---------------------------------------------


 Жюль Верн
 Золотой вулкан



 ЧАСТЬ ПЕРВАЯ



 Глава первая. АМЕРИКАНСКИЙ ДЯДЮШКА

 17 марта 1898 года почтальон улицы Жака Картье в Монреале доставил в дом N 29, по адресу Сумми Скима письмо.
 Это письмо гласило:
  «Нотариус Снуббин, выражая свое почтение господину Сумми Сниму, просит пожаловать немедленно в контору по делу, касающемуся его интересов». 
 По какому поводу нотариус хотел видеть г-на Сумми Скима? Как и все в Монреале, последний знал нотариуса Снуббина как прекрасного человека и верного, осторожного советника. Он был канадец по происхождению и имел лучшую нотариальную контору в городе. Шестьдесят лет назад она принадлежала известному нотариусу Нику, настоящее имя которого, как гурона  note 1 по рождению, было Николай Сагамор и личность которого сыграла видную роль в ужасном деле Моргаза, прогремевшем около 1837 года.
 Сумми Ским, крайне удивленный письмом нотариуса Снуббина, тотчас отправился по приглашению; через полчаса он уже был на площади рынка Бон-Секур и входил в кабинет нотариуса.
 — Добрый день, господин Ским! — встретил его нотариус. — К вашим услугам…
 — И я также к вашим услугам, — ответил Сумми Ским, усаживаясь у стола.
 — Вы первый пришли на свидание, господин Ским.
 — Первый, говорите вы, господин Снуббин? А разве я приглашен к вам не один?
 — Такое же письмо, какое получили вы, должен был получить и ваш кузен, господин Бен Раддль.
 — В таком случае следовало бы сказать не «должен был получить», а «получит», — заявил Сумми Ским. — Бена Раддля сейчас нет в Монреале.
 — А он скоро вернется?
 — Через три или четыре дня.
 — Вот досада!
 — То, что вы хотите нам сообщить, так спешно?..
 — Да, если хотите, — ответил нотариус. — Во всяком случае, я сообщу вам, в чем заключается дело, о котором мне поручено известить вас, а вы уж не откажите передать о нем господину Бену Раддлю, когда он вернется.
 Нотариус надел очки и порылся в разбросанных на столе бумагах. Взяв один из конвертов и вынув из него письмо, он, прежде чем начать читать, сказал:
 — Ведь господин Ским и господин Раддль — племянники господина Жозиаса Лакоста?
 — Да, моя мать и мать Бена Раддля были его сестрами. Но со времени их смерти -уже семь или восемь лет — всякие сношения между нами и дядюшкой прервались. Нас разъединили совершенно разные интересы. Дядюшка уехал из Канады в Европу… Одним словом, с тех пор он не давал о себе никаких вестей, и мы не знаем, что сталось с ним.
 — Он умер, — объявил нотариус Снуббин. — Я только что получил известие о его кончине, последовавшей шестнадцатого февраля.
 Хотя всякие отношения между Жозиасом Лакостом и его родственниками давно уже прекратились, это известие все же огорчило Сумми Скима. Его кузен Бен Раддль и он не имели ни отца, ни матери. Единственные дети своих родителей, они оставались со смертью дяди одни на свете. Сумми Ским думал теперь об этом. Несколько раз они пытались узнать, что сталось с их дядюшкой. Они все же надеялись увидеть его когда-нибудь, и вот его смерть разрушила эту надежду.
 Жозиас Лакост, мало общительный по натуре, был всегда очень предприимчивым человеком. Лет двадцать назад он уехал из Канады с целью составить себе состояние. Будучи холостяком, он не боялся рисковать с помощью разных спекуляций увеличить то небольшое состояние, которым обладал. Осуществилась ли его надежда? Не разорился ли он? Его темперамент заставлял его рисковать всем и во всем. Племянники были единственными его наследниками. Получат ли они что-нибудь после его смерти?
 По правде говоря, Сумми Ским никогда об этом не думал. По-видимому, он не думал об этом и теперь, взволнованный известием о смерти родственника.
 Нотариус Снуббин, предоставив клиента самому себе, ожидал, когда последний обратится к нему с вопросами, на которые он уже приготовился отвечать.
 — Господин Снуббин, — спросил Сумми Ским, — смерть нашего дядюшки последовала шестнадцатого февраля?
 — Да, шестнадцатого февраля, господин Ским.
 — Вот уже двадцать девять дней?..
 — Да, двадцать девять дней. Столько времени потребовалось на то, чтобы это известие дошло до меня…
 — Значит, наш дядюшка был в Европе, в какой-нибудь отдаленной ее части?
 — спросил Сумми Ским.
 — Нет, совсем нет, — ответил нотариус.
 Он протянул собеседнику конверт, на котором стоял канадский штемпель.
 — Вы с господином Беном Раддлем — наследники настоящего американского дядюшки. Теперь остается только выяснить, обладает ли этот дядюшка всеми классическими качествами американского дядюшки.
 — Итак, — сказал Сумми. Ским, — он находился в Канаде, и мы ничего об этом не знали.
 — Да, в Канаде. Но в самой отдаленной ее части, почти на границе, отделяющей нашу страну от Аляски, сообщение с которой медленно н затруднительно.
 — Это Клондайк, как я полагаю, господин Снуббин?
 — Да, ваш дядюшка обосновался месяцев девять назад в Клондайке.
 — Девять месяцев! — повторил Сумми Ским. — Проезжая через Америку в эту область золотой руды, он даже не подумал заглянуть в Монреаль пожать руку своим племянникам!..
 — Что вы хотите? — ответил нотариус. — Вероятно, господин Жозиас Лакост торопился в Клондайк, как спешат туда тысячи… я сказал бы, тысячи больных, одержимых золотой лихорадкой, которая сделала и сделает еще многих несчастными. Со всех концов мира стекаются к залежам золота тысячи людей. После Австралии — Калифорния, после Калифорнии — Трансвааль, после Трансвааля — Клондайк. После Клондайка найдутся какие-нибудь друтие золотоносные земли… И так будет продолжаться до последнего дня… я хочу сказать — до последнего месторождения золота!
 После этого нотариус Снуббин сообщил Сумми Скиму все, что он знал по данному делу.
 В начале 1897 года Жозиас Лакост прибыл в Доусон, столицу Клондайка, со всеми необходимыми золотоискателю принадлежностями. С июля 1895 года, после того как в Гольд-Боттоме, притоке Гунтера, было найдено золото, к этому району было привлечено общее внимание. На следующий год Жозиас Лакост появился в этом районе, куда уже стекалась толпа золотоискателей, с целью приобрести на оставшиеся у него деньги какой-нибудь прииск. Несколько дней спустя он действительно сделался владельцем прииска N 129, расположенного на реке Форти-Майльс-Крик, одном из притоков Юкона, главной водной артерии Аляски и северо-западной Канады.
 Изложив все это, нотариус Снуббин прибавил:
 — Кажется, этот прииск, судя по тому, что пишет мне губернатор Клондайка, до сих пор не дал всего того, чего ожидал от него господин Жозиас Лакост. Во всяком случае, он, по-видимому, не истощен. Быть может, ващ дядюшка — не умри он преждевременно — извлек бы в конце концов из этого прииска те выгоды, на которые надеялся.
 — Значит, дядюшка умер не от нужды? — спросил Сумми Ским.
 — Нет, — ответил нотариус, — письмо об этом ничего не говорит. Он умер от тифа, который губителен в том климате и уносит много жизней. Захворав, господин Лакост немедленно оставил прииск. Скончался он в Доусоне. Так как известно было, что он уроженец Монреаля, то губернатор и написал мне, чтобы я отыскал родственников и сообщил им об этой смерти. Бен Раддль и вы, господин Ским, слишком хорошо известны в Монреале и пользуетесь такой прекрасной репутацией, что я не мог колебаться. Поэтому немедленно пригласил вас обоих в мою контору ознакомиться с завещанием покойного в вашу пользу.
 — Завещание в нашу пользу!
 Сумми Ским иронически улыбнулся. Он подумал о том, как печально должна была протекать жизнь Жозиаса Лакоста в тяжелой обстановке трудного ремесла золотоискателя… Не вложил ли он в это дело все свои оставшиеся средства, купив прииск, быть может, по чрезмерной цене, как часто случается с золотоискателями?.. Не умер ли он даже с долгами?..
 После таких размышлений Сумми Ским сказал нотариусу:
 — Господин Снуббин, весьма возможно, что наш дядюшка оставил после себя запутанные дела… В таком случае мы — я отвечаю также за моего кузена Раддля — не оставим запятнанным его имя. Если нужны жертвы, то мы готовы их понести, не задумываясь. Поэтому нужно будет как можно скорее узнать, в каком положении находятся дела дядюшки…
 — Позвольте вас прервать, мой дорогой, — сказал нотариус. — Зная вас, я не удивляюсь вашим чувствам. Но я не думаю, чтобы пришлось прибегать к тем жертвам, о которых вы говорили. Хотя и возможно, что ваш дядюшка умер, не оставив состояния, но не надо забывать, что он был собственником прииска на Форти-Майльс-Крик, который имеет достаточную ценность, чтобы покрыть все денежные обязательства покойного, если они вообще имеются. Теперь это владение стало нераздельной собственностью вашего кузена Бена Раддля и вас как ближайших наследников Жозиаса Лакоста.
 Нотариус прибавил, что надо, однако, действовать с известной осторожностью. Следовало бы принять это наследство только в случае его выгодности. Наследники, прежде чем решаться на это, должны были, по его мнению, выяснить актив и пассив наследства.
 — Я займусь немедленно этим делом, господин Ским, — закончил он, — и наведу самые точные справки… Во всяком случае, кто знает?.. Прииск всегда прииск, даже если он ничего не дал до сих пор… Достаточно счастливого удара лопаты, чтобы наполнить карман, как говорят золотоискатели…
 — Так, значит, решено, гостюдин Снуббин, — ответил Сумми Ским. — Если прииск нашего дядюшки имеет какую-нибудь ценность, то мы постараемся отделаться от него при наивыгоднейших условиях.
 — Конечно, — подтвердил нотариус, — и я надеюсь, что вы окажетесь в этом вопросе солидарным с вашим кузеном.
 — Я тоже очень на это надеюсь, — заметил Сумми Ским, — я не думаю, чтобы Бену Раддлю пришла в голову мысль самому эксплуатировать…
 — Кто знает, господин Ским? Господин Бен Раддль — инженер. Он человек предприимчивый и решительный. Он может соблазниться! И если бы он, например, знал, что прииск вашего дядюшки расположен на хорошей земле…
 — Я ручаюсь вам, господин Снуббин, что он не поедет его смотреть. Он сам должен вернуться через два или три дня, мы посоветуемся с ним на этот счет и попросим вас принять все нужные меры или для продажи прииска тому, кто больше всего даст за него, или же — что кажется мне самым вероятным — для того, чтобы расплатиться с долгами дядюшки Жозиаса Лакоста.
 С таким пессимистическим заключением Сумми Ским оставил контору нотариуса. Он обещал зайти через два или три дня и вернулся домой на улицу Жака Картье, где жил вместе со своим кузеном.
 Сумми Ским был сыном англосаксонца, а его мать была француженка из Канады. Его род восходит к 1759 году. Обосновавшись в Нижней Канаде, в Монреале, их семья завладела обширными лесами, землями и лугами, которые и составляли главную часть их состояния.
 Ему было тридцать два года; роста он был выше среднего; имел приятное лицо и крепкое сложение человека, привыкшего жить в деревне; глаза темно-синие; бороду белокурую. Вообще Сумми Ским представлял собой тип довольно симпатичного француза-канадца. Беззаботный и чуждый честолюбия, он жил доходами со своих поместий — жизнью землевладельца-фермера лучшей части Канады. Его состояние, не будучи громадным, все же позволяло ему удовлетворять все свои сравнительно скромные желания, и он никогда не чувствовал потребности сделать попытку увеличить его. Большой любитель рыбной ловли, он имел в своем распоряжении всю сеть притоков и маленьких речек бассейна реки Св. Лаврентия, не говоря о многочисленных в этой части Америки озерах. Любя также охоту, он мог с полной свободой предаваться ей среди обширных равнин и изобилующих дичью лесов, которые занимают большую часть этой области Канады.
 Принадлежащий обоим кузенам дом не отличался роскошью, но имел все нужное для комфорта и находился в одном из таких кварталов Монреаля, в стороне от промышленного и коммерческого центра города. Здесь они оба проводили, в нетерпеливом ожидании лета, канадские зимы, достаточно суровые, хотя эта часть Нового Света и расположена на параллели Центральной Европы. Страшные ветры, которые не задерживаются в этих местах горами, и метели, несущиеся из северных областей, разражаются здесь с необыкновенной силой.
 В Монреале, правительственной резиденции с 1843 года, Сумми Ским мог бы найти случай принять участие в общественных делах. Но, имея независимый характер, он пренебрегал официальным миром, принимал мало участия в жизни высшего общества и местных дельцов и ненавидел политику. К тому же он охотно подчинялся владычеству Великобритании в Канаде и никогда не принимал участия в борьбе партий, которая разделяла жителей Канады на враждебные лагери. Одним словом, это был «философ», любящий удовольствия жизни и чуждый всякого честолюбия.
 С его точки зрения, всякая перемена в жизни являлась лишь увеличением забот и нарушением покоя. Понятно, что этот «философ» никогда не думал о браке. Не помышлял он о нем и теперь, хотя ему перевалило за тридцать лет. Если бы мать его не умерла — известно, как женщины любят внучат, — может быть, он и сделал бы усилие, нужное для того, чтобы жениться и подарить своей матери невестку. В этом случае, само собой разумеется, жена Сумми Скима разделяла бы все его вкусы. Среди многочисленных семейств Канады, где часто насчитывается до двух дюжин детей и больше, он нашел бы и в городе, и в деревне простую, здоровую девушку, которая оказалась бы подходящей для него женой. Но г-жа Ским умерла уже пять лет назад, тремя годами позже своего мужа, и с тех пор можно было без риска держать пари, что никогда мысль о браке не смутит ее сына.
 Как только погода в этом суровом климате начинала смягчаться, как только восходящее все раньше и раньше солнце предвещало возвращение весны, Сумми Ским спешил покинуть свой дом на улице Жака Картье. Он отправлялся тогда на свою ферму «Зеленая Поляна», расположенную в двадцати милях к северу от Монреаля, на левом берегу реки Св. Лаврентия. Здесь он снова отдавался деревенской жизни вплоть до суровой зимы, во время которой замерзают все реки, а равнины покрываются плотным снежным ковром. Здесь он жил среди фермеров, мужественных людей, уже полвека находящихся на службе у его семьи.
 Ферма «Зеленая Поляна» приносила ежегодно около тридцати тысяч франков дохода, который оба кузена, не разделившие между собой ни своего имения, ни дома в Монреале, получали пополам. На ферме возделывалась плодородная почва, богатая пастбищами, на которых паслись многочисленные стада; к доходам от пашни и скотоводства присоединялся доход с великолепных лесов, покрывающих еще и до сих пор территорию Канады, в особенности ее восточную часть. Хозяйственные постройки фермы заключались в конюшнях, амбарах и скотном дворе, были прочны, хорошо содержались и имели все необходимое для современной сельскохозяйственной культуры. При въезде в обширную, обсаженную деревьями усадьбу на лужайке находился деревенский дом владельца, простой, но не лишенный комфорта.
 Таково было то место, где Сумми Ским проводил лучшие дни своей жизни и куда приезжал на несколько дней провести хорошее время года всегда спешивший куда-нибудь Бен Раддль.
 Сумми Ским ни за что на свете не пустился бы в одно из тех многочисленных предприятий, которыми кишит предприимчивая Америка с ее промышленными и коммерческими спекуляциями, железными дорогами, банками, рудниками, мореходными обществами и компаниями. Нет! Он питал отвращение ко всему, что было связано с риском или даже просто случайностью. Терпеть урон от изменчивости случая, чувствовать себя рабом всяких неожиданностей, которые нельзя ни предотвратить, ни предвидеть, просыпаться утром с мыслью: богаче я или беднее, чем вчера, — это казалось ему отвратительным, и он предпочел бы никогда не засыпать или никогда не просыпаться.
 В этом заключался глубокий контраст между обоими кузенами. Что они были сыновьями двух родных сестер, что оба они были по крови французы, в этом не могло быть сомнений. Но отец Сумми Скима был англосаксонец, а отец Бена Раддля — американец. А между англичанами и янки существует, очевидно, значительная разница, которая с годами все увеличивается. Джонатан и Джон Буль  note 2 если и родственники, то очень отдаленные, и это родство, по-видимому, со временем совершенно исчезнет.
 Различие ли происхождения или другая причина создали эту противоположность их характеров, во всяком случае, достоверно то, что оба кузена, решившие никогда не расставаться друг с другом, имели не только различные вкусы, но и разные темпераменты.
 Бен Раддль был меньше ростом, имел черные волосы и черную бороду и, будучи моложе Скима на четыре года, смотрел на жизнь под совершенно иным углом зрения. В то время как один довольствовался жизнью помещика и наблюдал за своими урожаями, другой увлекался спекулятивным и промышленным движением своей эпохи. Он был инженер и уже принимал участие в нескольких предприятиях, в которых американцы стремятся превзойти всех смелостью замысла и дерзостью выполнения. В то же время он хотел быть богатым — не обладать богатством наших посредственных миллионеров, а ворочать миллиардами американцев. Сказочные богатства Гульда, Асторов, Вандербильтов, Рокфеллеров, Карнеджи, Морганов и других жгли его мозг. Он мечтал о необыкновенных случаях, благодаря которым можно в несколько дней подняться на вершину славы и могущества или, может быть, быть сброшенным в несколько часов в бездну разорения. И вот, в то время как Сумми Ским менял место лишь при переездах в «Зеленую Поляну», Бен Раддль неоднократно объездил Соединенные Штаты, переплывал Атлантический океан, посетил часть Европы, ни разу, однако, еще не поймав судьбы за хвост. Он и теперь только что вернулся из заокеанской поездки и тем не менее не знал ни минуты покоя, ища то громадное дело, в котором он мог бы принять участие.
 Это различие их вкусов было большим огорчением для Сумми Скима. Он постоянно опасался, что Бен Раддль покинет его или же, увлекшись каким-нибудь предприятием, расстроит их скромное состояние, которое обеспечивало им обоим независимое и свободное существование.
 Это было постоянной темой споров обоих кузенов.
 — Ну скажи, наконец, Бен, — говорил Сумми, — ну к чему ведет погоня за тем, что ты так громко называешь большими делами?
 — Это ведет к тому, что можно сделаться богатым, очень богатым, Сумми,
 — отвечал Бен Раддль.
 — Но к чему быть таким богатым, кузен? Это совсем не нужно; можно вполне быть счастливым в «Зеленой Поляне». Что ты станешь делать со своими богатствами?
 — Новые, еще более прибыльные дела, кузен.
 — С какой целью?
 — С целью собрать еще больше золота, которое я употреблю на еще более прибыльное дело.
 — И так далее?
 — И так далее.
 — До смерти, конечно? — заметил иронически Сумми Ским.
 — До смерти, Сумми, — хладнокровно отвечал Бен Раддль.

 Глава вторая. СУММИ СКИМ ПРОТИВ ЖЕЛАНИЯ ВОВЛЕКАЕТСЯ В ПРИКЛЮЧЕНИЯ

 Возвратившись домой, Сумми Ским сделал распоряжения, к которым его обязывала смерть Жозиаса Лакоста, и отправил об этом сообщения друзьям.
 Что касается денежных дел умершего дядюшки, то по этому вопросу предстояло еще объяснение с нотариусом Снуббином после того, как нотариус получит ответ на свой телеграфный запрос о наследстве.
 Бен Раддль вернулся в Монреаль лишь через пять дней, утром 2 марта. Он пробыл около месяца в Нью-Йорке, где вместе с другими инженерами изучил гигантский проект постройки моста через Гудзон.
 Бен Раддль отдался этой работе со всей страстью инженера. Но, по-видимому, постройка моста не могла начаться в ближайшем будущем. О ней много писали в газетах, ее обсуждали, строили проекты, но до начала работ должен был пройти, вероятно, год, а то и два. Поэтому Бен Раддль решил вернуться в свой родной город.
 Его отсутствие показалось Сумми Скиму бесконечно длинным. Как он сожалел, что не может обратить его в свою веру, что не в силах заставить его полюбить беззаботное существование. Это предприятие с мостом через Гудзон еще больше увеличивало его беспокойство. Если Бен Раддль примет в нем участие, то не задержит ли это его надолго, быть может на годы, в Нью-Йорке? Тогда Сумми Ским должен был бы остаться один и в их доме, и на ферме «Зеленая Поляна».
 Как только инженер вернулся, кузен сообщил ему о смерти их дядюшки Жозиаса, последовавшей в Доусоне, и о том, что единственное оставшееся после него наследство — это прииск N 129 на берегу Форти-Майльс-Крик, на территории Клондайка.
 Услышав это название, весьма громкое в то время, инженер навострил уши. По-видимому, он принимал это известие о возможности стать собственником золотого прииска далеко не с равнодушием Сумми Скима. Но каковы были его мысли на этот счет, он пока не высказывался. По своей привычке вникать в дело он хотел прежде обдумать вопрос.
 Суток было довольно для того, чтобы он взвесил доводы за и против этого дела, и на другое же утро, во время завтрака, он огорошил Сумми Скима неожиданным заявлением:
 — Нам следовало бы, кузен, немного поговорить об этом Клондайке.
 — Если только немного, то отчего не поговорить…
 — Немного… а пожалуй, и очень много, Сумми.
 — К твоим услугам, Бен!
 — Нотариус не сообщил тебе подробностей о правах владения этим прииском номер сто двадцать девять?
 — Нет, — ответил Сумми Ским, — я не считал нужным расспрашивать об этом.
 — Узнаю тебя в этом, Сумми! — воскликнул, смеясь, Бен Раддль.
 — Зачем это было нужно? — возразил Сумми. — Я думаю, что не стоит особенно хлопотать об этом деле. По-моему, все очень просто: или это наследство имеет некоторую ценность — тогда мы продадим его наивыгоднейшим для нас образом, — или же, что мне кажется гораздо более вероятным, оно не имеет никакой ценности — тогда мы не станем им даже заниматься.
 — Ты прав, — согласился Бен Раддль. — Но спешить нам незачем. С этими приисками никогда не знаешь… Думаешь, что они бедны, истощены… и вдруг один удар лопаты дает состояние!
 При этих словах Сумми Ским почувствовал некоторое беспокойство.
 — Но в том-то и дело, мой дорогой Бен, — сказал он, начиная горячиться,
 — что это лучше нас должны знать те местные люди, которые разрабатывают сейчас эти прославленные прииски Клондайка. Если прииск Форти-Майльс-Крик стоит чего-нибудь, то, повторяю, мы попробуем отделаться от него с наибольшей выгодой. Но так как очень маловероятно, что дядюшка Лакост умер как раз накануне того дня, когда он мог сделаться миллионером…
 — Вот это-то и нужно установить, — ответил Бен Раддль. — Ремесло золотоискателя дает иногда именно такие неожиданные сюрпризы. Тут постоянно можно наткнуться на счастливую жилу. Ты сам знаешь, что среди золотоискателей были такие, которым не приходилось жаловаться на судьбу…
 — Да, — ответил Сумми Ским, — один на сто, на тысячу, даже на сто тысяч человек. Я хочу спорить не о словах, а только о фактах.
 Сумми Ским, чувствуя, куда клонит его кузен, придрался к его словам, затронувшим щекотливую тему, и между обоими братьями завязался обычный спор.
 — Мой друг, разве наследство, оставленное нам нашими родителями, недостаточно? Разве наши доходы не обеспечивают нам благосостояние и независимость? Если я говорю тебе это, то лишь потому, что ты, по-видимому, придаешь этому делу больше значения, чем оно заслуживает. В самом деле, разве мы не достаточно богаты?..
 — Никогда человек не бывает достаточно богат, если он имеет возможность сделаться еще богаче.
 — Если только не сделаться слишком богатым, Бен, как некоторые миллиардеры, у которых столько же забот, сколько миллионов, и которым гораздо труднее бывает сохранить состояние, чем приобрести его.
 — Ну, ну, — ответил Бен Раддль, — философия — хорошая вещь, но не следует ею злоупотреблять. К тому же не приписывай мне того, чего я не говорил. Я не рассчитываю найти на прииске дядюшки Жозиаса целые тонны золота. Я просто хочу навести точные справки.
 — Конечно, мы наведем справки, Бен, конечно. Я желаю только одного: чтобы после этих справок нам не пришлось ввиду расстроенных дел дядюшки и в целях поддержания чести нашей семьи… Я обещал господину Снуббину, что в этом случае…
 — Ты хорошо сделал, Сумми, — прервал его Бен Раддль. — Но мне сейчас еще рано тревожиться этими соображениями, которые, вероятно, не оправдаются. Если бы у дядюшки были кредиторы, то они, будь покоен, заявились бы уже давно. Поговорим лучше о Клондайке. Ты, конечно, знаешь, что для меня не новость эти прииски. Хотя разработка их началась всего два года назад, тем не менее я перечитал все, что опубликовано о богатствах этой территории. И я могу тебе сообщить о таких вещах, которые поколеблют даже твое безразличие. После Австралии, Калифорнии, Южной Африки можно было предположить, что на земном шаре нет других приисков. И вот в этой части Северной Америки, на границе Аляски и Канады, случай дал возможность найти золотые россыпи. Притом эта область Северной Америки, по-видимому, оказалась даже рекордной. Золотые россыпи находятся не только в Клондайке, но даже в Онтарио, на Мичипикотене, в Британской Колумбии, где уже образовались такие могущественные компании, как Уор-Игль, Стандарт, Сюлливангруп, Алхабарка, Ферм, Синдикат, Санс-Поль, Карибу, Дир-Трэль, Георг-Рид и многие другие, акции которых стоят чрезвычайно высоко и прочно. Кроме того, там есть богатейшие россыпи серебра, меди, железа и угля. Что касается специально Клондайка, то подумай, Сумми, о протяжении этой золотоносной области. Она имеет двести пятьдесят лье  note 3 в длину и около сорока в ширину. И это только в пределах Канады, не принимая во внимание россыпей Аляски! Не правда ли, вот где обширное поле для человеческой предприимчивости! Самое, может быть, обширное поле, открытое на поверхности земли. Кто знает, может быть, производительность этой области будет исчисляться не в миллионах, а в миллиардах!
 Бен Раддль мог бы долго говорить на эту тему. Сумми Ским уже не слушал его; он лишь пожал плечами и сказал:
 — Ну, Бен, очевидно, у тебя лихорадка.
 — Как?.. У меня лихорадка?..
 — Да, золотая лихорадка, как она бывает у многих других; к сожалению, она не перемежающаяся, и хиной ее не излечишь.
 — Успокойся, Сумми, — ответил Бен Раддль, смеясь, — мой пульс бьется не сильнее обыкновенного. К тому же я не простил бы себе, если бы мог повредить твоему великолепному здоровью, заразив тебя лихорадкой…
 — О, я застрахован! — ответил тем же тоном Сумми Ским. — Но я с сожалением — сознаюсь в этом — смотрю, как ты увлекаешься несбыточными фантазиями, которые не могут привести ни к чему хорошему…
 — Откуда ты взял это? — прервал его Бен Раддль. — Сейчас идет речь лишь об изучении дела и об извлечении из него выгод, если это возможно. Ты думаешь, что наш дядюшка не был счастлив в своих спекуляциях. Возможно, конечно, что прииск Форти-Майльс-Крик дал ему больше грязи, чем золотых слитков. Но возможно, что у него лишь не хватило средств на эксплуатацию. Может быть, он работал без необходимой системы, без необходимого руководства…
 — …инженера, не так ли, Бен?
 — Конечно, инженера.
 — Тебя, например?
 — Отчего же нет? — ответил Бен Раддль. — Во всяком случае, сейчас речь об этом. Прежде всего надо хорошенько ознакомиться с делом. Когда мы будем знать, как отнестись к ценности прииска, мы уже будем знать, что нам делать.
 На этом разговор прервался. В общем, трудно было бы что-либо возразить Бену Раддлю. Прежде чем на что-нибудь решаться, было естественно навести все необходимые справки. Что инженер был человек серьезный, умный и практичный, тоже не подлежало сомнению.
 Сумми был также огорчен и обеспокоен тем, что его кузен с такой жадностью набросился на добычу, так неожиданно подвернувшуюся его честолюбию. Удастся ли ему удержать брата? Во всяком случае, ни при каких обстоятельствах Сумми Ским решил не расставаться с Беном Раддлем. Их интересы останутся общими, что бы ни случилось. Тем не менее он проклинал несчастную мысль дядюшки Жозиаса Лакоста отправиться искать счастья в Клондайке, где его ждали нищета и смерть, и ему хотелось, чтобы справки подтвердили, что этим делом не нужно больше заниматься.
 После полудня Бен Раддль отправился в контору нотариуса и справился о правах владения, которые оказались в полном порядке. Большого масштаба план с точностью определял положение приискового участка N 129. Он находился в сорока двух километрах от форта Кудахи — городка, основанного Гудзоновской компанией на правом берегу Форти-Майльс-Крик, одного из бесчисленных притоков большой реки Юкон. Протекая по восточной части территории Канады, Юкон орошает Аляску, и воды его, канадские в верхнем течении, в нижнем течении стали американскими, после того как эта обширная область была уступлена русскими Соединенным Штатам.
 — Вы не заметили одной довольно любопытной особенности, господин Снуббин? — сказал Бен Раддль, рассмотрев карту. — Форти-Майльс-Крик пересекает до своего впадения в Юкон сто сороковой меридиан, выбранный пограничной линией между Канадой и Аляской. А этот меридиан сливается с восточной границей нашего участка, который, таким образом, расположен с математической точностью на общей границе обеих областей.
 — В самом деле, — подтвердил нотариус.
 — Право, — заметил Бен Раддль, продолжая свое рассуждение, — это положение кажется мне с первого взгляда очень благоприятным. Нет основания думать, чтобы Форти-Майльс-Крик находился в менее благоприятных условиях, чем реки Клондайка или их приток Бонанца, или же такие притоки этих притоков, как Виктория, Эльдорадо и другие, столь богатые золотом и столь излюбленные золотоискателями!
 Бен Раддль пожирал глазами эту удивительную местность. Еще бы! Реки ее изобилуют драгоценным металлом, тонна которого, по таксе доусонской биржи, стоит два миллиона триста сорок две тысячи франков!
 — Извините меня, господин Раддль, — заметил нотариус, — я хочу вас спросить: вы намерены сами эксплуатировать прииск Жозиаса Лакоста?
 Бен Раддль сделал уклончивый жест.
 — Дело в том, что господин Ским… — настаивал нотариус.
 — Сумми не мог высказаться окончательно, — сказал Бен Раддль, — а я не берусь сказать свое мнение, пока не получу всех нужных сведений… И если окажется нужным, то я со своей стороны…
 — Вы готовы были бы предпринять это далекое путешествие в Клондайк? — спросил нотариус Снуббин, качая головой.
 — Почему же нет? Что бы ни думал Сумми, дело стоит того, чтобы из-за него похлопотать… Раз мы будем в Доусоне, то узнаем… Даже если и продавать этот прииск, то, согласитесь, чтобы определить его стоимость, лучше всего было бы его осмотреть.
 — Нужно ли это? — заметил нотариус.
 — Да, хотя бы для того, чтобы найти покупателя.
 Нотариус собирался ответить, но ему помешал вошедший с депешей служащий.
 — Если ехать только из-за этого, — сказал он, распечатав телеграмму, — то от такого труда может избавить телеграф, господин Раддль.
 Сказав это, нотариус Снуббин протянул Бену Раддлю телеграмму, посланную восемь дней назад. Будучи передана из Доусона в Ванкувер, она теперь пришла в Монреаль по канадской телеграфной линии.
 Телеграмма гласила, что «Англо-американское общество транспортирования и торговли», обладающее уже восемью приисками, эксплуатацией которых руководит капитан Хэли, предлагает купить приисковый участок N 129 Форти-Майльс-Крик за пять тысяч долларов, которые будут высланы по получении телеграммы о согласии.
 Бен Раддль взял телеграмму и читал ее с тем же вниманием, с каким он изучал план владения.
 — Что вы скажете на это, господин Раддль? — спросил нотариус.
 — Ничего, — ответил инженер. — Достаточна ли предложенная сумма? Пять тысяч долларов — за прииск в Клондайке!..
 — Всегда хорошо получить пять тысяч долларов.
 — Десять — еще лучше, господин Снуббин.
 — Очевидно. Я полагаю, однако, что господин Ским…
 — Сумми согласится с моим мнением, если я сумею представить в его пользу достаточные основания. И если я докажу ему, что необходимо предпринять это путешествие, он поедет — не сомневайтесь.
 — Он!.. — воскликнул нотариус. — Счастливейший, самый независимый человек, которого когда-либо приходилось видеть нотариусу за всю свою практику!
 — Да, этот счастливый, независимый человек согласится ехать, если я докажу ему, что он может удвоить и свое счастье, и свою независимость… И потом, чем мы рискуем? Мы же всегда можем согласиться на предложенную синдикатом цену.
 Оставив контору нотариуса, Бен Раддль, продолжая обдумывать принятое им решение, отправился ближайшим путем домой. Когда он подходил к дому на улице Жака Картье, его мнение сложилось окончательно. Он тотчас поднялся в комнату своего кузена.
 — Ну что же? — спросил последний. — Ты видел нотариуса Снуббина? Есть что-нибудь новое?
 — Да, Сумми, есть и новое, и новости.
 — Хорошие?
 — Великолепные.
 — Ты рассмотрел права владения?
 — Как следует. Они в полном порядке, и мы действительно владельцы приискового участка номер сто двадцать девять.
 — Вот что увеличит наше состояние! — заметил, смеясь, Сумми Ским.
 — Больше, чем ты полагаешь, может быть, — серьезно сказал инженер, протягивая кузену депешу «Англо-американского общества транспортирования и торговли».
 — Да это восхитительно! — воскликнул последний. — Продадим как можно скорее наш прииск этой компании!
 — Зачем уступать за пять тысяч долларов то, что может стоить гораздо больше? — возразил Бен Раддль.
 — Однако, мой дорогой Бен…
 — Однако твой дорогой Бен утверждает, что так дела не делаются. Чтобы не попасть впросак, необходимо видеть собственными глазами, убедиться, как говорят, воочию.
 — Ты все свое…
 — Больше чем когда-либо. Подумай, Сумми. Если нам делают это предложение, то лишь потому, что знают ценность нашего прииска, знают, что он стоит дороже. Вдоль берегов рек или в горах Клондайка есть немало свободных приисков…
 — Почем ты знаешь?
 — И, — продолжал Бен Раддль, — не слушая вопроса, — если общество, которое владеет уже несколькими приисками, хочет купить именно наш, то, конечно, предлагая пять тысяч долларов, оно имеет на это не пять тысяч, а десять, сто тысяч причин…
 — …миллион, десять миллионов, сто миллиардов, — продолжал Сумми Ским насмешливо. — В самом деле, Бен, ты играешь цифрами.
 — Цифры — это жизнь, мой друг, и я нахожу, что ты занимаешься ими слишком мало…
 — А ты, может быть, слишком много.
 — Полно, Сумми, я говорю с тобой совершенно серьезно. Я не сразу решился ехать. Но после получения этой телеграммы я решил дать этому обществу ответ на его предложение лично.
 — Что?.. Ты хочешь ехать в Клондайк?
 — Да.
 — Не имея никаких дальнейших сведений?
 — Сведения я получу на месте.
 — И ты опять оставишь меня одного?
 — Нет, потому что ты поедешь со мной.
 — Я?
 — Ты.
 — Никогда!
 — Нет, поедешь, потому что дело касается нас обоих.
 — Я дам тебе доверенность.
 — Я от нее отказываюсь, мне нужно тебя самого.
 — Путешествие за две тысячи лье!..
 — Совсем нет! Всего за две тысячи пятьсот.
 — Какой ужас!.. И оно продолжится…
 — …сколько будет нужно. Может случиться, и это вполне возможно, что нам будет выгоднее не продавать, а самим эксплуатировать наш прииск.
 — Как!.. Эксплуатировать! — воскликнул совершенно растерянный Сумми Ским. — Тогда это целый год…
 — Два, если будет нужно.
 — Два года! Два года! — повторил Сумми Ским.
 — Что ж такого, — воскликнул Бен Раддль, — если каждый месяц, каждый день, каждый час будет увеличивать наше состояние!
 — Нет! Нет!.. — восклицал Сумми Ским, забираясь вглубь своего кресла, как человек, решившийся никогда его не покидать.
 Но ему приходилось иметь дело с сильным противником. Бен Раддль, очевидно, не намерен был щадить его до тех пор, пока не победит.
 — Что касается меня, Сумми, — заявил он, — я решил ехать в Доусон; и я не могу поверить, чтобы ты отказался мне сопутствовать. К тому же ты засиделся!.. Надо наконец посмотреть тебе свет…
 — Ну, — заметил Сумми Ским, — если бы я хотел, то мог бы посетить другие места в Америке или в Европе. Конечно, я не начну с того, чтобы ехать в этот противный Клондайк…
 — …который покажется тебе премилым, Сумми, когда ты сам убедишься, что он засеян золотым песком и вымощен золотыми плитами.
 — Бен, мой дорогой Бен! — умоляюще сказал Сумми Ским. — Ты меня пугаешь. Да, ты меня пугаешь!.. Ты хочешь браться за дело, в котором тебя ожидают лишь разочарования…
 — Увидим!
 — …начиная с этого проклятого прииска, стоимость которого, вероятно, не превышает стоимости грядки капусты…
 — Но почему же в таком случае эта компания стала бы предлагать за него тысячи долларов?
 — И когда я думаю, Бен, что за этим прииском надо ехать в страну, где температура падает на пятьдесят градусов ниже нуля…
 — Будем топить печи.
 На все Бен Раддль находил возражения. Отчаяние Сумми не производило на него никакого впечатления.
 — А «Зеленая Поляна», Бен? — вздыхал кузен.
 — Что ж такого, в Клондайке достаточно дичи и рыбы. Ты будешь охотиться и заниматься рыбной ловлей в новой стране, где найдешь много любопытного.
 — Но наши фермеры?.. — стонал Сумми.
 — Смогут ли они жалеть о нашем отсутствии, когда после нашего возвращения мы окажемся достаточно богатыми, чтобы понастроить им новые фермы и скупить весь округ?
 В конце концов Сумми Ским должен был признать себя побежденным. Нет, он не мог отпустить своего кузена в Клондайк одного. Он должен ехать с ним, хотя бы для того, чтобы заставить его скорее вернуться.
 В тот же день капитану Хэли, директору «Общества транспортирования и торговли», летела по канадской телеграфной линии депеша, извещавшая его о скором отъезде из Монреаля в Клондайк Бена Раддля и Сумми Скима, собственников приискового участка N 129.

 Глава третья. В ДОРОГЕ

 Направляющиеся в Клондайк туристы, коммерсанты, эмигранты и золотоискатели могут ехать из Монреаля на Ванкувер, не меняя поезда и не покидая территории Канады, или Британской Колумбии, — по Тихоокеанской канадской железной дороге. Высадившись в Ванкувере, они должны затем уже выбирать любой путь сообщения: пароход, лодку, лошадей, могут ехать верхом или в экипаже; чаще всего большую часть дороги приходится идти пешком.
 Раз вопрос об объезде был решен, Сумми Скиму оставалось доверить все, касающееся деталей путешествия, кузену Бену Раддлю, который должен был позаботиться о выборе маршрута и о приобретении всего необходимого для дороги. Путешествие это было делом честолюбивого и умного инженера, на нем лежала и вся ответственность за него.
 Прежде всего, Бен Раддль совершенно справедливо заметил, что с отъездом не надо медлить. Было важно, чтобы наследники Жозиаса Лакоста попали в Клондайк к началу лета, которое лишь на несколько месяцев согревает эту далекую страну, расположенную на границе Северного полярного круга. Действительно, когда он справился с уставом канадских золотых промыслов, относящимся и к округу Юкон, то в параграфе девятом этого устава он прочел:
 «Всякий прииск переходит в общественную собственность, если он остается без разработки в течение двух недель во время летнего сезона (определяемого комиссаром), за исключением случаев, где на это дается специальное разрешение».
 Начало же летнего сезона, если он ранний, считается обыкновенно с середины мая. Таким образом, если бы с этого времени прииск Жозиаса Лакоста оставался неразработанным дольше двух недель, он переходил в собственность Канады. И, вероятно, американский синдикат не преминул бы указать администрации на всякий повод к нарушению правил владения на участке, который он хотел приобрести.
 — Ты понимаешь, Сумми, — объявил Бен Раддль, — что мы не должны дать себя обойти?
 — Я понимаю все, что тебе угодно, — ответил Сумми Ским.
 — Тем более что я совершенно прав, — прибавил инженер.
 — Я в этом не сомневаюсь, Бен. К тому же я ничего не имею против скорейшего отъезда из Монреаля, если благодаря этому мы можем скорее вернуться.
 — Мы останемся в Клондайке лишь столько, сколько будет нужно, Сумми.
 — Хорошо, Бен. Когда мы едем?
 — Второго апреля, — ответил Бен Раддль. — Дней через десять.
 Сумми Ским, скрестивший было руки и опустивший голову, хотел воскликнуть: «Что!.. Так скоро?..» — но замолчал, так как никакие стоны его не помогли бы.
 К тому же, назначая отъезд на 2 апреля, Бен Раддль поступал очень умно. Установив маршрут, он предался целому ряду размышлений, сопровождавшихся длинными вычислениями, с которыми он справлялся мастерски.
 — Чтобы добраться до Клондайка., — сказал он, — нам не нужно выбирать дорог, так как их существует всего одна. Может быть, когда-нибудь будут ездить на Юкон через Эдмонтон и форт Сент-Джон, следуя затем по Пис-Ривер, которая в северо-восточной части Британской Колумбии протекает по округу Кассиара…
 — Эта область богата дичью, как я слышал, — прервал Сумми Ским, предаваясь своим охотничьим мечтам. — Почему бы, в самом деле, не ехать этим путем?
 — Потому что после Эдмонтона нам пришлось бы сделать тысячу четыреста километров пешком по таким местностям, которые еще почти не исследованы.
 — В таком случае, какой же путь ты выберешь, Бен?
 — Па Ванкувер, конечно. Вот точные цифры, которые дадут тебе ясное понятие о длине нашего маршрута: от Монреаля до Ванкувера — четыре тысячи шестьсот семьдесят пять километров, а от Ванкувера до Донсона — две тысячи четыреста восемьдесят девять.
 — Что в итоге, — сказал Сумми Ским, — составит семь тысяч сто шестьдесят четыре километра.
 — Совершено верно, Сумми.
 — Ну, Бен, если мы привезем столько же килограммов золота, сколько мы проедем километров…
 — Это составит, считая обычную стоимость килограмма золота в две тысячи триста сорок франков, шестнадцать миллионов семьсот шестьдесят три тысячи семьсот шестьдесят франков.
 — Хорошо еще, если мы привезем хоть семьсот шестьдесят франков! — пробормотал сквозь зубы Сумми Ским.
 — Что ты говоришь, Сумми?
 — Ничего, Бен, решительно ничего.
 — Такая сумма меня нисколько не удивила бы. Разве не объявил географ Джон Минн, что Аляска даст больше золота, чем Калифорния, добыча которой за один тысяча восемьсот шестьдесят первый год дала четыреста пять миллионов? Почему бы Клондайку не прибавить своей части к тем двадцати пяти миллиардам франков, которыми исчисляется богатство золотых россыпей земного шара?
 — Это мне кажется вполне возможным, — подтвердил с мудрой осторожностью Сумми. — Но, Бен, надо подумать о приготовлениях… В этот невероятно далекий край нельзя же ехать, имея одну смену белья и две пары сапог.
 — Не беспокойся ни о чем, Сумми, я беру на себя все хлопоты. Тебе нужно будет только сесть в поезд в Монреале и вылезти из него в Ванкувере; что касается наших приготовлений, то они не будут похожи на приготовления эмигранта, который, отправляясь в далекую страну, в силу необходимости берет с собой довольно много багажа. Мы найдем все нужное на прииске дядюшки Козиаса. Нам надо лишь самим добраться до места.
 — Это тоже чего-нибудь да стоит! — воскликнул Сумми Ским. — Но больше всею нам надо позаботиться о том, чтобы не пострадать от холода… Бррр!.. Я уже сейчас замерзаю до конца ногтей.
 — Позждно, Сумми. Когда мы доберемся до Доусона, будет лето в разгаре.
 — Но зима вернется же когда-нибудь?..
 — Будь покоен, — ответил Бен Раддль. — Даже и зимой у тебя будет все нужное: хорошая одежда и хорошая пища. Ты вернешься в гораздо лучшем виде, чем уедешь.
 — Ну нет, этого я не хочу! — запротестовал Сумми Ским, который начинал уже сдаваться. — Предупреждаю тебя, что если я должен буду прибавить в весе хоть на пять килограммов, то я остаюсь!
 — Шути, Сумми, шути сколько тебе угодно… только доверься мне.
 — Да… доверие необходимо. Итак, решено: второго апреля мы отправляемся в дорогу в качестве золотоискателей…
 — Да… До второго мне достаточно времени на приготовления.
 — В таком случае, Бен, раз я имею еще впереди десять дней, я проведу их в деревне.
 — Как хочешь, — сказал Бен Раддль, — хотя я не думаю, чтобы в «Зеленой Поляне» было теперь очень хорошо.
 Сумми Ским мог бы ответить, что, во всяком случае, там не хуже, чем в Клондайке. Но он предпочел воздержаться и заметил только, что ему доставит большое удовольствие провести несколько дней среди фермеров, увидеть поля, покрытые снегом, леса, одетые инеем, покрытую льдом реку Св. Лаврентия. Потом, даже и в холода охотнику всегда представляется случай убить какую-нибудь дичь-птицу или пушного зверя, не говоря уж о хищниках: медведях, пумах и других, которые бродят в окрестностях. На эту поездку к себе в имение Сумми смотрел как на прощальную.
 — Ты должен был бы поехать со мной, Бен, — сказал он.
 — Ты думаешь? — ответил инженер. — А кто же займется приготовлениями к отъезду?
 На другой день Сумми Ским сел в поезд, был встречен на станции «Зеленая Поляна» экипажем и после полудня подъезжал к ферме. Когда фермеры узнали о причине его раннего посещения, они с сомнениями покачали головами.
 — Да, — сказал Сумми Ским, — Бен Раддль и я уедем в Клондайк, в эту чертову страну, такую далекую, что нужно два месяца для того только, чтобы добраться до нее, и столько же, чтобы вернуться оттуда.
 — И все это для того, чтобы собрать золотые самородки! — сказал один из крестьян.
 — Если еще соберешь их, — прибавил другой, неодобрительно пожимая плечами.
 — Что ж поделаешь! — сказал Сумми Ским. — Это как лихорадка или, вернее, как эпидемия, которая время от времени обрушивается на людей и уносит многочисленные жертвы.
 — Но зачем вам ехать туда? — спросила старая фермерша.
 Сумми Скиму пришлось объяснять, как он и кузен получили в наследство прииск после смерти дядюшки Жозиаса Лакоста и почему Бен Раддль находил нужным их присутствие в Клондайке.
 — Да, — сказал старик, — мы слышали о том, что делается на границе Канады, и о той нищете, которую испытывают там люди. Но вы, господин Сумми, не останетесь, конечно, в том краю, и когда вы продадите вашу кучу грязи, вы вернетесь…
 — Конечно, вернусь! Но пока что пройдут пять-шесть месяцев, и лето кончится… Я потеряю ведь целое лето!..
 — А потерянное лето — грустная зима! — прибавила старуха.
 Проведя в «Зеленой Поляне» неделю, Сумми Ским решил, что ему пора вернуться к Бену Раддлю. При мысли, что через несколько недель апрельское солнце засияет над «Зеленой Поляной», что из-под снега покажутся первые побеги зелени, что без этого проклятого путешествия он вернулся бы сюда, как и каждый год, чтобы жить здесь до первых зимних холодов, Сумми Ским невольно раздражался. В течение этих восьми дней он смутно ожидал, что от Бена Раддля придет письмо и известит его, что проекты отменяются… Но письмо не приходило. Ничто не изменилось. Отъезд должен был состояться в назначенный день.
 Сумми Ским должен был поехать на вокзал, и 31 марта, утром, он был уже в Монреале, лицом к лицу со своим кузеном.
 — Ничего нового? — спросил он, останавливаясь перед ним в виде вопросительного знака.
 — Ничего, Сумми, кроме разве того, что все приготовления к отъезду закончены.
 — Значит, ты «достал…
 — …все, за исключением провизии, которую мы приобретем в пути. Я занялся лишь одеждой. Что касается оружия, то у тебя есть свое, а у меня свое: два хороших ружья, к которым мы привыкли, и полные охотничьи костюмы с принадлежностями. Но так как нам невозможно обновить свой гардероб, то вот кое-что из белья, обуви и одежды. Из осторожности мы возьмем с собой фланелевые рубашки, камзолы и кальсоны из шерсти, фуфайки из толстого трикотажа, костюмы из мехов, панталоны из толстого сукна и из холста, костюмы из синего холста, кожаные куртки с меховой подкладкой и капюшонами, непромокаемые морские костюмы с такими же капюшонами, плащи из каучука, шесть пар носков по мерке и шесть пар номером больше, меховые рукавицы и кожаные перчатки, охотничьи сапоги на гвоздях, мокасины, лыжи, платки, салфетки…
 — Караул! — воскликнул Сумми Ским, поднимая руки к небу. — Уж не хочешь ли ты устроить базар в столице Клондайка? Тут на десять лет добра!
 — Нет, только на два года.
 — Только!.. — повторил Сумми. — Твое «только» ужасно. Ведь речь идет о том, Бен, чтобы съездить в Доусон, продать прииск номер сто двадцать девять и затем вернуться в Монреаль. Но для этого не нужно же, черт возьми, два года!
 — Конечно, Сумми, если нам дадут за прииск то, что он стоит.
 — А если не дадут?
 — Мы попробуем его эксплуатировать сами, Сумми. Не рассчитывая получить другого ответа, Сумми Ским не стал больше настаивать.
 Второго апреля с утра оба кузена были на вокзале, куда перевезли и их багаж. В общем, вещей у них было немного: их должно было сильно прибавиться лишь после Ванкувера.
 Если бы путники, прежде чем уехать из Монреаля, обратились к Канадской Тихоокеанской компании, то они могли бы получить билеты на пароход до Скагуэя. Но Бен Раддль не решил еще, каким путем он поедет в Доусон — морем, пароходом по Юкону до Клондайка или сухим путем, который от Скагуэя тянется через горы, равнины и озера Британской Колумбии.
 Итак, оба кузена отправились — Сумми — покорный, его кузен — полный надежд, — удобно разместившись в отличном вагоне первого класса. Впрочем, это было необходимым удобством, раз приходится совершать путешествие в четыре тысячи семьсот километров, которое от Монреаля до Ванкувера тянется шесть дней.
 Оставив Монреаль, поезд идет той частью Канады, которая заключает в себе различные округа ее центральной и восточной части. Только пройдя область Великих озер  note 4 , поезд углубляется в малонаселенную, в особенности с приближением к Колумбии, а иногда и совершенно пустынную страну.
 Погода стояла прекрасная. Воздух был живительный, небо покрыто легкими облаками. Термометр стоял почти на нуле. Теряясь вдали, разворачивались перед глазами обширные снежные равнины, которые через несколько недель должны были зазеленеть и по которым должны были потечь освободившиеся ото льда реки. Многочисленные стаи птиц, опережая поезд, направлялись к западу, широко махая крыльями.
 С обеих сторон пути вплоть до леса, стоявшего на горизонте, можно было разглядеть на снегу следы животных. Вот следы, которые дали бы возможность охотнику сделать хороший выстрел!
 Но пассажирам поезда, шедшего к Ванкуверу, было не до охоты.
 Если в нем и были охотники, то не за дичью, а за золотыми самородками, и собаки, которых они везли с собой, совсем не были обучены делать стойку на куропаток и зайцев или преследовать медведей. Нет, эти собаки — простые упряжные животные — предназначались возить сани по ледяной поверхности озер и рек в части Британской Колумбии, лежащей между Скагуэем и Клондайком.
 Золотая лихорадка, собственно говоря, лишь начиналась. Но приходили все новые известия об открытии россыпей на Эльдорадо, на Бонанце, на Гентере. на «Медведе», на Гольд-Боттоме и на всех притоках реки Клондайк. Говорили о приисках, где промывалось золота на полторы тысячи франков за один раз. Приток эмигрантов все увеличивался. Они бросались в Клондайк, как раньше бросались в Австралию, Калифорнию, Трансвааль, и транспортные компании не справлялись с работой. К тому же ехавшие этим поездом не были представителями обществ и синдикатов, образованных при поддержке крупных банков Америки и Европы, снабженные отличными инструментами, одеждой и провиантом, которые могли быть возобновлены во всякое время специальным подвозом, эти люди имели все основания не бояться будущего. Пассажирами же поезда были лишь бедняки, испытавшие все тяготы жизни, выгнанные нищетой с родины, готовые всем рисковать. Им нечего было терять, и мысль их, надо сознаться в этом, сосредоточивалась на надежде одним ударом составить себе состояние.
 Поезд шел полным ходом. Сумми Ским и Бен Раддл не могли пожаловаться на недостаток комфорта в течение этого длинного путешествия: днем в их распоряжнии был вагон-гостиная, ночью — вагон-спальня. В курительной они могли курить с таким же удобством, как и в любом кафе Монреаля, в вагоне-столовой — пользоваться отличным столом. Наконец, если бы они захотели в пути принять ванну, был и вагон-ванная. Но, несмотря на все это, Сумми Ским все же вздыхал при мысли о своей усадьбе в «Зеленой Поляне».
 Через четыре часа поезд достиг Оттавы, столицы Канады, — великолепного города, который, расположившись на вершине холма, господствует над окружающей местностью.
 Дальше за ним можно было увидеть его соперника Торонто — древнюю столицу Канады, теперь развенчанную.
 Следуя прямо на запад, поезд достиг станции Садбери. Здесь железнодорожный путь разделялся на две ветки, проходившие по богатой местности, где производится добыча никеля. Путешественники поехали по северной ветке, обходящей Верхнее озеро и ведущей к Порт-Артуру, лежащему около форта Вильяма. В Герон-Бэйе, в Шрейбере и на других станциях вдоль обширного озера остановки поезда были достаточно продолжительны, и оба кузена, если бы хотели, могли бы убедиться в важности его портов с пресной водой. Затем, пройдя Игнас и Игл-ривер, лежащие в местности, богатой рудниками, поезд привез их в крупный город Виннипег.
 Именно здесь при иных обстоятельствах остановка на несколько часов показалась бы чересчур короткой Сумми Скиму, которому хотелось удержать в памяти хоть какие-либо воспоминания об этом путешествии. Если бы он не был загипнотизирован Клондайком, то, конечно, охотно посвятил бы день или два осмотру этого города с сорокатысячным населением, а также и других соседних городов западной Канады.
 К сожалению, Сумми Ским не был расположен делать наблюдения. И поезд снова забрал пассажиров, которые большей частью ехали как груз — не для удовольствия, а лишь для того, чтобы кратчайшим путем достигнуть конечной цели путешествия.
 Тщетно Бен Раддль пробовал обратить внимание владельца «Зеленой Поляны» на окружающее.
 — Ты не замечаешь, Сумми, — говорил он, — как великолепно обработана эта страна?
 — А! — меланхолично отзывался Сумми Ским.
 — И какие здесь великолепные луга! Говорят, буйволы водятся здесь тысячами. Вот где хорошая охота, Сумми!
 — Да, — равнодушно согласился Сумми Ским. — Я скорее предпочел бы провести шесть месяцев, даже шесть лет здесь, чем шесть недель в Клондайке.
 — Ну! Если в окрестностях Доусона нет буйволов, — возразил, смеясь, Бен Раддль, — то ты вознаградишь себя лосями.
 Пройдя город Регину, поезд направился к проходу Кроу-Нью-пасс в Скалистых горах, затем, после остановки на несколько часов в Калгари, — к границе Британской Колумбии.
 От этого города идет ветвь по направлению к Эдмонтону, где кончается железнодорожный путь, по которому едут иногда эмигранты, направляющиеся в Клондайк. Проходя через Пис-ривер и форт Сент-Джон, потом через Диз, Фрэнсис и Пелли-ривер, эта дорога соединяет северо-восточную часть Британской Колумбии с Юконом через округ Кассиара, знаменитый своей дичью. Это была настоящая «дорога охотников», которую Сумми Ским, конечно, предпочел бы если бы он находился здесь для своего удовольствия. Впрочем, она трудна и длинна и вынуждает путешественника все время на протяжении двух тысяч километров заботиться о возобновлении провианта. Правда, эта область чрезвычайно богата золотом; его можно промывать почти в любой речке. Но здесь нельзя достать нужных материалов. Поэтому разработка в ней золота станет возможной лишь тогда, когда канадское правительство устроит здесь на расстоянии пятнадцати лье друг от друга станции, где можно будет менять лошадей.
 Проезжая через Скалистые горы, путешественники любовались гордо возвышающимися вершинами, покрытыми вечными снегами. Кругом стояла тишина, нарушаемая лишь грохотом поезда. По мере того как поезд приближался к западу, перед ним открывались все новые области, изобилующие необработанными полями с неистощенной почвой, дающей обильные урожаи. То была территория Кутаво. Здесь, на золотых полях Карибу, было найдено, да и теперь еще в изобилии находится, золото в многочисленных речках, которые несут в своих водах золотой песок и золотые блестки. Невольно являлся вопрос, почему золотоискатели так мало посещают этот доступный край и предпочитают тяжелое и длинное, сопряженное с большими затратами путешествие в Клондайк.
 — В самом деле, — заметил Сумми Ским, — дядюшка Жозиас должен был бы искать счастья здесь, в Карибу… И мы уже были бы на месте… Мы знали бы уже теперь, что стоит его предприятие. Мы бы продали его в одни сутки, и наше отсутствие дома продолжалось бы не больше недели!..
 Сумми Ским был прав. Но ему предназначено было ехать именно в ужасный Клондайк и копаться там в грязи Форти-Майльс-Крик.
 Поезд все продолжал идти, увлекая Сумми Скима дальше и дальше от Монреаля и «Зеленой Поляны», к границе колумбийской территории, пока наконец 8 апреля после благополучного путешествия не доставил его вместе с кузеном Беном Раддлем на вокзал Ванкувера.

 Глава четвертая. ДОСАДНОЕ СОСЕДСТВО

 Город Ванкувер расположен не на острове того же названия. Он находится на узком полуострове, который тянется от колумбийской территории. Это только старая столица. Теперешний же главный город — Виктория, население которого достигает шестнадцати тысяч человек, построен именно на острове, на юго-восточном берегу, где находится также и Нью-Вестминстер с его десятью тысячами жителей.
 Ванкувер лежит при входе в открытый залив, который выходит в изрезанный излучинами пролив Хуана-де-Фука, тянущийся к северо-западу.
 Проходя сначала по южному берегу острова, канал огибает его затем с востока и с севера. Таким образом, порт Ванкувера легко доступен как судам, приходящим с Тихого океана, так и тем, которые спускаются вдоль канадского берега или поднимаются вдоль берега Ссверо-Американских Соединенных Штатов.
 Чего ожидали основатели Ванкувера для его будущего? Несомненно, размеры города были бы достаточны и на сто тысяч жителей, да и такое население свободно двигалось бы по самой маленькой из улиц Ванкувера, геометрически правильно разбитых под прямыми углами. В городе есть банки, гостиницы, он освещается газом и электричеством, обслуживается мостами, перекинутыми через лиман Фальс-Бей, и имеет парк, разбитый на северо-западном полуострове на пространстве трехсот восьмидесяти гектаров.
 Выйдя из вокзала, Сумми Ским и Беи Раддль направились в Вестминстер-отель, где они хотели остановиться до отъезда в Клондайк.
 Труднее всего оказалось найти помещение в этом переполненном путешественниками отеле. Поезда и пароходы привозили до тысячи двухсот человек в день. Легко представить себе ту выгоду, которую извлекал из этого город, особенно та часть его населения, которая обирала иностранцев, заставляя их платить невероятные цены за еще более невероятно скверную провизию. Конечно, это временное население Ванкувера оставалось в нем самое короткое время, так как все эти авантюристы стремились как можно скорее добраться до территории, золото которой притягивало их, точно магнит железо. Но не так-то легко было выбраться из города, и на многочисленных пароходах, шедших к северу, после неоднократных остановок в портах Мексики и Соединенных Штатов очень часто не хватало места.
 Две дороги ведут из Ванкувера в Клондайк. Одна идет по Тихому океану, до порта Михаила на восточном берегу Аляски, лежащего у устья Юкона, а оттуда вверх по течению этой реки до Доусона. Другая идет сначала морем от Ванкувера до Скагуэя, потом тянется оттуда сухим путем до столицы Клондайка. Какую из этих дорог намерен был выбрать Бен Раддль?
 Как только оба кузена нашли себе комнату, Сумми Ским немедленно спросил:
 — Сколько времени, Бен, придется нам пробыть в Ванкувере?
 — Всего несколько дней, — ответил Бен Раддль. — Я не думаю, чтобы пришлось долго ждать прихода «Футбола».
 — Что это за «Футбол»? — спросил Сумми.
 — Пароход Канадской Тихоокеанской компании, который доставит нас в Скагуэй и на котором я сегодня же возьму для нас два места.
 — Итак, Бен, ты сделал выбор между различными дорогами в Клондайк?
 — Он сам собой напрашивался, Сумми. Мы поедем по наиболее излюбленной путешественниками дороге вдоль берега колумбийской территории и под прикрытием островов легко достигнем Скагуэя. В это время года русло Юкона загромождено льдами, и суда часто погибают во время ледохода или по крайней мере задерживаются им до июля. «Футбол» же дойдет до Скагуэя или даже до Диэи в одну неделю. Правда, высадившись там, нам придется перевалить через довольно крутые склоны Чилькута и Уайт-пасса. Но зато дальше, частью сухим путем, частью озерами, мы без особого труда достигнем Юкона, который доставит нас в Доусон. Я рассчитываю, что мы будем на месте до июля, то есть в самом начале лета. А пока нам остается лишь терпеливо ждать прибытия «Футбола».
 — Откуда придет этот пароход с таким спортивным названием? — спросил Сумми Ским.
 — Именно из Скагуэя, так как он совершает прямые рейсы между этим городом и Ванкувером. Его ждут самое позднее четырнадцатого числа этого месяца.
 — Только четырнадцатого! — воскликнул Сумми.
 — А-а! — сказал Бен Раддль, смеясь. — Теперь ты торопишься больше меня.
 — Конечно, — подтвердил Сумми, — потому что, прежде чем вернуться, надо доехать!
 В продолжение этого пребывания в Ванкувере обоим кузенам дела было немного. Покупать что-либо для дальнейшего пути им не пришлось. Не нужно было также приобретать им и необходимых приспособлений и инструментов для разработки прииска, так как они ожидали найти все нужное на месте, на участке дядюшки Лакоста. Что касается комфорта, которым они пользовались на железной дороге, то такой же комфорт ожидал их и на «Футболе». Таким образом, заботы о путешествии откладывались до Скагуэя, где Бену Раддлю предстояло найти и купить все необходимое для переезда до Доусона. Там должны были понадобиться и лодки для плавания по озерам, и собаки для саней
 — это был единственный способ передвижения по ледяным равнинам Севера. Предстояло ли купить все это или можно было нанять какого-либо возчика, который взялся бы доставить их в Доусон, этого Бен Раддль еще не знал. Но в обоих случаях путешествие должно было стоить очень дорого. Впрочем, не достаточно ли было для покрытия всех этих расходов — да еще с избытком — одного золотого самородка?..
 Несмотря на вынужденное безделье, оба кузена не скучали, так как оживление города и приток путешественников были чрезвычайны. А что может быть интереснее наблюдений за прибытием поездов, идущих из Канады или Соединенных Штатов? Что может быть любопытнее высадки тысяч пассажиров, которых доставляли беспрестанно в Ванкувер пароходы? Сколько людей в ожидании отъезда в Скагуэй бродили вдоль улиц, не имея пристанища, кроме деревянной платформы залитого электрическим светом порта!
 Зато среди этой разношерстной толпы авантюристов без пристанища, привлеченных сюда золотым миражом Клондайка, много было дела полиции. На каждом шагу попадались полицейские, одетые в темные костюмы цвета сухих листьев и готовые вмешаться в беспрестанные ссоры и драки, которые грозили кончиться кровопролитием.
 Из газет Сумми Ским узнал, что зимой температура в Клондайке падает до шестидесяти градусов ниже нуля по Цельсию. Долго он не мог поверить этому, но у одного оптика в Ванкувере он заметил несколько термометров, шкала которых ниже нуля была размечена на девяносто градусов «Ну! — тщетно старался он успокоить себя, — это игра самолюбия… Девяносто градусов!.. Возможно, жители Клондайка, гордящиеся исключительными морозами своей страны, кокетничают этим и хотят заставить считать их выше того, что есть на самом деле». Тем не менее это беспокоило Сумми Скима В конце концов он решился зайти к одному оптику в магазин, чтобы поближе взглянуть на эти страшные термометры.
 Все термометры, показанные ему купцом, были не Фаренгейта, какие обыкновенно употребляются в Англии, а Цельсия, главным образом принятые в Канаде, где сильны еще французские традиции.
 Рассмотрев термометры, Сумми Ским должен был сознаться, что он не ошибся. Эти термометры были действительно приспособлены для таких ужасных холодов.
 — Эти термометры хорошо выверены? — спросил Сумми Ским, чтобы сказать что-нибудь.
 — Без сомнения, сударь, — ответил оптик. — Вы останетесь ими довольны.
 — Уж конечно, не в тот день, когда они вздумают показывать шестьдесят градусов холода, — объявил Сумми Ским самым серьезным тоном.
 — Во всяком случае, они показывают верно, — заметил купец.
 — Но, — продолжал допытываться Ским, — скажите, пожалуйста, ведь эти инструменты, выставленные у вас на прилавке, — только реклама. Я не думаю, чтобы на самом деле…
 — Что?
 — …ртуть падала до шестидесяти градусов.
 — Очень часто, сударь, — с живостью подтвердил купец, — очень часто, и даже еще ниже.
 — Еще ниже?
 — Почему же нет? — ответил оптик не без гордости. — Если вам угодно, сударь, вот термометр со шкалой до ста градусов…
 — Спасибо, спасибо, — поспешил ответить перепуганный Сумми Ским. — Шестьдесят градусов мне кажется более чем достаточно!
 И в самом деле, к чему покупать такой градусник? Когда глаза под покрасневшими веками горят от ледяного северного ветра, когда пар от дыхания превращается в снег, когда нельзя дотронуться до металлического предмета, не оставив на нем собственной кожи, когда приходится мерзнуть у самых жарких очагов, точно огонь потерял свою теплоту, — мало интереса знать, достигает убивающий вас холод шестидесяти или ста градусов.
 Между тем дни шли, и Бен Раддль не скрывал своего нетерпения. Уж не задержался ли «Футбол» в море? Известно было, что он ушел из Скагуэя 7 апреля. Так как переход этот длился не больше шести дней, то он должен был прибыть в Ванкувер тринадцатого.
 Пароход, предназначенный для эмигрантов и их багажа, должен был, правда, остановиться здесь на очень короткое время, так как он не брал никакого груза. Для очистки котлов, погрузки угля и пресной воды и принятия на борт нескольких сот пассажиров, которые заранее заказали себе места на пароходе, было бы достаточно одних или полутора суток.
 Что касается тех пассажиров, которые не позаботились своевременно о местах на «Футболе», то им приходилось ожидать следующих пароходов. До этого же ввиду недостатка в Ванкувере гостиниц и постоялых дворов они должны были ночевать под открытым небом. По их нужде в настоящем можно было предвидеть, что их ожидает в будущем.
 Большинству этих жалких людей предстояло испытать такие же лишения и на пароходах, которые должны были перевезти их из Ванкувера в Скагуэй, и еще большие лишения во время бесконечного, ужасного путешествия их оттуда до Доусона. Места в носовых и кормовых каютах едва было достаточно для самых счастливых; в междудечном  note 5 пространстве размещаются целыми семьями, причем за все шесть-семь дней перехода пассажиры должны сами заботиться о всех своих нуждах. Что касается всех остальных, то они вынуждены сидеть в трюмах, точно животное или груз. И все-таки это лучше, чем подвергаться на палубе резким переменам погоды, снежным бурям и ледяному ветру, довольно частым в этой области, близкой к полярному кругу.
 Кроме эмигрантов, наводнивших Ванкувер со всех концов Старого и Нового Света, в городе находились еще несколько сот приисковых рабочих, которые не остаются на зиму на ледяных равнинах Доусона.
 Зимой невозможно продолжать эксплуатацию приисков. Когда почва покрыта на два, а то и на четыре метра снегом, когда об этот толстый снежный покров, заледенелый от сорока-, пятидесятиградусного мороза, ломаются лопаты и заступы, волей-неволей приходится прекращать работы.
 Поэтому те из золотоискателей и рабочих, которые имеют такую возможность и которым в известной мере улыбнулось счастье, предпочитают вернуться на зиму в главные города Британской Колумбии. Здесь они тратят свое золото с непостижимой расточительностью и поразительным легкомыслием. Они почему-то уверены, что счастье не отвернется от них, что будущий сезон будет опять благоприятным, что им удастся открыть новые залежи и добыть целые горы золота. Они занимают лучшие комнаты в отелях и лучшие каюты на пароходах.
 Как очень скоро заметил Сумми Ским, среди этих золотоискателей были самые грубые, самые дерзкие, самые шумные люди, которые предавались всем крайностям разгула в вертепах и разных казино, где они со своим золотом держали себя «большими господами».
 По правде говоря, Сумми Ским мало интересовался этими людьми. Полагая — в чем он, может быть, ошибался, — что ему никогда не придется иметь что-либо общее с этими подозрительными авантюристами, он рассеянно слушал то, что говорила о них городская молва, и быстро забывал об этом.
 Четырнадцатого апреля утром он и Бен Раддль прогуливались по набережной. Вдруг они услышали гудок пароходной сирены.
 — Уж не «Футбол» ли это, наконец?! — воскликнул Сумми.
 — Не думаю, — ответил Бен Раддль. — Этот гудок слышен с юга, а «Футбол» должен прийти с севера.
 Действительно, это оказался пароход, шедший в Ванкувер через пролив Хуана-де-Фука с юга, а не из Скагуэя.
 Тем не менее от нечего делать Бен Раддль и Сумми Ским направились к оконечности мола  note 6 , где томилось множество народу, высыпавшего на набережную к приходу каждого парохода, с которого высаживались несколько сот пассажиров, в ожидании другого парохода, идущего на север. Зрелище было действительно любопытное.
 Пароход, возвестивший свистком о своем приближении, был «Смит» — судно грузоподъемностью в две с половиной тысячи тонн, которое только что обошло все порты побережья начиная с мексиканского порта Акапулько. Специально приспособленное для прибрежного плавания, оно опять возвращалось из Ванкувера на юг, высадив здесь своих пассажиров, которые должны были еще больше переполнить город.
 Как только «Смит» пристал к набережной и спустил трап, все пассажиры бросились к сходням. В мгновение ока произошла такая давка и толкотня, что трудно было протиснуться.
 Но не таково было, очевидно, мнение одного из пассажиров, который самым грубым образом старался первым сойти на берег. Конечно, это был человек бывалый, знавший хорошо, как важно раньше других записаться в конторе отправления пароходов, идущих к северу. Он был высокого роста, сильный и грубый, имел черную бороду, бронзовый цвет лица, как у южан, жесткий взгляд и злое лицо, придававшее ему несимпатичный вид. Его сопровождал другой пассажир, по-видимому той же национальности, который производил впечатление такого же нетерпеливого человека.
 Вероятно, другие пассажиры спешили не меньше этого южного грубияна. Но опередить его, не обращавшего никакою внимания на замечания капитана и помощников, толкавшего локтями своих соседей и грубо ругавшегося не то по-английски, не то по-испански, было трудно.
 — Ого! — воскликнул Сумми Ским. — Вот кого можно назвать «приятным» попутчиком! Если только он поедет на «Футболе»…
 — Велика беда! Всего несколько дней перехода, — ответил Бен Раддль. — Мы сумеем отстраниться от него или по крайней мере заставим его держаться от нас в стороне.
 В это время находившийся около обоих кузенов какой-то любопытный из толпы воскликнул:
 — Да ведь это проклятый Гунтер! Вот кто наделает сегодня вечером скандалов, если только не уедет сегодня же из Ванкувера.
 — Ты видишь. Бен, — заметил Сумми Ским своему кузену, — я не ошибся Этот человек своего рода знаменитость.
 — Да, — согласился Бен, — он, по-видимому, очень известен.
 — И не к своей выгоде!
 — Это, конечно, — заметил Бен Раддль, — один из тех авантюристов, которые отправляются в Америку на зиму, а летом возвращаются в Клондайк, чтобы начать новые работы на приисках.
 Действительно, Гунтер возвращался с родины, из Техаса. Он прибыл в Ванкувер с целью ехать дальше на север на первом попавшемся пароходе Оба они, с товарищем, были испано-американские метисы  note 7 . В этой пестрой толпе искателей золота они находили среду, которая отвечала их грубым инстинктам, страстному характеру и беспокойному темпераменту, их вкусу к беспорядочной жизни авантюристов, где все дается случаем.
 Узнав, что «Футбол» не пришел еще и, по всей вероятности, уйдет из Ванкувера только через двое суток после своего прихода, Гунтер отправился в Вестминстер-отель, где оба кузена остановились шесть дней тому назад. Сумми Ским, входя в подъезд отеля, встретился с ним нос к носу.
 — Ну, верно, нам от него не уйти! — проворчал себе под нос Сумми.
 Напрасно он старался победить в себе то неприятное впечатление, которое произвела на него встреча с этим субъектом. Как он ни уверял себя, что он и Гунтер, затерявшись в огромной толпе эмигрантов, не имеют почти никаких шансов когда-либо встретиться вновь, незнакомец беспокоил его. Два часа спустя он, почти не отдавая себе ясного отчета, точно по инстинкту, обратился в контору отеля, желая узнать, кто этот человек.
 — Гунтер, — ответили ему. — Кто же его не знает!
 — Это собственник приискового участка?
 — Да, участка, который он разрабатывает сам.
 — И где расположен этот участок?..
 — В Клондайке.
 — А более точно?..
 — На Форти-Майльс-Крик.
 — На Форти-Майльс-Крик! — повторил с изумлением Сумми. — Это в самом деле любопытно. Жалко, что я не знаю номера его участка. Я был готов побиться об заклад…
 — Этот номер может вам сообщить всякий в Ванкувере.
 — Какой же это номер?
 — Номер сто тридцать один.
 — Тысячу дьяволов! — воскликнул Суммн. — А наш — сто двадцать девять! Мы соседи этой прелести. Вот где можно ожидать всяких любезностей!
 Сумми Ским не ошибся.

