Аннотация: В авантюрном романе «Безумный король» превосходящие силы врагов и коварные происки завистников оканчиваются «Победой сил света над силами холодного разума».


---------------------------------------------


 Эдгар Райс Берроуз
 Безумный король



 Часть первая



 1
 БЕГЛЕЦ

 Город Луштадт был взволнован сверх всякой меры. Безумный король сбежал. Встревоженные жители собирались на улице, чтобы обсудить последнюю информацию об этом чрезвычайном событии. Перед дворцом скопилась огромная толпа, ожидающая неизвестно чего.
 Уже десять лет никто не видел в лицо короля-мальчика, заточенного в башне мрачного замка Бленц со дня смерти старого короля, его отца.
 Когда дядя юного короля, принц Питер Бленц, объявил народу Луты о внезапном помрачении ума своего племянника, это вызвало массу пересудов. Еще больше слухов и сплетен породило заявление, что Питер Бленц назначен регентом до конца жизни молодого короля Леопольда либо до тех пор, пока «всемилостивый Господь Бог не вернет нашему возлюбленному монарху всю мощь его неисчерпаемых умственных способностей».
 Но десять лет — немалый срок. За это время облик короля-мальчика размылся в памяти тех верноподданных граждан, которые вообще были способны что-то помнить.
 Конечно, в столичном городе Луштадте осталось немало тех, в чьей памяти хранился образ красивого юноши, в прежние времена почти каждое утро выезжавшего на лошади из ворот дворца вместе с высоким, статным отцом-королем. Он мчался легким галопом по широкой равнине, расстилавшейся у подножия холма, на котором стоял дворец. Но даже эти люди давно оставили надежду, что их молодой король когда-нибудь взойдет на трон и что им хоть раз удастся увидеть его живым.
 Надо сказать, что Питер Бленц не был ни добрым, ни даже разумным правителем. За время его регентства налоги удвоились. Его чиновники, беря пример с правителя, тоже были тиранами и взяточниками. Нерадостной была жизнь в Луте все эти десять лет.
 Люди шептались о том, что на самом деле молодой король умер уже много лет назад. Но никто даже шепотом не осмеливался сказать, кто же повинен в смерти молодого монарха, потому что угодить в тюрьму можно было и за меньшее. И вот теперь поползли слухи о том, что Леопольд Лутский вырвался на свободу из замка Бленц и то ли скрывается где-то в горах, то ли скачет по равнинам по ту сторону города.
 Питер Бленц кипел от ярости и в то же время испытывал страх.
 — Я говорю вам, Коблич, что это не просто совпадение! — воскликнул он, обращаясь к военному министру, человеку с землистым цветом лица. — Нас предали. Тот факт, что он сумел сбежать как раз перед приездом нового доктора, вызывает особое подозрение. Кстати, Коблич, никто, кроме вас, не знал о той важной роли, которая возложена на доктора Штайна, — многозначительно добавил принц Питер.
 — Ваше Высочество подвергает сомнению не только мою лояльность, но и мой здравый смысл, — спокойно возразил военный министр. — Подумайте сами, мой принц, что случится со старым Кобличем, если на троне Луты окажется Леопольд?
 — Вы правы, — усмехнулся Питер. — Я знаю, что вы не настолько глупы, чтобы укрывать беглеца. Но тогда кто нас предал?
 — Стены имеют уши, принц, — ответил Коблич. — А мы не всегда бываем осторожны, обсуждая наши дела. Что-то могло стать известно старику фон дер Танну. Я ни на секунду не сомневаюсь, что у него есть шпионы среди слуг, а главное, среди дворцовой гвардии. Старый лис всегда был по душе простым солдатам, поскольку в свою бытность военным министром обращался с ними куда лучше, чем с офицерами.
 — Странно, Коблич, что такой проницательный человек, как вы, не разоблачил Людвига фон дер Танна гораздо раньше, — раздраженно заметил Питер Бленц. — Он — величайшая угроза миру и суверенитету нашей страны. Но если удалить фон дер Танна, то после того, как бедный Леопольд отойдет в мир иной, на нашем пути к трону Луты не останется серьезных преград.
 — Вы забыли, что Леопольд сбежал, — напомнил Коблич. — И, судя по всему, отнюдь не намерен осчастливить нас своей скоропостижной кончиной.
 — Его надо немедленно найти, Коблич! — Питер Бленц ударил кулаком по столу. — Он опасный маньяк, и мы должны довести этот факт до простых людей, а также дать подробное описание беглеца. И самое главное — пообещать хорошую награду за его безопасное возвращение в Бленц.
 — Будет сделано, Ваше Высочество, — отозвался Коблич. — А как насчет фон дер Танна? Вы никогда прежде не говорили со мной так… конкретно. Он часто охотится в Старом лесу, и вполне возможно… такое и раньше бывало… на охоте ведь возможны несчастные случаи, не так ли, Ваше Высочество?
 — Да, Коблич, такое бывало, — согласился принц. — Если Леопольду представится возможность, он прямиком направится к Танну. Таким образом… через пару дней в Старом лесу будет уже двое охотников.
 — Я понял, Ваше Высочество. С вашего разрешения, я должен немедленно отправить войска прочесать лес и найти Леопольда. Во главе отряда я поставлю Менка.
 — Отлично, Коблич. Менк — разумный и верный офицер. Надо достойно наградить его, если он хорошо справится с заданием — например, сделать его бароном, — Питер снова усмехнулся. — Будет неплохо, если вы вскользь намекнете, какие перспективы его ожидают.
 Вскоре после этого капитан Эрнст Менк во главе отряда королевской конной гвардии направился в Старый лес, лежащий по ту сторону гор за долиной. В это же самое время по всем другим направлениям, по большим и малым дорогам, отправились глашатаи, которые развешивали объявления на деревьях, заборах и дверях маленьких деревенских почтовых отделений. В них сообщалось о бегстве безумного короля и предлагалась большая награда тому, кто возвратит Леопольда в Бленц в целости и сохранности.
 Именно такое объявление заставило одного молодого человека присвистнуть, когда он на следующий день проезжал через маленький городок Тафельберг.
 — Как мне повезло, что я не безумный король Луты, — сказал он, отсчитывая плату за бензин.
 — Почему же, mein Herr? — поинтересовался хозяин бензоколонки.
 — Это объявление, по сути, обеспечивает неприкосновенность любому, кто пристрелит короля, — ответил путешественник. — Хуже того, оно официально оправдывает убийство маниакального злодея-беглеца.
 Пока молодой человек говорил, хозяин внимательно разглядывал его и счел, что путешественник заслуживает доверия. Он наклонился и шепнул молодому человеку на ухо:
 — Мы в Луте любим нашего «безумного короля», и никакая награда не заставит нас предать его. Мы не убьем его даже в порядке самообороны. Здесь, в горах, помнят его еще маленьким мальчиком, а прежде любили его отца и его деда. Но в армии на равнине есть немало мерзавцев, которые все что угодно сделают за деньги. Именно их и должен опасаться король. Я не мог не заметить, — прибавил он, — что mein Herr говорит по-немецки слишком хорошо для иностранца. На его месте я бы говорил по-английски и к тому же сбрил эту густую каштановую бороду.
 После этих слов хозяин быстро нырнул внутрь помещения, оставив Барни Кастера из Беатрис, штат Небраска, США, размышлять, все ли жители Луты страдают умственным расстройством, или это привилегия только их неудачливого правителя.
 — Ничего удивительного, что он посоветовал мне сбрить эту метлу, — пробормотал молодой человек себе под нос. — К черту выборы, если дела пошли не совсем так, как я предполагал! Подумать только, все продлится на целый месяц дольше! Год — весьма долгий срок, а год в компании с кучей народа с рыжими бакенбардами — это уже вечность.
 Дорога из Тафельберга петляла среди высоких деревьев и выходила на поляну, в место, весьма подходящее для охоты. Всю свою жизнь Барни мечтал когда-нибудь посетить родину матери и теперь, когда оказался здесь, убедился, что места здесь действительно прекрасные и дикие.
 Ни мать, ни отец никогда не возвращались сюда с того самого дня тридцать лет назад, когда высокий американец похитил свою невесту и пересек границу, на каких-то полчаса опередив преследовавшую его кавалерию Луты. Барни часто задавал себе вопрос: почему ни мать, ни отец никогда не говорили с ним ни об этих днях, ни о прежней жизни его матери, урожденной Виктории Рубинрот? Хотя рассказывать сыну о красотах родной страны миссис Кастер не уставала.
 Барни Кастер раздумывал об этом, пока его машина взбиралась по живописной дороге. Теперь перед ним был железнодорожный переезд. Барни преодолел его, открыв воздухозаборник, и шум двигателя заглушил цокот копыт, быстро приближающийся сзади. Только перейдя на четвертую передачу, он услышал необычный звук. В то же мгновение мимо промчалась молодая всадница. Стремительный бег ее лошади яснее ясного свидетельствовал о том, что она неуправляема — не говоря уже об оборванной упряжи, болтавшейся под конской мордой.
 Участок дороги впереди был ровным и гладким. Единственное, что могло бы помешать молодому человеку спасти девушку от неминуемой гибели, — то, что рано или поздно эта хорошая дорога повернет, как и положено всякой горной дороге. Ему оставалось только догнать девушку, ибо Барни был не тем человеком, который станет безразлично наблюдать, как напуганная лошадь уносит всадницу в вечность.
 Он до конца вдавил педаль акселератора, и серый автомобиль бросился в погоню, как быстроногий олень. Дорога была узкой, две машины не смогли бы разминуться на ней. Поэтому Барни принял в сторону, чтобы, догнав лошадь, перекрыть дорогу впереди.
 Услышав шум автомобиля, лошадь повернула голову и помчалась еще быстрее. Девушка тоже бросила взгляд через плечо. Она была очень бледной, но в глазах ее светились отвага и спокойствие.
 Барни Кастер обнадеживающе улыбнулся ей, девушка улыбнулась в ответ. «А она симпатичная», — подумал Барни.
 Тут она окликнула его. Сначала Барни не смог разобрать слов за топотом копыт и шумом двигателя, но потом понял.
 — Стойте! — крикнула она. — Стойте, иначе погибнете! Там впереди поворот налево, вы свалитесь в ущелье на такой скорости.
 Переднее колесо машины поравнялось с правым боком лошади. Барни надавил на акселератор еще сильнее. Между лошадью и краем дороги почти не оставалось промежутка для автомобиля, и нужно было проявить максимум осторожности, чтобы не задеть животное. Одна мысль о том, чем такой толчок может закончиться для девушки, заставила Барни содрогнуться.
 Он как можно теснее прижался к обочине, машина стала съезжать с насыпи, он совсем не видел дороги впереди — только кроны деревьев внизу. Край дороги мгновенно проскочил под бампер с правой стороны, колеса чуть касались края ущелья.
 Теперь Барни совсем поравнялся с всадницей. Но впереди дорога исчезала за поворотом, о котором его предупреждала девушка. Он наклонился над бортом машины. Резкие движения лошади и болтанка автомобиля качнули Барни сначала в сторону девушки, затем назад от нее. Правой рукой он удерживал машину между испуганной лошадью и краем ущелья, а левую вытянул, едва не касаясь талии всадницы. Навстречу им летел поворот.
 — Прыгай! — крикнул Барни.
 Девушка откинулась назад, повернулась, чтобы ухватиться за руку Кастера. В то же мгновение Барни резко сбросил газ и навалился на педаль тормоза. Машину развернуло, задние колеса забуксовали на скользком гравии. Она оказалась как раз на повороте. Лошадь ударилась грудью о бампер. Оставался один шанс из тысячи, что животное даст им возможность повернуть. Если же не удастся повернуть машину… Барни не хотел даже представлять, к чему это приведет.
 Через секунду все было кончено. Лошадь рванулась прямо вперед. Барни развернул машину для поворота и ударил лошадь в бок. Он почувствовал неприятный крен, когда задние колеса потеряли опору, и отбросил девушку на дорогу. В ту же минуту и лошадь, и машину, и водителя стало сносить в ущелье.
 За секунду до этого некий высокий молодой человек с каштановой бородой, стоя у поворота, внимательно прислушивался к приближающемуся топоту и шуму мотора. В его глазах таился испуг затравленного зверя. Мгновение он стоял в нерешительности, но как раз перед тем, как на дороге появились взбесившаяся лошадь и машина преследователя, свернул в сторону и спрятался под раскидистым кустом на склоне ущелья.
 Когда Барни столкнул девушку с подножки машины, та упала на дорогу, несколько раз перевернулась, но сразу же поднялась на ноги, нисколько не пострадав, если не считать нескольких царапин. Когда она взглянула на своего спасителя, в ее карих глазах светилось огромное облегчение.
 — Вы живы? — спросила она по-немецки. — Это просто чудо!
 — Даже ни единого синяка, — заверил ее Барни. — А вы? Должно быть, вы сильно ударились.
 — Ни чуточки, — ответила она. — Без вас я вообще лежала бы мертвой или страшно искалеченной на дне этого кошмарного ущелья. Ужас! — Она пожала плечами и содрогнулась. — Но вы-то как легко отделались? Даже сейчас не могу поверить, что такое возможно.
 — Да я и сам не знаю, — вздохнул Барни, карабкаясь через насыпь на обочине. — Никакой моей заслуги в этом нет, просто повезло. Я упал вот на этот куст.
 Они стояли рядом и смотрели вниз, на дно ущелья, где, привалившись к дереву, кверху колесами лежала машина. Из-под ее искореженных останков виднелась голова лошади.
 — Надо бы спуститься туда и добить лошадь из милосердия, — сказал Барни. — Если она еще жива.
 — Я полагаю, что она погибла, — возразила девушка. — Она не шевелится.
 Тут от машины поднялось небольшое облачко дыма, потом взвился язык желтого пламени. Но Барни уже начал спускаться к лошади.
 — Пожалуйста, не ходите туда, — попросила девушка. — Я уверена, что лошадь мертва, а вот вам спускаться опасно — в любую минуту может взорваться бензобак.
 Барни остановился.
 — Да, лошадь мертва, — произнес он. — Но в машине остались все мои личные вещи, а кроме того, ружья, шестизарядные пистолеты и боеприпасы. А я слышал, что здесь, в горах, бродят разбойники, — с досадой добавил он.
 — Преувеличение, — рассмеялась девушка. — Я родилась в Луте и живу здесь все время, кроме нескольких месяцев в году. Но, хотя я много разъезжаю, мне ни разу не доводилось встретить ни одного разбойника. Так что опасаться нечего.
 Барни быстро взглянул на нее, потом усмехнулся. Он опасался совсем иного — того, что не встретит разбойников, ибо мистер Бернард Кастер-младший был молод и душу его переполняла романтика и жажда приключений.
 — А почему вы улыбаетесь? — спросила девушка.
 — Думаю над нашей дилеммой, — ушел от ответа Барни, — Вы молчите, обдумывая ситуацию?
 Теперь улыбнулась девушка.
 — Чрезвычайно неловкое положение, — сказала она. — Мы лишены средств передвижения, одни в горах, далеко от дома, и при этом даже не знаем имен друг друга.
 — Прошу прощения! — воскликнул Барни и поклонился. — Позвольте представиться. Я… — И в этот миг к духу романтики и приключений добавился третий элемент — дух авантюризма или иная чертовщина. — Я — безумный король Луты.

 2
 НАД ПРОПАСТЬЮ

 Реакция девушки на его слова была совершенно неожиданной для Барни. Американка в этой ситуации рассмеялась бы, понимая, что он шутит. Но эта девушка не рассмеялась, а вдруг побледнела и прижала руки к груди. Ее карие глаза впились в лицо юноши.
 — Леопольд! — сдавленно воскликнула она. — О, Ваше Величество, я благодарю Бога за то, что вы свободны и в добром здравии! — Не успел Барни и слова сказать, как девушка схватила его руку и прижала ее к губам.
 Ну и дела! Барни мысленно обругал себя. Что за идиотизм, кто толкнул его на это дурачество, как он мог произнести такое! Что ему сделать, чтобы взять свои слова обратно и не обидеть эту прекрасную девушку, которая только что поцеловала ему руку? Теперь она никогда его не простит — Барни не сомневался в этом.
 Оставалось одно: чистосердечно во всем признаться. Барни удалось, путаясь в словах, объяснить, почему он так поступил, но когда он закончил, то заметил, что девушка улыбается ему всепрощающей улыбкой.
 — Пусть будет мистер Бернард Кастер, если вам так угодно, — проговорила она. — Однако Ваше Величество не должны опасаться Эммы фон дер Танн. Я никогда не выдам вашу тайну, и залог этого — мое имя.
 Она ожидала увидеть на лице Барни выражение облегчения и удовольствия, ибо имя ее отца должно было произвести именно такое впечатление на Леопольда Лутского. Но, поскольку Барни вел себя так, будто никогда прежде не слышал этого имени, она вздохнула и опечалилась. «Возможно, он сомневается во мне, — подумала она. — Или… или его разум по-прежнему затуманен болезнью?»
 — Я бы хотел, чтобы вы простили мне мои глупые слова, забыли об этом и позволили сопровождать вас до конца путешествия.
 — Куда же вы направлялись, когда я стала причиной аварии вашего механического экипажа?
 — В Старый лес, — ответил Барни.
 Теперь девушка уже не сомневалась, что имеет дело с безумным королем Луты, но не испытывала ни малейшего страха, поскольку ее отец всегда отвергал мысль, что Леопольд сумасшедший. По какой иной причине Леопольд мог стремиться в Старый лес, кроме как для того, чтобы найти прибежище в замке ее отца на берегу реки Танн, на краю леса?
 — Я держу путь как раз туда, — ответила Эмма. — Если вы хотите добраться туда быстро и без нежелательных встреч, я проведу вас кратчайшей дорогой через горы. Отец показал мне ее много лет назад. Раз или два эта тропа выходит на основную дорогу, но в основном проходит через чащу леса, в которой могла бы спрятаться целая армия.
 — А не лучше ли выйти к ближайшему городу, где я мог бы нанять транспорт и отвезти вас домой? — предложил Барни
 — Нет, это опасно, — возразила девушка. — Питер Бленц разослал войска по всей стране для поимки короля.
 Барни в отчаянии покачал головой.
 — Пожалуйста, поверьте, что я — простой американец, — попросил он.
 Со ствола ближайшего дерева на них смотрело объявление. Эмма фон дер Танн указала на фотографию:
 — «Серые глаза, темно-русые волосы, густая каштановая борода», — прочитала она. — Все сходится. Неважно, кем вы себя называете, но в любом случае, пока вы не найдете надежного брадобрея, вам стоит держаться подальше от больших дорог Луты.
 — Но я не могу сбрить бороду до пятого ноября, — возразил Барни.
 Девушка снова быстро глянула в глаза молодому человеку, и у нее опять возникло прежнее подозрение: все ли у него в порядке с головой?
 — В таком случае давайте пойдем в замок моего отца по самой безопасной дороге, — попросила она. — Он решит, что будет для вас наилучшим вариантом.
 — Но он не заставит меня сбрить бороду, — уперся Барни.
 — Почему вы так печетесь о своей бороде? — удивилась девушка.
 — Это вопрос моей чести, — ответил он. — У меня был выбор: либо шесть месяцев носить на голове зеленую корзинку для бумаг с отделкой из красных роз, либо ходить с бородой в течение года. Если же я сбрею бороду до пятого ноября, то лишусь своей чести перед всеми — или же мне придется носить зеленую шляпку. Конечно, борода — неважное украшение, но шляпка — это вообще немыслимо!
 Теперь Эмма фон дер Танн убедилась, что бедняга действительно тронулся умом. Правда, никаких признаков агрессивности Барни она не замечала, но кто знает, когда и как такая агрессия может проявиться? Тем не менее он был для нее Леопольдом, королем Луты, и замок ее отца оставался верным ему и его предкам вот уже триста лет. Если понадобится, Эмма была готова пожертвовать жизнью ради спасения короля, и сейчас решила сделать все от неб зависящее, чтобы предотвратить повторное пленение Леопольда и довести его до замка отца.
 — Пойдемте, не будем терять время, — предложила она. — Путь неблизкий. Едва ли мы выйдем к замку засветло.
 — Я готов сделать все, что вы пожелаете, — ответил Барни. — Но я никогда не прощу себе, если вы проделаете пешком весь тот долгий и утомительный путь, который нам предстоит. Я предпочел бы добраться до ближайшей деревни и нанять повозку.
 Эмме доводилось слышать, что с умалишенными помогает справляться юмор, поэтому она решила прибегнуть к этому средству и сейчас.
 — Причина, по которой я против посещения деревни, в том, что там вас непременно схватят и сбреют бороду.
 Барни начал смеяться, но, заметив серьезный взгляд девушки, сразу осекся. Потом вспомнил, с каким упорством она называла его королем, и ему неожиданно пришла в голову простая мысль. Как только он раньше не догадался!
 — И верно, — согласился он. — Лучше сделать так, как вы говорите, — Барни решил, что лучше всего вести себя с ней в шутливой манере: он слышал, что именно так общаются с душевнобольными. — А где расположен э-э-э санаторий?
 — Что-что? — переспросила Эмма. — Здесь нет никакого санатория, Ваше Величество. Может быть, вы имеете в виду замок Бленц?
 — А психиатрической лечебницы здесь нет поблизости?
 — Насколько я знаю, нет, Ваше Величество.
 Некоторое время они шли молча, и каждый думал, какой шаг предпримет спутник. В конце концов Барни выстроил план: попытаться определить, где находится лечебница, из которой сбежала девушка, и по возможности мягко и ласково вернуть ее в больницу. Никуда не годится, чтобы она, такая молодая и красивая, бродила по лесам и горам без сопровождающих. Как больничное начальство могло допустить, чтобы она в одиночку отправилась на верховую прогулку!
 — Откуда вы сегодня выехали? — неожиданно выпалил Барни.
 — Из Танна.
 — И сейчас мы туда и направляемся?
 — Да, Ваше Величество.
 Барни облегченно вздохнул. Тем временем дорога стала трудной, и молодой человек подал девушке руку, чтобы помочь двигаться дальше. По дну ущелья протекал небольшой ручеек.
 — Здесь было поваленное дерево поперек ручья… — растерянно сказала Эмма. — А теперь его нет. Как же мне перебраться на ту сторону, хотела бы я знать?
 — Если вы не перестанете обращаться ко мне «Ваше Величество», я и в самом деле поверю, что я король, — пошутил Барни. — А коли я король, то мне не пристало переносить девушку на руках через ручей. Наверное, это будет нарушением этикета, хотя откуда мне знать придворные церемонии?
 — Я полагаю, что это вполне допустимо, — ответила Эмма. Ей непросто было постоянно помнить, что этот красивый, улыбающийся молодой человек — опасный маньяк, и совсем легко верить, что он был королем. Он выглядел именно таким, каким она представляла его себе. Эмма знавала его еще мальчиком. К тому же в отцовском замке было множество картин и фотографий предков Леопольда. Эмма находила много общего между старинными портретами и чертами этого молодого человека.
 Ручей был довольно узким, и девушке показалось, что молодой человек несет ее на руках дольше, чем требовалось. Хотя она была вынуждена признаться, что чувствует себя гораздо уютнее в крепких руках Барни.
 — Эй, что вы делаете? — возмущенно воскликнула Эмма. — Вы идете не поперек ручья, а вдоль него!
 Молодой человек покраснел, потом весело взглянул на нее.
 — Я ищу удобное место для приземления, — сказал он.
 Эмма фон дер Танн не знала — то ли бояться его, то ли радоваться. Когда ее взгляд встретился с его чистыми серыми глазами, она не поверила, что в них может таиться безумие. Она все чаще забывала, что перед ней умалишенный. Вот он ступил на низкий травяной берег и опустил девушку на землю.
 — Вы очень сильный человек, Ваше Величество, — выдохнула девушка. — Я не предполагала, что вы сохраните физические силы после стольких лет заточения.
 — Да, — сказал он, понимая, что должен продолжать говорить с ней несерьезно. Ему было трудно поверить, что эта очаровательная девушка психически больна. — Минутку, так за что я попал в тюрьму? Никак не могу припомнить. В Небраске за кражу лошадей сразу вешают, так что полагаю, ничего подобного я не совершал. А вы случайно не знаете?
 — Когда умер наш король, ваш отец, вам было тринадцать лет, — объяснила девушка, надеясь пробудить его спящий разум. — Потом ваш дядя, принц Питер Бленц, всенародно объявил, что смерть вашего отца настолько потрясла вас, что лишила разума. Он запер вас в башне замка Бленц, где и продержал десять лет, а сам в это время был регентом. А теперь мой отец говорит, что это был заговор с целью лишить вас жизни и захватить королевский престол. Но я полагала, что вы узнали об этом, потому и сбежали!
 — Этот человек, Питер, такая важная фигура в Луте?
 — Ему подчиняется армия.
 — Так вы действительно уверены, что я и есть безумный король Леопольд?
 — Вы — король, — убежденно ответила Эмма.
 — Вы очень смелая юная леди, — серьезно сказал Барни. — Если бы все подданные короля были столь же преданными ему и столь же смелыми, ему не пришлось бы десять лет томиться в заточении.
 — Я из рода фон дер Танн, — гордо заявила девушка, словно это утверждение объясняло и ее верность, и ее смелость.
 — Но даже фон дер Танн может, не теряя достоинства, отказаться сопровождать безумца в скитаниях по диким лесам, — заметил Барни. — Особенно если она… очень-очень… — Он смущенно замолчал и покраснел.
 — Очень… что, Ваше Величество?
 — Очень молодая женщина, — неуклюже закончил он.
 Эмма фон дер Танн поняла, что Барни хотел сказать вовсе не это. Безошибочное женское чутье точно определило, что именно имел в виду Барни, и она хотела бы услышать это вслух.
 — Допустим, солдаты Питера схватят нас. Что тогда будет? — спросил он.
 — Они вернут вас в замок Бленц, Ваше Величество.
 — А вас?
 — Не думаю, что они решатся схватить меня, но это может сделать Питер. Он ненавидит моего отца даже больше, чем ненавидел нашего старого короля.
 — Тогда жаль, что я не спустился в ущелье за своими ружьями, — произнес Барни. — Почему вы не сказали мне раньше, что я король и могу попасть в переделку? Меня могли бы принять за императора или даже японского микадо, кто знает? А теперь смотрите, в какой переделке мы оказались! — Все это Барни говорил ради сумасшедшей.
 — Тогда они сбреют вам эту шикарную бороду, — столь же несерьезно ответила Эмма.
 — Вы думаете, что я буду лучше выглядеть в зеленой шляпке из корзины, да еще с украшением из красных роз? — спросил Барни.
 Глаза девушки стали печальными. Ей было очень грустно думать, что этот красивый, высокий мужчина, возвращения которого на трон граждане Луты ждали десять долгих лет, действительно оказался слабоумным, психически больным человеком. Как много мог бы он сделать для своего народа, если бы не эта ужасная болезнь! Во всех других отношениях этот молодой человек казался идеальным спасителем своей страны. Ах, если б только она сумела вернуть ему память!
 — Ваше Величество! — обратилась она к Барни. — Разве вы не помните официальный визит вашего отца в наш замок? Тогда вы были совсем маленьким мальчиком, он взял вас с собой. А я была совсем девчонкой, и мы играли вместе. Вы не разрешали мне обращаться к вам «Ваше Величество», требовали, чтобы я называла вас Леопольдом. А когда я забывала, вы приговаривали меня к наказанию.
 — И какое же это было наказание? — спросил Барни. Он заметил, что девушка колеблется, и стремился ободрить ее.
 Эмма не решалась ответить, ей чертовски не хотелось произносить это вслух, но мысль о том, что воспоминание может возвратить юноше разум, оказалась сильнее.
 — Всякий раз, когда я называла вас «Величеством», вы… вы заставляли меня поцеловать вас, — почти прошептала она.
 — Надеюсь, вы частенько оказывались виноватой, — усмехнулся Барни.
 — Но ведь мы тогда были совсем маленькими детьми, Ваше Величество, — напомнила Эмма.
 Если бы Барни был уверен в психическом здоровье девушки, то непременно воспользовался бы своим королевским преимуществом, ибо губы Эммы неудержимо влекли его. Но когда он подумал о ее слабоумии, слезы подступили к его глазам, а сердце защемило от желания защитить и обогреть это несчастное дитя.
 — Кем были вы в те чудесные дни нашего детства, когда я был кронпринцем? — спросил он.
 — Тем же, что и сейчас, — ответила девушка. — Принцессой Эммой фон дер Танн.
 Вот, значит, как! Мало того, что бедная девушка считает его королем, она и себя-то считает принцессой! Да, она действительно лишилась разума. Ладно, он развеселит ее.
 — Тогда, значит, и я должен называть вас «ваша светлость». Так, что ли? — спросил Барни.
 — В детстве вы всегда называли меня просто Эммой.
 — Договорились. Вы будете Эммой, а я — Леопольдом. Согласны?
 — Желание короля — закон, — ответила Эмма.
 Они вышли к пологому подножию холма и стали подниматься на его плоскую вершину. Барни протянул руку девушке. Так они добрались до вершины и теперь стояли, взявшись за руки, чуть задыхаясь после подъема. Ветер живописно растрепал волосы Эммы, она разрумянилась, глаза заискрились. Барни подумал, что никогда прежде не встречал такой очаровательной женщины. Он улыбнулся ей, и Эмма снова ответила ему улыбкой.
 — Хотел бы я, чтобы вон тот ручей в ущелье был широким, как океан, а этот холм — высоким, как Монблан, — проговорил Барни.
 — Вам нравится лазить по скалам? — спросила Эмма.
 — Вместе с вами лазил бы хоть всю жизнь, — совершенно серьезно ответил Барни.
 Девушка быстро взглянула на молодого человека. Ответ трепетал у нее на губах, но она не смогла произнести его, так как в этот момент из-за ближайшего куста выскочил какой-то головорез в живописных лохмотьях и направил на них револьвер. Он приблизился, и конец ствола оружия почти коснулся лица Барни. Это было ошибкой негодяя.
 — Вот видите, я был прав насчет разбойников, — спокойно произнес Барни. — Чего вы хотите, незнакомец?
 Неожиданно бандит выпучил глаза. Разинув рот, он уставился на молодого человека, стоявшего перед ним. Потом на его физиономии появилась хитрая улыбочка.
 — Мне нужны вы, Ваше Величество, — выговорил он.
 — Господи всемогущий! — воскликнул Барни. — Здесь все посходили с ума, что ли?
 — А ну быстро поднимайте руки вверх! — прорычал разбойник. — В объявлении ясно сказано, что в живом виде вы стоите гораздо больше, чем в мертвом, поэтому я не намерен потерять вас. И не вынуждайте меня убить вас.
 Кастер поднял руки вверх, но не так, как ожидал разбойник. Одной рукой он схватил револьвер и отбросил в сторону, а другой нанес мощный удар в переносицу негодяя, да так, что тот кубарем откатился назад. Мужчины сцепились, стараясь завладеть оружием. Во время драки револьвер выстрелил, но секунду спустя американцу удалось вырвать его из рук разбойника и зашвырнуть далеко в ущелье. Нанося друг другу страшные удары, они катались туда-сюда на самом краю холма, и каждый стремился дотянуться до шеи противника, чтобы задушить его.
 Девушка же стояла в стороне и испуганно наблюдала за происходящим. Ах, если бы она могла хоть чем-то помочь королю! И тут она приметила большой булыжник, лежавший неподалеку, и торопливо схватила его. Если ей удастся хорошенько ударить разбойника в висок, то Леопольд без труда одолеет противника.
 Подняв камень и двинувшись к дерущимся, девушка заметила, что тот, кого она считала королем, едва ли нуждается в посторонней помощи. Ее поразила сила и ловкость несчастного юноши, который почти полжизни провел в тесной тюремной камере. Должно быть, это была та самая сверхъестественная физическая сила, характерная для маньяков, о которой она где-то слышала.
 Тем не менее Эмма поспешила к дерущимся с камнем в руках. Но не успела она приблизиться к ним, как разбойник последним усилием освободился от рук Барни, сжимавших его горло, и откинулся назад, увлекая противника за собой. Нога разбойника зацепилась за корень дерева, и они оба свалились в ущелье.
 Девушка бросилась к тому месту, откуда они упали, — и остановилась как вкопанная, увидев трех солдат дворцовой гвардии во главе с офицером. Они вышли из чащи как раз в том месте, где началась драка, и направились прямо к ней.
 — Что здесь произошло? — крикнул офицер. Потом, подойдя ближе, воскликнул: — Mein Gott! Неужели это вы, принцесса?
 Но девушка не обратила на офицера ни малейшего внимания. Она стала торопливо спускаться по краю ущелья к тому месту, куда упали король и разбойник. Снизу не доносилось ни звука, не было заметно никакого движения — ничего.
 Солдаты гвардии стояли рядом с Эммой, но именно девушка первая заметила две неподвижные фигуры, лежавшие на каменистом склоне ущелья. Когда офицер подошел, он увидел, что Эмма сидит на камне и держит на коленях голову одного из сражавшихся. Из раны на голове стекала тонкая струйка крови. Офицер приблизился еще на шаг.
 — Он мертв?
 — Король мертв, — подтвердила принцесса сквозь рыдания.
 — Король! — воскликнул офицер, наклонился ниже и заглянул в бледное лицо юноши. — Леопольд!
 Девушка кивнула.
 — Мы искали его, когда услышали выстрел, — пояснил офицер. Затем он поднялся на ноги, снял фуражку и очень тихо произнес: — Король умер. Да здравствует король!

 3
 КОРОЛЬ СЕРДИТСЯ

 Солдаты стояли за спиной офицера. Никто из них раньше не видел Леопольда, люди только слышали его имя, но теперь, видя его смерть, они прониклись благоговением к королю, которого никогда не знали.
 Эмма фон дер Танн нежно растирала руки мужчины, голова которого покоилась у нее на коленях.
 — Леопольд! — прошептала она. — Леопольд, вернись! Пусть вы безумны, но все же вы король Луты, король моего отца, мой король!
 Как только глаза короля открылись, девушка громко вскрикнула — испуганно и обрадованно. Но Эмма фон дер Танн была сообразительной девицей и знала, с какой целью солдаты из дворца прочесывают лес. Если бы она не считала короля мертвым, то скорее отрезала бы себе язык, чем выдала его этим солдатам. Теперь же, увидев, что Леопольд жив, она решила, что должна исправить зло, которое невольно навлекла на него. Эмма склонилась над лицом Барни, стараясь скрыть его от взгляда солдат.
 — Уходите, прошу вас! — крикнула она. — Оставьте меня наедине с моим мертвым королем. Идите к своему новому повелителю и скажите, что этот несчастный молодой человек никогда больше не помешает ему взойти на трон.
 Однако офицер не сдвинулся с места. Он колебался.
 — Мы должны взять с собой тело короля, ваша светлость, — произнес он, очевидно почуяв подвох. Офицер подошел ближе, и в этот момент Барни Кастер поднялся и сел.
 — Убирайтесь! — крикнула девушка, поняв, что король пытается что-то сказать. — Люди моего отца с почестями доставят Леопольда Лутского в столицу его королевства.
 — О чем спор? — спросил Барни. — Оставьте мертвого короля в покое, если молодая леди просит вас об этом! Что за глупостями вы занимаетесь! Убирайтесь отсюда и больше не появляйтесь!
 Офицер улыбнулся — несколько зловеще.
 — Так-так, — проговорил он. — Рад, что вы не умерли, Ваше Величество.
 Барни, не веря своим глазам, повернулся в сторону лейтенанта.
 — И ты, Брут? — проговорил он с мучительным акцентом и устало откинул голову обратно на колени девушки. Там ему явно было удобнее.
 Офицер улыбнулся и покачал головой, потом многозначительно постучал пальцем по лбу.
 — Не знал, что ему настолько плохо, — сказал он девушке. — Послушайте, до Бленца довольно далеко, и скоро стемнеет. Ваша светлость пойдет с нами.
 — Я? Вы предлагаете это всерьез? — спросила девушка.
 — Почему бы и нет, ваша светлость? Мы получили строгий приказ арестовать не только короля, но и всякого, кто способствовал его побегу. Ваше вмешательство делает вашу светлость виновной.
 — Так вы намерены отправить меня в Бленц и заключить там под стражу? — спросила девушка робким голосом, не веря своим ушам. — Вы не посмеете так унизить члена семьи фон дер Танн!
 — Очень сожалею, — настаивал офицер, — но я солдат, а солдат должен беспрекословно выполнять приказ командира. Скажите спасибо, что вас обнаружил не Менк, — добавил он.
 Одно упоминание этого имени вызвало у девушки дрожь отвращения.
 — В пределах моих полномочий я в состоянии предоставить вашей светлости и Его Величеству подобающие условия во время конвоирования. Вам не следует опасаться меня, — закончил офицер.
 Во время этого важного диалога Барни Кастер встал на ноги и помог подняться девушке, потом обернулся к офицеру:
 — Этот фарс зашел слишком далеко. Если все это шутка, то не самая удачная. Я не король. Я американец, Бернард Кастер из Беатрис, штат Небраска, США. Посмотрите на меня… нет, посмотрите внимательно! Разве я похож на короля?
 — Да, похожи до последней мелочи, — ответил офицер.
 Барни с ужасом взглянул на собеседника.
 — Но все-таки я не король, — возразил он наконец. — Если вы арестуете меня и бросите в свою вонючую темницу, то узнаете, что я гораздо более важная персона, чем большинство королей. Я — гражданин Соединенных Штатов Америки!
 — Да, Ваше Величество, — несколько нетерпеливо ответил офицер. — Но мы напрасно теряем время на бесплодные рассуждения. Не соблаговолит ли Ваше Величество любезно последовать за нами без сопротивления?
 — Только в том случае, если сначала вы проводите молодую леди в безопасное место, — ответил Барни.
 — Ей будет совершенно безопасно в Бленце, — заверил лейтенант.
 Барни вопросительно взглянул на Эмму. Перед ними стояли солдаты, направив на них револьверы. На вершине холма появилась еще дюжина вооруженных людей под командованием сержанта. Итак, их было двое против почти двух десятков, к тому же у Барни Кастера не было оружия.
 — Ваше Величество, у нас нет выбора, — произнесла девушка, покачав головой.
 Барни повернулся к офицеру.
 — Хорошо, лейтенант, — согласился он. — Мы пойдем с вами.
 Вся группа поднялась на вершину холма, оставив мертвого бандита лежать — при падении он сломал шею. Неподалеку от места, где на наших героев напал разбойник, они увидели еще один отряд вооруженных всадников, ведущих лошадей тех, кто ушел прочесывать лес пешком. Барни и девушку посадили на лошадей, каждую из которых держали под уздцы двое солдат охраны, и вся кавалькада тронулась по дороге к замку Бленц.
 Пленники двигались в центре колонны, со всех сторон окруженные солдатами. Некоторое время ехали молча. Барни размышлял, как могло такое случиться. Оказался ли он на территории частного владения огромного сумасшедшего дома этой страны, Луты, или же действительно эти люди ошибочно приняли его за своего молодого короля? Последнее казалось совершенно невероятным.
 Медленно-медленно в его голове забрезжила мысль, что девушка вовсе не умалишенная: разве офицер не обратился к ней «ваша светлость»? Да и манера поведения Эммы отличалась высокомерием и аристократическим достоинством, особенно при разговоре с офицером.
 Ну конечно же! Она могла быть безумицей или разбойницей, но поверить, что и офицер был сумасшедшим, и вся его гвардия состоит из психов и маньяков — нет, это исключено! Тем не менее они говорили и действовали так, будто бы он — в самом деле король Луты, а эта молодая девушка — принцесса.
 Естественная жалость к Эмме сменилась у Барни некоторой почтительностью — ведь он никогда в жизни не общался с настоящими принцессами. Он вспомнил, что обращался с ней как с обыкновенной девушкой, считал ее сумасшедшей и даже пытался позабавить дурацкими шутками! «Каким же я был идиотом!» — подумал он. Украдкой бросив взгляд на Эмму, Барни увидел, что она тоже смотрит на него.
 — Может ли ваша светлость простить меня? — спросил он.
 — Простить вас! — изумленно воскликнула она. — Но за что, Ваше Величество?
 — За то, что вовлек вас в досадное положение, но особенно за то, что решил, будто вы душевнобольная.
 — Так вы подумали, что я сумасшедшая? — спросила девушка, широко открыв удивленные глаза.
 — Когда настаивали, что я король. Но теперь я начинаю верить, что сумасшедший здесь именно я. Или же у меня поразительное сходство с Леопольдом Лутским.
 — Вот именно, Ваше Величество, — ответила она.
 Барни понял, что все его доводы бесполезны, и решил бросить это занятие.
 — Ну, если вам так угодно, считайте меня королем, но, пожалуйста, хотя бы перестаньте называть меня «Величеством». Мне это действует на нервы.
 — Ваше желание — закон… Леопольд. Но не забудьте о нашем прежнем уговоре.
 Он улыбнулся Эмме. А принцесса-то очень даже ничего!
 Они прибыли в Бленц затемно. Замок стоял на дальнем склоне холма, возвышавшегося над городом. Здание было древним, но сохранилось в прекрасном состоянии. Когда Барни поднял глаза вверх, он увидел мрачные каменные стены башен с бойницами, и у него защемило сердце. За этими стенами целых десять лет томился сумасшедший король!
 — Бедный парень! — пробормотал он, но сам думал только о девушке.
 Перед надвратной башней их отряд остановили караульные. Начальник караула, держа в руке фонарь, приблизился к подъемной решетке. Офицер, захвативший в плен Барни и Эмму, вышел вперед.
 — Отряд королевской конной гвардии сопровождает Его Величество короля, который возвращается в Бленц, — доложил офицер.
 — Король! — воскликнул начальник караула. — Так вы нашли его? — и приподнял фонарь, чтобы разглядеть своего монарха.
 — Наконец-то, — прошептал Барни девушке. — Теперь меня реабилитируют. Ведь этот человек постоянно жил в Бленце и должен знать, как выглядит его король.
 Офицер подошел ближе, высоко подняв фонарь, чтобы осветить лицо пленника. Он внимательно разглядывал Барни. В его поведении не было ни смирения, ни уважения, поэтому американец решил, что сейчас обман будет разоблачен. Он надеялся на это в глубине сердца.
 Офицер повернул фонарь и посмотрел на девушку.
 — А что это за девка с ним? — спросил он.
 Начальник караула стоял рядом с лошадью Барни, и не успел он произнести эти грубые слова, как американец размахнулся и врезал ему по физиономии.
 — Это принцесса фон дер Танн, дубина! — воскликнул Барни. — Хорошенько запомни это на будущее!
 Офицер поднялся на ноги, бледный от ярости, выхватил шпагу и бросился на Барни.
 — Ты умрешь за это, полоумный! — выкрикнул он.
 Лейтенант Бутцов, командир королевской конной гвардии, рванулся вперед, чтобы предотвратить драку, а Эмма фон дер Танн соскочила с седла и бросилась перед Барни.
 Бутцов схватил офицера за руку.
 — Вы что, с ума сошли, Шонау? Вы вознамерились убить короля!
 Тот рывком освободил руку, задыхаясь от злости.
 — Почему бы и нет? — прорычал он. — Вы сглупили, не сделав этого сами. Ничего, это сделает Менк и получит звание барона. А я получу чин, по меньшей мере, капитана. Пустите меня к нему! Никто не смеет ударить Карла Шонау и остаться после этого в живых!
 — Король не вооружен! — воскликнула Эмма фон дер Танн. — Вы посмеете хладнокровно убить невооруженного человека?
 — Он вообще никого не убьет, ваша светлость, — спокойно проговорил Бутцов. — Отдайте мне вашу шпагу, лейтенант Шонау. Вы арестованы. То, что вы только что сказали, очень не понравится регенту, когда я доложу ему об этом. Советую вам держать себя в руках, когда гневаетесь.
 — Это верно, — пробормотал Шонау, сожалея, что в своем приступе ярости невольно выдал план заговора против короля. Как большинство слабохарактерных людей, он боялся признаться в своей ошибке, но еще больше страшился последствий необдуманных слов. — Вы хотите отобрать у меня шпагу? — переспросил Шонау у Бутцова.
 — Я готов забыть об этом инциденте, лейтенант, — ответил тот, — если вы пообещаете, что не будете причинять обид Его Величеству или подвергать унижениям принцессу фон дер Танн. Их положение и без того весьма незавидное.
 — Хорошо, проезжайте во двор, — проворчал Шонау.
 Барни и девушка вновь оседлали лошадей, и процессия через большие ворота проехала во двор замка.
 — Вы заметили, что даже он считает меня королем? — спросил Барни у Эммы. — У меня это просто не укладывается в голове!
 Внутри замка пленников встретили слуги и солдаты. Офицер проводил их в большой зал. Сразу же появился человек с темным цветом лица и подошел к пленникам. Бутцов доложил:
 — Его Величество король возвратился в Бленц. По приказу регента передаю Его августейшее Величество на ваше попечение, капитан Менк.
 Менк кивнул и посмотрел на Барни с нескрываемым любопытством.
 — Где вы его нашли? — спросил он Бутцова. Он не стал притворяться, как ожидалось, что испытывает уважение к человеку королевской крови, и Барни начал надеяться, что наконец-то нашелся человек, который знает, что он — не король.
 Бутцов доложил подробности захвата беглого короля. Пока тот говорил, глаза Менка, хитрые и беспокойные, оценивающе разглядывали прелести девушки, стоящей рядом с Барни. Американцу не понравился этот человек, но он сообразил, что это, очевидно, самый главный начальник в Бленце, и решил обратиться к нему в надежде, что тот поверит ему и распутает дурацкую историю, в которую он попал сам и поневоле вовлек девушку.
 — Капитан, — Барни шагнул навстречу офицеру. — Имеет место ошибка. Я не король, а американец, путешествующий по Луте. Тот факт, что у меня серые глаза и густая каштановая борода, — моя единственная провинность. Вы, несомненно, знакомы с внешностью короля и поэтому уже увидели, что я — вовсе не Его Величество. Но поскольку я не король, нет никаких причин задерживать меня здесь: я не беглец и никогда таковым не был, а эта молодая леди не совершила никакого правонарушения, находясь вместе со мной. Поэтому она тоже должна быть освобождена. Я убежден, что во имя справедливости и здравого смысла вы освободите нас обоих и проводите принцессу фон дер Танн домой.
 Менк молча выслушал речь Барни и чуть улыбнулся толстыми губами.
 — Я начинаю думать, что вы не столь безумны, как мы считали прежде, — ответил он и перевел взгляд на Эмму фон дер Танн. — Во всяком случае, ваших умственных способностей хватило, чтобы оценить прелести хорошенькой женщины. Я и сам не смог бы сделать лучшего выбора. Что же касается моего знакомства с вашей внешностью, то вы знаете так же хорошо, как и я, что я никогда прежде не видел вас. Но в этом нет необходимости: вы полностью соответствуете описанию в объявлении, расклеенном по всему королевству. Если же и этого недостаточно — тот факт, что вы скрывались вместе с дочерью старого фон дер Танна, снимает всякие сомнения.
 — Вы комендант Бленца — и заявляете, что никогда не видели короля? — воскликнул Барни.
 — Конечно, — парировал Менк. — После того как вы исчезли, весь гарнизон был заменен. Даже старые слуги все до одного были заменены другими людьми. Так что вам не удастся бежать повторно, ибо ваших пособников здесь больше нет.
 — Как, во всем замке Бленц нет ни единого человека, который когда-либо видел короля?! — поразился Барни.
 — Ни одного, кто видел вас до побега, — согласился Менк. — Но если бы мы сомневались, то спросили бы принцессу Эмму, являетесь ли вы Леопольдом или нет. Что она говорит по этому поводу, Бутцов?
 — Когда она думала, что Его Величество мертв, она признавала его королем.
 — Дальнейшее обсуждение ни к чему не приведет, — коротко заключил Менк. — Вы — Леопольд Лутский. Принц Питер говорит, что вы безумны. Что же касается меня, то вы никогда не сможете сбежать снова. Можете быть уверены, что пока Эрнст Менк — комендант Бленца, вам никогда больше не удастся вырваться на волю.
 Это заявление было сделано ироническим тоном и ясно демонстрировало все презрение, испытываемое Менком к человеку, которого он считал королем.
 Взгляд принцессы Эммы полыхнул огнем ярости, когда она заметила презрение в глазах Менка. Она быстро взглянула на Барни, чтобы понять, намерен ли он поставить Менка на место. Но король, очевидно, решил игнорировать неучтивость Менка. Однако Эмма фон дер Танн придерживалась иного мнения.
 Ей доводилось встречать Менка на разных официальных собраниях в столице, и он всегда пытался ей понравиться. Эмма же избегала его внимания еще до того, как компрометирующие слухи о его прежней жизни стали достоянием общественности. Уже через год она ощутила его ненависть — хотя бы из-за того, что он был для нее персоной нон грата. Принцесса Эмма повернулась к Менку и бросила ненавидящий взгляд.
 — Похоже, вы забыли, сэр, что обращаетесь к королю! — воскликнула она. — Люди давно говорят, что вы человек без чести, и теперь я верю в это. Даже последний невежа и грубиян во всей стране не стал бы пользоваться беспомощностью короля и подвергать его бесчисленным унижениям! Когда-нибудь Леопольд Лутский займет свой трон, и я искренне надеюсь, что его первым приказом будет жестокий приговор таким, как вы, ибо вы его заслуживаете!
 От гнева Менк побледнел, пальцы его нервно заплясали, но он все же взял себя в руки, решив дожидаться своего часа для мести.
 — Отведите короля в его апартаменты, Штайн, — коротко приказал он. — А вы, лейтенант Бутцов, сопроводите их и не уходите, пока король не будет надежно заперт. Потом можете вернуться сюда для получения дальнейших распоряжений. Тем временем я бы хотел допросить любовницу короля.
 После этих оскорбительных слов Менка в комнате повисла напряженная тишина. Эмма фон дер Танн держалась высокомерно и заносчиво, вздернув маленький подбородок, но ничем не показала, что услышала эти слова. Однако Барни не остался в стороне.
 — Эй ты, хам! — выкрикнул он и шагнул к Менку. — Ты еще пожалеешь о каждом сказанном сегодня слове! Это я тебе обещаю!
 Менк схватился за эфес шпаги. Бутцов попытался остановить руку Барни.
 — Не стоит, Ваше Величество. Если вы его ударите, это лишь сделает ваше положение более уязвимым, но не прибавит безопасности принцессе фон дер Танн.
 Однако Барни отстранил лейтенанта и, прежде чем Штайн или лейтенант успели спохватиться, налетел на Менка. Тот чуть замешкался со своей шпагой, поэтому Барни успел дважды ударить его в лицо. Бутцов занял сторону короля и попытался встать между Менком и американцем. Барни отвел первый выпад локтем, но за ним последовал второй. Еще одно мгновение, и шпага разъяренного капитана пронзила бы сердце короля…
 — Стойте! — крикнул Бутцов Менку. — Да вы что, с ума сошли — пытаться убить короля!
 Но Менк снова сделал выпад в сторону незащищенного противника.
 — Умри, поганая свинья! — взвизгнул он.
 Бутцов понял, что Менк действительно готов убить Леопольда. Он схватил Барни за плечо и резко развернул его. В тот же миг он выхватил из ножен свою шпагу, и теперь перед Менком с оружием в руке стоял мастер фехтования.
 Комендант Бленца отшатнулся от острия шпаги.
 — Что вы делаете? Это же бунт!
 — Когда я принимал воинскую присягу, — спокойно проговорил Бутцов, — то поклялся, что буду с оружием в руках защищать своего короля даже ценой собственной жизни. Пока я жив, в моем присутствии никто не посмеет прикоснуться к Леопольду Лутскому или угрожать его безопасности. В противном случае ему придется иметь дело со мной. Уберите вашу шпагу, капитан Менк, и никогда впредь не направляйте ее на короля, когда я рядом.
 Менк медленно убрал шпагу в ножны. В его глазах черным пламенем горела глубокая ненависть к Бутцову и к человеку, которого тот защищал.
 — Если он желает примирения, то должен принести извинения принцессе, — произнес Барни
 — Лучше бы вам извиниться, капитан, — посоветовал Бутцов. — Если король прикажет мне, я заставлю вас сделать это, — он снова наполовину обнажил шпагу. Интонация Бутцова дала Менку понять, что больше всего на свете лейтенант желает получить от короля такой приказ. Он прекрасно знал, насколько виртуозно Бутцов владеет шпагой, и, не желая сражения, пробормотал свои извинения.
 — Чтобы такое больше никогда не повторялось! — предупредил Барни.
 — Пойдемте, — велел Штайн, — Ваше Величество должны находиться в своих апартаментах, подальше от треволнений, если желает выздороветь и поскорее вернуть себе трон.
 Бутцов расставил солдат вокруг американца, и эскорт молча двинулся из зала, оставив капитана Менка и принцессу Эмму фон дер Танн. Барни бросил тревожный взгляд на Менка и чуть замешкался.
 — Прошу прощения, Ваше Величество, но вы должны идти с нами, — поторопил Бутцов вполголоса. — В этом отношении комендант Бленца вполне правомочен, и я должен подчиняться ему.
 — Помоги ей Господь! — пробормотал Барни.
 — Комендант больше не посмеет обидеть ее, — заверил Бутцов. — Ваше Величество не должны тревожиться.
 — Не доверяю я таким людям, — ответил американец. — Уж очень мне знаком этот типаж.

