--------------------------------------------- – Не скрипи, Сучья лапа. – Рассыплюсь, Алеха! – А ты глубже дыши тайгой и жди удачи. Пошевеливайся, бичара толстозадая. – За тобой не угонишься. Прешь, как танк, только пыли нет. Может, привалить время? – Рано, еще часок отшлепаем. – Устал… – Хреновый ты бич, Сучья лапа. Если б знал, что ныть будешь, не взял бы в пару. Дыхалку себе на водяре сорвал да на портвешке… – Не, Алеха, я после тюряги по-божески пью. Давай передохнем, а? Сил нет… – Терпи… и любуйся природой. Ишь, как вертит наверху мошкара – словно пепел от солнца осыпается. – Тьфу, за ноги тебя да башкой об ту ель с твоей природой. Здоровый ты, как лошадь, Алеха. И тюряга тебя не размяла, и наша бичарная жизнь не обломила. Откуда столько силы? Сучья лапа остановился и руками вытер пот с лица: – Ух, как жарко… Алеха обернулся и резко прохрипел: – Пошли-пошли!.. И покатилось по таежной пади «шли-шли-ли-ли»… Вечер зажег по пихтовым гривам желтые свечи. Лишь в полной темноте устроились на ночлег. Костра не разжигали. Наломали кедровых веток, соорудили из них лежки. Закусили сухарями с салом, запили водой из ручья и повалились в таежную постель. Сон махом вышиб из людей усталость и заботы прошедшего дня. Ночная тайга медленно возвращала им силы. Едва поднялось солнце, Алеха и Сучья лапа, наскоро перекусив, двинулись в путь. – Сегодня дойдем,– уверенно пообещал Алеха. – Не верится мне про золотишко, – снова заскулил о наболевшем Сучья лапа. – Какого хрена этот старый чеснок сам его, не выгреб? А? – Говорю тебе, тяжко добираться. Ты молодой, и то сопли распустил, а деду сам бог забыл, сколько ухнуло. Разве он вскарабкается на эту гриву? Тут и у меня сердце трепыхает. – А почему именно тебе он рассказал про золотишко? Что, у него родичей нет? – От хайло неверующее, – разозлился Алеха. – Брошу в тайге, если будешь скулить. А насчет золота не болтай. Им повезло на четвертый день. Утром Алеха заметил, что из каменистого пригорка выступает белый кварц. Алеха работал на золотых приисках и сразу понял, что это означает, – Уда-а-ача! Живем, Сучья лапа!.. – захохотал он. – Кончили бичевать… Загоним барыгам золото и айда гулять-колесить по стране… Сбросил Алеха куртку, схватил кайло и начал ошалело бить по кварцу. В этот вечер они долго сидели у костра. Пили чай и до пьяной одури курили «Приму». Алеха даже охрип от своих рассказов. – Понял теперь, чудило,– со мной не пропадешь. В один день разбогатели. Р-р-раз, и под дых удаче. Наша она теперь. Все рестораны Крыма и Кавказа подмигивают нам огнями. – Вначале покупателя надо найти, – осторожно вставил Сучья лапа, – а потом уж подумаем, в каких ресторанах гулять. Сейчас за рыжевье можно схлопотать на всю катушку. Сам знаешь. Алеха матернулся беззлобно: – Воронье ты чертово, не можешь дня прожить, чтобы не покаркать. От тебя и солнце скиснуть может. Радуйся удаче, тухлятина, и мечтай, на что деньги тратить будешь. А золото мы будем сгонять зубным врачам и ювелирам. Три недели они не разгибали спины. Вставали с зарей и долбили камень до самых сумерек, без обеда и перекуров. Кончились сухари и крупа, доели сало и сахар. Зверь и птица стороной обходили эти места, и нечем было поживиться. Да и золота они добыли, сколько можно унести. Только вынести бы его из тайги без потерь. Несмотря на голод, шли легко. То ли потому, что Дорога была знакома, то ли оттого, что согревало своей тяжестью золото. И им снова повезло: Алеха срезал на болоте двух глухарей. Решили устроить передышку – выспаться и как следует поесть. Выбрали сухую поляну, развели костер. Не успели общипать глухарей, как из чащи послышалась песня. Алеха и Сучья лапа переглянулись. Кого занесло в такую глухомань? Алеха подмигнул приятелю: – Смотри, кто б там ни был: золото в тайге молчанье любит. – Не маленький, сам понимаю, – проворчал Сучья лапа. Хрустнули ветки кустарника, и на поляну вышел невысокий человек в сапогах, штормовке и с рюкзачком за спиной. Темно-серая кепка была низко надвинута на лоб, так, что под козырьком трудно разглядеть лицо. – Добрый вечер таежным странникам, – весело произнес незнакомец. – Пустите к костру? Не потесню? – Валяй, – махнул рукой Алеха. – Как раз глухарей варим. А вот чаем не угостим – кончился. – Эхе-хе, да разве можно по тайге бродить без чая? – покачал головой незнакомец. – Ну да мы это устраним. Он сбросил рюкзак и подсел к костру. Запустил руку в мешок и вытащил пачку чая. Потом извлек сахар, завернутый в целлофановую пленку, и сухари. – Хорошо живешь, батяня, – оживился Сучья лапа. – А то мы соскучились по чайку. – Давно по тайге ходите? – поинтересовался незнакомец. – Давно, – уклончиво ответил Алеха. – Чем промышляете? – А ты что, из милиции? – ухмыльнулся Сучья лапа. – Так документики в порядке. Добываем мы ягодки, орешки, грибки собираем. – Ягодки и грибки – дело хорошее, – кивнул незнакомец. – А документики мне ваши ни к чему – не из милиции я. Тоже собиратель ягодок. – И куда ж ты их, батяня, собираешь? Больно рюкзачок у тебя маленький. – Сучья лапа изучающе разглядывал не знакомца. – Да мне хватит. На рынке я не торгую, родственников не имею. – Сирота, одним словом, – хмыкнул Алеха. Незнакомец снова полез в рюкзак. – Ну это, мужики, не разговор у костра. Чего мы прощупываем друг друга? Ведь свои – сразу видно. Тайгач тайгача понимать должен, – незнакомец вытащил из рюкзака поллитровую бутылку. – Ого, вот это разговор, – засуетился Сучья лапа. – Водка? – Обижаешь, паря… Спирт настоящий, неразбавленный. Так-то разговор пойдет веселей. Алеха оживился. – Сам бог тебя послал к нам. А то у нас печенки иссохлись. Давно не промывали… Незнакомец плеснул спирт в подставленные кружки. – Ну, под такой чаек не грех и познакомиться. Василий Степанович я. – Вова, – представился Сучья лапа. – Альберт, – поднимая кружку, прохрипел Алеха. Бутылку опорожнили быстро. – Вот и ладно, ребятки, – Василий Степанович перевернул кружку вверх дном. – Вот и ладно. Познакомились, пора и ко сну. Тайга любит, чтобы вместе с ней засыпали и вместе с ней просыпались. Пойдемте, лапника наломаем. Достали ножи и разошлись в разные стороны. Только Василий Степанович задержался у костра, будто выронил что-то. Принялся шарить в траве у поленьев, да ничего не нашел. Правда, когда поднес пальцы к глазам, сверкнула между ними искорка – золотая песчинка. – Ай да ребятки, ягодки-орешки, – усмехнулся он и отправился за лапником. Когда Алеха и Сучья лапа вернулись, Василия Степановича еще не было. – Слышь, Алеха, – заговорил Сучья лапа, – где-то я этого белоглазого видел. – А как ты рассмотрел его глаза? Чего-то он рыло свое кепкой прикрывает… – Где-то я его видел… – повторил Сучья лапа. Алеха нахмурился: – Может, легавый? Хотя с какой стати легавый один попрется в тайгу? Сучья лапа хотел что-то добавить, но подошел Василий Степанович. – Спите, ребятки? Ну-ну, не буду вас беспокоить. Сейчас тоже примощусь. Спокойной ночи… Сучья лапа видел во сне белоглазого. Тот подмигивал ему, кривлялся по-дурацки и все что-то шептал. А что шептал, Сучья лапа никак не мог разобрать… И тут он проснулся. Захотел пить. Потянулся за кружкой, а над ним белоглазый склонился. Приложил палец к губам и так хитро-хитро улыбается. Стало жутко, вспомнил, где видел эту улыбку и выцветшие пустые глаза, хотел закричать, но не успел. Кольнуло в сердце, и все внутри загорелось от боли. Полянка попалась лакомая – вся покрытая алым ковром брусники. А вокруг – старый сосновый лес. Тишина, лишь дятел где-то усердно долбил сушину. Высоко в небе, распластав крылья, медленно плавал коршун. – Без ружья не вздумай ходить, – предупредил горожанина Федот Андреевич. – Это почему? – пожал плечами Василий. – Можешь нарваться на зверя. Вон и следы его на берегу. Молодой охотник, прозванный в деревне Витька-Балабол, подтвердил: – Старик верно говорит. Вот такущие следы, – и он для убедительности показал руками размеры. – Я в прошлом году громадного мишака встретил один на один, аж с третьего выстрела повалил дьявола. – Чгой-то не припомню такого случая, – усмехнулся Федот Андреевич. – Было дело, – уклончиво ответил Витька. – А шкуру-то куда дел? – ехидно поинтересовался Федот Андреевич. Витька поморщился: – Не повезло мне тогда маленько. Мишака встретил над обрывом, ну и как всадил в него три разрывняка, так он и бултыхнулся с обрыва в речку. Нырял потом за ним, да разве та кого вытащишь? Так и сгинул зверь. – Бывает, – согласился Федот Андреевич и хитро подмигнул Василию, – Не печалься, Витек, еще добудешь на своем веку. – Такого уже нет, – не заметив иронии старика, серьезно ответил Витька. – То был царь-медведь… В чайнике закипела вода. Потрескивал костер, и голубой дым тянулся к верхушкам деревьев. За речкой послышался тоненький голос рябчика: фи-ить, фи-ить. Витька схватил ружье и достал из кармана костяной манок. Подождал с минуту и засвистел в ответ: – Фи-ить, фи-ить. Рябчик откликнулся на приманку, и голос его теперь слышался гораздо ближе. – Свисти, он сейчас вылетит, – подсказал Федот Андреевич. Но свистеть не понадобилось: рябчик сам вылетел из чащи. Уселся на еловую ветку на противоположном берегу и принялся разглядывать охотников. – Стреляй, – не выдержал Василий. – Далековато, – ответил Витька. – Ладно, пусть живет. Испуганный рябчик снялся и полетел в чащу. И тут же неподалеку раздался выстрел. Люди у костра вздрогнули от неожиданности. – Кто-то из наших охотников, – предположил Федот Андреевич. – А это мы сейчас посмотрим, – Витька потянулся за ружьем, – наши это или не наши. Слыхали, за Сенгулой двоих бичей кто-то прихлопнул? Так что у нас всякое бывает, – и он многозначительно посмотрел на Василия. Снова раздался выстрел. Теперь поближе. – Скоро придет, – сказал Федот Андреевич. – Надо воды в чайник подлить. Угостить человека. Минут через десять из лесу вышел высокий старик. На нем было странное одеяние из