---------------------------------------------


 Динец Владимир
 Тропою дикого осла (Записки великого русского писателя)

 Владимир Динец 
 Тропою дикого осла 
 Записки великого русского писателя 
 Будь свободен, как сын степей - дикий осел, ибо все блага мира не стоят мудрости, обретаемой в путешествии. 
 Салман Рушди. Сатанинские стихи 
 1993 
 Оглавление Предисловие Глава первая. Машина времени Глава вторая. Мокрые горы Глава третья. В тепле и уюте Глава четвертая. Человек без паспорта Вместо эпилога 
 Предисловие 
 Кто вдаль пускался от угла родного, 
 Тот видел то, о чем и не мечтал, 
 А дома за лжеца слывет пустого, 
 Коль на беду, что видел, рассказал. 
 Повсюду нрава глупый люд такого: 
 Не верит, коль рукой не осязал. 
 Ариосто. Неистовый Роланд, 7,1. 
 В июне 1993 года у меня на руках неожиданно оказалось 350 долларов. Недолго думая, я решил съездить на лето в северный Тибет и в Синцзян крайнюю северо-западную провинцию Китая. В то время я не имел ни малейшего понятия о ценах в этой стране, и вообще Китай был для меня практически белым пятном. 
 Впоследствии оказалось, что там можно путешествовать с минимальными расходами, и на эту сумму мне удалось за сто дней побывать во всех провинциях Китая, кроме Нинся-Хуйского автономного района, который, видимо, вполне соответствует названию. 
 Читателю предстоит познакомиться с почти не обработанным путевым дневником. Хотя со времени путешествия прошло около четырех лет и страна сейчас сильно изменилась, мне кажется, что отчет об этой экспедиции все еще представляет интерес. Прежде всего потому, что совершить нечто подобное (пусть за несколько большие деньги) может практически каждый. 
 Одиночные путешествия "дикарем" в любую страну - повальное увлечение во всем мире, а не что-то героическое. Мне встречались пожилые австралийские леди, трясущиеся в кузовах грузовиков с углем по длинной и очень тяжелой Западно-Тибетской дороге, и израильские девушки, в одиночку добирающиеся автостопом из Индии в Таиланд через Пакистан, Каракорум, Памир, Кашгарию, Тибет, Китай, Вьетнам и Камбоджу. Многие ребята катаются так по 10-20 лет подряд. 
 Разумеется, для этого нужно знать хоть чуть-чуть английского и несколько китайских слов. Без знания языка решаются путешествовать только очень богатые люди и русские "челноки". 
 Хотя у западных туристов Китай считается самой трудной для самостоятельных путешествий страной, кроме тех, где идет война, и "закрытых", вроде бывшего СССР или Мьянмы, для нас это удобная "тренировочная площадка" перед более дальними маршрутами. Сюда легко добраться; жизнь здесь дешевле, чем у нас; а к большинству местных трудностей мы привыкли с детства. Единственные серьезные опасности - это плохие дороги в горах и карманники на равнинах. Но даже если вы остались без документов и денег (как это случилось со мной), выкрутиться можно все равно. 
 Как и в России, в Китае "дырка в заборе" всегда предпочтительнее официальных путей; власть бумажки над человеком здесь столь же всеобъемлюща. Догадываясь о чем-то подобном, я запасся в Москве совершенно необходимым документом, который в дальнейшем буду для краткости называть Дацзыбао. Одна студентка-китаянка на бланке конторы, где я в то время работал, написала иероглифами справку о том, что я великий русский писатель и лучший друг китайского народа. На это письмо я поставил десяток печатей и штампов, все на русском языке. Именно Дацзыбао я отчасти обязан успехом всего мероприятия. Особенно впечатляли китайцев написанные внизу иероглифы "председатель" и "директор" без фамилий и подписей. 
 Из-за нехватки денег пришлось иногда добывать пропитание способами, не вполне традиционными для "белого человека", пользуясь широтой души и гостеприимством местного населения - на редкость дружелюбного и доброжелательного. Если бы дело происходило в России или на Западе, я бы, наверное, не решился поведать об этих методах. Но на Востоке издавна нет более почетной, престижной и любимой народом професcии, чем бродячий святой. 
 Сохраняя стиль и лексику путевого дневника, я заранее прошу прощения у читателя за некоторые обороты речи и обилие биологических терминов (хотя у меня диплом инженера-электрика, на самом деле я зоолог, но это уже другая история). 
 Позабудьте Европу и холодный наш край 
 Мир открыт автостопу: континент выбирай! 
 Я бы с Азии начал - самый близкий пример, 
 Всем по силам задача, несмотря на размер. 
 Здесь всего очень много - солнца, ветра и гроз, 
 Бесконечна дорога, то жара, то мороз; 
 В каждой горной долине здесь другая страна, 
 Утром снега лавины, а к обеду - весна. 
 Среди разных народов, средь кораллов и льда 
 Пусть везет вам с погодой и попуткой всегда. 
 Пусть вершины и визы вам даются шутя 
 Будет сочная жизнь, а все страхи - пустяк ! 
 Примечание. Я горжусь тем, что впервые после К. Пруткова нашел рифму на "Европа". 
 Глава первая. Машина времени 
 Никогда плотная завеса тайны не поднимется над этой землей чудес и волшебства, никогда легкомысленный турист не осквернит неприступные снега Тибета - ворот всех откровений. 
 Е.Блаватская. Маги и мистики Тибета 
 25.06.93. Ну, ребята, наконец-то я оттянусь на всю катушку! В данный момент я сижу в караван-сарае на озере Сайрам-Нур (1300 м над уровнем моря) и уминаю палочками огромную бадью лагмана с бараниной за 3 Y (сейчас 1 Y (юань) равен примерно 1/10 $). Чтобы научиться есть палочками, достаточно оказаться в такой вот забегаловке после целого дня в автобусе. Это несложно, но довольно медленно. 
 Остались позади три дня, проведенные на полке в поезде Москва-Алматы, с маячущей перед глазами надписью "Запомни, солдат! Ты охраняешь покой парня, который спит с твоей девушкой!" Позади и пересечение казахско-китайской границы у г. Джаркент в пыльную бурю. Впрочем, это в любую погоду не подарок. Пограничники придираются к любой ерунде, но если от китайских можно откупиться парой долларов, то нашим подавай сотенные. К счастью, у меня была копия Дацзыбао на русском, в более скромных выражениях. А вот на "челноков" было больно смотреть. Багаж тех, кого "завернули", все равно едет дальше - сколько здесь проливается слез, сколько хороших вещей достается таможенникам на автовокзале Урумчи! 
 Автобус Алматы-Урумчи идет больше суток, так что до города еще далеко. На первый взгляд, Синцзян кажется бедным и грязным, хотя и без особого свинства - словно Средняя Азия послевоенных лет. Я уже выучил два самых важных иероглифа: 
 "мужчина" и "женщина", их пишут на сортирах. Ну, пора ехать дальше впереди Джунгария. 
 26.06. Урумчи - столица Синцзян-Уйгурского автономного района. Если провинция мало изменилась с Х века, то здесь - неоновые вывески, телевышки и строящиеся небоскребы. Вообще, большинство городов Синцзяна напоминают стройплощадки. 
 Урумчи населен тюрками-уйгурами и китайцами. Отношения между ними сложные, и каждые несколько лет бывают выступления уйгур, неизменно жестоко подавляемые. 
 Хотя китайские колонии вдоль Великого Шелкового Пути существовали много веков, Синцзян периодически то входил в состав Поднебесной Империи, то выходил из нее. 
 В начале века за обладание этой богатой территрией соперничали Россия и Британия, и лишь в силу ряда случайностей Джунгария и Кашгария достались Китаю. 
 Даже сейчас быстро растущее китайское население сосредоточено в основном в городах. 
 Отель стоит 3 $, как и в Алматы, но здесь в стоимость номера не входит проститутка. На питание достаточно доллара в день. 
 27.06. Еду на так называемом "деревянном автобусе" в Кашгар. Три дня и две ночи. 
 Автобус без рессор, к тому же расстояние между сиденьями рассчитано на среднего китайца, так что ноги девать некуда. Багаж едет на крыше. Пересекаем "Долину Бесов" (якобы самое ветреное место в мире), Турфанскую впадину и самую восточную часть Тянь-Шаня. Через пустыню тянутся низкие причудливые горы, похожие на творения абстрактной скульптуры из камня и песка. "Коробки для яиц" сменяются "пчелиными сотами", "морщинистые холмы" - "щупальцами осьминога", и все это разноцветное. Геологи называют такой ландшафт "бедленд". Многие хребты в результате выветривания настолько утонули в собственной щебенке, что их почти не видно. Щебень и песок на много километров расплываются вокруг гор пологими склонами - бэлями по-монгольски. Здесь очень сухо, одна травинка на 10-20 минут пути. Лишь у подножия гор растут солянки, и там водится антилопа - джейран. 
 Ночевка в караван-сарае за 0,5 $. 
 28.06. Сегодня, честно говоря, я чуть не свихнулся. Весь день один и тот же пейзаж - поля с пирамидальными тополями и низкие желтые горы справа. Так с 5 до 23 часов. Автобус забит, мое место в хвосте, колени упираются в спинку сиденья впереди и дико болят. Многие пассажиры сходят, не выдержав жару и тряску. 
 Единственное утешение - огромные арбузы по 0,3$ штука. Неприятное место - Кашгария! 
 29.06. Сегодня полегче. Очень уж красивые горы справа - километровой высоты обрыв из пород всех цветов радуги, да еще весь в "архитектурных излишествах". К сожалению, у меня не было времени проверить, нет ли в этих красных склонах таких же "динозавровых кладбищ", как в сходных формациях южной Монголии. 
 К вечеру приехали в Кашгар. Город очень похож на Фергану застойных лет, но отличается обилием велорикш, вьючного скота и маленьких забегаловок, а также некоторой, мягко говоря, грязноватостью. Главные достопримечательности - несколько старых мечетей и огромная статуя Председателя Мао в ленинской кепке. 
 Из Кашгара начинается самая красивая дорога мира - Каракорумское шоссе. Оно поднимается на Памирское плато, пересекает Каракорум у его стыка с Гиндукушем, и затем спускается в Пакистан мимо горы Нангапарбат (8107 м) в Хиндурадже. Эта трасса чрезвычайно популярна у туристов всего мира, особенно город Пешавар, где за небольшую сумму можно пострелять из всех видов оружия, покататься на танке, а также все это купить. В этот раз я планирую ограничиться памирской частью. 
 Вечером пыльная буря, смесь грозы с "афганцем". Мне уже все равно - я и так весь в пыли. Отель "Semah", роскошное здание в псевдоарабском стиле, забит англичанами, пакистанцами и голландцами. 
 30.06. Ага, началось! Ради этого стоило и месяц ехать на автобусе. Рано утром выбираюсь из Кашгара, и сразу же передо мной открывается панорама Кашгарского хребта: ярко-красные горы, потом желтые, затем высокие черные и над ними - великолепная белая стена пика Конгур. Я смотрю на него последовательно из красного, желтого и черного каньонов, потом мы въезжаем на Памирское плато и останавливаемся у маленького зеленого озера Караколь. В трех юртах здесь расположен "туристский приют". За озером слева - Конгур (7719 м) и Конгур-Тюбе (7665), справа - Музтагата (7545). Сегодня я уже никуда не пойду. Буду сидеть в нирване на берегу, глядя на высочайшие горы Памира, мне покажут сначала заход солнца, потом восход луны. А завтра опять рассвет, закат и луну. Чего же еще хотеть? 
 01.07. Поднялся на Конгур до снеговой линии. Подо мной - ярко-голубой пульсирующий ледник. Он грохочет, трескается, а если внимательно присмотреться, видно, что он ползет со скоростью минутной стрелки. Речка, которая утром была по колено, к вечеру так поднялась из-за таяния ледников, что мне удалось перейти обратно с девятой попытки. 
 02.07. Хозяева туристского приюта - киргизы. От путешествий по Средней Азии в моей голове осталось полтора десятка киргизских и узбекских слов, так что вполне можно общаться. К тому же в местных языках много русских слов - чайник, колесо, винтовка и т.д. Продал жене хозяина на 2 $ советских монеток на украшения. Знал бы заранее - привез бы мешок. 
 К западу проходит невысокий Сарыкольский хребет. Если подняться на гребень, видно долину реки Оксу, хорошо знакомую всем исследователям советской части Памира. У каждого местного жителя есть прекрасная карта, на которой обозначены наши заставы, проволочные заграждения и тропы, по которым можно все это обойти. 
 Путь, впрочем, неблизкий, так что контрабандой никто не занимается. Чаще заходят на километр-другой вглубь таджикской территории, чтобы подстрелить архара или горного козла - с китайской стороны их уже истребили, а с СНГшной еще не совсем. 
 03.07. Поднимаюсь на Музтагату до края ледяной шапки. До чего же здесь все-таки красиво! Только очень холодно. Потом ловлю попутную полуторку 1949 г выпуска. 
 Китайская специфика выражается в том, что портрет Председателя на ветровом стекле цветной. Ночую у края плато в старом киргизском склепе, битком набитом аргасовыми клещами. 
 04.07. Иду вниз по каньону Гездарьи. Восточный склон Памира - самый сухой, поэтому флора и фауна здесь крайне бедные. К вечеру с 4200 м спускаюсь до 1500,совсем сбив пятки. Под вечер ловлю "Ауди" с местными журналистами. Машина пролетает поселки со скоростью 120 км/ч, истребляя бродячих собак лучше любой бригады очистки. Меня бесплатно (что здесь редкость) подвозят до самых дверей отеля, где я уже всех знаю. В городе начался сезон абрикосов - ням-ням! 
 05.07. По утонувшей в миражах пустыне Такла-Макан еду в Ечен. Чем глубже забираешься в эти края, тем острее ощущение, что движешься в прошлое. Если свернуть с главной улицы, попадаешь в кварталы, где ничего не изменилось со времен Ходжи Насреддина. Это, быть может, последнее место во всем исламском мире, где муэдзины рассчитывают на силу собственного голоса, не пользуясь микрофоном. 
 Из Ечена начинается дорога в Тибет. Из четырех основных дорог, ведущих туда с четырех сторон, Западная - самая длинная и тяжелая (самая легкая и короткая - южная, из Непала.) Выясняется, что один из перевалов закрыт "на ремонт" и открывается раз в 10 дней. До следующего раза - семь дней.Ловлю грузовик дорожников до закрытого перевала. Путешествуя по Союзу, я насмотрелся на плохие дороги, но ничего подобного этой не видел никогда. К тому же кузов, в котором я еду, забит прыгающими от тряски железками, так что скучать не приходится. 
 Проезжаем первый перевальчик (всего 3500м, но мало не покажется) и ночуем в таджикской деревне на дне совершенно жуткого каньона. Таджики собрались толпой и долго меня разглядывали - обычно машины с туристами проезжают деревушку без остановки. Быть может, аборигены и не знали, что кроме них существуют и другие люди европейского типа - ведь кроме нескольких маленьких таджикских поселков, все обитатели этих краев монголоиды, как китайцы, или метисы, как уйгуры. 
 06.07. Вот и закрытый перевал. На высоте 5400 м под убийственно ярким солнцем огромная толпа женщин и подростков вручную расширяет узенькую грунтовку, вьющуюся по промерзшим скалам и галечникам ледниковых морен. Дальше придется идти пешком. За перевалом нет ни травы, ни птиц. Страшно высокие, но почти лишенные снега хребты окружают бездонные теснины, по которым вьются мелководные мутные речки. Внутренний Куньлунь - самая дикая и малоизученная часть Центральной Азии. Горы практически не пропускают облака, которые могли бы принести дождь, но раз в несколько десятков лет сюда прорывается индийский муссон, и реки, вздувшись, сметают дорогу, построенную нечеловеческим трудом. 
 До полуночи успел спуститься к крошечному поселку Мазар на реке Раскемдарья. 
 Здесь не так холодно, и можно ночевать под камнем. 
 07.07. Беру в селе напрокат лошадь (за полдоллара) и пытаюсь подобраться к главному хребту Каракорума. Километров через сорок доезжаю до реки, которую нельзя перейти вброд. Приходится вернуться. Зато видел самую красивую гору мира - Чогори (8611 м), изумительный обоюдоострый меч из синего льда, пронзающий слои облаков. 
 08.07. Иду вверх по долине реки. Через каждые 20-22 км стоят домики дорожных рабочих. Если проходить 66 км в день, можно попадать на них к завтраку, обеду и ужину. Горы очень красивые, но совершенно безжизненные. Только у реки растут редкие кустики, и там водятся зайцы, мелкие птицы и бабочки-репейницы, да еще у домиков живет по паре воронов. К вечеру пересекающие дорогу ручейки выходят из берегов - в горах тают последние пятнышки снега. Приходится ночевать на берегу очередного ручья, а утром, когда вода почти исчезает, идти дальше. 
 09.07. Погода неожиданно испортилась, даже дождь пошел. Поднимаюсь на очередной перевал (4700 м). Наверху буран. Крошечные кустики примул занесены снегом, но аромат от них такой, что голова кружится. Вспугиваю стадо ладакских горных баранов с серповидными рогами. За перевалом крупный град, ветер несет его с такой скоростью, что разбивает стекло часов. Но они работают! Вдруг, словно сгусток летящего снега, впереди появляется дымчато-голубой призрак - снежный барс. Он уходит от дороги, но оборачивается на свист. В такую погоду мы с ним понимаем друг друга даже без фразы "мы одной крови..." Чуть ниже на обочине лежит только что задавленный коллегой баран. Отрезаю несколько полосок мяса - очень кстати, ведь другой еды у меня нет. Сбегаю вниз поперек серпантина, вспугивая ярких, как бабочка-адмирал, гималайских горихвосток, забираюсь в пустую кошару с кучей угля и жарю шашлык (синцзянский уголь горит, как дерево, только дольше.) Ночую в следующем домике дорожников в обнимку с калорифером. 
 10-11.07. Еще два дня пути. Все время проливной дождь. Навстречу сплошным потоком идут грузовики - завтра открытие перевала. Тибетские машины выглядят очень живописно - над кабиной укреплены вырезанные из жести и раскрашенные лики злых и добрых духов, свастики и белые птицы символ скорости. Один грузовик вдруг остановился, и оттуда с радостным криком выскочил шведский турист. Мы успели перекинуться лишь парой слов, но чувствовали себя, как Ливингстон и Стенли - ведь вокруг на сотни километров нет ни одного белого человека. 
 Теперь дорожные рабочие - не уйгуры, а китайцы, но меню почти то же. Мой приход для них - всегда праздник. Хотя у каждого домика стоит спутниковая антенна, других развлечений, кроме телевизора, здесь никаких. Обо мне оповестили по телефону все домики, и теперь меня встречают рис-чаем (вместо хлеб-соли). 
 Проходя километры разбитой колеи, с радостью думаю о том, что не придется по ней ехать. 
 На этой огромной территории лишь два постоянных поселка: Шахидулла и Дахунлютуань. В каждом по три дома - китайская забегаловка, уйгурская и метеостанция. По словам метеорологов, летних дождей тут не было 58 лет. Вокруг поселков бродят собаки - тибетские мастифы. Они не очень большие, но злые, так что без палки было бы тяжело. 
 12.07. История этих диких мест небогата событиями. В 747 году китайский полководец Гао Сянь-Чжи с армией в десять тысяч всадников и пехотинцев выступил против тибетцев, которые в то время захватили всю Центральную Азию и вторглись в Китай. Из Кашгара он поднялся на Памир, разбил противника в Ваханском коридоре, провел войско через Гиндукуш по ледниковому перевалу Даркот (4572 м), занял до того неприступный Дардистан, перевалил Ладак и по той самой дороге, по которой иду сейчас я, вернулся с боями в Кашгарию. Такой переход очень труден даже для современной, хорошо подготовленной экспедиции. Где брал Гао еду для людей и коней, совершенно непонятно. Многие китайские историки считают его самым талантливым полководцем всех времен. 
 Высочайший в мире автомобильный перевал - 5700 м. За ним лежит Джангтанг - самая высокая, сухая и дикая часть Тибета. Раньше большая часть Джангтанга принадлежала Индии. Потом китайские зеки построили через него дорогу, о чем, впрочем, индийское правительство не подозревало еще несколько лет. 
 Ночую в сточной трубе под дорогой. На Памире ночевка на 5400 м без палатки и пухового спальника,наверное, была бы последней, а здесь потеплее, хотя ненамного южней. Звезды, как ночной город с самолета. 
 13.07. Наконец-то подошли грузовики с открывшегося перевала. Большинство машин везет персики и арбузы - живем! Постепенно появляется трава, а с ней звери. 
 Самые красивые - оронго, тибетские сайгаки. Дикие ослы - чьянги пересекают дорогу стадами в две тысячи голов - из-за пыли не видно, куда ехать. На столбах в ожидании арбузных корок сидят парочки огромных воронов. А над бесчисленными разноцветными озерами вьются гигантские стаи буроголовых чаек, питающихся насекомыми-ручейниками. 
 Дорога бесконечно длинная и немного однообразная, так что шофера то и дело засыпают. Тут и там валяются разбитые машины. Если едешь в кабине, приходится зорко следить за шофером и толкать его в бок; если в кузове, надо быть готовым выскочить в любую минуту. 
 14.07. На советских картах в Нгари - Западном Тибете не обозначено ни одного города. Поэтому я был очень удивлен, когда после сотен километров безлюдных плато передо мной вдруг возник довольно приличный город с дымящимися трубами и пятиэтажным зданием отеля. 
 - Али, - сказал шофер. 
 Всех туристов, прибывающих в этот молодой городок, встречает мистер Ли - офицер "международной полиции". Как его зовут на самом деле, не знаю. Китайцы, которым часто приходится общаться с иностранцами, часто представляются "Ли", потому что это почти единственное имя, которое нам легко правильно произнести. 
 Из Али в Лхасу идут две дороги: северная и южная. Обе закрыты для туристов, но южная - более закрытая. Там находятся буддистские святыни озеро Манасаровар и гора Кайлас, а также мертвый город - Гугэ, столица исчезнувшего королевства. 
 Задача мистера Ли - пускать туда только тех туристов, кто оплатит аренду джипа с шофером, а остальных отправлять в Лхасу по северной трассе. Меня это вполне устраивало - север менее изучен, там больше попуток, к тому же летом южную дорогу постоянно размывают реки, стекающие с Гималаев. Поэтому с Ли мы сразу подружились. Поскольку я был первым гражданином России в Али, меня покормили ужином и обещали помочь с попуткой. 
 15.07. Исследую скалы над Индом. Здесь очень сухо, травы почти нет. Вдали виден хребет Ладак, северо-западная ветвь Гималаев, но туда не проедешь. Где-то между Али и Ладаком проходит спорная китайско-индийская граница, но на всех картах она показана по-разному. Пересекать ее разрешено только паломникам к священному озеру Манасаровар и горе Кайлас. 
 Стрельнул у одного туриста путеводитель по Тибету и быстро прочел. Дорога из Ечена там названа самой жуткой в мире. Половина книги посвящена тому, как обманывать китайскую полицию. Вечером ловлю попутку до какой-то военной базы в северном Тибете, где и ночую - это втрое дешевле, чем в сельском отеле. 
 16-17.07. Добираюсь пешком до Янь-Ху, Соленого Озера. Ландшафт типа Казахского мелкосопочника. Оронго на таких плоских участках не водится, зато много газелей, тибетских дзеренов. От озера можно поймать машину с солью в любую часть Тибета. 
 Приятно ехать в кузове по степи, развалившись на мешках с солью и укрываясь брезентом от коротких дождиков. Словно плывешь на яхте по бескрайнему морю ярко-желтой травы и бурого щебня, а сурки и зайцы вместо дельфинов. Ночью в лучах фар дорогу перебегают курчавые зайцы, хомячки и изредка коты-манулы. 
 18.07. Быт кочевых тибетцев напоминает киргизский - летовки, кошары, каймак (по-английски "yak yogurt"). Только вместо комфортабельных просторных юрт - убогие палатки. Из Гёрцзе - сравнительно большого поселка (~100 домов) - делаю вылазку на ближайший хребет. На обратном пути вижу странную тучу - небольшую, черную, всю в молниях. Что-то в ней не то. Невольно ускоряю шаг. За километр до поселка становятся видны висящие под тучей черные и белые полосы - это мамматокумулюс, градовый заряд. Едва добегаю до первого дома (естественно, кафе), как начинается град размером с абрикос. Он проходит полосой в полкилометра шириной и выпадает слоем в 5-10 см. После града население выбегает на улицу - занавешивать выбитые окна и подбирать мертвых птиц и зайцев. На ужин - зайчатинка. 
 19-20.07. Иду на юго-восток через хребет Алинг-Гангри. Грязь и нищета тибетцев просто ужасают. Конечно, все кочевники живут просто, но у казахов и киргизов в юртах все-таки чисто, а нищий с виду пастух-туркмен может уплатить за невесту для сына калым в размере стоимости "Мерседеса". У тибетцев большие стада, но они питаются чаем с ячьим маслом и цзамбой ячменной мукой, которую разводят водой до чего-то среднего между глиной и цеметом. Холодной водой здесь не пользуются из принципа, а чтобы вскипятить чайник, надо полчаса нагнетать мехами воздух в кучку дымящегося овечьего навоза. Палатки крошечные и топятся по-черному. О гостеприимстве говорить не приходится - в лучшем случае угостят кипятком из грязного термоса. Моются ниже шеи тибетцы раз в году, во время специального праздника. Зато у любого постоянного дома - спутниковая антенна. 
 Поймал бабочку Oeneis budda на рекордной высоте - почти 6000 м. Странно, что ночи здесь не очень холодные - на Памире на такой высоте давно бы дал дуба. 
 Погода неустойчивая - то и дело льет дождь. Фауна совсем непуганая, звери подпускают на 50-100 м и неторопливо убегают: оронго - танцующей иноходью, дзерены - длинными скачками, чьянги - звонким галопом, дикие яки - тяжелой рысью, медведи-пищухоеды - походкой пьяного матроса, а курчавые зайцы не убегают вообще. На одного я в буквальном смысле наступил. Птицы не боятся залетать в гнезда и кормить птенцов-слетков в двух шагах от меня. Гнездятся они в основном в норах пищух. Осторожны только волки, архары и сокола-шахины. 
 21.07. В подобном маршруте каждая вещь - маленький друг, потеря которого - серьезная неприятность. Потерял ручку и кепку. Бедный нос! Ручка есть другая. 