 4
 БАРНИ НАХОДИТ ДРУГА

 После того как все вышли, Менк еще долго смотрел на принцессу. Гнев на его лице сменился хитрым выражением. Девушка отошла в сторону и сделала вид, что заинтересовалась гобеленом, висящим на стене зала. Менк долго наблюдал за ней жадными глазами и наконец заговорил:
 — Давайте будем друзьями. Вы надолго останетесь моей гостьей в Бленце. Сомневаюсь, что Питер вскоре освободит вас, ибо он не питает симпатии к вашему отцу. Так что нам обоим лучше установить добрые отношения с самого начала. Что скажете?
 — Я не задержусь в Бленце, — ответила Эмма, даже не повернув головы в сторону Менка, — и здесь я отнюдь не гостья, а пленница. Как можно представить себе, чтобы я вела себя как гостья предателя, да еще такого законченного негодяя, как капитан Менк!
 Менк улыбнулся. Он даже слегка гордился своей репутацией отъявленного мерзавца.
 — Я предоставил вам возможность облегчить свое положение в плену, — сказал он. — Я надеялся, что вы проявите благоразумие и по доброй воле примете мое предложение дружбы, — он выделил голосом слова «по доброй воле». — Но поскольку… — Не договорив, он пожал плечами, затем щелкнул пальцами, и в помещение вошел слуга. — Проводи принцессу фон дер Танн в ее апартаменты, — приказал Менк зловещим тоном.
 Слуга в ливрее Питера Бленца поклонился и со всем почтением предложил девушке пройти к выходу. Эмма фон дер Танн двинулась следом за слугой к винтовой лестнице, которая поднималась внутри башни, а затем выходила в длинный коридор. Но втором этаже слуга провел ее в просторные, красиво отделанные покои, состоявшие из спальни, гардеробной и будуара. Показав принцессе ее апартаменты, слуга ушел.
 Эмма фон дер Танн немедленно принялась осматривать окна и двери своего нового жилья, чтобы проверить, сможет ли она забаррикадироваться в случае визита непрошеных посетителей. Она обратила внимание, что три комнаты расположены под углом к старым, густо поросшим мхом стенам замка. Спальня и гардеробная соединялись коридором, и каждая комната имела еще одну дверь, выходившую в будуар. Единственной связью с наружным коридором была дверь из будуара, которая запиралась массивным засовом. Эмма задвинула засов и испытала чувство защищенности. Окна же располагались слишком высоко (с одной стороны над двором, с другой — над крепостным рвом), так что Извне опасности не предвиделось. Будуар показался Эмме не только красивым, но и весьма удобным, даже уютным. В огромном камине потрескивали огромные поленья, и хотя стояло лето, живой огонь оказался очень кстати, ибо ночью было холодновато. На противоположной стене висел портрет прежней принцессы Бленца. Она выглядела так, словно недовольна новой обитательницей апартаментов. Казалось, что прежняя хозяйка раздражена незаконным вторжением и считает Эмму врагом, не смеющим касаться ее личных вещей. Эмма была несколько удивлена, зачем эту огромную картину повесили на стене дамского будуара — она совсем не вписывалась в интерьер небольшой комнаты.
 «Если б дама на портрете хотя бы улыбалась, — подумала Эмма фон дер Танн, — она не так сильно портила бы этот будуар, такой прелестный во всем остальном. Но полагаю, портрет висит здесь не зря и выполняет определенную роль, какой бы она ни была».
 На журнальном столике в центре комнаты лежали газеты, журналы и книги, на полках этажерки слева и справа от камина тоже стояли книги. Девушка попыталась отвлечься чтением, но мысли снова и снова возвращали ее к ситуации, в которой оказался король, глаза же невольно останавливались на надменном и неприязненном лице принцессы Бленца.
 Наконец она повернула кресло поближе к огню, села так, чтобы оказаться спиной к портрету, и старательно углубилась в журнал.
 Когда Барни и его эскорт дошли до апартаментов, которые король Луты занимал до побега, Бутцов и солдаты конвоя ушли, и с королем остались лишь доктор Штайн и старый слуга, которого доктор представил мнимому Леопольду:
 — Этот человек будет заботливо и верно служить Вашему Величеству. Он останется с вами и будет подавать лекарства через надлежащие промежутки времени.
 — Лекарства? — воскликнул Барни. — Зачем мне лекарства?
 Штайн великодушно улыбнулся.
 — Ах, Ваше Величество, — ответил он, — если б вы только понимали, какая напасть омрачает вашу жизнь! Вам не удастся взойти на трон, принадлежащий вам по праву, пока не исчезнут последние следы вашего зловещего умственного заболевания. Поэтому, пожалуйста, принимайте лекарства добровольно, иначе Иосифу придется прибегнуть к насилию. Помните, сир, что только посредством лечения вы сможете покинуть Бленц.
 После ухода Штайна старый слуга запер дверь на засов. Потом он подошел к Барни, в недоумении застывшему в центре комнаты, упал перед ним на колени, схватил руку молодого человека и поцеловал ее.
 — Господь Бог спас вас, Ваше Величество, — прошептал он. — Именно Господь помог старому Иосифу обмануть их и оказаться на вашей стороне.
 — Кто вы, добрый человек? — спросил Барни.
 — Я послан семейством Танн, — очень тихо прошептал старик. — Его светлость принц Людвиг придумал способ дать мне работу в вашей новой свите — старая была полностью заменена, ибо способствовала вашему бегству. Прежние слуги, преданные фон дер Таннам, сделали все, что могли, дабы помочь вам — да вы и сами это помните. Я виделся с Фрицем и узнал от него ваш путь. Так что если Ваше Величество чего-то не помнит, это не имеет значения, ибо я сам все знаю. С тех пор как я здесь, я проходил этим путем трижды, и когда наступило время и ваша жизнь оказалась в опасности, я смог быстро вывести вас — раньше, чем они могли вас убить.
 — Так ты действительно думаешь, что они хотели убить меня?
 — В этом нет ни малейшего сомнения, Ваше Величество, — отозвался старик. — Вот в этом флаконе, — Иосиф прикоснулся к бутыли, которую оставил на столе Штайн, — содержится снадобье, которое с моей помощью будет медленно отравлять вас.
 — А ты сам-то знаешь, что это?
 — Бихлорид ртути, Ваше Величество. Хватило бы и одной дозы — через несколько дней, возможно через неделю, вы бы умерли в страшных мучениях.
 Барни содрогнулся.
 — Но я — не король, Иосиф, — сказал он, когда снова овладел собой. — Поэтому даже сумей они убить меня, то ничего не выиграли бы от этого злодеяния.
 Иосиф печально покачал головой.
 — Прошу простить меня как человека, который любит вас, — произнес он, — но я беру на себя смелость допустить, что Ваше Величество не должны снова повторять эти слова. Ваше высказывание, что вы не являетесь королем, лишь дает принцу Питеру основание утверждать, что Ваше Величество умственно неполноценны и не в силах управлять Лутой. Но мы, в доме Танн, думаем иначе и с Божьей помощью обязательно возвратим Вашему Величеству трон, который все эти годы узурпировал Питер.
 Барни вздохнул — они уже решили, что он должен быть королем, хочет он того или нет. Когда-то в детстве Барни и сам мечтал о том, что неплохо бы стать королем. Теперь детские мечты сбылись, но так, что эта реализация отнюдь его не радовала.
 Внезапно Барни понял, что старик говорит о плане побега. Оказалось, что существует тайный ход, ведущий из этой комнаты в подвал под замком, а оттуда шел туннель, проложенный под крепостным рвом. Туннель же выходил в пещеру на дальней стороне холма.
 — Они не станут навещать вас нынче вечером, Ваше Величество, — говорил Иосиф. — Поэтому разумнее всего уйти немедленно. У меня есть веревка и шпаги. Веревка понадобится нам, чтобы спуститься с отвесной части заградительного вала, а шпаги… будем надеяться, что они не понадобятся нам совсем.
 — Я не покину Бленц, если принцесса Эмма не пойдет с нами, — заявил Барни.
 — Принцесса Эмма? — воскликнул старик. — Какая принцесса Эмма?
 — Эмма фон дер Танн, — ответил Барни. — Разве ты не знал, что ее захватили вместе со мной?
 Сообщение, что его молодая хозяйка — узница Бленца, повергло старика в смятение. Его раздирали противоположные чувства — долг перед королем и любовь к дочери старого хозяина. Поэтому ему стало легче, когда Барни заявил, что сначала надо спасти девушку, и только после этого он согласен подумать о собственном бегстве.
 — Ваше Величество, моя первая обязанность — обеспечить вашу безопасность, — заявил Иосиф. — Но если вы приказываете мне взять с собой вашу суженую, то я уверен, что Его Высочество принц Людвиг едва ли упрекнет меня в нарушении инструкций, ибо свою дочь, прекрасную принцессу Эмму, он любит не меньше, чем своего короля.
 — Что ты сказал, Иосиф? — переспросил Барни. — Ты назвал принцессу моей суженой? Но я же не видел ее до сегодняшнего дня!
 — Вы просто забыли об этом, Ваше Величество, — печально проговорил Иосиф. — Вы и моя молодая хозяйка были обручены много лет назад, еще детьми. Таково было желание старого короля — чтобы вы стали мужем дочери его лучшего друга и самого верного подданного.
 «Хорошенькое дело!» — подумал Барни. Мало того, что его по ошибке приняли за короля, но оказаться в столь двусмысленном положении еще и на пару с прекрасной молодой женщиной, с которой обручен этот их Леопольд и которая вместе с другими считает его, Барни, королем, — это уже ни в какие ворота не лезет! Тут Барни впервые пожалел, что на самом-то деле он не король, — девушка была поразительно красива и в высшей степени желанна.
 В конце концов они решили, что Иосиф должен сейчас же выйти из апартаментов короля и выяснить, в какой части замка содержат Эмму. Дальнейшие действия зависели от сведений, которые получит старик после обследования замка.
 Ожидая Иосифа, Барни мерил шагами свою тюрьму. Похоже, старик вообще не вернется. Может быть, его поймали за шпионаж, и теперь он тоже пленник в каком-нибудь дальнем углу замка? Эта мысль ударила Барни, как пощечина. Он понял, что в этом случае окажется в полной зависимости от тех, кто захватил его, и спасти принцессу будет некому. И вот, когда его нервное напряжение достигло апогея, за дверью послышался едва различимый звук. Барни застыл на месте и уловил скрип ключа в замке.
 Первым делом он подумал, что враги раскусили двойную игру Иосифа и теперь явились, чтобы расправиться с ним побыстрее, прежде чем другие сторонники молодого короля узнают о крахе заговора. Молодой американец встал за дверью и приготовился к нападению. Горе тому, кто бы это ни был, кроме Иосифа! Сжатые кулаки, решительно выдвинутый подбородок и серо-стальные сверкающие глаза — все это не предвещало никакой пощады возможному противнику.
 Дверь медленно открылась. Барни издал вздох облегчения: это был Иосиф.
 — Ну же? — воскликнул молодой человек, выходя из-за двери. Иосиф отшатнулся, будто сам Питер Бленц положил ему руку на плечо. — Какие новости?
 — Ваше Величество, как же вы напугали меня! — выдохнул Иосиф. — Я нашел комнату, где держат принцессу, сир. У нас есть некоторый шанс спасти ее, но очень хрупкий. Мы должны пересечь главный коридор замка, чтобы добраться до ее апартаментов, а затем вернуться тем же путем. Нас там не обнаружат, только если случится чудо. Но хуже всего то, что рядом с ее комнатами расположены апартаменты капитана Менка. И он сам, и его офицеры и слуги наверняка будут бегать туда-сюда всю ночь, потому что капитан — человек компанейский и каждый день пьянствует и играет в карты до самого рассвета.
 — А что будет после того, как мы приведем принцессу в мою комнату? — спросил Барни. — Как мы выведем ее из замка? Об этом ты мне еще не рассказал.
 Тогда старик изложил мнимому королю весь план побега. Оказалось, что две большие панели по обе стороны от камина были потайной дверцей, за которой располагался вертикальный туннель, соединявшийся с подвалом замка. На каждом этаже имелся такой же тайный ход. Из подвала шел коридор через другую потайную панель и далее выход в главный подземный ход до пещеры на холме.
 — За холмом нас будут поджидать оседланные лошади, Ваше Величество, — завершил свой план Иосиф. — С тех пор как я пришел в Бленц, лошадей прячут в лесу, и я ежедневно навещаю их, пою и кормлю.
 Слушая пояснения старика, Барни мысленно прикидывал, каким образом можно спасти принцессу, не подвергая себя разоблачению. Разобравшись с системой тайных ходов и секретных дверных панелей, он придумал относительно безопасный способ бегства.
 — Кто занимает этаж над нами, Иосиф? — спросил он.
 — Никто, комнаты свободны.
 — Отлично! Пошли, покажешь мне вход в туннель, — распорядился Барни.
 — Вы решили уйти, не попытавшись спасти принцессу Эмму? — пораженно воскликнул старик.
 — Что ты, вовсе нет! — возразил Барни. — Возьми с собой веревку и шпаги. Полагаю, спасение принцессы будет самым простым этапом нашего приключения.
 Старик покачал головой, но прошел в другую комнату и вынес оттуда прочную веревку футов пятьдесят длиной и две шпаги. Когда он пристегивал шпагу Барни, то случайно заметил на среднем пальце левой руки американца кольцо с печаткой.
 — Королевский перстень Луты! — воскликнул Иосиф. — Где он, Ваше Величество? Что сталось с перстнем королей Луты?
 — Откуда мне знать, Иосиф? — отозвался молодой человек. — Я вообще не знал, что должен носить королевский перстень.
 — Мерзавцы! Негодяи! — воскликнул Иосиф. — Как они посмели украсть у вас большой перстень, который передавался от короля к королю вот уже триста лет! Когда они отняли его у вас?
 — Да я вообще в глаза его не видел, Иосиф! — Барни усмехнулся. — Возможно, этот факт все-таки убедит тебя в том, что я вовсе не король Луты.
 — О нет, Ваше Величество, — ответил старый слуга, — наоборот, это лишь подтверждает, кто вы такой на самом деле. То, что у вас нет кольца, доказывает, что они пытались скрыть этот факт, удалив отличительный знак вашего святого права на трон Луты.
 Барни не мог не улыбнуться потрясающей логике старика. Он видел, что ничто на свете не переубедит Иосифа, что он, Барни — истинный король; для него огромное значение имели исторические реликвии давно умерших монархов Луты.
 — Помните ли вы, сир, огромный рубин кроваво-красного цвета в оправе из четырех золотых крылышек? — спросил Иосиф. — История повествует, что рубин явился из пролитой крови Карла Великого, а оправа — крылья ангелов, оберегающих власть королей Луты со всех четырех сторон света. Надеюсь, теперь-то вы вспомнили королевский перстень?
 Барни лишь покачал головой — к великой печали Иосифа.
 — Ладно, Иосиф, Бог с ним, с кольцом. Давай сюда веревку и помоги мне подняться на верхний этаж.
 — На верхний? Но, Ваше Величество, мы не сможем добраться до подвала и туннеля, передвигаясь наверх!
 — Ты забыл, что в первую очередь мы должны освободить принцессу Эмму.
 — Она же не на верхнем этаже, сир, а на том же, что и мы, — настаивал старик, но уже неуверенно.
 — Иосиф, кто я, по-твоему?
 — Вы король, милорд, — твердо ответил старик.
 — Тогда выполняй то, что приказал король, — резко велел Барни.
 Иосиф повернулся, ворча под нос, и подошел к панели слева от камина. Повозившись минуту, он нашел потайную защелку, державшую дверцу. Панель мягко отошла внутрь, старик низко наклонился и пропустил Барни в кромешную тьму потайного хода, но сразу же остановил его, предупредив об опасности провалиться вниз, в шахту. Потом Иосиф закрыл панель, нашарил фонарь и зажег его. Фонарь осветил грубую кирпичную кладку узкой, прочно сделанной шахты. Крепкая лестница опиралась на узкий выступ рядом с Барни, шла наверх и терялась где-то на верхних этажах. Под нижней ступенькой начиналась другая лестница, уходившая вниз, на первый этаж.
 Как только Иосиф осветил путь, Барни кинулся по лестнице на второй этаж. На лестничной площадке он остановился и подождал старика.
 Иосиф потушил фонарь и поставил туда, где его без труда можно было найти при возвращении. Затем он осторожно отодвинул защелку панели и медленно приоткрыл дверцу. Теперь можно было видеть внутренность комнаты.
 Минуту они стояли молча, прислушиваясь к малейшим шорохам. Ничто не указывало на то, что внутри кто-то есть. Тогда Иосиф распахнул дверцу пошире и протиснулся в комнату. Барни последовал за ним. Они оказались в просторном помещении, схожим по размеру и форме с комнатой этажом ниже, из которой они вышли.
 Они прошли по коридору дальше, в комнаты в дальнем крыле, и оказались как раз над апартаментами принцессы Эммы.
 Барни подошел к окну, смотрящему на крепостной ров. Вытянув как можно дальше, он заметил свет в комнате принцессы и подосадовал, что освещенное окно могут заметить стражники, стоявшие на посту возле надвратной башни.
 Вдруг он услышал голоса, доносящиеся из комнаты принцессы. Секунду он послушал, уловил обрывки разговора и торопливо обернулся к своему спутнику:
 — Иосиф, веревку! И ради Бога, поскорее!

 5
 ПОБЕГ

 С полчаса принцесса фон дер Танн пыталась сосредоточиться на журнальной статье, чтобы отвлечься от тревожных мыслей и от угнетающего действия портрета принцессы Бленцкой, висевшего на стене у нее за спиной. Эмма вздрагивала при малейшем шорохе с нижнего этажа. Один раз до нее донесся звук шагов в коридоре за ее дверью, но человек прошел мимо, и принцессе послышалось, будто кто-то открывает замок. Она снова постаралась ухватить смысл статьи, но безуспешно. От скребущего звука она резко обернулась и взглянула на портрет. Принцесса была уверена, что звук идет не снаружи, а изнутри комнаты, и содрогнулась при мысли, что этот скрежет исходит от дамы на портрете.
 Да что же это со мной такое? Потеряла контроль над собой? Боюсь привидений?
 Чтение не помогало: Эмма не могла оторвать глаз от молчащей женщины на портрете, которая смотрела на нее, как на врага, поселившегося в ее доме.
 Вдруг глаза девушки широко раскрылись от ужаса, она почувствовала, как ее волосы встают дыбом. Взгляд ее остановился на огромной зловещей фигуре, склонившейся над ней. Фигура двигалась! Эмма видела это собственными глазами. Нет, это не ошибка, не галлюцинация — на нее надвигалась сама принцесса Бленцкая! Девушка как завороженная поднялась с кресла, не спуская ошеломленного взгляда с ужасной фигуры, наступающей на нее, затем медленно попятилась к противоположной стороне комнаты. Портрет стал надвигаться быстрее, и тут ее осенило: картина висит на двери!
 Дверь приоткрылась шире, и девушка увидела глаза. Она с трудом сдержала испуганный крик. Портрет отошел в сторону, и в комнату вошел мужчина в военной форме.
 Это был Менк.
 — Что означает это вторжение? — воскликнула Эмма фон дер Танн, с нескрываемым отвращением глядя на хитрое лицо коменданта Бленца. — Что вам здесь нужно?
 — Вас, — бесцеремонно ответил Менк, насмешливо разглядывая ее. Девушка вспыхнула.
 — Вы трус! — крикнула она. — Немедленно убирайтесь из моих комнат! Даже Питер Бленц не позволил бы себе такого наглого отношения к пленнику!
 — Вы совсем не знаете Питера, моя дорогая, — с нехорошей усмешкой возразил Менк. — Но вы не должны ничего бояться. Вы будете моей женой. Питер обещал мне титул барона за поимку Леопольда. А потом я стану и принцем, могу заверить вас, поэтому я не такая уж плохая партия, — и шагнул к девушке, намереваясь положить руку на ее плечо.
 Эмма отскочила от него и бросилась к другому концу журнального столика, за которым прежде сидела. Менк кинулся за ней. Тогда девушка схватила со стола тяжелую медную вазу и швырнула в лицо негодяю. Удар получился скользящим, но край вазы рассек ему скулу чуть ли не до кости. С криком боли и ярости капитан Эрнст Менк бросился на девушку, схватил ее за горло и начал трясти, как терьер пойманную крысу. Девушка тщетно отбивалась, нанося удары по ненавистному лицу Менка.
 — Прекратите! — крикнула она. — Вы убьете меня!
 Насильник немного ослабил хватку.
 — Ни в коем случае, — пробормотал он и поволок принцессу через комнату.
 Но не успел он сделать и нескольких шагов, как со стороны окна раздался звон бьющегося стекла. Они оба обернулись на звук и увидели, как в комнату влетел мужчина с обнаженной шпагой в руке.
 — Король! — радостно воскликнула Эмма фон дер Танн.
 — Дьявол! — огрызнулся Менк, отпустил девушку и рванулся к портрету, скрывавшему дверь в покои принцессы. Как и все подобные люди, он был трусом, а в глазах человека со шпагой ясно читалась смерть. Одним прыжком капитан подскочил к раскрытой двери.
 Барни бросился следом за ним, но страх придал коменданту Бленца сверхъестественную скорость, поэтому он нырнул в проход за портретом, захлопнул за собой дверцу и был таков. Американец вцепился в тяжелую раму портрета, но было уже поздно. Тогда он поднял шпагу и рубанул по холсту, рассчитывая добраться до противника, но дубовые панели надежно укрывали потайную дверцу. Пробормотав проклятие, Барни обернулся к девушке.
 — Слава Всевышнему, я не опоздал, Эмма, — выдохнул он.
 — О Леопольд, мой король — но какой ценой! — воскликнула девушка. — Теперь он вернется с целым отрядом и убьет вас. Он так разъярен, что сам не знает, что делает!
 — Судя по всему, он прекрасно знал, что делает, когда проник сюда через дыру в стене, — насмешливо ответил Барни. — Однако пойдемте. Нельзя, чтобы они вернулись и застали нас здесь.
 Они подошли к окну, и девушка увидела веревку, спускавшуюся с верхнего этажа. Она объясняла быстрое и внезапное появление Барни в комнате принцессы.
 Внизу, за окном, был хорошо виден свет у караульной башни, и это напомнило Барни о том, что его могут обнаружить стражники. Он быстро прошел через комнату к недавно установленному электровыключателю, и через мгновение комната погрузилась во тьму.
 Барни обвязал девушку веревкой под мышками, оставив достаточно длинный конец с небольшой петлей для упора ног, потом ступил на наружный подоконник и стал помогать девушке спускаться.
 Далеко внизу луна прочертила дорожку на воде крепостного рва. Вдали мерцали огни деревушки Бленц. Со двора доносились чьи-то голоса, шум людской суеты. Из стойла послышалось лошадиное ржанье. Барни поднял глаза и заметил голову и плечи Иосифа, который высунулся из окна прямо над ними.
 — Давай же, Иосиф! — прошептал он и повернулся к девушке: — Смелее, закройте глаза и доверьтесь моему слуге. Ну, вперед!
 — О мой король! — проговорила Эмма.
 Барни приобнимал девушку за плечи, удерживая ее на узком подоконнике. Его щека почти прижималась к ее щеке, он даже ощутил бархатистую мягкость ее нежной кожи — и невольно прижал к себе ее хрупкое тело.
 — Моя принцесса! — шепнул он. Он повернул девушку к себе, их губы почти соприкоснулись.
 Тем временем Иосиф выбирал веревку, которая натянулась и прижалась к руке девушки. Барни импульсивно припал губами к губам Эммы и не ощутил сопротивления.
 — Я люблю тебя, — прошептал он, но его слова потонули в поцелуе.
 Иосиф изо всех сил удерживал веревку.
 — Я люблю тебя, Леопольд, люблю навеки, — прошептала девушка.
 Когда Иосиф героическим усилием поднял их обоих, Барни приподнял девушку одной рукой, уцепившись другой за подоконник. Расстояние до верхнего подоконника было небольшим, и секунду спустя Иосиф схватил руку принцессы и помог ей перевалиться в комнату.
 В то же мгновение послышался звук какого-то передвижения изнутри бывших апартаментов Эммы, в окне которых Барни все еще ждал, когда Иосиф снимет веревку с принцессы и спустит для него. Американец услышал шум шагов, звон оружия и ругань: солдаты обыскивали помещение и спотыкались о мебель.
 Один из них нашел выключатель, и тут же комнату залил яркий свет. Глазам предстали более десятка лутских гвардейцев во главе с разъяренным Менком.
 Барни был очень встревожен. Господи, ну когда же наконец Иосиф спустит веревку! Тем временем солдаты тщательно обыскивали комнату. Барни слышал, как Менк отдает приказы подчиненным. От взглядов солдат его скрывала лишь тонкая портьера, и было непонятно, почему до сих пор никто не обратил внимания на открытое окно, через которое, как должен был сообразить Менк, и удрал король.
 И этот миг наступил.
 — Осмотрите окно, — скомандовал Менк. — Он мог уйти тем же путем, каким пришел.
 Двое солдат приблизились к подоконнику. Иосиф в это время как раз спускал веревку — но было уже слишком поздно. Солдаты обнаружат его раньше, чем Барни поднимется наверх.
 — Давай! — прошептал он Иосифу — Быстрее, ради Бога, быстрее! Беги вместе с принцессой — это приказ короля!
 Солдаты были уже у окна. Судя по звуку, они срывали занавесь. В тот же миг мнимый король повернулся и спрыгнул вниз в ночную тьму. Послышались удивленные возгласы солдат, яростные ругательства — и женский вскрик. Потом далеко внизу раздался всплеск: это тело Бернарда Кастера упало в воду рва.
 Менк, высунувшись из окна, услышал крик и всплеск. Он сразу решил, что король и принцесса решились на совершенно безрассудный способ побега, и немедленно направил всю свою команду на поиски в районе крепостного рва и прилегающего перелеска. Он не сомневался, что один из беглецов или даже оба были оглушены ударом о воду и утонули, не приходя в сознание. Но он не знал Бернарда Кастера и его умения справиться с последствиями прыжка в мелкий водоем. Не знал он и того, что этажом выше Иосиф торопится по темному коридору по направлению другой комнаты, и что с ним — принцесса Эмма, рвущаяся подальше от зловещих стен замка Бленц.
 Вынырнув из воды крепостного рва, Барни энергично встряхнулся и поплыл к дальнему берегу.
 Ему стало не по себе при мысли, что он покинул Бленц, не зная точно, успел ли Иосиф спасти принцессу. Но в конце концов он уговорил себя, что даже если их снова схватили, то от него, Барни, будет больше пользы, если он поспешит к ее отцу и вызовет единственную подмогу, которой под силу справиться с солдатами Бленца.
 Не успел он вступить в лес, как услышал шум тех, кто обыскивал ров, и увидел свет их фонарей, метавшийся туда-сюда по берегу. Молодой человек отвернулся от замка и двинулся вперед по незнакомой местности в направлении Старого леса и замка фон дер Танн.
 Воспоминание о недавнем прикосновении теплых губ подтолкнуло его к более активным поискам чудесной девушки, которая неожиданно вошла в его жизнь и одарила пониманием любви, счастья и горя, смысла жизни и даже смысла смерти.
 Его страшила мысль, что наступит день, когда Эмма наконец осознает, что он не король. Барни хватало разума не рассчитывать, что у нее хватит смелости принести в жертву любви неравенство по крови, если она узнает правду. Поэтому, когда он пробирался по каменистому пути, озаренному лунным сиянием, будущее рисовалось ему в самых мрачных тонах. Единственным светлым пятном впереди было осознание того, что хотя бы некоторое время он будет служить лучшей в мире женщине.
 Всю эту долгую ночь молодой человек шел по долине и горной тропе, придерживаясь направления на юг, где, по его предположению, находился Старый лес. Он миновал много маленьких ферм, ютившихся в предгорьях, и мелких деревушек, миновал руины древних феодальных укреплений и замков, но не видел леса из черных дубов — верного признака того, что он приближается к цели. Спросить дорогу у кого-нибудь он тоже не решался. Роковое сходство с безумным королем Луты исключало такую возможность, пока он не разберется, кто здесь враги, а кто друзья несчастного монарха. Рассвет застал его в дороге. Барни уже передумал — он был готов остановить первого встречного, чтобы спросить у него дорогу в замок Танн. Он по-прежнему избегал больших дорог, но время от времени шагал параллельно им, а потому имел возможность остановить прохожего. Однако дорога становилась все более каменистой, идти было тяжело. Дома встречались все реже, деревни вообще исчезли, и Барни начал сомневаться, что встретит прохожего, поэтому он свернул к ближайшей ферме.
 Узкая тропинка, по которой он шел последние несколько миль, вдруг резко свернула на край большой скалы. Барни глянул, что ждет его за этим поворотом. Может быть, он все-таки выйдет к Старому лесу?
 Но за поворотом обнаружилось нечто иное, хотя тоже по-своему небезынтересное: двое бродяг верхом на коренастых потрепанных пони. Лица бродяг ничего доброго не предвещали. При виде чужака они сошли с пони и подозрительно оглядели его.
 Барни был уверен, что не представляет собой ничего необычного, но это давно уже было не так. Его костюм цвета хаки для автомобильных поездок намок в воде крепостного рва и еще не высох. Грязь из стоячей воды испачкала куртку и оставила следы на рукавах и локтях. Головного убора вообще не было — кепка осталась в грязном рве Бленца, и волосы прилипли к голове. Вдобавок на боку у Барни висела шпага, которую пристегнул ему Иосиф, — все это и вызвало подозрение у незнакомцев.
 Они продолжали молча рассматривать Барни, заглядывали ему за плечо, очевидно предполагая появление сопровождающих. Именно этого они особенно боялись, ибо шпага на боку Барни выдавала в нем армейского офицера.
 Молодой человек улыбнулся, поздоровался и спросил дорогу к Старому лесу. Незнакомцам тут же показалось странным, что военнослужащий Луты не знает дорог в своей собственной стране, и они решили, что его вопрос провокационный, призванный зачем-то их обмануть.
 — А почему бы вам не спросить дорогу у своих людей? — спросил один из бродяг.
 — Со мной никого больше нет, я один, — ответил Барни. — Сам я не из Луты, вот и заблудился.
 Первый из бродяг указал на клинок.
 — Иностранцы, путешествующие по Луте, не носят шпаг, — сказал он. — Вы офицер. Почему же вы пытаетесь скрыть это от честных фермеров? Мы никому ничего плохого не сделали. Позвольте нам идти своим путем.
 Барни был удивлен их словами.
 — Конечно же, идите, куда вам надо, друзья мои, — ответил он с улыбкой. — Я не задерживаю вас. Но прежде — не могли бы вы показать мне дорогу к Старому лесу и древнему замку принца фон дер Танн?
 Бродяги пошептались минуту, потом один обернулся к Барни.
 — Хорошо, мы выведем вас на правильную дорогу. Пошли.
 Они повернули своих лошадей. Один медленно проехал вперед, другой пропустил Барни. Тот, не подозревая ничего дурного, поблагодарил незнакомцев и тронулся в путь.
 Они построились так, что Барни оказался между незнакомцами. Время от времени тот, кто ехал сзади, поворачивался в седле и внимательно осматривал следы, будто опасался, что Барни солгал и за ними движется отряд вооруженных солдат. По мере продвижения тропа все более сужалась. Барни поразился, как могут маленькие лошадки так плотно прижиматься к склону, если и ему-то очень трудно протиснуться, не держась руками.
 Он дважды пытался нарушить неразговорчивость своих проводников, но наталкивался на угрюмое молчание или неразборчивое бормотание. Его окружала недобрая, угрожающая атмосфера, и в конце концов Барни заподозрил, что эти двое совсем не «честные фермеры», а самые обыкновенные разбойники. Он также приметил короткоствольные карабины, притороченные к седлам незнакомцев.
 Продолжая наблюдать, Барни чуть поотстал, чтобы присмотреться к всаднику, едущему в арьергарде. И не зря: под широким плащом незнакомца он рассмотрел стволы двух пистолетов довольно грозного вида. Но он решил, что, верны его подозрения или нет, рано или поздно ситуация прояснится сама собой.
 Когда Барни окончательно отстал и повернул назад, спутник преградил ему дорогу.
 — Я передумал, — заявил Барни. — Решил, что не поеду в Старый лес.
 Человек, ехавший впереди, остановился и развернул лошадь.
 — В чем дело? — спросил он.
 — Он не хочет ехать в Старый лес, — пояснил его товарищ, и Барни в первый раз увидел его усмешку, которую при всем желании трудно было назвать приятной.
 — Не хочет, да? — прорычал он. — Так, значит, не хочет? А кто говорил, что хочет? — и тоже засмеялся.
 — Я хочу вернуться туда, откуда пришел, — сказал Барни, оглядывая лошадь, загородившую ему дорогу.
 — Никуда ты не вернешься, — проговорил всадник. — Ты поедешь с нами.
 И тут Барни увидел, что ему в глаза смотрит дуло одного из тех зловещих пистолетов. Он молча постоял, мысленно прикидывая, имеет ли смысл напасть на негодяя, потом потряс головой и поставил свою лошадь назад, между разбойничьими.
 — Ладно, — сказал он, — я еще раз все взвесил и решил все-таки ехать с вами. Меня убедила ваша логика.

 6
 БОЛЬШОЙ ВЫКУП

 Двое разбойников еще милю вели пленника по горной тропе, потом свернули в узкое глубокое скалистое ущелье. Казалось, солнечные лучи никогда не проникали сюда. Тропа вилась между высокими соснами. Через полчаса тяжкого подъема они выбрались на небольшую поляну, окруженную скалами.
 Когда один за другим они вышли из леса, Барни увидел нескольких разбойников, собравшихся вокруг костра. Похоже, они готовили обед: на железных прутьях жарились куски мяса, рядом бурно кипел большой чугунный котел. При звуке их приближения разбойники поднялись на ноги и схватились за пистолеты, но, завидев спутников Барни, убрали оружие на место и начали разглядывать нового пленника.
 — Кто это такой? — поинтересовался коренастый светловолосый великан, одетый в живописные лохмотья. Его пистолеты и нож были богато украшены серебром и жемчугом.
 — Иностранец, путешествующий по Луте, — так он представился, — ответил тот, кто захватил Барни. — Но, судя по шпаге, это один из волкодавов старого Питера.
 — Волков он уже сыскал, — ответил великан и широко ухмыльнулся собственной шутке. — Если ты разыскиваешь Желтого Франца, друг мой, то вот он я, к вашим услугам, — обратился он к американцу с наглой усмешкой.
 — Я никого не разыскиваю, — ответил Барни. — Говорю вам, что я иностранец, который заблудился в ваших чертовых горах. Все, что мне нужно, — выйти на дорогу к замку Танн, и если вы поможете мне, я хорошо заплачу вам за услугу.
 Великан по имени Желтый Франц подошел ближе и с интересом оглядел Барни, а потом вытащил из-за пазухи замызганный лист бумаги, на одной стороне которого было напечатано объявление. Углы бумаги были оборваны, как если бы объявление сорвали с дерева.
 При виде этого объявления у Барни упало сердце. Картина получалась слишком знакомой. Прежде чем Желтый начал читать вслух, Барни повторил про себя каждое слово — он уже знал текст наизусть.
 — «Глаза серые, — читал великан, — волосы темно-русые и густая каштановая борода». Герман, Фридрих, « дорогие детки мои, да вы наткнулись на самый знатный трофей во всей Луте! Опуститесь на свои костлявые колени, свиньи, и ешьте землю перед лицом своего короля!
 — Короля? — воскликнули потрясенные бандиты, поднимая глаза.
 — Прошу внимания! — выкрикнул Желтый Франц. — Король Леопольд Лутский! — и махнул рукой, похожей на окорок, в сторону Барни.
 Среди разбойников был один — совсем мальчишка, с лицом, не нуждающимся в бритве. Сейчас он широко открытыми глазами смотрел на этого удивительного человека — короля.
 — Хорошенько разглядывай, Рудольф, — хохотнул Желтый франц. — Сейчас ты в первый и, вероятно, в последний раз видишь перед собой живого короля. Короли редко посещают двор своего коллеги-монарха — Желтого Франца, властелина Черных Гор. Подойдите, дети мои, возьмите шпагу Его Величества, чтобы он случайно не упал и не проткнул себе живот. Позаботьтесь, чтобы ему было удобно и он захотел подольше у нас погостить. Рудольф, принеси еду и воду для Его Величества, и обязательно на серебряных тарелках, а вино в золотом кубке. Да хорошенько вымой и протри посуду!
 Разбойники проводили Барни в жалкую хижину на краю полянки и начали отпускать грубые шутки по поводу «короля». Только мальчик Рудольф, который принес еду и воду, один проявлял некоторое уважение, а может, просто благоговейный страх перед их невольным гостем.
 Вскоре разбойникам прискучили насмешки, потому что Барни не злился и не разъярялся — наоборот, сам иногда посмеивался вместе с ними. Разбойников это искренне удивило: они считали, что король должен проявлять королевское достоинство, а в том, что он — король, они нисколько не сомневались. Поэтому они решили, что его добродушное отношение к их ядовитым шуткам — специальный прием, чтобы задобрить их, усыпить бдительность, а затем сбежать, лишив богатого выкупа, который они уже считали своим.
 После того как бандиты вышли из хижины, Барни остался в обществе мальчишки и решил завести с ним разговор.
 — Не слишком ли ты молод, чтобы помогать бандитам, Рудольф? — спросил он.
 — Я не хочу быть бандитом, Ваше Величество, — прошептал паренек. — Но мой отец задолжал Желтому Францу большие деньги и не мог вернуть долг. Тогда Желтый Франц выкрал меня из дому. Он говорит, что будет держать меня в плену, пока отец не заплатит, а иначе я так и останусь с ними, стану таким же бандитом, и когда-нибудь меня поймают и повесят.
 — А удрать ты не можешь? — спросил Барни. — Мне кажется, что у тебя есть масса возможностей незаметно улизнуть отсюда.
 — Наверное, есть, но я не могу решиться. Желтый Франц говорит, что если я убегу, он все равно поймает меня и убьет.
 — Пустые угрозы, мой мальчик, — рассмеялся Барни. — Он думает, что если запугает тебя хорошенько, то вытравит саму мысль о бегстве.
 — Ваше Величество просто не знает его, — содрогнулся Рудольф. — Он самый злой человек в мире. Он бы убил меня просто так, из одного удовольствия, если бы не две вещи. Во-первых, я делаю всю хозяйственную работу по лагерю, а во вторых, если он меня убьет, то отец уже никогда и ничего ему не заплатит.
 — Сколько именно твой отец должен ему?
 — Пятьсот марок, Ваше Величество, — ответил Рудольф. — Первоначальная сумма долга — двести марок, но Желтый Франц добавил еще после того, как похитил меня, так что это уже не долг, а выкуп. Но мой отец беден, поэтому если он и наберет деньги для выкупа, то очень не скоро.
 — А ты действительно хочешь домой, Рудольф?
 — О, зачем вы спрашиваете, Ваше Величество! Конечно же, да только у меня смелости не хватает.
 Барни помолчал немного, размышляя. Возможно, он мог бы устроить побег с молчаливого согласия Рудольфа и одновременно освободить мальчишку. Позднее же он мог бы оплатить долг отца Рудольфа из своего кармана и выслать деньги Желтому Францу, чтобы не опасаться мести бандита. Во всяком случае, такой вариант стоило обдумать.
 — Как ты думаешь, долго они собираются держать меня в плену, Рудольф? — спросил он через несколько минут.
 — Желтый Франц уже послал Германа в Луштадт с посланием принцу Питеру, в котором говорится, что вы у него в плену, и потребовал огромную сумму за ваше освобождение. Завтра или послезавтра Герман вернется с ответом принца Питера.
 Герман вернулся из Луштадта только на второй день. Он прискакал в уже наступившей темноте, а его лошадка была вся в пене от усталости.
 Барни и Рудольф заметили его приближение, и паренек бросился к разбойникам узнать свежие новости. Но Желтый Франц и его посыльный уединились в личной хижине вождя и запретили кому-либо следовать за ними. В течение получаса Барни молча сидел и ждал сообщения от Желтого Франца. Вскоре из тьмы вынырнул Рудольф с широко раскрытыми глазами, дрожащий от волнения.
 — О мой король, что нам делать? Питер отказался заплатить за живого короля, но предложил еще больший выкуп за неоспоримое доказательство вашей смерти. Он уже выпустил прокламацию, утверждающую, что вы были убиты бандитами при побеге из замка Бленц. Более того, он объявил день национального траура. А через три недели Питер будет коронован.
 — Когда они намерены прекратить мое существование? — поинтересовался Барни. Он невольно усмехнулся, ибо даже теперь едва ли мог поверить, что в двадцатом веке возможны такие средневековые заговоры против королей. И все же, разве не очевидно, что Питер Бленц готов пойти на что угодно, лишь бы заполучить корону Луты?
 — Не знаю, Ваше Величество, когда они решатся на это, — ответил Рудольф. — Но думаю, что довольно скоро, ибо чем раньше они вас убьют, тем раньше получат деньги.
 Их беседу прервали звуки шагов, и через мгновение в хижину вошел Желтый Франц. Слабый огонек фонаря, висевшего на стропилах, затрепетал при этом вторжении. Разбойничий вождь остановился в дверях и стал разглядывать американца. На его грубом лице играла злая усмешка. Потом он перевел взгляд на дрожащего Рудольфа.
 — А ну-ка убирайся отсюда! — прорычал великан. — У меня личный разговор с королем. И смотри не вздумай совать сюда нос, а то я перережу твое тоненькое горлышко.
 Рудольф прошмыгнул мимо великана, увернувшись от подзатыльника, и исчез в темноте.
 — А теперь вот что, красавчик, — обратился бандит к Барни. — Питер говорит, что, пока ты живой, ты для него ничто, а вот твое мертвое тело может принести нам сто тысяч марок.
 — Недорого за короля, не так ли? — только и смог ответить тот.
 — Так мне сказал Герман, — уточнил Желтый Франц. — Но это слова Питера, поэтому или так, или никак.
 — И когда же ты намерен совершить это… цареубийство? — спросил Барни.
 — Ты имеешь в виду, когда я убью тебя? — отозвался бандит. — Так время терпит, нам некуда спешить. Видишь ли, я человек мягкосердечный и никогда не занимался подобными вещами, однако приходится. Никто не сможет сделать эту работу лучше меня, и к тому же безболезненно, так что придется именно мне. Но, как я уже сказал, спешить некуда. Если хочешь помолиться Богу, то давай молись — я подожду.
 — Ваше великодушие совершенно покорило меня, — проговорил Барни. — Оно напомнило мне другого нехорошего человека, Робин Гуда, с которым я однажды повстречался перед угольным складом Беркета на окраине старого доброго города Беатрис, на Элла-стрит, в недобрый ночной час. Освободив меня от одного доллара и сорока центов, он заявил: «У меня руки чешутся ткнуть тебя пером под ребро за то, что у тебя нет наличности, но я так хорошо разделался с предыдущим парнем, что на этот раз отпущу тебя живым».
 — Не могу понять, о чем ты говоришь, — ответил Желтый Франц. — Но если хочешь помолиться, не теряй времени, — и достал из-за пояса пистолет.
 Барни не желал сдаваться без борьбы. Но как справиться с этим ужасным пистолетом? Он хотел, чтобы великан хоть немного приблизился к нему — тогда Барни имел бы шанс напасть, не давая выстрелить. Чтобы потянуть время, американец изобразил, будто молится, однако не спускал глаз с бандита.
 Мало-помалу Желтый Франц начал проявлять признаки нетерпения. Он приложил палец к спусковому крючку и медленно поднял оружие до уровня груди Барни.
 — Может, подойдешь поближе? А то ведь промахнешься с такого расстояния или только ранишь меня, — предложил молодой человек.
 Желтый Франц лишь усмехнулся:
 — Я не промахиваюсь, — ответил он и, подумав, добавил: — А ты смелый парень. Когда б не сто тысяч марок, будь я проклят, если бы стал убивать тебя.
 — Положение таково, что если ты меня убьешь, тебя могут и повесить, — сообщил Барни. — Не лучше ли тебе получить сто пятьдесят тысяч марок и дать мне смыться?
 Желтый Франц целую секунду обдумывал слова Барни, сощурив глаза.
 — Где же найдется человек, который даст такую уйму денег за безумного короля? — спросил он наконец.
 — Я уже говорил, что я не король, — в который раз повторил Барни. — Я американец. И у меня есть отец, который с удовольствием положит эти деньги на мой депозит в любом американском консульстве.
 Желтый Франц потряс головой и постучал пальцем себе по лбу.
 — Даже если это нечто большее, чем твои мечты, все равно этим ты меня не купишь, — сказал он.
 — Повышаю ставку до двухсот тысяч, — накинул Барни.
 — Пустая трата времени. Этот выкуп для меня — не просто деньги. Когда Питер станет королем, он не станет попусту беспокоить меня, опасаясь, что я расскажу кому-нибудь об этой маленькой сделке. Я дал тебе время помолиться, а теперь пойдем. Не могу же я ждать всю ночь, — и он снова поднял пистолет, целясь в сердце Барни.
 Но не успел бандит нажать на спусковой крючок, как из открытого окна хижины блеснула вспышка и послышался хлопок. Желтый Франц со стоном повалился на грязный пол. Барни мгновенно оказался сверху и выхватил пистолет из-за пояса разбойника. Но в этом уже не было необходимости: Желтый Франц никогда больше не нажал бы на курок. Он был мертв, прежде чем Барни напал на него.
 Сжимая в руке оружие, Барни повернулся в сторону окна, из которого прогремел спасительный выстрел, и увидел мальчика Рудольфа. Тот стоял, вцепившись в подоконник, был очень бледен и дрожал. В руках у него был карабин, из ствола которого еще вился дымок. На лбу мальчишки выступил холодный пот.
 — Господи Всевышний, — пробормотал он. — Прости меня — я убил человека.
 — Ты убил опасного дикого зверя, Рудольф, — успокоил его Барни. — И Господь, и люди поблагодарят и наградят тебя за это.
 — Я рад, что убил его, — продолжил мальчик, — потому что иначе он убил бы вас, мой король. Я бы и на виселицу пошел за своего короля.
 — Ты смелый паренек, Рудольф, — похвалил Барни. — Если только мне удастся вырваться из этого переплета, ты получишь награду за свою верность Леопольду Лутскому.
 «Вообще-то, — подумал он, — быть королем не так уж и плохо. Если бы парень не принимал меня за своего монарха, то вряд ли рискнул бы жизнью, спасая меня от рук кровожадного бандита».
 — Поторопитесь, Ваше Величество, — прошептал мальчик и потянул Барни за рукав. — Нам нельзя терять времени. К тому времени, когда остальные обнаружат, что Желтый Франц мертв, мы должны быть далеко отсюда.
 Барни наклонился над мертвым, достал патроны из-под пояса бандита и взял себе. Потом они погасили фонарь и нырнули в непроглядную ночную тьму.
 Все разбойники собрались вокруг большого костра и негромко разговаривали, то и дело поглядывая на хижину, куда ушел их предводитель, чтобы прикончить короля. Королей убивают не каждый день — даже эти закоренелые головорезы испытали некий почтительный страх, когда им показалось, будто из хижины донесся резкий хлопок выстрела.
 Держась дальней стороны лагеря, Рудольф повел Барни далеко вокруг собравшихся людей к безопасному месту в лесу. Отсюда паренек стал двигаться по следам, оставленным Барни и теми, кто захватил его. Они вышли к ущелью и дальше в горы, когда за их спиной раздались приглушенные расстоянием крики бандитов.
 — Они обнаружили Желтого Франца, — прошептал мальчик, содрогаясь от страха.
 — Значит, теперь они бросятся за нами в погоню, — решил Барни.
 — Да, Ваше Величество, — ответил Рудольф, — но в темноте они не заметят, что мы поднялись в это ущелье, проедут мимо и свернут в другую сторону. Я выбрал этот путь, потому что их лошади не могут здесь пройти, и мы окажемся в выгодном положении. Однако нам придется некоторое время ползать по горам, ибо между нами и Луштадтом нет ни единого безопасного места. Придется ждать, когда их первый гнев утихнет.
 Именно так и получилось. Как ни старайся, им все равно не удалось бы добраться до Луштадта незаметно от бандитов, которые караулили обе дороги, и главную, и объездную, на всем протяжении до столицы. Почти три недели Барни и Рудольф днем прятались в пещерах и густых зарослях, а ночью пытались найти тропу в обход разбойничьих патрулей.
 Иногда они промокали до нитки под проливным дождем, но не могли даже погреться на солнце, чтобы высушить одежду. Они не осмеливались разжечь костер, чтобы приготовить еду и согреться, и питались только тем, что могли найти в лесу. Свет от огня чуть теплился, потому что мальчик смертельно боялся, что их обнаружат бандиты.
 В первую ночь Рудольф сильно простудился, у него начался сильный легочный кашель, и Барни это очень обеспокоило. После трех недель страданий и лишений стало ясно, что у мальчика серьезное заболевание. Тогда американец решил взять дело в свои руки, добраться до Луштадта и найти там хорошего доктора. Но прежде, чем ему представилась такая возможность, все его планы рухнули.
 Случилось это так: после одной особенно мучительной, изнурительной ночи при попытке обойти стражников, отрезавших им выход в горы, они оказались возле небольшого ручейка. Тут они решили немного отдохнуть, прежде чем продолжить путь. В густом перелеске, дававшем беглецам прекрасное укрытие, имелся небольшой пруд, и Барни решил спрятаться там, сначала утолив жажду.
 Рудольф мучительно кашлял, его хрупкое тельце сотрясалось в судорогах при каждом новом приступе. Барни подложил руку под голову мальчика, чтобы хоть как-то помочь ему. Сердце молодого человека разрывалось от жалости к подростку, ибо он понимал, что болезненное состояние Рудольфа — прямое следствие его самопожертвования ради короля. Барни чувствовал себя убийцей и проклинал момент, когда мальчик поймет, что впал в ошибку. У него появилось теплое чувство к этому верному пареньку, который молча страдал, но думал только о том, чтобы его королю было удобно и безопасно.
 Барни подумал, что сегодня он проведет Рудольфа в Луштадт, не обращая внимания ни на какие бандитские засады. Но пока он размышлял, из-за кустов неожиданно донесся шум шагов. Барни резко обернулся: менее чем в двадцати шагах от него стояли два головореза из шайки Желтого Франца. При виде Барни и мальчика они радостно завопили, вскинули карабины и прицелились в беглецов.
 Однако их противник тоже не растерялся. В момент выстрела Барни схватил Рудольфа и оттащил за большой валун, послуживший им надежным укрытием.
 Обе пули метили в Барни, ведь именно за его голову была обещана награда. Пули чуть не задели его, но бандиты промахнулись — вероятно потому, что лошади под ними дернулись, напуганные шумом неожиданной стрельбы.
 Но вот разбойники спешились, отвели в сторону своих лошадок и ползком перебрались на противоположную сторону укрытия. Барни понял, что, если они останутся на месте, их будет совсем не трудно подстрелить, поэтому, шепнув несколько слов Рудольфу, он сделал резкий бросок. Мальчик последовал за ним. Каждый из них успел выстрелить в ближайшего бандита, после чего они рванулись в кусты, где стояли лошади разбойников.
 В ответ прозвучали еще два выстрела. Рудольф споткнулся, выбросив руки вверх, и упал бы, если бы американец не подхватил его.
 — Они подстрелили меня, Ваше Величество, — прошептал мальчик и уронил голову на грудь Барни.
 Прижимая к себе Рудольфа, Барни развернулся возле кустов и тут увидел обоих бандитов. Выстрел, ставший роковым для мальчика, чуть задержал их для перезарядки, но этого мгновения хватило, чтобы воспользоваться временным укрытием.
 Когда Барни обернулся, оба бандита выстрелили — и оба промахнулись. Американец поднял револьвер. Ближайший к нему бандит внезапно замер, на его лице застыло выражение крайнего недоумения. Он вытянул руку с револьвером перед собой, но оружие выпало, он повернул голову и повалился лицом в траву.
 В этот же миг его товарищ и американец одновременно в упор выстрелили друг в друга. Барни почувствовал, как ему резко ожгло плечо, но сразу же с облегчением забыл об этом, увидев, что второй негодяй тоже растянулся на земле. Теперь Барни сосредоточил все внимание на маленькой фигуре Рудольфа, висевшего на его левом плече. Он заботливо уложил мальчика на траву, принес воды из пруда, ополоснул ему лицо, смочил губы. Прохладная вода немного привела раненого в чувство, но его снова стал сотрясать приступ кашля. Когда кашель утих, Рудольф поднял глаза и увидел склонившегося к нему Барни.
 — Слава Господу, что Ваше Величество не пострадали, — прошептал он. — Теперь я могу умереть со спокойной совестью.
 Побледневшие веки мальчика сомкнулись. Последний усталый вздох — и тело его обмякло на руках у Барни. На глазах молодого человека выступили слезы.
 — Маленькое храброе сердце, — тихо произнес он. — Ты отдал за меня свою жизнь так же верно, как если бы я не ввел тебя в заблуждение и был истинным королем. Клянусь, если бы это было во власти Барни Кастера, ты не погиб бы понапрасну!