волчьей шкуры, похожее на тулуп, только без рукавов. Увидев людей у костра, старик остановился. – Здоров, дедушка Тит! – крикнул Федот Андреевич. – Иди к нам! Аль не узнал меня? – Чего ж не узнать? Узнал, – ответил старик. Федот Андреевич повернулся к Василию и тихо произнес: – Это самый старый охотник в тайге. Девяносто годков на плечах, а все еще бьет зверя. Дедушка Тит подошел к костру. На поясе у него болтались рябчики и глухарь. Старик снял с плеча новенькую двустволку и поздоровался. Потом по-хозяйски уселся у огня и достал из холщового мешочка маленькую черную трубку. – Уморился, – певуче протянул он, – Заманки осматривал? – деловито осведомился Витька. – Осматривал. А ну-ка, возьмите глухарчика на ужин, – и, покосившись на Василия, добавил: – Городской? – Городской, – подтвердил Василий. – На сбор кедровых орешков приехал. Может, и повезет – заработаю деньжат. – Может, и повезет, – кивнул дедушка Тит. – Да смотри, в тайгу с добрым сердцем надо входить, она злым не прощает. – Мой дальний родственничек, – кивнув на Василия, пояснил Федот Андреевич. – Подорвал в городе здоровьишко, пускай таежным воздухом полечится. Дедушка Тит выпил кружку чая и занялся рябчиками. Чтобы не протухли, принялся начинять их сырым мхом. – Дедушка Тит, а медведей много здесь встречал? – поинтересовался Витька. – Много не много, а двух сегодня видел. В такой глухомани их еще не выбили. Идешь по тайге, а всюду следы хозяина: то куча мурашиная лапами разворочена, то дерево повалено. А грибов да кустов с разной ягодью, особенно с черникой, столько обмусолено, что махни рукой. Будто стадо их целое паслось на ягодище – и с пестунами, и с матками, и с большаками. На прешься на такие следы, уж на что видал виды и встречался с ними, а и то мороз подерет по коже. – Страшный зверь – медведь, а человек – пострашней, – вставил Федот Андреевич. – Лет пять назад рядом с Черняевским зимовьем медведица убила одного городского парня. А почему? Да потому, что этот дуралей схватил медвежонка в мешок, ну а мать, известное дело, по следу и нагнала. Не умеют нынче со зверем ладить. – Чтосо зверем? Между собой ладить не умеют, – заговорил Витька. – Слыхали, дедуля, как двоих убили за Сенгулой? – Как же не слышал! – покачал головой дедушка Тит. – Тайга – не город, тут каждая новость звонче песни разносится. – По пьянке, наверное, зарезали, – добавил Витька. – Аккуратно так пырнули и одного, и второго, и никаких следов… – Ты-то откуда знаешь? – заинтересовался Василий. – Так я ж внештатный инспектор милиции. О таких делах в первую очередь должен все знать. – Ну, пошел, поехал черт по кочерыжкам, – засмеялся Федот Андреевич. – Скажешь, опять вру? – обиделся Витька. – Не веришь, Федот Андреевич, спроси у нашего участкового. Я даже на совещании был в милиции. – И что же ты там делал? – насмешливо поинтересовался Федот Андреевич. – Обсуждал, как преступников поймать. – Не поймали еще? – осведомился Василий. – Поймаем… Наверняка их свои зарезали. Так что прочистим тайгу, выловим всех бичей, и кто-нибудь, да расколется. Дедушка Тит нахмурился: – Зря на людей напраслину не наводи, не пьяное это убийство. – А вы откуда знаете? – Хе… Я, паря, много лет по тайге брожу, много чего видел, много чего знаю. – И кто убийца? – заволновался Витька. – Кто убийца, не знаю, а вот чтоне по пьяному делу кровь пролилась – это верняк. – Не золотишком ли тут попахивает? – Федот Андреевич тронул за плечо дедушку Тита. Старик нахмурился и, глядя в костер, пробурчал: – Про то мне не ведомо… Вот окаянные, зарядили на ночь разговор про покойников. – Что-то изменилось в учителе, но что? Серега Треф никак не мог понять. – Сколько же мы не виделись? – Сан Саныч смотрел пристально в глаза. Казалось, он перелистывает страницы, страницы Серегиной памяти, медленно так, внимательно. – Почти три года, – ответил Треф. – А нашел меня как? Через Татьяну? – Через нее. Приперся я в эти проклятые богом Крутогорки, разыскал твою сестру… – Племянница она мне, – поправил Сан Саныч. – Ну, племянницу. Поломалась она денек и выложила твой адрес. А сначала – ни в какую. Я ведь забыл заветные слова, что ты мне говорил, ну, вроде пароля. Сан Саныч усмехнулся: – Пароль, заветные слова – чушь собачья. Для пацанов все это, в казаки-разбойники играть… Серега с удивлением посмотрел на учителя, но ничего не сказал. Сан Саныч встал из-за стола, подошел к выключателю и зажег свет. – Вот так-то лучше, а то сидим в темноте, как кроты… Серега обвел взглядом небольшую кухоньку и с ухмылкой заметил: – Бедновато стал жить, Саныч. Старое растерял, а нового не нажил. – А мне и этого достаточно, – неожиданно огрызнулся учитель. Треф сразу притих. – Ты, хлопчик, в беге, как я погляжу, – Сан Саныч резанул Серегу взглядом, от которого раньше у Трефа мурашки по спине ползали. – В беге… – И за каким же счастьем бежишь? Треф пожал плечами, не зная, что ответить Он теперь понял, что изменилось в учителе. – Не за счастьем, а от беды бегу… – За новой? – усмехнулся Сан Саныч. – Коли крыша нужна, могу приютить на время. Если деньги нужны, могу дать пятьдесят рублей. До получки как-нибудь дотяну, – он сделал ударение на слове «получка». – Теперь ты все понял. – Кажется, все, – тряхнул головой Серега. – Что же творится в этом мире? От кого, от кого, а от тебя не ожидал. – Что творится в этом мире, – передразнил Сан Саныч Трефа. – А ты задумайся… Мне много раз приходилось видеть, как вор к своему финишу приходит. Наш финиш страшный, и мало кто это понимает. Никогда не пересчитаешь, сколько человеческих проклятий на мою голову сыпалось, но я по пальцам могу посчитать, сколько раз слышал от людей доброе слово. Волком хочется выть от такого финиша. Иногда появляется желание взять какого-нибудь сучонка-игрунчика и бить, пока дурь хмельная из него не выйдет, пока на мир другими глазами не посмотрит. Сан Саиыч покосился на Трефа. – Не злоба меня распирает, хлопчик. Из веселых пацанов много я вылепил блатных. Теперь одна мечта: пока не сыграл хану, успеть бы хоть одного приблатненного сучонка превратить в честнягу. – В чем ты меня хочешь убедить, Сан Саныч? – заерзал на стуле Серега Треф. – Думаешь, после твоей проповеди я с высунутым языком кинусь в милицию и слезно буду каяться в грехах? Нет, не на того напал, я вор-удача. Хоть на миг, но король! Сан Саныч вздохнул: – Сам я толкнул тебя на эту стежечку-дорожечку, а как стащить с нее – ума не приложу. Нутром чую, свернешь скоро шею.. Знавал поудачливей воров, а и те в дерьме кончили. – Не переживай, Сан Саныч, что не смог обратить Серегу Трефа в свою новую веру. Я профессию уже не сменю. Она у меня самая древняя в мире. Как только человек потерял хвост и соскочил с дерева, он решил, что весь мир – его собственная хата, и начал воровать у природы все, что попадалось под руку. Даже своих меньших братьев – зверюшек – и то безбожно грабил и будет грабить и убивать. Что, я не прав? – А он мне говорит: «Я тебя, сучок трухлявый, на два метра в землю вгоню, и завещание не успеешь составить». Так прямо и заявил со всей своей бандитской откровенностью. Здесь в конце концов советский рынок, а не Чикаго и не Сан-Франциско. – Н-ничего не понял, – пожал плечами капитан. – Еще раз все сначала. Да не волнуйтесь вы, гражданин Тенежкин. – Ту-няж-кин я, Петр Самойлович. Ух, какой вы непонятливый. Мафия у них тут на рынке. Понимаете? Настоящая мафия. – Ну, вы не перегибайте, гражданин Туняжкин. Вы-то сами чем здесь занимаетесь? – Я продаю ягоды, которые добываю честным трудом. – Спекулируете, значит. – Вы меня, товарищ капитан, не оскорбляйте. Я не спекулянт. А знаете, во сколько мне обходится стакан ягодок? – Меня это не волнует, – поморщился капитан. – Но вы же назвали меня спекулянтом. А вот вам нехитрая арифметика. Чтобы собрать пятнадцать кило брусники, больше я просто не дотяну до города, мне надо провести в тайге два дня. Чтобы добраться до места, я плачу десять копеек за автобус и шестьдесят – за электричку в одну сторону. Снаряжение и пища обходится мне примерно в семь рублей пятьдесят копеек в день. Итого: поездка за пятнадцатью кило брусники влетает в шестнадцать рублей сорок копеек. Естественно, половину ягод я оставляю себе и раздаю друзьям, а половину продаю на рынке. Таким образом, за проданную ягоду получаю не больше двадцати пяти рублей. Так где спекулянт? – Уморили вы меня со своей арифметикой. Беру свои слова назад насчет спекулянта. Рассказывайте, что же у вас произошло? – Так вот, каждый раз, когда я прихожу на рынок, появляется такой вот огромный тип, подмигивает и со всей своей бандитской откровенностью заявляет мне: «До десяти часов будешь продавать свою ягоду на тридцать копеек дороже, чем принято. А с десяти делай, как хочешь». Конечно, такие предупреждения получал не я один. Сами понимаете, до десяти часов эти бандиты успевали продать свои ягоды. И продают они по нескольку тонн. – Так, так, так, – заинтересовался капитан. – И часто вы этого человека встречаете на рынке? – Да он все время здесь со своей бандой околачивается. Я-то на рынке бываю два-три раза в месяц, но слышал от людей – они каждый день торгуют. – Имя, фамилию его знаете? – Фамилии не знаю, но называют его Славиком. Представляете, детина почти под два метра, а его Славиком зовут. – Подождите в коридоре, мне надо позвонить. – Конечно, конечно, – Туняжкин поспешно вскочил со стула. Минут через десять капитан позвал его в кабинет. – Сейчас приедут наши товарищи. Вы покажете им этого Славика. Туияжкин замялся: – Дак они меня и вправду на два метра в землю вгонят. – Не бойтесь, вам ничто не угрожает. Наши товарищи будут в штатском. Вы только издали покажете Славика. – Вот и забрались к богу за спину, к черту на рога, – проворчал Федот Андреевич. – Хоть вправо аукни, хоть влево – никто не отзовется. – А Витька, а дедушка Тит? Они же где-то неподалеку промышляют? – спросил