--------------------------------------------- Сорокин Владимир Деловое предложение Владимир Сорокин Деловое предложение - Понимаете, ребята, мы романы с продолжением не печатаем, - Авотин сунул окурок в банку с водой, помахал рукой, разгоняя повисший возле лица дым. - У нас не ежемесячный журнал, а всего лишь институтская многотиражка. Савушкин усмехнулся: - Да это ясно, конечно. Но все-таки это же не роман какой-нибудь, а беллетризованный дневник геологической экспедиции. Это разные вещи. - Но объем-то чудовищный, Витя! - Авотин встал и, сунув руки подмышки, заходил по узкой редакционной комнате. - Почти два печатных листа! У нас подвал - десять машинописных страниц. Растягивать ваш дневник на пять номеров, что ли? - А почему бы и нет? - вмешался Кершенбаум, - Действительно, это ведь не Агата Кристи, а нужный актуальный материал. Работа геологов. - И написано, по-моему, нормально, - пожал плечами Коломиец. - Длинно, длинно написано, - пробормотал Авотин, прохаживаясь, - длинно и многословно. - Почему длинно? Разве это длинно? - Там ведь все по делу, четко! - А о природе как хорошо! Саша постарался. Авотин подошел к столу и крепко оперся на него ладонями: - Ну, вот что. Если хотите, чтоб мы это напечатали - сокращайте вдвое. Тогда в двух номерах, так и быть, попробуем уместить. Иначе не выйдет ничего. Сидящие напротив студенты удивленно переглянулись: - Вдвое? Да ты что? - Как - вдвое? А что останется? - Что там сокращать-то, а? Авотин сел за стол, зевнул, посмотрел на часы: - Девятый... прозаседались опять... Кершенбаум подошел к столу: - Сереж, но это же невозможно. Как мы сократим? Там столько фактов, находок. А местный фольклор какой? А описание Урала? Что же - все это выкидывать?! - Не выкидывать, а сокращать. Выкидывать я вас ничего не призываю. Сократите. Вы же литераторы. Вот и сократите так, чтоб остался и фольклор, и Урал, и все прочее... - Но ты пойми, что у нас чрезвычайно плотный материал. Там пустот нет почти. Одни факты. - Факты тоже надо уметь излагать коротко и ясно. - Сереж, но ты сам себе противоречишь. Ты прошлый раз говорил, что ради хорошего актуального материала не пожалеешь и полосы. А теперь? Сразу сокращать? Это легче всего. - Нет. Это труднее всего, дорогуша. Написать коротко и ясно - труднее всего. Да и в конце концов, что ты предлагаешь? Печатать в десяти номерах? - А почему бы и нет? - встал Савушкин. - Такой материал не стыдно и растянуть. - Конечно. И читать будут с удовольствием. Авотин нетерпеливо вздохнул: - Послушайте! Вы понимаете, что такое институтская многотиражка? Это две полосы! Две! Если б у меня было четыре, я б конечно без всяких пустил ваш материал в пяти номерах. Но сейчас это невозможно. Невозможно. И вообще, давайте закругляться, сколько можно сидеть... - Как - закругляться? А материал? - Сокращать. Другого не дано. - Это невозможно, Сергей. - Возможно. Когда сократите - еще лучше будет. - Ну, это глупости... - Ладно, орлы, по домам. Сокращайте, приносите и поговорим тогда. Студенты молчали. Авотин встал и принялся складывать в портфель лежащие на столе бумаги. Савушкин поднялся и твердо проговорил: - Знаешь, Сереж: если дело так выходит, мы посоветуемся с комитетом комсомола. - Правильно, - кивнул головой Кершенбаум, - покажем Лосеву. Пусть решает. - Это ваше право, - сухо проговорил Авотин. - Мое мнение я высказал. Лосеву я скажу то же самое. В конце концов вопрос о размере материалов утверждался на парткоме... А теперь - до свидания. Мне еще дома работать... Студенты стали молча выходить. - Гена, останься на минуту, - проговорил Авотин, застегивая портфель. Тут из ДНД приходили насчет твоей статьи, я забыл совсем сказать тебе... Коломиец подошел к дивану и снова сел. Авотин застегнул портфель, потер подбородок, глядя в открытую дверь: - Я вчера думал насчет этой катавасии со стройотрядом. Знаешь, у меня к тебе есть деловое предложение. Улыбаясь, Коломиец кивнул. - Закрой-ка дверь, - тихо проговорил Авотин. Коломиец встал, подошел к двери и, прикрыв ее, повернул дважды круглую ручку замка. Потом повернулся к Авотину и еще шире улыбнулся, обнажив ровные белые зубы. Авотин медленно выбрался из-за стола, приблизился к нему и, протянув руку, провел дрожащими