---------------------------------------------


 Волков Александр
 Ликвидаторы

 Александр Волков 
 Ликвидаторы 
 Трагифарс в двух действиях 
 ДЕЙСТВУЮЩИЕ ЛИЦА 
 Шахов Михаил - человек неопределенного, от сорока до сорока семи, возраста, безработный, бомж. 
 Скуляев Юрий - друг юности Шахова, предприниматель несколько авантюристического, но все же рационального склада, в том смысле, что звезды с неба ему не нужны, игра идет только "на верняк", пусть небольшой, но без особого риска. Сорок пять лет. 
 Наталья - жена Скуляева, бывшая Шахова, сорок два года. 
 ДЕЙСТВИЕ ПЕРВОЕ 
 Картина первая 
 Чердак старого дома в центральной части города. Здесь живет Шахов. Место его обитания справа ограничено высокой кирпичной стенкой, представляющей собой часть дымохода или отопительного щита, куда выведена переломленная в нескольких местах жестяная труба круглой чугунной печки, установленной на мраморной плите перед самым просцениумом. Справа от печки кровать, точнее ложе, довольно широкое, составленное из пустых ящиков и покрытое разнообразным пестрым тряпьем. Крыша дает небольшой, градусов двадцать, уклон влево, в кровле примерно на высоте человеческой груди - полукруглое окошко, чуть левее и ниже которого также выгорожена невысокая, от пола до крыши, стенка из картонных коробок в основном из-под водки и сигарет. Перед окошком, точнее под ним, небольшой столик. На столике рабочий беспорядок: банка с кистями, баночки с красками, бутылочки с растворителями, дощечки - здесь хозяин работает. Пишет маленькие иконки, городские пейзажики, расписывает матрешек, в общем, изготавливает все, на что есть туристический спрос. Рядом, на вбитых в обтесанную стойку гвоздях, висят музыкальные инструменты: саксофон в коленкоровом футляре, раскрашенная под "русский лубок" балалайка, старая гитара с темным обшарпанным резонатором, флейта. Пол выстлан толстыми нестругаными досками, в глубине сцены платяной шкаф, буфет, высокий ободранный комод с четырьмя рядами ящиков. Между буфетом и комодом высокие напольные часы в строгом, похожем на гроб, деревянном футляре. За стеклом в нижней части футляра мерно покачивается круглый медный маятник, надраенный до сияния солдатской ременной бляхи. На комоде старый ламповый приемник и огромный глобус, утыканный кое-где разноцветными бумажными флажками на булавках. В углу между шкафом и чердачным окном на деревянном щите укреплены несколько темных икон, перед центральной, Николаем Угодником, слабо тлеет фитилек лампадки. Посреди сцены круглый стол и три стула от разных гарнитуров. На столе пепельница, пустая винная бутылка с усохшей, воткнутой в горлышко, розой. На отопительном щите, чуть дальше печки, дверца от зеркального шкафа, перед ней что-то вроде туалетного столика с бритвенным прибором, одеколоном и прочими мелочами. Рядом рукомойник. Чуть подальше входная дверь, над которой тускло светится слабенькая пыльная лампочка. Приемник чуть слышно передает сводку погоды: "В столице завтра облачно, ветер переменных направлений от двух до восьми метров в секунду, возможен кратковременный дождь. Температура ночью от трех до пяти, днем от шести до девяти градусов выше нуля. Сейчас в столице семь градусов тепла, атмосферное давление семьсот пятьдесят три миллиметра, относительная влажность девяносто процентов. Ветер восточный, шесть-восемь метров в секунду. Вы слушаете "Маяк". Реклама. С полами от "Теплолюкс" вам будет уютно при любой погоде! Вы можете заказать их по телефону или обратиться по адресу..." Слабый звук приемника заглушается приближающимися шагами. Слышно, как за дверью топчется сразу несколько пар ног, как звенят ключи, щелкает замок, грохочет длинная стальная петля, перекрывающая дверь снаружи. Затем раздается протяжный дверной скрежет, и в свете слабой лампочки возникает фигура Михаила Шахова. Он довольно высок, но сильно сутулится, так что от его осанки создается впечатление, будто на плечи этого человека постоянно давит некий невидимый груз: крыша, жизнь, заботы, атмосферный столб весом почти в целую тонну и так далее. Лицо бурое от чердачной пыли и уличного, характерного для городских бродяг, загара. Впрочем, на его цвет, естественно, повлияло и регулярное потребление дешевого алкоголя, короче, видно, что Шахов пьет, на что указывают не только мешки под глазами, но и некоторая одутловатость его длинного, узкоскулого, худощавого от природы, лица. На нем длинное темное пальто, застегнутое под самый подбородок, шапки нет, редкие волосы зачесаны назад, отчего высокий, изрезанный морщинами, шаховский лоб кажется не просто огромным, но и как бы подавляет, нависает над вытянутым лицом, завершающимся редкой, чуть вьющейся, с сильной проседью, бородкой. Так что в целом Шахов не производит впечатления опустившегося, деградировавшего человека, он, скорее, похож на философа, то ли циника, то ли скептика, существующего как бы в двух ипостасях: умственной, ирреальной, поэтической, где нет ни осеннего дождя, ни холода, ни голода, и физической, где все эти невзгоды уже приобрели настолько стабильный характер, что стали как бы фоном, средой обитания. Эту вторую ипостась Шахова довольно наглядно иллюстрирует характерная для городских бродяг сумка: огромная, бесформенная, синтетическая, тяжело висящая на шаховском правом плече. В левой руке Шахов держит старый, явно подобранный на дворовой свалке, стул, который он тут же ставит перед буржуйкой, тем самым указывая на его истинное и ближайшее предназначение. Затем он осторожно снимает с правого плеча сумку, ставит ее на пол, в сумке громыхают пустые бутылки. Освободившись таким образом от всей своей поноски, Шахов выключает приемник, оборачивается к огоньку лампадки, широко крестится и отвешивает Николаю Угоднику низкий, почти до самого пола, поклон. 
 Шахов (оборачиваясь к двери). Юрок!.. Наталья!.. Где вы там?.. Милости прошу в мои апартаменты!.. Извините-с, не евростандарт... Точнее, евростандарт середины эдак столетия шестнадцатого-семнадцатого!.. Людовик!.. Король-Солнце!.. Государство - это я!.. Я!.. Я!.. 
 Бормоча все это, Шахов вновь обращается к буржуйке и принимается ломать стул. При этом он негромко напевает чуть хриповатым, простуженным, но приятным баритоном. 
 Шахов. Святый Боже, святый крепкий, святый бессмертный, поми-илуй нас!.. 
 Следом за хозяином в маслянистом свете лампочки появляется Наталья. Ступает осторожно, смотрит под ноги, по сторонам, но этот взгляд призван не то чтобы предупредить хозяйку от столкновений с предметами, неразличимыми в незнакомом, погруженном в полумрак, помещении, нет, он, скорее, как бы очерчивает вокруг обладательницы некий невидимый защитный ореол вроде того мелового круга, которым на ночь окружают себя боящиеся всякой нечисти монахи. Заметив лампадку, неприметно крестится. 
 Шахов (не оставляя своей возни со стулом). Не бойся, проходи, пол крепкий, не провалишься... Сам стелил. 
 Наталья (с легкой усмешкой). Ну, если сам... 
 Шахов (не оборачиваясь, без тени обиды). А что ты смеешься, ты же знаешь, я все умею... (После короткой паузы.) Если очень припрет. 
 Наталья (рассеянно). Выходит, приперло?.. 
 Шахов (небрежно). Ерунда... 
 Замолкают. 
 Несколько слов о ее внешности. Светлая шатенка холодного, нордического типа: высокая, с тонкими чертами лица, чем-то неуловимо напоминающего лик боттичеллиевской Венеры. Сама Наталья, по-видимому, давно заметила это сходство и почти подсознательно, порой того не замечая, подстроила свою пластику под этот романтический образ. Впрочем, все это произошло так тонко, так постепенно, что стало органично для хозяйки; в ее походке, жестах не замечается ничего нарочитого, искусственного, она такова, и лишь несколько замедленная речь выдает в ней женщину, чьи истинные, глубокие чувства старательно прячутся под внешней бесстрастностью и холодностью. Заметно так же, что бытовые проблемы ее почти не касаются, точнее, быт, разумеется, есть, но он обустроен так, чтобы максимально оградить хозяйку дома от нудных, досадных неудобств типа мытья посуды или стирки белья. Руки Натальи знают только кнопки, на которые нужно нажимать, чтобы та или иная бытовая машина совершила желаемое действие. Одета модно, но не броско: по внешности, по возрасту, по погоде. Она молча проходит следом за Шаховым, останавливается перед столом и, чтобы чем-то занять свои руки, трогает засохший бутон торчащей из бутылки розы. От этого прикосновения половина розовых лепестков осыпается, Наталья испуганно отдергивает руку, но тут же, чтобы как-то скрыть свою оплошность, начинает осторожно сметать их со столешницы в подставленную ладонь. 
 Последним входит Юрий Скуляев. Он чуть, сантиметров на пять-шесть, ниже сутулого Шахова и Натальи, но со стороны эта разница практически не замечается, ибо с избытком компенсируется широтой в плечах и уверенностью во всей осанке, повадке этого человека. В нем чувствуется бывший спортсмен-единоборец, но, скорее, именно борец, нежели боксер: с тех времен в его походке так и осталась характерная легкая раскачка и твердая постановка ноги. При ходьбе Скуляев ставит ноги почти на ширине плеч и держит руки чуть согнутыми в локтях; он как будто не просто ходит, но все время, каждую секунду готовится отразить нападение невидимого противника. Одет подчеркнуто просто и строго: долгополое черное пальто, красный шарф, из-под которого видны лишь узел галстука и воротничок рубашки бежевого, неброского тона. Стрижен коротко; волосы чуть курчавятся и блестят то ли от дождя, то ли от парикмахерского лака. Лицо широкое, гладко выбритое, чуть смуглое то ли от посещения солярия, то ли от недавней поездки куда-нибудь в район Средиземноморья: Кипр, Тунис, Мальта. Они с Натальей, разумеется, могли путешествовать вместе, но ее кожа не принимает загара: лицо осталось бледным. 
 В пластике Скуляева ощущается характерная настороженность. Едва войдя, еще стоя под лампочкой, он останавливается и быстрыми взглядами простреливает углы, стены, чердачное окно, и лишь убедившись в том, что помещение не скрывает в себе какой-либо опасности, слегка расслабляется и, сделав пару шагов вперед, начинает неторопливо, подетально разглядывать "интерьер". Впрочем, в его взгляде чувствуется, скорее, праздное любопытство, нежели настоящая заинтересованность. Скуляев - практик, и потому все, что так или иначе попадает в поле его зрения, интересует его лишь с одной точки зрения: можно извлечь из этого какую-либо пользу или нет. В обители Шахова он ничего такого, по-видимому, не обнаруживает и потому, окончив беглый осмотр разномастной меблировки, подходит к "рабочему" столику хозяина и, как бы от нечего делать, берет в руки наполовину расписанную матрешку. 
 Сам Шахов поглощен процессом растапливания буржуйки. Он как будто забыл о своих гостях, но все же в его движениях, в том, как он ломает стул и рвет бок спичечного коробка отсыревшими головками, заметна некоторая нервозность. К тому же бумага разгорается плохо, печка дымит, и от этого Шахов, чувствующий на себе внимание гостей, которое, естественно, кажется ему пренебрежительным, нервничает еще больше. 
 Скуляев (глядя на старания хозяина, с вежливым участием). Может, бензина плеснуть? 
 Шахов (не оборачиваясь, выделанно непринужденным тоном). Оставь, Юрок!.. Как-никак второй сезон здесь живу, и ничего, обхожусь!.. Бальзак в молодости... 
 Достает откуда-то из-за печки топорик, начинает откалывать лучинки от ножки стула. Скуляев наблюдает за ним рассеянным взглядом. 
 Скуляев (после небольшой паузы, подчеркнуто). Оноре де Бальзак. 