 7
 НАСТОЯЩИЙ ЛЕОПОЛЬД

 Пару часов спустя некий всадник пробирался сквозь можжевельник, которым поросло дно глубокого ущелья.
 Он был без головного убора, а его изорванный и грязный костюм цвета хаки говорил о выпавших на его долю многочисленных невзгодах и скитаниях. К его седлу был приторочен карабин, за поясом — два длинноствольных револьвера. На поясе и в надетой через плечо ленте у него имелось изрядное количество патронов.
 Выражение его лица было не менее грозным и внушительным, чем снаряжение: решительный подбородок, сверкающие серые глаза. Весь облик всадника говорил о его воинственности и готовности победить любого врага. Так что разбойникам покойного Желтого Франца повезло, что в тот день они не повстречались с Барни Кастером.
 Почти два часа всадник спускался с горного хребта в поисках какой-нибудь деревушки, чтобы спросить дорогу в замок Танн. Однажды он все-таки увидел одиноко стоявший дом, но он оказался необитаемым. Всадник размышлял: что произошло со всеми обитателями Луты? В этот момент его лошадь внезапно остановилась перед препятствием, полностью заблокировавшим узкую тропу, вьющуюся по дну ущелья.
 Перед глазами всадника возникло нечто, повергшее его в изумление: это было не что иное, как обгоревшие останки некогда превосходного гоночного автомобиля, который перенес его из двадцатого века в мир средневековых приключений и интриг. Барни увидел, что машину подняли с того места, где она рухнула на лошадь принцессы фон дер Танн, ибо разлагающийся труп лошади лежал сейчас отдельно. Но зачем и кто это сделал, молодой человек не мог себе представить.
 Подняв глаза вверх, он увидел дорогу, с которой когда-то низверглись он, лошадь и автомобиль. Воспоминания о том дне вызвали в памяти прекрасное лицо девушки, со спасения которой и началась эта круговерть. Удалось ли Иосифу вернуть девушку Домой, в Танн? Грустит ли она по тому, кого считала королем? И будет ли оскорблена в лучших чувствах, когда узнает правду?
 Потом в воспоминаниях Барни возник хозяин бензоколонки в Тафельберге и его несомненная лояльность к безумному королю, которого тот никогда не видел. «Вот кто может мне помочь», — решил Барни и развернул лошадь в сторону пологого склона ущелья.
 Взбираться вверх по горному склону было нелегко, но ценой огромных усилий конь и всадник наконец выбрались на ровную площадку наверху. Отдышавшись, Барни снова залез в седло и направился к Тафельбергу.
 Он никого не встретил ни по дороге, ни на окраине городка. Барни подошел к двери лавки, не привлекая ничьего внимания. Спрыгнув на землю, он привязал лошадку к стойке крыльца и шагнул внутрь. Почти сразу же из задней комнаты появился хозяин. Когда он увидел, кто стоит перед ним, у него округлились глаза.
 — Ради всего святого, Ваше Величество! — воскликнул старик. — Что случилось? Как получилось, что вы не в больнице? Похоже, вы много и далеко путешествовали? Не могу этого понять, сир.
 — Больница? — удивился Барни. — О чем вы говорите, мой друг? Я никогда не был ни в какой больнице!
 — Вы были там вчера вечером, когда я справлялся о вас у доктора, — настаивал хозяин, — и никто не догадывался о том, кто вы на самом деле.
 И тут вспышка понимания снизошла на Барни.
 — О Бог ты мой! — воскликнул он. — Скажите, вы нашли настоящего короля? И он сейчас в больнице в Тафельберге?
 — Да, Ваше Величество, я нашел настоящего короля, и вчера вечером он действительно был в тафельбергском санатории. Два жителя Тафельберга нашли его под обломками вашего искореженного автомобиля. Когда они обнаружили вас, одна ваша нога была зажата под днищем машины, а машина уже полыхала огнем. Они привели вас в мою лавку, поскольку она ближайшая в эту сторону. Не зная вашей истинной личности, они поверили мне на слово, что вы — один мой старый знакомый, и, не задавая больше вопросов, оставили вас на мое попечение.
 Барни яростно почесал затылок в глубокой растерянности. Он уже начал сомневаться — может, он и в самом деле Леопольд, король Луты? Поскольку никто другой, кроме него самого, даже при самой необузданной фантазии, не мог оказаться в таком положении, он пришел к выводу, что все произошедшее началось в тот миг, когда автомобиль сорвался в обочины дороги в ущелье. Остальное — галлюцинации перевозбужденного мозга, и последние три недели он лежал в больнице, а вовсе не участвовал в странных и необъяснимых приключениях.
 И все же чем больше он терзал себя мыслями, тем более смехотворными казались ему сделанные выводы. Они никак не объясняли, почему его лошадка привязана к столбу у лавки и он видит ее через окно, почему у него на плече кровоточит свежая рана, почему на поясе шпага, пристегнутая Иосифом, а через плечо надета лента с патронами, взятыми у бандитов.
 — Друг мой, — проговорил наконец Барни, — я не удивляюсь, что и вы приняли меня за короля. Все, кого я встречал в Луте, впадали в ту же ошибку, хотя никто никогда не видел Его Величества. Все случилось из-за этой дурацкой бороды, и последующие события лишь усугубили ситуацию, так что я уже почти сам начал верить, что я и есть король. Но, дорогой мой герр Крамер, я все-таки не король. Когда вы сопровождали меня в больницу и видели, что ваш пациент все еще там, вы наверняка заподозрили что-то неладное относительно моей личности.
 Старик покачал головой.
 — Я вовсе не так уж уверен в этом, — сказал он. — Тот, кто лежит в больнице — если допустить, что вы не он, — столь же убедительно доказывает, что он — никакой не Леопольд. Если один из вас, кто бы ни был королем, при условии, что вы не один и тот же человек и что я не единственный маньяк в этой печальной неразберихе — если один из вас доверяет людской верности, любит истинного короля и готов признаться, что это он и есть, — тогда я окажу реальную услугу тому из вас, кто действительно Леопольд. О mein Gott, в моих словах такая же каша, как и в мозгах!
 — Выслушайте меня, герр Крамер, и попробуйте мне поверить, — ответил Барни. — Я попытаюсь распутать эту ситуацию настолько, насколько это касается меня и моей идентичности. Что же до человека, который, как вы говорите, был найден под моей машиной и сейчас лежит в санатории Тафельберга, то я ничего не могу сказать, пока не увижусь с ним и не поговорю. Может быть, он король, а может быть, и нет, но если он настаивает, что он не король, то я отнюдь не стану его к этому принуждать. Теперь я на своем печальном опыте знаю, какое это мучительное бремя и сколько тяжких испытаний влечет звание короля.
 Затем Барни достоверно и подробно рассказал основные события своей жизни, начиная с рождения в городе Беатрис и до приезда в Луту в качестве туриста. Он показал герру Крамеру свои часы с монограммой, свою печатку, а внутри кармана пиджака — ярлычок портного с его, Барни, именем и датой заказа одежды.
 Когда молодой человек закончил свой рассказ, старик снова покачал головой.
 — Не могу понять, — выговорил он, — но я просто вынужден верить, что вы не король.
 — Покажите мне дорогу в санаторий, — предложил Барни. — Если это недалеко, то я выясню, Леопольд ли тот человек, который лежит там. Если он — король, то я стану служить ему так же верно, как вы служили мне, и вместе мы поможем ему обеспечить безопасность семейства фон дер Танн и защиту старого принца Людвига.
 — Если вы не король, то почему так хотите помогать Леопольду? — с подозрением в голосе произнес Крамер. — Может быть, вы его враг, откуда мне знать?
 — Да, вы не можете знать этого, мой дорогой друг, — ответил Барни. — Но если бы я был врагом, то насколько легче мне было бы реализовать свои коварные планы, заставь я вас поверить, что я и есть король! Тот факт, что я так не поступил, должен убедить вас, что у меня нет корысти действовать против Леопольда.
 Эта линия доказательств оказалась достаточно убедительной для старика, и он наконец согласился показать Барни дорогу к санаторию. Они вместе перешли через тихую деревенскую улицу и вышли на окраину города, где располагался известный санаторий Тафельберга, окруженный большим парком. Это была лечебница для душевнобольных, куда привозили пациентов со всей Европы.
 Барни и Крамер прошли от ворот через парк к главному входу в здание и поднялись по ступеням, выходившим на веранду. Старый слуга открыл им двери и, узнав герра Крамера, приветственно кивнул ему.
 — Сегодня утром вашему пациенту гораздо лучше, герр Крамер, — сообщил он. — Он попросил разрешения сесть.
 — Значит, он еще здесь? — спросил хозяин лавки со вздохом облегчения.
 — Ну конечно же! Нельзя ожидать, что он выздоровеет за одну ночь, не так ли?
 — Несомненно, — согласился Крамер. — Но я уже просто не знаю, чего следует ожидать.
 Барни и Крамер прошли в комнату пациента. Слуга удивленно взглянул на Крамера, будто удивляясь, что же могло измениться в состоянии больного со вчерашнего дня, но не обратил никакого внимания на Барни, лишь кивнул, проходя мимо. Однако другой служащий больницы, дежуривший в холле, бросил внимательный взгляд на Барни.
 Это был человек с темным, болезненным цветом лица и маленькими глазками. Когда он внимательно разглядел лицо американца, то озадаченно поднял брови. Он проследил взглядом за посетителями, когда они прошли по коридору, затем последовал за ними и вошел в палату, соседнюю с той, куда зашли гости.
 В небольшой комнате с чистыми выбеленными стенами на узкой металлической кровати лежал человек почти такого же роста, как Барни. Он повернулся лицом к вошедшим, и Барни сразу заметил густую каштановую бороду пациента. Его серые глаза выражали тревогу и удивление. Никаких других признаков сходства Барни не обнаружил, но тем, кто стал бы сопоставлять этих двоих лишь по описанию из объявления, хватило бы и того, что есть.
 В дверях Крамер остановился.
 — Будет лучше, если вы поговорите с ним наедине, — шепнул он Барни. — Я уверен, что пока мы втроем, он ни в чем не признается.
 Барни кивнул, и лавочник из Тафельберга вышел, закрыв за собой дверь. Американец приблизился к постели больного и с улыбкой поздоровался. Тот ответил ему, чуть наклонив голову. В глазах пациента стоял немой вопрос, но общее выражение его лица было жалостливо-затравленным. Это тронуло сердце Барни.
 Левая рука больного лежала на одеяле. Барни сразу посмотрел на средний палец. На нем было простое золотое кольцо без эмблемы королей Луты. В то же время оно не являлось указанием на то, что этот человек — не Леопольд, ибо король, желающий скрыть свою личность, первым делом снял бы с себя все символы королевского достоинства.
 Барни взял его руку в свою.
 — Мне сказали, что вы на верной дороге к выздоровлению, — произнес он ободряюще. — Я рад, что дела идут хорошо.
 — Кто вы? — спросил больной.
 — Я Бернард Кастер, американец. Вас обнаружили под обломками моей машины на дне ущелья. Я признаю, что обязан возместить ущерб, нанесенный вашему здоровью, но ума не приложу, как вы могли оказаться под машиной. Может быть, я сошел с ума, но я точно знаю, что был в машине один, когда перелетал через край дороги.
 — Все очень просто, — ответил больной. — В это самое время я случайно оказался на дне ущелья, и машина упала на меня.
 — А что вы делали в ущелье? — совершенно неожиданно для себя спросил Барни, словно вел допрос третьей степени.
 Больной вздрогнул.
 — Это мое личное дело, и вас оно не касается, — ответил он подозрительно и попытался выдернуть свою руку из руки Барни.
 Когда американец отпустил его, то ощутил что-то в ладони пациента. На мгновение пальцы Барни прижались к тому, что лежало внутри, и указательный палец крепко сжал предмет, вызвавший любопытство. Это был большой камень в оправе, повернутый внутрь таким образом, что на пальце можно было видеть лишь тыльную сторону кольца. В глазах Барни сверкнула искра понимания. Больной на кровати, очевидно, тоже все понял. Быстрым движением он высвободил руку и сунул ее под одеяло.
 — Я прошел через бесконечную вереницу примечательных приключений с тех пор, как приехал в Луту, — непринужденно произнес Барни после недолгого молчания. — Вскоре после того, как моя машина упала на вас, меня приняла за сбежавшего короля Леопольда юная леди, лошадь которой рухнула в ущелье вместе с моей машиной. Она — самая верная подданная короля, и это не кто иная, как принцесса Эмма фон дер Танн.
 Так шаг за шагом Барни рассказал пациенту обо всех злоключениях, которые пережил за последние три недели, завершив свой рассказ печальным эпизодом смерти юного Рудольфа.
 — На его могиле я поклялся служить Леопольду Лутскому так же, как этот несчастный обманувшийся мальчик служил мне, Ваше Величество, — Барни посмотрел прямо в глаза человеку, лежавшему на узкой больничной койке.
 Пару мгновений больной не сводил взгляда с глаз своего гостя, но наконец не выдержал и опустил глаза.
 — Почему вы называете меня «Ваше Величество»? — раздраженно спросил он.
 — Я нащупал своим указательным пальцем рубин и четыре крылышка, образующих оправу камня. Вы носите на среднем пальце левой руки кольцо королей Луты, — ответил Барни.
 Король приподнялся на локтях. Его глаза гневно сверкали.
 — Это не так! — выкрикнул он. — Это ложь! Я не король!
 — Тише! — предостерег его Барни. — Вам незачем меня бояться. Есть много хороших друзей и верных подданных, готовых служить Вашему Величеству, защищать вас и помочь вам вернуться на престол, который у вас отобрали. Я тоже поклялся служить вам. Старый лавочник, repp Крамер, который привел меня сюда, предан вам телом и душой, готов умереть за вас, Ваше Величество. Доверьтесь и разрешите помогать вам. Завтра, как сказал мне Крамер, в кафедральном соборе Луштадта состоится коронация Питера Бленца. Неужели вы будете безразлично сидеть здесь и смотреть, как другой человек отнимает у вас ваше королевство? Он ведь и дальше будет грабить и душить народ, как делал все эти десять лет! Нет, такого не может быть! Даже если вам самому не нужна корона — вы родились, чтобы выполнять возложенные на вас обязанности. Ради своего народа вы должны бороться и победить.
 — Откуда мне знать, что вы явились не как очередной шпион Бленца? — воскликнул король. — Откуда мне знать, что вы не потащите меня обратно в это кошмарное подземелье кошмарного замка, что меня не будут снова пичкать ядовитыми снадобьями нового доктора, которого Питер вызвал, чтобы отравить меня? Я никому не могу доверять! Уходите, оставьте меня. Я не желаю быть королем. Все, чего я хочу, — уехать из Луты как можно дальше и дожить свой век в покое и безопасности. Пусть Питер забирает себе корону, не возражаю. Все, чего я хочу для себя, — это жизнь и свобода.
 Барни понял, что король находится в нормальном психическом состоянии и совершенно здоров, однако его характер не назовешь железным, а сердце — храбрым. Этот человек не станет добровольно сражаться ни за свои собственные права, ни за права и счастье своего народа.
 Возможно, до нынешнего жалкого состояния его довели долгие годы разочарования и ничтожества, невыносимые часы заточения и постоянные покушения на его жизнь. Но, какова бы ни была причина, Барни решил преодолеть нежелание короля выполнять свой долг, ибо в памяти Барни остался страх Эммы фон дер Танн за своего отца и весь их род, если Питер Бленц станет королем Луты. И еще — смерть несчастного юноши с фермы. Неужели не было смысла в том, что он отдал свою жизнь за короля — такого безвольного, что не способен взять в руки королевский скипетр, даже когда ему навязывают его?
 А как же народ Луты? Неужели его и дальше будут грабить и попирать ногами мерзавцы-чиновники, поставленные Питером, — и лишь по той причине, что настоящий король предпочел уклониться от ответственности, возложенной на него при рождении?
 Барни не меньше получаса просил и убеждал короля, пока не сумел перелить в его бесхарактерную натуру частицу своего бесконечного энтузиазма и решимости. Леопольд ощутил прилив бодрости и мужества и начал видеть ситуацию в более оптимистическом свете. Наконец он увлекся открывшейся перед ним перспективой, и Барни получил от него твердое обещание вступить в борьбу за трон. Он согласился отправиться в Луштадт вместе с Барни при военной поддержке сторонников Людвига фон дер Танна.
 — Будем надеяться, — воскликнул король, — что правление Лутской династии наконец восторжествует. Со времен моей тетушки, принцессы Виктории, правление иноземца не освещало благословенным светом мой дом. Это случилось, когда мой отец был совсем молодым человеком, до его восхождения на престол, и хотя его правление было мирным и принесло процветание народу, его собственная судьба была крайне тяжелой. Моя мать умерла при моем рождении, последние же дни жизни моего отца были полны страданий из-за рака желудка, который медленно убивал его. Давайте вознесем хвалу Господу, герр Кастер, за то, что вы вдохнули новую жизнь в мой королевский дом.
 — Аминь, Ваше Величество, — проговорил Барни. — А теперь мне пора отправляться к Танну. Не следует терять ни минуты, если мы хотим вовремя прибыть на коронацию. Герр Крамер поможет вам, но, поскольку никто здесь не знает, кто вы такой, вам пока лучше находиться здесь, чем где-либо еще. Прощайте, Ваше Величество, мужайтесь. Завтра утром мы встретим вас по дороге в Луштадт, на пути к вашему трону.
 После того как Барни закрыл дверь королевской спальни и торопливо удалился, дверь соседней палаты быстро отворилась, пропуская человека с темным цветом лица и маленькими глазками. На его губах играла довольная усмешка. Он тут же поспешил в администрацию санатория и получил разрешение на отлучку сроком двадцать четыре часа.

 8
 ДЕНЬ КОРОНАЦИИ

 Вечером того дня, когда был обнаружен король Луты, усталый, запыленный всадник остановил лошадь перед широкими воротами замка принца фон дер Танн. Неустойчивое политическое положение королевства Лута выражалось и в возвращении к Средневековью, о чем свидетельствовала опущенная решетка ворот и вооруженная стража возле надвратной башни древней феодальной крепости. Уже лет сто назад эти сооружения служили лишь для торжественных церемоний в дни больших праздников или в честь визита королевских особ.
 На вопрос стражи Барни ответил, что прибыл с посланием от принца. Решетка медленно опустилась на свое место поперек рва, и офицер приблизился к всаднику.
 — Принц Людвиг фон дер Танн в сопровождении большой свиты уехал на завтрашнюю коронацию Питера! — отрапортовал он.
 — Принц уехал на коронацию Питера? — воскликнул Барни пораженно. — Скажите, а принцесса Эмма вернулась из заточения в замке Бленц?
 — Она вернулась почти три недели назад и сейчас со своим отцом, — ответил офицер. — Питер снял с себя ответственность за вспышку гнева и пообещал, что виновные понесут наказание. Он убедил Людвига, что Леопольд умер, и ради народа Луты, чтобы спасти страну от гражданской войны, мой господин согласился прекратить враждебные действия, хотя, учитывая характер принца и злокозненность Питера, это перемирие долго не продержится. Чтобы продемонстрировать подданным, что принц Людвиг и принц Питер — добрые друзья, великий фон дер Танн почтит своим присутствием церемонию коронации, но под его благожелательностью таятся серьезные подозрения. То, что он не до конца искренен с принцем Бленца, видно из того, что отряд солдат, преданных ему всем сердцем, уже отправился в Луштадт.
 Барни не стал дослушивать до конца. Он был рад, что в сгущающихся сумерках офицер не видел его лица столь четко, чтобы принять за короля.
 — Тогда мне нужно срочно мчаться с посланием в Луштадт, — сказал Барни и, развернув усталую лошадь, ускакал от замка Танн по большой дороге, ведущей в столицу.
 Барни скакал всю ночь, трижды сбивался с пути и был вынужден спрашивать дорогу у фермеров, но ночная тьма скрыла его лицо от сонных глаз селян, а днем он уже был на прямой дороге в столицу Луты. Он погрузился в свои невеселые размышления, пока его маленькая утомленная лошадка медленно тащилась по пыльной дороге. Не однажды лошадка упрямилась и не желала двигаться дальше. Потеря времени, ночные блуждания в поисках верной дороги, измученная кобылка, черепашья скорость — все это казалось Барни верным провалом его миссии, ибо он был уверен, что не доедет до Луштадта раньше полудня.
 Нет, он не видел возможности привезти Леопольда в столицу во время коронации. Да и сам факт, что принц Людвиг поверит словам совсем незнакомого человека, будто Леопольд жив, может привести лишь к немедленному аресту двоих заговорщиков. Совершенно ясно, что Питер безмерно заинтересован в коронации и ни за что не поверит слуху о добром здравии Леопольда. Он будет совершенно убежден, что это принц Людвиг ставит ему палки в колеса и готов даже оказать вооруженное сопротивление, лишь бы не позволить завершить церемонию.
 Тем не менее Барни не видел иного выхода, кроме как предоставить могущественному другу короля те сведения, которыми владел. А после этого пусть Людвиг поступит так, как сочтет разумным.
 До Луштадта оставался еще час пути. Дорога шла через густой лес, прохлада которого давала лошади и всаднику отдых от раскаленного солнца утра. Барни все еще пребывал в задумчивости и рассеянно смотрел вперед, когда на повороте неожиданно столкнулся с группой всадников, выезжавших на главную дорогу с узкой боковой тропы. Барни инстинктивно пришпорил лошадь, чтобы успеть проскочить вперед, но по команде офицера всадники бросились за ним, и скоро их свежие отдохнувшие кони обошли его измученную кобылку.
 Сначала Барни предположил, что ему придется сопротивляться, ибо это была королевская гвардия — наиболее действенная силовая структура Питера. Но не успел он протянуть руку к одному из своих револьверов, как понял, сколь глупо себя ведет. Он улыбнулся, пожал плечами и повернул голову к приближавшимся солдатам. К нему подъехал офицер, но едва он взглянул в лицо Барни, как пораженно вскрикнул. Это был Бутцов.
 — Хорошо, что мы встретились, Ваше Величество, — приветствовал он Барни. — Мы спешим на коронацию и надеемся успеть вовремя.
 — Чтобы увидеть, как Питер узурпирует корону Леопольда? — презрительно бросил американец.
 — Чтобы увидеть, как Леопольд восходит на престол Луты, Ваше Величество! Да здравствует король! — воскликнул офицер.
 Барни подумал, что этот человек либо шутит над ним, зная, что он не король, либо, считая его Леопольдом, использует свое преимущество и заманивает в ловушку. Однако последнее подозрение не вязалось с обликом Бутцова, который в свое время доказал, что он — джентльмен гораздо более высокого разряда, чем Менк и другие приспешники Питера.
 Если бы только Барни мог убедить этого человека, что не является королем, то обеспечил бы ему свободу действий. Сообщение дошло бы до ушей принца Людвига, и миссия была бы выполнена. Поэтому в течение нескольких минут Барни старательно убеждал кавалерийского офицера, что он не Леопольд, пуская в ход все свое красноречие и железную логику.
 Король дал Барни свой знаменитый перстень в качестве охранной грамоты от всех возможных неприятностей и из опасения, что кто-нибудь из персонала санатория узнает это кольцо и выдаст Питеру местопребывание короля. Как и король, Барни носил перстень камнем внутрь на среднем пальце левой руки. Теперь же он незаметно снял его с пальца и сунул в карман бриджей, чтобы Бутцов, увидев его, не решил, что перед ним настоящий король.
 — Не важно, кто вы такой, — с жаром произнес Бутцов, рассчитывая развеять озабоченность короля. — Вы выглядите в точности как Леопольд, будто вы близнецы. Значит, вы и должны спасти Луту от Питера Бленца.
 Выражение лица Барни ясно показало, как он поражен этими словами офицера.
 — Вы удивлены, что мои убеждения изменились? — спросил Бутцов.
 — А вы бы не удивились?
 — Не могу вас винить. Но думаю, что когда вы узнаете всю правду, то поймете — я делал лишь то, что, по моему мнению, должен делать офицер-патриот и настоящий джентльмен.
 Они подъехали к остальным всадникам, и кавалькада двинулась вперед, к Луштадту. Бутцов приказал одному из солдат поменяться лошадьми с Барни и медленно отвести заезженную кобылу в город. Теперь под седлом американца была свежая, быстроногая лошадка, которая скорым шагом помчала его к месту назначения. Барни воспрял духом, когда они галопом вылетели на главную дорогу. По пути лейтенант Бутцов подробно изложил свою историю.
 Оказалось, что его не было в Луте несколько лет — он служил военным атташе за границей и ничего не знал об истинном положении дел в своей стране до возвращения, когда впервые увидел, что негодяи Коблич, Менк и Штайн в большом фаворе у принца-регента. Он уже некоторое время сомневался в патриотизме Питера Бленца, пока не узнал из неосторожных слов Шонау, что слухи о заговоре регента с целью убийства короля имеют вполне реальную основу. Его подозрения превратились в уверенность, и он поклялся служить в первую очередь королю, будь тот слабоумным или нормальным. И от этого принципа никогда не отступит.
 — А что вы намерены делать сейчас? — спросил Барни.
 — Я намерен восстановить вас на престоле ваших предков, сир, — ответил Бутцов. — Питер Бленц может лишь вызвать гнев народа, если попытается помешать этому. Когда он увидит, что Леопольд Лутский въезжает в свою столицу во главе пусть небольшого, но все-таки войска, он поймет, что настал конец его власти. Не такой он идиот, чтобы не знать, что он самый ненавидимый человек во всей Луте и ему могут служить лишь те люди, которые рассчитывают при нем на личную выгоду или опасаются его гнева.
 — А если Питер будет коронован сегодня, помешает ли это Леопольду вернуть трон? — уточнил Барни.
 — Трудно сказать, но думаю, что он потеряет трон навсегда, — ответил Бутцов. — Получить его назад можно будет лишь путем кровавой гражданской войны, ибо после коронации на стороне Питера будет закон, то есть и армия, и бюджет Луты. А сам он ни за что не отдаст скипетр добровольно, без борьбы. Сомневаюсь, что вы когда-либо получите престол, сир, если не получите его в ближайший час.
 Несколько минут Барни ехал молча. Он осознавал, что ему удастся спасти настоящего короля только путем ловкой и неожиданной выходки. Но стоила ли игра свеч? Тот человек был счастлив и без короны. Барни уже пришел к заключению, что ни один человек, провозглашенный королем, не может быть счастливым. Но затем перед его мысленным взором предстало тонкое аристократическое лицо Эммы.
 Сдержит ли Питер Бленц свое обещание остаться в мирных отношениях с домом фон дер Танн? Барни сильно сомневался в этом. По вине Питера Бленца на девушку, чьи поцелуи он до сих пор ощущал на своих губах, могли обрушиться многочисленные страдания. Потом Барни вспомнил маленькое поникшее тело Рудольфа, чьей верностью королю он был потрясен. Да и жалкая фигура затравленного человека, лежащего на больничной койке в Тафельберге, взывала о мщении.
 Но ведь именно с этим человеком помолвлена женщина, которую он любит! Он понимал, что, возможно, никогда не женится на принцессе Эмме. Даже если бы ее рука не была обещана другому, железные оковы вековых традиций и условностей навсегда разлучат ее с американцем, не имеющим титула. Но пусть он не мог быть вместе с нею — он мог служить ей!
 — Ради нее самой! — проговорил Барни вполголоса.
 — Что вы сказали? — переспросил Бутцов.
 — Я сказал, лейтенант, что надо поспешить, ибо если сегодня нам предстоит короноваться, то времени терять нельзя.
 Бутцов облегченно улыбнулся: похоже, к королю наконец-то вернулся здравый смысл!
 В древнем кафедральном соборе собралась огромная толпа придворных в роскошных нарядах — вся знать Луты с женами, детьми и вассалами. Помимо высокомерных представителей старой аристократии, предводителем которых был принц Людвиг фон дер Танн, здесь были и «новые господа» с равнинных земель, которые разбогатели только при правлении Питера. Барни заметил, что, несмотря на перемирие между Людвигом и Питером, бывший канцлер королевства не стоит рядом с другими придворными у алтаря.
 Некоторые из приглашенных, которым предлагалось почетное место на церемонии, ответили, что отказываются принимать активное участие в коронации человека, в жилах которого не течет благородная кровь лутских королей. Вассалы старого принца стояли отдельными группами, поэтому не бросалось в глаза, как их много, однако от внимательного взгляда не укрылось бы, что они плотно кутаются в плащи и выделяются мрачным и серьезным видом из окружающей толпы, сверкающей золотом и драгоценностями. Поэтому Питер Бленц опасливо поежился, заметив среди собравшихся этих деловитых и насупленных людей. Если бы он осмелился, то выразил бы негодование по поводу столь явно оскорбительного поведения, но пока на его голове не было короны, а в руке скипетра, он не хотел рисковать властью, к которой стремился последние десять лет, и не принимал никаких мер, способных вызвать недовольство.
 Торжественная церемония еще не закончилась. Епископ Луштадтский принял в руки большую золотую корону на алой бархатной подушечке. Ее несли во главе процессии, сопровождавшей Питера, который в этот момент поднимался по центральному нефу собора. Вот епископ уже поднял корону над головой принца-регента и начал произносить торжественные слова, по традиции предваряющие возложение ее на голову коронуемого. Еще мгновение — и Питер Бленц будет провозглашен королем Лута…
 Эмма фон дер Танн стояла рядом с отцом. На благородном, полном достоинства лице не читалось ни малейших эмоций, бушевавших в ее прекрасной груди. В том акте, свидетелем которого она сейчас являлась, ей виделось лишь крушение дома ее отца. Она ни в коем случае не верила, что Питер будет долго сохранять условия перемирия; он найдет малейший повод, чтобы разорить и унизить своего давнего врага, а не найдет — так изобретет.
 Но не только это печалило принцессу. Самую острую боль вызывала у нее смерть короля Леопольда. Печаль по поводу утраты законного самодержца усиливалась горем любящей женщины, лишившейся возлюбленного. Она хранила в сердце теплую память о коротких часах, проведенных рядом с этим мужчиной, которого с раннего детства считала своим будущим мужем. Прошли уже три долгие недели со дня, когда он прижал ее к груди и покрыл ее лицо поцелуями — а потом пожертвовал жизнью, чтобы спасти ее от участи, худшей, чем сама смерть.
 Перед ней стоял воплощенный рок ее мертвого короля. Последний акт ужасного преступления против человека, которого она любила, близился к концу. В тот миг, когда корона, занесенная над головой Питера Бленца, стала медленно опускаться, девушка почувствовала, что уже не может сдерживать крик необоримого протеста против бесчеловечной коронации убийцы короля, любимого всей страной.
 Эмму отрезвил взгляд на отца, стоявшего рядом. На лице Людвига застыло строгое, властное выражение, полное высокомерного достоинства. Лишь едва уловимое движение крепко сжатых челюстей говорило о том, как напряженно сдерживает чувства старый мужественный воин. Он встречал разочарование и поражение так, как следовало аристократу из рода фон дер Таннов: сохраняя достоинство до самого конца.
 Корона едва коснулась головы Питера Бленца, когда неожиданная суматоха в задних рядах собора заставила епископа бросить раздраженный взгляд — и застыть с короной в поднятых руках при виде открывшейся картины.
 Огромная толпа, как один человек, повернулась в сторону двери в конце длинного центрального нефа. Там люди увидели всадников, которые силой пробивались внутрь собора. Их огромные лошади отшвырнули в сторону солдат-пехотинцев, пытавшихся преградить путь всадникам, и двадцать солдат королевской гвардии с грохотом прорвались к самим ступеням алтаря.
 Во главе их скакали лейтенант Бутцов и высокий молодой человек в испачканном костюме цвета хаки. Его серые глаза и густая каштановая борода вызвали изумление у капитана Менка, начальника охраны Бленца.
 — Mein Gott, король! — воскликнул он, и Питер при этих словах побледнел как полотно.
 Все присутствующие замерли с открытыми ртами, увидев конных гвардейцев и услышав возглас Бутцова:
 — Король! Король! Дорогу Леопольду, королю Луты!
 Одна маленькая девочка увидела короля, и сердце ее затрепетало от радости. Схватив отца за рукав, она закричала:
 — Папа, смотри, это король! Настоящий король!
 Старый фон дер Танн с горящим взором новой надежды сбросил плащ и бросился к ступеням алтаря, к лейтенанту Бутцову. Другие последовали его примеру. Сотни плащей слетели с плеч, и под ними оказались не вышитые шелка и бархат, а грубая военная форма, патронташи, полные боеприпасов, и револьверы, заправленные под пояса.
 Когда Бутцов и Барни ступили к алтарю, Питер Бленц рванулся навстречу им.
 — Что за безумное предательство? — визгливо крикнул он.
 — Дни предательства ушли в прошлое, принц, — ответил Бутцов многозначительно. — Это не предательство — это Леопольд Лутский пришел, чтобы занять трон, который унаследовал от своего отца!
 — Нет, это предательство — возводить на престол самозванца! — еще громче заорал Питер. — Это не король!
 На мгновение воцарилась тишина. Люди пребывали в растерянности, не принимая ни ту, ни другую сторону. Они ждали того, кто их возглавит.
 Старый фон дер Танн внимательно оглядел Барни.
 — Откуда нам знать, что вы Леопольд? — спросил он. — Мы целых десять лет не видели нашего короля.
 — Комендант Бленца узнал его! — воскликнул Бутцов. — Менк первым провозгласил его королем.
 — Да здравствует Леопольд, король Луты! — крикнул в этот момент кто-то возле алтаря, и все остальные немедленно подхватили приветственный возглас:
 — Да здравствует король!
 — Стража! — заорал Питер Бленц, повернувшись к Менку. — Арестуйте этих предателей и восстановите порядок в соборе! Продолжайте церемонию коронации!
 Менк шагнул к Барни и Бутцову, но тут решительно вмешался старый принц фон дер Танн.
 — Стоять! — негромко, но грозно приказал он, и трусливый Менк замер. Люди Танна сомкнули ряды и выхватили шпаги. Плотный полукруг вооруженных людей закрыл своего предводителя. С разных концов собора раздались крики:
 — Короновать Леопольда, нашего настоящего короля! Долой Питера! Долой убийцу!
 — Все, хватит! — завизжал Питер. — Очистить собор!
 Он обнажил шпагу и с полусотней своих сторонников за спиной прижался к проходу у алтаря. Произошла короткая схватка, во время которой Барни оказался отрезанным от старого принца и боевого офицера Бутцова. Он сделал один выпад в сторону Менка и был удовлетворен, увидев кровь, брызнувшую из щеки противника.
 — Это тебе за принцессу Эмму! — крикнул он коменданту Бленца, но тут множество людей окружило его и оттеснило от капитана.
 Когда Питеру стало ясно, что больше половины придворной гвардии приветствует Леопольда и дерется на стороне людей Танна, он осознал, что в данный момент продолжать вооруженное сопротивление не имеет смысла. Он медленно отступил. Сражение наконец закончилось, и в кафедральном соборе восстановился хоть какой-то порядок.
 Епископ трусливо высунулся из укрытия, где прятался во время схватки. Мантия его была расстегнута, митра сидела набекрень. Бутцов довольно непочтительно ухватил его и подтянул к Барни. Корона королевства Лута ходуном ходила в дрожащих пальцах священника.
 — Короновать истинного короля! — воскликнул лейтенант. — Короновать Леопольда, короля Луты!
 Громкий крик тысяч людей, заполнивших собор, одобрил требование. Но затем, после минуты затишья, кто-то потребовал от молодого человека, одетого едва ли не в лохмотья, доказать, что он действительно король.
 — Пусть скажет принц Людвиг! — раздались крики.
 — Да, слово принцу Людвигу! Слово принцу Людвигу! — требовала толпа.
 Принц Людвиг фон дер Танн повернулся к бородатому молодому человеку. В соборе наступила полная тишина. Питер Бленц стоял, молча ожидая исхода. Он был готов потребовать корону при первом же сомнении в человеке, который, как он точно знал, не был Леопольдом.
 — Откуда нам знать, что вы действительно Леопольд? — снова спросил Людвиг у Барни.
 Тот поднял левую руку — и на ее среднем пальце сверкнул крупный рубин, эмблема лутских королей. Даже Питер Бленц удивленно отшатнулся, когда увидел этот перстень.
 Откуда же появился этот человек?
 Принц фон дер Танн опустился на одно колено перед мистером Бернардом Кастером из города Беатрис, штат Небраска, США, и поднес его руку к губам. Когда граждане Луты увидели это, поднялся невообразимый радостный шум.
 Принц Людвиг медленно поднялся и обратился к епископу:
 — Леопольд, законный наследник престола Луты, перед вами. Продолжим же церемонию коронации.
 Тишина, какая бывает только в склепе, воцарилась в соборе, когда святой отец поднял корону над головой короля. Барни боковым зрением увидел бескрайнее море лиц — все смотрели на него одного. На суровом лице старого принца светились облегчение и счастье.
 Барни было мучительно больно лишить всех этих людей вновь обретенной радости, объявив им, что он не король. Он не мог так поступить, ибо в тот момент, когда он произнесет это, Питер шагнет вперед и потребует продолжения его коронации. Так как же ему сохранить престол для Леопольда?
 В море лиц он неожиданно заметил прекрасную девушку, глаза которой были полны слезами великого счастья и великой любви. Она глядела на Барни. Признаться, кто он такой на самом деле, означало бы потерять любовь этой девушки навсегда. Никто, кроме Питера, не знал, что он не король. Все, кроме Питера, горячо приветствовали бы его как Леопольда Лутского. Насколько легко он мог бы получить сейчас и королевский трон, и любовь этой женщины!
 Да, искушение было очень велико. Но тут он опять вспомнил Рудольфа, отдавшего свою жизнь за короля и теперь лежавшего мертвым где-то в горах; он вспомнил отчаянный затравленный взгляд в глазах печального человека в санатории Тафельберга и огромное доверие в сердце девушки, которая доказала, что любит его.
 Барни Кастер медленно поднял руку в направлении епископа, останавливая церемонию.
 — Среди присутствующих есть люди, которые сомневаются в том, что я король, — отчетливо произнес он. — При таких обстоятельствах не следует проводить коронацию, пока все сомнения не будут устранены и пока все до единого не перестанут задаваться вопросом о праве Леопольда вступить на престол своего отца. Пусть коронация будет отложена еще на один день, и тогда все будет сделано правильно.
 — Коронация обязана состояться до полудня пятого ноября или же в следующем году, — объявил принц Людвиг. — Тем временем принц-регент обязан продолжать править страной. Ради государства Луты коронация должна иметь место сегодня, Ваше Величество.
 — Какой сегодня день? — спросил Барни.
 — Третье, сир.
 — Так отложим коронацию до пятого.
 — Но, Ваше Величество, за два дня все может быть потеряно, — возразил фон дер Танн.
 — Это приказ короля, — спокойно сказал Барни.
 — Но тогда Питер Бленц будет править еще два дня. За это время он соберет армию под свое командование, и мы не можем предсказать, что тогда произойдет, — настаивал старый принц.
 — Питер Бленц не будет править страной ни два дня, ни две минуты, — спокойно ответил Барни. — Править будем мы. Лейтенант Бутцов, арестуйте принца Питера, министра Коблича, Менка и Штайна. Мы обвиняем их в заговоре против короля и в попытке убить полноправного монарха.
 Бутцов улыбнулся, повернувшись к своим солдатам, готовым выполнить самый благоприятный приказ, — но тут же снова подбежал к Барни.
 — Они успели скрыться, Ваше Величество, — доложил он. — Должен ли я скакать в Бленц в погоню за ними?
 — Нет, пусть бегут, — рассеянно ответил Барни.
 Затем новый король Луты вместе со свитой прошел по широкому нефу кафедрального собора Луштадта и двинулся в королевский дворец между двумя рядами салютовавших ему солдат, которых поддерживали радостными криками огромные толпы народу.

 9
 ГОСТИ КОРОЛЯ

 Явившись во дворец, Барни уединился в маленькой комнате в стороне от приемных залов и вызвал туда Бутцова.
 — Слушайте, лейтенант, — сказал он. — Ради женщины, погибшего ребенка и несчастного короля я стал диктатором Луты на сорок восемь часов. Но к полудню пятого числа этот фарс прекратится. К этому времени мы должны возвести на трон настоящего Леопольда, в противном случае мое место займет новый диктатор. Я многократно, но тщетно пытался убедить вас, что я не король. Сегодня в соборе у меня был соблазн воспользоваться цепочкой странных обстоятельств и получить корону, но я не поддался искушению. И дело не в золотом обруче с камешками, Бутцов, нет, но в бесконечно более святой власти монарха, которая принадлежит ему по праву наследования и праву рождения. Я не прошу вас понять — в этом нет необходимости, но вы должны это знать и верить в следующее: я — не Леопольд, настоящий же Леопольд лежит, точнее, прячется в санатории в Тафельберге, и мы, то есть вы и я, должны доставить его в Луштадт до полудня пятого ноября.
 — Но, сир… — начал было лейтенант.
 Барни прервал его, подняв руку.
 — Хватит, Бутцов! — воскликнул он раздраженно. — Меня тошнит от этих ваших «сир» и «Величество». Меня зовут Кастер, и называйте меня этим именем в отсутствие окружающих. Думайте, что хотите, но отвезите меня в Тафельберг сегодня ночью, и мы вместе тайно привезем Леопольда Лутского, а затем посвятим принца Людвига в наши дела. Никто не должен знать о подмене. Я сомневаюсь, чтобы многие смогли достаточно хорошо рассмотреть меня и догадаться о трюке, который я провернул. Если же они заметят различия, то решат, что дело в одежде. Мы нарядим короля в подобающую королевскую мантию, прежде чем представить его подданным, я же так и останусь в хаки, тем более что военный костюм идет мне куда больше, чем любой горностай.
 Бутцов покачал головой.
 — Король или диктатор — для меня это одно и то же, и я должен подчиняться любой команде, исходящей от вас, — проговорил он. — Поэтому я поскачу в Тафельберг сегодня ночью, хотя и не могу представить себе, что там найду, если только не существует двух Леопольдов Лутских. А вдруг мы обнаружим еще один королевский перстень на пальце того, второго короля?
 Барни улыбнулся:
 — Бутцов, вы типичный твердолобый голландец.
 — Я не голландец, Ваше Величество, — высокомерно вскинул голову лейтенант. — Я лутанец.
 — Кто бы вы ни были, Бутцов, но вы молодец, — засмеялся Барни и положил руку ему на плечо.
 — Если судить по вашей речи и по употреблению американизмов, — сказал Бутцов, пристально глядя на Барни, — я поверил бы, что вы не король — если бы не перстень.
 — Я выполняю поручение короля, — ответил Барни. — Леопольд надел это кольцо на мой палец как бы в знак того, что я действую от его имени. Сегодня ночью мы с вами должны быть в Тафельберге. Приготовьте трех хороших лошадей. Третья — для короля.
 Бутцов отдал честь и вышел из помещения. Час или два Барии занимался с портными, которых приказал прислать во дворец, чтобы снять мерки для многочисленных предметов королевского гардероба, ибо он знал, что их с Леопольдом размеры практически совпадают. Все это было частью затеи произвести подмену в день коронации.
 Надо было также принять высоких иностранных гостей и многочисленные местные представительства. Старый фон дер Танн стоял рядом с Барни и подсказывал ему порядок королевских церемоний, которые нежданно-негаданно свалились ему на плечи. Впрочем, никто не считал странным, что молодой король не знает этих обычаев, ибо всем было известно, что Леопольд с детства был заключен в темницу замка Бленц и не участвовал ни в каких дворцовых ритуалах. Откуда же ему знать все это?
 После окончания урока Барни заметил удовлетворенную улыбку на строгом лице принца Людвига.
 — Никто из видевших ваше поведение при первом появлении на публике, сир, ни на минуту не усомнился в вашей родословной, — одобрительно сказал Людвиг. — Если человек рожден, чтобы быть королем, Ваше Величество, то это вы!
 Барни улыбнулся, но несколько печально, ибо представил себе, что скоро гордый старый принц фон дер Танн узнает правду о том, как самозванец разыграл его. Молодой человек предвидел, что ему придется пережить весьма неприятные полчаса.
 Неподалеку от них Барни увидел Эмму фон дер Танн. Ее окружала группа придворных и дворцовых офицеров. С момента приезда в Луштадт Барни не имел возможности перекинуться с ней ни словечком. Поэтому теперь он шагнул к Эмме, удивленный тем, что толпа расступилась перед ним, образовав проход, мужчины отдали честь, а женщины присели в глубоком реверансе. Барни взял руки девушки в свои и, воспользовавшись королевским преимуществом, повел ее в сторону, подальше от придворных.
 — Я уже думал, что никогда не закончу с этими утомительными государственными хлопотами, которые обвалом рушатся на плечи королей, — сказал он со смехом. — Мне все время приходится напрягать свой интеллект, решая государственные вопросы, вот я и подумал: как же королю удается найти возможность, чтобы просто, без слежки придворных ищеек, увидеться с любимой женщиной?
 — Похоже, вы нашли такую возможность, Леопольд, — прошептала она, прижав к себе его руку. — Обычно короли находят шанс.
 — Эмма, я нашел возможность не потому, что я король, — ответил он, — а потому, что я американец.
 Во взгляде принцессы мелькнуло просительное выражение.
 — Почему вы настаиваете на этом? — воскликнула она. — Вы у себя дома, и больше нет необходимости опасаться Питера или кого-то еще. Уж во всяком случае, не меня. Как странно, что вы по-прежнему продолжаете отрицать свое происхождение!
 — Интересно знать, выдержит ли ваша любовь знание, что я не король? — спросил Барни.
 — Я люблю не короля, а мужчину, Леопольд, — отозвалась девушка.
 — Вы думаете так сейчас. Но подождите часа испытания, а когда он настанет, вспомните, что я делал все возможное, дабы разубедить вас. Я знаю, что вы не для таких, как я, моя принцесса, и когда я верну вам вашего истинного короля, то хотел бы лишь одного — чтобы вы были счастливы с ним.
 — Я всегда буду счастлива с моим королем, — прошептала она и посмотрела на Барни Кастера так, что он проклял судьбу, не сделавшую его королем по рождению.
 Час спустя, когда ночная тьма опустилась на город Луштадт, из дальних ворот в конце дворца выехали два всадника, проехали по плохо замощенной улице и повернули к северу. С боку у одного из всадников была привязана свободная лошадь.
 Когда они миновали свет дуговой лампы у входа в кафе на большой площади, один из посетителей обратил внимание на высокого всадника с густой бородой, ехавшего чуть впереди своего спутника. Посетитель вскочил на ноги и помахал салфеткой над головой.
 — Да здравствует король! — выкрикнул он. — Боже, спаси и сохрани Леопольда Лутского!
 Далее последовало всеобщее ликование присутствующих, и сопровождаемые шумом толпы, Барни Кастер из Беатрис и лейтенант Бутцов из конной королевской гвардии проследовали дальше по ночной дороге в городок Тафельберг.
 Удрав из собора, Питер Бленц собрал дюжину своих сторонников и поспешил из Луштадта к Бленцской крепости. На полпути он встретил запыленного и усталого всадника, следовавшего в столицу, которую только что покинули Питер и его военачальники. При виде принца-регента всадник натянул поводья и, остановившись, отдал честь.
 — Могу ли я наедине перемолвиться парой слов с Вашим Высочеством? — спросил он. — У меня есть весьма важные новости, предназначенные только для вас.
 Питер приблизился к всаднику.
 — Ну, — спросил он, — что вы хотите сказать Питеру Бленцу?
 Человек наклонился к уху Питера:
 — Ваше Высочество, король в Тафельберге.
 — Король мертв, — резко оборвал его Питер. — В Луштадте сидит самозванец. Настоящий же Леопольд Лутский был зарезан бандой Желтого Франца несколько недель назад.
 — Я сам слышал, как некий человек в Тафельберге говорил другому, что он — король, — настаивал незнакомец. — Через замочную скважину я увидел на его пальце большой перстень с огромным рубином в оправе из крыльев — и он, король, отдал его другому. Оба они бородатые и с серыми глазами — любой из них мог бы сойти за короля согласно описанию на ваших объявлениях. Сначала он отрицал, кто он такой, но когда тот, второй, убедил его, то в конце концов признался, что он и есть Леопольд.
 — Где он сейчас? — требовательно спросил Питер.
 — Он по-прежнему в санатории Тафельберга, в двадцать седьмой палате. Второй обещал вернуться за ним и забрать в Луштадт, но когда я уезжал из Тафельберга, он еще был там. Если вы поспешите, то можете успеть туда раньше, чем короля заберут из санатория. А если за мои услуги положена награда, то меня зовут Феррат.
 — Поедете с нами. Если вы сказали правду, то получите награду, если же нет — пойдете на рудники, — бросил Питер Бленц. Он развернул лошадь, и его свита галопом помчалась в Тафельберг.
 По дороге он поговорил с Кобличем, Менком и Штайном, и было решено, что Питеру лучше остановиться на ночь в замке Бленц, а остальные тем временем направятся в Тафельберг.
 — Ни в коем случае не привозите Леопольда в Бленц, — распорядился Питер. — Если окажется, что это в самом деле он, а они увидят, что он сбежал, то искать его будут прежде всего в Бленце. Возьмите его… — Регент наклонился и что-то сказал на ухо Кобличу. Тот кивнул. — И еще вот что: чем меньше людей будет торчать этой ночью в Тафельберге, тем верней успех нашей миссии. Возьмите Менка, Штайна и еще одного солдата. А этот человек останется со мной, ибо может оказаться, что он в заговоре против меня и специально заманивает меня в ловушку, — Питер бросил сердитый взгляд на напуганного больничного служителя. — Завтра я буду на равнинной части страны, Коблич, и у вас может не оказаться способа связаться со мной, но до полудня пятого числа я ожидаю сообщения об успехе операции в вашем доме в Луштадте.
 Они добрались до развилки, где от дороги на Тафельберг ответвлялся путь к замку Бленц, и четыре всадника, которым предстояло взять короля, повернули лошадей налево.
 Из-за того, что Коблич с товарищами сперва свернули к Бленцу, их путь до Тафельберга занял почти столько же времени, сколько прямая дорога от него до Луштадта. Поэтому они прибыли в маленький горный городок почти в полночь, когда Барни и лейтенант Бутцов находились лишь на милю позади них. Будь хоть малейшее подозрение в том, что тайное убежище короля стало известно Питеру Бленцу, Барни и Бутцов достигли бы Тафельберга раньше Коблича и его команды, но они не подозревали ни о чем подобном и скакали без лишней спешки, сберегая силы лошадей для обратной дороги.
 Они молча приблизились к санаторному парку. Звука копыт, ступавших по мягкой земле, не было слышно, а кроны деревьев скрывали путников от глаз солдата, который держал четырех лошадей без всадников на небольшой площадке, озаренной лунным светом.
 Барни первым увидел лошадей и человека при них — и сразу же натянул поводья, останавливая своего коня. Бутцов подъехал ближе к американцу.
 — Что это значит? — шепнул Барни. — Вижу, это военный, но что на нем за форма?
 — Подождите здесь, — сказал Бутцов, соскочил с лошади и, крадучись, приблизился к человеку с лошадьми, стараясь держаться в тени деревьев.
 Барни подобрался поближе к низкой стене. С седла он видел всю площадку. Неожиданно его глазам предстала сцена, от которой у него защемило сердце: три человека волокли четвертого — сопротивляющегося, полураздетого — к воротам по покрытой гравием больничной дорожке. При этом один из похитителей зажимал пленнику рот.
 Барни спрыгнул с седла и побежал за Бутцовом. Лейтенант оказался у ворот лишь на секунду раньше Барни. В этот момент солдат внезапно повернулся на шум шагов и обнаружил Бутцова. Он мгновенно выхватил револьвер и выстрелил прямо в грудь лейтенанту. Но в тот же миг из-за деревьев на него бросилась некая фигура, и мощный удар кулака в подбородок повалил солдата на землю, как мертвого. Этот удар пришелся как раз вовремя: он отклонил траекторию пули, которая пролетела, не задев лейтенанта.
 — Отойдите, Ваше Величество! — возбужденно воскликнул Бутцов. — Он может убить вас.
 Барни схватил лейтенанта за плечи и развернул в сторону ворот.
 — Ваш король там, Бутцов, — крикнул он. — И, судя по всему, именно сейчас ему больше, чем когда-либо, необходима помощь верных подданных. Бежим!
 Не дожидаясь, последует за ним Бутцов или нет, Барни бросился к воротам и лицом к лицу столкнулся с теми тремя, которые волокли Леопольда из больницы. При виде американца король издал сдавленный крик облегчения. Резкий апперкот Барни подкинул Коблича в воздух и свалил на землю, ошеломленного и растерянного, прямо к ногам монарха, которого тот пытался похитить. Менк выхватил револьвер, но он сразу же был выбит из его рук шпагой Бутцова, успевшего вовремя. Барни схватил короля под руки и побежал к воротам. За ним следовал Бутцов с обнаженной шпагой. Вонзив ее в спину Штайна, вооруженного кавалерийской шашкой, он одновременно отбивался от Менка, который к этому времени достал свою шпагу. Сражение происходило слишком близко, и Барни понял, что эти двое одолевают Бутцова. Более того, Коблич пришел в себя и включился в преследование. Он выхватил шашку и бросился вперед. Барни заслонил собой короля и повернулся к противнику плечом к плечу с лейтенантом.
 Трое похитителей набросились на двоих, за спиной которых была их добыча. Лунный свет осветил лица Бутцова и Барни, и тут Менк и другие впервые увидели, с кем имеют дело.
 — Самозванец! — воскликнул комендант Бленца. — Фальшивый король!
 Вдохновленный злой радостью от численного превосходства, Менк яростно бросился на американца. К великому удивлению, его встретила рука, вооруженная шпагой. Этого едва ли можно было ожидать от гражданина Америки, но Кастер в свое время был учеником доблестного полковника Монстери, который, как любил говорить Барни, был из супернаилучших мастеров фехтования. Менк хотел было уступить место Штайну, но шпага американца успела дважды пронзить его, и он отступил, обливаясь кровью из двух глубоких ран.
 Никто из сражающихся во имя короля не обращал внимания на скорбную фигуру человека с трясущимися коленями, стоявшего в стороне. Он был ободран и грязен, а между тем сражались именно ради него.
 Солдат, которого Барни сразил ударом кулака, пришел в себя, поднялся на ноги, потирая распухшую челюсть, и тут увидел полураздетую фигуру, бегущую к нему от санатория. Ему была известна цель экспедиции, и, будучи неглупым, он пришел к выводу, что это воплощение малодушного страха — не кто иной, как Леопольд Лутский. Поэтому, выбежав из ворот санатория навстречу свободе, истинный король угодил в широко раскрытые объятия солдата.
 Менк и Коблич видели, как король вырвался на свободу. Коблич старался пробиться мимо Бутцова к открытым воротам, дабы не потерять из виду убегающего монарха. В то же мгновение Менк, заметив, что американец почти вывел Штайна из строя, бросился на Барни, дав крысовидному доктору возможность размахнуться и нанести своему противнику сильный удар по голове. Оглушенный, американец упал на траву, истекая кровью.
 Коблич и комендант Бленца поспешили к воротам, задержавшись лишь на секунду, чтобы добить Бутцова. В яростной схватке лейтенант был отброшен, но в последний момент успел поразить крысовидного доктора в сердце. Бросив своего поверженного товарища, двое остальных побежали к воротам, где, к великому облегчению, увидели, что Леопольда крепко держит солдат.
 Через минуту преступная троица вместе с Леопольдом, привязанным к лошади покойного доктора Штайна, уже мчалась галопом во тьму леса, окружавшего Тафельберг.
 Когда к Барни вернулось сознание, он увидел, что лежит на больничной койке. Рядом лежал Бутцов, а над ними стояли санитар и несколько медицинских сестер. Даже не собравшись с мыслями, американец сразу же спрыгнул на пол. Санитар и медсестры попытались силой уложить его обратно, решив, что молодой человек не в себе, и Барни потребовалось немало усилий, дабы убедить их, что он в здравом рассудке.
 Во время этой суматохи Бутцов тоже пришел в себя. Его рана оказалась поверхностной, как и у Барни. Вскоре оба воителя выпросили свою одежду и, на ходу влезая в рукава, бросились к воротам больницы. Санитар последовал за ними и по дороге рассказал, что, прибежав на место сражения вместе с садовником, они обнаружили на траве еще одного человека, который был мертв.
 — Должно быть, это Штайн, — заметил Бутцов. — А остальные сбежали с королем!
 — С королем?! — поразился санитар.
 — Да, с королем, с Леопольдом Лутским. Разве ты не знал, что человек, пролежавший здесь целых три недели, — король? — спросил Бутцов.
 Санитар проводил их до ворот и чуть дальше, но кругом было тихо. Король исчез.

