Аннотация: Солнечный Бейрут. Древняя культура Ливана. Дайна приехала сюда, чтобы провести студенческие каникулы. Но отдых превратился в кошмар. В первый же день в отеле, где остановилась Дайна, убили ученого, который хотел продать кому-то древний манускрипт. Неужели его убили из-за старинного свитка? Дайна уверена в том, ведь теперь охотятся за ней. Похоже, преступники считают, что свиток хранится у нее. Но ученый успел оставить перед гибелью загадочную криптограмму, которая может помочь в расследовании преступления. Осталось только разгадать ее...


---------------------------------------------


 Элизабет Питерс
 Свиток Мертвого моря

 Посвящается членам нашей «старой компании» — Люси и Бев, Мардж и Луизе




 Глава 1



 1

 — Если бы я только знала... — пробормотала Дайна себе под нос.
 С балкона гостиничного номера она созерцала вид, способный взволновать и менее романтическую натуру. Средиземное море было спокойно, как деревенский пруд. Отделенное от отеля только окаймленной пальмами авеню де Пари, оно отражало все великолепие восточного заката. Алые, золотые, медные краски неба выглядели смягченными на водной глади, волшебно переливаясь, когда едва заметные волны медленно скользили к берегу.
 Опершись локтями на перила балкона и подперев ладонями подбородок, девушка продолжала бормотать:
 — Если бы я знала, то не ждала бы с таким нетерпением приезда сюда. Этот закат выглядит просто оскорбительно. Что толку наблюдать такое зрелище в одиночестве? А еще говорят, что Бейрут — самый оживленный город к востоку от Суэца...
 Краски заката развернулись вдоль горизонта словно павлиний хвост. На их фоне темнели причудливые силуэты пальм. Наконец лицо Дайны смягчилось, подобно тускнеющему блеску солнца, и ее недовольное бормотание стихло. Она осознала, что произносит монолог или, как это называют менее чувствительные люди, говорит сама с собой. Признак слабоумия.
 Дайна горько усмехнулась. Вся беда, дорогой Горацио, не в городе, а в пей самой. Бейрут — чудесное место, яркое, колоритное, романтическое и, вполне возможно, оживленное. Но респектабельной молодой женщине, к тому же дочери священника, путешествующей по библейским местам в одиночестве на родительские средства, вряд ли следовало ожидать избытка развлечений.
 Дайна с тоской посмотрела направо, где освещенная фонарями авеню де Пари изгибалась дугой вдоль берега. Где-то там находился центр Бейрута с его шикарными отелями, знаменитыми ресторанами и ночными клубами. Она надеялась остановиться в «Финикии» или каком-нибудь другом новом отеле, так как слышала, что там происходит много интересного. К сожалению, ее отец читал те же путеводители. Он читал вообще все путеводители, так как был фанатичным путешественником в кресле в самом печальном смысле этого слова — кресло было инвалидным, и он был прикован к нему почти десять лет.
 Подвижное лицо Дайны изменило выражение — уголки рта горестно опустились. На «Финикию» нечего было и рассчитывать. Это путешествие предназначалось не для нее, а для ее отца. Сам он считал подобные сентиментальные соображения незаслуженным бременем для живших с ним людей, поэтому его голос во время обсуждения предстоящего путешествия звучал сухо и прозаично. Но Дайна слишком хорошо его знала, чтобы не обратить внимания на полутона.
 — Увидеть чужими глазами то, на что мечтал взглянуть всю жизнь, едва ли может доставить удовольствие, — говорил он, глядя не на дочь, а на туристические проспекты, которые держал в руках. — Но это никоим образом не должно на тебя влиять. Я просто подумал...
 Яркие разноцветные буклеты пестрели старозаветными названиями: Святая Земля, Иерусалим, Дамаск, стены Иерихона — «розово-красного города, древнего, как само время»... Топкие, испещренные голубыми венами руки держали буклеты веером, словно карты.
 — Разумеется, я просто умираю от желания побывать там, — услышала Дайна собственный голос. — Разве ты не внушал мне это желание годами?
 Старик бросил буклеты на стол, устремил на дочь пытливый взгляд карих глаз и усмехнулся. Широкая улыбка плохо сочеталась с аскетическими чертами лица, но она выражала ту сторону характера отца Дайны, которую она любила больше всего.
 — Вот и отлично, — быстро сказал он. — И не трать время на то, чтобы посылать мне открытки. Я их терпеть не могу.
 — Я даже не буду вести дневник, — пообещала Дайна — ее улыбка была точным отражением отцовской.
 Яркие краски заката постепенно сменились бледно-лиловой дымкой. Дайна крепче оперлась локтями на перила. Путешествие по местам, которые столь тщательно изучал ее отец, никогда бы не состоялось, если бы ранее не произошло чудо. Благослови, Боже, фрау Шмидт, или как там ее фамилия, — во всяком случае, она, несомненно, была фрау, ибо только ее замужество предоставило Дайне шанс, о котором мечтало так много молодых певцов. Конечно, оперный театр Хильдесберга это вам не Зальцбург и не «Метрополитен-опера», но тем не менее хорошее начало, настоящая профессиональная работа и ступенька к более престижным местам.
 Дайна знала, что ей повезло. Возможностей представлялось не так много, а конкурс жесткий. Если бы ее педагог по вокалу не оказался знакомым дирижера, если бы она не пела для герра Брауна, когда он в прошлый раз был в Штатах... Он вспомнил о ней, когда фрау Шмидт в самый разгар сезона обнаружила, что собирается стать матерью. К счастью, материнство в качестве причины ухода со сцены имело преимущество перед более внезапным поводом: оставался месяц, пока фрау Шмидт достигнет таких пропорций, что не сможет кланяться публике.
 Хильдесберг, Германия. Не в первый раз Дайне хотелось улучшить знание немецкого языка. Она обладала тренированным слухом вокалиста и могла в совершенстве воспроизводить каждый умляут [1]  в текстах опер Вагнера, Вебера и «Волшебной флейты», по ее словарь был ограничен. Ведь с богами из «Кольца Нибелунга» трудно было практиковаться в разговорной речи. Дайна улыбнулась, вспоминая знакомые либретто.
 «Zu Hilfe! Zu Hiife! Sonst bin ich verloren! Der listigen schlange zum Opfer erkoren!» [2] 
 Начальный речитатив тенора [3]  в ее любимой опере Моцарта всегда казался ей особенно веселым — в полумраке балкона она забылась и вложила в него слишком много Angst [4] . Из соседней комнаты донеслись испуганный вздох, а потом хихиканье. Покраснев, Дайна поспешно удалилась к себе в помер. Она даже не думала, что соседний номер, балкон которого примыкал к ее собственному, обитаем. Дайна надеялась, что живущие в нем знают своего Моцарта. Женский голос, призывающий из темноты на помощь, мог напугать любого, незнакомого с первоисточником.
 Жаль, что здесь нельзя практиковаться. Голос Дайны, когда она давала ему волю, был весьма звучным, учитывая ее скромный рост в пять футов два дюйма. На производимый им эффект жаловались даже дома — отец уверял, что в буфете дребезжит посуда. В отеле же, где стены были далеко не самыми толстыми, он мог послужить причиной позорного изгнания. Дайна явственно слышала невнятный говор в соседней комнате — не в той, обитателей которой она потревожила упоминанием о змее, а расположенной с другой стороны. Мужской голос звучал настолько тихо, что Дайна не могла распознать язык, за исключением того, что английским он явно не был.
 Отодвинув стул, Дайна прижала ухо к стене. Судя по булькающим и гортанным звукам, мужчина говорил по-арабски. Вроде бы он не ругался и не молился — примерно такими фразами исчерпывались познания Дайны в арабском плюс заимствованные из путеводителя вопросы насчет железнодорожных станций и туалетов. Итак, она не могла разобрать ни слова. Дайна протянула руку к разговорнику на столике у кровати — раз уж тут нельзя петь, то почему бы не развлечься иным способом?
 Но прежде чем она раскрыла книгу, дверь в коридор начала вибрировать, и Дайна поспешила отозваться на громкий стук. Казалось, по панели барабанят кулаки страстного любовника, жаждущего объятий возлюбленной. Впрочем, Сальва неоднократно похвалялась, что никогда не сдерживает своих чувств.
 Сальва была горничной, а также студенткой Американского университета в Бейруте и дочерью бедного, но честного торговца. Она была единственным другом, которого Дайне удалось завести в Бейруте, — не так уж плохо, если учесть, что пробыла она здесь чуть более суток. Если Сальва кого-нибудь любила, то делала это со всем пылом своей щедрой души. Она сама объявила это Дайне и продемонстрировала своим отношением к ней.
 — А, ты здесь! — воскликнула Сальва, влетая в комнату. — А я думала, ты пошла в... в...
 — Посмотреть город? — предположила Дайна.
 Как объясняла Сальва, она устроилась на работу в отель, только чтобы получить возможность практиковаться в языках.
 — Посмотреть город, — послушно повторила она. — Я пришла постелить в постель.
 — Надо говорить «постелить постель», "в" тут не нужно.
 — Vraiment? [5]  А мне казалось, что нужно. — Французский язык Сальвы был куда лучше английского, поэтому она часто прибегала к нему, когда другие языки ее подводили.
 Говоря, девушка носилась по комнате, без всякой необходимости смахивая пыль с кафельных плиток ванной и дергая покрывало па постели. Обнаружив под подушкой белую пижаму Дайны, Сальва взяла ее и покачала головой.
 — Это не эффектно, — печально промолвила она.
 — Откуда ты взяла это слово?
 — Из книжки «Киносценарии». Я всегда читаю киносценарии, чтобы улучшить мой английский. Там сказано, что нейлоновое неглиже — эффектное. Оно длинное, красивое и прозрачное, сквозь него видно все тело... Его носила une jeune fille, belle et petite [6] .
 Сальва с таким недовольным выражением лица взмахнула пижамой, что Дайна рассмеялась.
 — Chacun a son gout [7] , — сказала она. — Боюсь, что у тебя сложилось превратное представление об Америке, Сальва.
 — Comment? [8] 
 — Не важно. Присядь, если у тебя есть минутка.
 Сальва села. Казалось, времени у нее полно. Дайну интересовало, когда же она выполняет работу, за которую получает деньги, по Сальву это не заботило. Ей хотелось услышать о Соединенных Штатах, а Дайне побеседовать о жизни в Ливане. Разговор часто прерывался смехом — Сальва была всего на два или три года моложе Дайны и обладала более чем развитым чувством юмора, искрившимся в ее блестящих черных глазах. Дайна расспрашивала ее о положении образованных молодых женщин в странах, где всего одно или два поколения назад женщины проводили жизнь в гаремах. Сальва пыталась учить Дайну арабскому в обмен на уроки английского и восхищалась способностями новой подруги. Дайна старалась объяснить, что хороший слух необходим для певца и что ее учили имитировать звуки, но Сальва, пробовавшая обучать других постояльцев, рассматривала талант Дайны как нечто волшебное. Между тем для Дайны, которой приходилось заучивать оперные партии на полудюжине языков, не составляло особого труда запоминать цветистые арабские фразы. Вскоре обе девушки уже могли беседовать по-арабски в течение нескольких минут, хотя одна из них понимала только одно слово из десяти.
 — Старая сука будет ругать меня, если я не уберу в других комнатах, — наконец сказала Сальва, неохотно вставая.
 — Не следует пользоваться такими некрасивыми словами, — заметила Дайна, верная своему воспитанию, но в душе она согласилась с этой характеристикой, так как утром имела возможность созерцать экономку в гневе, — это была седая крючконосая швейцарка, похожая на ведьму из сказок братьев Гримм.
 — Некрасивые? Зато правильные! Bonne nuit, schlafen Sie wohl [9] .
 Когда Сальва ушла, комната вдруг показалась Дайне очень тихой, и она без особого энтузиазма взялась за путеводитель.
 Это было весьма подробное издание, посвященное Ближнему Востоку. Как и большинство хороших путеводителей, оно включало маленькую крупицу информации, способной заинтересовать любого, кто увлекается обилием порою скучных деталей. Дайна упорно пробиралась сквозь страницы о Бейруте, а проснувшись через некоторое время, обнаружила себя тупо смотрящей на описание маршрута к какому-то неизвестному городу, куда она не имела никаких намерений ехать. «Через сто километров дорога в Рас-эль-Айн сворачивает направо...»
 Дайна с раздражением закрыла книгу и осознала, что пробудило ее от дремоты. Дверь в соседний номер открылась и с шумом захлопнулась. В комнату вошел кто-то еще, прервав все тот же монолог на арабском.
 Вошедший стал делать красноречивые комментарии также по-арабски. Дайна, беззастенчиво подслушивая, вдруг улыбнулась — голос явно принадлежал не вполне трезвому человеку. Счастливчику удалось развлечься в городе. Она искренне желала оказаться на его месте.
 Зевнув, Дайна снова взялась за путеводитель. Завтра она собиралась осмотреть развалины древнего торгового города Библоса, который продавал египетским фараонам кедровую древесину в обмен па золото. Так как ее отец был авторитетом в области библейской археологии, она немного знала о Библосе, но хотела освежить память перед экскурсией.
 Очередной могучий зевок едва не сломал ей челюсти. Библос может подождать. Дайна засыпала в кресле, несмотря на громкие голоса в соседней комнате, где, по-видимому, разгорелся спор. Она решила лечь, надеясь, что они уладят свои разногласия и тоже лягут спать, тем более что усталость так или иначе поможет ей заснуть.
 Отель был далеко не из лучших в городе, но обладал определенными достоинствами, в частности, в большинстве номеров были отдельные ванные. Их устроили позднее — по две между соседними комнатами. Сохранившиеся от первоначальных помещений высокие потолки делали маленькие ванные похожими на коробки из-под обуви, поставленные вертикально, а новые перегородки были куда тоньше прежних стен. Протянув руку за зубной щеткой, Дайна еще более четко услышала голоса из соседнего номера. Она застыла со щеткой в руке, ощущая непонятный озноб, впрочем, возможно, не такой уж непонятный. Один из мужчин был пьян, и оба пребывали в бешеном гневе — голоса звучали чуть тише, но в одном из них слышалось прямо-таки змеиное шипение.
 «Чепуха!» — твердо заявила себе Дайна и начала чистить зубы. Дверь заперта, а если спор станет чересчур бурным, она позвонит дежурному и пожалуется — вот и все.
 И тем не менее Дайна напрягала слух, пытаясь уловить хоть какой-нибудь смысл в неразборчивых звуках. Она негромко повторила услышанную фразу — жаль, что ей не удастся обогатить ею свой лексикон; судя по топу, фраза не принадлежала к тем, которыми леди могут пользоваться в обществе. Внезапно какой-то тяжелый предмет ударился в стену прямо перед ней с внезапностью выстрела из пистолета.
 Зеркало задрожало, стакан упал с полочки и разбился в раковине. Дайна отскочила, все еще сжимая зубную щетку и чувствуя, как быстро и громко колотится сердце. Звук не повторялся, по было слышно то ли постукивание, то ли царапанье, сопровождаемое странным бормотанием. Дайна плотно стиснула губы. С нее довольно! Пора звонить дежурному!
 Она не успела добраться до телефона, когда ее ушей достиг новый звук, едва приглушенный перегородкой. Этот звук был еще более пугающим и состоял из одного английского слова: «Помогите!»
 Забыв о телефоне, здравом смысле и зубной щетке, все еще зажатой в кулаке. Дайна побежала к двери и распахнула ее настежь.
 Обыденность обстановки снаружи замедлила ее инстинктивный отклик па призыв о помощи. Час был поздний. Коридор с белыми оштукатуренными степами освещала одна только тусклая лампочка. Всюду царило молчание. Из-за двери справа не доносилось пи звука.
 Дайна стояла, глядя на темную лакированную панель и медную табличку с номером 26... Быть может, ей просто почудился этот мелодраматический крик? В коридоре никого не было, ни одна другая дверь не открылась. Но Дайна тотчас поняла, что напугавшие ее звуки могла слышать только она. Ведь переделке подверглись не все степы отеля — это вполне логично, так как ванные было куда дешевле сооружать парами, рядом одну с другой. Таким образом, каждая комната имела одну старую плотную стену и одну более тонкую перегородку. Обитатели комнаты с другой стороны от номера 26 и не должны были ничего услышать. Она сама не слышала никаких звуков из номера 22, расположенного по другую сторону от ее комнаты. Открыты ли балконные двери номера 26? Она нахмурилась, пытаясь вспомнить свое пребывание иа балконе перед заходом солнца. Нет, двери были закрыты.
 Эти бессвязные мысли быстро промелькнули у Дайны в голове. Чувствуя себя несколько глупо, она подошла к двери номера 26 и приложила ухо к толстой филенке.
 Изнутри доносились звуки менее слышимые, чем те, которые проникали сквозь тонкую перегородку в ванной, но, безусловно, не внушающие тревоги. Какие-то движения, слишком неопределенные, чтобы их можно было назвать шагами... Слабые щелкающие звуки — возможно, открываемые и вновь задвигаемые ящики стола или комода.
 Вновь обретя уверенность, Дайна выпрямилась. Нельзя, чтобы ее застали в такой нелепой позе. Нужно позвонить дежурному, как она и намеревалась ранее, и сообщить обо всем услышанном. Возможно, он над ней посмеется, прикрыв ладонью трубку, успокоит ее и обо всем забудет, но она, по крайней мере, сделает то, что считает необходимым.
 Однако ее разумные намерения несколько запоздали. Из-за угла беззвучно возникла человеческая фигура.
 Позже Дайна удивлялась, почему ее не напугало это внезапное появление. Она была смущена, удивлена, но не испугана. Возможно, причиной послужил респектабельный облик незнакомца; к тому же он был одним из самых красивых мужчин, каких она когда-либо видела.
 Должно быть, это служащий отеля, скорее всего ночной администратор, так как на нем были черные костюм и галстук — неофициальная униформа высших эшелонов гостиничного персонала. Костюм отлично сидел на его обладателе — высоком мужчине, ростом более шести футов, атлетического сложения, с широкими плечами и тонкой талией. Темные, коротко остриженные волосы обрамляли загорелое лицо с точеными чертами; большой рот наверняка был способен приятно улыбаться. Впрочем, в данный момент улыбка отсутствовала. Черные глаза изучали Дайну таким холодным и пытливым взглядом, что она болезненно ощутила свое невымытое лицо и спутанные волосы.
 — Я как раз собиралась вам звонить... — начала она.
 Чем дальше, тем хуже. Во взгляде незнакомца появилось явное подозрение.
 — Полагаю, вы ночной администратор, — поспешила сказать Дайна. — Люди в этой комнате, соседней с моей, спорили и ссорились. Потом один из них позвал на помощь. Поэтому я выбежала...
 — Вы услышали ссору, крик о помощи и выбежали? Не было ли это несколько опрометчиво?
 Голос, как и рот, обладал потенциалом, который в настоящее время не реализовался. Он был тихим и мягким, слегка растягивающим гласные и глотающим согласные, однако строгим и лишенным сочувствия.
 — Интересно, — продолжал мужчина, — как вы узнали призыв о помощи? Вы понимаете по-арабски?
 — Он говорил по-английски.
 — Вот как?
 — Да, он... — Дайна не окончила фразу. Она начинала сердиться, и гнев помог ей избавиться от смущения. — Если не хотите, можете мне не верить, — заявила она. — Меня это нисколько не заботит. Только заставьте этих пьяниц не шуметь, пока я сплю. Спокойной ночи.
 — Подождите минуту. — Длинная рука вытянулась вперед, и загорелые пальцы стиснули ее плечо, но Дайну остановило не это, а внезапная улыбка — самая привлекательная, какую она только могла вообразить. — Прошу прощения, мисс...
 — Ван дер Лин.
 — Да, конечно. Я должен был запомнить.
 — Едва ли вы можете помнить всех постояльцев.
 — Не всех, по в данном случае... — Рука, все еще лежащая па ее плече, несколько ослабила хватку. — Меня самого беспокоили эти двое, поэтому я и нажал на вас.
 — Попятно. — Дайна улыбнулась в ответ. Исходившее от него очарование было ощутимым, как волна теплого воздуха. Она шагнула назад, подальше от его руки, и посмотрела на дверь. — Кажется, они угомонились. Так что... еще раз спокойной ночи.
 — Нет, погодите. Я только взгляну, хорошо?
 Он стоял неподвижно, прямой как копье, и не сводил с нее глаз.
 — Вам решать, — промолвила Дайна.
 — Я должен убедиться, что наших гостей не беспокоят. Но прежде чем войти к двум храпящим шейхам, я хотел бы получить от вас дополнительные сведения. Что еще вы слышали, помимо призыва о помощи?
 — Разве этого было недостаточно?
 — Для вашего рыцарского порыва, очевидно, да. — Улыбка стала еще шире, но показалась Дайне менее привлекательной. — Понимаете, — продолжал администратор, — полиция разыскивает пару воров. Я подумал, что вы, возможно, слышали что-нибудь, что могло бы указать...
 — Но они говорили по-арабски.
 — По-моему, вы сказали...
 — Черт возьми! — Дайна напрочь избавилась от симпатии к администратору и своих благородных побуждений. — Они говорили по-арабски, исключая слово «помогите». Я не понимаю по-арабски. Судя по тону, они ссорились, но это все, что я могу сказать. Потом что-то тяжелое ударилось о стену ванной, а после раздался крик — почти вопль — на английском: «Помогите!» Вот и все. Если вы хотите постучать в дверь и узнать, в чем дело, я не возражаю. Но меня это больше не интересует. Я устала и жалею, что ввязалась в эту историю. Ясно?
 — Совершенно, — огорченно промолвил высокий мужчина, проведя рукой по волосам. — Моя дорогая мисс ван дер Лии, мне постоянно приходится ввязываться в подобные истории. Если вы только...
 Внезапно он напрягся и сделал резкий жест рукой. Кто-то приближался, но на сей раз отнюдь не беззвучно, а громко напевая по-арабски весьма немузыкальным голосом. Дайна расслабилась, только теперь осознав, насколько она была напряжена. Это оказалась Сальва, которая несла кипу полотенец, — ее пение демонстрировало полное пренебрежение поздним часом и сном подопечных. Увидев Дайну, она перестала петь и обрушила на подругу поток арабских слов, в которых они практиковались ранее.
 Дайна машинально отвечала. Сальва продолжала болтать, не смущаясь присутствием высокого молчаливого мужчины. Любое занятие было лучше, чем работа, а она всегда радовалась, встречая подругу. Наконец Сальва перешла на английский и осведомилась с любопытством:
 — Что случилось? Ты меня искала?
 Дайна рассказала о том, что слышала. Сальва громко расхохоталась.
 — Мужчины всегда дерутся. Уфф! — Она изобразила драку, скорчив гримасу и размахивая смуглыми кулачками. — А вот женщины ссорятся по-другому — словами.
 — Ты права, — промолвила Дайна. Ей оставалось только одно — удалиться к себе, сохранив остатки достоинства. Кивнув Сальве и облаченной в черное безмолвной фигуре, она шагнула в комнату и закрыла дверь.
 Было достаточно скверно ощущать, что она выставила себя полной дурой, по то, что это произошло в присутствии молодого и красивого мужчины, удваивало недовольство собой. Пока Дайна брызгала холодной водой на раскрасневшиеся щеки, мертвая тишина в соседней комнате усилила ощущение неловкости. Несомненно, тамошние постояльцы завершили дружескую потасовку и спокойно улеглись спать. Неужели она никогда не научится держать свой любопытный нос подальше от чужих дел?
 Уже сквозь сон Дайна слышала, как потихоньку открылась дверь номера 26. Возможно, администратор все-таки решил заглянуть туда, не будя постояльцев. Она навострила уши, но все было тихо. Значит, ложная тревога. Удовлетворенная Дайна закрыла глаза и уже не слышала, как та же самая дверь так же тихо открылась и закрылась снова.

 2

 Стоя на крепостном валу средневекового замка и обозревая руины Библоса, Дайна решила, что ей незачем сожалеть о ночных клубах Бейрута. День был чудесный — голубое небо, кудрявые облака, теплый бриз со Средиземного моря. Она пыталась представить, как выглядело это место до начала раскопок, — холм высотой в двадцать метров, усеянный домами, деревьями и садами. Под современным городом залегали слоями, как пирожное наполеон, скрытые во мраке остатки цивилизаций, сменявших одна другую на протяжении семи тысяч лет. Наслоения последних столетий теперь исчезли, срытые неутомимыми лопатами археологов. Здания, погребенные шесть тысячелетий назад, виднелись среди более свежих развалин.
 Дайна неохотно повиновалась оклику мистера Авада — гида их группы. Это был приятный маленький человек, превосходно говоривший по-английски. Естественно, ему хотелось держать под присмотром своих разношерстных подопечных. Но его постоянные возгласы «Теперь сюда, пожалуйста!» нарушали размышления Дайны. Она вела не дневник, а записную книжку случайных впечатлений, которые могли позабавить ее отца, и пригодные для записи мысли было не так легко сформулировать. Дайне хотелось нанять машину и приехать в Библос одной, по у нее не было на это ни времени, ни денег. Завтра она должна присоединиться к экскурсионному туру, который организовал для нее отец, поэтому у нее был только один шанс посетить Библос.
 Мистер Авад объяснял, что замок крестоносцев датируется двенадцатым веком. Он хорошо сохранился — башни устояли, а тяжелые стены служили мрачным напоминанием о кровавых битвах, происходивших здесь во имя кроткого Князя Мира. Библос был одним из укрепленных городов, воздвигнутых франкскими рыцарями во время крестовых походов. Он целый век оборонялся от неверных, покуда Саладин [10]  не захватил его в 1187 году.
 Дайна слушала лекцию не без скрытой усмешки. Взгляды ее отца на «священные войны за освобождение Гроба Господня» были взглядами просвещенного человека, и она всегда испытывала тайную симпатию к Саладину. Смутные воспоминания о давно прочитанной книге — кажется, Вальтера Скотта — вызывали у нее видение изысканного джентльмена с ястребиным лицом в шелковой мантии и расшитом золотом тюрбане, которое, возможно, было столь же неточным, сколь романтичным. Глядя па спокойное смуглое лицо мистера Авада, она удивлялась, как ему удается с таким энтузиазмом описывать покорение его родины шайкой кровавых фанатиков, пусть даже это покорение произошло много веков тому назад, а его слушатели были потомками тех же фанатиков. Конечно, Ливан был наполовину христианским, и возможно, энтузиазм мистера Авада был подлинным. Ливанские христиане, с которыми ей приходилось беседовать, мягко выражаясь, не особенно симпатизировали своим мусульманским соотечественникам.
 Дайна послушно следовала сквозь столетия вместе с мистером Авадом, но продолжала думать о своем. Теперешние войны и взаимная вражда не являлись новостью — этот регион тысячелетиями служил перекрестком для различных народов, идей и религий. Тот факт, что их соприкосновения в большинстве случаев были кровавыми и вдохновленными ненавистью, выглядел печальным комментарием по поводу человеческой натуры в целом. Обвиняюще указывать пальцем на какую-либо группу не имело смысла — все были одинаково нехороши.
 — Вторжение аморитов [11]  было отмечено пожарами и разрушениями, — педантично вещал мистер Авад. — За двести десять лет до Рождества Христова великая миграция завоевателей, положивших конец шумерской культуре в Месопотамии и изгнавших Авраама из халдейского Ура, послужила причиной падения Библоса. Горящий город, вопли испуганных детей, женщины, бегущие от завоевателей, трупы на улицах...
 Дайна поежилась, хотя солнце жарило вовсю. На мгновение она перенеслась в ту давнюю эпоху и смотрела в искаженное лицо женщины, держащей на руках мертвого ребенка, покуда пламя лизало ее разорванную одежду. Даже бесстрастный исторический ярлык не мог скрыть того, что давно исчезнувшие преамориты тоже были людьми. Гиксосы [12]  и финикийцы, израильтяне и египтяне, римляне и греки жили в этих местах в течение более чем семи тысяч лет; одна цивилизация сменяла другую, иногда мирно, по чаще посредством войн и разрушений. От безымянного доисторического вождя, проламывавшего врагам головы булавой, до Александра Великого и Ричарда Львиное Сердце люди убивали друг друга, чтобы захватить и удержать эту покрытую шрамами битв землю. И то же самое продолжалось теперь...
 Мысли были не из приятных, и Дайна не хотела на них задерживаться, а тем более записывать их. Она решительно тряхнула головой и перенесла внимание на холодные камни и сухие даты. Больше никаких размышлений о давно минувших трагедиях.
 Дайна посмотрела через плечо на замок, намеренно сосредоточиваясь па обветренных серых камнях и зубчатых степах, вырисовывающихся на фоне голубого неба. Современный вход к развалинам проходил через замок — они воспользовались им, а сейчас там появились другие туристы. Она обратила внимание на одного человека, так как он, казалось, потерял не то гида, не то ребенка, не то еще что-то. Мужчина беспокойно озирался по сторонам, останавливал людей и задавал им вопросы. С непокрытой головой, в рубашке цвета хаки и слаксах, он походил на археолога, потерявшего драгоценный черепок. Раскопки еще не закончились — часть руин была закрыта для посетителей, потому что там продолжались работы.
 Большинство археологических предприятий скучны для непрофессионалов. Подобно многим древним руинам, Библос состоял в основном из фундамента высотой не более фута и походил на лабиринт крысиных или мышиных нор, увеличенный в длину и ширину, но не в высоту. Нетренированному глазу было трудно отделить один маленький дом от прижатого к нему другого, а тем более различить уровни, на которых смешивались разные поселения. Дайне же, с детства напичканной библейской археологией, место казалось необычайно интересным. Она ощущала прилив возбуждения, стоя в проходе между двумя стенами, служившем городскими воротами в двадцать третьем веке до Рождества Христова. Мистер Авад показывал следы пожаров — последствия аморитского вторжения, — сохранившиеся на камнях и пережившие тысячелетия.
 Сердито уставившись в спину ничего не подозревающему мистеру Аваду, Дайна поплелась вместе с группой к очередному объекту. Ее чрезмерная реакция на следы давних кровопролитий казалась нелепой даже ей самой, ибо она была сыта по горло археологическими увлечениями отца, да и, в конце концов, что такое археология, если не изучение мертвых вещей? Но Дайна понимала, что дело не в смерти, а в насилии и боли. Следующая остановка мистера Авада — у царских гробниц — не вызвала у нее никаких чувств.
 — Вы просто шайка кладбищенских воров, — с горечью говорила она отцу. — То, как вы радуетесь, глядя на гробы и трухлявые кости...
 Отец мягко напомнил, что гробницы повествуют о многих религиозных обычаях и часто хранят в себе предметы повседневной жизни. Дайна с отвращением фыркала, но вскоре поддалась мрачному очарованию древних захоронений.
 Стоя на каменистом склоне холма под тенью узловатых оливковых деревьев, она с интересом разглядывала саркофаг финикийского царя девятнадцатого века до Рождества Христова. Как и все саркофаги, он представлял собой большой каменный ящик со съемной крышкой, в который помещали деревянный гроб или тело умершего, если тот был достаточно богат, чтобы позволить себе такую роскошь. Со снятой крышкой большинство саркофагов весьма неромантически напоминали гигантские кормушки для свиней.
 Тем не менее было приятно наблюдать в тени деревьев, как тени серо-зеленых листьев двигаются по выветрившейся каменной поверхности саркофага. Дайна пропустила мимо ушей предложение мистера Авада пойти к развалинам римского театра. Ей не хотелось па них смотреть. Она прекрасно знала, как выглядят римские театры, и подозревала, что в ближайшие дни ей предстоит неоднократно их созерцать. Этот район некогда был римской провинцией, а римляне строили на века. Она бы с удовольствием осталась у финикийского саркофага и присоединилась потом к группе уже у автобуса.
 Но Дайна была слишком молода и деятельна, чтобы долго сидеть на одном месте, тем более что пейзаж был неотразимо притягателен. Саркофаг, нелепо торчащий на склоне холма, некогда был захоронен. Невдалеке заманчиво зияло несколько больших ям. Дайна подошла заглянуть в ближайшую из них.
 В отличие от искусственного жаргона, изобретенного для многих наук, археологическая терминология в целом проста и понятна. Эти усыпальницы принадлежали к типу так называемых ствольных гробниц, потому что они состояли из подобия шахтного ствола, вырытого в земле, и маленького помещения или ниши на дне, где располагался саркофаг. Данная гробница не выглядела многообещающим объектом для исследования. Ствол тянулся вниз без выступов или углублений для ног. Однако в соседней яме вниз шел наклонный проход, очевидно прорытый ворами, которые разыскивали сокровища, похороненные вместе с Царем. Проход пересекал вертикальный ствол.
 Мысленно поблагодарив грабителей, Дайна начала спускаться.
 Если она и ощущала возбуждение, то исключительно из любви к древностям, а никак не из-за достоинств самой гробницы. Из ствола и туннеля вниз проникало много света, но смотреть было не па что, кроме грубо облицованного камнем помещения, частично отделенного стеной от ствола. Другой проход привел ее в соседнюю гробницу, куда также проникал через ствол дневной свет. Здесь было поинтереснее, так как саркофаг оставался на месте. Его наклонная крышка, увенчанная тремя большими камнями и остатком четвертого, напоминала крыши домов, в которых жили современники усопшего. Усыпальница в форме дома — этот замысел казался трогательным...
 Наклонившись, Дайна стала просеивать сквозь пальцы пыль под ногами. Камешки, колючки и... — фу! — длинная многоножка. Дайна выпрямилась, отряхивая ладони. Тщательно проведенные раскопки не оставили для романтического археолога-любителя ни единого черепка.
 Внезапно тень заслонила свет, и Дайна отшатнулась с криком удивления, прижавшись к грязной стене. Она тут же пожалела об излишне нервной реакции — светло-желтое платье испачкалось, а тень, в конце концов, могла принадлежать только любознательному искателю вроде нее.
 Более нетерпеливый, чем она, человек пробежал через низкий коридор и уцепился рукой за стену, чтобы удержаться на ногах. Рука оказалась прямо над правым плечом Дайны. Так как саркофаг занимал большую часть пищи, места оставалось настолько мало, что вновь пришедший едва не наступил ей па ногу. Хотя он заслонил своим телом почти весь свет, проникающий из туннеля, луч солнца из вертикального ствола падал ему прямо на лицо.
 Дайна узнала мужчину, который недавно что-то разыскивал. Вблизи он выглядел не слишком располагающе, и Дайна по непонятной причине начала делать в уме нелестные для него сравнения с человеком, которого она видела ночью в отеле при столь необычных обстоятельствах. Этот мужчина был низкорослым, а не высоким, как незнакомец в гостинице, коренастым, а не стройным и как будто блондином, а не брюнетом. Присмотревшись к его растрепанным волосам, Дайна решила, что они русые, как у нее, хотя, перепачкавшись, приобрели желтоватый оттенок, напоминая солому как по цвету, так и по облику. Лишь одна черта напоминала красивого ночного администратора — выражение его лица было столь же недружелюбным. Дайна милосердно приписала это смущению от неожиданной встречи. Она уже открыла рот, чтобы сделать вежливое замечание вроде «Интересная гробница, не правда ли?». Но прежде чем она успела заговорить, незнакомец завопил:
 — Так вот вы где! Что за дурацкая мысль — убегать и прятаться в этой дыре?
 Дайна закрыла рот, потом опять открыла и закрыла во второй раз. Бегство полностью отпадало: она не могла пи карабкаться вверх по стволу, как Тарзан, пи проскочить мимо незнакомца в коридор. Маньяков нужно успокаивать ласковыми словами. Особенно этого маньяка. Хотя он был на добрых шесть дюймов ниже ночного администратора, зато на те же шесть дюймов выше нее, и его плечи полностью блокировали вход в туннель. Дайна изобразила просительную улыбку.
 — Мы уже встречались? — осведомилась она.
 У человека явно отсутствовало чувство юмора. Дайна напомнила себе, что оно вообще редко встречается у маньяков.
 — Разумеется, нет, — ответил он. — Но я вас знаю. Что случилось с Хэнком? Куда пошел Али? Каким образом Свенсон вляпался в эту историю?
 Ситуация выглядела настолько дикой, что Дайна не выдержала.
 — Али узнал, что Фатима изменила ему с Мухаммедом, — ответила она. — Свенсон хотел помочь, но Мария оставила его, и он угодил под машину, которую вел Джордж. Жена Джорджа, Эйлис, рассказала... Как звали третьего?
 Рука, прижимавшая ее к стене, осталась в том же положении; вторая рука поднялась, потрясая солидным на вид кулаком. Дайна пыталась втиснуться спиной в стену.
 — Простите, — сказала она. — Я просто не могла удержаться. Понятия не имею, о чем вы говорили. Кто такие Али, Свенсон и... как зовут третьего?
 Рука застыла и опустилась. Мужчина сделал несколько глубоких вдохов и закатил глаза. Казалось, он что-то бормочет себе под нос. Спустя несколько секунд, в течение которых его цвет лица из кирпично-красного стал желтовато-коричневым, он заговорил более спокойно:
 — Хорошо, если вам так больше нравится. Его зовут Хэнк — Хэнк Лейард. Точнее, доктор Генри Лейард.
 — Вы шутите! — невольно вырвалось у Дайны.
 — Вам знакомо это имя? — Глубоко посаженные глаза — она не могла определить их цвет, хотя они находились всего в нескольких дюймах, — неприятно сузились.
 — Доктор Лейард открыл Ниневию! — воскликнула Дайна, всплеснув руками. — Какое он может иметь отношение к чему бы то ни было? Он умер!
 Это неопровержимое заявление — ибо выдающийся археолог, обнаруживший столицу Ассирии, родился в 1817 году — вызвало у маньяка очередной припадок. Издав нечленораздельный вопль, он повернулся и изо всех сил заехал кулаком в стену.
 Это была ошибка, но Дайна не стала бы его предупреждать, даже если бы у нее было на то время. Ее внимание наконец привлек звук, которого она не замечала из-за напряжения, и, когда маньяк согнулся вдвое, вцепившись в пострадавшую руку, она промчалась мимо пего по коридору, вскарабкалась на четвереньках по наклонному подъему и бросилась в объятия мистера Авада, раздраженно выкликавшего ее имя.
 Выбитый из профессионального равновесия мистер Авад с истинным энтузиазмом стиснул вцепившуюся в него Дайну. Славный маленький человечек одного роста с ней казался таким добрым, солидным и надежным, тем более что он появился как раз в нужный момент.
 — Пошли, — пролепетала она, с трудом высвободившись. — Скорее, мы опаздываем...
 Таща за собой ошеломленного мистера Авада, Дайна побежала в сторону замка.

 3

 — Лейард, — тупо повторила Дайна. — Должно быть, ты ошибаешься.
 — Нет-нет, это то самое имя! — Сальва энергично жестикулировала, поблескивая черными глазами. — Этот человек живет в номере 26, он твой сосед. Ты была там, Дина, ты слышала и видела... Крик, кровь.
 Дайна ошеломленно покачала головой, пытаясь остановить поток слов. Английский язык Сальвы требовал напряжения от собеседника, а в своем теперешнем состоянии Дайна с трудом воспринимала бы даже нормальную речь.
 Они стояли в вестибюле отеля за пальмой в кадке. В помещении было шумно — постояльцы, вернувшиеся к ленчу из похода по магазинам или с экскурсии, были возбуждены новостями.
 — Погоди, — сказала Дайна. — Мертв. Человек в соседнем номере. Доктор Лейард. Ты обнаружила его?
 — Нет. — Сальва скорчила разочарованную гримасу. — Ты помнишь, я работала вечером, а не утром. Но я узнала об этом от... — Она вскрикнула и схватила Дайну за руку. — Совсем забыла, Дина, с тобой хочет поговорить полицейский.
 Тощая пальма была скверным прикрытием. Вглядываясь сквозь листья, Дайна увидела у стойки дневного администратора, месье Дюпре. Он был наполовину ливанец, и его лицо с орлиными чертами имело тот красивый бронзовый цвет, которого представители светлокожих рас добивались, загорая в течение целого лета. Но в данный момент его бронзовая кожа приобрела зеленоватый оттенок. Он размахивал руками и горячо спорил с мужчиной, в котором Дайна узнала бы полицейского и без указания Сальвы, даже без светло-коричневой униформы, которая топорщилась на массивных плечах. Это был невысокий человек, склонный к излишней полноте. Дайна обратила внимание, что он не удосуживается вытянуть шею, чтобы смотреть в лицо двум своим собеседникам, — напротив, они наклонялись к нему. Третий мужчина, еще более высокий и худой, чем месье Дюпре, носил такой же темный костюм и галстук. Очевидно, это был один из помощников администратора. Очки на длинной мрачной физиономии делали его похожим на старательного добермана. Так как многословие месье Дюпре не давало ему вмешиваться в разговор, он обшаривал вестибюль беспокойным взглядом, который добрался до пальмы, как раз когда Дайна раздвинула листья. Коснувшись плеча месье Дюпре, он указал в ее сторону.
 Полицейский обернулся, и Дайна, подавив неразумное желание убежать, стряхнула с плеча руку взволнованной Сальвы и вышла из-за пальмы.
 Старая Франция все еще присутствовала в Ливане. Полицейский офицер, представленный заикающимся администратором как инспектор Ахуб, приподнял фуражку и склонился над рукой Дайны.
 — Всего лишь несколько рутинных вопросов, — успокаивающе произнес он. — Администратор сообщил, что вы остановились в номере 24, не так ли? Вы уже знаете... — его глаза скользнули по пальмовым листьям, из которых, словно причудливый цветок, торчало любопытное личико Сальвы, — вы знаете о том, что произошло в соседней комнате? Тогда я должен спросить, не слыхали ли вы ночью каких-нибудь необычных звуков?
 — Я слышала, как его убивали, — неохотно ответила Дайна; по ее телу пробежала дрожь.
 Инспектор, все еще держа ее руку в своей, сочувственно цокнул языком:
 — Но тогда вы, разумеется, этого не поняли. Наверное, это известие было для вас ударом. Пожалуйста, присядьте, месье Дюпре принесет нам бокал вина, и вы мне обо всем расскажете.
 Вино пошло Дайне на пользу. После нескольких маленьких глотков она расслабилась, и сумбурные мысли начали понемногу проясняться. Она закинула ногу на ногу и едва не усмехнулась, поймав быстрый взгляд инспектора. Хотя Дайна специально не разглядывала инспектора, она заметила, что, несмотря на округлое туловище и смуглое мясистое лицо, он отнюдь не казался тюфяком и глаза смотрели твердо.
 Пока Дайна рассказывала свою историю, инспектор потягивал вино со скучающим видом, но это ее не обманывало. Он внимательно слушал. Администратор и его очкастый помощник также слушали с интересом, и, когда Дайна упомянула о том, как она вышла в коридор после крика о помощи, месье Дюпре испуганно ахнул.
 — Но, мадам, quelle folie! [13]  — выбегать одной на такой крик... Почему вы не позвонили дежурному?
 — Это выглядит глупо, — признала Дайна. — Думаю... потому что кричали по-английски.
 Она посмотрела на собеседников и увидела на лицах администратора и его помощника явное недоверие. Но взгляд холодных обсидиановых глаз инспектора был понимающим. И Дайне казалось, что он склонен ей верить.
 — Потом, — продолжала она более уверенно, — когда я увидела этого мужчину — ночного администратора, — то решила, что сделала все возможное. Он... Подождите, вы ведь все это знаете. Он, наверное, вам рассказал.
 Неверный ход. Что-то не то. Черные глаза инспектора вновь сделались непроницаемыми.
 — Ночной администратор? — вежливо переспросил он.
 — Да, высокий, очень... очень красивый брюнет. Я не знаю его имени...
 — Его имя, — тем же вежливым тоном произнес инспектор Ахуб, — мистер Уоттар. — Пухлая рука выразительно указала на очкастого человека, уставившегося на Дайну с открытым ртом. — Мистер Уоттар — единственный ночной администратор в этом отеле, мадемуазель.




 Глава 2



 1

 Экскурсия по прекрасному городу Бейруту лишилась одного участника. Покуда гид демонстрировал остальным туристам базары, памятники и красивые дома, Дайна тупо смотрела в окно автобуса, видя перед собой мертвое лицо.
 Она не могла себе представить, зачем вообще поехала на экскурсию. Но инспектор Ахуб, услышав, что Дайна записалась на нее и уплатила вперед, проявил неожиданную любезность. Он отвез ее в отель, чтобы она успела на автобус, и даже заикнулся насчет ленча, но оставил эту мысль при виде позеленевшего лица Дайны.
 Городской морг был скверной заменой ленчу. Ничто другое не могло более действенно избавить ее от аппетита. Не то чтобы покойник выглядел очень страшно — ему закрыли глаза и причесали редкие пепельные волосы, а в изрезанном морщинами неподвижном лице ощущалось определенное достоинство, которым, как подозревала Дайна, оно не отмечено было при жизни. Сетка крупных и мелких морщин выглядит непривлекательно, когда ее обладатель двигается и дышит.
 Дайна бросила на мертвого один взгляд и отвернулась.
 Она говорила правду, и тем не менее ее одолевали сомнения. Лицо со впалыми щеками, тонкими губами и запавшими веками казалось смутно знакомым. Дайна очень скоро поняла причину — мертвец походил не на какого-то конкретного человека, а на ученого, которому приходилось работать руками, короче говоря, на археолога. Некоторые друзья ее отца выглядели точно так же.
 — Я никогда не видела его раньше, — повторила Дайна. Но она боялась, что инспектор, судя по выражению ее лица, заметил мимолетное колебание и неверно его понял.
 Автобус остановился на перекрестке рю де Дама и авеню Фуада I. Следующей остановкой был археологический музей, и пассажиры по призыву гида начали выходить из автобуса. Дайна вздохнула и последовала за ними.
 Обычно она наслаждалась музеями и с нетерпением ожидала этого посещения, так как в бейрутском археологическом музее хранились экспонаты, найденные во время раскопок по всему Ливану. Но сегодня мозаика казалась ей тусклой, а фрагменты греческих и римских статуй мрачными, подобно изуродованным останкам человеческих тел. Даже находки из Библоса не улучшили ее настроения. Угрюмо изучая резной саркофаг царя Ахирама, который правил Библосом в тринадцатом веке до нашей эры, она вспоминала вырубленное в камнях помещение и неопрятного молодого маньяка, приставшего к ней.
 Его бешенство теперь обрело определенный смысл. Неудивительно, что ее невольное замечание насчет первого Генри Лейарда вызвало у него такое негодование. Быть может, интерес к своему знаменитому тезке Остину Генри пробудил в несчастной жертве убийства интерес к археологии. Ибо этот Генри Лейард тоже был археологом, прежде чем какое-то несчастье сломило его и сделало алкоголиком. Последние двадцать лет он опускался все ниже и ниже, покуда не кончил свой путь в номере бейрутского отеля с ножом в сердце.
 Согласно утверждению инспектора Ахуба, охотно делившегося информацией, владельцем ножа, очевидно, был некий Али — еще одно имя, упомянутое маньяком. Инспектор назвал ей второе имя Али, но она его позабыла, так как вообще с трудом запоминала арабские имена. Двое мужчин остановились в отеле вчера. Лейард был хорошо известен не только в Бейруте, но и в Дамаске и Иерусалиме — настолько хорошо, что осторожный администратор потребовал задаток, прежде чем предоставить ему комнату. Об Али не было известно ничего, кроме того, что у него иорданский паспорт и что утром, когда испуганная горничная обнаружила труп, Али отсутствовал.
 Дело казалось таким же очевидным, как слон в узком переулке. Поэтому экспонаты бейрутского музея не производили впечатления на Дайну, чей ум был занят другим. Двое мужчин, не пользовавшихся хорошей репутацией, поссорились, и в результате один прикончил другого... Самый вероятный подозреваемый исчез. Элементарно, мой дорогой Ватсон. Откуда же такой интерес к мисс Дайне ван дер Лин, девице безупречной репутации, не обладающей ни единым мотивом?
 Плетясь следом за гидом, Дайна думала, что знает кое-какие причины, по которым ее история могла прозвучать неубедительно. Любая нормальная робкая молодая девушка повторила бы крик о помощи, вместо того чтобы выбегать в коридор, отзываясь на него. Конечно, столь странная реакция могла быть принята как образчик необъяснимого поведения ненормальных западных женщин, если бы не рассказ о загадочном «ночном администраторе». Такой человек никогда не работал в отеле пи на какой должности. Куда все это приведет ее?
 Туда же, где она находилась ранее, сказала себе Дайна, садясь в автобус. Ахуб может подозревать ее в чем угодно, может телеграфировать в Вашингтон и Филадельфию, но он не обнаружит ничего, о чем бы она ему уже не рассказала — кроме, возможно, маленькой детали, о которой ей не представился шанс упомянуть и которая не имела отношения к злосчастной гибели опустившегося ученого. Завтра она должна уехать из Бейрута — начиналась первая часть специального экскурсионного тура, который должен закончиться в Иерусалиме, заветной цели многих пилигримов. Дайна не опасалась, что ей придется пропустить этот тур. Учитывая отсутствие мотива и обладание таким непопулярным, но впечатляющим документом, как американский паспорт, ее не могли задержать даже как свидетеля, тем более что она ничего не видела.
 Однако история была в высшей степени неприятной и испортила Дайне весь день. В результате о Бейруте у нее останется весьма туманное представление. Когда автобус ехал в сторону отеля по авеню де Пари, она удостоила лишь мимолетным взглядом здания Американского университета на холмах над приморским бульваром. Сальва училась там, а Дайна хорошо знала репутацию этого учреждения, так как один из друзей ее отца в свое время был там ректором.
 Но ее ум отказывался отвлечься от убийства. Что говорил инспектор? Тело Лейарда было обнаружено утром, и Дайна выразила удивление, что горничная так рано открыла запертую дверь. Ахуб объяснил, что вторжение было обусловлено звонком неизвестного человека, который несколько часов пытался безуспешно дозвониться до Лейарда и встревожился. Визг горничной разбудил администратора и постояльцев, которые еще не выходили из своих комнат, и вскоре было замечено отсутствие Али. Он удалился по своей воле, ибо его чемодан также исчез вместе с содержимым.
 Да, инспектор Ахуб, безусловно, оставил бы ее в покос, если бы не странная история о несуществующем человеке. Дайна стиснула зубы. «Ночной администратор» и маньяк! Черт бы побрал их обоих, выругалась она про себя. Учитывая недоверие, вызванное рассказом об «администраторе», она решила не упоминать о маньяке. Возможно, он был другом убитого. Дайна ощутила тошноту, припомнив свой возглас: «Он умер!» Но она не могла пробудить в себе сочувствие к маньяку. Лейард и его компаньон были весьма непривлекательными личностями, а их друг, возможно, не лучше, чем они. «Друг Лейарда не может быть моим другом», — сказала она себе, приготовившись извлечь усталое тело из автобуса, который остановился перед отелем «Средиземноморье».
 Выбросив из головы маньяка, Дайна пришла в бешенство, обнаружив, что он поджидает ее. Маньяк склонился над столом, беседуя с администратором. Дайна сразу узнала его, хотя теперь его плечи прикрывал выгоревший пиджак, а соломенного оттенка волосы были приглажены. Месье Дюпре что-то доказывал, размахивая руками и выразительно шевеля бровями. Дайна почувствовала, что говорят о ней. Если маньяк разыскивал ее, месье Дюпре, очевидно, сообщил ему, что она уехала на экскурсию по городу и вот-вот должна вернуться.
 Дайна спряталась за спину толстой немецкой дамы, которая выбирала открытки на прилавке с сувенирами. Еще сегодня утром все вокруг вызывало у Дайны любопытство, но теперь это чувство казалось ей детским и легкомысленным. Застывшее серое лицо в морге не было подходящим предметом для праздного любопытства. Ей хотелось поскорее избавиться от всех последствий неприятной истории и уж во всяком случае избежать бурных столкновений с другом покойного Лейарда.
 Лифт находился слева от стойки администратора. Справа незаметная дверь вела на служебную лестницу. Дайна юркнула между немецкой дамой и прилавком с открытками и благополучно добралась до двери. Ключ от комнаты все еще был у нее в сумочке — она забыла оставить его в отеле, отправляясь в морг.
 Очутившись в своей комнате, Дайна плюхнулась на кровать. Господи, хоть бы несколько минут отдыха...
 Телефонный звонок пробудил ее от недолгого, но крепкого сна. Голос в трубке заставил ее проснуться окончательно.
 — Мисс ван дер Лии, это Джефф Смит. Я сейчас поднимусь — мне нужно с вами поговорить.
 — Нет! — решительно заявила Дайна.
 — Что значит «нет»?!
 — Это значит, не поднимайтесь, потому что я не хочу с вами разговаривать.
 — Но вы должны со мной поговорить!
 — Нет, не должна.
 — Но я... Но вы... — Послышалось бормотание, знакомое ей по Библосу.
 Дайна устроилась поудобнее, подложив подушку под спину.
 — Меня зовут... — снова начал собеседник, с трудом успокоившись.
 — Смит, — прервала Дайна. — Весьма правдоподобно.
 — Но меня в самом деле так зовут! Администратор может...
 — Меня не заботит, зовут ли вас Смит, Уильям Флиндерс Питри [14]  или Энгельберт Хумпердинк [15] . Я не желаю вас видеть, мистер Смит. Вы мне не нравитесь. Утром вы вели себя очень скверно и...
 — Я сожалею!
 Дайна отвела трубку подальше от уха:
 — Не похоже, что вы сожалеете. Кричите как безумный.
 — Я и есть безумный! Вернее, злой. Когда имеешь дело с глупыми, тупыми людьми, не желающими помочь...
 Послышались звуки, похожие на кудахтанье нервной курицы. Дайна усмехнулась и снова поднесла трубку ближе к уху.
 — Вы сами не слишком умны, — сурово сказала она. — Устраиваете в вестибюле спектакль, орете во все горло... Я слышу, как месье Дюпре пытается заставить вас умолкнуть. Не прерывайте меня, мистер Смит, я еще не закончила.
 Ответа не последовало, и Дайна обнаружила, что ей нечего добавить. В гневе мистера Смита ощущалось нечто комичное, хотя ситуация была отнюдь не забавной.
 — Я хочу поговорить с вами об убийстве, — сказал он наконец.
 — Я так и поняла. Если бы я могла что-нибудь рассказать вам об этом, то встретилась бы с вами в каком-нибудь общественном месте, где вокруг полно народу. Но я ничего не знаю об убийстве — я просто случайно оказалась в соседней комнате.
 — Вы слышали, что они говорили.
 — Слышала, но не поняла!
 — Теперь вы кричите.
 — Кричу и буду кричать!.. — Дайна сделала глубокий вдох и сосчитала до десяти. — Мне больше нечего сказать. Прощайте.
 Положив трубку, она села на кровати, скрестив руки на груди и сердито уставившись на дверь. Приближался вечер, и, хотя комнату еще наполнял золотистый свет, солнце уже готовилось к эффектному зрелищу заката над морем, Цвет его лучей напомнил Дайне апельсины — большие, круглые, сочные фрукты, свисающие с ветвей деревьев... Она была голодна.
 В дверь громко постучали. Мистеру Смиту понадобилось для подъема наверх меньше времени, чем рассчитывала Дайна.
 — Я же сказала, что не желаю с вами разговаривать, — мелодичным голосом отозвалась она.
 — Позвольте мне войти, Я только хочу поговорить...
 — Нет!
 — Я же не съем вас, в конце концов!
 Желудок Дайны сочувственно заурчал. Она проглотила слюну. Поесть бы! Апельсины, шиш-кебаб, что-нибудь восточное и экзотическое... Или хотя бы добрый старый гамбургер...
 — У вас могло хватить ума притвориться горничной или еще кем-нибудь! — сердито крикнула она. — Неужели у вас нет ни капли изобретательности?
 Последовала неловкая пауза.
 — Слушайте, — заговорил мистер Смит, сбавив тон. — Не могли бы вы просто...
 — Если вы не уйдете к тому времени, как я сосчитаю до трех, я вызову полицию.
 — Полицию? Подождите...
 — Инспектора Ахуба. Почему бы вам для разнообразия не поприставать к нему? Он все знает об убийстве. Господи, что это за страна, где мирный турист не может... Раз, два, три!
 Дайна сняла телефонную трубку.
 — Комнату обслуживания, пожалуйста, — тихо сказала она и тут же услышала удаляющиеся шаги, тяжело громыхающие по коридору.
 Смит вернулся через пять минут. На сей раз стук был мягким и вежливым.
 — Это горничная? — осведомилась Дайна, не вставая с кровати.
 Послышалось бормотание фальцетом.
 — В следующий раз попробуйте изобразить официанта, — громко сказала Дайна. — Диапазон вашего голоса больше подходит для этой роли.
 — Черт! — выругался мистер Смит.
 — И выдержите больший интервал. Например, полчаса, чтобы усыпить мои подозрения.
 При третьем стуке, раздавшемся через две с половиной минуты, Дайна спрыгнула с кровати и открыла дверь. Усмехающийся официант поклонился, балансируя подносом.
 — Отлично, — промолвила Дайна. — Ставьте все поскорее, а то он может вернуться раньше, чем я рассчитываю.
 Надежда на чаевые была явно выражена па лице официанта. Когда он удалился, Дайна тут же села. Блюдо, тушенное в каком-то экзотическом соусе, выглядело восхитительно. Понадобились всего лишь правильный расчет времени и немного хитрости, которой не хватает мистеру Смиту, думала она, протягивая руку к вилке. Дайна была так довольна собой, что только слегка расстроилась, обнаружив под сли-вово-фисташковым соусом обычный гамбургер.