 Шахов (несколько частит, как одинокий человек, боящийся, что гости пренебрегут его скромным гостеприимством и вновь оставят его наедине с самим собой). Впрочем, если вы ограничены во времени, этот процесс можно ускорить и таким образом... (Спохватывается.) Но для этого тебе надо спуститься к машине, отключить сигнализацию, достать трубку, сунуть ее в бензобак... так что так на так и выйдет!.. 
 Негромко посмеивается, закашливается характерным кашлем заядлого, к тому же вечно простуженного, курильщика. 
 Наталья (перебивая его кашель). Мы никуда не спешим. 
 Скуляев (делает пару шагов к Шахову, сует руку в карман пальто, достает зажигалку, протягивает ему). На, выплескивай, не мучайся! 
 Шахов (иронично). Благодарю вас, сэр! 
 Пауза. Шахов ногтем вывинчивает пробочку, выплескивает на лучинки бензин, щелкает кремнем, и в нутре буржуйки вспыхивает пламя. Наталья и Скуляев наблюдают за ним в каком-то странном оцепенении; видно, что все это: чердак, буржуйка, лампадка, ложе на пустых ящиках - кажется им каким-то мороком, наваждением, для избавления от которого надо лишь сделать над собой небольшое усилие: ущипнуть себя за руку, встряхнуть головой. Но ни он, ни она ничего такого не предпринимают, напротив, по ходу встречи они все более и более втягиваются в "условия игры". И вообще все трое держатся так, словно ничего особенного в их встрече нет: ну, чердак, ну и что? Может быть, Шахову так нравится. Вольному - воля. Каждому - свое. Наконец огонь в печи начинает разгораться. Шахов сует в пламя сразу две отломанные от стула ножки, прикрывает дверцу, выпрямляется, оглядывается на гостей. 
 Шахов (несколько растерянно разводит руками). Что вы стоите? Садитесь... Вот стол, стулья, все как у людей... Раздеться пока не предлагаю, у меня, как вы сами понимаете, не жарко... Но это скоро пройдет, печка разгорится, и здесь станет довольно уютно... Если вы, конечно, этого дождетесь!.. 
 Наталья (смотрит на Шахова). Я ведь уже сказала: мы никуда не спешим... 
 Шахов (быстро перебивает). Это ты сказала, а как муж?.. Как, Юрок, дела подождут или время - деньги?.. 
 Скуляев (небрежно, с чуть подчеркнутой ленцой). Нельзя же делать деньги (с легким нажимом) все время... 
 Шахов (подхватывает тему, со смешком). Не-ет, не скажи, батенька!.. Взять, к примеру, такого человека, как я!.. Такой человек делает деньги не то что каждый час, не-ет!.. (Поднимает указательный палец.) Ежеминутно! Ежесекундно!.. Спросите, из чего?.. Из всего, сэр!.. Из такого, что вам, со всеми вашими бизнес-планами и проектами, даже в голову не придет! 
 Скуляев (быстро перебивает). Например?.. 
 Смотрят друг на друга в упор. Пауза. 
 Шахов (неторопливо, отчетливо). Вам нужен конкретный пример?.. Эпизод?.. Случай?.. Источник?.. 
 Скуляев (нетерпеливо). Да-да, ты же знаешь, я - человек конкретный! Терпеть не могу демагогии!.. 
 Шахов (с усмешкой). Изволь!.. 
 Склоняется к своей сумке, некоторое время что-то ищет, слегка погромыхивая пустыми бутылками и шурша бумагой, затем выпрямляется, подходит к столу и кладет на него небольшую тарелочку, предназначенную, скорее всего, для кондитерских десертов, подаваемых к чаю. Поднимает руку, щелкает незаметным, свисающим с потолка, выключателем, и над столом вспыхивает лампа, вмонтированная в автомобильный отражатель. Чердак озаряет яркий световой конус. Скуляев и Наталья молча, не трогаясь с мест, смотрят на тарелочку. Наконец Наталья вытаскивает из ридикюльчика носовой платок и осторожно, стараясь максимально скрыть брезгливость, берет тарелочку за край и внимательно осматривает ее. Скуляев смотрит на жену, следит за ее реакцией. Но при этом не трогается с места. Пауза. 
 Скуляев (не выдерживает). Ну, что там?.. 
 Наталья (сухим тоном эксперта-профессионала). Агитационный фарфор. Двадцатые годы. Музейная вещь. 
 Скуляев (чуть дрогнувшим голосом). Сколько?.. 
 Наталья (пожав плечами, бесстрастно). От пятисот до полутора тысяч, в зависимости от того, кому предложить: нищему музею или богатому коллекционеру... Разумеется, знатоку... 
 Скуляев (с иронией и в то же время легкой завистью в голосе). Подумать только!.. 
 Шахов молча, сложив руки на груди, наблюдает за этой сценой. За его спиной с потрескиванием разгорается буржуйка. Скуляев переводит взгляд на него. 
 Скуляев (c насмешливым восхищением). Тут бьешься, крутишься как белка в колесе с утра до ночи, а счастье-то, оно вот где, совсем рядом, только руку протянуть!.. (Смеется, глядя на Шахова твердым немигающим взглядом.) 
 Шахов (не отводя глаз, спокойным размеренным голосом). Ты сам говорил, что в нашей стране скоро можно будет делать деньги из любого дерьма, из воздуха, из ничего... 
 Скуляев (задумчиво продолжает). Если ты умен, не труслив и не брезглив так?.. 
 Шахов (коротко кивает головой). Так, Юрок, все так... 
 Пауза. Наталья осторожно ставит тарелочку на край стола, непроизвольно ищет глазами место, куда можно было бы выбросить платочек. Шахов молча берет у нее платок и бросает в ведро под рукомойником. Часы гулко бьют девять ударов. Все стоят неподвижно. Бой заканчивается. Слышно, как в буржуйке трещат дрова, как в трубе гудит пламя. 
 Скуляев. Кажется, теплеет... (Обращается к жене.) А тебе не кажется?.. 
 Наталья (отстраненно). Думаю, ты прав... Еще, правда, не чувствую, но думаю, что теплеет... 
 Шахов. Сними плащ, почувствуешь... 
 Делает шаг вперед, протягивает руки, как бы собираясь ей помочь. Скуляев внимательно наблюдает за ними. 
 Наталья (отстраняясь). Нет, я подожду... Еще рано... 
 Шахов застывает на месте с неловко протянутыми руками. 
 Скуляев (бодро, чуть форсированным тоном). А я, пожалуй, сброшу свой лапсердак!.. Где у вас вешалка, дон Мишель? 
 Расстегивает пальто, оглядывается. 
 Шахов (подходит к нему). Не утруждайте себя поисками, дон Георг!.. Вы мой гость!.. 
 Церемонно принимает от Скуляева пальто и шарф, подходит к платяному шкафу, открывает, достает деревянные плечики, вешает, закрывает шкаф. Cкуляев рассеянным взглядом следит за его движениями. 
 Скуляев (внезапно оживляется, говорит почти скороговоркой, с внезапными паузами). Недавно из Африки... Тунис... Марракеш... Жара, сирокко из Сахары... Развалины Карфагена... Верблюды, номер, естественно, с кондиционером, бар тоже, но не за этим же ехали... А теперь перемена климата. (Кивает на Наталью.) Надо беречься, в ее положении особенно! 
 Наталья (резко перебивает). Не было там никакой жары... Ветер с моря, тучи, дождь порывами... Только и оставалось, что в баре сидеть да на развалины Карфагена любоваться... 
 Шахов (насмешливо). Карфаген должен быть разрушен!.. 
 Наталья (в тон ему). Дальше уже некуда... 
 Скуляев (с усмешкой). Некому и незачем!.. 
 Все трое облегченно смеются. 
 Шахов (живо, вполне естественным тоном). Да вы садитесь, располагайтесь... 
 Наталья (подхватывает). Чувствуйте себя как дома! 
 Скуляев (расстегивает пиджак, с "восточным" акцентом). Мой дом - твой дом!.. Моя жена - твоя жена!.. 
 Смеются. При этом Шахов, скрипя половицами, ходит вокруг стола, отодвигает стулья, протирает сиденья изрядно замызганным, но все же всегда имеющимся у него носовым платком. Наталья рассеянным взглядом осматривает его жилище. Скуляев подходит к столу, осторожно берет найденную на помойке тарелочку. 
 Скуляев (рассматривает тарелочку). Подумать только - полторы тысячи!.. А ведь с виду дрянь дрянью... Или мода пошла?.. Сейчас, говорят, портреты вождей в большой цене, причем самые грубые, мазня, а уходят по цене хорошей живописи - смех!.. 
 Шахов (склонившись к нему через стол). Материальное свидетельство эпохи, вещдок... Как на следствии, в прокуратуре, а то ведь исчезнет это (тычет пальцем в тарелочку) и никто не поверит, что все это вообще было, понимаешь?.. 
 Скуляев (серьезно). Понимаю. 
 Шахов (чуть взвинченным тоном). Лагеря, колючка, стукачи, пятьдесят восьмая статья, врачи-убийцы, десять лет без права переписки - не было!.. Ничего не было!.. (Негромко саркастически смеется.) 
 Наталья (морщится). Хватит, надоело!.. 
 Шахов (живо, c готовностью, Скуляеву, потом ей). Ша, заткнулись!.. Миль пардон, мадам!.. (Выдержав короткую паузу, другим тоном.) Мы сейчас эту тарелочку огурчиками сервируем!.. (Берет у Скуляева тарелочку, держит ее на широко расставленных пальцах, как чашу, как череп, говорит с пафосом.) Poor Yoryk!.. (Ставит тарелочку на стол, идет к буржуйке, подбрасывает в огонь приготовленных дощечек от ящиков, затем идет к буфету, открывает нижнюю дверцу, достает какие-то запыленные банки, выставляет их на комод, просматривает на свет, бормочет еле слышно.) Нет... не то... не то... ага, вот! 
 Скуляев (скептически). Огурчики?.. 
 Шахов (быстро оборачивается к нему). Да, а что?.. Банка законсервирована, все стерильно, а что срок вышел, так это ерунда, у нас ведь есть... (Поднимает палец к потолку.) ...вкус!.. "Кент" - символ хорошего вкуса! "Винстон" - разве я не ценю качество? 
 Ставит банку на стол, обтирает ее, достает из маленьких поясных ножен, точнее кармашка, тяжелый складной нож, вытаскивает консервное лезвие. Открывает банку, едва разборчиво бормочет. 
 Шахов. Панасоник восхищает меня!.. Нашел то, что искал!.. Жуйте "Орбит без сахара" - тройная защита для всей семьи! 
 Срывает крышку, нюхает банку. 
 Шахов (откинув голову, зажмурив глаза, восторженно). О, ништяк!.. 
 Наталья. Ты можешь говорить по-человечески?.. 
 Шахов (резко, облегченно выдыхает воздух). Извини, отвык... Все думал, что это (обводит жестом свое жилище) никак не скажется, ан нет, проникло... 
 Бросает нож на стол, подходит к шкафу, снимает плащ и остается в длинном, почти до колен, черном свитере и красном шерстяном шарфе с замусоленными кистями. Открывает буфет, достает три бокала от разных сервизов и бутылку. Несет к столу, расставляет. 
 Шахов (Наталье, попутно). Да сними ты плащ, не стой, как Галатея, сейчас здесь будет жарко, вспотеешь, простудишься... 
 Скуляев (деловым тоном). Мишель прав. 
 Наталья (рассеянно). Да-да, конечно... 
 Снимает плащ, передает Скуляеву, он сам вешает его в шкаф. Все трое садятся вокруг стола, Скуляев берет свой бокал, протирает концом шарфа, осматривает оставшееся пятно. 
 Скуляев (присматривается к бутылке). А что мы пьем? 
 Шахов (невозмутимо). Настойка боярышника. Чистый спирт. Семьдесят оборотов. Четыреста пятьдесят граммов - почти поллитра. Двадцать восемь рублей. Но это в аптеке на углу, в остальных дороже - до тридцати двух. Почувствуйте разницу!.. 
 Сухо смеется, тянется к бутылке, свинчивает пробку. 
 Наталья. Ты не возражаешь, если я протру эту тарелочку, прежде чем выложить на нее огурцы?.. 