 Весь день шагаю от поселка Цочён вверх по реке к перевалу через Гандисышань (старое название - Трансгималаи). Я уже настолько привык к высоте и дальним переходам, что прохожу 60 км с набором высоты 600 метров и почти не устаю. Ночую у озера с огромной колонией горных гусей - всю ночь не давали спать. Видел падение метеорита, почему-то ярко-зеленого цвета (точнее, света). До земли он не долетел, взорвался. Под утро выпал снег - почти четверть метра. 
 22.07. Снег испарился на солнце к полудню. Едва зашел в палатку пастухов тяпнуть тибетского чая (кажется, я единственный путешественник, которому он нравится), как меня догнал грузовик с тремя австралийскими туристами в кузове. Типовой разговор с шофером на смеси тибетского и китайского: 
 - Та-ши-де-ле, коре! (Здравствуй, друг!) 
 - Та-ши-де-ле. 
 - Лхадзе ма? (В Лхадзе едешь?) 
 - Лах-со (Да). 
 - То-ла? (Сколько?) 
 - Ибай квай (100 юаней). 
 - Ла-мех, эр-чи (Нет, 20). 
 - Лю-чи (60). 
 - Сань-чи (30). 
 - У-чи (50). 
 - Хао, та-чи-чен (Хорошо, спасибо). 
 Поехали. По пути - красивые озера, маленькая долина гейзеров и ледники. Выезжаем на южную дорогу из Али в Лхасу. Ночуем в маленьком монастыре, переоборудованном в ночлежку. 
 23.07. Здесь совсем другая страна - глубокие ущелья, нормальная трава, ячменные поля, ивы вдоль арыков, глинобитные домики с орнаментом, сторожевые башни на скалистых отрогах и масса птиц, из них самая красивая - черношейный журавль. Это Цанг - Южный Тибет. 
 Мы пересекли на пароме Цангпо (верхнюю Брахмапутру), проехали развилку на Катманду и Эверест, и вот я схожу на очередной развилочке и иду 26 км до поселка Сакья, куда добираюсь уже к вечеру. После бескрайних равнин, населенных убогими кочевниками, первый из центров тибетской культуры выглядит настоящим чудом. 
 В Тибете есть две группы буддийских сект - старые (красношапочные) Ньингмапа, Кагьяпа и Сакьяпа; и новые (желтошапочные), из которых главная - Гелукпа, в просторечии ламаисты. Желтошапочные секты возникли в VII-IX вв, вероятно, под влиянием несторианства. Сейчас передо мной монастырь Сакья, центр Серой секты, Сакьяпа. 
 Представьте себе реку, текущую под высоким скалистым обрывом. Все скалы облеплены серыми и коричневыми кубиками домов со слегка сходящимися стенами и плоскими крышами. На более пологом берегу - белые домики с черной окантовкой окон и флажками на крышах, а среди них - нечто вроде кремля с четырьмя высоченными квадратными башнями по углам. Внутри высоких стен - храм с золочеными фризами и кельи монахов. Все окрашено в серый цвет с парами вертикальных полос - белой и красно-коричневой. В храме сплошь золото, ярчайшие фрески с очень сложными сюжетами и тысячами фигур, невероятно красивые гобелены и прочие чудеса. 
 Более веселой и приветливой публики, чем здешние монахи, я еще не видел. Ну конечно, я здесь первый "урусу", и меня представляют главе секты, настоятелю монастыря. Вылитый персонаж средневековой китайской гравюры "Пять добрых богов - веселых старцев". Ночую в келье. В окне луна в первой четверти, светящиеся окошки на верхних этажах башен и перезвон колокольчиков на ветру. а ночь теплая, хоть и 3800 м. 
 24.07. Еду попуткой в Шигацзе. На перевале мотор перегрелся, и пришлось заливать в радиатор чанг - тибетское пиво, нечто среднее между хорошей брагой и плохой медовухой. Шигацзе - прелестный городок. Первый раз вижу место, где тибетцы заходят в китайские ресторанчики и наоборот, а китайский и тибетский кварталы не разделены. Над городом, под скалистой горой - сказочный дворец монастыря Лабранг. Это второй в мире по значению ламаистский монастырь и летняя резиденция панчен-ламы, своего рода вице-короля ламаистского мира. 
 Вхожу в ворота и поднимаюсь по крутому мощеному двору к золотым крышам храмов. - Хэллоу! - кричат монахи. - Та-ши-де-ле! - Where are you from? У-ру-су. 
 Что тут началось! Последними российскими гражданами в Шигацзе были буряты Гамбоев и Цыбиков, но про них за 90 лет все забыли. Я удостаиваюсь аудиенции у настоятеля. Он такой же симпатяга, как все ламы. Рассказываю ему про Кирсана Илюмжинова, провозгласившего Калмыкию буддистской республикой. Потом переводчик, монах лет 12, ведет меня в сокровищницу монастыря. 
 Главная драгоценность - 26-метровая статуя Майтрейи, Будды Грядущего, из чистого золота. Храм устроен так, что, когда входишь, статуя смотрит на тебя сверху вниз, но не пугает и не подавляет благодаря чудесной улыбке на лице. В другом храме хранятся 100000 золотых статуэток всех воплощений всех лам, в третьем - мумии предыдущих панчен-лам (все как живые). В Тибете есть пять видов похоронных обрядов - предание огню, земле, воде, воздуху и времени. Панчен-ламы подлежат преданию времени, т.е. бальзамированию. О предании воздуху см. ниже. 
 Я отказался от ночлега и пошел гулять по городу, отъедаясь после девятидневной полуголодовки. Пытался поймать попутку в Гьянцзе, но было слишком поздно. 
 Переночевал в картофельной борозде за околицей. 
 25.07. Вот уже три дня дожди, только после обеда проглядывает солнце, и тогда довольно жарко. В Гьянцзе - монастырь, принадлежащий сразу трем сектам, со ступенчатой белой пирамидой, и красивая крепость на горе. Тибетский квартал на сотню лет отличается от китайского. Дети боятся фотографироваться. Родители тоже не одобряют. То есть они, конечно, знают, что это не опасно, но, когда речь идет о собственном ребенке, кому захочется рисковать? Соглашаются только дети, работающие нищими, но за 1 jao (0,01 $). Пришлось наворовать для них мелочь из-под статуй демонов. 
 За этот месяц, оказывается, случилась неприятность: юань поднялся вдвое! Вчера чудом сменял 8 $ на 50 Y, но вообще-то уже 1 $ = 5Y. 
 26.07. Интересно: здесь, всего в 100 км от тропических лесов Непала, почти все птицы - те же, что в Альпах или Подмосковье, в крайнем случае среднеазиатские. 
 Китайский вид всего один, и несколько эндемиков - земляные сойки, снежные воробьи и т.д. 
 Просыпаюсь утром от рева монастырских труб, накупаю в дорогу всяких вкусностей (особенно интересно покупать консервы - никогда не знаешь, что окажется в банке: 
 тушенка, грибы или, например, ананасовый компот). Раннее утро, по городу шляются только красно-рыжие собаки-парии. 
 Пытаюсь добраться в Ярдонг, на сиккимскую границу. Удалось отъехать всего километров на 40, под перевал через Гималаи. Забираюсь в пещеру над дорогой и жду, когда появится машина, выйдет солнце или упадет проклятый юань. Дождь льет не переставая. Метрах в 500 внизу на берегу реки стоит деревня. На моих глазах река размывает берег, и дома один за другим сползают в воду. Жители переносят шмотки в прикрытую кирпичной стенкой пещеру над деревней. К вечеру остается два дома. Снизу приходят грузовики и всех увозят. Фауна здесь представлена уларами и мокрым гималайским медведем. Ночью такой ливень, что вода бежит по склонам сплошным потоком. 
 27.07. Утром в двухстах метрах от пещеры - рысь. Я ее еле узнал здоровенная, золотисто-коричневая, кисточки на ушах длинные - вылитый каракал. Вообще, наши звери тут не похожи на себя. Волк - как серовато-желтая лайка; гималайский медведь - маленький, с узкой лисьей мордочкой; бурый медведь - вдвое меньше лесного, с лохматыми ушами, белой полосой на груди и овечьей шерстью серого или черного цвета. К. В. Станюкович однажды видел такого на Памире и принял за гималайского. 
 Дождь все льет. Вечером сверху спустился джип с двумя гонконгскими туристами и китайским полковником. Оказывается, в Непале, Бутане и Северной Индии сильнейшее наводнение, вызванное муссонными дождями, каких не было уже 50 лет. Все дороги и мосты смыло к чертовой матери. Возвращаюсь на джипе в город. На улицах по колено воды. 
 28.07. Положение критическое. Денег стало вдвое меньше, погода отвратительная, дороги размывает одну за другой. Еду на той же машине в Лхасу (на самом деле Ласу) по объездной трассе. Каждые несколько километров приходится останавливаться и засыпать камнями промоины. Полковник реквизировал у аборигенов пару лопат и кирку, но все равно движемся медленно. 
 За высоким перевалом, где ледопады начинаются прямо от обочины, глинобитные хижины и телеграфные столбы сменяются соответственно каменными и деревянными. 
 Это уже Ю, Центральный Тибет. Подъезжаем к озеру Джаринам-Цо, огромному лабиринту глубоких заливов-фьордов. По всему озеру маячат плавучие гнезда чомг. 
 Полкаш кидает в воду динамитную шашку, и всплывают две рыбины, нечто среднее между карпом и маринкой. Жарим их на примусе и едем дальше через второй перевал. 
 Дождь кончился, и горы видны до вершин. Спускаемся в долину Ярлунг, часть каньона Брахмапутры, где в IV-V веках зародилась тибетская культура. Дорога завалена свежими оползнями, и мы расчищаем ее лопатами и динамитом. В долине четыре монастыря, похожих на крепости с высокой сторожевой башней. Особенно красивы Миндолинг - центр секты Ньингмапа, и Ярболинг первый буддистский монастырь в Тибете (VII в). Надвигается гроза, стало так темно, что их даже нельзя сфотографировать. 
 Высаживаем туристов в аэропорту. На прощание они угостили меня батоном колбасы. 
 Я так устал сидеть на рисе, лапше, армейских галетах и чае, что съел ее всю за час пути до Ласы. Жевал и вспоминал Ивана Денисовича: "съел - и нет ее..." 
 На мосту через Брахмапутру вода уже шла через верх - еле успели проскочить. Под проливным дождем я нашел Банак-отель, который мне рекомендовали встречные туристы. Это типовой тибетский дом с внутренним двориком, куда ведет длинная арка. В арке три человека подряд спросили меня "Smoke hash?", и я понял, что место стоящее. Но это завтра, завтра... 
 29.07. Да, отель клевый. Самый дешевый из "европейских" или самый комфортабельный из "китайских". Есть даже душ! Теплый! И всего 15 Y в день! Беру напрокат велик и отправляюсь в город. 
 Ездить по китайской части Ласы одно удовольствие: всюду велосипедные дорожки, машин мало, вот только канализационные люки и решетки украдены, да внезапное появление черных "Волг" и "Побед", на которых катается местное начальство, очень действует на нервы. По пригородам ездить хуже: там сплошные горки и ухабы, а велик тяжелый и с плохой амортизацией. Для путешествия из Ласы в Катманду (20 дней) туристы привозят горные велосипеды с переключением скоростей - сейчас все они торчат в Ласе, потому что ту дорогу тоже смыло. Вот тибетская часть города - это нечто. Она застроена, как большая трехэтажная тибетская деревня с узкими улочками, где приходится лавировать между велорикшами, коровами, стариками-паломниками, лавочками (почти все население Ласы - лавочники и мелкие торговцы), навозными лепешками и бедными щуплыми тибетцами, которые едва удерживают руль велосипеда. К тому же велик с ручным тормозом (почти не работающим), а я по старой привычке, машинально пытаюсь тормозить ногой. Плюс окрики со всех сторон: "Hello!", "Where are you from?", "Dalay-lama pictures?", "Smoke hash?", да еще воды на многих улицах по колено. Но все равно здорово. 
 Заезжаю в Йоканг - главный ламаистский храм, вокруг которого чередой ползут на коленях паломники; в Норбулинку - летнюю резиденцию Далай-ламы; и, наконец, в Пота-лу. Вход в нее стоит 6 $, но "великого писателя" пускают за 0,5. Впрочем, она интересней снаружи, чем изнутри. А я-то думал, что красивее Кельнского собора архитектуры не бывает. Правда, здесь уж очень выигрышный фон - горы, небо в рваных тучах, старый город... Объекты всенародного поклонения в Пота-ле - кровать, кресло и портреты Далай-ламы. 
 А в общем, Ласа - один из немногих городов, по которым приятно просто походить (или поездить). 
 30.07. Единственный день недели, когда открыт международный телеграф. Даю первую в истории телеграмму из Тибета в Россию. По этому поводу сотрудники телеграфа устроили маленький банкет. Потом еду в монастырь Сера. Перед ним каждое утро производится предание умерших воздуху. Считается, что так быстрее реинкарнируешься. С трупа снимают кожу, затем вынимают кости и, измельчив их специальными жерновами, смешивают все это с ячменной мукой, а потом раскладывают на площадке, куда слетаются грифы, орлы, коршуны, курганники и вороны. Смотреть на это можно только издали, но редкого здесь индийского грифа я все же углядел. 
 Рядом есть еще два монастыря, Дзетонг и Недонг. Все они похожи, но расписаны от пола до потолка так, что можно бродить по ним всю жизнь. Плюс золотые статуи, библиотеки, кладовые музыкальных инструментов...Особенно интересен маленький Недонг, он посвящен злым силам. Там все фрески "под Босха", но краски, конечно, эффектней. Оказывается, черный фон в живописи придумал первым не Караваджо, а тибетцы. Или это влияние древнегреческих краснофигурных ваз? По улочкам монастырей бродят сотни собак. Говорят, это реинкарнации плохих монахов. В Сера у монахов своя школа боевых искусств, и собаки там злые. На священной горе над Дзетонгом полно живности: агамы, тимелии и даже кабарга. 
 Вечером осматриваю Остров Воров, где нет воров, но полно китайских проституток, и возвращаюсь в чудесный отель с его замечательным рестораном. Ура! Юань начал падать! Оказывается, просто меняли министра финансов. Мост через Брахмапутру вчера снесло. Южный и Западный Тибет объявлены зоной бедствия. Надо смываться, пока открыта северная дорога. 
 31.07. В Ласе я немножко отдохнул и отмылся, что очень кстати. В последнее время все чаще ловлю себя на том, что оборачиваюсь, когда вижу на улице европейца, и все они кажутся мне на одно лицо - белобрысыми и долговязыми. Еду на автобусе в монастырь Цюрфу, где состоится явление народу Будды Кармапа, живого бога, главы секты Кагьяпа. Нынешнему Будде на вид лет 10-12. Огромная толпа паломников выстроилась в длиннющую очередь, чтобы он дотронулся им до головы кисточкой. Сам он, по-моему, относится к происходящему с некоторым юмором - когда я ему подмигнул, он мне ответил. Монастырь очень красивый, хотя во время культурной революции подвергался артиллерийскому обстрелу. 
 Из Цюрфу заворачиваю на Тенги-Нур, самое высокогорное крупное озеро в мире (4750 м) и самое большое в Тибете. Очень красиво, несмотря на дождь: облака все же выше, чем вершины гор. К вечеру добираюсь в Янгбачен, где есть монастырь религии Бон, распространенной в Тибете до прихода буддизма. За последние века храмы "черной секты" Бонпа стали почти неотличимы от буддистских, но обходить их положено не по часовой стрелке, а против. Ночую в какой-то трубе. 
 01.08. Начинаю выбираться с Тибета, что довольно сложно: автобус дорог, а шоферам запрещено подвозить иностранцев. Приходится подкарауливать тяжелые грузовики на крутых подъемах и вскакивать в кузов на ходу. Зато дорога асфальтовая, и машин полно. Дожди превратили плато в зеленый луг. За перевалом Танг-Ла (5160 м) лежит озерцо, из которого вытекает ручеек третья по длине река мира, Янцзы. Чуть дальше - Венчуань, самый высокогорный городок в мире (4990 м). 
 К вечеру въезжаем на перевал Кунь-Лунь (4710), где грузовик ломается. Ловлю мотоцикл, на котором английский турист едет из Индии через Совок в Италию. На дикой скорости спускаемся на 3000 метров по каньону, стены которого усеяны тысячами пещер (это место изображено на нескольких картинах Рериха). Водятся тут орлы и ордосские дзерены. Северо-восточная часть Тибета, куда мы попали, называется Амдо (провинция Чинхай). Вывески здесь на китайском, тибетском и монгольском. Монгольские буквы похожи на гусениц бражников разных возрастов. 
 02.08. Ловлю микроавтобус через Цайдам, огромную впадину, со всех сторон окруженную горами. Считается, что это абсолютная пустыня, т.е. дожди здесь бывают раз в несколько лет. Однако половина Цайдама занята солеными озерами и болотами, а сейчас как раз идет дождь. Сильный холодный ветер, так что в зависимости от ландшафта мы въезжаем то в песчаную, то в пыльную, то в соляную бурю. Через невысокий перевал на стыке Алтынтага и Наньшаня спускаемся в Западную Ганьсу и вечером прибываем в Дуньхуан оазис среди барханов и низких гор пустыни Бэйшань. 
 03.08. Дуньхуан - самый западный город в "коридоре Хэси" - цепочке оазисов между хребтом Наньшань на юге и пустыней Гоби на севере. Неподалеку находятся "нефритовые ворота" - западный портал Великой Китайской Стены. Для китайцев, ехавших по Шелковому Пути в Земли Западных Варваров, Дуньхуан был "последним домашним приютом", а для возвращавшихся - символом избавления от опасностей. По понятным причинам здесь возник знаменитый комплекс Могао - 476 искусственных пещер с буддистскими статуями и фресками. Представьте себе пещеру со статуей будды высотой 77 метров. Но еще интересней фрески - портреты всех императоров и чиновников с IV по XIV век, чудесные изображения летающих духов и т.д. Вокруг каньона, в стене которого вырублены пещеры, лежат высоченные барханы. Трое монголов подбросили меня на верблюдах обратно в город. Это всегда большое удовольствие, а местные верблюды (беговые) к тому же гораздо резвей, чем казахстанские или туркменские. Наши четыре прошли 26 км до города по пескам и щебенке за три часа. Флора и фауна песков в Центральной Азии беднее, чем в Средней, зато пески сегодня "поют", и они очень красивые, есть даже "сложные барханы". 
 04.08. Водитель грузовика, который везет меня на озеро Чинхай-ху (Кукунор), едет с сыном лет 4-5, и оба курят не переставая. Китайцы вообще оригинальный народ. 
 Представления о хороших манерах, гигиене и прочем довольно своеобразные. 
 Например, помыть руки перед едой - это святое. Поэтому, когда автобус останавливается у придорожного кафе, все 50-70 пассажиров моют руки в одном тазу. 
 Но особенно интересен язык. Во-первых, многие звуки находятся как бы посередине между нашими буквами. Например, "Женьмин Жибао" (Народная газета) звучит наполовину, как "Реньмин рибао". Во-вторых, язык состоит из односложных словечек, каждому из которых соответствует иероглиф, но если несколько слов поставить вместе, смысл фразы может быть никак не связан со смыслом отдельных слов. Некоторые слова используются как смысловые приставки. Например, "цун" 
 (китайский) + приставка "жень" (человек) означает "китаец". Кстати, для всех других национальностей до 1950 г использовалась приставка "хэ" (собака). 
 В-третьих, один и тот же слог в зависимости от интонации имеет разный смысл и пишется разными иероглифами (таких тонов в китайском языке пять). 
 В западных языках самое трудное для китайца - фонетика. Поэтому, даже если встречаешь человека, знающего английский, почти всегда лучше общаться на бумаге. 
 Знают его, кстати, довольно многие: хуже всего - школьные учителя, лучше всего - уличные скупщики долларов. 
 Я уже могу произносить короткие фразы по-китайски, но, например, "ки йи ти wо май йи жанг пьяо ма" (тона 4-1-1-3-3-5-2-5-1), что означает "купите мне, пожалуйста, билет", предпочитаю писать на бумаге (билеты на поезд для местных в два-три раза дешевле). 
 На плато Амдо погода тоже плохая. От лесов, покрывавших горы при Пржевальском, ничего не осталось. Все, хватит с меня нагорий, спускаюсь в субтропики. А то уже десны болят. В Тибете овощи очень дорогие, и едят их всегда жареными, в основном - зеленый перец. 
 Синин - город, населенный хуй (китайцы-мусульмане, они же дунгане) и саларами. 
 Полно мечетей, некоторые очень красивые. И тепло. 
 В Китае популярны три отечественные песни: "Широка страна моя родная" (в трех вариантах, из них два мажорных), "Парня молодого полюбила я" и особенно "Подмосковные вечера". Эту песню мне исполняли так часто, что я даже перевел первые два куплета на английский (третий не помню). Подозреваю, однако, что рифма "light-night" - это вроде "любовь-кровь". 
 No whisper heard in the trees above, 
 Until dawn garden is still. 
 I can`t tell in words, how much I love 
 Summer nights in the Moscow shire. 
 River seems to move - now it seems not, 
 It`s all silver in the moonlight, 
 Distant song is heared - or it isn`t heared 
 At this quiet and magic nights. 
 Глава вторая. Мокрые горы 
 Прожив в этой стране месяц, вы думаете, что все о ней знаете. Но когда вы проживете там год, вы чувствуете, что не знаете о ней ничего. 
 Грэм Грин. Тихий американец 
 05.08. Самые дешевые вагоны в китайских поездах напоминают наши электрички, но ехать можно на любое расстояние; уровень комфорта зависит от степени загрузки. Я еду на восток через Лёссовое плато - страну высоких округлых холмов, узких глубоких оврагов и бесконечных желтых обрывов. Живут здесь в основном в квадратных пещерах, пристраивая ко входу домик. Такое жилье вполне комфортабельно, но при сильных землетрясениях сотни тысяч людей мгновенно оказываются погребенными заживо. 
 Вот и Хуанхэ, широкая и очень быстрая река цвета кабачковой икры. В городе Ланчжоу интересна только огромная мечеть. На сегодня все. 
 06.08. Сиань (произносится Щиань), столица Китая с III в. до н. э. до X в. н. 
 э., обнесена высокой кирпичной стеной с огромными надвратными башнями и содержит кучу пагод, храмов и мечетей. В музее выставлен "лес стел" - 2300 каменных плит III в. до н. э. - V в. н. э. с рисунками и надписями. Начиная с I в. их стали использовать в виде матриц для печати. За 50 Y можно получить оттиск любой стелы. Но главный "хит" находится за городом это терракотовая армия. 
 Тут уместно вспомнить, откуда вообще взялось китайское государство, тем более, что основные события того времени в основном происходили как раз в окрестностях Сиани. 
 Из первых трех династий (все они сменились в результате восстаний против особо деспотичных императоров) о Щиа и Шанг (2200-1100 гг до н.э.) имеются только легендарные сведения. Во времена Чжоу (до 221 г до н.э.) окончательно сложилась концепция старения и циклической смены династий, конфедеративное устройствои и феодальная система. Из 1700 полунезависимых княжеств в результате периода "воюющих царств" осталось около 20, впоследствии слившихся в первые провинции на Хуанхэ и нижней Янцзы. В этот бурный период Конфуций, рассматривая первые династии как "золотой век", разработал основы государственного устройства, принимавшиеся за основу в последующие 2000 лет. 
 В конце III в до н. э. император Чин Шихуан объединил страну и создал первое тоталитарное государство. Он ввел стандартную письменность, валюту. систему мер и весов, сжег все старые книги и согнал огромные массы военнопленных, политзеков и разоренных налогами крестьян для строительства Великой Китайской Стены, Великого Канала и дорожной сети. 
 Перед своей кончиной в 210 году Чин Шихуан построил себе огромную гробницу. 
 Курган до сих пор не раскопан - возможно, он богаче египетских пирамид. В 1973 году крестьяне случайно обнаружили "охрану" гробницы: в подземелье величиной со стадион стоят в боевом порядке 10000 солдат из обожженной глины в натуральную величину, с конями, оружием и командным пунктом. Все они имеют разные лица и детали одежды. Деревянные арбалеты, колесницы, раскраска лиц и доспехов почти не сохранились, остались только "шу" бронзовые наконечники, начинявшиеся порохом и использовавшиеся в качестве ракет класса "земля-земля". 
 В Саньяне есть другая гробница, на 200 лет моложе, там такая же подземная армия, но солдаты всего по 20 см высотой и из бронзы. Третья достопримечательность провинции Шэньси - Банпо, самая древняя из известных в Китае деревень (4700 г до н. э.). К сожалению, все три места раскопок сейчас под крышами, и снимать там темно. Всюду тысячи китайских туристов и сотни западных. 
 Едва Чин Шихуан умер, вспыхнуло крестьянское восстание, вождь которого крестьянин Ли Пан основал династию Хань. Период Хань - второй "золотой век" в истории страны, и китайцы до сих пор называют себя "люди хань". В это время были присоединены Сычуань, территории на юге и Кашгария, открыт первый университет, введена система экзаменов для занятия государственных должностей, а торговля по Шелковому пути установилась до самого Рима. Именно тогда начался расцвет Сиани, ставшей одной из мирвых столиц. 
 В 220 году н. э. империя Хань распалась, и север Китая был захвачен тюрками-тоба. Тоба быстро ассимилировали, но успели принести буддизм. С 581 по 907 г страной правили императоры смешанного тоба-китайского происхождения. Это был третий "золотой век". Тибетцы, захватившие большую часть Китая в 610 г, были изгнаны, западная граница достигла Амударьи, страна покрылась сетью дорог, почтовых станций, каналов, школ и вела весьма оживленную заморскую торговлю. В это время тут сложилась абсолютная монархия. В начале Х в империя вновь распалась, но экономический подъем продолжался до самого прихода монголов. 
 Поздно вечером приезжаю к священной горе Хуашань. Туман скрыл желтые террасированные холмы, и пейзаж очень похож на ближнее Подмосковье, если все садовые участки засеять кукурузой. Но здесь растет фантастический виноград - как сливы без косточек. 
 07.08. Священные горы разбросаны по всему Китаю и служат "островками спасения" 
 для флоры и фауны среди сплошь освоенных земель. Все они исключительно красивы, а среди покрывающих горы лесов разбросаны древние храмы и пагоды. 
 Хуашань, западная священная гора даосистов, представляет собой гранитный останец типа Красноярских Столбов, но 1997 метров высотой. До 1700 метров идет субтропический лес, как возле Сочи, выше - роскошные длиннохвойные сосны и китайские секвойи, а на макушке - пихты и торреи. Подъем занимает минимум 8 часов по очень крутым, часто вертикальным ступенькам. Тем не менее многие старики взбираются на вершину, иногда за неделю. Погода, к сожалению, так себе - в просветы тумана видишь то гигантский обрыв, то скальный шпиль, то кусок равнины внизу. Зато я наконец добрался до собственно китайской фауны - пока, в основном, птиц. 
