---------------------------------------------


 Мавр Янка
 Полесские робинзоны



 I



  Отважные путешественники. — Среди моря. — Крушение корабля. — Путешествие по воде. — Незнакомый берег. — Подсчет имущества. 

 — Правь туда, вон в тот лесок! Интересно покататься в челноке по лесу.
 Долговязый Мирон, крепко вцепившись руками в борта, сидел на корточках на дне выдолбленного челнока — «душегубки». Колени его едва не доставали до носа. Показывая на лес, он вдруг поднял руку и даже привстал немного.
 Челнок качнулся.
 — Да не крутись ты! Видишь…
 Виктор, стоя управлявший челноком, не успел договорить — потеряв равновесие, он неловко растянулся и лодке. Душегубка качнулась еще сильнее, зачерпнула воды. Хлопцы тут же распластались на дне и даже затаили дыхание. Наконец челнок успокоился, в нем заплескалась вода.
 — Видишь, чего натворил! — с упреком сказал Виктор. — И нужно было тебе вставать! Вычерпывай теперь!
 — Да сам же ты и виноват! — огрызнулся Мирон. — Пофорсить захотел: вот, мол, как я ловко справляюсь с этой паршивой «душегубкой».
 — Ну и справился бы, если б ты спокойно сидел!
 — Я и сидел, а вот ты забыл, в каком корыте едешь. Чего стоял во весь рост?
 Мирон попробовал было приподняться, но челнок снова резко качнулся.
 — Опять встаешь?! — грозно крикнул Виктор. — Хочешь топиться — черт с тобой, а я подожду!
 Мирон смутился.
 — Ну ладно уж… — миролюбиво сказал он. — Давай лучше вычерпаем воду.
 — А чем будешь вычерпывать? Черпак взял?
 — А ты взял?
 — А кто ж его знал, что эта колода будет течь?
 — Да она и не течет. Через верх налилось…
 Хлопцы неподвижно сидели друг против друга, словно аисты в гнезде, и поглядывали то на дно лодки где было пальца на четыре воды, то в глаза один другому.
 Борта челнока, и без того невысоко поднимавшиеся над водой, осели еще больше.
 И еще более опасным стало теперь каждое движение путешественников.
 А вокруг расстилалось необъятное взбаламученное море. Позади уже едва виднелся берег, от которого они удалялись, а впереди, далеко-далеко, вырисовывался лес, приковавший внимание Мирона. Летом там кончалось озеро и начиналось непроходимое болото, сейчас залитое водой. Воде не было конца-краю, и на всем этом просторе лишь кое-где то группами, то в одиночку виднелись верхушки кустов и деревьев.
 Погода стояла тихая, теплая. Весеннее солнце грело уже как следует. Деревья зазеленели. Шел второй паводок на Полесье в этом году: первый был с месяц назад, — с льдинами, заморозками. После него недели две держалась настоящая теплая весна. Вода почти сошла. Но потом снова начались дожди и снегопады. Неделю назад кончилась и эта непогода. В других местах приступили к пахоте, а то и к севу, но в этой низине все еще собиралась вода с далеких окрестностей, особенно с севера.
 В такое-то время и попали сюда наши путешественники-одногодки, которым вместе было лет тридцать пять. И внешним видом, и, особенно, характерами они резко отличались друг от друга. Мирон — худой, угловатый парень с голубыми глазами, с острым птичьим носом и длинными светлыми волосами. Виктор, наоборот, приземистый, крепкий, черноволосый, с круглым и плосковатым лицом. Мирон — рассудительный, неторопливый, спокойный, Виктор — живой, стремительный.
 Они готовы были спорить в любое время и по любому поводу и все же жить не могли друг без друга.
 Оба учились в техникуме в одном из областных городов Беларуси и были самыми активными членами краеведческого кружка. Быть может, краеведение потому так и интересовало их, что оба родились и выросли и этом городе.
 С самого детства они были соседями и товарищами, так же, как и их родители.
 Отец Мирона работал на мельнице, Виктора — на стекольном заводе.
 Природу, лес, деревню друзья знали только по экскурсиям, в которых участвовали, когда учились в семилетке. Далее десяти километров от города им никогда не приходилось бывать.
 Учились оба хорошо, читали много книг, особенно приключенческих — Жюля Верна, Майна Рида, Купера. Интересовали их разные страны, «дикари», индейцы, которых теперь, пожалуй, и нет на свете. Восхищались разными приключениями из их жизни, происходившими лет шестьдесят — восемьдесят назад. Мечтали о пальмах, джунглях, а ни разу не видали настоящей пущи, которая начиналась в нескольких десятках километров от их родного города. Представляли себе увлекательную, полную опасностей охоту на тигров, слонов, львов, но ни тому, ни другому не довелось пока понаблюдать за обыкновенной белкой, прыгающей с ветки на ветку в родном беларусском лесу. Мечтали о море, о кораблях, а ни разу не побывали до сих пор на большом озере, километрах в двадцати от города.
 В краеведческом кружке друзья узнали, что в Беларуси вообще, а в их районе особенно, есть немало уголков, не менее интересных, чем заморские. Есть пущи не хуже далеких тропических лесов. Есть озера и болота, которые весною превращаются в моря. Есть звери, реже встречающиеся на свете, чем слоны и тигры.
 Постепенно выяснилось, что Мирона больше интересует ботаника, а Виктора — зоология. Читая книги, каждый из них главное внимание обращал на свою область науки. В живом уголке Виктор возился с кроликами, белыми мышами, лягушками, Мирон — с различными растениями. Постепенно каждый из них довольно серьезно ознакомился со своим любимым предметом.
 Когда наступила весна, а с нею десятидневные каникулы, приятелям очень захотелось совершить вылазку за город, куда-нибудь подальше, на несколько дней посмотреть знаменитое полесское половодье. Такая вылазка казалась привлекательнее организованных по плану летних экскурсий.
 — Там все идет по расписанию, как занятия в классе, — говорили они. — Заранее знаешь, где и когда будешь, что тебя ожидает. Не смеешь пойти, куда захочешь, остановиться там, где хочется, делать, что тебе нравится. Такие путешественники чувствуют себя как дома, не знают приключений и опасностей. Что в этом интересного?
 Но когда они рассказали о своем замысле некоторым товарищам, те подняли их на смех:
 — Ну и выдумали! Какая польза от такого путешествия, какой смысл?
 — Ничего вы не понимаете! — обиженно ответил Виктор, и друзья больше ни с кем не заводили разговора на эту тему. А сами твердо решили выполнить свое намерение, чего бы это ни стоило, и доказать всем, что такое путешествие интереснее, чем обыкновенная экскурсия.
 И вот наши путешественники в челноке-«душегубке» среди безбрежного моря. И пока оба довольны.
 — Давай вычерпаем воду шапками, — предложил Мирон.
 — Ничего иного не остается, — согласился Виктор. — Только боюсь, что ты начнешь ворочаться, как медведь, и перевернешь лодку.
 А я боюсь, как бы она не перевернулась от твоего языка, — спокойно ответил Мирон и, сняв шапку, принялся вычерпывать воду.
 Виктор тотчас присоединился к нему, и скоро на дне челнока уже не плескалась вода. Можно было плыть дальше.
 — А ведь до леса, пожалуй, далеко, — сказал Мирон.
 — Что, испугался? Может, назад хочешь? — поддел Виктор.
 — Только бы ты не испугался, — насмешливо ответил Мирон.
 — Ну, этого, брат, не дождешься! — свистнул Виктор. — Первый раз по морю еду.
 — Только вот корабль наш портит путешествие, — вздохнул Мирон.
 — А ты сиди спокойно, и все будет хорошо, — посетовал Виктор и взялся за весло.
 — Зачем ты опять встаешь? — крикнул Мирон. — Давай лучше я грести буду, а ты отдохни.
 — Что ж, попробуй, — усмехнулся Виктор и отдал весло.
 Мирон осторожно, но ловко пристроился на коленях и начал грести.
 — Какая же разница? — засмеялся Виктор. — Ты на коленях выше, чем я стоя.
 — Разница есть, — серьезно ответил Мирон. — Центр тяжести ниже, если помнишь физику.
 — Едва ли ты сам знаешь, где у тебя центр тяжести, — недовольно буркнул Виктор.
 Мирон греб осторожно, размеренно и сильно. Челнок двигался довольно быстро. Вот приблизились первые кусты, кое-где из воды торчит сухой камыш: значит, озеро кончилось и начался берег. Но вскоре открылось другое, меньшее озеро.
 — Ишь ты, как оно тут, — озера идут одно за другим, — заметил Виктор.
 — Это еще неизвестно. Может, под нами болото. Кто его теперь разберет? — сказал Мирон.
 Сильная светлая струя, словно река, пересекла им дорогу, и челнок начало относить в сторону. Мирон упрямо боролся с течением.
 — Берегись! — вдруг крикнул Виктор.
 На них неслась огромная рогатая коряга. Столкновение было неизбежно: разминуться с корягой на таком неуклюжем судне было просто невозможно.
 — Ложись! — крикнул Мирон и сам прижался ко дну лодки. Потом протянул вперед весло, уперся в корягу и постепенно начал ослаблять руки, чтобы уменьшить удар. Коряга не столкнулась с челноком, но зато крепко сцепилась с ним, и дальше они поплыли уже вместе.
 — Вот принесло ее лихо на нашу голову! — сердился Виктор. — Как же теперь от нее отцепиться?
 — Подожди, не горячись, отцепимся, — спокойно сказал Мирон и постепенно, не торопясь, освободил челнок.
 Миновали озерцо, снова пошли кусты. Временами они казались островами, но когда челнок приближался, он легко пересекал эти «острова» прямо по воде. Попадались и деревья: березки, ольха, даже ели.
 Впереди, уже недалеко, виднелся густой синий бор.
 — А он, кажется, стоит высоко, на сухом месте, — сказал Виктор и тихонько встал, чтобы посмотреть. — Хочется ноги выпрямить, затекли…
 — Да подожди ты, не вставай, сейчас приедем, — сказал Мирон, но и сам не удержался, привстал и начал всматриваться в лес.
 — Кажется, песчаный пригорок виднеется, — произнес он, глядя из-под руки.
 А челнок тем временем попал в не замеченный путешественниками водоворот, и не успели друзья опомниться, как их закрутило и стукнуло об ольху. Удар был несильный, он не причинил бы большой беды, если б они сидели на дне. А теперь — Виктор сразу полетел под олешину.
 — У-ух! — вскрикнул он не то от страха, не то от холода, не то от неожиданности, а скорее от всего вместе.
 Челнок от его движения так закачался и закрутился, что Мирок едва усидел, вцепившись руками в борта. Однако, растерявшись, он выпустил из рук весло. Течение подхватило беспомощный челн и понесло дальше, к другой ольхе. Поравнявшись с нею, Мирон ухватился за ветви. Он чувствовал, что челнок выскальзывает из-под него. Держась за сук, висящий почти над водой, Мирон старался подтянуть к себе челнок ногами, но кончилось это тем, что сук обломился, парень полетел в воду вверх ногами, а челнок, получив последний толчок, поворачиваясь из стороны в сторону, быстро понесся вперед. Пока Мирон снова ухватился за дерево и огляделся, утлое суденышко было уже на таком расстоянии, что догнать его нечего было и думать, тем более в намокшей, отяжелевшей одежде.
 Все произошло так быстро, что Виктор, пытавшийся в это время взобраться на дерево, даже не заметил, что делается за его спиной. А Мирон, барахтаясь в воде, не издал ни звука.
 Оглянулся Виктор — ни челнока, ни друга! Что за черт?
 — Миро-он! — крикнул он.
 — Ну! — послышалось совсем близко. Глянул Виктор — и глазам своим не поверил.
 — А где челнок?
 — Не знаю.
 — Как не знаешь?
 — Да так. Поехал…
 — Что ж это такое? — в отчаянии крикнул Виктор.
 — Приключение, — спокойно ответил Мирон со своего дерева.
 — Что ты наделал?
 — А может, это ты наделал?
 — В челноке-то ведь ты остался!
 — Хотел бы я поглядеть, как бы ты остался, если б тебя стукнуло, — сказал Мирон.
 Так они спорили, пока не прошло первое впечатление от катастрофы. Никто никого всерьез не винил, да и какая польза в этом, но привычка поспорить, упрекнуть друг друга сказалась и тут. И только наспорившись вдоволь, друзья начали искать выход из неприятного положения.
 А положение действительно оказалось незавидным: им некуда было податься, кроме леса, видневшегося в километре с небольшим от этого места. Неизвестно, как удалось бы юношам проплыть такое расстояние в одежде, по холодной воде; случись несчастье на реке или на озере. Но на залитом водою болоте нашлись «станции» для отдыха — деревья, кусты и просто неглубокие места.
 Наступил полдень. Неоглядный водный простор искрился на солнце. С юга чуть дышал теплый ветерок. Вода плескалась возле деревьев. Со свистом пролетели две утки. Солнце приятно согревало мокрую одежду. Настроение улучшилось, особенно у Виктора. Он даже начал шутить:
 — Когда-нибудь еще рады будем, что так получилось. Тут тебе и море, и кораблекрушение, и таинственный остров. Может, даже бегемоты встретятся, крокодилы, тигры…
 — Невелико счастье с голыми руками тигра встретить, — сказал Мирон.
 — А ты хочешь, чтобы тебе все готовеньким подали? Тогда уж лучше было дома сидеть.
 — Я и предпочел бы сейчас сидеть дома. Если описать наше положение в книжке, какой-нибудь глупый мальчишка, может, и захотел бы быть на нашем месте. А я во всей этой истории не вижу ничего хорошего.
 — Эх, ты! — укоризненно сказал Виктор. — Что из тебя дальше будет, если ты теперь уже раскис? Мирон усмехнулся.
 — Предвидеть — не значит раскиснуть. Еще посмотрим, кто окажется крепче. Однако пора в дорогу. Эх, до чего ж не хочется снова лезть в холодную воду!
 — Погоди, может, стоит еще поискать наш челнок? Может, он за куст какой зацепился? — сказал Виктор. — Мое дерево выше, я поднимусь погляжу.
 — Где там! — безнадежно махнул рукою Мирон. — Эта гладкая колода и зацепиться даже не способна. Да вон, гляди, его уже в озеро вынесло. Ничего не поделаешь, придется плыть.
 И друзья пустились в дальнейший путь.
 Они сразу же убедились, что плыть в одежде — нелегкое дело. Намокшая, она мешала двигаться, тянула ко дну. Вначале оба проплывали без отдыха по нескольку десятков метров, но с каждым взмахом рук плыть становилось труднее и труднее, и расстояние между «станциями» заметно сокращалось. Дело осложнялось тем, что «станции» находились совсем не там, где хотелось бы. Деревья попадались очень редко и не всегда по дороге. Часто приходилось отдыхать прямо в воде, уцепившись за верхушки полузатопленных кустов. Тело коченело от холода, и поэтому, если встречалось дерево, на которое можно было взобраться, друзья больше радовались возможности погреться на солнце, чем отдыху. О крокодилах и тиграх забыли — не до них!
 Метров за триста от берега хлопцы почувствовали под ногами землю. Теперь они могли стоять по грудь в воде, и оба страшно обрадовались этому. Но снова беда: дно оказалось таким вязким, что идти не было никакой возможности.
 — Знаешь, что? — сказал Виктор. — Давай используем закон Архимеда.
 — Как это? — удивился Мирон.
 — Если мы опустимся в воду по самую шею, то станем легче на столько, сколько весит вытесненная нами вода.
 — Правильно!
 — Значит, мы не будем вязнуть в болоте, а пойдем как вприсядку, по шоссе, понял? Давай попробуем!
 Опустились в воду — действительно, ноги не вязнут. Но едва двинулись вперед, как снова стали вязнуть даже больше, чем раньше.
 — Вот тебе и Архимед! — обиделся Виктор.
 — Не Архимед виноват, а мы сами, — рассудительно заметил Мирон. — Мы не учли, что, двигаясь, должны преодолевать сопротивление воды, а для этого нужно крепко упираться ногами в землю.
 Таким образом, друзьям пришлось плыть даже на неглубоком месте. Хорошо хоть, теперь можно было чаще отдыхать, стоя на кочках, да вволю греться на солнце.
 Наконец они добрались до такого места, где и руки начали доставать до земли. Но и здесь ноги вязли в топком дне.
 — Что же теперь делать? — раздумывал Виктор, останавливаясь возле куста. — Ни плыть, ни идти…
 — Значит надо ползти на руках, — сказал Мирон и, распластавшись на воде, легко поплыл, перебирая руками по земле. За ним пустился и Виктор.
 — Ну, как? Теперь Архимед помогает? — спросил Мирон.
 Чтобы исправить свою недавнюю ошибку и показать, что он не хуже приятеля разбирается в физике, Виктор поспешил разъяснить:
 — Теперь у нас сопротивление воды совсем незначительное и нам не надо крепко упираться руками в дно.
 Все шло хорошо, пока тело держалось на воде. Но когда до берега осталось метров пятьдесят, оба «сели на мель»: двигаться дальше не стало никакой возможности. Нельзя было ни опереться руками, ни подняться на ноги — от каждого движения друзья все больше вязли в болоте. Хоть ты назад поворачивай!
 Хлопцы цеплялись за каждую коряжину, за прошлогодний камыш и осоку — лишь бы найти опору. Постепенно у обоих набралось по целой вязанке сучьев, и тут Виктор внес предложение:
 — Если мы не можем двигаться просто так, давай попробуем ползти, опираясь на эти вязанки. Вот, смотри!
 Крепко держа двумя руками вязанку, он забросил ее вперед, а потом подтянулся к ней всем телом. Первый шаг был сделан. А за ним пошли дальнейшие шаги, — трудные, медленные, но приближающие к желанному берегу.
 Выбрались на берег едва живые, облепленные тиной, дрожащие от холода. Берег оказался очень уютным. Довольно высокий, сухой, он выходил на юг и все время нагревался солнечными лучами. Под пологом вековых сосен не ощущалось ни малейшего ветерка. От нагретой земли веяло теплом, как в погожий летний день. Особенно манили к себе пятна чистого белого песка. На него и свалились наши путешественники.
 — А тут было бы совсем неплохо, если б… — сказал Виктор усталым голосом.
 — Если б не это «если б», было бы действительно хорошо, — согласился Мирон. — Но если мы высохнем в такой грязной одежде, будет еще хуже: станем настоящими мумиями.
 — Для тебя это особенно опасно: можешь переломиться, — засмеялся Виктор.
 — Да и тебе будет не лучше, — ответил Мирон. — Надо смыть грязь.
 Но как не хотелось вставать, раздеваться! Тишина, усталость, тепло клонили ко сну. Через несколько минут Мирон снова сказал:
 — Надо вымыть и высушить одежду, пока солнце греет.
 — Надо, — согласился Виктор.
 И оба остались лежать неподвижно.
 — Ничего не поделаешь, придется вставать, — сонным голосом опять произнес Виктор.
 — Придется, — подтвердил Мирон. И снова оба остались лежать.
 Прошло еще несколько минут. Мирон решительно сказал:
 — Так ничего не получится. Давай по команде: р-раз!
 — Два! — подхватил Виктор.
 А «три» не сказал ни тот, ни другой — так хотелось еще минутку полежать. Прошло немало таких минуток, пока, наконец, почти вместе оба крикнули «три», вскочили на ноги и начали раздеваться.
 Всей одежды было: две пары белья, двое брюк, две верхние рубашки, пара сапог (Мирона), пара ботинок (Виктора), кожаная куртка (Виктора), суконная свитка (Мирона), пара рваных носков (Виктора), пара портянок (Мирона) и две шапки.
 Перетрясли карманы и подсчитали все свое имущество.
 Виктор прежде всего схватился за табак. Сверху махорка превратилась в кашу, а от бумаги почти ничего не осталось.
 — Эх, жаль добра! — вздохнул он и осторожно начал вытаскивать свое богатство. — Где теперь возьмешь?
 — И хорошо! — сказал Мирон. — Может, курить отвыкнешь.
 — Ну нет, брат! Я лучше есть отвыкну.
 — Для меня это было бы очень кстати, — спокойно произнес Мирон и вытащил мокрую корку хлеба.
 — Хлеб? — подскочил Виктор.
 — Тихо, тихо! Ты же только что говорил, что можешь не есть, лишь бы махорка была. Выбирай: или хлеб, или курево.
 — Ну и лихо с тобой, не надо! — обиделся Виктор. Мирон положил сушиться свой хлеб и даже собрал все крошки.
 Когда вытрясли карманы, у обоих носы опустились еще ниже. Все имущество состояло из махорки, корки хлеба, мокрой бумаги, карандаша с железным наконечником, одного носового платка, восьми рублей семидесяти четырех копеек деньгами и четырех спичек в расплющенном мокром коробке.
 — Даже спичек у тебя нет, — упрекнул Мирон. — Единственный случай выпал в истории человечества, когда курильщик мог оказаться полезным для общества, — и то неудача.
 — Спичек у меня хватало, да только они вместе с другими вещами хранились в походном мешке, который ты пустил по воде, — огрызнулся Виктор. — А где твой нож?
 — Так ведь и он остался в мешке, — понуро ответил Мирон.
 Но спорить не было времени. Друзья нашли небольшой чистый заливчик, выполоскали одежду и в четыре руки выжали так, что в ней, казалось, не только воды, но и живого места не должно было бы остаться. Развесили на солнце, а сами уселись на песок под корнями большой сосны. Жаловаться на холод еще нельзя было, однако солнце неуклонно спускалось к горизонту, а одежда сохла медленно. Бережно разложили для просушки и все остальное имущество, особенно спички.
 — Тебе не приходилось пользоваться высушенными спичками? — спросил Мирон. — Горят они?
 — Не приходилось.
 — Вот видишь: такая простая вещь, а ты не знаешь.
 — А ты?
 — Так ведь я не курю.
 — Это не только для курения необходимо. Эх, ты! — покачал головою Виктор. — Рассуждать только любишь…
 Виктор все время искоса посматривал на хлеб. Не терпелось и Мирону. Взял он влажный кусок, разломил пополам, протянул Виктору. Съели — и еще острее почувствовали голод.
 — Знал бы, что так получится, совсем не стал бы есть, — ворчал Виктор.
 — Привыкай, браток, не то еще будет, — утешил его Мирон.
 — Хоть бы закурить, — сказал Виктор, глядя на свою махорку.
 — Обойдешься и так, — махнул рукою Мирон.
 До сих пор у них не было времени задумываться о своей дальнейшей судьбе. Теперь же, когда оба сидели голышом под деревом, невольно думалось про завтрашний день.
 — А что, если нам несколько дней придется бродить здесь, пока выберемся? — задумчиво произнес Виктор.
 — О, это было бы огромным счастьем! — воскликнул Мирон.
 — Спасибо тебе за такое счастье! — хмыкнул Виктор. — А есть что будешь? Или решил с голоду помереть?
 — Вот поэтому я и считаю счастьем проплутать несколько дней, а не недель и не месяцев, — уныло сказал Мирон.
 — Можешь сказать еще — столетий, — усмехнулся Виктор.
 — И это может быть, — серьезно ответил Мирон. — Наши кости могут найти и спустя несколько столетий!
 — Эх ты, нытье ходячее! — поморщился Виктор. — Тебе бы на печи сидеть, а не путешествовать. Я много раз слышал, кик люди бродили в лесах, но не знаю случая, чтобы у нас в Беларуси кто-либо погиб, заблудившись в пуще. Это тебе не бразильские джунгли, не африканские леса.
 — Чего ты кипятишься? Могу заверить, что я тоже не имею особенного желания тут погибнуть, — оправдывался Мирон.
 — Ну, так незачем и готовиться к смерти! — отрезал Виктор.
 Хотя солнце еще и светило, но уже не грело. Длинные тени протянулись от деревьев. Хлопцы почувствовали холод.
 — Ничего не поделаешь, придется надевать влажное белье, — вздохнул Мирон.
 — Не беда, досохнет на теле, — бодрился Виктор.
 А когда оделись, он как-то нерешительно предложил:
 — Может, дальше пойдем?
 — Куда ты пойдешь на ночь глядя? — ответил Мирон. Даже по знакомой дороге рискованно идти в такое время. А так мы наверняка проплутаем всю ночь. Едва ли где-нибудь поблизости есть селение. Придется ночевать здесь.
 За весь сегодняшний день это был первый вопрос, не вызвавший спора. Начали готовиться к ночлегу. Устроили себе логово в сухом песке между корней, нагребли сухих листьев и сучьев.
 Наконец наступил самый великий, торжественный и ответственный момент — добывание огня. Сердца у друзей застучали сильнее, руки дрожали. Быть может, с таким же чувством тысячелетия назад в каком-нибудь первобытном храме люди приступали к добыванию священного огня.
 — Высохли они?
 Ощупали спички со всех сторон — кажется, высохли.
 Чиркнул Виктор раз, другой — ничего… Только белый след остался на коробке.
 — Может, плохо высохли, — грустно сказал Мирон. — Больше портить не стоит.
 — Моя рубашка уже сухая, я положу их под мышки, — решил Виктор.
 Так и пристроились в своем логове без огня.




 II



  Первая ночь. — Борьба в темноте. — Заяц, который клюется. — Последние спички. — Домой. 

 Солнце зашло, но еще не менее часа на всем лежал сероватый сумрак. Над озером со свистом пролетали утки, спеша на ночлег. В вышине послышался журавлиный крик. Вот он крепнет, становится более отчетливым, — видно, журавли спускаются на отдых.
 — Эх, вот если б какой-нибудь журавль или гусь сел мне на голову! — сказал Виктор.
 — А что бы ты делал с ним без огня? — вздохнул Мирон.
 — Съел бы и сырого.
 Мирон перевернулся на спину, глянул на звезды. Они так красиво сияли! Ласково перешептывались вершины деревьев. Дома небось любуются чудесной весенней погодой, а они…
 — Вот к чему приводит самовольство! — самому себе сказал Мирон. — Если бы мы попросили челнок у хозяина, люди знали бы сейчас, где мы, и приехали бы за нами. А так, если даже и найдут где-нибудь челнок, никто не догадается, каким образом он очутился там. Послушался я тебя…
 — Ну-ну, нечего ворчать, — недовольно отозвался Виктор. — Никто тебя не заставлял. Если уж ты такой паинька, незачем было соглашаться. А идти за полкилометра искать хозяина и у тебя не было охоты. Что мы, съели бы эту «душегубку», что ли? Не случись такой нелепицы — вернули бы на место, и делу конец.
 Мирон умолк. Ничего не исправишь. И надежды на помощь нет. Никто их тут не знает. Даже если заметили, как уплыли на челноке какие-то два хлопца, никому и голову не придет, куда они могли деваться. Значит, придется самим искать обратную дорогу.
 Становилось сыро, холод усиливался. Хорошо еще, что ветра не было. Помогало и то, что, крепко прижавшись, хлопцы немного согревали один другого.
 Время тянулось медленно. Голод и холод мешали уснуть. Приходилось ворочаться с боку на бок. Задремали, но скоро так замерзли, что начали стучать зубами. Виктор не выдержал, вскочил.
 — Эй, вставай! — толкнул он Мирона.
 — А? Чего?
 — Вызываю тебя на состязание!
 — Ты что, сдурел?
 — Вставай бороться!
 — Отстань ты со своей борьбой, и без того тошно!… Но Виктор уже ухватил Мирона за ноги и поволок по земле. Мирон не на шутку разозлился.
 — Ты чего лезешь? — закричал он. — Чего спать не даешь? Вот я тебе сейчас…
 — Тише, тише, — сказал Виктор. — Я тебя не драться вызываю, а бороться, понял? Чтоб согреться.
 — А!…
 И в ночной тишине началась борьба… Виктору быстро удалось повалить Мирона. Тот обиделся:
 — Погоди, погоди! Ты же не дал мне хорошенько взяться, сразу накинулся. Давай-ка еще раз, вот так… Посмотрим, как теперь…
 И хлопцы схватились снова, да еще с каким усердием!…
 Наконец устали, легли. Поспали немного и снова начали шевелиться. Вдруг над ухом послышался дикий, пронзительный крик. Крик жуткий и вместе с тем жалобный, словно кто-то душит ребенка… Страх охватил друзей. Они плотнее прижались к корням. Крик не прекращался, недалеко в кустах слышалась какая-то возня. Виктор бросился к кустам.
 — Мирон! Скорее сюда! — послышался его нетерпеливый зов.
 Мирон даже рассердился на друга — надо же ему соваться неизвестно куда! Но в ту же секунду Мирон и сам оказался в кустах. Виктор что-то держал, прижимая к земле, а это «что-то» билось и вырывалось.
 — Держи! Скорей! — снова крикнул Виктор. Мирон вцепился руками в шерсть какого-то зверя.
 — Что это? — удивился он.
 — Держи, держи крепче! Заяц! — запыхавшись, отозвался Виктор.
 Мирон еще крепче прижал зайца к земле, но тотчас отдернул руку: кто-то сильно клюнул его в ладонь.
 — Ой, да он клюется! — воскликнул с невольным страхом парнишка.
 — Держи обеими руками! Держи, а то убежит! — сердито командовал Виктор.
 Мирон подчинился команде.
 — В самом деле заяц, — удивленно бормотал он, изо всех сил стараясь удержать добычу. — Что за напасть? Никогда не слыхал, чтобы зайцы клевались.
 — Я же филина держу. Это он тебя клюнул. Держи зайца, а я этому лупоглазому голову размозжу.
 И Виктор стукнул хищника головой о ствол ближайшего дерева. Так же покончили с зайцем.
 — Как ты узнал, что там происходит? — спросил Мирон, когда они с добычей вернулись на свое место.
 — Жалобный крик услышал и понял: небольшой зверек попал в беду. Возятся в кустах, значит, и враг его не очень сильный, если так долго не может справиться со своей добычей. Потом послышалось хлопанье крыльев: не иначе сова или филин напали на зайца, как часто описывается в книгах. Ой, как он здорово запустил когти и спину зайцу! Сам хотел вырваться, да не смог, потому и удалось мне схватить их. А теперь попробуем спички, может, загорятся.
 Сунулся Виктор туда-сюда, а спичек нет. Потерял, — сказал он в отчаянии.
 Хотел было Мирон наброситься на товарища, но подумал, что и сам виноват не меньше Виктора.
 — Завтра найдем, — успокоил он друга. — Да, пожалуй, и утрата невелика, все равно толку не было бы.
 — А есть хочется… — жалобно сказал Виктор.
 — Ты же говорил, что мог бы есть сырое мясо. Вот и ешь.
 — Ну, ну! Легко сказать. А все-таки что же мы будем делать завтра?
 — Завтра и посмотрим, — сказал Мирон, устраиваясь в логове. — Давай спать…
 Наконец дневные и ночные хлопоты окончательно сморили хлопцев, и оба уснули так крепко, что теперь, пожалуй, их не смог бы разбудить ни гром, ни мороз.
 Утром поднялось солнце. Пригревшись, оба проспали до самого полудня. Проснулись, сели, озираются.
 — Вчера в это время я так наелся… — начал Виктор.
 — Давай лучше поищем спички, — перебил Мирон. — Тогда и поешь.
 Расплющенный коробок с двумя спичками нашли скоро. Волнуясь, Мирон чиркнул одну спичку — шипение, и все. Вторая даже на зашипела…
 — Ну и бес с ними — рассердился Виктор и вскинул на спину зайца. — Пойдем домой.
 — Куда домой?
 — К ближайшему дому, куда попадем.
 — А что делать с этим дурацким филином?
 — Конечно, с собой возьмем. Сделаем из него чучело, поставим в нашем краеведческом музее и напишем: «Пойман в Полесской пуще героями-путешественниками и исследователями — Мироном Божко и Виктором Калягой собственными руками, без всякого оружия». Даже зайца я согласен пожертвовать для науки и славы.
 И они пошли вдоль озера в ту сторону, где должен был находиться их дом.




 III



 « По-о морям!» — Все направо да направо. — Заячий обед. — Снова на старом месте. 

 Быстро шли друзья по сухому бору. Слева время от времени открывалось озеро. Березы, олешины, вербы с маленькими светло-желтыми листиками обрамляли его, словно мережка. Ели и сосны на их фоне казались совсем черными. Солнце светило так по-весеннему весело и ласково, что у ребят поднялось настроение. Они даже о голоде забыли.



   По-о морям,
   Морям, морям, морям!
   Затянул Виктор.
   Нынче здесь, а завтра там!



