---------------------------------------------


 Джон Диксон Карр
 Стук мертвеца



 Часть первая
 Своенравная женщина



 Оставь, оставь, стыдись, ее ты не изменишь:
 ничто ее не тронет.
 Если и себя любить она не в силах,
 То суждено ей пребывать такой,
 Пока не приберет ее дух зла!

    Сэр Джон Саклинг. Аглаура


 Глава 1

 Бренда закрыла за собой дверь спальни. Ручку она повернула осторожно, чтобы не щелкнул замок, и остановилась, прислушиваясь, в холле верхнего этажа.
 Она с возмущением подавила первоначальное желание двинуться дальше на цыпочках. Ей нужно пройти мимо двери кабинета Марка — что ж, пусть он услышит ее. Это, наконец, просто смешно! В ней росло негодование. Ей надо уйти, и она уйдет.
 Если Марк о чем-то спросит ее, она ответит, что идет на встречу с Кэролайн.
 Ложь номер один.
 Отблески неяркого света в верхнем холле падали на твердую древесину паркета, на серовато-кремовые обои, на белые двери с их стеклянными ручками. Окно в передней части холла было распахнуто настежь, рядом чуть трепетал легкий экран.
 Здесь, в сельской местности Вирджинии, на правом берегу реки, с трудом можно было себе представить, что менее чем в десяти милях находится Вашингтон. Для Бренды олицетворением Вашингтона был Фрэнк Чедвик, и никто иной, кроме Фрэнка Чедвика.
 Закрытая дверь в кабинет Марка находилась в задней части холла рядом с верхней лестничной площадкой. Паркет обычно стонал и поскрипывал, когда кто-нибудь проходил мимо этих дверей.
 Бренда продолжала стоять, затаившись, чувствуя, как давит на нее тишина. Вокруг дышала июльская ночь, было душно и в то же время волнующе томно. Монотонно и дремотно стрекотали сверчки. Но Бренда слышала только биение своего сердца.
 Вместе с гневом она испытывала и угрызения совести, вызванные чувством вины, но от этого, конечно, гнев только усилился.
 Все это было абсурдно! Она не сделала ровно ничего, чтобы стыдиться! По крайней мере… ну, пока еще.
 Она рывком открыла сумочку, вынула пудреницу и подняла зеркальце повыше к слабому свету. Бренде было тридцать два года, но выглядела она моложе. По выражению ее широко расставленных блестящих серых глаз было понятно, что она не умеет притворяться и не может хранить никаких тайн.
 Захлопнув пудреницу, она засунула ее в сумочку. После этого, вытянувшись в струнку, она напряженно отсчитала тридцать секунд и подошла к двери кабинета мужа, чтобы постучать.
 — Да? — ответил знакомый приглушенный голос.
 Бренда открыла дверь. Марк в старой спортивной куртке склонился над столом, заваленным бумагами. Его письменный стол размещался между двумя окнами у задней стены кабинета, и он сидел лицом к ней. Муж внимательно посмотрел на нее, но, кроме вежливости, лицо его ничего не выражало.
 Свет лампы из-под зеленого стеклянного абажура падал на стол, его блики играли на густых черных волосах Марка. Хотя Марку в следующий день рождения исполнится всего сорок лет, щеки его уже изрезаны глубокими вертикальными морщинами.
 — Марк, — сказала Бренда. — Я ухожу.
 Муж едва кивнул. Он продолжал так же бесстрастно и холодно смотреть на нее; ладони его лежали на открытой книге.
 — Я иду встретиться с Кэролайн, — повысила голос Бренда. — Ты работаешь?
 — Нет. Читаю детективный роман.
 — Вот как? И он… он интересный?
 — Пока не знаю. Написан вроде бы хорошо. Но пока не прочитаю, качества его оценить не могу.
 — Ага. Ладно, я к Кэролайн. Не больше чем на часик-другой. Обо мне можешь не беспокоиться.
 Теперь и Марк чуть повысил голос, глухой и невыразительный.
 — В самом деле? — спросил он. — Моя дорогая, а с чего бы я должен о тебе беспокоиться?
 Бренда облизнула губы.
 Ей все здесь было до мелочей знакомо. Обстановка кабинета. Запах ковров, полированного дерева и старых книг. Открытые окна, за которыми надрываются сверчки. Травянистые лужайки Куин-колледжа, который был так назван в честь королевы Англии Анны примерно двести пятьдесят лет назад. И она точно знала — там в темноте ее ждала машина Фрэнка Чедвика.
 — Моя дорогая, так почему я должен о тебе беспокоиться?
 — Ты не должен! Просто люди говорят друг другу такие слова: «Обо мне не беспокойся». Вот и все.
 — О, конечно. Прости меня.
 — Марк, ты хоть понимаешь, как порой выводишь меня из себя?
 — Думаю, да. Но ведь все мы временами можем действовать друг другу на нервы.
 — Едва ли ты что-то об этом знаешь. Ты просто не обращаешь внимания на людей. И ни на что. Тебя ничто не может вывести из себя.
 Звук, который донесся до них, заставил обоих вздрогнуть. В этот момент они не смотрели друг на друга.
 Звук не был ни громким, ни резким. Как случайно взятая неверная нота. Словно кто-то на долю мгновения нажал автомобильный клаксон, напоминая о назначенном тайном свидании.
 Бренду бросало то в жар, то в холод. Она не решилась тут же сорваться с места — Марк мог что-то заметить. Хотя он, конечно, ничего не заметит.
 Сильные руки Марка спокойно лежали на раскрытой книге. Но он опустил глаза. Верхний свет с беспощадной четкостью подчеркнул морщинки на лбу и на щеках. Он мог быть любезным, насмешливым, забавным и в то же время отрешенно-рассеянным. Сколько всего, думала Бренда, в нем перемешано!
 В свою очередь Марк Рутвен видел перед собой женщину, которая внешне была так же спокойна, как и он сам. И тем не менее в комнате, где на высоких, уходящих под потолок, книжных полках теснились две тысячи книг, яркая, броская красота Бренды вызывала смущение.
 Густые локоны ее каштановых волос падали на плечи. Она не отличалась заметным ростом. У нее был высокий лоб, широко расставленные глаза, нос чуть короче, чем следовало бы, из-за чего скулы казались выше, чем на самом деле. Большой рот, как и разрез глаз, говорил о доброте и чувстве юмора, но сейчас эти качества уступили место другим эмоциям.
 В тонком платье белого шелка с тугим пурпурным поясом, без чулок и в красных туфельках, она стояла в дверях, одной рукой держась за ручку, а в другой сжимая красную сумочку.
 Марк Рутвен опустил глаза на лежащий перед ним роман и перевернул страницу. И он, и его жена заговорили одновременно:
 — Марк, я…
 — Бренда, дорогая…
 — Да? — осведомилась она, вскидывая голову так, словно собиралась убрать назад волосы.
 — Если ты идешь к Кэролайн Кент, не затруднит ли тебя пройти немного дальше и передать книгу мисс Лестрейндж?
 Пока Марк говорил, серые глаза Бренды с черными зрачками и сияющими белками рассеянно бродили по комнате. Внезапно они уставились на Марка.
 — Роз Лестрейндж? — переспросила она. — В самом деле? Этой ужасной женщине?
 Ее муж вскинул брови.
 — Не самый лучший отзыв о ближнем, не так ли?
 — При чем тут ближние! Я даже не знала, что ты с ней встречаешься.
 — Да. Я ее знаю. Что же до сплетен…
 — Да меня совершенно не волнует ее моральный облик, — засмеялась Бренда. — Так что там о книге?
 По лицу Марка скользнула тень раздражения. У него слегка дрогнули пальцы.
 — Сегодня утром я встретил мисс Лестрейндж на Колледж-авеню. Она хотела одолжить у меня экземпляр «Армадейл».
 — Вот оно что! А ты не мог бы ей сам занести книгу?
 — Конечно. Могу сделать это завтра. Прости, что попробовал обеспокоить тебя.
 Что-то заискрило в пространстве между ними. Бренда, собравшаяся уходить, снова повернулась:
 — Послушай, Марк. Я понимаю, о многом надо было бы расспросить. Но тут вокруг происходит что-то ужасное, и оно имеет отношение к этой Лестрейндж. Тебя очень огорчит, если мы не будем иметь с ней ничего общего, не будем даже звонить или одалживать ей книги?
 Марк Рутвен, профессор кафедры английской литературы Куин-колледжа, вскинул голову.
 — Ты хоть отдаешь себе отчет, Бренда, чего ты требуешь? Понимаешь ли вообще?
 Ей показалось, что она получила пощечину.
 Лицо ее залилось краской до самых глаз, подведенных тушью, до самых роговиц и черных точек зрачков; затем румянец схлынул, отчего глаза стали казаться больше. Легкий корсаж платья вздымался и опадал от учащенного дыхания.
 — А тебя это совершенно не волнует?
 — Что, моя дорогая? — вежливо спросил Марк.
 — Всего минуту назад, — выпалила Бренда, — я еще раздумывала. Но теперь я решила. Я должна все рассказать тебе. Я иду вовсе не к Кэролайн Кент. Я уезжаю к Фрэнку Чедвику, в его квартиру в Вашингтоне.
 — Как ты удивила меня, — улыбнулся Марк.
 В его улыбке было что-то пугающее, но она этого не заметила. Если первая пощечина была довольно болезненной, то теперь она окончательно разъярилась. Примерно секунд двадцать она молчала, переводя дыхание и сжимая ручку двери.
 — Ты обо всем знал?
 — Да.
 — Тогда я могу сказать тебе, — вскричала Бренда, — что ты упал в моих глазах!
 Ее муж снова вскинул брови.
 — Ты сетуешь на широту моих взглядов, дорогая? Разве это не входило в правила игры? Разве мы не условились об этом?
 Когда он был в таком настроении, не стоило с ним связываться. Он был словно фехтовальщик, который наносит укол за уколом, а ты не в силах их парировать.
 — Фрэнк уже несколько месяцев влюблен в меня. Мы… мы пока еще ничего себе не позволяли, если ты понимаешь, что я имею в виду. Но Фрэнк хочет, чтобы я развелась с тобой и вышла за него замуж.
 — В другое время, моя дорогая, его бы назвали человеком чести.
 — И ты не имеешь никакого права удерживать меня против моей воли, — всхлипнула Бренда. — Я любила тебя. Просто ужасно любила. Но все ушло, и ничего нельзя поправить. Разве у тебя есть право удерживать меня?
 Марк поднялся. Он был несколько выше среднего роста, широкоплеч и мускулист; на нем была старая спортивная куртка. Похоже, он задумался.
 — Когда людям приходится говорить о своих правах в браке, Бренда, это значит, он поражен серьезным недугом.
 — Да. Я в этом не сомневаюсь. Так и есть.
 — Видишь ли, мы женаты пять лет. Это для многих опасный рубеж. Ты, полагаю, едва не сходишь с ума от тоски, поскольку вращаешься в узком кругу академического мирка; ты уверена, что скучаешь рядом со мной. А тебе не приходило в голову, моя дорогая, — вежливо добавил он, — что и я часто испытываю то же самое?
 — Относительно чего?
 — Относительно тебя, — усмехнулся Марк.
 Пока длилось молчание, в ходе которого можно было бы сосчитать до десяти, Бренда смотрела на него.
 — Зная обо мне все, что ты знаешь, Бренда, неужели ты этого не подозревала?
 — Я…
 — Так как?
 Сделав шаг вперед, Бренда замялась. Ее физическое присутствие в комнате не вызывало у него раздражения, иначе он бы дал ей понять, что она ему мешает. Она обрела контроль над своим голосом.
 — Кстати, Марк, кто она? Кто эта женщина?
 — Имеет ли это значение?
 — Нет, конечно, не имеет. Это абсолютно не важно. И все же! Стоит любой шлюхе положить глаз на вашего брата, как вы тут же бежите за ней, — с достоинством произнесла Бренда. — И с твоей стороны только благородно дать мне знать об этом. Но все же у меня есть право…
 — Брось, моя дорогая. Какие там еще права?
 Бренда открыла было рот и осеклась. Издалека некстати донесся еще один сигнал клаксона. Звук, прозвучавший в ночи, был настойчив, в нем уже слышалось легкое нетерпение.
 Еще мгновение Бренда стояла, глядя на мужа и облизывая губы кончиком языка. Лицо ее было бледным, хотя под глазами еще рдели розовые пятна.
 Грохнув за собой дверью, она вылетела из кабинета. Марк услышал, как она легко и быстро процокала каблучками по паркету, чуть тише — по ковровой дорожке лестницы и снова по паркету. Открылась и захлопнулась входная дверь.
 Звук, с которым она закрылась, разнесся по всему маленькому домику. Через двадцать секунд кто-то на Колледж-авеню включил двигатель. Мотор послушно зарокотал, нарушив ночную тишину.
 Марк Рутвен с привычной для него неторопливостью встал из-за стола. Глянув на часы, он посмотрел в окно, выходившее на задний двор.
 За домом, примерно в трехстах ярдах от него, закрывая звездное небо, на несколько акров тянулись густые кроны деревьев, в которых мелькали светлячки. Куин-колледж не пустовал Даже в середине лета. Между елями и сикоморами тлели огоньки. Поскольку в колледже училось не менее пятисот студентов, Мест для уединения было не так уж и много.
 Дряхлые старинные часы над Залом Основателя начали отбивать десять ударов. Марк снова посмотрел на часы и мед ленно обвел взглядом высокие, под потолок, книжные полки и массивный шкаф с еще не опубликованными материалами о жизни Уилки Коллинза.
 Затем он спустился вниз, где в холле стоял телефон, и набрал номер коттеджа Роз Лестрейндж на Харли-Лейн.
 Звонок не успел прозвучать два раза, как Роз ответила.
 — Да? — услышал он ее хрипловатый голос, который даже этот единственный слог произнес с зазывной интонацией.
 Марк помедлил. Внезапно он увидел ее перед собой, словно она стояла тут, в холле, на расстоянии вытянутой руки. Он видел ее блестящие черные волосы, мягкие и густые, как руно. Он видел вызывающе припухший рот, медленную улыбку выразительных губ.
 Никаких особых дел у Роз Лестрейндж тут не было. Она любила мутить воду и возбуждать воображение мужчин. Она была одновременно застенчивой и безрассудной; ее стремление к самообнажению граничило с помешательством. Вне всяких сомнений, именно она устроила тот скандал в закрытом изоляторе больше месяца назад: о нем только скрытно перешептывались, ибо он был совершенно несовместим с репутацией Куин-колледжа.
 И все же… и все же!…
 — Да? — услышал он в трубке настойчивый шепот Роз. — Это ты, дорогой? Ответь мне. Я уже заждалась.
 И в это же мгновение по холлу разнесся предостерегающий звон дверного колокольчика.
 — Да? — в третий раз услышал он голос Роз, на этот раз он звучал по-другому, более резко. — Да? Простите, кто говорит?
 Снова предостерегающе задребезжал колокольчик. Марк стоял недвижимо, прижав трубку к уху и глядя через плечо. В холле, так же как в гостиной слева и в столовой справа, ярко горел свет. У него не было возможности не открыть гостям.
 Телефон звякнул, когда он осторожно положил трубку, отрезая себя от голоса Роз и от обаяния ее личности. Марк Рутвен накинул на плечи спортивную куртку, поправил галстук и пошел открывать дверь.

 Глава 2

 — Добрый вечер, Кэролайн, — пробормотал он.
 Кэролайн Кент, стоя на шаг ниже на растрескавшихся плитах дорожки, подняла голову и выжидающе посмотрела на Марка.
 Кэролайн была «здравомыслящей» девушкой, которая, как пару раз жаловался ее жених, любое замечание воспринимала настолько буквально, что порой плакать хотелось. И дело было не в недостатке ума, просто каждый раз у нее была причина для такой реакции.
 Как дочь доктора Сэмюела Кента, декана исторического факультета, она привыкла годами заботиться о своем непрактичном отце и еще более непрактичной матери.
 Ей уже было крепко за двадцать; высокая и с хорошей фигурой, Кэролайн была очень привлекательна, хотя ее трудно было назвать даже хорошенькой. У нее были карие глаза, а густые волосы вились от природы. Порой она казалась слишком солидной дамой рядом со своим хрупким и подвижным женихом, но Кэролайн нравилось подчиняться, и она исполняла любой каприз Тоби Саундерса.
 Спохватившись, Марк включил лампу над входом.
 — Кэролайн! — удивился он. — В чем дело?
 — Ни в чем! Абсолютно ни в чем! Только…
 Трава на газоне перед домом казалась бледноватой в искусственном освещении; газон тянулся до низкой живой изгороди, за которой Колледж-авеню, изгибаясь, уходила под высокую арку деревьев. «Шевроле» Тоби Саундерса, который считался новым в 1948 году, был припаркован снаружи. Сам Тоби, на которого Кэролайн невольно то и дело поглядывала из-за плеча, возился со стороны левой дверцы.
 — Можешь не закрывать его, Тоби! — крикнул Марк, который никогда не запирал своего «шевроле». Крикнул он громче, чем сам предполагал. — Кэролайн! В чем дело? Заходи.
 — Честно говоря, я не знаю, стоит ли нам заходить, — сказала Кэролайн. — Не хочется беспокоить тебя, ведь ты, наверное, работаешь над биографией. Но это довольно важно, и мой отец попросил Тоби встретиться с тобой.
 — Твой отец?
 — Да. А где Бренда?
 — Боюсь, что она ушла.
 — Ну, может, оно и к лучшему. Я… то есть я, конечно не хочу сказать, что это лучше, — торопливо добавила Кэролайн. — Только мы хотели встретиться с тобой одним.
 Тоби Саундерс в желтовато-коричневом костюме с выбившимся галстуком заторопился к ним по дорожке. Тоби был примерно одного с Марком возраста. Историк по специальности, он вместе с коллегами работал на Пентагон, писал историю Второй мировой войны, стараясь опередить тех, кто заканчивал свою историю Первой мировой. Тоби шел опустив голову; Марк видел только коротко стриженные темные волосы, но не мог разглядеть его худого, резкого, нервного лица.
 — Ты уверен, что мы тебе не помешаем? — продолжала настаивать Кэролайн.
 — Я весь вечер ровно ничем не занимался. Заходите.
 Марк закрыл дверь и провел их в гостиную. Он слышал тяжелое дыхание Тоби.
 В гостиной, которая обставлялась по вкусу Бренды — удобные стулья в белых чехлах, светло-зеленые стены, темный ковер, — были опущены жалюзи. Кэролайн, помешкав, села на диван в эркере переднего окна. Марк посмотрел на ее спутника.
 Тоби, худой и не особенно высокий, был в таком нервном напряжении, что, казалось, воздух вокруг него искрится и потрескивает. Его прищуренные голубые глаза испытующе оглядели комнату, после чего остановились на Марке.
 — Все это держится в секрете, — отрывисто сказал он, — никто пока не знает, что это значит. Но через неделю в колледже может начаться черт-те что.
 — Ну? Каким образом?
 — Пока тут нет студентов, кто-то из нашей среды, — пробормотал Тоби, — кто-то из наших преподавателей разыгрывает чисто студенческие номера. Но это уже не шутки. Они смахивают — я подчеркиваю, смахивают — на полномасштабную попытку убийства.
 Кэролайн открыла рот, чтобы возразить. Она сидела опустив вдоль тела руки, упираясь ладонями в диван. Свет из-под матерчатого абажура лампы падал на ее серьезные карие глаза и на короткие густые завитки волос.
 — Убийства? — воскликнул Марк. — Полиция в курсе дела?
 — Полиция? Здесь? Ради бога, дружище, пошевели мозгами! Куин-колледж пустит в свои пределы скорее бубонную чуму или Черную смерть.
 — Так что случилось, Тоби? Сядь. И рассказывай.
 Подчинившись, Тоби опустился на диван рядом с Кэролайн. По-прежнему было слышно его тяжелое дыхание. Перед ними на низком кофейном столике стояла серебряная сигаретница. Откинув крышку, Марк подвинул ее гостям.
 Кэролайн решительно и нетерпеливо замотала головой. Тоби этого даже не заметил.
 — В год от Рождества Христова 1710-й… — начал он.
 — Тебе обязательно надо начинать так издалека?
 Тоби, нервничая, с вызовом вскинул голову.
 — Заткнись, — сказал он, внезапно теряя свою ораторскую манеру и столь же скоро вновь обретая ее. — Итак, в год от Рождества Христова 1710-й, когда штат Вирджиния был колонией ее величества Вирджинии, некий Септимус Хьюит основал академию для мальчиков. Заложил он ее как раз на окраине Белхавена, ныне известного как Александрия. Поселение было небольшим; никому и в голову не приходило, что школа Септимуса Хьюита может добиться процветания. Но плантаторы посылали в нее своих сыновей, и школа в самом деле начала богатеть. Через двадцать лет она перестала считаться только школой для мальчиков. Куин-колледж давал образование или, по крайней мере, учил держаться в обществе молодых джентльменов из Вирджинии. Септимус Хьюит умер. В центре того места, которое никогда не называлось кампусом, а только Лужайкой, ему воздвигли статую: парик с буклями, камзол и все такое. Запомни статую. Это важно. — Прервав повествование, Тоби сказал уже без саркастических ноток в голосе: — Если я рассказываю тебе эту историю, Марк, поскольку ты ни черта не знаешь о том заведении, в котором преподаешь, ты уж поверь, что у меня есть на то основания.
 — Конечно.
 — Но может, я и не должен ее рассказывать. Ведь меня с полным основанием можно считать тут чужаком. Может, Кэролайн…
 Кэролайн коснулась его руки.
 — Нет, — сказала она. — Ты, Тоби. Только ты.
 При всей своей невозмутимости Кэролайн могла быть такой же настойчивой, как и Тоби. Тот посмотрел на нее. Увидев, что Кэролайн слегка смущена, он и сам смутился, но, взяв себя в руки, продолжил повествование.
 — Прямым наследником первого Септимуса Хьюита ныне является мастер Куин-колледжа. Он никогда не именовался президентом — именно мастер. Но давайте забудем прошлое, насколько это у нас получится. Обратимся к личности, известной под именем Джордж. — Он повернулся к Кэролайн: — Ты знаешь Джорджа?
 — Тоби! Я не могла бы прожить тут всю жизнь, не зная…
 Тоби наморщил лоб.
 — Если ты не перестанешь так буквально понимать каждое слово, ангел мой…
 Едва слушая это брюзжание, Кэролайн бросила в сторону Марка легкую улыбку, как бы говоря: «Его не стоит принимать всерьез; на самом деле он так не думает». Но Тоби, как обычно, тут же раскаялся. Хотя они не демонстрировали своих чувств посторонним, у этой пары была настоящая любовь. Люди, знавшие Тоби, считали его истым пуританином, но его чувства были такими глубокими и искренними, что у Марка сейчас сжалось сердце, и он едва не выбежал из комнаты.
 — Личность, известная под именем Джорджа, — продолжил Тоби, — это незаменимый сотрудник. Ему за семьдесят. Во время летних каникул каждый вечер, до того как стемнеет, он обходит здания колледжа, проверяя, все ли в них в порядке, после чего закрывает их. То есть он обходит все строения, кроме библиотеки, Зала Науки и изолятора. Библиотека и Зал Науки, выходящие на Лужайку, остаются открытыми допоздна. Расположенный неподалеку изолятор да лето закрывается. Но о нем можно забыть; я упомянул его лишь в связи с кое-чем еще.
 Ухмыльнувшись, Тоби сделал паузу.
 — И тем не менее! Первый из этих «инцидентов», как мы будем их называть, имел место в пятницу вечером, 9 июля. Джордж почти закончил свой обход. Последним он инспектировал гимнастический зал. В зале стояла полная тишина. В сумерках им никто не пользовался, поскольку на лето электричество отключали. Хотя и после захода солнца света там вполне достаточно — из-за световых люков, — так что Джордж видел перед собой зал. Он был аккуратно убран. Маты, параллельные брусья, конь — все снаряды были составлены под балкон, опоясывающий зал. Но на западной стенке светящейся краской было грубо намалевано изображение статуи Септимуса Хьюита.
 Марк мог ожидать чего угодно, но только не этого.
 — Изображение… чего!
 — Статуи Основателя! — резко повторил Тоби с таким видом, словно хотел вскочить с места, хотя остался сидеть. — Теперь ты его вспомнил? Не было ни надписей, вообще ничего! Только рисунок статуи с несколькими подробностями, примерно трех футов в высоту. Изобразили ее тонкой кистью, люминесцентной краской. — Тоби криво усмехнулся. — Ну, старик испытал чертовское потрясение. Сегодня вечером отец Кэролайн расспрашивал его, что там было. Сначала Джордж не знал, что и ответить. Он запинался и мямлил, но наконец вспомнил настоящую причину своего испуга. Уже стемнело, сказал он, и зал как-то странно выглядел, а тут еще в углу кто-то засмеялся.
 Кэролайн повернула голову. Тоби не шевельнулся. Марк пожал плечами, отгоняя подкрадывающиеся из воображения образы.
 — Что Джордж сделал?
 — Повел себя в высшей степени сознательно. В меру своих сил тряпкой стер рисунок. На следующее утро сообщил в администрацию. Они решили, что он был пьян или ему приснилось. Может, Джордж и сам так решил…
 — Почему?
 — Потому что, когда он в субботу вечером вернулся в зал там не было и следа светящейся краски. Ни в спортивном зале, ни в бассейне в подвальном помещении — нигде никого и ничего. В воскресенье все здания остаются закрытыми. Джордж взял отгул. В понедельник вечером, 12 июля, он уже чувствовал себя лучше. То есть, пока снова не оказался в зале. — Тоби горько усмехнулся. — Изображение статуи Основателя, светящееся, как и раньше, снова появилось. Только теперь оно было намалевано на полу у южной стены, под балконом. Джордж окончательно растерялся. В голову ему пришла единственная мысль — снова стереть, уничтожить любой ценой. Но коленях он подполз к светящимся линиям, — Тоби прокашлялся, — но кто-то ждал его на галерее, в восемнадцати футах над головой Джорджа. Кто-то перегнулся через ее перила, держа в руках тяжелый железный стержень, вывернутый из тележки, на которой в зал привозят гимнастические снаряды. Он грохнулся на пол, как гиря, в восемнадцати дюймах от головы Джорджа.
 Тоби замолчал. Не отрывая глаз от Марка, он безмолвно взял Кэролайн за руку и сжал ее.
 — Нет, — сказал Тоби, — он никого не видел и не слышал. Сначала он был оглушен грохотом, затем у него все расплылось перед глазами. Он потерял сознание, но как-то смог выбраться из зала. Во вторник утром рисунок статуи Основателя по-прежнему красовался на полу, а рядом валялся металлический стержень. — Тоби покачал головой. — Джордж туда не возвращался. Оказавшись дома, он поведал семье всю эту историю. Жена уложила его в постель и вызвала врача. Во вторник вечером, продолжая семейные традиции, на работу вместо него вышел внук. Молодому Губерту, его внуку, минуло шестнадцать, и парень он толковый. Он не только обыскал зал. Он торчал рядом с ним на страже чуть ли не все ночи напролет. И вот что он поведал мне о последних событиях.
 Тоби нервно вскочил с кресла.
 — Давайте представим, как все это выглядело! Итак, суббота. Во второй половине дня, при ярком свете, Губерт кружит вокруг зала, держась недалеко от него. От вторника до субботы он ничего не видит и не слышит. Но однажды он различил звук, доносящийся из здания, и стал ломать голову, что это может быть. Губерт обогнул здание с северной стороны и осторожно влез в зал. Спустился к бассейну в подвале. Тут он понял, что это были за звуки. В бассейне, который должен был быть пустым, было полно воды. Причем наполнили его, видимо, только что: по воде еще шла рябь. Билли Коул, главный сантехник, обслуживающий нижний этаж, говорит, что любой, кто знает, что к чему, может без труда залить бассейн. В подвальном помещении, окна которого на уровне земли и скрыты деревьями, всегда стоит полумрак. В глубоком конце бассейна воды на десять футов, а он вместе с вышкой расположен ближе всего к дверям. — Тоби отдышался. — Губерт сразу же кинулся его осматривать. Он заметил, что вода еще колышется и вместе с ней — блики белых изразцов на дне. Подойдя к глубокому краю, он перегнулся через бортик. И тут кто-то из-за спины, кого он не видел, с силой толкнул его. А Губерт не умеет плавать. — И снова Тоби сделал паузу.
 Выражение лица Тоби свидетельствовало о крайнем негодовании по поводу того, что он должен был рассказывать. Об этом говорила даже его артикуляция. Открытая сигаретница, серебряная настольная зажигалка, серебряная же пепельница гипнотически поблескивали, отражаясь в полировке кофейного столика.
 — Марк, — резко бросил он, — я никогда не видел, чтобы ты так плохо выглядел.
 — Меньше всего я думаю о том, как выгляжу. Ты хочешь сказать, что мальчик там погиб? И никто ему не помог?
 — Нет! — гневно буркнул Тоби, но тут же взял себя в руки. — По счастливой случайности или, может, по милости Божьей, тот самый Билли Коул как раз проходил по Тропе Привидений. Он услышал крик и плеск воды. Билли выбил окно в подвале и пролез внутрь. Губерт уже опускался на дно, когда Билли нырнул за ним. Он спас ему жизнь, тут же стал делать искусственное дыхание. Он спас его буквально чудом. Просто чудом!
 — Ты говоришь, это было сегодня днем? Сейчас он в порядке?
 — Насколько может быть в порядке человек, который чуть не утонул и натерпелся таких страхов, — да.
 — Думается, я встречал этого парнишку Джонсона, то есть Губерта. В шестнадцать лет он получил право учиться в Куин-колледже. Я и не знал, что он не умеет плавать.
 — Да никто не знал, — пожал плечами Тоби. — Считается, что все умеют плавать, да? Это наше неоспоримое американское убеждение. Губерт никому не говорил, что не умеет держаться на воде, потому что стеснялся. Но мы столкнулись с классным шутником, который отколол этот номер в спортзале. Верно?
 — Ради всех святых, Тоби! — вскричала Кэролайн. — Стоит ли так на этом зацикливаться?
 — Да! Стоит! В этом-то все и дело. — Он повернулся к Марку. — Об этой истории — когда Джордж потерял сознание — перешептывались по всему Куиншевену. А теперь о ней говорят не только шепотом; она стала общеизвестна. И декан, и мастер — оба в отпуске. Будь тут современное учреждение, делом занялись бы их заместители, помощники. Но здесь… О боже! Разбираться поручили отцу Кэролайн. — При этих словах Тоби ударил кулаком по кофейному столику. — Поймите меня правильно. Доктор Кент — прекрасный человек. Хороший историк. Но он придерживается одного мнения об этом деле, а я другого. Так что мы договорились, что судьей в этом деле будешь ты.
 — Польщен, — совершенно искренне ответил Марк. — Конечно же я к твоим услугам, если ты считаешь, что я могу чем-то помочь.
 — О, еще как можешь! На этот счет не беспокойся. Просто выслушай мою версию. Вот как эта история может выглядеть.
 — И как же?
 — На первый взгляд, — стал излагать Тоби, — некая уважаемая личность в колледже или в Куиншевене — на самом деле маньяк со склонностью к убийствам, он и пытался убить двух человек и едва не преуспел в этом. Так?
 — На первый взгляд да.
 — Хорошо! В таком случае рисунок статуи Основателя не имеет никакого смысла. Разве что как приманка. Сначала маньяк нарисовал его на западной стене и захихикал, как привидение, чтобы напугать Джорджа. Как этот мерзавец и предполагал, Джордж попытался стереть рисунок. Все шло, как и задумывалось. Маньяк заставил Джорджа два дня маяться над загадкой. Затем он намалевал рисунок на полу под балконом. Когда Джордж ползал по полу, его голова на фоне светящейся краски была отличной мишенью. — Тоби брезгливо поморщился. — То же самое относится и к Губерту: мальчишка попал в очередную ловушку, подстроенную убийцей. Готовясь вечером использовать бассейн, маньяк решил наполнить его водой. Где-то в подвальном помещении он оставил бы еще несколько светящихся пятен, чтобы подманить Губерта к глубокой части бассейна. Но Губерт еще днем услышал, как наполняется бассейн, и маньяку представилась неожиданная возможность. Он столкнул Губерта в воду, чтобы тот утонул. Как бы там ни было, это был всего лишь один из способов убить его. Точно ли я изложил ситуацию?
 — Да, — признал Марк, переводя дыхание. — Думаю, что довольно точно.
 Тоби Саундерс поднялся на ноги.
 — Верно! — усмехнулся он и кивнул. — А теперь я должен сказать тебе, здесь и сейчас: я не верю ни одному слову из того, что было сказано. Я не думаю, что шутник вообще собирался кого-то убивать.
 Кэролайн вскинула голову. Застыв на месте и приоткрыв рот, она смотрела на него широко раскрытыми глазами.
 — Тоби! Ты серьезно? Отец считает…
 — Я знаю, что он считает. Но ведь ты не слышала, что я говорю. — И снова Тоби, который так и не присел, внимательно посмотрел на Марка. — Если шутник в самом деле собирался убить такого безобидного старого человека, как Джордж, почему же он этого не сделал? Имея при себе тяжелый металлический стержень и ясно видя цель, как он мог промахнуться? Как получилось, что он промазал… — Тоби широко развел руки, — почти на полтора фута. То же самое и с Губертом. Я согласен, что, когда шутнику представилась неожиданная возможность, он столкнул Губерта с бортика. Но неужели затем, чтобы убить его? Нет! Я намекну вам. Кто знал, что Губерт не умеет плавать? Его родители, может, дедушка с бабушкой. И больше никто. А ведь мы, все мы, убеждены, что любой здоровый шестнадцатилетний мальчишка должен плавать, как рыба. Я прав или ошибаюсь?
 — Скорее всего, прав, — признал Марк.
 — Этот шутник, может быть, и маньяк. Думаю, он таков и есть. Может, он хотел до смерти перепугать Джорджа и Губерта — что, собственно, он и сделал. Но это всё!
 Кэролайн тоже вскочила на ноги.
 — Если все так, Тоби, то почему тебе не приходит в голову мысль о каком-то сумасшедшем?
 — Может, и приходит.
 — А если он не хотел ни убивать, ни причинять им вред, чего же, ради всех святых, он хотел добиться?
 — В том-то и дело, — честно признался Тоби. — Я не знаю.
 — Тоби, это смешно!
 — Признаю. Да и меня эти игры со смертью пугают, как настоящее убийство, — вот что на самом деле я пытаюсь сказать. Но даже у весельчака со сдвигом по фазе есть причины поступать так, а не иначе. Кто-то почему-то вдруг изображает статую Основателя. Кто-то — и тоже непонятно по какой причине — промахивается по замечательной мишени… Ведь попасть по ней — как дважды два. Но кто это делает? И почему?
 Все трое настолько погрузились в свои мысли, что никто не услышал, как тихонько открылась входная дверь, которая обычно оставалась незапертой. Столь же тихо она и закрылась. Услышали они лишь быстрые решительные шаги, которые из холла направлялись к гостиной. Марк повернулся к дверям.
 На пороге, вскинув голову, стояла Бренда.

 Глава 3

 Значит, она не уехала с Фрэнком Чедвиком?
 Выпростав из рукава левое запястье, Марк краем глаза глянул на часы. Было всего двадцать пять минут одиннадцатого.
 В машине молодого мистера Чедвика они должны были уже проехать Куиншевен, миновать Александрию, пересечь мост и влиться в автомобильную сумятицу Вашингтона. Бренда, конечно, не могла успеть побывать в квартире Чедвика, не говоря уж о том, что ей было совершенно не под силу доехать до его дома и вернуться.
 И тем не менее, где бы она ни провела это время, это была совершенно другая Бренда, не та, которая недавно вылетела из дома, хлопнув дверью.
 Эта Бренда, стоявшая с поднятой головой, излучала уверенность и силу, она и не взглянула на Марка. В своем белом платье без рукавов, перехваченном по талии пурпурным поясом, с модной расклешенной юбкой, она, казалось, так и светилась.
 — Привет обоим! — весело бросила она Кэролайн и Тоби.
 — Мы… мы не слышали, как ты подъехала, — растерялась Кэролайн.
 — О, я была не на машине. Она в гараже. Я прогулялась в Куиншевен и обратно. До чего прекрасная ночь!
 Вытащив красную пачку сигарет из красной же сумочки, Бренда кинула ее на стул с прямой спинкой, стоящий в арке, за которой был виден холл.
 — Хотя я лучше тебе все расскажу, — обратилась она к Тоби. — Я не предполагала, что тут кто-то окажется, — кивнула она в сторону опущенных жалюзи, — пока не подошла к дому. Мне показалось, что снаружи стоит наша машина. Но ты знаешь, дорогой Тоби, окна-то открыты и было слышно, как ты орал.
 То есть ты все слышала? — спросил Тоби. — И что именно?
 — Довольно много.
 — Бренда, лучше бы тебе этого не знать! — грустно сказала Кэролайн.
 — Моя дорогая, почему бы и нет? Я и так уже довольно много знаю из того, о чем у нас сплетничают.
 Если Тоби и не заметил в ее поведении ничего странного, то Кэролайн внимательно вглядывалась в лицо Бренды. Та ходила по комнате, по-прежнему не обращая внимания на Марка. Она села в плетеное кресло рядом с лампой, откинулась на спинку и положила ногу на ногу.
 — Интересная история произошла в спортзале, не так ли? — спросила она.
 — Интересная! — воскликнула Кэролайн.
 — А что, не так? — Стараясь казаться раскованной, Бренда засмеялась. — Надеюсь, Марк сможет помочь. Он разбирается во всех академических проблемах. Он расскажет и какие песни пели сирены, и как писал Шекспир, и каков был замысел нового революционного романа, который Уилки Коллинз собирался издать в 1869 году, но так и не закончил. Но в практическом смысле… О господи, как он похож на тебя, Тоби!
 — На меня?
 — Да. А ты не знал? Ты тоже не замечаешь ни людей, ни событий?
 — Ты удивишься, — возразил Тоби, — но, пожалуй, я соглашусь. Послушай, Марк! Я был прав. Клянусь тебе, я прав.
 — Подожди! — остановил его Марк. Его низкий голос, всей мощью которого он пользовался очень редко, заполнил всю комнату. — Может, ты и прав, Тоби. Я не утверждаю обратного. Но ты неправильно подходишь к этой проблеме.
 — То есть?
 — Ну, например… Мы ведь очень мало знаем о Джонсонах, о Джордже и о Губерте.
 Тоби скривил губы.
 — Мы не проявляем внимания к людям, не так ли, если они стоят ниже нас? А вот я-то знаю о них немало.
 — Кто мог настолько ненавидеть Джорджа и Губерта? Или хотел убить их?
 — Всю семью? — не без сарказма уточнил Тоби. — В любом случае таких злодеев я не знаю.
 — Значит, ненависть этого шутника не была направлена на них. Мотива тут не просматривается. Похоже, что наш весельчак специально привлек наше внимание к спортивному залу, чтобы наши мысли крутились только вокруг него. Типичный для студентов номер, как ты сам сказал.
 — Да, и это как раз не дает мне покоя. Этот тип с его злобой. То ли он так жесток, то ли просто недоумок, который не понимает, что делает.
 Бренда подала голос, мягкий и нежный, как шелк.
 — Почему вы все время говорите «он»? — удивленно спросила она. — А не могла ли это быть женщина?
 У Кэролайн отхлынула кровь от лица, и она отвернулась. Но когда пауза стала уже тягостной, Тоби отреагировал совершенно неожиданно.
 — О господи, — прошептал он, глядя прямо перед собой, — о господи, каким же я был тупоголовым… Ну и дурак!
 — Подожди! — мрачно остановил его Марк, но Тоби не стал ждать.
 — Эта мысль крутилась у меня в голове! — заорал он, ударив себя кулаком по лбу. — Но я со своей тупостью не придал ей значения. Я даже подумал об изоляторе, но так и не мог связать его со спортзалом. Конечно же! Там мог быть только один человек. Роз Лестрейндж.
 И снова Марк почувствовал ее присутствие рядом, но на этот раз он быстро справился с собой. Все вдруг вздрогнули, словно в комнату вошла сама Роз Лестрейндж.
 — Как интересно! — пробормотала Бренда.
 — Но это же абсурд, — вмешалась Кэролайн. — Женщина? — прошептала она почему-то испуганным голосом. — Ж-ж-женщина входит в мужской спортзал? И смеется там?
 — И смеется, — угрюмо согласился Тоби. — Вот именно.
 — Но невозможно, чтобы…
 — Ангел мой, ты слишком невинна для этой жизни. Именно такое могла сделать наша Роз, и с большой радостью. Таково ее чувство юмора. О чем я говорил? Или о злобном монстре, или о детской беспечности человека, который не ведает, что творит. Я не хочу выглядеть негалантным, но ей свойственно и то и другое.
 Тоби! — едва не заорал Марк. — Да выслушаешь ты меня, наконец?
 — В самом деле, Тоби, — произнесла Бренда, глядя в другую сторону. — Пожалуйста, выслушай Марка!
 — У меня к тебе только один вопрос, — настойчиво сказал Марк. — Чего ради Роз Лестрейндж так себя вести?
 — А я задам тебе другой вопрос, — возразил Тоби. — Объясни ту историю в изоляторе, что произошла около месяца назад. Это куда проще.
 — Что за история? — вскинулась Кэролайн.
 — Наша Роз привела туда своего приятеля и даже не стала отрицать этого. Она просто хохотала и говорила, что никто не сможет ничего доказать. Перестань краснеть, ангелочек, и не старайся изобразить невозмутимость. Бренда, я к тебе обращаюсь!
 — Да? — спокойно отозвалась Бренда.
 — Ты когда-нибудь слышала разговоры Роз Лестрейндж на ее любимую тему?
 — Нет, не думаю.
 — Еще до того, как ее перестали приглашать в гости, она выдавала реплики, от которых тарелки взлетали со стола. Я помню одну из них. Мол, ей нравится заниматься любовью — цитирую — «в странной или необычной обстановке».
 — Думаю, что некоторым мужчинам, — кивнула Бренда, — это тоже нравится. И что же?
 — Ничего. Но такова она, наша Роз. Характер! Обращаю ваше внимание: меня не волнует, сколько у нее приятелей. Но когда речь заходит о злобных и бесчеловечных поступках в спортивном зале…
 — Ясно, — прервал его Марк. — И вот тут твоя версия дает сбой.
 — Марк, почему, черт побери, она дает сбой?
 — По крайней мере, нам понятно, что случилось в изоляторе. — Краем глаза он видел выражение лица Бренды, но не остановился. — Мы не в силах понять другое. Чего ради она рисовала статую Основателя, чего ради делала попытки — подлинные или театральные — убить Джорджа и Губерта Джонсонов?
 — Не знаю. Это я признаю. Но позволь я вернусь к ее любимой теме…
 — Ее любимая тема не имеет отношения к предмету разговора. Как бы то ни было, ты же не будешь утверждать, что она — мартовская кошка?
 — До чего странно, — сказала Бренда, глядя в потолок, — до чего странно, что Марк взялся защищать ее.
 — Иди ты к черту, я вовсе не защищаю ее! Я…
 — Пожалуйста! — вскричала Кэролайн.
 Накал страстей в гостиной достиг такого предела, что воздух, казалось, вот-вот зашипит, как вода на раскаленной плите. И тут Кэролайн попыталась остудить его.
 Она и сама взяла себя в руки: опустившись на диван, старалась проглотить комок в горле. На Бренду же, похоже, эта вспышка не произвела никакого впечатления: она окинула всех рассеянным отстраненным взглядом. При этом она безостановочно крутила в руках запечатанную пачку сигарет.
 — П-п-прошу прощения, — извинилась Кэролайн, — но, похоже, и моя мать, и миссис Уолкер, и все остальные только и делают, что говорят о Роз Лестрейндж. Кто она такая? Откуда она взялась? Что она здесь делает? Вот что всех интересует.
 — Успокойся! — нервничая, пробормотал Тоби.
 — И этот ее коттедж на Харли-Лейн…
 — В начале восемнадцатого столетия, милая, он именовался «Синими Руинами».
 — Сейчас, дорогой, его уже так не называют. Все интересуются, каким образом ей удалось купить этот коттедж, хотя он считается собственностью колледжа в той же мере, как и старая таверна. Я сыта по горло Роз Лестрейндж! Я видела ее только раз, и она мне совершенно не понравилась. Но не думаю, что она так плоха, как о ней говорят. Мой отец хорошо отзывался о ней. Как и доктор Хьюит.
 — Доктор Хьюит? — переспросил Тоби. — Доктор Арнольд Хьюит?
 — Да, конечно. Кто же еще?
 — Ну и ну! — сказал Тоби, щелкая пальцами. — Доктор Хьюит, мастер Куин-колледжа, прямой потомок Септимуса Хьюита. Объясняет ли это появление рисунка Основателя? Не замешан ли во все это дядюшка Арнольд Хьюит, старый… ну, не стану говорить кто.
 — Ну, Тоби, это просто смешно.
 — Да, да, признаю, что так и есть! Более нелепую мысль трудно себе представить. И все равно это жутко забавно!
 — Нет, вовсе не забавно! Пожалуйста! — снова завелась Кэролайн. — Я… я не могу толково объяснить все, но вот что я имею в виду. Вы все время думаете о мисс Лестрейндж, вам она мерещится везде и всюду. Вы бы вовсе не удивились, если бы она заглянула в окно или постучала в двери.
 Тоби подскочил и выругался. Бренда выпрямилась в кресле.
 Звук, который донесся до них, не имел ничего общего с трелью дверного звонка. Раз за разом пронзительно звонил телефон в нижнем холле.
 Всем четверым в голову пришло одно и то же. Секунд десять никто не произносил ни слова. Бренда Рутвен бросила пачку сигарет на кресло и привстала. Спокойным легким шагом она через открытую арку направилась в холл. Марк опередил ее.
 Бренда сделала два стремительных движения, и подол ее белой юбки колыхнулся. Марк почти бежал к телефону.
 Протянув руку к трубке, он как бы заслонил от жены аппарат и развернулся, словно бы отгородившись барьером.
 В любое другое время его неприличная торопливость показалась бы странной и даже смешной. Но сейчас в ней не было ни малейшего повода для насмешек, и Марк это понял, едва только прикоснулся к трубке.
 Бренда остановилась у подножия лестницы, лицом к нему, держась одной рукой за перила. Он видел ее пылающие глаза: широко открытые, окаймленные черными ресницами, они были полны эмоций, столь же обнаженных, как и ее руки. Он с трудом понимал, что делает. Скользнув взглядом мимо, Бренды, он заметил, что из-за арки на него напряженно смотрит Тоби, а рядом с ним застыла Кэролайн.
 Последний звонок он прервал на середине. Марк поднес трубку к уху и услышал мужской голос.
 — Да, доктор Кент? — произнес он.
 Кто-то испустил вздох облегчения. Марк тут же выкинул из головы свои страхи.
 — …Если они не против вернуться? — спросил он изумленно. — Да, конечно, доктор Кент, — пришел в себя Марк. — Надеюсь, ничего не случилось?
 — По крайней мере, хуже не стало, — ответил отец Кэролайн. — Но мастер только что спешно вернулся. Он сейчас со мной. Э-э-э… кажется, в понедельник у вас будет гость?
 Доктор Сэмюел Треверс Кент был англичанином до мозга костей, хотя прожил в Америке тридцать лет. Один его голос, который мог быть низким и вибрирующим или слабым и далеким, когда он погружался в сложные лабиринты своего воображения, напоминал Марку о чем-то давно забытом; о том, встреча с чем потрясла его.
 — Гость? — переспросил Марк. — Ах да, весьма уважаемый гость. Гидеон Фелл.
 — Гидеон Фелл?! — завопил Тоби, выскакивая из-за кофейного столика.
 — Потише, Тоби! — сказал Марк, прикрыв рукой микрофон и снова возобновляя разговор. — Нет, нет. У доктора Фелла нет в Америке никаких детективных задач. Он хочет ознакомиться с теми письмами, которые мне посчастливилось найти. Но допускаю, что он займется и нашей проблемой, если доктор Хьюит выскажет такое пожелание. Да, я передам Кэролайн и Тоби. Благодарю вас. Будьте здоровы. — Он положил трубку.
 Тоби рядом с Кэролайн стоял под аркой. Бренда не шевельнулась.
 — Доктор Гидеон Фелл, — повторил Тоби. — Человек, который объясняет совершенно невозможные ситуации и сдергивает покров тайны с любых чудес. Это тот?
 — Да.
 — Так я и подумал. Тут он будет как раз в своей стихии, не так ли? Если Роз Лестрейндж отколет еще какие-то грязные номера в спортзале или в изоляторе. На этот раз, надеюсь, все двери и окна будут заперты изнутри?
 — Послушай, — тихо сказал Марк. — Этому пора положить конец.
 — Я знаю, — также тихо ответил Тоби. — Но все же у меня есть предчувствие…
 — Да брось ты! Эта неприятность касается всех нас. А мы зачем-то портим друг другу нервы.
 По другую сторону холла, справа от Марка, раздался мягкий щелчок дверного замка. Ручка входной двери медленно повернулась, и дверь открылась. На пороге одной ногой стояла стройная женщина с черными блестящими волосами; другая нога ее оставалась на дорожке. Она толкнула створку двери и придержала рукой легкий экран за ней. Лукавое выражение ее лица сразу же изменилось, когда она увидела в холле четырех человек. Без малейших усилий, легким движением, полным природной грациозности, она переступила порог.
 — О, прошу прощения! — улыбнулась Роз Лестрейндж. — Дверь была открыта. Надеюсь, вы не против?