 Парень, который брал мне билет на юг, говорил (точнее, писал) по-английски. 
 Оказалось, что нам по пути, и за пару часов в поезде он успел изложить мне всю свою жизнь на клочках бумаги, которые он затем рвал на мелкие кусочки и выбрасывал в окно. Его отца расстреляли за свободомыслие, и он люто ненавидит коммунистов. Я постарался ободрить его, как мог, потому что уверен: несмотря на все трудности, Китай рано или поздно освободится от их власти, чего бы это не стоило. 
 08.08. Утром северо-западный ветер принес желтую пыль с Тибета, и она оседает на все вокруг, так что я имею возможность наблюдать образование лёсса. А за хребтом - пасмурно, но горы видны до самого верха. Пейзаж напоминает Аджарию, но на склонах - террасы рисовых полей и изредка пагоды. Схожу с поезда на маленькой станции в северной Сычуани. Эта провинция величиной с Францию, отрезанная горами от основной территории Китая, состоит из небольшой равнины со стомиллионным населением на востоке и бесконечных гор с редкими тибетскими деревнями на севере и западе. 
 В субтропической Сычуани лучше, чем где бы то ни было, сохранилась природа третичного периода. Поэтому здесь самые богатые флора и фауна за пределами тропиков. Например, здесь растет почти половина всех хвойных деревьев. В расположенной южнее Юннани (букв. "стране к югу от облаков") видовой состав еще богаче, но там большинство растений и животных общие с Индокитаем и Восточными Гималаями. А в Сычуани почти все - эндемики, хотя у многих есть "родственники" в других убежищах третичных видов - в США, Японии и Средиземноморье. 
 С автостанции в Нанпин идут 3-4 автобуса в день. и у каждого шофера свои агенты-"подсадчики". Стоит появиться на автостанции, как они с воплями тащат тебя в разные стороны, а все автобусы начинают ездить на два-три метра взад-вперед, имитируя отъезд. Примерно через час начинается стандартная процедура отъезда. Проползли двести метров - остановка. чтобы скинуть с крыши "зайцев". Остановка на заправку. Остановка, чтобы прочесать городок в поисках какой-то детали. Старую деталь ставят в салоне - она ростом с пассажиров, но еще грязнее. Экипаж (механик и кондуктор) роется в моторе, а шофер сверху дает ц/у. 
 Наконец стартуем. У меня в ногах стоит чья-то корзина с цыплятами. Раз в десять минут они просыпаются, видят стоящую над головой деталь и дико орут, думая, что она падает, а потом засыпают от страха. Я таращусь на окрестности сквозь табачно-машинномасляный дым. Высоченные зеленые горы, изумрудные террасы, "швейцарские" домики с наружным каркасом и черепичными крышами, прохожие с корзинами за спиной... Дорогу путеводитель "Lonely Planet`s China" называет "исключительно опасной" - это чередование оврингов и участков скользкой грязи. 
 Останавливаемся в деревне. Жители окружают автобус, пытаясь что-нибудь продать, но пассажиры расталкивают их и разбегаются по окружающим деревню полям фильтрации. Перекусив, ползем дальше. Начинается серпантин. Водитель гонит машину на сумасшедшей скорости 30 км/ч. В китайских автобусах объезд ухаба требует полного поворота руля, и бедняга вертит баранку, как лассо. Через четыре часа мы все еще видим внизу ту же деревню. Темнеет. Механик открыл дверцу и смотрит на дорогу, проверяя, сколько сантиметров от колеса до обрыва. Его система сигнализации состоит из криков ужаса различной интенсивности, поэтому все время кажется, что цыплята правы и авария неизбежна. 
 Перевал пройден, и мы мчимся вверх по долине реки, бешено сигналя перед закрытыми поворотами. Река очень мутная: большое водохранилище при построенной пять лет назад ГЭС уже полностью занесено илом. Типичная сычуаньская погода: 
 пронизанный солнцем туман к обеду сгущается в тучи, а вечером начинается дождь. 
 Шофер вглядывается в серую мглу сквозь заляпанные грязью стекла, яростно крутит руль и объезжает промоины с помощью ясновидения. Пассажиры постепенно исчезают в маленьких горных деревушках, освещенных керосиновыми лампами. 
 Вот и конечная - погруженный в кромешную тьму Наньпин. Заспанный хозяин кафе варит в автоклаве рис, поднося прибывшим термосы с кипятком. Мы с шофером и "экипажем" поглощаем рис миска за миской, ведя неспешную беседу. 
 - Е-ли-сы хао-бухао? (Ельцин хороший или плохой?) 
 - Хао. 
 - Го-лу-ба-чо хао-бухао? (А Горбачев?) 
 - Xао. 
 - Ста-ли-ны хао-бухао? 
 - Бухао. 
 Завтра они поедут вниз, а послезавтра опять вверх. Такие эпические поездки совершаются только в горах, в равнинном Китае дороги лучше и транспорт работает более четко. Ну, чjян-чjян, до свидания. Дождь кончился, и можно переночевать в поле на меже. 
 09.08. Подъезжаю последние 40 км до Юшайгоу. Горы покрыты средиземноморской растительностью - высокий кустарник и низкие деревья, в основном дубы, клены и разные кипарисовые. С 2000 метров начинается хвойный лес. Национальный парк Юшайгоу чрезвычайно популярен у китайских туристов, потому что считается самым красивым местом в стране. Иностранцев здесь мало: во-первых, дорога тяжелая, во-вторых, вход для них 25 $, в-третьих, тут почти каждый год бывают вспышки чумы, и каждый раз, как нарочно, помирают западные туристы. Меня по приказу директора пускают бесплатно и дают комнату в отеле. 
 Долина имеет вид буквы Y длиной 36 км. На склонах растут великолепные леса из сосен, пихт и елей двадцати видов. Поперек долины через каждые 50-100 метров проходят дайки - стены из гранита до 50 м высотой. Поэтому реки разбиты на цепочки темно-синих озер, соединенных водопадами. Дохожу до развилки, где стоит отель. После полуночи, когда кончился дождь, беру фонарик и иду к верхнему озеру, чтобы посмотреть на ночную фауну и подняться вверх до появления туристских автобусов. В ста метрах от отеля роются в помойке два красных волка - ничего себе начало! 
 10.08. Вообще-то крупных зверей тут мало - нижняя граница парка проходит слишком высоко, и им некуда откочевывать на зиму. На полянах пасутся беломордые олени (вроде маралов с рогами от карибу и огромными ушами) и кабаны, дорогу перебежали косуля и какой-то зверек типа солонгоя. Ландшафт изумительный: над озерами вздымаются километровой высоты скалы в форме пальцев, прочерченные сверху вниз белыми ниточками водопадов и покрытые сказочным лесом - гигантские ели и пихты, а над ними стометровые хемлоки с пронзительно стройными стволами и короткими редкими ветками. 
 Верхнее озеро похоже на Сары-Челек. Облака разошлись, открыв вершины гор, и снова сомкнулись. На границе леса пасутся синие ушастые фазаны и великолепные китайские моналы - словно зеленые с красным отблеском бабочки, только размером с индейку. Совсем рассвело, и появились лесные птицы - рябчики и кукши, местные виды, но северного происхождения (или, наоборот, наши рябчики и кукши расселились отсюда?) 
 А вот и первые автобусы. Китайские туристы поразительно шумные, но зато всепогодные - даже под проливным дождем продолжают возить меня от озера к озеру. 
 Другая ветвь долины еще красивей. В лесу до самых темных уголков все покрыто цветами - последние рододендроны, орхидеи, магнолии, дикая клубника. 
 Вечером забираю из отеля рюкзак и иду вниз. Льет, как в сильную грозу, и на дороге - одни жабы, змейки да светлячки. Выхожу из парка и ночую в пещере, выгнав под дождь симпатичных летучих мышек-подковоносиков (они потом вернулись, повисли на потолке и обделали мне весь спальник). Всю ночь мне снилось, что в глубине пещеры открылась щель в скале и оттуда выходит толпа гоблинов. Но ничего, обошлось. 
 11.08. Ловлю джип с туристами из свободной экономической зоны Щеньчьжэнь возле Гонконга. Они сильно отличаются от средних китайцев везут и кормят бесплатно, только за языковую практику. Вообще ездить с компаниями местных туристов очень выгодно. Дело в том, что у китайцев вкусовые рецепторы во рту сожжены с детства. 
 Острые приправы в их пище доминируют и по стоимости, и по объему. Когда с ними останавливаешься в кафе, на стол ставят большие общие тарелки с разными блюдами, и китайцы наперегонки выбирают из них палочками перец и аджику, а за это время можно съесть все мясо (причем на тебя смотрят, как на идиота). 
 Проезжаем перевал 4000 м на краю Сычуаньского Болотного Плато и чешем вниз по долине реки Минчьжян - 380 километров почти непрерывных порогов. С точки зрения туриста-водника Китай, пожалуй, интереснее, чем все другие страны, вместе взятые. Может быть, когда-нибудь... Посмотрим. 
 Живет здесь народ цанк. Они похожи на тибетцев, но язык у них монгольской группы, близкий к киндзадзинскому ("все пацаки должны цаки носить"). Они ходят в синих дэли (халатах) и маленьких черных или белых чалмах, а в жару - в куртках вишневого цвета, словно в Тбилиси времен провозглашения независимости. Монастыри и дома у цанк сборно-щитовые: строится каркас из бревен, потом обшивается щитами из досок и ярко раскрашивается. Крыши кроют большими сланцевыми плитами. Тут пасут интересную породу скота: коровы серые или буроватые, а быки черные, как у дикого тура. Заезжаем в парк ХуалонгШи, чтобы посмотреть на цепочку зеленых карстовых озер, и вниз, вниз... На высоте 3000 м лежит зеленое озеро Минху с лесистыми берегами. Оно образовалось над завалом 1880 г, погубившим 20 тысяч человек. Погода стала получше, но дорога в одном месте уже смыта начисто. 
 Пришлось ночевать в джипе. 
 12.08. Переползаю смытый участок и добираюсь до Иншуо, а оттуда пилю вверх по реке Уо. Через десять километров начинается Уолонг (произносится наполовину как Улун) - чемпион среди заповедников мира по высотному диапазону: от 450 до 6240 м. Он тянется по Уо на 75 км при ширине 30-40. В самом низу растут почти тропические леса с трехметровыми папоротниками и огромными бабочками-парусниками у придорожных луж, с 750 до 1500 м широколиственные леса с подлеском из бамбука, до 3500 м - хвойные леса со вторым ярусом сначала из бамбука, потом из темно-красной березы, а наверху - из древовидных рододендронов (они, увы, практически отцвели). С 3500 до 4000 м идут высокотравные субальпийские луга, до 4500 - низкотравные альпийские, а дальше как обычно. По богатству флоры и фауны Уолонг можно сравнить только с заповедниками Перу. Меня больше всего интересовали большие и малые панды, чжоу, такины, гимнуры, ринопитеки, трагопаны, кундыки и землеройкокороты, а также вибриссофоры и коридалы. Впрочем, я мало надеялся встретиь кого-либо из них. 
 Побегав за парусниками, ловлю попутку до центрального поселка на высоте 1500 м. 
 Вокруг - темно-зеленые высоченные горы с очень узкими ущельями, все в нависающих скалах и водопадах. Забираюсь в боковую долинку и ночую на скале между двумя частями водопада. Метрах в пятистах надо мной - огромная колония восточных городских ласточек, 5-10 тысяч гнезд. Но ночью они спят. 
 13.08. В четыре утра просыпаюсь от грохота: обвалился пласт глиняных гнезд и вызвал камнепад. Спускаясь в долину Уо, ловлю на тропе сычуаньского землеройкокрота - странную зверушку с телом землеройки, лапами крота, хвостом крысы и длинным хоботком. Потом попадается вибриссофора - типа жабы с усиками. 
 Утром поднимаюсь по другой боковой долине. Вся тропа в следах, кого тут только нет: олени, кабан, гималайский медведь, леопард, волк серый и красный, и куча незнакомых следов: кто-то типа росомахи (малая панда?), еще следы типа кошачьих, но с невтяжными когтями (гимнур, виверра или мангуст?) и, кажется, малайский медведь и харза. 
 Дохожу до 2500 м, где пихтово-ложнотсугово-тисово-торрево-сосновые леса с бамбуком сменяются пихтово-елово-кетлеериево-лиственничными с березой; а потом до 3000 м, где леса елово-пихтово-тсуговые с рододендронами, причудливо изогнутые ветви которых словно тают в тумане - к обеду на этой высоте уже образовались облака. В просветы видно речку в полутора километрах внизу и противоположный склон в двухстах метрах напротив. Там на полянках пасутся такины - тяжелые желто-бурые зверюги типа овцебыков, но с горбоносой сайгачьей мордой. 
 Телята у них очень смешные. Пока спустился вниз, насчитал 45 видов птиц. 
 По реке Уо тянутся деревни чанг (южных цанк). Они, наоборот, дома строят из камня, а крыши кроют деревом (тесом). Храмы у них как у сванов небольшие каменные "будки" без окон. Пытаюсь, как всегда, помочь крестьянам в уборке урожая, но кукуруза тут еще незрелая, есть только яблоки. 
 В следующую боковую долинку ведет хорошая тропа, но через пару километров она начисто срезана оползнем. Обхожу скалы по реке и вижу, что дальше ходят только звери: ветви смыкаются в метре над землей. Вскоре выхожу на солонец - сплошь вытоптанную поляну. До темноты успеваю подняться на 1900-2100м, а потом спускаюсь вниз, обходя смытые участки тропы по ручью. Он ночью кишит когтистыми тритонами, ужами вроде тигровых и нектогале - зверьками типа куторы, но с тупой мордочкой. 
 Забираюсь на огромное дерево (каштан?) посередине солонца и жду. Из-за дождя совсем темно, но по звукам и силуэтам можно догадаться, что пришли олени. В пять утра появляются намеки на рассвет. Вдруг олени испуганно свистят и отбегают на дальний конец поляны. Некий зверь вроде леопарда влезает на мой каштан (?) и вскоре оказывается на ветке надо мной. Это уже слишком! Включаю фонарь и вижу, что это азиатская золотая кошка изумительной красоты хищник величиной с рысь. 
 Она выгибает спину и шипит с такой яростью, что я чуть не прыгаю вниз в полной уверенности, что она сейчас вцепится мне в лицо. Но вместо этого кошечка проводит в такой позе не меньше минуты - я даже набрался смелости снять ее с ручной выдержкой (увы, ничего не получилось). Потом она утекла, окончательно распугав оленей, а я задремал на мокрых ветках, завернувшись в полиэтиленовый плащ. 
 14.08. Утром на солонце пасся молодой такин. Испугавшись щелчка "Смены", он бестолково вломился в кусты на своих кривых ножках. Этот кадр, как ни странно, получился на славу. Хотел я спрыгнуть с нижней ветки - и чуть не раздавил сидевшую под каштаном (?) малую панду - пушистого красного енота с полосатым хвостом и очаровательной мордочкой. Она практически не боится человека. 
 Выбираюсь в долину Уо и ловлю грузовик до перевала на верхней границе заповедника. На высоте 2500 м въезжаем в облака, на 3500 м из них выезжаем, и открывается умопомрачительный вид - острые пики, словно застывшие языки пламени, и озера облаков в долинах. Пока вытаскивал из полиэтилена фотоаппарат, эти озера "заштормило", и они почти мгновенно поднялись так, что я успел снять лишь отдельные "острова над морем" во главе с Сигуангъянгбушанем, "Невидимой горой" 
 (она закрыта облаками 350 дней в году). 
 На перевале 4700 м холодно и ветрено. Дорога ныряет вниз и исчезает в тумане. По идее, она идет в Баркам и далее в Ласу. Спуск обратно с перевала - это парад альпийских цветов (одних эдельвейсов видов десять) и птиц семейства фазановых: 
 4700 м - тибетский улар, 4650 - гималайский, 4500 - восточный кундык, 4000 - полосатая горная куропатка, 3700 - китайский монал, 3600 - белый ушастый фазан, 3500 - трагопан Темминка, ярко-алый в белых глазчатых пятнах. 
 Впереди появляется нечто, напоминающее россыпи помидоров на овощной базе. 
 Оказывается, это гигантская малина - ягоды размером с небольшую гроздь винограда и такие нежные, что приходится обкусывать их прямо с веток. Через час поднимаю глаза и вижу невдалеке чжоу - сычуаньских благородных оленей. Они медленно уходят, а я спускаюсь дальше под свист, треск и хохот тимелий (это такое семейство птиц, кошмар для орнитолога, потому что они все разные и все на кого-то похожи: на пеночек, славок, дроздов, соек, нектарниц, кукушек и т. д.) 
 За зарослями малины начинается лес. Туман иногда рвется, показывая кусочек пейзажа. На склонах пасутся какие-то косматые серые звери - горалы или сероу, а может быть, тары или просто кабаны - мне так и не удалось их толком разглядеть. 
 Парад фазановых продолжается: 3200 м - китайский кеклик, 2800 - лесная куропатка, 2500 - китайская серая (высоты, конечно, на глаз). 
 Стоп. Кто это трещит бамбуком на том берегу речки? Ага! Главный "хит" китайской фауны, большая панда, сидит в кустах, держа в каждой лапе по пучку бамбука и откусывая от них по очереди. Лихорадочно стаскиваю брюки и вхожу в реку с фотоаппаратом наперевес. Увы, здесь все-таки не зоопарк, хотя и очень похоже: 
 черно-белый зверь тут же пугается и убегает, прыгая с камня на камень. 
 Все, хватит на сегодня. Вот и грузовик сверху катится на дымящихся покрышках. 
 Доезжаю до пандового центра (1400 м) и брожу под фонарями, облепленными бабочками, в основном бесконечно разнообразными пяденицами. Когда хороший лет, часто видишь на границе светового пятна козодоев и мелких сов, но тут пядениц ловит не кто-нибудь, а непальский филин. 
 15.08. На рассвете собирать бабочек прилетает стая тимелий, и с ними гималайские красноклювые сороки - нечто вроде райских птиц, но в сине-бело-голубых тонах. 
 Посмотрев пандовый питомник, иду вниз. Облака скрывают верхнюю половину гор, но все равно эти темно-зеленые стены выглядят очень красиво. По мере спуска дождь из холодного становится теплым, появляется южная фауна: гигантские палочники, гекконы, царственные цикады - зеленое чудо 14 сантиметров длиной; когда проходишь под деревом, где тусовка этих цикад, звук такой, будто на тебя пикирует штурмовик. 
 Когда до границы заповедника остается метров пятьсот, вдруг вижу, что ветка на той стороне реки как-то подозрительно затряслась. Еще пара минут - и к реке спускается стая макак и рокселлановых ринопитеков - самых красивых в Азии обезьян. Они похожи на небольших длиннохвостых йети с ярко-голубыми лицами и золотой шерстью. Жаль, речку здесь уже не перейдешь. Выхожу из Уолонга с таким чувством, будто четыре раза подряд угадал 6 из 36. Желаю каждому зоологу такого везения, какое сопровождало меня все четыре дня в Уолонге. 
 Еду дальше. Вот городок Гуанкщиань, где в III веке до нашей эры был осуществлен фантастический по тем временам проект: воды реки Минчьжян разделили надвое и половину направили в пробитый через горы канал. Система работает до сих пор, орошая поля вокруг Чэнду. В честь автора проекта, местного правителя Ли Бина, воздвигнуто несколько симпатичных храмов и пагод. Затем горы резко кончаются, и шофер высаживает меня в Гуаншане, прелестном городке, наполненном писком летучих мышей, криками каратистов и звуками ударов (страна смотрит очередной гонконгский боевик), а также вкусными запахами. 
 О еде Сычуани можно написать целый роман. Эта провинция - родина Дэн Сяопина, здесь крестьянам впервые предоставили относительную свободу, и местные магазины выглядят не хуже западных. В частности, продаются: дивные лепешки с медом (в других местах Китая хлеб поразительно невкусный, даже сдобы и рулеты), чудесные дешевые пирожные, гигантские персики и т. д. Но вот общепит - это удовольствие на любителя. Сычуаньская кухня - самая острая в мире. В кафе здесь каждый столик имеет в середине дырку, под которой стоит на плитке постоянно кипящий котел с красным перцем. В этот отвар опускают а сеточках лапшу, рис, или что вы там еще закажете. Когда лапша пропитается перцем, ее вынимают и поливают сверху еще более острыми специями. Результат едят очень горячим, закусывая шариками черного перца и чесноком. 
 После знакомства с "китайским химическим оружием" приходится купить дольку арбуза (70 см в длину). Выхожу из Гуаншаня и ночую в поле - на той стороне города уже равнина, и ночью совсем тепло. 
 16.08. Тепло, но влажно - мокрые шмотки так и не высохли. Все 55 км до Чэнду - рисовые поля с куртинками деревьев вокруг домов. Беру напрокат велик и катаюсь по Городу Перца. Все улицы, кроме главных - галереи рынков, в основном специализированных: рынок велозапчастей, рынок тканей, птичий, рыбный, черепаховый, рынок предсказаний судьбы и рынок певчих сверчков. В городе несколько красивых буддистских храмов, окруженных парками. Каждый парк - маленький заповедник, последнее убежище фауны на забитой людьми равнине центральной Сычуани. Среди дорожек, пагод и ресторанов водятся 10-15 видов птиц, пресноводные черепахи и бабочки-парусники. 
 Езда на велосипеде здесь - тоже слалом, хотя и проще, чем в Ласе. Можно, например... ЧЕГО НА ВСТРЕЧНУЮ ПОЛОСУ ВЫЛЕЗ, МУДАК? - извините. Так вот, можно уцепиться за кузов грузовика или боковой подфарник автобуса и ехать на халяву, хотя скорость получается почти такая же, как и без "буксира". 
 Вечером двое норвежцев пригласили меня в Змеиный ресторан. Он расположен на соответствующем рынке, где продают полозов, ужей-динодонов и огромных, страшноватого вида лягушек. Цены дикие. Норвежцы все заказали, но есть не могли, а мне, понятное дело, все равно, раз на шару, и я умял цельного тигрового питона (молодого) и кучу прочей герпетофауны, не всегда поддающейся определению. И очень даже вкусно! 
 17.08. Интересно: в горах спал по два-три часа в сутки, проходил ежедневно по 50-60 км и был как огурчик, а здесь один раз не выспался - и весь день не того. 
 Ох, и загуляли мы вчера! Обычно китайские города рано отключаются и рано встают, но Чэнду, согласно путеводителю, единственный город страны, где есть "ночная жизнь" (на самом деле в Шанхае или Гуанчьжоу наверняка веселее). Мы были в сычуаньской опере (очень своеобразное искусство, не имеющее ничего общего с оперой), в десятке ресторанчиков, но особенно запомнился стриптиз-бар, где стриптиз исполняли восковые фигуры блондинок. Если бы варяги выдали мне истраченные деньги наличкой, хватило бы до Москвы. 
 Путеводитель, кстати, здорово устарел за пять лет (у меня не последнее издание). 
 Тенденция к обдиранию иностранцев усилилась, закрытых зон и идеологии стало гораздо меньше (стандартный набор портретов в составе двух бород, лысого, усатого и косого, раньше висевший во всех магазинах, теперь почти не увидишь). 
 Многие реляции книги довольно сомнительны, особенно потому, что авторы, как все на Западе, любят тибетцев и не любят китайцев. Но для туристов "Lonely Planet`s China" - непререкаемый авторитет, и они все время вставляют фразы оттуда в разговор. Впрочем, книжка весьма полезная недаром стоит 25 $. Я ее выменял на остатки пуховки, а потом мне на штормовку опрокинули бочку мазута, и ее (штормовку) пришлось выбросить хорошо, хоть свитер остался. Именно из этого издания взята большая часть приводимых здесь сведений по китайской истории. 
 Еду в Южную Сычуань, к священной горе буддистов Эмейшань (произносится "Оомейшань", высота 3075 м). По дороге, у города Люшань - 70-метровая статуя сидящего над речкой Будды. Флора у подножия Эмейшаня почти тропическая - бананы, орхидеи, маленькие пальмы. С 500 до 2000 м идут широколиственные леса, дальше - хвойные. Погода отвратительная. Облака слоями по 200-300 метров в толщину, проходя между которыми, видишь две плоских поверхности - сверху и снизу, уходящие к горизонту. В фауне китайские макаки. Очень красивые храмы, особенно на вершине, куда взбираюсь в три часа ночи в густом тумане. 
 На гору можно за 200 Y подняться на носилках - двое "профи" втащат вас на высоту 900-этажного дома по крутым ступенькам почти бегом. Платят за это обычно женщины - видимо, им приятно, что их несут на руках (канатная дорога всего 20 Y). Я влез на гору с рюкзаком, и в этом тоже есть что-то героическое. Ночую в маленьком монастыре после часового торга с испорченными коммерцией монахами (с 250 Y дошли до 4). В прейскурантах на английском и китайском цены отличаются в 25 раз - пока это рекорд. 
 18.08. Такого количества крыс я еще не видел. На священной горе и муху нельзя убить, не то что крысу. С погодой здорово повезло. Верхняя граница облаков опустилась ниже вершины как раз в нужный момент, и восход был просто замечательный. Сотни собравшихся приветствовали его неописуемым шумом. Особенно они разошлись, когда появился "зовущий Будда" - местный вариант брокенского видения, оптического эффекта, при котором видишь свою тень на облаках в радужном кольце. Эту штуку редко удается наблюдать в горах, но почти всегда - с самолета, правда, там на нее никто не обращает внимания, тем более, что тень получается самолета, а не твоя. Раньше при виде "зовущего Будды" старики частенько прыгали с обрыва, уверенные, что таким образом обретут нирвану. Теперь вдоль края протянуто ограждение, и приходится ограничиваться криками. 
 Китайцы - вообще народ очень шумный. Вышеупомянутый путеводитель даже утверждает, что китайский язык - единственный, на котором нельзя говорить шепотом (на самом деле можно). На иностранцев они реагируют так, словно это снежный человек, даже там, где проходят сотни западных туристов в день. 
 Китайские туристы - в основном интеллигенция, и они еще ничего, но вот трудящиеся... Они либо застывают, открыв рот и выпучив глаза, либо кричат дурным голосом "хэллоу!" и дико хохочут над собственным остроумием. Когда слышишь окрик "хэллоу" 3000 раз в день с одной и той же интонацией, может здорово надоесть. 