Василий. – Эва, вспомнил… Неподалеку они вчера были, а теперь кто знает, куда их нелегкая занесла. – Федот Андреевич, помедлив, добавил: – Хреново, что Витька с нами увязался. Он хоть и пустыха-пустыхой, а что-то неладное почуял. Все допытывался о тебе: откуда родственничек да чем занимается. – Ничего страшного, – успокоил его Василий. – Долго он будет промышлять в тайге? – Шут его знает, но уж наверняка не меньше месяца… Они спустились к реке, где у берега покачивался плот. Лицо у Федота Андреевича стало озабоченным. – Порог трудный. Немало людей погубил. Так что будь на стороже и без моей команды шагу не смей делать. Понял? – Да что я, первый раз по реке сплавляюсь? – Ну, не знаю, где ты и как сплавлялся, дорогой родственничек, а здесь слушай меня, если жить не надоело. – Пока не надоело. – С богом! Они оттолкнулись от берега тестами. Река не радовала прохладой. Жарко и безветренно. Плот шел по реке все быстрей и быстрей. Бесшумно скользило под ним разноцветное каменистое дно. Порог!.. Ровный, рокочущий гул стелется по воде. – Держись, родственничек! – крикнул Федот Андреевич. Василий тверже уперся ногами в мокрые бревна, пальцы до боли сжимали весло. Близился поворот реки. Быстрее замелькали деревья, кусты, береговые камни. Журчали, бежали, обгоняя плот, белогривые струи. Кружились, метались в них черные щепки. Вот и зловещие каменные лбы. Они торчали из воды, поджидая жертву. Плот несся прямо на них. – Не робей! – завопил Федот Андреевич. – Веслом, веслом работай! Так давай!.. Весло рвалось из рук. Ноги скользили на бревнах, того и гляди окажешься в. реке. Плот на мгновение провалился в зеленую пропасть и снова взлетел вверх. Густая пена с шипением проносилась по бревнам. – Промок, однако, родственничек, – засмеялся Федот Андреевич. И в его хриплом смехе слышались торжество и победа. – Сегодня-завтра встретим разлюбезную бригаду. – Не разминемся? – Куда они денутся?.. Век бы их не видел… – Не очень-то вы о них любезно, Федот Андреевич. – Не заслужили. Дай им волю, растащат тайгу и себе в карман положат. – Не все ж такие… – Все не все, а хватает. Вот черемша, к примеру. Мы ее называем еще «медвежьим салом». В весеннюю бескормицу – большое подспорье для зверей. Даже рыси и лисицы щиплют ее, витаминов набираются. Испокон веков сибиряки собирали черемшу, но заготавливали так, чтобы и людям хватило, и тайге осталось. А лесные барыги разве о тайге беспокоятся? Хватают черемшу с луковицами, лишь бы побольше на рынок доставить. Иногда с черемшой и ядовитую чемерицу прихватят – и глазом не моргнут. Не самим ведь жевать. Барыги-то верно рассчитывают: весной организм человека требует побольше витаминов. Овощей и фруктов, известное дело, еще нет, поэтому горожанин всегда купит черемшу, сколько бы она ни стоила. – А чем они потом занимаются, как отойдет черемша? – Известное дело, ягоды начнут собирать, кедровые орехи. А зимой – метлы березовые, пихтовую лапку продавать. Ну а к Новому году, конечно, елки. Так что им всегда есть чем поживиться у тайги. Я уж не говорю про охоту и рыбалку. Федот Андреевич все больше и больше распалялся: – Эти сукины дети, чтоб побольше хапнуть, заготавливают неспелую ягоду. Наберут в целлофановые мешки и зарывают в мох. Там, дескать, дозреет. А когда открывается сезон сбора ягод, они вытаскивают эти мешки и на рынок. Бывают ловкачи – красят неспелую ягоду пищевыми красителями. И, конечно, случаются отравления от таких «даров тайги». А есть среди промысловиков и совсем уж звери. Самим лень собирать черемшу, так они делают на обочине дороги засаду. Увидят старика или старушку с мешком черемши и отнимают добычу. Вот какие сукины дети встречаются. Федот Андреевич покосился на Василия: – Да тебе, как видно, не интересно все это слушать. Свои мысли покоя не дают… Василий усмехнулся: – Зря так думаете. Федот Андреевич махнул рукой. – Может, у вас, горожан, так сердце не болит за тайгу. А я вырос в ней, вскормлен ею. Два дня понадобилось Славику, чтобы разыскать Серегу Трефа. Конечно, он мог бы окликнуть приятеля, когда увидел на рынке еще неделю назад. Но Доброзин строго-настрого запретил якшаться со старыми дружками. И потому, заметив Серегу, Славик поспешил скрыться в толпе. У Доброзина всюду глаза и уши. Все же о том, что видел приятеля, Славик рассказал. И Доброзин вдруг заинтересовался Трефом, хоть и утверждал недавно, что люди ему не нужны. – Ты найди, найди мне дружка своего. Как там его?.. Треф? Тьфу, чтоб вашу всю воровскую масть со свету сжить. Даже прозвища какие-то собачьи, – Доброзин похлопал Славика по щеке. – Ко мне не приводи. Обогрей дружка, приодень, но дай понять сразу, что потом надо будет отработать и теплоту, и ласку. Славик поймал Трефа на вокзале, когда тот, голодный, без рубля в кармане, размышлял у железнодорожной карты, в какой город податься и где искать старых друзей-приятелей. Вначале Славик поинтересовался, не досаждает ли Трефу милиция своей назойливостью, а яснее, нет ли за ним слежки. Когда Серега стукнул себя грязным кулаком в грудь и прохрипел возмущенно: «Ты за кого меня принимаешь?», Славик остановил такси, и приятели помчались в самое подходящее для долгого разговора место – в ресторан. Треф сразу буркнул, что он на мели и полностью отдает себя в распоряжение Славика. Они вошли в ресторан со служебного входа. В зале Славик подошел к метрдотелю и громко, так, чтобы слышал Треф, произнес: – Здравствуй, Леночка, мое золотко. Я сегодня обедаю с другом. Открой кабииетик. Через пять минут приятели уже сидели за большим сервированным столом. Стены были увешаны коврами и чеканкой. Горели свечи, и откуда-то из-под ковров доносилась тихая музыка. – Да, ты здесь в авторитете, – с одобрением заметил Треф. Славик снисходительно улыбнулся: – Всегда будешь в авторитете, если у тебя здесь что-то есть, – и он похлопал себя по карману пиджака. – Люди уважали и будут уважать тех, кто умеет зарабатывать деньги. – Значит, выбился в большие люди? – понимающе кивнул Серега. – И какими же делами ты стал большим? Может, поделишься с корешом?.. – Не сипи, – оборвал Славик. – И чтоб ни одного блатного слова за этим столом. Я ведь не урка, а всеми уважаемый работник торговли. Серега засмеялся: – От запузырил пант! – Я же тебя просил, – поморщился Славик. – Ну, ладно, не буду. Так как же тебя к торговле допустили? – Есть один мудрый человек, – ответил Славик и добавил: – Только я занимаюсь частной торговлей. Обеспечиваю население «дарами леса». – Шкурки и дичь? – Не только. Мы поставляем на рынок все, что дает тайга. – Понял, – кивнул Серега. – Ну а много тайга дает тебе лично? – А ты присмотрись, как меня обслуживают, и поймешь. – Ловко устроился, – задумчиво произнес Серега. – Значит, все почти по закону, все шито-крыто, денег полно, почет и уважение, и даже милиция не гонится за тобой. Ловко… Вошли два официанта и с предупредительной улыбкой стали расставлять на столе закуску и бутылки. Закончив свое дело и пожелав приятного аппетита, они исчезли за дверью. – Видал? – Лицо Славика расплылось в самодовольной улыбке. – Вот это сервис! А то говорят: Лос-Анджелес, Париж, Вена, Монте-Карло… И у нас умеют не хуже… Если, конечно, материально заинтересовать людей. Приятели выпили за встречу. – Понимаешь, Серж, – начал разглагольствовать Славик. – Мой хозяин – мудрый человек. Он открыл мне глаза на жизнь. Я по-новому стал видеть. Я стал замечать красоту. Да-да, не удивляйся… Пришло время деловых людей, а блатные – это вымирающие динозавры. Ну.и черт с ними, пускай вымирают. – Да ты-то кто сам?! – возмутился Треф. – Каюсь, был грех. Тоже состоял в породе этих динозавров. За что и отсидел два положенных срока. Но теперь-то у меня появились извилины. Я теперь живу! Понимаешь, жи-ву! Потому что в почете сейчас деловой человек. Он если и нарушит Уголовный кодекс, так на самую капелюшечку. Но зато умеет доставать дефицит. А любой дефицит превратить в деньги… – Значит, все-таки нелады с законом есть? – перебил Серега. – Эти нелады слишком ничтожны, и не стоит обращать на них внимания. Тем более мы в приятельских отношениях со многими работниками милиции и прокуратуры. – А не врешь? – Не вру, Серж. Сам увидишь, ходим семьями в театр, выезжаем на рыбалку, на пикнички всякие, наши «Жигульчики» в одних гаражах стоят, в одних магазинах заказы получаем, одни и те же вещицы коллекционируем. Так что у нас во многом теперь духовное родство со служителями закона. Они ведь тоже люди. – Значит, у тебя все в порядке, – вздохнул Серега. – Давай за твои успехи. Выпили и выжидающе взглянули друг на друга. Треф сощурил глаза: – А теперь выкладывай, для чего сюда привел и коньячком французским балуешь? Неужто по старой дружбе? – По старой, Серж… По старой… – А может, я для чего-то понадобился? Тебе или твоему хозяину? Давай, валяй начистоту… – Темнить не буду, – помедлив, ответил Славик. – Говорил я ему о тебе. – Ага, значит, в точку попал. Ну-ка, ну-ка, что ты там нашептал? Какие грешки высветил? – Рассказал, что вместе сидели. Что попался ты на золоте в Москве. – А он чего? – Поинтересовался, остались твои дружки, с которыми ты по золоту работал? Я ответил, что ты сел один, никого не потащил за собой. Тогда хозяин приказал взять тебя под крылышко. – Под крылышко, – хмыкнул Серега. – Я не цыпленок. Ну да ладно, все равно к какому-нибудь делу пристраиваться надо. – Кажется, их стоянка, – Федот Андреевич кивнул на берег, где у костра сидели два человека. – Точно… Они… Причалили. Двое у костра поднялись. Теперь Василий мог рассмотреть их. Один – коренастый, с длинными, красными руками и каким-то голодным взглядом из-под выпуклого узкого лба. Другой – высокий, с болезненно бледным лицом. – Здорово, лешие, – кивнул им Федот Андреевич. – Здорово, – нехотя ответил коренастый. – Че привез, Андреич? – спросил другой. – Не маленькие, чтобы гостинцы вам возить. Вот человека доставил, родственничка