 10
 НА ПОЛЕ БРАНИ

 Всю ночь и следующий день Барни Кастер и его товарищ повсюду разыскивали пропавшего короля.
 Когда они прибыли в Бленц, Бутцов смело въехал на просторный двор замка благодаря тому, что стражник знал его как офицера королевской гвардии и по-прежнему считал преданным сторонником Питера Бленца. Вскоре лейтенант выяснил, что короля в замке нет и не было с момента бегства. Кроме того, он узнал, что Питер где-то на равнине занимается вербовкой тех, кто поможет ему силой захватить престол Луты.
 Раздобыв эти сведения, Бутцов поторопился покинуть замок и снова присоединился к Барни, который скрывался в лесу — в том же самом лесу, через который ему пришлось пробираться за несколько недель до того, вынырнув из стоячей воды крепостного рва.
 — Короля здесь нет, — сообщил ему Бутцов. — А Питер вербует армию, чтобы захватить королевский дворец в Луштадте. Но как бы там ни было, мы должны прибыть в столицу вовремя. Слава Богу, — добавил он, — что у нас все же есть король, которого мы завтра в полдень возведем на трон Луты, невзирая на все, что может сделать Питер.
 — Что вы имеете в виду? — спросил Барни. — У вас есть какие-то соображения о том, где сейчас Леопольд?
 — Я видел в Тафельберге человека, которого вы назвали королем, — отозвался Бутцов. — И я видел, как он, словно трехлетний ребенок, дрожит и хнычет перед лицом опасности. Видел, как он бежит — хотя мог схватить что-нибудь, пусть даже камень, и драться на стороне тех, кто пришел его спасти. И еще я видел там вас. Я не знаю, где тут правда, а где ложь, но одно знаю твердо: если сегодня ты не король, то я буду молить Бога о том, чтобы другой не смог прибыть в Луштадт завтра к полудню, ибо тогда на трон Луты поднимется воистину храбрый человек, Ваше Величество.
 Барни положил руку на плечо товарища.
 — Этого не будет, мой друг, — сказал он. — Для меня на кону не просто трон, а нечто гораздо большее, и я не могу сделать то, что вы предлагаете. Если Леопольд Лутский жив, то он должен быть завтра коронован.
 — А если он мертв? — спросил Бутцов. На это Барни только пожал плечами.
 Наступили сумерки, когда эти двое подъехали ко дворцу в Луштадте. Появление Барни повергло слуг и придворных в чрезвычайное волнение и растерянность. Все засуетились, передавая друг другу известие о том, что король вернулся. Минут через десять после возвращения Барни в свои апартаменты дворецкий доложил о приходе старого фон дер Танна. Старый принц начал уговаривать его принять на будущее особо строгие меры предосторожности.
 — Жизнь Вашего Величества не может быть в полной безопасности, пока Питер Бленц в Луте! — воскликнул он.
 — Именно для того, чтобы спасти вашего короля от Питера, мы и уехали из Луштадта вчера ночью, — ответил Барни, но старый принц не понял двойного смысла его слов.
 Пока они разговаривали, один молодой кавалерийский офицер обратился с просьбой об аудиенции, заявив, что имеет важные новости для короля. От него Барни узнал, что Питер Бленц уже успел навербовать на равнинах довольно многочисленную армию. Два полка правительственной пехоты и эскадрон кавалеристов также присоединились к Питеру, которого по-прежнему считали регентом. Они были уверены, что настоящий король мертв, а тот, кто сорвал церемонию коронации, — всего-навсего игрушка в руках старого фон дер Танна.
 Утро пятого ноября выдалось ясным и холодным. Старинный город Луштадт был разбужен громким выстрелом из пушки. Посыльные верхом на лошадях галопом неслись по узким извилистым улицам. Солдаты, пешие и верховые, торопливо следовали от армейских бараков на Королевской дороге к укреплениям близ городских ворот на улице Маргариты.
 Барни Кастер и старый принц фон дер Танн стояли на возвышенностях над городом вместе со старшими офицерами и адъютантами, наблюдая за продвижением стрелковой линии вверх по склону холмов в сторону Луштадта. За ними двигалась тонкая линия солдат под прикрытием двух батарей полевой артиллерии, которые Питер Бленц установил на деревянном помосте к юго-востоку от города.
 Пушки в единственном форту, выходящем на главную дорогу, перекрывали всю южную часть города. Они отвечали на огонь артиллерии Питера, в то время как несколько пулеметов сдерживали наступление стрелковой линии на склоне.
 Заросли, скрывавшие живую силу противника, распространялись вверх по склону вдоль восточного края города. Барни видел, что солдаты противника могут без труда возобладать в этом направлении и войти в Луштадт почти с тыла. Ниже зарослей как раз продвигался эскадрон королевской конницы с явным намерением присоединиться к тем, кто сдерживал наступление на форт.
 Барни повернулся к адъютанту, стоявшему рядом.
 — Задержите этот эскадрон и передайте майору приказ — продвигаться к востоку по Королевской дороге до рощи, — скомандовал он. — Там мы присоединимся к нему.
 Офицер пришпорил лошадь и помчался вниз по узкой улочке, а Барни с фон дер Танном развернули коней и галопом поскакали на восток.
 Десять минут спустя они въехали в лес на окраине города, где соединились с кавалерийским эскадроном. Фон дер Танн не понимал смысла этой смены позиции командования, ибо из леса они не могли видеть поле боя на склоне холма. Во время кратких бесед с тем, которого принц Людвиг считал королем, он совсем забыл о том, что прежде этого человека подозревали в умственной неполноценности. Тот не только не производил впечатление психически больного, но всечасно демонстрировал свой уравновешенный характер и здравый смысл. Однако сейчас он, похоже, проявил если и не психическое отклонение, то по меньшей мере неумение здраво оценить окружающую действительность.
 — Боюсь, Ваше Величество, что мы слишком сильно оторвались от основных сил нашей армии, — наконец отважился он высказаться. — Мы не можем ни следить за ходом боя, ни предпринять что-либо значимое.
 — На вершине того холма мы были ничуть не менее далеки от армии, — возразил Барни. — И именно сейчас мы начнем действовать. Пожалуйста, скачите обратно на Королевскую дорогу и берите на себя командование войсками возле форта. Велите артиллерии минут на пять усилить огонь по неприятельской батарее, а потом полностью прекратите стрельбу. В то же самое время можете тайно выдвинуть войска против того подразделения, которое поднимается по склону. Когда вы увидите, что мы появились с западной стороны, выступайте кавалерией с их правого флага.
 — Ваше Величество, а вы-то где будете в это время? — удивился фон дер Танн.
 — С основным эскадроном. Когда вы увидите, что мы выходим из рощи, то будете знать, что мы захватили пушки Питера и все уже кончено.
 — Но вы не станете сопровождать наступающих?! — воскликнул старый принц.
 — Мы возглавим атаку, — коротко ответил мнимый король Луты и развернул лошадь, показывая этим, что разговор окончен.
 По сигналу майора, командующего эскадроном, конница двинулась на восток, в лес. Принц Людвиг после секундного колебания, словно сомневаясь в правильности подобных действий, тряхнул головой и поскакал в сторону форта.
 Пять минут спустя противник с радостью заметил, что огонь по его скрытой батарее неожиданно прекратился. Затем Питер увидел, что из города вышел отряд пехоты и, развернувшись в стрелковую цепь, двинулся вниз по склону навстречу своей же линии огня. Тогда он немедленно сделал именно то, чего и ожидал от него Барни: повернул огонь своей артиллерии на юго-запад, прочь от того места, куда продвигался американец со своим славным эскадроном. Таким образом, кавалерия смогла скрытно пройти через лес позади орудий, а шум ее продвижения был перекрыт грохотом пушек.
 Первое, что услышали артиллеристы, когда противник обошел их сзади, был предупреждающий крик одного из орудийной прислуги, который неожиданно увидел за деревьями цепь нападающих. Они сразу же попытались повернуть стволы пушек и направить их на всадников, но на это уже не хватило времени. Когда королевская конница предстала перед ними, среди артиллеристов Питера поднялся крик, ибо один вид высокого молодого всадника с каштановой бородой, вылетевшего во главе атакующих кавалеристов, вызвал общий приветственный возглас: «Король! Король!»
 С мощью горного обвала королевская конница прорвала линию полевой артиллерии. В последовавшей за этим схватке американец дрался с улыбкой на лице, ибо в ушах у него звучал громкий крик его солдат: «За короля! За короля!»
 В тот момент, когда противник уже дрогнул, случайная пуля убила гнедую лошадь, на которой сидел Барни. Около дюжины людей Питера бросилось, чтобы схватить всадника, когда тот поднимался на ноги. Столько же людей из королевской конницы окружили Барни, и в течение пяти минут происходила драка за право владеть королем.
 Но большинство артиллеристов уже бросило орудия, даже те, на которых никто не успел напасть, — магическое слово «король» превратило их кровь в воду. Человек пятьдесят или больше подняли белый флаг и сдались без боя. Когда Барни и его телохранитель наконец выбрались из кольца своих сторонников, победа уже практически была на их стороне.
 А в это время ниже по склону холма лояльные войска продвигались на неприятеля. Старый принц Людвиг шел позади, ожидая града пуль, и ежеминутно посматривал на деревянную изгородь, откуда почти непрерывно шла стрельба по наступающим сторонникам законной власти.
 Неожиданно канонада прекратилась. Старик замер на месте и поглядел на лес. В течение нескольких минут он не видел ничего внятного за завесой осенних листьев. Потом с той стороны выскочил человек, за ним — второй, третий. Принц поднес к глазам бинокль и чуть не вскрикнул от облегчения: люди в военной форме были артиллеристами, и только кавалеристы сопровождали короля. Секунду спустя в объективе появился высокий бородатый человек, который скакал, размахивая шашкой над головой, а за ним галопом следовал эскадрон королевской конницы.
 Старый фон дер Танн больше не мог сдерживаться.
 — Король! Король! — крикнул он окружающим и указал в сторону леса. Офицеры и солдаты вокруг него подхватили крик.
 — В атаку! — приказал принц, и не меньше тысячи человек бросились вниз с Луштадтского холма на войска Питера Бленца, а с востока король направил в бой правый фланг своей конницы.
 Питер Бленц увидел, что бой проигран, ибо войска с правой стороны раздавлены наступлением мнимого короля, а он и его кавалерия все еще в полумиле от места сражения. Перед тем как отступление стало неотвратимым, принц-регент приказал своим войскам медленно отойти на край долины. Оказавшись в безопасности, он поднял белый флаг и предложил принцу Людвигу переговоры.
 — Ваше Величество, — спросил Людвиг фон дер Танн. — Какой ответ мы пошлем предателю, который не посчитался даже с присутствием короля?
 — Дипломатичный, — ответил Барни. — Он может оказаться достаточно честным человеком, если верит, что я самозванец.
 Фон дер Танн пожал плечами, но поступил так, как предложил Барни. Не менее получаса молодой человек вместе с Бутцовом стояли в ожидании, пока фон дер Танн и Питер вели переговоры на полпути между своими войсками. Людвига сопровождало с десяток представителей самых могущественных и высокородных кланов страны.
 Когда они вернулись, на их лицах читались растерянность и озадаченность. Вместе с ними явились офицеры, солдаты и гражданские лица из свиты Питера.
 — Что он сказал? — спросил Барни.
 — Ваше Величество, — озадаченно ответил фон дер Танн, — он уверяет, будто точно знает, что вы не король. Эти люди, которых он прислал, якобы тоже хорошо знали короля, когда он был в Бленце. В качестве доказательства того, что вы не король, он предлагает вам сделать личное признание не только перед своими солдатами и офицерами, но также перед вашим верным лейтенантом Бутцовом и перед принцессой Эммой фон дер Танн, моей дочерью. Он настаивает на том, что сражается во имя благоденствия Луты, а мы — предатели, которые пытаются возвести самозванца на престол, принадлежащий мертвому Леопольду. Таким образом, результат переговоров вряд ли будет одобрен Вашим Величеством.
 — Какой результат? — спросил Барни.
 — Было решено, что стороны прекращают боевые действия и принцу Питеру будет предоставлена возможность предъявить доказательства, что Ваше Величество — самозванец. Если он в состоянии это сделать и полностью удовлетворит большинство представителей старой аристократии, мы согласимся признать его возвращение на должность регента.
 На мгновение воцарилась глубокая тишина. Многие придворные опустили глаза вниз или отвернулись.
 Барни чуть улыбнулся и поглядел на людей Питера, явившихся разоблачить его. Он знал, каков будет их вердикт, но знал и то, что если хочет сохранить трон для Леопольда, то сделает это любой ценой, пока Леопольда не найдут. Сейчас войска прочесывали леса от Луштадта до замка Бленц в поисках Менка и Коблича. Если «все, причастные к похищению», как говорилось в приказе, будут обнаружены в срок, то на коронации в полдень он с уверенностью сможет предъявить пропавшего короля его подданным.
 Барни посмотрел прямо в глаза фон дер Танну.
 — Вы сообщили нам мнение других, принц Людвиг, — проговорил он. — Сейчас же вы можете высказать свое суждение по данному вопросу.
 — Я склоняюсь на сторону большинства, — ответил старый принц. — Но я видел вас в сражении под огнем противника. Даже если вы не король, то ради всей страны вы обязаны быть им.
 — Он — не Леопольд, — заявил один из офицеров, пришедших из лагеря Питера. — Я был комендантом Бленца три года и так же хорошо знаю лицо короля, как если бы он был моим собственным братом.
 — Нет, — закричали сразу несколько других свидетелей, — этот человек не король!
 Несколько знатных аристократов сразу же отошли в сторону от Барни. Другие вопросительно поглядывали на него.
 Бутцов шагнул к Барни. Было заметно, что солдаты и даже офицеры королевской конницы, которых американец вел в атаку на батареи в лесу, склонны примкнуть к нему. Лейтенант отметил этот факт.
 — Если вас удовлетворяют слова слуг предателя и будущего цареубийцы, — воскликнул он, — то меня нет. Не было предъявлено никаких аргументов, что этот человек не король. Что же касается лично меня, то для меня он — король, и я не буду более преданно служить кому-то другому только из-за его титула. Если Питер Бленц имеет более веские доказательства смерти Леопольда Лутского, чем голословные заявления своих приспешников, — пусть он представит их сегодня до полудня, ибо в полдень в кафедральном соборе Луштадта корона будет возложена на голову короля. И я молюсь Господу Богу, чтобы им оказался тот человек, который сегодня вел нас в бой!
 Со стороны королевской конницы и пехотинцев раздался гром аплодисментов — они тоже видели, как американец смело бросился в атаку, разбрасывая противников.
 Барни оценил преимущества неожиданного поворота переговоров после слов Бутцова и, повернувшись в седле, объявил:
 — Пока Питер Бленц не приведет в Луштадт человека, имеющего больше прав на королевский трон, страной будем править мы. Коронован может быть только Леопольд. Мы одобряем амнистию, которую предлагает принц Людвиг. Пусть Питер Бленц свободно въезжает в Луштадт, если хочет, и остается там до тех пор, пока не замышляет заговора против истинного короля. Майор, — добавил Барни, повернувшись к командующему эскадроном, — мы возвращаемся во дворец. Ваш эскадрон будет сопровождать нас и назначается нести службу по охране территории дворца. Принц Людвиг, вы отвечаете за размещение пулеметов вокруг дворца и за охрану подходов к собору.
 Майор кивнул, развернул лошадь и двинулся вверх по склону в направлении Луштадта. Людвиг фон дер Танн со сдержанной улыбкой вскочил на коня и направился в форт. За ним последовала знать Луты, пораженно глядящая на принца.
 — Вы подчиняетесь его приказаниям, хотя не уверены, настоящий ли он король? — спросил один из родовитых дворян.
 — Если бы он был самозванцем, — ответил старый принц, — то обязательно утверждал бы, что он самый настоящий король. Но он еще ни разу не объявил впрямую, что он — Леопольд. А кроме того, он подтвердил свой титул делами.

 11
 СВОЕВРЕМЕННОЕ ВМЕШАТЕЛЬСТВО

 В девять часов утра Барни Кастер взад-вперед шагал по своим апартаментам. Никаких сведений о Кобличе, Менке или короле не поступало. Посланные на розыск солдаты возвращались к Бутцову с пустыми руками.
 Питер Бленц и его сторонники въехали в город и уже начали собираться в соборе.
 В доме Коблича Питером были собраны многие представители знати, которые обязались поддержать его в случае, если потребуется доказать, что человек, находящийся сейчас во дворце, не является Леопольдом Лутским. Но они согласились поддержать его регентство, лишь если тот представит доказательства смерти истинного Леопольда, и теперь Питер Бленц с тревогой ожидал прихода Коблича с сообщением о поимке короля. В этой игре узурпатор сделал ставку на один-единственный отчаянный ход.
 Барни нервно расхаживал по дворцу, ожидая сведений, что Леопольд нашелся, и Питер Бленц в равной степени тревожился о том же самом.
 Наконец донесся цокот копыт по мостовой. Секунду спустя Коблич, в испачканной одежде, с засохшей кровью на ране, пересекающей лоб, ворвался в приемную принца-регента. Питер сразу же увлек его в маленький кабинет на первом этаже.
 — Ну? — спросил он шепотом, когда они остались одни.
 — Он у нас, — выдохнул Коблич. — Нам пришлось чертовски тяжело. Штайн убит, Менк и я ранены, вдобавок нам все утро пришлось прятаться от солдат, которые совершенно явно разыскивали нас. Но он у нас в тайном месте, Ваше Высочество, и до такой степени напуган, что готов на все что угодно. Если вы пощадите его и оставите в живых, он согласен выехать за границу.
 — Для этого уже слишком поздно, Коблич, — ответил Питер. — Теперь он полезен нам, только если будет мертв. Если его тело внесут в Луштадтский собор сегодня в полдень, и если те, кто внесет его, поклянутся, что король был убит самозванцем после того, как вы и Менк обнаружили его в больнице Тафельберга и вытащили оттуда, пытаясь спасти, — вот тогда-то народ сам разорвет наших врагов на куски. Что скажете, Коблич?
 Военный министр долго смотрел на Питера Бленца, обдумывая бесчеловечный план действий, предложенный регентом.
 — Боже мой! — воскликнул он наконец. — Вы имеете в виду, что я должен убить Леопольда своими руками?
 — Вы высказались грубо, но точно, дорогой мой Коблич, — с недоброй усмешкой ответил Питер.
 — Я не могу этого сделать, — пробормотал тот. — Я никого не убивал за всю свою жизнь. Я уже стар… Нет, я никогда этого не сделаю. Я не смогу спать по ночам.
 — Если вы не сделаете этого, Коблич, и Леопольд приедет в город, меня схватят и повесят выше колокольни, — медленно проговорил Питер. — А если сегодня будет коронован самозванец, вас либо официально повесят, либо неофициально ткнут ножом. У вас нет иного выбора, Коблич. Ничто другое, кроме мертвого тела истинного Леопольда, не спасет вашу шею. Поэтому выбирайте: оставить его живым свидетелем вашего предательства или убить его и стать канцлером Луты.
 Коблич медленно повернулся к двери.
 — Вы правы, — сказал он. — Да смилостивится Господь над моей душой! Никогда не думал, что мне придется сделать это своими руками… — С этими словами он вышел из комнаты, и минуту спустя Питер Бленц усмехнулся, вновь услышав цокот копыт по брусчатке.
 Он вернулся в комнату, где находился перед приходом Коблича, и продолжил разговор с отцами города.
 — Коблич нашел тело убитого короля, — объявил он. — Я попросил его доставить тело в собор. Он увидел самозванца и его приспешника лейтенанта Бутцова, когда они выносили мертвого Леопольда из больницы в Тафельберге. Как раз тогда фон дер Танн распустил слух, будто Леопольд несколько недель как убит бандитами. Но до вчерашнего вечера он был жив, господа, и сегодня вы увидите свежие раны на его теле. Вы сами увидите ужасное свидетельство вины самозванца и тех, кто помогал ему. Ожидаю, что все вы станете на мою сторону, как обещали.
 Придворные в один голос заверили Питера Бленца в своей преданности — если тот представит хотя бы четверть доказательств, которые обещает продемонстрировать.
 — Мы хотим знать наверняка лишь одно — является ли человек, который сейчас носит титул короля, истинным Леопольдом Лутским или все же нет? — сказал один из дворян. — Если выяснится, что он не Леопольд, то он будет обвинен в предательстве, и мы знаем, как нам поступить дальше.
 Вся группа направилась в собор, теперь уже открыто поддерживая регента.
 В это время во дворце Барни чувствовал растерянность и тревогу. Бутцов же уговаривал его принять корону независимо от того, Леопольд он или нет, ибо лейтенант не видел для Луты иной надежды. Если Барни отступится, то к власти придет либо негодяй регент, либо трусливый и забитый человек, который, по словам Барни, и есть настоящий Леопольд.
 Пробило одиннадцать часов. Через час Барни должен будет как угодно найти приемлемое решение своей дилеммы, ибо уже не верилось, что короля найдут за тот короткий промежуток времени, который остался до коронации. «Интересно, как поступают с теми, кто узурпирует трон?» — подумал Барни. Хватит ли у него времени, чтобы сбежать за границу от разъяренной толпы? Все зависело от того, найдется ли король. Он был убежден, что все расписано по минутам, ибо до начала поисков у Коблича и Менка имелось несколько часов, чтобы надежно спрятать Леопольда.
 Его люди прочесали всю страну, обыскали все дома, допросили всех встречных. Патрули контролировали все дороги, по которым беглецы могли добраться до Луштадта, Бленца или до границы. Но короля так и не нашли, как не обнаружили даже следов его похитителей.
 Принц фон дер Танн, как казалось Барни, был готов отречься от него и переметнуться на сторону противника. Да, старый принц честно выполнил приказ насчет пулеметов, но оружие могло быть применено не только в его защиту, но и против него самого.
 В окно Барни видел широкую дорогу перед королевским дворцом, запруженную толпами, спешащими в собор. В этот момент послышался стук в дверь. После его небрежного «Войдите» дворецкий объявил:
 — Его Высочество Людвиг, принц фон дер Танн!
 Встревоженный слухами об убийстве истинного Леопольда, старый принц с прямотой солдата выпалил свои сомнения и ультиматум.
 — Никто, кроме того, в чьих жилах течет кровь Рубинротов, не может править Лутой, пока на земле остаются хоть один Рубинрот и древний род фон дер Танн! — закончил он.
 При имени «Рубинрот» Барни вздрогнул — это была девичья фамилия его матери. И тут пришло неожиданное озарение. Он вдруг понял, почему отмалчивались его родители, когда Барни расспрашивал их о своем детстве.
 — Принц Людвиг, — серьезно ответил молодой человек, — я храню в своем сердце самое доброе отношение к государству Лута. В течение трех недель я делал все, что мог, и сотни раз рисковал жизнью ради того, чтобы законный наследник получил престол Луты. Я… — Он остановился, не зная, как начать признание, на которое решился. Он был уверен, что это признание вознесет на трон Питера Бленца, поскольку старый принц обещал поддержать регента, если будет доказано, что Барни самозванец. — Я… — снова начал американец — но тут снова постучали в дверь.
 — Посыльный, Ваше Величество, — объявил дворецкий. — Он говорит, что ему срочно требуется аудиенция по делу, касающемуся жизни и смерти короля.
 — Я приму его в вестибюле, — ответил Барни и шагнул к дверям. — Подождите нас здесь, принц Людвиг.
 Через минуту он вернулся в комнату. Его лицо выражало новую надежду.
 — Мой дорогой принц, — произнес Барни. — Я клянусь всем святым для меня, что благородная кровь Рубинротов действительно течет в моих жилах, и поскольку Бог мне судья — только истинный Леопольд Лутский должен быть коронован сегодня. Теперь мы должны подготовиться к коронации. Если в соборе начнутся беспорядки, принц Людвиг, ваша шпага защитит короля.
 — Когда я с вами, я знаю, что вы — настоящий король, — проговорил фон дер Танн. — Когда я видел вас на поле сражения, я молился, чтобы не произошло ошибки. Бог свидетель тому, что я прав. Но да поможет вам Господь, если вы играете в свои игры со старым Людвигом фон дер Танном!
 Когда старый принц вышел из апартаментов, Барни послал за Бутцовом и торопливо вошел в ванную. Вскоре дворецкий доложил о приходе лейтенанта, и Барни принял его — весь в мыльной пене.
 — Что вы делаете, сир? — пораженно спросил Бутцов.
 — Да бросьте вы это «сир», старина, — отмахнулся Барни Кастер из Беатрис. — Сегодня пятое ноября, и я наконец-то сбриваю этот дурацкий веник. Король нашелся!
 — Что?! — воскликнул Бутцов. Как бы он ни относился к настоящему Леопольду, он не мог скрыть радости, что найден законный наследник Лутского престола.
 — В соседней комнате сидит человек, который знает, где Коблич и Менк прячут короля, — продолжал Барни. — Позовите его сюда.
 Бутцов поспешил выполнить распоряжение и через секунду вернулся вместе со старым лавочником из Тафельберга.
 Закончив бритье, Барни отдал этим двоим распоряжение:
 — В восточной стороне комнаты хранится парадное одеяние для коронации, а в маленькой гардеробной висит длинный серый плащ. Сложите все это в большой узел, чтобы отнести его, куда должно. А вы, Бутцов, — продолжил Барни после того, как его приказ исполнили, — позаботьтесь о моем и своем револьверах и шпагах. Вполне возможно, что оружие потребуется нам уже минут через десять.
 Быстро завершив свои приготовления, Барни вышел из ванной. От его роскошной бороды, как он и надеялся, даже следа не осталось. Бутцов невольно улыбнулся, посмотрев на него.
 — Должен сказать, Ваше Величество, что борода не слишком портила вашу благородную внешность, — заметил он.
 — Украшения никогда не портят, старина, — ответил Барни, влез в военную форму, пристегнул шпагу, убрал револьвер в портупею и быстро прошел к маленькой двери с противоположной стороны апартаментов.
 Все трое вышли в узкий, редко используемый коридор, спустились на один пролет лестницы и оказались в задней части дворцового двора. Там ждали конюхи, слуги и солдаты. Они отдали честь Бутцову, кивнули лавочнику, а гладко выбритого молодого незнакомца лишь удостоили взглядом. Было совершенно очевидно, что без бороды никто не принимает Барни за короля. На конюшне Бутцов взял трех лошадей, и вскоре три всадника галопом пронеслись по узкой боковой улочке на холмистую окраину Луштадта. Они скакали молча, пока не добрались до старого каменного строения. Окна дома были заколочены досками, да и вообще вид у него был давно заброшенный и нежилой. Некогда роскошный сад густо зарос сорняками, ноябрьский ветер шуршал засохшими листьями. Каменная стена, которая в прежние времена окружала поместье, была почти полностью разрушена, и камни ее пошли на фундамент небольшого домика в дальнем конце участка.
 Через пролом в стене трое проследовали в дальний конец сада, где их приближение оставалось незамеченным из домика, и спешились, оставив лошадей на попечение тафельбергского лавочника. Барни и Бутцов быстро прошли к воротам, которые тяжело, со скрипом, распахнулись, держась на одной ржавой петле. Они знали, что времени на меры безопасности и отработку стратегии у них нет. Теперь все зависело от того, насколько смелым и решительным станет их нападение. Они проскочили через дворик и молниеносно ворвались в дом.
 Двоим смельчакам повезло: четверо сидевших в старой темной библиотеке не заметили их. Они остановились и прислушались. Говорил Коблич:
 — Менк, пойми: всем командует регент. Только это дело может спасти наши шеи. И он говорит, что дело надо сделать тебе, поскольку этот парень сбежал из Бленца по твоей небрежности.
 В дальнем углу комнаты скорчилась жалкая, дрожащая от страха фигура. Услышав слова Коблича, она поднялась на ноги. Это был король.
 — Сжальтесь! Пощадите меня! — выкрикнул он. — Не убивайте! Я уеду далеко-далеко, где никто не узнает, что я жив, а вы скажите Питеру, что я умер. Скажите ему что угодно, только оставьте меня в живых. О, зачем только я слушал этого проклятого дурака, который соблазнял меня мыслями о возвращении короны! Они принесли мне одно страдание. Корона стала для меня смертным приговором.
 — А почему бы нам и вправду его не отпустить? — предложил солдат, молчавший до этого. — Если мы не убьем его, нас не смогут повесить за убийство.
 — Не будьте так уверены, — возразил Менк. — Если он уедет и никогда больше не вернется, чем мы докажем, что не убивали его, если нас станут обвинять в убийстве? А если мы его отпустим, а потом он вдруг вернется и взойдет на трон, то обязательно позаботится, чтобы нас повесили за предательство. Самое безопасное — вознести его туда, откуда он не вернется, чтобы угрожать нам. Я сделаю это по приказу Питера, и пусть кровь короля будет на руках Питера — я подчиняюсь приказу господина. Вы двое будете свидетелями, что я сделал это собственными руками.
 С этими словами капитан Эрнст Менк обнажил шпагу и шагнул к королю — но так и не прикоснулся к монарху. Душераздирающий крик несчастного короля почти заглушил другой звук, раздавшийся в заброшенной комнате. Этот звук был грохотом выстрела. Менк повалился вперед, неуклюже взмахнув руками, и упал к ногам Леопольда. Король со стоном отпрянул от тела, коснувшегося его башмаков, поскольку этот человек вызывал у него суеверный ужас. В центре комнаты стояли два человека, и события развивались с пугающей быстротой.
 Все, что он впоследствии смог вспомнить, было искаженное страхом лицо Коблича, промчавшегося мимо него к двери в противоположном конце комнаты, и пустые глаза мертвого солдата, который имел глупость достать револьвер.
 Внутри кафедрального собора царило возбуждение. Оставалось две минуты до полудня, и при этом никакого короля, претендующего на корону, пока не было видно. Слухи порождали сумятицу. Кто-то слышал, как камергер короля доложил принцу фон дер Танну, что церемониймейстер, зайдя поторопить монарха на коронацию, обнаружил королевские покои пустыми. Другой видел Бутцова и двух незнакомцев, которые галопом промчались по городу. Третий рассказывал о каком-то старике, который приходил к королю со срочным сообщением.
 Питер Бленц и принц Людвиг шепотом разговаривали на ступенях алтаря. Затем Питер поднялся выше, обернулся к собравшейся толпе и поднял руку, требуя тишины.
 — Человек, который называл себя Леопольдом Лутским, — провозгласил он, — всего лишь безумный авантюрист. Он мог бы захватить престол Рубинротов, если бы в последний момент ему не изменила храбрость. Но он сбежал. Настоящий же король мертв. Я, принц-регент Луты, заявляю, что трон Луты свободен, и объявляю себя королем!
 Раздались отдельные выкрики приветствия и ропот. Группа придворных поднялась, словно в знак протеста, но не успел кто-то из них сделать и шага, как всеобщее внимание привлек очень бледный человек, который торопливо вышел в центральный проход собора.
 Это был Коблич. Страшно напуганный, он бросился к Питеру, попытался что-то сказать, но смог лишь прошептать, задыхаясь:
 — Менк мертв. Самозванец похитил короля.
 Питер Бленц побледнел так же сильно, как и его министр. Фон дер Танн тоже услышал это сообщение и потребовал объяснения.
 — Вы говорили, что Леопольд мертв, — обвиняюще сказал он.
 — Коблич очень взволнован, — быстро нашелся Питер. — Он имел в виду, что самозванец украл тело короля, которое они с Менком везли в Луштадт.
 Фон дер Танн был встревожен. Он не знал, как разобраться во множестве противоречивых слухов, распространившихся за последний час, и уповал на то, что молодой человек, которого он видел в королевских апартаментах, и был настоящим Леопольдом. Он был бы рад служить такому человеку — но в то же время происходило много необъяснимых вещей, которые бросали на него тень сомнения. Но разве он когда-нибудь претендовал на титул короля? Старый принц внезапно вспомнил, что не только не претендовал — наоборот, многократно заявлял принцессе Эмме и лейтенанту Бутцову, что он не Леопольд.
 Получалось, что все они настолько хотели считать его королем, что прямо-таки навязали ему мнимый титул. А теперь, если он действительно совершил то ужасное преступление, в котором обвинил его Коблич, — что в этом удивительного? Разве в прошлом не бывало попыток захватить трон более подлыми средствами и при меньшем попустительстве?
 В это время снова подал голос Питер Бленц.
 — Пусть коронация продолжается! — воскликнул он. — Государство Лута должно иметь настоящего короля, разрушив подлые планы самозванца и предателей, которые были с ним заодно, — при этом Питер бросил многозначительный взгляд на фон дер Танна. — Давайте же покончим с предательством, и пусть на трон Луты сядет тот, кого все знают как лутанца и здравомыслящего человека!
 — Долой умалишенного короля! — раздались крики в поддержку Питера. — Долой самозванца!
 Питер начал подниматься по ступеням алтаря.
 Фон дер Танн все еще колебался. По одну сторону от нефа стояли его приверженцы, по другую — люди регента. Их разделяли две шеренги солдат королевской конницы, выстроившихся от алтаря до высоких врат собора, и они были на стороне самозванца (если он был самозванцем), который привел их к победе против клики Питера Бленца. Фон дер Танн знал, что, если их герой станет претендовать на корону, они будут сражаться за него до последней капли крови. В то же время на чьей стороне они выступят, если он попытается разрушить план регента захватить престол Луты?
 Питер Бленц уже приблизился к епископу, готовому благословить любого претендента, и дал сигнал, чтобы начинали торжественный вынос короны.
 Внезапно из-за стен собора послышался громкий звук трубы. Широкие двери резко распахнулись, и все присутствующие вскочили в едином порыве, когда стражник из королевской конницы провозгласил:
 — Король! Король! Дорогу Леопольду Лутскому!

 12
 КОРОЛЕВСКАЯ БЛАГОДАРНОСТЬ

 При этом возгласе огромная толпа мгновенно стихла. Все повернулись к широким дверям, в которых были видны идущие впереди процессии. Ее нельзя было назвать ни веселой, ни торжественной — особенно тех, кто шел во главе.
 Четыре трубача из числа солдат королевской конницы, в военной форме, шагали впереди всех. Далее следовали фанфаристы, по двое с каждой стороны нефа, а между ними шли три человека.
 Один — высокий, с серыми глазами и густой каштановой бородой. Он был одет в роскошный наряд, предназначенный для коронации. Справа и слева от него шли лейтенант Бутцов и сероглазый незнакомец с гладко выбритым лицом.
 За ними следовали остальные гвардейцы. Когда глаза присутствующих остановились на человеке в парадном одеянии, раздались громкие крики:
 — Король! Самозванец! Марионетка фон дер Танна!
 — Разоблачите его! — шепнул на ухо Питеру один из его приспешников.
 Регент подошел ближе к нефу, чтобы встретить самозванца, стоя на ступенях алтаря. Процессия медленно продвигалась по центральному проходу.
 Среди людей фон дер Танна стояла девушка с большими глазами. Она чуть наклонилась вперед, чтобы лучше рассмотреть лицо короля. Когда он приблизился, глаза девушки наполнились ужасом. Потом она перевела взгляд на выбритого незнакомца, шагающего рядом с королем. У него были смелые смеющиеся глаза, и когда его взгляд встретился со взглядом девушки, правда ярко вспыхнула в ее сознании. В этот ужасный миг она поняла, что король Луты и король ее сердца — два разных мужчины.
 Наконец процессия подошла к самим ступеням алтаря. Послышался ропот:
 — Это не король.
 — Кто этот новый самозванец?
 Леопольд поискал глазами среди лиц придворных, стоявших у алтаря. Наконец его взгляд остановился на Питере. Молодой человек замер в двух шагах от регента. Тот побледнел, когда взгляд короля пронзил его подлую душонку.
 — Питер Бленц! — воскликнул молодой человек. — Бог тебе судья, скажи сегодня правду. Кто я такой?
 Ноги Питера задрожали. Он упал на колени и поднял руки, моля о пощаде.
 — Простите меня, Ваше Величество! Пощадите! — вскричал он.
 — Кто я? — настаивал король.
 — Вы Леопольд Рубинрот, сир, милостью Божьей король Луты, — выговорил испуганный регент. — Будьте милосердны к старому человеку, Ваше Величество!
 — Подожди! Скажи, я безумен? Я был когда-нибудь сумасшедшим?
 — Господь мне судья, сир, — нет, не были.
 Леопольд повернулся к Бутцову.
 — Уберите предателя с моих глаз, — приказал он. Лейтенант и дюжина стражников схватили дрожащего регента и вышвырнули из собора под улюлюканье и проклятия толпы.
 После завершения коронации король остался в личных апартаментах дворца с принцем Людвигом.
 — Даже сейчас я не могу понять, как все это произошло, ваше Величество, — говорил старик. — В том, что вы настоящий Леопольд, у меня нет никаких сомнений, тем более что пораженческое поведение Питера достаточно явно подтвердило этот факт. Но кто тогда был тот самозванец, который в течение двух дней правил Лутой от вашего имени, а потом исчез так же таинственно, как и появился? По другой таинственной причине он сохранил Ваше Величество для нас, хотя вполне мог бы сейчас носить вместо вас корону Луты. Теперь, когда Питер Бленц под арестом, нашим следующим шагом должно бы стать немедленное задержание самозванца и суд над ним. Но… — старый принц вздохнул, — он действительно очень храбрый человек и вел себя как истинный благородный король, когда вел в бой ваши войска.
 Король улыбнулся, когда фон дер Танн впервые произнес слово «самозванец», но когда тот стал хвалить Барни за смелость, легкий румянец выступил на его щеках, и лицо стало печальным.
 — Подождите, — перебил он принца. — Не надо далеко ходить за вашим так называемым самозванцем. — И, подозвав слугу, послал его за лейтенантом Бутцовом и мистером Кастером.
 Минуту спустя двое вызванных вошли в комнату. Барни заметил, что теперь, когда Леопольд стал королем, окружив себя комфортом и надежной охраной, он при этом превратился в совсем другого человека, чем тот затравленный беглец. Его безжизненное и слабовольное лицо приобрело черты упрямства, хотя он разговаривал с американцем очень любезно.
 — Вот, фон дер Танн, ваш самозванец, — сказал Леопольд. — Если б не он, то я без всякого сомнения был бы сейчас мертв либо, в лучшем случае, снова стал бы узником замка Бленц.
 Барни и Бутцову пришлось повторить свою историю несколько раз, прежде чем старик наконец уяснил все, что происходило у него прямо под носом и о чем он не имел ни малейшего понятия. Когда же он наконец понял, что ему говорят чистую правду, то протянул руку американцу:
 — Однажды я встал перед вами на колени, молодой человек, — проговорил он, — и поцеловал вашу руку. Теперь я должен бы негодовать и выступать против вас — но, наоборот, чувствую гордость, что служил в свите такого самозванца, как вы, ибо вы не уронили чести дома Рубинротов на поле брани. И хотя у вас была возможность получить корону, вы отказались от нее и возвели на трон истинного короля.
 Леопольд сидел, положив ноги на ковер. Нет, было правильно, что он, король, похвалил американца, но то, что старый фон дер Танн захваливает его сверх меры, — это уже лишнее! Королю это не понравилось, более того, он испытывал ревность к человеку, который возвел его на трон.
 — Только одного не могу я вам простить, — продолжал принц Людвиг. — За час до коронации вы обманули меня, заявив, что вы из рода Рубинрот.
 — Я сказал вам, принц, — поправил его Барни, — что в моих жилах течет кровь рода Рубинрот, — но так ведь оно и есть. Я сын сбежавшей принцессы Виктории Лутской.
 Леопольд и Людвиг удивленно переглянулись, и в глазах короля мелькнул страх. Если в жилах этого человека есть королевская кровь, то что, если в один прекрасный день он превратится в претендента на королевский трон, от которого однажды отказался? Леопольд знал, что иногда людям свойственно меняться резко и необъяснимо.
 — Бутцов, — неожиданно обратился он к лейтенанту конницы, — как ты думаешь, сколько людей твердо знает, что тот, кто правил Лутой два дня, и тот, кто сегодня был коронован в соборе, — не одно и то же лицо?
 — Очень немногие, кроме тех, кто в этой комнате, Ваше Величество, — ответил Бутцов. — Питер и Коблич знали это все время с самого начала. Затем Крамер, ваш верный старый подданный из Тафельберга. Это он преследовал Коблича и Менка всю ночь и еще полдня, когда они тащили вас в тайное место, где мы и нашли вас. Кроме них, кое-кто еще мог догадаться о правде, но они ничего не знают наверняка.
 Некоторое время король пребывал в задумчивости, потом поднялся и стал ходить из угла в угол.
 — А откуда им знать? — сказал он наконец, остановившись перед тремя собеседниками. — Во имя Луты они не смогут и подумать, что кто-то, кроме истинного короля, сидел на троне хотя бы час.
 Леопольд сопоставлял героическую фигуру американца и свою бесцветную роль в событиях, которые привели его к коронации. Он сердцем почувствовал, что старый фон дер Танн сожалеет, что королем оказался не американец, и поэтому возненавидел старика, а теперь начал ненавидеть и самого американца.
 Принц Людвиг стоял, опустив голову, пока король говорил. Его здравый смысл подсказывал ему, что предположения короля вполне обоснованны, но он сожалел, что столь мудрая мысль пришла в голову не ему, а королю. Выражение же лица Бутцова показывало, что он недоволен неблагодарностью короля.
 Первым заговорил Барни:
 — Полагаю, что Его Величество правы. Сегодня же я уеду из дворца под покровом темноты и пересеку границу завтра вечером. Так люди никогда не узнают правды.
 Леопольд вздохнул с облегчением.
 — Мы должны наградить вас, мистер Кастер, — сказал он. — Назовите то, что в наших силах осуществить, и это будет вашим.
 Барни подумал о девушке, которую любил, — но не стал упоминать ее имени: он знал, что теперь она не для него.
 — Я ничего не желаю, Ваше Величество, — наконец ответил он.
 — Денежная награда? — предложил Леопольд, и тут Барни не сдержался. Его лицо вспыхнуло, подбородок вздернулся, и с языка чуть не слетели горькие обидные слова. Однако он не произнес их, повернулся спиной к королю, расправил плечи и медленно вышел из комнаты.
 Фон дер Танн, Бутцов и Леопольд Лутский стояли молча, когда американец прошел мимо них. То, как Барни вышел из комнаты, было оскорбительно для короля. Он покраснел от гнева.
 — Бутцов, — крикнул он, — верни этого парня назад. Он должен получить урок, как вести себя в присутствии королей.
 Бутцов заколебался:
 — Он рисковал жизнью ради Вашего Величества десятки раз, — упрекнул его лейтенант.
 Леопольд рассердился еще больше.
 — Не унижайте его, сир, — посоветовал фон дер Танн. — Он заслужил от вас лучшую награду… чем вот это.
 Король вновь начал мерить комнату шагами и снова остановился.
 — Мы не станем обращать внимания на его дерзость, — решил он, — и это будет нашей королевской наградой за его верную службу. Я бы сказал — это больше, чем он заслуживает.
 Когда Барни торопливо шел через дворец в свои новые апартаменты, чтобы получить оружие и приказать оседлать ему лошадь, он неожиданно столкнулся с девушкой, которая стояла у окна и печально разглядывала невеселый ноябрьский пейзаж. На сердце у нее было так же тоскливо, как и за окном.
 На звук шагов Барни она обернулась — и на нее посмотрели серые глаза ее короля. Секунду они молчали.
 — Простит ли меня ваша светлость? — спросил американец.
 Вместо ответа девушка закрыла лицо руками и опустилась в кресло у окна. Барни подошел ближе и встал перед ней на колени.
 — Не надо, — попросил он, увидев, что девушка отчаянно рыдает. — Прошу вас, не надо. — Он думал, что Эмма плачет от обиды на то, что целовала не короля, а другого мужчину. — Никто, кроме вас и меня, не знает о том, что было между нами, — продолжил Барни, — никто и не должен знать. Я пытался объяснить вам, что я не Леопольд, но вы не верили мне. И в том нет моей вины, что я люблю вас и всегда буду любить. Скажите, что вы прощаете меня за цепочку странных обстоятельств, которая обманула вас и заставила отдать свою любовь не тому, кому она предназначена. Простите меня, Эмма!
 В конце коридора за их спиной внезапно и бесшумно возникла фигура высокого человека. Увидев Барни и девушку в кресле, человек остановился. Это был король.
 Девушка заглянула в глаза американца, низко склонившегося над ней.
 — Я никогда не прощу вас, — воскликнула она. — Никогда — потому что люблю вас, хоть и помолвлена с королем.
 Барни Кастер пылко обнял ее. Эмма сначала попыталась сделать вид, что избегает его объятий, но потом утихла, тоже обняла Барни за шею, и ее губы ответили на его поцелуй. Она подняла взгляд выше плеч Барни — и вдруг в ее глазах мелькнул страх. Она мгновенно вырвалась из объятий американца.
 — Отпустите меня! — прошептала она. — Отпустите! Там король!
 Барни вскочил на ноги, обернулся и увидел Леопольда. Король приблизился.
 — Ты пытался лишить меня короны, — воскликнул он дрожащим голосом, — а теперь вознамерился отнять у меня законную невесту! Эмма, немедленно ступай к своему отцу! А что до тебя, ты еще узнаешь, что значит вмешиваться в дела королей!
 Барни окончательно понял, в какое положение поставила его любовь принцессу Эмму. Все помыслы американца теперь были только о ней. Наклонившись к девушке так, чтобы король мог слышать, он сказал ей:
 — Теперь ваша светлость знает всю правду и то, что я не король. Единственное, о чем я прошу, — простить мой обман. А теперь идите к отцу, как приказал король.
 Девушка медленно повернулась. Ее сердце разрывалось между любовью к этому человеку и долгом перед тем, с кем была помолвлена в детстве. Но ее унаследованный инстинкт подчиняться самодержцу был очень силен, и приверженность традициям и законам общества накрепко сковала ее.
 Она с рыданиями побежала по коридору, не забыв, однако, сделать реверанс королю.
 Когда она ушла, Леопольд повернулся к Кастеру. В узких серых глазах монарха светилась злоба.
 — Можешь идти своим путем, — холодно проговорил он. — Мы даем тебе сорок восемь часов на отъезд из Луты. Если же ты вернешься, то лишишься жизни.
 Американец еле удержал гневные обвинительные слова. Он должен покориться судьбе — ради Эммы. Чуть наклонив голову в сторону Леопольда, Барни повернулся и зашагал в свои апартаменты.
 Полчаса спустя он уже был готов спуститься во двор, где конюх седлал для него лошадь. И тут в его комнату вихрем влетел Бутцов.
 — Ради всего святого, уезжайте отсюда поскорей! — воскликнул лейтенант. — Король передумал, и сейчас сюда идет офицер с отрядом солдат, чтобы арестовать вас. Леопольд поклялся повесить вас за предательство. Принцесса Эмма оттолкнула его, и теперь король в бешенстве.
 Ноябрьские сумерки уступили место ночной тьме, когда два человека выехали из дворца и повернули лошадей на север, к ближайшей границе Луты. Они скакали всю ночь и остановились только днем на отдаленной ферме, чтобы накормить лошадей и перекусить самим, а потом снова отправились в путь.
 Настал день, когда путники заметили группу всадников далеко позади. Но граница была совсем рядом, так что они не слишком опасались погони.
 — В тысячный раз прошу тебя, Бутцов, поверни назад, пока не поздно, — сказал Кастер.
 Но тот только упрямо покачал головой. Вскоре они добрались до большого гранитного обелиска, отмечавшего границу между Лутой и могучей соседней державой. Барни протянул руку Бутцову.
 — Прощай, старина, — сказал он. — В Луте я познал не только королевскую неблагодарность, но и нечто противоположное — дружбу смелых мужчин. А теперь поторопись назад и скажи им, что я перешел границу, чтобы не попасть в их руки. Пусть они подумают, что ты преследовал меня, а вовсе не помогал добраться до границы.
 Но Бутцов снова покачал головой.
 — Я сражался с тобой плечом к плечу, мой друг. Я называл тебя королем и после этого никогда не смогу верой и правдой служить тому трусу, который сейчас сидит на троне Луты. И пока мы ехали сюда из Луштадта, я решил, что лучше вместе с тобой выращивать кукурузу в Небраске, чем служить при дворе неблагодарного негодяя.
 — Нет, все-таки ты упрямый голландец, — с улыбкой отозвался американец и похлопал по плечу своего боевого товарища.
 За их спинами послышался топот копыт. Путники пришпорили лошадей, и Барни Кастер галопом пересек северную границу Луты аккурат впереди лутской кавалерии — так же, как и его отец тридцать лет тому назад. Вот только отца сопровождала принцесса, а его сына — лишь самый верный солдат короля.




 Часть вторая



 1
 БАРНИ ВОЗВРАЩАЕТСЯ В ЛУТУ

 — В чем дело, Вики? — спросил Барни свою сестру. — Ты выглядишь какой-то раздраженной.
 — Я и в самом деле раздражена, — ответила девушка с улыбкой. — Не хочу я сегодня играть в бридж, предпочитаю поехать кататься с лейтенантом Бутцовом. Ведь он сегодня последний день с нами.
 — Да, знаю, и расстроен этим. Но скажи на милость, с какой стати ты обязана играть в бридж, если сама не хочешь этого?
 — Я обещала Маргарет, что приеду, — им недостает одного игрока. Она заедет за мной на машине.
 — Где вы собираетесь играть? На Четвертой улице? — спросил Барни.
 Сестра кивнула.
 — Знаешь, что я заметила в прошлый раз? Ты мысленно бродил где-то по своей Луте и Старому лесу и совсем не обращал внимания на игру.
 — Ладно, Вики, — примирительно ответил Барни. — Возможно, Берт опять испортит свою машину, и тогда тебе не надо будет ехать.
 — Ничего не выйдет. Маргарет пришлет его за мной в той жуткой немытой колымаге.
 — Тогда тебе действительно ничего больше не остается, — ответил Барни.
 — Да, не остается, — засмеялась Виктория. — Тащиться куда-то с Бертом на этой бочке с колесами под названием «Форд».
 После того как она уехала, Барни со своим деловым партнером и Бутцовом пошли прогуляться по маленькому городку Беатрис — от дома до кукурузной мельницы, приносившей Барни его основной доход.
 — Я очень расстроен, что ты уезжаешь от нас, Бутцов, — признался деловой партнер Барни. — Грустно потерять тебя, но вдобавок это означает и потерю Барни. Он постоянно ищет повод уехать обратно в Луту. Учитывая риск начала войны и то, что ты будешь там, не знаю уж, что могло бы удержать Барни в Беатрис.
 — Не знаю, насколько справедливо, чтобы мои друзья оставались здесь, когда я уеду, — серьезно ответил лейтенант. — Я не говорил тебе, Барни, что все изложено вот в этом письме? — И он похлопал себя по нагрудному карману, где лежало письмо в иностранном конверте.
 Кастер вопросительно взглянул на Бутцова.
 — Помимо известия, что война между Австрией и Сербией представляется неотвратимой и Лута, вне всякого сомнения, будет втянута в нее, мой корреспондент советует нам быть начеку, потому что Леопольд выслал своих соглядатаев сюда, в Америку, на розыски тебя и меня. Но фон дер Танн хочет, чтобы я вернулся в Луту. Он обещает обеспечить мне защиту, и теперь, когда страна в опасности, не остается ничего иного. Я просто не могу не ехать.
 — Хотел бы я отправиться с тобой, — вздохнул Барни. — Если бы не эта старая мельница, я бы тоже поехал, но Берт хочет в отпуск на лето, и поскольку большую часть времени в последние два года я отсутствовал, то сейчас обязан остаться.
 Пока они разговаривали, день склонился к вечеру. На небе собрались темные тучи, явно надвигалась гроза. В это время на улице какой-то человек спрятался за автофургоном, припаркованным к обочине, наблюдая за домом, куда вошли трое собеседников. Он внимательно следил за рабочими мельницы. Когда подошел конец рабочего дня и все отправились по домам, он засуетился и стал нервно перекладывать из руки в руку какой-то пакет, причем весьма осторожно.
 Но вот все окончательно разошлись. Странный человек высунулся было из-за фургона, но тут из одного строения вышел ночной сторож, и человек нырнул обратно. Он проследил, как сторож сделал обход территории и вернулся в свою сторожку. Потом незнакомец двинулся к зданию склада, сжимая в правой руке свой странный пакет.
 Неожиданно сторож столкнулся с тремя друзьями. Те удивленно посмотрели на него.
 — Э, который же теперь час? — воскликнул Кастер и, глянув на часы, рассмеялся. — Опять мы опоздали к ужину! Пошли, выйдем коротким путем.
 Пожелав сторожу доброй ночи, Барни и его друзья заторопились к выходу.
 С противоположной стороны к зданию мельницы приблизился незнакомец. Дождь лил как из ведра, грохотал гром, в небе сверкала молния. Сторож внезапно вышел из будки, надвинув широкополую шляпу на самые глаза. Он не увидел незнакомца, хотя прошел буквально в двух шагах от него.
 Пять минут спустя раздался оглушительный грохот. Казалось, небо обрушило на грешную землю всю свою накопившуюся ярость. В тот же миг стены большой мельницы разлетелись на куски, огромная масса горящего газа взлетела в небо, и бешеное пламя довершило полное уничтожение здания.
 На следующее утро Виктория, Барни Кастер, лейтенант Бутцов и деловой партнер Кастера разглядывали дымящиеся руины предприятия.
 — Подумать только! — проговорил Барни. — Только вчера это была крупнейшая кукурузная мельница в Западных штатах! Полагаю, Берт, нам пора в отпуск.
 — Кто бы мог подумать, что один удар молнии может привести к столь ужасному разрушению! — печально вздохнула Виктория.
 — Действительно… — согласился лейтенант Бутцов, потом неожиданно сощурил глаза и, быстро переглянувшись с Барни, добавил: — Если это была молния.
 Американец повернулся к лутанцу:
 — Так ты думаешь… — начал он.
 — Не осмеливаюсь даже думать, зная, что это может означать для вас и мисс Виктории, что мельницу уничтожила не молния, — ответил Бутцов. — Я не должен был говорить вам об этом. Но все-таки примите меры безопасности. Считаю это совершенно необходимым из-за предупреждения, полученного мной из Луты.
 — Но с какой стати Леопольду вредить мне теперь? — спросил Барни. — Прошло почти два года с тех пор, как мы с тобой вернули его на престол, получив вместо награды лишь ненависть и угрозы. За все это время никто из нас не приезжал в Луту и ничего не замышлял против Леопольда. Я просто не могу представить себе, что побуждает его к подобным действиям.
 — Существует еще принцесса Эмма фон дер Танн, — напомнил Бутцов. — Она по-прежнему отвергает притязания Леопольда. Вот он и решил, что если убрать тебя раз и навсегда, то ему будет открыта дорога в объятия Эммы. Очевидно, он просто не знает женщин вообще и принцессу в частности.
 Через час они прощались с Бутцовом на вокзале. Виктория Кастер была весьма опечалена его отъездом, потому что успела полюбить бравого офицера конной королевской гвардии.
 — Вы должны поскорее вернуться в Америку, — уговаривала она лейтенанта.
 Бутцов поглядел на девушку со ступеней вагона, и что-то новое в ее взгляде заставило замереть его сердце.
 — Я и сам хочу как можно скорее вернуться в славный город Беатрис, — ответил он.
 В течение следующей недели Барни Кастер переживал из-за сгоревшей мельницы. «Получается, — думал он, — что я только всем мешаю и ничего не могу довести до конца».
 — В общем, я никогда и не помышлял стать промышленным магнатом, — в сотый раз признавался Барни своему партнеру. — Все время лелеял надежду, что появится подходящий повод удрать в Европу. Там для меня всегда найдется дело. В Европе все время кто-то с кем-то воюет. А я вот торчу здесь. Хоть бы ураган пронесся, что ли!
 Повод появился скорее, чем ожидал Барни. В тот вечер, когда вся семья ушла спать, Барни сидел на крыльце перед гостиной и курил сигару. Его мысли были далеко: он представлял себе узкую горную дорогу на Тафельберг и маленькую ладную фигурку в костюме для верховой езды, отчаянно припавшую к гриве лошади, которая внезапно понесла. Он остро переживал все, что произошло тогда, и даже улыбался, вспоминая всю цепочку событий, сложившуюся из-за его сходства с безумным королем Луты.
 Эти события пришли к своему апогею, когда король, которого Барни возвел на трон, неоднократно рискуя жизнью, обнаружил, что его спаситель любит девушку, с которой он был помолвлен с детства. Более того, эта девушка ответила на любовь американца даже после того, как узнала, что Барни вовсе не король, а только притворялся королем в течение двух дней.
 Сигара Барни давно погасла. Он вышел на крыльцо. Перед ним расстилалась широкая лужайка с небольшой рощицей возле дома. Кусты закрывали каменную стену, которой была обнесена усадьба Кастеров. Ночь стояла безлунная, но ясная. Слабый звездный свет заливал ночной пейзаж. Барни сидел, глядя в пространство, но его взгляд не останавливался на привычных предметах. Он мысленно переносился через два континента и огромный океан в маленькое, затерянное в лесах, горах и долинах королевство Лута. Не без усилия Барни оторвался от своих мыслей и сосредоточил внимание на том, что было перед ним: среди деревьев метнулась тень!
 По-прежнему сидя совершенно неподвижно, он напрягся и стал внимательно вглядываться: тень перемещалась от одного дерева к другому. Барни встал, тихо вошел в дом через боковую дверь, взглянул на то место, где заметил передвижение тени, — и снова заметил, как кто-то быстро метнулся от дерева ближе к дому. Теперь сомнений не оставалось — это был вражеский лазутчик.
 Как раз перед дверью, где стоял Барни, была беседка, заросшая плющом. Барни шагнул в глубь деревьев, чтобы обойти ночного вора с тыла. Теперь он ясно увидел лазутчика. Тот носил бороду, а в правой руке держал пакет. Барни сразу же вспомнил слова Бутцова возле разрушенной мельницы: «… если это действительно была молния».
 Холодный пот прошиб Кастера. В доме мирно спали отец, мать и сестра Вики. Барни мгновенно бросился к диверсанту, и в этот момент тот остановился и чиркнул спичкой. При свете маленького пламени Барни с ужасом заметил, что негодяй подносит спичку к пакету, — и накинулся на него.
 Последовала короткая и жестокая схватка. Незнакомец отшвырнул пакет в сторону дома. Барни ухватил мерзавца за горло и сильно ударил в челюсть, потом отбросил его от себя и подскочил к шипящей бомбе, лежавшей у фундамента. Он видел лицо этого человека лишь долю секунды, но успел опознать его, несмотря на бороду. Это был капитан Эрнст Менк, главный инструмент любой подлости Питера Бленца.
 Он успел потушить запал, но Менк тем временем исчез. Барни поднял на ноги садовника и шофера, они обшаривали территорию всю ночь, но так и не нашли потенциального убийцу.
 Сомнений, кому предназначалась бомба, не было. Если бы Барни не схватил негодяя, тот бросил бы смертельный пакет как можно дальше от себя ради собственной безопасности. Дом был бы уничтожен вместе с Барни — именно этого хотел Менк.
 Поэтому наш герой решил отойти от дома как можно дальше, чтобы семья не пострадала в случае повторного покушения. Барни твердо решил довести дело до конца, достать Менка хоть из-под земли и рассчитаться с ним. Ему было совершенно ясно, что, пока этот тип разгуливает на свободе, его, Барни Кастера, жизнь не стоит и ломаного гроша.
 К рассвету Барни заручился молчанием садовника и шофера о ночном происшествии, а за завтраком объявил, что уезжает в Нью-Йорк просить работу корреспондента у своего бывшего одноклассника, который нынче заправляет в издательстве газеты «Нью-Йорк Ивнинг Нэшнл».
 В гостинице Барни навел справки о бородатом приезжем, но администратор не встречал такого человека. Однако сразу же после этого ему неожиданно повезло. Его спортивный автомобиль находился в ремонте, и Барни зашел в мастерскую забрать его. Пока он общался с бригадиром, в гараж вкатилась чья-то запыленная машина.
 — Привет, Билл, — крикнул бригадир водителю. — Откуда так рано?
 — Отвозил одного парня в Линкольн, — отозвался водитель. — Он ужасно спешил. Наверное, я побил все рекорды скорости для этого участка дороги. Вот уж не подозревал, что моя старушка способна так разогнаться.
 — А что за парень? — поинтересовался Барни.
 — Да кто его знает? По разговору вроде бы меховщик, да и выглядит похоже — густая черная борода. Сказал, что он германский офицер и должен срочно вернуться в свой полк из-за того, что объявлена война. Стоит ли так спешить, чтобы тебя убили на фронте?
 Барни только это и было нужно. Он даже не зашел домой попрощаться, вскочил в свой «Родстер» — последняя модель вместо утраченной в Луте, — и город Беатрис, штат Небраска, увидел лишь облачко пыли, метнувшееся по дороге к Линкольну.
 Он всего на пять минут опоздал к поезду на восток, которым удрал Менк, но успел на чикагский экспресс, поэтому уже на второй день был в Нью-Йорке. Там Барни без труда получил аккредитацию от своего друга-газетчика, тем более что взял на себя все дорожные расходы и обязательство передать газете всю любопытную информацию, какую сможет раздобыть.
 Пассажирские суда еще ходили, хотя и нерегулярно. Пробежав глазами списки пассажиров, Барни нашел имя, которое искал: «Капитан Эрнст Менк, Лута». Ошибки не было: именно Менк пробрался в усадьбу его отца. Очевидно, лутанец не опасался преследования, раз не пытался скрыть свое имя, заказывая билет в Европу.
 Пароход отправлялся в то же утро. Барни не пожалел, что за время долгого пути из Беатриса немало поразмыслил о том, что же будет делать, если перехватит Менка еще на американской территории. Он не мог хладнокровно убить негодяя, хотя тот вполне заслуживал смерти. Мысль о том, чтобы добиться его ареста, пусть даже при этом имя Барни попадет в газеты, казалась ему менее неприятной.
 Кроме того, преследование Менка давало Барни законный повод возвратиться в Луту или хотя бы приблизиться к этому маленькому королевству, где его наверняка ожидали самые невероятные приключения… а он помог бы дому фон дер Танн, если такая помощь потребуется.
 Со сравнительно небольшими задержками Барни прибыл в Италию, а оттуда в Австрию. Ему не встретилось сколь-нибудь крупных войсковых соединений, пока он добирался до маленького города Бургова рядом с сербской границей. Далее аккредитация Барни теряла силу. Имперские офицеры были вежливы, но непреклонны: ни одному корреспонденту не разрешается пересекать границу с Сербией. Поэтому Барни оставалось только дожидаться благоприятного случая, чтобы приблизиться к Сербии и Луте. Тем временем он свяжется с Бутцовом, который поможет ему получить пропуск в какую-нибудь деревушку поближе к Луте, а там уже будет легче пересечь границу. Почему-то Кастер был уверен, что сербские власти не станут чинить ему препятствий.
 Гостиница, в которой остановился Барни, была переполнена офицерами, но хозяин, извинившись, предложил ему маленькую комнатушку на чердаке. Комнатка была чуть больше платяного шкафа, но Барни это вполне устраивало, ибо давало большую приватность, чем обширные апартаменты.
 Долгое и утомительное путешествие совершенно вымотало Барни. Пообедав, он ушел к себе и лег отдохнуть. Он не заметил, сколько времени провел в дреме, но ночью его разбудили чьи-то голоса, звучавшие почти рядом.
 Спросонок Барни решил, что люди разговаривают у него в комнате — настолько отчетливо и громко была слышна речь, но потом обнаружил, что собеседники находятся по другую сторону тонкой перегородки. Барни очень хотел спать и мечтал лишь об одном — снова погрузиться в блаженный сон. Поэтому он мало обращал внимания на содержание разговора за стенкой, но вдруг его словно взрывом бомбы выбросило из объятий Морфея.
 — Совсем немного времени потребуется, чтобы повернуть Леопольда против фон дер Танна, — по-видимому, говорящий был австрийцем. — Я почти убедил его, что старик домогается трона. Леопольд боится своей армии, которая предана фон дер Танну душой и телом. Он знает, что фон дер Танн настроен антиавстрийски, и я объяснил ему, что если он допустит союзнические отношения с Сербией, то после окончании войны у него не будет королевства, ибо Лута станет частью Австрии. Однако, мой дорогой Питер, мне стоило огромного труда убедить его, что вы, фон Коблич и капитан Менк — его самые верные друзья. Пока что он боится вас, но тем не менее он вас всех простил. Так что не стоит забывать, что вы смогли вернуться в свою дорогую Луту лишь благодаря заступничеству графа Целлерндорфа.
 — Можете быть уверены, мы никогда этого не забудем, — ответил другой голос, и Барни сразу узнал Питера Бленца, бывшего регента Луты.
 — Я добивался репатриации отнюдь не ради ваших прекрасных глаз, — продолжал Целлерндорф, — но исключительно ради моего императора. Вы можете сделать многое, чтобы получить его вечную благодарность, а взамен обретете дружбу с Австрией. И я уверен: что бы ни случилось, Боже сохрани, но если Лута лишится своего короля, никто иной не станет более благоприятным для Австрии преемником престола, чем наш добрый друг Питер.
 Барни мысленно представил себе торжествующую улыбку на лице принца, когда тот услышал эти слова из уст австрийского дипломата. Американец же воспринял их почти как смертный приговор Леопольду, королю Луты.
 — Мы многим обязаны вам, граф, — донесся голос Питера. — Если б не вы, нас давно бы уже повесили. Без вас мы никогда бы не выбрались из крепости Луштадта и не пересекли границу Австро-Венгрии. Сожалею, что Менк не сумел выполнить свою миссию. Если бы он сделал то, для чего его послали, то мы имели бы неопровержимое свидетельство, что мы действительно лояльные союзники короля. Тогда бы у него пропали последние сомнения и страхи.
 — Да, я тоже сожалею об этом, — согласился Целлерндорф. — Могу заверить вас, что те новости, которые мы надеялись получить из Америки от капитана Менка, значительно увеличили бы доверие и благорасположение короля.
 — Я сделал все что мог, — послышался голос, который Барни мгновенно узнал, ибо это говорил Менк. — Я дважды рисковал своей шеей, чтобы покончить с ним, и ушел, лишь когда он опознал меня.
 — Что ж, очень плохо, — вздохнул Целлерндорф. — Хотя… в этом есть и некоторые преимущества, ибо теперь мы имеем второе пугало для Леопольда. До тех пор, пока этот американец жив, всегда существует вероятность, что он вернется и начнет претендовать на королевский трон. Тот факт, что его мать — принцесса Рубинрот, значительно облегчает фон дер Танну задачу возвести его на трон без сильного противодействия. А если он еще и женится на дочери старого принца, легко допустить, что тот обеими руками будет за коронацию Кастера. В любом случае нам не составит особого труда убедить Леопольда в возможности такого развития событий. Сейчас Леопольд почти уверен, что его единственная надежда на спасение — в укреплении дружеских отношений с самыми могущественными врагами фон дер Танна, из которых вы трое занимаете исключительно приоритетное положение. Кроме того, Леопольд считает, что его спасет только поддержка Австрии. А теперь, джентльмены, — продолжил он после паузы, — желаю вам доброй ночи. Я передал принцу Питеру необходимые пропуска для безопасного перехода через нашу линию фронта, и завтра вы, если пожелаете, уже будете в Бленце.

