Аннотация: Большой бизнес не оставляет времени для сантиментов. Там правило одно — хочешь жить, умей вертеться. Илья это понял сразу. Крупная партия компьютерной техники — заманчивое предложение, да и получить в банке солидный кредит почему-то очень просто. А когда отец, отставной офицер внутренних войск, пытается влезть в его дела, Илья готов послать старика куда подальше. Но если сын за отца не отвечает, то отец за сына всегда в ответе. Тем более когда ему грозит смертельная опасность. И вот тогда старый вояка встанет за сына горой...


---------------------------------------------


 Владимир Рыжков
 Срочно требуется лох



  Часть первая 
  Сделка 



 Глава 1

 Конструкция лазерной установки представляла собой хаотичное нагромождение всевозможных фильтров, зеркал, трубок и казалась каким-то фантастическим агрегатом непонятного назначения. Но человеку в белом халате все было ясно и понятно, потому что он сам её выносил, родил, сконструировал и воплотил в металле и стекле, а сейчас регулировал и устанавливал отдельные детали конструкции для очередного опыта. Человеку ассистировала молодая красивая женщина, смотревшая на него влюбленными глазами и внимавшая любому его приказу.
 — Поверни это зеркало на пару градусов, — говорил он ей.
 — Сей момент, — отвечала она ему и сдвигала зеркало чуть-чуть вбок.
 Проверив все ещё раз, он с замиранием сердца включил лазер.
 Тонкий красный луч ударил в зеркала, прошел через систему фильтров, трубок и отражателей, разделился на несколько лучей и превратился в рассеянный пучок света, нарисовав на экране причудливый рисунок, переливающийся всеми цветами радуги.
 Человек включил электронный проектор, установленный на пути красного луча, и на экране зашевелились какие-то тени, смутно напоминающие человеческие фигуры. Фигуры производили движения, похожие на движения человека, они поднимали руки, поворачивали головы, шагали в сторону, приседали. Человек, как завороженный, смотрел на экран, пытаясь увидеть там долгожданный результат своей многолетней работы. Он смотрел долго, не отрываясь и не мигая, пока фигуры не превратились в сплошной белый цвет.
 Женщина приблизилась вплотную, заглянула ему в глаза, потом посмотрела на экран, снова ему в глаза, пожала плечами, ничего не поняв, и тронула за плечо. Человек не отреагировал, словно ничего не чувствовал. Все, что он чувствовал, было внутри него — в его голове варилась идея всего этого действа, заставляя содрогаться от радости. Радости от увиденного своими глазами завершения научного эксперимента.
 Женщина толкнула его сильнее, так сильно, что он даже покачнулся.
 — Долго ты спать будешь, Илья? — спросила она.
 Он приоткрыл один глаза, второй почему-то не открылся, перевернулся в кровати, оторвал голову от подушки и посмотрел на нее.
 — Я спрашиваю, долго ты спать будешь? — повторила она. — Я ухожу!
 Илья тупо смотрел на жену, пытаясь открыть второй глаз, но так и не открыл, а просто спросил:
 — Совсем?
 Марина была уже одета к выходу, одета по офисному строго: юбка, пиджак, галстук. Хоть сейчас в строй. Такая форма одежды сразу отбивает у мужчин малейшую надежду на взаимность.
 — Не дождешься! — оскорбилась она. — До вечера. Завтрак на столе.
 Она поправила перед зеркалом волосы, одернула пиджак, мазнула несколько раз губы помадой. Потом опять волосы, пиджак, губы. Все равно осталась недовольной и махнула рукой.
 — А, плевать! Пойду непричесанной! Даже некогда в парикмахерскую сходить. Работаю, как вол, а он все валяется! За что мне такое наказание!
 Илья вылез из-под одеяла, натянул штаны, звучно зевнул.
 — Марин, ты Ленку разбудила?
 Она посмотрела на него со злостью. Хотела ругнуться от всего сердца, но сдержалась. Утренняя ссора взбадривает и настраивает на деловой лад, но портит настроение на полдня — потом сорвешь его на ком-нибудь из соседей по вагону или, ещё хуже, на сослуживце. И Марина сдержалась, чтобы не ответить ему так, как он того заслуживал.
 — Она давно в школе. Один ты спишь, иждивенец!
 — Это почему иждивенец? — обиделся Илья.
 — Женщина семью кормит. Позор!
 Марина двинулась к двери. Илья пошел за ней, понимая, что она сейчас уйдет и он не успеет высказать ей все наболевшее. А наболело за последнее время многое.
 — Характер моей деятельности, Марин, не позволяет мне выкладываться от зари до зари. Бизнес, это такое дело, которое не делается от девяти до пяти. Бизнес делается в одно мгновение или не делается вообще.
 Марина вышла в прихожую, всунула ноги в сапоги, надела пальто, застегнула его на все пуговицы, кроме верхней. Хоть уже и холодно, на дворе ноябрь, но так элегантней. Иногда приходится жертвовать своим здоровьем ради имиджа.
 — Тоже мне деятельность! — сказала раздраженно. — Порядочные люди этим не занимаются. Порядочные люди предпочитают чистое дело, ходят в белых рубашках и ездят на иномарках.
 Илья встал в дверях во всей своей красе — с голым торсом и небритой физиономией.
 — Во всяком случае, мой бизнес не дает мне умереть с голоду! — театрально выкрикнул он, выкинув вперед руку, как вождь пролетариата на броневике, ушел в ванную, включил воду и начал бриться.
 — И это сомнительно! — крикнула Марина из прихожей. — На одну мою зарплату тянем.
 — Ну, я тоже что-то приношу, — неуверенно пробормотал он, высунув из ванной мокрое лицо.
 Марина протопала в сапогах по коридору.
 — Да ты же перестал себя уважать, Илья! Это не профессия, это существование. Сидел бы себе в офисе, занимался бы серьезным делом. Ведь предлагали.
 Илья выскочил из ванной и принял позу возмущенного оракула, закинув полотенце через плечо, как тогу.
 — Существование!? Ничего себе существование! Да мой социальный статус выше любого служащего. Я, между прочим, двигатель рыночной экономики. А ты хочешь, чтобы я штаны протирал и заглядывал в глаза начальству.
 Высказав все, что он о себе думает, он отправился на кухню, плюхнулся за стол, отхлебнул из чашки глоток кофе.
 Марина вернулась в прихожую, схватила сумочку и взялась за ручку двери, собираясь уйти, но снова прошла на кухню, чтобы высказать все до конца.
 — Ты не двигатель, ты — пятое колесо! Которое валяется без надобности и мешается у всех под ногами. Ты — чемодан без ручки!
 — Без чего? — брезгливо уточнил он.
 — Тебя и тащить тяжело, и бросить жалко! — со вздохом сказала она, повернулась и ушла, громко хлопнув дверью.
 Илья тупо смотрел на то место, где она стояла. Опять ему с утра испортили настроение и, похоже, на весь день. Конечно, он на ком-нибудь отыграется и немного успокоит нервишки. Но пока найдешь того, на ком можно сорвать злость, будешь копить её в себе. Ладно, для начала надо засветиться на работе, а там кто-нибудь и подвернется.
 Вместе со своим компаньоном и другом он держал маленький магазинчик продуктов и всякой мелкой дребедени, который особой прибыли не приносил, но позволял держаться на плаву в непростое время тяжелой поступи рынка.
 Это время головокружительных карьерных взлетов и сокрушительных падений, время обогащения кучки приближенных к «пирогу» и катастрофического обнищания тех, кто этот «пирог» печет, время разделения общества на два противостоящих класса — богатых «новых» и соответственно бедных «старых». Способ существования в этом времени каждый выбирает сам в меру своих возможностей, связей и удачи. Человек, который не может купить машину яблок, отогнать её на соседнюю улицу и продать там в два раза дороже, у которого нет нужных связей по причине большого количества знакомых, такими связями также не обладающих, и которому удача последний раз подвернулась на третьем курсе института, когда сдал экзамен без подготовки и без малейшего понятия, о чем, собственно, изучаемый предмет, — обречен на прозябание. Если он сам не возьмет удачу за хвост.
 Илья взял трубку телефона, набрал номер магазина. Он знал, что компаньон более ответственно относится к своим обязанностям и наверняка уже торчит на работе.
 — Саня, это Илья. Хотел спросить, нам чего-нибудь нужно?
 — Не нужно, — ответили ему.
 — Совсем? А может привезти? Мне пока все равно делать нечего.
 — Ладно, давай чего-нибудь мясного. Вроде пока идет.
 — Надо, да! Ну, тогда все, везу! В один момент!
 Он швырнул трубку на место, пошел в спальню, схватил рубашку с брюками и стал быстро одеваться.
 Совсем другая ситуация была у генерального директора фирмы «Кемикс» Бориса Кизлякова. Он как раз кормил семью, а жена Татьяна сидела дома с маленьким ребенком шести лет. Жена молилась на него, как на бога, заботилась о нем, как о ребенке, исполняла малейшие прихоти, холила и лелеяла. Кизляков был ей, в принципе, доволен, если не считать её мелких капризов и ленивого образа жизни. Но он понимал — если человеку не надо идти на работу, то ему уже ничего не надо.
 В это утро Кизляков позавтракал, как обычно, торопясь на свою работу, будь она трижды неладна, надел хороший английский костюм, дорогой галстук, взял кейс и даже не забыл чмокнуть жену перед уходом. Правда, жена пожаловалась на хандру и сказала что-то вроде:
 — Мне так не хочется, чтобы ты уходил. Может, не пойдешь сегодня на работу? Оставайся, а! Постелька ещё не остыла.
 Кизляков отнес её просьбу к очередному капризу обленившейся женщины, проводящей весь день дома в одиночестве. Она еще, пожалуй, захочет, чтобы он вообще не работал и не приносил денег, а сидел бы с ней и слушал бы её разглагольствования о еде, тряпках и соплях ребенка.
 — Ну что ты, Танюш. У меня дел полно. Ну все, до вечера. А вечером устроим маленький бордельчик.
 Он оторвал от себя руки приставучей жены и вышел за порог. Впрочем, иногда к мнению женщин все-таки стоит прислушиваться.
 Он спустился на лифте вниз, вышел из подъезда и нажал на брелке кнопку сигнализации. Стоящая напротив подъезда новенькая «бээмвуха» приветливо мигнула фарами и разблокировала двери. Кизляков открыл дверцу водителя, кинул кейс на правое сидение, задрал голову, увидел жену в окне восьмого этажа, махнул ей рукой и хотел забраться в машину, но почувствовал, как ему в спину воткнулось что-то очень горячее и острое.
 Сильной боли не было, просто невыносимо жгло в том месте, где проткнули тело. Круги пошли у него перед глазами, и он понял, что безвозвратно теряет сознание, хотя так и не может понять, отчего. Он чувствовал, что падает на асфальт, и не просто падает, а проваливается в какую-то черную бездонную пропасть, все летит и летит в нее, и никак не может остановиться и упасть на самое дно. В тумане, стоящем перед глазами, он видел далекое серое небо, в котором вдруг появилась чья-то физиономия. Он её не узнал и подумал, что это ангел спустился с облаков. Однако рожа у этого ангела была такая злобная и к тому же такая небритая, что Кизляков последними остатками уходящего сознания смог понять — это не ангел, а совсем наоборот. Это именно тот, кто воткнул ему под лопатку что-то острое и горячее. Еще он услышал чьи-то приглушенные крики, женские крики, похожие по тембру и высоте на голос его жены. Незнакомец, который не ангел, приставил к его голове какой-то холодный предмет и что-то с ним сделал. Последнее, что услышал Кизляков, был тихий хлопок. Больше он ничего не видел и не осознавал. Он просто перестал жить.
 И, конечно, не мог видеть, как длинный худой парень с небритой, совсем не ангельской рожей, в два шага длинных ног покрыл расстояние от его лежащего тела до темной «восьмерки», стоящей через машину от «бээмвухи», плюхнулся на сидение рядом с водилой и захлопнул дверцу.
 Зато это видел мужчина в спортивном костюме, который держал на поводке здоровенную немецкую овчарку. Собака рвалась вперед и тащила за собой хозяина. Мужчина не слышал выстрелов, но хорошо видел, как упал Кизляков, как длинный приставил к его голове ствол с глушителем, как затем сел в машину. Машина рявкнула движком, выпустила в его сторону облако противного едкого дыма и рванула к выезду со двора. Еще не улеглась поднятая вихрем грязная листва, а машина уже исчезла за торцом дома.
 Мужчина все стоял и смотрел ей вслед, потом перевел взгляд на лежащего Кизлякова, подошел к нему и присел на корточки. Овчарка ткнула носом в красное пятно на голове трупа и аппетитно облизнулась, почуяв запах свежей крови. Хозяин оттянул её за поводок и быстро потащил к подъезду. Но собака упиралась и рвалась обратно к телу, видно, уж очень ей хотелось попробовать кровавого бифштекса. А женщина все продолжала кричать где-то наверху, этаже на восьмом.
 К лежащему телу подошла пенсионерка, которая проходила мимо, громко вскрикнула и побежала к подъезду. Наверное, для того чтобы вызвать скорую помощь, хотя от неё уже не было никакого проку.
 Темная «восьмерка» летела по улице в среднем ряду, не торопясь и не сбрасывая скорость, спокойно прошла два перекрестка, на третьем свернула направо и сразу заехала в какой-то двор, заставленный машинами. С трудом впихнулась между ними и заглушила движок. Из неё выбрались двое, длинный и его напарник, плотненький крепыш, ростом чуть меньше первого и казавшийся совсем не длинным. Оба в черных кожаных куртках, черных спортивных штанах и надвинутых по самые глаза черных шерстяных шапочках. Если бы не явное различие в росте, то они, пожалуй, сошли бы за близнецов. Парни хлопнули дверцами машины и, не оглядываясь, пошли прочь со двора. Во дворе в этот утренний час никого не было и никто их не видел.
 По улице они шли недолго, всего лишь до следующей подворотни. Не мешкая, проскочили во двор и забрались в другую машину — черную «шестерку», стоящую у самого выезда. В ней уже сидел водитель — крепкий мужичок лет под сорок, с легкой сединой в курчавой шевелюре, с суровым и жестким пронизывающим взглядом. Такой знает себе цену и, что намного важнее, знает цену другим.
 — Все хоккей? — хрипло спросил он. — Клиента обслужили?
 — А как же! Подстригли под бобрик, — бросил длинный, устраиваясь на переднем сиденье. — Лучше не бывает.
 — Бывает, — пробормотал сзади крепыш и отвернулся.
 — Что бывает? — обернулся к нему водила.
 — Ничего. — Крепыш пожал плечами. — Все нормально. Клиент лежит, отдыхает. Ждет похорон. Просто бывает без свидетелей. А бывает со свидетелями.
 — А там и не было! — попробовал возразить длинный.
 — Это тебе так кажется, Киря! — с нажимом сказал крепыш.
 — Так кто там был, Димон? — уточнил водила.
 — Мужик какой-то с собакой гулял. Метров двадцать всего. Наверняка, нас видел. И запомнил.
 Длинный Киря занервничал, видно, его задело необоснованное обвинение. Хотя он ни за что не в ответе — он свое дело делал, по сторонам некогда было глядеть, так что свидетель на совести Димона. Вернее, ни на чьей совести. Исполнители за это не отвечают. Объект не станет дожидаться, когда во дворе не будет свидетелей его убийства. Он просто выйдет из подъезда и поедет на работу. Ему лично наплевать, видит это кто-то или не видит. В этот момент его волнует только одно — доедет он на работу или не доедет. Правда, сегодняшнего парня это уже не волнует. И никогда больше не будет волновать.
 — Ты меня в чем-то упрекаешь? — процедил Киря.
 — Даже не думал. — Мотнул головой Димон. — Просто рассказываю, как было.
 — Ладно, все! — Водила решил закончить дебаты. — Потом разберемся со свидетелем. Ствол где?
 — В тачке бросил. Где же еще!
 — Пальцы стерли? На стволе, на руле?
 — А там их и не было, — сказал длинный Киря и показал ему кисть руки в тряпочной перчатке телесного цвета. — Мы всегда работаем в перчатках. Я, например, даже в сортире их не снимаю. — И засмеялся.
 — Шютнык! — с кавказским акцентом процедил водила, осуждая такой легкомыслен-ный подход к серьезному делу. — В машине тоже все чисто?
 — А то как же!
 Кире хотелось просто расслабиться, отвлечься, снять нервное напряжение. Сколько не стреляй, а нервишки все равно шалят. Как у артиста перед выходом на сцену. Даже если он на неё сто раз выходил.
 — Долго сидеть будем? — рявкнул он.
 — Не спеши, — буркнул водила. — Уходить всегда надо, не торопясь. Проверив, не оставил ли ты ничего после себя. Может, придется возвращаться, прибирать за собой. Опять же так незаметней. А то побежишь сломя голову. Ментам в руки.
 Он запустил движок, немного погрел его, дернул ручку передач, отжал сцепление. Машина легко скатилась с истоптанного газона, выехала со двора и спокойно пошла по улице. Ей навстречу уже пилила ментовская «синичка», посверкивая тусклой мигалкой и покрикивая хриплой сиреной.
 Скорая, вызванная кем-то по недоразумению, торчала во дворе. Врач не долго колдовал над телом, только пощупал артерию на шее, глянул зрачок, констатировал смерть и умыл руки. Молоденькая медсестра, ещё не успев наглядеться на покойников, предпочла из машины вообще не выходить. Они подождали дежурных ментов, передали им тело с рук на руки и уехали, сославшись на огромное количество вызовов.
 Менты отогнали любопытных жильцов, тем более что ни один из них не мог опознать убитого. Знали его давно, видели сотни раз, но кто он и чем занимается, так и не смогли сказать. Опознала его только одна женщина — вдова. Но она смогла назвать только его фамилию — Кизляков, потому как находилась в шоке и пока ничего путного рассказать просто не могла. Она сидела прямо на земле рядом с трупом мужа, лежащим между машинами, растирала слезы и качала головой. Менты сообщили по рации в управление и стали ждать оперативную группу.
 Только минут через сорок подъехали две машины с оперативниками. Из них высыпало человек десять от мала до велика. Эксперты под руководством капитана Коли Балашова тут же принялись изучать место преступления, вынюхивать следы, искать гильзы и отпечатки ботинок. Следов, конечно, была масса, и отсеять из них те, что оставлены преступниками, оказалось непросто. Проще всего было найти гильзу, отмерить от неё расстояние до пистолета, выщелкнувшего её, и в этом радиусе искать следы ног. Вот этим они и занялись.
 Медэксперт Лена Муравьева, вполне молодая и симпатичная девушка, принялась изучать пулевые отверстия на теле несчастного Кизлякова, расстегнув ему пиджак с рубашкой и заголив живот и грудь. В оперативной группе уже никто не удивлялся тому, что молодая девушка исследует трупы. Может быть, она и нашла бы для себя более подходящую профессию и занялась бы чем-нибудь менее кровавым, но Елена считала судмедэкспертизу своим призванием. Неважно, каким дерьмом ты занимаешься, главное, быть в этом деле виртуозом.
 Руководитель сего действа полковник Самохин бросил быстрый взгляд на труп Кизлякова, сразу все понял и распорядился препроводить вдову убитого к ней в квартиру для дачи показаний. Сейчас было самое важное — получить свидетельство по свежим впечатлениям, потом они могут потускнеть или даже забыться.
 — Приведи её в чувство, — сказал он медэксперту Лене, — чтобы она могла нам хоть два слова сказать — кто и когда. А если повезет, то скажет, за что.
 — Мне надо тело как следует осмотреть, Аркадий Михалыч, — попробовала возразить Лена и тут же пожалела о своих словах, увидев строгий взгляд полковника из-под седых пушистых бровей.
 — Чего его смотреть? — буркнул Самохин. — И так невооруженным взглядом видно, что одна пуля в легком, другая в голове.
 — Да, похоже, других ранений нет, — согласилась с его выводами Лена.
 — Ну, вот видишь! Давай, Леночка, действуй. Через пятнадцать минут вдова должна забыть, что у неё был когда-то муж и рассказать нам все объективным взглядом равнодушного свидетеля.
 Лена с помощью одного из оперов приподняла жену Кизлякова с земли и поставила на ноги. Галантно поддерживая под руку, мент повел несчастную женщину к подъезду. Лена собрала свой кофр с набором всевозможных препаратов и отправилась вместе с ними выполнять приказание полковника, надеясь с помощью валидола и валерьянки восстановить нормальную деятельность её рассудка.
 Капитан Костя Корнюшин и его напарник, старший лейтенант Тарасенко, занялись поиском свидетелей. Свидетелей было хоть отбавляй, поэтому искать долго не пришлось. Целая толпа окружала стоянку машин, разного пола и возраста жильцы, среди них вертелись пацаны, пытаясь подойти поближе к телу, несмотря на выставленный кордон. Правда, количество свидетелей не всегда переходит в качество показаний. Видели-то все, а вот рассказать толково, с подробными деталями, не привирая и не путая, могут немногие.
 — Кто из вас чего видел? — задал сакраментальный вопрос Костя, обращаясь ко всем сразу и надеясь, что кто-нибудь на его призыв обязательно откликнется.
 Однако присутствующие жильцы качали головами и спешили скрыться в своих квартирах, чтобы не торчать на виду у милиции, а посмотреть на происходящее из окон. Осталось только человек десять самых любопытных, которых не отогнать от места преступления ни за какие коврижки.
 — Вот люди! — огорчился Костя. — Как на труп пялиться, так за уши не оттащишь. А как давать свидетельские показания, так нет никого.
 Оставшиеся любопытные проявили свой гражданский долг и стали вспоминать, как было дело. Иного хлебом не корми, дай только рассказать то, чего, может быть, он сам и не видел. Поэтому их показания были довольно противоречивы, так что отнести их к достоверным можно только с большой натяжкой.
 — Я прекрасно все видела, — заявила сердобольная старушка. — Он стукнулся головой о дверцу, когда залезал в машину. Так сильно стукнулся, что даже упал. Вот от этого у него и кровь на лице.
 — А я видела, что он упал до того, как открыл дверцу, — заспорила с ней соседка. — У него, наверное, сердце прихватило. Какой-то молодой человек хотел ему помочь, понял, что не сможет, быстро сел в темную машину, которая стояла рядом, и уехал. Наверное, поехал за доктором.
 — Дуры! — сказал седой ветеран в офицерских брюках и драной куртке. — Какое сердце, когда у него дырка в голове! Этот, из темной машины, в него и стрелял. Только я не понял, из чего. Выстрелов-то не было! Может, он ему какой железякой голову пробил?
 — А вообще я вам так скажу! — не согласился с ними со всеми местный алкаш. — Он был жмот порядочный! Никогда у него и пятерки не выпросишь.
 Корнюшин и Тарасенко уже потеряли всякое терпение, пытаясь хоть как-то согласовать их разноречивые показания и выудить что-либо достойное внимания и похожее на правду, как вдруг сзади раздался спокойный, уверенный мужской голос.
 — Я видел все!
 Оперативники резко обернулись.
 Мужчина средних лет в спортивном костюме стоял в метре от них и спокойно ждал, когда оперативники обратят на него внимания. Он чувствовал важность момента и собирался рассказать все обстоятельно, не торопясь и ничего не путая. А толковый рассказ не терпит суеты.
 Костя шагнул к нему. Мужчина вызывал доверие именно своим спокойствием.
 — Что вы видели?
 — Все! Я с собакой гулял. Все произошло на моих глазах.
 — Одну минуточку. — Костя кивнул Тарасенко. Тот побежал к машинам за Самохиным, чтобы сообщить ему радостную весть — отыскался хоть один порядочный свидетель, на показания которого можно положиться. Остальные пока не вызывали доверия, и их показания сгодились бы только разве что участковому для протокола.
 Полковник поспешил посмотреть на смельчака, готового добровольно взвалить на себя ношу свидетеля. Довольно тяжелая обязанность, надо заметить, быть свидетелем. Она связана с большой потерей времени на период длительного следствия, лишней нервотрепкой, да ещё и с публичным выступлением на процессе. Если, конечно, свидетель до него доживет. Не каждый отважится на такое.
 — Как ваша фамилия? — для начала поинтересовался Самохин.
 — Чекмарев, — сказал свидетель. — Я в этом же подъезде живу. Убитого видел много раз. Правда, познакомиться так и не удалось. Вот так, встречаешь человека чуть ли не каждый день на протяжении многих лет, и даже не знаешь ни имени его, ни фамилии.
 — Кизляков его фамилия, — подсказал Костя. — Так что вы видели?
 — Их было двое, — сообщил Чекмарев. — Один стрелял, другой сидел в машине. Кизляков хотел сесть в свою машину, а этот парень, длинный такой, подошел и выстрелил ему в спину. Кизляков упал, а парень нагнулся и ещё раз выстрелил ему в голову. Затем быстро сел в машину, и они уехали.
 — Описать можете? — уточнил Тарасенко.
 — Конечно. Я ведь врач. Ко мне масса людей приходит. И каждого запоминаю сразу. Глаз натренирован. Тот, который стрелял, был высокого роста, худой, в черной куртке и черных спортивных брюках. Лицо небритое, вытянутое, с длинным носом. Второго запомнил хуже. Он же в машине сидел. Стекло бликовало. Но голова округлая, видно, плотный человек, если не сказать, толстяк. К сожалению, я его видел со спины и лица не разглядел.
 — Скажите, где стоял киллер, когда стрелял первый раз? — уточнил техэксперт Коля Балашов. Ему это нужно было знать позарез. Пока нашли только одну гильзу, которая валялась под машиной Кизлякова. Вторая должна была находиться рядом с тем местом, где стоял киллер при первом выстреле.
 Чекмарев прошел за машины на игровую площадку со столиком для доминошников и песочницей, ткнул пальцем в землю.
 — Здесь! Я ещё смотрю, чего это парень по площадке прыгает. Я даже не сразу заметил, что у него в руке пистолет. И вдруг, ни с того, ни с сего, Кизляков упал на землю. Парень к нему подбежал и приставил пистолет к голове. Длинный такой пистолет, наверное, с глушителем. Скорее всего, с глушителем, ведь выстрела не было слышно. Кизляков дернулся и затих. Парень прыг в машину, она рядом стояла, вот здесь, и ходу.
 Он показал на пустое место, где стояла машина киллеров. На асфальте остались черные полосы от покрышек.
 — Видно, так торопились ребята, что улетели отсюда со свистом, — заметил Костя.
 — Наверху женщина кричала, — вспомнил Чекмарев. — А у них нервы тоже не железные.
 — Какая женщина?
 — Не знаю. Открыла окно и кричала. — Чекмарев ткнул пальцем вверх. — Где-то вон там, этаже на седьмом. Или восьмом.
 — Проверьте эту квартиру, — бросил Самохин и спросил у врача. — Какая, вы говорите, у них была машина?
 — «Восьмерка». Какого-то непонятного темного цвета. То ли темно-серого, то ли темно-коричневого. Она была вся залеплена грязью. И номер тоже.
 Полковник обернулся к Корнюшину.
 — Костя, дай команду гаишникам, пускай ловят «восьмерку» темного цвета. Или ищут по близлежащим дворам. И проверят, не угоняли ли сегодня такую.
 Костя временно отошел, чтобы передать приказ полковника гаишникам, которые торчали на въезде во двор и усиленно перекрывали доступ для машин.
 — Это вы скорую вызвали? — уточнил Тарасенко у врача.
 — Я. Хотя сразу ясно было, что она не поможет. Но для порядка. Я на Кизлякова посмотрел, вижу — дырка в голове, значит, все, труп. Это ж профессионалы работают. Они стреляют так, чтоб наверняка. Собаку домой затащил и сразу «ноль два» и «ноль три».
 — Вы можете нам помочь составить фоторобот этого парня с пистолетом? — спросил полковник Самохин.
 Чекмарев кивнул.
 — Помочь? Конечно, помогу. Вы скажите, когда и куда подъехать.
 — Чем быстрей, тем лучше. Сможете сейчас поехать к нам?
 — Если нужно, то смогу, — согласился Чекмарев. — Хотя у меня и приемный день. Больные.
 — Это ненадолго.
 Его проводили к машинам, посадили в одну из «волг», и он уехал. Самохин со своими ребятами решил подняться наверх побеседовать с вдовой. Лена уже сообщила, что привела её в чувство, и она, пожалуй, сможет что-нибудь поведать о делах мужа. То, что причиной убийства был его бизнес, ни у кого сомнений не вызывало.

 Глава 2

 Недалеко от подъезда стояла видавшая виды вишневая «четверка» с помятым крылом и проржавленными порогами. Илья выскочил из дверей, торопливо зашагал на стоянку. Открыл переднюю дверцу, уселся за руль, вставил ключ зажигания, повернул. Стартер презрительно пожужжал и замолк. Илья повторил попытку ещё раз. Стартер рявкнул посильней и тут же выдохся окончательно. Видно, такие нагрузки ему были в тягость. Илья вылез, откинул капот, подкачал топливный насос. Опять попробовал завести движок. Тот ответил пренебрежительным молчанием, наверное, оказался ещё вреднее стартера. Илья плюнул с досады, вылез из машины, закрыл дверцу на ключ и пошел к подъезду.
 Быстро взбежал на третий этаж, нажал кнопку звонка одной из квартир и не отпускал её, пока дверь с силой не распахнулась. На порог выскочил взлохмаченный малый в кожаном фартуке, перепачканном разноцветными красками, словно это был не фартук, а шедевр абстракционизма. В натруженной руке малый держал десяток разно-калиберных кистей. Из квартиры пахнуло едким запахом краски.
 — У тебя, что, живот схватило! — раздраженно выпалил малый. — У меня же творческий процесс! Упустишь вдохновение, потом не поймаешь!
 Илья толкнул его в квартиру, захлопнул за собой дверь.
 — А у меня процесс накопления капитала! Слушай, Серега, выручай!
 — Опять! Ну, сколько можно, Илья! — проворчал художник, повернулся взмокшей спиной и отправился в комнату.
 — Моя накрылась! Кажется, серьезно! — говорил Илья, сопровождая его по коридору и стараясь не отстать ни на шаг. — Дай мне свой «мерседес» и можешь творить дальше, пока краски не засохнут. А мне срочно ехать надо! До зарезу!
 Серега остановился на пороге комнаты, развернулся и посмотрел Илье в глаза. В них читалась собачья преданность и безграничная благодарность.
 — Не дам! — отрезал он. — У меня машина нежная, перегрузок не любит, больше двух пассажиров уже не прет. А ты нагрузишь её, как самосвал, просядет до земли, будет пузом асфальт тереть.
 В изрядно захламленной комнате был полный бардак. В одном углу стоял продавленный диван с ширмой для переодевания, в другом старинный шкаф без одной дверцы, в третьем письменный стол со сломанной ножкой, поэтому его пришлось подпереть парой изодранных книг. По всей мастерской кучей валялись подрамники, всюду банки с красками, висящие по стенам эскизы и картины, а в свободных простенках между рамами полки с какими-то скульптурками самой изощренной художественной фантазии. И над всем этим витала жуткая смесь всевозможных лакокрасочных запахов.
 У окна же на относительно пустом пятачке стоял мольберт с подрамником. Вокруг него разноцветным веером располагались открытые банки с красками. А на натянутом холсте создавался очередной серегин шедевр.
 Серега посмотрел в окно на захламленный двор и ржавые крыши гаражей и сделал несколько мазков по полотну. Отошел, проверил правильность мазка. Подошел снова, подправил ещё раз. Потом еще. Видно, вдохновение его ещё не отпустило, и он старался сесть ему на хвост.
 — Ну, Серега, последний раз! — лебезил Илья. — Починю свою, больше просить не буду. Выручай! Ты мне друг или кто?
 Серега мазнул последний раз по полотну и посмотрел на Илью.
 — Слушай, Илья, вот ты вроде кандидат наук. Кстати, каких, забыл…
 — Ну, физико-математических! И что?
 Илья заглянул ему через плечо, удивляясь тому, чего это Серега мог увидеть в грязном дворе такого художественного. Но Серега увидел, вернее, полностью отдался полету своей фантазии, оттолкнувшись от суровой действительности. На холсте был нарисован симпатичный солнечный пейзажик с цветистым лужком, искрящейся речкой и живописным леском на заднем плане. Вполне в шишкинской манере, если не придавать значения ярким аляпистым цветам.
 — Так ты физик, да ещё в придачу и математик! — наигранно восхитился Серега. — А таким делом занимаешься! Не стыдно?
 Илья устало опустился на колченогий стул и тяжело вздохнул. Проблемой стыдливости он перестал мучаться довольно давно, когда бросил науку и занялся бизнесом. Тогда в начале девяностых его тему закрыли навсегда в виду отсутствия финансирования, опытную лазерную установку законсервировали и предложили пойти в отпуск за свой счет. На полгода. Сказав при этом, что года три точно денег не будет, а может и больше, но через шесть месяцев могут заплатить за последний квартал прошлого года, который Илья отработал от звонка до звонка. И тогда он решил податься в бизнес. А куда ещё было податься бедному ученому? Если раньше людей пихали в НИИ, то перед этим долго учили и подробно объясняли, что там нужно делать. А сейчас всех пихнули в бизнес, даже не удосужившись объяснить перед этим, что это такое и с чем его едят. Илья был одним из массы.
 — Стыдно, не стыдно… — Он махнул рукой. — Кому сейчас физика нужна? Ты ведь тоже кандидатскую писал.
 Серега любовно вырисовывал бликующие переливы водной глади своей картинной речушки, совсем непохожие на желто-серые переливы большой дворовой лужи, по которой то и дело проезжали машины, обдавая грязью спешащих на работу прохожих.
 — И хорошо, что бросил это глупое занятие, — пробубнил он, не отрываясь от полотна. — Был бы сейчас химиком недоделанным. А так я Художник! С большой буквы! Нет, даже так: Художник — Химик!
 — Это ещё как? — удивленно отреагировал на заявление друга Илья.
 Серега помолчал немного, по-актерски держа паузу перед важной репликой, мазнул пару раз по холсту, добавив несколько солнечных бликов, отошел подальше, оценил критически свое творение, вернулся, мазнул ещё раз, наконец, произнес:
 — Да вот так! Я картины нитрой пишу, а не маслом. Соображаешь?
 — Ясное дело, — кивнул Илья. — У нитры цвета ярче.
 — Ну и дурак! — обиделся за друга Художник и принялся старательно выводить кистью солнечный зайчик, прыгающий по легким речным волнам. — Все великие маслом писали. Цвета естественней, тона теплее, оттенков — море. Бесконечная гамма. Только маслом можно написать шедевр.
 — А чего ж ты тогда нитрой?
 Серега выглянул в окно на пасмурное осеннее небо, сравнил его со своим безоблачно-лазурным и тяжко вздохнул, переживая по поводу того, что вынужден рисовать эту карамель и не может воплотить подлинную красоту серого неба.
 — Нитра сохнет быстрее. Утром намазал, вечером продал. Творческий процесс, понял! Никто сейчас твое масло покупать не будет. Все хотят поярче и попроще. Без оттенков и полутонов. Как на рекламной картинке. Такая теперь у нас эстетика, рекламно-компилятивная. А ты говоришь — масло! На хлеб и то какие-то «рамы» мажут!
 Илья удивленно заморгал.
 — Да я что! Ты сам мне про масло мозги запудрил! Мне хоть чем пиши. Хоть нитрой, хоть водоэмульсионкой.
 — Так я и пишу! — отмахнулся Серега и пошел писать дальше. — Хотя и внутренне против. Эта нитра мне, словно вилкой по сердцу. А куда денешься, приходится терпеть. Кушать-то хочется. Но я все же чем-то близким к искусству занимаюсь, а ты чем, тьфу!
 Илья обиженно насупился, поднялся со стула, пошел к двери, решив, что лучше поймать частника и отдать ему последний стольник, чем выслушивать необоснованные оскорбления от лучшего друга.
 — Я, между прочим, для людей стараюсь. Им тоже кушать хочется. Ни одному тебе. Значит, не дашь?
 Серега оторвался от созерцания своего творения, нарочито громко сплюнул, отложил кисть. Затем прошел через всю комнату к письменному столу, выдвинул ящик, пошарил между барахла, нашел связку ключей.
 — На! — швырнул ключи Илье. — Знаешь ведь, что дам! Но учти, это последний раз. Хватит на моей япономарке всякую колбасу развозить. И с тебя причитается.
 — Ладно, привезу чего-нибудь, вымогатель.
 И Илья поспешно покинул квартиру художника, чтобы окончательно не провонять нитрокраской.
 Анатолий Тихомиров выучился на врача, недолгое время работал хирургом в клинике, пока это ему смертельно не надоело. Одно дело изучать загадочные тайны человеческого тела, и совсем другое — каждый день общаться с десятками конкретных больных, выслушивать их проблемы и нудные рассказы о болячках. Он возненавидел свою работу, всех больных вместе взятых, а заодно и все человечество в целом. На кровь, боль и страдания он насмотрелся предостаточно, поэтому при виде их не испытывал никаких чувств. Как-то ему пришлось лечить одного криминального авторитета, и он понял, что вот с такими людьми согласен пойти хоть на край света. Он рассказал авторитету о своих проблемах, и тот, не долго думая, предложил ему интересную и хорошо оплачиваемую работу. Так он стал киллером по прозвищу Тихий. Кликуха полностью соответствовала его повадкам и закрепилась за ним сразу. После двух десятков идеально выполненных заказов он понял, что без помощников работать уже трудновато. Возраст.
 По своим знакомым из криминальных кругов Тихий отыскал двух парней, ни разу не сидевших и не засветившихся в органах, как и он сам, которые за деньги были готовы на все. Парни плотно сработались в паре, понимали друг друга с полуслова и даже без слов, имели за плечами несколько заказов и высоко ценились на рынке «услуг» за сговорчивость и безотказность. Тихий посмотрел их в деле и понял, что они-то ему и нужны. К тому же сами парни были родом из какого-то провинциального городишки, расположенного за тысячу километров от Белокаменска, так что в случае чего установить их личности не представлялось возможным. Здесь ему нужны были квалифицированные исполнители для серии заказов, которые могли поступить в ближайшее время. Он, конечно, смог бы выполнить заказы и сам, но зачем делать грязную работу своими руками, когда можно сделать её чужими. Меньше риска, а деньги почти те же. В этом рисковом деле непредвиденных случайностей масса, и лучше всего от них застрахован тогда, когда находишься как можно дальше от места исполнения заказа.
 Он снял для парней хорошую двухкомнатную квартиру в спальном районе, где толчется масса народа, и затеряться среди него двум обычным с виду парням пару пустяков. После того, как «подстригли» двух первых клиентов, они взяли «творческий» отпуск и торчали на квартире уже полмесяца в ожидании работы, но работы все не было, скука настала неимоверная, тем не менее, Тихий держал их тут обещаниями серьезного заказа. И вот, наконец, подвернулось…
 Все прошло гладко, если не считать мужика, на глазах которого пришлось работать. Можно было, конечно, убрать и его, но Димон заметил синий спортивный костюм в зеркале заднего вида только в последний момент, когда Киря уже забрался в машину. Надо было давать по газам, а не разбираться со свидетелем. Прав Тихий, в таком деле торопиться нельзя, чтобы потом не пришлось подтирать за собой оставленные второпях следы. Но что вышло, то вышло. Одна надежда, мужик не сможет достаточно подробно описать Кирю, и вряд ли завтра его будут разыскивать по всему городу.
 Взвинченный Кирюха готов был вспыхнуть по малейшему поводу. Он всегда становился нервным и раздражительным после дела, и Димон старался не задевать его по пустякам. Тихий даже не вышел из машины, просто сбросил их у подъезда, пообещав назавтра привезти бабки за работу. Ставка была стандартная, по четыре штуки на брата, независимо от того, кто выполнял основную часть работы. После нескольких серьезных конфликтов, когда чуть не перестреляли друг друга, они поняли, что ссориться из-за того, кто на сколько наработал — только нервы трепать, и так расшатанные тяжелыми условиями труда. Просто решили каждый раз меняться. То Киря садился за руль, а Димон «подстригал клиента», то наоборот. Иногда «подстригали» оба, когда клиента усиленно пасли телохранители, и надо было подходить к нему с двух сторон для подстраховки, а Тихий сам сидел за рулем угнанной тачки. Кстати, он же сам их и угонял. Вот в таких случаях их гонорар увеличивался до десяти штук на брата, в зависимости от рыночной стоимости клиентуры.
 — Давай нажремся? — предложил Киря, устало упав на кровать. — Ничего не хочу, только нажраться и заснуть.
 — Я не против, — согласился Димон, плюхаясь в единственное кресло. — Но тебе лучше пока на улицу не соваться. Кто его знает, этого мужика. Может, он художник. Так тебя ментам нарисует, лучше фотки!
 Киря лениво махнул рукой, бросил её на живот, словно ему было плевать на все. Если бы сейчас ломились в дверь менты, он и то бы не поднялся с койки, чтобы открыть по ним шквальный огонь, до того лень обуяла. Вернее, это была не лень, а прострация, хандра, полное отсутствие каких-либо желаний. Кроме одного.
 — Да брось, ты, Димон, травить! Ни хрена он не нарисует. Он меня видел-то со спины.
 Но внутри все же давила тупая боль, что не доделал работу до конца, причем так не доделал, что придется переделывать заново. Потому и хотелось напиться. Конечно, от свидетеля никто не застрахован, но оставлять его в живых довольно рискованно, тем более такого.
 — Это ты так думаешь, — проворчал Димон. — А я думаю, спереди тоже видел. Когда ты в тачку садился, к нему лицом повернулся.
 Киря поднялся с койки, сел и зло уставился на Димона чистыми невинными глазами убийцы.
 — Слушай, бля! Если ты так хорошо его разглядел, чего ж тогда не мочканул. И не было бы теперь никаких проблем!
 Димон отвернулся. В этом есть и его вина. Но небольшая. Можно сказать, никакой вины. Но отвечать все равно придется, потому что поставят им в вину. Может, не стоило говорить Тихому, может, надо было промолчать? Возможно. Но тогда никто не дал бы гарантии, что в один «прекрасный» момент на твоих руках не окажутся браслеты, и свидетель не будет тыкать в тебя пальцем, говоря при этом: «Вот этот стрелял! Я сам видел!». Следы надо подтирать, как правильно заметил Тихий, так же как и свидетелей.
 — Некогда было! — раздраженно сказал он. — Надо было когти рвать. Слышал, баба наверху орала, она нас тоже хорошо разглядела. И на первом этаже в окно какая-то бабка пялилась. Всех не перешлепаешь!
 — Можно и всех! — отрезал Киря. — Всех! Всех ненавижу! Все эти людишки вонючие ползают по земле, мешаются под ногами. Лезут друг на друга, дерутся, толкаются локтями, лишь бы себе кусок пожирнее ухватить. И даже не понимают, что сколько не хватай, все равно подохнешь! Перебил бы их всех с удовольствием! Ненавижу! И вообще весь этот сраный мир ненавижу! Понял? Водки хочу!
 — Я кино какое-то видел, — вспомнил Димон. — Там один чудик мужика замочил на улице. А потом ходил и всех свидетелей по очереди… Думал, всех подчистил. А в конце оказалось, что не всех. Один остался. Вот он, последний, его ментам и сдал.
 — Каким ментам, дурило? — Киря заржал. Не стал сдерживать себя, хотел выплеснуть напряжение. Хоть через смех, хоть через водку, все равно как. — Поли-цей-ским! Это ж в Америке дело было. Ну, ты ваще!
 Димон отмахнулся.
 — Не в этом суть. Суть в другом. Как не подчищай, всегда следы остаются. И такие, о которых ты даже не подозреваешь. Всегда найдется такая тля, которую ты не заметил. Вот она-то тебя и сдаст. Надо бояться не свидетелей, а тлю.
 Киря упал на кровать, подложив огромные ладони под голову, уставился в потолок.
 — И свидетеля замочим, если нужно будет, и тлю раздавим, если под ногами путаться будет. Никого не боюсь. Мне на всех плевать!
 — Тлю как раз и не видно, — печально проговорил Димон, переживая по поводу маленькой твари, которую даже не видно, но которая может уничтожить любого, укусив в самый неподходящий момент.
 — Хорош базарить! — прикрикнул Киря. Его вся эта мутотень со свидетелями и тлями стала раздражать. — Короче, ты идешь за водярой? Или мне самому пойти сходить? Только учти, если ментам на глаза попадусь, я им скажу, что меня друг с водкой ждет.
 И он опять заржал.
 — Ладно, схожу, — решился Димон. Он вылез из кресла, сунул руку в карман, вынул остатки денег, пересчитал. — Хватит на два пузыря и немного закуси. Блин, Тихий, даже на банкет ничего не оставил!
 И ушел в магазин.
 Шестилетний мальчишка удивленно смотрел на оперативников, не понимая, что произошло, и кто эти люди, пристающие к его матери, чтобы она рассказала им про папу. Раз она плачет, значит, дядьки плохие, и хотят узнать то, что им не разрешается.
 Татьяна Кизлякова, прижимая сына к себе, рассказала им, что проводила мужа до двери и как обычно пошла на кухню, чтобы выглянуть в окно, из которого видна стоянка машин перед подъездом. Она видела, как муж открыл дверцу машины, помахал ей рукой на прощанье, и тут вдруг стал падать навзничь, завалился на спину. К нему подошел длинный парень в черной куртке и что-то сделал, от чего у мужа на лбу растеклось кровавое пятно, и он сразу перестал двигаться. Выстрела она не слышала и не могла понять, почему муж упал и продолжает лежать. Она открыла окно и стала кричать и звать на помощь. Хотя звать было некого. В этот утренний час перед домом не было не души. Парень спокойно сел в машину, поджидавшую его, и она тут же отъехала.
 — Вам кто-то угрожал последнее время? — спросил полковник Самохин. — Письма, звонки, подозрительные типы у подъезда. Что-нибудь было необычное?
 Кизлякова напрягла память, но так и не смогла вспомнить чего-нибудь существенного, хоть отдаленно напоминающего угрозы. Все последние недели все было прекрасно, муж приходил домой довольный, рассказывал о новых планах развития своего бизнеса, признавался ей в любви (после её просьб) и был очень активен и бодр.
 — Нет, никто. Ничего не было. Никто не звонил нам сюда с угрозами. Если бы звонил, муж бы мне сказал. Он посвящает меня во все. Даже по работе…
 — Где ваш муж работает? — уточнил Самохин.
 — На фирме. — Татьяна всхлипнула и уткнулась в платок. — У него собственная фирма. Называется «Кемикс». Торгует бытовой техникой. Телевизоры, видео, аудио, холодильники, пылесосы и утюги. Неужели, кто-то решил его потеснить с этого рынка? Ну, чего там теснить-то? Что он, нефтью с газом..!
 — И давно он бизнесом занимается?
 — Давно, с того времени, когда разрешили. Сначала у него был кооператив по ремонту квартир. Постепенно развернулся. Сам горбатился. Кредиты из бюджета не хапал, как некоторые. — Татьяна в очередной раз хлюпнула носом, промокнула платком. — Он вообще старался все делать по честному. Но разве у нас можно? Если все делать по закону, завтра разоришься.
 — И что же он делал незаконно, интересно? — поинтересовался Костя. — Теперь-то уже нет смысла скрывать. Не накажут.
 — Да то же, что и все! — взвизгнула вдова. — Налоги скрывал. Черный нал пропускал. Прибыль занижал. А как иначе?
 Потом она рассказала, что Кизляков торговал всем чем угодно, в основном тем, что продавалось в данный момент развития рыночных отношений лучше всего. Сначала обои и краску, потом сантехнику и плитку, но когда ремонтный бум схлынул, стал продавать мебель. После кризиса, устроенного в виде эксперимента молодым очкастым премьером, народ перестал покупать мебель вообще по причине мгновенного обнищания. Эксперимент не удался, но очкарик почувствовал глубокое моральное удовлетворение от сделанного и занялся политикой. В политике ведь можно экспериментировать с народом сколько угодно и без всякой ответственности за плачевные результаты.
 Тем временем Кизляков переключился на электронную бытовую технику, посчитав, что телевизоры нужны народу всегда, как хлеб и масло. Потому как употребляет их на завтрак, обед и ужин в дополнение к столу. А часто и в промежутке между ужином и сном на десерт. Не менее нужными вещами считаются холодильники и стиральные машины, потому как без них тоже никуда. В последнее время дела Кизлякова шли, как нельзя лучше. Торговля телевизорами и пылесосами шла бойко, и он подумывал о расширении своего бизнеса за счет открытия ещё одного-двух магазинов желательно в центре города. Бизнесменскую мечту, как всегда, погубила непредвиденная случайность — Кизляков в неподходящий момент вышел из дома. Тут и поймал свою пулю. Правда, пуля случайной не бывает. Она не такая дура, как об этом говорят. Она всегда знает, куда летит, и всегда найдет того, кому предназначена.
 Пока Самохин пытал бедную женщину, Корнюшин и Тарасенко изучали просторную четырехкомнатную квартирку. Все по последнему слову: ремонт под евро, паркет под дуб, двери под вишню, спальня под карельскую березу, люстры под хрусталь, гостиная под антиквариат, ящик под «сони», гармошка под «панасоник», картинки на стенах под Пикассо. Словом, ничего оригинального.
 И они вернулись в гостиную.
 — А скажите, большая ли сумма храниться в доме? — задал довольно странный вопрос Костя Корнюшин, входя.
 Татьяна повернулась к нему, отпустив на время сына. Она не поняла его вопроса. О каких суммах он говорит? У них что тут, банк? Она никогда не видела в доме никаких сумм. Муж освобождал её от необходимости считать какие-то суммы. Просто лежали деньги на насущные траты и все. Косте пришлось повторить вопрос. Она пожала плечами.
 — По-моему, нет. Я не знаю. Не считала. Деньги лежат в сейфе у мужа. Он мне выдавал, если надо было что-то купить.
 — Может быть, вас хотели ограбить, — сделал странное предположение Костя. — Мы можем посмотреть содержимое сейфа?
 Татьяна замялась. Посмотреть-то можно, чего не посмотреть, только вот разрешит ли… Господи, а разрешать-то теперь некому. И она заплакала навзрыд.
 Лена, по-женски посочувствовав, обняла её за плечи.
 — Аркадий Михалыч, ей в таком состоянии трудно… Может, отложить допрос?
 — Может, и отложить, — согласился полковник. — А может, не стоит. Лучше дай ей чего-нибудь успокаивающего.
 Лена дала Татьяне стакан воды, предварительно накапав туда валерьянки. Татьяна сделала несколько глотков и немного успокоилась.
 — Ничего, я сейчас. Вообще-то, муж не любил, когда к нему…
 — Ему теперь все равно. — Пожал плечами Костя.
 — Да, конечно, — она промокнула платком глаза. — Только у меня ключа нет. Он был у мужа с собой.
 Тарасенко послали вниз за ключами. Балашов нашел их в кармане убитого, все на одной связке: от квартиры, от сейфа, от почтового ящика, от кабинета в офисе, ещё от чего-то. Не прошло и получаса, как Тарасенко вернулся.
 — Долго искал? — язвительно поинтересовался Костя.
 Тарасенко протянул ему связку.
 — На! Не искал я. Там не знают, увозить труп или нет. Сказал, пускай ждут. Да, ещё бабка какая-то прицепилась. Говорит, что видела все своими глазами. Уверяла меня, что убийца — мужчина в спортивном костюме с собакой, который её натравил на Кизлякова. В общем, овчарка перегрызла ему горло. Бабка очень просила меня эту собаку пристрелить.
 — Лучше бы ты эту бабку пристрелил, — недовольно проворчал Костя. — Мы тут ключи ждем, а он…
 В кабинете бизнесмена оказался массивный письменный стол, на котором торчал компьютер. Хорошая библиотека окружала его со всех сторон. Книги в шкафах стояли ровными, плотными рядами, и, казалось, их никогда не доставали. Они были декоративным элементом. Помогали хозяину ощущать себя культурным человеком. Костя огляделся, открыл один из шкафов, вынул книгу, пролистал, поставил на место.
 — А где он, сейф-то?
 — В столе.
 Костя позвенел ключами.
 — Вы позволите?
 — Если это чем-то поможет… — вздохнула вдова. Ей уже было все равно.
 В одну из тумб письменного стола, действительно, был вделан небольшой сейф. Ко всеобщему разочарованию его дверца закрывалась не только на обычный замок ключом, но и на дублирующий — кодовый. Кода жена Кизлякова не знала. По-видимому, его знал только хозяин сейфа, который унес эту тайну с собой в могилу.
 — Может, взломаем, Аркадий Михалыч? — предложил Костя Самохину, пока Татьяна не слышала, удалившись к ребенку.
 — Ты что, у нас даже нет разрешения на обыск, — осадил его порыв полковник. — Когда получим, тогда и взломаем.
 С разрешения вдовы Костя включил компьютер, покопался в папках и файлах, но ничего интересного не обнаружил. Только перечни товара, счета, прайс-листы, финансовая отчетность и деловые письма. Чтобы во всем этом разобраться, нужен не один день. Самохин распорядился прислать сюда одного из экономистов, чтобы тот проверил документы на возможные нарушения и попробовал бы выудить из базы данных хоть какую-нибудь информацию, способную дать зацепку. Пока ни одной разумной версии так и не выстроилось, а предполагать можно было все, что угодно.

 Глава 3

 Старенькая потрепанная «тойота» подъехала к громадным стальным воротам, расположенным между проходной и бетонным забором с колючей проволокой. Из дверей проходной вышел охранник в камуфляже, с коротким автоматом наперевес и рацией. Плотный животик перевешивался через ремень. Массивная нижняя челюсть пережевывала что-то очень вкусное, что можно жевать до бесконечности.
 Илья опустил боковое стекло и протянул ему листок с подписями и печатями. Охранник принялся его внимательно изучать, словно только недавно научился читать и ещё не совсем хорошо различал буквы. Наконец, нашел, к чему придраться.
 — Пропуск недействителен, — сказал он. — Здесь печать старая.
 — Как это старая? — искренне удивился Илья. — Неделю назад была новая.
 — А с сегодняшнего дня старая! — Охранник вернул пропуск, повернулся спиной и пошел к дверям, потеряв к нему всяческий интерес.
 Илья вылез из машины, побежал следом за удаляющейся спиной, чуть ли не цепляя её за рукав, залопотал:
 — Но печать-то вашей конторы. Вот смотрите: почтовый ящик номер…вот все реквизиты, вот подпись директора.
 Охранник остановился, мрачно посмотрел на него, словно вынес приговор.
 — Тебе же говорят: номер поменялся! У нас сверхсекретное предприятие! Мы раньше ракеты делали. Строгий пропускной режим! Ясно?
 — Ну, я же не за ракетной установкой еду! — Илья был в отчаянии. — Теперь-то вы чем занимаетесь! Колбасой и пельменями торгуете!
 — Это не имеет значения. Режим есть режим. Не мы придумали, не нам отменять.
 Илья порылся в карманах, вынул сложенную пополам сотню, сунул купюру охраннику в руку. Тот почувствовал в руке знакомый шелест, обернулся и так осуждающе посмотрел на Илью, словно заменил свой приговор на смертный. Илья виновато опустил глаза, почувствовав, как холодеет спина.
 — Нет, ты подумай, какой настырный! Сколько раз тебе объяснять нужно, что у нас режим! Тут секреты государственной важности! Охрана — муха не пролетит! А ты лезешь! А если каждый так лезть будет? Вот от этого и разруха в стране! — Он запустил руку с купюрой себе в карман. — Чтоб последний раз!
 Охранник убрался в домик проходной, нажал там какую-то кнопку, и ворота отъехали в сторону. Илья прыгнул в машину, боясь, что ворота закроются раньше, чем он проедет. «Тойота» взвизгнула резиной и пулей пролетела в узкую щель ворот, абсолютно точно отмеренную охранником на ширину машины.
 Проплутав между корпусами «сверхсекретного» предприятия, Илья тормознул возле огромного ангара, перед входом в который парковались грузовики. Шустрые молодые люди выносили из ангара коробки, загружали машины, отъезжали, подъезжали новые. Илья вылез из машины, быстро прошел внутрь.
 Бывший ангар, в котором спокойно мог бы разместиться самолет, доверху был забит коробками с консервами, связками пластиковых бутылок с газировкой, контейнерами с колбасой, упаковками с пельменями. У стола распорядителя толпилась очередь мелких оптовиков. К ней и подскочил Илья.
 — Кто последний за ракетными установками? — весело спросил он.
 Загрузив машину по самую крышу коробками с колбасой, ветчиной и грудинкой, Илья помчался в свой магазинчик, надеясь ещё застать утренний наплыв покупателей, спешивших прикупить себе что-нибудь перед работой.
 Он подогнал машину к самым дверям в магазинчик и направился внутрь. Прошел через тесный торговый зал, поздоровался с продавщицей Катькой, торчавшей за прилавком, поинтересовался для проформы, как идет торговля, и скрылся в кабинетике директора, располагавшимся рядом с небольшим подсобным помещением. Там за компьютером сидел директор Александр Хворостов, представительный молодой мужчина с умными глазами, компаньон и совладелец этого бунгало. Они вместе с Ильей раньше пахали в одной торговой фирме, которая года четыре назад исчезла в одночасье, как и множество других подобных фирмочек, развалившихся на протяжении последних лет. Илья скооперировался с ним, они собрали последнее, что у каждого было припасено, зарегистрировали фирму под громким названием «Презент», взяли лицензию, арендовали небольшое помещение на первом этаже, завезли товар и открыли торговлю. Поначалу они сами были и продавцами, и грузчиками, и экспедиторами, и директорами. Но потом наняли продавщицу и грузчика, и разделили обязанности: Саня номинально стал директором, а Илья его замом.
 Теперь таких магазинчиков расплодилось великое множество, конкуренция возросла неимоверно, покупатели же стали беднее, и прибыль выходила грошовая — её хватало только на аренду, налоги и «крышу», так что мечты о процветании дела остались далеко позади. Проблема была только одна — не прогореть.
 — Саня, я все привез, что ты просил. Вот накладные. — Илья протянул ему бумаги.
 Саня изучил документы, как-то горько вздохнул.
 — Вези обратно, — печально сказал он. — У нас всего этого завал. Холодильник забит до отказа.
 — Ты же сказал, все это нужно! Я и везу.
 Саня пожал плечами и уставился в свой компьютер.
 — Утром было нужно, а сейчас нет. Хорошо, если вечером что-то продадим.
 — Ты что, издеваешься? — Илья опустился на стул.
 — Сам знаешь, Илья, поток трудящихся схлынул, сейчас только пьянь по улице бродит. А у неё денег — на бутылку не хватает.
 Илья с грустью смотрел в окно на свою груженую машину. Тяжко вздохнул, пролистал накладные, свернул и убрал в карман. Немного помолчал.
 Саня продолжал беззаботно щелкать на клавиатуре, уставившись в монитор. Ему что, никаких проблем. Принять товар, подсчитать баланс, поговорить с проверяющими. А он, Илья, и водила, и грузчик, да теперь ещё и продавец.
 — Слушай, Саня, ты кандидат каких наук?
 Саня поморщился, его задели за больное. Неприятно вспоминать о том, что осталось в далеком прошлом. Мечты о карьере ученого давно рассеялись, но не забылись.
 — Ну, философских, и что?
 Илья вздохнул.
 — А я этих, как их… Знаешь, я ведь почти открыл теорию рассеивания лазерного луча. И почти получил движущееся голографическое изображение. Конечно, я его не получил, но мог бы. Я уверен. В теории все было красиво и правильно. Не хватило только нескольких опытов.
 — Ну да! — подивился Саня. — Это что, такое голографическое кино?
 — Что-то вроде этого. А теперь я решаю задачи пятого класса: сколько кило вареной колбасы сможет продать один магазин, пока она не протухнет.
 Саня вылез из-за стола, подошел к нему, похлопал по плечу, заглянул в глаза. Глаза у Ильи были печальные, как у собаки.
 — Дорогой мой, ты заразился вредной экзистенциальной болезнью: все время думаешь, как жить человеку, потерявшему иллюзии. А я от неё уже вылечился. Поверь мне, есть хорошее импортное лекарство — думай о хлебе насущном.
 — Или о колбасе. — Илья показал ему на свою машину. — Саня, возьми ты её от греха подальше. А то я за себя не ручаюсь.
 — Да, пожалуйста! — радостно согласился Саня и, открыв окно, выглянул на улицу. — Вставай, продавай! На улице много народу голодного ходит.
 Не прошло и десяти минут, как Илья уже стоял за лотком с весами на улице. Мимо проходили редкие домохозяйки. Одна из них зарулила к столику Ильи, заинтересованно вытягивая нос. Илья прицепился к ней.
 — Женщина, возьмите колбасы для голодного мужа. Вкусная, свежая, только что сваренная.
 Дотошная хозяйка взяла отрезанный кусок колбасы, повертела, понюхала, посмотрела на цвет.
 — Из чего сваренная?
 — Из мяса, конечно, из чего же еще!
 — А пахнет рыбой, — она положила колбасу на место и ушла.
 Чуть ли не до шести вечера Илья торчал на холодном ветру и продрог, как собака с печальными глазами. У него отваливались ноги, ныла застуженная спина и гудела голова от бесконечных пересчетов граммов в рубли. Но зато он продал почти все и добился колоссальной выручки, которую обычно весь магазинчик зашибал за неделю. Директор Саня выдал ему премию в размере пятисот рублей, два пакета с продуктами и отпустил с миром. Илья решил, что лучше всего один из пакетов отвезти матери, которую он забыл уже, когда и навещал. Тем более что сегодня он был на колесах.
 Он открыл дверь квартиры матери своим ключом и ввалился в прихожую.
 — Привет, ма, это я! — он заглянул в комнату.
 Пожилая женщина в цветастом халате сидела в кресле и смотрела очередную серию мыльной истории о неведомых нам заботах бразильской семьи. И получала от этого неимоверное удовольствие. Вообще, бесконечные телесериалы прекрасно отвлекают нашего зрителя от нашей же суровой действительности, наполняют его жизнь новыми ощущениями, которых он никогда не испытывал доселе, и позволяют скоротать время, оставшееся от сна и работы. Если бы не сериалы, на телевидении можно было бы поставить крест. Оно бы просто перестало существовать.
 Мать повернула голову, вылезла из кресла, прошлепала в прихожую.
 — Илья, это ты! Не ожидала. Хоть бы позвонил, что зайдешь!
 — Я на пять минут, — сказал он, прошел на кухню и бухнул на стол пакет с продуктами. — Это тебе.
 Мать взглянула на сына, потом на то, что он принес.
 — Спасибо. Куда мне столько? Что-то ты одет легко, не простудишься? Шарфик бы повязал.
 Но Илья уже повернулся к двери, чтобы уйти.
 — Ну, какой шарфик! На улице теплынь!
 В это время бразильский муж застукал жену с любовником и теперь мучительно размышлял над проблемой: сразу её застрелить или немного обождать. Любовник лежал в постели и с равнодушным видом слушал пререкания супругов, но скоро ему это надоело, он вылез из постели, оделся, поцеловал жену в щечку на прощанье, пожал руку мужу, бросил что-то вроде «Крепись, старина!» и ушел. Муж принялся за жену с новой энергией.
 — Вот подлец! — в сердцах высказалась мать. — Ну, чего он к ней прицепился? Она же ему сказала, что не изменяла. Чего ещё надо? Неужели не может поверить! Вот издевается над бедной женщиной! Чтоб им, проклятым мужикам, пусто было!
 — Ну все, я побежал, — сказал Илья. — Не буду тебя отвлекать.
 — Уже уходишь, — удивилась мать, продолжая переживать за несчастную женщину. — Посидел бы!
 — Некогда, ма. Времени нет. Ты-то как себя чувствуешь?
 Жена продолжала оправдываться перед мужем, убеждая его в том, что он ошибается. Муж продолжал делать вид, что ей не верит. Может, он бы ей и поверил, но тогда нечего было бы дальше снимать и пришлось бы закрывать сериал. Поэтому бразильская жена продолжала убедительно врать, а бразильский муж пытался найти новые доказательства её измены, рассыпавшиеся на глазах.
 — Вот прицепился, мерзавец! — осудила мать и переключила внимание на Илью. — Да я что! Я все одна сижу. Ходить некуда. Телевизор смотрю. И ты знаешь, много чего интересного показывают. Вот сейчас в «Вестях» показывали, как президент на горных лыжах… И на чем он только не ездит, и куда только не летает. Разве только в космос… Тяжелая все-таки у него работа. Поди попробуй, на лыжах-то, на горных…
 Илья окинул взглядом комнату и сказал:
 — Да, тяжело одной! Надо к тебе, что ли, отца привезти. Пускай у тебя поживет немного. Все-таки вдвоем веселей. Да и мне спокойней.
 — Что ты! Он не поедет, — засомневалась мать.
 — Почему не поедет?
 — Не поедет и все! Гордый слишком. Не был бы таким гордым, знаешь, кем стал бы!
 — Кем?
 — У-у! — мать махнула рукой. — По таким бы коридорам ходил! На таких бы совещаниях заседал! Вот как эти, депутаты. Сидят себе, обсуждают что-то непонятное. Зарплата идет, пенсия капает. Чем не жизнь? Сказали: «Покажите нам министра финансов». Раз им, и показали. «Хотим, говорят, теперь поглядеть на министра энергетики». Вот он, пожалуйста! «А министр подземного транспорта кто у нас?» А вот этот, который с лысиной. Не знаю, я бы на их месте лучше артистов каких-нибудь заказывала. Или писателей-сатириков. Все веселее, чем на министра-то плешивого пялиться.
 — Ты, мам, поменьше телевизор смотри, — пробормотал Илья. — Вредно для здоровья. Ну, пока!
 Он открыл входную дверь и ушел.
 Во второй половине дня подъехал Тихий. Парни уже изрядно поддали, и он застал их в совершенно развязном состоянии. Видно, они решили нагваздаться до умопомрачения, чтобы забыть этого мужика, который так и не смог проехаться на машине перед смертью. Киря уже лыка не вязал. Он все пытался забыть его печальные глаза, в которых стоял ужас. Почему-то этот ужас передался и самому Кире, заставляя его содрогаться от предчувствия собственной смерти. Димон же казался ещё крепким. Похоже, у него-то причины для тоски не было.
 Весь стол в кухне был завален остатками разнообразной закуски, а пол — пустыми бутылками. Тихий мельком прошелся взглядом по пустой посуде. Водку парни разбавили крепленым вином и отлакировали пивом. Значит, коктейль будет «молотовский», и назавтра они уже не работники. Хотя, как раз завтра и надо будет поднапрячься.
 — Хватит пить! — резко сказал он и схватил со стола начатую бутылку водки. — Дело есть! Серьезное.
 Но это заявление не родило в душах парней энтузиазма. Трудно представить киллера, который радовался бы, получая заказ.
 — Ты бабки привез? — спросил Киря, мутным взглядом уставившись на прораба.
 — Нет! — рявкнул Тихий, налил себе в стакашек пятьдесят грамм, выпил, быстро чем-то зажевал. Больше не стал, за рулем все-таки.
 — Как это нет! Как это нет! — Киря возмущенно привстал. — Ты че, нас, за лохов держишь? Базар был, бабки сразу, как клиента причешем.
 — Не ори!
 Тихий сел на табуретку, на всякий случай подальше от пьяного возбужденного парня. Мало ли что. Киря себя уже не контролирует, полезет в драку, придется его утихомиривать. Еще покалечишь, кто тогда работать будет.
 — Шеф сказал, что работа не доведена до конца.
 — Как это не до конца? — теперь уже возмутился Димон.
 — Свидетеля оставили, вот как! Надо было его тоже чпокнуть! Чтоб никого…
 Киря вскочил из-за стола, заходил по кухне с желанием чего-нибудь разбить. Или кого-нибудь убить. Из двух охламонов, сидящих за столом, подходящую кандидатуру в покойники выбрать трудно. Один — идейный руководитель, прораб, посредник, добывающий для них заказы. Если его не будет, кто достанет. Второй, вечный напарник, близкий друг и соратник в борьбе с народонаселением, всегда на подхвате и на подстраховке. Без него никуда. Как ни крути, а киллер без напарников — ноль. Хотя он их и ненавидит. Так же как и все остальное человечество.
 — Ну вот, начинается! — шумно вздохнул он. — Там этих свидетелей человек двадцать у каждого окна. Давай будем сейчас всех убирать! А чего, я согласен! Только плати. По три штуки за каждого. Приволокем гранатомет и полдома снесем.
 Тихий начал терять терпение. Совсем распустились парни — пьют непомерно, приказы не исполняют, в бутылку лезут. Пора приструнивать. Чтобы четко знали, что они исполнители. И только. Что сказали, то и сделали. И без всякой самодельщины. Если оставили след, сами и должны его затирать. И нечего тут разглагольствовать!
 — Не всех, а именно этого! Он тебя хорошо запомнил. И значит, ментам может сдать. Тогда тебе четырех штук не хватит! Сотня штук понадобится! На хорошего адвоката! Да и то вряд ли он тебя вытащит!
 Димон тоже возмутился.
 — Ты предлагаешь нам опять в этом дворе засветиться, Тихий? Соображаешь!
 Тот ударил его кулаком по коленке. Больно. Димон вскрикнул, но стерпел. Тихий приблизил к нему лицо, зашептал зловеще:
 — А ты что предлагаешь? Чтобы он опознал Кирюху после того, как его загребут менты. Которые потом повесят на него все нераскрытые убийства за двадцать лет.
 Киря остановился посреди кухни, вперил тупой взгляд в Тихого.
 — Ты чего, в натуре? Я двадцать лет назад в детский сад ходил.
 — Не имеет значения. Если почерк совпадет, не отмажешься. А почерк у всех «парикмахеров» одинаковый, можешь быть уверен.
 Киря опустился на табуретку и приуныл. Страх, как не хотелось ещё раз появляться в этом дворе, где их уже знает каждая собака. И каждая бабка. Как только его тощая фигура с длинным носом вылезет из машины, весь двор тут же будет показывать на него пальцем. И все тут же побегут за милицией. Хоть менты у нас неповоротливые, но в этом случае примчатся, как на пожар, это точно. Правда, свидетеля можно убрать и на работе. Где-то ведь он работает. Но нужно время, чтобы его выследить и подготовить огневую позицию. А времени нет. Надо доделывать работу и получать бабки. Последние сегодня пропили.
 Тихий понял, что перспектива появления в этом злосчастном дворе парней явно не радует.
 — Шеф сказал, ещё по штуке накинет, когда свидетеля уберете.
 — Вот это дело! — Киря немного успокоился.
 Давившая у него внутри тяжесть сразу ушла. Теперь не только следы приберут, да ещё и лишние бабки получат. Проблема разрешилась, как нельзя лучше. Он даже заулыбался. Самое сложное теперь — аккуратно появиться во дворе, чтоб их не заметили раньше времени. Но если Тихий пригонит неприметную тачку, сделать это будет не трудно. Потом встать на стоянке и сидеть в ожидании, когда мужик выйдет из дома. А мужик обязательно утром нарисуется, ведь с собакой нужно гулять каждый день, не так ли? Остальное — дело техники.
 — Ложитесь спать, — сказал Тихий. — Утром разбужу в шесть. И вы должны быть, как огурчики. Ясно?
 Он собрал все бутылки с недопитым горячительным, засунул их в полиэтиленовую сумку и ушел, аккуратно прикрыв за собой дверь, чтобы не привлекать внимания соседей. Немного задержался на лестничной площадке и, пока ждал лифта, спустил сумку в мусоропровод.
 В фирму «Кемикс» оперативники под руководством полковника Самохина попали только к пяти вечера. Сотрудники все равно весь день не работали, обсуждая известие об убийстве генерального директора, принесенное его помощником. Коммерческий директор Ларионов, не дождавшись Кизлякова на рабочем месте, звякнул ему домой, нарвался на оперативников и узнал страшную новость. Лично Самохин потребовал от него, чтобы никто из сотрудников с работы не уходил и все дожидались приезда опергруппы. Оперативники хотели побеседовать со всеми без исключения.
 Ларионов встретил их в крайне испуганном состоянии и дрожащим голосом пригласил в кабинет Кизлякова, который теперь никогда уже не сможет переступить его порога. Самохин отметил это волнение: неужели Ларионову есть, что скрывать? Но не стал делать из этого далеко идущих выводов. Он вообще предпочитал полагаться на факты и проверенную информацию, а не на психическое состояние свидетелей. Отправив Корнюшина и Тарасенко опрашивать сотрудников, он решил поговорить с коммерческим директором наедине. Такая беседа больше способствует откровенности, чем публичное покаяние в присутствии бригады ментов.
 — Не понимаю, за что? В голове не укладывается! — бормотал Ларионов. — Даже представить трудно, чтобы Борю просто так ни за что…
 — А вы уверены, что не было никаких причин? — уточнил Самохин.
 — Абсолютно! Я их не вижу. Их просто нет!
 Самохин покачал головой, глядя куда-то мимо расстроенной физиономии Ларионова. Если коммерческий директор и играет искреннее изумление, то он хороший актер. Так и хочется ему поверить. Но верить нельзя никому. Даже своим собственным глазам. Если что-то увидел необычное, надень очки и посмотри повнимательней. Разглядишь темные пятна на самой чистой личности. Таково было правило полковника, и он старался его придерживаться.
 — Я работаю в уголовном розыске тридцать восемь лет, — пробормотал он. — И ни разу не сталкивался с беспричинным убийством. Даже если кто-то кого по пьяни… Все равно есть причина, возникшая в глубине подсознания убийцы. Человек со стула просто так без причины не встанет. А тем более…
 Ларионов вынужден был с ним согласиться. Хотя и продолжал сомневаться в теории полковника. Конечно, причина должна быть, это очевидно. Только вот какая?
 — А если его с кем-то перепутали. Знаете, дали наводку на одного, а киллер шлепнул другого. Так бывает, я слышал.
 Полковник бросил хмурый взгляд на коммерческого директора.
 — Бывает, но редко. Как правило, киллер не ошибается. Он за это деньги получает, чтобы не ошибаться. Если ошибся, то все, он сам не жилец. Так что киллер ошибается только один раз. Как сапер. Ну да ладно, ближе к делу. Расскажите, как в последнее время шли дела в вашей фирме? Как доход, как прибыль?
 Ларионов пожал плечами. В смысле, не то, что он не знает, как, а в смысле, шли себе и шли, как обычно идут.
 — Нормально шли дела. Звезд с неба не хватали, но и не бедствовали. У нас налажены хорошие контакты с поставщиками и дилерами. Все наши дилеры исправно платили деньги. Есть, правда, один. Из него всегда выбивать приходится. Но и он тоже платит. С трудом, но платит.
 — А вы сами всегда платите поставщикам?
 — Платим, конечно? Можете проверить. Ну, может, не всегда вовремя. И у налоговиков к нам претензий нет.
 — Проверим, — пообещал полковник. — А с крышей у вас какие отношения?
 Ларионов испуганно оглянулся, но посторонних в кабинете не было. Он, вообще, все время чего-то боялся. Нервничал, морщился, суетливо вертел гелевую ручку в руках. Самохину это не понравилось. Чего он нервничает, чего боится? Того, что его будут подозревать в причастности к убийству, или того, что его тоже могут шлепнуть? Впрочем, может, просто человек нервный попался. Разволновался от свалившегося несчастья и вынужденного допроса. Не каждый сможет спокойно беседовать с милицией, когда окажется на зыбкой грани между свидетелем и подозреваемым. В общем, в чужие мысли не залезешь при всем желании.
 — В смысле, с нашей охраной? — выдавил Ларионов.
 — Ага, с бандитами, — подтвердил полковник.
 — Хорошие. Мы с ними давно договорились. Думаете, это они? Но за что? Мы всегда исправно…сколько положено… Мы же понимаем. Зачем нам лишние неприятности?
 Самохин поднялся со стула, выглянул в окно, словно проверяя, как работают на улице его архаровцы. Вздохнул. На улице перед подъездом стояли только его «волга» и «девятка» Кости Корнюшина. Остальные машины, принадлежащие сотрудникам фирмы, мирно отдыхали на стоянке. Обычный будний день. Но для одного этот день стал роковым. Почему именно сегодня, почему не вчера или завтра? Чем этот скверный день отличается от других таких же? Случайность? Но завтра или послезавтра тоже кого-нибудь убьют. Того, кто ещё об этом не знает и даже не догадывается. Обязательно убьют. Непременно убьют. Значит, не такая уж это случайность, а скорее закономерность. Каждый день в городе под колесами машин погибает два-три человека. Как закон. Значит, и завтра погибнут двое, и послезавтра, и каждый день на этой длинной неделе. Кто конкретно, не знает никто. Но для тех несчастных, выбранных из числа жителей города неизвестно кем, уже все предрешено. Но почему все-таки кто-то выбрал именно его?
 Полковник отвлекся от своих мыслей, повернулся к Ларионову.
 — И все-то у вас хорошо. Никаких проблем с налоговыми органами, крышей, дилерами и кем там еще. А директора берут и убивают. Может быть, все-таки он кому-то помешал? Нанять киллера не так просто, заплатить ему приличную сумму накладно, взять на себя грех, в конце концов, тоже тяжело. Стоит ли это делать, если Кизляков хороший парень и со всеми дружит, а?
 — Не понимаю… — Ларионов только пожал плечами.
 Тут дверь открылась, и в кабинет ввалился Костя Корнюшин с довольной ухмылкой на лице. Он бросил подозрительный взгляд на Ларионова и предложил ему прогуляться по коридору. Немного. Коммерческий директор вылез из кресла и обиженно удалился, прикрыв за собой дверь.
 — Нашли машину, Аркадий Михалыч, — доложил Костя. — «Восьмерку» цвета мокрого асфальта. Во дворе дома, расположенного на этой же улице. В машине лежал ствол, из которого и были сделаны выстрелы. «Макаров» с глушаком.
 — Уже неплохо, — мрачно сказал Самохин, ничуть не обрадовавшись. — Пальцы есть?
 — К сожалению, никаких отпечатков. Ни на оружии, ни на руле. Но пушка с маркировкой. Может, это даст какой-то след.
 — Вряд ли. Они тоже соображают, из чего стрелять.
 — Значит, остается только свидетель?
 Самохин отошел от окна и сел за стол Кизлякова в крутящееся кресло, поелозил в нем немного, словно примеряясь занять надолго, осмотрел кабинет. Представил, как сидел тут сам директор фирмы, какие могли возникнуть у него мысли, желания, настроения. Ничего путного не нарисовалось. Трудно войти в образ другого человека, а тем более понять его мысли и чувства. Но надо. Прошелся взглядом по стенам. Вот календарь с загорелой девицей, вольготно раскинувшей обнаженные телеса на солнечном пляже. Так, дальше! Диплом какой-то? Видно, получил на межрегиональной пьянке молодых предпринимателей. Ага, а это что такое? Загородный особнячок. Двухэтажная вилла с балкончиками и, как раньше говорили, с мезонином. Хороший особнячок, ничего не скажешь. И за каким хреном он эту фотографию повесил? Голую бабу, понятно, диплом тоже. Но на дом-то ему зачем пялиться?
 — Два свидетеля, — пробормотал Самохин, — Второй Ларионов. Сдается мне, этот коммерческий директор о чем-то молчит, как поется в одной песне. Пока молчит. Слушай, Костик, глянь-ка на вот эту фотографию.
 Костя обернулся, посмотрел на фотографию особнячка. Ну, дом и дом! Чего тут шеф разглядел? Рекламная картинка, не более того. Если бы на ней была физиономия убитого директора в компании каких-нибудь дружбанов, цены бы этой фотографии не было. А так…
 — Ну, фотография. И что?
 — Можешь узнать, что это за хибара?
 — Мигом.
 Капитан открыл дверь, выглянул в коридор.
 — Ларионов! На минуточку.
 Коммерческий директор тут же возник на пороге, видно, был наготове, ждал, когда позовут.
 — Что это за вилла такая? — как можно строже спросил Костя. Таким же тоном он всегда спрашивал у подозреваемого в убийстве, где тот был с такого-то по такое-то.
 Ларионов испуганно уставился на фотографию особняка, словно увидел её впервые в жизни. Пожал плечами. Занервничал. «Ну все, зацепили, — словно говорил он. — Теперь будут пытать про эту дурацкую картинку».
 — Не могу сказать. Обычная рекламная фотография. Красивый домишко в живописном месте. Борису понравилась, вот он её и повесил.
 — Понравиться может все что угодно, — задумчиво пробормотал полковник. — Но не всё вешают на стены.
 Ларионова этим поставили в тупик. Он даже стал переживать, что не может удовлетворить любопытство оперов. И чего они прицепились к этому дому? Он медленно опустился в кресло, сел на самый уголок, словно был в гостях у большого человека, у которого сидеть развалясь позволит себе не каждый.
 — Скажите, у него дача есть? — вдруг спросил полковник.
 — Есть, — кивнул коммерческий директор. — Недалеко от города. В Карасево.
 — Хорошая?
 — Да не то, чтобы… Обычный рубленый дом. От родителей остался.
 — А он его перестраивать не собирался?
 Ларионов немного подумал и кивнул. Даже как-то радостно кивнул. Наверное, обрадовался, что рубленый дом в деревне это и есть причина убийства Кизлякова. А иначе зачем оперативники про него спрашивают.
 — Собирался. Давно собирался. Хотел вообще сломать. А на его месте что-то приличное построить. Типа вот этого с фотографии.
 — И что, не собрался? — уточнил Самохин.
 Ларионов пожал плечами.
 — Денег вечно не хватало.
 — Значит, плохо шли у вас дела, если денег не хватало, — усмехнулся Костя.
 — Почему плохо? — удивился Ларионов. — Нормально шли. Только не настолько, чтобы загородные особняки покупать. Прибыль была стабильна, но её пускали на расширение бизнеса. Не более того.
 — А у вас были какие-нибудь конфликты финансового порядка? — спросил Самохин.
 — Какие конфликты? — удивился Ларионов. Вот чего-чего, а конфликтов финансового порядка у них отродясь не было.
 — Знаете, в фирмах часто возникают конфликты из-за денег, и даже доходит до того, что бывшие компаньоны разбегаются или… даже устраняют друг друга. Из-за денег. Практически все заказные убийства, так или иначе, совершаются из-за денег. Потому что деньгами оплачиваются.
 Ларионов усиленно помотал головой.
 — Нет, у нас серьезных конфликтов не было. У нас закрытое акционерное общество. У Бориса шестьдесят процентов акций, у меня сорок. В соответствии с этим соотношением мы и делим прибыль. Какие тут могут быть конфликты?
 — Вообще-то, надо будет ещё проверить, как у вас распределялась прибыль, — весомо сказал Самохин. — Наши экономисты покопаются в вашей бухгалтерии, вы не против?
 — Нет. Пускай смотрят. Вся прибыль у нас зафиксирована в документах, налоги платим, магазины работают, торговля идет.
 — Вот и проверим, — сказал Самохин. — Костя, дай указание ребятам, пускай проверяют всю финансовую документацию.
 — Слушаюсь, — Костя кивнул и вышел из кабинета.
 Чтобы выполнить приказание полковника. Правда, делать этого не собирался. Потому как пока давать указания шефа некому. «Ребята» из отдела по экономическим преступлениям ещё не подъехали. А когда подъедут, пока не ясно. Как освободятся. Так что проверять бухгалтерию сегодня вряд ли кто будет. Но припугнуть Ларионова не помешает. Всегда полезно нагнать страху на человека, причастного к убитому. Вдруг начнет суетиться и заметать следы. А там, глядишь, как-то проявит себя.
 Самохин внимательно следил за Ларионовым, проверяя его реакцию, пока Костя расшаркивался и открывал дверь. Коммерческий директор дернул бровью и сглотнул. У него забегали глаза. Задергались руки. Он не знал, куда их девать. То ли сунуть в карман, то ли на что-нибудь положить. Самохин это отметил и спросил:
 — Вас что-то не устраивает?
 — Меня? Почему?
 — Вы разволновались.
 Ларионов встал и заходил по кабинету.
 — С чего вы взяли? Это просто нервы. Друга убили. Я переживаю.
 — Понятно.
 — Вы что, меня подозреваете? — почти выкрикнул Ларионов. — Думаете, это я мог Бориса..?
 Самохин пожал плечами.
 — Мы так не думаем…
 — Именно это вы и думаете! — убежденно сказал Ларионов. — Но учтите, я бы на такое не пошел ни за что!
 — А было из-за чего? — подловил его на слове Самохин.
 Ларионов просто бегал по кабинету из конца в конец. И что на него нашло? Ему вроде бы не предъявили пока никаких обвинений, ни в чем не упрекнули, не прижали к стенке. Но он весь как-то задергался, занервничал и стал истерично выкрикивать:
 — Не было! Никогда не было. Можете подозревать! Это ваше право. Вы всегда всех подозреваете! У наших доблестных органов каждый человек — преступник! Стольких невиновных перестреляли! И никто за это не ответил! Никто! Вам любого посадить пару пустяков! Но против меня вы ничего не докажете, ничего!
 Самохин попытался улыбнуться. У него это плохо получилось, вышла какая-то пугающая гримаса. Во всяком случае, Ларионова его улыбка не обманула. И полковник почувствовал себя виноватым.
 — Успокойтесь. Мы вас не подозреваем. — И тихо добавил: — Пока…

 Глава 4

 Илья, голый по пояс, плашмя лежал на диване и тупо смотрел в пол. Ныла спина, болели ноги и, кажется, бил озноб. Он чувствовал бы себя совсем плохо, если бы рядом не расположилась молодая красивая женщина с чудесными вьющимися волосами, уткнув теплый мягкий зад ему в бок. Осторожными, но уверенными движениями она разминала ему спину, мягкими, нежными руками продавливала позвоночник, лопатки, бока и втирала в кожу приятно пахнущую мазь. От её прикосновений становилось тепло и уютно. Необычайная легкость разливалась по всему телу, боль куда-то уходила, и Илья чувствовал прилив новых сил. Женщина сокрушенно качала головой.
 — Ты совсем простыл, Илья. У тебя температура. Я чувствую, как у тебя все тело горит.
 — Еще бы! — обиженно сказал он. — Весь день на ветру простоял, как пугало на огороде. Разве что ворон не отгонял.
 — Тебе надо чаю с медом выпить. Сейчас принесу.
 Женщина поднялась с дивана, вышла из комнаты.
 Месяца три назад, когда Илью начали мучить боли в спине, он решил сходить в массажный салон. Выбрал в газете рекламных объявлений, какой поближе, и заехал после работы. Массажисткой оказалась молодая женщина лет под тридцать, очень привлекательная и очень сексуальная. Она разложила Илью на столе, промяла ему позвоночник и все косточки, так что после её рук он стал чувствовать себя как новорожденный. Ничего не болело, мир казался большим и добрым, и все время хотелось припасть к сиське. Он и припал. Для начала познакомился с ней и стал захаживать в салон чуть ли не каждый день, пока не напросился к ней домой. Наташка, на удивление, согласилась устроить ему рандеву у себя дома. Она жила одна в двухкомнатной уютной квартирке, объяснив, что муж её бросил давным-давно, якобы найдя себе какую-то состоятельную вдову. Илья почувствовал себя юным влюбленным, после краткой беседы о пустяках невероятно возбудился от её прелестей, положил её на диван и просто-таки потерял голову. Наташка показала ему такой класс сексуальной игры, перед которым не устоял бы ни один отличный семьянин со стойким нордическим характером и лояльным отношением к товарищам по партии.
 И вот уже целый месяц Илья был на седьмом небе, с нетерпением дожидаясь каждой новой встречи с Наташкой и всячески скрывая свою маленькую тайну от жены. Хотя, по правде сказать, Марина начала подозревать его в посторонней связи, словно что-то чувствовала неким шестым чувством, присущим только женщинам. Илье приходилось изощряться всякий раз в придумывании оправданий, чтобы её подозрения не перешли в твердую уверенность. Но отказаться от наташкиных прелестей он уже не мог.
 Она вернулась с чашкой дымящегося чая на подносе. Опустила поднос на столик, присела на краешек дивана.
 — Спасибо, Наташ. — Илья приподнялся на локте и стал пить. — Только ты обо мне и заботишься. Больше никому дела нет.
 — А что, жена не заботиться? — улыбнулась она.
 Илья вздохнул и поставил пустую чашку на поднос.
 — Заботиться, но меньше. В основном, о том, сколько я заработал. Она мою деятельность презирает. Считает её ниже своего достоинства. — Он повернулся на спину, откинулся на подушку и вперил взгляд в потолок. — Она, мол, офисная леди, а я уличный торговец залежалыми продуктами.
 — Плохо, когда жена не ценит своего мужа, — заметила Наташа. — Обычно, это кончается разводом.
 — По большому счету я и сам эту работу презираю. Ненавижу! Мне вся эта колбаса уже вот где! Меня от неё просто тошнит. Вот как чувствую где-нибудь запах колбасы, так меня сразу выворачивает.
 — Понятно. Больше не покупаю. Переходим на рыбу.
 — Да не в этом дело, — поморщился Илья. — Я ненавижу свою работу. Она тяготит меня, унижает, не дает никакого удовлетворения. То, что я зарабатываю, не приносит мне никакой радости. От этой работы я просто тупею. Я не хочу делать её лучше, эффективней, мне хочется, чтобы кто-нибудь пришел и развалил все наше дело на корню. Я бы этому только обрадовался.
 Наташа сочувственно покачала головой.
 — Да, это занятие не для тебя. Тебе больше подошла бы научная лаборатория…
 Илья отвернулся, смертельно обиженный на все.
 — Наташ, только не напоминай, а! И так уже… Эх, мне бы сейчас настоящее дело! Какой-нибудь толковый бизнес. Связанный с оргтехникой или бытовухой. Вот тогда бы я развернулся! Все-таки компьютеры продавать интересней, чем колбасу и пельмени.
 Наташа погладила его по голове, как маленького мальчика, побитого соседскими хулиганами.
 — Бедненький, как же тебе приходится тяжело…
 Илья прижался к её мягким телесам, и почувствовал исходящие от них тепло и покой. Ее тело манило к себе, как магнит. Ему захотелось уткнуться в него с головой и забыться надолго, пока не станет совсем хорошо.
 Она что-то вспомнила, мягко улыбнулась.
 — А ведь я могу тебе помочь.
 — Да, ладно! — он отмахнулся. — Ты-то чем мне поможешь?
 — Поцелуй, тогда скажу. — Она подставила ему губы.
 — Не надо, Наташ, я тебя заражу. — Он отвернулся.
 — Брось! — Она взяла его за подбородок, повернула к себе. — Простуда не передается половым путем.
 Он приподнялся с дивана, поцеловал её. Она обхватила его руками, прижалась, впилась губами в губы. Он откинулся на диван, начал снимать с неё халат, оголив округлые плечи, объемистые груди и мягкий изгиб стана, остановился на полпути.
 — Так чем ты мне хотела помочь? Вот этим?
 — Нет. И совсем не этим.
 Она сорвала с себя халат, под ним ничего не оказалось, даже трусиков, выгнулась кошкой, начала стаскивать с него брюки. Он слабо помогал ей разоблачать себя. Его больше заинтересовало её предложение о помощи. Как утопающий хватается за последнюю соломинку, так Илья готов был ухватиться за любой совет, лишь как-то выплыть на поверхность со дна, где он сейчас барахтался.
 — Так чем помочь? — не унимался он.
 — Мне недавно позвонил один мой знакомый, — сказала она с придыханием и с перерывами во время резких движений, которыми она сдирала с него остатки одежды. — Он крупный бизнесмен. Такой крупный, что крупнее не бывает. Представляешь, он перегоняет вагоны с техникой по всей стране. Компьютеры, бытовуху, телевизоры, — словом, все, абсолютно все!
 — В самом деле? — удивился он, хватая губами её рот. — Ты меня не обманываешь?
 Она стянула с него трусы и уселась на него верхом. Он подхватил её груди, смял, обнял за спину, притянул к себе. Она упала на него, вытянув ноги, обволакивая его тело мягкой пышной плотью.
 — Не обманываю… — шипела Наташка, ползая по нему, как кошка. — Он расширяет свое дело и ему нужны помощники. Спрашивал, нет ли у меня знакомых, немного волокущих в бизнесе. Я сказала, что есть. Могу дать тебе его телефон. Если ты хочешь, конечно!
 Он вошел в неё до упора, она застонала от сладостной боли. Дернулась вперед и насела с новой силой, продолжая стонать. Стала делать равномерные движения, постепенно наращивая темп, пока не разогналась до полного самозабвения. Немного приостановилась и спросила:
 — Так хочешь или нет?
 — Хочу! — прошептал он, стараясь не отстать от нее. — Еще как хочу!
 — И меня хочешь?
 — И тебя хочу!
 Она закончила раньше него, утомленная и обессиленная, откинулась на бок, легла на спину. Он взгромоздился на нее, не вынимая, и несколько раз дернувшись, быстро закончил. Сполз с нее, отдышался немного, проговорил:
 — То, что ты мне сказала, правда?
 — А то нет! Ты же знаешь, что я никогда не вру.
 Он приподнялся на локте, заглянул ей в глаза. Она смотрела на него чистым невинным взглядом.
 — Наташка, ты не представляешь себе! Ты же спасла меня. Просто спасла.
 — Неужели! А кто говорил, что я ничем не могу помочь?
 — Каюсь. Виноват. Можешь меня отлупить. Только не по спине, она у меня болит. Лучше по тому, что немного пониже.
 — Непременно! — засмеялась она. — Но как-нибудь в другой раз. Когда ты выздоровеешь. Значит, я помогла?
 — Да, Наташка, да! Это то, что мне нужно. К черту эти продукты! Это серьезное дело. Я же математик! У меня ум аналитический. Мигом конъюнктуру проанализирую.
 И он набросился на неё с новой энергией.
 Илья поставил серегину япономарку в узкое пространство между плотно стоящими машинами, выключил движок, нацепил железяку на руль. Вылез из машины, хлопнул дверцей. И вдруг в вечерней тишине услышал знакомый смешок. Он прислушался, уловил, откуда идет смешок, и нырнул в редкие кусты, отделяющие автостоянку от детской площадки.
 На скамейке, торчащей на площадке, сидела его родная дочь Ленка в обнимку с каким-то крепким, почти взрослым парнем. Она хихикала и прижималась к нему. Илья не спутал бы её идиотский смех ни с каким другим. Он возник перед смеющейся парочкой, как призрак из тумана. Ленка испуганно замолкла и быстренько отодвинулась от парня.
 — Ты чего здесь сидишь? — строго сказал Илья. — Ну-ка, быстро домой! Ночь на дворе.
 — А чего? Я ничего! — промямлила дочь. — Посидеть нельзя, что ли?
 — Нельзя! — рявкнул Илья. — Мать вся изнервничалась!
 — Еще полчасика, ладно?
 — Каких полчасика! — Илья возмутился не на шутку. — Я сказал, домой!
 Молчавший до сих пор парень поднялся со скамейки и вытянулся во весь рост. Он оказался на голову выше Ильи, а под его курткой играла накачанная мускулатура. По возрасту ему было никак не меньше двадцати. Илья почувствовал прилив возмущения, готовый перерасти в физическое воздействие на оппонента. Но что-то сдержало его от порыва надавать парню по шее.
 — Познакомься, это Витек, — вякнула Ленка.
 — Она сейчас придет, — хрипло промычал парень и посмотрел на Илью сверху вниз. — Посидит полчасика и придет.
 Илья взглянул на него снизу и увидел в блеклом отсвете фонаря наглый взгляд и злорадную ухмылку. Ему опять захотелось размахнуться и приложить кулаком по этой ухмыляющейся физиономии, но он сдержался. Наверное, увидел разницу в весовой категории, а может быть, врожденная интеллигентность взяла свое, черт его знает. Он перевел взгляд на Ленку и внятно проговорил:
 — Чтобы через пятнадцать минут была дома!
 После чего развернулся и с чувством глубокого удовлетворения двинул к подъезду. Все-таки последнее слово осталось за ним.
 Ему до ужаса хотелось поделиться с кем-нибудь своими переживаниями. Ты смотри, говорил сам себе Илья, Ленка-соплюшка нашла себе какого-то охламона на пять лет старше её. Еще затащит в кусты и лишит её девственности. Тогда не оберешься неприятностей. Надо будет поговорить с этим малым серьезно. Может, сказать об этом жене? Нет, не стоит, она потребует решительных действий. Да ещё и Ленка обидится за его предательство. Лучше не говорить. И о новом деле тоже говорить бессмысленно. Марина не оценит и начнет отговаривать. Женщины всегда бояться рисковать. И он понял, что кроме, как с Серегой, наболевшим поделиться не с кем. Тем более что нужно вернуть ему ключи от машины. И Илья завернул к художнику. Они жили в соседних подъездах, только Илья на шестом, а Серега на третьем. Познакомились, как всегда это бывает у мужиков, на стоянке машин. Сначала разговорились на автомобильную тему, потом побеседовали за жизнь и в результате обмыли знакомство на серегиной хате.
 — Ну вот! Теперь все! — сказал Илья, как только недовольный художник открыл дверь.
 Он хлопнул пейзажиста по плечу и ввалился в квартиру. На его лице блуждала самодовольная улыбка, в глазах горел азартный огонь предстоящих свершений. Воспоминания о нежных прелестях Наташки будоражили воображение и заставляли забыть обо всем на свете. А после того, как она устроила ему протекцию у крупного бизнесмена, Илья был вне себя от счастья. Даже мелкая неприятность во дворе не смогла поколебать его уверенности в завтрашнем дне.
 Серега непонятливо заморгал, увидев глупую физиономию друга, спросил испуганно:
 — Машину разбил?
 Илья очнулся от радужных грез и, посмотрев на художника, вспомнил, зачем он сюда пришел. Полез в карман куртки, протянул ему ключи, потом торжественно вручил пакет с продуктами. Из пакета торчал батон сервелата и доносился запах свежайшего хлеба, а внутри побулькивала неизвестная жидкость в бутылке и теснились какие-то свертки.
 — На, цел твой «мерседес»! Ничего с ним не случилось. Тянет, как трактор. Больше он мне не понадобится.
 — Что так?
 — Все, отмучился. Теперь настоящим делом займусь!
 — Водкой будешь торговать? — с надеждой поинтересовался художник-химик, принимая пакет со съестным. Он двинулся на кухню, очень удачно расположенную рядом с прихожей — можно сразу от дверей устремиться за стол, кому невтерпеж.
 Илья поплелся за ним, опустился на табуретку, удовлетворенно вздохнул.
 — К черту водку, Серега! Дали мне один телефончик! Крупный бизнесмен ищет толкового помощника. Понимаешь, о чем речь? Оргтехника в ход пошла!
 — Это солидней, — согласился Серега. — Может, отметим?
 — Обязательно, — кивнул Илья. — Но потом. Сначала нужно с ним договориться, войти в доверие, получить работу.
 — Потом и договоришься, — резонно заметил Серега.
 Он вынул из пакета бутылку водки, поставил на столик, схватил огромный нож, оттяпал от батона сервелата половину, нашинковал кружочки на тарелку, нарезал хлеба и мясные деликатесы из свертков. Затем выудил из холодильника банку с огурчиками, достал две рюмашки. Илья не смог бы отказаться от этого даже под дулом пистолета.
 Через полчаса от водки осталось одно благое воспоминание. У обоих на душе потеплело, обоих разморило, потянуло на уважительные чувства.
 — Илья, хочешь, я твой портрет напишу? — предложил Серега.
 Будущий крутой бизнесмен немного подумал и решил отказаться.
 — Не надо. Зачем он мне?
 — На стенку повесишь.
 — А-а… Маринка все равно не даст. Скажет: «Новым русским заделаться хочешь! Сначала семью обеспечь, а потом хоть в Третьяковку».
 Серега тоскливо смотрел куда-то в угол.
 — Ну и ладно! — пробормотал он. — Тогда не буду тебя писать. И вообще скоро писать брошу. Совсем. Все равно, не могу, как они.
 — Кто?
 — Великие. Не получается. Получается красивая картинка. А чтоб так, как они… Эх, лучше бы я остался химиком.
 — А я физиком, — пробормотал Илья.
 Он заявился домой довольно поздно. Около двенадцати.
 Жена уже ложилась спать и примерялась окончательно забраться в постель, но он помешал, грубо ввалившись в квартиру и устроив шум в прихожей.
 — Извини, Марин, задержался на работе, — сказал он, стараясь дышать в сторону.
 — На работе? — удивилась она. — Это на какой, интересно? В Думе или в министерстве?
 — Правда, Марин. Целый день на ветру, как пугало. Потом к матери заехал. Давно собирался. Отвез ей продуктов.
 Жена смотрела на него в упор.
 — Я знаю. Она звонила. В семь часов. Спрашивала, как ты домой доехал. Не попал ли в аварию, бедное дитятко!
 Илья замялся немного, но попытался выкрутиться.
 — Да я к Сереге зашел. Посидели немного. Он забавную картину рисует. Вместо нашей помойки лесной пейзаж. Хорошо получается, между прочим. Почти, как настоящий.
 — Я видела. Я к нему три часа назад заходила. Он сказал, что ты у него утром машину взял, и больше он тебя не видел.
 Марина с интересом смотрела на него, выжидая, что он ещё придумает. Илья не стал напрягать фантазию и сказал просто:
 — Что-то есть хочется… — И пошел на кухню.
 Там он взял трубку телефона, достал листочек, подаренный Наташкой, набрал номер.
 — Это Федор? Добрый вечер! Извините, что так поздно. — Он прикрыл трубку ладонью. — Мне ваш телефон дала Наташа. Вам, кажется, нужны помощники по бизнесу? Я кандидат наук. Понятно, что не имеет никакого значения, но все же. Голова работает. Сейчас чем? Да так, мелким бизнесом. Но хочу заняться серьезным делом. Конечно, завтра могу. Где-где? В сауне? Записываю…
 Он схватил ручку, записал на листке адрес, перечитал, хмыкнул и радостно потер руки. Ну все, дело пошло! Теперь можно быть уверенным, что надежды на лучшее начинают претворяться в жизнь. Если серьезному человеку нужны помощники, он берет их не с улицы, а по рекомендации знакомых. Почти стопроцентная гарантия, что возьмут. Остается только проявить себя в предложенной работе с лучшей стороны, и можно считать, что место закреплено за тобой. Это называется — иметь нужные связи. Они отнюдь не потеряли своего значения с тех достопамятных времен, когда все делалось только благодаря связям. Просто сейчас помимо связей нужно иметь ещё и деньги. Которые стали важнее связей.
 В кухню вошла Марина и встала в дверях, подбоченясь.
 — Пожелал ей спокойной ночи?
 Илья пропустил её едкое высказывание мимо ушей, вылез из-за стола, распахнул холодильник, прошелся взглядом по полкам.
 — Марин, погрей чего-нибудь. Есть хочется.
 — А разве она тебя не покормила? — удивилась Марина.
 — Кто?
 — Ну, у кого ты задержался. По работе.
 Илья выпрямился и попытался напустить на себя выражение оскорбленной гордости. Ну не понимает он, в чем его подозревают! Конечно, правильно подозревают, но не станет же он подтверждать подозрения. Ни за что не станет. Если Марина узнает о его любовнице, могут быть самые неприятные последствия. Вплоть до развода и отселения. А этого допустить никак нельзя. Все-таки жену он ещё любит, несмотря ни на что. Несмотря ни на какие посторонние увлечения. Которые обычно быстро проходят. Стоит ли из-за них бросать семью?
 — Я работал, Марин, правда. Весь день на ногах. Стоял на улице, продавал мясомолочные продукты. Чтоб они протухли! Устал, пойми. И сейчас звонил по делу. Вроде что-то наклевывается насчет хорошей работы.
 Марина печально покачала головой. Хотелось бы ей в это поверить, но не может. О работе можно говорить во время работы. После неё мужики обычно ищут развлечений. Или находят отдохновение в выпивке, или бегут на сторону. Этот, конечно, выпил, но немного, а значит, совместил приятное с полезным. Скажете, она не права?
 — Я понимаю. Ты работаешь, как вол. До ночи. А если она попросит, то и до утра.
 — Да не был я ни у кого! — взвился Илья. — Нету у меня никого! Нету! Пойми, у меня на кого-то ещё просто не хватит сил!
 — Не кричи, Ленку разбудишь, — спокойно сказал Марина. Кажется, он её убедил. Во всяком случае, его горячность вызывает доверие. Хотя, вожжи отпускать все равно не стоит.
 — Я работаю на износ! — Илья понизил голос. — В поте лица. Там взял, сюда привез, тут продал. Думаешь, легко? Я же кручусь ради семьи.
 — Ах, это ради семьи ты крутишь возле нее! — догадалась Марина, продолжая играть в свою игру. — А я-то думала! Может, ради семьи ты уйдешь к ней совсем! Пускай она тебя и кормит!
 В кухню вошла дочь. Она была в ночной рубашке, заспанная, раздраженная и щурилась от яркого света. С двумя женщинами Илья уже не мог совладать.
 — Да покорми ты его, мам. А то он всю ночь по квартире бродить будет, не выспишься. Сам меня домой гонит, а сам когда заявился!
 — Иди, Лена, спи, — успокоила её Марина. — Он сейчас совсем уйдет.
 — А, ну тогда пока, пап. — Лена помахала рукой. — Только дверью не хлопай, как в прошлый раз. А то у меня вазочка на столе стояла, упала, разбилась.
 Она ушла спать.
 — Да никуда я не собираюсь уходить! — Илью возмутила такая черствость женских душ. Пришел домой голодный муж, так его гонят в шею. Кому понравиться? — Чего это я должен уходить! Некуда мне уходить!
 — Тогда уйду я! — сказала Марина и ушла в спальню, закрыла за собой дверь. Он пошел за ней. Она забралась в постель, повернулась спиной, и хотела заснуть. Он закрыл за собой дверь и начал раздеваться
 — Ты ещё здесь? — уточнила она.
 — Хочу напоследок поделиться радостью, — виновато сказал он.
 — Ты уже поделился. Я рада, — мрачно заметила она.
 — У меня будет другая работа, Марин. Представляешь! Настоящее серьезное дело! Действительно крупный бизнес.
 — Весь крупный бизнес основан на обмане, подлоге и взятках, — констатировала она. — Или ты обманешь, или тебя обманут.
 — То, что ты никому не веришь, я знаю, — обиженно заметил Илья.
 — В первую очередь, тебе.
 Он залез в постель. Попытался подползти к жене. Она отодвинулась от него, поплотнее заворачиваясь в одеяло. Он прекратил всяческие поползновения, понимая, что в нынешних условиях скрытой войны не получит ничего. И переключился на дело.
 — Нет, Марин, здесь не может быть никакого обмана. Абсолютно надежное знакомство.
 — Это она тебя познакомила? — буркнула жена.
 — Один хороший человек, — уклончиво ответил он.
 — Ясно! Она! Пошел вон отсюда!
 Марина пихнула его ногой в бок. Илья слетел на пол, больно ударившись коленкой.
 Самохин до ночи сидел в своем кабинете на третьем этаже управления, пытался сопоставить имеющиеся факты, свидетельские показания, заключения экспертов технического отдела. Фактов оказалось с гулькин нос, и, по сути, сопоставлять было нечего. Но завтра с утра предстояло совещание у начальника управления, на котором полковник должен был выдвинуть мало-мальски удобоваримую версию убийства Кизлякова. А лучше несколько версий. Но они должны быть хоть чем-то подтверждены. Если версии покажутся шефу убедительными, дальше можно будет спокойно работать, разрабатывая их, как обогащенную породу — отбирая золотые песчинки и безжалостно отбрасывая все остальное.
 Пока имелся только: фоторобот киллера, составленный со слов врача, сейф Кизлякова в его домашнем кабинете, в котором может находиться какой-нибудь след, показания жены убитого, показания коммерческого директора фирмы, показания сотрудников фирмы, которые ничего не добавили к тому, что было уже известно, и… и что? Фотография роскошного особнячка в западном стиле, которую никаким боком к делу не пришьешь.
 Хорошо! На зрительную память врача можно более-менее положиться, и фоторобот соответствует оригиналу. Но искать киллера по фотороботу, это все равно, что искать черную кошку в темной комнате и так далее… Ладно! В сейфе могут находиться документы, подтверждающие какие-нибудь финансовые нарушения фирмы, ответственность за которые нес генеральный директор, и из-за которых его могли отправить на тот свет. Но в сейфе вряд ли есть документ, в котором указаны фамилия и домашний адрес заказчика убийства… Остается фотография.
 Именно эта безобидная фотография наводила полковника на очень интересную мысль. А когда есть мысль, считал он, то надо её думать.
 Если человек каждый день смотрит на изображение живописного домика, значит, это изображение навевает ему какие-то чувства, переходящие в желания. Желания по поводу того, что неплохо бы такой домик иметь. Это что-то вроде морковки, привязанной перед носом осла, который все время стремиться до неё добраться и никак не может этого сделать. Но зато перебирает ногами. Неужели Кизляков повесил себе перед носом морковку с тайным желанием когда-нибудь до неё добраться? Допустим, что так. Следовательно, ему для осуществления этой мечты были потребны деньги и в большом количестве. Причем сразу, а не постепенно. Это при загнивающем капитализме можно приобрести дом и потом расплачиваться за него до скончания века. У нас, при развивающемся капитализме, нужно платить за дом сразу, почти целиком и лучше до того, как первый рабочий копнет лопатой землю на твоем приватизированном участке.
 Значит, вполне логично предположить, что Кизляков влез в какое-то грязное дело, чтобы быстренько слупить по максимуму, но получил в награду не крупную сумму, а пулю в черепушку. Те, кто подвел его под это дело, решили, что расплачиваться с Кизляковым деньгами слишком накладно и гораздо дешевле нанять киллера. Ну вот, кое-какая версия есть. Не очень обоснованная, но для начальства сойдет. Потому что лучше такая, чем вообще никакой. Теперь со спокойной душой можно просить разрешение на вскрытие сейфа Кизлякова и извлечения оттуда документов, подтверждающих его финансовую махинацию. Если, конечно, они там есть.
 Полковник взял трубку и позвонил Корнюшину. Бедному Костику чуть ли не каждый вечер приходилось выслушивать наставления шефа, откладывая вечерние развлечения, не доедая ужины и не досматривая футбол. Но внутренне он с этим соглашался. Лучше загрузить мозги вечером, чтобы ночью идея поварилась в голове и к утру сформировалась в конкретные действия, чем получать идею утром, когда она льется на тебя ушатом холодной воды.
 — Слушай, Константин, где хочешь, разыщи мне завтра с утра медвежатника. Будем сейф вскрывать. Может быть, там что-то и обнаружится. Мне нужны хоть какие-нибудь документы, подтверждающие, что Кизляков хотел схватить крупный куш.
 Корнюшин помолчал немного, осмысливая приказ, ответил без всякого энтузиазма.
 — Слушаюсь. Только, где же я вам его найду, Аркадий Михалыч? Я последнего живого медвежатника видел год назад и то мельком. Теперь таким грязным делом мало кто занимается.
 — Неужели? — искренне удивился Самохин.
 — Сами знаете, какие сейчас времена. Теперь все занимаются более чистой работой. Морды бьют, головы отстреливают, утюгами жгут, машины взрывают. А тут работа нужна неторопливая, тонкая. А в результате ещё неизвестно… Может, в ящике пусто.
 Полковник разочарованно хмыкнул. Ну, ничего ребята сами сообразить не могут. Вечно им приходится подсказывать, куда идти и что делать. Проще самому организовать, чем долго объяснять подчиненным, что именно от них требуется. Костя хоть и сообразительный парень, но иногда все-таки вызывает удивление своей наивностью. И Самохин начал набрасывать возможные пути для поиска.
 — Ну, водопроводчика какого-нибудь из РЭУ пригласи. Взрывника из воинской части. Сварщика со стройки. Наших экспертов попроси. Кто-то должен суметь…
 Костя подумал и ответил с неохотой.
 — Ладно, попробую. Но не обещаю.
 Полковник недовольно кашлянул.
 — Ладно, я тоже попробую сделать тебя майором. Но не обещаю.
 — Я понял, — быстро сказал Костя. — Сделаем.
 Самохин положил трубку и принялся изучать записную книжку Кизлякова, найденную во внутреннем кармане убитого. В ней была записана масса фамилий, но хоть бы одна из них оказалась знакомой. Таких фамилий, к сожалению, не наблюдалось. Знакомые бизнесмена входили несколько в иной круг, нежели знакомые полковника. Но это дела не меняло. Завтра кому-нибудь из опергруппы предстоит обзвонить хотя бы часть этих знакомых, выпытывая и расспрашивая, чтобы нащупать хоть какую-нибудь зацепку. Возможно, кто-нибудь из них знает что-то такое, чего ещё не знают они. Или сможет дать наводку на того, кто может пролить свет на это дело. В общем, сейчас нужно только одно — луч света в темном деле, как сказал какой-то классик, фамилию которого Самохин давно забыл.