 Впрочем, тибетцы еще хуже, особенно нголоки (кочевые). Если, допустим, ты сидишь у дороги в ожидании попутки, прохожий обязательно остановится и будет два-три часа тебя разглядывать, с интервалом в десять минут спрашивая что-то, видимо, в надежде, что за эти десять минут ты начал понимать по-тибетски. Если хоть на один вопрос ответишь - конец. Уже не отвяжешься до вечера. Ноглоки вообще производят впечатление чуть дефективных - очевидно, результат тысячелетий родственного скрещивания в деревнях и практики отправки самых толковых сыновей в монастыри. Объяснить им что-либо невозможно. Пусть я не очень понятно объясняю, но ведь те же вопросы с помощью жестов и рисунков китайцы понимают на лету. А может быть, мозги старшего поколения тибетцев просто не испорчены образованием молодежь, особенно монахи, куда сообразительней. 
 Спускаюсь по другой стороне горы, где нет ни души. На вершине ландшафт напоминает северный Кунашир - невысокие кривые пихты с плоскими макушками, заросли малины и лилий. С 2500 м и ниже лежит Малое Бамбуковое Море - один из двух сохранившихся в Сычуани участков бамбуковых лесов. Фауна бедная, но своеобразная - бамбуковая куропатка, скальная белка, бурый дятел. Тропа совершенно потерялась, и я полдня продираюсь к ближайшему ручью, а затем быстро спускаюсь по руслу (хорошо, что у меня совсем пустой рюкзак - иначе бы не прошел). Ниже 1000 м идут леса типа тропических - обедненные, конечно, зато с южными видами хвойных: аменотаксисами и куннигамиями, очень красивыми. С 500 м пошли поляны, засеянные анашой, где паслись алмазные фазаны; с 400 м - капустные огородики, где я пообедал; а с 300 кукурузные поля, где поужинал. Ночую в шалаше на окраине первой деревни. Дождь здесь так и не кончился. Но так тепло, что можно даже ночью под проливным дождем ходить в трусах, что я и делаю: 
 во-первых, приятнее, во-вторых, шмотки зря не мокнут, в-третьих, моешься бесплатно, а в-четвертых, местные от тебя тащутся независимо от одежды (особенно "добивают" их волосы на груди и руках). 
 19.08. Еду попутками на запад. Ландшафт сплошь заселенный, но довольно красивый: 
 изумрудные рисовые чеки, яркая зелень деревьев, темно-красные обрывы. Крестьяне пасут огромные стада уток. За Яанем сквозь пелену дождя проступают склоны гор, а после реки Дадухэ начинается серпантин. Вскоре толстые серые буйволы на обочинах сменяются рыжими коровами, потом пегими цзо (гибрид коровы с яком), и наконец, черные яки возвещают близость перевала через хребет Дясюэшань. Ночуем в Кандине, тибетском городке с парой красивых монастырей. Это Кам - Восточный Тибет. 
 Местные жители, кампа, самые богатые и культурные из тибетцев, особенно те, кто живет в китайских провинциях, а не в самом автономном районе. Они носят черные дели и алую чалму в форме обруча. Поймал грузовик, идущий в Ласу, в котором и сплю. Мокрый снег. 
 20.08. Ночью облака рвались, и в свете молодой луны было видно Гунггашань (7556 м) - белую трехгранную пирамиду, распустившую по окрестным хребтам длинные щупальца ледников. Утром снова дождь, хотя облачность вроде бы поднялась, а ветер усилился. Проезжаем еще перевал, но из-за метели ничего не видно. 
 Переплываем на пароме вздувшийся оранжевый Ялунчьжян и поднимаемся на плато. 
 Навстречу идут лесовозы, каждый с 2-5 огромными бревнами. Здесь уже белые ушастые фазаны вместо синих, западные кундыки вместо восточных и тибетский чай с цзамбой вместо еды. 
 Вообще я разработал для себя оптимальный дневной рацион: 2 пиалки риса, 1 пиала лапши, пачка печенья, 3 лепешки (если попадутся), арбуз (итого 6 Y) и дары полей. Когда долго нет какой-нибудь халявы, покупаю банку свинины за 3 Y, а если плохое настроение - банку кокосового молока за 5 Y, но это уже роскошь. 
 21.08. Погода все еще паршивая, хотя дождь почти перестал. Проезжаем каньон Янцзы с прекрасным елово-пихтовым лесом. Река шириной с Москву-реку, только быстрая. 
 Этот район, где великие реки Азии текут совсем рядом, разделенные очень высокими узкими хребтами, называется Юнлонг - "Страна Драконов в Облаках". Всего в 40 км к западу от Янцзы в бездонном, недоступном каньоне "Полет Дракона" течет Меконг, крупнейшая река Индокитая. Стены его ущелья так высоки и круты, что в некоторые участки теснины еще не ступала нога человека. Еще западнее, за хребтом Баошань (до 6740 м), всего в 20 км от Меконга, каньон Салуина - он, как и Янцзы, начинается грязным ручейком на обочине шоссе Ласа-Голмуд, а в Бирме это река величиной с Днепр. Дальше снова узкая горная стена, и за ней уже каньоны притоков Брахмапутры. По этим рекам никто никогда не сплавлялся от начала до конца, хотя в верховьях, на Тибетском плато, это несложно, а внизу они судоходны. Жак Паганель когда-то мечтал проплыть Цангпо (Брахмапутру), а какой-то янки пытался проскочить в бочке знаменитые пороги "Прыжок Тигра" на Янцзы. На Ниагаре такой фокус ему удался, но на сей раз не повезло: ни его, ни бочку никто больше не видел. А ведь какие возможности! Всего 25-40 км, и ты, в зависимости от выбора реки, спускаешься либо в Восточно-Китайское море через весь Китай, либо в Сайгон через Таиланд, Лаос и Камбоджу, либо в Мандалай и Рангун через Бирму, либо в Бангладеш через Ассам. Живым. конечно, не доплывешь, разве что по Иравади - она вроде бы попроще, хотя... 
 Пересекли границу Шечьжень-Тибетского автономного района и доехали в Маркам (3630 м), уже в бассейне Меконга. 
 22.08. Утром меня ловит международная полиция. Маркам, вся дорога на запад (в Ласу) и первые 300 км дороги на юг (в Юннань) закрыты для иностранцев. Меня и троих швейцарцев, сплавлявшихся на каяках по верхнему Меконгу, конвоируют к дороге, чтобы посадить на попутные грузовики и отправить обратно в Чэнду. Обычно Дацзыбао помогает в таких случаях. Но местные полицейские, кажется, просто неграмотные. 
 Швейцарцы сплавились по реке примерно 1200 км за неделю. По их словам, сплав по плато легкий и быстрый, но до поселка Дзадё у истока они добирались месяц. 
 Ждем машину часа полтора. Потом двое швейцарцев и двухместный каяк уезжают. 
 Начинается дождь. Обидно до крайности. И тут на меня находит. Подобные приступы, когда чувствуешь, что сейчас сделаешь что-то дикое, и не можешь остановиться, бывают у меня примерно раз в пять лет. В первый раз это закончилось падением с велика и неделей на костыле, во второй раз я прыгнул... неважно, откуда, и заработал кучу денег. И вот опять. С полчаса пытаюсь себя отговорить, потом сдаюсь. 
 - Слушай, - говорю швейцарцу, - продай мне каяк. 
 Минут пять он не понимает, о чем речь, потом мы долго торгуемся, пока цена не снижается с 500 $ (цена лодки в Берне) до 50. Дождь очень кстати усиливается, и я тщательно упаковываю вещи, документы и т.д. в полиэтилен, а потом засовываю рюкзак в корму каяка - двухметровой пластиковой лодочки с проволочным каркасом. 
 Появляется грузовик. Река Марчьжян в пяти метрах - пока полисмен смотрит на дорогу, я сталкиваю лодку на воду, и, когда он оборачивается, я уже прохожу под мостом, а когда он взбегает на мост, я давно вне выстрела, хотя он, конечно. и не стреляет - они со швейцарцем стоят и смотрят мне вслед, открыв рот. Они остались, а я уплыл. Вот так-то. 
 Впрочем, мне было уже не до них. Марчьжян - небольшая речка, но она сбрасывает метров двести за 38 км от Марчьжяна до устья, и хотя, благодаря паводку, камни ушли под воду, мне с моим скромным опытом водного туризма ее вполне хватило. То и дело я едва успевал пристать к берегу, чтобы "обнести" водопадик или порог. 
 Через три часа меня вынесло в Меконг, и это было здорово. Его уровень был намного выше нормы, и он мчался на юг ровной бурой лентой в полсотни метров шириной. Конечно, водоворотов и водяных бугров над подводными камнями было полно, но легкий каяк пролетал их, даже не качнувшись. 
 Так я лечу с 16 до 18 часов по очень глубокой долине с зелеными склонами, уходящими в облака. Потом скорость начинает быстро возрастать ветер бьет в лицо с такой силой, что приходится снять полиэтиленовую накидку, чтобы не порвалась. Склоны каньона превращаются в вертикальные стены, а река сужается метров до 25, потом до 10 и разгоняется, как самолет, который вот-вот оторвется от земли. Смотрю вперед и вижу, что там берега сходятся совсем. Пытаюсь убедить себя, что это все же красивая смерть - быть втянутым под землю дикой рекой среди прекрасных гор. 
 Но река, конечно, не уходит под землю, а просто разворачивается на 340-350о. 
 Обычно в этом месте скалы, наверное, нависают над водой, но теперь они затоплены и не так опасны - если не подходить вплотную. Я всегда хорошо чувствую движение воды - течение рек, штормовые волны и так далее - однако сейчас от меня почти ничего не зависит. Секунд пять лодку крутит и опрокидывает, потом выбрасывает вниз по течению, и я попадаю во второй разворот. Пытаюсь пройти его по внутренней стороне и оказываюсь в большом водоворотике, который едва удается обогнуть по параболе. Еще минута прыжков и кувыркания - и скалы расступаются, очень кстати, потому что уже начинает темнеть. 
 Передо мной "Затерянный мир" - абсолютно замкнутая долина длиной километров 14 и шириной 300-800 метров, окруженная километровыми скальными обрывами из белого мрамора. Река разливается вширь и успокаивается. Пристаю к берегу. Илистая отмель представляет собой великолепную коллекцию следов: олени нескольких калибров, золотая кошка, красный волк, выдра, еще чьи-то следы. До самой темноты развожу костер, чтобы просушить шмотки дурацкая идея, ведь завтра плыть дальше. 
 Первая половина ночи напоминала "Борьбу за огонь" Ж. Рони-старшего. С интервалом в 30-40 минут к костру подходили звери и смотрели на меня и на пламя. Визит нанесли: олени, лиса, одноцветная циветта, каменная куница, белка-летяга и землеройки. Самым неприятным гостем был гималайский медведь, потому что он стал ходить вокруг костра, и мне пришлось делать то же самое, чтобы оставаться по другую сторону. Последний раз такое можно было увидеть, наверное, в палеолите: 
 голый человек с горящей дубиной в руке и пускающий слюни медведь ходят друг от друга вокруг огня. Потом он ушел. Вскоре внизу по долине засверкали молнии. Я развел "пионерский" костер, но первый удар грозы все равно его едва не погасил. 
 После двух часов "борьбы со стихией" передо мной была огромная куча дымящихся бревен с маленьким огоньком внутри. В полпятого дождь кончился, и я еще успел перехватить несколько летевших в костер бабочек, а также познакомиться с полосатой циветтой (?) и китайской лаской. 
 23.08. Едва начало светать, я отчалил и прошел Верхне-Динецкую? долину за два часа, с несколькими остановками. Она покрыта прекрасным лесом из сосны с пихтой, елью и тсугой. Высота, я думаю, 3000-3200 м. На полянах пасутся благородные и хохлатые олени, на осыпях - горалы и кабарги, а на скалах - тары и голубые бараны. Среди отмелей играют бирманские выдры, в кронах деревьев мелькают малые панды, темноспинные белки и харза (?). Птицы представлены в основном огромными стаями ходулочников и белых трясогузок (надо же!), но есть и более интересные вещи: два вида трагопанов, гималайский монал, лесные куропатки и многое другое. 
 Во время одной из вылазок, возвращаясь к лодке, вспугнул целую стаю моналов - словно бомба попала в Изумрудный город. 
 Дальше идут примерно 5 км порогов (я опрокидывался в среднем один раз на 500 м). 
 Это уже классический водный туризм, вот только река с годовым стоком, как у Днепра. Затем на 9-10 км тянется Средне-Динецкая? долина. Она совсем узкая, и пристать можно только к редким белым пляжам под великолепными мраморными обрывами. Склоны покрыты папоротниковыми лугами с бамбуком и редкими соснами. Из зверей здесь только сероу и пищухи, зато полно птиц. Чаще всего видишь белых ушастых фазанов, потому что они бросаются в глаза, но попадаются еще трагопаны Блита, трагопаны-сатиры (изредка), черно-белый и алмазный (?) фазаны и много всякой мелочи. Впрочем, река там течет очень быстро, и особенно считать фазанов не приходится. 
 Потом идут два очень неприятных водослива, а за ними - 15-километровый каньон с глинистыми стенками, всего 5-7 метров шириной, жуткий и совершенно непроходимый на вид, но вполне безопасный, если держаться стрежня - на такой скорости за стены лучше не задевать. Борта каньона почти сходятся над головой, плюс облачность и густая водяная пыль, так что плыть приходится в уютном полумраке. 
 Но вот я вылетаю в Нижне-Динецкую? долину - пару плоских террас в месте впадения маленького притока. Облака почти разошлись, и горы стало видно горы до самых 5000-6000-метровых пиков. Высота нижней долины около 2000-2500 м, размеры примерно 1х3 км. Это кустарниковая пустошь с голубыми гималайскими маками и почти без фауны - только агамы, сычуаньские прыгунчики и прочая мелочь. Вот в сосново-широколиственных лесах и арчевниках на склонах есть тары, сероу, олени мунтжак и хохлатый, фазаны синий ушастый, черно-белый и кровавый, хохлатая расписничка и даже обезьяна - золотой лангур (его я не видел ни в одной книге по китайской фауне - всюду он указан только для Ассама и Бутана). Вообще-то в этих долинах я надеялся встретить что-нибудь поинтереснее - пещерного льва, волосатого носорога или гигантопитека. Но не было даже следов обыкновенного снежного человека, хотя где ему еще водиться. как не здесь (если бы он существовал). Правда, благородного оленя-шоу никто не видел с 50-х годов, но я не уверен, что правильно определил подвид. 
 Еще через пару километров проходишь самое неприятное место: Меконг втискивается в щель шириной 3-5 м, а на выходе из нее ударяется в гранитную поперечную стену-дайку и "выстреливает" вверх двадцатиметровым фонтаном. Каяк летит кувырком, как из катапульты. Потом опять километров десять порогов, на одном из которых я прищемил два пальца левой руки между бортом каяка и камнем - очень неудачно. Дальше скалы сменяются травянистыми склонами, на правом берегу появляется тропинка, затем яки, кукуруза на террасах, деревни - и вот со ставших пониже гор эффектным серпантином спускается Тибетско-Юннаньская дорога. Она переходит на западный берег, чтобы обойти последний скальный обрыв, где в невероятном количестве гнездятся серые стрижи-аэродрамусы, снова на восточный. и тут я швартуюсь. Насколько помню карту "Гималаи", виденную у одного туриста, отсюда по берегу идут грунтовки до самого Лаоса. 
 Протащив каяк пять километров до поселка Дечен, рассказываю местным жителям, что приплыл сквозь "Полет Дракона" из Маркама. Они не очень-то верят, но покупают ободранный каяк за 200 Y. (Не знаю, что они собираются с ним делать на реке, где можно плавать только вниз). 
 Дечен - самый южный поселок тибетцев и одновременно самый северный в Юннани - горной провинции размером с Испанию. Ловлю попутку до Литонга на Янцзы. Отсюда начинается "Прыжок Тигра" (Хутяо Щиа) - теснина, в которой река за 30 км сбрасывает 300 м высоты (с 2400 до 2100) на 15 порогах. Склоны ущелья поднимаются до 4500-4900 м. В прошлом году КПК решила построить здесь ГЭС - первый случай, когда в Народном Собрании многие голосовали против. 
 Недавно пороги пыталась пройти команда из Пекина на закрытой лодке. На 1-м пороге (самом сложном) двое погибли, двое оставшихся прошли 13 и сломались на последнем, самом легком. Хорошо, что я уже продал каяк. Только 1-й порог труднее меконгских. 
 Ночую в пустой фанзе над 1-м порогом. Погода - то просвет, то опять дождь. Янцзы вдвое больше Меконга. Ну и денек выдался! 
 24.08. Иду вниз по каньону в компании Михеля, скалолаза-любителя из Дрездена. 
 Такой спутник очень кстати, потому что над каждой группой порогов стоит билетный киоск, и его приходится обходить по скалам. Приятно, что даже в совсем стертых турботинках я еще могу куда-то влезть. Фауна очень бедная, даже на недоступных участках противоположного берега. Утром повстречался гимнур (нечто среднее между ежом, опоссумом и морской свинкой), а больше ничего интересного. Ландшафт типа Средне- и Нижнединецкой долин, но с деревнями и полями. Выходы мрамора тоже есть, только маленькие. 
 Переправляемся через реку и ждем автобуса в Лиджанг. Отсюда начинаются настоящие приключения, потому что у меня осталось 24 $ и 200 Y на полтора месяца. В июне ме бы этого хватило на неделю, но теперь я гораздо лучше ориентируюсь в обстановке и многое знаю. 
 Например: почему вдоль дорог то и дело встречаются сортиры, облицованные кафелем, с яркими лампочками, но стены вокруг выгребных ям с битым стеклом по верху? - Потому, что ведро дерьма стоит 10 Y, и каждый кресть-янин, поле которого выходит к дороге, старается заманить к себе как можно больше проезжих. 
 Почему в этой деревне бахчу охраняет вохра с волкодавом, а плантацию бананов не охраняют вообще? - Потому, что кило горных бананов стоит 3 Y, а кило красного перца - 50. 
 Почему, когда спрашиваешь дорогу у полицейского, он всегда показывает в сторону столицы провинции? - Потому, что там за тебя отвечает не он, а его начальство. 
 Почему китайские туристы так любят фотографироваться на фоне камней с надписями? 
 - Потому, что так они приобщаются к великому искусству каллиграфии. 
 Почему они еще больше любят сниматься на моем фоне? - Потому, что так они приобщаются к миру западной рекламы, блондинок и "Мальборо". 
 Почему они не пьют? - А потому, что злокачественно курят. 
 Почему Китай - такая здоровая страна, несмотря на всеобщее свинство? Благодаря термосам: даже в самой нищей тибетской палатке их не меньше пяти, и пьют здесь только кипяченую воду. 
 Но, конечно, многого я еще не знаю. Например: почему от Ташкургана до Сиани и от Урумчи до Ласы все вот уже два месяца слушают одну и ту же кассету? Кто покупает товары в деревнях, где у каждого жителя - свой магазин, и все продают одно и то же? Почему некоторые люди, даже молодежь, до сих пор боятся заговорить с иностранцем, хотя большинство только об этом и мечтает? И, наконец, самый главный вопрос: как проехать зайцем в стране, где постоянно являешься центром внимания? Я сейчас в самой дальней точке маршрута, так что на этот вопрос придется найти ответ, даже если жить на хлебе, рисе. сырых макаронах и дарах полей. 
 А пока что Михель приглашает меня в кафе - познакомиться с кухней накси. Это один из самых симпатичных и интересных народов Китая. Они родственны тибетцам, но язык похож по звучанию на дагестанские: "Как пройти..." - "жех гку ббеу", "река" - "ггуббу", "здравствуйте" - "бмв", а "спасибо" - "дживиси". В X-XIV вв они создали свое королевство и письменность. Религия накси - буддизм секты Кагьяпа с элементами шаманизма - Донгпа, ислама, несторианства и индуизма. 
 Поэтому дома украшены мальтийскими крестами и армянскими свастиками. Внешне они напоминают наиболее монголоидные типы татар. 
 Накси живут в матриархате. Женщины здесь - главы семей, они более раскованы, общительны и независимы, чем мужчины - нередко водят грузовики и трактора. Носят они синие блузы с ремнями крест-накрест на комиссарский манер и синие фуражки (это мода XIV века). Мужчины одеваются по-разному, но традиционный костюм - черное дэли, сплошь увешанное медными украшениями. Женщины накси гораздо красивее китаянок. 
 В три часа мы узнаем, что автобуса не будет - дорогу размыло. Решаю идти пешком (86 км, но есть надежда, что дорога интересная). В четыре начинается проливной дождь. К часу ночи влезаю на перевал 3600 м и ночую под навесом МТС. Пальцы на левой руке распухли и почернели. 
 25.08. Ночью крыша стала протекать, и весь спальник промок. Вскрыл нарывы на пальцах - меньше болят. Слегка простудился. Горы покрыты молодым сосняком, выросшим на месте сведенных лесов. Он почти не удерживает почву от размыва, и через дорогу каждые несколько шагов текут красные, бурые или желтые речки. 
 Ливень не ослабевает ни на миг. Фауна бедная: мелкие птицы, жабы да кротовые землеройки. 
 На привале вдруг начал терять сознание. Испугался, что серьезно заболел, но это всего лишь голодный обморок: если не считать обеда в кафе, последние дни я питался только сырыми макаронами, обкусывая пачку по мере того, как она размокала от дождя. Прошелся немного - полегчало. 
 Вечером резко похолодало. Я собирался дойти до города к утру, но на 70-м километре сломался. Нашел в пустом сарае котелок и сварил роскошный грибной суп с остатками макарон и бульонными кубиками. Еще через пару километров наткнулся на маленький, только что построенный отель у дороги. Поскольку я оказался в нем первым иностранцем, денег с меня не взяли ни за ужин и завтрак, ни за ночлег. 
 Отличные ребята. Я даже дал одной свой адрес. У нее есть шанс быть первой накси в Москве. Ребята говорят по-английски, но попросили меня составить текст вывески, которая заманивала бы интуристов. Я подумал-подумал и написал: "Вилла Баошуо - клуб автостопперов. Вход только для малоимущих туристов". Расчет был на то, что любой житель Запада считает себя малоимущим. Все, отбой. 
 26.08. День моего писательского триумфа: в семь утра у отеля тормозит заказной джип с немецкими туристами - жирными хмырями, только сигар не хватает. Слово мастера пера - великая сила! 
 Здесь очень красиво, как выяснилось: выше по реке сохранился лес из пихт, елей и гималайских сосен, а над ним торчат башни горы Сатсето (5596 м) с ледниками в ущельях. Дождь сменился снегом, и дубняк жуткий. Шмотки за ночь совершенно не высохли. Как-то дико видеть в заснеженном лесу стаи длиннохвостых попугаев. 
 Из Бошуо (3000 м) спускаюсь в Лиджанг (2400), столицу накси. В последнее время (около миллиона лет) тяжелое Тибетское плато начало разрушаться - от него откалываются отдельные куски и медленно опускаются. Такие "осколки" - это, например, плато Алтын на севере, Мустанг и Заскар на юге, Сычуаньское Болотное плато на востоке. В Северной Юннани целая куча таких обломков, разделенных горами и очень глубокими ущельями. На одном из этих мини-плато стоит Лиджанг. 
 Старый горд не менее колоритен, чем Ласа - лабиринт каналов, мостиков, маленьких рынков и парков. На рынках торгуют лекарствами, как то: трутовиками, шкурками мангустов и хорьковых барсуков, сушеными желтопузиками, черепами гимнуров; а также всем прочим, в том числе ананасами по 1 Y за штуку. Вдоль улиц тянется нечто вроде тротуарных бортиков, по которым и ходишь, а между ними по колено воды. На другом конце Лиджанга - парк с озером и храмами в честь Черного Дракона. "Дракон" - это обитающий в озере эндемичный углозуб (10-сантиметровый тритончик). Под крышей одного из храмов, стоящего на островке посреди озера, я и ночую. Здесь теплее, чем в Баошуо, но все равно холодно. Ночью по парку бегают тупайи - с виду нечто среднее между крысой и белкой, но относящееся к приматам - возможно, наши прямые предки. По берегу ходит бурая рыбная сова и промышляет священных углозубов. Говорят, летом здесь жарко, но, похоже, осень начинается рановато. 
 27.08. Утром облака чуть поднялись, и даже видно гору Сатсето, но дождь льет с той же силой, что и предыдущие три дня. Зато пальцы уже почти не болят. На местной автостанции билеты проверяют при входе в автобус, так что можно просто влезть в окно с другой стороны (народ полностью одобряет). По холмам, поросшим сосной, гималайским кедром и папоротником на ярко-красной почве, еду на юг. 
 Последний "осколок Тибета" - такой большой, что на нем уместилось 40-километровое озеро Эрхай и город Дали. Местные жители - племя бай (тибето-бирманская группа). Они похожи на накси, но мельче, одеваются ярче, а дома у них оштукатуренные и без сторожевых башен. Хотя здесь на проводах уже сидят тропические пташки, холод и дождь почти такие же, как в Лиджанге. Завтра я надеюсь получить вознаграждение за все трудности, спустившись в тропические леса. А пока брожу по автостанции, с тоской думая о предстоящей ночевке в холодном пустом автобусе. И что же? Мне встречаются китайские студенты, а они куда понятливее западных и на просьбу разрешить переночевать в их номере реагируют спокойно. У них есть пустая койка, и они подарили мне сувенир - бумажку в 10 Y. 
 Теперь я сижу у окна с видом на озеро, сушу шмотки и пишу дневник. По заливу плавают на джонках рыбаки с командами ручных бакланов. У каждой птицы на шее медный ошейник, чтобы он не проглатывал пойманную рыбу, а приносил хозяину. 
 Студент, как и вся местная молодежь, ведут со мной разговоры, за которые тут можно сесть лет на десять. Про коммуняк им все давно ясно. Горбачева не любят за предательство во время Тяньаньмэньских событий, зато очень любят Борю. А тем временем я продолжаю издеваться над несчастным английским языком, переводя на него одну из моих любимых песенок: 
 Временно все в этом мире бушующем, 
 Есть только миг - за него и держись, 
 Есть только миг между прошлым и будущим 
 Именно он называется жизнь. 
 Вечный покой сердце вряд ли обрадует, 
 Вечный покой для седых пирамид, 
 А для звезды, что сорвалась и падает, 
 Есть только миг - ослепительный миг. 