 Шахов (бодро). Отнюдь. 
 Наталья. И бокалы, прежде чем мы наполним их этой настойкой?.. 
 Шахов (оживленно). Нет-нет, нисколько не возражаю, мы живем в разных гигиенических ареалах, так сказать... Тут голуби, мыши, крысы, орнитоз, гепатит, туберкулез, сальмонелла... (Видит, что она уже взяла со стола тарелку, собрала между пальцами веер из бокалов.) Вода в рукомойнике!.. 
 Наталья отходит к рукомойнику, по пути сняв со спинки стула свою кожаную сумочку. Украдкой достает оттуда какой-то флакон, бумажную салфетку, льет на нее жидкость из флакона, тщательно протирает посуду. При этом для вида гремит клювом рукомойника. Шахов делает вид, что не замечает всего этого. 
 Шахов (перегнувшись через стол к Скуляеву, полушепотом). Не исключен, простите за выражение, сифилис!.. Потому что я, пардон, обета не давал, тело еще живет, требует своего, а ты сам понимаешь, кого я сюда могу привести!.. (Сухо саркастически посмеивается.) 
 Скуляев (тоже вполголоса, поглядывая на стоящую перед рукомойником жену). Не страшно?.. 
 Шахов. А чего мне бояться?.. Мне уже бояться нечего... 
 Скуляев. А ты хоть иногда проверяешься?.. 
 Шахов. Зачем?.. Какой смысл?.. 
 Скуляев. Так это что, философия?.. (Усмехается.) Делаешь жизнь с Фридриха Ницше?.. 
 Шахов (с усмешкой). Да, продолжаю традицию: Диоген, Аввакум, Нечаев... 
 Скуляев. Нечаев был бес, антихрист, дьявол во плоти... А у тебя... (Указывает на "красный угол".) 
 Шахов. Падший ангел... (Вновь наклоняется к Скуляеву, говорит тихо, но предельно отчетливо.) К тому же у меня нет паспорта!.. Никакого документа, который бы формально удостоверял мое существование!.. (Тихий сухой смешок.) И ничего-с, живу-с!.. 
 Скуляев (сквозь зубы). Сумасшедший... Псих... Всегда был такой... 
 Шахов тихо смеется, закашливается. Пауза. Смотрят друг на друга. Наталья возвращается к столу, ставит тарелку, бокалы. 
 Скуляев (жестко). У тебя вилки есть? 
 Шахов (невозмутимо). Естественно. Какой же порядочный дом без вилок? (Зовущим голосом.) Наталья!.. 
 Наталья (c готовностью). Я здесь! 
 Шахов (полуобернувшись к ней). Вилки в правом ящике буфета!.. Только не протирай их духами, возьми лучше спирт, там же, рядом, в баночке... 
 Наталья отходит к буфету, гремит ящиком, посудой. 
 Скуляев. Соблюдаешь, значит, кое-какой гигиенический минимум? Спиртик держишь. 
 Шахов (небрежно). Только для гостей... Не для всяких, разумеется. 
 Скуляев. Мы, выходит, VIP-персоны? 
 Шахов (просто, без всякого пафоса). Да. Моя прекрасная юность. Первая любовь, не физиологическая, сексуальная привязанность к первой женщине, а именно любовь... Первая трагедия. Я ведь тогда чуть было не повесился, хорошо, пить вовремя бросил и на иглу не сел, а то бы все: грязный баян, пузырек по вене, эмболия - сплошь и рядом... Вот и тормознул, инстинкт жизни вытянул... Хотя иногда жалею. 
 Скуляев. О чем? 
 Шахов (уклончиво). Обо всем понемножку... Впрочем, все это уже так далеко, что иногда мне кажется, что все это происходило не со мной, а с каким-то другим, хорошо знакомым, но посторонним человеком. (Смотрит на Скуляева.) С тобой такое бывает? 
 Скуляев (медленно, после паузы). Н-нет. 
 Шахов (тихо смеется). Счастливый человек!.. Впрочем, я тоже. В своем роде, разумеется... С некоторых пор. 
 Скуляев (обводит взглядом помещение). Кажется, я понимаю... 
 Шахов (с усмешкой). Понимание приходит с опытом. Сигареты "Davidoff". И... (кивает на бутылку) настойка боярышника! 
 Подходит Наталья. Достает из сумочки бумажные салфетки, раскладывает их по столу, ставит перед каждым бокал, рядом кладет вилку. Шахов оживляется, бодро потирает руки, берет бутылку, но, натолкнувшись на настороженные взгляды Натальи и Юрия - сам Шахов сидит между ними, как бы во главе стола, - тут же ставит ее на место. 
 Шахов (бьет себя по лбу, сокрушенно). Забыл, старый пьяница!.. Ай-ай-ай!.. 
 Скуляев (беспокойно). Что?.. Что такое?.. 
 Шахов (с отчаянием в голосе). Тоник. 
 Наталья (смотрит на него). Тоник?.. 
 Шахов (безнадежно вздыхает). Да, именно... (Поясняет, глядя ей в глаза.) Не будешь же ты пить семидесятиградусный спирт без тоника?!. 
 Наталья (с усмешкой). Смотря по какому случаю. По такому - выпью. 
 Скуляев (подмигивает Шахову). Здесь слабых нет. 
 Шахов (облегченно вздыхает). Я понял. 
 Разливает настойку по бокалам, наполняя их примерно на две трети. Все почти синхронно накалывают на вилки огурцы. Шахов встает, держа бокал на уровне подбородка, откашливается, вертит головой, словно собирается сказать длинный торжественный спич. Скуляев и Наталья медленно, как бы невольно подстраиваясь под ритм и состояние хозяина, приподнимаются со своих стульев. 
 Шахов (коротко, отрывисто). За встречу!.. Поехали! 
 Скуляев. За встречу! 
 Наталья. За встречу! 
 Выпивают. Закусывают. Каждый достает свои сигареты, закуривает. Шахов молча приносит откуда-то из угла плоскую консервную банку из-под сельдей, ставит посреди стола. Пауза. Скуляев достает из внутреннего кармана пиджака мобильный телефон, записную книжку. Листает. Наталья и Шахов смотрят на него. Скуляев набирает номер. 
 Скуляев (в трубку). "Багдад"?.. Люся?.. Дай мне Карена на минутку!.. 
 Слушает. Ждет. Шахов вопросительно смотрит на него. 
 Скуляев (встретившись с ним глазами). Ты чего?.. 
 Шахов (пожимает плечами). Я ничего... А ты?.. (Кивает на трубку.) Дела?.. 
 Скуляев (улыбается). Алаверды!.. (Слушает.) Карен?.. Ужин на троих. По полной программе!.. Я сказал: ужин, а не столик... Да, на дом!.. (Шахову, шепотом, прикрыв трубку ладонью.) Адрес?.. 
 Шахов (он все понял, насмешливо). Мытнинская, двенадцать. Нежилой дом. Второй двор. Кричать или свистеть два раза... 
 Скуляев (в трубку). Мытнинская, двенадцать... Нет, в квартиру не надо... Через полчаса жду возле арки... (Смотрит на стол.) Чуть не забыл: посуда, полный комплект... Ты меня понял, да?.. Вот и прекрасно. 
 Убирает трубку в карман. Пауза. Часы бьют половину. 
 Картина вторая 
 Те же лица. Та же обстановка. Стол накрыт по "полной программе". Есть даже бутылка шампанского в ведерке со льдом. Потрескивает печка. Тепло, почти жарко. Шахов успел переодеться. Теперь на нем темный однобортный пиджак с едва приметной золотой искрой, светлая кремовая - кофе с молоком - рубашка и широкий малиновый галстук, приколотый к рубашке перламутровой булавкой в золотой оправе. Переодевание как бы преобразило Шахова. Теперь это не бродяга, не помоечник, рыскающий по своему кварталу в поисках мелкого фарта, а владелец своего чердака, хозяин, устроивший званый ужин для друзей юности. Чувствуется, что в ожидании этого ужина все уже немного выпили, чуть разморил печной жар, и потому все трое впали в несколько блаженное, расслабленное состояние. 
 Шахов (крутит в пальцах бокал с красным вином, говорит, ни к кому не обращаясь, но понятно, что его речь обращена к Скуляеву). По восточному гороскопу мы с тобой достигли возраста змеи, тринадцать лет, от сорока двух до пятидесяти пяти... Говорят, кризис сорока двух - самый тяжелый: лучшая половина жизни пролетела как сон, а что сделано?.. А ничего, так, ерунда какая-то, мелочь... Надо срочно исправлять положение, приступать к чему-то серьезному, значительному, к чему-то такому, что внесло бы в остаток жизни хоть какой-то высокий смысл, наполнило ее... Книги?.. Но в них надо искать ответы на вопросы, а ты даже не можешь толком задать ни одного существенного вопроса, кроме самых банальных: в чем смысл?.. неужели вот так помру, и через пару недель никто и не вспомнит, разве что на сорок дней соберутся, да и то лишь для того, чтобы напиться водки и потрепаться о всякой чепухе?.. Ты ведь уже бывал на таких сборищах, но тогда там, за чертой, оставался кто-то другой, а теперь это будешь ты - почувствуйте разницу!.. (Смеется сухим смешком, пьет.) 
 Наталья (меланхолически). И это вся восточная мудрость?.. Скудновато. 
 Скуляев (мотает головой, говорит с серьезностью чуть подвыпившего человека). Не скажи!.. Просто, да, очень просто, но так и надо смотреть на вещи... Сорок пять еще, разумеется, не старость, но уже какой-то предел, за которым ты уже чего-то не сможешь никогда!.. (Машет рукой в сторону стойки, на которой висят музыкальные инструменты.) Я, может быть, мечтал играть на саксофоне, на флейте, а выучил всего пять блатных аккордов - и все, финиш!.. Мне уже никогда не стать артистом, и я жалею, сокрушаюсь... 
 Постепенно замолкает, глядя в пространство. 
 Шахов (оживляясь). А я иногда играю... У метро, даже, бывает, напротив "Европейской"... Народ-то везде по большей части знакомый, не дают с голоду помереть... Становись, говорят, играй. Если, конечно, место есть, заболел кто-то, отдохнуть решил, запил, а тут я! (Смеется.) 
 Наталья (c несколько наигранным интересом). И хорошо подают?.. 
 Шахов (строго, серьезно). Подают нищим, калекам, а музыкантам платят. Почувствуйте разницу!.. (Вновь беспечно.) Сколько платят?.. По-разному. По погоде, по настроению, по тому, хороший был концерт в Филармонии или так себе, и если ты хочешь заработать, ты должен уметь улавливать такие вещи, знать, когда толпа разлимонится под "Yesterday", когда под "House of a rising sun", а когда полезет по сумочкам и карманам после Чарли Паркера или Глена Миллера... 
 Скуляев (рассудительно). Уличные музыканты облагораживают городской пейзаж. Как деревья. Монументы. Звучащая подвижная скульптура. Скульптурная группа. 
 Наталья. Скульптурам не платят. 
 Шахов. Платят скульпторам. 
 Скуляев. Резонно. 
 Пауза. 
 Шахов (развивает тему). Иное дело, когда играешь один, в переходе между станциями: здесь и одеться надо как следует, и причесаться, в общем, выглядеть... Обыватель сторонится оборванца, грязный оборванный нищий не внушает ему ничего, кроме страха и брезгливости, а его игра представляется такой же ложью и фальшью, как предложение цыганки погадать по линиям руки... (Замолкает, отпивает большой глоток вина.) 
 Наталья (решительно тряхнув головой). Нет, не представляю, как это: вот так, ни с того ни с сего встать посреди толпы, положить перед собой шапку, начать играть... Ты, Шахов, ненормальный!.. 
 Шахов (машет рукой). Чушь, Натали!.. Ты не имеешь об этом ни малейшего понятия!.. 
 Наталья (неожиданно резко). Вот-вот, тебя послушать, так я никогда ни о чем не имела никакого понятия!.. 
