--------------------------------------------- Мандельштам Осип Камень, Tristia Осип Мандельштам Камень. Tristia x x x Дано мнe тeло -- что мнe дeлать с  ним , Таким  единым  и таким  моим ? За радость тихую дышать и жить Кого, скажите, мнe благодарить? Я и садовник , я же и цвeток , В  темницe мiра я не одинок . На стекла вeчности уже легло Мое дыханiе, мое тепло. Запечатлeется на нем  узор , Неузнаваемый с  недавних  пор . Пускай мгновенiя стекает  муть - Узора милаго не зачеркнуть. 1909. Silentium. Она еще не родилась, Она и музыка и слово, И потому всего живого Ненарушаемая связь. Спокойно дышат  моря груди, Но, как  безумный, свeтел  день И пeны блeдная сирень В  мутно-лазоревом  сосудe. Да обрeтут  мои уста Первоначальную нeмоту - Как  кристаллическую ноту, Что от  рожденiя чиста. Останься пeной, Афродита, И слово в  музыку вернись, И сердце сердца устыдись, С  первоосновой жизни слито. 1910. x x x Невыразимая печаль Открыла два огромных  глаза, Цвeточная проснулась ваза И выплеснула свой хрусталь. Вся комната напоена Истомой -- сладкое лекарство! Такое маленькое царство Так  много поглотило сна. Немного краснаго вина, Немного солнечнаго мая - И потянулась, оживая, Тончайших  пальцев  бeлизна... 1909. x x x Медлительнeе снeжный улей, Прозрачнeе окна хрусталь И бирюзовая вуаль Небрежно брошена на стулe. Ткань, опьяненная собой, Изнeженная лаской свeта, Она испытывает  лeто, Как  бы не тронута зимой. И, если в  ледяных  алмазах  Струится вeчности мороз , Здeсь -- трепетанiе стрекоз  Быстроживущих , синеглазых ... 1910. x x x Смутно-дышащими листьями Черный вeтер  шелестит , И трепещущая ласточка В  темном  небe круг  чертит . Тихо спорят  в  сердце ласковом , Умирающем , моем , Наступающiя сумерки С  догорающим  лучом . И над  лeсом  вечерeющим  Встала мeдная луна; Отчего так  мало музыки И такая тишина? 1911. x x x Отчего душа так  пeвуча, И так  мало милых  имен , И мгновенный ритм  -- только случай, Неожиданный Аквилон ? Он  подымет  облако пыли, Зашумит  бумажной листвой И совсeм  не вернется -- или Он  вернется -- совсeм  другой... О, широкiй вeтер  Орфея, Ты уйдешь в  морскiе края - И, не созданный мiр  лелeя, Я забыл  ненужное "я". Я блуждал  в  игрушечной чащe И открыл  лазоревый грот ... Неужели я настоящiй, И дeйствительно смерть придет ? 1911. x x x Быть может , я тебe не нужен , Ночь; из  пучины мiровой, Как  раковина без  жемчужин , Я выброшен  на берег  твой. Ты равнодушно волны пeнишь И несговорчиво поешь; Но ты полюбишь, ты оцeнишь Ненужной раковины ложь. Ты на песок  с  ней рядом  ляжешь, Одeнешь ризою своей, Ты неразрывно с  нею свяжешь Огромный колокол  зыбей; И хрупкой раковины стeны,- Как  нежилого сердца дом ,- Наполнишь шепотами пeны, Туманом , вeтром  и дождем ... 1911. x x x Скудный луч , холодной мeрою, Сeет  свeт  в  сыром  лeсу. Я печаль, как  птицу сeрую, В  сердце медленно несу. Что мнe дeлать с  птицей раненой? Твердь умолкла, умерла. С  колокольни отуманенной Кто-то снял  колокола. И стоит  осиротeлая И нeмая вышина - Как  пустая башня бeлая, Гдe туман  и тишина... Утро, нeжностью бездонное, Полу-явь и полу-сон  - Забытье неутоленное - Дум  туманный перезвон ... 1911. x x x Образ  твой, мучительный и зыбкiй, Я не мог  в  туманe осязать. "Господи!", сказал  я по ошибкe, Сам  того не думая сказать. Божье имя, как  большая птица, Вылетeло из  моей груди... Впереди густой туман  клубится, И пустая клeтка позади... 1912. Змeй. Осеннiй сумрак  -- ржавое желeзо Скрипит , поет  и раз eдает  плоть; Что весь соблазн  и всe богатства Креза Пред  лезвiем  твоей тоски, Господь! Я как  змeей танцующей измучен  И перед  ней, тоскуя, трепещу; Я не хочу души своей излучин  И разума и Музы не хочу... Достаточно лукавых  отрицанiй Распутывать извилистый клубок ; Нeт  стройных  слов  для жалоб  и признанiй, И кубок  мой тяжел  и неглубок . К  чему дышать? На жестких  камнях  пляшет  Больной удав , свиваясь и клубясь; Качается и тeло опояшет , И падает , внезапно утомясь. И безполезно наканунe казни, Видeнiем  и пeньем  потрясен , Я слушаю, как  узник  без  боязни, Желeза визг  и вeтра темный стон ! 1910. x x x Сегодня дурной день: Кузнечиков  хор  спит , И сумрачных  скал  сeнь - Мрачнeй гробовых  плит . Мелькающих  стрeл  звон  И вeщих  ворон  крик ... Я вижу дурной сон , За мигом  летит  миг . Явленiй раздвинь грань, Земную разрушь клeть, И яростный гимн  грянь - Бунтующих  тайн  мeдь! О, маятник  душ  строг  - Качается глух , прям , И страстно стучит  рок  В  запретную дверь к  нам ... 1911. Пeшеход . Я чувствую непобeдимый страх  В  присутствiи таинственных  высот , Я ласточкой доволен  в  небесах , И колокольни я люблю полет ! И, кажется, старинный пeшеход , Над  пропастью, на гнущихся мостках , Я слушаю -- как  снeжный ком  растет  И вeчность бьет  на каменных  часах . Когда бы так ! Но я не путник  тот , Мелькающiй на выцвeтших  листах , И подлинно во мнe печаль поет ; Дeйствительно лавина есть в  горах ! И вся моя душа -- в  колоколах  - Но музыка от  бездны не спасет ! 1912. x x x Нeт , не луна, а свeтлый циферблат  Сiяет  мнe, и чeм  я виноват , Что слабых  звeзд  я осязаю млечность? И Батюшкова мнe противна спесь; Который час , его спросили здeсь - А он  отвeтил  любопытным : вeчность! 