---------------------------------------------


 В. Ф. Вейнланд
 Руламан



 Глава 1. ПЕРЕД ПЕЩЕРОЙ


 Это было много-много лет тому назад, когда в Германии, среди дикой природы, пещерный человек вел непрерывную, ожесточенную борьбу с хищными зверями.
 В это отдаленное время, в летний зной, на освещенной солнцем площадке, перед одной из пещер теперешних Швабских гор, играли на мягкой траве голые, темно-желтые дети. Один из мальчиков ездил верхом на медвежонке, подгоняя его сосновой веткой, а другой тянул животное за шею; немного подальше около ручного волка сидел четырнадцатилетний мальчик и гладил зверя по спине, а волк добродушно лизал ему лицо. Среди темно-зеленых игл тиса, на сером фоне выжженных солнцем скал, играло несколько таких же смуглых мальчиков. Один из них, забравшись чуть ли не на верхушку дерева, бросался оттуда с вытянутыми вперед руками на одну из растущих внизу веток, и так, прыгая с ветки на ветку, достигал земли и скрывался с веселым смехом в пещере.
 Через несколько минут дети выбежали из пещеры с пращами в руках. Они подбежали к толстому корявому дубу, росшему против тиса, слева от входа в пещеру, и стали метать из пращей круглые камни, собранные в долине, величиной в добрый детский кулак. Целью им служили висевшие на ветвях дуба украшения: огромный череп пещерного медведя с оскаленными зубами, убитый филин, ястреб, дикая кошка с пушистым, толстым хвостом, лисица и много других охотничьих трофеев.
 Почти никто из мальчиков не промахнулся, и если случалось, что какой-нибудь камень, к досаде стрелявшего, жужжа пролетал мимо цели и падал в долину, кругом раздавался громкий смех. Вблизи мальчиков маленькие девочки играли с ручным оленем, и их веселый крик слышался со всех сторон.
 Недалеко от детей большой черный ворон и галка важно прохаживались по площадке, собирая камешки, черепки и попадавшиеся кости. У самой пещеры сидели, поджавши ноги, женщины вокруг большой кучи пепла, по которой иногда пробегал красный огонь; над этой кучей возвышался на четырех столбах простой плетеный навес для защиты от дождя. Лица женщин были желтого цвета с расставленными вкось черными полузакрытыми глазами. Их черные волосы, связанные узлами, висели на спине. Одежда состояла из оленьей шкуры, достигавшей до колен и оставлявшей голыми руки и ноги. У некоторых на коленях лежали грудные дети. Женщины разговаривали, странно пришептывая, размахивая руками, и часто гримасничали.
 Вдруг они разом замолчали; даже дети прекратили игру. Все обернулись к старому тису. Там появилась тяжело дышавшая старуха; она издавала глухие стоны. Наклоненная вперед голова ее была покрыта белыми как снег волосами, ниспадавшими густыми, спутанными прядями почти до земли. Ее морщинистые, коричневые руки опирались на костыли. Сморщенное худое лицо было бледно; подбородок выдавался вперед, а длинные седые брови висели над ввалившимися, почти закрытыми, глазами. На плечах старухи висела очень редкая шкура белого волка, что считалось особенным отличием. Это была старая Парра, прародительница всех собравшихся здесь людей. Медленно, ощупывая костылем каждый камень, она брела от пещеры к краю скалы. Там она подняла руку по направлению к заходящему солнцу и монотонно протяжно забормотала; женщины и дети поддержали ее, хлопая в ладоши. Это была их вечерняя молитва. Кончив ее, старуха возвратилась к тису, опустилась на землю и свесила голову на грудь, как будто погрузившись в глубокое раздумье.
 Оживление вернулось к маленькому населению пещеры. Площадку очистили и все сели в круг. Молодой человек лет восемнадцати принес странный инструмент, состоявший из куска выдолбленного дерева с круглой дырой посередине, затянутой кожей, и, обхватив его коленями, стал барабанить ладонями рук, выдерживая короткий, отрывистый такт. Другой молодой дикарь стал дуть в дудку, сделанную из полой кости с просверленными отверстиями, подчиняясь такту барабана. Женщины подхватили хором грустный однообразный мотив; старуха вторила им, ударяя в ладоши.
 Из пещеры выскочил веселый мальчик с развевающимися волосами и стал в середину круга. Его короткая меховая куртка была перетянута поясом из веток тополя, голову обвивал плющ, а за ушами торчали два голубых пера сойки. Он держал лук и несколько стрел. Волк прыгнул рядом с ним в круг. Мальчик начал медленный танец; он топал ногами, высоко поднимая колени, выразительно потрясая в воздухе руками и оружием. Чем быстрее бил барабан, тем быстрее топал ногами молодой танцор. Кончив танец, он одним громадным прыжком вылетел из круга, перепрыгнув через головы двух девочек, испуганно согнувшихся перед ним. Волк последовал за ним.
 — Молодец Руламан!.. — закричали восторженно дети.
 После Руламана начали пляску три девочки в юбочках из перьев и с дубовыми ветками на груди.
 Вдруг из долины раздался пронзительный свист. Все разом точно замерло…




 Глава 2. ВОЗВРАЩЕНИЕ С ОХОТЫ


 Айматов, — так называли себя обитатели пещеры, что значило: люди, — охватило волнение. Как и у всех дикарей, живущих только охотой, у них постоянно чередовались голод и изобилие, опасности и неудачи с днями большой добычи и беззаботного веселья. Дикие звери встречались редко около их жилища, и для добывания пиши приходилось предпринимать отдаленные путешествия и с большим трудом тащить добычу домой. Свист возвещал о возвращении домой мужчин, ушедших на охоту несколько дней тому назад. Толпа женщин и детей, за исключением Парры, бросилась по широкой извилистой тропинке к ближнему источнику. Источник этот почти круглый год доставлял пещерному человеку воду; только зимой, когда вода промерзала до дна, ему приходилось довольствоваться каплями, просачивавшимися сквозь потолок пещеры.
 Уже стемнело. С горы нельзя было не только увидеть охотников, но даже услышать их шагов. Толпа женщин и детей остановилась у источника, стараясь не шуметь, чтобы не привлечь внимания хищных зверей. Этот первобытный народ слишком привык к постоянным опасностям, и о возможности ежеминутного нападения какого-нибудь свирепого хищника хорошо знали не только женщины, но и маленькие дети.
 Молча и затаив дыхание, все устремили глаза в лесную чащу, по которой две тропинки вели в долину.
 Руламан, подвижный, как белка, и быстрый, как олень, не выдержал и громко крикнул возвращающимся мужчинам:
 — Рулаба! — это значило: Руль, мой отец!
 — Руламан! — ответил ему снизу мужской голос.
 Когда охотники подошли ближе, дети бросились им навстречу. Они столкнулись с ними недалеко от источника. Вернувшиеся мужчины были крепкого и плотного телосложения, одеты в короткие рубашки без рукавов из оленьей шкуры, затянутые поясами. Их жесткие, черные волосы выбивались из-под крупных меховых шапок.
 Руль — предводитель племени, — отец Руламана, выделялся среди них своей белой волчьей шкурой, которая свободно спускалась с его могучих плеч.
 На безбородых, потемневших от усталости лицах охотников виднелась и радость свидания с близкими и затаенная забота. Охотники, несмотря на то, что пять дней искали добычу и прошли через реку Норгу до Мамонтова озера, вернулись почти с пустыми руками: ни одного молодого оленя или лошади, ни одного молодого теленка буйвола, не говоря уже о мамонте, им не удалось убить. Всю добычу их составлял короб, наполненный щуками, лебедь, гусь да речная выдра. Этой пищи не могло хватить и на один день. Когда охотники подошли к пешере и сообщили старой Парре о неблагоприятном исходе охоты, она проворчала несколько слов и разразилась резким, насмешливым хохотом: она радовалась, что ее предсказание сбылось. Женщины быстро раздули огонь и, среди общей суеты, изжарили рыбу, которую разом же и съели, а потом поспешно стали готовить мясо. Перья птиц были тщательно ощипаны, а с выдры была снята шкура; она предназначалась для одежды; для этого ее выскоблили каменными ножами и натерли салом. После ужина женщины и дети пошли спать, а мужчины остались рассказать старой Парре о виденных ими у Мамонтова озера замечательных жилищах, недавно выстроенных, но покинутых их обитателями. Айматов удивляло то, что жилища эти сделаны из стволов деревьев, обтесанных так, как нельзя обтесать каменным топором. Неподалеку от этих жилищ они нашли лодки, но не выдолбленные и выжженные, как обыкновенно, а искусно сколоченные из деревьев, разрезанных вдоль по всей длине. Родственное айматам, живущее неподалеку, племя рассказало им, что это какой-то народ с белым цветом лица и в мягких одеждах настроил такие странные хижины и лодки. Белые люди жили около озера целый месяц, убили много мамонтов и, забрав их клыки, а мясо бросив, ушли. Они были приветливыми соседями и подарили им блестящие кольца. Оружием им служили страшные колья с блестящими остриями, такими острыми, что легко пробивали шкуры мамонта и слона. Так же блестящи и остры были их стрелы; а их луки стреляли вдвое дальше, чем луки айматов. Но самое необыкновенное, что у них было — это ножи — длинные, величиной с руку, острые и такие блестящие, что в них можно было видеть себя, как в прозрачной воде. Деревья они рубили и тесали такими же, как ножи, топорами. Они приручили каких-то животных вроде волков, которые сторожат им жилища и лают, когда подходит чужой. Эти люди обещали вернуться осенью и привезти с собой жен и детей.
 Внимательно слушавшая старуха неожиданно крикнула:
 — Горе, горе нам! Это белые калаты (Калаты — кельты, племена, обитавшие в Западной Европе.) из той стороны, где восходит солнце. Мой отец встретил их раз и они подарили ему блестящий нож из солнечного камня. Но отец ненавидел и боялся их, так как они убивали и ели своих врагов. Они называли себя сынами солнца, а айматов — сынами земли. И это правда: калаты не боятся смотреть на солнце, а айматам оно ослепляет глаза. Калаты не знают голода. Они питаются зернами, которые растят летом. Зимой они сидят дома у огней, едят и спят… Горе нам, если они придут в нашу страну!.. Они будут есть все: и наших детей, и наших оленей, и наших лошадей, и наших медведей. А нам останется голодать и служить им или умереть!..
 Наступила беззвездная ночь: уныние охватило мужчин. Они, молча, встали и один за одним ушли в темную пещеру. Под деревом осталась одна старуха, что-то бормотавшая в полусне. Над ней на суку сидел черный ворон. Услыша чей-то шорох, он проснулся, закаркал, захлопал крыльями и снова замолк.
 Все погрузилось в сон.




 Глава 3. В ПЕЩЕРЕ ГУЛЬКА


 С восходом солнца, в Тульке (так звали айматы свою пещеру) началось оживление. Там жило шесть взрослых мужчин, сыновей одного отца. У каждого из них было по нескольку жен и детей, так что в пещере помещалось до пятидесяти душ.
 Вход в пещеру был на северо-западном склоне крутой горы, около ее вершины, под нависшей скалой. Это было небольшое отверстие, заложенное громадным обломком скалы; за обломком шел узкий и высокий проход, с несколькими сужениями; проход поворачивал сначала направо, потом налево, а затем неожиданно расширялся, образуя большой зал, где было совершенно темно. Здесь жители пещеры находили приют от холода и непогоды; пол этой части пещеры был выложен самой природой известняком; разбросанные обломки скал служили айматам столами и скамейками. Температура здесь была одинакова и зимой и летом, так что неприхотливые обитатели Тульки обходились без печей. На высоте тридцати футов от пола свод зала был украшен природой сталактитовыми отложениями. Выступы скал естественно разделяли пещеру на комнаты, удобные для каждой отдельной семьи племени. В конце зал опять сужался в проход, который, делая прямой угол, приводил во второй маленький грот. Здесь айматы устроили настоящий склад оленьих рогов, длинных трубчатых костей лошадей и пещерных медведей, мамонтовых зубов, кремневых камней разной величины и дерева для выделки оружия. Связанные виноградной лозой, заменяющей арматам веревки, висели на потолке стволы тополей, тисов, дубов, черного и белого терновника. Дальше пещера еще раз сужалась, открывая вход в третью ее часть, где хранились съестные припасы на случай голодовок и на зиму. Сюда, в это прохладное место, не могли проникнуть ни мухи, ни другие насекомые, портящие мясо. Запасы дичи висели на поперечных жердях с деревянными крючьями. В углублениях стен стояли красные, толстые, похожие на блюдца, сосуды, сделанные из глины и песка и обожженные на огне. В них хранился жир убитых животных, сушеные ягоды, орехи, плоды, древесная кора, травы, коренья, сушеные грибы и лишаи. Лишаи очень ценились айматами; их растирали в муку, приготовляли из нее тесто и поджаривали его в растопленном жиру.
 Еще один и последний проход вел в грот, где постоянно просачивалась вода. Для сбора ее на полу грота был искусно вырублен бассейн и капли воды падали в него с однообразным шумом, который был слышен даже снаружи пещеры.
 Слева от последней комнаты спускался на запад крутой обрыв из красной мягкой глины. Здесь валялась разбитая посуда, кости зверей, остатки пищи и клочья шерсти, словом все отбросы хозяйства.
 Но нигде не чувствовалась так заботливая рука хозяев, как в жилой части пещеры. Повсюду по стенам были вбиты деревянные колышки и крючья, на которых висели луки, сплетенные из лыка колчаны, каменные топоры, копья, деревянные дубины и длинные челюсти пещерного медведя, привязанные ремнем к деревянной рукоятке. На других колышках висела одежда из звериных шкур. Посредством натирания жиром и мозгами зверей айматы умели делать их мягкими, гибкими и непроницаемыми для дождя. Другие шкуры, особенно медвежьи, устилали пол пещеры у стен и служили постелями. В углублениях стен айматы с гордостью хранили драгоценности пещерного хозяйства — разные кремневые орудия: наконечники для копий и стрел, ножи, пилы, топоры для рубки деревьев и боевых схваток. Много терпения, труда и ловкости требовалось для выделки оружия из этого первобытного материала. Кремень был очень хрупок и добывался из громадных глыб; айматы не только умели обтачивать кремневые изделия, но и шлифовать их. Кроме кремня для орудий употребляли рог, кость и дерево; из дерева выделывались пращи, дубины и стрелы.
 Айматы не забывали и об украшениях: на стенах их жилища висели ожерелья из блестящих звериных зубов, нанизанных на кожаные ремни. Особенно ценились у них резцы лошади, будто бы дававшие человеку быстроту лошадиных ног; зубы северных оленей были более обыкновенным украшением. Зато во всей пещере не было и следа металлов; ни меди, ни бронзы, ни железа. Обитатели ее не знали об их существовании, не умели ни находить, ни обрабатывать их.
 Для освещения айматы пользовались лучиной, вставляемой между двумя большими тяжелыми камнями. Такая лучина день и ночь горела посредине пещеры. Она скудно озаряла внутренность жилища айматов, нередко тонущего в густых столбах дыма. Дым мог выходить только через вход в пещеру. Летом многочисленная семья целые дни проводила на открытом воздухе, пользуясь пещерой только для ночлега; зимой, напротив, они нередко по неделям не показывались из своего убежища, толпились у огня вместе с прирученными животными.
 В такое время пещера представляла особенно интересное зрелище. У огня сидит группа женщин и сшивает оленьими жилами, продетыми в толстые кремневые или костяные иглы, звериные шкуры и разглаживает швы плоским камнем; кое-кто из девушек усердно смазывает свои длинные черные волосы мозгами из костей северного оленя и расчесывают их гребнями из дубового дерева. Шумная толпа ребятишек катается по мягким медвежьим шкурам вместе с ручными животными, и пещера оглашается звонким хохотом и добродушным рычанием; в отдалении мужчины, рассказывая друг другу свои охотничьи похождения, обтачивают метательные копья, строгают стрелы или скребут рог. Старая Парра занимает старших детей историями из древних времен и страшными фантастическими сказками.
 Кроме сказок и историй, старуха знает, как надо лечить разные болезни, как варить клей из наростов на дубах и яблонях; смазавши этим клеем стволы и сучья деревьев, можно поймать много маленьких птичек, которые вязнут в клею; она знает, как надо из дикой виноградной лозы, конских волос и ремней делать сети и капканы для ловли животных; она знает, как надо ловить ядовитых змей… Много чего знает старая Парра.




 Глава 4. ПЕРВАЯ ОХОТА РУЛАМАНА


 На следующий же день вечером охотники стали держать совет, куда отправиться теперь за добычей. Вблизи пещеры нельзя было найти никакой дичи; но подальше, в горах, встречались еще стада северных оленей и диких лошадей; а в густом лесу, покрывавшем склоны гор, попадались в одиночку благородный олень и дикая свинья.
 Мужчины, приходившиеся Парре внуками, относились к ней с большим уважением. Сколько ей было лет, никто не знал, во всяком случае больше ста. Благодаря ее жизненному опыту и многочисленным знаниям, ее считали почти каким-то высшим существом.
 Парре предстояло принять решение и указать место для охоты. Она долго молча думала, потом подняла голову и проговорила: — «Кадде!»— это значило северные олени.
 Вопрос был таким образом решен; выступить в дорогу охотники согласились этой же ночью.
 — Руламан! — позвал Руль сына, — я возьму тебя с собой.
 Мальчик был в восторге.
 К заходу солнца Руламан первый явился на площадку перед пещерой со своим охотничьим вооружением. Старая Парра обрадовалась своему любимому правнуку.
 — Ты не вернешься с пустыми руками, — предсказала она ему. — Ты всегда приносил мне жирного снегиря или щура, теперь принеси что-нибудь побольше.
 Свист начальника дал знать, что пора двинуться в путь. Старуха замахала вслед уходившим клюкой и крикнула пронзительно:
 — Отомстите за смерть моего сына и принесите мне голову буррии!
 Когда-то пещерный лев, или буррия, как называли айматы это чудовище, утащил в свою берлогу ее сына, отца шестерых мужчин, живших в Тульке; с тех пор прошло уже тридцать лет, но Парра по-прежнему всякий раз кричала о мщении.
 Впереди маленького отряда, состоявшего из шести взрослых мужчин и троих юношей, шел их предводитель — Руль. Каждый охотник был вооружен луком со стрелами, копьем и каменным топором. Копье и топор Руля, как вождя, отличались от остальных более тщательной резьбой и окраской. Как начальник, он носил на плечах белую шкуру волка. Руламан, как сын начальника, носил такую же почетную одежду. На ногах у охотников были сандалии из звериных шкур, крепко привязанные к икрам. Накидки из звериных шкур были тоже привязаны к плечам ремнями и веревками из виноградной лозы. У юношей не было копий: копье аймат мог получить, по обычаю, только после того, как убьет пещерного медведя. Кроме копий, лука со стрелами и топора охотники имели при себе мешок с кремневыми ножами и с другими охотничьими принадлежностями.
 Выйдя из леса, Руль определил направление ветра; для этого он положил палец в рот и затем поднял его кверху. Палец быстро высох со стороны юга, — это означало — будет южный ветер, что было очень благоприятно для охоты. Целый час шли охотники по жесткой короткой траве, ступая по следам друг друга, как это делают многие хищные звери, отправляясь на добычу. Дорогу находили по известным приметам: деревьям, кустарникам и скалам. К ореховым и можжевеловым зарослям айматы подходили с опаской; они хорошо знали, что за такими кустами нередко прячется пещерный медведь или пещерный лев, чтобы одним прыжком броситься на неосторожного охотника. Кругом царила мертвая тишина; вдруг с одного из кустов вспорхнула большая черная птица.
 — Кобело, кобело!.. — вскрикнул Руламан и спустил стрелу.
 Громадный тетерев с пробитой каменным острием грудью упал к ногам мальчика.
 Отец строго посмотрел на сына.
 — Никогда не стреляй без моего позволения и не кричи на охоте, — сказал он.
 Руль отрезал птице голову и протянул ее мальчику.
 — Пей! — предложил он.
 Руламан с радостью припал к горлу птицы и жадными глотками стал пить теплую кровь.
 Они пошли дальше, связав тетереву ноги и перекинув его за плечо. Руль был прав, делая строгий выговор сыну. Не прошли они и двадцати шагов, как послышался легкий треск и топот быстрых ног.
 — Кадде… — прошептали охотники, видя несколько темных теней, поспешно убегавших от них.
 — Руламан, ты испортил нам охоту, — с досадой сказал Руль.
 Забрезжил день. Они не встречали больше ни северного оленя, ни лошади.
 У опушки леса предводитель воткнул в землю свое копье в знак привала. Юноши сбегали в лес за хворостом и устроили костер. Один из мужчин просверлил ямку в сухом пне дерева и стал быстро вертеть в ней деревянный кол; скоро от трения в ямке появился дым, потом пламя. В него подбросили прутья и костер весело затрещал. Общипанного тетерева насадили на деревянную палку и, медленно поворачивая его над огнем, изжарили и съели. Занималась заря. Не имея ни собаки, ни прирученной лошади, ни ружей, первобытный человек не мог охотиться днем; он мог только тихо подкрадываться ночью к мирно пасущемуся стаду. Пришлось охотиться наудачу в ожидании темноты.




 Глава 5. БИТВА С ПЕЩЕРНЫМ ЛЬВОМ


 Охотники свернули в чащу густого леса.
 Подойдя к могучему стволу лиственницы, Руль сказал:
 — Вот дерево буррии, Руламан! Видишь эту длинную, глубокую впадину?
 Тут точит свои когти буррия в продолжение многих-многих лет. А вон лежит убитая им еще недавно и обглоданная корова. Будем осторожны… У буррии сила ста мужчин…
 Когда они вышли из полумрака хвойного леса на прогалину, где протекал сбегавший вниз, в ущелье, ручей, совсем рассвело. Руль разом остановился: у ручья на влажной от росы траве лежал растерзанный и окровавленный труп лошади.
 — Буррия!.. — тихо и боязливо прошептали охотники.
 Они поняли, что страшный пещерный лев где-то близко; будь это пещерный медведь, он утащил бы добычу в свою берлогу. Сердце Руламана забилось от волнения и радости. Ему страстно захотелось принять участие в сражении; рука его невольно сжимала рукоятку топора.
 Охотники внимательно разглядывали следы чудовища. Очевидно, лев ушел в ущелье; на сыром берегу ручья ясно отпечатались его следы, круглые, большие, около фута в диаметре.
 — Он напился и наелся, теперь спит, — прошептал Руль. — Наконец-то мы нашли убийцу нашего отца. Вспомните слова Парры. Идем к нему… Почти ползком, как кошка, побежал он по следам зверя. За ним последовали трое мужчин и Руламан. Остальные побоялись идти. Руль с презрением обернулся к ним, но все же приказал сыну остаться с ними. Руламан нехотя повиновался и влез вместе с оставшимися на высокую ветку ближнего дерева.
 Мальчик не сводил блестящих глаз с темного ущелья, в котором исчезли четверо охотников; сердце его замирало.
 Вдруг громкий звериный рев потряс лесную чащу; за ним послышался раздирающий душу крик человека.
 Руламан с быстротою молнии соскользнул с дерева и побежал к ущелью, сжимая в руках каменный топор и лук.
 — Руламан! Руламан!.. — старались остановить его товарищи.
 Но он исчез из глаз.
 Руламан не успел еще сбежать по скалистому склону ущелья, как из него выбежали двое спутников Руля с криками:
 — Назад! Назад!.. Буррия…
 Но Руламан не слышал их и бежал дальше. Вдруг он остановился. Прямо перед ним, у подножья высокой скалы, стояло чудовище; тело зверя было все утыкано стрелами, а между передними лапами лежал распростертый человек. В глазах Руламана потемнело, — он узнал отца.
 В несколько прыжков он достиг буррии.
 Ударяя хвостом по бокам, свирепый хищник стоял, бешено устремив горящие глаза на сидевшего над ним на дереве третьего спутника и брата Руля — Репо.
 — Отец!.. — закричал в отчаянии Руламан и изо всей силы ударил зверя в висок, до которого едва мог достать.
 Лев зарычал, тряхнул косматой головой и поднял лапу, чтобы отмахнуться от мальчика, как от мухи. Руламан избежал удара, быстро перебежав на другую сторону. Животное обернулось к нему и этим движением освободило Руля. В мгновение ока Руль вскочил, окровавленный, с разорванным плечом, прыгнул в сторону и, схватив сына, скрылся с ним в кустарнике.
 Сидевший на дереве спустил в это время стрелу, которая серьезно ранила зверя в шею; животное страшно зарычало и задрожало всем телом; поток крови хлынул из его пасти, и оно с хрипением упало на колени. Судорожно перевернувшись три раза, зверь покатился по склону ущелья, увлекая по дороге камни и сучья.
 Охотник, пустивший последнюю стрелу, слез с дерева и подбежал к льву. Некоторое время лев неподвижно лежал у самого ручья, окрашивая его воду кровью; потом он сделал страшное усилие и встал на передние лапы; сел, поглядел на скалу, где находился вход в его берлогу, и, не обращая больше внимания на людей, исчез в темноте пещеры.
 Стрелы и копья были все выпущены. Руль лежал тяжело раненый на земле; не оставалось ничего другого, как уйти, в надежде найти позже льва мертвым или окончательно добить его.
 Охотники повели бледного как смерть Руля туда, где ждали их оставшиеся у растерзанной лошади товарищи. Руль едва добрался до верха, — так он ослабел от потери крови, — и сейчас же упал на траву, закрыв глаза. Руламан с криком отчаяния опустился перед ним на колени; он думал, что отец уже умирает. Его успокоили, сказав, что Руль просто спит. Братья тщательно обмыли пять глубоких ран на его груди и плече. Чтобы остановить кровь, они приложили к ранам грибной трут и перевязали их листьями. Потом уложили бесчувственное тело предводителя на постель из мха. Руламан, утомленный волнением, уснул рядом с отцом.
 Мужчины стали совещаться, как им быть: уйти, бросив такую прекрасную добычу, как буррия, было жалко, да и нести на руках раненого было тоже нелегко; дома оставались одни лишь женщины и дети — ждать помощи от них невозможно.
 — Мы должны послать к Ангеко, в пещеру Гука, — сказал Репо: — он один только может вылечить брата и прислать своих людей. Я сам пойду и приведу их.
 Но другие стали спорить: если Руль выбыл из рядов, то Репо теперь должен быть их предводителем и остаться с ними. Решили бросить жребий.
 Вытянувший жребий, не говоря ни слова, поднялся и исчез по направлению к северу.