 Шахов (так же резко). Неправда, не надо обобщать!.. Ты прекрасный искусствовед!.. Вот... (Берет со стола найденную на помойке тарелочку.) Эпоха, термин, цена, и все с ходу, с одного взгляда!.. (Скуляеву.) Цени ее, Юрок!.. Походи с ней по нынешним антикварным лавкам, там иногда такое попадается, что я просто диву даюсь!.. Причем за гроши!.. Смех!.. 
 Смеется, закашливается, вытряхивает из пачки папиросу, закуривает. Скуляев внимательно смотрит на него. Пауза. 
 Скуляев (нарочито небрежным тоном). И что же там такое попадается?.. 
 Шахов (смотрит на него исподлобья, лукаво). Да так... Чепуха... Разве что иногда: старенький холстик, прошлый век, пейзажик, портретик, натюрмортик, жанровая сценка - второй сорт, лубок... Там ведь тоже искусствоведы работают, мимо них муха не пролетит!.. 
 Скуляев (с усмешкой). Знаю я этих искусствоведов. Муха не пролетит - это точно!.. 
 Берет бутылку коньяка, наливает Шахову, себе. Поднимает свою рюмку. 
 Скуляев. Ну, давай, Миха!.. За змею!.. Как там, по-восточному?.. Освоение новой среды, уход в себя, первые признаки старения - так?.. 
 Шахов (кивает). Так, Юрок, все так!.. 
 Скуляев (продолжает). Змея очень самолюбива, ранима, противоречива, но если она хочет все же претворить свои идеи в жизнь, ей нужно очень точно рассчитать свои силы!..
 Шахов (подхватывает). Оставшиеся силы!.. 
 Чокаются, пьют. Наталья сидит неподвижно и смотрит в огонь. Скуляев ставит на стол пустую рюмку, откидывается на спинку стула. 
 Скуляев (расслабленно). Странное, однако, дело: чем старше я становлюсь, тем моложе я себя чувствую. В тридцать лет мне казалось, что все, что я мог сделать в этой жизни, я уже сделал, и жить больше незачем, следующий десяток, до сорока, я почти не помню... То есть, конечно, помню: ловчил, крутился, организовывал какие-то подпольные производства, был под судом за хищение в особо крупных размерах, чуть под вышку не подвели, хорошо, нашлись добрые люди, упрятали в дурдом... Cначала в один, потом в другой, потом в третий пять экспертиз по пять штук за каждую! И - свобода!.. Мало того - жизнь!.. За двадцать пять тысяч рублей - всего!.. 
 Шахов. Но у тебя они были!.. А если бы не было?.. 
 Скуляев (коротко). Вышка. Одному нашему дали. И деньги не спасли. А жаль. Гениальная была голова, золотая. Тридцать тысяч часов через румынскую границу. Электронных, с зуммером. Нанял цыганят, они перед таможней все тридцать тысяч батареек перевернули, и вся партия проскочила без единого писка - каково?!. 
 Шахов (с преувеличенной серьезностью). Фантастика. Чичиков. Бендер. 
 Скуляев (сосредоточенно глядя перед собой). И в такую голову, в такой сосуд девять граммов свинца!.. Да как у них рука поднялась?!. Дантесы!.. А как бы он сейчас развернулся!.. 
 Берет бутылку коньяка, наливает Шахову, себе. Вопросительно смотрит на жену. Она вся в себе. 
 Скуляев (негромко зовет). Наташа!.. Ау-у?!. 
 Она не реагирует. Словно не слышит. 
 Скуляев (уже громко). Жена!.. Наташа!.. 
 Громко, сложив ладони ковшиком, хлопает. Звук выходит настолько резкий и неожиданный, что Шахов и Наталья вздрагивают. 
 Наталья (резко обернувшись к мужу). Что с тобой?.. С ума сошел?.. 
 Скуляев (опешил). Я?.. 
 Наталья (смотрит на него). А кто же?.. 
 Шахов (примирительно). Без меня!.. Без меня!.. 
 Скуляев (коротко, сухо). Извини. (Наталье.) Шампанское?.. Коньяк?.. 
 Наталья (безразлично). Все равно. 
 Скуляев. Тогда ерш!.. 
 Берет бутылку коньяка, шампанского, льет в подставленный бокал. Наталья смотрит в сторону. Шахов, напротив, внимательно наблюдает. 
 Шахов (дождавшись, пока бокал наполнится доверху). Бурый медведь! 
 Пауза. Скуляев думает, держа рюмку в пальцах. 
 Скуляев (глядя перед собой). Даже возраст совпал - тридцать семь. 
 Шахов (качает головой). Надо же так подгадать! 
 Скуляев (не обращая внимания). Подрывал экономическую мощь страны. 
 Наталья. Как крот. 
 Скуляев. Сейчас такие люди банки возглавляют. Корпорации. 
 Шахов. Кто-то из великих сказал, что если бы крот был размером со слона, это было бы страшное, непобедимое животное. 
 Скуляев (машет рукой). Ерунда. СС-30 - "земля-земля" - и нет проблем. 
 Шахов (серьезно). Это точно. На силу сила всегда найдется. 
 Наталья. Давайте выпьем!.. 
 Оборачивается к Скуляеву и Шахову, протягивает над столом руку с бокалом. Чокаются. Пьют. 
 Шахов (ставит на стол пустую рюмку). Я тоже там был. 
 Скуляев. Где там? 
 Шахов (смотрит на него, крутит пальцем у виска). Там... Но ты за деньги, за свои, а я на казенный счет... (Смеется.) Сера, электрошок - полный курс, все, кроме лоботомии... 
 Скуляев (удивленно). Да что ты говоришь?.. Мы не знали. 
 Наталья. Ты не знал, а я знала. 
 Скуляев (вскидывает брови). Н-да?.. Интересно. И когда же ты там был?.. 
 Шахов. Примерно тогда же, когда и ты. В те же сроки. 
 Скуляев (успокоенно). Тогда понятно, почему я не знал... 
 Наталья. Да. Я не хотела говорить, беспокоить. Своих проблем хватало. 
 Скуляев. Более чем. Один прокол, и все - вышка. Пан или пропал. 
 Шахов. Да, они такие... Пальца в рот не клади - руку отхватят. В момент. 
 Скуляев. Но ничего?.. Обошлось?.. 
 Шахов. Подавились. 
 Пауза. Скуляев разливает коньяк, подвигает Шахову тарелочку с ветчиной, вазу с салатом и прочее. 
 Скуляев (заботливо). Ты, Миха, закусывай... Тебя жизнь, я вижу, не балует. 
 Шахов (стучит ногтем по тарелочке). Когда как: один взгляд - и тыща баксов. 
 Скуляев. Это исключение. Я вообще... 
 Шахов (согласно кивает головой). Вообще да... Тут ты прав. Но и я прав. Мне без этого не жить. 
 Скуляев. Без чего? 
 Шахов. Без сознания того, что я прав. Каждый день доказываю. Каждый час. Минуту. Секунду. 
 Скуляев. Кому?.. 
 Шахов. Что: кому? 
 Скуляев. Кому доказываешь?.. 
 Шахов. Мне все равно. Кто попадется. Толпе в метро. Ментам. Им чаще всего. У меня ведь даже паспорта нет. Ничего нет. Гол как Адам. 
 Скуляев. И как?.. Удается?.. 
 Шахов. Что... удается?.. 
 Скуляев. Доказать?.. 
 Шахов (показывает на себя). Как видишь. Не удавалось бы, так вы бы меня и не встретили сегодня возле Большого зала. Уже тлел бы где-нибудь без некоторых внутренних органов. Невостребованный труп. Бомж. Умер Максим - ну и бог с ним!.. (Смеется.) Или пепел в казенной урне. Страна позаботилась бы напоследок. 
 Скуляев. Чепуха. Никаких сантиментов. Чисто санитарная акция. 
 Шахов. Вот-вот: или санитария, или символ. Неизвестный солдат. (Громко.) Как-то тебе там спится, герой?.. 
 Скуляев (бодро, по-уставному). Зер гут! 
 Наталья (решительно). Давайте выпьем! 
 Чокаются. Пьют. Закусывают. Часы бьют половину. Пауза. Скуляев снимает пиджак, вешает на спинку стула. Под пиджаком оказывается портупея с кобурой и револьвером. 
 Скуляев (глядя в пространство). И все-таки в этом что-то было! 
 Шахов. В чем?.. 
 Скуляев (неопределенный жест). В том, что было. Риск. Романтика. У меня даже пистолет был. Макаров. Сейчас тоже есть. Но все законно. Даже менты говорят: если не имеешь средств защитить свои деньги, лучше этих денег не иметь. 
 Шахов. Логично. 
 Скуляев. Да. Там работают не одни идиоты. Хотя последних больше. 
 Шахов. Ничего, поумнеют. Нужда заставит. 
 Скуляев. Это точно. Иначе им кранты. Бандюки задавят. 
 Наталья. Уже задавили. 
 Скуляев. Не всех. Кое-кто остался. Держится. 
 Шахов. Ты думаешь? 
 Скуляев. Я не думаю. Я знаю. 
 Шахов. Хорошо тебе. Знание - сила. 
 Скуляев (отмахивается). Чепуха. Деньги - вот сила. Отсюда связи. Все на деньгах. Они как известь. Вон Америка - какая махина!.. А все почему?.. Потому что есть чем все эти кирпичики - это мы все: ты, я, она (поочередно тычет пальцами в Шахова, Наталью и себя) - кирпичики - есть чем скреплять, связывать!.. А у нас что?.. Что нас связывает?.. 
 Шахов. Юность. Воспоминания. Наташа. 
 Скуляев (энергично возражает). Слабо. Мало. Вот если бы сейчас какое-то общее дело, тогда да. А прошлое для тех, у кого нет ни настоящего, ни будущего. 
 Шахов. Для таких, как я? 
 Скуляев (решительно). Я этого не говорил. 
 Шахов. Но подумал. 
 Скуляев. Да. Но так, мельком. Сейчас все может случиться. Даже чудо. Сегодня ты бензиновый король, а завтра лежишь в прохладном морге с дыркой в голове. Контрольный выстрел. 
 Шахов. А я сегодня бомж, а завтра увидел в "Антикваре" Шагала или Матисса за сто рублей, бутылки сдал, купил, продал знатоку за сто тысяч долларов, и вот у меня уже квартира с видом на собор Петра и Павла. 
 Скуляев (скептически). Чепуха. Сказки. Мечты. 
 Шахов. Поживем - увидим. 
 Скуляев. Ну-ну... 
 Разливает коньяк. Наталья подвигает свой бокал. Скуляев наполняет его шампанским пополам с коньяком. 
 Скуляев. Это четвертый. 
 Наталья (твердым голосом). Здесь слабых нет. 
 Скуляев. Ну-ну... 
 Пауза. Пьют молча, не чокаясь. 
 Скуляев. А тебя-то за что?.. 
 Шахов (как бы выходит из минутного забытья). Что - за что? 
 Скуляев. Сера. Электрошок. Лоботомия. 
 Шахов. Лоботомии не было. От нее следы остаются. Что бы они сказали международным представителям? С лестницы упал? Там дураков нет. Всякое видали. Глаз наметанный. 
 Скуляев. Но за что?.. 
 Шахов (по слогам). И-на-ко-мыс-ли-е. Сейчас на всех углах, на всех лотках, наравне с порнухой. А тогда статья. Или диагноз: вялотекущая шизофрения. Психическая патология. Лечить в принудительном порядке. (Смеется.) Плюс наркомания. Промедол. Морфий. Ханка. Опий. Сам возгонял. Чистые кристаллы. Почти героин. 
 Скуляев (мрачно). А теперь в каждой школе. Никаких проблем. С шестого класса. Никакая охрана не спасает от белой смерти. Детям не объяснить. В таком возрасте человек думает, что он бессмертен. Как инфузория. 
 Наталья. Инфузория не думает. Она просто живет. Мерцает ресничками. 
 Скуляев. Дети тоже не думают. То есть думают, но не о том. О всякой ерунде: не тормози - сникерсни! Финт для тех, кто вправду крут! Не проспи тусовку в Нью-Йорке! Бред. Что видят, то и повторяют. Ничего своего. Знают только одно: всегда желать большего! Бери от жизни все! Только брать. Жрать. Пить. Предохраняться. 