* * *

 День был долгим и утомительным, поэтому к десяти вечера Дайна начала уставать от повторяющихся визитов мистера Смита под той или иной личиной. Услышав, как он пытается открыть замок, она потеряла терпение. Вскоре прибыл администратор и увел протестующего Смита. Дайна падала от усталости — ей потребовалась вся сила воли, чтобы совершить обычные вечерние приготовления ко сну, а не сразу свалиться в постель. Пустая белая степа за умывальником была подобна киноэкрану — Дайна словно видела на ней холодное серое лицо с закрытыми глазами.
 Выключив свет, она вышла на балкон. Ущербная луна висела над темными силуэтами пальм; мерцающая серебристая дорожка тянулась по воде. Воздух был прохладным и душистым. Под тусклыми уличными фонарями медленно шла обнявшаяся парочка.
 Как жаль, с тоской подумала Дайна, что у нее останутся такие смутные и неопределенные воспоминания о Бейруте. Вряд ли она сможет толком припомнить даже освещенное луной море, пальмы и яркие неоновые огни. Она дала себе твердое обещание забыть с этого момента о неприятной истории и стараться удержать в голове воспоминания для своего отца и для себя. Путешествие продолжается — инспектору Ахубу явно больше нечего ей сказать.
 В этот момент в дверь постучали.
 Сначала Дайна не сомневалась, что это вездесущий мистер Смит. Может, хитрость и не принадлежала к его достоинствам, но этого нельзя было сказать об упорстве. Она не слишком встревожилась, так как он уже продемонстрировал неумение открывать замки. Они в отеле были старомодными и не слишком сложными, однако для взлома требовался определенный опыт, которым не обладал мистер Смит.
 Дверь распахнулась.
 У Дайны перехватило дыхание. Темнеющая па фоне тускло освещенного коридора фигура не принадлежала мистеру Смиту. Она была выше, худее и как-то странно согнута... Прежде чем Дайна смогла заговорить или крикнуть, шатающаяся тень двинулась вперед. Щелчок замка приглушил мягкий стук, как будто что-то тяжелое упало па пол.
 Рука Дайны скользнула к выключателю у двери ванной. За долю секунды ее мозг осмыслил то, что она видела и слышала, и освещенный прямоугольник дверного проема ванной продемонстрировал зрелище, которого она наполовину ожидала.
 Вошедший оказался темноволосым мужчиной, которого Дайна приняла за ночного администратора. Он лежал на спине возле двери, которую сумел закрыть уже падая, — очевидно, это было его последним полубессознательным действием. Одна рука была вытянута, другая прикрывала лицо. Человек лежал на полу, слегка согнув одно колено. Причудливая поза выглядела бы безмятежной и даже по-своему изящной, если бы не одна деталь — темное пятно на рубашке.
 Следующее движение Дайны было таким же инстинктивным, как поиски выключателя, и вполне естественным — по крайней мере, таким оно ей показалось тогда. Позже она осознала, что женщина, обладающая менее развитым чувством сострадания и большим количеством здравого смысла, скорее всего, закричала бы и выбежала на балкон. Вместо этого Дайна пересекла комнату и опустилась на колени возле упавшего человека.
 Она приподняла руку, лежащую на лице, и пощупала пульс. Постепенно ей удалось его обнаружить, но у нее не хватало опыта для определения по пульсу чего-либо, кроме того, что человек жив. С закрытыми глазами и обмякшим ртом он выглядел моложе и еще красивее. Сочетание романтического облика и жалкого состояния незнакомца растопило чувствительное сердце девушки. Она задержала руку над липким темным пятном на его груди и внезапно ее отдернула. Длинные ресницы незнакомца дрогнули, губы шевельнулись, словно он собирался заговорить.
 Дайна наклонилась ближе, стараясь расслышать его слова сквозь гулкие удары собственного сердца. Но ее ушей достиг лишь невнятный шепот, после чего рот таинственного посетителя снова расслабился, а ресницы сомкнулись.
 Дайна больше не колебалась. На сей раз она будет благоразумной...
 Но ей, очевидно, было не суждено воспользоваться телефоном в критические моменты. Дверь ее комнаты вновь открылась и закрылась настолько быстро, что она не успела испугаться, даже если была бы способна на какие-либо дополнительные эмоции. Дайна устремила неестественно спокойный взгляд на человека, только что включившего торшер.
 Он был ей абсолютно незнаком. В облике уже немолодого мужчины ощущалась властность, а его серый костюм строгого покроя напоминал военную форму. Коротко стриженные волосы и аккуратные усики были серо-стального цвета, а глаза под нависшими бровями имели тот же оттенок. Прямые бледные губы сурово сжались, когда он посмотрел на лежащего без сознания человека.
 — Бедняга Картрайт, — промолвил он, словно обращаясь к самому себе. — Выходит, они все-таки до него добрались.
 Дайна присела на корточки. Много лет назад она упала с дерева и сильный удар на момент лишил ее способности дышать. Теперь она испытывала почти такое же ощущение. Не было ни боли, ни паники — только спазма в горле и сверхъестественная обостренность зрения и слуха. Цвета казались более яркими, а очертания предметов — более отчетливыми. Алое пятно на груди лежащего незнакомца подчеркивало ослепительную белизну его рубашки, черные волосы, обрамляющие смуглое лицо, слегка поблескивали. Руки Дайны, лежащие на коленях, выглядели странно бледными на фоне розовой пижамы.
 Поднявшись, она осознала, что ее самообладание обманчиво — рука седого мужчины быстро подхватила ее под локоть, не давая упасть.
 — Он не умер, — пролепетала Дайна.
 — Это я уже заметил. Сядьте на кровать, девушка. Я о нем позабочусь.
 Дайна с радостью повиновалась. Какой приятный контраст с инспектором Ахубом! Этот человек был примерно одного возраста с полицейским; оба обладали властными манерами; голос и поведение незнакомца были не более теплыми, чем у инспектора. И тем не менее она чувствовала, что мужчина в сером, в отличие от Ахуба, понимает ситуацию и ее роль в ней.
 Дайна по-детски болтала босыми ногами, сидя па кровати, покуда человек в сером занимался своим... кем? Другом? Подчиненным? Коллегой? Когда он поднялся, его лицо слегка смягчилось.
 — Могло быть хуже, — пробормотал он. — А теперь...
 Человек в сером приоткрыл дверь, выглянул в коридор и распахнул ее настежь. Вошли двое мужчин, до нелепости похожие друг на друга: оба маленькие, смуглые, облаченные в безликую европейскую одежду и двигающиеся, как специально обученная цирковая пара. Они подняли Карт-райта и вынесли его из комнаты, покуда человек в сером придерживал дверь. Вся процедура происходила в полном молчании. Когда они выходили, Дайна бросила взгляд на лицо Картрайта. Его голова откинулась назад, а черный локон прилип к высокому лбу, изгибаясь над глазом, словно запятая. Ресницы темнели на фоне смуглой кожи, а уголки рта были слегка приподняты, как будто он улыбался, видя хороший сон.
 — Могу я чем-нибудь ему помочь? — спросила Дайна.
 Мужчина закрыл дверь и повернулся к пей:
 — Сейчас он в надежных руках. Не беспокойтесь о нем, дорогая. Подумайте немного о себе. Полагаю, я должен дать вам объяснения. Картрайт хотел вам все рассказать, он чувствовал себя виноватым из-за того, что так с вами обошелся.
 — Прошлой ночью?
 Мужчина кивнул.
 — В нашей профессии пет места для сантиментов, — мрачно промолвил он. — Я говорил это мальчику. Не то чтобы он нуждался в напоминаниях. Молодой Картрайт — один из лучших моих людей. Хотя странно, что он пришел сюда.
 Дайна почувствовала, что краснеет. Взгляд незнакомца был дружеским, почти отеческим. Его поведение внушало уверенность. Она почти забыла, что беседует среди ночи в спальне с посторонним человеком, одетая в розовую нейлоновую пижаму. Но ей не нравились намеки — пусть даже туманные, — что Картрайт потерпел неудачу в своей работе (какой именно???) из-за сентиментальности и что она каким-то образом помешала ему достичь цели. С детства наделенная хорошо развитым воображением, Дайна живо представила себе бледного и решительного Картрайта в сверкающих доспехах, отправляющегося в крестовый поход, а себя — с плачем цепляющейся за стремя его коня.
 — А что у вас за работа? — внезапно спросила она.
 — Самое время этим поинтересоваться. — Седой мужчина придвинул единственный стул и сел, глядя на нее. — Вам следует знать о ней.
 — МИ-6? А может, 7 или 8?
 Незнакомец усмехнулся — словно камнем царапнул по цементу.
 — Ничего подобного. Никаких официальных учреждений. Мы просто делаем пашу работу, какой бы она ни была.
 — Но тогда вы, конечно, знаете, что, если вы или кто-нибудь из ваших людей попадетесь, правительство будет отрицать...
 — Что именно? — насторожился седой мужчина.
 — Ничего, но такие вещи случаются.
 — Безусловно, случаются. — Незнакомец откинулся на спинку стула. — Это вы тоже должны знать, находясь в самой гуще событий.
 — Выходит, это не обычное убийство?
 — Нет.
 — Шпионаж? — Дайна широко раскрыла глаза; мужчина отечески улыбнулся.
 — В некотором смысле. Человек, которого убили прошлой ночью, не просто пьяница и неудачник. Некогда он был видным ученым. Но с ним произошла какая-то личная драма — кажется, жена ушла к другому мужчине. Он начал пить, пил почти двадцать лет и был замешан в разных темных делах. Али — известный агитатор и экстремист. В целом он мелкая сошка, не имеет твердых политических убеждений и готов делать грязную работу для любого, кто хорошо платит. Они оба прибыли в Бейрут продавать информацию тому, кто предложит самую высокую цену, и, очевидно, не сошлись в условиях продажи.
 — А каким образом мистер Картрайт оказался здесь прошлой ночью?
 — У нас есть свои источники, — с явным нежеланием ответил человек в сером. — Использование информаторов — грязное дело, но в полицейской работе это необходимо. А наша работа в некотором роде полицейская. Естественно, Картрайт не ожидал убийства. Он надеялся убедить обоих, особенно Лейарда, у которого могли сохраниться остатки достоинства, продать их информацию нам, а не... другой стороне. Но Картрайт пришел слишком поздно.
 — А что случилось с ним сегодня вечером?
 — Надеюсь, Картрайт сам сможет сообщить нам это после того, как с ним поработают врачи. Он всегда настаивал на том, чтобы играть в одиночку. Я много раз говорил ему, что это рискованно. Впрочем, я могу догадаться, что произошло.
 — Что вы имеете в виду?
 — Неужели вы не понимаете? — Человек в сером покачал головой; он казался расстроенным. — Мне бы не хотелось выступать в роли рассказчика.
 — Хорошо бы хоть кто-то рассказал мне что-нибудь, — свирепо сказала Дайна.
 — Это слишком просто. Лейард и его сообщник имели кое-что на продажу. Но этого... э-э... документа не оказалось в комнате. Он исчез. Спор, окончившийся убийством Лейарда, очевидно, касался упомянутого документа. Вы одна слышали этот спор.
 — Исчез... — пробормотала Дайна; в комнате было тепло, но пальцы ног у нее онемели, а руки покрылись гусиной кожей. — Очевидно, его забрал другой человек — Али.
 Мужчина в сером покачал головой:
 — Едва ли они держали документ при себе. Опытные воры, имеющие дело с не слишком щепетильными покупателями, обычно не столь доверчивы. Нет, они его где-то спрятали, прежде чем идти в отель.
 — Так вот почему... — Дайна не окончила фразу. — Инспектор Ахуб знает об этом?
 — Официально инспектору Ахубу ничего не известно о пашей организации, — ответил человек в сером.
 — А этот мистер Смит, он думает, что я...
 — Смит? — Человек в сером снова напрягся. — Доктор Джеффри Смит?
 — Доктор?
 — Подобно многим докторам философии, он предпочитает обращение «мистер», по его докторская степень вполне законна. Он контактировал с вами?
 — Пытался. По-моему, доктор Лейард был его другом, и он хочет поговорить о его последних минутах.
 — Последних минутах! — с презрением повторил человек в сером и погрузился в молчание.
 Некоторое время он сидел, постукивая по колену указательным пальцем и скривив губы, потом решительно посмотрел на Дайну:
 — Я вынужден сообщить вам больше, чем намеревался, так как мне совесть не позволяет оставить вас без предупреждения. У Лейарда не было друзей, мисс ван дер Лин. Смит знал так же хорошо, как и я, во что тот превратился. И тем не менее он единственный ученый в Бейруте, который имел какие-то дела со старым пьяницей. Смит — очень опасный человек. Предупреждаю: не имейте с ним ничего общего. Ничего ему не говорите. — Увидев, что Дайна испуганно уставилась на него, он с сожалением добавил: — Боюсь, что Картрайт был прав: вы в опасности. Должно быть, он пришел сюда, чтобы поговорить с вами или защитить вас, но встретил кого-то, чьи намерения были не столь дружелюбны.
 — Ой! — вскрикнула Дайна.
 — Не бойтесь, дорогая. Картрайт помешал этому человеку, а мы о вас позаботимся. — Лицо человека в сером смягчилось, и в глазах появилось нечто вроде огоньков. — Решение просто. Расскажите мне, что вы слышали, и вы перестанете представлять интерес для неприятных личностей.
 — В самом деле?
 Человек в сером позволил себе слабый намек на раздражение:
 — Дитя мое, как только мы найдем пропавший документ, другие поймут, что игра проиграна.
 — Но я не знаю, где документ! Я не поняла ни единого слова из этого разговора! Вы должны мне верить! Никто не верит, но это правда. Я не знаю арабского.
 — А ваши беседы с горничной?
 — Да, мистер Картрайт слышал нас. Неудивительно, что он счел меня лгуньей. Но это была всего лишь игра! Я певица, мой слух тренирован для звукоподражания. Так я заучиваю иностранные языки, чтобы петь на них...
 Дайна понимала, что болтает чушь, но она боялась холодного и враждебного молчания, которое неминуемо должно было наступить, как только стихнет ее голос. Выражение лица человека в сером уже не было отеческим. По бокам его рта обозначились резкие поперечные складки, похожие на скобки.
 Молчание оказалось еще более неловким, чем она ожидала. Наконец сероватые губы разжались.
 — Думаю, этого достаточно, — начал он, и его холодный голос заставил Дайну поджать ноги и съежиться, словно нервная гусеница.
 Услышав негромкий стук в дверь, она подскочила. Человек в сером скорчил гримасу и пошел открывать. Дайна увидела смуглое лицо одного из мужчин, выносивших Картрайта. Он что-то прошептал. Человек в сером покачал головой, по шепот продолжался, и он, даже не взглянув на Дайну, вышел из комнаты и закрыл за собой дверь.
 Дайна скрестила ноги в позе портного и стала растирать онемевшие пальцы. Она задумчиво посмотрела на телефон. Это бессмысленно — человек в сером может вернуться в любую секунду, да и куда ей звонить? Доверие к ней было подорвано слишком сильно.
 Прежде чем она успела подумать о чем-нибудь еще, человек в сером вернулся в комнату. Он закрыл дверь и прислонился к ней спиной, слегка покачиваясь. Дайна с облегчением узрела на его лице едва заметную улыбку.
 — С ним все будет в порядке? — спросила она.
 — С кем? А, с Картрайтом! Надеюсь. Но мне сообщили не о нем. Кажется... а впрочем, вы и так знаете слишком много. Доброй ночи! Хороший сон вам не повредит.
 — И вы больше не собираетесь задавать мне вопросы?
 Человек в сером, уже взявшись за дверную ручку, обернулся и бросил на нее насмешливый взгляд через плечо:
 — Мне больше не о чем вас спрашивать. Вы не в состоянии мне помочь. Жаль, но ничего не поделаешь. Спите спокойно, дорогая, и желаю вам приятного путешествия.
 Аура теплой доброжелательности вернулась в усиленном виде. А ведь только что он смотрел на нее с холодным недоверием!
 — Подождите! — Дайна спрыгнула с кровати. — Неужели вы вот так уйдете? А как же мистер Картрайт? Я бы хотела убедиться, что с ним все в порядке.
 — Вы не увидите мистера Картрайта, пока я не сочту, что встреча с вами для него безопасна.
 Фраза напомнила Дайне либретто оперы Верди, но она оставила эту мысль при себе и воскликнула:
 — Для него! А как же я? Вы сказали, что какие-то люди могут мне угрожать, и хотите оставить меня беззащитной?
 Человек в сером пригладил усы. Дайне показалось, что его рука скрывает улыбку, но она не была в этом уверена.
 — Не беспокойтесь ни о чем, — сказал он. — Спокойной ночи, мисс ван дер Лин.
 Незнакомец выскользнул из комнаты бесшумно, как тень. Но через секунду дверь открылась вновь.
 — На вашем месте я бы вставил в ручку стул, — спокойно посоветовал он. — Старый, но эффективный способ.

 2

 Телефон разбудил Дайну в восемь утра. Ее первой сознательной эмоцией было удивление — удивление тем, что она, как бы то ни было, уснула, а теперь проснулась живой. Все мышцы ее тела словно одеревенели. Дайна не спала почти до рассвета, лежа неподвижно и прислушиваясь к каждому звуку. Мозг ее онемел так же, как тело. Только услышав оскорбительно веселый голос телефонистки, сообщавшей, что уже восемь, она вспомнила, что утром должна уезжать из Бейрута.
 Дайпа упаковала почти все вещи прошлой ночью. Надев первое, что попалось под руку, и умывшись холодной водой, она поплелась в поисках кофе.
 Администратор был человеком тактичным. Он не стал беспокоить Дайну новостями, пока она пила кофе. Сначала Дайна не поняла, что он имеет в виду.
 — То есть как это я не могу сегодня уехать?
 Месье Дюпре развел руками:
 — Задержка всего на один день, мадам. Машина, которая должна была взять мадам и ее спутников, попала в аварию, совсем небольшую! Завтра же все будет исправлено.
 — Что за ерунда! У них должны быть другие машины.
 — Это специальная машина, — объяснил месье Дюпре.
 Дайна выпила еще кофе, хотя он был чересчур густым и горьким, чтобы пить его без молока, и покрывался пенкой, смешиваясь с тепловатым молоком, которое подавали в отеле. Все же это был кофе.
 — Я этому не верю, — заявила она.
 — Мадам может позвонить в туристическое бюро, если сомневается в моих словах, — обиженно произнес месье Дюпре. — Если мадам соблаговолит выслушать предложение...
 Так как Дайна была не в состоянии подняться и уйти, ей оставалось только выслушать предложение. Опершись локтями на стол, она устремила на месье Дюпре серьезный взгляд.
 — Уверен, что мадам получит наслаждение от короткой поездки, — закончил свой монолог администратор. — Сидон и Тир — два старейших финикийских города. Путешествие предусматривает ленч в одном из великолепных прибрежных ресторанов, и, конечно, все абсолютно бесплатно. Бюро покрывает все сегодняшние расходы мадам в качестве компенсации за задержку. А завтра все пойдет по плану.
 — Значит, поездка в Тир и Сидон не входит в число регулярных экскурсий туристического бюро?
 — Нет-нет, это регулярная экскурсия городского транспортного агентства. Мадам следует знать, что бюро занимается только длительными международными турами для выдающихся посетителей, интересующихся историей и археологией. Мадам — одна из избранных клиенток бюро.
 Дайна не стала объяснять, что знакомство ее отца с директором бюро, бывшим историком, помогло ей стать избранной клиенткой, как она подозревала, по сильно сниженному тарифу. Но Дайне была известна отличная репутация бюро, и она едва ли могла заподозрить эту солидную организацию в надувательстве. Ей вообще не пришло бы в голову что-то подозревать, если бы это не совпало с другими ее неприятностями. Но такие совпадения случаются. К тому же это был Ближний Восток, где к соблюдению графика не относятся с таким благоговением, как на Западе. Экскурсия в Тир и Сидон не была придумана специально для нее — она читала о ней в нескольких путеводителях.
 Появился официант с апельсиновым соком, яйцами и булочками.
 — Хорошо, — недовольно согласилась Дайна.
 Месье Дюпре удалился, напомнив, что автобус отходит в девять тридцать. Дайна смотрела на его опущенные плечи с невольным сочувствием — все-таки у бедняги грязная работенка.
 После завтрака она почувствовала себя лучше, а вид маленького зеленого автобуса придал ей бодрости. Это был нормальный туристический автобус, такой же, как тот, который вчера возил ее в Библос. Водитель, смуглый и красивый молодой ливанец, дружелюбно ей улыбнулся; полдюжины пассажиров выглядели обычной разношерстной группой туристов.
 Все же Дайна рассматривала их более внимательно, чем сделала бы при других обстоятельствах. Хорошо одетая пара средних лет, сидевшая по другую сторону прохода от нее, беседовала друг с другом по-французски. Семейная группа — отец, мать и два бойких светловолосых мальчугана — походила па скандинавов. Мрачный сгорбленный мужчина в очках с толстой роговой оправой мог быть представителем любой из латинских стран; он уткнулся в путеводитель, ни на кого не обращая внимания. Перед Дайной сидела низенькая седовласая леди, чьи бесформенный серый свитер, массивная сумка и ужасающего вида шляпа безошибочно обнаруживали в пей британку. Она была воплощением скучной респектабельности, и Дайна, усмехнувшись про себя, подумала, что, возможно, по этой причине выбрала место позади старой леди.
 Хотя она не собиралась признаваться в этом пи месье Дюпре, пи кому-либо еще, последние остатки ее возмущения испарились, когда автобус выехал из города и направился к югу. Поездка в самом деле оказалась чудесной. Дорогу окаймляли рощи цитрусовых деревьев, изумрудные листья сверкали на утреннем солнце, оранжевые и желтые плоды тянули ветки к земле. В одном месте водитель остановил автобус и купил у торговца мандарины, которые раздал пассажирам. Это были самые большие и сладкие мандарины, какие Дайна когда-либо ела, и они помогли пассажирам отбросить излишнюю сдержанность. Трудно оставаться чопорным, жуя мандарины и выплевывая косточки. Когда они добрались до Сидона, французский джентльмен поздравлял Дайну с ее произношением, а два датских мальчика, склонившись над спинкой ее сиденья, демонстрировали результаты трехлетнего обучения английскому и смеялись над попытками Дайны правильно произнести их имена.
 Сидоп несколько разочаровал Дайну — от руин старого города почти ничего не осталось, а самой большой древностью был замок крестоносцев на острове среди голубых вод залива, в конце скользкой каменной дамбы. Двум мальчикам замок показался отличным местом для игр после двух утомительных часов в автобусе; они бегали вверх и вниз по сломанным ступенькам и стояли на одной ноге на осыпающихся зубцах стен. Дайна с завистью наблюдала за ними. Лет пять назад она бы к ним присоединилась. День был самым подходящим для беготни, прыжков и веселых криков. Голубое небо и искрящееся синее море; белые стены городских домов и поросшие мхом серые камни старого замка; рыбачьи лодки с белыми парусами, скользящие по воде, настолько прозрачной, что можно было разглядеть камни и раковины на дне и рыб, плавающих в зеленых глубинах; дружелюбные лица рыбаков и местных жителей, приветствующих туристов вежливыми улыбками... Обернувшись, Дайна увидела перед собой английскую леди и заметила:
 — Очаровательное место, не так ли? Сколько солнца, и люди такие славные.
 — И при этом полная антисанитария, — фыркнула английская леди.
 Базары, которые они посетили после этого, и впрямь можно было упрекнуть в антисанитарии, но они были настолько колоритными, шумными и веселыми, что Дайна не согласились бы пожертвовать ни единой мухой, если бы это хоть немного уменьшило их очарование. Впечатление от бейрутских базаров ей испортило посещение морга, к тому же базары выглядели архаичными и слегка неуместными в центре большого современного города. Но старый Сидон был подлинным от начала до конца: узкие темные улочки, вьющиеся под сенью арок, были с обеих сторон уставлены прилавками, товары с которых иногда падали прямо на дорогу. В лавках торговали шелком и парчой, разнообразными древностями, (скорее всего, поддельными), маленькими глиняными светильниками с изогнутыми носиками и дырками для фитилей, отделанными медью горшками, серебряными браслетами, бронзовыми подносами, фруктами, причудливой формы хлебцами, которые выкладывали на подносы прямо из печи...
 — Я бы не стала это покупать, — произнес голос прямо над ухом Дайны, когда она разглядывала браслет из серебряной проволоки с маленькими серебряными колокольчиками. — Он просит слишком много.
 — Правда? — Дайна с удивлением посмотрела на старую леди.
 Цена казалась ей фантастически низкой, равной примерно американскому доллару.
 — Это не серебро, — холодно заявила английская леди.
 Торговец бросил на нее взгляд, способный поджечь бумагу, но леди, представившаяся как миссис Маркс, осталась невозмутимой.
 — Мисс ван дер Лин? Рада с вами познакомиться. У вас еще будет возможность сделать покупки в Тире, где цены могут оказаться ниже. Сейчас вам не хватит на это времени. Мы собираемся уезжать, а купля-продажа в этих местах — длительный процесс. Пошли.
 Чувствуя, будто на нее накинули лассо и привязали к седлу старой леди, Дайна повиновалась. Она ощущала вину перед торговцем, но, обернувшись, чтобы улыбнуться ему, увидела, как он сделал весьма грубый жест прямо над седым затылком миссис Маркс. Встретив взгляд Дайны, он превратил жест в вежливый поклон и одарил ее заговорщической ухмылкой.
 Ресторан, куда они пришли па ленч, находился не в Сидоне, а в нескольких километрах по дороге, на берегу моря. Это было типично деревенское здание с простыми деревянными столиками в лишенной каких-либо украшений комнате, но крышки столов были выскоблены добела, а из окон открывался великолепный вид на море. Три улыбающиеся официантки при виде туристов тотчас же принялись за работу — водитель сделал предварительный заказ по телефону из Сидона.
 Все уселись по-семейному за длинный стол и с удовольствием принялись за свежепойманную рыбу и традиционное ливанское mezze — разнообразные закуски с ломтиками плоского арабского хлеба. Французский джентльмен настоял на том, что угостит всю группу вином — местное розовое вино показалось Дайне восхитительным, хотя француз морщился с видом знатока. К концу ленча все были настроены крайне дружелюбно. Угрюмый джентльмен в очках робко назвался мексиканцем, и они с Дайной обменялись рукопожатиями над тарелкой с mezze в качестве живущих па одном континенте.
 После бессонной ночи обильная пища и вино повергли Дайну в сонное состояние. Но они не успели отъехать далеко, когда что-то ее разбудило. Автобус стоял, а водитель просил у пассажиров их паспорта. Хотя месье Дюпре не предупредил об этом Дайну, она всегда носила с собой паспорт и, протягивая его шоферу, осведомилась о причине.
 — Это пограничная зона, мисс, — спокойно ответил водитель. — Паспорта вернут, когда мы будем возвращаться.
 Весело насвистывая, он вручил паспорта поджидавшему снаружи солдату. Они обменялись несколькими словами — очевидно шутливыми, так как облаченный в хаки солдат разразился хохотом, погрозил водителю кулаком и скрылся в постовой будке. Автобус миновал ограду из колючей проволоки, и Дайну вновь охватило знакомое чувство подавленности. Так легко забыть — тем более, если не хочешь вспоминать, — что эта солнечная страна практически пребывает в состоянии войны. Ливан был очень маленьким — они находились всего километрах в девяноста от Бейрута, но уже оказались в пограничной зоне, в нескольких милях от Израиля.
 Отбросить эти мысли Дайне помогло созерцание миссис Маркс, которая перестала бороться со сном и звучно храпела; ее пурпурная шляпа забавно съехала набок.
 У Дайны осталось только два более или менее четких воспоминания о Тире. Одним из них были раскопки некрополя древнего города. Ее представление о раскопках формировалось по книгам, и она испытала настоящий шок. Кругом ревели грузовики и бульдозеры, десятники размахивали загорелыми руками и кричали на рабочих — это больше напоминало строящийся город, чем солидное научное предприятие. В желто-коричневой земле были вырыты канавы, в них там и сям виднелись, словно орехи в куске пирога, гробы и каменные саркофаги. Их оставляли нетронутыми, чтобы археологи могли узнать их сравнительное местоположение.
 Второе воспоминание о Тире было менее связано с наукой.
 Тирские базары были не так обширны, как си-донские. Пессимистический взгляд Дайны сразу же подметил признаки упадка — в результате арабо-израильских войн маленький процветающий городок попал в пограничную зону и был отрезан от торговых путей на юг.
 Мимо прошел красивый смуглый мужчина в белой пижаме, неся на плече двадцатифутовую доску, уложенную от края до края круглыми и плоскими буханками хлеба. Дайна, затаив дыхание и боясь, что человек уронит свою ношу, наблюдала за ним, пока он той же небрежной походкой не скрылся в каменной арке. Обернувшись, она увидела, как торговец выложил на прилавок поднос с чем-то, напоминающим стеклянную мозаику, — прозрачными красными и желтыми кубиками, слегка посыпанными сахаром. Конфеты! Выглядели они весьма аппетитно. Поймав взгляд шофера, Дайна с надеждой указала на прилавок, но водитель усмехнулся и покачал головой. Он предупреждал, чтобы они не покупали пищу на базарах, кроме фруктов в кожуре. Все, что пробыло на открытом воздухе более минуты, удостаивалось посещений мух, о местах предыдущих визитов которых лучше было не думать.
 Водитель оставил туристов делать покупки, а сам зашел в магазинчик и купил бутылку кока-колы. Хотя человеку Запада этот напиток мог показаться несоответствующим местному колориту, он быстро привился на Ближнем Востоке и стал таким же популярным, как традиционный кофе по-турецки.
 Дайна огляделась в поисках миссис Маркс и увидела ее, выражаясь фигурально, в лапах торговца шелком. Миссис Маркс с беспокойством обернулась, но при виде Дайны ее лицо прояснилось, и она поманила ее к себе. Базар был очень шумным. Несколько групп туристов смешались с местными жителями, делавшими повседневные покупки.
 Дайна собиралась подойти к пожилой женщине, когда деликатное прикосновение к плечу заставило ее повернуться. В лавке за ее спиной тоже продавали ткани, и она затаила дыхание при виде материи, которой улыбающийся торговец размахивал у нее перед носом. Эта была ткань цвета слоновой кости, расшитая причудливыми узорами в виде цветов, стеблей и листьев.
 «Что я буду с этим делать?» — подумала Дайна, отлично зная, что этот вопрос задает себе большинство женщин, прежде чем купить то, чего им покупать не следует.
 — Вам вовсе не обязательно это покупать, — успокоил ее хитрый торговец. — Только войдите и посмотрите. Я люблю американцев, мисс. Мой брат живет в Чикаго уже двадцать два года. Заходите, выпейте кофе и кока-колы, и мы с вами поговорим о Чикаго.
 Дайна не могла объяснить, почему это произошло, но она подчинилась. После того как торговец преподнес ей бутылку кока-колы с таким изяществом, словно это было шампанское, она не могла отказаться от осмотра лавки.
 Помещение не превышало по размерам обычную американскую ванную и было битком набито товарами. Ткани свисали с потолка, задевая головы высоких покупателей, спускались на пол с прилавков и полок. Торговец продавал также галантерею и ювелирные изделия, но ткани были основным его товаром. Дайне казалось, что она стоит в самом центре радуги. Тяжелая сверкающая парча и шелк, прозрачный, как стекло, переливались золотом и серебром, черными, желтыми, алыми, пурпурными красками. Тирский пурпур, подумала Дайна, поддавшись романтической обстановке, и напомнила себе, что прославленный царский пурпур, который носили римские императоры, в действительности был ярко-красным.
 — Это для обычных туристов, — с явным пренебрежением произнес торговец, двигая в сторону кусок шелка цвета морской волны, попавшийся Дайне на глаза. — Для красивой леди из Чикаго у меня есть кое-что получше. Там, в задней комнате, куда обыкновенные туристы не заходят.
 Дайна заколебалась и тут же устыдилась своих страхов. Отец предупреждал ее об опасностях Ближнего Востока, но говорил ей и о том, чего не следует бояться. В этой маленькой лавчонке она была в большей безопасности, чем на улицах любого американского города после наступления темноты. Нырнув под пестрый занавес, Дайна последовала за торговцем в заднюю комнату.
 Дверь закрылась за ней. Она не задумалась о том, насколько редким феноменом являются двери в подобных заведениях, где их обычно заменяют занавески и драпировка, но и без того поняла, что угодила в ловушку. В маленькой каморке находился человек, и это не был торговец. Тот мгновенно исчез, выполнив работу, за которую ему заплатили.
 Комнатушка была скудно меблирована — деревянный стол, несколько стульев и арабский календарь на стене. Окна отсутствовали. Единственным источником света служила лампочка без абажура. На потолке медленно вращался старомодный вентилятор.
 За столом сидел Картрайт. При виде Дайны он поднялся — слишком быстро, потому что ему пришлось опереться рукой о стол. Второй рукав пиджака был пуст.
 — Не бойтесь, мисс ван дер Лин, — заговорил Картрайт. — Все в порядке, уверяю вас. Вы здесь в большей безопасности, чем где бы то ни было во всем Ливане. Позвольте мне объяснить. Я прошу всего пять минут.
 — Пять минут, — повторила Дайна. Ее голос прозвучал спокойнее, чем она ожидала.
 — Садитесь, пожалуйста. — Он добавил со слабой улыбкой: — Если вы этого не сделаете, мне придется нарушить правила учтивости, которым меня учили на коленях матери. Мои колени еще не слишком надежны.
 — Ради Бога, сядьте! — воскликнула Дайна. Она придвинула себе стул, заметив, что Картрайт сел с гримасой боли. — Вам незачем демонстрировать хорошие манеры. То, что до сих пор вы были не слишком вежливы, не означает, что вы должны убивать себя. Кстати, как вы себя чувствуете?
 — Как видите, великолепно, — холодно отозвался Картрайт. — Я всегда опираюсь о мебель, приветствуя леди.
 Дайна посмотрела на бутылку, которую все еще держала в руке, и протянула ее Картрайту:
 — Хотите?
 Лицо Картрайта прояснилось, и он начал смеяться.
 — Неужели нам нужно притворяться, будто мы только что познакомились? Не думаю, что мы оба вели себя с большим достоинством, хотя мое поведение было куда хуже вашего. Мне очень стыдно за прошлую ночь. Должно быть, я до смерти вас напугал.
 — Вообще-то я слегка встревожилась, — призналась Дайна. — Ладно, забудьте. Очевидно, у вас не было иного выхода. Но мне хотелось бы знать, почему вы явились ко мне в номер.
 Он печально посмотрел на нее:
 — Мне тоже.
 — Что?!
 — Я совершенно не помню, что происходило до того, как я свалился в вашей комнате прошлой ночью.




 Глава 3



 1

 По щекам Дайны стекали капельки пота из-под волос на висках. В комнате было душно — скрипучий древний вентилятор едва шевелил воздух.
 — Амнезия, — сказала она.
 Дайне не хотелось, чтобы ее голос звучал недоверчиво, но Картрайт оказался достаточно чутким. Губы его большого рта вытянулись в тонкую линию. Человеку, который терпеть не мог признаваться в какой бы то ни было слабости, даже временная потеря памяти, вероятно, казалась чем-то постыдным.
 — Не постоянная, — отозвался он. — Всего на шесть — восемь часов. Но они оказались крайне важными. В течение этого времени нечто привело меня в ваш отель. У меня жестоко разболелась голова от попыток вспомнить, но толку никакого. Я даже не знаю, открыл ли вашу дверь по ошибке или у меня была причина войти туда.
 — Вы вошли как опытный взломщик, — заметила Дайна, но ее голос был дружелюбным, и Картрайт улыбнулся:
 — Можете не верить, но взламывать замки без чертовски веской причины не входит в мои привычки.
 — Я вам верю. — Дайна глотнула из бутылки, так как Картрайт, видимо, не хотел пить. Кока-кола успела нагреться, но от духоты Дайну одолела жажда. — Вы в самом деле ничего не помните? — спросила она.
 — Честное слово. — Он уронил голову на руки.
 — Очевидно, из-за удара по голове, — сказала она, заметив белый квадратик марли, наполовину скрытый волосами.
 — Так мне сказали. Я даже не помню, каким образом получил этот удар.
 Картрайт все еще закрывал лицо руками, а в его голосе слышалось такое отчаяние, что Дайна подумала, не должна ли она в знак утешения похлопать его по плечу, но отказалась от этой мысли. Его плечи были не столь впечатляющими, как у доктора Смита (чего ради она вспомнила об этой неприятной личности?), но все же достаточно внушительными, чтобы выдержать бремя неприятностей, которые Дайну вообще-то не касались.
 — Простите, — решительно заявила Дайна, — но я бы хотела, чтобы вы перестали втягивать меня в ваши дела. Если бы я могла вам помочь, то с удовольствием бы это сделала, но...
 — Как вы думаете, почему я хотел вас видеть? — осведомился Картрайт.
 — Ну, так почему?
 — Я хотел извиниться, — брезгливо произнес Картрайт.
 — По вашему тону этого не скажешь.
 — Вы просто невыносимая женщина!
 — А может, это вы слишком легко раздражаетесь?
 Они сердито уставились друг на друга.
 Дверь открылась, и в комнату заглянул лавочник. Он что-то сказал Картрайту по-арабски, тот кивнул и отпустил его, щелкнув пальцами.
 — Они ищут вас, так что вам нужно уходить, — сообщил Картрайт. — Но сначала я скажу то, что собирался, и вы меня выслушаете, даже если мне придется сунуть кляп вам в рот. Когда я проснулся сегодня утром, мой шеф... Вы его знаете?
 — Человек в сером?
 Картрайт усмехнулся:
 — Отличное прозвище! Он рассказал мне о происшедшем. Шеф просидел рядом со мной всю ночь, ожидая услышать о моем сногсшибательном открытии, и слегка расстроился, узнав, что я не могу ничего ему сообщить. Но одно очевидно — вы в опасности... Нет, подождите, дайте мне закончить. Я пришел к этому выводу исключительно с помощью логики. Во-первых, я сам был введен в заблуждение относительно вашего знания арабского, и ваши отрицания казались мне весьма сомнительными. Но если я мог ошибиться, то могли и другие. Во-вторых, вполне возможно, что мое появление у вас в комнате не было случайным совпадением: я хотел вас видеть по какой-то причине, которую не могу вспомнить. Это могло быть только потому, что я узнал нечто, подтверждающее мои страхи насчет вас. В-третьих, к вам пытался подобраться человек, в котором подозревают агента враждебного государства.
 — Вы имеете в виду мистера... доктора Смита?
 — Вот именно. Что вы о нем знаете?
 — Ничего. Кроме того, что он глуповат.
 Картрайт улыбнулся:
 — Значит, он притворяется. Смит отнюдь не глуп. Его докторская степень подлинная. Он преподает в Бейрутском университете. Смит — археолог и ведет раскопки во всех странах региона. Может, вы знаете — хотя вряд ли, — что археологи занимают особое положение в этих местах взаимных подозрений и межнациональной ненависти. В некотором смысле они настоящие интернационалисты и имеют профессиональные контакты как с арабами, так и с израильтянами. Они могут работать, так сказать, по обе стороны стены, покуда подчиняются правилам. Естественно, они обладают наибольшими возможностями для передачи информации враждующим сторонам.
 — Мне казалось, ученые выше политики, — заметила Дайна.
 — А может, ниже? — Картрайт иронически усмехнулся. — Если политика — грязное дело, мисс ван дер Лин, то это потому, что достойные люди предоставляют ее негодяям. Я не порицаю тех, кто сражается всеми возможными способами за то, что считает справедливым. Вы едва ли можете ожидать, что я стану смотреть свысока на моего коллегу по ремеслу... полагаю, вы бы использовали слово «шпион».
 Это слово прозвучало впервые. Несмотря на серьезный тон Картрайта, Дайна ощутила себя участницей мелодрамы.
 — Я понимаю, почему археолог может стать хорошим шпионом, — промолвила она. — Но ведь не все же они такие?
 — Не будьте наивной. Конечно, не все. Наши подозрения по поводу Смита основаны наряде инцидентов, происшедших в течение нескольких лет. И мы не уверены в этом на сто процентов. Но его поведение в этой истории подозрительно само по себе.
 — Возможно, он просто расстроен смертью старого друга.
 — Чепуха! Лейард не был его другом. Они начнут прочесывать базары в поисках вас, — резко добавил он. — Пожалуйста, мисс ван дер Лин, ради собственной безопасности будьте осторожны. Вы завтра уезжаете с группой — вот и отлично. Не отставайте от спутников, не ходите одна. Обещаете?
 Картрайт встал и склонился над ней, опираясь рукой о стол; его черные глаза смотрели ей прямо в лицо. Пиджак свесился с плеча, и Дайна увидела, что его левая рука на перевязи. Это была наглядная иллюстрация опасности, о которой он предупреждал.
 — Хорошо, — пробормотала она. — И... ну... если бы я могла что-нибудь вспомнить...
 — А вы можете? — Вопрос прозвучал как выстрел.
 — Нет. Но если бы вы подали мне какую-нибудь идею насчет того, о чем они могли спорить...
 Картрайт выпрямился и задумчиво покачал головой:
 — Я не могу сделать это без разрешения. Ради Бога, будьте осторожны, ладно?
 Его изменившийся голос подействовал на Дайну, как ушат холодной воды. Она молча кивнула. Картрайт обошел вокруг стола и встал рядом с ней.
 — А теперь лучше уходите, — сказал он, все еще глядя ей в лицо.
 — Хорошо. — Но она не двинулась с места.
 — Если вы что-нибудь вспомните...
 — Как я могу найти вас?
 Они разговаривали тихо, почти шепотом. Рука Картрайта скользнула от ее плеча к локтю, потом он опустил ее.
 — Никак не можете, — произнес он тем же приглушенным голосом. — Но возможно, я сумею связаться с вами.
 Словно сожалея о выходе за пределы сугубо формальных отношений, он направился к двери.
 — Не думаю, что у меня хватило времени что-нибудь сказать, прежде чем я рухнул на пол, — небрежно заметил Картрайт; ответ Дайны заставил его повернуться к ней в напряженном ожидании.
 — Да, вы сказали.
 — Что именно?
 — Не стоит из-за этого волноваться. Ваши слова не имели смысла.
 — Что я сказал?!
 — Нечто вроде: «Почему он приблизился?» — При виде его удрученного лица Дайна добавила: — Извините. Но я же говорила, что это не имело смысла.