 Подхватил Мирон.
 В ответ в лесу загудело: «Ам! ам!»
 — Знаешь, что? — прервал Виктор песню. — Я уже начинаю жалеть, что мы направляемся домой. Охотно согласился бы пожить здесь несколько дней. Тут тебе и море, и первобытный лес, и даже зверей можно руками ловить.
 — Да и я ничего против не имел бы, — усмехнулся Мирон, — но есть нечего, вот беда.
 — А это что? — повертел Виктор зайца над головой.
 — Как же ты его зажаришь?
 — Добудем огонь, как это делают дикари, — и вся музыка.
 — А хлеба, соли где взять?
 — Булки, чаю, колбасы! — передразнил Виктор. — Эх, ты! А как же папуасы живут весь век без этого? А ты и несколько дней боишься прожить!
 — Подожди, подожди, может, придется и против нашей воли жить тут, — сказал Мирон, глядя вперед.
 Там местность понижалась, переходила в болото, а за ним вдали опять блестела вода.
 — Видишь, и там вода. Значит, надо сворачивать в сторону.
 Повернули направо. Теперь пошли низиной; под ногами чавкала и хлюпала вода. Густой ельник тоже мешал идти. Оба старались использовать малейшую возможность, чтобы продвинуться в нужную сторону, налево, но каждый раз вынуждены были отступать перед непроходимой трясиной.
 Как-то вышли на сравнительно сухое место и двинулись было к югу, однако скоро выяснилось, что это всего лишь клин, вершиной своей упирающийся в озеро или болото. Пришлось повернуть назад.
 Так шагали часа три. Хорошее настроение давно было испорчено. Не только у Виктора в ботинках, но и у Мирона в сапогах хлюпала вода. Устали хлопцы страшно, а голод начал допекать так, что и весна, и весь мир стали не милы.
 — Этак, чего доброго, и вторую ночь придется коротать здесь, — в отчаянии проговорил Виктор.
 — А не ты ли сказал недавно, что хотел бы пожить тут несколько дней? — подколол Мирон.
 — А ну тебя! — махнул Виктор рукой.
 Он наклонился, начал щипать и есть какую-то траву. Пригляделся Мирон и увидел светленькие нежные круглые листики так называемой заячьей капусты. Значит, будем обедать? — спросил он.
 Оба опустили свою добычу на землю и начали «пастись».
 Долго они подкреплялись «заячим обедом», но устали еще больше. Наконец Мирон остановился и сказал:
 — Хватит. Как бы не заболеть.
 После «обеда» захотелось пить. Вода в озере была мутная. Пришлось поискать лужу, где она успела отстояться. И это все, что ели за последние сутки.
 Ныло уже часа три-четыре пополудни.
 — Идем прямо на запад, может быть, там выберемся, — сказал Мирон.
 И они пошли на запад. Некоторое время места здесь были довольно высокие. Песчаная почва, красивый сухой бор. Но скоро опять уткнулись в болото. Пришлось поворачивать направо.
 Виктор рассердился:
 — Так мы обойдем вокруг и снова придем на старое место. Сбрасывай штаны! Чего бы это ни стоило, мы должны вырваться отсюда. С этой стороны озера нет, тут только болото. Давай попытаемся!
 Они отважно ринулись вперед. Надо отдать справедливость нашим путешественникам: оба показали себя настоящими героями. Пробирались сквозь кусты, прыгали с кочки на кочку, вязли в трясине и тут же помогали друг другу выбраться до тех пор, пока… снова не увидели озеро.
 — Значит… мы на острове? — пробормотал Виктор.
 — Пока неизвестно, — сказал Мирон. — Во-первых, мы не знаем еще четвертой стороны, во-вторых, видишь, из воды торчат кусты и даже деревья. Следовательно, это только паводок. Пойдем-ка быстрее назад, чтобы успеть до вечера осмотреть последнюю сторону.
 Положение было незавидное, а тут еще обиднее стало: столько усилий затратили — и все зря. Друзья прошли уже немалый путь, и вот — надо возвращаться.
 Выбравшись на сухое место, они тут же, не задерживаясь, направились на север. На этот раз не потеряли много времени: сразу убедились, что выбраться нельзя. Далеко впереди блестело озеро, а между ним и берегом, как и на той стороне острова, километра на два — на три раскинулось болото.
 Когда наступил вечер, приятели стояли возле того самого дерева, под которым нашли пристанище.
 — Ну, что ты скажешь на все это? — обратился Виктор к Мирону.
 — Скажу, что у нас положение в тысячу раз лучшее, чем у тех, кто попал на пустынный и безлюдный остров среди океана. А мы не раз завидовали им, читая об этом в книгах.
 — Спасибо тебе на добром слове.
 — А разве не правда? Нам придется просидеть здесь неделю или две, пока спадет вода. А у тех и такой надежды не было.
 — Ничего себе — неделю или две. Как же мы проживем это время не евши?
 — Н-ну, это будет зависеть от нас самих.
 — Может, кто-нибудь случайно заедет сюда?
 — Лучше на это не надеяться. С каждым днем озеро будет отодвигаться все дальше от нас, а на его месте останется болото, через которое никто не полезет.
 — Чего доброго за это время ноги протянем от голода. Я и сейчас едва стою на ногах.
 — Ну, если придется умирать от голода, можно не только сырого зайца, но и сову съесть. От мяса, хоть и сырого, люди не умирают.
 Спокойные рассуждения Мирона несколько успокоили Виктора. Теперь хоть они знают, что их ожидает и что они должны делать.
 — Вот твое желание и сбылось, — усмехнулся Мирон. — Можешь теперь и огонь добывать, и жить здесь, как дикарь.
 — Это верно, — почесал Виктор затылок, — но на деле получается совсем не так увлекательно, как казалось раньше.
 Солнце опускалось за лес. Последние лучи его скользнули по водному простору, а затем направились вверх. Загорелись вершины деревьев, словно солнце освещало их теперь больше, чем днем. Заиграли на небе разноцветные облачка, которых, казалось, до этого вовсе и не было. От воды пахнуло холодком. Тишина была полная.
 Чувство одиночества охватило хлопцев. Зачем они забрались сюда, так далеко от людей, от своих близких? Что им тут делать? А когда и как выберутся — неизвестно. Значит, не зря смеялись товарищи, узнав об их намерении. Такие мысли упрямо лезли в голову и Виктору и Мирону, но гордость не позволяла признаться в этом не только товарищу, но и самому себе. Голод, приглушенный только водой, с каждой минутой мучил все больше. По мере того как опускалось солнце, усиливался и холод.
 — Давай делать берлогу! — крикнул Виктор, встряхнув плечами и этим словно отгоняя от себя и холод, и голод, и грустные мысли.
 В песчаную яму, где провели прошлую ночь, они стащили все сухое, что смогли найти вокруг, а вдобавок наломали еловых лапок. Получилась берлога, от которой не отказался бы и медведь.
 Хлопцы залезли в нее, некоторое время прилаживались и вертелись, как наседка в гнезде, потом затихли. Несмотря на усталость, долго не могли заснуть. Положение, в котором они так нечаянно оказались, было не из приятных. Успеют ли они вернуться в техникум до начала занятий? Как прожить эти дни? Сколько тревоги будет дома, если они задержатся!… Одним словом, было о чем подумать.




 IV



  Вот тебе и нехитрая наука! — Пришлось попробовать сырого зайца. — Динамо-машина. — Огонь! — Обида Виктора. — Научная дискуссия. 

 — Только сначала трудно, — говорил утром Мирон, — а вот вторая ночь была совсем не плохой. Может, и к голоду сумеем привыкнуть. Я, например, сейчас не чувствую его.
 Не чувствовал голода пока и Виктор, только во рту было неприятно.
 Встал вопрос, что делать в первую очередь: дом ли строить, или огонь добывать? Спорить не пришлось — единогласно решили, что огонь важнее. Но как приступить к этому делу?
 — Надо как-то тереть и вертеть сухие щепки, — сказал Виктор. — Но вот как — ты не знаешь?
 — Наука нехитрая, — ответил Мирон.
 Взяли два сухих куска дерева и начали тереть один о другой. Терли долго, терпеливо, сменяя друг друга. Деревяшки так нагрелись, что нельзя было притронуться, но от них даже дымком не пахло, не говоря уже об огне.
 — Подожди! — крикнул Виктор. — Надо же подготовить трут и что-нибудь сухое. Дерево само не загорится.
 — Знаю я, — ответил Мирон, — но пока труту не от чего загораться. Деревяшки только нагреваются — и все. И как это сделать, чтобы они загорелись? Неужели не помнишь? Ты, наверно, не раз читал об этом.
 — А ты не читал?
 — Читал, да не обратил внимания на подробности. Пишут, что крутят как-то, а как — не интересовался.
 — Эх, если б знать, что пригодится! — вздохнул Виктор.
 — Не умеем мы внимательно читать книги, — огорченно сказал Мирон. — Сколько раз читал, а как это делается — не запомнил.
 — А может, лучше высечь огонь кремнем? — предложил Виктор.
 — Лучше, конечно, но где ты кремень возьмешь?
 Действительно, поди найди кремень среди болота!
 Мысль, что огонь добыть не удастся, совсем расстроила друзей. На мгновение оба почувствовали, что им ничего не хочется делать, ничто их не интересует и что даже солнце, кажется, перестало греть. Но спустя минуту Виктор решительно сказал:
 — Подготовь что-либо сухое на растопку, а я тереть буду… хоть целый день. Главное — не останавливаться.
 Сжав зубы, он снова принялся тереть — сильно, упрямо, долго. Капли пота падали на куски дерева и почти шипели, но дыма все не было. Наконец оба куска дерева раскрошились в руках. Виктор злобно отшвырнул их и начал вытирать лоб.
 — Может, и загорелось бы, если б дерево было потверже, — нерешительно произнес Мирон. Виктор только рукой махнул:
 — Где там! Если б так, уже была бы хоть маленькая искра или дымок. А тут только нагрелось — и все.
 — Но в книгах пишут…
 — Пусть бы сам попробовал тот, кто пишет! — перебил Виктор и тяжело вздохнул.
 Он стоял, опустив руки, будто только что вылез из воды. Мирон никогда не видел приятеля таким, как сейчас: это был не жизнерадостный юноша, а взрослый мужчина с суровым лицом и глубокими складками на лбу. Виктор что-то обдумывал. Затем твердыми шагами подошел к зайцу, поднял его и начал рассматривать, раздвигая в некоторых местах шерсть.
 — Что ты собираешься делать? — с невольным страхом спросил Мирон, догадываясь, в чем дело.
 — То, что сделал бы на нашем месте каждый разумный человек, — спокойно ответил Виктор и, набравшись духу, словно собирался броситься в прорубь, запустил зубы зайцу в спину…
 Нужно отметить, что в данном случае «геройство» Виктора было не в том, чтобы отважиться попробовать сырого мяса, а в том, что он одними зубами, сквозь шерсть и кожу, добрался до этого мяса. Что там ни говори, операция и нелегкая, и далеко не приятная.
 — Ну, как? — затаив дыхание, спросил Мирон, когда Виктор, наконец, откусил и проглотил кусок мяса.
 — Попробуй, — ответил тот и протянул ему зайца. Мирон нерешительно взял, повертел его, нацелился было укусить, но снова опустил.
 — Нет, — прошептал он, — не могу. Пока не умираю — подожду.
 Виктор усмехнулся:
 — Не скажу, чтобы было очень вкусно. Со вторым куском я тоже подожду. Думаю, пока и первый кое-что даст для организма. Но все же считаю, что лучше съесть сырого мяса, чем умирать. Ну, смелее!
 — Подожди немного, успею, — сказал Мирон и опустил зайца на землю.
 — Не очень успеешь, — серьезно сказал Виктор. — Если долго будешь ждать, мясо испортится.
 — Хоть немножко подождем, — отказался Мирон, — а пока попытаемся еще одним способом добыть огонь. Я там видел отличную палку.
 Он принес сухую гладкую ольховую палку и подал Виктору.
 — Постарайся заострить ее, а я поищу еще чего-нибудь.
 Виктор, не долго думая, пустил в ход свои зубы.
 — Что ты делаешь? — крикнул Мирон и выхватил палку из его рук. — Ты же намочишь ее! Надо как-то иначе.
 Виктор попытался заострить палку о дерево, потом всунул конец в щель в древесном стволе и начал крутить. Мирон пошел в лес.
 Несколько минут спустя послышался его голос:
 — Виктор! Сюда! Скорее!
 Виктор помчался на зов. Мирон стоял возле срезанного пня и держал в руках несколько широких щепок.
 — Ты что, не мог без меня принести их? — сердито сказал Виктор.
 — Ни в том дело. Гляди, вон несколько срезанных пней.
 — Ну и что?
 — Значит, тут люди бывают. Значит, мы не на необитаемом острове. Значит, и выход должен быть.
 — Это, брат, невеликая радость. Пожалуй, деревья здесь рубили еще зимой. А сидеть на острове до зимы…
 — Не просидишь, — хмуро согласился Мирон и искоса бросил взгляд на зайца.
 Начали готовить новое приспособление.
 — В дощечке нужно выковырять ямку, — объяснил Мирон. — Вставим в нее острый конец палки, вот так, я ее буду прижимать сверху, а ты крути из стороны в сторону.
 Легко сказать — «выковырять ямку». А когда дошло до дела, это «ковыряние» оказалось очень нелегким и медленным. Сколько щепок переломали! И главное — пришлось следить, чтобы щепки были совсем сухие, иначе в ямке стало бы влажно.
 Наконец закончили подготовку.
 Виктор зажал палку в ладонях и начал вертеть. Но «машина» останавливалась ежеминутно: то руки соскользнут, то Мирон слишком нажмет. У Виктора заболели ладони.
 — Даже не нагревается, — раздосадованно сказал он. — И как это дикари справляются с такой работой? Мы вот дикарями их называем, а сами глупее любого из них. Нужна специальная машина, чтобы палку вертеть.
 Мирон стоял, опустив голову, и напряженно думал. И вдруг даже подпрыгнул:
 — Вспомнил! Вспомнил! Надо сделать лук, накрутить на палку тетиву и пилить, как смычком по скрипке. Я на рисунках видел такое в одной книге.
 — Подожди скакать, как козленок, — недоверчиво сказал Виктор. — Мы ведь уже действовали по книге.
 — Так, да не так, — уверенно отозвался Мирон.
 Найти и отломать нужную ветку не составило особого труда. Но какую тетиву натянуть? Огляделись вокруг, осмотрели сами себя.
 — Давай шнурок от ботинок! — нашелся Мирон.
 Приспособили шнурок. Подготовили трут, маленькие стружки. Начали двигать луком. Дело пошло иначе. Даже Виктор воспылал надеждой.
 — Вот так динамо-машина! — засмеялся он. Палка быстро вертелась, ямка в доске заметно углублялась.
 — Полный ход! Без остановок! — командовал Мирон.
 Виктор и без того старался вовсю. Но вдруг лук как дернется, как прыгнет в сторону!… Едва Виктору глаз не выбило: лопнул шнурок.
 — Опять несчастье! — воскликнул он. — Почему ты два шнурка не скрутил вместе?
 — А ты почему раньше не сказал?
 — Все я да я. А у тебя для чего голова на плечах?
 — Так ведь этот способ и шнурки не ты, а я придумал!
 Виктор понял, что дал маху, но отступать не собирался. Готовя шнурки, он продолжал ворчать, — лишь бы за ним осталось последнее слово.
 — Рано пока хвалиться новым способом. Еще неизвестно, что из этого получится. А шнурки на чужих ногах может найти каждый. Я и сам бы догадался, подумавши…
 — Месяц-другой, — в тон ему проговорил Мирон.
 Виктор взглянул на товарища и рассмеялся.
 Лопнувший шнурок связали, скрутили с целым. Но снова беда: узелок мешал приспособлению двигаться!
 Друзья обмотали шнурки тоненькими корешками. От этого веревка стала толще, узелок спрятался, а мощность «машины» повысилась и несколько раз.
 Снова взялись за лук. Теперь вертел Мирон, а Виктор сверху нажимал на палку. И когда уже казалось, чти вот вот появится дымок, палка вдруг соскользнула, и вся машина развалилась…
 Мирон не выдержал:
 — На какой участок тебя ни поставь, обязательно будет авария!
 — Да разве я нарочно? — покорно оправдывался Виктор.
 Мирон понимал, что друг не виноват, и больше не стал упрекать его. Снова запустили «машину». Минута, вторая, десятая… И вдруг показался дымок!
 — Ур-ра! Давай, давай еще! — ликовали хлопцы. Дымок быстро увеличивался, почернели опилки и… блеснула искра!
 — Пододвинь трут! Дуй, дуй сильнее!
 Прошло еще несколько минут, и друзья блаженствовали возле огня. На лицах светилось такое счастье, какого не знали еще ни разу в жизни. Сгущался вечерный сумрак, и от этого у костра было еще уютнее.
 — Не зря первобытные люди поклонялись огню, — рассуждал Мирон. — Не зря и религии ведут начало от него. Мне самому хочется молиться на наш костер. Все мы так привыкли к огню, так легко добываем его, что кажется, будто так было всегда и иначе быть не может. Только в нашем положении можно полиостью ощутить, что значит огонь, и представить себе, как жили люди без него.
 Виктор сидел неподвижно, не сводя глаз с костра. Оба даже о еде забыли, так им было хорошо в эти минуты. Наконец Виктор вскочил и крикнул:
 — Зачем же я сырое мясо ел? Ты отвертелся, а я зря мучился. Нет, брат, так не пойдет: ты тоже должен попробовать!
 Он схватил зайца и начал тыкать им в лицо приятелю. Завязалась веселая потасовка.
 — Подожди! — крикнул Мирон, запыхавшись. — Ты ведь и так передо мной в выигрыше: тебе сырая зайчатина не повредила, и можешь теперь хвалиться, что пережил все на свете, даже сырое мясо ел.
 — А что ты думаешь? И правда, — согласился Виктор, — Давай готовить ужин.
 Но оказалось, что это ни такое простое дело: ножа ведь нет! А без него к зайцу не подступишься.
 — Вот так задача! — смутился Виктор. — Хоть ты его целиком в огне клади.
 Он поворачивал зайца и так и этак, но ничего дельного придумать не мог.
 — Выходит, нужно снова зубы в ход пускать, — сказал он наконец. — Но на этот раз придется тебе.
 — Погоди-ка, — отмахнулся Мирон. — Надо сообразить. Может, какой-нибудь острый камень найдется? Я поищу…
 Было уже темно, и он начал ощупывать землю вокруг себя.
 — Теперь и я могу тебе лекцию прочитать, — важно сказал Виктор, — Острого камня тут не найдешь, ведь все камни занесены сюда ледниками и талой водой с далекого севера. По дороге они или перетерлись в песок, или отшлифовались в круглую гальку. Даже сравнительно крупных камней здесь нет: они остались там, севернее, например, на Полотчине.
 — Знаю я все это, — отозвался Мирон, продолжая копаться в песке. — Но не может быть, чтобы не нашлось ни одного камня, хотя бы и небольшого. Если круглый — не беда: можно расколоть.
 Виктор смутился: как это он сам не догадался, что камень можно расколоть! И тоже принялся искать.
 Долго пришлось им ползать, пока, наконец, не нашли небольшой, гладкий, несколько сплющенный камень. По когда попытались разбить его, оказалось, что это нелегкое дело: другого камня у них не было.
 — Вот тебе и на! — озадаченно произнес Мирон. — Надо, значит, искать еще один.
 Но надежды на удачу почти не было. Виктор не преминул подколоть друга:
 — Не выкрутишься, брат, — грызи зайца сырым!
 — А вот посмотрим! — упрямо ответил Мирон, отстегнул ремень и взялся за железную пряжку. — Эта штука выручит. Особенно, если ее заострить.
 — Ох, и хитрый же ты, черт! — с восхищением вырвалось у Виктора.
 Мирон принялся затачивать пряжку, но она лишь скользила по гладкой поверхности камня.
 Тогда Виктор побежал к болоту и принес товарищу пригоршню влажного песку.
 — Вот тебе рационализация! — сказал он.
 «Рационализация» несколько помогла. Хоть наострить пряжку, как нож, не удалось, но канты с нее Мирон все же снял. Однако новая беда: гладкий, закругленный край пряжки лишь скользил по шкуре зайца, не оставляя следа.
 — Опять не то! — с досадой крикнул Виктор.
 — А мы сделаем, чтобы было «то», — спокойно ответил Мирон.
 — Каким же образом?
 — Постучим по камню, и получатся насечки. По принципу пилы.
 — По принципу пилы-ы! — с шутливым уважением повторил Виктор. — О, это я понимаю.
 Пряжка начала царапать шкуру, оставляя какой-то след. Но тут обнаружился новый дефект: «лезвие» оказалось слишком коротким, им нельзя было ни пилить, ни резать, а угол пряжки все еще был слишком тупым. Пришлось острить угол.
 Одним словом, приходилось снова и снова улучшать нож. Наконец Виктор сказал:
 — Надо было сразу все это сделать. А то целый час понемножку выдумываем.
 — Видно, без практики не очень выдумаешь, — ответил Мирон. — Считаю, мы за этот час прошли путь, какой первобытный человек проходил за годы, столетия…
 — …тысячелетия! — шутливо подсказал Виктор.
 — И тысячелетия! — серьезно согласился Мирон. Первобытный человек так же, как ты, ел сырого зайца. А сколько времени прошло, пока он добыл огонь? Первобытный человек не имел никаких инструментов, как и мы, A сколько времени прошло, пока он додумался использовать камень? И сколько времени прошло от камня до железа?
 — Подожди, подожди, — перебил Виктор. — Тут уж ты неправильно рассуждаешь: железо ты не выдумал, а готовое взял.
 — Ну, хорошо, — согласился Мирон. — Но обработку и использование его первобытный человек придумал, очевидно, не за год и не за два. Вот вместе и наберутся не только тысячи лет, а даже сотни тысяч. А у нас с тобой и дня не прошло.
 — Нечего задаваться, — пренебрежительно махнул рукою Виктор. — Это открытие — не твоя заслуга, а всех людей, что жили на земле до нас с тобой, в том числе и первобытных. Твоего тут и на грош нет. А если б до нас с тобой никого не было, мы тоже затратили бы на все это миллионы лет.
 Разговор этот был полезен тем, что на некоторое время отвлек мысли друзей от голода. Наконец «нож» был пущен в ход. Какой это был «ход», лучше не говорить… Во всяком случае, технические данные приспособления совсем не соответствовали той научной дискуссии, которая велась вокруг него. Однако с помощью сучков, щепок и пальцев друзей оно выполнило свою задачу: получилось несколько кусков мяса, которые Мирон и закопал в жар костра.
 — Может, лучше на огне поджарить? — сказал Виктор, — Я читал, что так делают.
 — А я читал, что кладут в горячую золу, — ответил Мирон. — В следующий раз попробуем на огне. Успеем еще испробовать разные способы.
 Когда мясо начало зажариваться и шипеть, мучения друзей увеличились.
 — Вытаскивай, хватит уже! — кричал Виктор каждую минуту.
 Наконец вытащили.
 Что за жаркое получилось, какой у него был вкус — неизвестно, так как съедено оно было в одно мгновение. И только после этого начались разговоры.
 — Кажись, мы его не дожарили.
 — Жаль, нет соли. Было б совсем другое дело.
 — Эх, если б хоть корочку хлеба!
 Зато куски мяса, оставленные на следующий день, были зажарены на славу. Разложили их на щепках под деревом и начали готовиться ко сну. Настроение у друзей стало совсем другим.
 — Закурить бы теперь, — сказал Виктор и отправился за махоркой. Но в темноте ее не нашел. Взял горящую ветку — и увидел, что вся махорка рассыпана, затоптана в песок.
 — Это ты сделал?! — крикнул он на Мирона.
 — Зачем она мне? — пожал тот плечами. — Сам ты, видно, и рассыпал, когда боролись.
 Начал было Виктор собирать крупинки, но скоро рассердился и плюнул.
 — Вот и хорошо, — заметил Мирон, — когда-нибудь поблагодаришь судьбу, что так получилось.
 — Как бы костер не потух, — тревожился Мирон. — Может, будем стеречь по очереди?
 — Ну, нет. От хорошего костра всегда остается под пеплом жар до самого утра.
 Запасли на ночь топлива.
 Спать укладывались не спеша. Чувствовали себя так спокойно и уютно, будто находились в самом обычном положении.
 — Только два дня прошло, — рассуждал Мирон, — а мне кажется, словно давным давно мы здесь. Что будем есть, если придется еще неделю или две так жить?
 — Зверей ловить, рыбу, птиц, — весело ответил Виктор. — Теперь, когда есть огонь, я ничего не боюсь.
 — Это верно, но чем ловить? — задумчиво спросил Мирон.
 — А как же дикари живут? — храбрился Виктор. Через час они сладко спали, ощущая приятное тепло от своего в поте добытого огня.




 V



  Таинственный зверь. — Гроза. — Борьба за огонь. 

 Ночь выдалась теплая, тихая. Но лес, видно, не спал. То пискнет какая-то птичка, то пронзительно крикнет сова, то хрустнет сухая ветка, то послышится едва уловимый шорох.
 Огонь догорал. Куча сушняка все уменьшалась, концы сучьев тлели вокруг. В середине было достаточно углей, но свет костра заметно тускнел. Угли начали покрываться серой пленкой, надвигалась тьма. Вот уже огонек едва светится…
 И тут в лесу мелькнула тень какого-то небольшого зверя. Двигался он так осторожно, что друзья не услыхали бы, если б даже не спали. Зверь то с одной стороны подходил, то с другой, все ближе, ближе.
 Вот уже можно узнать, что это лиса. К счастью, она была безопасна для наших путешественников. Повертелась — и исчезла.
 Было уже за полночь, но воздух не только не свежел, а, казалось, становился даже теплее. Он был какой-то густой, парной. С запада доносилось приглушенное громыхание, блистала далекая молния. Приближалась гроза…
 Хлопцы крепко спали и не слышали ничего. Может быть, потому, что грохот был глухой, беспрерывный и усиливался постепенно. Он сливался с шумом деревьев, а к такому шуму уши уже привыкли. Не проснулись друзья и тогда, когда начали падать первые капли теплого дождя.
 Вскочили, когда совсем близко громыхнул раскат грома. Прошло несколько минут, прежде чем оба поняли, в чем дело.
 — Огонь! Огонь! — закричали друзья и бросились к костру. Начали раздувать его, подкладывать сухие сучья.
 А дождь пошел уже как следует. Сучья шипели, не хотели гореть.
 — Дуй! Дуй! — кричали приятели, уткнувшись лицами чуть не в самые угли. По спинам хлестал дождь.
 Высокая ель, под которой находилась стоянка, не могла прикрыть костер своими ветвями от косого дождя.
 Вот уже гром слышится над самой головой, молнии попыхивают почти беспрерывно, ветер раскачивает деревья. Рядом что-то затрещало. Однако бедняги ничего этого не видели и не слышали. Они видели только свой несчастный костер, погибавший буквально на глазах. Сучья, подброшенные в него, не только не загорались, а, наоборот, кажется, окончательно придушили огонь. Вначале шел еще густой дым, но скоро и он начал уменьшаться. Это было верным признаком, что огонь умирает.
 — К черту эти мокрые сучья! — крикнул Виктор и начал раскидывать их ногой.
 — Что ты делаешь? — в ужасе воскликнул Мирон. Но Виктор уже стащил с себя кожаную куртку и один край ее протянул товарищу.
 — Держи! А все лишнее — вон!
 Они растянули куртку. Виктор подлез под нее, собрал еще не угасшие угольки, подложил маленьких сухих щепочек и раздул небольшой огонек.
 Этот огонек они и начали охранять. Куртку можно было держать совсем низко, не боясь, что она загорится, и оба стали на колени. Теперь даже косой дождь не мог повредить огню.
 Два часа продолжалась гроза, два часа шел такой проливной дождь, что мог бы залить любой пожар. Хлопцы давно промокли до последней нитки, закоченели от холода, но, казалось, просто не чувствовали ничего этого. Только напряженно следили за ветром и дождем, наклоняя куртку и ту сторону, откуда грозила опасность.
 Маленький огонек беззаботно играл под курткой, словно крошечное дитя, не думающее о беде, от которой его оберегают.
 — Ура! Победа! — закричал Виктор, когда гроза прошла.
 «Крошечное дитя» скоро выросло в огромный костер, и защитники полностью были вознаграждены за свои хлопоты.
 — Поддавай! Еще, еще! — носились они по лесу, собирая сушняк, который теперь горел даже мокрый, настолько ярко пылал костер.
 Дым от него, казалось, заполнил весь лес. Собрав побольше топлива про запас, друзья смогли, наконец, просушить одежду.
 Спать в эту ночь уже не пришлось — так и дождались восхода солнца.




 VI



  Мясо исчезло. — На охоту с голыми руками. — Зайцы издеваются. — Белка спасла. — Напрасный испуг. — Обед из трех блюд без второго. — Строительство с помощью двадцати пальцев. 