моего. – А на хрена он нам нужен? – Коренастый хмыкнул и бесцеремонно оглядел Василия с ног до головы. – Поработать хочу в тайге, – пояснил Василий. – Самим собирать нечего, – проворчал бледнолицый. – Паршивый в этом году урожай, и ягода не уродилась, и кедрач гнилой – не будет заработка. – Ты, Андреич, лучше водяры бы нам привез, – перебил приятеля коренастый. – А то забрались к лешему в гробину, за сто кэмэ ни деревни, ни села. Хочется после трудового дня отдохнуть культурненько, да вот беда – ни выпивки, ни женской ласки. Остается только… рябчиков гонять да голыми… клещей кормить. Федот Андреевич поморщился: – Жаль, что мало, клещи вас кусают. Может, поумнели тогда, или совесть появилась. Коренастый хитро подмигнул Василию и хлопнул Федота Андреевича по плечу: – Кроешь ты нас всегда почем зря, а чего ж тогда родственничка к нам привез? – А-а, – с досадой протянул Федот Андреевич, – такой же обормот, как и вы. Совсем в городе спился, вот родственники и попросили, чтобы я его увез подальше от дружков-алкоголиков и пристроил на свежем воздухе, здоровья поднабрать. – Да хватит тебе, дядь Федот! – взорвался вдруг Василий. – Пить я бросил и без твоего таежного перевоспитания. – Трезвенник, значит? – поинтересовался коренастый и снова захохотал. – Ну да мы все тут трезвенники. – Он неожиданно протянул Василию руку. – Я Семен – за бригадира здесь. А это, – он кивнул на приятеля, – Генка. Василий назвал себя и поинтересовался: – Какой же ты бригады бригадир? – Известно, какой, – весело ответил Семен, – кооператива под названием «Здоровье – трудящимся». – Это как понять? – А так, что собираются в лесу любители природы и свободы и договариваются, как помочь нашим славным труженикам города и деревни витаминами, как лучше обеспечить их дарами лесов. – От сатана бесстыжая, – не сдержался Федот Андреевич. – Мало того, что обворовывают тайгу, спекулируют и три шкуры с людей на рынке сдирают, так еще потешаются. – Ох, и совестливый у тебя родственничек, – Семен потянулся и зевнул. – Занудный дядя. Ну, а ты, паря, оставайся. Подумаем, посоветуемся с народом, может, и возьмем в бригаду. Паспорт-то у тебя в порядке? Василий смутился, но тут же ответил: – Чего ж ему быть не в порядке? Человек я тихий, спокойный… – Все мы тихие и спокойные, а с паспортным режимом не всегда лады, – отозвался Генка. – Покажь ксиву. – Ты че, из милиции? – разозлился Василий. – Нажми на ша, Геха, – приказал Семен. – Чего нервируешь человека? Мы ж не отдел кадров – паспорт требовать. Нам главное, как он работать будет и как варит голова. – Увидим-увидим, – процедил Генка. – Ну а ты, Федот Андреевич, с нами ночевать останешься или дальше в путь? – поинтересовался Семен. – Больно счастье велико – с вами оставаться. Возвращаться надо, – Федот Андреевич поднялся от костра и повернулся к Василию, – держись не пей. Может, через месяц наведаюсь. – И водяры побольше привези, – хихикнул Генка. – Ага, держи карман шире, – Федот Андреевич махнул рукой. – Плот мой вытащите на берег. Глядишь, сгодится еще. – А вы пеши пойдете? – спросил Василий. – Пеши, мне еще неподалеку зимовье проверить надо, а потом уж к себе в деревню. Попрощались. Василий смотрел в спину уходящему Федоту Андреевичу, пока тот не скрылся за деревьями. – Ты че, правда, ему родственничек? – Семен сощурил глаза и пристально взглянул на Василия. – Сто раз одно и то же повторять? – Василий достал пачку сигарет и протянул Семену и Генке. – Думал, и правду любители природы и свободы, а у вас хуже, чем в милиции. Из чащи вышли три человека. У каждого за спиной – большой, туго набитый брезентовый мешок. – Чего так рано? – гаркнул Семен. – Полные мешки набили, – пояснил один из них. Все трое скинули мешки на землю и, отдуваясь и охая, стали подсаживаться к костру. – Знаю чего прибежали так рано, – проворчал Семен. – Мурата ждете с водярой. Пронюхали, оглоеды, что он должен сегодня-завтра прибыть. Маленький вертлявый человек с бородкой клинышком, похожий на профессора, разочарованно поглядел на Василия и обиженно скривил губы: – У-у, я-то думал, этот долговязый вместо Мурата. – Малость ошибся, Фагот, – ответил Генка. – Это новенький. – М-да, зря, выходит, спешили. А может… – Фагот вдруг оживился. – Может, у тебя есть что-нибудь с собой? Так давай за встречу, за знакомство, за твою прописку в тайге… Василий огорченно развел руками: – Не пью. Завязал. А для хороших людей не взял – соблазна испугался. – Алкоголик, значит, – Фагот презрительно сплюнул и почесал бородку. – От работнички собираются в бригаду – пьянь да рвань. – Зато ты у нас кандидат наук, – хихикнул Генка. – Недоделанный профессор. – Ты мое образование не тронь, – неожиданно взвизгнул Фагот. – Я играл в оркестре Большого театра, стал доцентом консерватории! И всего сам… Слышишь?! Сам добился! – А теперь такой же бич, как и мы. – Заткнись, Геха, не трожь мою боль своими вонючими лапами. – Это у меня вонючие лапы?! – У тебя, желтомордый… Генка не выдержал и кинулся на Фагота. Но тот успел пригнуться и двинуть противника головой в живот. Генка тут же схватился за солнечное сплетение. Этого Фаготу показалось мало, и он ударил Генку коленом в пах. Тот охнул и повалился на землю. Василий хотел было вскочить, но Семен остановил его: – Сиди, не твое дело. Сами разберутся. Мужики ошалели: без выпивки пятый день. Пусть чуток выпустят дурь друг из друга. Двое, что пришли с Фаготом, так же равнодушно наблюдали за своими товарищами. Тем временем Генка поднялся на ноги и, матерясь, ринулся на Фагота. На этот раз бородач не смог уклониться от удара. Хрипя и ругаясь, Генка и Фагот схватились за поленья. Неизвестно чем бы закончилось дело, если б Семен не гаркнул на них и не пригрозил лично расправиться. Пока Фагот и Генка умывались в реке, к костру подошли еще двое. Поздоровавшись, сняли рюкзаки и зачерпнули кружками из котелка. Один принялся жаловаться: – Ох и крепко прикипели в этом году шишки к дереву. Бил, бил кедр колотом по «морде», аж кожа со ствола слезла, а шишка не идет, зараза. – «Мордой» мы называем выбоину на кедре – след от удара колотом, – тихо пояснил Василию Семен. – А колот – это во-он та штуковина, – и он указал на тяжелый деревянный молот, валявшийся возле рюкзаков. С реки вернулись Генка и Фагот. – О! Красавчики! – хлопнул себя по бокам Семен и пальцем показал на опухшие, в ссадинах, лица Генки и Фагота. – Два неразлучных друга – Ален Делон и Марчелло Мастроянни. В следующий раз, если схватитесь за деревяхи, одному и другому потроха отобью. К вечеру у костра собралось человек двадцать. А Мурат, которого все ждали, так и не приехал. – Будем ужинать всухую, – вздохнул Семен. Загремели кружки и котелки, застучали ложки. Двадцать уставших человек молча ели кашу и запивали чаем. Не было привычного у таежного костра веселья. Лишь изредка обменивались с соседом словом. К Василию подсел невысокого роста паренек, снял вязаную шапочку и повернулся лицом к костру. Василий чуть не выронил кружку… Это была девушка лет двадцати. Она поправила волосы и засмеялась. – Чего глаза таращишь? Не ожидал? Василий смутился: – А вы… Вы тоже в этой бригаде? – В бригаде! – с вызовом ответила девушка. – Будем знакомы: Ольга. Почти месяц Серега Треф, изнывая без дела, жил на даче мрачного, неразговорчивого Мурата. Выходить из дому не разрешали, чтобы не увидели соседи. Целый день Серега валялся на диване, смотрел телевизор и читал журналы. Несколько раз пытался завести разговор с Муратом, но тот отделывался незначительными фразами: «Не знаю», «Не мое дело», «Жди». И Серега ждал, сам не зная чего. В одном он был твердо убежден: просто так одевать и кормить его никто не будет. За все придется отрабатывать. Наконец пожаловал Славик. Он приехал с двумя тяжелыми чемоданами, оставил их в коридоре и, прежде чем поговорить с Серегой, пошептался с Муратом. Потом раскрыл один чемодан и достал несколько бутылок коньяка, банки с икрой и крабами. Мурат тем временем поспешно собрался и, не прощаясь, исчез. – Вот теперь поговорим, – похлопывая Серегу по плечу, проговорил Славик. – Кажется, начинаются дела, – Серега кивнул на столик с бутылками. – Прямо как в кино… детектив. – А мы и есть актеры. Актеры самого реального жанра. Короче, сегодня тихонько отдыхаем, а ночью – на станцию, и гоп-гоп на Москву. Билеты у меня в спальный вагон. Так что поедем с комфортом. В купе нас только двое. Вообще-то не люблю тихоходный транспорт, но хозяин запретил иметь дело с авиацией. Сам понимаешь, паспорта предъявлять надо. – Я так и не понял, что мне делать в Москве и тем более с тобой, – Серега выжидающе посмотрел на приятеля. – Видишь ли, хозяин волнуется, а действительно ли у моего друга Трефа есть в Москве интересующие его связи. Может, он впустую обласкал тебя. – А ты, значит, вроде контролера при мне? – М-да, – замялся Славик. – Что-то вроде этого. – Так-так, я выложу вам своих дружков и стану ненужным, лишним свидетелем? И тогда можно меня… – Треф подмигнул Славику и провел пальцем по горлу. Славик сделал протестующий жест: – Серж, если ты не доверяешь мне, выкладывай, какие нужны тебе гарантии. Вернемся – передам хозяину или сам ему скажешь. Серега задумался: – Пока не знаю. А нельзя встретиться с твоим хозяином до отъезда? – С нашим хозяином, – поправил Славик. – Пусть будет с нашим… – Нет, нельзя, он далеко. – А что будет, если я откажусь ехать? – Серж, ты же не маленький, сам понимаешь. Хозяин огорчится, а это значит… – Это значит, – перебил Треф, – хозяин от огорчения пришьет меня за милую душу. – Эх, Серж, Серж, – Славик хлопнул приятеля по спине. – Я же тебе говорил, что всякой уголовной ахинеей не занимаемся. У хозяина достаточно тугие карманы, чтобы для этого нанять какого-нибудь придурка. – Хрен редьки не слаще, а мне не легче, от какой падлы в спину занозу поиметь. Еду. Это я так, лирику напустил, – Треф хитро сощурил глаза. – А