1912. x x x Я ненавижу свeт  Однообразных  звeзд . Здравствуй, мой давнiй бред ,- Башни стрeльчатой рост ! Кружевом  камень будь И паутиной стань: Неба пустую грудь Тонкой иглою рань. Будет  и мой черед  - Чую размах  крыла. Так  -- но куда уйдет  Мысли живой стрeла? Или свой путь и срок  Я, исчерпав , вернусь: Там  -- я любить не мог , Здeсь -- я любить боюсь... 1912. Казино. Я не поклонник  радости предвзятой, Подчас  природа сeрое пятно,- Мнe в  опьяненьи легком  суждено Извeдать краски жизни небогатой. Играет  вeтер  тучею косматой, Ложится якорь на морское дно, И бездыханная, как  полотно, Душа висит  над  бездною проклятой. Но я люблю на дюнах  казино, Широкiй вид  в  туманное окно И тонкiй луч  на скатерти измятой; И, окружен  водой зеленоватой, Когда, как  роза, в  хрусталe вино - Люблю слeдить за чайкою крылатой! 1912. Царское Село. Георгiю Иванову. Поeдем  в  Царское Село! Свободны, вeтренны и пьяны, Там  улыбаются уланы, Вскочив  на крeпкое сeдло... Поeдем  в  Царское Село! Казармы, парки и дворцы, А на деревьях  -- клочья ваты, И грянут  "здравiя" раскаты На крик  -- "здорово, молодцы!" Казармы, парки и дворцы... Одноэтажные дома, Гдe однодумы-генералы Свой коротают  вeк  усталый, Читая "Ниву" и Дюма... Особняки -- а не дома! Свист  паровоза... Eдет  князь. В  стеклянном  павильонe свита!.. И, саблю волоча сердито, Выходит  офицер , кичась: Не сомнeваюсь -- это князь... И возвращается домой - Конечно, в  царство этикета, Внушая тайный страх , карета С  мощами фрейлины сeдой, Что возвращается домой... Золотой. Цeлый день сырой осеннiй воздух  Я вдыхал  в  смятеньe и тоскe; Я хочу поужинать,-- и звeзды Золотыя в  темном  кошелькe! И дрожа от  желтаго тумана, Я спустился в  маленькiй подвал ; Я нигдe такого ресторана И такого сброда не видал ! Мелкiе чиновники, японцы, Теоретики чужой казны... За прилавком  щупает  червонцы Человeк  -- и всe они пьяны. Будьте так  любезны, размeняйте, Убeдительно его прошу - Только мнe бумажек  не давайте, - Трехрублевок  я не выношу! Что мнe дeлать с  пьяною оравой? Как  попал  сюда я, Боже мой? Если я на то имeю право - Размeняйте мнe мой золотой! 1912. Старик . Уже свeтло, поет  сирена В  седьмом  часу утра. Старик , похожiй на Верлэна,- Теперь твоя пора! В  глазах  лукавый или дeтскiй Зеленый огонек ; На шею нацeпил  турецкiй Узорчатый платок . Он  богохульствует , бормочет  Несвязныя слова; Он  исповeдоваться хочет  - Но согрeшить сперва. Разочарованный рабочiй Иль огорченный мот  - А глаз , подбитый в  нeдрах  ночи, Как  радуга цвeтет . Так , соблюдая день субботнiй, Плетется он  -- когда Глядит  из  каждой подворотни Веселая нужда; А дома -- руганью крылатой, От  ярости блeдна,- Встрeчает  пьянаго Сократа Суровая жена! 1913. Петербургскiя строфы. Н. Гумилеву. Над  желтизной правительственных  зданiй Кружилась долго мутная метель, И правовeд  опять садится в  сани, Широким  жестом  запахнув  шинель. Зимуют  пароходы. На припекe Зажглось каюты толстое стекло. Чудовищна -- как  броненосец  в  докe - Россiя отдыхает  тяжело. А над  Невой -- посольства полумiра, Адмиралтейство, солнце, тишина! И государства крeпкая порфира, Как  власяница грубая, бeдна. Тяжка обуза сeвернаго сноба - Онегина старинная тоска; На площади Сената -- вал  сугроба, Дымок  костра и холодок  штыка... Черпали воду ялики, и чайки Морскiя посeщали склад  пеньки, Гдe, продавая сбитень или сайки, Лишь оперные бродят  мужики. Летит  в  туман  моторов  вереница; Самолюбивый, скромный пeшеход  - Чудак  Евгенiй -- бeдности стыдится, Бензин  вдыхает  и судьбу клянет ! 1913. x x x В  душном  барe иностранец , Я нерeдко, в  час  глухой, Уходя от  тусклых  пьяниц , Становлюсь самим  собой. Дeв  полуночных  отвага И безумных  звeзд  разбeг , Да привяжется бродяга, Вымогая на ночлег . Кто, скажите, мнe сознанье Виноградом  замутит , Если явь -- Петра созданье, Мeдный всадник  и гранит ? Слышу с  крeпости сигналы, Замeчаю, как  тепло. Выстрeл  пушечный в  подвалы, Вeроятно, донесло. И гораздо глубже бреда Воспаленной головы - Звeзды, трезвая бесeда, Вeтер  западный с  Невы... 1913. Лютеранин . Я на прогулкe похороны встрeтил  Близ  протестантской кирхи, в  воскресенье. Разсeянный прохожiй, я замeтил  Тeх  прихожан  суровое волненье. Чужая рeчь не достигала слуха, И только упряжь тонкая сiяла, Да мостовая праздничная глухо Лeнивыя подковы отражала. А в  эластичном  сумракe кареты, Куда печаль забилась, лицемeрка, Без  слов , без  слез , скупая на привeты, Осенних  роз  мелькнула бутоньерка. Тянулись иностранцы лентой черной И шли пeшком  заплаканныя дамы, Румянец  под  вуалью, и упорно Над  ними кучер  правил  вдаль, упрямый. Кто б  ни был  ты, покойный лютеранин , Тебя легко и просто хоронили. Был  взор  слезой приличной затуманен , И сдержанно колокола звонили. И думал  я: витiйствовать не надо. Мы не пророки, даже не предтечи, Не любим  рая, не боимся ада, И в  полдень матовый горим , как  свeчи. 1912. Айя-Софiя. 1. Айя-Софiя -- здeсь остановиться Судил  Господь народам  и царям ! Вeдь купол  твой, по слову очевидца, Как  на цeпи подвeшен  к  небесам . 2. И всeм  примeр  -- года гстинiана, Когда похитить для чужих  богов  Позволила ?фесская Дiана Сто семь зеленых  мраморных  столбов . 