--------------------------------------------- Довлатов Сергей Блюз для Натэллы Сергей Довлатов Блюз для Натэллы В Грузии - лучше. Там все по-другому. Больше денег, вина и геройства. Шире жесты и ближе ладонь к рукоятке ножа... Женщины Грузии строги, пугливы, им вслед не шути. Всякий знает: баррикады пушистых ресниц - неприступны. В Грузии климата нет. Есть лишь солнце и тень. Летом тени короче, зимою - длиннее, и все. В Грузии - лучше. Там все по-другому... Я сжимаю в руке заржавевшее это перо. Мои пальцы дрожат, леденеют от страха. Ведь инструмент слишком груб. Где уж мне написать твой портрет! Твой портрет, Бокучава Натэлла! О Натэлла! Ты - чаша на пиру бородатых и сильных! Ты - глоток родниковой воды после драки! Ты - грустный мотив, долетевший сюда из неведомых окон! Ты - ливень, который застал нас в горах! И дерево, под которым спаслись мы от ливня! И молния, разбивающая дерево в щепки!.. Ты юность прекрасной страны!.. Каждое утро Натэлла раздвигает тяжелые воды Арагвы. На берегу остается прижатый камнем сарафан, часы и летние туфли. Натэлла уплывает, изменчиво белея под водой. Тихо шелестят на берегу кусты винограда "изабель". А за кустами в этот момент бушуют страсти. Там давно сидит на корточках Арчил Пирадзе, зоотехник. Час назад Арчил Пирадзе вышел из дому. - Арчил, - заявила ему старуха Кеке Пирадзе, - я жду. Я переживаю, когда тебя нет. Вот смотри, я плюю на крыльцо. Пока оно сохнет, ты должен вернуться. - Хорошо, - сказал Арчил. Старуха плюнула и ушла в дом. Тогда ее сын начал действовать. Он вытащил из-под крыльца заржавленное ружье. Потом зарядил его и направился к реке. Теперь он сидит на корточках и ждет. Наконец смыкаются воды Арагвы. Натэлла ступает по гладким камням... Что на свете прекраснее этой картины?! Каково это видеть Арчилу Пирадзе?! Арчилу, который приходит в беспамятство даже от гипсовой статуи, изображающей лошадь?!. И тогда Арчил Пирадзе хватает свое заржавленное ружье. Он поднимает его выше и выше. Затем нажимает курок. Дым медленно рассеивается, смолкает грохот. Затихает далекое эхо в горах. - Это опять вы, Пирадзе? - строго говорит Натэлла. - Так я и знала. Сколько это может продолжаться?! Я давно сказала, что не буду вашей женой. Зачем вы это делаете? Зачем ежедневно стреляете в меня? Как-то раз вы уже отсидели пятнадцать суток за изнасилование. Вам этого мало, Арчил Луарсабович? - Я стал другим человеком, Натэлла. Не веришь? Я в институт поступил. Более того, я - студент. - В это трудно поверить. - У меня есть тетради и книги. Есть учебник под названием "Химия". Хочешь взглянуть? - Взятку кому-нибудь дали? - Представь себе, нет. Бесплатно являюсь студентом-заочником. - Я рада за вас. - Так вернись же, Натэлла. У тебя будет все - патефон, холодильник, корова. Мы будем путешествовать. - На чем? - На карусели. - Не могу. При всем обаянии к вам. - Я изменился! - воскликнул Пирадзе. - Учусь. Потом и градом мне все достается, Натэлла! - Не могу. В Ленинграде, увы, ждет меня аспирант Рабинович Григорий, я дала ему слово. - Я тоже выучусь на аспиранта. Прочту много книг. Можно сказать, я уже прочитал одну книгу. - Как она называется? - Она называется - повесть. - И больше никак? - Она называется - Серафимович! - Лично я импонирую больше Толстому, - сказала Натэлла. - Я прочту его книги. Пусть не волнуется. - Тихо! - сказала Натэлла. - Вы слышите? Из-за кустов доносились нежные слова: Ты сказала мне - нет! И по снегу, эх, по снегу ушла. Был суров твой ответ, Ночь в мученьях, ах, в мученьях прошла... По дороге медленно шел киномеханик Гиго Зандукели с трофейной винтовкой. Тридцать шесть лет оружие пролежало в земле. Его деревянное ложе зацвело молодыми побегами. Из дула торчал георгин. Завидев Натэллу с Пирадзе, Гиго остановился. Винтовку он теперь держал наперевес. - Вы пришли, чтобы убить меня, Гиго Рафаэлевич? - спросила Натэлла. - Есть маленько, - ответил Гиго. - Все только и делают, что убивают меня. То вы, Арчил, то вы, Гиго! Лишь аспирант Рабинович Григорий тихо пишет свою диссертацию о каракатицах. Он - настоящий мужчина. Я дала ему слово... Тут вмешался Пирадзе: - Кто дал тебе право, Гиго, убивать Бокучаву Натэллу? - А кто дал это право тебе? - спросил Зандукели. Одновременно прозвучали два выстрела. Грохот, дым, раскатистое эхо. Затем - печальный и укоризненный голос Натэллы: - Умоляю вас, не ссорьтесь. Будьте друзьями, Гиго и Арчил! - И верно, - сказал Пирадзе, - зачем лишняя кровь? Не лучше ли распить бутылку доброго вина?! - Пожалуй, - согласился Зандукели. Пирадзе достал из кармана "маленькую". Сорвал зубами жестяную крышку. - Наполним бокалы! - сказал он. Закинув голову, Пирадзе с удовольствием выпил. Передал бутылочку Гиго. Тот не заставил себя уговаривать. - Жаль, нечем закусить, - сказал Арчил. - У меня есть луковица, - обрадовался Зандукели, - держи. Я захватил ее на случай, если меня арестуют. - Будь здоров, Рабинович Григорий! - сказали они, допивая... Две недели так быстро промчались. Закончился отпуск. В нашем промышленном городе - тесно и сыро. Завтра в одном ЦКБ инженер Бокучава склонится над кульманом. Ее загорелыми руками будут любоваться молодые, а также немолодые сослуживцы. Натэлла шла вдоль перрона. Остался наконец позади стук колес и запах вокзальной гари. Забыта насыпь, бегущая под окнами. Забыты темные избы. Забыты босоногие ребятишки, которые смотрели поезду вслед. Девушка исчезла в толпе, а я упрямо шел за ней. Я шел, хотя давно уже потерял Бокучаву Натэллу из виду. Я шел, ибо принадлежу к великому сословию мужчин. Я знаю, что грубый, слепой, неопрятный, расчетливый, мнительный, толстый, циничный - буду идти до конца. Я горжусь неотъемлемым правом смотреть тебе вслед. А улыбку твою я считаю удачей!