 На этот раз обошлось. Однако нужно было приниматься за строительство, чтобы обеспечить себя не только огнем, но и кровом.
 — Придется построить большую юрту, — говорил Виктор, — чтобы в ней и спать можно было, и для огня хватало места.
 — Не забывай, что, кроме двадцати пальцев, у нас нет никаких инструментов, — заметил Мирон.
 — А о ноже забыл?
 — Какой там нож? — махнул рукою Мирон. — Сначала сделаем навес, под который можно будет прятать огонь в случае дождя. Даже не для костра, а для маленького запасного огонька. Вон там, например, среди корней можно.
 — Если так, маленький огонек можно и в шалаше держать.
 — Дымно будет, да и место для него лишнее потребуется.
 Начали спорить.
 — Если так, будем голосовать! — крикнул Виктор по привычке.
 — Давай! — засмеялся Мирон.
 Виктор опомнился и тоже покатился со смеху. Этот смех прекратил спор.
 Они увидели, что и спорить-то не о чем. Можно поддерживать огонь и там, и тут. Лишь бы сохранить его. Наконец согласились вначале строить «избу».
 — Только нужно предварительно подкрепиться, — сказал Виктор и направился к дереву, где они вчера положили мясо. Сунулся туда, сюда, а мяса — как не бывало!
 — Что за черт? — развел он руками. — Может, ты съел?
 — Еще что выдумаешь! — возмутился Мирон и тоже принялся искать. В нескольких шагах от лагеря нашли маленький обгрызенный кусочек.
 — Значит, какой-то зверь стащил. Ах, чтоб его разорвало! — выругался Виктор. — Видно, тут много зверья шныряет, а мы и не подумали об этом. Еще и на нас могут напасть.
 — У нас нет таких хищников, которые нападали бы на людей. Разве волки зимой, да и то если стаей. А вот что нашу последнюю пищу украли — это совсем скверно, — грустно сказал Мирон.
 Положение сразу показалось самым безрадостным.
 Не только жаль было этого мяса, но встал вопрос — как быть дальше? Не каждый день удается поймать руками зайца, а что еще можно сделать без ружья?
 Виктор совсем опустил голову. Насколько быстро и сильно закипала в нем энергия, настолько же быстро она и исчезала.
 — Этак действительно придется тут погибать, — хмуро сказал он. — Пойдем лучше искать брод. Когда еще вода спадет — неизвестно.
 — Нет, братец, так нельзя, — рассудительно ответил Мирон. — С отчаяния бросаться во все стороны — последнее дело. Нужно что-нибудь придумать, чтобы пищи добыть, тогда и искать брод.
 — Ну что ты сделаешь голыми руками?
 — Пойдем на охоту хоть с голыми руками, а там увидим. Строительство придется пока отложить.
 — Видно, очередь и до филина дойдет, — вздохнул Виктор. — Все-таки жареный филин должен быть не хуже сырого зайца.
 Мирон взял хищника и по-хозяйски осмотрел его. Выпученные глаза, кривой клюв даже теперь способны испугать. Понюхал Мирон и сморщился.
 — Может, и ничего себе, но воротит от него. Посмотрим, что будет дальше, — и Мирон положил птицу под дерево.
 Подбросили в костер самые толстые сучья и пошли «на охоту». Направились в гущу леса, где пока еще не бывали. По их предположениям, вчера они прошли километров двадцать вокруг острова, значит, можно считать, что неизвестная местность имеет километров шесть поперек. Простор немалый.
 — Кто его знает, что там, в лесу, — сказал Виктор. — Может, даже идти туда опасно безоружным. Половодье сделало лес островом, на котором, видно, спасается все зверье из окрестных мест.
 И действительно, шагов через триста вспугнули зайца, потом второго. Зайцы прошмыгнули под самым носом, но наши «охотники» ничего не могли сделать.
 — Какая досада! — вздохнул Виктор. — Этак они скоро начнут издеваться над нами. Надо бы лук смастерить.
 — Видно, так и придется, — ответил Мирон, — а пока хоть бы какую добычу найти, чтоб можно было взяться за строительство. Смотри, вон около дупла белка крутится. Говорят, иногда у них можно поживиться.
 — Конечно, можно! — повеселел Виктор и мигом начал карабкаться на дерево. Белка испуганно крикнула, перепрыгнула на вершину и тревожно заметалась там.
 Дупло было не очень высоко, возле него от ствола дерева отходила большая сухая ветвь. Виктор быстро влез, плотно устроился на суку и запустил руку в дупло. Мирон вытянул свою длинную шею и затаил дыхание.
 — Ну, что? — нетерпеливо спросил он.
 — Не могу достать, руки не хватает, — отозвался Виктор.
 — Пусти, я залезу, у меня руки длиннее.
 — Ничего не будет. Никаких признаков, наверно, ничего здесь нет, — ответил Виктор и растерянно уселся на суку.
 Помолчали немного.
 — Вот что! — крикнул вдруг Виктор. — С этой стороны стенка дупла тонкая и трухлявая. Подай мне какой-нибудь кол, я так разверну дыру, что и сам пролезу.
 Мирон выломал тонкое деревце и подал товарищу. Виктор засунул кол в дупло, нажал — посыпались щепки, труха. Через несколько минут вместо отверстия дупла образовалась длинная щель, через которую Виктор смог, наконец, добраться до гнезда.
 — Есть что-то! — крикнул он.
 — Что? Что? — заволновался Мирон. Виктор еще покопался, и потом как гаркнет во все горло!
 — Орехи! Много oрехов!
 Набил полные карманы, насыпал за пазуху, а орехи все еще не кончались.
 — Сыпь на землю, я подберу! — кричал Мирон.
 Посыпались орехи крупные, полные, все как на подбор. Наконец запасы иссякли. Виктор вытащил и пустил по воздуху беличье гнездо.
 — Зачем ты гнездо сломал? — упрекнул его Мирон. Хоть бы из благодарности не трогал.
 — Все равно она больше не будет здесь жить, — сказал Виктор и слез с дерева.
 Орехов оказалось килограмма три.
 — За здоровье этого милого создания! — сказал Виктор, щелкая орехи. Друзья весело отправились «домой».
 Через несколько шагов Виктор остановился.
 — Смотри! — крикнул он. — Никак грибы? Может, и их можно использовать? Нет, кажется, волчьи.
 Мирон наклонился. Он увидел бурые грибы, похожие на сушеные груши, воткнутые острыми концами в землю. Множество таких сморщенных «груш» виднелось вокруг.
 — Это сморчки, — сказал Мирон, внимательно рассмотрев их.
 — Их можно есть?
 — Можно, они даже вкусные, но эти слишком старые. Сморчки — первые наши грибы. Они появляются сразу, как только растает снег.
 — Если можно есть, нечего перебирать, — старые или нет.
 — Это как сказать. Старые небезопасны — ядовиты. А в этих столько песку и грязи, что их и вымыть нельзя.
 — Тогда поищем молодых.
 — Поищем.
 Начали искать, но дело это оказалось очень медленным: почти для каждого гриба приходилось создавать «комиссию», чтобы выяснить, старый он или молодой. Боясь отравиться, выбросили немало и хороших грибов, но все же постепенно набиралось больше и больше бесспорно хороших сморчков. Вот уже скоро полная шапка будет…
 И тут на шею Мирону упало несколько капель дождя.
 — Дождь! — закричал он не своим голосом, словно горячая смола обожгла ему шею, бросил шапку с грибами на землю и на длинных своих ногах помчался так, что Виктор сразу потерял его из виду.
 Виктор, посмотрев на небо, увидел, что большой опасности нет: легкая тучка хотя и уронила несколько капель, однако сильным дождем, кажется, не грозила. Подхватив шапку Мирона, Виктор побежал следом за ним. Через несколько шагов он увидел на земле орехи, тачала небольшую полоску, а потом целую кучку. А капли больше не падали с неба.
 — Стой! Назад! Орехи растерял! — закричал Виктор и начал собирать орехи. Вскоре вернулся и Мирон.
 — Чего ты полетел, как сумасшедший? — набросился на него Виктор. — Видишь, добро рассыпал! Дождя же нет.
 — А ты забыл, как мы дрожали над огнем? — ответил тот. — Хочешь еще раз рискнуть? Хорошо, что так обошлось. Поздно бежать, когда большой дождь пойдет!
 Искать все до последнего ореха не хотелось, друзья находились недалеко от стоянки, а потому решили подобрать остальные в другой раз.
 Вскоре оба вернулись в лагерь. Здесь все еще весело горел костер. Вымыли сморчки, бросили в огонь. Грибы сморщились так, что, казалось, и есть нечего. Да и пепла набилось в них столько, сколько было и самих грибов. И все же еда получилась достаточно вкусной. А знаешь, что? — сказал Мирон. — Мне кажется, что пепел неплохо заменяет соль.
 — Ну и ешь на здоровье, этого добра хватает, — ответил Виктор. — Вот только жаль, что второго блюда у нас нет и приходится сразу приниматься за третье — за орехи.
 — Зато вообще сегодня обед у нас барский. Изысканный и вкусный.
 После обеда сразу же принялись строить шалаш. Долго прикидывали, как без топора и ножа взяться за работу, и наконец нашли неплохой выход. В тех кустах, где поймали зайца, они выбрали удобное местечко и над ним связали вершины молодых деревьев, росших здесь довольно густо. «Сруб» получился отличный. А переплести лозняком стены, устроить крышу было совсем не трудно.
 Часа через два шалаш был готов. Вышел он на славу. Чтобы было чисто, пол засыпали слоем мелкого песка. Постели сделали из прошлогоднего камыша и осоки. Радость хлопцев была безмерной. Любовно осматривали они свое сооружение, затыкали каждую щель, обламывали каждую лишнюю веточку, любовались и снаружи и изнутри. Сделанный собственными руками шалаш казался им лучшим жилищем в мире.
 — Теперь я согласен жить здесь хоть целое лето! — сказал Виктор.
 — Сюда орехи положим, а в этом углу — сухие дрова, чтобы поддерживать огонь во время дождя, хозяйничал Мирон.
 Когда шалаш (или «юрта», как говорил Виктор) был готов, решили сразу же уладить дело с огнем. Главную базу для него выбрали в той ямке под корнями дерева, где было их логово.
 — Надо выкопать яму глубже, чтобы жар в ней долго сохранялся, — планировал Виктор, — да пустить его под корень, чтобы вода не добралась.
 — Это бы не плохо, — сказал Мирон, — но мы испортим большое ценное дерево.
 Глянул Виктор на дерево — высокое, могучее, стройное. Конечно, было бы лучше устроить огнище под пнем, но, к сожалению, вокруг не видно ни одного.
 — Жаль дерева, — вздохнул он, — но речь идет о жизни двух советских граждан. Мы потом посадим вместо него несколько молодых.
 — Будь здесь камни, можно бы печурку сложить, — сказал Мирон. — Надо иметь это в виду: подбирать камни, где бы ни нашли их.
 Помня, что дожди у нас чаще всего идут с запада, друзья соорудили огнище с восточной стороны дерева. Для хозяйственных нужд разложили второй костер возле самого шалаша.
 Наконец все необходимое было сделано, и уголок приобрел обжитый, культурный вид. Строители совсем забыли, в каком положении они находятся, и чувствовали себя как никогда хорошо.
 Под вечер серые тучки все же собрались в одну и затянули все небо. Начался мелкий дождик, но теперь он был не опасен. Даже открытый костер не страдал от него. Такая погода не только не портила настроения, а заставляла еще больше радоваться, что в шалаше по-домашнему уютно.
 Ночью в некоторых местах капало сверху, с крыши.
 — Гляди ты, — ворчали хлопцы, — так плотно сделали, а все еще протекает. Нужно будет завтра подправить.




 VII



  Неудачная попытка. — До «дикарей» еще не доросли. — Рыбная ловля рубашкой. — Рыбный садок. 

 На следующий день погода выдалась очень хорошая. Весна быстро шла вперед. Утром отправились собирать вчерашние орехи и искать сморчки. Орехи собрали быстро, но грибов не нашли: видно, их время уже прошло.
 — Давай сделаем лук, — предложил Виктор. — Может, какого-нибудь глупого зайца удастся оглушить.
 — А медведя не хочешь? — засмеялся Мироя.
 Но на всякий случай взялись за дело. Выломали по хорошему ореховому суку, концы их обожгли над костром. Зарубки сделали Мироновой пряжкой. Виктор натянул свои шнурки, но для Мирона тетивы не нашлось.
 — Можно бы отрезать тонкую полоску от ремня, — сказал он, — но на это нужно затратить несколько дней, да и не надеюсь я на такое оружие.
 — А как же дикари, о которых мы у Жюля Верна и у Майна Рида читали?
 — Мы теперь в худшем положении, чем дикари. У них лук был результатом многовековой культуры, средством добычи пищи, а для нас он — игрушка. Кончим сначала твой.
 Оказалось, что труднее всего сделать стрелу. Вырезать настоящую стрелу из сухого крепкого дерева не было возможности. Пришлось взять обыкновенный прут и обжечь его. Подготовился Виктор и выстрелил.
 Стрела метнулась в воздух… и упала в нескольких шагах от них. Оба покатились со смеху.
 — Вот так оружие! — крикнул Мирон.
 — Ты не думай, — с деланной серьезностью проговорил Виктор. — Если б там сидел заяц и если б концом стрелы ему попало в бок, да если бы с перепугу и от неожиданности он бросился в нашу сторону — вот и была бы у нас добыча. А такие случаи бывают. Отец рассказывал, что однажды заяц без всякой стрелы выскочил ему под ноги.
 — Ну, если так, сдаюсь, — засмеялся Мирон. Попытался было Виктор еще раз натянуть тетиву, но шнурки лопнули.
 — Шутки в сторону, — сказал он серьезно. — Я сам знаю, что это глупости. Но неужели мы не сумеем сделать настоящий лук, такой, как у дикарей? Мы же можем кожаную тетиву натянуть.
 — Вполне, — согласился Мирон, — но для этого и дерево требуется особое, и знать надо, как его обработать, и уметь делать хорошие стрелы и, наконец, долго тренироваться. А самое главное — нужен нож. Возможно, что в дальнейшем нам и придется взяться за это. А теперь пойдем посмотрим, нельзя ли какую-нибудь рыбину поймать.
 — Чем ловить-то будешь?
 — Поглядим сначала, что и как, а там придумаем. Может быть, рубашка или штаны помогут.
 Пошли вдоль болота.
 — Смотри-ка, кажется, вода начинает спадать, — заметил Виктор.
 Так оно и было. Вода немного отодвинулась от вчерашних берегов. В разных местах из нее показались новые кучки травы.
 — Это хорошо, — сказал Мирон, — но для рыбной ловли меньше возможностей, потому что на месте воды остается болото.
 Так шли они целый час, отыскивая подходящее место. Наконец добрались до небольшой заводи. Она врезалась в ложбинку между двумя пригорками. Ложбинка оказалась с песчаным дном. Посреди нее образовалось крошечное озерцо, соединявшееся с настоящим озером узкой полоской воды.
 — А в этом углу должна быть рыба, — сказал Виктор. — Вода спокойная. Видишь, как светло и уютно здесь под солнцем. А вон и рыбки мелькают!
 И он начал стягивать с себя нижнюю рубашку.
 — Завяжем воротник и рукава, вставим обруч — вот и получится сачок не хуже рыбацкого, — говорил он, но спустя несколько минут вскрикнул: — Ах, чтоб тебе треснуть! Рваная! Снимай свою.
 Мирон тоже снял рубашку. Завязать ее и вставить обруч из лозы было делом пяти минут. И вот наши рыбаки вошли в воду. На первых порах их постигло разочарование: вода не выходила из рубашки и рыба при всем желании не могла попасть в нее — вода не пускала.
 — Выходит, что твоя, с дырой, годится больше, — сказал Мирон.
 — Нет, дырка большая, да и сразу порвется еще больше. Вот беда! Давай так сделаем: развяжем рукава и возьмемся за концы их одною рукой, а другой будем вести за обруч.
 — А когда рыба попытается удрать в рукава, мы ее — цап! — засмеялся Мирон.
 Начали ловить новым способом. Все бы ничего, но приходилось наклоняться в воду по самую шею, чтобы удержать рукава на нужной глубине.
 Вдруг Мирон крикнул:
 — Есть! Стой! Ах, вырвалась…
 — У-у, неуклюжий! — рассердился Мирон.
 — Да она маленькая, — оправдывался Мирон.
 Но тут закричал и Виктор:
 — Есть! Держи свой конец, чтобы не удрала! К берегу тяни, к берегy! Поднимай! Большая… Ой, кусается!
 Трудно было тянуть к берегу рубашку, словно бочку, полную воды. Но когда вытащили, нашли в ней десяток небольших рыбешек, а в руках Виктора забилась двухфунтовая щука!
 — Вот это добыча! — радовались друзья.
 Больше ни тому, ни другому в воду лезть не хотелось: оба изрядно замерзли.
 — Куда она денется, рыба, — говорил Виктор. — Мы можем в любое время ловить ее здесь, как в собственном пруду.
 Но Мирон с грустью покачал головой.
 — Может, завтра уже этого пруда не будет. Спадет вода — и конец.
 — Жаль, — растерянно сказал Виктор и уставился на воду. Но тут же радостно воскликнул: — Ничего! Мы можем перегородить вон в том узком месте. Пускай себе вода уходит, а рыбы все равно останется.
 Тотчас приступили к делу. Втыкали в землю все, что можно было воткнуть. Очень слабая получалась загородка, зато друзья взяли количеством. Часа через дна двухметровая запруда уже отделяла заливчик от болота. Будь здесь течение, оно в одно мгновение разрушило бы все сооружение, но, к счастью, этого нечего было опасаться.
 — Вот рыба и в плену! — восторгался Виктор. — Пусть себе гуляет, а мы будем брать сколько нужно и когда нужно.
 Такая возможность подняла дух друзей: появилась некоторая уверенность в завтрашнем дне. Вечером у костра Мирон рассуждал:
 — Еще и пяти дней не прошло, а как у нас все изменилось! И огонь имеем, и дом, и пищу, даже собственный рыбный садок.
 — Мне бы большее удовольствие доставила собственная хлебопекарня, — ответил Виктор, обгладывая выпачканную золой костистую рыбку.
 Как всегда, после дневных забот разговор коснулся дома. Какими далекими казались теперь все домашние дела! Не верилось, что при нормальных условиях за один день можно было бы вернуться домой. Пока не миновали десять каникулярных дней, большой тревоги там не будет. А когда эти дни пройдут?




 VIII



  Простое, но надежное оружие. — Знакомство с кабаном. — Клюква. — Змея — тоже добыча. — Лесные жители. — Царское животное. — Булава из ежика. — Вперед на черепаху. — Пешеход из Африки. 

 — Что будем сегодня делать? — спросил на следующее утро Виктор.
 — Предлагаю пойти глубже в лес на разведку, — ответил Мирон. — Мы ж еще ни разу не заходили туда.
 — Надо бы какое-нибудь оружие захватить, — заметил Виктор.
 — Только не твой лук, — усмехнулся Мирон. — Лучше сделаем хорошие дубины.
 Нашли подходящие деревца, выломали, обожгли над огнем. Оружие получилось хоть куда!
 — С этим я и на волков готов идти! — сказал Виктор, размахивая своей булавой.
 — А что ты думаешь, с двумя такими штуками не боязно, — согласился Мирон и так хватил по кусту, что от него во все стороны полетели ветки.
 Взяли с собой орехов, подложили в костер побольше дров и пошли.
 Середина леса оказалась холмистой. На вершинах песчаных пригорков росли ели, в низинах — невысокий олешник, березняк, заросли лозы. Иногда встречались красивые лужайки с лиственными деревьями по краям: дуб, граб, липа.
 — Идем вон к тем дубам, — предложил Мирон. — Может, найдем на земле прошлогодние желуди. Если будет туго с едой, и они пригодятся.
 — Да и вообще кофе неплохо попить, — ответил Виктор. — Жаль только, сахара нет.
 Подошли к дубам — и увидели, что тут уже успел кто-то похозяйничать. Земля была перекопана, на ней виднелось множество следов, а желудя — ни одного. Следы казались совсем свежими.
 — Кто бы это мог быть? — задумчиво сказал Мирон.
 — Дикие свиньи! — уверенно ответил Виктор, разглядывая следы.
 — Не знаю, радоваться нам или жалеть, что нашлись такие соседи, — пожал плечами Мирон.
 Виктор почему-то помахал своею дубиной.
 — Хорошо бы кабанины попробовать, да, говорят, зверь этот очень опасный. Как разозлится, даже настоящее оружие не всегда поможет.
 В эту минуту в стороне, за кустами, что-то затрещало. Хлопцы вздрогнули и крепче сжали свои дубимы. Из-за кустов показался кабан. Казалось, весь он состоял из одной страшной головы. Ни зада, ни коротких ног не было видно, — одна бурая голова со щетинистым загривком, стоячими ушами, огромными клыками и маленькими свирепыми глазками.
 — Не шевелись! — прошептал Виктор.
 Вепрь остановился, задрал рыло, понюхал воздух, глухо хрюкнул и повернул назад в кусты.
 — Ну и страшилище! — прошептал Мирон. — Его не то что дубиной, а пушкой не возьмешь. Ну их к бесу, таких соседей.
 — Обидно все же! — пожалел Виктор. — Такой случай, а ты стой да гляди, как дурак.
 Пошли дальше. В густом ельнике услышали почти рядом громкое хлопанье крыльев: казалось, какая-то большая птица запуталась в ветвях и не может вырваться. Глянули в ту сторону и действительно увидели большую черную птицу, неуклюже парившую среди елок так низко, что, казалось, ее легко схватить руками.
 — Лови! — рванулся Мирон. Но Виктор не пошевелился.
 — Бесполезно. Глухарь всегда так летает в ельнике, но еще никому не удавалось его поймать.
 — В таком случае иди сюда, — крикнул Мирон, — я покажу тебе что-то другое.
 Когда Виктор вслед за Мироном выбрался на небольшую болотистую полянку, Мирон уже набивал рот пригоршнями клюквы.
 — Попробуй, какая вкусная, сладкая после зимы, — сказал он. — Жаль только, что лесные жители уже основательно полакомились ею: осталось не очень много.
 С большим удовольствием друзья подкрепились ягодами, да и с собой набрали полную шапку.
 — Ничего, жить можно, — сказал Виктор. — Но должен признаться, что все время чувствую себя голодным. Кусок бы хлеба или какого-нибудь варева — совсем другое дело.
 — Сначала сырому зайцу был рад, а теперь обед ему подавай, — рассмеялся Мирон. — В нашем положении нужно рассуждать иначе: хоть какая еда, лишь бы силы поддержать. И главное, чтобы пища была разнообразной. Вот почему и клюква очень полезна. Это, брат, ягода, а в ней есть железо, углеводы, витамины.
 С полной шапкой ягод им не захотелось идти дальше в лес. Сделали круг и направились к дому. В одном месте увидели большую змею. Она лежала, свернувшись, на пеньке и грелась на солнце. Голову змея подняла вверх и лениво поводила ею из стороны в сторону.
 Виктор бросился к змее и убил ее одним ударом.
 — Ну и гадина! — сказал он и потрогал змею ногою. — Пожалуй, с метр будет, не меньше.
 Они тронулись было дальше, но скоро Мирон остановился.
 — Слушай, — сказал он, — в нашем положении жалко бросать добычу, какая бы она ни была. Нельзя ли как-нибудь использовать и эту?
 — А что ты из нее сделаешь? — удивился Виктор.
 — Пока не знаю. Но в нашем убогом хозяйстве все может пригодиться. Снимем с нее кожу.
 — Может, чучело сделаем для нашего техникума? Экземпляр отличный, — согласился Виктор.
 Неприятное было дело, но скоро кожу сняли. На земле остался голый, противный сверток, а кожу-кишку Виктор закинул себе на плечо.
 Тихо шли они по лесу, внимательно оглядываясь вокруг. За недолгое время их жизни на острове природа совсем преобразилась. Листья на деревьях погустели, трава поднялась. Казалось, и птиц стало больше, громче раздавались их голоса. Вот пинькает лиловогрудая сойка, вот заливается черный дрозд, свистит желтая иволга, барабанит по стволу дятел. Зашевелились разные козявки, а в тени слышится неприятный звон комаров. Кое-где перепрыгивают с ветки на ветку белки.
 — Эх, если б еще орехов найти! — сказал Мирон.
 — Держи карман… — улыбнулся Виктор. — Не на каждом шагу такое случается, брат ты мой. Даже если б нашли еще дупло, вовсе не значит, что в нем обязательно будут орехи: могла и белка съесть их за зиму.
 Тут на дереве мелькнуло какое-то новое животное, немного похожее на белку, только тоньше и длиннее ее. Цвет шкуры был рыжий с белыми пятнами.
 Мирон мельком глянул и спросил:
 — А это не белка?
 — Тсс! — шепнул Виктор и придержал товарища рукой. — Это горностай!
 — Неужели он такой жалкий?
 — Зимою он белый, а сейчас меняет зимний наряд на летний. Самое главное отличие его — конец хвоста, который всегда бывает черным.
 Горностай тем временем исчез.
 Мирон пренебрежительно пожал плечами:
 — А я думал — горностай невесть что. Раньше никто, кроме царей и князей, не смел носить горностаевые мантии.
 — Пожалуй, если бы цари присвоили себе исключительное право на лапти, то и лапти считались бы самой роскошной и модной вещью, — усмехнулся Виктор.
 Потом они наткнулись на ежа. Почуяв опасность, зверек сразу свернулся клубком. Ребята подошли и начали обсуждать, что с ним делать.
 — Если б мы могли сейчас же отправиться домой, в город, взяли бы с собой, а так зачем он нам? Есть-то его, пожалуй, нельзя, — с сожалением сказал Виктор.
 — А надо бы и его как либо использовать, — задумался Мирон. — Могут, например, пригодиться иглы.
 — A знаешь, что? — спохватился Виктор. — Если взять его шкуру и обернуть ею конец дубины, получится такая булава, что с нею хоть на медведя иди!
 — Вот видишь!
 — Но ведь жалко убивать его! — вздохнул Виктор.
 Однако пришлось убить. К клюкве и змеиной коже прибавился еж. С этой добычей друзья и вернулись домой.
 Было еще рано. Времени для разных хозяйственных дел оставалось достаточно. Пообедали рыбой, орехами и клюквой.
 Змеиную кожу повесили сушиться, а из шкуры ежа начали делать булаву. Ну и помучились, пока сняли шкуру своим «ножом»! Все четыре руки были изранены до крови. Зато булава вышла на славу! Только Мирон высказал сомнение:
 — Против человека, пожалуй, лучше и не надо. А что ты сделаешь со зверем? Для него эти иглы — пустяк.
 — Все же лучше, чем голая дубина, — любовался Виктор.
 Теперь, когда непосредственная угроза голода миновала, они сильнее ощутили отсутствие одной мелочи — посудины или какого-либо черепка для воды. Все время приходилось пить из пригоршней. А когда озеро отступило, стало еще хуже: до чистой воды невозможно было добраться по вязкому болоту и приходилось пить грязную, пахнущую тиной. Зачерпнешь ее пригоршнями раз, другой и со дна поднимается муть.
 — Такой пустяк, и как мешает жить! — сердился Виктор. — Пойдем искать глину, может слепим что-нибудь.
 — Пойдем за рыбой, по дороге поищем, — согласился Мирон. — До захода солнца еще часов пять, успеем.
 Но не так-то легко оказалось найти глину. То песок, то болото, а глины — ни следа. Все дальше и дальше отходили друзья в сторону. Возле одного болотца издали заметили, что на берегу его кто-то шевелится. Хлопцы приостановились, потом начали тихонько подкрадываться. Но чем ближе, тем больше росло их удивление: этот «кто-то» не был похож ни на зверя, ни на птицу. Что-то круглое вертится на месте, встает на дыбы.
 — Черепаха! — прошептал Виктор.
 Друзья остановились и начали наблюдать. Черепаха была величиною с шапку. Она смешно и неуклюже возилась, пытаясь хвостом выкопать в земле ямку, и так была занята этим делом, что ничего не замечала вокруг. Хлопцы смогли подползти совсем близко.
 — Что она делает? — прошептал Мирон.
 — Ямку копает, чтобы положить в нее яйца, — ответил Виктор.
 — Не подождать ли, пока положит? Говорят, черепашьи яйца очень вкусные.
 — Может, они действительно вкусные, — сказал Виктор, — но и черепаха не дура: она умеет делать так, чтобы лакомки, вроде тебя, не ели ее яиц.
 — Это как же?
 — Очень просто: положив яйца, она смачивает их чем-то очень неприятным.
 — Не может быть! Кто тебе говорил?
 — В книжке читал.
 — Тогда вперед! На черепаху! — крикнул Мирон. Хлопцы вскочили и мигом схватили беспомощное животное. Бедная черепаха спряталась в панцирь.
 — Как до нее добраться? — раздумывал Виктор.
 — Придется заколоть через дырку.
 Скрепя сердце выполнили друзья эту задачу.
 — Я думаю, нам нет нужды идти дальше, — сказал Мирон. У нас есть теперь и ужин и посуда.
 Вернулись домой. Насилу вытащили черепаху из панциря. Пришлось щепками отделять ее спину от роговой крышки. Возились долго, зато ужин получился прекрасный.
 Хороша была и посудина. Только немного мешал нижний панцирь. Однако Мирон нашел, что это даже лучше.
 Набирать воду и пить почти не мешает, а зато у нас будет миска с крышкой.
 — А нельзя ли в ней греть воду? — спросил Виктор. — Уж очень хочется чаю попить.
 — Пожалуй, нельзя, ведь она роговая и должна гореть. Постой! — спохватился Мирон. — Мы можем иметь чай, даже сладкий!
 — Откуда?
 — А березовый сок!
 — И как это нам раньше в голову не пришло! — хлопнул себя по лбу Виктор. — Из бересты можно было сделать посудину для воды!
 — Таков уж закон человеческого развития, — важно сказал Мирон. — Вначале все внимание обращается на самое главное, на необходимейшие нужды, и только потом человек может думать о другом.
 Солнце склонялось к западу.
 — Пойдем, поставим на ночь черепаху, чтобы завтра был чай, — сказал Мирон.
 Пошли, проковыряли в березе дыру. Но как подставить посудину, если она с крышкой?
 Мирон всунул в дырку веточку, второй конец ее опустил в панцирь.
 — Хоть и медленно будет, и пропадет часть сока, однако к утру на чай наберется, — сказал он.
 Над головой их кто-то тихонько пролетел и сел на соседнюю березу.
 — Что это такое? — удивился Мирон. — Не птица, не летучая мышь, не белка. Кажется, шерсть какого-то сизого цвета. Ну, специалист, объясни.
 Животное неуклюже копошилось в развилке березы. Виктор присмотрелся.
 — Это летяга, или летучая белка, — сказал он наконец. — Хотя, как видишь, она сильно отличается от обычной белки. Днем она всегда сидит в своем гнезде.
 — Сколько тут разного зверя, о котором даже и слышать не приходилось, — пожал плечами Мирон.
 — Если б этот дикий уголок не был пристанищем для зверей, — сказал Виктор, — тогда и нам не пришлось бы тут сидеть.
 — Почему?
 — Очень просто. Если тут много зверей, значит, редко бывают люди, значит, добраться сюда трудно, а выбраться, как ты знаешь, еще труднее.
 «Крэк-крэк», — послышался вдруг голос дергача.
 — И он тут! — удивился Мирон. — До сих пор я слышал его только во ржи.
 — Это, наверно, путешественник, — авторитетно сказал Виктор. — Видно, только что пришел из Африки.
 — Как это «пришел»? — удивился Мирон.
 — Да вот так пешком и притопал.
 — Из Африки?
 — Да.
 Мирон весело захохотал.
 — Ты не смейся, я говорю серьезно. Сам читал. Они плохо летают, предпочитают идти и лишь тогда поднимаются в воздух, когда на дороге встретится вода или другое какое препятствие.
 Мирону пришлось поверить, но долго еще он смеялся над этим удивительным пешеходом.
 — Все бы ничего, — сказал Мирон, когда они улеглись в своем шалаше, — да вот накрыться нечем. А по ночам еще холодновато.
 — Зато это вынуждает вставать и поддерживать огонь, — ответил Мирон, — А иначе он когда-нибудь может и потухнуть.




 IX



  Сладкий чай. — Лекции Мирона. — Важная госпожа. — Хищник на рыбалке. — Арена битвы. — И змея понадобилась. — Бойцы в плену. 