 Пусть этот мир вдаль летит сквозь столетия, 
 Мне не всегда по пути будет с ним: 
 Все, чем дышу, чем рискую на свете я 
 Мигом одним, только мигом одним.Nothing`s forever in this world of 
 storms and tides, 
 Only an instance is all we have got, 
 Only an instance between past and future times, 
 Life is an instance, containing your thought. 
 Calmful stagnation will not please my heart at all, 
 Only for Pyramids it is all right, 
 But for the star that took off in it`s flight to fall 
 There`s an instance - an instance of light. 
 Let all this world fly away trough the centuries, 
 I am hitchhiking on it not for long: 
 All that I breath, that I risk in adventures 
 Is just an instance, an instance alone. 
 Глава третья. В тепле и уюте 
 А окончательное условие подлинного счастья человечества - полное и безусловное избавление от денег и их омерзительной власти. 
 К. Маркс, Ф. Энгельс. Манифест Коммунистической партии 
 28.08. Осталось 24$+195Y. Из западной музыки в Китае наиболее популярны "Янки Дудл", вальсы Штрауса, увертюра к "Рабыне Изауре", "Modern Talking" и "Полет Валькирий" Вагнера. Но все это слышишь очень редко, а в основном - все та же одна кассета, начинающаяся со слов "гонжи-ни-гонга, чинчи-во-чинча" (ты пришел, я ушла). 
 Дорога в Южную Юннань смыта проклятым дождем, и я еду по "Старой Бирманской Дороге" на юго-запад, в Раджи. По пути проезжаем Бэйшань столицу народов лису, ну, джингпо, пуми и айни. Все они мало отличаются друг от друга, языки их близки к бирманскому, одежда - к тибетской, а архитектура - к китайской. 
 За Люкси, деревней племени жинно (тибетская группа) дорога размыта. Вылезаю на перевале ~1900 м, покрытом лесом из сосны Меркуза (?) и цветущих магнолий четырех видов. Сосна, видимо, в этом году дала хороший урожай семян: лес кишит фауной. Прежде всего замечаешь обезьян. Тут водится несколько макак, из них медвежий настолько похож на йети, что становится жутко. Кстати, в Китае есть свое общество "криптозоологов", которые утверждают, что снежный человек - гигантский бесхвостый макак. Обезьяны-тонкотелы очень красивые, но гораздо более осторожные: дымчато-серый ринопитек Брелиха, лангуры серебристый и черный. 
 Еще в кронах пасутся роскошные белки (они оправдывают название), несколько дятлов, кедровки, зеленые сойки, клесты, попугаи и т.д. Почва кишит грызунами, как китайские города по ночам. Соответственно чуть ли не на каждой ветке сидит сова или ястребиный сарыч. В траве даже днем снуют мангусты, а ночью то и дело слышишь резкие шорохи и отчаянный писк, когда бенгальская кошка или циветта догоняет добычу. Иногда в луче фонаря видно сразу 2-3 пары светящихся глаз. 
 Впрочем, где-то с полуночи фонарь уже не освещает ничего, кроме тумана и дождевых капель. Ночую в каком-то сарае, причудливо изогнувшись под сухими участками спальника. Хорошо, что автобус сюда не прошел, хоть это и был дорогой "спальный автобус" с полками вдоль окон. Ведь тогда я бы не увидел ничего из вышеперечисленного. 
 29.08. 24$+192Y. Ниже ~1500 м сосново-магнолиевые леса кончаются, и дальше идет совсем другой лес - более красивого в жизни не видел. В 300-500 метрах одна от другой торчат похожие на огромные черные кипарисы тайвании юннаньские высотой метров по восемьдесят. Основной полог состоит из нескольких видов акаций - от обычной "стыдливой мимозы" до экзотических "зонтиков" с плотными листьями и метровыми стручками. В подлеске цветущие камелии и бамбук. По этим прозрачным зарослям я прошел 36 километров, но увидел только маленького, похожего на дегенеративную косулю свиного оленя, пару попугаев и зимородка у заросшего лотосом пруда (лотосы еще цветут). 
 На высоте ~1200 м, когда, по моим расчетам, должен был начаться настоящий тропический лес, вдруг пошли поля кукурузы, табака и риса, где вообще ничего не водилось, кроме бамбуковых крыс и ласточек. Впрочем, в такой дождь трудно чего-либо ожидать. Среди полей торчали яблони и кусты мандаринов (они здесь величиной с апельсин, темно-зеленые и необычайно сладкие - может быть, это вообще другой вид цитрусов). Я, конечно, задержался на часик, и это была ошибка: 
 ниже начались бананы, причем не вечно незрелые горные, а маленькие, золотисто-желтые и очень вкусные. Растянул рюкзак до предела и забил до отказа, после чего прополз километра три и упал. Перед моим мутным взором уходили вдаль стройные ряды ананасов. До сих пор я их ел три раза в жизни: в раннем детстве, в Гааге после обмена в автомате советских двугривенных на гульдены и на днях в Лиджанге, не считая ломтиков в компоте. Ребята, ананасы очень вкусные. 
 30.08. 24$+192Y. Утром проснулся под навесом из пальмовых листьев среди плантации чего-то типа кабачков, но сладкого и на деревьях. Легкий завтрак (с 7 до 9 часов), и я волочу рюкзак в Раджи - последний поселок перед Бирмой. Живут здесь племена ачанг и айни. Айни, как и большинство народов Западной Юннани, исповедуют смесь ламаизма, махаяны и хинаяны. Ачанг близки к айни, но, подобно народам Южной Юннани, исповедуют хинаяну и строят конические пагоды и ступы. 
 Ближайший лес, увы, уже в Бирме. Его хорошо видно, но переходить границу в столь густонаселенном месте слишком рискованно. Поэтому я два часа торчу под дождем, дожидаясь попутки в Щишуанбанну ("10 районов, выращивающих опиум") - китайскую часть "Золотого треугольника" на крайнем юге. Наконец ловлю грузовик с углем, и мы ползем по бесконечным перевалам, пока не темнеет. Второй пассажир читает "китайско-русский разговорник для приграничной торговли" - не знаю, зачем ему в Юннани русский язык. В лучах фар появляются причудливые силуэты бананов - словно помесь мельницы с вертолетом; крошечные вислобрюхие свинки, больше похожие на французских бульдогов; огромные бурые гаялы (домашние гауры); плантации гевеи с привязанными к стволам аккуратными чашечками для сбора каучука. Начинаем подъем на перевал через Уляншань (2000 м). По моим расчетам, где-то здесь мы пересекаем Северный тропик. Вдруг, словно символ начинающейся отсюда лучшей части Земли, перед машиной возникает дымчатый леопард. Шофер резко газует, надеясь добыть дорогую шкурку, а я потихоньку перевожу рукоятку на нейтраль. Скорость сразу падает, и шкурка убегает. Так поступают тимуровцы. Мужик ничего не заметил: 
 проклятая ручка и так все время соскакивает из-за тряски. 
 31.08. 24$+190Y. В час ночи въезжаем в Щишуанбанну: проехали Менгжен с красивым восьмиугольным храмом, Менгхай (деревню айни), Йингонг - столицу Щишуанбанны, Менглун (там живет племя юнио) и добрались до Менглы к шести утра. В Менгле тоже много юнио. Они живут в длинных домах-бараках по 20-30 семей в каждом и красят зубы в черный цвет, как в древней Руси. Женщины ходят в черно-белых платьях и носят букеты цветов в огромных дырках растянутых мочек ушей. 
 Из Менглы ловлю "газик" в Менгхан. Это юго-восточный угол Щ., здесь вдоль лаосской границы полосой в 5-20 км шириной тянется заповедник для охраны бенгальского тигра. Завтракаю "древесными кабачками" (это папайя позор, что сразу не вспомнил), выбираюсь из деревни и в 8 утра наконец-то вхожу в тропический лес. Об этом я мечтал двадцать лет - с тех пор, как научился читать. 
 Дождь кончился, хотя в это трудно поверить, появилось солнце. Моя простуда прошла, словно ее выключили, и даже пальцы почти не болят, хотя опухоль еще осталась. Из всех многочисленных описаний троп. леса, которые мне приходилось читать, самой близкой к истине оказалась версия Даррелла: исключительно красивое место, по которому очень приятно побродить. При этом там столько интересного, что бродить можно всю жизнь (чем я отчасти и собираюсь заняться). 
 Если полог леса не нарушен рубкой или ветровалом, то подлесок состоит в основном из мягких папоротников и тонкого бамбука, так что ходить можно без троп, хотя это несколько шумно. Но если где-то упало или срублено дерево, там вырастает пучок бамбука до 30 м высотой, окруженный гигантскими лопухами, бананами и колючками. В общем, лучше ходить по речкам. Еще можно найти дерево, оплетенное фикусом-душителем, по этой "сетке" влезть наверх и передвигаться по кронам. Но это очень сложно и утомительно: во-первых, яруса не сплошные и приходится все время менять высоту, во-вторых, рюкзак приходится оставлять внизу и потом за ним возвращаться. Зато фауна разных ярусов отличается больше, чем сибирская от канадской. 
 В самых высоких кронах, торчащих над лесом, живут те, для кого это удобная база для облета территории: орлы, летучие лисицы, хохлатые стрижи. Первый ярус (очень высокие деревья) - самый интересный, здесь жизнь просто кипит: попугаи, дронго, иволги; тут также больше всего бабочек, но за ними не очень-то побегаешь. Второй ярус (средние деревья) - самый густой. Тут обитают зеленые голуби, листовки, райские мухоловки, древесные змеи; в этом ярусе болье всего цветов, поэтому в нем держатся нектарницы и дневные бражники. В третьем ярусе (низкие деревья и бамбук) живут тупайи, квакши, медососы, агамы-калоты. В четвертом (кустарник, мелкий бамбук, высокие папоротники и маленькие пальмы) - дом для множества мелких, тусклоокрашенных птичек, тимелий, земляных белок. Пятый ярус (трава и поверхность почвы) населяют лесные куропатки, питты, мангусты, бесчисленные лягушки, большеголовые черепахи (они иногда и на деревья взбираются), змеи и крупные звери. В подстилке и почве прокладывают ходы слепозмейки, червяги и бамбуковые крысы. Я называю только тех, кого встретил в первый же день. 
 Поднимаясь вверх по речке, видишь совсем другой контингент: цапель, зимородков, выдр, всяких аквариумных рыбок типа гурами и бойцовых, а иногда - огромных варанов. Они уверенно плавают даже на участках с быстрым течением, обследуя берега в поисках чего-нибудь. Вараны производят впечатление очень сообразительных рептилий: например, они замечают человека, неподвижно сидящего в кроне высокого дерева над водой. 
 Ближе к водоразделу начались звериные тропы со всевозможными следами: тигр, гаур, олени, малайский медведь, барсуки (?), дикие кошки и еще черт знает кто. 
 Потом я заметил натянутую поперек тропы леску, которая вела к самострелу - длинному арбалету, заряженному толстой короткой стрелой из железа, наконечник которой был смочен какой-то дрянью. За пять метров до него с лаосской стороны была надломлена ветка. На тропе виднелись следы армейских ботинок - видать, тамошние пограничники промышляют в заповеднике сопредельной страны. Я перевесил арбалет немного ближе к Лаосу и кинул по обе стороны по кусочку старых носок, чтобы предупредить фауну. Любитель стимуляторов из тигровых усов скоро навсегда забудет о половых проблемах. Ничего не поделаешь, закон тайги суров. Вешать самострел на тропе, по которой часто ходят крестьяне, и при этом ставить маркировку только со своей стороны - последнее свинство. 
 Вскоре тропа пошла вниз. Я двигался очень медленно, потому что здесь каждую муху, тлю или муравья стоит расмотреть, не говоря уже о жуках, клопах, пауках и кузнечиках, которые всем своим видом откровенно прикалываются. Пройдя километров двадцать, повстречал трех леопардов черную самку и двух пятнистых котят уже почти с нее ростом. Разминулись по большому кругу. Еще метров через пятьсот лес вдруг перешел в бамбучник с посадками мака на полянках. Не знаю, зачем местные жители его сажают: все пустыри и обочины, даже в городах, заросли ядреной трехметровой Cannabis sativa. Вскоре впереди открылись кукурузные поля, сбегавшие уступами в широкую долину реки У, по ту сторону которой виднелся хребет Деньдинь, за ним - уже Вьетнам. Посмотрев издали на лаосские деревни, я развернулся и пошел обратно в Китай. 
 По пути вспугнул в бамбуке гаура - огромного квадратного черного быка, а затем, к моему удивлению, догнал тех же леопардов. Самке это не понравилось: она развернулась, перепрыгнула через своих недорослей и шипела на меня, пока они не утекли. Эх, вспышки нет! 
 В темноте незаметно перешел на другую тропинку, и пришлось идти все время с включенным фонарем из-за самострелов. Я никого не видел, пока не вернулся на китайскую сторону. Тут взошла луна, и за два часа мне повстречались олень-мунтжак, очередной красный волк и какая-то мелкая виверра. И это при том. 
 что мои ботинки громко хлюпали, так как наполнились кровью из укусов пиявок. 
 Наземные пиявки похожи на гусениц пядениц и такие маленькие, что их почти не видно, а насасываются до размеров пистолетного патрона. Останавливаться через каждые десять метров, чтобы их снимать, быстро надоедает. По-моему, подмосковные комары куда хуже. В час ночи возвращаюсь в Менгхан. 
 01.09. 24$+190Y. Из-за полной луны на свет ничего не летит. и я зря сижу под фонарями вместе с совами, гекконами, пауками и богомолами. Поймал только китайского коридала - очень древнее насекомое, нечто вроде большого муравьиного льва или стрекозы, но с головой жука-оленя. На рассвете ловлю попутку в Менглонг, на юго-запад Щишуанбанны. Здесь, к сожалению, не осталось лесов, одни посадки гевеи и кукуруза, которая уже почти вся собрана. Есть, правда, ананасы и грейпфруты (?) величиной с арбуз, очень вкусные. Живет тут народ лаху. Женщины лаху бреются наголо и ходят в синих кепках времен Мао. В Менглонге стоит серебряная пагода XIII в., построенная над "следом ноги Будды" - метровой выемкой в скале. На плантациях гевеи водятся шарообразные узкоротые квакши с красивым узором на спине и огромные кузнечики, маскирующиеся под зеленый лист. 
 В пятнадцати километрах - деревня Менгщяохе с великолепной белой пагодой. В ней живут буланг - выходцы из Вьетнама, они до сих пор украшают одежду изображениями морской фауны. По дороге к пагоде попалось озерцо с изумительными темно-алыми кувшинками. Хотел их снять на обратном пути, но они уже закрылись. 
 Йингонг, столица Щишуанбанны - приличный город, окруженный деревеньками народа дай - северной ветви тай, основного населения Таиланда. Одна из них, с деревянной пагодой, была упомянута ненароком в путеводителе "Lonely Planet" и в результате за 8 лет превратилась в скопище кирпичных отелей в стиле "а-ля дай". 
 Остальные деревни еще имеют традиционный вид: свайные хижины, крытые соло-мой или тесом. Храмы выглядят почти так же, но коньки и ребра высоких крыш украшены великолепной резьбой, во дворах пасутся стаи свиней, а вокруг гоняют на великах мальчишки-монахи в ярко-оранжевых хитонах. В Китае перед статуями будды обычно кладут бумажки в 1 фен (0,01 Y), практически вышедшие из употребления из-за инфля-ции. В Йингонге для этого используют вещь еще более дешевую и никчемную: 
 грозди бананов. 
 Город стоит на берегу Меконга, который здесь уже очень широкий, хотя и быстрый. 
 Сейчас на улицах по колено воды, и ходить лучше босиком, не обращая внимания на дохлых крыс и все прочее, что плавает. Через глубокие места народ перевозят на долбленках. В воде я выловил сколопендру в 22 см длиной. 
 Применяю испытанный прием: захожу в кафе, где сидит большая компания, и прошу две чашки "пустого" (т. е. без перца) риса, объяснив, что у меня всего 1 юань. 
 Меня немедленно угощают мясом с овощами и ведут устраивать бесплатно в отель, расположенный в свайном поселочке из бамбука в середине озера в местном ботаническом саду. 
 Номер - "люкс", что означает: противомоскитный полог из натурального шелка, холодный душ и вентилятор, на котором я наконец-то все высушу. Но все равно гекконы на потолке, богомолы на стенах, тараканы на полу, термиты в столе и муравьи повсюду. Разворачиваю спальник - о ужас! Он покрылся изнутри яркой радужной плесенью. Видимо, это Aspergillum versicolor, один из красивейших тропических плесневых грибков. Проклятые дожди! Пришлось срезать часть подкладки. Вообще. вещи в этот раз почему-то "летят" удивительно быстро: даже иголка заржавела и сломалась. 
 Дальше начинается сюр: хозяин отеля заявляет, что обычай дай предлагать почетному гостю своих дочерей, что он и делает. Дочерей у мерзавца пять (на нацменьшинства не распространяется закон о регулировании рождаемости), и выбрать ох, как непросто! Миниатюрные, необыкновенно изящные девушки дай в своих узких длинных сари, красных, сиреневых и синих, отличаются от китаянок, как абрикосы от шишек. Не зря миллионеры всего мира таскаются в бордели Таиланда! Даже на моего собрата по перу Киплинга женщины бирманско-тайской языковой группы произвели глубокое впечатление. Как там у него: 
 Возле пагоды Мульмейна, на восточной стороне 
 Узкоглазая девчонка все мечтает обо мне. 
 Ветер тронет колокольцы, те трезвонят то и знай: 
 "Возвращайся, англичанин, возвращайся в Мандалай..." 
 и дальше: 
 Нет, меня другая ждет, 
 Мой душистый нежный цветик у бездонных сонных вод, 
 На дороге в Мандалай... 
 Надо будет сделать приличный перевод - существующие совершенно не передают ощущения (написание этих строк сопровождалось мерзкой самодовольной ухмылкой). 
 Я, конечно, выбрал старшую, чем слегка шокировал папашу - ведь она уже в возрасте (лет 14-15)! 
 02.09. 24$+185Y. Познакомился в городе с тайваньским туристом, который просветил меня насчет местных обычаев. Оказывается, девушка, родившая ребенка от белого, до конца жизни пользуется большим почетом и уважением, а ребенок имеет преимущество при приеме в КПК и в продвижении по службе. Уж не знаю, кому и верить. 
 Тащусь за 25 километров в Менгша, чтобы посмотреть на низинный тропический лес. 
 Он более аккуратный, чем горный, и по нему, наверное, ходить совсем легко, но сейчас там по пояс воды. Поймал королевского кобренка, только что вышедшего из яйца. Родителей найти не удалось. Лес совсем маленький, 2х2 км, а вокруг - сухие горные джунгли с гигантскими термитниками и осиными гнездами в человеческий рост. В ветвях на своих неестественно длинных руках летают гиббоны - удивительное зрелище. На обратном пути нашел довольно приличную куртку, хотя отстиралась она с большим трудом. Ну, а теперь в отель и - Мандалай! 
 Хозяин невольно подтвердил слова тайваньца, потребовав, чтобы я не пользовался презервативами. Но я подумал о местных венерических болезнях и решил, что плодить китайских коммунистов недостойно потомственного демократа. Еще ночь в моем распоряжении, но утром, видимо, придется смываться. Прости меня, Ю Чин! 
 03.09. 24$+180Y. Так я и не успел перепробовать все местные фрукты. Беру билет до ближайшего поселка, а еду на автобусе в Менгъянг, деревню племени хани. Они пришли из Тибета, поэтому дома у них глинобитные. За Менгъянгом расположен большой заповедник для охраны тигров, гауров, зеленых павлинов и диких слонов. 
 По лесу здесь ходить гораздо удобнее, потому что слоновьи тропы очень широкие, а на крутых склонах их следы образуют ступеньки. 
 До вечера брожу по холмам, а потом залезаю в развилку огромного тикового дерева над речкой. На этой высоте комаров почти нет, и все отлично видно: варанов в реке, белок в кронах, павлиньих фазанов в траве. Погода отличная, только под вечер несколько десятиминутных грозовых зарядов. Здесь это называется "сезон дождей". 
 Перед закатом наступает затишье: замолчали цикады, бюльбюли и попугайчики, только кузнечики все трещат. После захода солнца цифры на электронных часах видно 30 минут на открытом месте и 15 минут - в лесу. За эти 15 минут начинают петь сверчки, квакши и совы. Потом вылетает невероятное количество разноцветных светлячков. Восходит луна, освещая пьющих воду кабанов. Когда они исчезают, в лесу раздается тихий шелест и странные легкие шаги. Кто бы это мог быть? Бамбук мягко раздвигается, и на берег выходят два слона. Они медленно шагают в реку, поливают себя водой и скрываются на другом берегу. Еще через час кто-то вползает мне на руку. Включаю фонарик - древесная змейка. Судя по яркой окраске, это летающая змея. Она такая быстрая, что поймать ее очень трудно. Под утро снова становится так тихо, что слышно, как рыбки-брызгуны сбивают с листьев комаров. 
 Слезаю с дерева и иду по слоновьей тропе вниз. 
 04.09. 24$+170Y. Жить, ребята, надо на юге. Здесь дождь - удовольствие, а не проблема; здесь ночевка - возможность спокойно выспаться, а не источник пиелонефритов и пневмоний; здесь в деревнях угощают ананасами, а не брагой; здесь девушки просят сделать им ребенка, а не тащат в загс; здесь можно в любое время года ходить по реке в ботинках, а по траве босиком; здесь на каждом третьем дереве растет что-нибудь вкусное; здесь не видно скал под цветущими орхидеями; здесь в лесу чувствуешь себя уютно, как дома, а в море можно плавать весь день... здесь хорошо. Человек тропическое животное, и расселение на север было нашей первой ошибкой. Все, что олицетворяет нашу цивилизацию: горячая ванна, зимние сады, кофе, центральное отопление, импортные бананы, яркие краски - лишь имитация тропиков. За неделю я видел больше зверья, чем в любом зоопарке, а ведь это десятая часть от того, что здесь водится. Любым способом постараюсь провести в тропиках все ближайшие годы. 
 А сейчас мне пора уезжать - я уже пропустил очередной срок выхода на связь, и родственники, наверное, здорово волнуются. Оценить величие моего сыновнего подвига может только биолог. 
 По дороге к шоссе встречаю на полянке молодого слона. Он делает демонстративный выпад, и я почти ловлю его за хобот. но он поворачивается и убегает. Вот бы снимки получились! Увы, уже вторая пленка идет с браком, и вообще я не очень надеюсь там что-нибудь увидеть. Еще встретил очаровательную бирманскую гадючку. 
 Ловлю лесовоз и еду на бревнах в Сымао, поселок племени ва. Женщины ва носят на голове коллекции монет всех соседних стран вплоть до старинных индийских рупий. 
 Дальше дорога идет через девять перевалов, и с каждым из них деревни становятся крупнее, горы - выше. а растительность - бедней. Пересекаем долины рек Черной и Красной, текущих отсюда к Ханою, хребет Айлаошань и (обратно) тропик Козерога - сердце кровью обливается. В деревнях живут лахо, бенглонг, лоло, яо, ва и дранг. 
 После большого озера Даньчи из флоры остаются только эвкалипты, рис и водяные гиацинты на прудах. Едем всю ночь. 
 05.09. 24$+165Y. "Жизнь животных" утверждает, что в городском парке столицы Юннани г. Куньмина летают гималайские листоносы - летучие мыши величиной с ворону. Это правда. Вообще город довольно симпатичный. Китайская туристическая реклама называет его "царством вечной весны", потому что здесь, на высоте 1980 м, очень мягкий климат. К утру как раз кончился дождь, шедший тут без перерыва 19 дней. 
 Сначала чешу на автобусе в "Каменный лес" - скопление причудливых скал в стиле "кариесной готики" высотой до полусотни метров, с узкими тропками и озерами между ними. Вокруг живет народ сани. Как и у всех здешних племен бирманско-тайского происхождения, у них алфавит на основе девадатты (письменность пали), поразительно похожий с виду на грузинский. Из-за туризма все они ходят в парадных национальных костюмах, включающих султан из хвостовых перьев алмазного фазана - а ведь по китайским законам это один из "охраняемых видов I категории"! Рядом - Лешань, столица народа йи. Они до 50-х годов жили в рабовладельческом обществе на манер древних средиземноморских. 
 Возвращаюсь автостопом в Куньмин. В городе много интересной архитектуры, а в зоопарке можно посмотреть на те виды местной фауны, которые не удалось увидеть в природе. Северные звери тут еще неузнаваемей, чем в Тибете. Волк почему-то черный с белой мордой, а юннаньский бурый медведь больше похож на губача - лохматый "стог сена" с мордой-трубочкой. В соседней клетке, словно для сравнения, сидит маньчжурский бурый мишка черный амбал с гладкой лоснящейся шерстью и академическим лбом. 
 За городом, возле Бамбукового храма XIII в, тянется галерея из пятисот статуй архатов (отшельников), все карикатурные. Жаль, уже вечер и снимать темно, тем более, что снова пошел дождь. Под дождем Куньмин выглядит очень живописно: все велосипедисты в разноцветных пластиковых плащах, словно караван гномов из "Хоббита". Дал телеграмму в Москву из двух слов ("ОК Вова") за 28 Y. 
 Билеты на поезд здесь обычно проверяют трижды: при входе на перрон, при выходе с него и в дверях вагона. На перрон, конечно, можно зайти сбоку по путям, а в поезд влезть через окно (окна открываются не сверху, как у нас, а снизу). Так я и делаю, к восторгу пассажиров. К ночи я уже в восточной Юннани, где в круглых хижинах живет племя лоло, а к утру - в следующей провинции. 
 06.09. 24$+120Y. Гуйчжоу - самая бедная провинция Южного Китая, но почему - непонятно, соседи все богатенькие. Ландшафт напоминает подошву тапочек - "рахметовок": среди рисовых полей торчат известняковые холмы-останцы 50-200 метров высотой с вертикальными склонами и круглыми макушками. Схожу в Аньшуе и добираюсь до Хуанггуошу - самого большого в Китае водопада (70 м). За водопадом - естественная пещера с окошками, в которые можно посмотреть на него изнутри. 
 Местный народ боуйе кроет дома "чешуей" из ромбических сланцевых плит до двух метров шириной. Возвращаюсь в Аньшуй и пытаюсь поймать попутку в Гуйян, пока сердобольные аборигены не собирают мне 5 Y на автобус. После этого иду на автостанцию и влезаю в автобус через окно. Гуйян - убогий городишко, хоть и столица провинции. Кроме китайцев, тут живут шуй и вьеты, сбежавшие подальше от вьетнамской границы после известного конфликта. Кстати, я от него тоже пострадал: теперь не ходят поезда по построенной еще французами узкоколейке Куньмин-Ханой, и мне пришлось ехать в Гуанси через Гуйчжоу, а не через Северный Вьетнам, как планировалось. 