 Глава 6. АНГЕКО И ПЕЩЕРА ГУКА


 Недалеко от Тульки лежала другая пещера. Она не была так тепла и суха, как пещера Руля. В ней царил такой мрак, что без факела нельзя было ступить и шагу; со стен и потолка капала и струилась вода, наполняя воздух таинственным журчанием и шепотом. В одном месте из стены низвергался целый ручей, который вливался в глубине пещеры в тихое озеро, вечно окутанное мглою. Через озеро было перекинуто несколько стволов деревьев в виде моста; по ним смел переходить только предводитель племени, жившего в этой пещере, Ангеко. Племя верило, что в глубине пещеры живут подземные духи, входить в сношение с которыми может только их глава. Старый Ангеко был очень умен и хитер. Само имя «Ангеко» значило врач, чародей. Все боялись его и подчинялись ему.
 Пещеру называли «Гука», что значит «жилище филина». И правда, в пещере гнездилось множество филинов. Айматы считали их священными, веря, что в них переселяются духи злых начальников, которые могут жестоко мстить своим обидчикам. Ангеко заботился о птицах и приказывал вешать для них мясо животных, которых айматы не употребляли в пищу. Заунывные крики филина оглашали ночью окрестности, отгоняя от пещеры других птиц. Одни только вороны вступали нередко в борьбу с филинами из-за висевших у пещеры туш мяса. Ангеко любил, сидя у входа, смотреть на эту борьбу. У старого вождя был свой любимец. Он добыл его десять лет назад маленьким птенцом и вырастил из него громадную великолепную птицу. Филин платил своему хозяину необыкновенной привязанностью. По одному слову Ангеко, птица слетала к нему на плечо, а когда Ангеко спрашивал, как его зовут, птица отвечала тихим голосом:
 — Шугу, шугу!
 Она не покидала хозяина и вне дома. Один из людей племени носил ее на руке рядом с Ангеко.
 Обитатели Гуки занимали только широкое и освещенное со стороны входа преддверие. В темную, сырую залу они пробирались только суровой зимой или в случае опасности. В этом преддверии на возвышенной площадке Ангеко выстроил себе из бревен и толстого плетня нечто вроде хижины, украшенной человеческими и буйволовыми черепами и рогами оленя. С этого возвышения он наблюдал за тем, что делалось в пещере. Здесь он совершал свои заклинания и молитвы, наполнявшие суеверным страхом сердца его соплеменников. Часто с возвышения слышался бой барабана и протяжное, грустное пение Ангеко. Иногда он по нескольку дней не показывался, сидя у себя в хижине и принимая пищу через небольшое отверстие. Пил Ангеко всегда из человеческого черепа; говорили, что это был череп его дяди, бывшего до него начальником племени и неожиданно исчезнувшего. В Гуке жило двенадцать мужчин со своими семьями, — всего 80 человек. Но так как в передней части пещеры было тесно, а во внутренней темно и холодно, то Ангеко приказал построить ряд шалашей в преддверии пещеры и даже на ветвях деревьев.
 Ангеко, управлявший своим племенем уже тридцать лет, не любил предпринимать утомительной охоты на крупных зверей и изощрялся в придумывании капканов, силков и сетей на зайцев, мышей, белок и сурков. Обитатели Тульки иногда в насмешку называли их «убийцами зайцев», «победителями мышей», с гордостью говоря о себе, как об «убийцах буррий» или «победителях буйволов».
 Ангеко почти никогда не удавалось ставить капканы на медведя, но зато он брал его хитростью. Он приказывал своим людям завалить во время зимней спячки вход в берлогу зверя шестами и бревнами, а потом поднимать невообразимый шум и треск. Проснувшийся медведь начинал очищать в ярости выход из берлоги, швыряя бревна в глубину, и так в конце концов заваливал берлогу, что не мог в ней пошевелиться. Тогда охотники закалывали беспомощного зверя копьями, а старый вождь прыгал от радости, что перехитрил зверя.
 Ангеко был очень запаслив: ни в одной пещере не было столько сушеных грибов, ягод, плодов и корней, как в пещере Гука. Ангеко научил свое племя ловить в громадном количестве рыбу и сушить ее на зиму. Он вел торговлю рыбой с горными племенами, меняя ее на медвежьи и оленьи шкуры.




 Глава 7. НОЧЬ В ПЕРВОБЫТНОМ ЛЕСУ


 Оставшиеся подле раненого Руля айматы развели огонь и приготовили себе роскошный обед из недоеденной львом лошади. Они с жадностью набросились на вкусный головной и костный мозг лошади; вместо сковороды они употребляли кости черепа. Айматы, умеющие подолгу голодать, могли в то же время и невероятно много съесть за раз; в этом они походили на окружавших их диких зверей. После ужина айматы легли спать и спали чутким сном с настороженными ушами и полуоткрытыми глазами. Один из них в качестве часового взобрался на дерево, слезая лишь для того, чтобы поддерживать огонь. Наступила ночь. Айматы проснулись и стали строить легкий шалаш из кольев, стараясь как можно меньше шуметь; шалаш они обложили для безопасности большими камнями. Одну из стен, выходившую на восток, оставили открытой навстречу первым лучам солнца, которое они почитали за божество.
 На западе поднималась тяжелая туча; тишину нарушали шумевший в ветвях горный ветер, отдаленный вой волков или гиены и крик совы. У всех на уме вертелся вопрос: убит ли буррия; но никто не решался произнести его, боясь выдать свой страх. Один Репо был спокоен и почти весел: он окончательно убедился, что Руль останется жить. Грудь спящего вождя поднималась ровно, как у здорового человека.
 — Будет буря, — сказал Репо, прислушавшись к шуму ветра.
 Часовой с дерева свистнул три раза. Айматы поняли, что он предупреждает их о близости волка. Такое соседство мало пугало охотников; но каково же было их удивление, когда через минуту волк перебежал лужайку и прыгнул прямо в шалаш.
 — Стальпе! Мой Стальпе… — закричал пораженный Руламан, узнав своего ручного волка, прибежавшего за ним по следам из Тульки. От крика проснулся Руль. Первым его вопросом было: где буррия.
 — Мы скоро его все равно найдем, — сказал он, глядя на волка: — Стальпе нам поможет.
 Несмотря на то, что правая рука его горела как в огне от ран, он схватил левою копье и кивнул головою Руламану и Репо, приказывая им идти за ним.
 Вместе с волком, который бежал за ними как верная собака, они спустились в ущелье. Остальные охотники следовали за ними в отдалении. Вдруг волк поднял голову и зарычал.
 — Буррия мертв, — сказал Руль: — Стальпе чует его, но не бежит прочь как от живого.
 Волк побежал вниз, нюхая воздух; охотники поспешили за ним. Но он бежал не к пещере, куда скрылся раненый лев, а к ручью. Волк остановился перед крутым обрывом, с которого низвергался ручей, и глухо ворчал, смотря в темную глубину ущелья.
 — Буррия свалился в овраг. Овраг глубок, но мы должны спуститься туда с помощью дерева, — говорил Руль спутникам.
 Все бросились в лес, и работа закипела. Несколько часов подряд стучали топоры. Руль внимательно прислушивался к малейшему шороху доносившемуся из оврага.
 Вдруг волк бросился бежать вдоль обрыва и скрылся из вида. Через минуту из глубины ущелья раздался рев, стоны и лай. Руламан узнал голос своего любимца.
 — Стальпе! Стальпе! — закричал он со слезами, думая, что волк вступил в борьбу со львом.
 — Буррия мертв, — утешил его Руль: — волк дерется с гиеной или с лисицей из-за добычи. Не бойся: он легко сладит с ними. Вскоре снизу снова послышалось рычание волка, перешедшее в испуганный вой, который, постепенно удаляясь, наконец, затих в долине.
 — Странно! — сказал Руль и покачал головой.
 Между тем наступила страшная темнота. Тучи заволокли все небо, поднялся сильный ветер; по лесу пошел стон и треск. Издалека доносились глухие раскаты грома. Яркая молния по временам освещала группу мужчин, тащивших по лесу тяжелый ствол дерева.
 Подтащив бревно к оврагу, айматы легли на край его, стараясь рассмотреть, что делается внизу.
 Вдруг молния осветила глубину оврага. Руламан затрепетал: на дне лежало мертвое тело льва, а над ним стоял огромный пещерный медведь.
 — Где же мой бедный Стальпе?.. — с ужасом крикнул мальчик.
 — Ого-го!.. — сказал Руль. — Дедушка (так называли айматы в шутку пещерного медведя) хочет украсть нашу добычу, как жалкая гиена! Руламан! Радуйся: мы будем сегодня жарить медвежьи лапы. Сколько у нас копий?
 — Только три, — отвечал Репо: — все остальные мы побросали в буррию.
 Но у нас есть много стрел.
 — Прекрасно! Все за мной! — шепотом отдал приказ Руль и расставил всех по местам с оружием наготове. Сам он взял в левую, здоровую руку копье, второе передал Репо, а третье другому своему брату.
 — При первой молнии цельтесь, а при второй бросайте! — приказал он.
 Руль весь трепетал и готов был, забывши боль и слабость от потери крови, броситься в рукопашную со зверем.
 Блеснула молния. Все ясно разглядели медведя и прицелились. Медведь, почуяв близость врага, отошел от трупа льва и, став на задние лапы, беспокойно нюхал воздух.
 Неужели гроза прошла? Неужели молния не придет к ним на помощь?
 Неужели за это время медведь переменит положение и они промахнутся?
 Но вот опять ярко сверкнула молния, — копья и стрелы засвистели.
 Страшный рев потряс скалы и разнесся эхом по лесу.




 Глава 8. ПЕЩЕРНЫЙ МЕДВЕДЬ


 Гроза утихала и молния не освещала больше глубокого мрака. Руль приказал зажечь огонь и стащить дерево к оврагу, а сам прилег на край его, прислушиваясь к малейшему звуку.
 Снизу послышался глухой шум от падения тела. На небе стало светлее; кое-где даже показались звезды; тучи уходили дальше.
 — Руламан! — радостно закричал Руль, — скоро взойдет луна, и мы спустимся в овраг.
 Мальчик не отвечал, он с тоскою думал о своем пропавшем волке. К краю оврага удалось, наконец, притащить срубленный с таким трудом ствол дерева.
 Вдруг со стороны леса раздались пять резких пронзительных свистков.
 — Это Ангеко и его люди, — обрадовался Репо.
 Руль не знал еще, что за Ангеко посылали, и очень удивился этому. Он сейчас же отправил одного из своих к нему навстречу. Руль недолюбливал вождя дружественного племени. Он не верил в чудодейственную силу «старого филина», как он втайне называл Ангеко. Бабушка Парра знала не меньше предводителя Гуки. Но Руль уважал в Ангеко его возраст и положение. Медленно и важно приближался Ангеко, окруженный своими людьми. Впереди шел посланный Тульки с факелом в руках. За ним шел Ангеко в своей шкуре белого волка; филина, топор и копье нес один из его племени, а остальные восемь человек были в полном охотничьем вооружении. Высокий кожаный колпак на голове Ангеко придавал внушительную представительность его невысокой фигуре; белые пряди волос падали на кунью опушку его длинной одежды из оленьей шкуры. На шее и груди висели блестящие ожерелья из звериных зубов; кожаный пояс был увешен челюстями дикой кошки, считающимися волшебными и очень поэтому ценными. К поясу были привешены также кожаные мешочки с целебными травами. Такие далекие путешествия были нелегки для старика Ангеко, и Руль должен был считать за большую для себя честь его приход сюда. Руль встал при приближении старого вождя. Остальные братья его с благоговением приветствовали Ангеко, и в знак почтения они с поклоном клали его левую руку себе на голову. Оба вождя приветствовали друг друга с особыми знаками обоюдного уважения и уверения в дружбе.
 Прежде всего Ангеко спросил Руля об его ранах, удивляясь тому, что видит его уже на ногах. Он долго и серьезно исследовал раны, слушал сердце, потом взял из мешочка, висевшего у его пояса, коричневый порошок, посыпал им раны и, ударив Руля посохом, торжественно сказал:
 — Когда три раза взойдет солнце, боль утихнет; когда три раза всплывет полный месяц, рана заживет.
 Руль вспомнил о медведе и заторопился; он подбежал к краю оврага, но свет взошедшего месяца не достигал его дна; по прежнему не было видно, что случилось с медведем.
 Несмотря на это Руль принял безумное по своей смелости решение: он приготовился лично спуститься в овраг с помощью дерева. Айматы поспешно спустили в глубину принесенное из леса бревно. Верхний конец бревна они обмотали веревками и четверо из них стали крепко держать его. Руль схватил горящую головню из костра, передал ее Репо и, сделав знак Руламану остаться с Ангеко, закричал:
 — Кто хочет за мной?!
 С этими словами он стал спускаться; Репо следовал за ним, освещая ему путь. Остальные один за другим тоже стали спускаться. На расстоянии нескольких футов от земли Репо раздул факел, и айматы увидели плоды своей охоты.
 Могучий буррия лежал мертвым, растянувшись у подножия скалы во всю длину своего громадного тела. Медведь сидел в десяти шагах от него и старался выдернуть из тела копья и стрелы. Руль понял всю опасность своего положения и крикнул товарищам:
 — Назад, назад!
 Одна рука его не действовала; ему приходилось держаться за ствол только одной здоровой рукой. А медведь в это время поднялся и пошел, прихрамывая, к дереву.
 К своему ужасу Руль и Репо поняли, что их спутники за шумом ручья не слыхали крика и увидали грозившую им опасность слишком поздно. Медведь уже поднимался по дереву. Рост зверя вдвое превышал рост человека. Обхватив дерево лапами, медведь так качнул его, что охотники закричали в ужасе и только благодаря счастливой случайности не попадали вниз; люди Ангеко, державшие наверху дерево, едва не выпустили его, — так силен был толчок. Зверь уже настигал Руля; его левая раненая лапа бессильно висела, а правую он поднял, почти касаясь ног аймата.
 — Нагнись вниз и держи меня за шею! — закричал Руль брату.
 Освободив единственную руку, он поднял топор и изо всей силы ударил медведя по лапе. Зверь зарычал от боли и ярости и свалился вниз, увлекая за собой дерево. Люди, державшие наверху дерево, не смогли его удержать и выпустили после этого второго могучего сотрясения. По счастью дерево медленно скользнуло по скале, придавленное к ней тяжестью упавшего зверя. Люди, сидевшие на дереве, удержались и успели благополучно соскочить на землю.
 Два чудовища лежали рядом: мертвый лев и катавшийся с ревом около него и не уступавший ему по величине пещерный медведь. Руль перевел дух и громко победно крикнул.
 Руламан, все еще лежавший на краю оврага, задрожал от радости, услышав голос отца.
 — Рулаба, Рулаба, жив ли ты?
 — Мы все целы, — ответил снизу Руль.
 — Нельзя ли и мне сойти к вам? — спросил Руламан.
 Ответа не последовало. При свете факела предводитель Тульки нанес медведю последний, смертельный удар топором по виску. С глухим рычанием зверь приподнялся и мертвым упал на труп льва.




 Глава 9. БОГАТАЯ ДОБЫЧА


 Люди Ангеко не могли спуститься, так как дерево упало вниз, и томились у края оврага. Руль был рад этому обстоятельству, потому что мог теперь утверждать, что богатая добыча получена только руками людей Тульки; им полагалась таким образом лучшая доля во время дележа. Охотники Тульки развели громадный костер, освещавший далеко кругом дно оврага. Прежде всего они отрезали медведю лапы и, как лакомое блюдо, поджарили их. Руль, со вчерашнего утра ничего не евший, не хотел сесть за еду без сына.
 — Руламан! — крикнул он, — скажи друзьям, чтобы они спустили тебя на веревках. Только отталкивайся топором от скалы, а то острые края ее могут перерезать веревку.
 Когда Руламан благополучно спустился. Руль нежно обнял сына и сказал:
 — Наконец-то старая Парра перестанет упрекать нас! Жаль, что теперь лето: зимой мы бы привезли ей на санях всего буррию. Руль хорошо знал, что лежащий перед ним лев был тот самый, который убил тридцать лет назад его отца. Он знал, что старый лев-самец всегда закрепляет за собой определенную местность для охоты и господствует там, не допуская другого льва. Этот буррия был хорошо известен охотникам и много лет подряд наводил ужас на все живущее вблизи его жилья. Уже десятки лет жил он здесь без самки, как последний представитель своей породы в этой местности.
 После обеда началась тяжелая работа снимания шкур со зверей. В вытянутом положении оба чудовища были огромны: лев в три раза превышал рост человека, медведь, вследствие своей толщины, казался еще крупнее. Шерсть пещерного льва была черная с серым и желтым, густая и волнистая, спасавшая его от холода лютой зимы. Гривы на шее у него вовсе не было. Шкуры этих чудовищ высоко ценились айматами. Носить в своем ожерелье страшные клыки и когти пещерного льва считалось очень почетным. Целый час провозились айматы над сниманием громадных шкур. Во время работы сыпались веселые шутки. Мясо льва айматы выбросили, как несъедобное; они чувствовали отвращение к мясу зверя, пожравшего при жизни столько людей.
 Еще до снятия шкуры со льва Руль внимательно осмотрел его раны. Четыре из них, нанесенные копьями, едва сочились кровью, но рана, нанесенная стрелой Репо, произвела громадное разрушение и была смертельной.
 — Наши четыре копья, — сказал Руль сыну, — только щекотали буррию; одна стрела Репо причинила ему смерть. Твой удар топора хоть и не оставил даже следа на голове буррии, но им ты спас меня. Он позвал Репо и, протягивая ему его смертоносную стрелу, с трудом вытащенную из горла льва, сказал:
 — Тебе, как убийце буррии, принадлежат его зубы.
 Репо обломал древко стрелы, а каменное острие тщательно спрятал, веря, как все айматы, что оно никогда теперь уже не даст промаха. Когда охотники, покончив со шкурами, принялись готовить себе обед из внутренностей медведя, с левой стороны оврага показался Ангеко со своими людьми. Соблазнительный запах жарившихся медвежьих лап достиг края оврага и возбудил нетерпение любившего полакомиться вождя Гуки. Им овладело беспокойство, что обитатели Тульки назначат ему при дележе добычи слишком малую долю. Он ясно видел освещенных костром охотников, счастливых и пирующих, но спуститься вниз не было никакой возможности; спуск же на веревках он считал для себя, как для важной особы, просто неприличным. Он решил предпринять довольно длинный обход, чтобы найти более подходящий спуск на дно оврага.
 Только через два часа раздосадованный Ангеко подоспел к роскошному угощению. Руль усадил его с почетом на разостланную шкуру медведя, поместив позади одного из его людей с любимым филином старика. Сам Руль с сыном сел против Ангеко. Первый кусок медвежьего сердца был предложен гостю.
 Руль рассказал Ангеко о прибытии белых калатов и об их хижинах на берегу Мамонтова озера. Он просил Ангеко употребить все его влияние, чтобы объединить разрозненные племена айматов и сообща прогнать непрошенных пришельцев, Ангеко, напротив, советовал подождать с решительными действиями и на первых порах встретить их дружелюбно. Стало светать. Шесть человек, подвесив тушу медведя на шесты, подняли ее на плечи и понесли. Четверо других несли обе шкуры. Оба начальника и Руламан были избавлены от тяжести. Четвертую часть медвежьего мяса получил Ангеко для своей пещеры.
 Дорога была чрезвычайно утомительна для тяжело нагруженных айматов: сначала они пробирались через густой сосновый лес, а потом карабкались по склону горы среди крутых скал, валунов, колючих кустарников и упавших деревьев. Им пришлось проходить мимо «Озера Жизни», как называли айматы большое глубокое и прозрачное озеро на равнине, окруженной могучими тисами. Озеро это считалось священным; около него находилась подземная пещера, недоступная человеку и населенная, по мнению айматов, душами умерших добрых людей. У «Озера Жизни» утомленные охотники остановились, сбросили ноши и, растянувшись на берегу, напились прохладной воды. Потом они все бросились купаться, и плавали и ныряли, как выдры. После купанья, освеженные и счастливые, они развели огонь и полакомились большим куском жирного мяса.
 Дальше им пришлось идти в гору по дну извилистого оврага, по которому в дождливое время и весной, когда тают снега на горах, с бурной силой мчится поток; за оврагом снова шла равнина. Раз они увидели недалеко от себя стадо диких лошадей, но руки их были полны, им было не до охоты, и они пошли дальше, дав стаду ускакать. В конце равнины им попался труп оленя, но совершенно разложившийся и никуда негодный. Только рога его представляли ценную находку, и айматы захватили их с собой.
 — Его загрызла рысь, — уверено сказал Руль сыну, — она прыгнула с дерева ему на спину и прокусила шею.
 Войдя в лес, они увидели широкую и ровную тропинку, открывавшую вид на долину Арми.
 — Это старая тропинка носорога, — объяснил Руль. — Мне не пришлось видеть ни одного живого носорога. Эта тропинка проложена последним из них, живших в нашей местности. Говорят, что он пятнадцать лет каждый день ходил по ней к источнику. Все тогда боялись приближаться к этим местам: ведь носорог даже больше буррии. Раз мой отец нашел его мертвым в камышах болота, и его зубы, как драгоценность, до сих пор хранятся у Парры. Два человека несли тогда его голову и два других его шкуру; на носу у него были два громадных рога и передний был с меня ростом. Кожу его никак не могли разрезать, до того она была толста; мясо тоже никуда не годилось: было твердое и невкусное. Одна Парра сумела как-то из клочков его кожи сварить прозрачную мягкую кашу, которую она с удовольствием ела, а из рогов сделала порошок, которым останавливала кровь. Она любит старых, ушедших от нас животных; из них остался один мамонт, да и тот встречается очень редко. Племя Налли — двоюродные братья старой Парры — истребило их.
 — А как же ухитрялись Налли убивать носорогов и мамонтов? — спросил Руламан.
 — Вон в той долине Арми слышался иногда страшный рев: это мамонты вступали в борьбу с носорогами. Налли выкапывали днем, пока носорог лежал в болоте, глубокую яму на его тропинке и покрывали ее ветвями, а сами прятались вблизи; при приближении зверя они подбегали к яме, кричали, кидали в него камнями. Раздраженный носорог бросался на них и падал в яму. Но убить его было очень трудно: ни копья, ни стрелы не пробивали его толстой кожи; часто приходилось оставлять его в яме и ждать, пока он околеет с голоду; страшный рев несся тогда по лесу день и ночь, пока носорог постепенно не ослабевал.
 — А мамонты?
 — С мамонтом справиться еще труднее: он хитер и оглядывает осторожно свою дорогу. Охотники старались захватить его детеныша, отставшего от больших. Они сажали его в глубокую яму прикрытую ветвями, а сами уходили. На визг детеныша прибегала мать, бросалась к нему на помощь и проваливалась в яму. Тогда сбегались люди и убивали ее дротиками и стрелами. Но еще чаще мамонтов ловили в капканы из толстых, крепких ремней. Иногда мамонту удавалось вырваться от людей, и он, весь израненный, бежал к озеру, ища спасения в его водах. Истекая кровью, зверь обыкновенно тонул там. Говорят, на дне Мамонтова озера лежат груды костей погибших мамонтов.
 — Один из племени Налли, — продолжал, помолчав, Руль, — был так хитер, что научился смазывать концы маленьких стрел ядом змей и пускал эти стрелы в пасть зверя. Животное сначала почти не замечало укола, но скоро язык и горло его вспухали от яда; зверь падал и катался по земле в предсмертных судорогах.
 Наступил вечер; охотники дошли до своего источника. Прощаясь с Ангеко, Руль пригласил его на следующий день на праздник буррии. Начальник Гуки обещал прислать для такого торжественного случая мужчин, женщин и детей своего племени. И они расстались.
 Когда уставшие охотники бросили к ногам Парры шкуру льва, она вскочила, как безумная, и закричала:
 — Это он, это он — убийца моего сына.
 И с диким смехом она сжала окровавленную голову зверя своими костлявыми руками.




 Глава 10. ПРАЗДНИК БУРРИИ


 На другой день все население пещеры с раннего утра высыпало на площадку. Из пещеры Гука тоже пришло человек двадцать. Праздником распоряжалась старая Парра.
 На ярко освещенную солнцем площадку принесли прежде всего шкуру буррии и сделали из нее с помощью четырех кольев чучело зверя. Парра с искаженным ненавистью лицом села напротив головы чудовища; женщины и дети толпились сзади нее. Начался танец под музыку барабана и дудки, сопровождаемый однообразным пением женщин. Мужчины, вооруженные с ног до головы, бегали вокруг чучела, воинственно потрясая топорами. Впереди всех выступал Репо — «убийца буррии»; этим почетным именем первый его назвал Руль. Айматы наносили чучелу могучие удары в голову, от которых все оно содрогалось. Темп музыки с каждой минутой все учащался; танец становился быстрее; удары сыпались без счета, и крики пляшущих делались все пронзительнее, все свирепее. После мужчин вокруг буррии стали танцевать женщины; на них были накидки из лебединых перьев, а шеи и руки увешаны зубами зверей. С криком: «буррия», каждая из них в такт танцу ударяла чудовище сосновой веткой.
 После танцев начались игры. Устроили наскоро нечто вроде виселицы и при общем ликовании несколько раз подряд повесили буррию. Потом стали пировать. Для этого зажарили целую четверть медведя. Во время пира двое айматов утащили чучело в пещеру, выбросили из него всю набивку, залезли сами в шкуру и кое-как ее зашили, — получился страшный живой буррия.
 С диким ревом выпрыгнули они из пещеры на середину площадки к ужасу детей, думавших, что зверь ожил. Женщины тоже испугались и визжали не меньше детей; мужчины бросились на чудовище с оружием; поднялся адский шум.
 Руламан с хохотом вскочил на зверя, и оба они покатились на землю. Мальчик крепко держал за шкуру старавшегося вырваться льва. Тогда все стали осыпать шутками и насмешками бессильное страшилище. Сконфуженный лев поднялся и с позором убежал в пещеру.
 Не успели пирующие успокоиться, как из пещеры выскочил убитый накануне медведь, а за ним снова буррия. Между ними завязалась борьба. После нескольких отчаянных схваток оба зверя упали на землю, и при общем смехе айматы вылезли из шкур.
 Началось торжество другого рода.
 Руламан, спасший жизнь отцу, должен был, по решению мужчин, получить копье в знак возмужалости. Вооруженный с ног до головы вошел мальчик в круг и остановился перед Паррой, державшей в руке копье, выкрашенное в красную краску и украшенное, как украшались только копья начальников племени. Руламан преклонил колени и получил, после нескольких торжественных слов, сказанных старухой, копье; стоявшая тут же девочка возложила ему на голову венок из листьев бука.
 По очереди подходили к нему мужчины, поздравляя его, и приглашали принять участие в «танце копий», который имели право исполнять только взрослые мужчины.
 Репо, как убийца буррии, получивший от Руля два страшных клыка зверя, протянул один из них Руламану. Эта была редкая честь, и мальчик чуть не расплакался от счастья.
 Длинные, с палец взрослого человека, когти льва Руль разделил между участвовавшими в охоте айматами. Существовало поверье, что такой коготь дает победу над всеми зверями, и пещерные люди высоко ценили их. Шкуру буррии отдали Парре, чтобы она служила ей сиденьем, а голову его повесили высоко на ветвях дуба. Мальчики до самой ночи метали в нее стрелы, дротики и камни.




 Глава 11. ПУТЕШЕСТВИЕ НА ОЗЕРО


 Наступила середина лета — время странствований для всех пещерных обитателей. Отовсюду потянулись длинные караваны, направляясь к озерам. Обитатели Тульки с радостью готовились к путешествию, но не могли сразу выбрать, к какому из озер двинуться: приходилось делать выбор между Мамонтовым озером, где их прельщала возможность поохотиться на мамонта, и Озером Сомов, обильного рыбой. Старая Парра посоветовала оставить в покое Мамонтовое озеро из боязни новых пришельцев — белых калатов. Отправляясь в дорогу, айматы старались брать с собою как можно меньше поклажи, так как приходилось весь далекий путь делать пешком. Для маленьких детей и старой Парры были приготовлены особые корзины. Детей женщины несли на спинах, а для старухи устроили удобные носилки, которые несли четыре человека. На других таких же носилках несли оленьи шкуры для палаток, запасное оружие, горшки и другие необходимые вещи. Племя выступило еще до восхода солнца, завалив вход в пещеру камнями и стволами деревьев. Впереди, как всегда, шел Руль, рядом с ним Руламан, после праздника буррии всюду сопровождавший отца. Ручной медвежонок и маленький северный олень шли за людьми. Дети, шаля, садились на них. Ворон и галка тоже летели вслед путешественникам, изредка присаживаясь на край корзины Парры, которая хорошо умела с ними ладить. Путники шли от восхода до заката солнца, при остановках разбивали лагерь и зажигали костер, а для ночлега раскладывали палатки из оленьих шкур. Прокормить такую толпу было делом нелегким и потому мужчинам часто приходилось отлучаться для охоты; леса кругом них кишели всякой мелкой дичью, кореньями, грибами и ягодами; женщины и дети тоже были полезны в добывании пищи; мальчики, как белки, карабкались на деревья, ища птичьих гнезд с птенцами.
 Если встречалось озеро или речка, все племя бросалось на охоту за раками и форелями. Особенно старая Парра радовалась, когда дети приносили и высыпали прямо ей на колени пригоршни раков. Около Озера Жизни айматы остановились лагерем. Дети весело побежали собирать землянику, и вдруг одну из девочек укусила змея. Дети понимали опасность такого укуса и с криками понесли ее к Парре; когда они пришли в лагерь, прошло более получаса, и укушенное место сильно распухло; девочка была бледна как смерть и почти потеряла сознание от ужаса и боли. Опытная старуха с тревогой покачала головой, быстро высосала ранку и прижгла ее горячим углем. Девочка без крика перенесла эту операцию. Привязав крепко-накрепко к ранке гладкий булыжник, старуха стала растирать распухшую руку ребенка и шептать заклинания. Но все ее искусство оказалось напрасным. Через несколько часов девочка умерла в страшных судорогах. Девочка приходилась сестрой Репо. Когда он, вернувшись с охоты, нашел свою маленькую Руту мертвой, он громко вскрикнул и убежал в лес. Вернулся он только через два дня, бледный и исхудалый. Потеря ребенка была печалью для всего племени. Когда Руту хоронили, многие горько плакали. В маленькие руки покойницы айматы вложили ветки с самыми лучшими ягодами, чтобы они услаждали ей путь в пещеру, где обитают души умерших. Ее трупик зашили в волчью шкуру и зарыли у подножия тиса, завалив маленькую могилку большими камнями, чтобы волки и гиены не разрыли ее. По старому обычаю каждый аймат положил на могилу по камню. Встречая даже чью-нибудь неизвестную могилу, айматы всегда клали на нее камни.
 В конце обряда женщины и дети под жалобную, заунывную песню протанцевали погребальный танец.
 Наутро никто больше не вспоминал о маленькой Руте. Обычай айматов запрещал в течение недели говорить об умерших и предписывал отцу покойника скрывать от всех свое горе.
 Жизнь пошла своим чередом. Через окруженную дикими скалами долину Улу айматы направились к Длинной реке.
 В долине жило родственное им племя, счастливое тем, что почти у самого входа в их пещеру протекали ручьи, необыкновенно богатые рыбой. Вождем этого племени был умный и отважный Раксо, друг Руля.
 Услышав от вождя Тульки о пришлых калатах, Раксо сказал спокойно:
 — Если калаты будут теснить нас, мы удалимся на озера. Там, на озере, жить лучше, веселее; там больше людей.
 — А мне бы было тяжело покинуть мои горы… — говорил Руль с печалью.
 Руль предложил Раксо отправиться дальше вместе. Раксо согласился с радостью.
 На рассвете следующего дня племя Улы было готово в путь. После роскошного угощения форелями, караван снова тронулся, в путь. У широкой и быстрой Длинной реки айматы раскинули новый лагерь; им предстояло переправиться на другой берег.
 С давних пор в прибрежных камышах айматы хранили несколько плотов. Многие из плотов уже никуда не годились; многие пришлось основательно чинить; на постройку новых и на починку старых плотов понадобилось целых три дня.
 Переправившись не без страха через широкую реку, айматы двинулись вдоль берега до ручья Канзы и через его долину к Озеру Сомов.