 Утром пошли за «чаем». Черепашина была полная, даже через верх перелилось. С каким удовольствием выпили свежего сладкого сока!
 — Сразу, кажется, почувствовал себя крепче, — отметил Виктор.
 — Так и должно быть, — сказал Мирон. — В соке есть сахар, а он полезнее мяса. Его как раз и не хватало нашему организму. Сахар поддерживает нервную систему и особенно полезен при умственной работе.
 — О, это кстати! — повернулся Виктор на одной ноге. — Я уже чувствую себя более умным и готов сейчас же начать культработу среди здешних жителей — зайцев, ежей, черепах.
 — Послушаешь твою трескотню, так не скажешь, что ты стал умнее, — съязвил Мирон, но Виктор не обиделся.
 Поставили черепашину на прежнее место и направились к рыбному садку. Дорога была знакомая, шла она главным образом вдоль берега, зверей тут друзья не ожидали и поэтому могли больше внимания обращать на некоторые интересные растения, встречавшиеся по пути. Настала очередь Мирона продемонстрировать свои знания.
 Уже шагов через сто Виктор заинтересовался высоким деревом с сероватой гладкой корой и сизыми иглами.
 — Что это такое? — спросил он. — Кажись, не сосна и не ель.
 — Кедр, — ответил Мирон. — Видишь, иглы более сжатые, а снизу две синевато-белые полоски. Шишки похожи на еловые, но тупые.
 — Так он же растет в Сибири! — удивился Виктор.
 — Как видишь, есть и у нас. Сибирский и пониже, и иглы и шишки у него вполовину меньше.
 Мирон был доволен, что так удачно блеснул своими познаниями, но вскоре он оказался в затруднительном положении. Друзья наткнулись на небольшое дерево, похожее на сирень, но с какими-то странными листьями: то ли хвойные иглы, то ли обычные узенькие листочки. Две половинки листа образовывали как бы желобок, а возле листовой пазухи прилепились шероховатые шарики.
 — А это хвойное или лиственное? — спросил Виктор, уверенный, что Мирон знает.
 Мирон начал рассматривать дерево, но не мог припомнить названия.
 — Это, это… — бормотал он.
 — Эх ты, спец! — насмешливо сказал Виктор.
 — Тис! — выпалил Мирон. — Южное растение, но относится к хвойным. Листья ядовитые. Само дерево очень крепкое. Вот из чего ним следовало сделать лук! Не знаю, как здесь, а в других местах живет до двух тысяч лет.
 — Ого! — удивился Виктор. — И всегда такое маленькое?
 Иногда достигает порядочных размеров, но особенно большим не растет. У нас оно встречается очень редко; есть еще в Беловежской пуще. А дальше на восток нету…
 — Молодец! Выдержал экзамен! — хлопнул Виктор друга по спине.
 Некоторое время спустя обратили внимание еще на одно хвойное дерево с маленькими зелеными иглами, росшими отдельными метелками.
 — Гляди, — остановился Виктор, — кажется, будто иглы совсем молодые, только-только начинают расти.
 — Так и есть. Это — лиственница. Она на зиму сбрасывает свои иглы.
 — Какая щупленькая!
 — Лиственница любит горную, каменистую почву. Но в некоторых местах и у нас хорошо растет. Часто здесь ее разводят искусственно.
 Потом Мирон остановился возле травы с зубчатыми сложными листьями. На верхушке стебля зонтиками собрались пучки, готовые распуститься.
 — Советую запомнить это растение, — со смехом сказал Мирон. — Тебе оно может понадобиться.
 — Почему — мне? — А вот когда начнешь слишком горячиться, сделаем отвар из его корней, чтобы успокоить нервы.
 Это — валериана.
 — Гляди, брат, как бы тебе не понадобилось, а я обойдусь, — ответил Виктор.
 — Если б собрать побольше, можно было бы сдать. В аптеках охотно принимают. Да и вообще теперь у нас везде покупают лекарственные растения.
 — В таком случае давай начнем сбор!
 — Сначала посмотрим, что тут можно найти.
 И Мирон более внимательно начал рассматривать все вокруг. Однако не на каждом шагу растут такие травы. К тому же, было еще рано, не все растения распустились как следует, далеко не все начинали цвести.
 Поэтому особенно бросилось в глаза скопление не то травы, не то кустов с большими красивыми золотисто-желтыми цветами на склоне холма, под охраной деревьев. Подойдя ближе, друзья увидели, что некоторые стебли достигают двухметровой высоты. Листья продолговатые, толстые, словно смазанные жиром. От цветов шел крепкий запах. Казалось, будто растение это здесь — случайный гость.
 — Интересная штука! — произнес Виктор и тронул рукою сначала лист, потом цветок. — Словно фикусы или рододендроны, что иногда растут в комнатах, в горшках. Да и запах такой, что можно одуреть.
 Мирон смотрел на растение с каким-то волнением.
 — Да, — сказал он наконец, — это азалия, или, как говорят в народе, «божье» деревце. Читал я о ней и даже удивлялся, почему ее так уважают. Наш профессор Адамов специально ездил в какой-то уголок Беларуси, чтобы исследовать азалию. Описал подробно: и какие соседи рядом с ней, и какой камушек под ней, и каким клином она разместилась, и план составил, и сфотографировал, и даже срисовал. В конце концов возбудил ходатайство, чтобы оградить и охранять ее.
 — Ай-яй-яй! — воскликнул Виктор. — Не пугай ты меня, а то я не знаю, как держаться перед этой важной особой. Хоть и красивые цветы, но такое внимание к ним — чересчур.
 — Объясняется это тем, что она — редкий гость из теплых стран, а вот у нас растет, как видишь, даже просто в грунте.
 — Ну и пусть растет. Чего с ней так носиться? Или она приносит какую-нибудь особенную пользу?
 — Говорят, что очень помогает от коросты.
 — Вода и мыло помогают больше.
 — Кроме того, в ней есть какой-то наркотик. Если поесть меда, собранного пчелами с этих цветов, можно оглохнуть и ошалеть.
 — Так вот почему она «божье» деревце! За что же тогда ее уважать? — возмутился Виктор. Лучше — под корень, и конец!
 Не бойся, она у нас встречается очень редко. Обычно растет в Крыму, на побережье Черного моря дм в Южной Европе и никому там не мешает. Ее даже специально разводят в садах: азалия начинает цвести раньше других декоративных растений, зацветает даже раньше, чем распускаются листья. Говорят, что ее лет полтораста назад завезли в Европу из Китая.
 — Ишь ты, какая цаца! — засмеялся Виктор. — Ну, пускай себе растет на здоровье. Пойдем, а то и ты ошалеешь.
 Наконец они подошли к своему пруду. Вода в нем заметно спала, в некоторых местах показалась земля. Полоска воды возле загородки стала совсем узкой. Но в разных местах оставались еще ямы с глубокой водой. Хлопцы заметили, как там шмыгнуло что-то темное. Но успели приглядеться, как возле берега показалась блестящая темно-бурая круглая голова с белым пятном на носу. В зубах зверек держал рыбу.
 — Выдра! — крикнул Виктор, и голова тотчас скрылась под водой. — Ах, поганая! Она всю нашу рыбу сожрет! Выгрызет спину, а все остальное бросит.
 — Давай ловить ее вместе с рыбой, — предложил Мирон.
 — Нет, брат, не такая она глупая. Ее только капканом можно поймать, да и то надо ставить капкан возле норы. А нора имеет два выхода: один наверх, другой под воду. Как-то четыре человека по очереди стерегли выдру шесть недель, так и не поймали. Во всяком случае, надо хотя бы прогнать ее отсюда.
 Хлопцы разделись и подготовили свою «сеть».
 — А не укусит она? — спросил Мирон.
 — Если загнать в угол, может броситься на человека, а так не отважится.
 Когда подошли к середине пруда, то увидели, как на берегу, среди травы, скользнуло длинное, на коротеньких ножках, тело выдры. Спина у нее была темно-бурая, грудка белесая.
 — Эх, добро убегает! — с сожалением сказал Виктор. — Одна шкура чего стоит.
 — Ого! А есть ее можно? — спросил Мирон.
 — Можно. Мясо даже хорошим считается.
 — В таком случае давай поищем ее нору.
 — Норы, пожалуй, тут нет. Они роет ее возле воды. А ведь эта вода случайная, временная.
 — Жаль, — вздохнул Мирон. — Давай тогда ловить свою собственную рыбу.
 «Собственной» рыбы наловили легко, вдобавок вытащили несколько комков какого-то киселя с черными крупинками.
 — Эта жабья икра только рубашку испачкает, — сказал Мирон, с отвращением отгребая кисель.
 По дороге домой они зашли в лес — поискать клюквы — и в одном уголке, среди густого ельника, нашли уютную площадку, посреди которой виднелось множество свежих перьев.
 — Погибла от хищника какая-то птица, — сказал Мирон.
 Виктор оглядел полянку, перебрал перья — то черные, то черные с белым, то пестрые, — и, наконец, сказал:
 — Нет, здесь никто не погиб. На этом месте тетерева собираются токовать, перья — следы их схваток. Если б охотники нашли такую поляну, они сразу бы устроили тут засаду.
 — А может, и нам устроить?
 — Ну что ты можешь сделать голыми руками? Тетерев осторожен. Охотники с вечера строят шалаши и терпеливо ждут всю ночь. У них ружья. А что у нас? Руками косача не возьмешь.
 — Если наверняка известно, что они на этом месте будут драться, можно петли разбросать.
 — Это — иное дело. Стоит подумать!
 Всю дорогу они прикидывали, из чего бы сделать петли. И ничего не могли придумать. Может быть, пожертвовать кожаной курткой Виктора. Но и тут была опасность, что жертва может оказаться напрасной. Для таких петель нужен если не конский волос, то хотя бы тонкий и крепкий шпагат. Тонкие веревочки из старых прелых ниток будут слишком слабыми, а полоски кожи и вовсе не годятся. Так и пришли домой ни с чем.
 Тут Мирон увидел змеиную кожу, сушившуюся на ветке, остановился и крикнул:
 — Вот что нам поможет! Разрежем ее на тоненькие полоски, и они будут не хуже волосяных. — Верно! — подхватил Виктор. — Теперь я вижу, что все на свете может обернуться на пользу человеку.
 Быстро приготовили обед, а после него сразу принялись за змеиную кожу. И тут же опустили руки… Ну как разрежешь без ножа, да еще на тоненькие ленточки?
 Виктор едва не заплакал.
 — Экая беда! Все идет хорошо, из любого положения можно найти выход, все можно повернуть в свою пользу, а на каждом шагу одна помеха — нож! Какой дурак держит нож в мешке? Знал бы, сам положил бы его себе в карман. Ты виноват в наших мучениях!
 — Чего заскулил? — огрызнулся Мирон. — Я сам всегда держу нож в кармане. Но разве не обычное дело, отрезав хлеб, положить вместе с ним и нож? Если б я знал, что из-за тебя перевернемся, я тоже прибрал бы его. Поздно теперь говорить об этом — не поможет. Наберемся-ка лучше терпения и будем козырять, чем придется. Времени хватает.
 И начали «ковырять». И пряжкой, и щепочками, и костями рыб, и острой пуговицей. Виктор додумался раскалить пряжку в огне и ею отделять от змеиной кожи тонкие полоски. Все вместе, а больше всего терпение, начало давать результаты. Это придало друзьям бодрости, уверенности. Сначала они разрезали кожу вдоль, после этого каждый стал трудиться над своим куском. Шесть часов корпели они над змеиной кожей, но все-таки добились своего.
 — Самые лучшие силки в мире! — любовался Виктор своей работой.
 Сейчас же и понесли их на место. Хотелось поглядеть, как пойдет ловля, но рассудили, что нет нужды маяться всю ночь.
 — Помочь делу мы ничем не сможем, — сказал Виктор, — а только испугаем тетеревов. Нужно будет завтра встать пораньше.
 Разложили силки среди поляны, закрепили концы, вернулись назад и легли спать.
 Виктор проснулся за полночь и с нетерпением ждал рассвета, сидя возле костра. Едва забрезжило на востоке, как он разбудил товарища, и оба тихонько направились в лес.
 Еще издали услышали в той стороне гомон, хлопанье крыльев, бормотание, словно там собралась большая толпа. Потом отчетливо раздалось: «чуфф-фы, чушш!», и по этому крику можно было догадаться, что там происходит жаркая битва.
 Хлопцы ползли, едва дыша, чувствуя, как отчаянно бьются сердца.
 Подползли. На поляне дралось несколько пар тетеревов, да так, что только перья летели во все стороны. Особенно выделялся старый токовик, черный, с белыми полосами на крыльях. Вокруг, на ветках деревьев, сидели серенькие тетерки и наблюдали за соревнованием, происходившим ради них.
 Они криками подбадривали бойцов, а те изо всех сил старались показать себя перед красавицами.
 Все это друзья заметили с первого взгляда, а когда присмотрелись повнимательнее, увидели, что у двух тетеревов ноги уже запутались в силках и они почти не обороняются от своих врагов. Вот зацепился старый токовик, тревожно закричал, дернулся и — вырвался из петли.
 — Бежим, чтобы и те не вырвались! — шепнул Виктор.
 Хлопанье крыльев оглушило хлопцев. Испуганные птицы мигом исчезли. А в руках у друзей остались два добрых тетерева, килограмма по два каждый.




 X



  Хозяйство. — Старые знакомые. — Волк. — Охотились на лису, а убили… — Увеличение стада. 

 Теперь добычи должно было хватить дня на четыре. Но снова беда: как ее сохранить, чтобы не испортилась?
 — Давай делать погреб, — не то в шутку, не то серьезно предложил Виктор.
 — Главное не в погребе, а в соли, — ответил Мирон.
 — Тогда давай сушить на солнце и коптить мясо, как это делают другие в таких случаях.
 — Неплохо бы, но как его разрезать на тонкие куски?
 — Ну, в таком случае построим клетку и до поры до времени посадим туда одного тетерева, — сыпал Виктор предложениями.
 — А, это уже другое дело! — подхватил Мирон, И действительно: тетерева живые, значит, лучше всего и сохранить их такими.
 — Пока у нас есть рыба, мы можем откармливать их, — сказал Мирон, — а для этого соорудим маленький хлевок.
 — Даже не очень маленький, ведь у нас может завестись еще какая-нибудь живность, например, дикий поросенок или заяц…
 — Корова, овца! — насмешливо подхватил Мирон.
 Как бы там ни было, а помещение приходилось сооружать, пристроив его к шалашу. Тут росли кусты, пригодные для «сруба». Форма строения зависела не от строителей, а от порядка, в каком росли кусты. По сравнению с домом постройка «хлева» оказалась легким делом, и не больше, чем через час, он был готов.
 Всего труднее было решить вопрос о дверях. Как без ножа сделать, чтобы дверь легко открывалась и закрывалась?
 — Нечего тут мудрить! — сказал, наконец, Мирон. — Посадим тетеревов и заплетем сверху. Когда понадобится, можно опять расплести.
 — А что ты будешь делать с большими животными? — серьезно спросил Виктор.
 Мирон взглянул на него, не зная, шутит товарищ или нет.
 — Тогда построим хлев из бревен, на завесах, с замком, — ответил он.
 — Чем же кормить тетеревов?
 — Почками, молодыми листьями.
 Таким образом в их хозяйстве завелась птица.
 Самым больным вопросом после ножа оставалась посуда для варки пищи. Сколько дней уже они не ели ничего горячего, кроме рыбы и мяса.
 — Все же придется искать глину! — твердо сказал Виктор. — Стыдно не найти до сих пор такого добра!
 — Не говори о ней с таким пренебрежением, — ответил Мирон. — Мы привыкли так смотреть на глину только потому, что у нас ее много и мы не используем ее как следует. Из нее можно делать кирпичи, черепицу, подземные трубы. Пусть вместо деревянных домов везде будут каменные; пусть вместо соломенных и даже ржавых железных крыш будут черепичные; пускай везде будут проложены трубы для поды, канализации, осушки болот — и ты увидишь, что такое глина.
 Хлопцы взяли на плечи дубины и пошли. У Виктора даже руки зачесались, когда он сжал свою «ежовую булаву».
 — Эх, если б встретить какого-нибудь настоящего врага! — сказал он.
 — Не очень храбрись, — охладил его Мирон. — Не думай, что колючки опасны для всех.
 Ближние места были им уже знакомы, поэтому друзья направились глубже в лес. После мрачного бора, почти одинакового во все времена года, они вышли к широкой, залитой солнцем ложбине. Трава тут уже выросла настолько, что хоть коси ее. Береза, ольха, орешник, рябина шумели листвой, как летом. То там, то тут над ними возвышались дубы, липы, одинокие сосны с разросшимися вершинами. Казалось, и солнце здесь греет сильнее, чем на берегу.
 Не думали любоваться природой, но красота весеннего леса невольно заставила остановиться и посмотреть вокруг. И вдруг услышали, как в кустах кто-то поперхнулся и закашлялся.
 — Человек?
 Они бросились в ту сторону и выгнали… косулю.
 — Неужели это она кашляла? — огорченно спросил Мирон.
 — А кто же? — уныло ответил Виктор, словно он был виноват в этой ошибке.
 На некоторое время настроение друзей было испорчено…
 Долго бродили они по лесу, заглядывали в каждый уголок, вспугивали своих соседей. Снова видели кабана и опять постарались спрятаться от него, хотя Виктор и готов был вступить в бой.
 — Вообще я считаю, — рассуждал он, — что зря рассказывают и пишут о разных лесных ужасах. Возьми ты хоть этого кабана: свинья как свинья, ничего жуткого в нем нет, сам боится нас.
 — Ты же знаешь, что даже лев и тигр уклоняются от встречи с людьми, однако никто не скажет, что они безопасны, — доказывал Мирон.
 Тут из лесу выбежало и остановилось, задрав голову, новое животное.
 — Никак собака? — обрадовался Мирон.
 — Волк! — крикнул Виктор и схватился за булаву. Волк клацнул зубами и мгновенно исчез.
 — Вот с этим мы могли бы справиться и своими дубинами, — сказал Виктор. — Жаль, что он не напал на нас. Они нападают только тогда, когда их много.
 Наконец друзья набрели на обрыв, где из-под песка виднелась глина. Накопали ее и пошли назад.
 По дороге заинтересовались какой-то норой.
 — Наверно, лисья, — заметил Мирон.
 — Пожалуй, — согласился Виктор, приглядываясь к норе и следам вокруг нее. — Только не великовата ли для лисьей? Поищем поблизости другие выходы.
 И действительно, в разных местах нашли еще три выхода.
 — Вернемся сюда и попробуем выкурить ее дымом, — предложил Виктор. — Один станет возле того вон выхода, стеречь, другой будит выкуривать через соседний, а остальные завалим.
 — Идет! — согласился Мирон.
 Отнесли глину и тотчас вернулись с огнем.
 Около нижней, широкой дыры подготовили костер, для лисы оставили самый далекий выход, а остальные засыпали, завалили хворостом.
 — Подожди, — сказал Виктор, — надо поискать, могут оказаться еще выходы. Тогда весь труд будет напрасным.
 После долгих старательных поисков действительно нашли еще один выход.
 — Ну, теперь можно начинать, — сказал Виктор. — Ты раскладывай огонь, а я пойду стеречь.
 Мирон разгреб нору пошире, поглубже, так, чтобы огонь был под верхним пластом земли. Когда сушняк разгорелся, Мирон начал подбрасывать сырые прошлогодние листья, трухлявые потки. Густой дым расползался вокруг норы, но, казалось, совсем не проникал в нее.
 — Что делать? — крикнул Мирон Виктору. — Дым не идет в середину!
 — Ничего! — отозвался тот. — Часть все равно попадает туда. А ты не стой, раздувай костер.
 Мирон принялся дуть. Дело пошло: и лучше горело, и дым втягивало в нору.
 Виктор стоял у другого выхода и напряженно ждал. Он пожалел свою булаву и взял дубину приятеля. Долго тянулось время. Все чудилось, будто что-то шевелится в глубине норы, но — никто не показывался. Друзьям начало казаться, что стоят они тут давным-давно. Мирон нетерпеливо поглядывал в сторону Виктора. Тот все стоял с поднятой дубиной, точно окаменевший. Руки его затекли.
 Наконец…
 Виктор чуть было не выпустил дубину из рук, когда вместо лисьей головы увидел совсем неожиданную морду: длинную, белую, о двумя черными полосками вдоль нее.
 Сунулась морда раз-другой и исчезла. Но вот из норы появился дымок… Бедное животное вынуждено было выбраться наружу. Правда, оно не видело врага, так как Виктор стоял сзади, но все же чувствовало беду. Виктор уже догадался, что это за зверь, и успокоился: неуклюжее животное не успеет удрать в лес, как лиса!
 Наконец животное шагнуло вперед, показалась спина с сероватой грубой шерстью.
 Виктор опустил дубину раз… другой… Жалобно хрюкнуло животное.
 — Готово! — крикнул Виктор. Мирон мигом подбежал к нему.
 — Что это? — выпучил он глаза.
 — Барсук! — торжественно ответил Виктор. — Но погоди! Еще что-то шевелится!
 Из норы выползли двое барсучат: они тоже одурели от дыма. Оба были такие маленькие, потешные, что хлопцам и в голову не пришло их убивать. Забрали живьем.
 — Вот тебе и еще животные для хозяйства! — сказал Мирон.
 — Я же говорил, что надо будет построить хороший хлев.
 — А есть их можно?
 — Никто не запрещает, но обычно их не едят.
 — А шкура ценная?
 — Не очень. За взрослого рублей пять получить можно.
 — В таком случае и возиться с ними нет смысла, — поморщился Мирон.
 — Но они забавные и быстро привыкают. Кроме того, жир барсука очень помогает от простуды и идет на смазку сапог, особенно охотничьих.
 Старый барсук был около полуметра длиной и весил килограммов тридцать. Трудно было тащить его, еще труднее снять шкуру теми инструментами, которыми располагали друзья. Но Мирон решил, что шкура очень пригодится, и настоял, чтобы сейчас же попытаться ободрать барсука. Дело оказалось сложным. Два часа промучились, а сняли не шкуру, а какие-то лохмотья.
 Захватили добычу и, усталые, отправились домой. Барсучата вырывались, даже кусались.
 — А можно их посадить вместе с тетеревами? — спросил Виктор.
 — Для тетеревов сделаем насесты, а барсуки будут на земле, — решил Мирон.
 — А эти барсуки довольно интересный народ, — рассказывал по дороге Виктор. — Они очень похожи на медведей, только меньше и принадлежат к породе куниц. Совершенно безвредны: питаются корнями, ягодами, червями. За добычей выходят ночью. Зимою спят в своей норе, как медведи. Очень чистоплотны. Этим иногда пользуются лисы: заберутся, когда нет хозяев, в хату и напакостят там. Вернется барсук, почует вонь и уходит от своей норы. А лисе только это и нужно: готовый дом!
 В лагере разместили животных, как договорились, поужинали и улеглись спать с чувством хозяйского удовлетворения. В сравнении с первыми днями дела их обстояли куда лучше.
 — Дли полного удобства не хватает только ножа, чугуна, хлеба и соли, — сказал Мирон.
 — И махорки, — добавил Виктор.
 — Ты еще не забыл об этой гадости?
 — Иногда и забываю, нет-нет, да и потянет закурить. Но ничего, терпеть можно. Наверно, потом буду рад, что так получилось.




 XI



  Барсуки подвели. — Не святые горшки лепят (а умелые). — Новые средства жизни. 

 На другое утро, едва проснувшись, хлопцы сразу же сунулись в хлев, поглядеть свою «скотину». Заглянул Виктор в щель — ничего не увидел. — Что-то не видать, — пробормотал он.
 Раздвинули ветки пошире, посмотрели во все углы — нет никого!
 Взглянули друг на друга — и руками развели.
 — Куда же они подевались? Хлев-то ведь целехонек!
 Мирон почесал затылок. Осмотрели всю постройку и заметили возле самой земли довольно большую дыру.
 — Работа барсуков! — крикнул Мирон. — А за ними и тетерева удрали. Как же это мы не подумали? Даже ты, спец по зоологии, не предусмотрел.
 Виктор стоял, опустив голову, и чувствовал себя виноватым.
 — Верно, — сказал он, — если они роют для себя норы, значит, могли, даже должны были, и тут прорыть ход. Но в таком деле никаких специальных знаний не требуется: ты и сам мог бы догадаться об этом, а вот…
 — Я говорил, что незачем было возиться с ними, — сердито перебил Мирон. — Никакой пользы от них нет. Держать их для потехи в нашем положении глупо. А теперь из-за них и тетерева удрали. Вот тебе и животноводство!
 — И все же об этом ты и сам не думал, — оправдывался Виктор. — Сказал бы раньше, и все было бы иначе. Нечего на другого валить. Сам помогал мне. В следующий раз будем умнее.
 — Жди теперь следующего раза!
 Поахали, попеняли друг другу, но помочь делу ничем не могли. А поскольку рыбы пока хватало, то и большой беды не было. Вскоре начали далее шутить.
 — В другой раз для каждой пары животных будем строить специальные, приспособленные помещения, — утешил Виктор. — Пока же давай лепить горшки.
 — А ты знаешь, как их лепят? — спросил Мирон с сомнением.
 — Кто из нас когда-то не лепил? — беззаботно ответил Виктор. — Не зря говорят: не святые горшки лепят.
 — Тут не лепить, а крутить надо, — хмуро сказал Мирон.
 — Давай крутить, все равно, — легко согласился Виктор. — Ты, видно, отлично знаешь это дело?
 — Почему я? — удивился Мирон.
 — Ты же сам недавно воспевал глину, поэму в прозе декламировал.
 — Поэма — поэмой, — пожал плечами Мирон, — а как делают горшки, я не видал. Дело это считается таким обычным, что и в голову не приходило заинтересоваться им. Может, ты видел?
 — И мне не случалось, — с комичной миной ответил Виктор. — Тоже не интересовался примитивной промышленностью. Все дикари умеют это делать. Я даже где-то читал, что египтяне четыре тысячи лет назад выдумали какое-то приспособление для такого производства. Но, я думаю, сделать простой горшок можно в без приспособлений.
 — Посмотрим, — уныло согласился Мирон.
 Как он жалел, что раньше не интересовался этим! И ему приходилось читать, он имел даже некоторые теоретические познания, но как взяться за дело — не знал.
 Пустив в ход черепашину для воды, намочили глину. Замесили и начали лепить, как это делают маленькие дети. Крошечные, неуклюжие мисочки еще кое-как получались, но друзьям не это было нужно, а горшок хотя бы на литр воды. Такую посудину приходилось лепить из кусков, и сразу было видно, что в слепленных местах она очень ненадежна.
 Старались так, что даже пот капал. Множество раз наново комкали свои «горшки».
 — Вот тебе и «не святые горшки лепят»! — сердился Виктор. — Выходит наоборот: как раз святым следует быть в этом деле.
 — Или дикарем, — добавил Мирон.
 Наконец каждый слепил по «горшочку», но когда взглянули на них, даже носы повесили.
 — Они сразу расползутся, когда начнут сохнуть. А их еще нужно обжигать, иначе не будут держать воду. Вот тебе и примитивное производство! — сказал Виктор.
 — Нет, видно, не обойтись без гончарного круга! — решительно сказал Мирон.
 — Ишь чего захотел: колесо, машину!
 — Какую-нибудь крутелку обязательно надо придумать. Тогда плотнее слипнутся частицы глины. Сейчас я поищу что-нибудь.
 Через несколько минут Мирон принес довольно толстый круглый кусок дерева, оскоблил его.
 — Теперь, — сказал он, — поставим эту штуку торчком. Ты будешь вертеть ее, а я сверху положу комок глины. Во всяком случае, должно получиться что-то не хуже этих черепков.
 Подошли поближе к воде, приспособились. Было бы ничего, но чурбак шатался от движений Виктора. Пришлось приладить вилку, чтобы закрепить «машину».
 Наконец после долгой возни что-то получилось.
 Правда, это «что-то» не очень напоминало горшок.
 — Что он неуклюжий — не беда, — сказал Мирон.
 — Стенки уж больно толсты, это скверно: потрескаются. Давай еще попробуем.
 И вот родились два неказистых горшка… С удовлетворением рассматривали их хлопцы. Однако радость поблекла, как только оба подумали, что до конца еще очень далеко.
 — Сушить их нужно несколько дней, — сказал Мирон. — Следует начинать с темного, влажного места. А мотом обжигать несколько дней, тоже начиная с легкого огня, даже дыма. Да и то неизвестно, не потрескаются ли: ведь глина не подготовлена, не обработана как следует.
 — Э-э! — протянул Виктор. — В таком случае и не дождемся. Пожалуй, к тому времени мы уже дома будем. Вода и так почти спала.
 — Я не пожалею, если не дождемся. А если пригодятся, мы сами будем рады, что сделали их. Рыбы на сегодня хватит, пойдем поищем к ней еще чего-нибудь.
 Как всегда направились в лес. Вскоре нашли несколько маленьких грибов.
 — Смотри, какие красивые сыроежки! — обрадовался Виктор, сорвал и сразу съел корень.
 — Вкусные, сладкие! — причмокнул он. — Не зря их зовут сыроежками.
 Через несколько шагов наткнулись на лисички.
 — Теплая погода, начинают грибы лезть, — сказал Мирон. — Будет что есть вместо тетеревов.
 Пересекли лес наискосок и вышли к. тому месту, где в первый день видели клин, выдававшийся в озеро. Теперь с этой стороны озера уже не было.
 — Смотри-ка, сухо! — крикнул Виктор и бросился вперед. Побежал за ним и Мирон. Но скоро убедились, что дальше опять лежит трясина, в которую нечего и соваться.
 — Все же теперь можно надеяться на выход, — утешали себя друзья. — Завтра пойдем искать его. Тут Мирон обратил внимание на молодой аир.
 — А вот и еще пища! — сказал он, вырвал растение, очистил белый конец возле корня и начал есть.
 — Правильно! Знаю! Не раз ел! — согласился Виктор и присоединился к другу.
 — Кажется, вволю наелись, — рассуждали хлопцы по дороге назад, — а все время чувствуется голод, чего-то не хватает.
 Под вечер начался дождь, обложной, долгий. Все время пришлось сидеть в будке. Хоть и старательно была она построена, но кое-где протекала.
 — Обязательно сожгу ее, когда будем уходить домой! — сердился Виктор.
 Снова стало тоскливо и грустно. Снова немилым сделалось все вокруг. Одно только утешало хлопцев: завтра они окончательно выберутся из этого дикого угла. Ведь вода уже спала.




 XII



  Снова неудачная попытка. — Неожиданная встреча. — Ежик помог. — Последняя рыба. — Новая попытка. — Недолгая радость. — В западне. — Последние усилия. — На краю гибели. 

 Спали плохо. Поддерживали огонь, грелись, сушились. Дождь перестал на рассвете, и друзья начали готовиться в дорогу.
 Они крепко надеялись, что теперь, наконец, выберутся с острова. Не может быть, чтобы нигде не нашлось отсюда выхода! Пусть даже придется ползти так, как тогда они ползли по грязи до острова. Что угодно, — лишь бы вырваться!
 Перед отходом Мирон бросил в костер все запасенные дрова.
 — Пусть горит. А вдруг придется вернуться?
 Идти было невесело: земля мокрая, с деревьев капает после ночного дождя. Заденет передний какую-либо ветку плечом — задний кричит, что его облило. Обувь промокла сразу, а после постепенно промокла и одежда.
 Пошли той же дорогой, что и первый раз, — вдоль берега. Но самочувствие было хуже, чем тогда. Тогда сразу было видно, что впереди вода, значит, и соваться нечего. А теперь то и дело приходилось лезть в болото, пробовать, нельзя ли пройти, — и тут же поворачивать назад.
 Озера не было видно: перед ним распростерлось большое болото, покрытое редким кустарником и отдельными деревьями. Лишь иногда, с пригорка, увидишь — блеснет среди зелени вода и снова спрячется.
 Друзья обошли только половину острова, а устали больше, чем в прошлый раз за весь путь. Да и голод начинал мучить. Сначала их поддерживала надежда найти выход, но скоро и она исчезла. Даже Мирон не выдержал:
 — Так можно пробродить здесь всю жизнь, — сказал он.
 — Теперь только я почувствовал, каким приятным, красивым, уютным был наш уголок, шалаш, костер! — признался Виктор. — Идем назад!
 — Идем! — согласился Мирон. — Все равно сегодня не успеем обойти весь остров. Завтра начнем с этого места.
 Вернулись в лагерь уже под вечер. Жар в костре сохранился, но в запасе не было ни сухого топлива, ни еды. Хлопцы так устали, что не хотели шевелиться. Надо было собирать хворост, идти за рыбой, однако друзья решили, что лучше поголодать, но хорошенько отдохнуть. Ведь и прошлую ночь они не спали.
 Наскоро собрали хвороста, подсушились, выпили «чаю» и тотчас свалились как убитые.
 Проснулись на рассвете, проспав часов одиннадцать. Зато снова чувствовали себя бодрыми и веселыми.
 «Идем за рыбой!» — была их первая мысль.
 Вскинули на плечи дубины и бегом помчались к пруду: впереди Виктор, за ним длинноногий Мирон. Бежали к знакомому месту, по знакомой дороге и поэтому даже не смотрели по сторонам. Вот и кусты на берегу пруда; Виктор уже обогнул их.
 В то же мгновение произошло что-то такое, чего Мирон никак не мог понять.
 Послышался крик, рев, стук, и навстречу Мирону выскочил бледный безоружный Виктор.
 — Удирай! — успел он крикнуть и полетел как стрела. Мирон и сам не заметил, как уже мчался следом за ним.
 Ветер свистел в ушах, ветки хлестали по лицам, а хлопцы все продолжали бежать. Оглянулся Мирон, ничего по заметил, но не отставал от друга. Лишь возле костра Виктор остановился, но все еще с опаской поглядывал назад.
 — Что… такое? — запыхавшись, спросил Мирон.
 — Медведь! — коротко ответил Виктор. Как ни всматривались друзья, никого не было видно.
 — Может, тебе показалось? — насмешливо спросил Мирон.
 — Ничего себе «показалось», когда я сам хватил его дубиной по голове, — ответил Виктор и, пригнувшись, начал красться в том направлении, откуда только что бежал как ошпаренный. Он приглядывался и так и этак. Последовал за мим и Мирон. Шагов на пятьдесят продвинулись они таким образом, но ничего не увидели. Тогда только Виктор успокоился.
 — Я был уверен, что медведь за нами гонится, — сказал он с облегчением.
 — Да расскажи ты толком, в чем дело? — нетерпеливо крикнул Мирон.
 — Понимаешь, едва пробежал я мимо кустов, как сразу попал в лапы к медведю. Пруд высох, осталось болото. Гляжу, а там, в луже, просто бело от рыбы. Вот медведь и подкреплялся ею. Видно он потому и не почуял нас, что был занят. Я с разгона прямо налетел на него. Он мигом выпрямился, встал на задние лапы и повернулся ко мне. Я успел стукнуть его булавой по морде, он заревел и схватился лапами за глаза. Булава вывалилась из рук, а я — ходу.
 — Вот как? А я думал, ты шутишь.
 — Нечего сказать — шутки! Попасть медведю в лапы с одним только колом.
 — А знаешь, что? — засмеялся Мирон. — Это же ежик нас выручил. Колючки повредили медведю глаз, вот и не смог он погнаться за нами.
 — Я же тебе говорил: подавай на мою булаву всех зверей, даже слонов и крокодилов! — сказал Виктор и стал в позу победителя — руки в бока.
 — Ой, не хвались, герой! — погрозил пальцем Мирон. — Вспомни-ка, как ты улепетывал от мишки.
 — Я-то ничего, а вот ты драпал, даже не зная, в чем дело. — И оба весело захохотали.
 Через полчаса пошли назад. Чем ближе подходили к пруду, тем напряженнее становились оба. Четыре глаза следили, не шевельнется ли что, четыре уха не пропускали ни одного шороха. В любую секунду друзья готовы были дать стрекача.
 Таким образом подкрались к самому берегу, увидели болотце с небольшими лужицами, мертвую, полуживую и живую рыбу, следы медведя и рядом с ними булаву. Никаких признаков, что сам медведь находится поблизости, не заметили.
 Подняв дубину, увидали на ней следы зубов.
 — Видно, со злости набросился на дубину, — сказал Виктор. — Раз за ними не погнался, наверно, остался без глаза.
 — Нажили мы теперь соседа-врага, — сказал Мирон.
 — Ничего! Он сам будет бояться нас. Можем не опасаться. Да и вообще медведь не нападает на человека, а тем более на двух.
 Набрали друзья рыбы, сколько могли унести, и отправились домой.
 — Последняя рыба, — грустно сказал Мирон. — Если не выберемся в ближайшие день-два, туго нам придется.
 — А мы позавтракаем и пойдем, — ответил Виктор. Он теперь больше всего любовался своей булавой.
 — Историческое оружие! Даже со следами медвежьих зубов. Отдам ее в музей.
 Дома не только отлично позавтракали, но и запасли рыбы на дорогу. Часть зажарили, а часть подкоптили в дыму и повесили сушиться.
 Оставалось более часа до полудня, когда друзья тронулись в путь.
 Вскоре дошли туда, где остановились вчера, и снова начали обход. Повторялись те же мучения: то продвигались вперед, в болото, то возвращались обратно. Вот, наконец, и то место, где в первый раз далеко продвинулись в болото.
 — Последняя надежда… — сказал Мирон.
 Энергично и уверенно двинулись вперед. Вот как раз здесь они вынуждены были повернуть назад. Дальше, где раньше была вода, осталось только болото.
 — Смелей! Смелей! — подбадривали они друг друга.
 Цеплялись за деревца, перепрыгивали с кочки на кочку, временами проваливались в трясину по пояс и тут же помогли один другому выбраться из нее.
 Так они продвигались все дальше и дальше и наконец, выбрались на сухое место.
 Вздох облегчения вырвался из груди, словно они из духоты вышли на свежий воздух.
 — Вылезли из этого проклятого болота! Скорее в какую-нибудь деревню. Хлеба, хлеба поесть бы!
 Друзья повернули налево, на юг, и зашагали как можно быстрее. Лес казался таким же, как и на их острове, местность была повыше, и это радовало хлопцев. Но, пройдя километра два, они снова очутились перед болотом.
 — Неужели тоже самое? — с ужасом сказал Виктор.
 — Едва ли, — усомнился Мирон, — здесь и повыше, и суше.
 Двинулись было дальше, но скоро пришлось вернуться. Прошли с полкилометра, сделали еще попытку и опять такая же трясина.
 Даже сердца сжались: неужели начнется то же самое? Стиснув зубы, бросались они из стороны в сторону, но всякий раз приходилось отступать. Забыли об усталости, о голоде, напрягали последние силы, спешили, но неуклонно вынуждены были сворачивать все вправо да вправо, пока уже в сумерках не оказались на том самом месте, где впервые выбрались из болота. Виктор бросился на землю, прижался к ней лицом. Мирон стоял, опустив голову, и каким-то невидящим взглядом смотрел в одну точку.
 — Выхода нет! В западне! — прошептал он.
 — Видно, придется погибать здесь, — простонал Виктор.
 Темнело. Вечер был теплый, тихий. Нежные звуки природы ласкали ухо. Но наши друзья ничего этого не чувствовали, не замечали. Прежде всего очень хотелось отдохнуть. Оба истратили последние силы в борьбе за освобождение. Они хотели бы пролежать тут всю ночь, чтобы завтра снова попытать счастья. Но…
 — Слушай, Виктор! — глухо сказал Мирон. — Мы должны немедленно вернуться назад, иначе останемся без огня.
 Виктор приподнялся, провел рукой по лбу, встряхнулся и вскочил на ноги.
 — Да, — сказал он. — Надо бороться.
 И они молча пошли опять в болото, ночью…
 Не будем описывать эту жуткую дорогу. Скажем только, что вернулись они в лагерь будто постаревшими на несколько лет. Каждый из них видел смерть. По шею проваливались в трясину. Провели в болоте часа четыре и спаслись только потому, что из последних сил помогали друг другу.
 Добрались до стоянки почти в беспамятстве. Едва раздули последние угольки, разожгли большой огонь и тут же уснули возле него. Не залезли даже в свою будку.
 Это была их десятая ночь на острове…




 XIII



  Вынужденное ожидание. — На пастбище. — Жаба-птица. — Домашнее настроение. — Человек! 