 Глава пятая. НА БОРТУ «ФУТБОЛА»

 «Футбол» вышел в море 16 апреля, с опозданием на двое суток. Если на этом пароходе грузоподъемностью в тысячу двести тонн было пассажиров не больше, чем тонн, то лишь потому, что инспектор навигации не разрешил взять большее количество пассажиров, так как и без того пароход был перегружен сверх нормы.
 В течение суток береговые краны погружали на пароход бесчисленные узлы и багаж пассажиров, главным образом тяжелые приисковые инструменты, к которым прибавилось потом целое стадо быков, лошадей, ослов и северных оленей, не говоря уж о нескольких сотнях собак, которые предназначались для перевозки саней через область озер.
 Пассажиры «Футбола» принадлежали ко всем национальностям. Тут были и англичане, и канадцы, и французы, и норвежцы, и шведы, и немцы, и австралийцы, и американцы, северные и южные, одни с семьями, другие без них.
 Весь этот шумный люд внес на пароход живописный беспорядок.
 В каютах число коек увеличено было до трех и четырех вместо обычных двух. Пространство между деками (палубами) представляло собой огромный дортуар  note 8 с целым рядом козел, между которыми были подвешены гамаки. Что касается палубы, то по ней трудно было даже двигаться. Бедняки, не получившие кают, которые стоят тридцать пять долларов, теснились здесь около бортовых сеток и люков. Здесь они ели и здесь же, на виду у всех, отправляли все свои хозяйственные службы и нужды.
 Бену Раддлю удалось получить два места в одной из кормовых кают. Третье место в той же каюте было занято норвежцем по имени Ройет, обладателем прииска на Бонанце, одном из притоков Клондайка. Это был человек мирный и мягкий, отважный и осторожный в одно и то же время, как все вообще скандинавы, которые достигают успеха благодаря своему упорству. Как уроженец Христиании, он провел зиму в родном городе и возвращался теперь в Доусон. Малообщительный, он оказался, в общем, очень покладистым товарищем по путешествию.
 Счастье обоих кузенов, что им не пришлось оказаться в одной каюте с техасцем Гунтером. Впрочем, если бы они даже хотели быть там, это им не удалось бы. С помощью золота Гунтер получил для себя и для своего товарища четырехместную каюту. Тщетно некоторые пассажиры просили этих грубых людей уступить им два свободных места. Все они получили резкий отказ.
 Как видно, Гунтер и Малонтак звали спутника техасца — не были стеснены в деньгах. То, что они зарабатывали на своем прииске, они тратили самым безумным образом, пригоршнями бросая золото на игорные столы. Само собой разумеется, большую часть времени они проводили в игорном зале «Футбола».
 Выйдя из порта Ванкувер в шесть часов утра, «Футбол» двинулся по каналу к северной его части. Отсюда ему оставалось только, держась недалеко от американского берега, большей частью под прикрытием островов Королевы Шарлотты и Принца Уэльского, подняться до места назначения.
 В течение этих шести дней плавания кормовые пассажиры не могли покидать юта  note 9 . Гулять по палубе было невозможно, так как она была вся завалена и заставлена перегородками, в которых везли животных — быков, лошадей, ослов и оленей. Кроме того, по всей палубе бродили воющие собаки и группы подавленных нищетой эмигрантов и их жен, окруженных болезненными детьми. Эти ехали не для разработки за свой счет каких-либо приисков, а для того, чтобы наняться на службу синдикатов.
 — Ты сам этого хотел, Бен, — сказал Сумми Ским в тот момент, когда пароход выходил из гавани. — Вот мы и на пути в Эльдорадо. Мы тоже сделались частицей этою общества искателей золота, которое едва ли принадлежит к числу лучших.
 — Было бы странно, если бы это было иначе, мой дорогой Сумми, — ответил Бен Раддль. — Надо брать вещи такими, каковы они есть.
 — Я предпочел бы вовсе не брать их, — возразил Сумми. — Да и, по правде говоря, Бен, мы совсем для этого не годимся. Что мы получили в наследство прииск — ну, это так! Но если бы даже он был усеян золотом, это вовсе не значит, что нам надо сделаться золотоискателями.
 — Ну хорошо, хорошо… — ответил Бен Раддль, слегка пожимая плечами.
 Это совсем не успокоило Сумми Скима, и он продолжал:
 — Мы едем в Клондайк, чтобы продать прииск нашего дядюшки Жозиаса, не так ли? Но знаешь, при одной мысли, что мы заразимся инстинктами, страстями и нравами этой толпы авантюристов…
 — Берегись, — сказал Бен Раддль, смеясь, — ты сделаешься проповедником, Сумми!
 — А почему бы нет, Бен? Да, мне отвратительны эта жажда золота и это ужасное желание богатства, которые обрекают людей на такое жалкое существование. Это какая-то азартная игра. Это скачка с препятствиями из-за золотого самородка! Ах, когда я подумаю, что, вместо того чтобы плыть на этом пароходе в чудовищно далекий край, я мог бы быть в Монреале и готовиться к тому, чтобы приятно провести лето в «Зеленой Поляне»…
 — Ты обещал мне, Сумми, что не станешь упрекать меня.
 — Я кончил, Бен; это в последний раз. С этих пор я думаю лишь о том, как бы…
 — …скорее прибыть в Доусон? — спросил не без иронии Бен Раддль.
 — Как бы скорее вернуться, Бен, — откровенно ответил Сумми Ским.
 Пока «Футбол» шел каналом, пассажиры не страдали от морской качки. Она едва чувствовалась. Но когда пароход миновал северную оконечность острова Ванкувер, он оказался в открытом море.
 Погода стояла холодная, ветер дул резкий. Довольно крупные волны разбивались о колумбийский берег. Сильный дождь сменился снежной метелью. Можно представить себе, что должны были испытать палубные пассажиры, подверженные в большей части морской болезни. Страдали и животные. К свисту ветра присоединился такой концерт мычания, блеянья и ржания, о котором трудно было бы дать представление. Вдоль борта бегали и валялись собаки, которых невозможно было держать взаперти или на привязи. Некоторые из них сделались как бешеные, бросались на пассажиров. Боцману пришлось нескольких из них застрелить из револьвера.
 Техасец Гунтер и его товарищ Малон с первого же дня плавания проводили все время у игорного стола в компании игроков. В зале, где шла игра, образовался настоящий притон, откуда днем и ночью неслись проклятия и самая грубая ругань.
 Что касается Бена Раддля и Сумми Скима, то бесполезно говорить, что они мужественно переносили дурную погоду. Они, в качестве присяжных наблюдателей, целый день проводили на юте и уходили в свою каюту лишь на ночь. Их привлекало зрелище громадной толпы на палубе и на юте, где попадались типы если и не такие разношерстные, как на палубе, зато более характерные; здесь были высшие представители породы авантюристов.
 В первые же часы перехода они заметили двух пассажиров, точнее, двух пассажирок, которые резко выделялись среди других. То были две женщины или, вернее, девушки двадцати — двадцати двух лет, судя по сходству — сестры: одна блондинка, другая брюнетка, обе небольшого роста, очень красивые.
 Они не расставались. Блондинка постоянно находилась около брюнетки, которая, как казалось с первого взгляда, играла первую роль. С утра они долго гуляли вместе по корме, потом спускались на палубу, ходили среди нищих пассажиров и, останавливаясь около матерей, обремененных детьми, оказывали им тысячи тех мелких услуг, на которые способны только женщины.
 Много раз Бен и Сумми смотрели с юта на это трогательное зрелище, и их интерес к обеим девушкам все возрастал. На окружающем грубом фоне их сдержанность, их очевидное превосходство до такой степени бросались в глаза, что ни один из разнузданных людей, с которыми они сталкивались почти ежеминутно, не осмелился быть с ними невежливым.
 Что делала на «Футболе» эта прелестная молодая парочка? Оба кузена задавали себе этот вопрос, не будучи в состоянии на него ответить. И их симпатия к девушкам еще больше возрастала с увеличением любопытства.
 К тому же нельзя было не заметить, что обе девушки приобрели поклонников и среди других пассажиров. Во всяком случае, двое из них обращали на девушек особенное внимание. Эти двое были не кто иные, как техасец Гунтер и его товарищ Малон.
 Всякий раз, когда они решались покинуть игорный стол, чтобы немного подышать чистым воздухом, они давали этому новое доказательство. Толкая друг друга локтями и перемигиваясь самым бесцеремонным образом, они громко обменивались грубыми замечаниями и ходили вокруг обеих сестер, которые, впрочем, казалось, вовсе не замечали их присутствия.
 Часто Бен Раддль и Сумми Ским, присутствуя при этих маневрах, хотели вмешаться. Но по какому праву они сделали бы это? В конце концов, Гунтер и Малон не переходили возможных в этом обществе границ и жертвы их грубой назойливости не обращались ни к кому за помощью.
 Поэтому оба кузена ограничивались тем, что следили издали за своими будущими соседями на Форти-Майльс-Крик, все больше желая, однако, чтобы случай позволил им познакомиться с обеими пассажирками.
 Этот случай представился только на четвертый день переезда. В это время «Футбол», прикрытый островом Королевы Шарлотты, шел в более благоприятных условиях. Море было спокойно. В стороне берега виднелись фиорды  note 10 , похожие на фиорды Норвегии, которые должны были не раз вызвать воспоминания о родине у спутника по каюте Бена Раддля и Сумми Скима. Вокруг этих фиордов возвышались высокие скалы, по большей части покрытые лесом. Между ними виднелись деревушки или хижины рыбаков, а иногда одинокие домики, обитатели которых, индейцы по происхождению, жили охотой и рыбной ловлей. Завидев «Футбол», они подъезжали на лодках продавать различные продукты, которые легко находили покупателей.
 Если за береговыми скалами виднелись в некотором отдалении покрытые снегом вершины гор, то со стороны острова Королевы Шарлотты открывались лишь длинные поляны или леса, все белые от инея. То тут, то там виднелись также хижины, расположенные у берегов узких речек, на которых качались в ожидании благоприятного ветра рыбачьи лодки.
 Оба кузена познакомились с симпатичными девушками в тот момент, когда «Футбол» подходил к оконечности острова Королевы Шарлотты. Это случилось самым обыкновенным образом, в связи с благотворительным сбором, который предприняли девушки в пользу бедной женщины, родившей на пароходе ребенка, к счастью крепкого и здорового.
 Сопровождаемая, по обыкновению, блондинкой, брюнетка подошла после других пассажиров к Бену и Сумми. Подав несколько монет, Бен Раддль завязал непринужденный разговор, причем без труда узнал то, что хотел. Оказалось, что девушки не родные сестры, а кузины, что года их, если не считать нескольких дней разницы между ними, были одинаковы и что их фамилия Эджертон, а имена: блондинки — Эдита, а брюнетки — Джейн, или Жанна.
 Эти разъяснения дала Жанна, нисколько не стесняясь. После того обе девушки удалились, причем блондинка не произнесла ни одного слова.
 Любопытство Бена и Сумми не было удовлетворено этими краткими объяснениями. Эджертон — это была фамилия двух братьев, одно время гремевшая по всей Америке. Большие дельцы, они в несколько часов создали себе на спекуляции хлопком состояние, сделавшееся потом колоссальным. Но счастье изменило им. Оба Эджертона сразу разорились и исчезли в безвестной массе, как исчезли и исчезнут в ней еще многие другие. Было ли что-нибудь общее между этими сказочными миллиардерами и молодыми пассажирками «Футбола»?
 Получить ответ на этот вопрос было очень легко. Лед был сломлен теперь, и, конечно, не вблизи полярного крута люди сохраняют лед в своих отношениях. Поэтому не прошло и часа, как Бен Раддль подошел к Жанне Эджертон и снова завязал с ней разговор, прямо задав ей этот вопрос.
 Ответ не заставил себя ждать. Да, Эдита и Жанна Эджертон были действительно дочерьми этих двух «королей хлопка», как называли когда-то их отцов. Им было по двадцать два года, и у них не было ни крупинки того золота, которое их отцы загребали лопатами. Они остались сиротами. Их матери умерли уже давно, в один и тот же день, шесть месяцев спустя после того, как оба брата Эджертоны погибли во время крушения поезда.
 Пока Бен Раддль распрашивал, а Жанна отвечала ему, Эдита и Сумми оба хранили молчание. Более застенчивые и, во всяком случае, менее решительные, они прислушивались к разговору.
 — Не будет нескромностью с моей стороны, мисс Эджертон, — продолжал расспрашивать Бен Раддль, — спросить вас, с какой целью вы предприняли это далекое и тяжелое путешествие? Оно удивило и меня, и моего кузена, когда мы заметили вас на борту «Футбола».
 — Нисколько, — ответила Жанна Эджертон. — Старый знакомый моего дядюшки, доктор Пилькокс, только что назначенный директором госпиталя в Доусоне, предложил место надзирательницы и сестры милосердия моей кузине Эдите, которая тотчас же приняла его и немедленно пустилась в путь.
 — В Доусон?!
 — Да, в Доусон.
 Взгляды обоих кузенов, Бена Раддля — всегда спокойный, а Сумми — начинавший выражать удивление, обратились на блондинку Эдиту, которая нисколько ими не смутилась. И чем внимательнее они приглядывались к ней, тем менее безрассудным представлялось им ее отважное предприятие. Очевидно, Эдита была совсем иной, чем ее кузина. У нее не было такого решительного взгляда, такой свободы обращения, такой осанки. Но внимательный наблюдатель заметил бы, что в смысле энергии и воли она ей не уступит. Имея различные натуры, обе девушки обладали равноценными качествами характера. Если одна обладала решимостью и волей, то другая поражала цельностью, методичностью и последовательностью. Смотря на ее гладкий четырехугольный лоб, на ее голубые, светящиеся умом глаза, легко можно было понять, что все новейшие идеи и впечатления принимались и усваивались ею в удивительном порядке, точно Эдита Эджертон раскладывала их по ящикам, откуда могла вынимать по своему усмотрению; вообще эта прелестная головка обладала, по-видимому, удивительной способностью к систематизации. Без сомнения, эта девушка имела темперамент настоящего администратора, с которым она могла оказать большую пользу госпиталю в Доусоне.
 — Хорошо, — сказал Бен Раддль, не выражая ни малейшего удивления. — А вы, мисс Жанна, вы тоже собираетесь посвятить свои силы облегчению человеческих страданий?
 — О, я… — ответила, улыбаясь, Жанна, — я оказалась менее счастливой, чем Эдита, и у меня сейчас нет никакого общественного положения. Но так как ничто не удерживало меня на Юге, то я предпочла поехать искать счастье на Севере, вот и все.
 — Что же вы намерены делать?
 — Да то же делать, — ответила спокойно Жанна, — что и все: искать золото.
 — Что?! — воскликнул совершенного опешивший Сумми.
 Нужно сказать правду, что и Бену Раддлю понадобилось все его самообладание, чтобы не последовать примеру кузена и не изменить принципу, что человек не должен ничему удивляться. Эта молодая девушка будет золотоискательницей!..
 Жанна, обидевшись на замечание Сумми Скима, обернулась к нему.
 — Что же в этом особенного? — спросила она вызывающим тоном.
 — Но… мисс Жанна… — продолжал Сумми, не оправившийся еще от смущения. — Подумайте только… женщина!..
 — А почему бы, сударь, скажите, пожалуйста, не делать женщине того же, что делаете вы? — возразила Жанна Эджертон невозмутимо.
 — Я!.. — запротестовал Сумми. — Но я не золотоискатель!.. Я ,просто владелец прииска, и если я еду в этот проклятый край, то, поверьте, против своего желания. Мое единственное желание — вернуться как можно скорее.
 — Пусть так! — согласилась Жанна с оттенком пренебрежения в голосе. — Но вы здесь не один. То, что пугает вас, делают тысячи других. Почему их примеру не может последовать женщина?
 — Однако… — пробормотал снова Сумми. — Мне кажется… сила… здоровье… да, наконец, просто костюм, черт возьми!
 — Здоровье? — повторила Жанна Эджертон. — Я вам могу пожелать иметь мое. Сила? Игрушка, которая у меня в кармане, дает мне ее столько, сколько нет у шести атлетов. Что касается моего костюма, я не вижу, почему он хуже вашего. Может быть, на свете есть гораздо больше женщин, способных носить панталоны, чем мужчин, достойных того, чтобы носить женские юбки.
 Сказав это, Жанна Эджертон прервала разговор, кивнув совершенно покоренному ею Сумми. Затем она пожала Бену Раддлю руку и удалилась, сопровождаемая своей молчаливой кузиной, которая во все время этого разговора не переставала улыбаться.
 Между тем «Футбол» миновал северную оконечность острова Королевы Шарлотты. Выйдя в пролив Диксона, замыкающийся островом Принца Уэльского, пароход вновь очутился в открытом море. Но ветер, сменившись на северо-восточный, дул теперь с материка, и качка значительно ослабела.
 Именем Принца Уэльского называется целый архипелаг, оканчивающийся на севере множеством мелких островков. За ним тянется остров Баранова, где русские основали Ново-Архангельский форт и где находится город Ситка, сделавшийся областным центром со времени уступки Аляски Россией Северо-Американским Штатам.
 Вечером 19 апреля «Футбол» прошел в виду порта Спмпсон, последнего канадского пункта на материке. Через несколько часов после этого пароход был в водах американского штата Аляска, а 20 апреля, утром, он остановился в порте Врангеля, в устье реки Стикин.
 В городе можно было насчитать всего около сорока домов, несколько лесопилок, гостиницу, казино и несколько игорных домов, которые во время сезона золотодобычи делали прекрасные дела.
 Во Врангеле высаживаются те из золотоискателей, которые направляются в Клондайк по реке Телеграфной, а не по озерной дороге, идущей от Скагуэя. Эта дорога имеет протяжение не менее четырехсот тридцати километров, которые приходится делать при самых тяжелых условиях. Зато, с другой стороны, она дешевле других. Поэтому, несмотря на полученные указания, что санного пути еще нет, около пятидесяти пассажиров сошли с парохода, решившись преодолеть опасности и трудности этого путешествия по бесконечным равнинам Полярной Колумбии.
 Начиная от Врангеля пролив становится уже, извилины его — капризнее. Пройдя через настоящий лабиринт островов, «Футбол» достиг Жюно, деревни, которая находится на пути к тому, чтобы сделаться городом, и названа была так в 1882 году по имени основателя.
 За два года до этого тот же самый Жюно и его товарищ Ричард Гаррис открыли россыпи Сильвер-Боу-Бэссин, откуда они через несколько месяцев привезли на пятьдесят тысяч франков золота в самородках.
 С этого времени началось нашествие сюда золотоискателей, привлеченных слухом об этом открытии, и впервые началась эксплуатация золотоносных земель в области Кассиара, предшествовавшая эксплуатации Клондайка. Вскоре после того прииск Тридвилль, на котором работали двести сорок толчейных пестов, обрабатывал до пятнадцати тысяч тонн кварца и приносил до двух миллионов пятисот тысяч франков в год.
 Когда Бен Раддль сообщил Сумми Скиму об удивительных результатах, достигнутых на этой территории, последний ответил:
 — Вот жалость, что дядюшка Жозиас не поехал этим путем, направляясь на свой будущий прииск на Форти-Майльс-Крик!..
 — Почему, Сумми?
 — Потому что он остался бы тут и мы могли бы сегодня сделать то же самое.
 Сумми Ским говорил о золоте. Если бы дело шло только о том, чтобы добраться до Скагуэя, жаловаться не приходилось бы. Но тут-то, наоборот, и начинались настоящие трудности. Предстоял переход через перевал Чилькут, чтобы добраться по озерам до левого берега Юкона. А между тем как торопились все пассажиры достигнуть этого края, который орошала большая водная артерия Аляски! Если они думали о будущем, то не для того, чтобы останавливаться мыслью на трудностях, испытаниях, опасностях и разочарованиях. Для них на горизонте все явственнее вырастал золотой мираж.
 После Жюно пароход поднялся по каналу, доступному для пароходов небольшого водоизмещения вплоть до Скагуэя, куда должны были прибыть на следующий день. Дальше до города Диэи могли пройти лишь плоскодонные суда. На северо-западе блестел возвышающийся на восемьдесят метров ледник Мюра, с которого в Тихий океан беспрестанно с шумом обрушиваются лавины.
 В течение этого последнего вечера, который пассажирам предстояло провести на пароходе, в игорном зале завязалась отчаянная игра. Многие из тех, кто посещал его во время плавания, должны были оставить здесь все до последнего доллара. В числе этих отчаянных игроков находились, конечно, и оба техасца — Гунтер и Малон. Другие, впрочем, были не лучше, и вряд ли стоило делать различие между этими авантюристами, которые были завсегдатаями во всех игорных домах Ванкувера, Врангеля, Скагуэя и Доусона.
 По шуму, который доносился из игорного зала, можно было судить о тех плачевных сценах, которые там происходили. Можно было опасаться, что в дело вмешается капитан «Футбола». Пассажиры заперлись в своих каютах.
 Было десять часов, когда Сумми Ским и Бен Раддль решили вернуться в свою каюту. Открыв дверь в большой зал, через который им нужно было пройти, они заметили Жанну и Эдиту Эджертон, которые в это время шли к себе. Оба кузена направились к ним, чтобы пожелать девушкам спокойной ночи, как вдруг дверь игорного зала с шумом открылась и из него вышли человек двенадцать игроков.
 Во главе их находился Гунтер, сильно пьяный и дошедший до последнего градуса возбуждения. Потрясая левой рукой бумажником, набитым банковскими билетами, он ревел от радости. Группа авантюристов составляла его свиту и громко приветствовала его.
 — Хип! Хип! Хип! — выкрикивал Малон.
 — Урра! — гремел хор, как один человек.
 — Урра! — повторил Гунтер.
 Затем, пьянея, он закричал громовым голосом:
 — Буфетчик! Шампанского!.. Десять, двадцать, сто бутылок шампанского!.. Я обыграл всех сегодня!.. Все выиграл!..
 — Все! все! все! — ревел в ответ ему хор.
 — И я приглашаю всех пассажиров и экипаж от капитана до последнего матроса!
 Привлеченные шумом, пассажиры заполнили зал.
 — Урра! Браво, Гунтер! — кричали авантюристы, аплодируя и руками, и ногами так, что звенели стекла.
 Но Гунтер уже не слушал их. Он заметил вдруг Эдиту и Жанну Эджертон, которые не могли выйти из зала вследствие скопления народа. Он бросился вперед и грубо схватил Жанну за талию.
 — Да, я приглашаю всех, — воскликнул он снова, — и вас тоже, мое прекрасное дитя!
 При этом грубом натиске Жаппа Эджертон нисколько не растерялась. Она уже собралась ударить негодяя в лицо по всем правилам бокса. Но что могли сделать ее слабые руки против этого человека, который был вне себя и силы которого в этот момент удвоились от опьянения!
 — Э! Вы злы, моя красавица! — засмеялся Гунтер. — Придется, пожалуй…
 Он не кончил фразы. Могучая рука схватила бандита за горло и отбросила его на десять шагов.
 В зале воцарилось молчание. Присутствующие наблюдали обоих противников, из которых один был известен своим задором, а другой только что проявил свою силу. Гунтер уже поднимался, несколько оглушенный, выхватил нож, но в этот момент новый инцидент умерил его воинственные наклонности. По звуку ступенек трапа можно было догадаться, что кто-то сходил с мостика. Очевидно, это спускался капитан, привлеченный шумом. Гунтер прислушался и понял свое бессилие. Посмотрев на противника, нападение которого было так неожиданно, что он даже не заметил его, он узнал в нем теперь Сумми Скима и сказал ему:
 — А, это вы!
 И, вложив нож в ножны, прибавил угрожающим тоном:
 — Мы еще свидимся, приятель!
 Неподвижный Сумми, казалось, ничего не слышал.
 Его выручил Бен Раддль.
 — Когда и где вы хотите? — сказал он, выступив вперед.
 — На Форти-Мальс-Крик в таком случае, господа с номера сто двадцать девять! — воскликнул Гунтер и выбежал из зала; Сумми все еще не двигался. Он, который в спокойном состоянии не раздавил бы и мухи, был вне себя от своей вспышки.
 Жанна Эджертон подошла к нему.
 — Благодарю вас, сударь, — сказала она спокойно, пожимая ему руку.
 — Да, благодарю вас, сударь, — повторила Эдита более взволнованным тоном, пожимая ему другую руку.
 При этом двойном рукопожатии Сумми вновь спустился на землю. Но сознавал ли он то, что произошло? С неопределенной улыбкой человека, упавшего с Луны, он сказал самым любезным тоном:
 — Спокойной ночи, сударыни.
 К сожалению, эта вежливость не дошла по адресу молодых девушек, потому что, когда Сумми Ским заметил их отсутствие, они обе уже с минуту назад покинули зал.

 Глава шестая. ЖАННА ЭДЖЕРТОН И К0

 Скагуэй, как и все вообще пункты остановки в крае, где нет ни дорог, ни средств передвижения, был сначала лишь лагерем золотоискателей. Затем мало-помалу разбросанные хижины превратились в избы, и наконец на этой земле, цена которой беспрестанно росла, выстроены были настоящие дома. Но кто знает, может быть, в будущем, когда золотые россыпи истощатся, все эти города, основанные исключительно для временных потребностей, будут покинуты и эта область снова превратится в пустыню.
 Действительно, сравнивать эту территорию с Австралией, Калифорнией и Трансваалем невозможно. В тех странах деревни могли превратиться в города даже и в том случае, если бы золотых приисков там не было. Там земля плодородна, местность обитаема, коммерческие и промышленные предприятия могли получить значительное развитие. Отдав свои богатства, земля могла дать и другую работу людям.
 Но здесь, в этой части Канады, на границе Аляски, почти у пределов полярного пояса, в этом ледяном климате дело обстояло иначе. Когда последние самородки будут извлечены из земли, зачем станут люди жить в этой бесплодной местности, наполовину истощенной уже промысловиками.
 Поэтому вполне возможно, что так быстро возникшие в этой области города, где сейчас нет недостатка ни в бойких делах, ни в притоке путешественников, мало-помалу исчезнут, когда станут пустыми прииски Клондайка. Это случится несмотря на то, что различные финансовые компании стараются всячески облегчить здесь средства передвижения, несмотря даже на то, что возник вопрос о постройке железной дороги от Врангеля до Доусона.
 Ко времени прибытия в Скагуэй «Футбола» город кишел эмигрантами, которые прибыли сюда или с тихоокеанского парохода, или по железным дорогам Канады и Соединенных Штатов; все они направлялись на территорию Клондайка.
 Некоторые из путешественников ехали до Диэи — городка, расположенного на самом конце канала, — не на пароходах, для которых глубина его была недостаточна, а на плоскодонных лодках, построенных таким образом, чтобы они могли пройти от одного города до другого; это сокращало тяжелую дорогу по сухому пути.
 Оба кузена остановились в одной из нескольких гостиниц Скагуэя, причем заняли вместе одну комнату за цену, которая превосходила даже цены Ванкувера. Поэтому они приняли все меры, чтобы выехать из комнаты как можно скорее.
 В ожидании отъезда в Клондайк путешественники заполнили всю эту гостиницу. В обеденном зале сходились все национальности, но стол был, к сожалению, местный. Имели ли, однако, право быть разборчивыми все эти эмигранты, которым предстояло несколько месяцев самых тяжелых лишений?
 Сумми Скиму и Бену Раддлю не пришлось за время их пребывания в Скагуэе встретить техасцев, с одним из которых Сумми имел такое резкое столкновение перед концом плавания. Немедленно по приезде Гунтер и Малон отправились в Клондайк. Так как они возвращались туда, откуда приехали шесть месяцев назад, то средства для передвижения были у них обеспечены заранее. Им оставалось только двинуться в путь, не затрудняя себя перевозкой инструментов, которые уже имелись на их прииске на берегу Форти-Мальс-Крик.
 — Наше счастье, — сказал Сумми Ским, — что нам не придется иметь, своими спутниками этих грубиянов. Мне, право, жаль тех, кому пришлось ехать вместе с ними, хотя, впрочем, другие типы из этой подозрительной компании, вероятно, не лучше.
 — Конечно, — ответил Бен Раддль, — но эти грубияны счастливее нас. Они не задержались в Скагуэе, а нам придется ждать несколько дней.
 — Э, доберемся, Бен, и мы, доберемся, — воскликнул Сумми Ским, — и встретим этих мошенников на их участке номер сто тридцать один! Великолепное соседство! Приятная близость! Удивительная перспектива, в самом деле! Вот что заставит нас, надеюсь, поторопиться продать наш участок и ехать назад.
 Если Сумми Сниму не приходилось больше беспокоиться по поводу присутствия Гунтера и Малона, зато он вскоре встретился опять с молодыми пассажирками, которых с таким благородством защитил. Они остановились в том же отеле и встречались здесь не раз с обоими кузенами. При встречах они обменивались несколькими словами, незначительность которых не исключала их дружеского оттенка. Затем и те, и другие расходились, занятые своими делами.
 Нетрудно было утадать, что обе молодые девушки были озабочены вопросом, как бы найти наиболее практичный способ добраться до Доусона. Но случая к тому как будто не представлялось. Через двое суток после прибытия в Скагуэй ничто не указывало, чтобы в этом отношении девушкам улыбнулось счастье. По крайней мере, как ни старалась сохранить самообладание Жанна Эджертон, на ее лице замечались признаки начинавшегося беспокойства.
 Бен Раддль и Сумми Ским, интерес которых к молодым путешественницам рос со дня на день, не могли без волнения и жалости подумать об опасностях и затруднениях, которые те должны были встретить. Какую поддержку, какую помощь могли найти они в случае надобности среди этой толпы эмигрантов, в которых зависть, жадность и страсть к золоту убили всякое чувство сострадания?
 Вечером 23 апреля Сумми Ским, не будучи в состоянии сдерживаться больше, рискнул подойти к кузине-блондинке, вид которой его меньше смущал.
 — Ну как, мисс Эдита, — спросил он, — со времени приезда в Скагуэй нет ничего нового?
 — Ничего, сударь, — ответила молодая девушка.
 Сумми при этом неожиданно заметил, что, в сущности, он в первый раз слышит голос с таким музыкальным тембром.
 — Вы, конечно, изучаете вместе с вашей кузиной те средства передвижения, которые имеются здесь до Доусона?
 — Да.
 — И вы еще ничего не решили на этот счет?
 — Нет, сударь, ничего еще.
 Эдита Эджертон, говоря это, была, конечно, любезна. Но тон, которым она говорила, обескуражил желавшего прийти ей на помощь Сумми Скима, и разговор на этом прервался.
 Тем не менее у Сумми было определенное намерение, и на другой день разговор возобновился. Обе молодые девушки вели в это время переговоры, желая присоединиться к одному каравану, который готовился выступить в дорогу через несколько дней. В состав этого каравана входила лишь партия людей явно уголовного типа. Хороша была бы эта компания для путешественниц, таких, в сущности, беспомощных и слабых!
 Как только Сумми заметил их, он, подбодренный на этот раз присутствием Бена Раддля и Жанны Эджертон, немедленно приступил к осуществлению своей задачи.
 — Ну что, госпожа Эдита, — повторил вчерашний вопрос Сумми, который не отличался изобретательностью, — ничего нового?
 — Ничего, сударь, — объявила вновь Эдита.
 — Это может продолжаться довольно долго.
 Эдита сделала легкий жест.
 Сумми продолжал:
 — Не будет нескромностью спросить вас, как вы намерены продолжать ваше путешествие до Доусона?
 — Нисколько, — ответила Эдита. — Мы хотим составить маленький караван с теми людьми, с которыми мы только что говорили.
 — В принципе это хорошая идея, — согласился Сумми. — Но, сударыня, извините меня, что я вмешиваюсь не в свое дело: хорошо ли вы обдумали ваше намерение, прежде чем на него решиться? Люди, к которым вы хотели присоединиться, кажутся мне очень подозрительными, позвольте мне сказать это…
 — Нам не приходится выбирать, — прервала Жанна Эджертон, смеясь. — Наше состояние не позволяет нам водить знакомство с принцами.
 — Не нужно быть принцем, чтобы стоять выше ваших будущих спутников. Я уверен, что вам придется покинуть их караван на первой же стоянке.
 — Если так, мы будем продолжать наш путь одни, — ответила просто Жанна.
 Сумми всплеснул руками:
 — Одни!.. Что вы говорите?.. Вы погибнете дорогой!
 — Почему нам ждать больше опасностей, чем вам? — возразила Жанна, принимая свой обычный надменный вид. — То, что можете делать вы, можем и мы.
 Очевидно, она сдаваться не хотела.
 — Конечно, конечно, — согласился Сумми, не желая раздражать ее. — Но дело в том, что ни мой кузен, ни я не намерены путешествовать одни до Доусона. У нас будет проводник, отличный проводник, который поможет нам своей опытностью и достанет все нужное для дороги. Сумми принял корректную позу и прибавил:
 — Почему бы вам не воспользоваться этими преимуществами?
 — Но в качестве кого?
 — В качестве наших гостей, разумеется, — горячо заявил Сумми.
 Жанна протянула ему дружески руку:
 — Моя кузина и я, господин Ским, очень благодарны вам за ваше любезное предложение, но принять его мы не можем. Как ни скромны наши средства, они достаточны для нашей цели, и мы решили никому не быть обязанными, за исключением случаев самой крайней необходимости.
 По спокойному тону этого заявления видно было, что переубеждать девушек было бы напрасным трудом. Обратившись к Вену Раддлю, Жанна прибавила:
 — Разве я не права?
 — Совершенно правы, мисс Жанна, — объявил Бен, не обращая никакого внимания на отчаянные знаки, которые делал ему кузен.
 Тотчас по приезде в Скагуэй Бен Раддль занялся изысканием средств для переезда в столицу Клондайка. Следуя указаниям, которые были им получены в Монреале, он прибег к помощи некоего Билля Стелля, которого ему рекомендовали и с которым советовали войти в деловые переговоры.
 Билль Стелль, канадец по происхождению, был старинный житель равнин. В течение нескольких лет он исполнял обязанности разведчика в канадских войсках, заслужив одобрение своих начальников, и принимал участие в продолжительных войнах, которые пришлось вести против индейцев. Он считался человеком чрезвычайно храбрым, хладнокровным и энергичным.
 Билль занимался теперь тем, что служил проводником для эмигрантов, которые с наступлением лета ехали или возвращались в Клондайк. Он не был простым проводником. Он был начальником целого отряда и владел всем необходимым для таких трудных путешествий: лодками и гребцами, необходимыми для переезда через озера, санями и собаками для перехода через ледяные равнины, которые тянутся за перевалом Чилькут. В то же время он принимал на себя и обязанность заботиться о пропитании организуемого им каравана.
 Именно потому, что Бен Раддль еще в Монреале рассчитывал воспользоваться услугами Билля Стелля, он не взял с собой тяжелого багажа. Он знал, что Билль предоставит все необходимое для того, чтобы достигнуть Клондайка, и был уверен, что ему удастся сговориться с ним относительно путешествия туда и обратно.
 Когда Бен Раддль на другой день после приезда в Скагуэй отправился к Биллю Стеллю, ему сказали, что он отсутствует, Билль отправился проводником каравана через перевал Уайт-пасс до озера Беннетт. Но с тех пор прошло уже дней десять, и если он почему-либо не задержался или не нанялся к другим путешественникам, то он скоро должен был вернуться.
 Так и случилось. Утром 25 апреля Бен Раддль и Сумми Ским могли уже переговорить с Биллем Стеллем.
 Биллю Стеллю было лет пятьдесят. Он казался сделанным из железа. Волосы у него были жесткие и грубые, борода с проседью, взгляд твердый и проницательный. Рост он имел средний. На его лице лежал отпечаток симпатичности и безукоризненной честности. В течение своей долгой службы в канадской армии он приобрел такие редкие качества, как осмотрительность, расторопность и осторожность. При его сосредоточенности, методичности и опытности он нелегко поддался бы обману. В то же время, будучи философом по натуре, он смотрел на жизнь оптимистически. Довольный своей судьбой, он никогда не помышлял о подражании тем, кого провожал в золотоносные земли. Ежедневный опыт доказывал ему воочию, что большая часть этих людей не выдерживала всех трудностей такого предприятия или же возвращалась из него еще более несчастными, чем они были раньше.
 Бен Раддль познакомил Билля Стелля со своим планом скорейшей отправки в Доусон.
 — Хорошо, сударь, — ответил Билль. — Я весь к вашим услугам. Это мое ремесло, к тому же у меня есть все необходимое для такого путешествия.
 — Я знаю это, Билль, — сказал Бен Раддль, — и я знаю также, что на вас можно положиться.
 — Вы рассчитываете пробыть в Доусоне лишь несколько недель? — спросил Билль Стелль.
 — Да, вероятно.
 — Значит, речь идет не об эксплуатации прииска?
 — Этого я не знаю. Пока вопрос касается лишь продажи того участка, которым мы владеем с моим кузеном и который мы получили в наследство. Нам уже было предложено продать его; но прежде чем согласиться на это, мы захотели сами убедиться в стоимости нашего участка.
 — Это разумно, господин Раддль. В такого рода делах люди готовы всегда надуть самым бесцеремонным образом. Нужно остерегаться…
 — Поэтому мы и решились предпринять это путешествие.
 — И когда вы продадите ваш участок, то вернетесь в Монреаль?
 — Таково наше намерение. Проводив нас туда, Билль, вы, конечно, должны отвезти нас и обратно.
 Вопрос касался путешествия, которое должно было продолжиться тридцать — тридцать пять дней, причем Билль обязывался доставить для него лошадей и мулов, собак, сани, лодки и палатки. Кроме того, на нем же лежала забота о продовольствии каравана. В этом на него можно было вполне положиться, так как он лучше всякого другого знал все требования длинного пути через эту необитаемую область.
 Так как у Бена Раддля и Сумми Скима не было с собой материалов для оборудования прииска, то стоимость путешествия была исчислена Биллем в тысячу восемьсот франков до Доусона и в такую же сумму оттуда в Скагуэй.
 Торговаться с таким честным и добросовестным человеком, как Билль, не приходилось. Тем более что в то время стоимость проезда только до озер была, в зависимости от трудностей двух существующих дорог, довольно высокой: четыреста или пятьсот центов с полкилограмма багажа по одной дороге и в шестьсот — семьсот центов — по другой. Цена, назначенная Биллем Стеллем, была, таким образом, довольно скромной, и Бен Раддль тотчас же согласился на нее.
 — Итак, решено, — сказал он. — Имейте в виду, что мы хотели бы выехать как можно скорее.
 — Мне нужно двое суток для приготовлений, не больше, — ответил Билль.
 — Нам не нужно ехать в лодке до Диэи? — спросил Бен Раддль.
 — Это лишнее. Так как у вас нет с собой тяжелого багажа, то лучше отправиться прямо из Скагуэя.
 Оставалось решить, по какой дороге каравану следовать через предшествующую области озер гористую местность, на которой путешественники испытывают наибольшие трудности. На вопросы, которые предложил Бен Раддль по этому поводу Биллю Стеллю, последний ответил:
 — Существуют две дороги или, вернее, две тропы: через Уайт-пасс и Чилькут. По какой бы из них ни отправлялись караваны, после перехода через эти перевалы им остается лишь спуститься к озеру Беннетта или к озеру Линдемана.
 — По какой из этих дорог вы намерены отправиться, Билль?
 — По дороге на Чилькут. По ней мы достигнем, северной оконечности озера Линдемана после остановки в лагере Шип. На этой станции можно отдохнуть и возобновить запас провизии. Кроме того, мы найдем у озера Линдемана те средства сообщения, которые я там оставил и которые мне не придется при возвращении в Скагуэй перетаскивать через горы.
 — Мы полагаемся на вашу опытность. Все, что вы сделаете, будет хорошо,
 — сказал Бен Раддль. — Что касается нас, то мы готовы отправиться в путь по первому вашему требованию.
 — Через два дня, как я уже сказал вам, — заметил Билль Стелль. — Столько времени мне необходимо для моих приготовлений, господин Раддль. Мы двинемся в путь с раннего утра и вечером будем уже недалеко от вершины Чилькута.
 — Какова ее высота?
 — Тысяча метров приблизительно, — ответил Билль. — Не так уж много. Но проход узок и извилист. Особенно затрудняет движение загроможденность его толпой золотоискателей, массой багажа и обозов, не говоря уж о снежных заносах.
 Хотя все это было уже условлено с Биллем Стеллем, но Бен Раддль, однако, не уходил.
 — Еще одно слово, Билль, — обратился он к проводнику. — Можете вы мне сказать, на сколько стоимость проезда увеличится, если нас случайно будут сопровождать две путешественницы?
 — Это зависит от обстоятельств, сударь, — ответил Билль. — Багажа много?
 — Нет. Очень мало.
 — В таком случае, господин Раддль, нужно считать от пятисот до семисот франков, в зависимости от рода и веса багажа, считая в этой цене и продовольствие путешественниц.
 — Спасибо, Билль, мы еще посмотрим, — сказал Бен Раддль, прощаясь с ним.
 Пока они шли по дороге к отелю, Сумми выразил своему кузену удивление по поводу его последнею вопроса проводнику. О ком мог думать при этом Бен, если не об Эдите и Жанне Эджертон?
 — В самом деле, только о них, — согласился Бен.
 — Но ты же знаешь, — заметил Сумми, — что они уже решительно отказались ехать с нами, и ты сам одобрил их за это.
 — Это правда.
 — И отказ был так сформулирован, что возобновлять предложение невозможно.
 — Это произошло оттого, что ты неумело взялся за дело, — ответил без всякого смущения Бен. — Предоставь действовать мне, и ты увидишь, что я устрою это дело лучше тебя.
 Вернувшись в гостиницу, Бен, сопровождаемый крайне заинтригованным Скимом, тотчас же пошел разыскивать молодых девушек. Найдя их в читальне, он подошел к Жапне и без дальнейших предисловий сказал:
 — Сударыня, я хочу предложить вам одно дело.
 — Какое? — спросила Жанна, по-видимому нисколько не удивленная этим.
 — Вот оно, — спокойно объяснил Бен. — Мой кузен Сумми предложил вам присоединиться к нам для совместного путешествия в Доусон. Я выбранил его за это, так как присутствие ваше и вашей кузины вызвало бы с нашей стороны лишний расход в семьсот франков, а человек дела, каким являюсь я, должен по необходимости заботиться о том, чтобы каждый израсходованный им доллар принес ему их несколько. К счастью, вы отклонили это предложение.
 — Да, — сказала Жанна. — Что же дальше?
 — Вы не можете, однако, не согласиться, что вам предстоят серьезные опасности и что предложение моего кузена облегчило бы ваше путешествие.
 — Я не отрицаю этого, — сказала Жанна. — Но я не вижу…
 — Сейчас я перейду к делу, — продолжал Бен, перебив девушку. — Я повторяю, что наше содействие было бы для вас чрезвычайно выгодным. Благодаря ему вы избежали бы задержек в пути и прибыли бы на прииски в хорошее время года. Если вы согласитесь на мое предложение, то шансы вашего успеха возрастут. Поэтому только справедливо, чтобы и я был заинтересован в вашем предприятии, которое я облегчаю вам. Ввиду этого я предлагаю вам переезд до Доусона за мой счет, выговаривая себе за это десять процентов с ваших будущих доходов. Жанна нисколько не смутилась этим странным предложением. Что может быть естественнее коммерческой сделки? Если же она медлила с ответом, то лишь потому, что обдумывала ее. Десять процентов — это много! Но дорога в Клондайк длинна и трудна. А отвага не исключает благоразумия.
 — Я согласна, — сказала она, обдумав предложение Бена. — Если хотите, мы сейчас напишем контракт.
 — Я только что хотел предложить вам это, — сказал самым серьезным тоном Бен, присаживаясь к одному из столов.
 И в то время, как его новый товарищ по предприятию наблюдала за ним, он важно уселся писать:
 «Между нижеподписавшимися:
 1) Жанной Эджертон, золотоискательницей, жительствующей…»
 — Кстати, — спросил он, останавливаясь, — как написать ваш адрес?
 — Пишите: Доусон, госпиталь.
 Бен Раддль вновь взялся за перо.
 «…в Доусоне, в госпитале, с одной стороны, и 2) господином Беном Раддлем, инженером, жительствующим в Монреале, по улице Жака Картье, д. N 29, с другой стороны, заключено следующее условие…»
 Эдита и Сумми обменялись через стол взглядами — счастливым со стороны сиявшего Сумми и растроганным со стороны Эдиты, которая хорошо поняла этот маневр Бена.

 Глава седьмая. ЧИЛЬКУТ

 Билль Стелль был прав, предпочитая перевал Чилькут Уайт-пассу. Хотя последний и начинается от самого Скагуэя, тогда как первый берет свое начало от Диэи, но после Уайт-пасса остается сделать еще около восьми лье в самых отвратительных условиях, чтобы достигнуть озера Бенпетта, тогда как от озера Линдемана до перевала Чилькут всего шестнадцать километров, причем последнее озеро, его северная оконечность, находится всего в трех километрах от озера Беннетта.
 То обстоятельство, что перевал Чилькут более труден, чем Уайт-пасс, так как на нем есть почти отвесный подъем в четыреста метров вышины, не могло затруднить путешественников, у которых не было никакого тяжелого багажа. За Чилькутом зато их ожидала довольно хорошо содержащаяся дорога, по которой легко добраться до озера Линдемана. Таким образом, эта первая часть пути через горную территорию хотя и была утомительна, но все же не представляла очень больших трудностей.
 Двадцать седьмого апреля, в шесть часов утра, Билль Стелль дал сигнал к отправлению. Эдита и Жанна Эджертоп, Сумми Ским и Бен Раддль, Билль и его шесть подручных покинули Скагуэй и пустились в дорогу к Чилькуту. Для этой части путешествия, которое должно было закончиться у южной оконечности озера Линдемана, где Билль Стелль учредил свою главную станцию, оказалось достаточно двух саней, запряженных мулами. При самых благоприятных обстоятельствах этот переход не мог совершиться быстрее, чем в три-четыре дня.
 На одних санях везли багаж. Другие были предназначены обеим молодым девушкам, которых защищала от резкого холода целая груда одеял и меховых вещей. Они никогда не воображали, что их путешествие совершится в таких условиях, и Эдита, высовывая свой розовый носик из-под мехов, не раз благодарила Сумми Скима, который упорно делал вид, что ничего не слышит.
 Бен Раддль и он были очень счастливы, что могли оказаться им полезными. Какая это была приятная компания в таком ужасном путешествии! Даже Билль Стелль восхищался девушками.
 К тому же Билль не скрыл от Эдиты, что ее ждут в Доусоне с нетерпепием. Госпиталь был положительно переполнен, и несколько сиделок свалились от различных эпидемий, которые свирепствовали в городе. Тифозная лихорадка особенно была распространена в столице Клондайка. Жертвы ее насчитывались сотнями среди несчастных эмигрантов, которые прибыли уже анемичными, истощенными, выбившимися из сил, оставив по пути многих своих спутников.
 «Великолепная страна! — иронически говорил себе Сумми Ским. — Мы здесь еще только проездом… Но эти две девушки… Им предстоит столько опасностей!..»
 Провизию для перехода через Чилькут решено было, для облегчения саней, не брать. Билль знал по пути если не гостиницы, то постоялые дворы, где можно было закусить, а в крайнем случае даже и переночевать. Правда, за высокие цены. За постель из простой доски приходилось платить по полудоллару, а за скверный хлеб со свиным салом — единственное блюдо, которое можно здесь достать, — доллар. К счастью, таким несовершенным «комфортом» предстояло пользоваться лишь несколько дней. Караван Билля Стелля освобождался от него, как только достигал озерной области.
 Погода была холодная; термометр стоял на десяти градусах Цельсия ниже нуля, при ледяном ветре. Некоторым утешением служило то обстоятельство, что по затверделому снегу сани двигались легко, и это было большим облегчением для мулов. Подъем был в самом деле очень крутой, и обыкновенно мулы, собаки, лошади, быки и олени дохнут здесь во множестве, так что перевал Чилькут, как и Уайт-пасс, усеяны их трупами.
 Оставив Скагуэй, Билль направился к Диэи, следуя по восточному берегу канала. Его сани, менее нагруженные, чем другие, поднимавшиеся к горам, легко могли бы опередить их, но дорога была уже загромождена. В мутной пелене снежных метелей, которые свирепствуют в этих узких ущельях, поднимая ослепляющие тучи снега, попадались только всякого рода повозки, стоявшие поперек дороги или опрокинутые, причем животные, несмотря на крики и удары, отказывались двигаться. Все это сопровождалось самыми грубыми сценами. Одни старались протиснуться вперед, другие изо всех сил стремились помешать этому. Приходилось выгружать и вновь нагружать тяжести. Происходили споры, в воздухе висела брань, сыпались удары, кончавшиеся иногда револьверными выстрелами. При таких препятствиях волей-неволей приходилось держаться в хвосте.
 Расстояние, отделяющее перевал от Скагуэя, невелико, и, несмотря на тяжелую дорогу, его можно было пройти в несколько часов. Уже к полудню караван Билля стоял на дневке.
 Местечко Диэя был простой поселок из нескольких хижин, расположенный в конце канала. Но какая здесь царила невероятная суета! Больше трех тысяч эмигрантов теснились в этом зародыше будущего города, у перевала Чилькут.
 Желая воспользоваться холодным временем, которое благоприятствовало санному пути, Билль Стелль хотел как можно скорее оставить Диэю. В полдень тронулись опять в путь: Бен Раддль и Сумми Ским пешком, обе молодые девушки
 — в санях. Нельзя было не любоваться дикими и грандиозными ландшафтами, которые открывались за каждым поворотом дороги. Это были или громоздившиеся по кручам ели и березы, покрытые инеем, или с шумом падающие в глубь оврагов, дна которых не мог разглядеть глаз, потоки, слишком мощные, чтобы их могли сковать морозы.
 Становище Шип находилось на расстоянии всего четырех лье. Чтобы дойти до него, было достаточно нескольких часов, хотя вследствие крутизны перевала мулы часто останавливались. Погонщикам в таких случаях с трудом удавалось заставить их двинуться вновь.
 Идя рядом с санями, Бен Раддль и Сумми Ским разговаривали с Биллем. На предложенный ему вопрос последний ответил:
 — Я рассчитываю прибыть в урочище Шип около пяти или шести часов вечера. Мы остановимся там до утра.
 — Мы найдем там постоялый двор, где могли бы отдохнуть наши спутницы? — спросил Сумми Ским.
 — Найдем, — ответил Бен Раддль. — Становище это — обычный пункт стоянки эмигрантов.
 — Но окажутся ли на этих постоялых дворах свободные места? — спросил Бен Раддль.
 — Сомневаюсь, — заметил Билль. — Впрочем, эти постоялые дворы не очень-то привлекательны. Может быть, будет лучше, если мы раскинем на эту ночь собственные палатки.
 — Господа, — сказала Эдита, — которая со своих саней услышала этот разговор, — мы не хотим ничем стеснять вас.
 — Стеснять! — ответил Сумми Ским. — В чем могли бы вы нас стеснить? У нас ведь две палатки. Одну из них мы предоставим вам, другая будет для нас.
 — И с двумя нашими печками, которые будут топиться до утра, — прибавил Билль Стелль, — нечего бояться холода, хотя он и изрядный сейчас.
 — Это отлично, — заметила Жанна, — но вы не должны беречь нас. Мы не почетные гости. Мы ваши товарищи, которые заслуживают не больше внимания, чем все остальные. Если нужно ехать ночью, мы поедем. Мы хотим, чтобы к нам относились как к мужчинам, и нам показалось бы оскорблением все, что было бы похоже на ухаживание.
 — Будьте спокойны, — объявил, смеясь, Сумми Ским, — и не сомневайтесь, что мы заставим вас претерпеть и скуку, и трудности пути, в случае нужды мы их даже придумаем!
 Караван достиг становища Шип около шести часов вечера. Когда он прибыл сюда, мулы оказались очень уставшими. Их поспешили распрячь, и люди Билля дали им корму.
 Билль Стелль оказался прав, говоря, что постоялые дворы этой деревушки были лишены всякого комфорта. К тому же не было возможности найти свободное место. Поэтому Билль велел установить под деревьями обе палатки на таком расстоянии от лагеря, чтобы можно было не слышать его ужасного шума.
 Эдита и Жанна выступили тогда в главной роли. Их стараниями в мгновение ока одеяла и меховые вещи были превращены в достаточно мягкие постели. Затрещали затопленные печи. Путешественники удовольствовались для ужина холодным мясом, но зато не было недостатка в горячих напитках — чае и кофе. Затем мужчины закурили трубки, и вечер прошел очень уютно, несмотря на то, что снаружи термометр упал до семнадцати градусов ниже нуля.
 Какие муки должны были испытать те из эмигрантов — их были сотни, — которые не нашли себе пристанища в становище Шип! Скольким женщинам, детям, уже утомленным с самого начала пути, не суждено добраться до цели!
 На другое утро, с рассветом, Билль велел собрать палатки, чтобы успеть опередить эмигрантов на перевале Чилькут. Погода стояла сухая и холодная. Но если бы даже термометр опустился еще ниже, все же это было бы лучше, чем ветер и снежные вьюги, которых так боятся в полярной части Северной Америки.
 Палатка Жанны и Эдиты была снята в тот момент, когда оба кузена выходили из своей. Тотчас же был приготовлен горячий кофе; затем таким же образом исчезла и вторая палатка. Несколько мгновений спустя, без всякого участия мужского персонала каравана, все вещи были уложены в сани в самом строгом порядке, так что они занимали возможно меньше места и могли притом каждая выниматься независимо от других. Бен Раддль, Сумми Ским и даже Билль Стелль были восхищены этой виртуозностью. Первый из них, видя превосходные методы своих новых «товарищей», начинал даже думать, что заключенный им в целях человеколюбия контракт в конце концов может оказаться выгодным делом.
 Что касается Сумми, то он с удивлением любовался работой молодых девушек, за которыми ходил с пустыми руками, причем на запоздалые предложения своей помощи получал от них отказ.
 Двигаться вперед пришлось не быстрее вчерашнего. По мере приближения к вершине горы склон становился все круче. По неровной, каменистой и изборожденной колеями дороге, которую оттепель сделала бы еще более отвратительной, мулы с трудом тянули сани.
 По пути попадалась все та же шумная и бранящаяся толпа, те же препятствия, которые делают таким трудным перевал Чилькут. Часто приходилось против воли надолго останавливаться, когда дорогу загромождало скопление саней. Несколько раз Биллю и его людям пришлось силой прокладывать себе дорогу.
 По бокам тропы, по мере подъема, все чаще попадались трупы мулов. Они падали от холода, усталости и голода, и собаки, запряженные в сани, бросались на эту неожиданную добычу, с рычанием отбивая одна у другой остатки пищи.
 Но что было еще печальнее, нередко попадались и трупы эмигрантов, умерших от холода и усталости. Снежный холм, откуда выглядывала рука, или нога, или клок одежды, — вот та временная могила, которую они находили здесь до весны. Сначала взгляд невольно приковывался к этим мрачным картинам, но мало-помалу привычка делала свое дело, и путешественники проходили мимо со всевозрастающим равнодушием.
 Иногда по дороге встречались целые семьи: отцы, матери и дети, лежавшие на мерзлой земле и не имевшие сил двинуться дальше. Им никто не приходил на помощь. Эдита и Жанна при помощи своих спутников старались оказать помощь этим несчастным, привести их в чувство, влив в рот немного водки. Но что они могли сделать дальше? Приходилось бросать их и вновь продолжать тяжелый подъем по этой тропе смерти.
 Каждые пять минут приходилось останавливаться или для того, чтобы дать вздохнуть мулам, или же вследствие загромождения дороги. В некоторых местах, на крутых поворотах, тропа была так узка, что некоторые возы не могли проехать. Нужно было их разгружать и перетаскивать вещи одну за другой, отчего терялось много времени для остальных саней.
 В иных местах склон доходил до крутизны, превосходящей сорок пять градусов. Тогда животные, хотя и подкованные специально для льда, упрямились, а иногда и вырывались. Их можно было заставить идти вперед лишь усиленными криками, ударами кнута, и шипы их подков оставляли глубокие впадины в снегу, на котором появлялись кровавые следы.
 Около пяти часов вечера Билль остановил свой караван. Выбившиеся из сил мулы не в состоянии были больше сделать ни одного шага, хотя по сравнению с другими санями их груз был и невелик. Направо от тропы проходил овраг, по которому во множестве росли деревья. Под их прикрытием палатки могли избежать напора метели, которую можно было ожидать вследствие изменения температуры.
 Билль Стелль знал место, где он уже несколько раз останавливался на ночь. Здесь по его указанию был разбит лагерь.
 — Вы боитесь метели? — спросил его Бен Раддль.
 — Да, ночь будет скверная, — ответил Билль, — надо быть очень осторожными со снежными бурями, которые здесь разыгрываются довольно часто.
 — Но благодаря местоположению этого оврага мы будем здесь в безопасности, — заметил Сумми Ским.
 — Я поэтому и выбрал его, — ответил Билль Стелль.
 Опытный Билль не ошибался. Буря, которая началась около семи часов вечера и продолжалась до пяти часов утра, была ужасна. Она сопровождалась такой метелью, что нельзя было разглядеть друг друга на расстоянии двух метров. Поддерживать топку печей оказалось делом трудным, так как ветер загонял в них дым назад, и, кроме того, трудно было собирать во время метели топливо. Хотя палатки и устояли, но часть ночи Сумми Скиму и Бену Раддлю все же пришлось сторожить, чтобы не унесло палатку, в которой приютились молодые девушки.
 Это несчастье случилось с большинством тех палаток, которые были разбиты вне оврага. Когда настал день, глазам представилась со всей ясностью разрушителъпая сила бури. Разбежавшиеся животные, порвавшие свои постромки, опрокинутые сани, из которых некоторые слетели на дно оврагов, где ревели потоки, семьи в слезах, тщетно взывающие о помощи, которую им никто не мог оказать, — такова была печальная картина разрушения.
 — Бедные люди!.. Бедные люди!.. — бормотали девушки. — Что будет с ними?
 — Это не наше дело, — объявил грубо Билль, старавшийся скрыть свое волнение под внешней суровостью. — И так как мы не можем ничего сделать, то лучше всего сейчас же двинуться дальше.
 Не откладывая, он дал сигнал к отъезду, и караван снова начал подъем.
 Между тем буря с рассветом затихла. С той неожиданностью, какая замечается в этих возвышенных местах, ветер переменился на северо-восточный, и температура опять упала до двенадцати градусов ниже нуля. Толстый слой снега, покрывавший почву, тотчас приобрел большую плотность.
 Вид окрестности изменился. Вместо лесов протянулись снежные равнины, блеск которых слепил глаза. Путешественники, которые не запаслись синими очками, вынуждены были в этих случаях мазать себе ресницы и веки древесным углем.
 По совету Билля, Бен Раддль и Сумми Ским прибегли к этой предосторожности, но уговорить сделать то же Эдиту и Жанну им не удалось.
 — Как же будете вы искать самородки, госпожа Жанна, если у вас сделается воспаление глаз? — тщетно взывал Бен.
 — А вы, сударыня, как будете ухаживать за больными? — обратился Сумми к Эдите. — Хотя бы за нами, потому что, я уверен, с нами случится какое-либо несчастье в этой чертовой стране и вы окажетесь нашей сиделкой в госпитале в Доусопе.
 Это красноречие пропало даром. Обе молодые девушки предпочли спрятаться под своими капюшонами, чтобы не смотреть на снег, но пачкать себе глаза отказались.
 Вечером 29 апреля караван остановился на вершине перевала Чилькут, где и был разбит лагерь. На другой день предстояло принять меры, чтобы начать спуск по северному склону гор.
 В этом месте, совершенно открытом для всех резкостей погоды, скопление путников оказалось чрезвычайным. Здесь было их свыше трех тысяч. Тут обычно устраивают потайные склады для материалов. Так как спуск очень труден, то приходится брать с собой, во избежание несчастных случайностей, груз по частям. Поэтому все эти помешанные, которым мираж Клондайка дает сверхъестественные энергию и упорство, спустившись к подножию горы с частью груза, вновь поднимаются на вершину, где берут второй транспорт, и так далее до пятнадцати, до двадцати раз, если это нужно, в течение многих дней. Вот тут-то оказывают неоценимые услуги собаки, которых впрягают в сани или же заставляют тащить груз на воловьих шкурах, легко скользящих по затверделому снегу.
 Большинство эмигрантов, мучения которых при спуске вследствие резкого северного ветра, свободно дующего на этом склоне Нилькута, должны были увеличиться, остановились здесь лагерем. С этого пункта все они видели перед собой равнину Клондайка. Она была у их ног, эта сказочная территория, которую их воспаленное воображение превращало в громадное золотое поле, где для них лежали несметные богатства, источник сверхчеловеческого могущества. Они стремились к этому таинственному Северу всеми своими силами, со всей стремительностью грезы, от которой большая часть их должна была очнуться вскоре в ужасной действительности!
 Билль Стелль и его караван не были намерены задерживаться на вершине. Для этих счастливцев не было надобности после спуска с горы подниматься на нее вновь. Когда они достигнут равнины, им останется лишь пройти несколько лье до озера Линдемана.
 Лагерь устроили как обычно. Но эта последняя ночь оказалась одной из худших. Температура резко повысилась, и метель разыгралась с новой силой. Палатки, не находившиеся в этот раз под прикрытием в овраге, несколько раз срывались ветром со своих кольев. Чтобы палатки не унесло метелью, пришлось их сложить. Осталось лишь завернуться в одеяла и философски ждать рассвета.
 «В самом деле, — думал Сумми Ским, — всей философии старых и новых философов едва ли было бы достаточно, чтобы заставить предпринять это ужасное путешествие, особенно когда никто не принуждает вас к этому!»
 Во время редких затиший раздавались крики муки и ужаса, отвратительные ругательства. К стонам раненых, которых опрокидывал ветер, примешивались лай, ржание и мычание животных, которые как угорелые метались по плоскогорью.
 Наконец наступил рассвет 13 апреля. Билль Стелль дал сигнал к выступлению. Вместо мулов в сани, на которые, впрочем, никто не сел, были запряжены собаки, и спуск начался.
 Благодаря осторожности и опытности Билля спуск этот совершился без приключений, хотя и не без труда, и сани благополучно достигли равнины. Погода становилась благоприятнее. Ветер поворачивал к востоку и становился менее резким, термометр поднимался. К счастью, температура все же держалась ниже нуля. В случае оттепели движение было бы затруднено.
 У подножия горы расположились лагерем в ожидании своего груза многие эмигранты. Дорога здесь была широка и потому менее загромождена, чем в горах. Вокруг расстилались леса, где в полной безопасности могли быть раскинуты палатки.
 Караван провел здесь ночь, а на следующее утро по довольно хорошей дороге двинулся дальше и около полудня достиг южной оконечности озера Линдемана.

 Глава восьмая. К СЕВЕРУ

 Послеполуденное время было посвящено отдыху. К тому же надо было сделать некоторые приготовления для плавания по озерам, чем немедленно и занялся Билль Стелль. Нужно сказать правду, Сумми Ским и Бен Раддль могли поздравить себя, что взяли такого осторожного и умелого проводника, как этот Билль.
 Склад Билля Стелля находился у оконечности озера Линдемана, в становище, уже переполненном тысячами путешественников. Здесь, у подножия холма, проводник устроил свою главную станцию. Станция эта состояла из небольшого домика, разделенного на несколько отдельных комнат. К домику примыкали сараи, в которых стояли сани и другие средства передвижения. За ними были расположены хлевы для животных и помещение для упряжных собак.
 Несмотря на то, что Уайт-пасс выходил прямо к озеру Беннетта, минуя озеро Линдемана, большинство эмигрантов начинали уже предпочитать перевал Чилькут. На последнем озере — было ли оно покрыто льдом или свободно от него, безразлично — переправа совершалась в лучших условиях, чем через громадную равнину и густые леса, отделяющие Уайт-пасс от южного берега озера Беннетта. Таким образом, выбранная Биллем станция приобретала все большее значение. И он делал хорошие дела, во всяком случае более удачные, чем золотоискатели в Клондайке.
 Впрочем, Билль Стелль был далеко не единственным человеком, который занимался здесь выгодным ремеслом проводника. Кроме него этим же занимались и другие — или на этой же станции озера Линдемана, или же на станции озера Беннетта. Можно даже сказать, что этих предпринимателей канадского или американского происхождения не хватало для тысяч эмигрантов, которые стекались сюда в это время года.
 Правда, большинство их не обращались ни к Биллю, ни к его товарищам по ремеслу из соображений экономии. Но в таком случае этим эмигрантам приходилось везти все нужные инструменты и материалы из Скагуэя, тащить на санях разборные лодки из дерева или парусины, а читатель уже видел, какие затруднения они вынуждены были испытывать с этим тяжелым грузом, переваливая через горную цепь Чилькута. Не меньшие затруднения встречает путешественник и на перевале Уайт-пасс; добрая половина груза ломается и бросается по дороге.
 Некоторые, чтобы избежать затруднений и издержек перевозки, предпочитают приобретать лодки на месте или строят их сами. В этой лесистой области недостатка в строительном материале нет, и около станции Линдемана образовались уже лесопилки и лесные склады.
 По прибытии каравана Билль Стелль был встречен своими служащими — несколькими лоцманами, которых он держал для переправы лодок от озера до реки Юкон. На их ловкость можно было положиться; они знали все необходимое для этого трудного плавания.
 Так как температура стояла довольно низкая, то Сумми Ским, Бен Раддль и их спутницы были очень довольны, что удалось расположиться в доме Билля, где им предоставили лучшие комнаты. Вскоре они все собрались в общем зале, где чувствовалась приятная теплота.
 — Ну, — сказал Сумми Ским, садясь. — Самое трудное сделано.
 — Гм! — сказал Бен Раддль. — В смысле трудностей — пожалуй. Хотя… не надо забывать, что нам остается до Клондайка проехать еще несколько сот лье.
 — Я знаю это, Билль, — ответил Сумми Ским, — но я думаю, что эта, вторая часть путешествия пройдет без опасностей и затруднений.
 — Вы ошибаетесь, господин Ским, — заметил Билль.
 — Но ведь нам придется только плыть по течению рек и озер?
 — Так было бы, если бы уже наступило лето. К несчастью, ледоход еще не начинался. Когда он начнется, наша лодка окажется среди плавучих льдов, и нам не раз придется испытать большие затруднения.
 — В таком случае, — воскликнул Сумми Ским, — трудно туристу найти комфорт в этом проклятом крае!
 — Он будет тогда, — заметил Бен Раддль, — когда осуществится мысль о железной дороге. Для этой работы инженер Хаукинс будет иметь в своем распоряжении две тысячи рабочих.
 — Ну… ну, — воскликнул Сумми Ским, — я надеюсь вернуться раньше этого! Не будем считаться поэтому с предполагаемой железной дорогой, а, если хотите, рассмотрим лучше тот маршрут, который нам предстоит теперь избрать.
 Билль одобрил это предложение и разложил на столе грубо начерченную карту области.
 — Вот, прежде всего, — сказал он, — озеро Линдемана, которое тянется у подножия Чилькута и которое нам нужно пройти на всем его протяжении.
 — Этот переход длинен? — спросил Сумми Ским.
 — Нет, — ответил Билль, — когда поверхность озера покрыта льдом или совершенно свободна от него, тогда это дело легкое.
 — А затем? — спросил Бен Раддль.
 — Затем нам придется протащить лодку и багаж на расстояние около полулье до станции озера Беннетта. Скорость этой операции опять-таки зависит от температуры. Вы сами могли заметить, как она резко меняется день ото дня.
 — В самом деле, — продолжал Беп Раддль, — разница доходит до двадцати — двадцати пяти градусов, смотря по тому, дует ли ветер с севера или с юга.
 — Вообще, — прибавил Билль Стелль, — нам нужна или оттепель, чтобы можно было плыть, или сухая морозная погода, чтобы затвердел снег, по которому можно тащить лодку, как сани.
 — Наконец, — сказал Сумми Ским, — мы добрались до озера Беннетта. Зачем?..
 — Это озеро, — объявил Билль, — тянется на двенадцать лье. Но чтобы пройти его, потребуется не меньше трех дней, так как придется делать остановки.
 — За ним, — сказал Сумми Ским, рассматривая карту, — есть еще второй волок?
 — Нет, озеро Беннетта соединяется с озером Тагиш через Рио-Карибу, которая тянется на семь или восемь лье и впадает в озеро Марш, приблизительно такой же длины. Покинув это последнее, придется подняться на десять лье по извилистой реке, на которой встречаются пороги Уайтхорз, довольно опасные и тяжелые для плавания. Затем мы достигнем реки Такин. Наибольшие задержки могут произойти именно на этой части пути, когда придется проходить порогами. Мне уже однажды пришлось стоять около недели в верховьях озера Лабарж.
 — Это озеро судоходно? — спросил Бен Раддль.
 — Вполне, на протяжении всех его тринадцати лье, — ответил Билль Стелль.
 — В общем, — заметил Бен Раддль, — если не считать нескольких сухопутных переездов, лодка доставит нас до Доусона?
 — Прямехонько, господин Раддль, — ответил Билль Стелль, — и если принять все обстоятельства во внимание, то все-таки путешествие по воде — самое легкое.
 — А какое расстояние отделяет озеро Лабарж от Клондайка по рекам Юкон и Левис? — спросил Бен Раддль.
 — Считая объезды, около ста пятидесяти лье.
 — Я вижу теперь, — заявил Сумми Ским, — что мы далеко еще не прибыли на место.
 — Конечно, — ответил Билль. — Когда мы достигнем Левиса, у северной оконечности озера Лабарж, мы будем как раз на полпути.
 — В таком случае, — заключил Сумми Ским, — в ожидании этого долгого путешествия наберемся сил и, пользуясь возможностью провести спокойную ночь на станции озера Линдемана, пойдем спать.
 Это была действительно одна из лучших ночей, проведенных обоими кузенами со дня отъезда из Ванкувера. Хорошо протопленные печи поддерживали в защищенном от ветра домике высокую температуру.
 Было девять часов, когда на другой день, 1 мая Билль дал сигнал к отправлению. Большая часть людей, сопровождавших проводника от Скагуэя, должны были идти с ним до Клондайка. Их помощь была нужна для того, чтобы волочить лодку, как сани, пока нельзя еще было плыть по озерам и спускаться по течению Левиса и Юкона.
 Что касается собак, то они принадлежали к местным породам. Эти животные, замечательно акклиматизировавшиеся, имеют лапы без шерсти. Это дает им возможность легче бегать по снегу, не застревая в нем. Но из того, что они акклиматизированы, не следует, что они ручные. По правде говоря, эти собаки остались, по-видимому, такими же дикими, как волки или лисицы.
 И проводникам удается их подчинить себе отнюдь не лаской и не сладостями.
 Среди людей Билля Стелля находился теперь лоцман, который должен был во время плавания править лодкой. Это был индеец из Клондайка по имени Нелуто, уже девять лет находившийся на службе у Билля. Он хорошо знал свое дело, прекрасно изучил все трудности переходов по озерам, рекам и порогам, и на его ловкость можно было положиться. До приглашения его Биллем он долго служил в компании Гудзонова залива, исправляя обязанности проводника по этой обширной территории и оказывая услуги охотникам за пушным зверем. Нелуто великолепно знал край, который он прошел по всем направлениям, даже за Доусоном, у границы полярного круга.
 Нелуто достаточно знал английский язык, чтобы изъясняться понятно. Впрочем, вне всего, что касалось его ремесла, он был неразговорчив, и у него, как говорится, приходилось вырывать слова из горла. Между тем этот человек, привычный к климату Клондайка, мог сообщить много полезного. Поэтому Бен Раддль счел нужным спросить его, что он думает о погоде и о времени наступления ледохода.
 Нелуто объявил, что если не произойдет резкой перемены в состоянии атмосферы — что нередко случается в этих широтах, — то нельзя ожидать оттепели и ледохода раньше чем через две недели.
 Бен Раддль мог думать что ему угодно по поводу этого неопределенного ответа. Во всяком случае, он должен был отказаться от надежды получить более точные указания от человека, решившего, очевидно, ничем себя не компрометировать.
 Если будущее оставалось, таким образом, неопределенным, то настоящее было ясно. По озеру Линдемана предстояло не плыть, а двигаться санным путем; Жанна и Эдита могли поместиться, впрочем, в лодке, которую должны были тащить по льду.
 Погода стояла тихая, резкий ветер, дувший накануне, стихал и переходил в южный. Однако холод еще держался около двенадцати градусов ниже нуля. Это обстоятельство было очень благоприятно для путешествия, которое становится чрезвычайно затруднительным во время снежных метелей.
 Озеро Линдемана прошли около одиннадцати часов; одного часа оказалось достаточно, чтобы преодолеть два километра, отделяющие его от озера Беннетта, и в полдень Билль и его караван остановились на станции, расположенной у его северной оконечности.
 На этой станции скопление эмигрантов было так же велико, как и в становище Шип, у перевала Чилькут. В ожидании возможности двинуться дальше станцию занимали несколько тысяч человек. Со всех сторон возвышались палатки, которые в случае продолжения этого наплыва в Клондайк еще в течение нескольких лет должны были замениться хижинами и домами.
 Уже и теперь в этом зародыше деревни, которой суждено сделаться поселком и затем городом, находились постоялые дворы — будущие гостиницы, лесопилки и лесные склады, раскинутые по берегам озера, не говоря уж о помещениях для полиции, обязанности которой среди этих авантюристов крайне опасны.
 Индеец Нелуто мудро сделал свое предсказание погоды. После полудня в атмосфере произошла резкая перемена. Ветер переменился на южный, и термометр поднялся до нуля по Цельсию. Это был признак, в значении которого не приходилось сомневаться. Было ясно, что зима кончилась и ледоход должен был, очевидно, скоро освободить ото льда поверхность озер и рек.
 Озеро Беннетта уже и теперь было отчасти свободно ото льда. Среди снежных и ледяных полей на нем образовались водные каналы, по которым, удлиняя, впрочем, дорогу, можно было плыть в лодке.
 К вечеру температура поднялась еще выше; оттепель усилилась; льдины начали отделяться от берега и поплыли к северу. Таким образом, не наступи в ближайшую ночь мороз, можно уже было без особых затруднений плыть до северной оконечности озера.
 За ночь температура не упала, и утром 2 мая Билль Стелль сообщил, что плавание может совершиться при довольно благоприятных обстоятельствах. Дувший с юга ветер, если бы он продержался, позволял идти под парусом попутным ветром.
 Когда на рассвете Билль захотел уложить в лодку багаж и провизию, он заметил, что все было уже сделано. Еще накануне вечером Эдита и Жанна занялись этим. Под их наблюдением все было уложено с таким совершенством, какого никогда не добился бы Билль. Каждый уголок был использован, и все вещи, от самых больших до самых мелких, были разложены в образцовом порядке, который приятно было видеть.
 Когда оба кузена подошли к Биллю, он сообщил им о своем изумлении.
 — Да, — ответил Бен Раддль, — они удивительные девушки. Энергия и постоянно хорошее настроение Жанны непобедимы, хотя и мягкая твердость Эдиты имеет в себе что-то исключительное. Я начинаю думать, что действительно сделал хорошее дело.
 — Какое дело? — спросил Билль Стелль.
 — Вы не поймете этого… Но скажите мне, Билль, — продолжал Бен Раддль,
 — что вы думаете о погоде? Покончили мы с зимой?
 — Я не хотел бы высказывать определенного мнения, — ответил Билль. — Но кажется, что озера и реки скоро освободятся ото льда. К тому же, следуя по свободной воде, наша лодка, даже если мы удлиним этим путь…
 — …все-таки все время пойдет водой, — окончил за него Сумми Ским. — Тем лучше.
 — Что думает Нелуто? — спросил Бен Раддль.
 — Нелуто думает, — объявил индеец, — что если температура не упадет, то оттепель не прекратится.
 — Отлично! — заметил Бен Раддль, смеясь. — Вы не рискуете ошибиться, мой милый… Но не следует ли опасаться ледохода?
 — О, лодка крепкая, — подтвердил Билль Стелль. — Она уже была в деле во время ледохода.
 Бен обратился к индейцу:
 — Не выскажете ли вы, Нелуто, более определенно свое мнение?
 — Вот уже два дня, как первые льды двинулись, — ответил лоцман, — и надо думать, что север озера уже очистился.
 — А! — сказал Бен, — вот наконец мнение. А что вы думаете о ветре?
 — Он начался за два часа до рассвета и благоприятствует нам.
 — Это, конечно, факт. Но продержится ли ветер?
 Нелуто обернулся и обвел взглядом южный горизонт, который был закрыт горами Чилькут. По склону горы едва виднелись маленькие облачка. Протянув руку в этом направлении, лоцман ответил:
 — Я думаю, сударь, что ветер продержится до вечера…
 — Очень хорошо!
 — …если только до вечера не переменится, — закончил Нелуто с самым серьезным видом.
 — Спасибо, лоцман, — поблагодарил его Бен, — теперь я вполне осведомлен.
 Лодка Билля была похожа на барку и имела двенадцать метров в длину. На корме ее был устроен крытый навес, под которым два или три человека могли спать и укрыться от снежной метели или дождя. Это судно с плоским дном, неглубоко сидящее в воде, имело в ширину два метра, что позволяло ему нести довольно большой парус. Последний имел форму рыбачьего паруса и прикреплялся одной стороной к носу, а другой — к вершине мачты вышиной в пять метров.
 В случае дурной погоды мачта снималась и укладывалась вдоль сидений.
 Такое судно, конечно, не могло идти крутым ветром. Когда узкие проходы между льдами заставляли лоцмана держаться против ветра, парус спускали, и четыре здоровых канадца садились на весла.
 Поверхность озера Беннетта была невелика. Ее нельзя было сравнить с обширными внутренними морями Северной Америки, где разыгрываются сильные бури. Для перехода по нему было вполне достаточно той провизии, которую взял с собой Билль: сушеное мясо, бисквиты, чай, кофе, бочонок водки и запас угля для печки. К тому же можно было рассчитывать на рыбную ловлю, так как рыба водится в этих водах в изобилии, а также и на дичь — куропаток и рябчиков, которые слетаются на берега озера.
 В восемь часов лодка отвалила от берега. Лоцман Нелуто встал у кормового весла, за навесом, под которым пометились Эдита и Жанна. Сумми Ским и Бен Раддль расположились в середине лодки, около Билля Стелля, а четыре гребца — на носу, вооруженные баграми, чтобы отталкивать льдины.
 Двигаться было довольно трудно вследствие множества лодок, загромоздивших свободные проходы во льдах. Желая воспользоваться начавшимся ледоходом и благоприятным ветром, несколько сот лодок отправились со станции озера Беннетта. Среди этой многочисленной флотилии было иногда трудно избежать столкновений. И тогда какие крики, какие ругательства, какие угрозы раздавались во всех сторон! Иногда дело доходило и до драки.
 После полудня встретились с полицейской лодкой. Сидевшим в ней людям часто приходилось вмешиваться в происходившие ссоры.
 Начальник этого полицейского дозора знал Билля и при встрече окликнул его:
 — Здравствуйте, Билль!.. Золотоискатели едут в Клондайк из Скагуэя без конца…
 — Да, — ответил канадец, — больше, чем нужно…
 — И больше, чем их вернется…
 — Наверное! Сколько их проехало по озеру Беннетта?
 — Около пятнадцати тысяч.
 — И все еще нет конца?
 — До конца еще далеко.
 — Есть ли ледоход ниже по течению?
 — Говорят. Вы сможете, вероятно, добраться до Юкона водой.
 — Да, если не начнется опять мороз.
 — Надо надеяться, что нет.
 — Да?.. Спасибо.
 — Счастливого пути.
 Так как ветра не было, то лодка двигалась довольно медленно. Она прибыла к оконечности озера Беннетта только после двух ночевок, к вечеру 4 мая.
 В этом месте из озера вытекает маленькая речка или, вернее, канал — Барибон, который на расстоянии одного лье отсюда впадает в озеро Тагиш.
 Так как в дальнейший путь предстояло отправиться только после ночевки, то Сумми Ским захотел воспользоваться остатком дня, чтобы поохотиться на соседней равнине. Не успел он сообщить о своем намерении, как, к его удивлению и большому удовольствию, Жанна Эджертон объявила, что пойдет с ним.
 Желание девушки должно было показаться более или менее странным ее спутникам. Но молодая девушка оказалась отличным охотником, не хуже Сумми Скима, и вскоре оба они вернулись, убив три пары куропаток и четырех рябчиков с бледно-зеленым оперением. Во время их отсутствия Эдита разложила на берегу костер из сухих дров, и изжаренная на угольях дичь была объявлена превосходной.
 Озеро Тагиш, длиной в семь с половиной лье, соединяется с озером Марш узким проливом, который к прибытию каравана оказался загроможденным льдами. Пришлось тащить лодку при помощи нанятого мула на расстояние около полулье. Плавание, таким образом, возобновилось утром 7 мая.
 Чтобы пройти всю длину озера Марш, понадобилось двое суток, хотя протяженность его не больше семи-восьми лье. Ветер перешел в северный, а на веслах двигаться быстро было нельзя. К счастью, лодок было здесь меньше, чем на озере Беннетта, так как многие из них остались позади, и стать на ночь у оконечности озера удалось 8 мая, еще до захода солнца.
 — Если я не ошибаюсь, Билль, — сказал Бен Раддль после ужина, — нам остается пройти еще только одно озеро, последнее?
 — Да, господин Раддль, — ответил Билль Стелль, — озеро Лабарж. Но раньше нам придется спуститься по реке Левис, а это и есть самая трудная часть пути. Нам нужно будет пройти пороги Уайтхорз, где погибла с людьми и грузом не одна лодка.
 Эти пороги действительно представляют наибольшую опасность на дороге от Скагуэя до Доусона. Они простираются на три с половиной километра из восьмидесяти пяти, которые отделяют озеро Марш от озера Лабарж. На этом коротком расстоянии понижение уровня воды достигает десяти метров, причем течение реки загромождено скалами, о которые легко могут разбиться лодки.
 — Разве нельзя пройти это место береюм? — спросил Сумми Ским.
 — Берег непроходим, — ответил Билль. — Но теперь строят железную дорогу, которая будет перевозить лодки со всем грузом через пороги.
 — Если ее строят, — продолжал Сумми Ским, — значит, она еще не готова, Билль?
 — Да, сударь, хотя на работе заняты сотни людей.
 — В таком случае нам нечего думать о ней. Вот увидите, Билль, что железная дорога не будет готова и ко времени нашего возвращения.
 — Если только вы не останетесь в Клондайке больше, чем предполагаете, — ответил Билль Стелль. — Когда едешь, думаешь одно, а когда приедешь, то не знаешь, когда вернешься…
 — …и даже не знаешь, вернешься ли вообще! — с убеждением закончил Сумми Ским.
 Лодка достигла порогов Уайтхорз после полудня на другой день, 9 мая. Она была не единственная, которая рискнула идти этим опасным местом. За ней шли друтие лодки, из которых многим не суждено было пройти его…
 Лоцманы, служащие на порогах, берут, понятно, очень высокую плату. За три километра они получают сто пятьдесят франков в один конец. Поэтому они и не думают менять это прибыльное занятие на ремесло золотоискателя.
 В этом месте скорость течения реки доходит до пяти лье в час. Таким образом, нужно было бы весьма короткое время, чтобы спуститься через пороги, если бы не приходилось делать стольких поворотов среди базальтовых скал, капризно рассеянных между обоими берегами, и если бы не нужно было остерегаться льдов, столкновения с которыми достаточно, чтобы разбилась самая крепкая лодка. Все эти затруднения сильно замедляли движение.
 Несколько раз лодка, державшаяся на веслах, рисковала столкнуться то с другой лодкой, то с льдиной, и только ловкость Нелуто выводила ее из затруднительного положения. Последняя часть порогов наиболее опасна, и именно здесь случаются главным образом катастрофы. Чтобы не быть выброшенным за борт, приходится крепко держаться за сиденья. Но Нелуто имел верный глаз, твердую руку и обладал невозмутимым хладнокровием. Он не мог избежать того, чтобы лодку не захлестнуло водой (ее, впрочем, тотчас же откачали), но зато он сумел, во всяком случае, благополучно миновать это опасное место.
 — Ну а теперь, Билль, — воскликнул Сумми Ским, — самое трудное уже пройдено?
 — Без сомнения, — ответил Бен Раддль.
 — Конечно, — подтвердил Билль. — Теперь нам остается лишь пройти около ста шестидесяти лье по озеру Лабарж и по реке Левис.
 — Сто шестьдесят лье! — повторил Сумми Ским, смеясь. — Значит, можно сказать, что мы почти уже приехали!
 Билль Стелль, посоветовавшись с Нелуто, решил сделать остановку на сутки на станции озера Лабарж, к которой прибыли к вечеру 10 мая. С севера дул сильный ветер. Лодка даже при помощи весел едва добралась до середины озера. При таких условиях лоцман тем меньше имел оснований продолжать плавание, что понижение температуры грозило морозом, вследствие которого лодка могла оказаться затертой льдами на середине озера.
 Эта станция, основанная по тому же образцу и с теми же целями, что и станции озер Линдемана и Беннетта, состояла уже из сотни хижин и домов. В одном из таких домов, носившем громкое название отеля, путешественникам посчастливилось найти свободные комнаты.
 Озеро Лабарж, длиной около пятидесяти километров, разделяется в месте впадения реки Левис на две части.
 Войдя в озеро утром 12 мая, лодка затратила тридцать шесть часов, чтобы пройти первую часть озера. Таким образом, Билль и его спутники достигли течения реки Левис после полудня 13 мая, испытав на пути сильную бурю. На другое утро они уже плыли по этой реке среди льдов.
 Около пяти часов Билль отдал распоряжение пристать к правому берегу, у которого он намеревался провести ночь. Жанна и Сумми вышли на берег. Вскоре раздались выстрелы, и несколько пар уток и рябчиков, составивших ужин, позволили сэкономить взятую с собой провизию.
 Эти ночные остановки, которые делал Билль Стелль, делали также и другие лодки, спускавшиеся по реке Левис, и по обоим берегам вечером зажигались многочисленные огни.
 Начиная с этого дня вопрос об оттепели мог считаться решенным. Под влиянием южных ветров термометр держался на пяти или шести градусах выше нуля. Опасаться, что река вновь замерзнет, не приходилось.
 Опасаться нападения медведей по ночам тоже было нечето. В окрестностях реки Левис их не замечалось, и Сумми Ским, к большому своему сожалению, не имел случая убить ни одного из этих ужасных хищников. Зато приходилось защищаться от туч комаров, и, только поддерживая костры до самого утра, с трудом удавалось избежать их болезненных и раздражающих укусов.
 Спустившись по течению Левиса километров на пять — десять, Билль и его спутники пос'ле полудня 15 мая заметили устье Рио-Хуталинки, а на другой день — устья рек Биг и Сальмон, двух притоков реки Левис. На следующий день лодка прошла мимо устья Рио-Уэльша, оставленного теперь золотоискателями; потом миновали Кассиар, пески которого, содержащие золото, в мелководье обнажаются.
 Путешествие продолжалось при переменной погоде. Лодка шла то на веслах, то под парусом, а иногда и бечевой.
 Двадцать пятого мая, когда большая часть реки Левис, которая должна была влиться в реку Юкон, была пройдена в благоприятных условиях, Билль сделал остановку у лагеря Туренна, который занимал скалистый берег, покрытый в это время первыми цветами: анемонами, фиалками, подснежниками, крокусами и другими первенцами весны.
 Тут остановились и многие другие эмигранты. Лодка, ввиду необходимости некоторых исправлений, простояла здесь сутки, и Сумми Ским мог насладиться своим любимым занятием.
 В последующие два дня благодаря течению, скорость которого равнялась четырем милям в час, лодка довольно быстро спустилась по реке. 28 мая, после полудня, пройдя лабиринт островов Миерсаль, она приблизилась к левому берегу и остановилась у подножия форта Селькирк.
 Этот форт, выстроенный в 1848 году для нужд агентов Гудзоновской компании, а затем разрушенный индейцами в 1852 году, представлял собой теперь лишь довольно хороший базар. Окруженный хижинами и палатками эмигрантов, он расположен по течению главной местной водной артерии, которая начиная с него называется Юконом. Теперь эта река разлилась от вод Пелли, главного притока с правой стороны.
 По исключительным, правда, ценам Билль нашел здесь все ему необходимое, и после суточной стоянки утром 13 мая лодка опять пошла вниз по течению. Не останавливаясь, она прошла устье реки Стюарт, к которой начинали стекаться золотоискатели. На протяжении трехсот километров уже разбиты были прииски. Затем лодка остановилась на полдня в Оджильви, па правом берегу Юкона. Ниже этого места река все больше и больше расширялась, и лодки могли свободно лавировать здесь среди льдов, которые плыли к северу.
 Оставив позади себя устье Индиана-ривер и Сиксти-Майльс-Крик, которые находятся друг против друга, в сорока восьми километрах от Доусона, Билль и его спутники после полудня 3 июня достигли наконец столицы Клондайка.
 В тот момент, когда путешественники выходили из лодки, Жанна подошла к Бену Раддлю и протянула ему листок, вырванный ею из записной книжки. На этом клочке бумаги она успела на ходу написать несколько слов.
 — Позвольте мне, господин Раддль, — сказала она, — оформить нашу сделку.
 Бен Раддль взял бумажку и прочел на ней: «Получено от господина Бена Раддля вполне отвечающее условиям нашего контракта путешествие от Скагуэя до Доусона, что и удостоверяю настоящей распиской».
 — Отлично, — сказал невозмутимо Бен, кладя с самым серьезным видом бумажку в карман.
 — Позвольте мне также, господа, — продолжала Жанна, обращаясь на этот раз к обоим кузенам, — прибавить к этой расписке благодарность Эдиты, а также и мою собственную за оказанное нам вами внимание, за которое я надеюсь отплатить вам тем же.
 Не сказав больше ни слова, Жанна пожала руку Бену Раддлю. Но когда очередь дошла до Сумми Скима, то последний, не скрывая волнения, удержал в своих руках маленькую ручку, которая была ему протянута.
 — Ну… госпожа Жанна, неужели вы в самом деле нас покидаете? — сказал он, смешавшись.
 — А вы сомневались в этом? — ответила с изумлением Жанна. — Разве это не было условлено заранее?
 — Да, да… — согласился Сумми. — Но я надеюсь по крайней мере, что мы еще увидимся?
 — Надеюсь, господин Ским. Но это будет зависеть не от меня, а от случайностей, которые могут произойти при добыче золота.
 — Золота!.. — воскликнул Сумми. — Как, госпожа Жанна, вы все еще не отказались от этого безумия?
 Жанна сухо освободила свою руку.
 — Я не вижу ничего безумного в моем плане, господин Ским, — сказала она обиженным топом. — Вы могли бы догадаться, что я приехала в Доусон не для того, чтобы неожиданно менять свои мнения, как флюгер… Тем более теперь, когда я взяла на себя обязательство, которое я надеюсь с честью выполнить, — прибавила она, обращаясь к Бену Раддлю.
 Сумми Ским сделал ужасно печальное лицо. То, что он испытывал, было для него, хотя он и не сознавал этого, большим горем.
 — Конечно… конечно! — бормотал он несвязно, глядя, как обе девушки твердым шагом удалялись по направлению к госпиталю Доусона.