 Глава 12. ДВА МЕСЯЦА НА ОЗЕРЕ


 На берегу Озера Сомов племя Тульки встретилось с родственным ему племенем озерных айматов. Это слабое и мирное племя питалось исключительно рыбой. Обилие рыбы позволяло им делать запасы не только для себя на длинную зиму, но и для продажи. Зимой поселение озерных айматов имело жалкий вид: большую часть года снег покрывал всю местность на высоту человеческого роста; из-под него еле виднелись жиденькие хижины айматов, и только дым, поднимавшийся из отверстий в снегу, указывал на существование человеческих жилищ. На льду озера, на высоких сваях, стояли особые постройки для хранения сушеной рыбы, а к сваям были привязаны челноки, выдолбленные из толстых кусков дерева.
 Летом все оживало. И хоть снежные вершины по прежнему белели вдали, но вблизи зеленела роскошная трава лугов, а за ними чернел громадный сосновый бор. Айматы перебирались тогда в хижины, построенные на сваях, и все дни проводили на рыбной ловле, скользя в челноках с легкостью чаек. А на песчаном берегу блестела как стекло разложенная для просушки рыба. Сети для ловли рыбы были сделаны у них из лыка и ремней; крючки и гарпуны были роговые, очень искусно загнутые. Кроме того, озерные айматы часто ловили рыбу с помощью особых больших корзин, сплетенных из дикой виноградной лозы. В такие корзины попадались жирные угри, налимы, раки и всякая мелкая рыба. Для лососей, форелей и других крупных рыб употреблялись крючья, привязанные к лесам, свитым из кишок животных. Щук ловили особой петлей, стараясь зацепить ее под грудные плавники, а чтобы петля легче опускалась на дно, где дремали спокойно щуки, к ней привязывали камень. Но самой заманчивой добычей для айматов были сомы, целыми стаями плавающие у болотистых берегов озера. Сомы зарывались днем в ил, и айматам приходилось бить их гарпунами по ночам, когда они выплывали при свете луны на поверхность воды. И если удавалось убить сома, нередко в несколько саженей длиною, племя устраивало праздник, как после убийства медведя.
 Озерные айматы обменивали свою рыбу горным племенам на каменные топоры, на шкуры оленей, на роговые изделия и разную утварь. Дети тех и других постоянно состязались в ловкости: дети озерных племен превосходили горных в плавании и гребле, а горные — в стрельбе из лука, в метании копий и лазании по деревьям.
 Руламан вместе с другими показывал свою удаль; он убивал из лука налету серых и белых чаек и лебедей, водившихся в прибрежном камыше в громадном количестве, и смеялся над озерными мальчиками, ловившими птицу на крючок, словно рыбу.
 Однажды черный ворон Парры отважился полететь над озером; стая чаек, возмущенная таким вторжением в их водное царство, окружила его и стала бить крыльями и клювами; черные перья ворона закружились над водой, и несчастная птица с жалобным карканьем поспешила назад на берег. Руламан, увидев эту картину, рассердился и стал стрелять поочередно в каждую из чаек. Озерные мальчики смотрели, разинув рты, как одна за другой падали в воду острокрылые птицы, и дивились чудесному искусству стрельбы. Но кто сразу занял у озерных айматов выдающееся положение, так это Ангеко, пришедший вместе со своим племенем к зеленым берегам Озера Сомов. Здесь более, чем на родине, верили в его чародейство. Его хижина, покрытая красными и черными шкурами оленей, бросилась в глаза еще издали; со всех сторон несли к ней больных, которые иной раз часами ждали своей очереди у лечившего их Ангеко и лежали у входа перед шестом, где сидел филин. Торжественный бой барабана и пение Ангеко заставляли биться в суеверном страхе и благоговении их сердца. В благодарность за лечение в кладовые Ангеко сыпались обильные приношения свежей и сушеной рыбы.




 Глава 13. РУЛАМАН И ОБУ


 Еще со времени охоты на буррию было, по-видимому, решено, что Руламан займет после Руля его место предводителя племени. Все были рады этому; только один юноша Обу, который был старше Руламана на четыре года и должен был, казалось, раньше его получить копье, завидовал сыну Руля. По правилам, он должен был все-таки подчиняться Руламану, как уже получившему копье. Обу было трудно примириться с этим, и часто он старался обидеть Руламана.
 Только поздней осенью вернулись айматы в пещеру Тулька, тяжело нагруженные сушеной рыбой. Плоды тиса покраснели за время их отсутствия; лес по-старому шумел и стонал, а солнце хотя еще светило и ярко, но грело мало.
 Однажды молодежь упражнялась перед входом в пещеру в стрельбе из лука. Мишенью для юношей служил старый пень, которому довольно искусно была придана форма медведя, сидящего на земле. После стрел мальчики перешли к метанию дротиков; медведь был весь утыкан стрелами и копьями снизу доверху, но никому еще ни разу не удалось попасть в сердце зверю, отмеченное черным пятном величиною в ладонь.
 — Руламан! — закричал Обу сыну Руля, сидевшему в стороне, у ног Парры, — медведь еще жив, а начальник не должен давать промаха… Руламан молча принял вызов, взял лук, прицелился, и каменное острие стрелы глубоко вонзилось в черное пятно на пне. Мальчики кругом в восторге захлопали в ладоши, но Обу промолчал.
 Началась другая игра.
 Обу взял длинную веревку из виноградной лозы с петлей на конце, крепко обмотал ее вокруг одной из верхних веток тиса, спустил свободный конец вниз почти до самой земли и стал на ней качаться. Его примеру последовали другие мальчики. Один за другим влезали они на ветку тиса и, ухватившись за конец веревки, качались в воздухе от нижних ветвей тиса до скалы и обратно.
 Когда очередь дошла до Руламана, ворон, сидевший безучастно над головой Парры, с громким криком перелетел на самую верхнюю ветку дуба, простиравшуюся над пропастью.
 Обу, увидев это, со смехом сказал Руламану:
 — Ну, маленький начальник, если ты долетишь до ворона и схватишь его, то я поцелую тебе ноги.
 Руламан не выдержал, посмотрел сердито на насмешника и, подумав с минуту, одним громадным прыжком подскочил к веревке, влез при ее помощи на одну из нижних ветвей тиса и, раскачавшись на веревке, перелетел через всю площадку к дубу. Он спокойно, словно орел, уселся на его суку над самой пропастью.
 Дети, разинув рты, смотрели снизу на Руламана. Женщины в ужасе бросили работу и визжали, простирая к нему руки; одна Парра радостно хлопала в ладоши и кричала:
 — Белка!.. Белка!..
 Ворон по зову Руламана доверчиво сел ему на плечо, и маленький начальник сильным размахом веревки вернулся с ним назад и спустился к подножию тиса.
 Он подошел к Обу и сказал ему гордо:
 — Ну, целуй мои ноги!
 Сконфуженный Обу смиренно поклонился до земли и готов был уже исполнить унизительный обряд, как вдруг Руламан схватил его за руку, приподнял и, протянув ему свой лук, сказал:
 — Возьми его от меня, Обу, и в знак дружбы дай мне твой.
 С тех пор Обу не только примирился с Руламаном, но на всю жизнь стал его лучшим другом.




 Глава 14. ОБУ УБИВАЕТ МЕДВЕДЯ


 Руламан знал, что заветной мечтой Обу было получить копье; но для этого надо было убить медведя. Руламан обещал помочь ему. За день ходьбы от Тульки, на лесной прогалине у дикой яблони Обу увидал раз пестуна с двумя маленькими медвежатами; по их следам он нашел и берлогу медведицы.
 Поздней осенью, не говоря никому ни слова, оба друга ушли из пещеры. К рассвету мальчики достигли прогалины, где стояла яблоня. Они спрятались в кустарнике и стали ждать медведицу. День был холодный, и ни один медведь не вылезал из своей берлоги. Руламан и Обу вышли из засады и стали исследовать свежие следы под яблоней. Земля под ней была сильно утоптана и усеяна множеством мелких желтых яблочек, слегка надкушенных недавно медвежатами; кое-где на стволе дерева висели клочки шерсти: это медвежата, видимо, терлись о кору.
 Охотники решили отложить охоту на ночь. Стараясь не оставлять следов, они ушли в сторону, убили по дороге несколько диких голубей и, разложив огонь, стали их жарить.
 Вдруг они услышали чьи-то голоса. Из-за деревьев к ним подходила девушка с двумя детьми. Увидев чужих, девушка испугалась и готова была уже бежать. Но Обу остановил ее, ласково спросив:
 — Не ты ли прекрасная Ара из пещеры Налли?
 — Меня зовут Арой, — покраснев, ответила девушка и прибавила застенчиво: — Наргу из пещеры Налли мой прадед. Обу с восторгом смотрел на нее. Ара совсем не походила на других айматских девушек: кожа ее была белее, чем у них; волосы мягкой волной сбегали по плечам на спину, поддерживаемые на голове блестящим медным обручем; на ней была красная шерстяная юбка из неизвестной ему ткани.
 Руламан тоже с любопытством разглядывал девушку и потом спросил:
 — Откуда у тебя этот блестящий обруч и такое красивое платье?
 — Это мне дал мой дед Наргу, — ответила Ара. — У него много красивых вещей в гроте, он получает их от калатов, к которым посылает на восток послов. У него много таких обручей и ожерелий, и острых копий, и топоров из такого же «солнечного камня». Но дед не любит показывать эти вещи никому, кроме меня.
 Девушка скоро разговорилась. Охотники угостили ее и детей голубями, а потом все пятеро развеселились и стали плясать. К вечеру Ара заторопилась домой. Обу подарил ей на прощанье свое ожерелье из зубов и она ушла, ласково поблагодарив его. Наступило самое удобное время для охоты. Друзья снова залегли в кусты.
 Опустилась темная ночь. Кругом было тихо. Синеватое сияние месяца осветило прогалину и на ней одинокую яблоню. С замиранием сердца вглядывались юноши в глубину лесной чащи, ставшей редкой и прозрачной в это время поздней осени.
 — Скорее приготовь стрелу! — прошептал Руламан, — они идут.
 Послышался шорох листьев и тяжелые шаги; потом прозвенел резкий крик.
 — Это пестун выдрал за ухо медвежонка за то, что тот побежал вперед, — чуть слышно объяснил Обу.
 На прогалине показались три тени: одна широкая — пестуна, другие, круглые и мохнатые — медвежата.
 Пестун сначала осмотрел внимательно прогалину, обойдя ее по опушке леса кругом, потом стал на задние лапы и понюхал воздух. Это был еще очень молодой медведь, но уже внушительной величины, ростом выше человека. Медведь не чуял людей, так как ветер дул в обратную сторону. Успокоившись, он направился к яблоне; медвежата с жадностью бросились на валявшиеся яблоки и, громко чавкая, поедали их. Наевшись вволю, они шаловливо стали кататься по земле, а пестун продолжал бродить вокруг. Вдруг, почуяв присутствие людей, он мгновенно поднялся и потянул в себя воздух. В эту минуту засвистела стрела Обу; ему по правилу принадлежал первый выстрел.
 С отрывистым ревом пестун упал навзничь, перевернулся, дрогнул лапами и затих, — стрела попала ему в сердце.
 С визгом бросились медвежата к убитому, зарылись в его густую шерсть и выглядывали из нее в смертельном страхе. Все смолкло. Вдруг издали раздался глухой рев.
 Как коршуны бросились охотники на свою добычу. Медлить было нельзя.
 Берлога медведицы была близко, и страшный зверь мог явиться каждую минуту. С быстротой молнии они отрубили пестуну голову, связали ремнем одного медвежонка, вырвали из тела пестуна стрелу и пустились бежать домой. Обу нес голову медведя, а Руламан медвежонка.
 Пробежав с сотню шагов, они остановились, с трудом переводя дух под слишком тяжелой ношей, и прислушались, но все было тихо. Пробежав еще немного, друзья опять остановились. До них донесся визг оставшегося медвежонка и страшный рев медведицы. Охотники хорошо знали, что сейчас она бросится за ними, но они ни за что на свете не оставили бы свою добычу.
 Руламан и Обу бросились снова бежать, но оглянувшись, увидели за собой громадную тень медведицы. Из предосторожности они бежали большими зигзагами, что замедляло бег метавшейся из стороны в сторону медведицы. Но с каждой минутой расстояние между нею и ими быстро уменьшалось. Охотники бросились к молодой, стройной ели, достаточно прочной, чтобы выдержать их тяжесть и натиск зверя, и настолько тонкой, что медведице нельзя было на нее взобраться. Они наскоро привязали голову пестуна и медвежонка к ветке ели, а сами засели среди ее хвои, натянули луки и приготовились встретить врага. Медведица, потеряв у дерева следы охотников, разом остановилась, понюхала воздух и, заметив над собой людей, испустила страшный рев ярости. Ей жалобно ответил привязанный медвежонок. Не обращая внимания на сыпавшиеся сверху стрелы, медведица изо всех сил тряхнула ель. Охотники едва удержались в ее ветвях. Медведица навалилась всей своей тяжестью на дерево; ель трещала, гнулась, но не поддавалась. В бессильной злобе зверь стал грызть и царапать кору, потом, утомившись, опустился на землю, фыркая и издавая по временам отрывистый рев.
 Стрелы сыпались одна за другой. Медведица или не обращала внимания на них вовсе, или выдергивала лапой и досадливо бросала на землю. Вдруг одна из стрел угодила ей прямо в глаз. Зверь содрогнулся от боли и со стоном вырвал стрелу.
 — Один глаз долой, — закричал Обу. — Если бы теперь пробить и другой, то мы были бы спасены.
 В это время к медведице подбежал второй медвежонок, которого она оставила у тела пестуна, и радостно прыгнул на тело матери; несмотря на множество ран, мать обняла его, стала ласкать и с жалобным ворчанием лизала ему мордочку. Привязанный медвежонок откликнулся на эту ласку и стал звать мать жалобным визгом. Медведица, пошатываясь, подошла опять к дереву и стала подрывать и грызть его корни. Уже слышался зловещий треск у самого основания ствола. А стрелы у охотников все были истрачены. Они наскоро сделали себе несколько кольев из сучьев и приготовились к новому нападению.
 Медведица, навалившись всем своим грузным телом, снова качнула ель, и Руламан, стоящий с колом наготове, свалился на землю.
 — Притворись мертвым!.. — закричал Обу.
 Руламан затаил дыхание и замер. Медведица бросилась к нему, перевернула его несколько раз и понюхала в лицо. Руламан закрыл глаза и не дрогнул.
 Обу схватил похищенного ими медвежонка и швырнул его в кусты. Медведица оставила Руламана и побежала на визг детеныша. Расчет Обу оказался верен. Медведица на некоторое время занялась медвежонком, стараясь развязать ремни, связывающие его лапы. Это дало возможность охотникам взобраться на другое дерево, собрав предварительно разбросанные стрелы.
 Облизав и успокоив медвежонка, медведица снова бросилась к охотникам; новое дерево было гораздо толще первого, так что ей удалось влезть на него; она старалась отыскать врагов своим единственным глазом. Обу спустился к ней со стороны ее раненого глаза, прицелился в здоровый, и почти в упор ударил в него колом. Медведица с яростью замахнулась на него лапой, но он увернулся, а зверь с ревом скатился вниз. Охотники были в восторге: убежать от слепой медведицы было вовсе уже не трудно. Но им хотелось принести домой обе медвежьи головы. Они слезли почти бесшумно с дерева и подкрались к животному с поднятыми топорами. Но медведица почуяла их приближение и стала бешено метаться; наткнувшись на дерево головой, она в отчаянии повалилась на землю.
 Обу решил задушить зверя. Из всех имеющихся у него и у Руламана ремней он сделал крепкую петлю и канат. Эта работа заняла почти целый час; обессиленное животное, казалось, стало глухо к редкому повизгиванию своих детенышей.
 Перекинув канат через толстый сук дерева, Обу накинул петлю на голову медведицы; но она, разом встрепенувшись, успела снять петлю. Обу бросился с петлей снова к зверю, но тот словно ждал этого, вскинул лапами и, обхватив ошеломленного Обу, подмял его под себя. Руламан с ужасом смотрел на эту картину, уверенный, что его друга уже нет в живых. Он бросился к лесу, чтобы отыскать тяжелое бревно, которым было бы можно разом расшибить голову зверю.
 Вернувшись с пудовой дубиной, Руламан ахнул. Медведица повалилась на спину и громко хрипела, а на ней без признаков жизни лежал Обу. Руламан изо всех сил ударил медведицу бревном и, не дав ей опомниться, нанес ей ножом глубокую рану в шею. Кровь ключом брызнула из раны; медведица вздрогнула и затихла: она была мертва.
 С криком отчаяния бросился Руламан к телу Обу и зарыдал. Он попробовал приподнять его и протащить несколько шагов. Но Обу был слишком тяжел; Руламан понял, что ему не дотащить его до пещеры. Тогда он приготовил в густом кустарнике ложе из мха, положил на него друга лицом к востоку и накрыл его тело ветками. Потом он снял с дерева голову пестуна и положил ее у ног Обу.
 — Неужели Обу умер! — думал в отчаянии Руламан.
 Он опустился на колени и приложил ухо к груди друга: сердце не билось.
 Руламан схватил холодную руку юноши и заплакал, потом вскочил и быстро побежал прочь.
 Но неужели оставить добычу? Руламан вернулся, с трудом отрезал огромную голову медведицы, привязал ее ремнем к спине и, убитый горем, зашагал по направлению к Тульке.




 Глава 15. БОГАТЫЙ НАРГУ И ПЕЩЕРА НАЛЛИ


 Пещера Налли находилась в глубоком ущелье, к которому по долине Арми через крутой кряж гор вела утоптанная тропинка. В этой длинной вместительной пещере жило сорок айматских семейств, составляющих племя в триста человек. Пещеру окружали яблони и груши, старательно насаженные и поддерживаемые.
 Начальником племени был старый, опытный вождь Наргу, младший брат Парры из Тульки. Он славился своим умом, мужеством и умением выделывать замечательные по своей прочности и остроте стрелы, топоры и ножи из камня и кремня.
 Он, по примеру Ангеко, обставлял свое искусство таинственностью; его оружейная мастерская помещалась в закрытом гроте, и только сыновья и внуки его имели право входить туда; он посвящал их в свое искусство, надеясь этим закрепить за своим родом звание вождя.
 Богатый Наргу, как его все звали, вел кроме того торговлю с калатами, отправляя к ним время от времени послов. Он посылал им зубы мамонта, рога носорога, медвежьи шкуры, а в обмен получал металлическое оружие, просо, соль и напиток из кобыльего молока. Еще отец Наргу много лет подряд жил и охотился с калатами. Говорили, что мать Наргу была калатка, и Наргу был привезен в пещеру Налли маленьким мальчиком. С одним из послов к Наргу пришла ручная собака, которая очень привязалась к нему. Старый Наргу в молодости был страстным охотником и теперь еще любил бродить один по лесам и долинам со своей собакой. Он носил при себе блестящий нож, к которому айматы питали безотчетный страх после того, как однажды взбешенный Наргу одним ударом отрубил голову рассердившему его аймату. Наргу ревниво оберегал свой район охоты; особенно медведи пользовались его покровительством. Он знал все их берлоги, заставлял своих людей сажать вблизи берлог яблоневые и грушевые деревья и строго следил за безопасностью своих любимых зверей, оберегал их и вел им счет, как своему собственному стаду.
 Ранним утром, по своему обыкновению, Наргу отправился в лес. Он был сильно раздосадован накануне рассказом своей внучки Ары о ее встрече с чужими охотниками.
 Проходя прогалиной, где была им посажена яблоня для живущей поблизости медведицы, он был остановлен своей собакой. Умное животное сделало стойку над трупом убитого прошлой ночью пестуна. Наргу ахнул, увидя обезображенное, безглавое тело медведя, бросился к берлоге, но нашел ее пустою. Собака повела его дальше, пока он не наткнулся на мертвое обезглавленное тело своей любимицы, все утыканное стрелами; в ее густой шерсти все еще прятался живой медвежонок. Наргу внимательно осмотрел все кругом.
 — Ты храбро защищалась, моя бедная, — проговорил он, качая головой. — Эти жалкие стрелы не могли сразить тебя; тебя задушили убийцы, грабители! Я отомщу за тебя! Они запомнят имя Наргу!
 До него донесся слабый визг второго медвежонка. Наргу побежал на его голос, схватил его, все еще связанного по лапам, позвал собаку и поспешил домой.
 Через час, всполошив все племя, он снова был со своими людьми на месте убийства медведицы. С обоих убитых медведей по его приказанию сняли шкуры, а тела разрубили на части. Найдя дубину, которой была убита медведица, Наргу пришел в ярость и, выкрикивая угрозы, проклятия и ругательства, изрубил ее в щепки.
 В пещере Тульки исчезновение обоих юношей заметили рано утром и сначала не придали этому значения, но когда прошла еще ночь, то родители обоих стали беспокоиться.
 Одна старая Парра всех успокаивала, говоря:
 — Я знаю Руламана. Ему суждено быть великим вождем, он нигде не пропадет!
 К вечеру второго дня измученный и убитый горем Руламан действительно вернулся.
 Старая Парра встретила его, встав со своего места, — это было особым знаком почтения с ее стороны.
 Руламан все рассказал спокойно и серьезно, как должен был рассказать взрослый мужчина. События последних двух дней окончательно сделали его взрослым.
 Мать Обу, услышав о печальной участи своего сына, громко заплакала. Когда Парра узнала о том, что медведи были убиты недалеко от пещеры Налли, лицо ее стало серьезным: она хорошо знала своего брата.
 — Думаю, что твой Обу жив, — сказала она Руламану. — Но вы нанесли Наргу тяжелую обиду, и она принесет нам много еще бед!..
 — Нам нужно смягчить старика, — подумав, решил Руль. — Я не хочу вражды между пещерами. Айматы, напротив, должны объединиться против калатов: они наши общие враги. Пусть Обу, если он жив, посватает девушку, которую он встретил с Руламаном в лесу. Она ему понравилась, говорит мой сын. Мы отошлем старику головы убитых медведей и пошлем ему богатый подарок.
 Парра недоверчиво покачала головой, но не сказала ни слова. Прежде всего надо было отыскать Обу. Только ночью решился Руль отправиться на поиски. По совету Парры он оставил дома для защиты пещеры, в случае неожиданного нападения Наргу, двух айматов. Остальные отправились в путь молча, с печальными, сосредоточенными лицами. Полный месяц светил им. Руламан показывал дорогу.
 К утру он привел их к тому месту, где он оставил тело друга. Айматы подняли ветки, но не нашли под ними Обу.
 — Не очнулся ли он и не ушел ли отсюда? — спрашивали друг друга айматы: — потому что ни его оружия, ни головы пестуна нет здесь. Руламан повел всех к телу медведицы, но и ее не оказалось на месте, только окровавленные внутренности ее лежали в луже крови на утоптанной многими людьми земле. Тело пестуна тоже пропало из-под яблони.
 — Здесь были люди из пещеры Налли, — понял Руль. — Не захватили ли они и Обу с собой? Пожалуй, нам придется идти к ним. Но прежде чем двинуться к пещере, решено было еще раз хорошенько осмотреть местность.
 Айматы пробовали звать Обу, но им отвечало только эхо. Они искали его уже целый час, как вдруг один из них вспугнул лисицу, пожиравшую голову медведя. Он позвал остальных.
 По веревке, обвязанной вокруг головы, Руламан сразу узнал, что это была голова пестуна.
 — Как она попала сюда? Лисица не смогла бы оттащить такую тяжесть.
 Значит, ее принес Обу. Значит, он где-нибудь здесь, поблизости, — решили айматы.
 Тогда они еще внимательнее стали осматривать местность. Скоро они, действительно, нашли следы рук и ног, ведшие к тропинке, которая спускалась к долине Арми. Сделав несколько шагов, айматы наткнулись на Обу, лежавшего без чувств. Руламан с криком бросился к нему. Айматы подняли тело юноши на носилки и понесли домой. Руламан был счастлив.