 Наталья. От того же СПИДа. Разовые шприцы в каждой аптеке. За гроши. 
 Шахов. А для взрослых автобус. Стоит возле рынка. Международный Красный Крест. Разовые шприцы. Культурно. Понимают, что болезнь. Что в таком возрасте про силу воли уже поздно. Берегут психику. 
 Наталья. Чепуха. СПИДа боятся. 
 Шахов. Это да. Это точно. СПИД не выбирает: бомж, академик - вирусу все равно. Он как Дантес. Как полковник Кольт. Бог создал людей, полковник Кольт сделал их равными. Таксист, академик - все равно. 
 Скуляев. Академик вряд ли. Не та группа: возраст, уклад жизни - все не то. Вот артисты, наркоманы, танцоры - первая добыча. 
 Шахов. Ничего, переживем. Бог милостив. Лекарство найдут. Человечество выживет. 
 Скуляев. Зачем?.. 
 Шахов. Что: зачем? 
 Скуляев. Я говорю: какой смысл? 
 Шахов. Придумают. Луну заселить. Марс. Другие галактики. 
 Скуляев. Пришельцы не позволят. Сбивать начнут. Они за нами давно следят. Отлавливают. Вскрывают. Даже оплодотворяют. Прямо там, в тарелках. 
 Шахов. Насильники. Бандиты. 
 Наталья. Хватит болтать. Наливай! 
 Протягивает над столом руку с пустым бокалом. Скуляев наливает ей шампанское пополам с коньяком. 
 Скуляев (без всяких эмоций). Это пятый. 
 Наталья (отпивает большой глоток). Здесь слабых нет. Вот (указывает на Шахова) Миха. Сера, электрошок, лоботомия, никаких документов - и ничего, живет. 
 Скуляев. Это не жизнь. 
 Наталья. А что же? 
 Скуляев. Прозябание. 
 Наталья. Это как посмотреть. 
 Скуляев. А как ни смотри. Умрет, и никто не вспомнит. Разве что в хронике покажут: неизвестный труп. Обнаружили по запаху. Последняя стадия разложения. Кто был? Что за человек? Невозможно определить. Разве что пол. 
 Наталья. И возраст. 
 Скуляев. Приблизительно: от сорока до шестидесяти. 
 Наталья. По зубам точнее. 
 Скуляев. А пол совсем точно. Тут никаких "приблизительно". Или - или. Если захотят возиться, конечно. 
 Наталья. Практикантам отдадут. Пусть учатся. 
 Скуляев. Отличать человека от обезьяны в последних стадиях разложения. 
 Шахов. Разницы практически никакой, разве что анатомия: кости, череп... 
 Скуляев. Особенно череп. У них: во!.. (Прижимает ко лбу два пальца.) А у нас - ого-го!.. Почувствуйте разницу!.. 
 Шахов. Не у всех... Я имею в виду разницу. 
 Наталья. У нас обезьяны не водятся. Высокие широты. 
 Шахов. Да, не Карфаген. 
 Скуляев. В Карфагене тоже не водятся. Мы не видели. 
 Шахов. В Индии водятся. Прямо в больших городах: Джайпур, Агра, Бангалор. Рыскают по помойкам, как наши кошки, собаки... 
 Скуляев. Коровы жуют старые газеты. Козы объедают афиши. В Мадрасе. В Дели. Священные животные. 
 Шахов. Потом молоко, кефир. Со свинцом, со всей полиграфией. Heavy metall. 
 Наталья. Римлян погубил свинцовый водопровод. 
 Скуляев. А этим хоть бы что: за миллиард перевалили. 
 Шахов. Нищета, голод, стихийные бедствия, земля как асфальт - все равно. Ничто не останавливает. Сознание определяет. 
 Скуляев. Духовная одаренность. От природы. Будда. Рамакришна. Ганди. Саи-баба. 
 Шахов. Саи-баба - жулик и шарлатан. 
 Скуляев. Путтапарти - святое место. Тысячи, миллионы со всех концов света... Стремятся как к солнцу. Коснуться края одежды, подать записку... 
 Шахов. На каком языке?.. На телугу?.. 
 Скуляев. Каком телугу?.. Почему телугу?.. 
 Шахов. Он других не знает. Чешет на даршанах как из пулемета, переводчик за ним еле поспевает. (Цитирует.) Человек - это тот же компьютер. Если что-то ломается в компьютере, вы зовете инженера. Так и человек. Если что-то в нем сломалось, есть какие-то проблемы... И так далее. Припадают к стопам. Все равно к чьим. Особенно наши. Ни слова не понимают, а туда же. Сидят среди итальянцев, канадцев, чилийцев, те хоть из перевода что-то улавливают, а наши что?.. Интернешенл. Гибрид Артека с дурдомом. Племенное сознание. 
 Скуляев (с каменным лицом). Ты ничего не понял. Золотая цепочка из воздуха. Апельсин. Чудо материализации. Человек трансформирует молекулы. Был кислород, азот... 
 Шахов. Углекислый газ, духота, смрад... 
 Скуляев (вдохновенно). И из смрада - золото! 
 Шахов. Еще бы!.. Ты его рукава видел?.. В таких кулисах телевизор можно спрятать!.. Пылесос!.. 
 Наталья (отстраненно). У меня тоже были сомнения. 
 Скуляев (указывает на нее пальцем). Вот!.. Потому и не помогло. Ты должна была верить. Обязана. 
 Наталья. Я пыталась. (Разводит руками.) Не вышло. 
 Скуляев. Что ты, что он. (Кивает на Шахова.) Без веры. Без идеалов. (Наталье.) Но ты хоть сокрушаешься, страдаешь, стремишься!.. А он?.. (Указывает на Шахова.) Сплошная поза!.. Только я!.. Я!.. Так в этой позе и сдохнет!.. И что?.. Найдут, кинут в ящик - и в печь. В геенну. Так, без имени. Как кошку, собаку... 
 Шахов. Обезьяну. 
 Наталья. Такое со всяким может случиться. Особенно сейчас. Никто не застрахован. 
 Скуляев. У него вероятность выше. Группа риска. Как СПИД для гомика. 
 Наталья. Но все-таки человек живет. Значит, на что-то надеется. 
 Скуляев. Он живет в мечтах. Всегда жил. Журналы издавал. Голоса слушал. Читал только то, что через границу в тайниках провозили. 
 Наталья. Ты тоже читал. 
 Скуляев. Под его влиянием. Идеализм обаятелен. Особенно в юности. Как форма борьбы с государством. Культ личной свободы. Инфантилизм. И сейчас так. Хиппи-переросток. 
 Шахов негромко смеется. 
 Скуляев (указывает на Шахова). Вот видишь! Я бы на его месте рыдал. Или удавился. А ему хоть бы что... 
 Наталья. Таких мало. Единицы. 
 Скуляев. Это нас и спасает. Иначе все бы давно жили вот так... 
 Широким жестом обводит чердак. Шахов хохочет во весь голос. Постепенно его смех затихает. Пауза. Часы бьют одиннадцать ударов. Сцена постепенно погружается во тьму.
 Картина третья 
 Все трое по-прежнему сидят на своих местах. Шахов курит трубку. Наталья и Скуляев говорят между собой так, словно его здесь нет. 
 Скуляев. И ведь он ничего не хочет менять. Его все устраивает. 
 Наталья. Почему ты так думаешь? 
 Скуляев. Я вижу. 
 Наталья. А я нет. 
 Скуляев. Посмотри и увидишь. 
 Наталья. Я уже смотрела. 
 Скуляев. И что? 
 Наталья. Ничего. Ты слишком категоричен. 
 Скуляев. Но у меня есть основания. 
 Наталья. Какие? 
 Скуляев. Я предлагал ему работу. Два раза. 
 Наталья. Первый раз слышу. 
 Скуляев. Я молчал. 
 Наталья. Почему? 
 Скуляев. Ты бы захотела его увидеть, но тогда, в твоем состоянии, это было ни к чему. Это было просто опасно. 
 Наталья. Оба раза? 
 Скуляев. Да. Первый раз я предложил ему написать статью о старых домах в зеленой зоне. О том, что они вот-вот рухнут. 
 Наталья. Зачем? 
 Скуляев. Заказ фирмы. Чтобы жильцы не слишком упирались, когда им предложат выселиться... 
 Наталья. Куда? 
 Скуляев. В отдельные квартиры. Он должен был написать, что фирма дает им прекрасный шанс. Другого не будет. 
 Наталья. Он написал? 
 Скуляев. Да. Восемь страниц вместо трех. 
 Наталья. Можно было сократить. 
 Скуляев. Не в этом дело. 
 Наталья. А в чем? 
 Скуляев. Мысль. Идея. Вы, прожившие здесь лучшие годы, поднявшие этот город из руин, - лишние. Здесь воздвигнут элитные хутора. Чтобы жить как за каменной стеной. Когда камеры для боссов сицилийской мафии пустуют, их сдают туристам как номера "люкс". Догоним и перегоним Сицилию! 
 Наталья. Интересная мысль. 
 Скуляев. Главное: перспектива! Никаких новых СИЗО! Готовая тюрьма! Только охрану сменить. Те не впускали - эти не выпустят. Стволы на сто восемьдесят градусов развернут: шаг вправо, шаг влево - побег, стреляют без предупреждения. 
 Наталья (оборачивается к Шахову). Так? 
 Шахов смеется. Голова его скрывается в табачном дыму. 
 Скуляев. Вот видишь: ему смешно. А меня уволили. Пинком под зад. 
 Наталья. Я не помню. 
 Скуляев. Я не говорил. Не хотел расстраивать. Мечтал строить коттеджи. Возрождать северный модерн. Двадцать девять пород гранита. Как янтарь. Мозаика. Каменная живопись. А вместо этого пинок под зад. Шеф вызвал, ткнул газетой в лицо: твоя работа? Твой человек писал? И все. Недолго музыка играла. 
 Наталья. Сам виноват. Надо было заранее прочесть. 
 Скуляев. Не успел. Мотался по карьерам. Смотрел гранит. К вечеру язык на плечо. Понадеялся на старого друга. Убереги меня бог от друзей, а от врагов я сам уберегусь. 
 Достает из кобуры под мышкой револьвер, крутит его на пальце, перебирает патроны в барабане, вновь убирает в кобуру. Шахов сильно затягивается и выпускает длинную струю дыма. 
 Шахов (невозмутимо). Я хотел привлечь внимание. 
 Скуляев. К чему? 
 Шахов. К проблеме. К людям. К фирме. 
 Скуляев. А вышел скандал. 
 Шахов. Скандал - лучшая реклама. 
 Скуляев. Мы заказывали не это. 
 Шахов. На это у вас бы ума не хватило. 
 Скуляев (Наталье). Ты слышишь?.. 
 Наталья (бесстрастно). Не глухая. 
 Скуляев (вскакивает с места, возмущенно). Проблема!.. Люди!.. Фирма!.. Вранье!.. Пишет лишь о себе, о том, какой он умный и талантливый!.. Вот и сейчас: мы бьемся, разве что не танцуем вокруг него, пытаемся понять, помочь, быть может, даже спасти, а ему хоть бы что!.. Тарелку подобрал на помойке и думает, что ему этого до конца жизни хватит. 
 Садится, складывает руки на груди, отворачивается. 
 Шахов (невозмутимо). Я ее не продам. 
 Скуляев. Это еще почему? 
 Шахов. Смотрят не на то, что принесли, а на то, кто принес. Мне никто не поверит. 
 Наталья. В музее поверят. Там свои люди. Я могу позвонить. 
 Шахов. Хорошо. Я об этом подумаю. 
 Скуляев (грубовато). А что тут думать?.. У тебя разве есть варианты?.. 
 Шахов. Что ты знаешь о моей жизни?.. Думаешь, я один такой?.. Нас много. Юристы, врачи, переводчики, журналисты, спортсмены. Есть даже чемпионка мира, бывшая. Есть программист, лауреат премии имени Ленинского комсомола. Связи везде. 
 Скуляев. Так пользуйтесь!.. Вытаскивайте себя из грязи!.. 