 Глава девятая. КЛОНДАЙК

 Обширная область, часть Северной Америки, омываемая двумя океанами, Тихим и Северным Ледовитым, соседняя с Канадой, называется Аляской. Площадь этой территории, которую русский император, больше из антипатии к Англии, чем из симпатии к Америке, уступил Соединенным Штатам, сделавшим в тот день еще один лишний шаг к осуществлению доктрины Монро: «Вся Америка для американцев» — площадь эта, как говорят, занимает не меньше полутора миллионов квадратных километров.
 За исключением имеющихся в ней золотых россыпей, можно ли что-нибудь извлечь из этой полуканадской-полуамериканской области, орошаемой Юконом, — области, лежащей за полярным кругом и имеющей почву не пригодную ни к какой культуре? Это было очень сомнительно.
 Не нужно, однако, забывать, что Аляска, включая острова Баранова, Адмиралтейские, Принца Уэльского, которые относятся к ней, а также Алеутский архипелаг, имеет громадную береговую линию со множеством пригодных для стоянки судов портов, начиная от Ситки, столицы штата Аляска, и до порта Михаила, расположенного у устья Юкона, одной из величайших рек мира.
 Пограничной линией между Канадой и Аляской был избран сто сорок первый меридиан. Что касается южной границы, которая, извиваясь, охватывает и прибрежные острова, то она не отличается определенностью.
 Рассматривая карту Аляски, нельзя не заметить, что почти на всем протяжении поверхность ее представляет собой низменность. Орографическая система  note 11 обозначается лишь на юге. Здесь начинается горная цепь, которая тянется дальше, через Колумбию и Калифорнию, под названием Каскадных гор.
 Особенно бросается здесь в глаза течение Юкона. Направляясь сначала к северу и орошая огромной сетью своих притоков Канаду, эта великолепная река проникает на Аляску, описывает здесь дугу до форта Юкон, затем, спустившись к юго-западу, впадает около порта Михаила в Баренцево море.
 Юкон значительнее даже «отца вод», самого Миссисипи. Он дает не меньше двадцати трех тысяч кубических метров воды в секунду, и его длина, при общем бассейне, обнимающем поверхность вдвое большую, чем Франция, равняется двум тысячам двумстам девяноста километрам.
 Если территория, по которой протекает Юкон, и непригодна для возделывания, зато она изобилует лесами. Это большей частью непроходимые кедровые леса, которые могли бы снабжать своими деревьями весь мир, если бы истощились более доступные лесистые местности. Что касается местной фауны, то она представлена здесь черным медведем, оленем, горной овцой, богатой коллекцией пернатой дичи: рябчиками, бекасами, куропатками и бесчисленными породами уток.
 Воды, омывающие чрезвычайно развитую береговую линию края, не менее богаты всякой рыбой и морскими млекопитающими. Среди рыб есть одна, которая заслуживает особого внимания. Она так пропитана жиром, что ее без всякого приготовления можно зажечь в виде факела. Отсюда и название — рыба-свеча, данное ей американцами.
 Открытая русскими в 1730 году, исследованная в 1741 году, когда местное население, главным образом индейского происхождения, не превышало тридцати трех тысяч человек, эта страна в настоящее время наводнена эмигрантами и золотоискателями, которых уже несколько лет привлекают в Клондайк золотые прииски.
 В первый раз заговорили об этих полярных приисках в 1864 году. Когда миссионер Мак-Дональд нашел в маленькой речке, около форта Юкон, целые пригоршни золота.
 В 1882 году отряд бывших калифорнийских золотоискателей, и между ними братья Баусвель, отправился через перевал Чилькут и начал правильную эксплуатацию новых приисков.
 В 1885 году золотоискатели в бассейнах Левиса и Юкона напали на прииски Форти-Майльс-Крик, немного ниже по течению будущего города Доусона, почти в том самом месте, на котором впоследствии должен был оказаться участок N 129 Жозиаса Лакоста. Два года спустя, в то время, когда канадское правительство начало проводить границы области, они добыли здесь золота на шестьсот тысяч франков.
 В 1892 году «Северо-американская компания торговли и транспорта» из Чикаго основала поселок Кудахи у слияния Юкона с Форти-Майльс-Крик. В то же время тридцать констеблей  note 12 , не оставлявшие службы по наблюдению за работами, четыре унтер-офицера и три офицера выработали не меньше полутора миллионов франков на приисках Сиксти-Майльс-Крик, несколько выше по течению города Доусона.
 Лиха беда начало. Вслед за этим в край потянулись золотоискатели со всех концов света. В 1895 году через Чилькут прошло не меньше тысячи человек, главным образом французов из Канады.
 В 1896 году распространилась шумная новость. Найдена река, богатство которой невероятно. Эта река — Эльдорадо, один из притоков Бонанцы, впадающей через реку Клондайк в Юкон. Тотчас же начинается нашествие золотоискателей. Места, продававшиеся в Доусоне по жребию за двадцать пять франков, скоро достигли цены сто пятьдесят тысяч франков.
 Собственно Клондайком называется лишь канадская часть территории. С запада он ограничивается сто сорок первым меридианом, который служит пограничной линией между ставшей американской Аляской и владениями Великобритании.
 С севера его границей служит приток Юкона — Клондайк, который впадает в эту реку у самого Доусона, разделяя город на две неравные части.
 С востока граница подходит к той части Канады, где начинаются первые отроги Скалистых гор и по которой с юга на север протекает река Маккензи.
 Центр области поднимается в виде высоких холмов, главный из которых, Дом, открыт в 1897 году. Это единственный рельеф на поверхности в общем плоского края, по которому развертывается весь гидрографический бассейн  note 13 , примыкающий к Юкону. Большинство притоков этой реки несут в своих водах золото в блестках вместе с песком, и на их берегах разрабатываются уже сотни приисков. Но наиболее золотоносная территория — та, которая омывается Бонанцей и ее многочисленными притоками: Эльдорадо, Королевским, Бульдером, Американцем, Чистым Золотом, Крипплем, Тэлем и другими.
 Понятно, почему на эту территорию, покрытую свободными ото льда в течение трех или четырех летних месяцев речками, на эти многочисленные прииски, не представляющие трудностей для эксплуатации, набросились во множестве золотоискатели. И понятно, что число их с каждым годом увеличивается, несмотря на трудности пути.
 В том месте, где Клондайк впадает в Юкон, несколько лет назад было лишь болото, которое заливалось водой во время оттепели. Единственными жителями здесь были бедные индейцы, жившие в хижинах или в избах, построенных по образцу русских.
 У слияния этих двух рек канадец по имени Ледюк основал город Доусон, который уже в 1898 году насчитывал восемнадцать тысяч жителей.
 Город сначала был разбит на участки, которые основатель продавал не дороже двадцати пяти франков и которые теперь шли по цене от пятидесяти тысяч до двухсот тысяч франков. Если приискам Клондайка не грозит истощение в ближайшем будущем, если в бассейне великой реки будут открыты новые прииски, может случиться, что Доусон сделается главным городом всего края и будет иметь такое же важное значение, как Ванкувер в Британской Колумбии или Сакраменто в американской Калифорнии.
 В первое время существованию города грозила опасность быть залитым водой, как и болоту, на котором он строился. Пришлось воздвигнуть крепкие плотины, чтобы избежать этой опасности, которая, впрочем, появляется ежегодно лишь на короткое время. Во время ледохода на Юконе вода поднимается настолько, что можно опасаться сильнейшего наводнения. Наоборот, летом уровень воды в реках падает так, что Клондайк можно переходить вброд.
 Бен Раддль хорошо знал историю этого края. Он ознакомился со всеми открытиями последних лет. Ему известно было, как прогрессивно увеличивалась из года в год доходность приисков и какие состояния на них наживались. Что он приехал в Клондайк лишь для того, чтобы войти во владение приисков Форти-Майльс-Крик и чтобы определить его стоимость, а затем продать по наилучшей цене, в том приходилось ему верить, потому что он утверждал это. Но Сумми Ским чувствовал, что интерес, возбужденный в его кузене золотом, увеличивался по мере приближения к золотоносной области, и он все больше и больше опасался, как бы не застрять в этой стране золота и несчастий.
 В то время в области насчитывалось не меньше восьми тысяч приисковых участков, занумерованных от устьев притоков Юкона до их источников. Участки имели площадь в двести или сто квадратных метров, как это было установлено законом 1896 года.
 Более всего золотоискатели и синдикаты облюбовали прииски Бонанцы, ее притоки и холмы по левому берегу Клондайка.
 Можно было, следовательно, пожалеть — так должен был думать Бен Раддль, потому что Сумми Ским об этом не думал, — что наследством дядюшки Жозиаса оказался не один из приисков Бонанцы, а прииск в окрестностях Форти-Майльс-Крик, по ту сторону Юкона. Легко предположить, что предложения, которые были бы им в этом случае сделаны, оказались настолько блестящими, что им незачем было предпринимать путешествие в Клондайк. И Сумми Ским мог бы наслаждаться деревенской жизнью на своей ферме «Зеленая Поляна», вместо того чтобы месить грязь на улицах столицы, — грязь, которая заключала, может быть, в себе частицы драгоценного металла.
 Оставался, правда, запрос «Общества транспортирования и торговли», но и оно, не получая ответа, могло уже отказаться от этого дела.
 В конце концов, Бен Раддль приехал смотреть, и решил с этого начать. Хотя участок N 129 никогда не давал самородка стоимостью в три тысячи франков — таков был самый большой самородок, найденный в Клондайке, — едва ли все же он был истощен, иначе не явилось бы предложений о его покупке. Американские и английские синдикаты в таких делах не действуют слепо. Можно было быть уверенным, что в худшем случае оба кузена покроют издержки путешествия.
 К тому же, как узнал об этом Бен Раддль, говорили уже о новых открытиях. Сумми не раз слышал от своего кузена о Гунтере, притоке Клондайка, который протекает между горами в пятьсот метров вышины, где залежи богаче и золото чище, чем в Эльдорадо; о Гольд-Боттоме, в котором, по указанию Оджильви, существует золотоносный кварцевый пласт, дающий до тысячи долларов с тонны, и о сотнях других рек, еще более чудесных.
 — Ты понимаешь, Сумми? — говорил Бен Раддль. — В случае неудачи мы всегда сможем вывернуться в этом удивительном крае.
 Сумми делал тогда вид, что ничего не слышал, и говорил как всегда:
 — Все это прекрасно, Бен. Позволь мне, однако, вернуть тебя к нашей теме. Все эти Бонанцы, Эльдорадо, Медведи, Гунтеры и тому подобное — все это очень хорошо. Но нас касается лишь Форти-Майльс-Крик, а я даже и о нем не хочу ничего слышать, как будто его не существует.
 — Будь спокоен, он существует, — отвечал, не волнуясь, Бен. — Ты скоро сам в этом убедишься.
 Затем, возвращаясь к своей любимой идее, он продолжал:
 — И как это ты не заинтересуешься этим удивительным Клондайком? Ведь здесь положительно даже улицы вымощены золотом! К тому же Клондайк — не единственная территория края, в которой есть золотоносные жилы. Тебе стоит лишь взглянуть на карту, и ты увидишь, какое множество отмечено на ней мест, богатых минеральными сокровищами. Их много на Чилькуте, через который мы перевалили, в холмах Кассиара и в других пунктах. Аляска полна таких холмов, и цепь их тянется за полярный крут, до берегов Ледовитого океана…
 Но этот пламенный гимн не мог смутить ясности мышления Сумми. Напрасно Бен Раддль соблазнял своего кузена всеми этими сокровищами — последний с улыбкой отвечал:
 — Ты прав, Бен, ты совершенно прав. Бассейн Юкона, несомненно, страна, набитая золотом до отказа. Что касается меня, то я с радостью думаю о том, что мы тоже обладаем «небольшим» клочком этой земли… потому что, если бы он был больше, нам потребовалось бы больше времени, чтобы от него освободиться!

 Глава десятая. СПОРНЫЕ ГРАНИЦЫ

 — Собрание хижин, изб, палаток на поверхности болота, нечто вроде лагеря с постоянной угрозой наводнениями Юкона и Клондайка, неправильные, грязные улицы с рытвинами на каждом шагу, не город, а какой-то хлев, годный лишь для тысяч собак, лающих всю ночь, — вот каким вы представляли себе, по слухам, город Доусон, господин Ским! Но хлев преобразился на наших глазах благодаря пожарам, уничтожившим старые постройки. Теперь Доусон — город с приличными домами, банками и отелями. Скоро здесь будут два театра, в одном из которых оперный зал рассчитан более чем на две тысячи мест, и так далее, и так далее. И вы даже не можете себе представить всего, что разумеется под этим «и так далее»!..
 Так говорил доктор Пилькокс, англоканадец, круглый, лет сорока, крепкий, подвижный, веселый, необыкновенного здоровья. Назначенный год назад директором госпиталя в Доусоне, он поселился в этом городе, где открывалось широкое поле для его профессии, так как здесь сосредоточились как будто все эпидемии, не говоря уж о золотой лихорадке, от которой он сам был застрахован не хуже, чем Сумми Ским.
 Доктор Пилькокс был и терапевтом, и хирургом, и аптекарем, и зубным врачом. И так как его знали за хорошего и добросовестного практика, то пациенты массами стекались к его уютному дому, расположенному на Фронт-стрит, одной из лучших улиц Доусона.
 Билль Стелль давно уже знал доктора Пилькокса, с которым он встречался, служа разведчиком в канадской армии. Пользуясь этим старинным знакомством, Билль рекомендовал обыкновенно доктору тех эмигрантов, которых он сопровождал из Скагуэя в Клондайк.
 И на этот раз, через два дня после приезда, он не преминул познакомить Бена Раддля и Сумми Скима с доктором, который пользовался в городе всеобщим уважением. В Клондайке не было человека, лучше него осведомленного относительно всего, что происходило в области. Если кто-нибудь мог дать хороший совет или хорошее лекарство, то только этот превосходный доктор. Первый вопрос, с каким обратился к нему Сумми Ским. относился к их спутницам. Что сталось с ними?.. Видел ли их доктор Пилькокс?..
 — Не говорите мне о ней! Она просто феномен! — воскликнул с чувством доктор, волнуя Сумми Скима своим странным ответом. — Это просто перл, эта девушка — настоящая жемчужина, и я не могу сказать, как я рад, что мне удалось заполучить ее сюда. Всего два дня, как она поступила в госпиталь, и успела уже его преобразить. Сегодня утром, открыв один из шкафов, я был прямо поражен ее любовью к порядку, к чему я, по правде говоря, здесь не приучен. Заинтригованный, я открыл другой шкаф, третий, десятый — то же самое. И еще лучше: мои инструменты вычищены и разложены в порядке, операционный зал блистает такой чистотой, как никогда. Наконец, чему трудно поверить, этот полуребенок подчинил себе весь персонал. Все совершается как по команде. Братья и сестры милосердия все на своих местах. Расставленные в порядке кровати приятно видеть. Даже сами больные, кажется, стали лучше себя чувствовать!..
 Бен Раддль, по-видимому, был счастлив, слыша все это.
 — Я в восторге, доктор, — сказал он, — от похвал, которые вы расточаете вашей новой помощнице. Это доказывает, что я не ошибся на ее счет. Думаю, что будущее готовит вам еще более приятные неожиданности.
 Сумми Ским казался менее счастливым. Он уже как будто о чем-то беспокоился.
 — Извините, доктор… — прервал он. — Вы говорите об одной девушке… Но ведь их было две?..
 —, А, это правда, — смеясь, сказал доктор Пилькокс, — но я давно знаю лишь ту, которая поступила ко мне старицей сестрой милосердия, а другую не знаю совсем. Поэтому я едва успел заметить последнюю. Прибыв в госпиталь со своей кузиной, она через десять минут исчезла опять и вернулась лишь к полудню, одетая как золотоискатель, с заступом на плече и с револьвером за поясом. Вчера утром, когда я справился о ней, я узнал, что она, не сказав никому ни слова, тотчас же отправилась в путь. Уже от ее кузины я узнал, что она намерена заняться, как и мужчины, ремеслом золотоискателя.
 — Значит, она уже отправилась?.. — настаивал Сумми.
 — Самым серьезным образом, — подтвердил доктор и прибавил: — Я много видел оригинальных типов на своем веку, но, признаюсь, такого еще не встречал!
 — Бедная девушка, — пробормотал Сумми. — Как это вы отпустили ее на такое безрассудное предприятие?
 Но доктор уже не слушал Сумми Скима. Он заговорил опять с Беном Раддлем о Доусоне, и речь его лилась неудержимо. Доктор Пилькокс гордился своим городом и не скрывал этого.
 — Да, — повторял он, — он уже достоин носить данное ему канадским правительством наименование столицы Клондайка.
 — Столица, которая еще достраивается, доктор, — ответил Бен Раддль.
 — Ну, она скоро достроится, так как число жителей в ней увеличивается с каждым днем.
 — Сколько же их теперь? — спросил Бен.
 — Около двадцати тысяч.
 — Скажите: двадцать тысяч проезжих, а не жителей, доктор. Зимой Доусон должен быть пуст.
 — Извините меня, двадцать тысяч постоянных жителей, которые поселились здесь со своими семьями и так же мало думают покидать город, как я.
 Пока Бен Раддль с большой пользой для себя черпал различные сведения из живой энциклопедии, какой был доктор Пилькокс, Сумми молчал и грустил. Его мысли были сосредоточены на Жанне Эджертон. Он представлял ее себе на дикой, трудной дороге, одинокую, покинутую, без всякой защиты, с одной только ее непоколебимой волей… Но, в конце концов, это его не касалось. Эта сумасшедшая, если таков был ее каприз, была вольна идти искать нищету и смерть… Пожав плечами, Сумми отбросил от себя печаль и вступил в разговор.
 — Однако, — заметил он, чтобы поддразнить доктора, — я не вижу в Доусоне того, что встречаешь обыкновенно в столице…
 — Как! — воскликнул доктор Пилькокс, надувшись, вследствие чего он казался еще более кругленьким. — Да ведь это резиденция генерального комиссара территории Юкона, майора Джеймса Уэлша, и целой иерархии служащих, какой вы не найдете в главных городах Британской Колумбии и Канады!
 — Каких служащих, доктор?
 — Главного судьи Мак-Гира, комиссара по золотопромышленности Фаусетта, эсквайра  note 14 , комиссара государственных земель Уэда, тоже эсквайра, консула Соединенных Штатов Америки, вице-консула Франции…
 — Эсквайры, — заметил весело Сумми Ским, — это в самом деле высокопоставленные лица… А торговля?
 — У нас уже есть два банка, — ответил доктор, — Канадский Коммерческий банк из Торонто, которым управляет Вильс, и банк Британской Северной Америки. А что вы скажете, господин Ским, если я вам сообщу, что во главе полиции стоят здесь француз-канадец, капитан Стернс, и капитан Харпер, под начальством которых находится шестьдесят человек?
 — Я скажу, доктор, — ответил Сумми Ским, — что такой личный состав полиции, принимая во внимание численность населения Доусона, должен быть далеко не достаточен.
 — Он будет увеличен, смотря по надобности, — уверял доктор Пилькокс. — Канадское правительство сделает все необходимое для безопасности жителей столицы Клондайка.
 Надо было слышать, как доктор произносил слова «столицы Клондайка»! Сумми Ским ответил:
 — Значит, все к лучшему… Но, впрочем, я не знаю, зачем я задаю вам все эти вопросы. Непродолжительность моего пребывания здесь помешает мне, надеюсь, оценить как следует все прелести Доусона. Если только в городе есть гостиница, я буду совершенно доволен.
 Гостиниц здесь было три: Юкон-отель, Клондайк-отель и Северный отель. Сумми Ским не мог не знать этого, так как в последнем из них оба кузена сняли себе комнаты.
 Владельцы этих отелей должны были сильно разбогатеть, если бы только наплыв эмигрантов остался прежним. Комната стоила семь долларов в день, а обеды по три доллара; за услуги платили ежедневно один доллар; за стрижку бороды — доллар, за стрижку головы — полтора доллара.
 — Мое счастье еще, что я не бреюсь! — говорил Сум-ми. — Что касается волос, то я не намерен их стричь до возвращения в Монреаль.
 Приведенные цифры показывают дороговизну жизни в столице Клондайка. Кто не богател здесь каким-нибудь счастливым случаем, тот неминуемо разорялся. Можно судить об этом по местным рыночным ценам: стакан молока стоил два с половиной франка, килограмм масла — двенадцать франков, за дюжину яиц надо было заплатить двенадцать с половиной франков. Килограмм соли стоил два с половиной франка, а дюжина лимонов — двадцать пять франков.
 Что касается бань, то за них платили: за простые ванны — двенадцать с половиной франков, а за русскую баню — сто шестьдесят франков.
 Сумми Ским решил, что он будет пользоваться лишь простыми ваннами.
 Ко времени настоящего рассказа Доусон простирался на два километра вдоль правого берега Юкона, на расстоянии тысячи двухсот метров от ближайших холмов. Занимаемая им площадь в восемьдесят восемь гектаров делилась на два квартала, отделенных друг от друга течением Клондайка, который ниже вливался в реку Юкон. Город имел семь проспектов и пять пересекавшихся под прямыми углами улиц с деревянными тротуарами. Эти улицы заполнялись в течение бесконечных зимних месяцев многочисленными санями, а летом по ним со страшным грохотом катились тяжелые повозки с грубыми колесами, около которых бежали стаи собак.
 Вокруг Доусона тянулись огороды, на которых росли репа, кольраби, салат и пастернак, но далеко не в достаточном количестве. Вследствие этого овощи за большие деньги привозились из Канады, Британской Колумбии или Соединенных Штатов. Что касается мяса, то его после ледохода привозили из порта Михаила пароходы, снабженные ледниками. Эти пароходы появлялись у города в первую неделю июня, и на набережной тогда беспрерывно раздавались свистки их сирен.
 Но зимой закованный льдами Юкон несудоходен, и тогда Доусон в течение нескольких месяцев отрезан от остального мира. Приходится питаться консервами и сидеть в домах, так как страшные холода делают почти невозможным сколько-нибудь продолжительное пребывание на открытом воздухе. Поэтому с возвращением весны в городе начинаются страшные эпидемии. Скорбит, менингит, тиф косят население, ослабленное в течение замкнутой зимней жизни.  note 15 В этот год, как раз особенно суровой зимы, помещения госпиталя были переполнены. Личный состав служащих был далеко не достаточен, и доктор Пилькокс имел тысячу оснований поздравить себя, что в таком трудном положении он приобрел драгоценного помощника, каким оказалась его новая сиделка.
 В каком ужасном виде были злополучные эмигранты, прибывшие из отдаленнейших мест, надорвавшиеся от усталости, лишений и холода! Число смертных случаев увеличивалось с каждым днем, и по улицам беспрестанно тянулись на кладбище запряженные собаками повозки с гробами. Умершие закапывались в почве, где эти несчастные лежали, быть может, среди золотых слитков!
 Несмотря на эти печальные картины, жители Доусона или по крайней мере проезжие золотоискатели предавались всяким удовольствиям и разгулу. Как те, которые ехали на прииски впервые, так и те, которые возвращались на них, чтобы поправить свои дела, расстроенные в несколько месяцев разгула, проводили время в различных казино и игорных залах. В то время как эпидемии свирепствовали в городе, по ресторанам и кабакам сновали толпы людей. При виде этих сотен пьяниц, игроков, крепко сложенных авантюристов трудно было поверить, что умирает столько неудачников, что целые семьи, мужчины, женщины и дети, не выдерживают нищеты и болезней.
 Весь этот люд, жаждущий сильных ощущений, собирался в разных «Монте-Карло», «Доминионах» и «Эльдорадо», причем трудно было б определить, когда это было — днем или ночью, так как, во-первых, в это время года, во время солнцестояния, не было ни утра, ни вечера, а во-вторых, потому, что эти увеселительные места ни на минуту не закрывались. Здесь велась непрерывная игра в покер, в «монитс» и рулетку. Здесь рисковали на зеленом поле не золотыми монетами, а золотыми слитками и песчинками, а кругом стоял крик, шум, ругательства, ссоры, иногда раздавались и револьверные выстрелы. Здесь происходили возмутительнейшие сцены, прекратить которые полиция была не в силах. Главные роли в них принадлежали разным Гунтерам, Малонам и им подобным.
 Рестораны в Доусоне открыты день и ночь. Во всякое время в них едят цыплят по двадцать долларов за штуку, ананасы по десять долларов, яйца по пятнадцати долларов за дюжину; курят сигары по три с половиной франка за штуку; пьют вина по двадцать долларов за бутылку, виски, которое стоит дороже жилого дома.
 Три или четыре раза в неделю золотоискатели с ближайших приисков возвращаются в город и в несколько часов спускают в этих ресторанах или игорных домах все, что они добыли в грязи Бонанцы и ее притоков.
 Печальное зрелище! Здесь проявляли себя самые низменные инстинкты человеческой природы, и то немногое, что с первых же часов мог наблюдать Сумми Ским, только усилило его отвращение к этому миру авантюристов.
 Впрочем, он надеялся, что ему недолго придется изучать этот мир. Не теряя времени, Ским принял все меры к тому, чтобы как можно больше сократить свое пребывание в Клондайке.
 Тотчас же после завтрака в Северном отеле, в первый день по приезде, Сумми обратился к своему кузену:
 — Прежде всего нам нужно взяться за наше дело. Так как местный синдикат предложил нам купить у нас участок номер сто двадцать девять на Форти-Майльс-Крик, то следует повидаться и поговорить с ним.
 — Как тебе угодно, — ответил Бен Раддль.
 К несчастью, в конторе «Американского общества транспортирования и торговли» им ответили, что директор, капитан Хэли, находился в поездках и что он вернется лишь через несколько дней. Таким образом, наследникам дядюшки Жозиаса волей-неволей пришлось ждать.
 Тем временем они навели справки о местонахождении их прииска. Билль Стелль оказался в этом случае естественным проводником.
 — Далеко от Доусона находится Форти-Майльс-Крик? — спросил его Бен Раддль.
 — Я никогда не был там, — ответил Билль. — Но, судя по карте, эта река впадает в Юкон у форта Кудахи, к северо-западу от Доусона.
 — Судя по номеру участка, — заметил Сумми Ским, — нельзя думать, чтобы прииск дядюшки Жозиаса был далеко.
 — Он находится отсюда не далее как в тридцати лье, — объяснил Билль, — так как именно на этом расстоянии проведена граница между Аляской. и Канадой, а прииск номер сто двадцать девять расположен на канадской территории.
 — Мы отправимся туда, как только увидимся с капитаном Хэли, — заявил Сумми.
 — Непременно, — ответил его кузен.
 Но дни проходили, а капитан Хэли не возвращался. 7 июня, утром, выйдя из своего отеля, Бен и Сумми уже в десятый раз попали в контору чикагского синдиката.
 На улицах были толпы народа. Пароход из Юкона только что привез множество эмигрантов. В ожидании отправления на берега различных притоков Юкона они кишмя кишели в городе. Одни прибыли сюда, чтобы эксплуатировать принадлежащие им прииски, другие — чтобы наняться туда же за очень высокую плату. Из всех улиц на Фронт-стрит, где находились главнейшие конторы, было больше всего народа. К толпе людей присоединялись стаи собак. На каждом шагу приходилось наталкиваться на этих едва прирученных животных, вой которых раздирал уши.
 — Это настоящий город собак! — говорил Сумми Ским. — Его губернатором должна была бы быть дворняжка, и его следовало бы назвать «Собачий город»!
 Среди толкотни, ругательств и шума Бен Раддль Ши Сумми Ским не без труда прошли по Фронт-стрит до конторы синдиката.
 Капитана Хэли все еще не было, и они решили обратиться к вице-директору, Вильяму Бролю, который спросил их о цели посещения.
 Оба кузена назвали свои имена:
 — Сумми Ским и Бен Раддль, из Монреаля.
 — Очень рад вас видеть, господа, — заявил Броль. — Очень рад!
 — Очень рады и мы познакомиться с вами, — вежливо ответил Сумми Ским.
 — Наследники Жозиаса Лакоста, владельца приискового участка номер сто двадцать девять на Форти-Майльс-Крик? — спросил Броль.
 — Именно, — сказал Бен Раддль.
 — Если только, — прибавил Сумми, — со времени нашего отъезда в это бесконечное путешествие проклятый участок этот не исчез.
 — Нет, господа, — ответил Вильям Броль. — Можете быть спокойны, он все на том же месте, на границе обоих государств… на вероятной границе по крайней мере.
 — Вероятной?.. Почему вероятной? Откуда явилось это неожиданное прилагательное.
 — Милостивый государь, — продолжал Бен Раддль, не обращая внимания на географическое замечание Броля, — нам сообщили в Монреале, что ваш синдикат хочет купить участок номер сто двадцать девять на Форти-Майльс-Крик…
 — Хотел. Действительно, господин Раддль.
 — Мы приехали — я и мой сонаследник, — чтобы убедиться лично в стоимости этого прииска, и нам хотелось бы узнать, не изменилось ли решение синдиката?
 — И да, и нет, — ответил Вильям Броль.
 — Да и нет? — воскликнул пораженный Сумми.
 — Да и нет? — повторил Бен Раддль. — Объясните, милостивый государь.
 — Нет ничего проще, господа, — ответил вице-директор. — Да, если положение прииска одно, и нет, если оно окажется иное. Я в двух словах объясню вам…
 Не ожидая объяснения, Сумми Ским воскликнул:
 — Каково бы ни было положение прииска, милостивый государь, факт остается фактом. Наш дядюшка Жозиас Лакост ведь был же владельцем этого прииска! А раз так, то, где бы он ни находился, он принадлежит нам по завещанию.
 В доказательство этих слов Бен Раддль вынул из своего бумажника документы, свидетельствовавшие об их правах на прииск N 129.
 — О, — произнес вице-директор, отказываясь жестом от бумаг, — эти ваши права не подлежат ни малейшему сомнению. Вопрос не в этом, господа.
 — В чем же? — спросил Сумми, которого лукавый вид Броля начинал раздражать.
 — Участок номер сто двадцать девять, — ответил Броль, — занимает на Форти-Майльс-Крик место на границе между Канадой, которая принадлежит Великобритании, и Аляской, которая принадлежит Америке…
 — Да, но на канадской территории, — заметил Бен Раддль.
 — Это смотря по обстоятельствам, — возразил Броль. — Участок канадский, если граница между обоими государствами окажется там, где она была обозначена до сих пор. Но американский — в противном случае. А так как синдикат — канадский и может поэтому эксплуатировать лишь канадские прииски, то я могу дать вам лишь условный ответ.
 — Значит, — спросил Бен Раддль, — в настоящее время возник спор из-за границы между Великобритайией и Соединенными Штатами?
 — Да, именно так, — объяснил Броль.
 — Я думал, — сказал Бен Раддль, — что пограничной линией избран был сто сорок первый меридиан.
 — Да, господа, и этот выбор был сделан не без основания.
 — В чем же тогда дело? — возразил Сумми Ским. — Я не думаю, чтобы меридианы меняли свое место даже и в Новом Свете. Я не представляю себе, чтобы сто сорок первый меридиан разгуливал с востока на запад с тросточкой в руках!
 — Конечно, — согласился Броль, смеясь над горячностью Сумми, — но, может быть, меридиан проведен не совсем там, где ему следовало бы быть. Вот уже два месяца, как по этому поводу производятся серьезные изыскания, и возможно, что придется перенести границу немного к востоку или к западу.
 — На несколько лье? — спросил Бен Раддль.
 — Нет, всего на несколько сот метров.
 — И из-за этого спорят! — воскликнул Сумми Ским.
 — Спорят, по-моему, правильно, — возразил вице-директор. — Что американское, то американское, что канадское, то должно быть канадским.
 — Какое же из государств возбудило этот вопрос? — спросил Бен Раддль.
 — Оба, — ответил Броль. — Америка претендует на клочок территории к востоку, а Канада со своей стороны на такой же клочок к западу.
 — Но, черт побери, — воскликнул Сумми, — нам-то, в конце концов, какое дело до этих споров?
 — Дело в том, что часть приисков на Форти-Майльс-Крик сделается собственностью Америки.
 — И участок помер сто двадцать девять в том числе?..
 — Без сомнения, так как он первый находится на оспариваемой границе, — ответил Броль, — и в этом случае синдикат откажется от своего предложения.
 На этот раз ответ был ясен.
 — Но по крайней мере начали ли это определение границы? — спросил Беп Раддль.
 — Да, сударь. Измерения уже ведутся, крайне спешно и с удивительной точностью.
 Если оба государства спешили со своими претензиями на узкую полоску территории, примыкающей к сто сорок первому меридиану, то, очевидно, потому, что она считалась золотоносной.
 — Итак, господин Броль, — спросил Бен Раддль, — если прииск помер сто двадцать девять останется к востоку от границы, то синдикат не отказывается от своего предложения?
 — А если, наоборот, он окажется к западу от границы, то мы должны будем отказаться от переговоров?
 — Да.
 — В таком случае, — объявил Сумми Ским, — мы обратимся к другим. Если наш прииск окажется на американской земле, мы обменяем его на доллары вместо кредитных билетов, вот и все.
 Беседа на этих словах прервалась, и оба кузена вернулись в Северный отель.
 Здесь они нашли Билля, которому сообщили о положении дел.
 — Во всяком случае, господа, — посоветовал он им, — вы бы хорошо сделали, если бы как можно скорее отправились на Форти-Майльс-Крик.
 — Это именно наше намерение, — сказал Бен Раддль. — Мы отправимся завтра же. А вы, Билль, что будете делать?
 — Я вернусь в Скагуэй, чтобы проводить новый караван в Доусон.
 — И вы будете в отсутствии?..
 — …два месяца.
 — Мы рассчитываем на вас для обратного пути.
 — Хорошо, господа, но не теряйте времени.
 — Надейтесь на меня в этом отношении, — горячо заявил Сумми, — хотя, по правде говоря, мы с самого начала терпим неудачу!
 — Найдутся более покладистые покупатели, — заметил Бен Раддль. — А пока мы должны осмотреть прииск сами…
 — Но вот что! — прервал его Сумми. — Я вспомнил, что мы встретим там нашего милого соседа…
 — …техасца Гунтера, — кончил за него Бен Раддль.
 — И Малона. Этих образцовых джентльменов.
 — Скажите, висельников, господин Ским, — поправил его Билль Стелль. — Они хорошо известны и в Скагуэе, и в Доусоне. Действительно, они ваши соседи, так как прииск номер сто тридцать один находится напротив вашего, по другую сторону границы. Это печальное соседство.
 — Тем более, — прибавил Бен Раддль, — что Сумми уже имел случай жестоко наказать одного из этих господ. А это только может осложнить наши будущие отношения.
 Билль Стелль казался озабоченным.
 — Ваши дела меня не касаются, господа, — сказал он серьезным тоном. — Но позвольте мне дать вам совет. Возьмите с собой на прииск провожатых. Если хотите, я дам вам Нелуто. И отправляйтесь хорошо вооруженными.
 — Вот приключения! — воскликнул Сумми, поднимая руки к небу. — Подумать только, что если бы мы спокойно остались в Монреале, то наш прииск был бы теперь уже продан, так как продажа была бы совершена до этих глупых разделений границы, и я блаженствовал бы в «Зеленой Поляне».
 — Надеюсь, ты прекратишь свои упреки, — заметил Бен Раддль. — Ты ведь дал мне обещание, Сумми. К тому же, если бы ты остался в Монреале, то не совершил бы интересного, необыкновенного, захватывающего путешествия…
 — Путешествия, которое меня совершенно не интересует, Бен.
 — Ты не был бы в Доусоне.
 — Из которого я всеми силами стремлюсь выбраться, Бен!
 — Ты не оказал бы услуги Эдите и Жанне Эджертон.
 Сумми крепко пожал руку своему кузену.
 — Знаешь что, Бен? Честное слово, это твое первое разумное слово за два месяца, — сказал он, и его лицо осветилось широкой добродушной улыбкой.

 Глава одиннадцатая. ОТ ДОУСОНА К ГРАНИЦЕ

 Билль Стелль дал обоим кузенам хороший совет, предложив им поторопиться. Им нельзя было терять ни одного дня, чтобы кончить свои дела. Полярные холода в этих высоких широтах наступают быстро. Начался июнь, а случается, что уже к концу августа льды загромождают озера и реки и начинаются снег и метели. Лето продолжается в Клондайке не больше трех месяцев, а обоим кузенам необходимо было иметь еще в запасе время для возвращения озерами в Скагуэй или же, если бы они переменили маршрут, для того, чтобы спуститься по Юкону до Доусона к порту Михаила.
 Приготовления Бена Раддля и Сумми Скима были закончены. Они взяли все необходимое, чтобы пробыть на прииске даже дольше, чем рассчитывали. Покупать и везти с собой приспособления для работ им, впрочем, не пришлось, так как на месте находился весь инвентарь дядюшки Жозиаса Лакоста; не нужно им было и нанимать персонал, так как они не намеревались эксплуатировать прииск на Форти-Майльс-Крик.
 Но необходимо было иметь проводника, знакомого с краем. Так как Билль встретил в Доусоне другого из своих лоцманов для возвращения по озеру Линдемана, то он предложил кузенам взять с собой Нелуто. Бен Раддль с благодарностью принял это предложение. Трудно было бы сделать лучший выбор. Индейца они видели в деле и знали, что можно полагаться на него во всех отношениях, не требуя лишь от него чересчур точных указаний.
 Экипажем для путешествия Бен Раддль выбрал повозку, а не сани, на которых ездят на собаках даже и тогда, когда исчезают лед и снег. Собаки были так дороги в это время, что за одну собаку платили до полутора и двух тысяч франков.
 В повозку на два места, с верхом, который мог подниматься и опускаться, достаточно прочную, чтобы выдержать ухабы и тряску, была запряжена сильная лошадь. Запасаться фуражом не пришлось, так как дорога шла все время лугами, где лошадь легче собак может находить себе пищу.
 По просьбе Бена Раддля Нелуто самым тщательным образом осмотрел повозку.
 — Ну что? — спросил Бен Раддль.
 — Если она не сломается дорогой, — с глубоким убеждением заметил индеец, — то мы доедем в ней до прииска номер сто двадцать девять.
 — Спасибо, милый! — воскликнул Бен Раддль, не скрывая громадного желания расхохотаться.
 Тем не менее ему удалось получить от замкнутого Нелуто полезные указания относительно вещей, какие надо было взять с собой. В конце концов инженер убедился, что он не забыл ничего, нужного для дороги.
 Тем временем Сумми Ским бродил по улицам Доусона. Он осматривал магазины, справлялся о ценах на товары и радовался, что приобрел все нужное у купцов Монреаля.
 — Знаешь, Бен, сколько стоит пара башмаков в столице Клондайка? — спросил он своего кузена накануне отъезда.
 — Нет, Сумми.
 — От пятидесяти до девяноста франков.
 — А пара чулок?
 — Десять фрапков, я думаю, не больше.
 — А шерстяные чулки?
 — Франков двадцать.
 — Нет, двадцать пять. А помочи?
 — Ну, без них можно обойтись, Сумми.
 — И отлично, потому что они стоят восемнадцать франков. Ну а сколько, по-твоему, стоят здесь женские подвязки?
 — Это мне безразлично, Сумми.
 — Сорок франков, а платье от хорошей портнихи — девятьсот франков. Положительно, в этой невероятной стране лучше оставаться холостяком.
 — Мы и останемся холостяками, — ответил Бен Раддль, — разве только ты женишься на какой-нибудь богатой наследнице…
 — Наследниц, Бен, довольно… особенно авантюристок, которые владеют богатыми приисками на Бонанце или Эльдорадо. Но, уехав из Монреаля холостяком, я и вернусь туда холостяком!.. Ах, Монреаль! Монреаль!.. Как мы далеко от него, Бен!..
 — Расстояние, отделяющее Доусон от Монреаля, — ответил Бен Раддль не без иронии, — совершенно равно расстоянию, отделяющему Монреаль от Доусона, Сумми.
 — Я не сомневаюсь в этом, — возразил Сумми Ским, — но это не значит, что оно маленькое!
 Оба кузена не хотели покидать Доусон, не заехав в госпиталь проститься с Эдитой Эджертон. Узнав об их посещении, она немедленно спустилась в приемную. В своем костюме сестры милосердия она была очаровательна. Смотря на ее серое платье и ослепительной белизны фартук с нагрудником, которые облегали ее правильными складками, на гладко причесанные волосы с прямым пробором, на белые холеные руки, трудно было признать в ней ту удивительную работницу, которую с таким чувством описал доктор Пилькокс.
 — Ну что, — спросил ее Бен Раддль, — как вам нравятся ваши новые обязанности?
 — Разве может не нравиться то дело, которым живешь? — просто ответила Эдита.
 — Ну, ну!.. — воскликнул не совсем убежденный Бен Раддль. — Однако вы довольны. Это главное. Что касается доктора Пилькокса, то он вами не нахвалится.
 — Доктор слишком добр, — ответила молодая сестра. — Со временем я надеюсь быть ему более полезной.
 В это время в разговор вмешался Сумми.
 — А что ваша кузина? Вы не имеете от нее вестей?
 — Никаких, — ответила Эдита.
 — Значит, — продолжал Сумми, — она действительно привела в исполнение свой план?
 — Так ведь и было решено.
 — Но на что она надеется? — воскликнул Сумми с внезапной и необъяснимой горячностью. — Что станет с ней, если она, как это можно наверное ждать, потерпит неудачу в своих предприятиях?
 — Я всегда здесь, чтобы принять ее, — спокойно возразила Эдита. — В худшем случае на мой заработок мы проживем обе.
 — Значит, — продолжал разгорячившийся Сумми, — вы решили обе обосноваться в Клондайке навсегда, пустить здесь корни?..
 — Ни в коем случае, господин Ским, потому что, если Жанне улыбнется счастье, я воспользуюсь тогда ее работой.
 — Великолепная комбинация! И вы тогда покинете Доусон?
 — Почему же нет? Я люблю дело, которым существую, но в тот день, когда я смогу обойтись без него, я, конечно, стану искать себе другое, более мне приятное.
 Все это было высказано твердо и с уверенностью, которая делала бессильным всякое возражение. Возразить что-нибудь против этого спокойного и разумного взгляда на жизнь было трудно, и Сумми Ским не возражал. Но если бы даже он и решился еще возразить что-нибудь, этому помешало бы появление доктора Пилькокса. Узнав о предстоящем отъезде обоих кузенов, доктор рассыпался в поздравлениях с интересным путешествием, которое они предпринимали, и, оседлав любимого конька, стал опять расхваливать красоты своего великолепного Клондайка.
 — Вы еще приедете, — твердил доктор. — Если бы только вам удалось увидать его зимой!..
 Сумми Ским откровенно надулся. О, он не любил Клондайка! Конечно, нет!
 — Надеюсь, доктор, избавиться от этого счастья, — сказал Сумми, делая гримасу.
 — Кто знает!
 Этот ответ доктора Сумми не принял всерьез.
 В пять часов утра 9 июня повозка ждала уже у подъезда Северного отеля. Провизия и небольшой материал для лагеря были на местах. Лошадь била копытами. Нелуто сидел на козлах.
 — Все уложено, Нелуто?
 — Все, сударь… если только случайно, быть может, мы не оставили чего-нибудь в отеле, — ответил индеец со своей обычной осторожностью.
 Бен Раддль покорно вздохнул.
 — Будем надеяться, что ничего не забыли, — сказал он, влезая в повозку.
 — И особенно, что через два месяца мы вернемся в Монреаль, — прибавил Сумми свой обычный лейтмотив.
 Расстояние от Доусона до границы равняется ста сорока шести километрам. Прииск N 129 подходит к ней, и, чтобы добраться до него, нужно было, таким образом, три дня, считая по двенадцать лье в сутки.
 Нелуто распределил перегоны так, чтобы не утомлять чересчур лошадь: первый был назначен им от шести до одиннадцати часов утра, с остановкой на два часа, а второй — с часа до шести вечера, после чего следовала остановка на ночь. По этой неровной местности ехать ночью было трудно.
 Каждый вечер путники должны были разбивать под деревьями палатку, если только Бен Раддль и его кузен не найдут по дороге комнаты на каком-нибудь постоялом дворе.
 Первые два перегона путешественники сделали в благоприятных условиях. Погода стояла хорошая.
 С востока дул небольшой ветер, и температура держалась на десяти градусах выше нуля. Почва поднималась небольшими холмами, из которых самые высокие не достигали трехсот метров; по их склонам, в полном весеннем цвету, обильно росли ветреницы, ранний шафран и можжевельник. В глубине оврагов густыми группами высились пихты, тополя, березы и ели.
 Сумми Скиму сказали, что по дороге не будет недостатка в дичи и что эту часть Клондайка охотно посещают даже медведи. Поэтому Бен Раддль и он не преминули захватить с собой охотничьи ружья. Но воспользоваться ими не пришлось.
 К тому же местность оказалась населенной. По пути встречались рабочие с горных приисков, из которых некоторые дают по тысяче франков в день на каждого рабочего.
 После полудня повозка достигла форта Релайанс, очень оживленного в то время поселка. Основанный Гудзоновской компанией для добычи пушного зверя и для защиты от индейцев, форт этот, как и многие подобные же поселки, потерял свое прежнее значение. Со времени открытия золотых приисков военный пост этот превратился в простую станцию, где путешественники возобновляли запасы провизии.
 В форте кузены встретили находившегося в инспекторской поездке майора Джеймса Уэлша, генерального комиссара территории Юкона.
 Это был человек лет пятидесяти, суровый администратор, два года назад назначенный в округ. Канадский губернатор прислал его сюда в то время, когда прииски начали осаждаться тысячами эмигрантов, наплыву которых не видно было конца.
 Задача его была трудная. Каждый день возникали тысячи затруднений при распределении участков, при вводе во владение или при поддержании порядка в этой местности, которую индейцы не позволяли занимать.
 К этим постоянным заботам присоединялось теперь еще недоразумение из-за сто сорок первого меридиана, вызвавшее необходимость новых измерений. Именно последнее обстоятельство и требовало присутствия майора Джеймса Уэлша в этой части западного Клондайка.
 — Кто поднял этот вопрос, господин Уэлш? — спросил Бен Раддль.
 — Американцы, — ответил комиссар. — Они предполагают, что определение границы, сделанное еще в те времена, когда Аляска принадлежала России, было произведено недостаточно точно. По их мнению, граница, обозначенная сто сорок первым меридианом, должна быть отодвинута к западу, вследствие чего большая часть приисков, лежащих на левых притоках Юкона, перейдет в собственность Америки.
 — Следовательно, в числе других и наш прииск, номер сто двадцать девять, полученный нами в наследство от дядюшки Жозиаса Лакоста?
 — Очевидно, господа, вы будете первыми, которые в случае чего должны будут переменить национальность.
 — Но можно ли ожидать, господин Уэлш, — продолжал Сумми, — что работа по исправлению границы скоро окончится?
 — Я могу вам сказать только, — заявил Уэлш, — что назначенная для этого комиссия уже несколько недель как принялась за работу. Мы надеемся все же, что граница между обоими государствами будет установлена окончательно к зиме.
 — По вашему мнению, господин Уэлш, — спросил Бен Раддль, — есть основания думать, что при первоначальном проведении границы действительно была допущена ошибка и что демаркационную линию придется передвигать?
 — Нет. По сведениям, которые я имею, это дело возникло, по-видимому, из-за происков некоторых американских синдикатов против Канады.
 — Это заставит нас, — сказал Сумми Ским, — продолжить наше пребывание в Клондайке дольше, чем мы этого хотели бы. Это совсем невесело!
 — Я сделаю все от меня зависящее, чтобы ускорить работу комиссии, — заявил генеральный комиссар. — Но нужно сознаться, что эта работа иногда задерживается благодаря препятствиям, чинимым некоторыми владельцами пограничных приисков, например владельцем прииска номер сто тридцать один.
 — Техасцем по имени Гунтер? — сказал Бен Раддль.
 — Именно. Вы слышали о нем?
 — Во время перехода из Ванкувера в Скагуэй мой кузен был вынужден столкнуться с ним… и в довольно резкой форме.
 — В таком случае будьте настороже. Это человек крайне несдержанный и грубый. При нем состоит некий Малон, его земляк, который его стоит, как говорят.
 — Этот Гунтер, — спросил Бен Раддль, — один из тех, которые требовали исправления границы, господин Уэлш?
 — Да. Он даже один из самых ярых сторонников этого исправления.
 — В чем же здесь его интерес?
 — В том, чтобы находиться подальше от границы и таким образом избежать непосредственного наблюдения наших агентов. Это он агитировал среди владельцев приисков, находящихся между левым берегом Юкона и теперешней границей. Все они предпочли бы зависеть от Аляски, где гораздо более слабая администрация, чем находиться в Канаде. Но, повторяю вам, я сомневаюсь, чтобы американцы выиграли это дело, и Гунтер останется ни с чем. Во всяком случае, я снова советую вам как можно реже приходить в соприкосновение с вашим соседом, который является авантюристом самой худшей породы, не раз уже привлекавшим внимание моей полиции.
 — На этот счет не беспокойтесь, господин комиссар, — ответил Сумми Ским. — Мы приехали в Клондайк не для того, чтобы заниматься промывкой на прииске номер сто двадцать девять, а для того, чтобы его продать. Как только это нам удастся, мы немедленно же, без оглядки, поедем возможно скорее через Чилькут и Ванкувер назад в Монреаль.
 — Желаю вам, господа, счастливого пути, — ответил комиссар, прощаясь с обоими кузенами. — Если я буду нужен вам, то вы можете рассчитывать на меня.
 На другой день повозка двинулась в путь. Небо было более пасмурное, чем накануне. Северо-западный ветер несколько раз нагонял сильный дождь. Но под прикрытием верха кузены не особенно страдали от него.
 Нелуто не мог гнать лошадь. Почва становилась крайне ухабистой. Колеи, в которых растаял лежавший долгие месяцы лед, вызывали страшные толчки.
 Местность была лесистая. Ель чередовалась с березой, тополем и осиной. Как для личных нужд золотоискателей, так и для эксплуатации приисков дров здесь было достаточно. Впрочем, почва этой части округа содержит не только золото, но и уголь. В шести километрах от форта Кудахи, на Коль-Крик, затем в тринадцати милях дальше, на Клиффо-Крик, затем еще в девятнадцати километрах расстояния оттуда, на Флэтт-Крик, нашли великолепные залежи каменного угля, который дает всего пять процентов золы. Такой же уголь нашли раньше в бассейне Файв-Фингерс. Этот уголь отлично заменяет дрова, которые пароходы среднего водоизмещения сжигают тонну в час. Когда иссякнут местные золотые прииски, то уголь даст новый источник для процветания округа.
 Вечером того же дня, к концу второго перегона, который оказался очень утомительным, Нелуто и его спутники достигли форта Кудахи, на левом берегу Юкона. Начальник встретившегося им конного полицейского отряда порекомендовал путешественникам один из постоялых дворов.
 Получив это указание, Сумми Ским захотел получить и другое, которое, очевидно, ему было очень важно, и начал расспрашивать начальника полиции, не видел ли он в последние дни женщину, направляющуюся через форт Кудахи.
 — Видел ли я женщину! — воскликнул офицер, рассмеявшись. — Я видел, сударь, не одну женщину, а десятки и сотни их! Многие из золотоискателей тащат с собой целые семьи, и вы поймете, что в их числе…
 — О, — запротестовал Сумми, — та, о которой я говорю, совсем особенная! Это золотоискательница, лейтенант, а я не думаю, чтобы они считались дюжинами.
 — Вы ошибаетесь, — заметил лейтенант. — Их много. В погоне за золотом женщины так же увлекаются, как и мужчины.
 — А, вот что! — сказал Сумми. — В таком случае… я понимаю…
 — Во всяком случае, можно попытаться, — продолжал офицер. — Если вы опишете мне лицо, которое вас интересует…
 — Это совсем молодая девушка, — объяснил Сумми. — Ей всего двадцать два года. Она небольшого роста, брюнетка, очень красивая.
 — В самом деле, — согласился лейтенант, — такие примеры в наших краях редки… Вы говорите, молодая девушка… брюнетка… красивая… недавно прошедшая здесь…
 Начальник полиции тщетно старался что-нибудь припомнить.
 — Нет, не помню, — объявил он наконец.
 — Наверное, она отправилась по другой дороге, бедняжка, — грустно произнес Сумми. — Благодарю вас все-таки, лейтенант.
 Ночь прошла сносно, и на другой день, 10 июня, повозка с раннего утра двинулась опять в путь.
 Ниже форта Кудахи река Юкон поднимается к северо-западу до того пункта, где она пересекает сто сорок первый меридиан. Что касается Форти-Майльс-Крик, длина которого, как показывает его название, равняется сорока милям (Форти-Майльс по-английски — сорок миль), он описывает дугу к юго-западу и тоже направляется к границе, разделяющей его на две равные части.
 Нелуто рассчитывал к вечеру добраться до прииска Жозиаса Лакоста. Он дал поесть лошади, которая, по-видимому, не особенно устала от двух дней дороги, так что в случае нужды лошадь можно было и подогнать, тем более что она имела возможность хорошо отдохнуть на прииске.
 В три часа утра, когда Бен Раддль и Сумми Ским вышли с постоялого двора, солнце было уже довольно высоко. Через десять дней должно было наступить солнцестояние, а тогда солнце исчезнет за горизонтом лишь на несколько мгновений в сутки.
 Повозка следовала по правому берегу Форти-Майльс-Крик, очень извилистому, иногда холмистому, с глубокими ущельями. Местность была далеко не безлюдной. Повсюду шли работы на приисках. При каждом повороте берега по склонам оврагов виднелись столбы, стоявшие на границе участков, и на них крупными цифрами были обозначены номера.
 Орудия, при помощи которых производились работы, были крайне несложны; изредка попадались машины с ручным приводом, еще реже с водяным. Работы шли, в общем, без шума. Только иногда тишина нарушалась радостным возгласом нашедшего ценный самородок.
 Первый привал продолжался от десяти до двенадцати часов.
 Пока лошадь паслась на соседней поляне, Бен Раддль и Сумми Ским курили свои трубки, позавтракав консервами и бисквитами с кофе.
 Нелуто тронулся в дальнейший путь несколько раньше полудня и погнал лошадь. За несколько минут до семи часов путешественники разглядели на недалеком расстоянии столбы участка N 129.
 В этот момент Сумми Ским схватил вдруг вожжи из рук Нелуто и привстал в повозке, которая сразу остановилась.
 — Там! — сказал он, показывая на длинный и глубокий овраг, который круто спускался к берегу реки.
 Оба его спутника взглянули по указанному направлению и в самом низу оврага заметили хотя и не ясный вследствие отдаленности, но как будто знакомый силуэт. Это был золотоискатель, казавшийся издали небольшого роста и занятый промывкой песка. Рядом с ним работал другой человек, громадного роста. Они так были заняты своей работой, что не прекратили ее даже тогда, когда повозка остановилась на дороге.
 — Да это как будто… — пробормотал Сумми.
 — Что? — спросил нетерпеливо Бен.
 — Да… Жанна Эджертон, Бен.
 Бен Раддль пожал плечами.
 — Уж не начинает ли она тебе сниться? Ну как мог бы ты разглядеть кого-нибудь на таком расстоянии?.. К тому же, насколько я знаю, у Жанны Эджертон не было товарища. И потом, почему ты полагаешь, что один из этих золотоискателей — женщина?
 — Я, право, не знаю, — ответил Сумми неуверенно. — Мне кажется…
 — По-моему, это два золотоискателя, отец и сын. В этом не может быть никакого сомнения. Да вот спросим лучше Нелуто.
 Индеец прикрыл глаза рукой в виде козырька и стал вглядываться.
 — Это женщина… — сказал он уверенно после долгого наблюдения.
 — Видишь! — воскликнул с торжеством Сумми.
 — …а может быть, мужчина, — продолжал Нелуто с таким же апломбом.
 Обескураженный, Сумми бросил вожжи, и повозка снова тронулась. Скоро, проехав пограничную линию, она остановилась на земле участка N 129.
 — Или, может быть, это мальчик, — произнес тогда Нелуто, озабоченный тем, чтобы не пропустить еще какого-либо возможного предположения.
 Ни Бен Раддль, ни Сумми Ским не слушали его. Каждый с противоположной стороны, они выскочили из повозки. После двух месяцев и девяти дней пути они наконец были на прииске N 129.