 Влезаю в поезд до Наньнина. Обычно местные поезда поразительно похожи на наши электрички: молодежь с гитарами, старушки с авоськами, крестьяне с рюкзаками, работяги (правда, трезвые) режутся в карты, интеллигент читает толстый журнал, на станциях местные бабы, громко вопя, продают всякую всячину, жулики дурят народ, предлагая нечто вроде "наперстка", и так далее. Вот только мусора побольше и ехать можно несколько дней. Есть, конечно, спальные вагоны, но их один-два на поезд, и они дороже в пять-шесть раз. В данном случае поезд переполнен, и народ спит под сиденьями, на столиках и даже в сортирах. Я лично - на багажной решетке под потолком. Ничего. Правда, душно, а в окно не выглянешь: 
 там сплошным потоком летят плевки, сопли, окурки и бутылки, а также камни, которые кидают детишки, стоящие у дороги чуть ли не через каждые сто метров. 
 Очень устаешь. 
 07.09. 24$+122Y. В час ночи меня будят пятеро полицейских и начальник поезда с бригадой, требуя документы и билет. Предъявляю паспорт и Дацзыбао. Отвязались. 
 Наньнин - столица Гуанси-Чжуанского автономного района. Сами чжуаны, народ тайского происхождения, уже почти ничем не отличаются от китайцев, но в районе есть и более интересные племена. Хотя в Наньнине много современных зданий, он, как и многие китайские города, сохранил свое средневековое предназначение: 
 поселок ремесленников, обслуживающих крестьян с окрестных земель в обмен на продукты. Улицы, соответственно, представляют собой цепочки рынков и мастерских. 
 На рынках можно, в частности, купить вареного панголина, шкуру тигра (сшитую из "Шариков" и покрашенную в полоску), рога молодых оронго, выдаваемые за сайгачьи, шкуры морских змей и кучу лекарств: сушеных агам, лапы и даже цельные скелеты медведей, крылья тараканов и т.д. 
 Китайцы вообще оказывают жуткое давление на окружающую среду: что не годится для еды, идет на лекарства или сувениры. Самые редкие виды (тигр, носорог, женьшень) 
 объявляются пригодными для изготовления половых стимуляторов и становятся предметом "ажиотажного спроса". Видимо, китайцы считают, что недостаточно хорошо размножаются. Капканы, стрихнин и мелкокалиберные винтовки - в свободной продаже. Змей съели почти полностью, особенно крупных. Птиц в сельхозландшафте тоже очень мало, не говоря уже о зверях. Даже в зоопарках на прудах полно людей с удочками (улов до 2 см в длину), а некоторые удят на рисовых полях, где единственная рыба (там, где не разводят карпов) - это похожий на мелкую глисту слитножаберный угорь, способный переползать с осушенного поля на соседние. 
 Еду на автобусе в Хайань (провинция Гуаньдун). Это уже Юго-Восточный Китай: 
 здесь едят менее острую пищу (в основном морская фауна и тропическая флора) и говорят на кантонском диалекте, хотя практически все знают пекинский. Рядом с Гуандуном находятся Гонконг и Макао, но там нет ничего интересного, кроме магазинов. Поэтому сразу плыву на пароме на остров Хайнань (в вольном переводе - "Чунга-Чанга"). 
 Когда-то Хайнань был тропическим лесным раем. Сейчас это свободная экономическая зона и передний край обороны в возможной войне с Вьетнамом, да к тому же популярный зимний курорт. В результате весь западный берег покрыт военными объектами, восточный - плантациями кокосовых пальм, южный - курортами, северный - заводами, а центральные горы - шахтами и рудниками. Леса сохранились лишь в четырех маленьких заказниках. В столице острова, Хайкоу, смотреть не на что, кроме огромной бойни, где бригады школьников забивают и разделывают свозимых со всего острова буйволов, коров и свиней. 
 08.09. 24$+82Y. Чьонгджонг - деревня племени ли. Женщины ли татуируются с шеи до ног. Путеводитель утверждает, что эта традиция возникла во время средневековой экспансии китайцев на юг, когда женщины пытались таким способом избежать изнасилования китайскими солдатами. По китайским источникам, ли считают, что все женщины на одно лицо, и наносят на них татуировку с информацией о родовой и семейной принадлежности, чтобы после смерти предки могли их опознать. Обе версии кажутся мне сомнительными. 
 Возле Чьонгджонга - резерват (30 км2) для охраны хайнаньского тамина. За полдня и ночь я не встретил ни одного, и даже следов не видел. В лесу вырублены все крупные деревья, и тропы явно человеческие. Все же повстречались несколько хайнаньских лесных куропаток, еж и даже молодой дымчатый леопард, правда, на самом конце луча фонарика. 
 09.09. 24$+70Y. Спускаюсь с гор в Санию, зимний курорт на юге острова. Кокосовое молоко, которое я на материке позволял себе по большим праздникам, здесь продается в разлив по 0, 1 Y за стакан. Можно, впрочем, насобирать орехов на окрестных плантациях. Посадки кокосовых пальм - очень красивая штука, особенно в сильный ветер, как сейчас. Возле города два коралловых острова, но катер туда не ходит из-за шторма. 
 Добираюсь до Датианя, где есть еще один "таминовый" резерват - всего 4 км2, но в нем обитает 20 из 140 оставшихся в природе хайнаньских таминов. Ночью к ветру присоединяется дождь - к счастью, очень теплый. 
 10.09. 24$+64Y. Утром просыпаюсь от крика: "A-a-а! O, my God, le-e-ches!" ("боже мой, пиявки!") По тропе большой толпой идут туристы западные и гонконгские, и громко болтают. О чем говорить с людьми, которые не умеют себя вести в лесу? 
 Дожидаюсь, пока они пройдут под моим дуплом, тихонько соскальзываю с дерева, иду на другой конец резервата и, конечно, встречаю там табунок испуганных таминов (тамин - то же самое, что олень-лира), изящных пятнистых существ с красиво изогнутыми рогами. 
 Ловлю грузовик обратно в Донгфенг. Шофер обещает перевезти меня тайком на пароме в Фанченг, последний китайский порт перед вьетнамской границей. Грузовик идет на тамошнюю базу ВМФ с грузом кокосов, бананов, ананасов, разных цитрусов, яблок, крупноплодного винограда. манго и дурианов. Мы едим все, кроме яблок (они слишком дорогие, и поэтому в закрытых ящиках) и дурианов (их всего три, но о-очень больших!). После увлекательной экскурсии по донгфенскому рыбному рынку катим на паром. Увы, он совсем маленький и не ходит из-за шторма. Решаю ехать в Хайкоу - там большой паром, к тому же ветер с западного сменился на северный, и в проливе должно быть потише. 
 Но тут к причалу подкатывает черная "Победа", в коей рядом с шофером сидит местный начальник (узбекского типа: пиджак, жирный затылок и бездна хитрости). 
 Начинается дебош: партбосс заявляет, что тайфун - не тайфун, раз ему надо на Большое Совещание Наверху (содержание беседы гипотетическое). Слава КПК! 
 "Победа" торжественно заезжает на паром, следом - грузовик с титановой рудой, последними - мы. 
 После выхода из бухты судно почти останавливается из-за волн и встречного ветра. 
 Обычно пересечение Тонкинского залива (270 км) занимает 9-10 часов, но сейчас мы вряд ли дойдем меньше, чем за сутки. В море ничего не видно, кроме пены, дождя и буллеровых буревестников. А я-то рассчитывал на летучих рыб, дельфинов-соталий, марлинов, янтин, дюгоней и райских крачек! Хорошо, хоть можно спокойно стоять на палубе: команде уже не до пассажиров, и меня никто не заметит. Впрочем, палубу захлестывает волнами. Воздух наэлектризован, и мачта светится огнями св. Эльма, как новогодняя елка. Сейчас замотаю шмотки в полиэтилен, надену на рюкзак спасательный круг и привяжу. Карманы с деньгами и паспортом слегка зашью. А то как бы мы не повторили судьбу парома Хонсю-Хоккайдо. Там во время тайфуна стали кувыркаться вагоны в трюме, и паром опрокинулся. Потонула куча народу, не помню точно, сколько. Ну, в теплой воде я ничего не боюсь. 
 * * *  Черт бы меня побрал с моими прогнозами! Грузовик с рудой стал ездить взад-вперед и долбить "Победу". Босс чуть не съел капитана заживо. В 12:00 вошли в "глаз" 
 тайфуна. но он был какой-то заплывший: жалкий просвет в нижнем слое туч и волны, падавшие на нас со всех сторон, словно пощечины от целого гарема. В 14:00 задул южный ветер и с воем погнал нас вперед с обнадеживающей быстротой. В это время уже все три автомашины весело катались туда-сюда. Стало ясно, что погода все спишет, и я приступил к дуриану. Волны теперь били в корму, и скоро ворота автомобильного отсека стали протекать. Включили помпу. В 16:00 открылась течь. 
 Вскоре выяснилось, что в днище корпуса - поперечная трещина. В 18:00 мотор заглох, но на скорости это почти не отразилось. Было уже совсем темно. Через полчаса трещина достигла правого пассажирского отсека, и в 20:30 наш паромчик лег на бок. При этом несколько человек смыло, а капитан и кто-то еще, кто был в рубке, оказались под водой и не вылезли. Оставшиеся собрались в левом пассажирском отсеке. В 23:00 трещина доползла до переборки, и в отсек стала хлестать вода. Стало ясно, что с минуты на минуту паром либо пойдет ко дну, либо переломится пополам. Я доел дуриан, одел на себя все шмотки, взобрался по ставшим вертикальными рядам кресел к большому иллюминатору, под общие возмущенные крики отдраил его, протиснул наружу рюкзак в спасательном круге и выполз сам. Меня тут же смахнуло волной, как спущенного в унитаз муравья, и больше ни корабля, ни моих спутников я не видел. К сожалению, они явно не собирались последовать моему примеру и почти наверняка погибли. 
 После душного, заблеванного парома я с наслаждением качался на теплых газированных волнах. Наполненный воздухом рюкзак обладал отличной парусностью, так что ветер едва не срывал меня с гребней. 
 11.09. 24$+64Y. Постепенно вода проникла в дырочки полиэтиленовых пакетов, и только круг поддерживал рюкзак на плаву. Я, впрочем, не очень спешил на берег: в такой шторм можно поцарапаться о кораллы или ушибиться о скалу. Однако вместо расчетных двух-трех дней пришлось плыть всего пять-шесть часов. 
 Берег оказался песчаным пляжем, но из-за отсутствия доски для серфинга высадка прошла не очень изящно. В пустом бетонном дзоте я развел костер из того мусора, который не слизнули с пляжа волны и ветер. До семи утра выжимал шмотки и подсчитывал ущерб. Кроме разбившейся маски и кое-каких научных материалов, ничего не пострадало. Теперь предстояло выяснить, в какой я стране. В первой попавшейся деревне три четверти надписей были на вьетнамском, одна четверть - на китайском. Единственный встреченный абориген был в шляпе в форме морского блюдечка. Вьетнам? Еще метров через двести я нашел на берегу ободранного утопленника и с отвращением извлек из него размокшие 10 Y. Китай? Наконец вдоль берега появилась дорога, и вскоре меня догнал грузовик с китайскими номерами. 
 Через два часа я был уже в Фанченге, столице Фанского многонационального автономного округа (основное население - вьеты, а также чжуаны, данжу, гелао, хакка и яо). Все-таки, ребята, жить надо на юге. Здесь даже кораблекрушение превращается в приятное и безопасное купание, а представьте себе подобный эпизод в любом из наших морей - бр-р! 
 Побережье южного и юго-восточного Китая не особенно интересное: заливы, бухты с зарослями морской травы и карликовых мангров, холмистые мысы с густой травой, шиповником и цветами, в море - бесконечные песчаные отмели. Кроме разноцветных цапель, смотреть не на что. 
 Потратил 20 Y на знакомство с кантонской кухней в местном ресторане. Все очень вкусно, но я никогда не забуду, как воткнул палочки в одно блюдо и оно вдруг стало расползаться во все стороны по тарелке - оказалось, что это какие-то малощетинковые черви типа трубочника (в просторечии мотыль). Вкус у червячков необычайно нежный и изысканный. 
 Еду автостопом обратно в Наньнин через поля поваленного тайфуном сахарного тростника и белого лотоса. Оттуда, перелезая из поезда в поезд, к утру добираюсь в Гуйлинь. 
 12.09. 24$+50Y. Продвижение китайцев на юг напоминало колонизацию русскими Сибири: "дикарям" предлагалось принять культуру пришельцев, согласных ассимилировали, а несогласных потихоньку уничтожали или оттесняли дальше к югу. 
 Самое упорное сопротивление вплоть до конца прошлого века оказывали народы мяо и яо, говорящие на древних языках, немного близких к кхмерскому. 
 Южный Китай, возможно, никогда не вошел бы в состав Поднебесной Империи, поскольку до XIII века экспансия китайцев-хань на юг шла довольно вяло. Но вот в 1206 г, объединив монголов после двадцати лет гражданских войн, Темучин (Чингисхан) разгромил "буферные" государства тангутов, киданей и маньчжур и начал мировую войну. Через два года он преодолел Великую Стену и вскоре покорил весь север Китая, объявив столицей Пекин. Южане держались еще несколько десятков лет, и лишь после окончания "русского похода" внук Темучина Хубилай захватил тогдашнюю столицу Ханьчжоу, основав династию Хань. Размеры монгольской империи позволили начать оживленную торговлю с Западом. Именно тогда первые европейцы, в том числе Марко Поло, посетили Китай и принесли сведения о нем в Европу. 
 К концу XIV в монголы в Китае сильно ассимилировали, а империя распалась. Вскоре вождь одной из мятежных армий, крестьянин Чжу Юнжанг, захватил Пекин и основал династию Мин, перенеся столицу в Кайфын, а затем в Нанкин (там сохранился его мавзолей). Правил он под именем Хонг У. Именно при нем Китай стал закрытым бюрократическим государством. Средневековый Китай был своеобразной страной, по тем временам довольно демократической: любой сын крестьянина мог, сдав экзамены 20 ступеней, стать министром. Только в Китае крестьянские восстания часто успешно заканчивались - это был обычный путь смены правящей династии. 
 Во времена династии Мин при дворе состояло 70 000 евнухов. Все они шли на операцию добровольно, хотя выживала после нее только половина. В XIII веке один из них оказался столь мужественным, что командовал морскими экспедициями в Индию и Восточную Африку. 
 В конце XVII в цепь засух и эпидемий дала народу понять, что небеса рекомендуют сменить ослабевшую династию. Но на сей раз восставшие едва успели взять главные города, как с севера вторглись маньчжуры. Они вновь объявили столицей Пекин, а еще через двадцать лет захватили весь юг, в том числе Тибет и Северный Вьетнам. 
 Страной стала править их династия Цин (точнее, Чин). Вскоре они подчинили также Монголию, Корею, Джунгарию, Приамурье и Приморье. При сильных правителях начался новый расцвет, а маньчжуры вскоре повторили судьбу своих предшественников и "растворились". 
 Между тем на побережье с 1557 года одна за другой высаживались экспедиции европейских держав. В конце XVII в Кантон был открыт для внешней торговли. 
 Поначалу все шло мирно, к выгоде обеих сторон. Но в 1773 г англичане, недовольные торговым балансом, стали завозить в огромных количествах индийский опиум. Император запретил его ввоз, и после ряда конфликтов Англия начала I Опиумную войну (затем последовали еще три). Каждая война заканчивалась новыми уступками со стороны Китая. В III и IV Опиумных войнах участвовали и другие страны Европы, а американский и российский флоты обеспечивали поддержку с моря. 
 Франция захватила Вьетнам и Бирму, а Россия - Приамурье и Приморье. 
 В 1860 г учитель-мяо из села близ Гуйлиня объявил себя братом Христа и начал восстание Тайпинов. Тайпины пытались свергнуть маньчжурскую династию, провозгласить независимость Юга, сделать христианство государственной религией, "поставить на место" европейцев. запретить азартные игры, курение, пьянство, наркотики, рабство, бинтование ног девочек, ранние браки и полигамию, установить женское равноправие и раздать землю крестьянам. Их поддержали крестьяне по всей стране, и вскоре они, взяв Нанкин, стояли у стен Пекина. Но Запад, который слабая династия Чин устраивала больше, чем сильное государство тайпинов, ввел объединенные войска и разгомил христианскую армию. С тех пор страна слабела на глазах. Страны Запада и Россия пытались договориться о "сферах влияния", США требовали режима "общей колонии", японцы захватили Корею и Тайвань, западные компании вывозили ресурсы, миссионеры разрушали традиционный уклад, а в дворцовых конфликтах раз за разом побеждали консерваторы. Но идеи тайпинов не забылись - им еще предстояло изменить лицо страны, хотя и под другим названием. 
 Основная достопримечательность Гуйлиня - тропический карст, известняковые горы-останцы, но сегодня их почти не видно из-за дождя, так что я сразу укатываю в Лонгшен, поселок племени донг на самом севере Гуанси. Донг близки к дай и тоже живут в двухэтажных деревянных домах, похожих на дома-комплексы русского Севера. 
 Они строят также крытые мостики на итальянский манер. В соседнем лесном заказнике - вечнозеленый субтропический лес с неплохой фауной: серебряный фазан, летучий дракон, черный мунтжак. Через заказник течет симпатичная речка с чистой темно-зеленой водой. В ней плавают интересные тритоны, пресноводные рыбы-шар и всевозможные сомики. Ночую на берегу под скалой, покрытой цветущими орхидеями, в которых до самой темноты снуют яркие птички-нектарницы. Уже засыпая, освещаю напоследок фонариком плес и вижу глядящую на меня жуткую плоскую харю, размером и формой похожую на лезвие штыковой лопаты, со скользкой бурой кожей, широкой пастью и крошечными рыбьими глазками. Какой позор! Проглядеть среди затонувших бревен одно из самых интересных животных Китая, к тому же в таком месте, где я должен был искать его в первую очередь! Его, конечно, не поймать: оно покрыто толстой слизью, к тому же у него ядовитые когти (или зубы? нет, кажется, все-таки когти.) Поэтому я спокойно сплю, помня, что сказал об этом древнем существе Карел Чапек в посвященном ему романе: "Уж лучше саламандры, чем коммунисты!" 
 13.09. 24$+35Y. В полночь просыпаюсь из-за проклятых комаров. Эти районы на стыке Гуанси и Хунани служат местным анофелесам чем-то вроде Арзамаса-16: здесь впервые появились ДДТ-устойчивые комары, а также штаммы малярийного плазмодия, устойчивые к профилактическим таб-леткам (у кого они есть). 
 В стороне дороги виднеется яркое белое зарево. Иду туда. По дороге вижу на дереве большую черную грушу. Она скатываетсяя вниз и оказывается малайским медведем - смешным зверем с несколько идиотской мордой. Потом встретил рогатую чесночницу и двух летающих лягушек (ни одной не поймал). Уже за километр до фонарей (как выяснилось, бензоколонки), видно, что лет сегодня на славу. К сожалению, через полчаса взошла луна, и все разлетелись, но я успел поймать несколько изумительных бабочек-павлиноглазок с длинными хвостами на крыльях. 
 Искупавшись в речке, ловлю ранний грузовик обратно в Гуйлинь. Перевалив горы Наньлин, заезжаем в деревню племени туйжа на пьянку. Шофера-дальнобойщики - единственная в Китае пьющая публика. Пьют они так: разливают из маленькой бутылочки в стопки рисовую водку и тянут ее целый час, по глотку после каждого тоста. Раз я автоматически тяпнул всю стопку сразу - это вызвало такой восторг, что меня чуть не пронесли по деревне на руках. Если же хотят напиться всерьез, используют считалочку "камень, ножницы, бумага", популярную у наших младших школьников. Проигравший кон делает два глотка сразу. 
 Добираюсь до Иньшуо, где останцевый ландшафт самый красивый. Каменные "куличики" 
 торчат то здесь, то там из плоской равнины в легком тумане, покрытые лесом из фикусов, кетлеерий и глиптостробусов. Среди густого колючего кустарника скрываются пещеры, две из которых я исследовал. Одна оказалась метров 700 длиной, со сталактитами и сталагмитами; другая - всего метров 50, но с таким узким входом, что внутри сохранилась колония летучих мышей, слепые сомики в прудах и даже змеи-пещерные полозы. Полюбовавшись напоследок на тропический карст, прекрасный, как все тропическое, на древовидные папоротники и гигантские баньяны, ловлю джип в город. В машине установлен гнусный кондиционер, который крадет у меня последние часы южного тепла. 
 В Гуйлине на рынке продают зубастых рыб и трехкилевых черепах, которые так обрастают водорослями, что их почти не видно. Мой отъезд на север отмечен теплым дождиком. Вечером снова пересекаю Наньлин, лысый хребет, весь в террасах, только по гребням кое-где сохранились деревца катайи, и оказываюсь в Центральном Китае, в провинции Хунань (ландшафт - холмистая рисовая пустыня с озерами). 
 Единственное, чем она вошла в историю - здесь родились Мао и большинство членов его "команды". 
 В конце прошлого века, в эпоху общего развала и западной интервенции, китайцы вдруг вспомнили, что ими с XVII в правит иноземная династия. "Триады" - тайные общества по борьбе с маньчжурами - начали быстро прогрессировать. Под их руководством в провинции Шаньдун в 1887 г началось Боксерское восстание, быстро охватившее страну. Хотя через два года императорские войска нанесли им поражение, двор решил использовать "боксеров" как средство борьбы с западом. В 1900 г образовалась единая китайская армия, началась резня христиан, миссионеров и вообще иностранцев. Вскоре, однако, войска европейских стран, России и Японии разбили китайцев. Ослабевшую династию они предпочли снова оставить у власти. 
 Вялые попытки реформ не имели успеха. 
 В 1905 г многие "триады" объединились в "Союз за китайскую революцию" под руководсвом Сунь Ятсена. В 19911 г на юге начались мятежи, и многие провинции объявили о верности СКР. 1 января 1912 г Сунь был провозглашен президентом. К этому времени страна в основном находилась в руках "полевых командиров". Японцы, разбив конкурентов-русских, шаг за шагом оккупировали север, а экономическая ситуация была просто катастрофической. Тогда-то среди пекинской интеллигенции появились марксистские кружки, взявшие на вооружение слегка измененную программу тайпинов. К 1928 г Сунь и его Националистическая партия (Куо Мин Танг, или Гоминьдан) создали Национально-Революционную Армию, а марксисты (под влиянием эмиссаров из СССР) - Компартию Китая (КПК). СССР убедил КПК вступить в Гоминьдан. 
 В 1926 г Сунь умер, а Гоминьдан раскололся на крыло "социальных реформ" во главе с КПК и крыло "национального освобождения" во главе с главнокомандующим Чаном Кайши. Чан начал поход против северных "полевых командиров" и одновременно организовал резню коммунистов в Шанхае. В последующие годы он устраивал против них одну военную кампанию за другой, совершенно не занимаясь другими проблемами. 
 Так началась Гражданская война. 
 В КПК тоже произошел раскол. Ортодоксальные марксисты, поддерживаемые "настаниками" из СССР, утверждали, что революция должна опираться на пролетариат, и прежде всего необходимо захватить крупные города. Прагматики, во главе с Мао Цзе Дуном и его друзьями из деревень Хунани, предлагали опереться на крестьянство и вести партизанскую войну в сельской местности. Победили прагматики - просто потому, что КПК так и не смогла захватить и удержать ни одного крупного города. Тактика партизанской войны в горах, раздачи земли крестьянам и "экспроприации экспроприаторов" привела к тому, что в 1932 г коммунисты в количестве 150 тысяч человек контролировали целый ряд "особых районов". Мао уже тогда стал лидером, и с первых дней начал создавать культ наподобие сталинского, разными способами ликвидируя оппонентов. 
 В том же году японцы вторглись в Маньчжурию. Чан Кайши, игнорируя опасность, продолжал истребительные кампании против КПК. В 1936 г на съезде Гоминьдана в Сиани, посвященном организации очередного похода, Чан был арестован собственными генералами во главе с Чжан Селяном, командиром маньчжурской армии. Чан опасался худшего, но его быстро отпустили, потребовав повернуть штыки против оккупантов. 
 Чжан был "приговорен к расстрелу" и тут же "помилован". Но Чан не простил его: 
 после бегства на Тайвань Чжан был приговорен к пожизненному заключению и через 15 лет умер в тюрьме. 
 А пока Чан был вынужден заключить мир с КПК против японцев, которые к 1939 г захватили весь Восточный Китай. С 1941 г США, вступившие в войну с Японией, начали через Бирму поставлять Гоминьдану оружие, чтобы тот задержал на материке как можно больше японских войск. Чан в основном заначивал поставки, чтобы после разгома Японии Америкой разделаться с КПК. Альянс с коммунистами распался после серии конфликтов, и гражданская война возобновилась. КПК действовала также на территории, занятой японцами, захватывая оружие и расширяя "особые районы". С 1945 г солдаты Гоминьдана начали тысячами переходить на сторону коммунистов. Три сражения в 1948-49 гг одно за другим выиграла КПК. 
 1 октября 1949 г Мао провозгласил Китайскую Народную Республику. Чан Кайши и два миллиона его сторонников бежали на Тайвань, прихватив золотой запас и огромное количество художественных и исторических ценностей (что довольно удачно, если учесть дальнейшие события). США про-должали признавать Чана законным президентом и обеспечили защиту острова. В 1950-53 гг КПК осуществляла успешную экономическую политику, и страна начала выходить из кризиса. Однако "большой скачок" 1954-59 гг (усиленное развитие сверхмалой индустрии, суперколлективизация и т. д.) практически свел на нет все результаты, к тому же в 1960 г СССР внезапно прекратил всякую помощь Китаю. В 1965 г экономический рост возобновился, но большинство в КПК считало Мао ответственным за "перегибы". 
 Между тем самые страшные дни были еще впереди. 
 14.09. 24$+25Y. Ухань (произносится Woo-han) - столица провинции Хубэй. 
 Население - три миллиона. Город лежит среди огромного лабиринта озер между большим озером Дунтин и поймой Янцзы. В Ухани есть буддистский храм, в котором все ученики Будды изображены в неприличных позах. В меcтном музее хранится самый большой в мире оркестр колоколов (1200 штук, причем каждый дает две разных ноты в зависимости от того, с какой стороны по нему ударить). Мне приходится ждать целый час, пока появится большая туристская группа. Тогда включают специальную машинку, и колокола исполняют музыку Х века, а потом что-то революционное. 