3. Куда-ж  стремился твой строитель щедрый, Когда, душой и помыслом  высок , Расположил  апсиды и экседры, Им  указав  на запад  и восток ? 4. Прекрасен  храм , купающiйся в  мiрe, И сорок  окон  -- свeта торжество; На парусах  под  куполом  четыре Архангела прекраснeе всего. 5. И мудрое сферическое зданье Народы и вeка переживет , И серафимов  гулкое рыданье Не покоробит  темных  позолот . 1912. Notre Dame. 1. Гдe римскiй судiя судил  чужой народ  - Стоит  базилика,-- и радостный и первый, Как  нeкогда Адам , распластывая нервы, Играет  мышцами крестовый легкiй свод . 2. Но выдает  себя снаружи тайный план ! Здeсь позаботилась подпружных  арок  сила, Чтоб  масса грузная стeны не сокрушила, И свода дерзкаго бездeйствует  таран . 3. Стихiйный лабиринт , непостижимый лeс , Души готической разсудочная пропасть, Египетская мощь и христiанства робость, С  тростинкой рядом  -- дуб  и всюду царь -- отвeс . 4. Но чeм  внимательнeй, твердыня Notre Dame, Я изучал  твои чудовищныя ребра,- Тeм  чаще думал  я: из  тяжести недоброй И я когда-нибудь прекрасное создам . 1912. О. Мандельштам . Tristia. Petropolis, Петербург -Берлин , 1922. Настоящее изданiе отпечатано в  количествe трех  тысяч  экземпляров . Из  них  сто нумерованных . Обложка и марка работы М. В. Добужинскаго. Отпечатано в  типографiи Зинабург  и Ко. в  Берлинe в  1922 году для издательства "Петрополис ". x x x -- Как  этих  покрывал  и этого убора Мнe пышность тяжела средь моего позора! -- Будет  в  каменной Трезенe Знаменитая бeда, Царской лeстницы ступени Покраснeют  от  стыда, ................. ................. И для матери влюбленной Солнце черное взойдет . -- О, если б  ненависть в  груди моей кипeла - Но, видите, само признанье с  уст  слетeло. -- Черным  пламенем  Федра горит  Среди бeлаго дня. Погребальный факел  горит  Среди бeлаго дня. Бойся матери, ты, Ипполит : Федра -- ночь -- тебя сторожит  Среди бeлаго дня. -- Любовью черною я солнце запятнала Смерть охладит  мой пыл  из  чистаго фiала... -- Мы боимся, мы не смeем  Горю царскому помочь. Уязвленная Тезеем  На него напала ночь. Мы же, пeснью похоронной Провожая мертвых  в  дом , Страсти дикой и безсонной Солнце черное уймем . 1916 Звeринец . 1 Отверженное слово "мир " В  началe оскорбленной эры; Свeтильник  в  глубинe пещеры И воздух  горных  стран  -- эфир ; ?фир , которым  не сумeли, Не захотeли мы дышать. Козлиным  голосом , опять, Поют  косматыя свирeли. 2 Пока ягнята и волы На тучных  пастбищах  водились И дружелюбные садились На плечи сонных  скал  орлы,- Германец  выкормил  орла, И лев  британцу покорился, И галльскiй гребень появился Из  пeтушинаго хохла. 3 А нынe завладeл  дикарь Священной палицей Геракла, И черная земля изсякла, Неблагодарная, как  встарь. Я палочку возьму сухую, Огонь добуду из  нея. Пускай уходит  в  ночь глухую Мной всполошенное звeрье. 4 Пeтух , и лев , темно-бурый Орел , и ласковый медвeдь - Мы для войны построим  клeть, Звeриныя пригрeем  шкуры. А я пою вино времен , Источник  рeчи италiйской, И, в  колыбели праарiйской, Славянскiй и германскiй лен . 5 Италiя, тебe не лeнь Тревожить Рима колесницы, С  кудахтаньем домашней птицы Перелетeв  через плетень? И ты, сосeдка, не взыщи: Орел  топорщится и злится. Что, если для твоей пращи Тяжелый камень не сгодится? 6 В  звeринцe заперев  звeрей, Мы успокоимся надолго, И станет  полноводнeй Волга, И рейнская струя свeтлeй. И умудренный человeк  Почтит  невольно чужестранца, Как  полубога, буйством  танца, На берегах  великих  рeк ! 1916 x x x В  разноголосицe дeвическаго хора Все церкви нeжныя поют  на голос  свой, И в  дугах  каменных  Успeнскаго собора Мнe брови чудятся, высокiя, дугой. И с  укрeпленнаго архангелами вала Я город  озирал  на чудной высотe. В  стeнах  Акрополя печаль меня снeдала, По русском  имени и русской красотe. Не диво ль дивное, что вертоград  нам  снится, Гдe рeют  голуби в  горячей синевe, Что православные крюки поет  черница: Успенье нeжное -- Флоренцiя в  Москвe. И пятиглавые московскiе соборы С  их  итальянскою и русскою душой Напоминают  мнe -- явленiе Авроры, Но с  русским  именем  и в  шубкe мeховой. 1916 x x x На розвальнях , уложенных  соломой, Едва прикрытые рогожей роковой, От  Воробьевых  гор  до церковки знакомой Мы eхали огромною Москвой. А в  Угличe играют  дeти в  бабки, И пахнет  хлeб , оставленный в  печи. По улицам  меня везут  без  шапки, И теплятся в  часовнe три свeчи. Не три свeчи горeли, а три встрeчи, Одну из  них  сам  Бог  благословил , Четвертой не бывать,-- а Рим  далече, И никогда он  Рима не любил . Ныряли сани в  черные ухабы, И возвращался с  гульбища народ . Худые мужики и злыя бабы Лущили сeмя у ворот . Сырая даль от  птичьих  стай чернeла, И связанныя руки затекли. Царевича везут  -- нeмeет  страшно тeло, И рыжую солому подожгли. 