* * *

 Гид был недоволен, французская пара смотрела на нее с неодобрением, а датские мальчики казались разочарованными. Они объяснили, что думали, будто ее похитили наркоманы. Единственным человеком, который воспринял задержку добродушно, была миссис Маркс.
 — У меня оказалось целых полчаса дополнительного времени, — довольно сказала она. — А я не из тех, кто жалуется на излишки. Тем более, что эта поездка тоже дополнительная.
 Дайна чувствовала себя усталой и озабоченной. Перед ее глазами стояло худощавое красивое лицо Картрайта, слегка побледневшее под загаром; хотелось откинуться на сиденье и вспоминать о нем. Однако она не могла быть невежливой с пожилой женщиной.
 — Почему дополнительная? — спросила Дайна.
 — Я должна была сегодня отправиться в Иерусалим через Баальбек и Дамаск. Но путешествие по какой-то непонятной причине отложили на сутки и... Не может быть! Вы тоже едете туда? Какое совпадение, не правда ли?
 — Да, — медленно произнесла Дайна. — В самом деле совпадение.
 Она отказалась от предложения старой леди выпить вместе чаю. С нее будет вполне достаточно миссис Маркс в следующие несколько дней, даже если она действительно та, за кого себя выдает. А если нет... В любом случае Дайна нуждалась в чем-то более крепком, чем чай. Она едва удержалась, чтобы не убежать из-за стола в вестибюле отеля при виде приближающейся к ней знакомой грушеобразной фигуры. Ее вздох выражал скорее покорность, чем неудовольствие. После такого дня ей следовало ожидать появления инспектора Ахуба.
 Он был в необычайно веселом настроении и принял ее предложение присесть с удовольствием, что показалось Дайне хорошим предзнаменованием. Или все дело в старом предрассудке насчет хлеба и соли? Несомненно, инспектор Ахуб не замедлил бы арестовать любого, кто предложил бы ему бренди с содовой.
 — Жаль, что у вас останутся такие неприятные воспоминания о Бейруте, — заметил он. — Возможно, вы вернетесь туда при более благоприятных обстоятельствах.
 — Надеюсь. Мне нравится и Бейрут, и эта страна.
 Принесли напитки, инспектор любезно поднял бокал:
 — За ваше удачное путешествие. Вы уезжаете завтра?
 — Да. Я рассчитывала уехать сегодня.
 Инспектор скривил губы:
 — Подозрительный тон вам не идет, мадемуазель. Это не я задержал ваш отъезд.
 — А кто?
 — Судьба. Всего лишь несчастный случай.
 — Хм-м... Нет, благодарю вас. — Она отказалась от предложенной им сигареты. — Я не курю.
 — Ах да, совсем забыл. Вы певица.
 — Так-таки и забыли! — Дайна медленно отвернулась от дыма: табак был крепкий и душистый. — Вы наверняка проверили все, что я вам сообщила. Ведь вы по-прежнему мне не доверяете, не так ли?
 Инспектор Ахуб выглядел смущенным. Это было последнее выражение, которое она ожидала увидеть на его солидном мужественном лице.
 — Вы внушаете мне доверие, мадемуазель, — сказал он наконец. — Временами я не сомневаюсь, что вы именно та, какой хотите казаться. Но обстоятельства...
 — Дело не в обстоятельствах, а в совпадении, — прервала его Дайна. — В этом даже нет логики, инспектор. То, что мне случайно дали комнату по соседству с парочкой шпионов, не означает, что я тоже шпионка. Это все равно что...
 Дайна умолкла, бокал с вермутом замер у губ, едва она увидела, как внезапно застыл взгляд инспектора. Только теперь она вспомнила, что он ни разу не упоминал о шпионаже.
 — Сами понимаете, — произнес он задумчиво, сделав руками какой-то непонятный жест. — Как только я начинаю вам верить, происходит нечто несоответствующее, вроде вашего опрометчивого замечания, мадемуазель.
 — Но... я имею в виду, что это всего лишь логическое умозаключение. Убийство, безусловно, необычное, иначе вы бы не стали так тщательно меня проверять. А учитывая политическую ситуацию на Ближнем Востоке, естественно, начинаешь думать о...
 — Шпионах. Не знаю, мадемуазель, насколько это естественно. Есть два возможных объяснения: одно основано на вашей невиновности, другое — на вашем соучастии. Откуда бедному местному полисмену знать, что вернее?
 — Не скромничайте, инспектор, — сухо промолвила Дайна. — Я понимаю вашу проблему. Обстоятельства могут ввести в заблуждение. Но я уверена, что вы разобрались в моем происхождении. Каким образом я могу быть замешана в здешние политические дрязги? Ведь я американка.
 — Да. И при этом наполовину еврейка, не так ли, мадемуазель?
 — Наполовину... — Дайна уставилась на него. Инспектор не отвел взгляда. — Вижу, вы поработали как следует, — заметила она.
 — Обычное расследование. Девичья фамилия вашей матери Гольдберг. Разве это не еврейская фамилия?
 — Разумеется.
 Дайна с трудом сдерживалась. Она говорила себе, что инспектор Ахуб выражает не религиозные предубеждения, но антипатию, основанную на националистических чувствах, подобно тому, как француз мог спросить таким же тоном в 1944 году: «Вы наполовину немка, не так ли?» Но это казалось неубедительным. Охватывающий ее гнев начало вытеснять другое чувство — страх.
 — Понимаете, — мягко продолжал инспектор, — почему я мог предположить, что вы питаете особый интерес к этому беспокойному району?
 Дайна вздрогнула.
 — Вы на неверном пути, — беспомощно произнесла она. — Но я вряд ли сумею вам это объяснить.
 — Попытайтесь, мадемуазель.
 — У вас совершенно иная точка зрения! — взорвалась Дайна. — Да, моя мать была еврейкой. Я горжусь этим и горжусь ею! Она была дочерью раввина, а также прекрасным ученым и добрым очаровательным человеком. Это так же не имеет значения, как если бы она была пресвитерианкой или ирландкой. В том смысле, в каком вы об этом думаете, это ровным счетом ничего не значит. Даже если бы я была произраильски настроена — что вовсе не обязательно, — то, что я наполовину еврейка, не делает меня автоматически израильской шпионкой! Я вообще не интересуюсь политикой и настроена не проарабски, не произраильски и не про-как-бы-то-ни-было — разве только прочеловечески!
 Ей показалось, что взгляд инспектора слегка смягчился — это было большее, на что она могла рассчитывать. Внезапно ей в голову пришел остроумный аргумент, и она добавила:
 — Кроме того, инспектор, любая страна, которая попыталась бы завербовать меня в агенты, совершила бы ужасную ошибку. Шпион из меня никуда не годный.
 — Я в этом не так уж уверен, — возразил инспектор, и Дайна не могла определить, шутит он или говорит серьезно. Он осушил свой бокал и поднялся. — В любом случае, мадемуазель, я не могу ничего доказать. Отправляйтесь с миром. Но будьте осторожны. Я не единственный, кто может воспользоваться изобретением синьора Маркони и прийти к нелогичным выводам на основании услышанного.

 2

 Рано утром, стоя у отеля, Дайна с чувством, походившим на благоговение, наблюдала, как «специальная машина», из-за которой задержался ее отъезд, наконец появилась на подъездной аллее.
 Машину стоило подождать. Она была длиной с маленький автобус, с тремя рядами сидений позади места водителя, словно в лимузинах аэропорта, которые Дайна видела в Штатах, но этим исчерпывалось сходство с плебейским общественным транспортом. Низкая, черная, обтекаемой формы, она являла собой нечто среднее между шикарным катафалком и автомобилем для перевозки гарема какого-нибудь шейха пустыни. Закрытые окна свидетельствовали о наличии кондиционера и о желании водителя сделать этот факт общеизвестным. Сверху находилась полка для багажа, где уже лежали два потертых чемодана.
 Автомобиль остановился с гортанным урчанием, и оттуда быстро выпрыгнул облаченный в нарядную униформу шофер-гид. Дайна робко указала на свои чемоданы и направилась к дверце, предусмотрительно открытой водителем.
 В обитом кожей салоне находился только один пассажир — миссис Маркс. Ее вид смутно напомнил Дайне непроходимые джунгли, охоту на тигров и аванпосты Британской империи. Она быстро поняла причину. На миссис Маркс были рубашка и юбка цвета хаки, а также пробковый шлем.
 Старая леди тепло ее приветствовала.
 — Рада видеть знакомое лицо. Вы когда-нибудь ездили в таком шикарном автомобиле? Должно быть, он принадлежал самому Ибн-Сауду [16] .
 Дайна призналась, что нечто подобное пришло в голову и ей. Она села рядом с миссис Маркс, и машина тронулась в путь. Проехав авеню де Пари, они свернули в сторону от берега. Очевидно, другие пассажиры жили ближе к центру Бейрута.
 Помимо Дайны и миссис Маркс, их было шестеро. Возможно, их подбирали не более произвольно, чем любую туристическую группу, но они сразу же показались Дайне весьма причудливой компанией, не столько каждый сам по себе, сколько все вместе.
 Первой к ним присоединилась респектабельная молодая пара, причем Дайна не сразу разобралась, кто из них мужчина, а кто женщина: у обоих были длинные светлые волосы, которые свешивались на плечи или бодро развевались по ветру, мешая разглядеть лица и путаясь с любыми предметами, оказавшимися вблизи. Оба носили коричневые кожаные сандалии на мозолистых грязных ногах, расклешенные брюки из материи, разрисованной зелеными листьями и ярко-красными цветами, большими, как блюдца, и низко вырезанные красные вязаные майки без рукавов. На расстоянии нескольких футов пол каждого из них можно было определить только по очертаниям фигуры, а вблизи мужчина выделялся неким подобием бороды. Женщина держала в руке маленький предмет из зеленой пластмассы, напоминавший транзистор и издававший низкое рычание, иногда сопровождаемое музыкальным аккомпанементом, хотя оскорбленный классический вкус Дайны отказывался признать его таковым. Песня была ей неизвестна, но она узнала вокальный квартет, который столь часто предавали анафеме родители подростков.
 Следующим в машину сел симпатичный пожилой мужчина с аккуратно подстриженными седыми височками. Он был одет в обычный темный костюм, и только маленький золотой крестик на лацкане подсказал Дайне род его занятий. Естественно, сутана не подходила бы к здешнему климату. Войдя, он вежливо приподнял широкополую, дорогую на вид панаму, обнаружив почти неестественно светлый цвет лица для темноволосого и черноглазого человека.
 Шестым членом группы также был мужчина, моложе священника, но не столь колоритной внешности. Среднего роста, полноватый, с карими глазами и каштановыми волосами, он имел лишь одну характерную черту — маленькую бородку вроде той, которую на рубеже веков носили многие европейские монархи. На нем были очки в роговой оправе и старомодный костюм европейского покроя. Коротко стриженные волосы не были покрыты шляпой, и Дайна подозревала, что он сожалеет о своем упущении; слишком яркий загар делал его круглые щеки похожими на блестящие яблоки. Робко улыбнувшись другим пассажирам, мужчина присел на место рядом со священником.
 Теперь на каждом из трех параллельных сидений было по два пассажира, и Дайну интересовало, сколько еще человек может вместить автомобиль. Она также размышляла, каким образом миссис Маркс и молодая пара могли позволить себе высокие цены туристического бюро — цены, которые объясняла, пусть и не оправдывала, великолепная машина. Если прочие услуги будут на таком же уровне, то можно считать, что расходы того стоили. Но Дайна напомнила себе, что поношенная одежда необязательно указывает на неважное состояние банковского счета ее обладателя. Возможно, другие пассажиры в данный момент интересуются, как она могла себе позволить такое путешествие.
 Мотор вновь заурчал, и они остановились у красивых современных дверей отеля «Финикия». Выглянув из окошка, Дайна увидела суетящихся гостиничных служащих. Затем широкие двери распахнулись, все напряженно застыли, но тут же расслабились, увидев маленького человечка, засеменившего к машине.
 Он был низеньким и тощим, с гладкими черными волосами, зачесанными назад с высокого лба, и в пенсне, аккуратно сидевшем на переносице. В правой руке человечек нес черный «дипломат».
 Вместо того чтобы сесть в машину, он остановился возле дверцы, придерживая «дипломат» обеими руками. Миссис Маркс склонилась над Дайной и опустила стекло. Многоязычный шум бейрутской улицы заглушил транзистор и голоса квартета, пророчащие революцию.
 — Эй, вы! — окликнула миссис Маркс. — Кого мы ждем?
 Скорее всего, она обращалась к водителю, но человечек в пенсне обернулся на крик. Дайна отпрянула с необъяснимым отвращением. Ей казалось холодным лицо инспектора Ахуба, но в сравнении с физиономией человечка в пенсне его можно было назвать раскаленным докрасна. Сдержанность Ахуба была напускной — бесстрастный облик скрывал человеческие эмоции, которые иногда себя обнаруживали. Лицо же этого человека не выражало ничего. Нельзя было сказать, что оно неприятное или угрожающее, — просто никакое, и его пустота тревожила сильнее любой угрозы.
 Когда человечек заговорил, его голос звучал спокойно и вежливо:
 — Мы ждем моего хозяина, мадам, мейнхеера Дрогена. Уверен, он выразит сожаление, что задержал вас.
 — Хм! — буркнула миссис Маркс, снова усаживаясь на место. Даже ее смутила механическая вежливость ответа.
 Ждать долго им не пришлось. Суета возобновилась. Швейцар в сверкающей золотом униформе подскочил к двери. Вышел человек, очевидно являющийся мейнхеером Дрогеном, хотя Дайне не могла понять, каким образом столь невзрачная личность могла заслужить такое повышенное внимание к себе.
 У него было одно из тех гладких и мягких лиц, по которым невозможно определить возраст: ему могло быть от сорока до шестидесяти. Густые светлые усы придавали ему дружелюбный вид, который усиливали широкая улыбка и быстрая подпрыгивающая походка. Водитель и человечек в пенсне бросились к дверцам машины, и мейнхеер Дроген просунул голову внутрь. Окинув взглядом салон, он обернулся:
 — Фрэнк, возможно, вы хотите сесть рядом с водителем. С этого места открывается великолепный вид. Я сяду позади вас, если не возражают эти два джентльмена.
 Священник и другой мужчина кивнули, соглашаясь, и вновь прибывший проворно влез в машину. Когда шофер занял свое место, Дроген повернулся, положив руку на спинку сиденья, и улыбнулся остальным пассажирам, продемонстрировав золотые зубы.
 — Mesdames et messieurs [17] , — весело сказал он, — коль скоро нам предстоит провести вместе несколько дней, то лучше сразу подружиться, верно? Меня зовут Дроген, я скромный гражданин Нидерландов и путешествую ради удовольствия, питая интерес к истории этого очаровательного края. Приветствую всех вас.
 Ни сдержанность, ни робость не могли устоять перед подобной любезностью. Другие пассажиры тоже представились. Молодая пара оказалась французами, отправившимися в свадебное путешествие, их звали Рене и Мартина. Они не стали объяснять, почему решили провести медовый месяц среди древних руин и современных политических треволнений, и никто не рискнул об этом спросить. Священник оказался американцем, отцом Бенедетто из ордена иезуитов; он объяснил, что в настоящее время «обитает» в Риме и сейчас в отпуске. Отдых за работой, подумала Дайна. Второй мужчина был немцем-врачом — доктором Краусом из Гейдельберга. Дайна и миссис Маркс также назвали себя — последняя представилась вдовой священника из Йорка. Улыбка Дрогена стала еще шире.
 — Превосходно! — воскликнул он. — Теперь... о, я забыл о моем бесценном друге и секретаре, леди и джентльмены, мистере Фрэнке Прайсе из Питтсбурга в Соединенных Штатах. Еще один американец. — Дроген расхохотался столь энергично, что даже покраснел; успокоившись, он продолжал: — Я говорю по-английски, друзья мои, так как это родной язык большинства, а я верю в демократические процедуры. Вас это устраивает? Есть здесь кто-нибудь, не говорящий по-английски?
 Никто не отозвался, и Дроген радостно кивнул:
 — Вот и отлично. Осталось познакомиться с нашим водителем. Как вас зовут, друг мой? Ахмед? Великолепно!
 Машина подпрыгнула, угодив колесом в яму: Ахмед, ошеломленный потоком любезностей, зазевался за рулем. Дроген стукнулся головой о потолок салона, скорчил гримасу, сел и негромко заговорил с доктором, который сидел с ним рядом.
 Дайна глубоко вздохнула. Она не была уверена, что сможет вынести такое сверхдружелюбие. Устыдившись собственных мыслей, она сказала миссис Маркс:
 — Мейнхеер Дроген просто очарователен.
 — Может, он и очарователен, — отозвалась миссис Маркс, — только его зовут не Дроген.
 — Что?!
 — Ш-ш! — Гудение кондиционера позволяло им тихо разговаривать, не будучи услышанными кем-то еще. — Он явно хочет сохранить инкогнито, — шепнула миссис Маркс. — И я не намерена разоблачать его, если он того не желает. Но я узнала его, так как слежу за политикой.
 — А я тоже должна его знать?
 — Это зависит от того, — довольно едко заметила миссис Маркс, — что, по-вашему, должен знать информированный гражданин мира. Хотя, полагаю, не все такие любознательные, как я. Конечно, мистер... Дроген не является знаменитостью в строгом смысле слова. Он специальный представитель ООН в этом регионе. Могу добавить, что он не гражданин Нидерландов.
 — Вот как? — недоуменно промолвила Дайна. — В таком случае, зачем ему понадобилась экскурсионная поездка?
 Миссис Маркс бросила на нее загадочный взгляд.
 — Очевидно, он хочет осмотреть достопримечательности, — предположила она.
 Они выехали за город и теперь поднимались к подножию первого из двух больших горных хребтов, тянущихся через Ливан с севера на юг. Город внизу казался архитектурным макетом — очертания зданий выглядели в прозрачном воздухе неестественно аккуратными и геометрически правильными. Синяя полоса моря сверкала, как аквамарин. По просьбе Дрогена водитель отключил кондиционер и открыл окна. Хотя они находились всего в нескольких километрах от Бейрута, разница в температуре уже ощущалась — воздух стал прохладнее, и в нем чувствовался аромат сосен. Дорога шла через зеленые рощи, хотя знаменитых кедров не было видно; среди листвы и цветущих садов мелькали красивые домики. Водитель объяснил, что это летний курортный район Бейрута. Состоятельные люди спасаются здесь от невыносимой жары. Из своих прохладных вилл они созерцают изнемогающий от зноя город.
 Миссис Маркс молча смотрела в открытое окошко, а Дайна делила внимание между красивым видом и далеко не столь красивыми мыслями. Она больше не видела ни Картрайта, ни мистера Смита, ни инспектора Ахуба. Сальва напугала ее, ворвавшись среди ночи к ней в комнату, чтобы попрощаться, так как утром она не дежурила. Девушка подарила Дайне шарф из тонкого розового шелка, и Дайна порадовалась про себя, что чувство такта удержало ее от предложения подруге чаевых. Она решила прислать Сальве подарок из дому, так как такой сувенир будет означать нечто большее, чем безделушка с бейрутского базара. Они обнялись и даже пролили несколько слезинок — по крайней мере, Сальва.
 Дорога поднималась вверх серпантином; справа и слева возвышались пики Джебель-Кениз и Джебель-Барук, как объяснил водитель. Затем дорога внезапно начала спускаться — Дайна ахнула, а вслед за ней и другие пассажиры. Внизу расстилалось обширное плато Бекаа — долина между двумя горными хребтами. Чистый прозрачный воздух позволял обозревать пейзаж на расстоянии многих миль — зеленую долину со всех сторон окружали скалистые горы, увенчанные пламенеющими на солнце снежными вершинами.
 Они проезжали живописные деревни, где минареты, шпили церквей и развалины римских храмов создавали ложное впечатление веротерпимости. Солнце стояло уже высоко, но воздух все еще был холодным и свежим, когда вдали показались высокие колонны, известные по многочисленным изображениям.
 Стены и колонны казались красновато-коричневыми на фоне голубого неба; они поражали своими размерами, и маленькая группа в благоговейном молчании последовала за водителем через вход, ведущий к развалинам. За руинами пропилеи находился просторный шестигранный двор. Здесь гид остановился, чтобы приступить к лекции.
 Дайне не хотелось его слушать. Словно ребенок, который жалуется, что в книге о кроликах рассказано больше, чем ему хочется о них знать, она предпочитала не засорять голову подробностями, чреватыми впоследствии путаницей. Она достаточно знала о храме Баальбека по книгам. Это был не просто храм, но акрополь, служивший обителью нескольким божествам — Юпитеру, отождествлявшемуся здесь с семитским Ваалом, Венере и Меркурию. Храм римской архитектуры был варварски разрушен Константином [18] , этим неутомимым строителем церквей, а позже вандалы соорудили крепость на его руинах. Это было все, что знала Дайна, но больше она ничего не хотела знать.
 Дайна держалась в стороне, сжимая в руке путеводитель, который купила у ворот. Большинство ее спутников покорно слушали лекцию. Французская пара отошла, держась за руки, в сопровождении пения «Битлз» — этакой современной эпиталамы [19] . Дайна подозревала, что их жажда уединения была обусловлена отнюдь не теми же причинами, что ее.
 Вскоре Дайна оказалась значительно впереди «толпы», как она про себя именовала своих спутников, в прекрасном одиночестве. Место требовало тишины и сосредоточенности: парадоксальное сочетание внушительных размеров стен и тончайшей резьбы на фризах и карнизах зачаровывало ее. Самой живописной частью руин был храм Юпитера-Ваала с его знаменитыми шестью колоннами, увенчанными коринфскими капителями и великолепным резным архитравом [20] . Неудивительно, что их так часто фотографировали: красноватые каменные колонны (согласно путеводителю, их цвет был вызван окисью железа), тянущиеся вверх в своей простейшей и в то же время едва ли не самой впечатляющей архитектурной форме, выглядели поистине потрясающе на фоне голубого неба и снежных вершин.
 Дайна решила, что этот вид требует длительного созерцания, и стала искать уединенное местечко, где никто бы ей не помешал. Пройдя по усеянной обломками камней и осколками стекла земле, она наткнулась на нишу в фундаменте храма.
 Возвышенное течение ее мыслей было грубо прервано. Вид человека, спокойно сидящего на обломке колонны, взбесил Дайну вдвойне, так как она уже перестала о нем думать.
 — Надолго же вы задержались, — заметил мистер Смит.
 — Можете не вставать, — саркастически промолвила Дайна. — Давно вы здесь торчите?
 — Со вчерашнего дня, — просто ответил мистер Смит.
 Дайна оглянулась назад. Они находились вне поля зрения остальных, но не были полностью изолированы; невдалеке звучали голоса, так что крик о помощи не остался бы неуслышанным. Мистер Смит не двигался с места, наблюдая за Дайной с сосредоточенностью орнитолога, которому посчастливилось увидеть редкую птицу.
 Смит выглядел так, словно просидел здесь, не меняя положения, куда больше, чем один день. Он был небрит и неопрятен. Несмотря на загорелую кожу, кончик его носа покраснел и начал шелушиться. Мятая коричневая рубашка с короткими рукавами была распахнута, насколько позволяла скромность ее обладателя, но под беспощадными лучами солнца он весь покрылся потом.
 — Вы здесь со вчерашнего дня? — переспросила Дайна. — Почему? Ждете меня?
 — Вот именно. Они сказали, что ваша экскурсия должна была начаться вчера.
 — Они?
 — Разные люди. — Смит устало махнул рукой и вновь застыл, когда Дайна отпрянула. — Да не бойтесь вы! Я просто хочу с вами поговорить. Пытался это сделать уже несколько дней.
 Его голос был жалобный, а поза казалась безобидной, но Дайна знала, что люди не всегда таковы, какими выглядят. Если мистер Смит был шпионом, то чертовски неумелым; он даже толком не узнал ее расписание. Однако что-то в его поведении заставляло предполагать, что он не столько неумелый, сколько притворяется таким. Смит обращался с ней, как натуралист с диким животным, стараясь не спугнуть его резким движением. Его глаза казались неестественно голубыми.
 — Хорошо, — кивнула Дайна. — Можете со мной поговорить.
 — Тогда садитесь.
 — Нет, спасибо.
 — Мы могли бы пойти куда-нибудь выпить.
 — Благодарю вас, но не думаю, что, если нас увидят вместе, это пойдет на пользу моей репутации.
 — Что вы имеете в виду? — В голосе мистера Смита звучало искреннее возмущение. — Да будет вам известно, что я вполне респектабельная личность.
 — Нет, если верить... — Дайна не договорила. Она чувствовала, что беседа переходит во взаимные обвинения, подобно многим недавним разговорам, в которых ей пришлось участвовать. — Кто вы такой, в конце концов? — осведомилась она.
 Мистер Смит кивнул:
 — Первый разумный вопрос, который вы задали. Меня зовут Смит — Джефф Смит. Я преподаю в Американском университете палестинскую археологию. Спросите кого угодно, позвоните в университет. Они подтвердят мои слова.
 — Вы, случайно, не знаете Сальву?
 — Конечно знаю. Она одна из моих студенток. Сальва считает меня великим ученым, — скромно добавил мистер Смит. — Вы не спрашивали ее обо мне?
 — Эта тема не возникала в наших разговорах.
 — А вот я спрашивал ее о вас. Точнее, она сама мне рассказывала. Я говорил с ней после того, как обнаружили тело Хэнка.
 — Значит, это вы пытались ему дозвониться?
 — Да. Мне не хотелось маячить в отеле, поэтому я обратился к Сальве. Эта девица — самая любопытная из всех, каких я когда-либо встречал. Я был уверен, что она в курсе всего происшедшего.
 — Допустим, — промолвила Дайна. — Вы поговорили с Сальвой и стали охотиться за мной. Интересно, почему вам не пришло в голову обратиться в полицию, раз уж вас так обуревает жажда знаний?
 — Ну... — Мистер Смит замялся.
 Дайна посмотрела на ряды колонн, вырисовывающихся на фоне неба. Если смотреть на них достаточно долго, они начинали двигаться, сначала медленно, потом все быстрее и, наконец, словно падая и разваливаясь. Она с трудом оторвала взгляд от завораживающего видения.
 — Весь путь через Атлантику и Европу, — с тоской сказала Дайна, — я мечтала об осмотре здешних достопримечательностей. И вот, добравшись до развалин Ба-альбека, я нахожу здесь вас! С этим можно смириться, только если после нашего разговора я избавлюсь от вас раз и навсегда. Что вам нужно?
 — У вас тренированный слух и отличная память. Держу пари, что если вы постараетесь, то сможете вспомнить, что слышали в ту ночь.
 — Я уже старалась.
 — Старались, но не так, как надо. Существуют определенные методы...
 — Разумеется! Наркотики, пытки...
 — Ради Бога, бросьте ваши шутки! — взмолился мистер Смит.
 Пожилая леди в черном платье высунулась из-за угла, привлеченная звуками голосов. С явным неодобрением посмотрев на Дайну и мистера Смита, она удалилась.
 — Если вы будете так орать, то соберете целую толпу, — заметила Дайна. — Должно быть, вы выжили из ума, мистер Смит, если думаете, что я позволю пробовать на себе ваши методы, включая мягкие уговоры. Что вы там бормочете?
 — Считаю до десяти, — сквозь зубы процедил мистер Смит.
 — Вовсе нет!
 — По-финикийски.
 — Этого следовало ожидать.
 Мистер Смит с трудом поднялся и шагнул вперед. При виде его побагровевшего лица Дайна отпрянула.
 — Стоит мне сделать шаг влево, — предупредила она, — и вам придется душить меня на виду у двух дюжин людей. Я могу сбежать от вас в любой момент.
 Мистер Смит остановился; краска сбежала с его лица.
 — Это верно, — признал он. — Почему же вы не бежите?
 — Потому что я устала от вас, выскакивающего из развалин. Возможно, вы археолог-энтузиаст, но с людьми вы не умеете обращаться. Почему бы вам спокойно не рассказать мне, что все это значит? Быть может, я стала бы более сговорчивой, если бы была в курсе дела.
 — Не болтайте чепуху. Я же говорил вам... — Мистер Смит немного подумал. — Вообще-то, кажется, я ничего толком не объяснил. Верно?
 — Вы до сих пор не произнесли двух связных слов, — сказала Дайна.
 — Вот как? Странно — я мог бы поклясться... Ну, может, вы и правы. О'кей, пусть будет по-вашему. Но не могли бы мы где-нибудь выпить? Меня мучит жажда.
 — Хорошо, — согласилась Дайна, завидев увешанного камерами джентльмена, высунувшегося из-за угла. — Место становится переполненным, так что меня все равно заметят в вашем обществе и терять мне нечего.




 Глава 4


 Они обнаружили кафе у входа на развалины и сели за столик. Дайна заказала чай и проследила, чтобы ее чашка была недосягаема для рук мистера Смита. Она не особенно нервничала; в Баальбек постоянно прибывали экскурсанты из Бейрута, и в кафе было полно народу. Мистер Смит, выглядевший невинным, словно херувим, выпил одну за другой три чашки, вытер рот рукой (в кафе маленьких ливанских городов редко бывали бумажные салфетки) и начал рассказ.
 — У Хэнка, за исключением имени, не было ничего общего с Остином Генри Лейардом. Он почти ничего не достиг в жизни — провел ряд раскопок, ничего особенного не обнаружил и стал работать в Иерусалиме палеографом. Так называются люди, изучающие древние языки и занимающиеся их расшифровкой, — объяснил он.
 — Знаю.
 — В самом деле? Ну, Хэнк работал в иерусалимском институте, когда были обнаружены так называемые свитки Мертвого моря. Полагаю, о них вы тоже знаете?
 — Каждый образованный человек что-то о них знает. Первые из них были найдены в конце сороковых годов, в пещере возле Мертвого моря. Они произвели революцию в изучении библейских текстов, так как содержали рукописи Ветхого Завета, на целое тысячелетие более древние, чем все известные до тех пор.
 — Более древние, чем все еврейские манускрипты, — поправил мистер Смит. — Ватиканский сборник на греческом датируется четвертым веком.
 — Ну а эти относились самое позднее к первому веку, если я правильно помню. Среди них была полная рукопись книги Исайи и некоторых других библейских книг.
 — Вы хорошо информированы, — заметил мистер Смит, опершись локтями на стол и устремив на нее пытливый взгляд.
 — Продолжайте, — миролюбиво сказала Дайна.
 Она уже поняла, что если будет реагировать на каждое провокационное замечание, то никогда не услышит историю до конца. Пока что она не узнала ничего существенного.
 — Как вам, несомненно, известно, раз уж вы знаете все, впоследствии фрагменты манускриптов были найдены в других пещерах — некоторые из них находились рядом с первой пещерой в Кумране, другие значительно южнее. Хэнк был одним из тех, кто собирал рукописи по кусочкам.
 — Собирал по кусочкам?.. О, я понимаю, что вы имеете в виду, — кивнула Дайна. — Я видела фотографии комнаты в музее с длинными столами, на которых лежали фрагменты рукописей, покрытые стеклом, чтобы уберечь их от дальнейшего разрушения.
 — Верно. Климат сохранил кожу, на которой написаны тексты, но обвалы и небрежное обращение оставило от некоторых только кусочки. Остальное, по-видимому, оторвали, прежде чем спрятать. Это похоже на большую загадочную картинку, которую нужно собирать по частям, только рукописи собрать труднее, так как некоторые фрагменты отсутствуют вовсе, а края уцелевших неровные и рваные.
 — Но ведь на них имеются тексты, — с интересом промолвила Дайна, также опершись локтями на стол и положив подбородок на руки. — Некоторые из них принадлежат к известным источникам, вроде книг Библии. Если знаешь первоисточник, то собирать фрагменты куда легче.
 — Снова верно, — охотно согласился мистер Смит. Она ошиблась насчет цвета его глаз — теперь они выглядели не голубыми, а серыми, как грозовая туча. — Вижу, мне незачем вдаваться в подробности. Вы знаете, чем занимался Хэнк Лейард до середины пятидесятых годов. Эта работа вполне ему подходила — у него было скудное воображение, но точный логический ум и отличная память. Говорили, что он знает о внешнем облике этих маленьких клочков больше, чем кто-либо еще. Он мог взять новый фрагмент и сразу же поместить его в нужное место.
 — А что произошло в середине пятидесятых?
 — Я не знаю всех деталей. Что-то, связанное с девушкой, работавшей в музее. Хэнк потерял работу и жену — она развелась с ним. Не знаю, насколько это правда, да это и не так уж важно. Главное то, что Хэнк был сломлен. Думаю, у него вообще характер был слабоват, а этот удар оказался слишком тяжелым; он не мог продолжать работу: Хэнк, как говорят наши британские друзья, перенял образ жизни туземцев — отправился в пустыню жить с бедуинами. А так как большая часть его профессиональной деятельности была связана со свитками, у него появилась странная навязчивая идея. Он был убежден, что можно отыскать и другие свитки...
 — Ну и что же тут странного? — спросила Дайна.
 — Опять вы попали в точку, — улыбнулся мистер Смит. — После кумранских находок половина населения Иордании и многочисленные археологи рыскали по холмам в поисках рукописей. Странной была не сама идея, а поглощенность ею Хэнка. Он иногда напоминал мне американских пионеров Дикого Запада, которые старели и умирали в поисках воображаемых золотых жил. Хэнк проводил в пустыне целые месяцы, а жить там нелегко из-за немилосердной жары и сухости. Потом он объявлялся в Иерусалиме или Бейруте, где пару месяцев приходил в себя и пьянствовал, очевидно компенсируя таким образом длительную жажду. Во время очередного кутежа я его и повстречал. Задолго до того Хэнк раскопал небольшой курган в месте, теперь находящемся на территории Израиля. Он провел там всего пару сезонов и никогда не публиковал результаты, но у меня сложилось впечатление, что это место могло быть библейской Мицпой [21] . Однако, прежде чем тратить на раскопки деньги, с трудом заработанные в университете, я хотел узнать о том, что обнаружили предыдущие раскопки. Кто-то упомянул в связи с этим Хэнка. Он был известной личностью в городе — постоянно цеплялся ко всем знакомым и рассказывал им невероятные истории о своих великих открытиях. Мне стало жаль беднягу. К тому же, протрезвев, он сообщал мне полезные сведения. У него была первоклассная память. Я его благодарил, но, очевидно, переусердствовал, так как у него вошло в привычку цепляться ко мне всякий раз, когда он оказывался в Бейруте, Все остальные его избегали, и я вскоре понял причину: в трезвом состоянии Хэнк был вполне терпим, но трезвым он бывал крайне редко, а когда напивался, то болтал какой-то несусветный вздор. Слушать его было не только скучно, а просто невыносимо.
 Мистер Смит умолк, глядя на остывающий чай. Дайна впервые ощутила к нему нечто вроде симпатии — она живо представила себе его мягкое и терпеливое отношение к нудному старому пьянице. Однако картина событий все еще не обрела конкретного смысла.
 — Ну? — поторопила Дайна.
 Мистер Смит поднял взгляд:
 — Я видел Хэнка вечером, незадолго до того, как его убили. На рю эль-Талаат есть маленький бар, куда мы хаживали. Хэнк уже успел набраться. Алкоголь расслабил все его мышцы, включая голосовые связки. Он болтал, не умолкая ни на секунду. Увидев меня, Хэнк подошел к моему столику и плюхнулся на стул. В баре было темно, но при виде его лица я сразу понял: что-то произошло. Его глаза сияли, он все время облизывал губы, словно они пересохли.
 Я спросил, как дела, и Хэнк ответил, что как всегда. Это было нетипично — как правило, он тут же пускался в восторженные описания нового ключа от двери к великому открытию. Я купил ему пару порций выпивки, и мы поболтали о том о сем. Хэнк не мог сидеть спокойно, он постоянно передвигал стаканы, спичечные коробки, клочки бумаги, которые вытаскивал из карманов. Я решил, что он поймал какой-то вирус. Глаза его блестели, как бывает при высокой температуре. Когда Хэнк захотел четвертую порцию, я решил, что с него, пожалуй, хватит и лучше ему пойти домой и лечь в постель. Он бросил на меня странный взгляд, сел прямо и сказал вполне членораздельно: «Вы думаете, Джефф, что я болен. Но я здоров — по крайней мере физически. Я нашел это, Джефф! Ни вы, ни другие мне не верили, но я это нашел!»
 Знаете, — задумчиво продолжал мистер Смит, — я почти ему поверил. Несмотря на всю его болтовню, в нем что-то было... Ну, я его поздравил и спросил, когда он собирается поведать об этом миру. Хэнк сплюнул — он приобрел у своих бедуинских приятелей несколько неопрятных привычек — и заявил, что мир может убираться к дьяволу. Он впал в неистовство, и я удивился, что хоть на момент поверил его очередной нелепой выдумке. Ведь нечто подобное я уже слышал много раз. Я начал обдумывать вежливый способ удалиться, когда внезапно, как часто бывает у пьяных, его настроение изменилось. «Я не имею в виду вас, Джефф, — пробормотал он. — Вы всегда были добры ко мне и всегда мне верили. Но в то, что я обнаружил сейчас, поверить нелегко. Это нечто большее, чем все мои предыдущие находки, вместе взятые. Я и мечтать о таком не смел. Иногда это меня пугает. Я...»
 Хэнк с трудом проглотил слюну, и я понял, что с ним. Это была не болезнь и даже не возбуждение, а страх. Человек был смертельно напуган. Он обшарил глазами комнату, потом наклонился ко мне и схватил меня за руку. «Я делаю кое-что плохое, Джефф, — заговорил он совсем как ребенок. — Что-то, чего я не должен делать. Я сказал, что не болен, но на самом деле я болен — вот здесь». Хэнк постучал себя по диафрагме, и я понял, что он имеет в виду сердце. «Но я этого не допущу — ни за что... Завтра, Джефф, я все вам расскажу».
 Я спросил, почему не сегодня, но Хэнк покачал головой и сказал, что сначала должен поговорить с Али. Половина того, о чем идет речь, принадлежит Али, и он не станет обманывать партнера. Хэнк докончил свою выпивку, которая, очевидно, ударила ему в голову. Он обнял меня, и я чуть не выпрыгнул из ботинок от удивления. Хэнк никогда не делал ничего подобного, и я понял, что...
 Мистер Смит был полностью поглощен своим рассказом — его взгляд был устремлен на стол, а голос перешел в шепот. Дайна заметила, как он покраснел под загаром.
 — Пьяные часто становятся сверхдружелюбными, — заметила она, усмехнувшись про себя смущению задиристого мистера Смита. — Продолжайте. Что он сделал потом?
 — Сбежал, — ответил мистер Смит, придя в себя. — Прежде чем я успел его остановить. Впрочем, я не намеревался это делать. Только позже я осознал, что он говорил чистую правду.
 Дайна откинулась на спинку стула и глубоко вздохнула.
 В кафе вошли несколько ее спутников. Миссис Маркс кивнула ей, а священник отвесил поклон; они заняли столик, и Дайна знала, что старую леди занимает, как и где ей удалось подцепить мужчину.
 — Позвольте убедиться, что я все правильно поняла, — заговорила она, тщательно подбирая слова. — Вы сказали, что доктор Лейард сделал свое великое открытие. Он хотел передать его вам для научных исследований, но Али собирался его продать. Очевидно, это свитки вроде тех, которые обнаружили у Мертвого моря. Они подрались, Лейард был убит, и свитки вновь исчезли.
 — Точно, — кивнул мистер Смит. Он наблюдал за ней, словно дуэлянт, ожидающий атаки противника, и Дайна знала, что на ее лице написано такое же выражение.
 — Чушь, — заявила она, отбросив тактичность.
 — Что вас заставляет это утверждать?
 — В первую очередь очевидный факт, что, если бы ваша история была правдивой, вы бы не тратили на меня время, а последовали за мистером Али, как бы его ни звали по-настоящему.
 — Я так и поступил.
 — Неужели?
 — Да, и нашел его.
 — Я не...
 — Мертвым, — объяснил мистер Смит.
 — А-а! — растерянно протянула Дайна.
 Новость не удивила ее. Али был не более чем именем — карточным силуэтом без лица и индивидуальности. Огорчение Дайны носило сугубо эгоистический характер: смерть Али делала ее положение еще более уязвимым.
 — Как он умер?
 Мистер Смит пожал плечами:
 — Этого мы никогда не узнаем. В действительности его нашел не я, а полиция — на рассвете, в грязном переулке. Его ударили ножом, но он умер не сразу. Такое случается. Это могло быть простым столкновением с грабителем, которому понадобился его бумажник. Короче говоря, Али сошел со сцены.
 — Зато я все еще там. Ладно, — сказала Дайна, справившись с эмоциями. — Перейдем к следующему пункту. Мое главное возражение против вашей выдумки не связано с убийствами. Лейард заявил, что нашел свои свитки. Вы признаете, что неоднократно слышали от него подобные заявления, и все они оказывались ложью. Почему же вы поверили ему на этот раз?
 Глаза мистера Смита забегали, и он помедлил, прежде чем ответить. Дайна была убеждена, что Смит что-то скрывает, и его уклончивый ответ усилил эти подозрения.
 — Вы должны согласиться, что это чересчур для случайного совпадения. Человек болтает о спрятанном сокровище, идет домой, и его убивают. Более того, — продолжал мистер Смит, постепенно обретая уверенность, — Ян Свенсон оказывается в городе. И не просто в городе, а в отеле возле двери Хэнка как раз в то время, когда его убили. И разговаривает с вами. Как насчет этого?
 — Ян Свенсон? — Неожиданное направление новой атаки сокрушило оборону Дайны. — Я не знаю, кто... Господи! Он не может быть шведом, слишком уж он смуглый. И его имя не...
 — Возможно, его имя не Свенсон. Но Сальва описала его, и если это не человек, которого я знал под таким именем, значит, его брат-близнец. Где бы ни появлялся этот сукин... этот чертов сын, там происходит грязное дело. Он один из самых известных агентов на Ближнем Востоке.
 — Настолько известный, что свободно расхаживает, не останавливаемый полицией?
 — Никто не может ничего доказать. Но разные подозрительные инциденты...
 — Это я уже слышала, доктор Смит...
 — Мистер Смит. А еще лучше Джефф.
 — Хорошо, мистер Смит. Как кто-то недавно мне говорил, каждое событие может иметь по меньшей мере два объяснения, и я в данном случае не знаю, какому из них верить. Но вы кажетесь наименее убедительным из всех, с кем я здесь столкнулась. В вашей истории полно пробелов — она дырявая, как решето. Если вы говорили обо мне с Сальвой, то знаете, что я не понимаю по-арабски. Тогда почему вы...
 — Я знаю, что Сальва думает, будто вы не понимаете по-арабски, — прервал мистер Смит.
 Дайна утратила дар речи.
 — Как бы то ни было, — спокойно продолжал мистер Смит, — я готов принять это как рабочую гипотезу.
 — Меня не заботит, принимаете вы это или нет! — Несколько голов повернулось к ним, и Дайна понизила голос: — Факт остается фактом, что когда вы набросились на меня в Библосе...
 — Ну так уж и набросился, — смущенно запротестовал мистер Смит.
 — Набросились и напугали меня, вы уже говорили с Сальвой и приняли вашу дурацкую... рабочую гипотезу. Если вы в нее верите, то почему обращаетесь со мной, как с преступницей?
 — Ага! — Мистер Смит склонился вперед и ткнул длинным грязным пальцем прямо ей в нос. — Это чисто по-женски! Вы не в состоянии заметить разницу между верой в чье-либо заявление и принятием его в качестве рабочей...
 — Если я еще раз услышу этот термин, — предупредила Дайна, — то закричу.
 — Черт возьми, я сожалею о происшедшем в Библосе, но я был потрясен! Что мне оставалось думать? Вы со Свенсоном находились тет-а-тет в коридоре... И позвольте заметить, что в вашей истории также имеется несколько дыр. Для тупой американки вы слишком много знаете о палестинской археологии.
 — Мой отец — священник, специалист по библейским текстам. А моя мать, — добавила Дайна, — была дочерью раввина.
 — Священник? — Мистер Смит прищурился. — Ван дер Лин... Вы, часом, не дочь Ричарда А. ван дер Лина — парня, который пишет статьи в «Библейском археологе»?
 — Она самая.
 — Да ну? — Рот мистера Смита растянулся в довольной улыбке. — Славный человек. Но он абсолютно не прав насчет связи между книгой притчей Соломоновых и книгой мудрости Аменемопета. Олбрайт доказал...
 Дайна поднялась, отчего шаткий столик содрогнулся, и мистер Смит ухватился за покачнувшуюся чашку.
 — Вы мне надоели, мистер Смит. Я не верю ни вам, ни вашей нелепой истории. Пожалуйста, оставьте меня в покое.
 Она знала, что он последовал за ней к столику, за которым сидели ее спутники. Отец Бенедетто привстал, но Дайна знаком попросила его сесть.
 — Нашли друга, дорогая? — любезно осведомилась миссис Маркс.
 — Думала, что нашла. — Дайна села спиной к приближающемуся Смиту и громко продолжала: — Он говорит, что читал статьи моего отца о библейской археологии, но я боюсь, что его интересует совсем не археология. — Она печально покачала головой и попыталась покраснеть. Это ей не удалось, но миссис Маркс, подобно многим симпатичным старым леди, падкая на подобные утверждения, с готовностью подхватила:
 — Ох уж эта современная молодежь! Если он снова вас побеспокоит, мы пожалуемся полиции.
 Шаги удалились. Дайна поднесла к лицу носовой платок, чтобы скрыть усмешку. Мистер Смит слишком легко сдался.