 Беру билет на "Ракету" до Ечена, а плыву в Наньчан - это в несколько раз дальше. 
 Янцзы (на самом деле Чянчьжян) здесь похожа на Обь или Нижнюю Волгу: бесконечные протоки и острова. Вот только берега сплошь заселены. С моторных сампанов-домиков ловят рыбу: в основном карповых и косаток, но иногда попадаются крупные сомы, маленькие осетры, угри, гигантский чукучан и змееголов. 
 В Хуанши мы стоим час, и можно посмотреть угольную шахту II века до н. э. В три часа входим в озеро Поян и идем на юг, уже по провинции Цзянси (Jia?-щи). В озерах Дунтин и Поян водится эндемичный пресноводный дельфин - серое полуслепое существо с носом, похожим на палочки для еды. Он такой медлительный, что едва уворачивается от "Ракеты". По реке Гань поднимаемся в Наньчан, где я беру билет на автобус в До?ся?, а еду всю ночь до Чунъаня в провинции Фуцзян. 
 15.09. 24$+2Y. Фучьжян - страна больших морских портов и соево-рисовых пустынь, но на западе, в горах Уишань, сохранились леса. Этот район закрыт для туристов, потому что здесь основной в Китае очаг проказы. На улицах Чу?ъаня висят плакаты с жуткими фотографиями. Интересно, к чему эти плакаты призывают: насколько я помню, пути передачи проказы пока неизвестны. Чу?ъянь - родина Женга Ченггонга. 
 В XVII веке, когда маньчжуры захватили Северный Китай, императорский двор переместился в Фучьжян. Женг, потомственный пират, предложил свои услуги по освобождению Пекина. Он собрал пиратское войско в 800 000 человек на 16 000 боевых джонках и двинулся к северу. Но императорская армия не смогла оказать ему эффективной поддержки, и взять город не удалось. Женг отбил у голландцев Тайвань и стал готовить новый поход, но неожиданно умер. После этого маньчжуры захватили Южный Китай и Тибет на целых 250 лет. 
 Горы Уишань напоминают Эмей в Сычуани, но ниже, а западно-китайские виды заменены восточно-китайскими. Вместо алмазного фазана водится золотой, самый красивый из всех. До ~1000 м растут вечнозеленые субтропические леса с бамбуком. 
 Теперь-то я вижу, что они совсем не похожи на тропические: вдвое ниже, ярусы перемешаны, густой подлесок и вообще все по-другому. Кроме золотого, здесь есть еще фазан Эллиота, а также китайский заяц и несколько интересных змей. Выше идут сосново-дубовые леса с гигантскими деревьями туи и куннигамии, а на полянках пасутся желтые трагопаны Кабота. На ~1500 м появляются пихта и тис, а выше я не лазил. 
 Спускаюсь на дорогу и ловлю грузовик обратно в Цзянси. Попутки в Восточном Китае хорошо ловятся, но редко кто далеко ездит. Деньги берут обычно только за очень большие расстояния, с иностранцев - практически никогда. Забавно, что в Тибете все как раз наоборот. 
 Следующая провинция - Аньхой. Вечером надвигается замечательная гроза черная стена от земли до неба, прошиваемая каждую секунду молниями по две-три сразу. 
 Примерно одна молния из ста - синяя. Возможно, это остатки моего знакомого тайфуна, который я обогнал по суше, пока он двигался вдоль берега. 
 16.09. 24$. Когда едешь на поезде, заботиться о пропитании не надо. Достаточно сесть рядом с компанией, жующей яблоки. Рано или поздно тебя угостят, и тогда надо съесть яблоко с кожурой. По мнению китайцев, есть яблоки неочищенными можно только в состоянии голодного безумия. Тебя сразу начинает кормить весь вагон, причем меню варьирует от риса с орешками лотоса и проросшей фасолью до перепелов в кляре. 
 Китайцы - вообще очень душевные люди, за двумя исключениями. Первое менты, они хамы и тупицы. Иностранцу они боятся хамить, но если, например, спишь на вокзале, они тебя будят каждые двадцать минут, чтобы у тебя не украли рюкзак (на котором ты спишь). Второе - "дамы холопского звания" из государственной сферы обслуживания. Пожалуй, лучшее название для них в иврите: пкида, она и есть пкида. Что они творят с народом, больно смотреть, да и мне порой достается. Хуже всего - кассирши билетных касс. На все вопросы у них один ответ: "мэйо" 
 ("нельзя, невозможно"). Это может означать "нет билетов", "размыло дорогу", "иностранцам не положено", "я отдыхаю". Лучший способ пробиться через "мэйо" - твердое большевистское "йяо!" ("надо"). В тяжелых случаях приходится предъявлять Дацзыбао. Среди прочих китайцев попадаются жлобы (редко) и дураки (довольно часто). 
 Когда-то в Восточном Китае были флора и фауна не хуже сычуаньских, но остались рожки да ножки: несколько священных гор и маленьких заказников. Самая красивая из священных гор - Хуангшань (1800 м). Она покрыта густым широколиственным лесом, над которым торчат поросшие стройными соснами скальные пики в форме лотосовых бутонов. Глядя на такие горы, на останцы тропического карста на юге или на скалы Сычуани, понимаешь, почему здесь для слова "гора" придумали иероглиф Ш, а не, например, ?, как сделали бы европейцы. В лесу водятся четыре вида щитомордников, и под каждый из них маскируется соответствующий вид полоза. 
 Погода, увы, быстро портится, хотя по идее здесь сейчас сухой сезон. 
 Фантастически прекрасное зрелище - величественные скальные "бутоны", вздымающиеся над волнующейся поверхностью облаков. 
 17.09. 24$. Гора Гутяншань в провинции Чжэцзян (произносится Жэjiа?) всего 700 метров в высоту и 16 км2 по площади, но она покрыта, может быть, самым интересным лесом в Восточном Китае. Лес состоит исключительно из реликтов третичного периода: гинкго, золотой лиственницы, криптомерии и белоствольной сосны. К сожалению, из-за похолодания и дождя фауны почти не видно. 
 Поскольку впереди - большие города, приходится постричься (маникюрными ножницами) и сменить зеленую футболку на чистую. Город Ханьчжоу был столицей страны в XII веке. Он считается главной туристской достопримечательностью Восточного Китая, но на самом деле смотреть здесь особо не на что: озеро, окруженное стандартными храмами, пагодами и павильонами разных династий. 
 18.09. 19$+40Y. В пяти километрах от Ханьчжоу течет река Фучьжинчьжян, по которой раз в день проходит приливная волна типа амазонской поророки. Аборигены используют ее для своего рода серфинга, чтобы на специальных узких лодках подняться от моря до Ханьчжоу или от Ханьчжоу до Мяошаня. Поскольку в путеводителях об этом не упоминается, туристов здесь не бывает, и денег за провоз не берут. 
 Сегодня волна проходит в час ночи. Мы ждем ее на залитой огнями реке сотни лодок с фонарями на мачтах. Наконец белый пенистый вал подхватывает всю флотилию и несет вверх. За полчаса мы пролетаем девять километров до железнодорожного моста, где многие сходят на берег, чтобы занять лучшие места в поезде Кантон-Шанхай до его прихода в Ханьчжоу. 
 В четыре утра я в Шанхае - огромном (13 миллионов человек) и скучном городе, застроенном по-европейски. Интерес представляет только малень-кий храм, сильно поврежденный в годы культурной революции. Новые росписи изображают Будду, карающего солдат Народно-Освободительной Ар-мии. В общем, на город достаточно часа. 
 Пробираюсь на "Ракету" вверх по Янцзы. Выходим в Восточно-Китайское море, поднимаемся по бесконечно широкой реке цвета зимней слякоти, потом сворачиваем в Великий канал и в десять часов швартуемся в Сучжоу - городе храмов и садов. 
 Канал - самый длинный в мире (1200 км) и соединяет Пекин с рекамиХуанхэ, Янцзы и Фуцзинцьзян. Через час плывем обратно в реку и дальше вверх, мимо городов, почти непрерывно тянущихся по берегам: Юйшань, Ущи, Яньчьжоу, Чьженчьжян. На реке и канале нет ни чаек, ни уток, ни куликов - только мусор, пятна нефти, ряды шелковиц по затопленным паводком лугам (Цзянси - "шелковая провинция"), белые цапли, баржи, загруженные так, что вода выше палубы, жилые лодки-сампаны, дельфины (не настоящие речные, а соталии - похожие на морских, но маленькие), и очень редко черные морские свиньи, которые почти не поднимаются выше устья. 
 В три часа дня схожу на берег в Нанкине (произносится Наньjин) столице страны в VIII-X и XVI-XVIII веках, а также главном городе мятежных тайпинов, базе великих заморских экспедиций средневековья, историческом сердце и самом симпатичном городе Восточного Китая. Здесь нормальные цены (в Шанхае - тройные), богатейший рыбный рынок (в продаже все от лапши-рыбы до акул), полно молодых ребят, говорящих по-английски, а среди уродливой, как везде в Китае, современной архитектуры натыкаешься на древние стены, башни и дворцы. Осмотрев на рынке коллекцию эндемичных змей и черепах, еду на гору Линггушань - единственное место в Восточном Китае, где сохранились равнинные леса (50-300 м). По ним видишь, как прекрасна была эта земля, прежде чем 2100 лет назад ее превратили в рисовое поле. Лес состоит из деревьев по три-четыре метра в диаметре, а между ними - трава по шею. По разнообразию деревьев Линггу, наверное, занимает первое место в Восточной Азии: гинкго, туи, криптомерии, кипарисы, бесконечные вариации кленов и дубов. 
 Когда я предлагал знакомым орнитологам участие в этой поездке, то слышал вопросы, за которые надо у зоолога отбирать диплом: "А где мы будем ночевать? А как же без языка? А вдруг не хватит денег?" Пусть теперь почитают, что можно увидеть за пять часов на окраине Нанкина: два вида ястребов, фазаны королевский, Эллиота и китайский обыкновенный, бамбуковая куропатка, две горлицы, желтоклювая и бенгальская кукушки, карликовый сычик, желтохохлый зеленый дятел, черноголовый дрозд, две саблеклювых и несколько видов крапивниковых тимелий, две нектарницы, нилтава Давида и еще два вида мухоловок, желтобровая синица, два вида поползней, розовая иволга, бурая острохвостая муния, хохлатая майна, два дронго, сороки голубая и гималайская желтоклювая, куча славковых и Enicurus leshendati (дроздовая трясогузка или как там ее по-русски, самая красивая птица маленьких лесных озер). 
 Помимо этого, в лесу разбросаны тут и там храмы всех династий начиная с VI в, пагоды, сады бонсай и мавзолеи, из которых самый новый - Сунь Ятсена, а самый старый - императора Хонг Ву (302-374). От него в две стороны тянутся аллеи с трехметровыми статуями солдат и зверей в монументально-юмористическом стиле. 
 19.09. 19$+38Y. Едва мне удалось приблизиться к осуществлению заветной мечты - путешествию без траты денег - как меня постигла катастрофа. При предъявлении Дацзыбао кондуктору теплохода Нанкин-Ууху оно рассыпалось от ветхости, и половину унесло ветром. В Ууху один учитель английского написал мне новое, но, естественно, уже без печатей. 
 Единственная достопримечательность Ууху, да и всей северной части провинции Аньхой - заказник на старицах и островах Янцзы. Ландшафт напоминает Полесье в половодье, поэтому пришлось ненадолго угнать сампан. В нем не было весла, только шест, и перебраться через глубокие протоки к островам не удалось, но и на берегу оказалось много интересного. 
 Заказник был создан в 1970 году для охраны китайских аллигаторов. Они все равно продолжают вымирать, зато это место стало одной из главных зимовок птиц на востоке Китая. Основная масса северных мигрантов появляется в октябре-ноябре, но самые интересные уже прибыли к моему приезду: шесть красноногих ибисов - почти все, оставшиеся в мире. Аллигаторы из-за плохой погоды на берег не вылезали, а разглядывали меня из воды. Видимо, на них потихоньку охотятся - они подпускают лодку только метров на сто. В ивняке пасутся водяные олени, а в старицах, где вода прозрачная, можно увидеть псефуров - огромных длинноносых осетров, медленно плавающих у дна. 
 20.09. 19$+19Y. В четыре утра приезжаю в Лоян (провинция Хэнань), бывший столицей династии Северная Вэй в V-IX вв. Здесь такие же пещеры, как в Дуньхуане, но менее интересные. В восемь я уже в Чьже?чьжоу, а в девять - в знаменитом монастыре Шаолинь. Он совсем маленький, но окружен пятикилометровым кольцом сувенирных лавок. Китайских туристов здесь, наверное, тысяч тридцать. 
 К полудню добираюсь в Кайфын на Хуанхэ. Она втрое меньше Янцзы и вдвое грязнее. 
 Кайфын был столицей страны в X-XI веках. С IV века здесь существует еврейская община. Сейчас осталось меньше ста человек, остальные уехали в Израиль. От синагоги сохранился только макет в музее. Вечером оказываюсь в Чуйфу, провинция Шаньдун. Как и Хэнань, Шандун - это большое кукурузное поле, но вместо лессовых холмов здесь плоская равнина с отдельными горами и дельтой Хуанхэ на севере. В Чуйфу в 551 г до н. э. родился и через 72 года умер Ко?, известный в Европе как Конфуций. 
 Конфуцианство - скорее не религия, а философия общественной иерархии, поэтому он легко уживался с другими верованиями и был очень любим всеми императорами Китая. 
 Каждый новый правитель подтверждал особые права семьи Конг на Чуйфу и окрестные земли, так что город был как бы государством в государстве. Последний, 77-й потомок Конга, в 1948 году эмигрировал на Тайвань, оставив туристам огромную феодальную усадьбу, храмовый комплекс и маленький холмик в парке - могилу философа. В храме можно увидеть изумительную резьбу по камню, коллекцию каменных стел, установленных на гигантских каменных черепахах (символ вечности), барабан размером с цистерну - в барабанной башне и колокол вдвое больше кремлевского - в колокольной. 
 В Чуйфу приятно отдохнуть среди тысячелетних кипарисов, стаек голубых сорок и криков "хэллоу". Но меня торопит состояние снаряжения, особенно паспорта, который совсем развалился, и брюк, расползшихся от бесконечного форсирования заборов и влезания в окна поездов. Осмотрев пирамиду императора ШаоХао (XX век до н. э.) залезаю в поезд в Тайань. 
 21.09. 19$+15Y. Гора Таошань, или Тайшань (1500 м) - самая почитаемая из священных гор Китая. Ее статус признается буддистами, даосистами, конфуцианистами и маоистами. Конфуций, глядя с вершины, произнес известную фразу "мир тесен", а Мао, посмотрев на восход солнца, изрек "Восток красный!" 
 Поднимаюсь на гору затемно и встречаю довольно скучный рассвет над уходящими в дымку равнинами. Склоны так застроены храмами, арками, мостами и павильонами, что на них почти не осталось леса. Храмы все типовые, хотя даосские очень красивые. 
 Чего только не узнаешь из путеводителя! Император Чин Шихуан в 219 году до н. э. 
 был застигнут на вершине бурей и нашел приют под тремя соснами, которым за это присвоил звание генералов. Другой император, Женг Чжонг, съездил вверх-вниз на муле, который после этого издох и был посмертно произведен в министры. 
 Утром спускаюсь и ловлю поезд до Тяньцзиня. Этот огромный промышленный центр был в 1978 году почти полностью разрушен землетрясением. Но факт катастрофы 12 лет скрывали от народа, т. к., по местным представлениям, небеса стихийными бедствиями дают понять, что правящая династия "состарилась" и ее необходимо сменить. 
 Вот и Пекин (произносится как среднее между "Пейдьжин" и "Бэйдьзинь"). Он стал столицей только при Чингисхане, но с тех пор тут понастроили много интересного. 
 Только по Запретному Городу можно проходить полдня, а есть еще Храм Неба, Великая мечеть и куча прочего. Стена Запретного Города 25 м высотой, но в ней не хватает многих кирпичей, так что лучше перелезть - не платить же 45 FEC (инвалютных юаней). Вообще, платить пришлось только за исторический музей. 
 22.09. 14$+37Y. Узнал много интересного от русских "челноков": билет до Москвы от границы стоит теперь около 30 S; в Москве переворот; из Китая меня не выпустят, т. к. я обязан был зарегистрироваться в полиции в течение 10 дней после приезда. Неплохо, а? Вдобавок паспорт развалился, полиэтиленовый плащ все-таки порвался, из расчески выпали последние два зуба, молния на куртке сломалась, а пекинская кухня в основном мясная (монгольское влияние) и поэтому дорогая. 
 Чрезвычайная обстановка вынуждает к соответствующим мерам. Беру в полиции справку об утере паспорта (приходится выстоять длинную очередь столько иностранцев стали жертвами карманников!) и получаю в посольстве "разовое свидетельство для возвращения на родину". Потом под залог паспорта (точнее, его останков) беру в госпрокате велосипед и, покатавшись по городу, продаю за 60 FEC (половина цены), которые меняю на 10 $. 
 Весь город смотрит 16-серийный исторический боевик-сказку "Фея персикового дерева помогает императору Чи Гуанщи отразить северных варваров". Наконец-то появилась новая всенародная кассета - еще более европейская, гораздо более сентиментальная и на порядок более нудная. Начинается она со слов "во люли ни фан чинча" - "я уйду, если ты придешь". 
 Встретил уличного заклинателя змей, который водил дудочкой перед носом моноклевой кобры (индокитайский подвид очковой). Этот подвид умеет плевать ядом, так что все выглядело как-то подозрительно. Хватаю кобру за шею, предъявляю толпе выдранные зубы (народ тут в змеях разбирается, поскольку это популярный деликатес), сгребаю из тарелки выручку, вешаю змею на шею хозяину и утекаю. Он бежит в другую сторону, пока не начали бить. Движение на улице, наверное, восстановится через несколько часов. Доход - 19,5 Y. 
 Сходил в зоопарк - посмотреть на тех, кого уже практически нет в природе - китайских тигров, шаньсийских пятнистых оленей и т.д. Зоопарк очень интересный, но все время чувствуешь себя главным экспонатом. Потом еду смотреть Великую Китайскую Стену. Вот это вещь! Даже если отвлечься от ее длины (5000 км) и возраста (III-I века до н. э.), все равно впечатляет: восемь метров в высоту, шесть в ширину и идет по довольно серьезным горам от пика к пику. Кое-где есть еще и "внутренняя стена" - как бы второй этаж. Прошел по ней километров семь, чтобы уйти от "туристского" участка и посмотреть барельефы, тангутские и киданьские пагоды на перевале Губейкоу. Рядом, на вершине ~1200 м, сохранился кусочек дубового леса, а в нем белки Давида, бурые шастые фазаны и серая гобийская кошка. На остальной территории Северного Китая многие виды сохранились только в парках: олень Давида - в парке Летнего дворца в Пекине, одноцветный дрозд - только в парке Восточных гробниц и т. д. Вечером ловлю чешский туристический автобус в Датун (провинция Шаньси). 
 23.09. 24$+10Y. Чехи ловят "Радио Москвы", но там только хорошие новости, а по "Голосу Китая" - только плохие. "BBC World News" здесь ловятся в гонконгском варианте и целиком посвящены китайским делам. 
 Пещеры Юнган близ Датуна не так интересны, как в Дуньхуане, но у одной из них обвалилась передняя стенка, так что можно снять сидящего внутри Будду и вообще интерьер. И пейзажи в Шаньси красивые. От вылазок в Тайюань, на гору Уутайшань и в центральную часть Внутренней Монголии приходится отказаться: домой бы доехать! 
 Возвращаюсь с чехами в Пекин, посмотрев по дороге оленей Давида в парке Летнего дворца и одноцветных дроздов - в парке Восточных гробниц. Больше в обоих местах смотреть особенно не на что. Симпатичный город Пекин, хоть и большой: движение вялое, народ спокойный, много всего вкусного. За вечер успел сходить в древнюю обсерваторию и на рыбный рынок, а потом уехать последним поездом в Шанхайгуань, провинция Хэбэй. Ну и давка! Поймал за руку карманника - четвертого за три месяца. Здесь даже пистолеты у ментов пристегнуты к кобуре цепочкой. 
 24.09. 20$+25Y. Прохожу четыре километра по Великой Стене до "Львиной головы" - ее восточного портала на берегу Желтого моря. Строительство Стены (и Великого Канала) начал Чин Шихуан - тот самый, который захоронен с "терракотовой армией". 
 Стена не смогла, однако, остановить ни тоба, ни хунну, ни чжурджэней, ни монголов, ни маньчжур. Как сказал Чингисхан, "сила стены в мужестве тех, кто ее защищает". Сей дикий проект был превзойден лишь однажды - при строительстве системы проволочных заграждений вдоль границы СССР. Впрочем, это очень удобная горная дорога, с которой так хорошо наблюдать за местной фауной. Вдоль берега сплошным потоком летят тундровые кулики. Где-то сейчас уже пошла по рекам шуга, мокрый снег ложится на побуревшую голубику, а с прибрежных сопок видно в океане белую полоску приближающихся льдов. А здесь еще вода в заливе теплая. 
 Не устаю тащиться от местных ментов. Все наши анекдоты, все шутки Гоголя, Щедрина и Чехова на полицейскую тему - словно про них. Впрочем, отсутствие юмора у официальных лиц - китайская традиция со времен Чин Шихуана. Еще тогда все окрестные народы официально считались вассалами Китая. Если, например, приезжал в гости хан, император кланялся ему в ноги, дрожа от страха, а в отчетах это фиксировалось как визит вассала к сеньору для уплаты дани. Сейчас Китай провозгласил своей собственностью все острова Южно-Китайского моря, хотя на одном из них стоит входной маяк порта Манила. И даже скромная железнодорожная служащая готова умереть на посту, но не выпустить с перрона человека, приехавшего без билета, хотя понятно, что жить на станции он не останется, да и забор кончается метрах в ста. У народа, однако, с юмором все в порядке. 
 Но хватит о Китае. Впереди Маньчжурия, провинция Ляонин и ее столица город Шэньян, он же Мукден, некогда столица Третьей империи маньчжур. Возник он в XI веке, еще во времена Второй ("Золотой" империи), когда маньчжуры назывались чжурджэнями. 
 После разгрома Золотой империи Чингисханом чжурджэни частично рассеялись в окрестной тайге (их потомки - удэ Приморья), частично попали под китайское культурное влияние. Только в XVI веке они вновь создали сильное государство со столицей в Мукдене. Император Нурачи построил здесь роскошный дворец, который я имел удовольствие посетить, а его сын Шуньжи в 1644 году преодолел Стену и взял Пекин. К концу века они захватили весь Китай и без боя подчинили Тибет. Но к моменту падения маньчжурской династии в Пекине в 1911 г нация была уже сильно ассимилирована китайцами, а Мукден превратился в небольшой городок, поставлявший на юг женшень, панты и меха. В ХХ веке он доставался то России, то Японии, а после войны вдруг стал важным промышленным центром - сейчас уже 7 миллионов человек. Это единственный, кроме Нанкина, город в стране, где английские вывески бывают без ошибок. 
 Дворец Нурачи заметно отличается от китайских, а в музее собрана огромная коллекция оружия, доспехов, скульптуры и т. д. Все это очень интересно, ведь из всех тунгусо-маньчжурских народов только маньчжуры создали государство и письменность. Особенно хороши каменные медведи времен Первой империи - Бохай. 
 (Медведь - тотемное животное всех тунгусо-маньчжурских народов, а также воспринявших их влияние нивхов и айнов). 
 25.09. 140Y. Пришлось разменять все доллары на юани и сразу же много потратить. 
 За Шеньяном - места дикие, банков нет, а деньги нужны. Прошли те времена, когда меня возили и кормили, а я расплачивался лучезарной улыбкой, сердечным "ще-ще" 
 ("спасибо"), уроками английского или возможностью прочитать Дацзыбао и потрогать Большой Бундес. На севере к русским привыкли, тут такие номера не проходят, да и нет у меня больше ни Дацзыбао, ни паспорта с Бундесом (так называют наши "челноки" красивую яркую визу ФРГ с голографической картинкой). 
 Утром приезжаю в Туньхуа, провинция Jилинь (на наших картах Гирин) - и в неслабый момент. Я уже не раз видел здесь публичные порки (кража, уклонение от алиментов и еще не знаю, за что), а сейчас присутствую при публичной казни. На площадь перед вокзалом вылетели два армейских грузовика, солдаты встали в оцепление, сдерживая мгновенно собравшуюся толпу, вывели дрожащего типа, повалили лицом вниз, пальнули в затылок из карабина, кинули в кузов и уехали, оставив на стене плакат с пояснением. Двое ребят перевели мне, в чем дело: мужик поскандалил с женой и убил ее. Я бы ему дал год условно: голос китаянки средних лет трудно выдержать. 
 В Туньхуа еще остались настоящие маньчжуры и пара вывесок маньчжурским алфавитом, но больше смотреть не на что. Как и во всех селах и небольших городах, в качестве духов-охранителей входа здесь вешают на створки дверей плакаты из серии "Великие полководцы Китая". Особенно хороши в этой роли маршалы Народно-Освободительной Армии в почти советской форме, на белых конях и с шашками наголо. 
 Красивая штука - настоящий паровоз. Путь в 200 км от Туньхуа до Эрдао Байхэ занимает десять часов. Я снова попадаю в другую страну: кукурузные поля и голые скалистые горы сменились покрытыми лесом сопками в сумасшедших красках дальневосточной осени, круглые китайские лица пятиугольными корейскими, кирпичные дома - глинобитными, а вездесущие микротрактора с прицепами - упряжками быков. Денег осталось всего долларов на шесть. В десять вечера начинаю подъем на расположенный в пятидесяти километрах Пяктусан (2760 м). Под дождем с мокрым снегом марширую по тайге, пытаясь сочинять стихи в китайском стиле. Это довольно сложно, так как у нас в языке нет тонов и мало коротких слов, но я попробую. 
 На склон лег снег, 
 Скрыл лес туман, 
 Ручья стих смех 
 Вот-вот зима. 
 А дождь все льет, 
 И крут подъем... 
 Что ж, ночь пройдет, 
 Черт с ним, с дождем! 
 Глава четвертая. Человек без паспорта 
 По диким степям Забайкалья, 
 Где золото моют в горах, 
 Бродяга, судьбу проклиная, 
 Тащился с сумой на плечах. 