 Глава 16. СВАТОВСТВО


 Прошел месяц с тех пор, как полумертвого Обу принесли домой. Медведица разодрала ему руку и помяла несколько ребер, но Парра сумела вылечить его.
 Цель его была достигнута. Он получил копье. Теперь он мог и жениться. Он часто думал о прекрасной Аре, которой подарил в знак любви свое ожерелье из зубов. Но родные объяснили ему, что посватать любимую девушку не так-то легко после обиды, нанесенной ее деду. Окончательно оправившись, Обу рассказал Руламану, как он очнулся после схватки с медведицей. Его привело в чувство чье-то теплое дыхание. Обу открыл глаза и увидел над собой морду гиены; животное, видимо, собиралось воспользоваться легкой добычей. Он отогнал зверя топором, оставленным для него Руламаном. Но подняться на ноги он не смог. Вдруг до него долетел чей-то голос и через минуту он увидел Наргу с собакой. Обу с ужасом подумал, что собака откроет его убежище. К счастью этого не случилось, и Наргу ушел. Но он мог вернуться опять, и Обу решил во что бы то ни стало бежать из этого места. С трудом побрел он на четвереньках, таща за собой голову пестуна, пока не лишился чувств.
 Парра предостерегала Обу:
 — Наргу ничего не забывает. Он может ждать годы, но все-таки отомстить когда-нибудь. Давным-давно, когда меня похитило из моей родной пещеры Налли ваше племя, я помню, как люди Наргу брали Тульку приступом, чтобы отбить меня назад. Многие из пещеры Тульки пали от стрел Налли, так как их раны были неизлечимы. Верно, Наргу смазывал их змеиным ядом. Но все же Тулька победила. Прошло много, много лет, но мой брат Наргу все еще думает о мести. Отправляйтесь к нему, но берите с собой оружие. Это говорит вам ваша старая Парра. Слышите, оружие! По старинному обычаю Обу должен был сопровождать кто-нибудь из старших мужчин, чтобы поднести вождю племени и родителям невесты подарок. Обу попросил пойти с ним Репо. Но что подарить богатому Наргу? Парра посоветовала преподнести ему самую драгоценную вещь из пещеры — шкуру буррии. Айматы оценили жертву старухи; она отдавала свою гордость и радость — шкуру зверя, убившего ее сына. В свою очередь Руль послал Наргу длинный кинжал из оленьего рога, в знак дружбы и союза. В новых оленьих одеждах, с длинными шкурами из меха белого волка отправились мужчины в путь; на шапках у них были прикреплены пучки медвежьей шерсти; количество таких пучков указывало на число убитых хозяином шапки пещерных медведей. На груди и шее у них красовались блестящие ожерелья из зубов, а грудь «убийцы буррии» украшал могучий клык пещерного льва. К сумеркам Обу, и Репо достигли пещеры Налли. Под яблонями, окружавшими пещеру, толпились мужчины, женщины и дети, — это была пора сбора плодов. Обу увидел, Ару, идущую с полной корзиной яблок на голове. Заметив юношу, она улыбнулась и подошла к нему. Один из людей Наргу пошел доложить вождю о приходе гостей, а женщины и дети с любопытством разглядывали нарядных пришельцев. Наргу пригласил их войти в пещеру. Репо, по обычаю, должен был пойти туда один. Не доверяя Наргу, он вошел в пещеру, оставив при себе оружие. Наргу встретил его, сидя в передней части своего грота, с верной собакой у ног. Стены грота были увешаны шкурами белых волков, пол тонул в мехах медведей; всюду висело разное оружие из рога и камня; кое-где сверкали топоры из блестящего зеленого камня, работы калатов. Вход украшали кольца, цепи и оружие из меди, а над всем этим красовался прекрасный кинжал из мамонтова зуба, рядом с куском такого же клыка с вырезанным на нем изображением мамонта, бизона, медведей и нескольких людей. Наргу с гордостью восседал среди своего богатства на шкуре лисицы. Одежда Наргу поразила Репо: на нем было красное длинное платье, опушенное белым мехом; на шее висела цепь из медных колец; руки и ноги были украшены медными браслетами. На голову он надел высокую шапку из лебяжьего пуха с красным верхом, украшенную медными кольцами и бляшками. В руке он держал кубок из черепа северного оленя, из которого пил кумыс. Это было дурное предзнаменование. Репо знал, что, выпив много кумыса, Наргу делался более раздражителен и свиреп.
 — Кто ты и кто послал тебя? — спросил Наргу сурово.
 Репо почтительно приветствовал его от лица Руля и всего племени и просил общего союза для борьбы с белыми пришельцами-калатами.
 — Я не враждую с белыми, — спокойно ответил старик, — и если они придут сюда, я встречу их дружески. Они научат нас приручать животных, сажать деревья, сеять травы и выделывать чудесные топоры и ножи. Если же мы им не угодим, они перебьют наших вождей и сделают всех айматов своими рабами.
 Но вот взгляд Наргу упал на богатый подарок, присланный пещерой Тулька. Узнав, что перед ним стоит убийца буррии, старик пожал ему руку. Он разложил громадную шкуру и с удовольствием разглаживал руками богатый подарок.
 Наконец Репо отважился заговорить о сватовстве Обу.
 — Где юноша? — спросил Наргу.
 Репо позвал жениха. Лицо вождя омрачилось.
 — Где ты видел Ару? — спросил он.
 Обу рассказал все без утайки. Тогда Наргу достал наконечники стрел, еще красные от крови.
 — Узнаешь ли ты их? — сказал он юноше.
 — Эти наконечники моих стрел, — отвечал тот.
 Как укушенный змеей, вскочил старик и закричал:
 — Так это вы воры из пещеры Тульки! Вы убиваете моих медведей, крадете мясо для ваших жен и детей и смеете после этого сватать мою внучку! Я покажу вам, убийцы!..
 Он бросился с ножом на Обу. Но в ту же минуту каменный топор Репо выбил оружие из его рук, и нож, звеня, покатился по полу. Большой пес Наргу яростно прыгнул на грудь Репо, но Обу ударил его топором, и животное с воем упало.
 Страшный шум привлек жителей Налли и они бросились на пришельцев. Оба аймата, бешено пробивая себе дорогу, скрылись в лесу.




 Глава 17. НАПАДЕНИЕ НА ПЕЩЕРУ НАЛЛИ


 Наступили короткие зимние дни. Долина Арми ярко белела снегом.
 Тисовые и сосновые леса притихли и замерли.
 С того дня, как вернулись домой Репо и Обу, веселье и радость исчезли в пещере Тулька. Обидой и кровью ответил Наргу на предложение Руля. И вот теперь на шесте посередине площадки висела шкура волка, обрызганная кровью, в знак мести и борьбы с обидчиком.
 Серьезно и молчаливо ходили мужчины, вооруженные с головы до ног, с лицами и руками, выкрашенными в красную краску войны. Шепотом, озабоченно говорили между собою женщины и удерживали детей от игр. Каждый день можно было ожидать нападения Наргу.
 Руль целыми часами совещался с Паррой. А однажды он один ушел к Ангеко и вернулся от него бодрый и веселый. Хитрый вождь Гуки, надеясь на долю добычи, обещал помочь Рулю самому напасть на пещеру Налли. Таким образом у Руля составился отряд человек в тридцать, но этого все-таки было мало для войны с сорока хорошо вооруженными людьми Наргу. Все были готовы к выступлению и только ждали сигнала вождя. Руламана Руль решил оставить дома, не желая обагрять руки сына в человеческой крови.
 И вот разведчики принесли известие, что люди из Налли отправились на охоту за буйволами к реке Нарге. Было решено немедленно напасть на опустевшую пещеру врага. К Ангеко послали одного из айматов. Плотно подкрепившись мясом медведя, семь воинов Тульки спустились вниз в долину Арми, где должны были ждать людей Гуки. Руламан, оставшийся защищать пещеру, пошел их проводить.
 С тяжелым сердцем прощался он с отцом и печальный вернулся к старой Парре.
 Айматы были одеты теплее, чем летом; поверх оленьих платьев они накинули волчьи шкуры, а вместо сандалий высокие оленьи сапоги. В знак вражды и объявленной войны на шапках у них красовались перья ворона. Ангеко, как более осторожный и рассудительный, снабдил своих людей сумками с сушеной рыбой, над чем немало смеялись люди Тульки. Воины осторожно ступали на следы друг друга и шли молча, не нарушая тишины спящей природы. Когда останавливался шедший впереди Руль, за ним останавливался весь отряд.
 Во время небольшого отдыха было решено разойтись по двое в разные стороны, во избежание встречи с разведчиками Наргу. Сборным пунктом назначили всем известную высокую скалу в четверти часа ходьбы от вражеской пещеры. Крик совы был их сигналом.
 Шесть пар медленно разошлись по разным направлениям. Руль первый появился у сборного пункта с одним из пещеры Гуки. Скоро подоспела другая пара. Уже брезжило утро, а не все еще собрались. Руль ходил в беспокойстве, ожидая Репо и Обу.
 Вдалеке вспыхивал огонь.
 — Неужели это огонь у пещеры Налли? — спрашивал Руль у разведчика. — Ведь мужчины их в отлучке, а во время войны кто же держит огонь ночью? Уж не женщины ли пируют одни? Или хитрый Наргу готовит нам западню?.. В кустах послышался предостерегающий крик черного дрозда.
 — Нельзя больше ждать, — сказал Руль, и, сломав сосновую ветку, воткнул ее в снег, а рядом с ней положил шесть камней. Это значило, что они выступили в числе шести человек.
 Айматы двинулись вперед, стараясь прятаться за деревьями и кустами. Кровавый диск солнца выплыл из-за гор и осветил местность. Издали был виден вход в пещеру Налли и ни одной живой души вокруг нее.
 — Убей ворона, что сидит на шесте у входа, он может нас выдать! — приказал Руль одному из своих.
 Стрела засвистела и ворон упал. Через минуту он поднялся с громким криком и улетел в пещеру.
 — Вперед! — закричал Руль и побежал. В эту минуту из-за ближних кустов посыпался на нападающих целый дождь стрел. Руль и два брата его упали тяжело раненые. Трое из людей Гуки отступили в лес.
 Пещера разом ожила. Из нее выбежали женщины и дети; из-за кустов показывались мужчины. Все окружили павших врагов, прыгали над ними, смеялись и танцевали.
 Старый Наргу вышел и со смехом сказал:
 — Вы хотели меня перехитрить, жалкие убийцы чужих медведей?.. Разве их только трое?..
 Узнав о троих, скрывшихся в лесу, он послал за ними погоню. Через полчаса Руль пришел в себя и услышал крики и насмешки врагов, а затем издали донесся громкий военный клич Репо. Мгновенно все обитатели Налли снова попрятались в пещеру. И когда воины Тульки и Гуки появились на площадке, произошла страшная свалка. Рассвирепевшие при виде раненого вождя, люди Руля перебили стражу и ворвались к Наргу.
 Ара стояла рядом с дедом, бледная и трепещущая от страха. Старик храбро встретил врагов с ножом в руке. Но Ара, бросившись вперед, закричала со слезами:
 — Обу! Обу!.. Я буду твой женой, только не убивай моего деда!..
 Репо и Обу остановились. Из пещеры несся страшный вопль убиваемых женщин и детей.
 — Разве в обычае айматов убивать детей и женщин?.. — гордо сказал Наргу.
 Репо обернулся и крикнул своим воинам:
 — Оставьте женщин!
 Ара, валяясь в ногах у деда, молила:
 — Заключи мир с Тулькой, прекрати войну!..
 Репо стоял, опустив свой топор, и в упор смотрел на старика. Вдруг он далеко отшвырнул от себя оружие и сказал:
 — Мы не обагрим своих рук в крови брата старой Парры. Конец вражде, да будет впредь меж нами один мир! Ара простерла к деду руки.
 Наргу склонил голову в знак согласия и просил подвести его к раненому вождю Тульки.
 Руль с трудом приподнялся при приближении Наргу. Старый вождь протянул ему меч и сказал голосом, неожиданно дрогнувшим:
 — Возьми его, и пусть между Налли и Тулькой с этого дня будет тесная дружба.
 Луч радости промелькнул в тускнеющих глазах Руля.
 — Я умру… — глухо сказал он. — Но Тулька сдержит слово…
 Соединитесь против калатов…
 И он опять лишился чувств.
 — Поспешим домой с ним… — закричал Репо, скрывая страшную душевную боль.
 На носилках из копий понесли воины раненых товарищей. Наргу подарил всем им на прощание по прекрасному каменному оружию. Ара взяла за руку Обу и пошла за ним.
 В долине, у ручья, где воины омыли раны товарищам, Руль снова открыл глаза и шепнул наклонившемуся к нему Репо:
 — Я умираю… Будь ты вождем моих храбрых айматов, пока не вырастет мой молодой сокол Руламан. Отдай ему на память об отце этот нож из солнечного камня… О, Руламан… сын мой… неужели я больше не увижу твоих блестящих глаз… не услышу твоего голоса?.. И он тихо умер у ручья в долине Арми.




 Глава 18. ПОГРЕБЕНИЕ РУЛЯ


 Когда раздался условный знак возвращения воинов, в Тульке все спали кроме Руламана и Парры.
 Мальчик выбежал навстречу отцу с радостным криком:
 — Рулаба! Рулаба!..
 Но он не услышал призывного ответа. Сердце мальчика сжалось, когда он увидел лежащего на носилках Руля. Руламан бросился к отцу.
 — Он умер?.. — спросил он, бледнея, у Репо.
 — Да… умер… — ответил Репо.
 — Умер!.. — закричал Руламан, и крик его долетел до пещеры.
 — Умер, а я живу!..
 Обу обнял его и сказал:
 — Руламан! Убей меня как жертву мести на могиле твоего отца. Я один во всем виноват. Если бы я не встретил Ары…
 Руламан, не слушая его, вырвался из объятий друга и упал на грудь мертвого отца.
 — Рулаба!.. Рулаба!.. — повторял он, теряя рассудок от горя.
 Он приложил к губам отца ухо, словно стараясь услышать его ответ. Репо в коротких словах рассказал о битве с Налли, передал последние слова Руля и вручил сыну нож, последний подарок отца. Руламан схватил нож, пожал руку Обу и исчез в лесу. Вернувшись домой, айматы нашли старую Парру без чувств у входа в пещеру. Услышав крик Руламана, она поняла что случилось. Ее внесли в пещеру и положили рядом с мертвым вождем.
 На другой день столб, возвещавший объявление войны, был повален. Все население Тульки выкрасило лица черной краской в знак траура. Посреди площадки, под навесом из высоких стволов и веток, поместили тело Руля, одетое в лучшее платье; лучшее его оружие лежало рядом. В полдень явился Ангеко со своими людьми. Как каменная статуя сидела неподвижная Парра рядом с Репо. Ангеко опустился рядом с ними.
 Мужчины и женщины толпились на площадке с печальными, заплаканными лицами и пели жалобную похоронную песню.
 Вечером мужчины отправились на охоту для погребального пиршества. Ангеко указал им берлогу медведицы и уже на другой день они вернулись с добычей.
 Кладбищем для павших в бою айматов служил один из гротов в горах между пещерами Тульки и Гуки. Это была мрачная дикая местность, и только перед самым гротом была ровная площадка с большим удлиненным камнем посередине. Кругом него валялись остатки от прежних пиршеств: угли, кости, осколки посуды. Старые угрюмые тисы охраняли вход в последнее жилище айматов, заваленное каменными плитами.
 Грот делился на помещения: одно, большое, с нависшим потолком, предназначалось для погребения простых воинов; трупы и кости лежали там кое-как, друг на друге. Трупы вождей аккуратно складывали в другое помещение — узкое, с высоким потолком. Тела прислонялись к стене в стоячем положении с оленьим рогом в руках.
 Старик Наргу пришел на третий день, к погребению. Парра через много лет увидела снова лицо своего младшего брата. Утром того же дня вернулся из своего уединения Руламан, он ни одним звуком не выдал своей мучительной тоски. Одна Парра вполне понимала всю силу его любви к умершему отцу. Длинное печальное шествие потянулось из пещеры Тульки. Впереди четверо айматов несли на носилках, покрытых медвежьей шкурой, тело вождя. За ним двое несли в корзине старую Парру. Потом медленно двигались Наргу, Ангеко, Репо и Руламан в праздничных одеждах и в полном вооружении. Четверо айматов несли предназначенное для пиршества мясо. За мужчинами с печальными песнями и скорбными воплями шли женщины и дети. Перед погребением Руля прислонили к скале у входа в грот и, по обычаю айматов, вожди других племен обратились к нему с речью. Первым заговорил Наргу.
 Он говорил о прежней вражде между ним и Рулем, о благородном их примирении теперь, о подвигах покойного, удивлявших всех.
 — Часто трепетало восторгом мое сердце, — говорил он, — когда я слышал о твоей силе, ловкости и уме. Ты был быстр как олень; твоя рука была верна, и никогда стрела, пущенная ею, не давала промаха. Ты сражался с медведями, с турами, с глазу на глаз боролся с могучим буррией. Прими же меня, друг, когда я вместе с другими вождями снизойду в теплую, светлую пещеру Вальбы на вечный покой…
 Наргу надел на мертвую руку Руля кольцо и добавил:
 — Когда я увижу его светящимся в пещере Вальбы, я узнаю тогда тебя, о, Руль, смелый герой!
 Потом стал говорить Ангеко:
 — Зачем оставил ты нас, стариков, о, цветущий Руль?.. Ты был вороном по мужеству и носорогом по силе!.. О, коротка жизнь героев, так как опасности всюду грозят им!.. Возьми с собой на дорогу вот этот любимый мой нож и скажи обо мне хорошее светлым духам в пещере Вальба!.. Я стар и скоро последую за тобой!..
 Дикая пляска мужчин чередовалась с мирными танцами женщин и с пением похоронных песен, под звуки дудки и барабана.
 Вечером зажгли огромный костер и, окружив мертвеца, стали в ожидании. Пламя озаряло мертвое лицо Руля, потом, постепенно потухая, вспыхивало таинственно и жутко. Айматы зажгли факелы, отвалили плиты у входа в грот, подняли труп и внесли тело вождя во второе отделение грота. За вносившими тело последовали только начальники, Парра и Руламан. Целое медвежье бедро было положено к ногам мертвеца, чтобы оно служило ему пищей во время дороги в пещеру Вальба. Погребение кончилось. Все вышли из грота, кроме Парры и Руламана.
 За стенами грота картина разом изменилась. Везде загорались костры. Печаль была забыта и громкий веселый смех будил окрестную тишину. Пир продолжался до полуночи.
 Вышедшая, наконец, из грота Парра впервые обратилась к Наргу:
 — Наргу! — сказала она, — твоя вина велика. Твоя ненависть погубила героя, лучшего из айматов. Но через меня говорит благородный Руль: поклянитесь, что это последнее братоубийство. Кто после этого убьет аймата, тот не увидит пещеры Вальба.
 Предводители торжественно поклялись забыть навсегда вражду и, простившись с Паррой и Руламаном, отправились домой. В пещере Тульке по обычаю на целый год был наложен общий траур. Никаких праздников, ни свадеб не разрешалось. Таким образом свадьба Обу была отложена на год, хотя Ара и осталась в пещере жениха.




 Глава 19. ОХОТА НА ТУРОВ


 Айматы всех трех пещер условились отправиться вместе на охоту за турами. Эта совместная охота предпринималась в первый раз после многих лет.
 Многочисленные стада туров паслись на расстоянии нескольких дней ходьбы в больших густых лесах по ту сторону реки Нарги. Низменные места этого первобытного леса представляли обширные болота, подернутые изумрудной осокой и местами сверкавшие лужами и прудами стоячей воды. Глубокая тишина царила в таком лесу. Только стук дятла да крик совы нарушал молчание и покой лесной пустыни. И человек и хищный зверь с опаской решались углубляться в лесные дебри, боясь коварных болотистых топей. Здесь-то и жили туры, находя обильную пищу в роскошной траве лесных прогалин.
 Спокойно щиплют траву турицы, окруженные прыгающими телятами, в то время как туры стоят настороже и не позволяют стаду разбегаться. Если томимый голодом пещерный лев решится подползти к ним, его почует передний тур. Высоко поднимает он голову, прислушивается, глядит по сторонам, роет землю передними ногами, бьет по бокам хвостом и с яростным ревом бросается на врага, а за ним и остальные туры. Только бегство спасает льва от гибели, в противном случае он падет, пронзенный десятками пар рогов и истоптанный копытами свирепых животных.
 Гораздо более, чем хищные звери, докучают этим животным маленькие летучие враги: комары, мошки, оводы, облепляющие их в летние месяцы. Когда насекомые становятся особенно надоедливыми, все стадо вдруг, как бешеное, устремляется к болоту; по целым часам валяются огромные животные в стоячей воде, а выходя оттуда, уносят на своей шкуре толстый слой тины и грязи, высыхающий на солнце и как панцирь защищающий их тело от насекомых.
 Кроме исполинских туров и зубров, еще два вида жвачных населяли первобытные леса: олень и лось. Двухсаженные рога украшали лоб оленя. Лось превосходил оленя своей величиной, а рога его были короче и шире.
 Зимой, когда снег в несколько футов глубиною покрывал луга, голод побуждал туров к переселению: они оставляли безопасные места и переходили на холмы, в долину реки Нарги. Айматам очень редко удавалось охотиться на лосей, так как те круглый год жили в глубине леса. Но зубры и туры в зимнее время только днем скрывались в лесной чаще, а по вечерам спускались к реке пощипать тощую траву и увядший тростник на ее берегах. Здесь-то айматы и охотились на них.
 Едва прошла неделя со дня смерти Руля, как глубокий снег покрыл землю и айматы начали готовиться к охоте. Охота на туров считалась одною из самых опасных, но и самых заманчивых в смысле добывания продовольствия на зимнее время. Нужно было только подождать, пока снег плотно уляжется и подмерзнет.
 Наконец, выдался солнечный день и затем сильный ночной мороз. Снег покрылся тонкой, но твердой корою льда. Репо послал послов в пещеры Налли и Гука, назначая сборным пунктом то место, где ручей Арми вливается в Наргу.
 Айматы были одеты как всегда, только к подошвам оленьих сапог они прикрепляли лыжи около двух футов длиною и полфута шириною. На лыжах охотники со скоростью ветра могли носиться по снежной равнине.
 Айматы из пещеры Тулька пришли первыми на сборное место.
 Было свежее солнечное утро, воздух прозрачен и взор проникал далеко. По ту сторону Нарги темнел лес, где по соображениям айматов должны были скрываться туры. Нарга была покрыта блестящим как стекло крепким льдом, и только у противоположного берега течение было так быстро, что часть воды в несколько сажен шириною оставалась свободной от льда. Охотники должны были построить здесь мост, чтобы перейти на другую сторону.
 По возможности не нарушая тишины, они срубили несколько ив и уложили их через полыньи в виде узенького мостика. Семь веток было воткнуто в снег для указания пути отставшим охотникам. Перейдя мост, они разошлись в разные стороны и долго безуспешно искали следов стада. Вдруг в отдалении раздался стук о ствол дерева, наподобие того, как стучит дятел. Это был условный знак, поданный одной из партий, ушедших на разведку. Все побежали туда, откуда слышался стук. Оказалось, что там останавливалось стадо туров: на снегу ясно были видны следы копыт. Айматы определили, что в стаде должен быть один большой бык, шесть коров и двадцать подростков и телят. Это очень обрадовало их, так как охота на взрослых туров была слишком опасна. Единственный бык в стаде, очевидно, достигал необычайной величины, — это узнал Обу, заметив на стволе сосны высоко от земли клок шерсти животного. Должно быть стадо ночевало здесь вчера, но где оно могло быть сегодня? Айматы решили дождаться остальных охотников и остановились на небольшой поляне; они не развели огня, чтобы не спугнуть осторожных животных. Так прошел час, потом другой. Охотники порядком промерзли пока дожидались айматов из пещеры Гука и Налли; наконец, те по следам передовых товарищей, подошли к стоянке. Так как Ангеко и Наргу остались дома, то предводительство на охоте взял на себя Репо. Насчитав, кроме своих людей, тридцать человек, он составил смелый план охоты.
 Все весело тронулись в путь по дороге, проложенной стадом. Следы вели по опушке леса вниз к реке.
 У реки след прерывался: по всей вероятности стадо пустилось вплавь на другую сторону. Там простиралось заросшее камышом болото, среди которого возвышался холм, покрытый сосновым лесом, словно маленький черный оазис среди снежной пустыни. Репо и Обу предполагали, что стадо укрылось на этом одиноком лесном острове.
 — Прежде, чем зайдет солнце, — говорил Репо, — мы должны разузнать, где находятся туры и как к ним приблизиться. Если мы не успеем этого сделать, нам придется всю ночь мерзнуть, так как развести огонь нельзя. Шестерым айматам с Обу во главе он приказал остаться на этом берегу и исследовать прибрежные камыши. Если бы стада здесь не оказалось, то было бы ясно, что оно находится в маленьком сосновом лесу. Почти уверенный в этом, Репо торопил остальную часть охотников спуститься к реке, пройти вверх по течению и зайти животным с тыла.
 Опять устроили узенький мостик и человек за человеком пробрались по нему. Каждый старался пригибаться как можно ниже к земле, чтобы его не было видно из-за камыша; таким образом дошли они до большого ивняка, находившегося шагах в ста от рощи. Этот кустарник представлял удобное прикрытие для приготовлений к охоте и для наблюдения за турами. Репо и Руламан взобрались на высокую иву, чтобы осмотреть местность. С напряженным вниманием вглядывались они в черневший перед ними лес. Там, без сомнения, находились туры. Руламану даже показалось, что он видит движение темной тени на белом снегу. Репо взобрался еще выше и привязал к иве длинную палку с шапкой на конце, чтобы дать сигнал Обу. Но как только шапка поднялась над деревом, Руламан заметил, что громадный тур показался на площадке и стал внимательно следить за вершиной дерева. Если бы он почуял охотников, наверное, все стадо бросилось бы бежать. Несмотря на свою величину и силу, туры были трусливы. Тур стоял минуты две в беспокойстве, покачивая головой и опустив вниз свои почти плоские рога, потом начал взрывать ими землю, бросая в воздух мох и комки снега. Репо быстро слез с дерева, чтобы приготовить все к нападению. Он решил загнать все стадо в глубокое, занесенное снегом болото. Там охотникам на быстрых лыжах легко было бы одолеть глубоко увязших в снегу туров. Он приказал наскоро приготовить длинные факелы из камыша; половина охотников держала наготове копья, стрелы и костяные ножи; другая половина должна была нести факелы.
 Обу, не найдя, как и следовало ожидать, следов животных, присоединился к Репо. Солнце уже закатилось; густой туман спустился в долину и скрыл из глаз лесистый холм.
 Но вождю Тульки казалось, что еще недостаточно темно для того, чтобы начать нападение. Охотники с напряженным вниманием прислушивались к каждому движению туров.
 Вдруг все стадо поднялось и стало удаляться к горам. Момент наступил критический: все стадо могло ускользнуть.
 Репо дал знак зажечь факелы. Он разделил факельщиков на два отряда: одному велел преградить турам дорогу к реке и к большому лесу. Во главе другого он поставил Обу и поручил ему отрезать стаду путь к горам и гнать его с холма к болоту. Сам же Репо с вооруженными охотниками двинулся к сосновой роще.
 Не прошло и пяти минут, как Репо и его спутники услыхали тяжелый топот и прерывистое дыхание бежавших в смертельном ужасе туров. Стадо быстро приближалось. Охотники принуждены были отскочить в сторону, чтобы не попасть под ноги бегущим животным.
 Репо издал боевой клич, и айматы яростно бросились в битву. Скрываясь за деревьями, они кололи туров копьями и засыпали их стрелами. Застигнутые врасплох, животные метались, взрывали копытами снег и бросали на землю охотников, не сумевших увернуться от могучих ударов рогов. Страшный шум наполнил лесную чащу. Яростный рев тура, жалостное блеяние телят и продолжительное, тревожное мычание туриц сливались с криками охотников. Поле сражения слабо освещалось мерцанием звезд и пламенем факелов. Наконец, стадо достигло площадки в середине леса, остановилось и моментально выстроилось в боевой порядок. Впереди всех стал тур, наклонив могучую голову, за ним стали кругом турицы рогами вперед, а телята стояли в середине круга. Репо подал сигнал охотникам собраться всем вместе. Но только десять человек подбежали к нему. Остальные или лежали еще на снегу, издавая стоны и мольбы о помощи, или взобрались на деревья и боялись спуститься вниз.
 — Слезайте вниз, трусливые гиены! — закричал в гневе Репо.
 Один за другим подошли они, охая и испуская стоны, чтобы скрыть свой стыд перед другими, а Репо послал гонца к факельщикам, засевшим у реки, за новым оружием. Он знал, что туры не покинут своей позиции. Принесли оружие: луки, стрелы, копья и ножи. Репо поставил охотников цепью вокруг прогалины. По его знаку посыпался град стрел в середину стада. За каждым залпом следовало глухое рычание раненых зверей; но они не отступали ни на шаг.
 Сорвав с плеч белую волчью шкуру, Руламан кинул ее почти в самую морду быка. Тот с яростью бросил ее на землю и стал терзать копытами и рогами. В этот момент подбежали Репо и Обу и с двух сторон вонзили кинжалы зверю в грудь. С глухим ревом упало животное на колени. Тогда подскочил Руламан и вонзил свой кинжал ему прямо в затылок. Огромное тело тура зашаталось и тяжело рухнуло на землю.
 Айматы подняли громкий, радостный крик и бросились на лишенное своего предводителя стадо.
 Началась кровавая резня. Плохое оружие охотников не могло убивать сразу; им приходилось наносить каждому животному по десятку ран. Ошеломленные ударами, шумом и потерею крови, турицы не двигались с места и были перебиты все до одной.
 Богатая добыча лежала перед глазами охотников: громадный тур, шесть туриц, девять подростков и семь телят. Только четверо бычков избегли общей участи и спаслись в большом лесу.
 Айматы в неистовом восторге прыгали вокруг убитых животных, утаптывая ногами покрасневший от крови снег. Затем они развели костер и с наслаждением съели двух больших телят. Репо сознавал, что он блестяще оправдал свое звание вождя и что после такой охоты можно было рассчитывать на прочный союз трех пещер. Это его радовало более чем сама добыча. Только Руламан не принимал участия в общем веселье: охота еще живей напомнила ему отца. Он сидел одиноко под деревом, погрузившись в тяжелое раздумье. Репо скоро заметил его отсутствие и отыскал его. К ним подошел Обу, и они долго сидели втроем, в стороне от дикого веселья остальных, и вспоминали славные подвиги Руля.
 — О, как порадовался бы благородный Руль, — сказал Репо, — если бы кто-нибудь мог рассказать ему о сегодняшнем дне, скрепившем союз трех пещер! Кто-то из нас первый принесет ему это известие? Уже было далеко за полночь. Все легли спать. Вдруг стража ударила тревогу. Стая голодных волков, привлеченная запахом крови, пришла с гор; ее однако удалось отпугнуть. Айматы заметили в этой стае между прочим и белого волка, или «фарку», как они его называли. Усталые охотники не хотели преследовать хищников, хотя белый пушистый мех фарки считался у них драгоценной добычей. Голодные гиены тоже показались вблизи, но не решались напасть на лагерь и только жалобно выли.
 Охотники спали почти целый день. Наконец, нужно было приступить к разделу добычи. Одна часть айматов под начальством Обу принялась строить сани, другая потрошить убитых животных. Огромная шкура, снятая с тура, представляла прекрасный черный мех с желтой полосой посредине. Ее единогласно присудили, как почетный подарок, новому начальнику. Мясо тура и его громадная голова с могучими рогами достались на долю айматов Тульки. Все остальное было по приказанию Репо разделено поровну, по числу мужчин, выставленных на охоту каждой пещерой. Три дня продолжалось ликование и работа в лагере. Только на четвертый день все было готово к возвращению: добычу разделили и потащили домой тяжело нагруженные сани. Маленький холм, покрытый сосновым лесом, стал называться с тех пор «рощей туров».