 2
 ПРИГОВОРЕННЫЙ К СМЕРТИ

 Некоторое время Барни лежал в темноте, обдумывая все, что услышал сквозь тонкую перегородку, отделяющую его от троих, которые ждали любой возможности уничтожить его. Но Барни боялся не столько за себя, сколько за дочь фон дер Танна. Какие беды могут обрушиться на их дом, если эти три мерзавца попытаются завладеть Лутой и сбить с толку слабого и трусливого короля?
 Если б только он мог передать свои сведения фон дер Танну, а через него королю, до прибытия заговорщиков в Луту! Но возможно ли это? Граф Целлерндорф упоминал военные пропуска, необходимые для прохода через австрийскую линию фронта.
 Аккредитация Барни была совершенно бесполезна даже внутри военных позиций австрийцев. На то, что его пропустят через линию фронта, Барни не мог даже надеяться. У него оставалось два варианта: первый — пересечь границу и попасть в Луту, второй, совершенно невероятный, — помешать попасть в Луту Питеру Бленцу, фон Кобличу и Менку. Неужели ему это удастся?
 И тут в голову Барни пришла блестящая идея. Он мгновенно спрыгнул с кровати, оделся и осторожно вышел в холл.
 Справа от своей двери Барни увидел еще одну, за которой и таились трое заговорщиков. Барни надеялся, что сейчас они спят. Он прижал ухо к замочной скважине и прислушался, но изнутри не доносилось ни звука, кроме равномерного дыхания. Прошло не меньше получаса с момента, когда американец подслушал разговор. Взгляд в замочную скважину показал, что света внутри нет. Барни осторожно повернул дверную ручку. Может быть, они заперлись изнутри? Нет, дверь беззвучно отворилась. Тогда Барни тихонько нажал, и дверь открылась полностью.
 Оказавшись внутри, Барни огляделся и увидел две кровати, большую и поменьше. Питер Бленц, вероятно, спал на меньшей кровати, а его подручные — на большой. Барни приблизился к спавшему отдельно и ощупал одежду на прикроватной тумбочке, надеясь найти в нагрудном кармане военный пропуск, который позволит безопасно пройти из Австро-Венгрии в Луту. В ногах кровати Барни нашел плащ, прощупал и его — и наконец нашел то, что искал. Во внутреннем кармане плаща его пальцы наткнулись на сложенные документы, которые тут же были извлечены на свет.
 Пока что ему удавалось действовать бесшумно, никто из спящих не шевельнулся. Барни шагнул к выходу — и задел башмак на полу. Едва заметный шум показался ему грохотом обвалившейся стены. Питер Бленц повернулся и лег на другой бок. Зашевелился и другой спящий. Барни повернулся к нему. То ли Менк, то ли Коблич глядел в темноту.
 — Это вы, принц Питер? — раздался голос Менка. — В чем дело?
 — Пить хочется, — ответил американец и шагнул к двери.
 Тут Питер Бленц поднял голову и сел на кровати.
 — Это ты, Менк? — спросил он.
 Менк мгновенно вскочил на ноги, осознав, что голос от двери не был голосом Питера.
 — Быстрее! — крикнул он. — В комнате кто-то чужой!
 Барни выскочил в коридор. За ним бросились все трое заговорщиков. Менк оказался ближе всех, так близко, что Барни пришлось повернуться на верхней площадке лестницы. Несмотря на темноту, Барни разглядел силуэт человека, который был почти рядом, развернулся и без всякой жалости ударил Менка в лицо. Тот рухнул на руки своим сподвижникам, издав вопль боли и гнева. Снизу послышались шаги спешащих на помощь, звон шпаг. Путь к отступлению был отрезан.
 Барни повернулся и влетел в свою комнату раньше, чем противники смогли бы обнаружить его или разобраться, почему Менк внезапно упал им на руки. Но что можно успеть за это мгновение растерянности? Он понятия не имел, как быть.
 Первое, что он увидел у себя в каморке, — небольшое квадратное окно. Вот что могло хоть как-то спасти положение. Барни бросился к окну, поднял его нижнюю половину. В этот момент дверь за его спиной открылась, и в комнату ворвался Питер Бленц с товарищами. Барни нырнул в ночную тьму, вцепившись руками в наружный подоконник. Он не знал, что находится внизу и насколько далеко до земли, но после подслушанного разговора был твердо уверен, что из рук заговорщиков ему живым не уйти.
 Несколько секунд он висел за окном и слышал, как убийцы шарят в его комнате. Очевидно, они были напуганы неожиданным нападением. Но вот кто-то из них зажег свет: Барни увидел, как озарилось окно.
 — В комнате никого нет, — произнес чей-то голос.
 — Посмотри в окно! — крикнул в ответ Питер Бленц. Барни тут же выпустил подоконник и рухнул вниз, в непроглядную темень.
 Его падение было недолгим, ибо окно располагалось как раз над невысоким сараем, примыкавшим к гостинице. Американец приземлился на его крышу, а оттуда без серьезных неприятностей перекатился во двор. Подняв глаза, он увидел головы трех заговорщиков, торчащие из окна его комнаты.
 — Вот он! — воскликнул один из них, и все трое исчезли из окна. Выбегая со двора, Барни услышал торопливый грохот шагов на лестнице.
 Он побежал не по улице, где его могли перехватить солдаты-охранники, а по боковой дорожке. За спиной он слышал возбужденные голоса множества людей. Было ясно, что Питер Бленц вызвал армейское подкрепление.
 Если бы Барни сумел добраться до линии фронта и воспользоваться украденным пропуском, то оказался бы в относительной безопасности, ибо крутые горные ущелья Луты изобиловали тайными пещерами, к тому же в горах скрывалось немало противников Питера Бленца. Оказавшись там, Барни мог бросить вызов людям Бленца и даже безопасно попасть в Сербию, куда призывал его долг корреспондента.
 По пути от гостиницы Барни пришлось пройти под уличным фонарем. На мгновение он остановился в затененном месте и прислушался. Не услышав ничего подозрительного, Барни уже собрался перескочить на противоположную сторону, но решил точно убедиться в безопасности и еще раз осмотрел улицу, прежде чем выходить на свет. И правильно сделал, потому что, повернув голову за угол здания, сразу же увидел в нескольких шагах от себя силуэт австрийского часового. Солдат стоял, отвернувшись от американца, и, замерев, прислушивался к шуму со стороны гостиницы. Очевидно, это был шум погони за Барни.
 Впереди было освещенное пространство. Справа и слева тянулись стены домов. Барни оказался в ловушке. Он продолжал стоять неподвижно, не спуская глаз с австрийского солдата. Если бы тот повернулся к Барни, то американцу срочно пришлось бы убирать голову в тень. Может быть, солдат повернется и побежит в другую сторону? Тогда бы Барни смог перебежать улицу незамеченным.
 Преследователи со стороны гостиницы приближались, Барни слышал топот их ног по мостовой. Неужели часовой так и не сдвинется с места? Видимо, нет, пока не услышит, что бежит подкрепление.
 Барни охватило ощущение безнадежности. Он достаточно долго находился в зоне боев и знал, что человека, скрывающегося ночью в городе, могут ожидать большие неприятности. Оставался единственный шанс, шанс обреченного: попытаться проскочить под носом у часового.
 «Была не была», — подумал Барни. Ему приходилось слышать, что австрийские солдаты — превосходные стрелки. Перед его мысленным взором, как кадры кинохроники, пронеслись виды родного города Беатрис в штате Небраска. Охватило тоскливое чувство, что он никогда больше не увидит родных мест. Барни еще раз обернулся в сторону преследователей. Им оставалось до него не более квартала. Нет, больше нельзя терять ни секунды…
 И тут откуда-то сверху с противоположной стороны улицы он услышал тихий предупреждающий звук: «Пс-с-т!» Барни поднял глаза. В глубокой тени он рассмотрел темное окно в нескольких десятках футов над тротуаром, а в окне — светлый человеческий силуэт. Снова послышалось: «Пс-с-т!» Да, несомненно, кто-то подает ему сигнал.
 — Пс-с-т! — ответил Барни. Он понял, что его обнаружили, но не смог придумать лучшего способа усыпить бдительность наблюдателя, кроме как ответить ему. Потом он услышал тихий голос — женский!
 — Это ты? — спросили по-сербски. Барни понял вопрос, хотя знал этот язык неважно.
 — Да, — ответил он вполне откровенно.
 — Слава тебе, Господи! — проговорил голос сверху. — Я наблюдала за тобой все время и сначала решила, что ты — одна из этих австрийских свиней. Скорее! Они уже близко, я слышу голоса!
 В то же мгновение Барни увидел, как что-то упало из окна на землю. Он быстро перебежал дорогу и чуть не вскрикнул от облегчения — на земле лежал конец веревки с узлами, свисавшей из окна.
 Преследователи были уже рядом, когда Барни ухватился за веревку и стал быстро подниматься вверх. У подоконника чья-то крепкая молодая рука схватила его и втащила внутрь. Барни оглянулся. Он успел исключительно вовремя: австрийский часовой, обеспокоенный шумом приближающейся погони, вышел на свет и стоял с винтовкой на изготовку и с решительным выражением на лице.
 Девушка, стоявшая рядом с Барни в полной темноте, обхватила его за шею и прижалась к нему щекой.
 — О, Стефан! — прошептала она. — Как ты рисковал! У меня все поджилки тряслись! Они могли застрелить тебя, мой Стефан!
 Американец обнял девушку за плечи и поднес руку к ее щеке — это могло быть лаской, но не было ею. Просто, когда девушка обнаружит, что он не Стефан, ее рот должен быть закрыт. Барни прижал губы к уху своей спасительницы.
 — Только не кричите, пожалуйста, — прошептал он на очень плохом сербском. — Я не Стефан, но я ваш друг.
 Возгласа удивления или страха не последовало, но девушка разжала объятия.
 — Кто вы? — спросила она шепотом.
 — Я американский военный корреспондент. Но если австрийцы схватят меня, то будет чрезвычайно трудно убедить их, что я не шпион, — неожиданно Барни преисполнился решимости довериться этой незнакомой девушке. — Я полностью в вашей власти. Внизу, на улице, стоят австрийские солдаты. Вам стоит всего лишь окликнуть их, и меня расстреляют — или же вы позволите мне остаться здесь, пока я не найду возможность безопасно уйти. Мне нужно добраться до Сербии.
 — А зачем вам Сербия? — подозрительно спросила девушка.
 — Нынче ночью я обнаружил, что в Австрии у меня слишком много личных врагов, — объяснил Барни. — Кроме того, я должен осветить картину войны со стороны Сербии.
 Девушка несколько засомневалась.
 — Они двигаются сюда, — надавил Барни. — Если вы решили меня выдать, лучше сделайте это сразу.
 — Я не собираюсь выдавать вас, — ответила она. — Но я намерена держать вас в качестве заложника, пока не вернется Стефан и не решит, что делать с вами. А теперь пойдемте со мной, я вас запру. Не пытайтесь убежать — у меня в руке револьвер. — В подтверждение своих слов она ткнула дулом в бок американцу.
 — Верю, — сказал Барни. — Идите, я за вами.
 — Нет, вы пойдете впереди. Но сначала поднимите руки, я должна обыскать вас.
 Барни подчинился и секунду спустя ощутил пальцы девушки, пытающейся найти оружие. Убедившись, что ее странный гость не вооружен, девушка приказала ему шагать впереди. Она не выпускала револьвера, время от времени касаясь дулом спины американца, и это было очень неприятное ощущение.
 Они вышли из комнаты через дверь, распахнутую Барни. Девушка зажгла свечу. В ее тусклом свете Барни увидел, что находится в узком помещении, из которого ведут в разные комнаты несколько дверей. В конце помещения имелась лестница на нижний этаж, в противоположном конце другая лестница уводила в темноту наверх.
 — Сюда, — скомандовала девушка и указала на лестницу, ведущую вверх.
 Барни повернулся и при свете свечи впервые разглядел ее. Черты лица у девушки были правильными и четкими, глаза — большими и очень темными, волосы — тоже темными, собранными в изящную прическу на гордой голове. В общем, такое лицо не скоро забудешь. Барни не мог сказать, красива ли она, но, вне всякого сомнения, ее облик был интересным и впечатляющим.
 Он поднялся с ней к двери на верхнем этаже, повернул ручку и вошел в маленькую комнату, где стояла кровать, старинный шкаф и один стул.
 — Вы останетесь здесь до возвращения Стефана, — сказала девушка. — Он решит, что с вами делать.
 Она ушла, забрав свечу, и Барни услышал, как ключ повернулся в замке. Вскоре ее шаги затихли на нижнем этаже.
 «Как бы там ни было, — размышлял американец, — но уж лучше здесь, чем в плену у австрийцев. Не знаю, что сделает со мной Стефан, но ясно представляю, что сделали бы со мной австрийцы, поймай они меня на улицах Бургова этой ночью».
 Барни лег на кровать и вскоре заснул. Казалось бы, при таких обстоятельствах заснуть невозможно, но длительное время без сна противопоказано человеческой природе.
 Барни проснулся от яркого дневного света. Солнечные лучи струились сквозь небольшое окошко в потолке его комнатки, других окон в помещении не было. До его слуха донеслись звуки голосов — столь ясные, словно собеседники стояли совсем рядом.
 Вскоре он обнаружил небольшое отверстие в стене у изголовья кровати. Барни внимательно исследовал его — голоса слышались оттуда. Отверстие находилось в верхней части узкого лаза, который вел в подвал дома и когда-то служил для подачи блюд с кухни, а может быть, в качестве мусоропровода. Барни прижался ухом к отверстию. Разговаривали мужчина и женщина.
 — Мы должны обыскать весь дом, фройляйн, — говорил мужчина.
 — Кого вы ищете? — спросила женщина, и Барни узнал голос девушки с револьвером.
 — Сербского шпиона Стефана Дронтова, — ответил мужчина. — Вы его знаете?
 Девушка помолчала, прежде чем ответить, и проговорила таким тихим голосом, что Барни едва разобрал слова:
 — Я не знаю такого. Здесь бывают разные люди. Скажите, как выглядит этот Стефан Дронтов?
 — Я никогда не видел его, — ответил офицер. — Но если мы арестуем всех мужчин в этом доме, то попадется и Стефан, если он здесь.
 — О, — воскликнула девушка уже другим тоном, — думаю, что знаю, кого вы имеете в виду. Я совсем забыла, что здесь есть один человек, которого при мне пару раз называли Стефаном! Вы без труда найдете его — он в маленькой комнатке на чердаке. Вот ключ от его двери. Наверное, это и есть ваш Стефан. Я знаю, что он не вооружен — он сам мне сказал вчера вечером, когда пришел сюда.
 — Вот дьявол! — рассердился Барни.
 Относилось это ругательство ко всей ситуации, в которую он попал, или лично к девушке, понять было трудно. На лестнице уже раздавались тяжелые шаги нескольких человек. Барни различил знакомые звуки: бряцание шпаг, скрежет винтовочных стволов о стены. Австрийцы!
 Он оглянулся. Деваться было некуда — только дверь и оконце в потолке, а дверь прочно заперта.
 Барни быстро подпер дверь кроватью, закрепив ножки в щели на полу — это задержит преследователей на пару минут, — потом придвинул шкаф под окошко, поставил сверху стул и вскарабкался наверх. На то, чтобы выдавить оконную раму, ушли доли секунды. Ключ уже скрежетал в дверном замке. Дверь толкнули с наружной стороны, потом раздались звуки тяжелых ударов и ругательства. Через мгновение Барни выбрался наружу и стоял на крыше дома. До самого конца улицы перед ним расстилалось поле неровных кровель. Не раздумывая, Барни перепрыгнул на крышу соседнего дома, оттуда — на другую, чуть повыше.
 Так он передвигался по крышам, иногда перескакивая через узкие дворы и постепенно поднимаясь все выше, пока не добрался до конца ряда домов. Вдруг он услышал за спиной хриплый окрик и винтовочный выстрел. Пуля пролетела в нескольких дюймах от головы американца. Барни достиг последней крыши, большой и ровной. Обернувшись на выстрел, он заметил, как близко от него находятся преследователи.
 Эх, зачем только он повернулся!
 Не успел он перевести взгляд, как его нога провалилась сквозь потолочное окно, и Барни рухнул вниз в облаке стеклянных осколков. Падение его не было долгим. Прямо под ним оказалась кровать, а на кровати — толстый австрийский пехотный капитан. Барни упал аккурат ему на живот. С криком боли офицер стряхнул Барни на пол. В комнате стояло еще три кровати, и на каждой имелось по одному-двум офицерам. Не успел американец прийти в себя после падения, как офицеры уже напали на него — все, кроме пехотного капитана. Тот лежал, стонал и ругался. У него перехватило дыхание: Барни вышиб из него способность дышать.
 Офицеры, напавшие на Барни, поочередно то били его, то допрашивали, изрыгая проклятия.
 — Если вы оставите меня в покое, я с удовольствием все вам объясню и принесу свои извинения, — выкрикнул наконец американец. Офицеры отпустили Барни, продолжая ругаться.
 Барни пообещал объясниться — но теперь, когда ему предстояло рассказать, зачем он бродил по крышам бурговских домов, он почувствовал, что его способность к импровизации иссякла.
 Однако в этот момент необходимость что-то придумывать отпала сама собой: сверху в помещение упала тень, и, подняв глаза, все увидели силуэт офицера, окруженного солдатами.
 — О, его поймали! — воскликнул офицер с явным удовлетворением. — Очень хорошо! Держите его, мы спускаемся.
 Через секунду он и его эскорт спрыгнули вниз через разбитое окно.
 — Кто этот сумасшедший? — воскликнул капитан, остановивший падение Барни. — Убийца! Он пытался убить меня!
 — Не сомневаюсь, — ответил тот офицер, который только что спустился с крыши. — Этот человек — не кто иной, как Стефан Дронтов, известный сербский шпион!
 — Himmel!  [1] — воскликнул целый хор офицеров. — Вы отлично поработали сегодня, лейтенант!
 — Через полчаса расстрельная команда поработает еще лучше, — ответил лейтенант и так зловеще ухмыльнулся, что Барни стало не по себе.

 3
 ПЕРЕД РАССТРЕЛЬНОЙ КОМАНДОЙ

 Солдаты под конвоем провели Барни в штаб, где он сообщил о своей национальности, указал на аккредитацию и предъявил военный пропуск.
 Генерал, перед которым предстал Барни, пожал плечами.
 — Что характерно — когда их ловят, они всегда оказываются американцами, — протянул он. — А почему вы не заявили, что вы — принц Питер Бленц? Пропуск-то выдан на его имя. Как вы можете ожидать, что мы поверим в вашу историю, когда у вас на руках документы на два разных имени? Мы относимся с полным уважением к нашим друзьям в Америке, я бы сказал, что мы далеки от того, чтобы как-то навредить американцу, но вы должны признать, что все факты свидетельствуют против вас. Вы были обнаружены в том самом доме, где обычно останавливался Дронтов по приезде в Бургов. Молодая женщина, мать которой содержит этот дом, направила нашего офицера в вашу комнату — и вы попытались сбежать. Я не думаю, чтобы так поступил ни в чем не замешанный мирный американец. Однако я уже сказал, что готов пойти на многое, дабы избежать ошибки, ибо по внешнему виду вы все же скорее американец, чем серб. Поэтому я послал за Питером Бленцем. Если вы дадите мне удовлетворительное объяснение того, как у вас оказался военный пропуск, выписанный на его имя, я буду безмерно рад снять с вас всякие подозрения.
 Питер Бленц! Он послал за Питером Бленцем! Барни подумал, каково это — стоять перед расстрельной командой. Он надеялся, что у него не будут дрожать колени, хотя уже сейчас ноги были словно ватные. Оставалась некоторая надежда, что Питер не вспомнит его лица, но надежда очень слабая — ведь Барни имел заметное сходство с Леопольдом Лутским, и именно это обстоятельство когда-то помогло лишить короны принца-регента. Правда, Питер видел Барни вблизи только один раз, да и то с каштановой бородой, которая сильно добавляла ему сходства с королем. Но вместе с Питером наверняка будет Менк, а уж тот сомневаться не будет — он видел Барни в Беатрис и, конечно же, сразу опознает его.
 Когда в помещение вошло несколько человек, Барни все так же стоял перед генералом и его штабом. Питер Бленц пришел вместе с фон Кобличем и Менком. Встретившись взглядом с Барни, он побледнел, широко раскрыл глаза и упал бы в обморок, если бы не оперся на руку Менка, сразу подошедшего к патрону.
 — Боже мой! — только и мог произнести Питер, добавив имя, которое Барни не расслышал. Менк тоже выглядел удивленным, но неожиданно выражение его лица изменилось — на нем засияла хитрая усмешка. Он повернулся к Питеру и прошептал несколько слов, после чего на лице принца выступило заметное облегчение.
 — Похоже, вы знаете этого джентльмена, — сказал генерал, допрашивавший Барни. — Он был арестован как сербский шпион. В его кармане был найден военный пропуск, выписанный на ваше имя, а также документы американского военного корреспондента, которые, по его заявлению, являются его собственными. Знаете ли вы что-нибудь о нем, принц Питер?
 — Да, — ответил Питер Бленц. — Я знаю его в лицо. Он вошел в мою комнату вчера ночью и украл мои документы. Мы увидели его и пустились в погоню, но в темноте ему удалось сбежать. У меня нет сомнений, что он сербский шпион.
 — Он настаивает, что он — Бернард Кастер, американец, — продолжал генерал, который, как показалось Барни, очень не хотел совершить ошибки — необычно для европейского военного, которые, как правило, одержимы шпиономанией.
 — Простите, генерал, — перебил его Менк, — но я хорошо знаю мистера Кастера, который пару лет назад провел некоторое время в Луте. Это — совсем другой человек.
 — Достаточно, господа, благодарю вас, — произнес генерал. Даже не взглянув более на задержанного, он повернулся к лейтенанту, стоявшему рядом, и приказал: — Можете увести арестованного. Его уничтожат другие. Вот приказ. — Он передал подчиненному отпечатанный бланк, в который были вписаны имена, а в конце стояла подпись. Очевидно, приказ дожидался окончания допроса Стефана Дронтова.
 Конвоиры окружили Барни и повели из штаба в трибунал. Когда Барни проходил мимо своих врагов, он увидел удовлетворение на лице Питера Бленца и откровенную усмешку Менка. И все же он не мог до конца осознать, что его ведут на смерть, что он в последний раз глядит на лица окружающих, в последний раз видит восход солнца и никогда больше не увидит заката.
 Он должен быть уничтожен — Барни доводилось слышать это слово в отношении старых больных лошадей или бешеных псов. Автоматически он вытащил сигарету и закурил. В этом жесте не было никакой бравады — Барни действовал совершенно бессознательно. Солдаты под конвоем повели его по улицам Бургова. Они были совершенно равнодушны к происходящему, успев привыкнуть к этой мрачной действительности. Молодой офицер, командовавший ими, нервничал больше, чем арестованный: это был его первый расстрел. Он с любопытством взглянул на Барни, ожидая обморока или хотя бы проявления ужаса перед предстоящей смертью. Но американец молча шел к своему концу, безмятежно затягиваясь сигаретой.
 Потом, после (как показалось) длительного времени, конвойные остановились перед большими воротами в кирпичной стене. Когда они вошли внутрь, Барни увидел человек двадцать или тридцать, одетых в гражданское. Под охраной дюжины пехотинцев они стояли перед стеной низкого кирпичного здания. Барни заметил, что в стене нет окон. Ему неожиданно пришло в голову, что в самом виде этой мертвой, пустой, побитой непогодой кирпичной стены есть нечто особенно зловещее и мрачное. Барни впервые увидел военный суд — и тут наконец он полностью осознал, что сейчас он будет стоять вот здесь, у этой страшной стены, а другие люди будут расстреливать его.
 На миг Кастера охватило безумие. Он оглянулся на других осужденных и на расстрельную команду. Внезапный рывок к свободе мог бы дать ему временное облегчение. Можно было выхватить винтовку из рук ближайшего солдата и получить хоть какое-то удовлетворение оттого, что отдает свою жизнь не просто так. Тут он заметил, что во двор входит еще один отряд.
 Барни охватила полная апатия. Что толку от каких-либо действий, если он не может избежать своей участи? Зачем убивать этих солдат, если они не несут ответственности за его судьбу, а всего лишь выполняют полученный приказ? Близость смерти сделала жизнь особенно желанной. Эти люди тоже хотят жить, так зачем же отнимать у них жизнь без всякого смысла? Он сможет убить одного или двух человек, но потом будет убит сам, так же как и все остальные, у этой кирпичной стены.
 Теперь Барни заметил, что другие обреченные отнюдь не делают попыток изменить свою участь. А зачем это делать? Несомненно, многие из них так же невиновны, как и он, и так же любят жизнь. Некоторые тихо плакали, другие стояли, опустив голову и уставившись в землю. Какие видения посещали их в этот последний миг, какие воспоминания? Каких дорогих и любимых людей воссоздавала их память?
 Конвоиров отвлек хриплый голос сержанта, прозвучавший особенно грубо и резко среди молчания людей, охваченных ужасом. Солдат выстроил пленных в ряд, и Барни оказался в переднем ряду. В нескольких шагах напротив арестованных стояла расстрельная команда, опустив винтовки.
 Молодой лейтенант стоял чуть в стороне. Он отдал какие-то распоряжения тихим голосом, потом скомандовал: «Товьсь!» Оцепеневший от ужаса происходящего, Барни посмотрел, как солдаты подняли винтовки — так слаженно и точно, словно были на параде. Каждый щелчок звучал в унисон с остальными.
 — Цельсь!
 Солдаты вскинули оружие. Стволы винтовок уставились в грудь обреченным. Человек справа от Барни застонал, еще один всхлипнул.
 — Пли!
 Раздался глухой грохот залпа. Барни Кастер бросился на землю. На него навалилось еще три тела. Через мгновение прозвучал второй залп по тем, кто не упал с первого раза. Потом солдаты приблизились к телам — проверить, нет ли у кого-то признаков жизни. Но, очевидно, два залпа сделали свое дело. Сержант построил свою команду, лейтенант увел ее со двора. У выщербленной пулями стенки воцарилась тишина.
 День уже клонился к вечеру, а коченеющие трупы так и лежали на земле. Настали сумерки, потом опустилась ночная тьма. Чья-то голова появилась над стеной, окружавшей двор. Кто-то внимательно вглядывался в темноту и прислушивался, стараясь обнаружить признаки жизни. Наконец, убедившись, что никого здесь нет, человек перелез через стену и спрыгнул на землю. Тут он снова замер, прислушиваясь и оглядываясь.
 Что за странное дело было у него с мертвецами, и почему он так опасается преследования? Вот он подошел к горе трупов и начал быстро расстегивать куртки и пальто, шарить по карманам. Он обыскивал мертвых. Его добычей стали два кольца, но с третьим пришлось повозиться — печатка никак не хотела сниматься. Человек тянул, дергал, но ничего не получалось. Тогда он достал из кармана нож.
 Но вместо того чтобы отрезать палец, он в ужасе отшатнулся со сдавленным криком: труп неожиданно вскочил на ноги, разбросав по сторонам тела, лежащие сверху.
 — Ах ты, изверг! — сорвалось с губ мертвеца. Кладбищенский вор повернулся и побежал прочь, что-то бессвязно бормоча от страха.
 Отряд, маршировавший по улице, сразу остановился, услышав шум во дворе. Это было подразделение, идущее на отдых после смены караула. Секунду спустя ворота открыли, и солдаты вошли внутрь. Они сразу увидели человека, бегущего к стене, но не заметили другого, метнувшегося в затененный угол двора.
 Этим другим был Барни Кастер из Беатрис. Когда расстрельной команде был отдан приказ «Пли!», пуля зацепила макушку Барни, оглушив его. Весь день он провалялся без сознания, и лишь боль, причиненная мародером, снимавшим кольцо с пальца, пробудила его к жизни.
 Затаившись в темном закоулке двора, Барни услышал за спиной дюжину выстрелов, затем отчаянный крик — значит, они подстрелили эту подлую гиену. Барни сидел на куче мусора, плотно сжавшись в комок, и слышал, как солдаты собрались вокруг раненого, чтобы допросить его. Через минуту раздались слова команды: офицер приказал обыскать весь двор. Американец не сомневался, что вскоре будет обнаружен. Он еще больше вжался в землю, потом, осторожно перемещаясь, распластался на стене.
 И тут на его счастье нога зацепилась за металлическую крышку люка. Раздался шум, который показался Барни оглушительным, поскольку все его чувства были болезненно обострены пережитым. Он замер от ужаса, что вот сейчас-то его и обнаружат. Но он по-прежнему не был трусом, хотя теперь, после того как смерть прошла совсем рядом с ним, жизнь стала для него особенно привлекательной.
 Солдаты вели поиск кругами. Барни слышал, что они приближаются к нему. Еще мгновение, и он будет обнаружен. У него мелькнула мысль, не броситься ли к забору. Он уже изготовился к прыжку и последующей быстрой перебежке через открытое пространство, под носом у солдат, которые еще допрашивали мародера. Но тут он вспомнил о люке под ногами. Прекрасное убежище, по крайней мере, пока не уйдут солдаты!
 Барни наклонился, поднял тяжелую крышку и сдвинул ее в сторону. Он не мог определить, насколько глубока черная яма внизу. Наверное, она предназначалась для хранения каменного угля. У Барни не было возможности проверить это, он мог только спуститься вниз, в бездну, потому что наверху была смерть, а внизу — шанс на спасение.
 Солдаты были совсем рядом, когда Барни нырнул в люк. Некоторое время он висел, вцепившись руками в край отверстия, а его ноги болтались в воздухе. Какое расстояние до дна? Барни услышал топот тяжелых сапог почти над головой и тогда закрыл глаза, разжал руки и прыгнул вниз.

 4
 ГОНКА ДО ЛУТЫ

 Барни упал всего на четыре-пять футов. Под ногами у него оказался скользкий кирпичный пол, на два-три дюйма залитый водой. Он слышал, как солдаты прошли над его головой, и понял, что в темноте они не заметили люка.
 Несколько минут беглец оставался в неподвижности, потом звуки наверху прекратились, и Барни начал искать способ выбраться. С двух сторон шли гладкие округлые стенки, на двух других имелись отверстия фута в четыре диаметром, из которых капала вода.
 Барни понял, что свалился в канализационную трубу. Выбраться тем же путем, каким он попал сюда, не представлялось возможным — он не сумеет подскочить вверх со скользкого вогнутого пола на такую высоту. Если же двигаться вперед, то еще неизвестно, в каком месте он выберется. У него не оставалось иного выбора, кроме как следовать за текущим по дну ручейком — к реке, куда, как подсказывал Барни здравый смысл, стекаются все сточные воды в городах.
 Он согнулся, вошел в дурно пахнущий кольцевой коллектор и медленно, ощупью двинулся вперед. Воды становилось все больше, уже по колено, когда он неожиданно вышел к другой трубе, отходящей от первой под прямым углом. В этой трубе уровень нечистот был выше. Передвигаться вниз по течению стало удобнее, но Барни опасался воздействия удушливых газов, которые могли обездвижить его раньше, чем он выберется наружу.
 Становилось все глубже и глубже. Наконец он начал задевать макушкой верхний свод трубы, вода дошла ему уже до подбородка. Еще несколько шагов, и он может попросту утонуть, а двигаться обратно едва ли возможно из-за сильного течения. Барни очень устал от сопротивления воде, да и рана давала о себе знать, к тому же он был голоден и обессилен. Но нет, он будет двигаться, пока хватит сил.
 Где-то впереди была спасительная река, позади — враждебный город.
 Барни сделал еще шаг, но нога не нашла опоры. Он чуть отступил, чтобы удержаться на месте, но сила течения оказалась мощнее. Барни смыло потоком, его голова погрузилась под воду, и он стал тонуть. Мгновение спустя нашего героя вынесло на поверхность. Он открыл глаза. Перед ним в звездном свете расстилался истинный рай — он добрался до выхода канализационной трубы и теперь плыл по реке. Несколько секунд Барни отдыхал, лежа на спине. С берега до него доносились шаги часовых и мужские крики.
 Прекрасный свежий ветер и звездное небо над головой оказали волшебное действие на измученного, потерявшего надежду американца. Он лежал, вдыхая чистый живительный воздух, потом прислушался к голосам австрийцев на берегу. К нему полностью вернулись присущие его нации жизнерадостность и оптимизм.
 — Нет, здесь не место для сына священника, — пробормотал он и, резко развернувшись, поплыл к противоположному берегу. Река была неширокой, и вскоре Барни приблизился к берегу, где заметил огонь костра. Значит, здесь тоже были австрийцы. Барни нырнул и поплыл вниз по течению, туда, где лес подходил вплотную к берегу. Берег оказался пологим. Он нашел густую рощу, вылез из воды, лег на землю и стал напряженно прислушиваться. Ему даже показалось, что у него заболели уши от постоянного напряжения, ибо острый слух был сейчас гарантией его жизни.
 Не услыхав ничего подозрительного, Барни выполз из своего укрытия и двинулся на юг, к линии фронта. Он собирался передвигаться только по ночам, а эта ночь уже была на исходе. Барни пригнулся и осторожно зашагал прочь от реки. Так, прячась в тени деревьев, он прошел, может быть, сотню ярдов, когда внезапно столкнулся с фигурой, вышедшей из-за дерева.
 — Стой, кто идет? — раздался окрик.
 У Барни замерло сердце. При всей осторожности попасть прямо в лапы австрийцам! Бежать — значит погибнуть от пули. Двигаться вперед — значит оказаться в плену, а это тоже смерть.
 Долю секунды Барни колебался, но на помощь ему пришло американское здравомыслие. Притворившись сильно пьяным, он ответил на сомнительном немецком, рассчитывая, что его плохое произношение будет списано на нетрезвость.
 — Друг! — проговорил Барни. — Для друга всегда найдется, что выпить, верно? — И он, шатаясь, шагнул вперед, уповая на доверчивость этого часового и его желание выпить. То, что часовой был и доверчивым, и страждущим, было очевидно из того, что он позволил Барни подойти слишком близко, после чего мнимый пьяный австриец мгновенно превратился в энергичного и очень трезвого бойца.
 Схватив винтовку за ствол, Барни мощным рывком опрокинул солдата и вцепился ему в горло. Он действовал столь молниеносно, что австриец успел лишь раз вскрикнуть, когда стальные пальцы Барни сомкнулись на его горле. Они тяжело рухнули на землю, но Барни не отпускал горло противника. Минуты две они молча и ожесточенно дрались, потом сопротивление солдата стало ослабевать. Он хрипел и извивался, открыв рот и вывалив язык, глаза начали вылезать из орбит. Барни еще крепче сжал пальцы и коленом нанес часовому сильный удар в лицо. Ответные удары австрийца становились все слабее и наконец прекратились совсем, он в последний раз судорожно дернулся и затих.
 Барни держал его еще некоторое время, пока не убедился, что жизнь полностью покинула часового. Убийство, совершенное Барни, было ему неприятно, но он знал: в этой ситуации в живых мог остаться только один — либо австриец, либо он. Американец оттащил тело в кусты, где недавно прятался сам, потом снял с австрийца военную форму, переоделся, положил свою одежду на покойника и сбросил труп в реку.
 Одетый в форму австрийского рядового, Барни Кастер закинул винтовку на плечо и смело двинулся по лесу на юг. Он ожидал встретить других солдат, но, даже прошагав несколько часов, не встретил никого. Редкая цепочка часовых вдоль берега была выставлена лишь как дополнительная мера для предотвращения прохода сербских шпионов в город и из города.
 Ближе к рассвету, в самый темный час ночи, Барни заметил впереди огни. Очевидно, он приближался к поселку. Он пошел осторожнее, но никакая бдительность не могла предотвратить повторной встречи с часовыми. Однако на этот раз Барни увидел австрийского солдата раньше, чем был обнаружен сам. Это произошло на окраине, в саду, где часовой нес вахту. Барни держался в тени деревьев, перебегая от одного ствола к другому, и оказался в двух шагах от австрийца.
 Американец тихо стоял, прижавшись к стволу дерева и ожидая удобного момента, чтобы бежать, но вдруг услышал приближение небольшого отряда солдат. Они двигались из деревни в сторону сада и прошли мимо часового, совсем рядом с деревом, за которым замер Барни, передвинувшийся при их приближении на противоположную сторону ствола.
 Часовой мерным шагом ходил туда-сюда по участку. Он не мог видеть американца, зато те, другие, — могли. Вероятно, они шли сменять его. Бежать было некуда: Барни был в двух шагах от часового. Когда он попытался повторно обойти дерево, то почти столкнулся с караульным отрядом.
 — Что ты здесь делаешь? — крикнул сержант и выругался. — Твой пост вон там! — и указал туда, где Барни видел часового.
 Сначала американец не поверил своим ушам. В ночной темноте сержант принял его за своего. Что же теперь делать? Если сыграть роль часового, это может привести к еще более неприятным последствиям. Впрочем, решил Барни, положение и так хуже некуда! Если его поймают в австрийской форме близ австрийской линии фронта, это будет неопровержимым доказательством его шпионских намерений, и тогда его ничто не спасет.
 Барни повернулся к сержанту, взял винтовку на караул, надеясь, что так полагается по уставу, и что-то пробормотал в свое оправдание. Начальник караула, который только что прошел мимо, потребовал объяснений, и Барни сказал, что отошел лишь на несколько шагов, чтобы справить естественную надобность после долгого стояния на часах.
 Сержант буркнул что-то и велел Барни встать в строй. Другой солдат сменил его на посту. Отделение, несшее дежурство, находилось сейчас далеко от противника, и дисциплина часто нарушалась. При других обстоятельствах такое едва ли могло произойти. Через минуту Барни уже шагал обратно в поселок, как обычный австрийский рядовой.
 Перед низким сараем, превращенным в казарму для караула, отряд распустили. Солдаты забрались под одеяла, чтобы отдохнуть от нудной и нелегкой вахты.
 Барни не спешил в казарму, хотя все остальные уже ушли. Американец знал, как резко изменится его положение, если появится тот, первый часовой. Что скажет сержант? Конечно, сначала люди будут озадачены, потом начнут подозревать неладное, начнется расследование — прямо здесь, в казарме караульных, — и Барни Кастеру, жителю города Беатрис в штате Небраска, придется туго.
 Когда последний из солдат вошел в казарму, Барни быстро огляделся. Никто вроде бы не заметил его. Он прошел мимо двери до конца казармы, где находился затененный двор, пересек его и оказался на боковой улочке.
 На первом же перекрестке его остановил часовой. Казалось, весь мир состоит только из австрийских караульных. Барни подумал: неужели вся австрийская армия только и делает, что постоянно несет караульную службу? Куда ни пойди, он повсюду натыкался на часовых! Барни повернул назад и вскоре нашел извилистую тропу между домами. Он понадеялся, что по ней-то сможет обойти караульный пост и выйти из поселка. После бесконечных обходов и поворотов тропа вывела его на обширный открытый двор. Но когда Барни попытался покинуть двор с другой стороны, то столкнулся с еще одним вездесущим часовым.
 Очевидно, ему не выбраться, пока австрийцы в поселке. Оставалось лишь спрятаться и ждать того прекрасного дня, когда солдаты уйдут отсюда. Барни вернулся на двор и после недолгих поисков обнаружил сарай, который, судя по всему, использовался как конюшня: в одном конце лежала солома, в другом он увидел стойло. Барни сел на солому и стал ждать дальнейшего развития событий. Тут же дала знать о себе усталость: глаза Барни закрылись, голова опустилась на грудь, и минуты через три американец крепко спал, вытянувшись на соломе во весь рост.
 Его разбудило фырчание автомобильного двигателя. Ярко светило полуденное солнце. Снаружи доносилось множество звуков. Барни очнулся и огляделся — кроме него, в сарае никого не было. Через маленькое окошко он осмотрел двор. Повсюду кипела жизнь. Десятки военных автомобилей въезжали и выезжали через широкие ворота или стояли по всему двору. Солдаты и офицеры быстро проходили в большое здание, стоявшее с одной стороны двора. Пока Барни спал, в это место переселился штаб австрийского армейского корпуса, который сейчас разбирал свое имущество.
 Барни оценил ситуацию одним взглядом. Особое его внимание привлекли большие мощные грузовики, ревевшие двигателями. Эх, если б только сесть за руль такого зверя, хотя бы на час! Линия фронта отсюда не далее чем в пятидесяти милях к югу, а что такое пятьдесят миль для подобного чудовища!
 Барни вздохнул, когда огромный серый грузовик вкатился во двор и остановился перед входом. Из машины вышли два офицера и взбежали по ступеням в здание штаба. Водитель, молодой человек в такой же форме, как на Барни, отогнал машину в угол двора рядом с сараем, где находился американец, вышел из машины и зашагал к штабу. Если бы Барни протянул руку из окна, то смог бы дотянуться до бампера этой машины. В голове у него начал вызревать новый безумный трюк…
 По двору ходило немало охранников. Если бы Барни сел за руль, выйдя из сарая, это могло бы вызвать у них наибольшее подозрение. «Самое правильное, — подумал Барни, — выйти из того же здания штаба, куда ходят все, а единственный способ выйти оттуда — это сначала войти туда. Но как туда попасть, черт подери?»
 Чем дольше американец раздумывал, тем больше понимал, что только дерзость и отчаяние спасут его. Он быстрым шагом вышел во двор из своего укрытия и на глазах у охраны, солдат, офицеров и военных водителей двинулся к штабу с таким видом, будто выполнял важное поручение. Задание, которое предстояло выполнить Барни, действительно было для него очень важным — самым важным на свете.
 Никто не обратил на него ни малейшего внимания. Барни оставил винтовку в сарае, ибо заметил, что с оружием ходят только охранники. Безо всякого колебания Барни взбежал по ступеням к входу в штаб. Внутри стоял часовой, который вопросительно преградил ему путь. Вероятно, предполагалось сообщить о цели посещения, прежде чем получишь разрешение пройти внутрь. Не теряя самообладания, Барни подошел к часовому.
 — Генерал Кампф еще не пришел? — спросил Барни небрежным тоном. Он никогда не слышал ни о каком «генерале Кампфе», да и часовой тоже, ибо в австрийской армии вообще не было такого генерала. Однако Барни знал, что существует много генералов, которых солдаты не знают по имени.
 — Я не знаю его в лицо, — ответил часовой.
 Вот уж действительно невезение! Несомненно, сержант знает гораздо больше, чем хотелось бы Барни Кастеру. Молодой человек посмотрел на дверь, через которую только что вошел. Единственной целью его входа в это паучье гнездо была возможность снова выйти во двор на глазах у всех австрийцев, чтобы не вызвать подозрения, когда он будет реализовывать свой план.
 Грузовики по-прежнему с шумом въезжали во двор и выезжали из него. Вокруг сновали офицеры. Барни снова взглянул на дверь. Охранник уже совсем собрался позвать своего сержанта, но тут американец воскликнул: «О, вот и генерал!» — и, не дожидаясь вопросов охранника, быстро вышел и сбежал по ступенькам на двор.
 Не глядя по сторонам, он уверенно и деловито прошел прямо к большому серому грузовику, стоявшему рядом с сараем, открыл дверцу и занял место водителя. Это заняло у него секунды. Большой грузовик плавно двинулся вперед. Барни развернулся и направил машину к широким воротам, потом переключился на вторую передачу, прибавил газу и с грохотом пулеметной очереди вылетел со двора.
 Никому из окружающих даже в голову не пришло, что молодой человек за рулем серого грузовика похищает машину из штаба корпуса австрийской армии и его жизнь зависит от удачного бегства. Именно его решимость и уверенность обеспечили успех операции.
 Оказавшись за воротами, Барни свернул на юг. Машины на большой скорости проносились мимо в обоих направлениях. Такое множество грузовиков было на руку беглецу. Барни каждую минуту ожидал, что его остановят, но выбрался из поселка без осложнений. Вскоре он выехал на проселочную дорогу, по которой справа и слева строем шли солдаты, и с полчаса ехал между их рядами.
 С юга до него доносилась пушечная канонада и грохот разрывов. Потом путь разветвился. Солдаты шли по левой дороге в сторону фронта. Никто не поворачивал вправо, а именно туда, на юг, и стремился Барни.
 Удастся ли ему проехать сквозь строй марширующих солдат с правой стороны? Среди них наверняка найдется офицер, который заинтересуется целью и пунктом назначения рядового солдата-водителя, который в одиночку двигается к линии фронта.
 Наступил момент, когда Барни должен был поставить все на карту. Сбросив газ, он развернул грузовик в сторону строя и дал громкий сигнал. Пехотный капитан, шагавший рядом со своей ротой, оказался прямо перед машиной Барни. Он поднял глаза на американца. Барни отдал честь и показал на правую дорогу. Капитан повернулся к строю солдат и отдал команду. Те, кто был чуть позади, остановились, и Барни проехал через открывшийся промежуток, который мгновенно сомкнулся позади него.
 Проскочил! Вот он уже на открытом участке дороги. Впереди, насколько можно было видеть, не имелось никаких препятствий, а до линии фронта оставалось не больше двадцати миль.

 5
 КОРОЛЬ-ПРЕДАТЕЛЬ

 В своем луштадтском замке Леопольд Лутский нервно ходил взад-вперед от письменного стола до окна, выходившего в королевский сад. По другую сторону от стола стоял пожилой человек — высокий, стройный, с выправкой солдата и головой льва. Его пытливые серые глаза смотрели прямо на короля, лицо выражало печаль. Это был Людвиг фон дер Танн, канцлер королевства Лута.
 Наконец король остановился и взглянул на канцлера, но он не мог прямо смотреть в орлиные глаза фон дер Танна и старался отвести взгляд. Слабовольный по натуре, Леопольд боялся этого могучего человека и завидовал его жесткой принципиальности. А от страха и зависти — всего один шаг до ненависти. Очевидно, в их беседе была долгая пауза, тем не менее резкие слова короля продолжали прерванную цепь аргументов:
 — Вы говорите так, будто у меня нет на это права! Можно подумать, что король — вы, а не я, судя по тому, как вы упрекаете меня и придираетесь. Заявляю вам, принц фон дер Танн, что больше не стану этого терпеть. — Король подошел к письменному столу, ударил кулаком по полированной столешнице, и это физическое действие словно восполнило ему недостаток морального мужества. — Повторяю, что я король. Мне не пристало консультироваться с вами или кем-то еще, прежде чем принять решение об амнистии для принца Питера и его соратников. Я тщательно расследовал это дело и убежден, что они получили достаточно суровый урок и отныне являются самыми преданными моими подданными. — Он умолк и после паузы добавил: — Их присутствие здесь может служить противоядием от амбиций других, которые не так давно брали на себя смелость управлять страной вместо меня.
 Намек короля был совершенно понятен, но выражение лица фон дер Танна не изменилось, хотя удар был нанесен по уязвимому месту. С другой стороны, принц не игнорировал оскорбление. Но в его голосе ощущалась скорбь, когда он ответил:
 — Сир, в течение некоторого времени я был в курсе деятельности тех, кто хотел бы возвращения Питера Бленца, чтобы заслужить благосклонность Вашего Величества. Я предупреждал вас, но мои аргументы всегда бывали неверно истолкованы. Здесь действует могучая сила, Ваше Величество, более значительная, чем любой из нас и сама Лута. Эта сила не остановится ни перед чем, чтобы добиться своего. Для своих стратегических целей этой силе не нужен Питер Бленц, не нужен я, не нужны вы — ей требуется все королевство Лута. Ради них эта сила раздавит вас сапогом, а потом отшвырнет в сторону и Питера Бленца. Вы оскорбили меня, назвав амбициозным. Да, у меня есть амбиции, но они распространяются лишь на то, чтобы сохранить целостность и свободу Луты. Три столетия фон дер Танны трудились и боролись во благо королевства. Один из фон дер Таннов возвел первого короля из дома Рубинрот на престол Луты. Мой род до последнего был верен этой династии — до тех пор, пока династия оставалась верна Луте. И лишь когда король попытался продать свободу своего народа за поддержку могущественного соседа, фон дер Танны поднялись против него. Сир, фон дер Танны всегда были верны Рубинротам. И если существует что-то выше, чем эта верность, то это верность Луте. — Принц помолчал перед заключительными словами: — И я, сир, один из фон дер Таннов.
 Старый принц выразился предельно ясно и недвусмысленно, до тех пор, пока Леопольд остается верен своему народу и его интересам, Людвиг фон дер Танн будет верен ему. Но король был труслив. Он очень боялся этого строгого старого воина. И его раздражали упреки принца.
 — Вы всегда ругаете меня! — сердито воскликнул Леопольд. -Мне это просто надоело. А теперь вы еще и угрожаете мне И это вы называете верностью? А когда вы поощряете отказ вашей дочери соблюсти законную помолвку, это тоже проявление верности? Если хотите доказать свою верность, прикажите принцессе Эмме выполнить обещание, данное моему отцу, и немедленно обвенчаться со мной!
 Фон дер Танн посмотрел королю прямо в глаза.
 — Я не могу этого сделать, — ответил он. — Она сказала, что скорее убьет себя, чем обвенчается с Вашим Величеством. Она -это все, что у меня осталось, сир. Разве это благо — отнять ее у меня? Вы должны завоевать ее доверие и любовь, сир. Это вполне достижимо. Только таким образом вы и она сможете обрести счастье.
 — Вот видите, к чему сводится ваша верность! — воскликнул король. — Мне кажется, что вы приберегаете ее для самозванца — я слышал намеки на это. И я не сомневаюсь, что она с радостью согласится, если бы у самозванца появился шанс захватить трон.
 Фон дер Танн побледнел. Справедливое возмущение и гнев исказили его лицо, когда он шагнул к королю.
 — Остановитесь! — приказал он. — Ни один человек, даже мой король, не смеет говорить подобные вещи дворянину из рода фон дер Танн!
 В это время в прихожей, смежной с приемной короля, сидел какой-то человек. Он устроился рядом с дверью, ведущей в апартаменты, где ссорились король и канцлер, изо всех сил напрягая слух, чтобы уловить содержание спора, но смог понять только то, что разговор был резким. Когда же последние слова принца Людвига прозвучали особенно громко, человек удовлетворенно улыбнулся. Это был граф Целлерндорф, австрийский посол в Луте.
 Слова принца разозлили короля.
 — Вы забываетесь, Людвиг фон дер Танн! — воскликнул Леопольд. — Выйдите отсюда! Когда у меня возникнет желание получать оскорбления, за вами пошлют!
 Когда канцлер проходил через прихожую, граф Целлерндорф поднялся и тепло, даже излишне любезно, поздоровался с ним. фон дер Танн вежливо, но сдержанно ответил на приветствие и вышел из дворца. «Этот старый лис, должно быть, все слышал», — подумал принц, садясь в седло и направляя лошадь к поместью Таннов в Старом лесу.
 Войдя в приемную короля, австрийский граф Целлерндорф застал молодого правителя Луты расстроенным. Леопольд снова начал ходить из угла в угол. Когда австриец вошел, Леопольд чуть приостановился, чтобы выслушать приветствие. Граф был частым гостем во дворце. Между проницательным и коварным дипломатом и молодым королем установились доверительные отношения, их дружба постоянно крепла.
 — Мне показалось, что принц Людвиг был сердит, когда выходил отсюда, — заметил Целлерндорф. — Очевидно, Ваше Величество нашли повод отчитать его.
 Король кивнул и посмотрел на австрийца со значением.
 — Принц фон дер Танн высказал оскорбительное предположение, что единственной целью соединения Австрии с Лутой является желание захватить наше королевство в свои руки, — сказал Леопольд.
 Целлендорф с наигранным возмущением вскинул ладони вверх.
 — Ваше Величество! — воскликнул он. — Невозможно поверить, что принц зашел столь далеко, желая столкнуть вас с вашим лучшим другом — моим императором. Если он так поступил, то причина этого — только его амбиции. Я не смел говорить вам об этом деле, Ваше Величество, но когда поставлена под сомнение честь моего господина, я должен встать на его защиту. Прошу вас простить меня — то, что я должен сказать, может расстроить вас, ибо я хорошо знаю, каким доверием в течение столетий пользовался род фон дер Таннов в Луте. Я рискую вызвать ваш гнев, но истина важнее всего. В Вене уже давно ходит слух, что фон дер Танн претендует на престол Луты -либо для себя лично, либо для своей дочери через брак с тем американским самозванцем, который занимал ваш трон несколько дней. Но позвольте сказать вам нечто важное: американец никогда более не будет вам угрожать — он был арестован в Бургове как шпион и затем казнен. Он мертв, но этого не скажешь об амбициях фон дер Танна. Когда он узнает, что не может более полагаться на кровь Рубинротов в жилах человека, чьей матерью была сбежавшая принцесса Виктория, у него останется только один путь, захватить трон самому. Он очень амбициозен, Ваше Величество. Он уже стал постоянным действующим лицом слухов, будто он и есть истинный правитель страны, а Ваше Величество — лишь подставное лицо, марионетка в руках фон дер Танна.
 Целлерндорф смолк. Заметив красные пятна стыда и гнева на лице Леопольда, он решился поджечь запал бомбы, но он не мог и надеяться, что мишень окажется такой беззащитной.
 — Ваше Величество, — шепотом сказал он, вплотную подойдя к Леопольду, — вся Лута считает, что вы боитесь принца фон дер Танна. Лишь немногим из нас известно, что истина совсем не такова. Ради собственного престижа вы должны искоренить эти домыслы раз и навсегда. У меня есть план, выслушайте его. Фон дер Танн ненавидит Питера Бленца, это всем хорошо известно. Никто в стране не верит, что принц Людвиг позволит вам иметь какие-то контакты с Питером. Я привез из замка Бленц приглашение для Вашего Величества: на будущей неделе окажите честь принцу Питеру своим августейшим присутствием в его замке в качестве гостя. Если вы примете это приглашение, Ваше Величество, ничто не станет более неопровержимым доказательством, что вы по-прежнему король, и ни фон дер Танн, ни кто-либо иной не смеют диктовать вам, как следует действовать. Этот поступок будет прекрасным шагом, утверждающим вашу государственность в настоящий момент.
 Король на минуту задумался. Он все еще боялся Питера Бленца, как дьявол боится святой воды. Но в то же время он был очень сердит на фон дер Танна. Да, это будет наилучший способ поставить упрямого канцлера на место. Леопольд чуть не улыбнулся, когда представил, какую досаду вызовет у принца Людвига сообщение о том, что он, король, уехал в замок Бленц в гости к Питеру. Эта мысль была последним толчком к принятию решения, ибо вполне соответствовала слабому и мстительному характеру Леопольда.
 — Хорошо, я согласен, — объявил он. — Я поеду туда прямо завтра.
 На следующий день принц фон дер Танн в своем замке в Старом лесу получил сообщение, что австрийская армия перешла границу Луты и, таким образом, нарушила ее нейтралитет. Старый канцлер немедленно отправился в Луштадт и попытался получить аудиенцию у короля, но узнал, что Леопольд еще утром уехал с визитом к Питеру Бленцу. Оставалось одно: поехать туда следом за королем. Необходимо было принимать срочные меры, ибо нельзя игнорировать столь грубое нарушение договора.
 Сербский министр, пославший канцлеру сообщение о вторжении австрийских войск, разговаривал с ним около часа. Им обоим была очевидна рука Целлерндорфа во всех событиях, произошедших за последние двадцать четыре часа — приглашение короля в замок Бленц и вторжение австрийских войск в Луту были связаны напрямую.
 После беседы с сербским министром фон дер Танн направился в Бленц с небольшим отрядом сопровождения. Они подъехали к замку лишь далеко за полночь. Дорога, петлявшая по деревне, лежащей близ древнего феодального замка, поднималась к вершине холма. Фон дер Танн удивился изменениям на дороге, и особенно тому, что часовой на посту был австрийцем.
 — Что это значит? — сердито воскликнул он. — Что делают здесь австрийские солдаты, почему они мешают канцлеру Луты проехать по лутской дороге?!
 Часовой вызвал офицера. Тот повел себя чрезвычайно вежливо, выразил сожаление по поводу причиненных неудобств, но заявил, что ему запрещено пропускать кого-либо без прямого приказа командования. Он немедленно отправится к генералу и выяснит ситуацию. Не соблаговолит ли принц подождать немного — он скоро вернется. Фон дер Танн обернулся к молодому офицеру. Лицо принца пылало от негодования.
 — В пределах границ Луты мне не нужен приказ австрийца, чтобы куда-то проехать! — заявил он. — Можете передать своему генералу мои сожаления, что я не захватил с собой достаточно солдат, чтобы пройти к своему королю силой. Но в другой раз я приму необходимые меры. — С этими словами Людвиг фон дер Танн развернул свой эскорт и, крайне разгневанный, уехал обратно в Луштадт.