 Глава 4

 В суете последовавших событий Марк Рутвен так и не смог найти минуту, чтобы разобраться во впечатлениях от этой встречи.
 У себя за спиной он услышал, как Бренда, постепенно оправившаяся от смятения, что-то прошептала. Он отметил, что когда она наконец вышла вперед, в ее манерах не было ни враждебности, ни приветливости: она вежливо и безразлично ждала развития событий.
 — Добрый вечер, — сказала Бренда. — Вы мисс Лестрейндж, не так ли?
 — Да! — улыбнулась гостья, пошире раскрывая дверь. — А вы миссис Рутвен?
 Она не снизошла ни до объяснений, ни до извинений. Роз отличалась высоким ростом, да к тому же была на каблуках. Густые черные волосы падали ей на плечи. Глаза ее могли быть застенчивыми и мечтательными или же полными тайны, когда она обволакивала вас взглядом. Когда они были на свету, становилось видно, что в их светло-карей глубине поблескивают зеленоватые искорки.
 Но Роз Лестрейндж относилась к тем женщинам, взглянув на которую обращаешь внимание не столько на лицо, сколько на фигуру. Стройная и в то же время округлая, с белой, чуть мерцающей кожей, она была в светло-желтом платье из хлопка, доходившем ей до колен, с глубоким остроугольным вырезом на груди. В каждом ее движении чувствовалась порочная развязность; казалось, она не в состоянии стоять на месте, ибо полна желания все время привлекать к себе внимание.
 Выражение ее зеленовато-ореховых глаз изменилось вместе с изгибом маленьких пухлых ненакрашенных губ, когда она улыбнулась Марку; изменилась и окружающая атмосфера.
 — Вам пришлось приложить усилия! — сказала Бренда. — Я имею в виду, что почему-то звонок у дверей не сообщил о вашем появлении.
 — Боюсь, что он сломан! — улыбнулась Роз.
 Откинувшись назад, она нажала кнопку с внешней стороны. Звонок промолчал, хотя еще три четверти часа назад он был в полном порядке.
 — В самом деле? — вскричала Бренда. — Я и понятия не имела. Прошу вас, заходите. Думаю, вы встречались с моим мужем?
 — О да!
 — И с мисс Кент? С доктором Саундерсом?
 — Как-то раз мы виделись с мисс Кент. Доктора Саундерса я знаю чуть лучше.
 Роз Лестрейндж прикрыла дверь, всем показалось, что она решительно замкнула вокруг себя пространство, в котором находились четыре человека. Отчетливо ощущался запах ее духов, тонкий и неповторимый. Не подлежало сомнению, что она получила хорошее воспитание и привыкла к комфортабельному образу жизни; вела она себя легко и раскованно.
 Ту же самую вежливую непринужденность продемонстрировали Кэролайн и Тоби. Те, кто знали «официальное» лицо Тоби, знали его таким, каким он был в Пентагоне, удивились бы его способностям.
 — К сожалению, должен сказать, что нам с мисс Кент придется уйти, — заметил он, пропуская вперед Кэролайн и извлекая из кармана ключи от машины. — Насколько я понимаю, доктор Кент, позвонив, попросил нас вернуться? Я так и думал.
 — Ах, так это ваша машина снаружи. А я и не поняла, — Улыбнулась мисс Лестрейндж и повернулась к Бренде: — Видите ли, миссис Рутвен, сегодня утром я встретила вашего Мужа…
 — Да. Это я уже слышала.
 — Вот как? Я в первый раз получила удовольствие от встречи с ним…
 — В первый раз? Так-таки в первый?
 (Осторожнее! Осторожнее!)
 — Да, в самый первый, — горячо заверила ее Роз с невинностью гиперсексуального ангела. — И он пообещал мне дать «Армадейл».
 — Значит, вы интересуетесь Уилки Коллинзом, мисс Лестрейндж?
 — Мне ужасно неудобно, но, боюсь, я не имела о нем представления, пока не послушала мистера Рутвена. Не удивляюсь, что все, кто у него занимается, считают, что он удивительно интересно излагает предмет.
 — В таком случае, Марк, — Бренда перевела взгляд на мужа, — тебе стоит подняться наверх и принести книгу. Нам не хотелось бы задерживать мисс Лестрейндж.
 — О, я, конечно, не должна была вторгаться к вам. У меня совершенно вылетело из головы, что это далеко не лучший час для визитов, хотя я для друзей дома в любое время. Так вы не против дать мне книгу, мистер Рутвен?
 — Марк! Что с тобой творится?
 — Ничего особенного, моя дорогая. Прошу прощения.
 Поворачиваясь, краем глаза Марк заметил возмущенное выражение на худом лице Тоби, но в его вежливости чувствовалась железная воля.
 «Не беспокойся, старина, — похоже, хотел сказать Тоби. — Не беспокойся, я все понимаю».
 Марк с подчеркнутой медлительностью поднялся наверх. В кабинете он прошелся вдоль полок, дважды пропустив книгу, пока не обратил внимание на заголовок. До него по-прежнему доносились голоса. Кроме того, он с предельной ясностью осознал, что ему вовсе не просто держать себя в руках, он совсем не чуждый эмоциям человек, каким старался казаться.
 Сняв с полки «Армадейл», он кинулся к дверям. Тут он опомнился и спустился неторопливо и торжественно. В доносящихся снизу голосах чувствовалось легкое возбуждение.
 — Большое вам спасибо, доктор Саундерс, — говорила Роз, — и вам, мисс Кент. Но меня в самом деле не надо подвозить домой. Если по прямой, то до меня здесь недалеко, каких-нибудь триста ярдов. Кроме того, я должна рассказать миссис Рутвен забавную историю.
 — Вам лучше составить нам компанию, — настаивал Тоби, придерживая открытую дверь. — У меня тоже есть забавная история для вас.
 Тоби говорил очень вежливо. Но что-то в его голосе заставило Марка вмешаться, хотя его нервное напряжение росло. Он ощутил желание поскорее выставить эту женщину из своего дома.
 — Вот и я, мисс Лестрейндж. — Марк вручил ей книгу. — Это не лучшая работа Коллинза и даже не третьеразрядный роман. Но если вы любите искусную интригу, она может развлечь вас.
 — Именно это я и люблю, — с многозначительной улыбкой ответила Роз. — А здесь есть убийцы? Я испытаю страх?
 — Ага! — сказал Тоби. — Вот и повод отправиться с нами. Именно об этом будет моя история.
 — Вот как, доктор Саундерс? О чем же она?
 — О страхе, — усмехнулся Тоби.
 Он продолжал держать дверь распахнутой. Кэролайн уже вышла и сейчас стояла на растрескавшихся плитах дорожки; свет из дверей падал на ее густые вьющиеся волосы. Роз Лестрейндж, застыв на пороге, посмотрела на Тоби.
 — Дорогой доктор Саундерс, — сказала она, — я должна принять ваше предложение. Уверена, миссис Рутвен простит меня. Кстати, мистер Рутвен, не читаете ли вы курс о писателях викторианского периода?
 — Да, мисс Лестрейндж, утром я вам говорил об этом.
 — Как я люблю викторианцев! — вскричала Роз, бросив взгляд через правое плечо и снова улыбнувшись Марку. — На людях они вели такую жутко правильную жизнь, застегнутые на все пуговицы, они писали такие же строгие изысканные романы, не так ли? До чего интересно и захватывающе читать между строк в их книгах совсем о другом! Спокойной ночи, миссис Рутвен. Большое спасибо за книгу.
 Ее мечтательный взгляд, в котором не было ни капли иронии, скользнул по Марку и Бренде. Потрепанный томик в красном, а теперь почти черном переплете она прижимала к корсажу своего желтого платья.
 Тоби придержал перед ней дверь, и она изящно ступила в ночь.
 Легкая вторая дверь слегка стукнула, закрываясь. Роз, Кэролайн и Тоби двинулись по дорожке. Марк, глядя им вслед, услышал чистый звонкий смех Роз, когда она садилась в машину Тоби. Тот сначала повел машину задом в сторону гаража, потом без необходимости взревел двигателем и вырулил на дорожку.
 Марк продолжал смотреть в их сторону. Колледж-авеню, окруженная высокими стволами деревьев, делала плавный изгиб протяженностью в полмили и кончалась у белых колонн, украшающих дом мастера. Но до них они не доехали. Примерно через пятьдесят ярдов машина свернула направо, на Харли-Лейн, которая когда-то называлась Лужайкой Синих Руин, которая, в свою очередь, вела к основной дороге на Куиншевен.
 Хвостовые огоньки исчезли за поворотом. Марк, чувствуя, что Бренда больше не стоит у него за спиной, закрыл входную дверь.
 Бренда была в гостиной, расположившись в кресле, курила сигарету. Она не обмолвилась ни словом и даже не посмотрела на него, когда Марк оказался рядом с ней. Она встала, прошлась по гостиной, поправляя обивку стульев и взбивая диванные подушки, хотя в наведении порядка не было сейчас никакой необходимости.
 В воздухе продолжало висеть странное неестественное напряжение. Марк повернулся, собираясь подняться в свой кабинет, когда Бренда наконец обратилась к нему.
 — Значит, вот она какова, эта женщина, — небрежно бросила она, поправляя абажур на лампе.
 — Какая женщина?
 — Та, с которой у тебя роман. Роз Лестрейндж.
 — Я тебе что-то говорил?
 — Пожалуйста, не будь лицемером, Марк. Это тебе не идет.
 «Господи, — подумал он, — сколько еще мне сдерживаться?»
 — Надо ли уточнять, кто она такая? — тем же холодным голосом осведомилась Бренда. — Как только ты узнал, что я ухожу к Фрэнку Чедвику, ты сознательно ввернул ее имя в разговоре о книге, разве не так?
 — В разговоре о Фрэнке Чедвике…
 — Мы о нем не говорили. Фрэнк тут ни при чем.
 — А вот мне кажется, что как раз «при чем». Ты хоть помнишь, Бренда, что я на самом деле говорил?
 Резко отпихнув абажур, Бренда повернулась лицом к нему. Вынув изо рта сигарету, она повысила голос:
 — Ты сказал, что устал от меня. Этого более чем достаточно, не так ли? Хватит с тебя?
 — Я сказал…
 — И если ты уж так устал от меня, почему ты не сказал об этом давным-давно? Вместо того чтобы брать под крылышко эту шлюху, унижая меня в собственном доме?
 — Разреши мне напомнить, — Марк с трудом сдерживался, — что ты сказала мне. Ты поведала о своей великой любви к юному Чедвику. Ты сообщила, что у нас с тобой все кончено и время нельзя повернуть вспять. И ты со страдальческим выражением лица объявила, что у меня нет права удерживать тебя против твоей воли.
 — Но ты же не думал, что я в самом деле это имею в виду! — заорала Бренда.
 Марк молча смотрел на нее — нужно медленно сосчитать до десяти. Выражение его лица внезапно изменилось.
 — Ты хочешь сказать, — начал он, — что ты не имела в виду ничего подобного?
 — Я…
 — Отвечай! Положи сигарету и отвечай мне!
 Бренда отпрянула, и зрачки ее расширились. Они были женаты пять лет, и она думала, что знает его до кончика мизинца, но никогда не слышала, чтобы он говорил таким тоном. Справившись со страхом, она разгневалась.
 — Ну хорошо! — прошипела она, вдавливая сигарету в краешек пепельницы. Сигарета, рассыпавшись снопом искр, незамеченной упала на ковер. — Хорошо! Может, я и флиртовала с ним. Может, я… я в самом деле подумывала закрутить с ним роман, потому что тебе было плевать на меня.
 — Ты действительно так считала?
 — А что, я была тебе нужна?
 — Да! Больше, чем ты хотела бы или даже могла себе представить.
 Бренда запнулась:
 — Тогда… тогда почему же ты не остановил меня?
 — Ты в самом деле считаешь, что я должен был соревноваться с тупым юным идиотом, которого интересуют лишь деньги и то, что называется «светским кругом общения»?
 — Фрэнк, милый! — Когда из ее уст нечаянно вырвалось это слово, Бренда окончательно разъярилась. — Ну да, он, может, не прочел столько книг! Это его беда, не так ли? Если какой-то человек не так умен, с твоей точки зрения, то ты и твое окружение считаете, что он даже не достоин презрения. А что, не так?
 — Когда речь идет о Чедвике — именно так.
 — А когда я думаю… — Она взорвалась. — Марк, ты хоть знаешь, почему я вернулась, хотя мы с ним уже уезжали?
 — Нет.
 — Я испытала раскаяние за то, что наговорила тебе. Задумайся об этом. Я сожалела, ведь я так не думала, понимаешь? Я наговорила это сгоряча! — Слезы заставили ее содрогнуться. — Взяла верх моя дурацкая идиотская совесть. Фрэнку в десять часов надо было сделать какой-то очень важный телефонный звонок. Он остановил машину в Куиншевене и зашел в аптеку позвонить. А я выскочила из машины и пошла обратно. Я думала, что и ты жалеешь о своих словах!
 Бренда сглотнула комок в горле, но у нее снова перехватило дыхание. Из глаз ее брызнули слезы, и она яростно смахнула их.
 — Но пожалел ли ты? О нет! Ты не только успел связаться с этой отвратной шлюхой, но прямо мне в лицо восхвалял и защищал ее.
 — Может, тебе интересно услышать, Бренда, что я вовсе не связывался с ней. Мне это и в голову не приходило. То, что сегодня вечером сказала мисс Лестрейндж, полностью соответствует истине. Утром я встретил ее в первый раз в жизни, когда она остановила меня на Колледж-авеню; до этого я с ней и словом не перемолвился.
 Бренда уставилась на него. Она вскинула правую руку. Никогда еще она не казалась ему такой красивой и желанной. Страстность ее сердца, ее благородство смешались сейчас с яростью, любовью, неверием и другими эмоциями, которых он не мог понять.
 — И ты осмеливаешься говорить мне это?
 — Почему бы и нет? Это же правда.
 — Не верю!
 — Тогда верь, во что ты хочешь. — И у Марка Рутвена тошнотворным комком застряла в горле смесь насмешки и осуждения в ее адрес, правда, там было и чуть-чуть любви. — Я хотел убедиться, сможешь ли ты сама проглотить ту горькую пилюлю, что давала мне.
 У Бренды было мертвенно-бледное лицо, если не считать багровых пятен на скулах.
 — И ты осмеливаешься мне это говорить? Когда зазвонил телефон и ты подумал, что это она, ты со всех ног бросился к нему! Что, я не видела, как ты спешил первым схватить трубку, чтобы я не узнала, кто звонит?
 — Значит, это так выглядело?
 — Ты считаешь, что только «выглядело»?
 — Да. Я потерял голову. Меня грызла совесть. Видишь ли,. я уже пытался ей звонить.
 — Ах, ты ей звонил? И тем не менее ты говоришь мне…
 — Я сказал, что пытался звонить ей! Сразу же после того, как ты уехала. Я хотел, прихватив обещанную книгу, зайти к ней, ибо мной владело детское желание «показать тебе». Вот и все. Но, судя по ее словам, она ждала кого-то другого. И прежде, чем я смог что-то объяснить, в дверях появились Тоби и Кэролайн.
 — Значит, «вот и все»? И ты считаешь, что я это проглочу?
 Бренда задохнулась, подавившись потоком слов. Затем она сорвалась с места и стремительно вылетела из комнаты. Марк помчался вслед за ней. На ковре тлела упавшая сигарета, и от ее рдеющего кончика поднимался едкий дымок.
 Бренда кинулась прямиком к входным дверям. Ее колотило с головы до ног, но вдруг, пораженная какой-то мыслью, она резко развернулась на месте:
 — Значит, ты всего лишь пытался звонить ей, да?
 — Да!
 — Ее здесь не было шесть месяцев. Ее нет в телефонной книге. Откуда ты знаешь ее номер телефона?
 — Этот коттедж в Куиншевене всегда носил номер 13, и ты это знаешь так же хорошо, как и я.
 — Я знаю? Я многое знаю…
 Бренда настежь распахнула входную дверь и отбросила локтем легкий экран. Выскочив наружу и развернувшись, она схватилась за левый косяк. По дому пронесся длинный звонок. Он замолчал, задребезжал снова, опять замолчал, потом издал запредельную по громкости трель, от которой нельзя было не содрогнуться.
 — Бренда! Прекрати!
 Двери захлопнулись одна за другой. Хотя Бренда все еще была бледна, лицо ее понемногу стало розоветь.
 — Звонок отлично работает, — тихо сказала она. — Твоя шлюха даже не нажимала его, разве что прикоснулась. Она не соврала ровно ни в чем? Как и ты? Она знала, что сегодня вечером меня не будет. Она бросилась сюда, чтобы в нашем доме оказаться с тобой в нашей постели. И если ты не обратил внимания на ее лицо, то я его видела. — Голос ее упал до шепота. — О господи! Я могла убить ее.
 — Бренда, остановись!
 — Ты продолжаешь утверждать, что она чиста и невинна?
 — Да! Каждое сказанное мной слово было правдой!
 — Хорошо! Теперь, когда я знаю, что ты не только врун, но и глупый надменный тип, который всего лишь старался побольнее уязвить меня, решать буду я сама. Сегодня вечером я покидаю этот дом. Я сложу чемодан, возьму машину и уеду к Джейн Гриффит в Вашингтон. Завтра я извинюсь перед Фрэнком Чедвиком и сделаю все, что он от меня потребует. И только попробуй остановить меня!
 — Бренда, я был идиотом. Меня просто мутит от того, что я делал…
 — Значит, ты признаешь, что крутил с ней?
 — Да не могу я этого признать! Не было ничего подобного! Если хочешь быть еще большей идиоткой, чем я, — вперед! Двигай туда, где тебе, черт побери, больше нравится!
 — Ох, — только и смогла прошептать Бренда.
 Проскочив мимо него, она пересекла холл и по темной ковровой дорожке взбежала наверх. На полпути, ничего не видя от слез, она остановилась и повернулась к Марку:
 — Всех тебе благ с твоей потаскушкой, Марк. Доставь ей удовольствие. И только не думай, что меня это волнует. Вовсе нет. Но по пути в город я собираюсь остановиться и выложить ей все, что я о ней думаю. А потом я буду веселиться с Фрэнком.
 — Бренда!
 По-прежнему оступаясь, с громкими всхлипами, которые доносились до Марка, она побежала наверх. Ее каблучки процокали по верхнему холлу. С силой распахнулась дверь спальни, расположенной над столовой.
 В этом доме, одном из самых новых из выстроенных для преподавателей на Колледж-авеню, стены были такими тонкими, что из-за них были не только слышны, но и едва ли не видны все движения в соседней комнате. Вот скрипнули дверцы шкафа, зашуршала одежда на полках; грохнулся об пол — он же потолок спальни — большой чемодан, отчего задребезжала посуда. Средний ящик туалетного столика Бренды всегда издавал характерный скрип: она вытащила его и вывалила все содержимое.
 Марк Рутвен, рассказавший Бренде о Роз Лестрейндж чистую правду, решительно поднялся наверх, чтобы положить конец этим глупостям и унять грызущую его боль. Но его снедала ревность; и как он ни уговаривал себя, справиться с ней было ему не под силу. Слишком живы были воспоминания о нежности, связанные с той комнатой, в которой сейчас Бренда металась от гардероба до туалетного столика.
 Он остановился у подножия лестницы. Вернулся в гостиную. В нем кипела ярость, мешая ясности мышления. Сигарета на ковре потухла, оставив после себя черный шрам ожога.
 И тем не менее через секунду-другую в его памяти всплыл образ, который не имел ничего общего с Брендой, с ее густыми каштановыми волосами и красивым лицом. Наверное, эта женщина была причиной всех неприятностей: от распадающегося их брака до безумия, происходящего в спортзале. Скорее всего, виновата именно она. У нее была застенчивая улыбка и порочная грация Роз Лестрейндж.

 Глава 5

 Марк так и не понял, когда и как к нему пришел этот сон.
 Часы на фасаде Зала Основателя продолжали мерно отбивать удары в ночной прохладе. С трудом прорывая серую пелену, занимался рассвет, если его вообще можно было называть рассветом.
 В половине пятого утра издалека стали доноситься слабые голоса петухов, пробуждающихся это сна: три хриплых вскрика и тонкая горловая нота, сходящая на нет. Возникнув скорее в ночи, чем при рождении дня, она замирала в воздухе.
 Через полчаса где-то прогромыхал по асфальту первый грузовик, за ним другой. Но продолжения не было: по выходным дням транспорт ходил нерегулярно. Небо постепенно светлело, хотя, затянутое тонкой пеленой тумана, оно продолжало оставаться сумрачным.
 В половине шестого Марк Рутвен уснул в тихих шорохах воскресного утра. Должно быть, несколько раньше он уже засыпал, хотя смутно осознавал, что находится на грани бодрствования, ибо ползущие в окно полосы тумана заставляли его то дремать, то снова пробуждаться.
 Во сне он видел Колледж-авеню. В пятидесяти ярдах от его дома под прямым углом поворачивала Харли-Лейн. Она тянулась на триста ярдов, после чего вливалась в основную дорогу на Куиншевен.
 Тут стояли всего два дома — по обе стороны от трехрядной мощеной улицы и недалеко друг от друга. Первый дом, справа, с восемнадцатого века был таверной; в последнее время он принадлежал доктору Дэниелу Уолкеру, декану факультета английского языка, и оставался в его владении вплоть до смерти доктора, последовавшей менее года назад. В нем по-прежнему жила его молодая вдова.
 Другой дом, поменьше, стоял по другую сторону, чуть дальше от дороги. Его называли «бунгало», или «Красный коттедж», или же «Куиншевен-13», ибо таков был его телефонный номер. Это был дом Роз Лестрейндж. К дверям вела песчаная дорожка, начинавшаяся недалеко от единственного уличного фонаря. Вдоль дома стеной стояли могучие деревья, и утренний туман, путаясь в их ветвях, полз мимо окон.
 Затем Марку приснился другой сон. Он видел, как Бренда, стоя на лестнице их собственного дома, сверху вниз смотрит на него.
 — Уезжая в город, — беззвучно говорила Бренда, — я решила сделать остановку и выложить ей все, что о ней думаю. По пути в город…
 И тут сон превратился в кошмар.
 Видение было пронизано какими-то беззвучными шорохами, в сопровождении которых Бренда шла по песчаной дорожке к Красному коттеджу. И тут что-то схватило ее. Пронзительно зазвонил то ли телефон, то ли звонок у дверей. Бренда вскрикнула. Чудовище, набросившееся на нее, оказалось Роз Лестрейндж или кем-то похожим на нее. В темноте были слышны звуки борьбы.
 — Стоп! Стоп!
 Марк Рутвен, внезапно разбуженный этим воображаемым голосом, привскочил и сел на постели, все еще не в силах отделаться от сонных видений.
 Совершенно одетый, даже в обуви, он сидел на покрывале в их общей с Брендой спальне. Он смутно видел перед собой ее белые стены, от которых тянуло пронзительным холодом.
 Наконец Марк открыл глаза, помотал головой и, проморгавшись, посмотрел на другую половину кровати. На ней никого не было. Бренда не ложилась.
 А внизу — уже не во сне, а наяву — продолжал звонить телефон. Марк с бьющимся сердцем вгляделся в походный будильник, стоящий на столике между двумя кроватями. Его мерцающие стрелки показывали половину седьмого.
 По сути, было не холодно; его озноб был скорее нервным. Даже после того, как он с трудом встал на ноги, чтобы бежать вниз к телефону, разорванные клочья сна продолжали мешаться с реальностью.
 — Да? — дважды откашлявшись, сказал он в трубку.
 Издалека донесся незнакомый мужской голос; звучал он приглушенно, словно говоривший прикрывал рот платком.
 — Вы опоздали, — произнес голос. — Она это сделала.
 — Что? Что вы сказали?
 — Вам лучше подойти к бунгало. Но вы опоздали. Она это сделала.
 — Что сделала? Кто вы такой?
 Мягкий щелчок. В трубке воцарилось молчание.
 Прежде чем опустить трубку на рычаг, Марк постоял не шевелясь, держа ее на весу.
 Через мгновение он уже переступил порог дома, аккуратно прикрыв за собой дверь. Его шаги гулко прозвучали сначала по плитам дорожки, а потом по асфальту Колледж-авеню. Он шел упрямо, почти машинально. Марк миновал длинный низкий дом темного кирпича покойного доктора Уолкера — и лишь тут он пришел в себя и остановился.
 Он ведет себя как дурак. С Брендой ровно ничего не случилось.
 Да, действительно, прошлой ночью она уехала. Кинула чемодан в машину и уехала, не проронив ни слова. Но на самом деле Бренде не могла прийти в голову такая полная чушь, как ссора с Роз Лестрейндж. И даже если ей этого хотелось…
 Все остальное пришло из сна; о его реалистичности даже вспоминать было неприятно, но тем не менее он видел этот сон.
 В это мгновение Марк заметил перед собой нечто. Сорвавшись с места, он одним махом преодолел ярдов десять или около того и повернул налево; снова остановившись, он посмотрел в ту сторону.
 Входная дверь в коттедже Роз Лестрейндж была широко распахнута. Хотя рассвет только начинался, Марк отчетливо видел ее сквозь клочки и обрывки тумана.
 «Вам лучше подойти к бунгало. Но вы опоздали. Это случилось».
 Тот голос по телефону он слышал уже наяву.
 До сего момента Марк существовал и двигался как бы в нереальном мире. А теперь за тающей белой завесой он услышал звуки приближающихся шагов.
 Он не мог определить направление. Шли по крайней мере два человека; приближались они неторопливо, и он слышал их голоса. Затем с той стороны, откуда он сам появился, на расстоянии примерно двадцати футов появились и обрели очертания фигуры двух человек. Один был чуть выше среднего роста, с громким голосом; второй был пониже, худой и жилистый, с коротко стриженными светло-каштановыми волосами.
 Увидев Марка, доктор Сэмюел Треверс Кент и Тоби Саундерс застыли на месте. Доктор Кент не удивился; такие эмоции ему вообще не были свойственны. Но Тоби, который, судя по его внешнему виду, спал не больше Марка, был более чем изумлен. На его худом осунувшемся лице мелькнуло выражение, которое Марк не смог понять, разве что в нем отчетливо читалось: «Я так и знал!»
 Доктор Кент неторопливо подошел к Марку. Тоби же просто бросился к нему.
 — Марк! Что ты здесь делаешь?
 — Там что-то случилось, — кивнул Марк в сторону Красного коттеджа. — Передняя дверь открыта. И всего несколько минут назад мне позвонил какой-то неизвестный шутник и сказал, что в бунгало неприятности. Может, убийство…
 — Неизвестный шутник? Уб… — У Тоби пресекся голос, и он замолчал. — Ты хочешь сказать, что Роз Лестрейндж в самом деле кого-то убила?
 — Нет! — заорал Марк, но тут же взял себя в руки. Тот жуткий сон снова навалился на него: как Роз кинулась на Бренду, чтобы сбить ее с ног или задушить; и хуже всего, что во сне на Роз, придавая ей карикатурный вид, был спортивный костюм — шорты и блузка.
 Но машины тут не было! Бренда не пострадала; разве что кто-то угнал машину.
 — Кто тебе звонил? — добивался ответа Тоби. — Ты узнал голос?
 — Нет. Он был каким-то приглушенным.
 — Мужским или женским?
 — Точно мужским. Ошибиться было невозможно. Думаю, нам лучше разобраться, что там такое.
 — Минутку! — вмешался доктор Кент. Обычно при общении с ним человек первым делом обращал внимание на веселые искорки в его глазах, даже когда он пускался в абстрактные рассуждения. Но сейчас он был необычно серьезен, даже слегка потрясен. Хотя ему было далеко за пятьдесят, на широком лице доктора Кента не было следов морщин, но вот густые волосы были обильно припорошены сединой. — Прошу вас, минутку! — сказал он. При всей мягкости его тона сразу стало понятно, что он категорически против вторжения в чужой дом; в любой иной ситуации Марк согласился бы с ним.
 — Думаю, мы можем себе это позволить, — буркнул Марк и торопливо двинулся по песчаной дорожке к Красному коттеджу.
 — И я так думаю! — согласился Тоби и присоединился к приятелю.
 — Что точно было сказано по телефону? — за спиной у них раздался голос доктора Кента.
 — «Вы опоздали, она это сделала» — таковы были первые слова. А затем: «Вам лучше подойти к бунгало. Но вы опоздали. Она это сделала».
 Тоби выругался. Из тумана перед ними появились очертания дома, сзади и с обеих сторон окруженного высокими деревьями с заостренными кронами.
 Это был небольшой каркасный домик с односкатной крышей и даже более старый, чем тот кирпичный дом, который когда-то был таверной. Панели его стен, покоробившиеся от солнца и времени, некогда были выкрашены розовой краской, которая сейчас безобразно облупилась.
 На фасаде дома было четыре окна: по два с обеих сторон от двери. В конце узкого холла тускло горела лампа. Два окна справа были плотно задернуты шторами, хотя сквозь них изнутри просачивались слабые отблески света.
 Остальная часть коттеджа была темной и застывшей — как во сне Марка.
 — Я не был внутри с тех пор, как он принадлежал Пембертону, — сказал он, кивая на окна дома. — Но если она не поменяла расположения комнат, тут должна быть спальня.
 — Подождите! — предупредил доктор Кент, но его призыв не возымел результата.
 Проломившись сквозь кусты, Марк подобрался к окнам. Они были невелики, и подоконники с наружной стороны были на высоте его талии. Но внутри дом был переоборудован в соответствии с требованиями времени. Современные подъемные рамы были заперты изнутри; невозможно было ни открыть их, ни разобрать что-нибудь сквозь плотные портьеры.
 Тоби Саундерс, догнавший Марка, постучал по стеклу и громко позвал Роз Лестрейндж. Ответом ему было молчание. В воздухе стояли густые запахи мокрой травы и листьев.
 — Не исключено, что дама, — очень мягко заметил доктор Кент, — просто рано поднялась…
 — В такое время в воскресенье утром? — Тоби крутил головой, осматривая дом.
 — Мой дорогой мальчик, я лично поднимаюсь в шесть. И как вы помните, доктор и миссис Уолкер вставали еще раньше меня.
 — И вы считаете, сэр, что наша Роз ведет такой же образ жизни?
 — Н-н-ну… в общем-то нет.
 Марк бросил взгляд на доктора Кента — он был в своем обычном мятом твидовом костюме, с толстым кисетом табака в одном кармане и литературным еженедельником в другом. Доктор стоял на дорожке перед дверью. Миновав его, Марк вошел в миниатюрный холл с низким потолком, отделанный деревянными панелями; справа была белая очень стильная дверь.
 Она была заперта. Марк подергал ручку и, встав на колени, приник к замочной скважине. В ней торчал ключ: дверь была заперта изнутри. Тоби, отодвинув его, тоже посмотрел в замочную скважину и поднялся.
 Они с Марком уставились друг на друга, потом неторопливо обошли маленькую прихожую. Кроме изящного столика, на котором стояла маленькая лампа с янтарным абажуром, тут не было больше никаких украшений, если не считать жутковатой картины на стене: большой черно-белый рисунок Гойи из цикла о шабаше ведьм. Мимо окон плыла дырявая пелена тумана.
 — Бренда… — произнес Марк.
 — Бренда! — удивленно воскликнул Тоби. — Ты же не думаешь, что она здесь?
 — Нет, конечно же нет. — Марк снова взял себя в руки.
 Тоби повернулся и с силой нанес удар по закрытой двери.
 — Могу ли я предположить, — повысив голос, сказал доктор Кент, — что наше присутствие в данный момент не представляет больше секрета?
 — Послушайте, сэр. Какой вывод вы можете сделать из слов: «Вы опоздали, она это сделала»? Что вы о них думаете?
 — Не могу сказать. Пока не могу. Тем не менее уверены ли вы, что мы можем проникнуть внутрь, взломав дверь?
 — Кто тут собирается взламывать? Есть и другой путь, — пожал плечами Тоби, — которым мы пользовались еще детьми. Нужна газета. Любая! Нет, подождите, надо кое-что еще. Доктор Кент! Могу ли я воспользоваться вашей «Сетеди ревью», что торчит из правого кармана пиджака?
 — Этой? — Доктор Кент вытащил сложенную газету и рассеянно проглядел ее. — С какой целью?
 — Чтобы открыть дверь. Давайте я вам покажу.
 Темно-карие глаза доктора Кента, прикрытые дряблыми веками, хотя лицо его не было тронуто морщинами, внезапно вспыхнули юношеским блеском и азартом, который резко контрастировал с сединой в волосах. В свое время он был неплохим игроком в теннис, да и сейчас уверенно держался на корте — трубку свернутой газеты он держал как теннисную ракетку.
 — Когда я говорил о взломе дверей, Тоби, то, конечно, в ироническом смысле. На самом деле вы же не имели в виду настоящий взлом? Вы просто не могли иметь этого в виду.
 — Зато я мог, — тихо сказал Марк Рутвен. — Послушайте, — продолжил он. — Я не хотел вам этого говорить. Десять против одного, что вы правы. Скорее всего, мисс Лесстрейндж взяла снотворное; с ней ровно ничего не случилось, и своими действиями мы всего лишь поставим себя в дурацкое положение. С другой стороны, есть слабое предположение, что тут находится моя жена (успокойся, Тоби!) и что она в беде или… или хуже того. В такой ситуации я даже не хочу думать о возможных неприятностях.
 — Понимаю. — У доктора Кента снова дрогнули морщинистые веки. Он протянул Тоби журнал.
 — Марк, — убежденно сказал тот, — ты ошибаешься. Тут не может быть и речи об убийстве, так же как им и не пахло в той истории в спортзале. Это…
 — Не важно, что тут такое. Действуй.
 Тоби встал на колени перед дверью. Он развернул на полу газету и осторожно просунул ее сквозь узкую щель под дверью.
 — Марк, у тебя есть ручка или карандаш? Понимаешь, для чего они нужны?
 Марк кивнул, нагибаясь. Пустив в ход тупой конец карандаша, он поковырял им в замочной скважине, стараясь вытолкнуть ключ. Его попытка увенчалась успехом: ключ, звякнув, упал на газету по другую сторону двери. Осторожно подтянув к себе бумагу, Тоби подцепил ключ за головку и протащил его в узкую щель под дверью.
 — Отлично! — воскликнул Тоби, выпрямляясь. С трудом переводя дыхание, он ударил кулаком по ладони другой руки. — Отлично! Теперь вперед, Марк! Открывай!
 Марк взял ключ, протянутый ему Тоби. Он вставил его в замочную скважину, тугой замок со щелчком поддался; Марк замер, держась за дверную ручку.
 — Открывай! — повторил Тоби. — Поверь, тебе не о чем беспокоиться! Если там что-то и случилось, то уж точно не убийство. Разве что самоубийство.
 Когда Марк повернул ручку и толкнул дверь, ему показалось, что весь мир встал вверх тормашками. У него все поплыло перед глазами.
 — Самоубийство?
 — Да! Смотри!
 Спальня купалась в мягком янтарном свете. Пушистый шерстяной ковер охристого цвета покрывал почти весь пол. Два окна, одно из которых выходило на дорогу, а другое — в палисадник, были затянуты толстыми кретоновыми портьерами мягкого кремового, почти янтарного цвета. Такое же кремовое покрывало на широкой низкой кровати у стены слева от них лежало нетронутым; рядом с ложем размещались небольшие книжные полки светлого дерева. Дверь у изголовья кровати вела в ванную. В ближнем углу той же стены, рядом с лампой с изящным янтарным абажуром, стояло мягкое удобное кресло с ярко-зеленой обивкой, а на маленьком столике обложкой вверх лежала книга в черновато-пурпурном переплете.
 Но все эти подробности отступили на второй план, когда они увидели то, что поджидало их у противоположной стены!
 Там сидела Роз Лестрейндж, которая нанесла себе удар ножом в сердце. Они видели ее запрокинутую голову.
 У той же стены стоял низкий туалетный столик с трехстворчатым зеркалом, в котором отражалась вся комната. Роз осталась сидеть спиной к дверям на пуфике с низкой деревянной спинкой, засунув ноги до самых бедер под нижний ящик туалетного столика. Тело ее было выгнуто назад, волна темных волос свесилась до пола, а запрокинутая голова обращена была к дверям.
 Ее тело плотно облегала легкая светлая пелерина в красных цветах; узел пояска из той же материи был затянут на левом бедре. Пальцами правой руки она плотно сжимала рукоятку ножа или кинжала, серебро которой четко выделялось на фоне красного пятна, пропитавшего белую материю. Удар был смертельным, и конец должен был наступить мгновенно, если не считать предсмертных судорог, едва не опрокинувших зеркало.
 Больше тут никого не было. В спертом воздухе спальни все еще висели запахи соли для ванны, косметики и сигаретного дыма. Три человека, безмолвно застывшие на пороге, видели свои отражения в створках зеркала.
 Но они не могли оторвать глаз от фигуры, застывшей в мучительной агонии, — с ножом, пробившим сердце, с откинутыми назад темными волосами и с широко открытыми глазами.




 Часть вторая
 Умная женщина



 Но тут есть и другой ммент, куда более важный, и он носит поистине сенсационный характер.

    Артур Махен. Иероглифика


 Глава 6

 — Подождите! Стойте! Не входите туда!
 Все трое обладали определенным жизненным опытом. Но несколько секунд, а то и минут они потрясенно мялись на пороге, не зная, что делать.
 Открывшаяся перед ними во всей полноте картина страшного конца заставила их оцепенеть: она казалась нереальной. Первым пришел в себя Марк Рутвен и, встрепенувшись, сделал шаг вперед. Понизив голос, доктор Кент остановил его:
 — Подождите! Стойте! Не входите туда!
 — Я не захожу, — возразил Марк, не отдавая себе отчета, что его ответ бессмысленный. Он не чувствовал под собой ног, когда шел по мягкому шерстяному ковру.
 Роз Лестрейндж убила себя ударом кинжала, о чем свидетельствует все в этой комнате; в данный момент у Марка не было в этом никаких сомнений. Страх отпустил его, и к нему вернулось здравомыслие. Но он должен был отрешиться и от последних смутных остатков беспричинного беспокойства.
 У стены слева от двери стоял большой гардероб, полный одежды и обуви; дверца его была распахнута. В нем никто не скрывался. Стоящий на пороге доктор Кент снова подал голос:
 — Не подходите…
 — Я не подхожу.
 Марк прошел мимо мертвой женщины, чье тело отражалось в зеркалах. На ней была длинная белая накидка с красным орнаментом, и, по всей видимости, больше на ней ничего не было. Она была прежде воплощением радости и веселья, но теперь она больше не смеялась. Кровавое пятно подсохло и потемнело; тело застыло в мертвенной неподвижности.
 Марк ускорил шаги. В маленькой освещенной ванной тоже никого не было; ее витражное окно было закрыто изнутри. Других мест, где могла бы скрываться Бренда, не имелось; все это было сплошным кошмаром, который он хотел отринуть и забыть!
 Он двинулся обратно. Единственная картина в комнате висела над кроватью: репродукция полотна Антуана Виртца «Молодая ведьма». Женщина, глядевшая сквозь пряди падавших на лицо черных волос, напоминала Роз Лестрейндж, если бы та могла улыбнуться.
 Странно, но прежде, чем заколоть себя (Марк посмотрел на темный пурпурный переплет с золотыми буквами на корешке книги, лежавшей открытой на маленьком столике рядом с мягким зеленым креслом), Роз читала роман викторианской эпохи, который прошлым вечером одолжила у него.
 — Мистер Рутвен! — позвал его голос. — Отойдите оттуда, пожалуйста.
 Марк не отрывал глаз от книги. С этого расстояния он не мог прочитать истершееся от времени ее название, но что-то тут было не так. Конечно же…
 — Мистер Рутвен!
 Марк выпрямился. Доктор Кент закрыл дверь спальни. И все трое заговорили одновременно.
 Потом никто не мог толком сказать, о чем шла речь. Доктор Кент вспоминал, что Марк говорил почему-то о браке; сам Марк утверждал, что доктор Кент стал некстати анализировать особенности детективных романов А. И. В. Мэйсона; по словам и того и другого, Тоби потрясенно твердил о состоянии своих чувств, пока доктор Кент не цыкнул на него:
 — Тс-с-с! Сейчас это никому не интересно. Кроме того, почему вы так удивлены? Вы же сами предсказывали, что эта женщина может… может сделать то, что она и сделала.
 — Да знаю, что предсказывал! — чуть не завопил Тоби. — Знаю, что я это говорил. Но никогда не предполагал, что увижу своими глазами… вы меня понимаете?… даже когда увидел…
 — Тоби, — обратился к нему Марк, — откуда ты знал, что она покончит с собой?
 — Если уж об этом зашла речь, — помолчав, Тоби бросил на него укоризненный взгляд, словно обвиняя в предательстве, — откуда ты знал, что тут была Бренда?
 — Мне это приснилось.
 — Приснилось? Звонок того шутника, после которого и начался весь этот бред, тебе тоже приснился?
 — Нет, нет! Телефонный звонок был на самом деле. «Вы опоздали; она это сделала». Но мне приснилось, что Роз Лестрейндж душит Бренду…
 — Марк, ты что, с ума сошел?
 — По-моему, это ждет всех нас, — окончательно придя в себя, вмешался доктор Кент.
 Уставший и обеспокоенный, разрываясь между своими мыслями и необходимостью предпринимать какие-то практические действия, он наконец с трудом взял себя в руки; темно-карие глаза доктора напоминали взгляд его дочери Кэролайн.
 — Можете поверить, я сочувствую положению, в котором все мы оказались, — объявил он. — Мы как рыбы в аквариуме. Дышать можем, но деться некуда. Я считаю, что наши общие чувства не имеют ничего общего с теми, о которых пишут в романах. И тем не менее! Мы должны звонить в полицию.
 — Я тоже так думаю, — кивнул Марк.
 — Как мы попали в эту невероятную ситуацию? Я именно так оцениваю ее. Я поймал себя на том, что испытываю крайнее отвращение, — доктор Кент помахал сжатым кулаком, — к простому действию: снять трубку и сказать: «Дайте мне полицию». В романах все это проходит как-то рутинно, словно человек просит прислать ему водопроводчика. Но мисс Лестрейндж мертва — в этом-то все и дело! Э-э-э… предполагаю, что оба вы уже подготовили свои версии событий?
 — Какая в том необходимость? — резко бросил Марк.
 — Мой дорогой Марк! Простите, что не назвал вас «мистер Рутвен». Эта ситуация чертовски сложная. Она касается всего колледжа…
 — Каким образом?
 — Идемте со мной, — таким же резким тоном сказал доктор Кент, — и я вам покажу. Телефон! Где этот телефон?
 По другую сторону узкого коридора была дверь еще в одну комнату, побольше. Открыв ее, Тоби пошарил справа от косяка и включил свет в гостиной, выдержанной в стиле восемнадцатого века — с белыми панелями стен, с сохранившимся камином, с подлинной изящной и легкой чиппендейловской мебелью.
 — Вот телефон, — показал Тоби. — Но, ради всего святого, не надо пока звонить!
 — Я, честно говоря, и не собирался, — ответил доктор Кент, который мерил шагами комнату, — по крайней мере, в ближайшие несколько минут. Мисс Лестрейндж мертва! — Продолжая расхаживать по комнате, он нахмурился и взмахнул в воздухе кулаком. — Я до сих пор с трудом могу в это поверить. И хотел бы разобраться в своих мыслях — так же как и в ваших.
 На стенах, явно не сочетаясь с матерчатой обивкой чиппендейловских кресел, висели черно-белые карикатуры в рамках всех размеров — они представляли собой оригиналы работ знаменитых газетных карикатуристов, известных своим ядовитым чувством юмора. Политические фигуры и общественные деятели, мужчины и женщины, застыли на стенах в шутовских позах.
 И снова дом напомнил о личности Роз Лестрейндж — ухмыляясь и издеваясь над всеми, она заполняла собой все пространство; даже после смерти ее присутствие ощущалось столь же сильно, как и при жизни.
 Казалось, что она все еще жива и от нее продолжает исходить смертельная опасность; без сомнения, доктор Кент тоже это чувствовал.
 — Послушайте! Не возражаете ли вы, вы оба, — откровенно смущаясь, сказал он, — если я возьму на себя роль инквизитора? И задам несколько вопросов, которые, боюсь, обязательно задаст полиция?
 — Нет, я-то не возражаю, — буркнул Тоби. — Марк?
 — Нет, нет… я готов. Но почему они непременно будут их задавать?
 Доктор Кент остановился.
 — Потому что кто-то обязательно заметит, что тут произошло убийство, — ответил он, — и вы это понимаете не хуже меня.
 Слово «убийство» прозвучало громовым раскатом. И перед Марком Рутвеном тут же предстали те неприятные последствия, которые были теперь неизбежны.
 — Убийство? Да бросьте! — вскричал Тоби, пытаясь ухмыльнуться. — Разве есть тут что-нибудь, наводящее на мысль об убийстве?
 — А есть тут что-нибудь, наводящее на мысль о самоубийстве? — нахмурился доктор Кент. — Поверьте, у меня нет ровно никакого желания намекать полиции об убийстве. Мы должны быть совершенно уверены, что они правильно поймут ситуацию. Мы должны… хм!… надежно защитить себя, рассказывая о том, как все было. Очередной скандал в среде обитателей колледжа…
 — Но Роз Лестрейндж к ним не принадлежала!
 — Вы уверены? — спросил доктор Кент. Он извлек из нагрудного кармана очки в толстой роговой оправе и, нацепив их, склонил голову набок. — Не так давно, Тоби, — продолжил он, — Марк задал весьма уместный вопрос. Откуда вы знаете, что эта женщина покончила с собой? Почему вы были так уверены в этом еще до того, как мы нашли ее тело?
 — Послушайте, сэр, я не психиатр!
 — А я не полицейский. Но меня ваш ответ не удовлетворяет.
 Тоби замялся лишь на секунду:
 — Хорошо! Вы задали вопрос. Отвечаю: эта женщина была болезненно впечатлительна, легкомысленна, с нестабильной психикой — такие чаще всего кончают с собой. И первым делом стоит упомянуть такую деталь: она была просто помешана на сексе.
 Доктор Кент с интересом посмотрел на него сквозь линзы очков; они делали доктора старше и придавали ему вид умной совы, но не могли скрыть той обеспокоенности, которую он испытывал.
 — Тоби, не думаю, что вы хорошо знали мисс Лестрейндж.
 — Черт возьми, сэр, да она сама сделала все, чтобы о ней сложилось такое мнение, не так ли? Но может быть, мне стоит получше выбирать выражения. Как говорит Кэролайн: для этой дамочки у вас всегда находилось доброе слово.
 — Неужто? — удивился доктор Кент и слегка нахмурился. -. Н-н-нет, не думаю, чтобы дело обстояло именно так. Но я действительно неоднократно повторял, и моей жене, и миссис Уолкер, что они не понимают эту женщину.
 — Ради бога, в каком смысле?
 — Одну минуту! Мы отошли от главной темы.
 Что-то бормоча себе под нос, доктор Кент возобновил хождение по комнате и наконец снова повернулся к Тоби:
 — Прошлым вечером, около десяти часов, вы с Кэролайн отправились навестить Марка. Примерно в одиннадцать я позвонил ему и попросил вас вернуться. Через полчаса вас еще не было. Единственным объяснением, которое я позже услышал от вас, было упоминание, что у Марка находилась мисс Лестрейндж и вы сочли необходимым подвезти ее к дому.
 — Ну и что, сэр?
 — Как — ну и что? — удивился доктор Кент. — Вы испытывали к этой женщине нескрываемую неприязнь. Дом Марка неподалеку от ее коттеджа. Почему нужно было отвозить ее домой?
 — Послушайте! — завелся Тоби, украдкой бросив на Марка испуганный страдальческий взгляд. — Там возникла… ну, ситуация.
 — Прошу прощения?
 — Из-за нашей Роз возникли трения между Марком и Брендой. Бренда была в тихой ярости, а Марк — видели бы вы его! Я и не представлял, что у человека может быть такой виноватый вид.
 Марк Рутвен подтянул стул, стоящий в центре комнаты, и неторопливо присел на него, положив руки на стол и опустив глаза.
 Значит, Бренда не сомневалась, что у него с Роз Лестрейндж был страстный роман. Ясно, что Тоби тоже в это верил и, может быть, даже Кэролайн. Над ним начали сгущаться грозовые тучи опасности.
 Но, похоже, доктору Кенту это даже не приходило в голову. Он мрачно и пристально разглядывал Тоби сквозь очки.
 — Мой дорогой юноша, похоже, вы ничего не поняли. Если мисс Лестрейндж покончила с собой, необходимо выяснить, в каком она была состоянии, когда вы в последний раз видели ее. Вот это я и пытаюсь узнать.
 — Вот и я это имею в виду! — Тоби с силой оттянул воротничок, словно он был для него слишком тесным. — Понимаете, по пути к ней домой я… я пытался внушить ей понятие о страхе Божием.
 — Вот как. Значит, страх Божий. И каким же образом?
 Ну, я довольно откровенно намекнул, что отлично знаю — именно она устроила в спортзале этот номер с покушением на убийство.
 Даже доктор Кент слегка вздрогнул и придержал рукой очки.
 — В самом деле? Очень интересно. И когда же вы пришли к этому странному умозаключению?
 — Что в нем странного? — завопил Тоби. — Я был тупым идиотом; я никогда и не думал об этом, пока Бренда не намекнула, что это могла быть женщина! Вот чем наша Роз занималась! Более того, я напомнил ей — косвенно, намеком, — как она развлекалась со своим приятелем в изоляторе колледжа.
 — Минутку! Как она восприняла обвинение в том, что… ну, что она была… э-э-э… шутником в спортивном зале?
 Тоби замолчал, открыл рот и не сразу заставил себя ответить.
 — Плохо, — сказал он.
 — Понимаю. Но в каком смысле? Она разозлилась, пришла в возбуждение? Какова была ее реакция?
 — Не знаю, — буркнул Тоби. — Не могу описать ее. Можно сказать, что у нее был убитый вид, она была в отчаянии или что-то в этом роде. Может, я зашел слишком далеко. Надеюсь лишь, что это не моя вина. Как бы там ни было, но ее состояние было таким, что… что…
 — Что она могла покончить с собой?
 — Да! Это может подтвердить и Кэролайн. На прощанье Роз сказала лишь: «Доктор Саундерс, завтра утром вы кое-что Услышите!»
 — Хм! Где и когда она это сказала?
 — В последний раз, когда я видел ее живой — примерно в половине двенадцатого. Все мы сидели на переднем сиденье моей машины, — Тоби кивнул за окно, — рядом с уличным фонарем. И вдруг, проронив эти слова, Роз выскочила из машины. Потом она стояла там, глядя нам вслед, пока я разворачивал машину.
 — Она приглашала вас к себе?
 — Нет. Да мы в любом случае отклонили бы приглашение. Последнее, что я помню о ней, — она стоит в начале дорожки, в конусе света от фонаря, плотно прижимая к груди эту проклятую книгу, так, словно она никому ее не отдаст, потому что она принадлежит Марку.
 Раздался резкий скрип, когда Марк, шевельнувшись на стуле, стал приподниматься. Но его потряс не только намек Тоби; он припомнил кое-что еще.
 Туман, висевший за окнами этой маленькой белой комнаты, стал подниматься и рассеиваться. Сквозь него пробивался слабый солнечный свет. Он сверкал в каплях росы на газонах, и деревья обретали очертания. Марк, встававший со стула, застыл на полпути. По диагонали через лужайку он увидел дом молодой миссис Джудит Уолкер.
 Недвижимо стоял и доктор Кент.
 — Да! — как бы про себя прошептал он. — Да! — повторил он, стряхивая с себя рассеянность. — Этого достаточно. Так, и должно быть. Это удовлетворит полицию. Для любого, кто не понимал ее, самоубийство будет…— Доктор Кент замолчал. Спохватившись, он торопливо сдернул очки и замахал ими. — Одну минуту! — добавил он. — Что там было относительно книги?
 Марк Рутвен выпрямился.
 — Этой книгой, — объяснил он, — был роман «Армадейл». Название из одного слова. Теперь я понимаю, почему книга бросилась мне в глаза в той комнате. Прошу прощения!
 — Подождите! Куда вы?
 — Всего лишь на мгновение загляну в спальню. Едва ли нужно напоминать вам, доктор Кент, что у меня есть все первоиздания работ Уилки Коллинза, выпущенных в свет издательством «Чатто и Виндус» в середине века — начиная с его первой книги в 1852 году и кончая посмертным изданием в 1890-м. Я покупал их у букиниста в Лондоне во время войны, теперь таких не найти.
 — При чем тут Уилки Коллинз? — завопил Тоби. — Куда ни ткнись — везде этот сукин сын с бакенбардами! Послушай, Марк, ты не можешь заходить туда. К тебе будет слишком много вопросов, на которые придется отвечать.
 — Должен сказать, что я с ним согласен, — промолвил доктор Кент.
 Солнечный луч пробился сбоку сквозь окно, осветив стены, на которых известные мужчины и женщины застыли в карикатурных позах.
 Если то, что Марк вспомнил в связи с книгой, окажется правдой, то Роз Лестрейндж, скорее всего, была убита. Тем больше оснований держать себя в руках и говорить легко и спокойно.
 — Да, ко мне есть вопросы, которые требуют ответов. Например, почему я решил, что тут может оказаться Бренда? Раненая, избитая или даже, может быть, мертвая? Это лишь первый вопрос, так?
 — Да! — сказал Тоби.
 — Так вот, все эти вопросы могут подождать.
 — Марк, ждать они не могут. Доктор Кент должен звонить в полицию, и времени у нас все меньше и меньше!
 — И все же они могут подождать, поскольку ответы на них не содержат ничего подозрительного. У всех нас есть вполне убедительные объяснения. Например: доктор Кент, что вы с Тоби делали рядом с домом в половине седьмого утра?
 Доктор Кент начал было отвечать, но вдруг запнулся. Он стоял, помахивая очками, и был очень похож на одну из фигур на карикатурах. В его добродушных глазах застыло недоумение, которое сменилось чем-то вроде восхищения.
 — Вы знаете, мои дорогие, у меня нет ни малейшей идеи на этот счет.
 Тоби сделал на ковре несколько танцевальных на.
 — Послушайте, сэр! — издевательски произнес он, изо всех сил стараясь быть терпеливым и спокойным. — Меня зовут Эдвард Саундерс, и я работаю в Пентагоне. Прошлую ночь я провел в вашем доме, потому что доктор Хьюит продолжал бредить до часа ночи. Ваша жена… вы помните ее?
 Вспылив, доктор Кент ответил с легким раздражением:
 — Я помню свою жену. И не стоит пускать в ход такой тонкий сарказм. Я просто сказал…
 — Да послушайте меня! — настоятельно потребовал Тоби. — Обычно вы встаете в шесть утра. По воскресеньям миссис Кент относится к этой вашей привычке без удовольствия, особенно когда вы переворачиваете все вверх дном на кухне, пытаясь сделать себе завтрак. Так что она предложила вам не суетиться, а прогуляться до Куиншевена за утренними газетами. Понимаете? Сэр, это очень серьезно!
 — Да, я все помню. И глубоко убежден, что все действительно серьезно.
 — Вот! Интересно, понимает ли это Марк?
 — Да! — с вызовом сказал Марк. — И потому я пытаюсь убедить вас, что мы можем представить убедительные объяснения, если не потеряем хладнокровия. А теперь дайте-ка мне взглянуть на эту книгу.
 И прежде, чем собеседники успели проронить хоть слово, он вышел из комнаты, хлопнув за собой дверью.
 Не в силах расстаться со своими мыслями, Марк не без труда переступил порог спальни. Ее дверь он оставил открытой. Свет настольной лампы под янтарным абажуром отражался в трех створках зеркала, и его отблески падали на останки Роз Лестрейндж.
 Марк отвел взгляд. В углу, где в нескольких футах от стены стояло зеленое кресло, под лампой на маленьком столике, по-прежнему вверх обложкой лежала книга. Он был прав: истертые золотые буквы заголовка складывались в три слова, а не в одно.
 Это был не «Армадейл». На столике лежал едва ли не самый известный роман Уилки Коллинза «Женщина в белом».
 И это все меняло.
 Марк взял книгу и пролистал несколько страниц. Конечно же это был его экземпляр «Женщины в белом», с его же карандашными пометками. У него дрожали руки, когда он аккуратно вернул ее в прежнее положение.
 Марк дотошно припомнил все события прошедшего вечера. Конечно, могла сказаться и его рассеянность. Можно представить — и он сам обязательно так подумал бы, — что он просто взял не ту книгу из набора одинаковых томов и вручил ее Роз.
 Но он не делал ничего подобного.
 Даже в спешке, даже волнуясь, он не мог сделать такой ошибки.
 Он ясно помнил, как, снимая книгу с полки, посмотрел на заголовок — «Армадейл». Он ясно помнил, как снова посмотрел на него у дверей, вручая книгу Роз, и как она тоже бросила взгляд на название.
 Да, было кое-что еще!
 Когда он поднялся в свой кабинет за «Армадейлом», он обратил внимание и на другую книгу. «Женщина в белом», потрепанный томик которой часто читали, стояла в подчеркнутом отдалении от остальных томов. Он заметил это, поскольку два или три тома справа стояли на своих местах.
 Кто-то ночью был в комнате и подменил одну книгу на другую.
 Зачем?
 Но дело было не в этом. Дело, главным образом, заключалось в…
 — Эй! Марк! — раздался голос от дверей.
 Тоби, белый как мел, не сводя с него глаз, через плечо кивал в сторону гостиной.
 — Старик звонит копам. Времени у нас немного, Марк. Ты ничего не хочешь мне сказать?
 — Что ты имеешь в виду?
 — Послушай, — тяжело дыша, прошипел Тоби. — Я многим тебе обязан. Я хороший исследователь и знаю свое дело. Но я не могу так складно изъясняться, как умеешь ты, Сэм Кент или Лютер Мэйсон. Ты знаешь, я бы никогда не написал докторскую без твоей помощи.
 — Я ничего особенного не сделал! Господи, неужели ты еще помнишь об этом? Все эти годы?
 — Да. Я помню. Я явился полным невеждой, варваром, и ты поддерживал меня. Итак, хочешь ли ты сейчас что-нибудь сказать мне?
 — Тоби, честное слово, я не понимаю, что ты имеешь в виду. Тем не менее мне есть что сказать тебе. Это не было самоубийством. Это было убийство.
 Сквозь звуки начинающегося утра они оба услышали, как по Харли-Лейн едет машина. Но мысль о ней лишь скользнула в сознании Марка и Тоби, поскольку оба они смотрели на покойную.
 — Марк, — не своим голосом заорал Тоби, — ты что, с ума сошел? — Он ткнул пальцем в сторону тела, которое удерживала от падения полка туалетного столика. — Ты рехнулся и у тебя крыша поехала, как у твоей подруги?
 — Она не моя подруга! И никогда не была ею!
 — Ладно, будь по-твоему! Но можешь ли ты, пусть не ради бога, а ради самого себя перестать твердить об убийстве?
 Марк пришел в себя:
 — Да, я… прости. Я сболтнул не подумав.
 — Слушай! — Тоби поднял руку.
 Машина сбросила скорость и остановилась перед домом. После паузы открылась и захлопнулась дверца. Легкие быстрые шаги по гравийной дорожке. Кто-то замер у дверей.
 — Это женщина, — сказал Марк. — Может быть, Бренда.
 — Кто бы это ни был, — фыркнул Тоби, — мы не должны. никого пускать внутрь. Выстави ее! Давай же!
 Мешая другу другу, они выскочили в узкий коридор и заторопились к открытым входным дверям.
 Гостьей была не Бренда, и не было никакой необходимости останавливать ее.
 В центре дорожки футах в десяти от дверей лицом к ним стояла моложавая миссис Джудит Уолкер, вдова бывшего декана английского факультета.
 Повернув голову, она смотрела куда-то вправо, видимо, на окна гостиной. При ярком солнечном свете, заливавшем фасад дома, отчего в комнатах сгущалась духота, отчетливо видна была неподвижная миниатюрная фигурка Джудит Уолкер в трауре — она не снимала его вот уже почти год.
 Под рыжими волосами выделялось более бледное, чем обычно лицо.
 По всей видимости, доктор Сэмюел Кент счел необходимым поднять раму окна. Он говорил по телефону. Голос у него был тихим, но его было отчетливо слышно за пределами дома. Но разговаривал он не с полицией.
 — Да, доктор Хьюит! Она была заколота. Из раны торчит только рукоятка оружия, длинная серебряная рукоятка. Не сомневаюсь, это кинжал восемнадцатого века, острый и блестящий, который она держала в доме среди прочих древностей. Да!
 Джудит Уолкер дернулась. Вскинув голову, она посмотрела на Марка и Тоби. Казалось, и ее голубые глаза, запавшие в темные от бессонницы провалы глазниц, и губы с яркой помадой, и раздутые ноздри — все свидетельствовало об откровенной радости.
 Она обратилась к Марку и Тоби. Обычно у нее был тихий и мягкий голос, но сейчас он превратился в странный хриплый вопль.
 — Значит, кто-то наконец убил эту шлюху! — выпалила она. — Кто это сделал? Ее любовник?