 Глава 20. БЕЛЫЙ ВОЛК


 Редко встречавшийся белый волк ценился в то время выше всех зверей после буррии, и его белый как снег блестящий мех служил знаком отличия вождя и его сыновей. И велика была слава того аймата, которому удавалось убить белого волка. И как убивший льва всю жизнь носил почетное звание «убийцы буррии», так и убийство белого волка влекло за собой почетный титул «убийцы фарки». Появление белого волка не давало спать Руламану и Обу. Три ночи во время стоянки они напрасно сторожили и высматривали волков.
 — Руламан! — сказал Обу, — ты мне помог убить медведицу и получить Ару, а я в свою очередь помогу тебе добыть прекрасную шкуру фарки. Не остаться ли нам здесь, когда все уйдут в пещеры?
 — Останемся! — радостно отвечал Руламан.
 Никто не знал их плана, кроме Ары и Репо.
 Ара уже обжилась с обитателями Тульки и в короткое время заслужила всеобщее уважение. В часы отдыха она рассказывала им удивительные истории, которые узнала от своего деда, о солнце, о луне, о звездах и о белых калатах. Обу гордился своей Арой, и она не менее его была горда своим храбрым женихом. Услыхав о намерении Обу и Руламана, Ара стала умолять их, чтобы они позволили ей остаться с ними.
 Руламан, любивший Ару как родную сестру, поддержал ее. Они остались втроем и спрятались в кустах, с нетерпением ожидая наступления ночи. Наконец, стало темнеть. Они влезли на сосны у лесной прогалины. Все трое были вооружены луками и копьями. Ара была в восторге, что ей удалось принять участие в серьезной охоте; все трое радовались как дети, когда с далеких гор донесся вой волков.
 Потом все смолкло. Одни только засохшие камыши шумели на Нарге. Затявкали гиены. Их хриплый, отрывистый лай был хорошо знаком айматам, и они не обращали на него внимания.
 Наконец, Ара заметила темную тень, медленно приближавшуюся к лесу. Охотники напряженно следили глазами за темным пятном, которое все приближалось; наконец, стало возможно различать отдельных волков.
 — Они бегут сюда! — закричал Обу: — их подгоняет голод. Стая очень большая. Нам предстоит немалая работа. Ара! Держись крепче на дереве: кто упадет, тот погиб.
 Шагов за тысячу передовой волк издал ужасный вой, и вся стая подхватила его.
 — Они почуяли нас! — крикнул Руламан, — и обдумывают план охоты.
 Стая разделилась на три отряда. Одна часть, более многочисленная, направилась к холму, а другие две справа и слева старались оцепить лесок.
 — Они хотят окружить нас со всех сторон. Дело становится серьезным, — сказал Обу: — их больше тридцати штук, — число более чем достаточное, чтобы разорвать нас на куски. Ну, что же ты скажешь, Ара? Где твоя храбрость? Когда аймат идет на охоту, жена должна оставаться дома…
 — Я вижу белого волка! — закричал радостно Руламан: — он в средней группе. Не желаешь ли стрелять первой, Ара? Тогда ты будешь «убийцей фарки».
 Ару рассердили эти подтрунивания и она гордо сказала:
 — Да, я его убью, иначе пусть перестанут меня называть внучкой Наргу.
 Волки тем временем приблизились. В темноте леса, между деревьями уже сверкали их горящие глаза.
 — Они так голодны, что забыли всякую осторожность, — шепнул Обу.
 С топотом, визгом и лаем вбежали голодные звери на площадку и стали бешено рвать на части внутренности животных, выброшенные охотниками. В это время загудела тетива: Ара выстрелила из лука. Белый волк упал и с воем покатился по земле.
 — Молодец, Ара! — закричали в один голос оба друга.
 Волки заметили охотников и завыли. Одна за одной полетели в них стрелы.
 Многие из волков уже валялись на земле, другие обратились в бегство.
 Белый волк также поднялся и последовал за бегущими. Обу соскочил с дерева и с копьем в руке побежал за фаркой. Но на него тотчас же накинулось несколько волков. Руламан поспешил ему на помощь. Ара также отважно бросилась выручать жениха. Завязалась горячая битва с шестью разъяренными волками. Но когда двое из них, пронзенные копьями, упали на землю, остальные бросились бежать.
 Руламан был сбит с ног и укушен в грудь и ногу.
 — А ты не ранен? — тревожно спросила Ара жениха.
 — У меня немного искусаны руки и ноги, — отвечал тот. — Но где же фарка?
 Они пошли по следам убежавших животных и, недалеко от леса, на снежной равнине отыскали раненое животное. Волк с яростью бросился на своих преследователей, но Руламан положил его на месте. С криками радости потащили они свою добычу в лесок, где уже лежали четыре убитых волка. Все страшно устали от битвы, а из раны Руламана текла кровь. Ара перевязала ему рану. Потом они развели костер и утолили голод волчьим мясом. После этого они сняли шкуры с убитых волков, построили нечто вроде салазок и повезли свою драгоценную добычу домой.




 Глава 21. ПОСЕЩЕНИЕ КАЛАТСКОГО ВОЖДЯ


 Наступила весна. В первый раз с высокого тиса прозвучал голос зяблика, старинного знакомого айматов Тульки. Он перезимовал вместе с ними и теперь, насвистывая нежную песенку, порхал с одной ветки дуба на другую, разгуливал по площадке, важно топорща крылышки и весело поглядывая по сторонам.
 — Позови его к нам, Ара! — сказала старая Парра девушке.
 В этот момент послышался свистящий шум крыльев, испуганный крик зяблика и тревожное карканье ручного ворона.
 — Что такое? — вскричала Парра.
 — Большая птица схватила зяблика! — закричала Ара, — она улетела с ним в долину, а наш храбрый ворон погнался за ней. Я никогда не видала этой птицы раньше: она отливает красным цветом, у ней острые когти и клюв, а ростом она больше ворона.
 — Это сокол — птица калатов! — в ужасе прошептала старуха.
 Мальчики побежали к пропасти и приготовили стрелы, посылая соколу угрозы.
 — Когда вернутся наши охотники? — спросила старуха.
 — Вечером, — отвечала Ара. — Они ловят рыбу у горы Нуфа.
 Мужчины, действительно, вернулись к вечеру того же дня. Они принесли мало добычи: наводнение уничтожило старые гнезда форелей. Но для Парры было тяжелее другое известие.
 — Калаты в долине Нуфы, — сообщил Репо, — они разбили большой лагерь.
 Около лагеря пасутся лошади и другие животные, которых мы никогда не видали. Они срубили большие деревья и строят себе жилища. Калатские мужчины подошли к нашему ручью и подарили нам эти блестящие кольца в обмен за нашу рыбу. Это порадует наших женщин, — закончил Репо.
 — Бросьте их! — закричала яростно старуха. — Это заколдованные кольца! А сколько этих калатов?
 — Больше, чем всех айматов вместе, — ответил Руламан, — и у каждого ручной волк, как у Наргу. Увидев нас, волки с ужасным воем бросились к нам, но калаты отозвали их назад, и они послушались их как дети.
 — А вы видели их жен и детей? — продолжала расспрашивать старуха.
 — Мальчики скакали на диких лошадях, а три женщины подошли к ручью, чтобы зачерпнуть воды. Они показывали на нас пальцами и смеялись.
 — Как же вы поняли язык калатов? — спросила Ара. — Только Наргу понимает их речь, он и меня научил калатскому языку.
 — Они делали знаки руками и показывали, что им нужно, — рассказывал Руламан. — Их начальник — высокий мужчина, в богатой одежде, показывал на горы: он хотел знать, где мы живем.
 — Горе, горе нам! — вскричала старуха. — Долина Нуфы от нас очень близка! Пошлите в пещеры Гука и Налли! Напомните им клятву перед мертвым Рулем в долине героев.
 Прошла неделя с того времени, когда айматы Тульки принесли известие, что в долине Нуфы поселились калаты. Каждую ночь, по настоянию Парры, двое айматов стояли на страже, и даже сама Парра с наступлением теплых весенних ночей стала проводить их под старым тисом. Однажды в темную бурную ночь она неожиданно закричала:
 — Лесной пожар! Пожар!
 Стража, спавшая у костра, вскочила на ноги.
 Лесной пожар наводил ужас на айматов. Они считали величайшим преступлением поджигать леса. Где бы они стали охотиться, если бы вокруг пещеры сгорел лес?
 Все население Тульки разом проснулось. В темноте ночи на востоке взлетало пламя и целые снопы искр.
 — Это горит гора Нуфа! — закричал Репо. — Калаты подожгли старые тисы. Чего они хотят? Может быть они дают знак своим, чтобы те спешили к ним?
 Старуха безнадежно покачала головой.
 — Хитрецы выбрали удачное место. С горы Нуфа они покорят нас всех.
 Откуда дует ветер? — спросила она Репо.
 — С севера!
 — К утру огонь может достигнуть нас. Но я постараюсь заговорить огонь волшебными заклинаниями.
 Двое айматов подвели ее к краю пропасти и она, подняв палку, закричала громко и пронзительно, произнося угрозы ночи, ветру и лесу. Она кричала в течение получаса. На счастье айматов, ветер утих и пошел сильный дождь. Пламя на горе Нуфа делалось все ниже и ниже, а зарево стало потухать. Тяжелый, разъедающий глаза дым окутал землю. Громко рассмеялась Парра и воскликнула торжествующим голосом:
 — Еще сильны наши заклинания, и не калатскому огню бороться с ними!
 Утром Обу и один из айматов отправились в долину Нуфы, чтобы расследовать дело. Прошло утро и полдень. Айматы с нетерпением ждали возвращения посланных. Наконец под горою раздался обычный свист. Руламан и Ара побежали навстречу. Слышались странные, как бы от тяжелых животных, шаги. На извилистой тропинке вскоре показалось двое богато одетых мужчин верхом на лошадях, позади них отряд воинов со сверкающим оружием, а впереди всех Обу и его товарищ.
 Руламан и Ара опрометью бросились назад в пещеру, чтобы известить о прибытии калатов. Вскоре чужеземцы появились на площадке. Спокойно и гордо принял Репо пришельцев, стоя перед входом в пещеру. Руламан встал по правую руку вождя, а остальные мужчины, вооружившись топорами и копьями, столпились позади.
 Начальник калатов ослепил айматов красотой своей пестрой одежды и блестящего вооружения. Платье его было красного и голубого цветов, а на голове узорчатая шапка с пучком развевающихся перьев. Длинные курчавые волосы падали на плечи, на руках и ногах блестели кольца и браслеты, на шее сверкала чудесная цепь, а сбоку висел меч.
 Другой всадник был в белоснежной одежде до пят, перехваченной золотым поясом, и с распущенными по плечам серебристыми волосами. Он держал в руке жезл. Это был калатский жрец, или друид. За всадниками следовало около тридцати воинов в темно-синих одеждах с кожаными поясами, бедно одетых, но вооруженных блестящими мечами и копьями. Калаты смотрели дружелюбно и, видимо, ничего дурного не замышляли. Странным казалось только то, что Обу и другой аймат, которые привели чужеземцев, стояли со связанными руками.
 — Что вам нужно? — спросил Репо всадника. — Зачем вы связали руки нашим людям?
 Калат улыбнулся и покачал головой: он не понял вопроса. Тогда Ара выступила вперед и повторила вопрос Репо на калатском языке. Калат нагнулся к ней с ласковой улыбкой и ответил:
 — Будь спокойна, прекрасная девушка: мы хотим быть вашими друзьями. Я приехал спросить вашего начальника, не желает ли он принять участие в охоте: мы взаимно помогли бы друг другу. Этим двум людям мы не хотели делать зла, но они отказались показать нам дорогу сюда. Ара перевела слова калата. Тогда Репо перерезал веревки, связывавшие руки айматов, и спросил, что с ними произошло.
 — Мы были внезапно окружены в долине Нуфы ручными калатскими волками, — рассказывал Обу. — Пришли калаты и отвели нас к начальнику. Он дал нам поесть и выпить коричневой воды, от которой тепло разлилось по всему нашему телу. Потом он знаками потребовал, чтобы мы привели его к нашей пещере. Мы отказались и бросились бежать. Тогда они нас поймали и связали нам руки. Они делали нам угрожающие знаки, требуя, чтобы мы указали им дорогу сюда. — Чего вы хотите? — отвечал я: — лучше убейте нас. Здесь много пещер таких, как Тулька. — Но когда мы хотели запутать их в лесу, они рассердились еще больше. — «Мы не сделаем ни вам, ни воинам вашим ничего дурного», — уверяли они знаками; мы поверили и привели их сюда.
 — Вы поступили хорошо, — сказал Репо и, обратясь к калатскому вождю, сказал:
 — Если вы желаете нам добра, то зачем связали наших братьев!.. Аймат беден и у него нет ничего кроме силы его рук и ног, а потому он не выносит оков. Аймат свободен, как ветер, — у него нет повелителей: только на охоте и войне он повинуется своему вождю.
 Ара опять перевела слова Репо. Но калат, не отвечая, сошел с лошади и позвал воина, в руках которого была небольшая корзина. Вождь взял из нее два медных браслета и надел одно на руку Обу, а другой — на руку его товарища. Потом он подошел к Репо и, вынув из-за пояса прекрасный кинжал, протянул его аймату со словами:
 — Ты говоришь как герой и как вождь. Мы будем друзьями!
 Репо минуту колебался, потом протянул чужеземцу свой, сделанный из кости, кинжал. Калат ласково поблагодарил его. Репо показал ему на остальных мужчин своей пещеры и сказал:
 — Все здесь стоящие айматы так же храбры, как и я, и если ты называешь меня героем, то и они такие же герои. Оставь нам наши леса. Проведем границу между нашими владениями и горою Нуфа, и пусть ни один аймат и ни один калат не смеет перейти ее.
 При этих словах раздался насмешливый хохот старухи, сидевшей под тисом. Калат обернулся в ее сторону, потом опять обратился к Репо:
 — Нет, нам нужны люди, которые могли бы указать нам места для охоты.
 У нас много юношей, а у вас девушек. Мы составим один народ. Ваши дочери будут счастливы и никогда не будут голодать.
 — Нас очень мало, — сказал Репо.
 — Где же другие пещеры, — спросил калат: — в них больше людей?
 — Я сообщил им о вас, — отвечал Репо уклончиво, — и поговорю с ними о вашем желании.
 Тут взгляд калата упал на громадный череп тура, высоко прикрепленный над входом в пещеру.
 — Где встречается это животное? — спросил он.
 — Далеко отсюда, в большом-большом лесу. Это дикие и сильные животные.
 — Ты поведешь нас туда, чтобы поохотиться вместе?
 — Летом нельзя на них охотиться, — отвечал Репо.
 — Калат охотится круглый год, — засмеялся чужеземец. — У нас есть собаки и лошади, — пояснил он более дружелюбно. — Подари мне голову тура, в залог нашей дружбы. Из его рогов можно сделать два прекрасных кубка, один для тебя, а другой для меня. Как тебя зовут?
 — Репо.
 — А меня зовут Гуллох.
 Он опять кивнул головой воину с корзиной, вынул блестящую цепь и надел ее на Репо. Чем ласковее казался калат, тем сдержаннее делался Репо. Но он приказал, однако, снять со стены голову тура с великолепными рогами и передал ее Гуллоху.
 Тут проницательные глаза калатского вождя остановились на Руламане.
 Он благосклонно кивнул Аре головой и спросил ее:
 — Кто это: мальчик или муж? Почему он вооружен, как взрослый?
 — Это мужчина, — отвечал Репо, — он сын умершего вождя и сам будет вождем. Он еще мальчиком сражался со львом.
 Калат ласково пожал руку Руламану и повесил ему на шею блестящую цепь:
 — И у меня, — сказал он, — сын твоих же лет. Приходи к нам и познакомься с ним. Вы будете друзьями.
 Руламан мрачно поглядел на него и промолчал. Тогда калат снял блестящее кольцо со своего пальца и подошел к Аре; он взял ее руку и хотел надеть ей его на палец.
 — Как тебя зовут, прекрасная девушка? — спросил он, нежно заглядывая ей в глаза.
 — Ара, — отвечала она гордо, — а там стоит мой будущий муж, — и она подошла к Обу.
 Кольцо упало на землю. Калат бросил на Обу враждебный взгляд, но быстро овладел собой.
 — Уже вечер, — сказал он, — нам пора домой. Приходите к нам в долину Нуфы.
 Величавый старик, сидевший на белой лошади и все время молчаливо слушавший разговор, поднял правую руку с золотым жезлом и заговорил медленным, торжественным голосом, обращаясь к айматам:
 — Не будьте глупы! Наши боги показали нам дорогу в вашу страну и сказали нам: «Живите здесь». И мы не уйдем. Будете вы нашими друзьями, — мы вместе будем работать, охотиться, приносить жертвы нашим богам. Но если в ваших сердцах вспыхнет вражда и гордость, то боги наши поразят ваших мужей громом и молнией, а жен и детей отдадут нам в рабство. Ара переводила его речь слово за словом. Когда он кончил, седовласая Парра поднялась с своего места, протянула свою клюку в сторону белого старца и закричала:
 — Вот, вот айматы! Слышите настоящую истину? Но не бойтесь их богов.
 Разве старая айматская женщина не победила калатского огня? И она разразилась насмешливым хохотом. Калаты не поняли ее слов, но схватили их смысл. Репо и Руламан проводили их до источника. Они дружелюбно простились с вождем калатов, но друид остался холоден и безучастен.




 Глава 22. ПРОРОЧЕСТВО ПАРРЫ


 Возвратясь в пещеру, Репо и Руламан были окружены толпой айматов, поднявших шум и крик. Все были в восторге от чудесных подарков. Какой яркий блеск у цепей и как красивы на руках браслеты, а камень в перстне блестит, словно росинка в лучах солнца! Что значили перед этими украшениями их жалкие ожерелья из звериных зубов!
 — Дайте мне ваши цепи! — закричала Парра Репо и Руламану.
 Они сняли их и бросили ей на колени.
 — Теперь браслеты!
 Обу отдал ей браслеты и предназначавшееся для Ары золотое кольцо. Старуха сложила подарки на камень, взяла топор и разрубила их на множество мелких кусков, произнося заклинания. Потом она собрала блестящие осколки своими дрожащими руками и с диким хохотом перекинула их через левое плечо в лес.
 — Это волшебное средство сохранит вас от всяких бед, — сказала она. — Что еще есть у вас от калатов?
 — Кинжал! — отвечал Репо. — Но я его сохраню.
 Старуха встала и поглядела на него пытливо.
 — Сохрани его, он тебе пригодится. Только не спеши: все придет в свое время, и прежде всего убей белого старика: я его ненавижу! А ты, Обу, береги свою голубку, чтобы не похитил ее чужой сокол.
 — Будьте разумны все вы! — обратилась она к айматам. — Знайте: лицо калата смеется, когда его сердце плачет, и плачет, когда его сердце смеется.
 Когда глаза его смотрят ласково, он вас ненавидит, а когда гордо, он — скрывает свой страх. Поступайте так же и вы, пока не наступит тот день, когда вы перебьете пришельцев, как быков в «роще туров»… или же пока они не погубят вас.
 Затем Парра приказала удалиться всем айматам, кроме Репо и Руламана, и, схватив их за руки, прошептала тихо:
 — Слушайте, что я вам скажу. Хитрость — оружие слабого. Я расскажу вам одну историю, которая произойдет очень скоро. Семь айматов пойдут на охоту вместе с целым войском калатов. Наступит ночь, — темная, бурная ночь, и все поспешат домой. Айматы будут указывать дорогу. Они зажгут факелы и пойдут впереди. Вы знаете скалу Гофу, возвышающуюся над долиной Салой? На нее взбегут айматы, бросят факелы вниз и прыгнут в сторону: все войско калатов бросится за ними и упадет в зияющую пропасть. Репо ничего не отвечал, он молча обдумывал план старухи. Но Руламан воскликнул, задыхаясь от волнения:
 — Нет, нет, бабушка! Это не голос моего отца говорит в тебе. Неужели айматы сделаются предателями?
 — О, дитя! — засмеялась старуха, ласково погладив Руламана по голове.
 — Глупое, но хорошее дитя! Я живу сто лет, а ты пятнадцать. Что будет, то будет! Поступай так, как тебе внушает память о твоем отце. Верь мне, ты будешь великим вождем! Хотя мои глаза не увидят этого, но я буду радоваться за тебя в пещере Вальба!
 На другой день Репо отправился к Ангеко. Когда тот выслушал его рассказ о жреце калатов, печальная дума пробежала по его старческому лицу. Что значит он, Ангеко, перед ним?
 — Наше время миновало! — прошептал он.
 Репо уговорил его пойти вместе к Наргу и держать с ним совет.
 Поздно вечером пришли они в пещеру Налли. Наргу не удивился тому, что услышал: он знал уже все. Он не хотел и слышать о вражде к калатам, в которых он видел почти родственников.
 — Наш долг не в том, чтобы враждовать с ними, — сказал он, — а в том, чтобы учиться у них. Наш народ должен перенять у них искусство строить дома, разводить скот и сеять хлеб.
 Ангеко тоже не хотел предпринимать враждебных действий.
 И Репо не осмелился сообщить вождям о кровавом плане Парры. Не прошло и месяца, как тридцать айматов из Налли и десять из Гуки работали в долине Нуфы на белых пришельцев. Скоро вся местность Нуфы переменилась до неузнаваемости. Целый ряд круглых хижин тянулся по берегу ручья Стана. Большая часть прекрасного зеленого луга была обращена в черное вспаханное поле. На нем калаты посеяли пшеницу. Гора Нуфа представляла странное зрелище. Огонь выжег ее от подошвы до вершины, и почерневшие стволы там и сям печально выделялись на фоне голубого неба. Ветер поднимал пепел и разносил его по воздуху. Небольшая площадка на вершине горы была с утра до вечера полна работниками. Одни из них острыми медными кирками пробивали глубокую пещеру в земле, другие обтесывали камни, третьи складывали каменные глыбы и возводили фундамент. На нем должны были построить высокий каменный дом для начальника и друида. Тяжелые каменные глыбы привозились на гору в деревянных тачках лошадьми, что казалось айматам Налли и Гуки чудом. Работа кипела, и кругом плоской вершины горы уже кольцом возвышались каменные стены. Айматы работали беззаботно и весело, повинуясь калатским начальникам. Хотя работа была для них нелегка, а главное непривычна, но зато им давали вволю хлеба и два раза в день по большой деревянной кружке кумыса, после которого огонь разливался по жилам и глаза становились блестящими. Дикари очень скоро пристрастились к опьяняющему напитку. Их соблазняли также и подарки калатов: пестрые, нарядные одежды, более мягкие и удобные чем звериные шкуры, медные безделушки и украшения. Кроме того они присутствовали на торжественных и многолюдных праздниках, восхищаясь великолепием украшений и музыкой. Друид убивал тогда быка, часть которого сжигал на каменном алтаре в честь божества, а другую раздавал людям. До поздней ночи продолжался пир, танцы и песни. На такие праздники приходили жены, дети и девушки из пещер Налли и Гука; как они бывали счастливы, когда калаты дарили им цветные платки, кольца и запястья из блестящего камня! Одна только гордая Тулька не высылала людей на работу, хотя послы калатов приходили много раз в нее для обмена шкур и рогов на мечи, стрелы, копья и ножи из меди. Айматы с удовольствием запасались более совершенным оружием и, по совету Парры, учились калатскому языку у Ары.