 Сначала их грел и сушил костер, потом солнце. Во сне они поворачивались к теплу то одним, то другим боком, пока не высохли вместе с налипшей грязью. Спали очень долго, восстанавливая силы, истраченные на болоте.
 Первым проснулся Мирон и сразу бросился к огню. Когда костер опять запылал, Мирон сел на землю, обхватил руками свои худые колени и задумался…
 Некоторое время спустя встал Виктор, поглядел на Мирона с таким выражением, будто не ожидал его увидеть, и начал чесаться так, что пыль пошла от него, как дым от костра.
 Мирон, не обращая внимания на товарища, сказал как бы самому себе:
 — Сегодня начались занятия. Сегодня наши родители совсем уже встревожились. Сегодня начнут нас везде искать, но только не здесь.
 — Нельзя ли какой-нибудь сигнал подать? — сказал Виктор.
 — Кому ты подашь его через несколько километров болот и лесов? — ответил Мирон. — Я думаю, стоит переселиться на тот остров, где мы были вчера. Все ближе к людям.
 — Почем ты знаешь, что ближе? Может, совсем наоборот. А тут на берегу…
 — На каком берегу? — перебил Мирон. — Разве ты не видишь, что озера тут уже нет? Вон куда оно отодвинулось. И оттуда, наверно, никто к нам не придет.
 — А мы никого не будем ждать; мы сами пойдем, как подсохнет.
 — Может, в июне и подсохнет, но как дожить до той поры? — хмуро сказал Виктор.
 — До сих пор было хуже, и то прожили, а там пойдут грибы, ягоды.
 — Подохнешь от такой еды. Гляди, какими мы уже стали, — и Виктор с грустью посмотрел на свои исхудавшие руки. — Ты, брат, на Дон-Кихота похож.
 Мирон внимательно посмотрел на товарища и только теперь заметил, как он изменился за эти дни: не только щеки, но и нос, и рот, и даже глаза казались не теми.
 — А ты на Санчо Пансу совсем не похож, — сказал он, улыбнувшись. — Давай в таком случае позавтракаем. Есть печеная рыба да сушеной хватит дня на два — на три. Есть еще аир, березовый сок.
 — А там опять заведем домашних животных, — уже весело подхватил Виктор.
 После завтрака настроение друзей улучшилось.
 — Идем на охоту! — решил Виктор. — Да и помыться надо где-нибудь. А переселяться на тот остров подождем: пусть подсохнет.
 Взяли дубины и неторопливо направились в лес. Теперь, когда выяснилось, что им так или иначе придется провести здесь еще несколько дней, хлопцы успокоились. Они могли снова направить свою энергию и внимание на «овладение» островом.
 В одном углу, под елью, нашли несколько последних клюквин, в другом месте пощипали молодого щавеля, а в орешнике обнаружили немного прошлогодних орехов. Когда увидели липу, Мирон остановился сказал:
 — Мы же забыли об этой пище. Молоденькие листья липы не хуже салата.
 Попробовал Виктор и остался очень доволен.
 — Даже вкуснее аира и щавеля! Э-э, жить можно! А летом, пожалуй, еще больше всякого добра будет.
 Вдруг он остановился и удивленно уставился на ветку дерева. Посмотрел туда Мирон и еще больше удивился: на ветке, высоко над землей, словно птица, прыгала лягушка. Ярко-зеленая, с белым животом и двумя черными с желтым полосками на боках, она легко и ловко перепрыгивала с ветки на ветку, чуть не у самой вершины дерева.
 — Как она забралась туда? — удивленно спросил Мирон.
 — Она и живет на дереве, как птица, — ответил Виктор. — Вообще таких лягушек много на свете. Есть в южной и средней Европе и в том числе, как видишь, встречаются у нас, в Беларуси. Питаются они, как и птицы, разными жучками, козявками, а икру откладывают в воде.
 — Так вот почему люди говорят, что иногда лягушки рождаются в орехах! А я считал это сказкой, — сказал Мирон. — Оказывается, сколько же интересного в природе, такого, о чем мы и представления не имеем!
 — Если совсем туго придется, можно будет и лягушек попробовать. Не этих, а тех, что на земле. Думаю, во вред не пойдет.
 — Надо будет — попробуем и лягушек, — со смешной покорностью проговорил Мирон.
 Больше ничего съедобного на этот раз не нашли.
 — Хорошо, что хоть немного попаслись, — говорили хлопцы по дороге домой.
 Солнце уже садилось, когда они вернулись на свою стоянку. Подбросили дров в костер, и огонь затрещал с веселой злостью. После вчерашних мучений их «дом» казался таким родным, будто они здесь и родились.
 — Нечего тянуть, завтра пойду мыться, — недовольно ворчал Мирон. — А ты — как хочешь.
 — Завтра и я пойду, — со смехом ответил Виктор. — Но вот что: одной черепашины для «чая» мало, нужно еще посудину сделать, из бересты.
 — Хорошее дело, — согласился Мирон. Виктор пошел к березе.
 И вдруг закричал так, что эхо покатилось по всему лесу:
 — Мирон!!! Смотри! Что это такое?! Мирон подскочил, будто его кто толкнул в бок. Подбежал к Виктору и увидел, что тот поднимает с земли окурок.
 — Что это такое? — повторил Виктор.
 — Окурок, — спокойно ответил Мирон.
 — Как он сюда попал?! Тут и Мирон понял, что дело серьезное.
 — Покажи, — сказал он вдруг задрожавшим голосом.
 Окурок был сухой, свежий…
 Друзья глядели друг на друга, как очумелые.
 — Может, это ты бросил? — шепотом спросил Виктор.
 — Иди ты к бесу! — рассердился Мирон. — Скорее ты сам.
 — Нет, не я. Значит…
 — …тут недавно был человек, — закончил Мирон. — Был, наверное, вчера, ведь в предыдущую ночь шел дождь, а окурок как будто только что брошен…
 — А мне кажется, что он был сегодня, — уверенно отметил Виктор. — Я ведь сегодня уже проходил здесь и, конечно, заметил бы такую необычную штуку.
 — Видно, он приходил сюда, когда нас не было, и подумал, что мы давно ушли. А вдруг он здесь?
 — Эй! Люди-и! Сюда-а-а! — заголосили хлопцы что было мочи.
 Прислушались — никто не откликается.
 Снова начали кричать, снова прислушались. Потом побежали вперед, как шальные, бросались во все стороны и кричали до тех пор, пока не охрипли. Но все напрасно…
 — Нету! Ушел… — опустил голову Виктор. — А он знает дорогу.
 — Хорошо хоть и то, что сюда можно пройти, — сказал Мирон. — А если можно пройти, значит, можно и выйти.
 — Но как найти тропинку?
 — Не знаю. Зато мы можем быть уверены, что она есть.
 Долго обсуждали они это происшествие, даже уснуть не могли. Очень жалели, что человек не нашел их. И все же надежда выбраться с острова не покидала друзей.
 А когда, наконец, уснули, Виктор вдруг вскочил и толкнул Мирона в бок.
 — Чего ты? — недовольно буркнул тот.
 — Слушай! — тревожным шепотом начал Виктор. — А что, если… если он нарочно не захотел встретиться с нами!
 — Еще что! Спи! Завтра увидим!…
 — Нет, ты только подумай: будка, костер, черепашина с березовым соком, разные домашние вещи, а главное — барсучья шкура в шалаше… Разве можно подумать, что тут никого нету? А?
 — Почему же нет? — ответил Мирон, но уже не так уверенно. — Ведь когда мы уйдем, то оставим и костер и будку.
 — А черепаху? А барсучью шкуру?
 — Ну, он мог на это не обратить внимания.
 — Но ведь он, кажется, стоял и курил тут.
 Доводы Виктора смутили Мирона. Но как ни старались друзья, а объяснить непонятный факт не могли. Кто мог прятаться от них? Зачем?…
 Так и уснули в тревожном неведении.




 XIV



  Напрасные усилия. — Колония бобров. — Еще одна неудачная попытка. — Окурок ворона на хвосте принесла. — Сонный заяц. 

 Едва взошло солнце, как хлопцы были уже на ногах. Поспешно собравшись, они отправились в дорогу.
 Когда подошли к болоту, чтобы переправиться на другой остров, Мирон остановился и сказал:
 — Почему мы уверены, что человек приходил с того острова? Он же мог пробраться и прямо на наш.
 Виктор и сам удивился, откуда взялась у них эта уверенность. С какой стати человек без всякой нужды и видимой пользы полез бы через болото, где они едва не погибли?
 — Все равно нужно обследовать оба острова, — наконец сказал он. — Вот и начнем с того: мы меньше знаем его.
 Они внимательно присматривались к болоту, — не видно ли следов незнакомого человека. Но среди своих собственных следов чужих не заметили.
 — Может, он в другом месте перебрался?
 Прошли в одну, в другую сторону, но ничего не нашли. Болото там было еще непроходимее, шире.
 Как не хотелось им снова лезть в опротивевшую трясину! Правда, идти днем было легче, чем ночью: за последние сутки болото немного подсохло.
 — Видно, паводок еще не совсем окончился, — сказал Мирон. — Вода все понижается. Это хорошо.
 Перебрались на другую сторону и пошли в обход, как и раньше.
 Опять начался тяжелый труд. Опять в отчаянии делали они попытку за попыткой и каждый раз вынуждены были отходить назад. Обошли весь остров, но выхода не было.
 — Значит, человек приходил не на этот остров, а на наш, — решили оба.
 В одном месте среди деревьев и лозняка друзья заметили воду — небольшое озерцо. Они и раньше видели его, но посчитали, что сюда незачем соваться, и прошли мимо.
 Теперь же это место заинтересовало их. Когда продрались сквозь густой лозняк, увидели ручеек с холодной ключевой водой, очевидно, вытекавший из болота в озеро. Чуть подальше ручеек был перегорожен как бы плотиной, перед которой вода задерживалась и образовывала озерцо, замеченное нашими путешественниками с берега. Трудно было угадать, природная ли это плотина, или она сделана людскими руками. Правда, два сломанных дерева с сучьями и кучи хворосту лежали так, будто их не касалась рука человека. Но, с другой стороны, трудно было поверить, что все это навалилось само собой. Перед плотиной из воды высовывались три стожка, точно копны сена. Опять-таки не верилось, что стожки эти оказались тут случайно.
 Вдруг около плотины плюхнулись в воду два-три небольших животных, похожих на выдру, которую хлопцы видели раньше.
 — Бобры! — крикнул Виктор.
 Это так заинтересовало друзей, что они забыли и о голоде, и об усталости, и о таинственном человеке, и о своем положении. Столько раз они слышали и читали об этих редких, ценных и интересных животных, сохранившихся в речках лесных районов РСФСР и БССР. И вот теперь видят их своими глазами, да еще в первобытных, природных условиях.
 — Так вот как они живут! — сказал Мирон. — Надо будет хорошенько приглядеться к ним.
 — Обязательно, — согласился Виктор. — Ради этого стоит специально остаться на один лишний день.
 Но сегодня было уже поздно. Близился вечер, давно вышли из «дома», и следовало поторапливаться: как бы не погас костер. Бросив еще один взгляд на бобровый поселок, друзья отправились в свой лагерь.
 Вся эта местность оказалась не такой уж болотистой. Пробравшись через заросли кустарника, друзья вышли на пригорок, а за ним увидели свой пруд.
 — Вот тебе и на! — воскликнул Виктор. — Ради чего же мы мучились на болоте, когда тут есть такая хорошая дорога!
 На поверхности высохшего пруда виднелось множество следов не только зверей, но и птиц.
 — Видно, все полакомились нашей рыбой, — заметил Мирон.
 Так окончился этот день. Казалось, он был такой же трудный, неудачный, безнадежный, как и прежние, но друзья меньше беспокоились и тревожились, чем раньше: новые впечатления отвлекли их от тяжелых переживаний.
 А на следующее утро долго не могли решить, за что взяться: искать ли дорогу, или идти смотреть бобров.
 — Да пойми ты, — доказывал Мирон, — от дороги зависит наша жизнь. Нельзя из-за любопытства рисковать ею. Если найдем дорогу, всегда сможем спокойно вернуться и заняться наблюдением. Я не говорю, что надо обязательно идти домой. Найдем хотя бы след человеческого жилья и оттуда вернемся.
 Виктор настаивал на своем:
 — Как можно идти дальше, когда рядом такая интересная вещь? Вернемся ли — неизвестно. Может, жилье километрах в двадцати отсюда. Захочешь ты в таком случае возвращаться? Не думаю и за себя не ручаюсь.
 Долго спорили друзья, наконец решили бросить жребий. Мирону не повезло.
 И вот они опять возле бобрового поселка. Сначала внимательно осмотрели постройку. Одно из поваленных деревьев было сантиметров сорока толщиной, другое чуть поменьше, а вокруг виднелось множество более тонких пней.
 — Неужели все это они сами свалили? — удивился Мирон.
 — А кто же? Смотри, как подпилили.
 Все пни были заострены, как колья. Так же заострены и концы деревьев. Бобры начинали грызть вокруг широкой полосой, потом все уже и уже, пока дерево не падало.
 — Неужели они по своему желанию валят такое дерево в нужную им сторону? — спрашивал Мирон.
 — Пожалуй, так. Все деревья повалены только в сторону реки.
 Тут они заметили большое дерево, погрызенное так, что, казалось, его можно свалить одним пальцем.
 — Нет! — решительно сказал Виктор. — Сам погибну, а подстерегу, как они будут валить это дерево!
 И действительно, дело было настолько интересное, что даже Мирон не хотел уходить отсюда.
 Издали плотина казалась беспорядочно набросанной кучей лесного ломья, а вблизи выяснилось, что внизу ветки плотно переплетены и даже замазаны землей и вода задерживается как следует.
 Такими же оказались и бобровые хатки. От земли (в воде) они поднимались не меньше чем в рост человека. Верхние пласты сучьев навалены как попало, но чем глубже, тем лучше они были обработаны, переплетены и обмазаны.
 — Видишь, вон под водой чернеет дыра, — объяснял Виктор. — Это вход. Таких входов несколько. А сами бобры живут на втором этаже, над водой.
 — Значит, теперь они сидят в этих стожках? Интересно бы поймать одного, посмотреть поближе.
 — Нет, брат! Это не легкое дело. На то у них и несколько выходов.
 — А можно их есть?
 — Ты все со съедобной точки зрения рассматриваешь! — засмеялся Виктор. — Не слыхал, чтобы бобров ели. Не этим они ценны, а своим мехом, да еще какой-то «бобровой струей». Говорят, вроде лекарства.
 Внимательно рассматривая строения, они обошли весь участок и на другой стороне, среди зарослей, нашли четвертую хатку. Стояли они на коряге, и вода едва доходила до ее фундамента. Нужно было ступить один шаг с берега, чтобы очутиться на крыше хатки. Хлопцы так и сделали.
 Они никак не ожидали, что строение окажется таким прочным: хатка легко выдерживала двух человек. Интересно было думать, что под ними сидят бобры. Виктор высказал мысль, что хатка эта, наверное, покинута: на ней старые ветки и сучья, в то время как на остальных трех много свежих, недавно заготовленных.
 — Они каждый год ремонтируют жилье, — сказал он. — Может, теперь засядем, чтобы подкараулить их?
 Нашли подходящее место, где было суше и кусты погуще, спрятались и начали ждать. Прошло полчаса, час, а бобры не показывались.
 — Видно, напугались, услышав, как мы тут ходим, — прошептал Виктор. — Вообще днем они не любят выходить, а теперь тем более.
 — В таком случае нет смысла и сидеть, — подхватил Мирон. — Пойдем-ка по своим делам. А сюда вернемся завтра, тихонько, чтобы не спугнуть их.
 Мысль была правильная, и Виктор согласился. Пошли дальше вокруг острова. На этот раз дело упрощалось тем, что не надо было обследовать ни восточную сторону, от озера, ни западную, от соседнего острова. Даже с северной стороны оставалась только половина, так как другую, друзья знали, тоже омывает озеро. Таким образом, нужно было обследовать лишь южный берег.
 Туда и пошли. Но как ни старались, как ни метались — выхода найти не могли.
 — Каким же образом тот человек пробрался? — недоумевали хлопцы.
 — А может, этот окурок иначе как-нибудь попал сюда? — высказал предположение Мирон.
 — Не ворона ли на хвосте принесла? — насмешливо сказал Виктор.
 — Зачем смеяться? — серьезно ответил Мирон. — Коли нет иного объяснения, можно предположить, что какая-нибудь птица несла его в свое гнездо и потеряла. Это предположение нисколько не хуже мысли, что какой-то человек почему-то карабкался через болото, рисковал жизнью, увидел наше жилье, постоял, покурил и потащился назад.
 Рассуждения Мирона тоже имели основания. Виктор растерялся:
 — Неужели придется всерьез согласиться, что окурок ворона на хвосте принесла?
 — Я этого не говорю, а только отмечаю, что такое объяснение не хуже других. Так или иначе, а надо готовиться к жизни тут примерно на несколько недель. Летом, конечно, где-либо подсохнет настолько, что мы сможем пройти.
 — Нужно лучше кладки делать. За это время можно набросать сучьев и деревьев столько, что мы без труда проползем по ним через болото.
 — Что ж, мысль неплохая! — оживился Мирон. — Начнем. Можем у бобров одолжить сваленные деревья: нам самим не срубить.
 План этот понравился обоим и значительно успокоил друзей. Теперь они сами могли действовать, приближая свои освобождение, а не сидеть и ждать, пока природа сделает одолжение и подсушит болото. Одной мысли об этом было достаточно, чтобы энергии у хлопцев прибавилось вдвое. Виктор сразу же загорелся и начал мечтать:
 — Если мы каждый день будем подбрасывать сучья, то сделаем такую гать, что по ней хоть на подводе езжай!
 — Не очень увлекайся, — сказал Мирон. — Как только станешь на эту гать, она провалится в трясину.
 — А я стоять не буду, — храбрился Виктор. — Лишь бы ногой дотронуться. Не поспеет сук податься под ней, как я перепрыгну дальше.
 — Что ж, там будет видно, — уклончиво согласился Мирон.
 Обсудив все детали, решили немедленно приняться за работу. И вдруг Мирон покачал головой и сказал:
 — Ну и наплели же мы с тобой глупостей!
 — Каких?
 — Если б кто-нибудь набросал нам сучьев сверху, может, мы и смогли бы перебраться по ним. А когда мы сами начнем ходить по гати то туда, то сюда, да еще с тяжелой ношей за плечами, гать эта погрузится в болото после первых же переходов.
 — Ясно! — сказал Виктор. — Теперь буду фантазировать только тогда, когда хорошенько обдумаю вопрос.
 Они не торопясь направились к дому. Хоть мысли обоих и были далеко от этих мест, но друзья по привычке внимательно присматривались к каждому кусту, к каждому уголку леса. И под одним кустом заметили что-то светло-серое.
 Пригляделись — заяц! Сидит себе и смотрит на них, вытаращив глаза. Правда, ветерок дул как раз с его стороны, так что он не мог их почуять. Но видеть-то должен был!
 — Верно, спит, — шепнул Виктор. — Попытаемся подкрасться.
 И они начали красться так тихо, что даже друг друга не слышали. Только сердца стучали учащенно. Шаг за шагом приближались к добыче. Вот уже заяц виден совсем ясно. Лежит на животе, подобрав под себя ноги, уши насторожены, а сам смотрит прямо в глаза. Даже какой-то страх охватил приятелей.
 Чем ближе, тем больше волновались они. Вот сейчас прыгнет — и нет его! Но заяц не шевелился…
 Последние пять шагов дались с таким трудом, что даже шатание по болоту (как друзья говорили позднее) казалось им более легким. Волнение, надежда, страх, что добыча вот-вот убежит, боязнь вспугнуть косого — все это было необычайными переживаниями.
 Вот Мирон взмахнул дубинкой — и заяц в руках Виктора…
 — Ох! — вырвалось у обоих, будто они испытали огромное напряжение.
 — Как же это могло получиться? — не верил своим глазам Мирон.
 — С ними бывает. Моя бабушка рассказывала, что однажды, собирая ягоды, она наткнулась на спящего зайца. Но почему-то побоялась схватить его голыми руками и начала отвязывать фартук. Заяц проснулся и убежал.
 Велика была радость хлопцев, но когда пришлось свежевать добычу, снова начались жалобы: ну что ты сделаешь без ножа?
 — Интересно! — заметил Мирон. — Каждый раз мы жалуемся, когда надо радоваться, когда есть добыча. А без нее и о жалобах забываем.
 — А ты все мудришь и философию разводишь по любому поводу, — огрызнулся Виктор.




 XV



  Бобровое хозяйство. — Неожиданная опасность. — Враги-избавители. — Гости хояяйничают. — Объедки с чужого стола. — Серьезная ошибка. 

 Таким образом выяснилось, что в ближайшие дни нечего думать об освобождении. Некоторое время можно было не вспоминать об этом, а запас мяса позволял пару дней отдохнуть. Это использовал Виктор и предложил на следующий день приступить к наблюдению за бобрами.
 — Только, брат, запасись терпением! — предупредил он. — Придется сидеть, не шевелясь, может быть, несколько часов. Обещаешь?
 — Согласен! — сказал Мирон. Бобры интересовали его не меньше, чем товарища.
 Подошли они так тихо, что даже не испугали бобра, что-то мастерившего на своей хатке. Но едва хлопцы начали устраиваться в укрытии, как бобр нырнул и исчез.
 Скоро из воды высунулась тупая круглая голова. Через минутку — вторая, третья. Двое приковыляли к начатому дереву и взялись за работу. Какие они были смешные, неуклюжие! Широкий хвост — точно лопата, и покрыт не шерстью, а чешуей. Пальцы задних ног соединены перепонками, как у гусей. На передних — перепонок нет, зато когти острые, а на большом пальце даже двойные. Густая бурая шерсть блестит на солнце.
 Двое «дровосеков» стали по обе стороны дерева на задние лапы, оперлись на хвосты и так взялись за работу, что только щепки полетели. Третий опять полез на свою хатку, четвертый тащил с берега в воду деревце толщиной с человеческую руку. Тяжелый труд! Дернет малость — я отдохнет. На помощь ему поспешил еще один.
 С восхищением наблюдали друзья за этой картиной.
 Тем временем дерево пошатнулось, послышался треск. «Дровосеки» отскочили в сторону, остальные бобры бросились в воду.
 — Слушай! Они же могут пристукнут» нас! — в испуге прошептал Мирон.
 Виктор и сам этого боялся. Он внимательно следил, в какую сторону будет падать дерево, но пока определить не мог. Дерево потрескивало и шаталось. Бобры подберутся к нему, погрызут — и в сторону. Подгрызли они оттуда, где вода, или, вернее, плотина.
 — Должно туда и упасть, — прошептал Виктор.
 Однако полной уверенности в этом не было. Друзья рисковали. Лишь обостренное любопытство и возбуждение удерживали их на месте.
 Вот уже дерево наклонилось к воде. Треснуло в последний раз и со страшным шумом рухнуло на плотину. От грохота даже «дровосеки» нырнули под воду.
 — Ай да молодцы! — с восторгом вскрикнул Мирон. — Такие маленькие, а этакое дерево свалили!
 — Тише! Посмотрим, что дальше будет! — остановил его Виктор.
 А дальше… дальше произошло что-то совсем неожиданное…
 В лесу послышались голоса, и среди деревьев мелькнули… два человека!
 — Люди! — радостно крикнул Виктор и хотел было вскочить.
 Позднее Мирон никак не мог объяснить, что с ним тогда произошло. Помнил только, что в его голове, словно молния, мелькнуло слово «окурок», и он люто сжал зубы, рванул Виктора за рукав и прошипел:
 — Не шевелись! Подожди!
 Виктор опустился на землю и замер. На их счастье, треск падавшего дерева заглушил голос и движение Виктора. Люди ничего не заметили, подошли и остановились возле хатки, на которую вчера влезали наши друзья.
 Один из незнакомцев был высокий, сильный, лет под пятьдесят человек с черной стриженой бородой и густыми черными усами, обвисшими, как у моржа. Под густыми бровями глубоко сидели узкие глаза, придававшие ему свирепый вид. На нем была короткая, серая, из грубого сукна свитка и высокие охотничьи сапоги, в грязи до колен. За плечами на ремне висело ружье.
 Его товарищ, более молодой, имел «городской» вид. Высокий, тонкий, бритый. На нем тоже высокие сапоги, а вместо свитки — парусиновая накидка. Ружья у него не было.
 Бросалось в глаза, что оба сильно перепачканы в грязи.
 — Вот какое дерево свалили! — сказал молодой.
 — Так они могли разрушить наш склад, — сказал черный. — Вот наделали бы беды.
 — А они тут были? — спросил первый.
 — Кто их знает! Пока, видишь, следов не заметно.
 — Как же все-таки решим этот вопрос? — обратился молодой к спутнику.
 — Сам не знаю, — задумался старший. — Может, дай бог, они сами погибли.
 — А если нет?
 — Придется, значит, им помочь, — криво усмехнулся черный.
 «Неужели о нас говорят?» — подумали друзья. — «Но за что? Что мы им сделали?»
 Они взглянули один на другого, боясь пошевелиться. Дело было настолько непонятным и странным, что хлопцы не верили своим ушам.
 — Поганая история, — говорил тем временем младший. — Когда они выйдут отсюда, так обязательно всюду раструбят об этом уголке. Полезут разные ученые, возьмут под охрану этих бобров. Начнут писать в газетах. До сих пор только лесник раз за зиму наведывался сюда, а тогда каждый полезет. И нам придется расстаться с этим надежным убежищем.
 — Я же и говорю, — буркнул черный.
 — Но, с другой стороны, они нам совсем не нужны.
 — Чего там жалеть советское семя! — блеснул глазами черный. — Ничего, кроме пользы, не будет, если погибнут два большевистских выкормыша!
 — И то верно, — вздохнул молодой. — Дело важнее этих двух молокососов. А сколько нашего брата гибнет из-за них? Пусть не суют свой нос, куда не нужно. Где они теперь?
 — Там, у озера.
 — Значит, так: они, конечно, будут рады, увидав нас. Мы возьмемся их вывести, а там столкнем в трясину.
 — Это удобно и с другой стороны: в случае чего подумают, что они сами погибли в болоте, — добавил черный. — Может, посмотрим теперь, все ли в порядке?
 — Успеем. Сначала покончим с этим делом, — ответил молодой.
 Они обошли плотину и направились в ту сторону, где находилась стоянка.
 Шаги и шорох давно уже утихли, а друзья все еще, едва дыша, лежали в своей засаде.
 — Слушай! — дрожащим шепотом сказал Виктор. — Ущипни меня: может, я сплю.
 — Двое не могут видеть один и тот же сон, — ответил Мирон. — К сожалению, это дикая правда. Что будем делать? Удирать или сидеть здесь?
 Виктор подумал и сказал:
 — Пожалуй, все равно: тут ли сидеть, или попасть к ним на глаза.
 — Искать нас они не будут, — заметил Мирон.
 — Почему? — удивился Виктор. — Именно будут искать.
 — Ты слышал, что они говорили? — рассудительно сказал Мирон. — Мы же их встретим с радостью. Так оно и было бы на самом деле. А если не встретим?
 — Тогда они и будут нас искать.
 — Так, да не так. Будут кричать, звать нас, даже стрелять, чтобы мы сами пришли к ним. Не могут же они подумать, что мы прячемся от них. Они же наши «избавители»!
 — Да, — улыбнулся Виктор.
 — Ну, и если не отзовемся, они подумают, что мы погибли. А шнырять, искать, как беглецов, они не станут, это неразумно.
 Такое рассуждение немного успокоило друзей. Им следовало только, как говорят, сидеть да не рыпаться и дождаться, пока враги покинут остров.
 Вскоре действительно послышался выстрел.
 — Зовут нас! — засмеялись хлопцы.
 Вот и в другом месте послышался выстрел, за ним донеслись крики. Они то приближались, то отдалялись: видно, бандиты ходили по всему острову.
 Наконец голоса начали приближаться, послышался хруст валежника, и оба человека вышли к плотине.
 — Наверно, они где-нибудь в этой части острова, — сказал один из них.
 — Странно, что не отзываются, — ответил другой. — Не может быть, чтобы наши выстрелы и крики не были слышны.
 — Покричим еще. Если нет, значит, нет.
 — А они не могли как-нибудь выйти?
 — Кроме того места, пройти негде даже в самое сухое лето, — послышался голос черного. — Куда бы они ни сунулись, везде гибель.
 — А может, каким-либо образом узнали о нашей дороге?
 Черный дядька засмеялся.
 — Ты сам уверен, что пройдешь?
 — Не очень. В таком случае, быть может, нам не стоит и волноваться?
 — Дай бог.
 И они опять принялись стрелять и звать:
 — О-о-го-го-о! Сюда!…
 Хоть и не до смеха было нашим друзьям, но они не могли не улыбнуться.
 — Вот благодетели нашлись, чтоб они сами потонули! — сказал Мирон, когда незнакомцы отошли.
 — Хоть три года буду следить, — зло сказал Виктор, — а отдам их под суд. Пойдем домой.
 — Ох, — простонал Мирон, — все тело онемело: часов пять лежали неподвижно.
 И они пошли к стоянке. Позади слышались крики и выстрелы «благодетелей». Хотя друзья и не боялись, что враги начнут их искать, но все время чувствовали себя в опасности.
 — Хуже всего, что огонь нельзя разводить, — говорил Мирон. — Они вернутся, увидят, — костер кто-то поправлял, и сразу догадаются, что мы тут. А огонь тем временем может погаснуть.
 — Подсунем толстые сучья под пепел. Может, не обратят внимания, — предложил Виктор.
 — А если заметят? — обеспокоился Мирон. — От этого может зависеть наша жизнь.
 — Не опасно ли трогать наши запасы? — вспомнил Виктор. — Тоже могут заметить.
 — И это правда, — задумался Мирон. — Вот дурацкое положение: смотреть на свою собственную еду, голодать — и не сметь дотронуться до нее!
 Все это могло показаться даже смешным, если бы не было так опасно.
 Не сиделось на месте. Все время посматривали в ту сторону, откуда доносились крики и выстрелы. Наконец Виктор не выдержал.
 — Нет! Не могу! Идем, спрячемся поблизости.
 Отошли в болото, в заросли, и там засели. Отсюда были видны и стоянка, и дорога, по которой могли прийти враги. А вот они и показались. Подошли к шалашу и уселись возле костра.
 — Чтобы окончательно увериться, надо подождать до вечера, — сказал молодой. — Если они живы, то должны явиться ночевать.
 — Но в таком случае мы сегодня не сможем вернуться назад, — заметил чёрный.
 — Ну и что ж? Переночуем. Вот и шалаш есть. Даже барсучья шкура в нем. А вон и половина зайца, и рыба висит. Заяц, видно, еще свежий. Значит, вчера они тут были. Если погибли, так только сегодня.
 Бандиты подбросили в огонь дров. Черный вынул из мешка хлеб, сало, соль.
 Увидели все это хлопцы, и у них даже слюнки потекли.
 — Может, попробуем зайца? — сказал молодой.
 — Не стоит возиться…
 — Ну, так я небольшой кусок себе испеку. Подошел, взял зайца и сказал:
 — Какой истерзанный… Видно, у них и ножа нет.
 — А ведь как-то держались, чертовы дети! — буркнул черный. — И как они зайца поймать сумели?
 — Наверно, их обучают разным таким штукам, — сказал молодой, отрезая ножом тонкий ломтик мяса.
 С минуту помолчали, глядя, как печется мясо.
 Приближался вечер. Теплом и покоем веяло от деревьев, молчаливо обступивших шалаш. Видно, это настроение невольно охватило младшего.
 — Может, плюнуть на всю эту затею, пойти домой, пока не поздно? — предложил он. Черный сурово взглянул на него.
 — Через две недели нам понадобится это место. Потеряем его — самим придется рисковать жизнью. Неужели из-за этих щенят ты согласен пострадать?
 — Да я говорю только потому, что уверен в их смерти. Иначе почему не приходят так долго?
 — Чтобы быть твердо уверенным, нужно переждать ночь, — сурово сказал черный.
 Молодой вынул мясо, почистил его, посолил и со вкусом стал есть.
 — Совсем неплохо, — сказал он, — советую попробовать.
 — Не хочу этого добра, — махнул рукой старший бандит.
 Хлопцы едва не плакали, глядя, с каким аппетитом ест враг с трудом добытое ими мясо. Да еще с хлебом, с солью! Хоть бы чуточку хлеба и соли отведать!
 — Давай спать, — предложил старший. — Если придут, не обидятся. Они и надеяться не смели увидеть тут людей, которые могут их вывести.
 Виктор сжал кулаки, заскрипел зубами и едва не заревел от бессильной ярости.
 Старый влез в будку, положил под себя ружье и разлегся на шкуре.
 — Посмотри, там они черепаху поставили под березовый сок, — сказал он. — Пить хочется. Молодой пошел, взял черепаху, напился и понес своему товарищу.
 — Славная вещь, дай им бог здоровья, — засмеялся тот.
 Потом и второй влез в шалаш. О чем-то еще поговорили там, но хлопцы не могли разобрать слов.
 Наступила тишина. Только какая-то вечерняя птица изредка нарушала покой.
 Пришла ночь. Ребята сидели в своей засаде, как окаменевшие. Им казалось, что в этой тишине слышно не только каждое их движение, но и дыхание, даже стук сердец. Долго не отваживались они пошевелиться. Нот уже и храп послышался из будки, а они все еще боялись вылезать. От холода и сырости пробирала дрожь.
 — Ну, давай, — прошептал Виктор.
 Пошевелились — и сейчас же хрустнул прошлогодний сухой камыш. Замерли, затаили дыхание, прислушались — ничего. Полезли дальше.
 И тут произошло самой жуткое: Мирон запутался ногами в лозняке и… брякнулся на землю.
 В будке сразу зашевелились, и оттуда высунулась голова черного бандита с ружьем в руках. Он посмотрел во все стороны, прислушался, подождал несколько минут и опять спрятался.
 — Что там? Может, они? — послышался сонный голос молодого.
 — Нет. Видно, зверь какой-то…
 Хлопцы припали к земле в самых необычных позах. Мирон уткнулся лицом в грязь, задрав ногу. Виктор сначала сидел на корточках, потом повалился на бок и оперся одною рукой о землю. Пришлось еще долго ждать, пока смогли двинуться дальше. Наконец поползли.
 Едва отошли, как Виктор с кулаками накинулся на Мирона.
 — Ах ты, медведь косолапый! — шипел он. — Из-за тебя чуть не погибли!
 — Ну-ну, — виновато ответил Мирон. — Ничего плохого не случилось. Не могло же им прийти в голову, что это мы.
 — Ну, а если б посчитали тебя за зверя и всадили пулю, лучше было бы?
 — Да брось ты! Давай-ка обсудим, что делать дальше.
 Виктору хотелось подкрасться к врагам и утащить ружье, но Мирон удержал его.
 — Во-первых, — говорил он, — ружье вытащить из-под него нельзя. Видишь, как он чутко спит? Во-вторых, даже если б и удалось, сможем ли мы с ними справиться? У младшего, а пожалуй, и у старшего, — револьверы: не пойдет бандит на такое дело без револьвера. А если так, то и совсем плохо.
 Мысль о револьвере не приходила Виктору в голову и очень расстроила его.
 — Нам бы только убить старого черта во сне, а со вторым справимся, — пытался он возражать.
 — Это-то верно, — не сдавался Мирон, — но как ты его убьешь, если из будки одни ноги торчат? А вдруг только раним, а они нас из револьверов — раз-два, и готово?
 — Никак, ты боишься? — с вызовом сказал Виктор.
 — Что? — обиделся Мирон. — Ты лучше сам хорошенько подумай и скажи: прав я или нет? Если ты считаешь, что прав, я готов идти на риск.
 — Знать бы, что револьверов у них нет, — нерешительно сказал Виктор.
 — Повторяю: они шли специально, чтобы погубить нас. Неужели не взяли с собой оружие?
 Виктор вынужден был согласиться с этим доводом.
 — Пойдем ближе, посмотрим.
 Подкрались, послушались, заглянули внутрь. В темноте ничего не было видно, только ноги высовывались из будки. Виктор окончательно убедился, что нападать нельзя.
 — Какая досада, — прошептал он, когда отошли. — Враг спит рядом, а мы ничего не можем сделать!
 — Пока хорошо и то, что сами спаслись. В лицо мы их всегда узнаем и обязательно поймаем с помощью тех, кому полагается…
 Эта мысль успокоила Виктора.
 — В таком случае пойдем и мы спать куда-нибудь подальше, — сказал он.
 Они отошли с километр и прикорнули под деревом. А когда на рассвете опять подкрались к шалашу, бандитов уже не было. Не было и барсучьей шкуры.
 — Зато посмотри, что они нам оставили! — сказал Мирон.
 На земле лежали бумажка с солью и несколько недоеденных кусков хлеба. В одно мгновение хлеб был уничтожен. Виктор взял в рот щепотку соли.
 — Ай, какая вкусная, сладкая! — причмокнул он. — Вкуснее любых конфет!
 Попробовал и Мирон. Но когда Виктор потянулся к соли еще раз, Мирон отвел его руку.
 — Так ты все съешь, — сказал он. — Нет, брат, потерпи. Теперь я не жалею, что они отрезали себе кусок нашей зайчатины. Я бы и добровольно согласился на такой товарообмен.
 Вдруг Виктор вскрикнул и хлопнул себя ладонью по лбу:
 — Как же мы не догадались проследить, какой дорогой они выходят с острова?
 — Вот это действительно глупость с нашей стороны! — согласился Мирон. — И как мы могли забыть? Опасность и соль совсем затемнили наш разум.
 — Пойдем хоть теперь, — сорвался Виктор.
 — Стой! Подожди! — задержал его Мирон. — Не забывай, что опасность не миновала. Может, они все еще в лесу бродят. Попадем им на глаза, и — пиши пропало. Нужно красться осторожно, прятаться за каждым кустом и деревом.
 Хотя и мало было надежды догнать бандитов, двигаясь таким образом, все же друзья пошли. Долго пробирались они по лесу, но врагов так и не увидали. Когда же уверились, что бандитов на острове нет, стали искать хотя бы следы их возле болота. Для этого надо было опять пройти вдоль всего берега. А тут начали собираться тучи, послышались отдаленные раскаты грома: приближалась гроза. Пришлось бежать в лагерь — спасать огонь. Гроза разразилась сильная, с большим дождем.
 — Теперь и следов не найти, — грустно сказал Мирон.
 — Значит, придется ждать две недели. Они обещали прийти сюда по каким-то своим темный делам. Подготовимся и будем умнее, чем до сих пор.