 Глава 7

 Никогда раньше они не слышали, чтобы у Джудит был такой голос.
 Тоби отпрянул. Его пуританская сдержанность была оскорблена. Марк, которого было куда труднее поразить, почувствовал прилив непонятной жалости.
 Через мгновение Джудит Уолкер пришла в себя. Как обычно в разговорах о муже, который был на тридцать лет старше ее, она оттопырила нижнюю губу, как бы удерживая слезы. В левой руке она держала сумочку, а правой безостановочно рылась в кармане платья, словно разыскивая какую-то пропавшую вещь.
 Если она слышала голос Сэмюела Кента, то и он должен был услышать ее. И хотя он не повышал тона, не менял интонацию, теперь он говорил твердо и уверенно.
 — Боюсь, доктор Хьюит, вы не поняли. Дверь была заперта изнутри. И когда мистер Рутвен и доктор Саундерс попытались открыть окна, выяснилось, что и оба они закрыты изнутри. Полиция, конечно, установит, что тут было самоубийство. — Пауза. — Да, доктор Хьюит. Вы совершенно правы, это, без сомнения, будет удобнее всего.
 Джудит, которая опять, вздернув голову, уставилась на окна, быстро отвернулась и застыла на месте.
 Марк подошел к ней. Инстинктивно он протянул руку, и Джудит также инстинктивно уцепилась за нее. Было как-то трудно воспринимать эту напряженную рыжую девочку как преподавательницу, которой она и была.
 — Марк, — задыхаясь, сказала она. — Я не могу понять, что со мной случилось. Я наговорила каких-то ужасных вещей. Мне так стыдно…
 — Тут нечего стыдиться, Джудит. Но тебе не стоит видеть, что делается внутри. Идем со мной.
 Его твердый, уверенный голос заставил ее успокоиться. Все еще придерживая ее холодную руку, Марк развернул ее к началу дорожки.
 — Она в самом деле мертва, эта… как я назвала ее?
 — Да.
 — Я ненавидела ее. Я не могла бы причинить ей вред. Но я ненавидела ее.
 Марк мягко обнял ее за плечи — они слегка вздрагивали — и повлек за собой. Сначала она словно сопротивлялась: Джудит напряглась, словно желая вывернуться и остаться стоять, глядя на Красный коттедж. Но он мягко и настойчиво тащил ее к старому «плимуту», который доктор Уолкер водил много лет, отказываясь расставаться с ним.
 — Это всего лишь нервный срыв, Джудит. Этим утром все мы в таком состоянии, даже хуже, чем у тебя. Отвезти тебя домой?
 — Я живу всего в шаге отсюда! — кивнула она на другую сторону лужайки. — Нет смысла куда-то ехать. Уверяю тебя, я полностью пришла в себя. Могу я остаться и минутку поговорить с тобой?
 — Конечно.
 — Я не могу спать, — сказала Джудит. С излишней торопливостью она высвободила свои пальцы из руки Марка и швырнула сумочку на переднее сиденье машины. — Дан вставал очень рано, порой даже в пять часов; и я постепенно привыкла к такому режиму. А теперь я вообще не могу спать. Когда я сегодня рано утром решила проехаться — еще не рассеялся туман и все такое, — я увидела, что дверь этого коттеджа открыта и внутри горит свет. Я подумала: не случилось ли там чего? Но я так толком ничего и не поняла, пока не наткнулась на вас. Всюду горит свет, и Сэм Кент говорит по телефону. Марк! Ты не возражаешь, если я поговорю о ней?
 — Ты уверена, что тебе это надо?
 — Да, да, да! — Улыбка изогнула ярко накрашенные губы Джудит. Хотя она продолжала рассеянно водить рукой по поясу, словно что-то потеряла, ее затуманенные голубые глаза были полны настороженности и тревоги. — Порой это самое лучшее, Марк. Лучше выговориться. Если мы не в состоянии сказать правду в таком взвинченном состоянии и в соответствующем настроении, то мы уж никогда не произнесем ее. — Джудит резко махнула рукой и отрывисто бросила: — Ведь я не говорила, почему я ненавидела ее?
 — Это не мое дело.
 — Как ты добропорядочен, Марк! Добрая старая Новая Англия. А ведь теперь, когда она мертва, это станет всеобщим достоянием. Я хочу сказать тебе кое-что, о чем никогда тебе не говорила.
 В поисках Тоби Джудит быстро глянула в сторону бунгало. Но доктор Кент, который опять теребил телефон, позвал его в маленькую гостиную, чтобы посоветоваться. Фигуры обоих были видны в окне.
 Наступило ясное безоблачное утро, и уже усиливалась жара; трава отливала изумрудно-зеленым блеском, а под кронами темнели густые тени. От грунтовой дорожки, что тянулась до шоссе, шел запах земли. Марк и Джудит уединились в тени деревьев, рядом с фонарем.
 — Когда Дан скончался, — сказала Джудит, — я была очень одинока. Затем она, — Джудит кивнула на старые стены дома, выкрашенные кокетливой розовой краской, — она обосновалась тут. При желании она могла быть очень приятной и на удивление много читала. Я многое почерпнула от нее, пока не поняла, что она собой представляет.
 — То есть?…
 — Я обозвала ее шлюхой. Это ужасно плохое слово. Но я хотела сказать, что она была неразборчива в своих связях. Это чистая правда. — Джудит смущенно поджала губы. — Я никогда не осуждала ее за это, хотя должна была делать такой вид, когда разговаривала с женами других преподавателей на факультете. Нет! Я этого не осуждала! — И снова Джудит вскинула потемневшие голубые глаза, в которых Марк прочел желание быть понятой. — Она была умной, хитрой и до ужаса жестокой. Если она могла унизить человека, то это ей доставляло несказанное наслаждение. И я совершенно убеждена, что в физическом смысле она была холодна, как рыба.
 — Холодна? — недоверчиво взглянул на нее Марк.
 — Да. Именно.
 — Не слишком ли ты усложняешь ее личность?
 — Нет, наоборот! Есть много женщин, похожих на нее. Просто это льстит их самолюбию, когда их считают великими любовницами, вот и все. — Джудит сжала губы. — Роз любила позу: она упивалась вниманием. А затем, заполучив очередного любовника, она делала вид, что испытывает невероятный экстаз, хотя для нее это было утомительной рутиной.
 Марк отбросил ее умозаключения:
 — Что касается ее последнего завоевания: ты знаешь, кто это был?
 — О, я-то знаю. Но теперь это совершенно не имеет значения.
 — Не имеет значения?
 — В том смысле, о котором, как мне кажется, ты думаешь. Потому что этот человек никоим образом не связан с колледжем.
 Наступившая пауза громом звенела в ушах Марка.
 — Джудит, ты в этом уверена?
 — Иначе и быть не может. Я часто видела, как он ночью заходит в бунгало. Я даже видела, как они прокрадывались в изолятор колледжа и она ключом открывала дверь. — Джудит подобралась, подобно школьной учительнице, которой она когда-то и была, но ее колотило. — Я ужасно боюсь, — с легким румянцем на щеках добавила она, — что выгляжу как шпионка. А это вовсе не так! Что бы люди ни думали, я не распространяю сплетен. Просто дело в том, что мне не спится: я сижу у окна или иду бродить по колледжу. Вот так я их и увидела. У нее заметная фигура — я не могла спутать ее ни с кем.
 — Так кто же этот человек? Как его зовут?
 — Марк! Ты, кажется…
 — Да! Меня очень интересует, кто это. Почему ты не хочешь его назвать?
 — Ну, имени его я не знаю. Но, скорее всего, многие его видели. Он молод, и его автомобиль бросается в глаза. Это тебе о чем-то говорит?
 — Пока нет. Молодой человек в броской машине — явление тут довольно привычное. Послушай, мы должны найти его.
 — Марк, пожалуйста, не надо на меня давить! Когда я позволила себе эту глупую вспышку, это был всего лишь нервный срыв. Я действительно ненавидела Роз, и я это признаю. Но я не собиралась обвинять его. Я действительно не считаю, что он мог ее убить.
 Образно говоря, Марк понял, что нужно ударить по тормозам.
 — Ее никто не убивал, Джудит. Ты, конечно, слышала, как доктор Кент говорил о самоубийстве?
 — Да, слышала. Но, честно говоря, не могу в это поверить. А ты?
 — Почему бы и нет?
 — Ох, Марк… Как ты думаешь, почему я рассказала все, что ты сейчас слышал? И к тому же — тебе. То есть, — торопливо поправилась Джудит, заливаясь краской под рыжей копной волос, — с глазу на глаз. Потому что этой истории недолго оставаться тайной; потому что начнется расследование и потому что эта женщина никогда, никогда, никогда! — не покончила бы с собой. Она слишком жадно любила жизнь.
 У него снова закружилась голова от дьявольских наваждений.
 — Послушай, Джудит…
 — Ты веришь, что она это сделала?
 — Позволь мне объяснить. Мы нашли ее в спальне, с ножом в сердце. И дверь, и окна, как ты слышала, были закрыты изнутри. Проникнуть в комнату или выйти из нее можно было только через окно ванной. И что бы ни говорили другие, я готов свидетельствовать, что и оно было заперто изнутри.
 Снова наступило молчание. Джудит Уолкер вздохнула:
 — Да. Признаю. Должно быть, ты прав.
 Она смотрела себе под ноги. Носком черной замшевой туфельки, над которой виднелась полоска белого нейлонового чулка, она задумчиво шевелила гальку. И когда, казалось, все было выяснено, и ее вздох был знаком согласия, Джудит внезапно вскинула рыжеволосую голову. Марк испытал желание отвести глаза.
 — Ты говоришь, дверь была заперта изнутри? На ключ? Не было никаких засовов и задвижек, ничего подобного?
 — Нет! С чего бы им быть?
 — Потому что в старые времена — впрочем, не так уж давно, — усмехнулась Джудит, — и ты, и Сэм Кент, и даже бедный Дан умели решать такие проблемы! Господи, да я сама слышала, как ты объяснял четыре приема, с помощью которых можно снаружи провернуть ключ в замке. И это еще не все! Дан мне все рассказал — это правда?
 — О чем?
 — О новых данных, — выдохнула Джудит, — по биографии Уилки Коллинза!
 Казалось, что жара стала нестерпимой. Но этого не было. Марк не представлял, что может оказаться в таком ужасном положении.
 — Кажется, это было в 1868 году, — снова заговорила Джудит. — Уилки Коллинз написал «Лунный камень», первый настоящий детективный роман, который весь был построен на намеках и загадках. Коллинз понимал, что ему удалось совершить прорыв: своему американскому издателю он заявил, что пустил в ход кое-какие приемы, которые никогда раньше не употреблялись в литературе. Он был настолько полон энтузиазма, что задумал следующий роман — о смерти в закрытой комнате. Она должна была выглядеть как самоубийство, но на самом деле жертва была убита. Это правда?
 — Я…
 — Он запланировал новый роман на 69-й год, — сказала Джудит. — И рассказал о замысле в нескольких письмах к Диккенсу; точно так же, как рассказывал о «Лунном камне». И ты получил эти письма к Диккенсу вместе с набросками Коллинза, из которых можно понять, что он имел в виду. Это правда?
 — Да. В основном — правда.
 — И он так и не написал этого романа?
 — Нет, не написал.
 — Марк, я сказала что-то ужасное? Что с тобой?
 — Джудит, мы с женой — единственные два человека, которые знакомы с замыслом этого ненаписанного романа. И ты намекаешь, что один из нас виновен в убийстве Роз Лестрейндж? Думаешь, дверь была заперта при помощи фокуса, придуманного покойным писателем?
 Солнце поднималось все выше, и тень кроны букового дерева, под которым они стояли, густела и укорачивалась. По контрасту с черным платьем и рыжими волосами бледность, покрывавшая лицо Джудит, становилась все заметнее. Застыв на месте, она почти не дышала. Ее темно-голубые глаза стали черными. Помолчав, она сказала, что это нелепое выражение: трюк, придуманный покойным.
 Она с трудом сглотнула комок в горле:
 — Марк, боюсь, я спорола очередную глупость. Но я как-то не задумывалась. Я не могла представить себе! Тут было невозможно воспользоваться этим приемом, что бы он собой ни представлял. Ты сам говорил, что ключ надо всего лишь повернуть в замке. И есть самое малое четыре способа, как снаружи провернуть его! А что, если ключ не поддается? Как и оконные задвижки?
 — Но это невозможно.
 — Почему же?
 Засунув в карманы сжатые кулаки, Марк задумался.
 — Надо признать, что Уилки Коллинз никогда не был крупной литературной фигурой. Но он обладал гибким изобретательным мышлением и так мастерски придумывал сюжеты, что ему завидовал сам Диккенс. Не стоит думать о нем как о чинном викторианце в очках и с бакенбардами, каким он кажется Тоби Саундерсу. Он был раскованным богемным человеком, который ненавидел чопорность и открыто содержал любовницу у себя в доме. И если я прав относительно «Стука мертвого человека»…
 — «Стук мертвого человека»? Так должна была называться книга, которую он задумал?
 — Да. Как он обдумывал идею, как и почему бросил ее — все это может быть едва ли не самой увлекательной историей викторианской литературы. В детективный роман он решил попытаться ввести новый прием «запертой комнаты», чего никто не делал ни до него, ни после.
 — И ты… ты знаешь, в чем был его замысел?
 — В этом-то и беда! Если бы я знал его от и до или же, наоборот, ничего о нем не знал, я мог бы защищаться. Но я знаю об этом достаточно много, скажем три четверти, и тем самым могу обеспечить себе серьезные неприятности, если об этом разнюхает полиция. Твой муж, Джудит, был моим шефом на факультете английской литературы. Под большим секретом я рассказал ему об этой истории, но ничего не знаю о том, что он поведал о ней кому-то еще. — Марк стиснул зубы. — Но в любом случае на тебя я не могу налагать никаких обязательств. Тем более в этой запутанной ситуации. Ты имеешь право рассказать полиции все, что знаешь, если считаешь, что это пойдет на пользу.
 Джудит невольно схватила его за руку:
 — Выдать тебя? Ты считаешь, я способна выдать тебя?
 — Марк, — неожиданно раздался знакомый голос, — где Бренда?
 Ему показалось, что сердце подскочило до самого горла.
 Он не слышал, как по песчаной дорожке, тянувшейся от Красного коттеджа, подошел Тоби. Теперь он стоял под солнцем, на границе тени, падающей от дерева, держа руку козырьком у глаз. Можно было только догадываться, что именно он слышал.
 За его спиной Марк увидел выходившего из дома доктора Сэмюела Кента с трубкой во рту. Вот тогда он в первый раз почувствовал, как вокруг него смыкается кольцо врагов, которые были близкими друзьями, стремящимися всего лишь помочь ему.
 — Где Бренда? — переспросил Марк. — А почему ты спрашиваешь?
 — Кончай увиливать! — нахмурился Тоби. — Если тебе нечего сказать ни мне, ни начальству, — он ткнул большим пальцем в сторону доктора Кента, который как раз приостановился на дорожке, — звони к себе домой. Сейчас десять минут девятого: если Бренда дома, она ответит. Где она?
 — Что вам за охота действовать мне на нервы, Тоби? Зачем мне звонить домой?
 — Ну, если ты против… Не звони. Послушай, Марк…
 — Бренда решила провести свободные дни у своей старой подруги в городе. Забыл, что я тебе рассказывал?
 — Нет! Нет, ты мне ничего не говорил! Бренда никуда не собиралась, когда прошлым вечером мы с Кэролайн были у вас!
 — Да ведь и вы не собирались оставаться на ночь в доме у Кентов. Но остались. Объясни-ка мне свое странное поведение!
 — Марк, чего ты злишься?
 — Отвяжись!
 — Ладно, — уступил ему Тоби и тут же снова завелся: — Не собиралась ли Бренда по пути в Вашингтон останавливаться у этого бунгало?
 — Нет. Конечно же нет.
 — Тогда почему ты предполагал утром найти ее здесь? Это всего лишь вопрос, и не лезь попусту в бутылку. Не…
 Тоби замолчал. Его взгляд скользнул мимо Марка и остановился на Джудит Уолкер с таким странным выражением, что Марк обернулся. Пальцы Джудит снова раз за разом прикасались к талии, словно она мучительно пыталась понять, что же она потеряла, но наконец она удивленно уронила руки.
 — Тоби Саундерс, что ты так смотришь? Ничего серьезного. Я всего лишь потеряла пояс.
 — Пояс? — повторил Тоби. Он схватился за свой ремень.
 — Тоби, Тоби! Я говорю не о кожаном ремне с металлической пряжкой, как у тебя! А о матерчатом пояске от этого платья. — Джудит смущенно затараторила своим хрипловатым голосом: — Когда становится жарко, я снимаю его. Или когда сижу за рулем, он начинает давить, поэтому я его развязываю. Порой он может незаметно сползти.
 По лицу Тоби скользнула тень какого-то непонятного выражения. Но голос у него был мягкий и вежливый:
 — Прости, Джудит. И ты прости меня, Марк, если я задел тебя. Но, ради бога, пойди и переговори с шефом. Согласен?
 — Я тоже должна идти, — сказала Джудит. — Честное слово, мне надо уходить!
 Но она не сдвинулась с места, оставшись стоять под деревом и глядя вслед Марку, который двинулся по дорожке. Тоби последовал за ним. Стоя у входных дверей коттеджа, Сэмюел Кент курил трубку. Марк, торопливо обдумывая линию обороны, улыбнулся им обоим.
 — Похоже, все мы немного вышли из себя, — объявил он. — Прошу прощения, Тоби. Тем не менее, как я уже говорил, имеется очень простое объяснение поведения Бренды и моего. Поскольку мне бы не хотелось снова видеть вашу саркастическую реакцию, не стану опять излагать историю о своем сне.
 — И не надо, — вынув трубку, произнес доктор Кент.
 Марк остановился и помолчал.
 — Прошлым вечером в моем доме, — заговорил он, — Тоби во всех деталях описал, лучше сказать, нарисовал, как мисс Лестрейндж теоретически могла совершить две попытки — настоящих или театрализованных — убийства в спортзале. Это было не просто наглядно — от теории Тоби мороз шел по коже. Она ужасно испугала Бренду; признаюсь, что она и меня обеспокоила. Ты согласен, Тоби?
 — Да, — не глядя на него, буркнул Тоби.
 Марк повернулся к доктору Кенту:
 — Бренда была так перепугана соседством убийцы, что поехала к Джейн Гриффит на Коннектикут-авеню. Возьметесь ли вы осуждать ее? Я остался сидеть у себя в кабинете, курил, подобно вам, трубку за трубкой, пока к четырем утра не добрался до кровати и не заснул одетым. — Марк передернул плечами. — Чтобы объяснить мой ночной кошмар, нет необходимости прибегать к помощи доктора Фрейда. Во сне я увидел, как мисс Лестрейндж, одетая в спортивный костюм, набросилась на Бренду, чтобы сбить ее с ног или задушить; все это происходило здесь, в темном коттедже. Помните, я вам рассказывал об этом?
 — Смутно, — пробормотал Тоби.
 Доктор Кент кивнул.
 — Когда ужас во сне достиг апогея, — продолжил Марк, — внизу зазвонил телефон. Я был еще во власти ночного кошмара, когда мужской голос произнес слова: «Она это сделала» и «Это случилось» и все остальное. Что я подумал? Что подумал бы любой на моем месте? Поскольку я был в одежде, вылетел из дома и прямиком направился сюда, хотя толком так и не проснулся. Если вы спросите, почему я настаивал, чтобы вы держали открытой дверь спальни, я не смогу объяснить. Думаю, что минуту-другую после нашего появления здесь я еще был в полусонном состоянии. — Марк попытался успокоить дыхание. — Даже тогда я сказал, что, наверное, все в порядке, однако мы все же должны разобраться. Разве вы никогда не испытывали наяву бредовое, но живое впечатление, заставляющее, скажем, пойти и проверить, потушили ли вы свет и выключили ли радио?
 Марк вытащил руки из карманов, но не знал, что с ними делать. Он не знал, поверили ли ему собеседники или нет. Тоби стоял, по-прежнему отвернувшись. Сэмюел Кент, храня на лице невозмутимость сфинкса, задумчиво курил.
 — И это все? — спросил он, снова вынимая трубку изо рта. — Это все? Вы даете честное слово?
 — Всё, — соврал Марк. — Даю честное слово.
 Тем не менее он все же не мог утверждать, что они ему поверили. И Тоби, и доктор Кент хранили молчание, как и Джудит Уолкер, которая, стоя в двадцати с лишним футах, продолжала смотреть на него. Солнечные лучи обжигали все сильнее.
 — Ну что ж! — сказал наконец доктор Кент таким тоном, что Марк облегченно перевел дыхание. — Ну что ж! Так тому и быть. Полиция, думаю, мне поверит.
 — Поверит вам? — переспросил Марк.
 Сэмюел Кент с легким раздражением посмотрел на него:
 — Да. Это дело административного отдела и не имеет ко мне отношения. Но доктор Хьюит попросил меня до возвращения декана заняться им. Я звонил и ему, и к себе домой (нет-нет, я не сказал ничего лишнего, кроме того, что случилось небольшое дорожное происшествие и что мы задерживаемся); и наконец, я позвонил в полицию. Из чего следует, Марк, что вам надо немедленно отправляться домой.
 У Марка была далеко не одна причина, по которой он спешил оказаться дома. Но он посмотрел на Кента с недоверием:
 — Вы сомневаетесь в том, что я смогу им все объяснить? Вы опасаетесь, что я введу полицию в заблуждение?
 — Фу! Да нет же! Чушь! — запротестовал доктор Кент, выпустив клуб дыма.
 — Так в чем же дело?
 — Просто идите домой и оставайтесь там. Если полиция после разговора со мной нанесет вам визит…
 — Да?
 — Вот тогда все им и расскажите! Мы считаем, что смерть этой женщины наступила в результате самоубийства…
 Внезапно Марк понял, что эта точка зрения становится уже официальной версией, хотя никто из них в нее не верит, но они старательно подгоняют задачку к ответу; и ведь об этом свидетельствуют вещественные доказательства.
 — Если хотите, изложите им свою собственную историю, как вы рассказали ее мне. А теперь идите! Полицейская машина вот-вот прибудет. — Доктор Кент явно нервничал.
 И действительно, при этих словах на Харли-Лейн со стороны Колледж-авеню выехала машина. Вид у нее был достаточно потрепанный и ветхий, потому что она была старше даже автомобиля покойного доктора Уолкера. За рулем сидела Кэролайн Кент.
 Ее появление могло спутать карты; мужчины были поражены.
 — Черт побери эту девчонку! — воскликнул доктор Кент, имея в виду свою дочь. — Я не хочу резко разговаривать с ней, но ей здесь не место! Ну почему ей захотелось сесть в мою машину?
 Тоби резко развернулся:
 — Послушайте, сэр! Пусть вам это и покажется странным, но Кэролайн уже выросла. Ей двадцать семь лет! В сентябре она вышла за меня замуж! Вам не кажется, что она уже достаточно взрослая, чтобы управлять этой консервной банкой?
 Доктор Кент яростно выбил пепел из трубки.
 — Эта машина, молодой человек, может, и состарилась, но никогда и ни от кого она не слышала таких оскорбительных определений. Будьте любезны, выбирайте выражения!
 — Хорошо, хорошо! Но я хотел бы сказать…
 — Я не хочу излагать здесь свою точку зрения на воспитание. Это делает моя жена. Даже сегодня стоит Кэролайн или ее брату удалиться от границ колледжа на сотню ярдов, как Ленора начинает страдать, что дочь ее сейчас схватят торговцы белыми рабынями, а сын станет жертвой дьявольского искушения алкоголем. Черт побери, Марк, вы еще здесь?
 Опасаясь поддаться желанию выпалить слова, о которых он потом будет сожалеть, Марк торопливо направился к дому.
 Едва Кэролайн припарковала машину, Джудит Уолкер выложила ей потрясающие новости. Было невежливо уклониться от встречи, но Марк решительно пересек газон по диагонали. Издалека он заметил, как Кэролайн, вскинув голову, вытаращила глаза и растерянно уставилась на бунгало.
 — Заколота? — выкрикивала она. — И лежит в кресле? Что за нож?
 — Нет, нет! Кинжал! И вовсе не в кресле! Твой отец сказал…
 Марк кинулся бегом.
 Сейчас главное — найти Бренду, решил он, хотя бы связаться с ней по телефону. Если ее будут допрашивать, они Должны согласовать свои показания.
 Конечно, прошлой ночью она и близко не подходила к Красному коттеджу. Он может за нее поручиться, устно и письменно.
 Марк был небрит и забыл о завтраке, мысли его были в таком же беспорядке, как и одежда, о которой он, конечно, не думал; на фоне происшедшего его даже не очень беспокоило, что им с Брендой может не удастся согласовать свои версии. Он хотел только поговорить с ней, услышать ее голос и положить конец этой бессмысленной ссоре.
 Он оставил незапертой входную дверь; обычно по вечерам, отправляясь спать, он запирал ее, но случалось, забывал это сделать, как забыл прошлым вечером. Он торопливо пролистал телефонный справочник, нашел Джейн Гриффит и, набирая ее номер, уже представлял, как услышит голос Бренды.
 В трубке звучали монотонные гудки. Марк, не зная, что делать, растерянно посмотрел на телефон и вдруг услышал сонный хрипловатый голос, в котором не чувствовалось особой радости.
 — Джейн? Это Марк Рутвен.
 — Кто?
 — Марк Рутвен! — Он привык произносить свою фамилию на шотландский манер, тогда она звучала как Рувен, из-за чего порой и возникали сложности. — Только не говори, что не помнишь меня.
 — Ох! Марк! Привет! Но почему тебе вздумалось в середине ночи будить девушку?
 — Прости, Джейн. Но могу ли я поговорить с Брендой?
 — С кем?
 Наступило молчание. Он вздрогнул от тревожного предчувствия. Еще не услышав слова Джейн, он их угадал.
 — Но Бренды здесь нет, Марк! Ее и не было! С чего ты взял? Разве она не с тобой?

 Глава 8

 Этим же воскресным вечером, едва только минуло девять часов и стали сгущаться сумерки, появление небезызвестного шутника внесло смятение и страх в атмосферу Новой библиотеки Куин-колледжа.
 Оно-то и завершило этот непростой день. зоб
 Доктор Арнольд Хьюит, мастер Куин-колледжа, отказался отвечать на вопросы полиции и прессы. Студенческое сообщество с трудом воспринимало доктора Хьюита как члена преподавательского коллектива, хотя он гордо именовал себя Септимусом Хьюитом, профессором латыни, и читал два великолепных курса: один о поэтах, драматургах и историках, а другой — о средневековой латинской прозе и версификаторстве.
 У него была лысая голова, длинная жилистая шея, маленькие глазки, раздраженно глядящие поверх половинок очковых линз, он производил впечатление одновременно проницательного делового человека (каковым и был), а также светского льва, даже в какой-то мере денди (каковым он тоже являлся).
 Уединившись в своем кабинете в большом доме с белыми колоннами, стоявшем в самом конце Колледж-авеню, доктор Хьюит общался только по телефону. Пока еще ему нечего сказать, заявил он; в данный момент дело в надежных руках его заместителя, который находится в Красном коттедже.
 У самого же коттеджа в это утро собралось столько полицейских и журналистских машин, что добрую часть дня по Харли-Лейн было ни проехать, ни пройти.
 Хотя в воздухе носились многочисленные слухи и сплетни о жизни Роз Лестрейндж — о том, какой она была, откуда появилась и так далее, — полиции и прессе понадобилось порядка трех часов, дабы выяснить все ее данные.
 Мисс Лестрейндж, родившаяся в Балтиморе тридцать один год назад, была дочерью старого Ника Лестрейнджа, которому принадлежал на побережье целый ряд газет. Она окончила школу в Нью-Йорке и продолжила образование в Швейцарии. Когда в 1938 году старый Ник умер, газетную империю продали, а деньги были поделены между Роз и ее матерью, которая, впрочем, тоже скоро отправилась в мир иной.
 «У всех членов этой семьи были нездоровые психопатические наклонности, — гласил рапорт. — Ее дедушка покончил с собой, отравившись стрихнином, и смерть его была нелегкой, поскольку стрихнин оказывает весьма болезненное воздействие».
 Больше не удалось выяснить никаких скандальных данных, связанных с мисс Лестрейндж; не было даже намеков на ее похождения. Узнали только, что она три раза была обручена и каждый раз помолвка разрывалась по инициативе мисс Лестрейндж.
 Среди разговоров, гуляющих на Харли-Лейн, все громче стало произноситься слово «самоубийство». Арнольд Хьюит был прав, сказав, что дело находится в надежных руках.
 Те, кто сомневались в словах мастера, никогда не видели доктора Сэмюела Кента в аудитории: бесстрастный и невозмутимый, он спокойно стоял под шквалом вопросов со стороны молодых слушателей, аргументированно и убедительно отвечая на каждый из них. Таким же образом, хладнокровно и терпеливо, он встречал град вежливых, но настойчивых вопросов детектива лейтенанта Хендерсона.
 Оружием в данном инциденте (его идентифицировал доктор Кент) был кинжал восемнадцатого столетия с узким обоюдоострым стальным лезвием и тонким, сходящим на нет острием; у него была серебряная рукоятка и серебряные же ножны, инкрустированные природным жемчугом. Кинжал был в идеальном состоянии: отполированный и заточенный.
 Смерть (как примерно определил судебный медик) наступила между часом и тремя часами утра в воскресенье плюс-минус полчаса. Когда тело увезли для вскрытия, атмосфера немного разрядилась.
 Откровенно говоря, к описанным событиям можно было добавить еще кое-что. Привычки доктора Кента были хорошо известны обитателям Куин-колледжа, но не людям со стороны, и сейчас они веселили даже лейтенанта Хендерсона и вызывали насмешливые улыбки со стороны репортеров.
 Когда доктор Кент читал свою знаменитую серию лекций о Стюартах и Тюдорах, он, увлекаясь, постоянно снимал и надевал свои очки в роговой оправе. И каждый раз он, глубоко погруженный в предмет разговора, вытаскивал из кармана пакет бумажных платков, рассеянно вынимал один листик, с серьезным видом протирал очки и, водружая их на переносицу, отбрасывал салфетку.
 После тридцати лет пребывания в колледже он уже перестал веселить аудиторию; его привычку даже не замечали.
 Но когда он, расположившись в гостиной с чиппендейловской мебелью и, по всей видимости, забыв, где находится, отвечал на вопросы лейтенанта Хендерсона и прессы, его манеры произвели такой эффект, что лейтенант был вынужден грохнуть кулаком по столу.
 Итак! О кинжале! Лейтенант хотел бы выяснить, уверен ли свидетель, что кинжал принадлежал мисс Лестрейндж?
 Доктор Кент был уверен.
 Хорошо. Но почему он был всегда отполирован и отточен?
 Доктор Кент не мог ответить на этот вопрос. Тем не менее, когда они с женой однажды обедали у мисс Лестрейндж, та упомянула, что просто обожает остро отточенную сталь.
 Далее. Не производила ли она, как бы это сказать, впечатления странной женщины?
 Доктор Кент предпочел бы не употреблять это выражение — странная. В то же время, учитывая, что ему довелось услышать об истории ее семьи…
 Да, спасибо. Именно это лейтенант Хендерсон и имел в виду. Но какова была причина того, что, расположившись перед зеркалом, она нанесла себе смертельный удар ножом в сердце? Так редко поступают женщины-самоубийцы. Она была в глубокой депрессии? Или ее что-то беспокоило? Может, дело было в ее приятеле?
 На этом этапе допроса вмешалась одна из тех случайностей, которые в равной мере могут и помочь расследованию, и помешать ему, — появился сержант Биллингс в сопровождении миссис Джудит Уолкер, которую он заставил явиться лишь на том основании, что она была единственной соседкой покойной и могла что-то знать.
 Реакция рыжеволосой миссис Уолкер, когда она услышала последний вопрос, была столь недвусмысленной, что лейтенант Хендерсон все свое внимание сосредоточил исключительно на ней.
 У него нет намерения причинять мадам беспокойство; он постарается быть предельно кратким. Испытывала ли покойная леди интерес к какому-то конкретному мужчине?
 В общем-то да, признала миссис Уолкер.
 Не будет ли она так любезна уточнить свой ответ?
 Первым делом миссис Уолкер сочла своим долгом подчеркнуть, что в отношениях мисс Лестрейндж и этого молодого человека не было ничего недостойного или порочного. Мисс Лестрейндж легко поддавалась переменам настроения, могла впасть в депрессию даже из-за сущего пустяка…
 Это, конечно, любопытно; но кто же этот человек?
 Лично с ним миссис Уолкер незнакома, но может описать и его самого, и его автомобиль.
 Навещал ли он мисс Лестрейндж прошлым вечером?
 Нет.
 Кто-нибудь был вечером у мисс Лестрейндж?
 Нет.
 Кажется, миссис Уолкер замялась, прежде чем ответить, не так ли?
 Нет!
 Последний односложный ответ прозвучал как удар колокола, возвещавшего об опасности. Это был лишь фрагмент допроса доктора Кента и миссис Уолкер. Он начался в половине девятого утра и продолжался до двадцати минут шестого, когда Тоби Саундерс позвонил Марку Рутвену и сообщил ему последнюю информацию.
 Тоби, которому доктор Кент, как и Марку, не позволил присутствовать при допросе, тем не менее затесался в собравшуюся толпу. Ему, хотя и не без труда, удалось протолкаться к широко открытым окнам и подслушать большую часть вопросов и ответов. В перерывах он забегал в дом к Джудит Уолкер и звонил Марку, что он сделал и сейчас.
 — Святые угодники! — произнес Тоби и зашелся хриплым кашлем. — Джудит и старик просто спасают колледж. Они описывают нашу Роз как мягкую, чистую и совершенно невинную девушку, правда несколько неуравновешенную, в силу чего ей и захотелось всадить себе кинжал в грудь.
 — Ты же сам утром говорил, что это было самоубийство.
 — Официально я так и буду говорить. — В голосе Тоби мелькнула и пропала откровенно неприязненная нотка. — Во всяком случае, кем я восхищаюсь — так это стариком. Он говорит уже несколько часов, у него и крошки во рту не было, пока Хендерсон не послал в аптеку за сандвичами и кофе; и тем не менее он не соврал ни в едином слове. Сплошные подтексты. Кстати, ты побрился? Привел себя в приличный вид?
 — Да. Это бесконечное ожидание действует мне на нервы. Когда полиция возьмется нас допрашивать?
 — Они не выразили такого желания. Во всяком случае, пока.
 — Ты не забыл, что именно мы нашли тело?
 — Нет. Но доктор Кент все объяснил. Мы с ним прошлись до Куиншевена, чтобы купить утренние газеты. Это правда. Что же до тебя: какой-то таинственный человек в панике позвонил тебе и сказал, что Роз Лестрейндж покончила с собой. Естественно, как ее приятель, ты тут же кинулся к ней домой. У тебя есть возражения против такого объяснения?
 — Никаких. Если забыть о том, что оно не соответствует истине.
 — Разве что-то изменится, если ты дословно повторишь мои слова? — с мольбой произнес Тоби. — Лучше всего ничего не усложнять, Марк. Не искушай судьбу. Кроме того, если не считать одной детали, которая меня беспокоит, все факты указывают на самоубийство: даже книга, которую Роз читала перед тем, как заколоть себя.
 — Да? — Марк был заинтригован.
 — Да! Это был роман «Женщина в белом» твоего друга с бакенбардами викторианских времен. О некоей странной одинокой женщине по имени Энн Катерик.
 Марк набрал полную грудь воздуха:
 — Кстати, Тоби, как называлась книга, которую мисс Лестрейндж одолжила у меня прошлым вечером?
 — Господи, да я же тебе только что сказал. Она называлась…
 — О нет. Подумай! Судя по твоему рассказу, пока вы ее везли домой, ты должен был видеть заголовок. Если ты не заметил, то видела Кэролайн. Как и Бренда. Так что вспомни!
 Долгая пауза. Было слышно дыхание Тоби.
 — Ну же, Тоби! Название!
 — Что-то вроде «Армадейл», — прошептал он.
 — Верно. Она взяла ее домой. И вдруг в середине ночи или точнее, ближе к утру кто-то забирает из спальни экземпляр «Армадейла» с моими заметками и подменяет моим же экземпляром «Женщины в белом» с моими же примечаниями.
 — Послушай, Марк! Чего ради кому-то этим заниматься?
 — Не могу сказать. Понятия не имею.
 — Может, Роз сама…
 — О нет. Не получается. Когда этим утром мы нашли мисс Лестрейндж, если помнишь, кровь уже засохла и тело остыло. Как ты сам мне рассказывал, врач определил время смерти между часом и тремя утра плюс-минус полчаса.
 — Ну?
 — Следи за моей мыслью. Бренда уехала отсюда примерно в десять минут двенадцатого. Мой экземпляр «Женщины в белом» оставался на месте. Как я уже говорил тебе, я тут же поднялся в кабинет и сидел там до четырех утра. Ты понимаешь, что это значит?
 — Я не дурак, Марк.
 — Правильно! Это значит, что кто-то вошел в дом — парадная дверь оставалась открытой, — когда я пошел спать в четыре утра. Кто-то взял с полки в моем кабинете «Женщину в белом» и подменил ею другую книгу. Вернувшись утром, я поднялся в кабинет и все проверил. Мой экземпляр «Армадейла» с вырванным титульным листом и полудюжиной первых страниц вернулся на полку.
 — Может, ты сам…
 — Ошибся? Я не мог, Тоби. Еще вопрос — почему были вырваны безобидные страницы? Я не знаю. Но это случилось.
 — Успокойся, Марк! Надо ли нам все это рассказывать копам?
 — Нет, не надо. Я рассказал тебе все это лишь потому, что ты вбил себе в голову, будто у меня был серьезный роман с Роз Лестрейндж. Ты мог подумать, что я имею какое-то отношение к ее смерти. Но ты достаточно хорошо знаешь меня, чтобы понимать: я никогда не стал бы откалывать такие глупые номера с подменой книг, был ли я ее любовником или не был.
 — Давай внесем ясность, Марк! Я никогда и не думал, что это ты убил ее!
 — Значит, ты подозревал Бренду? Так?
 По коже головы Марка побежали холодные мурашки, отчего, образно говоря, волосы стали дыбом. Марк испытал сильнейшее нервное напряжение.
 — Так, Тоби?
 — Я этого не говорил, — еле слышно ответил Тоби. — Но скажу вот что. Бренда прошлой ночью могла убить Роз. И причиной тому мог быть ты.
 Холодные мурашки побежали за шиворот. Бренда никогда не отсутствовала так долго, дом никогда не казался таким пустым. Даже миссис Партридж, которая приходила в конце недели помогать с уборкой и готовкой, в это воскресенье не появилась.
 — Напряги мозги, Тоби, — очень спокойно сказал Марк. — Из ревности женщина редко убивает другую женщину. Они стараются даже не показывать виду; они для этого слишком горды. У Бренды же вообще не было никаких причин для обиды. Ты сказал, что Джудит Уолкер сообщила полиции об имевшемся у Роз Лестрейндж приятеле; утром она и мне доверительно рассказала об этом. Можешь быть уверен, что им был не я.
 — Ты думаешь, что у Роз был только один такой?
 — Тоби, подумай! Когда Джудит даст полное описание это-то молодого человека, и мы узнаем, кто он такой…
 В телефоне раздался хриплый стон.
 — Марк, о чем ты говоришь? Он нам уже известен!
 — Ты знаешь, кто он такой?
 — Да! Джудит подробно описала его копам, и его легко опознать!
 — Неужто?
 — Симпатичный и так далее, примерно лет двадцати трех, всегда улыбается, волосы то ли темно-русые, то ли каштановые, между зубов щербинка; ездит на красно-желтом «кадиллаке». Его старик — один из основных спонсоров колледжа. Зовут его Чедвик — Фрэнк Чедвик.
 Последовала пауза.
 — Марк. Марк! Ты еще здесь?
 — Да. Да, я слушаю.
 — Вот это как раз то, что меня беспокоит, — вздохнул Тоби. — Этот Чедвик — неприятная личность. Просто не может вынести, если женщина предпочитает ему кого-то другого. Обожает рассказывать, что едва ли не каждая бегает за ним. Когда копы возьмут его в оборот, он изрядно повеселит их, поведав о том, что Роз была отнюдь не олицетворением невинности. И с грохотом рухнет вся версия, которую так старательно выстраивал Сэм Кент. А этот лейтенант Хендерсон далеко не дурак!… Марк! У тебя есть что добавить?
 — Нет. Что тут можно сказать?
 — Я согласен, что дела обстоят не лучшим образом. Но мы можем выкрутиться.
 — Да, надеюсь. Если это все, Тоби?…
 — Обожди! Что с тобой творится?
 — Ничего особенного. Спасибо за информацию. Сейчас я найду себе что-нибудь перекусить и пойду в библиотеку. То есть в библиотеку колледжа. Да, я знаю, что по воскресеньям она закрыта, но я помощник библиотекаря, и у меня есть ключ от боковой двери. Если я буду нужен, меня можно будет найти там. Еще раз спасибо, Тоби. Пока.
 Он остался стоять у столика с телефоном. За аркой, ведущей в гостиную, он видел кресло, в котором прошлым вечером сидела Бренда в своем белом платье без рукавов, с пурпурным пояском и в красных туфельках; каштановые волосы падали ей на плечи.
 Тоби сказал бы: «До какой степени отупения человек может дойти?»
 Бренда вовсе и не собиралась навещать Джейн Гриффит. Это означает, что она отправилась в апартаменты Фрэнка Чедвика.
 Марк схватил вашингтонский телефонный справочник и, торопливо пролистав страницы, добрался до буквы «Ч». Затем остановился, резко захлопнул книгу и очень осторожно вернул ее на полку под столиком.
 — Ну и пусть ее! — вслух сказал он и отправился на кухню сделать себе что-нибудь поесть.
 Правда, кусок не лез ему в горло; потом он не мог даже припомнить, что стояло на столе. Но это заняло много времени. Засунув в карман пиджака три трубки, он одну за другой набивал их и выкуривал; затем вернулся к кухонному столу и стал смотреть, как за маленьким окном над рукомойником угасает свет дня.
 Потом он поднялся в свой кабинет, где, расположившись в мягком кресле, уставился на шкаф, в котором хранились материалы к биографии писателя; он сидел так, пока сгустившийся сумрак не заставил его решительно встать.
 Марк взглянул на часы. Взяв из шкафа несколько документов, он положил их в картонную папку и сунул в карман. Пора идти.
 Поскольку Куин-колледж располагался сразу же за улицей, на которой он жил, его парадные ворота были всего в пятидесяти ярдах справа от дверей его дома. Миновав их, Марк неторопливо двинулся по длинной и широкой пологой дуге гравийной дорожки.
 Он прошел мимо темных спален Северного и Южного Мальборо с одной стороны и мимо административного корпуса и Зала Вебба — с другой. За ними тянулась просторная Лужайка с редкими деревьями, от которой шел теплый запах свежескошенной травы.
 Марк обогнул ее, направляясь по тропинке к западному крылу Новой библиотеки. Оба крыла выходили на Лужайку. В полумраке были видны очертания каменной статуи Основателя на массивном гранитном основании. Из освещенных окон каких-то комнат — то ли Основателя, то ли Эддисона или Харли — на зеленую листву падали отблески; их сияние усиливало ощущение одиночества человека, которого преследовали страхи и воспоминания.
 Кажется, он должен был бы лелеять воспоминания, но тем не менее…
 Окончив Куин-колледж, он получил магистерскую степень в Крайст-Черч в Оксфорде. И на танцах, которые устраивали тут в спортивном зале, он встретил Бренду.
 Снова накатили гнев и боль; они подмяли под себя все остальные ощущения, и он не узнавал даже знакомые картины. Он испытывал беспокойство, волнение и смутный страх, источника которого он так и не мог определить.
 — Господи! — громко пробормотал он. — Если…
 С тяжелым гулом старые часы на куполе башни Основателя уронили в тишину первый из девяти ударов. Лишь когда они перестали отбивать время и встревоженные птицы, устраивавшиеся на ночлег, успокоились, Марк почувствовал, что пришел в себя.
 В густых кронах снова воцарилась тишина. Он сошел с тропинки и пересек газон, направляясь к северо-западному углу Новой библиотеки. Там располагалась маленькая боковая дверь, от которой у него был ключ, — и в этот момент мимо него скользнула какая-то фигура.
 — Кто это? — окликнул он.
 Он не был уверен, что она ему не привиделась. Дорожка, с которой он только что сошел, повернув налево, вела мимо Беркли-Холла к изолятору, к теннисным кортам, к футбольным и бейсбольным полям.
 Похоже, решил он, что тут никого нет; но вдруг на фоне темной кирпичной стены рядом с боковой дверью он увидел то, что ему показалось лицом без туловища.
 — Кто это? — снова спросил он.
 — Вы испугали меня, — ответил хриплый голос Джудит Уолкер.
 — Джудит! Что вы здесь делаете?
 — Вы испугали меня. Или, точнее, меня испугал какой-то звук, который мне послышался. И кроме того… — Она помолчала. — Я должна была увидеть вас. Тоби Саундерс сказал, что вы весь вечер будете тут.
 Марк вынул из кармана кольцо с ключами и подошел к боковой двери. Мягкая трава приглушала шаги. Появились очертания плеч и шеи; темное платье, сливаясь с каменной кладкой, скрывало их.
 — Прошу вас, поверьте, Марк, как правило, я никогда не приближаюсь к Лужайке, даже во время летних каникул! Я никогда этого не делала. Но я должна сказать вам нечто исключительно важное. Могу я поговорить с вами?
 — Естественно! — Марк нашел на кольце нужный ключ; он был куда крупнее, чем ключ от машины или йельский. Он отомкнул дверь и широко распахнул ее. — Заходите в библиотеку, а я включу там свет.
 — Стоит ли? Заходить в библиотеку?
 — Почему бы и нет?
 Она подошла к нему. Небо еще было светлым, и сквозь высокие стрельчатые окна Новой библиотеки, выходящие на восточную сторону, пробивалось достаточно света; тут у северной стены можно было еще без труда читать.
 — Вот что я должна вам рассказать…
 — Да?
 — Это относительно полиции. Сегодня они не смогли выудить у меня признания; но я ужасно беспокоюсь из-за завтрашнего допроса. И будет только благородно избавить вас от излишнего волнения. Поэтому я и пришла предупредить вас… но, видите ли, пусть даже я здесь… я не могу этого сделать. Не могу!
 Джудит запнулась и опустила голову. Внезапно он с предельной остротой осознал ее физическое присутствие; ему казалось, что он скорее ощущает, чем слышит ее дыхание. Она подняла взгляд, чтобы объясниться. В широко открытых глазах застыло странное выражение: она поняла, что именно он сейчас чувствует, и это отразилось в ее взгляде, словно их мысли с необоримой силой потянулись друг к другу. Казалось, она была готова отпрянуть, но потом покорно застыла на месте.
 И тут в темном проходе библиотеки что-то мягко упало с высоты на пол. Дверь медленно закрылась.
 Джудит, поперхнувшись вскриком, вырвалась из его рук и резко отшатнулась. Прошло несколько секунд, прежде чем она смогла заговорить:
 — Я это знала! Я слышала! В библиотеке кто-то есть.