 Глава 5

 Ни свет, ни заря Кирю с Димоном разбудил Тихий. Он сказал, что мужик выйдет погулять с собакой примерно через час, и к этому времени они должны быть на огневой позиции. Это подхлестнуло обоих, и через десять минут они были готовы на все. Ранняя стадия похмелья самая эффективная для активных действий. Человек уже все соображает и контролирует свои действия, но ещё находится в состоянии легкого опьянения, когда любое возникающее препятствие и даже опасность представляется пустяком. Только через пару часов начинается ломка и жуткая лень. Если успеть в этот промежуток, можно горы свернуть.
 — Все готово! — сказал Тихий и положил на тумбочку два «макара» с глушаками. — Вот стволы. Прошу грязными пальцами не лапать. И чистыми тоже.
 — А тачка? — поинтересовался Киря.
 — Уже стоит. Вас ждет. Ночью угнал. Номера перевесил. Бензина полный бак. Сел и поехал.
 — Какая хоть тачка? — на сей раз поинтересовался Димон.
 — «Шестера».
 — А получше не мог выбрать. Хотя бы «восьмерку» пригнал, как вчера. Она маневренней.
 — Тебе не ралли крутить, а отъехать на сотню метров! Зато «шестера» самая неприметная. Таких тачек миллионы. Полгода искать будут, не найдут.
 Тихий даже возмутился. Все им на подносе принеси, накорми, напои, машину подгони, стволы проверь, а они только на спусковой крючок нажимают. И ещё высказывают недовольные замечания о качестве подготовки. Вот за что, за что, а за подготовку он ответит перед другими. Перед теми, кто дает им работу. Если какая накладка произойдет, прораб по шапке получит, не они.
 — На чем скажут, на том и поедешь, понял! — рявкнул он. — Еще вопросы есть?
 — Только один. — Киря накинул наплечную кобуру, застегнул ремешки на груди, всунул в неё «макар» с глушителем, надел сверху короткую кожаную куртку, свистнул молнией. — Кому прическу делать?
 — Мужику в спортивном костюме. Перепил, что ли? Вчера обсуждали.
 — Так я его даже в глаза никогда не видел.
 — Поэтому сегодня «парикмахер» — Димон. — Тихий повернулся к его напарнику. — Ты его запомнил, надеюсь?
 Димон тоже нацепил кобуру со стволом, упаковался в куртку, надел кроссовки, плотно завязал шнурки.
 — Запомнил, — проворчал он. — Как причесывать будем?
 — Под бобрик! — бросил Тихий и вытолкал обоих из квартиры.
 Они сели в машину прораба и поехали на место. Не доезжая двух кварталов, Тихий зарулил под эстакаду, въехал на крытую стоянку, тормознул рядом с темно-зеленой «шестеркой».
 — Пересаживайтесь и вперед! — сказал он. — Провода соединил и поехал!
 Киря вылез из машины, пересел за руль «шестерки». Сегодня была его очередь крутить баранку. Ехать недалеко, утро ранее, машин немного, значит, на дороге никаких проблем быть не должно. Димон плюхнулся рядом с ним на сиденье, поправил ствол под левой мышкой. Наплечная кобура сделана специально под «макара» с глушаком и позволяет выхватывать его за долю секунды. На крайний случай может стрелять и Киря, но сегодня он отдыхает. Вчера поработал хорошо, причесал клиента меньше чем за минуту. Вот если бы не свидетель…
 Киря включил зажигание, тронул машину.
 — Поехали, — сказал он и важно помахал Тихому рукой. Ну, чем не Гагарин?
 Во дворе было тихо и пусто. Семь часов утра — не время для активного шевеления жильцов. Лишь изредка проскакивали работяги, спеша на первую смену. Киря припарковался чуть ли не на вчерашнем месте, отсоединил проводки зажигания, выключил движок и стал ждать. Скоро появится вчерашний мужик с собакой. Димон должен его легко узнать. И особенно собаку — здоровенную немецкую овчарку.
 И он появился. Через полчаса. В своем неизменном спортивном костюме вышел из подъезда и направился мимо автостоянки на детскую площадку. Впереди рвалась на поводке овчарка, у которой, видно, мочевой пузырь совсем прихватил. Она пристала к первому же фонарному столбу и, задрав ногу, обдала его мощной струей.
 Киря уже закемарил, и Димону пришлось толкнуть его в бок. Водила слабо вскрикнул и зашевелился. Димон закрыл ему рот рукой с тряпочной перчатке и щелкнул дверцей. Она слегка приоткрылась. Достаточно для того, чтобы высунуть руку со стволом и плюнуть свинцом в мужика с собакой, благо, тот торчит недалеко. Но это было бы слишком легко. Да и напрасно. Вероятность попадания нулевая. Сидя вполоборота, хорошо не прицелишься, а стрелять навскидку, все равно, что из рогатки по воробьям.
 — Я пошел, — тихо сказал Димон и, открыв дверцу побольше, вывалился из машины.
 Киря соединил проводки, завел движок и мысленно поблагодарил Тихого. Он выбрал не самую плохую тачку. Движок тихо заурчал, не привлекая к себе внимания посторонних. Не привлек он внимания и Чекмарева. Одна минута на все про все и можно ехать. Вроде бы никаких посторонних помех не наблюдается.
 Врач следил за резвящейся собакой и не смотрел по сторонам. Овчарка прыгала в кустах, разыскивая метки своих собратьев и оставляя свои. По ходу дела изучала собачьи сообщения. Она обежала круг и пошла на второй. Врач подобрал палку и швырнул на полсотню метров вдоль кустов.
 — Взять!
 Овчарка радостно бросилась за деревяшкой, словно это была мозговая кость, схватила зубами чуть ли не на лету, притащила обратно, сунула ему в руку. Чекмарев швырнул ещё раз.
 — Взять!
 Овчарка понеслась за палкой. Чекмарев смотрел ей вслед и вдруг услышал за спиной приглушенный кашель и хриплый голос.
 — Дядя, закурить не найдется?
 Врач обернулся и наткнулся на хмурый взгляд молодого парня в кожаной куртке, стоящего в двух шагах от него. Парень спокойно ждал, когда тот обернется. На его лице никакого выражения, обычная заспанная харя вечного пропойцы. Видно, после вчерашнего никак не отойдет. Наверное, все, что ему нужно сейчас от жизни, это сигарета. Чекмарев помотал головой.
 — Не курю. И вам не советую.
 — Зря.
 Димон быстро сунул руку в щель расстегнутой куртки, мгновенно выхватил ствол и выстрелил ему в живот. Чекмарев покачнулся и стал оседать на землю, успев крикнуть:
 — Взять!
 Димон шагнул к лежащему телу и хотел выстрелить ещё раз, целясь в голову. Но не успел. С диким рычанием овчарка прыгнула откуда-то сбоку, и её мощная челюсть впилась в протянутую руку с пистолетом. Димон вскрикнул и, выпустив из руки ствол, упал на колени. Превозмогая дикую боль, стал отбиваться от собаки. Но, похоже, она схватила руку намертво. Убей, не отпустит. Он огрел свободной левой её по голове, но она только сильней сжала челюсти. Острые зубы прокусили куртку и воткнулись в мясо. Димон взвыл от боли и начал терять сознание. Выстрел прекратил его мучения. Конечно, это был выстрел в собаку.
 Подоспевший Киря выстрелил ей в голову, обдав кровью напарника. Овчарка хрипнула и затихла. Димон с трудом вытащил руку из её пасти, разодрав рукав в клочья. Кровь толчками стекала с его прокусанной руки на грязную истоптанную землю. Киря оглянулся на мужика.
 Чекмарев смотрел на них испуганно, медленно отползая к кустам. На его спортивной куртке расползалось кровавое пятно.
 — Гнида! — прошипел Киря и, прыгнув к нему, выстрелил в голову.
 Врач дернулся и замер. Его остекленевшие глаза продолжали смотреть на убийцу. Киря брезгливо поморщился. Без размаха ударил кулаком по лицу. Голова врача повернулась вбок. Главное, не видеть этих глаз — они потом будут сниться. Они всегда снятся, заставляя просыпаться в ужасном кошмаре. Поэтому Киря терпеть не мог, когда убитый смотрел ему в глаза.
 Он схватил Димона за шиворот, другой рукой подобрал лежащий на земле ствол. Потащил напарника к машине. Димон, воя от боли, заковылял следом, припадая на колено и поливая землю густой кровью. Кое-как Киря дотащил его до стоянки, с трудом затолкал на переднее сиденье, хлопнул дверцей. Димон упал головой на боковое стекло, видно, уже терял сознание от боли и потери крови. Киря швырнул оба пистолета на заднее сиденье, прыгнул за руль. Машина рявкнула движком на весь двор и унеслась прочь.
 Рядом с детской площадкой остались лежать два трупа — врача Чекмарева и его собаки.
 В спортзале качались парни с мощными потными торсами. Они тягали стальные пластины, закрепленные на шарнирах, и отжимали штанги с тяжелыми блинами. В углу коротышка боксер колотил перчатками по груше, словно намеревался её убить. Груша поскрипывала на пружинах и посвистывала при ударе, но не сдавалась.
 Илья прошел через зал. Он в кожаной куртке, шерстяной шапочке и с папкой под мышкой. Он затормозил, покосился на боксера, заинтересовавшись окончанием схватки. Через минуту ему надоело смотреть за однообразными движениями боксера, и он спросил:
 — Скажите, а где у вас тут сауна?
 — Там, — махнул перчаткой боксер, и с такой силой ударил по груше, что после этого удара она уж точно испустила дух.
 В раздевалке никого не было. Стояли удобные кресла, вокруг небольшого столика, предназначенного скорее для выпивона, чем для журналов, рядом велотренажер для сгона лишнего жирка, лежала парочка гантелей и пудовая гиря. Занимайся, не хочу. В шкафчике висела чья-то одежда.
 — Эй, кто тут есть? — позвал Илья, но услышал в ответ только жужжание кондиционера и шум забытого кем-то душа. Он шагнул в предбанник, выскочил на берег обширного бассейна с голубой водой и увидел сбоку маленькую дверцу, обшитую деревом. Не долго думая, дернул её на себя. На него дыхнуло жаром. В полутемном пространстве маячили два голых тела. Кажется, одно из них было женским.
 — Тебе чего? — проворчал мужской голос.
 — Любопытный какой, — пискнул женский.
 — Федор здесь? — быстро спросил Илья.
 — Здесь, здесь, раздевайся, заходи, — ответил мужской.
 Илья закрыл дверцу и пошел обратно в раздевалку, скинул куртку, рубашку, брюки. Оставшись в чем мать родила: в плавках и шерстяной шапочке, двинулся обратно в предбанник, прихватив для солидности папку. Дернув дверь, он вздохнул и сиганул внутрь.
 На верхних полатях на спине лежал толстый голый человек. Над лежащим плашмя телом вздувался горой объемистый живот, по которому стекали капли пота. На нижних полатях сидела голая девица и поглаживала ему живот. Толстяк мурлыкал от удовольствия, блаженно закатив глаза. Илья поначалу смутился, но собравшись с духом, ринулся в бой.
 — Здрасьте! Я Илья, — сказал он и присел на нижние полати. — Я вам звонил.
 Дерево было горячим, Илья слегка обжег себе ляжки и резво вскочил. Положил под задницу папку, опустился на нее. Повертелся немного, пристраиваясь поудобнее. Девица, как ни в чем не бывало, продолжала массаж круглого фединого живота. По её гладкой загорелой коже, по упругим грудям стекали капли пота, собираясь в струйку, которая как в губку уходила в курчавый треугольник внизу.
 — Здорово! — лениво сказал Федя и протянул потную ладонь. — Так мы с вами на «ты», или мы с тобой на «вы»?
 — Можно и на «ты». — Илья пожал протянутую руку.
 — Легко нашел?
 — Сразу, — кивнул Илья, чувствуя, как по груди потекли первые капли. Жара стояла такая, что стало трудно дышать.
 — Эх, добавить бы градусов, — сказал сокрушенно Федя. — Совсем не греет.
 — Да вроде ничего, припекает. — Илья отодвинувшись от печки, снял шапку и вытер ею лицо.
 — А ты откуда Наташку знаешь? — уточнил толстяк. — Я-то её со студенческой скамьи.
 — Я посещал её массажный салон. Она классно делает массаж.
 — Ну, я не хуже, — хмыкнула девица и заинтересованно взглянула на Илью.
 Илья отвел взгляд от её пышных грудей и перевел его на Федю.
 — Значит, хочешь серьезным делом заняться? — буркнул тот. Повернулся боком, подпер локтем голову и уставился на Илью. Его живот распластался по скамье. Крошечная фитюлька упала на толстую ляжку. Девица погладила её слегка и огорченно хмыкнула. Видно, за все время пропаривания так и не увидела её в действии.
 — Хотел бы, — кивнул Илья. — Надоело мелочевкой заниматься. Хочется настоящего дела.
 — Будет тебе дело, Илья, будет. У меня никто без работы не сидит. Все мои ребята бегают, как пони по кругу. Но зато и зарабатывают соответственно. Ты сколько хочешь зарабатывать?
 — Сколько удастся, — Илья скромно потупился. — Я за деньгами не гонюсь. Главное, чтоб работа была интересная. И заработок честный. Сколько заработал, то и получи.
 Он весь взмок и вытирал шапкой лицо, пот струился неимоверно. Надо было бы облиться водой для начала, немного охладиться, но Илья в таких тонкостях банно-прачечного дела не разбирался. Потому и сидел, как на углях.
 — Конечно, честный, — засмеялся Федя. — Настоящий бизнес может быть только честным. С нечестным никто и связываться не станет. Один раз обманешь и все! Второй раз уже никто не поверит. Ох, что-то совсем печка остыла…
 Илья уже еле сидел. Пот лил ручьями. Стало невозможно дышать, и он глотал воздух, как рыба на песке. Федя поднялся и сел, спустив ноги на нижние полати. Сказал огорченно:
 — Да что они там, электричество вырубили, что ли! Всех электриков повыгоняю! Пьяницы!
 Он спрыгнул на пол, шибанул плечом дверь, разбежался и со всего маху плюхнулся в бассейн. Вода вышла из берегов, залив кафельный пол. Белое пятно его туши метнулось по дну бассейна к противоположному бортику. Шумно вынырнув, Федя смачно сплюнул и махнул рукой:
 — Давай сюда!
 Илья скинул плавки и нырнул за ним. Благостная прохлада обволокла его тело и утащила за собой на дно. На поверхность он вынырнул совсем другим человеком. Необычайная легкость и нега разлилась по всему телу. Следом нырнула девица, проплыла, как русалка, между ними и исчезла в глубине. Вынырнула где-то на другом конце бассейна, подтянулась на руках и одним движением выскочила из воды, блеснув в ярком свете мокрой округлой попкой.
 Через десять минут, укутанные в простыни, как римские патриции, они восседали за столиком в раздевалке. На столике стояла бутылка водки, лежала хорошая закуска — розовые ломтики семги, белоснежная осетрина, коричневая с прожилками шейка, копченая колбаса, маринованные огурчики, черные маслины. Федя свинтил пробку с бутылки и налил по стопарику.
 — Ну, накатим за знакомство! — сказал он.
 — Давай, — кивнул Илья.
 Они слегка чокнулись и выпили. Федя набросился на еду, подгреб вилкой сразу несколько кружков колбасы и пластинок мяса, отправил все это ассорти себе в рот, мгновенно прожевал и заглотил.
 — Люблю хорошую колбаску, — сказал он, нацепляя на вилку следующую порцию, — особенно копчененькую. А ты?
 — Не очень. — Илья схватил кусочек семги. — Лучше что-нибудь рыбное.
 Федя даже расстроился.
 — Ну, Илья, в нашем деле на рыбе долго не протянешь. Нам, бизнесменам, надо хорошо питаться. Чтобы это… прочно стоять на ногах. Если слабый, все — затопчут.
 — Это точно, — кивнул Илья. — Просто я эту колбасу видеть уже не могу.
 Федя сытно наелся, вальяжно откинулся в кресле, закурил. Похоже, этот человек умел радоваться жизни и до конца вкушать мимолетные удовольствия, которых не так уж много среди серой обыденности. Илья даже позавидовал тому, с каким вкусом тот наслаждался мелкими лакомствами.
 — Будем мы с тобой, Илья, оргтехнику с места на место перебрасывать. Компьютеры, принтеры, факсы, мониторы, ксероксы. Это сейчас идет. Как ты к ней относишься?
 У Ильи загорелись глаза. Он об этом только и мечтал и не надеялся, что когда-нибудь это осуществиться. Вот оно, настоящее дело! Дело, достойное настоящего мужчины. О колбасе можно забыть и вспоминать только иногда. За обедом.
 — Прекрасно отношусь! — радостно кивнул он. — И я хоть сейчас готов начать! Если дело стоящее, можно и напрячься.
 — Конечно, стоящее! — Федя налил ещё водки. — Это тебе не памперсами с тампексами торговать! Если готов хоть сейчас, можно устроить тебе дельце уже сегодня. У нас дел невпроворот! Рук не хватает! Такие смышленые парни, как ты, нужны до зарезу!
 Они выпили ещё по одной. Федя махнул огурчик, сочно хрумкнул, потом ещё один отправил следом. Илья тоже уничтожил огурчик и поинтересовался:
 — Так что, придется много ездить по стране? Это я люблю.
 Федя его не понял. Может, и понял, но не так, как хотелось бы.
 — Ездить? Зачем? Все можно делать хоть в бане. Бизнес, Илья, это как музыка. Все должно играть по нотам. Только нужно знать, когда и на какую клавишу нажать. Ты просто управляешь оркестром, который и сам знает, что ему играть. Да что я тебе рассказываю, ты сам бизнесмен!
 Пикнул мобильный телефон, лежащий у него под рукой на столике.
 — Вот мой рояль, — показал на него Федя, схватил мокрой лапой, приложил к уху. — Да! Так! Так! А ты? Понятно! Как что делать? А без меня сообразить не можешь? Отправляй всю партию в Казахстан. Всю, я сказал! Не понял? Могу объяснить. Здесь ничего не наварим, а там пойдет по хорошей цене. Ну, вот и хорошо, что понял. Если не поймешь в следующий раз, уволю. Вот так!
 Он нажал кнопку отбоя, положил мобильник на стол. Потянулся за бутылкой, налил ещё по одной. Довольно хмыкнул, сказал Илье: «Будем!» и спокойно опрокинул стакан себе в пасть. И как будто ничего не случилось. Как будто он только что не давал нагоняй и не обещал уволить. Все катилось по накатанной колее. Илья был восхищен. Федя хряпнул огурчик и сказал:
 — Ну вот, Илья, лишних пять штук я сейчас заработал. Заметь, не вставая из-за стола. А ты говоришь, ездить! Есть другие, кому положено ездить. А ты будешь у меня сделки заключать. Хочешь?
 — Естественно.
 — Кстати, чем твоя фирма занимается?
 — Да так, мелочевкой, — уклончиво ответил Илья. — Продукты питания. Ширпотреб.
 — Тоже дело нужное, — похвалил Федя. — Так что можно влить в мою и расширить. Но пока проверим тебя на серьезной работе. А там посмотрим.
 Они сходили в сауну ещё по разу, поплавали напоследок в бассейне, поглядели на голую попку девицы, нагло шныряющей туда-сюда, хлопнули ещё по стопарику и вышли на свежий воздух проветриться после жаркого дыхания раскаленных березовых досок.
 Илья почувствовал, как в теле разлилась мягкая нега и не спеша подкатило блаженство. Поистине, человек, который может каждый день иметь такое удовольствие, находится на вершине социальной лестницы, когда не надо думать о работе и когда позволено все. Вот к чему нужно стремиться, вот для чего нужно вырываться из тягомотины серых будней, вот какая жизнь может быть у человека, не обремененного каждодневным рабством.
 На улице уже стемнело, и здание спорткомплекса потонуло в огнях светящихся неоном вывесок. Тут тебе и коктейль-бар «Адская смесь», тут тебе и ресторация под кодовым названием «Поросячий визг», тут тебе и ночное варьете «Скаковые лошадки» с канканом и стриптизом. Словом, все виды спорта в самом широком ассортименте.
 Федя сунул цигарку в рот и вальяжно направился на стоянку. Бросил через плечо:
 — Ты на колесах?
 — Сейчас на своих двоих. — Илья увязался за ним. — Моя «четверка» встала на приколе. Что-то там с зажиганием.
 — Тогда садись. — Федя пикнул сигнализацией, открыл дверцу отсвечивающего в огнях вывесок всеми цветами радуги сребристого «ниссана».
 — Хорошая тачка, — оценил Илья.
 — Ничего, — успокоил его Федя. — Через три месяца и у тебя будет такая же. Сейчас заедем ко мне в офис, я тебе покажу, что к чему. И подкину одно дельце.
 Федя сел за руль, предложил сесть и своему новому знакомому. Илья не заставил долго себя упрашивать, зашел с другой стороны и плюхнулся на свободное сиденье.
 Офис бизнесмена располагался в сталинском особнячке с квадратными колоннами, всевозможными пилястрами и дворцовыми лестницами. Федя лениво махнул охраннику, бросил через плечо, что Илья с ним, и направился к лифту. Они поднялись на третий этаж. Рядом со стеклянными дверями висела золоченая табличка: «Закрытое акционерное общество „Эффект“. Федя толкнул створку двери в длиннющий ярко освещенный зал, похожий на заводской цех. Но сейчас в нем сидела куча сотрудников за столами — все сосредоточенно щелкали на компьютерах, бегали с места на место, переговаривались между собой и звонили по телефонам.
 — Во как мои ребята пашут! — показал на них Федя. — Аж пар идет!
 Илья вынужден был с ним согласиться. Сотрудники, действительно, работали, не поднимая головы. Пока они шли через весь зал к дальней стене, Илья бросал внимательные взгляды на вкалывающих без устали сотрудников. Работа кипела вовсю. Никто даже не обращал на них внимания, до того все были заняты своим делом.
 — Здорово, Вадим! — Федя хлопнул по плечу пробегающего мимо клерка. — Как дела?
 — Все на мази, шеф! — ответил молоденький паренек. — Звонил этот зануда Косырев. Я не стал давать ему ваш сотовый номер и сказал, что пока не перечислит предоплату, ничего ему отгружать не будем.
 — Молоток! — одобрил шеф. — Так с ними и надо! А то совсем обнаглели! — И начал объяснять Илье. — Представляешь, просят технику громадными партиями под реализацию. Сразу платить не хотят. А я что, ждать буду, пока они её продадут. Мне живой нал нужен!
 Клерк побежал дальше по делам.
 — Мои ребята знают, что делать, — одобрительно высказался Федя и потянул на себя роскошную дубовую дверь с золоченой ручкой.
 За дверью оказалась небольшая приемная, и в ней сидела за столом молоденькая смазливая секретарша, которая сразу смущенно заулыбалась и стала задергивать юбку на колени, словно занималась чем-то недозволенным. Какой-то паренек быстренько отсел подальше от её стола.
 — Прохлаждаешься, Верунчик? — заметил Федя скорее шутливо, чем строго, и потрепал девицу по щечке.
 — Выполняю ваше распоряжение, — пискнула секретарша. — Работаю с клиентами.
 — Молодец! — похвалил Федя и толкнул дверь в свой кабинет. — Только не увлекайся! Потеряешь девственность, кто потом тебя замуж возьмет!
 — Хм! — хмыкнула Верунчик. — Я уже давно её потеряла. Да и кто сейчас на это смотрит!
 Федя уже зашел в свой кабинет, но вернулся обратно в приемную, вспомнив про Илью.
 — Представляю! Это наш новый сотрудник. Илья, как тебя по батюшке?
 — Николаич, — сказал Илья.
 — Очень приятно, — засмущалась девица.
 — В общем, Верунчик, быстренько сваргань нам два кофе с коньком. Только учти, коньяк я сам налью. А то я тебя знаю! Вечно норовишь не долить.
 Кабинет бизнесмена был довольно стандартно обставлен: широченный стол с компьютером и всякими канцелярскими прибамбасами, широкие вертящиеся кресла, небольшой шкафчик, за полупрозрачными дверцами которого угадывались всевозмож-ные бутыля. И точно, Федя открыл шкафчик и извлек из него бутылочку хорошего, наверное, французского коньячка. Илья в этом не разбирался и не стал выяснять. Секретарша Верочка притащила две чашки дымящегося кофе, и Федя самолично плесканул в него грамм по двадцать коньячку. Затем плюхнулся в кресло и нажал какую-то кнопку. Откуда-то из угла полыхнул фиолетовый свет.
 Илья немного прищурился от бившего в лицо света и заметил в углу огромный засветившийся аквариум, в котором плавали толстые прожорливые твари, чем-то похожие на хозяина кабинета. На дне аквариума лежала небольшая модель парусника, подсвеченного сзади матовым фиолетовым светом. Разноцветные рыбешки проплывали между его мачт и касались парусов своими огромными пушистыми хвостами.
 — Это умиротворяет, расслабляет и успокаивает нервишки, — самодовольно сказал Федя и глотнул кофе с коньяком. — И главное, способствует мозговой деятельности. А, как ты думаешь?
 — Ага, — согласился Илья. — Наверное, способствует. Так и хочется поплавать вместе с ними. Особенно после сауны.
 — Не скажи. Эта штука очень хорошо действует на того, с кем я заключаю сделку, — усмехнулся Федя. — Отвлекает его внимание, парень пялится в аквариум, разинув рот, и в этот момент с ним можно делать все, что угодно. Кстати, о деле. Есть у меня одно дельце. Все никак руки не дойдут.
 Федя выдвинул ящик стола, покопался в нем, достал визитку, протянул Илье.
 — Вот тебе телефончик. Свяжешься с этим человечком, скажешь, что от меня. Парень он толковый, с ним можно иметь дело. У него есть партия техники. Если её взять, можно неплохо наварить. Обтяпаешь это дельце, считай, что ты у меня уже работаешь.
 На визитке было написано — Роман Колобродов, генеральный директор фирмы «Феникс» и телефон. Илья внимательно прочитал её и убрал к себе в бумажник.
 Не прошло и десяти минут после убийства врача, когда самые любопытные жильцы — те, кто проснулся к этому времени, — вывалили во двор и сгрудились вокруг двух трупов. Скорее всего, многие услышали страшное рычание овчарки, когда она рвала руку Димона, бросились к окнам и увидели финал кровавой сцены. Жуткой сцены с двойным убийством и собачьим воем.
 Это второе убийство повергло всех в шок. Только вчера у них во дворе замочили одного, сегодня другого. А завтра, что, следующего? Если жильцов будут отстреливать с такой частотой, через месяц дом опустеет. Люди были взвинчены и подавлены одновременно, осуждая бездеятельность властей и распоясавшихся киллеров. Крыли демократов, коммунистов, депутатов, президента, ментов и телевидение. Больше всего доставалось последнему. Ведь именно телевидение научило народ стрелять из пистолетов и устраивать теракты.
 — Включите вечерком телек, — доказывал всем возмущенный пенсионер. — Нет, вы включите! И вам покажут, как надо бить кулаками по морде, стрелять из нагана и взрывать машины.
 Этот импровизированный митинг уже готов был перерасти в стачку. То, что нужно принимать кардинальные меры, осознавали все собравшиеся. Кто-то из военных предложил ввести круглосуточное несение караульной службы с заступлением на пост вооруженных часовых. Кто-то из начальников предложил обнести двор забором с колючей проволокой и впускать внутрь по спецпропускам. Кто-то из фирмачей предложил покрыть весь двор и подходы к дому камерами слежения и проверять всех входящих металлоискателями на предмет ношения оружия. Кто-то из незамужних женщин предложил скинуться и нанять для охраны двора отряд молоденьких неженатых офицеров. Бродившие в толпе местные менты, напуганные стихийным митингом, уговаривали людей разойтись по-хорошему. Или хотя бы отойти подальше, чтобы окончательно не затоптать следы. Люди соглашались с этим, но не расходились.
 Опергруппа во главе с Самохиным приехала в уже знакомый двор, когда митинг был в самом разгаре. Местным ментам и оперативникам пришлось чуть ли не силой разгонять людей по квартирам, чтобы они не мешали обследованию места преступления и не отвлекали оперов от их прямых обязанностей.
 Свидетелей оказалось больше, чем нужно, и картина преступления восстановили довольно легко. Оперативникам осталось только записывать показания на диктофон, чтобы не потонуть в потоке информации.
 — Врач с собакой гулял, а этот парень в черной куртке подошел к нему и как даст под дых! — сказал фирмач. — Тот брык с копыт и лежит. Потом хотел встать, а тут второй подходит и кулаком ему по голове!
 — Как это под дых? — возмутился военный. — Вы соображаете, что говорите! У него же огнестрельные ранения. Скажете тоже, под дых! Этот парень ему в живот выстрелил, я сам видел. У него в руке пистолет был. «Макаров», калибра девять миллиметров. У меня у самого такой же.
 — А почему выстрела никто не слышал? — уточнил начальник. — Я когда-то в молодости стрелял из вашего «макарова». Так все уши закладывало.
 — Так у него с глушителем пистолет был! — сказал военный. — Понимать надо. Какой же дурак будет среди бела дня без глушака стрелять?
 — Нет, я вам так скажу! — влезла женщина. — Этот парень подошел к тому мужику, ну, убитому, и спросил что-то. Тот его послал подальше. И показал, куда! А тут собака подоспела и как вцепится парню в руку! И тогда длинный из машины вылез и как бабахнет в овчарку. А потом в её хозяина! И снова в собаку! И опять в хозяина!
 — Сколько было выстрелов, как вы думаете? — уточнил Коля Балашов.
 — Пять, не меньше, — сказал начальник. — Они тут так палили! Хорошо, посторонних никого не было. А то бы столько народу положили.
 — Не скажите! — не согласился военный. — Если бы были посторонние, они бы вообще не стали стрелять. Зачем им так подставляться?
 — Второй-то, длинный, точно из пистолета стрелял ему в голову, — сказала женщина. — Сначала в собаку, потом в хозяина. И своего дружка потащил к машине.
 — Почему потащил? Он, что, раненый был? Кто в него стрелял?
 — Никто в него не стрелял. Овчарка ему в руку вцепилась!
 — Вон его кровь на земле! — показали все.
 У оперативников головы пошли кругом, но пришлось внимательно выслушать всех, и они подробно зафиксировали все показания на магнитной ленте диктофона. Главное, потом разобраться в деталях и вычленить истину.
 Балашов принялся изучать пятна крови, цепочкой уходящие на стоянку. Он приказал взять пробу окровавленной земли на анализ с целью изучения группы крови и возможных заболеваний. Лене Муравьевой пришлось заниматься не только телом убитого врача, но и телом убитой собаки. У овчарки была напрочь пробита черепная коробка, и куски кости и мозга просто вываливались из раны. На зубах осталась кровь киллера и обрывки его кожаной куртки. Один из экспертов тщательно собрал окровавленные кусочки кожи, добавив к делу дополнительные вещдоки.
 После опознания тела Самохин подвел первый неутешительный итог: был устранен нежелательный свидетель, и, по всей видимости, именно теми, кто побывал тут вчера. Во-первых, тот же длинный парень, которого очевидцы описали ещё вчера. Во-вторых, мотивировка этого убийства лежала на поверхности. Подтвердилась известная истина о том, что преступник всегда возвращается на место преступления. Чтобы совершить ещё одно преступление.
 И вдруг сквозь толпу пробрался мужчина средних лет с сосредоточенным выражением лица. У него на шее висел фотоаппарат. Он направился прямо к полковнику, и сделал невероятное заявление — у него якобы имеется фотография киллера. Оперативники, все как один повернулись к нему, не поверив своим ушам.
 Мужчина рассказал, что когда во дворе раздался дикое рычание овчарки, он бросил все утренние дела и выглянул в окно. А поскольку он большой любитель фотографии, то у него под рукой всегда имеется заряженный пленкой фотоаппарат. Благодаря этому финал кровавой сцены ему удалось заснять.
 — Жаль, у меня кадров на пленке осталось мало. Только пять-шесть и смог сделать. Проявлю, напечатаю, тогда посмотрите.
 Коля Балашов вежливо постучал ему по плечу и добрейшим голосом сказал:
 — Придется вам пленочку-то отдать. Мы лучше сами проявим и напечатаем. А вам потом вернем. У нас это быстрее получится.
 — Могу и отдать, конечно, — пожал плечами фотограф. — Только на ней в основном семейные кадры со дня рождения.
 — Не волнуйтесь, — весомо заметил Самохин. — Если на дне рождения не было никакого криминала, мы вам её вернем.
 Фотограф так и не понял, шутит старый опер или говорит серьезно, смутился и замолчал, обреченно протянув полковнику кассету с пленкой.
 Через час шесть кадров со сценами кровавой схватки были напечатаны в формате восемнадцать на двадцать четыре и легли на стол Самохина. Все сгрудились над столом и принялись их разглядывать. Конечно, фотографии были сделаны издалека, лиц было практически не видно, отчетливо просматривались только фигуры киллеров. Один их них лежал на земле, прижатый озверевшей собакой, а другой, довольно высокий и худой, стрелял из пистолета. На одном снимке он палил в собаку, на втором во врача. К сожалению, на обоих он был снят со спины. На третьем снимке длинный вообще отсутствовал, а крепыш стоял спиной, собака же была снята в прыжке, и от этого получилась очень размазанной. Но на четвертой фотографии длинный тащил за шиворот своего напарника, причем, лицом к объективу. Две остальные фотографии практически дублировали предыдущие. Таким образом, оказалась только одна единственная фотография из всех, на которой можно было рассмотреть физиономию длинного. Но к сожалению, её крохотные размеры не позволяли это сделать с достаточной степенью узнаваемости.
 — Вот бы увеличить этот кадр, — высказал пожелание Самохин. — А то ничего не разглядеть. И главное, чтобы лицо парня прорисовалось во всех подробностях.
 Молодые опера уже давно воспринимали пожелания полковника как приказ, поэтому Тарасенко со всех ног побежал в фотолабораторию, чтобы увеличить часть снимка с лицом до максимального размера. На удивление, ребятам из фотолаборатории это удалось. Хотя им и пришлось повозиться, но лицо на фотографии получилось хорошо различимым, хотя и расплывчатым. Тем не менее, фото вполне годилось для опознания. При сравнении его с фотороботом, составленным несчастным врачом, можно было сказать только одно — это он и есть.
 Просмотрев снимок, полковник тут же приказал распространить его в печати и на местном телевидении с просьбой к жителям города сообщить возможные координаты этого человека.
 — Народ у нас сознательный, — сказал он. — Милицию любит. Если милиция о чем попросит, из кожи вылезет, а сделает.
 — Кто из кожи вылезет? — не понял Тарасенко.
 — Народ, — повторил Костя слова шефа.
 — Ну да, конечно… — недоверчиво проворчал старлей.
 — Не доверяешь, Юра, а зря, — наставительно сказал полковник. — Еще никогда народ нас не подводил. Уж чего-чего, а врагов, диверсантов и преступников изобличать он страсть как любит. Даже с перебором. Так что завтра будем десятками подозрительных элементов брать. Готовьтесь!
 Оперативники приняли тираду Самохина с сомнением. Надеяться на то, что кто-то узнает по фотографии киллера, а если и узнает, то сразу побежит сдавать его ментам — верх легкомыслия. Народ теперь пошел совсем другой — с милицией связываться не любит, разумно полагая, что себе дороже выйдет, да в этом не его вина, а вина самой милиции, которая сделала все возможное, чтобы народ её на дух не переносил.
 Да и, скорее всего, киллеры уже исчезли из города и поехали в теплые края пропивать заработанные кровавым трудом бабки. Заказ они выполнили, свидетеля убрали, следы подчистили, здесь им делать больше нечего. А если и остались, вряд ли длинный будет расхаживать по улицам после того, как его физию покажут по телевидению. Одним словом, надежды на опознание никакой. Гораздо лучше рассовать фото дежурным патрулям и участковым, вдруг где-то этот малый и нарисуется. Ведь прятаться он не станет, если будет уверен, что его не ищут. Но полковник у нас больше полагается на сознательность граждан. Что ж, блажен, кто верует!

 Глава 6

 Киря залетел под эстакаду, тормознул рядом с черной «шестеркой» Тихого, разорвал проводки. Движок заглох, он вылез из машины. Быстро осмотрелся. На стоянке никого, если не считать мужика, копающегося под капотом метрах в двадцати от них. Но тот залез под него с головой и не обращал внимания на посторонних. Киря обошел машину, дернул противоположную дверцу. Димон упирался в неё головой и, почувствовав отсутствие опоры, вывалился из машины. Из его руки продолжала хлестать кровь, она залила весь салон и начала кропить асфальт. Димон громко завыл, и Киря закрыл ему пасть рукой. Схватил за подмышки, приподнял и потащил к «шестерке».
 Тихий никак не ожидал увидеть кровь. Все, что угодно, вплоть до их ареста в том злополучном дворе, но только не кровь. Откуда ей взяться? Если бы в ребят стреляли менты, они бы так и остались там. Но Димон вывалился на асфальт и был весь в крови. Неужели врач начал отстреливаться и засадил ему пулю в руку? Тихий выпрыгнул из машины, помог Кирюхе его поднять. Вдвоем они с трудом затолкали Димона на заднее сиденье «шестерки». Он что-то мычал и вырывался. Похоже, уже бредил и не узнавал своих. А если узнавал, то хотел передать им свои пожелания. Чтоб отстали и не трогали.
 Кирюха проверил угнанную тачку, забрал пистолеты, переложил их в машину к Тихому. Еще раз внимательно осмотрел салон, но кроме крови никаких следов и никаких вещей. Теперь, если машину увидит посторонний, он будет долго думать, что это за кровь. Если вообще обратит на неё внимание. Так что время на отход есть. Киря прыгнул в «шестерку», захлопнул дверцу. Тихий уже ждал его на водительском сиденье, спросил:
 — Что произошло?
 — Собака! — бросил Киря.
 — Что?
 Кирюха не ответил, и Тихий понял, что сейчас тот в подавленном состоянии и ничего рассказывать не будет. Да и некогда. Похоже, сейчас надо рвать когти и как можно скорей. Даже не из-за того, что по их следу могут уже идти менты, а чтобы остановить кровотечение у Димона. Он завел движок, дернул ручку передач. Машина резко взяла с места, выехала со стоянки и пошла под сто, насколько позволял плотный поток машин. Впрочем, другие водилы тоже не отличались любовью к тихой езде, и все норовили обогнать друг друга.
 — Мужик с собакой был, — наконец проронил Киря, когда они отъехали подальше. — Она Димону в руку вцепилась, когда он мужика валил. Если бы я не подоспел, насмерть загрызла.
 Тихий уже догадался, что произошло что-то очень скверное и что теперь придется не просто лечить руку Димона, а предпринимать более серьезные действия, чтобы отсечь хоть малейший след. Он давно познал на своем горьком опыте — главное в этой профессии не просто выполнить заказ, а уйти так, чтобы не оставить следов. Потому что след — это больше, чем провал. Это — смерть.
 — А мужик что? — бросил он, сосредоточенно глядя на дорогу и обходя по разделительной полосе несущиеся в левом ряду иномарки.
 Киря сплюнул в приоткрытое окно.
 — Мужик лежал и щурился. Пришлось добить.
 — Плохо. — Сокрушенно покачал головой Тихий.
 — Что плохо? Не надо было добивать?
 — Плохо, что ты опять засветился. Теперь тебя точно запомнят.
 — Да никто не видел.
 — Видел, видел. Можешь быть уверен.
 Они подъехали к дому, где располагалась съемная квартира. Тихий кое-как стащил с Димона куртку, повесил ему на окровавленную руку, чтобы скрыть кровь от постороннего глаза. Взяв за локотки, они потащили его к подъезду, втолкнули в лифт. Благо, никто не попался навстречу. У Димона все брюки были в крови. Это бросилось бы в глаза какому-нибудь пенсионеру. Может быть, он и не стал бы поднимать шум, но лица запомнил надолго. А при первой возможности уж настучал бы участковому, проявил бы сознательность, ту ещё партийную, которую не вытравишь никакими рынками и дерьмократиями.
 Они ввалились в квартиру. И сразу поволокли Димона в ванную. Димон громко подвывал и без остановки ругался матом. Тихий сдернул с него куртку, рубаху, промыл рану теплой водой, потом спиртом. Димон заорал:
 — Больно! Не могу!
 — А мужику, которому ты яйца отстрелил, думаешь не больно? Терпи, — спокойно сказал Тихий и пошел в комнату. Вернулся с пакетиком стерильного бинта и сноровисто, профессионально, обмотал ему бинтом локоть, завязал на бантик.
 Димон сжал губы от боли, но терпел, почти не орал.
 — Ты чо, врачом был? — удивился Киря.
 — Ага, — кивнул Тихий. — Хануриков всяких лечил. Но платили мало. И я решил, что лучше их мочить, чем лечить. Это намного выгоднее.
 Димона уложили на кровать, укрыли одеялом. Он стонал от боли и метался в полубредовом состоянии. Звал маму или ту, которая осталась там, в городе юности. Словом, бормотал какое-то женское имя. То ли Валя, то ли Клава. Из-за стонов не разобрать. Да Тихий с Кирюхой и не пытались. Им сейчас было не до того, чтобы выяснять, как звали его знакомую. Они пытались успокоить Димона, чтоб соседи не слышали крики.
 — Все вы сволочи! — наконец сказал Димон, закрыл глаза и затих.
 — Кого он имел в виду? — не понял Киря.
 — Нас, кого же еще, — мрачно проговорил Тихий. — Надо ему обезболивающее вколоть, а то так орать и будет. В перерывах между потерями сознания. Я пошел в аптеку.
 Тихий смотался в аптеку, притащил ваты, бинтов, каких-то ампул, одноразовые шприцы, вколол Димону обезболивающее, ещё раз перевязал руку свежим бинтом. Димон немного поворочался и вскоре забылся безмятежным сном. Наверное, ему снились овечки, бегающие по солнечной лужайке. И он сам в кустах с двустволкой.
 — Лучше его пока не будить, — сказал Тихий и направился к двери. — Музыку не слушать, ящик не включать. Пускай спит.
 — А бабки? — напомнил Киря. — По четыре штуки и ещё по одной за мужика.
 — Завтра привезу. — Тихий открыл замок. — Если он будет орать, вколи ему ещё одну дозу или заткни чем-нибудь пасть.
 И вышел.
 Насмотревшись на серьезную деловую жизнь в офисе бизнесмена, Илья поехал в магазин в расстроенных чувствах, ему казалось, что, по сравнению, с увиденным он сам занимается просто ничтожным делом, не достойным даже называться бизнесом. Объяснив Сане ситуацию, он отпросился на весь день. Дела закрутились нешуточные, и торчать в магазине не имело никакого смысла. Торговля шла не ахти как, единственная продавщица справлялась с ней элементарно.
 — И что теперь? — спросил Саня. — Продашь мне свою долю, и уйдешь в большое плавание?
 — Там посмотрим! — Илья радостно хлопнул ладонью по коленке. — Может, вольемся в его фирму. Перепрофилируемся на оргтехнику и будем грести лопатой. Ты что, против?
 — Да я не против, — Саня пожал плечами. — Но отказываться от того, что есть, это не по мне. Мы не хватаем звезд с неба, Илья, но зато имеем гарантированный кусок хлеба с маслом. А что ещё надо человеку, не обремененному властными амбициями? Не надо прыгать выше своей головы — шею свернешь.
 Илья довольно ухмыльнулся. Он знал, что Саня неисправимый пессимист и всегда воспринимает в штыки любые социальные изменения. Даже если они очевидно улучшают качество жизни. Ничего нет лучше той жизни, считал он, которая течет без изменений.
 — Будем хватать звезды, будем! — уверенно пообещал директору Илья, словно свет далекой звезды уже замаячил у него перед носом. — Ты, что, предлагаешь мне всю жизнь просидеть в этой лавке? Надо двигаться вперед, нельзя оставаться на том же уровне, на котором мы были четыре года назад.
 Саня недоверчиво покачал головой. Он и в жизни старался придерживаться извечного принципа всех философов — подвергай все сомнению.
 — Ну и будем двигаться! Только постепенно, эволюционно, а не скачками. Когда пытаются сделать что-то нахрапом, как правило, ничего не получается. Это законы истории. Будем постепенно расширять наше дело. Не спеша.
 Илья даже вскочил со стула и заходил по комнате, до того его стала раздражать неповоротливость компаньона. Нет, с такими партнерами бизнес вести нельзя — полный застой, никакого риска и здорового движения вперед. Так можно сто лет заниматься одним и тем же и умереть на том самом стуле, на который сел молодым и юным.
 — И сколько ты ещё будешь расширяться? До скончания века? А тут предлагают сразу шагнуть через несколько ступеней. Можно за три дня заработать сумму, которую ты делал бы год.
 Саня невозмутимо сидел за своим директорским столом, словно сросся с ним в единое целое и теперь ни за что не хотел бросать свою «половину».
 — Да, — вздохнул он. — Шагнуть-то недолго. Только можно растянуть связки или порвать штаны, когда будешь шагать. Подумай!
 — Ты философ, ты и думай! — Илья пошел к дверям, обернулся. — А я математик, мне считать надо. И я считаю, что спокойно можно рвануть вперед. Сейчас для этого очень подходящий момент.
 Илья сорвался с работы, потому что ему не терпелось повидать Наташку, не терпелось рассказать ей, как удачно прошла встреча с Федей. Не терпелось прыгнуть к ней в постель. Он знал, что она ждет от него вестей и привычных ласк. Приятно, когда в любое время дня можно нагрянуть к любимой женщине и получить от неё то, что жена предоставить не может по причине беспробудной лени. От жены можно только выслушивать постоянные упреки в несостоятельности по любому поводу, за который зацепится её взгляд. Другое дело, любовница — полная покорность и согласие на все, нежная забота о твоем самочувствии и сексуальное удовлетворение в любом количестве.
 Наташка весь день сидела дома. Она приходила в свой массажный салон, когда поступали заказы от клиентов. Если заказов не поступало, она занималась на дому составлением всевозможных мазей и кремов. Для человека, порвавшего с женой всяческие деловые и личные отношения, это было очень удобно. Как всегда, она встретила Илью с радостной доверчивой улыбкой, словно только и ждала с утра его прихода. Его всегда поражала эта искренняя радость — неужели женщина может так любить чужого мужа. Наверное, может, полагал он. Особенно, когда у неё нет своего собственного. Впрочем, он не вдавался в детали загадочной женской психологии и воспринимал все, как данность.
 — Ну, твой Федя и крутой! — восхищенно сказал ей Илья. — Сразу ясно, что он ворочает миллионами. Вот это солидный мужик!
 Наташка ласково улыбнулась, пятясь в спальню.
 — Это почему ты так решил? Скажешь, миллионами!
 — Ты бы видела его фирму! Личный кабинет с аквариумом и баром! Личная секретарша! И целый штат личных сотрудников. Которые пашут на него, как проклятые. И это все его! Да, он занимается настоящим серьезным делом! Не то, что я…
 Он снял куртку, повесил на вешалку в прихожей, потом скинул ботинки и сразу рванул за ней. Чего тянуть, решил он, времени мало, каждая минута на счету. Тут уж некогда заниматься комплиментами, надо дарить женщине радость и бежать дальше.
 — И он назначил тебе встречу в своем кабинете?
 — Нет. Представь себе, он мне назначил встречу в сауне.
 — Где? В сауне?
 — Ага! Кто может позволить себе в рабочее время сауну с девочками? Только такой человек, за которым стоит солидное дело. Бизнес работает, а он отдыхает. Вот так! Он все отладил, так что может расслабиться и наслаждаться прелестями жизни.
 — А что, он был в сауне с голыми девочками? — наивно удивилась Наташка.
 — В полном обнаженном виде. Правда, с одной, но, я думаю, он может заказать себе и больше. Дело не в количестве, а в принципе.
 — Вот развратник! И что же он тебе пообещал?
 — Самое серьезное дело. Торговля оргтехникой и бытовухой. Это сейчас самый ходовой товар. Ни одна солидная фирма просто не может без этого обойтись. А фирмы у нас растут как грибы. И значит…
 — И значит, у тебя будет перспективное дело, — догадалась она.
 — Конечно, Наташка. И все это благодаря тебе! Если бы не ты, я бы так и остался мелким продавцом залежалыми пельменями.
 Он схватил её в охапку и потащил в койку, по пути пытаясь освободить мягкое податливое тело от лишней одежды. Наташка со смехом завалилась на постель, вынырнув из своего халатика. Илья, горя желанием, освободился от брюк и всего, что на нем было надето. Потом набросился на неё и подмял под себя.
 — Эта девочка меня так возбудила, — шипел он, наминая ей бока. — Что я просто не мог терпеть, дожидаясь встречи с тобой.
 — Надо было попросить эту девочку, и все, — смеялась Наташка, нехотя пытаясь освободиться от его объятий.
 Илья сжимал её все сильней и говорил ей прямо в ухо:
 — Ну, я же не мог ей сказать: «Мадемуазель, не будете ли вы столь любезны, не присядете ли у меня на коленях?» Может, она бы мне и не отказала, но было неудобно перед Федей.
 Он попал ей в промежность, и Наташка застонала от наслаждения.
 — Тебе трудно отказать, ты и мертвую уговоришь, — шепотом заметила она.
 — Я тебя сейчас убью за такие слова, — страстно прошипел он.
 — Неблагодарная скотина, — ласково прошептала она.
 Татьяна Кизлякова встретила оперативников без всяких эмоций. Она так и не смогла за сутки свыкнуться с гибелью мужа и пребывала в состоянии прострации. Поэтому ей было все равно, о чем они её спрашивают, что делают и куда суют свой нос. Но Самохин все же счел необходимым предъявить ей постановление на обыск и вскрытие сейфа. Татьяна отнеслась к этому спокойно и обреченно. Мол, ломайте, если вам так надо, только не приставайте с дурацкими вопросами, на которые нет ответа.
 — Делайте, что хотите, — сказала она и ушла на кухню, сославшись на то, что ей надо кормить сына.
 Тарасенко тем временем привел двух понятых из соседних квартир. Пожилой мужчина и молодая женщина, похоже, никогда не были в этой роли, и поэтому играли её растерянно и с опаской. Они замерли у стены в кабинете и удивленно наблюдали за действиями оперов, которые нагло копались в чужих вещах, словно в своих собственных. С одной стороны интересно, что лежит в шкафах соседа, но с другой — все это так отвратительно, что смотреть противно.
 Тем временем Коля Балашов и два эксперта из его бригады приступили к обыску и перевернули все вверх дном. Они вытаскивали книги из шкафов, зачем-то пролистывали их, надеясь, наверное, что-нибудь обнаружить между страницами, открывали дверцы, вываливали вещи на пол, перебирали старые фотографии, новые журналы, деловые бумаги, документы.
 — Поаккуратнее, поаккуратнее… — покрикивал Коля, стараясь придать этому погрому достойный вид.
 Понятые жались к стене и старались отвести взгляд. Чужие вещи, конечно, не жалко, но подспудно давила мысль, что менты так же невозмутимо могут копаться и в твоих собственных вещах, в твоей личной жизни, в твоем прошлом. Поэтому они прекрасно понимали жену Кизлякова, которая удалилась, чтобы не смотреть на весь этот произвол. Да и вообще, наверное, они кляли себя за то, что дали свое согласие на участие в этом омерзительном процессе, словно сами лазили по шкафам соседки.
 — Сейчас вы будете свидетелями взлома сейфа, — важно сказал Тарасенко, словно собирался произвести научный эксперимент.
 Понятые понятливо кивнули. Ну что ж, взлома, так взлома, теперь уж все одно. Хорошо еще, что эти менты-бандиты не попросили стать свидетелями убийства.
 Приглашенный Костей Корнюшиным взрывник из местной войсковой части прилепил к дверце сейфа кусочек пластида, вставил в него детонатор и попросил всех удалиться из кабинета. Когда все вышли, он поставил взрыватель на пять минут и вышел следом, прикрыв за собой дверь.
 Женщина-понятая жалобно напомнила, что у неё маленький ребенок, но Тарасенко успокоил её, сказав, что эксперимент опасности для жизни не представляет. Женщина сильно пожалела, что открыла дверь на его звонок.
 В это время за стеной шарахнул взрыв, так что трясануло пол, и со стены в прихожей упала картина. Зато дверца сейфа оказалась открытой. Когда дым в кабинете рассеялся, оперативники принялись изучать содержимое раскуроченного ящика.
 Рубли и доллары были сразу пересчитаны и переданы вдове. Их небольшое количество говорило о том, что деньги предназначались на мелкие насущные траты. Еще присутствовали две кредитные банковские карты, и какие суммы лежали на этих счетах, ещё предстояло выяснить. Документы, подшитые в нескольких пластиковых папках, представляли собой всевозможные счета, накладные, прайс-листы, перечни товаров. И только в одной из папок обнаружились довольно интересные бумаги.
 — Аркадий Михалыч, вот это стоит посмотреть повнимательней, — сказал Коля Балашов и протянул Самохину папку, ничем не отличающуюся от других таких же.
 В папке оказалась копия залогового обязательства, согласно которому Борис Кизляков заложил свою квартиру и принадлежащие ему акции фирмы «Кемикс» под кредит, выданный «Сигма-банком». Кредит был на довольно приличную сумму в сто шестьдесят пять тысяч долларов. Еще в папке лежали копии счетов на услуги фирмы «Лика-строй» и договор подряда на строительство загородного коттеджа.
 — Интересно, знает ли об этом Татьяна Кизлякова? — заметил Самохин. — Костя, ну-ка давай её сюда!
 — Должна знать, — предположил Костя и пошел на кухню за Татьяной.
 Буквально через минуту Кизлякова появилась в кабинете с выражением полного презрения на лице. Если уж без неё ничего решить не могут, так и быть, придется объяснить этим бестолковым оперативникам что к чему.
 — Скажите, вы знаете о том, что ваш муж заложил квартиру и взял в банке кредит на крупную сумму? — обратился к ней полковник.
 Татьяна слегка кивнула.
 — Знаю.
 — И на что он намеревался потратить кредит?
 На сей раз, она просто пожала плечами. Затем кинула испуганный взгляд на понятых и отошла подальше, надеясь, что они её не услышат.
 — Давайте перейдем в другую комнату, — предложила она полковнику.
 Самохин принял её предложение. Они перешли в гостиную. Там Татьяна опустилась в кресло, схватила со столика сигаретную пачку, нервно закурила. Полковник сел в другое кресло, а Костя занял место в уголке дивана поближе к ним. Ему не хотелось пропустить то слово, которое может стать решающим. Вдова может обронить это слово между делом, сама не желая того, но это слово станет той зацепкой, цепляясь за которую можно будет раскрутить правдоподобную версию.
 — Он хотел приобрести загородный особняк, — наконец сказала она, глубоко затянулась, выпустила облако дыма, которое быстро распространилось по всей комнате. — Ему нужна была эта сумма. Он говорил, что провернет одну операцию и отдаст кредит в течение трех месяцев.
 — Какую операцию?
 Если полковнику было надо, он мог вытрясти душу из человека, но действовал так тактично и доброжелательно, что ему трудно было отказать.
 Татьяна тоже не смогла отвертеться от ответа. И если бы она действительно знала, в чем суть операции, то непременно выложила бы все до деталей. Но она знать не знала, каким образом её муж зарабатывал деньги. Не хотела об этом задумываться. Это было для неё слишком сложным и непонятным. Но возможно, если бы она вникала, то не получилось бы того, что произошло. Женская интуиция, конечно, хорошая вещь, но без понимания сути дела она ничто. Ведь очень часто бывает так, что некому вовремя остановить человека и сказать ему: «Не лезь туда, это может плохо для тебя кончится».
 — Которая позволит ему быстро заработать крупную сумму, — уклончиво ответила вдова. — Я не вникала в его дела. Лучше вам это узнать в фирме.
 — У коммерческого директора Ларионова? — уточнил Костя.
 — Да, можно и у него. Он должен это знать. Они с Борей совладельцы фирмы и давно работают вместе. Ларионов знает все.
 Костя везде искал корыстные мотивы, даже там, где их и быть не могло, и поэтому его не мог успокоить такой ответ. Что это такое, совладельцы? Два человека, которые владеют одной и той же собственностью? Но собственник может быть только один. Если их двое, то это значит, что между ними должна быть грызня за первенство.
 — А у них были какие-нибудь конфликты или ссоры? — впрямую спросил он. — Может быть, муж вам рассказывал о том, что они не поделили полученную прибыль? Или взятый в банке кредит? Или, на худой конец, права и обязанности?
 Татьяна посмотрела на него с недоумением. И со страхом. Этот молодой оперативник говорит такое, от чего становится мерзко на душе. Неужели обаятельный парень Саша Ларионов, которого она знает без малого шесть лет, мог заказать её мужа? Она не поверит в это никогда.
 — Возможно, были несогласия. Но до ссор не доходило. Вообще-то они давние друзья. Так что все делали сообща. А вы, что, подозреваете Ларионова?
 — Пока мы никого не подозреваем, — постарался успокоить её Самохин. — Но такую версию не исключаем. Знаете, бывает так, что самые лучшие друзья однажды становятся самыми заклятыми врагами.
 Татьяна стала что-то припоминать. Конечно, они были друзьями, её муж и Ларионов, но ведь нельзя сказать, что они обожали друг друга и только и думали, как бы сделать другому приятное.
 — Кажется, недавно у них была какая-то разборка. Боря как-то пришел домой раздраженный и крыл Ларионова почем зря. То ли тот не смог выполнить возложенную на него работу, то ли куда-то испарилась крупная сумма. Я уже сейчас не помню. Боря не особенно посвящал меня в свои дела. Да и, честно говоря, я тоже не вникала.
 — Почему? — спросил Костя. Все ему хотелось понять, действительно жена ничего не знает о делах мужа или только делает вид, что не знает.
 — Приносит деньги и ладно. — Татьяна горько вздохнула, махнув рукой, в которой сжимала сигарету. — А как он их зарабатывает… Я в финансовых вопросах не разбираюсь.
 — А давно эта ссора произошла? — в свою очередь спросил Самохин.
 — Недавно. Месяц назад. — Татьяна сама испугалась своего ответа. Месяц — вполне достаточный срок, чтобы желание убийства превратилось в контрольный выстрел в голову.
 — Странно, — пробормотал Костя. — А Ларионов нам сказал, что между ним и Кизляковым никаких конфликтов не было.
 — Правда? — удивилась Татьяна.
 — Представьте себе.
 Получив в свои руки все, что содержал сейф Кизлякова, оперативники отправились на фирму «Кемикс», чтобы допросить коммерческого директора. Эта личность их очень заинтересовала. Что-то в ней было не все так однозначно. Если он так откровенно волнуется и еле сдерживает дрожь в руках, это что-то значит. Ведь для того, чтобы заказать человека, надо обладать достаточной выдержкой и ничем не выдать себя — ни движением, ни словом, ни взглядом. А если этот человек ещё и друг, то выдержка должна быть железная. Не каждый сможет спокойно спать и сочувственно общаться с вдовой друга, если он сам приложил руку к его убийству. Вполне можно предположить, что Ларионов заказал Кизлякова, и после исполнения заказа сам испугался этого до смерти. Даже не того испугался, что его могут вычислить, а того, ЧТО он совершил. Именно этим страхом и могло быть вызвано его волнение.

 Глава 7

 Простившись с Наташкой, Илья в приподнятом расположении духа отправился домой, чтобы и жену порадовать столь неожиданно подвернувшейся удачей. Не каждый день тебе предлагают работу, о который ты давно мечтал. Он вышел из лифта, шагнул к двери своей квартиры и нажал кнопку звонка. Дверь почти сразу распахнулась, и за ней Илья увидел довольно кислую физиономию дочери.
 — Вы уже поужинали? — радостно спросил он и ввалился в прихожую. — Где мама?
 — Там, — Ленка безразлично махнула рукой в сторону комнаты.
 Илья расстегнул молнию на куртке и начал стаскивать её с одного плеча.
 — Марин! Ты представляешь! Мне предложили….
 — Не кричи, пап, — тихо сказала дочь.
 — А что такое? У нас гости?
 Ленка горько вздохнула и помотала головой.
 — Нет. Просто дедушка умер.
 Илья ещё не до конца осмыслил её слова.
 — Чей?
 — Мой. Чей же еще!
 Илья замер, как изваяние, не поверив своим ушам. Рука застряла в рукаве. Вот это неожиданность! А впрочем, смерть всегда неожиданна, когда об этом даже не думаешь. Черт возьми, а он так и не успел навестить отца! Давно собирался поехать к нему в деревню, давно хотел пригласить сюда в гости. Ведь отец настойчиво звал несколько раз в этом году, а он так и не приехал. Все эта чертова работа, будь она проклята! Он себе этого никогда не простит. Внутри упало что-то тяжелое и липкое, чего не отбросить и не отпустить. У Ильи сразу пересохло в горле, и он мучительно сглотнул.
 — Когда?
 Ленка пожала плечами.
 — Не знаю. Принесли телеграмму.
 — От кого?
 — От дедушки.
 Илья завершил процесс снятия куртки. Она выпала у него из рук и бесшумно опустилась на пол. Он тупо уставился на дочь, пытаясь понять последнюю фразу. То ли он до того замотался с делами, что утратил способность воспринимать обычные фразы, то ли дочь произнесла что-то не так, как она умеет это делать, используя свой дурацкий сленг. Нет, похоже, теперь обошлось без сленга.
 — Не понял. Повтори ещё раз. Дедушка прислал телеграмму, что он умер?
 — Ага, — кивнула Ленка.
 Илья посмотрел на неё осуждающе и двинулся в комнату. Может, там ему объяснят все более вразумительно. Что взять с пятнадцатилетнего дитя, если оно до сих пор забывает дома тетради и учебники и путает дни недели?
 Марина сидела в кресле перед телевизором и смотрела продолжение бразильского сериала. Поистине, это единственная отрада для женщин всех возрастов, которая позволяет им съездить ненадолго за границу и пожить немного тамошней жизнью.
 Бразильский муж все никак не мог решить судьбу своей неверной жены. Или не хотел. В общем, советовался с родственниками. Родственникам было в общем-то наплевать на него, да и на жену тоже, у них своих проблем было невпроворот, поэтому все они давали разные советы, окончательно запутав беднягу.
 Марина тупо смотрела на экран и никак не реагировала на происходящие события. Может, её совершенно не волновала судьба бразильской женщины, может, думала о постороннем. Она показала на журнальный столик, не отрываясь от экрана.
 — Вот.
 Илья схватил телеграмму, прочитал короткую строчку набитых на стандартном бланке букв. Ему чуть не стало дурно. «Илья, помираю. Приезжай скорее, а то не успеешь. Отец». Это что, очередной закидон отца? Или он, действительно, при смерти? Решил исповедоваться и призывает к одру сына. Не рановато ли он решил проститься?
 — Фу-у! — тяжело выдохнул Илья. — Живой еще! Я-то думал!
 — Живой? Как сказать! Пока ты тут ерундой занимался… — осуждающе сказала Марина. — Давно надо было к нему съездить. Теперь не успеешь!
 — Я работал! — взвился Илья. — У меня время было? Как я мог все бросить? Кто бы вместо меня работал? А сейчас, вообще, серьезное дело предложили… В солидной фирме. Торговля оргтехникой и бытовухой! Это тебе не колбаса какая-нибудь! Надо хватать и делать, делать! А теперь что..? Теперь надо ехать к нему! Если ещё успею!
 — Ты уже едешь, пап? — уточнила Ленка.
 — Как я могу сейчас уехать, как? — и крикнул Марине. — Да выключи ты телевизор! У меня отец, а ты…
 Марина взяла пульт, убрала звук. Бразильский муж продолжал опрос родственников в полной тишине. Их ответы теперь оставались загадкой. Скорее всего, жизнь бедной женщины повисла на волоске. Судя по отчаянной жестикуляции мужа и его зверской роже.
 — Это отвлекает, — сказала Марина. — Я не могу сидеть и спокойно ждать, когда ты на что-то решишься.
 — Все! Все! — крикнул Илья. — Я уезжаю! Сейчас же! Меня здесь больше нет! Нет! Отец не может без сюрпризов!
 Ну вот и все, такое дело накрылось, даже не начавшись! Теперь он не сможет воспользоваться предложением Феди, Федя не захочет ждать и отдаст эту сделку на разработку другому парню, более поворотливому и практичному, которому нет дела до родных и близких. Вон у него какой штат дармоедов! Наверняка среди них найдется хоть один шустряк, который провернет сделку в один момент. А он, Илья, останется без работы. Вряд ли Федя станет предлагать ему ещё какое-нибудь дельце, если он не справился с первым.
 Илья вынул из кармана записную книжку, подскочил к телефону, схватил трубку, судорожно набрал федин номер. Долго слушал длинные гудки. Да, как назло, Феди нет дома. Скорее всего, он отдыхает по ресторанам и появится не раньше двенадцати. Теперь даже невозможно сообщить ему об уважительной причине. Илья вынул визитку, набрал номер Романа, с которым так и не успел познакомиться. Может быть, тот согласится подождать несколько дней со своим товаром. Тоже тишина. Вот так, по одной простой причине сделка может не состояться. Правда, причина серьезная и вполне достаточная для того, чтобы оправдать его неспособность эту сделку провернуть. Эта причина — его отец. Жизнь которого, конечно, важнее всех сделок вместе взятых.
 И Илья швырнул трубку на телефон. Потом пошел на кухню, быстро перекусил парой бутербродов, взял деньги и паспорт, оделся и отправился на вокзал в надежде уехать вечерним поездом, если таковой вообще есть.
 Поезд, к счастью, был, Илья, к счастью, на него успел, и даже с билетом не было проблем. И сейчас он сидел у вагонного окна и смотрел на проплывающие мимо пейзажи. Было раннее утро. В утреннем тумане мелькали голые деревья и перепаханные поля. Это навевало смертельную тоску. Илья ехал всю ночь в этом плацкартном вагоне и уже подъезжал к райцентру Клязмино. От него до деревни Тучково, где живет отец, рукой подать. Или уже правильней сказать: «жил». От этой мысли у него становилось невыносимо скверно на душе.
 Да ещё дело развалилось на корню. Ни до Феди, ни до Романа он так и не дозвонился. Станет ли этот неведомый Колобродов его ждать, ведь на похороны, если они действительно понадобятся, уйдет дня три. Скорее всего, тот отдаст товар кому-нибудь другому, ведь бизнесмены — люди торопливые, все им надо побыстрее и без задержки. И Илья опять окажется не у дел, в своем магазинчике, с которым хлопот уйма, а прибыли никакой. Да, он бросил все ради отца — с таким трудом налаженный контакт и возможность получения серьезной работы. А что, не ехать? Может, отец и вправду при смерти. Если Илья не успеет застать его в живых, он себе этого никогда не простит.
 Сколько лет прошло, как отец ушел от них? Лет двадцать пять? Нет, больше. Двадцать шесть. Тогда он купил дом в деревне и поселился там навсегда. Иногда приезжал к ним в Белокаменск, но очень редко, иногда Илья отправлял к нему на лето дочь. Уже года два он не видел отца. В каком он сейчас состоянии? Илья откинул голову на спинку сиденья, закрыл глаза и почти сразу увидел свой сон.
 Лазерный луч проходил через фильтры и решетки, отражался от зеркал, рассеивался и падал на экран фантастическим рисунком. Вдруг заработал проектор, и на экране возникло хорошо различимое голографическое изображение фигурок людей. Они двигались, перемещались в кадре, поворачивались и махали руками. При этом фигурки были объемными, но все же лица людей ещё казались размытыми и нечеткими.
 Сон сразу пропал, как только поезд остановился.
 Илья вышел на перрон, потом быстро протопал на привокзальную площадь, нанял скучающего частника и через двадцать минут был уже в сельской местности с её утренней звенящей тишиной, легким обволакивающим туманом и далеким лаем собак. Деревенька Тучково, где жил отец, была небольшая, домов двадцать, сгрудившихся вокруг магазина и почты. Но что-то в ней было уютное и умиротворяющее, то, чего напрочь лишен любой город с его бестолковой суетой и грязью.
 Они доехали прямо до дома. Илья расплатился, отпустил машину, шагнул через канаву к невысокому забору из штакетника, повернул изнутри деревянную вертушку и открыл калитку.
 Одноэтажный рубленый домик с продавленной крышей в три окна на фасаде красовался за жалкими деревцами и пугал своей мертвой тишиной. Илье даже показалось, что в доме не живут уже как минимум год, до того он мрачен и безмолвен.
 Илья прошел по садовой дорожке, поднялся на крыльцо, ведущее на застекленную веранду, постоял в нерешительности, прислушиваясь к возможным звукам изнутри дома. Но ничего не услышал, потянул ручку и дернул дверь на себя.
 С веранды пахнуло резким запахом старых валенок и лежалой пыли. Среди всевозможного садового инвентаря стояла себе в углу прислоненная к стеночке крышка от гроба в голубой материи. Так, ненавязчиво стояла, но от её вида у Ильи все сжалось внутри, и он, не отрывая взгляда от крышки, стал нащупывать ручку двери, ведущую в комнату. Наконец, так и не найдя её, ухватился за выпирающую штакетину и со всей силы толкнул дверь внутрь.
 В передней комнате посередине стоял круглый обеденный стол с двумя стульями по бокам, на столе блюдо с яблоками, по стенам тумбочка с телевизором, шкаф с посудой, комод с часами. В углу русская беленая печка с наваленными под ней дровишками. Довольно милая уютная обстановочка. Только вот не очень светло — два маленьких окошка совсем не освещают комнату, а только наводят мрак.
 Илья шагнул к столу и заглянул в открытую дверь, которая вела в дальнюю комнату. Там на металлической кровати с круглыми шишечками, отвернувшись к стене, лежал на боку человек. Его седая голова торчала из-под драного одеяла. Скорее всего, человек был жив, поскольку спал без задних ног. По комнате разносился мощный храп.
 — Отец! — громко сказал Илья.
 Человек никак не отреагировал, словно не спал перед этим трое суток и сейчас наверстывал упущенное.
 Илья быстро направился в спальню, подошел к кровати, потряс спящего за плечо.
 Отец вскрикнул, разлепил глаза и повернул голову, силясь узнать того, кто посмел нарушить барственный сон. Похоже, если бы это был не родной сын, а чужак, тому бы крепко досталось за такое хамство.
 — А, это ты, Илья! Чего в такую рань?
 — Как чего?! — удивился Илья. — Так ты же телеграмму прислал! Помираю! Приезжай! Я и лечу сюда! Всю ночь на колесах, даже глаз не сомкнул. А ты тут дрыхнешь, как ни в чем не бывало!
 Отец спустил босые ноги на пол, поднялся с кровати. Встряхнул седой головой и был уже как огурчик. Его мощный торс облегала драная майка. На груди, покрытой седым пушком, виднелся коллективный портрет вождей, выполненный в манере чернильной графики. Белые потертые кальсоны на завязках обтягивали мускулистые ноги.
 — Да, было дело. Вчерась с утра как кольнуло вот тут. — Отец показал на сердце. — Ну, все, думаю, помираю. Я бегом на почту. Мало ли что!
 Илья отошел к обеденному столу, отодвинул стул и сел. Он был вне себя. Похоже, папаня и не собирается помирать, а уже телеграмму шлет с приветом от покойника.
 — Бегом… — сказал обиженно. — Бегом не помирают. Я все бросил, мчусь…
 — Вот и прекрасно! — обрадовался отец. — Давно надо было приехать. Тебя ж не дождешься!
 Илья возмущенно вздохнул. Каким же он был дураком, что поддался на провокацию этого старого валенка! Ведь знал, знал, что отцу верить нельзя ни на грош, и все равно поехал. Да если бы старик действительно был при смерти, он бы не о телеграмме думал, а о больнице. Небось, в этой глуши нет ни одного завалящего врача! Дай бог, нашлась бы хоть одна сердобольная соседка, вызвала бы скорую из районной поликлиники. И, только когда все усилия врачей были бы напрасны, вот тогда и отправила бы телеграмму. Приезжайте, мол, хороните! Ну, папаня! И он ему поверил! Вот что делают сыновние чувства! Лишают покоя, сна, работы…
 — Я работаю, пап, — с укором сказал он. — Понимаешь? Семью кормлю. Кручусь, как могу. Не вырваться! А ты мне тут…
 — Так вырвался же! — отец радостно хлопнул его по плечу и заходил по комнате, пытаясь отыскать брюки.
 Илья чуть не свалился со стула. Потер ладонью плечо. Надо же, у папани рука какая тяжелая, раз так приложил. Если бы был при смерти, с постели бы встать не смог, не то что по плечу бить.
 — Вырвался… — проворчал Илья. — А что это там за крышка стоит, интересно?
 — Какая крышка?
 — От гроба.
 — А, эта. — Отец отмахнулся. Нашел старые офицерские брюки с красной каймой, натянул на себя, заправил ремень в пряжку, всунул ноги в раздолбанные офицерские ботинки. — Так я это, готовлюсь. Пенсия-то у меня маленькая. На крышку накопил, а на большее не хватило. Вот поднакоплю еще…
 Илья что есть силы вздохнул и возмущенно покачал головой. Надо же, готовится он! Гробами запасается! Думает, что похоронить некому будет? Ничего, найдется, кому похоронить! Да и не похоже, чтоб к этому шло. Здоровье из него так и прет! Вон ручищи какие! Такой бык кого хочешь переживет. На свежем воздухе и без всяких стрессовых ситуаций. Сердце у него кольнуло! Да если бы сердце, сейчас бы пластом лежал. А у него, похоже, сердце стучит, как кварцевые часы, с отставанием — одна секунда в год. Ведь специально, гад, телеграмму послал, знал, что приедут. Хитрая морда!
 — Рановато тебе готовится. Поживешь ещё свое.
 Отец посмотрел серьезно на сына и сказал нравоучительно:
 — К этому всегда надо готовиться. Каждый день. Чтоб не застало врасплох. Плохо, когда неожиданно…
 Они вышли во двор. Утренний туман рассеялся. Уже светило солнце. Пели птички. Потеплело. Хоть и конец осени, а зимой ещё и не пахнет. Или она в этих краях гораздо позже приходит, чем у них в городе. Там, дома, одна сырость и промозглый ветрище, а здесь просто райское блаженство. Живи, не хочу!
 — Эх, погодка! Благодать! — удовлетворенно сказал отец. — Хоть и к зиме идет.
 — Прохладно уже, — сказал Илья. — Оделся бы.
 Отец налил воду в рукомойник, стал умываться, брызгая во все стороны водой. Илья отодвинулся подальше, холодные капли попадали на лицо, от них становилось сыро и противно. Но папаня, видно, находил удовольствие в обливании ледяной водой. Ежу понятно, со здоровьем у него никаких проблем. Врать только горазд!
 — Самое удовольствие, когда такая погодка, — пробурчал отец. — Не жарко и не мороз. Как в холодильнике! А что ты там говорил про работу? Кем сейчас трудишься?
 — Да так, — Илья замялся. — Работы хватает. Времени нет.
 — Так кем работаешь? Физиком-шизиком? Или пошел на повышение?
 Илья покачал головой, сказал в сторону, словно самому было неприятно признаваться:
 — Этим… перекупщиком.
 — Перекупщиком? — удивился отец. — Это что, профессия такая?
 Он схватил полотенце, начал бодро вытирать лицо и шею. Лицо стало красное, румяное, несмотря на глубокие морщины. О каком сердце он ещё говорит! Точно, здоровья у него, хоть отбавляй! Еще лет тридцать протянет за милую душу. Если войны не будет.
 — Скорее занятие, — грустно заметил Илья. — Для бывших кандидатов наук.
 — В госаппарате, что ли?
 — Ну что ты! Частным образом.
 — Жаль, — искренне расстроился отец. — Я думал, в госаппарате бюрократом. Хотел порадоваться. Я всю жизнь мечтал бюрократом работать.
 — Почему бюрократом-то?
 — Как почему? — удивился отец. — Деньги большие платят, и делать ничего не надо. Не жизнь, а малина! А мне пришлось всю жизнь в строю отшагать! Сам министр обороны лично для меня ввел новое звание — старший капитан! Так и сказал мне: «Если б ты, Николай Терентич, училище закончил, был бы майором. А так, будьте любезны, старший капитан!» Я вот, когда мне было семнадцать…
 — Да слышал уже сто раз… — пробормотал Илья и посмотрел на часы. Все, если папаня завелся, это надолго. Пока всю свою биографию не расскажет, не успокоится. Надо завязывать с этим и по быстрому мотать обратно. Дела ждут. Если сейчас выехать, к вечеру он будет дома. Еще успеет созвониться с бизнесменами. Ни с тем, так с другим. Ага, дома! Так папаня и отпустил! Наверняка заставит погостить дня два. А есть они у него, эти два дня? Нет этих двух дней. Бизнес ждать не будет. Там все делается молниеносно. Не успел, значит, проиграл. Значит, твои деньги получил другой. Так что надо вырываться отсюда любой ценой. Только вот ценой чего?
 — Ну вот, — закончил отец свой монолог. — А под конец жизни понял, надо было на земле работать. Такое удовольствие. Никаких денег не надо.
 Отец показал на свои угодья. Сад восхищал своей широтой. Ни конца, ни края. Только изредка за кустами виднелся забор, и то далеко. Возделанный участок благоухал жухлой травой. Фруктовые деревья скидывали последние листья на землю.
 — У нас другая жизнь, отец, — пробубнил Илья. — Пойдешь и перекупщиком, и бюрократом, и хрен знает кем. У меня семья, отец, её кормить надо. Если на земле работать, с голоду подохнешь.
 — Ты ничего не понимаешь! — обиделся отец. — Земля, это…
 — Ты зато много понял за свою жизнь! — саркастически заметил Илья. — Ладно! Мне тут у тебя рассиживаться некогда, я поехал.
 — Куда поехал? — не понял его отец.
 — Домой! Меня дела ждут. Бизнес. Я все бросил, думал, ты тут при смерти…А у тебя здоровья, оказывается, вагон!
 — Как это домой? — прошипел отец. — Вот так сразу домой!? Да ты что!
 Илья увидел, как глаза отца медленно наливаются ненавистью. Он знал ещё с детства, что такие глаза появляются, когда отец из-за чего-то страшно разозлится. А в гневе он бывает буен. Может сломать что-нибудь или разбить. О чью-нибудь голову. И Илья пошел на попятную. Если остаться нельзя, то можно попробовать уговорить отца поехать погостить. В конце концов, лучшего способа поскорее оказаться дома, нет. И он сказал примирительно.
 — Слушай, давай-ка ты собирайся, а? Вместе поедем.
 — Куда?
 — К нам. Погостишь у нас. Мать навестишь. Она тебя ждет.
 Отец немного успокоился. Он вообще мгновенно вскипал в моменты раздражения, и так же мгновенно отходил. И контролировал себя с трудом. Видно, за годы службы так и не научился не поддаваться эмоциям. Он прошелся по дорожке, поправил покосившуюся палку, поддерживающую тонкое деревце. Поднял с земли валяющуюся лопату, приставил к стене сарая. Обернулся к сыну.
 — Нет, не поеду я. И не упрашивай! Она меня не ждет. Врешь ты все!
 Илья был вне себя. Так, теперь отец будет капризничать и ломаться, как красна девица. Никогда не согласится на приглашение сразу, никогда не поблагодарит и не обрадуется. Что ему не предложи! Но ведь не в горы его зовут, в конце концов, все лишь погостить у сына недельку, встретиться с родными. Так нет, упрется как бык, и ни за что не согласиться.
 — Да говорю тебе, ждет. Она мне сама сказала, что ждет. Поехали.
 Отец с недоверием уставился на него, прощупывая колючим взглядом до самых внутренностей.
 — Думаешь, она меня простила?
 — Конечно, простила! Давно простила. Давай, собирайся!
 Отец молчал и думал, наконец, покачал головой.
 — Да куда мне! Нет, не поеду. Я уж лучше здесь доживу.
 — Доживешь еще! А погостить-то можно, — уговаривал Илья. Он начал терять терпение. Из-за капризов папани опять все срывается. Ну что ж, остается только два варианта. — В общем, так, отец, либо мы едем вдвоем, либо я уезжаю один. Сейчас же!
 Отец был непреклонен.
 — Нет. И не упрашивай. Ни за что не поеду!
 Но он все же поехал. Поломался для виду и поехал. Для этого и послал телеграмму, что хотел съездить в город к сыну. Чтоб сын приехал и упросил его навестить. Все работы в саду-огороде были закончены, и он изнывал от скуки. И решил съездить. Но ведь не самому же напрашиваться в гости или являться, как снег на голову! Надо, чтоб приехали за ним, слезно упросили и отвезли. И когда Илья уже плюнул на церемонии, распрощался и двинул в сторону калитки, отец дал согласие. За пятнадцать минут собрался, по-военному, вытряхнул из шкафа лучший костюм, наверное, ещё свадьбишный, надел свою видавшую виды лётную куртку с цигейковым воротником, потертую кепку, запер дверь дома на ключ, сунул его под коврик на крылечке и пошел к калитке.
 Но на станцию не стал торопиться, а заглянул в соседней дом к дородной женщине Катерине Иванне, показал ей сына и сообщил, что вот, сын приехал забрать его, старика, к себе домой в город на неопределенное время. Уж как он отказывался, как отказывался, но сын все-таки упросил его погостить. Внучка, мол, слезно умоляла дедушку приехать, так вот он только ради внучки и едет.
 — Не скучай тут без меня, — сказал на прощанье отец, хлопнув Катерину Иванну по пышному заду. — Я скоро приеду. Погляжу на внучку и приеду.
 — Да ладно уж, не торопись, — вздохнула она и смахнула слезу. — Хоть, наконец, отдохну от тебя. Надоел до смерти!
 Через час они уже сидели в вагоне поезда. Отец был невесел и с тоской смотрел в окно на мелькающие однообразные пейзажи, от которых одна тоска. Илья усмехнулся и толкнул его в бок.
 — Вот мать обрадуется!
 Отец повернулся, мрачно посмотрел на улыбающегося сына.
 — Чему?
 — Как это чему? Тебя, наконец, увидит. Давно хотела.
 Отец помотал головой и мрачно сказал.
 — Я не пойду к ней. Лучше у тебя поживу.
 — Да чего ты её боишься? — засмеялся Илья. — Она тебя ждет. Встретит с распростертыми объятиями. Можешь быть уверен.
 — А-а, — отец махнул рукой и отвернулся к окну. Немного попялился в грязное стекло. — Всю жизнь себя проклинаю. Зачем её бросил? Такая женщина! Я таких потом не встречал.
 — А зачем бросил-то? — Илья давно уже знал, зачем и почему, давно они уже с этим всем разобрались, но ему хотелось отца как-то поддеть. Отец расчувствуется и расскажет в двухсотый раз историю своей жизни. Все-таки веселей ехать.
 — Дурак был, — откровенно признался Терентич. — Другую встретил, думал, лучше. Какой лучше! Такая мегера! Страшно вспомнить. А твоя мать — ангел! Золотая женщина.
 Илья аж подскочил. Вот до такой откровенности отец ещё никогда не доходил в своих воспоминаниях! Про все рассказывал, но чтоб вторую жену мегерой назвать! А уж такого признания, что первая намного лучше, никогда не слышал.
 — Так возвращайся ты к ней, дурило. Что вы как не родные, по разным углам живете? И мне спокойней будет. Мало ли что случится. А то у меня сейчас совсем времени нет с вами возиться.
 Отец посмотрел на него строго.
 — А вот этого не надо. На это у тебя время должно быть всегда.
 На фирме Кизлякова уже копали сотрудники отдела по экономическим преступлениям, или как их все называли, «экономисты», но они пока ничего интересного не обнаружили. Все соответствовало законодательству о частном предпринимательстве, бухгалтерская документация была в порядке, финансовая отчетность не вызывала претензий. Но все прекрасно понимали, что Кизлякова заказал не сосед по даче, которому показалось, что Кизляков оттяпал у него сотку земли, а кто-то из ближайшего окружения, тот, кто был заинтересован в его бизнесе и имел веские основания этот бизнес присвоить. И на этого некто можно выйти только через тотальную проверку финансовых документов.
 Если киллер оставляет на месте преступления упавший волос, оторвавшуюся пуговицу, окурок, след от ботинка и пару гильз, то заказчик убийства оставляет после себя только несколько цифр на счету, указывающие на то, что некая крупная сумма была кому-то перечислена. Ведь деньги никогда не перетекают из рук в руки, не оставив при этом даже закорючки на какой-нибудь бумажке. Деньги любят счет, а значит, любая сумма должна быть где-то зафиксирована. Надо только умудриться эту бумажку найти.
 — Скорее всего, Ларионов успел все хорошо подчистить, прежде чем убирать компаньона, — предположил Костя. — Поэтому и радуется, гад.
 — Не торопись с выводами, — буркнул Самохин. — Нужна хотя бы зацепка для подозрений. Я уж не говорю про достаточное основание. Излишняя нервозность — это не основание.
 Оперативники застали Ларионова на месте. На сей раз он был спокоен, как монумент, и ничем не выражал волнения или нервозности. А чего, спрашивается, волноваться, если оперативникам так и не удалось что-либо раскопать? Поволновался и будет. Вот когда они найдут хоть что-нибудь, тогда и надо будет дергаться.
 Когда полковник с капитаном ввалились в его кабинет, Ларионов даже не счел нужным встать из-за стола, чтобы их поприветствовать. Похоже, он уже чувствовал себя полновластным хозяином фирмы и всех остальных людей считал своими подчиненными.
 — Ну как, проверка выявила какие-нибудь нарушения? — самодовольно спросил он, словно заранее знал ответ.
 — Пока нет, — ответил Самохин. — Проверка ещё не закончена. К сожалению, на это нужно слишком много времени.
 — Ну что ж, проверяйте. — И Ларионов откинулся на спинку кресла. Уголки его рта дернулись в едва заметной улыбке. Никто бы этого не заметил.
 Но полковник заметил и слегка поморщился. Нет, что-то в поведении Ларионова явно настораживало. Вчера он дрожал от каждого вопроса, сегодня улыбается. Чем объяснить такую смену настроений? Может быть, хорошо замел следы? И радуется, что остался чистеньким? Ничего, как ни заметай, что-нибудь все равно останется. Только искать дольше.
 — Мы бы хотели задать вам несколько вопросов, — сказал Самохин, без приглашения усаживаясь в свободное кресло. Костя занял соседнее, тоже заметив перемену в Ларионове. Они переглянулись и поняли друг друга без слов — коммерческий директор уверен в своей безнаказанности — это написано у него на лице. Большими буквами.
 — Задавайте, — Ларионов равнодушно пожал плечами. — Если я смогу вам чем-нибудь помочь…
 — Видите ли, мы столкнулись с неким непонятным фактом. — Полковник многозначительно посмотрел на Корнюшина, и Костя понял, что ему лучше пока в разговор не влезать. — Вчера вы говорили, что между вами и Кизляковым не было никаких разногласий. Вы были полностью согласны во всем и всегда добивались единения во взглядах. Но вот его вдова утверждает, что буквально месяц назад у вас произошла крупная ссора. Как вы можете объяснить такое противоречие?
 На лице Ларионова не дернулся ни один мускул. Казалось, что он предполагал такой вопрос и знал на него ответ.
 — Никак. Все люди разные. Одни воспринимают что-то так, другие воспринимают то же самое совсем иначе. У нас с Борисом были размолвки, которые совершенно не отражались на наших отношениях. Такие ссоры происходили у нас постоянно. Даже, извините, у супругов бывают ссоры. Ну вот, а Татьяна восприняла эту размолвку чуть ли не как драку.
 — А из-за чего все-таки была эта размолвка? — уточнил Самохин.
 На лице Ларионова выразилось неприкрыто недоумение, словно он даже не догадывался, о чем речь идет.
 — Если вы мне скажете, какую ссору вы имеете в виду, я постараюсь вспомнить, из-за чего она произошла. Я же говорю, мелкие ссоры у нас происходили постоянно. Практически любое нововведение вызывало спор.
 — Например? — не вытерпел Костя. Все ему хотелось подловить Ларионова на какой-нибудь откровенности. Вдруг Ларионов возьмет и ляпнет что-то такое, что потом можно будет опровергнуть.
 — Ну, например… — усмехнулся Ларионов. — Борис хотел приобрести крупную партию телевизоров самых последних моделей. Собрался удивить этим нашего покупателя. Мое мнение было другим. Я ему его и высказал. Во-первых, нашего покупателя ничем не удивишь. А во-вторых, он лучше купит прошлогоднюю модель подешевле, чем будет отстегивать вдвойне за новяк с какими-нибудь наворотами.
 — И кто оказался прав?
 — Оба. Мы пришли к этому, как его называют… консенсусу. Взяли пять новых моделей и десять старых. Пошло. Кто хотел новяк, тот взял новую, кто хотел подешевле, купил старую. Вот и все. Тут важно угадать, что в данный момент больше подходит потенциальному покупателю. Если народ богатеет, то будет хватать последний писк, не глядя на цену. А если после очередного кризиса станет беднее, то лучше не раздражать его запредельными ценами. Таковы законы отечественного бизнеса, господа.
 Костя хмуро смотрел на Ларионова, пока он читал лекцию о ведении бизнеса. Не нравится ему этот тип, ох, не нравится! Объясняет им, как школьникам, прописные истины и надеется тем самым завоевать их доверие. Не завоюет!
 — Это не ссора, — проворчал капитан. — Это производственное совещание, на котором решается, что лучше сажать, капусту или картошку. Вряд ли после такой ссоры Кизляков пришел бы домой в раздраженном состоянии и поливал бы вас последними словами. Как утверждает его жена.
 Выпад Кости вывел немного Ларионова из равнодушного состояния, но не надолго.
 — Так утверждает Татьяна? Ну вот у неё и спросите, почему Кизляков был в таком состоянии. Мне, знаете ли, трудно разъяснять утверждение женщины.
 Самохину тоже не понравился тон Ларионова. Уж очень нагло он себя начал вести после того, как убедился, что схватить его не за что. Откровенно нагло. А зря. Это только раздразнит их, оперативников, и они будут копать ещё глубже и глубже, пока не вытащат на поверхность какое-нибудь дерьмо.
 — Скажите, вы с ней всегда были в натянутых отношениях?
 — Почему же? Совсем наоборот. Мы дружили, так же как и с Борисом. Даже можно сказать, мы дружили семьями. Повторяю, если вы меня в чем-то подозреваете, то вы заблуждаетесь. Я не мог поднять руку на Бориса. Не мог!
 — А кому перейдут шестьдесят процентов акций, которые принадлежали Кизлякову? — вдруг спросил полковник. — Его жене или вам?
 Ларионов и ухом не повел.
 — Конечно, Татьяне. Можете это легко проверить у юриста. Так что теперь мы с ней компаньоны. Правда, сомневаюсь, чтобы она что-нибудь смыслила в бизнесе. Придется везти весь воз на своих плечах. Поверьте, это нелегко. Видите, у меня нет абсолютно никаких мотивов устранять Бориса. Разве это не доказывает мою невиновность?
 — Доказывает, — Самохину пришлось с этим согласился.
 Но не согласился Корнюшин.
 — Мотивы могут быть и скрытые, — проворчал он.
 Ларионов посмотрел на него недоброжелательно, но не стал лезть на рожон. Лучше с ментами не спорить. Это бесполезно и даже рискованно. В конце концов, это они должны доказывать его виновность, а не он свою невиновность. Так, кажется, утверждает уголовно-процессуальный кодекс. Надо будет проверить на всякий случай, а то этот кодекс каждый год переписывают, могут и изменить редакцию.
 — И последний вопрос, — сказал Самохин. — Мы установили, что Кизляков буквально неделю назад взял кредит на сумму в сто шестьдесят пять тысяч долларов в «Сигма-банке», заложив свою квартиру и часть акций фирмы, которые ему принадлежали. Вы об этом что-нибудь знали?
 — Допустим, знал, — спокойно кивнул Ларионов. — Ну и что из этого?
 — И на что ему нужна была такая сумма?
 Ларионов удивился.
 — Разве вам Татьяна не сказала? Борис хотел купить загородный особняк. — Он вздохнул. — Но, к сожалению, так и не пришлось.
 — И где теперь находятся эти деньги?
 — Очевидно, на его счете в том же «Сигма-банке». Вы же знаете, что коммерческие банки дают кредиты только своим клиентам. Кстати, этот счет тоже перейдет по наследству Татьяне. Но, скорее всего, ей придется отказаться от кредита и вернуть все деньги банку. Теперь ей особняк ни к чему.
 Ларионов развел руками и даже слегка улыбнулся, снимая этим с себя всякую ответственность.
 Но Самохин посчитал разговор незаконченным и, когда они покинули его кабинет, распорядился заняться коммерческим директором вплотную. А для начала проверить личный счет Кизлякова в «Сигма-банке». Возможно, этот счет, вернее, оставшаяся сумма на этом счету подскажет какой-нибудь ход.
 Костя же откровенно считал, что заказчиком убийства является Ларионов.
 — Наверняка, компаньоны не поделили капитал и решили разбежаться, — уверено выдвинул он свою версию. — И чтобы не убегать с пустыми руками, коммерческий директор решил прихватить всю наличность.
 Самохин лукаво прищурился.
 — Ну, вот и попытайся это доказать!