1916 Соломинка I Когда, соломинка, ты спишь в  огромной спальнe И ждешь, безсонная, чтоб , важен  и высок , Спокойной тяжестью -- что может  быть печальнeй - На вeки чуткiя спустился потолок , Соломка звонкая, соломинка сухая, Всю смерть ты выпила и сдeлалась нeжнeй, Сломалась милая соломка неживая, Не Саломея, нeт , соломинка скорeй. В  часы безсонницы предметы тяжелeе, Как  будто меньше их  -- такая тишина - Мерцают  в  зеркалe подушки, чуть бeлeя, И в  круглом  омутe кровать отражена. Нeт , не соломинка в  торжественном  атласe, В  огромной комнатe над  черною Невой, Двeнадцать мeсяцев  поют  о смертном  часe, Струится в  воздухe лед  блeдно-голубой. Декабрь торжественный струит  свое дыханье, Как  будто в  комнатe тяжелая Нева. Нeт , не Соломинка, Лигейя, умиранье - Я научился вам , блаженныя слова. II Я научился вам , блаженныя слова, Ленор , Соломинка, Лигейя, Серафита, В  огромной комнатe тяжелая Нева, И голубая кровь струится из  гранита. Декабрь торжественный сiяет  над  Невой. Двeнадцать мeсяцев  поют  о смертном  часe. Нeт , не соломинка в  торжественном  атласe Вкушает  медленный, томительный покой. В  моей крови живет  декабрьская Лигейя, Чья в  саркофагe спит  блаженная любовь, А та, соломинка, быть может  Саломея, Убита жалостью и не вернется вновь. 1916 x x x -- Я потеряла нeжную камею, Не знаю гдe, на берегу Невы. Я римлянку прелестную жалeю - Чуть не в  слезах  мнe говорили вы. Но для чего, прекрасная грузинка, Тревожить прах  божественных  гробниц ? Еще одна пушистая снeжинка Растаяла на вeерe рeсниц . И кроткую вы наклонили шею. Камеи нeт  -- нeт  римлянки, увы. Я Тинотину смуглую жалeю - Дeвичiй Рим  на берегу Невы. 1916 x x x Собирались эллины войною На прелестный остров  Саламин . Он , отторгнут  вражеской рукою, Виден  был  из  гавани Афин . А теперь друзья-островитяне Снаряжают  наши корабли. Не любили раньше англичане Европейской сладостной земли. О, Европа, новая ?ллада, Охраняй Акрополь и Пирей. Нам  подарков  с  острова не надо, Цeлый лeс  незваных  кораблей. 1916 x x x I Мнe холодно. Прозрачная весна В  зеленый пух  Петрополь одeвает  Но, как  медуза, невская волна Мнe отвращенье легкое внушает . По набережной сeверной рeки Автомобилей мчатся свeтляки, Летят  стрекозы и жуки стальные, Мерцают  звeзд  булавки золотыя, Но никакiя звeзды не убьют  Морской воды тяжелый изумруд . II В  Петрополе прозрачном  мы умрем , Гдe властвует  над  нами Прозерпина. Мы в  каждом  вздохe смертный воздух  пьем , И каждый час  нам  смертная година. Богиня моря, грозная Афина, Сними могучiй каменный шелом . В  Петрополе прозрачном  мы умрем , Здeсь царствуешь не ты, а Прозерпина. 1916 x x x 1 Не вeря воскресенья чуду, На кладбище гуляли мы. -- Ты знаешь, мнe земля повсюду Напоминает  тe холмы ................. ................. Гдe обрывается Россiя Над  морем  черным  и глухим . 2 От  монастырских  косогоров  Широкiй убeгает  луг . Мнe от  владимирских  просторов  Так  не хотeлося на юг , Но в  этой темной, деревянной И юродивой слободe С  такой монашкою туманной Остаться -- значит  быть бeдe. 3 Цeлую локоть загорeлый И лба кусочек  восковой. Я знаю -- он  остался бeлый Под  смуглой прядью золотой. Цeлую кисть, гдe от  браслета Еще бeлeет  полоса. Тавриды пламенное лeто Творит  такiя чудеса. 4 Как  скоро ты смуглянкой стала И к  Спасу бeдному пришла, Не отрываясь цeловала, А гордою в  Москвe была. Нам  остается только имя: Чудесный звук , на долгiй срок . Прими ж  ладонями моими Пересыпаемый песок . 1916 x x x ?та ночь непоправима, А у вас  еще свeтло. У ворот  Ерусалима Солнце черное взошло. Солнце желтое страшнeе. Баю, баюшки, баю, В  свeтлом  храмe Iудеи Хоронили мать мою. Благодати не имeя И священства лишены, В  свeтлом  храмe Iудеи Отпeвали прах  жены. И над  матерью звенeли Голоса израильтян . -- Я проснулся в  колыбели, Черным  солнцем  осiян . 1916 Декабрист  "Тому свидeтельство языческiй сенат  - Сiи дeла не умирают ." Он  раскурил  чубук  и запахнул  халат , А рядом  в  шахматы играют . Честолюбивый сон  он  промeнял  на сруб  В  глухом  урочище Сибири И вычурный чубук  у ядовитых  губ , Сказавших  правду в  скорбном  мiрe. Шумeли в  первый раз  германскiе дубы, Европа плакала в  тенетах , Квадриги черныя вставали на дыбы На трiумфальных  поворотах . Бывало, голубой в  стаканах  пунш  горит , С  широким  шумом  самовара Подруга рейнская тихонько говорит , Вольнолюбивая гитара. Еще волнуются живые голоса О сладкой вольности гражданства, Но жертвы не хотят  слeпыя небеса, Вeрнeе труд  и постоянство. Все перепуталось, и некому сказать, Что, постепенно холодeя, Все перепуталось, и сладко повторять: Россiя, Лета, Лорелея. 1917 Меганом  1 Еще далеко асфоделей Прозрачно-сeрая весна, Пока еще на самом  дeлe Шуршит  песок , кипит  волна. Но здeсь душа моя вступает , Как  Персефона в  легкiй круг , И в  царствe мертвых  не бывает  Прелестных  загорeлых  рук . 2 Зачeм  же лодкe довeряем  Мы тяжесть урны гробовой И праздник  черных  роз  свершаем  Над  аметистовой водой? Туда душа моя стремится, За мыс  туманный Меганом , И черный парус  возвратится Оттуда послe похорон . 3 Как  быстро тучи пробeгают  Неосвeщенною грядой, И хлопья черных  роз  летают  Под  этой вeтреной луной, И, птица смерти и рыданья, Влачится траурной каймой Огромный флаг  воспоминанья За кипарисною кормой. 