* * *

 Однако ее веселье сменилось менее приятными эмоциями, когда машина ехала через долину и горы в сторону Дамаска, где они должны были провести ночь. Мистеру Смиту удалось испортить три чудесных места — Бейрут, Библос и Баальбек. Правда, воспоминания о Тире были испорчены кое-кем еще, и не все неприятности в Бейруте можно было приписать мистеру Смиту. Но Дайна была не в том настроении, чтобы мыслить логически. Чем больше она думала об истории Смита, тем более нелепой эта история ей казалась. Было оскорбительно даже предполагать, что ее можно подловить на подобной ерунде. Раздражение усиливалось при мысли, что образ загорелого лица мистера Картрайта постепенно вытесняется шелушащимся носом и серо-голубыми глазами мистера Смита. Впрочем, это всего лишь доказывало, что легче всего представить себе увиденное недавно.
 Когда они вновь пересекли горный хребет, пейзаж стал более пустынным. На пограничном посту между Ливаном и Сирией Дайна впервые ощутила тревогу, вручая свой паспорт для проверки. Ее сирийская виза была в полном порядке; останавливаясь в Лондоне, Париже и Риме, она без колебаний предъявляла маленькую книжицу. Прохождение через ливанскую таможню также не причинило никаких беспокойств. Дайна даже в детстве не испытывала чувства, будто она чем-то отличается от других. Теперь она понимала, что значит быть персоной нон гранта не в результате собственных поступков, а вследствие чьих-то иррациональных предубеждений. Было бесполезно говорить себе, что незачем волноваться из-за чужой глупости, — она ничего не могла с собой поделать. Неразумность, лежащая в основе межнациональной ненависти, только ухудшала положение, так как ей нельзя было противопоставить логические доводы или добрую волю. Когда ей молча вернули зеленую книжечку, пальцы Дайны крепко стиснули ее.
 Последующую часть путешествия через места сухие и пыльные, как пустыня, оживляла только музыка из зеленой коробочки молодой француженки. Дайна поняла, что это не радио, а миниатюрный магнитофон: одна и та же песня повторялась много раз. Неужели у Мартины всего одна пленка? Рано или поздно ее придется об этом спросить. Остальные пассажиры стоически терпели музыку, подчиняясь требованиям хорошего воспитания. Каждый раз при звуках диссонирующего аккорда на морщинистом лице миссис Маркс появлялось страдальческое выражение. Дайна подумала, что мучения старой леди усилились бы, будь она в состоянии разобрать слова, большая часть которых пропадала из-за несовершенной дикции певцов.
 Наконец впереди показалась большая зеленая полоса — это был Дамаск, расположенный в оазисе. Дайна понимала, почему обитатели пустыни с такой любовью говорят о воде. Прохладные источники приятны везде, но здесь они были буквально вопросом жизни и смерти. Зелень травы и деревьев явилась благом для глаз, полуослепших от освещенных солнцем белых скал и песка.
 Лучший отель Дамаска не являлся последним словом гостиничного бизнеса, но он был чистым и приятным.
 Дайна ожидала, что ей придется делить с кем-то комнату, так как она не вносила дополнительную плату за одноместный номер, но оказалось, что это сделала миссис Маркс. Так как кроме них единственной женщиной в группе была Мартина, а она путешествовала с мужем, то Дайна осталась в одиночестве.
 В каком-то смысле это явилось облегчением. Ей нравилась миссис Маркс, но было небольшим удовольствием ночевать с ней в одной комнате, проведя целый день в ее обществе. Все же, если бы кто-нибудь находился поблизости, она бы чувствовала себя увереннее...
 Отогнав эту недостойную мысль, Дайна пошла умываться. Шофер сказал, что, если они поторопятся, у них до обеда останется время для экскурсии по городу. Они должны были уезжать рано утром, так что для нее это был единственный шанс посмотреть Дамаск. Кажется, на сей раз можно надеяться, что рядом не возникнет мистер Смит и не вторгнется в ее прекрасные мысли.
 Они видели улицу, именуемую Прямой, причем название полностью соответствовало действительности. Теперь Дайна поняла, почему она удостоилась упоминания во времена святого Павла. Они осмотрели маленькую комнатушку в подвале, где святой Павел восстанавливал зрение после того, как лишился его из-за слепящего видения по пути в Дамаск. Эта история всегда трогала Дайну, несмотря на то что ее иногда коробило отношение сурового апостола к язычникам. Миссис Маркс была потрясена — она стояла, склонив голову и молитвенно сложив руки. Но Дайна заметила, что рот отца Бенедетто кривится в усмешке.
 — Эта комната почти наверняка относится не к тому времени, — негромко заметил он.
 — Думаю, большинство мест, связанных с преданиями, относятся не к тому времени, — улыбнувшись, согласилась Дайна. — Но это не уменьшает истинности самих преданий, не так ли?
 — Да, так же, как и исторической правды, — промолвил священник. — Должен поздравить вас с вашей мудростью, мисс ван дер Лин.
 Он отошел, оставив Дайну в состоянии нездорового самолюбования. Она убеждала себя, что отец Бенедетто всего лишь проявил присущее ему обаяние. Но его обаяние, по ее мнению, давало сто очков вперед обаянию мейнхеера Дрогена. Бьющее через край добродушие этого джентльмена начинало действовать ей на нервы, как и его уверенность, что группа избрала его своим предводителем.
 Когда они вышли из дома, возник небольшой спор относительно следующего объекта осмотра. Ахмед хотел показать им мечеть. Дайна с путеводителем в руках указала, что Национальный музей закрывается в семь, и заявила, что отправится туда одна, если другие к ней не присоединятся. Ведь здесь имеются такси? Она встретится с ними позже в отеле, если не успеет в мечеть до их ухода оттуда.
 К удивлению Дайны, некоторые выразили желание присоединиться к ней. Миссис Маркс всегда радовалась чему-то дополнительному, а отец Бенедетто заметил, что в музее есть кое-какие экспонаты, которые ему хотелось бы посмотреть. Мартине было совершенно все равно, Рене и доктор также не выразили никакого мнения — первый потому, что не интересовался ни мечетью, ни музеем, а второй потому, что интересовался и тем и другим. Решающий голос был подан мейнхеером Дрогеном, который твердо заявил, что молодая леди не должна бродить по улицам в одиночестве. Мистера Прайса никто не спрашивал — он, как всегда, стоял в двух шагах от своего босса с таким видом, словно никогда в жизни не имел своего мнения.
 После фиаско в бейрутском музее Дайна решила насладиться дамасским в полной мере, и это ей удалось. Они потеряли отца Бенедетто у стенда с экспонатами Рас-Шамры [22]  — он стоял как зачарованный перед маленькой глиняной табличкой. Обиженный Ахмед удалился с высокомерным видом, поэтому остальные порылись в путеводителях и воспоминаниях, обнаружив, что табличка является экземпляром клинописи Рас-Шамры — одного из древнейших в мире алфавитов. Мартина и Рене уже скрылись, а прочие покорно плелись от одного стенда к другому, но экспонаты явно не вызывали всеобщего энтузиазма.
 Дайне хотелось взглянуть на экспонат в виде комнаты, перенесенной из своего первоначального местоположения и реконструированной в музее. Миссис Маркс, следовавшая за ней точно полицейская собака, с сомнением смотрела на разрисованные стены, сохранившие яркие цвета по прошествии семнадцати столетий.
 — Что это?
 — Фрески синагоги из города Доура Европас, относящиеся к третьему веку нашей эры.
 Не впервые Дайне захотелось, чтобы ее отец находился рядом с ней. Он настаивал, чтобы она посмотрела эти фрески, так как это уникальные и прекраснейшие образцы декоративного искусства, но ей была известна подлинная причина его желания. Дайну всегда трогало невысказанное, но твердое стремление отца, чтобы она не забывала о своем наследии по материнской линии. Хотя Дайну воспитывали в христианской вере, но для ее отца эта вера была достаточно широка, чтобы включать в себя любые формы искреннего религиозного поклонения.
 — Entschuedigen Sie... [23]  — К ним присоединился доктор Краус. Когда Дайна обернулась, он покраснел, но его жажда самосовершенствования явно пересиливала робость. Он продолжал, тщательно подбирая английские слова: — Прошу прошения. Я не хотел вмешиваться...
 Дайна знала, что ей следует попросить его говорить по-немецки, так как она нуждается в практике. Но ее желание совершенствоваться, в свою очередь, пересилила леность ума.
 — Все в порядке, — успокоила она врача.
 — Вы говорили об этих картинах так, словно вы их знаете. Поэтому я рискну задать вопрос: разве в синагоге, как и в мечети, изображения людей не verboten? [24] 
 — Думаю, это был переходный период, — ответила Дайна. — Позже и раньше правило, запрещающее изображения людей из двадцатой главы библейской книги Исхода, понимали более буквально.
 — Ich verstehe [25] . Благодарю вас. Это очень интересно. — Наморщив лоб, он стал изучать фрески, но Дайна подозревала, что их очарование ускользает от него.
 — Сюжеты заимствованы из Библии, — объяснила она. — Вот переход через Красное море. Правда, Моисей в этой широкой мантии просто прекрасен? С одной стороны от него тонут египтяне, а с другой — евреи идут по воде.
 Миссис Маркс отошла к отцу Бенедетто, который наконец оторвался от таблички и разглядывал куда более молодого Моисея, извлекаемого из тростников хорошенькой обнаженной дочерью фараона. Дайна хотела присоединиться к ним, когда человек рядом с ней заговорил вновь.
 Он тихо говорил по-немецки, словно забыв о ее присутствии. Дайна удивленно посмотрела на него. Конечно, Краус мог считать, что она не знает языка, но Дайна понимала по-немецки куда лучше, чем говорила.
 Комментарии герра доктора Крауса звучали в переводе следующим образом: «Итак, египтяне тонут, покуда израильтяне триумфально маршируют. Чудесно!»
 Но Дайна не знала, было заключительное «wunderbar» [26]  проявлением восхищения или иронии.
 Солнце уже садилось, когда они добрались до мечети Омейядов [27] . Дайна приготовилась выразить восхищение с целью успокоить оскорбленного гида, но ей не пришлось притворяться. Она была очарована зелено-золотой мозаикой над стройными колоннами во дворе.
 Вместо того чтобы попросить туристов снять обувь, как ожидала Дайна, им выдали бесформенные мягкие шлепанцы, надевающиеся поверх туфель. Зрелище шаркающих экскурсантов развеселило Ахмеда, но он был достаточно вежлив, чтобы не рассмеяться вслух. Гид провел их к зданию мечети, где они остановились на почтительном расстоянии от безмолвных молящихся. Весь пол был покрыт восточными коврами, в некоторых местах лежащими в несколько слоев. Они были разных цветов и размеров, но преобладали темно-красные бухарские ковры. Ахмед объяснил, что это пожертвования правоверных мусульман, и указал на женскую секцию мечети. Она находилась в дальнем заднем углу, и ковры в ней были далеко не такими роскошными. Миссис Маркс фыркнула, а Ахмед, казалось ожидавший подобной реакции от западной леди, объяснил с ехидной усмешкой:
 — Мы помещаем женщин туда, мадам, где их красота и очарование не будут отвлекать нас от благочестивых мыслей.
 — Весьма правдоподобно, — буркнула миссис Маркс.
 Уходя, они с чувством облегчения избавились от неуклюжих шлепанцев. Хотя пожилой джентльмен специально подбирал шлепанцы для Дайны, они были ей велики и легко соскользнули с ног. Подобрав их с пола, чтобы положить в стопку у дверей мечети, Дайна заметила внутри одного из них что-то белое. Это оказался сложенный вдвое клочок бумаги — он был сравнительно чистым, поэтому Дайна поняла, что клочок пробыл в шлепанце недолго. Она не слишком удивилась, увидев на наружной стороне свое имя. Внутри было лаконичное послание: «Будьте у отеля в 23.00. К.»
 «Ну и ну»! — подумала Дайна.
 Подняв глаза, она успела заметить Фрэнка Прайса, выскользнувшего из-за ближайшей колонны и направляющегося к машине. Остальные уже ждали внутри. Дайна последовала за Прайсом, скомкав записку в руке. Попытка была тщетной — Прайс, безусловно, видел, как она читала записку, а может, и как она ее обнаружила. Дайна пыталась убедить себя, что это не имеет значения. Но вопреки всякой логике она была уверена в обратном.
 Обед в столовой отеля оказался длительной процедурой. Все были голодны и воздали должное кухне — в основном французской, хотя и обогащенной несколькими местными блюдами. Дайна не привыкла к обильной пище по вечерам и чувствовала, что у нее слипаются глаза, когда они перешли в салон выпить кофе. Она не собиралась засиживаться долго: рано утром они должны были уезжать, и впереди у них был насыщенный день. Миссис Маркс, очевидно, пришла к тому же выводу, так как вскоре зевнула и отложила журнал.
 — Лучше немного поспать, — сказала она, строго взглянув на Дайну.
 До этого момента Дайна не сомневалась, что у нее нет ни малейшего желания торчать у отеля в одиннадцать вечера. Не то чтобы это чем-то угрожало — отель находился на главной улице, вход был ярко освещен, а мимо все время проходили люди и проезжали автомобили. Но она не была уверена, что записка от Картрайта, а если она действительно от него, то это не являлось гарантией его добрых намерений. Открыв рот, чтобы ответить миссис Маркс, Дайна собиралась сказать, что тоже ложится спать, и удивилась, услышав, как ее голос спокойно произнес:
 — Я не устала. Пожалуй, сделаю несколько записей в дневнике.
 Миссис Маркс удалилась, покачав головой; за ней вскоре последовал отец Бенедетто. Дайна взглянула на часы. Было уже около одиннадцати — поздний обед слишком затянулся. В вестибюле почти не осталось людей. Из ее группы там присутствовали только Дро-ген и его маленький молчаливый секретарь, сидящие за письменным столом в дальнем углу. Они, казалось, работали над каким-то документом — речью или докладом; секретарь делал наброски, а Дроген их читал и комментировал.
 Без пяти одиннадцать Дайна спрятала в сумочку ручку и записную книжку, поднялась и небрежной походкой направилась к выходу. Никто не обратил на нее внимания. Дроген склонился над бумагами, а мистер Прайс занимался своей работой.
 Снаружи было прохладно — Дайна ежилась, сожалея, что не захватила свитер. Но она не собиралась долго здесь оставаться. В свежем воздухе ощущался смешанный аромат моря и растений, который она привыкла ассоциировать с Ближним Востоком. Запахи пота, верблюжьего помета и канализации были слабыми и, как ни странно, не вызывали отвращения.
 Людей поблизости было немного. Даже швейцар куда-то исчез. Место также оказалось не настолько освещенным, как думала Дайна. Вход в отель сверкал огнями, но уличные фонари были немногочисленны и находились далеко один от другого. Фигуры пешеходов казались бесформенными черными тенями.
 Дайна нервно грызла ноготь — к этой непривлекательной привычке она не возвращалась с юношеских лет. Что она здесь делает, в темноте, в чужом и враждебном городе? Ее глаза расширились, когда она осознала смысл второго прилагательного. Дамаск выглядел враждебным, каким никогда не казался Бейрут, причем почувствовать это Дайну заставили не только темнота и неопределенность ее положения. Это впечатление медленно формировалось в течение дня, основываясь на разных мелочах, — взглядах людей на улицах, сердитом выражении лица человека, который выдал ей шлепанцы в мечети, суровых молодых лицах солдат на пограничном посту... Или дело было в смутном представлении, что сирийцы, управляемые сменяющими друг друга военными кликами, более непримиримы по отношению к Израилю и Западу, чем многие другие арабские страны? Дайна мало читала о здешних событиях не потому, что они ее не интересовали, а потому, что ситуация в этом регионе была настолько запутанной, что она отчаялась в ней разобраться. Хорошо относясь как к арабам, так и к евреям, Дайна предпочла, не вникая в их конфликты, спрятаться, как устрица в раковину. Но оставаться бесстрастной легко на расстоянии — на месте все выглядело по-другому. Возможно, поэтому Дайна подчинилась требованию, содержащемуся в записке. По крайней мере, она может попытаться выяснить, что происходит.
 Поглощенная этими мыслями, Дайна внезапно ощутила, как чьи-то руки тянут ее в темноту. Она тихонько ойкнула, и, прежде чем успела набрать дыхание для настоящего крика, рука зажала ей рот. Повернувшись, Дайна стала колотить по чему-то высокому и твердому. Посмотрев вверх, она увидела Картрайта.
 — Не кричите! — зашипел он. — Я уберу руку, только молчите, ладно?
 Не дожидаясь ответа, Картрайт убрал ладонь, но ему не было нужды опасаться крика. Дайне пришлось пыхтеть несколько секунд, чтобы издать хотя бы слабый шепот.
 — Простите, — сказал Картрайт, — но у меня не было иного способа привлечь ваше внимание, не обнаруживая себя.
 — Мне следовало к этому привыкнуть, — с трудом проскрипела Дайна.
 Она пыталась вырваться из его рук, но они сжались еще крепче.
 — Если нас увидят, то примут за влюбленных, — объяснил он. — А я смогу говорить, не повышая голоса.
 — М-м-м... — Дайна расслабилась, убедив себя, что сопротивляться не имеет смысла.
 Ее руки все еще лежали на плечах Картрайта, и внезапно она вспомнила о его ране. Рука, сжимающая ее запястье, вчера была на перевязи.
 — Вижу, вы поправились, — заметила она.
 — Вы меня вдохновляете, — отозвался Картрайт.
 — Рада слышать. Не могли бы вы устраивать наши встречи в более подходящих местах?
 — Я собирался повидать вас сегодня в мечети, но вы опаздывали, а у меня была другая встреча.
 — Простите. — Спохватившись, Дайна добавила: — Хотя не знаю, почему я должна перед вами извиняться.
 — Должны. Мне пришлось подкупить старого дурака, который раздает шлепанцы. Он ненадежен. Надеюсь, больше никто не видел, как вы вынули мою записку?
 — Нет, — ответила Дайна.
 Ее мысли были заняты не разговором, а движениями левой руки Картрайта, которая скользнула ей за спину и обняла за плечи. Чтобы посмотреть ему в лицо, ей пришлось запрокинуть голову. Она увидела, как свет из вестибюля отражается в его черных глазах, словно миниатюрные лампочки. Потом он наклонился и коснулся губами ее губ.
 Дайна не могла ему помешать, даже если бы хотела; к тому же следует признать, что, несмотря на строгое воспитание, ее физические рефлексы были абсолютно нормальными. Когда Картрайт наконец поднял голову, его глаза казались застывшими.
 — Мне показалось, что кто-то идет, — пробормотал он.
 — В самом деле?
 Картрайт тихо засмеялся и притянул ее голову к своему плечу.
 — Надеюсь, вы не думали, что я позволю вам скитаться в одиночестве, словно агнцу, обреченному на заклание? Я все время держал вас под наблюдением.
 — Но сейчас вы держите меня так крепко, что я не в состоянии думать, — уголком рта произнесла Дайна. — Как ваше имя? При сложившихся обстоятельствах мне трудно именовать вас мистером Картрайтом.
 — Тони.
 — Приятное имя, — одобрила Дайна.
 — Как и ваше.
 — Я свое ненавижу, — сказала Дайна. — Хотя Дина — хорошее ветхозаветное имя. Дебора и Мириам стали чересчур популярными.
 — А как насчет Иезавели? — Картрайт чмокнул Дайну в кончик носа, и она чихнула.
 — Перестаньте! — Дайна безуспешно попыталась высвободиться.
 — Вы правы. — Лицо Картрайта омрачилось — он потянул ее к кустам подальше от входа. — Пожалуй, нам лучше перейти к делу, хотя мне этого чертовски не хочется. Дорогая, мы обнаружили труп Али. Он мертв.
 — О! — Дайна подумала, стоит ли ей рассказывать о беседе с мистером Смитом, и решила этого не делать. Упоминание о мистере Смите явно расстраивало Картрайта. К тому времени, как Дайна пришла к этому выводу, Картрайт успел сообщить ей факты, которые она уже знала.
 — Вы ведь понимаете, — встревоженно сказал он, — что это ставит вас в еще худшее положение, чем прежде?
 — Полагаю, да, — мрачно отозвалась Дайна.
 — Если Али мертв, только вы можете...
 — Но я ничего не помню! Я же вам говорила...
 — Знаю. Я вам верю. Но шеф... ну, он не подвергает сомнению ваши слова, но думает, что ваша память, возможно, не была должным образом стимулирована. Он хочет, чтобы я показал вам кое-что. Мы нашли это на теле Али, но думаем, что это написал Лейард. Почерк его.
 — Записка?
 — Все не так просто, — усмехнулся Картрайт. — Это классическая криптограмма, дорогая. Над такими штуками детективы в книгах ломают голову на сорока страницах, покуда случайное замечание не подсказывает им ответ.
 — Глупо, — любезно прокомментировала Дайна. — Ладно, давайте посмотрим. Может быть, мне удастся произнести случайное замечание. Но особенно на это не рассчитывайте.
 Картрайт огляделся вокруг. На улице было темно. Очевидно, в Дамаске или, по крайней мере, в этом его районе рано укладывались спать. За исключением швейцара, прислонившегося к колонне, нигде не было видно ни души.
 — Вот. — Картрайт протянул ей тонкий складной буклет и направил на него луч карманного фонарика.
 Это была одна из ярких цветных брошюр, распространяемых транспортными агентствами и туристическими бюро. «Посетите Святую Землю, по которой ходил Христос» — предлагала брошюра, иллюстрируя ловко составленный текст фотографиями Иордана, церкви Рождества в Вифлееме и тому подобных достопримечательностей. Последняя страница содержала список агентств, обеспечивающих такое путешествие, но фонарик Картрайта указывал на серию непонятных символов, нацарапанных карандашом на широких полях.
 2QMICb
 lQOBa
 lMHOSa
 2MAMb
 lQMATb
 lQCHRa
 lQAMa
 lQVIRa
 4QEXz
 lMNEHa
 lQEXb
 lQMICa
 lQLJESb
 — Должно быть, это шифр, — сказала наконец Дайна. — Иначе это не имеет смысла.
 — Наши шифровальщики это отрицают.
 — Но чем еще это может быть? Набор букв и цифр... Бесполезно, Тони. Если Лейард и Али говорили о чем-то в таком роде, то я этого не помню. Они ведь разговаривали не по-английски, и если использовали арабские эквиваленты, то я не могла их понять.
 — Вы уверены?
 — Да.
 — Ну что ж, придется постараться...
 Черное небо сделалось твердым и рухнуло вниз. Дайна оказалась с головы до пят в чем-то темном, дурно пахнущем и мешающем дышать. Складки грубой материи царапали ей лицо; чьи-то крепкие тонкие пальцы прижали ее руки к бокам. Она попыталась пнуть противника, но почувствовала, что ее нога беспомощно повисла, зажатая чем-то твердым, напоминающим провод и столь же безликим. Дайна напрягла слух, пытаясь услышать Картрайта, но ее оглушали удары собственного сердца.
 Из-за отсутствия воздуха она чувствовала тошноту и головокружение, хотя все продолжалось не более минуты. Неожиданно жесткая хватка ослабла, и Дайна беспомощно рухнула наземь. Сумка или мешок все еще оставались у нее на голове, но уже не были туго натянуты, поэтому она могла дышать. Дайна попыталась избавиться от мешка, но внезапно его сорвали с головы и ее бесцеремонно поставили на ноги.
 — Мое дорогое дитя! — воскликнул мейнхеер Дроген. — С вами все в порядке? Чистое безумие приходить сюда одной... Фрэнк, возьмите швейцара и отправляйтесь в погоню. Они не могли уйти далеко.
 — Бесполезно, сэр, — послышался спокойный голос мистера Прайса. — Они знают город, а я нет. Что касается этого субъекта... — Секретарь презрительно ткнул пальцем в сторону размахивающего руками швейцара. — Он не станет рисковать красивой униформой, преследуя воров.
 — Да, вы правы. Если мисс ван дер Лин не пострадала...
 — Со мной все в порядке. Я просто задохнулась. — Дайна огляделась по сторонам. Дроген, чья пухлая физиономия была несколько бледнее обычного, все еще поддерживал ее за плечи; мистер Прайс держал в руке пеньковый мешок; швейцар стряхивал пыль с рукавов.
 — Где он? — осведомилась Дайна.
 — Кто? А-а... — Выражение лица Дрогена слегка изменилось. — Понимаю. Ну-ну... Конечно, хорошенькая девушка всюду будет иметь поклонников. Но поклонник, прошу прощения, поступил скверно, бросив вас в минуту опасности.
 — Должно быть, они его похитили, — предположила Дайна. — Те люди, которые пытались похитить меня...
 — Похитили? — Дроген улыбнулся и недоверчиво покачал головой — слова Дайны, казалось, его позабавили. — Похищение — чисто американское преступление. Здесь оно почти неизвестно, подобно тому как в ваших прекрасных городах неизвестны многие другие преступления. Нет-нет, этим людям, несомненно, были нужны ваши деньги. И вроде бы они добились успеха. Ваша сумочка — она была при вас?
 — Господи! Конечно была...
 Не дожидаясь указаний — это, видимо, вообще не входило в его привычки, — мистер Прайс включил фонарик и начал искать под кустами. Дайна покосилась на Дрогена, наблюдавшего за деятельностью секретаря. Природные дружелюбие и услужливость, иногда напоминающие назойливость, — было ли это достаточным, чтобы объяснить удачное появление Дрогена? Должно быть, он видел, как она вышла из отеля, и последовал за ней, так как она долго не возвращалась. Возможно, Прайс рассказал ему о записке.
 Все хорошо, но как быть с намеками на различных людей, заинтересованных в таинственных пропавших документах? Предполагаемые похитители были одними из них, очевидно являясь противниками и Картрайта и Дрогена, если только последний был заинтересованным лицом, а не просто вежливым занудой. Но он и Картрайт не выглядели действующими заодно...
 Дайна стиснула руками голову и застонала, а Дроген, неправильно поняв ее эмоции, отечески протянул руку, чтобы поддержать ее. Дайна оперлась на предложенную руку. Она слишком устала, чтобы думать. История с похищением не была принята с доверием, так что бессмысленно на ней настаивать. Тем более, что для нее безопаснее говорить как можно меньше. Она не беспокоилась о состоянии Картрайта. Если бы он был ранен или потерял сознание, у нападавших не хватило бы времени унести его, прежде чем появились Дроген с секретарем.
 — Нашел, — сообщил мистер Прайс, выходя из-за куста с белой сумочкой Дайны.
 — Большое спасибо, мистер Прайс. И вам, мейнхеер. Вы появились как раз вовремя.
 Дроген протестующе пожал плечами:
 — Вам повезло, что грабители в панике бросили добычу. Посмотрите, на месте ли ваши деньги.
 — Большинство их все равно в туристских чеках. — Дайна заглянула в сумочку.
 — Для таких подонков и несколько драхм большие деньги, — заметил мистер Прайс. — Это вы тоже уронили, мисс ван дер Лин? — Он показал ей яркий буклет.
 — Да, — ответила Дайна. — Еще раз благодарю.
 Прежде чем лечь спать, она еще раз посмотрела на брошюру. Странные символы имели не больше смысла, чем раньше; к тому же Дайна так устала, что они расплывались у нее перед глазами. Она со стоном плюхнулась в кровать, но сразу заснуть не удалось. Негромкий стук в дверь заставил ее вскочить как ужаленную. Дайна включила свет и сначала не заметила ничего необычного — засов был в прежнем положении. Стук не повторялся, но на полу лежало что-то, чего там не было, когда она ложилась в постель, — клочок бумаги, наполовину торчащий из-под двери.
 «Все в порядке — не волнуйтесь», — сообщалось в записке. Вместо подписи стояло знакомое «К.».




 Глава 5


 — Бедняжка, — промолвила миссис Маркс. — Было очень страшно?
 Она явно надеялась, что очень. Ее черные глаза возбужденно блестели.
 Дайна мрачно смотрела на пожилую приятельницу. Ей незачем было спрашивать, ни что имеет в виду миссис Маркс, ни каким образом она узнала новости. В их маленьком обществе уже существовали личные симпатии и антипатии, способствующие возникновению всевозможных сплетен.
 Приход официанта с завтраком избавил Дайну от необходимости описывать свои приключения. Миссис Маркс отказалась от еды и питья: она объяснила, что позавтракала час назад и если Дайна не поторопится, они опоздают. Лекция на эту тему на мгновение отвлекла ее от вчерашнего происшествия.
 — Что заставило вас выйти одну? — осведомилась она. — Ах да, мужчина! Всегда мужчина. Они постоянно толкают женщин на всякие глупости.
 Это необычное заявление настолько заинтриговало Дайну, что она едва не перестала есть. Но решив, что расспросы грозят затянуться надолго, она вновь принялась за яйцо. Миссис Маркс, не ожидавшая отклика на свое заявление, сердито продолжала:
 — Если этот неопрятный молодой человек хотел вас повидать, то почему он не мог сделать это здесь? Не в вашей комнате, разумеется, но открыто, а не прячась за отелями и храмами. Я видела, как он проделывал это в Баальбеке. Вроде бы он не урод — тогда в чем дело?
 Дайна опустила ложку. Она хотела сказать миссис Маркс правду, но решила, что репутация мистера Смита и без того погублена безвозвратно.
 — Он очень робкий, — ответила она.
 — По-моему, он не выглядит робким. А голос у него как сирена.
 — Это комплекс неполноценности, — объяснила Дайна.
 — Хм, — промолвила миссис Маркс. — Я уже слышала такое. Юный громила бьет по голове старую леди, чтобы забрать сумочку, а болван-доктор заявляет, что все дело в комплексе неполноценности. Какая чепуха!
 — Наверное, вы правы, — сказала Дайна. — И вы были очень любезны, что пришли узнать, как я себя чувствую. Ну, мне надо собираться, чтобы мы могли покинуть прекрасный город Дамаск, чего мне очень хочется.
 Она погладила по щеке пожилую леди, и та улыбнулась.
 — Вы славная малышка. Я бы не стала беспокоиться, будь на вашем месте эта французская потаскушка.
 Дайна оторвалась от поисков зубной щетки:
 — Мартина? Чем она вам не угодила?
 — Посмотрите, как она одевается — вернее, как не одевается! А эта ужасающая музыка!.. Я знаю, что нужно быть терпимым к молодежи, но эта девушка... Я бы ничуть не удивилась, узнав, что она и тот молодой человек...
 — Вы имеете в виду, что они не женаты? — Дайна нашла щетку и приступила к поискам зубной пасты. — Почему вы так думаете?
 — Я видела, как они разговаривали вчера вечером после обеда. Никаких «поцелуй меня, дорогая», можете мне поверить! Это был краткий деловой разговор, больше похожий на спор. На людях они ведут себя совсем по-другому. Возможно, это сбежавшая парочка.
 — Ну, нас это не касается, — заметила Дайна. — А теперь, если вы меня извините...
 — Я уложу ваши веши, пока вы будете одеваться, иначе вы не успеете, — твердо заявила миссис Маркс. — Посмотрите на часы.
 Дайна подчинилась. Старая леди была права. Дайна терпеть не могла, когда кто-то копается в ее вещах, но избавиться от миссис Маркс можно было только выставив ее из комнаты.
 Когда Дайна вышла из ванной, умытая и причесанная, пожилая леди шарила в ее сумочке.
 При виде Дайны миссис Маркс ничуть не смутилась и даже не вынула из сумочки руку.
 — По-моему, я собрала мелочь, губную помаду и все прочее, — спокойно сказала она. — Но вы лучше посмотрите сами. Шевелитесь, девочка!
 Дайна проглотила слюну и повиновалась. Подобное нахальство ее обескуражило. Она выдвинула ящики и заглянула внутрь невидящими глазами. Дайна пыталась убедить себя, что если бы миссис Маркс действительно обыскивала ее вещи, то она выглядела бы виноватой. Что, разумеется, было полнейшей чушью. Дайна выглядела бы виноватой, если бы ее застали за подобным делом, но опытные преступники славятся своим хладнокровием.
 — Все в порядке, — сказала Дайна, задвигая последний ящик.
 — Отлично. — Миссис Маркс протянула ей сумочку. Наружная «молния» была закрыта почти впервые с тех пор, как Дайна покинула Филадельфию. Дайна вызывающе расстегнула ее. Изнутри высунулся яркий уголок буклета.
 Спускаясь вниз следом за старой леди, Дайна испытывала идиотское желание, чтобы кто-нибудь совершил недвусмысленный поступок — не важно, хороший или плохой, лишь бы он «безусловно» являлся тем или другим. Для Дайны, как и для большинства жен-шин, укладывать чужую сумочку означало бесцеремонно вторгаться в чью-то личную жизнь, все равно как для мужчины перебирать вещи в карманах друга. Миссис Маркс не украла буклет, но у нее было достаточно времени, чтобы обследовать его.
 Заметив, что взгляд старой леди устремлен на нее, Дайна заставила себя поддерживать разговор. Миссис Маркс жаловалась на скверную организацию путешествия.
 — Никогда не сталкивалась с такой небрежностью!
 Сначала нас задерживают на день под каким-то надуманным предлогом, а теперь эта история с Кипром! Полагаю, это делается ради удобства, но мне хотелось увидеть как можно больше. Возможно, мне уже никогда не удастся побывать на Кипре. В моем возрасте...
 — Мы не едем на Кипр? А куда?
 — Прямо в Иерусалим, дорогая. Где вы были, когда мистер Дроген сообщал это всем? Мне он упомянул об этом вчера, когда мы были в мечети, но я думала, что вы...
 — Погодите минуту. Тут что-то не так, миссис Маркс. Нельзя ехать в Израиль прямо из арабской страны. Папа предупреждал меня об этом, когда мы обсуждали мой маршрут. И в израильском консульстве мне сказали то же самое. Они против этого не возражают, но арабские страны — Иордания и другие — категорически запрещают прямой переезд. Поэтому мы должны сначала лететь в какую-нибудь нейтральную страну, а уже оттуда ехать в Израиль.
 Миссис Маркс покачала головой:
 — Неужели вы думаете, Дайна, что мне все это неизвестно? Я не отвечаю за исключения из правил, и меня не слишком прельщает переезд через пограничную зону, где в любой момент могут засвистеть пули. Но меня заверили, что наш маршрут лежит в стороне от возможных боевых действий.
 — Как это может быть? По всей границе ежедневно происходят инциденты.
 — В последнее время стало спокойнее. — Миссис Маркс вздохнула. — Можно только надеяться, что это начало подлинного мира.
 — Конечно. Но разногласия кажутся мне неразрешимыми.
 — А на чьей вы стороне? — осведомилась миссис Маркс, блеснув глазами.
 — Разве обязательно быть на чьей-то стороне? — Дайна знала, что говорит с раздражением, но ничего не могла с собой поделать. — Я вижу ошибки и у арабов, и у израильтян, а друзья у меня есть и среди тех, и среди других.
 — У меня тоже. Но факт остается фактом: Палестина — древняя родина еврейского народа.
 — Это не факт, а заявление, продиктованное эмоциями. Дело не в том, что Израиль обладает особыми санкциями от Бога или людей, а в том, что он существует. Если соседние народы научатся принимать этот факт и относиться к нему разумно, вместо того чтобы в свою очередь прибегать к эмоциям...
 — Да, но вы не принимаете в расчет человеческую натуру, — прервала Дайну миссис Маркс.
 Она явно наслаждалась спором — ее глаза возбужденно поблескивали. Дайна, слегка шокированная собственной горячностью, обрадовалась, когда появление Дрогена прекратило дискуссию. Дроген широко раскрыл глаза, когда она обвинила его, что он не сообщил ей об изменении маршрута.
 — Но я думал, вы уже знаете! Я всего лишь мимоходом упомянул об этом той славной леди... Нет-нет, дорогая моя, мне абсолютно неведома причина этого странного жеста доброй воли... Разумеется, это не ради меня — что заставляет вас так думать? Разве мы не можем счесть это добрым признаком дальнейшего ослабления напряженности в многострадальном регионе?
 Дайна в этом сомневалась, но держала сомнения при себе. Если Дроген предпочитает сохранять инкогнито, то это его право. Но она чувствовала уверенность, что исключение было сделано по его просьбе. Причины ее не касались. Она не особенно хотела осматривать Кипр, а изменение маршрута имело свои преимущества. Оба ее преследователя — Смит и Картрайт — могли быть таким образом сбиты со следа.
 Переезд через пограничный район оказался менее трудным, чем ожидала Дайна. После иорданского военного поста их сопровождал молодой офицер в аккуратном мундире и нарядном головном уборе знаменитых патрулей пустыни. В каком-то неопределенном пункте его сменил столь же аккуратный израильский лейтенант. Большую черную машину повсюду приветствовали улыбками и отданием чести. Но когда последний военный пост остался позади и машина двинулась на юго-запад к Иерихону, Дайна вздохнула с облегчением.
 Другие пассажиры казались молчаливыми и задумчивыми. Дайна приписывала это местности, по которой они ехали. Здесь едва ли был хотя бы один квадратный фут, не являющийся священным не только для христиан и евреев, но и для всех «людей Писания». Мусульманская теология почитала Иисуса так же, как и пророков Ветхого Завета.
 Миссис Маркс, откинувшись назад с закрытыми глазами и шевелящимися губами, походила на молящуюся. Бедная женщина охрипла от криков после того, как они без остановки пересекли Иордан: ей не позволили даже обмакнуть палец в воду, так как река протекала по самой границе. Вопли миссис Маркс были тщетными. Дайне, напротив, не хотелось там задерживаться. Иордан выглядел очередной мрачной иронией. Подобными городами изобиловал регион. Некогда служивший символом последней границы, которую должна пересечь человеческая душа, он ныне разделял два воюющих народа и две идеологии. Дайна чувствовала, что подобные иронические контрасты будут все более частыми, и это ее огорчало.
 Сухая пустынная территория изменилась, когда они приближались к Иерихону — еще одному оазису, чья пышная зелень резко контрастировала с окружающими светло-коричневыми скалами. Аккуратные прозаичные виллы современного города были окрашены в пастельные тона; их монотонность оживляло обилие алых цветов, высоких, словно молодые деревца. Они перегибались через изгороди, отвлекая от печальных размышлений даже миссис Маркс.
 Начиная с этого места, им предстояло созерцать библейские достопримечательности. Никто в группе не претендовал на принадлежность к иудаизму, и Дайна полагала, что приверженцы этой религии не рискнули бы принять участие в первой половине путешествия. Позиция арабских государств по отношению к евреям стала в последнее время менее жесткой — они слишком нуждались в деньгах туристов, чтобы копаться в происхождении зарубежных визитеров. Однако немногие иностранцы полагались на изменения в политике. Единственными членами группы, не делавшими общим достоянием свои религиозные убеждения, были только французская пара и мистер Прайс. Дайна сомневалась в наличии у них каких-либо интересов в области религии. Для остальных кульминационным пунктом путешествия должен был стать Иерусалим.
 Но прежде чем сосредоточиться на Библии, им предстояло посетить еще одно место, связанное с археологией. Дайна с нетерпением ожидала прибытия в Иерихон. Она читала о нем отличную книгу мисс Кэтлин Кенион и знала, что Иерихон уникален даже в этом краю, полном невысоких курганов, указывающих на местоположение древнего города.
 Курган, или, как их здесь называли, «тель», древнего Иерихона находился за пределами современного города. Как все памятники старины, он был обнесен стеной и охраняем от визитов охотников за сувенирами.
 Машина остановилась у ворот, и Ахмед, пребывавший в угрюмом расположении духа с тех пор, как они пересекли границу, откинулся на сиденье и надвинул на глаза шапку.
 — Мне не разрешают быть здесь гидом, — заявил он. — Идите и смотрите великий памятник арабской истории, украденный у нас.
 Ахмед всегда держался настолько дружелюбно, исключая некоторые моменты недовольства, что горечь, звучащая в его голосе, заставила всех умолкнуть. Даже миссис Маркс ничего не сказала. Дроген, выходя из машины, похлопал шофера по спине. Дайна потихоньку отошла, снова борясь с иррациональным чувством вины. «Миссис Маркс права, — думала она. — Что значат факты для подобных людей, да и для большинства людей вообще? Всего лишь крючки для развешивания эмоций. А кто я такая, чтобы называть эти эмоции абсурдными? Чувства тоже являются фактами».
 Этот вывод никак не мог ее подбодрить. Стремление понимать точку зрения каждого — сущее проклятие.
 Официальный гид, смуглый красивый паренек с приятной белозубой улыбкой, повел их на курган и прочитал краткую лекцию, подчеркнув глубокую древность хорошо укрепленного города, созданного здесь за семь тысяч лет до Рождества Христова. Гид говорил наизусть почти без запинки, несмотря на то что его явно отвлекала Дайна. Он словно обращался к ней одной, и его улыбка делалась все шире, пока ей не показалось, что она видит, как блестит его зуб мудрости. По окончании вступительной части лекции гид галантно подошел к Дайне, чтобы помочь ей передвигаться по весьма неровной земле, некоторые выступы на которой достигали высоты в целый фут.
 Миссис Маркс, чей интерес к Иерихону ограничивался стенами, которые Иисус Навин сокрушил столь необычным способом, была возмущена тем, что от этого сравнительно более позднего периода не сохранилось абсолютно ничего, так как верхние слои кургана были размыты. Фыркнув, она уткнулась в Библию, отказываясь тратить время на никчемные развалины.
 Рене и Мартина потихоньку скрылись. «Должно быть, они мазохисты, — сердито подумала Дайна, — раз предпочитают нагретые камни мягкой постели в каком-нибудь отеле на Ривьере».
 Поверхность земли и в самом деле была неровной, но Дайна вовсе не нуждалась в навязчивом внимании гида. Она видела, что отец Бенедетто весело наблюдает за ее попытками отделаться от назойливого ухажера. Наконец он сжалился над ней, вовлек гида в дискуссию о датах докерамической культуры и вежливо, но твердо увел его в сторону. Заинтересованный разговором, доктор Краус последовал за ними.
 Дайне особенно хотелось увидеть массивную каменную башню, каким-то фантастическим образом пережившую чуть ли не десять тысяч лет. Она не понимала, почему это число должно впечатлять куда больше, чем три или пять тысяч, то факт есть факт. Десять тысяч лет назад — еще до того, как люди научились обжигать глину.
 С помощью путеводителя и солнца Дайна отыскала башню. Каменное сооружение высотой в тридцать футов все еще стояло, но его высота измерялась не от теперешнего уровня земной поверхности. Дайна заглянула в глубокий ров, на дне которого было темно, как ночью. На уровне этого дна и располагался древний город. Остальное, исключая несколько изолированных ям и рвов, было все еще погребено под тоннами грязи и камней. Вдоль одного из краев рва тянулась стена, частью которой являлась башня.
 Дайна начала спускаться в ров по каменным ступенькам, шагая с величайшей осторожностью, так как ступеньки были покатыми, а перила отсутствовали.
 Разница температур оказалась поразительной. Стоя на дне рва, Дайна сняла темные очки и огляделась вокруг. Возможно, здесь имеются туннели — не только современные рвы, но и древние водопроводы и спасательные коридоры. Атмосфера этого места была куда более таинственной, чем в любом средневековом замке. Дайна опустилась на колени и прогрузила пальцы в пыль. Камни — всех форм и размеров. «Хорошо бы найти окаменевшую кость, — думала она, энергично разгребая пыль, — или один из этих очаровательных овальных брусков, который сохранил вмятины от пальцев доисторического труженика, придавшего ему такую форму».
 Камни и снова камни... Дайна выпрямилась, отряхнула пыль с рук и снова огляделась. Естественно, археологи уже разобрали все подобные безделушки. Она начала обследовать нижние ярусы башни.
 Мимо промчалась группа горланящих мальчишек, похожих на израильских бойскаутов (если таковые тут имеются). Улыбнувшись, Дайна прижалась спиной к камню, чтобы пропустить их. Она сильно сомневалась, что бурный восторг ребят вызван познавательной ценностью башни. Это было чудесное место для игры в ковбоев и индейцев. Осознав, каким может быть местный эквивалент подобной игры, Дайна перестала улыбаться.
 Мальчики взбежали вверх по ступенькам, и она вновь оказалась в одиночестве. Тишина была гнетущей, словно на дне узкого каньона или могилы великана. Над головой виднелось ярко-голубое небо, но внизу было почти совсем темно. Дайна никогда не верила в предчувствия, но она не удивилась, когда, идя вокруг основания башни, столкнулась с мужчиной, идущим в противоположном направлении.
 Он схватил ее за руку. Дайна не стала сопротивляться.
 — Вы прогрессируете, — заметила она. — На сей раз оказались в нужном месте и в нужное время. Только не говорите, что вы меня не искали, иначе я обижусь.
 Мистер Смит устало вздохнул и прислонился к стене десятитысячелетней давности, однако по-прежнему крепко держал ее за руку. Впрочем, он не причинял ей боли. Смит напоминал Дайне маленького мальчика, случайно упустившего несколько воздушных шариков и твердо решившего не потерять последний из них.
 — Я вас искал, — признался Смит.
 Дайна уже поняла, что умение элегантно одеваться не принадлежит к его достоинствам, но она еще никогда не видела его таким неопрятным, как сейчас. На нем была та же рубашка, что и в Баальбеке, учитывая дополнительные двадцать четыре часа носки. Кончик носа алел — Смит умудрился обгореть снова, и новая кожа уже начала шелушиться. Левую сторону челюсти украшала круглая шишка. В глазах не осталось ни капли голубизны — они приобрели грязно-серый оттенок.
 — Кто вас ударил? — осведомилась Дайна.
 Вопрос был не слишком тактичным, и мистер Смит прореагировал на него соответственно: выпрямился в полный рост и высокомерно посмотрел на Дайну сверху вниз.
 — Этот грязный подонок играл нечестно, — свирепо рявкнул Смит и добавил после небольшой паузы: — Он... э-э... швырнул в меня камнем.
 — Кто?
 — Свенсон, или как вы его называете...
 — Картрайт?
 — Он самый.
 — Мистер Картрайт так бы не поступил.
 — Этот паршивый... — Мистер Смит вовремя сдержался; его рот скривился в вымученной улыбке. — Давайте сядем где-нибудь и поговорим, о'кей? Я вам все расскажу.
 — Не желаю ничего об этом слышать. Я устала от вас и от мистера Картрайта порознь и вместе. Почему бы вам двоим не разобраться друг с другом и не оставить меня в покое?
 — С радостью бы это сделал! — брякнул мистер Смит.
 По неизвестной причине это замечание расстроило Дайну.
 — У вас не больше сдержанности, чем у ребенка, — сказала она. — Каждый раз, когда мы встречаемся, вы пытаетесь выглядеть спокойным и обаятельным, но через полминуты начинаете орать.
 — Я не ору!
 — А как еще это можно назвать?
 Мистер Смит закрыл глаза и стал считать по-финикийски.
 — Попробуем еще раз, — заговорил он более миролюбиво. — Я вовсе не хочу вас в это втягивать, но вы и так в этом замешаны. Если бы я мог быть уверен, что вы с Картрайтом не действуете заодно...
 — Никогда не слышала ничего глупее.
 — Вот как? Тогда почему вы отвлекали меня вчера, покуда он обыскивал мою машину? Грязная свинья украла у меня кое-что, и я хочу это вернуть.
 Несправедливое обвинение лишило Дайну дара речи, но не надолго.
 — Я вас отвлекала? Могу я спросить, кто начал разговор в Баальбеке?
 Мистер Смит отмахнулся от вопроса:
 — Суть в том, что он обыскал мою машину.
 — Что же он украл? И почему вы оказались настолько тупым, что оставили эту вещь в машине, раз уж она такая ценная?
 Мистер Смит выглядел обескураженным.
 — Она не была в машине, — признался он.
 — Тогда же где? — Дайна иронически усмехнулась. — Лжец из вас никудышный. Эта вещь была у вас. А когда вы вернулись к машине, Картрайт вас нокаутировал и украл ее.
 — Он украл и мои водительские права! — Бешенство пересилило мужскую гордость. — И мой паспорт!
 Дайна скорчилась от смеха. Мистер Смит все еще держал ее за руку, поэтому она не могла долго оставаться в этой позе, но, выпрямившись, продолжала хохотать.
 — Это меня не остановило, — заявил мистер Смит. — Меня знают на всех пограничных постах.
 — Могу поверить, что на сирийских и иорданских. Но как вы попали сюда? В Израиль нельзя въехать без... — Она умолкла, пораженная ужасным подозрением. — Вы израильский шпион?
 — Благодарю за комплимент! — огрызнулся мистер Смит. — Вы просто безмозглая дура! Я переплыл эту чертову реку, будь она проклята! Проглотил целый галлон грязной воды, прятался нагишом в колючем кустарнике, когда проходил патруль, и обгорел в таких местах, которые не мог бы показать даже старушке маме. Мой «фиат» поджаривается на солнце с другой стороны Иордана и ждет, пока его сопрут. Я сбежал от пограничной полиции! У меня ноет челюсть! Я...
 — Короче говоря, вам пришлось нелегко, верно?
 Мистер Смит, чье настроение, как успела заметить Дайна, обладало способностью быстро меняться, выглядел уже значительно веселее.
 — Я так или иначе собирался проскользнуть через границу, — сказал он. — До прошлой ночи я думал, что вы и ваша группа поедете через Кипр, и планировал прибыть в Израиль раньше вас и прятаться в Иерусалиме или в другом месте, более удобном, чем эта дыра. Почему вы изменили маршрут?
 — Не знаю, — честно ответила Дайна.
 — Странно. — Улыбка Смита увяла. — Я не слыхал ни о чем подобном несколько месяцев, даже несколько лет.
 — Я подумала, что все дело во влиянии мейнхеера Дрогена.
 — Кого? Ах, так он использует это имя? Возможно. Но, — проницательно заметил мистер Смит, — если он хотел пересечь границу, то зачем ему тащить с собой группу туристов? Нет, дорогуша. Подумайте снова.
 — Почему я должна об этом думать? — Острые камни царапнули плечо Дайны. — С меня довольно, мистер Смит. Позвольте мне уйти.
 — Вы видели Картрайта недавно?
 — Нет.
 — Лжете.
 — Послушайте...
 — Прошлой ночью он был в Дамаске, — продолжал мистер Смит. — И вы тоже там были. Вы будете уверять меня, что у вас не было уютного тет-а-тет в аркадах мечети Омейядов или тайного совещания где-нибудь в тени?
 Дайну смутила точность его догадки. Впрочем, была ли это догадка?
 — Так это были вы! — воскликнула она. — Вы и ваши... ваши прихвостни! Прятались возле отеля, поджидая меня! Что вы сделали с Тони? Он вырвался от вас, не так ли?
 — Тони? Он сказал вам, что его так зовут? Вот идиотка! Погодите. В чем вы меня обвиняете?
 — Меня будут искать, если я не вернусь, — сказала Дайна, прижавшись к холодным и сырым камням.
 — Из вас невозможно вытянуть ни одной членораздельной фразы, — с отвращением произнес мистер Смит. — Кто-то схватил Картрайта прошлой ночью возле отеля? Должно быть, вы были с ним... Господи, неужели в вас нет ни капли здравого смысла?
 — Не пытайтесь отрицать! — Дайна тщетно пробовала высвободить руку. — Это были вы!
 Куда же подевались все туристы? Кругом было тихо как в могиле. Дайна потихоньку взвесила сумочку, висевшую на ее левой руке. Она была достаточно тяжелой и, как обычно, открытой нараспашку. Если ей взмахнуть, то высыплется все содержимое. Но прямой удар в живот может его отвлечь...
 — Вы и ваши прихвостни, — повторила Дайна, как мы машинально покачивая на руке сумочку.
 — Да нету у меня никаких прихвостней! — рявкнул Смит. — Хотел бы я их иметь. Я провел целый вечер в Дамаске, пытаясь разыскать Картрайта. Мне следовало догадаться, что он с вами...
 Внезапно Смит умолк и выпученными глазами уставился на сумочку Дайны. Затем он рванулся к ней с быстротой пугающей, когда имеешь дело с таким крупным мужчиной, и с торжествующим видом шагнул назад, держа в руке маленький предмет.
 Это был буклет, который уронил Картрайт, с загадочными каракулями Лейарда на оборотной стороне. Тот самый, который, согласно Картрайту, обнаружили на теле Али. Впрочем, Дайна не помнила, действительно ли он это сказал. Она видела перед глазами физиономию мистера Смита, приближающегося к ней, угрожающе размахивая буклетом. Дайна набрала в легкие воздуха и закричала изо всех сил.
 Она не слишком рассчитывала на ответ — просто хотела выбить на минуту из колеи мистера Смита и попытаться убежать. Но, повернувшись, Дайна увидела бегущих к ней отца Бенедетто и доктора Крауса. Увидев ее в компании человека, который был с ней в Баальбеке, священник замедлил шаг и улыбнулся:
 — Так вот вы где! Наш гид покинул нас, мисс ван дер Лин, как только вы исчезли, и мы отправились вас искать. Думаю, остальные собираются уезжать.
 Он с интересом рассматривал мистера Смита, который безуспешно пытался выглядеть безобидным донжуаном. От волнения Смит забыл спрятать буклет и вертел его в руках.
 — Отец Бенедетто, доктор Краус, позвольте представить вам доктора Смита, — устало произнесла Дайна.
 Лицо Крауса прояснилось.
 — Он доктор не в вашей области, — поспешно добавила Дайна.
 — А чем вы занимаетесь, доктор Смит? — спросил Краус.
 — Палестинской археологией.
 — Как интересно! Это всегда было моим хобби, но, конечно, я всего лишь любитель. Скажите, доктор Смит, что вы думаете о датировке докерамической культуры Иерихона?
 Мистер Смит наконец заметил, что держит в руках буклет, нервно вздрогнул и сунул его в карман. После этого он и доктор Краус углубились в дискуссию, щеголяя научными терминами.
 Отец Бенедетто взял Дайну за руку. Его лицо было серьезным, но в прищуренных глазах мелькали искорки смеха.
 — Давайте где-нибудь перекусим, — предложил он. — Думаю, вы проголодались после вашего... э-э... хлопотливого утра.
 Они съели ленч в иерихонском отеле с признаками недавней модернизации. Столовое серебро было достаточно чистым, чтобы удовлетворить даже миссис Маркс.
 Дайна едва замечала, что ест. Ей хотелось поскорее убраться из Иерихона. Доктор Краус был в таком восторге от нового друга, что Дайна опасалась, как бы он не предложил подвезти его в Иерусалим, но мистер Смит испарился, прежде чем они покинули древний город. Возможно, его внезапное исчезновение было связано с видом миссис Маркс, раздраженной долгим пребыванием на жарком солнце.
 Миссис Маркс ткнула Дайну локтем, обе поднялись и вышли следом за остальными. Всем не терпелось продолжать осмотр библейских достопримечательностей; следующей по расписанию была гостиница Доброго Самаритянина, а Иерусалим находился всего в нескольких милях от нее. Дайну тоже это интересовало, но у нее было предчувствие, что она видела мистера Смита не в последний раз. Он оказался более изобретательным или более удачливым, чем она думала. Смит беспокоил ее больше всего. Дайна пришла к выводу, продиктованному скорее желанием, нежели логикой, что ее спутники безвредны. Картрайта она тоже не опасалась. Но Смит оставался загадкой.
 Гостиница Доброго Самаритянина представляла собой грубое, лишенное крыши сооружение из камня в самой середине Иудейских холмов. Так как Ахмед все еще дулся, отец Бенедетто прочитал им краткую лекцию о развалинах, датируемых куда более поздним периодом, чем время Христа. Он и доктор Краус затеяли спор о роли устной традиции в качестве исторического свидетельства — дискуссия протекала на фоне «Революции», исполняемой все тем же квартетом «Битлз», поэтому миссис Маркс удалилась с Библией в дальний угол. Дайна прислонилась к каменной стене, стараясь не думать, что ее странный ржавый оттенок напоминает засохшую кровь.
 Израиль был самой причудливой страной, которую ей когда-либо приходилось посещать. Он был не меньше многих соседних государств, но его размеры потрясали из-за величия событий, происходивших на столь маленькой территории. Впрочем, страна выглядела не столько маленькой, сколько миниатюризированной; резкие смены пейзажа — от зеленых оазисов вроде Иерихона до белесых равнин вблизи Мертвого моря и бурых холмов Иудеи — были как бы уменьшенной копией похожих ландшафтов в Соединенных Штатах, где горы тянутся до самого горизонта, а чтобы пересечь равнину требуются не минуты, а дни.
 Когда они поехали дальше, Дайна не отрывалась от окошка — она бы не удивилась, увидев мистер Смита, преследующего их на верблюде, осле или даже пешком. Но в течение получаса ее охватило всеобщее настроение молчаливого ожидания. Мартина даже выключила «Битлз» без чьих-либо просьб.
 Автомобиль вскарабкался на холм, и они увидели впереди то, чего ожидали с таким нетерпением. Извилистая линия старых стен окружала Иерусалим серой лентой. Над смутными очертаниями крыш и церковных шпилей возвышался величественный золотой Купол Скалы [28] , сверкающий, словно увеличенное отражение заходящего солнца.
 Миссис Маркс склонила голову и начала молиться. Дайна почувствовала, что завидует благочестию старой леди. Хотя вид был, несомненно, прекрасным, он прежде всего внушил ей беспокойную мысль, что на расстоянии доминирующими чертами Священного Города были защитные стены, сооруженные великим мусульманским правителем, и купол знаменитой мусульманской святыни.
 Вместо того чтобы ехать в город, они повернули на восток и стали подниматься по дороге, ведущей к горе Елеон, где находился их отель. Светская оболочка миссис Маркс рассыпалась в пух и прах; здесь каждый фут земли имел для нее особый смысл, и она указывала Дайне на места, которые были не видны с дороги. Прочие были отмечены шпилями и куполами церквей, сооруженных в память происходивших здесь событий; церковь Успения Девы Марии, базилика Мучений и Гефсиманский сад, церковь Вознесения. Потом машина выехала на ровное место и остановилась у отеля.
 Миссис Маркс окинула пренебрежительным взглядом элегантное современное здание из камня и бетона.
 — Когда я в прошлый раз была в Иерусалиме, — сказала она, — то останавливалась в церковной гостинице. Она выглядела проще, но куда более подобающе.
 Дайна стыдилась признаться, что отель показался ей очаровательным, тем более что постояльцам предлагали комнаты с кондиционерами, отдельные ванные и напитки со льдом. Она никогда не понимала связи между неудобствами и духовным просвещением, но знала, что ее позиция непопулярна в определенных церковных кругах.
 — А когда вы здесь были? — спросила она.
 — Этот отель еще даже не был построен, — уклончиво ответила миссис Маркс. — Его и не следовало строить. Это профанация.
 Отец Бенедетто не разделял ее точку зрения. Он помог дамам выйти и устремил довольный взгляд на отель, откуда спускались служащие, чтобы забрать багаж.
 — Выглядит весьма комфортабельно, — заметил священник. — Надеюсь, у нас будут комнаты с другой стороны — оттуда великолепный вид на город.
 — Комнаты будут на нужной стороне, — заверил мейнхеер Дроген.
 Путешествие с выдающимся дипломатом имело свои преимущества, и Дайна склонна была оценить их по достоинству. Их комнаты выглядели весьма привлекательно и выходили в маленький боковой коридор, где не было других жильцов. Отец Бенедетто и доктор делили один номер, так же как Мартина и Рене и Дроген с его секретарем. У Дайны и миссис Маркс были отдельные комнаты. Дайна усмехнулась, слыша, как старая леди недовольно фыркает за открытой дверью, и последовала за коридорным в свой номер. Конечно, живописные развалины прекрасны, но после пыли и духоты Иерихона она с радостью предвкушала горячую ванну и холодные напитки.
 Единственным членом группы, казалось разделяющим презрение миссис Маркс к благам цивилизации, была Мартина. Француженка хранила молчание, но после того как она вошла в вестибюль, с ее лица не сходила презрительная усмешка, а гулкие голоса «Битлз» отзывались эхом в коридоре, покуда их не заглушила с шумом захлопнувшаяся дверь номера. Последняя песня имела название «Назад в СССР», и Дайна знала, что она адресована всем американцам вообще и американской политике в частности. Рене, как всегда молчаливый, возможно, не разделял аскетических взглядов своей супруги. Входя в свою комнату, он подмигнул Дайне и широко улыбнулся. Дайна закрыла за собой дверь, по-сибаритски упиваясь гудением кондиционера и видом сверкающих плиток ванной за дверью слева. Мебель и ковры были столь же современными, сколь роскошными, как в лучших отелях Европы, а зеленые портьеры окон обрамляли несравненный вид на защищенный древними стенами и увенчанный золотым куполом Иерусалим, который находился на противоположном холме. Над городом висело солнце, похожее на раскаленный красный шар.
 Дайна счастливо вздохнула. Она предвкушала спокойное пребывание в одиночестве и зрелище заката над древним городом, но к ее радости примешивалось злобное удовлетворение. Возможно, мистер Смит рано или поздно ее догонит, но она сомневалась, что у него хватит смелости тревожить ее в этом отеле. «Интерконтиненталь» был отнюдь не в его духе.