ты, кажется, говорил, никакой уголовщины – одна калинка-малинка да черемша. Аи да малинка… Потрохами чую: золотишко есть у хозяина, если так основательно готовится его в Москву переправить. – Это не наше дело, – махнул рукой Славик. – А если почестному, не нравится мне затея с золотом. Никогда этим не занимались, и без него денег хватало. Спустил бы он его побыстрей, и нам легче дышалось. – Ты разве не знаешь, откуда золотишко всплыло? – Не знаю и не хочу знать. Так дольше проживешь на белом свете… В разговорах и воспоминаниях, сдобренных коньяком, четыре дня пути пролетели незаметно. Чемоданы они оставили в камере хранения Ярославского вокзала. – Заберем их, когда найдем крышу над головой, – распорядился Славик. – В гостиницах мелькать не стоит. – Неужели у вас нет в Подмосковье дачи? – съязвил Серега. – Не приобрели еще. Но и к твоим друзьям с ночевкой набиваться не будем. У меня тоже есть в Москве кое-какие связи, – Славик улыбнулся, вспомнив приятное. – Я иногда с девочками прилетаю в Москву на воскресные обеды в Дом кино, Дом архитектора, Дом композиторов… – И всюду пускают? – Разумеется. – Даешь на лапу? – О, зачем так грубо? Вручал маленькие презенты. Никаких взяток, никакого криминала, и все тебе улыбаются, и всегда рады видеть… – Так где мы будем ночевать? – перебил Серега. – Я сейчас сделаю пару звонков, если не застану своих друзей на работе, поедем в ресторан «Актер». Там наверняка встретим кого нам надо. Только учти; меня знают как администратора филармонии… Было семь часов вечера, и на месте никого из друзей Славика не оказалось. Взяли такси и помчались на улицу Горького. Когда сели за стол, Славик, внимательно оглядев зал, произнес: – Давненько я здесь не был. Все перестроили, и официанты новенькие. Зато посетители не меняются, – Славик то и дело кивал кому-то или поднимался из-за стола и здоровался за руку. К нему тоже подходили, обнимались, хлопали по плену, задавали ничего не значащие вопросы. – Не вредит популярность? – съехидничал Серега, когда от стола отошел очередной знакомый. – Наоборот. Очень приятно, когда с тобой здороваются звезды экрана. – А тот лысый – тоже звезда экрана? – Какой? – Да вон с двумя девахами сидит. – Нет, это барабанщик Гриша. – А похож на одного артиста, забыл… как его, – Серега поморщился. – Тут все на кого-то похожи, и все артисты. – Где телефон? – Серега поднялся из-за стола. – У входа. А ты кому собираешься звонить? Треф презрительно скривил губы: – Мне что, теперь докладывать, и когда в сортир захочу? – Чего темнишь? Не доверяешь? – обиделся Славик. – Сказал, выведу на этих людей, значит, выведу, – ответил Серега. – Если б темнил, давно от тебя смылся. Через несколько минут Треф вернулся сияющий. – Нашел, где на ночь приткнуться. Правда квартиры в разных местах, зато приличные. И хозяйки тоже. Пока ты со своими актерами пижонил, мои друзья все устроили. – Один ноль в твою пользу. – Славик склонил голову. – Послушай, Серж, а со мной ничего не случится? Вдруг твои друзья подумают, что я с золотишком приехал и нечаянно придушат или вместе с сахаром в чай цианистого калия подсыпят. У меня есть маленький недостаток – терпеть не могу, когда меня душат или ядом травят. – Гарантия за гарантию. И потом: мы же друзья, Славик. – Тебе, Треф, верю. Когда надо ехать? – Да хоть сейчас. Только закажи нашей официантке, чтобы приготовила два пакета и набросала туда всяких бутылочек; мы же к дамам едем, хоть и по разным адресам. Лишь под утро Серега добрался к Валентине. Долго не могли поймать такси, потом заезжали на вокзал, к Лариске, у которой остался ночевать Славик. Валентина сразу накинулась на Серегу: – Ты когда, сказал, приедешь? Я из-за тебя спать не ложусь. – Прости, родная Валюха, – Треф обнял хозяйку и попытался поцеловать, но та оттолкнула его. – Успел нализаться!.. – На радостях, что тебя встречу. Мы ж с тобой три… нет, четыре года не виделись. Валюха!.. Валентина взяла из рук Сереги пакет с бутылками. – Ладно, раздевайся, поцелую потом. Есть будешь? – Буду! Все буду: есть, пить, тебя любить. – А это мы еще посмотрим, – отозвалась из кухни Валентина. – Сам пропал на четыре года, вестей не подавал, а теперь любить пришел? – Ворчливая ты стала, стареешь. А четыре года я в очень важной государственной командировке был в неласковых местах, – Серега вошел в комнату и плюхнулся в кресло. Огляделся. – Красиво живешь, – заметил он, когда появилась Валентина, – и мебелишку новую, и хрусталя накупила до черта. А библиотека! Неужели хоть сотую часть книг перелистала? – Хватит подкалывать, – оборвала Валентина. – Выпьешь или тебе достаточно? – Конечно, выпью, – произнес Серега и добавил: – Черт с ней. Расскажи лучше, как тут дела. – Сам завтра увидишь, – отмахнулась Валентина. – Встретишься с Багратом, он тебе порасскажет. Ты-то чего прикатил? Рискуешь, у МУРа память хорошая. – По делам. Золотишко надо сплавить. – Свое накопил или о чужом беспокоишься? – О чужом. – И много золота? – Пока не знаю. Если по-хорошему сговоримся с Багратом, скоро привезем. – А кто хозяин? – Ох, и любопытная ты, Валюха. Погоришь на этом. Зачем тебе хозяин? – Может, я полюбить его захотела. Стоит он этого? – Валентина подмигнула Сереге. – А может, научу тебя, как золото от хозяина отлепить. Подумай, Треф. Знает сыч да сова, ты да я, да ночь-матка, и все гладко. – Ошалела?! Дура! Мне кровью мазаться?! – Было бы побольше рыжевья, а за него и дерьмом и кровью вымазаться можно. Пятен на нем не останется. Кислота, и то не берет его. – За этим золотом серьезные дяди стоят, – уже спокойно ответил Серега. – Они сами могут налепить покойников. К тому же среди них мой кореш. – Кореш, – передразнила Валентина. – Да он-то и пришьет тебя, когда их с Багратом свяжешь. Зачем ты им нужен будешь? – Змеюка… – беззлобно выругался Серега и задумался. – То-то и оно, лишним окажусь, как на Баграта выведу. – Лишний, лишний, – горячо зашептала Валентина. – Подумай, Сереженька. Мы для них, они для нас – чужие. А что серьезные дяди – не беспокойся. Они тоже люди, и жизнь у них одна – хрупкая, беззащитная, надавил посильней, раз, и нет ее. Семен распорядился, чтобы Василий первые дни ходил в лес с Фаготом. – Всюду теперь есть наставники, а мы что, рыжие? – Семен похлопал Василия по плечу. – Вот и у тебя будет опытный наставник, с большим стажем педагогической работы и с ученой степенью. Гордись! – Семен захохотал и кивнул в сторону сидевшего неподалеку Фагота. – И еще запомни, практикант, – лицо Семена стало серьезным. – Не знаю, о чем вы вчера шептались с Ольгой, это ваше дело, но если обидишь девку, на три части хребет переломлю. Предупреждаю только раз. – Ясно, – буркнул Василий. Все уже закончили сборы и по одиночке и парами уходили в лес. Утром Василий даже не успел поздороваться с Ольгой, Она ушла одна из первых. – Не вздумайте сегодня раньше времени бросать работу, – напутствовал каждого Семен. – Если Мурат появится, гостинцы не тронем, пока все не соберутся. К Семену подошел подтянутый, аккуратный человек с грустным, добрым взглядом. – Вы, Семен Дементьевич, не забудьте и про меня, – попросил он. – Хоть я мало употребляю, все же парочку бутылочек оставьте. – Сделаем, – заверил Семен. Василий кивнул на подтянутого человека и спросил у Фагота: – Кто это? – Майор Стелуев. Отставник. Два года назад комиссовали по состоянию здоровья. Врачи прописали ему лесной воздух и побольше ходить. Вот он летом и осенью живет в тайге, рыбку ловит, собирает ягоды, а зимой – опять к себе в город. – Он тоже в бригаде? – Нет, майор сам по себе. Нашего брата недолюбливает. Иногда приходит продукты купить, орешки и ягоды в город родственникам отправить через Мурата. – Эй, Фагот, чего время тянешь, – крикнул Семен. – Опять брюхо подвело? – Нет-нет, идем. Василий и Фагот подошли к Семену и майору Стелуеву. – Вчера прибыли? – спросил Стелуев у Василия. – Вчера. – Будем знакомы: Корней Антонович Стелуев. Василий пожал крепкую, маленькую ладонь майора. И подумал: «Сразу чувствуется военный человек. Даже в тайге опрятный, хорошо выбрит, как будто прибыл только что из города». Майор взглянул на часы и недовольно покачал головой: – Заспались мы сегодня, братцы, надо поторапливаться, – он улыбнулся и быстрой, пружинящей походкой зашагал в лес. Василий заметил, как Семен зло посмотрел вслед майору и что-то проворчал себе под нос. В полдень Фагот предложил перекусить. Костер не разжигали, не хотели терять время. Съели по два сухаря, разодрали соленую рыбу и запили водой из ручья. – Пятнадцать минут полежим, и за работу, – предупредил Фагот. Василий достал пачку сигарет. Закурили. – Чего это Семен так зло на майора смотрел? – поинтересовался он. – Ерунда, – махнул рукой Фагот. – Наши один раз лосиху завалили, а майор попутал. Был крупный разговор с Семеном. О чем они там говорили, не знаю, но Семен долго злился на майора – лезет, дескать, не в свое дело. А потом они помирились. В общем-то, Семен не злопамятный, да кто его до конца поймет, может, где-то осталась обида. Честно говоря, завидую майору: ошивается с нами, а наша грязь не пристает к нему. Фагот нахмурился и показал пальцем на колот. – Давай, твоя очередь мордасить, а я буду собирать шишки. – Сколько ж в нем кило, в этом чертовом колоте? – спросил Василий, нанося удары по кедру, и сам ответил: – Не меньше тридцати. Как же вы тут, сердешные, умудряетесь жрать водку литрами, да еще небось чифирок гоняете, а потом такой агромадиной махать? Сдохнуть можно. И как у вас сердце, отникотиненное, наалкоголеяное, выдерживает? – Вот такая нам кара небесная, – отозвался Фагот. – Махай, махай, Вася. Кучу денежек заработаешь. Считай, каждый взмах – пятак. Видишь, как много мы стоим! Василий сбросил куртку и рубаху. Пот заливал глаза, и руки едва-едва слушались. Но он не останавливался: стыдно было перед хлипким, изнеженным Фаготом, который все утро ворочал колотом