 Глава 9

 Человек, считающий себя цивилизованным созданием, Убежден, что умеет держать в узде свои инстинкты, контролировать свои мысли и чувства. Это не так.
 Единственным инстинктивным желанием Марка после того, как он испытал эмоциональное потрясение от близости тела Джудит, была потребность избавиться от этого наваждения, стереть его с лица земли.
 Сделав два быстрых шага вперед, он с силой настежь распахнул дверь. Она ударилась о деревянную стенку массивного книжного шкафа и отлетела обратно. Марк шагнул прямо в темноту. На какое-то мгновение он застыл в ожидании, после чего, пошарив по левой стенке, нажал верхний из пяти выключателей, контролировавших освещение в дальнем конце Новой библиотеки.
 Две тусклые лампочки под колпаками зеленого стекла осветили длинный узкий проход между стеллажами. Всего их было пять, и они тянулись параллельно друг другу, обрамленные высокими рядами книг с обеих сторон; на верху полок стояли потемневшие от времени бюсты.
 Марк посмотрел направо, куда от двери тянулась еще одна стена книг. На полке в семи футах от пола он увидел единственный зияющий проем и тяжелый том, который, раскинув крылья переплета, вверх корешком упал на пол, взметнув облако густой пыли. Нервное напряжение заставило его издать смешок, который тут же, когда он взял себя в руки, превратился в глухой хрип, комом застрявший в горле.
 — Здесь никого нет, — сказал он. — И никого не было. Подойди и убедишься!
 Джудит, которая уже успела выскочить на газон, не сдвинулась с места.
 — Иди и посмотри! — продолжал раздраженно настаивать Марк. — Такое случалось тут и раньше!
 Джудит, с силой прижимая ладони к щекам, стояла не шевелясь.
 — Говорю тебе… — Он едва не сорвался на крик, но сдержался. — Когда человек берет книгу с высокой полки и ленится принести лесенку, он, ставя книгу обратно, задвигает ее только наполовину. А я только что слишком сильно распахнул дверь. Помнишь?
 — Я…
 — Книга пошатнулась, но еще не упала. А тут дрогнула полка — сквозняк и все такое, — и через минуту или около того она свалилась. А когда книга упала, дверь… посмотри!
 Он коснулся двери. Ее старая покоробившаяся и потрескавшаяся панель качнулась на смазанных петлях и закрылась сама по себе.
 — Пожалуйста, поверь мне, Джудит, тут нечего бояться.
 — Нечего? — переспросила она, словно отвечая на какой-то другой вопрос.
 — Кстати, ты думала, почему Тоби рассказывал о том шутнике в спортивном зале? Или ты не слышала эту историю?
 — Не слышала? Да все только о ней и говорят. — Хриплый голос Джудит прервался едва ли не всхлипом. Она опустила руки. — Это идиотское изображение статуи Основателя, измалеванное светящейся краской! Глупые проделки, чтобы напугать бедного старика и шестнадцатилетнего мальчика! Миссис Хьюит, миссис Кент и миссис Мэйсон не могут ни говорить, ни думать ни о чем другом.
 Невольно Джудит приблизилась, но все же предпочитала держаться в границах слабого круга света, падавшего от тусклой лампочки на траву.
 — Знаешь, я сделала одну хорошую вещь, — выпалила она. — Они совершенно забыли, как Роз Лестрейндж и ее молодой человек использовали изолятор, как… О господи, какая я лицемерка! Звучит так, словно я осуждаю ее.
 — Ты мне поверишь, Джудит, что тут в библиотеке никого нет? И не может быть!
 — Есть! Я слышала чьи-то шаги.
 — В темноте? Если хочешь, я все обыщу сверху донизу. Ты войдешь?
 Джудит секунду колебалась, после чего быстро шагнула внутрь — но все же держалась очень скованно. Но теперь они снова оказались лицом к лицу, и глаза их должны были встретиться; они не могли больше избегать того, что уже возникло между ними и должно было прийти снова — со всеми предсказуемыми результатами.
 — Нет! — сказала Джудит, твердо глядя ему в глаза. — Нет, Марк. Это глупо. Мы не можем! Мы не должны! Это неправильно и даже не имеет смысла. Это всего лишь… ох, да если начистоту!… Ты не можешь представить, какие мысли приходят женщине в голову, когда она лежит без сна и чувствует себя несчастной.
 — А ты можешь представить, что и мужчину могут обуревать такие же мысли?
 — Марк! Прекрати!
 — Если начистоту, как ты сказала… Нам ведь не дано знать, что кроется у нас в подсознании? Год назад, шесть месяцев назад, даже десять минут назад я воспринимал тебя лишь как жену Дана Уолкера; даже в мыслях я не шел дальше. И вдруг, именно здесь, я осознал, что ты больше не жена Дана Уолкера.
 — Нет. Но ты по-прежнему муж Бренды Рутвен.
 Марк, собираясь продолжить свою тираду, долгие несколько секунд молча смотрел на нее.
 — О да, ты можешь убедить меня! — У Джудит сразу же изменилось настроение. — Я ни на что не претендую. Все будет легко и просто. Но ты так и не услышал, что я должна тебе сказать.
 — Имеет ли это значение?
 — Да!
 — Тогда давай обсудим и решим. Кстати, мы можем включить дополнительное освещение.
 — Марк, ради бога, не надо! Его будет видно со стороны Лужайки и откуда угодно.
 — Любой, кто по вечерам видит тут свет, знает, что доктор Денхарт или один из его ассистентов (доктор Денхарт был библиотекарем), как обычно, работает допоздна. Я подумал об освещении потому… ты все еще боишься, будто тут кто-то прячется?
 — Пожалуй что нет. На самом деле там никого нету. И кроме того, ты со мной. Это все меняет. Теперь я ничего не боюсь.
 — Джудит, я…
 Марк не смог подобрать нужные слова. Он прошел мимо нее, захлопнул дверь, закрыл ее изнутри и вернул кольцо с ключами обратно в карман.
 — В любом случае, — усмехнулся он, — теперь сюда никто не проникнет. Основная дверь на двойном запоре, и другого пути в библиотеку, кроме этого, нет.
 — А через книгохранилище! Что ты о нем думаешь?
 — Да, тут есть дверь в книгохранилище. В тех редких случаях, когда она закрыта, я отпираю ее своим ключом. Но на обоих этажах книгохранилища нет дверей, выходящих наружу.
 Подобрав с пола распластавшуюся книгу, которая (вне всяких сомнений) вывалилась с полки без посторонней помощи, Марк поставил ее на место. Двинувшись по единственному слабо освещенному проходу и миновав старые выцветшие бюсты мыслителей, он вышел в просторный главный холл.
 Здесь, где под высоким сводом гуляло эхо, он нащупал невысокие деревянные перильца, окаймлявшие рабочий стол секретаря библиотеки. Он уже был готов дернуть цепочку, чтобы включить лампу под зеленым стеклянным абажуром, как Джудит схватила его за руку:
 — Нет! Не надо, не включай!
 — В чем дело?
 — Сегодня полиция допрашивала меня несколько часов. Они хотели узнать о последнем приятеле Роз. Как выяснилось, это был молодой человек по имени…
 — Чедвик, не так ли? Фрэнк Чедвик?
 — Да! Откуда ты его знаешь?
 — Как всегда, от Тоби. Ну так что? Продолжай!
 — Полиция хотела выяснить, навещал ли он ее прошлым вечером, — окрепшим голосом произнесла Джудит. — Видеть я его не видела и поэтому сказала, что нет. Затем они спросили, посещал ли вообще кто-нибудь бунгало прошлой ночью. Вместо того чтобы сказать, что я не сидела всю ночь у окна, что было бы чистой правдой, боюсь, я запнулась прежде… чем сказать нет. Лейтенант Хендерсон обратил на это внимание. Я все отрицала. Он так и вцепился в меня. Я продолжала отрицать и стояла на своем.
 — И что?
 Отзвуки их голосов — низкого мужского, легкого и хрипловатого женского — звенели эхом под сводами — негромко, но жутковато.
 — Ну, ночью кто-то в самом деле зашел в бунгало. Тогда я совершенно не обратила на это внимания; да и потом не при давала этому значения. Но когда утром я поняла, что там произошло убийство, а не самоубийство…
 — Кто заходил в коттедж?
 — Твоя жена.
 Похоже, оба они застыли, пораженные. Было слишком темно, чтобы они могли различить выражения лиц друг друга. Только в северной части помещения, в проходе, через который они вошли сюда, слабое освещение отбрасывало сверху тени от древних бюстов, напоминающих отрубленные головы.
 — Джудит, в какое время это было?
 — Не могу сказать точно! Может, в десять минут двенадцатого, может, позже.
 — Бренда в самом деле заходила в бунгало?
 — Я слышала, как остановилась машина. Поэтому я и подошла к окну. Это была ваша машина с Бр… она сидела за рулем. Она вышла, захлопнула дверцу и пошла по дорожке. В свете уличного фонаря ошибиться было невозможно.
 — Как долго она там оставалась?
 — Не знаю! Говорю тебе, в то время я не обратила на это абсолютно никакого внимания. Чего ради? Меня это интересовало не больше, чем если бы миссис Хьюит приглашала к чаю миссис Кент. Разве что я чуть удивилась, поскольку никогда не думала, что Бренда испытывает к Роз симпатию. А потом просто забыла об этом.
 — Ведь ты должна была слышать и как отъехала машина?
 — Если и слышала, то не обратила внимания. Как ты не можешь понять? Даже еще сегодня утром мне не пришло в голову рассказать тебе.
 Между ними воцарилось тяжелое напряженное молчание. Марк обошел деревянные перильца, с силой стукнул кулаком по столу и повернулся к Джудит:
 — Простишь ли ты мне, Джудит, если я скажу, что не могу в это поверить?
 — Марк! Ты думаешь, я соврала тебе?
 — Нет! Не думаю! Я доверяю и всегда доверял тебе. Ты это знаешь.
 — Да. Знаю.
 Она произнесла это еле слышно, но с напором.
 — Я-то думал, что Бренда нуждается в защите, — вырвалось у Марка. — Я ошибался; ни в чем она не нуждается. Или ты ошиблась, решив, что видела ее…
 — Марк, я не ошиблась! Я различила ее фигуру, ее рост, ее каштановые волосы; она была в белом платье, и, кроме того, я видела ее лицо!
 — …или же тут есть какое-то другое объяснение. Бренда не хотела и, кроме того, не могла там останавливаться; я знал это, едва лишь Тоби днем позвонил мне. Какого черта ей было там делать? Она гнала изо всех сил, чтобы как можно скорее оказаться в апартаментах Фрэнка Чедвика в Вашингтоне.
 — Фрэнка Чедвика?! — после паузы еле слышным шепотом недоверчиво переспросила Джудит. — Не может быть, чтобы тот самый парень… который с Роз Лестрейндж?…
 — Именно тот самый юный Казакова. Да.
 — Ты хочешь сказать, что он был… то есть и с Брендой тоже?
 — Я не говорил ничего подобного, — возразил Марк, хотя в глубине души не сомневался, что это было правдой. — Какого черта! Если я не могу доверять тебе, то тогда вообще никому. Единственное, что я могу сказать, что этот Чедвик несколько недель волочился за ней.
 — Но…
 — Прошлым вечером, незадолго до десяти, он подъехал за ней в своей машине и стал, как обычно, настойчиво дудеть в клаксон. Бренда уехала с ним. Играя роль всепонимающего и искушенного мужа, я намекнул, что и сам несколько устал — и от нее, и от разговоров, в которых мне приходилось открещиваться от мисс Лестрейндж…
 — Ты и Роз? Ты говоришь…
 — Нет! Я этого не говорю. Если бы даже это было правдой, я не смог бы заставить себя говорить на такую тему. А тут не было ничего подобного. Я вообще не называл никаких женских имен, но Бренда сделала свои собственные выводы. Вот поэтому она и вернулась.
 — Вернулась?
 — Подожди! Выслушай сначала то, что я и сам отчаянно стараюсь понять. В десять часов Роз Лестрейндж ждала звонка от кого-то. В этом я могу поклясться; чисто случайно я позвонил ей сразу же после того, как часы Основателя пробили десять. Она ожидала звонка. Роз мгновенно сняла трубку и, прежде чем я смог произнести хоть слово, сказала в нее: «Это ты, дорогой?» Пока я прикидывал, как ответить — глупо ведь будет звучать: «Нет, простите, я не тот, кто вам нужен», — в дверь позвонили Тоби Саундерс и Кэролайн Кент.
 — Я… я все же не понимаю!
 — Через секунду поймешь!
 Марк скорее почувствовал, чем увидел или осознал, что у Джудит напряглись и застыли плечи.
 — К тому времени, — продолжил он, — Бренда и Чедвик добрались всего лишь до Куиншевена. Чедвик внезапно вспомнил, что в десять часов ему надо было сделать один очень важный звонок, и побежал в аптеку к телефону…
 — Звонить Роз?
 — Совершенно очевидно, не так ли? Чедвик до последнего момента не был уверен, что ему удастся встретиться с предметом новой страсти, с Брендой. Так что он придерживал запасной вариант, по крайней мере на этот вечер, дав понять Роз Лестрейндж, что еще свяжется с ней. Можно считать или не считать иронией судьбы тот факт, что именно в это время Бренда покинула его и вернулась домой.
 — Понимаю. — Шепот Джудит был полон растерянности и испуга, но Марк был слишком возбужден, чтобы заметить это. — Да! Я начинаю понимать!
 — После чего…
 — Нет, не останавливайся, Марк, продолжай!
 — После чего мисс Лестрейндж, которую я встретил накануне утром, решила без звонка и без стука проскользнуть к нам в дом и в облике фатальной женщины явилась словно на назначенное свидание.
 — И что здесь тебя так удивило? — шепотом произнесла Джудит. — Она поступала так и раньше, когда… Она, наверное, решила, что ты один?
 — Скорее всего, так и было. Бренда едва не сделала ту же ошибку, но услышала голоса. Со мной были Тоби и Кэролайн, но жалюзи были опущены, а марка и год выпуска машины Тоби точно такие же, как и у моей.
 — Понимаю, понимаю, понимаю! И значит… Бренда?
 — В детали вдаваться не стоит. Она сказала, что отправляется к Джейн Гриффит. У которой не появилась. Она всего лишь хотела как можно быстрее добраться до апартаментов Чедвика, чтобы отплатить мне той же монетой.
 Он не собирался так много рассказывать, не думал выкладывать ей даже десятую часть. И тем не менее в этом странном полумраке, испытывая облегчение от того, что кто-то преисполнен к нему доверия, он стал говорить, не думая над своими словами. И дернулся, как от укола, лишь когда услышал в ответ тихий и яростный голос Джудит:
 — И это тоже удивило тебя, Марк?
 — Я… прости, не понял?
 — Неужели тебя удивило, что она попыталась отомстить тебе? Послушай, я поняла — ты тоже хочешь рассчитаться с ней с моей помощью.
 Звук, который донесся из темноты, был не столько шепотом, сколько всхлипыванием.
 Насмешливое эхо поразило Марка Рутвена до глубины души. Оно отразилось от округлого свода здания, которое называлось Новой библиотекой потому, что до 1795 года его не могли завершить. Архитектор, зараженный неодолимой страстью к неоготике, привез даже в Новый Свет готические арки с резными изображениями горгон, святых и чудовищ.
 В главном зале они были изображены высоко под потолком, и Марк их не видел. Но он чувствовал их присутствие — они ехидно скалились, ухмылялись или скучали в душной, слегка пахнущей мускусом атмосфере, которую создавало обилие книг.
 — Джудит, ты понимаешь, зачем я тебе все это рассказал?
 — Нет. Но хочу, чтобы ты объяснил. О господи, как я хочу этого!
 — Дело в том, что…
 — Прошу тебя, не извиняйся. Боюсь, что это была моя собственная глупая ошибка. Ты никогда не проявлял ко мне ни малейшего интереса, пока…
 — Это неправда!
 — И даже сейчас ты говоришь со мной только потому…
 — И это неправда! Я рассказал тебе все это, чтобы доказать, что Бренда — или же Чедвик, что одно и то же — никак не могли быть у Красного коттеджа в момент смерти Роз Лестрейндж. Они были в квартире Чедвика; пусть они там и остаются, и черт с ними. Только это я и имел в виду!
 — Не верю. Не верю ни одному слову. Но, как ни странно, почему-то меня это не волнует. Марк…
 Джудит, которая подчеркнуто отодвинулась от него, снова повернулась к Марку. И в этот момент кто-то начал стучать в боковую дверь северного крыла библиотеки.
 Конечно, звук гулко разнесся в пустом помещении, хотя кто-то легко и с паузами постукивал костяшками пальцев. Тем не менее в молчании ночи этот стук поразил их как громом.
 Джудит опустила руки, и у нее вырвался сдавленный, едва ли не истерический смешок. Пройдя мимо него, она прислонилась к деревянному экрану перед лампой на столе секретарши библиотеки.
 — Я говорила тебе, что свет будет виден отовсюду! — с напускным спокойствием бросила она и снова засмеялась. Дернув за цепочку, она включила лампу.
 Вспышка света, пусть и приглушенная зеленым абажуром, моментально ослепила их. Но голос Марка прозвучал очень твердо:
 — Это никого не касается, да и что тут такого… Если Тоби знает, что я здесь, то это известно еще полудюжине людей. Успокойся!
 Прикрыв ладонью глаза, перед которыми плавали цветные круги, он с трудом различал бледное лицо Джудит с красными губами и голубыми глазами, зрачки которых на свету сузились до размеров булавочной головки. А на стене, обшитой черно-коричневыми панелями, он увидел причудливые силуэты горгон.
 Снова раздалось постукивание в дверь.
 Марк припомнил, что запер ее изнутри. Порывшись в кармане, он извлек кольцо с ключами. Все еще прикрывая глаза от света, он двинулся к двери через освещенный проход, который был полон теней от бюстов, похожих на отрубленные головы.
 Он шел не торопясь, тихо ругаясь про себя.
 — Все в порядке! — громко сообщил он. — Я здесь! — И вдруг он замер.
 Не подлежит сомнению, решил он спустя мгновение, что привидевшееся ему зрелище — всего лишь галлюцинация. Перед ним вдоль северного крыла тянулись пять проходов. Все они были заставлены массивными книжными шкафами, двенадцати футов в высоту, и увенчаны почерневшими гипсовыми бюстами. Как правило, он едва замечал эти головы и уж тем более не считал их.
 И тем не менее, когда он сейчас скользнул взглядом по верхней части одного из шкафов, ему показалось, что там стоит на одну голову больше.
 Бред! Последствия внезапной вспышки света!
 Там наверху не было ни одной лишней головы, ни одна из них украдкой не переместилась с места на место.
 Озноб, от которого у него похолодело в груди, имел причиной только вечернюю прохладу — просто похолодало с приходом ночи. Из боковой двери тянуло сквознячком — ничего больше.
 Марк торопливо подошел к двери, повернул ключ в замке и открыл.
 — Марк, — услышал он голос Кэролайн Кент, — прости, что я… — Кэролайн запнулась. Она смотрела мимо него в сторону главного холла, без испуга, но с удивлением и возбуждением. — Где Тоби? — спросила она. — Где мой отец? Они еще не рассказали тебе последние новости?

 Глава 10

 — Новости? — переспросил Марк.
 Да, на улице похолодало. Кэролайн поплотнее запахнула легкую куртку, накинула на голову шелковый шарфик и за вязала его под подбородком. Прежде чем войти, она коротко обрисовала ситуацию.
 — Отец и Тоби, — сказала она, — пошли в библиотеку два часа назад. Разве ты их не видел?
 — Нет, но я пришел сюда недавно, два часа назад меня здесь не было.
 — Ну конечно, это все дорогая матушка, — резко бросила Кэролайн, поднимая темно-карие глаза, полные мольбы. — Вечно волнуется из-за пустяков. Она боится, что их увидят в «Майк-Плейс» в Куиншевене, ибо стоит им взять по стакану пива, как пойдут разговоры. Даже этим утром, когда Тоби вытянул отца прогуляться за утренними газетами, она сказала, что этого не надо делать. А вечером, когда они через два часа не вернулись домой, она меня послала за ними. Марк!…
 — Да?
 — Послушай, это важно, — повернула она к нему голову. — Этот милый лейтенант Хендерсон заглядывал в нам после обеда, чтобы встретиться с отцом. Полиция уже имеет версию, уже практически пришла к каким-то выводам.
 Марк выпрямился. Когда он сталкивался с практическими проблемами, а не с такими эмоциональными, как присутствие Джудит Уолкер, он проявлял ясность мышления и его мозг работал очень четко.
 — Полиция пришла к какому-то заключению? — спросил он.
 — Думаю, что могу изложить его.
 — И к какому же?
 — Они решили, что смерть Роз Лестрейндж была самоубийством. Они удостоверились, кажется, с помощью эксперимента, что дверь спальни, запертую изнутри, открыть было невозможно.
 — Ради бога, откуда ты это знаешь?
 — Не важно.
 — Нет, важно. Потому что это все чушь!
 В главном холле гулко прозвучали шаги. На другом конце освещенного прохода появилась Джудит Уолкер, испуганная и напряженная.
 То, о чем они говорили, касалось ее точно так же, как и Марка. Но на Кэролайн его слова оказали странное воздействие.
 Кэролайн, обычно спокойная и бесстрастная, весь строгий облик которой доказывал, что она чужда нервных вспышек, распустив шарф, сдернула его с густых вьющихся волос. Было видно, что она с трудом сдерживает желание топнуть ногой.
 — Мне бы не хотелось слышать от тебя такие заявления! Мне вообще не нравится, когда люди так говорят. Это только раздражает и не имеет никакого смысла. О господи! По-твоему, тут замешаны привидения?
 — Я ни словом не обмолвился о привидениях. Подойди к столу, Кэролайн. Я хочу зачитать вам обеим часть некоего письма.
 Поскольку Кэролайн всю жизнь провела в этом колледже, она не удивилась, увидев ночью Джудит в библиотеке. Она всего лишь улыбнулась и кивнула ей, а та дружелюбно улыбнулась в ответ.
 Марк закрыл и запер дверь. Тут, конечно, никого нет, снова сказал он себе. В северном крыле, крыша которого была намного ниже, чем перекрытия основного зала, поскольку это крыло было гораздо более старым, стояли только полки с книгами, другая дверь, из западного крыла, вела в современное двухэтажное книгохранилище.
 И все же его нервы были натянуты как струны, когда он присоединился к Джудит и Кэролайн за столом с зеленой лампой, бросавшей круг света на темную поверхность, но совсем по другой причине. Он поймал уверенный взгляд Джудит; она была совершенно спокойна.
 — Отец и Тоби… — начала Кэролайн.
 — Кэролайн, пожалуйста, забудь на минуту об отце и Тоби, — едва сдержался Марк. — Какая разница, пусть даже они отправились выпить в «Майк-Плейс»?
 — Прости, но я должна сказать тебе… Есть еще кое-что, о чем отец хотел бы поговорить с тобой при встрече. Он, как всегда, не проронил ни слова, но я уверена, он считает, что смерть этой бедной женщины была… ну, в общем, была убийством!
 — Ну разумеется, это было убийство! Хорошо, что здесь все двери заперты и настоящий убийца не сможет подслушать нас.
 Если он надеялся вернуть обеих собеседниц к холодной рассудительности, то явно преуспел лишь в отношении Джудит. Но потерпел неудачу с Кэролайн, которая изумленно уставилась на него.
 — Марк, мой визит тебя вывел из себя?
 — Нет, конечно же нет.
 Тогда не надо так шутить. Приезжает ли завтра днем доктор Гидеон Фелл?
 Казалось, Марк, который был занят тем, что вытаскивал из кармана узкую картонную папку, прихваченную с собой, испытал потрясение.
 — Господи, Кэролайн, я не лучше твоего отца! На меня столько навалилось, что я совершенно забыл об этом; сомневаюсь, что Бренда успела позаботиться об обеде. К нам приходит миссис Партридж, но, когда появляются гости, ей нужна подмога. Понимаешь, Бренду пригласила подруга…
 — Да, я… я знаю. — Кэролайн порозовела и смутилась. — Но не беспокойся: моя мать уже подумала об этом. Она пришлет кого-нибудь, чтобы помочь с обедом. Ты встретишь доктора Фелла в аэропорту?
 — Нет, он прибудет не на самолете. В половине шестого я буду встречать его на Юнион-Стейшен, он едет поездом. Хотя минутку! Моя машина…
 Сообразительная Кэролайн кивнула:
 — Да, знаю. Отец хочет отвезти тебя, чтобы присутствовать при встрече. Он ведь знаком с Гидеоном Феллом.
 — Твой отец знает доктора Фелла? — воскликнул Марк.
 — Да, хотя он никогда не говорил.
 — Вот хитрец! Признаться честно, я никогда не считал его таким рассеянным, каким он хотел казаться.
 — А кто этот доктор Гидеон Фелл? — решительно вмешалась Джудит.
 — Ну, как тебе сказать, — улыбнулся Марк, — его знают во всем мире как специалиста по разрешению немыслимых ситуаций вообще и загадок запертых комнат в частности.
 — Ну конечно же запертые комнаты! — выдохнула Джудит, мгновенно снова придя в возбуждение. — Теперь я вспомнила. Кэролайн, ты когда-нибудь читала детективные истории?
 Кэролайн вскинула голову. Марк подумал, что, хотя в общепринятом смысле ее нельзя было назвать особенно хорошенькой, ее энергия и живость, ее восхитительная фигура создавали такое впечатление. Господи, опять у него в голове женские прелести; это все от того, что он испытал сегодня наедине с Джудит.
 — О силы небесные! — услышал он голос Кэролайн. — Нам на голову свалилось столько неприятностей, а ты говоришь о…
 — Так скажи, дорогая, ты вообще читала их? — продолжала настаивать Джудит.
 — Да, читала. Но мне лично нравятся лишь те, которые Тоби называет «трах-бах», где палят друг в друга или колотят героя. Я старалась заставить себя читать и другие истории, потому что они нравятся Тоби. Но не смогла. Когда тебе пытаются внушить, что можно быть в двух местах одновременно или идти по песку, не оставляя следов, я в это не верю и отказываюсь понимать. Да и вообще, к чему сейчас об этом говорить?
 Марк открыл папку и вынул из нее сложенный лист с машинописным текстом.
 — А вот это письмо, — сказал он, — имеет к нам самое прямое отношение.
 Наверно, ни одна из двух женщин не могла бы объяснить, почему она остановилась на полуслове.
 Весь большой зал библиотеки оставался слабо освещенным. Марк, скрытый темнотой — он стоял далеко от зеленой лампы, — начал читать вслух:

 «Если мы говорим о запертых комнатах, то я имею в виду, что помещение закрыто в полном смысле слова. Это значит, что двери заперты, а окна не только заколочены, но и укреплены деревянными ставнями. В дверях двойные запоры и задвижки. Насколько я понимаю, такая комната устроила бы даже частного банкира. Он может обитать в ней в полной уверенности, что никто в нее не проникнет».

 Кэролайн было открыла рот, чтобы задать вопрос, но следующее предложение заставило ее замолчать.

 «Теперь давайте представим, что наша жертва заколота ударом ножа. Все произошло в обыкновенной спальне, и его или ее рука лежит на рукоятке оружия. Дом расположен в низине или в сырой местности, так что здесь привычны густые туманы».

 Марк поднял глаза и ткнул пальцем в лист бумаги.
 — Красный коттедж? — вскричала Джудит.
 — Почему бы и нет? — кивнул Марк и снова приступил к чтению.

 «Окна спальни, расположенной на первом этаже, закрыты на задвижки, с которыми трудно справиться. От сырости они покрыты легким налетом ржавчины. Исследование под микроскопом (что использовано Э.А.По в его рассказе „Похищенное письмо“) доказывает, что на ржавых шпингалетах нет никаких следов того, что с помощью какого-то механического приспособления задвижки пытались открыть снаружи. То же самое и с нашим ключом. Это самый обыкновенный ключ, который трудно провернуть в замке, он тоже слегка заржавевший. Последующие исследования под микроскопом — самого ключа, дверного косяка и всего, что вы хотите, — доказывают, что не было никакого механического воздействия на ключ снаружи. И тем не менее, друг мой, мы имеем дело с убийством. Каким образом оно было совершено?»

 Хотя далее следовало еще несколько абзацев, Марк, закончив чтение, сложил письмо и помахал им в воздухе.
 — Но ведь в спальне Роз Лестрейндж были именно такие окна, — словно возражая против чего-то, сказала Джудит.
 — Точно такие.
 — И ключ от дверей ее спальни! На нем не было слоя ржавчины; но он был старым, с «налетом», — ведь это имеется в виду в твоем письме, — на нем могли остаться следы. И провернуть его в замке было трудно.
 — Так и есть.
 — Но утром ты сказал мне…
 — Минутку, Джудит. Кэролайн, что говорил лейтенант Хендерсон вчера вечером? Полиция провела тщательное исследование? И, к примеру, убедилась, что не было применено плоскогубцев, дабы провернуть ключ снаружи? Не заметили они следов каких-то предметов, с помощью которых пытались открыть дверь или окна?
 Кэролайн сжимала свой черный шелковый шарф.
 — Да, конечно, они все там проверили. Почему ты спрашиваешь? Почему обязательно нужны все эти загадки? Эта женщина, без сомнения, покончила с собой!
 — О нет, ничего подобного, — возразил Марк.
 — Но полиция говорит… подожди! Кто написал тебе это письмо? Кто этот человек?
 — Никто.
 — Я имею в виду, кто написал письмо, которое ты читал?
 — Ну, можно сказать, его написал покойник, — ответил Марк. — Это всего лишь копия. Оригинал написан Уильямом Уилки Коллинзом 14 декабря 1867 года и отправлен Диккенсу.
 Рядом со столом стоял стул с высокой прямой спинкой… Кэролайн, которая ровно ничего не поняла, подтянула стул к себе и села. Марк заметил, что в глазах Джудит Уолкер мелькнул восторженный огонек.
 — Вот она, ваша запертая комната, — сказал он. — Так ее представлял себе автор «Лунного камня», придумывая сюжет «Стука мертвого человека». Никаких фантастических деталей, делающих историю загадочной, нереальной, неправдоподобной. Простая обыкновенная спальня. Но проникнуть в нее невозможно — ни через дверь, ни через окна.
 Его низкий голос эхом отдавался под сводами готических арок. Марк убрал письмо в папку и засунул ее в карман.
 — Понимаю! Теперь я все понимаю! — пробормотала Джудит. — Но… Марк! Если Коллинз придумал историю закрытой комнаты в 67-м году… или в 69-м?
 — Идея пришла ему в голову в 67-м году, когда он работал над замыслом «Лунного камня». Но до 69-го года он не собирался писать второй роман.
 — Продолжение предыдущего?
 — Да! А теперь вспомним: в начале ноября 1867 года Диккенс едет в Америку с курсом лекций. В декабре Коллинз пишет три письма. Они датированы различными числами, но отправляются в Америку все вместе. Он описывает замысел романа, построенного на тайне закрытой комнаты, сознательно умалчивая о разгадке, и это лишь разжигает любопытство Диккенса. А вы знаете, где был Диккенс в день своего рождения, 7 февраля 1868 года?
 Джудит пожала плечами:
 — Наверно, я должна бы знать, но не помню. И где же он был?
 — Здесь, в Вашингтоне. Он останавливался на Двенадцатой улице, в ее пересечении с самым началом Пенсильвания-авеню, почти напротив Казначейства.
 — И там Диккенс получил эти письма? — заволновалась Джудит. — А ты спустя восемьдесят лет проследил их путь?
 — Просто мне повезло, вот и все. Но неужели ты не понимаешь…
 В густом сумраке библиотеки их охватило ощущение, будто появившаяся из прошлого рука складывает кусок за куском труднейшую головоломку
 — …ты не понимаешь, — горячился Марк, — все: от мельчайших деталей до целого замысла, представленного Диккенсу, — говорит о том, что человек сам все это сделал.
 Тихий смешок Джудит раздался в почти полной темноте.
 — Марк, — сказала она, — я тоже кое-что знаю о нем. Тот еще был тип твой Уилки Коллинз. Помню, я читала, как он вел себя в роли крестного отца на крестинах: маленький толстенький человечек, до неприличия упившийся шампанским и бренди, держит на руках ребенка и удивленно моргает сквозь очки: «Ребенок пьян! Господи помилуй, да ребенок пьян!»
 Марк кивнул:
 — Могу рассказать тебе еще историю о нем, Джудит. Этот анекдот обнародовал он сам: как он познакомился со своей любовницей, когда она в нижнем белье убегала от преследовавшего ее злодея, который…
 Кэролайн Кент вскочила на ноги. Хотя говорила она негромко, видно было, что девушка едва сдерживает гнев.
 — Марк Рутвен, прекрати нести эту смешную чепуху! С меня хватит! Я этому не верю!
 Марк уставился на нее:
 — Чему ты не веришь? Что ему пришла в голову совершенно новая идея?
 — Нет, нет, идеи здесь ни при чем! Я хочу сказать… о господи, напиться на крестинах! Бежать за женщиной в белой рубашке!
 — Кэролайн, дорогая, — взмолилась Джудит; у нее был слегка смущенный вид, но она преодолела неловкость, — не надо быть такой щепетильной, из-за того что Тоби Саундерс придерживается таких взглядов! Марк, в отличие от тебя, понимает, что нельзя рассказывать студентам о викторианских романах, пока не объяснишь им, каков был человек, написавший их. Нижнее белье и пикантная история наверняка миф, но любовница была на самом деле. У нее было такое же христианское имя, как у тебя. Она жила с Коллинзом…
 — Джудит Уолкер, я не верю тебе ни на грош…
 — Не веришь? — вспыхнула Джудит. — Тогда я попробую доказать тебе. И не научными изысканиями. Общедоступным рассказом — воспоминаниями Кэйт Диккенс Перугвини о Глэдис Стори — они описывают, как воспринимали «дорогого Уилки» и его подругу все, кто знали их. Они есть тут, в библиотеке, и я принесу их.
 — Джудит, ты так хорошо знакома с библиотекой? — удивился Марк.
 — Ты не забыл, что я была женой Дана Уолкера? Книга стоит в северном крыле, из которого мы пришли. Не помешало бы побольше света, но я найду ее и так.
 — Джудит, не стоит… — снова начала Кэролайн, но ответом ей было только эхо удаляющихся шагов.
 Кэролайн с отчаянием махнула рукой. Запахнувшись в легкую куртку, накинув на голову черный шелковый шарф и завязав его под подбородком, она так пнула стул, что тот подскочил и упал.
 — Я иду домой! — заявила она.
 — Послушай, Кэролайн, — попытался мягко урезонить ее Марк. — Никто не собирался читать тебе лекцию о викторианской морали. Но, согласись, сюжет с запертой комнатой в самом деле любопытен. Письма Коллинза, его заметки по этому поводу — все хранилось в незапертом шкафу в моем кабинете.
 Убийца Роз Лестрейндж прочел их, воспользовался ими — и в соответствии с этим замыслом все сделал так, чтобы убийство походило на самоубийство.
 Кэролайн повернулась к нему.
 — Ты не понимаешь, — сказала она, с трудом удерживаясь, чтобы не сорваться на крик. — Да никто из вас этого не понимает!
 — Чего именно?
 — Ты не знаешь, что меня беспокоит. Не имеешь ни малейшего представления. Если ты заявишь, что произошло убийство, то тем самым лишь навлечешь кучу неприятностей на людей, которые мне очень дороги. А это не убийство! И убийцы не было! Никто даже и не пытался…
 Но тут вся библиотека словно замерла от ужаса.
 Грохот, который они услышали, поразил их, как удар по голове. Он разразился как внезапный гром; от него задребезжали высокие готические окна, выходившие на восточную сторону к Лужайке, дрогнули входные двери, и отзвуки удара заставили колыхнуться портреты по стенам и высокие книжные полки у южной стены главного зала.
 Эхо еще не стихло, когда Марк услышал, как кто-то спрыгнул с высоты на пол. Этот звук донесся из северного крыла. Сразу же вслед за этим Марк уловил удаляющиеся шаги и как сумасшедший бросился в Старую библиотеку.
 Из пяти имевшихся здесь проходов теперь освещены были два.
 В среднем проходе боком к нему и задрав голову кверху стояла Джудит Уолкер.
 Держа в руках открытую книгу, она, парализованная страхом, замерла лицом к стене.
 По всему проходу разлетелись детали и обломки потемневшего гипсового бюста — его с силой сбросили, а не уронили, — и он пролетел всего в футе от головы Джудит. В воздухе еще висела легкая пыль от упавшего светильника.
 Джудит, очнувшись от оцепенения, задрожала. Книга выскользнула у нее из пальцев, задела полку и свалилась в груду осколков, лежавших у ее ног. Марк, споткнувшись об один из кусков гипса, успел подбежать к ней и подхватить на руки прежде, чем у нее подломились колени.
 Кэролайн, которая в любой критической ситуации быстро приходила в себя, подбежала к ним. Джудит была очень испугана, но, похоже, не собиралась падать в обморок: она выпрямилась, высвободилась из рук Марка и попыталась засмеяться. Марк передал ее на попечение Кэролайн и кинулся вслед за таинственным посетителем библиотеки. Джудит крикнула ему вслед что-то неразборчивое.
 На бегу Марк прикидывал: «Этот гад спрыгнул вон с того книжного шкафа. Побежал к боковой двери и увидел, что она заперта. Значит, он повернул налево к…» 
 Да! 
 Марк, добежав до северного конца прохода, обернулся и посмотрел налево. Освещения хватило, чтобы увидеть, как бесшумно закрывается дверь книгохранилища.
 Марка Рутвена охватило яростное ликование. На дверях современного книгохранилища был автоматический американский замок, и расположен он был с наружной стороны. В данный момент он был открыт. Марк опустил стопор и защелкнул замок. А затем бегом вернулся к женщинам.
 — Джудит! Кэролайн!
 — Со мной все в порядке, — уверенно сказала Джудит. — Говорю тебе, я в полном порядке.
 Его с новой силой охватило смущение.
 — Джудит, ты уверена?
 — Да, да, да! Все нормально! Только…
 Светло-рыжие волосы Джудит, на которые падал луч света от упавшей лампы, засияли, когда она откинула их со лба. На бледном лице губы казались еще темнее.
 — Кто-то смотрел на меня. Высунулся с самой верхней полки и взглянул на меня.
 — Ты видела, кто это был?
 — Нет. Когда я подняла голову, свет ударил мне прямо в глаза. А потом… ну, ты знаешь.
 — Марк, — вмешалась Кэролайн, — в чем дело? Что у тебя на уме?
 Он перевел взгляд с одной на другую — Джудит явно оправилась, а вот Кэролайн, кажется, не в себе, хотя старается выглядеть решительной и спокойной.
 — Теперь можете не волноваться! Но одна из вас должна пойти со мной. Джудит, может, тебе лучше не стоит…
 — Нет! — Джудит схватила его за руку. — Мы все пойдем! Что там такое?
 Марк знал, что срединный проход тянется по прямой линии от стола секретарши до центра главного зала. Он, вынув кольцо с ключами и найдя на нем ключ от американского замка, повел их к дверям книгохранилища.
 — Наш любитель шуточек сейчас сидит там, — сказал Марк, не спуская взгляда с их лиц. — Он там в ловушке. Когда он забежал в книгохранилище, я запер его на замок, и ему не выбраться.
 — А не может он выскочить через окно? — все тем же спокойным голосом спросила Кэролайн.
 — Нет. В нем стоит непробиваемое стекло, а рама приоткрывается не больше чем на пять дюймов. Он находится в западне — разве что решит головой пробить стекло и кинуться вниз, но это опасно… Кэролайн!
 — Да?
 — Этот ключ — вот смотри, этот! — открывает американский замок. Возьми связку и убедись, что держишь нужный ключ. Твердо держишь его?
 — Да! Все в порядке! Но что?…
 — Я иду искать его. Вы запрете дверь, как только я войду, чтобы он не проскочил мимо, пока я буду занят поисками. Но и я окажусь под замком, так что стой рядом и будь готова тут же открыть, когда я скажу. Поняла?
 В течение пяти секунд он стоял, держась за небольшую ручку двери, — изнутри не доносилось ни звука, если не считать слабого поскрипывания старых книжных полок. Затем пальцы Джудит скользнули по его левому рукаву, добрались до плеча.
 — Марк, не делай этого! Позвони, чтобы прислали помощь! Скажи, что там находится убийца!
 — И поднять переполох, а там может оказаться всего лишь бродяга или мелкий воришка… Мне и самому это не нравится, но ничего другого не остается… Джудит, пожалуйста, отойди назад. Готова, Кэролайн?
 Кэролайн кивнула, сжав в руке ключ.
 Марк открыл дверь.
 В то же мгновение оказавшись внутри, он нащупал на левой стене два ряда выключателей и зажег все источники света на нижнем этаже книгохранилища. Чуть приглушенный, но все же яркий свет отразился от металла, стекла и бетона помещения. Придерживая язычок замка, готовый выскочить и защелкнуться, он сделал шаг в книгохранилище.
 — Марк! — крикнула Джудит, стоявшая в отдалении у него за спиной.
 Он не обернулся, хотя нервы его были на пределе. Он посмотрел по обеим сторонам, но не увидел ничего, кроме обычной обстановки. Из книгохранилища не доносилось ни звука: ни один шорох не говорил о том, что кто-то затаился поблизости.
 — Марк! — На этот раз крик был настолько пронзительным, что он невольно посмотрел через плечо.
 В дюжине футов от него, залитая светом, падавшим из дверей книгохранилища, и опустив руки, стояла Джудит. Она смотрела мимо него куда-то в пустоту, и ее голубые глаза были так широко открыты, что он видел овальную полоску белка вокруг радужной оболочки.
 На этот раз она была в ужасе. То, что она увидела, потрясло ее еще больше, чем предмет, пролетевший мимо ее головы.
 Ее неподвижные глаза, уставившиеся в какую-то точку в книгохранилище, заставили Марка дернуться, как от иглы дантиста. Он быстро огляделся. Но, насколько он мог видеть, здесь ничего не было, кроме ряда металлических стеллажей с книгами, названия которых было невозможно прочитать на таком расстоянии.
 Отпустив дверь, которая захлопнулась за ним, он сделал шаг вперед. Замок с треском защелкнулся. Теперь он был заперт в этих стенах в компании с личностью из библиотеки.
 Он не видел, как покачнулась стройная фигурка Джудит в черном платье и в черных же замшевых туфлях. Ее глаза, окруженные синеватыми тенями от бессонницы, закатились. У нее подломились колени, и она беззвучно опустилась на пол рядом с книжным шкафом, на котором пылились бюсты Диккенса и Макколея.




 Часть третья
 Странная женщина



 Дабы спасти тебя от жены другого, от чужой, которая умягчает речи свои…!
 Дом ее ведет к смерти, и стези ее — к мертвецам.

    Книга Притчей Соломоновых, 2:16,18


 Глава 11

 Последние лучи солнца, обещавшие, что и завтрашний день, понедельник, 19 июля, будет таким же погожим, ласкали Куиншевен, прощаясь с ним на ночь.
 Погружались в дрему кирпичные и каркасные домики, шпиль церкви Святого Павла, скопление магазинов вдоль Хьюит-стрит. Но ни один луч не проникал в уютную, полутемную, с искусственным освещением таверну в «Колледж-Инн», которая представляла собой часть обширного дома, где находились еще небольшая гостиница и ресторан. Здесь это заведение было известно как «Майк-Плейс».
 — Понимаю, — сказал доктор Гидеон Фелл.
 Его внушительная фигура, гигантский вес которой приходилось поддерживать при помощи двух тростей, располагалась в, самом центре помещения. За столом, уставленным остатками обеда на троих, сидели Марк Рутвен и доктор Сэмюел Кент.
 Не прошло и трех часов после того, как Марк и доктор Кент, в стареньком автомобиле последнего, съездили в Вашингтон и встретили гостя. Они отправились за ним в самую жару. Расплывались и подмигивали огоньки встречного потока машин, а когда они повернули к северо-востоку, к вокзалу, в жарком мареве потерял четкость даже контур купола Капитолия.
 Из-за странной манеры вождения доктора Кента они едва не опоздали к месту назначения. Марк после очередной почти бессонной ночи, последовавшей за его приключениями в библиотеке, чувствовал, что силы на исходе.
 — Почему вы не говорили, что знакомы с доктором Феллом? — спросил он своего спутника.
 Доктор Кент, слегка нахмурившись, совершил самоубийственный маневр, подрезав спереди тяжелый грузовик.
 — Видишь ли, — сказал он, избегая прямого ответа, — я хотел сохранить свободу действий. Я не сомневался, что застану его в клубе «Плейере» в Нью-Йорке, куда я ему и позвонил.
 — В связи со смертью мисс Лестрейндж?
 — Нет, нет. Это было несколько дней назад. В связи с неприятностями в спортзале. И лишь прошлым вечером я связался с ним и по ее поводу.
 — Значит, он уже многое знает?
 — Почти столько же, сколько и я, если можно считать, что мы что-то знаем. Обращаю ваше внимание, что уже почти четверть шестого. Остается надеяться, что мы его не потеряем.
 Даже в огромном мраморном пространстве станции потерять доктора Фелла было невозможно.
 — Ага! — прогремел голос доктора Фелла, и, лучась радостью, он вскинул в воздух одну трость.
 Они увидели, что он стоит у газетного стенда, расплачиваясь с носильщиком в красной шапочке, и выбирает коробку сигар, которые привлекли его внимание главным образом своим броским цветом. Его пенсне на широкой черной ленте криво сидело на носу, а сбившаяся набок копна волос закрывала один глаз.
 Наконец он увидел встречающих, замахал им руками и выкрикнул приветствие. Его раскрасневшееся лицо сияло. От радостного хмыканья колыхнулись несколько подбородков доктора Фелла; его черный альпаковый пиджак был необъятен, как палатка. Он с таким неподдельным удовольствием пожал руку Марка, глазки за сползшими набок стеклышками пенсне лучились таким благодушием, что казалось, встретились два старинных друга.
 — Как я догадываюсь — Гидеон Фелл? — с достоинством склонил голову доктор Кент.
 — Не сомневаюсь, что вы — Кент! — загрохотал доктор Фелл и от удовольствия чуть не выдернул ему кисть из суставов. — Джентльмены, — заявил он, став серьезным после того, как тепло выразил благодарность за встречу, — нам многое нужно обсудить. — Гостеприимным жестом он показал на ближайшую скамейку. — Не присесть ли нам?
 — Здесь, на станции? — удивился Марк.
 — Да, кстати! Я тут подумал… — вдруг оживился мистер Фелл, — я пришел в восторг…
 — Относительно уб…
 — Относительно вокзала, — сообщил доктор Фелл.
 Поскольку на краю скамейки было достаточно места, он опустился на нее, опираясь на трости и зажав под мышкой яркую коробку сигар.
 Откинув падавшие на глаза волосы и ощетинив свои бандитские усы, он огляделся.
 — Когда сто лет назад в Англии появились железные дороги, они принесли с собой грязь, дым, неразбериху и неудобства. Ретрограды утверждают, что это неизбежное следствие прогресса, и клянут его. Вы согласны, мой дорогой Кент?
 Доктор Кент со своими седоватыми волосами и невозмутимым выражением лица, на котором выделялись темные брови, смотрелся довольно забавно на скамейке рядом с ним.
 — Да, похоже, что так и есть.
 — Сэр, — воодушевляясь, доктор Фелл теперь обратился к Марку, — вы в этой стране совсем не цените, каким комфортом вы окружены на самой скромной железнодорожной станции! В Англии мрачное слово «вокзал» означает неудобное место, где вы дожидаетесь отбытия. Здесь вы буквально избалованы изобилием услуг, среди которых можете найти все, что душе угодно, хотя в этих обстоятельствах возникает опасность пропустить свой поезд. Я считаю, что некоторые венецианские дворцы уступают в роскоши вашим залам ожидания. Эта станция вызывает воспоминания о римских термах. Подумать только! Я могу вспомнить и зеркальный зал Версаля, и висячие сады Вавилона, ибо чувствую, что попал в настоящее королевство красоты. Вы согласны, мой дорогой Кент?
 Доктор Кент нахмурился.
 — Я не обладаю вашим полетом фантазии, — не без легкого ехидства сказал он. — Кроме того, вы уже бывали в Америке. Так что, думаю, ваш восторг не вполне искренний.
 Доктор Фелл повернул к нему массивную голову.
 — Сэр, — усмехнулся он, — я заслужил этот укор.
 — Это было всего лишь…
 — Но перейдем к делу, — прервал его доктор Фелл, — довольно странное совпадение. Я направляюсь в Куин-колледж по приглашению Марка Рутвена, чтобы увидеть потерянные письма Уилки Коллинза. Тут мне звоните вы с рассказом о странных происшествиях у вас в спортзале и уговариваете, чтобы я во что бы то ни стало приехал.
 — Я звонил вам главным образом по настоянию доктора Арнольда Хьюита.
 — Вот как! А Марк мне ничего не рассказывал. Как большинство местных обитателей, особенно из южан, он готов скорее перерезать себе горло, чем поступиться правилами гостеприимства — то есть нагрузить гостя своими проблемами. Я это ценю. Но, клянусь Богом, ваша загадка не помешает мне прекрасно чувствовать себя! Итак, сэр, что вы от меня хотите?
 — Дело в том… — начал доктор Кент.
 — Надеюсь, вы понимаете, — снова прервал его доктор Фелл. — Я иностранец здесь. Скорее всего, я не смогу вмешиваться в дела полиции…
 — Вопрос так не стоит, — слабо отмахнулся доктор Кент. — После вскрытия, которое состоялось сегодня утром, расследование будет чистой формальностью. Официально дело скоро закроют.
 — В таком случае чего же вы от меня хотите? Если я и смогу выяснить истину, что это даст? Вы хотите, чтобы убийца был передан в руки закона?
 — Фелл, я не знаю! — вздохнул доктор Кент.
 — Вот как!
 — Минутку! Я лез из кожи вон — поверьте, сделал все! — чтобы уберечь колледж от скандала. Но я совсем не уверен в том, что все было так, как представляют себе копы. Я все же хотел бы разобраться…
 Откашлявшись, Марк вступил в разговор.
 — Да! — произнес он, стараясь держать в руках разгулявшиеся нервы. — Да, в этом-то и дело… Доктор Фелл…
 — Вот как? Хм? Да?
 — Ваше присутствие ни в коем случае не доставляет мне неудобств, — искренне заверил его Марк. — Ради вас я могу считать себя жителем Новой Англии, хотя вырос я на Юге. Все мы хотим выяснить правду… то есть, если доктор Кент все откровенно расскажет.
 Доктор Кент посмотрел на Марка, прикрыв морщинистыми веками живые темно-карие глаза.
 — Марк, уж не вам говорить об откровенности.
 — Я совершенно искренен…
 — Тогда простите то, что я вам скажу. Какова была истинная причина того, что Бренда уехала от вас в субботу вечером? Правда ли, что, как сейчас нашептывает миссис Хьюит, она… что она ушла к молодому Фрэнку Чедвику? Кроме того, вы скрываете, что произошло прошлой ночью в Новой библиотеке…
 Издалека донеслись невнятные звуки громкоговорителя. По переходам и залам вокзала, огибая гигантские статуи, поднимающиеся к высоким арочным проемам окон, забегали суетливые вереницы пассажиров.
 Марк с трудом сдерживал расходившиеся нервы.
 — Что касается Бренды, — выдавил он, — я не могу — или не хочу, если вам угодно, — рассказывать что-либо, пока не найду ее и не выясню все. Я звонил некоторым друзьям; не могу позволить себе звонить остальным, ибо полиция может заподозрить ее. Относительно Чедвика я ничего не знаю, куда лучше спросить его самого. А вот о событиях в библиотеке я могу подробно рассказать вам, хотя мне казалось, что вы уже все знаете. И я могу поведать об убийстве в запертой комнате, которое покойный писатель сочинил на бумаге…
 — Что?! — громовым голосом перебил его доктор Фелл.
 — …и которое в спальне Роз Лестрейндж аккуратно воплотил в жизнь кто-то из его читателей.
 Марк подошел к чемодану доктора Фелла и вернулся вместе с ним.
 — Доктор Фелл, — сказал он, — машина ждет. Вам приготовлена комната в моем доме, и по пути мы пообедаем в «Майк-Плейс». Я хочу расследования, честного и беспристрастного, без всякой снисходительности, ибо я убежден — Бренда не имеет никакого отношения к этой истории. Если я решусь все вам рассказать, смогу ли я рассчитывать на ваше всемерное содействие?
 Несколько мгновений доктор Фелл хранил молчание.
 Он думал, тяжело отдуваясь, утопив подбородки в обруче воротника и положив руки на изогнутые головки своих тростей. Его прищуренные маленькие глазки, которых не прикрывали низко сидящие стекла пенсне, были обращены к доктору Кенту с выражением беспокойства или даже какого-то мрачного предчувствия.
 Затем, сунув коробку сигар в боковой карман, где она исчезла целиком, он решительно поднялся. Его раскрасневшееся лицо стало очень серьезным.
 — Сэр, — торжественно произнес он, — я всецело в вашем распоряжении. Если старый тупица с заскорузлыми мозгами в состоянии оказать вам помощь, можете располагать мной. И вполне возможно — я постараюсь, клянусь громом и молнией! — что у меня появятся кое-какие идеи относительно этого дела.
 Вот таким образом в половине восьмого вечера они заехали пообедать в большую полутемную, с искусственным освещением таверну в «Колледж-Инн» в Куиншевене. Устроившись за центральным столиком, уставленным блюдами с вареными устрицами и лобстером, Марк рассказывал свою историю. И хотя он почти ничего не ел, атмосфера застолья успокоила его.
 Вдоль стен таверны, на которые падали отблески света, висела серия гравюр, созданных знаменитыми книжными иллюстраторами начала двадцатого века. Яркие цвета и тщательно прописанные детали. Здесь были батальные сцены из американской истории от франко-индейских стычек до войны между штатами.
 Тут же на полках стояли копии старинных предметов быта. Прохладный кондиционированный воздух нес с собой приятные запахи, словно из винного погреба. Если не считать официанта, они были в зале одни.
 Начав с того, как в воскресенье утром Джудит Уолкер упомянула Уилки Коллинза, Марк поведал и остальные подробности: детали, имеющие отношение к найденным бумагам писателя, «Армадейлу», подмененному экземпляру «Женщины в белом» и к собственно запертой комнате. Прочел он и письмо к Диккенсу, датированное декабрем 1867 года.
 Доктор Фелл прервал его только в одном месте.
 — О господи! О, Бахус! — очнувшись от раздумий, пробормотал он и, прищурившись, посмотрел на доктора Кента. — Это все правда?
 — Правда? О чем вы? Мой дорогой Фелл, мне ли об этом говорить? Спросите у Марка.
 — Нет, нет, нет! О, мудрецы Афин! Вы неправильно меня поняли. Я хочу знать, исследовала ли полиция состояние ключа, дверей, дверного косяка в спальне мисс Лестрейндж?
 — Да.
 — Окон, щеколд на них и так далее?
 — Да.
 — Были ли следы какого-то механического воздействия на них?
 — Никаких. В момент смерти леди была надежно заперта.
 Доктор Фелл смешно округлил рот, но не для того, чтобы отправить туда еду или питье.
 — Теперь скажите мне вот что, — обратился он к Марку. — Когда в воскресенье утром вы беседовали с миссис Уолкер, то сообщили ей, что понимаете, как сработали «три четверти» замысла. Откровенно говоря, сэр, меня это удивило. Исходя из моего опыта, можно использовать или весь трюк — или ничего не выйдет.
 — Доктор Фелл, — смутился Марк, — думаю, вы не поняли, что я имел в виду. Я сказал миссис Уолкер, что знаю три четверти фактов, имеющих отношение к замыслу романа, того, о котором Коллинз сообщил Диккенсу. И опасаюсь, что полиция может подумать, будто я использовал этот сюжет… Но я этого не делал. Например…
 — Да?
 — Ну, в «Стуке мертвого человека» один их персонажей уверяет, что в ночь убийства он слышал, как кто-то пытался напильником перепилить решетку.
 — Напильником решетку?
 — Да. Но на окнах комнаты убитой не было никаких решеток. В записках Коллинза, очень беглых, — они у меня дома — об этом упоминается как об очень важной детали. И тем не менее я не понимаю, какое она имеет отношение к этой истории.
 — Хм! Так… Многим ли вы рассказывали все это?
 — Никому, кроме покойного доктора Дана Уолкера. Конечно, знает Бренда; упоминал при Тоби Саундерсе и докторе Хьюите. Думаю, что кое-что рассказал и доктору Кенту. Но доктор Кент отрицает, что слышал об этом.
 — В таком случае последний важный вопрос, — прищурился доктор Фелл. — Покуда я буду стонать, ныть и молча рвать на себе волосы от напряжения, расскажите, как выглядит ваша жена.
 Марк, сбитый с толку, уставился на него.
 — Прошу прощения?
 — Сэр, я имел в виду, что хочу знать, как выглядит ваша жена. Я не прошу вас подробно докладывать, куда она отправилась и с кем. Просто опишите ее внешность. Сможете?
 Доктор Фелл внимательно выслушал отчет Марка.
 — Хорошо! Итак! Вы говорите, что прошлым вечером, около девяти часов, вы направились в Новую библиотеку, чтобы поработать с письмом Уилки Коллинза: с тем самым, которое вы нам зачитали и в котором идет речь именно о запертой комнате. Другие два письма, как я понял, посвящены действующим лицам и сюжету. У боковой двери вы встретили миссис Джудит Уолкер. И дальше? Что было дальше?
 Марк рассказал им.
 Он умолчал лишь о том, что в ночь убийства, в десять минут двенадцатого или несколько позже, Джудит якобы видела Бренду перед Красным коттеджем. И еще, конечно, — это было бы просто глупо — он не стал упоминать о влечении, которое неожиданно испытал к Джудит.
 Но все остальные факты он изложил. Во время повествования он словно заново пережил тот ночной кошмар. Снова он услышал, как падает и с грохотом разбивается на полу гипсовый бюст. Опять пытался загнать в книгохранилище неизвестного посетителя. И из-за приоткрытой двери на него вновь смотрели испуганные глаза Джудит, зрачки которых были окружены ободками белка…
 Так! -загрохотал доктор Фелл, заставив Марка подпрыгнуть. — Пока я все понимаю. Миссис Уолкер потеряла сознание, но в тот момент вы этого не знали. Вы прикрыли за собой дверь книгохранилища и заперли ее. И что случилось далее?
 Марк был полон нескрываемой горечи.
 — Ничего, — сказал он.
 — Ничего?!
 — Я хочу сказать, — объяснил Марк, — что в хранилище никого не оказалось. Никого! Ни на одном этаже. Этот любитель розыгрышей исчез.
 Лицо доктора Фелла, обрамленное засунутой за воротник салфеткой, на которую падали блики от криво сидящего пенсне, казалось, медленно поплыло над столом. Грустно поблескивали его нож и вилка, которые он поднял в воздух.
 — Нет, — торопливо поправился Марк, — я не хочу сказать, что этот тип был привидением или что там был потайной ход… Я полагаю, все было куда проще, и именно от этого можно прийти в ярость.
 — И как же именно?
 — Я попался на один из самых старых фокусов. В книгохранилище вообще никого не было. — Марк повернулся к доктору Сэмюелу Кенту. — Я стоял в среднем из пяти проходов, лицом к северу, повернувшись налево, к дверям книгохранилища на западной стороне. Именно так! В таком положении не видна вся дверь. Книжные полки перекрывают примерно пять дюймов около замка. Вы обратили на это внимание?
 — Согласен, согласен! Но что из этого следует?
 — Этот шутник не пытался удрать. Чем и перехитрил меня. Стоя слева от дверей, вне поля зрения, он кончиками пальцев прикрыл ее. Движение закрывающейся двери я, конечно, заметил. Тогда я решил, что он спрятался в книгохранилище, и на цыпочках удалился.
 — Оставил ли он какие-то следы?
 — Да! На верху двух книжных шкафов, где он сидел. Но даже и без полицейских видно было, что отпечатков там не осталось. Значительно позже в южном крыле я нашел открытое окно со сломанной задвижкой, которой было, наверное, лет сто от роду; так он и проник внутрь.
 — Мой дорогой Марк, — наморщив лоб и возмущенно подняв черные брови, сказал доктор Кент, — все это не важно. Что именно миссис Уолкер увидела в книгохранилище? Что она могла увидеть? Что ее так перепугало? Вот это я хотел бы знать.
 — Как и я! Как и все мы! Я…
 Марк остановился. Он отчетливо помнил, как Джудит очнулась от обморока. Она попробовала сделать несколько шагов, но настолько плохо владела собой, что ей потребовалась помощь. Он помог ей выйти на Лужайку. Рядом с Северным Мальборо она снова отключилась. Испытывая жалость и чувство вины из-за того, что в этот вечер она многое перенесла из-за него, он донес ее до лома на Харли-Лейн, пока Кэролайн звонила врачу.
 Почему-то в этот момент нахлынули острые болезненные воспоминания о Бренде.
 — Сегодня днем Джудит все еще находилась под влиянием успокоительных лекарств, — сказал Марк. — Всю ночь при ней были миссис Кент и Кэролайн. Я тоже заходил, так что… — И снова он остановился. — Но ведь вы должны все это знать, не так ли? Конечно же миссис Кент или Кэролайн вам всё рассказали?
 — Они все еще при ней, — уточнил доктор Кент. — И потом, их болтовня довольно бессвязна.
 — Да, конечно.
 — Я очень тепло отношусь к миссис Уолкер. Понимаю, она испытала шок. Но из-за чего?
 — В этом-то все и дело. Она не могла ничего видеть перед собой, кроме металлических полок, заполненных книгами по археологии. Пока я не могу сделать никаких предположений относительно… доктор Фелл!
 — Да?
 — Вы следите за повествованием?
 — Сэр, — прогудел доктор Фелл, извлекая салфетку из-за воротника и с достоинством выпрямляясь, — разрешите вас заверить, что я все слушал с куда большим вниманием, чем можно предположить, если судить по моему косоглазому и туповатому лицу. В доказательство сего могу задать вам пару вопросов.
 — Конечно.
 Доктор Фелл поднялся на ноги. Отдуваясь, он вышел на середину комнаты, оказавшись на фоне батальных картин.
 — Вы уверены, — спросил он, — что так называемый «шутник» из библиотеки не был просто случайным бродягой или мелким воришкой, который мог оказаться там в поисках мелкой добычи?
 — Как я могу быть уверен? Поэтому я и не рискнул поднять тревогу. И тем не менее он там был и потом загадочно исчез — напугав нас до полусмерти. Бессмыслица, не имеющая себе равных. Каков ваш второй вопрос?
 Ухмыльнувшись, доктор Фелл надул губы.
 — Миссис Джудит Уолкер и мисс Кент. Как они выглядят?
 Марк собрался было возмутиться, но лицо доктора Фелл а было таким серьезным, что, вздохнув, он подробно ответил на вопрос.
 — Вы же не думаете, — усмехнулся он, — что Роз Лестрейндж была убита женщиной?
 — Нет. В данный момент я вообще ни о чем подобном не думаю. Но, черт побери! Такое преступление могло быть совершено именно в таком колледже, старинном, с хорошими традициями и наличием просвещенной интеллигенции. Тот, кто запер спальню, был человеком с академическим образованием, глубоким знатоком книг.
 — Тогда при чем же здесь внешний вид трех женщин?
 — Четырех женщин! — немедленно поправил его доктор Фелл. — Четырех! И прошу вас этого не забывать!
 — Очень хорошо, но какое значение имеет внешность четырех женщин? Не могли бы вы мне объяснить?
 — Очень хорошо, давайте подумаем, имеет ли какое-то значение в данной ситуации появление четырех женщин?
 — Знаете, мне кажется куда более важным другой, неприятный и тревожный аспект этого дела. Я имею в виду переполох в спортивном зале. Речь идет о настоящем извращенце — о том самом, кто хихикал в углу, рисовал светящейся краской статую Основателя и столкнул шестнадцатилетнего мальчика в плавательный бассейн.
 Тяжело дыша, доктор Фелл вскинул трость.
 — Но обратите внимание! — прищурился он. — Это, конечно, ужасно. Но не похоже на спланированное преступление. Наоборот! Все было проделано грубо, напоминало скорее проказы школьников, почти как…
 Его громкий голос сошел на нет, и он остался стоять с открытым ртом. Опустив трость, что позволило ему опираться сразу на обе, он вскинул подбородок, словно увидев что-то в углу. Его вихрастая голова темным силуэтом выделялась на фоне сцены, где армия Брэддока попала в засаду — вирджинские милиционеры в зеленых мундирах защищали красномундирников от индейских стрел.
 — Я понял… — произнес доктор Фелл. Затем встряхнулся, словно опасаясь, не сказал ли он лишнего.
 Марк вскочил, чуть не опрокинув локтем бокал с пивом.
 — Позволительно спросить, что вы поняли? По моему мнению, этим шутником в спортивном зале могла быть сама Роз Лестрейндж!
 — Боюсь, что не согласен с этим! — бросил Сэмюел Кент.
 Марк сдержался.
 — В любом случае, — сказал он, — это не может иметь отношения к Бренде. Она едва ли не единственная, кто знать не знает, что случилось в спортивном зале. Бренда… да, в чем дело?
 Официант, маленький человечек с манерами балканского дипломата, подскочил, чтобы собрать посуду, перед тем как подавать кофе. Он громким шепотом обратился к Марку:
 — Мистер Рутвен! Там на улице человек, мистер Рутвен, который хочет увидеться с вами. Вам лучше выйти к нему.
 — Спасибо, но в данный момент я занят.
 — Все же вам лучше повидаться с ним.
 — Почему? Он что, не может зайти сюда?
 — Он сказал, что предпочитает не заходить, сэр. Вы лучше сходите к нему. Это мистер Фрэнк Чедвик. Он говорит, что у него послание от вашей жены.