 Глава 23. АЙМАТЫ И КАЛАТЫ НА ОБЩЕЙ ОХОТЕ


 Уже приближались летние месяцы, когда айматы обыкновенно оставляли свои пещеры и переселялись на озера. Но Парра не выражала теперь желания тронуться в путь.
 Однажды у входа в пещеру появились два калата с двумя оседланными лошадьми. На одном из седел висела блестящая цепочка с турьим рогом, искусно вделанным в широкий медный ободок.
 — Вот рог тура от моего господина, благородного Гуллоха, для великого вождя пещеры Тулька. Мой господин через двенадцать дней собирается на охоту в долине Кадде и посылает вашему вождю и его племяннику в подарок лошадей. Он надеется, что айматы Тульки примут участие в охоте. Репо, подумав немного, обещал прийти на охоту. Айматы радовались как дети, когда увидали подаренных лошадей; они гладили и ласкали их, предлагая им траву и листья. Ручной медведь тоже с любопытством подошел к ним и хотел их обнюхать, но одна из лошадей ударила его копытом, и медвежонок с ревом убежал в пещеру. Айматы долго хохотали по этому поводу. Репо и Руламан уже через неделю сделались довольно сносными наездниками.
 Руламан со страстью предавался верховой езде: неизвестное прежде наслаждение охватывало мальчика, когда он с быстротой птицы рассекал воздух и мчался по окрестностям, вдыхая полной грудью свежий воздух. На двенадцатый день, как было условлено, айматы Тульки встретились с калатами на равнине Кадде. На опушке леса их поджидала величественная процессия. С удивлением смотрели дикари на множество пестрых, блестяще вооруженных всадников и на толпу пеших загонщиков державших на ремнях громадных косматых собак. Между ними были и айматы из Налли и Гуки. Ангеко и Наргу не явились, хотя вождь калатов и им также послал лошадей. Очень вежливо и приветливо встретил Гуллох и его сын Кандо охотников. Айматы из Тульки были одеты, как обыкновенно, в оленьи шкуры, но на них уже не было старого айматского оружия: вместо костяного острия, на их копьях сверкали металлические наконечники, а сбоку блестели медные мечи. Один Руламан не мог обойтись без своего старого тисового лука и плетеного колчана с каменными стрелами.
 Кандо, стройный юноша с темно-каштановыми локонами, поехал рядом с Руламаном. Мальчику очень понравилось красивое лицо молодого калата с открытым, приветливым выражением больших глаз. Гуллох объяснил гостям план охоты. Его разведчики выследили стадо северных оленей, которое паслось у опушки леса, где когда-то айматы убили буррию. Репо рассказал об этой знаменитой охоте Гуллоху. Тот был поражен, но аймат успокоил его.
 — Это последний пещерный лев, — сказал он, улыбаясь, — и вот один из его зубов. — Он показал чудовищный клык, висевший у него на груди.
 Гуллох осмотрел зуб и сказал:
 — Да, это достойное вождя украшение!
 Наступило прекрасное летнее утро. На траве лежала серебристая паутина росы, и первые лучи солнца сверкали в ее капельках. По знаку вождя, зазвучал рог, и длинная процессия с загонщиками и собаками впереди тронулась в путь.
 — Что ты будешь делать с луком? — спросил Кандо Руламана. — Ведь он годится только для птиц.
 — О, нет, — возразил Руламан: — мы стреляли из него в медведей, а мой дядя даже убил льва такой стрелой.
 — И ты был при этом? — спросил Кандо.
 — Это была моя первая охота. Я подошел к зверю так же близко, как к тебе сейчас; этот большущий львиный клык на моей шее дан мне за участие в убийстве буррии.
 Кандо посмотрел на Руламана, проникаясь к нему уважением.
 — А у нас все делают собаки, — сказал он с сожалением, — они выгоняют зверя, они же сбивают его с ног, и охотникам остается только заколоть его копьями. Как я желал бы быть айматом! Жить в пещере, бродить по лесам и сражаться врукопашную с медведями и львами!
 Лицо Руламана просветлело, и он ласково улыбнулся отважному юноше.
 Несколько часов всадники ехали сзади загонщиков; когда Гуллох затрубил в рог, процессия разделилась. Пешие загонщики с собаками направились к востоку, а всадники повернули влево, к лесу, который виднелся в отдалении.
 — Мы поедем теперь прямо к долине Нуфы, — сказал Гуллох. — Они пригонят сюда стадо оленей, и тогда начнется славная потеха. Ты увидишь, как застонет земля под копытами наших лошадей!
 — Как вам удалось приручить лошадей и собак? — спросил Репо.
 — Это давным-давно сделали еще наши предки. У нас есть еще коровы и ручные олени с короткими рогами; их молоком питаются наши женщины и дети. Когда же ты придешь в долину Нуфы, чтобы посмотреть на все это?
 — А ты мне покажешь, как делается солнечный камень?
 — Да, когда ты будешь моим другом!
 И они быстрой рысью проехали долину и достигли, наконец, густого темного леса. Справа от них тянулась на восток длинная, голая полоска земли, которая, все более и более сужаясь, оканчивалась крутым скалистым обрывом, висевшим над глубокой долиной.
 — Там мы будем охотиться на оленей, и чего не успеет сделать копье, то довершит прыжок в долину. Лихой прыжок, не правда ли? Жаль, что нашего друида нет с нами! Зрелище будет интересное!
 Репо закусил губы и промолчал. По знаку Гуллоха всадники остановились и сошли с лошадей.
 — Мы отдохнем и подкрепим себя едой и питьем. Пройдет, верно, час, пока сюда придут олени, — сказал Гуллох.
 Охотники принесли сыр, хлеб и прекрасный кубок из турьего рога, наполненный до краев кумысом. Гуллох предложил его Репо.
 — Острый напиток! — сказал тот, возвращая кубок. — Я его не люблю.
 — Но тогда ты никогда не станешь калатом, — заметил Гуллох.
 — Надеюсь, что не стану, — отвечал Репо.
 — Давай стрелять, — закричал Кандо Руламану, — ты из лука, а я копьем!
 Он позвал одного из охотников и приказал:
 — Подними твою шапку вверх.
 Охотник повиновался и протянул руку с шапкой. Кандо пустил копье, и крик вырвался из груди слуги, — копье случайно пробило ему руку.
 Руламан бросился к раненому. Он осторожно вынул копье из раны и сдвинул пальцами ее края. Стоявшие кругом калаты засмеялись, а Кандо нетерпеливо крикнул:
 — Руламан! Выстрел за тобой.
 Он приказал другому калату держать шапку, но Руламан поднял на него глаза, полные сдержанного гнева.
 — Аймат стреляет в человека только на войне, — сказал он.
 Кандо принужденно рассмеялся. Руламан между тем посыпал рану порошком и перевязал ее листом папоротника. Потом он подбросил высоко в воздух свою шапку и схватил лук и стрелу; тетива загудела, и шапка упала к ногам Кандо пронзенная стрелой.
 — Выстрел достойный вождя! — закричал Гуллох, внимательно следивший за игрой юношей.
 Кандо уже не пытался больше исправить своего промаха и стрелять во второй раз.
 Прошло несколько часов, солнце перешло за полдень.
 — Я боюсь, что наши загонщики ошиблись. Во всяком случае, они не избегнут наказания, — сердито проворчал Гуллох. Репо взглянул на него с удивлением.
 — Правда ли, что вы наказываете ваших людей палками? — спросил он.
 — Без палки никто не станет работать, — возразил Гуллох.
 — И они вас не убивают за это?
 — Убить меня? Я один имею право на жизнь и смерть каждого из этих людей.
 — Счастье для тебя, что ты не управляешь айматами из Тульки!
 Гуллох гордо поднял голову.
 — Айматы из Тульки… — начал он, но спохватился.
 Репо тоже не хотел продолжать опасный разговор, и приложил ухо к земле, чтобы лучше слышать.
 Вдруг он вскочил и закричал: «Бегут, бегут». Все быстро вскочили на лошадей и скрылись за опушкой леса, чтобы олени издали не увидали их и не повернули бы назад.
 Охотники стояли в нетерпеливом ожидании; их лошади тоже почуяли оленей и горячились.
 Наконец, показалось серое облако пыли. Оно быстро приближалось; вот уже ясно слышен топот многих сотен копыт. Впереди стада бежали двадцать диких лошадей, вспугнутых по дороге. За ними летели олени, закинув ветвистые рога на спину, забирая ноздрями воздух, покрытые пеной и потом.
 На некотором расстоянии от стада мчалась стая косматых собак с неумолкаемым хриплым лаем.
 Стадо промчалось мимо охотников, засевших в лесу. Раздался звук рога. Всадники бросились вперед, и через несколько минут все животные столпились над зияющей пропастью, подгоняемые охотниками и собаками. Многие из диких лошадей с разбега слетели вниз и разбились. Другие остановились, стали бешено бегать по краю, теснить и давить друг друга в страшном смятении, испуская испуганное ржание. Пыль столбом стояла над мятущимся стадом. Собаки настигли их и бросились в самую середину стада, яростно хватая за горло то одного, то другого оленя. Но тут произошло нечто неожиданное. Доведенные до отчаяния животные сразу повернулись и, наклонив вперед рога, с отчаянным мужеством устремились на собак, смяли, прорвали их цепь и кинулись на всадников.
 — Дайте им дорогу! — закричал Репо и отскочил с лошадью в сторону.
 Но было поздно. Коса была очень узка, и по обе стороны ее зияли отвесные обрывы. Всадники и олени столкнулись. Лошади взвивались на дыбы, сбрасывали всадников или же падали под копыта бегущих оленей. Охотники, не успев даже вынуть копий, были смяты, задавлены и засыпаны пылью. В одно мгновение все обратилось в живой клубок из оленей, ручных и диких лошадей, собак и охотников. Слышался оглушительный лай, крик, фырканье оленей и хрип умирающих.
 Через минуту все стадо исчезло из глаз, увлекая за собой нескольких калатских лошадей вместе с седлами и сбруей. На месте остались ручные лошади без всадников, собаки, люди, валявшиеся на земле, да несколько северных оленей, загрызенных собаками или сломавших себе в общей свалке ноги. Дорого обошлась охотникам кровавая схватка. Более двенадцати людей было проколото оленьими рогами и задавлено насмерть; лошадей и собак погибло еще больше. Многие сломали руки и ноги и не могли подняться без чужой помощи. Гуллох, Репо и Руламан были сброшены с лошадей. Гордому предводителю калатов пришлось очень плохо. Его конь был пронзен могучим ударом оленьего рога, а сам он далеко отлетел в сторону и лежал без чувств, оглушенный падением. Репо был тоже сброшен с пути налетевшими оленями и, вместе с лошадью, упал на землю, не получив, впрочем, серьезных повреждений. Лошадь Руламана встала на дыбы и упала навзничь, но мальчик вовремя спрыгнул в сторону и остался невредим. Только немногие всадники усидели на лошадях и между ними Кандо. Но он был так испуган, что, застыв, смотрел на общее смятение. Репо и Руламан поднялись первые. Они стали искать Гуллоха и нашли его распростертым на земле без чувств. Он казался мертвым; айматы подняли его голову и стали тереть виски. Кандо с отчаянием наклонился над отцом. Гуллох открыл глаза, с удивлением посмотрел вокруг себя и не сразу сообразил, что произошло. Увидев, наконец, картину всеобщего разрушения, он заскрежетал зубами от боли и ярости и стал ругать своих охотников, собак и подлых диких зверей, которые в угоду ему не захотели броситься со скалы.
 — Домой! — закричал он в гневе, не обращая внимания на убитых и тяжело раненых людей.
 Его с трудом посадили на лошадь. Репо поддерживал его с одной стороны, а Кандо и Руламан попеременно с другой; они втроем поехали в долину Нуфы. Только к полуночи айматы вернулись в пещеру.




 Глава 24. АРА ИСЧЕЗЛА


 Репо и Руламан нашли своих женщин в большой тревоге: Ара, общая любимица, с утра исчезла.
 Она ушла в лес рано утром одна, как это делала очень часто, и обещала вернуться к полудню; но вот уже полночь, а ее все еще не было. Может быть она заблудилась, отыскивая травы, или упала со скалы, или ее растерзал дикий зверь, или же, наконец, она похищена мужчиной. Так как пещера Тулька уже давно жила в мире с соседними айматами, то трудно было предположить, что Ару похитил кто-нибудь другой, кроме калатов.
 Оставалась еще одна надежда: может быть, она ушла вместе с Обу и другими мужчинами, участвовавшими в охоте как загонщики, чтобы полюбоваться зрелищем. «Тогда она вернется вместе с ними», успокаивали себя женщины. Но седая Парра качала головой и вздыхала:
 — Сокол похитил зяблика, а вороны Тульки будут сражаться за свою маленькую птичку. Все идет так, как я говорила. Кровавые дни наступают!
 Завидев Руламана, она подозвала его к себе и сказала:
 — Расскажи мне об охоте.
 Руламан стал рассказывать все по порядку. Когда старуха услышала, что калатский вождь придумал план загнать оленей на скалу, чтобы сбросить их потом в пропасть, она сжала кулаки и воскликнула:
 — Неужели белый хитрец прочел мои мысли? Мне нужно придумать другой план.
 Когда Руламан рассказал о жестокой забаве Кандо, она засмеялась:
 — У них жесткие сердца под мягкой внешностью.
 Но когда Руламан стал описывать печальный исход охоты, старуха пришла в неистовый восторг, захлопала в ладоши и весело закричала:
 — Хорошо, кадде, хорошо!
 Но мрачные мысли скоро опять овладели ею.
 — За то, что сделали олени, будут отвечать айматы. Они будут говорить, что вы ввели их в заблуждение. Был ли на охоте белый старик?
 — Нет, его не было, — отвечал Репо.
 — Как жаль, — вскричала она насмешливо: — ему бы несдобровать против наших храбрых оленей. Не помогли бы ему ни его волшебный жезл, ни его боги.
 В это время раздался сигнал возвращавшихся из долины мужчин. Весело подходили айматы к дому. Обу оживленно стал рассказывать, как собаки с удивительным умением гнали оленей и диких лошадей к скале, не позволяя им уклониться в сторону.
 — Мы ждали жаркой битвы и славной добычи, — говорил он, — и вдруг видим, все стадо снова мчится назад. Сгорая от любопытства, не понимая, почему олени могли убежать, мы пришли после полудня к месту сражения и не позавидовали вам, Репо, что вы были там!
 — Были ли там еще всадники, когда вы пришли? — спросил Репо.
 — Они были заняты погрузкой мертвецов на своих лошадей, чтобы отвезти их домой. Я насчитал десять человек убитых, а раненых вдвое больше. Около восьми лошадей и множество собак лежали мертвыми. Дорого обошлись калатам шесть убитых оленей!
 Вдруг Обу быстро оглянулся и спросил:
 — А где же Ара?
 — А разве ты не видал ее в долине? — спросили женщины. — Она ушла из дома еще утром и не возвращалась.
 — Не возвращалась? Ара! Где ты? — застонал в ужасе Обу.
 Он схватил копье и топор, готовясь бежать.
 — Я пойду с тобой! — крикнул ему Руламан.
 — Нет! — удержал его Обу. — Я сам найду ее. Я знаю, гае она. Она в долине Нуфы!
 И он исчез во мраке ночи. Долго прислушивались айматы к его отчаянным крикам: «Ара! Ара!», пока они не замолкли в отдалении. Тогда все поднялись, зажгли факелы и стали обыскивать лес, сначала около пещеры, потом все дальше удаляясь от нее. Репо не хотел верить, что калаты могли поступить так вероломно, и надеялся найти следы девушки в лесу. Может быть, она боролась с диким зверем и лежит теперь где-нибудь раненая? Они обыскали все лесные склоны до долины Арми, потом всю долину на восток, затем опять искали на горах. Тысячу раз имя Ары раздавалось в тишине соснового леса, но только эхо отвечало им. К полудню следующего дня, усталые и потерявшие всякую надежду, все вернулись домой. Обу возвратился только на третий день, печальный, бледный и голодный. Он тоже не нашел никаких следов девушки и уже на другой день снова исчез.




 Глава 25. РЕПО И РУЛАМАН В ГОСТЯХ У ГУЛЛОХА


 Прошла неделя после злополучной охоты, и Репо с Руламаном решили посетить долину Нуфы. Им хотелось повидать раненого вождя; кроме того они надеялись узнать что-нибудь об Аре, так как Парра не переставала твердить, что ее украли калаты. Они отправились туда пешком. Гордость не позволяла им явиться в деревню на подаренных лошадях. Для подарка вождю Репо взял свою лучшую медвежью шкуру, а Руламан — тисовый лук для Кандо.
 — Вы пойдете одни? — спросила их Парра. — Они вас могут схватить; вспомните об Аре!
 — Это будет стоить жизни Гуллоху и друиду, — отвечал Репо, подняв вверх свой топор.
 Они двинулись в путь. Взойдя на обнаженный склон долины Нуфы, они остановились. Отсюда им было видно все калатское поселение. Около сотни маленьких домиков с остроконечными крышами выстроились вдоль ручья. Из отверстий крыш подымался дым. Ниже ручья простиралось широкое поле с высокой золотистой травой. Вокруг поля двойным рядом посажены были плодовые деревья. Это была первая пашня, которую видели айматы.
 По другую сторону ручья мирно паслось стадо лошадей и других домашних животных. Пастухи и собаки охраняли скот. У подошвы горы Нуфа, на самом видном месте, стоял большой деревянный дом начальника, а на самой вершине сверкала белая стена крепости, которую строили айматы из Гуки и Налли. Ровная, гладкая дорога шла от поля вдоль домов и поворачивала к пастбищу, зигзагами подымаясь на гору.
 Вершина горы кипела жизнью. Множество мужчин работало кирками. На тропинках мелькали женщины и дети. Что особенно удивило айматов, так это большие повозки, нагруженные громадными камнями. И лошади везли их, покорно исполняя волю человека!
 — Как можно заставить дикое животное исполнять такую тяжелую работу?
 Почему лошади не вырвутся и не убегут в лес? — недоумевал Руламан.
 — Ты слышал, что сказал Гуллох? Они принуждают работать людей и лошадей ударами палок.
 — Но моя и твоя лошадь ржут от радости, завидя нас, и охотно позволяют нам садиться себе на спину! — с живостью возразил Руламан. — Может быть они лаской и любовью приучают животных к работе? Посмотри — у каждого калата отдельное жилище! Почему они не живут все вместе, как мы?
 — А потому, что они завидуют друг другу, — ответил Репо. — Я слышал, что калаты крадут друг у друга пищу и одежду, и цепи, и кольца из солнечного камня.
 — Если бы у айматов были такие же красивые вещи, пожалуй, и они стали бы похищать их друг у друга, — задумчиво сказал Руламан. Они сошли в долину. У входа в деревню их встретила с ожесточенным лаем стая собак. Перед первым домом сидел старик в деревянных башмаках и работал. Это был горшечник. Перед ним, жужжа, вертелся круг, и из-под его быстрых и ловких рук, на глазах пораженных айматов, выходили изящные горшки, чашки и блюдца, а целый ряд посуды самой разнообразной и причудливой формы сушился уже на солнце. Старик выводил на каждой вещице деревянной лопаточкой правильные узоры и потом чернил их кисточкой, чтобы украшения ярче выделялись на красной глине.
 — Неужели все это ты сделал сегодня? — спросил Репо старика, указывая на расставленную рядами посуду. И он подумал невольно, какого труда стоят айматам их грубые и толстые горшки.
 Старик не отвечал.
 — Он глух, — сказал Репо, — пойдем дальше.
 Несколько маленьких детей подошли к ним и с любопытством уставились на их меховую одежду.
 — Не проведете ли вы нас к вашему начальнику, Гуллоху? — сказал Репо.
 Дети показали на дом, стоящий на холме, и пошли вперед.
 — Где ваши родители? — спросил Руламан.
 — Они работают там, наверху, — сказал мальчик, показав на гору, — сегодня — барщина.
 Перед некоторыми домиками сидели старые женщины, занятые пряжей льна и шерсти. Это искусство тоже было неизвестно айматам.
 — Так вот как они делают свои легкие одежды! — сказал Руламан. — Мы научим этому наших женщин.
 — Не нужно! — сказал Репо сурово, — для ходьбы в лесу звериные шкуры лучше. Разве ты не видел, как разорвалось на охоте платье Гуллоха, а наши остались целыми?
 Дети повели их через луг, где пасся скот. С удивлением смотрели Репо и Руламан на множество невиданных ими коров, овец, коз и свиней. Когда путники приблизились к дому Гуллоха, дети испуганно повернули назад в деревню. Около дома стояла большая толпа мужчин, одинаково одетых и вооруженных. Один из них подошел к ним и спросил:
 — Вы хотите видеть благородного Гуллоха? Я доложу о вас! — И он вошел в дом.
 Айматы с удовольствием рассматривали большой дом, желтый фасад которого, разукрашенный красного цвета узорами, ярко выделялся на холме. Остроконечная крыша была сделана из досок, и все здание было окружено дощатой стеной в виде четырехугольника.
 Гуллох дружески поздоровался с гостями и повел их в дом. Здесь все для них было ново, все возбуждало восторг и удивление, начиная с правильных четырехугольных стен, ступенек из обтесанных бревен и кончая гладким, устланным циновками полом, разукрашенным потолком и окнами со ставнями.
 — Это дрянное здание, — сказал Гуллох, — но там, наверху Нуфы, мы построим хорошее!
 Репо и Руламан передали Гуллоху подарки. Тот поблагодарил их.
 — Ты выздоровел? — спросил Репо.
 — Пустяки! — сказал Гуллох. — Жаль только моего коня! Лучше было бы потерять десяток охотников, чем его!
 Он повел айматов в соседнюю комнату, где стены были покрыты мечами, кинжалами, секирами и щитами, где на одном столе стояли великолепные вазы и урны из листовой меди, а на другом были разложены украшения: диадемы, браслеты, кольца, цепи, пояса и нагрудники.
 Руламан был в восхищении от их блеска, а Репо сухо спросил:
 — А ты покажешь мне, как обрабатывается солнечный камень?
 — Прежде всего я должен вас угостить, — уклончиво ответил Гуллох.
 Он свистнул. Вошло несколько девушек-служанок в красивых пестрых платьях. На руках и ногах у каждой звенели браслеты, а волосы поддерживались медными шпильками. Одна из них принесла пироги на раскрашенном блюде, а другая поставила на стол такой же раскрашенный горшок с молоком и блестящие металлические кружки.
 — Это молоко от коров, которых вы видели на пастбище.
 — Оно лучше, чем кумыс, — сказал Репо, попробовав.
 — А я предпочитаю кумыс, также как ваш Наргу. Он получает в вознаграждение за труд своих людей каждую неделю по два оленьих желудка, наполненных этим напитком. Славный старик этот Наргу! Не то, что этот Ангеко из пещеры Гука! Он хотел лечить меня и моих охотников, но наш друид выпроводил его вон.
 — Люди пещеры Тулька и Гука — двоюродные братья, — сказал обиженно Репо. — Ангеко многих излечил. В это время в дверях показалась девушка.
 — Вельда! — сказал ей Гуллох. — Вот начальник пещеры Тулька. Это тот юноша, о котором тебе рассказывал Кандо, это он сражался со львом! Руламан был сконфужен такой похвалой.
 — Это твоя дочь? — спросил Репо. — А я думал, что это моя Рута из пещеры Вальба! — добавил он грустно.
 — Она и Кандо — мои единственные дети, — отвечал Гуллох.
 И действительно, неземным существом могла показаться айматам эта стройная девушка с легким румянцем белого личика и кротким взглядом больших черных глаз.
 Айматы невольно вспомнили несчастную Ару.
 — Мы потеряли недавно девушку, — сказал серьезно Репо и поглядел вопросительно в глаза Гуллоху. — Она была светом нашей пещеры. Ты говорил с ней у нас. Она исчезла!..
 Лицо калата на одно мгновение покрылось краской.
 — Айматы из пещеры Налли рассказывали мне об этом, — ответил он равнодушно. — Очень жаль старика Наргу, который, говорят, сильно огорчен потерей внучки. Должно быть бедняжку растерзал волк.
 — Нет, наша старая Парра говорит, что ее похитили.
 Репо опять проницательно поглядел на Гуллоха. Но тот не смутился.
 — Жаль! Тем хуже для нее!
 Поднявшись с места, он сказал:
 — Хотите посмотреть, как работают мои люди?
 И, не ожидая ответа, он пошел вперед.
 Они взбирались вверх по тропинке. Вельда пошла с ними. Недалеко от дома вождя, ближе к лесу, стоял маленький дом, без окон, окруженный каменной стеной с двумя часовыми у ворот.
 — Кто живет там? — спросил Репо.
 — Это тюрьма для тех, кто не хочет мне повиноваться, — объяснил Гуллох.
 Вдруг Руламан громко закричал:
 — Сокол, сокол! Там летал сокол с красными перьями, — он похитил нашего зяблика.
 Гуллох мрачно взглянул на юношу и быстрее зашагал вперед.
 — Я ненавижу соколов, — сказала Вельда.
 Скоро они подошли к свеженасыпанному холму.
 — Здесь лежат мои бедные охотники, погибшие на охоте, — сказал Гуллох.
 Он открыл двери и показал углубление, выложенное камнем; на полу стоял ряд урн, вокруг лежало оружие, а около стен расставлены были высокие сосуды с молоком и плоские блюда с хлебом.
 — Их пепел хранится в этих урнах, — сказал калат.
 — Разве вы сжигаете своих мертвецов?
 — Моему коню я поставил каменный памятник в долине Кадде, — не отвечая, продолжал Гуллох, — я желал бы, чтобы проклятые олени натыкались на него головами. Но я придумал другой план для охоты на них… Тропинка перешла в широкую извилистую дорогу; на ней работали люди. Толпа женщин разбивала кирками камень, а мужчины возили его на повозках, запряженных парой лошадей. При приближении Гуллоха и Вельды, все почтительно кланялись и вставали. Вождь калатов лишь изредка небрежно кивал головой, но Вельда всем приветливо улыбалась. Маленькая девочка подошла к ней и поцеловала край ее одежды.
 Вельда погладила ребенка по голове и ласково спросила:
 — Что ты делаешь здесь, Ара?
 — Моя мать больна и я принесла отцу хлеб и молоко.
 — Кто же остался дома с твоей больной матерью?
 — Никого, — отвечала девочка.
 Вельда умоляюще посмотрела на отца.
 — Отец! Позволь мужу больной женщины оставить работу и идти к жене.
 — Мужчины должны работать до вечера! — отвечал Гуллох сурово. — Иначе все женщины заболеют.
 — Я пойду к твоей больной матери, — сказала Вельда девочке и распрощалась с отцом и гостями. Руламан с восхищением посмотрел ей вслед.
 — Счастливы ли твои люди? — спросил серьезно Репо вождя калатов.
 — Скоро наступит праздник Бэла, бога солнца, — сказал Гуллох. — Приходите к нам. Ангеко и Наргу тоже придут. И вы увидите, счастлив ли ваш народ, живя в темных пещерах и перенося голод и холод девять месяцев в году?
 — Как понимать счастье… — проговорил Репо. — Кому лучше по-твоему: вашей покорной собаке, или нашему голодному волку.
 — Покорной собаке, — отвечал Гуллох, — она любит и ее любят.
 — Голодному волку, — сказал Репо, — он свободен и никого не боится.
 Они взошли на вершину горы Нуфа. С нее открылось поразительное зрелище. Прежде всего им бросилась в глаза кольцеобразная стена, высотою почти в человеческий рост и почти такой же ширины. Она состояла из больших грубо обтесанных камней, пригнанных друг к другу и укрепленных дубовыми, вбитыми в землю столбами. Около ста человек работало около нее.
 — Для чего эта куча камней? — спросил Репо.
 — Для защиты от врагов, — отвечал Гуллох. — Теперь сойдемте в подземелье замка, оно уже окончено.
 Он сошел вниз по ступенькам и провел их в комнату с бревенчатым потолком. Отверстие вверху пропускало необходимый свет.
 — Хорошая удобная пещера, — заметил Руламан. — А кто будет в ней жить?
 — Пленники, — отвечал Гуллох.
 — Но кто же твои пленники? — спросил Репо.
 — Все те, которые не желают мне повиноваться.
 — Ты, значит, таким путем принуждаешь своих людей слушаться тебя?
 — Да, но не худших из них, а только строптивых. Для тех же, кто меня ненавидит, у меня приготовлена другая пещера.
 Гуллох повел их к узенькой, в несколько футов вышиной стене и дал им заглянуть в глубокий, мрачный и темный колодец. Ни одной ступеньки не было в отвесных и сырых стенах его. Над темным отверстием висел ворот с бесконечно длинным канатом.
 — Вот помещение для моих врагов! — надменно сказал калатский вождь и, взяв камень, бросил его вниз. Раздался глухой звук.
 — И ты моришь там людей голодом? — спросил Репо.
 — Это было бы легче для них, — засмеялся Гуллох, — но они получают хлеб и воду каждый день.
 — Там есть кто-нибудь? — спросил Руламан с ужасом.
 — Нет! Но я знаю, кто первым будет сидеть здесь, — отвечал Гуллох. — Однако, душно, выйдем на свет.
 Над подземельем возвышался продолговатый четырехугольный фундамент.
 — Здесь будет построен уже настоящий дом для начальника калатского народа. Но пройдут годы, прежде чем я окончу его. Он повел гостей к лесу, за выступ скалы, где виднелся густой дым. Там возвышался очаг, полный тлеющих углей. Седой старик, почти голый, с лицом и руками перепачканными сажей, смотрел в глубокий котел, стоявший на огне. Там кипела красная масса. Несколько работников стояли около него.
 — Мы пришли как раз к отливке, — сказал Гуллох.
 Старик схватил большую металлическую ложку с деревянной ручкой, зачерпнул ею красную, кипящую жидкость и стал тонкой струей выливать ее из ложки в отверстие круглого камня, обмотанного проволокой. Наконец-то, айматы увидали, как отливается оружие из солнечного камня. С напряженным вниманием следили они за каждым движением старика. Старик бормотал некоторое время непонятные слова, вероятно для измерения времени, пока масса охладеет. Тогда он развязал проволоку и ударил долотом по шву круглого камня. Камень разделился на две половины, и из них выпал блестящий медный топор. На обеих сторонах камня отчетливо были вырезаны половинки топора, проволока же служила для того, чтобы скреплять обе части формы.
 Гуллох схватил щипцами топор и показал его гостям.
 — Это кельт! — сказал он с ударением. — Вот почему наш народ с древних времен называется калатами, или кельтами! Этим топором он завоюет мир.
 — Но откуда вы добываете этот камень? — с живостью спросил Руламан.
 — Это знают только я и старик; но он умрет, если выдаст тайну!
 И Гуллох показал на целый склад еще не отделанных, наполовину готовых топоров, кирок, колец и прочего.
 — А где делаются ваши мечи? — спросил Репо.
 — Они отливаются так же, как и топоры, а потом куются молотками.
 С этими словами Гуллох вошел в большую хижину, где перед плоским песчаным камнем сидели на коленях несколько калатов и точили свои заступы и топоры.
 — Поточи и мой меч! — сказал Гуллох одному из людей. Тот встал, подошел к круглому камню на деревянной подставке и стал вертеть его за ручку. Другой калат взял меч и держал его неподвижно, наклоняя острие, от которого сыпались искры.
 Руламан радостно закричал:
 — И мы можем тоже точить наши каменные топоры!
 Гуллох взял отточенный меч и, схватив толстое бревно, одним ударом перерубил его надвое.
 — Уже приближается ночь, — сказал Репо, — и нехорошо, если в ночное время нет начальника в пещере, — и протянул Гуллоху руку на прощанье.
 Тот взял два новых топора и подарил их айматам со словами:
 — Через двадцать дней — праздник солнца. Надеюсь, что мы опять увидимся.
 Оба аймата в раздумье шли по краю горного кряжа. Над ними с громким карканьем носилась стая ворон.
 — Руламан! — сказал наконец Репо, — видишь ли, как вороны летают над горою Нуфой и как они кричат? Лес Нуфы служил для них прежде ночлегом. Несчастные птицы айматов! Леса Нуфы уже нет. Разве вы забыли ту страшную ночь, когда калаты сожгли его? А вы все-таки ищите его каждый вечер! Они и нас также выгонят из пещер, и последние айматы, осиротевшие и бесприютные, будут бродить по склонам этих гор, искать опустевшую Тульку, плакать о ней и проклинать врагов, как эти вороны!
 — Как ты думаешь, не сидит ли Ара в той хижине, у леса? — спросил Руламан.
 — Я желал бы, чтобы прекрасная Ара никогда не возвращалась в Тульку, — сказал Репо.
 Потом он задумался и продолжал:
 — Наше время прошло!
 — Нет, если мы поучимся у калатов, мы побьем их при помощи их же собственного оружия, — горячо возразил Руламан.
 — Ты молод, — сказал Репо, — а я стар и умру айматом.