 Русская народная песня 
 26.09. Осталось 63Y. В полпервого ночи дотащился до маленькой деревушки, где, несмотря на поздний час, вокруг меня сразу собралась толпа. Минуты через три до меня дошло, что туземцы говорят на тазском южном диалекте удэ (когда-то тазы населяли юг Приморья, к этому народу принадлежал Дерсу Узала). Я владею удэ еще свободнее, чем другими тунгусо-маньчжурскими языками: известных мне слов хватает на двадцатисекундную беседу. Этого достаточно: меня кормят ужином, устраивают на ночлег, а утром дарят синий гномовский плащ, расческу, новые носки и мешок яблочных груш. 
 Погода замечательная, а лес так красив, как только может быть красив дальневосточный кедрово-щироколиственный лес в лучшие дни золотой осени. Белый купол вулкана сверкает на солнце, ревут в распадках изюбри, каждый листок словно светится ярким, чистым оттенком, а воздух холодный и прозрачный, как в высокогорье. 
 С 1000 метров начинается мрачная пихтовая тайга, из которой, словно языки желтого пламени, вырываются вековые лиственницы. На 1600 м вхожу в "танцующий лес" из каменной березы, уже почти облетевшей, а выше 2000 м идет темно-красная горная тундра, присыпанная первым снегом. В три часа дня я стою на одном из скальных зубцов, окружающих пятикилометровый кратер. Разноцветные скалы, снег и синее небо отражаются в черной воде озера. К северу уходят золотые равнины Маньчжурии, а к югу - голубые сопки Кореи. 
 Пяктусан, он же Чанбайшань - священная гора корейцев. По преданию, здесь зародилась корейская нация, а Ким Ир Сен утверждал, что здесь родился его сын Ким Чен Ир (на самом деле - в Хабаровске). Из Небесного озера вытекает река Сунгари, которая вскоре образует 70-метровый водопад. Когда-то на берегу озера был маленький храм, но он не сохранился. В тундре живут пришельцы с севера - пищухи, завирушки и горные вьюрки. После заката спускаюсь к границе леса и ночую в развалинах метеостанции. 
 27.09. 63Y. Сегодня погода уже не та. Утром выхожу к озеру Малое Небесное (всего 50 на 30 метров). По нему плавает стая гусей, но при виде меня они не взлетают, а сбиваются у дальнего берега. Смотрю вверх на скалы - ага! Пускаю по воде камешки "блинчиками" до тех пор, пока гуси не поднимаются в воздух. Они кругами набирают высоту и поворачивают к кратеру. В этот момент от скалы отделяется маленький черный крестик, описывает крутой вираж, перевернувшись, как заходящий на цель штурмовик, и почти исчезает из виду в стремительном свистящем штопоре. 
 Гуси складывают крылья и пикируют к воде, но тут слышится звонкий шлепок, и один из них втыкается в землю перерубленной шеей. Миг спустя сапсан уже сидит на добыче с таким гордым видом, будто только что прочитал "Песню о соколе". 
 Оставляю ему часть добычи, а окорочка пускаю на шашлык. Коллега закончил трапезу раньше меня и умчался курсом на Пхеньян. 
 Весь день я шел вниз через заповедник, загорая на тусклом солнце и наслаждаясь пейзажами. Оленя с вишневым деревцем между рогами почему-то так и не встретил. 
 Вечером зашел в гости к корейцам. На редкость жизнерадостный и гостеприимный народ. Китайцы считают их жуткими пьяницами, т. к. они пьют хотя и по глотку, но часами. Мой путеводитель употребляет по этому поводу очаровательное выражение: 
 "Coreans can drink you under the table", букв. "Корейцы могут упоить вас под стол". Ну, нашим гражданам бояться нечего. Водку здесь гонят, судя по вкусу, из автопокрышек, зато пиво вкусное. В свою очередь корейцы считают китайцев грязными свиньями. Дело в том, что в корейских домах отопительная система проходит под полом, поэтому на полу сидят, спят, пьют, едят и т. д., так что по нему ходят босиком и вообще поддерживают в чистоте. Для китайца же пол - это свалка мусора: в китайских поездах нельзя спать на полу из-за опасности быть похороненным заживо. 
 А вообще местная жизнь удивительно похожа на Сибирь. 
 28.09. 62Y. Утром меня бесплатно сажают в автобус до станции Анту. У автобуса нет бензобака, только маленькая канистра, поэтому приходится останавливаться у каждой бензоколонки. Провинциальная бензоколонка в Китае - это комната в первом этаже жилого барака, из окна которой вам через решетку протягивают шланг с бензином. 
 Буддизм мало популярен в этих краях: китайцы в основном маоисты, а коре - христиане. Христианские церкви построены в китайском стиле, но если на коньках буддистских храмов стоят деревянные драконы, орлы и химеры, то на церквях - овечки и голуби. 
 Хотя Анту всего в ста километрах от Посьета в Приморье, мне сейчас выгоднее перемещаться по китайской территории, чем по российской. Поэтому двигаюсь на северо-запад. 
 29.09. 59Y. Чанчун (произносится "Ча?чу?ь") - столица провинции Jилинь (по-маньчжурски Кьиринь, а по-русски Гирин). Единственная достопримечательность города - дворец Пу Йи. Пу, последний китайский император, взошел на "трон дракона" в двухлетнем возрасте. Шесть лет спустя, в 1911 году, революция вынудила его отречься от престола. В 1935 году японцы извлекли его из забвения и сделали императором марионеточного государства Маньчжоу-го со столицей в Чанчуне. В 1945 году он был захвачен Красной Армией, отсидел в ГУЛАГе, и только в 54-м ему разрешили вернуться в Китай и работать садовником в одном из пекинских ПТУ. В Чанчуне до сих пор многие говорят по-японски. 
 Четыре часа поездом на север - и я в Харбине, столице провинции Хэйлунцзян (Хейло?чьжян, Река Черного Дракона - китайское название Амура). Река Сунгари, которую на Пяктусане переходишь по камешкам, в Харбине шириной с Дон. В 1924-41 гг Харбин был самой большой русской колонией за рубежом - не только за счет белоэмигрантов, но и за счет более ранних поселенцев, ведь до Русско-японской войны Маньчжурию считали уже почти своей и даже неофициально называли "Желтороссией". После войны те, кто не попал в Сибирь, в основном перебрались в Шанхай, где несколько лет контролировали всю организованную преступность и даже создали свои "триады". 
 Сейчас в Шанхае никого не осталось, да и в Харбине больше "челноков", чем местных русских. Если в Синцзяне и Тибете меня в основном принимали за пакистанца, в Юннани - за японца (!), а в остальных районах - за англичанина, то здесь только и слышишь вслед "сули!" ("русский"), причем со змеиным шипением в букве "с". 
 В 1946 г, когда Сталин продал коммунистов и сдал Маньчжурию Чану Кайши, в городе построили мощную систему бомбоубежищ на случай прихода Советской Армии. Убежища пригодились во время культурной революции, когда разные фракции хунвэйбинов устраивали здесь разборки с использованием авиации. 
 Началось все с того, что члены ЦК КПК Ли Шаочи и Дэн Сяопин после "большого скачка" стали в 1965 г проводить политику типа НЭПа. Землю, в частности, снова раздали (правда, не крестьянам, а деревенским общинам), разрешили рыночную торговлю и т. д. Ли и Дэн создали новую, более эффективную бюрократическую систему, профсоюзы, комсомол и другие организации, на которые Мао не имел почти никакого влияния. Но в руках старой сволочи оставалась армия. 
 На пленуме 1966 г Мао заявил, что "подлые ревизионисты утратили революционный дух и влекут страну по пути капитализма в темное прошлое". "Культурная революция" началась борьбой с "ревизионистами". Профсоюзы были запрещены, тысячи молодых чиновников отправились на "перевоспитание в отдаленные провинции". Дэн был объявлен капиталистическим прихвостнем, а многие его сторонники исчезли навсегда. 
 Вторым этапом культурной революции стала борьба с "остатками темного прошлого". 
 Мао объявил о поддержке "красных гвардейцев" - хунвэйбинов. В 1967 г ему пришлось прибегнуть к помощи армии, чтобы ликвидировать их банды, которые к тому времени пользовались артиллерией, а в Харбине и Чэнду даже самолетами. 
 Культурная революция проводилась по тому же плану, что и уничтожение древних книг Чин Шихуаном за 2000 лет до того: "Император повелел уничтожить все, что содержало мысли, не совпадавшие с его мыслями". Уничтожению подлежало также всякое "классово чуждое" искусство. Были закрыты даже библиотеки и киностудии. В стране осталась одна опера "Революция в развитии" Ян Чинга, а по радио крутили музыкальные шлягеры типа "Нац. меньшинство чжуан любит Председателя Мао пылкою любовью". Культ личности Мао был даже хуже сталинского: этот жестокий параноик остался почти единственным поэтом и самым читаемым в мире писателем (тиражи "цитатников" до сих пор не превзошла даже библия). Особенно пострадала древняя архитектура. Наследником Мао был объявлен Лин Бяо - настоящий психопат, Суслов и Берия в одном лице. Но при коммунистах не соскучишься: в 1972 г было объявлено, что Лин погиб в авиакатастрофе, когда летел в СССР с целью организации мятежа против Мао. Что тогда произошло на самом деле, никто не знает до сих пор. 
 К счастью, здоровье Мао быстро слабело, и власть постепенно переходила к Чжоу Энлаю, более умеренному политику. С 1969 г он потихоньку начал налаживать контакты с Западом, несмотря на бойкот со стороны США. К 1972 г США сняли блокаду и признали китайское правительство (в это время в лагерях сидело не менее 50 миллионов человек). В 1973 году, ко всеобщему изумлению, вернулся из небытия Дэн Сяопин, и вновь началась борьба между "радикалами" и "прагматиками" 
 (на этот раз "команда Мао" оказалась по другую сторону баррикад). В 1976 г Чжоу умер, и Мао не присутствовал на похоронах. "Радикалы" во главе с женой Мао Чжиан Чин вскоре победили, и Дэн снова исчез - а политики в Китае обычно исчезают навсегда. Казалось, Китай навеки погрузился в коммунистический мрак. 
 Еще через четыре часа кукурузные поля, тянущиеся от самой Янцзы, наконец кончаются, и за нефтяным полем Дачин поезд въезжает на стокилометровую насыпь, пересекающую Сунляо - тростниковое болото площадью 20 000 км2. Его немногочисленные жители обитают в феноменально убогих поселках и хуторах. 
 Особенно, наверное, здорово бывает в этих едва торчащих из воды землянках с соломенными крышами зимой, когда сибирские морозы сочетаются с монгольскими ветрами, и лед сковывает болота до самого дна. А сейчас ничего: среди золотых тростников греются в солнечных лучах огромные стаи гусей, уток, лысух, серых журавлей, чомг и плавунчиков, кое-где виднеются цапли и японские журавли. Даже столица болотного края - Цицикар (Чичихари) выглядит не так уж плохо, несмотря на привычное сочетание бараков с ультрасовременными монстрами в стиле "райком тори с супермаркетом в первом этаже". 
 Маньчжуры, в отличие от китайцев, бывают довольно высокими, поэтому на меня здесь реагируют гораздо спокойнее, чем на юге. Многие молодые ребята изучают русский. 
 В 35 км от Чичихари, в самом сердце болот, расположен заповедник Жалонг (или Чжалун), очень мокрое место. Живет здесь народ хежень, родственный нанайцам. 
 Некоторые слова в их языке совпадают с удэйскими, поэтому я ужинаю гусиком (жалонгские хежень весь год питаются дичью, которую добывают на осеннем и весеннем пролете - рыбы в болотах мало). Вечером катаюсь на плоскодонке по крепям, разглядывая в лунном свете ондатр, болотных сов, гусей и журавлей. 
 30.09. 45Y. Утром озера покрыты тонким ледком, и дует зверский северо-западный ветер. В результате я наблюдаю картину, способную свести с ума любого орнитолога: тысячи серых журавлей, уток и куликов, сотни журавлей-красавок, десятки гусей-сухоносов и японских журавлей, запоздавшие стерхи, черные и дальневосточные аисты стая за стаей поднимаются в воздух и улетают на юго-восток. Когда над головой на бреющем полете проходит десяток белых или полсотни японских журавлей, это просто здорово. К обеду остаются только черные журавли, лебеди и те, кто не прилетел с севера, а гнездится в заповеднике: 
 цапли, несколько пар японских журавлей, болотные луни и кой-какая мелочь. 
 Журавли (кроме стерхов) подпускают на 20-30 метров - как жаль, что у меня уже кончилась пленка! В полпятого на горизонте появляется мутная стена снеговых туч - это уже четвертый за неделю холодный фронт из Сибири. Птицы снова начинают смываться, стремительно уносясь по ветру. К вечеру лишь два черных журавля и кучка лебедей сиротливо маячат среди прижатого ветром к земле тростника. 
 В этот момент на дороге появляется кавалькада джипов с западными орнитологами - выставка биноклей, фоторужей, темных очков, рыжих бород и рваных курток. Успеха вам, ребята! На одном из джипов возвращаюсь в город - мне пора домой. 
 Ездить зайцем стало невозможно из-за засилья "челноков", но после покупки билета во Внутреннюю Монголию у меня осталось денег еще на два доллара - до границы должно хватить. Ввиду отсутствия паспорта на перевод из дома я рассчитывать не могу - придется добираться до Москвы на товарных поездах, договариваясь с машинистами. 
 01.10. 20Y. Холодный фронт прошел, и погода снова солнечная, но уже градусов на пять холоднее. Так будет продолжаться до ноября, до настоящей зимы. Из-за этих волн холода в октябре сибирские птицы летят на юг уже не через Чжалонг, а восточным путем - вдоль теплого побережья. Только мне, несчастному, приходитс вопреки природе и зову сердца тащиться в совершенно непригодные для жизни широты. 
 Схожу с поезда на станции Ороченшань в автономном районе Внутренняя Монголия. 
 Орочи - еще один тунгусо-маньчжурский народ. Когда-то они и хежень населяли весь Верхний и Средний Амур, но после прихода Хабарова и Ко переселились на южный берег: маньчжуры, в отличие от казаков, хотя и грабили, но не убивали. 
 Иду обратно на восток через хребет Большой Хинган. Так теплее: ветер в спину, а солнце в нос. Хинган здесь около 700 м высотой и похож скорее на мелкосопочник. 
 Западные склоны покрыты каменистой степью и березняками, а вершины даурской лиственницей. Многие сопки совсем голые - видимо, след катастрофических пожаров 1987 г. Из фауны встретились сибирская косуля, солонгой и дрофа. 
 На перевале 300 м - поселок эвенков. Несмотря на различие диалектов, три известных мне эвенкийских слова обеспечивают порцию оленьей печенки с древесными грибами ассорти. Восточные склоны более красивые: вверху огненно-рыжие лиственницы, ниже - сосна, на предгорьях - разноцветный (в основном цвета сильно загорелой блондинки, но встречаются варианты от темно-шоколадного до киноварно-красного) монгольский дуб, а по рекам ярко-золотой тальник. Тут очень много рябчиков, а один раз я видел следы стайки красных волков (в Китае они встречаются чаще серых). 
 Вскоре меня догоняет колонна грузовиков из Забайкальска с нашими амперметрами и прочей аппаратурой. Ловлю последнюю машину на оставшиеся двадцать километров до Бугата. Когда остается ехать всего километров пять, колонна вдруг останавливается. Выглядываю из-под брезента и вижу, что дорога впереди перегорожена бревном и какие-то люди спускаются с насыпи, постреливая в воздух. 
 Трое начинают выбрасывать на дорогу коробки из первого грузовика, а четвертый бежит от машины к машине, обыскивая шоферов и пассажиров. Нетрудно догадаться, что это хунхузы. 
 Крайний северо-восток - один из последних районов Китая, где все еще существует дорожный разбой. Самым опасным считается Западный Кам в Тибете: дорога Амдо-Чамдо практически не используется из-за нападений тибетцев-кочевников. 
 "Западный кочевник" на камском диалекте тибетского - "нга-лок". Русские путешественники прошлого принимали это слово за название особого разбойничьего племени "нголоков" и с увлечением описывают, как отражали их налеты (с тех пор единственное русское слово в тибетском языке - ин-то-ка, "винтовка". У Пржевальского и его учеников, как выяснилось, вообще много ошибок, особенно лингвистических. Из приводимых в их книгах тибетских названий зверей ни одно не записано правильно. Это по их милости мы до сих пор называем Ласу "Лхасой". Но в одном они правы: нельзя позволять себя грабить. Когда бандит заглядывает в мой кузов, он получает по буйной голове стремительным домкратом. Забираю у него винтовку династии Цин с горстью патронов, взбегаю по насыпи и ныряю в лес. 
 Меня успели заметить: начинается стрельба, и оставшаяся троица с шумом и треском устремляется в погоню. Моя винтовка перезаряжается вручную, как наши мелкашки, а у одного из хунхузов АК-74, так что мне, вероятно, пришлось бы тихо смыться, если бы эти идиоты не шли вперед поодиночке, рассыпавшись цепью. Весь покрытый зеленью, абсолютно весь (рюкзак, куртка, рубашка), в густом молодом сосняке я даже не должен был особенно прятаться: прилег за пеньком, а они подходили по одному. С тех пор, как прошлым летом на таджикско-узбекской границе меня ограбили, а двух моих спутников убили при почти таких же обстоятельствах, я целый год ждал возможности отвести душу. 
 Когда вернулся на дорогу, то с удивлением обнаружил, что все 15 человек, ехавших со мной, куда-то испарились. Я прихватил с собой мешок яблок, но автомат побоялся взять из-за возможного шмона на границе (до сих пор жалею). Через час, жуя яблоки, доплелся до Бугата, столицы дагур. Дагуры (дауры) - коренное население юга Читинской области, эмигрировавшее на юг во время организованной царем (не помню, каким) кампании по "искоренению идолопоклонства в России). Эта кампания началась Акташской резней, когда во время буддистского праздника казаки зарубили 12 000 алтайцев, и закончилась из-за угрозы поголовного ухода в Китай бурят-монголов и тувинцев. 
 Поужинав в Хайларе в семье школьника, изучающего русский язык, еду в город Маньчжурию (кит. Мань-чжоу-ли). Здесь уже монгольская высокотравная степь, прекрасная, как всегда: золотые волны трав, розовые озера, голубая линия холмов на горизонте, табунки антилоп-дзеренов и, напоследок, великолепный закат: 
 сиреневые снеговые тучи освещены снизу багровыми лучами солнца. Среди юрт и табунов коней, напоминающих декорации к "Князю Игорю", странно смотрятся станционные здания русской постройки в стиле московских вокзалов (эта дорога - не что иное. как знаменитая КВЖД). В Маньчжоули вернувшихся из-за границы китайцев прежде всего встречает плакат с информацией о здоровье Дэн Сяо Пина. 
 Можно понять любовь народа к человеку, еще при жизни Мао позволившему себе фразу "Коммунизм - это попытка достичь рая в один прыжок". Пусть даже эта фигура - самая загадочная в истории страны. 
 В 1976 году, после победы сторонников "культурной революции", все были уверены, что Дэн навеки сгинул в каком-нибудь подвале. Но тут начались неожиданности. В марте, в дни праздника Чин Чин (традиционное время поминовения усопших), народ неожиданно начал приносить к Монументу Героям на площади Тяньаньмэнь венки с надписями в память Чжоу Энлая. Вскоре площадь заполнили тысячи людей. Пятого апреля венки были убраны, толпа разогнана полицией, а монумент окружили войска. 
 Последовали массовые волнения, стычки и затем репрессии. Партия объвила "тяньаньмэньский инциндент" контрреволюционным мятежом, а вину возложила на Дэна - как выяснилось, еще живого. Он был исключен из КПК. Вице-председателем назначили Хуа Гофэна - аналог нашего Суслова. 
 В июле Таньшаньское землетрясение дало народу понять, что небеса больше не поддерживают правителя. 9 сентября Мао умер. Началась яростная борьба "прагматиков" и "радикалов" за влияние на Хуа Гофэна - официального наследника. 
 События развивались быстро: через 20 дней "банда четырех" во главе со вдовой Мао Чжиан Чин была арестована. И вновь начались чудеса: появился Дэн и стал вице-премьером, вице-председателем КПК и министром обороны. 
 На сей раз началась борьба между Дэном и Хуа. Постепенно Хуа Гофэн уступил все посты протеже Дэна - Чжао Цзыяну, Ху Яобану и еще троим. "Шестерка" судила "банду четырех" по типовому сценарию, и те получили от 15 лет до пожизненного срока. Дэн не мог "развенчать" Мао, как Хрущев Сталина, и пошел на компромисс: 
 специальным решением роль Мао была оценена как "70%/30%". Затем последовали чистка партии, бесконечная цепь мелких реформ и либерализаций. Но те, кто ожидал от Дэна перехода к демократии, жестоко ошиблись. 
 02.10. 210Y. Все утро хожу по городу в поисках кокосового молока единственный сувенир для родственников, на который у меня хватит денег. Так увлекаюсь, что едва не опаздываю к поезду. Приходится нанять за два юаня велорикшу. Он крутит педали настолько медленно, что я не выдерживаю, заталкиваю его на сиденье и доезжаю до станции сам, к восторгу публики. После Бунина каждый советский писатель, попавший в Азию, с гордостью описывал, как отказался пользоваться услугами рикши, чтобы не унижать человеческое достоинство. Но никто из них не менялся с рикшей местами! 
 За прошедшие два дня в музыкальном пространстве Китая взорвалась бомба: с опозданием на год сюда докатилась ЛАМБАДА! И уже в переводе! Главное в профессии путешественника - вовремя смыться. В последний момент ловлю на станции приехавшего по Транссибу шведа и меняю 188 Y на 22 $, что довольно удачно. 
 Поезд на 4 км до станции Забайкальск стоит четыре доллара (я еду зайцем) и идет пять часов. из них три часа занимает путь в девятьсот метров по нашей территории. В Забайкалье как был два года назад голод, так и остался: в продаже только салат из кукумарии и пирожки, а общий бардак у нас в сто раз хуже китайского. Я так и не понял, откуда здесь столько "челноков"- монголов (из "внешней" Монголии) - какой-то фокус с транзитом; но они все очень здоровые, и билет до Читы достался мне с большим трудом. 
 Только теперь я почувствовал, что за эти сто дней по-настоящему полюбил Китай - его неунывающий народ, чудесную природу, захватывающую историю и бесконечное разнообразие. А теперь - здравствуй, грязный снег и ветер, алкаши и беляши, погранзоны и дефицит - здравствуй, Родина! 
 03.10.93. 15 рублей. На метро должно хватить. Я лежу на верхней полке, соседи по вагону лечат меня от дистрофии белым хлебом и килькой, за окном плывут берега Байкала в осенней раскраске, а душу мне греет лежащая в кармане заначка - последние два сухаря из купленных в Чите. 
 Путеводитель "Lonely Planet`s China" был слишком тяжел - каждый раз, проехав какую-нибудь провинцию, я выдирал из него соответствующий кусок, так что остались только цветные картинки и последняя страничка из главы про китайскую историю. Она так интересна, что я ее воспроизведу, кое-что сократив, а кое-что добавив. Если скучно, можно дальше не читать. 
 Итак, в 1978 году, перед визитом в США, Дэн Сяопин разрешил наклеивать на стену в центре Пекина плакаты любого содержания. Подобные "стены гласности" - китайская традиция с древних времен. Но там стали писать такое, что, как только Дэн выбил американскую помощь и вернулся домой, он тут же закрыл "стену" и изъял из контитуции статью о "праве граждан на плакаты", которая, впрочем, всегда существовала только на бумаге. 
 В 1986 г произошла очередная вспышка выступлений. Последовали массовые "посадки", закрытие газет, "чистка" партии и т. д. Пострадал даже Чжоу Энлай, которому приписывали крамольную фразу: "Маркс никогда не видел электрической лампочки, Энгельс никогда не видел самолета, и никто из них не бывал в Китае". 
 Ожидалась новая волна реакции, но Дэн неожиданно передал свои посты "реформаторам" (в партийном смысле) - Чжао Цзыяну и Ли Пэну, а сам ушел на пенсию, уведя за собой многих ветеранов-ортодоксов. 
 Следующие "тяньаньмэньские события", связанные с визитом Горбачева, произошли в 1990 г. Горбачев быстро и с энтузиазмом продал китайских студентов, отчего в Китае до сих пор плюются, слыша его имя. Стало ясно, что КПК готова к реформам лишь до тех пор, пока они не угрожают ее шкурным интересам, и будет жестоко подавлять любое встречное движение "снизу". Хотя Дэн и в свои 96 лет, как мне кажется, "левеет" из года в год, никакой "вождь", тем более неофициальный, не заставит номенклатуру (в Китае ее называют "кадрами") рисковать властью. 
 Что ж, "крот истории копает медленно". Хотя интеллигенция в Китае гораздо малочисленнее (относительно), чем у нас, все же сотни миллионов "трудящихся" - уже не те безграмотные крестьяне, что двадцать лет назад. Огромное число людей вовлечено в мелкий бизнес, у всех есть дети, и все слушают "Голос Америки". Рано или поздно они свернут на ту тропку, по которой, спотыкаясь и матерясь, хромает наша бедная Россия. 
 Вместо эпилога 
 Со дня окончания путешествия минуло пять лет. За это время произошел ряд интересных событий, некоторые из которых стоит упомянуть. 
 В октябре того же года китайские войска уничтожили на Хингане банду в 70 человек, занимавшуюся грабежом автоколонн и поездов. Все бандиты расстреляны. 
 В 1994 г были отменены FEC, и теперь транспорт в Китае стоит одинаково дешево и для местных, и для иностранцев, чего нельзя сказать об отелях. Граница с Вьетнамом открыта для туристов. Тогда же была резко ограничена выдача виз (из-за того, что МИД России в погоне за наживой поднял цены на наши визы). Теперь нужно приглашение и куча денег, а визу необходимо продлевать каждые 30 дней (что не всегда удается). 
 В 1995 г землетрясение разрушило Лиджанг. Его, конечно, отстроят заново, но прелестный старый город, видимо, утерян навсегда. На Янцзы начато строительство ГЭС, и многие красивейшие места уйдут под воду. 
 Власть КПК кажется незыблемой, но развите капитализма продолжается, и партия все отчетливей превращается в пережиток прошлого. Дэн Сяопин был почти полностью парализован и практически отошел от дел, но ни одно важное решение не принималось без его согласия до самой смерти в 1997 году. 
 Реакция моих знакомых на появление этого дневничка была вполне предсказуемой: 
 многие стали считать меня вруном и одновременно смертельно завидовать. Только один рискнул попробовать съездить в Китай сам и сейчас уже собирается туда в шестой раз. Он посетил многие места, тут упомянутые, а также замечательные горы Уданг и юго-восток Сычуани. 
 Вот, собственно, и все.