 Глава двенадцатая. ПЕРВЫЕ ШАГИ ЗОЛОТОИСКАТЕЛЬНИЦЫ

 Как только обе кузины высадились с парохода, они поспешили в доусонский госпиталь. Встреченная доктором Пилькоксом, точно отцом, Эдита тотчас же принялась за свои обязанности без смущения, точно она их вчера только оставила.
 В это время Жанна, ни на минуту не оставляя своего плана, получила в управлении местной администрации за десять долларов разрешающее свидетельство на охоту, рыбную ловлю и искание золота, обегала город Доусон и быстро приобрела себе все инструменты и одежду золотоискателя. К полудню она уже закончила все свои приготовления и возвратилась в госпиталь, переодетая с ног до головы.
 С зачесанными на макушке волосами, скрытыми широкополой фетровой шляпой, в грубых, подбитых гвоздями сапогах, одетая в блузу и панталоны из грубой, но прочной материи, она совершенно потеряла свой женственный вид и выглядела стройным юношей.
 Обе кузины позавтракали вместе. Затем, не выказывая друг другу того волнения, которое они обе испытывали, молодые девушки поцеловались. И в то же время, как Эдита возвращалась к своим больным, Жанна решительно отправлялась в путь, на котором ее ждало столько приключений и столько неизвестного.
 Во время своих закупок она собрала все нужные ей сведения, расспрашивая то одного, то другого. Из полученных указаний Жанна сделала вывод, что рассчитывать на какой-либо успех на юге и на востоке ей нечего. Именно в этой стороне находились наиболее богатые области, которые посещались больше всего. Она могла бы долго бродить здесь, не найдя неэксплуатируемого места, которое могло бы вознаградить ее за труды.
 К западу, наоборот, река и речки были менее известны, и там конкуренция была слабее. Может быть, в этом направлении ей удалось бы напасть на свободный прииск и закрепить его за собой, не удаляясь слишком далеко от города.
 Жанна Эджертон, надеясь на свою счастливую звезду, пошла из Доусона к западу, с мешком и заступом на плече, и стала спускаться вниз по течению Юкона, по его левому берегу.
 Куда она шла? По правде говоря, она сама не знала этого. Она шла прямо вперед с единственным планом — подняться по течению первой реки, которая пересечет эту дорогу, и тщательно исследовать ее берега.
 Около пяти часов вечера, не встретив ни одной речки, которая заслуживала бы иного наименования, чем ручей, Жанна, успевшая уже немного утомиться, сделала короткую остановку и перекусила.
 До сих пор от самого города она не заметила на дороге ни одной души. Местность, по которой она шла, была безмолвна и, по-видимому, пустынна.
 Окончив свой незамысловатый обед, она намеревалась снова двинуться в путь, когда на дороге на Доусон показался быстро приближавшийся экипаж. Это была простая повозка, вернее, обыкновенная крестьянская тележка с простым холщовым верхом, которую тащила здоровая лошадь. На козлах, укрепленных веревками над осью, сидел толстый мужчина с красным и улыбающимся лицом и весело щелкал своим кнутом.
 Так как в этом месте начинался довольно крутой подъем, то экипаж вынужден был двигаться шагом. Жанна слышала, как сзади нее лошадь постукивала копытами и как скрипели колеса.
 Вдруг ее окликнул приветливый, хотя и грубый возглас:
 — Эй, милый, что ты тут делаешь?
 При этих словах, произнесенных хотя и понятным, но до смешного неправильным для англосаксонского уха английским языком, Жанна обернулась и спокойно оглядела говорившего.
 — А вы? — сказала она.
 На лице толстяка появилась широкая улыбка.
 — Ах ты какой! — воскликнул он, подчеркивая свой иностранный акцент марсельским выговором. — Ты выглядишь настоящим петухом. Подумаешь, такой малыш, а еще расспрашивает прохожих! Уж не из полицейских ли ты, мой милый?
 — А вы? — еще раз повторила Жанна Эджертон.
 — А вы! — повторил в свою очередь, передразнивая ее, возница. — Ты только это и умеешь, мальчик?.. Или надо представиться вашей милости?
 — Почему же нет? — заметила Жанна с легкой улыбкой.
 — Нет ничего проще, — заявил весельчак, подогнав легким ударом кнута свою лошадь. — Имею честь представиться: Мариус Рувейер, главный негоциант форта Кудахи. Теперь твоя очередь, не правда ли?
 — Жан Эджертон, золотоискатель. Изумленный Мариус Рувейер невольно дернул вожжи, и повозка внезапно остановилась.
 Затем он опять отпустил вожжи и, держась за бока, покатился со смеху.
 — Золотоискатель! — говорил он, заливаясь хохотом. — Золотоискатель!.. Что ж, ты хочешь, чтоб тебя съели волки?.. А давно ли ты стал, как говоришь, золотоискателем?
 — Три часа назад, — ответила покрасневшая от гнева Жанна Эджертон. — Но я уже два месяца в пути, и до сих пор, кажется, меня не съели.
 — Так, — произнес толстый Мариус, снова переходя на серьезный тон. — И вправду, этот малыш дошел сюда!.. Но ты все-таки выбрал скверное ремесло… Бедняжка!.. Послушай, твое лицо мне нравится. Ты мне по душе, хотя слишком, по-моему, гордишься… Мне нужен приказчик, и если ты хочешь, можешь занять его место… Это лучше, чем заниматься розысками золота!
 — Приказчик? — спросила Жанна. — Приказчик чего?
 — Всего, — ответил Мариус Рувейер. — Я торгую всем. Мой магазин, даже моя телега имеют все… Ты не можешь себе представить, чего только нет в ящиках: нитки, иголки, булавки, бечевка, ветчина, писчая бумага, сосиски, корсеты, консервы, подвязки, табак, мужское и дамское платье, кастрюли, обувь и прочее. Настоящий базар! В этой картонке есть цилиндр, единственный, вероятно, во всем форте Кудахи. Я буду отдавать его напрокат для свадеб, и он принесет мне тысячу раз свою цену. Правда, он должен подойти на всякие головы… В этой картонке платье… бальное платье, декольте… последней парижской моды, мой милый!
 — И это можно здесь продать?
 — Продам ли я свое платье? Да из-за него, к несчастью моему, подерутся! Первый, кто найдет крупный самородок, отдаст его своей жене, чтобы она затмила своим туалетом всех остальных на танцевальных вечерах форта Кудахи… Но это только фантазия… Самый серьезный товар — здесь, в остальных ящиках: шампанское, брэнди, виски и тому подобное. Сколько я его ни выписываю, все мало… Подходит тебе мое предложение? Четыре доллара в день, на моих харчах, при готовой квартире?
 — Нет, сударь, — ответила Жанна Эджертон. — Благодарю вас, но я хочу выполнить мой собственный план.
 — Плохой план, милый, плохой план! — убежденно сказал Мариус Рувейер. — Я знаю ремесло золотоискателя. Могу тебе сообщить, что и я занимался этим.
 — Вы были золотоискателем?
 — Еще бы! Как все здесь. Все начинают с этого. Но из сотни имеет успех один, десяток возвращаются еще беднее, чем они приехали сюда, а остальные платят своей шкурой… Я чуть не оказался в числе последних.
 — В самом деле? — сказала Жанна, обрадованная тем, что могла узнать что-нибудь новое.
 — Я моряк, мой малыш, — продолжал Мариус, — моряк из Марселя, из Франции. Я уже успел побывать во всех пяти частях света, когда во время стоянки в Ванкувере меня увлек один хвастун, встретившийся мне там. Послушать его — так здесь стоило только нагнуться, чтобы поднять золотой самородок величиной с человеческую голову. Мы и отправились оба. Конечно, за путешествие заплатил я, и, конечно, меня ожидала здесь лишь нищета. На мне остались кости да кожа, а кошелек мой был совершенно пуст, когда этот негодяй, затащивший меня сюда, исчез в поисках нового дурака. Это заставило меня призадуматься, а так как Мариус не глупее всякого другого, то он скоро понял, что все, что зарабатывает золотоискатель, в Клондайке же и остается: в вертепах, кабаках и магазинах, где продают за сто франков то, что стоит сто су. Поэтому я решил сделаться кабатчиком и купцом, и мне остается лишь поздравить себя с этой идеей, — заключил Мариус Рувейер, похлопывая себя с удовлетворенным видом по животу, — так как мой кошелек растолстел не меньше, чем и я сам!
 Подъем кончался. Мариус остановил свою телегу.
 — Ты решительно не согласен?..
 — Решительно нет, — сказала Жанна Эджертон.
 — Напрасно, — вздохнул Мариус, тронув лошадь. Но почти тотчас же повозка остановилась снова.
 — Пусть не говорят, что я оставил тебя на дороге спать под открытым небом. Мариус достаточно богат, чтобы оказать услугу такому мальчугану, как ты. Куда ты идешь?
 — Я уже сказал вам: вперед.
 — Вперед!.. Ты можешь долго идти так. До форта Кудахи нет ни одной крупной речки. Хочешь, я подвезу тебя?
 — В телеге?
 — В телеге.
 — Еще бы!.. Я принимаю ваше предложение с благодарностью, — поспешила ответить восхищенная Жанна.
 — Отлично! Так садись скорее!.. А уж я свое слово сдержу!
 Благодаря этой счастливой случайности дорога Жанны порядочно сократилась. Лошадь бежала быстро.
 4 июня, хотя и поздно уже, повозка остановилась у дверей магазина Мариуса Рувейера.
 Последний не преминул повторить свое предложение. Проведенные с молодым спутником полтора дня еще больше увеличили его симпатию к нему. Но его настояния были напрасны. Жанна Эджертон хотела выполнить свой план и рано утром 5 июня пустилась в дальнейшую дорогу.
 Вскоре ей преградил путь один из притоков Юкона. Она сделала обход к юго-западу и, не зная даже названия этой реки, стала подниматься по ее правому берегу.
 Жанна шла целый день. Дорога тянулась то вдоль самого берега реки, то удаляясь от него, вследствие извилин гористой местности, где вода виднелась лишь в глубине ущелий, спускавшихся крутыми склонами к берегу.
 Жанна тщательно осматривала эти овраги, спускаясь по всему их протяжению. Может быть, в одном из них ей попадется счастливый утолок, пропущенный прежними золотоискателями. Но день кончился, а ее надежды не осуществились. Все места были или заняты, или покрыты столбами, обозначавшими их принадлежность кому-либо. Не видно было ни одного незанятого участка. Прииск следовал за прииском с редкими промежутками, где лежали или недоступные, или же бесплодные места.
 Впрочем, Жанна не удивлялась своим неудачам. Как могло быть иначе в этой стране, разбитой на правильные участки, обследованной тысячами золотоискателей? Кругом нее была уже не пустыня. Всюду шла работа, и казалось невероятным, чтобы малейший самородок мог ускользнуть от бесчисленных глаз.
 Нужно было идти дальше, вот и все. И она решила идти, пока это окажется нужным.
 К вечеру с правой стороны дороги снова открылся овраг. Жанна вошла в него, как и в предыдущие, и стала спускаться к реке, внимательно осматривая окружающую почву. Более дикий и суровый, чем остальные, этот овраг тянулся к берегу многочисленными извилинами. Пройдя шагов сто, Жанна потеряла дорогу и пошла по узкой тропинке между двумя стенами скал, которые прорезывались на каждом шагу глубокими расщелинами.
 Она находилась как раз у одной из таких расщелин и собиралась через нее перебраться, когда на повороте тропинки, шагах в сорока от нее, показался человек, вид которого заставил ее вздрогнуть.
 Это был великан, ростом около двух метров. Рыжие космы, падавшие на лоб густыми курчавыми прядями, придавали ему дикий вид, который усиливался всей его внешностью. Это грубое существо, которое должно было обладать колоссальной силой, имело плоский нос, оттопыренные уши, толстые губы, огромные руки, покрытые рыжими волосами. На ногах у него были надеты грубые башмаки, над которыми висели лохмотья обтрепанных брюк.
 Заметив друг друга, Жанна Эджертон и незнакомец остановились. Последний как будто сначала задумался, если только вообще такое занятие ему было доступно, затем тяжелым и твердым шагом быка двинулся вперед. По мере того как он приближался, Жанна все яснее видела его лицо и, разглядывая его свирепые черты, все больше и больше беспокоилась. В несколько мгновений человек достиг расщелины, у края которой остановилась Жанна. Тут он снова остановился.
 Не могло быть сомнений в его намерении. Воспламененный взгляд, полуоткрытый рот, обнаживший зубы, сжатые для нападения кулаки — все говорило об охватившей его жажде крови. Жанна выхватила револьвер.
 Точно смеясь над этим оружием, находившимся в руках ребенка, незнакомец, стоявший на противоположной стороне расщелины, пожал плечами, громко фыркнул, быстро поднял и с силой бросил камень, который, впрочем, не попал в Жанну. Затем он бросился со всех ног в расщелину, чтобы в три прыжка очутиться на другой стороне. Жанна хладнокровно ожидала противника, чтобы выстрелить наверняка.
 Но это оказалось ненужным. С первого же шага великан, поскользнувшись о камешек, растянулся и издал громкий рев. Он не поднялся.
 Что случилось? Жанна не могла ничего понять. Нападавший не был мертв. Его грудь поднималась, и с его губ срывались стоны. Во всяком случае, так как он не мог уже напасть, лучше всего было подняться на вершину оврага, добраться до дороги и как можно скорее бежать.
 Новый, более сильный стон остановил Жанну и заставил ее вновь обратить внимание на распростертого противника. Он был неузнаваем.
 Толстые губы его закрылись и потеряли свое жестокое выражение; глаза его, только что налитые кровью, выражали теперь лишь страдание; огромный кулак разжался, и рука протянулась с мольбой. Убийца, только что жаждавший крови, превратился в несчастного бродягу, обреченного на ужаснейшую нищету и сделавшегося теперь более беспомощным, чем ребенок.
 — Неужели вы оставите меня умирать здесь? — сказал он прерывающимся голосом на довольно правильном английском языке.
 Жанна не колебалась больше. В ее сердце проснулось чисто женское сострадание. Она храбро спустилась в расщелину и приблизилась к нему.
 — Вы хотите меня убить? — простонал незнакомец. Растерянный взгляд его был направлен на револьвер, который Жанна держала в руке.
 Девушка засунула револьвер за пояс и продолжала приближаться.
 — Что с вами случилось? — спросила она. — Что у вас такое?
 — Сломал что-нибудь, наверное. Вот тут и здесь, — ответил раненый, показывая на свои бедра и на правую ногу.
 — Подождите, я посмотрю, — сказала Жанна, становясь на колени.
 Осторожно, уверенным и легким движением она загнула обтрепанные брюки.
 — У вас ничего не сломано, — объявила она после осмотра. — Вы только растянули ногу вследствие неверного движения, когда поскользнулись. Через четверть часа вам будет легче.
 Не заботясь об опасности, которая ей угрожала на таком близком расстоянии от сильных рук, которые только что собирались нанести ей удар, девушка оказала незнакомцу самую необходимую помощь. Она сделала, не хуже всякого доктора, массаж, растирания и перевязку. Результат этих забот сказался тотчас же. Вскоре дыхание раненого сделалось свободнее. Через полчаса, не будучи еще в состоянии стоять на ногах, он мог все же сидеть, опершись спиной о скалу, и отвечать на вопросы.
 — Кто вы такой? Как вас зовут? — спросила Жанна. Взгляд неизвестного выражал лишь изумление. То обстоятельство, что этот ребенок, которого он хотел убить, теперь спасал его, переворачивало все его понятия. Он застенчиво ответил:
 — Патрик Ричардсон, сударь.
 — Вы англичанин или американец?
 — Ирландец.
 — Золотоискатель?
 — Нет, сударь, кузнец.
 — Зачем же вы бросили ваше ремесло и покинули родину?
 — Нет работы. Нищета, нет хлеба.
 — Ну а здесь вы добились чего-нибудь лучшего?
 — Нет.
 — Вы не нашли прииск?
 — Как бы я стал искать его? Я ничего в этом не понимаю.
 — На что же вы надеялись?
 — Наняться куда-нибудь.
 — Ну и что?
 — Я пробовал. Сейчас на всех приисках рабочих более чем достаточно.
 — Куда вы шли, когда меня встретили?
 — К востоку, где, может быть, я буду счастливее.
 — А зачем вы хотели меня убить?
 — Да все потому же. Я умираю от голода, — сказал Патрик Ричардсон, опуская глаза.
 — А! — сказала Жанна.
 После короткого молчания она вытащила из своего мешка провизию.
 — Ешьте, — сказала она.
 Патрик Ричардсон не сразу отозвался на это приглашение. Он помутневшими глазами смотрел на юношу, который приплел ему на помощь. Несчастный плакал.
 — Ешьте! — повторила Жанна.
 На этот раз обессиленный колосс не заставил повторять предложение. Он жадно набросился на еду.
 Пока он пожирал провизию, Жанна наблюдала своего неожиданного товарища. Очевидно, этот Патрик Ричардсон был опустившийся тип. Его оттопыренные ушей, малый, как у негра, лицевой угол, свидетельствовали о крайне низкой степени его развития. Но, несмотря на его попытку убить Жанну, он не должен был быть злым. Без сомнения, перед Жанной находился один из тех обездоленных городской жизнью неудачников, которых стечение обстоятельств постоянно бросает на дно, откуда они вышли. При внимательном наблюдении его толстые губы, оказывалось, выражали доброту, а его голубые добродушные глаза были полны мягкости и какого-то недоумения.
 Когда Патрик насытился, Жанна уже окончила свои размышления.
 — Если вам это подойдет, — сказала она, пристально смотря па него, — то я возьму вас к себе на службу.
 — Вы?
 — Да, вы будете получать десять долларов в день; это обычная здесь цена. Но я заплачу вам позднее, когда наберу для этого достаточно золота. Пока же, в счет будущего, я дам вам пропитание и при первом случае одену вас более приличным образом. Подходят ли вам эти условия?
 Патрик схватил руку Жанны и крепко пожал ее. Другого ответа не требовалось. В его лице Жанна приобретала отныне преданнейшего помощника.
 — Ну а теперь, — продолжала она, — надо спать. Я постараюсь сделать вам постель из листьев, на которой вы растянетесь. Завтра о вашем ушибе не будет больше речи.
 На другой день, действительно, после массажа Патрик с раннего утра мог двинуться в дорогу. Конечно, когда неловкое движение причиняло ему боль в бедре или ноге, он не раз делал гримасы, но, опираясь на плечо своего юного хозяина, он все же без особого труда поднялся по тропинке и выбрался на дорогу. Это было в самом деле странное зрелище: напоминающий собой громадного медведя колосс, которого вел и которому покровительствовал подросток, заменявший силой характера силу мускулов.
 Движение постепенно придало эластичность членам Патрика, и скоро странная парочка ускорила шаги. Незадолго до полудня они остановились, чтобы позавтракать. Жанна начинала проявлять некоторое беспокойство, видя, как ее спутник уничтожал провизию. Насытить это громадное тело было действительно трудной задачей!
 К вечеру справа от дороги открылся новый овраг. Жанна и Патрик вошли в него и спустились по его широкому склону до самой реки.
 По мере того как они приближались к ней, ширина оврага все увеличивалась, и внизу склона она не должна была быть меньше пятисот метров. Здесь поверхность оврага разделялась на два этажа: один — выше по течению, другой — ниже. Между ними, перпендикулярно к реке, лежала преграда из скал, оканчивающихся у самой реки выступом вышиной около десяти метров. Жанна внимательно осмотрела нижний этаж, на который ее привел случай.
 Почва здесь во многих местах была изрыта многочисленными, уже обсыпавшимися, колодцами, и со всех сторон замечались остатки приспособлений для промывки золота. Очевидно, это было место, где когда-то находился прииск.
 Что прииск совершенно оставлен, в этом нельзя было сомневаться. Состояние колодцев и инвептаря доказывало это с очевидностью. Тем не менее ввиду начатых здесь уже работ возобновить его эксплуатацию представляло некоторый смысл, и Жанна решила, что сделает в этом месте свою первую попытку.
 На другой же день были куплены по соседству за высокую плату самые необходимые для такой эксплуатации предметы: ведра, решета и лоханки, и Патрик по приказанию девушки приступил к очистке колодцев. Менее чем через сутки он начал уже промывку золота, тогда как сама Жанна занялась выполнением всех необходимых формальностей, чтобы получить право на владение участком и на установку пограничных столбов.
 Эти формальности были закончены менее чем в три дня. Но в то время, когда ставили столбы на ее участке, который получил N 127-бис, Жанна уже убедилась, что если ее прииск и заключал в себе золото, то лишь в самом незначительном количестве и что ей не удастся собрать здесь сколько-нибудь значительных самородков. Несмотря на усиленную работу Патрика, они не могли, благодаря своей неопытности, промыть в сутки больше ста решет; причем средняя производительность каждого из них не превышала одной десятой с небольшим доллара. Этого было как раз достаточно, чтобы оплатить приглашенного ею работника и чтобы просуществовать самой. Если бы положение не улучшилось, то в конце лета она оказалась бы такой же бедной, как и в начале.
 Уж не сделала ли она ошибки, остановившись в этом месте? Не лучше ли было пройти дальше, перейти границу, от которой, как она узнала во время хлопот о приобретении участка, отделяло ее пятьсот-шестьсот метров, не больше?
 Жанна узнала и кое-что другое. Ей было известно теперь имя реки, у которой находился прииск, где она принялась за тяжелое ремесло золотоискателя, — реки Форти-Майльс-Крик, той самой, на берегу которой расположен был участок N 129, соседний с ее участком и находившийся, очевидно, за холмом, примыкавшим к оврагу с юго-запада.
 Вследствие ли смутной надежды или же из простого упрямства и желания добиться успеха в своем предприятии Жанна, однако, не захотела признать себя побежденной, не употребив всех усилий. С большим, чем когда-либо, рвением принялась она за промывку возможно большего количества решет, которые давали такую незначительную прибыль.
 Однажды, 11 июня, после полудня, она, так же как и Патрик, забыв все на свете, была, по обыкновению, погружена в свою работу, когда ее окликнул вдруг знакомый голос:
 — Осмелюсь, сударыня, справиться о вашем здоровье!
 — Господин Ским! — воскликнула она, вспыхнув от удовольствия, которого не старалась скрыть.
 — Он самый, — сказал Сумми, крепко пожимая протянутую ему руку.
 — Мое здоровье великолепно, господин Ским, — продолжала Жанна.
 — А как поживает ваш прииск?.. Я вижу, что и у вас есть участок…
 — Должна вам признаться, господин Ским, что я от него не в восторге, — заметила Жанна менее веселым тоном. — Я вырабатываю едва десять — двенадцать центов с решета. Это покрывает только мои расходы.
 — Печальный результат! — сказал Сумми Ским, который, по-видимому, нисколько не был огорчен этой неудачей. — Каковы же ваши планы?
 — Не знаю, — отвечала Жанна. — Идти дальше… Бросить, конечно, этот скверный прииск, который обошелся мне дороже, чем он стоит. Меня привела сюда несчастная случайность…
 — Случайность? — повторил Сумми. — Значит, вы не знали, что вы наша соседка?
 — Я знаю об этом несколько дней. Но когда я остановилась здесь впервые, я не знала, что эта речка — Форти-Майльс-Крик и что ваше владение находится по другую сторону этого холма.
 — А! — произнес разочарованно Сумми.
 После некоторого молчания он продолжал:
 — Почему вам не воспользоваться этой случайностью, раз уж она представилась? Прежде чем углубиться в пустыни Аляски, мне кажется, следовало бы изучить до дна тот уголок, который вы выбрали. Я не могу предложить вам своей помощи, так как я в этих делах невежда, но в пятистах метрах отсюда находится мой кузен Бен Раддль, инженер, каких не встречаешь каждый день. Если вы хотите…
 — Хороший совет всегда кстати, и я охотно воспользуюсь им от господина Бена Раддля, — сказала Жанна. — Когда он осмотрит мой прииск, он увидит сам, чего можно от него ожидать.
 — Итак, это решено… Но позвольте задать вам один вопрос.
 — Пожалуйста, — сказала Жанна.
 — Дело в том, что я не вижу здесь никаких следов жилья… Где же вы спите?
 — Просто под открытым небом, — ответила, смеясь, Жанна. — Постель из листьев, подушка из песка. На таком ложе спится прекрасно.
 Сумми Ским широко открыл глаза.
 — Под открытым небом! — воскликнул он. — Вы опрометчивы. Это неосторожно!..
 — Совсем нет! — сказала Жанна. — У меня два сторожа, господин Ским.
 — Два сторожа?
 — Вот один, — объяснила Жанна, показывая висящий у пояса револьвер, — а вот другой, — прибавила она, указывая на Патрика Ричардсона, который, стоя в некотором отдалении, с изумлением разглядывал новоприбывшего.
 Сумми казался не совсем успокоенным.
 — Этот верзила? — возразил он. — Конечно, он, судя по росту, способен защитить вас, но все равно… Вы сделали бы лучше, если б, закончив работу, перешли этот холм и согласились принять гостеприимство, которое я и мой кузен рады были бы вам предложить.
 Жанна отрицательно покачала головой.
 — Напрасно, напрасно, — настаивал Сумми. — Поверьте, это было бы безопаснее… Во всяком случае, если не безопаснее… то более…
 — Более?
 — …более прилично, — закончил Сумми Ским, сжигая свои корабли.
 Жанна Эджертон нахмурила брови. По какому праву он вмешивался в ее дела, этот господин Ским?
 Она уже собиралась резко возразить и обрезать нескромного советчика одной из своих обычных сентенций о равенстве полов, но не решилась на это. Сумми, не смевший больше смотреть ей в лицо, имел смущенный и вместе сердитый вид, который заставил ее задуматься. На ее губах появилась лукавая улыбка, которую она тотчас подавила. Протянув ему руку, она уже серьезно сказала:
 — Вы правы, господин Ским. Я принимаю гостеприимство, которое вы предлагаете мне с таким радушием.
 — Браво! — воскликнул Сумми. — В таком случае, сударыня, будьте добры до конца. Окончите ваш рабочий день сегодня несколько раньше и примите наше гостеприимство сейчас. Вы расскажете мне ваши дорожные приключения, а завтра утром Бен отправится осматривать прииск.
 — Как хотите, — согласилась Жанна и крикнула:
 — Патрик!
 — Что, господин Жан? — откликнулся ирландец.
 — Довольно работать сегодня. Мы идем на прииск номер сто двадцать девять.
 — Хорошо, господин Жан.
 — Собери инструменты и ступай с нами.
 — Слушаю, господин Жан, — коротко откликнулся Патрик, который, нагрузившись лоханками, решетами, заступами и кирками, тяжелой поступью стал подниматься на холм, держась в почтительном отдалении от Жанны и Сумми.
 — Господин Жан? — спросил Сумми.
 — Он, значит, принимает вас за мужчину!
 — Как видите, господин Ским. Благодаря моему костюму.
 Сумми оглянулся на ирландца-великана, который шел позади них.
 — Ну и верзила! — сказал он таким тоном, что, сама не зная почему, Жанна Эджертон залилась смехом.

 Глава тринадцатая. ПРИИСК N 129

 Расположенный на правом берегу Форти-Майльс-Крик прииск N 129 был, как уже сказано выше, последним на территории Клондайка. Столбы, указывавшие его восточную границу, определяли одновременно и границу между Аляской и Канадой.
 По ту сторону границы, на американской территории, были расположены такие же прииски. На первом плане, ближе других, находился прииск N 131, принадлежащий техасцу Гунтеру, который эксплуатировал его в течение года и который только что начал свою вторую кампанию.
 Что этот Гунтер искал в прошлом ссоры со своим соседом, Жозиасом Лакостом, в этом Сумми Ским и Бен Раддль, знавшие техасца, почти не сомневались. Гунтеру это соседство не могло нравиться. Приобретенный, согласно правил, прииск N 129 не мог возбуждать никаких сомнений в вопросах владения им и его границ. Заявление об его открытии было сделано, принято правительством и записано в управлении комиссара канадских приисков. С участка вносилась ежегодно пошлина в тридцать пять долларов, и, кроме того, в пользу правительства шла одна десятая прибыли с участка. Но Жозиас Лакост никогда не нарушал ни одного законного требования. Работы на прииске прекратились с его смертью, в ожидании ввода во владение им наследников.
 Эксплуатация, начатая Жозиасом Лакостом, продолжалась восемнадцать месяцев, но ввиду больших расходов по оборудованию прииска она не дала крупной прибыли, тем более что внезапный разлив Форти-Майльс-Крик приостановил работы и произвел большие опустошения. В общем, владелец прииска N 129 едва покрыл свои расходы.
 Все эти объяснения, касающиеся эксплуатации прииска, кузены получили от главного надзирателя, который после расчета рабочих оставался здесь для охраны прииска, в ожидании возобновления работ за счет наследников или того, кто приобрел бы прииск.
 Надзирателя звали Лорик. Это был француз-канадец, лет сорока, хорошо знакомый с ремеслом золотоискателя. Он несколько лет работал на приисках Калифорнии и Британской Колумбии, прежде чем поступить на прииск Жозиаса Лакоста. Никто не мог бы дать Бену Раддлю более точных сведений о настоящей стоимости прииска N 129, о доставленной им добыче и его будущих прибылях, на которые можно было рассчитывать. Прежде всего Лорик позаботился как можно удобнее поместить Бена Раддля и Сумми Скима, которым, по всей вероятности, предстояло провести некоторое время на Форти-Майльс-Крик, в скромной, но чистой комнате, в домике, который Жозиас Лакост выстроил для себя и для своего управляющего. Расположенный у подножия южных холмов, в роще из берез и тополей, домик был достаточно защищен от дурной погоды, котора в это время года вообще редка.
 На другой день после приезда на Форти-Майлье-Крик Бен Раддль и Сумми Ским в сопровождении Лорика, который рассказывал им о начале эксплуатации, осмотрели прииск.
 — Господин Лакост, — говорил Лорик, — сначала не пользовался своими рабочими, которых было около пятидесяти человек, для рытья колодцев на берегу речки, он довольствовался поверхностной разработкой почвы, и только к концу первой кампании были устроены шахты.
 — Сколько же шахт было вырыто в то время? — спросил Бен Раддль.
 ? Четырнадцать, — ответил мастер. — Каждая из них, как вы можете убедиться, имеет отверстие в три квадратных метра. Они находятся в исправности, и стоит только начать брать из них грунт, чтобы возобновить промывку.
 — Но, — вмешался в разговор Сумми Ским, — какую же прибыль давала поверхностная разработка до устройства шахт? Покрывали ли доходы издержки?
 — Конечно, нет, сударь, — сознался Лорик. — И так бывает почти на всех приисках, когда ограничиваются промывкой золотоносного песка и гравия.
 — Вы работаете только при помощи лоханок и решет? — спросил Бен Раддль.
 — Только так, господа, и редко бывает, чтобы решето давало больше трех долларов.
 — Между тем на приисках Бонанцы, — воскликнул Сумми Ским, — добывают при этом от пятисот до шестисот долларов!
 — Поверьте, что это бывает лишь в виде исключения, — заметил мастер. — Если в среднем решето дает двадцать долларов, то можно быть довольным. Что касается прииска номер сто двадцать девять, то он никогда не давал в среднем больше одного доллара.
 — Маловато!.. Маловато!.. — процедил сквозь зубы Сумми.
 Бен Раддль поспешил переменить разговор.
 — Какую глубину имеют ваши шахты?
 — От трех до пяти метров. Этого достаточно, чтобы дойти до слоев, где обыкновенно встречается золотой песок.
 — Какова обыкновенно толщина этого слоя?
 — Около двух метров.
 — А сколько промывок дает кубический декаметр материала?
 — Около десяти. Хороший работник может сделать в день до ста промывок.
 — Значит, ваши колодцы еще не действовали? — спросил Бен Раддль.
 — Все уже было приготовлено для этого, когда Господин Жозиас Лакост скончался. После этого работы приостановились.
 Эти объяснения выслушивались с увлечением Беном Раддлем, но нельзя было не заметить, что до известной степени ими интересовался и его кузен. Да и в самом деле, не естественно ли было ему желать получить наиболее точные сведения о стоимости прииска N 129? Об этом он и задал мастеру вопрос.
 — Мы извлекли золота на тридцать тысяч франков, — ответил последний, — и расходы обошлись почти во столько же. Но я не сомневаюсь, что золотоносные жилы Форти-Майльс-Крик хороши. На соседних приисках добыча всегда была, при эксплуатации шахт, довольно значительной.
 — Вы, конечно, знаете, Лорик, — сказал Бен Раддль, — что синдикат из Чикаго нам предложил продать ему прииск?
 — Я знаю об этом, сударь. Его агенты приезжали некоторое время назад осматривать прииск.
 — Синдикат предложил нам за него пять тысяч долларов. Это достаточно, по-вашему?
 — Это просто насмешка, — категорически заявил Лорик. — Основываясь на результатах, полученных на других приисках Форти-Майльс-Крик, я оцениваю ваше владение не меньше сорока тысяч долларов.
 — Хорошая цена, — сказал Сумми Ским. — Право, нам не пришлось бы пожалеть о путешествии, если бы удалось выручить такую сумму. К сожалению, продажа прииска будет затруднительна, пока не разрешится вопрос о границе.
 — Это все равно, — заметил мастер. — Будет ли прииск номер сто двадцать девять канадским или американским, стоимость его останется та же самая.
 Бен Раддль задал тогда мастеру несколько вопросов, касающихся отношений Жозиаса Лакоста с собственником прииска N 131.
 — С этим техасцем и его товарищем? — спросил мастер.
 — Да.
 — Должен вам прямо заявить, что они были несносны. Эти американцы — настоящие негодяи. При всяком случае они искали ссоры с нами, и в последнее время мы могли работать лишь с револьверами за поясом… Не один раз должна была вмешиваться полиция, чтобы их обуздать.
 — То же самое нам сказал начальник полиции, которого мы встретили в форте Кудахи, — заметил Бен Раддль.
 — Я боюсь, — прибавил Лорик, — что ему еще не раз придется вмешаться в это дело. Видите ли, спокойствие наступит лишь тогда, когда эти два мошенника будут изгнаны отсюда совсем.
 — Но как же это возможно?
 — Ничего не будет легче, если граница отодвинется к западу. Прииск номер сто тридцать один окажется тогда на канадской территории, и Гунтер должен будет подчиниться всем требованиям администрации.
 — Разумеется, — заметил Сумми Ским, — он принадлежит к числу настаивающих на том, что сто сорок первый меридиан должен быть отодвинут к востоку?
 — Конечно, — ответил мастер. — Это он агитировал среди пограничных американцев как на Форти-Майльс-Крик, так и на Сиксти-Майльс-Крик. Не раз они угрожали, что нападут на наши прииски и завладеют ими. Власти Оттавы подали жалобу в Вашингтон, но, кажется, там не торопятся с ее рассмотрением.
 — Конечно, ждут, — сказал Бен Раддль, — чтобы разрешился вопрос о границе.
 — Возможно, господин Раддль. До тех пор нам нужно быть настороже. Когда Гунтер узнает, что на Форти-Майльс-Крик прибыли новые владельцы прииска, он может выкинуть какую-нибудь скверную штуку.
 — Он знает, что найдет здесь с кем поговорить, — объявил Сумми Ским, — так как мы уже имели честь познакомиться с ним.
 Обходя прииск, оба кузена и мастер остановились у столба, отделявшего N 129 от N 131. Если N 129 был безлюден, то N 131, наоборот, проявлял полную деятельность. Люди Гунтера работали у шахт, вырытых ниже по течению. Промытая грязь, увлекаемая водой, по желобам стекала в реку.
 Бен Раддль и Сумми Ским тщетно пытались увидеть среди работавших Гунтера и Малона. Их нигде не было видно. Лорик предполагал, впрочем, что они после нескольких дней, проведенных на прииске, отправились к западу, в ту часть Аляски, где, по слухам, находились новые золотоносные места.
 Окончив осмотр прииска, оба кузена и мастер вернулись к домику, где их ждал завтрак, приготовленный Нелуто.
 — Ну что, лоцман, — спросил весело Бен Раддль, — завтрак будет хороший!
 — Великолепный, господин Раддль, если только он удался, — сказал индеец, исправляя, по обыкновению, скромным замечанием свое горделивое утверждение.
 Когда завтрак был окончен, Сумми Ским стал расспрашивать своего кузена о его планах.
 — Ты знаешь теперь прииск номер сто двадцать девять, — сказал он ему, — и его ценность. Я не думаю, чтобы, оставаясь здесь, ты мог узнать больше этого.
 — Я не согласен с тобой, — ответил Бен Раддль. — Мне нужно хорошенько поговорить с мастером, изучить счета дядюшки Жозиаса. Не думаю, чтобы для такой работы потребовалось менее двух суток.
 — Хорошо, даю тебе двое суток, но с условием, чтобы ты отпустил меня поохотиться в окрестностях, — согласился Сумми Ским.
 — Поохоться, мой друг, поохоться. Это развлечет тебя в течение нескольких дней, которые мы должны просидеть здесь.
 — Вот так-так! — заметил Сумми Ским, улыбнувшись. — Теперь двое суток превратились у тебя уже в несколько дней!
 — Конечно, — сказал Бен Раддль. — Если бы я мог видеть рабочих на деле… при промывке…
 — О-о, — произнес Сумми Ским, — несколько дней, кажется, готовы превратиться в несколько недель!.. Смотри, Бен! Не увлекайся! Помни, что мы не золотоискатели.
 — Это решено, Сумми. Однако, так как мы не можем приступить к продаже нашего участка, то я не вижу, почему в ожидании окончания работ комиссии по исправлению границы Лорику не возобновить…
 — Значит, — прервал его Сумми, — мы вынуждены оставаться здесь, пока этот проклятый меридиан не будет водворен на свое место!
 — Не здесь, так в другом месте. Куда бы мы делись, Сумми?
 — В Доусон, например, Бен.
 — Разве там нам будет лучше?
 Сумми Ским ничего не ответил. Чувствуя, что начинает сердиться, он взял ружье, позвал Нелуто и, выйдя из домика, пошел с ним вверх по оврагу, к югу.
 Сумми Ским имел все основания рассердиться. Бен Раддль действительно решил попробовать приняться за эксплуатацию прииска, который сделался его собственностью. Раз неожиданное обстоятельство заставляло его продолжить пребывание на Форти-Майльс-Крик на несколько недель, как было устоять от искушения воспользоваться совершенно готовыми шахтами, проверить их производительность?
 Поэтому, рассмотрев все счета дядюшки Жозиаса и получив от мастера документы, которые могли осветить ему положение дела, он спросил:
 — Если бы вам пришлось сейчас нанять рабочих, вы смогли бы это сделать, Лорик?
 — Наверное, господин Раддль, — ответил мастер. — Тысячи эмигрантов ищут работу в округе и не находят ее. Они прибывают на Форти-Майльс-Крик ежедневно. Я даже думаю, что ввиду наплыва они не могут рассчитывать на высокую плату.
 — Вам нужно было бы человек пятьдесят?
 — Да, никак не больше. Господин Жозиас Лакост никогда не нанимал больше.
 — За сколько времени вы могли бы набрать такой персонал? — спросил Бен Раддль.
 — За сутки.
 Затем спустя мгновение мастер прибавил:
 — Вы хотите заняться промывкой золота за ваш собственный счет, господин Раддль?
 — Может быть… По крайней мере до тех пор, пока мы не продадим прииск номер сто двадцать девять по настоящей цене.
 — Действительно, вы смогли бы этим путем лучше определить его стоимость.
 — К тому же, — заметил Бен Раддль, — что делать здесь до того дня, когда пограничный вопрос разрешится так или иначе?
 — Вы правы, — согласился мастер. — Но будет ли американским или канадским прииск номер сто двадцать девять, от этого его ценность не изменится. Что касается меня, то я всегда думал, что прииски левых притоков Юкона не хуже правых. Поверьте мне, господии Раддль, на Сиксти-Майльс-Крик и Форти-Майльс-Крик люди разбогатеют так же скоро, как на Бонанце и на Эльдорадо.
 — Я верю в ваше предсказание, Лорик, — заключил Бен Раддль, очень довольный этими ответами, которые согласовались с его собственными желаниями.
 Оставался Сумми Ским. Может быть, он все-таки найдет эту пилюлю чересчур горькой? Бен Раддль на этот счет беспокоился больше, чем хотел бы сознаться себе.
 Но, очевидно, ему благоприятствовала счастливая случайность.
 Объяснение, которого он так боялся, не состоялось. Когда около пяти часов вечера Сумми вернулся, он был не один. Бен заметил его на вершине холма, который ограничивал прииск по течению. Позади него шел громадного роста рабочий, нагруженный как ломовая лошадь, а рядом с ним какой-то другой спутник, очень маленького роста. Еще издали Сумми звал кузена знаками к себе.
 — Иди же, Бен! — закричал он, как только приблизился на расстояние, доступное человеческому голосу. — Я представлю тебе нашу соседку!
 — Мисс Жанна! — воскликнул Бен Раддль, узнав спутника своего кузена.
 — Она самая! — радостно объявил Сумми. — И еще притом владелица прииска номер сто двадцать семь — бис.
 Бесполезно говорить, что молодая американка встретила со стороны инженера самый радушный прием. Затем Бена посвятили в подробности приключений его «компаньона», которого он поздравил с проявленным хладнокровием и которому выразил сожаление по поводу его относительной неудачи. Сумми воспользовался этим и сказал:
 — Я заверил нашу соседку, — сказал он, — что ты не откажешься дать ей совет. Надеюсь, ты согласишься?
 — Ты шутишь! — запротестовал Бен Раддль.
 — Так ты осмотришь ее прииск?
 — Без сомнения.
 — Ты осмотришь его внимательно?
 — Ну конечно.
 — И выскажешь свое мнение?
 — Завтра же. В случае нужды я обращусь за помощью к Лорику, который, как практик, лучше меня знает здешние места.
 — Это очень хорошо, Бен, ты отличный малый. Что касается вас, сударыня, то ваше состояние обеспечено, — объявил Сумми убежденно.
 Бен Раддль нашел момент благоприятным, чтобы сообщить кузену о своем решении.
 — И наше состояние тоже, Сумми, — заметил он, не смея смотреть ему в глаза.
 — Наше состояние?
 — Да. Так как все равно надо ожидать, пока разрешится вопрос об этом проклятом меридиане, то я решил до тех пор заняться эксплуатацией прииска. Завтра же Лорик наймет рабочих.
 Бен Раддль ждал взрыва негодования. Он упал словно с облаков, когда услышал, что его кузен товорит добродушным тоном:
 — Это отличная идея, Бен!.. Отличная, право! Затем, отвлекаясь от этой темы, как будто она была совсем не важная, Сумми прибавил:
 — Кстати, Бен, я позволил себе предложить на ночь гостеприимство в нашем доме госпоже Жанне, которая вынуждена ночевать под открытым небом. Ты ничего не имеешь против?
 — Вот еще вопрос! — заметил Бен. — Наш дом к услугам мисс Эджертон, это само собой разумеется.
 — Значит, все к лучшему, — сказал Сумми. — И раз так, то я думаю…
 — Что?..
 — …что нам нужно показать соседке наши владения, — заключил радостно Сумми, который, не дожидаясь ответа, двинулся вперед, увлекая с собой Жанну Эджертон и Бена, пораженного развязностью своего кузена.
 Обращаясь к своей спутнице, Сумми заявил ей самым серьезным тоном:
 — Прииски могут все же иногда иметь и хорошую сторону. Прииски, видите ли, госпожа Жанна…
 Не будучи в состоянии понять этой внезапной метаморфозы, Бен Раддль пожал плечами и закурил папиросу.

 Глава четырнадцатая. РАЗРАБОТКА ПРИИСКОВ

 Оптимизм Сумми Скима продолжался лишь одну ночь. Проснувшись на другой день рано, он опять предался своим обычным мыслям, от которых он, по необъяснимым причинам, на мгновение отрешился. Убедившись, что его опасения оправдываются, он впал, насколько это было возможно при его счастливом характере, в отвратительное настроение духа.
 Итак, до тех пор, пока Бен не сможет продать прииска, он будет эксплуатировать его! Кто знает, согласится ли он вообще когда-нибудь продать его!..
 «Видно, так суждено! — повторял Сумми Ским. — Ах, дядюшка Жозиас!.. Если мы стали золотоискателями, то этим мы обязаны вам… Стоит только прикоснуться к этому делу, чтобы увязнуть в нем целиком. Наступит зима, а мы все еще не поедем обратно в Монреаль!.. Зима в Клондайке!.. С холодами, для которых понадобились особые термометры, с большей шкалой ниже нуля, чем у других она бывает выше нуля. Какая перспектива!.. Ах, дядюшка Жозиас, дядюшка Жозиас!..»
 Так рассуждал Сумми Ским. Но проистекало ли это от его философского взгляда на жизнь, которым он любил похвастать, или же от другой причины, только его убеждение не имело уже прошлогодней непоколебимости. Уж не происходило ли с Сумми Скимом какой-либо перемены? Не пристрастился ли этот спокойный джентльмен из «Зеленой Поляны» к жизни авантюриста?
 Сезон работ на приисках только что начинался. Они стали возможны всего две недели назад, когда сошел лед и оттаяла земля. И хотя эта земля, затвердевшая от сильных холодов, представляла еще большие трудности для работы заступом и лопатами, все же ее рыли.
 Ввиду отсутствия более совершенных инструментов и машин, которыми Бен Раддль мог бы воспользоваться с большей выгодой, он вынужден был довольствоваться лоханкой и решетом — «паном», как его называют рабочие на золотых промыслах.
 Зато Бен Раддль не мог бы найти лучшего помощника, чем надзиратель Лорик. Оставалось только положиться на этого человека, чрезвычайно опытного и осведомленного в своем деле, умеющего применить те усовершенствования, которые ему предложил бы инженер.
 Нужно заметить также, что слишком большой перерыв в эксплуатации прииска N 129 вызвал бы неудовольствие со стороны местной администрации. Жадная на полагающийся ей процент с доходов приисков, она охотно и в довольно короткий срок, за время сезона, признает недействительность тех концессий, где перестают работать.
 Пока Лорик занят был наймом достаточного числа рабочих, Бен Раддль поспешил исполнить обещание, данное им Жанне Эджертон, и оба кузена отправились на другую сторону холма, отделявшего их владение от прииска молодой соседки.
 Особенное расположение прииска, разделенного на два этажа, причем верхний лежал выше по течению, а второй ниже, не могло не обратить на себя внимания инженера. Подойдя к берегу реки и внимательно рассмотрев его расположение, он решительно высказал свое мнение.
 — Никто не мог бы в точности определить, сударыня, — сказал он Жанне Эджертон, — стоимость вашего прииска. Во всяком случае, я могу с уверенностью утверждать, что вы сделали ошибку, начав его разработку с нижнего этажа.
 — Почему же это? — спросила Жанна. — Разве мой выбор не был обусловлен расположением шахт?
 — Именно присутствие шахт, — возразил Бен Раддль, — и должно было заставить вас обратить свое внимание в другую сторону. Не очевидно ли, в самом деле, что, раз в области, где такая масса золотоискателей, эти колодцы были вырыты и затем оставлены, — значит, их производительность совершенно истощилась? Почему бы вам удалось сделать что-нибудь там, где другие потерпели неудачу?
 — Это правда, — согласилась Жанна, пораженная верностью этого замечания.
 — Есть и другой аргумент, — продолжал Бен Раддль, — но для того, чтобы вы поняли его значение, нужно, чтобы вы усвоили себе процесс образования золотых залежей, которые мы и вы эксплуатируем. Эти залежи — не что иное, как водоем, из которого воды Форти-Майльс-Крик ушли в отдаленную эпоху, когда река текла по другому руслу. Более широкая, чем теперь, река покрывала тогда своими водами и прииск номер сто двадцать девять, и все другие окрестные прииски, а также и то место, где мы сейчас находимся. Овраг, на дне которого вы начали свои работы, образовывал нечто вроде залива, в который течение, отклоненное в сторону разделяющим натай владения холмом, ударялось с большой силой. Само собой разумеется, вода должна была пройти верхний этаж, находящийся выше по течению, а затем с вершины скалистого барьера она падала каскадом на нижний этаж и текла дальше. Этот скалистый барьер образовал, конечно, препятствие, о которое вода разбивалась, образуя водовороты. Поэтому весьма вероятно, что, прежде чем преодолеть его, она оставляла по ту сторону барьера все тяжелые частицы, а значит, и частицы золота, которые несла с собой. Образованное этими скалами углубление, очевидно, мало-помалу наполнилось этими тяжелыми частицами, и наступил день, когда золото могло быть унесено течением на нижний этаж. Но нужно предполагать, что как раз в этот момент случилось землетрясение. В результате его обрушилась масса камней, покрывающая песчаный слой, который, по-моему, лежит под ними, и река, отброшенная к северу этим обвалом, не могла больше перелиться через тот берег, который мы видим сейчас. Сумми Ским не скрывал своего восхищения.
 — Это целое откровение! — воскликнул он. — Ты выдающийся ученый, Бен!
 — Не будем торопиться, — ответил Бен Раддль. — В конце концов, это все только гипотеза. Однако я думаю, что не ошибусь, утверждая, что если прииск номер сто двадцать семь-бис заключает в себе золото, то только под этим нагромождением скал, которые покрывают его верхнюю половину.
 — Пойдем, посмотрим! — заявила Жанна со своей обычной решимостью.
 Оба кузена и их спутница поднялись по оврагу метров на двести, затем, достигнув пункта, где скалистый барьер подходил к тропинке, перешли на верхний этаж и направились к реке. Среди огромных порой осколков скал, которые покрывали его, движение было крайне затруднительным. Путникам понадобилось около часа, чтобы добраться до реки.
 Несмотря на самые внимательные поиски, Бен Раддль нигде не мог найти и признаков песка. Это был хаос камней и скал, между которыми опять-таки лежали зарывшиеся в почве скалы.
 — Будет трудно доказать на практике мою теорию, — заметил Бен Раддль, достигнув обрыва у берега реки.
 — Может быть, и не так уж трудно, как ты думаешь, — ответил Сумми, который, стоя в нескольких метрах, сделал, по-видимому, интересное открытие.
 — Вот песок, Бен.
 Бен Раддль подошел к своему кузену. Между двумя скалами действительно лежал слой песка, занимавший площадь величиной с платок.
 — Какой великолепный песок! — воскликнул Бен, вглядевшись. — Просто чудо, что никто не нашел его раньше нас! Посмотри на его цвет, Сумми, посмотрите, госпожа Жанна! Я держу пари один против ста, что этот песок даст пятьдесят долларов с решета!
 На месте было невозможно проверить утверждение инженера. Присутствующие поспешно набрали драгоценный песок в карманы и шляпы и той же дорогой вернулись обратно.
 Как только они возвратились к реке, песок был промыт, и Бен Раддль с удовлетворением мог убедиться, что его оценка оказалась меньше действительной. Промывка дала не меньше ста долларов с решета.
 — Сто долларов! — воскликнули восхищенные Жанна и Сумми.
 — По меньшей мере, — категорически заявил Бен Раддль.
 — Но в таком случае мое состояние обеспечено! — пробормотала Жанна, которая, несмотря на свое невозмутимое хладнокровие, была все же немного взволнованна.
 — Не будем увлекаться, — сказал Бен Раддль. — Не будем увлекаться… Я уверен, что эта часть вашего прииска должна заключать в себе золота на громадную сумму. Но не говоря о том, что богатство этой горсточки песка может быть простой случайностью, надо иметь в виду огромные затраты, которых потребует расчистка почвы. Вам нужны будут рабочие и инструменты… Нелишним будет прибегнуть и к динамиту, чтобы освободиться от этого нагромождения скал.
 — Мы сегодня же примемся за работу, — сказала энергично Жанна. — Мы постараемся с Патриком без посторонней помощи расчистить маленький уголок. То, что мы найдем, позволит мне нанять рабочих и купить нужные инструменты, чтобы ускорить работу.
 — Это благоразумно, — согласился Бен Раддль, — и нам остается только пожелать вам успеха…
 — А мне просить вас, а также господина Сумми принять мою горячую благодарность, — прибавила Жанна. — Не будь вас, я перешла бы границу, направилась бы вглубь Аляски, и никто не знает…
 — Так как я вам «компаньон», — прервал ее Бен Раддль более холодным тоном, — то в моих интересах, мисс Эджертон, помочь вам в вашем предприятии и уменьшить по возможности ваш риск.
 — Это справедливо, — согласилась с довольным видом Жанна.
 Сумми Ским прервал диалог, который заметно раздражал его.
 — Какие вы оба отъявленные дельцы! Удивляюсь вам, право!.. Я не «компаньон», и, однако, это не мешает мне быть очень довольным.
 Оставив Жанну заниматься придумыванием новых способов разработки, оба кузена вернулись на свой прииск, где уже появились несколько рабочих. К концу дня Лорику удалось набрать их человек тридцать по очень высокой плате, превышавшей десять долларов в день.
 Впрочем, таковы были тогда цены повсюду в области Бонанцы. Многие рабочие получали от семидесяти пяти до восьмидесяти франков в день, и они богатели, так как эти деньги легче было заработать, чем истратить.
 Уже было сказано, что орудия производства на участке N 129 были самые замысловатые. Но если Жозиас Лакост не нашел нужным улучшить их, то это решил сделать его племянник. При посредстве мастера за хорошую цену были приобретены два «роккера».
 Роккер — это простая коробка, длиной в один метр, а шириной в три четверти метра, род качающейся зыбки. В середине ее помещается мешок, снабженный сеткой из шерсти, пропускающей песок, но удерживающей крупинки золота. У нижней оконечности этого прибора, который при помощи коромысла приводится в движение, когда распыленное золото не может быть удержано ручным способом, помещается ртуть, которая амальгамирует, то есть растворяет драгоценный металл.
 Таким образом, эксплуатация участка N 129 началась теперь в лучших условиях.
 Продолжая философствовать, Сумми Ским тем не менее с величайшим вниманием следил за тем, с каким страстным увлечением Бен Раддль отдавался работе.
 «Очевидно, — говорил он себе, — Бен не избежал местной эпидемии. Лишь бы только не заразился ею и я!
 Боюсь, что от нее излечиться нельзя, даже и приобретя состояние, и что больному ею всякое количество золота будет казаться недостаточным… Да, надо его иметь слишком много, и то останешься неудовлетворенным!»
 В течение июня погода простояла довольно хорошая. Было несколько очень сильных гроз, но они проходили быстро. Прерванные работы вдоль реки тотчас возобновлялись.
 К первым числам июля владельцы прииска N 129 достигли лишь того, что смогли отправить в Доусон сумму в три тысячи долларов, которая была положена на их текущий счет в контору «Англо-Американского общества транспортирования и торговли».
 — Я бы прибавил из собственного кармана, если бы он не был пуст, — говорил Сумми Ским, — чтобы послать им больше, чтобы они пожалели, что упустили участок номер сто двадцать девять… Но три тысячи долларов!.. Он будут смеяться над нами.
 — Потерпи, Сумми, потерпи! — отвечал Бен Раддль. — И на нашей улице будет праздник.
 Но чтобы этот «праздник», как говорил инженер, наступил, надо было торопиться. С июля до конца сезона остается всего два рабочих месяца. Солнце, которое садится в половине одиннадцатого, восходит уже раньше часа ночи. Да и от захода до восхода царит лишь полумрак, так что едва видна на небе Полярная звезда. Со второй сменой рабочих можно было бы вести эксплуатацию приисков непрерывно. Так и делали по ту сторону границы, на территории Аляски, где американцы развивали невероятную деятельность.
 К большому сожалению Бена Раддля, было невозможно подражать им. Лорик, несмотря на все поиски, смог набрать лишь сорок рабочих.
 На прииске N 127-бис Жанна Эджертон встречала такие же трудности. Ей пришлось удовольствоваться десятком рабочих. Больше достать было невозможно ни за какую цену.
 Каждый вечер Сумми Ским и Бен Раддль узнавали о результатах ее усилий. Хотя производство прииска и не удерживалось на высоте первого опыта, но все же оно подавало некоторые надежды. Средняя производительность каждой промывки достигла четырех долларов, а нередко доходила и до десяти долларов. Десяти рабочих было бы достаточно при таких условиях, чтобы к концу лета иметь прибыль в несколько сот тысяч франков.
 К несчастью, почти все рабочие Жанны Эджертон были заняты расчисткой участка, и, несмотря на самоотверженность и громадную силу Патрика, эта работа продвигалась медленно. Тем не менее мало-помалу, по мере сбрасывания камней на нижний этаж, обозначалась все большая поверхность песка, и можно было предвидеть, что к середине июля N 127-бис начнет давать владелице значительную прибыль.
 На прииске N 129 перспектива, несмотря на энергичную деятельность Бена Раддля, была хуже.
 Принимая во внимание темперамент инженера, неудивительно, что он сам иногда принимался за работу и, не стесняясь рабочих, продолжая наблюдать за ними, занимался вместе с ними промывкой. Часто также он лично управлял роккером. Сумми насмешливо наблюдал за ним, сохраняя все свое спокойствие, и его кузен тщетно старался заразить его своей страстью.
 — Ну что, Сумми, ты не попробуешь? — говорил он.
 — Нет, — отвечал неизменно Сумми Ским, — у меня нет к этому призвания.
 — Между тем это совсем нетрудно. Надо только, тряся решето, просеять песок, и на дне решета останутся частицы золота.
 — Конечно, Бен, это нетрудно. Но — что ты хочешь! — это ремесло мне не нравится, хотя бы мне платили по два доллара за час.
 — Я уверен, что у тебя оказалась бы счастливая рука, — вздыхал Бен Раддль с сожалением.
 Однажды, впрочем, Сумми Ским сдался. Он взялся покорно за решето, насыпал туда немного земли, добытой в одной из шахт, и, превратив эту землю в жидкую массу, стал ее потихоньку просеивать.
 Сумми Ским не промыл ни крупинки того металла, который он не переставал проклинать.
 — Толчение воды в ступе! — сказал он. — Я не выработал себе и на трубку табаку!
 На охоте Сумми был счастливее. Хотя случай почти ежедневно приводил его
 — точно нарочно! — на прииск N 127-бис, где он терял драгоценное время в ожидании, когда Жанна Эджертон кончит работу, он все же возвращался обыкновенно с полным ягдташем.
 В течение первой половины июля промывка дала лучшие результаты. Лорик напал на настоящую золотоносную жилу, которая становилась богаче по мере приближения к границе. Решето и роккеры давали внушительное количество золота. Хотя и не было найдено ни одного ценного самородка, добыча золота все же за эти две недели дала больше тридцати пяти тысяч франков. Это оправдывало предположения Лорика и вызывало соревнование Бена.
 По слухам, циркулировавшим среди рабочих, было известно, что одинаковое улучшение добычи замечалось и на прииске N 131, техасца Гунтера, по мере движения работ к западу. Судя по все увеличивающейся производительности жилы с обеих сторон, не могло быть сомнения, что около границы или даже на самой границе найдется гнездо золота, «бонанца» (удача, счастье — по-испански).
 Подбодряемые этой перспективой, рабочие Гунтера и Малона и персонал обоих канадцев продвигались друг другу навстречу. Через несколько дней они должны были встретиться на существующей границе, признанной обоими государствами.
 Рабочие техасцев — человек тридцать — были все американцы. Трудно было бы собрать более отвратительную группу авантюристов. Подозрительные по наружности, дикари по характеру, грубияны, задиры и драчуны, они были вполне достойны своих хозяев, которые пользовались дурной репутацией в области Клондайка.
 В течение третьей недели июля эксплуатация продолжала оставаться прибыльной, хотя ни Бен Раддль, ни Лорик, ни их люди не напали на сколько-нибудь ценный самородок. Но во всяком случае прибыль значительно превышала расходы, и 20 июля был отправлен на текущий счет Сумми Скима и Бена Раддля в кассу «Англо-Американского общества транспортирования и торговли» новый транспорт золота на двенадцать тысяч долларов.
 Сумми Ским потирал от удовольствия руки.
 — Вот вытянется физиономия Уильяма Броля! — сказал он.
 Теперь становилось очевидным, что прибыль от этой кампании будет гораздо более ста тысяч франков. И можно было порядочно поднять цену прииска, когда явятся покупатели.
 На прииске N 127-бис события принимали тоже благоприятный оборот. Расчистив незначительную часть своего прииска, Жанна Эджертон начала получать доходы. Уже более чем на три тысячи долларов золотого песка, принадлежащего ей, было сложено в домике обоих кузенов, в ожидании следующего транспорта в Доусон. По всей вероятности, она могла извлечь со своего прииска к концу сезона, несмотря на трудности работы вначале, до пятидесяти тысяч франков.
 В конце июля Сумми Ским предложил довольно разумный план.
 — Я не вижу, почему, — сказал он, — мы должны еще оставаться здесь и почему госпоже Жанне и нам не продать своих приисков?
 — Потому что этого нельзя сделать за хорошую цену до окончания работ по исправлению границы, — ответил Бен Раддль.
 — А черт с ним, с этим сто сорок первым меридианом! — воскликнул Сумми.
 — Продажа может быть совершена по почте, через посредников, в Монреале, в конторе нотариуса Снуббина, так же хорошо, как и в Доусоне.
 — Но не в таких же благоприятных условиях, — возразил Бен Раддль.
 — Почему? Раз мы теперь знаем стоимость наших приисков!
 — Через месяц или через полтора мы будем знать это еще лучше, — объявил инженер, — и нам предложат за прииск номер сто двадцать девять не сорок тысяч долларов, а восемьдесят — сто тысяч долларов!
 — Что мы с ними станем делать?! — воскликнул Сумми.
 — Употребим на хорошее дело, будь спокоен, — заметил Бен Раддль. — Разве ты не видишь, что золотоносная жила становится все богаче по мере приближения к востоку?
 — Да, но, двигаясь все вперед, мы подойдем к прииску номер сто тридцать один, — заметил Сумми Ским, — и когда наши люди встретятся с рабочими этого бесподобного Гунтера, я не знаю, выйдет ли что-нибудь из этого хорошее.
 В самом деле, можно было опасаться, что тогда произойдет схватка между рабочими обоих приисков. Уже и теперь иногда слышались брань и взаимные оскорбления и угрозы. Лорик уже имел ссору с американским надзирателем, грубым и диким атлетом, и можно было опасаться, что эти взаимные оскорбления с возвращением на прииск Гунтера и Малона разрешатся решительным столкновением. С одного прииска на другой не раз бросались камнями… убедившись предварительно, что в них нет ни одной пылинки золота.
 Двадцать седьмого июля рабочие обоих приисков находились друг от друга всего в десяти метрах. Через пятнадцать дней, не больше, они должны были сойтись на пограничной линии. Сумми Ским был прав, предвидя возможность столкновения.
 Этого и надо было ожидать, потому что как раз 27 июля положение осложнилось новым инцидентом.
 На прииске N 131 вновь появились Гунтер и Малон.

 Глава пятнадцатая. НОЧЬ С 5 НА 6 АВГУСТА

 Территория Канады — не единственная обладающая золотоносными землями. Существуют и другие золотоносные территории на огромном пространстве Полярной Америки, лежащей между Атлантическим и Тихим океанами, и, вероятно, здесь будут открыты вскоре новые прииски. Природа оказалась в этих областях, лишенных растительных богатств, чрезвычайно щедрой по отношению к драгоценным минералам.
 Прииски, расположенные на территории Аляски, находятся главным образом внутри широкой дуги, которую описывает Юкон между Клондайком и портом Михаила и которая касается Северного полярного крута.
 Одна из этих областей примыкает к Серк-сити, поселку, расположенному на левом берегу реки в трехстах семидесяти километрах ниже по течению, чем Доусон. Здесь, недалеко от форта того же имени, лежащего на самом северном пункте названной кривой, берет свое начало Бирч-Крик, приток Юкона.
 К концу последней кампании распространился слух, что прииски Серк-сити не хуже приисков Бонанцы. Этого было более чем достаточно, чтобы привлечь туда толпу золотоискателей.
 Основываясь на этих слухах, Гунтер и Малон, возобновив работы по эксплуатации N 131, сели на один из пароходов, отходящих вниз по течению Юкона, и, высадившись в Серк-сити, осмотрели область, орошаемую Бирч-Крик. Очевидно, они не нашли нужным оставаться там весь сезон, так как теперь вернулись на прииск N 131.
 Доказательством того, что их поездка ни к чему не привела, было то, что оба техасца расположились теперь, по-видимому, на своем прииске до конца кампании. Если бы они собрали на приисках Бирч-Крик значительное количество самородков и золотого песка, то они поспешили бы в Доусон, где игорные дома давали им широкую возможность пропустить сквозь пальцы полученные барыши.
 — Конечно, присутствие Гунтера не водворит спокойствия на пограничных приисках и, в частности, на приисках Форти-Майльс-Крик, — сказал Лорик обоим кузенам, узнав о возвращении владельцев прииска N 131.
 — Мы будем держаться настороже, — ответил Бен Раддль.
 — Это будет благоразумно, господа, — объявил управляющий. — Я внушу необходимость осторожности также нашим рабочим.
 — Не сообщить ли полиции о возвращении этих двух мошенников? — спросил Бен Раддль.
 — Она должна уже знать об этом, — ответил Лорик. — Во всяком случае, мы пошлем нарочного в форт Кудахи, чтобы предупредить всякое столкновение.
 — Ах! — воскликнул Сумми Ским с несвойственной ему живостью. — Какие вы, с позволения сказать, трусы! Если этому субъекту придет в голову фантазия позволить себе проявить свою обычную несдержанность, он найдет достойный отпор.
 — Хорошо! — согласился Бен Раддль. — Но зачем тебе, Сумми, связываться с этим человеком?
 — У нас есть старые счеты, Бен.
 — Мне кажется, эти счеты в порядке, и к твоей выгоде, — возразил Бен Раддль, который ни за что не хотел позволить своему кузену впутаться в скверную историю. — Что ты защитил оскорбленную женщину, это вполне естественно, что ты поставил этого Гунтера на свое место — тоже. Я поступил бы так же. Но здесь, где опасность грозит целому населению прииска, это дело полиции.
 — А если ее нет? — возразил Сумми Ским, не желавший уступить.
 — Если ее не будет, господин Ским, — сказал надзиратель, — то мы будем защищаться сами, и, поверьте мне, наши люди не отступят.
 — К тому же, — заметил Бен Раддль, — мы приехали сюда не для того, чтобы очистить Форти-Майльс-Крик от негодяев, а для того…
 — …чтобы продать наш прииск, — докончил Сумми Ским, который всегда возвращался к своей любимой теме. — Скажите мне, Лорик, известно ли, что сталось с комиссией?
 — Говорят, что она находится далеко на юге, — ответил Лорик, — у подножия горы Святого Ильи.
 — То есть слишком далеко, чтобы ее можно было скоро вернуть.
 — Да, далеконько. А вернуться она может лишь через Скагуэй.
 — Проклятая страна! — воскликнул Сумми Ским.
 — Послушай, Сумми, — сказал Бен Раддль, хлопая по плечу своего кузена,
 — тебе нужно успокоиться. Иди на охоту, возьми с собой Нелуто, который будет этому очень рад, и принеси нам хорошей дичи к ужину. А мы в это время приналяжем на наши роккеры и постараемся хорошо заработать.
 — Кто знает? — заметил мастер. — Почему бы с нами не случилось того, что случилось в тысяча восемьсот девяносто седьмом году с полковником Ирвеем на Криппль-Крик?
 — А что такое случилось с вашим полковником? — спросил Сумми Ским.
 — Он нашел на своем прииске, на глубине всего двух метров, золотой самородок стоимостью в сто тысяч долларов.
 — Глупости! — сказал Сумми Ским небрежным тоном.
 — Возьми ружье, Сумми, — сказал Бен Раддль. — Поохоться до вечера, но берегись медведей!
 Это было лучшее, что мог сделать Сумми Ским. Нелуто и он поднялись по оврагу, и через четверть часа раздались их первые выстрелы.
 Что касается Бена Раддля, то он снова принялся за работу, посоветовав своим рабочим, чтобы они не отвечали на вызовы, которые могли быть сделаны со стороны персонала участка N131. Впрочем, в этот день не произошло никаких инцидентов, которые могли бы вызвать столкновение рабочих обоих приисков.
 Во время отсутствия Сумми Скима, который, может быть, и не сдержался бы, Бену Раддлю представился случай заметить Гунтера и Малона. До исправления пограничная линия тянулась вдоль оврага, спускаясь к югу. Домик, который занимали оба техасца, был расположен у подножия противоположного склона, как раз напротив жилища Лорика. Таким образом, из своей комнаты Бен Раддль мог наблюдать Гунтера и его товарища, когда они обходили свой прииск. Не подавая виду, что он интересуется тем, что происходит у соседей, но и не прячась, инженер стоял у окна своей комнаты, облокотившись о подоконник.
 Гунтер и Малон дошли до пограничного столба. Они о чем-то говорили с увлечением. Посмотрев на реку и на прииски противоположного берега, они сделали несколько шагов в сторону оврага. Было очевидно, что они находились в отвратительном расположении духа; это объяснялось тем, что прибыли участка N 131 с самого начала кампании оказались очень плохими, тогда как на соседнем прииске последние недели дали очень крупный барыш.
 Гунтер и Малон продолжали идти к оврагу и остановились почти против дома. Тут они заметили Бена Раддля, который сделал вид, что не обращает на них никакого внимания. Однако он прекрасно видел, что они показывали руками по его направлению, и понимал, что их угрожающие жесты и сердитые голоса были средством, которым они хотели вызвать его на ссору. Он благоразумно пропустил мимо ушей их брань и, когда оба техасца ушли, направился к Лорику, который работал у роккера.
 — Вы их видели, господин Раддль? — сказал мастер.
 — Да, Лорик, — ответил Бен Раддль, — но их провокации не заставят меня потерять хладнокровие.
 — Господин Ским гораздо менее сдержан, по-видимому.
 — Придется быть спокойным и ему, — объявил Бен Раддль. — Мы даже не должны подавать виду, что знаем этих людей.
 Следующие дни прошли без происшествий. Сумми Ским — благо кузен поощрял его к этому — с раннего утра отправлялся с индейцем на охоту и возвращался только к вечеру. Становилось, однако, все труднее избегать сношений между американскими и канадскими рабочими. Их работы приближали их с каждым днем к столбам, стоявшим на границе обоих участков. Наступал момент, когда, по выражению Лорика, они должны были оказаться «кирка против кирки, лопата против лопаты». Малейшее недоразумение могло тогда вызвать спор, спор — ссору, а ссора — столкновение, которое могло окончиться дракой. Когда рабочие бросятся друг на друга, кто в состоянии будет их удержать? Не постараются ли Гунтер и Малой вызвать волнения и на других пограничных американских приисках? От таких авантюристов можно было ожидать всего. В этом случае полиция форта Кудахи оказалась бы не в силах водворить порядок.
 В течение двух дней ни один из техасцев не показывался. Может быть, они осматривали прииски Форти-Майльс-Крик, расположенные на территории Аляски. Если в их отсутствие и происходили кое-какие распри между рабочими, то они далеко не заходили.
 Следующие три дня вследствие дурной погоды Сумми не мог отдаваться своему любимому увлечению. Шел дождь, иногда ливень, и волей-неволей приходилось сидеть в домике. Промывка песка при этих условиях становилась очень затруднительной: шахты наполнялись доверху водой, и избыток ее разливался по прииску, который покрывался настолько густой грязью, что в ней приходилось вязнуть по колени.
 Этим вынужденным бездельем воспользовались для того, чтобы взвесить и уложить в мешки собранную золотую пыль. В течение последних пятнадцати дней производительность участка N 129 несколько упала. Тем не менее следующая отправка в Доусон ожидалась не меньше как в десять тысяч долларов. Наоборот, дела Жанны Эджертон мало-помалу улучшались. Каждый день давал больше предыдущего, и к десяти тысячам долларов обоих кузенов она могла присоединить своих двенадцать тысяч долларов.
 Работы возобновились лишь 3 августа после обеда. После дождливого утра под влиянием юго-восточного ветра небо прояснилось. Но нужно было ожидать гроз, которые в это время года ужасны и производят иногда настоящие опустошения.
 В этот день вернулись из своей поездки и оба техасца. Они тотчас заперлись в своем доме и не показывались все утро 4 августа.
 Что касается Сумми Скима, то он воспользовался прояснившейся погодой, чтобы опять приняться за охоту. Ниже по течению замечены были несколько медведей, и он страшно хотел встретить хоть одного из этих ужасных стопоходящих животных. Впрочем, эта охота была для него не новостью. Не один медведь был убит им в лесах «Зеленой Поляны».
 В течение этого дня Лорику улыбнулось счастье. Роя яму почти на самой границе участка, он открыл самородок, стоимость которого была не менее четырехсот долларов, или двух тысяч франков. Лорик не мог сдержать своей радости и во все горло стал звать своих товарищей.
 Прибежали рабочие и Бен Раддль, и все закричали, увидя самородок величиной с грецкий орех, заключенный в слое кварца.
 На участке N 131 легко поняли причину этих криков. Последовал взрыв злобы от зависти, в общем понятной, так как с некоторого времени американские рабочие не могли найти прибыльной залежи и эксплуатация их прииска становилась все затруднительней.
 Раздался голос Гунтера:
 — Наверно, самородки водятся только для этих собак из прерий Дальнего Запада! — кричал он в бешенстве.
 Бен Раддль слышал это оскорбление. Сделав усилие над собой, он повернулся спиной к грубияну и пожал плечами в знак пренебрежения.
 — Эй, — закричал тогда техасец, — я вам говорю, господин из Монреаля.
 Бен Раддль продолжал хранить молчание.
 — Не знаю, что меня удерживает!.. — продолжал Гунтер.
 Он хотел уже перейти границу и броситься на Бена Раддля. Малон остановил его. Но рабочие обоих приисков, сгруппировавшиеся в различных пунктах границы, угрожали друг другу, и было очевидно, что начало обоюдных схваток не за горами.
 Вечером, когда вернулся Сумми Ским, и, счастливый, что он, с некоторой опасностью для себя, убил медведя, рассказал подробно о своей охоте, Бен Раддль не захотел рассказывать ему о происшествии. После ужина оба ушли в свою комнату, и Сумми Ским заснул крепким, здоровым сном охотника.
 Нужно ли было опасаться, что столкновение будет иметь последствия? Будут ли Гунтер и Малон искать снова ссоры с Беном Раддлем и толкнут ли они своих людей на рабочих прииска N 129.
 Это было вероятно, так как на следующий день рабочие должны были сойтись на границе вплотную.
 К большому неудовольствию своего кузена, Сумми Ским как раз не пошел в этот день на охоту. Погода стояла пасмурная, густые тучи неслись с юго-востока. День не мог пройти без грозы, и лучше было не уходить из дома.
 Весь день посвящен был промывке золота. Одна смена рабочих, под руководством Лорика, продолжала разработку жилы почти на самой границе обоих приисков.
 До половины дня никаких осложнений не возникло. Правда, несколько грубостей со стороны американцев вызвали более или менее оживленные ответы со стороны канадцев. Но все ограничилось словами, и мастерам вмешиваться не приходилось.
 К несчастью, при возобновлении работ после полудня обстоятельства изменились к худшему. Гунтер и Мал он ходили взад и вперед по своему прииску, а Сумми Ским вместе с Беном Раддлем прогуливались у себя.
 — Послушай, Бен, — сказал Сумми Ским, — ведь они вернулись, эти мошенники!.. Я их еще не видел… А ты, Бен?
 — Видел… вчера, — ответил уклончиво Бен Раддль. — Делай как я. Не обращай на них внимания.
 — Но они смотрят на нас так, что это мне совсем не нравится.
 — Не обращай внимания, Сумми.
 Техасцы подошли ближе. Однако хотя они и смотрели крайне враждебно на обоих кузенов, но не сопровождали, по обыкновению, своих взглядов задорными словами. Это дало Сумми возможность не обращать на них внимания.
 Между тем рабочие продолжали работу на границе обоих приисков, разрывая землю и доставая песок, который они относили на роккеры. Они почти касались друг друга, и, нарочно или случайно, их лопаты постоянно задевали одна другую.
 Совершенно неожиданно, около пяти часов дня, раздались громкие крики. Бен и Сумми, Гунтер и Малон бросились на обоих приисках друг другу навстречу.
 Ни та, ни другая смена не работали, и с обеих сторон раздавались торжествующие крики. Была открыта «бонанца». Последние минуты песок, относимый с разных мест к приборам для промывки, давал после каждой из них свыше ста долларов. И вот теперь на дне ямы найден был самородок, стоимостью не менее двух тысяч долларов, на который, стоя друг против друга, оба надзирателя одновременно поставили ноги.
 — Он наш! — протестовал Лорик, не отступая.
 — Твой, собака? Посмотри хорошенько на столб. Ты увидишь, что твоя нога в моем владении.
 Взгляд, брошенный на обозначенную ближайшими столбами линию, убедил Лорика, что в своем усердии он переступил границу, и он уже хотел, вздохнув, оставить находку, когда в дело вмешался Бен Раддль.
 — Если вы и перешли границу, Лорик, — сказал он спокойным голосом, — то лишь потому, что она за ночь была изменена. Все могут видеть, что столбы стоят не на прямой линии и что этот последний столб отставлен более чем на метр к востоку.
 Это была правда. Линия столбов действительно была выгнута к востоку.
 — Вор! — зарычал Лорик в лицо Гунтеру.
 — Сам вор! — возразил тот, бросаясь на канадца, который был тут же неожиданно сбит с ног.
 Сумми Ским бросился на помощь мастеру, которого техасец прижал к земле. Бен Раддль последовал за ним и схватил за горло Малона, бежавшего на подмогу к Гунтеру. Через мгновение Лорик уже поднимался на ноги, а Гунтер в свою очередь был опрокинут наземь.
 Тогда началась общая схватка. Кирки и лопаты в руках дюжих рабочих превратились в страшное оружие. Полилась бы, несомненно, кровь и были бы убитые, если бы как раз в это время не появился полицейский обход.
 Благодаря полусотне решительных людей беспорядок скоро был прекращен.
 Бен Раддль первым обратился к Гунтеру, которому бешенство мешало говорить.
 — По какому праву, — сказал Бен, — вы хотели украсть наше добро?
 — Твое добро? — зарычал Гунтер, грубо «тыкая», — ну и береги его. Недолго оно будет твое!
 — Попробуйте только еще раз взять его! — погрозил Сумми, сжимая кулаки.
 — О, что касается тебя, — заревел Гунтер, который был прямо в пароксизме бешенства, — нам еще надо свести с тобой старые счеты!
 — Когда вам будет угодно, — сказал Сумми Ским.
 — Когда мне будет угодно?.. Что ж!
 Гунтер вдруг замолк. Жанна Эджертон вместе с Патриком, по обыкновению, кончив работу, возвращалась на участок N 129. Заинтересованная шумом и толпой, которая жестикулировала на границе, она приближалась быстрым шагом.
 Гунтер тотчас же узнал ее.
 — Э, — сказал он, смеясь, — все объясняется. Доблестный защитник женщины работал за ее счет.
 — Несчастный трус! — воскликнул возмущенный Сумми.
 — Трус!..
 — Да, трус, — повторил Сумми Ским, который вышел из себя, — и слишком большой трус, чтобы дать ответ мужчине!
 — Ты увидишь, какой я трус! — заревел Гунтер. — Я тебя еще найду!
 — Когда хотите, — ответил Сумми Ским. — Хоть завтра.
 — Да, завтра! — сказал Гунтер.
 Осаженные полицией, которая поставила опять на место пограничные столбы, рабочие должны были вернуться на свои прииски. Лорик унес с собой в знак триумфа драгоценный самородок, из-за которого возникла ссора.
 — Сумми, — сказал Бен Раддль своему кузену, когда они вернулись в домик, — ты ни в коем случае не можешь драться с этим мошенником.
 — А я все-таки буду, Бен!
 — Нет, Сумми, ты этого не сделаешь.
 — Нет, сделаю, говорю тебе. И если мне удастся всадить ему в голову пулю, то это будет лучшая охота за всю мою жизнь. Охота на поганого зверя!
 Несмотря на все свои усилия, Бен Раддль ничего не добился. Усталый от спора, он сослался, в помощь себе, на Жанну Эджертон.
 — А, госпожа Жанна! — сказал Сумми. — Вот именно для нее эта дуэль и необходима. Теперь, когда Гунтер узнал ее, он не перестанет бродить около.
 — Мне не нужно защиты, господин Ским, — заявила подошедшая в этот момент Жанна.
 — Оставьте меня в покое! — воскликнул не владевший собой Сумми, — Я достаточно вырос, чтобы знать, что мне делать, и мое ближайшее дело — это…
 — Что?..
 — …это просто сесть обедать, — объявил Сумми Ским, так энергично усаживаясь на стул, что последний разломился на три части.
 Неожиданная катастрофа должна была, однако, сделать невозможной или по крайней мере задержать развязку возникшей ссоры.
 В течение дня погода становилась все пасмурнее. К семи часам вечера насыщенное электричеством небо избороздилось молниями, в юго-восточной стороне загремел гром. От раздвинувшихся туч стало темно, хотя солнце было еще над горизонтом.
 Уже после полудня на различных приисках Форти-Майльс-Крик наблюдались тревожные симптомы: глухие колебания почвы, сопровождаемые подземным гулом, испарения сернистых газов из шахт. Очевидно, можно было опасаться проявления вулканических сил. Около половины одиннадцатого вечера все уже собирались ложиться спать в домике на прииске N 129, когда сильные сотрясения пошатнули жилище.
 — Землетрясение! — воскликнул Лорик.
 Едва он произнес эти слова, как дом вдруг опрокинулся.
 Его обитатели с трудом, к счастью без повреждений, выбрались из-под развалин.
 Но какой вид был снаружи! Почва прииска исчезла под страшным наводнением. Часть реки вышла из берегов и разлилась по приискам, ища себе новое русло.
 Со всех сторон раздавались крики отчаяния и ужаса. Рабочие, застигнутые наводнением в своих хижинах, обратились в бегство. Деревья, вырванные или поломанные, были увлечены потоком и неслись со скоростью курьерского поезда.
 Наводнение уже приближалось к месту, где лежал опрокинутый домик. Через несколько секунд вода дошла людям до пояса.
 — Бежим!.. — воскликнул Сумми Ским и, схватив на руки Жанну Эджертон, понес ее вверх по склону.
 В этот момент ствол березы налетел на Бена Раддля и переломил ему ногу ниже колена. Лорик и Нелуто бросились к нему на помощь, но были в свою очередь опрокинуты. Все трое оказались на краю гибели. К счастью, их заметил Патрик. В то время как Сумми, вернувшись, взвалил себе на плечи своего кузена, великан поднял на руки мастера и лоцмана и вынес их из потока.
 Через минуту все они были в безопасности и в целости, за исключением Бена Раддля, у которого была сломана нога. Теперь можно было при свете молнии наблюдать картину полнейшего опустошения.
 Домик исчез, а вместе с ним исчезли и драгоценности, собранные обоими кузенами и Жанной Эджертон. Холм, через который каждое утро и каждый вечер переходила девушка, изменил свою форму. О него с ревом разбивалась вода, которая залила правый берег Форти-Майльс-Крик на расстояние целого километра по обе стороны границы.
 Как и сотни других, соседних владений, прииски обоих кузенов и Жанны Эджертон были залиты более чем на десять метров водой. Напрасно наследники Жозиаса Лакоста проехали тысячи километров, чтобы устроить наилучшим образом дела с прииском N 129! Их наследство погибло навеки… Прииск N 129 больше не существовал.