 6
 КАПКАН ЗАХЛОПНУЛСЯ

 Еще не доехав до Луштадта, фон дер Танн пришел к выводу, что Леопольд — пленник в замке Бленц, и чтобы окончательно убедиться в этом, направил одного из своих помощников обратно с указанием обязательно добиться аудиенции у короля.
 — Можете пойти на любой риск, — проинструктировал он офицера, которому доверил эту нелегкую миссию. — Если будет необходимость, согласитесь получить разрешение от австрийцев, чтобы войти в замок, — но обязательно, любой ценой войдите в контакт с королем и передайте информацию лично ему, наедине. Скажите ему и о моих опасениях. Если я не получу от него вестей в течение ближайших двадцати четырех часов, то буду считать, что он действительно в плену. Затем я объявляю мобилизацию армии и предпринимаю действия для его освобождения и изгнания захватчиков из Луты. Если же вы не вернетесь, я буду уверен, что вы в плену у австрийцев и мои худшие опасения подтвердились.
 Но принц Людвиг был из тех, кто предпочитает действовать заблаговременно, а потому приказ о мобилизации армии Луты был отдан через пятнадцать минут после его возвращения в Луштадт. После этого он пригласил к себе сербского министра. Цель и последствия их беседы в историческом плане стали понятны лишь несколько дней спустя, когда по прошествии двадцати четырех часов помощник канцлера не возвратился из Бленца. Что ж, по крайней мере, принц Людвиг не пожалел о своих поспешных действиях.
 А в замке Питера Бленца Леопольда развлекали с королевскими почестями. Ему ничего не сказали ни о попытке канцлера увидеться с ним, ни о том, что посыльный от принца находится в австрийском лагере для военнопленных, расположенном в деревне.
 Леопольд был окружен ставленниками принца Питера, а также австрийским министром и австрийскими офицерами из экспедиционных вооруженных сил, оккупировавших город. Ему сказали, что сербы уже пересекли лутскую границу, что эта информация проверена и что присутствие австрийских войск необходимо только для защиты Луты.
 Лишь на следующее утро Питер Бленц, граф Целлерндорф и Менк узнали о попытке принца фон дер Танна. Они были раздосадованы этим происшествием, ибо оказались не готовы к такому повороту событий. Тот молодой офицер, конечно, всего лишь выполнял приказ, но кто мог предположить, что старый принц фон дер Танн решится сам приехать в замок Бленц? То, что Людвиг прозревал истинные мотивы заговора, было очевидно, и инцидент на караульном посту, несомненно, вызвал у него гнев и подтвердил все его догадки. Теперь они имели в его лице серьезного противника, способного разрушить их планы. Отныне факт сотрудничества короля с Австрией перестал иметь какое бы то ни было значение, ибо народ и армия Луты полностью доверяли старому канцлеру. Даже если фон дер Танн решится противодействовать королю, люди все равно будут на стороне канцлера.
 — Так что же нам делать? — спросил Целлерндорф. — Есть ли у нас способ заставить фон дер Танна согласиться с нами?
 — Полагаю, это выполнимо, — проговорил Питер после недолгого размышления. — Поговорите с Леопольдом. Он с готовностью примет любое предложение, направленное против фон дер Танна. Если мы представим должные свидетельства, то сможем уговорить его даже на арест канцлера с последующей казнью.
 Они увиделись с королем, но получили упрямый отказ от своего предложения — Леопольд по-прежнему был безумно влюблен в дочь фон дер Танна и знал, что удар по ее отцу еще больше отдалит девушку от него. Заговорщики оказались в трудном положении. Что же является причиной упрямой несговорчивости короля? Почему он защищает человека, которого боится, ненавидит и которому не доверяет? Но король сам ответил на эти невысказанные вопросы.
 — Не могу поверить в предательство принца Людвига, — заявил он, — поэтому не стану, даже если бы сам захотел, принимать жестокие меры, которые вы мне предлагаете. Настанет день, когда его дочь, принцесса Эмма, станет моей королевой.
 Граф Целлерндорф первым ухватился за зацепку, имевшуюся в словах короля.
 — Ваше Величество, есть способ разрешить все противоречия Луты! — воскликнул он. — Лучше всего обеспечить лояльность фон дер Танна через кровную связь. Немедленно женитесь на принцессе Эмме, и дело с концом! Подождите, — добавил он, когда Леопольд протестующе поднял руку. — Я прекрасно осведомлен о странном упрямстве принцессы. Но ради блага государства и ради самого вашего трона, сир, вы должны воспользоваться вашим королевским правом и приказать принцессе Эмме выполнить условия вашей помолвки.
 — Что вы имеете в виду, Целлерндорф? — переспросил король.
 — Я предлагаю, сир, привезти принцессу сюда и заставить ее выйти замуж за вас.
 Леопольд покачал головой.
 — Вы не знаете ее характера. Человека из рода фон дер Танн нельзя заставить.
 — Простите меня, сир, — настаивал Целлерндорф, — но я полагаю, что проблема разрешима. Если принцесса узнает, что Ваше Величество считает ее отца предателем и приказ о его аресте ожидает лишь вашей подписи, я сомневаюсь, что она откажется стать королевой Луты и возвратить жизнь отцу в качестве свадебного подарка.
 После слов графа Целлерндорфа все молчали несколько минут. Леопольд молча сидел, уставившись на свои башмаки. Питер Бленц, Менк и австриец внимательно наблюдали за ним. Все четверо обдумывали предложенный план.
 Наконец король встал на ноги.
 — Она упрямая шельма, — начал он бормотать, словно не осознавал присутствия окружающих. — Для нее это был бы прекрасный урок. Она должна наконец понять, что я — ее король. Я буду ей хорошим мужем. Через какое-то время она обретет со мной счастье. — В этом месте он, словно очнувшись, обернулся к Целлерндорфу: — Так вы думаете, это можно сделать?
 — Вне всякого сомнения, Ваше Величество. Мы должны немедленно предпринять шаги для доставки принцессы Эммы в Бленц. — И австриец поторопился выйти из комнаты, пока король не передумал. За ним последовали Питер и Менк.
 Принцесса Эмма фон дер Танн сидела в будуаре замка в Старом лесу. Она была одна в крепости, не считая слуг, потому что принц фон дер Танн находился в Луштадте. Ее мысли были заняты воспоминаниями о молодом американце, который вошел в ее жизнь два года назад при весьма странных обстоятельствах. Эти воспоминания были вызваны возвращением в Луту лейтенанта Отто Бутцова. Он явился прямо к отцу и был зачислен в личный воинский штат принца. Принцесса Эмма узнала от него многое о Барни Кастере, и прежний интерес пробудился в ней с новой силой.
 Бутцов сопровождал принца Людвига в Луштадт, но Эмма не присоединилась к ним. В течение двух лет она не бывала в столице. Большую часть времени она проводила в Париже и вернулась в Луту всего две недели тому назад.
 Утром слуги сообщили о прибытии посыльного. Ей пришлось дважды прочитать письмо, прежде чем она поняла его смысл, хотя оно было написано простыми и ясными словами. Принцессу охватил страх. Послание доставили из Луштадта, внизу стояла подпись одного из придворных.
 «Принца фон дер Танна уложил в постель сердечный приступ. Не тревожьтесь, но приезжайте немедленно. Два солдата, доставившие это письмо, будут вашими сопровождающими».
 Девушке потребовалось всего несколько минут, чтобы переодеться в костюм для верховой езды и собраться. Она выбежала на двор, где ее уже ожидала оседланная лошадь. Рядом стояли два вооруженных всадника, которые прикоснулись к каскам в знак приветствия. Через минуту все трое проскакали через подъемный мост и выехали на дорогу в Луштадт. Эскорт ехал чуть позади принцессы, не без труда держась той же скорости, с какой мчалась девушка.
 В нескольких милях от замка Танн дорога раздваивалась — одна вела в столицу, другая поднималась на холм в направлении замка Бленц. Развилка находилась еще в Старом лесу. Огромные деревья нависали над дорогой, их могучие кроны отбрасывали глубокую тень даже в полдень. Это было довольно уединенное место вдали от любых населенных пунктов.
 Когда принцесса Эмма приблизилась к развилке, ей пришлось натянуть поводья, потому что путь в Луштадт перекрывал вооруженный отряд. Сначала она не поняла, в чем дело, и попыталась объехать солдат, но один из них сразу же загородил ей дорогу.
 Девушка быстро подняла на него глаза — и побледнела. Это был капитан Эрнст Менк. Она не видела этого человека два года, но помнила, что прежде он был комендантом замка Бленц и пытался воспользоваться ее беззащитностью, когда принцесса оказалась пленницей в цитадели Питера. Девушка посмотрела прямо в глаза Менку.
 — Позвольте мне проехать, пожалуйста, — холодно проговорила она.
 — Сожалею, но по приказу короля вам следует ехать вместе со мной в замок Бленц, — ответил Менк со злой усмешкой на лице. — Там вас ждет король.
 Вместо ответа девушка вонзила шпоры в бока лошади. Та рванулась вперед, ударила лошадь Менка и чуть не свалила седока — он еле успел схватить поводья Эммы и заставить ее остановиться.
 — Лучше поезжайте добровольно, у вас все равно нет другого выхода, — зловеще сказал капитан.
 — Добровольно я не поеду, — ответила принцесса. — Если вы хотите везти меня в Бленц, вам придется сделать это силой, а если король настолько не джентльмен, что рассчитывает на вас, то, по счастью, у меня есть отец, который не допустит насилия.
 — Ваш отец едва ли решится перечить воде своего короля и мужа своей дочери, — заявил Менк.
 — О чем вы говорите? — воскликнула девушка.
 — О том, что через несколько часов вы, ваша светлость, станете королевой Луты.
 Принцесса Эмма обернулась к своим сопровождающим.
 — Этот человек остановил меня и не разрешает ехать в Луштадт, — сказала она. — Вы вооружены, так очистите мне дорогу!
 Менк только усмехнулся на это.
 — Они оба — мои люди, — объяснил он.
 Теперь девушка поняла все: это был заговор, чтобы заманить ее в Бленц. Но даже сейчас она не могла поверить, что одним из его участников был король. Слабохарактерный и трусливый, он был все же крови Рубинрот, и члену династии фон дер Танн трудно было поверить в двуличие одного из того рода, которому они столетия служили верой и правдой. Чуть наклонив голову, принцесса повернула лошадь в направлении замка Бленц. За ней последовали вооруженные всадники.
 Менка поразило быстрое подчинение принцессы. «Стать королевой — ах, конечно, для женщины это великий соблазн», — подумал он. Но он и понятия не имел, что было на уме у девушки. Она видела, что в данный момент сопротивление невозможно, поэтому решила потянуть время и молча ехала между теми, кто захватил ее в плен. Мысль о том, чтобы оказаться в Бленце живой, была невыносима для нее. Но где-нибудь по дороге наверняка представится возможность для побега. Ее лошадь была очень быстрой, и принцесса могла легко обогнать тяжелых кавалерийских лошадей врагов. И, в качестве последнего средства, она могла, нет, должна была найти способ покончить с собой — лучше, чем быть насильно повенчанной с Леопольдом.
 Эмма фон дер Танн с детства знала все дороги в холмах, каждую тропинку, каждый объезд на много миль вокруг, знала, где можно срезать путь, где — пробраться по ущельям и теснинам. В общем, имея хорошего скакуна, она могла бы значительно сократить любое расстояние. Пока принцесса ехала в Бленц, она мысленно перебрала все точки, где внезапный рывок к свободе имеет наибольший шанс на успех.
 Наконец они добрались туда, где быстрый разворот вывел бы ее на потайную тропинку, а человек, незнакомый с местностью, сразу потерял бы след. Менк и его люди уже несколько притупили бдительность. Офицер думал, что пленница примирилась со своей участью и перспектива стать королевой уже не кажется ей столь мрачной.
 Они поднялись по лесистому холму и были на полпути к месту назначения. Принцесса скакала по правой стороне дороги — и вдруг совершенно неожиданно повернула лошадь, проехала меж двумя деревьями, пришпорила своего скакуна и исчезла в лесу. Никто не успел даже руку поднять, чтобы остановить ее.
 Менк выругался, приказал своим людям догнать Эмму, ударил лошадь в бока и устремился в лес, в то место, где исчезла принцесса. Ее рывок к свободе был столь внезапным, а лесная чаща так быстро поглотила ее, что в этом чудилось какое-то колдовство.
 В сотне ярдов от дороги деревья росли не столь густо, и сквозь них преследователи заметили беглянку. Принцесса мчалась галопом по неровному ухабистому склону холма. Ее лошадь летела уверенно и легко, как серна. Но среди лошадей погони нашлась пара не менее великолепных скакунов. Они быстро приближались к беглянке, понукаемые острыми шпорами всадников. Девушка молила свою лошадь поднажать, но два неприятеля все-таки неотвратимо сокращали разрыв.
 В ста ярдах впереди был узкий и глубокий овраг, скрытый густым кустарником. Принцесса Эмма фон дер Танн мчалась прямо на него. Следом за ней скакали два преследователя, остальные далеко отстали. Девушка чуть натянула поводья, чтобы дать этим двоим немного приблизиться, потом опять пришпорила лошадь и на полном скаку рванулась к оврагу. У самых кустов она прошептала лошади нужное слово и подняла ее на дыбы, наклонившись вперед. Лошадь птицей перелетела кустарник и овраг.
 Эмма оглянулась лишь один раз, когда уже была по ту сторону препятствия, и увидела, как двое всадников летят вниз, на дно глубокого оврага. Принцесса отпустила поводья и без спешки поскакала по узкой тропе, где не раз каталась в прежние времена.
 Менку и его людям пришлось остановиться на краю оврага. Внизу один из преследователей с трудом поднимался на ноги, другой же неподвижно лежал под лошадью. Менк зло выругался и велел одному из всадников остаться и помочь двум неудачникам, а остальным двигаться вдоль оврага в поисках безопасного перехода.
 Но, прежде чем они перебрались на другую сторону, беглянка опередила их на целую милю, и догнать ее было уже невозможно. Принцесса выбралась на главную дорогу. В прошлом она имела обыкновение немного забирать в этом месте к северо-западу, чтобы потом выехать на дорогу, сильно сократив путь, но сейчас решила не рисковать из опасения, что ей перекроют выход на главную дорогу.
 Справа от принцессы располагалась небольшая ферма, где Эмма прежде не бывала: она никогда не нарушала права на частную собственность. По другую сторону от фермы высился лес, а дальше протекал большой ручей, через который на главной дороге был перекинут мост.
 Принцесса перелетела через ограждение на краю лужайки и, чуть натянув поводья, оглянулась назад. Приблизительно в миле позади нее появилась голова и плечи всадника — значит, преследователи нашли переход через овраг.
 Обернувшись еще раз, девушка пересекла открытое место и помчалась к лесу. Там она заметила проволочную ограду, плотно прилегавшую к деревьям, и не решилась перескочить через нее. Она спешилась, перелезла через ограждение и попыталась выдернуть крепления, чтобы провести лошадь. Несколько минут она тщетно боролась с проволокой. Один случайный взгляд назад ужаснул ее: преследователи оказались совсем рядом.
 Принцесса с удвоенной яростью набросилась на упрямые железки. Наконец ценой нечеловеческих усилий ей удалось выдернуть проволоку, потом еще одну. Она поднялась, прижимая ногой пружинящую ограду, чтобы пропустить лошадь, и рванулась к лесу.
 Ближайший всадник чуть было не напал на нее, когда принцесса наконец сумела уговорить лошадь перешагнуть через проволоку. Девушка вскочила в седло в тот момент, когда он добрался до забора. Отпущенная принцессой, ограда спружинила, отскочила вверх и преградила всаднику путь на высоте груди. Тот вылетел из седла, но успел перескочить проволоку и схватиться за поводья девушки.
 Эмма ударила его плетью по голове и лицу. Всадник прижался к шее лошади, схватил девушку за руку и свалил на землю. Однако почти в тот же миг из-за дерева выскочил какой-то неухоженный лохматый человек и одним ударом сбил всадника с ног, да так, что тот лишился сознания.

 7
 БАРНИ ПРИХОДИТ НА ПОМОЩЬ

 Когда Барни Кастер мчался по австрийской дороге к линии фронта и границе с Лутой, его охватила воодушевление, которого он не испытывал уже несколько последних дней. Он впервые почувствовал реальную надежду на то, что сумеет выйти сухим из воды, в какую бы мерзкую ситуацию ни попал. Переезжая через небольшой мостик, попавшийся на дороге, он даже начал насвистывать песенку.
 Пока ему не попадалось никаких вооруженных людей, которые могли бы его встревожить. Барни был сильно голоден и особенно отчетливо понял это, когда вдруг ощутил запах еды. Он подъехал к одинокой гостинице, помылся, привел себя в порядок и впервые за два дня спустился поесть. Ел он с таким упоением, что почти забыл об опасностях, через которые прошел, а также о тех, которые поджидали его впереди. От хозяина гостиницы он узнал, что линия фронта в трех милях к югу от ручья.
 Всего три мили до Луты! А вдруг… а вдруг там за его голову назначена награда? Но это был его дом, место, где родилась его мать, и Барни любил эту страну. Он обязан был проникнуть туда, сообщить то, что узнал, старому принцу фон дер Танну — и тем еще раз спасти короля, который в прошлый раз проявил такую черную неблагодарность.
 Ради Леопольда Барни Кастер и пальцем бы не пошевелил. Но король страны олицетворял жизнь и чувства всех лутанцев, и особенно рода фон дер Таннов. Он много значил для стройной молодой женщины и для старого честного вояки с львиной гривой на голове — а Барни очень любил их обоих. А может быть, он делал все это еще и потому, что унаследовал от матери королевскую кровь этой земли…
 Барни съел все до последнего кусочка, заплатил за обед, сел в угнанный автомобиль и продолжил путь в сторону Луты. Оставаться здесь дольше было невозможно, и он знал это, а необходимость передать принцу Людвигу важные новости давала возможность снова увидеть принцессу Эмму. Ради этого стоило рисковать жизнью! А потом он отправится в Сербию с новой аккредитацией, которую принц фон дер Танн несомненно выпишет ему взамен документов, конфискованных австрийцами.
 На границе Барни притормозил офицер-таможенник, но, увидев военную машину и австрийскую форму, только махнул рукой: мол, проезжай дальше! Барни ожидал, что по ту сторону границы его ждут осложнения с лутскими таможенниками, — но, на удивление, его вообще никто не остановил.
 Наконец-то Барни оказался в Луте. Уже к полудню следующего дня он должен быть в доме фон дер Таннов. Для того чтобы добраться до Старого леса по самой удобной дороге, ему полагалось немного взять на юго-восток, проехать через Тафельберг и выйти на трассу между этим городком и Луштадтом.
 Желание остановиться на несколько минут в Тафельберге было очень сильно — он хотел навестить своего старого друга, герра Крамера. Но страх, что его могут опознать и другие люди, вынудил Барни проехать мимо городка. Он миновал знакомую улицу, не задерживаясь, только сбавив скорость до пятидесяти миль в час, и помчался на юг по извилистой горной дороге. По пути ему попадались местные жители, спешащие покинуть район боевых действий, которые с удивлением глядели на несущийся автомобиль.
 На полпути между Тафельбергом и развилкой, где Барни должен был повернуть на запад, к поместью Танн, имелся S-образный поворот, где соединялись подножия двух небольших холмов. Там дорога сужалась, и даже пятнадцать миль в час были рискованной скоростью. Далее по обе стороны дороги шли открытые поля.
 Барни сделал аккуратный поворот и вышел на нижнюю петлю буквы S, когда увидел на дороге полдюжины австрийских пехотинцев. Рядом с солдатами стоял офицер и о чем-то разговаривал с сержантом. Повернуть назад на узкой дороге Барни не мог. Он мог только ехать дальше и довериться своей форме и военному автомобилю. Еще до того, как он подъехал к группе солдат, ему открылся вид на поля справа и слева. Там имелись все признаки военных позиций: палатки, фургоны, военные грузовики и артиллерия. Что бы это значило? Что австрийская армия делает в Луте?
 Офицер уже заметил Барни. Конечно, это был аванпост — хоть и неудачно расположенный, он вполне служил стратегическим целям. У Барни была надежда на то, что он проскочит это препятствие — он уже проходил через подразделения австрийской армии, может быть, ему и теперь повезет? Барни медленно подъехал ближе, хотя безумно хотел прорываться на полной скорости.
 Офицер вышел вперед, словно желал остановить машину. Барни сделал вид, что возится с каким-то рычагом внизу и не видит офицера, который сейчас находился как раз перед машиной. Он что-то крикнул водителю. Барни быстро выпрямился и отдал честь, но не остановился.
 — Halt!  [2] — крикнул офицер.
 Барни указал на дорогу, по которой ехал.
 — Halt! — повторил офицер, подбегая к машине.
 Американец взглянул вперед. В двухстах ярдах впереди был еще один блокпост, но солдат там он не увидел. Тогда Барни повернулся и выдал залп ругательств, продолжая показывать на дорогу. Он надеялся сбить с толку офицера и тем выиграть несколько секунд, нужных, чтобы доехать до последнего поста. Если солдаты увидят, что его не остановил первый пост, то, несомненно, пропустят его и дальше. Барни видел, что за ним наблюдают, но уже миновал офицера, и играть дальше не было необходимости. Он прибавил газу, машина дернулась вперед. За спиной Барни услышал окрик офицера и команду. Ему не пришлось размышлять, что это была за команда, ибо почти сразу же прогремел выстрел. Над его головой просвистела пуля, потом еще и еще одна.
 Барни вдавил педаль газа в пол. Машина ответила как надо -двигатель не чихал и не захлебывался, а круто прибавил обороты, и машина полетела вперед как на крыльях. Пули свистели вокруг Барни.
 Следующий блокпост стоял как раз на середине дороги. Там было трое солдат, и они целились в Барни спокойно, как на учебных стрельбах. Решив, что они вряд ли промахнутся, американец резко и неожиданно бросил машину с одной стороны дороги на другую. На той скорости, с которой он шел, это был весьма рискованный маневр.
 Три винтовки выстрелили одновременно. Ветровое стекло разлетелось вдребезги, осколки осыпали Барни, один из них оцарапал ему ухо. В переднем левом крыле машины появилось рваное отверстие.
 — Паршиво стреляете, ребята, — прокомментировал Барни Кастер из Беатрис.
 Солдаты все еще стояли на середине дороги и стреляли в машину, метавшуюся из стороны в сторону. Теперь она мчалась прямо на них. Барни нажал на гудок, но солдаты, будто не слыша сигнала, продолжали поливать машину свинцом. Лишь в последний момент они попытались отскочить — но было уже поздно. На скорости более шестидесяти миль в час огромный стальной зверь сбил солдат. Один из них попал под колеса, двоих других подкинуло в воздух ударом бампера. Из-за тела под колесами машину развернуло на дороге, и только крепкие нервы и сильные руки водителя удержали грузовик от падения в кювет.
 Барни Кастер никогда не был так близок к смерти — даже когда стоял у стенки в Бургове перед расстрельной командой. Его не била дрожь, когда он видел нацеленные на него винтовки, он даже улыбался в этот момент. Но сейчас, когда его машина завертелась на самой середине дороги, Барни почувствовал себя слетевшим с дерева листом. Тошнота подступила к его горлу, когда мощная, но бесчувственная машина, словно пьяная лошадь, рванулась к кювету навстречу разрушению и гибели.
 Несколько минут он шел на одной и той же скорости, но, бросив взгляд в боковое зеркальце, увидел, что от блокпоста отъехали два автомобиля и бросились в погоню за ним.
 — Веселая гонка вам предстоит, — усмехнулся Барни и прибавил газу, снова взяв под контроль свои нервы.
 Он снова выжал семьдесят миль в час, а в тот миг, когда он отвернулся от спидометра, скорость стала еще выше. Посмотрим, каков предел возможностей у этой машины! Барни с любовью поглядел на грузовик.
 Дорога впереди была относительно прямой и ровной. На хвосте у Барни висела погоня. Он еще прибавил газу и посмотрел на спидометр. Семьдесят пять миль в час… семьдесят семь!
 — Ничего себе! — пробормотал Барни, увидев, что стрелка спидометра колеблется у цифры «80», но осмелился осторожно прибавить еще.
 Восемьдесят пять! Кроны деревьев слились перед его глазами в сплошное зеленое марево, дорога стала серой лентой, ровная и гладкая на такой скорости. Барни не мог оторвать глаз от дороги даже для того, чтобы бросить взгляд в зеркало заднего обзора. В этот момент он услышал выстрел и свист пуль. В него снова стреляли! Барни из последних сил утопил педаль газа. Машина отреагировала немедленно — стрелка спидометра дошла до девяноста и поползла дальше.
 Но тут из радиатора взвилась струйка пара, послышалось шипение. Барни растерялся. Он залил воды в радиатор там же, где обедал. Охлаждение работало прекрасно. Что же случилось? Может быть, пуля одного из троих со второго поста пробила радиатор и образовалась течь?
 Барни понимал, что конец близок. На такой скорости перегревшиеся поршни расширятся в цилиндрах и разорвут двигатель на куски, и ему сильно повезет, если при этом взрыве он останется жив.
 Он сбросил газ и оглянулся. Преследователи не обгоняли его, но и не прекратили погоню. Поворот дороги закрыл им обзор. Впереди был деревянный мост через речку, а за ним справа от дороги темнел лес. Казалось, судьба предоставила ему шанс на побег. Если б он смог оторваться от погони даже на короткое время, то сумел бы скрыться в лесу и пешком добраться до замка фон дер Танн. Барни весьма смутно представлял, в каком направлении ему надо двигаться, но был уверен, что так или иначе найдет дорогу.
 Речка с мостиком, к которому он сейчас приближался, навела его на план действий, а изменения в реве мотора предупредили, что действовать надо немедленно. Подъехав к мосту, Барни сбавил скорость до пятнадцати миль в час и установил подсос на постоянную подачу топлива. Придерживая руль одной рукой, он перелез на подножку с левой стороны. Когда все четыре колеса въехали на мост, Барни резко повернул руль вправо и прыгнул.
 Машина рванулась к деревянным перилам моста. Раздался треск, затем грохот падения, и грузовик рухнул в речку. Барни Кастер даже не обернулся, чтобы полюбоваться делом своих рук. Он выпрыгнул на правую сторону через ограждение, нырнул в лесные заросли, потом глянул в сторону погони. Он не увидел преследователей, значит, и они пока не видели его трюка. Речка оказалась довольно глубокой — вода полностью скрыла грузовик.
 Барни шел по лесу и улыбался. Его план сработал превосходно. Погоня может и не заметить сломанные перила, а если и заметит, не обязательно свяжет поломку с Барни. В этом случае австрийцы так и будут мчаться в сторону Луштадта, теряясь в догадках, куда девался беглец. Если же они догадаются, что грузовик утонул в реке, то могут решить, что утонул и водитель. В том и в другом случае у Барни будет запас времени, чтобы добраться до фон дер Таннов.
 Он пожалел, что не может сменить одежду, — мундир был единственным, что помогло бы его опознать, поскольку его лица преследователи скорее всего не разглядели. На территории Луты австрийская военная форма не может не вызывать подозрений, а для Барни сейчас, попади он в руки австрийцам, подозрение равнялось обвинению. Форма сослужила свою роль, когда помогла ему бежать из Австрии, но теперь стала опасной.
 Целую неделю Барни бродил по горам и лесам Луты, не решаясь обратиться к кому-нибудь. Несколько раз ему попадались на глаза австрийские кавалеристы, которые прочесывали местность с какой-то непонятной целью, и американец подумал, не его ли они ищут. Как бы там ни было, Барни не испытывал ни малейшего желания заговорить с ними, когда они шныряли неподалеку от его лесного убежища.
 К фермам Барни приближался только по ночам, чтобы стащить что-нибудь съестное. К концу недели он научился воровать кур совершенно беззвучно.
 Одна доверчивая хозяйка вывесила сушиться после стирки рубаху и штаны своего мужа, и таким образом у Барни наконец-то появилась возможность переодеться. В этом наряде он походил на обычного лутанского крестьянина. Правда, он остался без головного убора, потому что крестьянской шапочки среди вывешенных вещей не нашлось, а носить проклятую австрийскую фуражку он ни за что не хотел.
 Что подумала крестьянка, когда на следующее утро обнаружила пустую веревку, Барни мог только догадываться, но не чувствовал за собой вины, ибо взамен вещей оставил ей золотую монету, завернутую в лоскут и пришпиленную к веревке.
 Где-то в полдень седьмого дня Барни вышел к ручью, который тек к югу в тени деревьев. Теперь, в крестьянской одежде, Барни уже не боялся зайти на ферму и разузнать дорогу к замку Танн, поскольку ушел довольно далеко от того места, где разжился одеждой.
 Вдруг он услышал топот лошадей, скакавших галопом по сухой земле. Звуки быстро приближались с правой стороны. Барни замер. Он был уверен, что всадник не углубится в лесную чащу, — густой кустарник снизу и большие ветви сверху вряд ли позволят кому-то удержаться в седле.
 Топот становился все ближе, но в сотне ярдов от Барни внезапно прекратился. Американец подождал, что будет дальше. Может быть, всадник хочет войти в лес пешком? Но что ему здесь нужно? Или это австриец, каким-то чудом угадавший, где прячется беглец? Нет, едва ли такое возможно, решил Барни.
 Потом он услышал приближение другого всадника, скакавшего галопом, и женский голос, умоляющий лошадь перешагнуть через ограду. Барни мгновенно проникся сочувствием к этой женщине, хотя не мог ее видеть. Секундой позже смолк топот второго всадника, и мужской голос грубо приказал:
 — Стоять! Именем короля, остановитесь!
 Американец не мог больше противиться искушению взглянуть, что же происходит столь близко от него, да еще «именем короля».
 Он вышел из-за дерева и увидел две фигуры — мужчину и женщину. Свисающие ветви мешали ему рассмотреть лица, но что-то в женской фигуре показалось ему знакомым. Он обошел дерево как раз в тот момент, когда вооруженный мужчина в форме солдата из замка Бленц схватил женщину за руку и сбросил с седла.
 В тот же миг Барни узнал ее — это была принцесса Эмма.
 Не успели эти двое понять, что происходит, как Барни нанес солдату такой сокрушительный удар, что тот без сознания свалился на землю.

 8
 ДЕНЬ, ПОЛНЫЙ ПРИКЛЮЧЕНИЙ

 Минуту они молча стояли друг против друга. В глазах девушки были ошеломление, надежда и страх. Она первой нарушила молчание.
 — Кто вы? — почти прошептала она.
 — Неудивительно, что вы спрашиваете, — ответил мужчина. — Должно быть, я выгляжу, как пугало. Я Барни Кастер. Ну, вспомнили меня?
 Девушка шагнула к нему навстречу. Ее глаза светились от облегчения.
 — Капитан Менк сказал мне, что вы погибли — вас расстреляли в Австрии как шпиона. И потом, это поразительное сходство с королем… С тех пор как он сбрил бороду, оно стало еще более явным, и я испугалась, что это он. Он в Бленце, но я подумала, что он мог узнать о предательстве принца Питера и сбежать, переодевшись простолюдином. Я не была уверена, что вы — не он, пока вы не заговорили.
 Барни наклонился, снял с лежащего солдата патронташ, забрал его карабин и револьвер, потом взял девушку за руку, и они вместе повернули в лес. За их спиной опять послышались звуки преследования. Доносились команды Менка — он приказал троим людям войти в лес пешком. Барни бросил оценивающий взгляд на магазин карабина и барабан револьвера.
 — Почему они вас преследуют? — спросил он у Эммы.
 — Они пытались увезти меня в Бленц и насильно обвенчать с Леопольдом, — ответила принцесса. — Сказали мне, что жизнь моего отца зависит от моего согласия. Но я все равно никогда бы не согласилась — честь моего дома драгоценнее, чем жизнь любого из фон дер Таннов. Мне удалось сбежать от них и оторваться на несколько миль, но они гонятся за мной, чтобы снова захватить.
 Шум позади заставил Барни обернуться. Он увидел еще одного солдата с карабином в руках. Увидев беглянку с каким-то мужчиной, он поднял оружие и прицелился, но когда американец повернулся к нему, у солдата широко раскрылись глаза и отвисла челюсть. Барни сразу понял, что этот парень тоже принял его за короля. Внезапно между ними возник еще один человек и крикнул Менку:
 — С ней король!
 — Ерунда, — ответил тот. — Если с ней мужчина и он не сдается — стреляй в него!
 После этих слов Барни и девушка бросились бежать. За их спинами раздался окрик:
 — Стойте! Стойте, или я стреляю!
 Впереди Барни увидел реку. Он был уверен, что их схватят, если они не успеют перебраться через нее. На том берегу стоял густой лес. Преследователь ломился за ними сквозь кусты. Он увидел их в тот момент, когда они подошли к берегу, и снова прицелился. Барни отбросил девушку за куст, повернулся и выстрелил столь быстро, что человек с карабином не успел пригнуться. С громким криком он выронил оружие, сделал неверный шаг вперед и рухнул во весь рост лицом вниз. Барни поднял принцессу на руки и бросился в воду. Девушка держала его карабин, пока Барни с трудом пробирался по каменистому дну. Река быстро углублялась, казалось, что до другого берега бесконечно далеко, а погоня уже совсем рядом.
 При иных обстоятельствах Барни желал бы этой речке быть широкой, как Миссисипи, ибо только в таких условиях ему было позволено держать на руках принцессу Эмму. Два года назад она сказала ему, что любит его, но в то же время дала понять, что их роман обречен. Да, она могла отказаться выходить замуж за короля, но соединиться с другим, пока жив Леопольд, она тоже не могла — если только Леопольд не откажется от старинной помолвки и не даст ей разрешения на брак с кем-то еще. Однако для любого, кто знал Леопольда, это было совершенно непредставимо даже в далеком будущем — он любил Эмму фон дер Танн и ненавидел Барни Кастера ревнивой, почти фанатичной ненавистью.
 Даже то, что принцесса Эмма фон дер Танн вышла бы за него замуж, будь она свободна выбирать, было не совсем понятно для Барни Кастера. Он знал кое-что о традициях этой благородной дворянской семьи. Кастовая гордость и обожествление крови жестко регламентировали их образ жизни и вообще весь порядок вещей. Эта девушка только что сказала, что честь их семьи более драгоценна, чем жизнь одного из фон дер Таннов. В таком случае она уж наверняка драгоценнее, чем ее личное маленькое счастье.
 Барни Кастер вздохнул и зашагал дальше по глубокой воде. А что, если он прижмет ее к себе чуть сильнее, чем необходимо? Разве можно винить его за это в таких обстоятельствах?
 Лицо девушки, которую он переносил, отнюдь не выражало недовольства, когда она смотрела на крепкие мышцы Барни. Но вот она перевела взгляд на лесистый берег позади. Там появился какой-то человек, окликнувший их громко и с угрозой.
 Барни удвоил свои и без того немалые усилия, чтобы поскорее добраться до берега. Сейчас он был как раз на середине реки, вода поднялась ему до пояса. Девушка увидела Менка и еще одного солдата, укрывшегося под кустом на берегу. Взбешенный Менк погрозил кулаком и еще раз потребовал остановиться, потом отдал приказ своему солдату. Тот поднял карабин и выстрелил в убегающую пару.
 Пуля чиркнула по воде совсем рядом с Барни. Тогда девушка подняла оружие, прицелилась в группу на берегу и нажала на курок. Один из преследователей упал. Принцесса выстрелила еще раз, и еще, и еще. Она испытала удовлетворение, когда увидела, что Менк и последний из преследователей отскочили в безопасное место в чаще леса.
 — Трусы! — проговорил Барни. — А ведь в вас могли попасть, ваша светлость.
 Девушка ответила, только перестав стрелять.
 — Капитан Менк — известный трус, — сказала она. — Сейчас он вместе с одним солдатом прячется за стволами, а второго я подстрелила.
 — Подстрелили? — с энтузиазмом переспросил Барни.
 — Да. Вот так взяла и застрелила человека. Меня часто интересовало, какое ощущение бывает при этом. Я должна бы чувствовать себя ужасно, но ничего ужасного не испытываю — ведь они пытались вас убить, мало того, стреляли в спину беззащитному. Нет, если я о чем и сожалею, то лишь о том, что это был не капитан Менк.
 Вскоре Барни добрался до берега и помог девушке опуститься на землю. Когда они выходили из воды, с того берега донеслись еще два выстрела, но они не причинили вреда. Барни взял карабин и дал ответный выстрел. Потом они удалились в лесную чащу.
 Остальную часть дня они шли в направлении Луштадта. Они не стали выходить на дорогу, потому что находились еще слишком близко от замка Бленц. Единственной надеждой для них была защита людей принца фон дер Танна — если только их не перехватят приспешники короля. На закате они вышли на окраину какого-то городка и спрятались до наступления темноты. Барни решил пойти в город и нанять лошадей.
 Американец был в восторге от смелости и выносливости девушки. Он всегда думал, что всякую принцессу бережно охраняют от всех превратностей судьбы, от излишней усталости и лишений, а потому малейшие трудности окажутся губительными для нее. Но едва ли простая крестьянка с такой храбростью и достоинством смогла бы выдержать все смертельно опасные ситуации, через которые прошла принцесса Эмма за этот тяжелый день.
 Наконец спустилась тьма, и они вошли в город. Стараясь держаться в тени, они приблизились к местному жителю и спросили, далеко ли до ближайшей харчевни, где они могли бы освежиться и привести себя в порядок. Человек подозрительно оглядел их.
 — Есть одна харчевня тут неподалеку, — показал он на главную улицу. — Там вы сможете поесть. Только почему приличные на вид люди предпочитают харчевню и не идут в солидную гостиницу? Если вы опасаетесь идти туда, значит, у вас есть причина. Боитесь, что вас опознают? — Он замолчал, будто ему в голову пришла неожиданная идея, а потом возбужденно воскликнул: — Знаете что, пойду-ка я присмотрю место для вас. Подождите меня здесь, — и со всех ног бросился к харчевне.
 — Не нравится мне, как он на нас смотрел, — заметил Барни, когда человек ушел. — Уверен, что он побежал доносить на нас. Лучше поскорее убраться отсюда, пока он не вернулся.
 Барни и Эмма быстро свернули на боковую улочку и оказались далеко от харчевни. Не успели они пройти и квартала, как услышали за спиной голоса и топот копыт. Барни взял принцессу за руку и отвел к живой изгороди, отделявшей улицу от частного владения. В ее тени они укрывались, пока люди с лошадьми не прошли мимо них. Возможно, они вовсе не гнались за этой парой, но Барни и Эмма по-прежнему были недалеко от замка Бленц, а потому не пренебрегали мерами предосторожности. Прежде чем люди приблизились к месту, где пряталась наша пара, с ними поравнялся автомобиль. Барни удалось услышать обрывок их разговора.
 — Вернитесь назад и обыщите улицу за харчевней — они могли обойти ее сзади, — сказал человек в автомобиле. — Мы пойдем по этой дороге, а потом свернем на большое шоссе на Луштадт. Если вы их не найдете, возвращайтесь на дорогу к замку Танн.
 Принцесса была так возбуждена услышанным, что не заметила, что Барни Кастер по-прежнему держит ее за руку. Сейчас он сжал ее ладонь.
 — Голос Менка, — прошептал он. — Черт, теперь они заблокируют все дороги…
 Барни помолчал, обдумывая дальнейшие действия. Поисковая группа прошла мимо, но шум машины Менка все еще слышался.
 — Подъездная дорожка, — пробормотал Барни. — А у людей, которые имеют подъездные дорожки к своим участкам, обычно есть на чем подъезжать. Так что на другом ее конце с высокой вероятностью есть транспортное средство. Пойдем посмотрим; уместятся ли в нем двое.
 Держась в тени изгороди, они осторожно дошли до дальнего конца помянутой дорожки и увидели какое-то строение.
 — Гараж? — прошептал Барни.
 — Или сарай, — предположила принцесса.
 — В обоих случаях там должно стоять то, что способно двигаться, — заключил американец. — Будем надеяться, что оно может передвигаться быстро, как… как ветер.
 — И увезти двоих, — добавила Эмма.
 — Ждите здесь, — велел Барни. — Если меня поймают, бегите. Что бы ни случилось, вас не должны схватить.
 Принцесса прижалась к изгороди, а Барни приблизился к строению, которое оказалось частным гаражом. Его двери были заперты, как и три окна. Барни обошел гараж, держась в тени. Вот и окно. Барни попытался поддеть защелку лезвием перочинного ножа, но она не поддавалась, и кончилось тем, что американец сломал кончик ножа. Секунду он стоял перед упрямым окном, не решаясь разбить стекло из опасения разбудить хозяев. А потом ему вспомнилась сцена, увиденная на Стейт-стрит в Чикаго несколько лет назад: целая толпа стояла перед витриной ювелирного магазина и осматривала аккуратное небольшое отверстие, которое вор проделал алмазом и, просунув через него руку, украл драгоценности на несколько сотен долларов. Но у Барни не было алмаза или бриллианта — такие вещи крайне редко водятся у тех, кто носит целлулоидные воротнички. А вот у женщин бриллианты бывают. И конечно же, они должны быть у принцессы Эммы. Он быстро вернулся к своей спутнице.
 — У вас есть бриллиантовое кольцо? — шепотом спросил он.
 — Боже мой! — воскликнула она, сдергивая с пальца названный предмет. — Вы делаете успехи.
 — Благодарю, — сказал Барни. — Это для тренировки. Посмотрим, не окажется ли этот камешек куда более ценным, чем обещал его продавец, — и снова исчез в тени гаража.
 Стоя на подоконнике, он быстро очертил окружность вокруг оконной защелки и аккуратным ударом выбил стекло, которое упало внутрь. Он постоял с минуту, прислушиваясь, не привлек ли этот шум внимание хозяев. Не услышав ничьих шагов, Барни просунул руку в отверстие и поднял раму. Через мгновение он был уже внутри гаража.
 Перед ним в темноте стоял спортивный автомобиль «Родстер». Барни провел рукой по рычагам и педалям и облегченно вздохнул: знакомое управление стандартной модели. Дверцы машины открывались легко и бесшумно.
 Выйдя наружу, он поторопился к девушке.
 — Там стоит машина, — прошептал он. — Полезай в нее, чтобы мне не тормозить на выезде из гаража. Это безостановочный экспресс на Луштадт.
 Он помог девушке забраться в машину и, стараясь производить как можно меньше шума, вывел машину на подъездную дорожку. В сотне ярдов слева, прикрытая переплетением деревьев и кустов, высилась громада жилого дома. Приглушенный свет струился сквозь опущенные шторы в нескольких окнах и был единственным признаком того, что дом обитаем — до тех пор, пока машина не выкатилась из гаража и не двинулась по дорожке. Тут дверь в доме отворилась, пустив в сад широкий поток света, в котором выделялся силуэт мужчины.
 — Кто вы? Что вы здесь делаете? Вернитесь сейчас же! — разорвал тишину его голос. — Идите сюда, Фридрих, скорее! Кто-то угоняет автомобиль!
 И кричавший со всех ног кинулся к подъездной дорожке. За ним бежал тот, кого назвали Фридрихом. Оба размахивали руками и так громко выкрикивали угрозы, что разбудили бы и мертвого.
 Барни прибавил газу — теперь соблюдать тишину было бесполезно. Он повернул налево, на улицу в стороне от центра города. В этом направлении уехал автомобиль Менка, но после первого правого поворота Барни рассчитывал обогнать капитана. Через мгновение Фридрих и второй обитатель дома безнадежно отстали. Американец со вздохом облегчения повернул машину на первый перекресток.
 Барни ехал с выключенными фарами по незнакомым местам, а рядом с ним был самый драгоценный для него груз. При иных обстоятельствах он, конечно, прибавил бы скорость, но сейчас ему не хотелось рисковать — дорога могла внезапно оборваться на краю ущелья, могла сузиться, закончиться на берегу озера или пруда. Барни стало не по себе, когда он представил себе последствия. Но ничего подобного не произошло. Улица шла прямо и выходила на проселочную дорогу, покрытую песком. На открытом месте Барни увеличил скорость, потому что в эту ночь, хоть и безлунную, видимость была достаточно хорошей.
 Беглецы поздравили себя с превосходным разрешением проблемы. Теперь они мчались в Луштадт. Правда, впереди ехал Менк с партнером, но Барни и Эмма знали множество других объездных дорог и вполне могли уйти от любой погони.
 Они уже чувствовали себя вне опасности, когда у них за спиной послышался топот лошадиных копыт. Барни прибавил газу. Машина рванулась вперед, но дорога была плохая, глубокая колея тормозила колеса, заметно снижая скорость. На протяжении мили они ехали не быстрее всадника, скачущего галопом, и отчетливо слышали крики преследователей. В зеркало заднего обзора принцесса Эмма сосчитала врагов — их было четверо. Наконец машина мало-помалу начала обгонять всадников.
 — Думаю, мы все-таки оторвемся от них, — напряженно прошептала девушка. — Если б только вы могли ехать побыстрее, мистер Кастер, мы совсем обогнали бы их.
 — В этом песке машина не способна ехать быстрее, — ответил Барни. — А впереди уклон. Нам лучше бы вырваться сейчас вперед, но они могут догнать нас прежде, чем мы доберемся до вершины холма.
 Девушка внимательно вглядывалась в ночную тьму. Справа от дороги она увидела мрачные древние руины и вздохнула с облегчением.
 — Теперь я знаю, где мы находимся, — воскликнула она. — Холм впереди нас — песчаный, дальше будет еще четверть мили песка, но потом мы выскочим на луштадтское шоссе. Если мы их обгоним, то их лошадям придется скакать со скоростью девяносто миль в час, чтобы поймать нас. Может эта машина ехать с такой скоростью?
 — Мы будем в безопасности уже при сорока, — ответил Барни. — Но я согласен ехать и быстрее: чем дальше мы от Бленца, тем спокойнее я за вашу светлость.
 Сзади прозвучал выстрел, пуля просвистела над их головами. Принцесса схватилась за карабин.
 — Вы не против? — спросила она, поворачивая оружие дулом назад.
 — Лучше не стоит, — отозвался Барни. — Они просто пытаются запугать нас, чтобы заставить сдаться. Пуля прошла слишком высоко — они не целились в нас, умышленно стреляли выше головы. Видимо, они рассчитывают на то, что мы начнем стрелять в ответ, и они смогут нас уничтожить как бы в порядке самообороны. Я сомневаюсь, что они всерьез намерены убить вашу светлость.
 Девушка опустила карабин.
 — Я стала такой кровожадной, — сказала она. — Но я в бешенстве оттого, что оказалась дичью, диким животным, на которое охотятся на моей родной земле, да еще по приказу моего короля. Подумать только, вы, посадивший его на трон и много раз рисковавший жизнью ради него, не находите защиты с его стороны — это же безумие! Ах, mem Gott, если бы я была мужчиной!
 — А я благодарю Господа, что вы не мужчина, ваша светлость! — возбужденно ответил Барни.
 Девушка положила руку на локоть Барни, державшего руль.
 — Мне и вправду не обязательно быть мужчиной, — нежно произнесла она, — пока на свете есть такие мужчины, как вы, друг мой. Но как же я несчастна из-за того, что судьба связала меня с неблагодарным и недостойным трусом!
 Они первыми вырвались на уклон. Двигатель надрывался от сверхъестественных усилий. Скрежеща и грохоча на второй передаче, машина взбиралась по липкому песку. Скорость ее была -как у садовой улитки. Всадники позади них быстро приближались. Тяжелое дыхание лошадей перекрывало рев автомобильного двигателя — так близко была погоня. Верхняя точка подъема была всего в нескольких ярдах впереди, преследователи же — в нескольких ярдах позади.
 — Стой! — послышалось сзади, затем прозвучал новый выстрел.
 Стук пули и взвизг рикошета предупредили беглецов, что враги за их спиной отчаялись — пуля ударила в заднее крыло машины. Уже не спрашивая разрешения, принцесса повернулась и, встав на одно колено, выстрелила в ближайшего всадника. Его лошадь споткнулась и упала на колени. Другой, скакавший сразу за ним, наскочил на нее, и получилась всеобщая свалка. Два оставшихся всадника выстрелили, принцесса ответила им. Тут машина наконец взобралась на вершину и с новой резвостью помчалась вниз, к хорошей дороге впереди. Теперь все преимущества были на стороне беглецов.
 Однако их выигрыш во времени оказался ничтожным. Когда они спустились с холма, солдаты Менка пришпорили своих измученных лошадей и погнали их вперед с максимальной скоростью. Наконец впереди показалась белая лента шоссе.
 Справа беглецы увидели фары автомобиля. Вероятно, это был Менк, привлеченный стрельбой. Но его машина была за милю отсюда и не могла доехать до пересечения двух дорог прежде, чем они свернут влево, к Луштадту. На шоссе все это превратилось бы в простое соревнование на скорость, на искусство водителей и крепость их нервов, и Барни не сомневался в его исходе. Угнанная машина оказалась в хорошем состоянии, а что до водительского мастерства, то Барни по праву гордился, что никому не уступит по части ловкости и самообладания за рулем. От шоссе их отделяло не более пятидесяти футов.
 Девушка снова прикоснулась к руке Барни.
 — Мы в безопасности! — воскликнула она голосом, дрожащим от радостного возбуждения. — Наконец-то мы в безопасности!
 И как будто в ответ на ее радость из-под капота машины послышалось противное хлюпающее шипение. Обороты двигателя начали падать, рев мотора прекратился. Они сидели в тишине, а машина тихо ползла к шоссе. Передние колеса уже въехали на безопасную дорогу, когда она остановилась совсем. Эмма повернулась к Барни с вопросительным удивлением на лице.
 — Все, финиш! — простонал Барни. — У нас кончился бензин!