 Глава 12

 Красно-желтый «кадиллак» с откидным верхом, за рулем которого сидел Фрэнк Чедвик, стоял по другую сторону дороги, как раз рядом с аптекой Барни.
 Марк, справившись с головокружением, которое охватило его, когда он из кондиционированной атмосферы и полутьмы вышел на жаркие лучи солнца, выпрямился и застыл на месте. Два человека с разных сторон Хьюит-стрит смотрели друг на друга.
 Марк медленно перешел дорогу, направляясь к машине.
 На первый взгляд Фрэнк Чедвик сохранял привычную для себя спокойную насмешливую уверенность, то самое мальчишеское очарование, о наличии которого Марк был хорошо осведомлен. Пряди его каштановых волос с выгоревшими кончиками обрамляли симпатичную физиономию; держался он легко и раскованно. На нем был костюм кремового цвета и довольно вызывающий галстук; он сидел, легко постукивая пальцами по клаксону, который тем не менее молчал. Во всем остальном Фрэнк сохранял неподвижность.
 Марк подошел к машине и остановился, не произнося ни слова. Они снова уставились друг на друга.
 — Привет, Рутвен, — небрежно бросил молодой человек. Хотя с лица его исчезла улыбка, оставив по себе лишь слабый след, раскованность не покинула его. — Первым делом, — он чуть покраснел, — я бы не хотел, чтобы вы имели ко мне претензии.
 — В этом случае вы бы оказались в незавидном положении, мистер Чедвик.
 Из аптеки донесся слабый звон кассового аппарата.
 У Фрэнка чуть дрогнули ресницы. Пальцы еще несколько раз коснулись кнопки клаксона и застыли. Но он снова улыбнулся.
 — Может, да, а может, и нет. Зависит от вас. — В его голосе появились угрожающие нотки. — Послушайте, старина, вы не против, если я коснусь деликатного вопроса?
 — Говорите, зачем пришли, мистер Чедвик.
 Что бы Марк ни говорил о Фрэнке, он знал, что этот молодой человек с настороженным взглядом далеко не дурак.
 — Видите ли, Рутвен, — с подчеркнутой любезностью сказал тот, — я оказался здесь только ради вашей же пользы. Надеюсь, что вы это оцените.
 — Да.
 За этим односложным ответом последовала пауза. Вдруг без всякой видимой причины спокойная самоуверенность Фрэнка улетучилась, и оказалось, что он крайне озабочен.
 — Послушайте, Рутвен! — выпалил он. — По-своему вы неплохой человек. Я… — Он остановился.
 Тут Марк все понял, и напряжение стало покидать его. В первый раз этот изнеженный молодой человек лицом к лицу столкнулся с настоящей жизнью, что его изрядно напугало. Марку и раньше доводилось видеть таких молодчиков.
 — Так в чем дело? — спросил он. — Вас так напугала полиция?
 — Полиция? Вы думаете, что это меня волнует? Нет! Дело в моем отце! — Фрэнк попытался усмехнуться, но он был в таком напряжении, что это не вышло. — Как я сказал, Рутвен, вы неплохой человек. Но понимаете ли вы, в каком вы положении, вы и Бренда? Оба вы люди гордые. Вы так чертовски горды, что… Послушайте! Вы знаете, где все это время была Бренда? Подождите! Пока еще ничего не говорите!
 — А я пока еще и не собирался говорить.
 Фрэнк, откинувшись на спинку сиденья, посмотрел на него:
 — Боже, ну и положение у меня…
 — Кажется, вам некого в этом винить.
 Он снова подумал, что перед ним лишь какая-то грань подлинной натуры Фрэнка. Вспышка ярости и ревности, охватившая Марка, стала гаснуть. Фрэнк, напротив, завелся:
 — Могу вам сказать, что она была не со мной. С субботнего вечера она была в «Вилларде». Если не верите мне, можете сами убедиться.
 — Откуда вы знаете, где она была, мистер Чедвик?
 — Потому что сейчас 1948 год. Потому что вы не можете получить номер в приличном отеле, чтобы заняться любовью, ни за какие деньги, если у вас нет соответствующих связей или вы не знаете, как это делается. Что с вами, Рутвен? Бренда меня кинула! Бросила как раз перед этой аптекой!
 Марк промолчал.
 — Она бросила меня и отправилась домой. Когда она снова удрала от вас, ибо вы ее выставили, она поехала в «Виллард» и оттуда позвонила мне с просьбой договориться с управляющим, чтобы ей дали номер. У другого бы она едва ли нашла сочувствие, после того как она поступила… Но я ей помог.
 — Вы помните, сколько тогда было времени?
 — Времени?
 — Да. Полиция расследует обстоятельства самоубийства Роз Лестрейндж, и может вдруг оказаться, что это было убийство, имеющее отношение к Куин-колледжу. В субботу вечером сразу же после десяти вы звонили мисс Лестрейндж. Из этой аптеки, что у вас за спиной.
 Фрэнк Чедвик отбросил падавшие на лоб волосы.
 Марк мог поклясться, что слово «полиция» не оказало на него никакого воздействия. Так же как и имя «Роз Лестрейндж». Но два других слова заставили заметно измениться форму губ и выражение глаз.
 — Куин-колледж! — выдохнул он. — Мой старик считает, что это место неприкосновенное. Что ж, я получил хороший урок. Если вы вытащите Бренду из этой истории — а вы это можете! — я дам клятву, что впредь никогда и близко не подойду ни к одной даме из вашего заведения…
 — Вы хотите сказать, что Бренда была не единственной женой преподавателя, которая интересовала вас?
 Ответа не последовало.
 Фрэнк молчал потому, что вопрос Марка поразил его в самое больное место. Он знал, что и так сказал слишком много. Но потрясение от того, что он чуть не проболтался, возымело и обратный эффект: оно заставило Фрэнка собраться и снова обрести спокойствие.
 — Может, да, а может, и нет. Кому это вредит?
 — Вам. И ей тоже, если вы о ней думаете.
 Фрэнк засмеялся.
 — Только не мне, не волнуйтесь, — сказал он, и хотя его улыбка была полна прежнего обаяния, оскаленные верхние зубы со щербинкой давали понять, что ему свойственна жестокость. — Я в последний раз взял на себя такую ответственность.
 — Может быть, придет день, когда вы снова захотите этого.
 — Что вы имеете в виду, старина? Если придется, я могу и жизнь отдать за хорошее дело. А теперь серьезно…
 — Да?
 — Вроде я вел себя достойно, не так ли? — с забавной серьезностью спросил Фрэнк. — Приехал рассказать всю правду о Бренде. На уме у нее только вы; она просто не воспринимает никого другого. Вот так! — Он засмеялся. — У каждого мужчины временами бывают осечки, — добавил он, помолчав.
 — Это всего лишь ваш личный опыт.
 Такова жизнь. Рад, что не вызвал у вас неприятных чувств. Все, с романами в Куиншевене я покончил.
 — А как насчет Роз Лестрейндж?
 Фрэнк потянулся, как кот. С неторопливой ленцой он включил зажигание и нажал стартер. Потом, словно передумав, он приглушил обороты двигателя и резко развернулся к Марку.
 — Это… — начал Фрэнк. В прищуренных глазах блеснуло неуловимое выражение, нечто вроде грубого и откровенного тщеславия, но исчезло через долю мгновения. — Ей крупно не повезло, старина, — холодно сказал он. — Тем не менее, что бы между нами ни было, колледжа это не касается. Моему отцу это не понравилось бы, как ни прискорбно мне это признавать. Но содержание мое он не урежет и на улицу не выставит. Вы разочарованы?
 — Вас не огорчило то, что случилось с мисс Лестрейндж?
 — Послушайте, Рутвен. Не старайтесь быть смешным. Как я говорил, полиция расспрашивала меня о наших отношениях еще вчера. Где я был между часом и тремя ночи в воскресенье? Ответ: я был в своей квартире. Могу ли я это доказать? Не из-за меня ли Роз Лестрейндж всадила себе нож в грудь? Рад доложить, что я смог это сделать.
 — Каким образом?
 — Н-н-ну! — Снова обнажилась хищная щербинка между зубами. — Бренда меня кинула, не так ли? Что бы вы сделали на моем месте? Что бы сделал любой мужчина? Позвонил бы другой девушке и любезно пригласил к себе. Не будем называть имен, но полицию мое объяснение удовлетворило. Хотите узнать что-то еще?
 — Да. Во сколько Бренда звонила вам из «Вилларда»?
 — А в чем дело? Ведь Бренде не угрожают неприятности, не так ли?
 — Нет, но…
 — Никак вы запнулись? — улыбнулся Фрэнк.
 — Да, запнулся. Меня интересует только Бренда, и больше никто. Итак, во сколько Бренда звонила вам из «Вилларда»?
 — Не переживайте, старина! Всегда рад услужить вам. Должно быть, примерно в десять минут второго. Мне пришлось созваниваться с отелем, чтобы заказать ей номер, так что она оказалась в нем около двух. Хотите услышать что-нибудь еще?
 — Нет, — ответил Марк. У него изменился тон голоса. — А теперь убирайтесь отсюда.
 — Что вы сказали?
 — Я сказал: убирайтесь отсюда.
 Фрэнк Чедвик взглянул на стоящего перед ним человека. Пальцами левой руки он легонько барабанил по верхней кромке двери, а правая рука лежала на клаксоне.
 — Это весьма неумно с вашей стороны, Рутвен. Вы не так молоды, как стараетесь казаться. Глупо вести себя так — у вас нет ни одного шанса. А что, если я выйду из машины и преподам вам хороший урок?
 Нагнувшись, Марк рванул ручку дверцы, которая распахнулась настежь. Он задыхался.
 Мягко урчал двигатель. В аптеке снова звякнул кассовый аппарат. Фрэнк от неожиданности словно повис в пустоте, когда его кисть и локоть потеряли опору. Казалось, он сидит так целую вечность. На лице его стали медленно проступать изумление, недоверие, ярость и, может, что-то другое.
 Рванувшись, он перехватил распахнувшуюся дверцу и с силой захлопнул ее. Машина так стремительно сорвалась с места, что тигриное урчание двигателя сразу же превратилось в рев, который унесся по Хьюит-стрит в сторону Александрии.
 Марк, у которого в висках продолжала пульсировать кровь, посмотрел ей вслед.
 Он долго стоял на улице перед аптекой Барни, современным заведением с большими сияющими витринами по обе стороны стеклянной двери, с кондиционером, громко урчащим внутри.
 Каждый раз, как в аптеку кто-то входил или покидал ее, дверь автоматически закрывалась. Марк поднял глаза.
 За стеклом витрины, глядя на него, стояла Бренда.
 «Оба вы люди гордые. Вы так чертовски горды…»
 И еще: «Когда она снова удрала от вас потому, что вы ее выставили…»
 В глазах Бренды он прочел испуг и нерешительность. На мгновение их взгляды встретились. Быстро повернувшись, она заторопилась к высокой стойке с яркими обложками журналов и сделала вид, что целиком поглощена их рассматриванием.
 Марк огляделся. По Хьюит-стрит приближалась полная добродушная пара — доктор и миссис Мэйсон; они направлялись обедать в ресторан (не в таверну) в «Колледж-Инн».
 Влетев в аптеку, Марк остановился на пороге. Стеклянная дверь закрылась за ним с легким шорохом.
 Здесь было очень тихо. У стойки, потягивая через трубочку холодное какао, сидел долговязый юноша в бумажном спортивном свитере. Пожилая дама, которую Марк не знал, негромко обсуждала с фармацевтом какие-то рецептурные предписания.
 Бренда по-прежнему стояла спиной к нему у стенда с журналами.
 Подойдя, Марк остановился так близко около нее, что их руки соприкоснулись. На ней было то же самое белое платье без… нет, это было уже другое, отличавшееся от первого! Бренда затянула его синим пояском, и у нее были бело-синие туфельки. У Бренды дрогнули плечи, когда она, нагнувшись, сделала вид, что увлеченно изучает обложку «Лук».
 Молчание.
 Время тянулось невыносимо долго. Наконец она, не отрываясь от обложки «Лук», заговорила быстрым шепотом:
 — Я вернулась только потому, что тут случились ужасные вещи — эта женщина была убита, и ты оказался впутан в эту историю! И потому что у нас гость! Вот и все!
 Снова наступило томительное молчание. Бренда рискнула искоса бросить на него осторожный взгляд: ее серые глаза были прикрыты темными ресницами.
 — Я только… Марк! — выпалила она. — Я была такой жуткой дурой.
 — Думаю, и я был полным идиотом.
 — Но я виновата…
 — Ничего подобного!
 — Была!
 Необходимость говорить шепотом, в то же время старательно рассматривая журналы в заведении, где пахло супом с пряностями и фруктовым соком, ставила их в нелепую ситуацию, но осознали они это лишь потом.
 — Бренда, я люблю тебя.
 — А я люблю тебя.
 — Мы здесь не можем разговаривать. Выйдем?
 — Да!… Нет! Приближаются доктор и миссис Мэйсон. Они спросят, почему меня не было.
 — Да какая разница?… Подожди! Ты приехала вместе с ним?
 — С кем?… О господи, нет! Я даже не знаю, почему он тут очутился. Я вернулась в нашей машине и увидела, как едет «кадиллак». Он остановился — прямо здесь, а я проехала дальше по дороге и…
 — Не волнуйся! Это не важно!
 — Нет, важно! Он поговорил с официантом в «Майк-Плейс», и ты вышел. Марк, прости: я пролезла через боковую дверь аптеки. И все слышала. Я люблю тебя.
 — На улице никого. Доктор и миссис Мэйсон зашли в ресторан. Теперь мы можем выйти?
 — Да!… Марк, кто убил ее?
 Долговязый юноша в свитере доканчивал свое холодное какао; соломинка, ерзая в пустом стакане, издавала хлюпающие звуки. Когда Марк посмотрел Бренде в лицо, он увидел, что осознание абсурдности и неуместности обстановки уступило место внезапному страху.
 — Бренда, ты только что вернулась?
 — Да. А в чем дело?
 — Ты говорила с кем-нибудь в колледже или поблизости от него?
 — Нет, ни с одной живой душой. Но этим утром я прочитала все газеты и до смерти перепугалась.
 — Об убийстве в газете не было ни слова. Доктор Кент и Джудит Уолкер описали ее как совершенно безгрешную, всеми уважаемую даму, что, наверное, многих рассмешило. После нас появилась лишь парочка репортеров. Откуда ты знаешь, что это было убийство?
 Бренда открыла рот.
 — Но… но я и представить себе не могла, что тут может быть что-то иное! Кроме того, я слышала… — начала она, но передумала. — То есть, когда читаешь такие вещи в газетах, никогда не веришь, что они рассказывают правду. Всегда думаешь, они что-то скрывают. Разве не так?
 Звякнул кассовый аппарат. Долговязый юноша, расплатившись за какао, выбрался на улицу. Словно вдохновившись, за спиной легонько зазвенел другой аппарат: вслед за юношей исчезла и пожилая дама, которая довольно долго, одно за другим, выбирала лекарства.
 Продавец вышел из-за стойки, и звук его шагов сменился тишиной.
 — Бренда, я должен задать тебе один вопрос. Когда в субботу вечером ты поехала в город, останавливалась ли ты у бунгало Роз Лестрейндж? Заходила ли в него? Было это?
 Не сводя с него глаз, Бренда отпрянула. Лицо ее залилось краской.
 — Нет, не было! Я сначала хотела, но ничего не сделала! Если ты думаешь о том, что я сказала…
 — Не важно, что ты сказала! Ты там останавливалась? Выходила из машины? — Он видел ее растерянность. — В конце концов, не важно, что ты сделала. Только расскажи мне правду.
 — Ну хорошо! — взволнованно зашептала она. — Да, остановилась. Да, вышла из машины. Я… мне нечего было скрывать, не так ли? Но я знала, что никогда в жизни не избавлюсь от чувства стыда, если скажу ей хоть слово. Я всего лишь сделала пару шагов по дорожке, но тут же вернулась к машине и буквально сорвалась с места.
 — Сколько было времени?
 — Марк, я не помню. — По выражению широко расставленных серых глаз было видно, что она вспоминает. — Хотя подожди, помню. Часы Основателя только что стали отбивать полночь, когда я услышала… ну, когда я их услышала!
 Про себя Марк вздохнул с облегчением. Это полностью совпадало с показаниями Джудит Уолкер и со всеми остальными. У него отлегло от сердца. Видимо, Бренда неправильно истолковала выражение его лица.
 — Я говорю тебе правду. Пожалуйста, прошу тебя, забудь то, что я тебе наговорила тем вечером, ничего подобного я не имела в виду…
 — Я знаю, что ты говоришь правду. И не стоит возвращаться к… к…
 Глазами, полными слез, она посмотрела на него:
 — Нет, Марк, надо. И у меня есть к тебе вопрос.
 — Вопрос?
 — Да! В прошлом году… или даже раньше… был ли ты счастлив со мной?
 Снаружи освещение стало меняться: солнце затянулось облаками, и тени стали блеклыми и размытыми. Глядя на Бренду, он видел в ней тот же пыл, то же возбуждение и ту же растерянность, которые поразили его в ней в субботу вечером в его кабинете.
 — Бренда, ради всех святых, что ты имеешь в виду?
 — Если ты был несчастлив, так и скажи мне. Я все пойму. Только не скрывай; это все, что я хочу знать. Именно из-за этого я и старалась вызвать у тебя ревность.
 Марк открыл и закрыл рот.
 — Мне не просто признаваться в этом, Марк, но я должна была это сказать. Говорю тебе, что многие женщины — ну, хотя бы Джудит Уолкер! — хотели бы добиться твоего внимания. Если бы я это заметила три года назад или даже два, я бы просто посмеялась; я бы подумала: «Он и не подозревает о твоем присутствии, он даже не замечает тебя!» Но позже я начала думать: «Он не замечает и меня; он просто не обращает на меня внимания».
 — Бренда! Послушай…
 — О, меня тянуло к Фрэнку! Я даже думала, а не закрутить ли с ним роман. Но по-настоящему он меня никогда не интересовал. Когда я выпалила тебе в кабинете, что хочу развестись с тобой и выйти замуж за Фрэнка, — все было враньем, родившимся под влиянием минуты. Потому что меня до глубины души обидели слова, что тебя это не волнует.
 — В тот момент я вел себя как классический идиот. И ты?…
 — Да. Я тогда бросила Фрэнка около аптеки и вернулась домой. Но меня волновала Роз Лестрейндж. Я думала, что она может быть куда опаснее Джудит Уолкер — и тут она проскользнула в дом, как… ну, ты знаешь, как кто.
 — Бренда, уверяю тебя, что не было ровно ничего…
 — Я не верила. Когда я умчалась из дома, я в самом деле собиралась ехать к Джейн Гриффит, но я была в таком состоянии, что не могла никого видеть. Я пошла в отель «Виллард». Марк, я уже потом узнала, что у тебя с ней вообще ничего не было.
 — Узнала? Когда? Этим утром?
 — Нет. Меньше чем полчаса назад. Когда увидела, что ты обошелся с Фрэнком так, как, я надеялась, ты обойдешься с ним после того, как я вызову у тебя ревность. — Бренда вскинула голову. На глазах у нее блестели слезы. — Если бы ты только мог видеть свое лицо, когда, не удостаивая его ответом, ты просто распахнул дверцу машины и приказал ему убираться! Если ты был несчастлив со мной, Марк, прошу, скажи мне. Но если ты был… ну, можешь сказать и об этом.
 Что он и сделал.
 Крепко взяв ее за руку, он вывел Бренду на пустую улицу. Устроившись под тенистой кроной, они говорили долго. Он поведал ей все подробности.
 Однако сохранялась необходимость соблюдать внешние приличия: держаться друг от друга на некотором отдалении и делать вид, что они обсуждают погоду. Нервное напряжение обоих потихоньку спадало.
 Марк долго и путано внушал жене, что он не имеет ровно никакого отношения к убийству Роз Лестрейндж. Бренда изумленно слушала его, но никак не могла понять, зачем он об этом говорит.
 — Давай все уточним, — настаивал он. — Время, когда наступила смерть, лежит в интервале от половины первого до половины четвертого. Ни одна живая душа не могла бы доехать от дома Роз до «Вилларда» на Пенсильвания-авеню за двадцать минут — от половины первого до без десяти минут час.
 — Да, но…
 — Подожди! Ты была в «Вилларде» без десяти час? И поднялась в свой номер лишь около двух? Были ли тому свидетели?
 — Да, конечно. Но…
 — Где ты оставила машину?
 — Там, где всегда. В гараже Хиллари, сразу же за углом.
 — Так я и думал! Если бы даже ты смогла незамеченной выскользнуть из гаража, ты бы не смогла вывести машину оттуда, чтобы тебя никто не видел. Когда бы, по их мнению, ни произошло преступление, твое алиби надежно, как государственные облигации.
 — Марк! — с ужасом воскликнула она. — Неужели кто-то думает, что я… я?…
 — Только Тоби Саундерс, но с ним можно не считаться.
 — Тоби Саундерс?
 — Моя дорогая, ты же знаешь Тоби. Он склонен преувеличивать и придумывать какие-то дикие обвинения; затем он терзается угрызениями совести и старается взять свои слова обратно. Он раз за разом попадает в такие ситуации. На самом деле он никогда в них сам не верит.
 — Но что ты хочешь, чтобы я сделала? — Бренда облизала пересохшие губы. — Ты же не хочешь, чтобы я все рассказала полиции?
 — Нет. В этом нет необходимости. Просто все изложи доктору Феллу. Да плевать на этого Фрэнка Чедвика! Ты была в «Вилларде» с вечера субботы и всю прошлую ночь! Твое алиби неколебимо, как стены Казначейства! Расскажи все доктору Феллу!
 Несмотря на все старания, он повысил голос, но тут же спохватился. Однако шестое чувство Бренды заставило ее оцепенеть, после чего она нервно обернулась.
 Посреди улицы, на фоне краснокирпичного здания «Колледж-Инн» с белыми заплатами окон на нем, обнажив лохматую голову, стоял сам доктор Фелл. Марк внезапно заметил, что машина доктора Сэмюела Кента исчезла со своего места перед гостиницей; но он не помнил, чтобы видел, как она отъехала.
 Уже несколько раз с начала этой истории он слышал в мозгу тревожный сигнал. И снова уловил его, когда увидел лицо своего гостя.
 Доктор Фелл откашлялся.
 — Мэм, — обратился он к Бренде своим дребезжащим голосом, напоминающим звуки расстроенного пианино, — я Гидеон Фелл. Простите ли вы мне нескромность, если я признаюсь, что ваши фотографии — лишь слабая тень потрясающей красоты? И вы, сэр! Простите, но я вынужден признать, что вы правильно оценили выражение моего лица. История с Роз Лестрейндж не закончилась. Нас ждет еще много неприятностей, и, может, уже этой ночью.
 — Роз Лестрейндж? Какие именно неприятности?
 — Перед тем как Сэм Кент по просьбе своей жены покинул нас, он сделал заявление. Я ждал его; он осторожно намекнул мне о сути дела еще по телефону. Но мне еще надо как-то осознать это, однако даже и в этом случае наши главные проблемы впереди.
 — Я ничего не понимаю.
 — Еще бы, разрази меня гром! Тем не менее я должен перекинуться несколькими словами с миссис Джудит Уолкер, если разрешит ее лечащий врач. До этого я должен посетить спальню в Красном коттедже — центральное место в убежище нашей интересной дамы; я хотел бы, чтобы меня сопровождал один из тех, кто обнаружил ее тело. Даже в такой момент, сэр, я надеюсь, вы не откажете мне в компании?
 Бренда поежилась, словно по спине у нее пробежал паук, потом выпрямилась, откинула назад волосы и взяла Марка под руку.
 — Конечно, ты должен идти! Марк, дорогой, можно я пойду с тобой?

 Глава 13

 Сумерки уже начали затягивать небо, когда они очутились в спальне Роз Лестрейндж. Доктор Фелл стал с интересом рассматривать туалетный столик с трехстворчатым зеркалом.
 Когда троица вошла в пределы дома, воцарилось мрачное молчание. С момента появления в коттедже вряд ли они сказали друг другу больше полудюжины слов. Марк стоял в полутемном белом коридоре, поглядывая через открытые двери то в спальню, где в задумчивости застыл доктор Фелл, то в гостиную, куда недолго думая юркнула Бренда.
 В последний момент, как Марк и предвидел, Бренда испугалась и не осмелилась зайти в спальню. Он не мог себе представить, зачем она вообще пошла сюда. Наверное, ею руководило любопытство, смешанное с отвращением.
 Бренда было присела на чиппендейловский стул в гостиной, полной серебра, длинный стол в которой мог служить и обеденным. Но тут же снова сорвалась с места и направилась к изящному письменному столу, образцу того же стиля.
 Вошли в дом они без труда — передняя дверь была незаперта. Она стояла открытой настежь, как в тот день, когда воскресным утром, вынырнув из пелены тумана, около дома оказались Марк, Тоби и доктор Кент.
 Поскольку коттедж стоял фасадом к северо-востоку, через открытую переднюю дверь внутрь проникало не так много света. Но на маленьком столике в задней части холла продолжала гореть тусклая лампочка под янтарным абажуром. На стене проступали очертания черно-белой гравюры Гойи из «Шабаша ведьм».
 Все продолжали хранить молчание.
 Доктор Фелл, казалось, превратился в статую, рассматривая туалетный столик и стул с зеленой обивкой рядом с ним — здесь еще недавно находилось застывшее тело Роз Лестрейндж, колени и бедра которой касались этих вещей.
 «А не пора ли ознакомиться, — подумал Марк, — с архитектурой домика?»
 Насколько он помнил, первоначально здесь было только две комнаты, которые теперь превратились в спальню и гостиную. Примерно в 1920 году, как ему кто-то рассказывал, к спальне были пристроены современная ванная и кухонька. Тогда же в задней части гостиной отгородили узенькую комнату, в которой по утрам можно было завтракать — она сообщалась с кухней.
 Вот и все.
 «Красный коттедж». «Бунгало». «Куиншевен-13».
 В конце двадцатифутовой дорожки, что тянулась от открытых входных дверей, каким-то чудом вдруг ожил уличный фонарь. Его рассеянный свет очертил окружность в несколько ярдов в диаметре. «Шевроле» Марка, в котором лежали сумочка Бренды и чемодан доктора Фелла, стоял за пределами освещенного пространства.
 Марк помедлил, собираясь с мыслями, потом направился в спальню.
 — Марк! — окликнула его Бренда.
 Даже ее голос, прозвучавший в мертвой тишине, заставил его вздрогнуть. Бренда, напряженная и обеспокоенная, стояла в дверном проеме у него за спиной.
 — Куда ты? — спросила она.
 — Всего лишь в спальню. Мне не дает покоя один странный и, возможно, пустой вопрос — все ли там осталось в прежнем виде?
 — Но ведь там был обыск?
 — Да. Но тебе там делать нечего. Бренда, это только расстроит тебя! Почему бы тебе не отогнать машину домой и не разобраться с вещами?
 — Радость моя, я с тобой!
 — Я еще не могу уйти. У меня есть несколько вопросов, на которые я хочу получить ответы, хотя не уверен, что они мне помогут. Подожди несколько минут!
 — Марк!
 Но он уже перешагнул порог.
 Лампа под стеклянным абажуром цвета янтаря горела рядом с мягким зеленым стулом, на который сразу же упал его взгляд. Он стоял на некотором отдалении от стола и задней стены комнаты. На маленьком столике слева от кресла, под лампой, лежала «Женщина в белом».
 Вдоль задней стены располагалось низкое ложе, в изголовье которого висела картина «Молодая ведьма»; рядом виднелась открытая дверь ванной. У противоположной стены на туалетном столике стояло трехстворчатое зеркало, в котором сейчас отражалась лишь массивная фигура доктора Фелла. Два окна на третьей стене оставались затянутыми кретоновыми портьерами кремового цвета.
 Если не обращать внимания на остатки порошка для снятия отпечатков пальцев, если не думать, сколько человек топтались на этом мягком шерстяном ковре, можно считать, что комната почти не изменилась — здесь не хватало только Роз Лестрейндж.
 Взгляд Марка скользнул по окнам — и замер.
 Он не обратил особого внимания на большой комод с пятнами порошка. Его ящики, которые обыскивали полицейские, были грубо выдвинуты. Комод стоял в углу, а перед ним находилось кресло с высокой спинкой.
 На ней висело вывернутое наизнанку желтое платье, в котором Роз была в субботу вечером. Сверху валялся поясок. На сиденье кресла лежали аккуратно скатанные нейлоновые чулки. На полу стояли туфельки с высокими каблуками.
 В воскресенье утром он не обратил на них внимания. Сейчас они заставили его вспомнить эту высокую загадочную женщину, в усмешке которой было что-то недоброе.
 В это мгновение доктор Фелл, громогласно откашлявшись, с багровым обеспокоенным лицом отошел от туалетного столика.
 — Закрытая дверь! Закрытые окна! — невольно вырвалось у Марка. — У вас есть какие-то идеи?
 — Сэр, — ответил доктор Фелл, — отсутствие идей редко беспокоит меня. Меня обычно беспокоят те идеи, которые уже у меня в голове. Не так давно вы и ваша жена по отдельности рассказали свои версии событий, произошедших в ночь убийства. То, что касается ваших отношений, в этих историях не привлекло моего внимания. Но куда больше меня заинтересовали подробности, касающиеся других людей, — главным образом, некие события, происходившие в вашем доме.
 — То есть вы хотите получить ответы на какие-то вопросы?
 — Именно так. Давайте начнем с самой мисс Лестрейндж.
 Марк знал, что Бренда продолжает стоять у него за спиной в дверном проеме.
 Хотя он не видел ее, он чувствовал ее физическое присутствие, понимал, какие эмоции ее захлестывают. Марк отошел в сторону, чтобы жена могла видеть доктора Фелла.
 — Насколько я понимаю, вы виделись с ней всего лишь дважды: в первый раз она в субботу утром остановила вас на Колледж-авеню и затем около одиннадцати вечера, когда она, не позвонив в двери, проскользнула в ваш дом, по всей видимости полагая, что вы в нем один. Тем не менее…
 — Да? — вырвалось у Марка.
 — Минуту, сэр. — Доктор Фелл широко открыл прищуренные глаза. — Не поразил ли вас тот факт, что она была столь бесцеремонна?
 — Я не совсем вас понимаю.
 — Бесцеремонна! Ну, прошу вас, миссис Рутвен! — Доктор Фелл, оживившись, хмыкнул и подмигнул Бренде, но тут же снова посерьезнел. — Боюсь, я понимаю, о чем вы думаете. «Если не считать бесцеремонностью подобное появление в доме малознакомой дамы, то о чем тогда можно говорить?» Признайтесь, нечто подобное пришло вам в голову?
 Бренда, казалось, была сбита с толку.
 — Н-ну… в общем-то да! Вы правы, так я и подумала.
 — Но это далеко не все, что я хотел бы знать. Будьте любезны, выкиньте из головы — вы оба — все оценки, которые готовы слететь с ваших уст по поводу ее личной жизни и моральных установок. Итак, сэр. Исходя из вашего краткого знакомства, можете ли вы сказать, что она получила хорошее воспитание?
 — Хорошее воспитание? Да! Да, конечно!
 — Она умела держаться? Обладала хорошими манерами? Непринужденностью?
 — Да, все это было ей присуще.
 — То есть не была она грубоватой или закомплексованной?
 — Господи, конечно же нет!
 — А теперь смотрите! — продолжил доктор Фелл. — Мисс Лестрейндж ни в малой степени не беспокоят слухи о том, что у нее состоялось тайное свидание в изоляторе колледжа с неким молодым человеком, которым, как позже выяснилось, был Фрэнк Чедвик. Наоборот: она над ними смеется. И не собирается ничего отрицать. Что выдает ее желание казаться неуемной искательницей любовных приключений.
 — «Ее желание»? — вмешалась Бренда, но запнулась. — Что вы подразумеваете под этими словами?
 Марк нахмурился. В его памяти ясно и четко всплыли слова, которыми Джудит Уолкер охарактеризовала Роз Лестрейндж.
 — Но едва ли она догадывалась, — вскинул голову доктор Фелл, — что в ее адрес выдвигаются и другие обвинения. Откуда она могла знать, что ее подозревают в тех шутках в спортзале: в том, что она малевала рисунки на стене, а потом бросила металлический стержень на голову старика — и все это без всяких причин, разве что она была патологической личностью? Неужели ей понравились бы сплетни такого рода?
 — Да, это бы ей не понравилось, — не мудрствуя лукаво, согласился Марк.
 — Можно ручаться, что она бы возмутилась. Тем не менее Тоби Саундерс совершенно серьезно бросил ей в лицо именно такие обвинения.
 Доктор Фелл неуклюже подошел к окну. Звякнули металлические кольца, когда он отдернул портьеру. Затем он раздвинул занавеси и на втором окне.
 — В субботу вечером, сразу же после одиннадцати, у себя дома вы вручили ей роман Уилки Коллинза «Армадейл». Сэр, я не сомневаюсь, что речь шла именно об этой книге. Но упоминал ли еще кто-нибудь ее название?
 — Да! — вместо Марка ответила Бренда. — Она сама! Едва ли не первыми ее словами, после сообщения, что звонок у дверей не работает, было напоминание, что Марк обещал ей одолжить «Армадейл».
 Продолжая глядеть в окно, доктор Фелл кивнул:
 — После этого, как рассказал мне доктор Кент, Тоби Саундерс и Кэролайн Кент подвезли вашу гостью домой в машине доктора Саундерса. Они остановились на лужайке перед домом, скорее всего, недалеко от того места, где сейчас стоит ваша машина. Все трое находились на переднем сиденье. Тоби Саундерс попытался прочесть ей лекцию о том, что потом он не без испуга назвал страхом Божьим. Он достаточно прозрачно намекал ей, что ему все известно: проделки в спортивном зале — дело ее рук.
 Доктор Фелл сделал паузу.
 — Итак, если учесть все, что мы знаем об этой даме, как она должна была воспринять его обвинение? В действительности она произнесла лишь одну фразу: «Доктор Саундерс, завтра утром вы кое-что услышите». Это верно?
 — Во всяком случае, я так слышал, — ответил Марк.
 Тоби Саундерс признает, что она была подавлена его словами. Вид у нее был оскорбленный, или полный отчаяния, или же, как он добавил, она испытывала какие-то другие эмоции. Тоби Саундерс говорит: она была в таком настроении, что могла и покончить с собой, и он испугался, не слишком ли далеко зашел. Так?
 — Да.
 — Но у мисс Кент, с которой с глазу на глаз поговорил ее отец, была совершенно иное впечатление. Она думает, что Роз Лестрейндж была просто в ярости и в тот момент была не в силах вымолвить ни слова. И думаю, что мы можем принять это куда более прозаическое объяснение.
 — Я тоже так считаю.
 — Разгневана! Сбита с толку! Тут же лишилась дара речи! «Доктор Саундерс, завтра вы кое-что услышите». Если исходить из такой оценки ситуации, что бы могли означать ее слова?
 — Для меня, — помолчав, сказал Марк, — они звучат как угроза.
 — Согласен. Из этого выводим следующий вопрос. — Доктор Фелл в упор посмотрел на него. — Ваш друг Тоби Саундерс — честный человек?
 Марк оцепенел.
 — Эй, подождите-ка! Я не уверен, что понял ваш намек…
 — Сэр, я не намекаю. Я говорю лишь то, что хочу сказать. Итак, честный ли он человек?
 — Я бы ответил так: Тоби — честнейший человек из всех, кого я знаю. Он терпеть не может грубости или несправедливости; если и есть у него недостаток, то только излишняя чувствительность. Господи, да я еще вечером рассказывал Бренде…
 — Сэр, я в курсе дела. Мне довелось подслушать вас.
 — Я помню случай, когда мы еще были студентами…
 — Какой случай?
 — Но это было довольно давно, много лет назад!
 — Будьте любезны, что за история?
 Два голоса вели диалог в душном воздухе комнаты, где на кресле тоскливо обвисло платье Роз Лестрейндж и беспомощно съежились ее скатанные чулки.
 Бренда, в туго облегающем белом платье с чуть расклешенной юбкой, переводила взгляд с одного на другого в ожидании неминуемой ссоры. Ее, как и Марка, успокаивало лишь выражение понимания и сочувствия на лице Гидеона Фелла.
 — Итак? — настаивал доктор Фелл.
 — Когда мы были старшекурсниками, Тоби поссорился с неким Харбеном и обвинил того в плагиате. Потом он просто не мог спать. В четыре утра пошел в Эддисон-Холл, разбудил Харбена и извинился. Тот ему вовсе не нравился; Тоби отнюдь не считал, что несправедливо обвинил его. Но все же принес извинения. Он чувствовал, что должен это сделать. Главное в натуре Тоби можно охарактеризовать лишь одним словом — донкихотство. Если вы сомневаетесь в его честности…
 — Сэр, в этом его качестве я никогда не сомневался, — усмехнулся доктор Фелл.
 — Тогда почему же…
 — Если вы не против, давайте вернемся к тому, что мы действительно знаем об этом деле.
 — Да?
 — Бросив эти слова: «Доктор Саундерс, завтра вы кое-что услышите», Роз Лестрейндж вышла из машины. В одиннадцать тридцать — обратите внимание на время! — Тоби Саундерс и мисс Кент уехали. Мисс Лестрейндж осталась стоять под фонарем, прижимая книгу к груди. — Доктор Фелл снова погрузился в раздумья, и кончики его усов обвисли. — Надо признать, что на какое-то время мы возвращаемся в мир предположений. Тем не менее довольно просто восстановить ход последовавших событий. Эта дама, Роз Лестрейндж, — коварная, злая и жестокая особа, но все эти качества проявлялись в ней чисто по-женски. Даже когда ее обвинили в дебоше в спортзале, она должна была сохранять спокойствие и улыбку на лице. Итак, она повернулась и пошла по дорожке к бунгало. — Доктор Фелл поднял палец. — И вот здесь, клянусь Господом, это дело начинает пугать меня! Вот почему я сказал, что будет еще много неприятностей и они не заставят себя ждать — может даже, кое-что произойдет сегодня вечером. Как раз перед тем, как я застал вас на Хьюит-стрит, Сэм Кент изложил мне все, что он знает. Несмотря на всю его мудрость, он девственно наивен. Как, впрочем, и вы. И всех вас ждет западня, если я не сумею предотвратить этого.
 — Западня? — эхом откликнулся Марк. — Но кто ее поставил?
 — Полиция, — объяснил доктор Фелл.
 Молчание затянулось…
 — Но это невозможно! — воскликнул Марк.
 — Мой дорогой друг, — огорченно сказал доктор Фелл, — неужели вы считаете, что полицию так легко обмануть, заставив поверить, что смерть этой женщины — результат самоубийства?
 — Почему бы и нет?
 — Потому что на это есть три главные причины. Для начала посмотрите сюда!
 Прислонив обе свои трости к стене между окнами, доктор Фелл подошел к окну справа. Его щеколду, уже слегка покрытую легким налетом ржавчины, открыть было нелегко, но доктор Фелл все же справился с ней. После чего поднял оконную раму.
 Перейдя к левому окну, он проделал ту же процедуру. В оконных проемах остались теперь лишь специальные сетки, защищающие от насекомых; держались они на маленьких крючках.
 — Вы обратили внимание? — сердито произнес доктор Фелл. — Каковы бы ни были обычаи во времена Уилки Коллинза, в наши дни люди в спальнях не закрывают и не запирают окон. Особенно в такие душные ночи, какие стоят в конце июля. Простое наличие этих сеток, — он провел ногтем по одной из них, — указывает на то, что обычно окна держат открытыми. В Америке к ним настолько привыкли, что даже не замечают. В Англии мы ими практически не пользуемся, чему я неизменно удивляюсь. Вы следите за моей мыслью?
 — Да, — заверил его Марк.
 — Можно ли предположить, что женщина, которая собирается лишить себя жизни, кинется первым делом прикрывать и запирать окна? И второе, что не дает мне покоя: может ли она оставить дверь распахнутой настежь, каковой вы ее и нашли? В подобном состоянии души она может действовать так или иначе, но она не стала бы одновременно совершать взаимоисключающие поступки. Это вы, надеюсь, понимаете?
 — Да. Я… я никогда не думал…
 — И наконец, посмотрите на туалетный столик. Нет, я не прошу вас ничего трогать; просто посмотрите на туалетный столик и на зеленый стул перед ним.
 — Ну? И что из этого следует?
 — В каком бы месте комнаты мы ни обнаружили Роз, убита она была не перед столиком. И лейтенант Хендерсон должен был знать это с самого начала.
 Марк уставился на туалетный столик. В трех створках зеркала маячило бледное лицо Бренды и два ее профиля.
 — Разрешите я попробую это доказать вам, — продолжал настаивать доктор Фелл. — Миссис Рутвен! Я не собираюсь выкручивать вам руки или пугать появлением привидений. Но не могли бы вы посмотреть прямо в центральную створку зеркала?
 — Д-да?
 — Представьте, что вы готовы совершить самоубийство. Одним ударом вы должны пронзить сердце узким обоюдоострым стальным лезвием с серебряной рукояткой, украшенной жемчугами. Не вздрагивайте; некоторые женщины решались на это! Но могли бы вы сесть перед зеркалом, чтобы наблюдать свою смерть?
 — Нет! О господи, нет!
 — Почему?
 — Да невыносимо просто думать о том, что произойдет. А смотреть в зеркало и видеть, что происходит… нет, для меня это невозможно!
 Доктор Фелл повысил свой и без того громкий голос.
 — Как и для любой другой женщины, — заявил он. — Насколько я знаю статистику, таких самоубийств в истории не отмечено. Можете отойти от зеркала, миссис Рутвен; простите меня и присядьте. — Доктор Фелл продолжил с подчеркнутой серьезностью: — И наконец! Нет, миссис Рутвен, вас это не касается! Если ваш муж займет место на стуле перед туалетным столиком, мы попытаемся продемонстрировать кое-что еще.
 Лицо Бренды исчезло из рамки зеркала. Марк не заметил, как оказался перед зеркалами с высоко поднятыми коленями — он пытался просунуть ноги под полочку с банками кремов, флакончиками духов и прочим набором косметики, от пудры до краски для ресниц.
 — Вы могли понять, что прикончивший ее удар был нанесен с убийственной силой. Кто-то, стоявший за спиной сидящей женщины, из-за правого плеча вонзил ей кинжал в левую часть груди. Она была застигнута врасплох, у нее не было времени заметить опасность, оказать сопротивление или хотя бы уклониться от удара. И если мы посмотрим, как…
 Во всех трех зеркалах мелькнул какой-то темный предмет; удар был направлен сверху вниз.
 Марк инстинктивно вскинул правую руку и вскочил на ноги. Коленом он с такой силой ударился о полку, что нога онемела; створки зеркал пошатнулись и дрогнули, рассыпая блики по всей комнате. Два флакончика упали на пол.
 Когда он выпрямился, стул остался лежать на ковре у него за спиной.
 — Понимаю, — сказал он; колено продолжало ныть, но теперь Марку было не до него. — Она сидела, но не здесь. Когда человек сидит перед тремя зеркалами, его невозможно застать врасплох.
 — Правильно!
 И доктор Фелл, лицо которого побагровело от затраченных усилий, отдуваясь, удовлетворенно плюхнулся на стул.
 — Вы знаете, — сказал Марк, чувствуя почти такую же горечь, как та, что он испытал в Новой библиотеке, — я всегда считал себя достаточно умным человеком. Теперь я в этом разуверился. Глубина моей глупости…
 — Нет! — с необыкновенной горячностью прервал его доктор Фелл.
 — Именно так. Я не увидел таких очевидных вещей.
 — Дело в том, сэр, что вы сталкивались с преступлениями только в книгах. Так же как и Сэм Кент. Как и убийца — в противном случае он обратил бы внимание на запертые в июле окна.
 — Полиция все же пришла к выводу, что был убийца? Но лейтенант Хендерсон сказал…
 — Ах да. Действительно, «лейтенант Хендерсон сказал». Когда Сэм Кент излагал содержание их разговора, он отвел в сторону свои мудрые глаза — вот так — и мне показалось, что меня лупят по голове какой-то тупой колотушкой. Лейтенант прямо так и спросил Сэма, в самом ли деле Роз Лестрейндж заколола себя перед зеркалом — цитирую — «как порой поступают женщины-самоубийцы». Подумать только! Вы слышали эти его слова?
 — Нет, но я знаю о них.
 — Женщины-самоубийцы никогда так не поступают, и это вам подтвердит любой опытный офицер полиции. Он сознательно ввел Сэма в заблуждение, ибо подозревал его в чрезмерной болтливости и, слушая его, лишь ухмылялся.
 — Почему же он ничего не делает?
 — Главным образом, потому, что никак не может понять, несмотря на все свои действительно искренние старания, как эта спальня оказалась запертой изнутри! Нет, арестовать он никого не может. Но будьте спокойны, что-то он предпримет. И вот этого-то я и опасаюсь.
 Марк взглянул через плечо доктора Фелла.
 Там виднелась дверь спальни, слегка приоткрытая, и в замочной скважине изнутри торчал ключ, который после всех экспериментов и испытаний вставила полиция.
 Бренда, отступив в коридор, наблюдала за ними. Когда Марк подошел к двери и ощупал ее, колено его пронзило болью, но он тут же забыл о нем. Он яростно повернул ключ, отметив, какое усилие необходимо при этом приложить.
 Марк вытащил ключ из замка. Его прямой стержень, головка и оба фланца примерно одинакового размера были покрыты легким налетом ржавчины, на которой была бы заметна любая царапина, не говоря уж о следах, которые должны были остаться, если бы ключ поворачивали снаружи.
 Но его не пытались повернуть! Марк вставил его обратно в замок.
 — Доктор Фелл, — сказал он, — как это было сделано?
 Тот встрепенулся:
 — Не знаю. И в данный момент мне бы хотелось взглянуть на те записи, о которых вы говорили. Если полиция не ознакомится с ними раньше, чем мы. Хотя это не столь уж важно.
 Бренда закусила нижнюю губу. В ее глазах читались любовь, сочувствие, глубокая обеспокоенность. Когда Марк вышел в коридор, она кинулась к нему, и он крепко обнял ее за талию.
 — Марк, прошу тебя, не беспокойся так! Я знаю, из моих уст это звучит глупо, потому что я сама все время нервничаю, но я не могу видеть, как ты волнуешься. — Она вскинула го лову, чтобы увидеть его лицо, а потом с вызовом посмотрела на доктора Фелла. — Если полиция не сможет ничего доказать, что они будут делать?
 — Моя дорогая мадам, именно это меня и волнует. Здесь я не в своей стране и не очень хорошо знаком с местными законами.
 — Но…
 — Они могут отложить допросы. Они могут очень неторопливо собирать показания свидетелей, что, как вы заметили, они уже делают. Они могут поставить западню и ждать, пока кто-нибудь случайно попадет в нее. А вот мы ждать не можем.
 — Так что же нам делать?
 — О, святые угодники! Единственно верная линия поведения — я пытаюсь вам это внушить — защищаться правдой и только правдой: досконально выяснить, что же произошло в этой спальне, когда Роз Лестрейндж поразил смертельный удар. Повторяю, это не так трудно, если вы и ваш муж окажете мне помощь.
 Марк почувствовал, как под его руками напряглись мышцы Бренды.
 — Я? — переспросила Бренда. — Но чем я могу вам помочь? Меня и близко не было, когда она погибла.
 — Может, вы были куда ближе, чем сами думаете, — сказал доктор Фелл. — Заходите, миссис Рутвен. Давайте восстановим картину ее последних часов на этой земле.