 ЧАСТЬ ВТОРАЯ



 Глава первая. ЗИМА В КЛОНДАЙКЕ

 Находящаяся между границей и Юконом часть Клондайка, через которую протекает средним течением Форти-Майльс-Крик, была разрушена землетрясением, впрочем только местным.
 Клондайк, вообще говоря, нечасто подвержен сейсмическим сотрясениям. Его почва, однако, содержит кварцевые образования и вулканические скалы, показывающие, что своим возникновением он обязан плутоническим силам. Находясь обыкновенно в состоянии бездействия, эти силы иногда пробуждаются и действуют тогда с необыкновенной стремительностью. По всей области Скалистых гор, первые холмы которых начинаются вблизи полярного крута, находятся вулканы, едва ли вполне потухшие.
 Если случайные землетрясения и вулканические извержения, вообще говоря, не особенно опасны в пределах округа, то этого нельзя сказать о внезапных наводнениях, происходящих от неожиданных разливов местных рек.
 Доусон не раз подвергался этой опасности и мост, соединяющий город с его предместьем — Клондайком, смывался наводнениями несколько раз.
 На этот раз подвергался этой опасности и мост, соединяющий город с его предместьем — Клондайком, смывался наводнениями несколько раз.
 На этот раз территория Форти-Майльс-Крик подверглась двойному опустошению. Полнейшее разрушение почвы повлекло за собой уничтожение приисков на протяжении нескольких километров по обе стороны границы. Наводнение еще больше увеличило катастрофу; вода залила все прииски, и всякая эксплуатация там стала невозможной.
 В первый момент было трудно определить размеры причиненного ущерба. Полнейшая тьма окутывала местность. О том, что было разрушено немало домиков и хижин, что большая часть рабочих осталась без крова, что число раненых и умерших, раздавленных обломками или потонувших, было значительно, стало известно лишь на другой день.
 Должны ли были все эмигранты, рассеянные по приискам, оставить область — это тоже можно было сказать лишь после определения размеров катастрофы.
 Во всяком случае, совершенно непоправимой катастрофой казался разлив части вод Форти-Майльс-Крик на территории приисков, прилегающих к его берегам. Под действием подземных сил дно реки было приподнято до уровня его берегов. Таким образом, можно думать, что это наводнение не носило временного характера. При таких условиях едва ли можно было работать в земле, покрытой на полтора-два метра проточной водой, которую отвести было невозможно.
 Какую полную ужаса и тревог ночь провели люди, застигнутые этой внезапной катастрофой! У них не было никакого пристанища, а гроза продолжалась до пяти часов утра. Молния несколько раз ударяла в березовые и тополевые леса, где приютились несколько семейств. В то же время, не переставая, шел проливной дождь с градом. Если бы Лорнк не нашел, поднимаясь по оврагу, маленького грота, в который Сумми Ским и он перенесли Бена Раддля, то раненому негде было бы приютиться.
 Можно себе представить, в каком ужасном настроении были оба кузена. Итак, они предприняли далекое и трудное путешествие только для того, чтобы стать жертвами таких событий! Все их усилия пропади даром. От их наследства не осталось ничего; погибло даже то, что было добыто за последние недели. От золота, собранного ими и их спутницей, не сохранилось ни песчинки. После крушения дома наводнение смыло все. Решительно ничего нельзя было спасти, и теперь золото уносилось вниз по течению реки.
 Когда гроза прекратилась, Сумми Ским и мастер вышли из грота на несколько минут, чтобы установить, как велики размеры катастрофы. Бена Раддля они оставили на попечение Жанны Эджертон. Как N 129, так и N 127-бис, и N 131 исчезли под водой. Вопрос о границе был разрешен таким образом сразу. Окажется ли сто сорок первый меридиан теперь восточнее или западнее, для этих приисков было безразлично; будет ли данная территория принадлежать Аляске или Канаде — не все ли равно? По всей местности протекала теперь разлившаяся река.
 Что касается числа жертв этого землетрясения, то оно могло быть определено только после опроса. Без сомнения, многие семьи землетрясение или наводнение должно было застигнуть в их хижинах и домах, и можно было опасаться, что большинство их, не успев убежать, погибло.
 Бен Раддль, Сумми Ским, Лорик и Жанна Эджертон только чудом остались целы, да и то инженер пострадал. Нужно было как можно скорее доставить его в Доусон.
 Само собой разумеется, что о ссоре между Гунтером и Скимом не было больше речи. Назначенная на следующий день дуэль отпадала сама собой. У обоих противников были теперь другие заботы, и, может быть, им уже не суждено было встретиться друг с другом.
 К тому же, когда тучи рассеялись и солнце осветило место катастрофы, никто не заметил обоих техасцев. От дома, в котором они жили внизу оврага, залитого теперь Форти-Майльс-Крик, не осталось ничего. Не осталось никаких признаков и от машин, установленных на прииске. Течение устремлялось вперед с большой силой, тем более что пронесшаяся накануне гроза подняла воду, уровень которой не опускался и теперь.
 Выбрались ли оба техасца и их рабочие целыми или же нужно было и их причислить к жертвам катастрофы? Никто этого не знал. По правде говоря, не думал об этом и Сумми Ским. Единственной его заботой было доставить Бена Раддля в Доусон, где он мог бы получить хороший уход, подождать там его выздоровления и, если позволит время, ехать обратно через Скагуэй и Ванкувер в Монреаль. Ни Бен Раддль, ни он не имели больше никаких основании оставаться дольше в Клондайке. Теперь, когда прииск N 129 лежал под водой, найти на него покупателей было невозможно. Таким образом, лучшим выходом было как можно скорее уехать из этого ужасного края, в который, как не раз и не без основания говорил Сумми Ским, здравые телом и умом люди никогда не должны ступать ногой.
 Но возможно ли было уехать в ближайшем будущем? Не потребует ли болезнь Бена Раддля долгих дней, недель, может быть, месяцев лечения?
 Скоро кончалась уже первая половина августа. Не успеет пройти вторая, как ранняя в этих местах зима закует льдом озера и закроет перевал через Чилькут.
 Точно так же станет и Юкон, и последние пароходы, идущие к его устью, уйдут раньше, чем можно будет Бену Раддлю отправиться в дорогу.
 В таком случае пришлось бы провести целую зиму в Доусоне. Конечно, перспектива оставаться семь или восемь месяцев в занесенном снегами Клондайке с его пятидесяти— и шестидесятиградусными морозами была совсем непривлекательна. Чтобы избежать такой неприятности, надо было спешить в Доусон и поручить больного доктору Пилькоксу, потребовав от последнего, чтобы он вылечил Бена в самый короткий срок.
 Вопрос о средствах передвижения был очень щекотливый, но, к счастью, Нелуто нашел свой транспорт невредимым на той возвышенности, где он чинил его. Лошадь же, которая паслась на свободе, в момент катастрофы убежала; ее удалось поймать и привести.
 — Едем! — воскликнул Сумми Ским. — Едем сейчас же!
 Бен Раддль схватил его за руку.
 — Сумми, — сказал он, — простишь ли ты меня? Если бы ты знал, как я жалею, что увлек тебя в это предприятие!..
 — Речь сейчас не обо мне, а о тебе, — возразил сердито Сумми. — И если ты не будешь послушен, то смотри!.. Госпожа Жанна забинтует тебе как можно лучше ногу, затем Патрик и я уложим тебя на хорошей травяной подстилке в повозку. В нее сяду я с госпожой Жанной и Нелуто. Лорик и Патрик доберутся до Доусона сами, как уже они знают. Мы поедем настолько быстро… нет, я хочу сказать — настолько медленно, насколько это будет необходимо, чтобы тебя не трясло. Раз ты попадешь в госпиталь, твои страдания кончатся: доктор Пилькокс починит тебе твою ногу, лишь взглянув на нее… Только бы не осматривал он ее чересчур долго, чтобы мы могли уехать до зимы!
 — Дорогой Сумми, — сказал Бен Раддль, — возможно, что мое лечение потребует нескольких месяцев, а я понимаю, как ты спешишь вернуться в Монреаль… Почему бы тебе не уехать?
 — Без тебя, Бен?.. Ты бредишь, я полагаю! Я предпочел бы сломать ноту и себе.
 Тарантас, в котором повезли Бена, двинулся по дороге в форт Кудахи, по правому берегу Форти-Майльс-Крик, среди множества людей, шедших искать себе работы на других приисках. У берега реки шли еще работы на приисках, не задетых наводнением, но и здесь их эксплуатация откладывалась. От сотрясения почвы во время землетрясения, распространившегося на пять-шесть километров по обе стороны границы, их машины оказались поломанными, дома разрушенными, шахты заваленными, так что они представляли сейчас самое печальное зрелище. Но это не было все-таки полным разрушением, и работы на них могли возобновиться в будущем сезоне.
 Тарантас двигался медленно, так как скверная дорога причиняла сильную боль раненому. Только через день доехали до форта Кудахи.
 Конечно, Сумми Ским всячески старался помочь Бену, но, надо сознаться, он оказался очень неловким, и без помощи Жанны Эджертон инженеру пришлось бы плохо. Она придумывала тысячу способов, чтобы получше устроить сломанную ногу, находила для нее все новые, и всегда лучшие положения, а главное, легко находила наиболее подходящие слова, чтобы поддержать хорошее настроение больного.
 К несчастью, ни она, ни Сумми Ским не могли вправить ногу. Для этого нужен был врач, а его не было ни в форте Кудахи, ни в форте Реалайанс, до которого путешественники добрались через двое суток после того, как покинули Кудахи.
 Сумми Ским не без основания беспокоился. Не ухудшится ли за такой промежуток времени положение его кузена без врачебной помощи? Впрочем, Бен Раддль без жалоб переносил свои страдания. Они должны были быть очень сильны, но он сдерживался, чтобы не беспокоить Сумми Скима, и тот понимал это по стонам, которые вырывались у больного во время приступов лихорадки.
 Нужно было торопиться и во что бы то ни стало добраться до станции Клондайк. Только там Бен Раддль мог получить надлежащий уход. С каким облегчением вздохнул Сумми Ским, когда наконец 16 августа повозка остановилась у подъезда доусонского госпиталя.
 Как раз в этот момент Эдита Эджертон находилась у дверей по делам своей службы. Одного взгляда было ей достаточно, чтобы понять, какого больного ей привезли. Это ее сильно взволновало, и ее внезапную бледность заметили все окружающие. Как бы сильно ни было, впрочем, это волнение, она ничем не выдала себя, разве только забыла поцеловать свою кузину.
 Она тотчас распорядилась принять меры к облегчению страданий раненого, который от сильного жара впал в полусознательное состояние. Под ее руководством его спустили с повозки и отнесли в госпиталь с такими предосторожностями, что он не издал ни одного стона. Десять минут спустя он был помещен в отдельную палату.
 — Вы видите, мисс Эдита, я был прав, когда говорил, что, везя вас в Доусон, мы преследуем личный интерес! — сказал с отчаянием в голосе Сумми Ским.
 — Что же случилось с господином Раддлем? — спросила Эдита, не отвечая прямо на замечание Сумми.
 Жанна рассказала своей кузине о приключении, развязку которого Эдита видела теперь сама. Рассказ ее еще не был кончен, когда явился доктор Пилькокс, за которым тотчас же послала Эдита.
 В Доусоне уже несколько дней знали о землетрясении, происшедшем на Форти-Майльс-Крик. Знали здесь также и о том, что жертвами этого землетрясения оказались около тридцати человек. Но доктор Пилькокс никак не мог предположить, что одной из них будет инженер.
 — Как! — воскликнул он со своим обычным темпераментом. — Это господин Раддль… и со сломанной ногой!
 — Да, доктор, — ответил Сумми Ским, — он самый… И мой бедный Бен ужасно страдает.
 — Ничего!.. Ничего!.. Пройдет. Ногу вправим!.. Ему нужен не доктор, а костоправ. Сделаем по всем правилам!
 У Бена Раддля оказался простой перелом ниже колена, который доктор вправил очень искусно. Затем нога положена была, в целях сохранения полной неподвижности, в лубке. Занимаясь этим делом, доктор продолжал без умолку говорить.
 — Мой дорогой клиент, — говорил он, — вы можете похвалиться удивительным счастьем! Аксиома: надо ломать себе члены, чтобы сделать их прочнее. У вас будут ноги, как у оленя или лося… или, лучше сказать, одна нога… если не хотите, чтобы я сломал вам и другую!
 — Благодарю вас! — пробормотал бледный Бен Раддль, пришедший в себя.
 — Не стесняйтесь! — продолжал весельчак доктор. — Я к вашим услугам. Нет?.. Вы не решаетесь?.. Ну так мы удовольствуемся тем, что вылечим одну.
 — Сколько времени потребует лечение? — спросил Сумми.
 — Ну, месяц… полтора… Кости, господин Ским, не свариваются, как два раскаленных куска железа. Нужно время, за отсутствием кузницы и молота.
 — Время! Время! — пробурчал Сумми Ским.
 — Что же вы хотите? — сказал доктор Пилькокс. — В таких случаях действует природа, а вы сами знаете, природа никогда не торопится. Поэтому и выдумали терпение.
 Терпеть — вот самое лучшее, что мог сделать Сумми Ским. Терпеть и примириться с тем, что зима наступит раньше, чем Бен Раддль станет на ноги! Надо же представить себе такую страну, где зима начинается с первой недели сентября и где снега и льды накапливаются в таком изобилии, что делают дороги непроходимыми! Как мог Бен Раддль, не поправившись, перенести трудности обратной дороги, выдержать перевал через Чилькут и дальнейший путь на пароходе из Скагуэя в Ванкувер?
 Как раз 20 августа вернулся в Доусон Билль Стелль. Его первой заботой было узнать, кончили ли Бен Раддль и Сумми Ским свое дело с прииском N 129 и едут ли они обратно в Монреаль. С этой целью он пошел в госпиталь к доктору Пилькоксу.
 Каково было его удивление, когда он узнал, что Бен Раддль находится на излечении здесь и поправится не раньше как через шесть недель.
 — Да, Билль, — сказал Сумми Ским, — вот чего мы дождались! Мы не только не продали прииска номер сто двадцать девять, но его теперь вовсе не существует! И не только нет прииска, но мы не можем покинуть этот ужасный Клондайк и выбраться в более обитаемый край!
 Билль узнал тут о катастрофе на Форти-Майльс-Крик и о том, как во время ее был опасно ранен Бен Раддль.
 — Это самое печальное, — заметил Сумми Ским, — так как относительно участка номер сто двадцать девять мы скоро утешились бы. Я не дорожил им, этим участком. Черт возьми! Какую глупую мысль возымел дядюшка Жозиас: купить участок номер сто двадцать девять, чтобы умереть и оставить его нам!
 Сто двадцать девятый!.. С каким презрением Сумми Ским произносил это ненавистное число!
 — Ах, Билль, — воскликнул он, — если бы Бен не сделался жертвой этой катастрофы, как бы я блатословлял ее! Она освободила нас от хлопотливого наследства. Нет прииска, нет его эксплуатации! По-моему, лучшего и желать нельзя.
 — Значит, вы будете вынуждены остаться на зиму в Доусоне?
 — Можно сказать, почти на Северном полюсе, — заметил Сумми Ским.
 — Таким образом, я, приехав за вами…
 — …поедете обратно без нас, — ответил Сумми с покорностью, которая граничила с отчаянием.
 Билль так и сделал через несколько дней, простившись с обоими канадцами и дав обещание вернуться с началом весны.
 — Через восемь месяцев! — вздохнул Сумми.
 Между тем лечение Бена Раддля шло своим порядком. Никаких осложнений не произошло. Доктор Пилькокс был как нельзя более доволен. Нога его клиента будет лишь крепче и лучше двух целых. «Теперь у него станет три ноги, если я считаю верно», — говорил обыкновенно доктор.
 Что касается Бена Раддля, то он переносил испытание терпеливо. Пользуясь великолепным уходом за ним Эдиты, он чувствовал себя в госпитале прекрасно. Его можно было упрекнуть лишь за то, что он был чересчур требователен к своей кроткой сиделке. Она должна была бесконечно долго стоять у его изголовья и не могла уйти на несколько минут к другим больным, не заставляя его сердиться. Справедливость требует, однако, заметить, что жертва его деспотизма нисколько за это не обижалась. Она охотно задерживалась у его изголовья в продолжительных беседах с ним, готовая во время сна инженера проявлять чудеса деятельности, чтобы другие больные не страдали от скандального предпочтения, которое она оказывала одному из них.
 Во время этих бесед молодые люди не затеяли никакого романа. Нет, пока его кузен-всякий раз, котда позволяла погода, — отправлялся на охоту с верным Не-луто, Бен Раддль знакомился с новыми открытиями на приисках. Эдита читала ему местные газеты: «Солнце Юкона», «Полуночное Солнце», «Самородок Клондайка» и друтие. Из того, что не существовало больше N 129, вовсе не следовало, что в крае уже и делать было нечего! Инженер, очевидно, пристрастился к своей работе на Форти-Майльс-Крик.
 Если он и остерегался говорить о своих проектах с Сумми Скимом, который не смог бы удержаться от справедливого негодования, зато вознаграждал себя разговорами с Эдитой, когда она была с ним. Девушка узнала о разорении своей кузины с полным спокойствием, и ее вера в будущее от этого не поколебалась. Она обсуждала с инженером преимущества того или другого округа в области. Они создавали самым серьезным образом различные планы будущего.
 По-видимому, если Бена Раддля оставила лихорадка от перелома ноги, то он не излечился от золотой лихорадки, которая захватила целиком его воображение.
 Да и как его воображение могло бы не загореться от известий, приходивших с горных приисков Бонанцы, Эльдорадо и Литтль-Скукума.
 Там один рабочий в час промывает до ста долларов! Там вырабатывали двадцать пять тысяч долларов с площади в сто квадратных метров. Один лондонский синдикат только что купил два прииска на Бире и Доминионе за миллион семьсот пятьдесят тысяч франков! Прииск N 26 на Эльдорадо покупался за два миллиона, и рабочие на нем вырабатывали каждый до шестидесяти тысяч франков! В Доминионе, на линии водораздела между реками Клондайк и Индейской, Оджильви ожидал — а он мог считаться компетентным в этом деле — общей выручки от эксплуатации в сумме свыше ста пятидесяти миллионов франков.
 И однако, несмотря на все это, Бен Раддль хорошо бы делал, если бы не забывал того, что сказал доусонский врач французу Амосу Семирэ, одному из известнейших путешественников и знатоков золотоносных территорий:
 — Прежде чем отправиться, обеспечьте себе койку в моем госпитале. Если во время вашего путешествия вы заразитесь золотой лихорадкой, то в этом не раскаетесь. Если вы и найдете несколько песчинок золота — они есть повсюду в стране, — то вы поплатитесь за это. Вы, наверное, схватите скорбут или что-либо другое. Тогда за двести пятьдесят франков в год вы получите у меня по абонементу койку и даровой уход врача. Все у меня абонируются. Вот вам билет.
 Опыт показывал Бену Раддлю, что заботятся о нем в доусонском госпитале достаточно. Но неудержимое желание влекло его далеко от Доусона, в неисследованные области, где открывались новые прииски.
 Иногда Сумми Ским справлялся у полиции относительно техасцев Гунтера и Малона, видел ли их кто-нибудь после катастрофы на Форти-Майльс-Крик.
 Ответы были отрицательные. Ни тот, ни другой не возвращались в Доусон, где, благодаря их выходкам, об этом было бы известно.
 В начале октября Бен Раддль смог встать с постели. Доктор Пилькокс гордился этим выздоровлением, для которого Эдита сделала столько же, сколько и он.
 Но хотя инженер и был на ногах, все же он должен был беречься и не мог предпринять путешествия из Доусона в Скагуэй.
 К тому же было слишком поздно. Уже падал обильный первый снег и реки начинали замерзать; навигация прекратилась как по Юкону, так и по озерам. Температура уже доходила до пятнадцати градусов ниже нуля, и сравнительно скоро можно было ожидать ее падения до пятидесяти или шестидесяти градусов.
 Оба кузена взяли себе комнату в отеле на Фронт-стрит, а обедали в довольно скучном ресторане «Френч-ресторан». Говорили они мало. Но и в самой грусти сказывалась разница их характеров. Если иногда Сумми Ским, покачивая головой, говорил:
 — Досаднее всего в этой истории то, что мы не успели выбраться из Доусона до зимы!..
 — Досаднее всего то, что мы не продали нашего прииска до катастрофы, а еще больше — то, что мы не можем продолжать его эксплуатацию, — говорил Бен Раддль.
 Вместо ответа, чтобы не завязывать бесполезного спора, Сумми Ским звал Нелуто и отправлялся на охоту в окрестности города.
 Прошел еще месяц, в течение которого температура резко менялась, то опускаясь до тридцати и сорока градусов, то поднимаясь до пятнадцати или десяти ниже нуля, в зависимости от направления ветра.
 За это время выздоровление Бена Раддля продвигалось заметным образом. Вскоре он смог предпринимать вместе с Сумми прогулки, день ото дня все более продолжительные. В этих прогулках вместо, Эдиты, которая была занята службой, принимала обыкновенно участие Жанна Эджертон. Для всех троих пешеходов было настоящим удовольствием ходить, когда это позволяла тихая погода, или, тепло одевшись, кататься в санях по затвердевшему снегу.
 Однажды, 17 ноября, это трио, выйдя на этот раз пешком, находилось в расстоянии одного лье от Доусона к северу. Сумми Ским удачно поохотился, и все собирались уже возвращаться, как вдруг Жанна Эджерон остановилась и вскрикнула, указывая на дерево, которое находилось на расстоянии пятидесяти шагов.
 — Там человек!.. Там!
 — Человек? — повторил Сумми Ским.
 Действительно, у дерева лежал человек. Он не двигался. Конечно, он умер, умер от холода, который в это время был как раз очень сильный.
 Гуляющие все втроем побежали к нему. Незнакомцу казалось на вид лет сорок. Глаза его были закрытыми его лицо выражало сильное страдание. Он еще дышал, но так слабо, точно был уже на пороге смерти.
 Бен Раддль, как будто так и должно было быть, тотчас же начал руководить оказанием помощи.
 — Ты, Сумми, — говорил он отрывисто, — постарайся достать повозку. Я побегу к ближайшему жилью достать какого-нибудь подкрепляющего средства. За это время госпожа Жанна постарается растереть больного снегом и привести его в чувство.
 Приказание было тотчас же исполнено. Когда Бен Раддль двинулся в путь, Сумми уже бежал со всех ног в Доусон.
 Оставшись одна около больного, Жанна начала старательно его растирать. Сначала она оттерла ему лицо, затем расстегнула грубый кафтан, чтобы добраться до плеч и груди.
 Из кармана больного выпал кожаный бумажник, и из него рассыпались различные бумаги. Одна из них обратила больше других на себя внимание Жанны. Она подняла ее, развернула и рассмотрела. Это был сложенный вчетверо лист бумаги, которая на сгибах от частого развертывания почти протерлась. Когда девушка раскрыла ее, это оказалась карта какого-то морского прибрежья. На ней обозначены были лишь один меридиан и одна параллель и стоял толстый красный крест в одном из пунктов карты.
 Жанна опять сложила этот документ, затем, машинально положив его себе в карман, собрала и уложила в бумажник остальные бумаги. После этого она снова принялась за растирание и оживление умиравшего.
 Скоро сказались результаты ее стараний. Больной начал двигаться, затем у него задрожали веки и с синих губ сорвались какие-то непонятные слова, а рука, которую он сначала хотел приложить к груди, слабо пожала руку Жанны Эджертон. Наклонившись, молодая девушка расслышала несколько слов, как будто лишенных всякого смысла:
 — Там… — говорил умирающий. — Бумажник… Я даю вам… Золотой вулкан… Спасибо… Вам… Моей матери…
 В это время вернулся Бен Раддль, а по дороге послышался стук приближавшегося экипажа.
 — Вот что я нашла, — сказала Жанна, передавая инженеру бумажник умирающего.
 Этот бумажник содержал в себе лишь письма, адресованные одному и тому же лицу, Жаку Ледену, и помеченные штемпелями Нанта или Парижа.
 — Француз! — воскликнул Бен Раддль.
 Минуту спустя незнакомец, впавший опять в глубокий обморок, был перенесен в экипаж, приведенный Сумми, и отвезен в доусонский госпиталь.

 Глава вторая. ИСТОРИЯ УМИРАЮЩЕГО

 Через несколько минут экипаж доехал до госпиталя. Незнакомец, которого привезли на нем, был помещен в той же самой палате, в которой находился до своего выздоровления Бен Раддль. Таким образом, больной мог найти полный покой.
 Этим он был обязан Сумми Скиму, который воспользовался своими связями, чтобы добиться этого.
 — Это француз, почти соотечественник! — сказал он Эдите Эджертон. — То, что вы сделали для Бена, я прошу вас сделать и для него. И я надеюсь, что доктор Пилькокс вылечит его так же, как он вылечил моего кузена.
 Доктор немедленно пришел к новому больному. Француз не приходил в себя, и глаза его оставались закрытыми. Доктор Пилькокс констатировал очень слабый пульс и едва ощутимое дыхание. На теле больного, ужасно похудевшего от лишений, усталости и нищеты, никаких ран не было. Не могло быть сомнений, что несчастный упал у дерева от усталости. Конечно, если бы он остался там на ночь, он умер бы.
 — Этот человек наполовину замерз, — сказал доктор Пилькокс.
 Больного завернули в одеяла, обложили горячими бутылками, дали горячительных напитков и растерли, чтобы восстановить движение крови.
 Было сделано, одним словом, все возможное. Однако все эти меры не приводили его в сознание.
 Вернется ли к нему жизнь? Доктор Пилькокс не решался высказать определенное мнение.
 Жак Леден — таково было имя незнакомца, судя по адресам писем, написанных его матерью и найденных в его бумажнике. Самое последнее из этих писем имело штемпель Нанта и было послано пять месяцев назад. Мать писала сыну в Доусон. Она умоляла его ответить ей, чего он, может быть, и не сделал.
 Бен и Сумми прочитали эти письма и передали их затем Эдите и Жанне Эджертон. Содержание их глубоко взволновало обоих кузенов и девушек. Это видно было по выражению лиц мужчин и по слезам, которые проливали девушки. Письма эти содержали бесконечные советы, ласки и просьбы вернуться.
 В каждой их строке проглядывала глубокая материнская любовь. Несчастная женщина упрашивала Жака, чтобы он берегся, чтобы он отказался от поисков золота и вернулся домой; это было ее единственное и постоянное желание; она готова была с легким сердцем переносить нищету, лишь бы с ней был сын.
 Эти письма давали полезные указания относительно Жака Ледена. В случае его смерти благодаря им можно было известить мать о постигшем ее горе.
 При помощи их — всего было десять писем — удалось узнать, что Жак Леден покинул Европу года два назад. Он не прямо направился в Клондайк. Адреса некоторых писем показывали, что раньше он искал счастья на приисках Онтарио и Британской Колумбии. Затем, заинтересовавшись заманчивыми слухами, которые сообщали доусонские газеты, он присоединился к бесчисленным золотоискателям, направлявшимся в эту страну. По-видимому, он не был владельцем какого-либо прииска; по крайней мере в его бумажнике не нашлось никакого документа на право владения. Вообще, кроме писем, в нем не было никаких других бумаг.
 Был, впрочем, один документ, но его уже не нашлось в бумажнике. Он оказался в руках Жанны Эджертон, которая не подумала даже сообщить о нем ни своей кузине, ни друзьям. Только вечером она вспомнила об этом странном документе и, разложив его на столе, при свете лампы занялась его разгадкой.
 Это действительно была, как она и предположила с самого начала, географическая карта. Довольно неправильными линиями на ней был обозначен карандашом берег океана, в который впадала какая-то река с несколькими притоками. Судя по рисунку, эта река направлялась на северо-запад. Но был ли это Юкон или же его приток Клондайк? Такое предположение едва ли было правильным. По смыслу карты речь могла идти лишь о Северном Ледовитом океане и о местности, расположенной за полярным кругом. При пересечении одного из меридианов, который был помечен 136  o  15', и параллели, широта которой осталась неотмеченной, стоял красный крест, тотчас же привлекший внимание Жанны Эджертон. Но она напрасно пыталась разгадать, что все это обозначало. Без обозначения широты было невозможно утадать, какую часть севера Америки изображала карта и в каком именно пункте материка мог находиться таинственный красный крест.
 Уж не из этого ли края возвращался Жак Леден, когда в нескольких километрах от Доусона он упал от истощения и усталости? Этого никогда не удастся узнать, если несчастный француз умрет, не приходя в сознание.
 По-видимому, Жак Леден принадлежал к интеллигентному сословию. Он, во всяком случае, не был рабочим. Об этом свидетельствовали письма его матери, написанные хорошим слогом. Какими судьбами, благодаря какой несчастной случайности дошел он до такой развязки, до этого печального конца на больничной койке?
 Прошло несколько дней. Несмотря на все заботы, которыми окружили Жака Ледена, он не поправлялся. Он едва мог отвечать бессвязными словами на вопросы. Можно было даже сомневаться, что он находится в полном рассудке.
 — Я боюсь, — сказал по этому поводу доктор Пилькокс, — что мозг больного сильно потрясен. Когда раскрываются его глаза, я замечаю в них неопределенное выражение, которое заставляет меня задумываться.
 — Но, может быть, его физическое здоровье восстанавливается? — спросил Сумми Ским.
 — Оно мне кажется еще безнадежнее, — объявил откровенно доктор.
 Раз доктор Пилькокс, обыкновенно всегда надеявшийся на выздоровление своих больных, говорил таким языком, это значило, что у него мало надежды на выздоровление Жака Ледена.
 Однако Бен Раддль и Сумми Ским не хотели отчаиваться. Они надеялись даже, что со временем с больным произойдет благоприятная перемена. Во всяком случае, они ждали, что если Жак Леден и не поправится, то к нему вернется сознание, он заговорит, станет отвечать на вопросы.
 Несколько дней спустя одно событие как будто подтвердило их предположение. Не слишком ли мало полагался на свои лекарства доктор Пилькокс? Во всяком случае, так нетерпеливо ожидаемая Беном Раддлем реакция началась. Состояние упадка сил, в котором находился Жак Леден, казалось, исчезло. Его глаза дольше оставались открытыми. Его более твердый взгляд, выражавший вопрос, с удивлением скользил по незнакомой комнате и останавливался на незнакомых лицах, которые окружали его, — на докторе, Бене Раддле, Сумми Скиме, Эдите и Жанне Эджертон.
 Не был ли несчастный спасен?
 Доктор безнадежно покачал головой. Врача не могли ввести в заблуждение эти обманчивые признаки. Сознание возвращалось к больному только затем, чтобы навеки угаснуть. Это было последнее усилие в борьбе жизни с близким концом.
 Эдита наклонилась над больным, прислушиваясь к словам, которые он произносил слабым, отрывистым голосом. Поняв, вернее, угадав один из вопросов, она ответила:
 — Вы в палате доусонского госпиталя.
 — Где? — спросил Жак Леден, стараясь приподняться.
 — В Доусоне… Шесть дней назад вас нашли в бессознательном состоянии на дороге… Вас привезли сюда.
 Веки Жака Ледена на мгновение закрылись. Вероятно, это усилие его совершенно утомило. Доктор дал ему несколько возбуждающих капель, от которых кровь прилила к его бледным щекам. Он опять мог говорить.
 — Кто вы? — спросил он.
 — Канадцы, — ответил Сумми, — почти французы. Можете нам довериться. Мы спасем вас.
 Больной слабо улыбнулся и опять упал на подушки. Он понимал, очевидно, что смерть его близка, так как из его закрытых глаз по бледному лицу катились крупные слезы.
 По совету доктора, других вопросов ему не задавали. Лучше было дать ему отдохнуть. Решено было остаться настороже у его изголовья, чтобы быть готовыми отвечать ему, когда он соберется с силами и заговорит снова.
 Следующие два дня не принесли с собой ни улучшения, ни ухудшения состояния Ледена. Его слабость не проходила, и можно было опасаться, что он окажется уже не в силах ничего больше сказать. Однако с большими перерывами, сберегая свои силы, он все же смог еще говорить и отвечать на вопросы, которые, по-видимому, ожидал. Чувствовалось, что он хочет сказать многое.
 Мало-помалу присутствующие узнали историю этого француза как по тому, что он сам рассказал в минуты просветления, так и по тому, что можно было понять из его бреда. Впрочем, некоторые обстоятельства его жизни так и остались тайной. Что делал он в Клондайке? Откуда и куда он шел, когда свалился, почти дойдя до Доусона? Об этом не удалось узнать ничего.
 Жак Леден был бретонец из Нанта. Ему минуло сорок два года, и он отличался крепким телосложением. Только после самых тяжелых лишений здоровье его пошатнулось.
 Его мать, вдова одного разорившегося на азартных спекуляциях менялы, жила и теперь в этом городе и испытывала там ужасную нужду.
 С детства Жак Леден полюбил море. Но вследствие серьезной болезни перед самыми выпускными экзаменами он должен был оставить морское училище, не окончив курса. Впоследствии он поступил на коммерческий корабль и после нескольких путешествий в Мельбурн, Индию и Сан-Франциско достиг звания шкипера дальнего плавания. Тогда он вновь поступил на военную службу.
 Его служба продолжалась три года, затем он понял, что без какого-либо случайного отличия ему никогда не догнать своих товарищей по школе, и вышел в отставку, желая устроиться в коммерческом флоте.
 Получить, однако, командование каким-либо судном оказалось делом трудным, и он должен был удовольствоваться местом помощника на паруснике, который шел в южные моря.
 Так прошло четыре года. Ему было двадцать девять лет, когда умер его отец, оставив вдову почти нищей. Тщетно пытался Жак Леден получить место капитана. Не имея средств, он не мог, как это обыкновенно принято для капитанов, быть пайщиком в оборотах корабля и остался помощником. Чего мог он ожидать при таких условиях от будущего и где было ему искать то материальное обеспечение, о котором он мечтал ради матери?
 Во время плаваний ему довелось побывать в Австралии и Калифорнии, куда золотые прииски привлекают так много эмигрантов. Ослепленный успехом наиболее счастливых золотоискателей, Жак Леден решил искать счастья на этом скользком пути.
 Как раз в это время всеобщее внимание было привлечено к золотым приискам Канады. Один из этих приисков дал в два года четыре с половиной миллиона франков дивиденда. На него-то и поступил Жак Леден в качестве административного служащего. Но тот, кто продает свой физический или умственный труд, богатеет редко. То, о чем мечтал отважный, но неосторожный француз — быстро составить себе состояние, — оставалось неосуществимым и на твердой земле, как и на море. В качестве рабочего или служащего ему суждено было всю жизнь лишь прозябать.
 В то время очень много говорили о новых открытиях, сделанных на территории, орошаемой Юконом. Слово «Клондайк» ослепляло так же, как в свое время Калифорния, Австралия и Трансвааль. На север стремились целые толпы эмигрантов. Жак Леден последовал за ними.
 Работая на приисках Онтарио, он познакомился с неким Гарри Броуном, канадцем английского происхождения. Оба они были воодушевлены одинаковыми честолюбивыми мечтами, оба одинаково верили в свой успех. Вот этот-то Гарри Броун и уговорил Жака Ледена оставить свое место и броситься в авантюры. Со своими маленькими сбережениями они оба отправились в Доусон.
 Решив на этот раз работать за собственный счет, они поняли, что направить усилия надо не на слишком хорошо известные местности Бонанцы, Эльдорадо, Сиксти-Майльс-Крик или Форти-Майльс-Крик. Нужно было искать дальше, на севере Аляски и Канады, в почти неисследованных областях, где несколько отважных золотоискателей уже нашли новые золотоносные земли. Нужно было идти туда, куда еще никто не ходил. Нужно было найти прииск без хозяина, который принадлежал бы тому, кто его первым займет.
 Так рассуждали Жак Леден и Гарри Броун.
 Без орудий, без рабочих, имея лишь столько средств, чтобы прожить полтора года, они оставили Доусон, и, живя продуктами собственной охоты, отправились к северу от Юкона по почти неисследованной области, которая тянется за Северным полярным кругом.
 Лето только начиналось, когда Жак Леден отправился в путь. Это было ровно за шесть месяцев до того дня, когда его, умирающего, подняли в окрестностях Доусона.
 До каких мест дошли оба авантюриста? Посетили ли они берега Ледовитого океана? Открыли ли они что-нибудь? Это казалось маловероятным, судя по судьбе одного из них, оставшегося в живых. На обратном пути на них напали индейцы. Жак Леден, бросив все, что он имел, спасся, а Гарри Броун был ими убит.
 Это оказалось все, что можно было узнать от умиравшего.
 Был еще один документ, правда неполный, но который, вероятно, разъяснился бы, если бы больной рассказал свою историю до конца. Никто не знал о существовании этого документа, кроме Жанны, которая часто о нем думала. Она решила распорядиться им в зависимости от обстоятельств. Конечно, она вернет его Жаку Ледену, если он поправится. Но если он умрет?.. Пока Жанна упорно старалась разгадать его. Что это была карта той местности, где француз и его товарищ провели последнее лето, в этом не могло быть сомнения. Но что это за местность? Куда текла река, извилистая линия которой направлялась на карте с юго-востока на северо-запад?
 Однажды, оставшись наедине с больным, Жанна поднесла к его глазам эту карту. Взгляд Жака Ледена оживился, и он уставился на красный крест, который возбуждал такое любопытство в молодой золотоиска-тельнице. Но почти тотчас же больной оттолкнул от себя карту и опять закрыл глаза, не сказав того слова, которое могло бы пролить свет на эту тайну.
 Может быть, он не имел сил говорить? Или же до конца хотел сохранить свой секрет? Может быть, в нем жила еще надежда на выздоровление? Может быть, несчастный хотел для себя сохранить то, что им добыто было с таким трудом? Или же он мечтал еще увидеться со своей матерью и вручить ей то богатство, которое он нашел для нее?
 Прошло еще несколько дней. Зима уже была в полном разгаре. Несколько раз температура падала до пятидесяти градусов ниже нуля. Выходить было невозможно. Те часы, когда они не были в госпитале, оба кузена проводили у себя в комнате. Впрочем, иногда, закутавшись с головой в меха, они отправлялись в какое-нибудь казино. Публики там было, однако, мало, так как большинство золотоискателей уехали еще до сильных морозов, кто в Диэю, кто в Скагуэй или Ванкувер.
 Быть может, Гунтер и Малон тоже расположились па зиму в одном из этих городов. Во всяком случае, со времени катастрофы на Форти-Майльс-Крик никто их не виден в Доусоне и их имен не было среди опознанных жертв землетрясения.
 В эти дни благодаря часто разражавшимся снежпым бурям Сумми Ским и его верный товарищ Нелуто охотиться не могли. Как и многие другие, они были обречены на почти полное затворничество, так как сильные холода являлись причиной многочисленных болезней, от которых сильно страдают жители города в дурное время года. Госпиталь был совершенно переполнен.
 Доктор Пилькокс тщетно применял всякие средства, чтобы вернуть силы Жаку Ледену. Лекарства уже не действовали на его организм, и желудок его не переносил никакой пищи. Становилось ясно, что с каждым днем приближается развязка.
 Тридцатого ноября, утром, Жак Леден перенес сильный кризис; можно было думать, что настал его конец. Он бился, и, как ни был он слаб, его пришлось силой удерживать в постели. В сильном бреду он произносил все те же слова, в которых не отдавал себе, конечно, отчета.
 — Там… вулкан… извержение… золото… золотая лава…
 Постепенно кризис прошел, и больной впал в страшную слабость. Единственным признаком того, что он жил еще, было еле ощутимое дыхание. Доктор нашел, что второго такого кризиса больной не перенесет.
 После полудня Жанна Эджертон, пришедшая дежурить у его изголовья, нашла Жака Ледена более спокойным. Он, казалось, даже был в полном сознании. Вообще в его состоянии замечалось значительное улучшение, так часто случающееся перед смертью.
 Жак Леден раскрыл глаза. Его пристальный взгляд искал взгляда молодой девушки. Очевидно, он хотел что-то сказать. Жанна наклонилась над ним, силясь понять, что шептали почти бессвязно губы умирающего.
 — Карта… — говорил Жак Леден.
 — Вот она, — поспешно ответила Жанна, протягивая документ его владельцу.
 Как и в первый раз, Жак Леден оттолкнул от себя карту.
 — Я отдаю ее, — пробормотал он. — Там… красный крест… Золотой вулкан.
 — Вы отдаете вашу карту? Кому?
 — Вам.
 — Мне?
 — Да. С условием, что вы подумаете о моей матери.
 — Ваша мать? Вы хотите поручить мне вашу мать? — Да.
 — Рассчитывайте на меня. Но что я должна сделать с вашей картой? Я не могу понять ее смысла.
 Умирающий собрался с силами и после минуты молчания сказал:
 — Бена Раддля…
 — Вы хотите видеть господина Раддля?
 — Да.
 Несколько минут спустя инженер был у постели больного, который показал жестом Жанне Эджертон, что хочет остаться с ним один.
 Тогда, взяв за руку Бена Раддля, Жак Леден сказал:
 — Я скоро умру… жизнь уходит… я чувствую.
 — Нет, мой друг, — возразил Бен Раддль. — Мы спасем вас.
 — Я скоро умру, — повторил Жак Леден. — Вы обещали мне не покидать моей матери. Я верю вам. Слушайте и хорошенько запомните то, что я скажу вам.
 Вот что он сообщил Бену Раддлю постепенно угасавшим, но явственным, как у человека, находящегося в полном сознании, голосом:
 — Когда вы нашли меня, я возвращался издалека, с севера. Там находятся богатейшие в мире золотые прииски. Не нужно рыть землю. Сама земпя выбрасывает из своих недр золото! Да, там я нашел гору, вулкан, который содержит громадное количество золота, золотой вулкан…
 — Золотой вулкан? — повторил с сомнением в голосе Бен Раддль.
 — Нужпо мне верить! — воскликнул с гневом Жак Леден, стараясь приподняться на своей постели. — Нужно мне верить! Если не для вас, так для моей матери… Мое наследство, из которого она получит свою часть… Я поднялся на эту гору. Я спускался в ее потухший кратер, полный золотых самородков и золотого кварца. Нужно только собрать его.
 После этого усилия больной опять впал в забытье, от которого очнулся через несколько минут. Он тотчас же взглянул опять на инженера.
 — Хорошо, — пробормотал он, — вы тут, около меня, вы верите мне, вы пойдете туда, на Золотую гору.
 Его голос все больше и больше слабел. Бен Раддль, которого он притягивал к себе рукой, наклонился к его изголовью.
 — Под шестьдесят восьмым градусом тридцатью семью минутами широты… Долгота обозначена на карте.
 — На карте? — спросил Бен Раддль.
 — Спросите у Жанны Эджертон.
 — У госпожи Эджертон карта той местности? — спросил крайне изумленный Бен Раддль.
 — Да, я дал ее ей. Там, на месте, обозначенном крестом, около реки, прямо на север от Клондайка… Там вулкан, шлаки которою состоят из золота… При следующем извержении он выкинет золото…
 Жак Леден, поддерживаемый Беном Раддлем, приподнялся на постели и дрожащей рукой указывал на север.
 Последними словами, которые слетели с его побледневших губ, были:
 — Мать, мать!
 Потом он произнес с удивительной нежностью:
 — Мама!..
 С ним сделались судороги, и он умер.

 Глава третья. СУММИ СКИМ ОТПРАВЛЯЕТСЯ СОВСЕМ НЕ В МОНРЕАЛЬ

 Похороны умершего француза состоялись на друтой день. Его проводили до самого кладбища Жанна и Эдита Эджертон, Бен Раддль и Сумми Ским. На могиле был водружен деревянный крест с надписью, в которой указывалось имя Жака Ледена. По возвращении, исполняя обещание, данное им умершему, Бен Раддль написал его несчастной матери.
 Исполнив эту обязанность, инженер стал думать над новым положением, которое создало полупризнание Жака Л едена.
 Что секрет, касавшийся Золотой горы, особенно занимал Бена Раддля, в этом не было ничего удивительного. Менее естественно было то, что инженер, то есть человек холодного разума и реалистического взгляда на вещи, принял этот секрет как нечто вполне доказанное. Между тем так именно и обстояло дело. Бену Раддлю ни разу не пришло в голову, что, может быть, открытие Жака Ледена было чистой выдумкой. Он не сомневался в том, что на севере от Клондайка действительно находится чудесная гора, которая в один прекрасный день выплеснет из себя, точно из кармана, все содержащееся в ней золото.
 Существование богатейших приисков в бассейне Маккензи и ее притоков было весьма вероятно. По словам посещающих эти, соседние с арктическими, территории индейцев, русла этих рек изобилуют золотом. И синдикаты уже подумывали о производстве исследований включительно до заключенной между полярным кругом и Ледовитым океаном области Канады, а золотоискатели собирались в будущую кампанию отправиться туда. «Кто знает, — думал Бен Раддль, — не найдут ли они этого вулкана, о котором благодаря исповеди Жака Ледена теперь знал лишь он один?»
 Если он хотел извлечь выгоду из своего положения, то нужно было торопиться. Прежде всего, однако, нужно было дополнить те данные, которыми он располагал, особенно — ознакомиться с той картой, которую умерший француз передал Жанне Эджертон.
 Бен Раддль поэтому поспешил в госпиталь, решив тотчас же заняться этим делом.
 — Судя по тому, что сказал мне перед своей смертью Жак Леден, — обратился он к Жанне, — у вас должна быть в руках его карта.
 — Да, у меня действительно есть карта, — отвечала Жанна.
 Бен Раддль облегченно вздохнул. «Дело пойдет на лад, — подумал он, — раз Жанна так легко подтверждает заявление француза».
 — Но эта карта принадлежит мне одной, — докончила Жанна.
 — Вам?
 — Мне. Потому что Жак Леден мне ее сам отдал.
 — А!.. — сказал Бен Раддль неопределенным тоном.
 После некоторого молчания он продолжал:
 — Ну, это не важно, так как я не думаю, чтобы вы отказались показать ее мне.
 — Это смотря как, — возразила спокойным тоном Жанна.
 — Ах вот что! — воскликнул удивленный Бен Раддль. — От чего же это зависит? Пожалуйста, объясните.
 — Очень просто, — отвечала Жанна. — Карта, о которой идет речь и которая мне дана, показывает, как я имею основание предполагать, точное местонахождение одного сказочно богатого прииска. Жак Леден сказал мне об этом, взяв с меня обещание помочь его матери; обещание это я могу исполнить только в том случае, если мне удастся воспользоваться этим документом. Но его указания недостаточно полны.
 — Ну и что же? — спросил Бен Раддль.
 — А то, что ваше обращение ко мне заставляет меня предположить, что Жак Леден дал вам те сведения, которых недостает мне, но не сообщил вам тех указаний, которые имеются у меня. Если так, то я не отказываюсь дать вам документ, который вы желаете иметь, но только при условии, что я буду вашим компаньоном. Вы имеете половину секрета, я — другую. Хотите, мы соединим обе половины, а то, что даст нам весь секрет, мы разделим пополам.
 В первый момент Бен Раддль бы совершенно сбит с толку этим ответом. Он не ожидал ничего подобного. Но затем он пришел в себя. В конце концов, предложение молодой золотоискательшщы было вполне правильным. Очевидно, Жак Леден хотел обеспечить двойной шанс улучшить положение своей матери, вот почему он осторожно обратился к двум лицам, взяв и с того, и с другого одинаковые обещания. К тому же зачем было отказываться от предложения Жанны и почему бы не разделить с ней добычу по эксплуатации Золотого вулкана?
 Эти размышления заняли всего несколько мгновений, и инженер тут же принял окончательное решение.
 — Я согласен, — сказал он.
 — Вот карта, — ответила Жанна, раскрывая ее.
 Бен Раддль бросил на нее быстрый взтляд и провел через красный крест параллель, которую обозначил 68-37'.
 — Теперь координаты соединены, — объявил он довольным тоном, — и добраться до Золотого вулкана можно будет с закрытыми глазами.
 — Золотой вулкан? — повторила Жанна. — Жак Леден уже произносил это название.
 — Это название горы, которую я собираюсь посетить…
 — Которую мы собираемся посетить, — поправила его Жанна.
 — Которую мы посетим весной, — согласился инженер.
 После этого Бен Раддль посвятил Жанну Эджертон в подробности того, что рассказывал ему Жак Леден. Он открыл ей, вернее, подтвердил существование настоящей, никому не известной Золотой горы, которую открыли Жак Леден и его товарищ Гарри Броун. Он рассказал ей, как, вынужденные вернуться вследствие отсутствия у них инструментов, оба авантюриста, несшие с собой великолепные образцы своей находки, подверглись нападению шайки туземцев, причем один был убит, а другой доведен до полнейшето истощения.
 — И вас не взяло сомнение в правдоподобности этой сказочной истории? — спросила Жанна, когда Бен Раддль окончил свой рассказ.
 — Сначала я не верил, — сознался он. — Но искренность тона Жака Ледена скоро победила мой скептицизм. Все, что он рассказал, — правда, будьте уверены в том. Это не значит, конечно, что мы можем быть уверены в возможности воспользоваться всем этим. Самое опасное в таких делах то, что всегда кто-нибудь может опередить. Если Золотай гора и неизвестна до сих пор как следует, то о ней все же ходят темные слухи, которые передаются по традиции и рассматриваются как легендарные. Стоит явиться золотоискателю более доверчивому к ним, чем другие, и более смелому — и эта легенда превратится в действительность. Вот в этом опасность, которой мы в нашем положении можем избежать только при двух условиях: поспешности и молчании.
 Никто не удивился, что инженер с этого дня стал интересоваться всеми новостями и слухами, которые циркулировали среди золотоискателей. Жанна тоже интересовалась ими не меньше его, и часто они оба беседовали о занимающем их предмете. Но они решили сохранить секрет о Золотом вулкане до самой последней минуты. Бен Раддль ничего не сказал об этом даже Сумми Скиму. Впрочем, ничто и не заставляло торопиться, так как из восьми месяцев зимы прошло всего три. Пока происходили эти события, комиссия по исправлению границы опубликовала результаты своих работ. Она пришла к заключению, что требования обеих сторон были неправильны. Никакой ошибки не произошло. Граница между Аляской и Канадой оказалась совершенно правильной, и ее не нужно было передвигать ни к западу, в пользу канадцев, ни к востоку. Таким образом, пограничные прииски не должны были менять своей национальности.
 — Вот когда мы выиграли наше дело! — сказал Сумми Ским, узнав об этой новости. — Теперь участок номер сто двадцать девять стал окончательно канадским. К сожалению, его больше не существует. Его окрестили после смерти.
 — Он существует под водами Форти-Майльс-Крик, — ответил Лорик, который все еще не отказывался от своих надежд на возобновление работ.
 — Совершенно верно, Лорик. Вы правы. Но идите эксплуатируйте его на глубине полутора-двух метров под водой! Если только второе землетрясение не восстановит прииск в его прежнем виде, то я не вижу…
 Сумми Ским, пожав плечами, прибавил:
 — К тому же, если Плутон и Нептун принимают участие в судьбах Клондайка, то, я надеюсь, они кончат тем, что раз и навсегда уничтожат этот ужасный край.
 — О, господин Ским! — воскликнул искренне возмущенный мастер.
 — Ну а затем? — спросил Бен Раддль, как человек, который не хочет сказать всего. — Неужели ты думаешь, что прииски существуют только в Клондайке?
 — Я не исключаю в предполагаемой мною катастрофе и других приисков, которые находятся на Аляске, в Канаде, в Трансваале… и — чтобы быть откровенным — даже в целом мире, — заметил разгорячившийся Ским.
 — Но, господин Ским, — воскликнул мастер, — золото везде золото!
 — Бы ошибаетесь, Лорик. Золото… знаете, что это такое? Золото — это вздор! Вот мое мнение.
 Этот разговор мог бы продолжаться долго без всякой пользы для собеседников, если бы Сумми Ским резко не прервал его.
 — Впрочем, — сказал он, — пусть Нептун и Плутон делают все, что им угодно. Это не мое дело. Я занимаюсь лишь тем, что касается нас. С меня достаточно того, что исчез прииск номер сто двадцать девять. Этому я несказанно рад, так как это счастливое обстоятельство позволяет нам вернуться в Монреаль.
 В устах Сумми это, конечно, было только риторической фигурой. В действительности тот момент, когда состояние погоды позволило бы ему уехать, был еще очень далек. Зима еще не кончилась. Никогда Сумми Ским не мог забыть этой недели Рождества, отвратительной недели, несмотря на то, что ртуть не опускалась ниже двадцати градусов.
 В течение этой последней недели старого года улицы Доусона оставались почти пустынными. Никакая расчистка улиц не могла бы справиться с тучами снега. На улицах его нападало до двух метров. Никакой экипаж не мог проехать. В случае сильных морозов замерзший снег не поддался бы ни лопатам, ни заступам. Пришлось бы расчищать улицы при помощи динамита. В некоторых кварталах, расположенных на берегах Юкона и Клондайка, дома были завалены снегом до второго этажа, и в них можно было попасть только через окно. К счастью, улица Фронт-стрит оставалась менее занесенной, и оба кузена могли бы выйти из отеля, если бы только вообще можно было ходить по улицам.
 В это время года день продолжается всего несколько часов. Солнце едва-едва показывается из-за окружающих город холмов. И так как метель швыряла снег огромными хлопьями, то город был, несмотря на электрическое освещение, погружен в глубокую тьму в продолжение двадцати часов в сутки.
 Не имея возможности выйти, Сумми Ским и Бен Раддль оставались целыми днями в своей комнате. Лорик и Нелуто, которые вместе с Патриком занимали скромный постоялый двор в одном из нижних кварталов, тоже не могли приходить к кузенам; прекратились совершенно и встречи с Эдитой и Жанной Эджертон. Сумми Ским пробовал однажды пройти до госпиталя, но чуть не увяз совсем в снегу, и его с трудом вытащили.
 Нечего и говорить, что и газеты не доставлялись по назначению. Если бы ввиду такого положения вещей отели и частные дома не запасались своевременно провизией, жители города должны были бы умереть с голоду. Все казино и игорные дома были, конечно, тоже закрыты. Никогда еще город не находился в таком плачевном положении. Резиденция губернатора оставалась отрезанной, и как на канадской территории, так и на американской всякая административная деятельность приостановилась. Что касается жертв эпидемий, то их невозможно было доставить на кладбище, и Доусону грозила чума, которая уничтожила бы всех жителей до одного.
 Первый день Нового, 1899 года был ужасен. В течение предшествовавшей ночи и целого дня снег шел такой обильный, что некоторые здания были почти совершенно завалены. На правом берегу Клондайка у некоторых домов виднелись лишь крыши. Можно было подумать, что весь город исчезнет под снежным покровом, как исчезла в свое время Помпея под пеплом Везувия. Если бы после такой метели наступили тотчас же холода в сорок — пятьдесят градусов, все население погибло бы в этих замороженных массах снега.
 Второго января в состоянии атмосферы произошла резкая перемена. Вследствие изменившегося ветра температура быстро поднялась выше нуля. Снег довольно скоро растаял. Надо было видеть, чтобы поверить тому, что произошло. Это было настоящее наводнение. Ушицы превратились в наполненные всякими обломками бушующие потоки, которые с грохотом стекали на льды Юкона и Клондайка.
 То же самое произошло по всему округу. Подобно остальным рекам, Форти-Майльс-Крик страшно разлилась и затопила прибрежные прииски. Повторилась катастрофа, происшедшая в августе. Если Бен Раддль и сохранил еще некоторую надежду на прииск N 129, то теперь он окончательно должен был отказаться от нее.
 Как только улицы сделались проезжими, все прерванные сообщения возобновились. Лорик и Нелуто явились в Северный отель. Бен Раддль и Сумми Ским поспешили в госпиталь, где они были с большой радостью встречены обеими девушками, соскучившимися в своем невольном заключении. Что касается доктора Пилькокса, то он сохранил свое обычное хорошее настроение.
 — Ну что, — спросил его Сумми Ским, — вы все еще гордитесь вашей второй родиной?
 — Еще бы, господин Ским, — ответил доктор. — Удивительный этот Клондайк, удивительный!.. Я думаю, никто никогда в мире не видел такой массы снега!.. Вот что должно быть записано в ваших путевых заметках, господин Ским.
 — Непременно, доктор!
 — Если бы, например, сильные морозы наступили до оттепели, то мы все были бы погребены заживо. Вот, право, великолепное сообщение для газет Старого и Нового Света. Этот случай едва ли повторится… Жаль, что подул этот противный южный ветер!
 — Вы так смотрите на вещи, доктор?
 — Так и нужно смотреть на них. Это философия, господин Ским. Философия при пятидесяти градусах ниже нуля!
 — Я не сторонник такой философии, — заявил Сумми.
 Вскоре город принял свой обычный вид, и в нем началась обычная жизнь. Казино вновь открылись. Снова публика заполнила улицы, по которым во множестве шли погребальные процессии с жертвами бывших морозов.
 Однако в январе зима в Клондайке далеко еще не кончается. В течение второй половины месяца опять были сильнейшие морозы, но при известной осторожности сообщение все же оказывалось возможным, и месяц кончился лучше, чем начался. По крайней мере такие частые и сильные вьюги больше не повторялись. Вообще, когда погода стоит ясная и тихая, холод переносится довольно легко; он становится опасным тогда, когда начинает дуть северный ветер, который, пройдя полярные области, становится крайне резким и ранит лицо, а дыхание превращает в снег. В обществе Нелуто Сумми Ским мог охотиться почти постоянно. Иногда к нему присоединялась Жанна Эджертон. Никто не мог уговорить Сумми оставаться дома даже в сильные морозы. Время казалось ему бесконечно длинным. Ведь он не играл и не посещал казино! Однажды, когда к нему очень приставали, он ответил самым серьезным тоном:
 — Хорошо, я не буду больше охотиться, обещаю вам, когда…
 — Когда? — спросил доктор Пилькокс.
 — …когда будет так холодно, что порох перестанет воспламеняться.
 Если Жанна Эджертон не сопровождала Сумми, она обыкновенно встречалась с Беном Раддлем или в госпитале, или же в Северном отеле. Вообще, почти не проходило дня, чтобы они не виделись. При их разговорах всегда присутствовала Эдита. Польза от ее присутствия не была очевидна. Но для инженера оно было, по-видимому, чрезвычайно важно, так как для нее он изменил даже своему секрету и внимательно прислушивался к ее мнению относительно самых незначительных подробностей предполагаемой экспедиции. Ее мнению он придавал, по-видимому, большую цену. Может быть, это происходило потому, что девушка не только безусловно одобрила самый проект инженера, но и одобрила также и все, что говорил инженер, защищая его мнение и против своей кузины, и против Дорика, который хотя и не был посвящен в истинную цель предприятия, но все же допускался к его обсуждению. Все, что он делал, было сделано хорошо. И он, конечно, был доволен этим.
 Что касается Лорика, то инженер расспрашивал его самым подробным образом о Клондайке, и в особенности о северной части округа, в которой не раз бывал Лорик. Возвращаясь с Нелуто с охоты, Сумми Ским, который находил их всегда вместе, часто спрашивал себя с беспокойством:
 «О чем они могут шептаться все четверо? Неужели Бену все еще мало?.. Неужели ему еще не опротивел этот край? Уж не хочет ли он снова попытать счастье с этим Лориком? Положим! Я тут! И если бы мне пришлось даже употребить силу, я… Короче говоря, я останусь в этом отвратительном городе дольше мая только в том случае, если доктор Пилькокс ампутирует мне обе ноги… Да и то, пожалуй, я отправлюсь в дорогу — даже безногий!»
 Сумми Ским все еще ничего не знал об исповеди Жака Ледена. Бен Раддль и Жанна Эджертон упорно хранили свою тайну, и сам Лорик знал немногим больше Сумми Скима. Это не мешало, однако, мастеру продолжать расхваливать, как всегда, проекты Бена Раддля и подталкивать его на новое предприятие. Раз Лорик приехал в Клондайк, то неужели он предастся отчаянию при первой же неудаче, особенно когда эта неудача произошла при исключительных обстоятельствах? Конечно, было большим несчастьем, что участок N 129 разрушен. Но почему же не поискать другого прииска? Продвинувшись вверх по течению, можно найти такой, который будет нисколько не хуже потерянного… В другом направлении Бонанца и Эльдорадо продолжали давать великолепные результаты. В сторону Канады тянулась обширная золотоносная область, едва обследованная золотоискателями… Там прииски явятся достоянием тото, кто первый займет их… Лорик брался нанять рабочих… В конце концов, почему Бену Раддлю не удастся то, что удается другим? Казалось бы, даже, напротив, что в этой азартной игре обширные знания инженера равняются крапленым картам.
 Само собой разумеется, инженер охотно слушал эти предположения. Существование Золотой горы казалось ему уже не только весьма вероятным, но прямо несомненным. И он грезил этим Золотым вулканом. Ведь это даже не прииск, а целая гора, недра которой заключают в себе миллионы самородков!.. Вулкан, который сам выбрасывает свои драгоценности!.. О, конечно, следует предпринять это чудесное дело. Отправившись в начале весны, можно добраться до горы в три-четыре недели. Всего нескольких дней достаточно будет, чтобы собрать большее самородков, чем их было собрано на притоках Юкона в два года. Тогда еще до зимы можно будет вернуться с такими сказочными богатствами, с таким могуществом, перед которым побледнеет могущество королей.
 Бен Раддль и Жанна посвящали целые часы изучению наброска, сделанного рукой француза. Они перенесли его на карту и по широте и по долготе определили, что расстояние, отделяющее Золотой вулкан от Доусона, не превышает двухсот сорока миль, то есть почти пятисот километров.
 — В хорошей повозке и с хорошей лошадью, — говорил спрошенный по этому поводу Лорик, — пятьсот километров можно проехать в двадцать дней, если двинуться в путь на второй неделе мая.»
 В это время Сумми Ским не переставал повторять:
 — И что они только замышляют там вдвоем?
 Хотя он не знал, в чем дело, но подозревал, что эти частые совещания должны касаться какой-нибудь новой экспедиции, и решил воспротивиться ей всеми силами.
 «Забавляйтесь, мои милые дети! — ворчал он про себя. — Подводите ваши счеты. Я тоже подведу свои, и посмеется тот хорошо, кто посмеется последний!»
 Наступил март, а с ним и сильные морозы. Два дня подряд термометр падал до шестидесяти градусов ниже нуля! Сумми Ским заставил обратить на это внимание Бена Раддля и прибавил, что если так будет продолжаться, то на градуснике не хватит делений.
 Инженер, предчувствуя, что Сумми будет раздражительным, постарался быть сговорчивым.
 — Правда, холод стоит ужасный, — сказал он самым добродушным тоном, — но так как нет ветра, то он легче переносится, чем я думал.
 — Да, Бен, да, — согласился Сумми, сдерживая себя, — этот холод очень полезен, он убивает микробов мириадами.
 — Прибавлю, — заметил Бен Раддль, — что, по мнению местных жителей, он едва ли протянется долго. Надеются даже как будто, что зима в нынешнем году будет короче, чем обыкновенно, и что работы можно будет начать с начала мая.
 — Работы?.. С твоего позволения я плюю на все работы, мой старый Бен! — воскликнул Сумми, возвышая голос. — Я крепко рассчитываю на то, что, как только вернется Билль Стелль, мы тотчас же воспользуемся ранней весной, чтобы отправиться в обратную дорогу.
 — Однако, — заметил инженер, который счел момент подходящим для объяснений, — может быть, было бы полезно до отъезда посетить еще раз прииск номер сто двадцать девять.
 — Прииск этот походит теперь на остов корабля, лежащего на дне моря. Его можно увидеть лишь в костюме водолаза. А так как у нас его нет…
 — Но ведь там потеряны миллионы!..
 — Миллиарды, если хочешь, Бен. Не протестую. Но, во всяком случае, они навсегда потеряны. И я не вижу надобности возвращаться на Форти-Майльс-Крик, который возбудит в тебе дурные воспоминания.
 — О, я совершенно вылечился, Сумми!
 — Может быть, совсем уж не так хорошо, как ты думаешь. Мне кажется, что лихорадка… известная лихорадка… ты знаешь… золотая лихорадка…
 Бен Раддль пристально посмотрел на своего кузена и решил наконец открыть ему свои планы.
 — Мне нужно с тобой поговорить, — сказал он, — но только не выходи из себя с первых же слов.
 — Напротив, я выйду из себя! — воскликнул Сумми Ским. — Никто меня не удержит, предупреждаю тебя, если ты только намекнешь на возможность отсрочки нашего отъезда.
 — Послушай же, говорю тебе, я хочу сообщить тебе секрет.
 — Секрет? По чьему поручению?
 — По поручению того француза, которого ты нашел полумертвым около Доусона и привез в город.
 — Жак Леден сообщил тебе секрет, Бен?
 — Да.
 — И ты ничего не говорил мне об этом?
 — Нет, потому что он раскрыл мне один план, который требовал обсуждения.
 Сумми Ским вскочил.
 — План!.. — воскликнул он. — Какой план?
 — Подожди, Сумми, — остановил его Бен Раддль. — Сначала секрет, потом план. Надо идти по порядку. Пожалуйста, успокойся.
 Тогда Бен Раддль сообщил своему кузену о существовании Золотой горы и о ее местонахождении у устья Маккензи, на самом берегу океана. Сумми Ским должен был бросить взгляд на первоначальный набросок Ледена и на карту, куда инженер перенес его. Затем он узнал, что эта гора — вулкан… вулкан, содержащий громадное количество золотоносного кварца и самородков золота.
 — И ты веришь в этот вулкан из «Тысячи и одной ночи»? — спросил Сумми Ским насмешливым тоном.
 — Да, Сумми, — ответил Бен Раддль, который, казалось, не допускал никакого спора на этот счет.
 — Ну хорошо, — согласился Сумми Ским. — Что же дальше?
 — Как — что? — возразил, воодушевляясь, Бен Раддль. — Неужели, обладая таким секретом, мы ничего не предпримем? Мы дадим воспользоваться им другим?
 Стараясь сохранить хладнокровие, Сумми Ским ответил:
 — Жак Леден тоже хотел воспользоваться им. Однако ж ты знаешь, как ему это удалось. Миллиарды самородков Золотой горы не помешали ему умереть на больничной койке.
 — Потому что на него напали разбойники…
 — А на нас они, конечно, не нападут, — с иронией заметил Сумми Ским. — Во всяком случае, чтобы начать эксплуатацию этой горы, нам нужно, полагаю, сделать около ста лье к северу?
 — Да, сто лье, это так, и даже больше.
 — А между тем наш отъезд в Монреаль назначен на первые дни мая.
 — Он задержится на несколько месяцев, вот и все.
 — Вот и все! — повторил насмешливо Сумми. — Но ведь тогда уже будет слишком поздно для этого.
 — Если будет слишком поздно, то мы вторично перезимуем в Доусоне.
 — Никогда! — воскликнул Сумми таким решительным тоном, что Бен Раддль счел за лучшее прекратить разговор.
 Впрочем, он надеялся возобновить его со временем и действительно возобновил. Он основывал свой проект на самых лучших соображениях. После оттепели путешествие не представило бы затруднений. В два месяца можно добраться до Золотой горы, обогатиться несколькими миллионами и успеть вернуться в Доусон. При таких условиях было бы еще не поздно вернуться в Монреаль, а между тем это путешествие в Клондайк сделано было бы не даром.
 Бен Раддль держал наготове еще один, главнейший аргумент. Если Жак Леден открыл ему эту тайну, то не без цели. У него была мать, которую он обожал и которая осталась в живых, — бедная женщина, для которой он старался приобрести состояние и старость которой была бы обеспечена, если желание ее сына исполнится. Неужели же Сумми Ским хочет, чтобы его кузен не сдержал данного им обещания?
 Сумми Ским выслушал Бена Раддля до конца. Он спрашивал себя, кто спятил с ума ? Бен ли, который говорил такие нелепости, или же он сам, который слушал их? Когда Бен кончил, он дал волю своему негодованию.
 — Я могу ответить тебе лишь одно, — сказал он дрожащим от гнева голосом, — что ты заставишь меня в конце концов пожалеть, что я спас этого француза и таким образом дал ему возможность открыть свой секрет, который он иначе унес бы с собой в могилу. Если же ты принял на себя по отношению к нему такое нелепое обязательство, то есть иное средство освободить тебя от него. Можно, например, назначить его матери пенсию. Если хочешь, я готов принять ее на себя. Но возобновлять наши сумасбродства — нет, я не согласен. Ты дал мне слово вернуться в Монреаль, и я тебе твоего слова не верну. Вот мое последнее слово.
 Тщетно пытался Бен возобновить свою попытку. Сумми остался непреклонен. Казалось даже, что он не на шутку сердился на Бена за его настойчивость, видя в ней с его стороны даже что-то недобросовестное, и инженер начал серьезно беспокоиться по поводу оборота, который начали принимать их до тех пор братские отношения.
 На самом деле Сумми переживал тяжелую внутреннюю борьбу. Он не переставал думать о том, что выйдет из всего этого, если ему не удастся переубедить Бепа Раддля. Неужели, если Бен решится все же довести до конца свое предприятие, он предоставит его одного игре опасных случайностей? Сумми не обманывал себя. Он знал, что никогда не сможет перенести этого и что в последнюю минуту он уступит своему кузену. При этой мысли он приходил в ярость. Поэтому он и скрывал свою слабость всей той внешней грубостью, какая только была доступна ето мягкой натуре.
 Бен Раддль, вынужденный принимать всю эту внешность за чистую монету, с каждым днем тоже все больше и больше отчаивался в возможности убедить Сумми. И так как время шло, а положение вещей не изменялось, то однажды, зайдя в госпиталь, Бен решился сказать о непреклонности Сумми Жанне Эджертон. Молодая девушка была крайне удивлена. Мнение Сумми о плане, который увлекал ее, никогда не интересовало Жанну. Ей казалось вполне естественным, что это мнение должно согласоваться с ее собственным. Как бы то ни было, но сопротивление Сумми ее крайне возмутило, точно он наносил ей личное оскорбление. Со своей обычной решимостью она отправилась к Сумми в отель выговаривать ему за его непозволительное поведение.
 — Вы, кажется, противитесь нашей экскурсии на Золотую гору? — сказала она ему без всяких предисловий тоном, в котором чувствовалась некоторая горечь.
 — Нашей? — пролепетал Сумми, для которого это являлось полной неожиданностью.
 — Какой смысл вам, — продолжала Жанна, — мешать путешествию, которое проектируем я и ваш кузен?
 По лицу Сумми Скима прошли в одно мгновение все краски радуги.
 — Значит, и вы принимаете участие в этом путешествии, госпожа Жанна?
 — Не притворяйтесь незнайкой, — сказала она строго. — Вы лучшее сделали бы, если бы показали себя хорошим товарищем и отправились с нами за своей частью добычи. Золотая гора без труда обогатит нас всех троих.
 Сумми покраснел, как индюк. Он с такой силой вдохнул в себя воздух, что можно было опасаться, что его не останется для других.
 — Но я и не хочу ничего другого, — сказал он с невероятной наглостью.
 — Как!.. — воскликнула она. — Что же говорил мне господин Бен Раддль?
 — Бен не знает, что он говорит, — заявил Сумми с дерзостью настоящего лжеца. — Я сделал ему несколько возражений относительно деталей, это правда; но мои возражения касались лишь организации экспедиции. Сама же идея остается вне всякого спора.
 — В добрый час! — сказала Жанна.
 — Да как же я отказался бы от такого путешествия, госпожа Жанна? По правде говоря, меня в нем соблазняет не золото, а то, что…
 Сумми, затруднившись сказать, что именно его соблазняет, прервал свою речь.
 — Что же это?.. — настойчиво спросила Жанна.
 — Да охота, конечно! Ну и само путешествие, открытия…
 Сумми начал впадать в лирический тон.
 — У каждого своя цель, — заметила Жанна и отправилась сообщить Бану Раддлю о результатах ее переговоров.
 Инженер стремглав бросился в отель.
 — Это правда, Сумми? — спросил он своего кузена. — Ты стал на нашу сторону?
 — Да разве я говорил тебе когда-нибудь, что я против вашего плана? — сказал Сумми с таким откровенным бесстыдством, что Бен Раддль после этого долго еще спрашивал себя, не во сне ли он видел все эти споры предшествующих дней.

 Глава четвертая. СЕРК-СИТИ

 Как известно, богатства северной Канады и Аляски не ограничиваются Клондайком. Это большое счастье для любителей сильных ощущений, так как, хотя прииски Клондайка и не истощены, но их стоимость повышается с каждым днем и они становятся доступными лишь для богатых компаний. Вот почему золотоискатели вынуждены, в одиночку или группами, искать залежи золота на севере, по нижнему течению Маккензи и Поркьюпайпа.
 Нужно заметить, что всевозможные слухи привлекали внимание золотоискателей к этим местам уже давно. Кто знает, откуда рождались эти слухи! По-видимому, их распространяли главным образом туземные индейские племена, которые бродят по берегам Ледовитого океана. Не будучи в состоянии сами эксплуатировать прииски, эти индейцы стараются привлечь туда эмигрантов. По их словам, золотоносные реки встречаются за полярным кругом очень часто. Индейцы приносили иногда с собой золотые самородки, найденные ими в окрестностях Доусопа, и выдавали их за находки, сделанные ими под шестьдесят четвертой параллелью. Конечно, легковерные золотоискатели, которым не улыбалось счастье, принимали все эти россказни за чистую мопету.
 Бену Раддлю было известно, что относительно Золотого вулкана существовала целая легенда. Эти слухи и заставили, вероятно, Жака Ледена предпринять экспедицию на Крайний Север. Ничто не указывало пока, чтобы по следам Ледена собирался отправиться еще кто-нибудь. Но легенда о Золотом вулкане имела многих сторонников. И так как уже много золотоискателей собиралось искать счастья в полярной области Канады, то эта легенда легко могла превратиться в действительность.
 К востоку и западу тоже производились самые энергичные изыскания. Здесь тоже уже были разбиты правильные участки.
 В этой именно области, в окрестностях Серк-сити, начали работать и оба техасца, Гунтер и Малон. Но предпринятая ими на берегу Бирч-Крик эксплуатация дала очень плохие результаты, и они должны были вернуться на прииск N 131, где и пробыли до 5 августа, когда здесь разразилась катастрофа.
 Ни Гунтер, ни Малон, ни кто-либо из их рабочих не пострадали лично от этой катастрофы. Если же вначале иногие и думали, что они погибли, то лишь потому, что техасцы немедленно же после катастрофы отправились со своими людьми в окрестности Серк-сити.
 При таких обстоятельствах Гунтер, конечно, так же, как и Сумми Ским, не думал о своих личных счетах. Дело уладилось само собой.
 Когда техасцы вернулись на прииски Серк-сити, лето далеко еще не окончилось: до осени оставалось еще месяца два. Поэтому они возобновили эксплуатацию брошенного было ими участка. Но им, очевидно, не посчастливилось. Расходы превышали доходы, и если бы у Гунтера не было кое-каких сбережений, он вместе со своими товарищами оказался бы в большом затруднении и не знал бы, как прожить будущую зиму.
 Впрочем, одно неожиданное обстоятельство освободило всех от всякой заботы на этот счет.
 Эти грубые люди сеяли вокруг себя раздоры и ссоры. Благодаря привычке подчинять своей воле всех окружающих, неуважению к чужим правам и невозможному поведению они постоянно попадали в истории. Уже известно, как они вели себя на Форти-Май лье-Крик. Не лучше они стали держать себя и на Бирч-Крик.
 В конце концов в дело вмешались власти, и после столкновения Гунтера с полицией он сам и вся его шайка были арестованы и приговорены затем судом к десяти месяцам тюремного заключения. Их посадили в тюрьму Серк-сити.
 Таким образом, вопрос о пропитании и жилище разрешился для них сам собой. Вот почему в казино Скагуэя, Доусона и Ванкувера всю эту зиму не слышно было ни о Гунтере, ни о Малоне.
 Продолжительное заключение волей-неволей заставило Гунтера и Малона задуматься о будущем. Выйти из тюрьмы им предстояло весной. Что им тогда делать со своими людьми и что предпринять? Без хорошего дела их средств хватило бы ненадолго, так как эксплуатация прииска N 131 сделалась невозможной, а участок у Серк-сити не давал никаких доходов. Их шайка, набранная из подонков самых разных национальностей, была, конечно, в полном подчинении у обоих авантюристов. Она готова была исполнить все, что они ей прикажут. Но для этого нужно было все же иметь цель, план. Сдастся ли им изобрести что-нибудь? Представится ли случай выпутаться из затруднительного положения?
 Этот случай подвернулся при следующих обстоятельствах.
 В числе заключенных Гунтер заметил одного индейца по имени Крарак, который со своей стороны тоже обратил внимание на Гунтера. Это было нечто вроде взаимной симпатии, вполне естественной между двумя негодяями. Оба они были созданы друг для друга, и очень скоро между ними завязались дружеские отношения.
 Крараку было лет сорок. Коренастый, сильный, с хищным взглядом и свирепым лицом, он не мог не понравиться Гунтеру и Малону.
 Он был уроженец Аляски и хорошо знал край, в котором жил и странствовал с детства. Он мог бы при своей смышлености служить отличным проводником, если бы не его наружность, которая не могла внушить к нему никакого доверия. Это и оправдалось на деле. Золотоискатели, которым он служил проводником, все жаловались на него, и теперь он сидел в тюрьме за крупную кражу.
 В течение первого месяца заключения Гунтер и Крарак до некоторой степени остерегались друг друга. Гунтер, заметив, что Крарак хочет сообщить ему что-то, ждал, чтобы индеец высказался первым.
 Однажды, действительно, индеец, очевидно имея что-то в виду, начал рассказывать ему о своих странствиях по неисследованным областям Северной Америки.
 Сначала Крарак ограничивался лишь общими замечаниями, чтобы возбудить любопытство Гунтера, но мало-помалу разговорился.
 — Вот где много золота, — сказал он однажды, — на севере, у берегов океана! Скоро золотоискатели там появятся тысячами.
 — Надо их опередить, вот и все, — заметил Гунтер.
 — Конечно, — согласился Крарак, — но для этого надо знать местоположение приисков.
 — Ты, наверное, знаешь их?
 — Знаю, даже несколько. Но отыскать их трудно. Можно месяцами бродить там и не найти приисков. А есть там один… Ах, если бы я был на свободе!..
 Гунтер пристально посмотрел на пего.
 — Что же ты сделал бы, если б был свободен? — спросил он.
 — Я пошел бы туда, куда уже собирался идти, когда меня арестовали, — ответил Крарак.
 — Куда же это?
 — Туда, где золото можно собирать целыми тачками! — воскликнул страстно индеец.
 Как ни осаждал его Гунтер вопросами, индеец ничего больше не открывал. Впрочем, и того, что он сказал, было достаточно, чтобы возбудить жадность его собеседника.
 Гунтер и Малой, убежденные, что Крарак знает прииски, находящиеся вблизи полярного моря, оба решили, ввиду будущей кампании, выведать у индейца все, что он может сообщить по этому поводу. И они вели с ним бесконечные разговоры, которые, однако, не привели ни к чему. Индеец продолжал утверждать, что прииски действительно существуют, но относительно их точного местоположения хранил упорное молчание.
 В последних числах апреля, после очень суровой зимы в Доусоне и Серк-сити наступила весна. Арестанты в тюрьме очень страдали. Они с нетерпением ждали, когда их наконец выпустят, твердо решив предпринять экспедицию в полярные области Американского материка.
 Для этой цели им необходима была помощь Крарака. Последний, по-видимому, не имел ничего против такого плана, но власти Аляски думали, очевидно, иначе. Дело в том, что если Гунтер и Малон с их товарищами должны были вскоре быть освобождены из заключения, то с индейцем обстояло иначе: за свои старые грехи он должен был провести в тюрьме еще несколько лет.
 Ему оставалось одно: бежать. Это было возможно только при помощи подкопа под стеной тюремного двора, находившегося на самой границе города. Изнутри сделать этот подкоп, не возбудив внимания стражи, было невозможно. Но снаружи, ночью, при известной осторожности, такая работа не представила бы больших трудностей.
 Таким образом, Гунтер в свою очередь был нужен индейцу. Сделка между обоими мошенниками состоялась быстро. Гунтер должен был после своего освобождения прийти на помощь Крараку, а последний после бегства из тюрьмы обязывался вести техасца и его спутников на известные ему прииски в северной части Клондайка.
 Тринадцатого мая срок заключения Гунтера и его шайки окончился. Индейцу оставалось только быть настороже. Так как он не находился в одиночном заключении, то ему в нужный момент легко было пройти незаметно на тюремный двор.
 Так он и сделал в следующую же ночь. Улегшись у основания стены, он прождал до зари. Но ни один звук не долетел до него снаружи. Гунтер и Малон в эту ночь не решились действовать. Боясь, что полиция обратит внимание на то, что они тотчас уехали из города, они решили выждать сутки. Инструменты у них были.
 В гостинице, где они остановились, они нашли свои старые лопаты и кирки.
 На следующую ночь Крарак с десяти часов вечера снова занял свой пост у основания стены. Ночь была темная, и с севера дул довольно сильный ветер.
 Около одиннадцати часов индейцу показалось, что за стеной роются.
 Он не ошибся. Гунтер и Малон принялись за его освобождение. Чтобы не разбирать стены, они начали рыть под стену.
 В первом часу вырытое отверстие оказалось достаточным, чтобы в него мог пролезть человек среднего роста.
 — Иди, — сказал Гунтер.
 — Никого нет снаружи? — спросил Крарак.
 — Никого.
 Через несколько мгновений индеец был на свободе.
 За Юконом, на левом берегу которого расположен Серк-сити, он увидел обширную равнину, еще покрытую снегом. На реке начался уже ледоход, и по ней плыли льдины. Лодка, если бы Гунтеру и удалось достать ее, не возбудив подозрения полиции, не могла бы перебраться через реку. Но индеец не был человеком, которого могло бы остановить подобное препятствие. Он мог перейти на другую сторону реки, прыгая с льдины на льдину. А очутившись на другом берегу, он уже будет в безопасности. Когда откроют его бегство, он будет уже далеко.
 Необходимо, однако, было торопиться и скрыться до рассвета. Времени терять было нельзя.
 Гунтер сказал ему:
 — Все условлено?
 — Все, — ответил Крарак.
 — Где мы встретимся?
 — Как было сказано: в десяти милях от Юкона, на левом берегу Поркьюпайна.
 Так было условлено между ними. Через два-три дня Гунтер и его шайка должны были покинуть Серк-сити и направиться к форту Юкон, расположенному к северо-западу. Оттуда они должны были подняться по течению реки Поркюпайн к северо-востоку. Индеец же, перебравшись через реку, должен был идти прямо на север до самого притока.
 — Все условлено? — повторил свой вопрос при расставании Гунтер.
 — Все.
 — И ты будешь нашим проводником? — сказал Малон.
 — Да, я проведу вас прямо на прииски.
 Гунтер все еще, однако, сомневался.
 — Ну иди, — сказал он наконец. — Если же ты нас обманешь, то не думай скрыться от нас. Тебя будут разыскивать тридцать человек, которые сумеют тебя найти.
 — Я вас не обману, — сказал спокойно Крарак.
 И, протянув руку по направлению к северу, он прибавил:
 — Громадное богатство ждет там нас всех.
 Индеец подошел к берегу.
 — Место, куда я вас поведу, — заметил он с некоторой торжественностью,
 — не прииск. Это — Золотая яма, вернее, Золотая гора. Вам останется только наполнить ваши повозки. Если бы вас была сотня, даже тысяча, вы все же могли бы уделить мне часть, не уменьшив своей.
 Одним прыжком Крарак очутился на льдине, которую тотчас же понесло течением дальше. Некоторое время Гунтер и Малон видели, как он, перепрыгивая с одной льдины на другую, удалялся к противоположному берегу. Затем индеец исчез в темноте.
 Тогда техасцы вернулись в свою гостиницу, а на следующий день начали готовиться к новому предприятию.
 Само собой разумеется, что утром исчезновение индейца из тюрьмы было замечено. Но поиски полицаи не дали никакого результата. Соучастие Гунтера в бегстве Крарака тоже осталось нераскрытым.
 Три дня спустя техасцы и их товарищи, всего около тридцати человек, сели на шаланду, которая должна была доставить их вниз по течению реки до форта Юкон.
 Двадцать второго мая, запасшись в этом поселке провизией, которую нагрузили на запряженные собаками сани, отряд стал подниматься по левому берегу реки Поркьюпайн к северо-востоку. Если индеец сдержал слово, то они должны были найти его в условленном пункте к вечеру того же дня.
 — Только бы он был там! — сказал Малон.
 — Будет, — ответил Гунтер. — Если он солгал, он все же придет из трусости; если же сказал правду, то придет из-за собственной выгоды.
 Действительно, ипдеец оказался на своем посту, и под его руководством шайка двинулась дальше по левому берегу Порквюпайна, направляясь к ледяным пустыням Крайнего Севера.