без передыху. – Да что же это я, – вдруг спохватился Василий. – Ведь с детства учили не издеваться над хлебным деревом. Все равно что буханку ногами в грязь затоптать. Разудалился, размахался колотом, как несмышленыш, – он отбросил колот в сторону и похлопал по стволу кедра. – Прости, братец, ох, как изуродовал тебя. – Ты чего? Умаялся? Та-акой здоровый мужик, а уже уморился. Василий стоял, задрав вверх голову, пытаясь за ветвями разглядеть макушку дерева. – Ты чего там увидел? – забеспокоился Фагот. – Небо… Понимаешь, Фагот, кусок неба и в нем – верхушку дерева. Того дерева, которое мы с тобой, две падлюки, две гниды, уничтожаем. Тебе, Фагот, никогда не бывает жаль кедры, когда мордасишь их колотом? – Бывает, – неожиданно для себя ответил Фагот. – Ты слышишь, Фагот, как стонет кедр? Ведь ты должен слышать. У тебя музыкальный слух. – Оглох я, Вась, – Фагот испуганно оглянулся и понизил голос. – Очнись… Семен с нас шкуру спустит, если норму не выгребем. Знаешь, как он говорит: «Сибирь благая, мошка злая, народ бешеный». Ты понял, Вась? – Понял, – Василий снова взялся за колот. – Лады, Фагот, забудь, о чем я тут говорил, – и он снова взмахнул колотом. Вечером никто не проверил, сколько они собрали орехов. У костра – необычное оживление, суета и веселые возгласы. – Мурат прибыл! – радостно выпалил Фагот. – Быстро, мешки в общую кучу! Не заметят!.. Василию показалось, что даже костер в этот вечер полыхал по-особенному ярко. Вокруг него расставляли нехитрую таежную посуду, бутылки с водкой. В глубоких мисках толсто нарезанные куски сыра, колбасы, хлеба. В большом прокопченном котле дымилась картошка. Люди в предвкушении пиршества потирали ладони, шутили, перемигивались. И над всем этим шумом и гамом парил веселый громовой голос Семена. Он отдавал короткие распоряжения, сдабривая их шутками. Заметив Василия, Семен воскликнул: – А, наш практикант! Как работалось? Понял теперь, что махать колотом – не портвейн пить? Садись, практикант. Василий поискал глазами Ольгу. Она почему-то настороженно встретила его взгляд и принялась подбрасывать в костер поленья. Василий подошел к ней. – Не прогоните? – Садитесь, у костра все места общие. Здесь не театр, – Ольга покосилась на него. – Как ваш первый трудовой день? – Изломался. А еще все время думал, неужели и вы коло том орудуете? Или для вас придумали какой-нибудь дамский, облегченный? Ольга засмеялась: – Куда мне с колотом справиться? Обхожусь общедоступным и гуманным способом: собираю только упавшие шишки. – Она вдруг заметила пустую миску в руках Василия. – А вы почему не едите? – Сейчас, сейчас, – засуетился Василий и тут же добавил: – С чего это меня на «вы» стали называть? Или постарел за день, или уважать больше стали? – За день многое меняется: и люди, и отношения, – глядя в костер, ответила Ольга. – Пить будете? Налейте водки. – Нельзя мне, – покачал головой Василий. – Я свое выпил. На семь жизней норму прикончил. – Алкоголик? – Был… – Не похоже. И лицо, и глаза, и руки у пьяниц другие. – Вот номер, что же, я сам на себя наговаривать буду? Василий тронул Ольгу за руку и глазами показал на человека, что сидел неподалеку и, казалось, прислушивался к их разговору. Ольга понимающе кивнула. А тем временем у костра становилось шумнее. Семен раскупоривал все новые и новые бутылки водки. То тут, то там слышались смех, ругань, пробовали затягивать песню. Тихо подошел сзади майор Стелуев и наклонился над Ольгой и Василием. – Шли бы вы, ребята, отсюда. Сейчас мужики перепьются и опять мордобой пойдет. Чего вам смотреть, как дурачье пьяное друг другу кровь пускает? – А вы почему остались? – спросила Ольга. – Я тоже ухожу. Выпью у себя в шалаше двести грамм и на боковую. Может, составите компанию? – Стелуев кивнул Василию. – Рад бы, но не могу, – ответил Василий и предложил Ольге: – Пройдемся по берегу? Ольга молча поднялась. – Если надумаете ко мне в гости, не стесняйтесь, – предложил Стелуев. – Пройдите по берегу вверх метров пятьсот, там и найдете мои хоромы… Со Стелуевым они встретились через два дня. – Не могу отвыкнуть от этой пакости, – майор бросил докуренную сигарету. – Ведь клиническую смерть перенес, выкарабкался и снова принялся сосать. – Давно это случилось? – Василий сел на бревно рядом с майором. – Клиническая смерть? – Да. – Три года прошло. Тогда комиссовали меня. Должен был подполковника получить, а вышло… – Стелуев махнул рукой. – В общем, воскресить воскресили, а об армии сказали: и не думай… К черту заунывные разговоры! Жизнь продолжается! И надо, не теряя времени, наслаждаться ею. Впрочем… – Стелуев кивнул в сторону Ольги, которая мыла на берегу посуду, и подмигнул Василию: – Вы как раз так и поступаете. Молодец! Ну, мне пора. – Надолго уходите? – Дня через три ворочусь. Вы тут присмотрите за моей виллой. Хорошая она у меня получилась. Обидно, если ее растащат на костер. – Сохраню, – пообещал Василий. Они пожали друг другу руки, и Стелуев зашагал берегом реки. Подошла Ольга. – Куда это Корней Антонович? – За Сенгулу отправился. Говорит, там ягоды в распадках видимо-невидимо. – А разве здесь мало? – Может, там ягода слаще, – пожал плечами Василий. – Может, отдохнуть от нашей бригады захотел. – Может быть, – задумчиво повторила Ольга. Василий взял из ее рук котелок с посудой: – Товарищ дежурный, какие у вас еще задания по кухне? – Кажется, разделалась со всеми. – Тогда разрешите пригласить прогуляться по бульвару. – Лучше в театр сходим. – Не достал билеты. – Тогда сходим в кино. – Там душно, к тому же показывают старый-престарый фильм. Мы пойдем в планетарий с настоящим небом и луной. – Пойдем, – согласилась Ольга. Вечер был сухой и студеный. Все затаилось в ожидании скорой зимы. Ольга подняла вверх руку. – Вон та звезда – Сириус. – Где он? – взглянул на ее руку Василий. – Да вон же, смотри, где мой указательный палец. – Сириус во много раз больше Солнца. А его спутник – совсем крохотная звездочка, и у нее нет собственного света. – Я ни черта не смыслю в астрономии, – ответил Василий. – У этой звездочки нет собственного света, – повторила Ольга, – зато сила притяжения такая, что может отклонить с орбиты своего соседа-великана. Василий улыбнулся и обнял Ольгу: – Ну и пусть отклоняются, это их личное звездное дело. Она заглянула ему в глаза и тихо сказала: – Так и я возле тебя. – Как? – не понял Василий. – У меня нет своего света. Понимаешь? Я лишь твой спутник. Без света… И могу навредить тебе – отклонить с орбиты. – Перестань… – Нет-нет, это правда. – Перестань, – Василий схватил ее за плечи и встряхнул. – Слышишь? Ольга ничего не ответила, и они долго шли вдоль берега реки, каждый думая о своем. – Кажется, вилла Стелуева, – наконец произнес Василий. Он показал рукой на мрачное нелепое строение из досок и ветвей. – Ты не замерзла? – Немного. – Пойдем погреемся. У Стелуева есть «буржуйка» и припасены сухие дрова. У него все четко: военный. Они вошли в сооружение, которое можно было назвать и шалашом, и землянкой, и хибарой. Василий зажег спичку. – Уютно живет майор. Ai;a, вот дрова. Ольга уселась на мягкий пастил из веток и молча наблюдала, как орудует у печки Василий. Наконец затрещали дрова, в разные стороны поползли седые струи дыма. Сразу стало теплей. – Как хорошо тут, – прошептала Ольга. – Я хочу шампанского. – Какое совпадение, а я – водки. – Тебе нельзя. Василий развел руками: – Бедному алкоголику остается только мечтать о выпивке. – Ну а если больше не о чем мечтать… Василий не дал ей договорить, резко обнял и поцеловал. – Еще одно желание появилось? – Ольга попробовала отстраниться, но он крепко держал ее. – Зачем ты так? – Василий нахмурился. – Прости, я сама не знаю, что со мной сегодня творится. Прости… – За что? – За то, что отклоняю с орбиты. – И она прижалась к нему. После возвращения из Москвы Серега Треф снова поселился у Мурата. На этот раз долго не пришлось бездействовать. Через два дня явился Славик и не один, а с хозяином. – Доброзин, – представился тот и некоторое время бесцеремонно разглядывал Серегу белесыми, чуть навыкат, глазами. Наконец он похлопал Трефа по плечу и коротко рубанул: – Хорош парень, будем работать. – Поработаем, – произнес Серега, отведя взгляд. – Вот и ладненько. Садитесь, ребятки, поближе. – Доброзин с минуту молчал, словно не мог собраться с мыслями, потом начал: – В каждом человеке, ребятки, наступает момент, когда он должен изменить ритм жизни. У вас это будет не скоро. А мне уже пора. Ясно? – Чего ж тут неясного, – отозвался Славик. – Кто хорошо трудился, имеет право в нашей стране на заслуженный отдых. – Вот именно, – оборвал его Доброзин. – Потрудился я не плохо в свое время, много, правда, потерял не по своей вине. Но дело не в этом. Ухожу на покой. Старость обеспечена. Да вот появилась возможность кое-что добавить к своей пенсии. Разве можно упустить такой момент? Как ты считаешь, Сережа? На этот раз Треф сумел выдержать взгляд белесых глаз. – Упускать прибавочку к пенсии, конечно, грех. Но чьими руками будет лепиться эта прибавочка? – Угадал, угадал, Сережка-Сережка, – улыбнулся Доброзин. – К вам, молодым, и обращаюсь за помощью. – Вот номер: то приказывал «Будем работать», а то просит помощь. – Треф с ехидцей взглянул на Доброзина. – Ершист, аи ершист, Сережка. И как до сих пор не сложил вихрастую головушку? Ума не приложу. Запомни, прошули я, угозариваю ли, для тебя и Славика – это все равно приказ. – Теперь понятно, – Серега развел руками. – Дело и для вас очень выгодное, – продолжил Доброзин. – Кроме того золотишка, что я приготовил для Москвы, есть еще. Только оно пока в землице лежит. Ждет не дождется, когда его извлекут на свет божий. Золото должно служить людям. Верно я говорю? – Верно-то верно, – отозвался Серега. – Да земля его отдает не так просто. – Знаю! Гектары пахать не заставлю. Имеется золотоносный участок. Сведения точные. Две недели работы – и на