 Глава 6



 1

 На следующее утро все поднялись рано, так как им не терпелось приступить к традиционному паломничеству. Согласно плану, они должны были сначала посетить Вифлеем, а потом различные места под Иерусалимом, где происходили события, предшествовавшие Страстной Пятнице. Это было разумно, но Дайне не хотелось покидать Иерусалим, даже не войдя за окружавшие его древние стены.
 Вифлеем поверг миссис Маркс в состояние экстаза, однако Дайна была разочарована. Массивная старая базилика выглядела внушительно, однако Грот Рождества с ужасающей несгораемой драпировкой красного цвета и серебряной звездой, воткнутой в пол на месте, где родился Христос, пробудил в Дайне худшие инстинкты.
 К тому времени, как они осмотрели Грот Богоматери, чьи белые стены обрели свой цвет благодаря капле молока Девы Марии, и еще несколько пещер, Дайна начала понимать Мартину. Достопримечательности вблизи Иерусалима, которые они осматривали во второй половине дня, были не столь безвкусными, но оставили ее равнодушной. Неужели обязательно, с раздражением думала Дайна, строить церковь в каждом месте, где ступала нога Спасителя? Хотя церкви были красивыми, а многие легенды прекрасны, но все же... Возле маленькой часовни Вознесения на вершине горы Елеон Дайна с чувством, близким к непочтительному, взирала на большую вмятину в камне, почитаемую многими поколениями паломников как подлинный отпечаток ноги Христа. Обернувшись, она увидела, что отец Бенедетто смотрит на нее взглядом, в котором светится нечто похожее на улыбку, и ей сразу же стало легче на душе. Как говорил священник в Дамаске? «Это не уменьшает ни истинности преданий, ни исторической правды...»
 На следующий день, когда им предстояло пройти по Виа Долороза, Дайна пребывала в куда лучшем расположении духа, хотя не рассчитывала на «моменты истины» — духовной или какой-либо еще.
 Виа Долороза, считающаяся по многовековой традиции путем Христа на Голгофу, начиналась у францисканского монастыря Бичевания. Раскопки и исследования установили, что в той части плато находилась Антония — дворец-крепость, построенный Иродом Великим. Во времена Христа в ней располагался римский гарнизон. Здесь Иисуса судили в присутствии римского прокуратора, подвергли бичеванию и насмешкам и выдали толпе.
 Город был переполнен, и Дайне пришлось смириться, что ее толкают как собратья по вере, так и те, кто исповедует две другие великие религии Ближнего Востока. Мусульманские, еврейские и христианские локти были одинаково острыми. В отеле им выделили нового гида — хорошенькую девушку, похожую на студентку и говорившую на безупречном английском. Мартина прореагировала на нее как кошка, неожиданно столкнувшаяся с представительницей своего пола, и старалась держаться позади группы.
 Осмотрев церковь Бичевания, они перешли в находящийся по соседству монастырь Сестер Сиона, где обязанности гида взяла на себя одна из сестер — канадская девушка в простом сером платье и чепце послушницы, походившая скорее на симпатичную пуританочку, чем на монахиню. Она объяснила, что монастырь построен над частью римской крепости, и рассказала о раскопках, происходивших под руководством преподобной матери Марии Годлен и знаменитого археолога отца Венсана.
 Девушка показала группе древнюю караульню и маленький музей. Широкая лестница вела вниз в похожее на склеп помещение, чей потолок поддерживали массивные колонны. Пол состоял из монолитных каменных глыб.
 Чтение путеводителя подготовило Дайну к тому, что она увидела, но не к чувствам, пробудившимся в ней, когда она шагнула на камни, которые, согласно археологическим исследованиям, служили внутренним двором Антонии. Это были массивные блоки местного известняка, от почти белого до темно-розового цвета. Великолепная конструкция была типичной для монументальной геродианской архитектуры. Некоторые камни имели борозды — они образовывали участок дороги, проходившей через крепость, и неровная поверхность удерживала лошадиные копыта от скольжения. Другие камни были испещрены грубыми царапинами, оставленными римскими солдатами, которые скрашивали часы досуга на это унылой провинциальной заставе, играя в кости или бабки.
 «Пилат, услышав это слово, вывел вон Иисуса и сел на судилище, на месте, называемом Лифостротон...» [29] 
 Лифостротон — греческое слово, оно значит «каменный помост», а в Евангелии, должно быть, под ним подразумевался внутренний двор таких размеров, что более подробные описания не требовались. Стоя на огромных камнях, Дайна понимала, что другие святые места трогали ее лишь тем, что они символизировали. Здесь же была реальность — даже скептикам пришлось бы признать: «Тут некогда ступала Его нога».
 Все еще под впечатлением увиденного, Дайна шла по Виа Долороза, задерживаясь вместе с группой в традиционных местах остановок на Крестном Пути. Улица была узкой и извилистой, изобилующей крутыми подъемами и спусками. Последние остановки были в базилике Гроба Господня — темной и мрачной, освещаемой только отблесками свечей процессий кающихся, чье пение на множестве различных языков отдавалось гулким эхом. Одна такая процессия прошла мимо них, когда они стояли во мраке большого нефа, — судя по великолепному одеянию и черной бороде возглавлявшего ее священника, Дайна догадалась, что это группа греческих или восточных православных. Многие паломники выглядели весьма жалко. Одна старуха с черной шалью на голове едва могла идти; молодая спутница, возможно ее дочь, поддерживала старую женщину и несла свечу. Мужчина, очевидно прибывший из какой-то арабской страны, нес на одной руке маленького мальчика с черными локонами, а другой рукой сжимал кулачок ребенка, в котором тот держал огарок свечи. Они шли с пением, в котором явственно выделялся звучный бас священника.
 После двора Антонии изысканная красота и золотые орнаменты часовен Распятия пришлись не по вкусу Дайне. Она отошла в сторону, оставив молиться у алтарей миссис Маркс, священника и, как ни странно, Фрэнка Прайса. Дайна бродила в темноте, пытаясь разобраться в сложной планировке базилики. Она в этом не преуспела — света было слишком мало, чтобы свериться со схемой в путеводителе. Вскоре Дайна оказалась возле Гробницы, где уже были остальные члены группы. Дроген и Рене внимательно слушали девушку-гида, которая без запинки приводила статистические данные, а Мартина прислонилась к мраморной стене с выражением лица, понять которое Дайна отлично могла и без света.
 Она направилась к ним, бросив по пути взгляд на Гробницу. Туда, как обычно, выстроилась очередь; две камеры были слишком малы, и дежурному священнику приходилось задерживать желающих войти. Каменный выступ, куда положили тело Христа, был отделан мрамором, как и все подобные места в Иерусалиме и Вифлееме.
 Когда Дайна подошла, девушка-гид все еще говорила:
 — Помещение перед двумя камерами Гробницы называется часовней Ангелов. Считается, что этот камень закрывал дверь Гробницы. В часовне горят пятнадцать светильников. Пять принадлежат римско-католической церкви, пять — греческой православной, четыре — армянской и один — коптской. Необходимо тщательно различать христианские секты, чтобы ни одна не посягала на права другой.
 — Вы имеете в виду, чтобы они не дубасили друг друга во время молитв? — неожиданно для самой себя осведомилась Дайна: в тоне девушки ей послышалось нечто, побудившее ее высказать неприятную правду вместо того, чтобы позволить другим намекать на нее.
 Девушка обернулась — ее большие темные глаза удивленно расширились. Дайна улыбнулась ей.
 — Вы слишком вежливы, чтобы сказать об этом прямо, — промолвила она. — Но ведь это правда.
 — В прошлом — возможно, — смущенно произнесла девушка. — Но теперь...
 — Человеческая натура не меняется, — сухо произнес Дроген. Даже теперь некоторые из этих благочестивых паломников стали бы лупить друг друга крестами, которые они носят, если бы группы не держали порознь. Мисс ван дер Лин и я — реалисты и знаем, что когда любишь что-то — человека, страну или веру, — то лучше знать его пороки, так же как и добродетели. Только таким образом любовь не постигнет разочарование.
 — Но зло нельзя любить, — послышался голос из темноты, и Мартина шагнула вперед.
 Дайна заметила, что ее английский внезапно улучшился.
 — Когда ненавидишь порок, то стараешься превратить его в добродетель.
 — Да, если это возможно. — Дроген повернулся к Мартине. — Некоторые пороки являются врожденными. Нужно уметь мириться с несовершенством.
 — Несовершенство не имеет оправдания, — сердито заявила Мартина. — Мы должны превратить его в совершенство — или уничтожить.
 Дайне были знакомы этот тон и эта позиция. В ее не столь отдаленные дни в колледже ночные дискуссии о жизни часто принимали подобную форму. Теперь она была более искушенной и предугадала ответ Дрогена:
 — С возрастом начинаешь понимать, хоть это и нелегко, что существует и такое зло, которое изменить нельзя.
 — Значит, вы принимаете зло как Божью волю, — возразила Мартина, не обращая внимания на то, что Рене дергает ее за руку. — Вы, христиане, все одинаковы. Благодарите Бога за Его доброту, а наблюдая зло, пожимаете плечами.
 Дрогена, казалось, ошеломила ее горячность. Прежде чем он успел ответить, Мартина повернулась к девушке-гиду.
 — Остальные религии не лучше, — с презрением сказала она. — Перекладывают ответственность с человека на волю Иеговы или Аллаха. Если мир нужно изменить, а это необходимо, то изменять его должны мы сами, а не ваш бородатый злой Бог, которого не трогают страдания маленьких детей.
 Израильская девушка покраснела до корней волос, а Дроген зловеще кашлянул. Битва грозила разгореться в самом неподходящем для нее месте, но между противниками проскользнула маленькая фигурка и вежливо напомнила:
 — Если вы хотите вернуться в отель к пяти, мейнхеер, то нам пора идти.
 В присутствии Фрэнка Прайса увядали все эмоции. Он словно поглощал и умерщвлял их. Дроген расслабился, а Рене, тщетно пытавшийся утихомирить свою супругу, увел ее наконец. Миссис Маркс и отец Бенедетто последовали за ними, и вся группа направилась к выходу.


* * *

 Вечером они встретились в коктейль-холле для совещания. Миссис Маркс возражала против такого злачного места встречи: ранее она не высказывала неодобрение алкоголю, но, очевидно, близость Иерусалима сделала ее предубеждения более твердыми. Дроген умиротворил пожилую леди тем, что привлек ее внимание к виду из окна на город, купающийся в блеске заката по другую сторону долины Кедрона. Против этого зрелища было невозможно устоять, и миссис Маркс, успокоившись, стала потягивать содовую воду.
 Мартина пила коньяк, словно желая утопить в нем печаль по случаю отсутствия магнитофона. Рене уговорил жену оставить его в номере — очевидно, даже его пугала перспектива услышать на Виа Долороза кое-какие песни из представленного на пленке репертуара. Мартина компенсировала утрату вечерним платьем, обнажавшим спину и некоторые другие детали ее анатомии. Материал переливался всеми красками солнечного спектра, а каждую дырочку подчеркивал черный цвет, что очень шло к несколько угловатой фигуре и светлым волосам Мартины.
 На совещании обсуждали, как провести следующие несколько дней. Организаторы тура предоставили это на усмотрение группы, и Дроген предлагал совместную дополнительную поездку. Однако его первое заявление касалось новых изменений плана.
 — К сожалению, должен вам сообщить, что наша экскурсия к пещерам Мертвого моря и кумранскому монастырю, где были найдены свитки, запрещена.
 Он окинул взглядом лица спутников. Только одно из них, лицо доктора Крауса, обнаруживало признаки разочарования.
 — Но... warum? [30]  Это место чрезвычайно интересно.
 — Я не знаю. Оно находится рядом с границей. Возможно, там происходит новый всплеск партизанских действий... — Дроген пожал плечами и снова вопросительно посмотрел на всех.
 Дайне показалось, что его взгляд задержался на ее лице. «Чепуха!» — отмахнулась она от неприятной мысли и взяла гость арахиса. Дроген откинулся в удобном кресле и поднес к губам стакан с видом человека, который выполнил свой долг и теперь ожидает реакции других.
 — Неужели ничего нельзя сделать? — настаивал Краус. — Эта поездка имеет особое значение.
 Дроген оказался в фокусе нескольких взглядов — в том числе Дайны. Ей очень хотелось забыть о нелепой истории мистера Смита, но она не могла не видеть странного совпадения в этом внезапном решении закрыть для посетителей район, где, возможно, Лейард сделал свое таинственное открытие. Если рассказ Смита содержал хоть крупицу правды, то в выжидательном поведении Дрогена и настойчивости Крауса мог быть скрытый смысл.
 Но, припомнив выводы, сделанные ею на основании услышанного нагромождения лжи и полуправды, Дайна отказалась от своих подозрений. История Смита — полная выдумка. Поведение Дрогена — всего лишь вежливая озабоченность человека, который естественным образом оказывается во главе любой группы, а жалобы доктора — следствие уязвленной педантичности. Дайна видела, как он аккуратно вычеркивал в своем путеводителе упоминания о местах, которые они уже посетили.
 — Боюсь, что нельзя, — с сожалением отозвался Дроген на вопрос Крауса. — Я сегодня узнал об этом в одном из министерств. Так что нам следует выбрать другое место для посещения. Это не так уж трудно. Разумеется, мы завершим тур в Тель-Авиве, откуда большинство из вас отправятся домой самолетом. После двух свободных дней мы посетим Наблус и Масаду, а в промежутке можем посмотреть много достопримечательностей. Что скажете?
 Появился официант с очередной порцией напитков, и все заговорили одновременно. Интересы миссис Маркс были сугубо библейскими. Доктор хотел побывать на каждом полураскопанном кургане. Мартина со своим обычным нежеланием к кому-то присоединяться заявила, что она, невзирая на желания остальных, намерена заняться покупками.
 Дайне было трудно сосредоточиться на этой проблеме. Целый день без Смита, Картрайта и компании был для нее хорошим отдыхом, и все же их отсутствие причиняло смутное беспокойство. Чем меньше она их видела, тем больше интересовалась, что они замышляют. Возможно, какой-то неизвестный ей фактор изменил ситуацию и удалил ее из сферы их внимания? Как ни странно, это предположение ее раздражало. Она не хотела, чтобы ей досаждали, но имела право знать, что все это означает.
 Дайна оторвалась от арахиса, который поглощала с неосознанной жадностью, обнаружив, что в комнате воцарилось молчание и все смотрят на нее.
 — Ну, — быстро нашлась она, — что же вы решили?
 — Мы ждем вашего мнения, — отозвался отец Бенедетто.
 Он улыбнулся ей. Впрочем, улыбались все, за исключением Прайса и Мартины. Дайне показалось, что на этих двух, во всех прочих отношениях непохожих, лицах застыло выражение напряженного любопытства.
 — Я бы хотела еще посмотреть Иерусалим, — сказала она наконец. — Храм Камня, Дом Тайной Вечери и так далее. Было бы недурно и походить немного по магазинам.
 Как ни странно, все как будто пришли к тому же выводу.

 2

 С деликатностью, которой Дайна не могла не восхищаться, мистер Смит позволил ей спокойно предаваться благочестивым удовольствиям. Так как мусульманская территория была в определенном смысле нейтральной, он появился в храме Камня.
 Усталая группа добралась туда в конце утра, уже осмотрев несколько церквей, Дом Тайной Вечери и другие достопримечательности. Их гид, мисс Шварц, не без опаски поглядывала на Мартину, но та вела себя спокойно. Очевидно, муж заставил ее хранить молчание, подкупив возвращением магнитофона, который перешел от «Почему бы нам не сделать это по пути» к «Медовому пирогу». Миссис Маркс, услышав первую песню в седьмой раз, наконец разобрала слова, и взгляд, которым она наградила Мартину, почти компенсировал Дайне испытываемое ею чувство дискомфорта. Она не хотела в этом признаваться, но «Битлз», к которым она раньше относилась с терпимостью свободомыслящего музыканта, начали действовать ей на нервы. Дайна подозревала, что именно это и являлось одной из причин пристрастия Мартины к данной записи, и потому даже не могла облегчить душу, обнаружив свое отношение.
 К тому времени, когда они добрались до ограды Харама, мисс Шварц вновь обрела присущую ей живость и дружелюбно болтала об истории этого места. Внушительный фундамент, на котором теперь стояли мусульманские святыни, был основанием храма, воздвигнутого Иродом на месте храма Соломона. Его снесли римляне, захватив город в семидесятом году, и построили на его месте языческий храм, куда был запрещен вход всем евреям. Отсюда ведет свое происхождение знаменитая Стена Плача, сохранившаяся в качестве еще одного напоминания о монументальной геродианской архитектуре; с помощью подкупов и прошений покоренные жители Иерусалима добились права оплакивать свою веру за пределами оскверненной святыни.
 Дайна хорошо знала эту историю и ненавидела ее. Во время восстания семидесятого года Иерусалим отчаянно сопротивлялся превосходящим силам римлян. Когда пали крепости, внутренний город продолжал сопротивление, покуда большинство его защитников не погибло от голода и болезней. Даже римляне пришли в ужас при виде огромного количества мертвых и умирающих. И эта бойня была только одной из многих, которые видел Иерусалим. Каждый камень здесь был пропитан кровью и опален огнем.
 После подобных мыслей вид мистера Смита был почти приятен. С сегодняшними бедами можно бороться, а ужасы прошлого оставалось только терпеть. Сначала Дайна не узнала своего старого недруга в элегантном мужчине, который стоял к ней вполоборота, словно изучая красоты восьмиугольного здания с золотым куполом. Его светлые волосы сверкали серебром в солнечном свете, а костюм сидел на нем безупречно. Смит даже надел галстук. Когда он повернулся, Дайна увидела, что эта принадлежность его туалета имеет ярко-красный цвет и снабжена пятнышками различных размеров и оттенков, словно свидетельствуя о хорошем настроении обладателя галстука.
 — Хэлло, — поздоровалась Дайна.
 Мистер Смит поднял руку и начал кланяться дамам, делая при этом нелепые жесты, так как не сразу осознал, что на нем нет шляпы. Он не обратил особого внимания на Дайну, зато ослепительно улыбнулся миссис Маркс, которая явно не оценила его любезности. Доктор Краус радостно приветствовал приятеля. Дайна усмехалась, держась на заднем плане. Ее настроение не улучшилось при виде моментальной и сугубо женской реакции Мартины на вновь прибывшего. Мисс Шварц прореагировала тоже по-женски, хотя и не столь вульгарно.
 Когда группа двинулась дальше, мистер Смит подошел к Дайне.
 — Привет, — сказал он.
 — Что вам нужно на этот раз?
 — Не слишком вежливый вопрос.
 — А вы чего ожидали? И к чему этот шикарный наряд?
 Рука мистера Смита нервно потянулась к галстуку.
 — Вам незачем тратить время, пытаясь очаровать меня, — безжалостно продолжала Дайна. — Ваши чары на меня не действуют, особенно если они выражаются в красно-бордово-пурпурных галстуках. — Она двинулась следом за остальными. Мистер Смит семенил рядом, размахивая руками, но был не в состоянии вставить хотя бы слово. — Вы заполучили ваш буклет, если только он действительно ваш, в чем я сомневаюсь. Я не видела Картрайта и надеюсь, что никогда его не увижу. Больше мне вам нечего сказать. Прощайте.
 Она проскользнула в двери здания, сопровождаемая упорным мистером Смитом, и едва не налетела на доктора Крауса. Группа задержалась в дверях, слушая мисс Шварц, но лекция прервалась с появлением Дайны и мистера Смита, который бесцеремонно взял на себя обязанности гида.
 — Средоточием святыни, как я уже упоминал, является камень в центре. Его длина пятьдесят восемь футов или около того, — быстро заговорил он. — Здесь находился храм Соломона. В этом месте Авраам собирался принести в жертву Исаака, когда вмешался Бог. Мухаммед ступал на этот камень, прежде чем подняться на Небеса, и забил в него девятнадцать золотых гвоздей. Шестнадцать уже выпали, а когда выпадет последний, наступит Судный день. Пожалуйста, пройдите осторожно, чтобы не задеть последние три гвоздя. Справа...
 Мистер Смит остановился, так как у него перехватило дыхание, но отнюдь не из-за отсутствия информации.
 — Вы все знаете об этом, доктор Смит, — с восхищением произнесла мисс Шварц. — Правда, есть несколько мелких деталей...
 Мистер Смит махнул рукой:
 — Продолжайте. Я не собирался прерывать специалиста.
 Группа двинулась дальше. Мистер Смит удержал Дайну за руку:
 — Вы уверены, что не получали известий о Картрайте?
 — А почему я должна их получить?
 — Он здесь.
 — Откуда вы знаете?
 — Я следовал за ним, — с гордостью заявил мистер Смит.
 — Никаких известий я не получала. Возможно, он решил, что больше от меня не будет никакого прока. Хорошо бы и вы решили то же самое.
 — Дурочка, — с чувством промолвил мистер Смит. — Вы заслужили то, что вас ждет. Если бы я не был столь мягкосердечен, то просто сидел бы и ни во что не вмешивался.
 — Опять завуалированные угрозы! Ваш стиль не улучшается со временем. Ради Бога, позвольте мне насладиться этим местом! — в отчаянии воскликнула Дайна. — Посмотрите на великолепные черепицы купола или на витражи. Или хотя бы дайте мне посмотреть!
 — Ваш отец шлет вам привет, — неожиданно сообщил мистер Смит.
 Дайна застыла как вкопанная.
 — Когда вы говорили с моим отцом?
 — Вчера. Существует такая вещь, как трансатлантическая телефонная связь.
 — Я... я вам не верю!
 — Я хотел убедиться, что вы та, за кого себя выдаете, — спокойно объяснил мистер Смит. Воспользовавшись растерянностью Дайны, он снова схватил ее за руку: — Ваш отец подтвердил, что его дочь путешествует по Святой Земле, и сказал, что она маленькая, тощая, с острым носом, карими глазами и светлыми волосами.
 — Звучит похоже на отца, — согласилась Дайна. — Но я все-таки не верю.
 — Он сказал, что уже получил от вас шесть открыток.
 Дайна почувствовала, как будто на нее вылили ушат холодной воды. Это невольно отразилось на ее лице, и мистер Смит самодовольно усмехнулся:
 — У нас был приятный разговор о книге мудрости Аменемопета. Он согласился, что я прав.
 — Этот разговор, наверное, обошелся в целое состояние, — заметила Дайна.
 Улыбка сбежала с лица мистера Смита.
 — Господи! Об этом я и не подумал.
 — Разве вы его не оплатили?
 — Я говорил из квартиры друга, — объяснил мистер Смит. Его лицо болезненно дернулось, очевидно, при мысли о характере упомянутого друга или его финансовом положении.
 — Что же вы сказали отцу? Сообщили, что со мной происходит? Смотрите, если вы его напугали и заставили беспокоиться обо мне, то я...
 — За какого подонка вы меня принимаете? — сердито осведомился мистер Смит.
 Дайна невольно рассмеялась, и Смит присоединился к ней, хотя далеко не так искренне.
 — Это был чисто риторический вопрос. Не отвечайте на него. Если хотите знать, я намекнул со свойственной мне изощренностью... черт побери, да не пяльтесь вы на меня так злобно! Я постарался создать у вашего отца впечатление, будто случайно вас встретил и настолько вами увлекся, что решил получить его родительское благословение. Вам не о чем беспокоиться, — холодно добавил мистер Смит. — Ничего не может быть дальше от истины.
 — Это уже не смешно, — сказала Дайна.
 — Я и не намеревался вас смешить.
 Оба настороженно смотрели друг на друга.
 — Этот буклет, — снова заговорил мистер Смит, — как он к вам попал?
 — Он был у Тони. — Дайна устала от лжи и уверток; она внезапно настолько ясно представила себе лицо отца, что ощутила одиночество и тоску по дому. — Он показал мне надпись на полях, но я ничего не смогла в ней понять.
 — Быть не может! Чтобы вы да не поняли?
 — По-вашему, я умею читать чужие мысли?
 — Это написал Хэнк. Он все время вертел в руках буклет, когда мы вечером разговаривали в баре, нацарапал эту надпись у меня на глазах и сунул буклет мне в карман, когда обнял меня.
 — Так вот почему вы покраснели, описывая эту минуту нежности! Вы ужасный тип! Я думала, вы смущены, а вы просто не хотели рассказывать мне о буклете. Вы мне не доверяли!
 — Я прошу вас об одном, — взмолился мистер Смит. — Уезжайте домой.
 — Я не могу уехать домой. У меня работа в Германии.
 — Черт с ней, с работой! Простите, я не это имел в виду... Только уезжайте отсюда, мне все равно куда.
 — Как и всем прочим.
 — Исключая Картрайта. Он не обладает моей доверчивой душой и все еще считает вас лгуньей. Картрайт уже устал ждать, пока вы сделаете первый шаг. Скоро он сделает его сам, и вам это не понравится. Поэтому смывайтесь отсюда поживей.
 — Хорошо, смоюсь, — сказала Дайна и ушла так неожиданно, что Смит не успел ее задержать.
 Двусмысленность ответа Дайны преисполнила его сомнениями насчет ее намерений. Дайне подумалось, что он в растерянности и не знает, как поступить, если она не уедет. Естественно, Дайна не собиралась покидать Иерусалим.

 3

 В маленькой лавчонке на базаре Дайна купила крест. Нужно было купить его непременно в Иерусалиме. Крестик был серебряный (во всяком случае, торговец клялся в этом костями своей матери), с выгравированным узором и (лавочник снова произнес ту же клятву) принадлежал старой христианке, которая разорилась и была вынуждена продавать фамильные драгоценности. Главное достоинство крестика заключалось в том, что он был полый, а внутри находился твердый темный кусочек. Дайна решила, что это мощи. Крестик ей понравился, и она сразу нацепила его на шею.
 Дайна делала покупки вместе с Мартиной и миссис Маркс. Мужчины категорически отклонили приглашение присоединиться. День был на редкость приятным. Способность миссис Маркс находить нужный товар по самым низким ценам оказалась весьма кстати, а Мартина забыла о своем плохом настроении и радостно сорила деньгами. Обе молодые женщины немало истратили на безделушки, поддельные антикварные вещицы и римские монеты.
 Когда Дайна израсходовала последний туристский чек из выделенных ею на покупки, было почти пять часов. Мартина и миссис Маркс торговались с лавочником из-за пары расшитых туфель. Дайна потихоньку выскользнула наружу.
 Улица служила напоминанием, что, хотя Иерусалим — священный город христиан и евреев и снова перешел к Израилю, значительные части его носили чисто арабский облик. Эта улица могла находиться в Бейруте или Сидоне — узкая, темная, извилистая, она была похожа на все восточные базары.
 Дайна точно не знала, что она будет делать, но знала, чего ей хочется. Она не могла ясно выразить мотивы своего поведения, кроме самого простого — усталости от неопределенных намеков и угроз, которые никак не могут ни воплотиться в действительность, ни исчезнуть. Причина весьма серьезная, однако не самая главная, которая, как понимала Дайна, далеко не столь рациональна. Она больше не являлась сторонним наблюдателем. Медленно, но неуклонно страна и люди всасывались в ее кровь. Все происшедшее в последние несколько дней — даже кажущиеся незначительными разговоры — помогало формироваться этому новому отношению, а грубые замечания Мартины у Гроба Господня довершили процесс. Как бы ни относиться к этой девушке, в ее словах была доля истины. По какой бы причине ни убили Лейарда, она имеет отношение к политической ситуации в регионе, иначе Картрайт не стал бы этим интересоваться. И если упомянутая причина способна нарушить хрупкое подобие мира, Дайна хотела об этом знать.
 Она свернула за угол, чтобы ее не было видно из лавки, и медленно пошла вперед. Происшедшие в ней перемены, казалось, прояснили ее зрение — сегодня Дайна видела вещи, которые прежде отказывалась замечать. Она не знала, что за ней следует по крайней мере один человек, а может, и больше. Один раз перед ее глазами вроде бы промелькнул попугайной расцветки галстук Смита, в другой раз она заметила высокого смуглого мужчину, поразительно похожего на Картрайта. Впрочем, Смит ее не интересовал. Она хотела видеть Картрайта и ожидала его появления, намеренно оставшись в одиночестве.
 Картрайт материализовался, словно джинн из бутылки, и спокойно зашагал рядом с ней.
 — Славная девочка, — улыбнулся он. — Вы ловко это проделали.
 — Я чувствовала, что вы хотите поговорить со мной, — скромно пробормотала Дайна.
 Картрайт рассмеялся:
 — Вы просто чудо! Я надеялся, что вам удастся ускользнуть. В противном случае я бы попытался поговорить с вами вечером.
 — Я видела мистера Смита.
 — Знаю. — Улыбка Картрайта увяла; его загорелое лицо стало мрачным и подозрительным. Дайне казалось, будто она видит его впервые. — Вам не грозила ни малейшая опасность, дорогая. Пожалуйста, верьте мне.
 — Я верю.
 — Спасибо. — Он взял ее за руку. — Давайте выпьем чаю, ладно? Не хочу вас тревожить, но дело движется к развязке. Думаю, вам следует быть в курсе.
 — Вы имеете в виду, что кто-то для разнообразия собирается сказать мне правду?
 Улыбка вновь изменила худощавое лицо.
 — Бедняжка! Вы чувствуете, что вам все лгут? Зайдем сюда. Должно быть, вы устали после похода по магазинам.
 Дайна окинула кафе неодобрительным взглядом:
 — Выглядит не слишком приятно.
 — Конечно, кафе в современном районе более привлекательны, — сухо произнес Картрайт. — Но у нас мало времени. Я не единственный поклонник, который следовал сегодня за вами.
 — А, мистер Смит. Он меня не беспокоит.
 — Пока что Смит в самом деле не представляет угрозы. Но он провел в Иерусалиме несколько лет и имеет здесь нескольких малоприятных друзей. Все же я, пожалуй, могу с ним справиться. — Картрайт указал на другое кафе: — Попробуем это? По вашему следу идет не только Смит, и с некоторыми из них сладить не так легко.
 Картрайт сжал ее руку, давая понять, что на сей раз он не станет слушать возражений. Дайна покорно последовала за ним, главным образом потому, что была потрясена его словами.
 — "С некоторыми из них"? — переспросила она, опускаясь на стул, который придвинул ей официант. — А сколько их всего?
 — По меньшей мере четверо, — ответил Картрайт. Он сделал заказ на беглом арабском. — Я точно не уверен.
 — О Боже! — Дайна провела рукой по волосам. — Лучше расскажите мне все.
 Картрайт посмотрел в сторону двери. Вход в маленькое кафе прикрывал занавес из больших бусин. В помещении было не более восьми столиков, бар и проигрыватель-автомат с яркой неоновой подсветкой. Дайне хотелось, чтобы ее спутник перестал осматриваться. Это действовало ей на нервы.
 — История, которую я рассказал вам в Бейруте, была не вполне точной, — начал он и тут же умолк, так как подошел официант с подносом, поставил на столик чашки и чайник с обычными аксессуарами и удалился. Картрайт раздражающе медленно положил в свою чашку два куска сахара, снова взглянул на дверь и поднял брови.
 Дайна повернулась. Ее стул громко царапнул по полу, и двое арабов в национальной одежде — единственные другие клиенты — вопросительно посмотрели на нее. Один что-то сказал другому по-арабски, и оба рассмеялись. Дайна покраснела и обернулась к своему спутнику.
 — Мне показалось, кто-то заглянул в дверь, — объяснил он. — Простите, я немного нервничаю. Это из-за вас.
 — Спасибо, мне не нужно сахара. Я тоже нервничаю. Пожалуйста, продолжайте.
 — Успокойтесь и пейте чай.
 Дайна повиновалась. Чай был горячим, крепким и сладким; в этих местах сахар обычно клали заранее. Тем не менее напиток освежал. Дайна выпила свою чашку и не стала возражать, когда Картрайт наполнил ее снова.
 — Что говорил вам Смит? — спросил он.
 — Какую-то чепуху о свитках Мертвого моря, — рассеянно отозвалась Дайна; чай был слишком сладким, но ее мучила жажда.
 Бусины в дверном проеме зашуршали, и она снова обернулась. Вошел смуглый маленький человечек в зеленой феске и хорошо скроенном коричневом костюме. Он бросил на нее любопытный взгляд и сел за столик у стены.
 — Проклятие! — пробормотал Картрайт. — Это место чересчур популярно. Значит, Смит рассказал вам об этом? Полагаю, он ссылался на Лейарда?
 — Согласно мистеру Смиту, Лейард намекал на какое-то великое открытие, но не сообщил ничего определенного.
 — Интересно...
 Дайна чувствовала, что беседа ни к чему не приведет. Она так устала. Иногда усталость ощущаешь, только когда садишься...
 — Извините, — пробормотала она. — Кажется, я... засыпаю.
 — Выпейте еще чаю.
 Картрайт снова склонился над ее чашкой. Внезапно Дайна узнала в нем Мартовского Зайца и поняла, что присутствует на Безумном чаепитии в качестве Сони [31] . В любой момент он может схватить ее за ноги и попытается запихнуть в чайник. Комната завертелась; стены словно покрылись ветками омелы. Кто-то со светлыми волосами сидел за чайным столом, но она не была Алисой, потому что на ней было зеленое платье и белые сандалии, а не лакированные туфли и белые носки. Мартовский Заяц вскочил на ноги и начал спорить с Безумным Шляпником, у которого были соломенного цвета волосы и красно-бордово-пурпурный галстук. Алиса провалилась в кроличью нору и падала, падала, падала...




 Глава 7


 — Выпейте это, — произнес чей-то голос. — Пейте, не бойтесь.
 — Меня, — пробормотала Дайна — ее затуманенный ум все еще был занят Льюисом Кэрроллом. — Там сказано: «Выпей меня».
 — Меня, вас, его, это... Меня не интересует, как вы это называете. Пейте!
 — Я уже слишком маленькая... и все еще уменьшаюсь...
 Кто-то сильно ударил ее по щеке, и Дайна открыла слипшиеся веки. У нее кружилась голова, и поэтому она не могла охватить глазами всю картину — только отдельные калейдоскопические фрагменты, которые к тому же были не в фокусе. Тусклое, убогое помещение... Зловонная масляная лампа... Побеленные стены, загаженные насекомыми... Мухи, кружащиеся вокруг лампы... Грубый деревянный стол... Два стула... Грязный пол — хотя не весь, а только отдельные половицы...
 — Выпейте это.
 ...Покрытые грязью и пылью... На столе глиняный кувшин и три чашки... Джефф Смит...
 — Вы, — сказала Дайна.
 Вид у Смита был несчастный. В руке он держал такую же чашку, какие стояли на столе. Внезапно Смит уменьшился в росте, оказавшись где-то на уровне глаз Дайны. Она сделала над собой усилие и поняла, что он опустился на колени. Это означает, что ей нужно лечь... Дайна так и сделала. Под ней оказалось что-то твердое, царапающее кожу рук и ног и воняющее козлом.
 — Выпейте это, — в очередной раз повторил мистер Смит.
 Он поднес чашку к губам Дайны, а другой рукой приподнял за подбородок ее голову.
 Дайна выпила, не имея иного выбора, кроме как задохнуться, и ее тут же вырвало. Мистер Смит, казалось, ожидал такой реакции. Продолжая поддерживать голову Дайны, он быстро вытер ей лицо, потом повернулся и зашагал по комнате, фальшиво насвистывая, покуда ее оскорбленный желудок не угомонился. Когда Смит вернулся к койке, Дайне стало лучше — причем не только с животом. В голове у нее также сравнительно прояснилось.
 Однако вещь, на которой она лежала, продолжала царапаться и вонять. Дайна испытывала острое желание избавиться от соприкосновения с ней. Она встала, сделала шаг вперед, но пошатнулась и ударилась о стол, прежде чем Смит успел ее подхватить. Масляная лампа зашаталась и зачадила еще сильнее.
 — Сядьте, покуда вы не упали, — сердито сказал Смит. — Думаю, что большая часть наркотика уже вышла из вашего организма, но у вас все еще кружится голова, и если вы не...
 — Стул грязный, — пробормотала Дайна.
 Стулья ни разу не красили и не лакировали — их сиденья покрывала богатая коллекция местных насекомых, спрессованных, словно в янтаре.
 Смит вынул из кармана платок и начал чистить сиденье ближайшего стула. Эффект был почти незаметен.
 — Вы боитесь меня, верно? — осведомился он, не глядя на Дайну.
 — Раньше не боялась, а теперь боюсь.
 — Тогда сядьте и послушайте меня всего несколько минут!
 Он поставил стул на место и снова стал мерить шагами узкое пространство, отделяющее стол от двери.
 Дверь была сделана из грубых необработанных досок. Засов находился с внутренней стороны. Сквозь полудюймовые щели между досками виднелась только чернота. Даже если ей удастся выбраться из комнаты, кто знает, что находится по соседству?
 — Я слушаю, — сказала она.
 Бабочка подлетела слишком быстро к золотистому пламени лампы — ее крылышки вспыхнули и почернели. Вздрогнув, Дайна отвернулась.
 — Если бы у меня было время, то я вел бы себя как джентльмен, — промолвил Смит. — Многие люди, чья репутация, возможно, вам известна, могли бы за меня поручиться. Но я был вынужден спешить. Когда Омар сообщил мне, что Картрайт поит вас чаем...
 — Омар?
 — Я обзавелся несколькими прихвостнями, — объяснил Смит.
 — Вам повезло. Полагаю, вы пытаетесь меня убедить, что это Картрайт усыпил меня, а не вы?
 — Вот именно.
 — Тогда почему я оказалась у вас в лапах?
 — В лапах? — обиженно переспросил Смит. — Я вас спас!
 — Примите мою благодарность.
 На сей раз мистер Смит был нечувствителен к сарказму.
 — Рано благодарите. Картрайт отправит на ваши поиски целую армию наемных громил, которые будут сидеть у нас на хвосте. Я торопился и едва ли выглядел незаметным, неся вас на руке, как плащ. Нам нужно поскорее убираться отсюда. Вот почему мне пришлось принять крутые меры, чтобы привести вас в чувство.
 — Крутые — это точно.
 — Вы были без сознания несколько часов. — Смит не смотрел на нее и продолжал шагать взад-вперед. — Я уже начал беспокоиться...
 Новые нотки в его голосе удержали Дайну от легкомысленного отклика, готового сорваться у нее с языка. Смит продолжал, словно разговаривая сам с собой:
 — Почему сегодня? Почему не вчера и не завтра? Должно быть, это как-то связано с вашими планами. Завтра ваша группа собирается на экскурсию в Кумран, к Мертвому морю, не так ли?
 Дайна снова напряглась:
 — Вы все еще цепляетесь за эту дикую историю?
 Смит повернулся — в его глазах промелькнуло нечто вроде веселья.
 — Она куда более дикая, чем вы думаете. Я не осмеливаюсь даже намекнуть на правду — вы сочтете меня безумным, как Шляпника.
 — Забавно — этот образ как раз мелькал у меня в голове.
 — Ничего бы не случилось, не будь вы такой упрямой и несговорчивой.
 — Должно быть, именно это сказал Тит [32]  жителям Иерусалима в семидесятом году.
 — Что-что?
 — Когда он осаждал их, а они упрямо умирали от голода, — напомнила Дайна. — Раньше я считала, что они поступали глупо, не соглашаясь сдаться, но теперь начинаю понимать их точку зрения. Может, это наследственное?
 — В каком смысле?
 — Я наполовину еврейка, как вы, несомненно, знаете.
 — Меня это не интересует, даже если ваше родословное древо восходит прямо к Моисею! — рявкнул Смит. — Во всяком случае, вы такая же упрямая. А теперь отдохните и наберитесь сил.
 Еще одна бабочка сгорела в пламени лампы. Жук ударился о ламповое стекло и свалился на пол, оглушенный. Дайна начала смеяться. Она опустила голову на руки, лежащие на столе, но исходивший от дерева запах прокисшего молока заставил ее отпрянуть.
 — Скажите мне только одно, — попросила она. — За чем вы охотитесь на самом деле?
 Смит, наблюдавший за ней со страхом и раздражением, расслабился, прислонился к стене и полез в карман за сигаретой.
 — За свитками, — ответил он.
 — Вот как? Такими же, как свитки Мертвого моря? Смит сердито уставился на нее:
 — Если бы ваш отец слышал, каким тоном вы это произнесли, он бы от вас отрекся. Все знают, что в пустыне могут храниться и другие манускрипты. А вы — дочь своего отца — смотрели на список, нацарапанный Хэнком на буклете, и не узнали его.
 — Список... — Дайне казалось, будто ее ударили в солнечное сплетение. — Список... свитки... Значит, это перечень рукописей Мертвого моря?
 — Вы, дочь специалиста по Библии, — продолжал бубнить Смит, — не узнали сокращений книг Ветхого Завета! Цифра "1" означает первую пещеру в Кумране — отсюда буква "Q": первая буква слова «Qumran».
 Он продолжал говорить, но Дайна перестала слушать. Кумран... Она слышала, как здесь произносят это название. Первый звук не был похож на английское "q" — он был чисто арабским, трудным для западного произношения. Глубокое, гортанное "к" походило на немецкое «ch».
 — Погодите, — хрипло сказала она, прерывая нескончаемый монолог Смита. — Вот что он говорил в ту ночь...
 Они были так поглощены разговором, что не обращали внимания на дверь. Она внезапно открылась внутрь, и одновременно прогремел выстрел. Смит резко дернулся, на его лице появилось изумленное выражение. Скользнув вдоль стен, он занял сидячее положение, затем повалился на бок. Стол скрыл его тело от взгляда Дайны.
 В дверном проеме стоял Картрайт. Если из дула его пистолета и вилась струйка дыма, Дайна не смогла бы ее увидеть; падение Смита подняло густое облако пыли.
 Прищуренные черные глаза Картрайта оторвались от пола и устремились на лицо Дайны.
 — С вами все в порядке?
 Дайна не шевельнулась. Уголком глаза она видела неподвижную руку Смита.
 — Вам обязательно было нужно его убивать?
 — Я не мог рисковать, пока он держал вас в качестве потенциальной заложницы. Пойдемте, дорогая. Поблизости могут оказаться его друзья.
 Картрайт все еще держал в правой руке пистолет, хотя теперь дуло было направлено в пол. Он протянул левую руку к Дайне, и она вздрогнула.
 — Уберите эту штуку. Пожалуйста.
 — Пистолет на предохранителе. Уверяю вас, я умею обращаться с огнестрельным оружием. — Он поднял пистолет, и Дайна отпрянула, ее зубы выбивали дробь.
 — Ну ладно. — Картрайт опустил оружие в карман пиджака. — Дайна, у нас нет времени для девичьих страхов. Пошли.
 Картрайт шагнул к ней. Дайна видела, что он весь напряжен и не настроен заниматься пустяками. У нее подогнулись колени, но Картрайт поддержал ее, а она обхватила его руками за талию, пытаясь унять дрожь.
 — Достаточно, — вскоре сказал Картрайт. — Я понесу вас, если вы не можете идти, но только не падайте в обморок здесь. Мы должны отсюда выбраться.
 — Я могу идти. — Дайна убрала руки и шагнула назад.
 Картрайт одобрительно улыбнулся, но улыбка исчезла, когда он увидел, что она держит его пистолет.
 Оружие находилось у нее в левой руке, которой Дайна извлекла его из правого кармана Картрайта. Потом она схватилась за рукоятку двумя руками. Тело Картрайта напряглось перед прыжком.
 — Нет, — быстро сказала Дайна. — Не двигайтесь. Эта штука уже на предохранителе, верно?
 — Верно. — Картрайт улыбнулся. Он еще никогда не выглядел более опасным. — И расстояние достаточно близкое. Выходит, я снова ошибся. Вы — профессионал.
 — Нет, — возразила Дайна. Теперь, когда она завладела оружием, ее нервозность словно улетучилась. — Я не профессионал, а ваша фамилия не Картрайт. — Она медленно повернулась, продолжая смотреть ему в лицо. — Джефф, вы пришли в себя? Вставайте, Джефф...
 Дайна видела, как сжался кулак Смита, и поняла, что он не только жив, но и наполовину в сознании. Она с радостью и облегчением прислушивалась к его ворчливому бормотанию и, хотя не осмеливалась оторвать взгляд от Картрайта, видела уголком глаза пару рук, шаривших у края стола.
 Картрайт также их видел. Его лицо изменилось, и Дайна угрожающе пошевелила пистолетом. Когда голова Джеффа медленно поднялась над столом, она не могла сдержать крик ужаса. Левая сторона его лица была вся залита кровью, словно он упал в лужу красной краски. Один глаз был закрыт, другой дико поблескивал.
 Дайна отвлеклась на секунду, но Картрайту этого было достаточно. Очевидно, он понимал, что если попытается выхватить оружие, то она может чисто инстинктивно спустить курок, но в других обстоятельствах едва ли станет стрелять. Когда Дайна вновь перенесла на него внимание, то успела увидеть только полы его пиджака, мелькнувшие за дверью.
 Джефф, шатаясь, подошел к ней.
 — Дайте мне пистолет, — потребовал он, и Дайна без колебаний вложила оружие в его протянутую руку.
 Другая рука извлекла из кармана носовой платок, которым Смит недавно смахивал пыль со стула. Теперь он вытер им лицо, прочистил глаз, никак не желающий открываться, и размазал кровь, став похожим на индейца, вступившего на тропу войны.
 — Рана все еще кровоточит, — с тревогой сказала Дайна. — Лучше позвольте мне...
 Джефф произнес нечто неподобающее ученому специалисту по Библии и добавил более реалистично:
 — У нас нет времени. Нужно быстро отсюда смываться.
 Они вышли из дома, стоящего в ряду мрачных, враждебных на вид фасадов, которые окаймляли узкую улочку, и углубились в лабиринт темных переулков. Джефф шагал быстро и уверенно, но Дайна вскоре поняла, что он не движется к какому-либо конкретному месту назначения. Он просто хотел оказаться как можно дальше от дома, который они покинули. Наконец Джефф выдохся, втащил ее в узкий дверной проем и прислонился к стене.
 — Надеюсь, мы от них сбежали, — задыхаясь, выговорил он.
 — Я тоже надеюсь. С вами все в порядке? Куда он вас ранил?
 — В голову, — ответил Джефф. — Куда же еще? Попади он дюймом ниже, и я бы покоился в мире. Может, это было бы не так уж плохо... Раны в скальпе плохи тем, что они слишком долго кровоточат. Боже!..
 — В чем дело?
 — Кровь капает на землю. Они пойдут по следу.
 — Только не пользуйтесь этим грязным платком, не то получите заражение крови. Вот...
 Их глаза привыкли к темноте, и Джефф усмехнулся, увидев, что делает Дайна.
 — Как удобно. Я думал, что современные девушки не носят эти штуки — не помню, как они называются.
 — Это комбинация. Вернее, была ею. Я не настолько современная. — Дайна оторвала кусок ткани и вручила ему. — Едва ли это хорошая замена первой помощи. Вам нужен врач.
 — Никаких врачей. И никаких полицейских, если ваши мысли работают в этом направлении.
 — Как ни странно, да. А почему вы возражаете?
 Джефф не ответил, и Дайна, чье эмоциональное состояние было крайне неустойчивым, внезапно упала пухом. Ситуация походила на ночной кошмар: безмолвные улицы, мрачные обшарпанные фасады зданий, массивная мужская фигура рядом с ней... Дурной сон! Она действовала не подумав — на раздумья просто не было времени, — но до этого момента считала, что ее импульсивный поступок имел разумные основания.
 — Потому что я не уверен, кто есть кто, — наконец откликнулся Джефф.
 — Нет, не задавайте вопросов, все это слишком сложно для кратких ответов. Нам нужно найти безопасное место, где мы сможем посидеть, поговорить.
 Ответ был, мягко выражаясь, уклончивым, но Дайна отрешилась от всех сомнений. Сейчас не время спорить. Правильно ее решение или нет, она будет его придерживаться.
 — Хорошо, — сказала она. — Куда мы пойдем? Может, вернемся к тому дому, чтобы запутать следы?
 — Ну нет! Его предоставил мне... э-э... джентльмен, которого не обрадует излишний шум.
 — Он преступник?
 — Занимается контрабандой антиквариата, — спокойно ответил Джефф. — Как бы то ни было, Картрайт мог кого-нибудь оставить, чтобы обыскать дом. Нет, нам нужны яркий свет и обилие народу. Возможно, лучше всего подошел бы ваш отель, если мы сможем туда добраться.
 С этим оптимистическим замечанием он снова двинулся вперед. Вскоре они вышли на более широкое пространство, — хотя и не настолько большое, чтобы именоваться площадью, — где пересекались две улицы. В центре мостовой виднелось нечто похожее на колодец, над которым печально поникли ветки двух деревьев. Под ногами у Дайны хрустнуло стекло. Посмотрев вверх, она увидела то, что некогда было уличным фонарем: светильник был прикреплен к шесту, в свою очередь тянувшемся к фасаду одного из зданий. Интересно, разбили его мальчики или взрослые, предпочитавшие темноту по какой-то зловещей причине? На другой стороне площади находилась церковь с причудливой формы куполом, вырисовывающимся на фоне звездного неба.
 До сих пор они никого не встретили. Теперь же Дайна увидела идущего по направлению к ним одинокого пешехода. Джефф почувствовал, как она вздрогнула, и успокаивающе сжал ей руку. Нечего волноваться, убеждала себя Дайна; удивительно, что до сих пор они еще ни с кем не столкнулись. Этот человек не мог быть врагом, иначе он бы не приближался к ним открыто. Когда незнакомец подошел ближе, Дайна увидела, что он низенький, худощавый и, судя по упругой походке, молодой. Темная одежда развевалась при каждом шаге. Она могла бы принять его за женщину, если бы не знала, что порядочные арабские женщины не ходят ночью одни по улицам. Голова незнакомца была обмотана белой тканью. Дайна не могла разглядеть черты его лица.
 Джефф избрал курс, дающий возможность незнакомцу пройти мимо, не задевая их, но когда они приблизились друг к другу, тот повернулся к ним и тихо заговорил по-арабски. Дайна не понимала ни слова, но голос был мягкий, успокаивающий и, судя по тембру, принадлежал скорее мальчику, нежели взрослому мужчине.
 Джефф остановился и протянул руку, словно указывая направление. Мальчик покачал головой и снова заговорил, шагнув ближе и вытянув голову, как будто плохо слышал. Он выглядел совершенно безобидным, поэтому Дайна удивилась, когда Джефф подпрыгнул как ужаленный и хлопнул себя ладонью по боковому карману. Но он опоздал — юный воришка отскочил назад и с довольным видом разглядывал предмет, который извлек из кармана Джеффа. Потом с улицы, откуда они только что вышли, послышались слабые звуки. Повернувшись, Дайна увидела в темноте нечто похожее на свет карманного фонарика.
 — Джефф, — с тревогой сказала она. — По-моему, кто-то идет.
 — Хорошо. — Джефф не обернулся. — Верни-ка мне это, чертенок.
 Он повторил требование по-арабски, но это поначалу не произвело должного эффекта. Мальчик уже не казался безвредным — он напрягся как струна, готовый в любой момент пуститься бежать. Однако, к удивлению Дайны, он осторожно шагнул вперед:
 — Доктор Джефф?
 Смит отпустил руку Дайны и шагнул ему навстречу. Несколько секунд они разглядывали друг друга в темноте, как две незнакомые собаки, — настороженно, но не враждебно, — потом Джефф издал странный звук, похожий на смех.
 — Мухаммед эль-Закар. Мне следовало догадаться. Опять взялся за старые трюки, а?
 Он продолжил по-арабски, и мальчик улыбнулся — Дайна видела, как сверкнули его зубы. Однако улыбка вскоре исчезла. Мухаммед бросил взгляд на улицу, которую они недавно покинули. Огонек приближался.
 Мальчик повернулся и бросился бежать. Джефф устремился следом, потянув за собой Дайну в узкое пространство между стеной церкви и соседним домом. Этот проход оказался крутым. Вскоре он сузился настолько, что им пришлось идти гуськом. Джефф подталкивал Дайну вперед. Она решила, что им движут рыцарские побуждения, так как идущий сзади подвергается наибольшей опасности, но ей бы хотелось, чтобы он не был настолько благороден. Дайна ничего не видела перед собой даже на дюйм. Наконец она остановилась из-за примитивного страха удариться обо что-нибудь носом. Джефф налетел на нее и выругался. Его негромкий голос отозвался эхом. Мальчик предупреждающе зашипел. Худые твердые пальцы ухватили Дайну за руку и потянули вперед.
 — Уже недалеко, — шепнул мальчик на ухо Дайне. Дружеская рука успокаивающе похлопала ее по спине, быть может, излишне ласково. Но рука задержалась ненадолго — Мухаммед оказался человеком слова.
 Сделав двадцать шагов, они очутились в тупике. Мухаммед пошарил руками, и в стене открылся квадратный проход, слегка посеребренный светом звезд. Дайне пришлось пригнуться, чтобы пройти через него. Джефф опустился на четвереньки и оставался в этой позе, тряся головой, как мокрый пес, пока Мухаммед закрывал и запирал калитку.
 Они находились в маленьком дворике, окаймленном деревьями и цветами в горшках. Осматриваться не было времени — Мухаммед метнулся в угол и начал поднимать одну из широких плит, которыми был вымощен двор. Так как камень сопротивлялся, он взял палку и просунул ее под край. Плита поднялась и повалилась набок с грохотом, который, казалось, был слышен на расстоянии нескольких миль. Мухаммед заговорил с Джеффом, указывая на дыру в земле, потом обратился к Дайне увещевающим тоном, каким разговаривают с маленькими детьми или пациентами сумасшедшего дома:
 — Сюда. В туннель. Быстро.
 Дайна отнюдь не была уверена, что туннель кажется ей привлекательным. Повернувшись к Джеффу, она увидела, что он все еще стоит на четвереньках, но приподняв голову, как пойнтер, готовый броситься на добычу. На его лице застыло странное выражение, но он ничего не сказал и пополз в сторону дыры.
 Дайна посмотрела в отверстие. Оно не было перпендикулярным, а опускалось в темноту под острым углом; пол покрывали булыжники. Высота не превышала двух футов.
 — Я пойду первым, — заявил Джефф.
 Он полез в яму головой вперед, подталкивая себя руками и коленями Через несколько секунд снизу донесся его голос:
 — Спускайтесь. Все в порядке.
 Бросив на Мухаммеда сердитый взгляд, Дайна повиновалась. Эпизод был кратким, но малоприятным: острые камни царапали кожу, но хуже всего был похожий на клаустрофобию страх перед темнотой и давящими стенами. Она вскрикнула, когда чьи-то пальцы потянули ее за лодыжку, и у нее вырвалось словечко, которое она не произносила еще ни разу в жизни.
 — Дайна! — воскликнул шокированный Джефф.
 — Перестаньте меня тянуть! Я чувствую себя как морковка, которую вытаскивают из грядки.
 — Вы уже вылезли. Вставайте.
 Его голос отозвался гулким эхом, и Дайна поняла, хотя в темноте ничего не было видно, что находится в обширном, хотя и замкнутом пространстве. Джефф подтянул ее вперед на несколько шагов, и она услышала, как выскользнул из туннеля Мухаммед. Дайна была рада услышать его, а тем более увидеть, когда вспыхнуло пламя свечи.
 Впрочем, в первый момент свет ей не слишком понравился. Крошечный огонек казался жалким среди окружающей темноты, а лица спутников — единственные предметы, освещенные более или менее ясно, — не внушали успокоения. Лицо мальчика обладало строгой красотой, типичной для молодых арабов. Кожа на лбу и скулах поблескивала, как коричневое полированное дерево, а тонкий аристократический нос был словно изваян скульптором. Один темный глаз светился живым умом; другой глаз был слепым — его покрывала белая матовая пленка.
 Мальчик улыбался, с одобрением разглядывая Дайну здоровым глазом. Либо он был старше, чем выглядел, либо в этих краях дети в самом деле взрослеют быстрее своих западных однолеток. Дайна опустила разорванный рукав.
 Джефф являл собой ужасное зрелище. Часть его волос, которая не была испачкана кровью, свисала пыльными прядями, вымазанное кровью лицо казалось пегим. Но он словно не чувствовал боли, недоверчиво озираясь вокруг.
 — Что это за место? — осведомился Джефф.
 Эхо усилило его голос в несколько раз.
 — Тише! — упрекнул его Мухаммед. — Что за место? — Он пожал плечами. — Старое. Старый туннель, старая пещера...
 — Старая пещера? — Джефф схватил своего проводника и спасителя за плечи и встряхнул изо всех сил. — Откуда ты знаешь об этом месте, дьяволенок? Как давно существует этот проход со двора?
 — Не злите его, — нервно заметила Дайна.
 Широко усмехаясь, Мухаммед, точно угорь, выскользнул из рук Джеффа и сел на корточки. Вынув из рукава окурок сигареты, он извлек из столь же неподходящего места спичку и закурил с явным наслаждением.
 — Из него ничего не вытянешь, — вздохнул Джефф. — Иногда я чувствую себя полным идиотом. Мы, вооруженные всеми достижениями западной цивилизации, копаемся в земле и пишем ученые трактаты, а местные жители знают о здешних древностях больше, чем мы могли бы узнать за миллион лет.
 Дайна разглядывала Мухаммеда, походившего на тлеющую кучку тряпок. Он казался в высшей степени довольным жизнью и собой. Со стоном она опустилась на пол.
 — Насколько я понимаю, мы находимся в каком-то давно затерянном тайном ходе под городом. Из-за этого вы так возбуждены?
 — Нет-нет, ничего настолько романтичного. Подземелий здесь великое множество — заброшенные каменоломни, древние водопроводы и водохранилища. Многие из них уже исследованы. Но этот вход со двора не отмечен ни на одной карте... Эй, Мухаммед!
 Мальчик поднял взгляд.
 — Вы убегать от людей. Я вас подобрать. Сначала вы отдохнуть, попить, умыться... — Он указал на окровавленную голову Джеффа.
 Дайна понимала, что мальчик говорит на скверном английском, а не по-арабски, чтобы избежать лишних вопросов. Повернувшись на корточках, он вынул что-то из-за камня позади себя.
 — Пейте, — предложил Мухаммед, протягивая извлеченный предмет.
 Это была грязная и грубая глиняная бутыль, закупоренная обрывком тряпки. Форма и материал, из которого она была изготовлена, настолько напоминали сосуды, виденные Дайной в многочисленных музеях, что она была потрясена сходством.
 Впрочем, будучи женщиной, она была не менее потрясена жутким видом импровизированной пробки, и, когда Мухаммед вытащил тряпку черными от грязи пальцами и снова протянул ей бутыль, она покачала головой.
 Джефф, все еще размышлявший над несправедливым превосходством необразованных, был лишен подобных предрассудков. Он сделал большой глоток, вздрогнул и покраснел как рак.
 — Уф!
 — Что это?
 — Арак. И притом отличного качества. Несомненно, контрабандный или краденый.
 — Хорошие же у вас знакомые!
 — Мухаммед — славный мальчуган. — Джефф снова глотнул из бутыли.
 — По крайней мере, он спас нас от Картрайта. — Дайна приняла более удобную позу. — Кстати, о Картрайте, — продолжала она. — Я хотела у вас спросить... Господи, у меня столько вопросов! Насчет свитков...
 Джефф, вновь подкреплявшийся араком, закашлялся и взглядом заставил ее умолкнуть.
 — Давайте не будем допускать многословия насчет тайных дел, могущих возбудить неподобающие эмоции в людях незрелых. — Эту пышную фразу он произнес вполне серьезно.
 — О... — Дайна не без труда разобралась в услышанном. — Его английский не так хорош, как ваш.
 — Думаете, я все время изъясняюсь подобными фразами? Но он понимает достаточно, чтобы почуять, где пахнет прибылью.
 Джефф посмотрел на Мухаммеда, и тот улыбнулся в ответ. Дайна поняла, что имеет в виду Джефф. Несмотря на простодушную физиономию, Мухаммед вибрировал как антенна, прислушиваясь к разговору.
 — Подождите, пока мы останемся наедине, — продолжал Джефф. Он поднял бутыль, но, подумав, с сожалением опустил ее. — Еще один глоток, и я не смогу идти, а нам нужно двигаться дальше.
 — Но мы не можем в таком виде появиться в вестибюле «Интерконтиненталя».
 — Вот как? — Джефф окинул ее взглядом. — Да, вы выглядите изрядно поистрепавшейся. Давайте выясним, что нам еще предстоит.
 Он обратился к мальчику, и Мухаммед, который смотрел в пространство с ангельской улыбкой, скрывавшей напряженное любопытство, кратко ему ответил.
 — Он говорит, что нам нужно пролезть еще через одну скверную дыру, — перевел Джефф. — Ваше платье пока не совсем порвалось. Лучше снимите его.
 Дайна собралась с возмущением отказаться, но передумала. Слишком уж по-викториански возражать против этого из соображений скромности.
 — Хорошо, но как быть с вами? Ваша рубашка безнадежна — залита кровью сверху донизу.
 — У Мухаммеда, возможно, есть лишняя, — последовал удивительный ответ.
 Мухаммед заартачился, но после краткой дискуссии снял свой халат, обнаружив под ним великолепную ковбойку из красного атласа с бахромой и узким галстуком. Она была немного испачкана, но выглядела куда презентабельнее рубашки Джеффа. На парне были к тому же узкие желтые джинсы и пояс с серебряной пряжкой.
 Его сердитая физиономия просветлела при взгляде на лицо Дайны, выражение которого Мухаммед ошибочно принял за безмолвное восхищение, и он, сняв рубашку, хвастливо поиграл мускулами.
 — Только запомните, — предупредила Дайна вполголоса.
 — Что именно?
 — Я не стану снимать платье, пока мы не окажемся в темноте, и следом за мной пойдете вы, а не этот юный Давид. О'кей?
 — Договорились, — усмехнулся Джефф.
 — Прежде чем вы наденете его рубашку, позвольте вымыть вам лицо. Здесь есть какая-нибудь вода?
 — Какая-нибудь, может, и есть, но я предпочел бы не рисковать своей нежной кожей. Воспользуйтесь араком. Он послужит антисептиком — на вкус в нем не менее девяноста процентов чистого спирта.
 Дайна оторвала еще один лоскут от комбинации и принялась за работу.
 — Только не Микеланджело, — внезапно произнес Джефф.
 — Что?
 — Юный Давид.
 — А чей же? Донателло?
 — Тот, который в забавной шляпе.
 — Действительно, похож, если не считать шляпы. Мальчик гораздо худее, но в нем что-то есть...
 — Худощавая юношеская мужественность, — произнес Джефф уголком рта, так как Дайна трудилась над его щекой.
 — Незачем острить. Может быть, бедный мальчик поправится, когда повзрослеет.
 — Повзрослеет! Да ему... Ой! — Дайна нечаянно задела край раны. — Ему уже около двадцати... — закончил Джефф, вновь обретая дар речи.
 — Правда? — Дайна снова села на корточки, изучая результаты своей работы. — Уже лучше, но волосы выглядят ужасно. Я не могу счистить с них кровь этой тряпкой.
 — Чертова рана снова кровоточит, — мрачно сказал Джефф. Он снял рубашку и начал ее рвать. — Нужно обмотать чем-нибудь голову — по крайней мере, так мы можем появиться на людях.
 — Двадцать, — пробормотала Дайна. — По виду ему столько не дашь...
 Мухаммед надевал халат очень медленно, поэтому Дайна могла сравнить мускулатуру обоих. Мышцы Джеффа выглядели впечатляюще, к тому же у него был красивый ровный загар. Она подавила идиотское желание — абсолютно неподобающее дочери ее отца — потрогать мускулы спины Джеффа, напрягшиеся, когда он изо всех сил пытался справиться с плотной тканью рубашки.
 Наконец ему удалось разорвать рубашку напополам, и он стал рвать один кусок на полосы.
 — Недостаток пищи, воды, мыла, медицинской помощи и всего прочего, — проговорил он, и в его голосе Дайне послышались незнакомые нотки. — Неудивительно, что парень так выглядит. Чудо, что он вообще выжил. Продолжительность его жизни составляет примерно половину вашей или моей. И это относится ко многим представителям человеческого рода.
 Чего еще можно ожидать, проживая в таких грязных, зараженных чем угодно местах вроде того, откуда мы только что выбрались? Конечно, это кажется мелочью, если мыслить категориями всей истории человечества... Иногда я спрашиваю себя, не боремся ли мы с каким-нибудь неумолимым законом всеобщего бедствия, который поглотит наши жалкие группы врачей-добровольцев, корпусы мира и докторов Швейцеров, словно океан — пузырек с чернилами.
 — Неплохая речь, — одобрила Дайна. — А теперь позвольте перевязать вам голову.
 — Мне следовало держать язык за зубами, — пробормотал Джефф, когда она начала обматывать его голову полосками ткани.
 — Вовсе нет — было приятно познакомиться с вашей жизненной философией.
 — Это только одна из них. У меня их около дюжины, в зависимости от настроения, погоды и тому подобного.
 — И какова же ваша философия при хорошей погоде?
 Джефф застенчиво улыбнулся, явно сожалея, что обнаружил свои истинные чувства.
 — Изящный гедонизм.
 — Несомненно, этот моральный кодекс и заставил Мухаммеда позаботиться о вас.
 — Нет, наше знакомство восходит к тем дням, когда я был молодым идеалистом, полным любви к ближним. А теперь отложим разговоры о духовном до более удобного случая — нам нужно убираться отсюда.
 Дайна как будто ударилась головой о знак «Посторонним вход воспрещен». Но ее это не смутило — она и так проникла Смиту в душу куда глубже, чем ожидала, и увиденное заинтересовало и тронуло ее. «Циник — всего лишь разочарованный идеалист», — напомнила она себе.