4 И раскрывается с  шуршаньем  Печальный вeер  прошлых  лeт  Туда, гдe с  темным  содроганьем  В  песку зарылся амулет . Туда душа моя стремится, За мыс  туманный Меганом , И черный парус  возвратится Оттуда послe похорон . x x x Когда на площадях  и в  тишинe келейной Мы сходим  медленно с  ума, Холоднаго и чистаго рейнвейна Предложит  нам  жестокая зима. В  серебряном  ведрe нам  предлагает  стужа Валгаллы бeлое вино, И свeтлый образ  сeвернаго мужа Напоминает  нам  оно. Но сeверные скальды грубы, Не знают  радостей игры, И сeверным  дружинам  любы Янтарь, пожары и пиры. Им  только снится воздух  юга, Чужого неба волшебство. -- И все-таки упрямая подруга Откажется попробовать его. 1917 x x x Среди священников  левитом  молодым  На стражe утренней он  долго оставался. Ночь iудейская сгущалася над  ним , И храм  разрушенный угрюмо созидался. Он  говорил : Небес  тревожна желтизна, Уж  над  Евфратом  ночь, бeгите, iереи. А старцы думали: Не наша в  том  вина. Се черно-желтый свeт , се радость Iудеи. Он  с  нами был , когда на берегу ручья Мы в  драгоцeнный лен  субботу пеленали И семисвeщником  тяжелым  освeщали Iерусалима ночь и чад  небытiя. 1917 x x x 1 Золотистаго меду струя из  бутылки текла Так  тягуче и долго, что молвить хозяйка успeла: Здeсь, в  печальной Тавриде, куда нас  судьба занесла, Мы совсeм  не скучаем , -- и через  плечо поглядeла. 2 Всюду Бахуса службы, как  будто на свeтe одни Сторожа и собаки. Идешь -- никого не замeтишь. Как  тяжелыя бочки, спокойные катятся дни. Далеко в  шалашe голоса: не поймешь, не отвeтишь. 3 Послe чаю мы вышли в  огромный, коричневый сад , Как  рeсницы, на окнах  опущены темные шторы, Мимо бeлых  колонн  мы пошли посмотрeть виноград , Гдe воздушным  стеклом  обливаются сонныя горы. 4 Я сказал : Виноград  как  старинная битва живет , Гдe курчавые всадники бьются в  кудрявом  порядкe. В  каменистой Тавриде наука ?ллады -- и вот  Золотых  десятин  благородныя ржавыя грядки. 5 Ну, а в  комнатe бeлой, как  прялка, стоит  тишина, Пахнет  уксусом , краской и свeжим  вином  из  подвала. Помнишь, в  греческом  домe любимая всeми жена, Не Елена -- другая -- как  долго она вышивала. 6 Золотое руно, гдe же ты, золотое руно - Всю дорогу шумeли морскiя тяжелыя волны, И, покинув  корабль, натрудившiй в  морях  полотно, Одиссей возвратился, пространством  и временем  полный. 1917 x x x В  тот  вечер  не гудeл  стрeльчатый лeс  органа. Нам  пeла Шуберта родная колыбель, Шумeла мельница, и в  пeснях  урагана Смeялся музыки голубоглазый хмель. Старинной пeсни мiр  коричневый, зеленый, Но только вeчно-молодой, Гдe соловьиных  лип  рокочущiя кроны С  звeриной яростью качает  царь лeсной. И сила страшная ночного возвращенья, Та пeсня дикая, как  черное вино. ?то двойник  -- пустое привидeнье Безсмысленно глядит  в  холодное окно. 1918 x x x Твое чудесное произношенье, Горячiй посвист  хищных  птиц , Скажу ль -- живое впечатлeнье Каких -то шелковых  рeсниц . "Что" -- Голова отяжелeла... "Во" -- ?то я тебя зову. И далеко прошелестeло: Я тоже на землe живу. Пусть говорят : любовь крылата. Смерть окрыленнeе стократ . Еще душа борьбой об ята, А наши губы к  ней летят . И столько воздуха, и шелка, И вeтра в  шепотe твоем , И, как  слeпые, ночью долгой Мы смeсь безсолнечную пьем . 1918 Tristia 1 Я изучил  науку разставанья В  простоволосых  жалобах  ночных . Жуют  волы, и длится ожиданье, Послeднiй час  веселiй городских , И чту обряд  той пeтушиной ночи, Когда, подняв  дорожной скорби груз , Глядeли в  даль заплаканныя очи, И женскiй плач  мeшался с  пeньем  муз . 2 Кто может  знать при словe -- разставанье, Какая нам  разлука предстоит , Что нам  сулит  пeтушье восклицанье, Когда огонь в  Акрополе горит , И на зарe какой то новой жизни, Когда в  сeнях  лeниво вол  жует , Зачeм  пeтух , глашатай новой жизни, На городской стeнe крылами бьет ? 3 И я люблю обыкновенье пряжи, Снует  челнок , веретено жужжит . Смотри, навстрeчу, словно пух  лебяжiй, Уже босая Делiя летит . О, нашей жизни скудная основа, Куда как  бeден  радости язык ! Все было встарь, все повторится снова, И сладок  нам  лишь узнаванья миг . 4 Да будет  так : прозрачная фигурка На чистом  блюдe глиняном  лежит , Как  бeличья распластанная шкурка, Склонясь над  воском , дeвушка глядит . Не нам  гадать о греческом  ?ребe, Для женщин  воск , что для мужчины мeдь. Нам  только в  битвах  выпадает  жребiй, А им  дано гадая умереть. 1918 Черепаха 1 На каменных  отрогах  Пiэрiи Водили музы первый хоровод , Чтобы, как  пчелы, лирники слeпые Нам  подарили iонiйскiй мед . И холодком  повeяло высоким  От  выпукло-дeвическаго лба, Чтобы раскрылись правнукам  далеким  Архипелага нeжные гроба. 2 Бeжит  весна топтать луга ?ллады, Обула Сафо пестрый сапожек , И молоточками куют  цикады, Как  в  пeсенкe поется перстенек . Высокiй дом  построил  плотник  дюжiй, На свадьбу всeх  передушили кур , И растянул  сапожник  неуклюжiй На башмаки всe пять воловьих  шкур . 3 Нерасторопна черепаха-лира, Едва-едва безпалая ползет , Лежит  себe на солнышкe ?пира, Тихонько грeя золотой живот . Ну, кто ее такую приласкает , Кто спящую ее перевернет ? Она во снe Терпандра ожидает , Сухих  перстов  предчувствуя налет . 4 Поит  дубы холодная криница, Простоволосая шумит  трава, На радость осам  пахнет  медуница. О, гдe же вы, святые острова, Гдe не eдят  надломленнаго хлeба, Гдe только мед , вино и молоко, Скрипучiй труд  не омрачает  неба, И колесо вращается легко. 1919 x x x 1 Идем  туда, гдe разныя науки И ремесло -- шашлык  и чебуреки, Гдe вывeска, изображающая брюки, Дает  понятье нам  о человeкe. Мужской сюртук  -- без  головы стремленье, Цирюльника летающая скрипка И месмерическiй утюг  -- явленье Небесных  прачек  -- тяжести улыбка... 