 Глава 8

 Дверь открыла Марина. Она удивленно уставилась на отца, словно увидела живьем того, кто давно покоится в мавзолее. Человек вроде собрался на тот свет и даже сообщил об этом телеграммой, и вот он тут, жив-здоров, да ещё и бодр, как легкоатлет. Даже муж в сравнении с ним проигрывает по всем очкам. Худ, бледен и кажется смертельно уставшим после дальней дороги. Она так и не смогла произнести ни слова, пока Илья с отцом входили в прихожую.
 — Здрасьте! — несколько смущенно проговорил отец.
 — Здрасьте, Николай Терентич, — наконец выговорила Марина, придя в себя. — Никак не ожидала увидеть вас в добром здравии.
 — Сам удивляюсь! — пожал плечами отец. — Думал, уже все, конец. Даже соседку предупредил, если что.
 Илья вспомнил о милых отношениях папани с соседкой и заметил:
 — Слухи о его смерти оказались сильно преувеличены. Соседкой. Чтобы он не расстраивался, вот, уговорил его к нам приехать, погостить.
 — Ну что ж, погостить, так погостить, — без всякой радости пробормотала Марина.
 Но тут из своей комнаты вышла Лена. Она удивилась появлению деда не меньше матери. Женщины вообще более доверчивы и легко поддаются на провокацию.
 — Дед, ты разве не умер? А мы-то думали…
 — Лена, ты что! — одернула её мать.
 Но деда это ничуть не смутило. Он так рад был встрече с внучкой, что такие мелочи, как разговоры о его смерти, его не трогали. Он осмотрел Ленку со всех сторон. Внучка была уже чуть ли не на голову выше него. Этого дед пережить не мог.
 — Так, это кто, Ленка? Не узнать! Почему не помер, говоришь? А я, Лена, передумал. Собрался было уже, а потом думаю, рановато. Дай ещё поживу.
 — Да вы, Николай Терентич, ещё нас переживете, — кисло проговорила Марина. — На природе-то чего не жить! Это мы тут в чаду.
 Илья попросил Марину накрыть что-нибудь на стол и повел отца в комнату.
 — Посиди пока, отдохни с дороги.
 Терентич плюхнулся на диван, словно собрался его продавить.
 Марина состроила недовольную гримасу и пошла на кухню. Илья двинулся следом за ней, чтобы успокоить её. Мол, отец погостит денек у них и переберется к матери.
 — Зачем ты отца с собой привез? — Она сразу расставила все точки над «и». Свекор, он конечно, хороший человек, но характер у него ещё тот. Долго терпеть его присутствие никому не под силу.
 — Как зачем? — удивился Илья. — Что он там один в своей деревне? Мало ли что случится! Говорит, у него сердце покалывает. Пускай у нас поживет немного.
 Марина грохнула по плите сковородкой, показывая, насколько она недовольна самодеятельностью мужа. Вообще-то, надо сначала интересоваться её мнением, а потом привозить домой кого бы то ни было.
 — Я думаю, он там не страдал от одиночества.
 Илья виновато пожал плечами.
 — Я матери обещал. Пускай повидаются. Давно хотел их вместе свести.
 — Вот и отвези к ней.
 Илья, конечно, предполагал, что жена не будет прыгать от счастья, когда они с отцом заявятся в дом. Но нельзя же прогонять его в первый же день. Он полез в холодильник за пивом, которое уже давно там томилось, да все было недосуг его выпить. И вот теперь настал подходящий момент. Поставил бутылки на стол.
 — Завтра, Марин, отвезу. Дай человеку отдохнуть с дороги. Мне с ним все равно сидеть некогда. Теперь такими делами займусь, жуть!
 Марина отмахнулась.
 — Ой, не говори, не надо!
 Отец, пребывавший в неведении относительно своей дальнейшей судьбы, тем временем беседовал с внучкой. Лена присела напротив него и откровенно рассматривала деда, словно он был неким музейным экспонатом.
 — Хорошо выглядишь, дед. Бодрый такой, крепкий. А ты помирать собрался. Тебе твоих лет ни за что ни дать!
 Терентич присмотрелся к ней повнимательней. Он даже несколько растерялся в обществе этой уже почти взрослой девушки.
 — Ну, Лена! Думаю, что за женщина. Сколько же тебе лет?
 — Пятнадцать.
 Терентич хмыкнул и покачал головой. Надо же, как время летит. Он-то думал, тут ещё в подгузниках ходят, а оказывается, уже надо о замужестве беседовать.
 — Небось, уже с ребятами гуляешь? — осторожно задал он наводящий вопрос.
 Лена не стала скрывать своих отношений с другим полом. Она вообще была в этом плане довольно свободомыслящей.
 — Гуляю.
 Терентич покачал головой.
 — Эх, смотри, девка, не нагуляй. А то матери в подоле принесешь.
 Лена вскочила с кресла, весело хлопнула деда по плечу.
 — Не принесу, дедуль! Я предохраняюсь. Безопасный секс, называется. Слышал, нет?
 — Чего-чего? — изумился Терентич. — Я-то думал, ты ещё в куклы играешь…
 — Ага, играю!
 И Лена ускакала к себе в комнату. Там было нечто более интересное, чем беседа со стариком. Терентич посидел немного, поднялся с дивана и поплелся на кухню.
 Зашел, придирчиво осмотрелся, сел на табуретку.
 — Ну и дела у вас тут! Безопасный секс.
 — Это вы о чем? — не поняла Марина.
 — Да так! — отмахнулся Терентич. — Хорошо у вас тут. Просторно. Мне нравится. Только беспорядок. Бардак! Я вам тут порядок наведу.
 Марина косо посмотрела на Илью. Так, начинается! Даже если дед останется только на один день, он тут такой порядок наведет, что они потом месяц разгребать будут. Илья виновато пожал плечами.
 — Давай, отец, завтра к матери поедем. Повидаешься.
 Терентич поднялся с табуретки и принялся осматривать кухню, по ходу дела брал кухонные принадлежности, вертел в руках, пробовал в работе. Нажал какую-то кнопку на миксере. Тот противно зажужжал.
 — Потом, — отмахнулся он.
 — Как потом! Как потом! — заволновался Илья. — Я тебя для чего привез? Чтоб ты тут миксером жужжал?
 Отец мрачно посмотрел на него, и Илья заткнулся.
 — Я что, чемодан? Привез! Я сам приехал. Сначала у вас поживу, а там посмотрим. — И решив выяснить все до конца, спросил напрямик. — Вы что, против?
 Марина состроила недовольную гримасу и замялась.
 — Не против, конечно. Только мы работаем. А Лена учится. Целый день никого. Как вы тут один будете?
 Илья тоже решил перейти в наступление.
 — А у меня, между прочим, вообще работа новая. Меня теперь дома целыми днями не будет.
 Терентич разглядывал через окно захламленный двор. И двор ему очень не нравился. Не чувствовалась в этом дворе хозяйская рука. Словно люди жили в доме приезжие, которым до дворовой эстетики нет никакого дела. Но похоже, люди жили тут не один десяток лет. Вот так вот живут десятилетиями и ходят через помойку. Будь он тут главным дворником, он бы быстренько навел порядок.
 — А я и не прошу. Работайте, если надо. Жизнь… она покажет, что важнее, — загадочно пробубнил он.
 Илья тем временем достал из кармана пиджака визитку, взял трубку телефона, набрал номер.
 — Это Роман? Здравствуйте! Меня зовут Илья. Я от Федора. Он вам случайно не говорил про меня. Говорил, да! Какой у вас есть товар? Сколько-сколько? Целый вагон! Куда подъехать? Хорошо, завтра в десять буду!
 Он положил трубку и обвел собравшихся радостным взглядом. Но собравшиеся как-то вяло реагировали на его радость. Даже, можно сказать, совсем никак не реагировали. Отец хмуро смотрел в окно. Жена возилась у плиты, второпях готовя ужин.
 — Все, дело пошло! — тогда сказал он. — Это, Марин, не колбасу возить! Целый вагон компьютерной техники: принтеры, мониторы, системные блоки. Представляешь!
 Марина пожала плечами. Она это плохо себе представляла. Ну что вагон, вагон на хлеб не намажешь. Пока зеленые бумажки не зашуршат в руках, никакими вагонами её не удивить.
 — Я в свое время технику поездами отправлял, — буркнул отец, не отрываясь от окна. — Боевую, конечно.
 — Значит, это дурная наследственность, — тяжко вздохнула Марина.
 Офис фирмы «Феникс» располагался в центре города в здании несуществующего ныне НИИ. Что стало с НИИ и чем оно занималось несколько лет назад, оставалось только догадываться, а вот что стало с его корпусами, нечего было и гадать. Отремонтировав лет тридцать не ремонтируемые помещения, в них въехали всевозможные фирмочки, занимающиеся теперь черт знает чем. В вестибюле за стойкой ресепшена сидел охранник, тупо глядя в крохотный телевизор. Вместо картинки с физиономиями проходящих через главный вход на экране шел футбол. Игроки лениво бегали за мячом, изредка шпыняя его в направлении ворот. Илья понаблюдал за ними немного, пытаясь хоть как-то привлечь внимание охранника, но не привлек, и просто сунул ему свой паспорт.
 — В фирму «Феникс». Должен быть заказан пропуск.
 Охранник, нехотя оторвался от экрана, сверился со списком.
 — Ага, есть. — Он сделал запись в журнале, срисовав с паспорта фамилию. Вернул паспорт Илье. — Проходите.
 Илья поднялся на лифте на третий этаж, прошелся по коридору со стоящими по углам женскими парочками, томно дымящими друг в друга, и нашел нужную дверь. За дверью располагалась приемная, в приемной сидела секретарша — молоденькая девица, лениво красившая длинные коготки. Похоже, весь день никаким другим занятием она себя не обременяла.
 — Я Горелов, — сказал Илья. — Мы договаривались с Романом на десять.
 — Проходите, — бросила девица, кокетливо стрельнув глазками, и стала красить коготки дальше.
 Илья толкнул дверь в кабинет.
 Живенький, крепенький молодой человек сидел за большим письменным столом и стучал клавишами на клавиатуре. Его кабинет был обставлен по последнему слову: мягкий ковер, шикарные кресла, мини-бар, экзотические растения. Что ещё нужно для полноценной творческой бизнесменской деятельности? Пожалуй, только немного фантазии, способность просчитывать варианты и тяга к риску. А хороший интерьер способен скрасить скуку в моменты творческого застоя.
 — Илья Горелов. — Протянул руку Илья.
 Бизнесмен приподнялся, пожал руку, опустился обратно в кресло.
 — Роман. Можно просто Рома.
 — Федор мне порекомендовал обратиться к вам…
 — Ага, ясно! — кивнул бизнесмен. — А что, у самого Федьки руки не доходят?
 — Нет, — Илья помотал головой. — Занятой человек.
 — Занятой, — усмехнулся Роман. — По ресторанам да по саунам таскается. А все пашут на него, как проклятые.
 — Заставить пахать тоже надо уметь, — заступился за Федю Илья. Все-таки человек хочет ввести его за ручку в большой бизнес. Стоит ли сразу начинать с перемывания его косточек.
 Роман оценил преданность шефу, но он имел свое собственное мнение о партнерах. В бизнесе, вообще, как-то не принято хвалить партнеров. Вечно они что-нибудь напортачат или недопоставят. Всегда проще свалить свою вину на других.
 — Не могу сказать ничего плохого — организовать дело может. Но надо и самому как-то участвовать. А то думает, дело начал, можно руки умывать.
 Илья пожал плечами.
 — Наверное, ему достаточно общего руководства. Главное, чтобы все игралось по нотам.
 — Ну, да, слышали. Он тебе понарассказывает. Пианист!
 — В общем, я у него недавно работаю, — признался Илья.
 — А, не втянулся еще. — Роман зевнул и уткнулся в компьютер.
 Илья понял, что пора переходить к делу.
 — А что за товар?
 Роман пощелкал ещё немного на клавиатуре, перевел удивленный взгляд на Илью, словно только что увидел в своем кабинете постороннего человека. Вспомнив, о чем речь, спохватился.
 — А-а, товар! Да есть у меня тут приличная партия оргтехники. Мониторы, ксероксы, факсы, принтеры, ноутбуки. Целый вагон! Надо побыстрее скинуть. Бабки нужны. А оптом никто брать не хочет. Предложил Федьке по дешевке. Почти задаром. Как старому знакомому. Другой бы давно забрал. А этот, блин, пока раскачается!
 — Могу я посмотреть перечень? — напрягся Илья. Если товар живой и дешевый, то можно им заняться вплотную. Чтобы доказать некоторым, что и он чего-то стоит.
 — Конечно. — Колобродов выдвинул ящик стола, уткнулся в него с головой, стал рыться в бумагах. — Где-то у меня прайс был? Кончились, что ли? Надо ещё распечатать. А вот, последний экземпляр.
 Он вынырнул из-за компьютера, протянул Илье несколько листков с густо отпечатанным текстом. Илья принялся его изучать.
 Насколько он мог судить, основываясь на своем знакомстве с конъюнктурой рынка, техника была новая, ещё не успевшая устареть в стремительно меняющемся технологическом буме, цена же на неё была вполне приемлемая, ещё не взлетевшая после очередного финансового кризиса. Техника хорошая, уйдет в улет. На неё сейчас спрос огромный. Сколько он просит за все? Пятьдесят пять тысяч у.е. Значит, на перепродаже можно сорвать чистыми тысяч пятнадцать баксов. Черт возьми, чистыми — пятнадцать тысяч! И всего за какие-нибудь пару недель, пока он будет скидывать товар по отдельности. Заманчиво! Но где взять такие бабки? Пятьдесят пять тысяч долларов! Етит твою мать! Ему не в жизнь таких денег не собрать. Если только…
 — Я могу взять это с собой? — Илья махнул листками.
 — Бери, конечно. — Роман пожал плечами. — Если тебя товар заинтересовал.
 — Товар хороший, спора нет. Цена тоже подходящая. Есть только одна небольшая финансовая проблемка. Но, попробую её решить… А я могу взглянуть на товар, так сказать, лицом?
 Рома выразил крайнее недоумение, как будто Илья предложил ему взглянуть не на технику по списку, а на содержимое его сейфа, который торчал в углу кабинета.
 — Посмотреть? Зачем?
 — Чтобы быть уверенным в наличии товар. Может быть, я возьму всю партию целиком.
 Колобродов довольно хмыкнул. Вот такие партнеры ему нравятся. Которые не торгуются и сразу соглашаются на сделку. Таким и товар показать приятно. Даже если для этого нужно оторвать зад от кресла.
 — Посмотреть-то можно. Чего не посмотреть? Только у меня сейчас времени нет ни хрена. Давай завтра?
 — Идет! — Илья вылез из кресла. — Не буду больше отвлекать.
 Он протянул руку, хотел попрощаться и уйти, но Колобродов о чем-то напряженно думал, сосредоточенно глядя куда-то в пол. Наверное, увидел там, на полу, валявшееся под ногами решение всех своих проблем.
 — А завтра у меня что, время будет? — Он вскинул левую руку, бросил взгляд на «роллекс». — Ладно, если тебе так надо, поехали на склад. Думаю, за полчаса обернусь.
 Он вылез из кресла, двинул к двери и вылетел в приемную.
 — Светик, я отъеду на полчасика. Ко мне должны прийти, скажи, чтоб подождали.
 — Хорошо, Роман Андреич, — ехидно улыбнулась секретарша и выложила на задранную голую коленку журнал мод. Коленки у неё были загорелые и круглые, и она ими умело дирижировала, заставляя мужчин забывать о делах и разглядывать её ножки. Она словно говорила этими коленками: «Мужики, вы тут особенно не напрягайтесь, на свете есть кое-что и поинтересней ваших дурацких дел».
 Они подъехали к складу на машине Колобродова — новеньком сверкающем «опель-кадетте». Склад располагался на первом этаже какого-то бывшего проектного института, имел два окна, забранные решетками, и стальную дверюгу с мощнейшим замком. Роман выудил из кармана ключ, откупорил замок и распахнул дверь. В ответ противно запела внутренняя сигнализация. Он пощелкал кнопками на пульте, вырубил сигнализацию и включил свет.
 Все помещение было заставлено импортными коробками с надписями ведущих компьютерных фирм. Коробки громоздились друг на друга, занимая практически все свободное пространство и оставляя для прохода полметра пустого пола.
 Илья прошелся вдоль штабелей коробок по этому узкому проходу.
 — Да, техника хорошая! — восхитился он.
 Роман удовлетворенно кивнул, мол, плохого не держим.
 — Вся техника самых последних модификаций. Только лучшие модели. Вагон из Южной Кореи неделю назад пришел. Сам бы раскидал, да времени нет. Если через три дня всю партию сразу не сдам, буду по частям отдавать.
 — А что, это сложней? — поинтересовался Илья.
 — Не скажу, сложней, но дольше. Пока покупателей найдешь. Месяц точно ухлопаешь. Гораздо проще кому-нибудь одному сдать.
 — Да, — вздохнул Илья, проглядывая ещё раз прайс. — Сумма вроде вполне приемлемая…
 Колобродов со злостью сплюнул.
 — Да смех! Пятьдесят пять тысяч баксов за всю партию. Если б я Федьке не обещал, давно бы уже сдал. С руками бы оторвали. А он все не чешется! Лень-матушка. Проваландался две недели. Я бы за это время десяток мелких оптовиков нашел.
 — Может, у него времени нет всем этим заниматься? — высказал предположение Илья.
 — Ага, времени, — согласился Колобродов. — И желания. И мозгов.
 Федя Петелин развалился в своем кресле, задрав ноги на стол. Насмотрелся, видно, американских боевиков. Ему бы ещё ковбойскую шляпу, да сигару в зубы. Одно мешает — харю поменьше бы наел, тогда, глядишь, за ковбоя и сошел. За его спиной мирно плавали пучеглазые твари в подсвеченном синим светом аквариуме.
 — Ну и что, вагон! — лениво сказал он. — Мелочь. Я думал, у него там тысяч на двести баксов. Чтобы навар приличный был.
 — Так он за бесценок отдает, — убедительно сказал Илья. — Я узнавал. Цены бросовые. Дешевле никто не продает. Ему просто срочно продать нужно. Поэтому и цены сбросил.
 Федя взял прайс-листы, принялся внимательно их изучать, наморщив лоб, и по его презрительному фырканию можно было легко догадаться, что он видал и не такое.
 — Нет, здесь больше пяти штук не наваришь, — без всякого интереса сказал он и отложил листки в сторону, как не представляющие больше никакого интереса. — Не стоит и связываться. Больше времени потеряешь.
 — За пять штук можно и повозиться, — обиженно сказал Илья, забрав прайсы. — Но мне кажется, штук пятнадцать точно можно наварить.
 Федя махнул рукой, лениво зевнул. Илье даже показалось, что он сейчас закроет глаза и захрапит. Да, при такой лени и пять штук — не деньги. Вот только он сам вполне согласен повозиться, даже если для этого надо будет три дня бегать, по выражению Феди, как пони по кругу.
 — Возись, если хочешь, — бросил Федя. — Меня этот товар не интересует. Мало навара.
 — Конечно, хочу, — обрадовался Илья. — Пятнадцать штук на дороге не валяются. С чего мне надо начать?
 — Как, с чего? — хмыкнул бизнесмен и начал устало объяснять, словно объяснял это по десять раз на дню. — Найди деньги, выкупи товар, потом найди покупателя, сдай ему все вдвое дороже. И бабки в карман. Что я тебе объясняю! Ты сам бизнесмен. Просто крутиться надо.
 Илья задумался.
 — А если сделать проще? Найти покупателя, свести его с этим Романом Колобродовым и взять процент за посредничество?
 Федя чуть не подавился от смеха. Смеялся так, что живот подпрыгивал и сотрясался, готовый вот-вот выпрыгнуть из штанов.
 — Какие проценты! Ты что, Илья! Больше трех тебе никто не даст. Это копейки! Один раз в ресторане пообедать. Да ещё если покупатель порядочный попадется. А то сведешь его с Романом, они сделку оформят, а тебя кинут, как лоха. Вообще ничего не получишь! Выкупать товар надо. И надежней, и выгодней!
 — Выкупать… — Илья сник. Он и сам понимал, что проще выкупить, а потом сдать по частям. Только в таком варианте есть одно непреодолимое препятствие. — Где я пятьдесят пять тысяч найду? Ну, где? Если только ты выделишь? Под процент от сделки.
 — Я? Откуда? — Федя пренебрежительно усмехнулся. — Я три дня назад двести тысяч отправил в Германию на проплату контракта. У меня свободных денег — на завтра пообедать и все!
 Он спустил ноги на пол и нажал какую-то кнопку на переговорном пульте.
 — Верка, хватит трепаться по телефону! Кофе неси. И пожрать чего-нибудь.
 Илья тяжело вздохнул и махнул рукой.
 — Тогда ничего не выйдет! Без денег не стоит и связываться.
 — Почему не стоит? — лениво изрек Федя. — Бабки всегда достать можно. Было бы желание.
 — Где достать? — наивно поинтересовался Илья.
 Федя аж подскочил. Скинул ноги со стола на пол и выпучил глаза, словно был одним из обитателей своего аквариума.
 — Ну, ты как вчера родился, Илья, ей-богу! Просто детский сад!
 Вошла Верочка с подносом. Повертела круглым задом, обтянутым короткой юбкой, поставила на стол две чашки с дымящимся кофе и тарелку с бутербродами. Федя хлопнул её по заднице и схватил бутерброд. Верочка не успела дойти до двери, как он его уже проглотил и потянулся за следующим. Секретарша презрительно посмотрела на шефа.
 — Хватит? Или ещё нарезать?
 — Еще давай. — С набитым ртом промычал Федя. — Видишь, нас двое. Мы голодные, как черти! А то сейчас твои булки съедим.
 Секретарша недовольно хмыкнула и удалилась, нарочито вертя задом.
 — Так где деньги достать? — напомнил Илья о своей проблеме.
 Федя прожевал бутерброд, почти целиком засунутый им в рот, плеснул в кофе коньяка, отпил глоток, проглотил и, отфыркиваясь, сказал:
 — Ну, как где? Как где? Где я достаю. Где все достают. В банке.
 Илья искренне изумился такому совету. Вот про банк он даже не подумал. Получить кредит в банке — это слишком сложная процедура, чтобы брать её в расчет.
 — Да это сколько возни! Целый месяц пройдет, пока они проверят платежеспособность, пока то, пока се…
 Федя слопал все бутерброды, так и не доставшиеся Илье, одним глотком махнул остатки кофе и стал облизываться, как кот. Наконец, сказал:
 — Да ну! Нет ничего проще! Есть у меня один знакомый банкир прикормленный. Заведует отделом кредитования в «Сигма-банке». Я у него всегда беру. Не задаром, конечно. Свой откат имеет. Зато дает льготный кредит под небольшой процент без всяких проволочек. Я ему звякну, он тебе тоже даст. Заложишь что-нибудь и все дела. Без залога он не дает. Не положено.
 — А что заложить? — насторожился Илья.
 — Как что? Квартиру, например. Или фирму. Я всегда квартиру закладываю. У меня хата большая, много бабок под неё дают.
 Илья задумчиво покачал головой.
 — Не хотелось бы квартирой рисковать. Все-таки семья…
 Федя откровенно засмеялся, ударил ладонью по столу. Да, новый партнер продолжает удивлять его своей простотой. Видно, парень ещё не имел дел в крупном бизнесе, если его пугают подобные финансовые операции.
 — Да чего там рисковать? Риска никакого! Заложил хату, получил бабки, взял товар, сдал, кредит вернул, хата твоя. И живи себе!
 Илья махнул рукой.
 — Ладно! Решено! Попробую взять кредит! Жалко такую партию упускать!
 — Давай, Илья, — одобрил Федя. — Начинай крутиться. Кто не рискует, тот не пьет шампанского. И не ходит в сауну с девочками. Ну-ка дай сюда прайс!
 Илья положил ему на стол прайс-листы. Федя сгреб их и сунул в одну из папок.
 — Скажу своему экономисту. Он тебе эти цены процентов на сорок увеличит. Будешь покупателю показывать.
 Посещение оперативниками «Сигма-банка» принесло свои плоды. Открылись довольно интересные факты. Сначала, правда, этот самый проклятущий банк вознамерился скрыть коммерческую информацию, ссылаясь на свой дурацкий устав. Однако Самохин лично пообещал устроить в банке тотальную проверку финансовой деятельности за те без малого пять лет, что он существует. Руководство банка, конечно, испугалось, что «экономисты» из управления вскроют истоки первоначального накопления капитала, когда банк устроил изъем денег у населения путем вовлечения его в пирамидальную игру, и решило отмазаться раскрытием коммерческой тайны одного из своих клиентов, тем более, уже умершего. И оказалось, что Кизляков действительно взял кредит в сто шестьдесят пять тысяч долларов, отдав под залог собственную четырехкомнатную квартиру и акции своей фирмы, но буквально в этот же день перечислил всю сумму на другой счет, принадлежащий строительной фирме «Лика-строй», в качестве предоплаты за трехэтажный особняк в самом престижном пригородном районе.
 Но самым интересным фактом оказался такой — часть суммы с этого другого счета была обналичена, часть ушла в неизвестном направлении и осела в каком-то банке. Более того, фирма «Лика-строй» прекратила свое существование практически на следующий день после получения предоплаты, а по её юридическому адресу уже успела заселиться совершенно другая фирма, торгующая холодильниками и пылесосами. Паспортные данные совладельцев фирмы «Лика-строй», которые подписывали договор подряда на строительство особняка, оказались, конечно, липовыми, и кто скрывался за ними, установить теперь так же невозможно, как вернуться во времени на два дня назад и позвонить Борису Кизлякову с утречка пораньше, предупредив его, чтоб он не выходил из дома.
 Вот такие факты выложили полковнику Самохину Костя Корнюшин, Юра Тарасенко и сотрудник отдела по экономическим преступлениям Олег Панкратов во время короткого оперативного совещания в его кабинете.
 Олег Панкратов уже досконально изучил документы, изъятые из домашнего сейфа Кизлякова: копию залогового обязательства, копии счетов строительной фирмы, договор подряда. Все пытался найти зацепку, которая бы натолкнула его на какой-нибудь след, дала бы хоть какое-нибудь направление поиска. Нет, все было составлено идеально грамотно, в полном соответствии с законодательством. Не подкопаешься. Это подтвердили юристы.
 — Что-то здесь не так! — бормотал он. — Не могут документы быть составлены идеально. Не бывает этого в природе.
 Капитан знал по опыту, что в любом документе всегда можно найти какую-нибудь неточность, даже в самом подлинном и составленном по всем правилам. А уж в сфальсифицированном документе таких неточностей может быть масса. Поэтому его крайне удивило то, что составители документов действовали настолько грамотно. Ведь даже профессионалы порой делают ошибки в документах, к которым они давно привыкли. Они просто не знают, что делают ошибки, и все. Похоже, в этом случае ошибкой может стать именно абсолютная грамотность составления. Именно эта псевдоошибка и выведет на след.
 — Дело в том, что у каждого документа есть свой почерк, — стал объяснять Панкратов свои подозрения. — Не почерк составителя, а почерк документа. Вот, допустим, на залоговом обязательстве указана должность банковского сотрудника полностью — заведующий отделом кредитования Разумовский В.А. Обычно пишут короче — «Зав. отд.». Месяц в дате заключения договора указан римскими цифрами, а не арабскими. То же самое можно найти и на договоре подряда. Вот, смотрите, здесь тоже месяц даты указан римскими цифрами. Возможно, это только совпадение, но… всякое может быть.
 — Ну и что нам это дает? — поинтересовался полковник.
 — Как что? Теперь если мне попадется ещё какой-нибудь документ с такими же опознавательными деталями, вполне можно предположить, что их составляла одна рука. И если этот третий документ будет официальным, то мы узнаем имя его составителя.
 — Остается только найти документ с похожими ошибками среди документов фирмы «Кемикс», — подхватил идею Костя. — Я так думаю, что именно Ларионов выманил у Кизлякова весь его кредит.
 Корнюшин твердо придерживался мнения о виновности коммерческого директора. Вот не понравился ему директор, и все тут! Чем, трудно сказать. Наверное, своим пренебрежительным отношением к оперативникам, чего Костя не выносил.
 Тарасенко ухмыльнулся и постучал себя по лбу.
 — Одно дело думать, а совсем другое — быть уверенным.
 — А я и уверен! Больше просто некому. Он же знал, что Кизляков собирается покупать особняк. Знал! Вот и организовал через подставных лиц строительную фирму-однодневку, получил бабки в виде предоплаты и был таков.
 — А убивать зачем? — ехидно поинтересовался Тарасенко. — Ограбил мужика и в тину. Поди найди, кто организовал, кто получал, кто переводил, кто подставлял. Десять лет искать будут, не найдут.
 Вообще-то Юра тоже не сомневался в виновности Ларионова, просто как больше виновным быть некому, но хотел проверить правильность костиных доводов. Если доводы не выдерживают критики, то и вся эта версия может рассыпаться в прах.
 — Ну, как зачем? — возмутился Костя. — Это элементарно, Вася! Чтобы замести следы. Если просто кинуть, Кизляков начнет искать кидал, пойдет в ментуру, поднимет бучу, а то ещё и наймет тех, кто не станет церемониться, как мы, а всех подозреваемых просто перебьет, как ворон. А так — пострадавшего нет, никто не сможет опознать тех, кто подписывал договор, и не поможет выйти на тех, кто за ними стоял. Отрубили хвост, зато цела голова!
 Самохин попросил у Панкратова документы из кизляковского сейфа, бегло просмотрел их, ничего интересного для себя не нашел и вернул обратно. Панкратов убрал бумаги в папку. Полковник повертел ручку в руках, уставившись на неё и думая о чем-то своем, поднял глаза, оглядел сотрудников по очереди и решил, что настало время высказаться ему.
 — Все это похоже на реальность. И что компаньон его кинул через подставных лиц, и что следы замел убийством друга. В этом есть какая-то логика, и мы можем выдвинуть официальную версию, чтобы начать её разрабатывать. Одно меня смущает. Доказательств-то пока нет никаких. Ни прямых, ни косвенных. Ничего. Одни предположения. А без доказательств вся ваша версия, ребята, — это мыльный пузырь. Мы уже два дня копаем по финансовым делам фирмы. А толку? Ноль. Одни заморочки. А начальству заморочки не нужны, ему нужны версии, подтвержденные фактами.
 — Будут факты, — пообещал Панкратов. — Будут!
 — Он знает, что его сейчас трясти будут, Аркадий Михалыч, — уверенно сделал заключение Костя. — Затаился, собака. Не дурак ведь, соображает. Ни слова об афере, ни шага в сторону, ни намека на причастность. Так что этот кредит не скоро всплывет.
 — Пожалуй, пора его спровоцировать, — сказал Самохин. — Надо устроить так, чтобы он сделал какой-то неосторожный шаг. Начал заметать следы и угодил в капкан. И вот тогда мы из него душу вытрясем.
 — Если она у него есть, — негромко пробормотал Тарасенко.

 Глава 9

 Илья вернулся домой в жутко приподнятом настроении. Впереди маячила крупная сделка, она обещала принести ему неплохой барыш, а предвестие больших денег грело душу. Он чувствовал спортивный азарт игрока и был готов к любым свершениям. Даже если для этого придется пробиваться через колючую проволоку бюрократических препон.
 В квартире стояла мертвая тишина, но на кухне происходила непонятная возня, и оттуда доносился непривычный шум. Жутко гудела вода, яростно гремели кастрюли, что-то шкворчало на плите, кто-то стучал по столу. Кто-то очень активно занимался приготовлением обеда, готовя сразу несколько блюд и хватаясь то за одно, то за другое.
 — Марина! — крикнул Илья из прихожей, полагая, что жена там. И что-то вытворяет в порыве кулинарной страсти.
 Однако тихо отворилась дверь спальни, и на пороге возникла жена, как привидение, вдруг появившееся в отсвете луны. Она была бледна, зла и исподлобья глядела на мужа.
 — Что, дорогой? — холодно прошипела она, от чего у Ильи побежали стаи мурашек по спине. Ее тон заставил бы затрепыхаться самые крепкие нервы.
 Он неуверенно показал в сторону кухни.
 — Что там у вас происходит?
 Марина сложила руки на груди, облокотилась на косяк и пристально смотрела на мужа, как на предателя интересов трудового народа.
 — У нас ничего. Это у тебя что-то происходит в голове. Ты перестал соображать, в каком жизненном пространстве живешь. Я твоя жена, а не его прислуга.
 — Чья прислуга? — изумился Илья.
 — Твоего отца! Слышишь, он готовит нам обед.
 У Ильи глаза полезли на лоб.
 — А почему он, а не ты?
 — А не ты! — передразнила Марина и сказала с вызовом, очевидно, повторяя слова отца. — Это слишком ответственное дело, чтобы доверять его женщине.
 Илья устало опустился на стул. Тяжко вздохнул.
 — Что он такое натворил?
 Марина пожала плечами.
 — Всего лишь поинтересовался, как я готовлю обед. Потом сказал, что я это делаю не так. Потом, что будет готовить сам. Потом, что я должна ему помогать. И, в конце концов, заключил, что мое место не у плиты, и мне лучше вообще уйти. Так вот! Если ты мужчина, скажи своему отцу, где место твоей жены.
 Илья ещё раз тяжко вздохнул. Так! Кажется, начинается! Вот этого он и ожидал! Папаня сейчас начнет совать свой нос во все и распоряжаться там, куда его за километр подпускать нельзя. Надо побыстрее сбагрить его к матери. Иначе он устроит тут такую райскую жизнь, что жене с дочерью придется срочно подыскивать себе съемную квартиру. «Все, иду и говорю!», решил себе Илья. И поднялся со стула.
 — Ну, хорошо, сейчас скажу! Скажу!
 Но в этот момент из своей комнаты бесшумно, словно ещё один призрак, выплыла Ленка. Илья даже вздрогнул от неожиданности. Дочь тоже хмуро, исподлобья смотрела на него. Илья почувствовал себя виноватым, хотя и не понимал, в чем именно.
 — Да вы что, прячетесь от него, что ли? — изумленно спросил он.
 — Прячемся! — Марина нырнула в спальню и хлопнула за собой дверью.
 — Скажи ему, папа, — строгим тоном начала дочь, — чтобы он не встречал меня у школы. Мне все-таки не шесть лет и не надо меня защищать!
 — От кого защищать?
 Ленка возмущенно покачала головой, удивляясь наивности своего папаши. От кого ещё можно защищать девушку, как не от мужского пола?
 — От Витьки. Я что, не могу с мальчиком погулять! Дед ему по шее дал! Он теперь ко мне подходить боится.
 Илья усмехнулся и пожал плечами. Сам бы этому Витьке по шее дал, если бы ещё раз встретил. Наглый отвязный малый, без малейшего почтения к старшим, и к тому же, наверное, пользующий Ленку как женщину.
 — Пускай боится. Еще раз к тебе подойдет, я ему сам навешаю.
 Ленка хмыкнула зло и скрылась в своей комнате, ещё громче матери хлопнув дверью. Косяк задрожал, и откуда-то сверху из-под наличника вывалился кусок штукатурки. Илья возмущенно крякнул. Сговорились они, что ли, дверями стучать? Устроили соревнование по дверному виду спорта, понимаешь!
 Он поплелся на кухню и дернул дверь. На него дыхнуло сизым дымом, который клубился по всему тесному пространству кухни. Из тумана выглянуло потное лицо отца. Оно радостно сияло и отливало масляным блеском, а на щеках играла боевая раскраска сажевых полос.
 — Скройся! Когда будет готово, я позову! — сказал отец и закрыл дверь перед самым носом сына.
 Не прошло и часа, как Илья уже вел отца от метро по направлению к дому матери. Он шел быстрым шагом, почти бежал, устремляясь вперед. Терентич за ним еле плелся. Отец не испытывал никакого желания переселяться к матери, а скорее всего, и встречаться с ней. Поэтому не считал нужным убыстрять шаг, чтобы догонять сына. Илье приходилось останавливаться, притормаживать, дождаясь папаню.
 — Ну, чем тебе Марина не угодила? — кричал на всю улицу он и размахивал руками, пугая встречных прохожих. — Пускай бы себе готовила! А ты сиди себе в кресле, смотри ящик и отдыхай! Тебе-то зачем с плитой ковыряться? Ты что, шеф-поваром на солдатской кухне всю жизнь отпахал?
 — Куда ты несешься, как угорелый! — крикнул ему в ответ отец и остановился, держась за сердце. — Успеем!
 Илья затормозил и вернулся на несколько шагов назад.
 — Это тебе торопиться некуда! А у меня работа! У меня такая сделка на носу — дело на пятьдесят тысяч зеленых. А ты тут со своими выкрутасами! Возись теперь с тобой!
 Он схватил отца за локоть, хотел сдвинуть с места. Но тот стоял, как монумент на центральной площади — ни на метр не сместишь без санкции властей. Судя по тому, что Терентич тяжело дышал, такие прогулки давались ему с трудом.
 — Каких ещё зеленых? — выдохнул он.
 — Потом узнаешь. Пошли. Два шага дойти! — Илья ещё раз попробовал его подтолкнуть. Зря старался. Лучше бы он взял от метро такси. Десять минут ходу, но, похоже, они растянутся на час, если папаня будет вести себя как первоклассник, идущий на урок, которому старший брательник успел рассказать про прелести школьного обучения.
 — Куда мы идем? — поставил отец категоричный вопрос.
 Илья тут же дал ему категоричный ответ.
 — Куда, куда! К матери, конечно! Ты зачем сюда приехал? В гости к внучке, что ли?
 — Я не пойду, — отец развернулся и двинул обратно к метро.
 — Почему еще? — Илья был вне себя.
 Терентич отмахнулся, даже не обернувшись, и почапал дальше.
 — Не пойду и все! Что я ей скажу? Сначала бросил, а теперь явился. Здрасьте! Не ждали? Ну, так вот он я!
 Илья догнал его, ухватил за локоток, с трудом тормознул. Это только с виду папаня старый и хилый, но силищи в нем ещё немеренно. Прет, как танк, не остановить.
 — Да стой ты! Ну что ты как маленький! Кто сейчас выяснять будет — бросил, не бросил! Сколько лет прошло! Да мать только обрадуется! Она давно тебя ждет.
 Терентич серьезно смотрел на родного сына. И хотел ему поверить, но природная привычка сомневаться во всем взяла свое. Не верил он никогда и никому: ни друзьям, ни сослуживцам, ни начальству. Из вредности. Какой-то умник сказал: «Подвергай все сомнению», он и подвергал. Иногда ошибался в своем недоверии, но чаще был прав. Обманывали его столько раз, что и не сосчитать. И друзья, и сослуживцы, и начальство. Да и сам, бывало, этим грешил. А как иначе? Без обмана у нас не проживешь.
 — Чему обрадуется? — хмуро спросил он. — Чего это ей радоваться? Так прям сидит и ждет, когда я заявлюсь! Вот радости-то!
 — Конечно, ждет! — убеждал его Илья. — Еще как ждет! Она сама просила меня, чтоб я тебя привез. Поезжай к нему, говорит, и привези.
 Отец смотрел ему в глаза. Илья почувствовал себя неловко, опустил голову. Колючий взгляд у отца, продирает насквозь, словно все внутренности рентгеном просвечивает.
 — И ты сразу поехал, да? Вот так взял и поехал?
 — Да, — кивнул Илья. — Взял и поехал…
 — Врешь! — пригвоздил отец. — Ежели б я телеграмму не послал, ты бы ещё лет пять не приехал! Мать его просила…
 Илья со злостью шибанул ботинком подвернувшийся камень. Поморщился, проворчал:
 — Ну, какая тебе разница! Пошли! Два шага дойти! У меня дело стоит. Время жалко!
 — Я не пойду, — твердо сказал отец и пошел себе обратно к метро.
 Илья плюнул, поняв, что ничего поделать с ним не может, и двинулся следом. Они спустились вниз и плюхнулись на свободные места в вагоне.
 — Ты куда сейчас? — закинул удочку Илья.
 — Домой, — буркнул отец.
 — Вообще-то Марина хотела отдохнуть. Хотя бы один вечер. Сказала, что соберет вещи и уедет, если ты… ну…сам понимаешь…
 Терентич во все глаза разглядывал вошедшую девушку с распущенными по плечам волосами. Она была в короткой кожаной курточке, в расстегнутом вороте светилась едва прикрытая грудь. Короткие желтые панталоны плотно облегали сочный зад. Отец придвинулся в Илье, зашипел на ухо:
 — Слушай, чего это она в исподнем? Юбку, что ли, забыла надеть?
 — А, — отмахнулся Илья. — Теперь так все ходят. Так куда тебя девать-то?
 Девица старика задела за живое. Вот такого он в своей деревне давно не видел. Вернее, никогда не видел. В деревне в панталонах не ходят. Особенно женщины. Женщины ходят в юбках, телогрейках и кирзовых сапогах. Даже те, кому чуть-чуть за двадцать. Форма одежды полевая, полувоенная.
 — И куда её папаша смотрит? Выпорол бы как следует, чтобы больше так не ходила. И не смущала.
 — Да плюнь ты на нее! — огрызнулся Илья. — Куда тебя девать, спрашиваю? Мне сейчас на встречу надо. Не тащить же тебя туда?
 — С кем встреча? — уточнил Терентич. — С женщиной? Пойдем. Может, у неё подруга есть. Оттянемся…
 — Какая подруга? — вне себя проворчал Илья. — У тебя одно на уме! С деловым партнером у меня встреча. И у нас будет деловой разговор. Так что тебе это совершенно неинтересно.
 Отец крайне удивился. Ему-то как раз сейчас интересно все. Он сейчас почти что в заграничной командировке. Круиз по Европе с заездом к сыну. Не хватает только экскурсовода. Да он и сам все поймет. Без объяснений.
 — Почему? Могу и послушать. Заодно и посмотрю на этих твоих партнеров.
 Илья понял, что теперь он от отца не отвяжется, и придется все время таскать его с собой. На встречи, на вечеринки, по ресторанам, к близкой подруге, в сауны с девочками. Папаня ни от чего не откажется. Раз уж приехал.
 Они вышли из метро. В глаза ударил солнечный свет. Рядом суетилась торговля. Терентич двинулся по палаткам, принялся изучать выставленные товары: овощи, фрукты, конфеты, шнурки, одеколон. Приценялся, спорил с продавцами. Сцепился с какой-то теткой из-за цены на апельсины, которые ему были на фиг не нужны. Илья еле его оттащил.
 — Мы здесь не за этим, — дернул его за рукав, потянув за собой.
 Федин серебристый «ниссан» тормознул у тротуара. Именно здесь они с бизнесменом договорились о встрече перед тем, как выходить на банкира, чтобы обговорить тактические вопросы. Как сказал Федя, банкир Разумовский был тот ещё жучара, и к нему надо найти определенный подход. Он, Федя, вроде бы этот подход давно для себя определил и сейчас готов был передать свои навыки Илье по наследству. Илье же уроки ведения крупного бизнеса были сейчас нужны как воздух.
 Они с отцом забрались в машину. Илья сел на переднее сиденье рядом с Федей, а отец залез на заднее. Поерзал, покрутил головой, осмотрелся. В жизни не сидел в таких машинах. Ничего, подумал Илья, сзади он мешать им не будет, все равно ничего не поймет из разговора, пускай хоть послушает, о чем говорят современные деловые люди. Может, тогда сына зауважает.
 Федя недовольно покосился на отца, приглушил музыку, гремевшую в динамиках.
 — Это ещё что за дед?
 — Мой отец, — представил Илья. — Он нам не помешает.
 — Ты бы ещё всю семью… — проворчал Федя.
 — Я консультант, — вдруг сказал отец. — Мало ли какие жизненные ситуации…
 — Пап, не влезай, — посоветовал Илья.
 — Все, молчу. — Терентич отвернулся и уставился в окно на суетящийся рядом с метро народ. — Нем, как рыба.
 Федя обернулся назад, смерил его презрительным взглядом, посмотрел на Илью. Наверное, подумал, что парень вызывает сомнение в своей дееспособности, если без помощи родителей ни шагу. Илья перехватил его взгляд и подумал об этом же. Ему стало неловко. Он виновато пожал плечами.
 — Он приехал ко мне погостить. Хочет посмотреть город.
 — Чего на него смотреть? Помойка и есть помойка!
 Федя открыл папку, вынул прайсы, свежеотпечатанные на лазерном принтере. Протянул Илье. Вернул старые прайсы, те, что вручил Илье Колобродов. Сказал удовлетворенно, как о прекрасно произведенной работе:
 — Можешь сравнить. Все цены увеличены на тридцать-сорок процентов. Получились немного выше рыночных, но это не страшно. Никто не заметит. Так что можешь считать, этот товар твой. Осталось только его взять. И штук двадцать баксов чистой прибыли тебе обеспечено.
 Илья быстренько просмотрел новые цены, сравнил со старыми. Похоже, федин экономист поработал неплохо. Все цены четко пересчитал, не округлял, до центов указал. Сразу видно, что произведен точный расчет. Профессиональная работа. Только вот есть одно сомнение.
 — Кто ж на такие цены позарится?
 — Найдутся желающие, — уверенно сказал Федя. — Подыщем какого-нибудь лоха из провинции, который рынка не нюхал, впарим ему всю кучу, он будет визжать от счастья.
 Он самодовольно ухмыльнулся.
 — Не такие уж дураки в провинции, — вдруг буркнул отец. — Тоже соображают.
 — Пап, помолчи, а, — обернулся Илья.
 Терентич хмуро смотрел на федин затылок, словно примеривался чем-нибудь по нему стукнуть. Как-то сразу они не сошлись, не приглянулись друг другу, и Илья это почувствовал. Ничего, больше он отца с собой никуда не возьмет. Иначе он ему весь бизнес испортит своей простотой. Деловые люди перестанут относиться к нему серьезно.
 — Ох, и въедливый у тебя папаша! — заметил Федя. — Хуже моей тещи.
 — Я привык, — пожал плечами Илья и решил не отвлекаться от дела. Пока не выяснятся все основные вопросы, на родственников лучше не переходить. Родственников у всех много, и их можно обсуждать до бесконечности. — А как быть с кредитом?
 — Надо брать! — кивнул Федя. — Живые бабки всегда нужны.
 — Значит, уже можно выходить на банкира? — уточнил Илья.
 — Не можно, а нужно. Только учти, Илья, банкир тебе сразу кредит не даст. Кто ты такой? Он тебя не знает! Может, ты подставное лицо. Кредит взял и в бега. Ищи тебя потом. Сперва надо войти к нему в доверие.
 — Каким образом?
 — Имидж создать нужно. Прикид. Внешний облик. Манеры. Умение вести деловой разговор. В нашем деле главное, как себя подать. Ты, может, никто, но должен вести себя, как английский принц на светском приеме. Чтоб тебе человек поверил. И конечно, поручительства. Без них никуда.
 — А откуда поручительства? — на всякий случай спросил Илья.
 Федя махнул рукой, мол, это дело наживное.
 — Оттуда! Я дам поручительство, Роман даст, ещё кого-нибудь найдем. Главное, пообещай ему хороший откат. Лучше три процента от всей суммы, не меньше. За такие башли он тебе без слов кредит даст.
 — Не многовато?
 — Нормально! В общем, так, подготовь все документы по квартире…
 — По какой квартире? — Снова влез отец. — Прописать кого, что ли?
 Федя раздраженно обернулся и рявкнул:
 — Прописать бы вам успокоительное три раза в день….
 — Пап, ещё одно слово, и пойдешь гулять на воздух! — прикрикнул Илья.
 Он вложил в свои слова всю строгость, на какую был способен. Даже его ангельскому терпению пришел конец. Он ещё раз сильно пожалел, что взял с собой отца. Старик все дело может испортить своими высказываниями. На встречу с банкиром он его точно не возьмет. Даже если Марина будет валяться у него в ногах, умоляя забрать с собой папаню.
 Они сидели и ждали, не сморозит ли отец ещё что-нибудь. И тогда его можно будет спокойно попросить выйти. Федя решил, что слова Ильи возымели действие, и отец больше не произнесет ни слова. И поэтому продолжил.
 — Короче, так! Договорись с ним о встрече, оденься поприличней, я тебе свою тачку дам, чтобы он видел, на чем ты приехал и уехал. Мобилу возьми. Есть у тебя мобила?
 — Нет, — честно признался Илья.
 — Я тебе свою дам. Без мобилы ты никто. Конь без пальто. Пригласишь его после работы в ресторан. Закажешь приличный стол. Там и проси кредит. Они в ресторане всегда дают.
 — А если в пивную пригласить, не даст? — буркнул отец.
 Федя раздраженно обернулся. Его глаза налились праведным гневом.
 — В пивной, папаша, пьяные сантехники дневную выручку пропивают. А в кредит можно только фингал под глазом получить!
 Илья не выдержал.
 — Ты дашь мне поговорить с человеком или нет!
 — Да говори, кто тебе мешает! — огрызнулся отец. — Смотри только потом, последние штаны не потеряй!
 Федя был вне себя от ярости.
 — У твоего папаши, Илья, превратное представление о бизнесе. Привык в совке ждать милостей от начальства. Когда все спускали сверху и ни о чем не надо было думать. А сейчас булки с маслом не получишь, пока сам в неё зубами не вцепишься!
 — Или другому в горло! — сказал отец, открыл дверцу и вылез из машины. Быстро пошел ко входу в метро.
 — Что-то он сегодня не в духе. Извини, Федь. Я тебе потом позвоню. Когда договорюсь о встрече.
 Илья тоже вылез из машины и побежал за отцом. Догнал через полсотни метров. Отец уже заходил внутрь, не оглядываясь и не надеясь, что Илья пойдет за ним. Но Илья догнал, дернул за локоть.
 — Ты чего на него взъелся? Что он тебе сделал?
 Отец шел напролом к турникетам, вынимая пенсионное удостоверение и не оглядываясь на сына.
 — Не связывайся ты с ним, — на ходу буркнул он.
 — Почему не связываться?
 — Прохиндей он!
 — Да почему сразу прохиндей? С чего ты это взял?
 Отец притормозил, бросил взгляд на Илью.
 — По глазам вижу! — И шагнул на эскалатор.
 Димон провалялся в бреду ровно сутки. В основном спал, изредка вздрагивал, кого-то ругал, что-то бормотал, иногда вскрикивал. Киря даже не мог включить телевизор, послушать музыку без наушников. Боялся, что напарник проснется и станет орать. Поэтому он и не видел, как по двум программам прогнали его фотографию с предложением к гражданам сообщить органам любую информацию о нем. Конечно, с предложением к тем гражданам, которые знают, кто это такой. Для остальных граждан кирюхина физия не говорила ничего. Они с Димоном были залетные, так что никто из родственников, друзей и знакомых их заложить не мог, поскольку таковых у Кирюхи здесь просто не было, а соседям они старались на глаза не попадаться. Единственный знакомый — Тихий.
 К середине следующего дня Димон немного пришел в себя, очнулся, потребовал жратвы. Киря открыл мясные консервы, подогрел, сварил макароны. Он не выходил из квартиры, как наказал Тихий, и был за домохозяйку, правда, кроме вареных макарон из кулинарии больше ничего не умел.
 Когда они обедали, заявился Тихий. Он был мрачен как никогда и зол на весь мир. Просто весь кипел злобой. Обычно его таким не видели. Он всегда умел владеть собой в любых ситуациях, был спокоен и невозмутим, даже когда что-то не получалось. Первого клиента пришлось поджидать три дня, сидя в машине с утра до вечера. Парни чертыхались, потеряв всякое терпение. Тихий же слился с сиденьем, молча застыв в одной позе и не произнося ни звука. Но сейчас он был похож на зверя.
 — Жрете? — сказал раздраженно. — А мне и куска хлеба проглотить некогда.
 И положил на стол между тарелок небольшую пачку баксов. Парни так и продолжали молча есть, боясь каким-нибудь неосторожным словом задеть шефа и не отрывая взгляда от пачки. Покончив с едой, Киря взял деньги, начал медленно считать. Димон молча следил за его подсчетом, шевеля одними губами.
 — Телик не смотрите? — вдруг спросил Тихий.
 — Не-а, — мотнул головой Киря. — Че там смотреть? Голых баб не показывают. А депутатские хари осточертели.
 — А у меня боль в руке, — хмыкнул Димон и потрогал перевязку. — Я лежу.
 — И это правильно, — согласился Тихий. — От телика один вред. Особенно когда криминал показывают. Такая лажа! Этого они поймали, того поймали. И показывают пьяниц каких-то, которые рядом с ментурой под забором валялись. Скажите, доблесть — пьяницу взять!
 — Во-во! — согласился Димон. — Ты попробуй «парикмахера» взять! Ни в жизть ни одного…Скольких уже причесали: и журналюг, и банкиров, и политиков, и простых новых. Хоть бы одного братана живьем показали. Мы бы хоть знали, кто в нашем цеху ещё работает. Солоник и тот по глупости попался — пошел на рынок за пивом.
 Киря продолжал внимательно и неторопливо считать купюры.
 — Знаете, почему не могут взять? — вкрадчиво спросил Тихий.
 — Ну?
 — Потому что «парикмахеры» не оставляют после себя никаких следов. Настоящие «парикмахеры», — с нажимом проговорил Тихий и спросил Кирю: — Ну что, все точно?
 — Точно, — ответил Киря и разделил деньги на две равные пачки, одну положил на стол перед собой, другую перед Димоном.
 — Ну и ладно… — спокойно сказал Тихий.
 Затем вынул из-за пазухи «макаров» с глушаком и выстрелил Кирюхе в голову.
 Киря дернул башкой и повалился на пол. Димон тупо смотрел на него, словно не понимая, почему это приятель вдруг свалился с табуретки. И только когда из-под головы Кирюхи стало растекаться красное пятно, поднял удивленный взгляд на того, кто держал в руке ствол. Тихий хмуро и твердо смотрел ему в глаза. Димон испуганно дернул щекой, ожидая выстрела. Но выстрела не было. Тихий спокойно убрал ствол обратно под куртку, продолжая смотреть на Димона.
 — За что? — с трудом разлепив губы, прошептал тот.
 — За все хорошее, — хмыкнул Тихий.
 — А я?
 — Тоже хочешь?
 Димон судорожно помотал головой. Тихий опустился на табуретку. Взял со стола деньги, сложил в одну пачку, пододвинул Димону.
 — Все твои. По наследству.
 Димон перевел взгляд на деньги, но притрагиваться не стал. Мучительно решал для себя моральную проблему — брать или отказаться. Все-таки на них кровь другана. Хотя на всех деньгах чья-то кровь, а чья она — дело десятое. Если тебе дали зарплату, то ты просто рад и не задумываешься над тем, в какой переделке эти деньги побывали, и кто заплатил за них своей кровью.
 Толяну надоело тянуть резину.
 — Короче. Вы телик не смотрели. А зря. Полдня по всем каналам рожу кирюхину крутят. Завтра будут крутить на всю страну. Послезавтра какой-нибудь дебил позвонит в ментуру и назовет его фамилию и адрес. Через два дня вас найдут. Вы расскажете про меня. А я ещё жить хочу. Усек?
 — Угу, — кивнул Димон.
 Тихий поднялся, пошел в комнату, забрал оставшиеся от перевязки бинты и вату, вернулся на кухню, опустился на одно колено рядом с телом, приподнял Кире голову и начал профессионально перематывать её бинтом, предварительно заткнув кровавую дырку пучками ваты. Перемотав, завязал бинт на прочный бантик, поднялся с колена, подхватил тело Кири под мышки.
 — Бери.
 Димон с трудом сообразил, что от него хотят, вскочил с табуретки, подхватил кирюхины ноги, превозмогая боль в руке. Они оторвали тело от пола и понесли в комнату, положили на палас у стены. Киря уткнул лицо в стену, и, как показалось Димону, крепко уснул. Димон стоял, сгорбившись, и, не отрываясь, смотрел на него. Он все не мог поверить, что десять минут назад его друг ещё лопал макароны, а теперь заснул вечным сном.
 Тихий разогнул спину, устало сел в кресло, вынул из кармана сигареты, закурил, задумчиво глядя куда-то в пол. Пробормотал:
 — Ночью вывезем. Найди какую-нибудь тряпку и отмой там. Чтоб ни пятнышка. Понял?
 — Ага, — кивнул Димон и бросился исполнять приказание. Нашел в ванной старое полотенце, намочил в раковине, побежал в кухню, собрал кровавое пятно с пола, вернулся, промыл под струей воды, опять протер пятно на полу. Вытирал до тех пор, пока не вылизал пол в кухне до блеска.
 — Тряпку сюда, — сказал Тихий, продолжая сидеть в кресле.
 Димон выжал её последний раз, притащил в комнату, положил рядом с телом.
 Тихий посмотрел на часы, встал, включил телевизор, нажал на пульте нужную программу. На экране засветилась физиономия Кирюхи. Не очень четкая, но, тем не менее, хорошо узнаваемая. Диктор зачитал приметы особо опасного преступника. Длинный, кареглазый, шатен, нос с горбинкой, лет двадцать три-двадцать пять. И телефон, по которому можно позвонить и сообщить все, что захочется. Потом пошла реклама прокладок. С крылышками. Красивая девушка, выставив зад, показывала всей стране, что у неё все нормально. В смысле, без крови. В стране вообще с кровью все о'кей. Если заткнуть и не показывать. Ее просто нет. Как и секса. Его заменили неким действием, которое обозначается странным словом «трахнуть». Это слово может обозначать все что угодно, только не секс. «А не трахнуть ли нам по рюмашке?» — говорили герои Чехова. Сейчас бы их не поняли.
 Тихий выключил телевизор.
 — Пойдем помянем. — Он вылез из кресла, расстегнул молнию на сумке, извлек бутылку водки. Двинулся на кухню. — Хотя надо после похорон. Но можно и до. Все равно делать пока нечего.
 Димон понуро поплелся за ним.
 Тихий откупорил бутылку, налил по полстакана, завинтил крышку, убрал бутылку в шкафчик.
 — Остальное потом. — Взял стакан, откашлялся. — Ну что, Кирюха! Хороший ты был парень. Безотказный. И главное, не дурак. Мне тебя будет не хватать. Очень не хватать. А замену найти трудно. Без тебя, как без рук. Пусть земля тебе…
 Он опрокинул стакан в рот. Подцепил что-то со стола, зажевал.
 — Да, жалко парня, — вздохнул Димон. — Мне его тоже будет не хватать.
 И тоже выпил. И даже не стал закусывать.
 — Да тебе что? — сказал Тихий. — Ты ещё не знаешь, что это такое, когда уходят близкие люди.
 — Он мне жизнь спас. — Димон смахнул слезу. — Два раза.
 — Да, ты прав. Если бы не он, тебе не жить. Он бы друга никогда не бросил.
 Димон хлюпнул носом.
 — Он мне был как брат.
 — А мне как сын, — горько сказал Тихий и тоже смахнул слезу.
 — Может, не стоило? — прошептал Димон.
 Тихий посмотрел на него хмуро. Димон вжал голову в плечи.
 — Он засветился. А значит, все! Засветился, должен уйти. И не на пенсию, а сразу на кладбище. Таков закон джунглей!
 Ночью Тихий подогнал машину к подъезду. Заехал на тротуар и встал задом к самым дверям. Поднялся обратно в квартиру. Вдвоем с Димоном они вытащили тело на лестничную площадку, забросив кирюхины руки себе на шеи, забились в лифт, спустились на первый этаж, выволокли его из подъезда. Если бы оказался случайный свидетель, то ему, пожалуй, показалось, что два поддатых другана тащут третьего, который столько выпил, что не только идти сам не может, а просто спит на ходу. Да ещё и ударился обо что-то головой по пьяни. Но никто не попался по дороге и никто ничего не видел. С трудом они затолкали Кирю на заднее сиденье, и Димон сел рядом с ним, чтобы поддерживать тело во время дороги.
 Они вывезли его в пригородный лес, в свете фар саперной лопаткой выкопали неглубокую яму, меняясь по очереди и отдыхая. Потом положили на дно тело Кирюхи, засыпали могилу, притоптав землю и положив сверху дерн. Постояли немного, склонив головы.
 — Все там будем, — негромко сказал Тихий. — Таковы издержки профессии — неожиданная смерть и незаметные похороны.

 Глава 10

 — Это здесь! — сказал отцу Илья и нажал кнопку звонка.
 Не отпускал её до тех пор, пока дверь с силой не распахнулась. На порог вылетел взъерошенный художник. Он был в своем любимом кожаном фартуке, перепачканном разноцветными красками и одетым на голый торс. Серега так взмок от напряженной работы, что, казалось, от него идет пар. В руке он сжимал несколько кистей, словно боялся их выпустить из пальцев.
 — Здорово! — бодро сказал Илья и посмотрел на отца.
 Терентич удивленно разглядывал живописца, приоткрыв рот, словно увидел живого Репина за работой.
 — Здорово, — недовольно буркнул Серега и бросил хмурый взгляд на старика, совершенно им не заинтересовавшись. — Вечно ты, Илья, в самый ответственный момент!
 Он повернулся к гостям голой спиной с болтающимися на поясе завязками от фартука и пошел в комнату. Илья отметил про себя, что ни отец, ни Серега не оценили друг друга по достоинству, и нерешительно поплелся за ним. Надежды на помещение тут папани падали с каждым шагом. Терентич с опаской оглядел прихожую, словно боялся, что на него сейчас опрокинется банка с краской, аккуратно прикрыл дверь и двинулся следом.
 — Это мой отец, познакомься, — представил его Илья, догоняя художника, растаявшего в глубине коридора.
 — Очень приятно, — со злостью проворчал по пути Серега, не оборачиваясь и не глядя на отца. У него сейчас совсем другой образ стоял перед глазами, он спешил запечатлеть его на полотне и в него никак не вписывалась небритая старческая физиономия.
 Илья с отцом только дошли до комнаты, но так и замерли на пороге.
 — Здравствуйте, — пробормотал отец, слегка опешив. Нет, явно, художники вызывали в нем душевный трепет. Как ушедшие передвижники, так и нынешние продвинутые. А тут ему ещё предстала такая картина.
 На потертом диване возлежала боком, уперев локоть в подушку, тощая заспанная девица в неглиже. Правда, все её неглиже состояло из мятой простыни, которая слегка укрывала бедро, оставляя неприкрытым мохнатую ложбинку внизу плоского живота. Небольшие груди с огромными сосками свисали вниз, как два пустых мешочка. Девица даже не пыталась прикрыть наготу. Она шмыгнула носом и поправила свободной рукой нечесаные волосы.
 Серега задумчиво уставился на свой мольберт, вспоминая, в каком именно месте он закончил писать портрет обнаженной. Илья отвел взгляд от девицы и посмотрел на полотно. Там в шикарном атласном интерьере возлежала пышная молодуха в позе Данаи и смотрела на зрителя наглым соблазняющим взглядом. Серега принялся тщательно вырисовывать густую тень под её мощной грудью. Поистине, его фантазия могла родить шедевр из ничего.
 — Это мой отец, — внятно повторил Илья.
 — Я уже слышал, — пробубнил художник, не отрываясь от груди. В моменты вдохновения его ничто не интересовало. И никто.
 — Он поживет у тебя немного, хорошо? — осторожно спросил Илья.
 — Пускай поживет, чего не пожить, — задумчиво пробормотал Серега, продолжая пребывать под влиянием обнаженного женского тела, но, наконец, догнал мысль и недоуменно посмотрел на друга. — То есть, как это поживет?
 — Пару дней, — сказал Илья. — Потом к матери переедет.
 — Да не перееду я к ней. — Отец не отрывал взгляда от девицы. — Лучше уж здесь…
 — Я что-то не понял, — нахмурился Серега. — Ты вроде сказал, что это твой отец?
 — Да, — кивнул Илья. — Мой отец.
 — Так пускай он у тебя и живет!
 Илья взял Серегу под локоть и отвел к окну. Художник нехотя оторвался от мольберта, стараясь не потерять из виду то место на полотне, где он поставил последнюю точку. Илья начал развивать только что пришедшую ему в голову мысль.
 — Понимаешь, они с Мариной разошлись во взглядах на международную политику. Крепко поспорили из-за Клинтона. Что-то он последнее время ведет себя не так, как хотелось бы мировому сообществу.
 — Я-то тут при чем? — не понял Серега. — Мне до этого Клинтона…
 — Ну, не могут они ужиться вместе. Как посмотрят программу «Время», так сразу хватаются за посуду. Уже столько её перебили. Марина попросила меня спровадить отца куда-нибудь. А у тебя комната лишняя.
 — Но у меня же не гостиница! — попробовал воспротивиться Серега.
 — Он тебе готовить будет, — убедительно сказал Илья. — Знаешь, как он отлично готовит. Пальчики оближешь!
 Серега тупо уставился в окно. Наверное, соображал, какую причину ему найти для отказа, чтобы она выглядела достоверно. Пока он раздумывал над этим, отец принялся развлекать девицу. Подойдя вплотную, он часто задышал, как юноша-девственник, и присел на краешек дивана.
 — Позвольте представиться, — вежливо сказал он. — Николай Терентич. Старший капитан в отставке. А с кем имею честь?
 — Матрена, — глубоко зевнув, лениво ответила девица.
 Терентич расплылся в широкой улыбке, демонстрируя ей последние зубы, которые уже давно не знали зубной щетки.
 — Знаете, Матренушка, а у меня свой дом в деревне. Да! Два сарая и баня на участке. Участок — пятнадцать соток, не считая земли под хозяйственными постройками. А хорошо, знаете ли, зимой баньку затопить…
 — Спасибо, у меня ванна есть, — удивленно пробормотала девица, натягивая на себя сползающую простыню.
 — Что ванна? Ванна — корыто! — начал вдохновенно убеждать её Терентич. — Вот как ляжешь на полати, как пропаришься до костей, ну просто райское наслаждение.
 — Заманчиво! — Девица спрыгнула с дивана и, блеснув неприкрытой наготой последний раз, скрылась за ширмой.
 Терентич увязался за ней, но уткнулся в створку ширмы, которую задвинула за собой бессовестная девица. Он постучал по деревяшке и сказал:
 — А вы никогда не пробовали картошку, испеченную в печи?
 — Нет, — крикнула она из-за ширмы. — Я картошку вообще не ем. От неё полнит.
 Серега, наконец, понял, что отказать Илье не удастся, потому как отказывать он совершенно не умеет, тем более своим друзьям. Попроси его Илья съехать с квартиры, чтобы якобы поселить тут дальнюю родственницу с мужем-алкоголиком и шестью детьми, съедет. Поупирается для порядка, но съедет. Широкая душа.
 — Ладно, пускай поживет пару дней. Если шуметь не будет и приставать с дурацкими вопросами.
 — Не будет, — обрадовался Илья. — Голову на отсечение, не будет! Он вообще мужик смирный. Тише воды, ниже травы.
 Девица, уже одетая в легкую дубленку, вышла из-за ширмы и, проходя мимо Сереги, легонько толкнула его локтем. Художник автоматически полез в карман штанов, вынул две сотенные купюры и положил ей на ладонь. Девица прошмыгнула к двери, помахала ручкой.
 — Пока, Сергунчик, я пошла. Звони, если что.
 — Я вас провожу, — отец нырнул за ней.
 В прихожей хлопнула входная дверь.
 — Вот и договорились! — Илья хлопнул Серегу по плечу.
 Художник тупо смотрел на него, не в силах осознать до конца, что же сейчас произошло.
 Терентич увязался за девицей, проводил её до первого этажа, вышел вместе с ней на улицу. «Матрена» приноровилась улизнуть, но он готов был следовать за ней, не отступая ни на шаг. Она этому удивилась, но не очень. Видно, за ней увязывались многие мужчины от пятнадцати и старше. Для неё это было само собой разумеющимся.
 — Ты, что, папаша, меня до дома проводить собрался? — весело спросила она.
 — Конечно, милая, — подмигнул ей Терентич. — Надеюсь, не прогонишь. Мы могли бы неплохо провести время вдвоем.
 Девица вполне спокойно отреагировала на его наглость. Ей казался забавным этот старикашка, который, похоже, совсем потерял голову, почувствовав запах молодого женского тела. Она вышла на проезжую часть и подняла руку. Тут же тормознула легковушка.
 — До Белкино, шеф!
 — Садись, красотка! — вальяжно ухмыльнувшись, ответил шеф. Улыбка сползла с его лица, когда он увидел, как вместе с красоткой в машину забирается седой старикан в потрепанной лётной куртке.
 Девица забралась на заднее сиденье, устало откинулась на спинку, как будто только что грузила мешки с углем. Следом за ней уселся Терентич, хлопнул дверцей. Шеф смерил его недовольным взглядом, отвернулся и стал молча смотреть на дорогу. Врубил музон и отключился от разговора.
 Терентич лениво развалился на сиденье, словно это была его собственная тачка с личным водилой. Обнял девицу за плечо и не отрывал от неё влюбленного взгляда.
 — И давно ты вот так, Матренушка? — спросил заинтересованно.
 — Что давно? — не поняла она.
 — Ну, это…в голом виде…
 — Нет, что ты! — хмыкнула девица. — Первый раз.
 — Нужда заставила? — допытывался он.
 — Скорее, интерес, — кивнула она. — Дай, думаю, попробую. Вдруг понравится.
 — Ну и как, понравилось?
 — Не особенно. По улице голой интереснее ходить. Идешь, и все на тебя оборачиваются, — откровенно издевалась девица. — Даже такие стариканы, как ты.
 Терентич принял все за чистую монету. Кто его знает, какая теперь мода городская. Если в метро ездят в панталонах, то, может, и по улице голяком разгуливают. Летом, когда тепло. Одно обидно — упреки в возрасте.
 — А вот это ты зря! Я ещё не такой старый, как может показаться на первый взгляд. Есть ещё порох в пороховницах. Поедем, Матренушка, ко мне в деревню, узнаешь, что такое райская жизнь. Будешь жить, как у Христа за пазухой. Солнце, чистый воздух, свежие овощи и фрукты. Что ещё надо человеку в этом мире?
 — Когда стану бабкой, непременно поеду! — засмеялась «Матрена».
 Промчавшись по проспекту и повернув несколько раз в какие-то проулки, они подъехали к самому подъезду жилого дома, как указала девица.
 — Заплати, дорогой. — Она вылезла из машины и пошла к дверям.
 — Сколько? — деловито спросил Терентич.
 — Сотня, — бросил водила.
 — За пятнадцать минут? — опешил отец. — Да ты просто жулик, парень.
 — А ты сколько хотел?
 Терентич вынул из кармана мятую десятку, протянул ему.
 — Мне за сотню весь день на рынке стоять надо. — И полез на выход.
 Лицо водилы исказила злобная гримаса, от которой у любого нормального человека похолодело бы внутри, и он бы вывернул карманы наизнанку, только чтобы не видеть этого лица.
 — Был бы ты помоложе, дед, дал бы я тебе по шее.
 — А это видел? — Терентич сунул ему под нос довольно объемный кулачище.
 Водила втянул голову в плечи, проводил его злобным взглядом, что есть силы газанул и отъехал.
 Терентич поймал девицу у самого лифта. Она засмеялась.
 — Ну что дальше, старый? В гости набиваешься?
 — Набиваюсь, — нагло ответил старик, почувствовав вдруг молодецкий задор.
 — Смотри, не пожалей, — пригрозила она.
 Они поднялись на лифте на шестой этаж. Девица позвонила в одну из квартир. Дверь открыл молодой человек в спортивных штанах и майке без рукавов. На его руке в локтевом сгибе красовалась истыканная шприцем синяя дорожка. Мрачная жующая физиономия парня не предвещала ничего хорошего. Ни девице, ни старику. Терентич не ожидал такого поворота событий и притормозил у лифта. Стоял в задумчивости и все никак не мог решить для себя, уходить ему или остаться.
 — Ты где пропадаешь? — грубо спросил парень.
 — Извини, задержалась. — Девица поцеловала его в щеку.
 Он оттолкнул её.
 — Деньги принесла?
 — Вот, — она достала из кармана джинсов две сотни, заработанные за сеанс.
 — Чего так мало? — Парень схватил ладонью купюры, и они исчезли у него в кулаке. — Думаешь, мне этого хватит?
 Девица прикрыла дверь, и из-за неё послышались грубые выкрики парня и женский визг. Терентич постоял немного, хотел уйти, но не ушел. Не мог просто так уйти, не высказав своего мнения по данному вопросу. Подошел, толкнул дверь в квартиру.
 — Физкультпривет! — сказал он и шагнул в прихожую.
 Парень держал своими лапами девицу за шею.
 — Тебе чего? — набычившись, спросил он.
 — Интересуюсь криками, — невозмутимо сказал Терентич, как будто был дежурным газовиком, обходящим квартиры на предмет утечки. — В смысле, кто и по какому поводу. Может, помочь чем?
 Парень отстранил девицу в сторону, повернулся торсом к Терентичу и глянул на него сверху вниз. Он был повыше ростом и пошире в плечах.
 — Это папаня того художника, у которого я работаю, — завыла девица. — Он проводил меня до дома и оплатил тачку.
 Терентич, не отрываясь, смотрел на девицу и видел её заплаканные глаза. Конечно, бабьи слезы он видел за свою жизнь много раз, и они вызывали у него легкое раздражение. Поэтому предпочитал не доводить женщин до слез. Однако парень наступал на него впалой грудью и дышал в лицо гнилыми зубами.
 — Ну что, старый, остаешься или поехал?
 — Пожалуй, поеду, — сказал отец и поднял взгляд на парня. Но тот, по-видимому, только и ждал, когда старик уберется с глаз долой. Терентич решил ему не потакать. — Нет, пожалуй, останусь. И скажу тебе пару ласковых.
 — Чего? — помрачнел парень.
 — Ничего! — огрызнулся Терентич и принялся за свою лекцию. Сказал для начала так: — Если бы я был на твоем месте, я бы её хорошенько отшлепал.
 — Ну, — согласился парень, видимо, намереваясь это самое и сделать.
 — И не пускал бы из дома, — продолжил старик и привел следующий довод: — А если бы я был на её месте, я бы тебя давно бросил.
 — Почему это? — Лекция парню, видимо, понравилась.
 — Потому что ты, дебил, даже не можешь сам заработать денег! — веско приложил его Терентич. — И заставляешь женщину торговать своим телом.
 — Чего? — Парень даже не знал, что и сказать от изумления.
 — Почему бы тебе свои телеса не выставить на обозрение? Ишь, какие накачал бицепсы, трицепсы и сисепсы! Может, побольше её заработал. Пройдись голяком по проспекту, за вечер мою пенсию соберешь.
 Наконец парень собрался с мыслями.
 — Щас я тебя голяком по проспекту пущу! Понял, старый? Если через минуту ты ещё будешь здесь стоять!
 Парень поднял исколотые ручонки и толкнул старика в грудь.
 Терентич устоял, но это ему не понравилось. Не любил он, когда его задевали руками, да и другими предметами. И всегда старался ответить тем же. Действие равно противодействию, считал он, запомнив ещё со школы этот физический закон. И он без размаха точным коротким ударом мощного кулака заехал детине в солнечное сплетение.
 Парень согнулся в пояс. Девица завыла в голос.
 — Не распускай руки, сынок, особенно когда старшие рядом, — сказал наставительно Терентич и обратился к девице. — А ты не ори! И хорошенько подумай о своем будущем.
 И он важно удалился с осознанием выполненного долга, громко хлопнув за собой дверью.
 Илья был даже рад, что отец куда-то пропал. Это давало свободное время для маневра. А так бы папаня наверняка увязался за ним. Согласно полученным от Феди инструкциям он созвонился с банкиром, представился крутым бизнесменом и пригласил его в ресторан. Как это ни странно, банкир согласился. Видно, такие приглашения он получал регулярно и был прекрасно осведомлен об их назначении. Он сказал, что подъедет в ресторан к семи и просил не опаздывать, поскольку каждая минута его драгоценного времени оценивалась в несколько баксов. Правда, не стал уточнять, во сколько.
 Илья отправился в офис к Феде, получил у него мобильный телефон и ключи от машины, пообещав подогнать «ниссан» к фединому офису после ресторана и сообщить о результате переговоров. Потом Илья быстренько заехал домой, пока жена находилась на работе, надел свой самый лучший костюм, сел в шикарную тачку, мечту на колесах, и за полчаса до назначенного времени подъехал к ресторану «Фигаро», выбранного опять-таки по фединому совету. И заказал столик на двоих.
 Банкир Разумовский появился ровно в семь. Илья сразу понял, что это он, когда увидел подъехавший черный «мерседес». С водительского сиденья вылез внушительный детина с тяжелым взглядом и мощным загривком, открыл заднюю дверцу и выпустил наружу молодого холеного розовощекого мужчину в хорошем дорогом пальто.
 Банкир, не заботясь более о машине, быстро направился к дверям. «Пунктуальный, видно, человек, — подумал Илья, глядя, как к нему приближаются двое. — Хоть бы опоздал минут на двадцать ради приличия». Извинился бы за опоздание, Илья бы сказал: «Чего уж там!», и благожелательное настроение с обеих сторон было бы гарантировано. А так Илья чувствовал себя не в своей тарелке и даже не знал, о чем с ним говорить. Не лепить же в лоб про кредит. Ему оставалось только изобразить учтивую улыбочку.
 — Здравствуйте. — Разумовский бросил на него быстрый взгляд и, не задерживаясь, прошел внутрь. Телохранитель не отставал от него ни на шаг, прикрывая тыл. Последним прошмыгнул в двери ресторана Илья.
 Они с банкиром чинно уселись за заказанный столик, словно послы, подписывающие коммюнике, а телохранитель пристроился за соседним столиком, не произнося ни звука. Илья держал в руке непременный атрибут делового человека — мобильный телефон. Впрочем, точно так же сотню лет назад какой-нибудь денди держал в руке трость — элегантно, ненавязчиво и с понтом без неё никуда. Он положил мобильник рядом с собой на столик и с плохо скрываемым интересом стал разглядывать зал. За соседними столиками чопорно восседали холеные мужчины и шикарные женщины, они беседовали о своем и не обращали внимания на соседей. Чопорный малый, официант, принес меню и карту вин, Илья предложил сделать выбор банкиру, потом сделал заказ сам, стараясь выбирать, что подешевле.
 — Я здесь каждый день ужинаю, — на всякий случай сказал он. — Тут отличная кухня.
 — Надеюсь, — усмехнулся Разумовский. Чувствовалось, что он равнодушен ко всему. Мол, ему-то приходилось бывать и не в таких местах и вкушать такие блюда, о существовании которых простой человек даже не догадывается.
 Официант принес заказанные блюда, налил им в бокалы вина, поставил бутылку на столик, учтиво кивнул и хотел удалиться.
 — Спасибо, Витя, — сказал ему Илья, нагло глядя в глаза, и ухватился за бокал.
 Официант недоуменно посмотрел на него, подумал, наверное, что Витей зовут банкира, и отошел.
 — За знакомство! — предложил тост Илья.
 Банкир тоже поднял бокал. Они выпили. Илья подцепил вилкой кусочек чего-то вкусного, зажевал. Что это было, вкусное, он так и не смог понять. Ну да ладно, он решил на этом не заостряться, а приступить к атаке.
 — Я, действительно, очень рад нашему знакомству, Вениамин Андреевич. Много слышал о вас от моих друзей. У меня, знаете, много друзей, бизнесменов. Когда вращаешься в этом кругу, постоянно на бизнесменов… натыкаешься.
 Разумовский кивнул и слегка улыбнулся.
 — У меня тоже много знакомых бизнесменов. Но я не считаю их своими друзьями.
 — Это, наверное, потому, что они у вас все время деньги просят, — хмыкнул Илья.
 — Возможно. Но не это самое неприятное. Дружба кончается, когда они их не возвращают в срок. Приходится принимать крайние меры. Не всем это нравится. Некоторые обижаются настолько, что пропадают неизвестно куда.
 Илья заглотнул кусок, застрявший в горле. Закашлялся и выдавил:
 — Для меня срок — закон!
 — Надеюсь, — усмехнулся банкир.
 Тут звякнул мобильник, и Илья накрыл его рукой, испугавшись, что публика тут же повернет головы в его сторону. Публика не повернула. Публике было глубоко наплевать, что у кого звенит. Публика привыкла ко всему. Если бы сейчас кого-нибудь из посетителей положил на пол киллер, публика продолжала бы как ни в чем не бывало уплетать деликатесы. Не портить же вечер из-за мелких неприятностей.
 — Извините, — вежливо сказал Илья и приложил мобильник к уху. — Да! Так! Понятно! Ах, вот оно что! А сам сообразить не можешь? Отсылай всю партию в Казахстан. Здесь ничего не наварим, а там пойдет. Давай, шевелись! Чтоб сегодня все отослали!
 Художник Серега, которому он выдал свою тираду, ничего не понял из этой белиберды и на всякий случай сказал:
 — А чего мне соображать? Ты, Илья, сам попросил позвонить, я и звоню! Не хочешь, не буду звонить! У меня вообще краски сохнут! Какой к черту Казахстан и кого я туда должен послать? Слушай, Илья, хоть ты мне и друг, но я точно знаю, кого и куда я сейчас пошлю!
 Он бросил трубку на аппарат и принялся домалевывать свой очередной шедевр.
 Перед тем, как отправиться в ресторан на рандеву с банкиром, Илья упросил Серегу позвонить ему на мобильник ровно в пол восьмого, когда по всем расчетам они будут сидеть за столиком. Расчеты полностью оправдались, и звонок произвел впечатление на банкира. Во всяком случае, он Илью зауважал. «Ты смотри, какой серьезный человек этот бизнесменишка, — наверное, подумал он. — Целыми партиями чего-то там отправляет в Казахстан и хоть бы хны. С таким можно иметь дело. Если что случится, он пол-Казахстана сюда переправит».
 — Как вы их пропесочили! — даже заметил он с уважением. Впрочем, наигранным.
 — Да вот, мои ребята никак не могут два вагона оргтехники пристроить, — виновато пояснил Илья. Хотел добавить, что, мол, вот с какими олухами ему приходится работать, но вовремя сообразил, что пятно ложится и на него. Если его подчиненные такие олухи, то тогда кто он сам, коль не может подобрать себе более сообразительных.
 — Понимаю, понимаю, — улыбнулся банкир. — Плохой помощник любое дело испортит.
 — Да это начинающий, — успокоил его Илья. — А так у меня ребята битые. Я с ними такие сделки проворачивал. Не поверите!
 — Ну почему? — хмыкнул банкир, уминая лосося. — Охотно поверю. Сейчас могут всю бакинскую нефть продать на сто лет вперед, и что самое главное, получить предоплату за полсрока.
 — Одна проблема, нехватка живых денег, — пожаловался Илья, стараясь особенно не налегать на еду. — Была бы наличная капуста, мы бы горы свернули и реки… того… вспять.
 — Да, — согласился банкир, глотая красное «Бордо», как воду. — Чего только наши бизнесмены не могут? Дай им волю, Луну впарят американцам втридорога.
 — Моя фирма работает не так глобально, — заметил Илья, переходя в кавалерийскую атаку. — Я всего лишь разбрасываю оргтехнику по всей стране — вагон туда, вагон сюда. Сейчас это идет в улет.
 — Я вижу, вы человек деловой. — Банкир уже лежал на лопатках.
 Илья вошел в роль крутого бизнесмена, и выходить из неё не собирался. Уж очень она ему понравилась. Словно была для него и написана. Он сделал последний наскок и окончательно добил банкира своей простотой.
 — Конечно, это не нефть, но все же объемы проходят большие. Годовой оборот достигает миллиона. К сожалению, вечно не хватает наличности. Просто проблема. Прямо не знаешь, где и брать. Хоть на улицу выходи с протянутой рукой.
 — Ну, зачем же так опускаться, — посочувствовал банкир, на глазах уничтожая выставленные блюда. — Для этого и существует банки. Мы помогаем таким бизнесменам, как вы. Тем более, мне вас рекомендовали с положительной стороны.
 — Значит, я могу рассчитывать на кредит? — с надеждой спросил Илья.
 — Пожалуй, — кивнул банкир. — Думаю, руководство не будет против. Сколько вы хотите взять?
 — Совсем немного, — равнодушно пожал плечами Илья, словно просил у жены десятку на пиво. — Пятьдесят пять тысяч долларов.
 Разумовский посерьезнел, судорожно глотнул вина, чем-то зажевал и осмотрелся. Боялся, видать, подслушивания. Мало ли что! Если люди говорят о такой сумме, значит, она у них есть. Почему бы не запустить руку к ним в карман?
 — Да, — перейдя на шепот, произнес он. — Я бы не сказал, что это немного.
 — Извините. — Илья подтянул узел галстука к шее и гордо заявил: — Мне приходится оперировать и более крупными суммами.
 — А какой у вас есть залог?
 — Товар. Я вам его отдам под залог. Если не смогу продать, он ваш.
 Банкир помотал головой, поморщился и допил остатки вина. Видно, такой оборот ему совсем не нравился. Парень сразу перестал вызывать у него доверие. Он, Разумовский, ведь не лох какой-нибудь, чтоб его так подставлять. Да его просто не поймет управляющий, когда им вместо денег подсунут вагон оргтехники, которую ещё надо будет куда-то деть.
 — Не пойдет! — резко сказал он. — Мы не берем товар под залог. Наш банк не занимается розничной торговлей кастрюлями. У нас серьезное учреждение, а не скобяная лавка.
 — У меня же сплошная оргтехника, — возмутился Илья. — Это сейчас самый ходовой товар. Фирмы скупают её машинами.
 — Мы имеем дело только с недвижимостью. — Стоял на своем банкир. — Товар — как воздух. Сейчас он есть, а завтра его уже нет. А недвижимость никуда не денется, даже если её хозяин отправиться окучивать райские кущи.
 Илья понял, что пришла пора расстаться с кровным. Как бы он этого и не хотел.
 — У меня есть хорошая трехкомнатная квартира, чуть ли не в центре города, — признался Илья. — Неплохая. Почти новая. Недавно сделал евроремонт. Даже две квартиры. Другая поменьше, но тоже ничего. Если не хватит, найдем ещё что-нибудь. У меня несколько магазинов, но это так, мелочевка…
 Банкир немного пришел в себя и даже заулыбался.
 — Тогда с вами можно иметь дело. — Он потянулся за бокалом.
 — Под какой процент вы даете кредит? — спросил Илья, сразу переходя к делу, пока банкир не отказался от своего решения.
 — Если кредит в условных единицах, то под пятнадцать процентов годовых.
 — Может, дадите на льготных условиях? В смысле, под меньший процент.
 Банкир помотал головой.
 — Нет. При всем желании не могу. На льготных даем только тем, кто имеет счет в нашем банке не меньше трех лет. Таково правило. Берете на какой срок?
 — На месяц, — сказал Илья. — Через месяц верну. Это не повлияет на процент?
 — Не имеет значения. Хоть на день. Единый процент для всех клиентов. И тут я вам ничем помочь не могу. — Банкир сделал паузу. — Если только…
 — Что? — напрягся Илья.
 — Если только вы будет любезны… — тихо сказал банкир.
 — Я понял. — Илья оглянулся по сторонам и приблизился вплотную к Разумовскому. Ему показалось, что это дело не подлежит огласке. Все равно, что обсуждение величины взятки в публичном месте. Прошептал ему на ухо: — Три процента ваши.
 — Идет. — С готовностью согласился банкир. — Тогда ваш процент снижается до десяти.
 — Окончательно?
 — Да!
 — Тогда договорились?
 — Договорились! — кивнул банкир и поднял бокал. — Ваше здоровье!
 Они чокнулись бокалами, выпили и доели все, что ещё оставалось.
 — Счет! — крикнул Илья, боясь, что банкир попросит накормить его на дорожку устрицами.
 Подошел официант «Витя», положил на столик бумажку. Илья глянул в неё и почувствовал легкое головокружение. На всякий случай схватился рукой за стул, чтобы не съехать с него на пол. Дрожащей рукой вынул бумажник и выложил на стол месячный семейный бюджет, решив в этот миг, что Марине про ресторан он рассказывать не станет ни за что.
 Они вышли на улицу и протопали на стоянку. Телохранитель опередил шефа на шаг и уже открыл заднюю дверцу «мерседеса».
 — Вы каждый день на работе? — зачем-то уточнил Илья и нажал на брелке кнопку сигнализации. Стоящий рядом с «мерседесом» банкира серебристый «ниссан» приветливо мигнул ему фарами. Не зря же брал напрокат такую шикарную тачку. Хоть напоследок пустить пыль в глаза!
 — Естественно, — бросил банкир, усаживаясь на заднее сиденье «мерса».
 — Тогда до встречи, — улыбнулся Илья, открывая дверцу «ниссана».
 — Когда вас ждать? — уточнил банкир.
 — Скоро.
 Разумовский хлопнул дверцей, и «мерседес» резко сорвался с места, словно стартовал в открытый космос. Илья проводил его сияющим взглядом, пока он не скрылся из глаз. После чего с чувством глубокого удовлетворения уселся за руль своей, но все-таки чужой машины.

 Глава 11

 — Из этого ресторана, Наташ, голодным уйдешь, — жаловался он, уплетая картошку с мясом. — Какое-то все несъедобное, не поймешь, из чего.
 — Зато там хоть посидеть можно, — с завистью говорила Наташка.
 После ресторана Илья решил заехать к ней, чтобы рассказать о том, как он ловко обвел банкира вокруг пальца, представ перед ним в роли крутого бизнесмена. Он даже не подозревал, что способен на лицедейство, да ещё с таким успехом. Главное, что зритель ему поверил сразу. Правда, он был один, но это был такой зритель, от которого не только зависел успех постановки, от которого зависело все дальнейшее благополучие. Ему дают кредит — вот успех, несравнимый с жалкими аплодисментами зрительного зала, которые получает нищий актер.
 Сразу ехать к Феде и возвращать ему машину жутко не хотелось. Илья ещё пребывал в эйфории от своего успеха и хотел побыть в шкуре «нового русского» как можно дольше. Единственным человеком, кто может оценить его успех по достоинству, была она, Наташка. Папаня бы его просто не понял, а по жену и говорить нечего. Если бы она узнала, на что он потратил семейный бюджет, перестала бы его кормить следующие полгода.
 Они сидели в кухне за обеденным столом. Илья был голоден, как черт, ресторанная еда только растравила аппетит, и он попросил Наташку дать чего-нибудь более существенного.
 Илья проглотил кусок вкуснейшего мяса и решил ответить на её последнюю реплику. Похоже, она бывала в ресторанах нечасто и думала, что там можно классно отдохнуть. Илья же был уверен, что отдохнуть там довольно трудно, зато с легкостью можно отдать последние сбережения.
 — Не скажи, Наташ. Одно напряжение для нервов. Вот, до сих пор руки дрожат. — Он положил вилку, протянул руку, показал ей дрожащие пальцы. — Все время думаешь, как бы не сделать неловкого движения или не сказать какую-нибудь глупость.
 — И что, банкир заметил твою неловкость?
 — Ничего он не заметил! — уверенно высказался Илья. — Банкира я положил на обе лопатки! Столько лапши ему на уши навешал. Говорю, мои ребята вагоны техники по всей стране гоняют. У меня, мол, крупная фирма по торговле компьютерной техникой!
 — И он поверил? — искренне удивилась Наташка.
 — А то как же! Дает мне кредит. Пятьдесят пять тысяч баксов.
 Наташа всплеснула руками.
 — С ума сойти! И что ты с ними делать будешь?
 Илья доел картошку с мясом и потянулся за недоеденным салатом из свежих помидоров и огурцов. Все же зря эта ресторанная кухня отказалась от таких простых и доступных вещей. Вкус натурального продукта не заменишь никакими кулинарными изысками. Вроде бы прошел добротный ужин ценою в несколько тысяч, а такое ощущение, что и не ел.
 — Как что? Возьму партию оргтехники, продам и наварю на этом процентов тридцать. Тысяч двадцать баксов чистой прибыли получу. Гульнем потом с тобой!
 Он приобнял её за спину, притянул к себе и чмокнул в щечку. Наташка затрепетала от возбуждения. Ничто ведь так не возбуждает, как чужой успех. В женщинах он порождает ответные чувства, в завистниках — глухую ненависть, в стане друзей — преданность и верность. Правда, пока успех не остается в прошлом. Женщины, вообще, любят тех мужчин, кто чего-то добивается. И чем большего добивается, тем сильнее любят, независимо от возраста, физиономии и вредных привычек. Слабаков и неудачников женщины обходят стороной. Впрочем, их можно понять — свяжешься с неудачником, горя не оберешься.
 — Да кому же ты продашь? Кто на такие цены клюнет? — изумилась Наташа, хотя гордилась поистине невероятному взлету своего любовника. Илья заметил, что она искренне рада — его успех отчасти и её заслуга. Ничего, потом он отплатит ей сполна — любовью, подарками, шикарной одеждой. И она, конечно, об этом догадывается. Потому и рада, как дитя.
 — Найдутся желающие, — уверенно сказал Илья. Он уже нисколько и сам не сомневался, что они найдутся. — Какой-нибудь лох из провинции, который рынка не нюхал. Федя обещал подыскать. Он мужик сообразительный.
 Наташа усмехнулась и покачала головой, вспоминая что-то забавное из своей биографии.
 — Мне ли не знать. Он уже в институте соображал, как деньги делать. То джинсами спекулировал, то магнитофоны какие-то перепродавал. Деловой был, жуть! Жаль только, не доучился. С третьего курса вышибли за хвосты. Он на всю эту учебу плевал.
 Илья нахмурился и бросил вилку. Напоминание о прошлом было неприятно. Он старался его забыть и гнал от себя, но оно шло за ним по пятам.
 — Зато я доучился! Диссертацию писал эту долбанную! Дифракция, понимаешь, лазерного луча. Кому она на хрен нужна теперь, эта дифракция!
 Наташка пожала плечами.
 — Тебе нужна, Илья. Ты же сам говорил, что тебе она по ночам снится.
 Илья тяжело вздохнул и отмахнулся.
 — Забудь об этом. — Он взял трубку, набрал номер, который уже хорошо запомнил. — Федор, это я, Илья. Ну все, можешь меня поздравить! Банкир дает кредит. Хоть завтра! Только надо все оформить, как полагается. Залоговое обязательство, оценка стоимости квартиры. Что там еще! И потом могу товар брать! Сейчас приеду, верну тачку. Что-что! Уже есть покупатель? Ага, записываю!
 Илья схватил ручку и записал в блокноте название гостиницы и номер, где проживает приезжий. Положил трубку, радостно вскочил из-за стола.
 — Все, Наташ. Дело пошло! Федя подкинул мне одного покупателя. Какого-то простака с Кубани. Вроде бы ему нужна оргтехника! Федя говорит, что надо выходить на него побыстрей, а то он в другую фирму сунется. Так что я побежал!
 Илья вылез из-за стола, поблагодарил за ужин, двинулся в прихожую. Наташа огорченно побрела следом. Илья почувствовал, что её такое молниеносное развитие событий не устраивало. Он влез в это дело с её подачи и теперь завязнет в нем, как в тине. И она его больше не увидит. Во всяком случае, в ближайшие дни.
 — Сейчас-то уже поздно, Илья. — Она лукаво улыбнулась и приоткрыла халатик на груди. Там засветился соблазнительный сосок. — Может, посидишь еще?
 Но Илье уже было не до женских прелестей. Они не уйдут никуда, а покупатель может исчезнуть в любой момент. Ищи потом другого. Это у Феди связей немерено, он знает всю клиентуру — кто что хочет купить, а кто продать. Его дилеры работают по всей стране и знают российский рынок вдоль и поперек. Вот кто может продать хоть Луну. Он же пока никто, связей никаких, дилеров ноль, и достойного покупателя с хорошими бабками будет искать полгода. Пока не прогорит окончательно.
 — Извини, Наташ. Он уже ждет меня в гостинице «Центральная». Если сейчас его не ухватить за яйца, он уйдет, как пескарь в песок. И все! Ищи другого!
 Наташа печально покачала головой.
 — Я-то думала, ты у меня останешься. Может, встретишься с ним и вернешься?
 — Не могу, Наташ. И так жена уже обо всем догадывается. Если домой не приду, потом вообще на порог не пустит.
 — А я тебя ещё пускаю. А ты забежал на час и пошел…
 Но он уже напялил куртку, сунул ноги в ботинки.
 — Не обижайся, Наташ. В другой раз. Правда, сейчас не могу. Потом…
 — Все потом… Опять потом… — вздохнула она. — Когда это потом? Я уже устала ждать, Илья. Все сижу одна, чего-то жду.
 Илья открыл входную дверь, задержался на мгновение.
 — Еще немного подожди, Наташ. Хорошо? — И выскочил из квартиры.
 В гостиничный коридор выходили двери номеров, из-за которых доносился гул голосов, звуки телевизора, пение под гитару и звон посуды. Приезжий люд оттягивался, как мог. В меру своих пристрастий и материальных возможностей. Илья прошел по коридору, остановился у двери под номером «53», постучал. За дверью стояла тишина, наконец, послышались тяжелые шаги, и дверь отворилась. На пороге номера стоял крепенький невысокий мужичок с хмурым загорелым лицом. Въедливый взгляд хитрых глаз пронизывал насквозь. Его рубаха была расстегнута на загорелом пузе, мятые брюки, не первой молодости, сползали с пояса, ноги были босы. От мужичка разило перегаром, но не сильно. Видно, он только начал застолье, хлопнул стакан, и сейчас находился в раздумье, что ему делать дальше — пить одному или пригласить кого-нибудь для компании. Но компаньон нашелся сам.
 — Анатолий Еремеич? — спросил Илья.
 — Ага. — Кивнул мужичок. — А тебе чего?
 — Это вы хотели бы приобрести партию оргтехники, да не знаете, где купить?
 — А, ты из фирмы? Проходи, проходи…
 Анатолий повернулся спиной, протопал босиком к столу. На столе стояла бутылка водки, была разложена примитивная закусь: стеклянная банка с солеными огурцами, открытая консервная банка шпрот и нарезан черный хлеб.
 Илья огляделся, шагнул в номер и закрыл за собою дверь. В комнате был полный бардак. На креслах и на полу валялась одежда, на кровати лежал раскрытый чемодан. Похоже, человек только обосновался в номере, приехав вчера. Либо в жуткой спешке собирает манатки, чтобы оставить этот прекрасный город навсегда и больше сюда не возвращаться.
 — Может, водочки? — добродушно предложил Анатолий и сбросил вещи с кресла на пол. — Вот, садись.
 Не дожидаясь согласия гостя, он налил водки в два немытых стакана, выловил пальцами два соленых огурца и положил их на расстеленную газету, заменявшую скатерть. Схватил стакан и широким жестом предложил другой Илье, словно стол ломился от яств и никто не смог бы устоять при виде такого угощения.
 — Спасибо, я за рулем, — брезгливо отказался Илья и опустился в кресло. — Лучше потом обмоем сделку.
 — Ну, извини, — обиделся Анатолий. — Я по-простому. Думал, за знакомство. А что у тебя есть-то?
 Он хлопнул свой стакан, зажевал хлебом и засуетился, подбирая с пола вещи и швыряя их в чемодан. Илья вынул из внутреннего кармана куртки прайс-листы, любезно переделанные Федей, развернул, протянул ему.
 — Вот вся наша техника: компьютеры, мониторы, принтеры, сканеры, копиры, факсы. Здесь вы найдете все, что вам нужно. На любой вкус и цвет. Все самое лучшее, до чего в настоящее время додумалось человечество.
 — Ох, как у вас тут в Белокаменске холодно, — поежился Анатолий, хлопнул пол-стакана, быстренько зажевал кусочком черного хлебы, сел в другое кресло и принялся изучать прайсы, перелистывая их по несколько раз туда и обратно. По выражению его лица можно было понять, что он разбирается во всем этом так же, как в японском языке.
 — Все сплошь новые модели, — убедительно сказал Илья. — И заметьте, цены очень невысокие. Дешевле нигде не найдете.
 — Да я вижу, техника хорошая, — согласился Анатолий. — И цены тоже.
 Он выскочил из кресла, порылся в чемодане, выудил откуда-то снизу листок с записями, сел обратно и принялся сравнивать оба списка. Похоже, эта бумажка была для него чем-то вроде японского словаря.
 — По правде говоря, я не ни хрена в этом не разбираюсь, — наконец, признался он. — Шеф послал. Говорит, вынь да положь. Вон, такой список написал. А где её искать, эту технику, не сказал. Мне бы сразу все купить и домой!
 — По этому поводу не беспокойтесь, — оживился Илья. — Здесь полный набор техники и любых комплектующих. Больше вам ничего искать не придется.
 — Правда! — искренне обрадовался Анатолий. — Тогда это мне подходит. И когда можно будет все это посмотреть?
 Он ухватил Илью за слабое место. Больно ухватил. Посмотреть-то как раз пока нечего. Нет, конечно, теоретически можно посмотреть, но фактически у него товара кукиш с маслом. Илья ощутил вдруг глубокое чувство собственного ничтожества. Он со всеми договорился, вошел в доверие к Феде, выпросил кредит у банкира, наобещал Роману, посулил этому простаку, даже подготовил жену к свершению важной сделки, а на деле все это — мыльный пузырь. Один маленький вопрос, и пузырь лопнул. Да он просто крутится на пустом месте! Он — материальный импотент. Есть физические, а он материальный. Хочет сотворить крупную сделку, но не может. И в этот момент Илья решил для себя, что он провернет эту сделку, чего бы это ему ни стоило. Даже ценой самого дорогого, что у него есть. Что для него самое дорогое, он, конечно, так сразу не скажет, но что-то дорогое у него непременно есть. В общем, если сейчас упустит удачу, то потом никогда никому не докажет, что он настоящий бизнесмен. И, прежде всего, самому себе.
 — Вы сколько здесь ещё пробудете? — Илья решительно хлопнул себя по коленкам.
 — А как куплю все, что нужно, так и поеду. Мне тут делать больше нечего. — Мужичок не утерпел, схватил стакан с остатками водки, опрокинул его в рот, заглотнул одним глотком, крякнул и отправил следом огурец. — Все зависит от тебя.
 — Договорились! — сказал Илья и вылез из кресла. — В ближайшие дни можно будет посмотреть товар и, я надеюсь, оформить сделку.
 И он покинул одинокого труженика снабжения отсталых районов.
 Федя ждал его в баре «Катрин» недалеко от гостиницы. Илья поставил машину на стоянку, передал Феде ключи от неё и мобильник. Сердечно поблагодарил за помощь. Федя отхлебнул коктейль из высокого стакана и снисходительно похлопал его по плечу.
 — Я, что? Я тут вообще посторонний. Ты должен провернуть все сам, Илья. И тогда я в тебя поверю. Но теперь тебе нужно сделать главное! Получить бабки!
 Илья это и сам понимал. Теперь все дело за ним, вернее за Мариной. Даст ли она согласие на эту сделку, ведь без её подписи никто квартиру в залог не возьмет. Илья на этот счет уже поинтересовался у нотариуса. Сделки с недвижимым имуществом должны быть заверены у всех взрослых жильцов, являющихся совладельцами. Илья решил, что приложит все усилия для того, чтобы её уговорить. Глотнув коктейля, который ему заказал Федя, Илья поделился с ним своими сомнениями.
 — Ерунда! — бросил Федя. — Ты ей скажи, сколько ты получишь в результате сделки, и она согласится заложить даже душу.
 — Ну, душу может, и не заложит… — с сомнением сказал Илья. — Но от денег не откажется.
 — Ну, вот видишь! — Федя окинул презрительным взглядом проходящую мимо них девицу в мини-юбке с длинными ногами и круглым, как помидор, задом. — Женщины, они корыстны и порочны. Впрочем, как и мужчины.
 По части провокаций полковник Самохин был большой дока. Уж скольких подозреваемых он брал на понт и выводил на чистую воду, подсовывая им липовые документы, прямо или косвенно обвиняющие подозреваемых в преступлении, — не сосчитать. Сила документа у нас во все времена была убойной, ему верили сразу и окончательно, не сомневаясь в подлинности, даже если он был написан простым карандашом на обертке от сыра. Особенно эффективно липа работала в куче с подлинными документами, которые, к тому же, проходили через руки подозреваемых. Не узнать бумажки, которые составляли своими руками, они просто не могли. А вместе с ними «узнавали» и липу. «Лепили» и фотографии. Умельцы из техотдела кроили групповые портреты на заказ под любого фигуранта, порой склеивая его физию с теми, кого он в жизни не видел. Подозреваемые делали удивленные глаза, мямлили про то, что никогда не встречались, но все же соглашались с тем, что были тогда-то в такое-то время в таком-то месте. А как отказаться, если на самом деле были? Мало ли, что вот этого, который рядом, они не заметили. Надо быть внимательней и запоминать, с кем проводишь время.
 Попадались, правда, крепкие орешки, которым все эти писюльки были до фени, и стояли они насмерть, потому как были действительно невиновны. Но многие, очень многие из числа тех, кто был причастен к преступлению, поддавались на провокацию и раскалывались. Просто не выдерживали нервы. Начинали оправдываться, юлили и выкручивались, придумывая какие-то несуразные легенды, которые рассыпались на глазах во время допросов с пристрастием, оговаривали других, врали, клеветали, стараясь обелить себя, и ещё больше запутывались. Скольких таких повидал и послушал Самохин за тридцать пять лет службы! Ну, бывало, получал он по шапке от начальства за такие художества, но все сходило ему с рук. Раскрываемость-то росла.
 Ларионова вызвали в управление для дачи показаний, чтобы предъявить ему документы, изъятые из домашнего сейфа Кизлякова. Помимо залогового обязательства, подрядного договора с фирмой «Лика-строй», других бумаг и документов убитого директора в папку подсунули липовую справку из регистрационной палаты, которая извещала, что одним из учредителей и владельцев данной строительной фирмы являлся некий Маркелов Виктор Александрович. Этот самый Маркелов действительно работал когда-то с Ларионовым в одной фирме по торговле сантехникой и стройматериалами. Фирма самоликвидировалась, Ларионов ушел к Кизлякову, а Маркелов якобы утонул в пучине отечественного бизнеса. «Экономисты» из управления проследили послужной список Ларионова и вытащили на свет божий его бывшего сотрудника.
 Игра была рискованной. Если Ларионов не причастен к строительной фирме, он поверит, что её владельцем был Маркелов, и начнет рассказывать про своего бывшего сослуживца. Но если все же причастен к фирме, а значит, и к афере с подрядным договором, то он тут же поймет, что его берут на понт, потому как в этом случае будет уверен, что никакой Маркелов в афере участвовать не мог. Он тут же закроется и не скажет ничего. Но риск стоил свеч. В любом случае он как-то проявит свою истинную сущность — бросит неосторожное слово, расскажет что-то такое, чего ещё не знают оперативники, назовет какие-нибудь фамилии. Опасность разоблачения часто заставляет человека делать неадекватные, непродуманные поступки. На это и рассчитывал Самохин. Но реакция Ларионова удивила даже его.
 — А кто такой, этот Маркелов? — невинно поинтересовался Ларионов, когда ему назвали эту фамилию.
 «Понятно, — ехидно подумал полковник. — Сейчас начнет от всего отпираться. Даже от очевидных фактов». Но на всякий случай спросил:
 — Совсем его не помните?
 — Нет. — Ларионов смотрел на Самохина чистым невинным взглядом, так что полковник даже начал сомневаться в его знакомстве с Маркеловым. Может, они чего напутали, и не было никогда такой фамилии в биографии Ларионова. Трудно представить, чтобы человек забыл того, кто работал в его фирме.
 — Вы с ним работали в одной фирме лет пять-шесть назад. Кажется, эта фирма продавала унитазы.
 Ларионов даже вспыхнул, словно его обвинили в том, что он продавал не обычные унитазы, а ворованные. Мол, лазил по квартирам, снимал это самое и тащил на базар.
 — Да, у меня была фирма, которая торговала сантехникой, в том числе и унитазами. Что здесь зазорного? Если бы все считали для себя недостойным торговать унитазами, то, простите, на чем бы люди сидели?
 — Да нет, ничего в этом зазорного нет, — согласился полковник. — Торгуйте себе, чем угодно. Конечно, кроме наркоты и оружия. Дело ведь не в этом. Нас интересует другое. Маркелов-то у вас работал или нет?
 — Кажется, работал, — начал вспоминать Ларионов. — Да, работал. Такой шустрый парень, оборотистый, говорливый. Я его давно не видел.
 — И после развала фирмы вы никаких отношений с ним не поддерживали?
 — Нет. Фирма развалилась, все разбежались. Так что мы разошлись, как в море корабли. А зачем он вам, собственно?
 Полковник насупился и сурово сдвинул брови, пытаясь одним этим запугать Ларионова ещё до того, как начать предъявлять ему обвинение. Ларионов, тем не менее, не задрожал и не стал каяться и бить себя в грудь. Никто не заметил на его лице ни малейших признаков страха. Похоже, хорошим актером оказался этот коммерческий директор. Даже не занервничал.
 — А затем, что у нас есть данные, что вы продолжаете поддерживать с ним не только личные, но и деловые отношения, — пригвоздил Костя. Конечно, никаких сведений на этот счет не было, но на всякий случай стоило проверить реакцию.
 — Разве? — искренне удивился Ларионов. — А у меня таких данных нет.
 — А как вы можете объяснить такое странное обстоятельство? — Самохин пристально смотрел ему в глаза, пытаясь уловить малейшее изменение его поведения. — Кизляков заключает договор с фирмой, совладельцем которой является ваш знакомый Маркелов, и даже выплачивает ей аванс в сто шестьдесят пять тысяч долларов. Сумма немалая, заметьте. После чего благополучно отправляется в мир иной.
 Наверное, Ларионов понял, что все ждут от него раскаяния, он поджался, и взгляд его стал какой-то затравленный. Казалось, он подумал о том, что ему придется провести эту ночь в камере. Во всяком случае, он стал нервно переводить взгляд с одного опера на другого, надеясь уяснить, кто из них самый доброжелательный.
 — Никак не могу объяснить, — наконец, прошептал он. — Это совпадение. Случайность. Я здесь не при чем. Вы что, подозреваете меня в сговоре с ним?
 — Мы подозреваем всех, — резко бросил Костя. — Всех сотрудников фирмы поголовно. Даже уборщицу, которая появляется с утра на час. Поэтому проверять будем тоже всех. Начали с вас. И первое, что мы обнаружили: главный кидала — ваш знакомый. Невольно напрашивается вывод.
 Ларионов заметно нервничал. У него забегали глаза, он зашевелил руками, не зная, куда их девать, завертел головой. Вынул пачку сигарет, закурил без разрешения. Полковник не стал делать ему замечания, боясь спугнуть страх, который может заставить Ларионова развязать язык.
 — А что, вы полагаете, Кизлякова кинули перед тем, как убить?
 — Именно это и полагаем, — кивнул Костя. — Во всяком случае, деньги, которые он взял в качестве кредита, растворились в небытие.
 — И это сделал Маркелов? — испуганно прошептал Ларионов.
 — Он самый, — подтвердил Костя.
 По всему поведению Ларионова было похоже, что он к фирме «Лика-строй» не имеет никакого отношения. Если бы имел, то удивился бы не тому, что Маркелов — главный кидала, а тому, откуда он-то взялся в их компании. Скорее всего, он задал бы вопрос иначе. Наверняка, спросил бы про то, с какого боку тут Маркелов. Он же спрашивает так, словно не сомневается в причастности бывшего сослуживца.
 — Я встречался с ним полгода назад, — вдруг признался он.
 — Зачем?
 Ларионова понесло на признания. Он понял, что если не расскажет все, как есть, его точно отведут в камеру и станут бить, пока не признается. Лучше сразу сказать правду, чем потом эту правду из тебя будут выбивать силой.
 — Случайно, в ресторане. Он подсел за мой столик, я был с подругой. Начал расспрашивать, где я работаю. Я рассказал про нашу фирму, про генерального директора. Он очень подробно все расспрашивал. Я просто забыл об этом.
 «Так, кажется, началось, — подумал Самохин. — Теперь начнет все валить на Маркелова. Нашел козла отпущения. Вернее, они нашли ему козла. Кинули приманку, он заглотнул. Значит, причастен и хочет отмазаться от всего. Даже таким дешевым способом. Осталось поймать его на вранье».
 Ларионов стал рассказывать, как и что выспрашивал Маркелов, о том, что он интересовался планами шефа, финансовыми успехами и перспективой роста. И под конец монолога подвел черту, что, мол, все ясно, как божий день — вот этот мерзавец Маркелов устроил аферу и грохнул Бориса Кизлякова.
 Самохин внимательно слушал его восклицания и решил прекратить спектакль.
 — Маркелов не мог заказать Кизлякова, — отчетливо сказал он.
 — Почему? — удивленно спросил Ларионов, словно нисколько не сомневался в том, что заказал именно Маркелов.
 — Потому как он не является совладельцем фирмы «Лика-строй» и к этому делу не имеет никакого отношения.
 Ларионов удивился ещё больше, нежели когда впервые услышал знакомую фамилию.
 — Это он вам так сказал?
 — Это нам сказал один из действительных владельцев фирмы. Точнее, он нам перечислил всех так называемых сотрудников этой фирмы. И фамилии Маркелова среди них нет. Мы хотели вас просто проверить. Брали на понт, как говорят в камерах нашего изолятора. Так что вам остается только сознаться во всем.
 На Ларионова нельзя было смотреть без слез. До того он стал испуганным и жалким.
 — В чем?
 — Вы хотите, чтобы мы провели очную ставку? Можем устроить?
 Ларионов испуганно переводил взгляд с одного на другого. Лица оперативников были спокойны и хмуры, как у родственников покойного на похоронах. Он тяжело сглотнул.
 — Но я не имею никакого отношения к этой строительной фирме, — забормотал он. — Я вам говорю истинную правду. Борис сам мне прожужжал все уши насчет кредита и сам вляпался в это дело. Почему вы думаете, что это я устроил аферу с кредитом?
 — Потому что больше некому! — мрачно высказался Костя. Это был его любимый довод, и в принципе, возразить ему было нечего.
 Ларионов посмотрел на него жалостливо, как будто Корнюшин тот самый судья, который назначает ему количество лет для отсидки.
 — Но я не убивал Бориса! — выкрикнул он. — Это было совершенно не нужно. Мне даже и в голову такое не могло прийти!
 Самохин поймал его на слове. Это он делать любил, и делал мастерски.
 — Для чего было не нужно? — осторожно спросил он.
 Ларионов испугался и занервничал. И хороший артист иногда фальшивит. Особенно на допросе. Коммерческий директор не обладал даром лицедейства, и поэтому не мог разыграть из себя невинную овечку. И, похоже, сболтнул лишнее.
 — Для того чтобы… — он замолчал, придумывая отговорку, — чтобы стать хозяином фирмы. Я ведь совсем не хотел этого. Мне достаточно своей доли. Зачем взваливать на себя гору технических и производственных проблем. Мне вполне достаточно коммерческих.
 — Плох тот солдат, который не хочет стать генералом, — пробормотал Костя.
 Ларионова окончательно выбили из колеи. Он начал запинаться, путаться. Начал убеждать, что ничего не знал про кредит, поскольку Кизляков брал его для личных нужд, потом стал говорить, что знал, но не прикладывал к нему руку и даже отговаривал Кизлякова его брать, и, в конце концов, ещё больше запутался. Самохин понял, что Ларионов всеми силами пытается скрыть какое-то серьезное нарушение, а может быть, даже преступление. Но пока предъявить ему было совершенно нечего. Ведь дрожащие руки не присобачишь к обвинению. Хотя, как известно из новейшей российской истории, и такое возможно.
 — Если он преступник, то должен иметь сообщников, — сказал после ухода Ларионова полковник. — В одиночку работают только сексуальные маньяки, и то не все. Надо установить за ним слежку и желательно с помощью прослушки. Он должен с кем-нибудь из них встретиться. И проговориться.
 — Есть! — с готовностью кивнул Костя. Хотя заниматься наружным наблюдением ему не особенно и нравилось.