всю жизнь обеспечены. Бросаем к черту этот кооператив, орешки-ягодки, и разбегаемся в разные стороны. – А не получится, что этих разных сторон окажется всего две – «тот свет» и этот? – Серега криво усмехнулся. – Причем двое из нас троих почему-то разбегутся как раз на «тот свет»? – Отпадает, – Доброзин сделал решительный жест рукой. – Отпадает хотя бы потому, что одному не вынести из тайги всего золота и не доставить в Москву. – Но это можно сделать в три приема. – Ты забыл, Сережа, про милицию. Она упускает один раз, от силы – два. Но мелькать у нее перед носом три раза… Мы люди взрослые и не будем преуменьшать ее возможности. – А, да к этому золотишку милиция принюхивается? – всполошился Славик. – Пока нет, но если будем медлить да требовать друг у друга всяких гарантий, не только принюхается, а и слизнет. – Доброзин поднял вверх указательный палец. – Хочу обратить внимание на одну деталь. Остаться в живых с той информацией, что вы получили от меня, гораздо сложней… Славик не дал договорить: – Когда надо идти? – Завтра. А что скажет Сережка? – Чего ж мне еще говорить? Завтра так завтра… – Вот и ладненько. Мурат вас соберет в дорогу и переправит ко мне. В тайге и встретимся. – Тьфу… тебе в рыло, – не сдержался Треф, когда Доброзин ушел, – деточку из себя корчит, цветик-ягодка. А если милиция привязала тех двух покойников к Добрсзину? – Нет-нет, что ты! – затряс головой Славик. – Мужик он верткий, бесследный. – Привидение, что ли? – усмехнулся Серега. – Ну ты со всем одурел. Как выпутываться думаешь? – Золотишко поковыряем. Чего уж тут. Никуда не денешься. Только нам с тобой друг за друга держаться надо, – торопливо заговорил Славик. – Может, пронесет, отделаемся от Доброзина. Тогда и нам отсюда мотать надо. Старик обещал отдать мне рынбк со всей бригадой, а я так думаю: на хрена это все? Раз Доброзин отдает свое дело просто так – значит, что-то не ладно. – Хана вашему дефициту! – злорадно ответил Треф. – Будет машина, будут и дубленки, и тебе, Славуля, снова переквалифицироваться придется. Будешь воровать честно. – До этого еще далеко, мы не доживем. – Конечно, не доживем, если вовремя не отвалим. – Теперь хребет не собираешься мне ломать? – пошутил Василий. – Теперь нет, поначалу думал, у тебя с Ольгой так – тра-ли-вали. Но раз дела серьезные, чего мне своим рылом лезть? С нами-то надолго? – Пока не знаю, – пожал плечами Василий. – Мой совет: уводи ты ее от нас подальше и побыстрее. – За совет спасибо. Помолчали. Потом Василий спросил: – Когда на зимовье? – Денька через два-три. Мурат привезет одежду, кое-что для охоты, и будем перебираться. Зверя-то доводилось бить? – Доводилось. На глаз и руки не жалуюсь. – Поглядим, поглядим. Дырявые шкуры нам ни к чему. Подошел Стелуев. – У меня к вам просьба, Василий. Не откажите. – Постараюсь. – Хочу вас похитить на несколько дней и поэксплуатировать. – Это как? – Есть одна избушка. В ней когда-то база геологов была. Хочу ее подремонтировать и пожить месяц-другой. Поможете? – Как бригадир скажет. – Давай помогай, – хмыкнул Семен. – Чего ж не помочь хорошему человеку? Отшелестело время листопада, отзвенели тихие осенние капели, и затихла тайга. Затихла, затаилась ненадолго, ждет, когда нагрянут морозы, а с ними ворвутся в лес метели и вьюги. Мурат привел Серегу и Славика на зимовье, когда тайгу запорошило первым снежком. – Вплелись в хреновину, – ворчал Серега. – Зима, а мы в тайге вкалывать собираемся. Померзнем. – Та вытянем как-нибудь, – отвечал неуверенно Славик. – Одежда на меху, спирту вдосталь, костерок разведем. Мурат свел их с Семеном, а сам заторопился назад, успеть, пока не затянулась льдом река. Семен встретил их неприветливо. – Отлучаться не могу: дел по горло. Сами дойдете, без провожатых. Расскажу, покажу, как разыскать нашего хозяина-благодетеля, и топайте ножками. За два дня управитесь. Увидите нашего разлюбезного. Поздно вечером наведался Федот Андреевич. – От везуха нам сегодня на гостей, – не то шутя, не то серьезно приветствовал его Семен. – Куда тебя положить, дед? – Я, может, с вами под одной крышей и не стану ночевать, – ответил Федот Андреевич. – Где племяш? – Запил, – хихикнул Генка. – Чифирок в лесу гонит. – У тебя не спрашивают, шутник. – Ушел он в тайгу, – пояснил Семен. – Как ушел? – Не бойся, не съедят твоего племянничка. Денька через три обещал вернуться, – успокоил Семен. – Ложись отдыхай. – Чего темнишь, Семен? Сказывай, где Василь? – С майором ушел, – сказала Ольга. – Майор попросил помочь отремонтировать старую базу геологов. – Вон как… – задумался Федот Андреевич. – Ушел, значит, и ничего не просил передать мне? – Ничего, – покачала Ольга головой. – От шалопут, – Федот Андреевич засуетился. – Ты уж скажи ему, как объявится, что я навещал. А мне пора. – На ночь глядя? – удивился Фагот. Ольга вышла за ним следом. – Возьмите меня с собой. – Да ты что, голубонька? – удивился Федот Андреевич. – Не туда иду, куда ты хочешь. Я по своим делам поспешаю. – Тогда торопитесь. Беду чую. Старик внимательно посмотрел ей в лицо. – Вон как?.. Потороплюсь, потороплюсь, голубонька. – О! Да к нам гости пожаловали, – Стелуев отошел от окна и остановился рядом с Василием. – Есть чем угостить? – Кажется, есть… – Василий направился было к печи, но неожиданный удар в живот заставил его скорчиться от боли. И тут же Стелуев ударил его коленом в лицо. Василий застонал и повалился на пол. В избу вошли Серега и Сланик и замерли на пороге. – Чего застыли?! Входите! – произнес Стелуев-Доброзин.– Не бойтесь, ребятки, это работник милиции. Вынюхивал мои дела, лез куда не следует, а теперь он безвреден. Ну-ка, возьмите под нарами веревки и хорошенько свяжите его. Серега пристально вгляделся в лицо Василия, потом тряхнул головой: – Э, дядя, мы так не договаривались. Золотишко-то твое в крови, а значит, в Уголовном кодексе больше весить будет. – Цить! – Доброзин вытащил из кармана пистолет и навел на Трефа. – Заткнуть хавало и делать, что приказал! Серега и Славик нехотя достали веревку и принялись связывать Василию руки за спиной. Доброзин сам проверил, надежны ли узлы, и скомандовал: – А теперь обыскать! Серега и Славик все так же нехотя повиновались. – Ничего нет, – Треф вывернул все карманы Василия. – Пусто, – подтвердил Славик. – Сам вижу, – отозвался Доброзин. – Куда же он пистолет свой дел? Ведь наверняка с оружием прибыл… Василий стал приходить в себя. Застонал и попробовал пошевелить руками. – Ну-ка, посадите его, – распорядился Доброзин. – Надо кое-что выяснить. – Он зачерпнул из ведра кружку холодной воды и плеснул в лицо Василия, потом нагнулся к нему и участливо спросил: – Полегчало, Василек? Василий вместе с кровью выплюнул два зуба, обзел взглядом избу и неожиданно улыбнулся: – Чуть-чуть полегче. – О, ты у нас молодчага, – Доброзин сунул пистолет в карман и сел на корточки. – Хочу серьезно поговорить с тобой, Василек. Пораскинь мозгами. У тебя два выхода: ответишь на мои вопросы – оставлю в живых, нет – сам понимаешь… Василий облизнул распухшие губы и кивнул в сторону Сереги и Славика: – А эти откуда взялись? – Вопросы буду задавать я! – оборвал Доброзин. – Что известно обо мне в управлении? И без вранья! Жить-то, надеюсь, хочется? – Еще как… – И чтоб деваха твоя осталась живой, тоже хочешь? – Сволочь, – не сдержался Василий и рванул руки, но веревки надежно стягивали их. – Теперь понимаешь, что, если не ответишь на мои вопросы, ей тоже конец? – Доброзин поднялся на ноги и походил по избе. – Итак, я жду. – Плохи твои дела. – Да уж не хуже твоих… Будешь отвечать? – Тебе уже не уйти. Нам известно и про убийство, и про золото. – Почему же не взяли до сих пор? Василий посмотрел на Серегу и Славика. – Мы не только тобой интересуемся. Нам и на других надо было искать выходы. – Связным у тебя был, конечно, Федот Андреевич? Можешь не отвечать, и так все ясно. А из бригады Семена никто не помогал? – Нет. – Вспомни, Василек, вспомни хорошенько. Может, завербовал кого в осведомители. – Не та публика, – покачал головой Василий. – Какой от них толк? Сам же говорил: за бутылку водки продадут и перепродадут. – А деваха твоя? – Ну зачем же втягивать ее в такие серьезные дела? С меня одного связного хватало. – Что известно о золоте? – Мы знаем, где его добыли те двое. – Вот как? – Брови Доброзина резко выгнулись. – А чего тут удивляться? Это как раз легче всего было выяснить. – М-да, действительно, – пробормотал Доброзин и кивнул Сереге и Славику. – Ну-ка, ребятки, на пять минут выйдите, подышите свежим воздухом. – А вы тут против нас не сговоритесь? – Серега выжидающе посмотрел на хозяина и на Василия. – Идите, идите, – поморщился Доброзин и махнул рукой. Когда Серега и Славик вышли, продолжил: – Значит, не исключено, что в том золотоносном месте меня ждет засада? – Наверняка ждет, – подтвердил Василий. – Ас какой стати я туда полезу? – Доброзин засмеялся. – Мне и того золотишка хватит, что я припрятал. Не там капканы ставите. – Ничего, мы их много наставили, в какой-нибудь наверняка попадешься. Доброзин подскочил к Василию и с силой вонзил ногти ему в лицо. – Заткнись, щенок. До моего золота вам не добраться. Руки коротки. – Он с силой оттолкнул Василия. Распахнулась дверь, и в избу заглянул Серега: – Любовная сцена у фонтана продолжается? Доброзин зло взглянул на Трефа и процедил: – Зови Славку. Этого, – он пихнул Василия ногой, – в погреб. Пусть остынет немного. Серега и Славик кое-как спустили Василия по шатким ступенькам. – Ну, теперь чего? – спросил Треф, когда они выбрались наверх. – А теперь… – Доброзин подошел вплотную к Сереге. – Выкладывай, откуда знаешь этого лягавого? Только не темни. Видел, как вы переглянулись. Переглянулись и промолчали, вроде как тайна между вами какая, дела общие? А? – Глазастый ты, дядя, углядел-таки. – Жизнь научила, так где и как вы познакомились? – Случайно. – А все-таки… – Пять лет назад