2 Здeсь дeвушки старeющiя в  челках  Обдумывают  странные наряды, И адмиралы в  твердых  треуголках  Припоминают  сон  Шехеразады. Прозрачна даль. Немного винограда, И неизмeнно дует  вeтер  свeжiй. Недалеко от  Смирны и Богдада, Но трудно плыть, а звeзды всюду тe же. 1919 x x x 1 В  хрустальном  омутe какая крутизна! За нас  сiенскiе предстательствуют  горы, И сумасшедших  скал  колючiе соборы Повисли в  воздухe, гдe шерсть и тишина. 2 С  висячей лeстницы пророков  и царей Спускается орган , святого духа крeпость, Овчарок  бодрый лай и добрая свирeпость, Овчины пастухов  и посохи судей. 3 Вот  неподвижная земля, и вмeстe с  ней Я христiанства пью холодный горный воздух , Крутое Вeрую и псалмопeвца роздых , Ключи и рубища апостольских  церквей. 4 Какая линiя могла бы передать Хрусталь высоких  нот  в  эфирe укрeпленном , И с  христiанских  гор  в  пространствe изумленном , Как  Палестины пeснь, нисходит  благодать. 1919 x x x Природа тот  же Рим , и отразилась в  нем . Мы видим  образы его гражданской мощи В  прозрачном  воздухe, как  в  циркe голубом , На форумe полей и в  колоннадe рощи. Природа тот  же Рим , и кажется опять Нам  незачeм  богов  напрасно безпокоить, Есть внутренности жертв , чтоб  о войнe гадать, Рабы, чтобы молчать, и камни, чтобы строить. x x x Только дeтскiя книги читать, Только дeтскiя думы лелeять, Все большое далеко развeять, Из  глубокой печали возстать. Я от  жизни смертельно устал , Ничего от  нея не прiемлю, Но люблю мою бeдную землю, Оттого что иной не видал . Я качался в  далеком  саду На простой деревянной качели, И высокiя темныя ели Вспоминаю в  туманном  бреду. x x x Вернись в  смeсительное лоно, Откуда, Лiя, ты пришла, За то, что солнцу Иллiона Ты желтый сумрак  предпочла. Иди, никто тебя не тронет , На грудь отца, в  глухую ночь, Пускай главу свою уронит  Кровосмeсительница-дочь. Но роковая перемeна В  тебe исполниться должна. Ты будешь Лiя -- не Елена. Не потому наречена, Что царской крови тяжелeе Струиться в  жилах , чeм  другой - Нeт , ты полюбишь iудея, Исчезнешь в  нем  -- и Бог  с  тобой. x x x О, этот  воздух , смутой пьяный, На черной площади Кремля Качают  шаткiй "мир " смутьяны, Тревожно пахнут  тополя. Соборов  восковые лики, Колоколов  дремучiй лeс , Как  бы разбойник  без языкiй В  стропилах  каменных  исчез . А в  запечатанных  соборах , Гдe и прохладно, и темно, Как  в  нeжных  глиняных  амфорах , Играет  русское вино. Успенскiй, дивно округленный, Весь удивленье райских  дуг , И Благовeщенскiй, зеленый, И, мнится, заворкует  вдруг . Архангельскiй и Воскресенья Просвeчивают , как  ладонь - Повсюду скрытое горeнье, В  кувшинах  спрятанный огонь... x x x 1 В  Петербургe мы сойдемся снова, Словно солнце мы похоронили в  нем , И блаженное, безсмысленное слово В  первый раз  произнесем . В  черном  бархатe совeтской ночи, В  бархатe всемiрной пустоты, Все поют  блаженных  жен  родныя очи, Все цвeтут  безсмертные цвeты. 2 Дикой кошкой горбится столица, На мосту патруль стоит , Только злой мотор  во мглe промчится И кукушкой прокричит . Мнe не надо пропуска ночного, Часовых  я не боюсь: За блаженное, безсмысленное слово Я в  ночи совeтской помолюсь. 3 Слышу легкiй театральный шорох  И дeвическое "ах " - И безсмертных  роз  огромный ворох  У Киприды на руках . У костра мы грeемся от  скуки, Может  быть вeка пройдут , И блаженных  жен  родныя руки Легкiй пепел  соберут . 4 Гдe то грядки красныя партера, Пышно взбиты шифоньерки лож ; Заводная кукла офицера; Не для черных  душ  и низменных  святош ... Что ж , гаси, пожалуй, наши свeчи В  черном  бархатe всемiрной пустоты, Все поют  блаженных  жен  крутыя плечи, А ночного солнца не замeтишь ты. 25 ноября 1920 г. x x x На перламутровый челнок  Натягивая шелка нити, О, пальцы гибкiе, начните Очаровательный урок . Приливы и отливы рук , Однообразныя движенья, Ты заклинаешь, без  сомнeнья, Какой-то солнечный испуг , Когда широкая ладонь, Как  раковина, пламенeя, То гаснет , к  тeням  тяготeя, То в  розовый уйдет  огонь. x x x От  легкой жизни мы сошли с  ума. С  утра вино, а с  вечера похмелье. Как  удержать напрасное веселье, Румянец  твой, о пьяная чума? В  пожатьи рук  мучительный обряд , На улицах  ночные поцeлуи, Когда рeчныя тяжелeют  струи, И фонари, как  факелы, горят . Мы смерти ждем , как  сказочнаго волка, Но я боюсь, что раньше всeх  умрет  Тот , у кого тревожно-красный рот  И на глаза спадающая челка. x x x Что поют  часы-кузнечик , Лихорадка шелестит , И шуршит  сухая печка,- ?то красный шелк  горит . Что зубами мыши точат  Жизни тоненькое дно, ?то ласточка и дочкe Отвязала мой челнок . Что на крышe дождь бормочет ,- ?