 Глава 12

 — Все! Дело пошло! — радостно сказал Илья Марине, когда добрался домой. — Возьму кредит, выкуплю партию, продам и начальный капитал есть. Потом как-нибудь раскручусь!
 Он обхватил жену за талию обеими руками, что с ним случалось довольно редко. Это-то и удивило Марину. Муж в последнее время предпочитал держаться от неё подальше и даже в постели отворачивался на другой бок, повернувшись спиной. Она уже давно догадывалась, что это неспроста, что он развлекается с кем-то на стороне, но все предположения пока не подтверждались ничем. Илья умело скрывал свою связь, не давая повода к прямому подозрению. Да и любая женщина всегда находится под влиянием грез и свято верит, что ее-то муж никогда не сможет ей изменить. Марина подозревала что-то нехорошее, но была не очень уверена в этом.
 Она посмотрела недоверчиво ему в глаза.
 — Кто это тебе кредит даст, интересно? Такому оборванцу!
 Илья радостно похлопал в ладоши. Сыгранный им спектакль в ресторане прошел как нельзя лучше. Если бы не ответственность за непредусмотренную трату из семейного бюджета, он бы ей все поведал, как на духу. Но надо держать язык за зубами. Пожалуй, можно рассказать только о последствиях. Правда, не очень приятных для нее.
 — Дают, Марин, дают! Уже договорился с одним банкиром из «Сигма-банка». Только надо заложить квартиру. И вперед!
 Марина посерьезнела. Все эти слова про банкира и кредит, конечно, бред собачий, но когда дело касается жилплощади, молчать нельзя.
 — Какую это квартиру ты имеешь в виду? Ты о чем?
 Илья понял, что сейчас ему предстоит неприятный разговор. Попробуй объяснить женщине, что он заботится о благе семьи. Если она уверена, что мужа всегда волнует только собственная задница и собственный желудок.
 — Не беспокойся, Марин. Уже все есть — продавец, товар, покупатель. Взял товар, сдал, вернул кредит. Все шито-крыто!
 Марина его не слушала. Она хотела выяснить только один вопрос.
 — Так о какой квартире идет речь?
 Илья понял, что настало время икс. Либо он сейчас говорит все, либо поворачивается и уходит из дома. Может быть, навсегда.
 — Ну, о нашей, конечно. Придет оценщик, оформит квартиру как бы приобретенной банком, я возьму кредит, проверну сделку, верну деньги, и документы аннулируются. Вот и все!
 — Все? — недоверчиво уточнила Марина.
 — Все!
 — А если ты не вернешь кредит?
 — Почему это не верну?
 Марина расстроилась. Она всегда расстраивалась, когда муж её не понимал. Когда не слушал, когда обманывал, когда приходил поздно. Да мало ли причин, из-за которых она расстраивалась. Особенно в последние годы. И тогда она попробовала сказать более внятно. Чтобы до него дошло.
 — Нет, я не говорю о том, вернешь ты его или не вернешь. Я говорю о том, что если ты не вернешь кредит, то что станет с нашей квартирой. Она, что, перейдет банку?
 Илья заходил по комнате из угла в угол. Поистине, легче уговорить мужчину отправиться на войну, чем уговорить женщину решиться на простую коммерческую сделку. Неужели надо ещё объяснять такие очевидные вещи.
 — Почему ты считаешь, что я не верну кредит? Ну, почему? Я же тебе объясняю, что уже все есть. Продавец, товар, покупатель. Взял, сдал, вернул. И все! Никакого риска.
 Марина сомнительно хмыкнула и покачала головой.
 — Риск всегда есть. Даже когда его нет.
 Илья попробовал улыбнуться.
 — Кто не рискует, тот не пьет шампанского.
 — Я не хочу пить шампанское на улице! — выкрикнула она.
 Битых два часа Илья воевал с женой, убеждая её в абсолютной надежности сделки, показывая документы и доказывая на пальцах, что никакого риска быть просто не может. Если даже он по каким-либо причинам сразу не сдаст эту партию в одни руки, у него есть ещё масса времени до срока возврата кредита, чтобы распродать товар в розницу. Хорошо, пусть он потеряет какие-то проценты прибыли, но кредит-то, во всяком случае, он вернет всегда. Наконец, после долгих уговоров Марина уступила, взяв с Ильи твердое слово, что больше эту «тварь», как она именовала то, у кого он задерживался после работы, и о существовании чего она догадывалась, он посещать никогда не будет. Это было неоспоримое единственное условие договора с женой, и Илья поклялся его исполнить. Хотя так и не признался ни в чем.
 Ночью Илья снова видел свой сон. Он управлялся с лазерной установкой, и ему ассистировала какая-то молодая женщина. Но как ни старался Илья, так и не мог узнать её. Кто была эта женщина, так и оставалось для него загадкой. Хорошо хоть, эксперимент наращивал обороты. Лазерный луч, пройдя через фильтры и решетки, отражался от зеркал, рассеивался и выписывал на экране фигуры людей, которые двигались, двигались! Это было удивительно! Фигурки были объемными, но все же лица людей ещё казались какими-то загадочными тенями, размытыми и нечеткими. Над установкой ещё предстояло работать, и Илья пытался давать указания женщине, как улучшить параметры изображения. Женщина же слушала его, но ничего не делала. Илья, возмущенный от негодования, просыпался.
 Назавтра пришел сотрудник банка, напористый молодой человек, бегло обошел все комнаты, попросил документ о приватизации жилья, проверил, переписал метраж, просчитал и быстренько составил залоговое обязательство. Потом они с Ильей подъехали к нотариусу и заверили у него сей документ, который передавал квартиру в полное владение банка в случае невозврата кредита. Илье же оставалось довольствоваться тем, что пока разрешалось в этой квартире жить.
 Димон решил, что достаточно насиделся в одиночестве, и отважился выползти на улицу. Даже если по всему городу объявили повальную облаву на киллеров, стоило немного проветрить мозги и проверить реакцию народа на его появление. Тем более что он все подъел и хотел прикупить что-нибудь на обед. Он был уверен, что даже если и существует фоторобот, составленный со слов врача или других свидетелей, его никто не узнает. Кирюхина физия, которую то и дело пускали по ящику между фильмами, вызывала у него холодный озноб и животный страх. Он нутром чувствовал, что скоро, совсем скоро, закончит свои дни точно так же, как напарник, и неотвратимость собственной смерти его просто угнетала. Поэтому ящик он практически не смотрел, а если смотрел, то выключал, как только запускалась рекламная заставка.
 Понадеявшись, что не попадется на глаза ментам, он спустился на улицу, прихватив пакет для продуктов, дошел до гастронома, закупил сервелата, сыра, хлеба, копченого леща и свернул в винный отдел за пивом. Возле дверей отдела стояла какая-то накрашенная фря в мини-юбке и короткой курточке и таращила во все стороны глаза. Димон ещё на подходе оглядел её с ног до головы и остановился, как вкопанный.
 — Девушка, не подскажете, где здесь вино продают? — спросил он.
 Девица, не глядя на него, показала большим пальцем себе за спину. Димон задрал голову, сделал удивленные глаза и увидел над дверью соответствующую вывеску.
 — Не заметил, — осклабился он. — А вам какое вино больше нравиться?
 — Красное сухое, — сказала она. — Хотя можно и белое.
 — Я мигом, — с готовностью кивнул он. — Подождешь?
 — Уже жду, — лениво бросила она.
 Он купил крепленого. Затем притащил девицу к себе на квартиру и быстренько накрыл стол в кухне, вывалив на него все, что приобрел в магазине. Девица присела на табуретку, задрав голые коленки на высоту стола, выпила целый бокал вина, зажевала его бутербродом с сервелатом. Димон выпил два и набросился на еду. Вино развязало ему язык, и он вдохновенно рассказал девице о своей работе. Мол, работает парикмахером, делает стильные прически, в основном крутым бизнесменам, которые слишком уверены в себе. Зарабатывает много. Парикмахер он классный, все клиенты остаются довольны, и он даже участвовал в конкурсе на звание лучшего парикмахера города, но не победил. А тот, кто победил, при странных обстоятельствах погиб. Вроде бы, его загрызла собака. Словом, победитель не получает ничего. Девица поверила. И решила рассказать о себе.
 — А я работаю журналисткой, — сказала она. — Собираю материал о группе риска. Вот, решила побывать в шкуре бабочки.
 — Ну и как в ней? — доверчиво поинтересовался Димон.
 — Пока ничего, — хмыкнула девица. — Даже интересно.
 — И много насобирала материала?
 — Да не очень, — она безнадежно махнула рукой. — Никто не хочет давать интервью.
 — Я могу дать, — сказал Димон. — В другой комнате.
 Девица с готовностью кивнула, вылезла из-за стола и вышла из кухни. Димон проводил её в комнату. Она увидела не застеленную кровать и без лишних разговоров стала раздеваться. Димон торопливо последовал её примеру. Раздевшись совсем, она юркнула под одеяло и сказала:
 — Ну, я тебя слушаю.
 — Записывай, — сказал он, снял трусы и прыгнул к ней.
 Во время интервью они не произносили ни слова, прекрасно понимая друг друга и так. Она задавала ему молчаливый вопрос, а он так же безмолвно отвечал на него.
 В самый ответственный момент во входной двери щелкнул замок, и в комнате появилась мрачная физиономия Тихого.
 — Развлекаешься, — хрипло выдавил он, увидев на постели рядом с голым Димоном голую девицу. Одеяло давно сползло на пол, и они лежали так, без всего.
 Девица ничуть не смутилась от присутствия постороннего мужчины. Видно, ей это было не впервой. Только заинтересованно смотрела на вошедшего, оценивая его финансовые возможности. Мужчина выглядел намного солидней, чем Димон, и она алчно улыбнулась. Хорошая кожаная куртка, дорогая рубашка, торчащая из расстегнутого ворота, стильная прическа говорили о том, что мужчина не беден. А если он не беден, он может позволить себе заплатить за удовольствие.
 — А чего ещё делать? — сказал Димон и натянул на себя одеяло. Ему не хотелось светиться перед Толяном во всем своем естестве.
 — Готовься, скоро будет дело! — сказал Тихий, глядя на девицу равнодушным взглядом человека, для которого женщина всего лишь предмет для удовлетворения сексуальных потребностей.
 — Кто, опять какой-нибудь лох? — поинтересовался Димон.
 — Давай не при дамах, — буркнул Тихий. — Расплатись с ней и пускай валит.
 Он пошел на кухню. Димон вылез из постели и натянул штаны.
 — Тебе придется уйти, — сказал он девице. — Встретимся как-нибудь потом. Я знаю, где тебя найти.
 Девица лениво спустила босые ноги на пол, поднялась с постели, потянулась, выгнув гибкий стан, и стала одеваться. Димон стоял в дверях и хмуро смотрел на этот обратный стриптиз. Протянул ей стольник, поцеловал в щечку. Она никак не отреагировала на его поцелуй, смачно зевнула и удалилась. Димон закрыл за ней входную дверь и поплелся на кухню.
 Тихий сидел за столом и жевал кусок черного хлеба. Посмотрел исподлобья на Димона, опустил взгляд ниже, провел его по голому торсу парня, задержал на руке.
 — Как рука?
 — Почти не болит, — ответил Димон. — Тебе бы врачом быть…
 — Работать можешь?
 — А че, могу. Подумаешь, палец-то в порядке. — Димон пошевелил указательным пальцем правой руки. — Мне же не на скрипке играть. Когда надо?
 — Скоро! — Тихий дожевал хлеб. — Так что готовься.
 Он поднялся с табуретки и пошел по коридору к двери. Остановился на пороге, обернулся.
 — И не води сюда никого. — Открыл дверь и ушел.
 Спустился на лифте вниз и выскочил на улицу. Огляделся по сторонам. Невдалеке, размеренно покачивая бедрами, плыла девица. Тихий пошел за ней. Довольно быстро догнал.
 — Эй, хочешь ещё заработать?
 Девица оглянулась, увидела солидного мужчину из квартиры, которую она только что покинула. Самодовольно улыбнулась. Наверное, подумала, что произвела на него впечатление. Если постараться и удовлетворить его по полной программе, он может хорошо заплатить. И даже баксами.
 — Давай! — кивнула она.
 — Можно у тебя? — уточнил мужчина. — А то там этот парень.
 — Ну, пошли, — согласилась она.
 Они спустилась на улицу, прошли несколько поворотов, завернули в какой-то двор. Девица пропустила его в подъезд. Поднялась на несколько ступенек до лифта, нажала кнопку. Дверцы открылись, словно ждали только их.
 — А ты, оказывается, местная, — заметил мужчина.
 — А что? — она зашла в лифт.
 Он шагнул следом и улыбнулся.
 — Ничего. Значит, соседи.
 Девица нажала кнопку своего этажа. Повернулась к нему лицом, подняла глаза. На его губах играла зловещая ухмылка. Она испугалась.
 — Вы что?
 — Не бойся, это не страшно.
 Он сжал рукой её горло, со всей силы сдавил. Она выпустила из себя отрывистый хрип и стала задыхаться. Он равнодушно смотрел в её расширенные от ужаса глаза, которые почти вылезли из орбит. Легкое девичье тело дернулось в последней конвульсии и осело на пол. Тихий выпустил её горло и остановил кабину лифта. Потом нажал кнопку последнего этажа. Доехал туда, выглянул в открывшиеся двери. На площадке никого не было. Он выволок тело из лифта, с трудом затащил по крутой металлической лесенке на чердак. Подхватив на руки, отнес к соседней секции дома, положил за лифтовой моторный отсек. Огляделся. На чердаке ни души. Вернулся обратно, плотно закрыл за собой дверцу, спустился вниз и вышел во двор. Там было пусто.
 За коммерческим директором Ларионовым установили круглосуточное наблюдение. Наружка отслеживала его поездки, прослушка отслушивала его переговоры, добровольные стукачи из числа сотрудников фирмы отсматривали его поведение на службе. Домой пока не лезли, но к телефону подсоединились на общеподъездной разводке. И что? Да ничего. Контакты только служебные, телефонные разговоры только деловые, общение только с ограниченным кругом родных и сослуживцев, разговоры с секретаршей наедине в кабинете только о счетах по поставкам и финансовой отчетности в налоговые органы. Как будто с молодой симпатичной женщиной больше и поговорить не о чем?
 Почти весь день Корнюшин с Тарасенко торчали возле офиса фирмы «Кемикс» в ожидании, когда появится Ларионов. Молодой сотрудник техотдела Геша Скворцов понатыкал жучки, где только было можно: в кабинете коммерческого директора, в приемной, где сидела его секретарша, в его машине — малиновом джипе «мицубиси-паджеро». Это позволяло прослушивать практически все разговоры Ларионова, где бы он ни находился.
 И сейчас оперы слушали через наушники все, что происходило в кабинете коммерческого директора. Так и не выудив ничего интересного за несколько часов слежки, они сидели со скучающими лицами и тупо пялились по сторонам, пытаясь хоть немного развеяться разглядыванием проходящих мимо женщин.
 Костя, нацепив наушники, завистливо поглядывал в сторону Тарасенко, который уже дочитывал «Спорт-экспресс». Они периодически менялись, передавая наушники друг другу, когда до оскомины надоедало слушать бесконечную болтовню о партиях, моделях, суммах, дилерах и магазинах. Костя уже хотел снова передать их Тарасенко, отобрав у него газету, как вдруг коммерческий директор сообщил секретарше, что уезжает. Не прошло и пяти минут, как он появился в дверях здания. Запахнув расстегнутое кашемировое пальто, он торопливо двинул на стоянку, сел в свой джип и быстренько отъехал. Костя снял наушники, поскольку слушать больше было нечего, включил зажигание и дернул ручку передач.
 Вишневая «девятка» увязалась за джипом, который уже пошел на отрыв. Костя все же решил не светиться у Ларионова в зеркале заднего вида и держался на значительном расстоянии. Проехав два квартала, джип тормознул у тротуара рядом с автобусной остановкой. Молодая женщина в короткой норковой шубке запрыгнула в любезно приоткрытую дверцу. Джип тут же отъехал.
 — Узнал ее? — спросил он.
 — Не-а, — хмыкнул Тарасенко. — А кто это?
 — Людмила Бирюлина. Главный бухгалтер фирмы «Кемикс».
 — А-а! Решил подвезти.
 — Подвезти, говоришь, — пробормотал Костя. — Если бы хотел подвезти, подсадил бы у офиса, а не через два квартала.
 — А может, она его специально ждала?
 — Вот то-то и оно.
 Джип нагло перестроился в левый ряд, подрезая всех, и полетел в сторону центра, обходя другие машины по разделительной полосе. Костина «девятка» пошла следом за ним, стараясь не отставать. Тем более что надо было держаться поближе к объекту. У жучка сигнал слабый, за сто метров уже ничего не словишь. Тарасенко настроил приемник на другую частоту, и теперь опера слушали все, о чем говорили Ларионов с Бирюлиной. А говорили они вот о чем.
 — На остановке не было никого из наших? — уточнил для начала Ларионов.
 — По-моему, нет, — нежным голоском пропела Людмила. — Чего ты боишься? О нашей связи никто не догадывается.
 — Главное, чтобы не узнали о нашем деле! — проворчал он.
 — Не узнают, — проворковала она.
 Ларионов немного помолчал и вдруг выдал резким визгливым голосом.
 — Менты подозревают меня в убийстве Бориса! Представляешь? Меня! Его лучшего друга! Сволочи!
 — Почему тебя? Какие у них основания?
 — А зачем им основания! — со злостью сказал Ларионов. — Они считают, что больше некому! Они мне так и сказали! Теперь будут следить за каждым моим шагом. И не дай бог, выйдут на тебя. Вернее, на нас с тобой и на наше дело. Эти вонючие менты могут все раскопать.
 — Да, это может быть опасно! — плаксиво сказала она.
 Джип заехал на стоянку перед крупным универмагом и встал в ряд машин. Ларионов выключил движок. Но из машины они так и не вылезли. Костя заехал следом, остановился в десяти метрах, отобрал у Тарасенко один наушник. Слышимость стала лучше. Помимо речи, прослушивался какой-то шелест и скрип. Видимо, это скрипели сиденья. Пленка записывала все, даже тяжелое дыхание и еле слышные всхлипы.
 — О чем это они базарят? — поинтересовался Тарасенко. — О каком ещё деле?
 — О таком! — усмехнулся Костя. — Я же говорил, этот тип не так прост, как кажется. Они скрывают какую-то бодягу. Точно так же, как скрывают ото всех свою любовную связь. Интересно, знает ли о ней его жена?
 — Вряд ли, — засомневался Юра. — Хотя жену, как правило, обмануть трудно.
 В наушниках послышались чмокания и поцелуйчики. Похоже, подозреваемые занялись совершенно посторонним делом, никак не относящимся к насущной проблеме, которая должна была бы мучить Ларионова.
 — Лучше бы думали, как им прикрыть задницу, а не занимались черт-те чем, — проворчал Костя. — Сейчас ещё порнографией займутся на виду у всех.
 — Вряд ли. Они что, совсем..?
 — Давай, Юрик, профланируй мимо их тачки, — распорядился Костя. — Погляди, чем они там занимаются. Если этим самым, свистни, я тоже погляжу.
 — Ты че, серьезно?
 — А то нет. Ты о чем собираешься шефу докладывать? Так что давай, собирай информацию. А я пока послушаю. Вдруг чего дельное скажут.
 Тарасенко отдал свой наушник Косте, выбрался из «девятки» с деловым видом, словно направлялся в магазин за покупками, но вдруг резко свернул, зашел за стоящие на стоянке машины. Машин было много, в этот час после рабочего дня все ломились по магазинам. Он прошмыгнул мимо джипа, бросил косой взгляд в салон и, отвернувшись, двинул обратно. Забрался на свое сиденье. Тяжело выдохнул, словно только что пробежал марафон.
 — Ну что? — спросил Костя.
 — Да ничего! Просто прижались друг к другу и сидят.
 — А чего молчат?
 — А я знаю? О любви не говорят, о ней все сказано.
 Но в джипе уже перешли к активным действиям. Ларионов расстегнул Людмиле шубку, засунул под неё руку и нащупал грудь. Людмила прижалась к нему и уткнулась губами в шею. Потом отпрянула и прошептала:
 — Что теперь будет, Саша?
 Ларионов решил, что вопрос об их дальнейшей судьбе намного важнее, чем проверка упругости женской груди, и убрал руку.
 — Что будет, что будет? Не знаю. Надо постараться, чтобы нас ни в чем не заподозрили. Если в финансовых документах порядок, то не докопаются.
 — Порядок! Голову на отсечение, полный порядок! — быстро заговорила Людмила, стараясь убедить своего любовника. — Ни одна ревизия не найдет.
 Но не убедила.
 — А оперативники найдут, — сказал он. — Если серьезно будут копать, то найдут. Надо все так подчистить, чтобы и они не нашли.
 — Я уже десять раз проверяла. Все чисто. Знаешь, Саша, я ведь тоже боюсь. Если все раскопают, мне тоже придется не сладко. Могут и под статью подвести.
 Ларионов тяжко, с придыханием вздохнул.
 — Черт возьми, если бы не это проклятое убийство, никто бы даже и копать не стал! Все сошло бы нам с рук. Мы же так толково все провернули. Дернуло же его связаться с этим кредитом! Надо же было додуматься, заложить свою квартиру! Представляешь, теперь его Татьяна окажется на улице.
 — Почему на улице?
 — А кто будет кредит возвращать? Некому! У меня лишних ста шестидесяти тысяч нету! Банк квартиру и заберет.
 — Да, — вздохнула Людмила. — И сам погиб, и жену выгнал на улицу, и нас подставил. Эх, Борис! Кто бы мог подумать, что так все обернется? Это все проклятые деньги! Я всю жизнь имею дело с деньгами и знаю, что это такое. Это страшное зло.
 — Только не надо читать морали, — обиженно сказал Ларионов. — Без денег человек никто. Знаешь, Люся, что я тебе хочу сказать.
 — Что?
 — По-моему, нам пока лучше не встречаться.
 — Почему не встречаться? — Она даже испугалась.
 Он увидел её огорченное лицо.
 — Чтобы не вызывать лишних подозрений. На время. Пока все не утрясется. Хватит мне того, что меня подозревают в убийстве. Теперь ещё будут подозревать в супружеской измене. Не дай бог, жена узнает, вообще, устроит скандал. Если менты начнут копаться во всем этом грязном белье, она обязательно узнает.
 — Ты называешь наши отношения грязным бельем? — чуть не расплакалась Людмила.
 Он спохватился, но поздно. Неприятное для женщины слово было произнесено. Женщина ведь может обидеться на слово больше, чем на неадекватное поведение. Потому что ещё верит словам. Ларионов попытался исправить свою ошибку.
 — Нет, что ты! Просто так говорят. Я имел в виду то, что если менты будут копаться в этом, они вытащат на поверхность все.
 Людмила стала всхлипывать и перешла на плаксивый тон.
 — Ты меня не любишь! Я чувствовала, что тебе нужно было завязать со мной отношения, чтобы провернуть все это дело! Я чувствовала! Я четыре года работаю в вашей фирме, а приставать ты ко мне начал только последние полгода. Когда понял, что тебе без меня не обойтись.
 — Замолчи! — крикнул он. — Ты все не так понимаешь! Ты мне сразу понравилась. Думаешь, на твою должность было мало претендентов? А я выбрал тебя! Я что, по-твоему, ещё тогда решил, что тебя можно использовать в этом деле? Четыре года назад? Сама подумай!
 — Прости, я не знаю, что говорю, — она уткнулась ему в плечо и заплакала.
 — За мной следят хищники, — зло проговорил Ларионов. — Шагу не дают ступить. Подглядывают, подслушивают. Я все время чувствую за своей спиной чью-то тень.
 — Тебе это кажется, Саша. Потому что вся эта нервотрепка с убийством вымотала твои нервы. У тебя мания преследования.
 — Я в этом просто уверен, — резко сказал он. — Нам надо быть осторожными. Самое главное сейчас, не проговориться. Эти менты заманали меня своими допросами.
 Оперативники внимательно слушали их разговор. Но, как не прислушивались, все равно не могли понять, о чем идет речь. Ясно, любовники провернули на пару какое-то темное дельце, но вот какое? И связано ли это дельце с убийством Кизлякова? Речь шла о больших деньгах, которые зло, как сказала Бирюлина, но что это за деньги и кто их держал в руках?
 — Похоже, наш директор попался на крючок, — усмехнулся Костя. — Даже на два. На наш и на крючок к этой бабе. Она его от себя не отпустит. И мы тоже.
 — Теперь не сорвется, — согласился Тарасенко. — Сам виноват, что вляпался. Не надо было заводить шуры-муры на стороне.
 — Так ему же надо было как-то обтяпать это дельце, о котором они тут базарят. Пришлось соблазнить главбуха. Для этого она ему и была нужна. Но теперь пускай попробует от неё отделаться. Все, угодил в капкан, парень.
 — Да, — вздохнул Тарасенко, — мужчина охотиться за женщиной до тех пор, пока она его не поймает.
 В джипе тем временем закончили разборку и договорились обо всем. Похоже, Ларионов с Бирюлиной решили заметать следы в неизвестном пока деле. Джип выехал со стоянки и рванул дальше по проспекту. Конечно, оперы увязались за ним. Совсем скоро, через несколько кварталов, джип заехал в какой-то двор и буквально минут через пять выехал обратно на улицу. Людмилы в машине уже не было.
 Оперативники проводили джип до ларионовского дома и поехали в управление.
 Полковник Самохин внимательно прослушал запись и вынес свой вердикт:
 — Значит, Ларионов в обход Кизлякова провернул свою финансовую аферу, втянув в неё главного бухгалтера Бирюлину. Он просто не знал, что его шеф вляпается в другую аферу с кредитом. Скорее всего, тут дело тоже идет о крутых бабках, на которые Кизлякова кинул его ближайший сподвижник. Вот она, жизнь простого российского бизнесмена. Так и жди, что тебя кинут. Не чужие, так свои. Не свои, так чужие. А то и все вместе.
 — Как же этот подлец мог кинуть друга? — в сердцах высказался Тарасенко. — Каким он нам представляется. Оказывается, он совсем и не друг, а так…
 — Когда речь идет о бабках, о дружбе не вспоминают, — заметил Костя. — И когда о бабах. И то, и другое — дело интимное.
 — Ну что ж, — подвел итог Самохин. — Надо вызвать Ларионова на допрос под благовидным предлогом. Чтобы он не успел подготовиться и придумать оправдание. И предъявим ему эту запись. Вот тогда посмотрим, что он запоет.

 Глава 13

 Художник писал натюрморт, состоящий из полупустой бутылки водки, граненого стакана, полбатона черного хлеба и вскрытой консервной банки с кильками. На сей раз он работал в реалистической манере, и поэтому изображение соответствовало оригиналу. Поистине, это ему удавалось значительно лучше, и предметы, олицетворяющие наше национальное самосознание, получались на картине, как живые. Серега и поставил себе такую задачу — вызвать у зрителя эмоциональный порыв эти самые предметы тут же поиметь.
 Терентич со скучающим видом разглядывал картины, вывешенные по стенам серегиной квартиры на всеобщее обозрение, и тихо что-то напевал себе под нос. Он переходил от одной картины к другой, внимательно с видом знатока их изучал и выдавал свою оценку в виде восхищенного или презрительного хмыканья. Серега же вошел в раж, то есть никак не мог отбиться от приставучей музы, которая изо всех сил хватала его за руку, всовывала в неё кисть и тащила к полотну. Он настолько увлекся натюрмортом, что не обращал никакого внимания на присутствие постороннего ценителя. А зря.
 — Нет, ты, Серега, замечательный художник! — наконец решил высказаться отец. — Мне твои картины очень нравятся, очень! Просто непризнанный талант!
 — Мне тоже, — буркнул себе под нос Серега, вспомнив про старикана, случайно оказавшегося в его квартире. Он на мгновение оторвался от полотна, бросил на него взгляд, преисполненный самодовольства. — Особенно эти. Сохраню для потомства.
 Терентич застыл перед копией Джоконды, которая заметно отличалась от других картин качеством исполнения. Точность линий общеизвестного лица, едва заметная игра света и тени, мягкие полутона, приглушенный цвет — все было исполнено на высшем уровне. Видно, когда-то Серега исполнил её на заказ для какого-нибудь толстосума, да, скорее всего, не сошелся с ним в цене и оставил себе. Копировать тоже надо уметь, и художник тешил себя мыслью, что он на все руки мастер.
 — Да, прекрасные картины! — восхищался Терентич. — Прекрасные! Особенно, вот эта!
 Серега посмотрел в его сторону внимательнее, желая узнать, о каком именно полотне идет речь. Речь шла о копии, а любой уважающий себя художник относится к копиям точно так же, как музыкант симфонического оркестра относится к игре на балалайке. С пренебрежением.
 — Ничего особенного, — буркнул он. — Обычная подделка.
 — Ты ничего не понимаешь! Этот портрет просто великолепен! — с видом знатока принялся разглагольствовать Терентич. — Какая прелестная женщина! Нет, надо же так выразительно нарисовать! Какие глаза! Какая улыбка! Она меня просто завораживает!
 Серега недовольно хмыкнул и отвернулся.
 — Это копия, — с нажимом сказал он. — Понимаешь, Терентич, копия! Она не представляет никакой художественной ценности. Только коммерческую.
 — Копия! — искренне удивился Терентич. — Ну, надо же! Так значит, оригинал у тебя получился ещё лучше?
 Серега многозначительно помотал головой, выдавая этим свое отношение к человеку, не знакомого с шедеврами мирового искусства, тяжко вздохнул и сказал неопределенно:
 — Оригинал всегда лучше копии.
 — А ты что, его продал? — наивно поинтересовался старик.
 Серега усмехнулся. Да, видать, папаня за годы военной службы так и не удосужился ни разу сходить в музей или полистать книжку по искусству. А впрочем, зачем человеку, привыкшему ходить строем, знать, кто и что нарисовал много лет назад?
 — Да, Николай Терентич, не силен ты в живописи. Не силен!
 — Почему это не силен? — взвился отец, словно его обвинили в незнании основ садоводства и огородоведения. — Разбираюсь не хуже тебя. И я тебе откровенно скажу, Серега. Только ты не обижайся. Я человек простой, лукавить не умею. То, что есть на сердце, то и говорю. Так вот, по сравнению с этой твоей картиной все остальные — мазня!
 Серега перестал усмехаться и отложил кисть. Его задели за больное. Он оставил мольберт в покое и подошел вплотную к стене с картиной, переводя возмущенный взгляд с портрета Моны Лизы на старика Терентича.
 — Это почему это мазня? — недовольно уточнил он.
 — Мазня и все! — пригвоздил старик. — Чувства в них нету! Понял? Нету чувств никаких. Одни пятна и фигуры. Лучше сними, чтобы не позориться. А эту бабу оставь. Хоть она и не шадевр, но в ней чувства есть!
 — Да какие ты в ней чувства нашел? — вскипел Серега.
 Уж больно его задела критика новоявленного ценителя живописи. От какого-нибудь высоколобого искусствоведа ещё стерпел бы и даже, пожалуй, поблагодарил бы за нее, за критику. Но терпеть критику от этой неотесанной деревенщины? Увольте. И поэтому он накинулся на Терентича со всей злостью непризнанного гения.
 — Ну, какие чувства, а? Просто сидит развратная баба на балконе и ухмыляется, глядя на прохожих. Тоже мне чувства!
 Терентич со злостью посмотрел на художника, потом на Джоконду, потом опять на художника. Неужели, подумал он, этот подмастерье не понимает простых вещей. Это же видно невооруженным глазом, что у бабы чувства есть, правда, непонятно сразу, какие, но есть. Он же их чувствует, только разобрать не может. И он попытался объяснить Сереге, что именно он чувствует.
 — Да хоть ухмылка! Но она есть! Понимаешь? Я её вижу — эту ухмылку, чувствую, ощущаю, — стал доказывать старик и показал на другие картины. — А тут что? Ну птичка, ну речка, ну девка голая! Прошел мимо и забыл. А её ухмылку не забудешь! Обязательно её себе оставь. А ещё лучше, пошли в какой-нибудь музей! Чтоб народ тоже видел!
 Серега не на шутку возмутился. Совсем уже достал его старый. Никакого терпения с ним не хватит.
 — В какой ещё музей! Ты что, старый, совсем опух! Она и висит в музее, чтоб ты знал. Сам ни хрена в живописи не разбираешься, чучело огородное! Этой картине пятьсот лет, её кто только не срисовывал, и на каких только заборах она не висела. А ты мне тут будешь про какие-то чувства плести!
 — Кто чучело огородное? — теперь уже возмутился старик. — Сам ты салага необученная. Мажет чего-то по картине, лишь бы краску извести!
 Когда Илья ещё поднимался по лестнице, то уже внизу услышал крики и ругань, а подойдя в двери серегиной квартиры, понял все. Он, конечно, предполагал, что отец не будет спокойно отсиживаться в стороне, глядя, как на его глазах люди занимаются творчеством, и обязательно попытается навести критику. Но никак не думал, что дело дойдет до драки. Он торопливо поднялся на третий этаж и нажал кнопку звонка. Конечно, никто ему открывать не собирался. Звонок трезвонил в квартире минуты три. Наконец, дверь распахнулась, и на порог вылетел разъяренный взлохмаченный Серега. Его глаза горели зловещим огнем.
 Из квартиры неслись крики отца:
 — Мазила! Тебе заборы красить! Маляром бы записался, больше заработал! А на своих картинках и на похлебку не заработаешь!
 Терентич произносил эти обидные слова отрывисто, хорошо поставленным командным голосом, словно отдавал приказания и был уверен, что именно так и надо делать и никак иначе.
 — Ну, Илюха, такой подлости я от тебя не ожидал! — со злостью сказал обиженный художник, развернулся и быстро пошел вглубь квартиры. Закричал отцу, кипя злостью: — Сам ты деревенщина неотесанная! Три класса образования, а туда же, об искусстве разглагольствует! То же мне, ценитель нашелся! О печке, да о валенках разглагольствуй! Лапоть!
 Илья побежал за ним со слабой надеждой предотвратить как-то конфликт.
 — Что у вас тут происходит? Чего вы ругаетесь?
 Серега отмахнулся от него, не в силах перенести нанесенное оскорбление.
 — Да ничего! Навязал ты мне своего папашу! Тихий, смирный! Я тебе поверил, как дурак! Да он кому хочешь башку заморочит! Баба ему, понимаешь, улыбнулась!
 — Какая ещё баба? — не понял Илья.
 — Да вот эта! — Серега ткнул пальцем в ехидно ухмыляющуюся Джоконду. — Забирай ты его отсюда ко всем чертям! И чтоб я его больше никогда не видел!
 — Да я сам у тебя не останусь! — кричал Терентич. — Рембрандт хренов!
 Он шумно протопал в прихожую, разбив что-то по дороге, схватил свою куртку с вешалки, вытолкал Илью на лестницу и захлопнул дверь. Быстро сбежал вниз, выскочил на улицу, отдышался, кипя от возмущения. Илья выскочил следом за ним из подъезда вне себя от злости.
 — Что ты ему наговорил? — закричал он на отца. — Чего ты к нему прицепился? Рисует себе человек и рисует! Тебе какое дело? Нет, надо сунуть свой нос к нему за пазуху! Сидел бы в своей комнате и не вылезал! Когда нарисует, сам тебя позовет!
 Отец уже успокоился, отвернулся и равнодушно смотрел куда-то в сторону, в пустоту двора, туда, где садилось солнце за высоченный панельный дом. Казалось, что он даже не слышит сына. Но он слышал. И посмотрел на него въедливыми колючими глазами сквозь седые лохматые брови. Буркнул себе под нос:
 — А зачем зря краску переводить?
 Доехав на метро, они отправились пешком к дому матери, благо идти было всего минут десять. Илья тащил отца за собой, схватив его двумя руками за локоть. Отец упирался, но все же шел за ним. Видно, понимал, что от судьбы не уйдешь. Если предназначено встретиться с ней, своей бывшей женой и матерью единственного сына, то так тому и быть. И никак избежать этого не удастся. Хотя и страшно не хотелось идти. Чувство вины, давней вины, оставило в душе свой неизгладимый след. А каяться Терентич не умел.
 — Как ребенок, честное слово! — возмущался на всю улицу Илья. — Там подожжет, тут разобьет, здесь поссориться! Да тебя в приличный дом пускать нельзя! Приведешь куда-нибудь, так ты там обязательно всем жизнь испортишь!
 — А ты не приводи, — обиженно ворчал отец. — Если стыдно, не показывай. Я подстраиваться под чужие интересы не умею. Не нравится, ну и до свиданья!
 Илья остановился, подумал немного, чтобы такое сказать отцу пообидней, и закричал, махая руками и показывая направление, куда бы он с удовольствием отправил папаню, чтобы тот больше не путался под ногами.
 — Ну и сиди себе в своей деревне! Я хотел тебя в общество вывести, чтоб ты совсем не зачах в одиночестве! Хотел, чтоб ты родных повидал. Пожил вместе с нами! А ты…
 Илья отпустил его и, не оглядываясь, пошел вперед. Все, больше он с папашей разбираться не будет. Надоело! Хочет идти к матери, пусть идет. Не хочет, пусть валит к себе в деревню. У него, в конце концов, есть дела поважнее. Все, хватит!
 Отец брел за ним, глядя себе под ноги, не отставая и не приближаясь.
 — А я что? Мне и дома хорошо, — бубнил он. — Чего ты меня сюда привез? Я тебя просил?
 Илья тормознул, круто развернулся, так что отец даже налетел на него.
 — Ну и уезжай! — крикнул Илья — Посажу тебя в поезд и гудбай! Возись тут с тобой! У меня крупная сделка на носу, а из-за тебя все срывается! Сейчас отведу к матери, а дальше сам решай. Захочешь остаться, останешься. Не захочешь, я тебя не держу. Надоело с тобой нянчиться! Все, пришли!
 Сын с трудом и бесконечными остановками дотащил отца до подъезда и хотел уже открыть дверь. Старик резко затормозил, отошел подальше, не решаясь заходить внутрь.
 — Ну что опять? — занервничал Илья.
 — Погоди, дай подумать, — замялся Терентич.
 — Чего тут думать? Пошли и все! Вон, на четвертый этаж подняться!
 — Да погоди ты! — отмахнулся отец. — Все бы тебе наскоком! Куда ты торопишься! Думаешь, если спешить, то все получится. Может и получится, только не то, что надо! Дай хоть с мыслями собраться!
 Илья нервно заходил у двери, с трудом сдерживая подступающее раздражение.
 — Собирайся, только побыстрее! У меня времени нет. Дело ждет.
 — Подождет… — проворчал отец, подошел к входной двери, открыл её и скрылся в подъезде. Илья шагнул за ним в темноту.
 Мать смотрела очередную серию бразильского сериала.
 Обманутый бразильский муж, лежа в постели с любовницей, жаловался ей на свою неверную жену, которая завела себе любовника и проводила с ним слишком много времени. Любовница советовала бразильскому мужу этого дела так не оставлять, тем более что любовником его жены оказался её собственный муж. Ненависть к своим неверным супругам дошла до такой степени, что это мешало им заниматься тем делом, ради которого, собственно, они и собрались вместе под одеялом. Разобрав по косточкам недостойное поведение его жены и её мужа, они принялись строить коварный план мести.
 Когда раздался звонок в дверь, мать продолжала внимательно слушать спор бразильских любовников. И только когда звонок повторился ещё раз, нехотя вылезла из кресла и пошла открывать. За дверью стоял Илья. У него была хмурая физиономия, и глаза горели недобрым огнем.
 — Ой, Илюша, как ты неожиданно! — удивилась мать, как будто ожидала увидеть за дверью кого угодно, только не собственного сына.
 — Я не один, — сказал Илья и повернул голову. — Ну, давай, выходи.
 Из-за двери нерешительно, понуро опустив голову, словно провинившийся школьник, выплыл Терентич. Он исподлобья уставился на мать, не отводя глаз, сверкающих из-под густых бровей с торчащими в разные стороны седыми волосиками. Мать оглядела незваного гостя с головы до ног и перевела взгляд на сына.
 — Кто это? — удивленно поинтересовалась она.
 Терентич хмыкнул и недоуменно посмотрел на Илью, одним своим взглядом обвиняя его во всем: в том, что затащил сюда, в том, что мать не узнала его, и вообще в том, что привез в город, оторвав от важных дел в огороде.
 — Все, я пошел, — хрипло сказал он и повернулся уходить.
 — Да погоди ты! — Илья схватил его за руку.
 — Ой, Господи! — спохватилась мать. — Коля!
 Илья подтолкнул отца в прихожую, хотя тот упирался, как мог и хватался за косяк. С трудом закрыл входную дверь и прислонился к ней спиной, чтобы в случае чего предотвратить неожиданный побег. От отца можно было ожидать всего, чего угодно. Но, кажется, обошлось — его родители стояли неподвижно и удивленно смотрели друг на друга, пытаясь уловить знакомые черты.
 — Как ты постарел, Коля, — наконец, сказала мать. — Я тебя даже не узнала.
 — Ну, Маша, — замялся отец, — я тебя тоже с трудом…
 — Сколько же лет прошло?
 Терентич пожал плечами.
 — Жизнь.
 Илья посмотрел на часы. Радостная встреча родителей состоялась, ему здесь делать больше нечего. Не знакомить же их, в самом деле. Хотя, можно сказать, что они стали совершенно чужими людьми, и годы взяли свое. Прошли бы мимо друг друга на улице — не узнали бы. Значит, выходит, он их сейчас познакомил.
 — Ну все, я побежал, — сказал он и повернулся к двери, чтобы уйти. — У меня дела. Вы уж тут сами как-нибудь…
 — Ты что, уходишь? — обернулся отец. — Успеешь свои дела. Никуда не денутся.
 Илья замялся. Но только на мгновение. Его звали великие дела, и не стоило их откладывать на потом. Все остальное — мелочи жизни. Не надо заостряться на мелочах, и дело пойдет как по маслу.
 — Мне очень нужно. Человек ждет. Я вечером обязательно забегу.
 — Неуважительно, — хмуро сказал отец. — Мы тебе кто? Знакомые, что ли! Останься…
 — Ну, говорю же, вечером обязательно заскочу, — уверенно сказал Илья. — И вообще, не буду вам мешать. Посидите вдвоем, вспомните, как и что. Вам есть, о чем поговорить.
 И он ушел. Конечно, хотелось остаться и поприсутствовать при встрече родителей, которые не виделись два десятка лет. Когда ещё такое произойдет? Но дело прежде всего, решил для себя Илья, и с этого решения его уже ничем не свернуть. Если он не провернет эту сделку, он перестанет себя уважать, он потеряет всякую надежду выбраться на поверхность из того гнилого болота, в котором он жил. Как он сам считал. А родители? Ну что ж, им будет проще объясниться между собой с глазу на глаз. Без лишних свидетелей. Даже если этот свидетель — сын. Может быть, это и к лучшему, что он ушел. Они побеседуют друг с другом спокойно, без ненужной суеты и расшаркивания. К тому же он не любил душещипательных сцен.
 Терентич молча снял потертую в некоторых местах куртку, повесил её на вешалку, посмотрел на себя в зеркало, висящее в прихожей, пригладил волосы, давно не знающие расчески. Поправил мятый пиджачок непонятного цвета, заправил воротничок рубашки.
 — Ну что, Маша, будем есть блины? — сказал, наконец.
 — Да я как-то не готовила… — замялась мать, проскользнула в комнату, выключила бразильского мужа вместе с его любовницей. — Ты проходи, садись.
 — Это я так, шучу… — сказал Терентич и прошел в комнату. Остановился на пороге, критически оглядел обстановочку, она ему, видно, понравилась, и он, удовлетворенный, присел в кресло.
 — Я сейчас чаю поставлю, — сказала мать и ушла на кухню. Вскоре вернулась, принесла чашки, поставила на маленький столик, положила вазочки с вареньем, сахар.
 — Ну, как ты тут живешь? — осторожно спросил Терентич. — Не скучаешь?
 — Нет. — Мать помотала головой и заметила с сарказмом. — В молодости с тобой так навеселилась, что никак отдохнуть не могу.
 Она опять ушла на кухню, там закипал пластмассовый чайник. Терентич приуныл, уселся поглубже в кресло, откинул голову. Представил, наверное, как если бы он был тут хозяин и вот так вот рассиживался в кресле. Вместо того чтобы работать в своем саду. Нет, ей-богу, городская жизнь не для него. Со скуки помрешь.
 — Чем же я так тебя утомил? — спросил обиженно.
 — Ах, Коля, давай не будем об этом! — вздохнула она, заваривая свежий чай — Чего теперь вспоминать?
 — А чего нам ещё делать, как не вспоминать? — недовольно буркнул он. — Нам теперь, мать, только воспоминаниями заниматься и остается. Вон, Илья, бизнесом энтим занялся, крутиться, как угорелый, все хочет удачу за хвост ухватить. А нам что, сиди себе, чай пей, да про жизть вспоминай.
 Она принесла заварочный чайник, налила заварки в чашки, положила какие-то конфетки. Он исподволь следил за её действиями. Постарела заметно. Конечно, она уже не проворная молодая женщина, которую он оставил двадцать пять лет назад. Теперь она седая, полная женщина, слишком суетливая, слишком старая и ногами шаркает. Не уживется он с ней. Ни за что не уживется.
 Она ещё раз сходила на кухню за чайником, принесла кипяток, налила чаю. Подставила стул поближе к столу, села рядом с ним, сказала:
 — Ну, вот и расскажи, как ты жил все это время.
 Он пожал плечами и хлебнул чаю из чашки. Даже и не знает, о чем рассказывать. Про другую женщину рассказывать, что ли? Вряд ли это будет столь интересно.
 — Нормально жил. Как все живут. С женой ругался.
 — Что, злая попалась? — усмехнулась мать.
 — Да уж, не сахар!
 — Так ведь и ты тоже не это самое…
 Он отставил чашку, сел в кресле ровно, как на приеме у начальства.
 — Я-то? Да я как раз самый обыкновенный. Мужчине положено таким быть. Строгим и справедливым. Мужчина должен быть главой в доме. И женщина не должна ему перечить. Если женщина будет перечить, мужчина становится тряпкой. Впрочем, это мое личное мнение. Можете не соглашаться.
 Она мягко улыбнулась.
 — И сколько же она тебя терпела?
 — Двенадцать лет. Потом ушла.
 — Я больше, — вздохнула мать.
 Терентич возмущенно вздохнул.
 — Да ты тоже, Маша, откровенно говоря…
 — Что тоже? — насторожилась мать.
 Старик махнул рукой.
 — В общем, раз уж такой откровенный разговор пошел! Я тебе всю правду скажу, как есть. Только ты не обижайся, ладно?
 — Ладно, не буду обижаться, — мать пожала плечами. — Чего теперь обижаться…
 Терентич ещё раз хлебнул чаю и откашлялся. Словом, приготовился рубануть с плеча правду матку без всяких церемоний. Вот сейчас скажет, как есть, а там хоть трава не расти.
 — Ну, так вот! Ты, Маша, знаешь, замечательная женщина. Понятно! Просто золотая женщина! Нет, ей-богу! Как сейчас помню. Такая заботливая всегда, веселая, мягкая. Не то, что эта тварь! Как свое хайло откроет! А ты в сто раз лучше её. Я себя потом ругал, что тебя на эту кикимору променял. Ох, как ругал! От тебя я ведь и слова злого не слышал никогда. Разве только обижалась по любому поводу. Чуть что не так, ты сразу обидишься и на весь день.
 Мать удивленно заморгала, на её глазах проступили слезы.
 — Когда это я обижалась? Да ты мне что только не устраивал! И я никогда не обижалась. Никогда. То напьется, то разорется, то меня кулаком раз… Все от тебя терпела.
 — Когда это я тебя кулаком? — искренне изумился отец. — Да ты что? Разве я мог кулаком? Сейчас наговоришь… Чтобы я — руку на женщину?
 Мать решила припомнить ему все. Раз уж случай представился. Такое не забывается. Это радости никто не помнит, а горести запоминаются надолго. И тянут потом до конца жизни.
 — Еще какую руку… Помнишь, как пришел со своими приятелями и с этой мымрой. Вы сидите, гуляете, а Илюшка спит. Ему лет десять было. Ну, я вам и говорю, мол, заканчивайте и выметайтесь. А ты на меня накинулся! Как по лицу меня хрясь!
 Терентич вскочил с кресла, как ужаленный, заходил по комнате из угла в угол, раздраженный, обиженный, энергичный. Раз уж воспоминаниями начали делиться, то и он может кое-что вспомнить. И совсем нелицеприятное вспомнить.
 — И правильно ударил. Это же мои сослуживцы были! Женька Потанин и Васька Коломейцев. Я с ними двадцать лет не виделся. Хотели посидеть, повспоминать, а тут ты…
 — А с этой мымрой ты тоже двадцать лет не виделся? — ехидно заметила мать.
 Отец замер посреди комнаты, уставился на мать горящими глазами. Вот необоснованные обвинения он терпеть не намерен. Он может на них ответить.
 — Так она с ними была! Я её вообще первый раз увидел.
 — Зачем же ты с Женькой из-за неё подрался? Такой шум устроили среди ночи! Я даже хотела милицию вызывать. Ведь это надо! У него жена с ребенком, а он из-за какой-то бабы, которую первый раз увидел, драку устроил! Совсем совесть потерял! Конечно, я возмутилась! Что я должна была делать, сам подумай?
 Терентич ещё больше распалился, опять заходил по комнате и в какой-то момент оказался возле двери. Еще один шаг, и он покинет поле боя. Казалось, он это и собирается сделать.
 — Да не в ней совсем дело было! Мы тогда из-за Васьки переругались. Это он хотел её с собой уволочь. Да мы не дали! Ты просто ничего не поняла. Ты, вообще, никогда меня не понимала! Ни того, что я хочу, ни того, что я делаю. Ты всегда была против, чего бы я ни предлагал. Я поэтому и ушел от тебя! И сейчас тоже уйду! Не о чем нам с тобой разговаривать! Не хочу я здесь…
 Терентич крикнул это напоследок, махнул рукой, прошел в прихожую, схватил с вешалки свою потертую куртю, открыл дверь и ушел, с силой хлопнув дверью.
 Мать как сидела на стуле, сгорбившись и опустив голову, так и осталась сидеть.

 Глава 14

 Разумовский встретил Илью в операционном зале. Получив разрешение охранника, он провел Илью по коридору в служебные помещения банка, проводил в свой кабинет с мягкими креслами для посетителей. Илья просто утонул в одном из них, высоко задрав коленки и положив на них свою папку.
 — С документами все в порядке? — уточнил банкир, усаживаясь в крутящееся кресло за столом с компьютером.
 — По-моему, да, — сказал Илья, расстегнул папку и извлек из неё документы: залоговое обязательство на квартиру, заверенное у нотариуса, письменные поручительства от бизнесменов, заявление на предоставление кредита.
 Банкир углубился в изучение документов, рассчитывая, по-видимому, найти в них какую-нибудь закорючку, не соответствующую положенной форме, которая позволила бы ему отклонить прошение. Хотя, наверное, он и сам был настроен выдать кредит — ведь именно этим и занимается коммерческий банк. Если бы он не выдавал кредитов, его пришлось бы просто закрыть. Илья терпеливо ждал, когда банкир насладится вдоволь чтением бумаг и разглядывал кабинет. В отличие от легкомысленных интерьеров кабинетов разного рода бизнесменов, в которых Илье приходилось бывать, этот был оформлен в строгом деловой стиле. Никаких тебе аквариумов с экзотическими рыбешками, никаких пальм с мартышками, никаких баров и встроенных саун. Только письменный стол, компьютер, кресла, кондиционер, пара дипломов на стене. В общем, ничто не отвлекает от дела.
 — Все в порядке, — удовлетворенно сказал банкир и выдавил подобие улыбки. — Вы хотите перевести деньги на расчетный счет своей фирмы?
 — Да, конечно, — кивнул Илья. — Там в документах есть все реквизиты.
 — Ваше право. — Банкир развел руками. — Но учтите, деньги на ваш счет придут дня через три, не раньше.
 Отсрочка получения денег Илье никак не светила. Приезжему Анатолию надоест пить одному в гостиничном номере, и он захочет домой в свою провинцию. Он не станет ждать Илью, и сунется в другую фирму. При желании он её довольно быстро найдет. И тогда что? Ищи нового покупателя. Вполне возможно, что им окажется не такой простак, как этот.
 — Да, — огорченно хмыкнул он. — А быстрее нельзя?
 — Можно, — сказал банкир. — Вы открываете счет в нашем банке, и деньги окажутся на этом счету через две минуты.
 Илья воспрянул душой и не думал ни секунды.
 — Идет! Какие ещё нужны документы?
 — Ваш паспорт и адрес юридического лица.
 Илья сунул руку в папку и выложил на стол перед банкиром паспорт. Разумовский принялся щелкать кнопками на клавиатуре, забил данные Ильи в готовый формуляр, вписал сумму кредита, процент годовых, срок предоставления, послал готовый документ на печать и вытащил из принтера два листа бумаги с отпечатанными реквизитами. Положил на стол перед Ильей. Как обещал банкир, не прошло и двух минут.
 — Распишитесь вот здесь и здесь.
 Илья взял ручку и расписался в получении денег. Теперь он являлся собственником хорошего начального капитала, с помощью которого можно раскрутить неплохое дело. Но лишился квартиры, которая в случае невозвращения кредита переходит в собственность банка. Хотя игра стоит свеч, решил для себя Илья. Теперь осталось дело за малым: взять партию оргтехники у Романа Колобродова и всучить её простаку Анатолию… Ну вот, Илья даже не выяснил его фамилию. А впрочем, какая разница.
 Роман Колобродов на удачу сидел в своем кабинете и работал на компьютере. Секретарша Светочка пропустила Илью без звука, сходу узнав его физиономию. Вот что значит специалист своего дела — запоминает лицо с первого раза.
 Илья пожал Роману руку и сел в кресло напротив.
 — Дела идут, контора пишет! — весело сказал он. — Вернее, действует. Я приехал за товаром. Деньги есть и ждут, не дождутся, когда их можно будет пустить в дело. На моем личном счету в «Сигма-банке». Даже не надо пропускать их через фирму. И платить налогов. Вот так!
 Роман восхищенно присвистнул.
 — Ну, Илья, ты просто финансовый гений! Не прошло и трех дней, как ты добыл такую кучу бабок. А этот тюлень три недели раскачивался. Согласись, Илья, ну кто будет отказываться от такой выгодной сделки? А этот… Было бы время, сам бы распихал по разным местам. Но загружен, вот!
 Он провел рукой по шее. Илья ему посочувствовал. У настоящего бизнесмена всегда головная боль — куда раскидать товар. Это только у начинающего — где достать деньги.
 — Понимаю. Когда миллионные сделки идут, не до такой мелочи, как два десятка мониторов.
 — Точно! — кивнул Роман. — Все, Илья, заканчиваю разводить бодягу с Петелиным. Надоело! Вечно тянет резину до последнего! Вот с тобой можно сотрудничать. Люблю, когда все делается быстро!
 — Так когда будем оформлять сделку? — уточнил Илья. Он тоже любил быструю езду.
 — Сейчас! — радостно потер руки Роман. — Мне не терпится избавиться от этой партии. Так же как тебе её приобрести.
 Бизнесмен не стал терять времени на пустые разговоры и сразу предложил поехать на склад, чтобы проверить наличие товара в соответствии с накладными и оформить сделку. Они погрузились в колобродовский «опель» и через каких-то пятнадцать-двадцать минут уже были на месте.
 Колобродов самолично снял навесной замок с двери склада, потом открыл второй, внутренний, и распахнул двери. В ответ противно заверещала сигнализация. Роман набрал на пульте код её отключения, и она сразу заткнулась.
 Коробки с техникой стояли плотными рядами, словно стена, выстроенная из необычных строительных блоков. Только названия знаменитых фирм густо украшали эту стену. Роман прошелся по узкому проходу между рядами коробок.
 — Ну, принимай товар! — усмехнулся он. — Все должно соответствовать прайсу. Если чего-то не будет хватать, сторожа придется расстрелять.
 — Какого сторожа? — уточнил Илья.
 — Любого. Найдем какого-нибудь сторожа и расстреляем. — Колобродов громко захохотал, непосредственно и по-детски радуясь собственной шутке.
 Илья вежливо усмехнулся и принялся пересчитывать коробки, сверяясь с накладными на товар и с прайс-листами. Роман ему услужливо помогал, указывая, где что лежит, и уточняя, чем одна модель отличается от другой. Они потратили больше часа, Илья тщательно пересчитал все коробки и проверил указанные на них модели техники по накладным. Мониторы и принтеры, факсы, сканеры, плоттеры и блоки питания, материнские платы и всевозможные компьютерные комплектующие, все совершенно точно соответствовало перечню, занесенному в накладные. Просто не к чему было придраться.
 — Я вскрою несколько коробок, посмотрю, так сказать, товар лицом, — предложил Илья.
 — Вскрывай, — равнодушно пожал плечами Роман. — Это твое право! Только смотри, заводскую упаковку испортишь, потом покупателю не понравится.
 — Я потом заклею, как было, — успокоил его Илья.
 Он спустил одну из коробок с верхнего ряда, достал из кармана куртки нож и разрезал наклеенную полоску коричневого скотча, который соединял две половинки крышки. В коробке лежал аккуратно упакованный в полиэтилен и обложенный пенопластом лазерный принтер. Илья не стал удостоверяться в его состоянии, закрыл крышку и вернул коробку на старое место. Потом вскрыл коробку с монитором, стоящую отдельно от стены из коробок. В ней находился указанный на боку коробки предмет. Не было расхождения содержимого и третьей коробки с указанной на ней моделью.
 Роман нетерпеливо бросил взгляд на часы.
 — Слушай, Илья, — сказал он, — если все коробки будешь вскрывать, то я пойду. Меня работа ждет. Все бумаги и ключи от склада тебе оставлю, вскрывай хоть до вечера. А завтра сделку оформим. Я тебе доверяю.
 В последней фразе звучал явный укор, и Илья решил закруглиться. И чего он, в самом деле, полез коробки проверять? Неужели Роман в коробки вместо мониторов будет засовывать кирпичи. Не солидно. Да и потом ему всегда можно будет предъявить претензию и потребовать возмещения ущерба. Федя все-таки прав — все должно быть на доверии. Один раз обманул, больше никто не поверит. И дела с тобой иметь не будет. Это один из непреложных законов рынка.
 — Ладно, все. Закрываем. Поехали.
 — Держи ключи. — Роман протянул Илье ключи от склада. — Сейчас объясню, как устанавливать код сигнализации. Я его каждый раз меняю. Так, на всякий случай. Главное, не забыть, какой последний.
 Они подошли к пульту сигнализации с десятью кнопками и своей цифрой на каждой кнопке. Роман понажимал их для примера, откинул крышку на боку наборного блока, под которой находилась маленькая кнопочка-индикатор.
 — Вот смотри. Набираешь любой код из пяти цифр, потом нажимаешь вот эту кнопку сбоку. Если она загорелась, значит, блок памяти стер предыдущий код и запомнил твой. Все очень просто. Понял?
 — Чего не понять! — хмыкнул Илья. Ничего сложного в этой операции нет, и вопрос Романа был просто не серьезным.
 — Давай, действуй. Набирай свой код и закрывай склад. Ты теперь хозяин товара. Когда его сдашь, я у тебя ключи заберу. Этот склад пока мой, я за него аренду плачу.
 — Постараюсь освободить в ближайшие дни, — успокоил его Илья и попробовал понажимать кнопки.
 — Ладно, — сказал Роман, поняв его нерешительность, — я пошел в машину, чтоб тебя не смущать. Сигнализация надежная, можешь не сомневаться. Если заверещала, значит, через десять минут здесь будут менты, у них отделение в двух шагах.
 И Роман направился к своему «опелю».
 Илья набрал первые пять цифр, какие пришли ему в голову, нажал кнопку памяти, закрыл входную дверь, щелкнул замком, потом навесил второй и убрал ключи в карман. Все! Осталось оформить соответствующие бумаги и перевести деньги, и он — хозяин огромной партии оргтехники. Что с ней делать, он уже знает.
 Они вернулись в офис, и Роман быстренько переоформил накладные на всю партию, как проданную фирме «Презент», с указанием общей суммы, налога на добавленную стоимость и налога с продаж. И вот уже Илья держал в своих руках все документы на товар и горел желанием его оплатить. Не теряя времени даром, они с Романом поехали в банк, где Илья только что открыл счет, и он перевел всю сумму полученного кредита на счет фирмы Колобродова. Вся эта банковская операция заняла пятнадцать минут. Илье было жаль только одного — что не подержал деньги в руках.
 На сей раз Ларионова не стали вызывать повесткой. Оперативники просто приехали в офис фирмы «Кемикс» без предупреждения и ввалились к нему в кабинет. Ларионов в этот момент давал ценные указания секретарше, одновременно выясняя её планы в личной жизни. Увидев хмурые физиономии людей, которые его «заманали», он сразу поник, зарделся и попросил секретаршу выйти. Самохин плюхнулся в одно из кожаных кресел, стоящих перед его столом, Костя занял другое, Тарасенко же закрыл дверь и прислонился к ней спиной, давая понять, что путей отхода нет. Впрочем, оставалось ещё окно, но вряд ли Ларионов стал бы прибегать к последнему средству, позволяющему сразу расквитаться со всем.
 — Ну что, будем по прежнему отпираться или снимем камень с души? — с ходу спросил Костя Корнюшин, который не любил тянуть кота за хвост.
 Ларионов привстал, делая вид, что возмутился наглым поведением ментов, но сел на свое место и нервно заговорил, выстреливая слова без пауз:
 — Я не понимаю, в чем я должен каяться. Не понимаю! Что вы от меня хотите? Повторяю, к убийству Бориса я не имею никакого отношения. Можете проверять все, что хотите. Только потеряете со мной время. Я ни в чем не виноват. Ни в чем!
 Костя решил, что все слова бессмысленны, расстегнул молнию на кожаном дипломате, который держал в руках, и выложил на стол диктофон. Затем включил его и самодовольно ухмыльнулся. Все-таки приятно вываливать на бедовую голову подозреваемого неоспоримые доказательства. Ей-богу, ради этого стоит высиживать часами у подъездов и ползать на пузе в кустах за спинами беседующих. Диктофон начал говорить, и Ларионов услышал свой собственный голос, правда, немного искаженный некачественной записью.
 «Что будет, что будет? Не знаю, что будет! Надо постараться, чтобы нас ни в чем не заподозрили. Если в финансовых документах порядок, то не докопаются».
 Ларионов вжал голову в плечи и молча прослушал всю беседу до конца, еле заметно вздрагивая, когда слышал искаженный голос Людмилы. Похоже, больше всего он жалел сейчас, что втравил её в это дело. Теперь всем станет известно, что они не просто любовники, а соучастники в подсудном деле. Такого позора она, пожалуй, не переживет. Обвинение в измене мужу ещё как-нибудь снесет, но обвинение в уголовном деянии вряд ли.
 «За мной следят хищники. Шагу не дают ступить, — отчетливо доносилось из диктофона. — Подглядывают, подслушивают. Я все время чувствую за своей спиной чью-то тень. Нам надо быть осторожными. Самое главное сейчас, не проговориться. Эти менты заманали меня своими допросами».
 Запись кончилась, и в комнате воцарилось молчание. Ларионов закрыл глаза и застыл, боясь пошевельнуться. Наверное, ему казалось, что любое его малейшее движение будет истолковано, как попытка побега.
 — Так о чем вы не должны проговориться? — наконец спросил Самохин. — Если расскажете все начистоту, это будет для вас последний допрос.
 Ларионов молчал, опустив голову на грудь. Трудно решиться на признание, тем более, когда ясно, что отвертеться уже не удастся. Пауза явно затянулась.
 — Так о чем же? — рявкнул Костя. — Хватит ломать комедию, Ларионов. Уже ясно, вы с Бирюлиной скрываете какую-то аферу. Рано или поздно мы узнаем, какую. Просто время жалко. Лучше сами скажите. Чистосердечное признание, оно, сами знаете, что.
 Ларионов поднял голову, посмотрел на него невинным взглядом. Он уже придумал оправдание и теперь может спокойно смотреть судьбе в глаза. Оправдание если и не очень, то, во всяком случае, за него можно уцепиться, как за последнюю соломинку.
 — Мы скрываем ото всех наши отношения. Людмила не хочет, чтобы о них узнал её муж, а я не хочу, чтобы узнала моя жена. Вот и приходится прятаться.
 Самохин неодобрительно покачал головой, явно не удовлетворившись таким ответом. Корнюшин хмыкнул, а Тарасенко даже присвистнул. Похоже, Ларионов решил ломать комедию дальше. Ну что ж, это не прибавляет ему очков. Если человек начинает придумывать несуразные оправдания, значит, он виноват вдвойне.
 — Первый раз слышу, чтобы в финансовых документах отмечались внебрачные связи, — заметил Костя. — В какую статью расходов, интересно, они попадают?
 — Ну, как в какую? — сказал Самохин, разведя руками. — В представительские. Оплата цветов, духов, столиков в ресторанах, коек в номерах. Все это влетает в копейку, не так ли, Александр Семенович? Следовательно, нужны дополнительные источники дохода, чтобы приносить жене полноценную зарплату. Ведь если нести ей половину, она может заподозрить все что угодно. У женщин фантазия богатая. И, как правило, работает в одном направлении. Ну, что же вы молчите?
 — У меня очень большая зарплата, — выдавил Ларионов, со злостью глядя на ментов. Похоже, эти люди ни за что не поверят ему. Работа у них такая, не верить. Привези им в коляске грудного ребенка, они и то будут сомневаться в его невиновности. — Очень большая. Хватает и на то, и на это. Про финансовые документы я говорил в том смысле, что необходимо их подготовить к ревизии. Вы же сами распорядились провести проверку.
 Костя усмехнулся и, перемотав пленку в кассете, включил сначала. И снова потекла их беседа. Слушать её ещё раз для Ларионова было сущим мучением.
 «Теперь будут следить за каждым моим шагом. И не дай бог, выйдут на тебя. Вернее, на нас с тобой и на наше дело. Эти вонючие менты могут все раскопать».
 Костя остановил пленку, промотал немного обратно, включил снова.
 «…на нас с тобой и на наше дело. Эти вонючие менты могут все раскопать».
 Опять остановил, отмотал, включил.
 «Эти вонючие менты…».
 — Хватит! — крикнул Ларионов. У него не выдержали нервы. — Сколько можно? И так все ясно!
 — Так какое у вас было дело, которое «эти вонючие менты» могут раскопать? — уточнил Самохин. — Присвоение крупной суммы с последующим убиением владельца фирмы?
 — Нет! Не приписывайте мне того, чего не было! — взорвался Ларионов. — Да, за два года мы присвоили очень крупную сумму. Просто не учитывалась прибыль по одной из статей. Вот и все! Борис об этом даже не догадывался. По документам все проходило чисто. Мы могли бы и дальше заниматься тем же самым. Зачем нам было его убивать? Зачем? Зачем? Зачем?
 Он схватился за голову.
 — Но ведь кто-то его убил, — пробормотал Тарасенко. — Значит, кому-то это было нужно. Если не вам, то кому?
 — Не знаю! Не знаю! Не знаю! — закричал Ларионов, доведенный до отчаяния. — Вы и расследуйте, кому! А я отвечу только за то, что сделал я. Почему я должен отвечать за чужое преступление? Да, я виновен в краже, сознаюсь. Но кто сейчас не ворует? Покажите мне такого человека, и я удивлюсь. Миллионами долларов воруют у государства, и никто за это не отвечает. А сажают всяких мелких сошек вроде меня!
 Он замолчал и уткнулся взглядом куда-то в пол. Наверное, обдумывал свое безнадежное положение. И не находил выхода. Оперативники терпеливо ждали, когда он соберется с мыслями. Пауза изрядно затянулась. Но Ларионов все же заговорил. Спокойным, негромким голосом. Он уже все осознал, и теперь решил сказать свое последнее слово подсудимого.
 — Я понимаю, вам удобнее раскрыть это убийство, повесив его на меня. Потому что больше вешать не на кого. И ни один адвокат мне не поможет. Но если вы действительно хотите добиться истины, ищите убийцу в другом месте!
 — В каком? — уточнил Костя. — Может, вы нам подскажете?
 Ларионов думал не дольше полминуты. Он уже для себя все расследовал и установил.
 — В банке. Больше просто негде. Я думаю, тот самый человек, который занимался выделением Борису кредита, дал кому-то наводку. Вот, сказал он, есть такой Кизляков, который получил большие бабки. Займитесь им. А для настоящих мошенников отобрать у лоха деньги — дело техники. Попробуйте проверить этого человека.
 — Проверим, обязательно проверим, — пообещал Самохин. — Но вам придется отвечать за свое. Вы совершили кражу и сознались в этом. Это значит, вашим делом теперь займется прокуратура.
 — Я это понимаю, — обреченно сказал Ларионов.
 — И сколько же вы наворовали? — поинтересовался Костя.
 — Несколько десятков тысяч, — пробормотал Ларионов. — Долларов, конечно. Точно не знаю, сколько, сейчас уже подсчитать невозможно. Только я вас очень прошу. Не привлекайте к ответственности Людмилу. Пускай она пойдет как свидетель. Это я вынудил её. Она не виновата. Если её посадят, она не выдержит.
 — Вот этого я вам обещать не могу, — сухо сказал Самохин.
 Ларионова вывели под руки из кабинета, отвезли в управление и посадили в следственный изолятор, который находился в соседнем здании. Это было очень удобно: человека отпускали с допроса, короткая прогулка по двору и вот он уже в камере. Никаких тебе переездов и путаницы с машинами!
 Полковник распорядился подготовить все документы для передачи дела в прокуратуру. Хотя решил точку пока не ставить. Ведь вполне возможно, что коммерческий директор оговорил себя для того, чтобы скрыть главного организатора аферы. И навел на след, который может быть ложным. Но проверять его все равно придется. Сколько бы времени это не заняло. Во всяком случае, версия о наводке из банка казалась убедительной. Чем черт не шутит!
 Илья постучал в дверь номера. Потом ещё раз. Через несколько минут дверь открылась, и на порог вышел заспанный Толик. Он был в майке и трениках. По его лицу, как по книге, можно было прочитать все. И то, чем он занимался последние сутки, и что чувствовал в настоящий момент. Мешки под глазами, пустой стеклянный взгляд и красный цвет кожи ясно говорили о том, что занимался он беспробудным пьянством, а сейчас чувствовал жуткое похмелье.
 — А, это ты! — пробормотал он, дыхнув на Илью прокуренным перегаром. — А я уж думал, ты не придешь. Собирался другую фирму искать.
 Илья отметил про себя, что если Толик что и собирался искать сейчас, так это ближайший винный магазин. Но сказал совсем другое.
 — Ну что вы! Мы же с вами договорились! Просто мне надо было кое-что оформить.
 Толик вернулся в номер и принялся ходить из угла в угол, собирая разбросанные вещи. С трудом найдя брюки, натянул их прямо на треники, потом разыскал рубашку и, не попадая в рукава, стал напяливать её на себя, чертыхаясь и проклиная своего шефа.
 — У меня же времени в обрез, пойми! — бормотал он. — Шефу звонил, он спрашивает, когда я технику привезу. Говорит, бери за любые бабки, не мелочись, только поскорее и все, что написал. Вся работа, говорит, из-за техники встала.
 — Зачем же за любые, когда я предлагаю вам за самые минимальные? — заметил Илья. — Дешевле ни в одной фирме не найдете.
 — Ну, уж и не найду! — буркнул Толик, так что можно было поверить, что вот сейчас он оденется и пойдет искать другую фирму.
 — Точно не найдете! — подтвердил Илья и решил сменить тему. — А чем ваша контора занимается? Ну, откуда шеф звонил.
 Анатолий, наконец, натянул рубашку и даже сумел застегнуть её на все пуговицы. И теперь стал прилаживать к своей шее завязанный галстук. Головой он в петлю ещё пролез, а вот затянуть узел до горла так и не смог, и очень огорчился из-за этого, словно собирался на телепередачу о буднях колхозников, а без галстука на нее, сами понимаете, просто никак. Потом принялся что-то искать под кроватью, выдвинул чемодан, раскрыл его и извлек изрядно помятый пиджачишко. Совершив сей обряд одевания, он, наконец, догнал вопрос Ильи и принялся на него обстоятельно отвечать.
 — Да, районная управа. Будь она трижды проклята. Дали из бюджета бабки на эту, как её, слово такое длинное, позабыл… Кампутизация, что ли…
 — Компьютеризация, — подсказал Илья.
 — Во! Она! — обрадовался Толик, наверное, второй раз в жизни услышав это слово. Все же умные люди в городе живут, если такие слова знают. — Шеф сказал, надо срочно нам это самое… кампутировать. А то бабки могут обратно в бюджет забрать. Вот! А у нас в этом деле только я один разбираюсь, да и то с трудом. Кого же за такой техникой посылать, тракториста, что ли? Я все-таки снабженец…
 Илья раскрыл папочку, вынул накладные на товар и прайс-листы.
 — Вот данные на технику, полный перечень, посмотрите.
 Толик даже не стал их смотреть.
 — Да что ты мне бумажки показываешь? Ты мне товар покажи! А потом я твои бумажки посмотрю. И если все соответствует, сразу сделку и оформим. Без проволочек. Деньги по перечислению уже пришли. Сразу на твой счет перекину, и всех делов. Потом вагон арендую, забью его техникой и тю-тю! Сейчас с этим проблем нет. А то раньше! О, брат! Этого нет, того не достанешь, с этим проблемы. Так набегаешься, пока какую-нибудь фигулину достанешь! Вот было времечко! Снабженец был самым уважаемым человеком! А сейчас что? Самый обыкновенный прохиндей. Никакого уважения…
 Совершенно неожиданно он отыскал под кроватью початую бутылку водки, потерянную в результате нарушения координации движений, и предложил Илье.
 — Будешь?
 Илья категорически отказался. Толик выжал из неё все в стакан, опрокинул его в рот, сразу порозовел, довольно крякнул и наподдал пустую бутылку под кровать, где она заставила приятно зазвенеть ещё десяток таких же.
 Покончив с ней таким образом, он сходил в санузел, быстренько умылся, причесался и стал похож на человека. Походил ещё немного по комнате в поисках чего-то, известного только ему одному. Не найдя, он плюнул в сердцах, подошел к вешалке, накинул драповое пальтишко и двинул на выход. Илья вышел следом.
 Они подъехали на склад, наняв частника. Толик уже пришел в себя. Умытый и причесанный, он выглядел весьма солидно, при костюме и даже при галстуке, и спокойно мог бы заседать в президиуме собрания акционеров какого-нибудь общества.
 Илья снял навесной замок, открыл ключом внутренний, раскрыл двери. Внутри склада истошно заорала сирена сигнализации. Илья подскочил к пульту и быстро набрал свой код, который придумал три часа назад. Сирена сразу заткнулась.
 — Серьезная охрана, — отметил Толик. — Захочешь, не вскроешь…
 Они вошли внутрь. Анатолий прошелся взглядом по штабелям коробок с оргтехникой, сделал несколько шагов по узкому проходу, похлопал ладонью одну из коробок, словно покупал корову.
 — Да, богато, богато! — сказал восхищенно.
 — Все модели в соответствии с перечнем, можете проверить, — на всякий случай сказал Илья и пошутил: — Если чего-то не будет хватать, придется расстрелять сторожа.
 — Это самое лучше, — серьезно пробубнил себе под нос Толик, то ли не оценив шутку, то ли сочтя это вполне приемлемым наказанием за недостачу. — Давай проверим. Ну-ка вскрой пару коробок.
 — Пожалуйста! — с готовностью ответил Илья.
 Он раскрыл распечатанную им самим коробку. В ней был упакованный в пенопласт и полиэтилен монитор. Илья нагнулся, обхватил его руками и вытащил наружу.
 — Это чего, телевизор? — изумился Толик, увидев выпуклый экран.
 Илья усмехнулся. Ну и темнота понаехала за компьютерами! И откуда только таких присылают? Понятия не имеют, что компьютеры собой представляют, а туда же, целыми партиями их скупают, не боясь, что им подсунут вместо компьютеров отработавшие свой век телевизоры. Придется объяснить.
 — Это монитор от компьютера. На нем документы высвечиваются, чтобы с этими документами можно было работать. Понимаете?
 — Понимаю, понимаю, — кивнул Толик. — Дальше что?
 Илья открыл другую коробку.
 — Это тоже монитор. Вот на коробке написана его модель и фирма-производитель. Видите, корейская фирма под названием «Самсунг». Название у неё такое, у фирмы. Она не только мониторы делает, но и черт знает что еще! Чего только не делает!
 — Да я понимаю, — проворчал Толик, обидевшись, что его держат за школьника.
 — Дальше будем смотреть? — уточнил Илья.
 — Давай! — Толик махнул рукой. Мол, раз пошла такая пьянка…
 Илья снял с верхотуры другую коробку, распечатал, раскрыл две половинки крышки. Вытащил на свет божий непонятный агрегат. Изумлению Толика не было предела.
 — Это принтер, — терпеливо объяснил Илья. — На нем документы печатают, после того, как с ними поработали. Понятно?
 Толик мелко кивал, растерянно оглядываясь, словно попал с корабля на великосветский бал. Похоже было, что он и названия-то такого никогда не слышал. А уж как этот агрегат работает, и представить даже не может. Наверное, подумал, что принтер это что-то вроде сенокосилки, только без колес.
 — А вон та, что за коробка? — показал он куда-то наверх. — С цветной картинкой.
 Илья проследил за его пальцем, взобрался на самый верх и вытащил из второго ряда синюю коробку с изображением принтера на боку, из которого выползала цветная фотография полуобнаженной девушки.
 — А это принтер струйный. На нем можно не только документы печатать, а ещё и фотографии, рисунки, картинки. И все в цвете. Представляете?
 — Не-а, — открыв рот, пробормотал Толик. — Можно посмотреть? Никогда не видел.
 — Конечно, можно. — Илья с трудом спустил коробку на пол, коробка оказалась немного тяжеловатой.
 Он достал нож, разрезал скотчевую ленту, раскрыл половинки крышки.
 В коробке на четверть глубины был насыпан песок вперемежку с гравием, а из него торчали куски каких-то деревяшек. Впрочем, все это было упаковано в пенопласт и полиэтилен. Словом, наименование электронной техники очень известной японской фирмы на боку коробки совершенно не соответствовало её содержимому. Катастрофически не соответствовало.
 Илья не поверил своим глазам и переглянулся с Анатолием. Может быть, он тоже не поверил своим глазам. Но Толик поверил, у него, наверное, со зрением было все в порядке. Он недоуменно смотрел на Илью, не в силах произнести что-либо членораздельное.
 Илью прошиб холодный пот. Он даже почувствовал, как похолодела спина и отнялись ноги. Совершив неимоверное усилие над собой, он шагнул к штабелям, быстренько снял с верхотуры другую коробку. В ней должен был находиться монитор фирмы «LG», судя по надписям на боку. Но, судя по тяжести, в ней находилось что-то совсем другое. Он судорожно распорол скотч, раскрыл половинки крышки. Песок заменили опилками, а деревяшки кусками кирпича. Упаковка была безупречна, словно все это привезли из далекой Кореи. Нет, подумал почему-то Илья, корейцы вряд ли отважились бы на такой прикол. Они вообще народ серьезный, шутить не любят и все выдают за чистую монету. Если пишут на коробке — монитор такой-то, то и внутрь положат именно то, что написали. Не то, что мы…
 Илья стащил сверху ещё одну коробку с монитором. Распорол. В ней лежали разноперые тряпки и куски каких-то железяк. Это начало походить на дурной сон, который вдруг Илья увидел наяву. Он даже хлопнул себя по щеке, чтобы проснуться, но так и не проснулся. Значит, это был не сон.
 — Так это чего? — осторожно спросил Толик, наверное, все ещё надеясь, что ему сейчас покажут настоящий товар. — Техника-то где?
 — Ее нет, — прошептал побледневший Илья.
 — Как нет? — изумился Толик.
 Он хлопал глазами и переводил взгляд с коробки на коробку, силясь осмыслить, что же ему показывают. Наконец, осмыслил и хрипло пробормотал:
 — Ты что, меня за фраера держишь, парень?
 Бывший снабженец постоял немного, о чем-то раздумывая, вдруг резко повернулся и быстро, не оглядываясь, пошел прочь.
 Илья тупо смотрел на коробку с мусором, пытаясь понять, что же произошло. У него ещё сидела где-то глубоко внутри слабая надежда, что это все какое-то непонятное недоразумение, что он сейчас свяжется с Романом или Федором, и все разъясниться. Может быть, они и сами не знали о такой подлянке, ведь Роман убеждал его, что упаковку лучше не вскрывать, чтобы не испортить товарный вид, а значит, он и сам её не вскрывал. Или, может быть, только в нескольких коробках мусор, а в остальных то, что надо. И он принялся разбрасывать коробки, вскрывая их одну за другой.
 Опилки тучами летали по всему пространству склада, песок сыпался рекой, деревяшки, тряпки, куски битого кирпича, осколки стекла, камни — все это металось из угла в угол, ударяясь в стены и густо покрывая пол. Илья покрылся плотным слоем пыли, которая лезла в рот, уши, нос, но не останавливался ни на миг, пока не вскрыл последнюю коробку. Больше он не нашел ничего, даже какого-нибудь завалящего картриджа.
 «И чего только не напихают в коробки из-под компьютерной техники!» — в какой-то момент подумалось Илье, но он тут же отогнал от себя эту мысль, как вредную и никчемную, и устало опустился на разодранную коробку. Оглядел все пространство разгромленного склада и вдруг совершенно отчетливо понял, чего он хочет. Он хочет срочно повидать тех, кто за все это в ответе.