 XVI



  Тяжелые времена. — Встреча со старым знакомым. — Медвежья болезнь. — Каменные орудия. — Коптильня. 

 Две недели ожидать смертельных врагов, чтобы с их помощью освободиться! И неизвестно, удается ли. Кто бы подумал, что можно попасть в такое дурацкое положение?
 — Ну, как тебе нравятся наши приключения? — усмехнулся Мирон. — Так ли они приятны, как об этом пишут в книгах?
 — Теперь, когда я поел мяса с солью и непосредственная опасность миновала, я чувствую себя неплохо, — ответил Виктор.
 — А вообще?
 — Вообще совсем не интересно. Охотно отказался бы от таких приключений, А ты?
 — И я тоже, — вздохнул Мирон. — Если б еще весь этот риск и мучения вели к какой-либо цели, как на войне, например, или в научной экспедиции, тогда — ничего. А тут терпи и рискуй неизвестно чего ради. Прячься, словно зверь от охотника.
 — Я просто понять не могу, — сердито сказал Виктор, — как можно опуститься до такого положения. Вот говорят: зверь, зверь… Да наши соседи-звери, по сравнению с этими гадами, — невинные дети! До сих пор они нас, даже безоружных, ни разу не обидели.
 — Даже наоборот: мы сами обидели бедного мишку, — засмеялся Мирон.
 Долго еще делились они впечатлениями минувших событий. Во всяком случае сидеть две недели сложа руки и ждать, что будет, друзья не имели никакого желания. Поэтому они решили взяться за дело планово: каждый день обследовать пусть небольшой участок берега, но уж обследовать до мельчайших подробностей. Нужно же найти путь, по которому ушли бандиты!
 Но день спустя выяснилось, что на такое обследование не хватит времени. Заяц и рыба были съедены, новой пищи пока достать не удалось. Весь день приходилось ломать голову, как прожить. Грибов попадалось мало, еще не наступило их время. Соберут немного, придут домой, испекут, съедят — и опять голодные, опять надо идти. Да и какие это грибы: пока печешь, сморщаться так, что от них почти ничего не остается.
 — Пусть бы еще с хлебом, тогда ничего, — вздыхали хлопцы.
 Одно утешение — можно на гриб положить крупинку соли, «паек», как говорил Мирон.
 Если бы друзьям удалось добраться до озера, они наверняка придумали бы какую-нибудь снасть, чтобы наловить рыбы. Но как ты к нему подступишься, если воды даже не видно за широкой полосой болота?
 — Эх, вот бы еще один зайчишка заснул! — мечтал Виктор.
 — Второго такого, пожалуй, придется ждать столько лет, сколько прошло с того времени, как твоя бабушка наткнулась на сонного зайца, — пошутил Мирон.
 Зато вместо зайца друзья неожиданно столкнулись со знакомым медведем. Тот стоял возле большого старого дерева и, задрав голову, к чему-то присматривался. Медведь не заметил людей: они вышли на открытое место как раз с той стороны, где у него глаз был поврежден Викторовой булавой. Все же спрятались и принялись следить за ним.
 Теперь они совсем не боялись. Медведь казался небольшим и несильным.
 — Давай-ка я подкрадусь да трахну его по башке! — прошептал Виктор, сжимая в руках булаву.
 — Смотри, как бы он тебя не трахнул, — ответил Мирон, хотя и ему схватка с медведем не казалась такой уж страшной.
 А медведь все присматривался к дереву и нюхал воздух. Взглянули на дерево и наши друзья. Они увидели дупло, а возле него как будто мухи вьются.
 — Пчелы! — догадался Виктор. — Так вот почему он присматривается! Спасибо ему за находку, а воспользуемся ею мы.
 Начали подкрадываться к медведю. Тот оперся передними лапами о дерево, намереваясь взобраться на него. Он был так занят своим делом, что едва ли заметил бы врагов, будь у него здоровы даже оба глаза. Только собрался лезть, как вдруг — бац ему что-то по голове да как крикнет кто-то над ухом! Взревел мишка, шарахнулся в сторону, едва не сбив Мирона с ног, и исчез в лесу. Наверняка можно сказать, что он даже не видел, откуда свалилась беда, и потому так испугался, что… у него сразу заболел живот.
 — Видишь, какое простое дело! — торжествующе сказал Виктор.
 Мирон только плечами пожал.
 — Пожалуй, только у нас так случается, — сказал он, — иначе люди совсем не боялись бы медведей. А чтобы достать мед, надо сначала выкурить пчел. Придется идти за огнем.
 — Давай сперва поищем медведя. Может, он и другого глаза лишился. Попытаемся добить его дубинами.
 — Ну, без глаз он не удрал бы так быстро.
 Они пошли в ту сторону, куда убежал медведь. Его не трудно было найти по отчетливым следам внезапной болезни… Вскоре друзья услышали в густых кустах хруст, стоны, какую-то возню. Подкрались, глядят — корчится на земле медведь, словно в живот ему попала пуля. Бросились к зверю, и на голову ему посыпался град сокрушительных ударов. Двумя минутами позже все было кончено.
 — Кажись, мы единственные на свете люди, которым без оружия удалось убить медведя, — тяжело дыша, сказал Мирон. — Такой случай стоит записать в книгу.
 — Записан уже, — ответил Виктор. — В одной книге я читал о таком происшествии: однажды охотник заметил в овсе медведя. Тот лежал на оемле, пригнув к себе пучок овсяных колосьев, и спокойно лакомился ими. У охотника ружье было заряжено только дробью. Ею медведя не убьешь, но охотник хотел лишь испугать зверя, прогнать его и выстрелил прямо в воздух. Медведь испугался и «заболел» так же, как наш.
 А на другой день его нашли в нескольких сотнях шагов от этого места. Подох с испугу. Эта болезнь помогла и нам справиться с мишкой.
 Как бы там ни было, а перед хлопцами лежала туша настоящего медведя — добыча, которой гордился бы каждый охотник. Но как приступиться к ней?
 Если столько мучений доставили зайцы и барсук, то что будет с медведем?
 — Хоть ты плачь, глядя на богатую добычу! — вздохнул Мирон. — Надо обязательно достать камней.
 — И немедленно! — подхватил Виктор.
 Но Мирон сделал «математические подсчеты», по которым выходило, что работу и время им следует распланировать иначе, чем они думали. Камни искать, пожалуй, придется не один час, немало времени уйдет и на обработку их, а еще больше — на свежевание добычи, на переноску мяса в лагерь.
 Надо будет еще и поесть.
 — Одним словом, — окончил свои подсчеты Мирон, — сегодня всего этого сделать мы не успеем, не говоря о том, что костер без дров может потухнуть. Давай-ка потащим зверя в лагерь.
 Через несколько минут хлопцы волокли медведя по лесу. Один держал его за правую переднюю лапу, другой за левую, и медведь ехал по земле на спине мордой вперед. Хоть и не большой был зверь, но для голодных, ослабевших друзей и это казалось основательным грузом.
 — Сколько мы тут тащим ненужной тяжести, которую добрые люди бросили бы на месте! — жаловались они.
 В этот день успели только набрать камней и начать «обработку» их. Лязг и грохот шли по лесу, словно кто-то мостил улицу. Вскоре друзья уже имели «ножи» и «топоры» каменного века. Но какие это были орудия! Смотрели на них и говорили:
 — Первобытный человек засмеялся бы, увидев такое!
 — И в музее, пожалуй, не найдешь.
 — Но мы не виноваты, что нет кремня.
 — Пожалуй, и из кремня мы не сделали бы лучших.
 — А все ж удобнее, чем зубами!
 На другой день с самого утра принялись за работу. Помогать-то каменные орудия помогали, но лишь в сочетании с сухим острым корнем и всякими другими приспособлениями. В результате получилось столько мяса, что не знали, куда его девать.
 — Что делать? — чуть не в отчаянии говорил Мирон. — Без соли оно и трех дней не продержится.
 — Значит, надо наесться про запас, — не то серьезно, не то в шутку предложил Виктор.
 И действительно, они так наелись, что весь день не могли смотреть на мясо.
 — Опять мы допустили ошибку! — сказал Мирон. — Нам следовало напоследок так наесться, когда мясо подходило бы к концу. Тогда даже хорошо было бы, что не хочется есть. А теперь свежее мясо зря портится.
 — Давай закоптим его, — предложил Виктор.
 — Верно! — обрадовался Мирон. — Хоть без соли все равно долго не продержится, но, пожалуй, дольше, чем так.
 Соорудили из жердей козлы, из лыка скрутили веревки, подвесили окорока.
 — Заодно подвесим и наши глиняные горшки, — сказал Мирон, — пожалуй, они уже подсохли.
 Горшки лежали в ямке, выкопанной в песке под корнем дерева. В тени они подсохли достаточно хорошо: ни одной трещины не было. Приладили их над костром, но повыше, чтобы не лопнули от жара.
 — Рискованное дело с этими черепками, — бормотал Мирон. — Треснут — и все пропало.
 Стоянка приняла совсем обжитый вид. На дереве висела шкура медведя, на жердях коптились окорока, возле костра и шалаша хлопотали жители.
 — Теперь у нас все, как у людей! — радовались друзья.
 Вечером они опять поели мяса и легли спать в самом лучшем настроении,




 XVII



  Снова напрасная попытка. — Обработка запасов. — За медом. — Гибель хозяйства. — Борьба с отчаянием. — Звериные объедки. 

 Теперь уже можно было начинать поиски дороги. Почти весь первый день друзья и потратили на это. Появление бандитов показало, что проход находится за соседним островом. Значит, отпала необходимость искать его на своем. Хорошенько осмотрели треть берега, который предстояло изучить. В одном месте продвинулись довольно далеко, но в конце концов и тут путь преградила непроходимая трясина.
 Они, конечно, не надеялись на быстрый успех и вернулись домой довольные хотя бы тем, что смогли выполнить часть задачи. По дорого использовали каждый случай, чтобы щипнуть чего-нибудь растительного: аира, щавеля, сыроежку, зелененький листик…
 — Странная вещь, — говорил Виктор, — теперь я ем каждый листик с большим вкусом и охотой, чем тогда, когда два дня ничего не ел.
 — Это потому, — объяснил Мирон, — что наш организм требует разнообразия пищи, зелени, вообще чего-нибудь растительного.
 Заметили на ветке липы какое-то странное растение. Это был куст с длинными стеблями, мелкими светлыми листьями и маленькими желтыми цветами. Пристроился он на ветке стожком и, казалось, с землей никакой связи не имеет. Увидав его, Мирон крикнул:
 — Гони прочь хищника! Это — омела, вредное растение, паразит, тоже южный гость. Она живет только за чужой счет. Птицы лакомятся ее ягодами, потом чистят клюв на другом дереве. Липкий сок приклеивается, и этого достаточно, чтобы омела начала расти уже на новом месте.
 Виктор охотно сбросил хищника.
 — Ну и уцепилась! — заметил он. — Наверное, снова начнет расти.
 — Пожалуй, да. Тоненькие корешки свои она запускает глубоко в дерево. По ним можно узнать, сколько времени она тут живет. И все же липе теперь будет легче.
 Дома им испортила настроение коптильня. Казалось, что окорока начнут подсыхать и станут такими, какими мы привыкли их видеть. А вместо этого окорока делались мягкими, дряблыми. Они, поди, и портиться будут быстрее, чем свежее мясо.
 — Видно, ничего не получится, — взгрустнул Мирон. — Их надо и солить, и сушить долго, а потом уже коптить. Да и ветер относит дым в сторону. Выходит, что мы сами портим мясо. Лучше испечь на угольях, дольше сохранится.
 — И высушить, — добавил Виктор.
 Сняли окорока и принялись за дело. Сразу выяснилось, что сушить нельзя, так как нечем разрезать на тонкие куски. Принялись печь, и к ночи в шалаше было уже множество испеченных кусков мяса.
 Мирон даже додумался до нового усовершенствования. Так как соли, оставшейся еще у них, не могло хватить, чтобы засолить все запасы, он сделал немного соленой воды и смочил мясо в этом рассоле.
 Мясо разложили в пустом хлевике, на жердочках, так, чтобы куски не соприкасались друг с другом. Провозились до самого вечера. Когда улеглись спать, Виктор вспомнил:
 — А о пчелах-то и забыли!
 — Завтра утром пойдем, — сонно пробормотал Мирон.
 И уснули.
 На следующее утро встали пораньше. Взяли один из горшков, нагребли в него углей и пошли за медом. Под деревом развели огонь. Но как выкурить пчел из дупла, находящегося довольно высоко?
 — Я полезу туда, а ты мне подашь зажженный мох, — предложил Виктор.
 — Найти бы хорошую жердь, с земли сунуть, — сказал Мирон. — Спокойнее было бы, да и тебе не пришлось бы страдать.
 — Дело придумал, — согласился Виктор. — Давай поищем.
 Они выломали подходящую орешину, прикрепили к ней комок мха, зажгли и просунули в дупло. Как загудело в нем! Хлопцы сейчас же отбежали в сторону и долго не смели подойти снова: разозленные пчелы летали вокруг и, по-видимому, вовсе не собирались покидать это место. Наконец друзья вынуждены были оставить их, чтобы прийти в другой раз. Перед уходом Мирон сунул в дупло еще комок горящего мха, хотя и был наказан за это: две шишки от пчелиных укусов вскочили у него на лице.
 Оставили горшок возле дерева, а сами пошли на обследование. Опять началась такая же трудная и безрезультатная работа. Часа четыре они бродили около болота, а вернулись, как всегда, ни с чем. По дороге еще раз навестили пчел. На этот раз тут было уже тихо. Лишь кое-где жалобно звенели одинокие пчелки.
 Виктор с трудом вытащил соты из дупла. Добыча оказалась бедной.
 — Этого и следовало ожидать, — сказал Мирон. — Нового меду они не могли еще насобирать, не успели. Здесь только прошлогодние остатки.
 — Спасибо и за это. Добрый стакан наберется, — ответил Виктор, облизывая пальцы.
 — Теперь мы живем! — радовался Мирон, когда они шли домой. — Если смешать с медом, например, липовые листья, то получится такое кушанье, от которого и дома никто не отказался бы. После мяса в самый раз.
 — Погоди радоваться, — усмехнулся Виктор, — может, еще взбесишься.
 — Почему?
 — Уже забыл? А вдруг этот мед с той азалии?
 — Ну, нет. Столько не наберут.
 — Если не совсем, так малость ошалеешь.
 Продолжая шутить, они весело шли к дому, не думая о том, что их может там ожидать.
 А когда пришли, увидали такую картину, от которой даже в глазах потемнело: обглоданные кости, разрушенный хлев и следы зверей…
 У Мирона чуть горшок не выпал из рук, а Виктор забегал и закричал, точно кто укусил его.
 — Ах, проклятые! Кто это мог наделать?
 — Мы забыли, что, кроме нас, в лесу есть и другие жители: лисы, волки, дикие свиньи, — уныло сказал Мирон. — Это их работа.
 Виктор начал приглядываться к следам.
 — Да их тут много было! — сказал он. — Вот следы волка, вот — как бы кошки. А тут и еще какие-то. Как это они все вместе собрались?
 — Им не было нужды собираться вместе. Сначала кто-нибудь один пришел, разворотил хлев, а там могли почувствовать запах мяса и подойти другие. Но нам-то от этого не легче.
 — Что же теперь будем делать? — схватился за голову Виктор.
 — То, что и до сих пор, — как можно спокойнее ответил Мирон. — Нужно думать, что не погибнем, как не погибли раньше.
 Рассудительный тон Мирона несколько успокоил и Виктора. Взрыв отчаяния утих, друзья взяли себя в руки и стали трезво обсуждать создавшееся положение. Все равно ведь потерянного не вернешь. Уж если забыли, где находятся, допустили ошибку, надо принять ее во внимание и в следующий раз быть умнее.
 — Сколько ошибок допустили, — рассуждал Виктор, — всякий раз обещаем быть осторожнее, а поумнеть никак не можем.
 Мирон засмеялся:
 — А знаешь ты, что мы и так умные?
 — Не видно, — покачал головой Виктор.
 — Нет, видно. Если мы до сих пор не умерли, значит, не дураки. Стоит нам прожить в этих условиях год, и я обещаю тебе, что у нас не будет никаких ошибок.
 — А через десять лет и подавно! — рассмеялся Виктор.
 — Верно, — серьезно согласился Мирон. — На все нужна практика, а ты сразу хочешь стать человеком без изъянов.
 — Но где же мы теперь второго такого медведя найдем? — шутливо спросил Виктор.
 — На наш век дураков хватит, — засмеялся Мирон. — Продержимся как-нибудь неделю, а там придут наши «избавители».
 — Это ты их дураками считаешь?
 — Если мы их перехитрим — да.
 — А если они нас?
 — Тогда в дураках окажемся мы.
 Постепенно острота впечатления уменьшилась. Забыть о несчастье, не жалеть о погибшем мясе они, конечно, не могли, но будущее уже не казалось таким безнадежным.
 — Давай подберем хоть огрызки, — сказал Мирон.
 — А вдруг какую-нибудь болезнь схватишь от них?
 — Я думаю, что наши нахлебники чувствуют себя лучше, чем мы.
 Объедков вокруг набралось столько, что хватит пищи на весь завтрашний день. Потом начали утешать себя тем, что, возможно, послезавтра мясо вое равно испортилось бы. А когда увидели, что соль осталась нетронутой, и вовсе повеселели.




 XVIII



 Господская пища. — На бобров. — Вот так бобр! — Таинственные письма. — Ремонт бобровой хатки. — Военная подготовка. — Почему люди уважают бобров.

 Прошло еще два дня. За это время друзья закончили свое обследование. Только в одном месте нашли что-то обнадеживающее и, продвинувшись в болото, почувствовали под ногами какие-то жерди.
 — Наверно, здесь! — обрадовались хлопцы.
 Но через несколько шагов жерди окончились. Чуть дальше, на кочке, росло деревце. Виктор прыгнул к нему и тут же так увяз в болоте, что Мирон едва вытащил товарища, протянув ему палку. Было ясно, что дальше соваться не следует.
 — Но ведь есть же где-то выход! — ломал голову Виктор.
 — Нам от этого не легче, раз мы не знаем, где он, — угрюмо сказал Мирон. — Ничего не попишешь, придется ждать. Во всяком случае мы свой долг выполнили, обследовали, что можно.
 А выполнив долг, они смогли все свое время уделять поискам пищи. Но «дурных» зверей больше не встречалось. Опять пришлось перейти «на подножный корм», как говорил Виктор. Такая пища не могла их насытить.
 Однажды Виктор принес зеленую жабу.
 — Давай попробуем господской еды, — сказал он.
 — Ой, боюсь! — вздрогнул Мирон.
 — А я думаю, если господа едят, значит, и нам можно.
 — Может быть, не таких?
 — Приблизительно таких, зеленых. А если немного и не такой породы, не велика беда. Жаль только, что едят одни задние лапки. Такими окороками не наешься.
 Острым камнем Виктор отрезал лапки и положил в огонь. Через минуту вытащил, посолил и одну лапку протянул товарищу. Тот отвернулся.
 — Думаешь, будет так, как тогда с зайцем? — засмеялся Виктор. — Нет, брат, ничего лучшего теперь не дождешься.
 Смело поднес ко рту, откусил.
 — Ну, как? — с волнением спросил Мирон.
 — Раз в тысячу лучше сырого зайца, — ответил Виктор и опять откусил. — Бери, пока не поздно. Взял Мирон, с брезгливостью откусил.
 — Ну, как? — спросил теперь уже Виктор.
 — Не разобрался еще.
 — Ешь, пока не разберешься.
 Откусил Мирон еще, потом еще и наконец все съел.
 — По правде говоря, ничего плохого нет, — сказал он.
 — Вот видишь, — улыбнулся Виктор. — Не зря господа едят. Я читал, что в Париже, в ресторанах, сытые буржуи большие деньги платят за эту пищу. А мы можем есть бесплатно.
 — Зато нам, голодным, нужно по сотне таких жав. Где их наберешь? Эта старая, а молодые еще не вывелись.
 — В таком случае съедим всю. Какая разница между задними, передними ногами, спиной? Он взял жабу, но тут же бросил.
 — Нет, еще не могу!
 — А если б в книге было написано, что едят всю, смог бы?
 — Пожалуй, да! — засмеялся Виктор. После этого они специально ходили охотиться на жаб, но поимели только одну.
 На этот раз съели и передние лапки, и спинку… И ничего плохого не произошло.
 — Видно, все зависит от точки зрения и привычки, — рассуждал Мирон. — Мусульмане не едят свинины, у нас не едят конину, некоторые едят саранчу…
 — Я то же самое говорю! — подхватил Виктор. — Во всяком случае из-за брезгливости умирать нет смысла. Но на одной жабе далеко не уедешь. Хоть бы какое животное добыть — все съел бы.
 — Знаешь, что? Попробуем поймать бобра.
 — Но ведь их нельзя уничтожать!
 — Знаю. Однако мы двое важнее одного бобра. Против этого ничего было возразить, и хлопцы направились к бобровому поселку.
 Там шла мирная жизнь. Обычно бобры не любят показываться днем, но в этом уголке, где их никогда никто не тревожил, они не очень остерегались. Когда хлопцы подошли, все бобры спрятались под воду.
 — Пойдем к той хатке, — показал Мирон на четвертую, стоявшую возле берега.
 — Едва ли там есть жильцы, — ответил Виктор, — но попытаться можно.
 Они подошли к хатке и принялись искать и заваливать выходы. Два выхода были под водой, третий вел на сухое место. Видно, когда-то и он был под водой. Попробовали просунуть руку в эту дыру, но ничего не достали.
 — Лучше разберем сверху, — сказал Мирон.
 Сначала сучья поддавались легко, но дальше они так крепко переплетались и так плотно были склеены землей, что пришлось тратить на разборку немало сил.
 Виктор нащупал место, где сучья, казалось, не были склеены и легко поддавались усилиям.
 — Ну, теперь следи! Вот дыра, — сказал Виктор и просунул в отверстие руку.
 Пошарив немного, он крикнул:
 — Будто пакет какой-то! — и действительно вытащил пакет, старательно завернутый в толстую бумагу.
 — Вот тебе и бобр!
 Развязали. Пакет еще был обернут в вощеную бумагу и тоже перевязан ниткой.
 Развязали и эту обертку и увидели… женские шелковые чулки! Множество чулок: быть может, пар шестьдесят.
 — Так вот в чем секрет! — догадался Виктор. — Контрабандисты устроили здесь свой склад. Потому-то и останавливались тут наши «спасители»: хотели посмотреть, все ли в порядке!
 — Но почему они выбрали бобровую хатку, если можно было закопать в землю? — удивился Мирон.
 — В земле могло отсыреть, а тут сухо. Бобры ведь строят хатки в два этажа, в верхнем всегда сухо. Кроме того, на земле всегда оставался бы след, если закапывать и выкапывать. Да ты смотри, сколько тут богатства!
 — Какая нам от него польза? — грустно сказал Мирон. — Вот если бы эти чулки можно было есть…
 — Погоди, а вдруг там еще что-нибудь осталось? Виктор быстро сунул руку в дыру.
 — Есть! — крикнул он и вытащил новый сверток. В нем оказались перламутровые пуговицы.
 — Ну их к дьяволу! — выругался Виктор. Дальше — сверток тонкого дорогого сукна.
 — Да тут целый магазин! — засмеялся Мирон. — А ну, тащи еще. Может, и колбаса найдется.
 — Посмотрим, — ответил Виктор, вытаскивая что-то тяжелое. Это был ящик, а в нем… два револьвера. Радость охватила друзей.
 — Вот это уже другое дело! — кричали они.
 — Только есть ли к ним патроны? — сказал Мирон.
 — Найдутся! — уверенно ответил Виктор и опять запустил руку. Но на этот раз ничего не достал.
 — Зачем нам тогда револьверы? — грустно сказал Мирон.
 — Подожди. Дом бобра иногда бывает в метр шириной. Я не смог дотянуться рукой во все углы. Надо разобрать крышу.
 И они с жаром принялись за работу.
 Сняли крышу и нашли еще два револьвера, несколько жестянок с патронами, сверток с какой-то заграничной галантереей и, наконец, четыре маленькие шестистенные коробочки. Они были сделаны из цельного металла с небольшим отверстием посредине.
 — Фьюить! — свистнул Виктор. — Тут уже пахнет более серьезным делом. Это ведь пироксилиновые шашки!…
 — Ого! Покажи, покажи! — наклонился Мирон. — В таком случае тут не просто контрабанда, а что-то похуже.
 — Да, — подтвердил Виктор. — Значит, наши «спасители» не только контрабандисты, но и диверсанты.
 Недаром граница отсюда всего лишь километрах в тридцати. А вот еще какие-то бумаги.
 Тут оказались письма, написанные латинскими буквами, но так, что ни одного слова нельзя было понять.
 — Видимо, шифрованные, — догадались друзья.
 И, наконец, карта Беларуси с разными, тоже непонятными значками: крестиками, черточками, кружками.
 — Настоящий штаб! — задумчиво сказал Виктор. — Теперь я окончательно понял, почему они хотели погубить нас.
 — Значит, и мы организуем свой собственный штаб и обсудим, что делать со всем этим богатством, — сказал Мирон.
 Вопрос был сложный. Взять все себе — нельзя. Можно ли таскаться с этим добром, если неизвестно, как они сами вывернутся из нелегкого положения? Уничтожить — жалко: вещи ценные. Кроме того, и забирать и уничтожать рискованно: придут бандиты, увидят, что склад их открыт, сраму догадаются, в чем дело, и начнется такая охота, что не спрячешься. А ведь надо было тихонько следить, чтобы выведать дорогу. Значит, в первую очередь необходимо сделать так, чтобы враги не догадались ни о чем. Но как, если хатка уже разрушена?
 — Ой, что мы натворили! — всплеснул руками Виктор. — Опять ошибка. Когда же им будет конец? Надо заново строить хатку.
 — Видно, придется, — согласился Мирон таким тоном, словно он один был виноват во всем. — Но сначала сделаем так. Возьмем два револьвера, насыплем в ящики песку и поставим на место; так же и с патронами. Барахло оставим все целиком, а бумаги возьмем с собой, они нам вреда не причинят. Если мы спасемся, доставим эти бумаги кому следует. А хатку придется обновлять. Каждый раз новые происшествия, потому и нельзя все предусмотреть.
 Виктор одобрил план, только внес одну поправку: взять все четыре револьвера.
 — Могут пригодиться, — сказал он.
 Мирон не противоречил.
 Начали укладывать вещи. Когда из одной жестянки вытащили патроны, Мирон сказал:
 — Жестянку с собой возьмем. Прекрасная посуда.
 — Правильно! Не придется больше возиться с проклятыми черепками.
 В последний момент, уже закладывая гнездо, заметили в сучьях еще одну вещь. Это был кинжал в ножнах. Он обрадовал больше, чем все остальное.
 — Будто специально для нас положен. Они, видно, так себе, на всякий случай, добавили его, а нам повезло! — ликовал Мирон.
 — Дай бог им здоровья на том свете! — засмеялся Виктор.
 Когда уложили вещи, начали ремонтировать хатку. Нужно было сделать точно так, как было раньше, а это оказалось нелегким делом. Связь между сучьями была нарушена: получалась обычная куча, а не бобровая хатка.
 — Ах, чтоб тебе треснуть! — сердился Виктор. — Никогда не думал, что придется строить бобровый дом.
 — Да еще именно так, как строят они сами, — подхватил Мирон. — Нет, никуда не годится. Разбирай. Незачем спешить. Рискованно. Надо присмотреться, как строят бобры, и делать сначала.
 — Вот еще не было печали! — ворчал Виктор. — Так весь день провозимся.
 — Но от этой возни зависит наша жизнь, — сурово сказал Мирон.
 — Эх, попросить бы бобров, чтоб они сами достроили! — вздохнул Виктор.
 Набравшись терпения, хлопцы взялись за работу, медленно, методически. Несколько раз начинали снова, отходили в сторону, присматривались, опять поправляли. Одним словом, действительно потратили почти весь день, пока сделали все как следует.
 «Домой» они возвращались вооруженные «до зубов». С одной стороны револьвер, с другой револьвер, да еще кинжал вдобавок.
 — Вот когда помогли наши военные занятия в кружке! — говорил Мирон. — Без них не только не знали бы никаких пироксилинов, но и револьвер не сумели бы держать в руках.
 — Теперь только давай сюда бандитов — всех перехлопаю! — весело угрожал Виктор. — Пусть бы сейчас попался какой-либо зверь!
 — Ну-ну, с револьвером на охоту не ходят. Попадешь ли ты хоть вон в то дерево?
 — А ну, давай! — запальчиво крикнул Виктор.
 Выстрелили они по три раза, но в дерево попал только Мирон, да и то один раз. Виктор даже покраснел от стыда.
 — Давай еще, вот увидишь! — горячился он.
 — Будешь так кипятиться, никогда не попадешь, — поучительно сказал Мирон. — Это тебе не ружье. Чтобы из револьвера научиться стрелять на далекое расстояние, надо долго тренироваться А нам хватит и этого. Бандита ведь можно подпустить поближе, чтобы бить наверняка.
 — Но нужно же попрактиковаться, патронов хватает, — настаивал Виктор.
 — Боюсь, что наши выстрелы могут услышать эти самые бандиты. Кто их знает, где они живут, где шатаются. А вдруг близко?
 Это замечание удержало Виктора.
 Хотя сегодняшний день был совсем голодным, улеглись спать в самом бодром настроении. Казалось, что с револьверами голодать больше не придется. Виктор сказал:
 — Знаешь, что? Теперь я понимаю, почему бобров так уважают, берегут, охраняют. Они очень полезны для человека! Это они нас спасли тогда от смерти. Они теперь нам и оружие дали.
 — Остается только попросить их, чтобы вывели нас отсюда, — сонным голосом ответил Мирон,