 Шахов. Куда?.. В другую грязь?.. Нам и здесь хорошо. Полная свобода. Постоянная борьба за существование. Страшный азарт. Говорю как игрок. Верь на слово, все равно не проверишь. Духу не хватит. 
 Скуляев. Что ты знаешь о моем духе?.. Два суда. Исключительная мера. Пять экспертиз. Деньги - деньгами, симптомы - симптомами. Чтобы комар носа не подточил. Думаешь, это просто? 
 Шахов. Это как в спорте: три раунда - нокаут. Надо просто собраться. 
 Скуляев. Если ты. А если тебя?.. Самое страшное: недооценить противника. 
 Шахов. У тебя была твердая такса: пять тысяч за экспертизу. Без серы. Без электрошока. 
 Наталья. Без лоботомии. 
 Шахов. Не было лоботомии. 
 Наталья. А это что?.. 
 Указывает на шрамы, пересекающие шаховский лоб. 
 Шахов. Милиция. Попал в облаву. Приняли за чеченского террориста. 
 Наталья. Похоже на лоботомию. 
 Шахов. Лоботомия страшнее. Здесь только сотрясение. Тошнота. Рвота. Само проходит. А там прямое вмешательство в мозг. Как выстрел. Только не до смерти. Тело живет. А личность?.. Так что лучше сразу пулю в лоб. Честнее. Но испугались. 
 Наталья. Чего?.. 
 Шахов. Международных организаций. Они бы это дело так не оставили. Би-Би-Си. "Свобода". Там народ не дремлет. Ославили бы на весь мир. А кому это было нужно?.. 
 Скуляев. Я скажу. 
 Шахов. Говори. 
 Скуляев. Тебе. Всю жизнь только этого и добивался. Славы любым путем. Любой ценой. Что, не так?.. Попробуй скажи, что я не прав?.. 
 Шахов. И попробую. 
 Скуляев (откидывается на спинку стула, скрещивает руки на груди). Я жду. 
 Шахов встает, начинает прохаживаться по половицам. Громко щелкает пальцами. Наталья и Скуляев сидят неподвижно. 
 Скуляев. Это все? 
 Шахов останавливается перед столом, наливает себе рюмку коньяка, выпивает. Пауза. 
 Скуляев (скептически). Н-да, не густо... То все говорил, говорил, а тут сразу умолк. Язык проглотил. 
 Наталья. Не торопи человека. Вопрос серьезный. Он не может так, с ходу... 
 Скуляев. Это старость. То ли дело раньше, в юности. Ответ сразу, на любой вопрос. Ходячая энциклопедия. Дени Дидро. 
 Шахов. Я и сейчас могу. 
 Скуляев. Врешь. 
 Шахов. Проверь! 
 Скуляев задумывается. Пауза. 
 Шахов. Я жду. 
 Скуляев (усиленно думает). Сейчас... Сейчас... 
 Шахов. Вот видишь: ты даже вопрос не можешь задать, а от меня требуешь ответа. И не просто ответа. Хочешь, чтобы я изложил жизненное кредо. Мало того: оправдался. Ты ведь не просто спрашиваешь - ты обвиняешь! 
 Скуляев (бьет себя ладонью по лбу, азартно). Есть!.. Ни за что не ответишь!.. 
 Шахов. А если отвечу? 
 Скуляев. Спорим!.. 
 Заводятся как мальчишки. 
 Шахов. На что?.. 
 Скуляев (оглядывается по сторонам). А что у тебя есть? 
 Шахов. Пластинки. Книги. Иконы. Выбирай!.. 
 Скуляев. Ты говоришь так, словно предлагаешь мне выбрать оружие перед дуэлью!.. 
 Шахов. Спор - та же дуэль. Только без крови. 
 Скуляев. Тарелка! 
 Шахов. Принято! 
 Скуляев. Теперь ты! 
 Шахов. Револьвер! 
 Скуляев. Идет! 
 Рукопожатие над столом. Над бутылками. 
 Скуляев (Наталье). Что ты смотришь?!. Разбей!.. 
 Наталья разбивает рукопожатие. 
 Скуляев (манеры и интонация телевизионного шоумена). А теперь вопрос: в какой из трех пьес Шекспира - "Гамлет", "Макбет", "Король Лир" - в оригинале упоминается игрок в футбол? Время! 
 Наталья. Стоп!.. Вы не оговорили время!.. 
 Шахов (перебивает). Это ни к чему!.. 
 Скуляев (азартно). Конечно!.. Он все равно не ответит!.. Пропил ум!.. (Наталье.) Взгляни на его лицо!.. Это лицо алкоголика!.. Рожа!.. Харя!.. Морда!.. Еб... 
 Часы бьют половину. 
 Шахов (вскидывает руку). Время!.. (Встает с места, cдержанное торжество.) Термин "football player" употребляет Кент в пьесе "Король Лир", когда дает подсечку... А подбить тебя ногой, как мяч, можно?.. В оригинале это звучит так... (Встает в позу, говорит голосом провинциального трагика, с подвывом.) Nor tripped neither, you base football player! Акт первый. Сцена четвертая. 
 Торжественно раскланивается. Наталья редко, но звучно аплодирует. Скуляев слушает с каменным лицом. 
 Наталья (низким голосом). Браво, Сильва!.. 
 Скуляев (Наталье, негромко). А вдруг он врет?.. 
 Наталья. Не думаю. 
 Шахов встает из-за стола, отходит к буфету, достает с полки увесистый том с золотым обрезом, подходит, кладет на стол перед Скуляевым. 
 Шахов. Полное собрание пьес сэра Вильяма Шекспира. Лондон. Тысяча восемьсот пятьдесят девятый год. 
 Скуляев. Верю. 
 Шахов. Еще бы!.. Ты ведь знал ответ. 
 Скуляев. Конечно. 
 Шахов. А я не знал вопроса. Шел втемную. 
 Скуляев. Один из спорящих дурак, другой - подлец. Это известно. 
 Шахов. Бывает, подлец остается в дураках. (Смеется.) Шутка!.. 
 Скуляев (сухо). Ха-ха!.. 
 Достает из кобуры револьвер, один за другим выщелкивает из барабана патроны, кладет револьвер поверх книги. 
 Шахов. А патроны? 
 Скуляев. О патронах речи не было. 
 Шахов. Но о том, что их не будет, - тоже. (Оборачивается к Наталье.) Что скажет арбитр? 
 Наталья. Все зависит от того, что понимали стороны под своими залогами. Если предметы залога с обеих сторон выступали лишь в качестве материальных ценностей - это одно. Если же стороны намеревались использовать их по прямому назначению - другое. 
 Скуляев. То есть собирался я есть из этой тарелки в случае выигрыша или нет? 
 Шахов (подхватывает). И буду ли я стрелять из этого револьвера?.. Скажу сразу: не знаю. Я не умею с ним обращаться. Никогда в руках не держал. (Осторожно берет в руки револьвер.) Может быть, это модель?.. Игрушка? Откуда я знаю?.. Я не специалист. 
 Скуляев. Тогда зачем ты за него спорил? 
 Шахов. Из любопытства. Из принципа. Первое, что попалось на глаза. Какая теперь разница: спорил и спорил! Мой револьвер. Бог создал людей, полковник Кольт сделал их равными! (Направляет ствол на Скуляева.) Попробуй возрази!.. 
 Скуляев (невозмутимо, Наталье). А ты говоришь: патроны. Он же псих. Сам признался: сера, электрошок, лоботомия - там и здорового человека до эпилепсии доведут. Я был. Знаю. 
 Шахов. Лоботомии не было. (Вертит в руках револьвер.) И все же хотелось бы проверить... 
 Скуляев. Не стоит. Верь на слово. 
 Шахов (указывает на том Шекспира). А если бы я не выложил вот это, ты бы мне поверил?.. На слово?.. Без доказательств?.. 
 Скуляев (пожимает плечами). Не знаю. Вряд ли. У тебя вид опустившегося человека. Такие способны на все: на подлость, на преступление. Даже на убийство. 
 Шахов. Это предрассудок. В тебе говорит сытый буржуа. 
 Подвигает к Скуляеву револьвер. Выпивает рюмку коньяка. Берет со стола тарелочку, отходит к буржуйке, выставляет тарелочку как мишень. Держит ее пальцами за край. 
 Шахов. Стреляй! 
 Скуляев. Это гусарство. 
 Шахов. Плевать. Никогда не стоял под дулом пистолета. Хочу испытать. 
 Скуляев. У меня нет глушителя. Мы разбудим весь дом. Народ сейчас нервный. Боятся терактов. Вызовут милицию. Тебе это нужно? 
 Шахов. Нет. Это я уже проходил. Стреляй! 
 Скуляев. А как же шум? 
 Шахов. Никто не услышит. Дом пуст. Под нами две глухие старухи и один алкоголик. Бывший ликвидатор. Лейкемия. Я его видел. Живой труп. Ему все равно. Стреляй! 
 Скуляев (Наталье). Он псих. Ему нельзя доверять оружие. 
 Наталья. Оружие у тебя. Он имеет право. Право потребителя. 
 Скуляев. Выходит, ты на его стороне? 
 Наталья. Только как арбитр. 
 Скуляев. А как же тарелка? Полторы тысячи. 
 Наталья. Это его право. Право собственника. 
 Скуляев. Выхода нет. 
 Вставляет патрон в гнездо барабана, целится, стреляет. Тарелка разлетается. У Шахова в пальцах остается осколок. 
 Шахов (разглядывая осколок). Рука не дрогнула. Как Дантес. 
 Скуляев (небрежно). Пустяки. Постоянное упражнение. Тир. Полигон. Форт. Десять барабанов из разных положений. Стоя. Лежа. В движении. По движущейся цели. В движении по движущейся цели. 
 Шахов. Когда есть цель. 
 Скуляев. Цель есть всегда. За все заплачено. 
 Шахов. Я имею в виду вообще. В общем смысле. 
 Скуляев. Я не готов к такому разговору. Это слишком серьезно. 
 Шахов. Согласен. Отложим. 
 Пауза. 
 Скуляев. Что ты чувствовал? 
 Шахов. В каком смысле? 
 Скуляев (наводит на него револьвер). В этом. Страх?.. Сожаление?.. Вся жизнь в одно мгновенье промелькнула перед глазами?.. 
 Шахов. Всего понемногу. Смешанное чувство. Как наркотик. Словами не передать. Только личный опыт. 
 Скуляев. Я имел. Статья УК. Девяносто три прим. Исключительная мера. 
 Шахов. В тебя не стреляли. 
 Скуляев. Ты сам напросился. Я не хотел. 
 Шахов. Я тебя не виню. Даже напротив. Теперь у меня есть опыт, а у тебя нет. Плюс пистолет. Благодаря тебе я в одно мгновение сделался другим человеком. 
 Скуляев. В последние двадцать пять лет мы только и делали, что влияли друг на друга. 
 Шахов. Ты говоришь так, словно видишь в этом что-то плохое. 
 Скуляев. Нет. Я просто констатирую факт. 
 Шахов. Это не факт. Это гипотеза. Ее надо доказывать фактами, и тогда она станет теорией. Продуктом умственного труда. Фактическим продуктом. 
 Скуляев. Пусть так. Если хочешь, я докажу. 
 Шахов. Не стоит труда. Я и так знаю все, что ты скажешь. 
 Наталья. А я нет. Пусть говорит. 
 Скуляев (смотрит на нее). Ты серьезно? 
 Наталья. Вполне. И ты сам этого хочешь. Всегда хотел. Говорил, что при случае непременно. 
 Скуляев. Ты считаешь, что это тот самый случай. 
 Наталья. Не знаю. Но другого может не представиться. Жизнь коротка. Особенно сейчас. Все ходят по проволоке. Цирк. Канатоходцы. 
 Скуляев. Ты права. Не надо откладывать. 
 Берет бутылку. Наливает всем. Пауза. Часы бьют половину. 
 Картина четвертая 
 Все трое стоят вокруг стола с бокалами в руках. Переглядываются. Выпивают. Садятся. Шахов и Наталья смотрят на Скуляева. Тот молчит, мнется. 
 Шахов. Ну!.. 
