнет жертвой предательства есаула. В этом раннем плане еще не было эпизода о братьях-разбойниках. О его происхождении Пушкин сам писал Вяземскому 11 ноября 1823 г.: «Истинное происшествие подало мне повод написать этот отрывок. В 1820 году, в бытность мою в Екатеринославле, два разбойника, закованные вместе, переплыли через Днепр и спаслись. Их отдых на островке, потопление одного из стражей мною не выдуманы». Сначала Пушкин хотел сделать яз этого небольшую балладу, «молдавскую песню» вроде «Черной шали»:



   Нас было два брата, мы вместо росли
   И жалкую младость в нужде провели…



 и т. д.
 Но он отказался от этого замысла и вставил эпизод о братьях-разбойниках в поэму «Разбойники», как вступление, еще до появления главного героя. Судя по второму плану поэмы, представляющему, по-видимому, перечисление уже написанных Пушкиным глав или разделов поэмы, Пушкин довел ее до момента, когда прежняя любовница атамана сходит с ума, а затем сжег написанное, за исключением начала, которое превратил в особую поэму — «Братья-разбойники».
 «Братья-разбойники» отличаются от других романтических поэм своим стилем и языком. Пушкин переходит от романтически приподнятого лирического стиля к живому просторечию, (Недаром он шутил в письме к Бестужеву о «нежных ушах читательниц».) В некоторых местах поэмы Пушкин старается приблизиться к стилю народной песни (стихи «Ах юность, юность удалая» и след.), причем и это просторечие и народные выражения, в отличие от «Руслана и Людмилы», лишены комической окраски. О языке своей поэмы Пушкин писал Вяземскому 14 октября 1823 г.: «Замечания твои насчет моих „Разбойников“ несправедливы; как сюжет c'est un tour de force [2] , это не похвала, — напротив; но как слог — я ничего лучше не написал».
 Кроме попытки приближения к народному языку и стилю, в «Братьях-разбойниках» существенно было и само содержание поэмы. Крестьяне, ставшие разбойниками от крайней бедности, — эта тема была в то время злободневной. Центральные эпизоды поэмы — тюрьма, жажда освобождения и побег из тюрьмы — находили горячий отклик в сердцах передовых читателей, которые видели даже в этом аллегорический смысл — см. шутливые слова Вяземского в письме к А. И. Тургеневу от 31 мая 1823 г.: «Я благодарил его (Пушкина. —  С. Д.) и за то, что он не отнимает у нас, бедных заключенных, надежду плавать и с кандалами на ногах» («Остафьевский архив князей Вяземских», т. II, СПб, 1899, стр. 327).
 Уничтожив поэму «Разбойники», Пушкин перенес ее основное сюжетное положение в следующую поэму — «Бахчисарайский фонтан» (мрачный хан Гирей и две женщины — Зарема и Мария).




 Из ранних редакций


  I. Заключительные стихи, не введенные в печатный текст 



   Умолк и буйной головою
   Разбойник в горести поник,
   И слез горючею рекою
   Свирепый оросился лик.
   Смеясь, товарищи сказали:
   «Ты плачешь! полно, брось печали,
   Зачем о мертвых вспоминать?
   Мы живы: станем пировать,
   Ну, потчевай сосед соседа!»
   И кружка вновь пошла кругом;
   На миг утихшая беседа
   Вновь оживляется вином;
   У всякого своя есть повесть,
   Всяк хвалит меткий свой кистень.
   Шум, крик. В их сердце дремлет совесть:
   Она проснется в черный день.



  II. Планы поэмы «Разбойники» 
 1
 Вечером девица плачет, подговаривает, молодцы готовы отплыть; есаул — где-то наш атаман. Они плывут и поют………
 Под Астраханью разбивают корабль купеческий; он берет себе в наложницы другую — та сходит с ума, новая не любит и умирает — он пускается на все злодейства. Есаул предает его……
 2
 I. Разбойники, история двух братиев.
 II. Атаман и с ним дева; хлад его etc. — песнь на Волге —
 III. Купеческое судно, дочь купца
 IV. Сходит с ума
  III. Отрывок текста поэмы «Разбойники» 



   На Волге в темноте ночной
   Ветрило бледное белеет,
   Бразда чернеет за кормой,
   Попутный ветер тихо веет.
   Недвижны волны, руль заснул,
   Плывут ребята удалые —
   И, стоя, есаул 
   песню