 Глава 26. ПРАЗДНИК БЭЛА


 Наступил день праздника бога солнца. Репо, Наргу и Ангеко согласились принять приглашение калатского вождя.
 Рано утром оставили Репо и Руламан вместе с другими айматами пещеру Тулька. Все были одеты и вооружены по-праздничному. Недоставало только Обу. С того времени, как Руламан сообщил ему свое предположение относительно того, где находится Ара, он каждый вечер исчезал и возвращался только утром. Днем он сидел около Парры и шептался о чем-то с ней.
 — Я приду позже: мой праздник начнется ночью, — сказал он угрюмо Руламану, звавшему его к калатам.
 Когда айматы сошли в долину Нуфы, то вся деревня пришельцев казалась вымершей; даже старый горшечник не работал. И тропинка, на которой раньше толпился народ, была тиха и пустынна. Только лошади, коровы и овцы спокойно паслись на лугу, по ту сторону ручья.
 Поднимаясь по извилистой дороге в гору, айматы услышали шум и говор толпы. Кольцеобразная стена, прежде голая и белая, теперь представляла сплошной зеленый венок. Она была обсажена вокруг елями, и высоко над ней, на тонком шесте, весело развевался золотистый флаг. Когда они приблизились к замку, раздался громкий звук рога, возвещавший их прибытие.
 Вскоре показался в воротах Гуллох с Кандо и Вельдой, все трое в великолепных праздничных нарядах, вышитых золотом; за ними следовал отряд телохранителей с музыкантами. На шее Гуллоха и его сына сверкали тяжелые золотые цепи, а на голове Вельды сияла диадема. Гуллох громко приветствовал гостей и предложил Репо и Руламану по блестящей звезде.
 Он их повел через двор замка в лежащий за ним лес. Большая круглая площадка была очищена там от деревьев и тщательно утоптана; с одной стороны ее возвышались высокие подмостки, украшенные листьями и еловыми ветвями.
 Гуллох взошел на подмостки, пригласив с собой Репо и Руламана. Остальные айматы должны были остаться внизу. Такое неравенство не понравилось Репо.
 На подмостках стоял длинный стол с сиденьями для вождей. Над ними возвышалась крыша из зеленых листьев. Отсюда можно было видеть всю площадку с толпой народа.
 Когда вожди показались на подмостках, раздались звуки рога и шумное приветствие ликующего народа. Всюду виднелись возбужденные, веселые лица, праздничные пестрые наряды, всюду раздавался веселый говор, шум и смех. На деревьях пестрели флаги, и все кругом было убрано зеленью и цветами. Руламан был восхищен блестящим зрелищем, но Репо смотрел по прежнему пасмурно.
 — Что это за каменное сооружение посредине площадки? — спросил Руламан сидевшего рядом Кандо.
 — Это жертвенник!
 — Правда ли, что вы приносите вашему Бэлу человеческие жертвы?
 — Мы приносим нашему богу солнца лучшее, что у нас есть: хлеб от нашей жатвы, чтобы он благословил наши поля, плоды от наших деревьев, чтобы они поспевали и зрели под его теплыми лучами, животных от наших стад, чтобы они размножались, и дитя от нашего народа, чтобы он помогал калатам повелевать врагами. Так учит нас друид.
 — И твой отец позволяет друиду убивать сыновей своего народа?
 — Никто не смеет противоречить друиду, даже мой отец, так как с ним разговаривает сам Бэл, и народ верит в него.
 — О, если бы я был вождем калатов, — сказал Руламан с волнением, — ни одна капля человеческой крови не пролилась бы под солнцем! Опять раздался трубный звук. Гуллох встал.
 — Подходят другие гости, — сказал он и пошел навстречу гостям вместе с Кандо и Вельдой.
 Они вернулись с Ангеко и Наргу, которых сопровождала большая толпа айматов обоего пола. Большинство айматов оделось в калатские одежды; Наргу и Ангеко также облеклись в шерстяные платья и золотые украшения, которые они получили от калатов в уплату за работу своих людей; но оба они поверх шерстяной одежды накинули шкуры белого волка. Наргу, несмотря на глубокую старость, казался еще видным мужчиной. Шепот и смех пробежал в толпе при виде высокой шапки и ожерелья Ангеко.
 После взаимных приветствий Гуллох дал знак к началу празднества.
 Все стихло. Глаза всех устремились в сторону замка.
 — Идут, идут! — пронеслось по толпе.
 Высокий юноша в красном платье, с шапочкой, украшенной перьями, и с голыми коленями открывал, как герольд, шествие трубными звуками. Около него шли, танцуя, шесть других юношей в золотисто-желтых одеждах, ударяя в медные бубны. Следующую группу составляли двенадцать маленьких, одетых в белое девочек с венками из цветов на темных локонах и с букетами в руках. За ними шли более взрослые девочки, также в белых платьях, украшенных пестрыми лентами; они несли длинную гирлянду цветов. Процессия окружила жертвенник.
 Тогда появился другой герольд, объявляя о приближении солнечной колесницы Бэла; это была маленькая позолоченная повозка, на которой был прикреплен цепями большой котел, отливавший золотом. Повозку несли четыре калата на покрытых красной тканью носилках. За ней шел друид в длинной белой одежде, с золотым поясом, держа широкий блестящий жертвенный нож. Народ упал перед ним на колени.
 Торжественным, размеренным шагом друид подошел к алтарю, встал на возвышении перед ним и поставил на него золотую повозку с священным сосудом.
 Снова затрубили герольды, и открылось шествие жертв. Впереди всех шли девочки с блестящими чашами, наполненными золотистыми яблоками, грушами и свежей земляникой. За ними длинные ряды мужчин с корзинами, наполненными плоскими жертвенными хлебами, испеченными в виде звезд. Потом шли девушки, неся на голове красные, расписанные узорами кувшины с молоком. Вслед за ними показались жертвенные животные. Впереди всех три белые овцы, с венками из листьев на шее; их подгоняли девочки в пестрых платьях. За ними юноши в красных туниках вели трех великолепных белых быков с позолоченными рогами и гирляндами цветов на спинах. Наконец, показалась прекрасная белая лошадь, которую вел под уздцы воин в полном вооружении. Двенадцать мальчиков, в длинных белых одеждах, похожих на платье друида, заключали шествие.
 Послышался звучный голос друида, певший хвалебный гимн Бэлу. После каждой строфы били барабаны и звучали трубы. Но вот друид высоко поднял священный нож. Началось жертвоприношение. Прежде всего ударами топора оглушили овец; друид сам перерезал им шеи. От каждого животного взяли немного крови и вылили ее в священный котел. Остальная кровь была выпита народом, который черпал ее чашками и прямо руками.
 Сердце и почки животных были предоставлены друиду, который положил их на круглый камень перед алтарем. Над ним неожиданно взвилось синеватое пламя, и жертва быстро превратилась в пепел.
 — Милостив Бэл! Милостив Бэл! — возликовал народ.
 Друид, раздав народу жертвенные хлебы и плоды, удалился к замку мимо склонившейся перед ним толпы.
 Народ бросился устраивать костры, зажигая их огнем от жертвенника. В лесу началось шумное веселье.
 Наргу с достоинством любовался праздником; Ангеко следил за всем с подавленным, почти испуганным видом. Репо сидел сосредоточенный и по прежнему серьезный и гордый. Что-то неопределенное бродило в душе у Руламана: он и удивлялся этому народу, и ненавидел его.
 — В следующий праздник солнца я надеюсь увидать своих братьев, живущих у Мамонтова озера, — говорил Гуллох. — Тогда устроим еще более пышный праздник. Я думаю, что вы и ваши собратья к тому времени уже будете жить с нами в долине Нуфы.
 — Два вождя не уживутся вместе, — сказал шутливо Наргу.
 — У вас хорошие люди, — обратился Гуллох к Ангеко, — они привыкли к повиновению и чтут нашего друида, а повиновение и труд делают народ счастливым. Свобода и леность приносят заботы и голод, что прилично только диким зверям, живущим в лесу.
 — Разве жертвоприношение кончилось? — спросил Руламан Кандо.
 — Нет еще, — отвечал тот: — самая торжественная часть праздника — принесение в жертву человека — откладывается на вечер, когда на горе зажгут огни.
 — А где тот человек, которого принесут в жертву?
 — Это один из двенадцати мальчиков, которые пошли за друидом. Никто из них не знает еще, доживет ли он до следующего дня.
 — Кто же избирает несчастную жертву?
 — Сам Бэл, — отвечал Кандо. — Друид черпает жертвенную кровь и предлагает мальчикам, и тот, кого Бэл выберет, падет мертвым. Другие мальчики завидуют этой чести, и весь народ поздравляет его родителей. Его кровь пьет только друид и начальник народа.
 После угощения народ разошелся по лесу, а Гуллох повел гостей в свой дом. Солнце жгло обнаженную гору, а на западе поднималась черная туча.
 — Я слышал, что ты умеешь управлять погодой, — обратился Гуллох к Ангеко с насмешливой улыбкой, — прошу тебя, позаботься, чтобы погода не помешала нашему жертвоприношению.
 Ангеко собрал все свое мужество и отвечал с достоинством:
 — В день праздника Бэла я уступаю друиду власть приказывать облакам.
 В прохладном доме Гуллоха гостям предложили хлеб, мясо и кумыс. Во время еды Гуллох попросил Вельду спеть старинную песню калатов. Вельда взяла инструмент и, пробежав по нему тонкими пальцами, запела.
 Свободно лились мягкие, нежные звуки.
 Потом девушка встала и начала танцевать, выражая легкими, грациозными движениями все то, о чем пела песня. Айматы были потрясены пением и пляской, но Репо всеми силами сопротивлялся этому новому очарованию. Руламан же отдался ему всем сердцем.
 Наступил вечер. Хозяева и гости снова взошли на гору. Стояла страшная духота. Багровое солнце скрывалось за темными тучами. В отдалении слышались раскаты грома.
 — Ночью будет буря, — сказал Репо. — Может быть, лучше возвратиться домой!
 — Останьтесь, — сказал Гуллох, — разве аймат боится грома.
 — Аймат не боится ничего, — возразил Репо, — но чует опасность, когда она близка. Ведь молния губительна. Она может ударить в наш старый тис перед пещерой Тулька, а это считается у нас страшным предзнаменованием. Гуллох старался рассеять его мрачное предчувствие.
 — Не отравляй мой праздник унылыми речами. Смотри, там на горе Гуллаб мои люди уже зажигают костры Бэла; скоро вся долина засияет огнями. В лесу на площадке уже горели смоляные факелы, образуя пылающее кольцо. Второе кольцо факелов окружало алтарь, бросая вокруг яркий красный свет, и медный котел на нем сверкал и искрился. Наступила бурная ночь, мрачные облака заволокли все небо, а отдаленные молнии уже сверкали на горизонте.
 Когда вождь калатов и его гости заняли места, раздался оглушительный трубный сигнал. Со всех сторон на площадку повалили толпы народа. После довольно долгого ожидания раздался вторичный сигнал, и из темного двора замка при свете факелов вышел друид с двенадцатью мальчиками. Голос старика сливался со звонкими голосами детей. Гроза приближалась, и глухой раскат грома как бы вторил песне. Друид остановился перед алтарем, мальчики разместились вокруг него. Старик схватил золотую чашу, зачерпнул из котла жертвенной крови и дал выпить первому мальчику, потом второму, третьему, четвертому. Толпа замерла, затаив дыхание. Но вот выпил двенадцатый мальчик, и ни один из них не упал на землю, как жертва, принятая богом. В толпе пробежал зловещий ропот.
 Тогда друид поднял руки к небу и закричал громовым голосом:
 — Калаты! Бэл разгневался на нас: он отвергает вашу высшую жертву! Враг калатов и враг Бэла принял участие в священном празднике. Его крови требует Бэл.
 С этими словами он удалился.
 Толпа сначала замерла в ужасе, потом хлынула к подмосткам с громкими криками, угрозами и проклятиями. В эту минуту над головами всех раздался оглушительный раскат грома.
 — Это голос Бэла! — пронеслось среди калатов.
 К Гуллоху подбежал запыленный, запыхавшийся воин и закричал в ужасе:
 — Убийство! Измена! Айматы напали на темницу, убили моего товарища и увели с собой айматскую девушку!
 Гуллох побледнел от гнева, встал и отдал приказание:
 — Взять всех айматов в плен, пока они не выдадут виновника! Его кровь принадлежит Бэлу!
 Как бешеный вскочил Репо и грозно закричал Гуллоху:
 — Разве я не был прав? Ты похитил Ару, а теперь хочешь связать своих гостей!
 И, выхватив меч, он всадил его в грудь Гуллоху.
 Раздирающий душу вопль Вельды огласил воздух:
 — Отец! Отец!
 — За мной, айматы Тульки! — кричал Репо, потрясая мечом! — Не дадимся этим убийцам! Сюда, ко мне!
 Но было поздно. Телохранители взбежали на подмостки, и началась страшная схватка. Репо дрался, как лев, пока не упал, пронзенный множеством копий. Старый Наргу храбро защищался, но его люди были далеко, а нападающих слишком много, и он пал под свирепыми ударами калатов. Ангеко потерял всякое мужество, закрыл лицо волчьей шкурой и был убит без сопротивления.
 На шум прибежал друид. С развевающимися волосами, с факелом в одной руке и окровавленным ножом в другой, он кричал калатам:
 — Убивайте мужчин! Убивайте мальчиков, щадите женщин!
 Руламан, бросившийся на помощь к Репо, был ранен сзади в спину и во время общей свалки сброшен с подмостков. Его узнал один из айматов Тульки и, подняв на спину, скрылся с ним в лесу.
 Так кончился праздник на горе Нуфа.




 Глава 27. БЕГСТВО ПАРРЫ В ПЕЩЕРУ СТАФФА


 Гроза утихла, и в ночной тишине у пещеры Тулька сидели вокруг Парры женщины, поджидая мужей. С тяжелым сердцем отпустили они мужчин на праздник калатов. Репо обещал вернуться к ночи. Прошла уже полночь, а их все еще не было. Оставшиеся прислушивались к каждому шороху в лесу. Наконец, они ясно услышали торопливые мужские шаги.
 — Это ворон со своим зябликом! — закричала Парра.
 И действительно, к ним бежали Обу и Ара.
 — Тебя видели? Ты убил обоих часовых? — был первый вопрос старухи, хорошо знавшей план освобождения Ары.
 — Только одного, другой убежал, — отвечал Обу.
 Старуха тяжело вздохнула и сказала громко:
 — Плачьте, женщины: ваши мужья не вернутся!
 В ответ ей раздался горестный плач женщин.
 — А разве наши еще не вернулись? — спросил с тревогой Обу. — Значит, калат побежал на гору, и наших захватили в плен!
 — Нет, нет! — закричала Парра, — айматы Тульки не дадутся живыми в руки врагов. Они лучше позволят себя убить!
 В тяжелой, почти безнадежной тоске проходили часы за часами. Приближался рассвет. Опять послышались шаги со стороны леса. Надежда снова вспыхнула в сердцах ожидающих.
 Обу подбежал к пропасти и прислушался.
 — Их немного! — закричал Обу, — я вижу только двоих; где же другие?
 Руламан и один из айматов Тульки, спасший его, пришли окровавленные, изнемогая от усталости. Отчаяние было написано на их лицах. Руламан хотел что-то сказать, но, смертельно побледнев, упал к ногам прабабки. Старуха издала пронзительный крик.
 — А где Репо?
 — Убит!
 — А где другие айматы?
 — Убиты, убиты! Также Наргу, Ангеко и все айматы Гуки и Налли, — все, все изменнически убиты!
 Ломая руки, бегали несчастные женщины и звали по именам своих мужей. Только Парра сидела на месте, словно каменная статуя. Застывшими от ужаса глазами смотрела она на своего любимца.
 Потом, подняв голову, спросила оставшегося в живых аймата:
 — А Гуллох жив?
 — Он пал первым от руки Репо!
 — А белый старик?
 — Более ста калатов пало, — ответил аймат, — но белый старик все стоял у алтаря и кричал: «Смерть, смерть айматам!»
 — Бегите, дети, бегите! — закричала старуха, — утром калаты уже будут здесь!
 — Куда бежать? — спросил Обу.
 — Вы помните пещеру Стаффа, там, на скале? Узкий вход в нее порос густым виноградником, и доступ к ней опасен. И если мы умрем с голоду, пусть она будет нашей могилой, но волки-калаты не потревожат там наших костей!
 — Пещера Стаффа слишком мала, — сказал Обу. — В ней не хватит места нам всем.
 — Делайте, что хотите, — сказала устало Парра. — У меня кружится голова! Поддержите меня, я падаю! Делайте что хотите, и не верьте старой Парре ни в чем. Отнесите меня с Руламаном в Стаффу! Пусть я там умру с ним! Ара! Дитя мое! — шепнула она, сжимая ей руку, — исполни мою последнюю волю: в Стаффу! в Стаффу!
 И она упала на землю без чувств.
 Гора, на северном склоне которой лежала пещера Тулька, тянулась на юг до крутого мыса, оканчивавшегося высокой отвесной скалой. Лишь вблизи можно было различить посередине ее круглое темное пятно. Это был вход в пещеру Стаффа, известный только айматам Тульки, так как с давних пор дикий виноградник разросся среди трещин скалы и закрыл его. Едва заметная тропинка, заросшая кустарником, вела по крутому уступу, висевшему над равниной. Отсюда с помощью приставленной лестницы или ствола дерева можно было взобраться в пещеру. Старуха была права, говоря, что здесь она никогда не будет открыта калатами. От отверстия, через которое едва мог пролезть человек, узенький, неудобный коридор спускался в небольшую, довольно сухую пещеру с куполообразным сводом. Айматам приходилось довольствоваться светом, проникавшим со стороны входа, так как разводить огонь в пещере было бы не безопасно: дым, выходя из отверстия, мог бы привлечь внимание калатов и выдать беглецов. Обу и оставшийся в живых аймат перенесли в пещеру Парру и раненого Руламана, все еще не приходившего в сознание. Всевозможные съестные припасы, шкуры, оружие и даже драгоценности были снесены туда же. Каждый вечер слышался стук и появлялась Ара; она приносила старухе воды, садилась около нее и оплакивала вместе с нею обрушившееся на айматов несчастье, и Руламана, лежавшего бледным и неподвижным у ног старухи. Айматы Тульки все еще не имели никаких известий о калатах. Обу часто пробирался на скалу Гуллаб и смотрел оттуда в долину Нуфы. Деревня казалась вымершей, и по тропинке к замку лишь изредка проходили люди. Все работы прекратились, а из лесу постоянно поднимался густой дым, очевидно, от сжигаемых трупов. Обу ходил на разведку и к пещерам Гука и Налли. Там он нашел всего несколько мужчин, избегнувших кровавой бойни, несколько старух, женщин и множество детей, не принимавших участия в празднике. Все были погружены в полное отчаяние и, лишившись вождей, молчаливо ждали своей участи.
 Ара спрашивала Парру, что им предпринять: не соединить ли обитателей всех трех пещер вместе? Но осталось так мало мужчин и, напротив, так много старых женщин и маленьких детей, что этот план казался неисполнимым. Старуха не давала никаких советов. С болезнью Руламана все ее душевные силы и все надежды, казалось, рухнули, так как он был светом ее глаз и, как она была уверена, будущим спасителем айматов. Прошла неделя после праздника Бэла. Вдруг ночью Парре почудился военный клич и жалобные крики из пещеры Тулька. Неясные, но зловещие звуки, от которых кровь стыла в жилах, скоро прекратились; но старуха сидела около отверстия всю ночь, дожидаясь утра. При малейшем шорохе она раздвигала виноградник, выставляла седую голову, слушала и высматривала. Но все было тщетно, никто не шел и ей даже не с кем было поделиться своей тревогой. Если Ара жива, то она придет к ней сегодня вечером. Взошло солнце, наступил день, потом ночь, а никто не стучал внизу у скалы, — все кругом казалось вымершим и безлюдным.
 Парра продолжала сидеть и слушать, и ждать, и томиться в безнадежной тревоге всю ночь и весь следующий день до вечера. Наконец она поднялась и уползла в пещеру. Все было кончено, и ей ничего не оставалось в жизни, как только умереть вместе с Руламаном. Она заснула, а когда проснулась, уже снова брезжил день.
 Тусклый свет падал на лицо ее любимца. Еще раз нагнулась она над ним, прижала свой морщинистый лоб к его щекам и криком отчаяния облегчила душевную боль. Ни одной слезы не пролила она над ним.
 Но что это такое? Неужели он пошевельнулся? Старуха встрепенулась: надежда опять вернулась к ней. Она взяла голову Руламана обеими руками, потом схватила его за плечи, потрясла их и громко назвала по имени. Он был жив и открыл глаза. Почти сходя с ума от радости, она разразилась громким смехом, схватила его за руки и попыталась приподнять. Это удалось ей, и Руламан, ее сокровище, сел перед ней. Он удивленно осмотрелся кругом и попросил пить. Но старуха не могла предложить ему ни капли воды, так как Ара давно не приходила к ним. Она дала ему освежиться сушеными ягодами.
 — Где мы теперь? — спросил Руламан.
 — В пещере Стаффа, — отвечала старуха.
 — А где Обу и Ара?
 Она рассказала ему о страшном крике ночью, и о том, что Ара, верно, уже никогда не придет.
 — Где мое оружие?
 Старуха показала в угол. Там лежал его каменный топор, лук, который он обменял у Обу, и прекрасный металлический меч, подаренный ему умирающим отцом.
 — Я пойду в Тульку! — закричал он, сделал попытку встать и снова упал.
 — Твои ноги ослабели, — сказала Парра, ласково улыбаясь, — а мои опять крепки, и ты у меня поправишься!
 И на самом деле, как будто пробужденная к новой жизни, она бодро встала, взяла мяса, развела огонь, чего не делала уже десятки лет, и приготовила ужин.
 Когда подкрепившийся едою Руламан снова сидел перед ней, на лице старухи светилась тихая радость.
 Молодые силы Руламана воскресали: несмотря на боль раны, он встал, взял лук, стрелы и каменный топор. Старуха показала ему дорогу, и он добрался до отверстия.
 С большим трудом, осторожно оглядываясь по сторонам, слез Руламан вниз по приставленному к скале бревну, сошел к ручью, жадно прильнул к свежей воде запекшимися губами и пошел к Тульке. У опушки леса, на лугу, где они объезжали когда-то лошадей, он остановился, чтобы передохнуть. Идти ему было нелегко: рана болела, ослабевшие ноги скользили и подгибались, и он с трудом переводил дыхание. Он прислушался, — отсюда можно было бы услышать голоса, если бы люди Тульки были живы. Но ни звука не было слышно. Почти бегом пустился он по знакомой тропинке, завернул на последний маленький выступ скалы и поглядел вниз, на широкую площадку у пещеры. Изломанные копья, несколько каменных топоров, множество стрел, куски шкур и одежды калатов лежали разбросанными по траве. Тис и дуб были сожжены, и их черные, мертвые ветви беспомощно застыли в воздухе. Большие кровавые лужи, еще не совсем высохшие, виднелись на земле. Легкое карканье заставило Руламана поднять глаза на пень, служивший раньше детям мишенью. На нем сидел старый ворон; он узнал Руламана, с громким, радостным криком закружил над ним и, сев на плечо, захлопал крыльями, как будто хотел рассказать ему нечто страшное. Руламан бросился в Тульку. Вход был завален громадным костром, наполовину сгоревшим; сверху на нем лежали свежие ветви с листьями, но внизу костер еще тлел, дымился, и тлеющие головни обдавали жаром. Что это? Не было ли это военной ловушкой калатов?
 С большим трудом он пробрался через костер, зажег факел и вступил в пещеру; на него сразу пахнуло удушливым дымным чадом. Теперь ему все стало ясным.
 Белые воины не осмелились вторгнуться в пещеру, но они выкурили айматов дымом, как выкуривают лисиц и гиен. А тех, которые выбегали, они убивали и бросали в огонь.
 С ужасом и гневом в душе шел Руламан вперед. В высоком жилом помещении дым поднялся к потолку. Руламан вздохнул свободнее, и факел его вспыхнул ярче. Здесь он нашел только женщину, которая, спасаясь от удушающего дыма, заползла под шкуру медведя. Руламан узнал мать Обу, больную старуху, которая была слишком слаба, чтобы искать спасения в бегстве. Но где же другие обитатели Тульки?
 Руламан продолжал поиски, освещая факелом каждый угол, каждое углубление в стенах. В гроте, хранившем запасы, он нашел еще трех женщин с маленькими детьми. Наконец, он добрался до грота, где помещался источник, и здесь увидел настоящее кладбище. Дым проникал сюда медленнее всего и потому сюда сбежались дети и подростки, которые лежали теперь кучами друг на друге; с ними был и ручной медведь. Некоторые дети повисли на выступах скалы: перед смертью, в отчаянии, они взбирались на стены. Одежда, посуда, оружие и запасы лежали и стояли нетронутыми на своих прежних местах: очевидно, калаты не проникли в пещеру. Руламан осматривал труп за трупом, не бьется ли в ком-нибудь сердце? Какая была бы радость, если бы он мог принести в пещеру Стаффа хотя бы одного ребенка своего племени! Но тщетно! Месть белого старика погубила всех! Он вышел и стал искать в лесу вокруг пещеры. Кровавые следы привели его к сосне, у подножия которой он уже издали заметил шкуру волка. Он подбежал, и ужасное зрелище представилось его глазам. На сосне висел труп, пронзенный множеством стрел и привязанный головой вниз. Это был Обу! Руламан перерезал веревки и принес труп в пещеру, где положил его вместе с другими, потом привалил большой камень ко входу и натаскал к нему древесных сучьев. Ни одна гиена и ни один волк не должны были коснуться дорогих мертвецов. Тулька с этих пор стала их могилой. Кроме того, Руламан воткнул в землю перед входом в Тульку три копья, взятые из пещеры, в знак того, что жив еще мститель за храброе умершее племя.
 Он шел вниз по извилистой тропинке, не думая принимать никаких предосторожностей против встречи с калатами. Напротив, с каким наслаждением он бросился бы теперь на любого из них! Грустно и тихо потекла жизнь Руламана и Парры в пещере Стаффа. Знали ли калаты, что один аймат из Тульки еще жив? Он часто ходил к пещере, но копья продолжали стоять нетронутыми. Через несколько недель Руламан совершенно поправился. Когда он отправлялся на охоту, Парра, как ребенок, коротала свое одиночество, играя с вороном. Она заставляла птицу отлетать и прилетать к ней и кормила ее из своих рук. Но более всего радовалась Парра, когда ворон с веселым карканьем возвещал ей приход Руламана. Забыла ли она о гибели своего племени, или все чувства были подавлены тяжестью обрушившегося несчастия? Трудно сказать, что происходило в душе старухи, но когда Руламан рассказал ей все, что видел в Тульке, она глубоко вздохнула и не расспрашивала его более.
 Когда же он немного позже сообщил ей о страшной участи пещер Налли и Гука, где калаты тоже истребили огнем и мечом остатки айматского населения, она, по-видимому, осталась равнодушной. Одна только мысль тяготила ее: что будет с Руламаном после ее смерти? Он утешал ее:
 — Я останусь с тобой до твоей смерти и похороню тебя с другими в пещере Тулька. Живи и умри здесь, как последняя матка, — говорил он. Но старуха печально качала головой.
 — Мне всегда казалось, что тебя ждет блестящая участь, и я не перестаю этому верить. Ведь не напрасно же судьба пощадила тебя одного?.. Но мои глаза не увидят того, что будет с тобою!
 Руламана ждала большая радость. В один осенний вечер, выслеживая выдру у ручья Арми, он заметил выходящего из леса громадного волка, который подошел к ручью напиться. Это был Стальпе.
 — Стальпе, Стальпе! — громко и радостно закричал юноша и быстро зашагал к нему навстречу.
 Волк тихо завизжал и, одним прыжком очутившись около своего господина, положил лапы ему на плечи, лизнул в лицо и завыл от радости. С тех пор верный Стальпе проводил время в лесу около пещеры Стаффа. Они вместе охотились, но Стальпе по натуре своей продолжал оставаться волком: схватив добычу, он убегал с нею в лес и пожирал ее один.