 Глава 8


 Выйдя из пещеры, они двинулись по туннелю, достаточно высокому, чтобы идти не сгибаясь. Сотни через две футов он сменился рядом маленьких пещер, очевидно служивших резервуарами. Это был конец легкого пути. Далее последовали ствол шахты, по которому они карабкались с помощью вбитых в стену деревянных клиньев, ступени, покрытые таким слоем пыли, что нога Дайны каждый раз скользила назад, трещины, валуны, наклонный коридор... Потом они добрались до самого худшего участка.
 Дайна успела бросить на него взгляд, прежде чем Мухаммед задул свечу, и едва не побежала назад. Им снова пришлось ползти на четвереньках, но это ужасное место выглядело таким узким, словно сквозь него вообще невозможно протиснуть тело. Потолок, казалось, состоял из грязи и расшатанных камней; при последней вспышке света Дайна увидела, как струйки песка пробиваются сверху и сыплются на пол туннеля. Не было даже наклона, способного облегчить продвижение.
 — Пришло время разоблачиться, — шепнул ей на ухо Джефф. — Не беспокойтесь о Мухаммеде, он не сможет обернуться, даже если захочет, а пальцы ног у него хоть и цепкие, но...
 — Заткнитесь.
 — Я просто пытаюсь разрядить атмосферу. Надеюсь, вы не думаете, что я с радостью предвкушаю эту процедуру?
 Если все путешествие было достаточно тяжким, то эта его часть представляла собой сплошной кошмар. Время от времени пальцы Дайны касались ноги парня, а прикосновения рук Джеффа к ее ступням оставались единственной связью с миром здравого смысла. Когда им пришлось осуществить поворот почти под прямым углом без какого-либо расширения коридора, Дайна застыла в ужасе, скорее психологическом, чем физическом: все примитивные страхи, когда-либо одолевавшие человеческий род, атаковали хрупкие барьеры ее силы воли. Боязнь темноты, замкнутого пространства, нехватки воздуха, тонны камней и грязи, давящие на ее тело... Из страха, что потолок обрушится на нее, она не могла двинуться ни вперед, ни назад, уже просунув за угол голову и плечи.
 Внезапно пальцы Джеффа больно ткнули ее в пятку; Дайна инстинктивно дернулась и пролезла за угол, задыхаясь и волоча по земле исцарапанные колени. Если археологи таким способом зарабатывают себе на хлеб, то какое счастье, что она избрала своей профессией музыку... Забавно. Она давным-давно перестала думать о своей карьере, о постигшей ее удаче...
 — Эй! — окликнул Джефф. Его рука ухватила Дайну за лодыжку. — Куда вы ползете? Мы выбрались.
 Огарок Мухаммеда зажегся снова, и Дайна увидела, что они в самом деле выбрались на просторное место. Вместо того чтобы встать, она опустила подбородок на руки.
 — Дайна, милая, с вами все в порядке?
 — Не называйте меня милой! — огрызнулась она, и рука, коснувшаяся ее спины, сразу была убрана.
 — Простите.
 Дайна села.
 — Это лишает меня мужества, — объяснила она, вытирая нос тыльной стороной ладони.
 Джефф протянул ей тряпку, в которой она узнала кусок его рубашки. Дайна едва не разразилась истерическим смехом, заметив, как он отчаянно пытается не опускать взгляд ниже ее подбородка.
 Вздрогнув, она поднялась на ноги. Ее бедному платью не пошло на пользу то, что его скатали в шар, но крепкая ткань оказалась достойной своей рекламы. Оно было измято куда меньше, чем ожидала Дайна. Отряхнувшись от пыли, она надела платье, и Джефф повернулся к ней, оторвавшись от сосредоточенного изучения белой стены.
 — Неплохо. Выглядите так, будто всего-навсего уезжали на ночь за город.
 — Мне не терпится добраться до отеля, — сказала Дайна. — А куда делся Мухаммед?
 Огарок свечи, воткнутый в щель, сильно оплыл и едва мерцал на ветру.
 — Возможно, ушел сделать приготовления. Он вернется. Возьмите арак — я захватил бутылку. Нет, не пейте, только вымойте лицо.
 Они закончили омовение, и Мухаммед вернулся, проскользнув сквозь узкое отверстие так же беззвучно, как исчез. Он подал им знак следовать за ним, и они снова очутились в каком-то дворе. Три овцы и ослик с любопытством уставились на незваных гостей.
 Они прошли через ворота и очутились на улице — не в извилистом переулке старого города, а на вполне современной улице с магазинами и маленькими домиками, утонувшими в зелени садов. У обочины стояло несколько машин. Одна из них находилась прямо за воротами, и как только они вышли на улицу, ее заднюю дверцу открыла чья-то невидимая рука.
 Джефф наклонился к переднему окошку. Оттуда высунулась смуглая толстая физиономия с косматой черной бородой и черными волосами, прикрытыми шоферской шапочкой.
 — Салам, Мухаммед, — поздоровался Джефф.
 — Ассалам алейкум, — отозвался шофер.
 — Отель «Интерконтиненталь».
 Такси помчалось по улице, и Дайна откинулась на потертый чехол сиденья.
 — Здесь всех зовут Мухаммедами? — осведомилась она.
 — Почти всех. Этот Мухаммед — дядя паренька.
 — Рада, что у бедного парня есть хоть один почтенный родственник.
 — Мухаммед водит такси только по ночам. Днем он работает на семейной фабрике. Они делают старинные лампы, распятия, а с недавнего времени — сувенирные меноры [33]  и макеты храма Соломона.
 Дайна поднесла руку к шее — там было пусто. Она где-то потеряла серебряный крестик, который, как уверял торговец, ранее принадлежал старинной христианской семье.
 — Вы знаете всех мошенников в Иерусалиме?
 — Нет, — ответил Джефф тоном человека, скромно опровергающего незаслуженный комплимент. — Я ведь пробыл здесь всего около двух лет.
 Они выехали за городские ворота и направились по дороге через долину Кедрона. На фоне звездного неба вырисовывались темные массы деревьев; шпили и купола иерусалимских храмов тянулись вверх, словно руки, просящие подаяния. Когда машина стала взбираться на последний склон, Дайна смахнула слезы с глаз и высморкалась.
 — В чем дело? — спросил Джефф.
 — Просто пришла в голову сентиментальная чепуха, о которой думают все, попадающие в Иерусалим.
 — На некоторых город так действует — в том числе на меня. Но я вам советую переключиться на более земные проблемы... Вот мы и приехали.
 Машина остановилась перед ярко освещенным фешенебельным отелем; швейцар тут же выбежал навстречу. Дайна с трудом подавила желание спрятаться в темноте кабины, и лицо швейцара, когда она выбралась из машины, подтвердило ее худшие опасения. Джефф вполголоса говорил с водителем. Когда он вышел следом за ней, его лицо выражало уморительное сочетание гнева и веселья.
 — Мошенник обчистил меня до последнего динара, — процедил он сквозь зубы.
 Они прошли через вестибюль, что было для Дайны мучительным испытанием. В лифте Джефф хранил высокомерное молчание, но как только двери закрылись за ними, облегченно вздохнул.
 — Возможно, худшее позади, — мрачно промолвила Дайна, — но наше прибытие, безусловно, не осталось незамеченным.
 — Картрайт в первую очередь стал бы проверять отель. — Джефф взял ее за руку. — Меня не заботит, сколько народу нас видело, покуда никто нас не остановил. Если мы сможем без помех добраться до вашей комнаты, я буду приятно удивлен. Куда идти?
 — За угол и по коридору.
 Они пустились со всех ног, подгоняемые последней вспышкой страха, которая часто настигает беглецов, когда цель уже рядом. Свернув за угол, Дайна увидела, что в коридоре, оканчивающемся глухой стеной, никого нет. Ее руки настолько дрожали, что она с трудом вставила ключ в замочную скважину.
 Возможно, именно царапающий звук ключа привел к очередной неприятности, хотя позже Дайна не была в этом уверена. Соседняя дверь открылась с внезапностью, не оставлявшей им шанса на спасение, и наружу высунулась седая голова миссис Маркс.
 — Вот и вы, наконец, — громко произнесла она.
 Джефф выхватил ключ из онемевших пальцев Дайны и открыл дверь. Втолкнув ее в комнату, он повернулся, чтобы преградить дорогу миссис Маркс, но старая леди была для него слишком крепким орешком. Она наступала ему на ноги, надвигаясь на него с медленной, но неумолимой силой бульдозера. Помешать ей войти можно было только взяв ее за плечи и вытолкнув в коридор.
 Дайна включила свет, сердито глядя на Джеффа. Он пожал плечами и возвел очи горе. Миссис Маркс, скрестив руки на груди, неодобрительно разглядывала обоих. На ней был полинявший красный халат из фланели, седые локоны прикрывала сетка для волос.
 — Можете сесть, молодой человек, — разрешила она. — Выглядите вы неважно. Что касается вас, Дайна, то ваш вид просто ужасен. А ваше поведение — исчезнуть, не сказав никому ни слова, — было в высшей степени неосмотрительным. Мы очень о вас беспокоились.
 — Простите, — пролепетала Дайна. Эта тирада ее несколько успокоила: за несколько лет ей пришлось выслушать около двухсот подобных лекций от миссис Макинтош, экономки отца.
 Миссис Маркс, сделав паузу, чтобы перевести дыхание, не дала возможности продолжить извинения.
 — Я бы направила полицию на ваши поиски, если бы мистер Дроген не посоветовал мне подождать. Он вместе с остальными мужчинами обыскал весь район. Потом Мартина сказала наконец, что видела, как вы ушли с мужчиной. Ей показалось, что он брюнет, но, очевидно, она ошиблась. Если бы я знала, что вы ушли вот с этим, я бы настояла на том, чтобы сообщить полиции. Значит, таковы современные представления об ухаживании за девушками, молодой человек? Прятаться поблизости, чтобы встретить ее на улице, а потом привести назад в таком состоянии? Чем вы занимались?
 Дайна беспомощно захихикала, а Джефф, повинуясь первоначальному указанию миссис Маркс, сел и вытянул ноги, избегая пытливого взгляда старой леди.
 — Вообще-то, — признался он, — ухаживание не совсем входило в мои планы... Прекратите-ка это, мадам, не знаю, как вас зовут!
 Старая леди с быстротой кошки, которая ловит мышь, ловко избежала молотящих по воздуху рук Джеффа и сорвала повязку у него с головы. Дайна села на кровать. Ситуация настолько вышла из-под контроля, что она чувствовала себя абсолютно спокойной, словно все это ее вообще не касалось.
 — Ему нужен врач, — заметила миссис Маркс, шагнув назад и окинув свою жертву критическим взглядом.
 — Не нужен мне никакой врач! Рана уже не кровоточит... Во всяком случае, — свирепо добавил Джефф, когда ему на лоб потекла алая струйка, — не кровоточила, пока вы не взялись за дело.
 Миссис Маркс повернулась к Дайне:
 — В этих местах, дорогая, любая инфекция опасна. Рана глубокая и выглядит скверно. Если не произвести должную антисептическую обработку...
 Она мрачно покачала головой, а Дайне представились жуткие видения: заражение крови, бред, предсмертные судороги...
 — Миссис Маркс права, — сказала она Джеффу. — В отеле должен быть врач.
 Джефф протестующе затряс головой и продолжал это занятие, покуда женщины говорили между собой.
 — Незачем вызывать постороннего врача, — быстро сказала миссис Маркс. — Я уверена, что доктор Краус будет только рад оказать помощь.
 — Ну, не знаю...
 — Чтобы вызвать врача из города, понадобится время. К тому же я не знаю здешних законов, но во многих странах врач обязан немедленно сообщить полиции об огнестрельном ранении.
 Стоя посреди комнаты в своем красном фланелевом халате и задумчиво склонив набок седую голову, миссис Маркс являла собой воплощение старомодной благопристойности. Она встретила взгляд Дайны не моргнув глазом.
 — Кто вы такая? — медленно спросила Дайна. — Почему вы вмешиваетесь в это дело?
 — Дитя мое, по-вашему, жена священника ведет жизнь затворницы? Несомненно, ваш отец не вовлекал вас во все свои проблемы, но мой муж некоторое время служил в одном из промышленных городов Мидленда, и уверяю вас, мне довелось повидать очень многое! Естественно, я верю в законопослушность, но мы... э-э... англосаксы, должны держаться вместе, не так ли? Не то чтобы я не доверяла местным властям, но вы, разумеется, предпочтете избежать задержек и допросов.
 — Безусловно, — согласилась Дайна.
 — Тогда я приведу доктора. — Она повернулась к двери, заговорщически подмигнув Дайне. — Я постучу три раза — вот так.
 Как только миссис Маркс удалилась, Джефф вскочил со стула и запер дверь на задвижку.
 — Не впускайте ее больше, — нервно сказал он.
 — Мы не можем ее не впустить. Вы не знаете миссис Маркс, но если ей не дадут сделать по-своему, она поднимет на ноги весь отель. Возможно, она в самом деле та, за кого себя выдает. Высказывание насчет англосаксов вполне в ее духе, к тому же она явно привыкла командовать окружающими.
 — Ладно, вред уже причинен, — со вздохом согласился Джефф. — Утром вся ваша группа об этом узнает. Нам лучше поговорить, пока есть возможность. Прежде всего взгляните еще раз на это и убедитесь в вашей тупости и невежестве.
 Джефф вытащил из кармана предмет, который Дайна сразу узнала, хотя он был весь мятый и грязный, положил его на стол, и оба склонились над ярким разноцветным буклетом.
 — Смотрите, — продолжал Джефф. — Вот что Хэнк написал тем вечером в Бейруте, покуда остатки его совести боролись с трусостью и алчностью. Я не специалист в библеистике и тем более не разбираюсь в свитках, поэтому не знаю, имеют ли эти символы отношение к реальным манускриптам или же Хэнк выдумал их для каких-то своих целей. Но я не думаю, что это имеет значение. По-моему, он пытался дать мне ключ к сути того, что ему удалось обнаружить, и зашифровать то, что по-настоящему важно. Но я знаю достаточно, чтобы идентифицировать некоторые символы. MIC — это, конечно, Михей, а ОВ — Авдий [34] .
 Дайна застонала:
 — Какая же я была дура! HOS — это Оси [35] , а... Погодите. Что означает МАМ?
 — Первая буква, подобно Q, обозначающему Кумран, подразумевает место, где была обнаружена рукопись. В данном случае вади [36]  Мураббат.
 — Тогда AM означает Амос. Теперь мне ясно — все это книги Ветхого Завета... Нет, опять не понимаю. Пятая строка. Первая пещера, Кумран — отлично, но что такое МАТ? Такой книги нет в Ветхом Завете...
 Дайна услышала, как ее голос поплыл, словно магнитофон, который выключили посредине записи. Выражение лица Джеффа подсказало ей, что она на верном пути — какой бы невозможной ни выглядела сама идея.
 — Матфей! — воскликнула Дайна, не веря самой себе. — Евангелие от Матфея! Но ведь я знаю, что среди кумранских манускриптов нет книг Нового Завета! Кумранцы не были христианами!
 Джефф снова опустился на стул. Его лицо казалось рассеянным, и при первых же словах Дайна поняла, что он просто повторяет логические умозаключения, которые неоднократно приводил самому себе, поэтому его речь звучит как заранее отрепетированная лекция.
 — Во время Иудейской войны Иерусалим был захвачен римским полководцем Титом. К семидесятому году, всего сорок лет спустя после Распятия, в Палестине существовала солидная христианская община. Когда пришли римляне, эти бедняги оказались между молотом и наковальней. Они не могли ожидать милости от римлян, а большая часть соседей считала их еретиками и святотатцами. Существует старинное предание, что перед падением Иерусалима еврейские христиане бежали через Иордан в Пеллу. Мужчины, женщины и дети вместе со всем скарбом, который они могли унести. Возможно, они захватили кое-что еще.
 Было много ученых споров о датировке Евангелий и даже о языке, на котором они написаны. Традиционная библейская наука предписывает всем Евангелиям относительно позднюю дату — не ранее семидесятого года, причем Евангелие от Иоанна было последним из четырех. Согласно традиционной школе, оригинальным языком Евангелий был греческий.
 С другой стороны, одержимые радикалы полагают, что Евангелие от Иоанна было самым ранним и что все они возникли до восстания и были написаны по-арамейски. Две недели назад я считал это безумием. Но если подумать, то приходишь к выводу, что воспоминания людей, говоривших с Иисусом, должны были приобрести зафиксированную форму как можно раньше. В те дни жизнь была тяжелой, путешествия опасными, а эти люди ожидали мученической смерти. Могли они рисковать утратить хотя бы самую малую часть Слова Божия? Некоторые из первых христиан были бедными крестьянами и неграмотными рыбаками, но среди них встречались и образованные люди. Существование кумранских свитков доказывает, что религиозные общины имели библиотеки, а у христиан могли быть монастыри в пустыне, подобные кумранскому.
 Послышались три ритмичных удара в дверь.
 Это был условленный сигнал. Дайна посмотрела на Джеффа. Сохраняя присутствие духа, он сел на буклет.
 — Впустите их, — покорно вздохнул он. — Не то она выломает дверь.
 Дайна с трудом двигалась после перенесенных приключений, поэтому, пока она добралась до двери, стук повторился. На сей раз его, очевидно, слышали во всем коридоре, и Дайна поспешно распахнула дверь, покуда миссис Маркс не стала колотить по ней ногами.
 — Что вы так долго не открывали? — осведомилась старая леди громким шепотом, отчетливым, словно крик. — Хотите переполошить весь отель?
 За ней следовал доктор Краус. Он казался смертельно напуганным — даже вид пулевого ранения не вызвал у него никаких комментариев.
 Дайна села на кровать. Больше ей нечего было делать. В голове у нее царил такой сумбур, что она боялась говорить о чем угодно из страха нечаянно выдать важную информацию.
 Теперь она представила достаточно ясно, что искал Джефф, и не порицала его за использование любых методов ради достижения цели, включая преследование ее повсюду. Но если пропавшие документы, из-за которых погиб Лейард, были всего лишь (всего лишь!) древними свитками, то зачем они понадобились Картрайту? Если он археолог, то она Клеопатра! Более того, Дайна привыкла считать археологов прямыми и честными людьми, которые никогда не опустятся до преступления ради приобретения ценных материалов. Она улыбнулась, представив себе крупнейшие музеи и университеты мира ведущими друг с другом гангстерскую войну. Британский музей нанимает Джеймса Бонда, чтобы похитить Венеру Милосскую, а музей «Метрополитен» обращается к мафии с целью похитить из каирского музея золотой гроб Тутанхамона... В этом было столько же смысла, сколько в некоторых других ее недавних предположениях.
 К счастью для Дайны, миссис Маркс пребывала не в болтливом настроении. Она примостилась на краю стула, положив руки на колени и обшаривая комнату блестящими глазками. Когда доктор закончил работу и голова Джеффа стала похожа на голову египетской мумии, миссис Маркс поднялась, взяла Крауса за руку и вывела из комнаты. Доктор бросил на Дайну жалобный взгляд, но даже если он хотел что-то сказать, у него не было на это ни единого шанса. Дверь закрылась, и Дайна вопрошающе посмотрела на Джеффа.
 — Должно быть, она на кого-то работает, — пробормотал Джефф. — Только не на британскую разведку — это было бы слишком очевидно.
 Дайна начала молотить кулаками по кровати.
 — Какое отношение имеет британская разведка к исчезнувшим свиткам? Каким образом любая разведывательная организация может быть связана с археологическими находками? Разумеется, если Лейард обнаружил библиотеку иерусалимских христиан, то это одно из самых потрясающих открытий. Разумеется, такая находка стоит безумного количества денег. Разумеется, она расширит научные знания о Евангелиях вплоть до нескольких лет после Распятия. Разумеется... все, что хотите. Но какого дьявола...
 Джефф казался шокированным.
 — Дорогая моя!..
 — Я буду ругаться еще хуже, — предупредила Дайна, — если вы не объясните мне всю эту путаницу!
 — В самом деле, ведь нас прервали! Все очень просто. Где буклет? — Он вытащил его из-под себя и разгладил. — Взгляните на нижнюю строчку.
 Дайна подошла и присела у его ног.
 — 1Q — то же самое — LJESb.
 Ладонь Джеффа внезапно прикрыла ей рот жестом, который он, возможно, сам был не в состоянии объяснить. Глаза Дайны настолько расширились, что, казалось, вот-вот выскочат из орбит. Она чувствовала, что бледнеет по мере того, как загадочные символы медленно начинают обретать смысл. Ей понадобилось много времени, чтобы понять простейшие вещи, а эта концепция была настолько монументальной, что ее ум словно зашатался под непосильной тяжестью.
 — Я тоже так думаю, — кивнул Джефф, отвечая на ее невысказанный вопрос. — Не вижу, чем еще это может быть. В той же самой пещере, в том же неизвестном месте, где Хэнк нашел Евангелие от Матфея, он обнаружил еще по крайней мере два свитка — об этом свидетельствует буква "b". Где есть "b", должно быть и "a". "L" может иметь несколько значений, но мне пришло в голову одно... А вам?
 — Life — жизнь, — сказала Дайна, и он снова кивнул. — LJ — жизнь Иисуса.




 Глава 9


 Теперь, когда она произнесла это вслух, все выглядело более реальным. Остальное Дайна высказала в потоке нечленораздельных фраз, пытаясь справиться с переполнявшими ее впечатлениями. Джефф молча слушал, время от времени кивая.
 — Новое Евангелие... Нет, это не может быть просто Евангелие, иначе Лейард не дал бы ему такое название... Должно быть, это в самом деле жизнь Иисуса... Не учение или пастырство, а Его жизнь! Неизвестный период — между двенадцатью и тридцатью годами... Время, когда мальчик становится мужчиной, обучается ремеслу...
 — Влюбляется, женится, — подхватил Джефф и, когда Дайна уставилась на него, еще сильнее выпучив глаза, добавил, предваряя возможные протесты: — Он ведь тоже был мужчиной. Разве не величайшая из тайн состоит в том, что Он был не только Богом, но и человеком? Мы не знаем, что произошло, но... Это не моя идея.
 — Знаю. — Дайна стиснула руками голову — она казалась легкой, как воздушный шар. — Была статья в «Журнале экуменической науки» за 1969 год...
 — Забавно, правда? Обычно новые идеи потрясают в первый момент, а потом шок постепенно проходит. Но от этой идеи все сильнее захватывает дух, чем больше о ней думаешь, а я этим занимаюсь уже давно.
 — Но вы ведь не можете быть уверенным, что именно содержится в том свитке.
 — Конечно не могу. Но разве не ясно, что там имеется нечто, представляющее интерес для определенных личностей, не связанных с наукой? Хэнк мог передать кому-то из них дополнительную информацию. Предположим, находка Хэнка — всего лишь собрание Евангелий, возможно включающее несколько утерянных источников, вроде документа, о котором мы говорили...
 — Всего лишь?
 — Разумеется, это потрясло бы мир библейской науки, Дайна, но едва ли потрясло бы кого-либо еще. Вы знаете кого-нибудь, кроме меня, вашего отца и еще нескольких психов, кто пришел бы в буйный восторг из-за нескольких древних манускриптов? Признаю, что такие манускрипты стоят больших денег. Их находка способна вызвать всплеск активности среди воров, вплоть до ряда убийств. И этого более чем достаточно, — добавил он с кривой усмешкой, — чтобы заставить меня преследовать и оскорблять беззащитную невинную девушку. Но это не объясняет, почему такой человек, как Картрайт, идет по вашему следу. Я его знаю — он приложил руку к дюжине грязных дел в этой политической клоаке. Не могу утверждать, что мне известны его хозяева, но у меня есть определенные подозрения. Они, безусловно, не принадлежат к тем, кто желает мира на Ближнем Востоке. Если Картрайту и его боссам нужны свитки, значит, они содержат что-то новое, способное еще сильнее замутить и без того грязную воду.
 — Ну и что же это такое?
 — Господи, да тут имеется полным-полно возможностей! Важны даже не факты сами по себе, а то, как они могут быть представлены. Например, предположим, что там содержатся тяжкие обвинения в адрес еврейского народа и осуждение на вечное изгнание всех евреев и их потомков. Возможно, на ваши чувства это не повлияет, но многие христианские группировки поддерживали Израиль, и трудно предвидеть, как они прореагируют и какое давление будут оказывать на свои правительства. Даже изменение образа мыслей одного человека, обладающего определенным влиянием, может произвести разрушительный эффект. Или возьмем противоположный вариант: в рукописях содержатся слова Иисуса, прощающего тех, кто отверг Его, и предписывающего своим последователям примириться с верой их отцов. А если в свитках действительно говорится о браке? Я знаю, как это вас шокирует, у меня самого от такой мысли голова идет кругом. Представляете, какой удар это нанесет по одному из основных догматов римской церкви — особенно учитывая нынешнее брожение среди молодого либерального духовенства? Неужели у вас перед глазами не встают ярко освещенный Ватиканский дворец и взволнованные прелаты, бегающие взад-вперед по коридорам?
 Он улыбнулся, но улыбка вышла кривая. Дайна даже не пыталась ответить ему тем же.
 — Но есть и денежный аспект, — задумчиво промолвила она. — Полагаю, такая находка должна стоить целое состояние.
 — В свое время клочки кумранских рукописей продавались по полтора доллара за квадратный сантиметр. Причем это было до инфляции.
 — Значит, сейчас они стоят неизмеримо больше. Может быть, Картрайту просто нужны деньги?
 — Обычная кража — не его профиль. Он всего лишь винтик в сложном аппарате профессионалов. Не думаю, чтобы вы встречались с кем-либо из его коллег.
 — Вот именно встречалась — с человеком в сером! — Дайна рассмеялась и рассказала ему об инциденте в Бейруте.
 Джефф кивнул, словно это его ничуть не удивило, но мысли его были явно заняты другим.
 — Этой ночью произошло столько событий, — сказал он, — что я не успел вас спросить... Несколько часов назад, когда вы проснулись после того, как вас усыпили и похитили, я выглядел виновным, как сам сатана. Врывается ваш спаситель, который представился вам членом какой-то сверхсекретной организации. Он стреляет в злодея и заключает вас в свои крепкие объятия — о, вам незачем изображать скромницу, я ведь не все время был без сознания. И что же вы делаете? Крадете оружие у героя и спасаете злодея! Неужели в вас нет ни капли здравого смысла?
 — Вы идиот, — вежливо заявила Дайна. — Я с самого начала знала, что Картрайт не тот, за кого себя выдает.
 — Каким образом?
 У Дайны затекли колени. Она изогнулась в кресле и приняла более удобную позу, прислонившись спиной к подлокотнику. Теперь ей были видны только ноги Джеффа в пыльных и рваных брюках.
 — Романтический эпизод в Бейруте был полностью заимствован из старомодного триллера. Я читала дюжину книг, где есть подобная сцена, — раненый герой входит в комнату и падает, успев пробормотать несколько загадочных слов. Потом появляется глава «сверхсекретной организации». «Бедняга Картрайт, — передразнила она. — Выходит, они все-таки до него добрались». Не то чтобы я не была испугана — сама сцена выглядела банальной до смешного, но никак не Картрайт и его «босс». Потом вся эта чушь, которую они мне рассказали... Подобные тайные организации бывают только в книгах.
 — Я и не подозревал, что у вас столь банальные литературные пристрастия, — заметил Джефф.
 Голос его казался странно приглушенным, и Дайна не могла определить, не видя его лица, борется ли он со смехом или с более нежными чувствами. Но она не стала оборачиваться.
 — Не отзывайтесь пренебрежительно о моем любимом чтении на ночь — без триллеров я бы не могла так быстро распознать истинную сущность этих двух негодяев. Нет, моей основной проблемой были вы. Вы... ну, не вписывались в картину. Я понимала, что Картрайт мошенник, но не могла представить его археологом с преступными наклонностями. Наркотики — да, бриллианты — возможно, дипломатические тайны — безусловно, но никак не древние свитки — это не в его стиле. Вот почему ваша история вызывала у меня такие подозрения. Я знала, что Картрайт, по-видимому, лжет, говоря о вас, но не могла представить себе его роль в соответствии с вашими объяснениями. Наконец этой ночью я поняла, чего он хотел добиться своим нелепым бормотанием перед тем, как свалиться на пол в моей комнате. Он сказал: «Вади-Кумран». Полагаю, это имело целью пробудить мою память, в случае если я слышала какое-нибудь упоминание о рукописях Кумрана или каком-нибудь другом вади. Если бы я в самом деле что-то слышала, то аллюзия дошла бы до меня. Но это не сработало. Я не имела ни малейшего представления, о чем он говорил. Я думала, Картрайт сказал: «Войти пора». Тогда я поняла, что вы говорите правду — по крайней мере, частично. Вам ясно, что я имею в виду?
 — Еще как. — Теперь было заметно, что Джеффа душит смех. — Почему вы убедились, что Картрайт лгал насчет меня?
 — Он сказал мне, что вы — секретный агент. Вы вполне походили на археолога, но шпион из вас никудышный — вы даже не смогли толком придерживаться моего маршрута и вечно опаздывали на день...
 Речь перешла в визг, когда руки Джеффа схватили ее, подняли вверх, как пушинку, и опустили ему на колени. Болтая ногами в воздухе, Дайна посмотрела ему в лицо, находящееся на расстоянии полутора дюймов от ее лица.
 — Я не была полностью уверена, пока вы не объяснили мне эту запись на буклете, — с трудом выговорила она. — Ну, давайте смейтесь, пока не задохнулись!
 — Смеяться? — переспросил Джефф. — Меня еще никогда так не оскорбляли.
 Он поцеловал ее. Дайна хорошо понимала, хотя и не могла описать словами, чем его объятия отличались от объятий Картрайта. Ее свободная рука скользнула вверх по плечу Джеффа к его щеке.
 Трудно сказать, сколько все это могло продолжаться. Как бы то ни было, их вскоре прервали. Душевное состояние Дайны было теперь таково, что, когда дверь открылась, она не вскочила на ноги, а вскрикнула и спрятала лицо у Джеффа на груди.
 — О, Дайна! — весело воскликнула Мартина. — Я de trop [37] , не так ли? Простите, но мне нужно...
 Француженка, очевидно, собиралась ложиться спать. На ней было самое фантастическое одеяние из всех, какие только видела Дайна, за исключением рекламных страниц «Модерн скрин»: оно было длинное, черное, с высоким воротником и длинными рукавами, но абсолютно прозрачное. Почувствовав, что Джефф пребывает в состоянии полного паралича, Дайна соскользнула с его коленей.
 — Что вам нужно? — спросила она.
 — Я не знаю, как это будет по-английски, а горничная не поняла этого слова по-французски...
 Мартина сделала неопределенный волнообразный жест рукой, но Дайна поняла, что он означает. Хотя внезапное появление Мартины выглядело весьма подозрительным (интересно, как она сумела войти?), Дайна была вынуждена признать, что француженка нашла благовидный предлог. Подруга рассказывала ей, как попала в Риме в столь же затруднительное положение. Ее знания итальянского были весьма ограничены, а прибегнуть к помощи жестов не позволяла ситуация. Проблема была решена лишь тогда, когда она нашла продавщицу, говорящую по-английски.
 — Хорошо, — недовольно произнесла Дайна. — Одну минуту. — Она порылась в ящике бюро и выпрямилась с коробкой в руке. — Возьмите все. Не надо извиняться — все о'кей. Доброй ночи.
 Закрыв дверь на задвижку, Дайна повернулась к Джеффу и заговорила совсем не о том, о чем собиралась:
 — Она здесь с мужем или с кем-то вроде...
 — Я знаю, кто она, — с достоинством отозвался Джефф. — Француженка из вашей группы. Меня интересует, как она сюда вошла.
 Дайна с трудом заставила себя переключиться на эту проблему:
 — Не знаю. Мы не закрыли задвижку, когда ушли доктор и миссис Маркс, но замок-то должен был защелкнуться... А, понимаю! Кто-то поставил замок на ограничитель.
 — Вы могли это сделать машинально, когда впустили старую леди и врача?
 — Не думаю.
 — Я тоже. Значит, кто-то... Погодите!
 Дайна начала говорить, но Джефф приложил палец к губам и покачал головой. Она удивленно смотрела, как он шастал по комнате, поднимая торшеры и проверяя их подставки, отодвигая картины, заглядывая под подушки. Когда Джефф выпрямился, проведя рукой под матрацем, Дайна видела по его лицу, что он не ожидал найти то, что нашел, — черную пластмассовую коробочку дюйма три в длину и два в ширину.
 Снова покачав головой, Джефф удержал Дайну от восклицания и отнес коробочку в ванную. Когда он вернулся, коробочки при нем не было. В ванной текла вода, а дверь была закрыта.
 — Это было то, о чем я подумала? — осторожно осведомилась Дайна.
 — Как вы точно подметили, я не эксперт в таких делах, но думаю, что да. Хотя не самая последняя модель.
 — А место, где они это приспособили! — сердито сказала Дайна. — За кого они меня принимают — за Мату Хари?
 — Место не имеет значения. Они могли слышать все, что говорилось в этой комнате. Интересно, кто «они»?
 — Картрайт и компания?
 — Сомневаюсь. Эта штука не действует на большом расстоянии. Чтобы слышать, нужно находиться в отеле, возможно даже в этой его части.
 — Иными словами, кто-то из «толпы»?
 — Похоже на то.
 Они молча смотрели друг на друга, строя догадки. Потом лицо Джеффа прояснилось.
 — Чем мы занимались перед тем, как вошла эта француженка?
 После солидного промежутка времени Джефф удовлетворенно заметил:
 — Вот почему я гонялся за тобой повсюду.
 — Но ведь мы до сих пор не знаем, что происходит, — сказала Дайна.
 — Я знаю. А если ты — нет, то сейчас самое время это узнать.
 Очередной стук в дверь даже не заставил их подпрыгнуть — они уже ждали, что их прервут. Джефф и Дайна сидели в том же мягком кресле и почти в той же позе, как во время появления Мартины.
 — О черт! — пробормотал Джефф. — Теперь открою я. А ты посиди на буклете.
 Пока они менялись местами, стук повторился.
 — Кто там? — спросил Джефф.
 — Дроген. Могу я поговорить с вами?
 Джефф посмотрел на Дайну, подняв брови. Она кивнула — это был голос Дрогена.
 Джефф открыл дверь и шагнул назад. Дроген переводил взгляд с одного на другую. На губах мелькнула улыбка, которая тут же исчезла.
 — Простите за вторжение, но мне только что нанес визит наш добрый доктор Краус.
 — Понятно. — Джефф указал на стул. — Не хотите ли присесть, сэр?
 — Нет-нет, мне незачем задерживаться. Но, видите ли, доктор — человек добросовестный. Он хочет быть уверенным, что его пациент — действительно профессор Смит, а не какой-нибудь авантюрист, добивающийся симпатии мягкосердечной молодой леди.
 — И он заразил вас своей чрезмерной совестливостью.
 Голос Джеффа был вежливым, но смысл сказанного не ускользнул от Дрогена.
 — Видите ли, профессор, я вас знаю. Мы встречались несколько лет назад на конгрессе специалистов по Ближнему Востоку. Возможно, вы не помните...
 — Вы слишком скромны, сэр. Разумеется, я вас помню. Хотя не под тем именем, которое вы используете теперь.
 Дроген не без юмора пожал плечами:
 — Боюсь, что моя попытка инкогнито не имела успеха. Но наблюдателю так трудно наблюдать. В своем официальном качестве он видит лишь то, что ему хотят показать другие.
 — Понимаю.
 — Ну, тогда... — Дроген развел руками. — Мне остается только повторить мои извинения и успокоить доброго доктора. Мисс ван дер Лин, профессор...
 Он поклонился, и Джефф ответил тем же. Дайна тоже начала кланяться, но застыла, услышав предательское шуршание бумаги. Держа пальцы на дверной ручке, Дроген бросил на нее взгляд через плечо:
 — Ах да, совсем забыл... Этим вечером мне любезно сообщили друзья, что наша экспедиция в Кумран и к Мертвому морю будет разрешена. Хотя район закрыт для туристов, для нашей группы сделают исключение. Надеюсь, вы присоединитесь к нам? Я имею в виду, вы оба?
 Дайна посмотрела на Джеффа.
 — Ну, сэр, — начал он, — я не уверен...
 — Разумеется, сначала обсудите это друг с другом. Необязательно сразу принимать решение. Мы отбываем в десять — в машине места хватит. А теперь еще раз доброй ночи.
 Джефф метнулся к двери, как только она закрылась, и вернул задвижку на прежнее место.
 — Что за странная компания! — воскликнул он. — Это уже четвертый кандидат.
 — На что?
 — На роль владельца «жучка», который теперь сидит в ванной.
 — Ты не можешь подозревать его! Дроген — важная персона, и к тому же ты его узнал, не так ли?
 — Конечно узнал. Даже Картрайт не решился бы на старый трюк с пластической хирургией. Но я не собираюсь освобождать... как ты его называешь?.. Дрогена от подозрений только потому, что он хорошо известный человек. Черт возьми, я заподозрил бы даже архиепископа Кливлендского, если бы он здесь появился! А если подумать, то в первую очередь архиепископа.
 — Разве Кливленд — архиепископство?
 — Откуда я знаю? Мне не нравятся последние новости, Дайна. Почему они должны закрывать этот район для всех, кроме одной группы? Они дают тебе шанс поискать пещеру.
 — Я могу только в сотый раз повторить: не знаю ни про какую пещеру! — простонала Дайна.
 — Верю, малышка. Но Картрайт и еще кое-кто в этом не убеждены. Теневой мир, в котором обитают эти люди, извратил их мышление. Они сами такие законченные лжецы, что не могут принять простейшую правду, когда сталкиваются с ней. Я понимаю его проблемы: замешана ты в этом или нет, ты можешь оказаться для него полезной, но он вынужден обращаться с тобой крайне осторожно, чтобы не спугнуть, если ты та, за кого себя выдаешь. Картрайт легко мог проверить твои телеграммы и межконтинентальные телефонные разговоры. Если ты сообщала какую-нибудь информацию, то поставила себя в опасное положение. Твои воображаемые хозяева должны были приказать тебе исследовать любые ключи, которые удастся обнаружить. Поэтому единственная возможность для Картрайта найти свитки с твоей помощью — это держать тебя под постоянным наблюдением, что он и делал. Он также предпринял все возможные попытки завоевать твое доверие. Черт бы побрал его смазливую внешность! Интересно, не сам ли он подстроил эту историю с похищением в Дамаске? Что именно тогда произошло?
 Дайна подробно описала случившееся. Джефф поморщился:
 — Опять Дроген. Еще один подозреваемый, который всегда появляется в нужный момент.
 — Его появление могло быть случайным — как и все остальное, — мрачно отозвалась Дайна. — Думаешь, если бы Дроген не спас меня, это сделал бы Картрайт, дабы убедить меня в свои добрых намерениях?
 Джефф не ответил. Один или два раза его лицо уже казалось Дайне угрожающим, но она еще никогда не видела на нем такого выражения. Так как причина этой внезапной бледности была ей непонятна, она почувствовала, что краска, в свою очередь, отхлынула с ее щек.
 — Как ты напомнила мне, существует несколько методов стимулирования памяти, — медленно произнес Джефф. — Он ничем не рисковал, используя их, так как ты возложила бы ответственность на других.
 — А этим вечером?
 — Еще одна попытка. Если бы я имел привычку молиться, — сказал Джефф, — то поминал бы в своих молитвах Дрогена сразу после мамы, папы и Санта-Клауса.
 — Ты можешь поблагодарить его и за спасение буклета. Картрайт не обронил бы его, если бы не был застигнут врасплох.
 — Верно. — Джефф улыбнулся, напряжение исчезло с его лица. — Если Дроген — один из плохих ребят, то он все же не так плох, как Картрайт. И я говорю это не только потому, что он спас твою очаровательную шкурку. Разные группы людей могут охотиться за свитками ради своих гнусных целей, но боссы Картрайта — худшие из всех.
 — А на кого он работает — на израильтян или арабов?
 — Бедная глупышка, — с нежностью промолвил Джефф. — Неужели ты никогда не изучала историю после сотого года от Рождества Христова. Не существует единой арабской или израильской позиции, каждая сторона имеет по меньшей мере шесть различных группировок, борющихся за власть, — от умеренных до экстремистских. Кроме этого, существуют минимум шесть заинтересованных иностранных государств со своими кликами и внутренними разногласиями, не говоря уже об ООН, разных религиозных движениях и частных политических организациях... Я уверен только в одном: боссами Картрайта не являются правительства государств этого региона.
 — Мне никогда в этом не разобраться! — в отчаянии воскликнула Дайна. — Сплошная путаница.
 — Да, и я не хочу запутывать ее еще сильнее. Мы должны найти свиток, раньше чем до него доберется кто-то еще.
 — По-твоему, он в пещере возле Мертвого моря?
 — Возможно. Ты знаешь, что представляют собой эти места?
 — Я видела изображения.
 — Они не отражают реальность. Ты наверняка видела участки раскопок, где бульдозеры срыли все деревья. Земля остается совершенно голой и вся покрыта трещинами, канавами и рвами. Когда наступает период засухи, почва трескается еще сильнее... Увеличь эту картину, уничтожь каждую травинку и каждый стебелек, и ты сможешь представить себе пейзаж возле Кумрана. Не зная точного места, мы можем искать пятьдесят лет и ничего не найти, ведь весь район был обыскан куда более тщательно, чем это сумеем сделать мы.
 — Я долго ломала голову, пытаясь вспомнить, что говорили те двое, — печально промолвила Дайна. — Но припомнила только одну фразу.
 Она повторила ее.
 Джефф поднял брови:
 — Неудивительно, что произошла драка. Если бы кто-нибудь назвал меня так, я бы...
 — А нельзя попробовать гипноз или что-нибудь вроде того?
 — Забудь об этом, дорогая. С самого начала надежда была очень слабой. С чего бы им называть местонахождение пещеры во время драки?
 — "Ты грязный пес! — начала импровизировать Дайна. — Я не позволю тебе отдать наше сокровище, которое мы нашли на расстоянии тридцати футов от входа в вади Икс-Игрек-Зет!" Боюсь, что ты прав, Джефф. Это не звучит... В чем дело?
 Джефф перестал шагать по комнате. Он застыл, напомнив Дайне только что выкопанную статую, все еще покрытую грязью.
 — Ш-ш! — прошипел он. — Молчи! Не отвлекай меня! Я начинаю видеть свет... Из-за чего они подрались? Черт побери! Хэнк не стал бы передавать мне ключ в первом попавшемся месте, если бы не ожидал неприятностей. Али никогда бы не согласился продать свитки научной организации — никакой музей или университет не заплатили бы ему такую сумму, как боссы Картрайта. Но Хэнк... он ведь тоже был ученым... Стал бы он оставлять только половину ключа? Дай-ка мне еще раз взглянуть на буклет.
 Две головы вновь склонились над скомканным буклетом.
 — Ключ не должен быть слишком сложным, — сказала Дайна. — Лейард ведь был пьян, и у него оставалось мало времени. Наверняка это было сиюминутным решением.
 — Конечно! — Джефф провел указательным пальцем снизу вверх по первым буквам названий библейских книг. — М-О-Н-А-М-С... Черт! Это не имеет смысла!
 — Нет-нет, продолжай, — настаивала Дайна. — C-A-V-E... cave — пещера! Вот это слово!
 — Ну и что получается? Господи! Пещера Мухаммеда. Он не мог написать имя целиком... Нет, быть не может... Что там дальше?
 — N-E-M-L, — прочитала Дайна, и ее лицо вытянулось. — Должно быть, мы ошиблись. Получается какая-то ерунда.
 — Не могли ошибиться — начало слишком ясно. Смотри, Дайна, пещера Мухаммеда значится под номером один среди кумранских пещер, ее открыли первой. Он не мог иметь в виду ее, она обыскана вдоль и поперек. Следовательно, это указатель — место, откуда нужно отсчитывать... N-E — Nort-East — северо-восточное направление. Теперь расстояние. M-L... Мили?
 — Пятьдесят миль? Буква "L" у римлян имела цифровое значение «50».
 — Слишком далеко. Пятьдесят миль от Кумрана в любом направлении ведут за пределы страны.
 — Метры! — крикнула Дайна и виновато прикрыла рот ладонью. — Пятьдесят метров.
 — Правильно! — Джефф оторвал ее от стула, буклета и всего прочего и закружил по воздуху.
 Стук в дверь был таким тихим, что походил на царапанье.
 Джефф осторожно поставил Дайну на пол. Она откинула со лба волосы и посмотрела на него.
 — Плохие ребята?
 — Не похоже на Картрайта. — Джефф вздохнул. — Кто из них еще не давал о себе знать?
 — Кто из... А, из «толпы»! Рене?
 Джефф покачал головой:
 — Он не отходит от Мартины, как Прайс от Дрогена. Нет, это может быть только...
 Подойдя к двери, он распахнул ее.
 — Входите, отец Бенедетто.