 Глава 14

 — Ее последних… — вырвалось у Бренды, но она замолчала, когда Марк с силой сжал ее локоть. Бок о бок они приблизились к доктору Феллу, который стоял в центре комнаты, опираясь на трости.
 Бренда бросила взгляд в сторону окон, шторы на которых сейчас были раздвинуты. Легкий ветерок, пробивавшийся сквозь сетки, разносил по комнате ароматы косметики и солей для ванны.
 Доктор Фелл наблюдал за ней.
 Словно желая составить свое личное мнение об увиденном, Бренда посмотрела на желтое платье, висящее на спинке кресла. Бросила взгляд на туалетный столик, перевела его налево и подняла глаза на стенку, где висела репродукция картины Антуана Виртца. Это был портрет молодой женщины, которая через плечо глядела на старую ведьму, провожающую ее на шабаш. Свежие краски этой работы резко выделялись на тускло-красном фоне стены.
 — Нет! — произнес вдруг доктор Фелл.
 — Нет? — Вздрогнув, Бренда отвела взгляд. — Что вы имеете в виду?
 — Не то, о чем вы сейчас думаете. Сэм Кент очень искренне убеждал Тоби Саундерса, что тот не понимает натуры покойной. А тем временем…
 — А тем временем, — вмешался Марк, — что нам удалось установить?
 — Как я уже сказал, в одиннадцать тридцать она стояла под уличным фонарем с книгой в руках. Потом пошла по дорожке. Вошла в бунгало, скорее всего, прикрыла за собой дверь и направилась в комнату.
 Доктор Фелл, используя набалдашник одной из тростей как указку, ткнул в сторону двери и повернулся на месте.
 — Насколько нам известно, — вздохнул он, — она никого не ждала. Но ей было о чем поразмышлять; да, она была разгневана, но в то же время она наслаждалась предвкушением того, что завтра ей предстоит разоблачить истинное лицо какого-то члена этого сообщества, которого все считают человеком безукоризненной репутации и честности.
 Марк, продолжая обнимать Бренду, выкинул левую руку вперед, словно пытаясь отразить удар.
 — Думаю, вам лучше объясниться, — сказал он.
 Доктор Фелл, погруженный в свои мысли, коротко отмахнулся:
 — Прошу прощения, сэр. Доказательства появятся. Но успокойтесь, это ничем не угрожает ни вам, ни вашей жене; даю вам слово! Тем не менее разрешите мне продолжить…
 Бренда перевела дыхание.
 — Итак? — напомнил Марк.
 — Я думаю, что когда она очутилась в своей комнате, то скоро успокоилась и пришла едва ли не в восторженное настроение, обдумывая завтрашние перспективы. Как вы сами здесь могли убедиться, ей было свойственно стремление к домашнему уюту, чистоте и аккуратности. — Он указал на разложенное на кресле платье, на матерчатый поясок и на скатанные чулки. — Она разделась привычным для себя аккуратным образом. Накинула белый хлопковый халатик с красным орнаментом и завязала поясок на левом бедре. Затем надела меховые тапочки. На следующее утро вы увидели ее мертвой. Вы согласны с моим изложением фактов?
 Куда бы Марк ни смотрел, он, казалось, видел перед собой только трехстворчатое зеркало на туалетном столике и лежащий рядом с ним стул с низкой спинкой.
 — Да, на ней в самом деле был халат. Тапочек я не видел, но тогда я и не мог их заметить. Часть ее тела была зажата под столиком. Вы убедительно продемонстрировали, что она не была там убита. Кто-то оказался у нее за спиной и из-за плеча нанес удар — сверху вниз и справа налево. Но если она не сидела за туалетным столиком, то где же она была?
 Доктор Фелл вытаращил глаза.
 — Вы еще спрашиваете? — воскликнул он и ткнул пальцем в угол.
 Тут Марку стало понятно, что за спинкой кресла, стоявшего в нескольких футах от угла, было достаточно места.
 Напольная лампа, прикрытая таким же абажуром янтарного цвета, располагалась слева от кресла. Ее свет падал на темно-пурпурный переплет книги, которая вниз страницами, распластанная лежала на столе.
 — Стоп! — сказал доктор Фелл.
 Марк и Бренда, вцепившаяся ему в рукав, отпрянули.
 — Я сказал «стоп», — повторил доктор Фелл, — ибо ваше воображение может завести вас слишком далеко. Роз Лестрейндж раздевалась неторопливо. Она накинула белый халат и взяла меховые тапочки. И села в это кресло, чтобы почитать «Армадейл». Наверное, она успела прочитать две или три страницы, когда раздался стук в дверь. Она не ждала гостей.
 Но это не имело значения. Я грубо прикидываю, что было около четверти первого, когда она, полная радостных ожиданий, открыла дверь…
 — Кому? — поинтересовался Марк.
 — Убийце.
 — Она заподозрила гостя?
 — Как убийцу? Нет! Некто явился убить ее. Но ей это и в голову не могло прийти. Она с неподдельным презрением относилась к людям, она бы высмеяла любую мысль о насилии по отношению к себе.
 — Доктор Фелл! — У Марка перехватило горло. — Если вы говорите, что так и было, я не собираюсь спорить. Но можете ли вы это доказать? Вы уверены в своих словах?
 — Уверен ли я? О, мудрецы Афин! Могу ли я, как простой смертный, быть уверенным в своей непогрешимости, могу ли считать себя застрахованным от ошибки? Нет, я не уверен. Но я убежден! И думаю, вы тоже увидите истину, если отдадите себе отчет в том, что именно так беспокоит вас. Почему кто-то — предположительно убийца — забрал «Армадейл» и подменил его «Женщиной в белом»?
 — Об этом я вас и спрашиваю. Почему?
 — Вспоминайте! Если вы не обнаружили подмену в воскресенье утром, когда это событие было еще свежо в памяти, можете ли вы по истечении времени быть уверенным, что по ошибке не вручили ей другую книгу?
 — Да, уверен, этого не было.
 — Пусть даже часть первых страниц «Армадейла» была аккуратно изъята?
 — Даже и в этом случае. Я могу утверждать!
 — Очень хорошо. Теперь вернемся к мисс Лестрейндж и к ее гостю, явившемуся в четверть первого ночи. Она отнюдь не встревожилась, а скорее очень обрадовалась. Она может играть в кошки-мышки с человеком, который — в этом она не сомневалась — является ее жертвой. Она пригласила гостя зайти. Снова села, держа книгу. Потешаясь, она сделала вид, что погружена в чтение. Лучшей возможности и представиться не могло! Любой небрежный вопрос типа «Что вы читаете?» или «Интересная ли книга?» мог позволить убийце, не вызывая у нее никаких подозрений, подойти к ней сзади. Она смотрела в книгу. Убийца нанес удар. Кровь, пятна которой остались на халате, артериальная: она более светлая. Ее вытекло совсем немного, ибо клинок и рукоятка тут же закрыли рану. Но что же случилось со страницами этой книги?
 Марк лишь кивнул, искоса глядя на кресло.
 — Пятна крови! — вымолвил он.
 — Да! — воскликнул доктор Фелл. — И что из этого следует?
 Марк снова кивнул.
 В своем воображении он ясно увидел, как тело женщины, пораженное ударом кинжала, выгнулось дугой: не издав ни звука, она лишь открыла рот. Книга выскользнула у нее из рук и, закрывшись, упала на ковер. Марк услышал свой голос.
 — Из этого следует, — как во сне произнес он, — что с самого начала убийца знал, как завершится преступление.
 — Да! И это почти получилось! Каким образом?
 — Все должно было выглядеть как самоубийство. Он не мог забрать книгу и уничтожить ее; это было бы слишком странно — кто-то мог бы вспомнить о ней. Но он не мог оставить ее на месте, со страницами, залитыми кровью или таинственно исчезнувшими из книги. Ему пришлось пойти на риск подмены в надежде на то, что я приду к выводу, будто дал Роз не ту книгу, которую она просила.
 — Все верно! — воскликнул доктор Фелл.
 — Естественно, мы называем убийцу словом «он». Но, возможно, это была…
 — О да, могла, — буркнул доктор Фелл, мельком бросив на него какой-то странный нервный взгляд. — Строго между нами, должен признать, что убийцей могла быть и женщина.
 Когда это случилось? Во сколько точно произошло убийство?
 — Убежден, что примерно в половине первого, может, чуть раньше. Но ни я, ни полицейский медик не можем с уверенностью утверждать это. Почему вы спрашиваете?
 — Потому что кинжал находился не здесь. Он был в гостиной, через холл отсюда. Убийца должен был взять его.
 Казалось, что доктор Фелл, озабоченный другими проблемами, не обратил внимания на эту мелочь. Под взъерошенными волосами на лбу у него выступили капельки пота.
 — Это вас так волнует? Да убийца мог воспользоваться любым предлогом, чтобы, не вызывая подозрений, войти в гостиную. Любым! Мисс Лестрейндж и сама могла его попросить… — Он осекся.
 Бренда высвободилась из рук Марка.
 Она не сорвалась с места и вообще не отошла от мужа. Но по крайней мере на секунду создалось впечатление, что она не в силах выносить это напряжение, она оцепенела.
 — Она это сделала! Она! Я ее слышала!
 Вскрикнув, Бренда схватилась за голову, не отрывая взгляда от открытого окна. Трудно представить, что человек с комплекцией доктора Фелла может побледнеть, но тем не менее это произошло.
 — Кто это сделал, миссис Рутвен?
 Бренда медленно повернулась к нему.
 — О господи, я не имела в виду, что знаю убийцу! Нет! Я хотела сказать, что слышала ее голос!
 — Чей голос?
 — Этой женщины! Роз Лестрейндж… я была здесь, стояла на дорожке, футах в двадцати; я рассказывала и вам, и Марку, что была тут! Я подъехала, вышла из машины, но войти в дом просто не могла. Тем более, когда услышала голос этой шлюхи — она с кем-то громко разговаривала и смеялась. Но я и подумать не могла… мне в голову не могло прийти…
 Марк было рванулся к жене. Нервы у него были на пределе, но, вспомнив, что должен вести себя сдержанно и продуманно, он остался на месте.
 — Миссис Рутвен, — мягко обратился к ней доктор Фелл. — Вы хотите сказать, что вы слышали, как мисс Лестрейндж с кем-то разговаривала в этой комнате?
 — Да!
 — Значит, окна в то время были открыты?
 — Не знаю! Не обратила внимания! Должно быть, так и было, иначе я бы не услышала ее.
 — Были ли задернуты портьеры?
 — Да! Да! Я ничего не видела. Это я помню.
 — Что конкретно вы расслышали из слов мисс Лестрейндж?
 Бренда прижала к высоким скулам пальцы с отполированными, но ненакрашенными ногтями. Лихорадочно вздымающийся корсаж ее шелкового платья дал понять, что она несколько раз с силой перевела дыхание, перед тем как снова заговорить.
 — «Радость моя, не можешь ли принести мне закладку для книги со стола?» Вот это я и слышала, только говорила она громче и… и со смехом. Я слышала, как она это произнесла! «Радость моя, не можешь ли принести мне закладку для книги со стола?»
 Казалось, прозвучавшие слова эхом повисли в воздухе. Их отзвуки донеслись из другой ночи, из-за опущенных портьер.
 — Миссис Рутвен, здесь нет письменного стола. Могла ли она иметь в виду чиппендейловский столик, что стоит в гостиной?
 — Не знаю! Я больше об этом не думала!
 — Произнесло ли второе лицо какие-то слова?
 — Нет! Ни слова. Я…
 За окнами уже сгустилась ночная тьма. Сквозь веселое стрекотание сверчков с Харли-Лейн донеслось дребезжание подъезжающей машины, которое, похоже, еще больше перепугало Бренду. Такие звуки могла издавать только машина доктора Кента: кроме чихающего двигателя, был слышен звякающий шум бампера — он держался на честном слове, и доктор вечно забывал его отремонтировать в своей «мастерской».
 — Вы уже упоминали время, миссис Рутвен. Все произошло, когда часы на башне Основателя пробили полночь, не так ли?
 — Да! Именно тогда. Это было…
 Бренда провела пальцами вдоль щеки к шее. В тишине отчетливо лязгала и дребезжала машина, подъехавшая к дому. Заскрежетал ручной тормоз. Бренда жалобно посмотрела на Марка, и этот взгляд поразил его до глубины души. Не проронив ни слова, она выскочила в коридор.
 — Бренда! — На этот раз, промедлив секунду, он поспешил за ней.
 — Нет! — оглушительно рявкнул доктор Фелл.
 Бренда уже была у входных дверей. Марк, выскочив в коридор, остановился.
 — Нет! — повторил доктор Фелл. — До сих пор вы вели себя достаточно умно. Не теряйте мудрости. Пусть она хоть час побудет наедине сама с собой. В противном случае вы потеряете шанс на окончательное примирение.
 Бренда побежала по песчаной дорожке к своей машине. Марк, готовый последовать за ней, осознал уместность полученного им совета. Тот взгляд, что она бросила ему, в котором любовь мешалась с необъяснимым чувством стыда — тогда это ускользнуло от его внимания, — сам по себе означал, что ему лучше подождать.
 Тем более, что преследовать Бренду уже не имело смысла. «Шевроле» выехал на Колледж-авеню. Марк, направившись к входным дверям, на пороге столкнулся с Сэмюелом Кентом.
 — Э-э-э… что-то случилось? — спросил он.
 — Абсолютно ничего.
 — Действительно? — Доктор Кент с интересом посмотрел на него живыми темно-карими глазами, выделявшимися на его очень моложавом лице. — Я только что из дома, — сообщил он, хотя в этой информации не было необходимости. — Кстати, перед тем как выйти, я позвонил миссис Уолкер.
 — Вот как?
 — Ее врачи говорят, что Джудит в состоянии отвечать на вопросы, но все же она не может — или не хочет! — рассказывать, что же испугало ее в библиотеке. Я хотел бы понять, что тут все-таки произошло?…
 — Все в порядке!
 Марк бросил взгляд на другую сторону Лужайки. Сумерки сгущались, и он обратил внимание, что в длинном низком доме Джудит Уолкер, где в начале восемнадцатого века была таверна, в которой дебоширили студенты, носившие при себе короткие шпаги, были освещены почти все окна.
 Доктор Кент, у которого явно что-то было на уме, торопливо проскочил мимо него. Марк решил последовать за ним. Но, войдя в спальню, оба они остановились, когда увидели лицо доктора Фелла.
 — Говорите, вы только что из дома? — нахмурился он. — Как далеко отсюда он находится?
 — Простите?
 — Как далеко отсюда вы живете? — с несвойственной ему настойчивостью повторил доктор Фелл. — Как вы оцените расстояние до вашего дома? В полмили?
 — Нет, нет. Вся улица… хм!… составляет не более полумили. Мой дом стоит примерно в ста ярдах от поворота на Харли-Лейн. А дом Марка в пятидесяти ярдах ниже.
 — И вы хотите сказать, — доктор Фелл опустил голову, потом резко вскинул ее, — что вам потребовалась машина, дабы преодолеть несколько сотен ярдов?
 — Да, я привык… На машине удобнее, особенно если приходится посетить несколько мест. Мы тут разучились ходить пешком. Мой дорогой Фелл, не кажется ли вам, что это менее всего должно вас интересовать?
 — Сэр, я не знаю…
 — Нет, вы знаете, — возразил доктор Кент, который с воскресного утра продолжал пребывать в грубовато-приподнятом настроении. — Насколько я могу судить, тут произошли какие-то бурные события. А я человек любопытный. Вы, без сомнения, все рассказали им?
 — Рассказал им?…
 — Подлинную правду о Роз Лестрейндж. Они все ее не понимали.
 — Нет, — ответил доктор Фелл. Тяжело ступая, он подошел к левому окну и выглянул из него. — Нет, я им ничего не рассказывал.
 Вот тут Марк Рутвен и не выдержал; его спокойствие разлетелось в куски.
 — Послушайте! — раздраженно сказал он. — Черт возьми, что это за таинственные разговоры о том, как ее не понимали? Для описания этой особы пошли в ход странные эпитеты. «Хорошее воспитание, прекрасные манеры». «Хитрая, загадочная, всегда улыбающаяся». Кроме того, по словам Джудит Уолкер, она была «умной, вкрадчивой и предельно жестокой». Что проясняют в ее убийстве все эти определения? Соответствуют ли они истине?
 — О да, — ответил Сэмюел Кент. — В полной мере.
 — Тогда в чем же кроется тайна? Чего мы в ней не понимали? Кажется, главное — злоба и жестокость. Эти качества говорят о человеке многое, а сколько бы у нее ни было любовников, меня это не волнует.
 Настроение и доктора Кента, и доктора Фелла внезапно изменилось. Стоя у окна, и тот и другой словно чего-то ожидали.
 Сэмюел Кент, тряхнув седоватыми волосами и подвигав черными бровями, вынул из нагрудного кармана очки в роговой оправе и помахал ими.
 — Мой дорогой Марк, — суховато сказал он, — в нашей профессии редко встретишь человека, способного испытать потрясение от чего бы то ни было. Мы слишком много читаем. И тем не менее вы недопонимаете! Что касается любовников мисс Лестрейндж…
 — Да?
 — Любовников у нее не было, — холодно произнес доктор Кент. — Никогда. Никого.
 — Кто из нас сошел с ума, вы или я?
 — Надеюсь, что никто.
 — Послушайте! Тоби Саундерс считает, что она вообще помешалась на сексе. Даже Джудит Уолкер, утверждая, что Роз была холодна как рыба, заявила, что их было неисчислимое количество!
 — Нет, Марк, это не так. Значит, по словам Тоби, она помешалась на сексе? — Похоже, эта фраза вызвала у доктора Кента усмешку. — Позвольте мне четко и коротко растолковать, что мисс Лестрейндж не проявляла ровно никакого интереса к любой разновидности или форме секса, которые вы только можете себе представить. Это ясно?
 — Нет, не ясно. Мы все считали…
 — Именно, вы что-то там считали… Но это не имело к ней ровно никакого отношения. Она всего лишь делала вид, что ей это интересно; так человек, не испытывающий пристрастия к алкоголю, может посмеиваться, когда его называют пьяницей, и даже поддерживать это впечатление, если он вступает в игру, где главное — не алкоголь, а игра. Интересы этой дамы лежали совсем в другой сфере, правда не менее порочной. Я без труда могу это доказать.
 — Доказать? Но вы не можете доказать такие утверждения!
 — Вы уверены, Марк? А я думаю, что могу. — Голос доктора Кента был полон изысканной иронии, а мрачное выражение его глаз — насмешки. Возле губ появились складки саркастической ухмылки. — Создать человеку определенную репутацию не так уж и трудно. И все будут думать, что этот — пьяница, а эта женщина… ну, в общем, понятно. Моя собственная репутация как человека крайне рассеянного, каковым я иногда в самом деле бываю, очень полезна. — Доктор Кент склонил голову набок и насмешливо взглянул на собеседника. — Но берусь утверждать, что Простак Симон на самом деле далеко не так прост. Мой старый друг Гидеон Фелл, которого я знаю еще с тех времен, когда мы учились в колледже Бейллиол, сейчас думает, что я самым преступным образом сбил полицию со следа и тем самым вызвал у нее подозрения. — Доктор Кент хихикнул.
 — Успокойтесь. Во всех аспектах, которые интересовали полицию, я давал самые честные сведения. При всей тщательности их расследования, смогут ли они найти хоть одну сомнительную подробность в прошлой жизни этой женщины? Не смогли и не смогут! Да, она трижды была обручена и собиралась замуж, но каждый раз сама разрывала помолвку, ибо не могла выносить контактов с мужчинами. И последнее. Перестаньте беспокоиться из-за полиции. Прошлой ночью они окончательно убедились, что комната была заперта. И результаты вскрытия, которое состоялось этим утром, не оставили от их сомнений камня на камне.
 — Вскрытия? — чуть не вскрикнул Марк.
 — Да. И оно представило доказательства, о которых я говорил.
 — Но ведь то, как она умерла, не вызывает сомнений, не так ли?
 — Да, на этот счет сомнений не было. И тем не менее! Вскрытие способно установить не только причину смерти. Это именно так, Марк! Ну-ну! Если вы мне не верите, позвоните доктору Бересфорду, коронеру округа Александрия.
 Трудно поверить, но сейчас не подлежит сомнению, что за тридцать один год жизни у Роз Лестрейндж никогда не было ни одного любовника. — Доктор Кент нахмурился, взмахнул рукой и, слегка повысив голос, добавил: — Видите ли, ее интересовал только… шантаж.

 Глава 15

 Добрую часть своей жизни Роз Лестрейндж только и делала, что смеялась. Должно быть, после смерти ее смех обрел еще более зловещий оттенок.
 — Шантаж? — повторил Марк. — Но ведь она была обеспеченной женщиной, не так ли? Правда, у нее не было горничной, и она сама выполняла все работы по дому, но разве у нее не было денег на жизнь, которую она хотела вести?
 — Более чем достаточно.
 — Тогда что же?…
 — Она шантажировала не из-за денег. Шантаж был для нее удовольствием. Разрешите объяснить вам то, чего вы, кажется, еще не поняли.
 Несмотря на охватившее его смятение, Марк не без удивления отметил, что доктор Гидеон Фелл пока не проронил ни слова.
 Похоже, что он, отстранившись от происходящего, ушел в себя. Казалось, что в его массивной фигуре, неподвижно стоявшей у окна (Марк мог бы в этом поклясться), заметен какой-то испуг. Из бокового кармана он извлек уже изрядно помятую яркую коробку сигар, но не стал открывать ее.
 Он произнес лишь одно слово: «Слепец!» Он пролепетал его тихим голосом, напомнившим далекий гул поезда в туннеле подземки; казалось, он возвращает сам себя к тому, что в данный момент является главным. Доктор Фелл продолжал смотреть в окно на другую сторону Лужайки.
 Это зрелище поразило Марка. Он рассеянно пошел за доктором Кентом через холл в гостиную.
 Дверь гостиной была полуприкрыта. Там царил полный сумрак, соответствующий мрачным открытиям, только что сделанным в этом доме. Они включили свет, и он заиграл в серебряных канделябрах, серебряном кофейном сервизе и чиппендейловской мебели.
 — Жаль, — коротко бросил доктор Кент, выйдя на середину гостиной. — Да! Что бы ни думали об этой женщине, она достойна сожаления.
 — Почему?
 — Она любила жизнь, но ненавидела людей. Я думаю, у нее было все, что нужно женщине. Красота, здоровье, ум, воспитание, деньги — все дары мира. Но я… я сидел здесь, за этим обеденным столом, и по ее смеху понимал, как она ненавидит человечество. Посмотрите!
 Легким движением руки, в которой он держал очки, Кент указал на ряд газетных карикатур в рамках, висящих на стенах. Люди, известные в обществе своим благородством и высокими идеалами, были изображены в виде жалких шутов, и лишь комедийность ситуаций спасала их от откровенного гротеска.
 Доктор Кент был очень возбужден.
 — Я отнюдь не претендую на то, что в полной мере понимал ее. — Он снова взмахнул в воздухе очками. — Это было бы под силу только Свифту или Шопенгауэру — или кому-то еще, кто презирал человечество. Но убедитесь сами! Вот таким она видела мир, или хотела его видеть.
 — Вы хотите сказать, что она обосновалась тут на жительство, — поинтересовался Марк, — потому что здесь было спокойное и в высшей степени уважаемое общество? И Роз Лестрейндж поставила своей целью разоблачение наших образцовых обывателей?
 — Да. Именно это я и хочу сказать.
 — А ее шантаж? Он заключался в подсматривании за чужими тайнами, которые позволяли мучить людей угрозами, что все выйдет наружу?
 — Да. Теперь вы начинаете понимать? Вы задумывались, что она имела в виду, говоря, что любит острую сталь?
 Когда потрясение от всего услышанного прошло, Марк начал вспоминать некоторые детали. Из прошлого до него донеслось эхо: намеки, аллюзии, знакомый голос. Расплывчатые образы меняли очертания, а другие обретали четкие контуры.
 — Если быть честным, — сказал он, — я настолько под впечатлением этих картинок: гравюры Гойи и холста Виртца, что не могу думать об этой женщине иначе, как об обольстительнице во плоти. Она, конечно, ведьма…
 — Ага! — ухмыльнулся доктор Кент.
 — …конечно, ведьма, которая смеялась и издевалась над христианской моралью. Она выставила напоказ изображение этой ведьмы с двойной целью. Чтобы подчеркнуть, что считает себя femme fatale {Роковая женщина (фр.)}, и чтобы всем было ясно, насколько издевательски она относится и к жизни, и к вере.
 — Готов согласиться. Я не вдавался в такой глубокий анализ.
 — Но нам придется разбираться! Разве вся окружающая обстановка не указывает нам на личность убийцы?
 — В самом деле? Интересно!
 — Да! Именно так! Может, у Роз Лестрейндж и не было любовников. Но она чертовски хорошо крутила мужчинам головы, это может подтвердить любой. Ее стремление к «шантажу ради удовольствия» давало ей такую власть над определенным сортом мужчин, что, когда она начинала угрожать, они окончательно теряли самообладание и могли зайти слишком далеко. Не возникла ли тут такая ситуация?
 Теперь доктор Кент в свою очередь был сбит с толку. В глазах его появилось странное выражение, которое тут же словно бы затянулось дымкой.
 — Мой дорогой Марк, я никогда не имел в виду ничего подобного!
 — Тогда какие же тайны она знала о людях?
 — Полагаю, что не о «людях». А только об одном человеке среди нас — на это я надеюсь и об этом молюсь.
 — Вот как, доктор Кент? И кто же он?
 На мгновение в белой гостиной воцарилось молчание; здесь повсюду, как и в спальне, были видны зловещие следы порошка. У стоящего между окон высокого комода выдвижная доска для письма была опущена, вероятно во время обыска.
 — Как я говорил раньше, — после паузы промолвил доктор Кент, — при всем желании понять истинную сущность мисс Лестрейндж, я пришел к выводу, что я не знаю, какова она…
 — В этом-то и беда!
 — Простите?
 — По большому счету ваше открытие ничего не даст. Оно лишь откупорит новую бутылку с джиннами — мотив для убийства мог иметь кто угодно.
 — Например?
 — Ну как же! Взять хотя бы Фрэнка Чедвика. Когда в Куиншевене у аптеки Барни я спросил его о Роз, он замялся, и было видно, как все его тщеславие полезло наружу. Когда мужчина полон такого чванства, как Чедвик, женщина не должна слишком полагаться на себя.
 И снова Марк остановился — на этот раз, чтобы поразмыслить.
 — Хотя подождите, — спохватился он. — Дело не в этом! Чедвик тут ни при чем. Он заботится о Бренде: он обеспечивает ей алиби надежное, как крепость. И сейчас я понимаю, что мы оказались в куда худшем положении, чем думали.
 — Бросьте, Марк! Конечно же все не так плохо! Фелл что-нибудь выяснил?
 — Он реконструировал картину убийства, если не считать мелких деталей, касающихся загадки закрытой комнаты. Он установил, что в полночь убийца был в спальне. Я думаю, он догадывается, кто убийца, но ручаться не могу…
 — Фелл знает, кто убийца? — резко перебил его доктор Кент.
 — Повторяю: ручаться не могу. А ведь полиция, полагаю, подозревает нас. Доктор Фелл…
 В этот момент он появился в проеме полуоткрытых дверей.
 Во время своего диалога они слышали, как он прохаживается по коридору. По всей видимости, он успел осмотреть и маленькую комнатку для завтраков, и кухоньку в задней части дома; был слышен скрип дверей.
 И теперь он вдруг застыл у дверей гостиной, что невольно заставило Марка напрячься; он продолжал стоять в ожидании чего-то, потом наконец ткнул тростью в дверь, распахнув ее.
 Боком пройдя в комнату, он вскинул подбородок и пытливо посмотрел на них поверх криво сидящего пенсне. Сэмюел Кент сразу перешел в наступление.
 — Это так, Фелл? Мне страшно хочется выжать из вас всю правду, — выпалил доктор Кент, — какая бы она ни была. Марк все правильно понял? Вы в самом деле знаете убийцу?
 — Нет! — ответил доктор Фелл. Он ткнул наконечником трости в изящный ковер и странно взглянул на Марка. — При всем обилии вариантов, — пробормотал он, — есть два человека, которых всерьез можно подозревать. Но если я сейчас назову их, вы запустите канделябром мне в голову. Но дело не только в этом! Два аспекта этого дела должны сойтись воедино без сучка и задоринки — лишь тогда мы увидим истину. Ваше поведение меня не удивило, Марк, но, клянусь Богом, меня удивляет Сэм Кент! — Теперь он смотрел на доктора Кента в упор. — Вам, сэр, больше не хочется выжать из меня всю правду? Ну, спасибо! Моя благодарность простирается от океанских глубин до небесного свода. Особенно учитывая вашу крайнюю заинтересованность в информации…
 — Фелл! Я старался изо всех сил! Когда я в первый раз позвонил вам в Нью-Йорк, я сказал…
 — Вы много что мне сказали. Вы взывали к здравому смыслу и, что бы ни было у вас на душе, взволнованно говорили о происходящем. Итак, если не считать убийства, что для вас главное во всем этом деле?
 Доктор Кент поджал губы.
 — Та личность, — буркнул он, — которую не совсем удачно окрестили «шутником из спортзала».
 — Вот как?
 — Да! Конечно, мисс Лестрейндж не могла быть этим шутником. Версия Тоби Саундерса была абсурдной с самого начала. Но мисс Лестрейндж знала, кто на самом деле был им. Испытывая болезненное пристрастие к чужим тайнам, она таки выяснила, кто из нас развлекался таким образом. И убийца заколол ее, чтобы заткнуть ей рот… Этого вы не можете отрицать?
 Доктор Фелл не ответил.
 — Я спрашиваю — этого вы не можете отрицать? — повторил доктор Кент.
 — Я…
 — Я не знаю, кто этот шутник, — не дал ему ответить доктор Кент. — И не собираюсь делать вид, что знаю. Но вы пойдете по неправильному пути, если будете постоянно употреблять слово «шутник». Как я утверждал с самого начала, в спортивном зале произошло два неудачных покушения на убийство. Кто-то непонятно по какой причине попытался убить сначала старого Джорджа Джонсона, а затем юного Губерта Джонсона. Фелл, неужели и теперь кто-то может считать это шуточками? Мисс Лестрейндж была убита потому, что знала правду. И разве вы забыли, что прошлой ночью в библиотеке кто-то попытался сбросить на голову Джудит Уолкер сорокафунтовый гипсовый бюст? В данный момент миссис Уолкер находится у себя дома, но до сих пор не осмеливается рассказать, что же потом ее так напугало.
 Сложив дужки очков и засунув их в нагрудный карман, доктор Кент кивнул в сторону окон гостиной. На них висели портьеры густого винного цвета. Но их редко опускали; подняты они были и сейчас. За открытыми окнами стояла теплая сыроватая ночь, полная стрекота сверчков; был виден стоящий напротив дом Джудит, в котором горели почти все окна.
 Оттуда не доносилось ни звука.
 — Думаю, не было необходимости объяснять все это, — вздохнул доктор Кент, когда и доктор Фелл, и Марк промолчали. — Черт побери, Фелл, полагаю, что вы согласны со мной!
 — Хм! Как сказать… Почти согласен…
 — Почти?… Когда мы были в «Майк-Плейс», после того, как Марк вышел встретить молодого Чедвика, вы, помнится, уже согласились. Мисс Лестрейндж, сказали вы, никак не может быть тем шутником из спортзала. Вы отказались тогда от этого предположения. Нельзя не признать, что она способствовала распространению скандальных слухов вокруг своего имени и даже тайно посетила изолятор в компании Фрэнка Чедвика…
 — Изолятор? — удивив собеседников, выкрикнул Марк. — Изолятор!
 Оба академика уставились на него.
 — Если то, что вы сказали о Роз Лестрейндж, соответствует действительности, — заявил Марк, — то это полностью объясняет ее поведение. Сюда не вписывается только тайное посещение изолятора.
 — Я отказываюсь понимать… — пробормотал доктор Кент, но Марк прервал его.
 — У нее вообще не было любовников! — возбужденно произнес он. — Верно?
 — Конечно, верно, — кивнул доктор Кент.
 — Чедвик постоянно наносил ей визиты; мы предполагаем, что он пытался завоевать ее. И я могу представить — я просто в этом не сомневаюсь! — он приходил в ярость, когда понимал, что она всего лишь потешается над ним. Не так ли? Нет, я не утверждаю, что произошел скандал, этого еще не хватало! И в то же время… э-э-э… в то же время у меня нет сомнений, как примерно развивались события. И зачем она будет тайно пробираться в изолятор с Чедвиком или каким-то другим мужчиной? Это какая-то чушь! Невозможно поверить! Или вы думаете, что Джудит Уолкер выдумала всю эту историю?
 Сэмюел Кент поднял на него глаза.
 — Это вам рассказала миссис Уолкер?
 — Ну… Джудит говорит, что видела их. Роз Лестрейндж открывала ключом дверь изолятора. А вы считаете, что Джудит все сочинила?
 — К сожалению, Марк, я уверен, что она ничего не придумала. Ох, черт побери! Миссис Арнольд Хьюит, жена нашего шефа, сама видела, как мисс Лестрейндж вместе с каким-то неизвестным молодым человеком именно таким образом проникла в изолятор.
 Едва Марк попытался взять слово, как доктор Кент вскинул руку.
 — И я прошу вас, — остановил он Рутвена, — не задавать мне вопросов, почему эта дама вела себя столь странно. Думаю, какими-то скромными знаниями человеческой натуры я все же обладаю. С другой стороны, я не детектив, каковым можно считать Гидеона Фелла. И все же рискну высказать смелое предположение. Выясните причину этого тайного посещения изолятора — и вам откроется вся истина.
 Доктор Гидеон Фелл, который стоял, опираясь на обе трости, с шумом перевел дыхание.
 — О господи, — прошептал он.
 Сэмюел Кент, взглянув на него и встретившись с ним глазами, помрачнел.
 — Я знаю вас тридцать пять лет, — сказал он, — но никогда раньше не видел у вас такого выражения лица. Вы расстроены? В чем дело? В том, что я совершенно не прав?
 — Нет, нет, нет! — трубно ответил доктор Фелл. — Дело в том, что вы можете оказаться совершенно правы — хотя вы этого не понимаете.
 Откуда-то с другой стороны Лужайки, уже затянутой влажным ночным туманом, донесся женский вскрик.
 Все окна были открыты, и они ясно расслышали его. Уточнить, откуда он донесся, было непросто, но никто из них не сомневался, что кричала женщина в доме Джудит Уолкер, и скорее всего, ею была сама Джудит.
 Марк, вытянув шею, высунулся из окна, он глядел на песчаную дорожку, ведущую к уличному фонарю. На мгновение он застыл, не решаясь поднять взгляд на дом Джудит. Он почему-то не мог отвести глаз от развесистого бука, под которым они с Джудит разговаривали в воскресенье утром.
 Он как раз успел заметить смутные очертания человека, который тут же скрылся за стволом дерева.
 Кто-то наблюдал за бунгало. Не исключено, что неизвестный какое-то время видел и слышал их.
 У Марка не было возможности обдумать, кто это мог быть. К нему обратился доктор Фелл:
 — Бегите к миссис Уолкер! И скорее! Я не верю, что ей угрожает опасность, но я не имею права до такой степени полагаться на себя. Тем временем…
 Марк кинулся к дверям.
 — А тем временем?… — услышал он, как переспросил доктор Кент.
 — Господи, сэр, — донесся до него одышливый голос доктора Фелла. — Мне остается только надеяться, что этот письменный стол между окнами хранит в себе какой-то секрет.
 Больше Марк ничего не расслышал. Ночной воздух освежил его, пока он бежал по дорожке. Под фонарем он остановился. За деревом никого не было; улица была совершенно пустынной, и он уловил лишь слабый звук работающего двигателя.
 Машина доктора Кента стояла слева от дорожки. Другой автомобиль, припаркованный в отдалении, чтобы на него не падал свет уличного фонаря, рванул с места и, набирая скорость, помчался в сторону Куиншевена.
 Это была полицейская машина.
 Но поскольку крик, донесшийся с той стороны дороги, был полон отчаяния, Марк не раздумывал над ее появлением. У него не было времени, он не мог отвлекаться. Кому-то нужна помощь…
 Марк нажал кнопку звонка. Он услышал, как по дому разнеслась его мелодичная трель, но никто не отреагировал. Он подождал, как ему показалось, несколько минут, которые на деле были лишь тридцатью секундами, и снова позвонил — с тем же результатом.
 Но кто-то же должен быть там!
 Когда во второй половине дня он заглянул к Джудит, миссис Кент и Кэролайн еще были там. Кроме того, при ней были ее врач и опытная медсестра. Джудит еще находилась под воздействием успокоительных лекарств.
 Отступив на несколько шагов, Марк осмотрел дом.
 За ним тянулся сад, в темных кронах которого поблескивали светлячки. На освещенных окнах не было никаких штор, и взгляду были доступны все уголки маленьких уютных комнат, в которых стояла такая тишина, что можно было услышать даже тиканье часов.
 Когда Марк вспомнил, что случилось в библиотеке, и подумал, что может произойти сегодня вечером, он кинулся к дверям и яростно рванул ручку. Дверь была заперта. Но прежде, чем влезть через окно, он решил позвонить в последний раз.
 В доме зазвенела и рассыпалась третья трель. В то же мгновение, даже слишком стремительно, дверь распахнула сама Джудит Уолкер.
 — При-ивет, Марк! — радостно воскликнула она. — До чего я рада видеть тебя! Зайдешь?
 Она открыла и легкую дверь с сетчатым экраном.
 Марк испытал такое чувство облегчения, что потерял дар речи. Не случилось ничего страшного, он перевел дыхание. Ты не ждешь неприятностей, а они сваливаются тебе на голову. Ты боишься каких-то опасностей или даже смертей, а вместо этого…
 — Джудит! С тобой все в порядке?
 — В порядке? Ну конечно, у меня все хорошо! — громко рассмеялась Джудит. — Чего ты стоишь на пороге? Заходи же.
 — То есть ты слышала, как я звонил?
 — Боюсь, что сначала нет. Прости, пожалуйста. Но я была наверху в… в бывшем кабинете Дана и ничего не слышала.
 — Джудит, это ты кричала? Может, минуту-другую назад?
 — Кричала? — переспросила Джудит. И снова ее хрипловатый смех прозвучал как эхо недавних звонков. — Нет. Я… нет, с чего ты взял? Чего ради мне было кричать? Так ты зайдешь?
 Силуэт ее фигуры вырисовывался на фоне мягко освещенной передней, и светло-рыжие волосы ореолом стояли вокруг головы. На ней была все та же коричневая шелковая пижама с белой оторочкой, в которой он видел ее днем. И те же шлепанцы.
 Все еще не в силах отделаться от ощущения ночного кошмара, Марк вошел в дом. Он подумал, что не в первый раз в этой истории кто-то неожиданно появляется в дверях или за окном.
 После давящей, тяжелой, болезненной атмосферы, которая царила в доме у Роз Лестрейндж, в комнате, куда он вошел, было спокойно и уютно. Когда-то она служила малым залом таверны, о чем можно было безошибочно судить по каменным плитам пола, по огромному камину и по низким прокопченным стропилам.
 Но яркие лоскутные коврики и полки с книгами в таких же ярких обложках в сочетании с мягким свечением старо го дерева и с пурпурными гвоздиками в вазах создавали впечатление продуманного светлого уюта. И конечно, здесь же тикали часы, старые дедушкины часы, которые он видел не менее пятисот раз.
 — Кричала? — вдруг снова повторила Джудит, как будто только что осознала вопрос Марка.
 — Да. Кто-то вскрикнул. Мы услышали. Ты же, надеюсь, тут не одна?
 — Силы небесные, конечно же нет! Доктор Маракот настоял, чтобы тут осталась мисс Хардинг…
 — Медсестра? Где она?
 — Она только что поехала в Куиншевен купить кое-какие лекарства по рецептам доктора Маракота. Да нет уже и никаких причин ей тут оставаться. — Из кармана пижамы Джудит извлекла сложенный лист бумаги и показала ему. — Уилки Коллинз! — сообщила она. — Понимаешь, дорогой Марк, я тоже пытаюсь разрешить эту загадку. И если уж я считаю себя умной женщиной, то должна справиться с ней. Не так ли? Дан именно так и говорил. Ты согласен, что я должна попытаться? Иди сюда! Иди же! — Джудит кивнула ему. — Мотив довольно прост, — лепетала она, пытаясь говорить как можно быстрее, что у нее не очень получалось. — Я знаю, где она раздобыла ключ от изолятора, знаю, где достала светящуюся краску. Но куда, куда она ее спрятала потом?
 Стоя в свете лампы, Джудит обернулась. И он впервые увидел ее глаза.




 Часть четвертая
 Настойчивый мужчина



 Прочь, замок, когда стучит мертвец,
 Прочь болты, задвижки и засовы!
 Мускулы и нервы — не дрожите,
 Коль коснется мертвая рука!