  Часть 2 
  Схватка 



 Глава 1

 На художника накатило вдохновение. Он начал писать портрет прекрасной незнакомки, симпатичной девушки со спортивными наклонностями. Ее лицо Серега увидел по ящику. Когда его фантазия иссякала, он вставлял чистую кассету в видак и записывал какой-нибудь американский боевичок. Ловил привлекательную женскую мордашку — у них там красивых актрис пруд пруди — и останавливал запись. Отмотав пленку немного назад, он ставил изображение мордашки на стоп-кадр, и переносил его на холст, добавляя собственное видение понравившегося ему женского лица. Так он создал ни один потрет, совершенно не тратясь на натурщиц и даже не выходя из дома. Причем все портреты отличало то, что женская головка была запечатлена в движении, в необычном ракурсе, в напряжении чувства. Такие произведения домашнего искусства ценились неимоверно и шли на ура, намного лучше, чем застывшие изображения мадонн с младенцами и без них.
 Он уже сделал графический набросок женской головы, повернутой в три четверти, и прорисовал общие черты лица, как вдруг раздался пронзительный звонок в дверь.
 Художник решил не открывать, как он это делал в моменты взлета творческих сил. Зачем отвлекаться на пустяки, когда работаешь над шедевром. Но звонок был уж очень настойчив и не думал прекращаться. Серега в сердцах отбросил грифель и побежал к двери, чтобы встретить пришедшего потоком матерных ругательств. Он был просто уверен, что это опять приперся ситный друг Илья со своей очередной проблемой. И твердо решил его ни за что не пускать, послав куда-нибудь подальше, хотя бы в то же самое азиатское государство, куда посылал его на днях.
 И открыл дверь. Но за ней торчал совсем не Илья, а нечто гораздо более страшное и отталкивающее. За дверью светилась злорадная морщинистая физиономия Терентича. Ее выражение тут же сменилось на льстивое, как только на пороге возник взбешенный художник. Еще никогда в своей жизни Серега не видел такого преданного взгляда. Из-под седых бровей старика выглядывали по-кошачьи виноватые глаза, что так и хотелось налить ему блюдечко молока. Возмущению художника не было предела.
 — Ты чего приперся, старый пень? — недовольно буркнул он. — Что тебе здесь надо?
 — Я за вещами, — извиняющимся тоном сказал Терентич и прошмыгнул в прихожую.
 — Забирай и вали! Да побыстрее!
 У Сереги как-то вылетело из головы, что у старика и в помине не было с собой никаких вещей, кроме нательных. Он повернулся спиной, потеряв к Терентичу всякий интерес, и ушел в мастерскую дорисовывать портрет.
 Терентич первым делом закрыл дверь на замок, а это говорило о том, что уходить он никуда не собирается. Затем неслышно прошел по коридору, проскользнул мимо своей комнаты, и возник за спиной творца. Серега даже не услышал его шагов, настолько был поглощен своим новым творением. Забыв обо всем, он вдохновенно прорисовывал мягким грифелем пропорции головы на прогрунтованном холсте. Старик минут двадцать наблюдал за его муками, дождался, когда эскиз получился более-менее похожим на экранное изображение, и пробормотал:
 — А ничего получается. Похоже.
 Серега чуть не выронил карандаш от испуга. Он забыл о Терентиче напрочь, но старик был не так воспитан, чтобы о себе вовремя не напомнить. Художник тихо выругался матом себе под нос, но, похоже, Терентич его не услышал — он был вообще туговат на ухо. Тогда уж Сереге пришлось гаркнуть что есть сил:
 — Ты ещё здесь, старый?
 — Здесь. А что? — невинно поинтересовался Терентич.
 Художник швырнул грифель на пол и со злостью растоптал его ногой.
 — Ничего! Я думал, ты уже на вокзале! Покупаешь билет на ближайший поезд. Когда ты отсюда уберешься, наконец?
 Терентич похлопал его по плечу и широко улыбнулся, демонстрируя последние зубы, стоявшие через один.
 — Да ладно, не дуйся, — примирительно сказал он. — Ты отлично рисуешь. Нет, правда! Я посмотрел, как ты творишь, и понял это. Только сейчас понял.
 Сереге такая фамильярность не понравилась, он поморщился и дернул плечом, сбросив его руку. Возмущенно покачал головой, в очередной раз проклиная друга Илью, и повернулся спиной, принимаясь за дело.
 — Давай вали, старый. Мне работать надо.
 И ушел в себя, ловя последние остатки вдохновения. Больше его этот разговор не касался, и он предпочел не отвлекаться на пустословие.
 Но старик был настроен благодушно, ему, в отличие от художника, хотелось поговорить и излить кому-нибудь душу. Так что он отступать не собирался. Ничего, и не такие крепости брали!
 — Да чего ты обиделся, Серега? Ну, подумаешь, мазилой назвал! Брякнул, не подумав. С кем не бывает? Я же понимаю, ты человек творческий, критики не любишь. А кто её любит? Я тоже не люблю. Все, я тебе больше слова не скажу, так и знай. Можешь не беспокоиться.
 Серега медленно, но верно закипал. Он слегка повернул голову, искоса бросил на Терентича злобный взгляд синих пронзительных глаз. Как же ему надоел этот старикан! Мутит тут чего-то со своими извинениями? Все равно он в его квартире больше не жилец. Терпеть у себя навязчивых пенсионеров выше его сил. А в моменты творческого вдохновения он вообще готов убить любого, кто станет ему мешать. Вот так и совершаются преступления.
 — Ты чемодан свой нашел? — процедил он сквозь зубы. — Забирай и скатертью дорога!
 Терентич даже не сдвинулся с места. Напротив, заинтересованно переводил взгляд с экрана телевизора, на котором застыло изображение молодого женского лица, на холст с грифельной прорисовкой. Казалось, его приводит в детский восторг процесс создания произведения искусства.
 — Глаза слишком большие, а так очень похоже, ей-богу! — оценил он.
 — У кого глаза большие?! — окончательно вскипел Серега. — Слушай, дед, я тебе сейчас такие глаза нарисую! Они у тебя будут в разные стороны смотреть — один вправо, другой влево. Или ты выметаешься, или я за себя не ручаюсь!
 Терентич, казалось, его не слышит. Его восхищение было искренним, и он не обращал внимания на такие мелочи, как угрозы вышвырнуть его на улицу.
 — Слушай, Серега, и чего ты мучаешься? Тяжело, поди, с телевизора срисовывать. Давай я тебе буду позировать. А? Это же интересней. Вот нарисуешь мой портрет и поймешь, что правда жизни намного богаче, чем любые художественные поделки. Потренируйся на стариках. Не все ж одних баб рисовать!
 Художник удивленно смотрел на него, не понимая, шутит он или говорит серьезно. Может, это просто хитрая уловка для примирения? Понятно, конечно, что старый хочет всеми способами здесь прописаться. Видно, его уже отовсюду выгнали, и теперь он хватается за последнюю возможность. Только ему это не удастся ни за что. Примирения не будет.
 — Да мне на твою рожу смотреть противно, не то что… — в сердцах высказался он. — Нет, Терентич, твое счастье, что ты папаня моего друга. Просто перед ним неудобно. А то бы я тебя уже давно выгнал взашей.
 Терентич оставался невозмутим, словно получил комплимент.
 — Ну, смотри, Серега, другого случая может не представится. Потом сам просить будешь, да я откажу. Живое лицо, это тебе не фотографию перерисовывать. На моем лице настоящая жизнь пульсирует, а на этом фото одна только застывшая маска.
 — Что у тебя пульсирует? — удивленно переспросил Серега и пробормотал себе под нос: — Ты смотри, какими словами этот деревенщина заговорил!
 — Жизнь! — повторил Терентич и, подойдя к телевизору, пристроился рядом с экраном. — А тут что? Ни рожи, ни кожи! Маска! А я тебе сейчас любое выражение сотворю. Хочешь — радость, хочешь — огорчение. Могу удивление, могу сурьезность. Попробуй поймать выражение моего лица и запечатлеть его на холсте. Не получится поначалу, тоже не страшно.
 Серега понял, что отвязаться от старика ему не удастся ни за что. Потому как тот никогда не уйдет. Даже если волочь его силой, станет сопротивляться и кричать. И сейчас будет учить его, как надо писать картины. А потом станет учить его жить. Старики, они такие, любят поучать, хлебом не корми. Только у него времени нет выслушивать эти поучения, работать надо. Тем более вдохновение ещё не ушло, хотя уже на нуле.
 — Слушай, Терентич, ты что, хочешь здесь остаться? Ладно, оставайся, хрен с тобой! Только иди в свою комнату, закройся там и сиди. И чтобы я тебя больше не видел и не слышал. Понял? Мне некогда тут с тобой…
 Терентич отмахнулся и стал искать на телевизоре кнопку.
 — Да уйду, не волнуйся. Уйду, когда надо будет. Я ж тебе дело предлагаю. — Нашел кнопку, нажал. Экран вспыхнул и потух. У Сереги просто не было слов, чтобы выразить все свое возмущение. Зато Терентича это несказанно обрадовало. — Вот так! Теперь смотри сюда!
 Он взял стул, поставил его посреди комнаты, взгромоздился на него, забросив ногу на ногу, сделал умное лицо и застыл.
 — Ну как, подойдет такая поза? Или поменять? — Повернулся другим боком, изменил выражение лица, слегка улыбнувшись, скрестил руки на груди. Совсем другой человек, не похожий на предыдущего, даже помолодевший. Терентич подождал немного, скосил глаза, пробормотал: — Ну, чего молчишь? Нравиться или как? Ты скажи, как мне сесть, я и сяду. Тебе же видней! Кто будет рисовать портрет, ты или я?
 Серега просто обалдел. Он тупо следил за его перевоплощениями, не понимая, что вообще происходит. Кто этот человек и почему он так нагло вторгается в интимный процесс художественного творчества? Почему навязывает ему то, что он должен рисовать? Просто пошло какое-то жуткое невезение! Коварное вмешательство этого старикана ломает все кайф. И вдруг его кольнула совсем другая мысль. А может это судьба, подумал он. Иной раз и не знаешь, что лучше — пытаться всеми силами изменить ход событий или отдаться на волю обстоятельств. Может быть, лучше обернуть все в свою пользу? Ведь, с другой стороны, таких оригинальных натурщиков у него ещё никогда не было. Грех не воспользоваться его услугами. Сколько можно писать красивые картинки, может, пора писать правду жизни? Вот, сидит перед ним старик с лицом мощной выразительной фактуры, украшенным глубокими просоленными морщинами, и ждет, когда напишут его портрет. В конце концов, чтобы показать боль народа, более выразительного типажа не найти.
 Художник автоматически потянулся к зажиму на мольберте, отвернул его, отвернул второй, снял подрамник с эскизом, опустил его на пол. Потом отыскал другой подрамник, с совсем чистым холстом, только недавно им любовно загрунтованным, водрузил на мольберт, закрутил зажимы. После чего в его руке сам собой оказался тонкий угольный карандаш.
 — Слышь, Терентич, — неожиданно для себя произнес он, — сядь немного ровнее, вытяни ноги, согни спину, расслабься, положи руки на колени. Поза должна быть естественной.
 — Ага, понял! — с готовностью кивнул старик и сделал все, что от него требовалось.
 Илья сказал охраннику, торчащему при входе в здание бывшего НИИ, что был тут не далее как вчера и забыл передать важный документ. Охранник посмотрел его паспорт, нашел нужную фамилию во вчерашнем списке и пропустил. Делать ему, охраннику, больше нечего, как только охранять секреты этих деляг бизнесменов. Нужно человеку, так пускай проходит.
 Илья поднялся на лифте на нужный этаж и, взъерошенный и злой, вывалился в коридор. Он, казалось, был готов сейчас растерзать в клочья любого, кто попадется ему навстречу с коробкой от монитора или принтера. Идущая навстречу женщина испуганно шарахнулась от него в сторону, хотя держала в руках всего лишь несколько листков с каким-то дурацким приказом. Илья на женщину все равно бы не набросился, поэтому и не удостоил её своего кровожадного взгляда. Дойдя до двери с табличкой «Фирма „Феникс“, он шибанул её ногой. Дверь описала полукруг и сбила стоящую за ней вешалку. При падении вешалка зацепила стеклянный столик, который со звоном рассыпался на осколки.
 — Что вы себе позволя… — Секретарша Светочка привстала из-за стола и испуганно застыла с полуоткрытым ртом, поймав на себе зверский взгляд человека, который, казалось, готов был вцепиться ей в глотку.
 — Где Колобродов? — прошипел Илья. — Если ты скажешь, что его нет…
 — Он уехал… — пролепетала секретарша. — В командировку. На три дня. А что случилось?
 — Небольшая неприятность, птичка, — холодно произнес Илья. — Его репутации бизнесмена грозит сокрушительный удар, и непорочное имя измажут дерьмом.
 Он толкнул дверь в кабинет Романа, распахнул её и застыл на пороге. В кабинете бизнесмена было пусто и гулко, как в больничном боксе-одиночке после того, как больного увезли в морг. Стол сиял девственной чистотой, стало быть, хозяин кабинета не вышел на полчасика, а отбыл основательно и надолго. Илья подошел к столу, выдвинул ящик, потом другой. Там лежали какие-то разрозненные бумаги со всевозможными логотипами каких угодно фирм, в том числе и фирмы «Феникс», которая, похоже, сгорела в одночасье вместе с её владельцем, как и вышеназванная птица. Хотя древние источники утверждают, что она выжила.
 Илья заметил на столе стоящий в одиночестве телефон, схватил трубку, набрал номер мобильника Феди Петелина. Долго слушал длинные протяжные гудки. Ему захотелось тоже протяжно завыть, но он сдержался, потому что у него ещё оставались последние капли самообладания. Со злостью швырнул трубку на место. После чего выскочил из кабинета, смертельно напугав стоявшую в дверях секретаршу.
 — Его домашний адрес? — рявкнул он.
 — Я не знаю… — пискнула секретарша и, нырнув в свой стол, покопалась в одном из ящиков. Выудила оттуда записную книжку. — Вот. Болотная улица, дом семь, квартира восемьдесят четыре. И телефон есть. Я напишу.
 Она судорожно записала все это на листочке и протянула Илье. Он схватил листок, прочитал адрес, снова набрал номер, теперь уже домашнего телефона Романа Колобродова. Там ответили. Но на его вопрос о Романе сказали, что он ошибся. Илья сунул листок в карман и пристально уставился девице в глаза. Она занервничала и попыталась виновато улыбнуться.
 — Советую тебе, милая, подумать о своем будущем. Боюсь, тебе придется пойти под суд по делу о мошенничестве.
 — Каком мошенничестве?
 — В особо крупных размерах.
 — Я ничего не знаю. — У девушки задрожал подбородок. — О чем вы тут говорите? Я понятия не имею, что здесь делалось. Ничего не знаю!
 — Потом узнаешь, — пообещал Илья. — Сколько ты здесь работаешь?
 — Вторую неделю. Меня направили из агентства по трудоустройству. Сказали, хорошее место, непыльная работенка. И оклад подходящий.
 — Скорее всего, ты его не получишь, — подытожил разговор Илья и важно удалился.
 По адресу, указанному секретаршей, конечно, никакого Романа Колобродова не знали. На звонок из квартиры 84 вышла растрепанная немолодая женщина в мятом халате. Она сказала, что её мужа зовут Петя, что он ещё не пришел с работы, и что, скорее всего, он тоже не знает никакого Романа, а если и знает, то ни за что не скажет, поскольку придет сильно на бровях и не сможет даже лыка вязать.
 Илья только зря потратил время, добираясь на самую окраину. И он решил съездить в офис Феди, надеясь на более сообразительную секретаршу Верочку, которая должна знать, где находится её шеф. Хотя, она могла оказаться такой же куклой. И он мотанулся обратно в центр, взяв тачку.
 Охранников он проскочил без проблем. Наверное, их напугал его решительный вид, и они подумали, что это крупное начальство. Кто ещё может так нагло прорываться через проходную, игнорируя охрану?
 В зале за стеклянными дверями по прежнему сидели сотрудники, шпарили на компьютерах, болтали по телефону, бегали с бумажками, что-то обсуждали. Никто не обратил на него ни малейшего внимания. Илья прошел по центральному проходу в конец зала и уперся в дверь приемной. Она была закрыта, но в щели между косяком и дверным полотном светилась полоска. Илья рванул дверь на себя. На месте секретарши никто не сидел, хотя и присутствовал рабочий беспорядок, а это означало, что она где-то поблизости. В самом кабинете кто-то возился. Это обнадежило, но не надолго. Илья заглянул в открытую дверь.
 В федином кабинете все стояло на своих местах: стол, кресла, компьютер, даже аквариум с рыбками светился фиолетовым светом, как витрина супермаркета. Так что насчет обстановки можно было не волноваться. Но вот с хозяином кабинета произошли некоторые метаморфозы. Он был совсем другим человеком, непохожим на Федю так же, как негр не похож на лицо кавказской национальности. Незнакомый молодой мужчина в белой рубашке и галстуке с чуть ли не бриллиантовой заколкой занимался тем, что сыпал рыбкам корм. И что-то бормотал. То ли разговаривал с рыбками, называя их милыми его сердцу созданиями, то ли ругал того, кто забыл их покормить. Он оторвался от своего увлекательного занятия и посмотрел на Илью.
 — Вам кого?
 Илья счел бесполезным долгие объяснения.
 — Федора Петелина. Где он?
 — Не знаю. А кто это? — Пожал плечами мужчина и стал сыпать корм снова. — Совсем проголодались, бедные…
 Рыбки, отталкивая друг друга, огромными жадными мордами хватали набухающие в воде лепешки. Вот оно, любимое развлечение новоявленных бизнесменов, чем-то напоминающее им их самих. Приятно смотреть со стороны, как налетевшая стая хватает куски пирога. Значит, так придумано самой природой, и нечего тут наводить критику.
 — Это его кабинет, — сказал Илья. — Он тут сидел.
 — Как это сидел? — не поверил мужчина.
 Илья прошел к столу, плюхнулся в кресло и бухнул ноги в грязных ботинках на бумаги, которыми была завалена вся поверхность стола.
 — Вот так вот нагло сидел, задрав ноги на стол.
 У мужика глаза вылезли из орбит, и он стал похож на своих пучеглазых тварей. Но на какие-то активные действия у него смелости не хватило. Наглость всегда обезоруживает.
 — Вы… вы что-то путаете. Это мой кабинет. И сидеть в нем никто не мог, тем более так, как вы. Кабинет был заперт целых две недели, пока я находился в отпуске. Я только сегодня утром прилетел на самолете. С Кипра. Там тепло, а здесь мерзко…
 Илья злобно ухмыльнулся и, спустив ноги на пол, вылез из кресла.
 — Ошибаешься, дорогой. Это тебе только так кажется, что здесь никто не сидел. А на самом деле сидел. И сидел именно так, как я тебе показал.
 Он пошел на выход.
 Мужчина с трудом сглотнул и занервничал. Заговорил тихо и быстро, стараясь убедить Илью в том, в чем и сам был до конца не уверен.
 — Я понял. Вы от Серого. Я не думал, что вы так скоро. Я верну деньги. Через неделю верну. Так ему и передайте. Пускай не волнуется зря.
 Илья затормозил на пороге, обернулся, бросил через плечо.
 — Непременно передам. Если когда-нибудь увижу.
 И хлопнул дверью.
 В зале он подошел к первому же сотруднику, который усердно что-то отстукивал на клавиатуре компьютера.
 — Где сейчас находится Федор Петелин? Уехал?
 Парень поднял на него опухшие от монитора глаза.
 — Кто?
 — Петелин! — гаркнул Илья. — Где это чертов прохиндей?
 Парень испуганно пожал плечами. Все сотрудники, услышав грозный призыв, дружно повернули головы. По их выразительным физиономиям Илья мог легко понять — такую фамилию, как Петелин, они слышат впервые.
 — А где паренек такой молоденький? Владик, кажется, зовут!
 Все дружно замотали головами.
 — Нету у нас никакого Владика, — пробормотал парень и уткнулся в монитор.
 Теперь Илья понял все. Хотя и отказывался понимать. Неужели он такой глупец, что ему нужно было доказывать это на деле — устраивать представление с целым штатом сотрудников, знакомить с банкиром, вынуждая взять кредит, подсовывать мусор вместо товара. И все это только лишь для того, чтобы он понял, насколько он глуп. Об этом можно было бы сказать словами. Сказать всего два слова: «Ты глуп!» И все. Так было бы проще, быстрей и, главное, без катастрофических последствий. Но, к сожалению, он бы этим словам не поверил. Потому что человек верит только тому, что он испытал на собственной шкуре.
 Два прохиндея, Федя с Романом, отрепетировали этот спектакль и сами сыграли в нем свои роли. Пригласив на главную роль лоха его, Илью. И он её прекрасно сыграл до конца. Наверняка, они сами и насыпали мусор. Поэтому Роман и торопил его, ссылаясь на нехватку времени, чтобы он не увлекался разглядыванием содержимого коробок. В общем, все ясно — это была хорошо подготовленная и великолепно проведенная афера, которую разыграли Колобродов с Петелиным, заставив его взять в банке кредит и просто перечислить все деньги на их счет.
 И Илья, уходя из этого проклятого офиса, что есть силы грохнул стеклянной дверью. Жаль только, что она не разбилась, наверное, была сделана из закаленного стекла.
 Столь важную миссию, как пристрастный разговор с заведующим отделом кредитования «Сигма-банка» Вениамином Разумовским, полковник Самохин решил не перекладывать на плечи своих ребят и выполнить сам. Корнюшин и Тарасенко уже встречались с банкиром однажды и получили только сухую информацию, касающуюся выдачи кредита убиенному Кизлякову: когда выдали, под какой залог, куда тот перевел деньги. Из всей этой информации можно было вытянуть только одно — Кизлякова кинули какие-то мошенники, которые знали, что он получил кредит. После чего решили замести следы и отрубить концы, навсегда заткнув Кизлякову рот. Единственной оставшейся нитью, которая связывала Кизлякова с мошенниками, был банк, выдавший кредит, и только через него теперь можно выяснить, куда же исчезли деньги.
 Самохин взял себе в помощь Олега Панкратова на случай каких-нибудь сложных экономических вопросов. Ведь этот прощелыга банкир наверняка попробует поставить их в неловкое положение заковыристым ответом.
 Разумовский встретил оперативников в благодушном настроении, словно для него было особым удовольствием беседовать с ментами. Хоть каждый день перед обедом для поднятия аппетита. Его кабинет, в котором уже побывал Илья, располагался на втором этаже здания «Сигма-банка» в самом конце коридора, и поэтому дневной свет падал из двух окон, с фасада и с торцевой стены. Между ними в углу располагался стол банкира с удобным глубоким креслом. Посетители же садились напротив, так что свет падал прямо на них. Удобно беседовать с людьми, которым свет бьет в глаза, при этом находясь в тени. Это делает хозяина кабинета неуязвимым, а беседующих с ним выставляет напоказ. Любые эмоции на их лицах предстают в самых ярких красках, не скроешь ни одной. Хотя, может быть, это только так кажется.
 — Самохин, Аркадий Михайлович, руководитель отдела по борьбе с оргпреступностью, — представился полковник, усаживаясь в кресло для посетителей и щурясь от солнечного света. — А это мой помощник, капитан Панкратов, сотрудник отдела по экономическим преступлениям. Мы расследуем дело об убийстве одного из ваших клиентов — директора фирмы «Кемикс» Бориса Кизлякова.
 — Да, я это знаю, — кивнул Разумовский. — Я как-то на днях беседовал с вашими людьми. Приходили два молодых человека из уголовного розыска. Но, по-моему, я им уже все рассказал, что знал. Добавить, собственно, нечего.
 Самохин немного пододвинул кресло, чтобы солнце так не било в глаза, и откашлялся.
 — И все же, повторите ещё раз все, что вы говорили. Они ведь молодые еще, неопытные, могли что-то и упустить.
 Разумовский пожал плечами и, снисходительно улыбнувшись, устало начал рассказывать, словно делал это уже бесконечное число раз:
 — Кизляков получил кредит под залог своего недвижимого имущества — сто шестьдесят пять тысяч долларов и перечислил его на счет фирмы «Лика-строй» как предоплату какого-то подряда. Ни что это был за заказ, ни что это за фирма, я, честно говоря, не имею ни малейшего понятия. Да это, собственно, и не входит в мою компетенцию.
 — Но ведь эта фирма тоже имела счет в вашем банке, — засомневался Панкратов. — Так же как и фирма Кизлякова. Значит, это тоже ваш клиент. Вы должны знать о нем все.
 Банкир развел руками.
 — В нашем банке открыли счет около тысячи частных фирм. Мы совсем не обязаны знать подноготную каждой из них. По крупным фирмам мы, конечно, имеем кое-какую информацию — чем занимаются, какие основные фонды, какие приоритеты. Но до мелких просто руки не доходят. И если одна из них вдруг разваливается, мы об этом можем даже не знать.
 Панкратов вынужден был с этим согласиться.
 — Но вы ведь можете как-то узнать, куда пропали деньги со счета этой фирмы-однодневки под названием «Лика-строй»? Это, надеюсь, сделать нетрудно.
 Разумовский помотал головой и поджал губы.
 — Трудно. Часть суммы со счета, порядка пятидесяти тысяч, была в тот же день обналичена. Остальная часть ушла в другой банк — «Дельта». На какой счет они там попали, я вам сказать не могу. Попробуйте выяснить это сами.
 — Уже выяснили, — уверил его капитан. — «Дельта-банк» прекратил свое существование больше года назад, после того, как Центробанк отобрал у него лицензию за незаконные финансовые операции.
 — Да, ничего не слышал об этом, — недовольно пробормотал банкир, как будто его поймали на вранье. — Значит, этот банк продолжает как-то существовать. Как раз, с этим вы и должны разобраться. Мы же не можем запретить нашим клиентам перечислять деньги туда, куда им захочется.
 Самохин переглянулся с Панкратовым, и капитан понял, что хочет узнать полковник. Самохин решил, что следующий вопрос должен выяснить только он. У него это получится более жестко и конкретно.
 — Скажите, раньше были случаи, когда ваших клиентов убивали после получения кредита?
 Разумовский задрал глаза к потолку, силясь что-то вспомнить, посидел так с минуту, но кажется, так ничего не вспомнил. Или сделал вид, что ничего не помнит.
 — Бывали у нас клиенты, я имею в виду физических лиц, которых настигала пуля киллера, а вот кого из них отправляли на тот свет сразу после получения кредита, не могу вам сказать. Сейчас даже не припомню, кого из наших клиентов убили.
 — А я вам напомню, — жестко глядя ему в глаза, сказал Самохин и достал два листка с текстом. Нацепил очки и принялся читать. — Не далее, как в декабре прошлого года, был убит Венедиктов, директор фирмы «Сигнал». В марте того же года был убит ещё один директор фирмы — Михалев. В среднем два-три раза в год кого-то из ваших клиентов приходится хоронить. Неприятная и подозрительная закономерность.
 Банкир усиленно закивал и пожал плечами.
 — Да, такова суровая жизненная реальность. Сейчас такое время, что несчастных коммерсантов убивают чаще, чем уток в сезон охоты. Впрочем, банкиров тоже. — Он усмехнулся и решил пошутить. — Но поверьте, у нас в банке нет штатного киллера. Кто и за что их убивает, для нас остается такой же тайной, как и для вас.
 — А кто из них брал в вашем банке кредит? Мы можем это узнать?
 — Конечно. Оставьте мне ваш список, и я вам укажу, кто, когда и какой брал кредит.
 Полковник положил на стол список убитых коммерсантов.
 Разумовский бегло просмотрел его, изредка высказывая удивление, что в нем оказались те, кого он по незнанию числил в живых.
 — Вот вы удивляетесь, что многие наши клиенты рано или поздно переходят в мир иной, а я вам должен признаться, что даже не знал, кто из них уже там. Но, увы! Мы не можем отказать клиенту в предоставлении кредита всего лишь на том основании, что это может повлечь за собой трагические для него последствия. Кто такое может предположить? Суть нашей работы — всего лишь считать деньги, а не заниматься предсказаниями! Такая у меня работа — кредиты выдавать.
 Самохин почесал переносицу. Это означало, что ему пришла в голову какая-то светлая мысль.
 — Знаете что, Вениамин Андреевич! Составьте нам, пожалуйста, перечень тех клиентов вашего банка, кому вы за последние полгода выдали кредит или собираетесь выдать. А мы попробуем проследить за их судьбой.
 — Конечно, это можно сделать, — неохотно сказал банкир, — но учтите, что такая информация секретна, и если она попадет в чьи-то неблагонадежные руки, могут быть очень серьезные неприятности. Как для клиентов, так и для банка. Прошу это учесть.
 — Постараемся учесть, — кивнул Самохин. — Обещаю сохранить тайну вкладов! Тем более что любая наша оперативная информация тоже секретна.
 Разумовский вызвал секретаршу и попросил её быстренько составить три списка, запрошенные оперативниками: список клиентов — теперь уже мертвых душ, список тех из них, кто позарился на кредит, и список ещё живых душ, жаждущих кредита, как манны небесной. Пока банкир растолковывал гостям по их просьбе азы банковского дела, секретарша распечатала все списки на принтере. Они оказались довольно внушительными, ведь большинство клиентов не гнушалось прибегать к финансовой помощи банка. Получив в свои руки столь секретные документы, оперативники раскланялись и удалились.
 После их ухода банкиру позвонил один из клиентов банка, некий Илья Горелов, который на днях взял крупный кредит, и сообщил неприятную весть, что его как будто кто-то обманул, выманив всю сумму, полученную по кредиту. Он просил узнать, нельзя ли арестовать счет фирмы «Феникс», на который ушли деньги. Разумовский посочувствовал бедолаге и проверил по компьютеру наличие денег на этом счету. Предупредив, что информация конфиденциальна, банкир сообщил, что на счету фирмы «Феникс» нет ни копейки, поскольку только сегодня вся сумма была переведена в другой банк — «Дельта». Что это за учреждение, и на какой счет там попали деньги, банкир, к великому сожалению, сказать не мог.

 Глава 2

 В общем, Разумовский Илье ничем не помог. Хотя и посочувствовал. И предложил не отчаиваться, а обратиться в органы правопорядка. Ну, хотя бы в ближайшее отделение милиции, на территории которого расположен склад. Во всяком случае, они должны зафиксировать факт мошенничества и составить протокол. Илья воспользовался советом банкира и поперся искать отделение милиции.
 Расспросив нескольких прохожих, попавшихся ему по пути, Илья разыскал ближайшее к складу отделение милиции, ввалился в приемную и упал на стойку дежурного. Молодой, но уже лысеющий капитан писал что-то в журнале и даже не отреагировал на тяжелое дыхание посетителя, раздавшееся у него над лысиной.
 — Меня обворовали, — выдохнул Илья.
 Ноль эмоций. То ли за стойку специально посадили глухого мента, чтобы он не реагировал на жалобы граждан, то ли капитан думал о своем, и чужие проблемы его абсолютно не волновали. Илье пришлось повторить свое заявление ещё раз, по уже погромче.
 — Вы слышите, меня обворовали!
 — Слышу, не кричите, — буркнул мент, продолжая писать. Когда дописал до конца то, что непременно хотел зафиксировать — наверное, именно в этот момент к нему пришло вдохновение — он отложил ручку и поднял равнодушные глаза на Илью.
 — Кто и когда?
 — Несколько часов назад меня обворовала шайка мошенников. Они продали мне партию компьютерной техники на гигантскую сумму, а подсунули строительный мусор. Можете посмотреть.
 — Что посмотреть? — не понял мент.
 — Мусор. Все находится в складском помещении в цокольном этаже дома номер двенадцать в Кривобоком переулке, — сбиваясь и запинаясь, доложил Илья. Лучше бы он сначала записал свою речь на бумажке. Это капитану понравилось бы больше.
 Поэтому мент раздраженно поморщился и сказал:
 — Что-то я ничего не понял. Вы говорите, что вам продали мусор?
 — Да нет! — Илья уже выходил из себя. — Продавали-то партию техники: мониторы, принтеры, ноутбуки… Но в коробках оказался строительный мусор.
 — А вы куда смотрели?
 — Я проверил несколько коробок, они были нормальны. То есть в них действительно находились мониторы.
 — Понятно, — кивнул капитан, и по его лицу пробежала тень сомнения. Было похоже, что он ничего не понял. Взял ручку на изготовку. Старательно записал адрес в журнал. Поднял глаза на Илью. — Надо было смотреть всё, что вам подсовывают.
 — Там больше сотни коробок. Что, все вскрывать?
 — А что, нельзя? — задал мент довольно разумный вопрос.
 Илья тяжко вздохнул и пожал плечами. Да, наверное, надо было вскрывать все. Но, во-первых, это заняло бы очень много времени, а во-вторых, он ещё страдает доверием к людям, и от этой болезни может излечить только коробка со строительным мусором.
 — Так что вам должны были продать? — устало выговорил мент.
 — Оргтехнику. В большом количестве. — Илья запустил руку за пазуху и извлек из внутреннего кармана куртки прайс-листы. — Вот, здесь перечислено все, что там было.
 Он протянул капитану десяток листов, скрепленных степлером. Мент бегло просмотрел их и отложил в сторону.
 — Пишите заявление.
 — Может быть, вы туда направите группу, — запыхтел Илья, стараясь производить побольше шума и напрасно нервничая. Конечно, это любому менту не понравится. — Чтобы не терять времени. Там наверняка остались отпечатки пальцев этого бизнесмена Романа Колобродова. А по отпечаткам вполне можно его разыскать.
 — Кино насмотрелись, — скептически хмыкнул капитан. — Вы пишите заявление, а мы разберемся, сейчас нам ехать или через неделю. У вас есть ручка?
 Он положил на стойку листок мятой бумаги и изжеванную ручку. Илья достал свою, написал на листке слово «заявление» и сказал:
 — Ведь это же серьезное преступление. Это мошенничество в особо крупных размерах.
 Мент отвел глаза в сторону, направив их куда-то в угол, и подумал о чем-то своем. Наверное, о том, что неплохо бы сейчас попить пивка и посмотреть футбол. Но об этом он, конечно, не сказал. Вовремя вспомнил, что он на работе. Активно пролистал журнал, нашел нужную страницу.
 — Смотреть надо было лучше, тогда бы не кинули, — проворчал он.
 А что? В этом есть определенная логика, и в чем-то мент, действительно, прав. Ведь пострадавший всегда виноват сам. Тебя кинули? Не надо доверять людям. Ограбили? Не ходи по темным переулкам. Угнали машину? Не оставляй под окном. Изнасиловали? Не надевай мини-юбку. Пырнули ножом? Не стой там, где ножом махают. Все логично. И нечего тут жаловаться органам, у них и без тебя забот хватает.
 Илья трясущейся рукой взял ручку и принялся писать заявление, путая слова и меняя их местами. Кое-как закончил свое послание безликому начальнику отделения, поставил дату и расписался. Протянул капитану. Мент просмотрел его писанину, подколол с прайс-листам и положил все это дело в папку. Потом все же сжалился и нажал переговорник.
 — Эй, кто есть, съездите в Кривобокий переулок к дому двенадцать. Посмотрите там склад. Человека тут кинули в особо крупных размерах. Может, чего найдете. — Он посмотрел на Илью и усмехнулся. Забавный все-таки этот народ — бизнесмены. Вечно с ними что-нибудь случается. То их кинут, то наедут, то убьют. Со смеху помрешь.
 Осмотр места преступления мало что дал. Три мента, явно подогретые градусами, обнюхали все пространство склада, протискиваясь между плотными рядами коробок, попинали ногами валяющийся на полу мусор, вскрыли ещё несколько коробок с таким же мусором, подобрали пару окурков и ржавый ключ.
 — Ну что, дело ясное, что дело темное! — сказал старлей, командующий двумя сержантами. — Сафонов, ты у нас самый грамотный, составляй протокол.
 Грамотный сержант вынул из папки листок бумаги, быстренько переписал все, что находилось в помещении, уточнил, что обнаружено в коробках, указал про окурки и ключ, после чего дал Илье расписаться в том, что ничего не забыл. Илье доверился ему и подмахнул, слегка проглядев бумаженцию.
 Сказав, что у них дел невпроворот, они опечатали двери склада и уехали, отпустив Илью восвояси. И он остался один как перст в пустом безлюдном переулке, на который уже опускались вечерние сумерки. Ему страшно захотелось напиться с горя, но он вовремя вспомнил свое обещание заехать под вечер к матери с отцом, и решил, что родители наверняка согреют его израненную душу и приголубят блудного сына.
 Ему открыла мать. Увидев его бледное лицо, блуждающий взгляд и растрепанный вид, она сразу поняла, что сына гложет душевная мука, от которой он так просто не избавится. Она прекрасно знала, что Илья будет все терпеть в себе и ни за что не поделиться наболевшим, чтобы не травмировать её. Бывали жизненные ситуации, когда Илья находился не в лучшем положении, и почему-то всегда старался это скрыть от матери. Но рано или поздно она узнавала о постигшем его несчастье, а молчание сына расстраивало её ещё больше.
 — Что с тобой, Илья?
 — Ничего. Все нормально, мам, — хрипло сказал он. — Обычные неприятности отечественного бизнеса. Как вы с отцом?
 Мать внимательно смотрела на него, пытаясь понять по его поведению, насколько крупная неприятность произошла. Если смотрит прямо и даже улыбается, то случился какой-то пустяк, который можно легко пережить, а если отводит взгляд, значит, случилось что-то серьезное, и последствия могут быть катастрофическими. Илья взгляд отводил, и значит, ему крупно досталось. Только ведь ни за что не скажет, хоть убей.
 — С отцом все хорошо… — пробормотала мать. — Посидели, чаю попили. Он сказал, что давно хотел меня навестить. Часто обо мне вспоминал. Сказал, что если бы не дела, давно бы уже был тут.
 — Как ещё у него дела! — бросил Илья и прошел в комнату.
 Там было тихо, уютно и тепло, совсем не так отвратно, как в холодном промозглом переулке. Да ещё работал телевизор, и красивая дикторша рассказывала про встречу президента с творческой интеллигенцией, которой он обещал разобраться с культурой. Так и говорил, что, мол, обязательно разберется с этой культурой. Будь она неладна.
 Но отца и след простыл.
 — А где он?
 — Ушел, — пожала плечами мать и приглушила звук, чтобы не слушать про президентские разборки.
 — Как это ушел? — изумился Илья. Вот этого он никак не ожидал. Так надеялся, что отец поживет у матери несколько дней, и он сможет спокойно обделать свои дела. Но дела он не обделал, а скорее обделался, так ещё и отец выкидывает номера.
 — Вот так, ушел. — Мать пожала плечами. — Засиделся я у тебя, сказал, и ушел.
 — Я думал, он у тебя поживет немного… — пробормотал Илья и опустился на стул у стены.
 — Да мы тут с ним немного поссорились, — вздохнула мать. — Ты ведь его знаешь…
 Илья откинул назад голову и закрыл глаза.
 Тонкий красный луч проходил через призмы, трубки и отражатели, преломлялся и делился на несколько лучей, которые падали на экран причудливым рисунком, играющим всеми цветами радуги. Включился электронный проектор, и на экране возник кадр с движущимися фигурками людей. Голографическое изображение стало более четким, а лица людей более объемными и хорошо различимыми. Они были почти как живые. Они перемещались в кадре, бежали друг за другом, махали руками и куда-то исчезали. Человек в белом халате подкрутил фокус, и очертания лиц стали более четкими и похожими на кого-то. Он с ужасом смотрел на экран. Лица были до боли знакомы. Он даже вздрогнул от неожиданности.
 — Что с тобой, сынок? — Мать стояла рядом и трясла его за плечо. — Какой-то ты бледный. Что у тебя случилось?
 Илья открыл глаза.
 — Ничего. — Он вздохнул и сразу вспомнил, зачем он здесь. — Значит, ушел. Ну и ладно…
 Художник, как всегда был при деле, в своем живописном фартуке и с кистью в руке. Глядя на него, Илья подумал, что дорого бы сейчас заплатил за возможность вот так беспечно расхаживать по квартире в перепачканном фартуке и мазать краской холст, как твоей душе угодно. Поистине, вот оно простое человеческое счастье — спокойно делать то, что можешь, и не рыпаться дальше своих возможностей. Не зря говорят, что счастье — это отсутствие несчастья.
 — Можно к тебе? — спросил Илья обреченно, словно боялся, что Серега его прогонит. Может, у него сейчас очередное свидание с музой, и он не захочет никого лицезреть, особенно постную рожу Ильи. Но на удивление, художник с готовностью посторонился, пропуская его в квартиру.
 — Спрашиваешь. — Он заметил подавленное состояние друга. — Заболел, что ли?
 Илья тяжко вздохнул.
 — У меня неприятность. Даже две.
 — Давай по порядку, — сочувственно предложил Серега, закрывая дверь.
 Илья прислонился к косяку и отвел взгляд. Нелегко признаваться в собственной слабости и позорном поступке. Может, просто затаить свою боль, перетерпеть и как-нибудь выкрутиться так, чтобы никто об этом не узнал. Да, можно сделать и так. Но ему почему-то хотелось кому-нибудь сказать обо всем, скинуть с плеч тяжесть позора. И лучшего собеседника, чем Серега, ему не найти. Если тот ему не поможет, то хотя бы выслушает.
 — Во-первых, отец пропал, — начал Илья. — У матери его нет, дома тоже.
 — А он у меня, — невозмутимо пожал плечами Серега.
 — Как это у тебя? — искренне удивился Илья. — Вы же с ним чуть не подрались. Ты сам сказал, чтобы его тут и близко не было.
 — Ну и что? А теперь помирились.
 — Никуда я не пропал, — послышался из комнаты недовольный голос Терентича. — Сразу пропал!
 Илья протопал в комнату.
 Серега пошел следом. Вообще-то ему уже изрядно надоели все эти родственные выяснения, постоянные приходы и уходы, просто хотелось покоя и уединения. Но не прогонишь же друга, который не знает, куда девать своего собственного отца.
 На стуле, стоящем посреди комнаты и изрядно протертом серегиным задом в моменты творческих мук, в несколько странной позе сидел отец. Повернув набок торс, он задрал голову вверх и глядел куда-то под потолок. Терентич вполне сошел бы за философически настроенного отставного адмирала, вспоминающего на досуге о своих морских походах. Но Илье сейчас было не до сравнений.
 — Мы, как видишь, сработались, — сказал Серега, уже радуясь, что заполучил бесплатного натурщика. — Оказывается, и твой отец может высидеть час на стуле, не портя при этом людям настроения.
 — Ты чего ушел от матери? — строго сказал Илья, хмуро глядя на отца. — Тридцать лет не видел и смылся через два часа.
 — Не тридцать, а двадцать пять, — уточнил отец, не поворачивая головы и боясь нарушить позу. — А чего мне у неё сидеть? Ну встретились, ну поговорили, ну повспоминали… А дальше что?
 — Как это что? — Илья поморщился, словно от головной боли. — Надо было у неё остаться. Пожил бы пару дней…
 — Да не хочу я у неё жить. — Махнул рукой отец и нарушил позу.
 — Не вертись, Терентич, — недовольно высказался художник. — Сейчас без глаза оставлю.
 Он только-только принялся прорисовывать левый глаз, вместо которого сияло белое пятно с карандашным наброском. Правый глаз был уже тщательно выписан, и без второго глаза Терентич сильно смахивал не на адмирала, а на старого пирата из стивенсоновских сказок.
 — Все, Серега, я устал! — выдохнул отец и поднялся со стула, разминая затекшие ноги. — Потом дорисуешь…
 Художник в сердцах отбросил кисть и швырнул палитру на мольберт.
 — Да совсем чуть-чуть осталось! Посиди ещё полчасика. Слышь, Терентич, будь человеком!
 Отец подошел к мольберту, немного полюбовался на свой портрет, недовольно хмыкнул, а это говорило о том, что портрет ему категорически не понравился, и махнул рукой.
 — Дорисуй черную повязку и сойдет!
 — Ага, и что получится! — обиделся Серега. — Портрет одноглазого бомжа? Да мне за него и рубля не дадут!
 Но Терентич его уже не слушал, он подошел к Илье и смотрел прямо ему в глаза. Вид у сына был жуткий, и сердце отца сразу подсказало, что стряслось что-то серьезное и даже может быть трагическое.
 — А вторая какая?
 — Что? — Илья поднял голову и посмотрел на отца.
 — Какая вторая неприятность? — напомнил Терентич. — С первой мы уже разобрались.
 Илья тяжко вздохнул и сел на стул. Вот кому меньше всего хотелось рассказывать о своем позоре, так это отцу, тому, кто его предупреждал о возможных последствиях, и кто отговаривал связываться с мошенниками. Но как ему не сказать? Старик уже сам обо всем догадался, раз смотрит так пристально. Ладно, пускай осуждает, пускай наговорит гадостей, пускай даже побьет! Зато Илья снимет тяжесть с души. Он тяжко вздохнул и слабо отмахнулся.
 — Лучше не спрашивай…
 — А ты лучше не заикайся, — строго проговорил отец. — Раз начал, так продолжай!
 Илья помолчал ещё немного, но понял, что затягивать развитие событий не имеет смысла, только время терять.
 — Меня кинули, — выдохнул он.
 — Куда кинули? — не понял отец.
 — Ограбили, обманули. Понимаешь?
 Отец с Серегой переглянулись. Серега подошел поближе и настороженно слушал Илью, боясь пропустить основное — кто и куда его кинул.
 — Кто, этот толстопузый в машине? — уточнил Терентич.
 Илья молча кивнул.
 — Да я ему башку отверну! — рявкнул отец. — Пошли!
 Терентич рванул в прихожую. Он готов был сей же час собственными руками исполнить свою угрозу. Ему помешало одно маленькое «но».
 — Куда? — Илья слабо махнул рукой. — Я понятия не имею, где он может быть.
 — Ах ты, зараза! — ругнулся отец и вернулся обратно в комнату. — Спрятался, значит! Ничего, отыщем!
 — И на сколько кинули? — осторожно поинтересовался Серега.
 — На пятьдесят пять тысяч баксов, — проговорил Илья, ещё сам не осознавая, насколько велика для него эта сумма. Сумма, в которую он оценил свою недвижимость. И которую теперь могут у него легко отобрать.
 — Каких ещё баксов? — уточнил отец.
 — Долларов, — изумленно прошептал Серега.
 Терентич прошелся по комнате, ещё раз бросил взгляд на свой портрет, словно уже приценялся, за сколько его можно продать, чтобы вернуть хоть малую толику, но понял, что за портрет одноглазого бомжа не получишь ни шиша.
 — Говорил тебе, не связывайся! — высказался он. — Я его сразу раскусил! Такая наглая рожа! И что, ты не знаешь, где он обитает?
 — Нет, — покачал головой Илья и вдруг вспомнил о Наташе. Вот она, пожалуй, должна знать, в каких краях обитает её институтский друг. Даже если он и поменял место жительства с тех времен, она может знать его прежний адрес, где возможно, ещё живут его родители. — Хотя попробую узнать.
 У него ещё оставался последний кусочек нити, за который можно было ухватиться, чтобы изловить этого неуловимого Федю Петелина. Слабый, ненадежный, но, тем не менее, единственный. Уж кто-кто, а Наташка должна ему помочь.
 — Ты в милицию обратился? — спросил Серега осторожно, словно для проверки.
 — Ага, — безнадежно махнул рукой Илья. — Там мне ничего хорошего не сказали. И не скажут. Это им все до фени.
 — Чего? — рявкнул Терентич. — Да я их там всех на уши поставлю! Не отчаивайся, сынок! У меня прокурор знакомый. Он такого шухеру наведет, вся городская мусорня будет этих бандюков ловить.
 И он хлопнул Илью по плечу своей широченной ладонью.
 Олег Панкратов, убив на это полдня, сопоставил списки клиентов «Сигма-банка», любезно предоставленные банкиром Разумовским, и обнаружил один интересный факт — почти все убиенные бизнесмены, а их было двенадцать человек за восемь лет существования банка, брали кредит. Правда, с различным временным промежутком между взятием кредита и похоронами. Одни отправлялись на кладбище через несколько месяцев после получения кредита, другие через год, а некоторые умудрялись протянуть несколько лет. Факты были налицо, но сделать на их основе далеко идущие выводы не представлялось возможным. Никакой системы здесь явно не выстраивалось, и связать каким-либо образом получение кредита с гибелью бизнесмена, который его брал, было довольно трудно. За время, прошедшее после взятия кредита до гибели, бизнесмен мог десять раз прокрутить полученные деньги или растранжирить их в пух и прах.
 В списке же взявших кредит оказалось сотни четыре физических лиц, а значит, практически все клиенты банка рано или поздно брали кредиты. Многие из них прекрасно здравствовали и поныне, раскрутившись с помощью этого самого кредита, а были и такие, которые умудрялись брать кредит чуть ли не каждый год, несмотря ни на какой смертельный риск. Следовательно, предоставление кредита — ещё не повод для прощания с жизнью.
 Разумовский был в какой-то степени прав — отследить судьбу кредитных денег практически невозможно, скорее всего, их сразу пускали в оборот или переводили на личные счета в другие банки, и очень сомнительно, чтобы какого-нибудь бизнесмена отстреливали из-за кредита, который он получил полгода назад. Итак, рвалась последняя нить, тянущаяся к мошенникам — в банке терялись все их следы. О чем Панкратов и доложил Самохину на коротком совещании в его кабинете.
 — Ну, так что, дело об убийстве Кизлякова окончательно повисло? — грустно уточнил полковник. — Ни одного подозреваемого, ни одного следа.
 — К сожалению, ни одного, — кивнул Панкратов.
 — И по банку все чисто?
 — Чисто. Зацепиться не за что. Мои ребята ничего не нашли. Все деньги переведены на счет «Лика-строй» в «Дельта-банке». Ни такой фирмы больше в природе не существует, ни самого банка. Куда переведены деньги, непонятно.
 — Вот как! Печально… — вздохнул Самохин, поднялся из-за стола, походил по кабинету, выглянул в окно.
 Погода явно испортилась. Небо заволокло противными серыми тучами, готовясь к дождю. Ни просвета, ни проблеска. Словом, оно было такое же грязное и темное, как и это дело. Но что-то должно промелькнуть в нем. Хоть один единственный лучик, который что-то высветит. И во время жуткой грозы сверкает молния, освещая на секунду грешную землю. Не может такого быть, чтобы все было чисто. Всегда есть какая-то закорючка, которая торчит на абсолютно ровной и гладкой поверхности. Ну, хотя бы вот эта…
 — Тебе сколько лет, Олег?
 — Тридцать четыре, — ответил капитан, не понимая еще, куда клонит полковник.
 — А мне пятьдесят восемь, — вздохнул полковник. — И я повидал всякого народа раза в два побольше тебя. Можешь мне поверить.
 — Ну, верю. И что из этого?
 — А то, что я человека сразу вижу, чувствую и понимаю. И я тебе скажу как на духу. Этот банкир Разумовский — темная лошадка. Что-то в нем есть непонятное. Как-то он ведет себя не так. Неестественно как-то. Не искренне. Интуичу я, что он тот ещё жук. А интуиции своей я ещё доверяю. Редко когда она меня подводила. Я ведь сразу просек, что Ларионов темнит. Так и оказалось.
 Панкратов внимательно слушал его, пытаясь уловить мысль шефа. Он тоже почувствовал что-то подозрительное в поведении банкира, но ещё не осознавал, что именно. Уточнил:
 — А что конкретно вам не понравилось, Аркадий Михалыч? Фраза, жест, интонация голоса? Что?
 — Конкретно? — Самохин немного задумался, но ненадолго. Отошел от окна, сел на свое место за столом, поправил стопку бумаг. — Могу сказать и конкретно. Помнишь, Олег, он сказал такую фразу: «У нас в банке нет штатного киллера». Вроде бы шутка, но какая-то черная шутка, тяжеловатая. Можно её пропустить мимо ушей. Но, поверь мне, человек, как правило, шутит о том, о чем он думает, что крутиться в его голове, что находится в потоке его сознания. Голодный чаще говорит о еде, любитель выпить о выпивке, озабоченный о сексе. Это происходит подсознательно, даже помимо желания шутить на эти темы. Если бы он никогда не думал про киллера, он бы так не сказал. Не исключено, что банкир когда-то имел дело с посредником киллера или даже с ним самим, что-то у него не удалось, и он пожалел об отсутствии такой своеобразной штатной единицы. Когда человек замышляет преступление, он прокручивает в голове разные варианты и волей-неволей высказывается о том, что так или иначе связано с этим преступлением. В общем, мне не только это не понравилось, ещё кое-что, но эта его шуточка особенно зацепила.
 — Честно говоря, мне она тоже не очень-то приглянулась, — вздохнул Панкратов. — Довольно мрачная какая-то. Но за шутку ведь не привлечешь к ответу.
 — Не привлечешь, — согласился полковник. — Но проверить этого человека можно. Хочется до конца понять, какого он полета птица? Какими посторонними делами занимается в рабочее время? Чем живет, что думает, о чем говорит с приближенными?
 Костя Корнюшин с готовностью кивнул.
 — Короче говоря, вы предлагаете установить за ним слежку? Поставить в кабинете прослушку и сесть на хвост? И он сам нас в нору приведет.
 — Возможно. — Самохин пожал плечами. Он ещё был не уверен в том, что это принесет какие-то плоды. Посадить двоих ребят на несколько дней поблизости от банкира и выяснить его связи и контакты — не сложно, но если это ничего не даст, начальство его не похвалит. Людям придется платить, кормить обедом, выделять деньги на бензин для машины. Все это неоправданные расходы.
 — Можно, конечно, и слежку, — полковник покачал головой. — Только, я думаю, он не такой дурак, чтобы себя засвечивать в разных беседах и встречах с посторонними людьми. Если он действительно замешан в афере, то сейчас затаится и рот закроет. Долго придется за ним по пятам ходить. А времени у нас нет. Да и лишних людей тоже.
 — Так что вы предлагаете? — немного раздраженно спросил Корнюшин. Он любил конкретные задания, а не непонятные «можно-возможно». Если шеф даст приказание, он его будет выполнять в меру своих сил. В этом есть преимущество подчиненного — не надо думать о том, что нужно делать.
 Но Самохин уже все решил.
 — Да, ничего другого не остается. Надо поставить ему прослушку в кабинет и сесть на хвост. Давай, Костик, у тебя это лучше всего получается.
 — Есть, — вздохнул капитан.

 Глава 3

 Илья ворвался в квартиру, словно ветер в открытую форточку, рванул в комнату, со злобным выражением лица осмотрел её, как будто намеревался сей же час расправиться с любовником, если бы он присутствовал, вернулся обратно к двери, налетел по пути на Наташку. Она отпрянула в сторону, боясь попасть под горячую руку, спросила испуганно:
 — Что ты ходишь?
 — Я не могу сидеть! — резко бросил он, только тут заметив её. — Я вообще не знаю, что мне теперь делать! Все рухнуло! Все!
 — Что рухнуло? — прошептала она.
 — Надежда рухнула! Надежда выкарабкаться со дна.
 Илья посмотрел на неё внимательно. И увидел чистые невинные глаза, незамутненные коварством и хитростью. Такие глаза не могут врать! Она, конечно, ничего не понимает и ни о чем не догадывается. Ну, конечно, ей-то откуда знать! Она и представить себе не может, чем обернулось для него её предложение. А вдруг не только может, но и представляет себе все очень хорошо? Поскольку знала об этом сразу и действовала заодно с ними.
 Наташка испуганно хлопала длинными ресницами, увидев Илью таким раздраженным впервые в жизни. Переспросила:
 — Какого дна?
 Он тяжело вздохнул, просверливая её взглядом насквозь. Нет, похоже, она с этими ребятами никак не связана. Иначе трепетала бы, как осиновый лист. Или у неё железные нервы? Вряд ли. Просто была когда-то знакома с Федей, он её использовал для наводки и все. Скорее всего, она ни о чем даже не подозревала. Хотя… Женщина — это загадка. Ее душа — такой темный лес, в который войдешь и уже никогда не выйдешь. Она может преданно смотреть тебе в глаза и думать о том, как столкнуть тебя с подоконника. Впрочем, мужчина не лучше.
 — Они меня обманули и ограбили. Как дурака! Как последнего идиота!
 — Кто?
 Ее глаза были настолько изумленные, что Илья не сомневался — она ничего не знала. Отвернулся, опять заходил по комнате.
 — Твой Федя! Подонок! И Колобродов этот — такая же сволочь! Продали мне товар, которого на самом деле не было! Пятьдесят пять тысяч как не бывало! Если я не верну деньги в банк, в моей квартире будет жить другой. Какой-нибудь Федя Петелин!
 Он остановился и сел на диван. Вперил отсутствующий взгляд в стену. На ней висела графика в стиле безумных офортов Гойи. Какие-то черные тени извивались и окружали маленького человека с большими испуганными глазами. Что это, танец ведьм вокруг психически больного или аллегория реальной жизни?
 — Федя! — удивленно произнесла Наташа и тоже опустилась на диван. На этом самом диване они вчера вечером любили друг друга. А теперь между ними пробежала черная кошка. И удрала в свою темную комнату. — Он что, взял у тебя деньги за товар и не вернул?
 — Не он, а Роман! Его друган, бизнесмен. Который сбежал. Я думал, что этому Феде можно доверять, раз он твой знакомый. Оказалось, что доверять никому нельзя. Даже себе. Никогда не знаешь, на что тебя завтра черт дернет. Просто теряешь контроль над собой и вытворяешь такое, что можно сделать только в состоянии сильного подпития.
 — А может, Федор не при чем? — предположила Наташа. — Вдруг он ничего не знал. Что он говорит?
 Илья вскочил и опять заходил по комнате, налетая на мебель и сшибая на пол баночки и пузырьки. Он наподдавал их ногами, и они разлетались по углам.
 — Он уже ничего не говорит. Он пропал. В его офисе сидит совсем другой. Не было у него никакого офиса. Они просто мошенники. Вы все мошенники! Даже ты!
 Илья пристально смотрел на нее. Он перестал ей доверять. Хотя даже не мог предположить, что эта женщина могла его обмануть. Просто не мог себе такого представить.
 Наташа с ужасом смотрела ему в глаза, понимая, что он сейчас обвиняет во всем её.
 — Я ничего не знала, Илья, поверь, — дрожащим голоском запела она. — Федя говорил, что он крупный бизнесмен. Рассказывал мне о своих поездках, о своих делах. Вот я в Италии, вот я в Германии… Любой поверит!
 — И ты поверила!
 — Поверила… — она шмыгнула носом, еле сдерживая себя, чтобы не расплакаться. — И ты тоже ему поверил! Ты же сам видел, что это за человек! Солидный, деловой, хваткий. Ты сам говорил, что разбираешься в конъюнктуре рынка.
 — Нужно разбираться не конъюнктуре, а в людях! — взвился Илья. — Отец сразу понял, что это прохиндей! А я Феде поверил, потому что верил тебе. Я думал, что ты этого человека давно знаешь. А ты, оказывается… Может, ты тоже с ними заодно!
 — Замолчи! — крикнула Наташа. — Замолчи!
 Она отвернулась. У неё задрожал подбородок, на глазах выступили слезы. Он подскочил к ней, схватил за плечи, с силой, грубо, развернул к себе лицом, пытаясь заглянуть в глаза. Но она опустила голову, и ему это не удалось. Он схватил её за щеки, поднял лицо.
 — Послушай, Наташа! Только ты одна можешь мне сказать, где его можно найти! Больше никто! Ты должна знать его адрес, помнить хотя бы, где он жил раньше, где жили его родители. Ведь ты с ним училась вместе, может быть, даже была в гостях. Может, вы гуляли, может, спали. Хоть что-то!
 Она замотала головой, вырвалась, отскочила в другой конец комнаты. Она стала его бояться. В таком состоянии он с ней может сделать все, что угодно. Она видела, что он не умеет держать себя в руках.
 — Я не знаю! Я не знаю, где он живет. Только его телефон. Раньше он жил с родителями где-то на Очаковской улице. Но я даже не знаю его точного адреса. Потому что не гуляла с ним и не спала! Просто общались и все!
 Илья медленно осознавал, что теперь точно все. Никто не может сказать ему, где искать этих подонков. Ни один живой человек. Они, конечно, это знали, поэтому не боялись ничего, ни разоблачения, ни мести, ни преследования правоохранительных органов. Даже эти самые органы теперь вряд ли их найдут. Если ещё есть, кого искать. Вполне возможно, что в городе их уже нет. Было предостаточно времени, чтобы слинять отсюда куда угодно. В любую из четырех сторон света и по любой из десятка дорог. Угадать, по какой, невозможно.
 — Если я не верну кредит, моя семья окажется на улице! — со злостью сказал он. — Ты думаешь, я перееду к тебе. Не надейся! Ты для меня перестала существовать. Я просто не могу больше тебя видеть! Прощай!
 — Я ни в чем не виновата… — печально пробормотала Наташа.
 Но он уже был в прихожей и хлопнул входной дверью.
 Словно приговоренный к казни, Илья плелся к своему дому, ещё вчера служившему ему отдохновением от суеты, терзаний и жизненных передряг. Он ехал в вагоне метро, слушал громкий гул, и ему казалось, что гул стоит в его голове, какая-то завелась в ней тварь и разъедает его мозг. Иначе не объяснить, почему он не понимает того, что происходит в его жизни. Не понимает, почему люди обманывают друг друга. Ведь все впустую. Если обманул ты, значит, завтра найдется такой, кто обманет тебя. Круговорот обманов в природе.
 Он открыл дверь своим ключом. Было уже двенадцать, дочь спала, и он не хотел шуметь. И вообще он уже ничего не хотел. Протиснулся в прихожую, снял куртку, прошел на кухню, забился в угол. Так и сидел, пока из комнаты не пришла Марина. Илья старался на неё не смотреть, но она внимательно следила за ним. Он был бледен и мрачен, и это не ускользнуло от женщины, которая знала его не первый год.
 — Что случилось?
 Он посмотрел на неё горестным взглядом.
 — Я ушел от нее. Совсем. Все, распрощался!
 — От кого? — хмыкнула Марина. Она даже не сразу уловила, о чем он говорит.
 Он поморщился.
 — Ты прекрасно знаешь, от кого. Ты обо всем догадывалась. Я тебя обманывал, теперь сознаюсь. Лучше поздно, чем никогда. Между нами все кончено. Прости меня. Если, конечно, сможешь.
 Марина села рядом, немного ужасаясь от того, что услышала. Как-то это все настолько обыденно! Вот пришел муж и спокойно говорит ей, что изменял, но теперь все, изменять не будет. Как будто просто вернулся пьяный с дружеской вечеринки, и знает, что будут ругать, но не сильно. Что она теперь должна делать и как на это реагировать? Ей ведь тоже нелегко выслушивать такие признания. Одно дело догадываться и строить предположения, другое — услышать откровения блудного мужа. Можно учинить скандал и драку, можно молча развернуться и уйти. Но изменить уже ничего нельзя. Поэтому лучше выслушать и попытаться понять. Но понимать тяжело и не хочется, а принимать объяснения вообще ниже своего достоинства. Хорошо хоть, что признался и сказал, что все кончено.
 — Вот мерзавец! Значит, скрывал, да! А я-то надеялась, что ничего нет, что это мои глупые подозрения. А ты на самом деле ходил к какой-то твари. Кто она?
 Он раздраженно отвернулся.
 — Зачем сейчас это выяснять? Какая теперь разница, кто? Ты, что, хочешь с ней познакомиться. Больше её не будет. Никогда… Клянусь тебе!
 Марина вскочила и заходила по кухне.
 — Давно надо было это сделать! Сразу, как только ты с ней познакомился. Поговорили и разбежались. Ты всегда забываешь, что у тебя есть семья. А семья для тебя все. И если ты думал прогуляться на стороне, то только нажил себе двух врагов — её и меня. Вот и все!
 — Да, семья, — Илья вздохнул и опустил голову. — Я ведь и старался ради семьи. Почему же все так погано получилось?
 — Потому что так и должно было получиться! — убежденно сказала Марина. — Нельзя жить с двумя женщинами. Рано или поздно придется выбрать одну.
 — Ты ничего не знаешь, Марин! — Илья вскочил и заметался из угла в угол, как подраненный зверь. — Случилось ужасное! Я не представляю себе, что теперь делать!
 — Ничего не делать! — удивилась Марина. — Ты будешь жить в семье, она останется одна. Что здесь ужасного? Наоборот, все просто замечательно!
 Илья отвернулся к окну. Темнота ночи притягивала его. В ней легко спрятаться ото всех. Убежать, уехать, затеряться на просторах страны или за границей. И не возвращать кредит, тем более с процентами. Так спрятаться, чтобы не нашли. Ведь так поступают сейчас все. Берут кредит и исчезают в тумане. А бывает, не исчезают, а остаются там же, где и были, выставляя деньги, которые украли, напоказ. «Смотрите, сколько я наворовал, и попробуйте украсть столько же! Что, завидно?» Но у него так не получится. Не то положение, не те знакомства, не тот масштаб. Человек, у которого нет возможности засунуть лапу в государственный карман, всегда будет нищим и виноватым. И если он попадает под финансовый молох, его перетирают в труху.
 — Я не сказал тебе самого главного, — наконец произнес Илья, глядя в темное окно.
 С чего-то надо было начать. Он обернулся и посмотрел на жену. Она настороженно присела, готовясь к ещё более страшному признанию. Вроде того, что у него есть ещё одна женщина, от которой он пока уходить не собирается. Но он сказал совсем другое.
 — Меня обманули. Это была банда мошенников. Они продали мне товар, но в коробках оказалась не техника, а мусор! И испарились. Теперь у меня ничего нет. Ни одного доллара.
 Усмешка медленно сползла с её лица, и в глазах появился испуг. Она ещё не осознала всего случившегося до конца.
 — Как испарились?
 Илья виновато смотрел на нее. Подумал, что, наверное, она сейчас его ударит. И правильно сделает.
 — Вот так. Я не знаю, где мне теперь их искать. И с кого требовать возмещение ущерба. Их больше нет. Ничего нет.
 Марина тяжело сглотнула, осмысливая сообщение. Осмыслила и поняла, что они теряют главное. То, что не оценишь никакими деньгами. Потому что деньги — бумага, а это непреходящая ценность.
 — А наша квартира?
 — Квартира? — переспросил Илья и мрачно усмехнулся. — Квартира пока есть.
 — Пока что? — Марина испугалась не на шутку. Квартира для неё была дороже всего. После дочери и мужа. А может быть, и важнее них.
 — Пока не пройдет срок возврата кредита. Месяц у нас ещё есть. Еще можем здесь пожить.
 Марина ударилась в истерику. Заломила руки, схватилась за голову.
 — Я знала! Я предупреждала! Я чувствовала! Я была права, когда говорила, что все это кончится скверно. Почему ты не послушал меня?
 Илья тяжело вздохнул и опустился на табуретку.
 — Потому что я ничего не понимаю в жизни. Жизнь оказалась сложней, чем теория рассеянного лазерного луча. Мы все в этой жизни такие же рассеянные, как голографические тени на экране. Двигаемся, шевелимся, и никто из нас не может понять, зачем и для чего.
 — Что же нам теперь делать? — тяжело вздохнула Марина.
 Илья повернул голову и увидел её лицо, на котором застыло страдание.
 — Не знаю, — выдохнул он.
 Серега заканчивал портрет отца. Терентич сидел в той же неудобной позе, повернувшись к стене и задрав голову вверх. Художник сделал последний мазок, дорисовав второй глаз, и отложил кисть. Отошел подальше, критически оглядел свою работу, и остался ею вполне удовлетворен.
 — Ну вот, вроде все…
 Терентич повернул торс, тяжело поднялся, разминая затекшие ноги, подковылял к мольберту, оценивающе взглянул на свой портрет. Его лицо выразило некоторое пренебрежение, которое не осталось не замеченным мастером. На сей раз мнение натурщика, как никогда, было для него особенно важно. Он так не волновался, даже когда писал на заказ портрет одного крутого бизнесмена. Ему не все удалось тогда, не все получилось так, как он хотел сделать. Тем не менее, бизнесмен, увидев свою физиономию, писанную маслом по холсту, был на седьмом небе и на радостях отстегнул Сереге столько бабок, что ему хватило на подержанную япономарку и ещё осталось погудеть в ресторации с близкими друзьями.
 — Похож? — промычал Серега, надеясь на утвердительный ответ. Но старик не оправдал надежд и отнесся к его произведению более чем критически.
 — Нет.
 — Почему это нет? — удивленно пробормотал художник, чувствуя, как холодеет спина. А впрочем, другой оценки ожидать было глупо. Старику не нравится ничего, что бы Серега не нарисовал, и он всегда все будет сравнивать с портретом этой развратной бабы Моны Лизы. Все, что бы он тут ни наговорил, всерьез принимать нельзя. А то просто перестанешь себя уважать.
 — Потому! — вынес приговор Терентич и показал крючковатым пальцем, в каких местах допущены художником непростительные ошибки. — Я намного старее. У меня и морщин больше. И седой весь, а не наполовину.
 Серега усмехнулся. Ну, до чего наивный народ эти старики! Не понимают разницы между реальностью и искусством. Как же можно воссоздавать в художественном произведении голую реальность, не извращенную в больном воображении художника. Где же тогда творчество? Это, извините, получается не искусство, а бледная копия с натуры.
 — Так я же тебя нарочно подмолодил, Терентич! Лет десять тебе скинул, не меньше. А ты не ценишь. Будешь на портрете выглядеть на все пятьдесят. Смотри, какой бравый офицер. Любо дорого поглядеть!
 Терентич оторвал задумчивый взгляд от портрета и посмотрел на художника. Серега уловил в его взгляде откровенное недоумение.
 — А зачем? — пробормотал старший капитан.
 — Как это зачем? — изумился Серега. — Ты стареешь, а на портрете все такой же молодой. Я запечатлел время! В этом задача искусства. Тебя не станет, а твой портрет покажет нам тебя таким, каким ты был много лет назад. Понял?
 Терентич обиженно нахмурился. Нет, все-таки он чего-то недопонимает. То ли совсем старый стал и потерял способность увязывать одно с другим, то ли жизнь изменилась, и теперь к ней надо подходить с другими мерками. И он попытался выяснить:
 — Хорошо, вот ты запечатлел время. Оно остановилось в своем течении и останется навсегда таким, каким было в этот момент жизни. Но ведь получается, что ты соврал. Нарисовал не то, что ты видишь, а то, что тебе хотелось бы видеть. Вот ведь в чем дело! Ты запечатлел не время, а свое вранье. Вот возьми Илью — ты его нарисовал таким, каким он был вчера…
 — Я не рисовал, — помотал головой художник.
 — К примеру! — возмутился его непонятливостью Терентич. — Допустим, нарисовал. А сегодня он приходит и говорит, что его, как это…кинули. У тебя на картинке он счастлив и горд, а на самом деле — он в глубоком дерьме. Вот так вот!
 Серега приуныл. Вся его выстраданная в муках теория художественного творчества рассыпалась на глазах. Получается, что все искусство — вранье. Этот доморощенный философ вывел свою допотопную теорию, подкрепленную простой сермяжной правдой. Которая идет вразрез с устоявшимися канонами. И художник стал неуверенно объяснять свое видение этой темы:
 — Так я же не фотограф, Терентич! Я художник! Как бы тебе это сказать, чтоб ты понял. Я творчески преобразую окружающую действительность. Понимаешь или нет? Посмотри портреты великих мастеров. И что ты увидишь? Какой-нибудь граф на восьмом десятке, болеющий чахоткой, на портрете выглядит этаким неунывающим сорокалетним мужиком со здоровым румянцем на щеках и блеском в глазах. А почему? А потому что его таким художник написал. Приукрасил, подгримировал, довел до совершенства. И никто ему по этому поводу претензий не высказывает. Ни граф, ни критики, ни потомки, слоняющиеся по музею.
 Но Терентич стоял на своем. Он не привык менять своих убеждений, какими бы глупыми они ни казались для посторонних.
 — А почему бы не нарисовать так, как есть в жизни? Один к одному. Слышал такое слово — реализм?
 Серега возмущенно отмахнулся.
 — Один к одному тебе сделают в любом фотоателье за тридцать рублей. Я же тебе не фото на паспорт делаю, а живописный портрет! Чувствуешь разницу?
 Терентич скептически смотрел на свое изображение.
 — А чего ж тогда у меня взгляд такой же тупой, как на паспорте?
 Серега перестал ухмыляться и недоуменно уставился на свое творение.
 — Разве?
 Терентич махнул рукой.
 — Эх, Серега! Химик ты, а не художник. Все, я спать пошел.
 И он побрел в свою комнату.

 Глава 4

 Всю ночь Илья ворочался в постели, пытаясь заснуть, но так и не мог. Он обдумывал сложившуюся ситуацию и искал выход, но выход не находился. Первое, что приходило на ум, это обратиться в соответствующие органы. Местное отделение ментуры соответствующим назвать было трудно. Вряд ли местные менты будут серьезно копать это дело. Это не убийство, не квартирная кража, не мордобой. Подумаешь, какого-то лоха, который даже не проживает в их районе, обули кидалы. Не надо было щелкать клювом, а надо было лучше смотреть, чего тебе подсовывают. Они только посмеются над ним и позавидуют ловким пройдохам. Да ему и предъявить-то особенно нечего. Ну, описать их приметы он опишет, назовет их фамилии, если поднапрячь память, вспомнит и номер фединого «ниссана». Что еще? Да ничего. Скорее всего, фамилии и номер тачки такие же липовые, как и их фирмы. Не дураки же они совсем фигурировать в этой афере под своими настоящими фамилиями. Странная фамилия — Колобродов. Придуманная какая-то. Таких фамилий не бывает. Да и Петелин не лучше! Единственная надежда на ментовскую контору. Не исключено, что эти голубчики уже как-то засветились и оставили свои координаты. Кто-то ему рассказывал, что в ментуре есть специальные альбомы с фотографиями постоянных клиентов, чтобы показывать их пострадавшим.
 Обнадежившись этим, Илья переключился на страдания по поводу своей незавидной судьбы, которая в последнее время отвешивает ему всевозможные оплеухи. Наконец, где-то под утро, часам к шести, он все же заснул с мыслью о том, что бизнес и обман — это одно и то же.
 Ни свет, ни заря раздался звонок в дверь. И тут же повторился. Он был настойчив и требовал немедленного ответа. Илья спрыгнул с постели, натянул штаны и побежал в прихожую. Папаня, разгоряченный и взмыленный, ввалился в квартиру и сходу закричал, пугая Ленку, которая слышала его крики сквозь сон.
 — Пошли его доставать! Этого толстого! — орал отец командным голосом, которым он когда-то, наверное, будил казарму. — Пока он не проснулся и не очухался! Возьмем его тепленького и заставим раскошелиться на полную катушку!
 — Ты чего в такую рань? — недовольно проворчал Илья. — Я всю ночь не спал. Заснул под утро, а ты…
 — Одевайся и вперед! — гаркнул отец. — Найдем мерзавца и к стенке! Он нам под страхом смерти все что угодно отдаст!
 — Где ты его найдешь, интересно? — вздохнул Илья. — Я тебе уже сто раз повторял, что не знаю, где он обитает! Не знаю!
 Отец стал ходить по коридору чуть ли не строевым шагом, добрался до спальни, и Марине пришлось скоренько залезть под одеяло. Когда Терентич вернулся обратно в прихожую, она вылезла из постели, накинула халат и проскользнула на нейтральную территорию — на кухню. Илья предложил отцу позавтракать, надеясь, что жена не откажет ему в такой малости, как скромный завтрак.
 — А что тогда! Сидеть сложа руки? — Распаляясь все больше и больше, Терентич шагал по коридору, пока не появился на кухне. — Я так не могу! Я сейчас пойду и…
 — Куда вы предлагаете идти, Николай Терентич? — уточнила Марина, разогревая пластмассовый чайник и включая плиту. — Не нужно вам никуда ходить! Это Илья должен идти в милицию! Пускай органы разбираются!
 — Я сам себе органы! — со всей ответственностью заявил отец. — И если возьмусь за дело, никакая милиция мне не указ.
 — В милиции я уже был, — буркнул Илья. — Знаешь, что мне сказали? Что надо было смотреть, чего подсовывают. Мол, так тебе и надо. Сам виноват.
 — Узнаю, где он живет, и… — никак не мог успокоиться отец. — Таких ему наваляю, будет у меня кровью харкать!
 — Где узнаешь? — уточнил Илья, присаживаясь на табуретку.
 — Где-нибудь! И сам с ним разберусь! Я этого бандюгу выведу на чистую воду!
 — Не надо никого выводить, умоляю, — попросил Илья. — Не хватало ещё тебя в это дело впутывать! С твоим больным сердцем. Еще случится чего-нибудь. И вообще, по-моему, тебе лучше уехать к себе домой, чтобы тут не мешаться.
 Терентич перестал ходить по кухне и со злостью посмотрел на Илью. Илья почувствовал себя последним мерзавцем и вжал голову в плечи. Отец пробуравил его взглядом, понял, что сын осознал всю меру своей вины, и продолжил:
 — Значит, я тебе мешаю! Так! Вот спасибо! Да ты без меня шагу ступить не можешь, чтобы в яму не провалиться! Мне уехать! Сейчас! Когда такие дела творятся! Я не буду дома отсиживаться, раз война началась!
 Из своей комнаты выскочила заспанная Ленка. На ней были одни узенькие трусики, и её маленькие груди уже приготовились торчать вперед. Она была зла, как черт. Ее разбудили в самый приятный период сна, когда хочется понежиться в постели. Поэтому было глубоко наплевать на свой вид.
 — Слушайте, вы чего разорались? Уехать — не уехать! Опять ты, дед, шумишь! Ты когда-нибудь успокоишься! Поспать ребенку не дают!
 Илья подошел к ней, развернул спиной и дал увесистого шлепка. Ленка закричала. Марина стала защищать дочь, стараясь вырвать её из лап озверевшего отца. Терентич тоже вмешался в конфликт и оттащил возмущенного сына подальше. Так их и растаскивали в разные стороны, пока они кричали друг на друга.
 — А ты вообще поедешь с дедушкой в деревню, чтобы тут не отсвечивать! — кричал Илья, вырываясь из плотных объятий отца.
 — Ага, разбежался! — кричала дочь, вырываясь из рук матери. — Буду я гнить в какой-то вонючей деревне!
 Наконец, вырвалась и скрылась в своей комнате, обиженно хлопнув дверью.
 — Не бей ребенка! — пустилась в крик Марина, хватая в руку сковородку. — Сам вляпался, и нечего срывать зло на других!
 — Твой ребенок скоро притащит с улицы своего ребенка! — крикнул в ответ Илья. — Посмотрела бы, с кем она гуляет!
 — Что! С кем это ещё она гуляет? — опешила Марина.
 — С кем не надо гуляет! — крикнул Илья. — С этим длинным охламоном Витькой. Затащит её в кусты, сделает свое черное дело и поминай, как звали!
 — Ничего он не затащит! — кричала Марина. — Я его знаю. Он хороший мальчик.
 — Они все хорошие! — веско сказал Терентич. — Пока свое не получили от девки. А потом… По себе знаю.
 Илья рубанул рукой воздух.
 — В общем, вам лучше уехать вместе с отцом. Пока все не устроится.
 Марина отложила сковородку в сторону, посмотрела на него исподлобья и со злостью проговорила:
 — Пока ты тут будешь терять безвозвратно квартиру, да? Мы никуда не поедем!
 Илья опустился на стул.
 — Хотя бы на время, пока я тут не разберусь кое с кем. Здесь скоро может быть очень жарко!
 — Ничего, не упаримся! — проворчала Марина.
 Отец тяжелой ладонью хлопнул Илью по плечу.
 — Слушай меня, сынок! Я знаю, что делать! Где, ты говоришь, находится эта гребаная милиция?
 Плотненький мент, затянутый в серый форменный китель с погонами капитана, который с трудом застегивался на животе, и от этого похожий на мешок с набитой в него ветошью, оказался участковым. Еще молодой, но уже довольно наглый, он держался строго и надменно поглядывал на пострадавших, от которых у него, видно, рябило в глазах. Но он терпел — такова его работа, и он вынужден был выслушивать всех и решать всевозможные проблемы, начиная с разбитого стекла и кончая бытовым убийством.
 Илья занял стул перед столом в его тесном кабинете, а для отца нашлось место в углу у стены. Терентич придирчиво оглядел кабинет, брезгливо переставил стул подальше от мусорной корзины, проверил его прочность, недовольно хмыкнул и сел.
 Участковый прочитал листок бумаги с закорючками Ильи, которые он наковырял вчера на стойке у дежурного, просмотрел приложенные к нему прайсы, протокол осмотра места преступления, ещё раз перечитал заявление и воззрился на посетителей.
 — Так, ну и что же с вами произошло? — спросил заинтересованно, словно ответ на этот вопрос не был подробно изложен Ильей на бумаге, которую он держал в руках. И не просто держал, а даже успел два раза прочесть.
 — Я взял кредит в банке, — начал устало объяснять Илья. — Выкупил партию техники: мониторы, принтеры, факсы, ноутбуки… А в коробках оказался мусор. Меня обманули мошенники! Все это произошло на вашем участке в Кривобоком переулке.
 Капитан посмотрел на него удивленно, как будто не понял, о чем идет речь.
 — Ну, так сразу надо было смотреть, что покупаешь! — Он даже засмеялся. — Если я, к примеру, телевизор покупаю, так я его посмотрю сначала, проверю, как он работает…
 Терентич возмущенно покачал головой, привстал и подскочил к столу.
 — Если бы он один телевизор покупал, он бы к директору магазина пошел, а не в милицию!
 Капитан недовольно посмотрел на него, но ничего не сказал. А если бы и сказал, то, скорее всего, попросил бы удалиться, но, увидев преклонный возраст посетителя, предпочел промолчать. Хотя и с трудом себя сдерживая. Старик немного успокоился и сел на свое место.
 — Вы не понимаете, — расстроился Илья. — Я покупал целую партию: полсотни одних мониторов. Я же не буду каждую коробку проверять! И потом, я просто доверял продавцу, потому что меня на него вывел владелец фирмы, с которой я сотрудничал… якобы владелец.
 Участковый капитан ехидно улыбнулся и сказал ласково, словно ребенку:
 — Э-э, дорогой, сейчас никому доверять нельзя, даже самому себе! Сейчас такое время, только смотри. Сам себя обмануть можешь.
 Похоже, этот мент регулярно обманывал самого себя, раз он так спокойно этим хвастался. Например, самому себе обещал с понедельника бросить курить и не выполнял обещаний, сам у себя брал деньги в долг и не возвращал, или что хуже всего, думал одно, говорил другое, а делал третье. Впрочем, такое со многими случается, и ничего зазорного в этом нет.
 Илья вздохнул и опустил голову.
 — Да, я понимаю, это моя вина, что я доверял людям. Больше им доверять не буду. И сам себе доверять перестану. Если я такой подлец, что самого себя обмануть могу, то лучше мне с самим собой дела не иметь. И вообще, я плохо понимаю, в какое время живу. Может, мне надо было жить в другое время, более правильное.
 Отец снова вскочил со стула, шагнул к столу и ударил по нему кулаком, так что подскочили лежащие на нем пыльные папки, и подпрыгнула трубка телефона. Да и мент тоже слегка подскочил от неожиданности. Терентич был явно на взводе.
 — Ты что, не понимаешь? — заявил он, сверля мента глазами. — Они же все специально разыграли так, чтобы он квартиру заложил, кредит взял и им отдал! Это же была банда мошенников! Ясно, как божий день! Что, никак въехать не можешь? А ещё погоны надел!
 Мент выпучил глаза, залившись краской, привстал, насколько позволял привстать живот, зацепившийся за край стола, и рявкнул:
 — Сядьте! И замолчите! Я вас потом послушаю! Сядьте, вам говорю!
 — Их сажать надо! Их! — в сердцах высказался отец, отошел от стола и сел на свой стул. — Установить личности, в розыск и под суд. И лет по пять строгача!
 Капитан решил больше его не слушать и перевел злобный взгляд на Илью.
 — Так зачем же вы с мошенниками связывались, а? Сначала надо было выяснить, кто это такие, проверить, поспрашивать знакомых, паспорта посмотреть, а потом кредит брать!
 — У них что, в паспорте написано, что они мошенники! — Отец снова вскочил и, подскочив к столу, пристально посмотрел менту в глаза. — Я вот по глазам вижу, что человек — мошенник! А он не видит! У него опыта никакого! Пороху ещё не нюхал!
 Капитан поднялся и закипел.
 — Я с кем разговариваю, с ним или с вами? — Он повысил голос до предельно допустимого, после которого начинается крик. — Кто из вас потерпевший? Он? Вот я с ним и буду разговаривать! А вы можете вообще выйти отсюда! Давайте, освободите помещение!
 Терентич тоже закипел. Просто не мог сдержаться. Даже если бы этот мент был полковником, он не стал бы обращать внимания на погоны, как не обращал внимания на них, когда сам ходил в погонах.
 — Он мой сын! И я тоже потерпевший! И ты на меня кричи! Я старше тебя по возрасту и по званию! — Он выхватил из кармана старое затрепанное удостоверение, по-видимому, оставшееся у него на память, и раскрыл его перед носом мента. — Вот, смотри, старший капитан Горелов! Сам министр обороны лично для меня ввел новое звание. Понятно?! Я целой ротой командовал! Тоже кричать умею!
 Капитан удивленно уставился в его документ, услышав диковинное звание, медленно опустился на свое место. Покопался на своем столе, вынул из груды бумаг папку, аккуратно подшил туда заявление Ильи и прайсы, закрыл её и засунул обратно.
 — Все! Ваше заявление есть! Будем рассматривать! — сказал негромко, как будто боялся опять зацепить чем-нибудь вспыльчивого старика. — Но в ближайшие две недели ничего конкретного не обещаю.
 — Как две недели! — удивился Илья.
 — Да у них через две недели квартиру отберут! — в сердцах крикнул Терентич и снова вскочил. Не сиделось ему на стуле. — Надо же понимать!
 Капитан исподлобья глядел на него. Все он прекрасно понял, только и его надо понять. Он-то что может сделать? Бросить все и пуститься на поиски мошенников? Если бы был частным детективом, может, и пустился, а он простой участковый. Пришел, увидел, наследил… И он проворчал:
 — Сначала сами деньги мошенникам отдают. А потом надеются, что милиция их вернет.
 — А мы и не надеемся, — зло заметил Илья.
 Капитана это задело. Словно обвинили лично его. Хотя вся его вина состоит в том, что это мошенничество произошло на доверенном ему участке. Но ему хватает и всего другого: пьяных драк, квартирных краж, угонов машин, изнасилованных старшеклассниц и даже иногда убийств. Рук не хватает ни на что, времени тоже. А тут ещё непутевые бизнесмены вляпываются во всякие истории с одним и тем же концом — их безбожно кидают. И ещё хотят, чтобы он занимался их потерянными миллионами при его зарплате в две тысячи. Вполне достаточно того, что он их выслушает и пошлет. По адресу.
 — Если уж вас, действительно, кинули по крупному, то вы не туда пришли.
 — То есть как не туда? — удивленно пробормотал Терентич. — А куда ж нам ещё идти, как не в милицию?
 Капитан посмотрел на него недовольно.
 — Милиция большая. Всяких подразделений расплодилось, не счесть. Только преступлений от этого меньше не становится. Так вот, каждое из подразделений стоит на своем посту. В городском управлении внутренних дел есть спецотдел по борьбе с экономическими преступлениями. Там такими делами занимаются. Вот к ним и идите.
 Он написал на листочке адрес. Затем вынул папку с заявлением пострадавшего и протоколом осмотра склада, протянул Илье. И умыл руки.
 — Так бы сразу и говорил! — обиделся Терентич и встал. — А то морочишь голову! Заявление он будет полгода рассматривать!
 Он шагнул к двери, открыл её и, даже не оглянувшись, вышел из кабинета. Илья забрал папку с бумагами, бумажку с адресом и поспешил следом. Они покинули ментовку, вызывающую стойкую неприязнь своей казенщиной, и вышли на улицу.
 Было холодно и ветрено. Осень брала свое. Ноябрь уж на дворе, деревья голые, на улице грязь и сор, небо черное от туч, ветер промозглый, даже в воздухе носится какая-то гарь. Да ещё все деньги улетели, как птицы в теплые края. Вернутся ли? Полная тоска! Хоть на улицу не выходи.
 — Ну и где это управление? — спросил отец, запахнул свою лётную куртку на овечьем меху и поднял цигейковый воротник. Натянул поглубже кепку.
 — Вот, — Илья показал листок и тоже застегнул до подбородка черную кожаную куртку. Поправил шерстяную шапочку.
 Отец взял листок, посмотрел адрес, нахмурив лоб и сощурив глаза. Вообще-то, он не верил никому. Ни участковым ментам, ни управлениям каких угодно дел, ни даже самой прокуратуре. Он верил только в то, что может сделать сам. Хотя и понимал, что силы уже не те. Это раньше он поднял бы взвод по тревоге, выдал бы всем бойцам по магазину боевых, нашел бы бандюков и взял бы их всех за холку, как котят. А сейчас что..?
 — Ладно, пошли на остановку. — Махнул рукой.
 Они двинулись вперед по улице, туда, где в сотне метров виднелся стеклянный павильончик автобусной остановки. Отец бодро шагал впереди, Илья обреченно плелся сзади. И даже не заметил, как от тротуара отъехала черная «шестерка» и медленно двинулась за ними. В машине сидели двое.
 Димон разленился до того, что уже не вставал с постели весь день. Валялся, смотрел телик, просматривал боевики по видаку, которые приносил ему Тихий. А что ещё делать! Ему запретили выходить на улицу, чтобы лишний раз не светиться на виду у соседей и местных жителей. Увидят, запомнят и опознают, если что. Тихий таскал ему продукты, готовые блюда, пиво и сигареты. Спиртное покрепче запретил категорически, боясь, что Димон уйдет в запой. Безделье очень располагает к этому. А ему надо постоянно быть в форме, даже во время вынужденного простоя. Тем более что на горизонте маячила новая работенка.
 Пока они только сели на хвост этому парню. Тихий назвал адрес проживания и сказал, что знает его лично. И парень его тоже. Где и при каких условиях познакомились, он не уточнял. Показал фото Димону. Такой уверенный в себе, парень лет тридцати семи, бизнесмен. Занимается торговлей компьютерной техникой в особо крупных размерах. Тихий объяснил, что парень кому-то чего-то задолжал, и заказчик хочет его припугнуть. Короче, включил счетчик, который в отличие от часов отсчитывает время в направлении нуля. Если не поможет первое предупреждение, придется его «причесать». Больше Тихий Димону ничего говорить не стал. Ему знание чужой биографии ни к чему. Это мешает работе. Если «парикмахер» слишком увлекается личной жизнью своего клиента, ему психологически трудней его «стричь».
 Они засели с утра пораньше в черной неприметной «шестерке» Тихого напротив подъезда и стали ждать. Ждать всегда противно, особенно, когда неизвестно, сколько. Пять минут или до вечера. И ни отойти, ни почитать, ни заснуть. Даже магнитолу нельзя включать — снаружи услышат музыку, обратят внимание. Короче, ничего нельзя.
 — Жаль, Кирюхи с нами нету, — зевнул Димон. — Анекдот бы какой-нибудь рассказал.
 — Ты не в баре, а на работе, — огрызнулся Тихий. Он не хотел, чтобы Димон расслаблялся. Если расслабится, значит, внимание на нуле. И пропустит нужный момент. Потому что отвлекаешься именно тогда, когда нужно быть максимально сосредоточенным. По закону подлости. — Киря на деле не развлекался анекдотами, кстати. Знал, что от него требуется. Если нужно было ждать, он ждал, если нужно было ползти на пузе, он полз. И не ныл, как некоторые.
 — А я и не ною. Просто скучно.
 — А ему не было скучно! — рявкнул Тихий и со злостью посмотрел на парня. — Если бы у меня был выбор, я бы выбрал его. И убрал тебя. Усек или нет?
 Димон обиженно отвернулся. Но молча сидеть не смог. Слишком много времени провел в одиночестве, общаясь с теликом. А с ним много не наобщаешься. Хочешь поглазеть, что в мире делается, а он тебе подсовывает ток-шоу о том, как жить без мужа и быть счастливой. Хочешь послушать крутой музон, а он тебе наяривает симфонию для гармошки с оркестром балалаек. Никакого удовольствия.
 — Слышь, Толян, скажи, как на суде, — сказал он. — Скольких ты уже причесал?
 — Много, — буркнул напарник, не глядя на него. — Будешь считать, поседеешь.
 — Ну, а все-таки?
 — Вот на суде и скажу.
 Димон ухмыльнулся и решил продолжить игру. Все-таки не так тоскливо.
 — А сколько раз под судом был?
 — Ни разу. И тебе не советую. Отстань!
 Димон несколько раз кивнул, как бы соглашаясь, отвернулся, проследил взглядом за проходящей мимо девахой в обтянутых джинсах. Она вертела попкой, Димон не мог оторвать взгляда от её танца. Если бы не дело, вылез бы из машины и пулей за ней.
 — Ух, черт! Покувыркаться бы с ней в постельке.
 — Еще накувыркаешься, — проворчал Тихий.
 Деваха пропала из виду, и на Димона опять накатила тоска.
 — Значит, не хочешь про свою жизнь рассказывать, — зевнул он. — А, Толян?
 — Заткнись, я сказал. — Напарник не отрывал взгляда от двери подъезда. Напряженно вздрагивал, когда открывалась дверь, и кто-нибудь из неё выходил. Но выходил всякий раз не тот, кто им был нужен.
 Димон немного посидел молча, повертел башкой в разные стороны, поглядел на прохожих, но скоро ему это надоело.
 — А что, Толян, ты всю жизнь один? Семья-то была?
 — Была, была…
 — И дети, небось, были?
 — Не помню. Кажется, сын был. Тебе что за дело?
 Димон пожал плечами. Дела, конечно, никакого, но все же интересно, с каким человеком работаешь. Когда узнаешь его прошлое, он становиться ближе.
 — Хочу тебя лучше узнать. Мы же должны с тобой сработаться.
 — Все равно не сработаемся, — проворчал Тихий. — Терпеть не могу болтливых.
 — Так все равно делать нечего!
 — А ты все равно заткнись! Лучше туда смотри!
 — Да смотрю я…
 Они замолчали ненадолго. Но терпение у парня уже иссякло.
 — А ты когда первый раз пошел на дело? — снова пристал он. — А, скажи?
 Тихий раздраженно повернулся, с ненавистью посмотрел на него, процедил сквозь зубы:
 — Когда ещё твой отец сиську сосал!
 — Ну, да! — искренне восхитился Димон. — А я батю своего и не знал! Я родился, он нас сразу и бросил. Так я с матерью жил. И с этим… отчимом. Пьянь он был, и сволочь. Колотил меня, почем зря. А матери было наплевать. Я из дома убег. Ты, небось, тоже жену бросил…
 — Ты заткнешься! — рявкнул Тихий и уставился на дверь подъезда. Напрягся, как лев на охоте. Уже принял стойку, одно движение жертвы, и он сорвется с места.
 Из дверей подъезда вышел объект. Вместе с ним выскочил седой старик в старой потрепанной куртке с цигейковым воротником.
 Тихий сполз под руль.
 — Они не должны нас видеть.
 Но предосторожность была излишней, парень со стариком быстро двинулись по тротуару в сторону выезда со двора, не обращая внимания на стоявшую машину. Машин на стоянке много, каждую разглядывать, шею свернешь. К тому же они куда-то торопились. Тихий завел движок, тронул машину, выехал из ряда и неторопливо поехал за ними. Аккуратно, не приближаясь менее чем на сто метров.
 Те дошли до автобусной остановки, стали ждать транспорт.
 — Че это за бизнесмен, если у него тачки нет? — заметил Димон. — На автобусе ездит.
 — Тебе что за разница, на чем он ездит, — буркнул Тихий. — Ты, главное, езди за ним и не отставай.
 Те сели на автобус, который полчаса тащился до метро. Тихий ехал за ним, притормаживая, когда автобус торчал на остановках. Парень с дедом вылезли из автобуса и поперлись на станцию. Тихий внимательно посмотрел на Димона.
 — За ними! — бросил он. — И глаз не спускать.
 Димону пришлось вылезти из машины. Он сиганул за ними по эскалатору, проследил, куда едут. Стоял в одном вагоне рядом с их сиденьем. Они оживленно что-то обсуждали. Димон решил не приближаться, хотя и хотел послушать. Те вышли через пять станций, поднялись наверх, потом две остановки на автобусе, и сошли у отделения милиции. Димон звякнул по мобильному Тихому, сообщил координаты. Через пятнадцать минут черная «шестерка» была на месте.
 Димон забрался в машину, устало выдохнул. Включил магнитолу, настроился на любимую волну. Развалился на сиденье.
 — Блин, надоело торчать на одном месте. Ноги отваливаются.
 — Ничего, отдохнешь, — проворчал прораб. — Ну, где он?
 — Они. Этот дед вместе с ним. Там они, в ментуре, где же еще?
 — Давно?
 — Ну, вот, как я тебе позвонил, — сказал Димон. — Слушай, Толян, а про этого деда какие указания были?
 Тихий помотал головой, закурил. Здесь можно было светиться, сколько угодно. У здания ментуры машин уйма, мало ли кто по какому делу тут торчит. Хотя и довольно рискованно. Вдруг ментам что-то не понравится, возьмут и проверят документы. Заодно обшмонают тачку, найдут два ствола и пришьют вооруженное нападение на отделение милиции. До конца жизни сидеть будешь.
 — Никаких, — бросил он. — Откуда этот дед вообще взялся? В любом случае его как-то отсечь надо. Придется ждать, когда парень один пойдет.
 — А что, уже дали команду на взлет? — удивился Димон.
 — Пока нет. Это я так, на будущее. Могут звякнуть в любой момент. Нам надо быть готовыми. Тебе особенно. А ты уже разленился, как телок в хлеву. Спишь на ходу! Не забыл еще, на что нажимать надо, когда видишь цель?
 — Пошел ты! — обиделся Димон. — Я всегда готов. Как пионер. Хоть сейчас любую стрижку на выбор.
 — Обождем пока стричь. Не торопись. Все надо делать вовремя. Особенно ходить к парикмахеру. А вот и наши друзья!
 Они стали смотреть, как парень и дед вышли из отделения. Постояли немного перед дверями, дед прочитал какую-то бумажку, и они поперлись на остановку. Подождали автобуса, забрались в него. Тихий медленно потащился за переполненным автобусом до самого метро. У метро высадил Димона и наказал:
 — Давай за ними! А я съезжу кое-куда. Надо посоветоваться.
 — Блин, опять на ногах! — проворчал Димон.
 — Не упусти их, лапоть, — прикрикнул Тихий, газанул и отъехал.
 Димон потащился в теплое нутро метрополитена, стараясь не отстать от парня с дедом. Поездка на метро для него была мучением.

 Глава 5

 Они добрались до Управления внутренних дел только через час. Илья вкратце рассказал дежурному менту на вахте о том, что с ним случилось, и их с отцом направили в комнату 505 на пятом этаже, где располагался отдел по борьбе с экономическими преступлениями, к капитану Панкратову. Дежурный объяснил, что Панкратов как раз и занимается деятельностью различных финансовых организаций: банков, инвестиционных фондов, различных комитетов по распределению средств и прочей мелкой шушеры, которая присосалась к жирному государственному пирогу.
 Илья выложил на стол Панкратову все свои документы, которых у него скопилась уже целая папка. Капитан их внимательно изучил и предложил Илье ещё раз подробно рассказать о своем приключении с уточнением всех деталей и описанием внешности мошенников. Илья тяжело вздохнул и принялся в десятый раз рассказывать то, что с ним произошло, напирая на описание главных действующих лиц. Он подробно описал Федю Петелина и рассказал, как на него вышел и где именно с ним познакомился. Потом описал личность Романа Клобродова, и даже поведал о том, в каких офисах принимали его эти два прохиндея. Поделился и своими воспоминаниями о незабываемой встрече с банкиром. Не забыл упомянуть и Анатолия из провинции, приехавшего разжиться компьютерами.
 — Ну, этот фрукт из их же компании, — заметил Панкратов. Илья, впрочем, подозревал, что так оно и есть.
 К сожалению, капитан так и не смог вспомнить в прошедших делах фигурантов, соответствующих описанию, данному Ильей. В фотоальбоме засветившихся на каком-нибудь деле мошенников их физиономий тоже не оказалось. Как считал полковник Самохин, в городе орудует новая недавно сформировавшаяся преступная группа, в которой даже имеется свой собственный киллер. Или даже несколько. И сейчас Панкратов получил ещё одно подтверждение этому.
 — Значит, в каком, вы говорите, банке взяли кредит? — уточнил он.
 — В «Сигма-банке», — ответил Илья. — Это обычный коммерческий банк средней руки. Тут есть копия залогового обязательства.
 Капитан отыскал этот документ среди бумаг и ещё раз внимательно его изучил. Затем пробормотал:
 — Вы что, их давний клиент? Раньше брали там кредиты?
 — Нет, первый раз. Открыл счет и получил на него кредит под залог квартиры.
 — Вот это да! — искренне удивился Панкратов. — И что, вам так сразу дали? Обычно банки дают кредиты своим клиентам со стажем.
 — У меня были хорошие рекомендации. К сожалению. Эти двое — Петелин и Колобродов дали мне поручительства. Петелин вывел меня на знакомого банкира. У нас ведь все делается по знакомству.
 — И что за банкир вами занимался?
 — Разумовский Вениамин Андреевич. Вроде приличный человек.
 — Может быть, может быть, — пробормотал Панкратов и полез в папку, лежащую под рукой на столе. Достал из неё списки клиентов банка, получивших кредит за последние два года. В списках фамилии «Горелов» не оказалось. — Странно, но вас в списках нет.
 — В каких списках?
 — Клиентов этого банка.
 — Я получил кредит буквально на днях, — признался Илья.
 — И уже успели его отдать мошенникам, — невольно вырвалось у Олега.
 Илья немного смутился. Он уже полностью прочувствовал и осознал свою вину, и лишнее напоминание резало по сердцу. Можно обсуждать это до бесконечности, но сейчас нужно предпринимать какие-то действия, а не навешивать обвинения. И он принялся сбивчиво объяснять:
 — Я для этого кредит и брал. То есть, конечно, не для этого, а для того, чтобы выкупить партию техники. Которой не было. Мне казалось, что она есть, а на самом деле её не было. Я сначала проверил несколько коробок. Там все было на месте. Это в других коробках ничего не оказалось. В общем, я не предполагал, что так получится…
 Он замолчал, совершенно запутавшись в объяснениях, была техника или её не было. Где-то в глубине души он ещё сам сомневался в том, что техники не было. Какая-то слабая надежда ещё теплилась, что произошло недоразумение и техника где-нибудь да есть. Но тут же сбивал эту наивную мысль железной уверенностью, что техники уже нет. Потому как нет в наличии никого, кто был к ней причастен.
 Олег положил перед ним несколько листков бумаги и ручку.
 — Пересядьте за тот стол. — Он показал рукой на стол в углу кабинета у самого окна. — И напишите, как происходила вся эта мошенническая операция. Не торопясь, обстоятельно, подробно. Со всеми деталями операции, с портретными характеристиками участников, с описанием их одежды, привычек, машин, манеры говорить, ходить. Все, что вспомните. И все их действия по порядку. Как они на вас вышли, как вынудили взять кредит, кто посоветовал связаться с банкиром, кто показывал товар. Все, что вы мне рассказали, должно быть на бумаге.
 Илья взял листки, пересел за стол у окна и принялся за писанину, стараясь не упустить ничего. Он стал вспоминать все, что произошло за эти несколько кошмарных дней, которые перевернули его жизнь. Все началось с того, что он связался с Федей, и тот назначил встречу… Нет, все началось с того, что он приехал к Наташке после напряженного рабочего дня в надежде расслабиться в её объятиях. Расслабился! Лучше бы не приезжал! Это она навела его на Федю. Она! Неужели специально? Он просто не может в это поверить. Такая мягкая и добрая женщина, как кажется. Нет, она сама ничего не знала. Просто Федя обзванивал знакомых, искал потенциальных кандидатов для кидалова. Нашел его. Потом Федя навел его на Романа, пообещав крупную партию техники. И именно Федя подсказал ему обратиться к банкиру. Федя — первое зло, Роман — второе, банкир — последнее. То ли это злосчастное стечение обстоятельств, то ли коварно разыгранная махинация. Как их теперь найти, как?
 Он схватил ручку и стал быстро записывать все, что вспомнил.
 Терентич сначала тихо сидел на стуле у двери, но через десять минут не вытерпел, встал и начал напряженно ходить по кабинету из угла в угол. Панкратов молча следил за ним исподлобья. Наконец, ему это хождение надоело.
 — Вам что, не сидится? Не мешайте ему писать! Или вы хотите мне что-то сказать?
 Терентич остановился на полпути и, набычившись, подошел к столу.
 — Конечно, хочу сказать! Вы вот тут сидите у себя в кабинете и думаете, что вам удастся найти этих бандитов. Не удастся! А мне удастся! Я их сам найду и сам с ними разделаюсь!
 Олег сразу понял, что перед ним один из тех людей, кто может заколебать любого своей простотой. Сложно ресследовать дело, когда в него впутываются подобные типы. Они всегда мешают проводить допросы свидетелей, путают собственные показания, обещают устроить всем разгон жалобами в вышестоящие инстанции и бьют себя в грудь, убеждая, что смогут все расследовать лучше всяких там следственных органов.
 — Как же вы их найдете? — поинтересовался он на всякий случай.
 — Найду! — твердо сказал старик. — Я его видел своими глазами! Этого толстомордого. И я вам скажу, он мне сразу не понравился. Какие-то у него повадки все воровские. Документы он переделывал, банкиру хотел мозги запудрить. Так порядочные люди не делают.
 — Так все-таки, где вы их будете искать? — едва заметно усмехнулся Олег. — Если это не секрет.
 Терентич хмурым взглядом уперся ему в глаза, и Олег вдруг почувствовал, что старик шутить не намерен, он вполне отвечает за свои слова, и если сказал, что найдет, то так и сделает. Землю будет рыть, но найдет.
 — Это мое дело! — сказал отец. — Вы ищите по-своему, а я буду искать по-своему.
 — Может, нам объединить усилия? — предложил капитан.
 — А зачем мешать друг другу? — проворчал Терентич. — Когда придет время, тогда и посмотрим, кто быстрей найдет!
 Терентич отошел к двери, сел на свой стул, опустил голову и задумчиво уставился в пол. Казалось, что он уже приступил к собственному расследованию и начал обдумывать первые шаги.
 Илья написал все, что вспомнил, указал все детали, которые казались ему наиболее важными для поиска мошенников, и передал четыре исписанных листка Панкратову. Капитан принялся внимательно изучать его писанину, медленно прочитал все до конца, перечитал ещё раз, даже сделал себе какие-то выписки.
 — Вот вы указали марку машины — «ниссан-примера» серебристого цвета и даже указали её номер. Это точный номер или приблизительный?
 — Точный, — кивнул Илья. — Я его вспомнил.
 — А вы что, его запоминали специально?
 — Я на этой машине ездил сам, и конечно, поинтересовался номером. Хотя, думаю, они прицепили липовый. Так что по номеру искать бесполезно.
 — Ладно, посмотрим, — сказал капитан Панкратов, подписал пропуск и протянул Илье. — Пока можете идти. Мы будем разбираться. Если вы нам понадобитесь, мы вас вызовем. И возможно, на опознание.
 — Надеюсь, — тяжко вздохнул Илья, поднялся со стула и хотел идти.
 Отец тоже поднялся и уже собрался открыть дверь. Но что-то мешало ему просто так уйти. Может, оскорбился тем, что их так сразу выпроваживают, может, грызла внутри какая-то недосказанность. Он остановился на пороге, вернулся обратно, зло посмотрел в глаза Панкратову.
 — И сколько вы будете их искать, интересно? До скончания века?
 — Почему до скончания? — обиделся Олег. — Попытаемся приложить все усилия. Вы, что, хотите, чтобы мы их завтра нашли?
 — Конечно! — сказал Терентич и показал на сына. — Он может квартиру потерять! Понимаете или нет? Пока вы будете тут хреновней заниматься, он окажется на улице!
 Панкратов начал закипать. Сдерживало только то, что старик был вдвое старше него. А так бы давно выставил за дверь. Он поднялся из-за стола, выгнул грудь, словно готовился броситься на бедного Терентича, и повысил голос:
 — Да вы знаете, сколько сейчас кидают! На каждом углу! По улице нельзя пройти, чтобы не кинули и не ограбили. У нас тут дел завал! Вы одни такие, что ли! Вот на днях одного коммерсанта кинули на сто шестьдесят пять тысяч баксов! И что?
 — Что? — спросил Терентич, искренне заинтересовавшись судьбой коммерсанта.
 — Убили его, вот что! — сурово сказал Олег. — Все деньги отобрали и убили.
 Илья повернулся к нему, так и не дойдя до двери. Переспросил изумленно:
 — Убили?
 — Да!
 Капитан, конечно, не собирался никого запугивать и даже не хотел сообщать им эту информацию, но уж больно достал его дед, обвиняя в безделье. Тут дело посерьезней, чем у этого бедолаги. Убийство — это не кидалово, которое можно все-таки как-то пережить. Цену человеческой жизни не измеришь долларами. Хотя, как выяснилось в последнее десятилетие, жизнь любого человека можно оценить вполне реальной суммой. Так что, в конце концов, предупредить этих двоих не помешает.
 — Тоже свою квартиру заложил, между прочим. И в том же самом банке кредит взял. Ясно!
 Терентич нахмурился.
 — Так может, эти же мошенники и работали?
 — Может и те же! — согласился Олег. — Нам и надо это выяснить. А чтобы выяснить и получить доказательства — нужно время. Мы тоже не штаны протираем!
 — Ладно, погорячился, — виновато буркнул Терентич и вышел из кабинета.
 Илья в крайне подавленном состоянии выскочил следом за ним.
 В красивеньком двухэтажном особнячке за высоким деревянным забором с колючей проволокой было тихо, как на кладбище. Особнячок стоял на отшибе, в небольшом леске на самой окраине элитного поселка Бисерово и не сразу бросался в глаза проезжающим мимо на иномарках богатеньким жителям. Тем, кто все же замечал странный особняк, он казался миниатюрной зоной, лесным санаторием для зеков, которым, может быть, такие тепличные условия помогают перевоспитываться. Видимо, хозяин особнячка имел в своей биографии немалый срок, и даже на воле не мог обходиться без родных сердцу атрибутов.
 Тишина за забором создавала обманный эффект — казалось, что хозяев дома нет или они уже отправились в мир иной. Но они ещё торчали на этом свете и мирно сидели в гостиной — уютной комнате с мягкими креслами, баром и видеотехникой, отдыхая от праведных дел. Липовый бизнесмен Федор Петелин не утратил способности к праздной болтовне и остался таким же ленивым, каким и предстал перед Ильей. Развалившись в кресле, он задрал ноги на журнальный столик и почесывал голое пузо, словно делал разминку перед вливанием в него изрядного количества пива, которым запасся на длительное время.
 — Да, жаль, что все закончилось, — лениво говорил он. — Хорошо повеселились. Развели этого лоха, как кролика. Приятно было общаться с ним. Полный олух, ни хрена не смыслит в бизнесе и даже не понимает, как делаются настоящие деньги. А ещё говорил, что бизнесмен!
 Подставной хозяин товара Роман Колобродов все так же был подвижен и склонен шутить по любому поводу, даже по поводу чьей-нибудь смерти. Он расположился в другом кресле, чтобы насладится в тишине и покое результатами удачно проведенного дела, которое сулило каждому из участников минимум по двадцать тысяч баксов, считая сумму кредиту и выручку от продажи трехкомнатной квартиры.
 — Ну, положим, ещё ничего не закончилось, — сказал он, открывая банку с пивом. — Все только начинается. Сейчас предстоит самое приятное. Получить с него ещё бабки в счет возврата кредита.
 — Где он их возьмет, интересно? — ухмыльнулся Федя и глотнул пива.
 — А нас колышет? — Роман оторвался от банки. — Пускай где хочет, там и достает. Не достанет, лишится жилплощади. Тут дело такое, или гони бабки, или ночуй на улице. Вместе с женой и пожитками.
 — Представляешь, — хохотнул Федя. — Поставит койку на клумбе у подъезда, и с бабой под одеяло. Народ ходит, интересуется: «Как у вас процесс идет? Может, помочь чем? Не надо ли сбегать в аптеку за презервативами?»
 Федя откровенно заржал. Уж очень ему понравилась нарисованная картинка. Благополучный исход дела располагал к веселью и праздности, можно было спокойно расслабиться и пошутить, да и оттянуться по полной программе, пока не забрезжит на горизонте новое дельце и новый лох.
 Тут и раздался звонок вызова на пульте. Роман вылез из кресла, прошел по коридору в комнату охранника и уперся взглядом в небольшой монитор — на экране светилась рожа Тихого. Нажал кнопку связи.
 — Вам чего, гражданин? Здесь бедным не подают.
 — Открывай, скотина! — раздался в ответ грубый голос. — Долго я буду тут торчать?
 Роман ухмыльнулся и нажал кнопку открывания ворот.
 Въездные автоматические ворота распахнулись сами собой. Тихий сел в машину, въехал на участок, подкатил к самым дверям и прошел в дом. По громким голосам из гостиной он сразу догадался, что все там. Прошел по коридору, обвел взглядом гостиную, устало плюхнулся в одно из кресел и для начала обратился к Петелину.
 — Ну что, Валер, накачиваешь пузо? А мне и выпить некогда. То за рулем, то с пушкой в руках. Приходится делать всю грязную работу, пока ты тут отдыхаешь.
 — Я свою работу уже сделал, — вяло бросил Валера-Федя. — Осталось подчистить следы. А это твоя забота.
 Тихий вынул из-под мышки ствол, проверил затвор, словно демонстрируя исправность оружия, и сказал зло:
 — Смотри, как бы тебя самого не подчистили. Уж больно ты много наследил.
 «Гость» из провинции Толик изменился неузнаваемо. От его деревенской простоты не сталось и следа. К нему вернулась жесткость во взгляде и бандитская хватка. Анатолий Тихомиров по кличке Тихий стал тем, кем и был по своей сути — жестоким зверем, готовым расправиться с любым, кто встанет у него на дороге.
 — Не надо ля-ля, — окрысился Валера. — Я сыграл свою роль как по нотам.
 — А кто тебя просил тачку ему давать? Засветит ментам, они враз вычислят.
 Валера вяло отмахнулся. Все уже в прошлом, изменить ничего нельзя. Пришлось менять ход операции в соответствии с неожиданными обстоятельствами, и Валере казалось, что он разрешил возникшую проблему гениально. Откуда ему было знать, что у этого фигового бизнесмена нет своей тачки. Или есть, но в ремонте. Ну, и дал свою на вечер, чтоб все было натурально. Бизнесмен без иномарки и мобилы — не человек. С ним даже никто разговаривать не будет, не то что давать кредит.
 — Я повесил на неё фальшивые номера, Толян. Так что зря хипиш поднимаешь! Кто же знал, что у него нет своей тачки. Зато он поверил мне на все сто. Доверие в нашем деле важнее предрассудков.
 — Ну, смотри! Инициатива наказуема, и обычно наказывается сроком. — Тихий убрал ствол в наплечную кобуру. Взял банку пива, вскрыл, откинулся на спинку кресла, потянул немного из банки. — Короче, дурик вместе с каким-то стариканом забурился в ментуру. Как он там провел время, понятия не имею. Не было ни малейшего желания туда соваться. Скорее всего, писал заяву. Сейчас они потащились в Управу. Чем все это закончится, трудно предполагать. Но что-то он борзо начал!
 — Это его отец, — заметил Валера. — До жути вредный старикашка. Он мне капал на мозги, пришлось послать его подальше. Вы бы слышали, как я убеждал этого старого олуха в достоинствах рыночной экономики. Так что гонорар за лекцию не грех получить.
 — Ты свое ещё получишь! — пообещал Тихий. — Сейчас нужно решить то, ради чего я сюда приехал.
 — И ради чего ты сюда приехал? — уточнил Роман.
 Тихий отпил пива, растягивая паузу. Знал, что собравшиеся ждут его слов, но хотел вывести их из себя, раздразнить, чтобы они понимали — здесь и сейчас все зависит только от него. Как он решит, так и будет. Их мнение его не интересует, просто он ставит их в известность о принятом им самим решении.
 — Не пора ли делать из парня кусок мяса? А то он на нас наведет ментов. А заодно и из деда, раз он тебя видел.
 Валера даже поперхнулся пивом. Уж кто борзо начал, так это Тихий. Все бы ему пушкой махать! Хоть бы когда головой подумал. Они могут получить с парня ещё немалую сумму. Грех отказываться! Да, нечасто приходится решать вопросы жизни и смерти — сразу чувствуешь себя всевышним судьей. А это довольно ответственно. Чужая жизнь — копейка, но подкидывать её на ладони способны немногие. Такая возможность выпадает только избранным. Приятно сознавать себя таковым. Но личная выгода превыше всего.
 — Не рановато ли? Он нам ещё нужен.
 — На кой?
 — Мы с него ещё не все получили. Тебе не кажется, что сначала он должен кредит вернуть?
 Роман тоже размышлял над этой задачкой и не торопился высказывать свое мнение. Конечно, надолго оставлять парня в живых довольно опасно, он их запомнил очень хорошо и всегда сможет подсказать ментам, кого ловить. Но если есть возможность получить ещё полсотни тысяч зеленых, зачем этой возможностью пренебрегать. Цель оправдывает затраченные средства. Средства оправдывают большой риск. А без риска не достигнуть цели. Короче, все взаимосвязано.
 И он не очень уверенно заметил:
 — Ну, положим, навести ментов, он не наведет. Где ему теперь нас достать! Ни адресов, ни фамилий, ни одной наколки у него нет. Менты просто собьются со следа и все. А вот содрать с него ещё пятьдесят кусков в счет возврата кредита неплохо бы.
 — Где он тебе ещё пятьдесят возьмет, дубина? — рявкнул Тихий. — У него даже тачки своей нет. Голь перекатная.
 — Да уж, вряд ли он в ближайшее время сможет найти бабки, — неожиданно согласился Валера. Он всегда соглашался с теми, кто был сильней. — А вдруг сможет достать?
 — А ты посоветуй ему, Валер, взять кредит в другом банке, — усмехнулся Колобродов. — Он тебя послушает. Ты же говоришь, что он тебе доверяет.
 — И что ему заложить, Мишаня? Последние штаны? Вряд ли он теперь будет слушать мои советы! — с сомнением покачал головой Валера.
 — Это было бы забавно — вытрясти с этого лоха ещё пятьдесят кусков. Вот это был бы крутой финт! — Роман — Мишаня даже засмеялся.
 — Вот когда он нас ментам сдаст, тогда посмеетесь, — мрачно заметил Тихий.
 Валера с Мишаней перестали смеяться и заткнулись. Похоже, Тихий начал их запугивать. Неужели, все так серьезно? Ну, поперся парень в ментуру, что с того? Напишет заяву, менты положат её в долгий ящик и займутся другими делами. Там новоявленных бизнесменов не любят. Особенно тех, которые лезут со своими проблемами. Их вообще никто не любит — ни власти, ни менты, ни народ. Даже бандиты, которым они отстегивают, их тоже не любят. А за что их любить-то, бизнесменов? Ни хрена не делают и при этом спокойно кладут нехилые бабки себе в карман. Где вот они их только берут, вопрос?
 — Не сдаст! — стараясь напустить беззаботность, сказал Мишаня. — Дела-то нету! Все законно. Заложил пацан хату, взял кредит, срок подошел, вертай кредит взад! А куда он бабки дел, это его проблемы.
 — Вы хоть думаете, что говорите. — Тихий обвел их злобным взглядом. — Как ты собираешься снова с ним вступать в контакт, а? Прозвонишь ему и забьешь стрелку у выхода из метро? Учти, парень не будет с тобой мило беседовать о погоде. Он сразу притащит туда всю городскую мусорню.
 — Все очень просто, Толян! — уверенно сказал Валера. Ему казалось, что он уже все придумал. И удивлялся, почему этих очевидных вещей не понимают остальные. — Шеф потребует возврата кредита. Парень не захочет лишаться квартиры и попробует достать бабки. Здесь все чисто, не подкопаешься. А мы на дно ляжем до поры до времени. Нас даже не найдут.
 — На дно! — проворчал Тихий. — Если надо будет, найдут и на дне. Он ведь не только к участковому наведывался. Он в Управу поперся. В отдел по борьбе с этими самыми, экономическими. Если его там хорошо потрясут, он про нас все расскажет. И тогда наши физии будут на каждом столбе висеть.
 Тихий вылез из кресла и пошел по коридору в туалет отлить. Валера с Мишаней воспользовались этим, чтобы обсудить между собой столь важную проблему.
 — Вообще-то, Тихий дело базлает, — заметил Валера. — Если экономисты будут копать, точно нашу аферу раскопают. А если убойный отдел им будет заниматься, то хрена два. Они в экономические дела не лезут. Так что убирать парня надо. И пускай себе ищут, кто этого ванька мочканул. Потрясут его конкурентов, партнеров по бизнесу. Может, среди них заказчика и найдут. А мы в стороне.
 — Припугнуть его сначала надо, чтоб рот закрыл, — предложил Мишаня. — Может, он должок сумеет вернуть. А потом и…
 — Не вернет он ничего, — не согласился Валера. — Он нищий. Негде ему бабок взять.
 — Да убрать его, и всех делов! — резко бросил Тихий, появившись на пороге. — И квартирка освободится…
 Валера с Мишаней испуганно переглянулись, словно их застукали на месте преступления. Принимать ответственное решение нелегко, тем более что просчитать последующие события невозможно. Дело не в судьбе парня, а в успехе авантюры. Кто его знает, как все обернется — может быть, устранением они заметут все следы, а может, наоборот, наведут ментов на верный путь.
 — Надо шефа спросить, — наконец произнес Валера. — Пускай он решает.
 — Шефа, шефа, — проворчал Тихий. — Шагу без него ступить не можете.
 Он подсел к телефону и звякнул шефу на мобильный. Тот сообщил, что в данный момент разговаривать по телефону не может, но перезвонит минут через пятнадцать. Тихий положил трубку и стал ждать. Валера тянул пиво. Мишаня тоже схватил ещё одну банку, чтобы не сидеть сложа руки. Так они и сидели, молча прикладываясь к банкам.
 В назначенное время звякнул телефон. Тихий резко схватил трубку, словно боялся, что после первого звонка связь прервется.
 — Что надо? — спросили на том конце. Голос был глухой, сильно измененный, чтоб не узнали в случае чего. Боялся прослушки, что ли?
 — Поступило предложение, — ответил Тихий. — Парня подстричь. Как вы на это смотрите?
 — Пока рано. Он должен нам кое-что вернуть.
 — А, по-моему, самое время, — буркнул Тихий. — Он уже побывал в Управе. Менты могут дело начать. А насчет вернуть, это вряд ли. Парень гол, как сокол.
 Неведомый шеф немного помолчал. Наконец, отозвался.
 — Недели не прошло, как того сделали… Если и сейчас… Управа точно на уши встанет.
 — Ну и пускай себе встает! — возразил Тихий. — Клиент-то уже отдыхает в Сочи. Спросить не у кого. Опознать некому. Концов нет.
 — А если его заяве ноги приделают? — шеф как бы пробовал найти контраргументы. — И она побежит по всем инстанциям.
 — Слишком хорошо вы о нашей ментуре думаете, — усмехнулся Тихий. — Там заявы годами лежат без движения. У них там мочилова выше крыши, чтоб ещё какими лохами заниматься! Вот они мочиловом и займутся. А ваше дело чистое. Не подкопаешься.
 Шеф помолчал подольше. Видно, перебирал в уме варианты. Скорее всего, подсчитывал, что ему выгодней — сразу мочить лоха или немного подождать.
 — Ладно, стригите, — наконец сказал он и отключил связь.
 Тихий положил трубку, не торопясь, вынул из кармана сигаретную пачку, закурил, обвел подельников хмурым взглядом. Валера с Мишаней напряженно ждали решения сверху. Как шеф скажет, так и будет, и нечего тут рассуждать. Он дает указание, они лишь исполнители. Даже не исполнители, а просто присутствующие при даче указаний непосредственному исполнителю. В общем, ответственности никакой. Им не надо думать, как выполнять указание, им надо думать, как уберечь свои шкуры в случае чего. Хватать бабки и подаваться в бега или, может, все рассосется само собой, и тогда стоит ещё подождать нового дела и новых прибылей.
 Наконец, Тихий вынул сигарету изо рта и вполголоса, почти шепотом, проговорил:
 — Шеф одобрил.
 Но все его услышали, потому что в комнате стояла мертвая тишина.
 Как только Илья с отцом покинули кабинет Панкратова, капитан звякнул по местному телефону Самохину и сообщил о новом деле мошенников. Полковник тут же попросил его к себе для доклада, пожалев, что не присутствовал лично при беседе с пострадавшими. Панкратов захватил все документы по делу Горелова и спустился на третий этаж, где находился кабинет полковника.
 — Что ж ты меня не позвал, Олег? — сокрушался Самохин. — Хотелось бы мне с ними побеседовать. Может, я бы уточнил кое-какие детали.
 — Вам ещё представится такая возможность, Аркадий Михалыч, — успокоил его Панкратов. — А пока познакомьтесь с этими документами. Сдается мне, что тут поработали те же самые мошенники. Абсолютно похожая схема.
 — Почему ты думаешь, что те же? — немного удивился Самохин. — Мошенников сейчас пруд пруди, и большинство из них действует по отработанной схеме.
 Олег привстал со своего места, нависая над столом, заговорил горячо, стараясь убедить и полковника:
 — Тут особая статья! В обоих делах присутствует один и тот же фигурант. Начальник кредитного отдела Вениамин Разумовский, с которым мы имели честь познакомиться. Он занимался кредитом Кизлякова, он же занимался и кредитом вот этого Горелова. Конечно, может быть, это случайность, Разумовский только кредитами и занимается. Но тут опять под кредит сунули липовый контракт. Там была недостроенная вилла, здесь — партия оргтехники. Суть-то одна. Схема та же, фигура та же. Это о чем-то вам говорит?
 Самохин не спешил делать скоропалительные выводы. Он всегда полагался на доказательства и строил версии на проверенных фактах, а не на предположениях. И принялся спокойно изучать документы, возвращаясь к прочитанному и сопоставляя отдельные куски. Прочитал, передал Корнюшину, тот принялся изучать тоже. Быстро просмотрел, вернул полковнику.
 — Какие мысли, Костя? — спросил Самохин.
 — Какие? — Корнюшин пожал плечами. — У меня мысль простая. Эти аферисты кидают одного за другим и, скорее всего, не остановятся на достигнутом. Если мы их не остановим. Подсовывают лохам фиктивную сделку и выманивают крупные бабки. Все ясно, как божий день.
 Самохин с сомнением покачал головой.
 — Это может быть и ясно. Хотя ещё требует основательной проверки. Мне кажется, сейчас вопрос в другом. Связан ли с ними банкир? Если через руки одного и того же человека проходят два дела, замешанные на мошенничестве, это наводит на определенные размышления.
 Костя ненадолго задумался. Вообще-то, он не был сторонником длительных разгадываний всевозможных головоломок, он был человеком действия. Поэтому и предлагал всегда одно — брать подозреваемого за шкирку и волочь в кутузку. После суток пребывания в камере с отмороженными уголовниками нормальный человек обычно рассказывает все. А если ему ещё пообещать, что он в дальнейшем будет отдыхать в одиночке, то он вывернет душу наизнанку.
 — Надо его потрясти, как следует, и дело с концом.
 — Мои ребята его уже потрясли и проверили, — заметил Панкратов. — Вроде бы все чисто. Кредиты дает на законных основаниях. И не только тем, кого кидают. Оформляет все официально. Через его руки проходят сотни. Хотя у меня и есть подозрение, что он занимается какими-то темными делишками. Скорее всего, ему отстегивают с каждого кредита, либо он извещает, кого надо, о тех, кто эти кредиты берет. За солидную плату, разумеется.
 Самохин не взял бы на себя ответственность обвинять банкира в причастности к мошенникам. Пока для этого нет никаких оснований. Банкир знает свое дело досконально и не допускает ни малейшего промаха, который позволил бы подозревать его в нечистоплотности. Но другой возможности как-то выйти на мошенников, кроме тотальной проверки связей Разумовского, просто нет. Если он действительно с ними связан, то рано или поздно эта связь проявится. В телефонном разговоре, в каком-нибудь документе, в конфиденциальной встрече. Но если нет, то и суда нет.
 — Надо установить за ним слежку, — твердо сказал полковник. — Только он может привести нас к шайке. И ещё одно. Надо бы приставить к этому Горелову кого-нибудь. Боюсь, мы можем его больше никогда не увидеть.
 — Вы думаете, он может исчезнуть, Аркадий Михалыч? — удивился Костя.
 — Именно, — подтвердил Самохин. — И не по своей вине. Они постараются убрать его в самое ближайшее время. Он их видел, с ними общался, знает, где они могут появиться, в сауне там или не в сауне, в любом случае он — опасный свидетель.
 Костя почесал макушку.
 — Следить за банкиром, охранять парня и копать по мокрухе. Кто все это будет делать? Мы вдвоем с Тарасенко?
 Самохин недовольно поморщился. Да, с кадрами в органах всегда проблемы. Никаких проблем с этим нет только у криминала. Там всегда найдут, кому потрясти коммерсанта, развести лоха и замочить конкурента. И откуда они только берут персонал?
 — Ничего, вы с Юрой присмотрите за банкиром. А я найду людей, которые присмотрят за Гореловым. И надо бы это сделать как можно скорей. А то можем и опоздать.