 Глава 10



 1

 Когда священник ушел, Дайна поплелась к кровати и свалилась на нее как подкошенная.
 — Что ему было нужно?
 — Иногда мне казалось, что я почти догадался. — Джефф подошел к ней и сел, отчего вся кровать задрожала. — Я так устал, что не в состоянии думать. Он все говорил и говорил... Но ты права — ему что-то было нужно. Интересно, что именно и добился ли он своего.
 — Единственное заинтересованное лицо, которого мы еще не видели, это Картрайт.
 — Он еще может появиться. — Джефф зевнул во весь рот. — Кто-то из них установил «жучок». Но кто именно? Кстати, лучше вернуть его на место. Пускай они полагают, что мы не думаем, что они...
 — Стой, я уже поняла. Идея неплохая. Если бы я не знала, какой ты интеллектуал, то заподозрила бы, что ты тоже читаешь шпионские романы.
 — А что такого антиинтеллектуального в шпионских романах? Благодаря им мне и пришла в голову мысль поискать «жучок».
 — Они слышали наши разговоры, прежде чем мы нашли этот «жучок», — сказала Дайна, с трудом подавляя зевоту. — О жизни Христа.
 — Они не слышали самого важного. — Джефф откинулся на подушку. — Ты поняла, что мы нашли разгадку?
 — Я слишком устала, чтобы понимать что-либо. Чем мы займемся теперь?
 — Ну... — Дайна услышала, как затрещали от мощного зевка челюсти Джеффа. — Думаю, завтра мы отправимся с «толпой» к Мертвому морю.
 — И поищем пещеру?
 — М-м-м...
 — Перестань! — прикрикнула на него Дайна. — Что мы будем делать?
 — Лично я, — ответил Джефф тоном человека, только что сделавшего великое открытие, — собираюсь спать.
 — Ты не можешь спать сейчас!
 — Уверяю тебя, дорогая, ты в полной безопасности.
 — Дело не в том. Нам нужно принять решение.
 — Я принял так много решений, что на большее у меня нет сил, — буркнул Джефф. — Люди не созданы для стольких решений. Думающая машина нуждается в отдыхе... — Слова перешли в тихий храп.
 Дайна поджала ноги и повернулась спиной к Джеффу. Она уже засыпала, когда негромкий смешок Джеффа слегка шевельнул волосы у нее на затылке.
 — Что? — сонно отозвалась Дайна.
 — Забавно. Я гонялся за тобой повсюду, а нужная информация все время была при мне.
 — Ха-ха, — вежливо произнесла Дайна. — Лучше отодвинься.
 — Но это не самое забавное.
 — А что?
 — Картрайт и его упоминание о вади Кумран. Он считал себя очень хитрым, а в итоге это оказалось как раз тем самым местом.

 2

 Всю ночь напролет Дайне снилось, что в дверь стучат. Каждый, кого она знала, подходил к двери и стучал. Мисс Симс, ее школьная учительница, официант из бейрутского кафе, ее отец, уличный регулировщик, принимавший у нее экзамен на водительские права...
 Стук превратился в лейтмотив. Когда в дверь постучали по-настоящему, Дайна не сразу смогла отличить этот стук от его воображаемых предшественников.
 Вначале она ничего не могла сообразить. Яркий свет, бьющий прямо в глаза, тот факт, что она лежит на застеленной кровати полностью одетая и такая грязная, какой не была с беспечного двенадцатилетнего возраста, полное онемение рук, ног и мозга — все это, казалось, происходило не с ней, а с кем-то другим.
 — Кто там? — сердито осведомилась Дайна. Ей ответил не голос из-за двери, а звук, похожий на фырканье раздраженной лошади в нескольких дюймах от ее уха.
 Дайна громко ойкнула и соскочила с постели.
 От резкого движения у нее поплыло перед глазами. Она недоверчиво уставилась на небритого, грязного, храпящего мужчину, лежащего на ее кровати. Затем память начала возвращаться. Стук повторился — он был громким и властным. Дайна сжала голову ладонями.
 — Кто там? — крикнула она.
 — Вы едете с нами? — осведомился знакомый голос. — Если да, то лучше просыпайтесь.
 Миссис Маркс! — подумала Дайна. Кто же еще?
 — Сейчас! — крикнула она.
 Дайна повернулась, все еще держась за голову, и увидела, что Джефф открыл один глаз. В нем светилась такая злоба, что она отпрянула, но тут же догадалась, что гнев направлен не на нее. Не меняя выражения лица, Джефф протянул руку и нащупал телефон.
 — Комната обслуживания? — страдальческим тоном заговорил он в трубку. — Принесите кофе. И побольше... Что? А, номер комнаты... Черт возьми, неужели вы не знаете?.. Ну а откуда я могу...
 — Четыреста двадцать, — подсказала Дайна.
 — Я понятия не имею какой... А, четыреста двадцать. Да, можете прислать яйца, тосты и все, что у вас есть, только чтобы кофе было много.
 Джефф швырнул трубку в направлении телефонного аппарата и закрыл лицо руками.
 — Сколько же я выпил этого арака?
 Дайна не ответила. Она побежала в ванную. Из крана в ванну сильной струей лилась вода. Дайна не понимала почему, но это ее не заботило. Она подставила руки и лицо под ледяную струю и почувствовала, что к ней возвращается жизнь.
 — Я собираюсь принять душ! — крикнула она Джеффу.
 — Не говори со мной, пока не принесут кофе.
 После двух чашек кофе Джефф соизволил подняться, и Дайна, преодолев смущение, пошла одолжить у доктора бритву и чистую рубашку. Завтрак помог им прийти в себя окончательно.
 — Это не похмелье, — объяснил Джефф с набитым ртом. — Я просто устал телом и духом.
 — Еще бы. — Дайна, насытившись, откинулась на спинку стула. — Такую ночь запомнишь надолго. Джефф, ты сознаешь, что должно произойти сегодня?
 — Я сознаю многое, чего не сознавал ночью...
 — Бедняжка!
 — Дайна, это не шутка. — Он взял ее за обе руки. — Ночью мы оба были не в себе от возбуждения и усталости. Но то, что произойдет сегодня, произойдет без тебя. Ты запрешься в этой комнате и останешься здесь.
 — А ты отправишься в Кумран?
 — Да.
 — Значит, они будут охотиться за тобой, а не за мной. И как только ты найдешь пещеру, они убьют тебя вместо меня.
 — Не будет никаких убийств.
 — Тогда почему я должна здесь оставаться? Что будет со мной, если ты... — Дайна не договорила — собственные чувства повергали ее в смятение. Она знала, что готова отказаться от работы, от карьеры, даже от отца ради этого странного незнакомца, который сидел напротив, неодобрительно уставившись на нее поверх тарелок с пятнами от яиц.
 — Я люблю тебя, — сказал незнакомец. — Я хочу на тебе жениться. Это достаточно ясно?
 — Да. — Дайна опустила взгляд.
 Внезапная вспышка эмоций в глазах Джеффа испугала ее. Она влюбилась в человека, хотя он только теперь обнаружил глубину своих чувств, скрываемых под маской легкомыслия. Теперь важно, чтобы он понял и ее чувства.
 — Так вот каково твое представление о браке, — сказала Дайна. — Запирать жену в комнате, как собачонку, а самому отправляться делать грязную работу?
 Джефф отпустил ее руки, и они безвольно упали ей на колени. Секунды тянулись мучительно медленно, пока он молча сидел, а Дайна смотрела на его напряженный профиль, зная, что если молчание затянется, то она сдастся и пообещает делать все, что он хочет, лишь бы...
 Наконец уголки его рта приподнялись в усмешке, и Дайна вновь обрела способность дышать.
 — Меткий удар, — промолвил Джефф. — Хотя несправедливый.
 — Почему?
 — Ты ожидаешь, чтобы я вел себя как зрелый мужчина, а не кукарекающий петух. Твоя теория брака подразумевает равное партнерство, не так ли? Мне это всегда казалось разумным, хотя не знаю, сколько браков удержалось на такой основе. Я не понимал, насколько это трудно. Хорошо, дорогая, я постараюсь. Не знаю, хватит ли у меня ума, чтобы освоить эту науку, но я попробую.
 Они одновременно поднялись, чудом не опрокинув стол.
 — Почему бы тебе не попросить меня достать твою перчатку из логова льва или что-нибудь такое же простое? — осведомился Джефф, обнимая ее.
 — Я не предъявляю ультиматум, а просто... стараюсь быть честной.
 — Знаю. Прямота — твое самое ужасное качество. Но мне не следует жаловаться. К несчастью, у меня тоже логический ум.
 — Значит, я поеду в Кумран?
 — Мы поедем вместе.

 3

 По контрасту с великолепным ночным облачением Мартина казалась одетой в высшей степени неброско: коричневая вязаная безрукавка и расклешенные черно-белые слаксы. Рене, разумеется, выбрал соответствующий наряд. На лбу у обоих красовались вышитые бисером повязки, как у индейцев.
 — Вы тоже едете? — без особого энтузиазма спросила Дайна.
 — Naturellement [38] , — ответила Мартина.
 Рене вежливо улыбнулся. Мартина нажала кнопку магнитофона, и великолепные холлы отеля «Интерконтиненталь» огласило знакомое пение: «Назад в СС... назад в СС... назад в СССР...»
 Дайна обнаружила, что ее былая терпимость сменилась жгучим отвращением. Она чувствовала, что рядом с ней Джефф трясется от смеха.
 — Так вот где источник мелодий, постоянно сопровождающих вашу группу, — сказал он, когда они отошли подальше от французской пары. — Я издалека слышал эти ангельские голоса. Впрочем, эта песня звучит довольно злобно.
 — Она постоянно ее включает, — мрачно сказала Дайна. — А где остальные?
 — Вон идет миссис Маркс, черт бы ее побрал, и тащит за собой на буксире падре. Доктор вроде бы тоже у нее на крючке. Не могу понять, что нужно этой старой ведьме, если ей вообще что-нибудь нужно.
 — Может быть, мы оба воображаем то, чего нет, — предположила Дайна. — Они меня как бы удочерили. Вполне естественно, что после моего вчерашнего исчезновения они пришли убедиться, что со мной все в порядке.
 — Ты забыла о маленьком предмете под матрацем.
 — Если это дело рук кого-то из «толпы», то, безусловно, Мартины. И не раздувайся от самодовольства. Я ни капельки не ревную — просто ее одну не заботят мои здоровье и репутация.
 — Возможно, она просто любопытна. Ее ночной наряд не был случайным. Несомненно, она услышала о твоем красавце компаньоне и захотела на него взглянуть.
 Дайна с достоинством проигнорировала это замечание и приветствовала миссис Маркс.
 — Не думала, что вы спуститесь вовремя, — резко сказала старая леди, окинув Джеффа неодобрительным взглядом. — А где все? Они опаздывают — уже восемь минут десятого.
 Дроген появился почти сразу же, улыбающийся и довольный тем, что все приняли его приглашение. Под его руководством группа села в машину. Джефф протиснулся на заднее сиденье между Дайной и миссис Маркс, причем старая леди постаралась отодвинуться от него как можно дальше.
 День был великолепный, как, впрочем, и остальные дни. Несколько белых облаков неподвижно висело в небе, сменившем цвет индиго на лазурь, когда солнце поднялось выше. В чистом воздухе город на холме по другую сторону долины Кедрона был виден в мельчайших подробностях, словно выгравированный. Солнце сверкало на золотом куполе собора, а стена Сулеймана извивалась вокруг холма серо-золотистой лентой.
 Вначале все ехали молча — казалось, никому не хочется разговаривать не то из-за раннего часа, не то из-за поглощенности своими мыслями. Даже Дроген воздерживался от обычной веселой болтовни. Оставив позади зеленую долину, они поехали в сторону Иерихона, и Мартина вновь включила магнитофон. Она забыла перемотать пленку, и вместо «Назад в СССР» послышались мирные звуки песни «Эй, Джуд». Мартина и не подумала о том, чтобы уменьшить звук.
 — Сделайте звук потише! — рявкнула миссис Маркс, отбросив присущую ей сдержанность.
 Это настолько удивило Мартину, что она тут же повиновалась.
 На приглушенном звучании песня создавала довольно приятный фон, и Дайну впервые заинтересовал текст. Чего хотят эти странные ребята — сделать мир лучше? Слова казались написанными очень понятливым ребенком или же весьма изощренным взрослым автором, умудрившимся добиться ощущения обманчивой простоты. Убаюканная усталостью и однообразным ритмом музыки, Дайна размышляла о том, пытались ли взрослые, которые проклинали эти песни, как подстрекающие к всевозможным порокам, хоть раз прислушаться, что в них говорится. «Сделай лучше...» В эти словах не ощущалось высокой поэзии, но многие величайшие символы веры были столь же просты. Возлюби ближнего своего... Ты познаешь истину, и истина сделает тебя свободным... Пуристы могли усмотреть здесь неграмотность: лучше чем что? Но ответ был очевиден — лучше, чем это. Имеется в виду не песня, а целый мир.
 Машина резко затормозила, толчок вывел Дайну из дремоты, в которую она незаметно погружалась. Дайна с отвращением подумала, что становится безнадежно сентиментальной. Возвышенные мысли об Иерусалиме это одно, а моральный кодекс новой музыки — совсем другое. Отец решит, что с ней что-то не так, если она заведет об этом разговор.
 Дайна выпрямилась на сиденье.
 — Где мы? — спросила она.
 — У полицейского поста, — ответил Джефф.
 Дроген вылез из машины и стал говорить с чиновником в знакомой коричневой униформе. Очевидно, все было условлено заранее, так как вскоре Дроген и офицер — загорелый молодой человек с ярко-рыжими волосами — вернулись к автомобилю.
 — Это капитан Фридман, — обратился к группе Дроген. — Он будет нас сопровождать, потому что район, как вам известно, объявлен закрытым. Должен просить вас держаться вместе. Местность интенсивно патрулируется, и без капитана вас могут принять за нарушителей закона.
 Влажные карие глаза капитана скользнули по лицам, задержались ненадолго на развевающихся светлых волосах Мартины и устремились на Дайну. Он улыбнулся ей.
 — Не стоит думать о неприятных вещах, — сказал капитан Фридман. — Я здесь с целью проследить, чтобы вы наслаждались поездкой, леди и джентльмены. Так что давайте сосредоточимся только на исторических проблемах.
 Машина тронулась, и Дайна посмотрела на Джеффа. Он поднял брови и пожал плечами: присутствие капитана осложняет их планы, но ничего не поделаешь.
 Они свернули с шоссе на грунтовую дорогу, которая была трудна для длинного и тяжелого автомобиля. Растительность почти исчезла, за исключением сероватого колючего кустарника; светло-коричневые скалы вдоль дороги были испещрены многочисленными трещинами. Мелькающее на заднем плане Мертвое море не прибавило красоты пейзажу — бирюзовая вода выглядела привлекательно, но само название звучало как синоним пустыни и одиночества.
 Дайна толком не знала, что собирается делать Джефф, когда они прибудут на развалины монастыря. Нужная им пещера находилась в нескольких километрах дальше по плато, на котором расположены руины; дороги туда нет, только тропинка, трудная даже для пешеходов. Дайна видела фотографии пещер и знала, что некоторые из них практически недоступны. А тут еще им велели не отходить от группы...
 Она покосилась на Джеффа, который наклонился вперед, держась за спинку переднего сиденья, как будто опасался толчков. Ей нравилось смотреть на его чеканный профиль. Джефф выглядел абсолютно спокойным, но его рот был сжат плотнее обычного, а у виска пульсировала маленькая жилка.
 Глядя на широкие плечи молодого капитана, сидящего впереди, Дайна припомнила аргументы Джеффа против обращения за помощью к полиции.
 — Но мне казалось, израильтяне симпатизируют археологам, — доказывала она.
 — Правительства состоят не из ученых, — отозвался Джефф тоном, заставившим ее устыдиться собственной наивности. — Я опасаюсь политиканов, Дайна, независимо от их национальности. Более чем вероятно, что одно из правительств региона уже вовлечено в поиски свитков, но никто не обратился к нам в открытую с предложением объединить усилия. Подумай об этом. Конечно, ученые — другое дело. Если бы у меня было время собрать маленькую группу ученых с международной репутацией, они бы поддержали меня и подняли шум, который было бы невозможно игнорировать. Но времени у нас нет. Картрайт и еще Бог знает сколько человек видели список — не успокаивай себя мыслью, что твои спутники не могли заглянуть в буклет, пока он был в твоем распоряжении. Возможно, существует целая дюжина фотокопий каракулей Хэнка, а их разгадку не так уж трудно найти. Кто-то может сделать это в любой момент, если уже не сделал.
 — Но ведь район закрыт! — Дайна понимала тщетность этого довода — привести его ее вынудил только страх за Джеффа.
 — Милая, любой, кто хорошо знает местность, мог проскользнуть туда через сотню дыр. Каким образом, по-твоему, Хэнк и Али переходили границу когда хотели? А мы не можем тратить время на то, чтобы убеждать моих коллег. К тому же убедить их нелегко — они наслушались достаточно выдумок.
 «Тем более, что сам ты не убежден до конца, — подумала Дайна. — Тебе приходится верить в эту историю, потому что ты уже засветился. Если открытие Генри Лейарда окажется пьяным бредом или если рукописи перепрятали в другое место, Джефф Смит станет посмешищем для целого поколения археологов. Репутация, для создания которой потребовались годы, может рухнуть в одну ночь».
 Машина внезапно нырнула вниз, и Дайну бросило вперед, а потом назад, когда автомобиль стал карабкаться на противоположную сторону вади. Внизу послышалось зловещее царапанье. Израильский капитан покачал головой и что-то сказал Дрогену. Тот засмеялся и объяснил:
 — Нет оснований для беспокойства. Вид этого автомобиля обманчив — он предназначен как раз для такой местности.
 Теперь они ехали кружным путем от берега в сторону холмов. Суровые пейзажи мелькали перед глазами Дайны. Впереди возвышались бурые, лишенные растительности холмы. Перед подъемом на них дорога извивалась уже не в двух, а в трех измерениях.
 Стон миссис Маркс отвлек Дайну от собственного ощущения неудобства. Старая женщина откинулась назад с закрытыми глазами и посеревшим лицом.
 — Вам нехорошо? — спросила Дайна. — Попросить остановить машину?
 — Какой смысл просить его остановиться? — огрызнулась пожилая леди. Дайну заинтересовало, кого она имеет в виду — мейнхеера Дрогена или капитана. — Через минуту мы уже будем на месте.
 Выходит, миссис Маркс уже бывала здесь. В десятый раз Дайна тщетно спросила себя, почему старая леди отправилась в это путешествие. Но тот же вопрос можно было задать и относительно других членов группы.
 Дайна чувствовала легкую тошноту, когда машина наконец остановилась. Она оперлась на протянутую руку Джеффа и ступила на твердую землю, только потом обратив внимание на окружающий ландшафт.
 Они находились на плато, высоко над равниной. Впереди виднелись руины, казавшиеся знакомыми, так как походили на большую часть древних развалин. Такие руины всегда напоминали Дайне шалашики из листьев, которые она строила в детстве: с полом, выложенным мертвыми сухими листьями, со стопками таких же листьев по углам в качестве кроватей и стульев, с дырами в стенках, изображающими окна и двери. Сверху планировка такого шалаша смотрелась так же, как планировка руин дворца, храма или города — четко, словно на чертеже архитектора.
 Чистый воздух позволял созерцать пейзаж на большом расстоянии — вид был захватывающий не столько из-за красоты, сколько из-за ощущения полной изоляции. На востоке извивалась береговая линия Мертвого моря. Вода поблескивала в солнечных лучах. Справа, слева и сзади расстилалась почти добела выжженная солнцем голая земля, изрезанная трещинами и оврагами. Ландшафт казался абсолютно непригодным для каких бы то ни было форм жизни. Тем не менее люди не только пересекали эти каменные пустоши, но и жили среди них — развалины служили тому свидетельством.
 К ним присоединились остальные участники группы. Их реакция была неодинаковой — от сосредоточенного молчания Дрогена до замечания Мартины, которое в вольном переводе звучало как «забытая Богом дыра». Дроген выжидательно смотрел на молодого капитана, но упомянутый джентльмен покачал головой, тряхнув сверкающими на солнце огненно-рыжими кудрями.
 — Вы говорите, что среди нас есть археолог, а потом просите меня прочитать лекцию о Кумране! Благодарю покорно, сэр, я не так глуп. Профессор... Смит, не так ли?
 Джефф издал протестующий звук. Это была не совсем его сфера — он специализировался на среднем бронзовом веке. Дайна с трудом сдержала улыбку. Все археологи одинаковы — никто из них не признает себя опытным в чем-либо большем, нежели обломок глиняного горшка. Знакомое ученое лицемерие помогло ей расслабиться. В конце концов, как и следовало ожидать, Джефф позволил себя уговорить.
 — Возможно, вам известна история Мухаммеда — молодого бедуина, который обнаружил первую пещеру, — начал он, и если его голос слегка изменился, произнося имя, то как будто никто, кроме Дайны, этого не заметил. — Это произошло в 1947 году. По одной версии, Мухаммед искал пропавшую козу, а по другой — он и его друг провозили контрабанду. Как бы то ни было, Мухаммед бросил камень в дыру между скалами и услышал такой звук, словно что-то разбилось. Забравшись в пещеру, он обнаружил там глиняные сосуды, один из которых был разбит камнем. Изнутри торчали полусгнившие кожаные свитки, написанные на языке, которого Мухаммед не знал.
 Со временем свитки привлекли внимание двух иерусалимских научных учреждений: Американской школы восточных исследований и Еврейского университета. Но разразилась война, за которой последовал раздел Палестины, и ситуация сделалась запутанной. Наконец археологам показали пещеру, где были найдены свитки; потом обнаружили и другие пещеры — одни по соседству с первой, другие южнее, в вади-Мураббате. Свитки были переведены, и сотни фрагментов сортируют до сих пор.
 Что сделало эти свитки такими важными? Прежде всего, это самые древние манускрипты книг Ветхого Завета, какие когда-либо были найдены. После многократного копирования в тексты вкрадывались ошибки; чем ближе копия книги ко времени возникновения оригинала, тем более точен должен быть текст. До упомянутых открытий старейшие полные древнееврейские копии книг Ветхого Завета датировались десятым веком. Существовали более древние копии на греческом, но даже они датировались не ранее второго или третьего столетий и являлись переводами с древнееврейского оригинала. Таким образом, эти свитки, относящиеся ко времени до семидесятого года от Рождества Христова, значительно древнее всех копий, которыми мы располагали ранее.
 Кроме рукописей Ветхого Завета, свитки Мертвого моря включают копии книг, которыми пользовалась одна еврейская секта. Было много споров о том, что эта секта из себя представляла. Многие ученые идентифицируют авторов свитков с ессеями [39] . Другие, более осторожные, считают, что это была другая секта, имевшая определенные связи с ессеями: они именуют их людьми Завета.
 Те, кто спрятал свитки в пещерах, кем бы они ни были, наверняка жили поблизости, поэтому ученые решили обследовать руины неподалеку от пещер — вот эти развалины. Во время раскопок обнаружили многочисленные помещения, в том числе с длинными столами и чернильницами, очевидно представлявшие собой скриптории, то есть комнаты, предназначенные для переписки манускриптов. Возможно, в них были написаны свитки, найденные в пещерах. Таким образом, вероятно, что это сооружение, которым пользовались примерно от 135 года до Рождества Христова и до 68 года после Рождества, когда место было захвачено римлянами, являлось культурным центром секты, проживавшей в шатрах или близлежащих пещерах. Рядом находится кладбище, на нем около тысячи могил.
 Спокойный голос Джеффа никак не давал повода заподозрить, что его мысли заняты отнюдь не лекцией. Дайна знала, что по меньшей мере один из членов группы был не менее одаренным актером. Судя по напряженному и почтительному вниманию слушателей, у них в жизни не было никаких интересов, кроме развалин Хирбат-Кумрана.
 — Этим, друзья мои, исчерпываются мои скромные познания, — закончил Джефф. — Я не настолько знаю планировку руин, чтобы показать вам все помещения, но если у вас есть вопросы, я постараюсь на них ответить.
 Мартина громко застонала.
 — Мне жарко, — заявила она, — и я хочу пить.
 — Я тоже, — признался Дроген. — Может, нам закусить перед осмотром руин? Отель снабдил нас корзиной для пикника. Правда, еще рано...
 — Я хочу осмотреть пещеры, — сказала миссис Маркс. — У нас есть время до ленча?
 В этот момент Дайна ощутила, что страхи Джеффа были вполне оправданными. В воздухе веяло опасностью, она почти чувствовала ее на вкус, как что-то едкое, обжигающее рот. Невидимые волны угрозы исходили от одного — или нескольких? — вполне обычных на вид людей, стоящих поблизости.
 Воспринимая мельчайшие эмоции Джеффа, Дайна заметила, как напряглось его тело, когда заговорила миссис Маркс. Он переводил взгляд с одного вспотевшего лица на другое, остановив его на капитане Фридмане.
 — Неподалеку есть тропинка к ближайшей пещере, — неохотно отозвался молодой офицер. — Ее называют пещерой номер четыре. Но туда добраться нелегко. Я бы посоветовал идти туда только молодым и сильным.
 — Я знаю дорогу, — сказал Джефф; его плечи расслабились, и Дайна поняла, что он принял решение, каким бы оно ни было. — Могу ее показать. Вам незачем идти с нами, капитан Фридман.
 Если это предложение было ловушкой, то она не сработала. На лице молодого человека отразилось явное облегчение.
 — Это не тот поход, который доставил бы мне удовольствие, — признал он с глуповатой усмешкой. — Я немного страдаю головокружениями... Могу я предложить дамам остаться со мной? — Он с удовлетворением окинул взглядом мужской состав группы — все, даже старший по возрасту Дроген, выглядели достаточно крепкими. — Мы найдем тенистое место для ленча, где подождем мужчин.
 — Я пойду, — решительно заявила миссис Маркс.
 — Но, мадам...
 — Moi, aussi [40] , — сказала Мартина, одарив капитана ослепительной улыбкой.
 Он повернулся к Дайне с видом человека, ищущего клочок твердой земли посреди болота.
 — Я умираю от желания посмотреть пещеры, — откликнулась Дайна.
 Капитан Фридман вздохнул и вытер влажный лоб.
 — Тогда я тоже пойду. — Он посмотрел на Джеффа: — Вам понадобится помощь.
 Они двинулись на запад, мимо упавших со стены камней, и перешли через узкий овраг, который Джефф назвал оросительным рвом. За оврагом плато внезапно сузилось до тонкой каменной полосы. Капитан, шедший во главе группы, с вызовом обернулся.
 — Пещера вон там, — показал он. — Может, кто-нибудь передумал?
 На узенькой полоске едва хватало места для всех.
 Кто-то судорожно сглотнул.