    Р.Х. Бархэм. Легенды Инголдси


 Глава 16

 Тик-так — неторопливо отбивали время большие старинные часы.
 — Разве ты не понимаешь? — тихим голосом продолжала Джудит. — Ты не можешь просто зайти в магазин и сказать: «Мне нужна светящаяся краска». Ты не можешь ее купить даже в магазине приколов. Тебе придется написать на фирму в Огайо — кажется, это в Колумбусе — и объяснить, что краска тебя нужна для розыгрыша с духами и привидениями; после этого тебе ее вышлют. Она совершенно безвредная, дешевая и выглядит как обыкновенная белая краска. Дан так и сделал, когда мы однажды устраивали рождественскую вечеринку.
 Джудит быстро окинула взглядом комнату:
 — Ключ от изолятора был взят в хозяйственном отделе. У них там есть запасные. И они никогда не обращают внимания…
 — Джудит! Кто это сделал?
 Стоячие часы продолжали отбивать время — тик-так.
 — Конечно же Роз Лестрейндж! Она…
 Марк не мог отвести взгляда от ее глаз.
 Еще в Новой библиотеке он заметил, как сузились зрачки ее голубых глаз, когда в темном холле в них попал луч света. Теперь они были крошечными потому, что доктор дал ей сильное успокоительное, не уступающее по действию барбитуратам.
 И похоже, Джудит двигалась как во сне. Марк подумал, что она не скоро выйдет из этого состояния, едва ли у нее быстро прояснится голова, одурманенная препаратами.
 — Марк! — выдохнула она почти неслышным голосом. Глаза потеряли неестественный блеск, поблекли тени под ними — следы бессонницы. — Когда ты здесь появился? Впрочем, подожди! — Она поднесла ко лбу ладонь, пальцы ее сжимали сложенный лист бумаги. — Ну да, конечно! Ты зашел и стал меня о чем-то спрашивать.
 Она едва понимала, что происходит. Его беспокоило, что время от времени она впадала в состояние между сном и явью.
 — Да! — произнесла она совершенно нормальным голосом. — Ты спросил меня, не кричала ли я. Теперь я припоминаю. Да, кричала. Совершенно верно. Кричала. Но не могу вспомнить почему.
 — Успокойся, Джудит! Может, тебе лучше прилечь?
 — О нет. Я и так слишком долго спала. Фил Маракот сказал, что прогулка пойдет мне на пользу, принес какую-то одежду и помог одеться. Но почему же я кричала?
 — Послушай меня! Если не хочешь лежать, то хотя бы присядь. И успокойся.
 — Хорошо, — послушно пролепетала она и осторожно опустилась на край низкой софы. В этом древнем помещении, полном неестественно ярких красок и запаха полевых цветов, было слышно лишь ритмичное шуршание маятника. — Вот здесь! — пробормотала Джудит, показывая на огромный черный зев камина.
 Марк растерянно проследил за ее взглядом.
 — Это началось вот здесь, перед этим камином, — вдруг закричала Джудит, — ровно двести лет назад, летом, когда этот дом еще был таверной Локерби. Тут разразилась схватка на мечах и завершилась во дворе, где юноша был поражен ударом клинка в горло. Ни власти колледжа, ни представители закона не стали вмешиваться, потому что бой был честным. Полиция? Конечно же тогда полиции не было и в помине. Сегодня такого не могло бы произойти, да? Такой дуэли?
 — Да, конечно, не могло бы. А теперь послушай, Джудит…
 — Хочешь знать, почему я кричала? Не думаю, что кто-то следил за домом. Но почему я кричала?
 Можно иметь дело или с человеком, который ровно ничего не понимает, или же с тем, кто находится в здравом рассудке, но когда собеседник впадает то в одно, то в другое состояние, это тяжело для нервов. Марк мечтал, чтобы поскорее вернулась медсестра.
 — Забудем, что тут случилось двести лет назад, — мягко попросил он. — И не так уж важно, почему ты кричала. Все это…
 Он продолжал говорить, и его слова, похоже, успокаивали Джудит, которая кивала и улыбалась.
 — Я знаю! Я полностью пришла в себя. Об этом я и говорила, когда ты появился. Самое главное — это разрешить тайну закрытой комнаты!
 — Нет! Это не самое главное. Ты должна отдохнуть!
 — Ох, Марк, я могу отдыхать сколько влезет. Завтра я уеду в Ричмонд, навестить сестру и зятя. А пока разве ты не хочешь меня выслушать? Разве ты не хочешь узнать, что я прошлым вечером увидела в библиотеке?
 Он снова услышал мерное тиканье часов.
 — Нет, Джудит. Не хочу.
 — Как странно! На твоем месте любой бы захотел.
 — Я не хочу этого знать. Если до полного выздоровления ты пустишься в воспоминания, твое состояние лишь ухудшится. Отдохни! Отвлекись!
 — И все же я могу довериться только тебе — ты никому не расскажешь. Ты знаешь, я не должна!… Не должна! Но эта тайна…
 — Джудит, забудь о всех тайнах!
 — Нет, Марк. Не говори так. Посмотри.
 Она развернула скомканный лист, который держала в руке, и протянула его Марку. В ней снова произошли какие-то непонятные изменения, и теперь выражение глаз и мимика ее стали совершенно нормальными.
 Он узнал мелкий аккуратный почерк ее покойного мужа, доктора Дана Уолкера. Он без труда вспомнил, как беседовал с ним и рассказывал, что удалось выяснить о замысле той книги Коллинза. Но кое-что он забыл…
 То, что теперь предстало его глазам, было озаглавлено: «Заметки Уилки Коллинза к его ненаписанному роману „Стук мертвеца“, заметки сделаны и датированы 14 декабря 1867 года».
 — Джудит, где ты это раздобыла?
 — В кабинете Дана, среди его бумаг. Я вспомнила, как он говорил, что ты позволил ему снять копию, но сомневалась, пока не нашла ее. Это и есть та копия, не так ли?
 Вне всякого сомнения. Он в сотый раз перечитал эти бессвязные, оборванные, порой неразборчивые слова:
 «1. Смотреть через окна, снаружи или изнутри, заметить невозможно.
 2. Попытаться (три совершенно неразборчивых слова).
 3. Надежный свидетель (Джордж Хатауэй?) дает показания на судебном слушании, что в ночь убийства он слышал звук напильника — вероятно, пилили оконную решетку. Но на окнах этой комнаты нет решеток, да и вообще нигде в доме. Это важно: упомянуть самое малое дважды.
 4. Нашли ли они напильник? Излишне!»
 И это было все, если не считать аккуратного примечания внизу, сделанного с обстоятельностью покойного доктора Уолкера.
 «Вышерасположенный текст я скопировал с разрешения моего друга Марка Рутвена. Оригинал записок находится на форзаце книги из библиотеки Уилки Коллинза — „Рассказы о привидениях и таинственные истории“ Шеридана Ле Фану (Дублин, 1851 г.), которая была продана на аукционе и сейчас принадлежит мистеру Рутвену».
 Слушая тиканье часов и поскрипывание старых костей дома, помнящих смерть и насилие, Марк прочел примечание.
 Джудит в своей коричневой с белым пижаме, примостившись на краю дивана, смотрела на него так, словно, кроме Марка, ничего в мире для нее не существовало.
 — Марк, что означают эти заметки?
 — Понятия не имею.
 — Но ты говорил…
 — Я надеялся, Джудит, что ты, не в пример доктору Феллу, все поймешь правильно. Когда я говорил тебе, что мне известно многое, я имел в виду факты, а не эти фокусы.
 — Доктор Фелл? — вскинула она голову. — Ах да! Он должен был приехать сюда! Мне ничего не сказали. Он здесь?
 — Да. Сейчас он в Красном коттедже. Кажется, осматривает письменный стол.
 — Что он думает об этих заметках?
 — Он их еще не видел. Но сказал, что они могут подождать.
 — Разве нет никаких других свидетельств? Прошлым вечером в библиотеке ты прочитал мне одно письмо к Диккенсу. Но ведь есть еще два других?
 — Да, есть еще два. Но они никоим образом не могут нам помочь. В них идет речь только о сюжете и о действующих лицах, нет никаких упоминаний закрытой комнаты; они не имеют ровно никакого отношения к нашей проблеме.
 Держа копию заметок в одной руке, Марк другой рукой извлек из внутреннего кармана упоминавшееся письмо и показал Джудит то и другое.
 — Все, что у нас есть относительно этого проклятого романа, — вздохнул он, — вот тут, на этих двух клочках бумаги. И дальше идти мы не можем.
 — А нужно ли нам идти дальше? Если бы можно было как-то истолковать их или совместить?…
 — Повторяю тебе в последний раз — я не могу, — раздельно произнес Марк, стараясь быть вежливым и держать себя в руках. — И более того, сейчас меня это не волнует.
 — Не волнует? — Джудит медленно поднялась с дивана; у нее дрожала нижняя губа. — Марк, говорю тебе совершенно честно и искренне: я прекрасно себя чувствую, и тебе совершенно не надо развлекать меня… и успокаивать.
 — Я не успокаиваю тебя, а говорю правду.
 — Но если ты…
 — Посмотри на них! — Он раздраженно помахал в воздухе листами. — Больше года я ломал себе голову над ними. Вчера я сказал тебе, что в них должен быть заключен какой-то совершенно новый, гениальный ход, что здесь есть ключ к разгадке. Я предполагал это потому, что по этому принципу построен «Лунный камень», понимаешь? Но были ли у меня какие-то конкретные основания для таких предположений?
 — А что, не было?
 — Нет! Только мое собственное воображение — и больше ничего. Тут не может быть ни ключей, ни разгадок. Поверь мне — все это чушь и ерунда!
 Если бы он сознательно хотел прибегнуть к шоковой терапии, чтобы вернуть ее в нормальное состояние, то и тогда бы не смог добиться большего.
 — Марк, этого не может быть! Как же так?… Разве… разве в жизни никто не пользовался этим фокусом?
 — И тут я могу лишь предполагать. Я, как идиот, повторял это раз за разом и, наверное, сбил всех с толку. Насколько я могу судить, — он снова помахал бумагами, — ни в одной из них нет ничего конкретного. А теперь меня просто тошнит — так я устал от попыток хоть что-то найти в них.
 — Дело в твоей усталости, Марк? Это подлинная причина?
 — Подлинная причина?
 — В этом ли причина того, что ты хочешь отказаться от изучения проблемы? Или потому, что, как рассказывала мисс Хардинг, Бренда вернулась к тебе и ты настолько увлечен ею, что не хочешь больше ни о чем думать?
 Он усмехнулся — эта крепкая, неизменно уверенная в себе женщина способна удивить его так, как Бренде никогда не удавалось.
 — Будь честен! — серьезно сказала Джудит.
 — Я и так честен… или стараюсь таким быть!
 — Ну и?…
 — В твоих словах, может, и есть доля истины. Но главная причина не в этом. Сегодня вечером доктор Фелл восстановил картину убийства и продемонстрировал, насколько человек может быть глуп и слеп. Черт побери, я могу это отнести и к себе.
 Сжав кулачок, Джудит стукнула им по ладони правой руки.
 — Марк, не говори так!
 — Я говорю потому, что это правда. И кто бы ни запер комнату, он здорово запудрил мне мозги — я так и не мог разобраться, почему он заменил одну книгу на другую. И если бы не этот толстяк, я бы решил, что сам всучил не ту книгу…
 Джудит снова стукнула кулачком по ладони. Она сделала это, когда Марк произнес «всучил не ту книгу». Он замолчал и посмотрел на Джудит.
 — Всучил — не ту… — громко и раздельно повторил Марк и онемел, как воды в рот набрав.
 Присутствуй при их разговоре кто-то третий, он бы почувствовал, что атмосфера изменилась столь же зримо и молниеносно, как при приближении шторма Марк выпрямился, складки на его щеках углубились. Молча глядя куда-то поверх плеча Джудит, он, казалось, внимательно прислушивается к тиканью часов, отсчитывающих секунду за секундой. Потом он посмотрел на письмо в правой руке, затем перевел взгляд на заметки, которые держал в левой.
 — Вот, значит, как оно было! — произнес он.
 Объяснять, что он имел в виду, не было необходимости.
 — Ты догадался? — вскрикнула Джудит. — Ты понял, каким образом была заперта комната?
 — Да.
 — И это было в?… — Она показала на бумаги, которые он держал перед собой.
 Марк не ответил. Он стоял, покачивая головой, и на его густых темных волосах играли отблески лампы.
 — Так было?
 — В задумке Коллинза? Не могу быть в этом абсолютно уверенным. Полагаю, что мы можем ошибаться… Но если он в самом деле придумал этот фокус, могу ручаться, что здесь, — он вскинул письмо, — и здесь, — поднял он лист с записками, — этот обладатель знаменитых бакенбардов играл по-честному.
 — Даже в письме к Диккенсу?
 — Даже в письме к Диккенсу. С самого начала там был кто-то, кто копошился за дверью и под окнами, а потом стал колотить в дверь, чтобы войти.
 В ночной тишине было слышно, что ни одна машина не нарушала покой Харли-Лейн, которая когда-то называлась Лужайкой Синих Руин. Они не услышали тихих мягких шагов какого-то человека, который преодолевал открытое пространство. Оно когда-то было двором таверны. Даже трель дверного звонка, громкая и отчетливая, не привлекла внимания ни Джудит, ни Марка.
 — Есть несколько вопросов, — сказал Марк. — Мне придется задать их Бренде, понравится это ей или нет. Я должен буду спросить ее, и спросить самым настойчивым образом, думая, конечно, лишь о ее благе, как она собирается защищаться. Я помочь ей не могу!
 — Марк, — у Джудит снова изменился голос, — не делай этого.
 При всей его взволнованности эти слова удивили Марка.
 — Чего не делать, Джудит?
 — Больше не занимайся этим! Прошу тебя!
 — Но разве не ты призывала меня не бросать эту проблему? Разве не ты буквально настаивала…
 — Ох, не обращай внимания на мои слова! Ты не понимаешь, на что способна женщина, любая женщина, когда она увлечена… каким-то человеком, тем более неординарным. Я не могу себе позволить большую откровенность, а то мои слова покажутся тебе грубоватыми, но не надо тебе дальше заниматься этим. Пожалуйста!
 Снова прозвенел и стих дверной звонок. За ним последовал тихий, но настойчивый стук в дверь.
 Окна были затянуты сетками, но открыты, и они отчетливо услышали голос мисс Дороти Хардинг, опытной медсестры, которую пригласил доктор Фил Маракот.
 — Миссис Уолкер! С вашего разрешения, миссис Уолкер. Не будете ли вы так любезны открыть дверь?
 Открыл ей Марк.
 В темноте отчетливо выделялось аккуратное белое одеяние мисс Хардинг, которая держала в руке упакованный флакончик с лекарством. Она не стала комментировать ситуацию, но бог весть о чем подумала. Преодолев секундное замешательство, она произнесла:
 — Добрый вечер, профессор Рутвен. Боюсь, доктор Маракот будет очень огорчен, если выяснится, что вы расстроили миссис Уолкер.
 — Я тоже был бы очень огорчен этим, мисс Хардинг. Миссис Уолкер… я надеюсь, она оправилась?
 — Все мы надеемся, что она поправится. Для этого нужно, чтобы она тут же пошла к себе наверх. Спокойной ночи, профессор Рутвен.
 — Марк! — жалобно пискнула Джудит.
 — Миссис Уолкер! — повелительным тоном произнесла медсестра.
 — Марк, больше ничего не делай! Обещай мне!
 — Этого я не могу обещать, Джудит. И ты должна понимать, что мне это не под силу.
 — Ну ладно, может, и так. Пожалуй, так! Но… но завтра днем я собираюсь в Ричмонд. Можешь ты пообещать, что позвонишь мне? В любое время после шести?
 — Миссис Уолкер!
 — И ради всех святых, что бы ни было, не звони из своего дома! Можешь позвонить от меня? Тут никого не будет, а ключ останется под ковриком.
 — Миссис Уолкер! — гневно крикнула медсестра.
 Побледнев, Джудит в бессильной ярости повернулась к ней:
 — Ох, да помолчите вы!… Марк! Так ты мне обещаешь?
 — Да, Джудит. Обещаю.
 — Спокойной ночи, профессор Рутвен, — надулась мисс Хардинг.
 Он вышел на дорожку. За открытыми окнами дома, который он оставил, сохранялось напряженное молчание, нарушаемое лишь тиканьем часов. Двинувшись в сторону Харли-Лейн, Марк оглянулся на Красный коттедж — раз, другой.
 Машины доктора Сэмюела Кента рядом с ним не было. Беглого взгляда было довольно, чтобы заметить, что коттедж погружен в темноту: он был таким молчаливым и пустынным, словно в нем никогда не жили.
 Возвращение домой не заняло у Марка много времени. Он зачем-то посмотрел в другую сторону Харли-Лейн и убедился, что машины доктора Кента нигде не видно.
 Когда он входил в свой дом, стрелки наручных часов показывали десять минут двенадцатого.
 В гостиной, сидя в кресле с белым чехлом, повернувшись лицом к арке, что вела в холл, Бренда прикуривала сигарету.
 Жалюзи были опущены. Свет горел только в холле, бросая слабые отсветы на белое платье Бренды; большая часть гостиной была в тени. Но огонек спички на мгновение осветил ее лицо — бледное, напряженное и растерянное, это стало видно, когда она, прикуривая, наклонилась.
 Спичка догорела. Бренда бросила ее в высокую пепельницу рядом с креслом.
 — Доктор Фелл в комнате для гостей, — произнесла она каким-то неестественным высоким голосом.
 — Он уже пошел спать?
 — Да. Он… он попросил меня извиниться перед тобой. Но он хотел увидеть эти… ну, ты понимаешь, эти заметки о ненаписанном детективном романе. Я дала ему машинописную копию, ту, что в шкафу в твоем кабинете. Надеюсь, я поступила правильно?
 — Да. Конечно.
 Повернувшись лицом к креслу, он стоял под аркой, и его тень дотягивалась до Бренды, которая была скрыта темнотой.
 В правой руке он держал два листа бумаги, два набора подсказок. Самое время спросить ее о том, что беспокоило его. Полдюжины вопросов! Нет, хватит трех или даже двух, чтобы прояснить все недоразумения. Тогда она (так же как и он) окончательно успокоится.
 И тем не менее, оказавшись в гостиной, Марк медлил. Он бросил взгляд на бумаги и перевел его на едва различимое лицо Бренды. Тлеющий кончик ее сигареты то разгорался, то тускнел.
 — Мой дорогой, — сказала она тем же самым подрагивающим голосом, — не слишком ли долго ты был там?
 — Где?
 — У Джудит Уолкер.
 Бренда поднялась. Теперь он увидел, что на ней было не белое платье, а туго перехваченный на талии белый шелковый халат.
 — Я не против! — всхлипнула она. Кончик сигареты описал дугу в воздухе и разгорелся. — Пойми: я не против. Но разве ты не рад видеть меня?
 Бренда еще раз взмахнула рукой, подыскивая слова, потом раздавила сигарету в пепельнице, отчего дождем посыпались искры.
 — Днем мне показалось, что ты рад, — запинаясь, пробормотала Бренда. — Ты сам сказал! Но если ты не…
 — Рад ли я видеть тебя? Господи! Иди ко мне!
 Она кинулась к нему.
 Марк скомкал бумаги и отшвырнул их. К черту все догадки, ответы и подозрения! И сейчас, и во все времена для него важна лишь эта женщина.
 Он забыл все вопросы, которые собирался задать. Но прежде, чем дело об убийстве Роз Лестрейндж вышло на свою последнюю и самую опасную прямую, эти вопросы доставили ему немало неприятных моментов.

 Глава 17

 Когда на закате следующего дня все события, имеющие отношение к убийству Роз Лестрейндж, выстроились в некую связную цепочку, Марк Рутвен решил, что он готов ко всему — даже к неожиданному удару молнии.
 Он тщательно продумал все свои действия. Он может, не кривя душой, сказать, что истина ему известна лишь на три четверти. И он решил, что сейчас вытрясет всю правду из некоего лица, которое он убедит, и тому некуда будет деться.
 Но на самом деле он еще не был готов.
 На рассвете среды, 20 июля, когда они с Брендой наконец уснули, пошел дождь. Мир еще был погружен в полусумрак, его окутывала серая пелена легкого дождичка. Они спали до полудня, когда миссис Партридж (которой помогала строгая на вид, но толковая женщина мисс Суит) приготовила им завтрак.
 После пробуждения последовала привычная домашняя суматоха. Миссис Партридж и мисс Суит сообщили им кое какие новости, а остальные пришли в виде слухов, которые быстро распространялись в колледже, точнее, в их маленьком сообществе. Странно, но так известия распространяются быстрее, чем по телефону.
 Доктор Фелл, оставив записку с извинениями, в десять часов отправился прогуляться по Лужайке, осмотреть строения. Сопровождал его доктор Кент, с помощью которого гостю удалось со многими переговорить.
 Бренда стала убиваться, что не проявила должного гостеприимства, а Марк кинулся успокаивать ее.
 Если они оба догадывались, что неприятности не заставят себя ждать, то, по крайней мере, Марк считал, что знает, в чем они заключаются. По цепочке слухов пришла информация, что доктор Фелл приглашен на ленч с рюмкой шерри в солидный дом доктора Арнольда Хьюита, стоящий в самом начале Колледж-авеню. В час дня, обнаружив у телефона Бренду с длинным списком имен в руках, Марк торопливо вмешался:
 — Минутку. Чем ты занята?
 — Милый, мне всего лишь надо кое-что организовать к сегодняшнему обеду. Времени просто ужасно мало, я, конечно, должна была подумать обо всем еще прошлым вечером, но…
 — Ни о чем не договаривайся. Во всяком случае, на сегодняшний вечер. Обедать будем только втроем; за стол сядем, скажем, в семь часов.
 — Марк, в чем дело? Что случилось?
 Он ничего не мог ей рассказать. Бренда решила пробежаться по магазинам в Куиншевене, но даже после долгого прощания, которое подобало бы предстоящей разлуке на год, — скажем, для пребывания в Европе — он так и не задал ей ни одного вопроса.
 Бывают ситуации, особенно полные высокого нервного напряжения, когда ты не можешь ни о чем спрашивать. Любопытство в такие неудачные минуты может нанести болезненную рану, показаться непростительным предательством.
 Кроме того, в вопросах вообще не было необходимости. Последние четыре часа, меряя гостиную шагами, он отчаян но убеждал себя в этом. Ничего серьезного против Бренды у них нет. Он собирается…
 Но пока не пришло время, он не мог рассказывать о своих замыслах даже доктору Феллу. Он должен действовать самостоятельно; если даже эксперимент кончится крахом, если ситуация взорвется у него под носом, никто не пострадает — кроме него.
 Он задумчиво бродил по комнатам до пяти часов, пока не обратил внимание на какое-то странное неестественное молчание, воцарившееся в доме.
 Шепот дождя за окном смолк. Несмотря на то, что в воздухе стояла сырая духота, а в водосточных трубах продолжала булькать вода, можно было надеяться, что солнце все же выглянет. В холле было жарко и душно, когда Марк снял трубку.
 Прежде чем звонить человеку, который был ему нужен, Марк набрал другой номер. Он должен был задать один вопрос; ответ будет для него предзнаменованием. Как он и рассчитывал, ответ был положительным. Марк незамедлительно набрал первый номер, тот, по которому и собирался позвонить с самого начала.
 — Может, у тебя будет возможность, — после приветствия сказал он, — встретиться со мной в восемь вечера?
 Он внимательно прислушался к интонации ответа. Теперь, когда он знал, что сделал этот человек, знакомый голос звучал странно и неестественно.
 — В чем дело? — услышал он вопрос.
 — Боюсь, что пока не могу сказать. Не по телефону. Это слишком важно. Но если я пообещаю объяснить тебе фокус с закрытой дверью, ты встретишься со мной?
 — Где?
 Марк был готов выпалить: «В бунгало!» Неплохо, чтобы компанию им составил еще и призрак убитой женщины. Но тут ему пришло в голову, что полиция, пусть и не показываясь на глаза, постоянно крутится вокруг коттеджа, хотя причины такого поведения копов оставались для него тайной.
 Но внезапно он припомнил, что есть место и получше.
 — Здесь нельзя, — объяснил Марк, — потому что появится Бренда. В силу известных причин не годится и твой дом.
 Встречай меня у дома Джудит Уолкер. Нет, нет, сегодня днем она уедет! Ее не будет несколько дней. Нет, ломать двери не придется.
 — Ты уверен, что ее не будет на месте? Она уезжает?
 — Уезжает. — Хотя сердце зачастило, Марк постарался избавиться от хрипотцы в голосе. — Ключ она оставила под ковриком; после шести я позвоню ей и проверю. Так ты будешь?
 — Если получу объяснение, — произнес веселый голос, — каким образом была закрыта комната.
 — Обязательно!
 — В восемь часов, — сказал его собеседник.
 — В восемь часов! — повторил Марк и закончил разговор.
 Поскольку он был полностью сосредоточен на диалоге, Марк лишь смутно расслышал, как хлопнула входная дверь. Перед ним вырос доктор Фелл. И его необъятный пиджак, и копна волос, и даже усы — все промокло под дождем.
 — Сэр, чем вы заняты?
 Марк положил трубку.
 — Я могу задать вам тот же вопрос.
 — Я пытаюсь сделать то, для чего нахожусь здесь, — предотвратить совершенно бессмысленную ужасную трагедию.
 — Есть опасность еще одной трагедии?
 — И немалая! — воскликнул доктор Фелл.
 Марк, сжав кулаки, проследовал в гостиную.
 — Короче говоря, — тяжело отдуваясь, сказал доктор Фелл, — я побеседовал — о, так, между делом! — со всеми людьми, имеющими отношение к этой истории. Например, перекинулся несколькими словами с миссис Уолкер еще до того, как она, по всей видимости, отправилась в Ричмонд…
 — По всей видимости? — повторил Марк.
 — Я так выразился? Должно быть, потому, что, как считал покойный Генри Джеймс, мы опасаемся, что каждое высказывание может быть понято слишком буквально.
 — Есть какие-то другие причины? — осведомился Марк. — Помните, прошлой ночью, когда мы услышали крик Джудит Уолкер, вы послали меня к ней. Я так и не понял, что ее обеспокоило. Но вы так и не спросили меня, в чем там было дело, не задали ни одного вопроса.
 В этом не было необходимости, — ответил доктор Фелл. — Видите ли, я и без ваших объяснений все понял.
 — Доктор Кент тоже все понял?
 Оба они — и оба делали это сознательно — говорили, предельно затемняя смысл фраз. Они как бы фехтовали словами, ставя защиту и нападая, и каждый старался выяснить, что известно другому.
 Уйдя от ответа, доктор Фелл не без легкой досады посмотрел на Марка.
 — Интересно, мое поколение когда-нибудь приблизится к пониманию вашего? Или найдет ли ваше поколение общий язык с моим? О, правители Афин! — И доктор Фелл раздул щеки на выдохе. — У меня всплыли какие-то глупые ассоциации, сэр, потому что утром я провел час или два в доме Сэма Кента. Я встретился с его женой, дочерью, сыном и даже с его собакой…
 — Да?
 — И должен заметить, мы сидели не в библиотеке, на что я рассчитывал. Мы расположились в помещении, которое он называет своей мастерской, в очень сухом и просторном погребе, более подходящем для того, чтобы вести достойную беседу за общим столом, а не заниматься ремонтными работами, пусть и полезными. Вы видели эту мастерскую?
 — Много раз.
 — Так что, думаю, вы должны знать, что разного металлического хлама там на три ярда от пола, как в пещере Али Бабы?
 — Да, — кивнул Марк. — И еще там есть набор напильников, больших и малых.
 Доктор Фелл стоял у кофейного столика в эркере окна, рядом с кушеткой в белом чехле. Из кармана он извлек сигару с яркой наклейкой и в целлофановой обертке. Одним резким движением сорвав ее, он колыхнул своими многочисленными подбородками.
 — Кстати! — сказал он. — Я вижу, вы уделяете большое внимание заметкам Уильяма Уилки Коллинза и его письму к Чарльзу Диккенсу.
 — Вас они тоже интересуют?
 — Да, гром и молния! Должен уточнить, что доступ к набору острых стальных напильников имеет любой. Позвольте повторить: любой!
 — Согласен, — пожал плечами Марк.
 Образно говоря, звон рапир усилился.
 — Я упоминаю об этом, — прогудел доктор Фелл, — не для того, чтобы привлечь внимание к содержимому мусорного ящика, к набору хлама в мастерской или чего вам угодно. Я делаю это лишь для того, чтобы подчеркнуть и выделить грустную истину — никогда одно поколение не поймет другое. Господи, да взять хотя бы вашего друга Тоби Саундерса!
 — Тоби? У вас есть к нему претензии?
 — Доктор Саундерс явился, когда мы с Сэмом, увлекшись обычными для нас философскими рассуждениями, рылись в мусоре. Он присоединился к нам и откуда-то выкопал пару револьверов.
 — Револьверов? — воскликнул Марк.
 Доктор Фелл отмахнулся сигарой:
 — И снова я прошу вас не делать ошибочных выводов! Это были старые «уэбли», которыми пользовались в английской армии в те дни, когда субалтерн Сэм Кент участвовал в Первой мировой войне. Разве Тоби Саундерс мог предположить, что Сэм был участником той войны? Разве ему могло прийти в голову, что Сэм — кавалер Военного креста и ордена «За боевые заслуги»? Нет, не могло. Тоби Саундерс тут же преисполнился неподдельного страха и даже слегка запаниковал…
 — Испугался, вы хотите сказать?
 — Именно. Он, очевидно, решил, что Сэм припас их, чтобы разнести себе голову или перестрелять всю свою семью. Он никак, ну никак не может понять, что этот человек старше его всего лишь на двадцать лет, если не меньше! Поэтому он должен был унести оружие вместе с коробками патронов, к которым не прикасались с 1917 года.
 — Доктор Фелл, что это значит?
 — То, что, по его мнению, — сказал доктор Фелл, — Сэму Кенту нельзя доверять оружие. Очень хорошо! Но можно ли доверить оружие Тоби Саундерсу, ведь он так неуравновешен?
 Марк расхохотался.
 — Вы были правы, — сказал он, — пожалуй, ваше поколение не сможет понять нас. Особенно Тоби Саундерса.
 — Сэр, не будете ли вы столь любезны ответить на мой вопрос?
 — В таком случае мой ответ таков: да, Тоби Саундерсу можно полностью довериться. Любое огнестрельное оружие он собирает и разбирает с закрытыми глазами. Из кольта 38-го калибра он с десяти ярдов попадает в дайм, а в квотер — с двадцати.
 Доктор Фелл с шумом подтащил к себе по кофейному столику серебряную настольную зажигалку и щелкнул ею. Раскурив сигару, он выпустил облако дыма.
 — Будем надеяться, — сказал он, — что до этого не дойдет.
 — До чего именно?
 — До стрельбы, — ответил доктор Фелл. — Чтобы продолжить ряд подсказок, которые я вам предоставил, я бы хотел привлечь ваше внимание к доктору Арнольду Хьюиту, главе Куин-колледжа. Сегодня я имел удовольствие провести с ним ленч и сделал несколько важных открытий. Я сообщил ему, что в этой истории мы столкнулись с немалым количеством проблем. Каким образом была заперта комната? Это раз. Почему тело перенесли с кресла к туалетному столику? Это второе. Каким образом две стороны этого преступления должны сойтись воедино? Это продолжает оставаться третьей проблемой. Но все они крутятся вокруг одного образа — убийцы! — и вокруг одного неприятного вопроса: кто заколол Роз Лестрейндж? — Доктор Фелл глубоко затянулся и снова выпустил клуб дыма. — Говорил ли я вам, что земля круглая и что королева Анна скончалась?
 — Да, что-то такое было.
 — И это было необходимо. Теперь о докторе Хьюите…
 — Но вы же не хотите сказать, что он убил ее?
 — Нет, конечно, — усмехнулся доктор Фелл. — Но какова его роль в этой истории? Ничто не происходит по воле случая, с бухты-барахты. Имеется и еще один тип, чью важную роль в этой истории вы оценили далеко не в полной мере.
 — Кто же это такой?
 — Фрэнк Чедвик.
 Очень осторожно, пусть и не на цыпочках, но совершенно бесшумно Бренда проскользнула под аркой и прислонилась к стене.
 Должно быть, вернувшись с покупками, она поставила машину и вошла через заднюю дверь. Одетая в скромное синее платьице, она избегала смотреть на Марка, хотя в то же время постоянно искала его взгляда; она тихонько стояла и слушала.
 Доктор Фелл не заметил ее.
 — Я слышал, что сегодня, — продолжил он, скроив мрачную физиономию, — Чедвик снова был в Куиншевене. Зачем? Что ему здесь надо, почему он вчера был здесь?
 — Я тоже хотел бы это знать, — признался Марк.
 — Вчера, когда мы сидели в «Колледж-Инн», он вызвал вас для разговора. Потом вы мне рассказали о вашей беседе. Почти все из услышанного я знал, кроме одного — причины, которая привела его в Куиншевен. Но то, что он сказал, — это стоит внимания!
 — Да стоит ли! — уверенно произнес Марк, думая не о докторе Фелле, а о спокойствии Бренды. — Признаюсь, я бы с удовольствием дал урок этому молодому человеку, дабы он понял, что чего стоит. Но он не дурак; он так заботится о своей шкуре, что не может позволить себе делать глупости. Следовательно, он никогда бы не осмелился врать о своем алиби в ночь убийства.
 — А была ли у него необходимость врать?
 — То есть?
 — Была ли у него необходимость врать по этому поводу? — прищурился доктор Фелл. — Бросьте, сэр! Подумайте! Точное время убийства…
 И тут доктор Фелл в первый раз заметил Бренду.
 — Мэм, — запнувшись, виновато пророкотал он. — Я веду себя совершенно непозволительным образом.
 — Ни в коем случае! — со всей серьезностью заверила его Бренда. — Я всего лишь… я всего лишь хотела сказать, что обед будет к семи часам. Вас устраивает?
 — Миссис Рутвен, — после очередной паузы сказал доктор Фелл. — Мой внешний вид таков, что вы понимаете: я ни в коем случае не могу испортить вам удовольствие от обеда. Тем не менее, если вы примете мои извинения, мне придется это сделать после обеда. Черт подери! Я вспомнил, что на восемь часов у меня назначена встреча. И я уже заказал такси.
 — Такси? Зачем? У нас же есть машина, и Марк отвезет вас, куда вам будет угодно!
 — В этом-то и беда, — вмешался Марк. — Я не смогу. И у меня тоже встреча в восемь часов. Где вам надо быть, доктор Фелл?
 — В Александрии. А вам?
 — Всего лишь в доме Джудит Уолкер. Я должен… должен кое с кем там повидаться. — Поймав взгляд Бренды, он правильно понял его выражение и поторопился объясниться: — Нет, не с Джудит! Она уехала. Бренда, постарайся пока не задавать никаких вопросов! Все, что я делаю, — это главным образом для тебя.
 — Я и не собиралась задавать никаких вопросов. И вообще не стану, если ты не хочешь! Но тогда у нас будет не очень веселый обед, не так ли?
 Так и получилось. Больше, чем наслаждаться едой и вином, доктор Фелл любил беседовать. Но поскольку он все время бросал на Марка тревожные взгляды, у него не получалось ни первое, ни второе, ни третье; точно так же вел себя и хозяин.
 Не помогли блюда, созданные стараниями мисс Суит. Будучи великолепной поварихой, она почему-то имела привычку распевать на кухне мрачные религиозные гимны. В ее устах эти торжественные песнопения вызывали ужас. И когда мисс Суит мягким фальшивым сопрано призывала окружающих влиться в ряды десяти тысяч праведников, что поднимаются по лестнице света, все испытывали желание сломя голову бежать в другую сторону.
 Миссис Партридж, которая обычно умело подавала на стол, непрестанно дребезжала тарелками и уронила одну из них. Бренда чуть не плакала. И все с облегчением увидели подъехавшую желтую машину.
 — Сэр, — произнес доктор Фелл, выбираясь из-за стола. — Пока я вынужден держать в тайне место своего назначения.
 И посему не могу ни советовать, ни даже интересоваться вашей собственной миссией. Но если вы будете делать то, что, как я предполагаю, вы собираетесь делать…
 — Да?
 — В таком случае будьте осторожны. Я просто прошу вас проявить осмотрительность!
 — Да что с вами? — спросил Марк, быстро взглянув на Бренду. — Сколько раз я должен повторять? Мне ровно ничего не угрожает.
 — Вам лично нет. — Доктор Фелл бросил на стол салфетку. — А если кому-то еще… ну, это совершенно другое дело! Но мы можем увидеться с вами скорее, чем вы предполагаете.
 Машина снова подала сигнал. Из кухни, вместе со звяканьем горшков и кастрюль, которые укладывали в буфет, донеслось жуткое завывание: «Восстаньте, христиане, и сокрушите их!» Таково было положение дел, когда Марк, на которого Бренда смотрела из окна, вслед за доктором Феллом покинул дом.
 Вышел он заблаговременно. Ему до встречи предстояло еще кое-что сделать. На Харли-Лейн, миновав дом Уолкеров, он прямиком направился к бунгало.
 Если кто-то и бродил вокруг коттеджа, он не оставил после себя никаких следов. Входная дверь была открыта. Марк в первый раз оказался тут в одиночестве, но он не собирался оставаться в доме долго. Направившись в спальню, Марк нашел то, что искал, сунул это в карман и торопливо вышел.
 Дождь уже давно прекратился. Но от влажной травы, от промокших крон деревьев тянуло теплой сыростью, и по коже у Марка побежали мурашки. Даже темный асфальт дороги еще не просох. На западе, почти сразу же за бунгало, начал заниматься розоватый закат. Марк пошел к дому Джудит Уолкер.
 На секунду он остановился на дороге перед ним.
 Тут стояла машина — слишком знакомая машина.
 Он заметил ее, как только покинул бунгало мисс Лестрейндж. Ясно, что человек, с которым он договорился, прибыл на рандеву раньше его.
 И кроме того, не подлежало сомнению, что этот человек знал привычку Джудит оставлять ключ под ковриком у входных дверей.
 Ни в машине, ни в садике перед домом, где когда-то был двор таверны, никого не было. Человек, на встречу с которым он явился, должно быть, вошел в дом.
 Стоя позади машины, Марк прикидывал, что он скажет и как он должен это сказать. Обдумывая про себя фразы, Марк скользнул взглядом по ветровому стеклу автомобиля, посмотрел на переднее сиденье рядом с водителем.
 То, что он увидел — водитель оставил это на сиденье, когда вышел, — заставило его торопливо обежать машину и открыть дверцу. Он схватил два тяжелых предмета, рассмотрел каждый из них и положил обратно.
 — Вот так! — громко сказал Марк и захлопнул дверцу.
 Она грохнула, закрываясь. Он вспомнил все предупреждения доктора Фелла, хотя не мог и не хотел им верить.
 Широкая кирпичная дорожка, окаймленная с обеих сторон яркими цветочными бордюрами, тянулась не менее чем на шестьдесят футов, заканчиваясь у парадных дверей длинного низкого дома из темного кирпича. Он неторопливо пошел по ней, миновал то место, где когда-то (давным-давно) стояла вывеска таверны «Джордж», пока не была сметена еще до революции.
 Должно быть, Джудит, уезжая, забыла закрыть окна. И снова, стоя перед домом, как он стоял перед ним прошлой ночью, Марк услышал внутри тиканье дедушкиных часов.
 Коврик был сдвинут в сторону, и ключа под ним не было. На мгновение Марку показалось, что он увидел, как дрогнула занавеска маленького окошка наверху. Но, скорее всего, ему померещилось.
 Он не стал звонить у дверей. Он повернул ручку, вошел в полутемный холл и застыл на месте, словно его поджидал враг, а не друг. Скрипнул и закряхтел стул, на который кто-то сел.
 — Привет, Тоби, — произнес Марк.
 Тоби Саундерс, черты лица которого он смутно различал в полумраке, поднялся на ноги.
 — Очень хорошо! — ответил он сдавленным голосом. — Что это за тайны? Что это за непонятные свидания? Что ты собирался мне сказать?
 — Нет! — прервал его Марк. — Это ты хотел мне что-то сказать.
 — Сказать тебе?
 — Да. Я знаю, ты взял у Сэма Кента револьверы «уэбли». — Марк запнулся. — Но почему они сейчас лежат на переднем сиденье твоей машины? И почему они оба заряжены?

 Глава 18

 — Ты притащил меня сюда, чтобы спросить об этих револьверах?
 — Зачем ты зарядил их, Тоби?
 — Черт возьми, откуда мне знать? Наверное, сила привычки.
 — И все?
 — Да! Послушай! — хрипло выдохнул Тоби. — Я взял оружие у старика этим утром. Отнес домой и почистил. Учитывая, что за последние тридцать лет ими практически не пользовались, они были в довольно хорошем состоянии. Вот и все. Понял? И больше не ломай себе голову.
 Он был так искренен, что Марк, по крайней мере в этом пункте, больше не мог сомневаться в его словах.
 Входную дверь он оставил открытой. Сквозь ее проем он видел, как мощеная дорожка окрасилась розоватым цветом заката. На окнах были опущены портьеры, и единственным освещением в комнате были лучи заходящего солнца.
 Они нежно коснулись низких столиков, на которых стояли вазы с красными и белыми гвоздиками. Тоби, выпрямившись, стоял рядом с одним из них; когда он жестикулировал, руки его были на виду, но лицо оставалось в тени.
 — Да забудь ты об этих револьверах! — сказал Тоби. — Что мы вообще тут делаем? Зачем нам надо было встречаться в чужом доме, где нас никто не услышит, и шептаться между собой?
 — Значит, есть причина, Тоби.
 — Да?
 — Строго между нами. Никто не должен услышать то, что я собираюсь тебе сообщить. Правда… я не могу сказать, что это такая уж тайна! Ее знает доктор Фелл, что ясно видно из его слов, да и вообще вся эта история вот-вот выйдет наружу.
 — Черт побери, ты мне, наконец, объяснишь, о чем идет речь?
 — Да. Если ты в свою очередь согласишься ответить на кое-какие вопросы.
 — О чем?
 — О воскресном утре. До и сразу после половины седьмого, когда мы нашли тело Роз Лестрейндж.
 У лестницы продолжали мерно тикать большие часы. Тоби, выпрямившись, засунул руки в карманы брюк. Металлическая пряжка пояса сверкнула розоватым бликом.
 — Когда я стоял у бунгало, — продолжил Марк, — из тумана появились вы с доктором Кентом. Потом ты сказал, что вы ходили в Куиншевен за воскресными газетами. Вполне убедительно, пусть даже было слегка рановато; воскресная почта еще не поступала. Но кто предложил отправиться в Куиншевен за прессой?
 — Послушай, я рассказывал тебе! Миссис Кент хотела, чтобы старик не болтался под ногами и не пытался сделать себе завтрак. Вот она и предложила…
 — О нет, это была не ее инициатива.
 Дважды качнулся неторопливый маятник напольных часов.
 — Марк, ты считаешь меня лжецом?
 — Да. Приходится. Прежде чем позвонить тебе, я связался с миссис Кент и поговорил с ней. — Марк быстро вскинул руку. — Подожди, Тоби! Пока еще ничего не говори! Я должен был понять правду еще в воскресенье вечером — Кэролайн, сама того не подозревая, сообщила ее мне и Джудит, когда мы были в библиотеке.
 Марк продолжал стоять с поднятой рукой. Тоби распрямил плечи и застыл в таком положении.
 — Кэролайн всего лишь посетовала, что мать вечно всех опекает, вот и все. «Даже утром, когда Тоби вытащил отца пройтись за газетами, мать стала возражать». Это были ее слова, и Кэролайн в голову не могло прийти, что они будут иметь какое-то значение. Но это ты предложил прогулку в Куиншевен, Тоби. И миссис Кент это подтвердила.
 — Какого черта! Зачем мне это было надо?
 — Сказать тебе, зачем?
 — Да!
 — Потому что когда в половине седьмого ты оказался около коттеджа, тебе был нужен свидетель. И им стал доктор Кент. Чтобы ты мог показать ему на открытую дверь, которую сознательно оставил открытой. Чтобы мог обеспокоенно сказать, мол, в доме что-то случилось, и побудить доктора Кента заглянуть в него.
 Тоби вынул руки из карманов и снова попытался что-то возразить, но Марк прервал его:
 — Подожди, Тоби! К сожалению, этот свидетель был не очень подходящим. Доктор Кент испытывает чуть ли не ужас перед необходимостью вторгаться в чью-то частную жизнь. Он никогда не позволил бы себе войти в дом лишь потому, что в нем открыта дверь и горит лампа; он отказался бы — что, собственно, он практически и сделал. — Марк перевел дыхание. — Так что тебе нужен был и я. Поэтому незадолго до половины седьмого ты позвонил мне из дома доктора Кента. Ты изменил голос, он стал ниже, и ты прикрыл микрофон носовым платком…
 Тоби отмахнулся:
 — Марк, ты сошел с ума!
 — О нет! Слушай дальше…
 — Я…
 — Изменив голос, ты пробормотал мне несколько слов, давая понять, что Роз Лестрейндж покончила с собой. Это заставило меня кинуться к бунгало, на что ты и рассчитывал. Только — к сожалению — будучи в сонном состоянии, я не разобрал толком, что было сказано. Поэтому потом тебе пришлось едва ли не кричать, что это было самоубийство, самоубийство, самоубийство! — Марк сделал шаг к столу. — Ты все это сделал, Тоби, потому, что ты должен был «найти» тело. Ты должен был иметь свидетелей. Рядом с тобой, когда открывалась запертая комната, должны были быть люди, иначе весь твой замысел не увенчался бы успехом.
 — Ты чертов идиот! — заорал Тоби. — Ты хочешь сказать, что это я убил женщину?
 — Нет!
 — Тогда что это за игры? Что ты несешь?
 — Ты думаешь, мне это нравится? Думаешь, я не знаю, что ты всего лишь хотел помочь мне?
 Горячий влажный воздух был полон запахов цветов из вазы на столе. Марк чувствовал, как по лбу катятся струйки пота.
 — Слушай дальше, Тоби! Вернемся к ночи убийства! Примерно за час до гибели этой женщины ты бросил ей в лицо обвинение в том, что именно она устроила дебош в спортивном зале. Будешь отрицать?
 — Нет! С чего бы? Роз и была тем дебоширом в спортзале.
 — О нет, это была не она.
 — Послушай, Марк…
 — Нет, ты послушай! Женщина, которую ты называл нашей Роз, была коварна, как кобра. Она обожала острую сталь — от нее и погибла. Но она не была тем шутником в спортзале. Вот тут-то и кроется главная загадка этого преступления.
 — Говорю тебе, ты рехнулся. Она была…
 — Да, ты думал, что именно она откалывала все эти номера в спортзале. Ты в это совершенно искренне верил. И что же случилось после того, как ты в половине двенадцатого вернулся к доктору Кенту? Там был доктор Арнольд Хьюит. Он заставил тебя и доктора Кента не спать и болтать ни о чем до часа ночи. Такова оказалась его роль в этой истории: было так поздно, что ты остался у доктора Кента. И как всегда, твоя совесть не давала тебе покоя. Разве неправда?
 — Да, ночь я провел там! Я сам тебе рассказал!
 — И что ты чувствовал?
 Тоби внезапно сделал шаг назад.
 — Ты не мог спать, — сказал Марк. — Ты был в ужасе, ибо боялся, что перегнул палку, нападая на Роз. Разве ты не подумал тогда, что в таком настроении она могла покончить с собой? Или что если она это сделает, то вина за ее смерть ляжет на тебя? И поэтому часа в три или четыре утра ты встал и оделся. Ты вернулся к бунгало проверить, не случилось ли чего. Но то, что ты увидел там, было куда хуже, чем самоубийство, не так ли? — Марк почти задыхался. — Ты увидел, что она, убитая, лежит ничком в кресле. На ней был только халат и домашние тапочки. А на коленях лежала книга, залитая кровью. То, как она была заколота, не оставляло сомнений — это было убийство. В силу каких-то причин, Тоби, ты считаешь, что ты передо мной в неоплатном долгу. Не знаю почему, но ты так думаешь. Ты не мог позволить, чтобы все это выглядело как убийство. Ты решил любой ценой спасти Бренду. Поэтому ты кое-что там поправил, чтобы все выглядело как самоубийство. И прежде, чем мы двинемся дальше, ответь мне! Так ли все было и почему ты это сделал?
 Тоби с хрипом перевел дыхание.
 — Да! — сказал он. — И доведись, я бы снова это сделал. Веришь ты мне или нет, но единственным человеком, которого я не мог обманывать, был ты.
 — Ты здорово со всем справился, Тоби. Включая и фокус Уилки Коллинза с запертой дверью.
 — Не знаю, что ты имеешь в виду, говоря о «его фокусе». Ты показал мне этот бородатый трюк около года назад, помнишь? Может, какую деталь я у него и позаимствовал. Но вообще-то фокус этот мой. И не беспокойся, Марк: копы ни о чем не догадаются и через миллион лет.
 — Вот тут ты ошибаешься. Стоит им приглядеться — и все становится просто очевидно. Не будь я так взволнован, то и сам мог бы догадаться обо всем еще в воскресенье утром. Ты встал на колени и заглянул в замочную скважину. И увидел ключ, повернутый в замке. Так?
 — Да. Я увидел просто ключ.
 — Просто ключ? Именно это я и говорю, Тоби.
 — Да какая разница? — возразил собеседник. — Есть только один ключ, который подходит к дверям спальни. Он с трудом поворачивается в замочной скважине, но на нем не осталось никаких следов воздействия извне.
 — Да! Насколько можно судить по первому впечатлению — это так. Вот этот ключ!
 Порывшись в кармане, Марк вытащил металлический предмет и кинул его на стол рядом с цветочной вазой. Ключ звякнул, скользнув по столу. Он был покрыт легким бесцветным налетом ржавчины и блестел в полосе розового света, падавшего из дверей.
 — Это тот самый ключ от дверей спальни, — уточнил Марк. — Я как раз сегодня взял его из бунгало. Посмотри на него!
 — Ну и?… Что в нем такого?
 — Как и большинство ключей выпуска 20-х годов, он имеет совершенно прямой стержень. Ни впадин, ни выпуклостей. Головка точно такого же размера, как и фланец. Конечно, мы знали это с самого начала. В противном случае, следуя твоим указаниям, я бы никак не мог тупым концом карандаша вытолкнуть ключ из замка. Помнишь, Тоби, что ты руководил всеми моими действиями? Ты встал на колени перед запертой дверью и подсунул под нее развернутую газету. Когда я вытолкнул ключ из замка и он упал на бумагу, ты вытянул ее из-под двери, прикрывая ключ рукой. Что ты сделал затем?
 — Отдал тебе ключ!
 — А что ты сделал еще до этого? Ты подобрал ключ, который я видел в замке. Выпрямился. Перевел дыхание. И вот так ударил кулаком по ладони левой руки! — Марк сам ударил кулаком по ладони, на секунду сведя руки, после чего опустил их. — Лишь после этого ты протянул мне ключ и сказал: «Открывай». В этом-то и был фокус, Тоби. В подмене ключей. Тот, что ты протянул мне, был настоящим ключом, тем самым, что сейчас лежит на столе. Но в замочной скважине я видел не его. — Марк сделал паузу. — Короче говоря, Тоби, — сказал он, — ключ в дверях был макетом. Фальшивкой.
 — Но этого не могло быть! Он бы не подошел, да и ты бы заметил, что это фальшивка, когда проталкивал его.
 — Отнюдь. Подошел бы почти любой ключ примерно таких же размеров — если предварительно поработать над ним. Могу показать, как ты это сделал.
 Марк взял со стола ключ и поднес его к свету. Большим пальцем он провел по стержню ключа от головки к фланцу, так что тот скрылся из виду под подушечкой большого пальца.
 — Предположим, что у тебя есть еще один ключ. Например, это мог быть ключ от гостиной в бунгало. Я знаю, что он исчез: прошлым вечером я видел, как из замочной скважины гостиной пробивался свет, когда включили лампу. — Марк откашлялся. — Кроме того, у тебя есть доступ к набору стальных напильников из мастерской доктора Кента. Работа над ключом могла занять час времени; ты, конечно, покрылся испариной, но в конце концов незакаленное железо не устояло перед сталью напильника. — Марк избегал смотреть на Тоби. — Тебе надо было всего лишь перепилить стержень у фланца. Он упал. У тебя осталась только головка на стержне. — Марк помолчал, собираясь с мыслями. — Остальное было еще проще. Ты вышел из спальни. Закрыл двери. Запер их снаружи настоящим ключом. С внешней же стороны просунул сквозь замочную скважину макет ключа и оставил его там. Если кто-то поглядит в замочную скважину снаружи, он не заметит отсутствия фланца, поскольку головка на другом конце перекрывает поле зрения. — Марк сделал паузу. — «Смотреть снаружи или изнутри — через окошки ничего нельзя заметить». Конечно, нельзя: с обеих сторон ключ выглядит как настоящий. Известное письмо, написанное восемьдесят лет назад, настойчиво подчеркивает, что окна были заперты изнутри; и столь же настойчиво повторяет, что дверь тоже была заперта изнутри.
 Марк снова сделал паузу. И снова бросил ключ, который звякнул, упав на столешницу.
 — Вот так ты это сделал, Тоби. Когда ты извлекал фальшивый ключ из-под двери, настоящий был зажат у тебя в левой руке. Правой рукой ты прикрыл стержень фальшивки, чтобы скрыть отсутствие фланцев. Ты подменил ключи, вот и все. Теперь ты это признаешь?
 — Нет! — произнес Тоби таким странным голосом, что Марк вздрогнул.
 — Но ты признаешь все остальное?
 — Нет!
 — Тоби, я не хочу ввергнуть тебя в неприятности; я стараюсь вытащить тебя из них! Полиция знает, что тут было убийство.
 — Значит, полиция в курсе? Ты этого не говорил!
 — Да. Им это было известно с самого начала. И теперь мы все выяснили… кроме имени настоящего убийцы…
 — Но его-то мы не знаем, не так ли? — сказал Тоби тем же самым странным напряженным голосом. — Нет, клянусь Господом! Мы очень умные, но этого мы не знаем!
 — Тоби, что с тобой происходит?
 И тут слова Тоби оглушили его, словно пощечина.
 — Ты дурак, — сказал Тоби.
 Одним рывком он оказался за столом, уставленным цветочными вазами. И тут Марк увидел его лицо, на которое упали розовые отблески, проникающие в комнату из открытых дверей.
 — Ты дурак! — повторил Тоби. — Ты хочешь увидеть, как твою жену арестовывают за убийство? Нашу Роз убила Бренда, и лучше, чтобы ты это услышал здесь и от меня.
 Удары эти были столь неожиданны, что вызвали у Марка лишь Отупение. Оно длилось долго, не сразу к нему вернулась способность соображать. Марк с трудом взял себя в руки.
 — Ты же не веришь на самом деле в эту ерунду, не так ли?
 — Ерунду? Да мы оба знаем, что так и было.
 — Тоби, не сошел ли ты с ума?
 — Ага! Где-то я слышал эти слова? Послушай, Марк: что ты по-настоящему знаешь об этом деле? Копы тебя уже прихватили?
 — Нет, меня еще не допрашивали.
 — А меня выжали до последней капли. Раз уж ты думаешь, что тебе все известно, скажи, во сколько, по-твоему, была убита Роз?
 — По словам доктора Фелла, в половине первого или даже раньше. Но не намного. Вскрытие показало то же самое.
 — О господи! — заорал Тоби, но тут же взял себя в руки. — Это официальный вердикт. Но время — это единственный фактор, на который нельзя положиться; ни один судебный медик не сможет и не захочет дать руку на отсечение за точность этих данных. Копы считают, что Роз была убита примерно в полночь или сразу же после нее, что в общем несущественно. Где в полночь была Бренда?
 — Она…
 — Где в полночь была Бренда?
 Марк справился с дрожью в ногах и сглотнул комок в горле.
 — Она была рядом с бунгало. Но не менее чем в двадцати футах от него. И ни на шаг ближе! Она тут же села в машину и уехала.
 — Так она тебе рассказывала?
 — Тоби, ты…
 — Ответь мне! Так она тебе рассказывала?
 — Да! И это правда!
 Тоби медленно, как Марк в поисках ключа, запустил руку в карман. То, что он извлек, было скручено в комочек и похоже на очень короткую магнитофонную ленту. Предмет представлял собой матерчатую полоску пурпурного цвета…
 Взявшись за ее конец, который в тускнеющем свете от дверей казался уже не пурпурным, а серо-черным, Тоби размотал полоску и положил ее на стол рядом с ключом.
 — Да! — приглушенным голосом произнес Тоби. — Это красный матерчатый поясок от платья, которое было на Бренде в ночь убийства. Я не представлял, как она его потеряла, пока в воскресенье утром не поговорил с Джудит Уолкер. Но Бренда в самом деле уехала в машине. — Бледное и осунувшееся лицо Тоби было полно искреннего сострадания. — Выводы сделай сам, Марк. В два часа утра я нашел поясок в бунгало, на полу перед спальней, где вскоре после полуночи была заколота Роз Лестрейндж.
 Марк не ответил. Он посмотрел на лежащий на столе поясок. И снова перевел взгляд на Тоби, который, помедлив, все же взорвался потоком слов.
 — Ты совершенно точно восстановил мои действия, — сказал он. — Я нашел Роз мертвой. Можешь в этом не сомневаться! Было два часа ночи — не три и не четыре, — но это не важно. Я убедился, что она была убита в кресле, где сидела и читала. Я перетащил ее тело к туалетному столику, чтобы создать впечатление, что она погибла от собственной руки. Хочешь знать, что я еще сделал?
 — Прекрати, Тоби! Остановись!
 — Чего ради мне останавливаться? Ведь ты же хотел все выяснить, не так ли?
 — Да, но…
 — Я сжал ее пальцы на рукоятке кинжала. — Тоби сглотнул. — Уже начиналось трупное окоченение, и пальцы остались на месте. Затем я бегом вернулся в дом к Сэму Кенту за напильником и отпилил фланцы ключа от гостиной, чтобы организовать фокус с запертой дверью. Лишь после четырех часов я смог прокрасться к тебе домой и подменить «Армадейл» на «Женщину в белом». Я ли все это сделал? Конечно я! А что еще мне оставалось делать? — Тоби запустил палец за воротник и рванул его. — Но я не собираюсь в этом каяться на людях, нет уж, спасибо, — добавил он. — Да и тебе, полагаю, это меньше всего нужно. Можешь ли ты помочь себе и Бренде? Придумай что-нибудь! Если ее начнут допрашивать, то в конце концов заставят все сказать.
 Марк встрепенулся.
 — Подожди! — резко бросил он.
 Он не отрывал взгляда от открытых дверей, за которыми к Харли-Лейн тянулась мощеная кирпичная дорожка. По обеим сторонам ее красовались цветочные бордюры, на которые падали отсветы заходящего солнца; направо отходила дорожка к гаражу.
 По ней сейчас подъезжала полицейская машина.
 Сидящий за рулем бросил несколько слов человеку, который вылезал из машины. Им был доктор Гидеон Фелл.
 Тоби торопливо присоединился к стоящему в дверях Марку.
 Бок о бок они ждали появления доктора Фелла, который неторопливо шагал к дому по кирпичной дорожке. Полицейская машина, выбравшись на Харли-Лейн, повернула направо и, набирая скорость, помчалась в Куиншевен. На фоне темнеющего неба вырисовывался грузный силуэт доктора Фелла; было еще достаточно светло, чтобы разглядеть выражение его лица. Его можно было счесть мрачным или расстроенным, но на нем ясно читались тревога и сомнения.
 — Ага! — произнес доктор Фелл, открывая легкую сетчатую дверь. — Что бы вы ни предполагали, джентльмены, скорее всего, вы правы. В машине сидел лейтенант Уолтер Хендерсон. И мы с ним душевно побеседовали.