он во мне человека увидел. Поверил. А я потом долго потешался над его доверчивостью. – Теперь жалеешь, – хмыкнул Доброзин. – С милицией отношения только на обмане надо строить. Серега отвел глаза и ничего не ответил. – Собирайтесь, ребятки, в дорогу. Нам здесь делать нечего, – кивнул Доброзин. – Куда сматываемся? – Славик переглянулся с Трефом. – Я же говорил, куда. На золотоносные места. – Неувязочка получается, – встал Серега. – Там же засада. – Подслушали?! – Случайно донеслось. – Я вас в другие места поведу. Не бойтесь, сам на рожон не полезу и вас не подставлю. Милиция не все вынюхала. Сработаем, ребятки, без потерь. – А с ним что? – Славик кивнул в сторону погреба. – Разве не понятно? – Доброзин сунул правую руку в карман куртки. – Опасный он. Пока его связной доложит, что он ушел из бригады, мы ликвидируем эту опасность… И ищи нас тогда на просторах страны… – Стоп, дядя, не о том речь, – прервал Серега. – А если мы со Славиком не дадим тебе лягавого? Доброзин загадочно улыбнулся. – Мне он уже совсем не нужен. Он твой, Сережка. Вы же старые приятели. Лягавый поварил тебе, а ты его на мучительную смерть обрекаешь. Нехорошо. – Не понял… – Поясню, – Доброзин вытащил пистолет и тихо приказал: – В погреб! – Да ты что, очумел?! – Без истерик. Покажи инструмент, – поморщился Доброзин. Серега скорей машинально, чем осознанно, вытащил висевший под мышкой охотничий нож и сделал шаг к Доброзину. Но тот направил на него пистолет. – Стоящий инструмент. Ступай. Серега в замешательстве посмотрел на Славика, на Доброзина и начал спускаться в погреб. – Побыстрей, – Доброзин подошел к краю входа в погреб. Василий попытался приподняться и что-то сказать, но Треф быстро зажал ему рот, перерезал веревки и прошептал: – Крикни и замри, пока не уйдем… Ладонью он стер с лица Василия кровь и вымазал лезвие ножа. – Чего возишься?! – раздалось сверху. – Ну-ка, Славик, подай фонарь. – Кончен, – отозвался нехотя Треф. Луч фонаря скользнул по земляному полу и замер на окровавленной шее Василия. Серега вылез из погреба и уселся на край, свесив ноги. Нож он всадил в дощатую половицу. – Видишь, как все просто, – Доброзин погасил фонарь. – Не так уж страшна человеческая кровушка. Привыкнуть можно ко всему. Эх, Сережка-Сережка, теперь и ты заделался мокрушником, да ненадолго… Треф поднял голову. Прямо в лицо ему смотрел жуткий глазок пистолета. Рванулся Серега в сторону и только успел выдернуть из половиды нож, как равнодушно громыхнули два выстрела. – Серегу за что-о-о?! – завопил Славик и метнулся к Доброзину. Третий выстрел отбросил его назад. Славик схватился за живот и повалился на пол. Доброзин склонился над ним, хотел было еще раз выстрелить, но заметил кровавую пену на губах и спрятал пистолет. «Все, надо сматываться, – подумал Доброзин. – Два дня до заброшенной деревни, вытаскиваю свое золото и айда в Москву. Славка, видать, не проговорился этому фендрику, что я в Москве по их следу шел, и без него теперь знаю, на кого выходить… Жаль, не удалось еще добыть золотишка. – Доброзин вдруг понял, что говорит вслух. – Ого, плохой признак, нервишки сдают. Вон как руки трясутся, будто после первого покойника…» Василий слышал выстрелы, крик Славика и бормотание Доброзииа. Он рвался из погреба, но ничего не мог сделать с проклятыми веревками на ногах. Серега не успел их перерезать. Узел был затянут накрепко. Ослабевшие пальцы никак не могли с ним сладить. К тому же приходилось делать это в темноте, на ощупь. Василию показалось, что прошла целая вечность, пока наконец узел распутался. Ноги затекли, и первые минуты он мог стоять, лишь держась за стену. Потом почувствовал, как ноги ожили, и стал подниматься наверх. Несколько раз останавливался, боялся упасть. Наконец выбрался. Долго сидел на полу, уставившись на мертвых Серегу и Славика. Снова поднялся на ноги. Подошел к ведру с водой, смыл с лица кровь, прополоскал рот и выпил три кружки воды. Пошарил под нарами и достал бутылку водки. Несколько глотков взбодрили его. Захотелось есть. Но едва Василий подошел к печи, как послышался стон. От неожиданности он вздрогнул и обернулся. Тусклые глаза Слааика смотрели жалобно и обреченно. Одной рукой он держался за живот. – Жив? – Василий склонился над Славиком. – Жив… – Сейчас перевяжу. – Пить… – попросил Славик. – Нельзя. Раз в живот ранен, пить нельзя, – Василий поднял с пола нож, снял свитер и рубаху и принялся вырезать полосы материи. – Хоть пару глотков дай, – взмолился Славик. – Говорю, нельзя. Загнуться можешь. – Ну и к хренам собачьим! Тебе-то что?! – Ого, окреп голосок, значит, жить будешь. – Не хочу жить, дай воды. – Терпи. – Пошел ты к… – Славик устало закрыл глаза, но через минуту снова заговорил. – Думаешь, если живым доставишь, премию дадут или медаль прицепят? – Помолчи лучше. – Ненавижу, курва лягавая. Угробил мне жизнь. – Я, что ли, тебя продырявил? Или под пулю подвел? – Все равно ненавижу… Что с Серегой? Хана? – Убит… – Ах, паскуда, – заскрипел зубами Славик, – потрох сучий, кудряво как пел: дорожку золотом вымащивал, а влепил свинец.. Если б знал… Слушай, а ты как живой остался? – Ему спасибо, – кивнул Василий на Серегу. С грохотом распахнулась дверь, и в избу ввалились Федот Андреевич и Витька. – Че случилось? – Федот Андреевич подскочил к Василию. – Паршивые дела. Ушел… – Кто ушел? – переспросил Витька, в ужасе глядя на мертвого Серегу и раненого Славика. – Что делать будем? – не обращая внимания на Витьку, спросил Федот Андреевич. – Пока надо этого перевязать, – Василий кивнул на Славика. – Чего на меня время теряешь?! – закричал тот. – Поймай лучше эту паскуду. Он золото пошел доставать из тайника. – Куда? – встрепенулся Василий. – Не знаю. Про какую-то заброшенную деревню бормотал, гнида. – Заброшенная деревня? – переспросил старик. – Знаем такую. Витька-то видел этого Стелуева через день после убийства неподалеку от нее. – Видел, – подтвердил Витька. – Только разве мог я тогда заподозрить? Майор все-таки… – Никакой он не майор, и не Стелуев, – Василий торопливо натянул свитер. – Федот Андреич, оставайтесь с раненым, а ты, Витек, что есть духу – в поселок к участковому, он знает, как дальше действовать, ну а я… – Нее, – обиженно протянул Витька, – я с тобой, бандита брать. – Кончай разговоры, – оборвал Василий, – расскажи лучше, как побыстрей до заброшенной деревни добраться. – Бандит наверняка дальней дорогой пойдет вдоль речки, а есть покороче путь, – нехотя начал Витька. – От зимовья… – Это где Семен с бригадой? – Точно, – кивнул Витька, – там обрывистые хребты. Не высокие, но почти неприступные. Деревня за теми хребтами лежит. – А как через них перебраться? – Тропочка есть. Мне-то как раз по пути в поселок. Покажу. В нескольких шагах от избы, под сломанной сосной, у Василия был завернутый в полиэтиленовую пленку пистолет. Теперь он благодарил судьбу, что предусмотрительно спрятал его вчера вечером. К заброшенной деревне Василий добрался к вечеру. Внизу, в неширокой долине, зажатой двумя хребтами, темнела короткая цепь домишек. Непривычная деревня. Дым не струился из труб, не лаяли собаки, не зажигались огни в окнах. Теперь оставалось выбрать дом, из которого просматривается вся деревня. И ждать. В деревню вошел задворками, наметил дом, что немного возвышался над остальными, и стал пробираться к нему, еловыми ветками заметая свой след. Комнаты в избе были нетопленые. Василий зажег спичку и огляделся. Большая русская печь, железная кровать с изодранным матрацем, с потолка на длинном проводе свисала засиженная мухами лампочка. За печью дразняще лежали сухие, сосновые поленья. «Сегодня он вряд ли придет, – подумал Василий. – Можно растопить печь и согреться… А вдруг он уже неподалеку? Увидит дым из трубы и уйдет. Нет, надо терпеть». Василий сел на кровать и поджал под себя коченеющие ноги. Глаза сами собой закрылись, и он услышал тихий стеклянный звон. Никак не мог понять, откуда он доносится. Холод лизнул вначале щеки и подбородок, потом шею, грудь, спину. Надо двигаться! Он попробовал пошевелиться, но почувствовал боль в ногах и груди. Перед глазами запрыгали синие и красные искры. Потом он вдруг увидел ночное осеннее небо и падающие звезды. Сильнее забилось сердце и громче стеклянный звон. «Это мое дыхание, – подумал Василий. – Если я не буду двигаться, оно замрет. Навсегда». Он поднялся с кровати и принялся ходить по комнате, разминая замерзшие ноги. Иногда останавливался у окна и сквозь узоры в окне вглядывался в сумрак деревни. Он должен быть готовым к поединку. Василий продолжал вышагивать по комнате. Ледяной озноб мешал сосредоточиться, мысли уносились в пугающую неизвестность. Изредка Василий садился на кровать передохнуть и устало смотрел на мохнатые снежные звезды окна. Он снова поднимался к окну и долго вглядывался в пустынный двор, укутанный синими тенями. Распахнутая настежь калитка. За ней морозно сияла мертвая улица. Но что это? Шаги? Мерные, неторопливые, такие уверенные, будто человек знал, на что идет. Василий сунул руку в карман и нащупал пистолет. Скрипят ступени под ногами невидимого человека. Загромыхало в сенях, дернулась дверь, но не раскрылась. Стук-стук – это не дверь, это сердце стучит. Снова скрипят ступени, скрипит снег под ногами невидимого человека. И опять тишина. А Василий все стоит, прижавшись лбом к стеклу. Нет никого в пустынной деревне. И ни звука шагов, ни стука в дверь. Рассвет вынырнул из-за сопок. Припал к мохнатым звездам на окнах и рассмеялся звонкими искрами инея. По розовому полю от лесной чащи к деревне медленно шел человек. И хоть не видно издали лица, Василий сразу узнал его. * * * ВАДИМ БУРЛАК родился в 1949 году в Херсоне. Окончил Московский юридический институт. Автор нескольких книг. Президент ассоциации «Спасем мир и природу». Первые публикации появились в журнале «Вокруг света». В «Искателе» выходила его повесть «Речные заводи».