то черный шелк  горит , Но черемуха услышит  И на днe морском  простит . Потому что смерть невинных , И ничeм  нельзя помочь, Что в  горячкe соловьиной Сердце теплое еще. x x x Уничтожает  пламень Сухую жизнь мою, И нынe я не камень, А дерево пою. Оно легко и грубо; Из  одного куска И сердцевина дуба, И весла рыбака. Вбивайте крeпче сваи, Стучите, молотки, О деревянном  раe, Гдe вещи так  легки. x x x Мнe Тифлис  горбатый снится, Сазандарiй стон  звенит , На мосту народ  толпится, Вся ковровая столица, А внизу Кура шумит . Над  Курою есть духаны, Гдe вино и милый плов , И духанщик  там  румяный Подает  гостям  стаканы И служить тебe готов . Кахетинское густое Хорошо в  подвалe пить, Там  в  прохладe, там  в  покоe Пейте вдоволь, пейте двое: Одному не надо пить. В  самом  маленьком  духанe Ты товарища найдешь. Если спросишь Телiани. Поплывет  Тифлис  в  туманe, Ты в  духанe поплывешь. x x x Американка в  двадцать лeт  Должна добраться до Египта, Забыв  Титаника совeт , Что спит  на днe мрачнeе крипта. В  Америкe гудки поют , И красных  небоскребов  трубы Холодным  тучам  отдают  Свои прокопченныя губы. И в  Луврe океана дочь Стоит , прекрасная, как  тополь, Чтоб  мрамор  сахарный толочь, Влeзает  бeлкой на Акрополь. Не понимая ничего, Читает  Фауста в  вагонe И сожалeет , отчего Людовик  больше не на тронe. x x x Сестры тяжесть и нeжность,-- одинаковы ваши примeты, Медуницы и осы тяжелую розу сосут , Человeк  умирает , песок  остывает  согрeтый, И вчерашнее солнце на черных  носилках  несут . Ах , тяжелыя соты и нeжныя сeти, Легче камень поднять, чeм  вымолвить слово -- любить, У меня остается одна забота на свeтe, Золотая забота, как  времени бремя избыть. Словно темную воду, я пью помутившiйся воздух , Время вспахано плугом , и роза землею была, В  медленном  водоворотe тяжелыя нeжныя розы, Розы тяжесть и нeжность в  двойные вeнки заплела. 1920 x x x 1 Я наравнe с  другими Хочу тебe служить, От  ревности сухими Губами ворожить. Не утоляет  слово Мнe пересохших  уст , И без  тебя мнe снова Дремучiй воздух  пуст . 2 Я больше не ревную, Но я тебя хочу, И сам  себя несу я, Как  жертву, палачу. Тебя не назову я Ни радость, ни любовь; На дикую, чужую Мнe подмeнили кровь. 3 Еще одно мгновенье, И я скажу тебe: Не радость, а мученье Я нахожу в  тебe. И, словно преступленье, Меня к  тебe влечет  Искусанный в  смятеньи, Вишневый нeжный рот . 4 Вернись ко мнe скорeе: Мнe страшно без  тебя. Я никогда сильнeе Не чувствовал  тебя. И в  полуночной драмe, Во снe иль наяву, В  тревогe иль в  истомe - Но я тебя зову. 1920 x x x 1 Чуть мерцает  призрачная сцена, Хоры слабые тeней, Захлестнула шелком  Мельпомена Окна храмины своей. Черным  табором  стоят  кареты, На дворe мороз  трещит , Все космато: люди и предметы, И горячiй снeг  хрустит . 2 Понемногу челядь разбирает  Шуб  медвeжьих  вороха, В  суматохe бабочка летает , Розу кутают  в  мeха. Модной пестряди кружки и мошки, Театральный легкiй жар , А на улицe мигают  плошки, И тяжелый валит  пар . 3 Кучера измаялись от  крика, И кромeшна ночи тьма. Ничего, голубка ?вридика, Что у нас  студеная зима. Слаще пeнья итальянской рeчи Для меня родной язык , Ибо в  нем  таинственно лепечет  Чужеземных  арф  родник . 4 Пахнет  дымом  бeдная овчина, От  сугроба улица черна. Из  блаженнаго, пeвучаго притона К  нам  летит  безсмертная весна, Чтобы вeчно арiя звучала "Ты вернешься на зеленые луга" - И живая ласточка упала На горячiе снeга. Веницейская жизнь 1 Веницейской жизни мрачной и безплодной Для меня значенiе свeтло, Вот  она глядит  с  улыбкою холодной В  голубое дряхлое стекло. 2 Тонкiй воздух , кожи синiя прожилки, Бeлый снeг , зеленая парча, Всeх  кладут  на кипарисныя носилки, Сонных , теплых  вынимают  из  плаща. 3 И горят , горят  в  корзинах  свeчи, Словно голубь залетeл  в  ковчег , На театрe и на праздном  вeчe Умирает  человeк . 4 Ибо нeт  спасенья от  любви и страха, Тяжелeе платины Сатурново кольцо, Черным  бархатом  завeшенная плаха И прекрасное лицо. 5 Тяжелы твои, Венецiя, уборы, В  кипарисных  рамах  зеркала. Воздух  твой граненый. В  спальнe тают  горы Голубого, дряхлаго стекла. 6 Только в  пальцах  роза или склянка, Адрiатика зеленая, прости, Что же ты молчишь, скажи, венецiанка? Как  от  этой смерти праздничной уйти? 7 Черный Веспер  в  зеркалe мерцает , Все проходит . Истина темна. Человeк  родится. Жемчуг  умирает . И Сусанна старцев  ждать должна. 1920 x x x Мнe жалко, что теперь зима, И комаров  не слышно в  домe, Но ты напомнила сама О легкомысленной соломe. Стрекозы вьются в  синевe, И ласточкой кружится мода, Корзиночка на головe - Или напыщенная ода? Совeтовать я не берусь, И безполезны отговорки, Но взбитых  сливок  вeчен  вкус  И запах  апельсинной корки. Ты все толкуешь наобум , От  этого ничуть не хуже, Что дeлать: самый нeжный ум  Весь помeщается снаружи. И ты пытаешься желток  Взбивать разсерженною ложкой, Он  побeлeл , он  изнемог  - И все-таки, еще немножко... В  тебe все дразнит , все поет , Как  итальянская рулада. И маленькiй вишневый рот  Сухого просит  винограда. Так  не старайся быть умнeй, В  тебe все прихоть, все минута. И тeнь от  шапочки твоей Венецiанская баута. Декабрь 1920 x x x Вот  дароносица, как  солнце золотое Повисла в  воздухe -- великолeпный миг . Здeсь должен  прозвучать лишь греческiй язык : Взять в  руки цeлый мир , как  яблоко простое. Богослуженiя торжественный зенит , Свeт  в  круглой храминe под  куполом  в  iюлe, Чтоб  полной грудью мы внe времени вздохнули О луговинe той, гдe время не бeжит . И Евхаристiя, как  вeчный полдень длится - Всe причащаются, играют  и поют , И на виду у всeх  божественный сосуд  Неисчерпаемым  веселiем  струится. x x x Когда Психея-жизнь спускается к  тeням  В  полупрозрачный лeс  вослeд  за Персефоной, Слeпая ласточка бросается к  ногам  С  стигiйской нeжностью и вeткою