 Глава 6

 Побывав в управлении, Терентич остался крайне недоволен равнодушным приемом. Ему казалось, что вся Управа должна была встать на уши и кинуться разыскивать бандитов, которые ограбили его сына. Но никто не кинулся и не собирался кидаться, как он понял по поведению капитана. Илья просто в очередной раз потратил время и бумагу, переливая из пустого в порожнее. Он решил, что заявление сына, скорее всего, положат в долгий ящик, и им придется ещё долго обивать пороги всевозможных кабинетов, чтобы добиться истины.
 — Все это ерунда! — в сердцах высказался отец по дороге к метро. — Ничего они искать не будут! Делать им больше нечего. Они там, небось, только водку пьют. Ну, может, ещё убийствами занимаются. Вот за это их могут взгреть. А за такого лопуха, как ты, их даже премии не лишат.
 — Да, — тяжко вздохнул Илья. — Похоже, моим делом они не скоро займутся. У этого капитана оно не вызвало никакого интереса. Сейчас кого только не кидают! Очередь! И я в этой очереди последний.
 — Самим надо их искать! — громко высказался отец, привлекая внимание пассажиров автобуса. — Самим! Вот это будет самое лучшее.
 Илья огляделся по сторонам, поймав на себе взгляды соседей по автобусу, и заговорил потише с видом заговорщика.
 — И что ты предлагаешь?
 Отец был невозмутим и чувствовал свою правоту. Чужое мнение его не волновало. Тем более чьи-то недовольные взгляды. Такая порода людей готова по любому поводу привлечь к себе внимание публики.
 — Действовать! Что же еще? Решительно, напористо! Не теряя времени на разговоры!
 Илья поморщился. Эх, если бы он знал, в каком направлении действовать, горы бы свернул. А он не знал, потому и сказал с отчаянием:
 — Как действовать? Куда идти? Что предпринимать?
 Терентич поднял шершавую ладонь, мол, не волнуйся, сынок, все схвачено.
 — Попробую выяснить в одном месте, как. Есть у меня один дружок здесь, мы с ним служили вместе. Адреса не помню, но найти его дом смогу. Съезжу-ка я к нему в гости. Он юрист по образованию, работал в прокуратуре. После того, как ушел в отставку. Он сможет нам помочь. Хотя бы советом.
 — Давай! — согласился Илья. — Я тоже съезжу в одно место. На работу. Проведаю, как и что. Там один человек умный работает. Может, что подскажет.
 Они доехали до метро, спустились вниз на станцию и расстались. Илья поехал в одну сторону, отец в другую. Это несколько озадачило преследователя. Но он размышлял не долго. Более важной фигурой для него был Илья. И Димон направился следом за ним.
 Саня торчал на своем обычном месте в кабинете директора и подсчитывал на калькуляторе недельную выручку. Илья прошмыгнул к нему через торговый зал, не задерживаясь. Как идет торговля, сейчас его совершенно не колыхало. Продавщица в этот момент обслуживала покупателя и даже не заметила его. Он, вообще, стал здесь словно чужой. Появлялся раз в неделю.
 — Какие люди! И без охраны! — директор протянул руку. — Нечасто же вы к нам захаживаете. А вроде как тут работаете. Хоть бы за зарплатой приходили.
 — Некогда, — виновато сказал Илья. — Да ты и один прекрасно справляешься.
 Он плюхнулся на стул перед директорским столом, упер взгляд в пол. Не хватало смелости смотреть Сане в глаза. Философ был первым, кто отговаривал его влезать в это дело. Не послушал. Ведь Саня более опытен в коммерции, знает, что бывает с теми, кто хочет получить сразу и много. Пока на себе не испытаешь прелести рынка, не поверишь, насколько он может быть жесток. Но делать нечего, Илья должен сказать ему обо всем. Саня если и не может помочь материально, то хотя бы даст дельный совет. Да и не только за этим приехал сюда Илья, ему хотелось сообщить кому-нибудь о своей беде, получить моральную поддержку.
 Конечно, Саня сразу заметил его угнетенное состояние. Он был проницателен, как все философы.
 — Похоже, у тебя крупные неприятности? Или я ошибаюсь?
 — Да, — вздохнул Илья и тихо сказал. — Я вляпался в такое дерьмо…
 — Неужели погорел на бирже? — усмехнулся директор. — Курс акций Транснациональной нефтяной компании резко пошел вниз, а у тебя случайно оказался контрольный пакет.
 — Мне не до шуток, — поморщился Илья. — Меня кинули. Крупно кинули.
 Саня ещё не въехал в чужое горе. Слишком много накопилось своих проблем, чтобы принимать близко к сердцу чужие.
 — Кто же эти наглецы?
 — Те, кто предложил мне бизнес. Я тебе говорил. Ты меня отговаривал. И был чертовски прав.
 Саня перестал усмехаться и покачал головой. Его это тоже резануло по сердцу. Он знал, что большие деньги — грязь, но никак не думал, что этой грязью вымажут его компаньона.
 — И как же тебя кинули?
 — Я взял кредит, заложив свою квартиру, перечислил им деньги за партию техники, а вместо неё оказался мусор. Просто мусор…
 — Мусор? А ты что, не проверил товар при заключении сделки? — удивился Саня.
 — И ты туда же! — обиженно вздохнул Илья. — Конечно, проверил. Три коробки. Просто хозяин торопился. А там было больше сотни коробок. Не вскрывать же все. Да и я ему доверял. Даже не мог себе представить… В общем, чего сейчас объяснять. Дело сделано. Теперь я должен банку пятьдесят пять тысяч баксов с процентами. Или отдаю ему квартиру, а сам с семьей оказываюсь на улице. Вот такие пироги…
 Саня сочувственно помотал головой.
 — Да, брат! Называется, занялся крупным бизнесом.
 — Занялся…
 — И что, никаких следов этих ребят?
 — Никаких…
 Саня обвел взглядом голые стены своего кабинетика. Приценился.
 — Да! Этот магазинчик, конечно, не стоит пятидесяти пяти кусков. Но штук десять за него можно получить.
 — Брось! — Илья безнадежно махнул рукой. — Здесь только половина моя. А остальное где брать? Так что все. Наверное, придется расстаться с квартирой.
 Саня вылез из-за стола, прошелся от окна к двери и обратно. Выглянул на улицу.
 — Знаешь, Илья, удача улыбается только тем, кто уверен, что делает самое важное дело своей жизни. А тот, кто думает, что вот сейчас он по быстрому заработает крупные бабки, а потом займется своим самым важным делом, как правило, терпит неудачу.
 — Не надо читать мне морали, — огрызнулся Илья. — Лучше помоги советом.
 Саня оторвался от окна и подошел к нему вплотную.
 — Совет может быть один. Надо искать этих кашалотов и говорить с ними языком силы. Ты в милицию ходил?
 Илья кивнул.
 — Да, написал заяву. Но только мало что это даст. Сколько они это дело копать будут? У них нет ни одной зацепки. Да и будут ли… Там есть дела поважнее.
 Саня посмотрел ему в глаза.
 — Надо их искать. Любой ценой. И наказывать. Иначе ты перестанешь себя уважать.
 — Я уже перестал себя уважать, — вздохнул Илья.
 — А вот это ты зря!
 Илья опустил голову и закрыл глаза. В его видении опять возник экран с голографическими объемными фигурами людей. Они прорисовались очень ярко, рельефно с четкими контурами лиц. И вдруг он узнал эти лица. Это были лица Наташи, Феди, Романа, банкира, Анатолия. Лица двигались, смеялись, что-то говорили, подталкивали друг друга, постоянно меняясь в кадре. Этот кусочек странного фильма рассказывал о его недавнем позоре, и он промотал в голове все от начала до конца.
 Он поднялся, тяжко вздохнул и пошел к двери.
 — Слушай, Илья! — Услышал за спиной. — Если будет нужна моя помощь, я всегда…
 Он слегка обернулся, кивнул и вышел.
 На улице стемнело и здорово похолодало. Да ещё противный моросящий ветер швырял в лицо холодные капли. Илья задрал воротник и двинулся на остановку автобуса, чтобы ехать домой. За ним уже никто не шел.
 Стало совсем темно. По случаю темноты и плохой погоды, прохожих почти не было. Все сидели по домам и пили чай, обсуждая новый костюм ведущей программы теленовостей. То, что происходило на улице, не волновало никого.
 Илья торопливо шел к своему подъезду, стараясь не угодить в лужу. На стоянке вдоль дома плотным строем стояли машины, припаркованные на ночь. Среди них торчала и его безмолвная «четверка», до которой так и не дошли руки. Он бросил на неё взгляд и вдруг заметил, как от одной из машин, стоявших рядом с ней, отделилась темная фигура и метнулась в сторону. Если бы Илья не посмотрел на свою машину, он бы не заметил эту фигуру в слабом свете единственного фонаря. Но он заметил. И фигура показалась ему подозрительной.
 Почему этот человек отбежал именно в тот момент, когда Илья подходил к подъезду? Последние события обострили его чувства до предела. Тут же возникли в памяти слова капитана об убийстве бизнесмена. Теперь Илья так и ждал отовсюду опасности. Он просто стал бояться всего, что двигалось за спиной, сбоку, спереди. Осознание того, что этот человек торчит тут по его душу, вспыхнуло мгновенно. И Илья не стал ждать, когда он сделает то, зачем появился здесь. Просто повернулся и бросился наутек. Не от трусости и слабости, а просто не выдержали нервы.
 Добежав до торца дома, он на секунду приостановился и оглянулся назад. Одна из машин выехала из ряда, включила ближний свет и медленно двигалась следом за ним. Илья почему-то отчетливо понял, что черная машина едет именно за ним. Хотя она могла ехать и сама по себе. Но тогда почему медленно и почему она тронулась именно тогда, когда побежал он?
 Он завернул за угол дома и пошел самым быстрым шагом, на какой только был способен. Он чувствовал спиной, что машина едет за ним неотступно. И когда он снова оглянулся, то увидел её в полусотне метров от себя. Нервы натянулись струной. Он плюнул на приличия, сорвался и побежал. Побежал, как можно быстрей. Свернув в какую-то темную подворотню, он прижался к стене и смотрел в освещенный арочный проем, в котором проносились машины.
 И вдруг прямо напротив проема тормознула черная «шестерка». Вот только он успел скрыться в арке, как раздался скрип тормозов, и лужа при въезде разлетелась тысячью брызг. Из машины вылез крепкий парень в кожаной куртке и неторопливо двинулся под арку, прислушиваясь к шумам и надеясь услышать шаги беглеца.
 Илья сполз по стене к выходу из подворотни и попал во двор. Этот двор он немного знал, и знал, что из него нет выхода с другой стороны. Во дворе было темно, хоть глаз выколи. Только блики светящихся окон отражались в лужах, по которым бил мелкий дождь. Прячась за стоявшими машинами, он метнулся в один угол, в другой, в третий. Прохода не было никакого. Он выглянул из-за машины и увидел в светящемся проеме арки темный силуэт. Парень неподвижно стоял на выходе, словно боялся спугнуть зверя, которого загнал в ловушку, и ждал, когда зверь сам шевельнется и выдаст себя. Рука парня была согнута в локте. Он держал в ладони какой-то темный предмет. Илья все же разглядел его. Ничем другим, кроме как пистолетом, этот предмет быть не мог. Не зонтик же держал парень в вытянутой руке?
 Илья слился со стеной и спрятался за стену дома, которая углом выпирала во двор. Оглянулся назад. За его спиной светилась одинокая тусклая лампочка. Под лампочкой хлопала от ветра открытая настежь дверь подъезда. Илья стал отступать к двери, надеясь укрыться в доме. Может, найдется хоть один сердобольный жилец и впустит в квартиру человека, за которым по пятам гонится смерть.
 Но сверху, с лестницы, послышались шаги, и на порог вышел поддатый мужик. Небритая рожа высовывалась из поднятого воротника старого изодранного пальто. Он налетел на Илью, крепко ругнулся, как может ругнуться пьяный мужик, которому не хватило водки и который вынужден идти в ночь на улицу.
 — Чего толкаешься, етит твою мать? — дыхнул прокуренным перегаром мужик и сделал такую зверскую рожу, от которой у людей, видавших виды и похлеще, задрожали бы коленные чашечки.
 — Извините, — тихо проговорил Илья и хотел скрыться в подъезде, пытаясь завершить задуманный маневр.
 — Чего извините? — Мужик загородил проход, растопырив «грабли» и расставив ноги. — Ты куда? Тебе чего тут надо?
 Илья хотел обойти его, но он схватил Илью за воротник куртки, как щенка. Воротник жалобно треснул где-то на загривке, и Илье это совсем не понравилось. Он даже забыл о смертельной опасности, настолько его возмутило хамство. Пускай хоть убьют, но такие хамские манеры он терпеть не намерен. Перехватив руку мужика, он попытался оторвать её от своей куртки. Но теперь это не понравилось мужику. Тот резко поднял свободную руку, и Илья увидел перед своим носом блеснувшее длинное и плоское лезвие ножа. И мгновенно ощутил, как ему в шею воткнулось что-то очень острое и холодное.
 — Куда прешь, говорю! — прохрипел мужик.
 — Я здесь по делу, — с трудом проговорил Илья. — В гости иду.
 — В гости? — Мужик оглядел незваного гостя с головы до ног. — Нехорошо в гости в верхней одежде. Ну-ка, сымай дубленку!
 Илья попытался воспротивиться, но тут же лезвие начало свое движение к горлу. Он почувствовал, как из того места на шее, где болело сильнее всего, потекла теплая струйка крови. Он не стал испытывать судьбу, расстегнул молнию, вынул руки из рукавов и стащил с себя куртку. Ладно, неожиданно подумал он, покойнику куртка ни к чему, хоть мужик поносит.
 — Пожалуйста…
 — Вот так-то! — самодовольно сказал мужик, отошел на два шага, снял свое драное пальто и быстренько упаковался в куртку Ильи. Швырнул пальто ему под ноги. — Держи! Носи на здоровье.
 После чего мужик развернулся и пошел туда, к единственному выходу из этого злополучного двора, где его уже поджидало маленькое отверстие, из которого в любой момент может вылететь девятиграммовая смерть. Илья немного отдышался и на подкосившихся ногах поковылял в подъезд. За эти минуты он перестал уважать себя окончательно.
 И вдруг в ночной тишине раздался выстрел. Словно громыхнул гром среди чистого ночного неба. Но гром почему-то был глухой, без раскатов, хотя и с противным звенящим в ушах эхом. Илья замер и стал ждать ещё одного раската грома. Так и не дождавшись, он развернулся и пошел назад, осторожно приблизился к углу дома, прошмыгнул за стоявшую машину и осторожно выглянул из-за нее.
 Посреди двора, в большой луже, разбросав руки в стороны, лежал на животе мужик в кожаной куртке Ильи. Над ним стоял парень и пристально смотрел на тело, видимо, пытаясь понять, жив ещё его клиент или уже нет. Так и не поняв, нагнулся, приставил ствол к голове мужика и выстрелил второй раз. Мужик дернулся и замер. Эхо снова подхватило глухой гром и разбросало его по окружающим домам. Парень оглянулся по сторонам и, не заметив никого постороннего, стал отступать к выходу. Под аркой его ждал напарник.
 — Ну что, все? — спросил Тихий. — Наглушняк?
 — А как же… — бросил Димон и быстро пошел к машине.
 Тихий внимательно оглядел двор, проверяя отход, и поспешил за ним. Через арку было видно, как они сели в машину, сильно хлопнув дверцами. Раздался рев движка, и в арку вползло облако едкого дыма.
 Илья подождал немного, боясь, что те, в машине, могут вернуться. Но они не вернулись, и он вышел из-за своего прикрытия, осторожно приблизился к бездыханному телу. Из-под головы мужика растекалось по воде черное пятно. Илья быстро осмотрел двор. Вроде никого нет. Он задрал голову, посмотрел на окна. В некоторых окнах горел свет, доносились неясные шумы, но особенного шевеления не наблюдалось. Правда, в некоторых светлых квадратиках появились темные силуэты, послышались голоса. Кто-то открыл створку окна, высунулся наружу.
 — Стреляли, что ли? — спросили на третьем.
 — Не знаю… — ответили на втором.
 — Да это балуются…
 — А вон что за мужик?
 Илья пригнул голову, и, обойдя тело стороной, быстро пошел прочь.
 Когда Серега открыл дверь, ему показалось, что за ней стоит призрак. Но это стоял Илья, в одном свитере, весь посиневший от холода и дрожащий от страха, со страшными горящими глазами и взлохмаченной головой. Он ввалился в квартиру к художнику и прошептал засохшими губами:
 — Меня хотели убить…
 — Кто? — только и смог вымолвить удивленный художник.
 — Киллер.
 Если бы Серега не поддержал его, Илья потерял бы сознание.
 Не прошло и двадцати минут, как они уже сидели за столом в кухне и приканчивали вторую бутылку водки. Отец был как стеклышко, хотя и пил наравне со всеми, а Илью с Серегой порядком развезло. Уже ждала своей очереди третья. Под хорошую закуску чего не выпить? Тем более что повод самый уважительный. Илье нужна была сейчас хорошая разрядка, которая немного сняла бы дикое нервное напряжение последних дней. После катастрофической неудачи, перевернувшей все с ног на голову, наконец, привалила обалденная удача. Ему несказанно повезло, и подвернулась такая удача, которая приходит только один раз в жизни, потому что эта удача спасла ему жизнь. Но о том, какая это удача, Илья поймет потом, завтра утром, а сейчас он просто пил водку и об этом не думал.
 — Он снял с меня куртку и пошел, — заплетающимся языком в десятый раз он рассказывал собутыльникам то, что произошло с ним час назад. — Сам пошел навстречу смерти. Вы представляете, вместо меня убили его. Я думал, что все, конец! Даже куртку ему отдал, потому как мне, мертвому, она уже ни к чему. Даже не жалко было. А он её надел и пошел. Он-то и предположить не мог, что его убьют. Он даже не понял, за что его убили!
 — Не переживай, Илья, — кивнул пьяной головой Серега. — Он сам напросился.
 Илья никак не мог успокоиться от пережитого и все не мог понять, что же такое произошло: случайность, закономерность, подарок судьбы или, наоборот, предупреждение. И почему-то его сейчас волновала даже не своя судьба, а судьба того мужика.
 — Нет, он не просил об этом. Он только хотел получить задаром мою куртку. А получил пулю. Вот так частенько наши желания не совпадают с возможностями.
 — А нечего соваться к порядочным людям с дурацкими обменами! — заметил художник, взял бутылку и как следует наполнил рюмки. Поставил пустую бутылку под стол. Отодвинул её ногой в угол. Там уже стояла целая батарея, скопившаяся за последнюю неделю. Что ни день, то новый повод.
 Собутыльники быстренько разобрали свои рюмки, приготовившись их опрокинуть.
 Но тут отец что есть силы хлопнул его по плечу, и Илья расплескал водку из рюмки, зажатой в руке. Но даже этого не заметил. Пришлось Сереге откупорить следующую бутылку и налить ему снова.
 — Это чудо, сынок! — радостно сказал Терентич. — Это значит, что тебя охраняют. Вон дружок-то мой, прокурор, уже все. Помер! Не дотянул и до семидесяти. Жена его, хорошая женщина, мы с ней были близко знакомы в молодости. Ох, как знакомы! Так она жива, а он уж нет. А тебе, значит, ещё рано. Ты ещё своей задачи не выполнил. А ему, значит, время подошло. Ну, за помин его души!
 Не чокаясь, он перелил водку себе в рот и сразу заглотнул её. Причмокнул, зажевал куском черного хлеба с кружочком сервелата. Серега последовал его примеру. Илья тоже выпил и мутными глазами внимательно посмотрел на отца, пытаясь пьяным умом уяснить суть того, что тот только что сказал. Фраза показалась ему бессмысленной: какой-то прокурор умер в молодости, женщина близко знакома с кем-то, кто не выполнил своей задачи… Ничего не поймешь. Наверное, папаня тоже изрядно пьян и городит что-то несурахное.
 — Какой ещё задачи? — на всякий случай поинтересовался Илья.
 — Потом узнаешь, — сказал отец и посмотрел на художника. — Вон, Серега, свою задачу уже знает! Так ведь? Он — художник. Его задача — отображать время. И он знай себе, рисует картины. Ни на что не отвлекается. Рисует и рисует, хлебом не корми. И какие полотна рисует, любо дорого посмотреть!
 — А сам говорил, мазня, — обиженно пробубнил Серега, впрочем, немного расчувствовавшись от похвалы.
 Терентич потрепал его по щеке.
 — Это я сгоряча, дурак. А так мне твои картины очень нравятся. Правда! Все! Особенно эта баба, как ее…?
 Серега опустил голову, уставился на свою рюмашку, в которой плескалась на донышке водка, напомнил старику:
 — Джоконда. Ее другой художник написал давным-давно. Тоже химик по профессии, между прочим.
 Терентич самодовольно осклабился, стукнул по столу ладонью.
 — Ничего! Ты ещё свой шедевр нарисуешь. На закате дней. Когда опыта наберешься. У тебя ещё все впереди. Каждый человек хоть один раз в жизни создает свой шедевр.
 Серега поморщился, то ли от выпитой водки, то ли от разочарования в жизненных идеалах.
 — Ничего я не нарисую. И картины мои — мазня. Прав ты, Терентич. Нет в них ни чувства, ни смысла. Красивые пустые картинки.
 Терентич усмехнулся.
 — Нет, Серега, ты так не говори. Ты — художник с большой буквы «Хэ». Вот взял бы и помог Илье словесные портреты мазуриков нарисовать. Мы бы их отнесли в Управу. Там бы их пересняли и повесили бы по столбам. Вдруг кто и признает.
 — Запросто! — обрадовался Серега. Оказывается, и он может пригодиться в этом деле, несмотря на творческое отображение действительности. — Давай, Илья, распиши мне их поподробней, а я попробую намалевать.
 Илья поднял голову, посмотрел на собутыльников. В его глазах заиграли азартные искорки, незамутненные пьяной поволокой.
 — Зачем словесные? Можно и живые нарисовать. Спокойно можно нарисовать.
 — Что ты имеешь в виду? — не понял Серега.
 — Я вот думаю, как же все это было хорошо разыграно. Прямо как по нотам. Мне сказал один из этих, что бизнес — это музыка. Так и кажется, что за ними какой-то талантливый дирижер стоял. И все они — участники одного оркестра. И Федя, и Роман, и этот простак Толик, и даже банкир. Кто-то из них дирижировал.
 — И что теперь? — поинтересовался Серега. — Надо искать дирижера?
 — Ага! — радостно кивнул Илья. Теперь ему все стало ясно, как божий день. Нет, настоящие мошенники не упустили бы такую выгодную вещь, как целая трехкомнатная квартира. Значит, дирижер настолько талантлив, что и квартира не пропадет даром.
 — Я знаю, где этот дирижер сидит, — уверенно сказал он.

 Глава 7

 Труп бомжа обнаружили только под утро. Его унюхала собака. Она радостно вылетела из подъезда, чтобы облегчиться, увидела лежащего человека и рванула к нему, учуяв запах крови. Хозяин выскочил следом, погнался за ней и чуть не споткнулся о тело, не заметив его в утренних сумерках. Хотел было ругнуться, что, мол, пьяные бомжи валяются, где ни попадя, но увидел красную лужу и рваную дырку в голове трупа. Схватил собаку за ошейник и, не дав ей насладиться свободой, потащил обратно. Поднялся в свою квартиру и звякнул в ментуру.
 Оперативники приехали через час. Пока проснулись, пока собрались, пока погрузились в машины. Лена Муравьева принялась осматривать тело, установила причину смерти, что было довольно просто. От пулевого ранения в голову не умирает разве что курица. Говорят, она и без головы продолжает носиться по двору и даже кудахтать.
 — Одна в грудь, другая в голову, — доложила Лена. — Первая прошла в пяти сантиметрах от сердца и была не смертельной. Вторая — контрольный выстрел. Явно работа киллера. Но труп уже ледяной. Всю ночь тут пролежал.
 — Странно, — заметил Самохин, только бросив взгляд на тело. — На нем надеты рваные грязные брюки и ботинки со стоптанными каблуками. А кожаная куртка — высший шик! Даже у меня такой нет.
 Техэксперт Коля Балашов осмотрел куртку, которая спереди была изорвана пулевым отверстием, и выудил из карманов несколько пробитых автобусных билетов и связку ключей от квартиры. От какой квартиры, оставалось только догадываться. Тем не менее, это означало, что у человека все-таки есть квартира, раз есть от неё ключи, и вполне возможно, она находится в этом доме. Хотя больше походило на то, что человек был пришлый, и, судя по стойкому запаху застарелого пота, представлял многочисленную армию бомжей. Но откуда у бомжа дорогая кожаная куртка? Все объяснилось довольно просто, как только рядом с подъездом под скамейкой обнаружили столь же вонючее драное пальто с облезлым цигейковым воротником. А в боковом кармане пальто нож-выкидуху с засохшей кровью на кончике лезвия.
 — Этот парень потряс кого-то из прохожих и снял с него куртю, приставив к горлу перо, — догадался Самохин. — Прохожий, конечно, перепугался, отдал куртку и сделал ноги.
 — А может, и не сделал? — предположил Костя. — А вынул пушку, догнал бомжа и добавил. Чтобы не попрошайничал.
 — А почему куртку не забрал? — поинтересовался Тарасенко. — Зашил бы дырочку и носил бы себе дальше. Кровь-то отстирать пару пустяков.
 — Ну, положим, тот, у кого с собой пушка, вообще бы не стал куртку снимать, — веско сказал Самохин. — А сразу бы показал, кто есть кто. Нет, снимал он с одного, а стрелял другой. Это несомненно. Непонятно другое. Зачем киллеру понадобился этот прощелыга? Неужели перепутал?
 — Запросто! — поддержал идею Костя. — Хотел завалить одного, попал в другого. Так бывает. То квартирой ошибутся, то машиной, то портретом. Сейчас в киллеры лезут все кому не лень. Никакой профессиональной подготовки. Готовы за сотню баксов человека мочкануть. Ну и лупят первого, кто под руку подвернется. Халтурщики!
 Самохин внимательно осмотрел двор. В одном углу — детская площадка, в другом стоянка машин, правда, машинами заняты все свободные пятачки, так что в стоянку превращен весь двор. Во двор выходят несколько парадных, причем одно из них за углом дома. Бомж шел не по проходу между машинами, огибающему детскую площадку, а напрямик через нее. Недалеко от песочницы его и застрелили.
 — Давайте, ребятки, пройдитесь по квартирам. Надо поспрашивать жильцов, может, кто этого гражданина знает, — распорядился Самохин. — И выясните по ходу дела, может быть, кто вчера вечером случайно курточку потерял.
 — Ясно, пошли, — кивнул Костя своему бессменному напарнику.
 Целый час Корнюшин с Тарасенко толкались по квартирам дома на Вятской улице, будоража едва проснувшихся жильцов пугающими вопросами о принадлежности трупа, лежащего под окнами их дома. Но никто так и не признался в родственных чувствах к убиенному. Особенно любопытные одевались и выходили во двор, но так и не смогли опознать его. На странный вопрос о потери куртки все пожимали плечами и отнекивались, тут же понимая все по-своему: кто потерял куртку, тот и убийца. Даже если действительно потеряли, кто же в этом сознается?
 Тем временем помощники Балашова нашли две гильзы, быстренько отвезли их в баллистическую лабораторию и установили, что пули выпущены из того же пистолета, из которого был убит врач Чекмарев, несчастный свидетель самого первого убийства.
 — А парень не лентяй, — между делом заметил Костя. — Работает без выходных. Не успел одного ухлопать, уже за второго принялся. Завтра ещё кого-нибудь…
 — Залетный, — констатировал Тарасенко. — Настреляет тут, соберет бабки и ищи ветра… Поедет в другой город стричь купоны. А мы расхлебывай!
 — Наша задача не расхлебывать, — строго сказал Самохин, — а предотвратить. Если допустить, что киллер ошибся, то, значит, он придет ещё раз за тем, кто ему нужен. Кого-то в этом доме он невзлюбил, и попытается ещё раз свою нелюбовь доказать на деле. Надо выяснить, сколько в доме состоятельных жильцов, которые покупают себе дорогие куртки. Возможно, кому-то из них уже светят пышные похороны. Только он об этом ещё не знает. А может, и знает, но думает, что пронесет.
 — И как это выяснить? — поинтересовался Тарасенко.
 Самохин посмотрел на него удивленно. Он не любил, когда подчиненные задавали наивные вопросы. По его мнению, они должны были все схватывать на лету, не переспрашивая, не уточняя, и не интересуясь, сколько им за это будет. В принципе, его ребята не страдали непониманием, но иногда позволяли себе расслабиться. Чтобы за них подумал начальник. Ему, мол, за это зарплату платят, чтоб он думал. Полковник это прекрасно знал, но спуску не давал. Настоящий опер, считал он, должен всегда думать своей головой, как ему выполнить приказание начальства.
 — Пойдем, я тебе объясню, — сказал Костя, заметив недовольство шефа.
 Он взял Тарасенко под локоток и потащил за собой к машинам, плотными рядами сгрудившимся с одной стороны двора, по бокам от единственного проезда.
 — Значит, так. Переписываем все не самые старые иномарки, выясняем их хозяев, сам знаешь где, и вперед. Сообщаем владельцам неприятную весть — вас, мол, ищут, и сделайте так, чтоб вас искали как можно дольше. Если кто-то из них вспомнит, за что его могут искать, он нам об этом рассказывает.
 — А если не расскажет?
 — Ему же хуже. Тогда его найдут очень скоро, и мы ему ничем не сможем помочь.
 — А мы ему и так не сможем помочь, — проворчал Юра. — Если его захотят убрать, уберут в любом случае. Между прочим, нам шеф поручил банкира пасти.
 — Банкир от нас никуда не уйдет, — уверенно сказал Костя. — Банкир сидит в банке и только нас и ждет.
 Он достал записную книжку и начал переписывать в неё номера всех более-менее приличных иномарок. Тарасенко через гаишную справочную выяснил их владельцев, и они с Костей снова отправились в путешествие по квартирам, но уже целенаправленно. Было опрошено больше двадцати человек, но с нулевым результатом. Ни один не признался в том, что ему кто-то угрожает. Ну что ж, оперативники сняли с себя всякую ответственность за их дальнейшую судьбу.
 Илья проснулся довольно рано и решил прямо с утра отправиться на охоту за банкиром, ему не терпелось снова повидать Разумовского в неформальной обстановке, где тот не будет изображать из себя аристократа, а покажет свое истинное лицо — лицо матерого афериста.
 Хотя в глубине души он и сомневался в его причастности к этому делу. Мошенники ведь могли выйти на этого сговорчивого банковского деятеля, сунуть ему на лапу, чтобы тот не отказал в кредите, и направить к нему доверчивого Илью. Ведь он, несомненно, работает в банке — вряд ли мошенникам удалось бы на время арендовать кабинет в этом учреждении. Это все-таки солидная контора, которая не разменивается сдачей внаем своих помещений. Но с такой же долей вероятности банкир, настоящий банкир, мог стать участником этого спектакля, и совсем не на вторых ролях.
 Марина ещё спала и видела кошмар про тяготы суровой жизни под забором в обществе бомжей и вокзальных потаскух. Кошмар был цветным и полнометражным, в подробностях живописующим уличные будни, и заканчивался тем, что она сама в облике шлюхи ловила на вокзале клиентов, а её драгоценный муж в дерюге и обносках стоял на привокзальной площади с протянутой рукой. Вздрогнув от ужаса, Марина проснулась и увидела в дверном проеме мужа, одетого по полной походной форме — в старую куртку, потертые джинсы и кроссовки. Ну, чем не костюм для паперти?
 — Я пошел на дело, — сказал Илья, пытаясь отогнать похмелье. — Если живым не вернусь, считай меня коммунистом.
 — Ты что, совсем опупел? — удивилась она и вылезла из постели, норовя преградить ему путь к входной двери. — Только этого мне не хватало! Пускай милиция их ищет. Ей за это деньги платят. Ты представляешь, если эти бандиты тебя изловят и отправят на тот свет? Что тогда?
 Илья зловеще ухмыльнулся.
 — Двум смертям не бывать…Они меня уже похоронили. И в этом мое преимущество. Они уверены, что меня нет. А я есть. И только я знаю их в лицо. Значит, я должен сам их найти.
 — Посмотри на себя, — усмехнулась она. — Ты же ещё не отошел после вчерашнего. Куда ты собрался идти в таком состоянии?
 — Не волнуйся, Марин, я возьму в помощь отца и Серегу. Втроем мы горы свернем. Нам бы только узнать, где они живут.
 Марина тяжко вздохнула. Ну и муженька себе посадила на шею! На войну собрался, а сам лыка не вяжет. Доковыляет до ближайшего винного ларька, там и останется. Что ж, пускай себе идет, если ноги не заплетаются.
 — Да иди, иди! Только если на карачках приползешь, я тебя не пущу.
 — Главное, мне бы их только увидеть, — продолжал буровить свое Илья. — А дальше посмотрим, кто из нас будет на карачках ползать!
 — Хорошо, хоть отец будет с тобой, — жена немного успокоилась. — А то ты, как малое дитя, вечно за тобой пригляд нужен. Обязательно влезешь в какое-нибудь дерьмо.
 — Ничего, теперь буду умней, — пообещал сам себе Илья и ушел.
 Выглянув из подъезда, он бегло оценил обстановку во дворе. Там было тихо, на стоянке машин ни одного человека. Илья хотел выйти из дверей, как вдруг заметил в синей «восьмерке», стоящей напротив подъезда, двоих. Два темных силуэта неподвижно сидели на передних сидениях. Кого они ждали? Может быть его, может быть, нет. Но сидели явно в ожидании того, кто должен был появиться из дверей. Илья убрал голову, пока его не заметили. Внимательней присмотрелся в узкое окошко справа от двери. Те, в машине, не спускали с дверей глаз.
 Он повернул назад, решив не испытывать судьбу. Поднялся на лифте на последний этаж, оттуда пробрался на чердак, прошел в соседнюю секцию, спустился на лестничную площадку, выглянул из окна во двор. Двое в машине продолжали сидеть в ожидании. Он спустился пешком на третий этаж и позвонил в знакомую до боли дверь.
 Отец с Серегой уже были готовы к походу.
 — Внизу сидят двое в машине, — доложил Илья. — Кого они ждут, не знаю, но сидят прочно. Может, и меня ждут.
 — Бандиты? — уточнил отец. — Но они же уверены, что ты убит.
 — А может, они хотят узнать, кто ещё в моей квартире живет, — предположил Илья. — Уберут остальных, и все — квартира достанется им.
 — Ну, пока ещё все живы, — заметил Серега. — Так что есть время восстановить справедливость.
 — Надо предупредить жену, — решил Илья. Он позвонил по телефону домой и попросил её из дома не выходить во избежание непредвиденной ситуации. Марина послала его подальше и сказала, что ей надо на работу, и она пойдет на нее, даже под страхом смерти.
 — Сейчас я с ними сам разберусь, — сказал Терентич, направляясь к выходу.
 — Нет, отец, я тебя не пущу! — Илья встал у него на пути. — Мне твой труп не нужен.
 — Спокойно, сынок! — Терентич показал ему кулак. — У нас в разведке и не такие передряги случались.
 — А ты что, был в разведке? — удивился Серега.
 — Не был, но знаю, — важно сказал отец. — Мне всегда говорили: «Мы бы с тобой, Терентич, в разведку пошли. Если бы ты не был приписан к кухне». Понятно!
 — Ладно, я с тобой, — согласился Илья.
 — А вот тебе-то лучше не показываться, — Отец отстранил его, открыл замок, вышел и хлопнул за собой дверью.
 Илья переглянулся с Серегой. Они поняли друг друга без слов — все, сейчас отец чего-нибудь устроит и его надо будет спасать. Побежали за ним, но он был уже в лифте. Нажал кнопку первого этажа и уехал. Илья с художником бросились вниз по лестнице, перепрыгивая через ступеньки. Но не успели. Терентич уже выходил из подъезда. Илья затормозил у двери, решив для себя, что если с отцом что-нибудь случится, он бросится под колеса «восьмерки», лишь бы изловить бандитов и наказать их на месте без суда и следствия. Художник тоже был на взводе и, похоже, не отказался бы ему в этом помочь. Илья подумал, что пока не стоит ему выставляться напоказ. Все же лучше до поры до времени пребывать в покойниках. Безопасней оно как-то. И киллерам опять же спокойней. Пускай думают, что свою работу они сделали.
 Отец направился прямо к машине с сидевшими в ней людьми.
 — Отдыхаем, молодые люди? — сказал он в приоткрытое окно.
 Сильные плечистые ребята посмотрели на него удивленно. Сидевший на сиденье водителя парень приспустил стекло, вынул сигарету изо рта.
 — А тебе что за дело, дед?
 — Хотите поживиться за чужой счет? — зло сказал Терентич. — Не получится! Квартиры вам не видать, как своих ушей! Ишь, понаехали! Думаете, если нет человека, то вместо него некому будет за квартиркой присмотреть? Ничего, найдутся люди! Так что двигайте отсюда, пока по шее не получили!
 — Ты чего буровишь, дед? — удивленно сказал второй. — Какой ещё квартиркой?
 — Той самой! Которую вы хотели хапнуть заместо кредита. Не видать вам ни бабок, ни квартиры. Понятно? Жулики!
 Молодые ребята переглянулись, молча советуясь друг с другом. Водила, открыл дверцу и вылез из машины. Встал во весь рост, нависая над Терентичем, как жирафа. Но старик ничуть не испугался, а принял боевую стойку, заведя сжатый кулак назад. Казалось, он снесет парня одним ударом, настолько решительным был его вид. И парень даже немного заволновался.
 — Слушай, дед, не знаю, о чем ты тут базаришь. Но вижу, напористый. Уж, не о той ли квартирке ты говоришь, которую парень заложил за большие бабки, кредит взял и лоханулся?
 — О той самой! — Старик занес кулак ещё подальше, изготовившись бить по физиономии парня при малейшем подозрении на его выпад. — И вам лучше отсюда убраться! А не то…
 Однако парень полез в карман и выудил оттуда удостоверение в красной корочке, развернул перед носом Терентича, подставил поближе к его глазам. Наверное, подумал, что дед слеп, как крот, и дальше своего носа ничего не видит. Но старик видел все, даже то, что сокрыто в глубинах душонки любого из смертных.
 — Мы из «омона», дед. Младший лейтенант Костырин. Как фамилия этого парня, говоришь?
 — Илья Горелов! — изумленно ответил Терентич. — Я его отец.
 — Вот мы его и пасем. Усек? — Младший лейтенант убрал удостоверение и подставил под очи старику фото его сына, переснятое с паспорта и увеличенное до размеров стандартной фотографии. По всей видимости, её вынули из архивов отделения милиции, где он был прописан.
 — Как это пасете? — не понял Терентич.
 — Ну, присматриваем за ним. Приказ шефа. Его мочкануть могут не сегодня, завтра. Обычно это делают при выходе из подъезда с утра или при входе обратно в подъезд, но вечером. Так что мы подъезд и сторожим. Чтобы, значит, подозрительные личности тут не околачивались. И если что, хватаем на месте. Нам эти парни, которые подозрительные, до зарезу нужны.
 Наконец, Терентич въехал, что за люди сидят у подъезда. Серьезные люди, оказывается. Несерьезные сидеть не будут. Значит, не зря они с Ильей наведались в управу. Менты начали разбираться, кто кого куда кинул. Жаль только, что разбираются не в том месте и не в то время.
 — Значит, он у вас вроде приманки? — недовольно сказал он. — На него киллеров ловите. Кто в него стрельнет, того и хватать будете. Получается, для вас главное — киллеров поймать, а то, что его подстрелят — плевать!
 — Не подстрелят, не волнуйся, — успокоил второй. — Иди лучше своей дорогой, дед, не отвлекай от работы! Сказано тебе, мы его пасем. Так что он под надежной охраной.
 — Ну, пасите, пасите, пастухи, — задумчиво сказал Терентич и отошел. Направился к серегиному подъезду. У самой двери обернулся, скривил рожу и исчез внутри.
 Омоновец недолго смотрел ему вслед, забрался на свое место, усмехнулся:
 — Чудной дед! Но упертый. Такому поперек не становись.
 И менты весело засмеялись.
 В подъезде отца поджидали Серега с Ильей, готовые в случае чего броситься на подмогу. Терентич доложил оперативную обстановку:
 — Эти двое из ментуры. Они тебя, Илья, того… пасут. Даже фото твое есть. Радуйся! Если киллеры появятся, они их захомутают. Только поздно сели. Вчера с вечера надо было засесть.
 — Так что делать будем? — удивился Илья. — Если я из подъезда выйду, они что… за мной поедут?
 Терентич уверенно кивнул.
 — Конечно! Сказано тебе, пасут. Ты у них заместо коровы. Ни на шаг не отпустят. Так и будут у тебя на хвосте сидеть.
 — Ну вот, теперь и от милиции прячься, — огорчился Илья. — Совсем достали!
 Стали думать, что делать дальше. Илья предложил позвонить в квартиру на первом этаже и вылезти из окна на той стороне дома. Терентич не одобрил и сказал, что надо переть напролом — он, мол, прикроет. И тут вдруг разродился идеей Серега.
 — Делаем так! — решительно сказал он. — Я выхожу, иду на стоянку, завожу тачку, подъезжаю к самым дверям. Ты выходишь и прыг на заднее сидение. Терентич — замыкающий, отвлекает внимание.
 — Заметят, — засомневался Илья.
 — Заметят, оторвемся. Другого способа все равно нет, — согласился отец.
 На том они и порешили.
 Серега вышел из подъезда, довольно непринужденно направился на стоянку, сел в свою «тойоту», невозмутимо завел движок и вскорости подъехал правым бортом к самому подъезду. Открыл заднюю дверцу. Илья пригнулся, чуть ли не на карачках прошмыгнул назад и упал на сиденье, стараясь не поднимать головы. Терентич степенно вышел из подъезда последним, неторопливо подошел к машине, деловито осмотрел её, постучал ногой по резине для проверки надутости колеса и забрался следом за Ильей на заднее сиденье. Захлопнул за собой дверцу. Серега не стал спешить и отъехал, не торопясь и не форсируя движок. При выезде со двора Терентич обернулся и бросил взгляд через заднее стекло на ментовскую тачку. Парни как ни в чем не бывало продолжали пялиться на двери подъезда.
 — Киллеров они ждут, — проворчал старик. — Ну, ждите, ждите, если надо. Долго ждать придется. А мы пока мошенников ловить будем.
 Они поехали в гостиницу, надеясь застать там Анатолия — гостя из провинции. У Ильи ещё теплилась слабая надежда, что хоть он-то был честным фраером в этом деле, и ведать не ведал, в какую влез аферу. Но, конечно, никакого Анатолия там не оказалось. В его номере проживал другой гость из провинции: какой-то новый русский с лицом явно кавказской национальности. С боем пришлось выяснять в администрации имя и фамилию предыдущего жильца. Отец устроил очередной скандал, и паспортные данные им все же сообщили. Но они ровным счетом ни о чем не говорили. Анатолий Иванович Петров. Ну и что? Иметь в России фамилию Петров, это все равно, что не иметь никакой фамилии. Еще один след был безнадежно утерян. Оставался банкир.
 В особняке за высоким забором была мертвая тишина. Валера с Мишаней дрыхли без задних ног, каждый в своей комнате, несмотря на то, что часовая стрелка подползла к десяти. Проснулись только тогда, когда запищал входной звонок. Мишаня вскочил первым, вывалился из постели, набросил на голое тело махровый халат, сунул ноги в шлепанцы. Рядом с ним в постели возлежала томная женщина, она сладко зевнула, отвернулась к стене и натянула на себя одеяло, закрывшись с головой.
 — Этот увалень ни за что не проснется, — проворчал он по адресу Валеры, побежал к пульту, включил небольшой монитор видеоглазка. На экране замаячила разозленная физиономия Тихого.
 — Чего не открываете, урки? — ругался тот. — Долго тут торчать?
 — А чего в такую рань? — отозвался Мишаня и нажал кнопку открывания ворот.
 Черная «шестерка» неслышно проехала по песчаной дорожке, остановилась у входных дверей. Тихий ворвался в дом, разозленный, голодный, словно намеревался тут все разгромить, если хозяева сейчас же не проснутся.
 — Спите, блин, а я работаю! Всю ночь не спал! Подтирал за вами, ссыкунами!
 Он сразу протопал на кухню, захлопал дверцами полок и холодильника, зашумел водой, загремел сковородкой, намереваясь основательно подкрепиться.
 Вечером после дела они с Димоном приехали на съемную хату и хорошенько обмыли удачное завершение дела. Парень бил себя в грудь и доказывал, что должен был стать дипломатом, а ему приходится заниматься грязной работой и только потому, что в институте, где учат на дипломатов, жуткий конкурс. Толян убеждал его, что в киллеры тоже жуткий конкурс, да ещё и большой отсев, такой чудовищный отсев, что мало кто доучивается до диплома, но его-то, тем не менее, взяли. Так они ни до чего хорошего не доспорили и легли спать. И сейчас Тихий приехал в особняк, чтобы отчитаться о проделанной работе, а заодно сообщить компаньонам, что пора делить вырученные бабки.
 Мишаня двинулся за Тихим, надеясь услышать от него, чем же закончилась ночь. Все знали, что должно произойти, и ждали результата с нетерпением. Устранение пострадавшего и главного свидетеля в одном лице всем развязывало руки. Теперь можно было спокойно заняться своими делами, беззаботно перемещаться по городу, не рискуя где-то вдруг попасться ему на глаза.
 — Ну что? — нетерпеливо спросил он.
 — Что? — буркнул Тихий.
 — Как с этим?
 — С кем?
 Мишаня разозлился.
 — Ну, хватит, блин! Сам знаешь!
 Тихий положил сковородку на плиту, кинул шмат масла, бухнул сверху штук пять яиц. На сковородке вкусно зашкворчало. У Мишани потекли слюнки, и ему захотелось тут же усесться за стол. Но завтракать в обществе киллера не было никакого желания. Пускай лучше женщина приготовит ему завтрак, подаст на стол и пожелает приятного аппетита. И он подавил голод в зародыше.
 — А сам я ни хрена не знаю, — зло сказал Тихий. — Все, что знал, забыл.
 — Ну и пошел ты! — обиделся Мишаня. Он хотел было идти обратно в койку, где его ждала мягкая теплая голая женщина, которая пока ещё спала и не собиралась ничего ему готовить.
 — Нет его уже, — вдруг пробормотал Тихий. — Все, можешь спать спокойно.
 Мишаня затормозил на пороге, обернулся.
 — Точно?
 Тихий усмехнулся.
 — Точнее не бывает. Димон на моих глазах его причесал. Двумя примочками. Второй раз по головке погладил. Чтоб наверняка.
 — Отлично! — выдохнул Мишаня
 — Меня благодарите, суки. Теперь менты до нас ни в жизть не доберутся.
 — Учтем при дележе, — буркнул Мишаня и пошел в спальню, по пути заглянув в туалет.
 В спальной он скинул халат, забрался в постельку, осторожно прижался в женщине. Она спала лицом к стене, разбросав по подушке длинные волнистые волосы. Он отбросил одеяло, нашел в волосах её ухо и шепотом сказал в него:
 — Слышь, Наташка! Его больше нет. Теперь все чисто. Никаких следов.
 Женщина резко обернулась, подняла голову, отбросила назад волосы. Одеяло сползло, оголив округлые плечи и мощные груди.
 — Кого больше нет?
 — Твоего академика. Толян его причесал.
 По её лицу пробежала тень недовольства. Она откинулась на подушку, вперила взгляд в потолок, словно что-то припоминая. Теперь события недавних дней казались ей уже безвозвратно ушедшими.
 — Жаль! Хороший был любовничек. Он мне даже нравился.
 — Дура! — проворчал Мишаня, положил на неё ногу и забрался верхом. — Я чем хуже?
 — Ты много пьешь.
 Он решил её примерно наказать за такое нелестное сравнение, продемонстрировав, что способен на многое. Подмяв её под себя, он показал ей, кто на самом деле лучший. Наташка стонала и выла под его яростным атаками, но Мишаня не сдавался и не шел ни на какое перемирие. За полчаса они измочалили друг друга до изнеможения.
 Спавший в соседней комнате Валера так и не проснулся. Он вышел в столовую, когда все уже позавтракали. Лениво зевнул, потянулся, проверил, что есть съестного, хлопнул Наташку по заднему месту.
 — Сделай чего-нибудь. Жрать хочется.
 Наташка послушно принялась готовить ему завтрак.
 — Слышь, Валер, Толян приехал час назад, — серьезно сказал Мишаня.
 — И что? — зевнул Валера, словно это его совершенно не касалось. Как-то вылетело у него из головы то, ЧТО должно было свершиться сегодня ночью, и что именно Тихий должен был поставить точку.
 — Говорит, менты возле нашего дома крутятся. Ищут какого-то толстяка плешивого. Федя Петелин его фамилия. У них все приметы есть. Дурик им сообщил. Могут и к нам зайти. Представляешь, если тебя здесь увидят.
 Все это было сказано на полном серьезе, и Валера не на шутку испугался. У него забегали глаза, он нервно переводил взгляд с Мишани на Наташку, надеясь увидеть на их лицах хоть тень улыбки. Но они были серьезны, как никогда.
 — Иди ты! — изумленно проговорил он. — Как они нас нашли?
 — Толян на хвосте привел. Сейчас соседей опросят, потом к нам наведаются. Иди, спрячься на чердаке.
 Валера не знал, куда ему идти. Смертельно хотелось есть, тем более что Наташка уже подогрела что-то вкусное на плите, но и оставаться было опасно. Он мучительно соображал, верить этим угрозам или нет. Трудно понять спросонья чьи-то шутки, которые могут оказаться вполне серьезны. Ментов он терпеть не мог, и встречаться с ними считал ниже своего достоинства. Вдруг они не станут уважать неприкосновенность его личности и положат мордой на пол, нацепив перед этим браслеты.
 — А чего ж дурик им твои приметы не сообщил? — недоверчиво спросил он. — Может, они и тебя ищут?
 — Потому что дурик уже в ящик сыграл, дубина! — сказал Мишаня и громко заржал. — Его Толян вчера причесал. Так что теперь никто ничего никому не сообщит! Понял, чудо!
 Просто вся столовая содрогалась от раскатов его смеха. Даже Наташка и та засмеялась, сказав сквозь смех:
 — Да, Валерик, тебя на понт взять пару пустяков!
 Толстяк, немного обиженный, сел за стол и хотел было приняться за завтрак. Наташка приготовила ему отменную яичницу, от которой шел такой аромат, что Валера готов был запихать её в рот целиком. Он уже изготовился это сделать, но тут в дверях появился Тихий. Он был на улице и собирался уже завести машину, чтобы ехать обратно в город.
 — Сидите жрете? — зло сказал он. — А возле дома менты крутятся!
 Все вскочили со своих мест, роняя на пол стулья.

 Глава 8

 Они подъехали к зданию «Сигма-банка», строгому зданию конца сороковых годов, но в соответствии с новыми веяниями отделанным черным мрамором. На стоянку заезжать не имело смысла — среди холеных откормленных иномарок потрепанная проржавевшая «хонда» смотрелась бы, как бомж на великосветском приеме. Да и вряд ли пустил бы охранник. Торчать возле тротуара в ряду припаркованных машин тоже было не лучшим решением, ведь люди, сидевшие в одной из них, выглядели бы подозрительно. Чего, спрашивается, эти трое сидят в машине возле банка? Во времена разрастания криминала и терроризма такой вопрос вполне уместен. Но они, эти трое, об этом не хотели думать, и поэтому пристроились на свободное место рядом с тротуаром, по которому то и дело шныряли нищие граждане, для которых банк был чем-то вроде мавзолея — и заходить боязно, и до жути интересно.
 — И сколько этого банкира ждать будем? — уточнил Серега. Вообще-то его тянуло домой, к мольберту, и только лишь катастрофическое положение, в котором оказался друг, заставляло идти на компромисс.
 — Может, мне на разведку сходить? — предложил Илья, который сидел рядом с ним на переднем сидении. — Проверю, присутствует ли он на работе. А то, может, его там и нет.
 — Не надо, — буркнул сзади отец. — Ну, на работе он. И что делать будем? Пробиваться с боями к нему в кабинет? Вряд ли пробьемся.
 — К сожалению, — вздохнул Илья. — Охраны там столько понатыкано! Когда я к нему в кабинет шел, три поста прошел. И каждый паспорт проверил.
 — Значит, штурм отменяется.
 — Давайте, я схожу. Узнаю, как обстановка! — предложил Серега. — Он меня не знает.
 — Дальше операционного зала тебя не пустят, — сказал Илья.
 — Придется ждать до вечера, — предложил отец. — Когда он выйдет из банка и сядет в свою тачку. Кстати, какая у него тачка?
 — Черный «мерседес». Здесь таких половина. Я же номер не запомнил.
 Они немного помолчали, поглядывая на двери банка и по сторонам. Иногда из дверей выходили солидные люди с папочками, садились в свои роскошные тачки, уезжали. Приезжали новые, парковались на стоянке, заходили в двери. Протекал обычный рабочий день. Серега посмотрел на часы.
 — Долго ждать придется. Может, вечером подъедем?
 — А если упустим? — заметил Терентич. — Он может закончить в пять, а может просидеть до десяти. Ты же не знаешь, когда он выйдет!
 Илья пристально смотрел на двери банка, надеясь неожиданно увидеть банкира, легкой походкой делового человека выпархивающего из них. И мучительно думал о том, как он подойдет к банкиру и что ему скажет. Например, вот это: «Вы, сударь, мошенник, и ваша песенка спета. Сейчас проедем в управу, и я сдам вас с рук на руки ментам». Банкир ответит: «Пошел ты…» и кивнет своему телохранителю. Тот не станет церемониться и даст Илье увесистого пинка. Тогда лучше подойти и сказать так: «Кредит я вам не верну по одной простой причине — я убит». На что он ответит: «Если не вернешь, тогда точно будешь убит. А твоя жена, дочь и любимая теща будут жить по подворотням». Хорошо, тогда лучше… Наконец, ему надоело придумывать варианты, и он решил действовать по наитию.
 — Слушайте, какая разница, когда он выйдет? — сказал он. — Какая нам разница?
 — То есть как это какая? — не понял отец.
 — Ну вышел! Дальше что? Что мы ему можем предъявить? Он скажет, что давал кредит на законных основаниях и попросит вернуть его в срок. Если я не верну, он отберет квартиру. На законных основаниях. Вот и все! Какие у нас против него обвинения? Никаких…
 — А может, он вообще не при чем? — уточнил Серега.
 — Может, и не при чем, — вздохнул Илья.
 — Тогда поехали отсюда! — предложил отец.
 — Поехали, — сказал Серега и взялся за ключ зажигания.
 Но тут постучали в стекло. Рядом с машиной стояли два молодых парня в джинсах и кожаных куртках. Два крепких плечистых парня, похожие на бандитов. Правда, физии у них были худые и осунувшиеся, а совсем не откормленные и не пышущие здоровьем.
 Серега опустил стекло. Один из парней достал из кармана красную корочку, развернул её и показал всем. На развороте светилась его фотография, на которой помимо лица красовались погоны форменного кителя.
 — Капитан Корнюшин. Уголовный розыск.
 — Хм, капитан, — проворчал Терентич. — А я старший капитан.
 Костя покосился на него недовольно, но ничего не сказал. Другой парень тоже развернул свой документ.
 — Старший лейтенант Тарасенко.
 — Еще лучше… — опять проворчал отец.
 — Позвольте полюбопытствовать? — вежливо, но строго, спросил Костя. — Чем обязан этот скромный банк вашему присутствию?
 — Какой ещё банк? — недовольно пробурчал Терентич.
 Костя со злостью посмотрел на него, скрипнул зубами, но отвечать на выпад старика не стал. Обернулся и показал большим пальцем за спину, в сторону стеклянных дверей.
 — Тот, что напротив. Видите над дверями аршинные буквы. Если их сложить вместе, получится название — «Сигма-банк».
 — Ну и что? — проворчал отец. — Даже если бы там было написано «Прачечная», нас бы это тоже не волновало.
 — Если бы это была прачечная, я бы вам слова не сказал, — немного разозлился Костя. Он не ожидал такого приема, и, пожалуй, старику досталось бы на орехи, если бы он был помоложе. — А поскольку это банк, который мы некоторым образом охраняем, то нам не нравится, когда возле него торчат подозрительные личности. А вы уже полчаса сидите в машине и разглядываете его двери. Вы что, кого-нибудь ждете?
 — Ждем! — уверенно заявил Терентич. — Там работает мой зять.
 — Неужели? И много у вас родственников по банкам работает?
 — Хватает, — буркнул отец. — У нас вся семья — потомственные банкиры.
 Операм надоело это словоблудие. У них, конечно, времени много, но терпение не железное. Да и за дверями следить надо, не отвлекаясь на всяких чудиков.
 — Предъявите документы, — строго сказал Костя. — Если они есть.
 — А здесь что, запретная территория? — спросил Терентич, даже не пошевелившись, чтобы достать свое удостоверение.
 — Пап, да не выступай ты! А то сейчас объясняться придется. — Илья полез во внутренний карман и достал паспорт. Протянул его Корнюшину.
 Костя пролистал паспорт, сверил фото с оригиналом, уточнил адрес прописки, хотел вернуть обратно. Задержал немного, ещё раз раскрыл первую страницу, чтобы прочитать фамилию.
 — Горелов, Горелов… Где-то я недавно слышал эту фамилию. А?
 — В Большом театре, — буркнул Терентич, который никак не мог сдержаться. — Он там пел.
 — У вас ещё и певцы в семье! — Костя зло посмотрел на деда и перевел взгляд на Илью. — Это случайно не вы написали заяву насчет кидал из «Сигма-банка»?
 — Случайно, мы. — Илья опустил голову.
 — Ага! — обрадовался чему-то Тарасенко. — И вы думаете, что они здесь появятся, да?
 — Ничего мы не думаем! — буркнул отец. — Если б думали, не вляпались бы во все это дерьмо.
 Илья поморщился, словно от боли, поднял голову, через силу посмотрел Косте в глаза. В них он не увидел ни капли сочувствия, лишь одно презрение. И ещё раз убедился, что менты — тоже враги, но менее опасные. Они ничем не помогут, только своих обвинений навешают.
 — Я хочу встретиться с банкиром, — тихо сказал он.
 — Зачем? — уточнил Костя.
 — Просто посмотреть ему в глаза. Он меня увидит и занервничает. Значит, он тоже замешан в этом деле.
 — А если не занервничает?
 — Тогда… не знаю. — Илья растерялся. Он и сам не мог ответить себе, что он хочет получить от банкира. Действительно, если тот никак не проявит себя, что тогда делать? Привязывать его к стулу и бить, пока не сознается? Пожалуй, это лучше получится у ментов. Но что-то ведь надо делать?
 Костя хмуро смотрел на него.
 — Если не знаете, то и нечего маячить на виду у всех. Он вас увидит и станет осторожней. А мы его пасем профессионально. Он нас не увидит. И если он в этом деле замешан, обязательно расколем. Так что уезжайте отсюда и не мешайте нам работать.
 — Ладно, сейчас уедем, — Серега с готовностью завел движок. Он редко имел дело с ментами и иметь не собирался. Поэтому решил, что лучше убраться отсюда как можно скорей.
 Вот кому такой оборот дела совсем не понравился, так это Терентичу.
 — Совсем житья нет от этих ментов, — проворчал он. — Я был кадровым офицером, а какие-то голодранцы мне шагу не дают ступить!
 Костя стал суров и раздраженно сказал:
 — Может, вас задержать до выяснения, а? Посидите в обезьяннике, отдохнете, соберетесь с мыслями. Может, чего вспомните. И нам спокойней. Иначе мы с вами тут ни хрена не сделаем.
 — Зачем такие крутые меры, капитан? — засомневался Тарасенко. — Они тоже люди. Их можно понять. Какие-то проходимцы кинули, хочется их найти и разобраться самим. Но только разбираться надо в рамках закона, а не самосудом. Иначе полный беспредел получится.
 — А во времена беспредела по-другому нельзя! — заявил Терентич. — Это в наше время ещё более-менее закон был. А сейчас…
 — Так не надо этот беспредел самим устраивать! — взвился Костя. — Если каждый будет за пушку хвататься, что получится? Беспредел и получится.
 — Лучше езжайте, пока мы добрые, — предложил Тарасенко. — А то капитан Корнюшин может и разозлиться.
 Художника не надо было долго упрашивать. Он дернул ручку переключения передач и нажал на газ. Машина со свистом отъехала, оставив на тротуаре двоих усталых ментов. Терентич ещё долго ворчал на них и грозился написать жалобу руководству.
 Уже к часу дня Корнюшин с Тарасенко закончили дела по убийству бомжа на Вятской улице: прошлись по всем квартирам, опросили, кого могли, и даже допросили с пристрастием владельцев иномарок, припаркованных на ночь во дворе. Но ничего определенного выяснить так и не удалось. На кого было покушение и кто именно отделался легким испугом вместо того, чтобы получить пулю в затылок, так и осталось загадкой. Было ясно только одно — это убийство оказалось чистой случайностью. Бомж поперся через двор, когда там охотились совсем за другим. Самохин так и отчитался перед начальством, сказав, что это дело можно смело зачислять в разряд висяков.
 Хотя лично ему было очевидно, что все недавние события варятся в одной каше. Он поделился с ребятами своими соображениями, и они с ним в принципе согласились. Очевидно, что кашу заварила некая преступная группа, причем группа достаточно профессиональная, с толковым руководителем, которая работает чисто, не оставляя за собой никаких следов, а только лишь одни безмолвные трупы. Тот засвеченный киллер, физию которого показывают по ящику, скорее всего, уже пребывает на небесах. Если его не опознали на следующий день, значит, вычислить его сейчас практически невозможно. Одинаковые гильзы, найденные на месте убийства свидетеля Чекмарева и на месте убийства никому неизвестного бомжа, ясно говорят о том, что за дело взялся один и тот же киллер. Его рука указывает на одного заказчика обеих убийств, а, значит, совсем скоро в городе прогремят ещё выстрелы, которые оборвут жизнь какого-нибудь бизнесмена, падкого до легких денег.
 И полковник приказал своим орлам вплотную заняться банкиром. Только он один мог вывести на банду, если, конечно, имел к ней хоть какое-то отношение. И если вдруг по какой-то счастливой случайности удастся взять банкира за жабры, возможно, зацепят и всех остальных.
 Корнюшин, Тарасенко и радиотехник Геша Скворцов из бригады Балашова подъехали на костиной «девятке» к банку и заняли там наблюдательный пост, но не на самой стоянке и не рядом с тротуаром, как Илья с Серегой и Терентичем, а в глубине дворика, примыкающего к территории финансового учреждения. Так что стороннему прохожему становилось непонятно, чья эта машина — одного из клиентов банка или одного из жильцов дома по соседству. А выходящие из дверей деловые люди вообще не обращали на неё никакого внимания.
 На стоянке уже торчала машина банкира — черный пятисотый «мерседес» — её номера выяснили заблаговременно. Задача была сложной — поставить в неё жучок, чтобы прослушивать его разговоры вне кабинета, где, скорее всего, он держал язык за зубами, опасаясь чужих ушей и, вполне возможно, электронной прослушки. Вся трудность заключалась в том, чтобы проникнуть в салон закрытой машины, стоящей на сигнализации. Но, по-видимому, хорошему специалисту это не представлялось такой уж большой проблемой.
 — Ну и как ты собираешься это сделать? — недоверчиво поинтересовался Юра Тарасенко у Геши. — Вскроешь тачку, а она запоет. Или ты сделаешь это, не залезая в салон?
 — Пускай поет, — отмахнулся тот. — Я как настоящий вор — все делаю быстро и незаметно. Вы, главное, отвлеките охранника на стоянке.
 Они вылезли из машины и разошлись в разные стороны. Геша двинулся спокойным шагом по направлению к «мерсу» банкира, а Костя с Юрой направились прямиком к будке охранника. Там сидел молодой парень в фирменной форме и сонным взглядом пялился на стоявшие машины. Еще в его задачу входило поднимать небольшой шлагбаум, перекрывающий въезд на стоянку, и приветствовать начальство.
 — Как жизнь, служивый? — обратился к нему Костя.
 Охранник лениво повернул голову и бросил:
 — Нормально.
 — Не видел у вас на стоянке такой тачки — темно-серый двухсот восьмидесятый «мерс», госномер два, пять, семь, У, Е?
 — Не видел? — недовольно буркнул охранник. — А вам он на кой? Вы кто будете?
 — Уголовный розыск. — Костя вынул из внутреннего кармана удостоверение, развернул перед носом удивленного парня. — Плотно ищем эту тачку. А вместе с ней её хозяина. Имеем сведения, что он наведывается в банки с целью провернуть мошенническую аферу с фальшивыми авизовками. Парочку серьезных банков он уже кинул.
 — А-а…
 — Запиши номер этой тачки, — сказал Тарасенко. — Если увидишь, сообщи нам. О'кей?
 — Ладно, сообщу, — ответил парень без всякого энтузиазма, заранее зная, что никому ничего он сообщать не будет. Делать ему больше нечего, как какие-то номера высматривать. Все банковские тачки он знает наперечет, а чужую ни за какие бабки сюда не пустит. Ну, разве только за сотню баксов. — А по какому телефону?
 — Ты запиши, я продиктую.
 Парень выдвинул ящик стола, сунулся туда, нашарил карандаш, стал искать, на чем записать. В этот момент запела сигнализация одной из стоящих на стоянке машин.
 Пока охранник отвлекался на дурацкие вопросы оперов, радиотехник Геша появился рядом с машиной банкира и аккуратно вскрыл дверцу «мерседеса» одной из отмычек, конфискованных в свое время у профессиональных угонщиков. Естественно, на весь двор запела сирена. Он молниеносно подсунул под приборную панель жучок, закрепив его на магнитике, и тут же захлопнул дверцу. После этой, не очень сложной операции, он нырнул за ближайшую машину и был таков. «Мерс» продолжал разоряться ещё минут пять, не больше.
 — Погодите вы! — Охранник выскочил из будки, оттолкнув Костю с дороги, побежал в направлении певучей машины. Но она крикнула ещё несколько раз и заглохла. Парень обошел «мерседес» со всех сторон, но не заметил никаких повреждений. Обычное дело — дунул ветер посильней, чувствительный датчик сработал и запустил сирену. Ветер утих, и датчик дал отбой. Парень вернулся обратно в будку.
 — Понаставили себе навороченных сигнализаций! — ворчал он. — Реагируют на каждый чих. Что вы там говорили насчет «мерса»?
 — Вот его госномер и номер нашего телефона, — Тарасенко протянул парню листок бумаги, выдернутый из записной книжки. На нем были написаны ручкой несколько выдуманных цифр. Даже телефон был липовый.
 — А, ну да! — Охранник взял листок и засунул его куда-то под журналы.
 Костя толкнул дверь, выбрался из будочки.
 — Ну все, бывай! И не спи, смотри.
 Опера тут же растворились между машинами.
 Когда они добрались до своей «девятки», Геша уже отдыхал на заднем сидении. Он настроил приемник и проверял работу магнитофона.
 — Пока можете послушать музон, а когда ваш подопечный сядет в машину, я настрою приемник на нужную частоту.
 — Спасибо, Эдисон. — Костя плюхнулся на сиденье водителя. — За нами бутылка коньяка.
 — Эх, если бы всегда выполняли свои обещания, я бы давно спился! — вздохнул Геша.
 Они принялись ждать банкира. Для начала покурили, потом послушали музыку одной из молодежных радиостанций, ещё разок курнули, опять послушали. Через час им все это надоело, и они стали подумывать о том, чем бы им развлечься. Тут и подвернулась ободранная «тойота», которая уже полчаса отсвечивала на проезжей части возле тротуара. Сама по себе машина не вызвала бы подозрения, если бы в ней не находились три подозрительных типа, которые почему-то не предпринимали никаких действий. Никто из троих не покидал машины и не заходил в двери банка, они не уезжали и даже не заводили движок. Было ясно, что они кого-то ждут. Или за кем-то следят. На худой конец, готовят теракт. В нынешние времена все может быть. Во всяком случае, проверить их личности не помешает. И оперативники вылезли из «девятки», оставив Гешу наслаждаться блюзами «Дайр стрейтс».
 Тихий уехал сразу после того, как напугал всех нашествием ментов. Менты, действительно, были, но это оказался просто местный патруль, неизвестно зачем появившийся в элитном поселке с богатыми особнячками. То ли менты забирали какого-то подвыпившего хозяина особняка, решившего раз и навсегда разобраться с женой, то ли искали, за чей бы счет им самим выпить. Они покрутились минут пятнадцать возле дома, проехали по улочке пару раз туда-сюда и испарились, как будто их и не было. Тихий только посмеялся над испугом своих компаньонов, сел в машину и куда-то уехал, даже не удосужившись сообщить, куда. После его ухода все немного успокоились. Какую-то повышенную нервозность и атмосферу страха создавал этот прораб киллеров. И Валера, и Мишаня рядом с ним чувствовали себя не в своей тарелке, словно постоянно находились на мушке. Скажешь что-то не так, ему не понравится, он возьмет и причешет. У них, у киллеров, нервы расшатаны до предела. Людей стрелять не так просто, как кажется на первый взгляд. Все время находятся на грани нервного срыва. Почти как артисты. И самое отвратительное то, что эта нервозность передается всем, кто попадает в его окружение.
 — Натали, пойдем в мою келью, — сказал Валера и приобнял Наташку за талию. — Я тебе покажу один маленький фокус. Тебе понравится.
 — Видела я твой фокус! — Отмахнулась Наташка. — Он у тебя такой маленький, что смотреть противно.
 И она громко засмеялась. Мишаня её поддержал. Просто не мог сдержаться, чтобы не захохотать вместе с ней. Хотя и знал, что разозлит напарника. И смертельно его обидит. Толстяк не любит, когда высмеивают его физические недостатки. Он с таким вниманием холит и лелеет свои телеса, как будто для него ничего ценней своей утробы нет.
 — У тебя, Валер, только один фокус получается! — сквозь смех заметил Мишаня. — Бутылку с пивом зубами открыть.
 Они ещё немного посмеялись и ушли в спальню. Оттуда сразу стали доноситься дикий смех, топот, какие-то крики и жуткий скрип кровати. Видно, Мишаня снова оседлал Наташку и принялся выбивать из неё дух своими наскоками на её мягкую и податливую плоть.
 Валера люто обиделся. Мало того, что его подняли на смех, так Наташка нагло отвергла его притязания. Что-то она слишком увлеклась этим доходягой Мишаней. Ну что она в нем нашла? Кожа и кости. То ли дело он — мяса много, живот объемист, сам весь упитан и пышет здоровьем. Любо дорого посмотреть! Так нет, постоянно говорит, что Мишаня ей нравится больше, и спать она будет только с ним. Ну, может, ещё и с Толяном, если тот попросит. Больше ни с кем. Стерва!
 Он засел в гостиной, обложившись бутылками с пивом, и принялся подсчитывать на калькуляторе, какая кому из участников последней сделки достанется сумма, если все бабки делить в соответствии с обговоренными заранее процентами. Ему лично выходило почти сорок с небольшим тысяч баксов после обналичивания суммы со счета и продажи квартиры лоха. Однако подсчитав суммы остальных сообщников, он вдруг увидел, что ему выходило практически столько же, сколько и у этого дистрофика Мишани, хотя его, Валерина, роль была намного серьезней. Если бы он в самом начале аферы допустил прокол, и лох не доверился ему, не видать бы им всем никаких барышей. Он с обидой признал, что Мишаня обскакал его и тут. И со злости швырнул стаканом в стену, за которой слышался наташкин хохот и бормотание Мишани. В её спальне на втором этаже развлекались во всю, сотрясая весь дом до основания, и здесь в гостиной гудела стена, и ходил ходуном потолок.
 Наконец, все стихло, и в гостиную вышел Мишаня, измотанный и уставший, словно после марш-броска, отыскал чуть ли последнюю бутылку пива, рухнул на диван и жадно приложился к ней. Вылакал почти всю, не отрываясь, утер рот рукавом махрового халата.
 — Ну и кобылица! — пожаловался он. — Врагу не пожелаю! Так меня измочалила.
 Валере захотелось вцепиться ему в горло.
 — Чтоб ты сдох! Мы же с тобой договорились, гад! Одну ночь ты, одну ночь — я.
 Мишаня ухмыльнулся.
 — Как истинный джентльмен, я не могу заставить женщину спать с нелюбимым человеком. Она сама выбирает.
 — Да эта стерва с кем только не спит! — огрызнулся Валера. — Даже с этим дуриком, которого мы кинули.
 — Так то для дела. — Пожал плечами Мишаня. — А ради этого я готов на все.
 — Вот о деле я и хочу перетереть. — Валера подсел к нему поближе и прижал локтем к спинке дивана.
 Мишаня высвободился из-под пресса и отсел подальше. Поймал на себе недобрый валеркин взгляд. Толстяк хмуро смотрел на него, словно примериваясь, как его сподручней придушить.
 — Тебе не кажется, что твоя роль в последнем деле несколько преувеличена?
 — Чего? — Мишаня удивленно нахмурил брови, догадываясь, для чего Валера затеял этот базар. Ясное дело, хочет перетянуть одеяло на себя, преувеличив свою роль, и выторговать себе большую долю. Не выйдет! Ставки процента обговорены заранее, и никто их менять не позволит. Сколько положено каждому получить, столько и получит. Положена половина, получит половину, положена пуля, именно она и достанется. Что установлено свыше, не нам менять.
 — Вот того! — рявкнул Валера, брызнув в лицо Мишане пивной слюной. — Если бы я дурика не обработал как надо, хрен бы он тебе поверил. Как я ему заливал, какие песни пел, тебе бы это ни в жизнь не спеть.
 — Ну, и чего ты хочешь? — Мишаня нахмурился, прекрасно понимая, чего добивается компаньон.
 — Буду с шефом толковать. — Дышал на него Валера. — Пускай повышает мою долю.
 — Тебе что, мало? — раздраженно бросил Мишаня. — Что ты с этими бабками делать будешь?
 — Не твоего ума! — отмахнулся Валера. — Хочу удрать заграницу!
 — А тебе здесь плохо?
 — А кому здесь хорошо? Я такого человека не знаю.
 Мишаня недовольно поморщился.
 — И за счет чего он тебе долю повысит, интересно?
 — А меня волнует! — пожал плечами толстяк. — Пускай хоть за счет твоей. Не взыщи. Все должно быть по справедливости. Скажешь, не так?
 Мишаня постепенно наливался гневом. Кровь подступила к голове, и он готов был взорваться, если бы от этого взрыва хоть немного пострадал бы толстяк.
 — А тебе не приходит в башку, скот, — или в ней только пиво плещется — что я намного важней роль сыграл! Ты только представь себе на секунду, если бы дурик полез коробки проверять! А? Это я его за руку удержал. Ты мог перед ним на задних лапах ходить, но если бы он хотя бы одну коробку с мусором открыл. Все! Ты бы, гад, не получил не гроша.
 Валера вполне осознавал, что произошло бы в этом случае. И здесь роль Мишани вне всяких сомнений. Но и он, Валера, не последняя скрипка в оркестре. Это все должны ценить по достоинству. И оплачивать соответственно.
 — А пошел бы дурик на склад, если бы я его в этом не убедил? — зашипел Валера. — Стал бы он связываться с кредитом, если бы я его не уговорил? Не забывай этого, козел!
 Валера сунул Мишане под нос мохнатый кулачище. Тому это, конечно, не понравилось. И он не только сунул свой кулачище под нос Валере, но и съездил ему в челюсть. Тут уж Валера схватил Мишаню за шиворот, выдернул с дивана и положил на пол. Несмотря на свои объемистые габариты, руками махать он умел и всегда попадал кулаком туда, куда метил. Так они и принялись лупить друг друга почем зря, расходуя последние силы и изливая накопившуюся злость.
 Наташка вышла в гостиную и, подперев косяк, равнодушно наблюдала, как два здоровенных мужика перекатываются по паласу, наседая друг на друга. То один оказывался сверху, то другой. Они шипели, рычали и пытались схватить напарника за горло. Звуковым фоном этой драки стал звон пустой посуды, в обилии валяющейся под ногами. Наташка ещё немного посмотрела на это представление, но, наконец, оно ей надоело, и она, громко зевнув, сказала:
 — Может, хватит, мальчики? Или вы хотите покалечить друг друга? Учтите, я с инвалидами не сплю.
 Мужички немного выдохлись, успокоились, и расцепились. Стали подниматься на ноги, покряхтывая, приводя себя в порядок и потирая ушибы. В результате победила дружба. Валера подбил Мишане глаз, а тот расквасил ему нос. Толстяк отыскал в кармане платок и стал промокать текущую из носа кровь.
 — Ладно, — сказал он, тяжело дыша. — Потом поговорим по-другому. И возможно, один из нас не получит ничего.
 — Я даже знаю, кто! — выдохнул Мишаня.
 Валера окончательно обиделся и, не желая больше разговаривать с кровными врагами, ушел в свою комнату, оделся, сел в «ниссан» и поехал в спорткомплекс, чтобы как следует расслабиться в сауне. Там можно было забыть обо всем и отдохнуть душой и телом. Да ещё заказать голенькую девочку по сходной цене, чтобы удовлетворить свою плоть. Жаль только, что такой пухленькой телки, как Наташка, там не получишь. Все какие-то костлявые попадаются.

 Глава 9

 Встреча с ментами оставила неприятный осадок у всех. Терентич ещё долго ругался на оперов, обзывая их ленивыми солдафонами, которые тупо исполняют возложенные на них обязанности, не принимая в расчет ни чужие мнения, ни изменившиеся обстоятельства.
 — Попались бы они мне в армии, я бы их научил родину любить, — ворчал он.
 Несмотря на это, все оказалось не так плохо. Илья уже понял, что торчать возле банка не имеет никакого смысла. Связываться с банкиром пока было просто глупо. Доказательств его причастности к афере у них никаких, и банкир мог с легкостью отмести любые обвинения. Пускай им занимаются менты, решил Илья, если уж они взвалили на себя такую ношу. У него созрел другой план — попробовать отловить Федю. Федя вряд ли откажется от посещения своих излюбленных мест, ведь он уверен, что свидетеля больше нет, и его никто не сможет опознать. Илья ещё раз оценил по достоинству свое стратегическое преимущество. Одним из мест, где этот прохиндей мог появиться и которое было хорошо известно ему, Илье, являлась сауна спорткомплекса.
 Они подъехали на место часам к трем пополудни. Художник завел машину на стоянку, она была бесплатной, и их пропустили без проблем. Серега с отцом собрались было расслабиться, развалившись на сиденьях. Отец даже прикрыл глаза, чтобы покемарить, да только ему это не удалось. Илья вылез наружу, прошелся по стоянке, осматривая машины, и вдруг вздрогнул от неожиданности. Его просто прошиб холодный пот. В нескольких метрах от них торчал серебристый «ниссан». Точно такой же он видел раньше. И даже сидел за его рулем, когда приезжал в ресторан на встречу с банкиром. Такой же «ниссан» принадлежал Феде Петелину. Илья запомнил номер, но, к сожалению, тех цифр: двойки, тройки и пятерки, в госномере этой машины не было. Он немного расстроился из-за того, что ошибся, и принялся разглядывать салон, надеясь увидеть знакомые детали. Да, все было очень знакомо, стояла такая же магнитола, и точно такой же брелок висел на зеркале заднего вида. Неужели Федя сменил номер? Почему бы и нет, ведь аферисты готовились основательно, могли и позаботиться о такой важной детали, как номер машины. Но тут же эту мысль сменила другая. А что если Федя со своей приметной иномаркой уже далеко, и этот «ниссан» принадлежит совершенно постороннему человеку? Илья вернулся в машину, где отдыхали его сподвижники.
 — А машина-то, похоже, Федина! — Он показал на «ниссан». — Не узнаешь, пап?
 — Чья она, того толстого? — нахмурился Терентич, вылез из машины и прошелся до фединой тачки. — Похожа. Хотя я тогда не присматривался. Я в них не разбираюсь. Но цвет, кажись, тот же.
 — Его, его, — не очень уверенно проговорил Илья. Он не хотел делиться с отцом своими сомнениями. Зачем так сразу расстраивать его.
 — Будем брать? — уточнил Серега, потирая руки. Ему надоело ожидание и хотелось реального дела. Но дело что-то пока не клеилось.
 Первым порывом Ильи было самое простое действие — захват. Подождать Федю, когда он выйдет из сауны, если это действительно он, оглушить чем-нибудь тяжелым, затолкать в тачку, отвезти в укромное местечко и вытрясти из него все, что он знает и чего не знает. Накопившаяся злость требовала именно этого. Вторым порывом было желание сдать его ментам. Пускай разбираются с ним они. Это их прямая обязанность. Они, конечно, посадят Федю в изолятор временного содержания и будут водить его на бесконечные допросы. А он, Илья, тем временем останется без квартиры. Оба варианта были реальны, но, как ему казалось, не принесли бы ожидаемого результата.
 — Нет, надо все выяснить до конца. — Илья помотал головой. — Сначала я схожу в сауну, выясню обстановку. Если он там, тогда…
 — Тогда что? — спросил отец. Интонация его голоса была чуть насмешлива. Словно говорил: «Ну, давай, придумывай, а я ещё погляжу, что из этого выйдет».
 — Тогда хватаю его за глотку и разговариваю с помощью силы.
 — А если он сильней? — таким же тоном бросил отец с заднего сиденья.
 Илья резко обернулся к нему. Вроде бы отец заговорил совсем по-другому. Еще утром он готов был броситься в бой, чтобы растерзать любого из бандюков, а сейчас пошел на попятную. Что, обломали ему крылья менты? Или он придумал какой-то свой хитрый ход?
 — А я злей! Я его убить могу!
 — Это не поможет тебе вернуть квартиру, — резонно заметил Терентич.
 — И что ты предлагаешь? — спросил Серега. — Вежливо побеседовать с ним, спросить, не знает ли он, где деньги, и разойтись?
 — Предлагаю не торопиться, — веско сказал старик. — Сначала надо осмотреться, окопаться, сходить за линию фронта на разведку. Узнать силы противника. И вот тогда наступать. Или отступать. Смотря по обстоятельствам.
 — Отступать? — возмутился Илья. — Ну, уж нет! Ни за что!
 — И это правильно, — согласился отец. — Но идти напролом глупо. В сауне могут быть его дружки. Он может быть вооружен. Его дружки тоже могут быть вооружены. Один ты ничего сделаешь. Только погибнешь. И мы тебе не поможем, даже если пойдем все вместе.
 — И что тогда? Ждать?
 — Да! Ждать! — твердо сказал отец. — Они ведь выйдут из сауны когда-нибудь? Выйдут. И сядут в свою тачку. Мы их не пропустим. Надо проследить за ними. Узнать, где они обитают. Обложить их хату. И прижать к стенке. Каким образом, пока не знаю, но можно придумать.
 — А если он там один?
 — Тогда он должен вывести нас на остальных.
 Обсудив стратегию и тактику дальнейших действий, они замолчали и стали ждать. Ждали недолго, часа два. А могли ждать и до вечера. Так что ещё повезло.
 Наконец, из дверей спорткомплекса собственной персоной вывалился разгоряченный «Федя» в шикарной дубленке, расстегнутой на пузе.
 Илья встрепенулся с воодушевлением посмотрел на своих сподвижников. На ловца и зверь бежит, как бы говорил его взгляд. Серега с отцом его поняли и во все глаза смотрели на одного из мошенников, живого и невредимого, которого хоть сейчас можно было брать голыми руками. Это и предложил Серега.
 — Может, возьмем? Подвесим за яйца, он нам сам все расскажет: кто, когда и зачем.
 Это было самое простое. И самое неэффективное. Толстяк может ничего не сказать. Ни где находится вся банда, ни у кого лежат бабки, ни кто держит у себя документы на квартиру. Это вероятней всего. «Федя» не такой уж трус и дурак, чтобы сразу вываливать им все, что знает. Он будет отпираться, кося под полного недотепу, ссылаться на то, что ничего не знал и не ведал, и валить всю вину на кого угодно. И что тогда делать — пытать его утюгом? Кто на это способен?
 Терентич это сразу понял и поэтому возразил.
 — Он нам ничего не скажет. Просто сдрейфит, что за это дружки с него три шкуры снимут. Но зато теперь он от нас никуда не денется. А узнать с его помощью можно многое. Если использовать наше преимущество в том, что он нас не видит. У оперов это, знаете, как называется? Наружное наблюдение. Вот мы за ним и будем наблюдать. Как ты думаешь, Илья?
 — Да я б его сейчас своими руками..!
 — Ненависть — плохой советчик, сынок, — пробубнил Терентич.
 Было заметно, что «Федя» не только пропарился в сауне, но ещё и изрядно прогрел внутренности спиртным. Во всяком случае, он шел к машине не по прямой, а зигзагом. Сейчас, видно, дня него главная задача — попасть задницей на сиденье и не промахнуться ключом мимо замка зажигания. После нескольких нелепых телодвижений и то, и другое ему все же удалось исполнить. Толстяк завел движок, немного погрел его и не спеша выехал со стоянки.
 Серега тоже завел движок, тронул машину и покатил следом за «ниссаном». «Федя» перестроился в средний ряд и, не торопясь, пошел вперед, словно боялся разбить свою новенькую тачку. Понимал, что под градусом лучше не упражняться в скоростной езде. Серега аккуратно пристроился за ним через две машины, чтобы не сидеть у него на хвосте и не маячить в зеркале заднего вида.
 И тут Илье пришла в голову довольно дерзкая идея. Он ещё не знал, что из этого получится, но в успехе не сомневался.
 — Слушай, Серега, догони-ка его! — вдруг попросил он.
 — Зачем? — не понял художник.
 — Хочу на него поближе взглянуть.
 — А если он тебя увидит? Еще плохо станет. Ты ведь покойник.
 — Ничего, начнем с психического воздействия, — согласился отец. — Наши так во время войны немцев брали на испуг.
 — Пускай думает, что у него галлюцинация, — усмехнулся Илья.
 Серега перестроился в левый ряд, поравнялся с «ниссаном». Они ехали рядом, можно было протянуть руку и постучать по стеклу. Но Илья решил не выставляться напоказ раньше времени и, как ни в чем не бывало, смотрел вперед на дорогу. Толстяк тоже туда смотрел. Он не имел привычки разглядывать соседние машины, сидя за рулем. Но что-то уж очень навязчиво торчала слева эта машина. Не отставала и не уходила вперед. Хотя в левом ряду машины обычно проскакивали мимо. Наконец, он невзначай повернул голову и увидел профиль Ильи. Больше он уже не мог оторвать от него глаз. Почувствовав на себе пристальный взгляд, Илья взял и отвернулся. Валера удивленно смотрел на его затылок, пытаясь понять, привиделось ему это лицо или нет. В том, что рядом с ним ехал в машине Илья, он нисколько не сомневался, как и в том, что этот самый Илья вчера вечером был убит. Так сказал Тихий. А Тихий слов на ветер не бросает. Но покойник никак не может сидеть в машине, да ещё и поворачивать голову. Это противоречит законам природы. Значит, один из двух несомненных фактов — полная лажа. Либо он допился до чертиков, и ему стали мерещиться покойники.
 Пока толстяк решал эту сложную дилемму, поток машин остановился на красный свет. Но Валера на светофор не смотрел, потому как пристально изучал затылок Ильи на предмет опознания. Так что пришлось ему въехать в какой-то джип, тормознувший впереди. В этот момент он, конечно, забыл обо всем на свете и даже о таком любопытном явлении, как поездки покойников на автомобилях. Что поделать, в такие моменты люди обычно забывают обо всем: о том, что торопятся, о том, куда они едут, и вообще, не помнят ни своей фамилии, ни места работы.
 Когда он, наконец, опомнился и вылез из машины, серегина иномарка была уже в сотне метров впереди. Серега припарковал её у тротуара, и сподвижники с любопытством стали наблюдать за развитием событий.
 Толстяк, качаясь из стороны в сторону, подковылял к непосредственному месту трагедии, упер брюхо в капот своей тачки и стал разглядывать повреждения. Повреждений было не так много: помятый передок, разбитая фара и расколотый пластиковый бампер, но все равно неприятно. Джипу тоже досталось. О товарном виде его владельцу теперь придется забыть. И вот он уже вылез из джипа и открыл рот. Его мат доносился даже до «тойоты», несмотря на шум нескончаемого потока машин. Валера в ответ принялся ругать его за то, что тот останавливается, где ни попадя, из-за какого-то дурацкого светофора. Как будто нельзя проехать на красный свет! Так они стояли и кричали друг на друга, пока не сошлись в цене. Толстяк вынул бумажник и принялся отсчитывать владельцу джипа зеленые купюры одну за другой. Наконец, удовлетворившись предложенной суммой и вдоволь наоравшись на поддатого бедолагу, хозяин джипа сел в свою побитую тачку и отчалил, не дожидаясь гаишников. Валера тоже поспешил убраться с места аварии, ему-то встречаться с ними сейчас было вообще противопоказано. Он проехал мимо «тойоты», и Серега, не теряя времени, снова увязался за ним.
 Скоро они выехали за город.
 Корнюшин, Тарасенко и Геша Скворцов торчали перед банком уже часов пять. Им надоело все: слушать музыку, говорить о футболе, бегать за сигаретами и пивом, спорить друг с другом о работе. Они были согласны, что текучка заедает, и розыскные мероприятия превращаются в скучную повседневную обыденность, которой не хватает риска и решительных действий, может быть, даже погонь и стрельбы.
 — Сидим тут, как проклятые, — ворчал Костя. — Пасем какого-то олуха, который, может, ко всей этой куче не имеет никакого отношения. А настоящие бандюганы уже бабки прокучивают по ресторанам. Гуляют, понимаешь, за чужой счет!
 — А мы тут с голоду пухнем, — заметил Тарасенко. — Черт, как же жрать хочется!
 Тема еды возникала в их разговоре с периодичностью в час. Такое бездеятельное сиденье порождает только постоянное чувство голода, а совсем не служебное рвение. Сытый преступник голодного оперативника не разумеет.
 — Ну, давай, сбегаю за хот-догами, — предложил Геша. — И пива прихвачу.
 Костя посмотрел на часы в приборной панели, помотал головой.
 — Погоди! Сейчас этот выйдет. У него рабочий день в шесть заканчивается. А уже полседьмого. Блин, лучше весь день за шушерой какой-нибудь гоняться, чем вот так вот сиднем сидеть. Там хоть ясно, что это шушера. Хватай её за шкирку и тащи в кутузку. А тут что?
 — А что если этот банкир и есть шушера, а? — ехидно хмыкнул Тарасенко. — Мы его выследим, попробуем накрыть, а он отстреливаться начнет. Что тогда? Придется устраивать перестрелку. Вот, тебе дело и будет!
 — Да никого ты не накроешь, — отмахнулся Костя. — Сиди уж! Что он, последний идиот, подставляться? Если он с этой шайкой связан, мы об этом никогда не узнаем. Если только он что-нибудь в эфир не сболтнет.
 — Если сболтнет, то услышим, — сказал Геша. — Обещаю.
 Наконец, из дверей банка показался сам пан Разумовский в дорогом кашемировом пальто, из открытого ворота торчала белая рубашка и узел галстука. Несмотря на промозглый ветер, он был одет легко. Хотя, как заметил Костя, чтобы добежать до машины, совсем не нужно надевать шубу. Перед ним вышел мрачный тип с широкими плечами, прошелся взглядом по стоянке, видно, ничего подозрительного не заметил, и направился к «мерседесу». Пикнул сигнализацией, открыл заднюю дверцу. Разумовский проворно забрался в машину. Телохранитель грузно уселся на сиденье водителя, хлопнул дверцей.
 Костя запустил движок своей «девятки», а Геша включил приемник и настроился на нужную частоту. Нацепил наушники и принялся слушать шумы из машины банкира. Сначала в них раздался треск, потом тишина и вдруг проклюнулся легкий шум автомобильного движка. Потом Разумовский попросил водилу включить магнитолу, и в наушниках раздалась фортепьянная сюита. Видно, любил банкир классику до самозабвения.
 «Мерседес» выехал со стоянки и не спеша двинулся по улице в сторону городской окраины. Костя увязался за ним, держась на приличном расстоянии, чтобы не слишком светится рядом. Водила из «мерса» тоже не дурак, сразу заметит подозрительную тачку, которая вертится под самым носом. Вернее, за самой кормой. Банкир держал курс на восток, скорее всего, пробивался сквозь пробки час-пика к Загородному шоссе. Костя снова проворчал что-то про зря потраченное время, но вдруг в наушниках раздался писк мобильного телефона и сразу послышался голос банкира.
 — Нет, пока ничего переводить не надо, — говорил он кому-то. — Пускай все деньги лежат на счету. И никаких наличных на руки не выдавать. Иначе потеряем процент…
 И дальше все о каких-то перечислениях, счетах, авансировании и прочей банковской мутотени.
 — Ну, что, ловишь волну, Эдисон? — Юра Тарасенко повернулся назад.
 Геша пытался с помощью сканера отыскать в загруженном до невозможности эфире частоту мобильного телефона банкира, чтобы услышать и голос собеседника. Наконец, выловил нужную частоту, зафиксировал на шкале. Пригодится в дальнейшем. Возможно, им удастся подслушать какой-нибудь интересный разговор, когда банкир будет разговаривать по телефону вне машины. Больше банкир в телефонные переговоры не вступал. Только сказал водиле, чтоб тот поторопился, и после этого не произнес ни слова. Наслаждался симфонической музыкой.
 «Мерседес» прибавил скорость, выехал на Загородное шоссе, пулей проскочил километра три и свернул на боковую дорогу, упирающуюся в поселок.
 Роскошный двухэтажный особнячок стоял в живописном леске вдали от шоссе среди таких же богатеньких домишек за высокими заборами. Телохранитель вылез из машины, открыл кодовый замок на воротах и завел «мерседес» на участок. Ворота захлопнулись за ним сами собой. Разумовский скрылся от всего мира и наружного наблюдения. Только наблюдать больше было не за чем. Из-за забора не доносилось ни звука — ни музыки, ни голосов. Наверное, банкир обеспечил своему жилищу идеальную звукоизоляцию.
 Костя остановил машину невдалеке от особнячка, стараясь это сделать так, чтобы особенно не бросаться в глаза посторонним. Теперь вся надежда была на Гешу. Если он не увел частоту, они смогут слушать всю болтовню банкира и его корешей, если им вдруг захочется поговорить по мобильной связи. Но пока никаких сигналов по сотовой не поступало, и снова потянулось время томительного ожидания.
 — А нельзя нам подключится к его домашнему телефону? — уточнил Костя.
 — Можно! — спокойно сказал Геша, словно проделывал это самое по несколько раз на дню. — Вызывайте телефонистов, они найдут распределительную коробку, прозвонят сети и подключатся к той самой, которая нам нужна.
 — Долго, — вздохнул Костя. — Нам что тут, неделю торчать?
 — Шеф прикажет, будем и неделю, — вздохнул Тарасенко.
 — В результате он приметит нашу тачку и вообще закроется так, что не подкопаешься.
 — Ты предлагаешь воспользоваться любимым методом шефа — взять его на понт и спровоцировать на откровенный разговор?
 — Ну, хотя бы! — Пожал плечами Костя. Его убивало подобное времяпрепровождение, и так и чесались руки чего-нибудь сотворить.
 — Придумай, как это сделать.
 Костя поник. Никаких толковых идей по поводу провокации у него не было. Хотя всяких несуразных мыслей была масса. И он принялся развивать свои идеи напарникам, чтобы хоть как-то развеять скуку. Например, предложил выяснить домашний номер банкира и звякнуть ему якобы от имени аферистов. Но это показалось всем малоэффективным. Разумовский не такой дурак, чтобы раскрываться перед каждым позвонившим. Скорее всего, он будет отнекиваться от всего. Потом Костя предложил вломиться в дом под видом сантехников и поставить как-нибудь жучок в его кабинете. Тоже глупо. Никакого сантехника банкир в дом не пустит, да ещё это вызовет лишние подозрения. Еще немного подумав, он решил как-нибудь проникнуть в дом в отсутствие хозяина и выкрасть важные документы. Но Тарасенко сказал, что это вообще находится за гранью законности. Да и нет никакой гарантии, что банкир держит такие документы в гостиной на журнальном столике.
 — Остается только ждать, — подвел итог своим размышлениям Корнюшин.
 — Да, — вздохнул Геша и оглядел темный лесок, окружающий их со всех сторон. — Тут и пива-то негде купить.
 Совсем рядом стояли уютные домишки, в которых было тепло и сыто, и где хозяева, закончив свой рабочий день, вовсю предавались забавам и отдыху, попивая пивко и поглядывая одним глазом боевичок.
 А бедных оперативников ждала промозглая ноябрьская ночь.
 Подъехав к воротам особнячка в Бисерово, толстяк вылез из побитой машины, подставил свою оплывшую физию под глазок телекамеры и нажал кнопку вызова. Пришлось подождать минут десять, пока ему не ответила Наташка. Она высказала недовольство, что он так рано приехал, и нехотя открыла ворота. Валера понял, что ему здесь не рады, но ему было глубоко наплевать на её недовольство, он сам расстроился до крайности из-за произошедшей аварии и встречи с «живым покойником».
 Заехав на территорию участка, он поставил машину в двухместный гараж и побежал в дом, чтобы сообщить своим друзьям пренеприятное известие.
 Мишаня с Наташкой сидели в гостиной и смотрели какой-то американский боевик с Ван-Даммом, который крушил челюсти, разбивал головы и мочил врагов пачками. Увидев возбужденного толстяка, Мишаня горько вздохнул и демонстративно уставился в экран, не желая отвлекаться по пустякам. Наташка тоже недовольно хмыкнула и отвернулась, чтобы не лицезреть перекошенную от злости валеркину физиономию.
 — Сидите, да, пялитесь, да! — зло проворчал Валера. — А там, блин, покойники на иномарках рассекают.
 Мишаня не счел нужным вступать в разговор с придурком, продолжая наблюдать за выкрутасами крутого парня, а Наташка лениво повернула голову и спросила:
 — Какие ещё покойники?
 — Таки-и-ие! — передразнил он её. — Наш жмурик, живой и невредимый, сейчас в тачке ехал. Рядом с водилой сидел.
 Тут уж и Мишаня удивленно обернулся, отвлекаясь от Ван Дамма. Там что-то дело затянулось, враги росли как из-под земли, и бедный Жан-Клод никак не мог их всех перемочить. Все добросовестно им убиенные гады снова вставали и продолжали стрелять. Мишане даже показалось, что толстяк рассказывает ему какой-то псевдонаучный фильм о загробных душах. Или может, теперь и в жизни такое случается.
 — Ты чего буровишь? Какой жмурик? На какой тачке?
 Валера помотал головой, обиженно поморщился. Ну и тупые же у него компаньоны? Нет, с кем приходится работать? По сто раз нужно повторять одно и то же! Он же им ясно сказал, кто ехал и на чем. Если они этого не поняли, значит, их мозги уже окончательно заплыли от лени.
 — Этот, дурик наш, Горелов, в иномарке сидел. Правда, я его на мгновение увидел, он затылком повернулся, но он это был, как пить дать, он. А сзади его дед сидел, с которым он ко мне на встречу приходил. Они это были! Голову на отсечение даю!
 — Лучше побереги её, — посоветовал Мишаня. — А то Тихий тебе враз её снесет. Сам будешь жмуриком на своем «ниссане» ездить.
 Валера горел огнем и дышал жаром, как проснувшийся дракон, он подошел вплотную к сладкой парочке и принялся яростно доказывать свою правоту, брызгая в лицо Мишане слюной. Он никак не желал верить в то, что дошел до последней стадии алкоголизма, когда начинают мерещиться глюки.
 — Говорю вам, он! Я с ним столько общался, что, думаете, не могу узнать? Такая вытянутая рожа и носяра с горбинкой! У меня аж подскочило все внутри! Он в метре от меня сидел! Я не мог его спутать! Он это, он!
 — Пить надо меньше, Валерик! — заметила Наташка. — Это у тебя зеленые чертики в глазах стоят.
 Она недовольно отсела от него подальше, словно боялась заразиться белой горячкой. А может быть, испугалась этому невероятному известию — её бывший любовник жив и здоров. Как бы она к Илье не относилась приязненно — все-таки они имели довольно близкие отношения — но видеть его ещё раз у неё не было никакого желания. Он вполне может её убить за такой коварный обман.
 — Ха, теперь тебе со страху в каждом прохожем будет покойничек мерещиться! — сказал Мишаня и заржал противным кашляющим смехом.
 Противным он, конечно, показался Валере. Этот смех его просто оскорбил до глубины души. Выходит, опять продолжается травля, которую он больше терпеть не намерен. Хотя он всего лишь хотел их предупредить. А что вышло?
 — Да пошли вы, твари! — рявкнул он.
 Толстяк совершенно расстроился от такого полного недоверия, бухнул кулаком по телевизору, развернулся и ушел в свою комнату спать. Выпито было достаточно для того, чтобы быстро и беззаботно заснуть. Вот только хреново будет, если ещё и во сне привидится невинно убиенный, подумал он, снимая ботинки. Объявится, словно живой, схватит за горло и станет требовать сатисфакции. Кошмар! Неужели духи и вправду существуют? С этой пугающей мыслью, зародившейся в его темной душонке, Валера и лег в койку. Но через пять минут он уже во всю храпел и подсвистывал, как старик-сторож во время дежурства. Дух убиенного больше не витал над его пьяным мозгом.
 — Покойники у него на иномарках рассекают! — проворчал Мишаня и обнял Наташку за мягкий зад. — Надо будет сказать Толяну, чтоб он всерьез подумал о его будущем. Стоит ли нам вообще делиться со всякими козлами? Может, проще не делиться, а?
 Наташка прильнула к его плечу.
 — И тебе не жалко нашего толстячка?
 Мишаня хмыкнул и философски изрек:
 — Каждый получает то, чего он заслуживает.
 Он отпустил Наташку, поднялся с дивана, отыскал трубку радиотелефона, завалившуюся между бутылками. Позвонил на мобильный Тихому и сообщил радостную весть — толстяк видел призрак того самого убиенного парня, за которого он, Толян, уже отчитался перед коллективом. Тихий нимало этому не удивился и как бывший врач посоветовал вколоть Валере в толстый зад какую-нибудь дрянь, чтобы успокоить его больное воображение.