 9
 ПЛЕНЕНИЕ

 Взять в плен принцессу Эмму и Барни Кастера оказалось довольно простым делом. По обе стороны дороги тянулись открытые пространства. Сбежать сейчас значило подставить принцессу под огонь солдат. Для Барни это было исключено — он предпочел сдаться и положиться на то, что в будущем ему представится более удобный случай.
 Когда капитан Менк подъехал, он увидел, что пленники не вооружены и стоят возле бесполезной машины. Он вышел из своего автомобиля и с ироничной усмешкой низко поклонился принцессе, а потом обратил внимание на ее спутника.
 — Кто вы? — требовательно и грубо спросил он. В темноте ему было трудно опознать американца, которого, как он был уверен, расстреляли в Австрии.
 — Я на службе у дома фон дер Танн, — ответил Барни.
 — Вы заслуживаете расстрела, — прорычал капитан. — Но мы предоставим решать вашу судьбу принцу Питеру и королю. Когда я доложу им, сколько неприятностей вы нам причинили, — да поможет вам Бог!
 Путешествие в замок Бленц было недолгим — они находились гораздо ближе к этой мрачной крепости, чем предполагали. На подходе к городу их остановил австрийский патруль, но Менка легко пропустили после того, как был вызван начальник караула. От этого человека Менк узнал пароль, который помог им пройти через все остальные блокпосты между городом и крепостью. Барни удалось подслушать это слово — «Сланкамен», и он крепко запомнил его.
 Наконец они добрались до самого замка. Во дворе австрийские солдаты смешались с телохранителями короля Луты, а офицеры короля братались с офицерами императора. Менк провел пленных в большой зал, полный австрийских и лутских офицеров и чиновников. Однако короля там не было. Менк узнал, что тот несколько минут назад удалился в свои апартаменты вместе с принцем Питером и фон Кобличем и послал слугу доложить о прибытии принцессы фон дер Танн и человека, который пытался помочь ее побегу.
 Когда они вошли в освещенное помещение, Барни старался по возможности отворачивать лицо от Менка, надеясь избежать опознания. Он понимал, что если будет узнан, то принцессу ждут большие неприятности. Что до него самого, то Барни меньше всего беспокоился об этом, главное — безопасность принцессы.
 После нескольких минут ожидания возвратился слуга с приказом короля привести пленников к нему. У принцессы было очень измученное лицо. Барни впервые заметил у нее признаки страха. Пленные под конвоем стражи подавленно поднялись в башню, где их ожидал король. Это были те самые комнаты, где Эмма фон дер Танн была заключена два года назад.
 По обе стороны от двери стояли на часах телохранители короля. Внутри за письменным столом сидел Леопольд, перед ним стояли Питер Бленц и фон Коблич. Все трое подняли глаза на вошедших. Лицо короля раскраснелось от выпитого вина. Он взглянул на принцессу.
 — Приветствую вас, ваша светлость! — воскликнул он с преувеличенной любезностью.
 Девушка холодно посмотрела ему в глаза и сделала официальный реверанс. Король начал было говорить, но тут обратил внимание на американца и побледнел, потом побагровел. Питер Бленц проследил за взглядом короля и был поражен, когда узнал знакомые черты Барни Кастера.
 — Вы сказали мне, что он мертв! — воскликнул король. -Что это значит, капитан Менк?
 Менк взглянул на пленника и отшатнулся, будто получил удар между глаз.
 — Mein Gott! — воскликнул он. — Самозванец!
 — Бог мне судья, Ваше Величество, — воскликнул Питер Бленц, — но этот человек был расстрелян в Австрии, в городе Бургове, больше недели назад!
 — Сир, — начал оправдываться Менк, — я только сейчас впервые ясно увидел пленных. В темноте не так просто разглядеть лицо, а он заявил, что служит дому фон дер Танн.
 — Я сказал правду, — вставил Барни.
 — Молчать, неблагодарный! — крикнул король.
 — Кто неблагодарный? — возмутился Барни. — Это ты смеешь называть меня неблагодарным, щенок несчастный?!
 Упала зловещая тишина. Король задрожал от душившей его ярости. Остальные замерли, не веря своим ушам. Возможно, король заслуживал и более уничижительного обозначения, но все они были европейцами, а для европейца король всегда остается королем, каким бы он ни был. Именно врожденное почтение к королю заставило принцессу Эмму сделать реверанс перед человеком, которого она презирала. Но для американца король был всего-навсего человеком, который не сел бы на трон без его помощи.
 Менк угрожающе шагнул к пленнику, берясь за шпагу. Барни глянул на него, агрессивно прищурившись, и трус Менк заколебался.
 — Сир, этот тип знает, что фактически уже мертв, этим и объясняется его бравада, — заговорил Питер Бленц. — Он был осужден австрийцами за шпионаж. Он и есть шпион. Полагаю, нам нет необходимости повторять формальный суд.
 Леопольд наконец вновь обрел дар речи, хотя его голос предательски дрожал:
 — Приведите в исполнение приговор австрийского суда, но завтра утром, — приказал он. — Расстрел ночью может вызвать переполох в гарнизоне и быть неверно истолкован.
 Менк приказал конвою увести Барни и повернулся к королю.
 — А что делать с пленницей? — спросил он.
 — Никакой пленницы здесь нет, — поправил тот. — Ее светлость принцесса фон дер Танн — гостья принца Питера. Ее немедленно проводят в апартаменты.
 — Ее светлость принцесса фон дер Танн — не гостья принца Питера. — Голос девушки прозвучал холодно и жестко. — Если мистер Кастер — пленник, то ее светлость — тоже пленница. Если его расстреляют, она тоже должна быть расстреляна. Умереть рядом с настоящим мужчиной гораздо предпочтительнее, чем жить рядом с Вашим Величеством.
 Леопольд снова покрылся красными пятнами. Несколько минут он ходил взад-вперед по комнате, чтобы скрыть свое раздражение.
 — Отведите пленного под конвоем в северную башню, — распорядился он, — а эту дерзкую девицу — в комнату рядом с нашей. Завтра у нас с ней будет особый разговор.
 Когда Барни повели в одну сторону, а принцессу в другую, он успел бросить на девушку прощальный взгляд. Его губы улыбались, но в сердце стыла безнадежность. Она ответила ему улыбкой, затем ее губы изобразили немое «прощай» и еще что-то — три слова. Барни не сомневался, что это были за слова. Они расстались. Его ожидала смерть, ее — едва ли не более ужасная участь.
 Конвоиры остановились перед дверью в дальнем конце длинного коридора. Барни Кастер вдруг узнал это место. Он был уверен, что все это, до мельчайших подробностей, уже было с ним однажды. Когда дверь в комнату открыли и американца втолкнули внутрь, его смутные предположения стали уверенностью. Да, именно здесь его и держали в прошлый раз, когда принимали за безумного короля, сбежавшего из плена Питера Бленца. Теперь этот король был гостем крепости, в которой провел десять горьких лет в качестве узника.
 — Молись, приятель, ибо на рассвете ты умрешь, — посоветовал Менк, выходя из комнаты. — Второй раз расстрельная команда не промахнется.
 Барни не удостоил его ответом. Капитан ушел и запер за собой дверь, поставив двух часовых с наружной стороны. Оставшись в одиночестве, Барни оглядел помещение. За два года комната ничуть не изменилась. Он припомнил все, что происходило здесь, в том числе старого Иосифа, который помог ему бежать, посмотрел на облицованный камин с секретом, о котором не догадывался даже хозяин замка, и зло усмехнулся.
 — «На рассвете ты умрешь!» — передразнил он Менка, быстро подошел к камину и провел пальцами по крайним плиткам, скрывавшим глубокую шахту, проходившую под башнями от погреба до верха с тайными ответвлениями на каждом этаже. Если этажом выше никто не живет, то он сможет пробраться туда, как два года назад вместе с Иосифом.
 Барни осторожно и тщательно прощупал край плитки, но не обнаружил никакой потайной защелки. Он снова и снова ощупывал идеально подогнанные облицовочные панели, пока не пришел к выводу, что либо никакой защелки здесь нет, либо ее так надежно скрыли, что, не зная, найти невозможно. С каждой минутой поиска сердце американца все больше сжималось от отчаяния. Два года назад он видел, как секретная дверца открывается от прикосновения Иосифа. За это время можно многое забыть, но то, что дверца расположена справа, Барни помнил точно. Однако стоило проверить и левую, абсолютно симметричную сторону.
 Почти безразлично Барни обратился к другой панели, пробежал пальцами по краю плитки… Что это? Он заметил на левой половинке панели небольшой полустертый отпечаток пальца. Барни внимательно исследовал отпечаток. Округлый белый традиционный рисунок, внедренный в плитку и ничем не отличающийся от остальных таких же рисунков, украшающих камин. Барни приложил большой палец точно поверх отпечатка и нажал. Рисунок утопился внутрь панели. Барни нажал сильнее, затаив дыхание. Панель ответила на его усилие, и американец едва не вскрикнул от облегчения.
 Через секунду он уже стоял в потайном ходе — в кромешной темноте, потому что успел закрыть за собой дверцу. В слабом свете зажженной спички перед ним предстала верхняя часть лестницы, идущей вниз, и площадка лестницы, идущей наверх. Барни стал зажигать спички одну за другой, чтобы найти веревку, не нашел, но зато обнаружил, что шахта в этом месте гораздо больше, чем он предполагал, — она расширялась до размеров небольшой комнаты.
 Дальнейшие исследования привели Барни к открытию прохода прямо за камином. Проход был узким и имел внизу несколько грубых ступеней, которые выводили на нижний этаж. Ступени привели Барни на другой конец замка. Неужели проход соединяется с дальней башней, где сейчас король и принцесса Эмма? Барни и надеяться не мог на такую удачу, но проверить предположение стоило: должен же проход куда-то выходить!
 Он осторожно двинулся вперед, ощупывая стенки и зажигая спички. Ему стало очевидно, что коридор проложен в толстой стене на полпути между нижними основаниями окон второго этажа и верхней частью окон первого этажа. Некоторое время Барни в полной тьме двигался по этому забытому коридору, прижимаясь ухом к боковой стенке. В этом месте она была из крупных панелей твердой древесины. Вдруг он услышал за ней чьи-то голоса.
 — Приведите ее сюда, капитан, я поговорю с ней наедине. -Это был голос короля. — И уберите охрану перед дверью, хотя бы временно. Она мне не нужна, а я не желаю, чтобы солдаты подслушивали мой разговор с принцессой.
 Барни услышал, как капитан передает подчиненным приказ короля, потом звук закрываемой двери. Менк ушел за принцессой. Американец зажег спичку и осмотрел панель. Она доходила до верха прохода и имела ширину три фута. С одной стороны панель держалась на трех дверных петлях, на другой стороне обнаружился старинный пружинный замок.
 На секунду Барни растерялся. Что тут можно сделать? Его проникновение в апартаменты короля приведет к тому, что по тревоге будет поднят весь гарнизон крепости. Это было бы выполнимо лишь в случае твердой уверенности, что король один в комнате. Может быть, войти прямо сейчас и подождать, пока приведут принцессу Эмму?
 В голове у Барни родился отчаянный и дерзкий план. Он очень осторожно отпер замок и чуть подтолкнул панель наружу. Неожиданно от легкого прикосновения дверь подалась вперед. Барни приоткрыл лишь узкую щелочку, но все равно свет из комнаты почти ослепил его. Сначала он ничего не мог видеть, но постепенно глаза привыкли к освещению, и Барни увидел человека, сидящего за столом спиной к панели, за которой скрывался американец.
 Это был король, и он был один в комнате. Барни Кастер 6ecшумно вошел в помещение и закрыл за собой дверь. За спиной у него оказалась большая картина маслом, изображающая принцессу Бленца. Эта картина и скрывала потайную дверь. Барни прошел по толстому ковру и остановился за спиной короля, одним движением зажал рот монарху Луты, а другой рукой охватил его шею.
 — Один выкрик, и я убью тебя, — прошептал он в ухо страшно напуганному человеку.
 На маленьком столике в конце комнаты Барни увидел револьвер. Он поднял короля на ноги, повернув его спиной к оружию, протащил через комнату и схватил револьвер, потом развернул короля лицом к себе и усадил в кресло, прижав ему к виску дуло револьвера.
 — Тихо! — прошептал он.
 Король, бледный и дрожащий, тихо ахнул, увидев лицо американца.
 — Это вы? — еле слышно спросил он.
 — Раздевайся, снимай с себя все, и если кто-нибудь постучится — не впускай никого. И побыстрее! Моя жизнь в опасности, я должен бежать. Если меня арестуют, я уж позабочусь, чтобы ты заплатил за мой арест своей жизнью. Когда кто-нибудь войдет в комнату без моего разрешения, он найдет здесь на полу мертвого короля. Ты все понял?
 Король не ответил, но начал снимать с себя одежду. Барни последовал его примеру, но только после того, как прочно запер дверь в главный коридор. Когда оба разделись, Барни указал на горку того, что снял с себя.
 — Надень это, — приказал он
 Король заколебался, брезгливо отшатнувшись от грязного крестьянского одеяния. Барни, уже наполовину в королевских вещах, направил на него револьвер. Король наклонился и двумя пальцами взял с пола рубаху.
 — А ну поживее! — прикрикнул Барни, натягивая шелковые чулки. — Если не поторопишься, то кто-нибудь нас перебьет, и тогда сам увидишь, что произойдет с тобой.
 Леопольд, ворча, надел грубую одежду. Барни в полном королевском великолепии подошел к столу и пристегнул королевскую шпагу. Обернувшись к королю, за спиной которого висело большое туалетное зеркало. Барни увидел свое отражение. Король взглянул на американца, и его глаза округлились, а челюсть отпала. Барни не удивила реакция Леопольда — его самого ошеломило собственное сходство с королем.
 — Кольца тоже сними, — приказал он и протянул руку. Король подчинился. Барни надел кольца, включая родовой перстень Луты.
 Потом американец завязал королю глаза и подвел его к панели, через которую попал в комнату. Они прошли внутрь, Барни закрыл дверь и повел короля в ту комнату, из которой вышел. Перед задней частью панели, которая вела в бывшую тюремную камеру, Барни остановился и прислушался. Из-за перегородки не доносилось ни звука. Барни осторожно приоткрыл потайную дверь, бросил быстрый взгляд внутрь — пусто. Он усмехнулся, представив, как непросто будет Леопольду завтра утром убедить тюремщиков, что он не американец.
 Потом Барни вспомнил о своем отражении в большом зеркале и нахмурился. Сможет ли Леопольд разубедить их? Сомнительно. А что потом? Американца приговорили к расстрелу на рассвете. Если вместо него расстреляют Леопольда, к кому же перейдет власть в стране? Сможет ли он, Барни, управлять Лутой? Соблазн был велик. Снова ему оказался доступен королевский трон и в придачу любимая женщина. Никто ничего не узнает, пока он сам не захочет признаться — его сходство с Леопольдом было практически полным, разоблачение исключалось.
 Разозленный двусмысленностью ситуации, Барни развернулся и потащил перепуганного монарха обратно в комнату, из которой только что похитил его. Когда они вошли, послышался стук в дверь
 — Не беспокойте меня! — крикнул он. — Зайдите через полчаса.
 — Но я привел ее светлость принцессу Эмму, сир, — сказали из-за двери. — Вы вызывали ее.
 — Пусть возвращается к себе, — ответил Барни.
 Все это время он держал короля на мушке револьвера. Сняв повязку с глаз короля, он велел ему сесть за стол.
 — Возьми перо, — приказал он, — и напиши указ о полном прощении мистера Бернарда Кастера, а также приказ о том, что он будет снабжен деньгами и отпущен на свободу на рассвете.
 Король написал все, что ему велели. Американец постоял несколько секунд, задумчиво глядя на Леопольда, потом сказал:
 — Ты не заслуживаешь того, что я намерен для тебя сделать. Луте нужен лучший король, чем дадут этой стране мои действия. Но я не юр и не убийца, поэтому отказываюсь оставить тебя там, где ты заслуживаешь, и возвращаю тебе трон. Однако я поступлю так лишь после того, как обеспечу себе полную безопасность и сделаю для Лута то, что могу сделать. Ты слишком ничтожное существо, чтобы сделать это самостоятельно. Как только на рассвете тебя освободят, поезжай в Броснов на сербской границе и жди меня. Я буду там, как только смогу. Там мы снова обменяемся одеждой, и ты сможешь вернуться в Луштадт. Я же переберусь в Сербию, так что ты меня не достанешь — я слишком плохо верю, что совесть или благодарность помешают тебе подписать мой смертный приговор при первой же возможности. А теперь идем!
 Барни снова завязал глаза королю и отвел его в свою бывшую камеру. Втолкнув короля в помещение, он тихо закрыл дверь, оставив короля внутри, и вернулся в королевские апартаменты. Там он подошел к столу и нажал на кнопку электрического звонка. Через секунду в дверь постучал офицер.
 — Войдите! — крикнул американец, стоя спиной к двери. Когда Барни обернулся, офицер увидел, что король проверяет свой револьвер. Если бы тот заподозрил неладное, револьвер в руке был бы очень кстати. Барни медленно перевел взгляд на офицера, стоявшего перед ним навытяжку.
 — Явился по вызову Вашего Величества! — отрапортовал офицер.
 — Ах да, — ответил американец. — Теперь можете привести принцессу Эмму.
 Офицер отдал честь и вышел. Возле лампы стоял портсигар с сигаретами, Барни раскрыл его и закурил. «Надо отдать должное, у короля хороший вкус в выборе табака, — подумал Барни. — Что ж, должно же быть в человеке хоть что-то положительное».
 Он услышал голоса в коридоре, и в дверь снова постучали. Барни велел войти. Открылась дверь, и вошла Эмма фон дер Танн, гордо вскинув голову, с гневным румянцем на лице. За ней стоял офицер, посланный за девушкой.
 — Можете идти, — приказал Барни сопровождающему, пододвинул кресло и предложил девушке сесть. Принцесса проигнорировала предложение.
 — Чего вы хотите от меня? — спросила она и посмотрела Барни прямо в глаза. Офицер вышел и закрыл за собой дверь. Они остались одни, бояться было нечего, тем не менее принцесса не узнала его.
 — Вы король, — продолжала она холодным ровным тоном, — но если вы джентльмен, то немедленно должны приказать мне вернуться к отцу в Луштадт, а со мной послать человека, которому столь многим обязаны. Я не ожидаю, что вы так поступите, но хочу дать вам шанс. Я не уеду без него. Да, я помолвлена с вами, но до этой ночи скорее умерла бы, чем пошла с вами под венец. Однако теперь я готова на компромисс. Если вы отпустите мистера Кастера в Сербию и вернете мне моего отца, я выполню свою часть клятвы.
 Барни Кастер несколько минут смотрел в глаза девушке. Легкая улыбка играла на его губах при мысли о том, как будет она поражена, когда узнает правду. Но тут неожиданно ему в голову пришла мысль, что они могли бы гарантировать себе большую безопасность, если никто, даже она, не догадается, что он не король. Жить в роли не трудно, трудно разыгрывать роль. Одно лишнее слово, взгляд — и она догадается, кто он такой на самом деле, а это может выдать их. Нет, лучше оставить ее в неведении, хотя уколы совести донимали Барни.
 Едва ли ее храбрость и верность были сопоставимы с тем, что она высказала человеку, которого считала королем. Барни восхищали слова принцессы фон дер Танн — той самой фон дер Танн, которая лишь вчера отказалась спасти жизнь отца ради сохранения чести своего древнего рода. Американцу казалось невероятным, что он вызвал такую сильную любовь такой поразительной девушки. Он снова испытал острый соблазн оставить себе корону и эту женщину, но отбросил эти коварные мысли. Она обещана королю, и пока он разгуливает в королевском одеянии, он обязан играть роль до конца. Барни достал сложенный лист бумаги из кармана и вручил его девушке.
 — Вот документ о полном прощении американца, — проговорил он, — написанный и подписанный лично королем.
 Принцесса развернула документ и, торопливо пробежав его, вопросительно поглядела на короля.
 — Наконец-то вы поняли всю глубину вашей прежней неблагодарности, — заявила она.
 Барни только пожал плечами.
 — Он никогда не умрет по моему приказу.
 — Я благодарю Ваше Величество, — просто ответила она. — Как одна из рода фон дер Танн, я пыталась поверить, что тот, в ком течет кровь Рубинротов, не может быть виновен в подобной низости. А теперь скажите, что вы ответите на мое предложение?
 — Мы вернемся в Луштадт сегодня вечером, — ответил Барни. — Я опасаюсь замыслов принца Питера. Возможно, нам будет нелегко, даже невозможно уехать из Бленца, но мы хотя бы попытаемся.
 — Мы можем взять с собой мистера Кастера? — спросила она. — Принц может не подчиниться вашим распоряжениям и после того, как мы уедем, убить американца. Не забывайте, что он отнял корону у Питера Бленца — а уж Питер-то наверняка никогда не забудет этого.
 — Даю вам слово, ваша светлость, что твердо знаю: если сегодня я уеду из Бленца, то принц Питер не сможет на рассвете расстрелять мистера Кастера. Если же мы попытаемся освободить пленника, нам просто не удастся сбежать, и наши планы будут сорваны.
 Она задумчиво поглядела на Барни.
 — Вы твердо обещаете, что он останется в живых? — спросила девушка.
 — Мое королевское слово.
 — Хорошо, тогда едем сейчас же.
 Барни еще раз позвонил, и офицер из группы заговорщиков Питера Бленца явился на вызов. Когда тот закрыл за собой дверь и отдал честь, Барни подошел к нему поближе.
 — Сегодня вечером мы уезжаем в замок фон дер Танн, — объявил он. — Сейчас же. Вы проводите нас через замок и обеспечите нам лошадей.
 — Но, Ваше Величество, к чему такие меры? — воскликнул офицер. — Разве король в своем собственном королевстве не может уезжать и приезжать, как ему захочется? Позвольте мне сообщить о ваших желаниях принцу Питеру, и он обеспечит вам надлежащий эскорт. Смею думать, он непременно захочет сам сопровождать вас, сир.
 — Вы выполните то, что я вам велел, без дальнейших комментариев, — отрезал Барни. — Да… — Он хотел сказать «давай-ка пошевеливайся», но сообразил, что короли не должны разговаривать со своими подчиненными подобным языком, поэтому сказал иначе: — Возьмите трех лошадей: для ее светлости, для меня и для себя тоже — вы будете сопровождать нас до замка фон дер Танн.
 Офицер взглянул на револьвер в руке короля, прикинул расстояние между ним и собой. Он знал, насколько труслив Леопольд. Сумеет ли он прыгнуть и выбить револьвер из рук короля прежде, чем боязливый монарх найдет в себе мужество выстрелить? Потом он перевел взгляд на короля, тщетно пытаясь увидеть в его глазах нервный страх. Тогда бы его задача решалась просто. Но то, что он увидел, заставило его самого опустить глаза долу.
 Какая новая сила так оживила короля Луты? В его глазах не было ни малейшего страха. Офицер пробормотал извинения, отдал честь и повернулся к двери. Рядом с его локтем шагал самозванец. Широкая кавалерийская шляпа закрывала его лицо, плечи и скрывала оружие, которое король жестко прижимал к ребрам офицера. Рядом с американцем шла принцесса Эмма фон дер Танн.
 Трое прошли по пустым коридорам спящего замка, свернули по предложению Барни к конюшням, миновав широкий главный коридор и большой холл, где находились австрийские солдаты и люди Питера Бленца.
 На конюшне сонный конюх подчинился указаниям офицера, которому Барни велел ни в коем случае не называть, кто такие он и принцесса. Время, пока трех лошадей седлали для поездки, показалось американцу вечностью. Они вскочили на лошадей и приблизились к воротам. Барни знал, что именно здесь возможны наибольшие осложнения. Он наклонился и прошептал на ухо офицеру:
 — Если не пропустишь — убью.
 Офицер натянул поводья и повернулся к американцу.
 — Сомневаюсь, что нас пропустят без письменного разрешения принца Питера, — проговорил он. — Если они откажутся пропустить, мне придется назвать, кто вы. Охрана состоит из жителей Луты, и я не думаю, что они осмелятся отказать Вашему Величеству.
 Когда они подъехали к воротам, из сторожевой будки вышел солдат и остановил их.
 — Опусти мост, — приказал офицер. — Это капитан Кранцфорт с поручением короля.
 Солдат подошел, поднял фонарь и посмотрел на капитана. Казалось, он был в замешательстве. При свете фонаря американец заметил, что парень страшно напуган — конечно, это был новобранец. На его лице были одновременно страх и почтительное благоговение, но тем не менее он колебался.
 — У меня очень строгий приказ, — проговорил он. — Я не имею права никого выпускать без письменного разрешения принца Питера. Если бы здесь были сержант или лейтенант, они бы знали, что делать, но они оба в замке. Здесь со мной только два солдата. Подождите, я пошлю одного из них за лейтенантом.
 — Нет, — вмешался Барни, — ты ни за кем не пошлешь. Ну-ка посмотри мне в лицо.
 Солдат приблизился и поднял фонарь над головой. Когда свет упал на лицо всадника, солдат даже вскрикнул от неожиданности.
 — А теперь опусти мост, — велел Барни. — Это приказ короля! Парень быстро выполнил команду. Заскрипели цепи, заскрежетала лебедка, и тяжелый мост опустился поперек крепостного рва.
 Когда Барни проезжал, он передал солдату прощение, написанное Леопольдом.
 — Отдай своему лейтенанту, — приказал он, — и скажи, чтобы он передал это принцу Питеру до рассвета. Смотри не забудь!
 Секундой позже три всадника уже скакали по извилистой дороге к деревне Бленц. Барни больше не был нужен офицер, ехавший рядом, и он был бы рад отделаться от него, ибо понимал, что этот тип мог найти возможность предать их при переходе через австрийские позиции.
 Он сказал капитану, что они едут в замок фон дер Танн на случай, если тот захочет организовать погоню, чтобы она бросилась по ложному пути. Неподалеку от австрийских войск Барни приказал остановиться.
 — Сойди с лошади, — велел американец капитану и спешился сам. — Руки за спину!
 Офицер подчинился, Барни крепко связал ему запястья кожаным ремешком из упряжи, отвел его с дороги и приказал лечь, затем связал ему щиколотки и сунул кляп в рот. Угроза револьвера заставила капитана молча вынести все это.
 — Прощайте, капитан, — проговорил Барни. — Позвольте посоветовать вам потратить время, которое пройдет до вашего освобождения, на раздумья, стоит ли вам бороться за доверие короля. Если бы вы более тщательно выбирали союзников в прошлом, такого бы с вами не случилось.
 Сняв седло с лошади офицера, Барни отпустил ее на волю, потом вскочил на своего коня и бок о бок с принцессой поскакал по дороге на деревню Бленц.

 10
 НОВЫЙ КОРОЛЬ ЛУТЫ

 Когда двое всадников приблизились к деревне, охранник преградил им путь. На его оклик американец ответил, что они «друзья из замка».
 — Подъезжайте ближе и сообщите мне пароль, — велел охранник.
 Барни приблизился и, наклонившись с седла, прошептал ему на ухо: «Сланкамен».
 Поможет ли им это слово, как помогло Менку? Барни затаил дыхание, ожидая результата своего эксперимента. Солдат опустил карабин и разрешил им проехать. Со вздохом облегчения всадники проехали в деревню через австрийские позиции.
 В дальнейшем они не встречали препятствий, пока не доехали до последней линии караульных на окраине деревни. Здесь Барни уже с большей уверенностью воспользовался паролем и не удивился, что солдат с готовностью пропустил их. Теперь они были на дороге в Луштадт, и ничто более не могло помешать им.
 Несколько часов они ехали молча. Барни хотел поговорить со своей спутницей, но в качестве короля ему нечего было ей сказать. Мысли девушки были заняты воспоминаниями о нескольких последних часах и страхом перед будущим. Она должна выполнить то, что пообещала королю, — но что будет потом, и зачем ей вообще такая жизнь? В предрассветных сумерках она бросила взгляд на своего спутника. Почему он так похож на американца, и почему только внешне? Их матери едва ли смогли бы отличить их друг от друга, но характеры этих двоих были полной противоположностью.
 Барни повернулся к девушке.
 — Мы почти приехали, — сказал он. — Должно быть, вы очень устали.
 Его слова выражали заботу, а это было совсем не в обычаях Леопольда. Девушка начала думать, что, может быть, какая-то часть благородства осталась в этом человеке, просто она прежде не замечала этого. С момента, когда она вошла в его апартаменты в Бленце, он был совсем другим человеком, непохожим на Леопольда, которого она знала раньше. Как знать — может быть, он сделал над собой героическое усилие, чтобы стать другим завоевать ее расположение?
 Когда взошло солнце, они приблизились к Луштадту. В этот момент из северных ворот города выезжала группа всадников. Войска сблизились с беглецами, и те увидели, что на всадниках форма королевской конной гвардии. Во главе колонны скакал лейтенант. Когда он взглянул на принцессу и ее спутника, то приказал гвардейцам остановиться. Он не поверил своим глазам, но поднял руку, приветствуя короля. Это был Бутцов.
 Вот теперь-то его и опознают, подумал Барни. Целых два года он и лутский лейтенант были неразлучны, и конечно, Бутцов поймет, что это Барни в чужом наряде. Он ответил на приветствие друга, посмотрел ему прямо в глаза и спросил, куда он направляется.
 — В Бленц, Ваше Величество, — ответил Бутцов, — требовать аудиенции. У меня есть важное сообщение для принца фон дер Танна. Он узнал, что австрийцы направили в Луту целый армейский корпус с батареей гаубиц. Сербия требует немедленно вывести все австрийские войска с территории Луты и предлагает Вашему Величеству поддерживать нейтралитет, если необходимо, применив силу.
 Во время этого доклада Бутцов не сводил глаз с принцессы Эммы. Было совершенно очевидно, что он озадачен ее присутствием. Во-первых, считалось, что она в своем поместье Танн, во-вторых, Бутцов прекрасно знал ее отношение к Леопольду и поразился, что она находится рядом с королем по своей воле. Заметив это, Барни с трудом сдержал улыбку.
 — Мы сразу же отправимся во дворец, — проговорил он. — Можете дать своему начальнику караула телефонное распоряжение, что ваш отряд будет нашим эскортом.
 Бутцов отдал честь и, повернувшись к своему отряду, скомандовал следовать в арьергарде короля.
 Снова Барни Кастер из Беатрис, штат Небраска, въезжал в Луштадт в качестве короля Луты. Но сейчас люди на улицах провожали его взглядами без любви или особого энтузиазма. Леопольд не пробуждал обожания в сердцах своих подданных. Некоторые помнили героическое поведение своего правителя на поле сражения, когда его войска победили отряд регента, и тот факт, что американец, который сидел на троне два дня, привел свою маленькую армию к победе. Но с тех пор появился другой, настоящий король. Высокомерие, надменность, мелочность и тирания — вот что характеризовало его правление. Налоги подскочили даже выше, чем были при коррумпированном правлении принца Питера. Король проводил дни в своей постели, а ночи — в развлечениях. Единственным другом Лута при дворе был старый Людвиг фон дер Танн. Народ Лута любил его и доверял только ему.
 Старый канцлер встретил у входа принцессу Эмму, лейтенанта Бутцова и мнимого короля. Отец посмотрел на дочь, перевел взгляд на американца и удивленно воскликнул:
 — Что это значит, Ваше Величество? Что делает ее светлость в вашей компании?
 В голосе принца Людвига не было ни уважения, ни страха — только гнев. Он требовал объяснений от Леопольда-мужчины, а не от Леопольда-короля. Барни поднял руку.
 — Не торопитесь судить меня, — сказал он. — Принцесса была привезена в Бленц принцем Питером. Она подтвердит, что я помог ей сбежать и проявил к ней то уважение, на какое женщина может рассчитывать от короля.
 Девушка кивнула головой.
 — Его Величество был очень добр ко мне, — подтвердила она. — Он был безусловно почтителен со мной, и я убеждена, что не он желал моего ареста и насильственного заключения в замке Бленц. Даже если это была его инициатива, он искупил свою вину тем, что привел меня в Луштадт.
 Принц фон дер Танн не мог скрыть удивления неожиданным рыцарством трусливого короля. Дочь — свидетель этому, но как можно поверить во внезапное изменение характера Леопольда Лутского за несколько часов?
 Он склонился перед человеком в королевском одеянии. Американец протянул руку. Фон дер Танн взял ее в свои ладони и поднес к губам.
 — Теперь давайте пройдем в мои апартаменты и займемся делами, — быстро проговорил Барни. — Ваша светлость, вы, должно быть, устали с дороги. — Он повернулся к принцессе. — Лейтенант Бутцов, подготовьте апартаменты для ее светлости. Потом вызовите графа Целлерндорфа, который, как мне известно, вчера вернулся в Луштадт, и сообщите ему, что я приму его через час. Также сообщите сербскому министру, что мне немедленно требуется его присутствие во дворце. Не теряйте времени, лейтенант, и дайте понять сербу, что «немедленно» означает именно «немедленно».
 Бутцов отдал честь. Принцесса Эмма сделала реверанс. Король взял принца Людвига под руку и двинулся в сторону своих апартаментов.
 Оказавшись за письменным столом, Барни повернулся к канцлеру. Им владела решимость спасти Луту, если только это вообще возможно. Он был вынужден поставить короля в беспомощное положение, однако стечение обстоятельств дало ему в руки власть и возможность сослужить хорошую службу не только Луте, но и династии фон дер Таннов. Он будет действовать так, как должен был действовать настоящий король, будь он мужчиной, а не тряпкой.
 — Итак, принц Людвиг, — начал он, — расскажите, что ожидает нас впереди. Не забудьте, что я был в Бленце и что король Луты должен знать все, происходящее в Луштадте.
 — Мы в тяжелом кризисе, сир, — ответил канцлер. — Дело не только в том, что на территории Луты находятся австрийские войска, которые окружили город Бленц. Целый армейский корпус перешел границу страны. Сейчас австрийцы лавиной двигаются на Луштадт. Император не желает рисковать. Сначала он послал войска в Луту, чтобы добиться сербской интервенции и оттянуть сербские войска с основной линии фронта. Сербия приостановила развертывание своих вооруженных сил по моей просьбе, но долго удерживать войска она не сможет. Мы должны немедленно сделать официальное объявление войны. Если мы выступим против Австрии, то столкнемся с угрозой боевых действий австрийских войск, которые и без того на нашей территории, но мы можем попросить Сербию помочь нам. В данный момент сербские армейские корпуса находятся в пограничном районе и ожидают сообщений из Луты. Если это противоречит интересам Австрии, армейские корпуса перейдут границу и придут к нам на помощь, если же это благоприятно для Австрии, она все равно вторгнется в Луту, но не как союзник, а как враг. Сербия вела себя уважительно по отношению к Луте. Она не нарушала нашего нейтралитета и не намерена захватывать себе что-либо. С другой стороны, Австрия вероломно нарушила договор с нами, вторглась на нашу территорию и оккупировала город Бленц. Она и в прошлом постоянно провоцировала внутреннюю вражду. Она открыто защищает заговорщиков в Бленце, враждебных Вашему Величеству. Если Австрия победит в войне с Сербией, то получит предлог захватить Луту вне зависимости от того, будет Лута на ее стороне или нет. Вероятнее всего, так и произойдет, а австрийские войска будут на территории Луты во время мирных переговоров. Не только наша честь, но и само наше существование требует, чтобы в стране не было никаких австрийских войск. Если мы не можем выбросить их с нашей территории, то по крайней мере в наших силах завоевать уважение всего мира и получить голос на мирных переговорах. Если же нам придется склонить голову перед захватчиками и согласиться на нарушение целостности нашей страны, то давайте сделаем это только после того, как истощим все ресурсы нашей обороны. В прошлом Ваше Величество не полностью осознавало угрозу, исходящую от нашего могущественного соседа. Прошу вас, сир, доверьтесь мне. Поверьте, что в моем сердце — только интересы Луты, и давайте работать вместе ради спасения нашей страны и трона Вашего Величества.
 Барни положил руку на плечо старого принца. Ему стало неловко далее играть роль короля, но он понимал, что только таким путем может выполнить свой долг перед страной и перед фон дер Таннами. Как только старый канцлер заподозрит истину, он прежде всего публично и официально разоблачит мнимого короля.
 — Полагаю, что мы сможем работать вместе, принц Людвиг, — сказал он. — Я послал за сербским и австрийским министрами. Сербский должен явиться прямо сейчас.
 Вскоре вошел высокий славянин. Не теряя времени и не задавая лишних вопросов, Барни ввел его в курс дела. То, что рассказал ему фон дер Танн, то, что он видел собственными глазами при въезде в Луту и что подслушал в гостинице Бургова, было достаточным свидетельством того, что судьба Луты целиком зависит от быстрых и энергичных действий человека, обладающего властью и информацией. Единственной надеждой маленького королевства была защита его свобод под руководством того человека, которого признавали все — короля Леопольда. Что ж, очень хорошо, что на несколько дней королем станет Барни Кастер из города Беатрис, ибо настоящий Леопольд всем своим поведением проявил неспособность к решительным и срочным действиям.
 Генерал Петко, сербский министр, напомнил всем о ряде неприятных встреч с королем. Леопольд никогда не скрывал своих проавстрийских чувств. Австрия была могущественным государством, а Сербия, наоборот, относительно слабым соседом. Поэтому сноб Леопольд искал благосклонности австрийского императора и воротил нос от Сербии. Генерал был готов к повторению противодействия, которое Леопольд с удовольствием демонстрировал ему. Но на этот раз он принес с собой ответ, который вынашивал в течение двух лет, надеясь, что в один прекрасный день выскажет молодому монарху все свое презрение.
 Это был ультиматум его правительства, оформленный в совершенно не дипломатические слова. Если бы Барни Кастер из города Беатрис мог прочитать его, то усмехнулся бы, ибо в переводе на простой английский язык это было предложение Леопольду «убираться, откуда пришел». Но Барни не получил возможности прочитать ультиматум, поскольку он так и не был вручен ему.
 Первыми же словами Барни резко изменил настрой серба.
 — Ваше превосходительство может удивиться, что его вдруг срочно вызвали в столь ранний час, — сказал король, и генерал Петко чуть наклонил голову в знак согласия. — Дело в том, что мы лишь полчаса назад узнали от нашего канцлера, что Сербия отмобилизовала целый армейский корпус на границе с Лутой. Правильно ли нас информировали?
 Генерал Петко приподнял плечи и кивнул, одновременно извлекая из нагрудного кармана свой ультиматум.
 — Отлично, — воскликнул Барни и наклонился к уху серба. — Сколько потребуется времени, чтобы передвинуть этот корпус в Луштадт?
 Генерал ахнул и убрал ультиматум обратно в карман.
 — Сир! — воскликнул он с крайним удивлением на лице. — Вы хотите сказать…
 — Я хочу сказать, — продолжил американец, — что если Сербия одолжит Луте армейский корпус на время, пока австрийские войска не уберутся с территории Луты, то Лута одолжит Сербии свой армейский корпус на время, пока не будет объявлен мир между Сербией и Австрией, если только одно из правительств не захочет взять на себя каких-либо иных обязательств. Нам может и не потребоваться ваша помощь, но будет полезно иметь эти войска на пути к Луштадту, причем как можно быстрее. Граф Целлерндорф будет здесь через несколько минут. Через него мы передадим Австрии, чтобы она в течение двадцати четырех часов вывела все свои войска за пределы нашего королевства. Армия Луты мобилизована и стоит перед Луштадтом. Она невелика, но с помощью Сербии ее будет достаточно, чтобы выкинуть австрийцев из страны, если они не уберутся по собственной воле.
 Генерал Петко улыбнулся. Американец и канцлер тоже улыбнулись. Каждый знал, что по доброй воле Австрия не выведет войска из Луты.
 — С разрешения Вашего Величества, я покину вас и передам предложение Луты моему правительству, — проговорил серб. — Но заранее говорю, что Ваше Величество может не сомневаться — сербские войска перейдут в Луту сегодня до полудня.
 — Теперь, принц Людвиг, — сказал американец после того, как серб, поклонившись, вышел из комнаты, — я предлагаю, чтобы вы предприняли срочные меры и выставили мощные силы к северу от Луштадта вдоль дороги на Бленц.
 — Уже сделано, сир, — улыбнулся канцлер.
 — Но я проезжал по этой дороге нынче утром и не видел никаких укреплений, — возразил Барни.
 — Тем не менее укрепления и войска там были, сир, — ответил канцлер. — Мы специально оставили небольшой промежуток по обе стороны от дороги, чтобы проезжающие не заметили наших приготовлений и не передали о них австрийцам. Через несколько часов линия будет сомкнута.
 — Прекрасно, пусть войска сейчас же перестроятся! А вот и граф Целлерндорф, — объявил он, когда доложили о прибытии министра.
 Фон дер Танн поклонился, когда австриец прошел в королевские покои. В первый раз за два года канцлер ощутил, что в руках короля судьба Луты в полной безопасности. Что за метаморфоза произошла с Леопольдом? Он казался совершенно другим человеком, не похожим на того злобного и унылого монарха, каким был неделю назад.
 Австрийский министр вошел с выражением плохо скрытого удивления на лице. Два дня назад Леопольд был надежно пристроен в Бленце, где должен был остаться на неопределенное время. Австриец быстро обвел глазами комнату в поисках принца Питера или кого-то другого из заговорщиков, кто должен быть с королем, но таковых не увидел. Король заговорил, и глаза австрийца округлились: его поразили не только слова, но и сама интонация короля.
 — Граф Целлерндорф, — сказал американец, — вы, несомненно, в курсе странных обстоятельств завлечения короля Луты в замок Бленц в то время, когда армия другого государства вторглась на территорию его страны. Но сейчас мы не в Бленце. Мы вызвали вас, чтобы вы приняли от нас и передали своему императору наше удивление и неудовольствие вероломным нарушением нейтралитета Луты.
 — Но, Ваше Величество… — перебил короля австриец.
 — Никаких «но», ваше превосходительство, — обрезал его Барни. — Время дипломатии закончилось, наступило время действий. Вы нас очень обяжете, если немедленно передадите вашему правительству просьбу, чтобы все австрийские солдаты покинули территорию Луты к завтрашнему полудню.
 Целлерндорф был поражен.
 — Вы сошли с ума? — воскликнул он. — Это же война!
 — Это то, чего хотела Австрия, — резко возразил Барни. — Обычно люди получают то, чего хотели, особенно если сами напрашиваются на неприятности. Когда вы сможете получить ответ из Вены?
 — К полудню, Ваше Величество, — ответил австриец. — Но вы катастрофически ошибаетесь в своей политике. Вспомните о могуществе Австрии, подумайте о своем троне, подумайте…
 — Мы уже обо всем подумали, — перебил его Барни. — Трон значит для нас меньше, чем вы думаете, а вот честь Луты значит очень много.

 11
 СРАЖЕНИЕ

 В пять часов того же дня тротуары на улице Маргариты были переполнены людьми, а все столики в маленьких кафе заняты. Люди говорили о большой войне и угрозе, нависшей над королевством. Все роптали по поводу вялого и безразличного поведения короля Леопольда перед лицом австрийской интервенции. Люди открыто выражали свою тревогу, и это было похуже австрийского вторжения.
 Один из сержантов конной королевской гвардии выехал из дворца и двинулся по улице. Время от времени он останавливался, спешивался и прикреплял большие плакаты на особенно людных перекрестках. Вокруг сразу собирался народ, разглядывал плакаты, радовался и кричал, а всадник следовал дальше, к следующему перекрестку.
 Жители ожидали какого-то объяснения и останавливали сержанта, но тот молчал. Толпа увеличилась и заполнила улицу от стены до стены. Сержанту пришлось почти силой пробиваться к очередной двери, чтобы приклеить следующий плакат.
 — Леопольд объявил войну Австрии!
 — Король призывает добровольцев!
 — Да здравствует король!
 Сражение за Луштадт вошло в историю. За пределами маленького королевства Лута оно прошло незамеченным, ибо внимание всего мира было приковано к великим битвам на берегах рек Маас, Марна и Эна. Но в Луте об этом сражении будут рассказывать и писать, передавать из уст в уста, из поколения в поколение, до скончания веков!
 Кавалерия, которую король послал на север к Бленцу, встретилась с наступающей австрийской армией. Австрийцы напали на пехоту, которая залегла к востоку и западу на первой линий окопов к северу от Луштадта. Линия обороны была слабая, численностью уступавшая силам противника, но они героически держали оборону в течение многих часов.
 Противник выдвинул тяжелую артиллерию на перевал в трех милях к северу от фортов. Снаряды рвались в окопах, в фортах и в городе. Из города на юг по Королевской дороге устремился поток беженцев. Богатые и бедные во всеобщей панике заполнили узкую улицу, которая вела к южным воротам города. Тележки, запряженные собаками, нагруженные ослы, французские лимузины, двухместные экипажи, бочки на колесах — все, что могло двигаться, все домашние животные, навьюченные сверх всякой меры, заполнили тесный проход в безумной давке, вызванной паникой.
 Слухи распространялись с поразительной скоростью. Кто-то сообщил, что второй форт разгромлен австрийскими пушками. Сразу после этого прошел слух, будто лутская пехота отступает в город. Страх подстегивал сплетни, а сплетни нагнетали страх.
 Вдруг над площадью на крыше дома разорвался снаряд.
 Женщины падали в обморок, и толпа давила их ногами. Хриплые крики ярости смешивались с визгом людей, охваченных ужасом. И тут посреди толпы на улице Маргариты появился всадник, за ним — группа офицеров. Трубач поднял свой инструмент и троекратно объявил о прибытии короля. Толпа остановилась и обернулась на правителя.
 На них с высокого седла смотрел Леопольд Лутский. С улыбкой на лице он поднял руку, требуя тишины, — и тогда, словно по волшебству, у людей пропал страх. Они расступились, давая дорогу королю и его свите. Один из офицеров повернулся в седле и обратился к человеку в штатском, который ехал в автомобиле.
 — Его Величество скачет на линию огня, — сказал он громко, так, чтобы все услышали. Люди стали передавать эту новость друг другу, и когда Барни Кастер из города Беатрис проезжал по улице Маргариты, его сопровождал гул приветственных голосов, заглушавший канонаду.
 Всю остальную часть дня мнимый король провел на боевых позициях. Трое из его свиты были убиты, под ним самим пали две лошади, застреленные противником, но когда король появлялся перед своими войсками, линия обороны переставала прогибаться назад и не отступала. Передовые рубежи, которые солдаты Луты вынужденно отдали австрийцам, были отвоеваны обратно. Все время сражения в ожидании наступления союзников над позициями летал единственный лутский аэроплан. А где-то на северо-востоке сербы пробивались на помощь Луштадту. Но успеют ли они вовремя?
 В пять часов утра на следующий день лутские войска еще удерживали позиции, но Барни Кастер знал, что долго им не выстоять. Вчера огонь австрийской артиллерии был очень интенсивным, а сегодня — смертельно метким. Каждый выпущенный снаряд заполнял окопы трупами и ранеными, и хотя их место занимали другие солдаты из пополнения, было ясно, что очень скоро резервы иссякнут. Слева, в тылу, американец держал последний резерв, а у подножия холма, в северной части города и чуть ниже фортов главная часть пополнения выдвинулась под защиту небольшого ущелья.
 Барни держал в руке часы и время от времени поглядывал на них. Он намеревался подождать еще пятнадцать минут, а потом, если не увидит сигнала о приближении сербов, нанести решительный удар. Пятнадцать минут уже почти прошли, когда от кружившего в небе маленького моноплана отделился бумажный парашют. Он падал несколько сот футов, потом под воздействием воздушного давления раскрылся и стал медленно опускаться к земле, а секунду спустя выдал из корзины облачко белого дыма. За первым последовали еще два парашюта и еще два облачка дыма. После этого аэроплан быстро взмыл вверх и исчез на северо-востоке.
 Барни с улыбкой повернулся к принцу фон дер Танну.
 — Они скоро будут здесь, — сказал он.
 Старый принц кивнул. Последние два дня он был до неприличия счастлив. Конечно, Лута может быть побеждена — но она никогда не будет покорена. Наконец-то у страны есть король, настоящий король! Боже мой, как он изменился! Принц фон дер Танн вспоминал тот день два года назад, когда рядом с самозванцем скакал в бой с войсками Питера Бленца, и неоднократно всматривался в лицо монарха в поисках каких-то доказательств, что это не Леопольд.
 — Передайте командующим третьего и четвертого фортов -пусть сосредоточат огонь на пушках противника к северу от третьего форта, — приказал Барни адъютанту. — Одновременно пусть кавалерия и пехота полковника Козлова начнут решительную атаку на австрийские окопы.
 Потом он повернулся к левому флангу, где ближе к тылу залегли резервные войска, готовые в любой момент вступить в бой. Когда Барни мчался галопом по равнине впереди своей свиты, неподалеку от него разорвался шрапнельный снаряд. Фон дер Танн мгновенно оказался рядом.
 — Сир, — воскликнул он, — вам нет необходимости подвергать себя такому риску. Ваш штаб здесь и готов выполнить любое ваше распоряжение, а вы обязаны хранить свою жизнь для своего народа и трона.
 — Я убежден, что люди сражаются лучше, когда видят, что их король вместе с ними, — просто ответил американец.
 — Я знаю, сир, но тем не менее сейчас Лута не должна потерять вас, — возразил фон дер Танн. — Ваше Величество, я благодарю Бога, что дожил до этого дня, и счастлив, что последний из Рубинротов высоко держит наши славные традиции.
 Барни медленно вел резервные войска через лес в тыл крайнего левого фланга. Успех атаки на правый фланг австрийцев был столь велик, что превзошел самые смелые надежды американца. Сейчас он видел в бинокль, как противник сосредоточивает большие силы, чтобы ответить на успешное нападение лутанцев. Для отражения атаки пришлось задействовать резерв.
 Именно это и было нужно Барни. Три бомбы, сброшенные с аэроплана, сообщили ему, что сербы в трех милях отсюда, значит, они уже наступают на австрийцев. Барни слышал на северо-востоке винтовочные выстрелы, пулеметные очереди и пушечную канонаду. Он повернулся и отдал приказ командующему резервных войск.
 Солдаты быстрым шагом выдвинулись на край левого фланга. Они были рядом с австрийцами — и тут из чащи вышли те, кто до времени оставался в укрытии, и с хриплыми выкриками и примкнутыми штыками напали на позиции противника. Это сражение оказалось самым кровавым за прошедшие два дня. Цепь солдат то выдвигалась вперед, то отступала. Тогда в боевых рядах появился мнимый король и стал подбадривать солдат на еще одно, последнее усилие для победы. Не сразу, но войскам Луты удалось выбить врага из окопов. Австрийцы отступали!
 Но далеко уйти им не удалось. Аккурат перед наступлением темноты с левой стороны, где стояли пушки, поднялся громкий крик. Лутские солдаты увидели, как австрийская пехота и артиллерия беспорядочно бегут вниз по склону, а за ними мчится возбужденная цепь сербов с криками «ура», стреляет им вслед и размахивает сербским знаменем.
 Над полем боя прогремело оглушительное «ура» солдат Луты. Две линии союзников соединились, и австрийцы оказались беспомощными. Их артиллерия сдалась в плен, отступать было некуда. Оставалась только одна альтернатива безжалостной резне — поднять белый флаг. Несколько подразделений, размещенных ближе к Бленцу, успели сбежать обратно в Австрию, другие были захвачены в плен и, по договоренности с сербским министром, доставлены в Сербию. Лутский армейский корпус, который американец обещал передать сербам, было решено задействовать в приграничной зоне для предотвращения прохода австрийских войск в Сербию через Луту.
 Победное возвращение армии в Луштадт сопровождалось всеобщим ликованием и радостными криками горожан. Имя короля-солдата не сходило с языков. Люди были полны восхищения и с энтузиазмом приветствовали высокого всадника, когда тот медленно пробивался сквозь восторженную толпу во дворец.
 Фон дер Танн, серьезный и воинственный, даже прослезился, преисполнившись огромного счастья. Даже теперь, когда сомнения в личности короля отступили в сторону, ему казалось каким-то колдовством, что трусливый и робкий по натуре Леопольд Лутский за один день превратился в героя, обессмертившего себя в великом сражении.
 Когда Барни Кастер направлялся в королевский дворец по улице Маргариты, через южные ворота в Луштадт въехал некий всадник в форме офицера конной гвардии, покрытый пылью и дорожной грязью. Этот человек был молодым адъютантом принца фон дер Танна, который был послан в замок Бленц неделю назад с важным сообщением для короля и захвачен в плен австрийцами. Во время сражения все австрийские войска были выведены из Бленца и брошены на фронт. Тогда адъютанта перевели из лагеря в замок, откуда он благополучно сбежал этим утром. Чтобы добраться до Луштадта, ему пришлось обходить австрийские позиции кружным путем и въехать в столицу с юга.
 Оказавшись в городе, он сразу же направился во дворец, спешился и вошел в левое крыло здания, где располагались личные апартаменты канцлера. Он справился насчет принцессы Эммы и облегченно вздохнул, узнав, что она здесь, во дворце. Минуту спустя, по-прежнему покрытый пылью и запыхавшийся, он был принят принцессой.
 — Ваша светлость, — выпалил он, — приказ короля был нарушен, и американца завтра расстреляют. Я только что бежал из Бленца. Питер в ярости. Он понимает, что независимо от того, победят австрийцы или нет, его отношения с королем разорваны навсегда. В приступе ярости он сказал, что мистер Кастер будет принесен в жертву его мести, в надежде, что этот акт обеспечит ему благосклонность австрийцев. Надо немедленно что-то предпринять, если мы хотим его спасти.
 Девушка качнулась и чуть не упала в обморок. Молодой офицер бросился поддержать ее, но принцесса уже пришла в себя. В это время с улицы послышался гром фанфар и радостный шум толпы.
 С сердцем, закаменевшим от страшного известия, принцесса медленно осознала причину шума: прибыл король. Он возвращался с поля битвы, покрытый неувядаемой славой, счастливый и торжествующий, — тот, кому предстояло стать ее мужем. Но в сердце принцессы не было радости. Ее душу терзали тупая боль и молчаливый протест против несправедливости происходящего. Этот Леопольд, осыпанный почестями, пожинает плоды победы — а тот, кто обеспечил ему возможность стать королем, завтра должен умереть!
 — Может быть, нам поможет найти выход лейтенант Бутцов? — предложил офицер. — Или ваш отец? Они оба так любят мистера Кастера.
 — Да, — печально согласилась девушка. — Найдите Бутцова, он все сделает.
 Офицер поклонился и поспешил на поиски лейтенанта. Девушка подошла к окну и долго стояла там, разглядывая огромную ликующую толпу у ворот дворца, заполонившую всю улицу Маргариты. Люди радостно приветствовали короля, канцлера и армию, но больше всего — именно короля. Из презираемого монарха Леопольд в одночасье стал национальным героем. Его несколько раз вызывали на балкон над главным входом, желая лицезреть своего спасителя. Принцесса подумала, как долго это будет продолжаться, прежде чем она сможет поздравить его с победой и, возможно, вытерпеть его ласки. Ее передернуло от этой мысли.
 И тут, словно в ответ на ее невеселые думы, дверь открылась, и в комнату вошел король. Он с одного взгляда понял, что душу девушки терзает боль и печаль, и быстро подошел к ней.
 — Что такое? В чем дело? — спросил он встревоженно.
 На мгновение он забыл, что принцесса не знает, кто он такой на самом деле. Он пришел к девушке поделиться своим счастьем, славой победителя, и не думал, кем считает его та, что стоит перед ним с несчастным и безнадежным выражением лица.
 Принцесса ответила не сразу. Она раздумывала, примет ли король участие в судьбе американца. Один раз Леопольд проявил великодушие, когда подписал помилование мистеру Кастеру, но поднимется ли он сейчас над мелочной ревностью и завистью, станет ли он повторно спасать жизнь американцу? Хорошо зная Леопольда, она не слишком-то рассчитывала на это, но все же надежда оставалась.
 — В чем дело? — мягко повторил король.
 — Я только что получила сообщение, что принц Питер проигнорировал ваш приказ, сир, — ответила наконец девушка, — и мистер Кастер завтра будет расстрелян.
 Глаза Барни округлились. «Как все скверно получается!» -подумал он.
 Принцесса подошла и нервно вцепилась в его руку.
 — Вы обещали, сир, что он не пострадает, дали мне свое королевское слово. Вы можете его спасти, ведь вам подчиняется вся армия Луты. Не забудьте, что однажды он спас вас!
 Мольба в голосе принцессы и печаль в ее глазах заставили сжаться сердце Барни. Необходимость по-прежнему скрывать свою личность ради спасения короля в общем-то уже отпала, однако американец намеревался довести обман до конца. Он тщательно обдумал ситуацию, но не смог найти достаточных аргументов в пользу того, что Эмма фон дер Танн будет счастливее, узнав, что ее будущий муж не имел никакого отношения к победе лутской армии. Уж если она обречена всю жизнь быть рядом с Леопольдом, почему бы ей не утешаться тем, что ее муж однажды победил в битве за Луштадт? Зачем лишать ее этой иллюзии?
 Но теперь, оставшись наедине с принцессой Эммой и видя, как она страдает, Барни изменил свое решение. Как большинство волевых и мужественных людей, он был очень снисходителен к женской слабости. Слезы на глазах принцессы стали для него последней соломинкой.
 — Ваша светлость, — проговорил он, — не страдайте так из-за американца. Он не стоит ваших слез, поскольку обманул вас -он не в Бленце.
 Девушка отдернула руку и поднялась.
 — Что вы имеете в виду, сир? — воскликнула она. — Мистер Кастер никогда не обманул бы меня без крайней необходимости. И если он не в Бленце, то где же он?
 Барни наклонил голову и уставился в пол.
 — Он здесь и просит у вас прощения, — выговорил он.
 На лице принцессы появилось озадаченное выражение. Она внимательно посмотрела на собеседника. Нет, она решительно ничего не понимала!
 Тогда Барни снял с мизинца кольцо с бриллиантом и положил в ладонь девушки.
 — Вы дали мне этот алмаз, чтобы прорезать отверстие в окне гаража, откуда мы угнали автомобиль, — сказал Барни. — А я забыл возвратить кольцо. Теперь вы поняли, кто я?
 Эмма фон дер Танн не верила своим глазам, но потом стала вспоминать все, что говорил и делал этот человек с тех пор, как они сбежали из Бленца. Все это было столь непохоже на того короля, которого она знала…
 — С какого момента вы прикидываетесь королем? — спросила принцесса.
 Барни рассказал, что обменялся одеждой с королем в апартаментах Бленца аккурат перед тем, как ее привели туда.
 — А Леопольд сейчас там? — спросила она.
 — Там, — ответил Барни. — Это его должны расстрелять сегодня утром.
 — Mein Gott! — воскликнула девушка. — Что же нам делать?!
 — Только одно, — решил американец. — Бутцову и мне надо срочно скакать в Бленц и спасать короля.
 — А что потом?
 — А потом Барни Кастер снова удалится за границу, — ответил он с грустной улыбкой.
 Эмма фон дер Танн прильнула к Барни и положила руки ему на плечи.
 — Я не могу расстаться с тобой, — тихо сказала она. — Я пыталась быть верной Леопольду и выполнить обещание, которое мой отец дал старому королю в мои детские годы. Но с тех пор, как мне сообщили о твоем предстоящем расстреле, я тысячу раз пожалела, что не поехала с тобой в Америку два года назад. Возьми меня с собой, Барни. Для спасения короля хватит и одного Бутцова с его солдатами. А до его возвращения мы можем вполне безопасно пересечь сербскую границу.
 Американец покачал головой.
 — Я заварил эту кашу с королем, я и должен спасать его. Возможно, он заслуживает расстрела. Но именно я должен предотвратить это, если смогу. И еще нужно считаться с мнением твоего отца. Если Бутцов один приедет в Бленц спасать короля, то возможны сложности с его возвращением в Луштадт, когда станет известно, кто есть кто на самом деле. А в моем присутствии превращение произойдет незаметно. Даже Бутцову незачем знать, что произошло на самом деле. Пойми, «если народ узнает, что сражение за Луштадт выиграл не Леопольд, начнется такой скандал, что твой отец лишится доверия, а королевский трон полетит к чертям. Нет, я должен оставаться в Луте, пока Леопольд не вернется в столицу. Но у нас есть надежда. Возможно, мне удастся выбить из Леопольда согласие на наш брак. Я без колебаний применю угрозы, чтобы заставить его, но, надеюсь, происходящее и без моей помощи так его перепугает, что он согласится на любые условия, лишь бы спастись из замка Бленц. Если он даст мне такой документ, Эмма, будешь ли ты моей женой?
 Наверное, такого странного предложения, как это, никогда не бывало на свете. Но ни ей, ни ему оно не показалось странным. Они любили друг друга уже два года и знали это. Помолвка девушки с королем помешала их признанию в любви. Теперь же они лишь констатировали то, что было фактом на протяжении двух лет.
 — Конечно же, я обвенчаюсь с тобой, — ответила принцесса. — Иначе зачем бы я просила тебя забрать меня в Америку?
 Когда Барни Кастер обнял девушку, он был самым счастливым человеком на свете. Принцесса Эмма фон дер Танн тоже была чрезвычайно счастлива.