пальцами по его гладко выбритой щеке. Коломиец тихо засмеялся, положил ладони на широкие плечи Авотина. Мгновенье они смотрели в глаза друг другу, потом лица их медленно сблизились. Они долго целовались, привалившись к двери. Авотин гладил курчавую голову Коломийца, потом стал расстегивать ему ширинку. Коломиец отстранил его руку: - Не надо щас... - Ну а чего, давай здесь! - зашептал ему в ухо Авотин. - Да ты что. - Никто не увидит. В окно же не видно ничего... - Нет. Авотин пожал плечами: - Чего ты боишься? Коломиец улыбнулся: - Ничего. - Ну а чего ж ты? Ну давай, Ген. - Да не буду я, - капризно пробормотал Коломиец и, прислонившись к двери, посмотрел в потолок. Авотин гладил его щеку: - Ну, поехали ко мне тогда? - К тебе? - вяло повторил Коломиец. - Ко мне. - Тащиться далеко. - Так возьмем мотор, пятнадцать минут езды. Поехали. Коломиец потянулся: - Не хочу. - Почему, Ген? - Не хочу. Да и вообще, знаешь... - он подошел к окну. - Я тебе ведь главного не сказал. - Чего? - настороженно спросил Авотин. Коломиец вздохнул и после долгой паузы произнес: - Я вчера у мамочки опять нюхал. Авотин побледнел. Коломиец обернулся к нему и повторил, странно усмехаясь: - Нюхал. Авотин молчал. Коломиец присел на подоконник и тоже молчал. - Гена... - произнес Авотин сдавленным голосом, - ты же обещал, ты же... Коломиец смотрел в окно. - Гена! Гена! - Авотин опустился на колени, подполз к Коломийцу и, ткнувшись лицом в его колени, заплакал. - Ну, кончай, ну что ты... - вяло отстранил его Коломиец. - Я... я... это... ты же обещал, - всхлипывал Авотин. - Ты... ты же обещал... гад! Гад! - Ну, хватит, в самом деле... - Гад! Гад! - рыдал Авотин, тряся головой. - Ты мучить меня хочешь, да? Мучить? Мне что... что мне... убить ее? Или пове... ситься? Гад! - Ну что ты городишь... встань... встань сейчас же. - Гад! Я убью ее! Сука рваная! Гадина! Убью! - Замолчи! Встань, что ты как какой-то... встань... - Сволочь какая! А ты! А ты сам-то! Ты же обещал! Ты же поклялся тогда... в Ялте! Ты же поклялся! - Ну, хватит... - Нет! Я что... что я кукла тебе? Да? Пешка? Как Перфильев? Ты... ты меня совсем за человека не считаешь? Я кто для тебя? Скажи, скажи! А ей? Ей-то? Сволочь какая! Какая тварь! Коломиец обнял голову Авотина руками и закрыл ему ладонью рот. Некоторое время они молчали, только глухо всхлипывал Авотин. Наконец, Авотин встал с колен, достал платок, вытер лицо и сухо проговорил: - Да... ну, в общем, это, конечно, твое дело. Ты ведь у нас эгоист. О себе только и думаешь. А я вот о тебе подумал. Он подошел к письменному столу, выдвинул средний ящик и достал сверток, перевязанный розовой ленточкой: - Вот. Подарок тебе. Он подошел к Коломийцу и бросил сверток на подоконник: - За все хорошее. Коломиец взял сверток, положил себе на колени и развязал ленточку. Потом он развернул бумагу и бросил на пол. В руках его осталась продолговатая пластмассовая коробка. Коломиец открыл ее. В коробку была втиснута грубо отрубленная часть мужского лица. Края рассеченной ссохшейся кожи были покрыты запекшейся кровью, единственная небритая щека ввалилась между посиневшей лоснящейся скулой и вывороченной челюстью; из-под разрубленных губ торчали прокуренные зубы, два из которых были золотыми; белесый глаз, выдавленный из почерневшей глазницы, лежал в углу коробки. В изумлении уставясь на содержимое коробки, Коломиец приподнялся с подоконника. Авотин сдержанно улыбался. Вдруг Коломиец швырнул коробку на пол и бросился на шею Авотину: - Сережка! Авотин ответно обнял его. Коломиец восторженно целовал лицо Авотина: - Сережка... Сережка... Успокоившись, он покачал головой: - Сережа! Лицо его сияло восхищением. - А ты говоришь - желе! - усмехнулся Авотин. - Сережка! - Коломиец снова поцеловал его. - А ты мне другие подарки подносишь, говнюк, - улыбался довольный Авотин. - Ну, что, едем? Коломиец радостно кивнул. - Ко мне? - тряхнул его за плечи Авотин. Коломиец кивнул. - Петечку берем? Коломиец кивнул. - А по вате будем? Потом? Коломиец кивнул, озорно подмигнул Авотину и прошептал: - А все-таки нюхнуть у маменьки по-тайному, ох, как сладко, Сереженька. Авотин сжал кулак и поднес его к красивому лицу Коломийца. Коломиец поцеловал волосатый кулак и засмеялся.