 Глава 11


 Это была не тропинка, а узкий гребень, края которого круто обрывались в бездну. Испуганной Дайне гребень казался не шире лезвия ножа. Если вы потеряете равновесие и начнете скользить, то ухватиться не за что: здесь не было ни деревьев, ни кустов, только камни, которые, казалось, могут раскрошиться при малейшем прикосновении. Дайна с сочувствием посмотрела на капитана — он вспотел еще больше. Ему делало честь то, что он наверняка беспокоился не столько о себе, сколько о компании нелепых старых кляч, заботу о которых на него возложило правительство.
 Все молчали. Капитан вновь оглядел экскурсантов, на сей раз оценивая их с хладнокровным профессионализмом. Он с явным облегчением посмотрел на Дайну: она, по крайней мере, была молодой, худощавой и подобающе одетой — в слаксы и туфли на резиновой подошве. На миссис Маркс Фридман даже не взглянул — это зрелище было для него слишком тягостным.
 — Ваши туфли слишком скользкие, мадемуазель, — заметил он Мартине.
 — Я устойчивая, как горная коза, — улыбнулась она.
 Экскурсанты выступили, словно отправляясь в альпинистский поход. Джефф возглавлял группу; Дайна шла следом за ним. Капитан замыкал шествие, шагая за миссис Маркс. Судя по выражению его лица, он ожидал, что старая леди свалится в пропасть и утянет его за собой, но твердо решил умереть в лучших офицерских традициях. Дайна старалась не обращать внимания на неприятности своих спутников и сосредоточиться на том, чтобы самой пройти по гребню не осрамившись.
 Она не боялась упасть. У нее не кружилась голова от высоты, а тропинка в некоторых местах достигала ширины в несколько футов. Однако такая ширина была подходящей для обычной тропинки или даже мостика через бурный поток, но никак не для каменного гребня, тянущегося над бездной. Дайна не могла оторвать взгляд от пропастей по обеим сторонам; тропинка была неровной и усыпанной мелкими камешками. Приходилось следить за каждым шагом. Все же Дайна боялась не упасть, а выглядеть трусихой, особенно в присутствии Джеффа.
 Он шел вперед твердой уверенной походкой, и Дайна старалась подражать ритму его шагов. Остановившись, Джефф протянул руку назад в знак предупреждения.
 — Сейчас будет крутой участок, — сказал он. — Лучше идти вот так.
 Джефф опустился на четвереньки. Тропинка, не расширяясь, тянулась вниз под углом почти в сорок пять градусов. Джефф стал спускаться словно горилла.
 — Идите за мной, — велел он остальным.
 Дайна знала, что придется двигаться дальше. Ее спутники столпились за ней, а на таком узком месте головокружению более подвержены стоящие, чем идущие. Она почувствовала на своих плечах чьи-то руки и, обернувшись, увидела отца Бенедетто, с беспокойством смотрящего на нее.
 — С вами все в порядке? — спросил он.
 — Я очень жалею, что пошла, — ответила Дайна. — Но раз уж я здесь...
 Она приняла позу, продемонстрированную Джеффом, с благодарностью улыбнулась священнику и двинулась вперед.
 Это было не так страшно, как казалось, но достаточно скверно. К тому времени, как Дайна с помощью Джеффа залезла в небольшое отверстие в скале, ниже тропинки, она вся покрылась потом, причем не только от усталости.
 — Мне это... не нравится, — с трудом вымолвила Дайна.
 Джефф крепко обнял ее, но тут же отпустил, так как еще одна фигура заслонила собой вход. Он хотел помочь отцу Бенедетто, но священник не нуждался в помощи — он был проворен, как юноша.
 Для разговоров не было времени, но Дайна и без слов понимала, что Джефф наслаждается происходящим. Это была его страна и его работа. Интересно, станет ли эта работа и ее тоже, или ей придется бить баклуши в Бейруте или Иерусалиме, покуда Джефф будет трудиться на раскопках?
 Они вошли в пещеру через задний вход — передний, откуда открывался великолепный вид на холмы и Мертвое море, находился в почти вертикальной стене утеса. В пещере ощущался странный запах плесени: быть может, так пахнет истлевшая кожа? Нет, это невозможно. Пещеру обыскали много лет назад, не оставив ни клочка. Очевидно, плесенью пахнет во всех пещерах. А в некоторых водятся летучие мыши... Очаровательная перспектива!
 Дайна не удивилась при виде миссис Маркс в ее пробковом шлеме. Дыхание пожилой леди было абсолютно ровным.
 — Сколько суеты из-за пустяков, — недовольно промолвила она и удалилась в угол, окидывая грубые каменные стены критическим взглядом.
 После традиционных восклицаний и комментариев все были готовы к возвращению. Смотреть тут было не на что, как указала Мартина с присущей ей прямотой.
 Назад двигались в том же порядке, поэтому Дайне так и не удалось увидеть миссис Маркс балансирующей на узком гребне — это зрелище она предвкушала с нездоровым интересом. Дайна рассчитывала, что идти по тропинке во второй раз будет не так трудно, как в первый, и ее ожидания оправдались. Но она не была подготовлена к странному явлению, которое произошло на полпути назад. Внезапно она почувствовала, что шагает легко и свободно, с удовольствием вдыхая сухой горячий воздух. Ей казалось, что она идет по этому воздуху, где ничто не препятствует созерцанию великолепной панорамы. Нескончаемая череда холмов, еще недавно выглядевших уныло-монотонными, теперь обрела множество тончайших цветовых оттенков — желтоватый, бурый, темно-коричневый, фиолетовый, бежевый, оранжевый... Дайна шагнула на более широкий участок плато с чувством, близким к разочарованию.
 Всем не терпелось приступить к ленчу, и вскоре они нашли тенистое место под деревянной крышей, возможно оставленной археологами. Солнце миновало зенит, но еще стояло высоко. В отеле отлично позаботились о питании экскурсантов, не забыв даже о ящике со льдом, куда поместили прохладительные напитки. Дроген со свойственной ему тщательностью учел вкусы каждого — от миссис Маркс и доктора, употреблявших минеральную воду, до Мартины, предпочитавшей кока-колу.
 Мартина и Рене отошли в угол, где шептались, хихикали и кормили друг друга кусками цыпленка. Аппетит Дайны, обычно разыгрывавшийся после долгой ходьбы, на сей раз подвел ее. Она испытывала неприятное ощущение тяжести в животе. Джефф не заговаривал с ней о том, что наполняло мысли их обоих. Дайна одобряла его осторожность — ее нервы были настолько напряжены, что она бы не удивилась, увидев ухо, торчащее из-за каменной стены. Но неопределенность только усиливала напряжение.
 Ей казалось, она догадывается, что собирается делать Джефф. Позже, когда остальные разбредутся по развалинам, они смогут ускользнуть незаметно. Хотя кто знает? А вдруг миссис Маркс захочет разыгрывать роль компаньонки или отец Бенедетто затеет богословский спор? К тому же, если их предположения верны, то по крайней мере один член группы сделает все возможное, чтобы не упустить их из виду.
 Внезапно Дайна вспомнила о Картрайте. То, что они не видели его с прошлой ночи, должно было внушить уверенность, однако это произвело обратное действие. Картрайт не был человеком, способным все бросить из-за незначительного препятствия. Он мог легко выяснить, что она и Джефф добрались в отель, и узнать о поездке в Кумран. Ее взгляд устремился на капитана, сидящего скрестив ноги и жующего куриное крылышко. Дайна усмехнулась собственным глупым мыслям. Под обликом молодого офицера скрывается Картрайт — человек с миллионом лиц... Какая чушь!
 Вполне возможно, что у Картрайта имеется свой человек в группе. Но тогда его личное присутствие необязательно — одного шпиона вполне достаточно.
 Дайна вздрогнула, когда Дроген предложил ей еще вина. Она покачала головой:
 — Нет, спасибо. От вина мне хочется спать.
 — Что касается меня, то я уже засыпаю, — объявила Мартина. Она зевнула, продемонстрировав зубы настолько безупречной формы, что Дайна почувствовала зависть. — Хорошо бы немного вздремнуть.
 — Еще очень жарко, — согласился отец Бенедетто, вытирая лоб. — Я бы не возражал против краткой сиесты.
 — Ну, не знаю... — Дроген посмотрел на капитана.
 Последний пожал плечами — Дайна видела, что он тоже борется с дремотой.
 — Вам решать, как проводить время, мейнхеер. Но мы должны вернуться до заката. В темноте дорога становится опасной.
 — Отлично. Тогда час отдыха нам не повредит. Дамы, наверное, захотят вернуться в машину...
 — Только не я, — возразила Мартина. — Мы найдем уединенное местечко.
 Она состроила глазки Рене, который с энтузиазмом обнял ее.
 Дайна бросила на Джеффа взгляд, являвший собой карикатуру на взгляд Мартины. В отличие от французской пары, он не сидели рядом, словно сиамские близнецы, поэтому Джефф не мог ответить тем же, что и Рене, но он так посмотрел на Дайну из-под полуопущенных ресниц, что она бы рассмеялась, если бы настроение располагало к веселью.
 Они отошли, когда миссис Маркс и доктор направились к машине. Остальные улеглись в различных позах, одинакова свидетельствующих о полном упадке сил. Шофер Ахмед исчез уже давно и, несомненно, пребывал в стране сновидений.
 Как только они скрылись из поля зрения других, Джефф пустился бегом. Он повел Дайну извилистой тропинкой в сторону развалин, и она в который раз подумала, каким великолепным местом для игры в прятки мог бы стать раскопанный древний город. То, чем они собирались заняться, выглядело мрачной пародией на эту веселую игру.
 Когда Джефф остановился, Дайна увидела, что они поднялись на более высокий участок плато и смотрят вниз на место, которое только что покинули. Она видела блестящий черный корпус автомобиля, казавшийся здесь жутким анахронизмом, и даже разглядела в одном из окошек шлем миссис Маркс. Внизу справа находилось тенистое место, где они закусывали. Большая часть группы все еще была под крышей вне поля зрения, но Дайна заметила торчащую пару ботинок, явно принадлежащих капитану. Она также увидела Фрэнка Прайса.
 Ей стало не по себе. Если Прайс спал, то в очень странной позе — сидя прямо спиной к скале, но не касаясь ее. Шляпы на нем не было, и солнце играло на его черных волосах. Дайна уже обращала внимание, насколько гладки и густы его волосы — сверху они напоминали причудливый головной убор.
 Странно, что человек с такой зловещей внешностью казался таким незаметным. Сегодня Дайна почти забыла о его присутствии. Насколько она помнила, Прайс ни разу не открыл рта, за исключением предложения своему боссу различных деликатесов во время ленча.
 — Все на месте, — сказал Джефф. — Кроме секс-бомбы и ее дружка. Ты их нигде не видишь?
 — Нет.
 — Забрались в какой-то укромный уголок?
 — Да, если они те, за кого себя выдают.
 — Даже если не те, то все равно где-то прячутся. Только шпионят, а не...
 — Ты что-то слишком весел, — мрачно заметила Дайна.
 — Я всегда сохраняю хладнокровие перед битвой. Ну, за дело, дорогая. Лучшего шанса у нас не будет.
 Фрэнк Прайс вытащил какой-то предмет из стоящей рядом сумки. Что-то тусклое и черное... Бинокль, решила Дайна.
 — Джефф, ты уверен, что мы должны это делать? — Она повернулась и положила руки ему на плечи.
 Джефф улыбнулся ей. Его глаза были ясными и ярко-голубыми — без серых теней, появлявшихся в минуты беспокойства. Дайна понимала, что он не шутил, говоря о своем хладнокровии в критические моменты. Джефф проявлял нерешительность, только если не знал, что ему делать. Но, приняв решение, он шел вперед с упорством, которое могло бы стать безрассудным, если бы его не уравновешивало природное благоразумие. Во взгляде Джеффа мелькало и другое чувство — искренняя радость приключению, хотя исход его был неизвестен. Дайна ощутила похожие эмоции, каких не испытывала много лет, и улыбнулась в ответ.
 — Только еще пара вещей, прежде чем мы приступим... — Джефф заключил Дайну в объятия и медленно поцеловал. — В течение ближайших нескольких часов у меня может не хватить на это времени, — объяснил он, отпуская ее. — Теперь второе. У тебя есть шарф или еще какая-то вещь, которую я мог бы случайно уронить? Как насчет ленты на твоей шляпе? Дурацкая шляпа — не понимаю, почему она тебе так идет.
 — Шляпные ленты не обращают на себя внимание, — возразила Дайна.
 — Эта обратит. — Джефф ловко снял ленту. — Она ярко-красная и будет заметна всюду. А тебе без нее только лучше. Я скоро вернусь. Оставайся здесь и поищи Мартину и Рене.
 Он исчез за стеной.
 Дайна пыталась следовать его указаниям, но, несмотря на темные очки, освещенные солнцем скалы были слишком ярки для глаз. Она напомнила себе, что сейчас январь, как будто от названия месяца могло стать прохладнее. Снежные сугробы, сверкающие на солнце... Замерзшие деревья с белыми ветками... Монотонное гудение ветра, сотрясающего оконные рамы... Снежная крупа, бьющая в ветровое стекло автомобиля... Бесполезно. Если прищуриться, то белые от солнца скалы действительно кажутся покрытыми снегом, но никакое воображение не могло избавить от жары.
 Джефф вернулся с пустыми руками. Он был воплощением деловитости и кивнул ей, словно новому ассистенту.
 — Следуй за мной, только шагай осторожно.
 Через пять минут Дайна осознала, что им предстоит нечто худшее, чем тропинка на каменном гребне. Интересно, намеренно ли Джефф выбирает кружные пути, чтобы их не заметили, и знает ли он вообще дорогу? Соленые капли пота обжигали глаза, но Дайна не могла их вытереть, так как обе руки постоянно были заняты. Они спускались по почти вертикальному участку скалы, цепляясь за камни руками и ногами. Внизу они оказались в такой узкой расщелине, что Дайна, вытянув руки в разные стороны, касалась каменных стен. Дно было усеяно огромными валунами. Солнце сюда не проникало, но воздух был абсолютно неподвижен.
 Тяжело дыша, Дайна прислонилась к валуну.
 — Сколько еще идти? — спросила она, стараясь, чтобы ее голос звучал так, будто это не имеет никакого значения.
 — Около мили по прямой.
 Джефф двинулся вперед, с трудом пробираясь среди валунов размером с «фольксваген». Позже Дайна с тоской вспоминала этот участок пути. Он оказался самым легким.
 Узкий каньон, или вади, окончился через несколько сотен ярдов; им снова пришлось карабкаться вверх на четвереньках? если подъем был не очень крутой, или цепляясь за каждый выступ, если он становился вертикальным. Когда они присели на узкий карниз на высоте сорока футов, Дайна вежливо осведомилась:
 — Ты хоть знаешь, куда мы лезем?
 — Я был там несколько лет назад. — Присев на корточки, Джефф с сомнением изучал местность. — Вместе с парнем, который участвовал в экспедиции в пещеры в 1952 году. Он знал тут каждый камень.
 Дайна решила воздержаться от комментариев. Миля по прямой означала минимум три мили пешком по самому неудобному пути, какой только можно себе представить — даже если Джефф знал кратчайшую дорогу. Постепенно Дайна приходила к выводу, что он ее не знал. Она невольно припоминала истории о путешественниках, потерявшихся в подобных местах, которых в конце концов находили погибшими от жажды и истощения. Дайна начала ощущать абсолютно иррациональную личную ненависть к скале, на которую они взбирались; казалось невозможным, чтобы твердая поверхность была на поверку такой ненадежной. Подвергавшиеся в течение многих столетий разрушительному действию ветра, солнца и весенних проливных дождей, камни крошились под руками. Джефф монотонно предупреждал Дайну, чтобы она проверяла каждый обломок, прежде чем опуститься на него всей тяжестью. Он держался вблизи от нее, и Дайна знала, что Джефф надеется подхватить ее, если она соскользнет вниз.
 Привалы становились все более частыми. Дайна потеряла счет остановкам да и времени вообще; ей казалось, что она умерла, попала в ад и во искупление грехов должна вечно карабкаться на эту скалу. От разреженного воздуха стало трудно дышать.
 Джефф тоже мучился, хотя и не так, как Дайна. Она смотрела на него глазами, болевшими от пота и слез усталости. Рубашка Джеффа прилипла к спине и плечам; бинты на голове настолько пропитались потом и пылью, что приобрели такой же коричневатый цвет, как и его лицо и волосы, почти сливаясь с ними. Но глаза по-прежнему были ясными, и он продолжал насвистывать сквозь зубы. Все же Дайна понимала, что это спокойствие обманчиво. Взгляд Джеффа не переставая шарил вдоль зубчатого горизонта.
 Дайна не понимала, что он ищет. Они не видели и не слышали никаких признаков преследования. Даже если кто-то из «толпы» заметил их уход, шляпная лента навела бы его на ложный след.
 Когда Дайна наконец увидела то, что высматривал Джефф, это оказалось для нее полной неожиданностью; она ведь считала, что вблизи нет ни единого человеческого существа. Фигура в одежде цвета хаки и грязной шапке почти сливалась со скалой, на вершине которой он сидел, неподвижный, словно статуя.
 — Я надеялся, что ты его не заметишь, — тихо сказал Джефф.
 — Кто это?
 — Возможно, кто-то из местных племен. Бедуины разводят здесь овец и коз, хотя в это трудно поверить. По дороге я уже видел двух или трех.
 — Даже если он действительно бедуин, нам не нужно, чтобы он видел, как мы найдем пещеру.
 — Об этом мы позаботимся, когда придет время. Пошли дальше. Мы уже почти на месте, осталось самое большее полчаса пути.
 Вид безмолвного пастуха встревожил Дайну. С этого момента она не могла сосредоточиться даже на собственной усталости. Бесформенная груда тряпья оставалась на месте, пока они не потеряли ее из виду. Больше Дайна никого не замечала, но она не была уверена, что поблизости нет других людей. Бурый цвет одежды служил отличной маскировкой.
 Дайна была настолько поглощена наблюдением за возможными наблюдателями, что время прошло быстро. Когда Джефф снова остановился, она машинально присела, рассчитывая на очередную передышку. Но он остался стоять. Дайна посмотрела на него сквозь пряди влажных волос, опустившихся на глаза.
 — Вон там пещера Мухаммеда, — сказал Джефф.
 Как ни странно, первое слово, пришедшее Дайне на ум, было «козы». Место подходило для них куда больше, чем для людей. Кругом высились крутые остроконечные утесы. Дайна обратила внимание, что они уже не казались одинаковыми по цвету. Солнце клонилось к западу, и тени, отбрасываемые пиками, стали темно-коричневыми.
 Высоко, рядом с наклонным каменным уступом, виднелось маленькое черное отверстие, на которое указывал Джефф.
 — Наконец-то, — вздохнула Дайна.
 — Ты отлично справилась.
 Это не походило на комплимент — в голосе Джеффа не слышалось особого энтузиазма. Но Дайна почувствовала себя так, словно ей вручили орден.
 — Мы еще не пришли, — заметил Джефф. — Осталось метров пятьдесят на северо-восток.
 Дайна издала стон.
 — Как ты можешь определять расстояние в подобном месте? В этих скалах нет ни единого прямого отрезка, кроме вертикальных.
 — Признаю, что это можно было проделать более точно. — Джефф вытер лицо влажным рукавом. — Но для человека, прикончившего полбутылки арака, это не так уж плохо. Я не мог бы даже толком написать собственное имя. Смотри, углубление в скалах тянется как раз в нужном нам направлении. Я начну идти под входом в пещеру, следуя вдоль вади.
 Дайна не впервые ощутила непригодность карт и других приспособлений, демонстрирующих объекты, имеющие три измерения, только в двух из них. Она хорошо понимала затруднения Лейарда, ибо его идея оставить ключ на случай, если спор с коллегой кончится трагически, очевидно, была сиюминутным пьяным вдохновением. Учитывая обстоятельства, он отлично справился с работой. Никакая карта не решила бы проблему — ведь на ней следовало отметить, помимо направлений компаса, сотню футов по вертикали.
 Джефф упорно двигался дальше, спотыкаясь о камни, падая, поднимаясь, чтобы затем снова неуклонно идти и идти вперед. Он считал вслух, и, когда дошел до пятидесяти, вход в пещеру Мухаммеда оказался скрытым за изгибом вади. Дайна почувствовала разочарование. Поверхность скалы была испещрена дырами, похожими на оспины.
 — Понадобится месяц, чтобы все это обыскать! — воскликнула она и в испуге схватила Джеффа за руку. В глубоком ущелье ее голос прозвучал необычайно гулко, усиленный эхом. Когда он замер, в ответ послышался треск осыпающихся камней — следствие сильной вибрации.
 — Потише, — предупредил Джефф. — Это место как рупор.
 — Прости. Камни здесь такие шаткие. Что, если будет лавина?
 — Вряд ли. — Джефф посмотрел вверх на голубое небо — единственную яркую полоску, оживлявшую мрачный колорит. — Хорошо, что дожди запаздывают, — добавил он. — Эти каньоны становятся смертельными ловушками, когда их затопляют потоки воды.
 — Хорошо, что я этого не знала.
 — Теперь это уже не проблема. Для потока нужен многочасовой ливень. Что касается этих дыр, забудь о них — экспедиции составили подробную карту местности и обследовали каждое отверстие дюжину раз. Нам следует искать нечто не столь очевидное. Пещера должна быть скрыта от взгляда, иначе ее содержимое не оставалось бы необнаруженным две тысячи лет.
 — Спасибо, утешил.
 — Я собираюсь подняться. — Джефф стал разминать затекшие руки, покрытые, как и руки Дайны, царапинами и засохшей кровью. — А ты поиoи здесь.
 — Что именно? Что-нибудь не похожее на дыру?
 — Что-нибудь необычное. — Джефф не был настроен шутить. — Возможно, те, кто прятал рукописи, оставили какие-нибудь указатели — в таком местечке они сами легко могли запутаться. Только не рассчитывай на большие красные стрелки. Используй свое воображение.
 Он полез вверх. Наблюдая за его проворными движениями, Дайна понимала, как мешало ему ее присутствие. Большую часть времени он даже не карабкался — очевидно, там была узкая тропинка, невидимая снизу, — а передвигался, прижимаясь лицом к каменной поверхности.
 Дайна встала со стоном, который не стала сдерживать, — теперь было не на кого производить впечатление. Ее движения едва ли можно было назвать ходьбой, она с трудом перебиралась через валуны и скользила по гравиевым склонам. Но внизу, по крайней мере, не было провала глубиной в пятьдесят футов.
 Когда Дайна начала осматриваться, ее удивило количество мусора, валявшегося вокруг. Повсюду виднелись кругляшки козьего помета; в одном месте черные муравьи трудились над куском сыра. Она обнаружила в пыли мятую сигаретную пачку и ржавую банку из-под пива. В этих суровых пустынных местах, казавшихся божественным творением, следы человеческой неопрятности выглядели кощунственно. Дайна пнула ногой банку, с которой посыпались хлопья ржавчины.
 — Держу пари, что, когда люди высадятся на Марсе, они первым делом увидят нечто подобное, — пробормотала она и двинулась дальше.
 Здесь побывали определенные типы туристов — из тех, которые не способны противостоять желанию увековечить свои жалкие имена на произведениях искусства или природы. На скалах виднелись граффити [41] , а также надписи краской и несмываемыми чернилами.
 Пройдя футов двадцать, Дайна повернулась. Если указания Лейарда были точными, нужное место должно находиться в пределах небольшого радиуса. Она чувствовала уверенность, что пещера не может располагаться так низко — в этом случае туда было бы слишком легко добраться и к тому же ее затопляли бы водные потоки. Очевидно, Джефф придерживался того же мнения, иначе он не предоставил бы этот участок поиска ее неопытным рукам.
 Подняв глаза, Дайна увидела Джеффа на вершине утеса. Он помахал ей и начал быстро спускаться, скользя на каблуках и цепляясь руками за камни. Шуму от этого было немало. Камни под его ногами скатывались вниз, увлекая за собой другие, и с грохотом падали на дно ущелья. Джефф приземлился на пятки справа от Дайны:
 — Не повезло?
 Она покачала головой.
 — Мне тоже. Там есть нечто вроде козьей тропы — в таких местах это все равно что шоссе. Должно быть, по ней часто ходят бедуины. От их глаз ничего бы не ускользнуло.
 Несмотря на относительную легкость подъема, вид у Джеффа, и без того достаточно потрепанный, стал еще более жалким. Один рукав оторвался от манжеты до локтя; на загорелой коже руки багровела свежая царапина. Влажные волосы прилипли к голове и впервые выглядели сравнительно аккуратными. Пыль забилась в каждую морщинку на его лице и под каплями пота стала похожа на бурую грязь. Посреди этой маски блестели ясные, как небо, глаза. Взгляд их, однако, был рассеянным и отчужденным. Дайна понимала, что в этот момент он думает о ней только как о лишней и относительно полезной паре рук и глаз. Джефф забыл о возможных преследователях, о жажде, несомненно терзавшей его так же, как и ее, об исцарапанных руках и грязной повязке на голове. Он думал только об одном и будет продолжать искать это, пока не свалится или пока не убедится в полной безнадежности поисков. А чтобы убедиться в этом, ему потребуется немало доказательств.
 — Что будем делать теперь? — спросила Дайна.
 — У тебя с собой буклет? Дай мне взглянуть на него.
 — Конечно с собой. Я побоялась его оставить.
 — И где же он?
 — Где же ему быть? — с достоинством промолвила Дайна.
 Она полезла под блузку и вытащила буклет. Теперь он был погублен окончательно, так как весь промок от пота, струившегося у нее между грудями. Джефф неодобрительно поморщился.
 — Лучше бы ты положила его в карман, — сказал он, пытаясь раскрыть слипшиеся листы, не разрывая их.
 — Оттуда его слишком легко вытащить. А ты велел мне оставить сумочку... О чем ты думаешь?
 — Я думаю о букве "L", которую мы сочли римской цифрой пятьдесят. Не кажется ли тебе слишком большим совпадением, что название свитка, очевидно важнейшего из всех, начинается с буквы, одновременно являющейся римским обозначением нужного числа метров?
 — Но ведь это последнее название в списке. Если расшифровать число...
 — Ему незачем было его зашифровывать, — прервал Джефф. — Я идиот! В списке ведь и так есть числа. Два, три...
 Его палец двинулся вниз вдоль колонки цифр.
 — Неужели это так просто? — спросила Дайна.
 — Восемнадцать... На редкость просто. Он выбрал цифры произвольно — они не обозначают нечто конкретное, но в сумме дают нужное число. Мне следовало догадаться сразу. Восемнадцать метров, а не пятьдесят. Пошли.
 Подобно ключам в списке, последний ключ оказался простым и очевидным, если знать, что ищешь. Дайна обнаружила это лишь потому, что смотрела на землю, выбирая места помягче для утомленных ног. У основания скалы, подобно граффити, которые она видела раньше, было изображено число восемнадцать высотой в несколько дюймов. Случайный турист не обратил бы на него внимания — вертикальная палочка и изгиб, похожий на еврейскую букву "л".
 — Вот оно! — Джефф глубоко вздохнул и поднял голову, обозревая поверхность скалы. — Ничего не видно. Впрочем, это естественно. Оставайся здесь.
 — Подожди. — Теперь, когда они были уверены, что достигли цели, Дайна вспомнила о проблемах, возникающих в связи с дальнейшими поисками. — Джефф, уже поздно. Взгляни на небо. Что ты намерен делать, когда... если найдешь это? Мы не можем...
 — Мы проведем здесь ночь. Или часть ночи. Сейчас почти полнолуние. А мне нужен только один свиток, чтобы представить его в университет или Американскую школу. Или, если их тут не очень много... Ладно, поглядим.
 Он не смотрел на Дайну — коричневый утес притягивал его взгляд словно магнит.
 Дайна поежилась. Остаться здесь на всю ночь, без пищи и воды? Особенно без воды... «Ну, ты ведь сама на это напросилась, — напомнила она себе. — Джефф не хотел тебя брать. До сих пор ты была только помехой, а он даже ни разу не пожаловался».
 — О'кей, — кивнула она. — Пошли.
 — Только я. А ты оставайся, пока я посмотрю, что там делается.
 Джефф полез вверх, покачиваясь на руках, словно обезьяна. Дайна следила за ним затаив дыхание. Внезапно она осознала, что не только страх за него заставляет ее сердце бешено колотиться, не только жажда высушила ее рот. Кто-то наблюдает за ними!..
 Дайна резко повернулась. Она чувствовала на себе внимательный враждебный взгляд столь же явно, как почувствовала бы чью-то руку на своем плече.
 Конечно, никого не было видно. Но это ровным счетом ничего не значило. Тени стали глубже, а Дайна знала маскирующие свойства одежды цвета хаки, которую носили бедуины и почти каждый из членов «толпы». Скромные твидовые слаксы Мартины — единственная неяркая одежда, которую она видела на девушке, — приобрели новый тревожный смысл. Тем не менее Дайна не видела ничего, что нельзя было объяснить причудливой формой камня или изогнутой тенью. Враждебное присутствие могло обнаружить только движение, а они — кто бы это ни был — слишком умны, чтобы двигаться, когда она смотрит в их сторону.
 Дайна обернулась назад и вскочила с испуганным возгласом. Джефф исчез! Ее взгляд шарил по дну ущелья в поисках его изувеченного тела, хотя она понимала, что он не мог упасть, не издав ни единого звука. Затем наверху что-то шевельнулось. Из-за камня высунулись голова и рука Джеффа. Он знаком подзывал ее к себе. Она начала карабкаться вверх, не думая об опасности и перебираясь от одного выступа к другому с безрассудством, не уступающим безрассудству Джеффа.
 Он встретил ее на полпути, где подъем становился слишком тяжелым. Балансируя на узком выступе, Джефф протянул руку вниз и втащил на него Дайну. Его глаза возбужденно блестели — Дайна без слов поняла: он нашел то, что искал. Однако на его загорелом лице отражалось не только это.
 — Следующие десять футов будут скверными, — предупредил он. — Вот тебе веревка. Я поднимусь первым, а потом ты обвяжешь веревку вокруг пояса. Я буду тянуть, а тебе придется ступать по поверхности скалы.
 Джефф быстро полез вверх по веревке, едва касаясь ногами каменной поверхности, потом снова исчез. Взгляд Дайны, затуманенный пылью, потом, а может, еще кое-чем, напряженно высматривал его. Голова Джеффа высунулась опять, с тем же причудливым эффектом внезапной материализации из твердого камня. Дайна негнущимися пальцами начала обвязывать веревку вокруг талии.
 Веревка сразу же натянулась и подняла ее в воздух на три фута. Джефф явно спешил. Дайна стала отталкиваться ногами и цепляться за веревку усталыми исцарапанными руками. Остаток подъема она вытерпела только потому, что он был коротким: большую часть времени ее просто тянули вверх, иногда она весьма болезненно ударялась о скалу. Последний удар сильно оцарапал ей нос, и в глазах у Дайны стояли слезы, когда пальцы Джеффа тисками сжали ее предплечье и втащили на уступ, разорвав при этом блузку на спине.
 Крик боли прервали губы Джеффа, прижавшиеся к ее губам. Он целовал ее с жаром человека, проведшего годы на необитаемом острове, и обнимал так крепко, что у нее трещали кости. Губы Дайны раскрылись, а тело прижалось к телу Джеффа. Объятие разжал он, а не она.
 — Эге, — тяжело дыша, произнес Джефф. — Я получил больше, чем рассчитывал, верно?
 Ответ Дайны был безмолвным, но убедительным.
 — Не то чтобы я жаловался, — сказал Джефф, снова отпуская ее, — но это не совсем ко времени и к месту...
 — Совсем забыла! — воскликнула Дайна. — Ты нашел это?
 — Нашел, но вовсе не потому приветствовал тебя с таким энтузиазмом. Просто я не был уверен, что нам удастся это наверстать. На скале с другой стороны сза ди я заметил человека. И по-моему, хотя я мог ошибиться, у него ружье.




 Глава 12


 Дайна огляделась. Цель их долгих и трудных поисков была мрачной, душной и дурно пахнущей. Это в самом деле оказалась пещера, и притом не очень большая. Каменный потолок находился всего в нескольких дюймах от головы Дайны. Каменный козырек прикрывал небольшую щель входа, сквозь которую ей с трудом удалось протиснуться. Неудивительно, что снаружи не было заметно черной дыры, могущей привлечь внимание. В пещере было сумрачно. Когда глаза Дайны привыкли к темноте, она увидела, что пещера оканчивается в нескольких футах от места, где они стояли. Пол под ногами был не твердым, а скорее упругим.
 — Помет летучих мышей, — кратко пояснил Джефф, заметив, что Дайна подняла ногу. — Скопился на протяжении тысячелетий. Хорошо пахнет, верно?
 — Это правда насчет человека с ружьем?
 — Я не уверен относительно ружья. Но там, безусловно, кто-то есть. Естественно, что местные жители интересуются пещерами и их содержимым.
 — Тебе не кажется, что это слишком большое совпадение?
 — Это ты слишком пессимистична. По крайней мере, он не выстрелил в нас, пока мы карабкались вверх, — из-за него я и втащил тебя так быстро. У тебя на носу кровь?
 — Кровь. Я ударилась носом о скалу. Если за нами следят, то не станут стрелять, пока не убедятся, что мы нашли нужное место.
 — Возможно, ты права.
 — Но это... нужное место?
 — Да.
 Дайна отвязала веревку и бросила в сторону.
 — Тогда покажи мне.
 Джефф повернулся к задней стене и лег на живот.
 — Там туннель. Сможешь это выдержать?
 Он вставил в отверстие голову и плечи, а потом, ловко изогнувшись, пролез внутрь и скрылся из виду. Дайна с большой неохотой последовала за ним. Однако это оказалось далеко не так мучительно, как ночная прогулка под Иерусалимом. Дыра внизу тонкой каменной стены значительно сузилась из-за многовековых скоплений помета летучих мышей. Хуже всего было зловоние, и, вдохнув один раз, Дайна больше не повторяла этого, пока не выбралась из узкого прохода.
 Просунув голову в следующую пещеру, она удивилась, увидев свет.
 — Здесь остались огарки свечей, — объяснил Джефф, прикрепляя один из них к каменному выступу. — Смотри, как хорошо скрыто это место. Любопытный бедуин мог взглянуть в первую пещеру и уйти, не найдя ничего интересного. К тому же готов держать пари, что вход, которым мы воспользовались, возник совсем недавно. Разрушилась нижняя часть каменной стенки, иначе еще несколько месяцев назад дыра была бы закрыта полностью.
 — Тогда как же сюда вошли древние христиане?
 — Через вход с другой стороны, теперь заваленный. — Джефф указал на темное пятно в стене справа. — Там довольно широкий туннель, но он обрывается через несколько футов.
 На полу у дальней стены Дайна увидела то, что они искали.
 Зрелище было не особо впечатляющим — скопление высоких широкогорлых кувшинов наподобие тех, которые хранили в библиотеке секты людей Завета. Некоторые были разбиты; среди обломков валялись осколки камней, упавших сверху. Помимо кувшинов, имелось и нечто куда более прозаичное — полдюжины современных металлических коробок.
 Дайна опустилась на колени и протянула руку к ближайшей коробке. Крышка легко открылась. Внутри оказались разрозненные куски коричневого полусгнившего материала.
 — Не пытайся убедить меня, что в семидесятом году изготавливали такие коробки.
 — Должно быть, их принес Хэнк.
 — Они даже не заперты.
 — Тех, кому удалось бы пролезть сюда, не испугали бы никакие замки. А любопытный араб мог повредить свитки, взламывая коробку. Хэнк стремился спасти свитки от дальнейших повреждений в случае, если обвалится потолок или рукописи обнаружит тот, кто не знает, как с ними обращаться.
 Дайна поставила коробку на колени, но боялась коснуться хрупких фрагментов материала, в который были упакованы свитки. Джефф протянул руку через ее плечо. При свете свечи Дайна видела мельчайшие детали его длинной мускулистой руки: напряженные сухожилия под кожей, сломанные ногти... Ей показалось, что он колеблется так же, как и она. Потом его рука скользнула внутрь и вытащила темный продолговатый цилиндр.
 —  — Кожа, — сказал Джефф. — Совсем как в свитках людей Завета. Интересно, жили они какое-то время в монастыре или в пещерах, где хранили письменные принадлежности? Существует определенное сходство между учениями ессеев и христиан. Личность, которую ессеи именовали «Учителем праведности», преследовали злые первосвященники... Конечно, это не мог быть Христос — никто в это не верит. И все же...
 — Открой это и прочитай, — нетерпеливо прервала Дайна.
 — Ты спятила от потрясения, дорогая моя, — улыбнулся Джефф. — Я бы не осмелился развернуть свиток даже в лабораторных условиях. Для этого нужны эксперты — возможно, те, которые занимались другими кумранскими свитками. Однако... — Он придвинулся к колеблющемуся пламени свечи и поднес свиток к глазам. — Левые радикалы отомщены. Это на арамейском языке.
 — Что там говорится?
 — Это не моя область, — машинально произнес Джефф, и Дайна улыбнулась, услышав знакомую фразу. — Я несколько лет изучал арамейский, но почти все забыл... Господи, какой великолепный почерк — должно быть, дело рук опытного писца. Что же там написано?.. «Родословная... Иисуса Христа...» Это все, что я могу разобрать снаружи.
 — "Родословная Иисуса Христа, сына Давидова, сына Авраамова", — подсказала Дайна голосом, похожим на писк летучей мыши. — Начало Евангелия от Матфея.
 — Возможно, — согласился Джефф, выглядевший бледным в тусклом пламени свечи. Он положил свиток в коробку слегка дрожащей рукой. — Вот еще один.
 Они обнаружили Евангелие от Марка и еще два свитка, которые начинались словами, не знакомыми ни воспитанной на Библии Дайне, ни ее спутнику. Пятый свиток потряс их вновь: Джефф разобрал слова «книга» и «Марии, жены Иосифа из дома...»
 — Книга Святой Девы? — Джефф казался озадаченным. — Помнишь буквы «VIR» в списке Хэнка, откуда взялась буква "V" для слова «Cave»? Возможно, это начало слова «Virgin» — «Дева». А я думал, что он просто что-то напутал.
 — Я тоже — в Библии нет книг, начинающихся на букву "V".
 — Да неужели? Хотя, очевидно, действительно нет... У меня голова идет кругом. Давай-ка заглянем в последнюю коробку, Дайна. Должно быть, там находится самое важное. В кувшинах всего лишь фрагменты рукописей.
 В последней коробке было два свитка меньшего размера.
 — Почему два? — спросила Дайна, просто чтобы сказать что-нибудь.
 Джефф сидел, словно в трансе, держа в руках первый свиток.
 — Две разные версии? Или не хватило больших кусков кожи? Не знаю. Я не могу ничего прочесть. Свет слишком тусклый.
 — Дело не в свете. Подожди минутку. В коробке есть что-то еще.
 Дайна протянула ему исписанный лист современной белой бумаги.
 — Почерк Хэнка, — заметил Джефф. Осторожно положив свитки назад в коробку, он взял бумагу, и, когда читал текст, его рот скривился в наполовину иронической, наполовину сочувственной усмешке. — Хэнк не смог удержаться. Он хорошо знал арамейский язык. Должно быть, он развернул свиток достаточно, чтобы прочесть первый столбец. И как только у него хватило нахальства пойти на такой риск...
 Дайна вцепилась ему в локоть:
 — Там то, что мы ожидали, верно? Я видела первые слова. Что там говорится? Неужели...
 Джефф раздраженно посмотрел на нее:
 — А еще рассуждаешь об ограниченных умах... Если это тебя так беспокоит, то можешь себе представить, как это беспокоит тех, кто всерьез занимался этой проблемой.
 Он вернулся к чтению, а Дайна закусила губу. Она попыталась читать через его плечо, но почерк Лейарда был корявым и неразборчивым, как у большинства ученых. К тому же на нем, возможно, сказались годы алкоголизма.
 Внезапно Джефф вздрогнул, бросил бумагу и резко повернулся, задев плечом голову Дайны.
 — Ты слышала что-нибудь?
 — Что?
 Джефф положил бумагу в коробку и закрыл крышку.
 — Какими же мы оказались дураками — оставили вход неохраняемым...
 Он подбежал к дыре, лег на пол и стал протискиваться в проход. Дайна бросила тоскливый взгляд на коробку, но поняла, что Джефф встревожен не напрасно, и последовала за ним. Она ползла на животе, задевая головой камни, когда услышала приглушенный крик. Ей не удалось разобрать слова, но даже если бы Джефф приказал вернуться, она бы его не послушала.
 Дайна выбралась из прохода в самый разгар драки. Снаружи уже начало темнеть, поэтому она видела только быстрые движения во мраке, но пыхтение и звуки тел, ударяющихся о камни, подсказали ей, что происходит. Они и впрямь поступили глупо, позабыв о входе.
 Драка продолжалась не так долго, чтобы Дайна успела принять в ней участие, даже если бы она могла лучше видеть. Все завершилось сдавленным воплем. Узнав голос Джеффа, Дайна инстинктивно бросилась туда, где он скорчился у каменной стены. Внезапно вспыхнувший свет на момент ослепил ее. Когда способность видеть вернулась к ней, она посмотрела на Джеффа.
 Его лицо под слоем загара и пыли было бледным, глаза полузакрыты, свежая кровь проступала сквозь грязную повязку. Последний удар пришелся на старую рану и оглушил его.
 Убедившись, что он жив, Дайна подняла взгляд, и в глаза ей ударил луч фонаря.
 — В самом важном я оказался прав, — послышался знакомый голос. — Я знал, что вы доберетесь сюда, любовь моя.
 — Полагаю, вы раздобыли другой пистолет? — спросила Дайна, быстро моргая.
 — Вы правы. О, простите, свет режет вам глаза.
 Свет стал менее ярким. Дайна увидела, что это не карманный, а потайной фонарь, висящий на поясе у Картрайта. Его лицо, освещенное снизу, с прядями черных волос, сошедшимися в одной точке посреди лба, и резкими тенями, подчеркивающими каждую мышцу, выглядело поистине сатанинским. Свет играл на пистолете — точно таком же, какой Дайна вытащила у него из кармана прошлой ночью.
 Джефф застонал и пошевелился, пытаясь сесть прямо. Картрайт шагнул назад с проворством, делавшим честь его недавнему противнику, ударился о стену и выругался.
 — Чертова дыра! Наверняка это не все. Откуда вы вылезли, дорогая? А, понимаю! Пожалуй, лучше вызвать подкрепление — я не могу ползти туда, оставив здесь вас обоих.
 Подойдя ко входу в пещеру, он громко крикнул. Ему ответил крик снизу, и Дайна услышала перестук падающих камней, когда кто-то начал карабкаться вверх. Злясь на себя, она увидела, как столь беспечно брошенная ею веревка выскальзывает из пещеры. Не то чтобы это имело значение — раз Али или Лейард смогли добраться сюда без веревки, значит, другие смогут сделать то же самое. Хотя, возможно, с большим шумом.
 Джефф тяжело прислонился к ее плечу. Взгляд черных глаз Картрайта переместился с Джеффа на входное отверстие. Словно одолеваемый нетерпением, он подошел туда и высунулся, ухватившись рукой за нависающий камень. Результат оказался поразительным. Большой кусок камня треснул под рукой и рухнул вниз. Потерявший равновесие Картрайт выругался и вцепился в каменный край. Дайна почувствовала, как Джефф вздрогнул, но он был слишком слаб, чтобы двигаться достаточно быстро. К тому времени, когда он смог подняться на ноги, Картрайт уже был в безопасности. Внизу послышался грохот, за которым последовал крик ужаса.
 — Я уж подумал, что мне крышка, — спокойно произнес Картрайт. — Эта скала крошится. Интересно, угодил ли камень в Джорджа?
 — Уверена, что ваш интерес сугубо прагматический, — заметила Дайна.
 — У меня поблизости имеются и другие друзья. — Картрайт снова выглянул наружу, на сей раз с большей осторожностью. — Но я в них не нуждаюсь. Джордж не пострадал, просто перепугался до смерти. Не могу его порицать. Не слишком приятно, когда на тебя летит целая глыба.
 Джефф пробормотал нечто вроде того, что в следующий раз Картрайт сможет лично насладиться подобным опытом.
 — Как вы нашли нас? — добавил он.
 — Как только я узнал, что группа собирается в Кумран, то послал сюда двух моих людей, — ответил Картрайт. — Они чудесно вписались в местный ландшафт, не так ли?
 — На кого вы работаете? — спросила Дайна. — Почему все это так важно для вас?
 Картрайт дружелюбно улыбнулся. Рука Джеффа предупреждающе стиснула плечо Дайны.
 — Задавать ему вопросы — пустая трата времени.
 — Вы правы, — кивнул Картрайт. — Никогда не задавайте вопросов, а самое главное — никогда на них не отвечайте. А на ваш вопрос, милая моя, я не мог бы ответить при всем желании. Я понятия не имею о причинах. Откровенно говоря, эта история кажется мне довольно нелепой.
 Недовольные ноты, так соответствующие зловещей внешности Картрайта, слышались в его голосе, сменив тщательно культивируемое им медлительное и небрежное произношение.
 — Мне не слишком нравится прыгать по горам, как заяц. Где там застрял этот неуклюжий болван?
 Он снова подошел к выходу и посмотрел вниз. Теперь было незачем высовываться — упавший камень открывал достаточно широкое поле для обзора. Почувствовав, что Джефф согнул руку, Дайна вцепилась в него. Было бы форменным самоубийством бросаться на Картрайта, пока он держит пистолет. Она знала по опыту, что реакция у Картрайта отменная.
 Глухое бормотание по-арабски и очередной перестук камней у самого входа возвестил о прибытии сообщника Картрайта, которого тот приветствовал малоприятным эпитетом. Лицо этого человека при свете заходящего солнца показалось Дайне самым злодейским из всех, какие она когда-либо видела; лицо это обрамляли свисающие космы черных волос, а голову украшал кусок грязной материи, подвязанный веревкой. Он влез в пещеру, ответив на ругательство Картрайта мрачным взглядом.
 — Нам нужно все как следует устроить, — быстро заговорил Картрайт. — Это похоже на дурацкую проблему с волком, козой и капустой. Насколько я понимаю, свитки находятся в другой пещере — за этой дырой, не так ли? Ты, Джордж, останешься здесь с молодой леди. Вы, Смит, пойдете впереди меня. Надеюсь, вы не станете совершать опрометчивые поступки — в противном случае, возвращаясь сюда, вы окажетесь в весьма уязвимом положении. Насколько я знаю Джорджа — а он выполнял для меня несколько маленьких поручений, — у него при себе целый арсенал. К тому же он глуп и очень жаден. Он бы с удовольствием избавился от всех нас и сбежал, прихватив свитки.
 Дайна осознавала, что Картрайт нервничает. Она не могла понять почему — ведь у него на руках все козыри. Несомненно, он собирается убить их обоих или настолько покалечить, чтобы они не могли следовать за ним. Но до того он намерен воспользоваться ими до конца на случай, если в соседней пещере его ожидает какое-то препятствие. Зная Джеффа, Дайна была уверена, что он не станет безропотно ожидать, пока его прикончат. Вопрос в том, чтобы выбрать наилучший момент. Конечно, сопротивление едва ли их спасет, но, как говорится, лучше погибнуть сражаясь, чем покорно ждать смерти.
 — Разумеется, — задумчиво продолжал Картрайт, — вы можете позволить мне следовать за вами, избавиться от меня и просто сидеть в соседней пещере. Джордж настолько туп, что рано или поздно полезет туда и вам, возможно, удастся разделаться и с ним. Быть может, вы даже спасете ваши драгоценные свитки. Но Джордж наверняка скверно обойдется с мисс ван дер Лин, прежде чем лезть за вами.
 Внезапно Дайна поняла, что тревожит Картрайта. Он занимался бесцельной болтовней, чтобы отложить момент, когда ему придется ползти через черную дыру в неизвестность. Предположим, он страдает клаустрофобией, терпимой, когда виден хотя бы клочок открытого воздуха, но невыносимой в полностью замкнутом пространстве. На его смуглом лице выступили капли пота. Но он не рискнет послать в пещеру Джорджа, так как тот чего доброго попытается утаить один из свитков.
 — Пошли, — сказал Картрайт, взмахнув пистолетом.
 — Ладно. — Рука Джеффа соскользнула с плеч Дайны. Он покачнулся, отойдя от стены, — удар по раненой голове не прошел даром. Не взглянув на Дайну, Джефф опустился на пол и начал пролезать в дыру.
 Картрайт колебался несколько секунд, прежде чем последовал за ним. Дайна посмотрела на его лицо — оно походило на лицо ребенка перед приемом горького лекарства. Но это не вызвало в ней сочувствия.
 Когда ноги Картрайта исчезли в проходе, Дайна напряглась, ожидая услышать звуки борьбы в соседней пещере. Но оттуда не доносилось даже бормотания голосов. Едва ли Джефф был в подходящем настроении для разговора, но Картрайт мог продолжать свою болтовню, подобно тому, как некоторые свистят в темноте. Но если звуки не проникают сквозь узкую лазейку, там может происходить все, что угодно...
 Дайна невольно двинулась вперед. Джордж глухо заворчал, словно злой пес. Засунув руку в складки одежды, он извлек оттуда нож длиной около фута. Теперь, когда ее не слепил свет фонаря, Дайна видела все более четко. Солнце, вероятно, висело над западными холмами — его золотистый свет проникал через вади в пещеру, поблескивая на лезвии ножа Джорджа и освещая каждую морщинку на его безобразной роже. Его жест был чисто механическим — он даже не взглянул на нее. Все внимание Джорджа сосредоточилось на отверстии внизу стены. Но Дайна понимала, что он будет действовать быстро, если она сделает хоть несколько шагов. Да и зачем ей это? Тут негде спрятаться.
 Вся дрожа, Дайна шагнула назад: ей казалось, что Джефф и Картрайт отсутствуют куда больше времени, чем требуется, чтобы собрать шесть маленьких коробок. В голове у нее вертелась крайне неприятная мысль, которую она безуспешно пыталась отогнать... Нет, это невозможно! Джефф не поступил бы так, даже за все свитки в мире! Дайна ненавидела себя за это предположение, но ничего не могла с собой поделать.
 Джорджу тоже было не по себе. Что-то буркнув Дайне, он подошел к проходу и прислушался. Должно быть, Джордж что-то услышал, так как сразу же отошел назад. По его лицу Дайна не могла определить, приятные это новости или наоборот.
 Спустя минуту в отверстии что-то появилось. У Дайны подогнулись колени. Ей пришлось ухватиться за стену, чтобы не упасть. Предмет оказался всклокоченной и грязной головой Джеффа. Он с трудом просунул в дыру плечи, потом повалился лицом вниз, вытянув руки вперед.
 Если это было проделано с целью заставить Джорджа наклониться и помочь ему, то план потерпел неудачу. Джордж не двинулся с места. Сзади послышался окрик Картрайта — Джефф изогнулся и начал выбираться наружу. Дайна подбежала к нему, не думая о ноже Джорджа, и, обхватив руками его обмякшее тело, обещала себе даже во сне не упоминать о своей гадкой мыслишке.
 Картрайту понадобилось больше времени, чтобы вылезти со своей ношей. Он принес с собой в пещеру нечто вроде рюкзака и теперь начал весьма небрежно кидать туда коробки.
 — Осторожнее, черт возьми! — не выдержал Джефф. — Вы же повредите свитки!
 — Едва ли. Кто-то их тщательно упаковал. — Картрайт взял последнюю коробку и взвесил ее в руке. — Тут самое интересное, не так ли? Не смущайтесь, приятель, я видел перечень Лейарда. Любопытный документ. Даже я заинтересовался, хотя меня мало волнует Священное Писание. Интересно, это опубликуют или спрячут подальше?
 Джефф выразительно застонал, и Дайна почувствовала некоторое раздражение. Конечно, он ставил ее жизнь — быть может, последние десять минут этой жизни — выше своих драгоценных свитков. Однако возможность их повреждения вызвала куда более явные признаки тревоги, нежели любые угрозы Картрайта.
 Картрайт поднялся на ноги, не выпуская из рук коробку. Его глаза блестели злорадством.
 — Мне понравилось выражение вашего лица, Смит, когда я бросал коробки в рюкзак. Если я уроню эту коробку, она может открыться, и тогда... Но у меня нет времени для шуток. Иди, Джордж. Я спущу рюкзак тебе, но не пытайся с ним улизнуть.
 Бедуин направился к выходу. Сердце Дайны учащенно забилось. Сейчас самое подходящее время! Когда араб выйдет из пещеры, Картрайт наверняка снова выглянет... Затем она увидела в его руке пистолет и поняла, что они умрут, прежде чем ноги Джорджа коснутся земли.
 Джордж начал спускаться. И тогда это произошло. Грохот был настолько сильным, что полностью оглушил Дайну. На сей раз вниз полетели не обломки, а кусок скалы весом в несколько тонн. Шум от его падения смешался с человеческим воплем. В пещеру хлынул золотистый свет заходящего солнца, которому теперь ничто не препятствовало. У входа появился темный силуэт, раскачивающийся в воздухе, словно супермен. Дуло пистолета Картрайта устремилось на него, но супермен выстрелил первый. Сраженный тремя пулями, Картрайт рухнул как подкошенный. Затем качающаяся фигура ухватилась одной рукой за верхний край нового отверстия и проникла в пещеру.
 — Вы не пострадали? — осведомился вновь прибывший. — Очень рад.
 — Доктор Краус! — воскликнула Дайна.
 Доктор как будто стал другим человеком. Очки в роговой оправе исчезли, а тело, казавшееся раньше таким рыхлым и вялым, теперь выглядело крепким и мускулистым, словно тело Атланта.
 — Значит, это были именно вы, — пробормотал Джефф.
 — Именно я? — Доктор казался озадаченным.
 Сверху появилась еще одна тень. Она спускалась менее уверенно, и Дайна различила черную полосу веревки. Доктор протянул рыцарскую руку и помог Мартине войти. Она улыбнулась Дайне и стала хлопотать над Джеффом.
 — Вас двое? — удивленно воскликнул Джефф.
 — Двое? — переспросил доктор.
 Третьим появившимся членом группы оказался Рене.
 Джефф сел на пол.
 — Не знаю, что и сказать, — пробормотал он.
 Это походило на сценическую версию «Питера Пэна», где все персонажи летают, или на авангардную пьесу, где актеры спускаются на сцену по канату. Дайна считала прибывающих участников представления.
 — А где миссис Маркс? — спросила она, когда все остальные собрались.
 — В Хирбат-Кумране с машиной, — ответил Дроген, спокойный и вежливый, как будто только что вышел из своего кабинета. — Она так за вас беспокоилась... Надеюсь, молодые люди, вы не думаете, что славная пожилая леди... как бы это сказать... играла роль? Нет-нет, она именно та, за кого себя выдает, — вдова священника, совершающая сентиментальное паломничество по случаю пятидесятой годовщины ее брака.
 Джефф открыл рот и издал странный булькающий звук. Фрэнк Прайс, прибывший последним, как обычно, прямо за своим боссом, шагнул вперед.
 — Очевидно, вы хотите пить, — заметил он. — С вашей стороны было весьма опрометчиво не захватить с собой воду.
 Дайна взяла предложенную флягу и сделала глоток. Тепловатая жидкость показалась благословенной влагой ее пересохшему горлу. Она передала флягу Джеффу и попыталась собраться с мыслями.
 Стоявшие вокруг улыбались, словно гости на свадьбе.
 — Вы все шпионы! — с возмущением произнесла Дайна. — Все, кроме миссис Маркс. И Картрайт тоже им был. Есть ли хоть один человек во всем мире... На кого вы работаете?
 — Не заблуждайтесь, — с презрением отозвалась Мартина. — Мы не «работаем», как вы выражаетесь, на одних и тех же хозяев. Сейчас мы объединились, потому что у нас одна цель.
 Дроген вмешался, бросив на девушку предупреждающий взгляд:
 — Молодая леди абсолютно права. Наши весьма различные интересы сошлись в противостоянии интересам, представляемым мистером Картрайтом. Самое главное было не позволить ему завладеть рукописями.
 Все еще сидящий на корточках Джефф хрипло расхохотался:
 — Вы хотите сказать, что все вы, за исключением старой леди, работаете на разные государства? Бьюсь об заклад, не на те, чьими паспортами вы здесь пользуетесь! Неудивительно, что вам предоставляли особые привилегии! Если у одного из вас не было нужных связей, так они имелись у кого-то другого. Капитан Фридман действовал по специальному распоряжению, как и бейрутские полисмены, патрули на границах и, разумеется, туристическое агентство. Сколько ни в чем не повинных туристов лишилось положенного путешествия, когда вы решили присоединиться к Дайне?
 — Никто не понес ущерба, — ответил Рене; казалось, это предположение его шокировало. — Тур, в котором намеревалась участвовать мисс ван дер Лин, идет по расписанию. Только миссис Маркс пришлось побеспокоить — мы сочли разумным иметь в группе еще одно лицо, задержанное под тем же предлогом, что и вы.
 Рене окинул Дайну оценивающим взглядом, и она заметила, что он старается держаться от своей «жены» как можно дальше, насколько позволяло тесное пространство.
 — Не пытайтесь меня одурачить, — грубо заявил Джефф. — Я не верю, что вы совместно организовали этот фальшивый тур. Должно быть, один из вас надавил на владельца бюро путешествий, а остальные воспользовались случаем. Как долго вы ходили кругами, прежде чем объединили усилия?
 Фрэнк Прайс неодобрительно кашлянул:
 — Один из недостатков нашей профессии — то, что она не допускает откровенности.
 Из всей группы только доктор, казалось, разделял ироническое отношение Джеффа. Его робость исчезла вместе с очками.
 — Это нелепая профессия, — весело сказал он. — Хотите верьте, хотите нет, но мы объединились только вчера. До тех пор мы тратили время, шпионя друг за другом.
 — Кто установил «жучок» в комнате Дайны? — спросил Джефф.
 — Я, — признался Дроген.
 Фрэнк Прайс снова кашлянул. Дайна, научившаяся интерпретировать его покашливание, поняла, что если Дроген раздобыл подслушивающее устройство, то установил его Прайс.
 — А я, — усмехнулся Краус, — воспользовался тревогами добрейшей миссис Маркс. Я знал, что прошлой ночью она будет вас поджидать, и заранее предложил свои услуги, если они вам понадобятся.
 — Он оставил дверь незапертой для меня, — кратко сообщила Мартина.
 — Никудышные из нас детективы, — мрачно промолвил Джефф. — Мы подозревали единственного невиновного члена группы.
 — Будь справедлив, — запротестовала Дайна. — Мы подозревали всех.
 — Становится поздно, — заметил Фрэнк Прайс. — Лучше уйти отсюда, пока не стемнело.
 Эта ничем не примечательная фраза произвела странный эффект. Джефф прекратил усмехаться и с трудом поднялся на ноги. Остальные умолкли и, казалось, придвинулись ближе друг к другу.
 Дайна посмотрела на единственного человека, который еще не произнес ни слова.
 Отец Бенедетто, опустившись на колени, открыл одну из коробок. Кем бы он ни являлся еще, он, несомненно, был ученым. Дайна поняла это по тому, как он держал свиток, поднеся его к глазам и поворачивая из стороны в сторону, словно читал арамейский текст. Как будто почувствовав ее взгляд, священник почти с благоговением вернул свиток в коробку и поднялся, держа коробку в руке.
 — Да, пора идти, — сказал Джефф, скользя глазами по лицам присутствующих. — Но сначала ответьте, что вы — случайные союзники — намерены делать со свитками?
 — Мы союзники только в этом деле! — Мартина с ненавистью посмотрела на доктора Крауса. — Мне не нравятся союзники. Предпочитаю работать одна.
 — Очень на тебя похоже, — холодно заметил Рене.
 Мартина перенесла свирепый взгляд на него, но он остался невозмутим.
 То, что произошло потом, выглядело почти антикульминацией. Дайна и не подозревала, что катаклизм может быть столь тихим. Перепалка между Рене и Мартиной отвлекла Джеффа, как и было задумано; фигуры участников «толпы» образовали нечто вроде ширмы, за которой отец Бенедетто спокойно шагнул к выходу из пещеры. Он протянул руку, и маленький блестящий предмет полетел в пространство. Падая, коробка открылась, но тут же исчезла из поля зрения вместе с содержимым.
 Джефф схватил священника за руку, прежде чем тот успел ее опустить, но было уже поздно. Внизу послышался грохот падающих камней, отозвавшийся глухим эхом.
 Несколько секунд никто не шевелился. Казалось, все перестали даже дышать. Потом послышался вздох Дрогена.
 — Жаль, — произнес он голосом, особо натренированным с целью трогать сердца. — Но это было необходимо.
 Джефф повернулся к остальным. На фоне залитого солнцем входа в пещеру он выглядел всего лишь темным силуэтом, но было заметно, как его тело содрогается от гнева.
 — Союзники, — тихо произнес он. — Сошлись только в одном — уничтожить. Никто из вас не знал, что содержит этот документ. Этого не зал даже Лейард, а то немногое, что ему было известно, исчезло навсегда вместе со свитком. И это хорошо, не так ли? Хорошо для вас и для ваших осторожных трусливых хозяев. Если вы не знаете, что это из себя представляет, лучше от него избавиться, так безопаснее. Правда — единственное, чего не в состоянии вынести никакое правительство. Поэтому веками происходит одна и та же мерзость: те, у кого есть власть, решают, что может быть дано знать всем людям, и скрывают все, что способно смутить их жалкие, ничтожные умы.
 Отец Бенедетто, который стоял у стены, закрыв лицо рукой, поднял взгляд.
 — Вы не правы, друг мой, — спокойно сказал он. — Не правительство не может вынести правду, а человечество. Не думайте, что я пытаюсь оправдаться. Больше у меня в жизни не будет ни одной спокойной ночи. Но пока люди не научатся принимать факт только как факт, а не как повод для мятежей и погромов, подобное неизбежно. Вы ведь знаете — правда бывает разная.
 Священник не смотрел на Дайну, но она узнала эхо того, что он уже говорил раньше в Дамаске. Тогда она согласилась с ним. Теперь, несмотря на испытываемый ею гнев, — не столько за себя, сколько за Джеффа, — Дайна ощущала невольную симпатию к человеку, чье искаженное лицо свидетельствовало о душевном конфликте, который скрывался за его поступком. Она понимала его дилемму: столкнувшись с выбором между двумя образами действий, для него почти в равной мере грешными, он не мог сделать ничего, чтобы остаться в мире с самим собой.
 Джефф обернулся к священнику.
 — Любой человек, кто повинуется велениям своей совести, вызывает у меня уважение, отец, — сказал он. — Я восхищаюсь вашим мужеством, но не согласен с вашими принципами.
 — Вы молоды, — печально промолвил священник. — Чудесно, когда душу не разрывают сомнения. Я завидую вам.
 Он повернулся, двигаясь медленно, как глубокий старик, и, ухватившись за веревку, полез вверх. Дайна подошла к Джеффу.
 — Я тоже молода, — сказала она, чувствуя, насколько неубедительно звучат ее слова, но Джефф понял, что она имела в виду.
 Он обнял ее за плечи и отвел в сторону, покуда группа, которую они насмешливо именовали «толпой», молча пробиралась мимо них к выходу.
 Солнце опустилось за линию холмов, и узкую расщелину наполнил пурпурный туман. На западе пламенеющий закат окрашивал горизонт в золотые, алые и розовые тона. На лиловом небе начали мерцать звезды. Это великолепное зрелище было недоступно обитателям городов.
 Последний из группы, Фрэнк Прайс, немного задержался.
 — В вашем состоянии лучше не карабкаться вверх, — сказал он, и в его чопорном педантичном голосе Дайне послышался намек на человеческое сочувствие. — Обвяжитесь веревкой, и мы вас подтянем. Разумеется, по очереди.
 Возможно, Прайс улыбался — в сумерках Дайна плохо различала его черты. Не дожидаясь ответа, он повернулся и исчез в сумерках.
 — Джефф, — обратилась Дайна к стоящему рядом с ней безмолвному воплощению страдания, — посмотри, что они оставили.
 Рюкзак с его содержимым лежал на полу. В глубине пещеры чернело мертвое тело Картрайта.
 Джефф обернулся, но ни то ни другое зрелище не произвели на него впечатления.
 — Кажется, я сейчас сяду и заплачу, — сказал он.
 — Но они оставили другие свитки. Матфея, Марка...
 — Луку и Иоанна? Можешь не сомневаться, что в них нет ничего интересного, иначе эти дьяволы уничтожили бы и их.
 — Интересного для кого? Ты сам начинаешь мыслить, как политикан. Эти свитки, вызывающие у тебя усмешку, на несколько лет сделают тебя звездой всемирной археологии.
 — Типично женский подход, — заявил Джефф более нормальным голосом. — Всюду ищешь светлую сторону: у каждой тучи есть серебристая кайма.
 — Могло быть куда хуже. Смотри на бублик, а не на дырку.
 — Ненавижу все это.
 — А я люблю тебя, — сказала Дайна, обнимая его.
 — Ну, это уже кое-что, — великодушно признал Джефф.
 Он снова погрузился в молчание, и Дайна мудро ожидала, пока завершится его борьба с самим собой. Не пора ли напомнить ему, что через несколько дней ей нужно уезжать в Германию? Если оперная труппа в Хильдесберге потеряет второе контральто за сезон, их там хватит коллективный апоплексический удар. Она не могла сыграть с ними подобную шутку, даже если работа теперь кажется просто долгом, а не сплошным экстазом. В конце концов, это всего на несколько месяцев. Как бы то ни было, сейчас лучше не затрагивать эту тему.
 Сверху послышался нетерпеливый оклик. Голос Мартины.
 Джефф пошевелился.
 — О'кей, — сказал он. — Пошли.
 Повесив рюкзак на плечо, Джефф начал обвязывать веревку вокруг талии Дайны.
 — Мы идем! — крикнул он, отвечая на очередной вопль Мартины.
 Так как Джефф с трудом двигал усталыми пальцами, Дайна успела бросить последний взгляд на западный горизонт. Краски из пламенеющих стали пастельными — бледно-розовыми и голубыми. Звезды усеивали небо паутиной мерцающих хрусталиков.
 — Спорим, я знаю, куда мы отправимся завтра? — сказала она.
 — Ну и куда?
 — На дно этого ущелья — производить раскопки.
 Джефф рассмеялся и крепко обнял ее.
 Потом они начали подъем.