 XIX



  Голод с оружием. — Настоящая охота. 

 Проснулись они с таким чувством, словно трудные времена уже прошли. Теперь и оружие у них есть, и отличный нож, и хорошая посуда. Можно обед приготовить. А как соскучились по настоящему обеду! Все было хорошо, только… из чего же готовить этот самый обед? Вот уже второй день пошел, как оба ничего не ели. Даже слабость охватывала.
 И все же бодрое настроение не оставляло друзей.
 — Теперь нам все нипочем! — говорил Виктор. — Идем на охоту!
 С револьверами в руках они весело отправились в лес. Пробродили час, второй, а стрелять-то в кого? Прыгают по веткам деревьев белки, но разве о такой дичи думали охотники, да и едва ли из револьвера попадешь в шустрый комочек. Увидали по дороге еще одно животное, которое Мирон посчитал горностаем. Виктор объяснил, что это куница.
 — Она больше, цвет темнее, на шее желтое пятно, морда острее, — одним словом, множество отличий.
 У болота вспугнули уток, но и тут стрелять нечего было и думать. Где-то вдалеке мелькнул заяц. А наши охотники лишь хлопали глазами, глядя на всю эту дичь.
 — Вот тебе и оружие! — сердито глянул Виктор на свой револьвер.
 — А ты думал, что с ним будет так же, как с ружьем? — сказал Мирон. — В таких случаях и из ружья не очень-то попадешь.
 — Пойдем к дубам, может, опять кабана увидим. С револьверами мы его, пожалуй, одолеем.
 — Рискованное дело, — покачал головой Мирон.
 — И все же лучше, чем с голоду пухнуть.
 Но не так-то легко было увидеть кабана. Хоть и можно было назвать этот остров царством зверей, но на самом деле звери встречались далеко не на каждом шагу. Тем более, что оба острова вместе составляли значительное пространство, где для всех хватало места. Даже до сих пор оставалось еще, пожалуй, с половину угодий, которых хлопцы вовсе не знали.
 В конце концов наши охотники вынуждены были вернуться на свое пастбище. С оружием в руках, вместо охоты, они начали собирать щавель, грибы, аир и другую снедь. Поймали еще двух лягушек.
 — Стыд! — возмущался Виктор. — С револьверами — ловить лягушек!
 — Ничего постыдного нет, — успокаивал его Мирон. — Даже один поэт писал:
 Вышел я на сеножать
 Да с нагана в жабу — бац!
 — Видно, и он так же голоден был, как мы, — засмеялся Виктор.
 Пробродили весь день, а принесли домой только грибы. Зато приготовили их отменно: в жестянке, с водой, с солью. А вместо ложек использовали собственноручно вылепленные глиняные черепки.
 Так прожили друзья еще пять дней. Как на смех, эти дни, когда оба были отлично вооружены, оказались для них самыми тяжелыми зa все время жизни на острове. Наконец дошли до того, что отважились попробовать майских жуков. После жаб это оказалось не так уж страшно…
 В конце концов решили убить бобра. Но ни убить, ни поймать не было возможности, а разрушать вторую хатку друзья не решились: хорошо, если наверняка удастся поймать, ради этого стоит потрудиться, а если нет? Значит, не только зря разбирай, но и снова складывай ее так, чтобы не осталось следов человека. Обсудили все это и пришли к выводу, что нехорошо обижать своих подлинных благодетелей.
 И снова пошли бродить по лесу.
 С каждым днем чувствовали, что слабеют больше и больше. Вместе с тем испортилось и настроение. Даже не испортилось, а как-то увяло, поникло. Чаще всего не было никакого настроения — ни хорошего, ни плохого, а просто охватывало безразличие, апатия: будь что будет.
 Казалось, будто всю свою жизнь блуждают они, как неприкаянные, и будут блуждать целый век. Забыли о доме, о том, что скоро должны прийти бандиты и тогда наступит решающий момент.
 Наконец однажды Виктор заметил, что вечером он стал почему-то плохо видеть. Удивлялся, протирал глаза — не помогает.
 — В чем же дело? — недоумевал он.
 — Это, видно, куриная слепота, — сказал Мирон. — Она бывает, когда человек слабеет от плохого питания.
 Даже двигались о трудом. Иногда по нескольку часов лежали неподвижно.
 И вот как-то лежат таким образом под кустом на поляне и мутными глазами посматривают вокруг. А день выдался ясный, погожий. В вершинах деревьев щебечут птицы, в траве гудят мухи, жуки, мелькают мотыльки.
 Вдруг за кустами тихонько хрустнуло. Вздрогнули хлопцы, оглянулись: почти рядом стоит косуля, ловкая, стройная. Подняв голову, увенчанную рогами с двумя отростками, она щипала молодые побеги липы, и на подбородке ее виднелось белое пятно. Она озиралась, вздрагивала и была готова исчезнуть.
 От слабости хлопцев и следа не осталось. Заволновались, сосредоточились. Каждый понимал, что решается судьба: жить ли дальше, или умереть от истощения. И самое главное: они могли стрелять в упор, а это совсем другое дело.
 — Осторожнее, осторожнее, — сердито шептал Виктор, вдруг вспомнив, как в прошлый раз Мирон зацепился и упал. Но Мирон и сам отлично сознавал ответственность момента.
 — Целься лучше, не спеши! — приказал Виктор. — Стрелять по команде.
 Виктор тщательно прицелился и шепнул:
 — Пли!
 Грохнули выстрелы. Косуля бросилась в лес. Наткнулась на дерево, зашаталась…
 Хлопцы в беспамятстве вскочили и бросились вслед. Косуля шаталась и спотыкалась, но продолжала бежать: друзья едва поспевали за ней. Вот упала, вскочила, снова побежала. Опять упала…
 С какою радостью смотрели хлопцы на первый результат своей «настоящей» охоты!
 Косуля лежала на боку, вытянув тонкие ноги.
 — Самец! — сказал Виктор. — У самок нет рогов.
 Теперь их уже не пугала дальнейшая работа: вот когда пригодился кинжал! Мигом освежевали добычу и торжественно возвратились домой со свежим мясом и отличной шкурой.
 Зажили наши герои «по-человечески». Даже пищу могли готовить теперь в жестянке от патронов. Ожили, повеселели. Прошла у Виктора и куриная слепота. И уже не безразлично смотрели они вокруг и думали о своем будущем.




 XX



  Подготовка к встрече «избавителей». — С угольками в пущу. — «Носорог». — Спасение ценного животного. — Запасной огонь. 

 Наконец подошло время, когда нужно было начинать подготовку к встрече «гостей». Подготовка предстояла серьезная.
 Прежде всего следовало придать жилищу точно такой вид, какой оно имело раньше, когда тут были бандиты. Огонь приходилось гасить. Самим нужно было выбрать другое место, где можно сидеть и ждать. Место это должно быть скрытное, но удобное для наблюдения за врагами. Конечно, там нельзя будет разжигать костер. Значит, надо запастись жареным мясом.
 По их подсчетам, две недели кончались послезавтра, но это вовсе не значило, что бандиты придут именно в этот день. Они могли явиться и раньше, и позже. Неизвестно, сколько времени придется сидеть и ожидать. А как быть с огнем?
 — Пойдем найдем подходящее место, а там посмотрим, что делать, — решили друзья и направились на соседний остров.
 Остров был большой. Если остановиться на берегу, будешь видеть только эту часть, а бандиты, возможно, придут совсем с другой стороны. Устраиваться в глубине острова тоже не дело: вовсе ничего не увидишь.
 — Нечего надеяться, — рассуждал Мирон, — что мы сразу увидим, откуда они приходят, и убежим, оставив их тут. Скорее может получиться так, что мы заметим их уже здесь, будем следить, как они пойдут назад, и только по их следам выберемся сами. Поэтому предлагаю выбрать место возле бобровых хаток, куда они, безусловно, должны прийти.
 — Я уверен, — сказал Виктор, — что они переходят в том месте, где мы заметили жерди в болоте. Только неизвестно, как они это делают. Если там стеречь, можно все понять.
 — Но это рискованно, — не соглашался Мирон. — А что, если не там? Тогда они придут сюда и уйдут обратно, а мы ничего не узнаем. Бродить же по лесу опасно: могут раньше заметить нас, чем мы их.
 Виктору все казалось, что проход должен быть именно там. Но и рассуждения Мирона были логичны, и Виктор на время согласился с другом.
 На том берегу, где стояли бобровые хатки, начиналась высокая сухая гряда. Сначала она была узкой и шла вдоль бобрового ручейка, а дальше расширялась и уходила в глубину острова. На ней рос красивый хвойный бор с редкими стройными соснами, а по бокам — заросли ольхи и орешника. Это место и выбрали.
 — Если спрятаться в орешнике, вон за тем холмиком, — говорил Мирон, — мы будем видеть всю гряду. Им не миновать ее на пути к своему складу.
 — Место подходящее, — согласился Виктор. — Нам даже лучше будет пробираться за ними по кустарнику, в чистом бору нас могли бы заметить.
 Тут и решили устроить наблюдательный пункт. Правда, на земле было влажновато, но ведь у друзей есть две шкуры, можно подстелить.
 — Давай-ка проведем репетицию, — предложил Виктор. — Я залягу, а ты пройди по гряде, посмотри, не видно ли.
 Виктор опустился на землю, Мирон неторопливо прошел по гряде мимо него.
 — Ну, как? — нетерпеливо спросил Виктор.
 — Подожди, — ответил Мирон и прошел еще раз. — Если знать или подозревать, что тут кто-то есть, можно, пожалуй, заметить, а так, мне кажется, не обратят внимания. Особенно, если не шевелиться.
 — Ну и ладно! Впрочем, пусть сунутся, у нас есть, чем их встретить! — храбро заявил Виктор.
 Покончив с этим, отправились в лагерь. Там надо было все привести в прежнее состояние.
 — Раньше тут рыба висела, а теперь нету, — заметил Виктор.
 — Верно, — задумался Мирон, — да где ее достать? Ты не помнишь, много ли было?
 — Штук пять. Но едва ли они пересчитывали их.
 — Придется подвесить несколько рыбьих голов с хребтами. Подумают, что птицы поклевали, жуки, черви съели.
 И они начали развешивать рыбьи остатки.
 — Если б кто-нибудь увидал нашу работу, — смеялся Виктор, — подумал бы, что с ума сошли.
 Друзья вспомнили: в будке оставалась еще половина зайца. С ним дело обстояло просто: зайца легко мог прикончить любой хищник.
 — Надо немного костей разбросать вокруг.
 — И убрать подальше кости медведя и косули, — добавил Мирон.
 Расправились с костями. Бросили черепашину возле будки так, как оставил ее тогда бандит. Наконец принялись за костер.
 — Кажется, приблизительно было так, — сказал Мирон, раскладывая головешки.
 — А я все же узнал бы, что тут кто-то хозяйничал, — заметил Виктор.
 — Любой мог бы узнать, если б тогда специально присматривался, — усмехнулся Мирон. — Но для этого нужно было именно присматриваться и все запоминать.
 Труднее оказалось с огнем. Погасить костер, конечно, необходимо, но и перенести огонь на свой наблюдательный пункт тоже нельзя. Неужели совсем отказаться от него?
 — Нет, не согласен! — решительно заявил Виктор. — Отказаться от огня, потом и кровью добытого, своими руками выращенного, спасшего нам жизнь? Нет, ни за что! Я даже собирался взять его с собою домой, потому что наш, городской, огонь в тысячу раз хуже этого.
 — Еще бы, его ведь спичками зажигают: чирк и готово! — согласился Мирон.
 После долгого обсуждения решили: найти такой дикий уголок, куда ни одному бандиту не захочется совать нос, такое густое место в лесу, где ни огня, ни дыма нельзя заметить. Там и припрятать огонь. Туда же приходить спать после дневного дежурства.
 Взяли горшок, наложили в него горячих углей и пошли. Держались ближе к озеру, учитывая, что в эту сторону бандитам нет смысла идти. Тут находились места, где хлопцы не бывали ни разу. Когда забрались в чащобу, Виктор взял в руки револьвер.
 — В этих дебрях можно напороться на какого-нибудь носорога, — сказал он.
 И верно: через минуту послышался такой топот, будто действительно шел носорог. Не успели опомниться, как на них налетело огромное рогатое животное. Оно изгибалось, подпрыгивало и, казалось, хотело растоптать.
 Мирон бросился в сторону, уронил горшок. Виктор поднял револьвер, но животное зацепило его боком, и парень полетел на землю, выстрелив в воздух. После выстрела что-то мелькнуло над головой и зашуршало в кустах. Топот животного стал равномерным, он постепенно удалялся, и скоро все стихло.
 Хлопцы растерянно переглянулись.
 — Что ты видел? — спросил Виктор.
 — Верблюда.
 — Нет, без шуток.
 — Видно, какой-то олень или лось, но почему-то с горбом.
 — А знаешь ли ты, что мы снова заслужили благодарность от государства?
 — За что?
 — За то, что спасли от смерти лося.
 — Каким образом?
 — Видал горб? Это ведь была рысь. Она вскочила лосю на спину и загрызла бы его, если б не мой выстрел. Рысь испугалась и удрала.
 — Откуда ты все это знаешь? — недоверчиво спросил Мирон.
 — Разве долго взглянуть? Круглая кошачья голова, кисточки на ушах, куцый хвост, — сразу можно узнать.
 — Кажется, и тебя зацепило?
 — Малость толкнули, но не беда: не каждому удается так близко познакомиться с лосем.
 — Вот тебе и носорог! — засмеялся Мирон.
 — Лишь немного не хватило! — весело подхватил Виктор. — Я не удивлюсь, если встретим и слона.
 — А вот горшок наш — вдребезги, — сказал Мирон, собирая угли.
 — Тогда остановимся здесь. Если тут живут такие звери, значит, это самое глухое место.
 Под охраной широколапой ели они развели костер и жгли его до тех пор, пока не набралась полная яма дышащих жаром углей.
 — Завтра добавим, а сегодня пойдем спать последнюю ночь в нашем родном шалаше.




 XXI



  Бесконечное ожидание. — На кухне. — Сонные сторожа. 

 Решительный момент приближался. Друзья храбрились и шутили, но чувствовали, как внутри у них что-то дрожит. Придут ли бандиты в этот день? Не просто ли так сказали тогда о своем приходе? А если придут через неделю, через месяц?
 — Бывает же такое на свете, что злейших врагов приходится ждать, как отца родного! — сердился Виктор.
 — А вдруг их сюда много соберется? Может, у них тут какой-нибудь бандитский съезд назначен? — рассуждал Мирон.
 Как бы там ни было, а оставалось только ожидать.
 На рассвете побежали в пущу, подложили в свой запасной огонь дров и со шкурами на плечах отправились к гряде.
 Позади остались шалаш и угасший костер.
 Забрались в орешник, расстелили шкуры, замаскировали ветвями свое убежище и принялись ждать.
 Сначала казалось, что бандиты вот-вот появятся, но когда миновало несколько бесконечно долгих часов, друзья начали думать, что те и вовсе не придут.
 Около полудня Виктор решительно запротестовал:
 — Чего так сидеть? Срок-то завтра.
 Мирон тоже думал, что сегодня гостей не дождаться, но время от времени у него мелькала мысль: а вдруг?
 — Покараулим еще часа два и тогда уйдем.
 С трудом просидели они эти два часа в засаде. Подсознательно оба чувствовали облегчение: бандиты не пришли, отодвинулась неприятная минута встречи. Остаток дня провели на «пастбище», хотя все время чувствовали себя тревожно: а вдруг под вечер явятся?
 Собрали грибов и пошли «на кухню», как сказал Виктор. Там поджарили грибы, поужинали и остались ночевать возле костра.
 Чуть начал брезжить рассвет, как оба уже были на наблюдательном пункте. Опять началось нудное и напряженное ожидание. Опять проходил час за часом, но никто не появлялся. Однако теперь друзья не отважились покинуть засаду и просидели до вечера.
 — Эх, скорей бы перестреляли этих бандитов! — сказал Виктор, выбираясь из укрытия.
 — Что ты говоришь? — с шутливым ужасом крикнул Мирон. — Если их теперь расстреляют, нам придется сидеть здесь до зимы.
 — Прости, забыл об этом, — засмеялся Виктор. — Так и быть, пусть еще немного поживут. Но такое сидение хуже самой тяжелой работы! Пойдем хоть чаю напьемся. Говорят, из брусничника получается отличная заварка.
 — Очень кстати, — согласился Мирон, и оба начали собирать брусничник.
 Мирон вдруг остановился и начал внимательно рассматривать растения.
 — Слушай, — сказал он, — это не брусничник.
 — Почему?
 — Видишь, с нижней стороны листа сетка, но не такая, как у брусничника, да и стебель светлее.
 — По таким мелким признакам судить нельзя, — недоверчиво произнес Виктор.
 — Жаль, что он еще не цветет, по разнице в цветах виднее. А будь ягоды, и совсем не ошиблись бы. Если это мучница, а не брусничник, в середине ее ягод находится как бы мука. Она очень ценная и дает разные лекарства, черную краску, дубильные материалы для обработки шкур.
 — Если так, я готов искренно уважать тебя и твою ботанику. Вот бы напились чайку! Пожалуй, и одубеть недолго от такого чая. Давай лучше наломаем малинника. Полезнее.
 — Можно найти и настоящий брусничник.
 — А ну его! Опять нарвешься на какую-нибудь мучницу. Я лично — за малинник.
 Вернулись на свою «кухню», напились чаю, приготовленного в жестянке.
 — Хорош чаек! — похвалил Мирон. — Жаль только, меду больше нет.
 — Это еще полбеды, — сказал Виктор, — но вот мясо начинает портиться, хоть и жареное. Завтра еще так-сяк, а послезавтра в рот не возьмешь.
 — А сушеное?
 — В середине все еще сырое.
 Опять провели ночь возле костра.
 Третий день прошел так же, как и два предыдущие. От усталости оба вскоре уснули как убитые. Крепко проспали до самого вечера.
 Первым проснулся Мирон. Встряхнулся, вскочил, сначала даже не понял, где он и что с ним. Рядом громко похрапывал Виктор.
 — Эй ты, сторож! — толкнул его под бок Мирон.
 — А? Что? — вскочил тот.
 — Знаешь ты, что храпишь на весь лес? Наши гости на той стороне болота услышали.
 — А ты?
 — И я спал. Это же сумасшествие! Нас могли прирезать, как цыплят!
 — Боюсь, что они, проклятые, никогда не придут, — позевывая, сказал Виктор.
 — И все же рисковать нельзя. В следующий раз будем спать по очереди.
 И этот день миновал. И второй. И еще один. И еще…
 Хлопцам было теперь очень трудно. Мясо портилось все больше и больше. «Пастись» днем они не могли: приходилось лежать в засаде. Даже когда выползали к бобрам за водой, казалось, что вот-вот их заметят. Одно утешение и спасение от сильно пахнущего мяса — горячий чай по ночам.
 С каждым днем напряжение усиливалось: от любого шороха хлопцы вздрагивали, как от электрической искры. Они выбились из сна, стали раздражительными.
 Все это, вместе о плохим питанием и сидением на одном месте, обессилило их: часто кружилась голова, темнело в глазах, дрожали ноги. Прошлые дни казались счастливыми в сравнении с нынешними.
 То чудилось, что вот уже идут, даже слышны шаги и голоса, то вдруг приходила уверенность, что сидят они напрасно, бандиты и не думают идти сюда.
 — А вдруг их уже поймали и посадили в тюрьму? — грустно говорил Виктор.
 — Все может быть, — вздыхал Мирон. А через минуту опять:
 — Но ведь должен же кто-нибудь прийти сюда за товаром? Не оставят они его тут.
 — Могут прийти и зимой, и на следующий год.
 А если всех переловили, могут и никогда не прийти…
 Послышался хруст. Хлопцы опять напряглись, опять появилась надежда. Но то протискивался сквозь заросли дикий кабан. Из засады было видно, как он спокойно и неторопливо начал возиться в нагретом солнцем болоте.
 — Эх, хорошо бы пальнуть в пего! — сверкнул глазами Виктор. — Наверняка попали бы. Вот тебе и свежее мясо.
 Зачесались руки и у Мирона. Что будет, если бандиты не придут? Придется голодать еще больше, а между тем они могут запастись мясом. И все же начал доказывать Виктору, что это очень рискованно:
 — Можно наверняка сказать, что они не явятся? Нет. Ну, а если придут, мы погибнем. И выстрел могут услышать, и следы не успеем уничтожить.
 Кабан тем временем исчез.
 Ночью возле костра друзья страшно жалели, что упустили драгоценную добычу. За это время они успели бы разобрать и спрятать кабана, надолго обеспечив себя мясом, а теперь что будет?
 Мирон насупился. Он чувствовал, что перемудрил со своей осторожностью. И все же ради защиты перешел в наступление:
 — Скажи честно, мог ли ты поручиться, что они сегодня ни в коем случае не явятся?
 — Конечно, поручиться никто не может, но…
 — Подожди. Значит, можно было предполагать, что враги наши будут сегодня на острове?
 — Ну, можно.
 — А ты знаешь, чем нам это угрожало?
 — Ну, знаю.
 — Так вот: маленькая возможность погибнуть серьезнее большой возможности поесть!
 — Но ведь у нас есть револьверы! — не сдавался Виктор.
 — А если у них будет десять ружей? Револьверы понадобятся, когда у нас не останется другого выхода, Виктор умолк.




 XXII



  «Слон». — Гнусное убийство. — Бандиты с пленником. — Подозрение бандитов. — Допрос. — Военная операция. — Победа. 