 Скуляев. Еще скажи: но!.. 
 Шахов. Не цепляйся к мелочам. Не тяни время. 
 Наталья. Мы никуда не спешим. 
 Шахов. А мосты?.. Разведут, и тю-тю!.. Или с пролета в воду. На полном ходу. Такое бывает. Редко, но бывает. На другой день тела. Синие. Страшные. А кто виноват?.. Шахов! 
 Скуляев. Ерунда. Вот если бы ты сидел за рулем, тогда да. 
 Шахов. Я не умею. Револьвер. Машина. Бизнес. Нет склонности. Никогда не питал. Это все твое. 
 Скуляев. Я тоже. 
 Шахов. А как же все это?.. (Указывает на накрытый стол.) Один звонок, и стол ломится. Скатерть-самобранка? 
 Скуляев. Чепуха. Сейчас любой может. Были бы деньги. 
 Наталья. Вы отвлеклись. (Шахову.) Оставь его в покое. Пусть соберется. 
 Шахов. Ты права. 
 Замолкает. Откидывается на спинку стула. Долгая пауза. 
 Скуляев (внезапно). Нет. Не могу. Все мысли вразброд. Или отвык. Знаю только дело, свое дело. Салон подержанной мебели из Финляндии. Хочу расширяться. Брать новую. Кожаную. Стильную. Дорогую. Взял комплект: диван, два кресла. Пришли, порезали ножами. Это, сказали, не твоя тема. Понял? Да, говорю. Ушли. Но глаза остались. Такое чувство, будто кто-то все время смотрит в спину. Холодок между лопатками. 
 Наталья. Я ничего не знала. Почему ты молчал? 
 Скуляев. В семье кто-то один должен быть спокоен. 
 Наталья. Не такой ценой. 
 Скуляев. Спокойствие - это свобода. Свобода не имеет цены. 
 Шахов. Глубокая мысль. А говоришь, отвык. 
 Скуляев. Это я сейчас. Внезапное озарение. Как вспышка. 
 Шахов. Это не имеет значения. 
 Скуляев. Для меня - имеет. 
 Шахов. Почему? 
 Скуляев. Я хочу понять, что первично: сознание или бытие? 
 Шахов. Для кого как. Каждый сам решает. 
 Скуляев. Вот и я должен решить. Для себя. 
 Наталья. Это важно? 
 Скуляев. Да. Иначе опять дурдом. На этот раз без дураков. Холодок между лопатками. Доктор, помогите! Мания преследования. Mania persecutionis. Сплю с револьвером. (Начинает набивать барабан патронами.) Палец на крючке. Вдруг сорвется? Тогда тюрьма. 
 Шахов (грубовато). Ерунда. Бабки есть - отмажешься. 
 Скуляев. От мокряка?.. Нет у меня таких бабок. 
 Шахов. Тогда отдай пушку. Тебе же спокойнее. 
 Встает, подходит к Скуляеву, кладет руку на револьвер. 
 Скуляев (испуганно). Нет!.. 
 Пытается вырвать у Шахова свою руку с зажатым револьвером. 
 Наталья (строгим голосом). Не дури!.. Отдай пушку!.. 
 Скуляев как-то сразу ломается, оседает на стуле, безвольно разжимает ладонь. Шахов берет у него револьвер, подходит к чердачному окошку, открывает, выбрасывает. Револьвер с грохотом скатывается по кровле к водостоку. 
 Шахов. Так будет лучше для всех. 
 Все трое стоят молча. Три минуты тишины. 
 Конец первого действия 
 ДЕЙСТВИЕ ВТОРОЕ 
 Картина первая 
 То же место. Те же лица. По кровле барабанит дождь. Наталья сидит перед раскрытой дверцей буржуйки, курит. Перед ней на пустом ящике бутылка вина и бокал. Шахов с трубкой - во главе стола. Скуляев прогуливается по половицам, двигает плечами, приседает, словно уходя от удара, делает выпады, исполняет некоторые элементы "ката", словом, бьется с невидимым противником, с тенью. Ни Шахов, ни Наталья не обращают на это никакого внимания. Каждый замкнулся в себе. Скуляев вдруг останавливается, сбрасывает с себя уже ненужную револьверную сбрую вместе с кобурой. 
 Скуляев (как бы обращаясь к Шахову). Ты прав. Степени свободы. Так... (Останавливается и резким движением руки выдергивает из-под мышки отсутствующий револьвер.) Всего две: так и так - в одной плоскости, поворот на девяносто градусов. (Медленно повторяет движение.) А так, когда на мне нет этой сбруи... 
 Исполняет довольно сложную, почти виртуозную, комбинацию из ударов, блоков, прыжков. Останавливается, переводит дух. 
 Скуляев (еще немного задыхаясь). Никак не мог привыкнуть, старался не замечать, спал в ней, даже с револьвером, чтобы привыкнуть - нет, никак... Как дикая лошадь. Как зебра. Неукротима от природы. Никто не мог запрячь в повозку, надеть седло. Даже негры. А уж кому, как не им. Такое подспорье в хозяйстве. Нет, не дается. Львам хвосты крутят, а на зебру седло - слабо. Вот нрав. 
 Шахов. Негры на зебрах. Черные кавалергарды. Наполеон не додумался. А то бы все прошли, всю Россию, маршем, до Магадана. Как саранча. 
 Скуляев. Нет. Снега. Холода. Сибирская тайга. Дубина народной войны. 
 Шахов. Летом. Степями, через Алтай. Народное ополчение врассыпную. Кто устоит против черных дьяволов? Мюрат впереди, весь в страусовых перьях. Наполеон не додумался.
 Скуляев. Не может быть. Наполеон, гений, не додумался, а ты сообразил!.. (Наталье.) Ты только взгляни на него!.. Какое самомнение!.. Сидит по уши в дерьме, нет бы постараться, вытащить себя из этой грязи, если ты уж такой гений, нет, зачем?.. Мы выше этого!.. 
 Наталья. Это разные вещи. 
 Скуляев. Какие вещи?.. 
 Наталья. Негры на зебрах и чердак - разные области человеческой практики. 
 Скуляев. Ерунда. Практика едина. Просто в одном случае надо что-то делать, а в другом можно только болтать и тешить себя миражами!.. (Указывает на Шахова, который невозмутимо дымит трубкой.) Ишь, Мюрат!.. Только перьев не хватает!.. (Наталье.) А ведь ты его любила! За что?.. Не понимаю. 
 Наталья (отпивает большой глоток вина). За перья. Перья - это красиво. 
 Скуляев. Самка. Тетерка. Глухарка. Курица. Утка. У тех тоже перья на первом месте. 
 Шахов. Естественный отбор. Закон природы. Дарвин тоже был не дурак. Не хуже Наполеона. В своем роде. 
 Скуляев (смеется). Человек - от обезьяны!.. Как?.. С чего это она вдруг взяла и превратилась?.. Чем ей было плохо, обезьяне?.. Съел банан, трахнул подругу - никаких проблем!.. А тут попробуй трахни с револьвером под мышкой!.. 
 Шахов. Теперь можешь. Сколько угодно. 
 Скуляев (возмущенно, Наталье). Нет, ты только взгляни на него!.. Он, видите ли, разрешает!.. 
 Шахов. Тогда разрешил и теперь разрешаю. Мне не жалко. У меня нет чакры собственности. 
 Скуляев (задыхаясь от бешенства). Да т-ты!.. Да я т-тебя!.. 
 Готов броситься на Шахова. Шахов сидит неподвижно, так, словно все происходящее не имеет к нему никакого отношения. 
 Наталья (Скуляеву). Не трогай его! 
 Скуляев (возмущенно). Как?.. Он тебя оскорбил!.. 
 Наталья. Каким образом?.. Не понимаю. 
 Скуляев. Оскорбление не понимают, его чувствуют. Кровь бросается в лицо, холодеет под ложечкой, чешутся кулаки... 
 Показывает все это на себе и тем самым как бы еще больше себя заводит. 
 Наталья. У меня не чешутся. (Отпивает большой глоток вина.) Я женщина. 
 Скуляев. А кровь в лицо?.. А холодок?.. 
 Наталья. Ничего. Как статуя. 
 Скуляев. Не понимаю. Он назвал тебя вещью!.. 
 Наталья. Когда?.. Я не слышала. 
 Скуляев (терпеливо, но на грани взрыва). Он сказал, что у него нет чувства собственности! 
 Шахов (поправляет). Чакры. 
 Скуляев (кричит). Молчать! (Наталье.) Такое чувство можно испытывать только к вещи! (С пафосом.) Человек не может быть ничьей собственностью! 
 Наталья. Я не была его собственностью. Я была сама по себе. 
 Шахов. Неправда. Ты говорила, что жить без меня не можешь. 
 Наталья. Зимой я не могу жить без шубы и центрального отопления. Но из этого еще не следует, что я раба теплого меха или парового радиатора. 
 Шахов. Большинство людей - рабы своего тела. Ты не исключение. 
 Наталья. Своего тела. Но не чужого. В данном случае - не твоего. 
 Шахов. Это сейчас. А тогда было иначе. 
 Наталья. Я не помню. 
 Шахов. Таково свойство памяти. Человек не помнит того, воспоминания о чем причиняют ему страдания. Точнее, старается забыть. На этом основан психоанализ. Когда человек старается, а у него не выходит, на помощь приходит врач и говорит: вспомни все - станет легче. Себя не обманешь. Что, я не прав? 
 Наталья. Прав. Ты всегда был прав. Потому я и ушла. Я тоже хотела быть правой. Хоть иногда. 
 Отворачивается, наливает себе полный бокал вина, пьет. 
 Скуляев (ошарашен). Вот тебе и раз!.. (Наталье, удивленно.) А как же "грязный живописец"?.. 
 Шахов (перебивает). Не понял. Кто здесь "грязный живописец"?.. 
 Скуляев (снисходительно). Ну не я же!.. Я - чистый интеллигентный архитектор!.. Белая кость. Англичане говорят: white collar. Кульман, чертеж застывшая музыка. Никаких растворителей, никакой вони. Только идея. Свобода духа. Полет фантазии. И очень престижно. 
 Шахов (презрительно). Что - престижно?.. Все истинное, значительное уже построено. Корбюзье произвел в Европе больше разрушений, чем Вторая мировая война. Термояд сплавил человечество в единую массу. Биомассу. Колонию общественных насекомых: муравьев, пчел, термитов. Им не нужен Нотр-дам-де-Пари - и так проживут. Сортир. Бар. Биде. Джакузи. Какой тут престиж?.. Идея?.. Фикция. 
 Наталья (томно, глубоко затягиваясь сигаретой). Престижно было бросить грязного живописца и выйти замуж за чистого архитектора. 
 Шахов. Выходит, ты бросила меня из гигиенических побуждений?.. Из любви к своему телу?!. 
 Наталья наливает себе полный бокал вина, выпивает, со стуком ставит бокал на ящик, закуривает. 
 Наталья (холодно, отстраненно). Может быть. Я не помню. 
 Окутывает себя облаком дыма. Уходит в воспоминания. 
 Шахов (вполголоса, Скуляеву). Найди ей психиатра, а то сопьется. 
 Скуляев (тоже вполголоса). Искал. Таких у нас нет. Одни шарлатаны. Кроличью лапку на грудь. Осиновый чурбан под голову. Иголки в уши. В Путтапарти возил, к Саи-бабе - ничто не помогло. А время ушло. 
 Шахов. Жаль. Красивая была женщина. 
 Скуляев. Она и сейчас ничего. Пока. 
 Пауза. Смотрят на Наталью. 
 Шахов. Женщина пьет, когда ей не хватает любви. 
 Скуляев. С этим все в порядке. 
 Шахов. Я не это имею в виду. Я говорю о чувствах. 
 Скуляев. Я без чувств не могу. Пробовал. В Амстердаме. Сидит в витрине. Как манекен. Двести гульденов. Хотел все как положено: помять, попочку погладить, ее завести, себя. Ни фига: чуть что, сразу: don't touch! Полиция!.. Так ничего и не вышло. А денежки тю-тю. Лучше онанизмом. Дешевле. 