 12
 ЛЕОПОЛЬД ОЖИДАЕТ РАССВЕТА

 После того как американец втолкнул Леопольда в тюремную камеру, король подождал несколько минут, ожидая следующей команды от Барни. Не услышав других приказаний, Леопольд отважился спросить американца, что он намерен делать с ним дальше. Ответа не последовало. Король подождал еще некоторое время, потом сорвал с глаз повязку и огляделся. Кроме него, в комнате никого не было. Леопольд мгновенно узнал это место: именно здесь он провел десять лет заключения. По его спине пробежал холодок.
 Что случилось с американцем? Леопольд подошел к двери и прислушался. Услышав разговор двух солдат охраны, он окликнул их.
 — Чего надо? — грубо спросил часовой через запертую дверь.
 — Мне нужен принц Питер! — крикнул в ответ король. -Немедленно пошлите за ним!
 Солдаты рассмеялись.
 — Ему нужен принц Питер! — веселились они. — А король тебе не нужен?
 — Я и есть король! — взвизгнул Леопольд. — Я — король! Откройте дверь, свиньи, или вам очень плохо придется! Вас обоих расстреляют утром, если вы не откроете дверь и не позовете принца Питера!
 — Ха-ха! — отозвался часовой. — Если я ее открою, тогда уж точно расстреляют всех троих!
 Леопольд побледнел. До сих пор он не видел связи между приговором американца и своими злоключениями, но теперь ему стало совершенно ясно, что его ждет, если до наступления рассвета он не сумеет никого убедить, что он — не американец. Питер так рано не просыпается, и если ему, Леопольду, повезет не больше, чем с этими караульными, то вполне возможно, что его выведут на расстрел до того, как его личность будет установлена. Как бы это ни противоречило здравому смыслу, его судьба была предопределена. Колени Леопольда вдруг стали ватными. Ему пришлось опереться о стену, чтобы не упасть.
 Он снова обратился к караульным. На этот раз он уже не требовал, а просил, умолял их передать принцу Питеру сообщение, что произошла ужасная ошибка и в заключении сидит король, а не американец. Но солдаты только посмеялись над ним и пригрозили, что войдут к нему и хорошенько побьют, если он не прекратит свои дурацкие россказни.
 Когда на рассвете в его камеру вошел офицер, он увидел, что заключенный очень бледен и трясется, как осиновый лист. На его лице были слезы от предстоящего ужаса. Он упал на колени перед офицером и начал умолять его передать Питеру Бленцу, что он на самом деле король. Офицер брезгливо отшатнулся от него.
 — По вашему поведению я вполне готов поверить, что вы — Леопольд, — ответил офицер. — Ваше поведение перед лицом опасности совсем не похоже на американца — он имеет репутацию храброго человека. Я бы не хотел, чтобы те, кто уважает вас, увидели ваше столь неподобающее состояние.
 — Но я же не американец! — умолял король. — Говорю вам, что он явился ко мне в апартаменты вчера вечером, заставил обменяться с ним одеждой, а потом привел сюда.
 Тут король неожиданно вспомнил все, что произошло во время его унизительной встречи с Барни.
 — О, я же написал для него прощение! — простонал он. -Он заставил меня! Что ж, если вы думаете, что я американец, вы не можете убить меня потому, что имеется помилование, подписанное королем, и приказ о немедленном освобождении. Где эти документы? Только не говорите, что принц Питер не получил их.
 — Он получил документы, — ответил офицер. — Я здесь как раз для того, чтобы ознакомить вас с этим фактом. Но принц Питер ничего не сказал об освобождении. Он передал мне только то, что сегодня утром вас не расстреляют.
 Леопольд Лутский провел в замке Бленц два ужасных дня, не зная, когда принц Питер решит выполнить приговор австрийского трибунала. Он так и не смог никого убедить, что он — король. Питер даже не удостоил его аудиенции. Вечером третьего дня пришло сообщение, что австрийцы потерпели поражение в сражении за Луштадт и те, кто не попал в плен, подлежат выводу из Бленца в австрийский приграничный район.
 Эта новость просочилась в камеру Леопольда через тюремщика, который приносил ему скудную пищу. Король пребывал в отчаянии и крайнем унынии, но после того, как эти новости стали ему известны, на минуту ему блеснул луч надежды на спасение. Если самозванец одержал победу, ему, как королю, удастся заставить Питера Бленца выдать истинного короля.
 Но оставался шанс на то, что американец, обрадованный успехом и упоенный властью, попробует оставить корону себе. Кто может угадать, что был совершен подлог? А если кто-то угадает, посмеет ли высказать вслух свои подозрения в свете огромной популярности, завоеванной самозванцем в сердцах на? рода Луты? Однако все же оставалась возможность, что этот американец сдержит слово и вернет ему корону, как обещал. Как ни ненавистно было признавать это, но у короля были основания верить, что самозванец — человек чести и его честному слову можно доверять.
 После этих аргументов Леопольд уже рассчитывал на благополучный исход — когда вдруг дверь открылась, и на пороге возник Питер Бленц, а рядом с ним капитан Эрнст Менк.
 — Леопольд разбил австрийцев, — объявил принц. — Однако до вашего возвращения в Луту он считал австрийцев своими лучшими друзьями. Мне неизвестно, как вам удалось связаться с ним и оказать на него влияние, и я здесь для того, чтобы выяснить это. Тот факт, что он написал для вас помилование, показывает, что его отношение к вам резко и неожиданно изменилось за какой-то час. В этом есть что-то непонятное, и я должен знать, что именно.
 — Я и есть Леопольд! — воскликнул король. — Разве вы не узнаете меня? Взгляните хорошенько! Менк должен меня узнать. Я написал это помилование под дулом револьвера. Американец заставил меня обменяться с ним одеждой, потом привел сюда и запер.
 Принц Питер и Менк посмотрели на Леопольда и улыбнулись.
 — Не слишком ли вы полагаетесь на ваше внешнее сходство с королем Луты? — раздраженно ответил Питер. — Согласен, оно есть, но не столь заметное, чтобы убедить меня в реальности этой странной истории. Как мог американец провести вас через весь замок, чтобы никто вас не увидел? У двери в королевские апартаменты стоял часовой, перед этой дверью — еще один. Нет, герр Кастер, эта ваша сказка не выдерживает критики, придумайте другую. Однако было что-то, заставившее Леопольда срочно уехать из Бленца и коренным образом изменить свое отношение к Австрии. Откровенно говоря, мне совершенно необходимо, я бы сказал, жизненно необходимо точно знать, как именно произошла эта метаморфоза и насколько сильно ваше влияние на Леопольда. Кто был посредником в ваших переговорах с королем? Какие аргументы вы использовали, чтобы заставить Леопольда действовать так, как он действовал?
 — Я рассказал вам все, что знаю об этом, — плаксиво ответил король. — Американец неожиданно появился в моей комнате. Когда он вел меня сюда, то завязал мне глаза, поэтому я не имею ни малейшего представления, каким путем шел. Может быть, он дал взятку часовым у этих дверей, спросите у них.
 — Бросьте нести чепуху, — оборвал его Менк.
 — Хватит морочить мне голову! — выкрикнул Питер Бленц. — Я даю вам время до завтрашнего утра на полное объяснение, как вы оказывали воздействие на Леопольда. Мне необходимо это, чтобы сохранить жизнь себе и своим людям.
 — Но я уже все сказал! Мне нечего добавить! — снова захныкал король.
 — Подумайте еще раз, — усмехнулся принц Питер. — Если вы не удовлетворите мое любопытство, то нам придется исполнить смертный приговор австрийского трибунала в Бургове и расстрелять вас завтра утром.
 С этими словами принц Питер и Менк вышли из комнаты, где онемевший от ужаса Леопольд Лутский остался стоять на коленях и умоляюще протягивать руки.
 Эта ночь тянулась мучительно долго. Наконец наступил рассвет. Леопольд то метался на кровати, то шагал из угла в угол, разглядывая светлеющее небо через маленькое окошко, выходящее на запад.
 У подножия замкового холма гнездилась деревня Бленц, жители которой теперь, когда австрийцы ушли, были объяты мирным сном.
 Синеющее небо на востоке неумолимо приближало наступление рассвета, когда неожиданно король услышал цокот копыт перед замком. Потом лошадь остановилась, и громкий крик нарушил предрассветную тишину — всадник потребовал пропустить его в замок именем короля.
 В душе осужденного снова затрепетала надежда. Самозванец не бросил его! Леопольд рванулся к окну, высунулся наружу и услыхал голоса караульных на опускном мосту. Затем снова стало тихо, донеслись только шаги часового, пробежавшего от ворот к замку. Минут на пять все звуки стихли. Но вот часовой вернулся, а вместе с ним — офицер караульной службы. Леопольд слышал, как офицер потребовал каких-то гарантий, иначе не опустит мост. Одним из условий была полная амнистия для Питера Бленца и всего его гарнизона.
 Леопольд услышал, как офицер назвал кого-то «Ваше Величество». Так вот в чем дело — это был самозванец! Mein Gott! Как Леопольд Лутский ненавидел его! И все же сейчас в руках американца был не только трон, но и сама жизнь его, короля.
 Очевидно, переговоры ни к чему не привели, потому что лошади повернули назад в сторону деревни. При удаляющихся звуках копыт надежды короля резко уменьшились. Ужас смерти снова охватил осужденного. В этот момент дверная ручка повернулась, и вошел капитан Менк с группой охранников.
 — Пошли! — приказал он. — Король отказался вступиться за тебя. Когда он вернется со своей армией, то увидит твое мертвое тело во дворе, у западной стены замка.
 С громким душераздирающим криком Леопольд Лутский вскинул руки над головой и бросился на пол лицом вниз. Солдаты грубо протащили его по коридору, потом по винтовой лестнице к северной башне, дальше — через узкую дверь, выходившую на двор, и бросили на землю у. западной стены. Один из солдат принес кувшин с водой и плеснул ему в лицо. Холодный душ вернул Леопольду сознание лишь для того, чтобы он осознал кошмар неотвратимой судьбы.
 Он увидел перед собой группу солдат. За спиной у него была холодная серая стена, над головой — холодное серое небо. Солдаты с винтовками казались призраками в неясном сумеречном свете этого не Божьего и не дьявольского часа.
 Два солдата с трудом поставили Леопольда на ноги. Потом расстрельная команда выстроилась в ряд на другой стороне двора. Менк стоял слева от нее и руководил казнью. Слова команд били в уши осужденного, причиняя ему почти физическую боль. По бледным щекам короля катились слезы, он невнятно бормотал, прося пощадить его. Леопольд, король Луты, дрожал перед лицом смерти.

 13
 ДВА КОРОЛЯ

 Двадцать солдат во главе с лейтенантом Бутцовом и мнимым королем скакали из Луштадта в Бленц. За время их долгой и трудной поездки Барни почти не разговаривал со своим другом, поскольку Бутцов по-прежнему не знал, кто на самом деле правит сейчас королевством. Лейтенант очень волновался, торопясь добраться до Бленца и спасти американца, который, как он полагал, оказался в плену и осужден на расстрел.
 У ворот замка их отказались пропустить, если король не согласится на их условия. Барни не хотел выполнить никаких условий, поскольку знал другой способ проникнуть в замок — способ, неизвестный даже хозяину этого места. Бутцов уговаривал его согласиться на все что угодно ради спасения американца и напомнил, как много тот сделал для Луты и Леопольда. Барни наклонился и прошептал лейтенанту на ухо:
 — Если они еще не успели расстрелять пленного, мы спасем его. Но пусть они решат, что мы бросили свои попытки и возвращаемся в Луштадт. Следуйте за мной.
 Маленькая кавалькада всадников спустилась от замка к деревне. Скрывшись с глаз гарнизона замка, Барни двинулся вверх по узкой тропе. Вытянувшись в колонну по одному, всадники Бутцова продвинулись до тупика, где американец велел спешиться. Лошадей оставили на попечении трех человек, остальные пошли дальше пешком.
 Не без труда они продрались сквозь кустарник, но далеко идти им не пришлось: Барни остановил их перед стеной из земли и камня, поросшей можжевельником. Дальше он двигался ощупью в тусклом свете сумеречного рассвета, и за ним поднимались солдаты. Наконец Барни раздвинул кусты и исчез в туннеле. Солдаты один за другим последовали за ним, и вскоре все оказались в подземном ходе с каменными полом, стенами и потолком.
 Сам Барни никогда не был здесь, но знал все подробности от принцессы Эммы, которая два года назад шла здесь с Иосифом. Время от времени Барни зажигал спички и через какое-то время увидел нижние ступеньки лестницы, уводящей в непроглядную тьму.
 — Поднимайтесь за мной, но очень тихо, — велел он идущим позади него. — Вверх до третьей площадки.
 На третьей площадке Барни нащупал замок. С этим местом американец был знаком и сам. Отворив дверцу, он через узкую щель осмотрел комнату за ней, но там никого не было. Барни открыл дверцу пошире и вошел внутрь. Сразу за ним двигался изумленный Бутцов.
 Внезапно за окном, выходившим во двор, послышались жалобные крики. Барни и Бутцов выглянули наружу.
 — Himmel!!! — воскликнул лутанец. — Они вот-вот расстреляют его. Быстрее, Ваше Величество! — Не дожидаясь команды, лейтенант бросился к двери. За ним последовали Барни и все семнадцать солдат. Они чуть ли не кувырком скатились по лестнице…
 Менк не спеша отдавал команды расстрельному подразделению. Ему явно нравился процесс казни, он старался продлить агонию осужденного и наслаждался своей властью над несчастным королем. Но именно эта жестокость и промедление спасли жизнь Леопольду Лутскому. Как раз перед последней страшной командой «Пли!» Менк сделал паузу, смеясь над жалкой фигурой, дрожащей и плачущей возле стены. Во время этой паузы в дверях башни за спиной палачей послышались новые звуки.
 Менк обернулся, желая понять, в чем дело, и увидел короля с направленным на него револьвером. За спиной короля во двор замка выбегали несколько солдат из конной гвардии. Схватившись за револьвер, висевший на поясе, Менк наугад выстрелил в того, кого считал королем. Расстрельная команда обернулась на звук, и кое-кто тоже выстрелил в солдат-спасателей.
 Бутцов дал команду, и семнадцать карабинов смертельным дождем осыпали солдат Бленца. Но после выстрела Менка мнимый король пошатнулся и упал на землю.
 — Стреляйте в американца! — закричал своим людям Менк, бросаясь вперед, и скрылся из поля зрения Барни. На дворе начался рукопашный бой. Американец попытался встать на ноги, но ранение в грудь на какое-то время парализовало его. Один из солдат Бленца побежал к осужденному, стоявшему у стены замка с разинутым ртом. Нацеленная на Леопольда винтовка не оставляла сомнений, каковы его намерения.
 Барни медленно приподнялся на локте. Солдат быстро приближался к истинному королю. Еще миг — и он выстрелит. Американец поднял револьвер и, тщательно прицелившись, спустил курок. Солдат вскрикнул, прижал руки к лицу и упал у ног короля.
 Тем временем солдаты Бутцова оттеснили приспешников Питера Бленца в дальний конец двора. Двое из охраны Бленца отделились от остальных и медленно попятились назад, одновременно стреляя в Леопольда. Барни заметил только одного из них, снова поднял револьвер и выстрелил. Один из солдат внезапно сел на землю, растерянно огляделся и свалился на бок. Другой еще раз выстрелил в Леопольда, но в тот же миг получил пулю от Барни. Солдат и король — убийца и жертва — упали одновременно. Барни поморщился — рана в груди причиняла сильную боль. Что ж, он сделал все, что мог, для спасения короля, и не его вина, что спасательная операция сорвалась. До города Беатрис путь очень долгий… Он подумал, увидит ли на вокзале ожидающую его Эмму фон дер Танн — и потерял сознание.
 Семнадцать подчиненных Бутцова пробились не только на двор, но и в замок Бленц. После первого сопротивления охранники Питера отступили в караульное помещение. Бутцов последовал за ними, и там они сложили оружие. Потом лейтенант вернулся на двор за королем и Барни, обнаружил, что оба они ранены, и распорядился отнести их все в те же апартаменты в северной башне.
 Когда Барни пришел в себя, то увидел над головой портрет принцессы Бленц, которая, как всегда, недовольно хмурилась. Он лежал на большой кровати. Напротив него у дальней стены лежал на лавке истинный король, а над ним хлопотал Бутцов.
 — Ничего страшного, Барни, — говорил лейтенант. — Всего лишь болевой шок. Пуля попала в мягкие ткани на ноге.
 Король не отвечал, опасаясь выдать, кто он такой. Сначала надо было выяснить намерения самозванца. Леопольд устало закрыл глаза, потом спросил, указав на тело на большой кровати:
 — Он серьезно ранен?
 Подойдя к американцу, Бутцов заметил, что Барни в сознании и его глаза открыты.
 — Как чувствует себя Ваше Величество? — осведомился лейтенант. В его тоне было больше уважения, чем прежде. Один из солдат Бленца рассказал ему, что король, раненный Менком, приподнявшись на локтях, стрелял, спасая жизнь осужденному, и убил трех солдат из расстрельной команды.
 — Я уж подумал, что мне конец, — ответил Барни Кастер. -Пуля явно прошла по касательной, не задев легких, раз я не кашляю и не плююсь кровью. Честно говоря, я чувствую себя на удивление хорошо. А как наш пленный?
 — Поверхностное ранение в левую ногу, — ответил Бутцов.
 — Вот и хорошо, — больше Барни ничего не сказал. Он не хотел быть королем Лута и предвидел, что смерть Леопольда может осложнить всю его дальнейшую жизнь.
 После того как Бутцов и один из солдат промыли и перевязали раны обоих королей, Барни попросил всех выйти из комнаты.
 — Я хочу поспать, — сказал он. — Если вы мне потребуетесь, я позвоню.
 Солдаты отдали честь и вышли. Когда они выходили, Барни подозвал Бутцова.
 — Вы арестовали Питера Бленца и Менка? — спросил он.
 — К сожалению, Ваше Величество, они оба сбежали, — ответил лейтенант. — Тщательный обыск замка ничего не дал.
 Барни разозлился. Он надеялся, что два заговорщика наконец-то окажутся там, где никогда больше не смогут угрожать трону Луты, то есть в аду. Помолчав с минуту, он снова обратился к офицеру:
 — Оставьте здесь охрану, а сами скачите в Луштадт и передайте фон дер Танну, что король требует сделать все возможное для задержания этих двоих. Живые или мертвые, они должны быть немедленно доставлены в Луштадт.
 Бутцов отдал честь и собрался выйти.
 — Подождите, — снова остановил его Барни. — Передайте наш привет принцессе фон дер Танн и сообщите ей, что рана у меня несерьезная, так же… так же, как и рана мистера Кастера. Все, можете идти, лейтенант.
 Оставшись наедине с королем, Барни обернулся к нему. Тот лежал на боку и долго смотрел на американца, прежде чем заговорить с ним:
 — Что вы намерены делать со мной? Вы собираетесь сдержать слово и вернуть мне мое имя?
 — Я обещал это, — ответил Барни. — А то, что я обещал, я всегда выполняю.
 — Тогда давайте немедленно обменяемся одеждой! — воскликнул король и поднялся с кровати.
 — Не все сразу, мой друг, — остановил его Барни. — Мы должны завершить некоторые формальности, прежде чем вернемся к своим именам.
 — Да вы понимаете, что вас повесят за сделанное? — огрызнулся король. — Вы напали на меня, украли мою одежду, бросили сюда, чтобы меня расстрелял Питер, и сели на мой трон в Луштадте, а я остался здесь как заключенный, приговоренный к смерти!
 — А вы сознаете, что, поступив так, я спас ваш маленький дурацкий трон для вас же! — не менее зло ответил Барни. — Я изгнал захватчиков из вашего королевства, я разоблачил ваших врагов; один раз я уже доказал, что принц фон дер Танн — ваш лучший друг и самый верный приверженец!
 — Вы прикасались ко мне вашими плебейскими руками, — визгливо крикнул король. — Вы унизили меня и заплатите за это!
 Барни Кастер с презрением поглядел на короля. Трудно было поверить, что человек до такой степени лишен чувства благодарности и настолько слеп, чтобы не видеть, что грубое обращение — ничто по сравнению со всем, что американец сделал для него. Очевидно, Леопольд уже забыл, что Барни трижды спас ему жизнь во дворе замка. Судя по поведению короля уже теперь, когда его жизни больше не угрожала опасность, Барни понимал, что его ждет, когда король вернется к своему деспотичному правлению.
 — Вас бессмысленно призывать к разуму и совести, — сказал он. — Есть только один способ общения с такими людьми, как вы. Сейчас у меня есть власть, чтобы заставить вас сдерживаться, и я сохраню эту власть до тех пор, пока не окажусь в безопасности от вашего королевства размером два на четыре. Если вы сделаете так, как я вам скажу, то вы вернете себе трон. Если откажетесь, то никогда его не получите, а я стану королем Луты.
 — Каковы ваши условия? — спросил король.
 — Принц Питер Бленц, капитан Эрнст Менк и фон Коблич должны предстать перед судом, обвинены и повешены за предательство, — ответил американец.
 — Ничего нет проще. Я сделаю это, как только верну себе трон. А теперь встаньте и верните мне одежду. Если вы ляжете на мою лавку, а я займу кровать, никто не заметит подмены.
 — Вы снова торопитесь, — сказал Барни. — Есть еще условия
 — Ну?
 — Вы должны дать честное королевское слово, что Людвиг, принц фон дер Танн, останется канцлером до конца вашей или его жизни.
 — Хорошо, обещаю, — согласился король и снова начал подниматься.
 — Подождите минуту, — поднял руку американец. — Последнее условие.
 — Как, еще одно! — возмущенно воскликнул Леопольд. — Сколько вы хотите за возвращение того, что украли у меня?
 — Обратите внимание, до сих пор я не просил ничего для себя. Но сейчас попрошу. Итак, принцесса Эмма помолвлена с вами, но она вас не любит. Она оказала мне честь, полюбив меня, но не может выйти замуж, пока не получит от вас формального освобождения от обязательства выйти замуж за Леопольда Лутского. Король должен подписать это освобождение, а также дать разрешение на брак с Барни Кастером из города Беатрис. Вы поняли, чего я хочу?
 В ярости Леопольд вскочил на ноги, забыв о ране, и бросился к самозванцу.
 — Негодяй! Мерзавец! — завизжал он. — Ты украл у меня мое имя и мой трон, а теперь хочешь украсть и женщину, которая любит меня?!
 — Не надо нервничать, Лео, — предупредил американец, — и не надо кричать так громко. Принцесса тебя не любит, и ты знаешь это так же хорошо, как и я. Она никогда не выйдет за тебя замуж. Если ты хочешь вернуть себе свой карликовый трон, то сделаешь так, как я скажу, то есть подпишешь освобождение и разрешение. И нечего геройствовать. Ты получил деловое предложение, можешь обдумать его, пока я сплю. Если к тому сроку, когда настанет время уезжать отсюда, документы не будут готовы — а судя по своему состоянию, я смогу сесть в седло лишь к утру, — я въеду в Луштадт как король Луты и женюсь на принцессе. А тебя пускай повесят за бродяжничество. Как ты сможешь заработать на жизнь, когда у тебя отберут работу королем, я не знаю. От Нью-Йорка ты сейчас очень далеко, а пока в Европе длится бойня, сомневаюсь, что ты сможешь найти работу официанта — ничего другого тебе не светит.
 Несколько минут король молчал, обдумывая ответ. Он понимал, что у американца есть вся полнота власти, чтобы сделать именно так, как он угрожает. Никто не усомнится в его личности, если даже Питер Бленц не распознал истинного короля, когда Леопольд многократно умолял его всмотреться в лицо. Лейтенант Бутцов, лучший друг американца, тоже не заподозрил подмены, не говоря уже о фон дер Танне. Не оставалось надежды, что люди, редко видевшие своего короля, догадаются о мошенничестве. Леопольд застонал. Барни сразу же открыл глаза и повернулся с нему.
 — В чем дело? — спросил он.
 — Я готов подписать освобождение от помолвки и разрешение на брак ее светлости с вами, — сквозь зубы процедил король.
 — Отлично! — воскликнул американец. — Я вернусь в Луштадт и заберу ее светлость с собой, а потом мы сразу же покинем Луту через Броснов. Там мы с тобой обменяемся одеждой, и ты возвратишься в Луштадт с небольшой свитой, которая 6yдет сопровождать ее светлость и меня до приграничного района.
 — А почему бы вам не остаться в Луштадте? — спросил король. — Вы можете обвенчаться здесь с тем же успехом, как и в любом другом месте.
 — Потому, что я не доверяю Вашему Величеству, — ответил Барни. — Или все будет сделано точно так, как я сказал, или не будет сделано вовсе. Согласен?
 Король недовольно кивнул.
 — В таком случае поднимайся и пиши под мою диктовку, -распорядился Барни.
 Король подчинился. В результате были созданы два кратких деловых документа, и Леопольд поставил подпись под обоими.
 — А теперь давай спать. — Американец аккуратно сложил листки и убрал к себе под подушку. — Уже поздно, а нам обоим нужен отдых. Завтра утром нас ждет долгий путь.
 Король не ответил. В комнате остался гореть неяркий свет. Вскоре Барни крепко заснул.

 14
 «СЛОВО КОРОЛЯ — ЗАКОН»

 Принцесса Бленцкая хмуро глядела на короля и самозванца из своей золоченой рамы. Около полуночи портрет сдвинулся совсем немного, на долю дюйма, потом замер на месте, снова сдвинулся. На этот раз по его краю возникла узкая щель, из которой смотрел глаз.
 Один из спящих пошевелился, открыл глаза, осторожно приподнялся на локтях и посмотрел на второго обитателя комнаты. Напряженно прислушавшись, он понял по равномерному дыханию, что сон второго крепок. Тогда первый тихо встал и на цыпочках прошел в другой конец комнаты.
 Глаз за портретом внимательно следил за ним. Первый подошел к спящему и еще раз прислушался к его дыханию. Окончательно убедившись, что тот спит крепко, он бросился к платяному шкафу, в котором был и наряд короля, и одежда американца. Человек взял королевские вещи. Спящий по-прежнему не шевелился, и человек вышел в смежную гардеробную комнату. Несколько минут спустя он вернулся, уже полностью облаченный в одежду Леопольда Лутского, держа в руке обнаженную шпагу. Человек быстро и тихо подошел к спящему. Глаз в щели за портретом вплотную прижался к отверстию. Человек поднял шпагу, нацелив острие на сердце спящего. Его лицо было жестким и решительным, мышцы напряглись, он уже был готов вонзить клинок — но тут что-то удержало его руку. Человек обернулся, побледнел, передернул плечами, повернулся к двери и чуть не опрометью бросился бежать. Глаз в щели наблюдал за ним зорко и внимательно.
 Человек уже взялся за дверную ручку, но в этот момент неожиданная мысль остановила его бегство. Он обернулся к спящему — тот все так же не шевелился. Человек в одежде короля Луты подошел к кровати, сунул руку под подушку, достал оттуда аккуратно сложенные листочки, похожие на официальные документы, и убрал в нагрудный карман камзола. Через секунду он уже спускался по винтовой лестнице на первый этаж замка.
 В караульном помещении конной королевской гвардии крепко спали солдаты, свободные от дежурства. Когда человек в королевском одеянии вошел в помещение, унтер-офицер поднял глаза, увидел, кто перед ним, вскочил и отдал честь.
 — Подъем! — крикнул он. — Подъем гвардии Его Величества короля!
 Сонные караульные нехотя встали, взяли в руки оружие и выстроились в ряд. Король поднял руку, отвечая на приветствие.
 — Быстро и тихо седлайте лошадей, — велел он. — Мы поедем в Луштадт этой ночью.
 — Дополнительную лошадь для герра Кастера? — спросил начальник караула.
 Король отрицательно покачал головой.
 — Этот человек умер от ран час назад, — ответил он. — Пока вы занимаетесь лошадьми, я распоряжусь о его похоронах. Поторопитесь!
 Унтер вывел солдат из караульной комнаты к конюшне. Человек в королевском одеянии нажал кнопку звонка, вызвав слугу, и нетерпеливо ждал ответа, барабаня пальцами по эфесу шпаги на поясе. Наконец появился слуга с заспанными глазами, поседевший на многолетней службе Питеру Бленцу. Увидев короля, он поражение округлил глаза, поднял голову и не без труда согнулся в поклоне.
 — Подойди ближе, — шепотом приказал король и еле слышно сказал ему что-то на ухо.
 Глаза старого слуги сузились и превратились в узкие щелочки, взгляд стал холодным и расчетливым. Король порылся в карманах и достал пачку банкнот. Сумма была немалая, но король не стал пересчитывать деньги, а просто помахал банкнотами перед глазами слуги. Его пальцы, похожие на клешни, жадно потянулись к наживке. Он утвердительно кивнул.
 — Можете доверять мне, сир, — прошептал он.
 — Когда у меня будут доказательства того, что мои желания выполнены, ты получишь еще больше. — Король вложил деньги в руки слуги.
 — Благодарю вас, сир, — заверил его тот.
 — Но если подведешь меня, только Бог спасет тебя, — пригрозил король, повернулся и вышел во двор, где уже седлали лошадей.
 Через несколько минут группа всадников проехала по подъемному мосту через крепостной ров и начала спускаться по дороге к деревне Бленц.
 В это время из апартаментов Питера Бленца некий человек наблюдал за отъездом всадников. Когда отряд пересек дорогу, залитую лунным светом, человек пересчитал всадников и облегченно улыбнулся. Секундой позже он подошел к панели за большим камином у западной стены и исчез за ней. Оказавшись внутри, он нашел свечу и зажег ее. Подойдя к человеку, спавшему на груде одежды, он наклонился и потряс спящего за плечо.
 — Проснитесь! — негромко позвал он. — Проснитесь, принц Питер, у меня есть для вас новости.
 Тот открыл глаза, потянулся и наконец сел.
 — В чем дело, Менк? — спросил он.
 — Большие новости, мой принц. Пока вы спали, в стенах вашего замка много что произошло. Люди короля уехали, но это мелочь по сравнению с другой новостью. Я всю ночь просидел за портретом вашей прабабушки, отворив дверцу на долю дюйма, чтобы наблюдать за помещением, где лежали раненые король и самозванец. Когда я открыл дверцу, они разговаривали. Потом король сразу уснул, а американец только притворился спящим. Я продолжал ждать. Приблизительно до полуночи ничего не происходило. Потом американец встал и переоделся в одежду короля. Он подошел к Леопольду с обнаженной шпагой, но когда захотел пронзить сердце спящего, у него сдали нервы. Тогда он выкрал у него какие-то бумаги и ушел из комнаты. Сейчас он скачет в Луштадт вместе с людьми из конной королевской гвардии, которые вчера захватили замок.
 Во время рассказа Менка Питер Бленц полностью проснулся. Он внимательно выслушал доклад, и в его глазах загорелся огонек живого интереса.
 — Во всем этом, принц, есть зерно большой удачи для вас и для меня, — закончил Менк.
 — Да, пожалуй, — кивнул Питер. Оба заговорщика погрузились в размышления.
 Внезапно Менк щелкнул пальцами.
 — Все, придумал! — воскликнул он, наклонился и прошептал на ухо Питеру свой план действий. Принц возбужденно схватил его за руку.
 — Правильно, Менк, в самую точку! Леопольд никогда больше не будет слушать глупые сплетни о нашей неверности. Если я хорошо его знаю — а кто знает его лучше меня? — он осыплет тебя почестями, а меня простит и окажет всяческое доверие. Не будем терять времени, мой друг. Теперь мы свободны, раз солдаты короля ушли из замка.
 В саду за замком какой-то старик копал яму. Она была длинная и узкая, глубиной почти в четыре фута, и походила на могилу. Закончив копать, старик проковылял к навесу у южной стены. Там были доски, инструмент и верстак — мастерская замка. Старик выбрал несколько грубо отесанных сосновых досок, измерил их, подпилил, подогнал и забил гвозди. Он работал всю ночь. К рассвету получился длинный узкий ящик немного меньше, чем яма в саду, очень напоминающий грубо сколоченный гроб.
 Сделав крышку, старик вытащил ящик в сад и поставил на две доски поперек ямы. Закончив все эти приготовления, старик вернулся в замок. В небольшой кладовке он отыскал топор, провел большим пальцем по лезвию и остался доволен. Усмехнувшись и покачав головой, словно услышал остроумный анекдот, старик бесшумно прошел по коридорам замка, потом поднялся по винтовой лестнице в северную башню. В руке он нес свой острый топор.
 Когда лейтенант Бутцов добрался до Луштадта, он сразу прошел к принцу фон дер Танну и все доложил ему. Затем он попросил дочь канцлера принять его и рассказал ей о том, что произошло в Бленце.
 — Я мало видел мистера Кастера. Он был очень спокоен. Думаю, все, что ему пришлось пройти, закалило его нервы. Он получил небольшое ранение в левую ногу, а короля ранили в грудь. Должен сказать, что Его Величество вел себя в высшей степени героически. Когда его ранили, он лежал на животе во дворе замка и сумел защитить мистера Кастера, который, конечно же, не был вооружен. Король застрелил трех солдат принца Питера, пытавшихся убить мистера Кастера.
 Эмма фон дер Танн улыбнулась. Она была убеждена, что лейтенант Бутцов не подозревает об обмане. Никто, кроме принцессы, не знал правду. Поразительно, что даже Бутцов, лучший друг американца, не узнал Барни Кастера под одеждой короля по его героизму! Принцесса гордилась за Барни, но печалилась из-за его раны.
 Еще до полудня отряд королевской гвардии прибыл в Луштадт из Бленца. Во главе его скакал человек, которого народ на всех улицах радостно приветствовал как короля. Отряд въехал во дворец, и король сразу же направился в свои апартаменты.
 Через полчаса офицер из королевской свиты постучал в дверь будуара принцессы Эммы фон дер Танн, отдал ей честь и вручил записку. Она была написана на именной бумаге Леопольда Лутского. Девушка прочитала письмо дважды, но никак не могла понять содержания — таким чудовищным казалось ей предлагаемое действие. Письмо было коротким и деловым и подписано только инициалами.
 «Дорогая Эмма!
 Король умер от ран еще до полуночи. Я оставляю себе трон, у меня нет другого выбора. Никто не знает и не должен знать правду. У твоего отца могут возникнуть подозрения, но если мы сразу оке поженимся, то наш союз закрепит отношения. Передай с тем, кто доставит тебе письмо, свое согласие с этим мудрым планом, и мы сможем обвенчаться немедленно, то есть сегодня же днем.
 Некоторые могут удивиться столь странной поспешности, но ее можно объяснить тем, что я собираюсь на фронт вместе со своей армией. Сын Кайзера и многие высшие офицеры из разных стран тоже венчались непосредственно перед уходом на войну.
 С искренним уверением в моей неувядающей любви, верь мне.
 Твой Б. К. «.
 Офицер молча стоял, ожидая ответа. Девушка медленно подошла к письменному столу, села в кресло, достала из ящика лист бумаги. Несколько раз она макала перо в чернила, не переставая обдумывать ответ. Целые столетия незыблемых королевских принципов столкнулись сейчас с вероломным планом, предложенным тем, кого она любила. В то же время здравый смысл говорил ей, что это единственный выход из сложившейся ситуации. Лута погибнет, если люди узнают, что король мертв, ибо наследника королевской крови не было — за исключением Питера Бленца, прабабушка которого была принцессой Рубинрот.
 Наконец принцесса Эмма написала следующее:
 «Сир, слово короля — закон. Эмма».
 Вот и все. Она положила письмо в конверт, запечатала и отдала посыльному офицеру. Тот с поклоном удалился.
 Полчаса спустя офицеры королевской гвардии выехали на улицы Луштадта. Некоторые сообщали жителям о предстоящей свадьбе короля и принцессы. Другие обходили дома почетных граждан и дворян с приказом короля прибыть на предстоящую церемонию в старый кафедральный собор к четырем часам пополудни.
 Никогда еще у королевского дворца не было такого столпотворения. Повсюду стоял шум и гул оживленных разговоров. Не было никакого сомнения, что народ Луты горячо одобрил выбор короля. Все подданные высказывали любовь, одобрение и похвалы в адрес Эммы фон дер Танн. Казалось, что будущее Луты в надежных руках короля, который умеет сражаться и теперь сочетается браком с дочерью достойного воина из рода фон дер Танн.
 Принцесса была занята до последней минуты. Она не видела своего будущего супруга с тех пор, как он вернулся из Бленца. Он тоже был все это время занят, дважды посылал ей записки, но оба раза сожалел, что не может увидеться с ней лично из-за многочисленных государственных хлопот и подготовки к церемонии.
 Наконец настал самый главный час. Собор был переполнен народом. В соответствии с традицией Луты невеста одна, без сопровождающих, прошла по центральному нефу собора до подножия алтаря. Гвардейцы выстроились по обе стороны коридора по стойке смирно. Принцесса остановилась у края мягкого ковра в ожидании короля.
 Но вот двери в противоположном конце собора отворились, раздались звуки фанфар, и по центральному нефу навстречу девушке прошествовал жених-король. Принцессе показалось, что прошла целая вечность с тех пор, как она видела его в последний раз. Она пристально всматривалась в его лицо. Еще она заметила, что он хромает, и задумалась по этому поводу, но не придала особого значения данному факту.
 Все присутствовавшие встали, когда вошел король. Гвардейцы снова приветственно замерли в шеренге. Среди почетного караула стоял и Бутцов, неотрывно пожирая глазами своего монарха. Вдруг он заметил хромоту и непроизвольно ахнул. Он взглянул на принцессу и увидел, что ее глаза испуганно округлились. Только сейчас она стала вспоминать то, что рассказал ей Бутцов о сражении во дворе замка Бленц:
 «Я мало видел мистера Кастера… Он получил небольшое ранение в левую ногу, короля же ранили в грудь».
 Но ведь лейтенант не знал тогда, кто есть кто на самом деле. В левую ногу был ранен настоящий Леопольд — а человек, который приближался к ней сейчас по центральному нефу, заметно прихрамывал как раз на левую ногу. Значит, тот, с кем она собиралась венчаться, был не Барни Кастер. Это Леопольд Лутский!
 Целая сотня безумных вариантов пронеслась у нее в голове. Свадьбу надо остановить! Но как это сделать? Король был уже в нескольких шагах от нее. Он улыбался, и в этой улыбке она увидела ясное подтверждение своих страхов. Когда Леопольд Лутский улыбался, его верхняя губа чуть приподнималась, делая улыбку похожей на насмешку. Это было то, что отличало его от Барни Кастера.
 Полная ужаса, девушка решила прибегнуть к единственной уловке, которая могла спасти ее или хотя бы дать немного времени, чтобы подумать и найти выход из положения. Она споткнулась, шагнула вперед, схватилась руками за сердце и неловко осела, словно падая в обморок.
 Бутцов, внимательно наблюдавший за ней, бросился к девушке и подхватил ее на руки. Король тоже подбежал к ней. Принцесса закрыла глаза и, казалось, была в полной прострации. Все, кто был в соборе, непроизвольно ахнули. Лейтенант Бутцов, расталкивая плечами толпу, отнес принцессу Эмму в небольшое помещение в восточном поперечном нефе алтаря. Следом шли король, епископ и принц Людвиг.

 15
 МЕНК ТЕРПИТ ПОРАЖЕНИЕ

 После короткого торопливого завтрака Питер Бленц и капитан Менк выехали из замка. Принц Питер направился на север в безопасный район, граничащий с Австрией. Ни тот, ни другой не знали о том, что всем армейским подразделениям и жандармерии Луты приказано схватить их и доставить в столицу живыми или мертвыми, поэтому принц Питер двигался беззаботно. Но Менк в силу своего характера, близости противника в Луштадте и особенностей секретной деятельности принял меры предосторожности.
 Принца Питера арестовали в Тафельберге, хотя он возмущался, гневался и сыпал угрозами. Его сразу схватили и под усиленной охраной отправили в столицу.
 Эрнсту Менку повезло больше. Он благополучно добрался до Луштадта, хотя по дороге ему не раз приходилось прятаться от идущих на север отрядов лутской армии. Оказавшись в столице, он быстро направился в дом своего друга. Там он узнал то, что привело его в состояние крайнего возбуждения и недовольства: король и принцесса Эмма венчаются сегодня в четыре пополудни. До церемонии осталось всего полчаса!
 Менк схватил шпагу, под удивленным взглядом друга вылетел из дома — тот даже не успел спросить его, в чем дело — и побежал прямо в собор. Король только что прибыл. Он входил в собор одновременно с Менком. Охранник в дверях не узнал капитана, иначе тот был бы мгновенно схвачен, но отказался впустить его в собор, а когда Менк стал настаивать, пригрозил арестом. Если его арестуют, то рухнут все его планы. Поэтому Менк повернулся и пошел прочь. На первом же перекрестке он свернул в сторону ограды собора, тщетно пытаясь найти входную дверь.
 У задней стороны он увидел лимузин. Шофера в машине не было — очевидно, она высадила пассажиров у главного входа. Крыша лимузина на один-два фута не доходила до верхнего края ограды собора. Менк взобрался на капот машины, оттуда на крышу и влез на стену. Через мгновение он спрыгнул во двор кафедрального собора. Перед ним высились готические окна, но большинство располагалось слишком высоко от земли, а другие, через которые Менк попытался проникнуть, оказались надежно заперты изнутри. Но, дойдя до конца здания, он нашел одно окно, выходившее на поперечный неф собора, проскочил внутрь и оказался в маленькой комнате, очевидно, гардеробной. В нее вело две двери. Менк припал к одной из них и прислушался. До него донесся приглушенный разговор.
 Менк очень осторожно приоткрыл дверь. Он не мог поверить своей удаче — на кушетке лежала Эмма фон дер Танн, рядом с ней стоял отец. В дверях торчал лейтенант Бутцов. Епископ и врач стояли и разговаривали в головах кушетки. А из угла в угол нервно шагал король Луты в свадебном облачении. Именно его-то и искал Эрнст Менк.
 Он достал свой револьвер, проверил патроны в барабане, потом открыл дверь и, не целясь, выстрелил.
 Старик с топором медленно пробирался по коридору на втором этаже замка, пока не приблизился к определенной двери. Он тихо повернул ручку и вошел в комнату, держа руку с топором за спиной. У него в кармане лежала толстая пачка денег, а в Луштадте ждала еще одна такая же, которую он получит после окончания дела.
 Оказавшись в комнате, старик быстро огляделся. На большой кровати лицом к стене лежал человек. Старик на цыпочках подошел к нему и поглядел на незащищенную шею спящего. Одного удара, мощного и решительного, будет достаточно. Старик взмахнул топором.
 Барни Кастер открыл глаза. Прямо против него на стене висела фотогравюра, изображавшая охотничью сцену. Она слегка наклонилась вперед на проволочном креплении. Свет из окна отражался в стеклянной поверхности, превратив картину в зеркало, и американец с ужасом увидел отражение старого слуги с занесенным топором.
 Трудно сказать, кто больше удивился, когда Барни Кастер с кошачьей ловкостью выскочил из постели, мгновенно оказавшись на другой стороне комнаты.
 Старик с рычанием бросился на американца, стараясь загнать его в угол между кроватью и стеной. Он продолжал размахивать топором, и Барни понял, что тот едва ли промахнется: если не убьет на месте, так искалечит. Если он попытается уклониться от удара, придется повернуться к старику спиной, что крайне опасно. Наброситься на убийцу — столь же безнадежный вариант.
 На высоте плеча Барни висела та самая фотогравюра, которая секунду назад спасла ему жизнь. Почему бы не использовать картину еще раз? Барни сорвал гравюру со стены, поднял обеими руками и со всей силы насадил на голову старого слуги. Стекло разлетелось на куски, ударив старика по темени, голова прошла сквозь картину, а рама воротником повисла на шее. В тот же миг Барни перескочил через кровать, схватил стул и повернулся к противнику.
 Старику было не до того, чтобы снимать картину с головы. Кровь ручьями стекала с его щек и лба, глубоко изрезанных осколками. Придя в неистовство, он снова налетел на американца со злобным шипением. Барни отразил нападение, как если бы оборонялся от ядовитой змеи.
 Когда эта короткая схватка закончилась, слуга из замка Бленц лежал без сознания на полу. Над ним склонился американец, не получивший никаких повреждений. Он разорвал простыни с кровати и связал этими обрывками запястья и щиколотки поверженного врага, потом сунул ему кляп в беззубый рот.
 Подбежав к платяному шкафу, Барни обнаружил, что королевский наряд исчез. Этот факт вместе с пустой второй постелью сразу объяснил все происходящее. «Напрасно я так доверял ему, он того не стоит», — подумал Барни Кастер с усмешкой. Он вернулся к своей кровати и сунул руку под подушку. Документы исчезли. Только теперь до Барни дошло, в сколь трудном положении он оказался и какую скверную шутку сыграли с ним.
 Но зачем Леопольду понадобились эти документы? Их имело смысл забрать только для того, чтобы уничтожить. Но что-то подсказало Барни Кастеру — дело не в этом. И еще он понял, куда отправился король и что он сделает по приезде.
 Барни вернулся к платяному шкафу. Там висела крестьянская одежда, снятая с Его Величества. Барни усмехнулся, вспомнив, с какой брезгливостью Леопольд брал в руки эту одежду, но решил, что, пожалуй, тот был прав. Порывшись в шкафу, он нашел там и другие вещи. Барни вывалил содержимое шкафа на пол. Среди прочего там была старая охотничья куртка, трое или четверо брюк и бриджи. В нижнем ящике Барни обнаружил несколько пар башмаков, сапог и краг.
 Американец выбрал бриджи, высокие сапоги и красную охотничью куртку — это была единственная одежда, годная на его высокий рост. Он поспешно оделся, взял острый топор старого слуги — другого оружия взять было неоткуда — смело вышел в коридор, спустился по винтовой лестнице и вышел в караульное помещение.
 Барни приготовился к борьбе. Он мог покинуть замок Бленц тем же путем, каким попал в него — через подземный ход. Но пешее путешествие заняло бы слишком много времени, которого у Барни не было. Во что бы то ни стало он должен был раздобыть лошадь, а значит, предстояло сражение с охраной Питера Бленца.
 Однако вооруженных людей в замке не осталось. В караульном помещении тоже никого не оказалось, но было много оружия и боеприпасов. Барни взял себе шпагу и револьвер, затем вышел во двор и направился в конюшню. Его путь лежал через сад, где поверх ямы, похожей на могилу, лежал на досках ящик, похожий на гроб. Барни поднял крышку гроба — внутри было пусто. «Не стоит подсчитывать трупы, пока они не в гробу, — усмехнулся американец. — Напрасно старик вложил столько труда, копая могилу и сколачивая гроб. Лучше бы он научился доводить дело до конца».
 Пройдя мимо собственной могилы, он вышел к конюшне. Там был всего один работник, занятый чисткой сильного молодого коня породы гунтер. Конюх поднял на Барни испуганный и озадаченный взгляд — молодому глуповатому парню показалось, что он видел его раньше.
 — Брось вспоминать, — кивнул ему американец. — Я очень спешу. Приготовь-ка мне этого скакуна. — Голос Барни был властным, не терпящим возражений. Конюх хлопнул себя по лбу, уронил скребок и рванулся к полке за седлом и уздечкой.
 Уже через пять минут Барни выехал за ворота. Решетка была поднята, мост через ров опущен — и никакой охраны.
 Стояло мягкое осеннее утро, солнечный свет заливал зеленую аллею. За спиной американца осталась тень мрачной старой крепости, холодной и жестокой цитадели интриг, предательства и внезапных смертей.
 Барни расправил плечи и глубоко вдохнул сладкий чистый воздух свободы. Теперь он был совсем другим человеком. Рана в грудь больше не беспокоила его. Он чуть тронул скакуна шпорами, резвый гунтер мотнул головой и помчался вперед легкой рысью. В том месте, где дорога спускалась в ущелье и через деревню выходила на равнину, всадник перешел на неторопливый шаг, но когда путь стал ровнее, отпустил поводья. Он свернул на кратчайшую дорогу в Луштадт, сократив себе путь миль на десять, и таким образом мог добраться до столицы к часу дня или чуть позже. Дорога петляла по холмам к востоку от главной трассы и превращалась в тропу, идущую вдоль реки Ру.
 Когда Барни спустился к реке, его надежды на скорое прибытие в Луштадт не оправдались: мост через нее оказался разрушенным. Вероятно, австрийцы взорвали его при отступлении. Ближайший мост был только на главной дороге в десяти милях на юго-запад, но и там он мог оказаться взорванным. Во всех же других местах берега реки представляли собой вертикально стоящие утесы.
 Теперь Барни доберется до Луштадта только к концу дня. Он повернул лошадь обратно к узкой тропе, едва заметной и ухабистой. Американец скакал быстрее, чем позволяла дорога, но благородное животное не подвело всадника.
 — Спокойно, дружище, не бойся, — шепнул Барни коню. -Ты еще покажешь, на какую скорость способен, когда мы выберемся на большую дорогу.
 Так и получилось.
 Менк столь неожиданно ворвался в комнату в боковом нефе и столь стремительно напал, что все было кончено раньше, чем кто-нибудь успел осознать происходящее. Король упал на пол.
 В тот же момент лейтенант Бутцов выхватил револьвер и в упор выстрелил в убийцу. Менк пошатнулся, споткнувшись о тело короля. Бутцов мгновенно бросился к нему и вырвал револьвер из его руки. Принц Людвиг подбежал к королю и, опустившись на колени, склонился над его головой.
 Епископ и врач тоже приникли к Леопольду. Принцесса Эмма стояла в стороне, в ее глазах метался ужас, пока она не закрыла лицо руками.
 Во время этой сцены в комнату влетел человек без шляпы, в покрытой пылью красной охотничьей куртке. Он сразу опознал заговорщика, которого еще раньше увидел на крыше лимузина и преследовал по пятам. Но никто из присутствующих даже не обратил внимания на вошедшего. Все взгляды были устремлены на врача.
 — Король мертв, — объявил он с глубоким вздохом.
 Менк приподнялся на локтях и проговорил слабым голосом:
 — Какие же вы глупые! Этот человек — не король. Я сам видел, как он украл королевскую одежду в замке Бленц. Я следовал за ним всю дорогу до Луштадта. Это американский самозванец… — Менк обвел взглядом окружающих, потом перевел глаза на человека в красной куртке. Подняв палец, он указал на охотника.
 — Вот ваш король, — заявил он.
 Все посмотрели на вошедшего — и ахнули от удивления. Старый канцлер тоже посмотрел сначала на человека в охотничьей куртке, потом на того, кто лежал на полу в испачканном кровью королевском одеянии. Он осторожно опустил голову короля на ковер, поднялся на ноги и взглянул на человека в красной куртке.
 — Кто вы? — требовательно спросил он.
 Лейтенант Бутцов опередил Барни с ответом:
 — Он — король, Ваше Высочество. Я лично приехал с ним в Бленц, чтобы освободить мистера Кастера. Оба были ранены во дворе замка, где произошло сражение, и я помогал перевязывать их раны. Король был ранен в грудь, а мистер Кастер — в левую ногу.
 Принц фон дер Танн с озадаченным видом снова взглянул на вошедшего.
 — Это правда? — спросил он.
 Барни повернулся к принцессе Эмме. В ее глазах он прочитал облегчение от того, что он жив и здоров. С тех пор как Эмма опознала в соборе короля, она считала, что Барни нет в живых. Искушение было велико — он не мог вынести даже мысли потерять ее, но боялся, что потеряет, когда отец девушки узнает об обмане.
 — Я жду! — настаивал канцлер.
 — Лейтенант Бутцов частично прав, но он добросовестно заблуждается, — ответил американец. — Он действительно ехал со мной из Луштадта в Бленц, чтобы спасти человека, который сейчас лежит у ваших ног. Лейтенант думал, что скачет рядом со своим королем, так же, как и Ваше Высочество думали, что сражаются во главе с королем в битве за Луштадт. Вы оба ошибались. И в том, и в другом случае это был я, Бернард Кастер из города Беатрис, штат Небраска, США. Мне нет оправдания. Но я сделал это ради Луты и ради женщины, которую люблю. Она знает, и король тоже прекрасно знал, что в мои планы входило вернуть ему его имя. Однако король разрушил мои планы, украв свое имя, пока я спал. Результат этих действий сейчас перед вами, на полу. Он умер так же, как жил, — бестолково и никчемно.
 Пока Барни говорил, принцесса Эмма подошла к нему и теперь стояла рядом, взяв его за руку. Старый канцлер опустил голову, глубоко задумавшись. Все смотрели на него — за исключением врача, который занимался теперь не королем, а раненым убийцей.
 Бутцов смотрел на Барни Кастера с откровенным облегчением и восторгом. Он все время мысленно искал оправдания своему другу с того момента, как вообразил, что Барни обманул Леопольда после того, как тот спас ему жизнь в Бленце, и въехал в столицу в королевском одеянии. Теперь же, узнав правду, он понял, как был глуп, не осознав, что человек, блистательно разбивший австрийцев в сражении за Луштадт, не может быть трусливым Леопольдом.
 Канцлер нарушил молчание.
 — Вы сказали, что Леопольд Лутский прожил бестолковую жизнь. В этом вы правы. Но когда вы заявили, будто он умер бестолково, вы, как мне кажется, ошиблись. При жизни он был слабовольным и никчемным человеком, но, умирая, он оставил трон храброму и мужественному наследнику из династии правителей королевства. Вы крови Рубинротов, а потому являетесь единственным законным наследником трона Луты, не считая Питера Бленца. Согласно законам Луты, брак вашей матери с иностранцем не препятствует праву ее детей на престол. Вопрос о Питере Бленце вне обсуждения, но так или иначе ваша родовая линия ближе к трону, чем его. Он это знал — и потому так сильно ненавидел вас.
 Канцлер смолк, обнажил свою шпагу и поднял ее высоко над головой.
 — Король умер, — объявил он. — Да здравствует король!




 Эпилог
 КОРОЛЬ ЛУТЫ


 Барни Кастер из Беатрис совершенно не желал быть королем Луты и сразу же сказал об этом. Все, чего он хотел в этой стране, была Эмма — он так же, как когда-то его отец, нашел здесь свою любовь.
 — Я дважды сражался под вашим командованием, — обратился к Барни канцлер. — Дважды, и только дважды после смерти старого короля, я ощутил, что безопасность страны в надежных руках — и оба раза на троне сидели именно вы. Не покидайте нас сейчас. Я хочу до конца дней своих видеть Луту счастливой страной, когда на престоле — истинный наследник Рубинротов, а рядом с ним — моя дочь.
 Бутцов присоединил свой голос к просьбе старого канцлера.
 Тогда американец заколебался.
 — Давайте предоставим решить эту проблему представителям народа Луты и почетным гражданам, — предложил он.
 Когда канцлер Луты объяснил ситуацию людям, их ответ был единодушным.
 Принц Людвиг сообщил Барни результат опроса. Вместе с ним к Барни пришла принцесса Эмма.
 — Народ Луты не желает другого короля, кроме вас, сир, — заявил старый канцлер.
 Барни обернулся к принцессе.
 — Другого пути нет, милорд король, — проговорила она с достоинством. — Кровь твоей матери возлагает на тебя обязательства, от которых нельзя отказываться. Ни у тебя, ни у меня нет иного выбора. Сам Господь Бог сделал этот выбор, когда ты родился.
 Барни взял руку девушки и поднес к своим губам.
 — Тогда пусть король Луты станет первым, кто почтительно приветствует ее королеву, — объявил он.
 Вот так Барни Кастер из города Беатрис стал королем Луты, а Эмма — королевой.
 Менк умер от ран на полу маленькой комнаты в боковом нефе собора, рядом с телом убитого им короля. Принца Питера судили верховным судом Луты по обвинению в измене, сочли виновным и повесили. Фон Коблич покончил с собой накануне ареста.
 Лейтенант Отто Бутцов получил дворянское звание и конфискованный замок Бленц, стал генералом армии Луты и был отправлен на фронт во главе корпуса для охраны северной приграничной территории этого маленького королевства.