 Так они провели в ожидании четыре дня. И эти дни были самыми долгими и самыми мучительными за все время жизни на острове. Проходили они в бездеятельности, а это и есть наибольшая мука для живого человека. В продолжение дня они, конечно, выходили из засады, но осторожно, крадучись и озираясь, чтобы издали никто не смог заметить.
 Такой напряженный перерыв был не лучше неподвижного сидения и ожидания в засаде.
 Под вечер шли ночевать в пущу, к костру, где спалось совсем не так хорошо, как в шалаше, а утром опять отправлялись на «службу». И все чаще задавали себе вопросы:
 — А что, если бандиты не придут? Или придут через несколько недель? Неужели все это время жить вот так, притаясь? Скоро кончится сушеное мясо, а дальше что?
 В таком настроении пришли на пост и на пятое утро. А через полчаса услышали какой-то топот. Шел он с той стороны, откуда должны были появиться «гости». У друзей забились сердца. Топот приближался — тяжелый, глухой; временами слышался громкий треск крупных сучьев под чьими-то ногами. Но кто идет, друзья рассмотреть не могли.
 — Или отряд бандитов, или слон, — прошептал Виктор.
 Вот уже что-то мелькает среди деревьев, — большое, красноватое. Все отчетливее, отчетливее…
 — Зубр?! — крикнул Виктор.
 Какое-то торжественное настроение охватило их. Живой зубр, которых в границах Советской Беларуси уже нет!* Перед 1914 годом в Беловежской пуще было еще 400 зубров, но за время войны осталось лишь около двадцати, да и тех немцы вывезли к себе.
  * События происходят тогда, когда Западная Беларусь была под властью поляков. 
 — Каким же образом он попал сюда? — удивился Мирон.
 — А ты не помнишь, недавно сообщалось в газетах, что у нас видели одного зубра. Говорят, он перебежал к нам из Польши. Беловежскую пущу польские паны продали англичанам, те рубят и вывозят весь лес. Надо думать, что немцы не успели выловить всех зубров до последнего. Наверно, хоть один остался. И вот теперь, когда начали вырубать его родную пущу, он сбежал в наши леса.
 — Я читал об этом, но с тех пор о зубре ничего не было слышно.
 — И вот он перед тобой. Не удивительно, что здесь его никто не видел.
 Могучий зверь шел как-то тревожно. То остановится, начнет ногами рыть землю, то наклонит голову и сердито сопит. Плечи его казались скалой, за которой скрывается остальное тело. Горб не только не портил, но украшал его. Друзья представили себе, как должен чувствовать себя великан, один, без семьи, без товарищей, вдали от родины.
 — Последний зубр! — прошептал Мирон.
 — Последний! — отозвался Виктор.
 И вдруг раздался выстрел…
 Зубр бросился в сторону, поднялся на задние ноги и упал передними на колени. Грянул второй выстрел… Зубр попытался встать, но зашатался и тихо лег на бок, словно огромный подрубленный дуб. В предсмертной агонии он бил ногами землю, острыми рогами проводил по ней глубокие борозды. Наконец затих… Хлопцы словно окаменели. Хоть и не видели еще людей, но отлично знали, кто явился на остров. Однако смерть зубра настолько ошеломила их, что на мгновение совсем забыли о положении, в каком находились сами. Оба переживали это гнусное убийство, как убийство человека.
 — Подлецы! — чуть было не вскочил Виктор, но Мирон удержал его на месте. К зубру уже бежал знакомый черный бандит с ружьем в руках.
 Неужели один?
 Человек взглянул на зубра, повернулся в ту сторону, откуда прибежал, и крикнул:
 — Готов!
 Через минуту к нему подошел еще один, незнакомый, потом двое. Из них один был тот, младший, а второй тоже незнакомый, но… связанный!
 На нем обычные сапоги, вымазанные в грязи, как у всех остальных, черное пальто и кепка. Руки скручены за спиной, а рот завязан платком.
 Его отвели чуть в сторону, толкнули и сказали:
 — Садись!
 Пленник неуклюже опустился на землю. Бандиты окружили зубра.
 — Здоровая штука! — сказал незнакомый.
 — Но как мы используем его? — заметил младший.
 — Перетащим по кускам, — ответил черный.
 — А шкуру?
 — Тоже порежем на куски. Будут отличные подошвы.
 Они развели костер и принялись разделывать тушу. Черный сбросил свитку, засучил рукава и взялся за дело. Двое других помогали ему.
 Каждый разрез на теле зубра болью отзывался в сердцах друзей. Черный бандит казался палачом. Трудно оказалось разобрать могучее животное, а у бандитов, по-видимому, были лишь обычные охотничьи ножи.
 — Эй, слушайте, — остановился черный, — там есть кинжал!
 У наших хлопцев захватило дух…
 «Что теперь будет?!» — подумал каждый, и нервная дрожь прошла по их телам.
 Черный направился к бобровой хатке. Через несколько минут он вернулся.
 — Черт его знает, нету! — еще издали крикнул он.
 — А вещи? — встревожились его спутники.
 — Вещи на месте. Только почему-то в середину насыпался хворост, будто сверху кто проломил.
 — Может, трогали? — подозрительно спросил незнакомый.
 — Видно, какие-то звери полазили.
 — Ты хорошенько посмотрел? Все есть? А вдруг те лайдаки добрались? — переспросил младший.
 — Мы же смотрели тогда, когда их уже не было. Если б они нашли, наверняка забрали бы. А я перещупал все вещи, только кинжала не нашел. Завалился куда-нибудь среди веток. Не хотелось долго искать.
 Но незнакомый не успокаивался.
 — Надо было хорошенько пересмотреть все, — сказал он. — Может, те хлопцы нашли? А вдруг они еще здесь?
 — Не думаю, чтобы польстились только на один кинжал, — усмехнулся черный и опять принялся за работу.
 — А револьверы смотрел? — не отступал новый.
 — Жестянки на месте, но я их не открывал.
 — Вот видишь!
 — Да чего ты беспокоиться? — вмешался младший. — Ты не знаешь обстановки. Мы обошли весь лес, звали, стреляли. Если б они были живы, то отозвались бы, заслышав людей. Все вещи тогда были целы. Мы и револьверы смотрели.
 — И все-таки надо убедиться, — покачал головой новый.
 — Ладно, — успокоил его черный. — Покончим с этим делом и посмотрим. Сходим даже к их «хате».
 Хлопцы слышали весь этот разговор и готовились к последним решительным событиям. Главным преимуществом было то, что бандиты считали их погибшими. А если догадаются, что живы, едва ли удастся справиться с тремя вооруженными мужчинами. Разве только сумеют спрятаться.
 Тем временем бандиты сняли шкуру и уселись отдохнуть.
 — Надо бы за этого взяться, — кивнул младший на пленника. — Чего с ним долго валандаться?
 — Правильно, — встал черный.
 Пленник сидел на земле, опустив голову. Время от времени он шевелил руками, но где там было освободиться!
 — Иди, сюда, собака! — подошел к нему черный, взял за плечи, поднял и толкнул к костру. Потом развязал платок.
 Друзья увидели молодого человека, лет двадцати восьми, с продолговатым, сухощавым лицом. Его тонкие губы были напряженно сжаты, глаза безучасно глядели куда-то мимо бандитов.
 — Теперь можешь кричать, сколько влезет, — засмеялся незнакомый.
 — Слушай! — подхватил младший. — Ты сделаешь лучше для самого себя, если скажешь, каким образом узнал о нас, кто тебе в этом помог. Ну, кто нас выдал?
 Пленник не отвечал. Бандит помолчал и заговорил снова:
 — Геройство твое напрасно: ты в полной нашей власти. Никто здесь тебя не услышит. Если скажешь, значительно облегчишь свою судьбу. А нет… так мы сумеем заставить.
 Пленник все молчал.
 — Ну! — грозно крикнул черный. — Отвечай!
 — Кончайте скорее ваше дело, все равно я ничего не скажу! — наконец проговорил пленник.
 — Кончать скорее? — засмеялись бандиты. — Нет, подожди. Это только начало.
 И черный с размаху ударил пленника кулаком по лицу.
 Тот пошатнулся и упал на землю. Из носа и изо рта у него потекла кровь…
 Мирон чуть не вскрикнул от возмущения.
 — Нельзя сидеть! Не имеем права! Надо стрелять! — прошептал Виктор.
 — Погоди, погоди немного, — взволнованно ответил Мирон. — До них далеко… Не попадем… А тогда конец и ему и нам. Подождем лучшего момента.
 Черный взял головешку и поднес ее к лицу пленника.
 — Может, огонь заставит тебя говорить? А нет, так у нас найдутся и другие способы. Времени хватает. Лучше говори!
 Пленник отшатнулся, но опять не ответил ни слова.
 — Слушайте! — вмешался незнакомый. — Отложим допрос до прихода наших, тогда проведем его по всем правилам искусства. А сейчас пойдем проверим наш склад и посмотрим будку тех хлопцев.
 — Пожалуй, так будет лучше, — поддержал молодой.
 — Ладно, — согласился черный. — А ты тем временем подумай. И не жди легкой смерти. Разберем тебя на кусочки, но заставим говорить! А пока свяжем, чтобы ты спокойно мог пролежать до завтра.
 Они срезали длинную жердь, просунули ее пленнику между руками и коленями и связали его так, что он и пошевелиться не мог.
 Друзья вздохнули с облегчением. Значит, все трое бандитов собираются уходить.
 Они и в самом деле направились к бобровым хаткам. С сожалением увидели друзья, что черный захватил с собой ружье. Поселок бобров был совсем близко, но, кажется, оттуда пленника нельзя было видеть: его заслоняли кусты.
 Незачем было договариваться, что делать. Следовало лишь спешить: ведь бандиты, обнаружив, что в складе кое-чего не хватает, встревожатся и немедленно вернутся назад.
 Мигом поползли они к пленнику. Спешили так, что не обращали внимания на шорох и хруст под собой. Пленник услышал их, оглянулся.
 — Тсс! — прошептал Мирон.
 Словно огонек блеснул в глазах связанного, но он не пошевелился.
 Мирон подполз к нему, перерезал веревку и сунул в руку револьвер.
 — Убегайте! — прошептал он.
 Но, увидев револьвер, пленник остался на месте.
 — У вас есть оружие? — спросил он, не поворачивая головы.
 — Есть четыре револьвера.
 — В таком случае спрячьтесь сзади и ждите, а я буду сидеть, как сидел. Так мы лучше справимся с ними. Я беру на себя двоих, а третий остается на вашу долю. Подсуньте револьвер под меня. Он заряжен?
 — Заряжен, это их револьверы, — ответил Мирон и отполз в кусты.
 Пленник поправил жердь, запутал руки веревкой и остался на месте. Хлопцы спрятались неподалеку от него.
 — Почему он не уходит? — удивился Виктор.
 Мирон объяснил, в чем дело. Друзья почувствовали уверенность и даже гордость. Они под руководством опытного человека принимают участие в военной операции! Силы теперь равные, да еще перевес в том, что враги ничего не знают.
 Возле бобровой хатки послышались встревоженные голоса. Один бандит вышел из-за кустов и взглянул на свой лагерь. Пленник по-прежнему сидел на месте. Бандит снова исчез.
 Некоторое время спустя бандиты опять вышли, о чем-то горячо поговорили и разошлись. Младший, с револьвером в руке, направился к пленнику, а остальные пошли в сторону стоянки хлопцев.
 Теперь бандит держался иначе. Он озирался, прислушивался, а подойдя к пленнику, начал прохаживаться возле него. Остальные продолжали искать. Только на этот раз они не кричали, не стреляли…
 Пленник сидел, опустив голову, и казалось, был совсем убит горем.
 Друзья напряженно следили за ним, стараясь догадаться, что он думает делать. Оба были готовы мгновенно прийти на помощь.
 Когда страж отошел немного в сторону, пленник чуть повернул голову назад. Хлопцы не видели его лица, но поняли, что это сигнал для них. Значит, сейчас что-то будет.
 Вот часовой опять приближается к пленнику. Правая рука с револьвером как раз с этой стороны. Мгновение — и пленник схватил ее.
 Бандит был так ошеломлен, что несколько секунд не мог пошевелиться, будто не веря своим глазам.
 А хлопцы были уже возле него. Мирон зажал рукою рот бандита в ту минуту, когда тот собирался крикнуть.
 — Молодец! — похвалил пленник.
 Связать врага так, как раньше был связан пленник, было делом нескольких минут. В рот ему засунули кляп, чтобы он не мог подать голос.
 — Спасибо, товарищи! — пожал друзьям руки новый знакомый. — Теперь надо оттащить его подальше, а самим разместиться так же, как до сих пор.
 Оттащили бандита за сотню шагов. Еще крепче затянули веревки, чтобы он ни в коем случае не мог освободиться, и оставили на месте.
 Освобожденный товарищ опять приладил себе жердину, хлопцы спрятались в кустах, — все было в порядке.
 Теперь ждали очередную встречу без страха. Но ожидать пришлось долго. Видно, враги шныряли по всему острову. Наконец со стороны бобровых хаток послышались голоса, а вскоре показались и сами бандиты.
 — Непонятная вещь! — услышали друзья. — Неужели это они? Но откуда узнали, что надо остерегаться?
 Подойдя к стоянке, бандиты огляделись. Черный спросил у пленника:
 — Где наш товарищ?
 — Не знаю, — буркнул тот.
 Бандиты подозрительно посмотрели на него и подошли ближе.
 «Сейчас!» — мелькнуло в голове хлопцев.
 — В какую сторону он пошел? — спросил черный.
 — В ту, — неохотно кивнул головой пленник куда-то в бок. И едва враги повернулись туда, как грянул выстрел. Черный рухнул на землю, схватившись руками за живот. Ружье его отлетело в сторону. Второй бандит оглянулся, и у него не только глаза, но и рот раскрылся во всю ширину от удивления и ужаса. Перед ним стоял пленник с наведенным револьвером в руках, а сбоку спешили двое тоже вооруженных револьверами хлопцев.
 — Руки вверх! — грозно крикнул Мирон.
 — Руки вверх, если хочешь жить! — звонким голосом повторил Виктор.
 Бандит поспешно поднял руки.
 На земле хрипел и корчился в предсмертных судорогах черный.




 XXIII



  План новых военных операций. — Рассказ товарища Савчука. — Еще бандиты. — Конец военных действий. — Ответственное поручение. 

 Хлопцы близко подступили к бандиту и почти в упор направили на него свои револьверы. Увидев это, их новый товарищ сказал:
 — Даю вам совет: никогда не подсовывайте револьверы так близко, чтобы можно было схватить рукой. Иначе не миновать неприятностей.
 Виктор и Мирон сконфуженно переглянулись и отступили на пару шагов.
 Товарищ, держа револьвер наготове, поднял веревку, которой сам был недавно связан. Бандиты не пожалели веревки на своего пленника: половины ее хватило, чтобы крепко связать руки врагу.
 — Теперь нам надо… — обратился товарищ к друзьям, но окончить начатую фразу не успел.
 — Хлеб! — закричали хлопцы и бросились к мешку с продуктами, принесенному с собой бандитами. Вытащили пахучий хлеб, сало, соль, курятину и набросились на все это так, что только за ушами трещало. Бывший пленник и сам хотел есть, но в такое время…
 — Товарищи! — с укором сказал он. — Что вы делаете? Подождите немного. Мы еще не закончили.
 — А мы месяц не видели человеческой пищи! — ответил Мирон, с трудом ворочая языком.
 Недавний пленник удивленно посмотрел на них.
 — Мы еще во время паводка поехали по озеру, — добавил Виктор. — Лодка перевернулась, и мы очутились здесь. Так и жили целый месяц. А вы как попали к ним? Вы знаете, как выйти? Пойдем сейчас же!
 — Подождите, подождите, — перебил товарищ. — Об этом после. А теперь у нас есть дела поважнее: нужно подготовиться к встрече новых гостей.
 — Таких же, как эти?
 — Точно таких, — улыбнулся тот. — Но сперва надо разместить этих.
 Второго бандита отвели туда, где находился первый. Старательно связали его с помощью жерди и тоже заткнули рот, чтобы он не мог крикнуть. Проверили и поправили веревки первого. Затем пошли к раненому. Тот оказался уже мертвым, и его оттащили в заросли, где недавно прятались хлопцы. Подложили сучьев в костер, горевший возле убитого зубра, а сами спрятались поблизости в кустах.
 Новый товарищ сказал:
 — Сейчас должны прийти еще несколько человек из их компании. Надо их встретить так же, как этих. Вы, конечно, примете участие в операции?
 — А как же! — с радостью согласились хлопцы.
 Под руководством такого смелого и опытного человека новая операция казалась им даже привлекательной. Хоть и страшновато и сердце сжимается от волнения, но зато чувствуешь, что делаешь важное дело.
 — Я думаю, их будет не более двух-трех человек, — продолжал новый товарищ. — Мы неожиданно выскочим на них, и они, возможно, сдадутся без боя. Тем более, что они наверняка придут без оружия — для их сборища оно не нужно, а так носить рискованно.
 — А если их будет больше? — спросил Виктор.
 — Тогда увидим, что делать, а пока скажите, как вас зовут.
 Хлопцы отрекомендовались и в свою очередь спросили, как зовут нового товарища и как он попал в руки бандитов.
 — Фамилия моя Савчук, Андрей Александрович, — начал недавний пленник свой рассказ. — Служу я в погранотряде. Этот черный жил на хуторе километрах в десяти отсюда. Молодой часто приходил к нему из соседнего местечка. Однажды мы получили известие, что черный (Становский его фамилия) поддерживает связь с контрабандистами. Как раз вчера попался мне на глаза этот третий, незнакомый человек. Он направлялся на хутор. А хутор на отшибе, в глуши. Я пошел за ним. Но, видно, и черный был не дурак. Он ожидал гостя и предвидел, что за ним могут следить. Когда мы были недалеко от хутора, они вдвоем набросились на меня, связали и по глухим тропинкам привели сюда. Наверно, вы слышали, как они собирались пытать меня, чтобы выведать, каким образом и от кого мы о них узнали. Они думали уничтожить меня, потом того или тех, кто сказал, и таким образом замести следы. Если б не вы, — закончил он взволнованным голосом, — я бы перенес такие мучения, перед которыми смерть — пустяк. Спасибо вам!
 — За что? — воскликнул Виктор. — Кто же на нашем месте не сделал бы так?
 — Но вы рисковали.
 — Невелик риск, — вмешался Мирон. — Вы для нас сделали больше, чем мы для вас. Но как вы пробрались через болото? Мы не смогли найти выход и собирались сидеть здесь до зимы.
 — С той стороны есть подготовленные кладки, но они в болоте и сверху не видны.
 — Я говорил, что там проход! — набросился Виктор на Мирона. — А ты все мудрил!
 — Все равно не прошли бы, — улыбнулся Савчук. — Там хитро устроено, кто не знает, ни за что не догадается. Смотрите, вот так (он начертил на земле план):
 Если вы даже найдете одну кладку, так она скоро кончится, и вы попадете в болото, в трясину. Другая кладка в стороне. Чтобы встать на нее, нужно тащить с собой длинную доску и перебросить на вторую кладку. А через несколько шагов и вторая кончается. Надо снова искать следующую и опять перебрасывать доску. Переход тяжелый, медленный и небезопасный. Только опытные контрабандисты могли устроить его. Видно, их дело поставлено широко.
 — Даже очень широко, — сказал Виктор и достал бумаги. — Вот, посмотрите.
 — А там еще есть пироксилиновые шашки, — добавил Мирон.
 — Что вы говорите? — удивился Савчук и с напряженным вниманием начал разглядывать бумаги. — Это не только контрабандисты, но шпионская и диверсионная организация. Да еще с участием, как говорится, некоей соседней державы. Славное дело вы сделали, товарищи! Как вы тут жили?
 Мирон и Виктор, перебивая друг друга, рассказали о своем путешествии, крушении, о приключениях, о бандитах и их складе. Савчук выслушал все с большим интересом, потом сказал:
 — Хоть и в необдуманное, нелепое путешествие вы пустились, но вас можно похвалить за то, что мужественно боролись за свое существование, не опустили рук. После таких приключений вам уже никакая беда не будет страшна.
 Так, в разговорах, прошло часа два. Солнце начало склоняться к западу.
 — Если не придут через два часа, мы отправимся домой, — сказал Савчук.
 Слово «домой» прозвучало для наших друзей, как нечто необычайное, сказочное. Неужели и в самом деле так бывает, что можно встать и пойти домой?…
 Вверху на дереве каркнула ворона. Минуту спустя каркнула на другом. Потом появилась на нижней ветке, спустилась на землю и боком-боком начала приближаться к зубру.
 — Эх, какого красавца убили, сволочи! — сказал Савчук.
 — Зато и убийца наказан, — заметил Мирон.
 — Да разве он стоит зубра? — горячо воскликнул Виктор. — Этих бандитов вон сколько, а зубр был один, может быть, последний.
 Возле зубра уже прыгало несколько ворон. Их собиралось все больше и больше. Минута, вторая, и они облепили всю тушу.
 — Откуда столько? — удивился Мирон. — Целый месяц мы их почти не видели, а тут…
 — Надо разогнать, иначе создается впечатление, что тут и духу человеческого нет, а нам это невыгодно: вновь прибывшие могут встревожиться — куда девались их товарищи.
 Виктор и Мирон выстрелили из револьверов. Гул от выстрелов прокатился по лесу и закончился новым, далеким и гулким, выстрелом.
 — Что это, эхо или чей-то выстрел? Савчук уверенно сказал:
 — Это они выстрелили в ответ. Звук послышался, когда эхо уже утихло. Теперь будьте готовы.
 — Всегда готовы! — ответили хлопцы весело, но в их голосах отчетливо слышалось волнение, какое бывает не от страха, а от необычности момента.
 Вдали среди деревьев замелькали люди. Один… два… три… четыре… Больше, кажется, нет. Ну что ж, не страшно. Смело направляются к костру, знают, что там свои. У одного в руках револьвер. У остальных, как видно, оружия нет. Совсем хорошо!…
 — Я этому перебью руку или плечо, — прошептал Савчук, — а тогда все выскочим.
 И он направил на бандита ружье черного. Виктор взял в руки оба свои пистолета. Мирон, раньше отдавший один револьвер Савчуку, с завистью посмотрел на друга.
 Бандиты подошли к костру и остановились.
 — Может, на охоту пошли? — послышались голоса. — Зачем? Вон какую штуку убили, а опять поволоклись.
 Грянул выстрел… Человек с револьвером охнул и схватился левой рукой за правую; револьвер упал на землю. Трое остальных не успели понять, что же произошло, как увидели, что к ним бегут трое вооруженных людей.
 — Руки вверх! — послышалась команда.
 Бандиты, озираясь вокруг, видимо, ожидая помощи от своих, подняли руки. Нападающие мгновенно оказались возле них. Револьвер бандита лежал у ног Савчука.
 И тут произошел неожиданный поворот.
 Один из бандитов, увидев, что из трех нападающих двое совсем молодые, бросился под ноги Савчуку, свалил его и схватил револьвер. Двое его товарищей опустили руки, готовясь броситься в схватку. И тут раздались три выстрела.
 Два раза выстрелил Мирон в бандита, схватившего пистолет. Тот выпустил оружие. Виктор, не целясь, выстрелил в «своих» бандитов — и это задержало их в ту секунду, которая нужна была Савчуку, чтобы вскочить на ноги. Теперь уже бандиты «честно» подняли руки.
 — Молодцы, хлопцы! — коротко сказал Савчук, и эти слова из уст командира были для них самой лучшей похвалой.
 Двум здоровым бандитам было приказано перевязать своих раненых товарищей. У одного из них перебита рука, другому Мирон прострелил плечо и задел бок. На бинты пришлось рвать сорочки.
 — Вы их тут стерегите, — тихо сказал Савчук, — а я приведу тех двоих.
 Едва Савчук ушел, как хлопцы почувствовали тревожную напряженность. Оба заметили, что бандиты, делая перевязку, больше следили за ними, чем за своей работой. Они поворачивались и становились не так, чтобы удобнее было перевязывать раненых, а так, чтобы ловчее броситься на сторожей.
 Помня совет Савчука, друзья не подходили слишком близко, но и револьверы ни на минуту не сводили с врагов. Кроме того, и сами держались рядом, то и дело меняя позиции. Ни слова не сказали они друг другу, а действовали так дружно и согласованно, словно обо всем договорились заранее. Оба отлично научились разбираться в создавшемся положении.
 Вздохнули свободнее только тогда, когда подошел Савчук, ведя двух пленных бандитов.
 — И вы попались? — кивнул один из них вновь прибывшим.
 — Так же, как и вы! — злобно буркнули те. Савчук подошел к ним и сказал:
 — Позвольте уж и вам связать руки. Ничего не поделаешь.
 Блеснули бандиты глазами, сжали зубы, стиснули кулаки, но за спиною стояли хлопцы с револьверами, — пришлось покориться.
 Чтобы перевязать всем руки и ноги, Савчук снял с бандитов пояса и ремни. Виктор толкнул Мирона в бок и прошептал:
 — Теперь они не убегут, даже если б и ноги не были связаны.
 Задержанные утром начали просить:
 — Руки затекли, развяжите хоть на несколько минут.
 — Ну, нет, — усмехнулся Савчук, — не выйдет, придется малость потерпеть. Я ведь терпел, не жаловался. Садитесь-ка к костру, можете даже свое собрание начинать. Жаль только, что главарь ваш убит.
 — Сам виноват, — сказал один из бандитов. — Не захотел придушить этих щенят, когда была возможность, а теперь и сам погиб, и нас погубил.
 Друзья почувствовали большое удовлетворение от того, что бандиты так высоко оценили их роль в этой операции.
 Связав бандитов, Савчук отозвал хлопцев в сторону и сказал:
 — Боевые операции мы с вами закончили успешно. Есть и трофеи, и пленные. А как нам со всем этим выбраться отсюда? Провести всех со связанными руками по тем хитрым кладкам невозможно. Кроме того, двое ранены, из них одного придется нести. И убитого надо похоронить, а — нечем. Одним словом, мы сами со всем этим не справимся. Так?
 Мирон и Виктор должны были согласиться, что пограничник прав. Значит — нужно идти за помощью. Идти может только один товарищ Савчук. А хлопцам придется остаться и охранять этот сброд…
 — Очень серьезное дело, — нахмурился Савчук. — Для вас оно более серьезное, чем все сегодняшние военные действия. Всю ночь вы ежеминутно будете рисковать жизнью. Они постараются придумать самые каверзные штуки, чтобы освободиться и прихлопнуть вас. Поэтому — будьте бдительны, не спускайте с них глаз. В случае чего, стреляйте не задумываясь. Ну как, справитесь?
 — Справимся! — уверенно ответил Виктор. Мирон чуть подумал и сказал:
 — Нам ничего иного не остается, как справиться.
 — А теперь пойдем, проверим все узлы и веревки, — кивнул головой Савчук. — Хорошенько присмотритесь, как они связаны.
 Бандиты злобно ворчали:
 — Опять проверка! Вы же только что связали. Лучше дали бы поесть.
 — Тихо, тихо, — спокойно отметил Савчук. — Всему свое время. Потерпите одну ночь, и потом вас никто связывать не будет.
 Савчук помог хлопцам запасти побольше сухих сучьев на ночь и отправился в путь.




 XXIV



  Последняя ночь на острове. — «Кормление зверей». — Хитрости пленников. — Возвращение домой. 

 Хлопцы опять остались одни в лесу. Но теперь перед ними сидели пять человек да шестой лежал рядом. И люди эти были более опасны, чем все здешние звери.
 Увидев, что старший ушел, бандиты осмелели и начали переговариваться. Видно, смекнули, что тот отправился за помощью, вернется не скоро, и у них появилась надежда как-нибудь освободиться. Но стоило друзьям подойти поближе, как пленные умолкли и лишь искоса посматривали на них. Потом тот бандит, что в первый раз приходил вместе с черным, спросил:
 — Скажите, почему вы не отзывались, когда мы недели две назад искали вас и даже стреляли? Или не слышали?
 — Слышали, да не хотели встречаться с вами, — ответили хлопцы.
 — Почему? Мы же могли показать вам дорогу.
 — Знаем, какую дорогу вы хотели нам показать.
 — Откуда вы могли знать?
 — Бобры рассказали, — засмеялся Виктор.
 — А! Так вы подслушали?
 — Слухи по лесу пошли.
 Хлопцы почувствовали, что очень хотят есть. В трофейном мешке продуктов было немного, особенно хлеба: утром друзья и Савчук основательно поели, не жалея бандитских запасов. Глаза пленных жадно уставились на еду.
 — Как тут делить? — сказал Мирон, рассматривая хлеб. — Есть у них на глазах я не могу. И спрятаться нельзя.
 Двое, задержанные утром, не выдержали и попросили:
 — Дайте хоть хлеба кусочек, мы весь день ничего не ели.
 — Хлеба? — воскликнул Виктор. — Мы его целый месяц в глаза не видели. Лучше мы поджарим вам чудесного мяса зубра.
 Острым кинжалом они легко нарезали тонкие куски мяса и положили в огонь, а сами со спокойной совестью взялись за хлеб и сало. Пленные терпеливо ожидали своей очереди, перешептываясь о чем-то. Пока хлопцы поужинали, мясо зажарилось. Можно было ужинать и пленным, но как?
 — Вы по очереди развяжите нам руки. Сначала одному, потом другому, — убедительным тоном предложил один из бандитов, видно, уже обдуманный ими план.
 — Ну, нет! — усмехнулся Виктор. — Лучше уж вы потерпите до завтра без еды. Никакой беды вам от этого не будет. Мы тут больше голодали, а ничего с нами не случилось.
 Пленные попытались было еще доказывать, что бояться хлопцам нечего, — мол, развязан будет лишь один, а против него двое вооруженных, — но друзья и слушать не хотели.
 Тогда самый голодный без всякой хитрости попросил:
 — Дайте мне в рот хоть кусочек.
 — Это другое дело! — согласились хлопцы и всунули ему в рот кусок мяса. Потом по просьбе других дали и им. Некоторые отказались. Тяжело раненному предложили хлеба и сала, но он лишь попросил пить.
 Мирон взял жестянку и побежал к бобровому ручью. Когда напоил больного, захотели пить и здоровые. Пришлось бежать.
 — Вы бы взяли вторую жестянку и сходили вместе, — предложил один из врагов.
 — Спасибо за совет! — насмешливо ответил Виктор.
 Виктору тоже дважды пришлось бегать к ручью, пока они напоили всех. Тогда появилась новая просьба:
 — Дайте покурить. Возьмите в наших карманах папиросы и спички.
 Виктор достал папиросы, сунул в рот каждому по одной и поднес огонь. Мирон забеспокоился, как бы и друг не закурил: ведь соблазн не малый! А Виктор действительно уже смотрел на папиросы в своих руках, взял одну, покрутил, разглядывая…
 Мирон решил спасать друга. Тихонько взял из его рук папиросы и сказал:
 — Послушай меня, Витя, потерпи! Столько времени прошло, ты уже отвык. Стоит ли опять начинать?
 Тон Мирона был такой дружеский, такой искренний, что Виктор улыбнулся и сказал:
 — Ладно, не буду!
 Тяжело раненный часто просил пить, и хлопцы приносили ему воду. Не отказывали и здоровым. Потом пленники требовали курить, начинали выдумывать новые просьбы, в которых нельзя было отказать…
 Одним словом, хлопот хватило до самого вечера. И чем темнее становилось, тем тревожнее. Хотя и не жалели сучьев, но все же не каждое движение пленников можно было заметить в сумерках. А друзья помнили, как Савчук сидел утром с жердью, хотя сам был уже освобожден.
 «Что, если и теперь так же сидит кто-нибудь из них?» — думали оба. И время от времени проверяли пленных.
 — Чего вы лезете каждую минуту? — злились те. — Попробуйте сами освободиться, когда вас так скрутят. Правду говорят: заставь дурака богу молиться, он лоб расшибет!
 Не очень приятно было слушать такие слова, но хлопцы не обижались: быть может, они и действительно слишком стараются, но в таком деле излишняя осторожность и бдительность не мешают.
 В этом они убедились вскоре же.
 Самым спокойным пленником был раненный в руку. У него были связаны только ноги. Он сидел, опустив голову, и ни на что не обращал внимания. Даже не просил ни есть, ни пить. Здоровая рука его была подсунута под колени. Потому, что он вел себя спокойно, хлопцы не проверяли, хорошо ли связаны у него ноги. И вдруг Виктор заметил, что здоровая рука пленника все время вздрагивает. Подошел, посмотрел и крикнул:
 — Эге! Этот номер не пройдет!
 Оказалось, что тот пальцами здоровой руки и щепочками ухитрился развязать веревку на ногах. Пришлось здоровую руку бандита прикрутить к его ногам.
 Друзья еще раньше договорились, что ночью будут сторожить вместе, а не по очереди.
 — В такой компании боязно оставаться одному даже тогда, когда все связаны, — решили они.
 Оба остались на страже и после того, как все бандиты уснули. Уткнувшись головой друг другу в спину, враги храпели на весь лес.
 — Пить! — послышался голос раненого.
 Взяли жестянку — воды нет. Неужели ради этого мерзавца идти в темноту за водой? Но раненый тяжело дышал, стонал, и у хлопцев не хватило духу отказать ему. Виктор побежал к ручью.
 Мирон остался один. Жутко ему стало. Все вокруг казалось каким-то мрачным. Бандиты, кажется, начали шевелиться, трястись, хотя в то же время храпели так, что эхо по лесу шло.
 Когда Виктор вернулся, Мирон прошептал:
 — Больше по воду не ходи. Может, этой хватит, а нет — пусть терпит. Мне показалось, что они почему-то дергаются. А спят даже слишком крепко. Никто из них за все время не повернулся на другой бок. В таком неудобном положении трудно пролежать долго.
 — Надо посмотреть! — решил Виктор. Подошли к одной паре, дотронулись.
 — А? Что? Кто здесь? Пошли к черту! — послышался сонный голос.
 Пощупали веревки — мокрые, лохматые!
 — Ах, чтоб вам треснуть! — вскрикнул Виктор. — Это они грызут один у другого веревки. Сейчас же раздвиньтесь! Ну! Стрелять будем! Раз… два… — он поднял револьвер.
 Пленники расползлись в стороны, злобно ворча:
 — Вот чертовы дети!
 Пришлось проверять всех. У двоих веревки оказались слюнявыми и погрызенными. Еще бы час-другой, и дело могло принять плохой оборот. Друзья затянули путы и разместили бандитов так, чтобы они не лежали рядом.
 Ночь тянулась медленно, долго. Все казалось, что бандиты опять придумывают каверзы. Теперь они не храпели больше и не лежали так спокойно, как раньше, а часто ворочались с боку на бок. Хлопцы зорко следили, чтобы они не сближались, и все время покрикивали:
 — Отодвинься!… Дальше!…
 Потом все утихло.
 Было уже далеко за полночь, когда друзья почувствовали странный запах, будто от подгоревшей одежды.
 — Что это? Не подсмолился ли кто?
 — Видно, тот, что ближе к огню. Подошли к нему. Виктор склонился, и в то же мгновение одна рука бандита охватила его за шею.
 — Мирон, стреляй! — крикнул он.
 Бандиты зашевелились, зашумели, начали перекатываться поближе. Хлопцам казалось, что они все развязались и сейчас набросятся на них.
 И тут Виктор почувствовал, как железная рука отобрала у него револьвер…
 — Стреляй! Стреляй скорее! — кричал он в отчаянии.
 В ответ послышался спокойный голос Мирона: — Положи револьвер на землю и убери руки! Раз… Пальцы бандита разжались, и револьвер оказался на земле. Виктор схватил его и выпрямился. Мирон стоял позади бандита, засунув дуло своего пистолета ему за воротник. Холодная сталь заставила врага покориться.
 — Связывай руки! — сказал Мирон.
 Виктор опять старательно и крепко связал бандиту руки. Они были обожженные, скользкие.
 Опять проверили всех. Разместили вокруг костра, в нескольких шагах от него. Острый момент взволновал всех, но было тихо, точно ничего не произошло. Только Виктор, отведя Мирона в сторону, с возмущением упрекнул его:
 — Почему ты не стрелял? Из-за твоей ненужной жалости мы оба едва не погибли!
 — Никакой жалости тут не было, а разумный расчет, — спокойно ответил Мирон. — Если вы я выстрелил сразу, мог бы попасть в тебя. Если бы приставил револьвер к его голове, он мог бы отшатнуться и даже выбить оружие у меня из рук. А когда я засунул револьвер ему за воротник, бандит ничего не мог сделать, а я всегда успел бы выстрелить.
 — Ну и терпеливый же, гад! — удивился Виктор. — Жжет руки вместе с веревкой и — ни гу-гу!
 Наконец окончилась и эта страшная ночь. Солнце еще не поднялось из-за леса, как среди деревьев показались фигуры красноармейцев. Было их человек двенадцать. Впереди шел, вернее, бежал командир с тремя кубиками на петлицах, Савчук. Он волновался больше, чем сами хлопцы, понимая, в каком серьезном, ответственном и опасном положении оставались они на острове. Малейшая ошибка — и оба погибнут. И Савчук чувствовал бы себя виноватым.
 Какова же была его радость, когда еще издали увидал он друзей, зорко охраняющих бандитов! Те тоже радостно махали руками, шапками и так громко кричали «ура», что вспугнули зайца из-под дальнего куста. А для бандитов этот радостный крик означал конец всех их надежд…
 Савчук обнял Мирона и Виктора, как родных, которых не видел долгое время.
 — Молодцы, хлопцы! — сказал он. — А теперь собирайтесь домой.
 … Через два часа в лесу было совсем тихо. Сиротливо темнел погашенный костер. Возле него валялись ненужные остатки разобранного зубра. В стороне белела куча свежего песка — бесславная могила черного бандита.
 Лесные жители осмелели. Защелкала вверху белка, рассматривая покинутую стоянку. Опять закаркали вороны и постепенно овладели остатками зубра. Сюда же подбирался и волк…
 В Полесской пуще начиналась обычная жизнь, нарушенная было человеком.
 1930