 Глава пятая. УРОК БОКСА

 Итак, случаю угодно было, чтобы Сумми Ским отправился с Беном Раддлем в самые северные области Америки. Он противился этому предприятию всеми силами. Он выставил против него все соображения. Но в конце концов достаточно оказалось нескольких слов молодой девушки, чтобы его непреклонное решение в несколько секунд поколебалось.
 Не было ли его отступление до некоторой степени добровольным? Решился ли бы Сумми Ским вернуться в Монреаль без Бена Раддля? Хватило ли бы у него терпения остаться ждать его в относительном комфорте Доусона? Сомнительно.
 Во всяком случае, эти вопросы должны были остаться без ответа, так как Сумми Ским отправлялся вместе со своим кузеном к Золотой горе.
 «Уступить один раз, — говорил он себе, — значит уступать всегда. И в этом виноват я один! Ах, „Зеленая Поляна“! Как ты далеко!»
 Нужно ли признаться в этом? Отчасти эти упреки делались себе Сумми Скимом только для очистки совести. Конечно, он тосковал по своей «Зеленой Поляне». Но все-таки что-то, чего он сам не мог объяснить себе, в то же время радовало его и пело в нем. Он чувствовал себя счастливым и беззаботным как ребенок, и перспектива довольно трудного путешествия его нисколько не путала. Оставалось предположить, что это хорошее расположение духа и любовь к авантюрам возбуждали в нем предстоящие в пути развлечения охотой.
 Благодаря ранней весне Билль Стелль вернулся в Доусон в первых числах мая, чтобы, согласно условию, сопровождать обоих кузенов обратно в Скагуэй, откуда они должны были сесть на пароход, идущий в Ванкувер.
 Билль Стелль не особенно удивился тому, что планы Бена Раддля до такой степени изменились. Он слишком хорошо знал, что прибыть в Клондайк значило рисковать надолго остаться там.
 — Так вот как? — сказал Билль Сумми Скиму.
 — Да, так, Билль, — ответил только Сумми. Однако последний, узнав, что Билль согласился принять участие в новой кампании, очень был этим доволен.
 Это была действительно хорошая мысль. Бен Раддль не побоялся открыть Биллю Стеллю, к которому питал полное доверие, тайну француза Жака Ледена, известную до тех пор лишь ему самому, Сумми Скиму и обеим кузинам Эджертон.
 Сначала проводник не поверил в существование Золотой горы. Он слышал об этой легенде, но не придавал ей серьезного значения. Но когда Бен Раддль рассказал ему историю Жака Ледена и показал ему карту, на которой была обозначена эта гора, Билль сделался доверчивее и мало-помалу уступил доводам инженера.
 — Там несметные богатства, Билль, — повторял Бен Раддль, — в этом нет никакого сомнения. И если мне удалось убедить вас, то почему бы вам не отправиться с нами, чтобы получить свою часть?
 — Вы предлагаете мне сопровождать вас на Золотую гору? — спросил Билль Стелль.
 — Нет, не только сопровождать, Билль, но быть нашим проводником. Ведь вы уже посещали северные территории. Если экспедиция не удастся, я щедро заплачу вам за ваши труды, а если она удастся, то почему вам не воспользоваться богатствами этого вулкана?
 Несмотря на всю свою философию, Билль Стелль поколебался. Никогда еще ему не представлялся подобный случай.
 Путала его главным образом продолжительность путешествия. Лучшая дорога шла по ломаной линии, проходящей через форт Мак-Ферсон, где он когда-то бывал, и длина ее достигала шестисот километров.
 — Это почти такое же расстояние, как от Скагуэя до Доусона, — заметил инженер, — а оно вас никогда не путало.
 — Конечно, господин Раддль. Я даже прибавлю, что путь от Доусона к Мак-Ферсону легче. Но дальше, по направлению к устью Маккензи, дело обстоит иначе.
 — Зачем предполагать худшее? — возразил Бен Раддль. — В общем, шестьсот километров можно сделать в один месяц.
 Это было действительно возможно при условии, что не случится никакой непредвиденной задержки, весьма возможной в этих северных странах.
 Билль Стелль все-таки колебался.
 Но это продолжалось недолго. К настояниям Бена Раддля присоединились просьбы Нелуто, Сумми Скима и Жанны Эджертон. Все они убеждали проводника самым красноречивым образом и приходили к одному и тому же заключению: раз путешествие уже решено, участие в нем Билля становилось чрезвычайно ценным и увеличивало шансы на успех.
 Что касается Нелуто, то экспедиция, настоящей цели которой он не знал, ему очень улыбалась. Какую великолепную охоту можно было предвидеть на этих территориях!
 — Остается узнать, кто там будет охотиться? — заметил Сумми Ским.
 — Да мы, — ответил Нелуто, несколько удивленный этим замечанием.
 — Если только не будут охотиться за нами, — ответил Сумми.
 В самом деле, эти полярные области посещаются в летнее время индейцами, от которых нельзя было ожидать ничего хорошего.
 Приготовления к отъезду были быстро окончены. Билль Стелль запасся всем необходимым для путешествия: повозками, складными лодками, палатками и мулами, пропитание которых на обильных травой равнинах не представляет затруднений и которые вообще предпочитаются собакам. Что касается провизии, то, не говоря об охоте и рыбной ловле, ею, легко было запастись в Доусоне, где для этой цели существуют специальные компании, обслуживающие прииски Клондайка. В оружии и амуниции недостатка тоже не было.
 Возглавляемый Биллем Стеллем караван состоял из обоих кузенов, Жанны Эджертон, Нелуто с его повозкой и лошадью, Патрика Ричардсона, девяти канадцев, которые работали на прииске N 129, и шестерых служащих Билля Стелля. Всего, таким образом, было двадцать один человек. Этого небольшого числа людей было совершенно достаточно для эксплуатации Золотой горы, так как, по словам Жака Ледена, вся работа заключалась лишь в том, чтобы собирать золото в потухшем кратере вулкана.
 Приготовления к отъезду велись с такой энергией, что 6 мая можно уже было двинуться в путь.
 Прежде чем покинуть Доусон, Бен Раддль захотел еще раз увидеть, в каком положении находятся прииски на Форти-Майльс-Крик. По его распоряжению Лорик и Нелуто были отправлены туда справиться об этом.
 Положение было все то же. Прииск N 129, как и другие, был совершенно затоплен. Река, сделавшаяся от землетрясения вдвое шире, укрепилась в своем новом русле. Отвести ее на старое русло было, может быть, если и не совсем невозможно, то все же настолько трудно и дорого, что никто об этом не думал. Во всяком случае, Лорик вернулся с полным убеждением, что какую-либо надежду на эксплуатацию этих приисков надо оставить навсегда.
 Пятого мая приготовления к отъезду были закончены. После обеда Сумми Ским и Бен Раддль отправились в госпиталь прощаться с Эдитой и доктором.
 Там была и Жанна, проводившая последний день вместе со своей кузиной. Эдита, по обыкновению, имела совершенно спокойный вид. Что она думала об этом путешествии? Трудно было угадать это.
 — У меня нет никакого мнения на этот счет, — ответила она на вопрос Бена Раддля. — Каждый живет как умеет. Главное в том, чтобы хорошо делать то, за что принимаешься.
 Беседа продолжалась более двух часов. И, странная вещь, в ней почти исключительно принимали участие Сумми и Жанна. Эдита же и Бен Раддль, точно чем-то подавленные, хранили молчание.
 Некоторую веселость проявил лишь Сумми при самом расставании.
 — Наша программа, — сказал он, — не унывать! Итак, будем веселы. Еще до зимы мы вернемся, согнувшись под тяжестью золота!
 — Будем надеяться, — пробормотал Бен Раддль с какой-то усталостью.
 Эдита пожала ему с чувством руку. Когда они вышли за дверь и направились к доктору Пилькоксу, Сумми с живостью обратился к Бепу.
 — Что с тобой? — спросил он его. — У тебя такой вид, точно ты собрался на похороны, и Эдита, кажется, берет с тебя пример. Нельзя сказать, чтобы такое поведение нас ободряло. Или тебе уже больше не улыбается это путешествие?
 Бен Раддль сделал над собой усилие, точно прогонял какую-то докучливую мысль, и сказал:
 — Ты шутишь!
 Что касается доктора Пилькокса, то вот каково было его мнение об этой экспедиции:
 — Вы сделаете великолепное путешествие, так как местность там должна быть еще прекраснее, чем в Клондайке. Если бы вы поехали к югу, это значило бы, что вы направляетесь обратно в Монреаль, и мы больше не увидели бы вас. Теперь же по крайней мере мы увидимся по вашем возвращении в Доусон.
 Остаток дня Бен Раддль посвятил совещанию с Лориком. К счастью, Сумми не узнал, о чем они говорили между собой. Он очень рассердился бы, если бы узнал намерения своего кузена.
 После долгих бесед с Лориком в продолжение нескольких месяцев инженер в конце концов действительно заразился той золотой лихорадкой, которой так боялся Сумми. Лорик был отъявленным золотоискателем, вся его жизнь прошла на приисковых работах, и мало-помалу он втянул в свои интересы Бена Раддля. Таким образом, отъезд в Монреаль был мысленно отложен инженером на долгий срок. Все его интересы сосредоточились на Клондайке, этом неисчерпаемом источнике тех возбуждений, которые манили его к себе как игрока по натуре.
 Бен Раддль решил, что Лорик не примет участия в экспедиции, которая отправлялась к северу. Он должен будет остаться в Доусоне, чтобы следить за всеми событиями, интересующими золотоискателей. Если бы представился какой-либо благоприятный случай, он был уполномочен воспользоваться им.
 После окончания всех этих переговоров, на другой день, в пять часов утра, караван выступил из Доусона и направился к северо-востоку.
 Погода стояла отличная. Небо было чистое, ветер чуть-чуть дул, а температура стояла на пяти-шести градусах выше нуля. Снег сильно стаял, и только местами земля была еще покрыта снежным покровом.
 Нечего и говорить, что маршрут был выбран самым тщательным образом. Билль Стелль уже делал переходы от Доусона к форту Мак-Ферсон, и в этом отношении на него можно было положиться вполне.
 За исключением, может быть, Сумми Скима и Патрика Ричардсона, все участники экспедиции были полны надежды на успех предприятия. Да и сам Сумми Ским скорее беззаботно относился к путешествию, чем беспокоился о его исходе. После долгого вынужденного бездействия он отправлялся в путь — неизвестно отчего счастливый и в отличнейшем настроении.
 Что касается Патрика, то у него не было никакого собственного мнения об этой экспедиции. Накануне отъезда Жанна сказала ему.
 — Патрик, завтра мы отправляемся.
 — Хорошо, господин Жан, — ответил преданный ей великан, который не хотел замечать до сих пор, по-видимому, что его хозяин стал женщиной.
 Другие — те по крайней мере, которые были посвящены в секрет, то есть Бен Раддль, Жанна Эджертон, даже Билль Стелль, — признавали существование и Золотой горы, и ее богатства. Остальная же часть каравана, знавшая лишь, что она отправляется на север в поисках прииска, была просто проникнута легковерной надеждой на удачу и уже предвкушала удивительные результаты экспедиции. Говорили о необыкновенных качествах Бена Раддля как инженера. Передавали друг другу на ухо, что Билль Стелль ведет караван к местам со сказочными богатствами, которые инженер уж сумеет извлечь из земли.
 В таком настроении караван выступил из Доусона. Выехав из города, повозка Нелуто, в которой разместились оба кузена и Жанна Эджертон, двинулась было довольно быстро. Но вскоре она должна была умерить шаг, так как нагруженные телеги не поспели за ней. Однако все же первые переходы оказалось возможным ускорить, так как гладкая равнина не представляла никаких препятствий для движения. Часто, чтобы облегчить мулов, люди шли пешком. Бен Раддль и Билль Стелль разговаривали тогда о занимавшем их предприятии. Сумми же Ским и Нелуто пользовались этим временем для охоты в окрестностях и благодаря обилию в этих краях дичи не теряли даром пороха. Затем, как только наступали сумерки, караван останавливался на ночлег.
 На десятый день после выступления из Доусона, а именно 16 мая, караван перешел полярный круг. За все это время никаких приключений в пути не случилось. Путешественники даже не встретили на этой первой части своей дороги индейских племен, которые служащие Гудзоновской компании оттесняют все дальше и дальше к западу.
 Погода стояла хорошая. Привыкшие к усталости люди были здоровы и легко переносили путешествие. Мулы находили себе обильную пищу на зеленеющих равнинах. Что касается ночных стоянок, то их устраивали у берегов речек и на опушках березовых, тополевых и хвойных лесов, которые тянутся здесь бесконечной полосой к северо-востоку.
 Вид местности мало-помалу изменялся. На восточном горизонте начал обозначаться хребет Скалистых гор. Эти горы начинаются как раз в этой части Северной Америки и продолжаются затем на всем протяжении материка.
 Пройдя полярный крут, караван должен был через несколько километров перейти вброд один из притоков Поркьюпайна.
 Вследствие обилия речек и неровности почвы дорога к северу от этой речки стала довольно трудной, и если бы не ловкость Нелуто, ось или колеса повозки сломались бы не раз.
 Впрочем, никто этому не удивлялся, так как никто и не ожидал найти в этих заброшенных местах шоссейные дороги, освещенные газовыми фонарями. Лишь один Билль Стелль, который когда-то проезжал этим путем, выражал по этому поводу некоторое удивление.
 — Дорога казалась мне лучше, когда я проезжал по ней двадцать лет назад, — сказал он однажды, когда караван вошел в узкое ущелье.
 — Однако дорога не должна была измениться с тех пор, — заметил Сумми Ским.
 — Может быть, эта перемена объясняется суровостью последней зимы? — сказал инженер.
 — Я тоже так думаю, — ответил Билль Стелль. — Холода стояли такие исключительные, что земля промерзла на большую глубину. Поэтому я советую быть настороже ввиду возможных обвалов с гор.
 Действительно, таких обвалов произошло несколько. Огромные глыбы кварца и гранита обрушивались на деревья, коверкая и ломая их, и одна из телег едва избежала опасности быть раздавленной такой тяжелой массой.
 В течение двух дней переходы были трудные. Давалось проходить лишь небольшие расстояния. Происходили задержки, на которые Бен Раддль сердился, а Сумми Ским смотрел со спокойствием философа. Золото не тянуло его к себе, и раз ему не удалось вернуться на родину, путешествие было для него так же безразлично, как и что-либо другое. К тому же он должен был признаться себе, что вполне счастлив.
 — Удивительный человек этот Бен, — говорил иногда Сумми Жанне Эджертон.
 — Он точно с цепи сорвался.
 — Нисколько, — отвечала Жанна. — Он просто спешит, вот и все.
 — Спешит? — повторял Сумми. — Зачем спешить? Он всегда портит настоящее своими заботами о будущем. Я же беру жизнь такой, какая она есть.
 — Это оттого, что у господина Раддля есть цель. Он направляется к Золотой горе, и путь, который нужно пройти до нее, является лишь не интересующим его средством.
 — Если только Золотая гора существует, — возражал Сумми, — мы доберемся до нее не в восемь, так в пятнадцать дней. К тому же я рассчитываю на заслуженный нами отдых в форте Мак-Ферсон. После такой дороги всякий имеет право растянуться на постели.
 — Если только в форте Мак-Ферсон есть гостиницы. Спрошенный по этому поводу Билль объявил, что гостиницы в форте нет.
 — Форт Мак-Ферсон, — сказал он, — лишь пост, построенный для агентов компании. Но там есть комнаты.
 — Ну, раз есть комнаты, значит, есть и постели, — возразил Сумми Ским,
 — и я не прочь вытянуть на них ноги на две-три ночи.
 — Сначала надо добраться до них, — сказал Бен, — а для этого не следует делать бесполезных остановок.
 Караван, впрочем, и без того двигался со скоростью, какая была возможна в узких извилистых ущельях. И как ни торопил его Бен Раддль, все же потребовалась целая неделя, чтобы выбраться из области гор и добраться до реки Пил.
 Ее достигли лишь 21 мая после полудня и перешли через этот важный приток Маккепзи по загромождавшим еще его льдам. Переход этот закончился до наступления ночи. Лагерь разбили у воды, на правом берегу, под высокими елями. Поставив палатки, занялись приготовлением нетерпеливо ожидаемого ужина.
 День закончился драматическим эпизодом. Как только был разбит лагерь, один из канадцев, опустившийся по берегу вниз по течению, прибежал назад с искаженным от страха лицом.
 — Берегись!.. Берегись! — закричал он.
 Все вскочили в беспорядке. Только Сумми по привычке охотника схватил свой карабин. В один момент он уже приготовился к стрельбе.
 — Индейцы? — спросил он.
 — Нет, — ответил Билль Стелль, — медведи.
 По следам беглеца действительно бежали три огромных медведя страшного вида, принадлежащих к известной породе гризли, обитающей в ущельях Скалистых гор.
 Медведи были голодны. Так по крайней мере можно было судить по их ужасному реву, который страшно перепугал мулов, еще более усилив этим начавшуюся в лагере растерянность. Прежде чем люди успели подумать о защите, все три медведя были уже в середине лагеря.
 Случайно впереди всех находилась Жанна Эджертон. Она сделала попытку бежать, но было очевидно, что это уже поздно. Одним, прыжком Сумми заслонил ее собой и, вскинув ружье, произвел один за другим два выстрела.
 Сумми никогда не промахивался. Такого было его убеждение, которое теперь лишний раз подтвердилось. Два медведя были убиты наповал.
 Оставался еще третий. Не обращая внимания на убитых медведей, он продолжал бежать. Еще одно мгновение — и он схватил бы безоружного Сумми, который, решив дорого продать свою жизнь, схватил ружье за ствол в виде дубины и ждал атаки.
 Вдруг медведь пошатнулся. На него напал сбоку Патрик Ричардсон. Обладая лишь тем оружием, которым одарила его природа, ирландец по всем правилам ирландского бокса так сильно ударил ногой медведя в бок, что животное потеряло равновесие.
 Медведь сделал полуоборот и, огласив воздух страшным ревом, бросился на храброго противника. У зрителей этой неожиданной сцены вырвался крик ужаса. Один только Патрик не проявлял ни малейшего волнения.
 Это было действительно великолепное зрелище: с одной стороны, огромное, совершенно разъяренное животное, которое с открытой пастью неслось на врага со всем ослеплением бешенства, с другой — великолепный физический образчик человеческой расы, такой же громадный и сильный, как и его страшный противник, хуже вооруженный, конечно, но обладавший — несмотря на свое малое развитие — вместо оружия той искрой сознательности, которая составляет исключительную привилегию человека.
 Казалось, перед глазами была сцена из жизни доисторического человека, когда наши предки завоевывали землю исключительно силой своих мускулов.
 И на этот раз умственное превосходство должно было одержать победу. Как раз в тот момент, когда медведь уже готов был задушить Патрика в своих косматых объятиях, рука ирландца вдруг вытянулась с быстротой молнии, и его кулак, точно дубина, поразил животное прямо в морду.
 Удар был очень сильный. Медведь зашатался на задних лапах и опрокинулся навзничь. Патрик тихонько засмеялся и, не двигаясь с места, приготовился к новому нападению.
 Оно не заставило себя ждать. Упав, медведь тотчас же поднялся с окровавленной мордой и, пьяный от бешенства, бросился со всех ног на врага.
 Патрик оставался таким же спокойным. Выбрав удобный момент, он ударил медведя на этот раз обеими руками сразу. Левой он подбил медведю глаз, а правой нанес такой сильный удар в морду животного, что брызнула кровь и послышался треск сломанных клыков.
 Снова медведь опрокинулся навзничь, и снова Патрик благородно стал ожидать, чтобы животное поднялось для продолжения схватки.
 Нельзя было бы вести себя великодушнее.
 Впрочем, теперь медведь поднялся медленнее, чем в первый раз. Он стал наконец на задние лапы, но тотчас опустился назад. Он не двигался. С растерянным видом он тер лапой подбитый глаз, а его толстый язык облизывал окровавленные ноздри.
 Устав ждать, Патрик приготовился к новому выпаду и сделал шаг вперед. Медведь отступил на шаг назад. Ирландец тогда сделал еще шаг вперед, затем третий. Медведь продолжал отступать. К неописанному изумлению присутствующих, это продолжалось минуты три.
 Наконец выведенный из терпения Патрик захотел ускорить развязку. Отчаявшись настигнуть врага и поняв, что надо иметь для этого метательное орудие, он наклонился, чтобы поднять и бросить камень. Это, по его мнению, должно было заставить медведя опять перейти в наступление.
 Но этого не случилось. Заметив движение ирландца, медведь не стал ждать его результатов. Полученный урок, очевидно, вполне удовлетворил животное. Оно опустилось на все четыре лапы, и, боязливо поджав зад, с виноватым видом пустилось рысью наутек, с опаской оглядываясь подбитым глазом на своего победителя.
 Через несколько минут медведь исчез в лесу.
 Этот неожиданный результат боя вызвал гомерический хохот, сопровождаемый громом аплодисментов. Все окружили и поздравляли Патрика.
 — Спасибо, Патрик, — сказал с чувством Сумми Ским, крепко пожимая руку своему спасителю.
 — Да, спасибо, — повторила великану Жанна. — Спасибо и браво.
 Патрик, по-видимому, и не заметил присутствия Сумми. Он повернулся к девушке, которая одна населяла для него всю землю, и скромно сказал:
 — Не за что. Видите ли, этот зверь совсем незнаком с боксом, господин Жан.

 Глава шестая. ЦЕЛЬ ДОСТИГНУТА

 Форт Мак-Ферсон, расположенный под 135-м градусом западной долготы и 67-м градусом северной широты, был в то время самым северным постом Гудзоновской компании. Он господствовал над всей областью, орошаемой многочисленными рукавами Маккензи, которые соединяются у его лимана на самом берегу полярного моря. Здесь-то, на этом посту, охотники возобновляли свою провизию и находили надежную защиту от индейских племен, которые бродят по равнинам северной Канады.
 Этот форт, возвышающийся на правом берегу реки Пил, поддерживал довольно частые сношения с фортом Доброй Надежды, расположенным несколько выше по течению Маккензи. Транспорты мехов пересылались от одного форта к другому, а затем под усиленным конвоем отправлялись в центральные склады компании.
 Форт Мак-Ферсон состоял из обдирного склада, над которым расположена была комната главного агента и помещение для служащих. Внизу находились конюшни, где помещались лошади и мулы. Топливо поставлял соседний лес, которого хватило бы для этой цели на долгие годы. Что касается пищи, то она ежегодно обеспечивалась — летом специальными поставщиками компании и, кроме того, охотой и рыбной ловлей.
 Начальником форта Мак-Ферсон был агент, под командой которого находилось около двадцати канадцев и выходцев из Британской Колумбии. Это были настоящие солдаты, подчиненные самой строгой дисциплине. Служба их ввиду суровости климата и постоянной опасности нападения бродящих здесь шаек авантюристов была крайне тяжела.
 Как раз к тому времени, когда отряд Бена Раддля достиг форта Мак-Ферсон, главный агент и его подчиненные только что пережили тревогу.
 За несколько дней до этого, 25 мая, утром, часовой заметил приближение к форту отряда, состоявшего из тридцати — сорока человек, поднимавшихся по правому берегу реки Пил.
 Как принято в подобных обстоятельствах, ворота форта были тотчас же заперты. Таким образом, попасть в форт можно было только перелезши через его стену.
 Когда незнакомцы подошли к воротам, один из них, по-видимому предводитель отряда, попросил, чтобы их впустили. Тогда начальник форта взошел на стену узнать, каких гостей послал ему случай. По-видимому, он убедился, что отряд этот весьма подозрителен; по крайней мере он ответил, что никто не будет впущен в форт.
 То, что последовало после его ответа, показало, что он был прав. Из отряда тотчас посыпались ругательства и угрозы. По акценту часовой определил, что шайка состояла кроме индейцев из южных американцев, особенно отличающихся своей грубостью.
 Авантюристы не ограничились только словами. Они перешли к действиям. Потому ли, что им нужно было пополнить свою провизию, или же с целью завладеть фортом Мак-Ферсон, который является важным опорным пунктом, господствующим над устьем Маккензи, они попробовали сломать ворота. Этого им, однако, не удалось, так как солдаты с форта стали стрелять и ранили несколько человек из шайки. Тогда, сделав несколько выстрелов в осажденных, из которых никто, к счастью, не был ранен, шайка удалилась по направлению к северо-западу.
 После этого случая опасность нового нападения заставила гарнизон форта быть постоянно настороже.
 Действительно, гарнизон мог лишь поздравить себя за свою бдительность. И вот пять дней спустя, 31 мая, часовые заметили новый отряд, направлявшийся к форту по правому берегу реки.
 Как велико было изумление отряда Билля Стелля — ибо это был он, — когда навстречу ему показались двенадцать вооруженных людей, которые потребовали, чтобы он удалился.
 В конце концов начальник гарнизона, однако, понял, что имеет дело с канадцами. Кроме того, оказалось, к счастью, что он старый сослуживец Билля Стелля, с которым он одновременно служил в канадской полиции.
 Ворота форта Мак-Ферсон после этого тотчас были открыты настежь, и караван вошел во внутренний двор, где ему оказали самый радушный прием.
 Начальник гарнизона объяснил тогда причину своей осторожности при приближении незнакомого отряда. Он рассказал, что шайка американцев и индейцев несколько дней назад пыталась войти в форт силой и что ее пришлось прогонять при помощи карабинов. Чего хотели эти люди — это осталось неизвестным, но гарнизон все же принял меры предосторожности.
 — Что же сталось с этой шайкой? — спросил Билль Стел ль.
 — Потерпев неудачу, она продолжала свой путь, — ответил начальник гарнизона.
 — В какую сторону?
 — К северо-западу.
 — Так как мы направимся к северу, — заметил Бен Раддль, — то мы, вероятно, ее не встретим.
 — Желаю вам этого от всей души, — сказал начальник гарнизона, — потому что мне показалось, что эта шайка состоит из самого скверного сброда.
 — Куда они могли направляться? — спросил Сумми Ским.
 — Вероятно, на поиски каких-нибудь приисков, так как с ними были приспособления золотоискателей.
 — Вы слышали, что в этой части Канады есть прииски? — спросил Бен Раддль.
 — Несомненно, — ответил агент. — Нужно только их найти.
 Больше агент ничего не знал. О Золотой горе, которая находилась не особенно далеко от форта, он даже не заикнулся.
 Бен Раддль остался этим доволен. Он предпочитал, чтобы секрет Жака Ледена не был известен никому. Напротив, на Сумми Скима, который продолжал сомневаться в существовании Золотой горы, эта неосведомленность начальника гарнизона произвела отрицательное впечатление. Чтобы не оставалось никаких сомнений, он спросил главного агента, существуют ли на севере вулканы. Последний ответил, что никогда не слышал о них. Это еще больше увеличило недоверчивое отношение Сумми к существованию Золотой горы.
 Билль Стелль сообщил только своему старому сослуживцу, что караван их направляется к устью Маккензи искать там прииски. Он прибавил, кроме того, что после тридцатидневного пути караван был бы не прочь воспользоваться гостеприимством форта Мак-Ферсон.
 Его просьба была исполнена без затруднений. В форте находился пока обычный его гарнизон. Охотники ожидались лишь через месяц. Таким образом, места было довольно, и караван мог разместиться в форте, никого не стесняя.
 Бен Раддль горячо поблагодарил главного агента за любезный прием, и менее чем через час отряд был уже размещен в форте.
 Караван отдыхал здесь в течение трех дней. Затем все с радостью собрались в дальнейшую дорогу.
 Утром 2 июня маленький отряд под предводительством Билля Стелля, который от всей души поблагодарил за гостеприимство начальника форта и его людей, снова двинулся в путь по правому берегу реки Пил.
 Бен Раддль, Сумми Ским и Жанна Эджертон поместились опять в повозке Нелуто. Другие телеги следовали за Биллем Стеллем. Последний ехал теперь по незнакомой уже местности, так как ему никогда не приходилось бывать дальше форта Мак-Ферсон.
 Теперь приходилось руководствоваться указаниями инженера. Согласно карте, на которую была нанесена Золотая гора, дорога от форта Мак-Ферсон шла вдоль левого берега реки Пил.
 В полдень отряд остановился на отдых у опушки хвойного леса. Животным дали возможность пастись на соседней поляне. Благодаря легкому северо-восточному ветру погода стояла прохладная, небо было закрыто облаками.
 Местность была плоская. Только вдали виднелись первые отроги Скалистых гор. При таких условиях пройти расстояние в двести километров, оставшееся до Золотой горы, можно было дней в пять или шесть.
 Во время беседы, происходившей на стоянке, Билль Стелль сказал:
 — Вот, господин Сумми, мы наконец у цели нашего путешествия. Скоро придется подумать уже и о возвращении.
 — Мой дорогой Билль, — ответил Сумми, — путешествие можно считать оконченным лишь тогда, когда вернешься домой. Я сочту оконченным это наше путешествие лишь в тот день, когда за мной захлопнется дверь нашего дома на улице Жака Картье.
 Билль Стелль не настаивал больше на своем мнении. Что же касается Бена Раддля и Жанны Эджертон, то они обменялись сокрушенным взглядом. «Очевидно, Сумми неисправим!» — говорил этот взгляд.
 Для того чтобы добраться до слияния реки Пил с рекой Маккензи, каравану потребовалось не меньше трех дней. Отряд прибыл к этому пункту лишь 5 июня после полудня.
 Ничто не задержало движения каравана по низменному берегу реки. Край был пустынен. Путешественники встретили лишь несколько индейских рыбаков, живущих у устья реки. Шайки, о которой говорил главный агент форта Мак-Ферсон, караван не встретил, и Билль Стелль был этим очень доволен.
 — Мы достигнем Золотой горы одни и вернемся одни, — говорил он, — и все будет хорошо.
 С этой целью проводник принимал всевозможные предосторожности. Трое его людей беспрестанно делали разведки. Во время остановок лагерь также тщательно охранялся от всякого внезапного нападения.
 До сих пор все эти предосторожности оказывались излишними, по крайней мере до реки Маккензи караваи не имел никаких неприятных встреч.
 Устье этой великой реки представляет собой выдающуюся гидрографическую сеть, быть может, не имеющую себе равных ни в Старом, ни в Новом Свете.
 За сто пятьдесят километров до своего впадения в океан река Маккензи разделяется, разворачивается в виде веера на множество протоков, обширная водная поверхность которых превращается зимой во время сильных морозов в сплошное ледяное поле. В это время ледоход уже кончился, и на реке Пил не замечалось ни одной льдины.
 При взгляде на это запутанное устье Маккензи появляется вопрос, не образует ли его западный рукав река Пил, соединяющаяся с главным, восточным, рукавом множеством протоков?
 Как бы, впрочем, ни было, каравану пришлось перебраться на левый берег реки, так как именно здесь, у берега океана, находилась Золотая гора.
 К счастью, вода стояла низкая, и Биллю Стеллю удалось найти брод. Таким образом, переправа совершилась во время стоянки 5 июня, хотя и не без труда.
 На это ушел весь день после обеда; только к вечеру переправа закончилась, и караван расположился опять лагерем на противоположном берегу.
 На другой день, 6 июня, в три часа утра, Билль Стелль дал сигнал к отправлению. По его мнению, чтобы достигнуть цели путешествия, было достаточно трех дней. Если указания карты были точны, то путешественники оказались бы тогда в виду Золотой горы.
 Движение вдоль восточного рукава не представило сколько-нибудь значительных затруднений. Погода, впрочем, сделалась менее благоприятной. С севера неслись с большой скоростью тучи, и несколько раз шел сильный дождь. Все это замедляло движение каравана и делало ночевки затруднительными. Но караван легко переносил все эти неприятности ввиду близости цели путешествия.
 Восьмого июня, ко времени вечерней стоянки, караван находился от берега океана не более как в семи или восьми лье и должен был достигнуть его на другой день.
 Бен Раддль нашел, что пришло время сообщить участникам экспедиции истинную цель ее. Он рассказал сгруппировавшимся около него золотоискателям историю Жака Ледена и сообщил им то, что открыл ему этот француз.
 Последовал взрыв бурной радости. Все взоры обратились к северу в надежде увидеть вершину Золотой горы, которая должна виднеться на таком расстоянии, даже если ее вышина не превышала двухсот метров.
 Солнце стояло еще высоко. Но, к несчастью, горизонт покрыт был туманом, и разглядеть на нем ничего не удалось.
 Можно понять, до какого нервного напряжения дошел караван и больше других Бен Раддль, так давно поглощенный навязчивой идеей, которая через несколько часов должна была превратиться в действительность или — сон.
 Жанна Эджертон была так же возбуждена, как и инженер. Оба они не находили себе места, и если, бы Билль Стелль и Сумми Ским не уговорили их, они двинулись бы дальше ночью.
 — Но успокойся же, Бен, успокойтесь, госпожа Жанна! — повторял Сумми Ским. — Потерпите до завтра. Если Золотая гора существует, вы найдете ее на своем месте. Она не улетит, черт возьми! Совершенно бесполезно бросать наш лагерь ради того только, чтобы прибыть на место несколькими часами раньше.
 Билль Стелль поддержал Сумми. Надо было опасаться каких-либо встреч с индейцами или же авантюристами вроде тех, которые напали на форт Мак-Ферсон.
 Так прошла ночь. С наступлением рассвета туман не рассеялся. Золотой горы нельзя было бы разглядеть и в двух километрах. Бен Раддль, нахмуренный, с изменившимся лицом, едва сдерживался. Несмотря на свою обычную доброту, Сумми Ским испытывал некоторое удовольствие, видя, что тиран, увлекший его так далеко от «Зеленой Поляны», волнуется и сердится.
 — Сердись, старик, сердись, — бормотал он. — Если Золотой горы не существует, то, конечно, и увидеть ее нельзя.
 Это здравое рассуждение было произнесено Сумми слишком близко от Жанны Эджертон. Она бросила на дерзкого негодующий взгляд. Сумми захотел исправить свою оплошность.
 — Но так как она существуем, — поспешил он прибавить, — то мы, конечно, увидим ее, как только наступит ясная погода. Это очевидно.
 И предательски громким голосом он убежденно повторил:
 — Это очевидно!
 Затем, чтобы узнать, получил ли он прощение, Сумми посмотрел в сторону молодой золотоискательницы. К стыду своему, он заметил, что на него не обращают никакого внимания.
 Из лагеря выступили в четыре часа утра. Солнце уже поднялось на несколько градусов выше горизонта и чувствовалось за туманом, который не имел силы рассеяться.
 Караван двинулся в путь. В одиннадцать часов утра берег океана должен был находиться не дальше как в трех лье, но Золотая гора оставалась невидимой.
 Сумми Ским начинал беспокоиться, чтобы его кузен не сошел с ума. Испытать столько усталости и опасностей, чтобы потом разочароваться!
 Наконец к полудню атмосфера прояснилась. Солнце вышло из-за тумана. Раздался голос Нелуто.
 — Там!., там!.. Дым! — воскликнул он.
 Но тотчас же пожалел, что решился быть таким категоричным, и прибавил:
 — Или облако!.. Или птица…
 Рулевой подумал еще. Дым, облако, птица… Исчерпал ли он все возможные гипотезы?.. Он не мог предположить ничего иного. А между тем, может быть, было возможно и что-либо другое?..
 — …или ничего! — закончил он сквозь зубы для своего собственного удовлетворения, чтобы успокоить свою совесть.
 Но если бы даже он заговорил громче, все равно никто не стал бы его слушать. Караван остановился как вкопанный, и все взоры, все помыслы потянулись к северу.
 Бен Раддль, смущенный неопределенным, глухим беспокойством, тоже смотрел на север.
 Туман все больше и больше рассеивался. Скоро солнце осветило своими лучами все небо, и при криках «ура» золотоискателей показался сказочный Золотой вулкан, над кратером которого поднимались темные пары.

 Глава седьмая. НЕОЖИДАННОЕ ОСЛОЖНЕНИЕ

 Несмотря на тяжелую дорогу, Бену Раддлю и его спутникам понадобилось не больше двух часов, чтобы пройти расстояние, отделявшее их от Золотой горы. Все они, не говоря ни слова, поглощенные мыслью о цели, которую они вот-вот достигнут, шли настолько быстро, насколько это было возможно. Гора притягивала их, точно огромный магнит.
 Еще не было трех часов, когда караван остановился у подножия вулкана, который огибала с востока река Роббер, а с севера омывал Ледовитый океан.
 Местность была совершенно пустынная. Ни к западу от горы, ни в стороне устья Маккензи не заметно было ни одной индейской деревушки и никаких следов бродящих в этой части побережья индейцев. На море не виднелось ни одного судна, ни одного паруса, ни какого-либо дыма. А между тем наступало такое время года, когда полярные моря посещаются рыбаками и китоловами. Следовало ли, однако, заключать отсюда, что никто не опередил Бена Раддля и его спутников в этой отдаленной области, что один только Жак Леден доходил до устья Маккензи и узнал о существовании Золотого вулкана?
 Во всяком случае, прииски, если они имелись здесь, принадлежали Бену Раддлю по праву первого, занявшего их. Так как до него никто не завладел Золотой горой, так как нигде не было поставлено никаких столбов, ограничивавших владение, то никто уже не имел теперь права предъявлять требований на эти прииски.
 Билль Стелль выбрал для лагеря рощу из берез и тополей, отделявшую восточный склон горы от реки Руббер и находящуюся не дальше как в полулье от берега моря. Таким образом, путешественники оказались обеспеченными и пресной водой, и дровами.
 За рекой, к западу и к югу, расстилались обильные зеленеющие равнины, покрытые местами небольшими рощами, которые должны были, по мнению Сумми Скима, изобиловать дичью.
 Под руководством Билля Стелля быстро устроили лагерь. У опушки леса разбили палатки. Тарантас и телеги были поставлены в лесу, на лужайке, а спутанные мулы были выпущены на пастбище на соседнюю равнину. В тщательно выбранных местах расставлены были часовые. Все подходы к лагерю должны были из предосторожности охраняться день и ночь, хотя, по-видимому, никакой опасности и не предвиделось, если не считать обычных обитателей канадской территории — медведей.
 К тому же все рассчитывали, что эксплуатация Золотой горы продлится недолго. Нужно было только нагрузить телеги драгоценностями, находящимися в кратере, и затем можно было пуститься в обратный путь. Не было нужды ни в лопатах, ни в кирках, ни в промывке, так как, по словам Жака Ледена, золото лежало здесь же готовое, в порошке или самородках, давно уже обработанных вулканическими силами.
 Беп Раддль мог окончательно убедиться в этом, лишь совершив подъем па гору и осмотрев кратер, в который, по словам Жака Ледена, было легко спуститься. По этому поводу Билль Стелль сделал справедливое замечание.
 — Господин Бен, — сказал он, — когда француз сообщал вам о существовании Золотой горы, он говорил вам о потухшем вулкане?
 — Да, говорил, Билль.
 — Он, кажется, поднимался на самую его вершину?
 — Да. Он даже спускался в кратер. Но с тех пор вулканические силы успели проснуться.
 — В этом нельзя сомневаться, — ответил Билль Стелль, — так как над горой поднимается дым. И я задаю себе вопрос: возможно ли при этих условиях добраться до кратера?
 Бен Раддль уже думал об этом. Приходилось иметь дело не с потухшим вулканом, а с заснувшим, который теперь начинал пробуждаться.
 — Это возможно, — ответил он, — но такая перемена может иметь и свои хорошие стороны. Почему бы извержению не облегчить нам работу, очистив Золотую гору от заключающихся в ней самородков? Ведь тогда нам оставалось бы только собрать их у подножия горы. Завтра, после восхождения, мы поступим смотря по обстоятельствам.
 Биллем Стеллем была организована охрана лагеря, и ночь прошла спокойно, если не считать отдаленного рева медведей, которые, однако, не решались подняться к Золотой горе.
 С пяти часов утра лагерь был весь на ногах. Даже Сумми Ским с интересом рассматривал этот удивительный Золотой вулкан.
 — Знаешь, о чем я думаю, Бен? — спросил он своего кузена.
 — Нет, Сумми, — ответил Бен Раддль. — Но я узнаю это, когда ты скажешь, в чем дело.
 — Возможно, Бен. Так вот, я думаю, что если бы наш дядюшка Жозиас сделал подобное открытие, то он вернулся бы к себе домой для переговоров с миллиардерами Нового Света и не умер бы в Клондайке… А это избавило бы нас от необходимости приезжать сюда.
 — Обстоятельства сложились иначе, Сумми, и племянникам Жозиаса не улыбнулось это счастье…
 — Пусть так! — согласился Сумми. — Однако знаешь, что я скажу тебе? Сколько я ни смотрю на эту гору и как ни повторяю себе, что она одна стоит больше, чем Австралия, Калифорния и Африка, взятые вместе, она все же производит на меня мало впечатления. Что-то непохожа она на сокровищницу.
 — Чтобы удовлетворить тебя, Золотая гора должна была бы походить на банковскую кассу?
 — Во всяком случае, это было бы недурно, особенно если кассир оказался бы на месте и готов был бы сам открыть мне вход.
 — Обойдемся без кассира, — заметил уверенно Бен, — и сумеем сломать замок.
 — Гм!.. — произнес недоверчиво Сумми, смотря на дымящуюся вершину вулкана.
 Что бы ни говорил Сумми, Золотая гора была такой же, как и все другие. Она возвышалась над берегом на триста с лишним метров и, имея около двух километров в окружности, поднималась крутыми склонами до своей плоской вершины. Она имела, таким образом, форму конуса или, вернее, усеченного конуса.
 Крутизна склонов должна была сделать подъем на гору трудным. Но он все же был, очевидно, возможен, так как Жаку Ледену удалось добраться до кратера.
 Наиболее отвесный склон горы обращен был к морю, и подниматься с этой стороны, к которой вплотную подходило море, нечего было и думать. Необходимо было прежде всего решить, по какому склону горы следовало пытаться подняться на ее вершину. Жак Леден не дал на этот счет никаких указаний. Бен Раддль и Билль Стелль, оставив лагерь, расположенный между рекой Руббер и восточным склоном, обошли гору, чтобы осмотреть ее.
 Вернувшись в лагерь, Бен Раддль и Билль Стелль сообщили товарищам о своих наблюдениях. Подъем следовало начать, по их мнению, с западного склона, который был наименее крут.
 Быстро проглотив завтрак, путешественники собрались в путь. По совету Билля Стелля, решено было взять с собой кое-какую провизию и мехи с водой. Экскурсанты вооружились также лопатами, шестами и веревками, которые могли пригодиться на наиболее крутых подъемах.
 Погода благоприятствовала этой попытке. Наступил прекрасный день. Небольшие облака, гонимые легким северным ветром, лишь умеряли жару.
 Нелуто не сопровождал тех, кто поднимался па гору. Он остался со всем персоналом для охраны лагеря и не должен был ни под каким видом покидать его. Хотя местность и казалась пустынной, все же следовало держаться настороже.
 Бен Раддль, Сумми Ским и Билль Стелль отправились в восемь часов в сопровождении Жанны Эджертон, которая во что бы то ни стало захотела принять участие в экспедиции. Все четверо обошли южный склон горы, чтобы достигнуть ее западной стороны.
 Вдоль этого склона не видно было никаких следов последнего извержения. Нужно ли было заключить из этого, что все, выброшенное вулканом, попало в глубокие воды омывавшего берег океана?
 — Не все ли нам равно? — ответил Бен Раддль Биллю Стеллю, который сделал это замечание. — Не подлежит сомнению, что со времени посещения Жака Ледена извержения не было, а это самое главное. Самородки, которые он увидел, мы увидим тоже.
 Было около девяти часов, когда все четверо экскурсантов остановились у западного склона горы.
 Билль Стелль пошел впереди, и восхождение началось. Вначале склон был не особенно крутой и трава представляла хорошую опору для ног. Поэтому пользоваться шестами и веревками не пришлось. К тому же Билль Стелль привык к путешествиям по горам. Его вел верный инстинкт, и проводник был так силен, так привычен к подобного рода упражнениям, что его спутники с трудом поспевали за ним.
 — Вот что значит двадцать раз пройти через перевал Чилькут! — говорил, запыхавшись, Сумми Ским. — Поневоле приобретаешь ноги серпы и стальные икры.
 Тем не менее, после того как путешественники поднялись до одной трети горы, восхождение стало бы затруднительным даже и для серны. Крылья коршуна или орла оказались бы здесь далеко не лишними.
 Гора стала такой крутой, что приходилось помогать себе коленями; ногами и руками и цепляться за тощие кустики. Вскоре пришлось прибегнуть к шестам и веревкам. Билль Стелль двигался вперед, устанавливал шест и разматывал веревку, при помощи которой до него добирались остальные. Двигаться приходилось при этом с крайней осторожностью, так как всякое падение было бы смертельным.
 Около одиннадцати путешественники достигли половины горы. Здесь они остановились, чтобы передохнуть, выпили несколько глотков воды и затем опять начали ползти вверх, придерживаясь кустов.
 Хотя подземные силы и действовали, как об этом свидетельствовали висевшие над вершиной вулкана пары, но не было слышно ни подземного грохота, ни сотрясения. Очевидно, с этой стороны толщина горы была очень значительной, и надо было предполагать, что отверстие вулкана открывалось на северный склон, вблизи морского берега.
 Восхождение становилось, по мере подъема, все труднее и труднее.
 Часы Бена Раддля показывали ровно двенадцать часов тридцать минут, котда поднимавшиеся на гору путешественники очутились в конце концов на площадке конуса, образующей вершину горы.
 Все они, сильно запыхавшиеся, уселись на кварцевые скалы, которые окружали площадку шириной от тридцати до сорока метров. Приблизительно около ее центра открывался кратер, откуда выходили желтоватые пары.
 Прежде чем направиться к кратеру, Бен Раддль и его спутники присели, чтобы передохнуть и оглядеть обширную панораму, которая расстилалась перед их глазами.
 К югу взгляд обнимал зеленеющие равнины, по которым только что прошел караван; они оканчивались холмами, за которыми господствовал над окрестностью форт Мак-Ферсон.
 К западу открывались песчаные отмели Арктического океана  note 16 , а в стороне материка вырисовывалась темная масса большого леса, находившегося километрах в шести или семи от путешественников.
 К востоку, у основания Золотой горы, переплеталась обширная водная сеть, образуемая многочисленными рукавами Маккензи, которые впадают в широкую бухту со множеством островков. Еще дальше берег поднимался прямо к северу, образуя обширный полуостров, который и закрывал горизонт с этой стороны.
 К северу от Золотой горы, начиная от ее отвесного склона, уходившего в воду, море ограничивалось лишь геометрически ровной линией неба.
 Море блестело под лучами солнца.
 Берега были пустынны. Ни одного рыбака не показывалось здесь, хотя устье Маккензи богато всевозможными морскими млекопитающими и амфибиями.
 Даль моря была оживленнее. При помощи бинокля Билль Стелль заметил на северном горизонте несколько парусов и дымков.
 — Это китоловы, — сказал он, — идущие из Берингова пролива. Через три месяца они вернутся тем же путем. Некоторые из них остановятся в порте Михаила у устья Юкона, другие в Петропавловске на Камчатке на берегу Азии, а затем те и другие отправятся продавать свой товар по портам Тихого океана.
 — Не идут ли некоторые из них в Ванкувер? — спросил Сумми Ским.
 — Да, идут, — ответил Билль Стелль, — но это они делают напрасно, так как там очень трудно бывает удержать матросов, которые большей частью дезертируют, чтобы отправиться в Клондайк.
 Это было действительно верно. Близость золотых приисков положительно сводит с ума матросов. Поэтому, чтобы спасти их от этой эпидемии, капитаны китобойных судов по возможности избегают заходить в порты Британской Колумбии, предпочитая порты Азиатского материка.
 После получасового отдыха, который был необходим, Бен Раддль и его товарищи принялись за осмотр площадки Золотой горы. Кратер находился не в центре этой площадки, как они думали, а в северо-восточной ее части. Его окружность достигала двадцати пяти — тридцати метров. Держась на наветренной стороне, чтобы избежать выходившего от отверстия едкого дыма, путешественникам удалось подойти к самому краю этого отверстия и заглянуть в его бездну.
 Все заставляло больше и больше убеждаться, что рассказанная Жаком Леденом история очень правдоподобна. Спуск в кратер был довольно покатый и не представил бы никаких трудностей, если бы не удушливые газы, которые теперь преграждали к нему всякий доступ.
 Золотой песок, которым была усеяна почва, еще больше подтверждал все рассказанное французом.
 — Очевидно, — сказал Бен Раддль, — Жак Леден не натыкался на то препятствие, которое сейчас мешает нам. Когда он был здесь, вулкан бездействовал, и он мог совершенно безопасно спуститься в его кратер. Подождем, пока вулканические силы улягутся и рассеются пары, тогда мы сможем тоже спуститься в кратер и набрать там целые пригоршни золота, как это сделал Жак Леден.
 — А если пары не рассеются? — спросил Сумми Ским. — Если спуск вообще невозможен?
 — Мы подождем, Сумми.
 — Подождем… Чего?
 — Извержения, которое сделает то, чего мы сделать не можем: выкинет из внутренностей вулкана все, что в них находится.
 Это было действительно единственное решение, которое возможно было принять, хотя оно и имело свои нежелательные стороны. Для людей, которым не нужно было бы считаться с погодой, которые могли бы встретить зиму у устья Маккензи, этот план напрашивался сам собой. Но если бы события затянулись, если бы вулкан не прекратил своего действия или не изверг сам свое сокровище в течение двух с половиной месяцев, пришлось бы бросить все и спешить назад на юг.
 Все четверо золотоискателей обсуждали это обстоятельство, каждый согласно своему темпераменту.
 Билль Стелль иронически улыбался себе в бороду. Для него это был хороший урок. Он, столько лет не заражавшийся золотой лихорадкой, все-таки заболел ею, и вот каков результат! Он сразу выздоровел и, вернувшись к своей обыкновенной философии, трезво относился к неудаче, уверенный теперь, что иначе и не могло быть.
 Жанна Эджертон стояла неподвижно около кратера с нахмуренными бровями, упорно глядя на выходящие из него клубы пара. Она понимала, что бывают случаи, когда энергии и решимости оказывается недостаточно. Она выходила из себя, видя, что бессильна против сил природы, вставших на ее пути.
 Сумми Ским был несчастнее всех. Провести еще одну зиму в столице Клондайка! Он не мог без содрогания подумать о такой перспективе.
 Он и ответил первым на рассуждения своего кузена:
 — Все это прекрасно, Бен, но лишь при условии, что извержение произойдет. А будет ли оно? Весь вопрос в этом. Ты не находишь, что этот вулкан слишком спокоен? Он не выбрасывает ни золы, ни камней. Не слышно никакого грохота. Он дымит, конечно, но без шума. Я со своей трубкой положительно мог бы сделать то же самое!
 Бен Раддль уклонился от разговора.
 — Увидим, — сказал он.
 Пробыв два часа на площадке, экскурсанты начали спускаться по склону Золотой горы. На это потребовалось около часа, и около трех часов пополудни Бен Раддль и его спутники, целые и невредимые, но порядком уставшие, вернулись в лагерь. Как только они остались одни, Сумми, преследуемый своей мыслью, подошел к кузену и вновь поднял затронутый им раньше вопрос.
 — Послушай, Бен, — сказал он, — я говорю тебе совершенно серьезно. Что мы станем делать, если оно запоздает, это извержение?.. Если оно не произойдет до зимы?
 Бен Раддль отвернулся, не отвечая, и Сумми не решился настаивать.

 Глава восьмая. БЕН РАДДЛЬ НАХОДИТ ВЫХОД

 Когда Бен Раддль предпринимал эту новую экспедицию, он на основании точных указаний Жака Ледена был уверен, что ему придется лишь собрать самородки в кратере Золотой горы, нагрузить ими телеги и вернуться затем в Доусон. Для такой легкой работы было бы достаточно восьми дней, и путешествие туда и обратно могло бы, таким образом, закончиться в три месяца. И он совершенно искренне обещал Сумми Скиму, что караван вернется в Доусон в первых числах августа, с таким расчетом, что оба кузена успеют еще до холодов достигнуть Скагуэя, затем Ванкувера и, наконец, Монреаля.
 — Какой поезд потребуется нам, — ответил, смеясь, Сумми, — чтобы перевезти нас и миллионы с Золотой горы?..
 И вот, хотя эти миллионы и находились в указанном месте, в кратере, достать их было невозможно!
 Это неожиданное осложнение заставляло расположиться лагерем на несколько недель. Поэтому Билль Стелль принял меры к тому, чтобы обеспечить продовольствием своих спутников и мулов до того дня, когда волей-неволей придется возвратиться к югу. Решиться провести зиму в палатках было бы безумием. Как бы ни повернулись обстоятельства, и при удаче, и при неудаче экспедиции, необходимо было перейти полярный круг не позже чем в половине августа. Позднее дороги в этой области вследствие буранов и снежных бурь делаются непроходимыми.
 Приходилось проводить долгие дни в ожидании, и для этого необходимо было изрядное терпение. Предстояло, конечно, наблюдать за вулканом и ходом извержения, для чего необходимо было сделать еще несколько восхождений. Ни Бен Раддль, ни Билль Стелль пи — еще меньше — Жанна Эджертон не останавливались перед предстоящими трудностями и за ходом работы вулканических сил намеревались следить изо дня в день.
 Сумми Ским и Нелуто не должны были, во всяком случае, жаловаться на скуку. Они могли охотиться как на южной, так и на западной равнине или же в болотистой местности дельты Маккензи. Дичь водилась здесь в изобилии, и время для этих страстных охотников шло незаметно. Впрочем, с первого же дня Билль Стелль посоветовал им не очень удаляться от лагеря, так как летом берега Полярного океана посещаются индейскими племенами, встреч с которыми благоразумнее было избегать.
 Что касается персонала каравана, то он мог коротать время за рыбной ловлей. Рыбы в реках было такое множество, что ею одной можно было бы обеспечить продовольствие всего отряда вплоть до первых льдов.
 В первые несколько дней положение вещей не изменилось. Извержение нисколько, по-видимому, не продвигалось вперед. Как и предположил Бен Раддль, на основании расположения кратера (это подтверждалось и покатостью западного склона) воронка вулкана была действительно вырыта прежними извержениями на северо-восточном склоне горны. В лагере, который был разбит почти у подножия Золотой горы и к которому спускался восточный ее склон, довольно явственно слышалась глухая работа плутонических сил. Из этого инженер заключил — и Билль Стелль соглашался с ним, — что толщина стенок горы на этом очень крутом склоне должна была быть незначительной.
 Жанна Эджертоп, Бен Раддль и Билль Стелль почти ежедневно поднимались на вулкан, пока неутомимый Сумми охотился вместе с Нелуто. Впрочем, однажды Сумми захотел присоединиться к этому трио, и это едва не стоило ему жизни.
 Достигнув почти вершины горы, все четверо экскурсантов, держась за веревку, шли гуськом. Впереди был Билль Стелль, сзади всех шел Бен Раддль, а между ними Жанна Эджертон, шедшая вслед за Сумми Скимом. Они двигались по золе, нагроможденной прежними извержениями, как вдруг веревка, которую Билль Стелль только что перед этим прикрепил к шесту, лопнула. Сумми, который в этот момент как раз делал усилие, чтобы взобраться кверху, оступился, упал и стал скатываться вниз по склону по закону ускоренного движения. Тщетно он шатался удержаться. Почва, за которую он цеплялся пальцами, выскальзывала из-под них.
 Его спутники издали крик ужаса. Сумми должен был разбиться и увлечь за собой тех, кто вместе с ним держался за оборванный конец веревки, то есть Бена Раддля, и еще раньше его — Жанну Эджертон.
 К счастью, последняя не потеряла присутствия духа. Под ее рукой оказался случайно в момент происшествия небольшой кустик, за который она крепко ухватилась. Когда Сумми скатился до нее, она успела схватить его за одежду и, напрягши все свои силы, удержала его.
 Сумми тотчас стал на ноги, немного оглушенный падением, но целый и невредимый.
 — Ничего не сломал? — спросил снизу Бен Раддль.
 — Ничего, — ответил Сумми. — Маленькие ушибы, может быть, или царапины, для лечения которых не потребуется помощи доктора Пилькокса.
 — Тогда вперед! — воскликнул успокоенный Бен Раддль.
 Сумми запротестовал:
 — Дай же мне по крайней мере время поблагодарить мисс Эджертон. Она ведь спасла мне жизнь!
 Жанна Эджертон приняла свой высокомерный вид.
 — Не за что, — сказала она. — Мы квиты. Но позвольте вам заметить, что и женщины, как видите, могут иногда быть полезными в чем-нибудь.
 Сумми жестоко поплатился бы, если бы стал возражать. Поэтому он горячо выразил свое согласие. Восхождение продолжалось и закончилось без каких-либо других приключений.
 Дни проходили за днями, а обстоятельства нисколько не изменились. Из кратера Золотой горы не вырывалось ни пламени, ни вообще чего бы то ни было, что свидетельствовало бы о приближении извержения.
 Так наступило 20 июня.
 Легко представить себе, в каком нетерпении находились Бен Раддль и его спутники. Невозможность что-либо предпринять и вынужденная бездеятельность делали их крайне нервными. Закончив устройство лагеря, золотоискатели не знали, что им делать, и среди них царила ужасная скука. Больше всех других занята была Жанна Эджертон, взявшая на себя наблюдение за кухней.
 Случилось однажды, что она не могла исполнить своих обязанностей. В этот день, как раз тогда, когда она вместе с Беном Раддлем и Биллем Стеллем поднялась, по обыкновению, на вершину горы, спустился густой туман, который воспрепятствовал спуску. Пришлось оставаться на вершине несколько часов, к большому огорчению Жанны, озабоченной завтраком.
 Если бы она могла видеть то, что происходило в это время в лагере, она беспокоилась бы меньше. У нее нашелся заместитель, и этим заместителем был не кто иной, как Сумми. Задержанный в лагере той же причиной, что и экскурсанты, он ради развлечения решился взять на себя обязанности отсутствующей Жанны. Одетый в передник, из-за которого он несколько раз споткнулся, потрясая ножом и вилкой, он горячо принялся за приготовление завтрака, который должен был оказаться превосходным, если бы искусство повара было равно его старанию.
 Когда экскурсанты смогли наконец спуститься в лагерь, Жанна была удивлена тем, что стол уже накрыт и завтрак готов. Ей не стоило большого труда узнать, кто заменил ее. Сумми не только не прятался, но даже с некоторой гордостью держался на виду, весь красный от жара.
 — К столу! — радостно закричал он, как только Жанна и ее два спутника приблизились на расстояние голоса.
 Когда все уселись, Сумми захотел лично прислуживать Жанне. С ловкостью выдрессированного лакея он поднес ей блюдо.
 — Не бойтесь, берите больше, госпожа Жанна, — повторял Сумми. — Останетесь довольны!
 Однако в тот момент, когда молодая девушка собиралась уже попробовать стряпню новоявленного повара, последний остановил ее жестом.
 — Одно слово, сударыня, — сказал он, — позвольте вам заметить, что и мужчины годятся иногда на что-нибудь!
 Ничего не отвечая, Жанна попробовала блюдо, находившееся на ее тарелке.
 — Я не согласна с вами, — холодно произнесла она. Действительно, рагу было отвратительно, и сильно сконфуженный Сумми должен был, попробовав его, сознаться в этом.
 Во всяком случае, хорош или плох был завтрак, но ему проголодавшиеся путешественники оказали честь. Зубы и языки поработали на славу.
 О чем могли путешественники говорить, как не о постоянном предмете их забот? Говорили о Золотой горе, о богатствах, которые заключались в ней, и о невозможности достать их. Во время этой беседы один из золотоискателей предложил как самую простую вещь сделать в горе брешь при помощи мин.
 — Всего нашего запаса пороха не хватило бы на это, — ответил Билль Стелль. — Но, допустим даже, что брешь была бы сделана, — что вышло бы из нее?
 — Может быть, целый поток самородков, — сказал канадец.
 — Нет, — ответил Билль Стеллъ, — одни только пары. Они стали бы выходить в эту брешь вместо кратера, и только. Вперед мы не продвинулись бы ни на шаг.
 — Что же тогда делать?
 — Ждать.
 — Ждать! — запротестовал другой рабочий, работавший раньше на прииске N 129. — Скоро это окажется для нас невозможным! Через два месяца, не позже, если мы не хотим быть застигнутыми зимой, мы вынуждены будем удалиться отсюда.
 — Так что же! Мы вернемся опять в Доусон, а с хорошей погодой опять отправимся сюда, — ответил Бен Раддль.
 — Что? — воскликнул Сумми, вскакивая с места. — Провести еще одну зиму в Клондайке!
 — Да, — подтвердил Бен Раддль. — Ты можешь вернуться в Монреаль. Что же касается меня, то я останусь в Доусоне. Извержение рано или поздно произойдет. И я хочу быть здесь.
 В разговор, который начинал принимать дурной оборот, вмешалась Жанна Эджертон. Она спросила:
 — Разве нет никакого способа вызвать извержение?
 — Никакого, — сказал Бен Раддль, — мы не можем… Точно осененный внезапной мыслью, инженер вдруг остановился, пристально глядя на Жанну Эджертон. Напрасно последняя старалась заставить его высказаться до конца. Отрицательно покачав головой, Бен Раддль отказался договорить свою мысль.
 В следующие дни наступила довольно скверная погода. С юга нанесло грозу. Падение барометра как будто усилило деятельность вулкана. К выбрасываемым кратером парам присоединилось пламя.
 За быстро проходившими грозами последовали проливные дожди. Между двумя главными рукавами Маккензп произошло наводнение от вышедшей из берегов воды.
 Бесполезно говорить, что все это время Сумми Ским не мог отдаваться своей ежедневной охоте и что ему приходилось проводить в лагере дни, которые казались ему длинными до крайности.
 Таковы были обстоятельства, когда произошло важное событие.
 Двадцать третьего июня, после обеда, Бен Раддль пригласил в свою палатку Сумми Скима, Жанну Эджертон и Билля Стелля.
 — Мне нужно поговорить с вами, друзья, — сказал им инженер, как только они уселись, — и я прошу вас внимательно выслушать предложение, которое я хочу вам сделать.
 Его лицо было серьезно. Морщины на лбу свидетельствовали об упорной мысли. Искренне привязанный к инженеру Сумми почувствовал глубокое волнение. Уж не решил ли Бен Раддль отказаться от своей попытки и признать себя побежденным силами природы?
 — Друзья мои, — начал Бен Раддль, — относительно существования Золотой горы и заключающихся в ней богатств не может быть сомнения. Жак Леден не ошибся. Мы убедились в этом собственными глазами. К несчастью, начинающееся извержение не позволяет нам проникнуть в кратер. Если бы мы могли это сделать, наша экспедиция была бы окончена и мы уже возвращались бы теперь в Клондайк.
 — Это извержение состоится, — с уверенностью заметил Билль Стелль.
 — Значит, раньше, чем через шесть недель? — проговорил сквозь зубы Сумми.
 Наступила минута молчания. Все задумались. Первым заговорил Бен Раддль.
 — Несколько дней назад, — начал он, — я оставил без ответа один вопрос, поднятый мисс Эджертон. Может быть, этот вопрос пришел ей в голову с отчаяния, что мы бессильны привести свой план в исполнение, и она не придавала этому вопросу серьезного значения. Что касается меня, то вопрос этот меня поразил. Я глубоко обдумал его, я изыскивал всевозможные средства, чтобы осуществить мысль мисс Жанны, и я, кажется, нашел такое средство. На вопрос, который был мне поставлен: нельзя ли было бы вызвать, вернее, ускорить уже начинающееся извержение, я отвечаю: отчего же нет?
 Жанна Эджертон пристально смотрела на инженера. Вот язык, который ей нравился! Действовать, покорять живые и одушевленные предметы, подчинять своей воле даже природу — это действительно значит жить! Ее губы дрожали, ноздри раздувались. Все, одним словом, показывало, с каким нетерпением она ждет подробностей этого удивительного проекта.
 Сумми Ским и Билль Стелль посмотрели один на другого, точно спрашивая себя, не сошел ли инженер с ума. Однако последний с чрезвычайной ясностью продолжал:
 — Вулканы, как вы знаете, расположены все по берегам морей: Везувий, Этна, Гекла, Чимборазо и многие другие, как в Новом, так и в Старом Свете являются подтверждением этого правила. Из этого естественно заключить, что близость воды для них необходима, и современная теория полагает, что вулканы находятся в связи с океанами. Вода проникает в них сразу или постепенно, в зависимости от характера почвы, и обращается внутри вулканов в пар. Когда эти пары достигнут известного давления, они вызывают подземные катастрофы, ищут для себя выхода, неся с собой песок, золу и камни. В этом и заключается, без сомнения, причина извержений и землетрясений… Так вот, почему бы людям не проделать того, что делает природа?
 Можно сказать, что присутствующие в этот момент просто пожирали глазами инженера. Если теория вулканических извержений и не вполне разработана, во всяком случае, высказанная инженером гипотеза считается вполне приемлемой. Что касалось специально Золотой горы, то ничто не препятствовало ей находиться в подземной связи с океаном. Прерванная на некоторое, более или менее продолжительное, время, эта связь, как свидетельствовали выходившие из кратера пары, теперь восстановилась. Возможно ли было, однако, ввести морскую воду внутрь кратера в большой массе? И неужели инженер увлекся до того, чтобы считал такое дерзкое предприятие возможным?..
 — Вы заметили, как и я, — продолжал Бен Раддль, — когда мы были на вершине Золотой горы, что кратер расположен на северо-восточном склоне ее. Шум подземной работы тоже слышен с этой стороны, и как раз сейчас подземный грохот доносится к нам совсем явственно.
 Действительно, точно для того, чтобы подтвердить слова инженера, в палатку донесся явственный шум подземного грохота.
 — Мы можем с уверенностью сказать, — продолжал Бен Раддль, — что труба вулкана проходит вблизи нашего лагеря. Следовательно, нам остается лишь прорыть гору с этой стороны и устроить канал, через который вода проникнет в кратер в неограниченном количестве.
 — Какая вода, — спросил Билль Стелль, — морская?
 — Нет, — ответил инженер. — Совсем не нужно искать ее так далеко. Разве у нас нет реки Руббер?
 Как ни был дерзок этот проект, ни один из спутников инженера, даже Сумми, не подумал возражать против него. Если Бену Раддлю не удастся его затея, вопрос решится сам собой: останется только уехать. Если проект его удастся, если вулкан отдаст свои богатства, придется тоже вернуться, только в этом случае с нагруженными телегами.
 Правда, дать проникнуть к вулкану массе воды было очень опасно. Превращение этой воды в пар могло принять такие размеры, что произошла бы катастрофа. Можно было вызвать не только извержение, но и землетрясение, от которого погиб бы весь лагерь.
 Но об этих опасностях никто не хотел думать, и 24 июня, утром, началась работа.
 Под руководством инженера рабочие принялись за указанный склон Золотой горы. Семью метрами ниже уровня воды в реке начали рыть галерею. Благодаря счастливой случайности, по крайней мере в начале работы, твердого камня не встречалось. Работа продолжалась день и ночь. Терять времени действительно не приходилось. Какова была толщина склона? Бен Раддль никак не мог вычислить этого, и рыть, может быть, пришлось бы дольше, чем он предполагал. По мере того как работа продвигалась вперед, подземный шум становился все явственнее.
 Сумми Ским и Нелуто прекратили свою охоту. Они, как и сам инженер, приняли участие в общей работе, и ежедневно галерея прорывалась вперед метра на два.
 К несчастью, через пять дней наткнулись на кварц, о который ломались кирки и лопаты. Сколько времени нужно было, чтобы прорыть этот твердый грунт, из которого, очевидно, состояла вся главная масса горы? Бен Раддль решил употребить в дело мины, для чего, хотя бы в ущерб интересам Сумми Скима, пожертвовать некоторой частью запасов пороха, превратив последний в запалы. Правда, этот порох предназначался не только для охоты. В случае нужды он мог понадобиться и для самозащиты, но, по-видимому, каравану опасаться было нечего. Окрестности продолжали оставаться пустынными, и ни разу поблизости лагеря не было замечено ни одного индейца.
 Применение мин дало довольно хороший результат. 8 июля, после пятнадцати дней работы, длина прорытой галереи оказалась, по-видимому, достаточной. Она достигала тридцати метров глубины при поперечном разрезе в десять квадратных метров. Таким образом, она могла пропустить очень большое количество воды. Грохот и шум вулкана были к этому времени сильно слышны, так что толщину отделявшей от него стенки нельзя было считать больше трех четвертей метра. Нескольких взрывов мин было бы достаточно теперь, чтобы сделать галерею сквозной.
 Итак, проект Бена Раддля, как оказалось, не встретил непреодолимых препятствий для своего выполнения. Остальную часть канала, через который должны были быть отведены воды реки, надо было рыть уже под открытым небом, в почве, состоящей из песка и мягкой земли. Хотя длина его должна была достигнуть ста метров, все же инженер рассчитывал окончить работу в десять дней.
 — Самое трудное сделано, — сказал Билль Стелль.
 — И самое длинное, — ответил Бен Раддль. — С завтрашнего дня мы начнем рыть канал в двух метрах расстояния от левого берега реки Руббер.
 — В таком случае, — сказал Сумми Ским, — так как у нас свободно послеобеденное время, я предлагаю…
 — …поохотиться, господин Сумми? — спросила, смеясь. Жанна.
 — Нет, сударыня, — ответил Сумми Ским. — Подняться в последний раз на Золотую гору, чтобы увидеть, что делается там, наверху.
 — Это хорошая мысль, Сумми, — заметил Бен Раддль, — так как, по-видимому, извержение усиливается, и хорошо было бы убедиться в этом собственными глазами.
 Предложение было действительно сделано очень кстати, и путешественники немедленно же собрались в путь.
 Напрактиковавшись в подъемах, экскурсанты, к которым присоединился и Нелуто, достигли на этот раз кратера в полтора часа.
 Подойти к нему на прежнее расстояние оказалось невозможным. К более густым парам присоединилось пламя, и жара около кратера была невыносимая. Но вулкан не выбрасывал, однако, ни лавы, ни шлаков.
 — Очевидно, — заметил Сумми Ским, — этот Золотой вулкан совсем не щедрая гора. Если в ней и имеются самородки, то она хранит их очень тщательно.
 — Мы возьмем у нее силой, если она не отдаст их нам добровольно, — ответила Жанна Эджертон.
 Во всяком случае, проявление вулканических сил стало гораздо энергичнее. Производимый вулканом шум напоминал громыхание котла высокого давления, у которого под действием огня сотрясаются стенки. Извержение, несомненно, приближалось. Но возможно, что ждать его пришлось бы недели и месяцы.
 Поэтому Бен Раддль, осмотрев кратер, не только не подумал о прекращении работ, но, наоборот, решил продолжать их еще энергичнее.
 Прежде чем спуститься с горы, экскурсанты бросили взгляд вокруг. Окрестности горы казались пустынными. Ни на море, ни на равнинах не было заметно ничего подозрительного. С этой стороны Бен Раддль и его спутники могли быть спокойны. Тайна Золотой горы оставалась никому не известной.
 Повернувшись спиной к кратеру, Бен Раддль и его спутники забылись в созерцании горизонта. Сумми казался особенно задумчивым. Смотря на юго-восток, он совершенно замер и, казалось, забыл все окружающее.
 — Что вы увидели интересного в этой стороне? — спросила его Жанна Эджертон.
 Сумми ответил глухим голосом:
 — Монреаль, мисс Жанна. Монреаль и «Зеленую Поляну».
 — «Зеленую Поляну»! — повторила Жанна. — Вот что занимает ваше сердце, господин Ским!
 — Как же может быть иначе? — стал объяснять Сумми, не отрывая взгляда от направления, которое притягивало его к себе, точно полюс магнитную стрелку. — Ведь я провел там свою жизнь. Я видел, как в «Зеленой Поляне» рождались одни люди, а другие, в свою очередь, видели мое рождение. Там меня знают и любят многие, от стариков до детей, я друг многих семей, и — если исключить Бена, который родился не для того, чтобы любить, а чтобы быть любимым, — только там у меня есть семья. Я люблю «Зеленую Поляну», поэтому она любит меня, мисс Жанна!
 Сумми умолк; умолкла вслед за ним и Жанна. Она казалась тоже задумчивой. Разбудили ли несколько произнесенных ее спутником: слов заснувшие в ее сердце чувства? Или ей пришло, в голову, что вся их энергия, все усилия, даже если они и увенчаются успехом, не могут наполнить существование, что в нас есть иные инстинкты, которые не могут удовлетворить никакие, даже самые сильные ощущения жизни авантюриста? Или под влиянием услышанных слов она задумалась о странности своего положения? Или, может быть, она осознала себя слабой и одинокой на вершине этой потерянной на краю света горы, в окружении людей, для которых она лишь случайный спутник, о котором завтра же забудут? Не почувствовала ли она себя, наконец, такой же одинокой, бессемейной, как и Сумми, еще более несчастной, чем он, так как у нес не было ни «Зеленой Поляны», ни привязанных к ней существ?
 — Смотрите, — воскликнул вдруг Нелуто, который обладал прекраснейшим зрением, — кажется…
 — Что такое? — спросил Бен Раддль.
 — Ничего, — ответил Нелуто, — мне показалось…
 — Да что же, наконец? -настаивал Вен Раддль.
 — Не знаю, право, — сказал нерешительно индеец. — Мне показалось… Может быть, дым…
 — Дым? — воскликнул инженер. — В каком направлении?
 — Вот там, — объяснил Нелуто, показывая на лес, который начинался в трех милях к западу от вулкана.
 — В лесу? На опушке?
 — Нет.
 — В самом лесу, под деревьями?
 — Да.
 — На каком расстоянии?
 — Две или три мили от опушки… может быть, меньше…
 — Или больше, — закончил потерявший терпение Бен Раддль. — Я знаю ваш припев, Нелуто. Во всяком случае, я ничего не вижу.
 — Я тоже больше не вижу, — сказал Нелуто. — И я даже не уверен, что видел что-либо. Это была такая малость. Я мог ошибиться.
 Это был первый случай, что путешественники заметили присутствие людей в этих краях. Дым над лесом! Это значило, что в лесу расположился лагерем какой-либо отряд, от которого, из кого бы он ни состоял, нельзя было ждать ничего хорошего.
 Кто были эти люди? Охотники? Не были ли это, вернее, золотоискатели, искавшие Золотой вулкан?
 Возможно, что эти люди не заметили Золотой горы, которая была скрыта от них густой зеленью. Но то, чего они еще не видели, они должны были заметить, выйдя на опушку. И никто не знал, к каким последствиям это могло привести.
 Во всяком случае, это важное обстоятельство сильно обеспокоило Бена Раддля и его спутников.
 Все они, за исключением Жанны, которая продолжала оставаться погруженной в задумчивость, направили свои взоры на запад. Никто не заметил ничего подозрительного. Никакого дыма над лесом, который расстилался на горизонте, видно не было.
 Убежденный, что Нелуто ошибся, Бен Раддль дал сигнал к отправлению.
 В этот момент Жанна подошла к Сумми.
 — Я устала, господин Ским, — сказала она ему доверчивым тоном.
 Сумми страшно удивился. И было чему. Чтобы Жанна созналась в усталости, этого никогда не было! Очевидно, с ней что-то произошло.
 Да, что-то изменилось в ней, и она действительно устала. Внутренний подъем, поддерживавший ее, когда она без устали выполняла работу, превосходившую ее силы, прошел. На мгновение она увидела свою жизнь в новом свете, без этой непрерывной борьбы. Она поняла прелесть любви и счастья в иных, чем сейчас, условиях. Усталость ее одинокого сердца передалась измученному телу. Ах, как утомилась Жанна Эджертон!
 Сумми долго не раздумывал и не старался вникнуть в психологию девушки. Он смотрел на Жанну просто и, удивленный ее задумчивостью, ее разбитым голосом, неожиданно для себя заметил то, чего раньше не замечал. Какая она была нежная, хрупкая и красивая, эта маленькая девушка, силуэт которой выделялся ничтожной точкой в громадном просторе, который окружал их! Как жалко, что она находится в этом заброшенном крае, где ей грозят усталость, страдания и всякие опасности!
 Сумми почувствовал сострадание к ней.
 — Не бойтесь, мисс Жанна, — сказал он, громко рассмеявшись, чтобы прогнать свое смущение, — я тут. Обопритесь на меня. Мои руки и ноги достаточно крепки.
 Они начали спускаться. Сумми выбирал дорогу и поддерживал свою легкую спутницу с заботливостью знатока, несущего драгоценную и хрупкую вещицу.
 Жанна, точно в полузабытьи, не протестовала. Она шла как во сне, без мысли, смотря прямо перед собой. Что она видела там, за горизонтом, она сама не могла бы сказать этого, — неизвестное ли ей будущее или только что открывшуюся ей тайну ее сердца?