 Глава 10

 Илья, Терентич и Серега ехали за «ниссаном» до самого поселка, стараясь особенно не приближаться. Благо под вечер движение было напряженным, и «тойота» ловко пряталась за машинами, сидящими у него на хвосте. Да и толстяк был слишком расстроен свалившимся на него горем — нелегко увидеть человека, которого, можно сказать, ты уже похоронил. Поэтому он и не занимался разглядыванием машин, которые ехали вместе с ним в одном направлении.
 «Ниссан» выехал на пригородное шоссе, проскочив гаишный пост, и пошел под сто тридцать вдоль летящей стрелы дороги. Вскоре он свернул на боковое ответвление, туда, где за леском возвышались крыши солидных особнячков. У поворота красовался указатель с красивым названием — «Бисерово».
 Серега свернул туда следом за «ниссаном», и, не доезжая сотни метров до элитного поселка, остановился в тени развесистого дуба. Илья с отцом, не теряя времени даром, вылезли из машины и дальше двинулись пешком. Не доходя до забора, к которому свернул Валера, они выглянули из придорожных кустов и увидели, как «ниссан» тормознул рядом с прочными железными воротами. Этот огороженный участок находился чуть вдалеке от других и скрывался за хилыми деревцами. К нему уходила узкая колея, как продолжение общей дороги, по обе стороны от которой красовались живописные особнячки.
 Толстяк вылез из машины, вызвал кого-то по домофону, громко ругнулся в телекамеру над воротами, ворота автоматически открылись, и он въехал на территорию участка, огражденную плотным деревянным забором высотой метра под три. По верху забора шла еле заметная снаружи колючая проволока. Илье сразу показалось, что это обиталище похоже на самую настоящую зону.
 Они решили, что к воротам не стоит приближаться в открытую. Глаз телекамеры четко высвечивал все, что находилось в радиусе десяти метров. Не гарантия, что в доме сидит охранник, который все время пялится в экран монитора, но появление посторонних рядом с воротами как раз могли и заметить.
 — Пока не будем соваться к ним в гости, — сказал Терентич. — Сперва надо прояснить обстановку.
 — Узнать, сколько в доме народа, что ли? — уточнил Илья.
 — Вот именно. Кто его знает, какая там охрана. И есть ли она вообще! Прежде, чем мы выясним это, не стоит даже вступать в переговоры.
 Но, не проникая в дом, это было довольно трудной задачей. Если аферисты пошли на мокруху — к счастью, не очень удачно — значит, это люди серьезные. Они не станут церемониться и доведут до конца то, что намеревались сделать вчера поздним вечером. А намеревались они, как уже известно, лишить следствие главного свидетеля — потерпевшего. Из этого следует, что они положат первого, кто попытается проникнуть в их жилище. Да и не так-то легко это сделать. Перелезть забор ещё можно, преодолеть колючку уже сложнее, но проникнуть незамеченными в дом вообще нереально. Не станут же мошенники держать открытыми двери и окна, не лето все-таки.
 И они вернулись в машину. Серега изнервничался и уже готов был бросить тачку и идти на подмогу, но Терентич успокоил его, сказав, что пока никаких открытых действий они с Ильей предпринимать не стали. Сначала надо выработать тактику, а потом пускаться во все тяжкие.
 — Может, сообщить ментам? — предложил художник. — Пускай они разбираются. А мы со стороны поглядим.
 — Струсил? — сразу понял его по-своему решительно настроенный Терентич.
 — Ну почему сразу струсил? — обиделся Серега.
 — Потому что я тоже струсил. Неизвестность всегда отпугивает. Ладно, давай попробуем сообщить ментам. — Отец повернулся к сыну, постучал пальцем по плечу. — Тебе этот капитан из Управы оставил свой телефон?
 Илья кивнул, достал бумажник, извлек оттуда визитку Панкратова. На ней было указано два номера телефона с различными последними двумя цифрами. Значит, оба телефона стоят в одном кабинете, и по какому-нибудь из них можно будет дозвониться. Одно плохо, уже вечер, и сидит ли капитан на своем рабочем месте, большой вопрос.
 — Откуда будем звонить? — поинтересовался отец.
 — Из автомата, — ответил Илья.
 Они оставили пункт наблюдения и вернулись на шоссе. Серега доехал до ближайшего поселка, где возле почты торчала будка телефона-автомата. Какая-то бабка, вовремя оказавшаяся рядом, объяснила, что телефон бесплатный — звони, сколько душе угодно. Илья набрал номер с визитки и услышал длинные гудки. Потом набрал второй, тоже глухо. Видно, капитан в это время гонялся за преступниками, а может, уже пошел домой отдыхать. В общем, его кабинет пустовал.
 — Может, попробуем позвонить ноль два? — предложил Терентич.
 — Давай! Больше ничего не остается.
 Илья вышел из будки и предоставил телефон отцу. Терентич набрал номер милиции. На ответ дежурного он представился, не забыв упомянуть свое заковыристое звание, и сообщил:
 — Знаете что, товарищ, надо тут задержать особо опасных преступников, которые засели в особняке. Особняк находится в поселке Бисерово. Километра три от города. Вышлите сюда наряд, и побыстрей. Мы вам покажем ихний домик.
 — Что ещё за преступники? — донесся далекий недовольный голос.
 — Это банда мошенников, которые обманули одного хорошего человека, — доложил Терентич. — И чуть не убили.
 — Они, что, угрожают вашей жизни?
 — Пока нет, но скоро будут.
 — Вот когда будут, тогда и звоните, — посоветовал дежурный. — И лучше в местный вытрезвитель.
 На том конце положили трубку. Терентич долго слушал гудки отбоя, и вышел из будки совершенно ошарашенным.
 — Ну, что они ответили? Приедут? — спросил Илья.
 — Хрена лысого приедут! — грустно сказал отец, сел на заднее сиденье и замолчал, переживая в душе нанесенное оскорбление. Всего, чего угодно он ждал от ментов: равнодушия, бездеятельности, лени, но откровенного хамства никак не ожидал услышать. Может, это был не мент? Может, шутники с местной АТС? Кто его знает! Времени разбираться нет.
 — Так чего они ответили? — Серега проявил нетерпение.
 Терентич недовольно посмотрел на него.
 — Сказали, когда нас будут убивать, тогда и надо звонить. В местную контору.
 — А откуда мы знаем ихний телефон? — удивился Серега. — Они что, там…совсем!
 — И я о том же… — пробормотал отец. — Все, поехали обратно. Сами разбираться будем.
 Они вернулись на исходную позицию и решили сходить на разведку. Это предложение поступило от Терентича, и он сам же вызвался идти. Но Илья ни за что не хотел отпускать отца одного. Просто боялся, что тот полезет на рожон, а бандиты не станут разбираться, кто есть кто, и откроют огонь.
 Серега пристроил «тойоту» на обочине чуть ли не в самом лесу так, чтобы она не бросалась в глаза проезжающим мимо богачам. Они зашли сбоку, в обход телекамеры, которая могла засечь посторонних. С помощью подставленного серегиного плеча Илья взгромоздился на забор и увидел особняк во всей красе.
 Уже вечерело, в доме зажгли свет, правда, горели только несколько окон на первом этаже. Оттуда доносились слабые всплески музыки, взрывов и стрельбы. Похоже, смотрели по телику какой-то боевик. Окна были занавешены плотной тканью, она пропускала только слабый свет. Никаких фигур разглядеть все равно было невозможно. Илья спрыгнул вниз.
 — Похоже, людей там немного, — доложил он.
 — Почему так решил? — спросил отец.
 — Если бы было много, я бы услышал гул голосов. А так, видак смотрят, никто не кричит, никто не шумит. Расслабляются, сволочи!
 — Думаешь, этот Федя там один? — уточнил Серега.
 — Вряд ли, — буркнул отец. — Ведь кто-то ему ворота открывал. Значит, их там, как минимум, двое. И, скорее всего, пушки у них есть. Так что лезть на рожон не советую.
 Терентич проявлял чудеса осторожности. Видимо, вспомнил, как надо вести себя во время боевых действий. Но, судя по его рассказам сыну, ни в одном из них ему участвовать так и не пришлось. Вот разве что теперь на пенсии повоюет.
 — Да, жаль, у нас пушек нет! — буркнул в запале Илья. — Ей-богу, не стал бы церемониться. Положил бы всех их на месте!
 Ему сейчас было наплевать, станут бандиты отстреливаться или нет. Терять все равно нечего. Они отняли у него сочувствие и страх и оставили только лютую злость. А злоба может подвигнуть человека на самые крайние меры.
 — Экий ты боевитый! — остановил его порыв отец. — Они тоже стрелять умеют. И получше тебя. Надо это учитывать.
 — Так что делать будем? — спросил Серега. Лично у него плана наступления не было. Как и у всех. План может появиться, когда известны силы противника. А они не известны. Так что приходится действовать на ощупь. Повезет — чего-нибудь добьются, не повезет — потеряют и то, что имеют. Может быть, даже и жизнь.
 — Ну что? Придется идти мне! — Терентич оправился, застегнул свою потрепанную в боях куртенку на все пуговицы. Были бы ордена, нацепил бы и их. Но они остались дома на полке в шкафу. — Попробую с ними поговорить. Вроде там матюгальник при воротах.
 — Я иду с тобой! — твердо решил Илья. Он не хотел отпускать от себя отца ни на шаг. И подставлять под пули тем более.
 — Я иду один! — рявкнул Терентич, и Илья замер от неожиданности. Словно холодной водой окатили. Видать, у папани командный голос снова прорезался. Не захочешь, подчинишься. — Тебе лучше вообще не высовываться!
 Можно было бы, конечно, пойти и Илье, но отец решил, что лучше ему не показываться бандитам на глаза. Иначе они точно поднимут панику и еще, чего дорого, откроют огонь. Илья с этим согласился.
 Терентич вышел из-за прикрытия и подвалил к воротам. Осмотрелся, попробовал заглянуть в щель. Между створками был небольшой просвет, но все равно не видно ни хрена. Не долго думая, он долбанул по воротам ногой. Железное полотно тяжко загудело, разнося по округе глухой гул.
 Илья, наблюдавший за ним из-за угла, бросился на помощь, чтобы оттащить отца от ворот, — вдруг начнут стрелять. Но он ошибся. В особняке никак не отреагировали на стук, словно все вымерли. Или спят. Под боевик. Илья поспешно ретировался, посоветовав отцу нажать кнопку вызова и что-нибудь спросить.
 — Скажешь, ищу такой-то дом, — предложил он. — Допустим, дом три. Дробь пять.
 — Как бы самому дробь в задницу не схлопотать, — проворчал отец.
 Когда Илья отошел на достаточное расстояние, чтобы не попасть в объектив, Терентич уставился в камеру и нажал кнопку звонка. Довольно яркий фонарь освещал площадку перед воротами и бил ему в глаза. Пришлось немного подождать. Минут десять. Терентич нажал ещё раз. В динамике что-то скрипнуло и грубый голос рявкнул:
 — Чего надо, дед?
 — Телеграмма! — буркнул Терентич. — Получите и распишитесь.
 — Какая к черту телеграмма! — ругнулся динамик. — Убирайся отсюда, бомжара вонючий!
 — Мы сами не местные, — заблеял Терентич. — Дайте хоть хлеба кусок.
 — Щас пулю в лоб получишь, козел! — ответил Мишаня и отключился. Видно, пошел искать пистолет или то, что было в доме из оружия.
 Терентич нажал кнопку ещё раз. Потом еще. Ни ответа, ни привета. Через пять минут отстегнулось маленькое окошко в двери справа от ворот, и нем показался ствол.
 — Считаю до трех, гад! — сказал Мишаня. — Потом стреляю на поражение!
 Терентич вовремя отскочил в сторону и зашел с левого фланга. Из окошка его даже не было видно. А калитку Мишаня не открывал. Видно, сам боялся нападения. Терентич расценил это, как трусость, и воспрянул духом.
 — Лучше толстяка своего схороните! — радостно сказал он. — Накрылась ваша малина медным тазом! Сейчас менты понаедут, постреляют вам в лобешники!
 Он повернулся и быстро пошел вдоль забора, поплотнее прижимаясь к нему. Зачем лишний раз рисковать и подставляться под пулю? И оказался прав. Мишаня высунул наружу руку с «макаром» и пальнул в его сторону пару раз. Обе пули ушли куда-то в небо, прорвав вечернюю тишину поселка гулким эхом. Терентич пригнул голову и скрылся за углом.
 — Это что ещё за пальба? — испуганно спросил Илья.
 — Да так, поговорили по душам, — проворчал отец.
 — Тебя не задело?
 — Пустяки! — отмахнулся Терентич. — И не в таких перестрелках участвовали! Ну, теперь, они, гады, затрепыхаются!
 — Что ты им сказал?
 — Пожелал спокойной ночи!
 Художник тоже был на взводе. Выстрелы, раздавшиеся в вечерней тишине, ударили ему по нервам. События принимали слишком крутой оборот. Хотелось развернуться и дать деру. А то ещё подстрелят, как зайца, и ответить будет нечем. Вот если бы достать что-нибудь огнестрельное, тогда совсем другой разговор пойдет. Кто кого…
 — И чего теперь? — поинтересовался он. — Уносим ноги?
 — Унести всегда успеем, — сказал Терентич. — Это самое простое, отступить. А нам надо перейти в наступление.
 — В наступление? — удивился Илья. — Каким это образом, интересно? И с чем наступать? С камнями и палками?
 — Пока не знаю. — Отец пожал плечами. — Будем ждать!
 — Чего ждать? Чего ждать? — занервничал Серега.
 Терентич уже шел обратно к машине. Обернулся, бросил через плечо:
 — Дальнейшего развития событий.
 Пока в особняке Разумовского никаких особых шевелений не наблюдалось. В окнах горел свет, доносились слабые звуки телевизора, изредка слышался женский смех. Больше никаких шумов. Видно, банкир отдыхал от праведных дел со своей кралей, и чем они там занимались, узнать было практически невозможно. Его телефонные беседы с корешами и компаньонами тоже были недоступны. Но Геша Скворцов гарантировал, что мобильный телефон прослушивается. Хотя вряд ли банкир стал бы говорить дома по мобильному. Хоть он и богатый человек, но сэкономит даже на этом.
 Но вдруг в наушниках у Геши пискнул вызов мобильника, щелкнула кнопка включения разговора, и раздался нервный хрипловатый голос:
 — Шеф, это Мишаня! У нас тут непонятка творится!
 И усталый безразличный голос Разумовского в ответ. Геша поставил прослушку на открытый звук и включил запись. Оперативники навострили уши. Если непонятка, то это уже интересно. Главное, что манера разговора звонившего не оставляла сомнения в его принадлежности к криминальному миру. Развязный тон, жаргонные словечки, резкие отрывистые фразы — так говорят только на зоне. Или на рынке. В среде банкиров и крутых бизнесменов так говорить не принято.
 — Что такое? — кратко бросил банкир.
 Хрипловатый голос с другого конца быстро заговорил, сбиваясь и куда-то торопясь.
 — Какой-то дед это…приперся, значит, постучал в ворота и сказал, что нашего толстяка, Валерку то есть, уже засекли, и скоро это…к нам менты понаедут. И накроют всю нашу эту… малину! Откуда он тут типа… взялся, черт его знает! Мне показалось, он того… серьезно все это…
 — Что за дед? — спокойно поинтересовался банкир. Он не склонен был сразу впадать в панику. Чего пугаться из-за какого-то деда? На свете есть и более опасные вещи, которые грозят просто катастрофическими последствиями. Например, прекращение кредитования Центробанком их частной лавочки.
 — А я знаю! Я это…по нему шмальнул пару раз, но вроде не попал! Короче, я не стал наружу выходить, типа…кто его знает, сколько их там. Но пока все это… тихо…
 — Местный дурачок, — устало вздохнул банкир. — Это все?
 — Нет, не все! — ещё быстрее заговорил Мишаня. — Толстяк это…в баню ездил, вернулся какой-то чумовой и это…брякнул, значит, что жмурика нашего видел живым и невредимым! Типа в машине ехал!
 — Трезвый?
 — Кто, жмурик?
 — Сам ты жмурик! Толстяк!
 — Не совсем. Но все соображает. Не похоже, это…чтобы у него крыша съехала. Что делать-то, шеф? Может, Тихого вызвать на всякий случай?
 Банкир недолго помолчал, наверное, переваривал информацию. Думал, как отнестись к этому сообщению? Принимать все за чистую монету и за пьяный бред? От этих ребят можно всего ожидать. Перепились с безделья и прикалывают. Нет, лучше никак не принимать.
 — Пока ничего не предпринимайте. Хотя Тихого вызови! Пускай побудет пока! Если кто посторонний явится, дай знать! Все!
 Банкир отключился. На том конце тоже. В машине стояла мертвая тишина.
 Оперативники ещё минут десять хранили молчание. Ждали, что банкир начнет кому-нибудь перезванивать. Но все было тихо. Значит, все сходилось на нем. Это была удача, неимоверная удача. Они даже не ожидали, что такая удача может быть в их однообразной жизни. Ясно, банкир заведует делами какой-то преступной группы, дает указания, ему докладывают, у него спрашивают совета. Шеф, главарь, пахан, вор в законе, черт его знает, кто, главное, что он мошенник номер один.
 — Все, спекся! — Костя радостно потер руки. — У него своя шайка. Кто-то на них наехал, они спрашивают, чего им делать. Какие-то жмурики у них, из пушек палят, какой-то Тихий у них в обороне.
 — Эх, хорошо бы узнать, откуда был звонок, — мечтательно протянул Тарасенко.
 — Я не господь Бог, — пожал плечами Геша. — Прослушку я вам сделал, а на большее не рассчитывайте.
 — Ты хоть записал разговор? — Тарасенко развернулся назад.
 — А то как же!
 — Слушайте, ребята! — Костя внимательно посмотрел на напарников. — А почему ему звонили по мобильному? Почему не по обычному телефону, а?
 — Ясное дело — банкир боится прослушки, — сразу ответил Геша. — Домашний телефон прослушать проще, чем засечь мобильный. Хотя, как оказалось, все наоборот.
 — Осторожный, гад, — проговорил Костя. — Не хочет, чтобы звонок из шайки вывел на него. Мобильный номер по обратной связи определить трудно, а даже если определить, он может быть зарегистрирован на подставное лицо. Законспирировался основательно, но все равно не помогло. У них точно какая-то буча, иначе бы не позвонили.
 — А интересно, что это за жмурик? — задумчиво сказал Тарасенко. — Уж не следующий ли за теми двоими?
 В особняке началась тихая паника. Мишаня был крайне взбудоражен и даже напуган. Во-первых, какой-то старикан за воротами пообещал накрыть всю их малину и наслать ментов. Его можно было бы принять за местного сумасшедшего, как определил шеф, если бы перед этим не вернулся из сауны пьяный Валера с поехавшей крышей и не стал орать на весь дом, что видел живого парня, которого вроде бы вчера Димон отправил на тот свет. Эти два обстоятельства, может, случайно, а может, и нет, совпали по времени и наложили отпечаток на спокойную размеренную обстановку в особняке. Мишаня позвонил Тихому и, сославшись на приказ шефа, попросил его приехать в виду крайних обстоятельств. И теперь слонялся по всему дому, выглядывая в окнах ментов, которые уже могли бы понаехать и готовиться к штурму. Наташка закрылась в своей комнате и сказала, что не хочет видеть ни бомжей, ни покойников, ни киллеров, и больше из комнаты до утра не выйдет. И только один Валера продолжал дрыхнуть без задних ног, не догадываясь ни о чем. Он даже не проснулся от грохота выстрелов.
 Тихий с Димоном прибыли только минут через сорок после звонка Мишани. Кажется, киллер понял, что дело нешуточное и обвинениями в пьянстве тут не обойтись, — нужно все решать на месте. Либо успокаивать подельников с помощью физического воздействия, либо отстреливать деда, если он действительно существует.
 — Ну, что тут у вас происходит? — рявкнул Тихий, вваливаясь в дом. — Не можете, блин, сами разобраться между собой.
 — Черт-те что происходит! — завопил Мишаня. — Этот пьяница сказал, что видел нашего дурика живым и невредимым. Представляешь!
 — Представляю, — спокойно сказал Тихий. — Еще попьет неделю, и будет видеть живьем Наполеона.
 Мишаня нервно ходил из угла в угол. Присаживался в кресло, опять вскакивал и ходил по гостиной, как неприкаянный. Умом он понимал, что ничего страшного не произошло, но очко играло, и нервы трепыхались, как заведенные.
 — Да ещё какой-то дед позвонил в ворота и сказал, что сейчас менты понаедут нас забирать! Я его сам лично видел, и даже шмальнул в него пару раз. Он что, тоже мне с перепоя причудился?
 — Вот это ты зря! — буркнул Тихий.
 — Что зря?
 — Шмальнул. Соображаешь или нет? В округе услышат, точно ментов вызовут!
 Тихий невозмутимо уселся в кресло. Казалось, его ничего не волнует. Ни жмуры, ни дедки, шастающие по поселку, ни менты, которые могут появиться с минуты на минуту. Ни тени нервозности на лице. Сидит, словно изваяние, и тупо смотрит куда-то в пространство. Это ещё больше раздражало Мишаню, которого потихоньку бил нервный припадок.
 — Да кто вызовет! Ты чего, Толян! Тут каждую ночь кто-нибудь шмаляет. Ни одного мента я тут сроду не видел. Так, иногда проедут в дневное время, когда не страшно.
 Мишаня отошел в дальний угол, вдруг круто развернулся. В его глазах стоял жуткий страх, причем это был страх не перед конкретной опасностью или реальным противником, а перед некими потусторонними силами, непонятными, необъяснимыми, а потому вызывающими тихий ужас.
 — А вдруг этот дедок от него?
 — От кого? — Тихий поднял хмурый взгляд на Мишаню.
 Рядом с киллером возвышалась молчаливая фигура Димона, который тоже хмуро смотрел на него. Две мрачные рожи наводили такую тоску, что Мишаня почувствовал, как где-то внутри, в районе желудка, потянуло что-то тяжелое вниз и никак не может отпустить. Вдруг это тяжелое прыгнуло вверх, и Мишаня с трудом сдержал подкатившую тошноту.
 — От жмура… — пробормотал он. Казалось, он и сам уже начал верить в загробную жизнь.
 — От какого жмура! — Тихий не выдержал и вдарил кулаком по подлокотнику. — Вы че, тут, совсем упились? Квасите третий день, совсем ничего не соображаете! Где этот забулдыга?
 — Наверху, — Мишаня ткнул пальцем в потолок. — Спит.
 — Разбудить и сюда! Быстро! — Тихий выстрелил приказ.
 Мишаня вместе с Димоном поперлись наверх в комнату Валеры, растолкали его с огромным трудом и приволокли вниз в одном исподнем. Валера ничего не понимал и вертел пьяными глазами во все стороны. Его майка задралась на грудь, и пузо перевешивалось через резинку трусов. Если бы его не поддерживали с двух сторон под белы руки, он бы, наверное, пустым мешком осел на пол.
 Тихий вылез из кресла, подошел вплотную и уставился мертвым взглядом серых глаз ему в лицо. Валера тяжело дышал перегаром и старался отвести глаза. Киллера он боялся жутко и предпочитал дел с ним не иметь.
 — Так кого ты там видел? — сквозь зубы процедил Тихий.
 Валера, наконец, врубился, что от него требуется, тяжело сглотнул и сказал:
 — Дайте чего-нибудь выпить.
 Мишаня вскрыл бутылку пива, протянул ему. Валера сделал несколько жадных глотков, оторвался от горлышка:
 — Его видел. Илью Горелова. Того самого, которого мы кинули. Живьем.
 — Где?
 — В машине. Она рядом со мной ехала. Он боком сидел, потом повернулся.
 — Точно, это он?
 Валера глотнул ещё раз пива, уставился очумелым взором в пространство. Забормотал:
 — Вроде бы… А может, показалось… Не знаю…Или это сон…
 Он опустился на стоящее рядом кресло, припал к бутылке, пока не вылакал её всю, опустил голову долу и замер в такой позе надолго, пытаясь осознать, что же на него снизошло: пьяное видение, кошмарный сон или, может быть, временное косоглазие.
 Тихий спокойно посмотрел на Мишаню.
 — Так, с одним разобрались. Ну, а ты с кем говорил?
 Мишаня пожал плечами.
 — С дедом. Он позвонил в звонок, я это…смотрю на экран, а там небритая харя с седыми волосами. Говорю, пошел вон, бомжара. А он не уходит. Говорит, все, ваша малина накрылась и это…толстяка вашего замели. Я взял пушку, пошел к воротам и как шмальну в него. Он и убег. Значит, не попал.
 Тихий задумался. Вот это уже реальная опасность! Заблудший бомж не стал бы говорить про малину и толстяка. Откуда бомжу про это знать? Похоже, дед имеет какое-то отношение к этому делу.
 — Небритая харя, говоришь. Седой, говоришь. Дед, говоришь. — Он повернулся к Димону. — А ты какого-нибудь седого деда недавно видел?
 Димон почесал затылок. Вспомнил.
 — Видел. С этим, с парнем ходил, которого мы причесали. Папаня его вроде.
 — Вот то-то и оно! — раздраженно вскрикнул Тихий. — Папаня его! Откуда папаня мог про этот дом узнать? А?
 — Понятия не имею! — Димон, что есть силы, пожал плечами, пытаясь убедить всех, что он действительно не имеет никакого понятия ни о чем.
 — А я имею! — заорал Тихий, наступая на парня. — Они этого придурка выследили! — Он ткнул пальцем в Валеру. — За ним ехали. Значит, жмур-то живой!
 Тихий вынул ствол из наплечной кобуры, передернул затвор. Ткнул Димону под подбородок. Тот затрясся, как осиновый лист. У него даже не было сил достать свой в ответ. Понял, что у напарника самые серьезные намерения, и если он сейчас даже потянется за своим, Тихий спустит курок. А уж это он делать мастер — до сих пор стоит перед глазами жуткое выражение кирюхиного лица после того, как Тихий просверлил ему дырку в голове.
 — Ты кого в том дворе мочканул, а? — прошипел Тихий.
 — Его, ей-богу, его, Толян, — испуганно забормотал Димон. — Я же его хорошо разглядел. Что я, совсем слепой? Такая хорошая кожаная куртка! С ремешками! Я же видел…
 Тихий спустил затвор и убрал ствол в кобуру. Отвернулся от Димона, обвел презрительным взглядом компаньонов. Ну что за быдло подобралось? Одному покойники по пьяни мерещатся. Другой чуть не плачет — деда, понимаешь, испугался. Третий не может сказать точно, кого он шлепнул. Мрак!
 Димон был уже в невменяемом состоянии. И правда, ведь лицо-то он у убитого не разглядел. Только со спины лежащее тело видел, считай, один затылок и куртку. Поторопился, не стал переворачивать, чтобы удостовериться. А что если не того парня он шлепнул, а другого? Ведь мог в темноте перепутать, мог! Нет, об этом лучше не думать. Такого просто не может быть! Во дворе их было только двое. Он и тот парень. Это точно. Значит, и шлепнул он того, кого надо.
 — Его я грохнул, — уже уверенней пробормотал он. — Точно его!
 — Ну, гляди! — Взгляд Тихого был свирепым и жутким, пронизывающим до самого дна димоновой душонки. — Если он вдруг объявится, ТЫ будешь во дворе лежать!
 Ночью все кошки серы. И люди тоже. Особенно эти две темные личности, которые приехали в особняк, когда уже стемнело. Их черная «шестерка» въехала через открывшиеся ворота на территорию участка, и ворота тут же закрылись, не желая пропускать посторонних.
 Посторонними в это темное время оказались Илья, Терентич и Серега. Илья приметил знакомую машину, которая не далее, как вчера вечером, ехала за ним по улице, и именно из неё вылез парень, убивший по недоразумению ни в чем не повинного бомжа. Значит, эти двое из машины не станут долго думать, если Илья снова попадется им на глаза.
 — Я их знаю, — тихо сказал он, но и отец, и Серега его услышали. — Один из них киллер. Он в меня стрелял.
 — Понятно, — буркнул отец. — Одна банда. Те кидают, этот убивает. Потом делят между собой барыш. На чем делают деньги, мерзавцы! На смерти!
 — Да, лучше к ним с пустыми руками не соваться, — пробормотал Серега.
 — И что теперь, отступаем? — Илья и сам понял, что ничего они сделать не смогут. Ну, перелезут они через забор, ну, проникнут в дом, если повезет, огреют первого попавшегося им на глаза бандита чем-нибудь по голове. Но второй тут же достанет пушку и перестреляет их всех, как ворон. А если не повезет, перестреляет сразу. Все! Дальше дороги нет. Надо разворачиваться…
 — Эх, щас бы автомат! — размечтался он. — Хоть какой-нибудь «пэпэша».
 — Где ж его взять? — тяжко вздохнул Серега.
 — У меня в подполе, — буркнул отец и замолчал.
 — Чего-чего? — не понял Илья.
 — В моем подполе, говорю, — повторил отец. — Парочка «калашей», думаю, найдется, и карабины симоновские, и «тэтэшники» есть, и патроны, и гранат десяток. Ручных.
 Илья не поверил своим ушам. Он знал, что отец любит приврать, когда рассказывает про свою жизнь, но сейчас ситуация была совсем не подходящая для баек. Шутки закончились, нужно брать в руки оружие и стрелять. По-другому с этими бандитами разговаривать бесполезно.
 — Откуда это у тебя?
 — Оттуда? — буркнул старший капитан и отвернулся. Стыдно ему, что ли, было, а может, и не стыдно, а просто смерть как не хотел раскрывать свою тайну, выношенную годами. Но все же приходится признаться, раз жизнь такая пошла. Кажется, настало время вынимать из потаенных мест все, что стреляет и бьет. — Не зря, поди, десять лет заведовал оружейным складом. Ну, откладывал понемногу в загашник.
 — Так чего ж ты молчал, старый хрыч! — изумился Серега.
 — Чего! — проворчал Терентич. — Кабы я всем рассказывал, давно бы зону топтал.
 — Так давай, поехали! — оживился Илья. — Заберем все, что есть, и сюда! Не посмотрю на законы, коль они у нас такие дурацкие, шлепну хоть одного ханурика. Не пожалею! Ей-богу, было бы из чего стрелять, не стал бы раздумывать. Как они с нами, так и мы с ними!
 — А они не расползутся? — засомневался Терентич. — Я их уже достал, вдруг испугаются разоблачения и сбегут, пока мы ездить будем?
 — Вряд ли, — предположил Серега. — Подумаешь, дед какой-то подошел. Мало ли тут таких ходит.
 Терентич отошел немного, поглядел по сторонам. Тишина кругом, ночь почти, вокруг ни души. Никуда эти бандюганы не денутся, все здесь останутся. Если за ночь смотаться, то завтра с ними уже по-другому говорить можно будет. Языком силы.
 — Ну, ладно, поехали, — наконец, согласился он. — Правда, путь неблизкий. Часов десять туда, десять обратно.
 — Ничего, бензину зальем побольше, и вперед! — Серега был готов ехать хоть на Северный полюс. Он с надеждой посмотрел на Илью. Видно, хотелось убраться отсюда и побыстрее. Даже машину согласен гонять черт-те куда. Ради друга ничего не жалко.
 Илья шибанул рукой ветку, заслонявшую проход, решительно шагнул вперед.
 — Едем! Без оружия мы никто.
 Они погрузились в «тойоту», выехали на пригородное шоссе и пошли под сто в направлении города.

 Глава 11

 Тихий решил обойти территорию поселка, чтобы проверить наличие подозри-тельных личностей. Всякие там седые деды, живые покойники и прочие непонятки, попадающиеся по пути, могли уже не трепыхаться и не пытаться бежать. Их без лишних разговоров решено было класть на месте с помощью бесшумных видов оружия, коих у Тихого имелся целый арсенал: глушак на ствол, финский нож, кастет и даже удавка. Всеми этими приспособлениями он владел в совершенстве. К тому же никогда не задавался пустяковой мыслью о таких незначительных вещах, как грех убийства или кровь на руках. Руки можно легко отмыть, всегда считал он.
 Нагрузившись стволами и финками, Тихий с Димоном отправились на разведку. Для начала они пошарили с другой стороны забора, окаймляющего участок. Но, конечно, никого не обнаружили. Мощный фонарь в руках Толяна высветил в одном месте вроде бы свежие следы возле забора. Но в этом месте кто только не ходит, и принимать их серьезно в качестве вещественного доказательства загробной жизни было никак нельзя. Потом они прошлись по улочке между рядами заборов и тоже ничего подозрительного не обнаружили. Потом прошлись по соседней улочке.
 За заборами кое-где раздавался шум и гам, в одном из особнячков крепко кутили, где-то бешено играл рок. Но все это были признаки цивилизованной жизни, никак не указывающих на появление в поселке посторонних личностей, а тем более духов. Проехали две иномарки, в темноте даже трудно было разглядеть, какие, тормознули возле своих особнячков и скрылись за плотными воротами. Так что поход не увенчался успехом. Все было, как обычно в поздний вечер — тихо, спокойно, пусто. К тому же они были одеты довольно легко, поскольку приехали на машине, и изрядно продрогли на холодном промозглом ветру. Тихий почем зря крыл Мишаню с Валерой и грозился лишить их причитающейся доли.
 — Все, урки, больше я вас не слушаю! — кричал он в столовой, разогреваясь крепким чаем, который спешно приготовила разбуженная Наташка. — Вам тут делать нечего, вы и забавляетесь придумыванием всяких чудес.
 — Да это толстяк панику поднял! — оправдывался Мишаня. — Обиделся на меня за Наташку, ну и решил отыграться!
 Тихий грубо схватил Наташку за руку, притянул к себе, усадил силком на колени. Она даже испугалась такого обращения, со страхом ждала любых последствий, даже и в форме насилия. Мужские ласки они любила, но насилия боялась, как огня. Потому как была когда-то по молодости изнасилована компанией дружков.
 — Что, не поделили тебя? — усмехнулся он. — А ты хорошая телка, пышная баба. С тобой любой позабавился бы. Пойдем наверх?
 Она бы отказала ему, потому что боялась этого жестокого и страшного человека, способного убить с легкостью и без всяких сожалений. Но прекрасно понимала, что не сможет этого сделать. И просто чувствовала, что он по-другому не умеет — только силой сломить человека, подавить его волю, заставить подчиниться. Психология садиста. И, как ни странно, тот, кто ему подчиняется, уже для него не интересен.
 — А что скажет Миша? — Она попыталась выдавить льстивую улыбку. — Это ему не понравится.
 Тихий скорчил недовольную гримасу, обернулся, исподлобья взглянул на Мишаню.
 — Кому, этому?
 Тот готов был провалиться сквозь землю. Побледнел, как покойник, и застыл на одном месте, боясь шелохнуться. Верхняя губа поползла в бок, изобразив жалкое подобие усмешки. Попробуй высказать недовольство, и узнаешь, что такое мощный кулак, или того хуже, холодная сталь.
 — Она не в твоем вкусе, — пробормотал он, превратив все в шутку. — Хотя я не против.
 Тихий отпустил Наташку от себя. Похоже, она нужна ему была только как повод. Как повод к крупной ссоре. А такая ссора могла закончиться только одним — мокрухой. Одного убрать, уже хорошо — больше бабок достанется. Все равно от Мишани уже никакого толку. Только панику наводит.
 — Еще бы ты был против, — зло выдавил Тихий. — Ты же не дурак. Прекрасно понимаешь, что тот, кто против меня — мой враг. Вообще-то, мог бы и сам мне её предложить.
 Вот до этого Мишаня как-то не додумался. То, что у Тихого нет друзей, это ясно, как дважды два. У него одни враги. Причем, самые лютые враги как раз те, кого он называет своими корешами. Не дай бог записаться в его кореша. Можешь считать, что ты у него уже на мушке. Но отдавать любимую женщину такому чувалку выше его сил.
 — Я же не чукча, чтоб это…свою женщину всем предлагать, — проворчал он. Совсем обнаглел Тихий. Сегодня ему любимую женщину отдай, а завтра что, свою задницу подставишь. Ничего он не сделает, только пугает. Без них с толстяком он тоже никто. Кого ему мочить, если они поставлять клиентов не будут? Все повязаны одной веревочкой. Вместе чалиться будут, если живы останутся.
 — А разве она твоя? — удивился Тихий. — Вот уж не думал! Мне казалось, она общая.
 Про Наташку уже забыли. Она переводила взгляд с одного на другого и никак не могла понять, что они делят. Если её, то тут и делить нечего. Она же не отказывается от того, чтобы доставить им удовольствие. Сначала одному, потом другому. А можно и обоим сразу. Как захотят. Тогда чего выясняют? Уже на личности перешли, вот-вот вспыхнет искра, и дело закончится дракой. Что-то мужички стали чересчур вспыльчивые, так и норовят друг другу глаз подбить. Наверное, настала пора делить бабки, поэтому все на взводе. Когда собираются на дело — лучшие друзья, а когда надо делить наворованное — сразу лютые враги. Таков человек…
 — Так ведь это я её привел, — уперся Мишаня. — Своим кровным поделился, можно сказать. И если она ложится с другими, так это для дела.
 — Так делом и занимайся! — зло проговорил Тихий. — А то только панику наводишь! И ещё долю свою требуешь!
 Мишаня сразу понял, из-за чего киллер затеял склоку. Не бабы ему захотелось. Бабок! Он, мол, делает всю грязную работу, а они с толстяком только сачкуют. Неправильно, мол, поделен барыш, не по понятиям. До этого было дело, они поделили все поровну, но Тихий остался в обиде. Он сразу сказал, что за мокруху надо платить серьезно. Это не развлечение на досуге. Что ж, законное требование. Но они уже договорились обо всем. Шеф утвердил свой процент каждому из участников сделки. Чего теперь спорить и выяснять? Но если Тихий попер напролом, может быть ой как горячо! Против киллера ему не устоять. Сметет, не глядя. Так, что теперь делать, идти на уступки и отдавать свою долю?
 — Передел устроить хочешь, Толян? — тихо спросил он. — Тогда давай шефа спросим, кто из нас сколько должен получить.
 — Дойдет очередь и до шефа, — мрачно проговорил Тихий, ухватил Наташку за талию, поволок к лестнице. Она даже не сопротивлялась, такого страху он на неё нагнал. Пропустил её вперед, хлопнув по мягкому заду. Она взлетела по лестнице на второй этаж, он не отставал.
 Мишаня дернулся было за ними, но уперся в плечистую спину Димона. Помощник киллера развернулся и молча посмотрел Мишане в глаза. Его правая рука пошла вверх и легла за отворот кожаной куртки, туда, где болтался в наплечной кобуре ствол.
 — Отдыхай, — спокойно проговорил он, словно дал Мишане хороший добрый совет. Постоял так немного, повернулся и стал подниматься по лестнице следом за Тихим.
 — Хозяин и его пес, — сквозь зубы процедил Мишаня, упал в кресло, схватил бутылку пива, откупорил, присосался к ней, словно это было спасительное лекарство от страха.
 — Зачем ты его вызвал? — тихо проговорил Валера. — Без него спокойней.
 Мишаня молча пил пиво, не обращая внимания на нытье толстяка. Допил до донышка, медленно повернул голову, процедил:
 — Зато с ним надежнее. Не нравится мне этот дед.
 — Какой ещё дед? — недоуменно пробормотал Валера. Он немного протрезвел, слушая перепалку своих компаньонов, очухался и мог уже ясно понимать, о чем идет речь.
 — Такой! Старый, седой, в задрипанной куртке.
 Валера испуганно напрягся, внимательно посмотрел на Мишаню, переспросил:
 — В старой коричневой куртке, с цигейковым воротником?
 — Ага!
 Глаза у Валеры поползли вверх и округлились, как у рыбы. Он прошептал побелевшими губами:
 — Это его отец…
 — Да неужто! — усмехнулся Мишаня. — Ты его узнал! Вот радость-то! Откуда он только тут взялся, интересно?
 — Не знаю. Надо его найти и убить! Убить! Чтобы он на нас не навел ментов…
 Мишаня чуть не рассмеялся. Ишь, как затряс поджилками толстяк! Так перепугался, словно и в самом деле духи с того света пожаловали.
 — Ты сам будешь это делать? Или попросишь Тихого? Иди, попроси. Он как раз сейчас наверху развлекается с Наташкой.
 Валера решил, что этот совет надо принять к сведению, поднялся и, шатаясь из стороны в сторону, поплелся к лестнице, чтобы вскарабкаться на второй этаж. Мишане стало интересно, чем все это кончится, и он двинулся следом за толстяком, но благоразумно держался в нескольких метрах позади. Черт его знает, Тихий может и пальнуть, если его отвлекут в ответственный момент попадания в самое мягкое и темное место наташкиного тела.
 Толстяк прошел по короткому коридору и уперся в дверь одной из спален. Схватился за ручку, прислушался. За дверью были слышны скрип кровати и негромкий мужской голос. Валера толкнул дверь внутрь. Она распахнулась.
 Тихий сидел на кровати в одних брюках и пытался раздеть Наташку. Она слабо сопротивлялась, скорее для виду, чтобы подзадорить мужчину. Он уже стянул с неё платье и теперь расстегивал бюстгальтер самого последнего размера. Из него вывалились объемистые наташкины груди.
 — Тебе чего? — рявкнул киллер, обернувшись.
 — Эта…в общем… — забормотал Валера. — Деда мочкануть надо… Это его отец… Точно… Я уверен…Он наведет… Как пить дать…
 Тихий высвободил руку из наташкиных одежд, нехотя поднялся с кровати, подошел к двери, проговорил зло:
 — Уже мочканули. Иди спи. И смотри, пиво из живота не расплескай.
 И захлопнул дверь перед самым носом толстяка. Тот хотел ещё что-то сказать, но тут отворилась дверь соседней комнаты, и на порог вышел Димон. Он мрачно смотрел на толстяка. Ни слова, ни жеста. Валера его и так понял, нервно засуетился, повернулся и пошел обратно к лестнице. Мишаня так ничего интересного и не увидел.
 Корнюшин сообщил Самохину по мобильному телефону радостное известие — банкир прокололся. Так крупно прокололся, что теперь не отмажется вовек. Ежу понятно, он давал указания своей банде. Кто-то рассказывал ему о каком-то трупе, пальбе из пистолета и деде, который может накрыть всю малину. Спрашивал про какого-то Тихого. Очевидно, ихнего силовика, который может прибегнуть к крайним мерам и навести порядок. Банкир все проглотил и дал «цеу».
 Полковник приказал не прекращать наблюдения. Пан Разумовский может куда-нибудь намылиться среди ночи, поэтому лучше сидеть на посту до утра, несмотря на холод, голод, естественные надобности и отсутствие газет.
 — Пускай хоть минус двадцать, хоть ливень с градом, — категорически высказался полковник. — Сидите, пока мне не высидите этого субчика. С кем общается, куда ездит, кто к нему приезжает. Каждый его шаг мне на пленку.
 — А если он больше никаких контактов..? — проворчал Костя.
 — А если никаких, так и доложишь — никаких! Утром подъедет смена, будут пасти его дальше.
 — Утром он, скорее всего, на работу поедет. Обратно в город.
 — Значит, проводите до банка, там сменят. Все ясно?
 — Ясно…
 Костя отключился. И остался недоволен. С одной стороны понимал, что глаз с банкира спускать нельзя, с другой, что сидеть тут бессмысленно. Никуда он ночью не денется, тоже ведь человек, будет отдыхать себе и наслаждаться прелестями жизни. А они тут бди всю ночь! Им тоже надо отдыхать, они не железные, сломаться могут. Подъехали бы с утра пораньше и проводили бы его на работу. Эх, лучше бы Самохин распорядился поставить в его особняке прослушку. Вот тогда были бы результаты. Наверняка, он будет обсуждать с кем-нибудь создавшееся положение. Не один же он там, в доме.
 — Шеф приказал тут ночевать, — устало и с долей грусти сказал Костя. Вынул сигареты, закурил, стал ловить приличный музон. Он не любил современный рок, тяжелый не только по названию, но и по восприятию. Предпочитал что-нибудь задушевное и мелодичное.
 — Тут ночевать! — изумился Тарасенко. — Да где ж..?
 Костя пожал плечами.
 — Если сиденья откинуть, два места есть. Третьему придется спать в багажнике.
 Они с Тарасенко повернули головы назад и пристально посмотрели на Гешу.
 — Я знаю, на кого ты намекаешь, — обиженно сказал тот. — Вообще-то, я могу и уехать. На электричке. Мне тут делать больше нечего. Частоту я вам словил, все…
 — Сидеть! — Костя резко обернулся. — Лучше я сам залезу в багажник. Ты нам ещё нужен.
 — Зачем это?
 — Потом узнаешь, — отмахнулся Костя, хотя и сам не знал, для чего ему нужен радиотехник. Нужен и все. Пригодится.
 В салоне заиграла нежная мелодия. Корнюшин забалдел и прикрыл глаза. Хотя и свербела мысль, что придется куковать тут всю ночь. Об этом думали все.
 — Вот несправедливость… — вздохнул Тарасенко. — Мы мерзнем на улице, а вор загорает в особнячке, пьет коньячок и смотрит порнушку. Хотя он должен сидеть в тюрьме, как говорил один всем известный капитан.
 — Ничего, сядет! — неуверенно проворчал Костя. — Всему свое время.
 — Ни хрена он не сядет! Откупится. Сейчас сажают только карманников, которые тащат лопатники прямо под носом ментов, и алкашей, которые по пьяни тюкнули своих жен подушкой. А воровские банкиры гуляют на свободе.
 — Точно! — обрадовался Геша. — Значит, бестолку тут сидеть. Поехали!
 — Я те поеду! — Костя показал ему кулак. — А если сейчас кто-нибудь из его шайки припрется? Ты что!
 Корнюшин даже сам удивился, насколько оказался прав. По подъездной дороге тихо прошелестела черная иномарка. Если бы не светящиеся габаритки и притушенные фары, она бы потерялась в ночной тьме. Костя едва успел приглушить музыку и загасить сигарету. Они замерли в безмолвии и тишине. Кажется, их не заметили.
 Машина остановилась перед воротами особнячка, в котором уже несколько часов развлекался банкир. Костя бесшумно открыл дверцу и выпал со своего сиденья, чуть не свалившись на землю. Только так он и смог разглядеть номер иномарки, слабо освещенный задним фонариком. Тем временем кто-то изнутри открыл автоматические ворота, ночной гость въехал на территорию участка, и они бесшумно встали на место.
 — Семь, два, шесть, эр, эм, — доложил Корнюшин, поднимаясь с земли.
 Тарасенко быстро записал номер в записную книжку. Костя, не говоря ни слова, передал ему мобильный телефон. Юра понял его и так. Набрал по памяти номер гаишной справочной, запросил справку. Получил её буквально через минуту — там полковника Самохина уважали и помогали в случае чего его группе.
 «Фольксваген-пассат» с таким госномером принадлежал управляющему делами мэрии Игнатию Ковалеву.
 — Да-а, — печально протянул Юра. — Теперь банкира точно не посадят.
 — Вот бы сейчас их послушать, а… — мечтательно проговорил Корнюшин, глядя на Гешу.
 — Ага, щас! — обиженно огрызнулся радиотехник. — Только волну настрою!
 — А если подумать?
 Костя пристально смотрел на него, ожидая какого-нибудь решения. Геша поймал на себе его взгляд, отвернулся, посидел так немного, не выдержал взгляда и все же решился. Открыл свой баул, покопался в нем, вынул махонькое подслушивающее устройство размером с пуговичку, протянул Косте. Тот даже не увидел его между пальцев.
 — Вот тебе жучок, — сказал Геша. — Ты и думай!
 Костя взял пуговичку, с трудом рассмотрел её в тусклом свете приборной панели.
 — Ты предлагаешь мне его подсунуть под кресло, в котором сидит чья-нибудь задница? Я же не фокусник!
 — Я тебе предлагаю его на стекло прицепить.
 — В комнате, где идет серьезный базар?
 — Именно. Отклеишь бумажку, а под ней липкая полоска. Усек?
 Костя подумал совсем немного. Он всегда решался на любую авантюру, не особенно раздумывая. Любил он их, авантюры. Они разгоняли немного скуку повседневной оперативной работы.
 — Ладно, я пошел. Все равно делать нечего. Юрик, идем, подсадишь.
 Он открыл дверцу, выпал наружу и проскочил к забору. За ним метнулся Тарасенко. В самом темном месте он подставил плечо, и Костя легко взобрался наверх. Одним движением перемахнул забор и скрылся на чужой территории.
 В доме горело три окна на первом этаже. Похоже, это была гостиная — оттуда лилась музыка, и доносились всхлипы телевизора. Даже если прилепить на стекло жучок, все равно ни хрена не услышишь. На втором тоже горели два окна, и там было тихо. Косте почему-то показалось, что именно там идет важный разговор двух хозяев жизни. Что они там решают, может быть, судьбу одного из неугодных конкурентов, может быть, делят деньги, пришедшие по кредиту из центра. Что бы они ни обсуждали, запись такого разговора имела бы весомую цену на рынке оперативных разработок.
 Пригибаясь, Костя быстро проскочил к дому. Встал под освещенными окнами второго этажа. Да, если подставить лестницу, прилепить жучок пару пустяков. Но где её взять и как подставить незаметно? Можно, конечно, спуститься с крыши на веревке. Но как на неё залезть? Все, остался только один вариант — проникнуть в дом и подложить жучок под дверь.
 Костя пробрался к освещенному крыльцу, дернул ручку входной двери — заперта. А если бы была не заперта, то что, можно свободно разгуливать по дому и при этом остаться незамеченным? Наверняка где-то внизу сидит тот мордоворот, который охраняет неприкосновенность банкира. Он сразу ухлопает Костю из «макара», а уж потом будет разбираться, кто таков незваный гость.
 Корнюшин понял, что больше вариантов у него нет. Он пробрался к освещенным окнам гостиной, достал из нагрудного кармана жучок и прикрепил его на стекло — в самом низу, так чтобы было незаметно. И сиганул обратно к забору, чудом отыскал какой-то ящик, взобрался на него, с трудом достал до верхушки забора, подтянулся на руках, перемахнул на ту сторону и был таков.
 — Что слышно? — спросил он, усаживаясь на свое место в машину.
 — Ничего, — грустно ответил Геша, снимая наушники. — Только слабая музыка и чей-то отдаленный голос.
 — Это телевизор. Я налепил на стекло гостиной. Но они, как пить, сидят наверху. Так что, облом. Ничего не услышим.
 — Если только они не выключат ящик… — вздохнул Тарасенко. — И не перейдут в гостиную.
 — Поближе к нашему жучку, — ехидно добавил Геша.
 — Слушай, слушай! — прикрикнул Костя. — Пропустишь ведь!
 Геша сделал кислую мину и надел наушники. Но ему так и не удалось услышать ни слова.
 Всю ночь они пилили по южной трассе, делая короткие остановки на бензоколонках. Серега с Ильей по очереди менялись за рулем, а папаня отсыпался на заднем сидении в свое удовольствие. Казалось, он был способен спать в любых походных условиях, и даже, наверное, маршируя в строю. Только на рассвете они прибыли в Тучково, любимую деревню Терентича, где он жил последние двадцать лет.
 В виду отсутствия въездных ворот машину пришлось оставить на улице рядом с калиткой. Бодрый старик, выспавшийся и отдохнувший, тут же принялся наводить порядок в саду, словно забыл, зачем сюда приехал. С искренним огорчением на лице он поправлял покосившиеся подпорки, подбирал залетевший мусор и поломанные ветки и начал было накачивать воду. Илья, невыспавшийся и бледный, минут пятнадцать смотрел на все это действо с откровенным недовольством и все-таки решил высказаться. Времени в обрез, надо забирать все, что есть, и назад. Бандюганы их ждать не будут — примут оборонительные меры или вообще сгинут без следа.
 — Пап, долго будем фигней заниматься?
 Терентич на секунду оторвался от своего занятия, посмотрел на сына хмуро, проговорил внятно и доходчиво, тоном, не допускающим возражений:
 — Пока не закончу. — И принялся за дело с не меньшим энтузиазмом.
 У него была скважина, из которой он помповым насосом лихо накачал ведро мутной ледяной воды. Именно на этой воде он готовил себе пищу, и сейчас хотел вскипятить чайку, чтобы немного отойти с дороги.
 Илья с Серегой плюнули на все и пошли в дом. В сенях их встретила крышка от гроба, очень доходчиво напоминающая гостям, что они тоже смертны. Илья отнесся к ней совершенно безразлично, словно она стояла тут всегда, а Серега затормозил на пороге, удивленно уставился в угол.
 — Это чего она здесь? — спросил испуганно.
 — А-а, — зевнув, отмахнулся Илья. — Осталась от последних похорон.
 И дернул дверь в комнату. Протопал к кровати у дальней стены, не раздеваясь, улегся на неё и сразу провалился в сон. Серега, так и не поняв назначения крышки, пристроился на продавленном диване, стоящем рядом с дверью. Через пять минут они оба спали, как убитые, несмотря на собачий холод в доме.
 Илья снова увидел свой сон, который смотрел в последнее время. В принципе, его можно было поздравить с успехом — научный эксперимент удался, голографическое изображение стало четким, и на экране теперь словно двигались реальные люди, осязаемые во всем своем объеме и полноте. Он легко узнавал их. Там были все, кто окружал его в эти дни произошедшей катастрофы, и мошенники, и родные, и друзья. Но самое главное, они были как живые. Если человек смотрел прямо, а зритель заходил сбоку, то он мог легко увидеть профиль головы. Это было удивительно и непонятно. Илья восторгался этому во сне, а когда проснулся, все равно чувствовал, что остается таким же беззащитным, каким и был. Несмотря ни на какое голографическое изображение.
 Ровно через час их разбудил отец.
 — Рота, подъем! — гаркнул он на пороге комнаты, и Серега, лежащий рядом с дверью, свалился с дивана на пол. — Собираем манатки и в путь! Нас уже ждут эти бандиты.
 Илья проснулся мгновенно. Странно, но он почувствовал прилив сил, как будто хорошо отоспался и отдохнул. И был готов к решающему бою.
 Терентич задумчиво стоял над диваном и терпеливо ждал, когда художник очухается, придет в себя и поднимется на ноги. Наконец, Сереге это удалось, и он тупо моргал сонными глазами, пытаясь осознать, где он находится и что это за изба, в которой он проснулся. Неожиданно Терентич нагнулся и подхватил диван под низ.
 — Ну-ка, подсоби, — сказал он и запыхтел, отодвигая диван от стены.
 Серега ухватился с другой стороны, а подоспевший Илья навалился сзади. Втроем они с трудом отодвинули тяжеленный диван на метр от стены.
 Под диваном оказался слой пыли в палец толщиной, а под пылью прорисовался квадратный люк с металлической ручкой. Терентич ухватился за ручку, поднатужился и откинул дверцу люка в сторону. Под ним образовался квадратный лаз. Изнутри пахнуло сыростью и дохлятиной. Терентич уселся на пол, спустил ноги в лаз и спрыгнул вниз. Пол находился на уровне его плеч, и из дыры торчала одна его седая голова.
 — Илья, за мной! — скомандовал он и нырнул в подпол. Но вынырнул через секунду, положил на пол перегоревшую лампочку. — Ну-ка, Серега, там, в шкафу, должна быть целая.
 Художник отправился на поиски лампочки, отыскал её довольно быстро на одной из полок шкафа в коридоре, вернулся, протянул Терентичу. Старик снова исчез в подполе, но на сей раз не возвращался, а производил там какие-то манипуляции. Вдруг оттуда полился свет.
 Илья спрыгнул вниз. Серега за ним. Они пригнули головы, осмотрелись и двинулись за стариком. Но все же художник умудрился пару раз стукнуться лбом о мощные лаги, подпирающие половые доски. Подпол производил сильное впечатление, от которого у такой впечатлительной натуры, как Серега, просто стыла кровь.
 Нехоженая земля продавливалась под ногами. Паутина свисала клочьями с потолка, цепляясь за волосы и плечи. Сырость стояла неимоверная. Единственным украшением этого мрачного подземелья являлся кованый сундук в самом дальнем углу. На его боку красовался огромный амбарный замок.
 — Вот чего у меня нет, так это ключа, — удовлетворенно сказал Терентич, словно радовался этому обстоятельству. — Давно потерял.
 — Ну и что теперь? — спросил Илья.
 — Ничего. Дуй наверх, где-то там был молоток. И найди какую-нибудь железяку посолидней.
 Илья отправился обратно к люку, вылез наружу, поискал инструменты на веранде, нашел молоток и железный прут, непонятно для каких целей оставленный отцом. Вернулся в комнату, спрыгнул вниз.
 Терентич долго не колдовал, вставил железный прут в ушки замка, дернул на себя. Илья долбанул сверху молотком. Замок отлетел в сторону. Терентич откинул крышку. В сундуке лежало все его богатство, завернутое в промасленные тряпки. Терентич принялся вынимать по одной каждую завернутую вещь и передавать Илье прямо в руки. Илья оттаскивал их к лазу, а Серега выкладывал все это на пол.
 Когда все было вынуто, Илья с отцом выбрались из подпола наверх. Серега уже нетерпеливо разворачивал свертки. Здесь оказались новехонький автомат Калашникова, два карабина Симонова не первой свежести, два пистолета «ТТ» и один «макаров», три полных рожка для «калаша», восемь ручных доисторических гранат и целый мешок разнокалиберных патронов.
 — Да, отец, хорошо затарился! — не мог сдержать восхищения Илья.
 — Так не для себя, для детей старался, — скромно пожал плечами Терентич. — Вот оно и пригодилось.
 — А я и не догадывался, что ты здесь хранишь.
 — Так я тебе и не показывал.
 — Прямо как в старой пьесе, — присвистнул Серега. — Если в первом акте на стене висит «калашников», значит, в последнем акте из него убьют какого-нибудь мерзавца.
 Они перенесли все оружие в машину, предварительно завернув его обратно в промасленные тряпки. Благо на улице никого не было — деревенский люд не любит прогулки на холодном осеннем ветру. Впрочем, попался бы случайный свидетель, подумал бы, что Терентич собрался на зиму в город, и собирает манатки. Оружие уложили на дно багажника, сверху накидали ещё тряпья. А на них радостный дед насыпал в три слоя яблок для внучки. Яблоки были наливные, с красными боками, одно к одному. Просто загляденье!
 — Все равно здесь есть некому, а Ленка стрескает, — по-хозяйски распорядился он. — Да и менты не догадаются, если что.
 После чего Терентич запер дом, положил ключик под коврик на крыльце. Они погрузились в машину и на всех парах двинули обратно. Путь неблизкий, когда ещё доедут. К тому же с таким грузом «тойота» изрядно просела, и на колдобинах деревенской дороги то и дело цепляла брюхом за кочки. Зато, выехав на шоссе, пошла, как тихоходный лайнер по водной глади, плавно, ровно и не торопясь.
 Весь путь прошел без приключений, и только на подъезде к Белокаменску их остановил дорожный патруль. Пока один гаишник проверял у всех документы, другой — молоденький лейтенант, попросил открыть багажник. Серега снялся со своего места и на ватных ногах поплелся назад, с трудом засунул ключ в замок. Сил открыть багажник у него уже не было. Но тут подоспел Терентич. Он приподнял крышку багажника и жизнерадостно улыбнулся.
 — Угощайся, старший лейтенант!
 Гаишник уставился на раздолье яблок. Он такое видел редко, а если видел, то хотел извлечь из этого максимум выгоды.
 — Спасибо. Я пока просто лейтенант.
 — Ну, будешь старшим. — Старик хлопнул его по плечу. — Обязательно будешь.
 Летюха попытался сохранить строгость в голосе.
 — На продажу везете?
 — А то как же! — Терентич скорчил жалостливую физиономию. — Сейчас разве на пенсию проживешь! Я сам всю жизнь под погонами, а тепереча и на кусок хлеба не хватает.
 И он довольно правдоподобно хлюпнул носом. После чего стал насовывать лейтенанту в руки наливные яблоки. Летюха зарделся и попытался отказаться. Он предпочитал брать деньгами, особенно с торговцев всех мастей. Но Терентич об этом не догадывался. Нагрузив гаишника яблоками, старик захлопнул крышку багажника, плюхнулся на свое место и грохнул дверцей.
 «Тойота» чихнула в лицо летюхе зеленоватым дымом и ушла на сверхзвуке вперед. А замученные бесконечными осмотрами гаишники ещё долго пялились ей вслед.

 Глава 12

 Всю ночь и следующие полдня Толян развлекался с Наташкой в спальне, пока им обоим это не надоело. На весь дом разносились её стоны и вздохи, и остальные мужички от зависти скрипели зубами, но ничего поделать не могли. Слишком грозным был соперник. Валера с утра засел в столовой и накачивался пивом, а Мишаня упулился в ящик и погромче включил звук, чтобы заглушить любовные стоны. Подступиться к ложу он даже не пробовал, ведь Димон был на страже.
 Только часам к трем любовнички спустились вниз в столовую, и Наташка быстренько устроила хороший закусон. Тихий позвал всех, включая своего ординарца, и они принялись неторопливо пить водку, смакуя и смачно закусывая. Он даже втянул в это дело Валеру, хотя тот и был обижен на весь свет. Поначалу толстяк с радостью принял участие в застолье, несмотря на то, что уже был в подпитии. Однако скоро сильно пожалел, что ещё с утра не уехал куда-нибудь развеяться. Подковырки собутыльников сыпались на его бедную голову одна за другой и вконец ему осточертели.
 — Слышь, толстяк, — спрашивал Тихий после каждой рюмки. — Ну, кто тебе теперь мерещится?
 — Пьяная рожа среди бутылок, — ворчал Валера, хмуро глядя на физиономию Тихого.
 — Тогда выпей еще! Может, увидишь Наполеона. Хоть познакомишь. Хочу пообщаться с великим человеком.
 — Вот сам нажрешься, как свинья, тогда и увидишь, — отвечал толстяк.
 Тихий только посмеивался. Забавлял его этот неуклюжий человек, каким-то чудом затесавшийся в их шайку. Наверное, шеф привлек его к делу из-за вечно глупого выражения лица — такому поверит любой. Но он знал, толстяк не так глуп, как кажется, и прекрасно понимает, кто чего стоит и сколько стоит он сам. Себя-то Тихий оценивал намного выше своих подельников и был уверен, что рано или поздно сможет переиграть их всех и остаться при больших деньгах.
 — А ты знаешь, Валер, шеф лишил тебя твоей доли? — как само собой разумеющееся спросил Толян. Уж очень ему хотелось морально добить Валеру, опустить, втоптать в грязь. Он вообще любил издеваться над людьми, только бы было над кем. А более подходящей кандидатуры трудно даже придумать.
 — Почему это? — нехотя спросил Валера. Он сразу понял, что тот берет на понт. Никогда шеф такого не говорил. У него, Валеры, самая важная роль во всем ансамбле. Не поверит ему очередной фраер, остальные участники дела могут отдыхать.
 — Ты не справился с заданием, — пригвоздил Тихий, наливая себе водки. — Парень обо всем догадался. Поэтому и пришлось его чпокнуть.
 — Ни хрена он не догадался, — огрызнулся Валера. — Если бы догадался, не стал бы брать кредит.
 — Если бы не догадался, не пошел бы в ментуру.
 — Я здесь при чем? — проворчал Валера. — Он пошел туда, когда все уже было сделано.
 — Все равно твоя вина. Короче, шеф приказал с тобой не церемониться. Ты нам больше не нужен. — Тихий сказал это на полном серьезе, никакой ухмылки, ни один мускул на лице не дрогнул. Обычный, как всегда у него, хмурый взгляд бесцветных глаз.
 — Чего? — пробормотал толстяк и нервно сглотнул.
 Все затихли, не зная, как реагировать на это заявление киллера. Верить или не верить — вот в чем вопрос. Можно, конечно, не верить, но в каждой шутке…
 Толян спокойно выпил свою водку, словно ничего и не говорил, смачно закусил, вытер руки салфеткой, полез под мышку за любимой игрушкой. Вынул ствол, выщелкнул магазин, показав всем, что патронов в нем предостаточно, вставил обратно в рукоять, передернул затвор. Патрон зашел в патронник. Осталось спустить курок.
 Все напряженно следили за его руками. Трудно было понять, когда он шутит, а когда переходит от шуток к делу. Мишаня на всякий случай отсел подальше, загородился Наташкой, которая располагалась прямо на линии огня. Даже Димон напрягся и ловил каждое движение шефа. Если тот кивнет ему, то он знает, что делать.
 Но Толян направил ствол на толстяка, и его лицо стало ещё более хмурым. Полная решимость привести приговор в исполнение. Валера побледнел и слегка затрясся. Но старался виду не подавать, что смертельно испугался. Нелегко сохранять спокойствие, когда на тебя направлен пистолет с взведенным курком. Ему ужасно захотелось провалиться сквозь землю, но он не знал, как это сделать. Хотя и это тоже бессмысленно, Тихий найдет и под землей.
 — Только не здесь! — крикнула Наташка и отвернулась. — Я этого не вынесу!
 — А ты не смотри, — спокойно предложил Толян, даже не повернувшись к ней. Он пристально смотрел на толстяка, словно выбирая наилучший момент для стрельбы.
 Мишаня боялся произнести хоть слово, чтобы не привлекать к себе внимания киллера. Вроде пока по его душу никаких распоряжений не было, но всякое может быть.
 Тихий не отводил пистолета и ждал, когда толстяк кинется ему в ноги, станет умолять о пощаде. Валера, может, и кинулся бы, да просто не мог пошевелиться от страха. Страх сковал ноги, и не было сил даже оторвать их от пола. Кто его знает, что на уме у пьяного киллера. Обычно у него слова не расходятся с делом. А дело он делает только одно.
 — Он не мог тебе такого приказать, — еле слышно пробормотал Валера, не в силах отвести взгляд от маленького черного отверстия, которое смотрело прямо ему в лоб.
 — Он высказал пожелание, — хмыкнул Тихий. — А желание шефа — закон. Так что извини. Если хочешь что сказать напоследок, говори. Мы послушаем.
 Валера нервно сглотнул, немного помолчал, обдумывая свое положение, и скривил рот в ухмылке.
 — Да ладно тебе, Толян! Дурацкие шутки у тебя!
 Тихий перевел взгляд на своего подручного.
 — Скажи, Димон, я когда-нибудь шучу?
 Парень помотал головой.
 — Не замечал.
 — А когда я Кирюху причесал, я что, шутил?
 — Нет.
 — Вот так…
 Валера не на шутку испугался. У него задергался глаз, выступили капли пота на лбу, задрожали пальцы, по всему телу пробежала дрожь. Кажется, понял, что его жизнь повисла на волоске.
 — Будь ты проклят! — прошептал он. — Сам когда-нибудь подохнешь, как собака!
 Киллер еле заметно усмехнулся.
 — Ну, это банально. Придумай что-нибудь получше.
 — Уже придумал, — вдруг уверенно сказал Валера. На его лице не было ни тени страха. Он уже ничего не боялся. Просто довели его до такой степени, когда уже все равно, что будет дальше. — Я знаю, кто тебя убьет.
 Тихий удивленно наморщил лоб. Вот так заявление! Ну что ж, интересно узнать свою судьбу. До того интересно, что даже смешно.
 — А ты у нас, оказывается, пророк, — усмехнулся он. — Ну давай, говори.
 Валера тяжело сглотнул, прошептал пересохшими губами:
 — Тебя этот дед убьет! Он для этого и пришел. Оттуда пришел. От того парня, которого ты убил.
 Валера показал пальцем на потолок. Это означало, что, по его мнению, дедуля спустился с небес для наказания убийцы его сына.
 Тихий поставил пистолет на предохранитель, медленно убрал его в кобуру, посидел немного в молчании и вдруг громко рассмеялся. Только смех у него вышел какой-то жалкий, натужный, как будто он смеялся через силу. Совсем не хотел смеяться, а нужно было показать, что ему не страшно, а просто смешно.
 — Да ты, похоже, совсем двинулся! — сказал он сквозь смех. — У тебя просто крыша поехала. Дедуля с того света явился! Ну, надо же! Допился до чертиков! Скажи лучше, в штаны наложил со страху! А, толстяк, наложил ведь?
 Все тоже посмеивались. И Мишаня, якобы поддерживая Толяна, и Димон, которому, в принципе, такие шутки нравились, и Наташка, которая вздохнула с облегчением, поняв, что мокрухи не будет. Не смеялся только Валера.
 — Нет, не наложил, — пробормотал он, вылез из-за стола и на ватных ногах пошел к двери. Он, естественно, не мог спокойно перенести такого издевательства, и, смертельно обиженный, ушел в свою комнату.
 Наташка осталась с компанией. Толян поначалу целовался с ней, лапал за коленки и лез под юбку. Наташка вяло отбрыкивалась и приставала к Мишане, прося у него защиты. Наконец, Толян грубо оттолкнул её от себя. Она уже была ему неинтересна. Он получил от неё все сполна. Его стала мучить одна проблема — что это за дед и откуда он взялся?
 После ухода толстяка мужички ещё немного посоревновались в питие, желая увидеть хоть кого-нибудь из великих, но им это так и не удалось. Выпили все, что можно было выпить, и только часам к двум ночи завалились спать. Конечно, после столь обильных возлияний все спали, как убитые. И даже оставленный на посту охраны Димон отрубился через десять минут, как занял пост.
 Они добрались домой только под вечер. Поставили машину во дворе. Илья поднялся в квартиру к одному своему знакомому соседу и упросил его временно освободить гараж. Благо, что гараж находился недалеко, так что «Тойоту» загнали под крышу и под запор. Так надежней. Все-таки не кирпичи в багажнике. Оставлять на ночь во дворе рискованно. Терентич набрал три сумки яблок, и они с Ильей и Серегой притащили их домой. Марина осталась довольна. Сказала, что теперь хватит на всю зиму. Она думала, что они ездили в деревню за яблоками. Святая простота!
 — Там в багажнике ещё много осталось, — сказал чистую правду Терентич. — Мы потом перетащим! Когда освободим багажник от железяк.
 — От каких железяк? — не поняла Марина. Она, конечно, чувствовала шестым чувством, что здесь что-то не так, неспроста это они поперлись в деревню, не за яблоками. Но доказательств мужниного вранья не было никаких, пришлось принять все за чистую монету.
 — Да, Сереге срочно понадобился кое-какой инструмент, — испуганно сказал Илья. — Для творчества. Он тут решил скульптурой заняться.
 Марина удивленно посмотрела на художника.
 — Да ну!?
 Серега смущенно пожал плечами, переглянулся с соратниками, ища у них поддержки, но нашел только хмурые взгляды, которые ждали подтверждения. Вообще-то художник врать не умел, но момент требовал, и тогда он сказал:
 — Приятель уступил по случаю кусок мрамора. Теперь придется высекать из него чей-нибудь бюст. Думаю уговорить Терентича.
 Он посмотрел на старика. Терентич важно кивнул и гордо выпятил грудь. Мол, если уж с него собрались лепить, то он расстарается и попозирует, сколько надо будет.
 — Могу и согласиться. Если надо для дела.
 Марина хмыкнула, покрутилась у плиты, накормила мужичков сытным ужином и ушла в комнату смотреть продолжение бразильского сериала, который неизвестно когда кончится, а может, и не кончится никогда.
 Терентич прикрыл поплотнее дверь и сказал шепотом:
 — Ну, все, женщин из штаба вон! Теперь можно спокойно обсудить план операции. Сначала проработаем в общих чертах, потом поговорим о деталях. Значит, так! Сейчас короткий сон и часам к шести утра мы должны быть на месте.
 — Зачем так рано? — поинтересовался художник-скульптор.
 — Будем брать их на рассвете! — Терентич поднял в воздух указательный палец, давая понять, что это самое важное во всей операции. — Они ещё спят, что происходит, не понимают, куда бежать, не соображают. Эффект неожиданности! Понял, лапоть?
 — А, ну да! — кивнул Серега. Художник начал осознавать, что командовать парадом будет Терентич, и от этого уже никуда не деться. Придется подчиняться и выполнять приказания. Но тогда старый и ответит за провал операции, и с него, Сереги, уже никакого спроса.
 — То-то и оно! — строго сказал Терентич. У него разыгралось профессиональное воображение. Глаза загорелись огнем, лицо покрылось красными пятнами, он вскочил и заходил по кухне, размахивая руками. Громко прищелкнул пальцами. — Эх, жаль, бомбы нету! Бомба нужна! Без неё никуда! Где бы бомбу…?
 — Для чего? — шепотом уточнил Илья. Похоже, отец решил устроить боевую операцию по последнему слову военной науки. Со взрывами и стрельбой. Ему бы крейсер «Аврору», пожалуй, взял бы штурмом какой-нибудь дворец.
 — Я знаю для чего! — Терентич отчаянно махнул рукой. — Без бомбы ничего не получится. Даже и соваться не стоит! В этом деле главное — неожиданность. Снесем ворота к чертовой матери и в атаку! Все, враг парализован!
 — Втроем, в атаку? — засомневался Илья. Затея отца и его горячность ему не понравились. Как бы не наломал папаня дров в запале. Ну, куда ему в атаку, с его-то больным сердцем и одышкой? — Да нас подстрелят, как ворон. Залечь надо и пулять по движущимся мишеням. Так проще, да и мне спокойней. Вдруг что с тобой…
 Отец хмуро посмотрел на него. Это что ещё за салага влезает в обсуждение плана? Уж кто-кто, а он, старший капитан, этих планов насоставлялся за свою жизнь, не счесть! Учебных, правда, но это дела не меняет. Тяжело в учении, легко на работе.
 — Залечь-то можно! — отрезал он. — И пулять. Пока патроны не кончатся. Или у них терпение. Потом они пулять начнут. И что, деру давать? Так что без бомбы никуда!
 — У нас гранаты есть, — прошептал Серега. — Можно из них сделать. Связать вместе штук пять, электрический детонатор и два проводка к автомобильному аккумулятору. Клеммы набросил — ток пошел. Сдетонировало и ба-бах!
 — И ты знаешь, как это сделать? — удивился Илья.
 — Ты думаешь, если я пять лет торчал в химическом институте, то я не знаю, как бомбу сделать! Что, я какой-то паршивый детонатор не сварганю? Берешь хорошую релюшку, пузырек с кислотой, даешь ток, боек пробивает пузырек, кислота разъедает тонкую металлическую перегородку, детонатор смешивается с тротилом. Тридцать секунд и все разносит к чертовой матери!
 — Ну, давай, нахимичь, — одобрил Терентич. — Ты парень творческий. Только смотри, не переусердствуй. А то сами взлетим на воздух к ядрене фене!
 — Не взлетим… — отмахнулся художник. — Я в детстве чего только не вытворял! Такие взрывы устраивал! У школы крышу сносило. Потому и пошел в химический.
 — Так, с этим решили! — Терентич продолжал разрабатывать стратегический план боевой операции со всей серьезностью. Похоже, его уже ничто не могло остановить. Военная машина завертелась. Может быть, он стремился к этому всю свою жизнь. Великую Отечественную застал пацаном, а после неё повоевать было негде. Так и не пришлось проявить свои военные способности. Возможно, из таких людей и выходят полководцы. Если есть, где. А если негде, то не выходят. Каждое время рождает своих героев. Если время неподходящее, герои отдыхают.
 — Теперь с захватом заложников, — продолжал развивать мысль Терентич. — Надо их со всех четырех сторон обложить. Чтоб ни один не просочился сквозь заграждение.
 — Какое заграждение? — уточнил Илья.
 — Обычное. Из автоматчиков. Эх, жаль народа маловато! — сокрушался отец. — Еще бы парочку мужичков. Вот тогда они бы никуда не делись.
 Все стали напряженно соображать, кого можно привлечь к этому делу. Ясно, что посторонних не позовешь. На наемников просто нет денег. Реальная возможность — попросить друзей. Их немного, но они не откажут. Правда, их можно сосчитать по пальцам одной руки. Таких, которые могут взять в руки оружие ради правого дела, а не ради денег. Сейчас таких уже нет. Или все же есть?
 — Попробую Саню из магазина пригласить, — вспомнил Илья. — Он обещал помочь, если что. Боевой парень. В Афгане воевал. После него стал философом. Понял, что от жизни ждать нечего.
 — Отлично! — похвалил полководец. — Думаю, что ещё одного мужичка можно привлечь. Знаю я тут одного неслабого пацана. Витек, Ленкин ухажер. Ему в армию скоро, пускай потренируется.
 — Да ты что, он не согласится! — засомневался Илья. — Да и молод еще.
 — Ничего, у меня пойдет без разговоров! — успокоил его отец. — Иначе Ленку не получит. Посидит за забором с карабином. Пальнет в воздух в случае чего. Если они на него побегут.
 На том они и порешили. И разошлись по одному. Для конспирации. Серега отправился к себе домой делать бомбу, Терентич пошел во двор искать Ленку, которая пропала неизвестно куда, а Илья пристал к жене и вызнал у неё Витькин адресок. Она испугалась поначалу, подумала, что они с отцом хотят набить ему морду, но Илья успокоил жену, что всего лишь хочет найти дочь и загнать её домой. Марина согласилась и выдала Витьку с потрохами.
 Ленка оказалась у него и очень удивилась, что за ней пришла целая комиссия. Даже хотела их не пускать. Но дед успокоил внучку, что у них к Витьке конфиденциальный разговор. Ленка поняла это по-своему и сказала, что, в принципе, замуж согласна, но с одним условием — жить она будет не дома.
 — Дура! — ругнулся Илья. — Пока школу не закончишь, об этом даже не заикайся.
 Витек оказался покладистым парнем и практически сразу принял приглашение на «загородный пикничок». Илья пообещал подкинуть ему немного баксов, а Терентич уверил, что ему дадут в руки карабин — пострелять в тире по бутылкам. Ленку погнали домой, а Илья сообщил Витьке, что за ним заедут с раннего утречка, ещё до рассвета. У него на попечении была престарелая бабка, которую совершенно не волновало, где проводит время её внук, лишь бы он изредка приносил домой продукты. Так что проблемы с родителями отпали сами собой.
 Потом Илья позвонил Сане, директору магазина и своему компаньону, рассказал ему всю ситуацию и заручился его согласием участвовать в деле. Саня сходу согласился помочь, если будет, из чего стрелять.
 — Есть все, что душе угодно, только выбирай, — сказал Илья.
 Не откладывая дела в долгий ящик, Серега смотался к знакомому автомеханику, выпросил у него ненужное реле, немного концентрированной серной кислоты, приволок все это к себе домой и принялся мастерить бомбу. Перевязал пять гранат изолентой, изготовил примитивный кислотный детонатор и подсоединил к нему реле, выполняющее роль чеки. Часа два провозился, но зато бомба получилась высший шик.
 Илья даже заметил, что такой бомбой можно не только ворота взорвать, но и всю бандитскую халупу вместе с народом. И предложил установить её под крыльцом. Но Терентич строго настрого предупредил, что до мокрухи им опускаться нельзя. Иначе они встанут на одну доску с бандитами, и окончательно потеряют человеческий облик.
 — Наша задача — взять их в заложники и потребовать назад деньги, — важно заметил он. — Поэтому лучше всего оставить три гранаты про запас. Во время боя, дети мои, эти штуковины всегда надо держать под рукой, потому как в самый ответственный момент могут закончиться патроны. И самое главное вот что! С бандитами нам придется договариваться, показав им свою силу, но… не применяя её.
 Часам к пяти утра все собрались во дворе, погрузились в две машины, серегину «тойоту» и санину почти новую «десятку», и поехали на место. Спокойно выехали из города — полусонные гаишники, видно, поленились останавливать их для проверки — и пошли по пустому шоссе на полной скорости.
 Пока ехали, Илья, сидевший в машине директора, вкратце рассказал Сане и Витьке, что за люди, к которым они едут в гости. Люди очень коварные, хитрые, добрых слов не понимают, поэтому с ними надо держать ухо востро, и лучше вообще близко не подходить. Эти люди занимаются тем, что кидают честных граждан на крупные суммы и оставляют их буквально на улице. В общем, от таких надо спасать мир, а не только одного Илью. Витька проникся идеей и пообещал, что сделает все возможное, чтобы таких людей стало меньше. Саня и так все знал, и сразу предложил устроить им кровавую баню. Илья был более осторожен в выражениях.
 На место приехали ещё затемно. Поселок спал. Особняк, стоящий на отшибе, был погружен в тишину. Похоже, вся шайка-лейка отсыпалась после перетряски, устроенной Терентичем. Правда, прошли целые сутки, и о появлении странного деда могли уже забыть и успокоиться. Вот только дед о них не забыл.
 Машины поставили с боковой стороны, в лесочке, примыкающем к участку, чтобы не светиться в обзоре видеокамеры над воротами, да и чтобы случайно не задело взрывом. Этому взрыву Терентич придавал большое стратегическое значение. Как он считал, грохот взрыва должен был оглушить врага, обрушиться на него с ужасающей неотвратимостью и повергнуть в животный страх. Страх, в свою очередь, парализует волю противника, и его можно брать голыми руками. По плану, разработанному старшим капитаном и его помощниками, взрыв должен состояться в определенный момент взятия бастилии — когда станет ясно, что бандюки без боя не сдадутся. Если переговоры ничего не дадут, вот тогда только в ход пойдет тяжелая артиллерия.
 Под покровом утренних сумерек подрывник Серега пробрался к воротам, засунул свою бомбу прямо в проем между нижним ригелем ворот и землей, протянул проводки к «тойоте». Затем открыл капот, один проводок закрепил на плюсовой клемме аккумулятора, а второй повесил на ветку. После чего со спокойной душой уселся на свое место и заверил сообщников, что достаточно в нужный момент приложить этот проводок к любой оголенной металлической части автомобиля, как цепь замкнется на «минус» и..!
 — Дело сделано, — уверенно сказал он. — Одно неловкое движение, и здесь будет ад!
 — Взрываешь только по моей команде, — распорядился Терентич. — Когда я тебе махну рукой!
 — Ладно уж, — нехотя согласился Серега. Ему ужасно хотелось вспомнить хулиганское детство и разбудить весь поселок страшным взрывом, от которого повылетали бы стекла в близлежащих домах и снесло бы крышу у бандитского особняка. Но, ничего не поделаешь, в условиях открытых боевых действий нужно подчиняться старшему по званию, даже если он в отставке.
 — Ну, что, вооружаемся? — Илья посмотрел на отца. Пожалуй, ещё никогда за всю свою жизнь он так не слушался его, как сейчас. Стоит отцу только кивнуть, и он тут же кинется исполнять приказание. Отец и кивнул.
 Илья открыл багажник «тойоты» и начал вываливать на землю яблоки. Саня с Витьком изумленно следили за его действиями, не совсем улавливая суть происходящего. Им пообещали серьезное дело, сказали, что дадут в руки оружие, а дают что? Саня даже оглянулся на свою машину и решил держаться к ней поближе. Если так и дальше пойдет, то он лучше уедет.
 — Что, будем их яблоками забрасывать? — на всякий случай поинтересовался он. Подобрал с земли одно яблоко, взвесил на руке, примерился пульнуть его в сторону забора. Понял, что такими снарядами тут не навоюешь. — Слушай, Илья, а посерьезней есть что-нибудь? Или ты думаешь, что я приехал сюда в бирюльки играть? У меня времени в обрез! Пристрелить какого-нибудь гада по быстрому, и в десять я должен быть на работе.
 — Сейчас будет тебе посерьезней, — пообещал Терентич, запустил руки в груду оставшихся яблок, вынул со дня багажника завернутый в тряпки продолговатый предмет. Протянул сверток Сане. — Глянь-ка, подойдет?
 Саня деловито размотал тряпки, и в руках у него оказался «калаш». Он даже с каким-то радостным блеском в глазах стал вертеть его и разглядывать со всех сторон, выщелкнул рожок, проверил по весу наличие патронов, вставил обратно, передернул затвор, дослал патрон в патронник, поставил на предохранитель. Удовлетворенно хмыкнул:
 — Эх, давно я такой штуки не держал в руках! Вот теперь мы с ними поговорим по душам. А то, понимаешь, подсовывают мне оружие пролетариата!
 — Так у вас тут совсем серьезный разговор будет, мужики! — изумленно пробормотал Витек. — А говорили, тир!
 — Тир, сынок, тир, — удовлетворенно сказал Терентич. — Только мишени живые. Ты, что не доволен? Можешь уехать.
 — Да нет, ничего, — пожал плечами Витек. — Можно и по живым! Если это бандюки, о которых вы мне по дороге рассказывали.
 — Они самые! — подтвердил старший капитан. Он вынул из багажника карабин, протянул Витьке. — Умеешь обращаться?
 — Ничего, сообразим. — Парень почувствовал себя на седьмом небе. Вот такого серьезного оружия он ещё не держал в руках. Ну, пулял несколько раз из мелкашки в каком-то подвале, и все. Он проверил магазин, передернул затвор, прицелился куда-то на верхушку дерева. Где-то там сидела ворона и издавала нечленораздельные звуки. Собрался было потянуть спусковой крючок.
 Терентич положил руку на ствол и опустил его вниз.
 — Настреляешься еще. — Он всунул Витьке в руку парочку запасных обойм. — А это про запас. Если уж совсем горячая заварушка начнется.
 Витек засунул обоймы в карман куртки и, как заправский охотник, повесил карабин на плечо. На его физиономии засияло что-то похожее на счастье.
 Илья взял себе второй «карабин» с запасной обоймой, а Терентич удовлетворился командирским «макаровым». «Тетешник» взял себе Серега на случай, если бандюки вдруг ринутся к воротам. Придется их отгонять, чтобы они не взлетели на воздух вместе с железными створками. Все-таки командир отдал приказ — никаких трупов. А приказ есть приказ — надо выполнять.
 — Значит так, ребятушки, теперь давайте рассредоточимся! — командовал старший капитан. — Я у ворот веду переговоры, Серега сидит на левом фланге и по моей команде управляет фугасом, Саня с автоматом заходит с правого фланга, Илья и Витька заходят с тыла. После взрыва они со страху как раз назад дернут. Так что лучше, если сзади в засаде будут двое. Оружием не бряцать, но если увидите бегущего к забору человека, стрелять по ногам. Только не в грудь. Нам мокруха не нужна. Наша задача — их напугать. И ещё одно! Из-за забора головы особенно не высовывать. Пальнул и убрался. Так оно безопасней. Все, по местам! Стрелять только по моей команде! Команда — выстрел в воздух!
 Они окружили особняк, и каждый занял позицию со своей стороны. Илья зашел с тыла, отыскал валявшееся бревнышко от спиленной березы, приставил, взобрался на него и высунул голову из-за забора. Особняк спал. Внутри было тихо, как в морге. На другом конце забора Витька с таким же карабином забрался на дерево, прилепившееся рядом. Теперь они легко просматривали весь участок за домом. Таким образом, позорное отступление противника практически исключалось. На левом фланге засел Серега с «тетешником», на правом — Саня с «калашом». Они тоже каким-то чудом забрались на забор, воспользовавшись близко растущими деревьями. Весь особняк оказался в окружении — мышь не проскочит.
 На часах было семь. Стало светать. Терентич подошел к воротам и нажал кнопку переговорника. Конечно, ему никто не ответил. Пришлось довольно долго ждать, пока кто-нибудь проснется. Наконец, он услышал из динамика грубый заспанный голос.
 — Эй, дед, чего надо?
 Терентич уставился прямо в камеру. Над ней болтался одинокий фонарь, освещая его небритое лицо.
 — Поговорить надо! — сказал он. — Есть среди вас кто умный или только одни дураки?
 — Сейчас поговоришь, старый! — разозлился голос. — С дыркой в башке. А я на тебя посмотрю, как ты будешь разговаривать в таком виде.
 Голос принадлежал киллеру.
 Пропищавший ни свет ни заря звонок вызова от ворот так и не смог разбудить Димона, дежурившего у пульта. Первым проснулся Тихий, кемаривший невдалеке от пульта на диване — ему так надоела Наташка, что он спал один. Свалился с мягкого ложа, подскочил к пульту и включил монитор. На экране возникла небритая физиономия деда в кепаре и кургузой кацавейке. Дед показался Тихому знакомым, но с похмелья он ещё не совсем разобрал, кто это. Вот когда дед заговорил о кинутом лохе, тут уж сомнений не осталось — это его папаня, тот самый старикан, который крутился рядом с парнем, когда они выслеживали его по городу.
 Предположения насчет слежки полностью оправдались. Толстяк привел сюда этого типа, который сидел у него на хвосте. Ну что ж, Валера свою пулю ещё получит, как ему Толян и обещал. Но потом. А с этим дедом придется разбираться уже сейчас.
 — У меня деловое предложение, — высказался Терентич. — Слушаешь или как?
 — Ага, слушаю! — проворчал Тихий. — Потом стреляю!
 Терентич ничуть не испугался угрозы. Другого ответа он и не ожидал. Вернее, ожидал именно это. Но думал, что с ним разговаривает пешка, который тут же доложит хозяину о появлении гостей. Но этот нет, не доложил. Значит, с ним можно вести переговоры. Он будет принимать решение в зависимости от наличия ума.
 — Понятно. Ты самый умный, — удовлетворенно сказал старик. — Ну, так вот, слушай сюда! Ежели вы, бандитские морды, через десять минут не вернете всю сумму, наглым образом похищенную у моего сына, мы начинаем полномасштабную антитеррористи-ческую операцию. Ясно!?
 Тихий понял, что придется принимать крайние меры. Дед настроен боевито. Скорее всего, он не один, и за его спиной стоят вооруженные люди. Сколько их, пока неизвестно. А сколько бы их не было, он, Тихий, просто так им в руки не дастся. Будет отстреливаться до последнего патрона. Терять все равно нечего. И некого. Эти ублюдки, которые продолжают дрыхнуть, да эта телка, которая годится только на подстилку, не стоят и его мизинца. Ради них он не станет и одну пулю тратить. А вот за свою жизнь и свободу любого зубами разорвет. Ну что там ещё этот дед хочет?
 — Это ты, что ли, папаша того придурка, которого мы кинули? То-то я смотрю, рожа знакомая.
 — Он самый! — кивнул Терентич. — И мне терять нечего! А вам есть, что.
 — Так вот, слушай, старикашка! — радостно рявкнул Тихий. — Мы твоего парня уже причесали. Сейчас и тебя причешем. Ты только погоди маленько. Не уходи далеко. Мы сейчас выйдем. Жди!
 — Давай, выходи! — согласился Терентич. — Только учти, ваша халупа окружена со всех сторон войсками спецназа. Если выйдет из дома хоть одно рыло с пушкой, стреляем на поражение. На один выстрел с вашей стороны мы отвечаем шквальным огнем. Так что сопротивление бесполезно. Наш ультиматум такой: ты лично, поскольку ты самый умный, выходишь из дверей с белым флагом и несешь в руке чемодан с деньгами. Открываешь калитку и передаешь его мне. Даю тебе десять минут на то, чтобы собрать чемодан. Время пошло!
 — Ага, щас выйду и принесу, чмо! Тока не уходи! — Раздалось последнее ругательство, и связь отключилась.
 Терентич остался ждать у ворот — интересно все-таки, какая будет реакция. Вполне возможно, бандюки побоятся выходить из дома и начнут палить из окон. Ничего, пускай палят, только патроны зря потратят. А даже если и выйдут, не велика беда. Его парни смогут их остановить. Пара-тройка выстрелов, и бандюки попрячутся в свою нору. Кому охота подставляться под пули?
 Терентич отыскал щель в воротах и всунул в неё ствол своего «макара». Его выстрел первый — это сигнал к открытию огня. Остальные стрелки, уже готовые к бою, замерли в ожидании. Сейчас откроется дверь и…