 Глава 28. РУЛАМАН НАХОДИТ СВОЕГО СТАРОГО ЗНАКОМОГО


 Наступила зима, суровое время для отшельников пещеры Стаффа. Руламан все лето и осень ежедневно приносил с охоты то птицу, то какое-нибудь другое маленькое животное. Но теперь глубокий снег покрыл землю, птицы исчезли. Сурки спали, закопавшись глубоко в снег. Зайцы переменили свой серый цвет на белый, и без собаки их невозможно было отыскать, а за большой дичью одному человеку нечего было и думать охотиться: ее было трудно убить, а донести домой еще труднее.
 Глубокая тоска по товарищам грызла Руламана во время его одиноких странствий. Часто, утомленный, он прислонялся к дереву, и охотничьи картины прежних лет вставали перед его глазами: охота на буррию с отцом, на туров с Репо у реки Нагри и на белого волка с Обу и Арой. Старая Парра тоже постепенно теряла то спокойное настроение, в котором жила летом. Она сильно страдала от холода. Они не смели разводить огонь днем, из опасения обратить внимание калатов. Тоска охватывала ее по теплой, уютной Тульке, по болтовне женщин и веселому шуму детей. Тихо сидела она, задумавшись, и смотрела на голые скалистые стены. Буря выла около отверстия пещеры; снежные хлопья, подхваченные порывами ветра, достигали старухи, и она содрогалась от холода.
 Ворон, в свою очередь, сидел угрюмый, печальный и уныло прятал голову под крылья. Он тоже дрожал от холода и топорщил перья. Руламан старался развеселить Парру. Он подсаживался к ней и просил ее рассказать ему старые истории, которые он уже сто раз слышал от нее. Но, наконец, и он впал в тихое уныние.
 Наступила середина зимы, а с нею жестокие холода. Запас сушеного мяса, которым снабдили их когда-то Обу и Ара, был почти съеден и с тяжелым сердцем смотрел Руламан в лицо будущего.
 Вдруг однажды он напал на следы человека неподалеку от Стаффы, вблизи остроконечной скалы, возвышавшейся против пещеры. Рядом со следами человека тянулись следы двух волков или собак. Может быть, один из них Стальпе, который сегодня не дождался его зова и ушел на добычу один? Руламан не знал, что ему предпринять: идти ли по следам, или же бежать от них как можно скорее. Без сомнения, это был калат. Но ведь калат все-таки человек! Страстная потребность с кем-нибудь перекинуться словом потянула его вперед. Он утешал себя мыслью, что если калат встретит его враждебно, он имеет право его убить. Руламан остановился шагах в ста от скалы. Вдруг он услышал жалостный стон и крик о помощи. Не думая ни о чем, он побежал к горе, откуда слышен был голос. Косматая собака бросилась к нему навстречу. Она завизжала, как будто просила его о помощи. Руламан быстро пошел за ней и скоро увидал на снегу распростертого калата. Вглядевшись в лицо, он узнал Кандо, сына Гуллоха.
 Невольный крик вырвался из груди обоих юношей. Они смотрели друг на друга широко раскрытыми глазами, не имея силы вымолвить слова. Целый ряд воспоминаний вихрем проносился в голове каждого. Кандо думал о своем убитом отце, Руламан об истребленном племени родной пещеры. Тяжело раненый калат взывал о помощи в снеговой пустыне, а Руламан в течение многих месяцев не видал ни одного человеческого лица, кроме своей почти умирающей бабушки. Взволнованный Кандо первый прервал молчание.
 — Ты еще жив? — сказал он, стараясь победить свое волнение. — Разве тебя не сожгли вместе с другими?
 — Как ты попал сюда? — в свою очередь спросил Руламан.
 — Я застрелил филина и оборвался со скалы. Я, должно быть, сломал себе ногу.
 — Что же я могу для тебя сделать? — спросил Руламан. — Как мне явиться на гору Нуфа и позвать на помощь?
 — Не делай этого, — сказал решительно Кандо, — друид тебя убьет.
 — Тогда я отнесу тебя в свою пещеру. Ты ведь не выдашь меня и мою бедную, старую бабку?
 Слезы благодарности выступили на глазах калата.
 Руламан попытался его поднять.
 — Эта ночь была ужасна, — сказал, дрожа, Кандо.
 — Так ты упал еще вчера? — спросил Руламан.
 — Еще вчера, и я был бы съеден в эту ночь волком, если бы не моя верная собака.
 — Я видел волчьи следы рядом с твоими, — сказал Руламан.
 — Волк тут недалеко, — продолжал Кандо, — он бродит кругом и ждет, пока я выбьюсь из сил или моя собака уйдет.
 Руламан издал резкий свист, и тотчас же из лесу появился волк.
 Руламан пошел к нему навстречу, крича:
 — Стальпе! Стальпе!
 Животное положило свои лапы ему на плечо и лизнуло в лицо. Руламан ласково погладил его и вернулся с ним к Кандо. Но волк испугался собаки и боязливо остановился в нескольких шагах.
 — Ты должен с нею подружиться, как аймат с калатом! — закричал ему Руламан.
 Но волк ничего не хотел слышать и бросился в лес.
 — Разве тебя слушают дикие звери? — спросил Кандо с удивлением.
 — Это мой ручной волк, которого я взял маленьким и вырастил, — отвечал Руламан.
 Руламан осторожно поднял Кандо себе на спину, и тот крепко обхватил руками его плечи. Медленно-медленно, так как каждое движение бередило больную ногу Кандо, спускался с горы Руламан; верная собака следовала за ним. Хотя ноша и была тяжела, но на душе у Руламана было весело. Великодушное чувство сострадания и радостная надежда, что он нашел себе друга, заставили радостно биться его сердце… Он и Кандо были почти одних лет, и он с первой же встречи почувствовал к калатскому юноше симпатию. Дойдя до подошвы горы, он спустил раненого на землю. Волнения и боль так утомили Кандо, что он попросил дать ему отдохнуть. Руламан разостлал шкуру белого волка и положил на нее Кандо, который тотчас же закрыл глаза и задремал. Молодой аймат задумчиво смотрел в лицо спящего калата. Глубокая грусть охватила его душу, грусть о том, что судьба сделала врагами два народа. Наступил вечер. Кандо открыл глаза.
 — Нам нужно поспешить, — сказал аймат, наклонясь к больному, — скоро стемнеет, а дорога ночью опасна, да и нога ступает не твердо, когда несешь тяжесть.
 Когда они подошли к Стаффе, уже наступила ночь.
 Руламан стукнул три раза в скалу. Слабый голос сверху ответил.
 — Нам нужно подняться вверх, — сказал Руламан. — Но прежде я взберусь один, чтобы сообщить о тебе своей бабке. Он положил Кандо на землю и полез наверх.
 — Ты возвращаешься сегодня поздно, — встретила его старуха с нежностью. — Но почему твой Стальпе сегодня воет так странно?
 — Это не Стальпе, — возразил Руламан, — это калатская собака. Я принес сюда Кандо, сына Гуллоха. Он упал со скалы и сильно расшибся. Как фурия вскочила Парра, и хищная радость озарила ее сморщенное лицо.
 — Молодец, Руламан! — вскричала она. — Где же ты сбросил его со скалы? Хорошо, молодец! Принеси его сюда, чтобы я могла видеть его. Он еще жив? Значит, ты мне покажешь, как он будет умирать! Она хохотала от радости.
 — Я не затем его принес сюда, — возразил Руламан, отступая от старухи: — я нашел его в лесу с переломанной ногой и не стал убивать беззащитного человека. Не смерть, а спасение и уход за ним обещал я ему и сдержу свое слово! Обещай мне, что и без меня с ним ничего не случится дурного, а то мне стыдно будет носить имя Руламана и вспоминать своего благородного отца.
 Решительный и твердый тон юноши сразил старуху: первый раз в жизни правнук осмелился возвысить перед ней голос и противоречить ей. Она не ответила ему ничего и поникла седой головой.
 Руламану стало жаль ее; он взял ее за руку и сказал ласково, но твердо:
 — Я уже мужчина, бабушка, дай мне волю поступать, как я хочу.
 Старуха молча кивнула головой, и Руламан спустился к Кандо.
 — Обними меня покрепче за шею и закрой глаза, чтобы у тебя не кружилась голова.
 Он влез вместе с ним в Стаффу и положил его у огня на медвежьей шкуре.
 С ужасом глядел Кандо кругом себя: на трещины скал, на клубы дыма над головой и на седую Парру, освещенную причудливым пламенем костра. Она сидела против него на корточках, и лицо ее было завешено седыми волосами, падавшими до земли. Испуганный ее видом, он не смел сказать ни слова и в немой покорности закрыл усталые глаза.
 Внизу громко выла собака; это было опасно, так как калаты, очевидно, уже искали своего пропавшего вождя.
 Что делать? Руламан быстро слез со скалы, схватил собаку за шиворот и принес ее в пещеру. Визжа, бросилась она к Кандо и положила голову к нему на грудь. Кандо вдруг стал бредить:
 — Он мне спас жизнь… Вы не смеете приносить его в жертву! Вельда, Вельда! принеси мне воды: моя голова горит!
 Руламан положил руку на пылающий лоб больного и успокоил его. Целую ночь сидел он у изголовья вождя своих смертельных врагов.




 Глава 29. РУЛАМАН И КАНДО В ПЕЩЕРЕ СТАФФА


 Кандо вынес продолжительную и тяжелую лихорадку. В первые две недели он редко приходил в себя. Громко и подолгу разговаривал он в бреду со своими родителями, и Руламан был тронут, слыша, с какой нежностью бормотал он ласковые слова, обращаясь к своей умершей матери и недавно убитому отцу. И все больше и больше видел в нем Руламан родственную себе душу: разве его собственная судьба не была похожа на жизнь этого калата? Разве Кандо не остался одиноким на свете так же, как и он? Все заботы о больном лежали на Руламане; но он радовался уже и тому, что старуха, при всей своей неугасимой ненависти, не причиняет больному вреда во время его продолжительных отлучек в поисках пищи и дров. Собака Кандо, впрочем, заслужила благосклонность Парры, и между ними завязалась нежная дружба.
 Прошел почти месяц, когда Кандо в первый раз, с помощью Руламана, выполз к отверстию пещеры, на яркое солнце. Но он еще не мог и подумать о том, чтобы оставить пещеру.
 А Руламан за это время не только научился хорошо говорить по калатски, но стал понемногу понимать обычаи и образ жизни калатского народа. Его поражали знания и прочный порядок, господствовавший среди его врагов. С другой стороны Кандо пленялся рассказами Руламана о подвигах и храбрости айматов на охотах, удивлялся уму, ловкости и мужеству, с которыми этот первобытный народ удовлетворял свои потребности такими простыми средствами.
 Молодой калат начал учиться айматскому языку, чтобы завоевать себе, как он говорил, расположение старухи. Язык этот был очень прост, и Руламан с удовольствием учил ему приятеля.
 Кандо очень удивился, узнав, что счет айматов доходил только до пятидесяти, и всякое большее количество обозначалось словами «пятьдесят да пятьдесят».
 Странно было видеть этих двух юношей, одного с белым, а другого с желтым лицом, когда они, сидя со своей собакой у отверстия пещеры, начинали петь калатскую песню, которую пела когда-то Вельда. Оба юноши были счастливы в своем одиночестве, и это счастье давала им их тесная дружба. Но Кандо часто вспоминал о своей сестре, оставшейся одинокой в долине Нуфы под надзором старого друида; на него нападала порой тяжелая тоска, и тогда оба они чувствовали, что день их разлуки приближается.
 — О, если бы ты мог пойти со мной на гору Нуфу! — сказал однажды Кандо. — Как мы были бы счастливы все трое вместе! Мы управляли бы, как братья, нашим народом, так как ты, ведь, знаешь, что еще много айматских женщин и детей живет среди калатов. Но пока друид жив, мы должны держать в тайне нашу дружбу.
 — А что ты скажешь друиду о том, где ты прожил все это время? — спросил Руламан.
 — Я ему отвечу, что это моя тайна, и он не должен добиваться от меня, где я был, — отвечал Кандо серьезно. — Еще недавно я был его учеником и слушался его как дитя. После смерти отца он сделал меня князем, но продолжал самовластно править народом. Теперь я муж, как говорите вы, айматы, и я буду княжить сам, и калаты будут на моей стороне, так как меня они любят.
 — Друид приставит людей, которые проследят за тобой, и они найдут пещеру Стаффа!
 — Мы будем встречаться в другом месте.
 — Хорошо! Я покажу тебе одно место, которое никто не откроет. Так мы будем видеться через каждые пять дней.
 — Нельзя ли мне привести с собой сестру и показать ей моего спасителя и брата? От нее у меня нет никаких тайн.
 — Скажи своей сестре, что три раза в жизни у меня сердце дрожало от радости: в первый раз — когда я получил копье после того, как спас жизнь отцу в борьбе с буррией; во второй раз — когда после борьбы с медведицей мой верный Обу очнулся и открыл глаза; в третий раз — когда Вельда пела песню калатов в долине Нуфы.
 Наконец, был назначен день расставания, — это было серое зимнее утро. Старая Парра обняла на прощанье собаку. Когда Кандо протянул ей руку, она покачала головой, провела рукой по своим белым волосам, выдернула из них прядь волос и прокричала громко:
 — Отнеси мои волосы вашему друиду и скажи ему, что старуха, сидевшая под тисом, жива и ненавидит его.
 Руламан и Кандо поменялись на прощанье луками, по старинному обычаю айматов, и вышли из пещеры. По дороге Руламан показал другу посредине густого, едва проходимого леса, пустую пещеру. Это был старый грот, откуда они выгнали когда-то медведя для погребального пира по Рулю. Тут они назначили друг другу день и место свиданий и расстались. Взобравшись на вершину горного кряжа, Кандо пропел одну строфу калатской песни; Руламан ответил ему из долины. Как только Кандо достиг долины Нуфы, его собака побежала вперед, как бы желая известить Вельду о приходе ее брата. Вельда взглянула вниз с холма, узнала брата и бросилась к нему навстречу. Она плакала от радости, засыпала брата вопросами и горько жаловалась ему на свою судьбу. Потом она сбегала домой и принесла ему молока. Кандо с удивлением спросил сестру:
 — Где же телохранители? Почему княжеский дом кажется таким пустым и заброшенным?
 — Друид построил себе собственный дом там, на горе Нуфа, и взял телохранителей к себе, — отвечала Вельда, — а также отцовский меч из небесного камня и священный щит, и многое другое он забрал себе. Ах, я боюсь, что он не обрадуется, когда увидит тебя. Когда ты в тот ужасный вечер не вернулся, он запретил мне извещать об этом народ. Три дня я искала тебя одна, бегая в смертельной тоске по лесу, и звала тебя по имени с утра до вечера, пока не выбилась из сил и не потеряла надежду видеть тебя живым. Между тем, народу стало известно, что ты пропал, и только тогда друид приказал тебя искать. Когда же на восьмой день они не нашли твоих следов, он отпраздновал по тебе тризну. Принесли в жертву мальчика и сожгли его на костре вместо тебя. Твоего верного коня, который вынес тебя из оленьего стада на равнине Кадде, он велел замуровать в твой склеп. О, это была страшная ночь, такая же ночь, как во время праздника Бэла! Весь народ плакал и звал тебя. Друид принудил меня присутствовать на сожжении трупа; чтобы утешить меня, он сказал, что чужеземный сын вождя придет и возьмет меня в жены; это объявил ему будто бы сам Бэл.
 — Он сказал правду, — перебил Кандо сестру. — Чужеземный вождь придет и возьмет тебя в жены, и я знаю кто это. Вельда! Я стою на дороге у друида. Но я решил сам управлять своим народом; сегодня же я отправлюсь наверх и объявлю ему свою волю!
 Радостная весть о том, что Кандо вернулся, быстро распространилась в долине. Мужчины, женщины и дети собрались вокруг княжеского дома, чтобы посмотреть на своего вождя. Кандо вышел к ним, и толпа радостно и шумно приветствовала его.
 — Приведите мне лошадь, я поеду к друиду! — закричал он, и вскоре, окруженный ликующим народом, поскакал по извилистой дороге в гору. Долго оставался он там наедине с друидом, и когда вышел, был опоясан мечом отца и держал его щит. Вскочив на лошадь, он приказал телохранителям следовать за собой и поехал к сестре.
 Каждый пятый день видели калаты, как Кандо и Вельда то пешком, то на лошадях уезжали из дому. Кандо строго запрещал кому-либо следовать за собой.
 С нетерпением ждал их всегда верный друг из Стаффы, и сколько счастливых часов провели они вместе! Вельда никогда не забывала принести для Парры молока, хлеба и сыра.
 Наступила весна. Друзья все дольше и дольше засиживались в одиноком гроте и, наконец, сочли возможным исполнить давнишнее желание Вельды: посетить пещеру Стаффа, где ее брат нашел себе приют и спасение. К приходу Вельды Руламан украсил пещеру. По стенам ее он поставил свежие сосны, зелень которых придавала веселый вид мрачному своду и наполняла его ароматным запахом. Радостно поспешил он навстречу гостям и нашел их у входа в долину, где Кандо упал со скалы. Он издали показал Вельде отверстие в Стаффу, которое темным пятном виднелось на сером фоне скал. Желая показать свое мужество, Вельда весело пошла по узкому, покрытому дерном уступу над самой пропастью. Как на крыльях взобрался Руламан по сучьям дерева, служившего ему лестницей, и подал руку Вельде; через минуту девушка была уже наверху. Войдя в пещеру, Вельда огляделась: пещера ей показалась более жилой, чем она думала. Она подошла к Парре, подала ей руку и протянула ей букет из лесных цветов. Старуха приветливо взяла ее руку; она примирилась и с Кандо, узнав, что он и друид стали врагами.
 Лишь поздно ночью вернулись Кандо и Вельда в долину Нуфу.




 Глава 30. ПОСЛЕДНИЕ ДНИ ПАРРЫ


 Парра сидела у отверстия пещеры и грелась под теплыми лучами июньского солнца. Руламан отправился рано утром на охоту и только вечером вернулся домой усталый, настреляв немного дичи. Он радовался приближению следующего дня, так как на этот день было назначено его свидание с друзьями. Он обещал Вельде медвежонка, и вот, после долгих поисков, он нашел у покинутой пещеры Налли следы старой медведицы с медвежатами. Это было неподалеку от яблони, под которой он и Обу убили пестуна. Обу! Ара! Давно ли он делил с ними и горе и радость, а теперь калатский вождь и его сестра стали его друзьями! Не было ли это изменой дорогим умершим друзьям и оскорблением их памяти?
 В воображении Руламана ярко встало лицо бледного, изнемогающего Кандо на снегу. Нет, не измена, а сострадание завязало и укрепило их дружбу, которая теперь открывает перед ним новую жизнь. Когда Руламан появился у отверстия пещеры, Парра, против своего обыкновения, не сказала ему никакого приветствия. Бледная и грустная, мрачно смотрела она на крутые скалы перед собой.
 — Что с тобой, бабушка? — спросил Руламан нежно.
 — Я увидала птицу из Вальбы — предвестницу смерти, — отвечала она медленно и серьезно. Это маленькая черная птичка с большими круглыми глазами; я никогда не видала ее прежде. Она летала над моей головой и пищала: «Смерть, смерть, смерть!»
 — Эта птица тебя обманула, — сказал Руламан. — Я застрелю ее, чтобы она не нарушала твоего покоя. Не думай о смерти. Ведь мы еще долго можем жить счастливо вот так, вдвоем. Я не могу и рассказать тебе, как хорошо теперь у меня на душе. Вспомни, как Кандо и Вельда добры к тебе!
 — Да, они любят тебя и заботятся о тебе, мой Руламан! — сказала старуха. — Тебя ждет счастливая жизнь, а мне пришло время умирать!
 — Завтра пятый день, и Вельда принесет тебе молока и хлеба.
 — Я не прикоснусь ни к питью, ни к пище, — возразила Парра. — Оставь заботу обо мне. Только об одном прошу тебя: погреби меня в Стаффе, в белой волчьей шкуре, и навали большой камень на мою могилу. А когда к тебе придет горе или забота и ты вспомнишь обо мне, приходи сюда; брось камень на мой холм, по старинному обычаю айматов, и я услышу тебя и дам тебе совет. Ты же сам удались со своими друзьями на гору Нуфу и по-братски помогай Кандо управлять калатами. Но помни, мой друг, что ты должен быть отцом и защитником айматских женщин и детей, — ты не должен давать их в обиду.
 Вдруг она закричала:
 — Разве ты не видишь наших героев: твоего отца, Репо и Наргу, Обу и Ару? Они кивают мне головой и манят к себе. О, я приду, приду!
 Потом лицо ее разом исказилось, и она сказала, дрожа от ярости:
 — Но белый старик не должен оставаться в живых! Оставь мне месть, Руламан!
 Выбившись из сил, она погрузилась в раздумье.
 Огонь потух, все затихло в пещере.
 На следующее утро Руламан собрался идти в маленький грот на свидание с своими друзьями.
 — Останься со мною сегодня! — сказала Парра, нежно удерживая его за руку. — Останься со мною: скоро ты навсегда соединишься с вождем калатов, а я уйду в пещеру Вальба. Впрочем, нет, иди к ним. Я не умру, пока не отомщу друиду за гибель своего народа.
 Она громко и дико засмеялась. В голове Руламана промелькнула ужасная мысль: не сошла ли она с ума.
 Но старуха, как бы очнувшись от сна, спросила его совершенно спокойно:
 — Отчего ты не уходишь? Я сегодня совершенно бодра и выйду на солнце, чтобы поджидать свою вестницу из Вальбы; она мне еще что-нибудь порасскажет. И она выползла наружу.
 Руламан простился с ней, слез со скалы и скоро исчез в тумане.
 Друид решил вернуть к себе доверие бывшего ученика. Он прекрасно заметил, что Кандо подвергся чужому влиянию; частые одинокие прогулки брата и сестры казались ему подозрительными. Он приказал следить за ними, и скоро ему донесли о таинственных свиданиях в маленьком гроте, о пещере Стаффе и о том, что в этой пещере живет страшная старуха. Друиду стало все ясно: так вот кто отнял у него власть над молодым вождем! Значит, старуха, сидевшая под тисом, и Руламан завладели его душой и вооружили его против верховного жреца!
 Друид призвал к себе нескольких калатов и велел им напасть ночью на Стаффу и выкурить ее обитателей так же, как они это сделали в других пещерах. Но калаты отказались.
 — Неужели ты хочешь, чтобы еще несколько калатов погибло в борьбе с этим бешеным народом? Вспомни о Тульке: там нас было пятьдесят против двух, и двенадцать из нас погибли!
 — Так вы боитесь мальчика и старой женщины?
 — Старуха — колдунья, — возражали они, — так говорили нам айматские женщины; ее не берут ни копье, ни меч, она не горит и в огне. А мальчик смел и силен. Он сражается как лев, его стрела не дает промаха. Когда мы поставим лестницу на узенький выступ, он сбросит нас вместе с лестницей в пропасть.
 — Так я пойду один! — закричал исступленно друид. — Бэл даст силу моей руке!
 Тогда выступили десять человек и закричали:
 — Мы пойдем за тобой всюду, куда ты нас поведешь!
 — Честь и слава вам! Бэл вас вознаградит! Я пойду впереди вас!
 Друид узнал, что каждый пятый день Руламан уходит из пещеры. На этом он и построил свой план: он задумал днем напасть на старуху, когда она будет одна, а Руламана подстеречь по дороге вечером и убить. Хорошо вооруженные, окольными путями достигли калаты Стаффы. Когда они подошли к узенькой дорожке, которая вела к отверстию пещеры, друид с ужасом поглядел в пропасть, зиявшую с левой стороны ее.
 Старуха сидела у отверстия и грелась на солнце, с ее руки слетел ворон, каркая полетел навстречу друиду и стал кружиться над ним. Старуха посмотрела вниз и узнала «белого старика»; она испустила крик ярости и быстро исчезла внутри пещеры.
 Друид насмешливо обернулся к своим людям и сказал:
 — Видите, ваша страшная колдунья обратилась в бегство! Скорей подставляйте лестницу, вытащите ведьму из гнезда и сбросьте ее со скалы! Ободренные бегством старухи, калаты подняли лестницу и приставили ее к скале. Ворон уселся у входа в пещеру, взъерошил перья и, каркая, поджидал врагов, как бы собираясь один защищать свою госпожу. Как только первый калат стал на ступеньку лестницы, ворон бросился на него; но другой воин быстро ударил бедную птицу мечом. Тяжело раненый, храбрый защитник упал на землю и скатился вниз.
 — Хорошее предзнаменование! — кричал друид, — птица колдуньи сброшена в пропасть, а за ней скоро полетит и сама колдунья! Он остановился против входа в пещеру, чтобы лучше видеть, что будет происходить дальше. Шестеро калатов стали около него со стрелами наготове. Четверо других укрепили лестницу, и уже первый из них достиг головой отверстия в пещеру, как вдруг появилась старая Парра с горшком в руках. Навстречу ей засвистели стрелы, но она быстро нагнулась и избежала их.
 Заметив лестницу и на ней калатов, она в порыве ненависти ухватилась обеими руками за концы лестницы и сбросила ее вместе со всеми людьми в пропасть. Все произошло в один миг. Калаты ахнули и отшатнулись в ужасе.
 Но друид не поколебался и закричал:
 — Месть за погибших братьев! Стреляйте же, говорю вам! Посмотрим, как она устоит против стрел!
 — Стреляйте, стреляйте! — повторяла диким голосом старуха, не понимая смысла этих слов; она вытащила из горшка целую пригоршню живых гадюк, взмахнула ими в воздухе и сбросила на друида и его людей. Ужас охватил калатов, и они пустились бежать. С насмешливым хохотом показала на них Парра друиду, но тот продолжал стоять на месте, словно заколдованный.
 Тогда она подняла обе руки к небу и закричала:
 — Проклятие тебе, предатель и убийца детей! Проклятие всем, кто верит в тебя! Знай, что аймат будет управлять калатами в долине Нуфы! Пятьдесят и пятьдесят раз ты приносил в жертву несчастных детей за твой народ, но сегодня я принесу себя и тебя в жертву за айматов! С этими словами она бросилась вниз на друида, который, как пригвожденный, слушал ее проклятия, и увлекла его за собой в зияющую бездну.
 Так кончила свою жизнь старая Парра. И долго держалось предание, которое рассказывало, что когда туман заволакивает долину Арми, на высокой скале Стаффа появляются две гигантские тени и вступают между собой в борьбу. Это — друид и Парра, вечно питавшие вражду друг к другу. У развалин же замка, на горе Нуфе растет старый-престарый плющ, обвивая громадный серый камень с высеченными на нем странными знаками. Кто смог бы разобрать эти знаки, — прочел бы: Руламан, Вельда и Кандо.