 Глава 19

 Марк и Тоби заговорили одновременно.
 — Бренда… — начал Марк.
 — Закрытая комната… — сказал Тоби.
 Оба они осеклись, когда доктор Фелл, вошедший в дом, позволил сетчатой двери с легким стуком прикрыться у себя за спиной. Прищурившись, он поправил криво сидящее пенсне, поискал что-то на стене и, увидев выключатель, нажал его.
 Мягкий свет трех настольных ламп залил уютную комнату с огромным зевом камина и тикающими часами. Доктор Фелл бросил беглый взгляд на лестницу, словно он все же ожидал появления Джудит Уолкер.
 Пока и Марк и Тоби с трудом собирались с мыслями, доктор Фелл мрачно проследовал к столу, на котором лежал поясок от платья Бренды и ключ от спальни.
 — Ага! — выдохнул он, не утруждаясь дальнейшими объяснениями.
 — Вы обратились в полицию? — спросил Марк.
 — Отнюдь, — с подчеркнутой вежливостью ответил доктор Фелл. — Полиция в лице лейтенанта Хендерсона весьма любезно сама обратилась ко мне. Сегодня я получил приглашение посетить его офис. Которое и принял. Я понятия не имел, что и сюда дошли слухи о моих скромных достижениях. И в кабинете лейтенанта Хендерсона, выкурив хорошую сигару и распив несколько банок пива, я… хм!… кое-что выяснил. — Он задумался. — Если еще до встречи с лейтенантом Хендерсоном я высоко оценивал его интеллект, то сейчас, после нашего знакомства, я оцениваю его еще выше. И должен здесь и сейчас сказать вам — почти все, что вы знаете, известно и полиции. Они заметно продвинулись в раскрытии тайны убийства и в установлении подлинного убийцы.
 — Но как они могут знать?… — начал Марк. Он хотел сказать — как они могут что-то знать о Бренде, как они получили объяснение тайны закрытой комнаты?
 — Откуда они все узнали? — помог ему доктор Фелл. — Мой дорогой друг, слухи и сплетни из Куин-колледжа проникают и в Куиншевен. Полиции не составило труда разобраться в них. И более того, поскольку на этой жаре все держат окна и двери открытыми, они повсюду расставили своих людей, вменив им в обязанность подслушивать. Вы конечно же помните прошлую ночь?
 — Вы имеете в виду человека за деревом у бунгало? Когда вскрикнула Джудит Уолкер и вы послали меня к ней разобраться?
 — Именно так я и сделал, — сказал доктор Фелл.
 — Но я ничего не обнаружил!
 — А вот я кое-что выяснил, — раздул щеки доктор Фелл. — Когда вы прошлым вечером были в том доме, подъехал лейтенант Хендерсон, чтобы поговорить со мной в бунгало.
 — Вы же говорили, что встречались с ним сегодня днем!
 — Да нет же, гром и молния! Я сказал, что сегодня днем получил приглашение к нему. Но когда прошлым вечером он появился в бунгало, где мы вели дискуссию с Сэмом Кентом, по выражению его лица было видно, что он все понимает. Заскочил он буквально на минутку. Извинился за то, что его человек, наблюдавший за коттеджем, испугал миссис Уолкер…
 — Испугал Джудит? Каким образом?
 — О, мой дорогой сэр! — Доктор Фелл снова раздул щеки в продолжительном выдохе. — Вы припоминаете, что леди вскрикнула? Она была под воздействием успокоительных, но у нее нервное перевозбуждение, и из-за бессонницы она была в несколько нестабильном состоянии. Когда она из окна посмотрела вон туда, — показал он, — и увидела за деревом зловещую фигуру, стоит ли удивляться такой ее реакции?
 — Может, и не стоит, но…
 — Насколько я понимаю, миссис Уолкер сейчас нет дома?
 — Нет, конечно же нет! — заверил Марк. — Тут вообще никого нет, кроме нас с Тоби. Почему тут кто-то должен быть?
 — Просто я поинтересовался. Вот и все.
 Марк и Тоби обменялись взглядами.
 — Давайте вернемся, — продолжил доктор Фелл, — к краткому визиту мистера Хендерсона прошлым вечером. Я спросил его, часто ли он прибегает к такой осторожной тактике наблюдения за свидетелями, вместо того чтобы с пристрастием допросить их. Он сказал две вещи, которые не могли не произвести впечатление на человека, привыкшего к жесткости английских законов. Он сказал: «Мы подумали, что в данном случае так будет лучше». И еще: «Мы верим в справедливость». В справедливость, гром и молния! — багровея, повторил доктор Фелл. — Смахивает на реплику из фильма. Тем не менее я поверил его словам. И этим вечером, когда мы обсуждали личность убийцы…
 Так кто убийца? — перебил его Тоби. — Положим, у меня есть своя версия, но я не собираюсь ее оглашать. Я хочу узнать ваше мнение.
 — Сэр, у вас нет абсолютно никакой необходимости знакомить нас с вашими выводами, — с усмешкой ответил доктор Фелл. — Если вы имеете в виду миссис Рутвен…
 — Именно ее Тоби и имеет в виду, — еле слышным голосом прервал его Марк. — Я говорил раньше и продолжаю утверждать — это совершенно невероятно, это не может быть правдой. Я знаю Бренду. Я знаю, она не могла и не хотела сделать ничего подобного. И лишь для того, чтобы покончить с этим, я спрашиваю: виновна ли Бренда?
 Доктор Фелл с силой стукнул тростью по каменному полу.
 — Нет! — ответил он. — Я обещал вам, что она не пострадает, и сдержу свое обещание. Любой ценой. Я убедил полицию, что миссис Рутвен не имеет никакого отношения к этой истории. Так или иначе, они мне поверили. Миссис Рутвен не виновна в убийстве. Она виновна лишь в…
 — В чем?
 — В том, что поддалась порыву. Хотела быть похожей на Роз Лестрейндж. Предполагаю, она устыдилась, когда увидела, что зашла так далеко, что готова зайти в коттедж, — после этого она повернулась и убежала. И если по ее поведению в бунгало прошлым вечером вы не поняли, как было дело, то вы понимаете ее куда хуже, чем думаете.
 Марк уже направился к дверям.
 — Нет! — остановил его доктор Фелл. — Вы хотите тут же пойти к ней? И покаяться в том, что, поглощенный своими академическими проблемами, вы стали невнимательны к ней? Это вы хотите сделать? Очень хорошо! Но пока вам не стоит уходить.
 Небо стало уже совсем темным — розовый цвет заката перешел в пурпур — и сумерки продолжали сгущаться. Марку показалось, что надвигается гроза.
 Доктор Фелл повернулся к Тоби:
 — А вот вас, сэр, я попросил бы уйти. Откровенно говоря, вы здесь лишний.
 — Меня? — растерялся Тоби, отступая к столу. — Почему именно меня?
 — Сэр, неужели вы сами не чувствуете?
 — Я не идиот, — буркнул Тоби, снова оттягивая воротничок. — Я понимаю, что должно вскоре произойти. Вы собираетесь сообщить имя убийцы, так почему я не могу его услышать? Почему я должен уйти?
 — Потому, что когда это произойдет, тут, кроме меня, должны быть только два человека. Один — Марк Рутвен. Второй — тот, кто, как я предполагаю, вскоре появится здесь.
 — Убийца?
 — Сэр, — вздохнул доктор Фелл, — вы хороший товарищ и надежный соратник. Пустив в ход трюк с закрытой комнатой, вы защитили жену своего друга, даже когда верили — и продолжаете верить! — что она виновна в убийстве. Следовательно…
 Тоби яростно отмахнулся, заставив доктора замолчать.
 — Черт возьми, я боялся вас с той минуты, как вы тем утром появились в доме у нашего старика! Даже еще раньше я опасался вашего приезда! Вы разгадали фокус с закрытой комнатой?
 — Да, — признал доктор Фелл.
 — И полиция тоже?
 — Сэр, есть причина, по которой я пока не могу ответить на ваш вопрос. Позвольте мне лишь повторить, что через несколько минут я жду визита некоего человека, — он замялся, — с которым вы знакомы. Так что идите! Даже если вы не понимаете смысла моей просьбы, даже если вы сочтете ее бредом или прихотью — тем не менее оставьте нас!
 Тоби ушел. Оглянулся он лишь раз, и под мерцающим небом его фигура была полна странного трагического напряжения. Затем его машина, развернувшись, умчалась к Колледж-авеню.
 Глядя ему вслед, доктор Фелл тихо выругался.
 — Он поехал прямиком к вашей жене. Извиняться, — сказал он Марку. — Но двинулся не в том направлении.
 — А это имеет значение, в каком направлении он поехал?
 — Да!
 — Какова настоящая причина того, что вы выпроводили его?
 — Мой дорогой друг, Тоби Саундерс — неисправимый идеалист. В данный момент он особенно уязвим, он способен на глупость, но это его совершенно не волнует. Если он считает, что служит благому делу — разве вы не убедились в этом? — он презреет любую опасность и пойдет на любой риск, от которого волосы могут встать дыбом. И все же… все же…
 — Что?
 — В ходе этого дела вы несколько раз называли его пуританином. Для меня это довольно странное определение, почти бессмысленное, — тем более, если оно относится к жителю штата Вирджиния. Но я отлично понимаю, что вы имели в виду; понимаю и то, что для вас это — милое чудачество. Например, если он поверит, что у вас был роман с Роз Лестрейндж, он может легко смириться с этим фактом. С другой стороны, отнесется ли он с таким же пониманием к тому, что у вашей жены был роман с Фрэнком Чедвиком?
 Марк, стоявший у дверей, резко повернулся к нему.
 — Бренда и Чедвик? — повторил он. — Вы снова все ставите с ног на голову? Вы допускаете…
 — Да?
 — Не важно! Давайте оставим в покое Тоби. Так кто же убийца, доктор Фелл?
 — Вскоре я вам об этом сообщу, — сказал он.
 Рассеянно кивнув, словно он уже погрузился в глубины своих размышлений, доктор Фелл добрался до дивана и сел. Уткнувшись подбородками в грудь, он замер в неподвижности и сидел так длительное время.
 Наконец он поднял голову.
 — Сэр, вы кое-что забыли. При обилии отвлекающих моментов — запертых комнат и подмененных книг — вы упустили из виду вопрос, который, как я заверил вас, является корнем, сердцевиной, центром всей этой тайны. Кто был тот шутник из спортивного зала, и вообще, к чему было все это бессмысленное фиглярство? Но можете мне поверить, все эти выходки были далеко не бессмысленными. В одном, пожалуй, Сэм Кент был прав. Каждое действие имело свою причину, какой бы дикой и несообразной она ни казалась нам. Не могу поверить, что, зная так много, вы все еще блуждаете в тумане. В субботу вечером, когда Тоби Саундерс впервые рассказал вам о хулигане из спортивного зала, вы сами предположили, что знаете только треть правды. В воскресенье вечером миссис Уолкер выложила вам вторую часть правды. И в последний вечер, когда я уже был здесь, вы получили в свое распоряжение третью, недостающую часть общей картины. Строго говоря, вы настолько близко подошли к истине, что у меня волосы встали дыбом. Думайте же! Когда Тоби Саундерс впервые рассказал вам о происшествиях в спортивном зале и спросил вас, зачем кому-то могло понадобиться откалывать такие номера, что вы ответили?
 Вопрос был отнюдь не риторическим. Доктор Фелл не сводил с Марка настойчивого взгляда, ожидая ответа.
 — Я сказал, — ответил Марк, — что едва ли злоба этого персонажа была направлена против Джорджа или Губерта Джонсонов и что мотивов тут искать не стоит. Я сказал, что, скорее всего, этот шутник специально старался привлечь наше внимание к спортзалу, чтобы все наши мысли были прикованы именно к нему.
 — Ага! «Специально старался привлечь наше внимание к спортивному залу, чтобы все наши мысли были прикованы именно к нему». Вы произнесли эти или очень похожие слова?
 — Да! Но я не понимаю…
 — Стоп! — приказал доктор Фелл. — А сейчас представьте себе снова тот воскресный вечер, вы снова встречаете Джудит Уолкер у боковой двери Новой библиотеки. Сразу же за дверью с полки падает книга. Миссис Уолкер испугана, она говорит, что в библиотеке кто-то есть. Вы пытаетесь успокоить ее, удивляясь, чего она так испугалась. Вы спрашиваете ее, слышала ли она о происшествиях в спортивном зале. Что она ответила, когда вы спросили ее?
 В памяти у Марка мгновенно всплыла эта сцена.
 — Она сказала, что слышала. Она сказала…
 — Сэр, вспомните ее слова в точности! Пожалуйста, это важно!
 — Она сказала: «Глупые рисунки светящейся краской? Идиотские фокусы, чтобы напугать бедного старика и шестнадцатилетнего мальчишку! Миссис Хьюит, миссис Кент и миссис Мэйсон только об этом и говорят!»
 — Хорошо! Отлично! Задним числом вы процитировали очень важные слова Джудит Уолкер. Что она сказала затем?
 — «Но в этом есть и положительный момент», сказала Джудит. Все совершенно забыли Роз Лестрейндж и того молодого человека, которого она приводила в изолятор, чтобы…
 — Чтобы?… Что она имела в виду?
 — Она имела в виду использование изолятора для тайного свидания, которое мы будем вежливо называть любовным романом.
 — Сопоставьте эти два куска информации. «Словно кто-то специально старался привлечь наше внимание к спортивному залу, чтобы все наши мысли были прикованы именно к нему». Почему это было сделано? С каким результатом? «Миссис Хьюит, миссис Кент и миссис Мэйсон только об этом и говорят. Они совершенно забыли о Роз Лестрейндж и о том молодом человеке, которого она приводила в изолятор для любовного свидания». Свет еще не забрезжил перед вами?
 — Да! — воскликнул Марк. — Иными словами, происшествия в спортивном зале были лихорадочной, отчаянной попыткой отвлечь внимание от того, что случилось в изоляторе? И скрыть любовные похождения, которые грозили скандалом?
 — Именно это я и имел в виду.
 — В таком случае конечно же…
 — В таком случае вы конечно же готовы заявить, что шутник из спортзала должен был быть в крайней степени отчаяния, так? — спросил доктор Фелл. — Вы правы. Этот тип потому и совершил убийство. — Доктор Фелл, отдуваясь, поднял руку, словно призывая к молчанию. — Позвольте мне суммировать факты, — предложил он, — сначала те, что мне были известны еще до приезда сюда, когда Сэм Кент дважды звонил мне в Нью-Йорк. Некий молодой человек и некая женщина весело проводили время, находясь, как мы вежливо говорим, в любовных отношениях. Молодым человеком, как мы знаем — да он и сам никогда этого не отрицал, даже перед вами — был Фрэнк Чедвик. Что это была за женщина? Исходя из показаний двух свидетелей, которые утверждают, что видели, как она открывала ключом дверь изолятора, это была Роз Лестрейндж.
 — Но этого не могло быть! Вот тут я возражаю!
 — Вот как? — вежливо спросил доктор Фелл. — Почему бы вам не объясниться?
 — Потому что, как я сказал прошлым вечером… — Марк вдруг остановился.
 — Ага! Теперь вы начинаете вспоминать?
 — Не то чтобы начинаю… Я помнил все время. Роз Лестрейндж была… ну, словом, называйте ее, как хотите. У нее, как мы знаем, никогда не было любовника, и она никогда не хотела иметь такового! Все ее интересы, вся ее жизнь были сосредоточены на одном: доставлять неприятности людям и потешаться, когда ее жертвы испытывают страдания. Она ничего не имела против — пусть люди думают, что она с приятелем развлекалась в изоляторе. Но на самом деле она там никогда не была.
 — Именно!
 — И следовательно… — Марк снова остановился.
 — Следовательно, — в тишине комнаты загремел голос доктора Фелла, — наши две свидетельницы сознательно лгут, когда говорят, что в женщине, которая устроила свидание в изоляторе, они опознали Роз Лестрейндж. Или же они искренне заблуждаются: должно быть, они видели кого-то другого.
 Марк повернулся к окну. Ему показалось, что он услышал шум автомобильного двигателя, но он ошибся, было тихо.
 — Значит, почти с уверенностью можно утверждать, — продолжил доктор Фелл, — что свидетельницы ошиблись. Что какая-то неизвестная женщина, отнюдь не Роз Лестрейндж, забыв о приличиях, крутила роман с Фрэнком Чедвиком. Рассуждая о том, что это за женщина, мы можем руководствоваться несколькими подсказками. Почему эта пара решила встретиться в изоляторе колледжа? Почему из всех неподходящих мест выбрали это, хотя Чедвик имеет хорошую обустроенную квартиру в Вашингтоне? — Доктор Фелл поднял вверх палец. — Должно быть, по настоянию женщины. Она не могла, не осмеливалась ехать в какое-то другое место — что любопытно само по себе. У нее был ключ. То есть можно сделать вывод, что она имела довольно близкое отношение к колледжу. Это женщина с сильным темпераментом, коль скоро она решилась на встречу в таких странных обстоятельствах. Тем не менее она должна была — просто обязана! — в этих условиях соблюдать приличия.
 — Да бросьте! — возбужденно сказал Марк. — Должно быть, у вас уже сложилось мнение о том, кто она?
 — Мнение? — повторил доктор Фелл. — Мой дорогой сэр, у меня есть не просто мнение! Но я хотел посвятить вас в ход собственных мыслей. Так я рассуждал, когда прибыл сюда и стал знакомиться с разными свидетельствами. Мне кажется, что тот дебошир в спортзале и есть убийца. Но с другой стороны, обстоятельства убийства как бы опровергают эту концепцию. Шутник из спортзала действовал грубовато и небрежно, словно начитался дешевых триллеров. Поведение же убийцы совершенно иное — хладнокровное, продуманное. — Доктор Фелл сделал паузу. — Таким образом, моя теория несостоятельна. Есть два аспекта этого дела, которые не сочетаются, не со ответствуют друг другу. Разве что… — Он опять задумался. — Разве что, как мне пришло в голову в «Колледж-Инн», в преступлении принимали участие два человека — но не как соучастники или заговорщики. Они не могли быть ни в тех, ни в других отношениях. Они действовали совершенно независимо. С самого начала я был убежден, что человек из спортивного зала и есть настоящий убийца. Он вошел в дом Роз Лестрейндж, нанес ей удар кинжалом и скрылся. Через несколько часов туда явился кто-то другой и весьма искусно запутал улики, чтобы внушить нам ложную мысль о самоубийстве. Учитывая все, что мы успели узнать, мне вряд ли стоит ломать себе голову над этим. Тоби Саундерс, убежденный, что защищает жену своего друга, сделал это. Только на самом деле защищал. он совсем другого. Ирония судьбы! Но, клянусь, не самая худшая в этой печальной комедии убийства.
 Доктор Фелл присел. Его звучный голос отдавался эхом в темных панелях стен и замирал в длинных рядах книг в ярких обложках.
 Марк настороженно смотрел на него.
 — Доктор Фелл, как давно вы уже знаете, кто убийца?
 — Со вчерашнего вечера.
 — Но вчера, уже поздно вечером, в бунгало, вы сказали, что не знаете его! Вы сказали, что колеблетесь между двумя подозреваемыми.
 И снова доктор Фелл повысил голос.
 — Я сознательно солгал, — ответил он. — Существовала опасность, что вы с Сэмом Кентом непозволительно приблизились к правде. Это было слишком очевидно. И я надеялся, что таким образом мне удастся скорее скрыть правду, чем выявить ее. Конечно, я не предполагал, что мне предстоит объясняться с полицией. Когда вы поймете, почему я так поступил…
 — Вы можете объяснить мне прямо сейчас.
 — Едва ли — и это тоже ирония судьбы. Я предвижу, что по окончании этой истории доверие ко мне заметно уменьшится, но не могу даже предположить, насколько. А ведь лейтенант Хендерсон в расследовании обошел меня по всем статьям. Силы небесные, если бы не он!…
 — Как?
 — Сэр, я ни на секунду не допускал, что он верит в виновность вашей жены. Но в связи с ней возникли особые обстоятельства. И он мог бы пустить в ход власть, будь у него на то желание. Я бы не стал без нужды компрометировать вашу жену. Но поскольку я знал, что она невиновна, он убедил меня рассказать историю ее бегства из дома. Я сдался. Ну-ну, я прошу вас не всплескивать руками и не изрыгать проклятия! Скоро вы и сами во всем разберетесь. Как я говорил вам, тут в любую секунду может появиться некий человек…
 — Кто именно?
 — Фрэнк Чедвик.
 «Опять, — подумал Марк, — мы возвращаемся к этому имени». Но он промолчал.
 — А теперь обдумайте поведение Фрэнка Чедвика и той таинственной молодой женщины, мисс или миссис Икс, у которой был с ним роман. Чедвик сам, на улице перед аптекой, заверил вас, что он «получил урок»; он поклялся, что никогда впредь «не прикоснется ни к одной женщине из колледжа». Затем засмеялся и сказал, что его «поймали в последний раз». Его насмешливые слова дали нам дополнительные сведения. Эта молодая особа — «женщина из колледжа»; из вашего диалога с Чедвиком следует вывод, что она чья-то жена. Чедвик морочил ей голову; для него это было не более чем увлекательной игрой, и теперь он может лишь посмеиваться. Но у нее было куда больше причин испытывать страх человека, загнанного в ловушку. Можем мы еще что-то сказать о ней?
 — Наверно, что-то можем. Но это не имеет смысла!
 — Вот как? Почему же?
 — Две свидетельницы, — объяснил Марк, — по ошибке приняли миссис Икс за Роз Лестрейндж. Значит, она должна была походить на Роз. Но в этом-то и сложность. Тут нет ни одной молодой женщины, которая хоть в малой степени напоминала бы Роз!
 — Это зависит от того, что вы подразумеваете под словом «напоминала бы». Например, в какое время свидетельницы видели ее?
 — Только ночью. Ну конечно! — Марк щелкнул пальцами. — Они могли судить лишь о росте этой женщины, о ее комплекции и о цвете волос. А эти параметры могут совпадать. Тут нет…
 — Минутку! Представьте себе характер этой женщины и то затруднительное положение, в котором она оказалась. Она темпераментна и в то же время неопытна; она увлечена этим человеком и в то же время ненавидит его. Против ее воли, против ее нравственных принципов она вовлечена в игру, которая для Чедвика вполне привычна, но угрожает всему, что ей дорого… В колледже уже ходят слухи. Она опасается разоблачения. Предотвратить его она может только одним способом — создать другую сенсацию: например, имитировать вызывающие выходки подростков — покушения на убийства, которые по сути не были таковыми и, с ее точки зрения, были совершенно безобидными. Подумайте обо всем этом — а потом вспомните Джудит Уолкер.
 Марку показалось, что мир рухнул ему на голову.
 — Джудит Уолкер?
 — Да. Снова задайте себе тот вопрос, который был постоянным источником тревог. Что миссис Уолкер могла увидеть в библиотеке в воскресенье вечером?
 — Вы имеете в виду, что испугало ее?
 — Нет! — загремел доктор Фелл, стукнув тростью о пол. — Есть ли у нас весомые основания предполагать, что она потеряла сознание лишь потому, что чего-то испугалась? Например, говорила ли об этом сама миссис Уолкер?
 — Нет, но мы должны предположить…
 — Сэр, я считаю, что нам ничего не надо предполагать. Как известно, за несколько минут до обморока она была очень перепугана падением гипсового бюста ей на голову. Уронил его какой-то бродяга, который с целью поживиться забрался в библиотеку, но затем был пойман полицией и выложил все, что ему известно.
 — Какой-то воришка? — воскликнул Марк. — То есть на самом деле все случившееся в библиотеке не имеет никакого отношения к этому делу?
 — Наоборот! Все имеет отношение, но вы настойчиво отказывались это понимать. Что на самом деле увидела миссис Уолкер? Ни в книгохранилище, ни в библиотеке ничего и никого не было — кроме человека, на которого упал ее взгляд. Перед ней были только вы, открывающий дверь в книгохранилище, и мисс Кент, которая стояла у дверей с ключом в руках. Очень хорошо! Почему же она испытала такое потрясение?
 — То есть, говоря другими словами, вы утверждаете, что она врет? Что Джудит Уолкер и была тем дебоширом из спортивного зала и, кроме того, убийцей?
 — Нет! Я не говорил ничего подобного!
 Доктор Фелл набрал в грудь воздуха и приготовился встать.
 — Миссис Уолкер увидела то, что потрясло ее до глубины души. Она с ужасом осознала, что ошиблась относительно женщины у изолятора, — она догадалась и обо всем остальном. Она увидела, что есть в колледже только одна молодая женщина столь же высокая, как Роз Лестрейндж. Она увидела, что есть только одна молодая женщина с такой же фигурой, как у Роз Лестрейндж. Она поняла, что если эта женщина накинет на свои короткие густые волосы черный шелковый шарф, то, падая на плечи, он будет похож в темноте на длинные темные волосы Роз. Она увидела женщину, которая держала в руках ключ, словно бы собиралась открыть дверь изолятора.
 Доктор Фелл поднялся на ноги. С лица у него сползли все краски. И снова его голос гулко разнесся в стенах темного дерева и задрожал эхом на тихой лестнице.
 — Она увидела дочь моего старого друга, которому я пытаюсь помочь. Она увидела убийцу. Она увидела Кэролайн Кент.

 Глава 20

 Кэролайн Кент.
 Ужас пронизал Марка до костей, и волосы зашевелились у него на затылке.
 — Поймите меня! — рявкнул доктор Фелл, чтобы скрыть свою растерянность. — Чтобы предотвратить трагедию гораздо более страшную, чем первая, мы должны понять, что на самом деле представляет собой эта девушка, то есть женщина. За все те годы, что я знаю Сэма Кента, он никогда не упускал возможности рассказать мне о своей семье. Кэролайн все понимала очень буквально, по его словам, воображение у нее было не очень развито. Но она умела чувствовать — и чувстовать глубоко. Вы воспринимали ее как практичную приземленную женщину, да она и сама себя считала таковой, потому что ей приходилось иметь дело с зеленщиками, мясниками и расписанием поездов. И тем не менее она совершенно другая. — Доктор Фелл тяжело вздохнул. — Как ей не быть практичной? Для ее отца дети всегда были чем-то второстепенным, а мать — все мы знаем таких убийственных в своей любви к детям женщин — «оберегала» ее от окружающего мира. Она переживала, если Кэролайн садилась на мотоцикл. Она переживала, если дочь говорила с кем-то из взрослых или отходила на сто ярдов от границ колледжа. Она была слишком подавлена, слишком закомплексована. Даже ее жених, к которому она питала глубокую любовь, оказался этаким накрахмаленным пуританином. Она считала, что и сама должна быть таковой, — но не могла! Кэролайн Кент двадцать семь лет. Если к такой женщине относиться как к ребенку — не стоит удивляться, что она в самом деле будет вести себя как дитя. — Доктор Фелл печально покачал головой.
 — Короче говоря, она, по-вашему, оказалась легкой добычей для Фрэнка Чедвика и Роз Лестрейндж?
 — Нет, и не может быть доказательств, что покойная Роз сознательно толкнула ее в объятия Чедвика и побудила к развитию романа в надежде на большой скандал. Но действия Роз невозможно истолковать иным образом. Роз с удовольствием позволяла другим думать, что эта тайна связана именно с ней, что именно она организовала то проклятое свидание в изоляторе. Она даже представила фальшивое объяснение, намекнув, что обожает заниматься любовью в «странных и необычных обстоятельствах». Такой была ее реакция на обвинения в ее адрес. Кэролайн встретилась с Чедвиком в изоляторе, конечно, лишь потому, что не осмелилась пойти в какое-то другое место. Мы не можем предположить, как дол го длились их отношения до того, как поползли слухи, пошел шумок — и Роз Лестрейндж начала запугивать Кэролайн намеками, что все могут узнать о ее поведении…
 — Подождите! — прервал его Марк. — Это все было до ночи убийства?
 — О, задолго до нее. Иначе и быть не могло — Роз долго наслаждалась, мучая свою жертву. Конечно, вы должны были заметить нечто такое, не так ли? Должны были видеть? Сцены вроде той, что произошла в вашем доме в субботу вечером?
 — Да, я наблюдал. Только не видел. Но теперь я припоминаю… — Марк кивнул.
 — Вы должны вспомнить, что в тот вечер Кэролайн испытала три потрясения — и каждое хуже, чем предыдущее. За восемь дней до этого она предприняла в спортивном зале отчаянную попытку поразить всех иллюзией убийства…
 И снова Марк прервал его:
 — Но почему Кэролайн придумала именно такой выход? Кто подсказал ей эту идею?
 — Вы, — сказал доктор Фелл.
 Тиканье часов гулко и болезненно отдавалось у Марка в голове.
 — Прошу прощения! — Доктор Фелл смущенно откашлялся и быстро заговорил: — Я должен был бы получше сформулировать свою мысль и сказать: «Все вы». Ее отец! Ее жених! Джудит Уолкер! Вы сами! Все вы, которые бесконечно обсуждали выдуманные романные смерти и всевозможные способы избежать подозрений. Это, конечно, вполне невинное занятие, и я с уважением отношусь к столь изысканной форме отдыха от академических штудий. Но слушал вас человек, понимающий все слишком буквально, и он пришел к выводу, что можно похоронить роковую ошибку под завесой «безобидных» проделок. Кэролайн, как она сама вам говорила, не терпела разных тонкостей. Ее замысел был прямолинеен, как у школьника. Она родилась и выросла здесь; Куин-колледж был ее домом и в определенном смысле площадкой для игр. В ее распоряжении была и люминесцентная краска, оставшаяся еще с Рождества, и рисунок статуи Основателя, знакомой ей еще со школьных лет. Она даже не представляла, что может настолько перепугать старого Джорджа Джонсона. Ей, девушке спортивной, но не очень умной, и в голову не могло прийти, что молодой Губерт не умеет плавать.
 — И затем, в субботу вечером, в моей гостиной… с ужасом вспоминаю, что происходило!
 — Сэм Кент получил распоряжение шефа покончить с этим безобразием. Дочь внушила ему, что это была настоящая попытка убийства, и он поверил. После чего Тоби Саундерс в вашем доме в первый раз изложил свою теорию. Это было не покушение на убийство, заявил он, а жестокая шутка, за которой стоит человек не только предельно циничный, но и в какой-то мере психически больной, и все его действия имеют какую-то причину, которую необходимо выяснить. Она запротестовала; она была растеряна; она внезапно с ужасом осознала, как со стороны выглядят ее поступки. — Доктор Фелл сделал паузу. — Но настоящий шок она испытала чуть позже. Когда ваша жена высказала совершенно убийственное предположение о шутнике. «Почему вы все время называете его „он“? С таким же успехом это могла быть и женщина!»
 — При этих ее словах Кэролайн без всякой видимой причины смертельно побледнела и стала яростно возражать, — припомнил Марк.
 — Дальнейшие события покатились как снежный ком. Тоби Саундерс, не представляя, что его обожаемая невеста вовсе не та застенчивая юная леди, которой она старалась казаться, обрушился на Роз Лестрейндж с обвинениями. Дескать, в спортзале была именно она. Ваши обострившиеся взаимоотношения с женой не улучшили ситуацию. Не буду вводить вас в смущение, упоминая события того вечера, но — гром и молния! — не могу забыть результат той маленькой сцены. Итак, в машине, остановившейся у бунгало, Тоби Саундерс накинулся на Роз, думая, что именно она дебоширила в спортзале. И сделал он это в присутствии Кэролайн Кент.
 Доктор Фелл неторопливо подошел к камину и замер спиной к нему. Прежде чем продолжить, он несколько раз с трудом перевел дыхание.
 Только Марк и без того знал, какой сильный характер таится под спокойной сдержанностью Кэролайн. Да, он прекрасно помнил, как она сидела на диване рядом с Тоби. «Ты, Тоби! Только ты!» Марк тогда расчувствовался. Теперь же…
 В памяти у него отчетливо всплыла еще одна сцена, о которой он забыл рассказать доктору Феллу. Ясно было, что Роз встречалась с Кэролайн в субботу вечером.
 Он вспомнил, как протянул Роз экземпляр «Армадейла» — она в этот момент стояла спиной к открытым дверям. Бренда и Тоби были в холле, а Кэролайн ждала снаружи. Взяв книгу, Роз внимательно посмотрела через правое плечо на Кэролайн и повысила голос.
 «Люблю викторианцев, — услышал Марк вкрадчивый голос Роз. — На публике они вели такой ханжеский добропорядочный образ жизни, не так ли?»
 Эти ее слова в субботу вечером смертельно перепугали Кэролайн. После этого они с Тоби вызвались отвезти Роз к Красному коттеджу.
 Доктор Фелл, стоящий теперь лицом к камину, словно бы услышал мысли Марка.
 — К тому времени, — сказал он, — Роз Лестрейндж уже в полной мере насладилась ситуацией. Она прекрасно знала, кто был виновником событий в спортивном зале и в изоляторе. Должно быть, говоря образно, она использовала любую возможность вонзать в свою жертву отточенную сталь. Но пока еще она не хотела выдавать Кэролайн Кент.
 — И тут — Тоби Саундерс обвинил ее. Обвинил в том, что «шутки» в спортзале — дело ее рук. — Марк был очень взволнован.
 — Не стоит удивляться, что наша милая Роз испытала такое изумление, что лишилась дара речи. И совершенно понятно, что она имела в виду, когда, повернувшись к Тоби, произнесла следующие слова: «Завтра утром, доктор Саундерс, вы кое-что услышите».
 — Прошлым вечером мы с вами уже согласились, что в этих словах звучала смертельная угроза, — напомнил Марк.
 — Кто, кроме Саундерса, слышал эту угрозу? Только Кэролайн Кент. Кто, кроме нее, мог понять тайный смысл этих слов? И через час женщина, которая больше не могла выносить это напряжение, заставила навеки замолчать Роз Лестрейндж. И если оставленных ею следов было недостаточно, то после некоторых ее слов даже Джудит Уолкер все стало ясно.
 — Джудит Уолкер? Когда она поняла?
 — В воскресенье, рано утром. Вы тоже присутствовали там. Сэм Кент позвонил домой, чтобы объяснить причину своего отсутствия, но ни словом не обмолвился ни о смерти, ни об убийстве. И если вы помните, Кэролайн тут же примчалась к бунгало в машине Сэма. — Доктор Фелл отдышался. — Встретив ее, миссис Уолкер рассказала только то, что сама слышала: Роз мертва, лежит в бунгало, заколотая ударом кинжала. Кэролайн была в таком напряжении, что, не выдержав, закричала в ответ: «Убита? Каким кинжалом? Она лежит ничком в кресле?» О стуле не было сказано ни слова. Правда, миссис Уолкер тут же упомянула о нем. И конечно, к тому времени все оказавшиеся на месте преступления свидетели уже уверились, что Роз Лестрейндж погибла, когда сидела на стуле у туалетного столика. Это ведь не подвергалось сомнению? — Гидеон Фелл усмехнулся. — Как вы понимаете, лишь два человека знали, что Роз была убита в кресле, стоявшем в другом конце комнаты: Тоби Саундерс, который перетащил тело и запер комнату, и убийца, который оставил свою жертву в кресле.
 Марк провел ладонью по лбу.
 — Готов признать, что Джудит Уолкер очень умная женщина. Если она так быстро все сумела сопоставить…
 — Нет, нет, нет! — прервал его доктор Фелл. — Как видно, вы очень буквально меня истолковали. Она еще не сделала выводов — была слишком потрясена; кроме того, она видела, как ваша жена шла по дорожке к бунгало, и не могла отделаться от этого воспоминания. С другой стороны, большую часть дня она находилась в коттедже, где ее допрашивала полиция. Она слышала все показания. Никто не упоминал о кресле! Она стала складывать два и два лишь после того, как оправилась от шока, когда поняла, что женщиной у изолятора была не Роз, а Кэролайн. Тут она сообразила, что Кэролайн оговорилась не случайно. Очевидно, окончательно она уверилась в своей правоте в воскресенье вечером в библиотеке, и это заставило ее потерять сознание. Должен признаться, что у меня в мозгах царил такой же хаос, когда я приехал сюда, я понимал ситуацию не лучше, чем Джудит. Из того, что мне по телефону рассказывал Сэм, я мало что понял. Правда, у меня мелькнула мысль, что и тем сумасшедшим шутником из спортзала и, не исключено, даже убийцей может оказаться его собственная дочь. Но Сэм никогда, даже в самых бредовых видениях не мог себе этого представить. Притом что он умно и проницательно, словно читая по книге, определил подлинный характер Роз Лестрейндж, он не хотел, чтобы правда выплыла на поверхность, поскольку эта женщина, по его мнению, сполна и жестоко заплатила за свою страсть мучить окружающих — но ему и в голову не могло прийти, что жертвой этих садистских наклонностей могла быть его дочь. То, что Сэм исключил из числа подозреваемых свою дочь, — довольно обычное дело. Но легче мне от этого не было. Каждое слово, каждое показание свидетелей говорило о том, что за всем этим стоит Кэролайн. И тем не менее Сэм продолжал настаивать на расследовании, пусть даже не хотел выносить его результаты на публику. О, мудрецы Афин! Если порой я расстраивался, огрызался или делал вид, что я глупее, чем обо мне принято думать, вы, полагаю, поймете причину, которой я руководствовался. Самые тяжелые моменты я пережил вечером в бунгало. Сэм подробно рассказал вам об истинной натуре Роз Лестрейндж и предположил, что Роз, скорее всего, была убита кем-то, кого она довела до отчаяния шантажом. — Доктор Фелл тяжело вздохнул. — Когда Сэм повел вас в гостиную коттеджа показывать висящие там карикатуры, я не мог удержаться и буркнул: «Слепец!» — по крайней мере, это было сказано от всего сердца. — Он стукнул об пол тростью. — Но это был еще не самый худший момент. Вскоре — а мне уже все было ясно — вы с Сэмом затеяли дискуссию о том, что за женщина была в изоляторе. Вы раздраженно заявили, что Роз не могла быть в изоляторе с Чедвиком; Сэм, в свою очередь, сказал, что если мы выясним причину этого загадочного посещения изолятора, то нам откроется и вся правда.
 Доктор Фелл проницательно взглянул на Марка.
 — У меня невольно вырвалось проклятье, и я решил, что улики против Кэролайн Кент кем-то тщательно уничтожены. Но каким образом? Тоби Саундерс искренне убежден — о чем он громогласно объявил, — что в спортзале дебоширила Роз. Могла ли Кэролайн воспользоваться этим преимуществом? Должно быть, выскользнув из дома, она примерно к четверти первого пешком вернулась к бунгало. Ее отец, Тоби Саундерс и доктор Хьюит обсуждали эту историю. У нее была прекрасная возможность незамеченной покинуть дом. Могла ли она прихватить с собой, например, бутылку с люминесцентной краской? Смазать ею кончики пальцев убитой женщины и где-то спрятать бутылку? Правда, полиция тщательно обыскала дом. С другой стороны, Роз, как мы знаем, назвала ее «дорогая» — так женщины обычно обращаются друг к другу — и попросила дать ей закладку со стола. Тогда, может, бутылка с краской или вообще какая-то емкость была спрятана в этом чиппендейловском письменном столе? Или, возможно, в каком-то тайнике? Словом, ее нигде не оказалось. Немного поразмыслив, я пришел к выводу, что такой мелодраматический ход был бы сущей глупостью. Кэролайн Кент, которую ее мучительница довела чуть ли не до сумасшествия, совершила убийство. Но она никогда не стала бы возлагать вину за свои действия на другого человека. Если вы помните, как в воскресенье вечером она взмолилась в библиотеке, то поймете — она хотела лишь одного…
 — Тоби Саундерс никогда не должен узнать об этом. Не так ли? — опередил его Марк.
 Марк, который, слушая рассказ доктора Фелла, восстанавливал перед мысленным взором все сцены и диалоги в библиотеке, пришел в крайнее возбуждение.
 — Да! — воскликнул он. — В библиотеке Кэролайн держалась из последних сил. Она хотела, чтобы смерть Роз была признана самоубийством. Я так и слышу, как она кричит: «Если вы и дальше будете говорить, что это убийство, вы навлечете ужасные неприятности на голову человека, который мне очень до рог!» Она имела в виду Тоби. Он ведь ничего не должен знать. Но неужели вы не можете найти ни одного, пусть и ложного, свидетельства, которое защитило бы ее?
 — Ни одного.
 — Или придумать какой-нибудь способ спасти ее?
 Такового не существует. Кроме того, Джудит Уолкер знает, что Кэролайн виновна.
 — Но Джудит не может выдать Кэролайн! Теперь-то я понимаю, о чем она говорила прошлой ночью, когда была под воздействием лекарств.
 — Сегодня днем миссис Уолкер мне призналась, — хмыкнул доктор Фелл, — что выболтала массу способов приобретения светящейся краски и изготовления копии ключа от изолятора.
 — Да! Она говорила о Кэролайн! В то время я этого не понял; я вел себя с ней резко и нетерпимо, и, спохватившись, она сказала, что имеет в виду Роз Лестрейндж. Но вовсе не о ней она вела речь! Затем, когда она поняла, что я раскрыл тайну запертой комнаты…
 — Мой дорогой сэр, — прервал его доктор Фелл, — миссис Уолкер не знает тайны запертой комнаты!
 — Нет. Но она поняла, что я раскрыл ее. И, поняв это, она сказала…
 Со стороны лестницы отчетливо донесся голос Джудит Уолкер.
 — Повторить вам, что я сказала? — спросила Джудит.
 Марк обернулся. Доктор Фелл поднял глаза.
 Спускаясь, Джудит остановилась на середине лестницы. Она была в черном платье, и в конусе света, который упал на нее от лампы, четко видны были ее лицо и глаза.
 — Нет, — хрипло произнесла она, — я не поехала в Ричмонд. Не смогла. Думаю, доктор Фелл знал, что я все время была в доме.
 — И ты слышала?… — начал Марк.
 — Да, — ответила Джудит. — Я все слышала. Ты обещал позвонить мне, Марк, но я знала, что ты забудешь. — Она усмехнулась. — Да! Я напомню тебе все, что говорила прошлым вечером. Я сказала, что тебе не стоит дальше заниматься этим делом. Я сказала, ты не понимаешь, на что может пойти женщина, если она всерьез увлечена мужчиной, пусть даже он и не заслуживает такого отношения.
 Она осторожно преодолела оставшиеся ступеньки. Остановившись, она откинула голову, вокруг которой огненным ореолом вспыхнули ее рыжие волосы.
 — Да! Я говорила о Кэролайн. Но с тем же успехом могла сказать это и о себе. — Джудит сделала короткий легкий жест рукой. — Впрочем, это не важно, — торопливо добавила она. — На самом деле речь идет о справедливости — и только. Если Кэролайн убила эту ужасную женщину, она всего лишь сделала то, что мог и захотел бы сделать любой человек на ее месте. Доктор Фелл, могу ли я задать вам вопрос?
 — Можете, — кивнул доктор Фелл.
 — Поскольку вы обязаны защитить Бренду Рутвен, на которой нет никакой вины, вам придется сказать полиции, кто на самом деле убил Роз? И полиция арестует Кэролайн?
 — О нет, — возразил доктор Фелл. — Я в замешательстве, миссис Уолкер. Но не до такой степени.
 Воцарилось молчание, неожиданное, как удар гонга в тишине.
 — Значит, ее не арестуют? — воскликнула Джудит.
 — Я бы хотел обратить ваше внимание, — вежливо сказал доктор Фелл, — на некоторые обстоятельства. Первое: если полномасштабное полицейское расследование будет проводиться со всей отдачей, оно скоро выйдет на Кэролайн независимо от того, упомяну я о ней или нет. Второе: хотя при сложившихся обстоятельствах доказательств ее вины для суда более чем достаточно, шансов, что какое-либо жюри присяжных осудит ее, почти нет. Третье: в случае если дело попадет в суд, к ответственности привлекут и Тоби Саундерса как соучастника. Но здесь тоже шансов, что осудят человека, который спасал и выгораживал свою суженую, очень мало…
 — Но Тоби оберегал не ее! — вмешался Марк. — Это точно. Он думал, что спасает Бренду!
 — Сэр, я в курсе дела. Так же как и мистер Хендерсон, и его начальство, хотя оно предпочитает делать вид, что не верит в это. Короче говоря, они не хотят проводить расследование. А когда ваш покорный слуга, удивившись, спросил, чем объясняется такое отношение…
 — Да? — с замиранием сердца произнес Марк.
 — Я получил ответ, который в наше время не мог не изумить меня. Они верят в справедливость!
 — Значит, у Кэролайн и Тоби есть какой-то шанс, что все наладится? Неужели все обойдется?
 — Сэр, вы что, считаете меня оракулом или авгуром? Как я могу это утверждать? Если он действительно любит ее, это вполне возможно. Но чтобы появилась надежда на это, мы должны решить две проблемы. Мы должны быть уверены, что Чедвик не станет болтать…
 — Чедвик! — выдохнул Марк. — А я и забыл о нем.
 — Возможно, но я-то не забыл, — мрачно бросил доктор Фелл. — Как вы заметили, я очень не хочу, чтобы Саундерс с ним встретился. Весь вечер я пытаюсь понять, куда он мог деться. Он давно уже должен был прийти.
 — Много ли он знает?
 — Надеюсь, что не очень. Но я должен это выяснить. И второе, Кэролайн Кент должна все рассказать Тоби Саундерсу.
 Бурно запротестовала Джудит Уолкер:
 — Но она этого никогда не сделает! Минуту назад вы сами сказали: Кэролайн больше всего озабочена тем, чтобы скрыть все от Тоби. Она ему никогда не скажет.
 — Это тяжело, но она должна это сделать. И я повторяю, — рявкнул доктор Фелл, — для них это единственная возможность! Если она не объяснится с ним по поводу романа с Чедвиком, если она не заставит его понять, что это было всего лишь минутное помутнение рассудка… — Доктор Фелл замолчал и вскинул голову.
 На улице печально угасал закат, и в кронах деревьев уже сгущалась темнота. Бренда, едва державшаяся на ногах, распахнула дверь; она дрожала от волнения и, искоса взглянув на Марка, быстро отвела взгляд.
 — Кэролайн… — выпалила Бренда. — Она уже все рассказала Тоби.
 За ней со стуком закрылась дверь. Через несколько секунд Бренда окончательно восстановила дыхание.
 — Тоби, — сказала она, — отсюда пришел прямо ко мне. Затем появилась Кэролайн. Она… она была сама не своя. Похоже, она думала, что я видела ее в бунгало Роз. Но я не видела ее! Мне и в голову не могло прийти, что Кэролайн сделала… что это она убила эту женщину… — Бренда готова была зарыдать. — Признаю, что я заходила в бунгало. Но я не видела ее и ничего не слышала, кроме того, о чем уже рассказывала. Марк, ты должен мне верить! Кэролайн все рассказала Тоби: и о Фрэнке, и вообще обо всем. Я и представить себе не могла, что у Тоби может быть такое лицо. Оно было… я даже не знаю… просто серым.
 — Но что он сказал? — спросил Марк. Его слегка мутило. — Он в самом деле пришел в бешенство?
 — Бешенство? — переспросила Бренда. — Вовсе нет! Он совсем не кричал на нее, наоборот…
 И в эту минуту Бренда увидела, что тут присутствует Джудит; обе они вздрогнули.
 — А ты что тут делаешь? — вскричала Бренда. — Почему ты здесь? Что случилось?
 Властный уверенный жест доктора Фелла успокоил их.
 — Миссис Рутвен, мы ждем Фрэнка Чедвика. Но не стоит волноваться. В этой истории, я думаю, он многого не знает. Я подозреваю, что он дважды приезжал в Куиншевен, чтобы встретиться с Кэролайн Кент. Он так боится отца, что желает удостовериться в том, что все уладилось, но заходить к ней в дом он не осмелился. Я полагаю, нам нетрудно будет добиться его молчания по поводу…
 — Фрэнк Чедвик! — чуть не заорала Бренда. — Но ведь он здесь! Разве не так?
 — Здесь? — растерянно переспросил доктор Фелл.
 — Да! Его машина стоит неподалеку. Я думала, он уже зашел сюда!
 В дверях раздался чей-то смех.
 Это был чистый звонкий смех уверенного в себе молодого человека, который легко идет по жизни. В сером фланелевом костюме безукоризненного покроя Чедвик собственной персоной показался на пороге и окинул собравшихся холодным взглядом.
 Ты права, моя дорогая, — сказал он Бренде, которая отпрянула от него. — Я уже некоторое время пребываю тут. Но этот забавный старикашка, кто бы он ни был, ошибается. Теперь-то я знаю довольно много.
 Нагло ухмыльнувшись, он спокойно прикрыл за собой тяжелую старую дверь, оставшуюся еще со времен таверны. Она захлопнулась со звуком, прозвучавшим как эхо восемнадцатого столетия.
 — И могу ли я спросить, — не без труда выговорил доктор Фелл, — что вы собираетесь предпринять?
 — О, спросить вы, конечно, можете, — охотно обратился к нему Чедвик, обнажая в улыбке верхние зубы со щербинкой между ними. — А вот отвечу ли я — вопрос. Хотя в данном случае лучше объясниться. Кэролайн Кент пойдет под суд. Как убийца.
 — Но полиция…
 — Не берите меня на пушку, старый клоун, — прервал его Фрэнк, с издевательской вежливостью мотнув головой. — Может, они и не захотят арестовать ее. Но мой папаша пользуется немалым влиянием. Так что им придется. Если она была такой дурой, что попалась на мой крючок, а потом так струсила, что убила кого-то… ну что ж! Ей придется пройти соответствующий курс лечения, не так ли?
 — Молодой человек, вы в самом деле так ненавидите Кэролайн Кент?
 — Ненавижу ее, папочка? — искренне удивился Фрэнк. Он так и светился своим обаянием. — Видите ли, вам не стоит заблуждаться на мой счет. Я вовсе не испытываю к ней ненависти. Она всего лишь глупая девица, которую легко обвести вокруг пальца; скорее я испытываю к ней что-то вроде сочувствия.
 — Тогда почему вы все это делаете?
 — Спросите Рутвена, — предложил Фрэнк. С тем же сияющим выражением лица он посмотрел на Марка, а потом на Бренду. — Знаешь, Рутвен, — ухмыльнулся он, — я в небольшом долгу перед тобой, да и перед нашей дорогой Брендой тоже. Никто не может оскорбить меня и уйти как ни в чем не бывало.
 — Ты льстишь себе, — сказал Марк.
 — Кончай умничать, Рутвен. На меня это не действует. Когда Кэролайн предстанет перед судом, наружу выйдет много грязи. И немалая доля ее замарает и тебя, и Бренду, и наш дорогой старый Куин-колледж. Боюсь, вы все заслужили это. Да, я многое смогу рассказать как свидетель. И как тебе это?
 — Я тебе сейчас покажу! — бросился на него Марк.
 Правая рука Фрэнка метнулась к карману брюк.
 — И не пытайся, — посоветовал он. Фрэнк все еще улыбался, но в глазах его блеснула холодная звериная жестокость; все поняли, что он не шутит. — У меня кое-что лежит в кармане. И если мне придется пустить это в ход, тут есть свидетели, которые подтвердят, что ты напал на меня. Ты же не хочешь получить пулю, не так ли, Рутвен?
 — Ах ты…
 — Да, я думаю, что ты достаточно разумен. — В широкой улыбке Фрэнка чувствовалось откровенное издевательство. — Так что всем вам лучше вести себя как полагается. И не объясняйте мне, что мой отец придет в бешенство. Я знаю, как он поступит. Но игра стоит свеч. В конечном итоге он меня простит. Люди меня всегда прощают. Благодарю вас. Это все, что я собирался сказать.
 Он обвел всех холодным взглядом и отвесил изящный вежливый поклон. Открыв тяжелую дверь, он придержал локтем экран, повернулся и шагнул на кирпичную дорожку.
 Внезапно он вскрикнул и застыл как вкопанный. В горле у него что-то заклокотало.
 В двадцати шагах, на расстоянии, принятом на дуэлях, лицом к нему стоял Тоби Саундерс.
 На фигуры мужчин падали последние красноватые отблески заката, угасающего на западе. Но в сгущающихся сумерках невозможно было разглядеть выражение лица Тоби.
 В правой руке Тоби держал грозный «уэбли» 45-го калибра. Пальцами левой руки он сжимал второй пистолет. Тоби неторопливо двинулся вперед, сократив дистанцию с двадцати шагов до десяти.
 Пока парализованный ужасом Чедвик стоял недвижимо, как и остальные зрители, толпившиеся в дверях, Тоби внимательно осмотрел оба револьвера. Проверил барабаны, дабы убедиться, что они полностью заряжены. Потом он, словно решившись на что-то, бросил один револьвер вперед.
 Кинул, как бросают подкову. Темная сталь блеснула в воздухе. Оружие, брякнув о кирпичи кладки, упало в нескольких футах от Чедвика и скользнуло к его ногам.
 Наконец Тоби подал голос.
 — Подними, — сказал он.
 — Я…
 — Подними, — повторил Тоби.
 Свой револьвер он тоже бросил на дорожку, и теперь тот лежал у его ног на точно таком же расстоянии. Тоби продолжал смотреть на Фрэнка. Он ждал.
 Марк Рутвен не мог шевельнуться. Он хотел рвануться, увести Джудит и Бренду с линии огня. Но в ушах у него гулко пульсировало тиканье старинных часов и перед глазами стояла сцена дуэли на мечах, которая состоялась в этой таверне двести лет назад. Руки и ноги не слушались Марка, и тут Фрэнк, действуя как во сне, сделал первое робкое движение.
 Он медленно протянул левую руку к револьверу. А правая рука нырнула в карман брюк. Он выхватил автоматический кольт 38-го калибра. И четыре раза выстрелил Тоби в лицо.
 Чедвик, видимо, насмотрелся приключенческих фильмов, в которых такого рода убийства происходят очень легко. Пули из автоматического пистолета пролетели гораздо выше головы Тоби, и тут оружие дало осечку; от грохота выстрелов, потрясших вечернюю тишину, птицы взволнованно загалдели и вспорхнули с деревьев. А Тоби продолжал неподвижно стоять на месте — ни одна пуля его не задела. Он победно улыбнулся.
 Тоби, который на этом расстоянии мог всадить пулю в центр мелкой монетки, нагнулся и поднял свой револьвер.
 Фрэнк попытался снова открыть огонь, но у него ничего не получилось. Он застыл в ужасе. Потом истошно завопил. Он продолжал орать, когда Тоби, аккуратно прицелившись ему в лоб, нажал на спуск.
 Но выстрела не последовало. Тоби, не веря своим ушам, изумленно уставился на револьвер. Он совершенно не учел, что в боеприпасах 1917 года мог оказаться бракованный патрон.
 Но Фрэнк уже ничего не слышал и не видел. От перенесенного потрясения он с посиневшим лицом ничком повалился на кирпичную дорожку.
 — Нет! — раздался чей-то голос за спиной Тоби, когда он снова вскинул револьвер.
 На лужайку, где стояли «кадиллак» Фрэнка и «шевроле» Тоби, вылетела полицейская машина. Марк никогда не слышал голоса лейтенанта Хендерсона, но безошибочно определил, кто этот высокий человек, выскочивший из автомобиля.
 — Не стоит, доктор Саундерс, — сказал лейтенант Хендерсон. — Если вы боялись, что этот юный крысеныш будет болтать, то теперь он неопасен. Он будет держать язык за зубами.
 Наконец к Тоби вернулся дар речи:
 — Послушайте, лейтенант! Эта стычка…
 — Какая стычка? — спокойно спросил тот. — Я ровно ничего не видел. — Он осмотрел дорожку и крикнул: — Ребята, а вы что-нибудь видели?
 — Нет! — раскатисто прогремел голос доктора Фелла.
 — Я тоже думаю, что вы ничего не видели, — кивнул лейтенант Хендерсон и, собираясь идти к машине, еще раз обернулся. — Кстати, теперь вы мне верите?
 — Да! — пророкотал доктор Фелл.
 — На что я и надеялся, — улыбнулся лейтенант Хендерсон, садясь в машину. — Мы тут странные люди. Мы верим в справедливость.