---------------------------------------------


 Курт Воннегут
 Долгая прогулка — навсегда

 Они выросли по соседству, их домики стояли рядом, на окраине города, среди полей, лесов и садов, а за ними виднелась чудесная колоколенка на старинном здании школы для слепых.
 Теперь им исполнилось по двадцать лет, и они не виделись целый год. Их отношения всегда были полны веселой товарищеской теплоты, но они никогда не говорили о любви. Его звали Ньют. Ее — Катарина. Ранним вечером Ньют постучал в дверь Катарины, Катарина вышла на крыльцо. В руках у нее был толстый глянцевитый журнал — она только что его читала. Весь журнал был посвящен исключительно невестам.
 — Ньют, — сказала она. Она очень удивилась, увидев его на пороге.
 — Можешь пойти со мной погулять? — спросил он. Человек он был застенчивый, даже с Катариной стеснялся. Он старался скрыть застенчивость, разговаривая рассеянно, небрежно, как будто его мысли были заняты чем-то совсем другим, далеким, — так мог бы разговаривать тайный разведчик, который зашел мимоходом, отправляясь на задание в какие-то дальние и опасные места.
 — Погулять? — спросила Катарина.
 — Шаг за шагом, по лескам, по мосткам, — сказал Ньют.
 — Я не знала, что ты в городе, — сказала она.
 — Только что приехал.
 — Ты, как видно, все еще в армии, — сказала она.
 — Семь месяцев осталось, — сказал он.
 Он служил в артиллерии рядовым 1-го класса. Форма на нем была измята, башмаки в пыли, лицо небритое. Он протянул руку за журналом.
 — Дай-ка взглянуть. Красивый журнальчик, — сказал он.
 Она отдала ему журнал.
 — Я выхожу замуж, Ньют, — сказала она.
 — Знаю, — сказал он. — Пойдем погуляем.
 — Но я ужасно занята, Ньют, — сказала она. — Свадьба-то через неделю!
 — А мы погуляем, — сказал Ньют, — и ты вся разрумянишься. Будешь румяной невестой. — Он перелистал журнал: — Вот такой розовенькой, как эта, и эта, и эта. — И он показал ей розовых невест на картинках.
 — Это будет мой подарок Генри Стюарту Чэзенсу, — сказал Ньют. — Вот поведу тебя гулять и приведу ему обратно розовую невесту.
 — Откуда ты знаешь, как его зовут? — спросила Катарина.
 — Мама написала, — сказал Ньют. — Он из Питсбурга?
 — Верно, — сказала она. — Он тебе понравится!
 — Возможно, — сказал он.
 — А ты… А ты можешь приехать на свадьбу, Ньют?
 — Вот это сомнительно, — сказал Ньют.
 — У тебя отпуск короткий, да?
 — Отпуск? — сказал Ньют. Он рассматривал большую — на две страницы
 — рекламу столового серебра. — А я не в отпуске, — сказал он.
 — Как? — сказала она.
 — Сам ушел, — сказал Ньют. — У них это называется «самоволка».
 — Что ты, Ньют, зачем?
 — Надо было узнать, какое столовое серебро ты думаешь выбрать. — сказал он и стал читать вслух название из журнала. — «Албемарль»? — сказал он. — Или «Легенда»? или «Роза равнин»? — Он поднял глаза, усмехнулся. — Собираюсь подарить вам с мужем ложку! — сказал он.
 — Ньют, Ньют, скажи мне, что ты хочешь?
 — Хочу пойти погулять, — сказал он.
 — Ах, Ньют, ты меня дурачишь, ты вовсе не ушел в самоволку! — сказала она.
 Ньют потихоньку засвистел, подражая полицейской сирене, и поднял брови.
 — Ты… ты откуда ушел?
 — Из форта Брегт, — сказал он.
 — Из Северной Каролины? — сказала она. — Да как же ты сюда добрался?
 Он поднял большой палец, помахал им, как машут, прося подвезти.
 — За два дня, — объяснил он.
 — Твоя мама знает? — спросила Катарина.
 — Я вовсе не к маме приехал, — объяснил Ньют.
 — А к кому же?
 К тебе.
 Почему ко мне? — спросила она.
 — Потому что я тебя люблю, — сказал Ньют. — Ну как, пойдем погулять? Шаг за шагом, по лескам, по мосткам…
 Они шли лесом, по земле, устланной пожелтевшими листьями.
 Катарина сердилась, она расстроилась почти до слез.