 Глава девятая. ОХОТА НА ЛОСЕЙ

 С утра 9 июля приступили к работам по прорытию галереи, по которой воды реки должны были направиться в недра вулкана. Работы шли так успешно, что 16 июля канал был почти окончен. Оставалось лишь прорыть перемычку около реки, чтобы пустить воду.
 В этот день Нелуто, запыхавшись, прибежал к Скиму с известием о том, что он видел стадо лосей. Разумеется, было решено немедленно предпринять на них охоту. Захватив собаку Стопа, Сумми с Нелуто выступили в поход, условившись с Беном Раддлем возвратиться к шести часам вечера.
 Замеченное индейцем стадо бежало по направлению к северу со скоростью, намного превосходившей быстроту, с которой могла бежать собака, хотя надо заметить, что последняя была сильным и быстроногим животным. Возникал вопрос: войдет ли стадо в лес или оно пересечет поперек долину, направляясь к востоку? В последнем случае охота обещала быть удачной, так как лоси приближались к Золотой горе, курящиеся дымки которой виднелись на расстоянии трех километров.
 Впрочем, могло случиться, что животные станут убегать к юго-западу, в сторону реки Пил, и будут искать убежища в расщелинах и извилистых проходах Скалистых гор. В последнем случае приходилось совершенно отказаться от всякой надежды на удачную охоту.
 — Иди за мной! — крикнул Сумми Ским, обращаясь к индейцу. — Будем стараться не терять их из виду.
 Оба они бросились бежать вдоль опушки, продолжая преследовать стадо, которое уже ушло от них по крайней мере на километр. Неудержимая страсть к охоте, охватившая собаку, поглотила и ее хозяев, которые уже неспособны были оценивать положение.
 Спустя четверть часа Сумми Скиму пришлось испытать сильное душевное волнение. Лоси остановились в нерешительности; убегая от преследователей, они очутились в незнакомом месте. Что они будут делать? Продолжать уходить дальше в северном направлении они не могли, так как вскоре встретили бы преграду в виде морского берега. Но возможно, что они направятся к северо-западу. Последний случай был бы благоприятным для Скима и Нелуто.
 Нет, после нескольких секунд колебания лоси предпочли войти в лес, где, вероятно, рассчитывали укрыться в густых зарослях.
 Вожак стада понесся скачками вдоль опушки, а за ним последовали прочие.
 — Это самое лучшее, чего можно было ожидать! — воскликнул Сумми Ским. — Теперь мы сможем подойти к ним на расстояние ружейного выстрела. В лесу они не смогут так быстро уходить от преследования, и нам наверное удастся настичь все стадо.
 Справедливы ли были эти рассуждения или нет, они, во всяком случае, не вызывали необходимости пересечь огромный лес, который к тому же был им совершенно незнаком.
 Стоп, видимо, намеревался опередить их и догнать стадо. Он стал быстрыми скачками прыгать между деревьями. Его лай и взвизгивания продолжали слышаться, но сам он вскоре пропал из виду.
 Оба охотника, руководствуясь явственно долетавшим до них лаем Стопа, продолжали проникать вглубь леса, несмотря на то, что силы их приходили к концу, — до того они устали, находясь во власти охватившей их страсти к охоте. Они шли вперед, не размышляя о том, представится ли им возможность по окончании охоты выйти из леса.
 По мере удаления от опушки лес становился все гуще и гуще. Породы деревьев не менялись; по-прежнему встречались только береза, осина, пихта и ель, но крупных размеров. Сама почва при этом оказывалась все менее засоренной хворостом и как бы расчищенной от корней и зарослей.
 Охотники не видели уже лосей. Но Стоп не терял их следа. Его лай продолжал неумолчно раздаваться, а сам он, несомненно, находился где-нибудь недалеко от своего хозяина.
 Сумми Ским и Нелуто продолжали все дальше углубляться в лес. Немного позже полудня лай собаки неожиданно прекратился. К этому времени они вышли на такое место, где деревья росли не так часто. Сюда проникали прямые лучи солнца. На каком расстоянии находились они от опушки леса?
 Сумми Ским, который мог отдать себе некоторый отчет во времени, истекшем с той поры, когда они стали удаляться вглубь леса, полагал, что они просили от восьми до десяти километров. Таким образом, в их распоряжении оставалось достаточно времени, чтобы вернуться в лагерь после небольшого отдыха, в котором они так нуждались. Но они не могли вернуться без собаки, а между тем Стоп не возвращался.
 — Где бы он мог пропадать? — спросил Сумми Ским.
 — Несомненно, он преследует лосей, — ответил индеец.
 — Но в таком случае где же лоси?
 Как бы в ответ на этот вопрос внезапно, не дальше чем в ста метрах, раздался лай Стопа. Не обменявшись ни одним словом, оба охотника бросились по тому направлению, откуда раздавался лай собаки.
 Всякая осторожность была забыта. Сумми Ским, почти задыхаясь, кинулся бежать.
 Эта страсть могла их увлечь далеко вглубь леса. И действительно, теперь ими взято было направление не на северо-запад. Стадо лосей свернуло и уходило к юго-западу. За стадом несся увлеченный погоней Стоп, а за Стопом следовали, едва переводя дух, еще более охваченные страстью охотники. Теперь лоси убегали от преследователей, повернув тыл к Золотой горе и лагерю.
 Солнце уже начало склоняться к западному горизонту. Охотники не могли теперь вернуться к шести часам вечера, как обещали, по они могли еще опоздать на час, на два, вот и все, и во всяком случае возвратиться до наступления ночи.
 Но Сумми Ским и Нелуто были неспособны рассуждать. Они продолжали бежать так быстро, как только позволяли их силы, думая только о встрече с лосями. Они позабыли даже отозвать Стопа.
 Время все шло; охотники настолько обессилели, что уже не чувствовали усталости. Сумми Ским не знал даже, где он находится. Он словно охотился не в незнакомых местностях Дальнего Севера, а в окрестностях Монреаля.
 Один или два раза ему и Нелуто казалось, что они достигли успеха. Несколько лосей показались в густых кустарниках на расстоянии не больше пятисот шагов. Но легкие и быстроногие животные исчезали так же быстро, как появлялись, и не давали случая послать им с надежного расстояния вдогонку пулю.
 Так прошло в тщетном преследовании несколько часов, и вскоре ослабевший лай собаки указал, что лоси успели уйти далеко вперед. Наконец лай стих — потому ли, что собака слишком удалилась, или же чересчур долгое преследование настолько ее утомило, что она не в состоянии была подавать голос.
 Ским и Нелуто, потеряв последние силы, упали на землю. Было четыре часа пополудни.
 — Кончено! — воскликнул Ским, как только почувствовал возможность говорить.
 Нелуто склонил голову в знак согласия.
 — Где мы? — спросил Сумми Ским.
 Индеец выразил знаком недоумение и оглянулся вокруг себя.
 Оба охотника лежали на широкой лужайке, которую пересекал небольшой ручеек, текущий по направлению к юго-востоку. Лужайка ярко освещалась солнечными лучами, но на ее окраине густо росли деревья.
 — Надо отправляться в путь, — сказал Сумми Ским.
 — Надо возвратиться в лагерь, — ответил Нелуто, чувствуя, что его ноги не в состоянии двигаться.
 — Конечно! — воскликнул Сумми Ским, пожимая плечами.
 — В таком случае — в путь! — решил индеец.
 Он с трудом поднялся и двинулся по окраине лужайки.
 Не успел он пройти и десяти шагов, как внезапно остановился, устремив взор на почву, почти у самых ног.
 — Взгляните, господин Ским, — сказал он.
 — Что такое? — спросил Ским.
 — Огонь, господин Ским.
 — Огонь?!
 — Да! Здесь недавно разведен был огонь.
 Действительно, Ским, подойдя, увидел небольшое пятно пепла, перед которым стоял неподвижно и задумчиво индеец.
 — Следовательно, в этом лесу находятся охотники! — воскликнул Сумми.
 — Охотники… или кто-либо другой, — ответил индеец.
 Сумми наклонился и стал внимательно рассматривать подозрительный пепел.
 — Этот пепел, во всяком случае, не со вчерашнего дня, — сказал он, поднявшись.
 Действительно, беловатый пепел настолько отсырел, что имел вид грязи, и, следовательно, должен был пролежать здесь довольно долго.
 — Мне казалось бы… — сказал Нелуто. — Но вот что нам даст указание.
 Острые глаза индейца остановились на каком-то блестящем предмете, лежавшем в траве в нескольких шагах от потухшего костра.
 Он стремительно бросился к этому предмету, наклонился и, подняв его, вскрикнул от удивления.
 Это был кинжал с плоским лезвием и медной рукояткой.
 Осмотрев его внимательно, Нелуто заявил:
 — Если нельзя точно определить время, когда был здесь разведен костер, то вот кинжал, который свидетельствует, что он утерян не меньше десяти дней назад.
 — Да, — ответил Сумми Ским, рассматривая кинжал. — Лезвие еще достаточно блестит и только слегка местами покрылось ржавчиной; она — прямое доказательство того, что кинжал пролежал несколько дней в траве.
 Оружие, как это определил Нелуто, внимательно осмотрев его со всех сторон, было испанской фабрикации. На рукоятке был выгравирован инициал М, а на лезвии слово «Аустин» — название столицы Техаса.
 — Таким образом, — заявил Сумми Ским, — прошло всего несколько дней, а может быть, и несколько часов, с тех пор, как незнакомцы покинули эту лужайку!..
 — И это не были индейцы, — заметил Нелуто, — потому что индейцы не употребляют кинжалов.
 Сумми тревожно оглянулся вокруг.
 — Кто знает, — сказал он, — быть может, они направились к Золотой горе?..
 Это предположение было правдоподобно. И если человек, которому принадлежал этот кинжал, входил в состав многочисленного отряда, то Бену Раддлю и его товарищам угрожала большая опасность. Возможно, что в это время отряд уже бродил где-либо в окрестностях лимана Маккензи.
 — Идем! — воскликнул Сумми Ским.
 — Немедленпо, — ответил Нелуто.
 — А наша собака? — вспомнил Сумми.
 Индеец стал звать собаку, крича изо всех сил, поворачиваясь во все стороны. Но его зов собакой не был услышан, так как она не возвратилась.
 Думать об охоте на лосей теперь уже не приходилось; необходимо было торопиться вернуться как можно скорее в лагерь, чтобы оповестить караван об угрожающей ему опасности и принять нужные меры для его охраны и защиты.
 — В путь, не теряя ни минуты! — скомандовал Сумми Ским.
 В этот момент шагах в трехстах от лужайки раздался выстрел.

 Глава десятая. ПУСТЫНЯ ОКАЗЫВАЕТСЯ НАСЕЛЕННОЙ

 После того как Сумми Ским и Нелуто отправились на охоту за лосями, Бен Раддль произвел новый осмотр работ. Если ни в чем не случится задержки, канал будет окончен сегодня вечером; оставалось только открыть пропускной канал на левом берегу реки Руббер, несколькями ударами кирки разбить перегородку в горловине, и вода с шумом и пеной устремится в недра Золотого вулкана.
 Огромные массы воды, обращенные в пары вулканическим огнем, должны были произвести страшное давление. Внутренние вулканические массы состояли, конечно, в значительной части из лавы, шлаков и вообще малоценных веществ; с ними смешались бы золотые самородки и золотоносные кварцы, но их легко было бы выделить, не прибегая к сложный химическим процессам.
 — Увидим, — ответил Бен Раддль Скиму, который высказал ему это сомнение. — Нам необходимо экономить время. Мы потратили уже половину июля.
 — Было бы неблагоразумно, — заявил Билль Стеллъ, — задерживаться больше пятнадцати дней у устья Маккензи. Чтобы вернуться в Клондайк, потребуется не меньше трех недель. Надо принять во внимание, что наши повозки, быть может, будут сильно нагружены…
 — Будут, будут, не сомневайтесь!..
 — В таком случае, господин Раддль, ко времени нашего прибытия в Доусон уже минует начало сезона. Если зима будет ранняя, то мы рискуем встретить большие затруднения при переходе страны озер, чтобы выйти к Скагуэю.
 — Золотые ваши слова, мой любезный Стелль, — ответил инженер в шутливом тоне, — да такими быть им и надлежит, когда они произносятся у подножия Золотой торы! Но не беспокойтесь. Я буду очень удивлен, если в продолжение восьми дней наш обоз не соберется в путь на Клондайк.
 День прошел обычным порядком, наступил вечер; канал продолжали буравить.
 К шести часам после полудня ни тот, ни другой охотник не возвратились; на восточной равнине не раздавались сигналы, извещающие об их прибытии. Бен Раддль не тревожился. Сумми Ским имел еще целый час в своем распоряжении. Тем не менее Билль не раз отправлялся по ту сторону канала, рассчитывая увидеть возвращающихся охотников. Но он никого не видел: ни один силуэт не обрисовывался на горизонте.
 Спустя час Бен Раддль, который стал уже проявлять нетерпение, дал себе обещание сделать двоюродному брату выговор, но его решение оставалось неисполненным ввиду досадного отсутствия виновного.
 Наступило семь часов, а Сумми Ским и Нелуто не возвращались. Дурное расположение духа Бена Раддля сменилось беспокойством. Это беспокойство удвоилось, когда прошел еще час, а отсутствующих все не было.
 — Они увлеклись охотой, — повторял инженер. — Этот чудак Ским становится положительно невменяемым, когда перед ним зверь, а в руках ружье… Он идет, идет и идет… У него не хватает рассудка, чтобы вовремя остановиться… Я должен был с самого начала воспротивиться этой охоте.
 — Темнота наступит не раньше десяти часов, — сказал Билль Стелль, чтобы несколько успокоить инженера. — Нельзя допустить мысли, чтобы господин Ским мог заблудиться. Золотая гора видна издалека, а в темноте ее пламя служит прекрасным маяком.
 Последний довод был вполне справедлив. На какое бы расстояние ни удалились охотники, отсвет вулкана мог служить им сигнальным огнем, обещающим возвращение в лагерь. Но они могли сделаться жертвой какой-нибудь случайности. Быть может, они теперь находятся в таком положении, что не в состоянии возвратиться?..
 Прошло еще два часа. Бен Раддль не мог спокойно сидеть на месте, да и Билль приходил в нервное состояние. Солнце скрылось за горизонтом, стало темнеть, и местность лишь слабо освещалась белой полоской, едва видневшейся на западном небосклоне.
 Спустя некоторое время Бен Раддль и Стелль, беспокойство которых все возрастало, покинули лагерь, направляясь вдоль подошвы горы. Окинув взором в последний раз равнину, они удостоверились, что она была пустынна и все в ней было неподвижно. Они внимательно прислушивались к малейшему шуму, но вокруг царила мертвая тишина, а ночь бее гуще одевала своим покровом окружающую местность.
 — Как вы думаете, господин Раддль, — спросил Стелль, — охота на лосей ведь не представляет опасности? Но не могли ли Ским и Нелуто встретиться с медведями?..
 — С медведями или другими хищниками, Билль… Да, я боюсь, что с ними приключилось несчастье.
 Билль Стелль быстро схватил руку инженера.
 — Послушайте! — прошептал он. Вдали раздавался лай собаки.
 — Стоп! — воскликнул Бен Раддль.
 Лай стал слышаться отчетливее, к нему примешивалось болезненное взвизгивание; по-видимому, собака была ранена.
 Бен Раддль и его товарищ бросились навстречу Стопу; пройдя шагов двести, они встретились с ним.
 Собака вернулась одна. Она волочила левую заднюю ногу и, по-видимому, совершенно выбилась из сил.
 — Ранена! Ранена — и одна! — восклицал Бен Раддль. Сердце его учащенно билось.
 Стелль высказал предположение:
 — Может быть, Стоп ранен самим хозяином или Нелуто?..
 — Почему же он тогда не остался с Сумми? Сумми оказал бы ему помощь и мог бы возвратиться вместе с ним, — возразил Бен Раддль.
 — Во всяком случае, — сказал Билль Стелль, — надо собаку отвести в лагерь и осмотреть там ее рану. Если она легкая, то, быть может, животное в состоянии будет повести нас по следу своего хозяина…
 — Да, — ответил инженер, — нас отправится несколько человек, хорошо вооруженных, и притом немедленно, не ожидая наступления дня!
 Стелль понес собаку на руках. Через десять минут все они были в лагере.
 Собаку внесли в палатку и стали тщательно осматривать рану. Рана не была опасна. Животное было ранено пулей, которая, пробив кожу, проникла в мускулы, но не задела ни одного важного органа.
 Стелль удачно извлек пулю.
 Бен Раддль взял пулю в руки и стал ее внимательно рассматривать.
 — Эта пуля выпущена не из ружья Сумми, — сказал он. — Она гораздо больше его пуль и не войдет в дуло охотничьего карабина.
 — Вы правы, — подтвердил Билль Стелль.
 — На них напали авантюристы, разбойники! — воскликнул инженер. — Они должны были защищаться. Да, теперь все ясно! Во время нападения Стоп был ранен. Он не остался около своего хозяина потому, что его хозяина захватили… или он погиб вместе с Нелуто… Ах, мой бедный Сумми, мой бедный Сумми!..
 Что мог ответить Билль Стелль? Извлеченная из тела Стопа пуля, которая, очевидно, не принадлежала ни Сумми, ни Нелуто, собака, вернувшаяся одна без хозяина, — все это подтверждало предположение Бена Раддля. Можно ли было сомневаться в том, что с охотниками приключилось несчастье? Или Сумми Ским и его товарищ погибли, защищаясь, или они находятся в плену у напавших на них. Как же иначе объяснить, что они до сих пор не возвратились?»
 В одиннадцать часов Бен Раддль и Стелль решили ознакомить с положением дел всех своих товарищей. Лагерь был поднят на ноги, и вкратце инженер сообщил, что Сумми Ским и Нелуто отправились на охоту и до сих пор не возвратились.
 Жанна Эджертон высказала единодушное решение всех собравшихся.
 — Надо отправиться к ним на помощь, — воскликнула она дрожащим голосом,
 — надо их выручить и выступить, не медля ни одной минуты!
 Тотчас же все стали готовиться к выступлению. О запасах продовольствия и обозе не пришлось заботиться, так как каравану не надо было идти далеко от Золотой горы, по крайней мере для первоначальной разведки. Но все вооружились, зарядили ружья, решив защищаться до последней возможности в случае нападения и смела действовать с целью выручить из плена обоих охотников.
 Уход за Стоном был самый внимательный. Пулю, которой он был ранен, извлекли, рану тщательно перевязали. Обильно накормили и напоили его, так как он изнемогал от голода и жажды. Почуяв, что лагерь собирается в поход, он стал ластиться и взвизгивать, заявляя о своем желании принять участие в предстоящей разведке.
 — Мы его возьмем с собой, — заявила Жанна Эджертон, — и понесем на руках, если он утомится. Быть может, он нас наведет на след господина Скима…
 Если бы в продолжение ночи разведка оказалась безрезультатной, то решено было продолжать ее на следующий день и осмотреть всю местность между Полярным океаном и рекой Поркьюпайн. О Золотой горе пока не поднимали вопроса; прежде всего надо было найти Сумми Скима или что-нибудь узнать о постигшей его участи.
 Все выступили в поход.
 Жанна Эджертон шла во главе отряда, с правой и левой стороны от нее находились Бен Раддль и Билль Стелль; последний нес собаку. Отряд двинулся вдоль подошвы горы, изнутри которой доносилось бурное клокотание, заставлявшее вздрагивать землю; из вершины горы, окутанной густым паром, вырывались длинные огненные языки, ясно различаемые в ночной темноте.
 Подойдя к западному склону горы, отряд остановился; здесь состоялся совет.
 В каком направлении предпринять разведку? Ничего не могло быть проще и целесообразнее, как довериться инстинкту собаки, которую спустили на землю. Разумное животное, казалось, понимало, чего от него требуют. Оно быстро, виляя хвостом, стало рыскать во все стороны, обнюхивая землю и нервно тявкая.
 После нескольких минут колебания Стоп уверенно побежал вперед по направлению к северо-западу.
 — Но когда господин Ским отправлялся сегодня утром на охоту, — заметил Стелль, — он пошел ведь на юг?..
 — Идем за собакой, — возразила Жанна Эджертон, — она лучше нас знает, куда следует идти.
 Продолжая путь в принятом направлении, маленький отряд спустя час вышел на равнину, затем двинулся дальше и подошел к опушке того леса, в который вошли и охотники, но в другом месте, на расстоянии двух лье. Здесь отряд остановился в нерешительности.
 — В чем дело? Чего мы ждем? — воскликнула нервно Жанна.
 — Наступления дня, — ответил Билль Стелль. — В лесу так темно, что ничего не видно. Стоп стоит в нерешительности.
 Но нет. Стоп колебался лишь одну секунду. Он неожиданно сделал скачок, исчез между деревьями и стал громко лаять.
 — Идем за ним! — вскрикнула Жанна Эджертон.
 — Нет! Подождите, стойте! — скомандовал Билль Стелль, удерживая своих товарищей. — Держите оружие наготове.
 Однако надобности в оружии не встретилось. Почти тотчас же, в сопровождении собаки, которая, по-видимому, забыла даже, что она ранена, на опушку выскочили два человека, и через секунду Сумми уже находился в объятиях своего кузена. Первым его словом было:
 — В лагерь… в лагерь!..
 — Что случилось? — спросил Бен Раддль.
 — Там узнаешь… — ответил Сумми Ским. — В лагерь, говорю вам, в лагерь!..
 Пользуясь пламенем вулкана как маяком, все быстрыми шагами направились обратно в лагерь. Спустя час с небольшим они допели до реки Руббер. Вскоре должен был наступить день. На северо-востоке уже показалась розовая заря.
 Раньше чем отправиться в свои палатки, Бен Раддль, Жанна Эджертон, Стелль и Сумми в последний раз осмотрели подступы к Золотой горе, но не заметили в бледноватом рассвете дня ничего подозрительного.
 Когда они остались одни, Сумми кратко сообщил своим товарищам обо всем том, что с ними приключилось в промежуток времени между пятью часами утра и шестью вечера. Он рассказал, как они начали преследовать лосей. Это продолжалось до двенадцати часов дня, но неудачно. Затем о вторичном преследовании тех же лосей, когда раздался лай собаки, и, наконец, как они вышли на лужайку, где немного отдохнули и где нашли пепел от потухшего костра.
 — Очевидно, — добавил он, — индейцы или иностранцы расположились лагерем где-нибудь недалеко отсюда. В этом нет ничего неожиданного.
 — Я с вами вполне согласен, — сказал Стелль. — Случается, что экипажи китоловов высаживаются на морской берег, не говоря уж об индейцах, которые в эту часть года охотно посещают здешнюю местность.
 — Но, — продолжал Сумми Ским, — в ту минуту, как мы поднялись, чтобы идти к себе в лагерь, Нелуто, сделав несколько шагов, наглел в траве оружие… вот это самое.
 Бен Раддль и Стелль стали рассматривать кинжал и так же, как Нелуто, с первого взгляда определили, что он испанской работы.
 — По наружному виду этого кинжала, — продолжал Сумми Ским, — можно установись, что он был потерян уже несколько дней. Что же касается литеры М, выгравированной на рукоятке…
 — Она вам ничего не могла указать, господин Ским, — перебил Стелль.
 — О нет, Билль! Она мне подсказывает одно имя…
 — Какое, чье имя?
 — Имя техасца… Малона…
 — Малона!
 — Да, Бен.
 — Компаньона Гунтера? — спросил Билль Стелль.
 — Именно, его самого.
 — Они там были всего несколько дней назад? — заинтересовался инженер.
 — Они там еще до сих пор, — ответил Сумми Ским.
 — Вы их видели? — спросила Жанна Эджертон.
 — Дослушайте мой рассказ до конца, тогда вы все поймете.
 И Сумми Ским продолжал свое повествование.
 — Мы, я и Нелуто, после этой находки отправились в путь. Этот кинжал вызвал в нас сильное беспокойство. Вдруг на небольшом расстоянии от нас раздался ружейный выстрел. Что в лесу находятся охотники, это уже не подлежало сомнению, и они должны были быть европейцами, так как индейцы не употребляют огнестрельного оружия. Но кто бы ни были они, благоразумие требовало держаться настороже. Дальше явился вопрос, не предназначался ли этот выстрел одному из лосей, за которыми мы с Нелуто так неудачно охотились? Я был уверен, что это так и было, но только до той минуты, пока не узнал, что наш Стоп ранен. Тогда для меня стало ясно, что заряд был направлен в собаку.
 — Когда мы увидели без тебя, — перебил рассказчика Бен Раддль, — его, обессиленного, еле волочившего ноги, к тому же раненого, как мы убедились, чужой пулей… подумай, что я должен был испытать! Ты не возвращался, и я испытывал страшное беспокойство. Я мог предположить лишь, что ты и Нелуто подверглись нападению, во время которого твоя собака была ранена… Ах, Сумми, Суммит . Я считал себя виновником этого несчастья и не мог простить себе этого…
 Сильное волнение охватило Бена Раддля. Сумми Ским понял, что происходило в душе его двоюродного брата.
 — Бен, мой дорогой Бен! — восклицал он, пожимая с чувством руку своего кузена. — Что сделано, то сделано. Прошу тебя, не возражай… Наше положение становится опасным, но оно все же не безнадежно, и я уверен в благоприятном исходе. Как только мы услышали выстрел, раздавшийся с востока, то есть в том направлении, в котором нам нужно было возвращаться в лагерь, мы поспешили покинуть лужайку, так как здесь нас могли заметить. Мы вошли в густой кустарник, который нас скрывал. Вскоре мы услышали невдалеке многочисленные голоса. Толпа людей приближалась, как казалось, прямо к нам. Хотя мы и скрывались, но нам хотелось увидеть этих людей поближе. Нас очень интересовало, кто они и что делают на таком недалеком расстоянии от Золотой горы. Знали ли они о существовании вулкана и не направляются ли к нему? Все это нас крайне интересовало, Убежденные, что незнакомцы не преминут расположиться на ночь на лужайке, мы выбрали в густом кустарнике такое место, которое нас прекрасно скрывало и в то же время предоставляло возможность видеть всю окружающую местность. Мы могли одновременно и видеть, и слышать. Мы заняли наш наблюдательный пункт вовремя. Толпа показалась почти тотчас же. Она состояла из сорока человек, из которых половина были американцы, а остальные — индейцы. Мы действительно не ошиблись в нашем предположении, они, видимо, решили провести ночь на лужайке, так как стали разводить костры, чтобы приготовить себе ужин. Из всех этих людей никто не был знаком ни мне, ни Нелуто. Они были вооружены ружьями и револьверами, которые развесили на деревьях. Говорили они между собой так тихо, что я не мог расслышать их разговоров.
 — А Гунтер… Малон? — спросил Бен Раддль.
 — Они появились спустя четверть часа, — ответил Сумми Ским, — в сопровождении одного индейца и управляющего, который заведовал эксплуатацией прииска номер сто тридцать один. О, мы его хорошо узнали, и я, и Нелуто! Да, эти негодяи находятся в окрестностях Золотой горы, и с ними целая банда авантюристов.
 — Зачем они сюда явились? — поставил вопрос Стелль. — Известно ли им о существовании Золотой горы? Знают ли они, что наш караван прибыл сюда?
 — Я задавал себе те же вопросы, Билль, — ответил Сумми Ским, — и кончил тем, что на все эти вопросы получил ответы.
 В этот момент Стелль сделал знак Сумми Скиму замолчать. Ему показалось, что он услышал шум снаружи палаток. Он встал и вышел осмотреть окрестности лагеря.
 Обширная равнина была пустынна; не было видно никого, кто приближался бы к вулкану, внутренний рокот которого один лишь нарушал тишину ночи.
 Как только Стелль, возвратившись, занял свое место, Сумми Ским стал продолжать рассказ:
 — Оба техасца уселись на окружавшей лужайку опушке, всего шагах в десяти от того куста, за которым мы укрылись. Они стали говорить о собаке, которую встретили на своем пути. Я понял, что речь шла о Стопе. «Странная встреча в этом лесу, — сказал Гунтер, — нельзя допустить, чтобы животное решилось само удалиться от людей». «Здесь охотники, — ответил Малон, — в этом не может быть сомнения. Вопрос только — где они? Собака пустилась бежать вот в этом направлении»… Малон протянул руку по направлению к востоку. «Э, — воскликнул Гунтер, — едва ли это охотники! Они так далеко не заходят, преследуя жвачных или хищных животных». «Ты прав, Гунтер, — согласился Малон. — Здесь находятся золотоискатели в погоне за новыми месторождениями драгоценных металлов». «Ну, после того, как мы наложим свою руку, — заметил Гунтер, — им немного останется». «Не хватит, чтобы наполнить даже блюдечко или раковину», — подтвердил Малон» заливаясь хохотом и изрытая ругательства. Наступило молчание, затем оба бандита стали снова разговаривать… Вот каким образом я узнал все, что нам так интересно было узнать. Гунтер и Малон уже во второй раз останавливались лагерем на этой лужайке. Отправившись два месяца назад из Серк-сити, они случайно заблудились. Им служит проводником некий индеец по имени Крарак, который слышал о существовании Золотого вулкана, но точного его местонахождения не знает. Банда, сделав понапрасну большой крюк в восточном направлении, дошла на два дня раньше нас до реки Пил, и, по всей вероятности, против этой именно банды пришлось защищаться гарнизону форта Мак-Ферсон. От форта она двинулась в западном направлении и, значительно уклонившись к югу, вошла в лес, в котором находится сейчас и в котором она заблудилась. Таким образом, дней двенадцать назад она уже стояла биваком на лужайке. Это она развела костры, потухший пепел которых мы заметили. Дым этих-то костров и заприметил поверх деревьев Нелуто в последнее наше восхождение на вершину вулкана. Расположившись на короткое время биваком на лужайке, Гунтер и его банда, по совету своего плохого проводника Крарака, отправились на запад. Естественно, что их разведка в этом направлении оказалась безрезультатной. Потеряв таким образом напрасно время, они решили изменить направление, идти на восток и исследовать всю прибрежную полосу с целью найти Золотой вулкан. Но и до сих пор они не знают местонахождения вулкана, хотя, без сомнения, это вопрос только времени, и притом очень непродолжительпого. Нам это надо иметь в виду и принять нужные меры.
 Таков был рассказ Сумми Скима.
 Бен Раддль прослушал его, не перебивая кузена вопросами и замечаниями, и погрузился в размышление. Совершилось именно то, чего он так опасался. Француз Жак Леден не был единственным лицом, знавшим о существовании Золотого вулкана. Эта тайна была известна одному индейцу, и он ее открыл техасцам. Последние скоро узнают, где находится вулкан; им не было надобности ради этой цели совершать путешествие по всему побережью Северного Ледовитого океана. Выйдя из леса, они тотчас же заметили бы пламя, вырывающееся из кратера, хотя и на очень незначительную высоту. Через час они достигли бы подошвы горы, а через несколько минут дошли бы до лагеря их прежних соседей по Форти-Майльс-Крик. И тогда — что могло произойти?..
 — Сколько ты насчитал их всего? — спросил Бен Раддль Скима.
 — Сорок вооруженных человек.
 — Два против одного!.. — воскликнул озабоченный Бен Раддль.
 Жанна Эджертон со свойственной ей живостью не преминула высказаться.
 — Пусть и два против одного! — воскликнула она. — Положение очень серьезное, но не безнадежное. Если они имеют преимущество в численности, то на нашей стороне превосходство позиций. Это уравнивает шансы.
 Бен Раддль и Сумми Ским окинули восхищенным взглядом молодую девушку-воина.
 — Вы совершенно правы, мисс Жанна, — заметил Бен Раддль. — Мы будем защищаться, если это будет необходимо. Но предварительно мы должны принять все меры, чтобы нас не заметили.
 Стелль повесил голову; он имел очень скептический вид.
 — Это, мне кажется, очень трудно сделать, — сказал он.
 — Во всяком случае, попробуем, — ответил Сумми.
 — Конечно, — подтвердил Билль Стелль. — Надо постараться все предусмотреть. Надо решить, что делать, когда мы будем открыты и когда нас вызовут на защиту с оружием в руках!
 — Все это мы обдумаем, — ответил инженер, — а пока не будем волноваться понапрасну и останемся спокойными.

 Глава одиннадцатая. ПЕРЕД БИТВОЙ

 Можно ли было рассчитывать, что Золотая гора не будет открыта бандой техасцев? Нет! Гунтер сразу увидел бы ее, как только достиг бы опушки леса. К тому же он имел проводником Крарака, который, как это слышал Сумми Ским, не раз произносил название вулкана.
 Но раз вулкан был бы открыт, можно ли допустить, что Бен Раддль и его товарищи не будут замечены? Это было просто немыслимо. Но, допустив даже, что они останутся незамеченными, можно было смело держать пари тысяча против одного за то, что их местопребывание выдадут работы по устройству канала для отвода вод реки Руббер в недра вулкана.
 А если так, то борьба была неизбежна.
 Ко всему этому банда Гунтера насчитывала сорок человек, а Бен Раддль и его товарищи составляли отряд всего в двадцать человек. И это значительное превосходство в численности едва ли можно было уравнять или заменить храбростью.
 В данную минуту приходилось только выжидать событий. Через два дня самое большее, а то и раньше Гунтер должен был появиться перед Золотым вулканом.
 Покинуть лагерь на Маккензи, отправиться в путь на Клондайк, оставить занятую местность и работы в полное распоряжение техасцев — об этом не могло быть никакой речи.
 Стелль и тот не решился предложить это товарищам. Да и к чему? Они все равно ответили бы отказом. Разве они не сознавали, что им по праву первенства принадлежит этот вулкан? Понятно, они его не уступили бы, не попытавшись защищать до последней возможности.
 Сам Сумми Ским — рассудительный Сумми Ским! — был сторонником упорной борьбы.
 Отступить перед этим Гунтером, грубости которого в день его прибытия в Скагуэй он до сих пор не забыл? Ни за что! Он не отступит перед негодяем! Больше того, он даже испытал бы удовольствие при встрече лицом к лицу с этим врагом, с которым его разъединила катастрофа в Форти-Мальс-Крик. Им надо было свести счеты; теперь такой случай представляется, и нет нужды его пропускать.
 — Через несколько часов мы увидим эту банду, — обратился на следующий день Билль Стелль к Бену Раддлю, возвращаясь к разговору, происходившему между ними накануне. — Что предпримет Гунтер, когда выйдет на опушку? Остановится ли он, чтобы расположиться лагерем, или пойдет дальше к подошве горы и так же раскинет лагерь на берегу Маккензи, как и мы?
 — Я думаю, Билль, — ответил инженер, — что техасцы захотят немедленно же взобраться на вершину Золотого вулкана, чтобы узнать, нельзя ли тут набрать золотого песку. Это несомненно.
 — Да, несомненно! — подтвердил Стелль. — Но затем, когда они убедятся в невозможности проникнуть туда, они сойдут с горы. И вот тогда появляется вопрос, что они предпримут. Они не уйдут, пока не окончится извержение или не потухнет вулкан. Следовательно, они раскинут где-нибудь здесь поблизости лагерь.
 — Если только не уберутся туда, откуда пришли! — воскликнул Стелль. — Это будет самое лучшее.
 — Можешь быть уверен, что они этого не сделают, — возразил Бен Раддль.
 — К тому же присутствие собаки в лесу вызвало в них подозрение. Они захотят узнать, нет ли здесь других золотоискателей, уже занявших устье Маккензи, и предпримут разведку вплоть до лимана.
 — В таком случае, — ответил Сумми Ским, — наше местопребывание будет скоро им известно, и они предпримут на нас охоту. Я постараюсь выйти навстречу самому Гунтеру. Хорошо было бы, если бы французская или американская дуэль, по его выбору, могла покончить все это дело!
 Однако нельзя было рассчитывать на такой исход в предстоящем столкновении. Техасцы, увидев значительное численное превосходство на своей стороне, конечно, воспользовались бы этим, чтобы стать единственными хозяевами Золотой горы. Следовательно, необходимо было готовиться отбить их атаку.
 Ввиду надвигающейся опасности были приняты все нужные меры.
 Билль Стелль поместил отряд и обоз по ту сторону канала. Повозки и палатки были размещены под деревьями, росшими на трапециевидной площадке, ограниченной с одной стороны каналом, а с трех прочих сторон — вулканом и берегом реки Руббер. Хотя почва здесь была покрыта лишь редкой травой, но последней как подножного корма хватило бы скоту на несколько дней. Таким образом, караван находился как бы в укрепленном лагере, почти неприступном с запада, юга и востока, а с севера самый канал составлял оборонительную линию, для перехода которой осаждающим пришлось бы идти под огнем карабинов.
 Все нужное для защиты вооружение было приготовлено. Все люди были снабжены ружьями, револьверами и кортиками, не говоря уж о замечательно метком карабине Сумми Скима.
 Само собой разумеется, в эти дни охотники перестали охотиться, а рыболовы — посещать бухточку морского берега для ловли рыбы; все это делалось с целью экономии боевых припасов.
 С рассветом Бен Раддль стал строить перед входом в подземную галерею заграждение таких размеров, чтобы оно не могло быть размыто водой при спуске вод реки Руббер для наполнения канала. Таким образом, защитив оборонительную линию, Раддль в то же время оставался полным хозяином вулкана. Он приказал просверлить отверстия в стене канала вулкана, расположенной в глубине галереи, и заложить в них, соблюдая величайшую осторожность, патроны. Теперь в любой момент, как только встретилась бы в том надобность, достаточно было лишь поджечь патроны.
 Подготовив все, что можно было, стали ждать атаки. Люди расположились в самой отдаленной части лагеря. Чтобы их увидеть, надо было подойти вплотную к левому берегу реки Руббер.
 Бен Раддль, Сумми Ским и Стелль не раз переходили за канал, так как оттуда можно было осматривать равнину на большом расстоянии.
 Равнина была пустынна. Нигде не показывался ни один человек. Никого не было видно и со стороны морского берега.
 — Очевидно, — сказал Стелль, — техасцы находятся еще в лесу.
 — Никто их оттуда и не гонит, — заметил Сумми Ским.
 — Возможно, — сказал Бен Раддль, — что они хотят до выхода из леса ознакомиться с местностью; в таком случае они дойдут до горы только к ночи.
 — Это возможно, — согласился Стелль, — но тем не менее нам надо быть все время настороже. День прошел спокойно; наступила ночь, и тишина, вопреки предположению Бена Раддля, ничем не нарушалась. Сумми Ским, по обыкновению, заснул сразу, тогда как Бену Раддлю удалось задремать лишь с трудом. Беспокойство и раздражение отняли у него сон. Довести все работы до конца и вдруг встретить такое неожиданное и грозное препятствие к достижению намеченной цели!.. Он чувствовал всю тяжесть ответственности, которая ляжет на его плечи, если ему не удастся избавиться от банды Гунтера. Разве не по его почину организовалась эта экспедиция? Разве не он был инициатором этой кампании, которая может так несчастливо закончиться? Разве не он заставил Сумми Скима провести второй год в этих заброшенных местах Канады?
 В пять часов утра Бен Раддль и Стелль снова посетили канал. Они возвратились, не заметив ничего необычного.
 Погода обещала быть прекрасной: барометр показывал «ясно», и его стрелка стояла неподвижно на этой черте. Свежий ветерок уменьшал зной, который в противном случае был бы нестерпим. Этот охлаждающий ветерок уносил к югу выходящие из кратера пары, которые, как это показалось инженеру и Стеллю, были не так густы и менее дымны, чем накануне.
 — Вулканическая работа, по-видимому, уменьшается? — спросил Бен Раддль.
 — Я полагаю, что да, — ответил Стелль, — и если бы вулкан совершенно потух, то это только упростило бы нам работу.
 — А также и Гунтеру, — подсказал инженер.
 В полдень Нелуто, в свою очередь, отправился на один из наблюдательных пунктов на равнине. Его сопровождал Стоп, который не чувствовал ни малейших последствий от полученной им раны. Если бы кто-либо из банды решился пробраться, до основания горы, то чуткое животное легко нашло бы его след.
 Около трех часов пополудни Бен Раддль, Сумми Ским и Стелль осматривали крутой берег реки. Дойдя до того места, где начинался отводный канал, они внезапно встревожились. На равнине, где находились на разведке Стоп и индеец, раздался лай.
 — Что случилось? — спросил Стелль.
 — Вероятно, наша собдка спугнула дичь, — ответил Бен Раддль.
 — Нет, — заявил Сумми Ским. — в этих случаях у нее бывает иной лай.
 — Пойдем! — воскликнул инженер.
 Не прошли они и ста шагов, как встретили Нелуто, который бежал, едва переводя дух. Они поспешили ему навстречу.
 — Что случилось, Нелуто? — спросил Бен Раддль.
 — Вот они! — ответил индеец. — Они приближаются!..
 — Все? — спросил Бен Раддль.
 — Все!
 — На каком расстоянии от нас? — спросил инженер.
 — В пятистах метрах приблизительно, господин Бен.
 — Тебя они не видели?
 — Нет, — ответил Нелуто. — Но я их хорошо видел. Они идут густой толпой, с ними их лошади и повозки.
 — Куда они направляются?
 — К реке.
 — Слышали ли они лай собаки?
 — Не думаю, — ответил Нелуто, — так как они находятся слишком далеко.
 — В лагерь! — скомандовал Бен Раддль.
 Спустя несколько минут все четверо были уже за заграждением на канале и присоединились к своим товарищам, которые расположились в тени деревьев Остановится ли Гунтер и его банда, когда они дойдут до основания вулкана, расположатся ли они лагерем где-либо в этой местности? Или, наоборот, не двинутся ли они дальше к лиману Маккензи?.. Последнее предположение казалось наиболее вероятным. Они в силу необходимости должны были расположиться лагерем в такой местности, где была бы годная для питья вода. Так как ни одного ручейка не протекало в равнине, расположенной на запад от Золотого вулкана, а к тому же Гунтер не мог не знать, что здесь недалеко впадает в океан большая река, то это подтверждало вероятность предположения, что банда направится к лиману. Если так, то каким образом могло бы случиться, чтобы они не обратили внимания на работы по прорытию канала и не открыли лагеря, расположенного на поросшей деревьями площадке?
 Однако все время после полудня прошло спокойно. Положение нисколько не изменилось. Намерения банды оставались неизвестными. Ни один человек из банды техасцев не показывался в окрестностях реки Руббер.
 — Возможно, — сказала Жанна Эджертон, — что Гунтер намеревается, как мы это и предполагали, взойти на вулкан, прежде чем выбрать место для устройства лагеря.
 — Это действительно вполне возможно, — ответил Сумми Ским. — Ему интересно ознакомиться с кратером, чтобы убедиться, нет ли там самородков.
 Это предположение не было лишено основания; с ним согласился и Бен Раддль, выразив это утвердительным кивком.
 Как бы там ни было, но день кончился благополучно, так как техасцы не сделали визита лагерю.
 Приняв все меры против возможных случайностей, Стелль и его товарищи решили бодрствовать всю ночь. Больше того, чтобы лучше наблюдать за действиями банды, они, перейдя канал, вышли на равнину: оттуда было удобнее наблюдать за горой.
 До одиннадцати часов было настолько светло, что легко было заметить людей, которые стали бы пробираться по направлению к реке, а спустя три часа наступал рассвет. Эта короткая ночь прошла без инцидента. С восходом солнца положение, по-видимому, ни в чем не изменилось: оно осталось таким же, как и накануне.
 Нападения банды на лагерь почему-то не было. Это еще больше подтверждало вероятность предположения Бена Раддля, высказанного и Жанной Эджертон. Техасцы не показывались, следовательно, они решили прежде всего взойти на вулкан.
 Когда же они предпримут это восхождение? Вот что было крайне желательно узнать. И кроме того, как сделать, чтобы не быть замеченными и не выдать присутствия здесь людей, где укрыться от взоров техасцев и в то же время наблюдать за вершиной горы? Нельзя было и думать выйти на равнину по направлению на юг. Выйти к востоку, к одному из главных рукавов Маккензи? Но и здесь было невозможно укрыться от взоров Гунтера и Малона, когда они взойдут на высокую площадку Золотого вулкана.
 Только один пункт представлял наибольшие удобства. Оттуда можно было видеть обходящих вокруг кратера людей, а самим оставаться для них невидимыми. Этот пункт находился на левом берегу реки и представлял собой группу старых берез, расположившуюся в двухстах шагах от леска, который теперь укрывал Бена Раддля и его товарищей. Между лагерем и группой берез тянулся ряд кустов. Таким образом получалось скрытое сообщение с лагерем, но для этого надо было ползти вдоль кустов по земле.
 С раннего утра Бан Раддль и Билль Стелль направились к этому месту, чтобы убедиться, что отсюда вершину горы прекрасно можно видеть. Почва кругообразной площадки, окружавшей верхушечный конус, состояла, как они это наблюдали во время своего первого восхождения, из застывшей лавы и обломков кварца, причем ходить по этой почве не было трудно. Боковой скат горы опускался почти вертикально, словно стена; почти такой же крутой склон имел и передний, более широкий фас горы.
 — Это превосходный пункт! — воскликнул Ским. — Можно сообщаться с лагерем, и никто оттуда тебя не увидит. Если Гунтер взойдет на площадку, он, наверное, захочет осмотреть все окрестности и положение лимана Маккензи.
 — Да, — согласился Бен Раддль. — Нужно было бы, чтобы мы имели там постоянного часового.
 — Я утверждаю, господин Бен, что оттуда наш теперешний лагерь не виден. Его скрывают деревья. Мы позаботимся потушить все огни, чтобы не было дыма. При таких условиях ничто не выдаст Гунтеру нашего присутствия здесь.
 — Да, это было бы желательно, — ответил инженер. — В этом случае будет хоть слабая надежда, что техасцы, убедившись в невозможности спуститься в кратер, откажутся от своего намерения и удалятся обратно.
 — Пусть их черт уносит! — воскликнул Стелль. — Если вы, господин Бен, желаете, я останусь здесь — я весь к вашим услугам, — а вы возвращайтесь в лагерь.
 — Нет, Билль, я предпочитаю остаться здесь и наблюдать. Ступайте и убедитесь, все ли меры предосторожности приняты. Обратите внимание, чтобы ни одно из наших животных не убежало.
 — Слушаю, господин Бен! — ответил Стелль. — Я скажу господину Скиму, чтобы он через два часа пришел вас сменить.
 — Да, через два часа, — ответил Бен Раддль, располагаясь под березой, откуда ему хорошо была видна площадка вулкана.
 Билль вернулся один в маленький перелесок. В девятом часу Сумми Ским, закинув ружье за спину, словно он собирался на охоту, направился к посту, занятому инженером.
 — Ничего нет нового, Бен? — спросил Сумми Ским.
 — Ничего, Сумми.
 — И до сих пор ни один из этих каналий техасцев не появлялся на вершине?
 — Никто.
 — С каким удовольствием сбил бы я оттуда пару этих молодцов! — воскликнул Сумми Ским, указывая на свой карабин заряженный двумя пулями.
 — На таком расстоянии? — спросил удивленно инженер.
 — Да, правда, это, пожалуй, немного высоко.
 — К тому же, Сумми, надо быть благоразумным: убыль одного или двух человек ничуть не уменьшит опасности, которую представляет для нас эта банда. Если же мы не будем открыты, то можно надеяться, что Гунтер и его сообщники избавят нас от своего соседства, убедившись, что им на вулкане делать нечего.
 Бен Раддль поднялся, чтобы возвратиться в лагерь.
 — Смотри, будь настороже, Сумми, — добавил он. — Если заметишь техасцев на площадке, сейчас же беги к нам сообщить об этом и не забывай, что тебя оттуда не должны видеть.
 — Будь покоен, Бен.
 — Через два часа Стелль придет тебя сменить.
 — Он или Нелуто, — ответил Ским, — на них обоих можно положиться. Но у Нелуто глаза индейца: это много значит.
 Бен Раддль собрался уже уходить, как вдруг Ским схватил его за руку.
 — Подожди! — воскликнул он.
 — Что такое?
 — Смотри — там, наверху!..
 Инженер взглянул по направлению площадки вулкана.
 На ней показался человек, затем другой.
 — Это они! — сказал Сумми Ским.
 — Да, это Гунтер и Малон, — подтвердил Бен Раддль, быстро укрывшись под тенью деревьев.
 Это были два техасца; один из них находился впереди. Ознакомившись с состоянием кратера, они пошли вокруг него, осматривая окрестности и изучая расположение дельты реки Маккензи.
 — А, — шептал Сумми, — вот эти два негодяя… Подумать только: у меня есть две пули для них и нет возможности их выпустить из-за расстояния!..
 Что касается Бена Раддля, то он сохранил полное молчание и спокойствие. Он во все глаза следил за этими двумя людьми, которые, конечно, явились сюда оспаривать у него обладание Золотой горой.
 В продолжение получаса он мог следить за тем, как два техасца ходили по площадке, то исчезая, то снова показываясь. Они внимательно осматривали окрестности, иногда даже свешивались, чтобы лучше разглядеть основание вулкана со стороны лимана.
 Заметили ли они лагерь у подножия горы? Знали ли они, что другой караван прибыл раньше их к устью Маккензи.
 Вскоре к Гунтеру и Малону присоединились еще два человека. Одного из них вскоре узнал Ъен Раддль: это был управляющий прииска N 131. Другой оказался индейцем.
 — А кто этот другой? — спросил инженер. — Не тот ли проводник, который их привел сюда?
 — Да, это он самый. Я его видел на лужайке, — ответил Ским.
 Когда он разглядывал этих четырех авантюристов, ему пришла мысль: а что если они потеряют равновесие и упадут с высоты в двести пятьдесят или триста метров? В таком случае положение сразу упростится. После гибели главных руководителей банда вряд ли решилась бы продолжать кампанию.
 Но этого не случилось. Падение, собственно, произошло; но упали не техасцы, свалившись с вершины, упала довольно солидных размеров глыба кварца, отделившаяся от края площадки.
 Этот большой осколок скалы, встретив при падении выступ на крутом скате, разбился о него на несколько кусков; при дальнейшем падении они, в свою очередь, раскололись о деревья, в тени которых расположился лагерь.
 Сумми Ским не мог удержаться, чтобы не крикнуть, но этот крик вовремя задержал Бен Раддль, зажав ему рот рукой.
 Были ли среди канадцев пострадавшие от этой бомбардировки? Бен Раддль и Сумми Ским этого не знали. Однако в лагере не раздалось ни одного крика.
 Между тем там произошло следующее. Падение глыбы испугало одну из обозных лошадей; животное, порвав привязь, выскочило из лесочка, пустилось скакать по направлению к каналу, перепрыгнуло через него и убежало на равнину.
 С вершины горы раздались ослабленные дальним расстоянием крики. Гунтер и Малон звали своих товарищей.
 Пять или шесть техасцев показались на площадке и вступили в горячий спор между собой. Судя по жестам Гунтера, нетрудно было догадаться, что он теперь знает о присутствии у устья Маккензи каравана и что он отдает соответствующее распоряжение. Понятно, лошадь могла выбежать только из лагеря, и этот лагерь находился у Гунтера под ногами.
 — Проклятая скотина! — воскликнул Сумми.
 — Да, — ответил Бен Раддль. — Благодаря ей мы проиграли партию… Во всяком случае, исход ее очень сомнителен…
 Сумми Ским сжал в руках свой карабин.
 — Теперь мы сыграем вторую партию, — проговорил он сквозь зубы.

 Глава двенадцатая. ОСАЖДЕННЫЕ

 Товарищи Бена Раддля и Сумми Скима до сих пор еще не знали, что их местопребывание перестало быть тайной для техасцев. С того места, где расположился лагерь, не было видно площадки вулкана. Они даже не знали, что Гунтер с некоторыми из своих спутников взошел на вершину горы, и не могли предполагать, что взобравшиеся на гору видели сорвавшуюся с привязи лошадь, которую вскоре поймал Нелуто.
 Как только оба кузена вернулись в лагерь, они объявили товарищам положение дела. Никто не сомневался, что в скором времени придется отбивать атаку.
 — Мы будем защищаться, — заявил Стелль, — мы не уступим им этого места.
 Его слова подхвачены были общим «ура»!
 Вставал вопрос, когда будет предпринято нападение. Сегодня? Да, это было возможно. Гунтеру был расчет ускорить наступление. Во всяком случае, до тех пор, пока он не выяснит численности сил противника, он, вероятно, будет действовать осторожно. Можно допустить, что он, даже узнав о численном превосходстве на своей стороне, все-таки попытается войти в переговоры. Началось обсуждение плана действий. Первым заговорил Бен Раддль.
 — Наш лагерь прекрасно защищен, — сказал он, — с одной стороны вулканом, с другой — рекой Руббер. Чтобы добраться до лагеря, Гунтеру и его людям придется наступать под огнем наших карабинов.
 — Это действительно так, — ответил Стелль. — Но промежуток между горой и рекой защищен только каналом. Это ведь не ров трех или четырех метров ширины, который бы мог задержать наступающих.
 — Да, я согласен, что этот, сейчас сухой, ров не представляет собой серьезного препятствия, — сказал Бен Раддль, — но его, я думаю, трудно будет переплыть, когда мы наполним его до краев водой.
 — Да, верно! Его можно затопить, спустив воду из реки! — воскликнула Жанна Эджертон.
 — И я того же мнения, — сказал Бен Раддль.
 — Отлично, господин Раддль. Но это надо сделать сейчас же. В нашем распоряжении всего несколько часов — ровно столько, сколько понадобится банде для того, чтобы спуститься с горы и подойти к нашему лагерю. За работу!
 Билль Стелль собрал своих людей. Захватив землекопные орудия, они побежали к крутому берегу реки и стали рыть спуск в канал. Через несколько минут вода хлынула потоком и дошла до заграждения, устроенного перед входом в галерею.
 Достаточно было всего получаса, чтобы шумный поток наполнил канал водой на достаточную глубину. Вскоре шум потока стих и вода в канале стала на уровне воды в реке.
 Сообщение с равниной теперь было отрезано.
 Пока производилась эта работа, Сумми Ским, Жанна Эджертон и Нелуто тщательно осмотрели все оружие. Были осмотрены и исправлены не только ружья и карабины, но и кортики, на тот случай, если бы пришлось вступить в борьбу грудь с грудью. Пороха и пуль было достаточно, не было недостатка и в готовых патронах.
 — Мы имеем для негодяев, — воскликнул Сумми Ским, — столько гостинцев, сколько они заслужили! Щадить их не будем.
 — Я думаю, — сказал Нелуто, — что, когда мы их встретим сильным ружейным огнем, они вернутся туда, откуда пришли.
 — Это возможно. Но нам нужно встретить огнем их наступление с этого самого места, под прикрытием деревьев, и открыть огонь, как только они покажутся на той стороне канала; при этом условии их численное превосходство не будет иметь никакого значения: они будут открытой мишенью, а мы окажемся прикрытыми. Помни это, Нелуто!
 — Можете вполне на меня рассчитывать, господин Ским, — ответил индеец.
 Все приготовления к защите были быстро окончены. Оставалось только разместить людей на наблюдательных пунктах впереди канала, откуда они могли обозревать всю лежащую впереди местность вплоть до подножия горы.
 Превосходство позиции было для всех очевидным. Приближавшаяся по форме к трапеции площадка, на которой расположился караван, не имела никакого другого выхода, кроме расположенной у устья галереи плотины. Плотина эта была достаточно широка для проезда повозки. Если бы пришлось отступать, уступить место техасцам, то по этому проходу можно было выйти на равнину и затем добраться до левого берета реки Руббер. Если же, наоборот, нужно было бы дать выход водам реки, чтобы вызвать извержение вулкана, то ничего не было бы проще, как в одну минуту разрушить плотину при помощи пяти или шести патронов, заложенных в толщу горы.
 Часовые стояли вне лагеря, а прочие участники каравана завтракали под деревьями. Бен Раддль, Сумми Ским и Жанна Эджертон разделяли с ними трапезу, лов рыбы в предшествовавшие дни был весьма обилен, а запас консервов до сих пор не был тронут. Развели огонь — теперь это можно было сделать, так как месторасположение лагеря все равно стало известным, — и дым поднялся кверху, пробиваясь сквозь ветки.
 Этот отдых ничем не был нарушен. В случае появления банды с наблюдательных постов должны были подать сигнал.
 — Быть может, — сказал Сумми Ским, — эти негодяи предпочитают напасть на нас ночью?
 — Ночь продолжается каких-нибудь два часа, — ответил Вен Раддль, — поэтому они не могут рассчитывать воспользоваться ею, чтобы захватить нас врасплох.
 — Почему же нет, Бен? Они могут и не знать, что мы стоим на страже и что нам известно об их присутствии на вершине горы. Почему они могут знать, что мы их видели, когда они вышли на площадку вулкана.
 — Это все так, — воскликнул Стелль, — но они видели лошадь, которая сорвалась с коновязи. Сначала собака в лесу, затем лошадь на равнине — этого вполне достаточно, чтобы получить уверенность в том, что здесь, в окрестностях, какой-то караван расположился лагерем. Во всяком случае, или сегодня после полудня, или в эту, или, наконец, в следующую ночь мы их увидим.
 Спустя час Билль Стелль перешел плотину и обошел людей, занимавших наблюдательные посты.
 В его отсутствие Бен Раддль и Сумми Ским возвратились к тому пункту, с которого впервые увидели на площадке вулкана Гунтера и Малона. Отсюда также был виден дым, выходивший из кратера вулкана. Он подымался над кратером на высоту пятнадцати метров и с силой кружился в воздухе; в нем постоянно появлялись длинные огненные языки. Напряжение вулканических сил заметно возрастало. Можно было ожидать, что скоро наступит извержение.
 Но теперь скорое извержение было крайне нежелательно инженеру; больше того, оно оказалось бы вредным. Вулкан выбросил бы вместе с лавой и шлаками вещества, содержащие в себе золото, и техасцам не стоило бы большого труда подобрать их. Каким образом мог бы Бен Раддль помешать им в этом? В лагере караван имел некоторые шансы на успех; нападение могло быть отбито, и тогда техасцы, вероятно, предпочли бы убраться назад. Вступить же в борьбу в открытом поле было безрассудно — все шансы на успех были на стороне противника. Если наступит извержение, оно будет благоприятствовать только Гунтеру, и тогда предприятие Бена Раддля бесповоротно проиграно.
 Это опасение извержения, задержать которое инженер, понятно, никоим образом не мог, привело его в тревожное состояние. Он возвратился в лагерь еще более озабоченным, чем тогда, когда покидал его.
 Едва он вернулся, Сумми Ским указал ему на Стелля, который бежал со всех ног.
 Оба кузена направились к нему и дошли до плотины.
 — Они идут! — крикнул Билль Стелль.
 — Далеко? — спросил инженер.
 — Приблизительно на расстоянии полу лье, — ответил Стелль.
 — Хватит ли времени отправиться на разведку?
 — Да, — ответил Билль Стелль.
 Все трое быстрым шагом направились к каналу, перешли плотину и вскоре дошли до наблюдательного поста.
 Здесь, оставаясь невидимыми, они могли свободно осматривать всю равнину.
 Вдоль подножия вулкана двигалась сплоченная толпа. Это, вероятно, и была банда в полном ее составе. Стволы ружей отсвечивали на солнце. Ни лошадей, ни повозок не было. Весь обоз и вся материальная часть были оставлены позади.
 Гунтер, Малой и управляющий шли во главе толпы. Они шли вперед, соблюдая осторожность, иногда останавливаясь, иногда отходили на несколько сот шагов в сторону, на равнину, и внимательно осматривали лежащую впереди них местность.
 — Не пройдет и часа, как они будут здесь, — сказал Бен Раддь.
 — Очевидно, им неизвестно место расположения нашего лагеря, — заметил Сумми Ским.
 — Они идут атаковать лагерь, — добавил Стелль.
 — Если Бы Гунтер находился на расстоянии хорошего выстрела, — воскликнул Ским, — я бы его приветствовал меткой пулей! Я сгораю от нетерпения подбить его, как утку.
 — К чему бы это послужило? — спросил Бен Раддль. — Не горячись. Отправимся в лагерь и будем действовать активно только тогда, когда нас к этому вынудят.
 Это было самое благоразумное. Смерть одного техасца не остановила бы атаки, к тому же в неизбежности этой атаки пока еще и не было полной уверенности.
 Бен Раддль, Сумми Ским и Стелль ретировались к каналу; как только они перевали гуськом плотину, отверстие в баррикаде было тотчас же завалено камнями, заготовленными с этой целью. Теперь сообщения между берегами канала больше не существовало.
 Бен, Сумми, Стелль и все люди, стоявшие на наблюдательных постах, отошли назад на шестьдесят шагов и укрылись за первыми деревьями, что было далеко не лишней предосторожностью; затем, держа заряженные ружья наготове, они стали ждать.
 Действительно, лучше было ждать до последней крайности, допустить приближение банды и дать ей отпор в то время, когда она будет переходить через канал.
 Спустя полчаса Гунтер, Малон и их люди снова показались у подошвы горы, в том месте, где она делала крутой поворот. Толпа двигалась медленно; некоторые шли вдоль подошвы горы, другие направились к реке и пошли ее левым берегом.
 Банда состояла наполовину из горнорабочих, которых Бен Раддль, Сумми Ским и Нелуто видели на прииске N 131 у Форти-Майльс-Крик. Другую половину составляли двадцать индейцев, нанятых Гунтером в Серк-сити и в форте Юкон для работы на побережье Полярного моря.
 Подойдя к каналу, вся банда соединилась. Гунтер и Малон остановились у берега.
 К ним подошел управляющий, и между всеми тремя завязался, судя по их жестам, оживленный разговор. Что под прикрытием этих деревьев расположен лагерь, им и в голову не приходило.
 Их сильно обескуражило то, что перед ними был канал, переход через который был очень затруднителен и опасен, особенно если бы в это время их встретил ружейный огонь с близкого расстояния.
 Они с первого взгляда определили, что канал был прорыт недавно. С какой целью? Отгадать эту цель они не могли: устья галереи не было видно, его скрывала масса ветвей. Да, наконец, если бы они и увидели галерею, откуда могла бы им прийти мысль, что она предназначается для спуска воды реки в недра вулкана?
 Между тем Гунтер и Малон подошли к каналу и стали ходить вдоль берега, сильно озабоченные отысканием способа переправы. Им во что бы то ни стало необходимо было войти в лесок, хотя бы там и пришлось столкнуться с теми, кто его занял, или, в лучшем случае, убедиться, что его не только не защищают, но и самый караван давно отступил.
 Вскоре к Гунтеру и Малону подошел управляющий и указал на плотину, по которой можно было перейти на ту сторону канала.
 Все втроем направились в эту сторону. Встретив здесь баррикаду, в которой нигде не было прохода, они пришли к заключению, что лесок никем не был занят, а лагерь расположен по другую сторону баррикады.
 Бен Раддль и его компаньоны, укрывшись за деревьями, внимательно следили за всеми движениями банды. Они поняли, что Гунтер станет расчищать проход в баррикаде, разбрасывая камни, которыми он был заложен. Приближался момент активных действий с его стороны.
 — Я не знаю, — сказал тихо Сумми, — что мне мешает пробить ему голову. Он прямо у меня перед ружьем!
 — Стой… не стреляй! — тревожно прошептал Бен Раддль, наклоняя рукой дуло ружья кузена к земле. — Погибнет начальник, останутся солдаты. Я полагаю, будет разумнее раньше, чем действовать оружием, попытаться вступить с ними в переговоры.
 — Это можно попробовать, — заявил Билль Стелль, — хотя я никаких иллюзий на этот счет не питаю. Это, правда, не приведет ни к чему хорошему, но и не даст ничего худого.
 — Во всяком случае, — продолжала Жанна Эджертон, — мы не должны выступить все. Не надо давать Гунтеру возможности познакомиться с численностью нашего отряда.
 — Это верно, — согласился инженер, — я выйду один.
 — И я, — добавил Сумми Ским, который ни при каких условиях не считал для себя возможным скрываться от Гунтера.
 В это время по знаку, поданному техасцем, некоторые из его людей подошли к баррикаде, чтобы расчистить в ней проход.
 Бен Раддль и Сумми Ским вышли на опушку леска.
 Как только Гунтер их заметил, он подал направившимся к баррикаде людям знак отступить. Находившаяся шагах в десяти от берега канала банда приготовилась встретить противника выстрелами.
 Гунтер и Малон вышли вперед, держа ружья в руках.
 Бен Раддль и Сумми Ским также были с карабинами, которые поставили перед собой прикладами на землю. Оба техасца последовали их примеру.
 — Э! — вскрикнул Гунтер удивленным тоном. — Это вы, черт возьми, хозяева прииска номер сто двадцать девять.
 — Мы самые, — ответил Сумми Ским.
 — Я никак не ожидал вас встретить у устья Маккензи, — отвечал техасец.
 — И мы не ожидали вашего прибытия сюда, — возразил Сумми Ским.
 — Что же, у меня память хорошая. Ведь между нами есть старые счеты, которые надо свести…
 — Это сделать здесь так же удобно, как и на прииске Форти-Майльс-Крик,
 — предложил Сумми Ским.
 — К вашим услугам!
 Гунтер, у которого удивление сменилось гневом, быстро поднял ружье; то же самое сделал и Ским.
 В банде произошло движение, но Гунтер успокоил ее жестом; прежде чем прибегать к крайним мерам, благоразумнее было узнать численность своего противника. Гунтер обыскивал взглядом внутренность леска, но находившиеся там люди настолько искусно скрывались за деревьями, что ему никого из них не удалось увидеть.
 Бен Раддль счел нужным вступить в переговоры. Он подошел к самому берегу. Отделенные друг от друга каналом, Гунтер и он стояли одни лицом к лицу.
 Малон и Сумми остались позади.
 — Что вам надобно? — спросил инженер спокойным голосом.
 — Мы хотим знать, зачем вы явились на Золотую гору.
 — По какому праву вы задаете такой вопрос?
 — Вот мое право! — грубо ответил Гунтер, ударяя прикладом ружья о землю.
 — А вот мое! — возразил Бен Раддль, подражая ему. Прошло несколько секунд в молчании.
 — Еще раз спрашиваю вас, что вы намерены делать здесь?
 — То же, что и вы, — ответил Бен Раддль.
 — Ваша цель эксплуатировать месторождение?
 — Да, вулкан принадлежит нам.
 — Золотой вулкан никому не принадлежит, или, вернее, он принадлежит всему свету, — протестовал Гунтер.
 — Нет, — возразил Бен Раддль, — он принадлежит тому, кто его первым занял.
 — Право первенства тут не имеет никакого значения! — крикнул Гунтер.
 — Так ли? Какое же право действительно?
 — Сила! Возможность защитить свое право и удержать за собой.
 — Мы к этому готовы, — заявил спокойно инженер.
 — В последний раз спрашиваю, — воскликнул Гунтер, который уже стал терять хладнокровие. — Хотите вы уступить нам месторождение?!
 — Попробуйте его взять! — ответил Бен Раддль.
 По знаку Малона раздались выстрелы. Но ни одна пуля не задела ни Бена Раддля, ни Сумми Скима, которые поспешили удалиться в лесок.
 Прежде чем скрыться за деревьями, Сумми Ским обернулся, быстро вскинул карабин на плечо и выстрелил в Гунтера.
 Техасец, быстро отскочив в сторону, избавился от предназначенной ему пули, однако она смертельно ранила одного из его людей.
 С обеих сторон раздалась ружейная пальба. Но товарищи Бена Раддля, укрывшиеся за деревьями, несли гораздо меньше потерь сравнительно с нападавшими. Среди первых оказались раненые, а среди вторых двое уже были убиты.
 Гунтер понял, что он рискует потерять всю свою банду, если она будет продолжать стоять на том же месте. Он приказал своим людям лечь на землю. Разбросанная вдоль берега земля могла служить защищающим от ружейного огня прикрытием, но только при том условии, чтобы люди лежали за ней врастяжку. С этой позиции можно было управлять огнем и направить его в лесок, откуда никто не мог выйти, не подвергаясь риску быть раненым или убитым.
 Когда банда расположилась за насыпью, Малон и с ним еще двое людей по приказанию Гунтера направились ползком к плотине. Они беспрепятственно доползли до баррикады, укрылись под ее защитой и стали ее разбирать, сбрасывая камни в канал.
 Теперь на этот пункт было обращено все внимание защиты. Если бы переход был форсирован, если бы банда дошла до леска и напала на лагерь, всякая надежда на успешность защиты исчезла бы: успех нападавших обеспечивало численное превосходство.
 Ни одна из пуль, вылетавших из леска, не задела ни Малона, ни двух его спутников. Билль Стелль, желая во что бы то ни стало помешать расчистке прохода в баррикаде, предлагал сделать вылазку, чтобы вступить в бой с врагом грудь с грудью.
 Бен Раддль его остановил. Он считал очень опасным переход через то открытое пространство, которое отделяло лесок от канала. Благоразумнее было предоставить подвергнуться этой опасности Гунтеру и его банде, которым при выходе из-за баррикады пришлось бы, чтобы достичь лагеря, пробежать это расстояние под сильным огнем карабинов. Инженер распорядился открыть беспрерывный огонь на баррикаде, а прочим велел поддерживать перестрелку с противником, закрывшимся земляным валом.
 Прошло минут двенадцать. Сильный ружейный огонь поддерживался с обеих сторон. Никто из техасцев, находившихся за баррикадой, пока не был ранен, но когда проход был расчищен, они стали нести потери…
 Первый появившийся в проходе индеец моментально свалился. Той же участи подвергся и следующий. Прошла всего минута, как пуля, посланная рукой Нелуто, пробила грудь Малона.
 Техасец упал; его падение вызвало ужасный крик всей банды.
 — Хорошо, хорошо! — воскликнул Сумми Ским, обращаясь к стоявшему впереди него индейцу. — Замечательный и меткий ты дал выстрел. Но прошу тебя, мой милый мальчик, предоставь мне Гунтера.
 Когда Гунтер увидел, что Малон упал, он решился отказаться от атаки, которая не могла быть удачна. При таких условиях осаждавшие были бы все один за другим перебиты. Не желая больше рисковать своими людьми, он приказал отступить, и шайка, унося своих раненых, отошла на равнину и скрылась за поворотом горы.