 Глава 13

 Тихий не стал долго беседовать с дедом. Все было ясно, как дважды два — нужно убирать его, чтобы он там не говорил про засаду, окружение и антитеррористическую операцию. Такой свидетель не должен был оставаться в живых, и убрать его нужно как можно скорей.
 Тихий быстренько разбудил Димона, который продолжал мирно спать на вверенном ему посту, свернувшись калачиком на крохотном диванчике.
 — Подъем! Боевая тревога! — гаркнул ему в ухо так, что Димон кубарем слетел с диванчика. Немного очухался, поднялся на ноги и посмотрел на экран. Сходу узнав старика, парень пришел в крайнюю степень удивления и никак не мог понять, откуда тот взялся в этой глуши в нескольких километрах от города. Свалился с неба, что ли?
 Пока он поднимался на ноги и приходил в себя, Тихий оделся, вынул из-под подушки свою любимую «беретту», схватил её наизготовку, взлетел на второй этаж и подскочил к окну, которое выходило в сторону ворот.
 На улице почти рассвело. Во всяком случае, рассмотреть, что творится на участке, не составляло труда. Но на участке пока ничего не творилось. Участок был пуст от дома до забора, как колхозное поле после сбора урожая. Тихий прошелся внимательным взглядом по верхней части забора — тоже ничего. Он сбежал вниз и наткнулся на своего подручного — тот был готов к бою и тоже держал пушку в руке.
 — За мной! — скомандовал киллер и дернулся к входной двери.
 Они высыпали на улицу. Тихий остановился на секунду, потянул носом свежий утренний воздух — может, откуда-нибудь понесет запахом потных портянок, перегара или ружейного масла. А чем ещё может нести от роты спецназовцев? Нет, вроде, ничего. Значит, их не так много. Может, вообще десяток. А может, и нет совсем. Тогда пора навалять этому деду по первое число, если он ещё не сбег. Тихий быстро шагнул к воротам.
 И тут утреннюю тишину разорвал один выстрел, затем другой, третий. Причем били с разных сторон — спереди, с одного боку, с другого. Не поймешь, и откуда. Рядом с ногами взбило фонтанчики земли. Тихий остановился, пригнул голову, шаря взглядом вдоль забора. Ну, хоть бы одно голова показалось — пальнул бы в нее, не целясь.
 Димон удивленно смотрел на свою ногу — из ляжки текла струйка крови. И только через минуту он почувствовал обжигающую боль в ноге. Он прижал ладонь к ране и стал пятиться задом к двери, поводя стволом из стороны в сторону. Испуганно пальнул напоследок, не глядя, куда придется, и скрылся в дверях. Тихий тоже отступал к дому, пятясь задом, пальнул пару раз в никуда и прыгнул за ним следом. Поплотнее закрыл за собой дверь. Димон уже ковылял к диванчику, плюхнулся на него, пытаясь задержать кровь. Тихий перевел дух. Дед-то, оказывается, не шутил, не пугал — предупреждал! Тут и пикнул снова звонок вызова.
 На экране снова возникла небритая стариковская рожа.
 — Ну что, урки, получили маслину? — добродушно спросил он, словно поинтересовался, готовы ли они к лыжному походу. — Готовьте деньги! Мы ждем!
 — Щас, подготовим! — ругнулся в ответ Тихий. — Погоди, дед. Щас, мы тебе столько денег дадим, как раз на похороны хватит. А они не задержатся, будь уверен!
 Сверху из своей спальни спустился взволнованный Мишаня. Он был уже одет по полной форме и готов к активным действиям, сжимая в руке свой «макар». Он решил тоже дешево не отдавать свою жизнь и сражаться до последнего патрона. Правда, пока ещё не понимал, с кем. Попытался выяснить обстановку.
 — Что тут делается, черт побери!
 — Что делается, что делается! — проворчал Тихий. — Опять дед этот, бабки требует.
 — Какую ещё бабку? — не сразу врубился Мишаня.
 — Совсем допился! — зло рявкнул Тихий. — Деньги, идиот! Которые мы у лоха причесанного взяли. Слышь, палят, кораблю пристать велят. Весь дом обложен ментами.
 — Вот черт! — Мишаня почесал затылок. — Как они нас нашли?
 — Толстяк привел! Я же тебе говорил. Ну все, он труп! Если не отобьемся, последнюю пулю оставлю ему. Если отобьемся, тоже.
 Следом за Мишаней появилась насмерть перепуганная Наташка, разбуженная выстрелами. Она успела только накинуть халат на голое тело, и из выреза то и дело вываливались груди. Но сейчас этого никто не замечал.
 — Господи, что тут такое!? — заверещала испуганно.
 — Ничего! — заорал Тихий. — Ты хоть не лезь, дура! Лучше помоги перевязать рану!
 Наташка увидела кровь, и ей чуть не стало плохо. Но она нашла в себе силы, чтобы заняться раненным. Притащила откуда-то из кухни бинты, свалила на столике. Плотно перевязала Димону ногу. Пуля застряла в мягких тканях ляжки. Димон стонал от боли и крыл матом безвестных налетчиков.
 На экране монитора тем временем снова возникла физиономия Терентича.
 — Ну что, долго ждать, урки? — уточнил он. — Ваше время истекло. Делаю второе предупреждение! Если через пять минут один из вас не покажется на пороге дома с чемоданом в руке, начинаем массированную атаку.
 Тихий подскочил к монитору.
 — Давай, начинай! — огрызнулся он. — Получишь то, чего давно ждешь!
 Но тут из-за двери гостиной испуганно выглянул Валера. Он полусонным взглядом шарил по сторонам — ему, наверное, казалось, что стрелки уже в доме и палят во всех, кто попадется им на глаза. Он успел все же влезть в штаны и натянуть свитер.
 — Кто это тут шмаляет? — серьезно забеспокоился он.
 — Вот он, красавец! — злорадно ухмыльнулся Тихий, и подскочив к толстяку, воткнул ему ствол в подбородок. — Твоя работа, гнида! Ты на хвосте ментов привел! Весь дом обложили! Молись, гад, щас точно прибью!
 — Я привел?! Да вы чего, мужики! — испуганно забормотал Валера. — Как я мог привести? Они за мной, что, следили? Кто?
 — Покойник твой, кто же еще! — зло проворчал Мишаня. — Вместе со своим папашей. Тоже покойным, между прочим…
 Глаза у Валеры полезли наверх. Его изумлению не было предела. Неужели и правда, покойнички пожаловали? Нет, этого просто не может быть. Хотя в этом мире всякое бывает. Вот с мертвыми душами ему ещё не приходилось иметь дела. Пожалуй, это будет непросто. Хотя и с живыми тоже нелегко. Каждый раз надо искать особый подход. Коварная лесть, откровенный обман, наговор на компаньонов — все средства хороши, чтобы войти в доверие. И почти все клюют на его приманку. Не сразу, но верят его словам и продают ему душу. Но сейчас, кажется, кто-то пришел за его душонкой! Нет, не верит он в живых покойников!
 — Ладно, живи пока! — Тихий убрал пистолет, и Валера тяжело вздохнул. — Сейчас некогда с тобой заниматься. Но потом поговорим по душам! Так, все вооружаемся! — распорядился он. — Каждый берет себе пушку и к окнам! Если увидите чью-нибудь башку — палите в нее, не раздумывая. А я попробую вызвать огонь на себя.
 — А я это…стрелять не умею, — испуганно заявил Валера.
 — Научишься, придурок! — рявкнул Тихий. — Вот тебе «макар». Иди в свою комнату и попробуй разглядеть кого-нибудь из них за забором. Если увидишь, сразу шмаляй в него. Понял?
 Тихий протянул Валере пистолет. Толстяк с отвращением взял его и потопал к себе в комнату. Все мужички тоже пошли наверх, рассредоточились по всему периметру дома, заняли позиции у окон второго этажа — оттуда лучше просматривается прилегающая территория. Но пока на ней не светилось ни одной ментовской или спецназовской рожи. Тихий из-за занавески внимательно осмотрел близлежащий лес. Никого. Видать, грамотный народ осаждает их халупу — под пули не лезет, выжидает момент, когда противник даст слабину. Тогда — приказ атаки, и посыпятся, как горох, со всех сторон, ломая двери, вламываясь в окна, швыряя дымовые шашки, стреляя во все, что движется, — уже ничем эту лавину не остановить. А может, их там не так много и они не так опасны? Подождем, увидим…
 Тихий приоткрыл створку окна, высунул наружу ствол и бабахнул наугад в темноту леса. И тут же ему ответил чей-то выстрел из темноты. Со всех сторон его поддержали другие стрелки, и пули зажужжали, как назойливые пчелы, выбивая в стенах куски облицовочного кирпича и покрывая стекла окон паутинами трещин. Мужички попадали на пол, боясь поднять голову. Один Тихий не убирал головы, осторожно выглядывая из-за подоконника и высматривая на заборе стрелков. Одного ему удалось заметить, и он послал туда пулю. Но времени на прицел не было — пуля ушла в пустоту. Зато с той стороны посыпался целый град. И одиночные выстрелы, и даже одна автоматная очередь. Стекла разлетались одно за другим. Тихий пригнулся и отполз от окна. Скатился вниз по лестнице, припал к монитору, включил переговорник.
 — Эй, дед, ты ещё там? Чемодан готов. Я сейчас выйду. Только прекратите стрельбу!
 — Ага, уже жду! — подтвердил дед.
 — Ты что, хочешь вернуть ему деньги? — удивился Мишаня.
 — Ага, щас! Разбежался! Я сейчас прибью этого старого пенька. Чего бы мне это не стоило!
 Тихий рванул в кладовку, сорвал замок, открыл дверцу. Выкидывая ненужные вещи, отыскал там старый дипломат. Открыл крышку, напихал туда под завязку глянцевых журналов с фотографиями голых телок. Упаковал все так, что дипломат стал казаться объемистым и тяжелым.
 — Наташка! — рявкнул он. — Дай мне какую-нибудь белую тряпку!
 Наташка побежала в ванную, схватила белое махровое полотенце, вернулась в гостиную, сунула ему в руку.
 Тихий убрал ствол в наплечную кобуру, в одну руку взял дипломат, в другую — полотенце. И вышел на крыльцо, размахивая белой тряпкой.
 Стрельба сразу стихла.
 Валера и не собирался отстреливаться. Он даже не подходил к окну, чтобы не попасть в поле зрения снайпера. Он понял, что дом обложен со всех сторон, и нечего тут высовываться — только пулю получишь. Сейчас у него было одно единственное желание — как-нибудь испариться из этого проклятого дома, чтобы не попасть в лапы ментов, спецназовцев или кого там ещё — тех, кто сейчас находится за забором. У него не возникло ни малейшего сомнения, что шайке настал конец. Как пить дать, папаня этого лоха, вредный старикашка, который просто бесил его во время той встречи, вывел на них городскую мусорню. И теперь остались считанные мгновения до конца. Раз уж менты применяют огнестрельное оружие, значит, просто так им отсюда не выйти — их всех перешлепают, как ворон. И возьмут тех, кто останется в живых. А если даже не возьмут, то ему все равно не жить — киллер пообещал ему расплату за его промах. А расплата может быть только одна — смерть.
 И у него сразу созрел свой план спасения. Чем отстреливаться от ментов без всякой надежды на благополучный исход, проще откупиться от них. Он был уверен, что с ментами лучше всего разговаривать с помощью баксов. Этот язык понятен всем без исключения, и даже тем, кто по-английски с трудом, не составит труда определить номинал. Менты тоже люди и любят шелест зеленых купюр.
 Пока компаньоны приникли к окнам, пытаясь безуспешно отстреливаться, Валера взял судьбу в свои руки. С такими компаньонами ему не по пути. Он от них столько издевательств натерпелся, что сдаст их с превеликим удовольствием. И ограбит тоже с удовольствием. Сейф в кабинете, где хранились общаковые деньги, он открыл без проблем — заранее позаботился о том, чтобы ему стал известен шифр. А там лежало все, что они настригли за полгода. Тысяч триста баксов с небольшим, не считая тех, что хранились на счетах шефа и тех пятидесяти пяти, с последнего дела, которые ещё шли по банковским счетам, отмываясь от грязи и крови. Валера отыскал полиэтиленовый пакет, сложил в него сотню тысяч, а оставшиеся пачки купюр рассовал по карманам, сунул за пазуху и даже в трусы. Ему хватит и двух сотен тысяч на безбедную жизнь за границей, если, конечно, удастся выбраться отсюда. Но это не представлялось для него проблемой — менты за сотню тысяч баксов не только сразу отпустят его, но ещё и довезут до вокзала.
 Он выглянул в коридор. Перестрелка ещё продолжалась, и все мужички лежали по комнатам, не поднимая головы. Где-то рядом был слышен вой Наташки — похоже, она выла от страха, а может, оплакивала свою никчемную жизнь. Сейчас об этом думать было некогда. Валера проскочил к лестнице, скатился вниз по ступенькам, пролетел на кухню. Ее окна выходили на задний фасад. Валера схватил какую-то белую салфетку, приоткрыл створку окна и, высунув руку с салфеткой, помахал ею. Стрельба прекратилась. Может быть, она прекратилась по другой причине, но Валере показалось, что только лишь из-за его маневра. Он выглянул наружу. Где-то над забором красовалась чья-то рожа, а рядом с ней торчал длинный ствол карабина. Валера изобразил на лице глупую ухмылку и отчаянно замахал тряпкой. После чего показал пакет с баксами. Рожа на заборе и не думала стрелять. Это вдохновляло на подвиг. Валера задрал ногу на подоконник, перекинул через него живот, и вывалился наружу. С трудом поднялся с земли и затряс изо всех сил пакетом. Рожа на заборе безмолвствовала, наблюдая за его действиями.
 Тогда Валера пригнул голову и короткими перебежками рванул к забору, прячась за кустами. Так и бежал, не глядя вверх, пока не уперся животом в забор. Поднял голову и увидел над собой торчащий ствол.
 — Эй, мужик! — позвал он. — Слышь, солдатик! Товарищ милиционер!
 — Ну, чего тебе? — ответили сверху.
 — Есть серьезный разговор.
 — Нам с тобой разговаривать не о чем! Сдавайся, гад!
 — У меня выгодное предложение, — заблеял Валера. — Очень выгодное. Я тебе — сто тыщ баксов, ты мне — свободу.
 — Чего, чего? — Сверху как будто заинтересовались. Во всяком случае, не посылали к черту и не грозились пристрелить.
 Валеру это обнадежило.
 — Хорошую сделку предлагаю, не пожалеешь. Вот деньги! — Он затряс пакетом, в котором шуршали пачки купюр. — Никто ничего не узнает, твое начальство с другого фасада. А, давай сторгуемся?
 — Кидай сюда пакет и лезь, — сказали сверху.
 — Не, так не пойдет. — Валера замотал головой. — Сначала перелезу, потом отдам.
 — Черт с тобой, лезь!
 Валера свернул пакет, расстегнул куртку, засунул его во внутренний карман. Быстро осмотрелся. Рядом под забором валялось старое ведро. Он схватил его, подставил под ноги вверх дном, взгромоздился кое-как на него, стараясь удержаться на хлипкой подставке. Задрал руки вверх и нащупал край забора. Схватился за него обеими руками, попытался подтянуться. Но куда там, такой живот разве вытянешь.
 — Эй, солдатик. Так ты помоги!
 — Давай! — Сверху спустилась чья-то рука, схватила его за шиворот, потащила наверх. Приклад карабина уперся в колючую проволоку и оттянул её от забора по максимуму, чтобы образовалась достаточная щель.
 Валера подтягивал жирное тело, упирался в перекладины забора ногами, скользил по дереву животом. С огромным трудом взобрался наверх, при этом зацепился курткой за колючку и разорвал себе всю спину, но все же перекинул ногу через забор, перевалил живот и громыхнулся вниз, на другую сторону. Шмякнулся на землю, да так неудачно, что отбил себе все внутренности, да ещё подвернул ногу. Зажмурившись, взвыл от боли. Рядом прыгнула сверху чья-то фигура, подхватила выпавший пакет.
 — Вот и спасибо, Федя! — вежливо проговорила она.
 Валера с трудом, превозмогая боль, поднялся на ноги и увидел того, кого меньше всего ожидал увидеть. Илья собственной персоной, живой и невредимый, стоял в двух шагах от него, вынимал пачки баксов из пакета и внимательно их разглядывал. У Валеры полезли шары на лоб. Хочешь, не хочешь, а поверишь не только в загробную жизнь, но даже и в переселение душ.
 — Это ты! Так, ты ведь того… — забормотал он. — Тебя ведь нет. Значит, это ты тогда в тачке..?
 — Я, я… — спокойно сказал Илья. — Сколько, ты говоришь, тут баксов?
 — Это… ну, сотня кусков точно будет, — промямлил Валера и оглянулся по сторонам. Ментов или спецназовцев вокруг и в помине не было. Он остановил взгляд на карабине, который Илья держал в руке. Ствол был направлен прямо ему в живот. — Ты что, хочешь меня убить?
 — Хочу, — кивнул Илья, убрал пакет за пазуху и направил ствол Валере в грудь. — Очень хочу.
 Валера сделал шаг назад и с ужасом уставился на Илью, ожидая выстрела. Это, наверное, очень страшно — смотреть в лицо своей смерти. По всем законам логики, его, валериной, логики, Илья должен был сейчас выстрелить. Свои бабки он вернул, даже с лишком вернул, сейчас можно кончить заклятого врага и забрать остальное. Никто их не видит, свидетелей нет. Этот человек вправе забрать себе все, убить его и уйти. Он сейчас так и сделает. Чего он ждет, почему не стреляет? И вдруг Валера услышал спокойный голос.
 — Но я не буду пачкать руки мокрухой. Я же не такая падла, как ты. Лезь обратно.
 — Чего? — не понял толстяк.
 — Туда. — Илья махнул стволом к забору. В этом месте забор подпирало бревно, которое он подставил, чтобы легче взобраться наверх. Не так сложно влезть на него и перелезть через забор. Даже Валере с его комплекцией. Правда, от куртки останутся одни лоскутья, но это мелочи по сравнению с жизнью.
 Валера посмотрел на него, потом перевел взгляд на Илью. В его глазах стоял ужас. Он сделал шаг назад.
 — Ни за что!
 — Тогда я тебя убью, — спокойно сказал Илья, передернул затвор и положил палец на спусковой крючок.
 — Не надо, а! — Валера тяжело сглотнул. Да что такое, не проходит и получаса, чтобы не грозились его убить. Просто напасть какая-то! — Лучше ещё денег возьми.
 Он расстегнул куртку, вытащил откуда-то из внутренностей пачки купюр, протянул Илье. Илья забрал и их, сложил в пакет. Спросил:
 — Все отдал?
 — Ага, — кивнул Валера, мысленно прикидывая, сколько же у него осталось.
 — Ну, тогда прощай! — Илья поднял карабин, направил ему в лоб.
 Валера не увидел на его лице ни тени сомнения. Вот теперь этот человек точно его убьет, подумал он. А так хочется ещё пожить. Даже в тюрьме.
 — Ладно, лезу, — пробормотал толстяк, сделал шаг в сторону забора, с трудом взобрался на подставленное бревно. Оглянулся на Илью и увидел направленный на него ствол карабина. И вдруг прыгнул в сторону, затем дернул в кусты и пошел, как заяц петлять между деревьями.
 Превозмогая боль в ноге, бежал все быстрей, ожидая, что его догонит пуля. Она и догнала его, просвистев над ухом. Валера пригнул голову и бросился вперед, побежал, не разбирая дороги. Его хлестали по лицу свисающие ветки, он рвал одежду о сучья и спотыкался о торчащие корни, но поднимался и снова бежал. Бежал, пока не оставил далеко позади этот проклятый дом, окруженный спецназом. Или кем там еще. И того, кто должен был его убить. Но почему-то не убил…
 Как только Тихий вышел из дома, махая белым полотенцем, стрельба прекратилась. Сразу. А чего, спрашивается, стрелять, когда человек сам идет сдаваться и тащит с собой чемодан денег? Так что киллер без проблем дошел до ворот. Вслед ему не раздалось ни выстрела. Он даже не заметил ни одного торчащего ствола, из которого могли бы выстрелить. Тихий сдвинул щеколду, открыл калитку. За ней никого не было. Он осторожно выглянул наружу, осмотрелся. И увидел слева от себя отверстие ствола, направленное прямо ему в лоб. Сзади за стволом обозначилась небритая стариковская рожа. Тихому даже показалось чудным, как такой дряхлый старикан ещё может держать в руке пистолет.
 — Ну что, деньги принес? — спросил Терентич.
 — Ага, вот тут, в чемодане. — Тихий махнул дипломатом. — Держи!
 — Поставь на землю, закрой калитку и убирайся! — приказал старик.
 Тихий поставил дипломат на землю, убрался и прикрыл за собой калитку, оставив небольшую щель.
 Терентич бабахнул из «макара» по дипломату, просверлив в нем дыру. Дипломат не взорвался и не загорелся, а, значит, был не заминирован. Старик схватил портфель и стал отступать задом, держа калитку на мушке. Но поторопился, немного не учтя возможности противника. А противник был не настроен отпускать его восвояси. Терентич дошел почти до угла забора, повернулся, чтобы побыстрей убраться с глаз долой. Тут его и догнала пуля. Киллер выскочил наружу, пальнул ему вслед, потом ещё раз. Одна из пуль угодила старику в бедро. Терентич схватился рукой за бок, с трудом доковылял до угла забора, успел завернуть и упал прямо Сереге под ноги.
 — Заводи, поехали! — еле слышно прохрипел он и слабо махнул рукой.
 Серега понял этот взмах руки, как приказ взрывать ворота, прыгнул к машине и подсоединил лежащий на земле провод к металлическому бамперу.
 Совсем рядом, за углом забора, громыхнуло так, что затряслась земля под ногами. Серега пригнул голову и даже не мог услышать ни звука, так заложило уши. Он только видел, как в дыму и пламени взлетели в воздух створки ворот, разлетевшись на части, как тут же загорелся деревянный забор, и как стали падать на землю искореженные кусочки металла. Одна из обгорелых деревяшек упала совсем рядом, чудом не зацепив машину.
 Художник подбежал к лежащему на земле старику. Ему показалось, что того контузило взрывом, и он уже не двигается. Но сейчас очухается, встанет, и пойдет дальше, чтобы сесть в машину и уехать. Здесь им делать больше нечего. Он нагнулся и тронул старика за плечо.
 — Вставай, Терентич, пора уматывать!
 Но старик неподвижно лежал на земле и не собирался вставать. Он даже не приподнял головы, чтобы что-нибудь ответить. И только тут Серега увидел рваную дыру в боку, из которой вытекала густая кровь. Ему даже показалось, что кровь у старика горячая, и от неё идет пар.
 — Вот черт, да ты ранен!
 Он перевернул Терентича на спину. Подхватил под мышки и потащил к машине. Тот так и не смог выпустить из рук дипломат. Серега с трудом усадил его на заднее сиденье, ругнулся:
 — Да брось ты этот портфель!
 Терентич приоткрыл глаза и слабо прохрипел:
 — Деньги… Деньги здесь.
 Серега сел на свое сидение и стал заводить движок, но что-то там не срабатывало, может, подсел аккумулятор, он гонял стартер один раз, другой. Наконец, машина завелась, и художник нажал на сигнал. Отчаянный гудок разнесся над участком и прилегающим леском. Он так и продолжал гудеть, пока не раздался крик. Откуда-то сзади появился Илья и бежал к машине, сжимая в одной руке карабин, а в другой пакет с баксами. Подбежал, открыл переднюю дверцу, бросил пакет на сиденье.
 — Что случилось?
 — Отец ранен! — быстро сказал Серега.
 Илья оглянулся назад. Там сидел бледный Терентич, откинув голову на спинку сиденья. Весь его бок был в крови. Одной рукой он зажимал рану, в другой держал ручку портфеля. Наверное, он не выпустил бы его, даже если бы чувствовал, что отдает Богу душу. А иначе, спрашивается, зачем шел туда, рискуя жизнью?
 — Деньги… — прохрипел он, силясь закончить фразу, но, похоже, она ему давалась с трудом.
 Илья вырвал у него из рук портфель, бросил под ноги, забрался в машину, на заднее сиденье рядом с отцом. Поддержал со своей стороны, чтобы отец окончательно не потерял сознания.
 — Не думай об этом! Что с тобой?
 — Кажись, зацепило… — прохрипел старик и закрыл глаза. Кажется, все-таки потерял сознание и провалился в небытие.
 Илья скинул куртку, потом стянул свитер, стащил с себя рубашку, стал разрывать её на полосы, начал перевязывать рану, пытаясь задержать текущую кровь. Но полосы не ложились на рану, кровь продолжала вытекать, Илья ругался.
 — Серега, поехали! Чего ждешь?
 Художник уже врубил первую скорость и надавил на газ. «Тойота» выползла на дорогу, ведущую к шоссе, прыгая на колдобинах, и пошла под сто, уходя подальше от этого проклятого места.
 Следом за Ильей прибежали Саня и Витек. Они прыгнули в машину директора, не выпуская из рук оружия. Саня засунул автомат под сиденье, вставил ключ зажигания, с ходу завел движок. Машина сорвалась с места и пошла следом за «тойотой».
 Позади ещё клубился над домом дым. Где-то между деревьев мелькали физиономии любопытных жителей поселка, привлеченных стрельбой и взрывом. Они благоразумно держались в тени, стараясь лишний раз не выставляться напоказ. Если и происходит где-то бандитская разборка, только самоубийце придет в голову появиться во время действия «на сцене». А чем ещё могла быть вся эта получасовая перестрелка, как не бандитской заварушкой?
 Машины вылетели на шоссе и пошли в сторону города. Утренний туман обволакивал дорогу, видимость была не ахти какая, что за поворотом, неизвестно. Пока надо было вырваться из этого ада, найти укромный уголок и схорониться там. Шпарить до города в таком состоянии — чистое безумие. Две машины с вооруженными людьми мог остановить любой дорожный патруль, которому не спиться в такую рань. Оружие, патроны, куча баксов — ментам есть, чем поживится. Да ещё и раненый на борту — это наводит на серьезные размышления о противоправных действиях.
 Илья с трудом перевязал отцу рану кусками разорванной рубахи. Неловко, неправильно, бестолково. Но стараться уже было некогда. Он продолжал разрывать рубашку и пытался плотнее перевязать рану. Кровь продолжала течь, как рану не затыкай. Еще не хватало, чтобы отец скончался от потери крови!
 Но старик вроде бы ещё был в сознании и периодически открывал глаза, чтобы обозреть пространство. Сквозь пелену видел печальное лицо сына. Он был бледен, слегка дрожал, но, тем не менее, не терял присутствия духа.
 — Ну, как ты, пап? — спрашивал Илья.
 — Держусь, — хрипел Терентич, закатывая глаза.
 Илья постучал водилу по плечу.
 — Его надо срочно в больницу! Слышь, Серега! Где тут больница?
 — Откуда я знаю, где! — огрызнулся художник, не отрывая взгляда от дороги. Ему приходилось гнать на всех парах при плохой видимости, а в таких условиях чуть не углядишь, как окажешься в кювете.
 — Увидишь поселок и сворачивай! — сказал Илья. — Там должна быть хоть какая-нибудь санчасть.
 Он натянул свитер на голое тело, чтобы не замерзнуть, и снова стал придерживать рану рукой.
 — Ладно, сверну, — отмахнулся Серега. — Держись, Терентич! Рана-то пустяковая.
 — Да я держусь, — слабо прохрипел старик. — Первый раз, что ли… Помню, как однажды…
 — Молчи! — крикнул Илья и прижал ткань к самой ране, пытаясь сдержать кровь.
 Впереди на шоссе показалась синяя табличка — поселок городского типа. И поворот. Серега, не долго думая, свернул туда. Невдалеке, за перепаханным полем, виднелись кирпичные и деревянные домишки, среди них попадались и пятиэтажки. Хоть какой-нибудь медпункт там должен был быть. Машина тряслась по ухабам разбитой дороги.
 Терентич вскрикивал и стонал при каждой встряске, но вдруг напрягся, приподнял голову и попытался выглянуть в окно. Илья с трудом сдержал его порыв, уложив обратно на сиденье.
 — Лежи, не дергайся! Тебе нельзя шевелится. И так много крови потерял.
 — Остановите возле пруда! — еле слышно прохрипел Терентич.
 — Какого ещё пруда? — Илья не сразу сообразил, чего хочет отец. Ему даже показалось, что у него начался бред. Искупаться, что ли решил, напоследок? Но разум у старика был в полном порядке, и рассуждал он вполне здраво.
 — Любого пруда! — чуть не крикнул он. — Это приказ!
 — Зачем?
 — Все оружие в воду! Все в воду! Если не хотите мотать срок.
 Илья, наконец, понял, чего добивается отец. Им надо прятать концы в воду. Наверняка, кто-то из местных жителей, услышав перестрелку, уже вызвал ментов. Так что они на подходе. Не здесь, так ближе к городу их может остановить гаишный или ментовский патруль. Нетрудно представить, чем закончится проверка машин — всех участников операции сразу арестуют. Он выглянул в окно.
 Невдалеке от дороги красовался небольшой деревенский пруд, поросший осокой и камышом. Прямо посреди него торчал из воды остов телеги с одним колесом, невесть каким образом оказавшейся там. По краям водоема плавали пластиковые бутылки, пустые пивные банки и другой водоплавающий мусор. Похоже, в этот пруд сваливали все, что не нужно, как проезжающие мимо туристы, так и местные жители. Он служил им чем-то вроде помойки, скрытой водой.
 — Он прав, — сказал Илья. — Серега, давай туда.
 Серега не возражал. Он, вообще, последнее время стал замечать, что старик говорит разумные вещи, и давно для себя решил, что к его мнению надо прислушиваться. Он свернул с дороги, проехал по колдобинам единственной разбитой колеи и затормозил рядом с прудом.
 Они с Ильей выскочили из машины, забрав с собой карабин, «макаров» и «тетешник». Не долго думая, отправили все это на дно водоема. Илья открыл багажник и покидал в воду запасные обоймы. Не успели они это проделать, как подъехали Саня с Витьком, выскочили из машины.
 — Вы что, с ума сошли! — удивился директор. — Зачем вы это туда бросаете?
 — Зачем, зачем? — проворчал Серега. — Ты что, хочешь попасться с этим на глаза ментам? Давай, покажи им, что у тебя есть. И они тебе покажут, что есть у них.
 — Да вы что, ребята! Это же настоящий «калаш»! Где я такой потом возьму? — Саня никак не мог расстаться с оружием, даже под угрозой ареста. — С такой штукой я буду чувствовать себя как за каменной стеной. Пускай теперь ко мне подойдет хоть один крышевик с предложением прибавить ему процент! У меня есть, что ему сказать! Вернее, показать! Потому что слова уже будут не нужны!
 Илья подошел к директору, остановил его поток восклицаний и, взяв под локоть, серьезно посмотрел в глаза.
 — Все оружие в пруд! Это приказ отца! А приказы командира не обсуждаются. Ясно!
 Саня стоял, не двигаясь. Ему жутко не хотелось расставаться с «калашом», так что Илье пришлось даже подтолкнуть его.
 — Саня, давай, бросай! У нас мало времени. Отца надо везти в больницу.
 Бывший афганец нехотя вернулся к машине, вытащил из-под сиденья автомат, побрел к пруду, бросил его недалеко от берега. Туда же отправил запасной рожок, так и не востребованный во время перестрелки.
 — Ничего, потом подъеду, выловлю… — пообещал он. — Такое оружие выбрасывать! Варварство!
 — Эх, жаль, мало постреляли, — огорченно сказал Витек и бросил в воду свой карабин.
 Они расселись по машинам и направились в сторону поселка. Народу по пути попадалось мало — те, кто не работал, ещё спали, те, кто работал, давно уехал в город с первым автобусом.
 Серега тормознул рядом с проходившей мимо бабкой. Бабуля куда-то плелась, не смотря на рань — семь часов утра.
 — Скажи, бабуль, где тут у вас санчасть?
 Бабка нисколько не удивилась вопросу.
 — Больница, что ли? А вон тама! — Она показала рукой в конец поселка.
 Серега направил машину туда. Там, действительно, оказалась небольшая поселковая больница в три этажа. Илья выскочил из машины и побежал в приемный покой. Отыскал дежурную сестру и потребовал, чтобы срочно приняли больного. Дородная тетка непонятного возраста живо поинтересовалась:
 — Что у него?
 — Глубокий порез. Дровишки рубил — топором задел, — не моргнув глазом сообщил Илья.
 — Давайте его сюда!
 Она показала, куда нести больного. Илья выскочил на улицу, побежал к машинам. Мужички притащили на руках Терентича, положили его на кушетку. Сестра бегло осмотрела рану.
 — Раздевайте и на операционный стол. А я позвоню Василичу. Это наш акушер. Он же хирург. Зашьет за милую душу.
 Илья, Саня и Серега раздели старика, положили на операционный стол. Сестра звякнула кому-то по телефону, что-то быстро проговорила, затем сняла с Терентича повязки и стала промывать рану теплой водой.
 Через какие-нибудь десять минут прибежал мужичок в сапогах и телогрее. Если б его не назвали хирургом, они подумали бы, что это местный тракторист. От него несло перегаром, но держался он трезво и все соображал. Это было главное. Он скинул телогрейку и остался в рваном свитере. Быстренько натянул на себя столь же рваный, но зато белый халат. Внимательно осмотрел рану, что-то пощупал пинцетом и подозрительно посмотрел на мужичков.
 — Э-э, ребята, тут дело серьезное. Надо поставить в известность милицию. Я с этим связываться не хочу.
 Терентич слабо хрипнул. Наверное, ругнулся про себя. Что-то последнее время он возненавидел милицию! Никакой помощи от нее, одни проблемы.
 — А за тыщу баксов? — Илья протянул хирургу десять зеленых бумажек. — Вы делайте свое дело, а с ментами мы сами разберемся. Это мой отец, понимаете? Сделаете то, что нужно, и получите ещё тысячу. А может и две.
 Хирург долго не думал. Он сразу понял, с кем имеет дело. С братками лучше не шутить, даже если они не местные. Хоть эти молодые люди и не очень походили на них, но кто же ещё приезжает в больницу с огнестрельными ранениями?
 — Идет! В конце концов, жизнь человеческая дороже каких-то там законов. Не так ли? — Он сунул деньги в карман халата и стал мыть руки. — Молодые люди, оставьте операционную. Здесь посторонние не нужны. Когда я закончу, вас позовут.
 Илья, Серега и Саня вышли на улицу. Василич призвал на помощь всех сестер, какие были на тот момент в больнице, и быстренько приступил к довольно несложной операции. Всего-то надо удалить пулю, продезинфицировать рану и зашить её под местным наркозом. Что-то вроде удаления аппендикса. Главное, чтобы не были задеты жизненно важные органы.
 Мужички вернулись к машинам. Илья вынул из-под сиденья дипломат, раскрыл. На землю выпали прошлогодние журналы с голыми телками. Серега присвистнул.
 — И ради этого он рисковал своей жизнью.
 Илья серьезно посмотрел на него.
 — Он рисковал жизнью ради меня. И только ради меня.
 Развернул пакет с деньгами и выдал каждому участнику этой авантюры по пачке, в каждой из которых было тысяч по пять, не меньше. Мужички не стали отказываться от денег. Впрочем, честно заработанных.
 — Это премиальные, — сказал Илья. — Остальные поделим потом. Когда доберемся домой.
 Затем собрал журналы в кучу, швырнул их под скамейку рядом со входом и аккуратно разложил оставшиеся пачки по дну дипломата, закрыл крышку, сунул портфель под заднее сиденье «тойоты». Сиденье откидывалось, и под ним было пустое пространство. Даже в случае обыска его могут не обнаружить.
 — Скажем отцу, что так и было.
 — Ага, — согласно кивнул Серега. — Зачем расстраивать старика?

 Глава 14

 «Рубоповцы» приехали слишком поздно. Пока местные жители проснулись от выстрелов и сообразили, что это отнюдь не салют, устроенный пьяными соседями, пока нашли телефон и позвонили, куда следует, пока дежурные силы собрались да доехали до места, все самое интересное уже закончилось. Устроивших перестрелку «братков» уже и след простыл. На месте недавнего боя осталась лишь воронка в проеме ворот, которую даже не смог переехать микроавтобус с парнями в бронежилетах, и разбросанные по всему участку искореженные железяки
 Сам особняк представлял собой печальное зрелище. Словно Мамай прошел. Практически ни одного целого стекла в окне, облупившаяся штукатурка по всему фасаду со множеством пулевых отверстий, изрешеченная мебель в комнатах, поколоченные люстры, да ещё в придачу к этому насмерть перепуганные жильцы. Хотя незваным гостям они показались несколько странными.
 Первым попался на глаза раненный в ногу парень, который забился в угол комнаты с пушкой в руке и не подпускал к себе ворвавшихся людей в бронежилетах. Он сдался только тогда, когда его закидали дымовыми шашками. На втором этаже в одной из спален оказался озлобленный тип с горящими глазами, готовый пристрелить любого из своего «макара», которого тоже обезвредили с большим трудом. Он успел послать пару пуль в боевиков, после чего сдался на милость врагу. В другой спальне обнаружилась взбудораженная молодая женщина в халате на голое тело, у которой слегка съехала крыша от переживаний и страха. Она тряслась, словно в лихорадке, и бормотала бессвязные слова, среди которых часто повторялись два: «живой покойник».
 Раненного сразу отвезли в больницу изолятора временного содержания, а типа с женщиной оставили для допроса, рассадив по разным комнатам.
 Вскорости прибыла из города группа оперативников под руководством Самохина. Узнав о налете, полковник тут же вызвал своих ребят, которые дежурили у особняка банкира. Без Корнюшина и Тарасенко он был как без рук. Эксперты под руководством Коли Балашова быстренько обследовали прилегающую территорию и обнаружили массу стреляных гильз от самого различного оружия вплоть до «калаша». Причем скопление гильз наблюдалось только в четырех точках, равноудаленных друг от друга по всему периметру забора.
 — Значит, на заборе сидело всего четыре стрелка, а пятый взрывал ворота, — сделал заключение полковник. — Не густо для вооруженного нападения. Наверное, знали, что здесь не так много народа проживает.
 Быстренько нашлись три местных жителя, из-за крайнего любопытства оказавшихся свидетелями. Двое мужчин и женщина, гулявшая с собакой. Они ничего не могли сказать про личности нападавших, только лишь то, что это, скорее всего, были члены какой-нибудь бандитской группировки, коих развелось в последнее время огромное количество. Бандиты сейчас ходят хорошо вооруженные, никого не бояться и чуть что применяют в ход оружие. Кто же ещё это могли быть?
 — Такие молодые крепкие ребята понаехали, — сказала женщина. — Я сама видела! Человек десять! Росту под два метра, загривки во! А плечи вообще не обхватишь! Одно слово, бандиты!
 — Ясно, что братки, — сказал пожилой мужчина, самый любопытный из всех троих, который ещё во время перестрелки рискнул посмотреть на представление. — Только не десять, а пять всего. И с ними один такой шустрый, командир, все руками махал, давал указания.
 — Как он выглядел? — уточнил Самохин.
 — Да такой, непрезентабельный. В такой старой куртке, с цигейковым воротником. И, по-моему, возраст у него уже приличный. Лет шестьдесят с гаком.
 — Шестьдесят? — искренне удивился Костя.
 — А то и все семьдесят. Во всяком случае, постарше меня, — заметил пожилой. — Вот бычара, старый уже, седой, а туда же, лезет бандитами руководить. Сидел бы себе на пенсии, горя не знал!
 — А что за машины были, на которых они приехали? — спросил полковник.
 — Кажись, один, этот…»мерседес», — сказал пожилой.
 — Да какой «мерседес»! — махнул рукой солидный мужчина. — «Опель» это был. Причем не первой свежести.
 — А, по-моему, «волга», — уверенно заспорила женщина. Уж она-то разбиралась в машинах лучше всех.
 В общем, никто из троих не мог точно назвать марку и сошлись только на том, что вторая машина была вазовской «десяткой» непонятного темного цвета. Вот чего-чего, а госномеров никто не запомнил, потому как никто не подходил к вооруженным бандитам и на пушечный выстрел.
 Свидетелей отпустили, записав их координаты. Потом оперативники допросили задержанных жильцов осажденного особняка.
 Тип с горящими глазами назвался Михаилом Полтевым и стал клятвенно утверждать, что с ними были ещё двое. Куда они делись, он сказать не мог. С большим трудом он поверил в то, что один из них скрылся в неизвестном направлении, прихватив с собой все деньги из сейфа. И когда ему показали вскрытый сейф в кабинете на втором этаже, он чуть не упал в обморок.
 — Этот падла украл самое дорогое, что у нас было — дружбу! — заявил Мишаня. — Никакие деньги теперь не смоют с него позора.
 Однако скоро пришло сообщение, что некий гражданин, похожий по описанию, данному Мишаней, задержан гаишниками в пяти километрах от эпицентра событий с большой суммой валюты в карманах и «макаром» на пузе. Он якобы ловил на шоссе тачку, но словил проезжающий мимо дорожный патруль, которому показался очень подозрительным этот побитый, расхристанный и чем-то очень напуганный человек.
 — И кто же на вас наехал, граждане? — задал главный вопрос повестки дня Самохин.
 Мишане дико захотелось выдать Илью вместе со всей его бандой, но он вовремя остановил себя, решив, что если заложит его, то Илья с таким же успехом заложит их. И тогда им навесят групповое мошенничество, то есть не только это дело, но паровозиком и все остальные, подобные, коих уже наворочено с десяток. И он сказал:
 — Это была банда Косого. Они требовали с нас крышевые. Мы им не заплатили в срок. Вот они и устроили мочилово. Совсем отмороженные. Никаких тормозов.
 В принципе, это походило на правду. Фирма по каким-то причинам решила уйти из-под «охраны» криминальной группировки. Бандитам это не понравилось, они начали угрожать. Угрозы не возымели действие. И тогда быки наехали на фирмачей уже серьезно.
 — Чем же вы занимаетесь, грешные? — усмехнувшись, спросил Самохин. — Если не секрет.
 Мишаня долго не думал. Ответ на этот вопрос был подготовлен заранее. Занимаются они тем, чем и занимались всегда.
 — Торговлей аудио, видео и оргтехникой, — честно сказал он. — Я — генеральный директор фирмы «Феникс». У меня есть все документы. Регистрационное удостоверение. Лицензия. Могу показать.
 — Спасибо, пока не надо, — сказал Самохин. — Лучше скажите, кем являлся тот, кто благополучно скрылся?
 — Это наш главный бухгалтер — Валерий Маврин. — Тут же сдал толстяка Мишаня. Хоть одна радость для него, что Валера задержан ментами. Ну, просто отрада душе! — Какой мерзавец оказался! Вот подонок! Пока мы, значит, оказывали героическое сопротивление бандитам, он хапнул всю годовую выручку и смылся! Ну, ничего, от наших доблестных органов не уйдешь! Задержали-таки подлеца!
 — А второй куда делся? — уточнил Корнюшин.
 — Второй? — Мишаня на секунду задумался, а потом решил сдавать всех с потрохами. Что он, в конце концов, должен тянуть общую лямку? — Второй — наш коммерческий директор Анатолий Тихомиров. Он мой близкий друг. Но, кажется, его больше нет.
 — Как это нет? — удивился полковник. Вроде бы всех задержали, а оказывается, кого-то среди них нет. Недоработка!
 — Вот так, нет! — Мишаня искренне всхлипнул и вытер слезинку в глазу. Он понес им требуемую сумму в дипломате. Они деньги взяли, а потом разнесли ворота в клочья. Вместе с ним. Вот звери!
 Самохин искренне удивился. Вот такого он совсем не предполагал, что тут дело закончилось мокрухой. Правда, о какой мокрухе можно говорить, когда нет главной улики — тела.
 — А с чего вы взяли, что его разнесло в клочья?
 — Я это сам видел! — Мишаня опять всхлипнул. — Анатолий открыл калитку, отдал портфель и тут как… шандарахнет! А когда дым рассеялся, у ворот уже никого не было. И самих ворот тоже.
 — Странно, очень странно, — пробормотал полковник. — Но если бы вашего, как вы говорите, друга разнесло в клочья, то тогда на участке лежали бы эти самые клочья. А там ничего такого похожего нет. Мы весь участок два раза прочесали.
 — Как нет? — искренне удивился Мишаня и медленно опустился на стул. — А куда же он в таком случае делся?
 — Выясним, куда делся, — уверил его Самохин. — Можете не беспокоится. Вы лучше скажите, кем являются остальные двое?
 Мишане пришлось вспомнить о существовании ещё двоих задержанных. Он слегка занервничал, ведь Наташка со страху могла все рассказать. Но он решил, что она не настолько глупа, чтобы вываливать операм всю подноготную. Это может стоит ей немалого срока, и у неё все-таки должен хоть немного проявиться инстинкт самосохранения.
 — Женщина — это моя подруга Наталья Климова. Она в делах фирмы не участвовала. — Мишаня потупил взор. — Я с ней просто жил. А тот, кого ранили, — Дмитрий Уховертов, мой персональный водитель и по совместительству телохранитель. Кстати, у него есть разрешение на ношение оружия. Так же как и у меня.
 — Проверим, — пообещал Самохин. — Скажите, а по поводу чего все собрались в вашем особняке?
 Мысли закрутились в голове Мишани с быстротой карусели. Для чего они собрались? Вот черт, сразу и не придумаешь. Если от всех разит перегаром, а внизу стоит батарея бутылок, значит, они что-то отмечали. Но что? День рождения. Сомнительно. У кого из них когда день рождения проверить элементарно. Нет, отмечали сдачу. Но сдачу чего? Нет, лучше окончание чего-нибудь. Проверять долго и сейчас никто этим заниматься не будет.
 — Мы отмечали завершение финансового года.
 — Завершение года? В ноябре. Не рановато ли.
 — Мы только что провернули одну удачную сделку, продали большую партию техники, получили хорошую выручку, и финансовый год был таким образом успешно завершен. А этот подонок всю выручку себе! Вам, случаем, ничего не надо из техники, гражданин начальник?
 — Надо, — кивнул полковник, сделав вид, что ему поверил. — Где-то у нас фирма «Феникс» проходила совсем недавно, а, Костя?
 — Проходила, — вспомнил Корнюшин. — Один обманутый мошенниками бизнесмен называл эту фирму. Именно эта фирма кинула его на полсотни тысяч баксов. Теперь ясно, что они отмечали.
 Мишаня прикусил язык. Самохин приказал отвезти его в управу и поместить в изолятор до выяснения всех подробностей так называемой сделки. Потом допросили Наташку. Она прикинулась полной идиоткой и ничего не могла рассказать по существу дела. Плакала навзрыд и мямлила что-то про убитого любовника. Словом, была в шоке. Самохин понял, что от неё в таком состоянии ничего путного не добьешься, и её оставили в покое.
 — Похоже, тут поработали обиженные клиенты этой фирмы, — сказал Самохин. — Которых эти молодчики обули. Наверняка, пришли с пушками и потребовали назад свое. Вот только получили ли?
 — Почему вы так решили, Аркадий Михалыч? — поинтересовался Тарасенко. Пока он не находил доказательств для такого заключения. И вообще не торопился делать какие-либо поспешные выводы. Делать выводы — обязанность начальства.
 — Потому что братки не полезли бы в дом. Они бы взяли в заложники этого самого генерального директора или главного кидалу, уж не знаю, кем он является на самом деле, и вытрясли бы из него все, что им нужно. Зачем устраивать такую пальбу, когда все можно сделать проще, совершенно не рискуя своими бойцами?
 Косте доводы полковника показались не убедительны.
 — А если они хотели устроить показательный бой? Мол, если не заплатите, всех вас перекрошим в мясорубке.
 — Для этого не нужно устраивать перестрелки, — Самохин покачал головой. — Для этого всего лишь надо наступить директору на яйца. И он отдаст последнее. Нет, всю эту заварушку организовал тот, кого они кинули. Не тот ли парень, что к нам приходил на днях? Мне Олег Панкратов говорил, что вместе с ним был седой старик. По свидетельству очевидцев, тут тоже заправлял седой старик. Что это за дед такой, интересно?
 — Мы его тоже видели, — вспомнил Костя. — Они втроем сидели возле банка, когда мы пасли банкира. Точно, у них в машине сидел сзади седой старик в потрепанной куртке. Ему где-то за шестьдесят. Если не сказать под семьдесят.
 — И, кажется, это отец потерпевшего, — тоже вспомнил Тарасенко. — Тот парень обращался к нему как к отцу. Ворчливый старикан, я же помню.
 — Знаете что, ребятки, — Самохин загорелся идеей, пришедшей ему в голову. — Не тратя времени зря, свяжитесь с этим бизнесменом и узнайте, где он был сегодня утром.
 — Как связаться? — уточнил Костя.
 — Возьмите у Панкратова его домашний адрес и телефон.
 — Есть, — устало выдохнул Корнюшин, который после бессонной ночи хотел только одного — хорошенько выспаться. Того же страшно хотелось и Юре Тарасенко. Но, похоже, начальству до этого не было никакого дела.
 Картина боя в общих чертах стала понятна. Парень, которого кинули аферисты, каким-то образом их выследил, раздобыл где-то оружие, собрал дружков и устроил тут кровавую бойню. Возможно, ему даже удалось вернуть свои деньги. Единственным непонятным пока вещественным доказательством явилась куча спелых яблок, сваленных на месте стоянки обеих машин. Для чего понадобились этой новоявленной боевой группе яблоки, так и осталось загадкой.
 Операция прошла успешно. Во всяком случае, так сказал хирург Василич. Пулю он извлек, рану обработал, разрыв тканей зашил. Отца положили в палату, в которой находились ещё трое больных с различными травмами, и выдали им версию про неудачную рубку дровишек. Они не поверили, но выяснять истину не стали. Какое кому дело до чужих проблем. Василич получил от благодарного Ильи причитающиеся ему две тысячи и отбыл домой с чувством глубокого удовлетворения.
 Илья проследил, чтобы отцу был налажен полный уход, и решил ехать обратно в город. Везти туда старика не имело никакого смысла. Лучше ему отлежаться недельку в больнице этого заброшенного поселка, решил он, чем соваться с таким ранением в городскую клиническую. Там у администрации невольно возникли бы ненужные вопросы, и они непременно передали бы эти вопросы ментам. А менты, возможно, довольно быстро нашли бы ответы.
 — Ну все, мы поехали, — сказал отцу Илья. — Нам здесь делать больше нечего. Будем тебя наведывать. Каждый день.
 — Езжайте по отдельности, — слабым голосом распорядился старший капитан. — Чтобы не так бросаться в глаза.
 — Сообразим, Терентич, — успокоил его Серега. — Ты не волнуйся. Тебе волноваться сейчас нельзя.
 Мужички ушли рассаживаться по машинам, а Илья ненадолго задержался, чтобы попрощаться с отцом.
 — Ну как, деньги на месте? — шепотом спросил Терентич.
 — Все в портфеле, пап, — таким же шепотом ответил Илья. — Так что я тебе по гроб обязан. Без тебя бы мы ничего не вернули.
 — Ну, вообще-то, ты мне не только этим обязан, — укоризненно сказал отец. — Я тебя ещё и родил.
 — Я помню. — Илья поправил ему одеяло, попрощался и вышел.
 Отец чувствовал общую слабость в теле и сразу уснул. Соседи по палате, увидев, сколько мужичков приходило наведать старика после операции, решили не шуметь. Кто его знает, что это за гусь и что это за братки. Лишний раз побеспокоишь, потом получишь по кумполу от каких-нибудь отморозков.
 Как и посоветовал отец, они разделились и выехали друг за другом с интервалом в десять минут. Все-таки одна машина вызывает меньше подозрений, чем две, идущие след в след. Пару раз за всю дорогу, особенно на подъезде к городу, обе машины обшмонал патруль, но, естественно, ничего не нашел. То, что они ехали по отдельности, сыграло на руку — две машины, это уже колонна, а колоннами у нас разрешено двигаться только войсковым машинам и демонстрантам на первое мая.
 Возле дома Илью уже ждали. Опера сидели в вишневой «девятке» напротив подъезда. После всех передряг Илья просто забыл про всевозможных «наседок» и спокойно прошел в свой подъезд. Они возникли у него за спиной — он даже не успел дойти до двери.
 — Здравствуйте!
 Илья обернулся и сразу их узнал — именно эти люди погнали их с отцом и Серегой от банка, не позволив проследить за банкиром. А что они сами выследили, интересно? Да ничего. С бандой пришлось разбираться своими силами, не надеясь на помощь органов. Илья уже ни на что и не надеялся.
 — Капитан Корнюшин! — представился первый, более напористый и шустрый — Не узнали?
 — Узнал, — недовольно проворчал Илья.
 — Можно с вами поговорить? — спросил второй.
 — Смотря о чем? — Илья был раздражен. Сказывалась бессонная ночь. Отдохнуть бы, выспаться, а не заниматься пустопорожним словоблудием с этими ментами, которые и сами не знают, что хотят.
 Но менты тоже не выглядели бодрыми. Их лица были осунувшиеся и бледные, как у покойников. Тоже, видать, провели всю ночь не в постелях.
 — Лучше, если вы подъедете с нами в управление, — предложил Костя.
 — Зачем?
 — Нам нужно задать вам несколько вопросов.
 — Интересно, какие?
 — Ну хотя бы такой. Где вы сейчас были?
 — Ездил к отцу в деревню. Смертельно устал. Хотел бы отдохнуть.
 Костя поморщился.
 — Странно. Ваша жена сказала нам то же самое. Что вы уехали к отцу в деревню.
 — Что в этом странного?
 — Что ваши показания совпали, — недовольно сказал Тарасенко. Они, наверное, думали, что легко поймают Илью на вранье. Но поймать они не могли при всем желании. Когда Илья с отцом уезжали среди ночи, он сказал жене, что решил отвезти отца обратно домой. Мол, не может старик жить в городе, и все тут! Видите ли, не спится ему здесь! Шумно. Марина понятия не имела о том, что они затевают. А то бы наверняка не пустила.
 — Садитесь! — Корнюшин показал рукой на стоящую напротив подъезда «девятку».
 — Это что, задержание? — уточнил Илья.
 — Пока приглашение, — сказал Тарасенко.
 — А-а, ну, тогда ладно. — Илья повернулся и двинулся к машине оперативников. Молча сел на заднее сиденье. Говорить больше не хотелось.
 Ну вот, теперь придется объясняться с оперативниками. Если им что-то надо, просто так они не отстанут. Наверняка, уже побывали на месте перестрелки, и сейчас будут задавать провокационные вопросы. Придется держать язык за зубами. Хорошо, что Марина не подвела. Алиби обеспечено.
 Через каких-нибудь полчаса он уже входил в кабинет полковника Самохина.
 — Рад познакомиться. — Полковник пожал ему руку и предложил кресло. — Так это вас кинули аферисты?
 — Да. И что? — Илья был настороже. Он даже внутри себя содрогался. А вдруг эти ушлые менты поняли, что это они устроили побоище. Тогда им всем несдобровать. Незаконное хранение и применение оружие — это не вам не шуточки! Навесят побольше, чем за мошенничество. Потом придется чалиться вместе с аферистами в одной колонии, только аферистов раньше выпустят.
 — Расскажите про этих мошенников. Что они собой представляли?
 Илья почувствовал раздражение.
 — Да я кому только не рассказывал! Тольку ноль!
 — Расскажите ещё раз. Пожалуйста.
 Илья тяжко вздохнул. Сколько можно воду в ступе толочь.
 — Ну, познакомился с директором фирмы «Эффект» Федором Петелиным. Он вывел меня на Романа Колобродова. Его фирма, кажется, называется «Феникс». Он мне предложил крупную партию оргтехники. Чтобы её выкупить, взял кредит под заклад квартиры. Но товар оказался мусором. В общем, ни денег, ни товара, ни квартиры. А-а, все они из одной банды! Они даже хотели меня убить.
 — Разве? — удивился полковник. — Когда это?
 — Три дня назад. Во дворе дома на Вятской улице. Только убили другого. Какого-то бомжа. Он снял с меня куртку. Они и перепутали.
 — Вот оно что! Что же вы сразу нам не рассказали.
 Илья возмутился.
 — Да я уже столько раз рассказывал, что со мной произошло! Надоело.
 — Но об этом эпизоде не рассказывали.
 — А зачем? — Илья махнул рукой. — Все равно бестолку.
 Самохин огорченно вздохнул. Парень был, к сожалению, прав. Основная масса потерпевших не сообщает правоохранительным органам о своих несчастиях только лишь потому, что уверены — органы им ничем помочь не могут. А то ещё и сами добавят неприятностей. Население откровенно считает ментов бандитами в погонах.
 — А скажите, зачем вы следили за банкиром Разумовским?
 Илья пожал плечами.
 — Я думал, что он связан с бандой и поможет нам как-то выйти на её след.
 — И что, помог?
 — Нет. Вот эти парни помешали за ним следить.
 — У вас своя работа, у нас своя, — проворчал Костя.
 — И как же вы нашли их особняк? — спросил Самохин.
 Он задал этот вопрос совершенно спокойно, как само собой разумеющееся. Обычный вопрос в ряду других. Мол, если хотели выследить мошенников, то и выследили. И решили действовать силой. В обход закона. А кто у нас законы не обходит? Только ленивый. Поэтому ничего провокационного в этом вопросе нет. И если бы Илья не был готов к нему, он бы рассказал все, как на духу. Но он этот вопрос предвидел и знал, как на него реагировать.
 — Какой особняк? — удивленно поинтересовался он.
 — В Бисерово.
 — А где это?
 Илья смотрел на полковника наивным немигающим взглядом. Ну, ей-богу, не знает он ни про какой особняк и даже не догадывается, что поселок с таким красивым названием существует.
 — Недалеко от города. В этом особняке и обитали ваши мошенники.
 — Значит, вы их нашли? — искренне обрадовался Илья.
 — Не мы нашли, так другие. Сегодня утром там была жуткая перестрелка. Понаехали братки из какой-то группировки, устроили мочилово и скрылись. Одного из мошенников упустили, остальные сидят в нашем изоляторе.
 — Какой группировки?
 — Пока не знаем. Но разберемся. Есть свидетели, которые видели нападающих.
 Самохин пристально смотрел на Илью и заметил, как тот невольно вздрогнул. Как-то испуганно вздрогнул. Отвел взгляд, занервничал. Илья был не настолько опытен в допросах, чтобы уметь сдерживать свои эмоции. Полковник понял, что он имеет к нападению какое-то отношение. Возможно, боевики расстреляли особняк по его наводке. А возможно, и сам принимал участие. Только вот где достал оружие? Во всяком случае, благодаря этой бойне оперативники взяли банду мошенников, не гнушающуюся убийствами. Уже за это спасибо! Так стоит ли привлекать парня к ответственности? Нравственный вопрос, который не прописан в законах.
 — Вы можете опознать задержанных мошенников?
 Илья задумался. Опознать-то их он может, только как бы они не опознали его. Толстяк Федя видел его с карабином в руке. Покажет на него пальцем, и тогда — прощай, свобода! А следом за ним заберут всех остальных. И даже отца.
 — Могу, но только с одним условием. Они не должны меня видеть. В целях безопасности.
 — Не бойтесь, не увидят, — пообещал Корнюшин.
 Илью повели в соседнее здание. Костя распорядился, чтобы им показали задержанных сегодня утром. Дежурный открыл решетку, перекрывающую коридор, в который выходили двери камер. Подвел Илью к тяжелой стальной двери. Илья заглянул в глазок и увидел, что в камере находится человек пять.
 В самом углу на нарах сидел Мишаня, опустив голову вниз, и качал её, как заведенный. Видно, тяжело переживал провал. А провал был катастрофический. Все арестованы, общака нет, киллер пропал, и шеф даже не станет вытаскивать его отсюда. Зачем? Чтобы делиться с ним выручкой с последнего дела. Проще и надежней его убрать, как ненужного свидетеля. Мишаня это понимал, и потому был просто смертельно напуган.
 — Это он, Роман Колобродов, — сказал Илья Косте. — Директор фирмы «Феникс», сгоревшей так же, как и сама птица.
 — Какой Колобродов? — удивился Корнюшин. — Он нам предъявил документы на Михаила Полтева.
 Потом Илье показали соседнюю камеру. Илья увидел Валеру и еле сдержал смех. Осунувшийся, потрепанный, чумазый, со всклокоченными волосами, Валера стоял на коленях, а здоровенный сокамерник лупил его картами по носу. Видно, проигрался Валера в пух и прах.
 — Это другой. Федор Петелин. Или как его там?
 — Валерий Маврин, — сообщил Костя. — Еще есть женщина, но она находится в больничной палате. Приходит в себя после шока. Наталья Климова. И парень, раненый. Он тоже в больнице.
 — Как вы сказали, фамилия этой женщины? — переспросил Илья.
 — Наталья Климова. Вам она что, знакома?
 — К сожалению, — вздохнул Илья. Нелегко осознавать то, что любимая женщина была обычной наводчицей шайки мошенников и довольно ловко завлекла его в свои сети. А может, она была и не любимая. Просто хотелось к кому-нибудь приткнуться и пожаловаться на жизнь. Наташка умела выслушивать и сочувствовать, но, как оказалось, с определенным прицелом. Он ей почти верил. Почти, потому что внутри сидело слепое предчувствие — все зло от нее. Да, таких коварных женщин он ещё никогда не встречал на своем пути!
 Они вернулись в кабинет Самохина. У полковника было ещё одно дело, в котором Илья мог помочь.
 — Вы должны связаться с банкиром и сообщить ему, что можете вернуть кредит. Деньгами, которые мы изъяли у Валерия Маврина. Можете это сделать?
 — Могу, — кивнул Илья. — Почему бы не вернуть? Мне же надо получить назад документы на квартиру. Только я бы этому бандиту деньги не отдавал.
 — Ничего, мы потом заберем — уверил его Самохин, подошел к нему вплотную, посмотрел в глаза.
 Илья понял, что полковник хочет сказать ему что-то важное, но пока не уверен, надо ли ему это говорить. Проверяет, способен ли он воспринять должным образом важный момент их беседы.
 — Но при этом вы должны сказать ему, — Самохин сделал паузу, призывая к вниманию, — что знаете про его связь с мошенниками.
 — Значит, он все-таки связан с мошенниками. — Илья даже не удивился. Его подозрения насчет банкира были вполне оправданы.
 — Связан, — подтвердил полковник. — У нас есть все основания так думать. И даже есть косвенные доказательства. Скорее всего, он был у них организатором и… непосредственным заказчиком вашего убийства. Ваша задача — спровоцировать его на откровенный разговор. Чтобы он как-то выдал себя. А ваш разговор мы запишем на пленку. Это будет хорошим основанием для его ареста.
 Вызвали Гешу Скворцова с его записывающей аппаратурой. Когда он пришел, Илья позвонил банкиру. Разумовский был на рабочем месте. Видно, ещё не знал, что шайке пришел конец, и отправился на работу, как ни в чем не бывало.
 — Вениамин Андреевич? — спросил Илья.
 — Я слушаю, — ответил банкир.
 — Как поживаете?
 Небольшая пауза. Банкир собирался с мыслями, пытаясь угадать, кто ему звонит. Не угадал. А может, узнал голос, да не поверил своим ушам.
 — Кто это говорит?
 — Это говорит человек, которого нет. Ваша банда отправила меня на тот свет, но вот, я вернулся. Теперь все ваши друзья сидят в кутузке.
 — Какая банда? Что вам нужно? — Банкир выстрелил вопросы. Его голос заметно задрожал. Он стал нервничать, это было очевидно. Тихий спокойный голос стал резким и грубым.
 — Разве вы не помните Илью Горелова, которого убрали по вашему приказу? — спокойно сказал Илья. Он разозлился, как черт, и готов был втоптать банкира в грязь. — Должны помнить. Если заказываешь убийство человека, наверное, потом нелегко его забыть. Или легко?
 — Я не понимаю, о чем вы говорите! — истошно выплюнул банкир. Было слышно, что он сорвался на крик. Может, не выдержали нервы, может, просто испугался. — Мне некогда с вами разговаривать, у меня много работы!
 — Так я вам и звоню по работе, — хладнокровно сказал Илья. — Я могу вернуть вам кредит в обмен на залоговое обязательство на квартиру. Я вам — наличные деньги, вы мне — документы. Разойдемся по-хорошему и все. Никто ничего не узнает.
 Чувствовалось, что банкир затрепетал, как фиговый листок, готовый слететь с причинного места. Он попался на крючок, осталось только его подсечь.
 — Когда мы можем встретиться? — вдруг спросил он. — Я не могу разговаривать по телефону.
 — Да хоть сейчас, — предложил Илья.
 — Подъезжайте ко мне в банк через час. Я подготовлю документы.
 В трубке раздались гудки отбоя. Илья тоже положил трубку.
 — Его ничто не удивило, — сказал Самохин, прослушав запись беседы. — Ни то, что его обвинили в организации банды, ни то, что обвинили в заказном убийстве. Он не стал оправдываться и отвечать на клевету. Понял, что человек точно знает о его участии в этом деле.
 — Его можно брать, — спокойно высказался Корнюшин.
 Часа вполне хватило, чтобы допросить с пристрастием Валерия Маврина. Он не стал особенно запираться и сдал банкира с потрохами. Прекрасно понимал, что из него любыми способами вытрясут все про главного организатора аферы. О том, как могут прессовать в ментуре, сейчас известно даже детям. Михаил Полтев тоже решил, что отвечать за все не должен он один, и рассказал про шефа все. Банкир Разумовский перестал быть загадкой следствия.
 Полковник доложил начальству результаты расследования и попросил разрешения на задержание Вениамина Разумовского. Разрешение дали.
 К назначенному времени оперативники доставили Илью к «Сигма-банку». Предъявив паспорт охране, Илья прошел в кабинет банкира. Тот был напряжен, но умело скрывал волнение. Напротив, казался радушным, словно ничего не произошло, и всячески показывал, что готов с радостью оказать услугу одному из клиентов банка.
 — Не ожидали меня увидеть? — спросил Илья, сел в кресло и вывалил на стол банкира пятьдесят пять тысяч долларов, любезно предоставленные оперативниками. — Да ещё со всей суммой наличными?
 Банкир тяжело сглотнул и уставился на деньги.
 — Ожидал… — пробормотал он, но по выражению его лица было видно, что не только не ожидал, но и надеялся забыть. Но Илья ему о себе напомнил. — Удивляюсь, как быстро вы возвращаете деньги. Что, так и не пригодились?
 — Ну почему, пригодились! — усмехнулся Илья. — Я выкупил товар, меня ваша банда ловко кинула, после чего вы распорядились меня убрать. Но не получилось.
 Банкир посуровел и бросил мимолетный взгляд на дверь — нет ли за ней ушей.
 — Вы говорите какую-то ахинею! — прошипел он. — Забирайте ваши документы и уходите!
 Они без лишних разговоров произвели обмен. Илья передал банкиру деньги, взятые у оперативников, а тот вернул ему залоговое обязательство. Илья проверил подлинность документов и вышел из кабинета.
 После чего в кабинет банкира спокойно зашли оперативники. Самохин предъявил ему обвинения в убийстве генерального директора фирмы «Кемикс» Бориса Кизлякова и мошеннической деятельности и предложил пройти с ними. Банкир как будто ждал этого момента и попросил разрешения позвонить по телефону. Полковник позволил. Разумовский дозвонился кому-то, сказал два слова и передал трубку Самохину.
 — С вами хотят поговорить.
 — Кто это ещё там? — недовольно проворчал полковник.
 — Управляющий делами мэрии Игнатий Ковалев, — ехидно сказал банкир.
 Самохин взял трубку.
 — Полковник Самохин слушает! Да! Да! Мы проводим задержание особо опасного преступника. Да, понятно. С разрешения мэра. Хотя и непонятно. Ладно, если вы считаете, что он невиновен, тогда нас надо увольнять!
 Он закончил разговор и отдал трубку банкиру. Немного помялся, пытаясь осмыслить то, что ему сказали. Ругнулся про себя, опустился в кресло, став вдруг жалким и каким-то неуверенным в себе. Да, иногда приходится получать такие оплеухи. Ну что ж, там люди большие, им видней!
 Костя с удивлением наблюдал за переменой состояния шефа, происходящее на его глазах. Такое он видел крайне редко. Обычно полковник мог держать себя в руках при любых обстоятельствах.
 — Что он вам сказал? — ехидно поинтересовался банкир.
 Полковник с трудом поднялся с кресла, пошел к двери. На пороге обернулся.
 — Согласно личному распоряжению мэра вы свободны, — через силу проговорил он. — Пока свободны.
 Резко открыл дверь и вышел из кабинета.
 Корнюшин и Тарасенко двинулись следом за ним. Самохин молча шел по коридору банка, не оглядываясь на помощников и не вступая в беседу. Так, не произнеся ни слова, оперативники вышли на улицу. Уже на подходе к машинам, Корнюшин все же решил поинтересоваться.
 — Аркадий Михалыч! Что, так его и отпустим?
 — Отпустим. — Полковник остановился и внимательно посмотрел на Костю. — Распоряжение сверху. Хотя оно противозаконно. В нашей стране коррупция не умрет никогда. Отдыхайте, ребята!
 Он открыл дверцу поджидавшей его персональной «волги», сел в машину, кивнул водителю, и она сразу отъехала.
 — Что будем делать? — спросил Юра.
 — Что-что! Отдыхать! — Корнюшин уселся за баранку своей верной «девятки», завел движок, бросил: — Поехали в кабак, напьемся!
 — Давай! — согласился Тарасенко и сел рядом с ним.

 Глава 15

 Дома Илья показал Марине возвращенное ему залоговое обязательство на квартиру и сказал, что кредит вернул сполна. Даже без процентов. Помогли, мол, хорошие друзья из ментуры. Марина не поверила своим глазам и поинтересовалась, откуда он взял такие сумасшедшие деньги и хороших друзей из ментуры. Пришлось Илье все ей рассказать. И про антитеррористическую операцию под командованием отца, и про Валеру, отстегнувшего ему крупную сумму из общака, и про ранение отца. В доказательство он выложил на стол портфель с долларами. Их оказалось почти сто пятьдесят тысяч. Марина сначала обрадовалась, а по здравому размышлению предложила сдать все деньги государству, чтобы обезопасить себя от всяких нехороших последствий. Илья предложил ей забыть о государстве, которое не может защитить своих граждан, и подумать, куда можно вложить эту сумму, чтобы развернуть собственный бизнес. На что она заявила:
 — Только не говори мне об этом! Я даже слышать ни о каком бизнесе не могу!
 Илья понял, что с бизнесом придется немного повременить.
 Вечером он позвонил в больницу, чтобы узнать у дежурной, как чувствует себя послеоперационный больной Горелов. Дежурная ответила, что больной якобы бодр и весел, и чуть ли даже не встает. Илья только подивился этому, и со спокойной душой лег спать.
 Но наутро его ждал неожиданный сюрприз. Дежурная была совсем другой — какая-то крикливая хамоватая тетка. По-видимому, она мало интересовалась судьбой какого-то Горелова, как и всех остальных больных, и долго искала эту фамилию в журнале. Наконец, нашла и совершенно развязным тоном сообщила, что ночью больной Горелов умер.
 — Как умер?! — чуть не закричал Илья.
 — Обычное дело, — ничуть не расстроившись, сказала тетка. — У нас часто больные умирают. Ни он первый, ни он последний.
 Илья отказывался верить своим ушам. Операция прошла успешно, как сказал этот чертов акушер, отец прекрасно себя чувствовал, хотя и был слаб от потери крови. Но мог говорить и даже улыбаться. И вдруг такое!
 — Проверьте ещё раз! Этого не может быть!
 — Почему не может, — удивилась тетка. — У нас все может быть! Вот тут в журнале четко написано: Горелов — летальный исход.
 И она положила трубку. Да, похоже, в этой больнице смерть была обычным делом. В общем, и в любой больнице это отнюдь не чрезвычайное происшествие. А уж в больнице заброшенного поселка, наверное, больные умирали, как мухи, и ни для кого это не было чем-то вопиющим.
 Илья повернулся и увидел расширенные глаза жены. В них стоял нескрываемый ужас. Илью даже передернуло.
 — Он что, умер? — еле слышно проговорила Марина.
 Илья молча кивнул. У него не было слов. Неужели из-за его дурацкой авантюры, закончившейся вроде бы благополучно, погиб отец. Да все деньги, которые он получил, не стоят этой смерти! Он готов был их отдать любому, тому, кто скажет, что отец жив. Нет, не мог он просто так умереть, не мог! Почему же не мог? У старика не такое уж крепкое здоровье, как кажется, он сам жаловался на боли в сердце. Операция прошла успешно, но не выдержало сердце. Потеря крови, нервная перегрузка, сильнейший стресс. Тут даже опытный хирург ничего поделать не может. Годы взяли свое. Илью прошиб холодный пот. Он никогда не простит себе того, что ввязал отца в это дело. Лучше бы он расстался с квартирой и оказался на улице. Или убили бы его самого.
 — Я еду в больницу! И все выясню! Это какая-то ошибка! — с трудом проговорил он, только чтобы успокоить Марину.
 Илья побежал к Сереге. Тот отсыпался после вчерашних событий и, конечно, был в полном неведении. Он открыл дверь в полусонном состоянии, и Илье даже пришлось слегка ударить его по плечу.
 — Он умер! Серега, слышишь!
 — Кто умер? — звучно зевнув, пробормотал художник.
 — Отец! Мой отец!
 Серега сразу проснулся и вытаращил глаза.
 — Терентич умер?! Кто тебе такое сказал?
 — Дежурная! Я только что звонил в больницу!
 Серега не мог произнести ни звука. Настолько ошеломляющим было известие.
 Илья толкнул его ещё раз.
 — Давай, поехали! Быстро!
 Ровно через пять минут Серега вставил ключ в замок зажигания своей «тойоты», завел движок и нажал на газ. Машина резко махнула со стоянки к выезду со двора и вылетела на улицу. Затем выскочила на левую полосу перед носом какого-то засигналившего «жигуленка» и пошла вперед, увеличивая скорость.
 В больнице было тихо. Ни дежурной, ни охранника, заходи, кто хочет, иди, куда надо. Илья с Серегой и направились в палату, где должен был находиться отец. Илья прекрасно помнил — палата номер восемь в конце коридора. Но тут откуда ни возьмись возникла дежурная сестра — вылетела прямо на них из комнаты врачей. Она одергивала халат и пыталась застегнуть нижние пуговицы. Что она там делала, неизвестно, но вид у неё был, как у мокрой курицы, которую только что как следует оттоптал петух.
 — Вы к кому? Что вам тут надо? Нечего тут ходить! — заверещала она. Похоже, это была та самая истеричная тетка, которая сидела на телефоне. Что у неё было с психикой, непонятно, но нормально разговаривать она явно не умела.
 Илья готов был её придушить.
 — Горелов, — мрачно глядя на нее, прошипел он. — Николай Терентич. Где он?
 — А, это вы звонили? Я же вам сказала, где! В морге! Еще утром его туда отправили!
 Илья грубо оттолкнул её и побежал к восьмой палате в конце коридора. Она опять что-то заверещала по поводу того, что больных нельзя беспокоить после завтрака. Мол, нарушается пищеварительный процесс и кровообращение. Не обращая на неё внимания, Илья со всей силы дернул ручку двери на себя.
 В палате стояла мертвая тишина. На двух кроватях лежали больные, закрывшись одеялами, читали: один — книгу, другой — газету. Две другие кровати были пусты. На одной из них, у окна, должен был лежать отец. Его кровать была аккуратно застелена, и сразу стало ясно — больного на этой кровати нет. Илья медленно закрыл дверь, повернулся к дежурной.
 — Где у вас морг? Черт бы его побрал!
 Тетка, кажется, поняла, что этого парня лучше не заводить. А то он за себя может и не ответить. Поэтому сказала уже спокойно, без надрыва:
 — Выйдите на улицу, завернете налево и во двор. Увидите одноэтажный домик в углу у забора — это и есть морг.
 Илья с Серегой вышли на улицу. Повернули во двор, увидели домик, зашли. Там в предбаннике за маленьким столиком сидел в драном свитере пожилой мужик, пил водку в одиночестве и закусывал солеными огурцами.
 — Где тело? — спросил Илья.
 Мужик посмотрел на них пьяными глазами. Подтер ладонью нос, дожевал огурец. Небритые щеки втянулись в рот, и он смачно причмокнул.
 — Чье?
 — Горелова Николая Терентича.
 — Не знаю такого. — Мужик помотал давно немытой головой со слипшимися волосами. — Эта хто?
 — Его сегодня ночью сюда поместили.
 — А-а, было дело, — вспомнил мужик и пьяно мотнул головой. — Идемте покажу.
 Он с трудом поднялся из-за стола, опрокинув табуретку, надел рваную телогрейку, валявшуюся в углу, шагнул к тяжелой деревянной двери, отворил. Из мертвецкой пахнуло трупным запахом и жутким холодом. Мужик включил свет.
 На деревянных столах лежало два тела, накрытых относительно белыми простынями. Качаясь из стороны в сторону, мужик подвалил к одному из них, отбросил простынь с головы. Голова явно была женская — какая-то старуха преставилась, похоже, уже с неделю назад. Ввалившийся рот и глубокие глазницы делали её похожей на кощея.
 — Нет, это не он, — авторитетно заявил мужик, накрыл старуху простыней и, подойдя к другому телу, отбросил с головы простынь.
 Этот труп был мужской. Пожилой мужчина с совершенно седой головой, даже можно сказать, старик. Хотя лицо свежее, не такое восковое и застывшее, как у старухи. Похоже, человек только-только умер, и даже тело его не успело остыть. Но то, что это был не его отец, Илья поклялся бы на чем угодно.
 — И это не он, — удивленно прошептал он и посмотрел на Серегу.
 Художник был того же мнения. У него вообще был глаз наметан, тем более, рисовал портрет и запомнил лицо Терентича в мельчайших деталях.
 — Точно, не он, — подтвердил Серега и посмотрел на мужика.
 Мужик тупо смотрел на покойника и хлопал пьяными глазами. Скорее всего, они у него смотрели в разные стороны. Так что со зрением у мужика были явные не лады. Пожалуй, он с трудом мог отличить живого человека от покойника, куда там ещё узнавать кого-то в лицо.
 — Вот этого утром доставили, — пробурчал он. — Больше никого не было.
 Серега схватил его за воротник телогрейки.
 — Слышь, мужик, у тебя ещё покойники есть?
 — Нет. — Мужик помотал головой. Сколько бы он ни выпил с утра, но то, что покойников было только два, это он точно помнил с тех пор, как был трезвым.
 Они вышли на улицу. Похоже, папаня и раненный не успокоился и отмочил напоследок какую-нибудь штуку. Типа того, что собрал вещички и умотал отсюда в город. Но если даже и так, то куда он там мог податься? Со смертельным ранением много не нагуляешь. Не мог же он сбежать мерт… даже язык не поворачивается сказать. Нет, скорее всего, он где-нибудь здесь. Уж не пошел ли он в гости к какой-нибудь местной бабке? Нет, вряд ли, он здесь никого не знает. А что если его забрали менты для опознания свидетелями побоища? Об этом Илья даже не хотел думать. В общем, вариантов исчезновения папани была масса, но ни одного правдоподобного. И похожего на реальность.
 Они вернулись в больницу.
 — Может, просмотреть все палаты до одной? — предложил Серега. — Где-нибудь и отыщется. В живом или… в другом виде.
 Опять вылетела откуда-то тетка. Но на сей раз она улепетывала в другую сторону. Илья с Серегой еле её догнали. Серега схватил её за хлястик.
 — В морге его нет, — со злостью сказал Илья.
 — Как нет? — удивилась тетка, словно это её расстроило до глубины души. — Куда же он делся? Надо спросить у Василича.
 Илья схватил её за локоть, сжал до боли. Тетка аж присела. Но Илья так и не выпускал её из своей ладони.
 — А он здесь? Этот ваш Василич?
 — Ага, — испуганно пробормотала она и подняла палец к потолку. — Там, наверху, в кабинете главврача.
 — Так что ж ты сразу… — прошипел Илья и решил про себя, что когда будет покидать больницу вместе с отцом, эту тетку он обязательно напоследок придушит. Чего бы это ему ни стоило.
 Они поднялись на второй этаж, отыскали кабинет главврача и нагло, без стука, вломились туда. Василич, действительно, оказался там и вместе с каким-то старичком, похоже, исполняющим тут роль главного врача, пил чай. Он поднялся из-за стола, и на его небритой физиономии заиграла подхалимская улыбка. Но тут же убрал её, увидев, какие мрачные тучи гуляли по лицам вошедших.
 — Что с моим отцом? — зло прошипел Илья.
 Василич развел руки в стороны.
 — Как что? С ним все нормально, отлично все с ним. Он у вас здоров, как, извините, бык. Столько крови потерял, а хоть бы хны!
 Илья вытаращил глаза, напугав немного этим хирурга. Тот, наверное, уже решил, что во время его чаепития произошло что-то ужасное, чего он ещё не знает. Может быть, дед уже помер. И теперь, значит, эти братки устроят ему промывание мозгов. А главврач добавит. Но, кажется, все обошлось. Он даже заулыбался, когда Илья произнес медленно и с расстановкой:
 — Так… он… жив?
 Хирург чуть не полез к нему с объятиями.
 — Конечно! Он себя прекрасно чувствует! То и дело порывается встать. Но я запретил ему пока вставать. Мало ли что!
 — Может, уже разрешить? — предложил главврач. У него во рту не оказалось ни одного зуба, и поэтому он что-то там себе прошамкал. Но Илья догадался по смыслу.
 — А чего, — быстро согласился Василич. — Можно и разрешить. Пускай походит. Быстрей рассосется. Когда двигаешься, шов это… зарастает, как на собаке.
 Илья устало вздохнул. Что-то вся эта канитель стала ему надоедать. Серега понял, что его друг в состоянии прострации, и поэтому взял на себя смелость спросить:
 — Так где он, черт тебя побери? Скажешь ты или нет!
 Василич пожал плечами.
 — А вы что, не знаете? Да тут уже вся больница знает. Я перевел его в отдельный бокс.
 Илья возмущенно вздохнул. Хотел схватить акушера за грудки и прижать к стенке, но вовремя сдержался. Вовремя вспомнил, что этот человек спас его отца.
 — Дурдом! У меня чуть инфаркт… Зачем вы его в бокс?
 Хирург скукожил виноватую физиономию.
 — Да он, знаете, вечером поругался со своими соседями по палате. Уж чего они там не поделили! А ночью один из них умер. Представляете! Не выдержало сердце. Я уж вашего отца и перевел в бокс от греха подальше. Да и ему спокойней.
 — А почему в журнале этом говенном записали, что его отец умер? — рявкнул Серега. — Вы что тут, совсем?
 Василич пожал плечами.
 — А я знаю! Ошиблись, наверное! Никитична записывала, а она плохо видит.
 — Что, вот эта сумасшедшая? — Илья ткнул пальцем в пол.
 — Она.
 — По-моему, она плохо соображает, — проворчал Илья и переспросил ещё раз, боясь, что он все-таки не до конца понял главное: — Так, значит, это другого больного перевели в морг?
 — Ага! — радостно кивнул Василич. — Вашего отца — в отдельный бокс, а его соседа — в морг. Вот такие дела! Каждому, знаете, уготовано свое место. В определенное время.
 Илья покачал головой, тяжко вздохнул.
 — Да, отец не может спокойно жить!
 Они с Серегой вслед за Василичем вышли из кабинета. Акушер проводил их по коридору в самый конец, открыл дверь в отдельный бокс. В боксе стояла одинокая кровать, рядом со входом располагался персональный унитаз и душ. Живи, не хочу!
 Терентич сидел на кровати, свесив одну ногу на пол, и сам с собой играл в шашки. Видно, он так увлекся, что даже не обратил внимания на вошедших.
 — Как ты себя чувствуешь, отец? — спросил Илья, входя.
 Терентич повернул голову, посмотрел на сына строгим взглядом.
 — Нормалек! — ответил он и съел сам у себя две шашки разом.
 На вокзале была суета. Все носились с чемоданами, толкались на перроне, пробиваясь к своим вагонам, шныряли то и дело чьи-то дети, провожающие обнимались с отъезжающими.
 Проводить Терентича собрались все, кто мог. Его выписали из больницы два дня назад, он пожил эти дни у Ильи, больше не смог. Не сиделось ему в квартире, хотелось домой в деревню, на воздух, на свой участок. Илья собрался отвезти его, а то мало ли что случится — за отца он не волновался, боялся, что тот влезет в какую-нибудь ссору, которая может плохо кончиться для него. Или для тех, кто с ним свяжется.
 Терентич шел бодро вперед, считая вагоны, вся вереница еле поспевала за ним. Наконец остановился у своего вагона. Проводник, жилистый мужичонка средних лет, проверял билеты. Отец уточнил у него номер вагона и сделал замечание, что номер прикрепили неудобно — его, мол, не видно. Проводник вежливо ответил ему, что это не его дело. Он ещё не знал, что старику есть дело до всего.
 Терентич пренебрежительно повернулся к нему спиной и оглядел собравшийся народ.
 — Ну все, дети мои, не будем попусту лить слезы, пора прощаться!
 Все окружили его и замолчали, не зная, что и сказать. Всем почему-то было жаль, что он уезжает. Словно что-то отрывают от сердца. Уже привыкли, что вот живет рядом ворчливый старик и всем дает жару. Казалось, что без него все просто со скуки помрут.
 — Приезжайте еще, Николай Терентич, — наконец, сказала Марина. — Мы вам будем рады!
 Отец пожал плечами, усмехнулся.
 — Сомневаюсь. Да и некогда мне разъезжать. Дел по горло.
 — Мы лучше к тебе приедем, дед! — сказала Ленка и поцеловала его в сухую небритую щеку. — Обязательно приедем. Все вместе.
 Дед еле заметно улыбнулся. Все-таки приятно такое внимание со стороны молодежи.
 — Это пожалуйста! Только с Витькой вон не ссорьтесь!
 — Ну что вы, мы теперь с ней не разлей вода, — заметил Витек и обнял Ленку за талию.
 — Ну, то-то!
 Проводник кашлянул и сказал:
 — Прошу зайти в вагон, кто отъезжает. Сейчас поезд тронется.
 — Попрошу не командовать, — проворчал Терентич и шагнул в вагон.
 Серега задержал его за локоток.
 — Слышь, Терентич, я к тебе обязательно приеду. Весной приеду. Портрет твой писать буду. На природе. Да и вообще, хочу пейзажи попробовать. Надоело мертвую натуру.
 — Это дело, — одобрил Терентич. — Только не увлекайся особо. На свете есть и другие занятия. Посерьезней. А это так, хобби. Лучше вон, как Илюха, бизнесом займись.
 — Нет, — Илья помотал головой. — Теперь все! Отдам Сане свою долю в магазине и займусь наукой. Я узнал, там тоже можно деньги зарабатывать. Благо, первоначальный капитал есть.
 Он шагнул в вагон следом за отцом.
 И еле успел. Поезд тронулся и стал стремительно удаляться. Всего через пару минут последний вагон растворился вдали.
 Доехали, можно сказать, чудесно. Отец полдороги спал, остальные полдороги смотрел в окно. С соседями по купе даже не вступал в разговоры. Только учинил небольшой скандал с проводником, обозвав его жуликом за то, что тот опоздал с чаем. Проводник обиделся и хотел ссадить его с поезда. Илье пришлось улаживать конфликт. Но после всего того, что с ним произошло, он считал такие конфликты чем-то вроде легкой разминки. Поэтому даже не расстроился и не сказал отцу ни слова. Просто сунул проводнику сотню, и тот сразу заткнулся.
 С вокзала Илья нанял частника, и они быстренько доехали до Тучково. Илья вместе с отцом поднялся в дом. До обратного поезда времени ещё было полно, и он решил немного передохнуть, чтобы остались силы на обратную дорогу. Отца он доставил в целости и сохранности, дал ему денег на жизнь, и считал свой долг исполненным. Здесь-то ему делать было нечего, а дома ждали великие дела. Отец включил электроплитку, согрел чайник. Илья попил чайку и хотел было уже ехать обратно. Во всяком случае, держался поближе к двери, пока ещё не зная, как ему попрощаться с отцом. Либо как-то намекнуть, что пора ему домой, либо прямо сказать об этом. Вдруг старик обидится и не отпустит. Не хотелось ему обижать отца.
 Терентич тем временем занялся печкой, хотел немного протопить дом на ночь. Ноябрь уж на дворе, ночи холодные, да и дни тоже. Зима на носу. Вот он и повынимал полешки из пристенка за печкой, напихал их в горнило, поджег. Печь немного задымила.
 — Ну ладно, отец, я поехал, — осмелев, сказал Илья.
 Терентич нисколько не обиделся.
 — Давай! — одобрил он. Видно, начал привычный ритм жизни, и лишние люди ему были ни к чему.
 Илья прошел к порогу, повернулся, чтобы попрощаться.
 — Не провожай, сам дойду, — сказал он и открыл дверь на веранду.
 За дверью стоял человек. Илья отпрянул от неожиданности, и даже сразу не понял, кто это такой. С веранды бил в глаза свет, и лицо человека было затенено. И только приглядевшись, Илья его узнал. Это мог быть только он, и никто другой.
 В вытянутой руке Тихий держал пистолет. С глушителем.
 — Ну, вот и приехали! — мрачно сказал он.
 Илья отступил назад. Он чувствовал сзади тяжелое дыхание отца, но боялся оглянуться. Просто наобум шагнул в бок, стремясь защитить отца своим телом. Может, тот успеет ускользнуть в спальню и спастись от выстрела. Он даже не подумал о том, что первая пуля достанется ему. Было все равно, он только не хотел, чтобы пуля попала в отца.
 Тихий шагнул в комнату, плотно закрыл за собой дверь. Остановился на пороге, оглядел обстановочку и поднял руку с пистолетом на уровень груди. Снова воззрился на Илью. Тот стоял посреди комнаты, открытый со всех сторон. За его спиной у печки находился отец и хмуро смотрел на гостя.
 — Да, господа, бедновато живете, — усмехнулся Тихий. — Чё так? Денег не хватает?
 — Почему же, хватает, — недовольно буркнул Терентич. Обвинение в бедности его задело. Ходят тут всякие, и ещё какие-то упреки высказывают!
 — А я за вами спецом ехал, — разоткровенничался Тихий. — Хотел посмотреть, где вы живете. Где бабки прячете. А у вас тут полная нищета какая-то. Даже не похоже, чтоб вы тут большие бабки держали. Негде тут их спрятать. Ну, так где они, бабки?
 Терентич не мог сдержаться, чтобы не съязвить.
 — Бабки-то? Кто в огороде копается, кто на печке лежит. Бабкам на пенсии делать нечего.
 Тихий осуждающе помотал головой.
 — Ох, дед, договоришься ты сейчас! Я тебя про деньги спрашиваю. Про баксы.
 — Про какие такие баксы? — Терентич сделал удивленные глаза.
 — Про те, что в портфеле были, — хмыкнул Тихий. Решил, видно, поиздеваться над стариком напоследок. — Ты, старый, портфель у меня забрал? Забрал. Перед тем, как ворота взорвать. Думал, и меня разнесет? Хе, не разнесло, как видишь. Я вовремя отскочил. Как услышал, что под воротами что-то зашипело, так и отскочил. Только контузило слегка.
 — То-то и видно, что ты контуженный, — проворчал отец.
 — Ладно, поговори, поговори, — спокойно сказал Тихий. — Время у тебя ещё есть. Правда, мало. Ну, так о чем я? Вот чертова контузия! Да, вспомнил! Про портфель я. Что в нем было, видел? В портфеле?
 — Как что? — буркнул Терентич. — Деньги были!
 — Деньги! — Тихий засмеялся. Нет, явно старик его забавлял. Ну да ладно, пускай потешается. Не долго уж осталось. — Журналы там были. С голыми бабами. Понял, старый? Журналы!
 — Ага, журналы! — всерьез обиделся Терентич. — Что я, дурак какой, ради журналов сраных жизнью рисковать?
 — Выходит, дурак. Причем, старый. Старый дурак, короче!
 Терентич набычился и хмуро смотрел на незваного гостя. И разговор этот совсем ему не нравился. Какой-то непонятный разговор пошел. Чего он тут хочет выяснить, этот человек. Денег все равно тут нет. И ничего нет. Мелкий человечишко. Держит ствол в руке и поэтому позволяет себе изгаляться. Неуважительно! Если собрался стрелять, так хоть дай людям умереть достойно.
 — Ты поосторожней с выражениями! — проворчал он. — А то сейчас по шее получишь! Понял, недоносок!
 Тихий снова засмеялся. Но как-то зло и с надрывом. Получился не смех, а какое-то карканье.
 — Ну, ты точно старый дурак! Под стволом стоишь и возмущаешься. — Он перевел взгляд на Илью, который стоял чуть в стороне. — Слышь, щенок, скажи деду, ЧТО в этом портфеле было.
 Илье этот разговор тоже не нравился. Похоже, он очень плохо закончится, этот разговор. Чьей-то смертью закончится, скорее всего. Илья нервно оборачивался, бросал взгляд на отца, все пытался понять, чего ради отец разыгрался. Может, время тянет, думает, что сможет в этой ситуации как-то сыграть и остаться живым. Нет, тут живым не уйти. Этот мужик, Анатолий, или как его там, — киллер, это ясно, как дважды два. Он церемониться не будет. Сейчас побеседует для отвода души и пристрелит их, как котят. Илья обернулся, взглянул на старика. Хотел сознаться про журналы, но решил все же не расстраивать отца перед смертью.
 — Деньги там были, — твердо сказал он. — Сто тысяч долларов. С лишним.
 — Ага, конечно! — усмехнулся Тихий. — Пургу гонишь, парень! Не было там ни хрена. Одна цветная бумага. Жаль, тебя Димон тогда не кончил! Сейчас бы не стоял тут, не плел! Ну ничего, я его работу доделаю! Так где бабки?
 — Какие бабки? — уточнил Илья. — Ты же говоришь, там журналы были!
 — Знаешь, какие. Ты бабки в другом месте получил. Толстяк, подонок, тебе на блюдечке весь общак вынес. Так ведь? Сколько, говоришь, он тебе отдал? Сто кусков. Понятно. Ну, и где они? Тута?
 — Дома остались, — спокойно сказал Илья. — Зря сюда приперся. Здесь их нет.
 — А-а, у жены под подушкой, — удивился Тихий. — В надежное место спрятал, ничего не скажешь! Значит, спросим и с нее. Если будет отпираться, башку отверну. Впрочем, если деньги отдаст, тоже отверну. А пока с вами, господа, разберемся.
 — Нечего тут разбираться, дерьмо собачье! — проворчал Терентич. — Разбираться он будет! Это с тобой потом разберутся.
 Тихий обиделся ни на шутку. Не любил он, когда его не уважали. Потому как если не уважают, значит, не боятся. А он привык, чтобы его боялись. Это грело душу до самодовольства. Все, с кем он имел дело, его боялись и уважали. Потому как знали, что он может с ними сделать.
 — А вот это ты зря, старый! Зря. Я ведь могу не сдержаться. Мне ведь только вот эту пипочку нажать и ты — труп. Понял?
 — Какую ещё пипочку? — проворчал Терентич.
 Тихий наклонил чуть в бок пистолет, отвел указательный палец в сторону, показал спусковой крючок.
 — Вот эту пипочку. Видишь? Учти, ствол с предохранителя снят, затвор взведен, патрон в патроннике. Так что только нажать осталось. Да ты сам вояка, в оружии разбираешься. Разбираешься, а?
 — Ну, разбираюсь!
 — А откуда у тебя арсенал-то был? — вдруг поинтересовался Тихий. — Наворовал, что ли, со склада за время службы?
 — Ясное дело, — буркнул отец. — Не подарили же.
 — И где оно сейчас? Оружие?
 — В пруду. Рядом с вашим говенным поселком.
 — Вона как! — хмыкнул Тихий. — Значит, замел следы. Ничего, я потом выловлю. Оно мне ещё пригодится.
 Илья медленно отступал к печке, пытаясь загородить старика. Пока не загородил совсем. Он готов был погибнуть сам, но подставлять под пули отца не имел никакого морального права. И так уже отец пострадал из-за него. Если сейчас отец погибнет, Илья этого себе ни за что не простит. Конечно, если сам останется жив.
 — Ну-ка, сынок, отойди, не загораживай, — сказал за его спиной отец. — Видишь, я с человеком разговариваю.
 Илья отошел немного в сторону и замер. Теперь они стояли рядом — две очень удобные мишени. Тихий держал в согнутой руке пистолет, наведенный прямо на них. Можно стрелять либо в одного, либо в другого, не промахнешься. Он был уверен, что может выстрелить в любой момент, поэтому и не торопился. Как сказал кто-то из классиков, палач никогда не спешит.
 — Да ничего! — Тихий махнул рукой с пистолетом. — Пускай стоит. Он мне не мешает. Я могу и с него начать. Мне все равно, с кого.
 — Ну, давай, начинай! Чего ждешь, гнида! — зло сказал Илья и стал медленно подходить к нему. Какая-то злость взяла его. Страх прошел, и осталась только злость. Такая злость, что он бы сейчас без всякого зазрения совести схватил киллера за горло и придушил. Так его достала эта банда, что даже не побоялся бы испачкать руки кровью одного из них. Не было у него уже никакой боязни убийства.
 Но Тихий явно не гнался за временем. Похоже, у него его было полно, и он мог позволить себе покуражиться перед тем, как отомстить этим двоим за свой провал.
 — Что, придурок, думал, свои деньги назад отыграть? — зло заговорил он. — Не получилось! Я же тебе тогда еще, в гостинице, сказал, что приехал сюда бабки отмыть. Только ты этого не понял. Думал, я темнота провинциальная. На технике отмывать бабки буду. На хрена мне эта техника нужна? Мне бабки нужны. С таких козлов, как ты, состричь их побольше и все! Больше мне ничего не нужно! А ты решил эти деньги у меня из-под носа увести! За это только одно положено — смерть. Я тебе свои бабки ни за что не отдам, не надейся…
 — А я и не надеюсь… — буркнул Илья. — Ты за деньги и мать родную убьешь!
 — А вот это ты зря! — разозлился Тихий. — Я свою мать любил. Царство ей небесное. Папаня её замочил. Ох, лютый он был! Бил меня по черному. А мать меня пальцем никогда не тронула. Это ей я всем обязан.
 — Лучше бы она тебя в детстве придушила, — проворчал Терентич.
 Тихий поднял руку со стволом и направил на отца.
 — Пожалуй, я с тебя первого начну, дед, — сказал он. — Ты меня уже достал.
 И тут с улицы раздался пронзительный женский голос.
 — Эй, Терентич! — голосила Катерина Иванна. — Ты никак приехал? Али нет! Выдь, поговорить надо.
 Тихий замер на мгновение и вдруг метнулся в угол комнаты, слева от входа. Напрягся. Поводил стволом из стороны в сторону, то на отца, то на Илью.
 — Стоять! Оба! — прошипел он.
 Илья с отцом не сдвинулись с места. Теперь они были не на одной линии огня, как раньше, а на двух, причем противоположных. Это стало неудобно. Если в одного стрелять, второй может ускользнуть. Если удастся. Но у Тихого не ускользнешь. Он стреляет быстрей, чем человек делает шаг. Вот, сейчас только бабка эта покричит и уйдет. И тогда он…
 Вдруг послышались тяжелые шаги по ступенькам крыльца. Снаружи толкнули дверь. Она распахнулась. На пороге возникла дородная женская фигура. Следом за ней в полутемную комнату ударил свет с улицы. На мгновение он ослепил всех.
 Терентич неожиданно метнулся в бок и громко крикнул:
 — Ложись! — Словно бросал гранату.
 Тихий уловил его движение и послал в сторону печки бесшумную пулю. Потом вторую, третью. Но все они застряли в стене. Там, где только что стоял отец, никого не было. Он исчез. Тихий развернулся к Илье, но выстрелить уже не успел.
 Илья услышал крик отца и пригнулся. Мимо со свистом пролетело полешко. Тихий только повернулся корпусом в его сторону, чтобы выстрелить, как полено торцом ударило ему по башке. Он покачнулся, не удержался на ногах и стал заваливаться на пол.
 Илья понял, что должен что-то сделать. Все равно что, лишь бы остановить убийцу. Ударить его, прижать к полу, выбить ствол. Любой ценой. И прыгнул на киллера, как кошка. Сбил с ног, ухватив за правую руку, в которой тот держал ствол, ударил ею об пол. Тихий выронил пистолет, немного пришел в себя и начал отбиваться. Он оказался посильнее, Илье пришлось туго. Но злости у Ильи было хоть отбавляй, и он со всей силы давил киллера к полу. Но тот вдруг вывернулся, завалил Илью, подмяв под себя, схватил руками за горло. Илья захрипел.
 И тут подоспел отец. Еще одно полешко тяжело опустилось прямо на темечко киллера. Да так сильно опустилось, что Тихий закатил глаза и брякнулся навзничь. И больше уж не двигался. Илья свалил с себя его тело, с трудом поднялся на ноги, отдышался. Отец выпустил полено из рук, и оно с глухим стуком упало на пол.
 — Ну, вот и все… — пробормотал он.
 В дверях стояла изумленная Катерина Иванна, боясь вымолвить хоть слово и даже пошевелиться.
 Илья опустился на корточки рядом с лежащим телом, оттянул киллеру веко, проверил зрачок.
 — Готов, — испуганно сказал он и перевел взгляд на отца.
 Старик особенно по этому поводу не переживал. Главное, свои живы. Ну, а этот? Туда ему и дорога. Кто к нам со стволом придет, от полена и погибнет!
 — Ничего, сынок, — пробормотал он, отряхивая руки. — Незваный гость хуже татарина. Не грех и замочить, если уж очень не понравится.
 — Ты его убил, — наконец, побелевшими губами прошептала Катерина Иванна. — Ты его убил…
 — Иначе он убил бы нас, — внятно сказал Илья и посмотрел на нее. — И вас.
 Терентич подобрал с пола пистолет, передернул затвор, выщелкнул патрон из патронника, вынул магазин, проверил.
 — Полный.
 — Ты его убил, — продолжала бормотать Катерина Иванна, зациклившись на одном и том же. Наверное, в своей жизни она всякое повидала, но такого, чтоб на её глазах убивали человека, не приходилось. И это выбило её из привычной колеи.
 — Ни он первый, ни он последний, — устало высказался Терентич. — В общем, не расстраивайся, мать. Сейчас время такое! Мы живем хуже, чем на войне. Или ты, или тебя. Лучше, конечно, когда ты.
 — Что же теперь делать? — взмолилась бедная женщина.
 — Что-что, — невозмутимо буркнул старик. — Хоронить…
 Хоронили киллера на следующий день. Крышка от гроба, припасенная Терентичем, ох как пригодилась. Тем более что у одного из соседских мужичков хранился на случай гроб без крышки. Немного не совпал размерчик, ну да сейчас было не до таких мелочей. Пришлось Анатолию немного поджать ноги, да он был не в обиде. Небось, радовался, что не бросили в яму, как некоторых, а положили в гроб. Кто-то из сердобольных селян притащил венок, оставшийся с предыдущих похорон, а одна из женщин пожертвовала белое покрывало, которое долгие годы хранила для себя.
 Терентич объяснил народу, что вот, мол, приехал к нему из провинции дальний родственник, да и скончался скоропостижно. Слаб здоровьем был человек, не смог перенести дальнюю дорогу, нервные перегрузки, безудержный рост цен, то, се, вот сердце и не выдержало. А никто из селян в этом и не сомневался. Так и написали на табличке — «Анатолий, родственник из провинции, умер от сердечного приступа». Больше о нем никто ничего не знал. Даже Илья. Он уж не поскупился. Устроил бедному родственнику пышные похороны. Самое лучшее место на погосте заказал, оплатил работу могильщиков по высшему разряду. Так что проводили человека в последний путь со всеми почестями.
 На поминках гуляла вся деревня. Даже из соседних деревень понаехали мужички, прослышав о дармовой водке. Илья устроил поистине царственный стол. Такого тут давно не помнили. Водка текла рекой, закуски — ешь от пуза. Говорили, что последний раз так богато поминали бывшего председателя сельсовета. В общем, повеселились от души. Поддатый Терентич рассказывал забавные случаи из своей жизни, все много смеялись и, конечно, пели. Самым главным человеком за столом был гармонист.