 — Слушай, Ньют, — сказала она, — что за сумасшествие!
 — Это почему же? — спросил он.
 — Ну как же не сумасшествие: выбрал такое время говорить, что любишь меня. — Она остановилась. — Раньше ты никогда не говорил…
 — Пошли дальше, — сказал он.
 — Нет, — сказала она. — Дальше не пойду. И вообще не надо было мне с тобой идти.
 — Но ты же пошла, — сказал он.
 — Пришлось увести тебя из нашего дома, вдруг кто-нибудь вошел бы и услышал, что ты мне говоришь за неделю до свадьбы!
 — А что они подумали бы? — спросил он.
 — Подумали бы, что ты сошел с ума.
 — А почему?
 — Должна тебе сказать, что я глубоко польщена, если ради меня ты действительно пошел на такое безумие, хотя я не очень-то верю, что ты в самоволке, но все может быть. И я не очень-то верю, что ты меня любишь, но может быть…
 — Люблю, — сказал Ныот.
 — Прекрасно, я чрезвычайно польщена, — сказала Катарина, — и я очень люблю тебя как друга, Ньют, очень люблю, но уже поздно, ничего не поделаешь! — Она отступила на шаг от него: — Ты ведь ни разу в жизни даже не поцеловал меня! — сказала она и тут же закрыла лицо руками. — Нет, я вовсе не говорю, что ты сейчас должен поцеловать меня. Все это до того неожиданно, я просто не знаю, как мне поступить.
 — Давай еще погуляем, — сказал Ньют. — Все-таки развлечение.
 Они пошли дальше.
 — Ты чего же от меня ждал? — спросила она.
 — Почем я знал, что мне ждать? — сказал он. — Я ведь еще никогда таких вещей не делал.
 — Может быть, ты думал, что я брошусь к тебе в объятия? — спросила она.
 — Может быть, — сказал он.
 — Прости, что я тебя разочаровала, — сказала она.
 — А я ничуть не разочарован, — сказал он. — Я же ни на что не рассчитывал. Все хорошо, и погулять приятно.
 Катарина вдруг остановилась.
 — Знаешь, что сейчас будет? — сказала она.
 — Не-еет, — сказал Ньют.
 — Мы пожмем друг другу руки и расстанемся друзьями, — сказала она. — Вот что сейчас будет.
 Ньют кивнул.
 — Ладно, — сказал он. — Ты меня хоть изредка вспоминай. Вспоминай, как крепко я тебя любил. И тут Катарина вдруг расплакалась.
 — Что это значит? — спросил Ньют.
 — То, что я в бешенстве, — сказала Катарина. — Ты не имел никакого права…
 — Надо же мне было узнать, — сказал Ньют.
 — Если бы я тебя любила, — сказала Катарина, я тебе давно дала бы понять.
 — Правда? — спросил он.
 — Да, — сказала она. Повернувшись к нему, она посмотрела ему в глаза, лицо ее вспыхнуло румянцем. — Ты бы сам понял, — добавила она.
 — Как? — спросил он.
 — Сам увидел бы, — сказала Катарина. — Женщины не очень-то умеют скрывать.
 Ньют всмотрелся в лицо Катарины. И, к ее ужасу, она поняла, что сказала правду — женщина скрывать любовь не умеет, и теперь Ньют увидел эту любовь. И он сделал то, что должен был сделать: он поцеловал Катарину.
 — С тобой просто сладу нет, — сказала она.
 — Вот как? — сказал он.
 — Не надо было… — сказала она.
 — Тебе не понравилось? — спросил он.
 — А чего ты ждал? — сказала она. — Дикой, неукротимой страсти?
 — Я же тебе повторяю, — сказал он, — я никогда не знаю, что может случиться.
 — Попрощаемся, и все, — сказала она. Он нахмурился.
 — Хорошо, — сказал он.
 Она снова произнесла небольшую речь.
 — Я ничуть не жалею, что мы с тобой поцеловались. Это было очень-очень мило. Нельзя было не поцеловаться, мы же стояли так близко. И я всегда буду помнить тебя, Ньют, и желаю тебе счастья.
 — И тебе, — сказал Ньют.
 — Благодарю тебя, Ньют, — сказала Катарина.
 — Тридцать суток, — сказал Ньют.
 — Что? — сказала она.
 — Тридцать суток на гауптвахте, — сказал Ньют. — Вот во сколько мне обойдется один этот поцелуй.