зеленой. Навстрeчу бeженкe спeшит  толпа тeней, Товарку новую встрeчая причитаньем , И руки слабыя ломают  перед  ней С  недоумeнiем  и робким  упованьем . Кто держит  зеркальце, кто баночку духов ; Душа вeдь женщина, ей нравятся бездeлки, И лeс  безлиственный прозрачных  голосов  Сухiя жалобы кропят , как  дождик  мелкiй. И в  нeжной сутолкe не зная, что начать, Душа не узнает  прозрачныя дубравы, Дохнет  на зеркало и медлит  передать Лепешку мeдную с  туманной переправы. x x x Возьми на радость из  моих  ладоней Немного солнца и немного меда, Как  нам  велeли пчелы Персефоны. Не отвязать неприкрeпленной лодки, Не услыхать в  мeха обутой тeни, Не превозмочь в  дремучей жизни страха. Нам  остаются только поцeлуи, Мохнатыя, как  маленькiя пчелы, Что умирают , вылетeв  из  улья. Они шуршат  в  прозрачных  дебрях  ночи, Их  родина дремучiй лeс  Тайгета, Их  пища -- время, медуница, мята. Возьми ж  на радость дикiй мой подарок  - Невзрачное сухое ожерелье Из  мертвых  пчел , мед  превративших  в  солнце. Сумерки свободы 1 Прославим , братья, сумерки свободы, Великiй сумеречный год . В  кипящiя ночныя воды Опущен  грузный лeс  тенет . Восходишь ты в  глухiе годы, О, солнце, судiя-народ . 2 Прославим  роковое бремя, Которое в  слезах  народный вождь берет . Прославим  власти сумрачное бремя, Ее невыносимый гнет . В  ком  сердце есть, тот  должен  слышать, время, Как  твой корабль ко дну идет . 3 Мы в  легiоны боевые Связали ласточек , и вот  Не видно солнца, вся стихiя Щебечет , движется, живет , Сквозь сeти сумерки густыя Не видно солнца, и земля плывет . 4 Ну что ж , попробуем : огромный, неуклюжiй, Скрипучiй поворот  руля. Земля плывет . Мужайтесь, мужи, Как  плугом , океан  дeля, Мы будем  помнить и в  летейской стужe, Что десяти небес  нам  стоила земля. x x x 1 На страшной высотe блуждающiй огонь, Но развe так  звeзда мерцает ? Прозрачная звeзда, блуждающiй огонь, Твой брат , Петрополь, умирает . 2 На страшной высотe земные сны горят , Зеленая звeзда летает . О, если ты звeзда,-- воды и неба брат , Твой брат , Петрополь, умирает . 3 Чудовищный корабль на страшной высотe Несется, крылья расправляет . Зеленая звeзда, в  прекрасной нищетe Твой брат , Петрополь, умирает . 4 Прозрачная весна над  черною Невой Сломалась. Воск  безсмертья тает . О, если ты звeзда -- Петрополь, город  твой, Твой брат , Петрополь, умирает . Ласточка 1 Я слово позабыл , что я хотeл  сказать: Слeпая ласточка в  чертог  тeней вернется На крыльях  срeзанных  с  прозрачными играть. В  безпамятствe ночная пeснь поется. 2 Не слышно птиц . Безсмертник  не цвeтет , Прозрачны гривы табуна ночного, В  сухой рeкe пустой челнок  плывет , Среди кузнечиков  безпамятствует  слово. 3 И медленно растет  как  бы шатер  иль храм , То вдруг  прикинется безумной Антигоной, То мертвой ласточкой бросается к  ногам  С  стигiйской нeжностью и вeткою зеленой. 4 О, если бы вернуть и зрячих  пальцев  стыд . И выпуклую радость узнаванья, Я так  боюсь рыданья Аонид , Тумана, звона и зiянья. 5 А смертным  власть дана любить и узнавать, Для них  и звук  в  персты прольется, Но я забыл , что я хочу сказать, И мысль безплотная в  чертог  тeней вернется. 6 Все не о том  прозрачная твердит , Все ласточка, подружка, Антигона... А на губах , как  черный лед , горит  Стигiйскаго воспоминанье звона. 1920 x x x За то, что я руки твои не сумeл  удержать, За то, что я предал  соленыя нeжныя губы, Я должен  разсвeта в  дремучем  акрополe ждать. Как  я ненавижу плакучiе древнiе срубы. Ахейскiе мужи во тьмe снаряжают  коня, Зубчатыми пилами в  стeны вгрызаются крeпко, Никак  не уляжется крови сухая возня, И нeт  для тебя ни названья, ни звука, ни слeпка. Как  мог  я подумать, что ты возвратишься, как  смeл ! Зачeм  преждевременно я от  тебя оторвался! Еще не разсeялся мрак , и пeтух  не пропeл , Еще в  древесину горячiй топор  не врeзался. Прозрачной слезой на стeнах  проступила смола, И чувствует  город  свои деревянныя ребра, Но хлынула к  лeстницам  кровь и на приступ  пошла, И трижды приснился мужам  соблазнительный образ . Гдe милая Троя, гдe царскiй, гдe дeвичiй дом ? Он  будет  разрушен , высокiй Прiамов  скворешник . И падают  стрeлы сухим  деревянным  дождем , И стрeлы другiя растут  на землe, как  орeшник . Послeдней звeзды безболeзненно гаснет  укол , И сeрою ласточкой утро в  окно постучится, И медленный день, как  в  соломe проснувшiйся вол  На стогнах  шершавых  от  долгаго сна шевелится. Декабрь 1920 x x x Исакiй под  фатой молочной бeлизны Стоит  сeдою голубятней, И посох  бередит  сeдыя тишины И чин  воздушный сердцу внятный. Столeтних  панихид  блуждающiй призра'к , Широкiй вынос  плащаницы, И в  ветхом  неводe генисаретскiй мрак  Великопостныя седмицы. Ветхозавeтный дым  на теплых  алтарях  И iерея возглас  сирый, Смиренник  царственный: снeг  чистый на плечах  И одичалыя порфиры. Соборы вeчные Софiи и Петра, Амбары воздуха и свeта, Зернохранилища вселенскаго добра, И риги новаго завeта. Не к  вам  влечется дух  в  годины тяжких  бeд , Сюда влачится по ступеням  Широкопасмурным  несчастья волчiй слeд , Ему вовeки не измeним . Зане свободен  раб , преодолeвшiй страх , И сохранилось свыше мeры В  прохладных  житницах , в  глубоких  закромах  Зерно глубокой, полной вeры. 1921.