 Глава тринадцатая. ЩИТ ПАТРИКА

 Так окончилось это первое нападение, оно дорого обошлось Гунтеру. Многие оказались ранеными. Четверо было убито, в том числе и приятель Гунтера Малон. Смерть последнего была чувствительной потерей для банды. Что же касается атакованных, то у них оказалось всего несколько легкораненых.
 Не повторится ли это нападение при более благоприятных для атакующих условиях? Это было довольно вероятно. Будучи человеком мстительного нрава и необузданной, упорной воли, Гунтер, понятно, не мог считать себя побежденным понесенной им первоначально неудачей.
 — Во всяком случае, они отступили! — воскликнул Стелль. — И во всяком случае, не сегодня предпримут они второе наступление.
 — Не сегодня, но возможно, что в сегодняшнюю ночь, — заметил Сумми Ским.
 — Мы будем бодрствовать, — заявил Вен Раддль. — Темнота длится два, самое большее три часа, и Гунтеру будет довольно трудно форсировать переход через канал. Я утверждаю, что он не осмелится перейти ночью в наступление, так как прекрасно знает, что мы настороже:
 — Не заложить ли нам снова проход в баррикадах? — спросила Жанна Эджертон.
 — Это сейчас будет сделано, — заявил Билль Стелль и позвал несколько человек, которым приказал заняться этим делом.
 — Прежде всего надо удостовериться, возвратилась ли банда в свой лагерь.
 Бен Раддль, Сумми Ским, Жанна Эджертон, Билль Стелль и Нелуто, держа карабины в руках, перешли плотину, направились на равнину и прошли вперед несколько сот метров. С того места, до которого они дошли, взор охватывал местность, закрытую до тех пор выступом горы. Место, где остановилась банда, было им хорошо видно. Было еще совершенно светло.
 На расстоянии пяти или шести ружейных выстрелов виднелась отступающая банда. Гунтер и его люди отступали медленно, словно не опасаясь преследования. Был момент, когда Бен Раддль и Сумми Ским решили было преследовать отступающих огнем, но по зрелом размышлении предпочли от этого воздержаться. Благоразумнее было не вызывать таких действий, которые могли обнаружить малую численность их отряда.
 Банда действительно отступала очень медленно, но лишь потому, что ей пришлось нести своих убитых и раненых.
 Почти целый час канадцы следили за отступлением банды. Вскоре она повернула за следующий выступ горы и исчезла из виду. За этим выступом Гунтер и раскинул свой лагерь.
 К восьми часам вечера баррикада была восстановлена.
 Двое людей остались на ней в качестве часовых, а остальные возвратились в лесок, где их ожидал ужин.
 Беседы в лагере канадцев вращались около событий сегодняшнего дня. Понесенный бандой урон никто не считал окончательной развязкой предприятия Гунтера. Уверенность могла появиться только тогда, когда банда совершенно покинет Золотую гору и ее окрестности. Но до тех пор, пока техасцы продолжали оставаться по соседству, надо было каждый час быть готовыми к защите. Если бы в эти дни произошло извержение вулкана, пришлось бы с оружием в руках оспаривать выброшенные самородки и куски золотоносного кварца.
 Вечер прошел спокойно. Тем не менее канадцы только тогда решили подкрепить свои силы необходимым сном, когда были приняты все меры предосторожности. Бен Раддль, Сумми Ским, Стелль и Нелуто отправились на ночь на баррикаду, чтобы лично нести сторожевую службу. На их бдительность можно было вполне положиться.
 Ночь, длившаяся не больше трех часов, прошла совершенно спокойно. Ничто не потревожило и утро наступающего дня. Стелль всякий раз понапрасну обходил канал и уходил на равнину с целью разведки. Он никого и ничего подозрительного не заметил. Уж не отказался ли Гунтер от своего предприятия?
 Прошла еще одна ночь без всяких инцидентов. Но с наступлением зари близ канала раздались выстрелы. Оставив двух часовых при палатках, караван быстро занял опушку леска, в полной готовности поддержать свой главный караул.
 Защищать плотину в этот момент пришлось только Стеллю и Нелуто. Можно было быть твердо уверенным, что занять ее никто из осаждавших не мог. Действительно, оба они прикрывались сложенной из камней баррикадой и могли обстреливать из леса все подступы к плотине и анфиладным  note 17 огнем — южный берег канала.
 Выстрелы продолжали раздаваться, но, казалось, не учащались.
 Оказалось, что осаждающие, воспользовавшись темнотой, подползли к каналу и залегли по откосу земляной насыпи, которая образовалась вдоль канала, когда его рыли. Насыпь, играя роль прикрытия, достаточно защищала от пуль и в то же время не препятствовала вести стрельбу.
 По приказанию Бена Раддля, который не мог определить, с какой стороны будет предпринята атака, и потому считал пока бесполезным тратить патроны, канадцы стояли, укрывшись за деревьями, в полной готовности к бою, но не открывая огня и ожидая выяснения действий противника.
 Прошел целый час. По ту сторону техасцы поддерживали частую, но безрезультатную стрельбу. Они тратили заряды понапрасну: ни одна из пуль никого не ранила.
 Вдруг — это случилось ровно в полдень — впереди оборонительной линии раздались крики, и в то же время пальба заметно стихла.
 Стелль воспользовался ослаблением огня, чтобы покинуть плотину и присоединиться к своим товарищам. Он вместе с Нелуто быстро перебежали отделявшее их от леска обстреливаемое пространство. Ему тотчас же передали командование как человеку опытному в ведении партизанской войны.
 Он быстро разделил караван на две равные части. Первая половина, состоявшая из канадцев, заняла всю опушку леса, приняв на себя его оборону; говоря иначе, ей поручена была защита южного фронта. Другая часть, состоявшая преимущественно из людей, находившихся в распоряжении Билля Стелля, направилась к палаткам, откуда раздавались крики. Люди, отделенные друг от друга достаточным расстоянием, чтобы лучше обеспечить себя от неприятельских пуль, перебегали от дерева к дереву. Стелль присоединился к этому отряду, а Бен Раддль, Сумми Ским и Жанна Эджертон встали в ряды защищающих канал.
 Не пройдя и ста метров к северу, Стелль и его товарищи встретили на недалеком расстоянии группу из семи всадников, которые неслись вскачь с видимой целью заехать в тыл канадцам.
 Теперь Стелль без труда понял, что произошло. Очевидно, в продолжение тех тридцати шести часов, которые казались отсрочкой нападения, техасцы искали брода через реку Руббер. Пользуясь темнотой, они незаметно переправились верхом через реку и напали на лагерь с северо-запада; между тем другой их отряд произвел диверсию в том же направлении, как и при первом наступлении.
 Этот расчет, верный в теории, оказался ошибочным на практике. Не зная действительной численности своего противника, Гунтер совершил ошибку, выделив для этого смелого набега слишком слабый отряд. Что могли сделать эти семь всадников против двенадцати человек, вооруженных дальнобойными ружьями?
 К этой ошибке присоединилось и еще одно неблагоприятное для нападавших обстоятельство. Гунтеру не удалось, как он рассчитывал, захватить уже покинутый лагерь, чтобы уничтожить его без всякого риска, а затем неожиданно ударить в тыл противнику, так как он, сам того не подозревая, был издалека замечен выставленными канадцами часовыми; последние дали знать об этом сигналом. С другой стороны, лошадям пришлось медленно пробираться по топким местам и сквозь густой кустарник, вследствие этого маневр конного отряда запоздал, и отряд не мог выполнить своей задачи. Так как Гунтер не предвидел этого обстоятельства и не мог ускорить движение конного отряда, то ему пришлось наткнуться на такую неожиданность, как появление выросшего словно из-под земли отряда Стелля.
 Теперь ему приходилось отказаться от своего первоначального плана. Отступление к югу было отрезано; он вынужден был повернуть отряд в сторону и унестись галопом к реке Руббер, чтобы успеть через нее переправиться.
 Но и для этого уже не оказалось времени. Ружья канадцев, расположенных в лесу, заговорили и с близкого расстояния стали поражать врага. Через несколько минут шесть всадников были смертельно ранены, три лошади убито; оставшиеся живыми лошади носили троих всадников, потерявших стремена, по своей воле.
 То, что произошло, Гунтер уже не мог считать неудачной стычкой — он был разбит наголову.
 Каким-то чудом он один остался невредим. Он не растерялся и быстро нашел выход. Вместо того чтобы бежать и таким образом подвергнуться расстрелу, он смело бросился вперед на противников. Из боязни убить или ранить друг друга, они задержали пальбу. Воспользовавшись их замешательством, Гунтер с риском разбиться о стволы деревьев как вихрь пронесся среди них.
 В одно мгновение он исчез между ветвями деревьев и скрылся из виду преследовавшего его отряда Стелля, от которого он успел уйти на значительное расстояние. Однако чтобы спастись окончательно, ему пришлось еще проскакать вдоль линии стрелков, стоявших по берегу канала, а затем — все пространство между опушкой леса и равниной.
 Первое препятствие, или затруднение, мало тревожило Гунтера. Он рассчитывал на то, что стрелки растеряются от неожиданности и ему удастся, воспользовавшись этим, счастливо проскользнуть мимо них. Что же касается второго препятствия, то нельзя сказать, чтобы оно не вызывало в нем тревоги. Он прекрасно сознавал, что ему придется скакать под выстрелами большого числа карабинов, притом на всем расстоянии, начиная от выхода из леса, по открытой равнине.
 Его находчивый и изворотливый ум тщетно искал выхода из предстоящей опасности; но вот благодаря случаю в нем снова воскресла надежда на спасение.
 В это время он уже достигал опушки леса. В лесу было совершенно светло. Под тенью и защитой одного из деревьев стоял, опустившись на одно колено, молодой стрелок из отряда канадцев, он торопливо заряжал карабин, всматривался в лежащую впереди местность, стрелял, потом снова заряжал карабин, не теряя ни одной секунды, и до того был увлечен стрельбой, что даже не слыхал, как Гунтер подскакал к нему сзади на расстояние шагов десяти.
 У Гунтера вырвался приглушенный крик восторга. Он сразу узнал в стрелке молодую пассажирку «Футбола». Он задержал своего коня, затем, вонзив ему в бока шпоры, заставил подняться на дыбы, а сам настолько свесился с левой стороны седла, что его рука могла свободно касаться земли.
 Он находился уже вблизи Жанны Эджертон, но она и не подозревала о его присутствии. Подъехав к ней, он обхватил молодую девушку за талию, поднял как перышко и перекинул через седло.
 Затем, дав шпоры коню, понесся вскачь под защитой пленницы, служившей ему как бы щитом.
 Почувствовав, что она схвачена, Жанна Эджертон закричала изо всех сил, и ужасный крик ее заставил канадцев прекратить стрельбу. Их встревоженные лица стали высовываться из-за деревьев и из-за гребня прикрытия. Гунтер скакал во весь дух, уносясь по открытой равнине, которая за несколько секунд перед этим представлялась ему непреодолимым препятствием.
 Никто в обоих лагерях не понимал, что случилось. Американцы, высунувшись по грудь из укрывавших их складок и неровностей местности. Увидели своего начальника, улепетывающего во всю прыть, вообразили что им угрожает непредвиденная опасность и бросились бежать через равнину под защиту выступов вулкана. Канадцы в свою очередь, вышли из леса в таком растерянном состоянии, что даже не нашли нужным провожать выстрелами отступающих противников.
 Гунтер воспользовался общим замешательством В пятнадцать прыжков он достиг канала, через который отчаянным скачком перенес ею и его добычу лихой конь и продолжал бешено нестись вперед по долине.
 Вскоре канадцы опомнились и толпой бросились к каналу. Но как они могли теперь помочь беде, когда лошадь с всадником и его пленницей уже унеслась далеко вперед и продолжала нестись с быстротой вихря?
 Один только из них не покинул опушки леса, а оставался на месте. Он не растерялся, как другие, а сохраняя полное спокойствие, следил за тем, что происходит вокруг него, и продолжал стрелять.
 Этот отважный был — да кто бы это и мог быть другой? — Сумми Ским. Сумми настолько был уверен в меткости своих выстрелов, что, посылая пули по адресу Гунтера, ничуть не опасался убить Жанну Эджертон. Надо заметить, впрочем, что он ничего не знал о случившемся и стрелял по скачущему противнику почти машинально.
 Сумми Ским, как известно, всегда попадал в свою цель. На этот раз он дал новое доказательство своего искусства в стрельбе, еще более удивительное, чем предшествующее .
 После первого же выстрела конь Гунтера споткнулся. Техасец, желая отпустить поводья, чтобы сохранить равновесие, или по какой-либо иной причине освободил руку, которой держал Жанну Эджертон. Она соскользнула с седла и, упав на землю, осталась лежать на ней неподвижно.
 Что же касается коня, то он, сделав еще три или четыре прыжка, грохнулся безжизненной массой. Гунтер свалился с седла на землю и также остался лежать неподвижно.
 Эта сцена привела канадцев в оцепенение. Среди них воцарилась полная тишина. Сумми Ским, не зная, каких результатов он достиг своим выстрелом, стоял неподвижно, как статуя, устремив взор на равнину. В пятидесяти метрах по ту сторону канала лежал Гунтер. Живой или мертвый? Никто не знал. Недалеко бился в предсмертных судорогах конь техасца; он жалобно ржал, кровь текла из его ноздрей. Еще ближе к каналу, на расстоянии не меньше двадцати метров от заграждения, находилась Жанна Эджертон, которая казалась небольшим пятном на обширном фоне зелени. Жанна Эджертон, быть может убитая Сумми Скимом…
 Между тем, увидев падение своего вождя, банда Гунтера в беспорядке бросилась искать укрытия за выступом горы. Это бегство вернуло канадцам хладнокровие и рассудительность. Град пуль заставил бандитов поспешить укрыться и убедиться, что теперь равнина для них недоступна. Но от этого не выгадала ни та, ни другая сторона. Канадцы не имели возможности ни на минуту покинуть прикрытия, не рискуя попасть под град пуль. Поэтому они начали приходить в сильное возбуждение, и Бен Раддль начал опасаться, чтобы его люди не сделали какой-нибудь неосторожности. Даже Ским, остававшийся все время спокойным, перестал владеть собой.
 Видеть Жанну Эджертон, лежавшую на земле как труп всего в тридцати метрах перед собой и не быть в состоянии ей помочь — это приводило его в отчаяние. Приходилось удерживать его силой, бороться с ним, чтобы не пустить его бежать на баррикаду.
 — Что же, мы допустим, чтобы она умерла там?! Мы презренные трусы! — кричал он вне себя.
 — Мы не сумасшедшие, вот и все, — ответил строго Бен Раддль. — Держи себя, Сумми, спокойно и дай нам время все это обдумать.
 Хорошо было инженеру ссылаться на то, что надо обдумать. Его ум, обычно такой быстрый и находчивый, пока не мог выискать удовлетворительного выхода из создавшегося положения.
 Но решение нашел Патрик, вышедший из леса, в который он благодаря счастливой случайности вошел, не замеченный техасцами. Патрик шел медленно, так как, во-первых, он шел пятясь, а кроме того, тащил по земле тяжелый и громоздкий предмет — труп одной из лошадей, убитой за несколько минут перед этим залпом отряда Стелля.
 В чем состоял план действий Патрика, и что он намеревался сделать с трупом лошади? На этот вопрос никто не мог ответить.
 По ту сторону канала укрывшиеся за выступом вулкана техасцы также увидели вышедшего из леса гиганта.
 Его появление вызвало у них дикие крики по его адресу и целый град пуль. Патрик не обращал ни малейшего внимания ни на крики, ни на пули. С неизменным спокойствием он продолжал волочить труп лошади к заграждению, до которого и дотащил его, по необъяснимой случайности не будучи даже ранен.
 Теперь он принялся прокладывать проход к баррикаде. На это потребовалось всего несколько минут. Затем, он схватил лошадь за передние ноги, приподнял ее и накинул себе на плечи.
 Несмотря на серьезность положения товарищей ирландца, проявление его силы привело их в восторг. И действительно, хотя лошадь была невысокого роста, тем не менее, чтобы взвалить ее на плечи, надо было иметь необычайно крепкое телосложение и обладать громадной силой.
 Но и теперь еще никто не мог угадать намерений Патрика. Никто, за исключением, быть может, лишь одного человека.
 — Браво, Патрик! — кричал Сумми Ским.
 Он быстро вскочил на ноги, освободился от своих телохранителей и пустился бежать к переходившему заграждение силачу, не обращая никакого внимания на летевшие ему навстречу и наперерез пули.
 Оба лагеря противников могли воспользоваться случаем присутствовать при весьма оригинальном зрелище.
 Согнувшись наполовину и таща на плечах труп лошади, задние ноги которой волочились по земле, Патрик тихим, но уверенным шагом перешел заграждение, а вместе с ним, пользуясь им как прикрытием, перешел его и Сумми Ским.
 Едва они вышли на равнину, как направленные на них выстрелы раздались из-за выступа вулкана. Патрик и позади него Сумми шли, пятясь, к техасцам. И что могли сделать пули против такой оригинальной брони? Патрик и Сумми продолжали продвигаться туда, где лежала Жанна Эджертон.
 Им понадобилось всего несколько минут, чтобы дойти до того места, где лежала молодая девушка. Здесь Патрик остановился, а Сумми Ским склонился и поднял на руки Жанну Эджертон.
 Теперь предстояло возвратиться. Это было нелегкой задачей. То направление, в котором приходилось возвращаться, заставляло Патрпка и Сумми идти лицом к противнику: «щит» Патрика не представлял собой особенно надежного прикрытия; приходилось лавировать и всячески изворачиваться, удлиняя путь в три, если не в четыре раза. Но наконец Патрик и Сумми Ским, каждый со своей ношей, достигли канала и перешли его через плотину. Все это совершилось на виду у техасцев, которые, придя в озверение, подняли вой.
 Дойдя до плотины, Сумми Ским и Патрик встретили двух своих товарищей, которые ползли за прикрытием с намерением заделать брешь в баррикаде, что быстро и исполнили. Между тем оба спасителя, смело продолжая свой путь, достигли беспрепятственно опушки леса.
 Здесь Патрик освободился от оригинально придуманной им брони. Теперь только можно было воочию убедиться в ее надежности. Больше двадцати пуль застряло в трупе коня! Броня оказалась прекрасного качества и имела лишь тот недостаток, что не каждому приходилась по плечу.
 Что касается Сумми, то он весь отдался самому заботливому уходу за Жанной Эджертон. Она, по-видимому, не была ранена. Ее обморок, по всей вероятности, был вызван сильным сотрясением при падении.
 Ей несколько раз спрыснули лицо холодной водой. Она открыла глаза и пришла в себя. Сумми поспешил перенести ее к палаткам. Небольшой отдых должен был вполне восстановить ее силы.
 В это время обе стороны продолжали сохранять занятые ими позиции. Канадцы удерживали за собой канал, откуда их карабины не позволяли техасцам выйти на равнину. Последние, в свою очередь, укрывшись за выступом вулкана, продолжали держать в неподвижности своего противника. И выход из этого положения казался невозможным.
 Так прошел весь день. Наступили сумерки, а за ними и ночь.
 Темнота дала некоторую свободу действий обеим сторонам. Бен Раддль и его компаньоны покинули канал. Трое людей заняли их места, четвертый стал на сторожевой пост на северной стороне леска для предупреждения, в случае возобновления ее, атаки со стороны реки Руббер. Остальные люди расположились в лагере, где их ожидал ужин и где они могли отдаться сну на несколько часов.
 С наступлением зари канадцы были уже на ногах, быть может несколько утомленные, но в полном составе.
 Когда начало светать, взоры всех обратились к югу.
 Воспользовались ли техасцы темнотой, чтобы оказать помощь своему предводителю? Не изменилось ли, хотя бы несколько, положение обеих сторон?
 Там, за выступом Золотой горы, было совершенно тихо. Несколько канадцев, идя в обход реки Руббер, рискнули пробраться на несколько сот метров на равнину с целью осмотреть все подножие вулкана. Им пришлось убедиться, что позиция была покинута.
 Ничто не нарушало тишины равнины, молчаливой как пустыня. Из двух трупов, которые скрыла ночная темнота, к рассвету остался только один, находившийся недалеко от канала. Он резко выделялся на яркой зелени равнины черным силуэтом; вокруг него вились птицы, питающиеся падалью.
 Что сталось с Гунтером?
 Он исчез…

 Глава четырнадцатая. ИЗВЕРЖЕНИЕ

 Таким образом, вторая атака была отбита так же, как и первая, даже с гораздо большим успехом. Канадцы по проверке оказались все налицо, тогда как напавший на них отряд потерял четвертую часть своего численного состава.
 Во всяком случае, положение сильно изменилось к лучшему. Но все же нельзя было считать себя в полной безопасности, пока последний из бандитов не оставит этой местности; пока они тут, от них не будет покоя. Канадцы должны были отдаться всецело заботам о защите каравана и очистке местности от непрошеных гостей.
 Скоро ли будет достигнут этот результат? Или, наоборот, очистка затянется рядом бесплодных стычек, а затем, быть может, победа и будет достигнута, но с наступлением зимы, когда она будет бесполезна. Через три недели необходимо было все равно покинуть эту местность, так как должна была начаться холодная погода со снежными метелями. Победив людей, пришлось бы вступить в борьбу с суровой и упорной стихией.
 А затем, должен ли был Бен Раддль, несмотря на то, что здесь находятся техасцы, выполнить свой проект, то есть вызвать сильное извержение отводом вод реки в кратер? Гунтер, оставаясь хозяином вершины вулкана, был бы единственным человеком, который воспользовался бы плодом всех этих стараний и усилий.
 Бен Раддль обсуждал эти вопросы весь день 22 июля, который прошел спокойно.
 Необыкновенная тишина никого не удивляла. Возможно, что Гунтер затягивает исполнение своего намерения? В таком случае осажденные ввиду приближения зимы будут вынуждены искать противников в открытом поле и добиться во что бы то ни стало завершения своего спора, который не может же тянуться бесконечно.
 На следующий день, ранним утром, Стелль и Бен Раддль, перейдя через канал, отправились обозревать равнину. Она была пустынна.
 Из леса никто не выходил, и можно было предположить, что Гунтер окончательно решил покинуть вулкан.
 — Жаль, — заметил Билль Стелль, — что нельзя взойти на гору со стороны лагеря.
 — Очень жаль, — ответил Бен Раддль.
 — Я думаю, не будет опасно, — сказал Стелль, — если мы отойдем на несколько сот шагов от горы.
 — Да, опасности нет, никого не видно. То, что наши люди делали вчера, мы можем сделать сегодня. К тому же, если бы нас и заметили, то у нас всегда будет достаточно времени дойти до канала и заложить баррикаду.
 — Так идемте, господин Раддль. Мы по крайней мере увидим вершину вулкана. Может быть, пары теперь выбрасываются сильнее, и может быть, кратер начинает выбрасывать лаву…
 Они оба отошли на четверть лье к югу. Никакой перемены в устье кратера не произошло; взвивался лишь густой пар с огненными полосами.
 — Сегодня пока еще ничего не произойдет, — заметил Стелль.
 — И завтра ничего не будет, — добавил инженер. — Впрочем, я на это не жалуюсь. Теперь я желаю, чтобы извержение началось лишь после того, как уйдет банда.
 — Гунтер не уйдет! — воскликнул Стелль, указывая на дымок, который поднимался у подножия дальнего выступа горы.
 Оба они, осмотрев сперва равнину, направились к каналу, перешли его и вошли в лагерь.
 Было 23 июля; Бен Раддль видел с грустью, что дни за днями проходили без всякого результата.
 Через три недели будет уже поздно возвращаться в Клондайк, куда караван мог прибыть только к 15 сентября. Кроме того, к этому числу минеры, которые проводят неблагоприятный сезон в Ванкувере, уже покидают Доусон, и рейсы пароходов по Юкону заканчиваются.
 Об этом Сумми Ским не раз говорил с Биллем Стеллем, и сегодня после полудня они как раз обсуждали этот вопрос, а Бен Раддль прогуливался по берегу канала.
 Осмотрев плотину, Бен Раддль подошел к устью галереи. Он отвел в сторону ветки, скрывавшие вход в нее, и пополз по ней к стене, отделявшей от него очаг вулкана.
 Если бы техасцы не появились, то именно в сегодняшний день он рассчитывал спустить воду в недра вулкана. Он не имел ни малейшего основания затягивать это дело, так как рассчитывать на то, что извержение скоро наступит само по себе, не приходилось; а между тем осень приближалась.
 Достаточно было приложить огонь к минным зарядам, — горение фитиля длилось бы всего несколько минут, — и тогда, спустя полдня или часа два, быть может, и меньше, сжатые пары с непомерной силой вырвались бы наружу, в воздух.
 Бен Раддль задумчиво смотрел на стену, проклиная свое бессилие и невозможность исполнить свой смелый план.
 Он продолжал размышлять и вслушиваться в шум очага вулкана. Грохот и рев казались ему более интенсивными. Ему показалось даже, что он слышит шум от столкновения между собой скал, словно внутри кратера обрушивались поднятые парами на большую высоту каменные глыбы. Эти симптомы указывали на приближение извержения.
 В этот момент вдруг раздались крики сверху. Сквозь отверстие галереи проник голос Стелля. Он кричал:
 — Господин Раддль! Господин Раддль!..
 — Что случилось? — спрашивал инженер.
 — Идите сюда! Идите! — кричал Билль Стелль! Бен Раддль подумал, что банда предприняла третью атаку, и поспешил покинуть галерею.
 Он увидел у плотины Сумми Скима и Жанну Эджертон в компании с Биллем Стеллем.
 — Не атакуют ли нас вновь техасцы? — спросил он.
 — Да, негодяи нас атакуют! — крикнул Стелль. — Но на этот раз не с фронта и не с тыла, а сверху!
 И его рука протянулась по направлению к вершине Золотой горы.
 — Взгляните, господин Вен! — воскликнул он. Действительно, не имея возможности форсировать подход ни с юга, ни с севера, Гунтер предпринял очень оригинальную атаку, которая должна была заставить караван покинуть свой лагерь.
 Снова взобравшись на вулкан, Гунтер и его банда заняли образовавшуюся у основания вершины вулкана кольцеобразную площадку, которая господствовала над канадским лагерем. Здесь при помощи ломов, мотыг и рычагов они стали передвигать огромные камни, которых оказались целые сотни, и откалывать огромные куски камня от скал. Передвинув все эти огромного веса тяжести к самому краю пропасти, они стали их спускать по крутому скату.
 Камни понеслись вниз, опрокидывая и раздробляя деревья и разрушая все, что встречалось по пути. Некоторые из этих ужасных метательных снарядов скатились в канал, вода в котором быстро поднялась и вышла из берегов. Бен Раддль и его товарищи прижались к одному из крутых скатов горы, чтобы спастись от этого убийственного града.
 Держаться в маленьком лесу не было возможности. Лагерь уже исчезал под огромными глыбами камня, сброшенными с вершины горы. Находившиеся в лагере канадцы бросились искать убежища на берегу реки, до которого вследствие его отдаленности не могли долетать брызги этого каменного потока. От материальной части лагеря остались почти одни обломки.
 Две повозки были разбиты, палатки смяты и разорваны, орудия, инструменты изломаны.
 Канадцы в страхе пустились бежать к каналу, перескочили через него и рассеялись по равнине.
 Сверху несся дикий рев. Банда оглашала воздух криками радости, любуясь вызванным ею истреблением. А огромные куски скал продолжали скатываться; они сталкивались на пути своего падения, разбиваясь в осколки, которые рассыпались, как картечь.
 — Они собираются сбросить всю гору нам на головы! — вскрикнул Сумми Ским.
 — Что делать? — спросил Стелль.
 — Что надо делать, я не знаю, — воскликнул Сумми Ским, — но я хорошо знаю, что надо было сделать!.. Это — послать Гунтеру пулю прежде, чем вступать с ним в переговоры.
 Жанна Эджертон, сильно взволнованная, пожала плечами.
 — Это слова, — сказала она, — а пока что весь наш лагерь обращен в обломки. У нас скоро ровно ничего не останется, если мы не сумеем спасти эти остатки. Перетащим наши повозки на берег реки, там они сохранятся в целости.
 — Хорошо! — заявил Стелль. — Ну а потом?
 — Потом, — повторила Жанна Эджертон, — потом мы пойдем в лагерь бандитов и будем их поджидать. Мы будем по ним стрелять с близкого расстояния, когда они будут спускаться с горы, и пополним их повозками недостающие у нас.
 Сумми Ским взглянул с восхищением на свою энергичную спутницу. Проект Жанны был смел и мог легко быть приведен в исполнение. Гунтер и его товарищи действительно очутились бы в очень скверном положении, если бы им пришлось маршировать по спуску горы под огнем двадцати карабинов.
 Очевидно, пока не истощится весь запас камней, они намеревались оставаться на вершине вулкана. Времени было достаточно, чтобы пробраться вдоль подножия горы и незаметно выйти к противоположному скату. Если бы в лагере пришлось встретить несколько бандитов, то расправа с ними была бы коротким и легким делом. Затем, дождавшись возвращения Гунтера и его сподвижников, легко было перестрелять их на выбор, как серн или ланей.
 — Превосходно, восхитительно! — воскликнул Сумми Ским. — Позовем людей и перейдем плотину. Через полчаса мы будем на месте, а этим негодяям для спуска с горы понадобится не меньше двух часов.
 Хотя Бен Раддль и не вмешивался в разговор, он, однако, прекрасно слышал, как Жанна Эджертон высказывала свой план.
 В тот момент, когда Сумми Ским уже собрался идти, он остановил его жестом.
 — Есть нечто лучшее, — сказал он.
 — А что именно? — спросил Сумми.
 — Мы имеем наготове ужасное орудие против этой банды.
 — Готовое орудие? — повторил Сумми.
 — Вулкан. Вызовем извержение и уничтожим их всех до единого!
 После короткой паузы инженер продолжал:
 — Идите вдоль подножия горы и берега моря и соберите наших людей. А я тем временем взорву мины и затем приду к вам.
 — Я иду с тобой, Бен! — воскликнул Сумми Ским, пожимая руку инженера.
 — Это бесполезно, — ответил тот твердо. — Я не вижу ни малейшей опасности. Фитили проведены, ты это знаешь; остается только их зажечь.
 Возражать было бы лишним. Сумми Ским, Жанна Эджертон и Стел ль отправились присоединиться к главным силам каравана, расположившимся на берегу реки Руббер. Бен Раддль тотчас же исчез в отверстии, замаскированном ветвями. Он дополз до середины галереи и зажег фитиль, который соединялся с одной стороны с патронами, заложенными в стене, а с другой — с заложенными в плотине. Затем он поспешно покинул галерею и пустился бежать по направлению к морю.
 Прошло четверть часа, и мины взорвались с глухим гулом. Казалось, что гора заколебалась. Разбитая плотина рассыпалась на тысячу кусков, и вода канала порывисто устремилась в пустую галерею. Но была ли разрушена стена, находившаяся на другой оконечности галереи? Густые пары, выступившие наружу, могли ответить на этот вопрос раньше, чем он мог быть поставлен. Да, стена была опрокинута, так как через образовавшееся отверстие вулкан испускал свой смрадный газ.
 В то же время из галереи понесся оглушительный шум. Вода, борясь с лавой, кипела, выла, свистела и обращалась в пары…
 Огонь и вода! Которая из этих стихий выйдет победительницей в титанической борьбе? Огонь ли потухнет или вода, изливаемая рекой Маккензи, будет побеждена огнем, когда достигнет сердца вулкана?..
 Это был последний вопрос, который предстояло разрешить, и решение требовалось немедленно.
 Прошло полчаса, прошел час. Вода текла, наполняя канал до самого края, наполняя сплошь всю галерею и с шумом исчезая в горе.
 Канадцы в полном составе, хорошо вооруженные, покинули берег Руббера и бросились к побережью океана. Здесь, остановившись, они долго стояли неподвижно, сохраняя мертвую тишину и с тревогой глядя на вулкан.
 Вдруг почва затрепетала, и в недрах земли раздались ужасные глухие раскаты. Затем произошло нечто необычайное. Вся равнина, насколько можно было окинуть взором по направлению к югу, казалось, заходила волнами; поднялась темная пыль, которая совершенно затмила блестящий диск солнца.
 Канадцев охватил ужас. Всех, до самого выдающегося храбреца, объял страх при виде этой борьбы плутонических сил.
 Но гнев вулкана уже укрощался. Облако пыли стало опускаться, и солнце снова заблестело на прояснившемся небе.
 Кошмар проходил. Вздохи облегчения расширили сжатые груди, сердца стали биться нормально. Кое-кто улыбался, и все осмелились оглянуться вокруг себя.
 Ничто в природе не изменилось. Река Руббер по-прежнему бежала в Арктический океан, и ее волны, как и прежде, разбивались о тот же берег. Золотой вулкан, этот Ахилл, пораженный в пятку незначительной, но смертельной раной, также по-прежнему поднимал свое чело, украшенное султаном из дыма и пламени, и безучастно глядел на поток воды, который продолжал посылать в его недра канал.
 Прошло еще четверть часа, и вдруг, без малейших предвестников, раздался ужасный взрыв.
 Кусок горы отвалился и упал в море. Вслед за ним поднялась огромная волна. Камни, куски отвердевшей лавы, шлаки, пепел, пламя и дым, вертясь вихрем, с треском и шумом забили ключом и вынеслись выше кратера на воздух больше чем на пятьсот метров.
 С этого момента взрывы следовали за взрывами. Вулкан, потрясаемый новой яростью, брызгал в небо тысячами раскаленных камней. Некоторые из них снова падали в его раскрытую пасть, которая их проглатывала. Другие же со свистом и шипением поглощались волнами Полярного океана.
 — Но… черт побери, — пробормотал Сумми Ским, когда его волнение прошло и к нему возвратилась способность речи, — наши самородки золота уносятся в море!..
 Если эту мысль не высказали раньше ни Бен Раддль, ни Билль Стелль, то только потому, что они не были в состоянии произнести ни одного слова. Безнадежность, изумление охватили их как столбняк.
 Предпринять это путешествие, вступить в борьбу с природой, приложить столько усилий, столько стараний — и все это напрасно?!
 Бен Раддль не ошибся. Впуская воду в очаг вулкана, он, как и желал этого, вызвал извержение. Но, вызвав извержение, он не мог им управлять, и потому кампания оканчивалась разорением…
 Чудовище, которое он освободил, освобождаюсь и из-под его воли. Ничто не могло остановить извержения. Почва дрожала, как бы готовая разверзнуться. Стенания, рев пламени, свист паров заставляли все пространство вибрировать. Верхушка конуса исчезла за занавесом раскаленного дыма и удушающих газов. Некоторые раскаленные тела, носясь в воздухе, разрывались с треском, как бомбы, и рассыпались золотой пылью.
 — Наши самородки разрываются! — стонал Сумми Ским.
 Все в страхе смотрели на это ужасающее зрелище.
 Они в это время думали уже не о техасцах, а только о богатствах самого чудесного месторождения золота во всем свете — о богатствах, которые бесполезно пропадали в водах Ледовитого океана.
 Каравану уже нечего было опасаться Гунтера и его банды. Изумленные внезапностью явления, они не имели времени остерегаться его последствий… Быть может, площадка обрушилась под их ногами?.. Быть может, их поглотил кратер? Быть может, унесенные в пространство, изуродованные, обожженные, они теперь лежали в глубине Ледовитого океана?..
 К Бену Раддлю первому вернулось полное самообладание.
 — Идите за мной… Идите! — кричал он.
 Следуя за ним, канадцы подошли к правому берегу реки Руббер; перейдя ее вброд, они направились на равнину, двигаясь вдоль подножия горы. Через двадцать минут они дошли до лагеря техасцев.
 Пять или шесть человек, оставленные сторожить лагерь, увидя противников, тотчас же бросились в лес. Лошадей при обозе не оказалось; они, испуганные треском и шумом извержения, понеслись на равнину и там разбежались в разные стороны.
 Канадцы завладели пустующим лагерем, затем обратили свои взоры на скаты горы.
 Извержение, грохотавшее там, наверху, выполнило уже свою разрушительную работу. Из банды остались в живых очень немногие, которые, подвергаясь большой опасности, спускались с покатостей горы.
 Среди них, на высоте ста метров от равнины, заметили и Гунтера; он был тяжело ранен и едва тащился. Голова его была обвязана. Видя, что их лагерь подвергся нападению, американцы, израненные, безоружные, с жестами отчаяния бежали к северу, стараясь достичь берега моря, чтобы добраться по нему до леса.
 Когда Гунтер, поддерживаемый двумя товарищами, направлялся к берегу, огромная глыба поднялась из кратера, описала громадную параболу и грузно опустилась прямо на группу из трех техасцев. Один из них счастливо избежал ее удара и с криком кинулся в сторону. Другой остался на месте, буквально разможенный о землю.
 Что же касается Гунтера, то он, получив удар в голову, перевернулся, упал и стал скатываться со скалы на скалу, пока не разбился насмерть у подножия горы.
 В это время, предшествуя своей жертве, камень продолжал катиться по скату. Затем скорость его движения постепенно стала замедляться, и наконец он тихо остановился у самых ног Бена Раддля.
 Инженер наклонился. В царапинах и ссадинах, полученных глыбой, виднелось желтое вещество, блиставшее металлическим блеском. Сердце инженера охватило сильное волнение… Он увидел, что этот осколок состоял весь из чистого золота!..
 Глава пятнадцатая — ЖАННА ЭДЖЕРТОН, СУММИ СКИМ И БЕН РАДДЛЬ В НЕДОУМЕНИИ
 Да, это было золото, которого так жадно искал Гунтер и которое принесло ему смерть. Как велика была его ненасытная жажда этого драгоценного металла! Сколько совершено было им преступлений, сколько создано проектов ради того, чтобы собрать маленькие частицы этого металла! И по иронии случая золотой самородок раздавил наконец голову, в которой зарождалось столько преступных замыслов.
 Бен Раддль на глаз определил вес этого самородка, освободившего его от врага; в нем должно было быть золота не меньше, чем на сто тысяч франков. Теперь самородок — его бесспорная собственность. Он не только окупит расходы по экспедиции, но и даст возможность выдать вознаграждение всем этим отважным, но несчастливым работникам.
 Однако какое разочарование для них, рассчитывавших на неисчислимые сокровища вулкана! Им пришлось воспользоваться единственным образчиком этих богатств.
 Конечно, враждебное отношение техасцев испортило все планы Бена Раддля. Для защиты своего каравана он вынужден был вызвать извержение раньше времени. Но если бы даже он был полным хозяином времени, то золото, которое заключалось в вулкане, все равно было бы для него потеряно, потому что вулкан метал свои сокровища по направлению к морю.
 — Все несчастье, — заметил Стелль, когда канадцы несколько успокоились,
 — в том, что вулкан был неприступен, когда мы пришли.
 — Действительно, — заметил Сумми Ским, — Жак Леден считал его погасшим, тогда как он только спал. Он проснулся, но на несколько недель раньше, чем следовало.
 Да, это была непредвиденная несчастная случайность, и благодаря ей Бен Раддль ничего не заработал на своем предприятии.
 — Бедный Бен, — обратился к нему Сумми Ским, — вооружись мужеством и философией! Брось свои мечты и удовольствуйся тем, что имеешь.
 Бен Раддль пожал руку кузена и с прежней энергией стал во главе каравана.
 Надо было расположить лагерь вдали от вулкана, принимая во внимание перемену течения лавы. К тому же новый лагерь был лишь временным, так как не было ни малейшего основания здесь оставаться.
 Место было выбрано на берегу реки Руббер; тотчас же все принялись за работу. Двенадцать человек были посланы по ту сторону канала с поручением собрать все, что осталось. Несколько человек овладели повозками и имуществом техасцев, а остальные отправились на равнину ловить лошадей, которых и поймали без особого труда.
 К вечеру лагерь расположился па новом месте с достаточными удобствами.
 Ночь прошла спокойно. Все были настороже, из опасения, что рассеянные неподалеку бандиты предпримут ночное нападение.
 Но тишина ничем не нарушалась, ревел только один вулкан.
 Какое чудное зрелище представляло собой страшное извержение в ночной темноте! Золотой песок, раскаленный добела, выбрасываемый с неимоверной силой, окружал кратер в виде купола. Выше этого огненного свода вздымалось до облаков пламя, ослепительным светом озаряя всю окружающую местность вплоть до горизонта.
 Вода канала продолжала течь в раскаленные недра вулкана. Если рана, нанесенная взрывом, останется незатянутой, то в продолжение скольких месяцев воды широкого устья будут еще изливаться во внутренность вулкана?
 — Кто знает, — обратился на следующее утро Стелль к Сумми Скиму, — возможно, что такое наводнение совершенно потушит вулкан.
 — Очень возможно, только, пожалуйста, не говорите этого Бену. Он способен ждать! А между тем собрать в кратере нам ничего не придется.
 Но Бен покорно склонялся перед неумолимой силой обстоятельств. Прииск N 129 погиб от наводнения, Золотой вулкан извергал свои сокровища в море! Против этого он ничего не мог поделать и потому не пытался сопротивляться суровым фактам; они для него были прошедшим, и он обращался к будущему.
 А это будущее, ближайшее будущее было — Доусон.
 На другой день, в пять часов утра, он сообщил своим товарищам, что сегодня они выступят в поход, направляясь к югу. Он ожидал возражений, но их не встретил. Наоборот, все облегченно вздохнули, узнав, что они отправляются в обратный путь.
 Прежде чем подать сигнал к выступлению, Бен Раддль и Сумми Ским в последний раз обошли подножие вулкана. Не попадутся ли им здесь осколки золотоносного кварца?
 Нет! Кусок золота, который убил Гунтера и затем подкатился к ногам инженера, был единственным подарком, который мог быть увезен в Канаду.
 Ход извержения не изменился. Все выбрасываемые вулканом вещества — камни, шлаки, лава, пепел — падали в море, временами далее двух километров от берега. Что касается интенсивности извержения, то оно ничуть не ослабело; разумеется, благодаря этому не было ни малейшей возможности взобраться на вершину горы.
 Когда Бен Раддль и Стелль приступали к этому исследованию, Жанна Эджертон подошла к Сумми Скиму, который, сидя на траве, курил трубку.
 — Вы меня извините, господин Ским, — начала она, несколько смутившись,
 — что я вас не поблагодарила. Но я только сегодня утром узнала, насколько я вам должна быть благодарна…
 — Кто это проболтался? — воскликнул раздраженный Сумми Ским.
 — Патрик мне все рассказал, — тихо перебила его Жанна. — Я знаю, что если я жива, то благодаря лишь вам и вашему хладнокровию, а также и вашей храбрости.
 — Это Патрик вас так настроил, мисс Жанна? — воскликнул Сумми Ским. — В таком случае он чересчур скромен, так как в действительности это все сделал он.
 — Нет, господин Ским, — возразила Жанна с некоторой горячностью. — Я отлично знаю, какую роль играл Патрик, и воздаю ему должное. Но я также знаю, что сделали для меня вы…
 — Я! — вскрикнул Сумми. — Я играл роль охотника, вот и все. Если охотник видит, что дичь от него ускользает, он стреляет. Это вполне понятно!..
 Сумми был не на шутку сердит и резко заявил:
 — Довольно. Я не желаю, чтобы мне говорили об этом деле…
 — Хорошо, — ответила Жанна. — Я не буду об этом говорить… но буду думать.
 Караван выступил в восемь часов. Инженер и Сумми Ским шли во главе, впереди тележки, в которой ехала Жанна Эджертон в сопровождении Нелуто. Нагруженные лагерными принадлежностями повозки двигались под управлением Стелля.
 Во время похода в пищевых припасах недостатка не ощущалось. Многое было забрано с собой, а охота по пути постоянно доставляла дичь. Погода все время была прекрасная.
 Можно было рассчитывать, что удастся добраться до Клондайка раньше сентября.
 Когда на следующий день караван остановился, чтобы пообедать, Золотой вулкан еще виднелся на горизонте. Бен Раддль не мог оторвать от него глаз.
 — Полно, Бен, — обратился к нему Сумми Ским, — золото развеивается с дымом, как и многое на этом свете. Не думай больше об этом. Смотри не сюда, а вот в эту сторону.
 И рука Сумми протянулась в направлении юго-востока, к далекому Монреалю.
 С общего согласия Бен Раддль и Стелль выбрали новый маршрут. Вместо того чтобы делать крюк на восток, они пошли на юг по прямой линии. Они знали, что не будут иметь в этой местности недостатка в воде; здесь протекало много речек.
 С первого дня похода особое внимание проводников было обращено на массу встречающихся по пути расщелин, трещин и раздвигов в почве; приходилось их обходить и, следовательно, удлинять путь.
 Но к счастью, пройдя несколько десятков километров, путники убедились, что положение местности изменилось к лучшему.
 Глубокие трещины появлялись редко, но размеры их увеличивались, словно несколько трещин соединились в одну. Уже в шестидесяти километрах от Золотой горы нашлась всего одна расщелина, но таких размеров, что заслуживала названия глубокого рва. Она шла с севера к югу, уклоняясь иногда к западу и, как казалось, к Доусону. Каравану оставалось только следовать по ее восточному берегу.
 Это странное явление вызвало среди золотоискателей оживленный разговор.
 Особенно много говорил инженер Бен Раддль.
 — По-видимому, — сказал он, обращаясь к Сумми, — это вторичная реакция вулкана. До извержения мы почувствовали — ты помнишь? — три подземных удара, а южный горизонт был заволочен пылью. Ты теперь знаешь происхождение этой пыли.
 — В таком расстоянии от горы! — воскликнул Сумми Ским.
 — Тут нет ничего невозможного, — заявил инженер. — Вулканы часто перед наступлением извержения потрясают землю на очень далекие расстояния. Но с наступлением извержения землетрясение прекращается, так как подземные газы находят выход через кратер. Теперь ты понимаешь, что здесь произошло?
 Двенадцатого августа перешли полярный круг. Дурная дорога задерживала движение; в день удавалось проходить не более двенадцати-пятнадцати километров.
 Общее состояние каравана было удовлетворительным. Сильные канадцы положительно не знали усталости.
 Вдоль этой обширной трещины, раскрытой вулканическими силами., караван продолжал двигаться и теперь. Но уже в расстоянии ста километров к югу от полярного круга трещина начала сильно уменьшаться как в ширине, так и в глубине.
 Высоты, окружавшие Доусон, показались третьего сентября.
 Через несколько минут после полудня караван остановился перед дверями Северного отеля.
 Поход был окончен. Патрик и Нелуто отправились в предместье, где жил их друг Лорик. Стелль повел своих людей и повез всю материальную часть в депо Доусона. Старые горнорабочие прииска N 129 разбрелись по городу, отыскивая себе жилище.
 В это время Жанна Эджертон, Сумми Ским и Бен Раддль приводили в должный вид свой туалет; потребовались баня, парикмахер, портной, швея, прачка и гладильщица белья. К четырем часам дня путешественники встретились в салоне Северного отеля, уже преображенные согласно требованиям общежития.
 В то время как Жанна, сгорая нетерпением повидать свою кузину, торопливо шла в госпиталь. Бен Раддль и Сумми Ским отправились в бюро «Англо-Американского общества транспортирования и торговли», где перед отправлением в экспедицию оставили на текущем счету деньги. Приходилось серьезно позаботиться о денежном вопросе. Какой бы стоимости ни достигала проектированная добыча золота, выбрасываемого Золотым вулканом, в данную минуту ощущалась настоятельная необходимость в разменной монете.
 Сумми представил кассиру в окошко чек. Кассир взял его с небрежным видом, но тотчас же изменился в лице и смутился, едва только прочел подписи на чеке. Кассир быстро закрыл окно, и вслед за тем за решеткой вскоре раздался шум как бы от передвигаемой мебели. Все это крайне заинтриговало обоих кузенок.
 В ожидании, пока будут выполнены все нужные формальности, оба кузена направились к другой кассе, в которую представили слиток золота, добытый при столь драматических обстоятельствах. Заведующий отделением драгоценных металлов, принимая самородок, далеко не выказал того равнодушия, какое обнаружил его сослуживец из отделения технических счетов. Наоборот, он живостью своих движений выразил удивление, которое вызвал у него этот чудный образчик минерального богатства. Вычищенный так тщательно, что на нем не было ни малейшей частички постороннего вещества, он блестел в своем желтом наряде и отражал дневной свет тысячами своих граней.
 Представитель «Англо-Американского общества» взвесил самородок и определил его стоимость.
 — Двадцать тысяч шестьсот тридцать два доллара и пятьдесят центов, — определил он.
 Бен Раддль выразил жестом согласие.
 — За кем записать? — осведомился заведующий, взяв перо в руки.
 — За Сумми Скимом и Беном Раддлем, — ответил инженер.
 Тотчас же заведующий захлопнул окошко, и за решеткой послышался тот же шум передвижения мебели, который еще раньше обратил внимание обоих кузенов.
 Прошло несколько лшнут. Бен Раддль не знал, что подумать; он громко высказал предположение, что над ним насмехаются; но в это самое время один из служащих высшего ранга подошел к нему и попросил его и Сумми Скима зайти к господину Вильяму Бролю, который желает с ними говорить.
 Оба, сильно заинтересованные всем происходящим, отправились к помощнику директора, с которым были уже знакомы.
 — Прошу меня извинить, что я обеспокоил вас, — обратился к ним Вильям Броль, — но прежде всего позвольте вас обоих поздравить с возвращением из экспедиции!
 Сумми Ским и Бен Раддль сухо поклонились, ничем не выражая удивления такой любезной встрече.
 — Вы понимаете, — продолжал помощник директора, — что я не могу не выразить почтения самым солидным клиентам нашего дома…
 Оба кузена с изумлением взглянули на господина Вильяма Броля. Уж не сошел ли он с ума? Или, быть может, «Антло-Американское общество транспортирования и торговли» потерпело крах и в настоящее время для него дороги даже такие ничтожные клиенты, как они?
 — Ах, — продолжал помощник директора, — вы должны над нами смеяться, и в этом случае вы правы. Какой мы сделали промах!.. Хуже! Не промах, а непростительную глупость!.. Оценить ваш прииск в пять тысяч долларов! Впрочем, не вам нас упрекать в этом безумии, не вам, счастливым собственникам прииска номер сто двадцать девять.
 — Сто двадцать девять! — повторили одновременно изумленные Бен Раддль и Сумми Ским.
 — Да, чудесного, небывалого, золотоноснейшего прииска.
 Если выражение восхищения директора ограничилось только этими эпитетами, то лишь потому, что он не находил других.
 — Виноват, но… — начал было взволнованный Сумми Ским.
 Бен Раддль, который никогда не терялся ни при каких обстоятельствах, перебил его.
 — Что вы хотите, господин директор! Во всех предприятиях все зависит от удачи, — сказал он. — Вам может представиться другой случай.
 — Никогда! — твердо заявил Вильям Броль. — Ни в Клондайке, ни в каких других местах таких богатых приисков, как номер сто двадцать девять, не существует!.. Я понимаю, что вы могли в этом сомневаться, но в настоящее время все ваши труды и расходы прекрасно вознаграждены; об этом свидетельствуют ваши посылки, которые вот уже месяц мы получаем каждый день.
 — Каждый день? — пробормотал Сумми Ским.
 — Да, почти каждый день.
 — Ну, уж будто в продолжение целого месяца? — осведомился инженер, стараясь казаться как можно спокойнее.
 — Вот именно! — воскликнул Броль. — Сегодня истек ровно месяц со дня первого получения нами вашего золота.
 — В самом деле? — спросил с самым простодушным видом инженер.
 — Если вы желаете точно установить число, — сказал Вильям Броль, — то можно навести справки по нашим книгам.
 Он нажал кнопку звонка. Немедленно появился один из служащих.
 — Принесите мне счета господ Бена Раддля и Сумми Скима, — распорядился Вильям Броль.
 Служащий исчез.
 — Кстати, выяснится и сумма вашего текущего счета, — заметил помощник директора, широко улыбаясь.
 Принесли книгу. Вильям Броль раскрыл ее.
 — Видите, господа, — сказал он. — Я очень немного ошибся. Сегодня третье сентября, а ваша первая посылка получена пятого августа. Что же касается суммы, числящейся на вашем текущем счету… — продолжал он, пробегая глазами колонну цифр. — Сейчас… А!., вот она! Желаете получить выписку?
 Бен Раддль взял карандаш и стал записывать под диктовку: «Три миллиона триста восемь тысяч четыреста тридцать один доллар восемьдесят центов».
 Инженер старательно записал эти головокружительные цифры. Сумми Ским, жалея свой рассудок, решил просто-напросто не думать, но Бен Раддль продолжал размышлять, слушая рассеянно Вильяма Броля.
 — А ваш сегодняшний взнос — это нечто чудесное, не по цене, а по красоте образчика. Какой замечательный самородок! Я убежден, что он единственный в мире. Только прииск номер сто двадцать девять мог дать такой небывало крупный самородок!
 Размышления Бена Раддля привели его к заключению, что помощник директора сошел с ума, и безнадежно. У него было простое средство вполне в этом убедиться. И он обратился к нему развязным тоном:
 — Мы, — я и мой кузен, — зашли сюда, собственно, чтобы предъявить чек на сумму совсем незначительную. Но так как мы в Доусоне проездом, то считаем, что лучше взять более крупную сумму.
 — К вашим услугам, господа, — ответил Вильям Броль. — Сколько вы желаете получить?
 — Сто тысяч долларов, — сказал спокойно Бен Раддль.
 Теперь предстояло убедиться в верности предположений Скима и Раддля. Если помощник директора сумасшедший, то нельзя же предположить, что и все служащие сошли с ума. Вся комедия сейчас же кончится, когда придется отсчитать такую сумму.
 — К вашим услугам, — повторил Вильям Броль, — только понадобится некоторое время, чтобы отсчитать сто тысяч долларов. Я вас не буду задерживать, деньги вам доставят в отель.
 — Да они нам не к спеху, — сказал Бен Раддль, выходя из директорского кабинета.
 Вильям Броль проводил обоих визитеров до дверей, рассыпаясь в любезностях.
 Сумми Ским поднялся одновременно с кузеном и последовал за ним с покорностью ребенка.
 — Что ты об этом думаешь, Бен? — пробормотал он сквозь зубы, когда они вышли на улицу.
 — Ничего! — ответил Бен Раддль, более пасмурный, чем он хотел казаться.
 Все время они шли молча и пришли в отель, не обменявшись ни словом.
 Войдя в салон, они встретили Жанну Эджертон, которая ждала их с нетерпением. Молодой девушке, в свою очередь, пришлось испытать волнение.
 Лицо ее выражало сильное беспокойство и было заплакано.
 Увидя это, Сумми Ским позабыл про фантастическое свидание с помощником директора «Англо-Американского общества транспортирования и торговли», бросился к Жанне и взял ее за руку.
 — Что с вами, мисс Жанна? — недоумевал он. — Что случилось?
 — Моя кузина исчезла, — ответила девушка, силясь удержать рыдания.
 Теперь пришла очередь встревожиться и инженеру.
 — Мисс Эдита исчезла? — спросил он дрожащим голосом. — Это невозможно!
 — Но это так, — ответила Жанна, — Когда мы разошлись, я отправилась в госпиталь. Там я встретила доктора Пилькокса, и он сообщил мне эту весть.
 — И он вам не говорил никаких подробностей?
 — Он сказал, что Эдита покинула госпиталь совершенно неожиданно двадцать пятого июля, в первом часу дня…
 — Не объясняя причины своего отъезда?
 — Да.
 — Не говоря, куда едет?
 — Она только заявила, что рассчитывает вернуться к началу зимы.
 — И доктор не знает, куда она отправилась?
 — Он просто в недоумении…
 В этот момент слуга вошел в салон и доложил, что кто-то желает видеться и говорить с господами Сумми Скимом и Беном Раддлем.
 — Попросите его войти, — ответил машинально инженер.
 Вошедший держал в руке очень вместительный мешок.
 — Мне поручено, — начал он, — нашим директором господином Вильямом Бролем передать вам сто тысяч долларов и взять от вас расписку в получении денег.
 И служащий «Англо-Американского общества» стал выкладывать из мешка пачки банковских билетов, раскладывая их в порядке на стол.
 — Не желаете ли, господа, проверить? Бен Раддль методично сосчитал билеты.
 — Верно, — сказал он.
 — Будьте любезны выдать мне расписку.
 Бен Раддль взял перо и подписал свое имя. Что же касается Сумми, то инженеру пришлось чуть ли не водить его рукой. Ским был как во сне.
 Бен Раддль провел посланца до дверей и вернулся к Жанне Эджертон и кузену. Они сидели друг против друга, смотря на банковские билеты.
 Сумми Ским сохранял расстроенный вид, а Жанна продолжала плакать и смотрела вопросительно.
 Бен Раддль не был расположен объяснять все происшедшее. До сих пор он сдерживался, но теперь силы оставили его.
 В течение нескольких минут все трое неподвижно простояли в зале. Затем одновременно опустились в кресла и откинули головы к мягким спинкам.
 Долго они оставались в таком положении, тщетно стараясь разгадать эту загадку Сфинкса, которую не разрешил бы и сам Эдип. А над городом уже опускался вечер, и жизнь постепенно замирала.

 Глава шестнадцатая. РАЗГАДКА

 Долго ли могло продолжаться угнетенное состояние Бена Раддля? Это было маловероятно, принимая во внимание темперамент инженера. Во всяком случае, обстоятельства не допустили, чтобы реакция наступила самопроизвольно.
 В тот момент, когда улицы Доусона осветились электрическим светом, слуга явился во второй раз и доложил, что какой-то незнакомец желает переговорить с господином Сумми Скимом.
 Визитером оказался Нелуто. Он не принес ни одной новости особой важности, а пришел только для того, чтобы сообщить господину Скиму, что Патрик и он не могут жить в доме, находящемся в предместье, так как этот дом заперт и Лорик покинул его более месяца назад.
 Отъезд Лорика ничуть не удивил Бена Раддля. Он предположил, что этот канадец, очень опытный золотоискатель, нашел подходящий случай обратиться к своей специальной деятельности. Быть может даже, он отправился разыскивать новые прииски для своего прежнего патрона.
 Вдруг Бен Раддль выпрямился, снова готовый к энергичной деятельности.
 — Нелуто! — позвал он, когда индеец собирался уходить.
 — Что прикажете, господин Раддль?
 — Нелуто, мы завтра едем на прииск номер сто двадцать девять.
 — Сто двадцать девять! — повторил изумленный индеец.
 — Да! Что дом в предместье заперт, это не важно, так как тебе сегодняшнюю ночь не придется спать.
 Бен Раддль взял со стола пачку банковских билетов.
 — Вот две тысячи долларов, — сказал он. — Я тебе дам еще столько, сколько понадобится. Не жалей денег. Завтра к шестому часу утра у нашего подъезда должна стоять крытая повозка, в которой мы могли бы все поместиться.
 — Завтра утром! — воскликнул Нелуто. — Но ведь теперь ночь, господин Раддль.
 — Настаивай, проси, угрожай, а главное — рассыпай доллары полными горстями; последнее — наилучшее средство. А затем, — докончил инженер, — устраивай как знаешь, но чтобы завтра к назначенному часу повозка была готова.
 Нелуто вздохнул.
 — Постараюсь, господин Раддль, — ответил он и быстро удалился.
 Едва только вышел индеец, как появился доктор Пилькокс.
 Узнав во время визита Жанны Эджертон о возвращении обоих кузенов, он явился засвидетельствовать свое почтение.
 В качестве врача он первым долгом осведомился об их здоровье.
 — Как ваше здоровье? — спросил он.
 — Как видите, — ответил Сумми Ским.
 — И довольны?
 — Как вы полагаете?
 — Еще бы! — воскликнул доктор. — Такое прекрасное путешествие!
 — Ошиблись!.. Мы довольны, что вернулись.
 Доктор Пилькокс был посвящен во все подробности экспедиции. Он узнал о всех неприятностях; ему рассказали о появлении техасцев, об их нападениях, о вызванном инженером извержении вулкана, о трудах, затраченных напрасно, так как, за исключением одного самородка, все остальные лежат в настоящее время в глубинах Полярного моря.
 — Вот как! — сказал доктор. — Вулкан стал не в ту сторону извергать. Стоило ему после этого давать рвотное!
 Понятно, что под рвотным доктор подразумевал воды реки Руббер, введенные в желудок Золотого вулкана.
 В виде утешения он повторял с некоторой вариацией то, что уже говорил Сумми Ским Бену Раддлю:
 — Будьте философами! Философия — это самое гигиеничное в мире. Гигиена
 — это здоровье. А здоровье — это самый наидрагоценнейший самородок!
 Бен Раддль спросил доктора об Эдите Эджертон. Но ничего нового не узнал. Доктор сообщил Жанне все, что знал, а знал он очень немногое.
 В один прекрасный день Эдита внезапно выехала, обещая, но не наверное, возвратиться до зимы. Доктор должен был примириться с этим. Примирился с этим и глубоко вздохнувший Бен Раддль.
 На следующий день, рано утром, у подъезда отеля остановилась крытая повозка. Нелуто превзошел самого себя. Ни в провизии, ни в багаже, ни в оружии — ни в чем не было недостатка, не говоря уж о том, что запряженная двумя сильными лошадьми повозка оказалась очень комфортабельной.
 Но если деньги, рассыпанные полными горстями, создали удобную обстановку для переезда, то они были бессильны уменьшить число километров. В прошлом году потребовалось три дня, чтобы доехать до прииска N 129, в нынешнем понадобилось лишь немногим меньше времени, чтобы снова переехать то же расстояние по несколько укороченному пути.
 У форта Кудахи надо было переехать Форти-Майльс-Крик, недалеко от его впадения в реку Юкон. По сведениям, добытым от местных жителей, правый берег реки уже больше месяца был непроходим. Ввиду столь авторитетного заявления все четверо путешественников перебрались через реку на ее левый берег, по которому и продолжали путь.
 На всем этом пути, и по преимуществу в Кудахи, местные жители больше всего говорили о приисках, расположенных на Форти-Майльс-Крик. Если верить им, то благодаря разведкам, произведенным в очень недавнее время, открыты такие богатые месторождения золота, о которых до сих пор ни один золотоискатель не имел и представления.
 Напрасно Бен Раддль кипел нетерпением, слушая эти чудесные рассказы: лошади отнеслись безучастно к его нетерпению и не прибавляли шагу. Только 6 сентября, около часа пополудни, путешественники прибыли в местность, смежную с границей.
 Эта местность была решительно неузнаваема. Большую часть своего пути они не заметили какой-либо особой перемены. Пока они ехали, все встречные пейзажи, которые они созерцали на правом берегу реки и которые встречались на левом берегу, очень мало различались между собой. Все оставалось на прежнем месте, как до катастрофы 5 августа.
 Но когда они выехали на высоту участка N 127-бис, в свое время разрабатывавшегося Жанной Эджертон, а затем переехали гребень хребта, шедшего с северо-востока к этому участку и дальше по низовью реки, ландшафт совершенно изменился.
 Вместо того чтобы встретить, как следовало ожидать, разливы реки по участку N 129, они увидели широкое пространство твердой земли, тянувшееся по обе стороны границы, длиной около километра. На этом участке работала масса людей.
 Водная поверхность виднелась на юге и казалась замкнутой между северной и южной границами прииска N 129, за которым шумно протекала изменившая русло речка. Холм, некогда отделявший владение обоих кузенов от владения Жанны Эджертон, больше не препятствовал течению речки. Мысок, который образовывал холм, исчез. Теперь на его месте проходила речка; она, дойдя до скалистой преграды, разделявшей пополам прииск N 127-бис, спускалась каскадом по ступеням; пройдя сто метров, она возвращалась в свое прежнее русло и уже не покидала его до впадения в Юкон.
 Изменение местности произошло, казалось, на очень ограниченном пространстве, в котором часть речки, составлявшая окраину прииска дяди Жозиаса, теперь находилась в центре.
 Повозка продолжала спускаться по дороге, сдерживаемая тормозом; сидевшие в ней могли с удивлением рассматривать необычайное зрелище. Неужели это был участок N 129? Но разрабатываемая площадь намного превосходила установленные для одного участка размеры. С другой стороны, если это был знаменитый участок N 129, который они прекрасно знали по его доходности, то кому он теперь принадлежит, и каким образом могло случиться, что его разрабатывают за счет Сумми Скима и Бена Раддля? Кем и для чего произведены необходимые расходы? Кто нанял людей и распоряжается рабочими?
 Эти вопросы настойчиво рождались в их мозгу, и они не находили ответа ни на один из них, теряясь в море догадок.
 По мере приближения к подошве спуска можно было ясно различить отдельные предметы. Бен Раддль вскоре увидел четыре роккера в двух группах, отстоящих одна от другой примерно на сто метров и снабженных паровым насосом, выкачивающим воду. При этих роккерах, кто копая, кто промывая песок в разных сосудах, суетились, не замечая проезжающих, примерно двести пятьдесят рабочих.
 Один из них, однако, оставил работу, когда повозка очутилась на месте разработки, и вежливо спросил визитеров, что им надобно.
 — Говорить с вашим хозяином, — ответил за себя и своих спутников Бен Раддль.
 — В таком случае идите за мной, господа! — ответил рабочий.
 Сумми Ским, Бен Раддль и Жанна Эджертон вышли из повозки и, следуя за проводником, направились по пологому скату берега реки.
 Пройдя шагов пятьсот, провожатый остановился перед небольшим домиком, построенным у подножия западных склонов высот, вдоль которых следовала повозка, и, взявшись за привешенный молоток, постучал в дверь.
 Дверь тотчас же отворилась. На пороге показалась молодая женщина, которую встретили восклицаниями изумления.
 — Эдита! — воскликнула Жанна Эджертон, сразу узнав ее и бросаясь в ее объятия.
 При встрече с кузиной взгляд Эдиты Эджертон обратился на лица прибывших вместе с ней и остановился на Бене Раддле, который подходил к ней первым.
 — Мисс Эдита! — вскрикнул в высшей степени удивленный инженер.
 — Господин Раддль! — воскликнула Эдита тем же тоном.
 Всем присутствующим было видно, как загорелся ясный взгляд молодой девушки и как ее бледное лицо покрылось легким румянцем.
 Когда кончились взаимные излияния радости по случаю встречи, прекратились горячие пожатия рук и стих шум, так как все говорили сразу, тогда Бен Раддль первым обратился к Эдите с вопросом:
 — Не объясните ли вы нам?..
 — Сейчас! — прервала его Эдита. — Прежде всего потрудитесь войти. Я думаю, у нас найдется достаточно стульев, чтобы усадить вас.
 Они вошли в домик, настолько скромно и просто меблированный, что эта простота смело заслуживала эпитета «спартанской». Сундук, служивший комодом, матрас, набитый сухой травой, стол и несколько стульев — вот и все. Зато вся мебель отличалась изумительной чистотой.
 — Мое объяснение будет донельзя просто, — начала Эдита, когда все уселись. — Вечером двадцать четвертого июля Лорик узнал совершенно случайно, что верховье Форти-Майльс-Крик стало ареной гораздо большего по сравнению с последним годом наводнения. Говорили, что большинство участков покрыто водой. Каким путем могла так быстро дойти эта новость, каким образом могла пройти она в одни сутки расстояние, которое при самых лучших условиях можно пройти в срок не меньше трех дней, я этого не знаю. Но новость передавалась из уст в уста и распространялась как масляное пятно по поверхности моря. Спустя несколько часов после того, как Лорик был оповещен, все в Доусоне знали об этом так же хорошо, как и он.
 — Как же тогда поступил Лорик? — спросил Бен Раддль.
 — Он в тот же вечер пришел меня об этом уведомить, — продолжала Эдита.
 — Так как господин Раддль и господин Ским находились в отсутствии, то приходилось посылать им извещение, а пока — делать все то, что они стали бы делать, если бы находились на месте. Я была свободна — летом у нас в госпитале почти нет больных. Не нуждаясь в деньгах благодаря доверенности господина Раддля, выданной Лорику, мы отправились с ним в путь с раннего утра следующего дня, скрывая из осторожности цель нашего путешествия.
 — И вы здесь с того времени?
 — Да, с двадцать седьмого июля. Слух оказался правдивым. Как вы можете убедиться, старые прииски не выступили из-под воды, а, напротив, наводненные в первый раз поднятием ложа Форти-Майльс-Крик, снова подверглись еще большему наводнению благодаря новому передвижению почвы. Мы теперь работаем в самом русле речки, так как она окончательно избрала новое ложе и течет по местам, где находились прежние участки.
 — В таком случае, — заметил Бен Раддль, — многое становится ясным.
 — Подождите, — прервала Эдита, — вы сейчас поймете все. Когда мы сюда прибыли, мы были первыми; никто нас не опередил. Как вам известно, концессия на речном прииске представляет право эксплуатации реки до берегового контура. Следовательно, часть русла, выступившего наружу, принадлежит концессионерам. Это узаконенные правила, известные всему округу и всегда всеми строго соблюдавшиеся. Мы явились на место, и нашей первой заботой было водвориться там, чтобы тотчас же соединить части, принадлежавшие приискам номер сто двадцать семь и сто двадцать девять, а также и части, принадлежавшие на востоке прииску номер сто двадцать семь, и на западе, по другую сторону границы — прииску номер сто тридцать один. Сделав это, мы приступили к разведкам этой девственной почвы на прежних и новых участках.
 — Я знаком с результатами этих изысканий, — перебил Бен Раддль, — есть от чего смутиться воображению!..
 — Не останавливаясь на подробностях, — продолжала Эдита, — перехожу сейчас к тому выводу, к которому привело нас наше поверхностное исследование. Мы немедленно узнали, что вся поверхность, еще накануне покрытия водой потока, оказалась изумительно богатой месторождениями золота, хотя и неодинаково на ней распределенными. Нам легко было убедиться — и это подтвердилось при начале разработки, — что золотоносный песок повсюду в изобилии, но тем не менее, по мере удаления от центра к окружности, обозначенной у нас кольями, количество содержащегося в песке золота уменьшается. В самом же центре, то есть как раз против старого прииска номер сто двадцать девять, мы были буквально поражены нашими первыми опытами. Что произошло в этой местности? Я недостаточно учена, чтобы ответить. Быть может, понижение почвы было причиной образования в течении Форти-Майльс-Крик водоворотов, которые способствовали отложению золота. Во всяком случае, достоверно то, что в этом месте мы встретили словно склад золотого песка; это месторождение имеет форму эллипса, площадью приблизительно в тридцать пять метров на двадцать; глубина его, как я полагаю, должна быть огромная, но она нам неизвестна.
 Собеседники Эдиты Эджертон слушали как во сне этот феерический рассказ, более похожий на сказку, чем на действительность. Они не могли определить, что их больше всего изумляло — каприз ли природы или прозорливость и энергия той, которая так умело им распорядилась. Их удивлению не было границ.
 — Ввиду этого открытия, — продолжала Эдита, — я не теряла ни одного часа, чтобы закрепить права на эксплуатацию. Один участок был зарегистрирован на имя господина Раддля, другой — на имя господина Скима, а прочие — на имя моей кузины, Лорика и мое.., Чтобы заполучить концессии на имя отсутствующих лиц, быть может, я не избегла некоторых формальных неправильностей, я этого не отрицаю. Но при такого рода обстоятельствах трудно обойтись…
 — Совершенно верно! — подтвердил Бен Раддль.
 — Не знаю, нужно ли добавить, что я ни одной минуты не заблуждалась насчет истинного положения дел. Только с капиталами господина Сумми Скима и господина Бена Раддля эти прииски могут быть разработаны. Следовательно, они им обоим и принадлежат. Я считала себя лицом, от них уполномоченным. Теперь уже все приведено в порядок. Я получила на прииск, находящийся на американской территории, вполне оформленный законный документ.
 Эдита, продолжая говорить, направилась к стоящему в углу комнаты сундуку и вынула из него пачку бумаг.
 — Вот акт на владение, а вот расписки Лорика и мои, гарантирующие настоящих собственников от притязаний с нашей стороны. Недостает только расписки Жанны, но я готова ручаться, что она ее сейчас же выдаст.
 В ответ на это Жанна поцеловала свою кузину, Что касается Бена Раддля, он был просто в восторге от такой виртуозности.
 — Чудесно! Чудесно! — бормотал он сквозь зубы.
 Эдита встала со стула.
 — Если теперь, — сказала она, — вы хотите осмотреть ваши владения, я могу служить вам в качестве проводника.
 Все вышли из домика и прошлись по местам разработки. Здесь царила оживленная деятельность, которая вызывала в инженере еще больший восторг, чем те дипломатические подвиги, о которых он только что услышал от Эдиты.
 Все было в порядке и шло с точностью хронометра.
 Работа кипела: работали на всем золотоносном участке, как на канадской территории, так и по ту сторону границы, на Аляске. Действовали два роккера, питаемые водой с помощью маленького парового насоса, поставленного на берегу новой речки, как раз против центральной части прииска.
 — Этот насос мне ничего не стоил, — сказала Эдита, — я его нашла после спада воды в прежнем ложе реки. Живительная случайность: он оказался совершенно целым, пришлось только его вычистить, поставить на место и затем добыть угля.
 Бен Раддль не в состоянии был больше себя сдерживать.
 — Но, наконец, — почти крикнул он, — скажете ли вы мне, кто организовал работу, возвел эти постройки?..
 — Это я, господин Раддль, с помощью Лорика, — ответила Эдита тоном, далеким от ложной скромности.
 — Вы! — вскрикнул инженер, который с этой минуты, казалось, совершенно погрузился в свои мысли.
 Эдита продолжала объяснения. Она повела своих компаньонов к последнему участку, расположенному на территории Аляски и зарегистрированному на имя Лорика.
 Продолжая прогулку уже в сопровождении Лорика, все они возвратились к центру разработки.
 — Это самая богатая часть, — объяснила Эдита.
 — Здесь мы быстро находим золото на тысячи долларов, — добавил управляющий.
 После посещения мест, где шла промывка золота и где воочию пришлось убедиться в изумительном богатстве месторождения, все вернулись в маленький домик.
 На пороге Бен Раддль остановил Эдиту и обратился к ней:
 — Вы говорили, что покинули Доусон двадцать пятого июля?
 — Совершенно верно, — ответила Эдита.
 — А которого числа поднялся Форти-Майльс-Крик?
 — Двадцать третьего июля.
 — Я был в этом уверен! — воскликнул инженер. — В таком случае всем этим богатством мы обязаны нашему вулкану!
 — Какому вулкану? — спросила Эдита недоумевающим тоном.
 Бен Раддль рассказал ей все приключения экспедиции, отправившейся на поиски Золотого вулкана. Когда он окончил свой рассказ, никто не сомневался, что вызванное им извержение было причиной наводнения, для которого эта часть Клондайка явилась главной ареной.
 Жанна Эджертон пришла в восторг. Нет, никакое действие никогда не бывает без последствий, и эти новые богатые прииски — лучшее тому доказательство!
 Когда все вошли в домик, Эдита разложила книги с отчетами для просмотра; в них велись приход и расход денег, приход и отправка золота, отчет по работам и прочее.
 — Это сегодня утром я закончила отчетность, — сказала она. — Я рассчитывала отправиться в Доусон. Лорик остается здесь и будет распоряжаться работами по эксплуатации, направлять которую можно, как вы видите, издалека.
 Бен Раддль вышел из домика. Он задыхался… Эта молодая девушка давала ему урок. Она не оставляла ему никакой работы. Все было на своем месте, все шло прекрасно, он сам не сумел бы лучше вести дело.
 Сумми Ским встревожился за своего кузена. Почему он так внезапно вышел? Не заболел ли он?
 Нет, Бен Раддль был здоров. Он вдыхал воздух полной грудью.
 — Вот, Бен, — обратился к нему, выйдя из домика, Сумми Ским, — в конце концов ты достиг своей цели, и ты доволен, я полагаю. Ты можешь теперь ворочать миллионами!.. К тому же я отдаю и мои в твое распоряжение, о них я забочусь вот насколько! — И Сумми Ским показал на кончик ногтя. Инженер пожал руку кузена.
 — Что ты думаешь о мисс Эдите, Сумми? — просил он его.
 — Как — что? Что она очень мила… прелестна! — ответил с горячностью Сумми.
 — Не так ли?.. Но это недостаточно сильно сказано. Она чудесна! Эта молодая девушка — настоящее чудо! — сказал Бен Раддль с мечтательным видом.

 Глава семнадцатая. СВЕДЕНИЕ СЧЕТОВ

 После короткого пребывания на прииске N 129 обе кузины и оба кузена отправились в Доусон, оставив заведовать эксплуатацией Лорика. С ним обо всем условились. Он принимал заведование прииском до его истощения, которого, впрочем, не предвиделось, и обязан был каждую неделю отсылать счета или Сумми Скиму, или Бену Раддлю в Монреаль, куда те спешили.
 Лорик, как главный распорядитель, понятно, принимал участие в чистой прибыли предприятия. Ввиду этого он и служил у своих хозяев. Еще задолго до истощения золотоносных участков этой местности он мог бы сделаться богатым человеком и предпринять эксплуатацию за свой счет или отправиться на отдых под более спокойным небом.
 Конечно, четверым путешественникам было тесно в повозке, которая их везла, но никто из них на это не жаловался. Их нервы еще были возбуждены радостными волнениями, все они казались очень веселыми. Даже Эдита стала оживленнее, и обычная серьезность словно оставила ее.
 Оба кузена во время пути расспрашивали молодых девушек об их проектах, каждая из них сообщила о своих намерениях, которые были очень просты. Ввиду того, что судьба не благоприятствовала стараниям Жанны, ничто и не изменилось в их положении. Жанна собиралась разыскивать новые участки, а ее кузина возвращалась к своим больным.
 Бен Раддль и Сумми Ским спросили молодых девушек, не принимают ли они их за чудовищ неблагодарности, но на этом разговор и остановился.
 В тот вечер необходимо было решить один важный вопрос. По приглашению Бена Раддля они вчетвером уединились в салоне.
 Инженер сразу приступил к существу дела.
 — По порядку дня нам надо свести наши счеты, — сказал инженер, открывая беседу.
 Сумми зевнул.
 — Это очень скучно! — заметил он. — К тому же я тебе говорил., ненасытный Бен, для меня поставь хоть нуль и бери себе все.
 — Если мы начинаем с шуток такого рода, — ответил Бен Раддль строго. — то никогда не кончим. Будем серьезны, Сумми, прошу тебя.
 — Будем серьезны! — воскликнул Сумми, вздыхая. — Но сколько потеряно времени, которое могло бы быть лучше употреблено!
 — Первое, с чем приходится считаться, — это то, что эксплуатация нашего прииска есть следствие — правда, косвенное — но, во всяком случае, следствие открытия Золотого вулкана.
 — Согласны! — заявили остальные трое.
 — Все наши обязательства остаются в силе, и в особенности касающиеся матери Жака Ледена. Какую часть вы считаете нужным ей уделить?
 — Четвертую часть! — предложила Жанна Эджертон.
 — Или даже все четыре четверти, — вставил Сумми Ским. — Что касается меня, то я не вижу в этом никакого неудобства.
 Бен Раддль пожал плечами.
 — Мне кажется, — заявила тихим голосом Эдита, — что рента будет предпочтительнее.
 — Мисс Эдита права, как всегда, — сказал инженер. — Мы примем за основание ренту, размер которой определим впоследствии. Но что она будет во всяком случае щедро назначена, это само собой разумеется.
 Последовало единодушное одобрение.
 — Необходимо также, — продолжал Бен Раддль, — щедро вознаградить Лорика, Стелля и всех людей, которые приняли участие в нашей экспедиции.
 — И это само собой разумеется! — воскликнули обе кузины разом.
 — Затем, все, что останется, должно быть, согласно нашего договора с мисс Жанной, разделено на две равные части: одна часть в ее пользу, другая — в мою. Я не думаю, чтобы мисс Жанна отказалась со своей стороны поделиться со своей кузиной, благодаря которой мы владеем прииском номер сто двадцать девять. Я же со своей стороны поделюсь с Сумми, несмотря на всю его брезгливость.
 — Ваши расчеты неправильны, — заявила Жанна. — Так как вы хотите, не будучи к тому обязаны, непременно поделиться с нами, то надо выполнить все условия. Вы забыли, что прежний контракт предоставляет в вашу пользу десять процентов с моих прибылей на Клондайке.
 — Это так! — ответил серьезным тоном Бен Раддль. Он взял бумагу и карандаш.
 — Подведем счет, — заявил он. — Вы говорите, что я имею право на десятую долю вашей половины, иначе, на двадцатую долю нашей общей доходности, что составит с общей суммы одиннадцать двадцатых долей в мою пользу, а остальные девять двадцатых в вашу…
 — Если я умею считать, — прибавил Сумми с самым серьезным видом, — по точному подсчету мисс Эдите будет следовать семь пятых трех четвертей тридцати восьми девяносто девятых частей. Что же касается моей доли, то она определится делением высоты Золотого вулкана на радиус полярного круга, если это частное возвести в степень возраста Стелля. Затем из этой величины надо извлечь корень, произвести над ним алгебраический анализ и подвергнуть его, по выбору, интегральному или дифференциальному исчислению…
 — Это совершенно неуместные шутки, — произнес сухо Бен, тогда как обе кузины помирали со смеху.
 — Какая чепуха! — воскликнул, вздохнув, Сумми и пересел в самый отдаленный угол, делая вид, что он совершенно безучастен к расчетам инженера.
 Бен Раддль проводил его гневным взглядом, пожал плечами и продолжал:
 — Так как наш кредит в «Англо-Американском обществе транспортирования и торговли» поднялся…
 Его прервала Жанна Эджертон.
 — Господин Раддль, — спросила она его с самым простодушным видом, — к чему все эти счеты и расчеты?
 — Но ведь…
 — Для кого, для чего? Так как, очевидно, скоро состоится свадьба…
 Сумми Ским, растянувшись на кресле, схватился за ручки, быстро поднялся и почти заревел сдавленным голосом:
 — Чья?
 В подготовительной для скачка позе, с лицом, дергающимся в конвульсиях и со сжатыми кулаками, он казался диким зверем, готовым броситься на врага.
 Получилась крайне комичная сцена; его друзья разразились в унисон гомерическим хохотом.
 Что касается Сумми, то он не смеялся. Он был буквально раздавлен. Он любил!.. Он, завзятый холостяк, счастливый тем, что не женат! Его любовь доходила до обожания. Он давно любил, все время, с тех пор, как в первый раз встретил эту маленькую, весело смеющуюся девочку на палубе «Футбола»! Ведь исключительно для нее он и отправился в изгнание, в эти ужасные страны. Он не мог ее убедить оставить Клондайк, и ради того, чтобы не покидать ее, он себя приговорил жить в этом месте… И вот теперь она так спокойно говорит о своей свадьбе! Конечно, с Беном Раддлем!.. Он более молод и более обворожителен по сравнению со своим кузеном. Понятно! Если это так, Сумми Ским сумеет совершенно устраниться… Но каких невероятных мучений будет это ему стоить!..
 — Свадьба с кем? — повторил он таким обиженным голосом, что смех Жанны сразу оборвался.
 — Как, — с кем? С вами, господин Ским! — ответила она. — Это само собой понятно. К чему спрашивать?..
 Она не имела времени докончить.
 Сумми порывисто бросился к ней, поднял как перышко своими сильными руками и стал кружиться с ней в бешеной сарабанде  note 18 , покрывая ее лицо горячими поцелуями. Бедной Жанне пришлось защищаться. Весь запыхавшись, он покинул свою легкую ношу и повалился в кресло, дыша, как тюлень.
 — Совсем сумасшедший! — воскликнула Жанна, не сердясь.
 Ей пришлось поправить свою прическу, которая оказалась в полном беспорядке.
 — К чему спрашивать о том, — продолжала она свою прерванную речь, — что наперед известно? То, что я выхожу замуж за вас, господин Ским, так же ясно, как то, что моя кузина выйдет за господина Раддля!
 Веки Эдиты стали слегка моргать.
 — Вы, мисс Эдита, подтверждаете слова вашей кузины? — спросил Бен Раддль дрожащим голосом.
 В ответ на это молодая девушка взглянула на него своим светлым взглядом и протянула руку.
 Энтузиазм Сумми Скима не знал границ. Восхищенный, восторженный, он стал бегать по комнате, толкая и опрокидывая по пути всю мебель.
 — Что же мы теперь здесь делаем? — кричал он. — Так как мы все согласны, то зачем терять драгоценное время? Будем действовать, черт возьми!
 С большим трудом пришлось пояснить ему, что свадьба, и особенно две свадьбы, не могут быть устроены среди ночи; едва-едва удалось успокоить его обещанием, что на необходимые приготовления потрачено будет возможно меньше времени.
 Через несколько дней состоялось два бракосочетания.
 Новобрачные покинули Доусон вечером в день свадьбы. Они сели на пароход, отправляющийся в Юкон, Лорик и Стелль откланялись им с берега.
 На корме парохода Сумми Ским расставил четыре кресла, на которые уселись новобрачные, и, очарованные чудной ночью, хранили молчание.
 Но Бен Раддль вскоре нарушил это молчание. Он не в состоянии был остановить работу своего мозга, разгоряченного созиданием проектов. Опираясь на свое колоссальное богатство, он мог теперь предпринять многое. Он не сдерживал своих мечтаний и громко их высказывал.
 Жанна жадно слушала и подавала реплики необузданному мечтателю. Мало-помалу их кресла сблизились. Отсутствие движения их утомило; они вскоре встали, подошли к перилам и, стоя бок о бок, облокотились на них.
 Сумми вздохнул.
 — Вот они и ушли вдвоем, — со вздохом обратился он к оставшейся с ним Эдите.
 — Надо быть рассудительным, — ответила новобрачная, — и любить людей такими, каковы они есть.
 — Да, вы правы, Эдита, — согласился Сумми Ским, не совсем, однако, в этом убежденный.
 Он испытывал тревогу. Глубокий вздох снова вырвался из его груди.
 — Да, они удалились вдвоем, — повторил он. — До чего это может дойти!
 Эдита поднялась и сделала жест, показывавший, что она знает ожидающее ее будущее.
 — Я знаю моего Бена! — воскликнул Сумми. — Он не пробудет в Монреале и восьми дней, как тоска по деятельности будет его съедать. Он захочет уехать, и я опасаюсь, что он увлечет за собой и вашу кузину, уже и теперь мало расположенную смотреть на вещи трезво.
 — Если они уедут, — ответила Эдита, — они все-таки ведь возвратятся. Мы их будем ожидать дома.
 — Это не особенно весело, Эдита.
 — Но зато полезно, Сумми. Пока они будут скитаться по всему свету, мы будем охранять их дом.
 Сумми вздохнул в третий раз.
 — И воспитывать их детей! — сказал он, не отдавая себе отчета, насколько его замечание было одновременно и комично, и исполнено самоотвержения.




 ЭПИЛОГ


 Прошли годы со времени предпринятого к Золотому вулкану путешествия и возвращения в Монреаль, и эта двойная любовь, родившаяся под ледяным небом Клондайка, продолжала сохранять свою первоначальную теплоту и искренность.
 Опасения Сумми не оправдались. С помощью Эдиты он весьма дипломатично нашел точку приложения сил для деятельности своей жены. А раз это было сделано, он уже вполне верил, что их отношения друг к другу останутся неизменными, тем более что связь укреплялась рождением детей.
 Так как денежного вопроса для него не существовало, больше того — он имел слишком большие деньги, то он стал их обращать в земельную собственность. Жанна нашла подходящее поле для своей деятельности. Она отдалась с увлечением сельскохозяйственной эксплуатации своих обширных земель, и ее дворы наполнились лучшими машинами, которые ее изобретательный ум постоянно совершенствовал.
 Эдита стала администратором этой маленькой общины. Она вела все счета. Она проверяла, судила и решала, как последняя инстанция, безапелляционно. Когда Жанна поддавалась увлечениям и угрожала вступить на слишком смелый путь, ее кузина уже была тут и кричала ей: «Сорвиголова»! И та приходила в равновесие.
 Только один Сумми портил ее настроение. Этот противный землевладелец под предлогом, что он слишком богат, не хотел прятать большую часть денег, получаемых им от своих фермеров. Впрочем, Эдита бранилась только для проформы, так как в самом деле они были слишком богаты.
 Сколько Сумми ни тратил, он не мог истратить всего, что получал Бен Раддль.
 Прежде чем истощиться, прииски на Форти-Майльс-Крик произвели в двадцать раз больше того, что было выработано в первый год их эксплуатации, и из этого золота Бен Раддль не оставил под спудом ни песчинки. Он рассеял его по всему свету, откуда оно возвращалось к нему вдвойне, чтобы снова отправиться к дальнейшие путешествия.
 Опираясь на такую силу, инженер осуществил свои мечты. Он предпринимал все, он интересовался всем, отдавая всю свою жизнь непрестанной усиленной работе. Близок день, когда он должен был сделаться одним из миллиардеров, и это должно было послужить ему лишним мотивом, чтобы работать еще больше. Все ему удавалось. Он с одинаковым счастьем наживался и на хлопке, и на шерсти, и на сахаре, и на коже, и нажитые деньги были в свою очередь распределены по самым различным предприятиям. Теперь он уже обладатель медных и угольных копей, железных дорог в Южной Америке и на Балканах, нефтяных промыслов Техаса и Румынии, центральных электрических станций и тому подобного. Вчера только он основал оловянный трест. Завтра он создаст трест никеля.
 Во всех этих делах Бен Раддль не мог бы разобраться, если бы все их не приводила в порядок Эдита. Во всякий день, во всякий час он в курсе своих дел. У него нет никаких дел, кроме одного — умножать свой капитал.
 И Бен Раддль счастлив…
 Но этого человека никогда нет дома, и вот единственное черное пятно в жизни Сумми. Бен появляется и исчезает, точно молния. Мимоходом он крепко целует свою жену, которая встречает его с улыбкой и не старается его удержать. Со своим обычным спокойствием Эдита ждет его приезда, о котором она всегда угадывает по некоторым признакам.
 Сумми Ским менее терпелив, и он, не стесняясь, самым резким тоном осуждает Бена Раддля. Последний сначала слушает, потом сердится.
 Когда же его кузен уезжает, Сумми первый готов его оправдывать.
 — Не надо быть чересчур требовательным к моему бедному Бену, — имеет он обыкновение говорить тогда Эдите. — Он похож на вулкан в извержении. Недаром же он видел в своей жизни Золотой вулкан!