 — Мне… мне очень жаль, — сказала она. — Но я тебя не просила идти в самоволку.
 — Знаю, — сказал он.
 — И вовсе ты не герой, — сказала она, — и никакой награды не заслужил: наделал глупостей, тоже мне герой!
 — Наверно, приятно быть героем, — сказал Ньют. — А твой Генри Стюарт Чэзенс — герой?
 — Мог бы стать героем, если бы пришлось? — сказала Катарина. Она с неудовольствием поняла, что они уже снова идут по лесу, забыв о прощании.
 Ты его действительно любишь? — спросил Ньют.
 Конечно, люблю! — с жаром выпалила она. — разве я вышла бы за него, если б не любила?
 — А что в нем хорошего? — спросил Ньют. Катарина остановилась.
 — Ты понимаешь, до чего отвратительно ты себя ведешь? — сказала она.
 — Да, в Генри много, много, много хорошего! И, наверно, много плохого. Но это не твое дело! Я люблю Генри и не обязана обсуждать с тобой его достоинства.
 — Прости, — сказал Ныот.
 — Странно, честное слово! — сказала Катарина. И Ньют опять поцеловал ее. Он поцеловал ее, потому что ей явно этого хотелось.
 Они зашли в огромный фруктовый сад.
 — Как же мы оказались так далеко от дома, Ньют? — спросила Катарина.
 — Шаг за шагом, по лескам, по мосткам, — сказал Ньют.
 Совсем близко, на колокольне школы для слепых, зазвонили колокола.
 — Школа для слепых, — сказал Ньют.
 — Школа для слепых, — повторила Катарина. Она покачала головой в каком-то сонном недоумении. — Но мне же пора домой! — сказала она.
 — Давай попрощаемся! — сказал Ньют.
 — Как только я хочу с тобой проститься, ты меня целуешь, — сказала Катарина.
 Ньют сел на скошенную траву под яблоней.
 — Давай посидим, — сказал он.
 — Нет, — сказала она.
 — Я до тебя не дотронусь! — сказал он.
 — Не верю, — сказала она.
 Катарина села под другим деревом, в двадцати шагах от него. Она закрыла глаза.
 — Желаю тебе увидеть во сне Генри Стюарта Чэзенса, — сказал Ньют.
 — Кого?
 — Желаю тебе увидеть во сне твоего чудного жениха, — сказал Ньют.
 — И увижу! — сказала она. Она крепко зажмурилась, чтобы представить себе своего жениха.
 Ньют зевнул.
 Пчелы гудели в ветвях, и Катарина чуть не заснула. Открыв глаза, она увидела, что Ньют и в самом деле заснул. Он даже начал тихонько похрапывать. Целый час Катарина не будила Ныота, и пока он спал, она смотрела на него с глубочайшим обожанием.
 Тени от яблони пошли к востоку, колокола в школе для слепых зазвонили снова.
 — Чик-а ди-ди-ди, — завела песенку синичка. Где-то далеко зажужжал стартер машины, зажужжал и умолк, снова зажужжал и, умолкая, совсем затих.
 Катарина встала из-под своего дерева и опустилась на колени перед Ньютом.
 Ньют! — позвала она.
 — А? — сказал он и открыл глаза.
 — Поздно! — сказала она.
 — Привет, Катарина! — сказал он.
 — Привет, Ныот! — ответила она.
 — Я тебя люблю! — сказал он.
 — Знаю, — сказала она.
 — Слишком поздно, — сказал он.
 — Слишком поздно, — повторила она. Он встал, крякнул, потянулся.
 — Очень славная прогулка, — сказал он.
 — По-моему, тоже, — сказала она.
 — Что ж, расстанемся тут? — сказал он.
 — А куда денешься ты? — спросила она.
 — Доберусь до города, явлюсь по начальству, — сказал он.
 — Всего хорошего! — сказала она.
 — И тебе тоже, — сказал он. — Выйдешь за меня замуж, Катарина?
 — Нет, — сказала она.
 Он улыбнулся, пристально посмотрел на нее и быстро пошел прочь. Катарина следила, как он становится все меньше и меньше, теряясь в длинной череде теней и деревьев, и знала, что стоит ему сейчас остановиться, обернуться, позвать ее — и она бросится к нему. Другого выхода у нее не будет.
 И Ньют остановился. Он обернулся. Он позвал ее. — Катарина! — крикнул он.
 Она бросилась к нему, обхватила его руками — говорить она не могла.