 Шахов. Зачем в Амстердаме?.. Можно было и у нас. Правда, в витрине не сидят. Пока. Делают вид, что у нас нет. Ханжи. Все в газетах. "Из рук в руки". "Сорока". Кооператив "Магдалина". "Смаковница" через "а", от "смака". Полиграфический секс. Рекламный модуль - десять квадратов. Квадратных сантиметров. А какие фантазии. Девушка, что вы делаете сегодня вечером?.. Все. Разве что не летаю. Эротический массаж на дому. Марианна. Двадцать два года. Помяла, растерла, раздразнила, завела до упора, а теперь куда?.. Ах, что вы, что вы!.. Я не такая, я жду трамвая. Ты?.. А мне теперь что делать?.. Ах, этого нет в прейскуранте?.. Впишем. Сколько?.. (Скуляеву.) Так?.. (Смеется.) 
 Скуляев. С нашими-то да. Другой стиль. Менталитет. Дверь закроет, и лезь куда хочешь. И сама не стесняется, не лежит как колода. Отрабатывает на все двести: и так, и эдак. Разве что не летает. Россия - щедрая душа. 
 Шахов. И что?.. Получается?.. Встает?.. 
 Скуляев. Еще как!.. 
 Шахов. А как же чувства? 
 Скуляев. И с чувствами порядок. Правда, ненадолго. Пока не кончу. 
 Шахов. Это случка. Как у собак. 
 Скуляев. У собак вязка. 
 Шахов. Не цепляйся к терминам! Суть та же. Вязка, случка - синонимы. 
 Скуляев. А ты не ханжи! Представляю, кого ты сюда приводишь!.. И как это все начинает ходить ходуном и скрипеть!.. Токката!.. Фуга!.. А в итоге сифилис!.. 
 Шахов. У меня нет сифилиса. 
 Скуляев. Ты уверен?.. Он может быть в скрытой форме. Латентный период. А когда открывается, уже поздно. Сразу язвы. Нос проваливается. 
 Шахов. Я проверяюсь. Регулярно. Точнее, каждый раз после. 
 Скуляев. Как?.. Где?.. У тебя же нет паспорта. 
 Шахов. Частным образом. Старые связи. А ты?.. 
 Скуляев. Что - я?.. 
 Шахов. Ты проверяешься? 
 Скуляев. Я предохраняюсь. Не могу рисковать. Зарубежные контракты. Визы. Границы. Если что - сразу зарубят. А у меня дело. Небольшое, но кормит. Она (указывает на Наталью) не должна испытывать никаких неудобств. Дом - полная чаша. И кнопки. Семья двадцать первого века. 
 Шахов. Без детей? 
 Скуляев. Не надо об этом. 
 Шахов. Твоя воля. 
 Скуляев (жестко). Меньше пафоса. Я просто сказал: не надо. 
 Пауза. Наталья наливает себе полный бокал вина. Пьет. 
 Скуляев. Я все вижу. 
 Наталья. А я слышу. 
 Скуляев. Что ты слышишь? 
 Наталья (не оборачиваясь). Все то же. Ничего нового. 
 Допивает вино. Закуривает. Смотрит в огонь. 
 Скуляев (Шахову, вполголоса). Не надо было трогать эту тему. 
 Шахов (тоже вполголоса). Начали о любви... 
 Скуляев (подхватывает). А съехали в жеребятину! 
 Наталья (безразличным тоном). Хуже. 
 Скуляев (резко, Наталье). Пей и молчи! 
 Шахов. Это все ты. Амстердам. Онанизм. Так и скатились!.. 
 Скуляев. Надо было меня остановить. 
 Шахов. Как же, остановишь тебя!.. Прешь как танк. 
 Скуляев. Извини, привычка... Особенно в последние годы. Жизнь заставила. Война всех против всех. Или ты - или тебя. А я не один, у меня - вот!.. 
 Указывает на неподвижно сидящую Наталью. 
 Шахов (словно не слышал, развивает тему). Всегда был такой. Гладко выбрит, одет с иголочки, а в душе циник и пошляк. Архитектор!.. Да ты такой же архитектор, как я - архиерей!.. Идея! Застывшая музыка! Чушь - все чужое, все краденое!.. Из учебников, из справочников, даже просто с репродукций!.. Думаешь, не видно?.. 
 Скуляев (вполне равнодушно). Дуракам нет. Самодовольным дуракам тем более. А у них деньги. Были ваши - станут наши. 
 Шахов (продолжает, словно не слышал). Циник, пошляк и вор. Каждый после Академии стремился что-то сделать, пока молодой, пока сил через край!.. Конкурсы!.. Симпозиумы!.. Черти, представляй, борись за святое право быть художником!.. Оставь след на земле!.. 
 Поднимается со своего стула с рюмкой в одной руке и трубкой в другой. Наталья оборачивается и смотрит на Шахова с холодным любопытством. 
 Скуляев (досадливо морщится). О, сколько треска!.. 
 Шахов (с несколько наигранной, веселой яростью). Говоришь: треск?!. Нет, батенька, это не треск!.. Это - правда!.. В то время как все боролись с всеобщей ложью, безвкусицей, пошлостью, а некоторые даже до срока погибали в этой борьбе, зодчий Скуляев устроился в трест, возводивший защитную дамбу! 
 Скуляев (сухо). Я делал реальное и очень нужное дело. Не хватал с неба! 
 Шахов (желчно смеется). Еще бы!.. Что с него ухватишь!.. Хватать надо с земли!.. Бетон, кирпич, цемент, арматура, прокат - все налево!.. Частное строительство!.. И концы в воду!.. Дамба все спишет - поди проверь каждую опору!.. Ворюга!.. (С издевкой.) В белых перчаточках - о-хо-хо!.. 
 Хохочет. Скуляев и Наталья в упор смотрят на Шахова. Постепенно его смех затихает. Шахов впадает как бы в некий транс. Стоит, крутит в пальцах бокал с коньяком, оглядывается по сторонам с таким видом, словно он только что проснулся и еще не сообразил, где находится. 
 Наталья (сухо, с некоторой угрозой в голосе). Не надо было поднимать эту тему!.. 
 Шахов (смотрит на нее невинными глазами). Начали с искусства... 
 Наталья (жестко). А кончили хамством!.. (Скуляеву.) Как ты это терпишь?!. 
 Скуляев (презрительно, сквозь зубы). Это зависть. 
 Шахов (смотрит в пространство). Эстетическое отношение искусства к действительности. Сны Веры Павловны. 
 Скуляев (Наталье). Слова... Слова... Это все, что ему осталось!.. Жалкий человек. Жизнь прошла мимо. 
 Шахов. Еще не прошла. 
 Скуляев (пожимает плечами, Наталье). Не понимаю, на что он надеется. 
 Наталья (насмешливо). Как?.. Неужели ты не слышал?.. Шагал. Матисс. Он еще Рембрандта в комиссионке выпасет!.. Веласкеса!.. Эль Греко!.. 
 Шахов (пожимает плечами). А почему бы и нет?.. Бенуа открыл "Мадонну" кисти Леонардо. Здесь, в пригороде, в частной коллекции. 
 Скуляев (исподлобья внимательно смотрит на Шахова). С такой верой, как говорил классик, можно жить и замуравленному в стене. 
 Шахов (смотрит на него, с усмешкой). Лучше с верой, чем с револьверой! 
 Хохочет. Скуляев и Наталья подхватывают. Под этот хохот сходятся вокруг стола, звонко чокаются, пьют. Опять наливают, опять пьют. Свет постепенно гаснет. Часы бьют полночь. 
 Картина вторая 
 Декорация та же. В буржуйке вовсю полыхает пламя. Все трое уже несколько пьяны. Жарко. Скуляев сидит на своем стуле, рубашка расстегнута почти до пупа. Наталья на просцениуме, на полу, в полулотосе. На ней легкая, почти прозрачная, блуза и широкая юбка, закрывающая широко разведенные колени. Рядом на полу стоит бутылка вина, бокал и консервная банка-пепельница. Шахов в рубашке, узел галстука немного ослаблен. Подтяжки. В его костюме, манерах появилась какая-то старомодная, несколько выделанная, небрежность и в то же время изящество. 
 Скуляев (глядя перед собой тяжелым неподвижным взглядом). И все же хорошо, что мы встретились! 
 Шахов (сдержанно). Я не стремился. 
 Скуляев. В смысле: не искал?.. 
 Шахов. Понимай как хочешь. 
 Скуляев (с легкой, чуть пьяной, усмешкой). Опять виляешь, уж?.. Искал!.. Стремился!.. Плетение словес!.. 
 Шахов (поднимает палец). Отнюдь. Можно стремиться, но не искать, в смысле: намеренно. 
 Скуляев. А как же? 
 Шахов. Положиться на судьбу. Если Ему (через плечо указывает на свой иконостас) это надо - Он устроит. 
 Скуляев. Лихо! Сам, значит, как бы и не при делах!.. То есть, конечно, при делах, но не при своих. На пахана. 
 Шахов. Оставь эту блатную терминологию. 
 Скуляев. Это феня. Она сейчас в большом ходу. Надстройка. Подавляющая часть. Отражает состояние базиса. 
 Шахов. Это точно. Бытие-сознание. Взаимовлияют. 
 Скуляев (поворачивается к нему вполоборота). Как ты сказал: влияют? 
 Шахов. Взаимовлияют. 
 Скуляев. Значит, если ты нальешь мне, а я тебе, то получится, что мы друг на друга взаимовлияем? 
 Шахов. Если будем лить на головы или за воротники - то да. 
 Скуляев. Лучше в бокалы! 
 Берет бутылку, наливает Шахову. 
 Шахов. Тогда не друг на друга, а друг другу! 
 Перехватывает у Скуляева бутылку, наливает ему. 
 Скуляев (отмахивается). Ерунда!.. Главное, что мы поняли друг друга! 
 Шахов (предупредительно грозит пальцем). Язык - наше все!.. Пока у нации есть богатый, точно выражающий ее переживания, язык - она жива. Можно отрезать земли, ликвидировать военные базы, колонии - это все внешнее, наживное. А язык - он вот! (Указывает на собственную грудь, голову.) Все существо!.. Жив, пока живы материальные носители!.. Ты, я, она!.. (Указывает на сидящую спиной к ним Наталью.) 
 Наталья (не оборачиваясь). Как иврит у евреев. 
 Скуляев. Ерунда. Многие не знают. Приезжаешь на их историческую родину, а там сплошной русский. В аэропорту, на улицах, в магазинах. Даже мат. 
 Наталья. Особенно мат. Уши режет. 
 Наливает себе полный бокал вина, пьет. 
 Скуляев. Вот так новости! Первый раз слышу! Здесь сплошь и рядом - и ничего. 
 Наталья. Здесь не режет. 
 Скуляев. Еще бы!.. Снять бы на видео, как ты иногда по телефону говоришь, показать чужому человеку - не поверит. Скажет: озвучили. У ларька фонограмму записали и подложили. 
 Шахов. Странно. Со мной такого не было. 
 Скуляев. Любопытно. С грязным невежественным живописцем, значит, нельзя... 
 Шахов (перебивает, но довольно флегматично). Я никогда не был грязным невежественным живописцем. 
 Скуляев (не обращая внимания). А с чистым интеллигентным архитектором можно?.. 
 Шахов (на той же ноте). Ты никогда не был чистым интеллигентным архитектором. 
 Скуляев (стучит кулаком по столу, с яростью). А кем же я, по-твоему, был? И кто ты такой, чтобы об этом судить?!. Особенно сейчас!.. Одна нога в помойке, другая - в могиле. 
 Шахов (спокойно). Не ори. Не дома. То есть, конечно, дома, но не у себя. 
 Скуляев (с издевкой, обводя жестом помещение). А это, по-твоему, дом?.. Сейчас многие собаки живут лучше. 
 Шахов. Наше общество это не украшает. 
 Скуляев. Общество?.. Какое общество?.. Где ты видел это самое общество?.. С одной стороны - кучка жирных подонков, с другой - толпа голодных идиотов... 
 Наталья (бесстрастно, глядя перед собой). А между ними несколько хитрых негодяев, которые кричат "фас!". Как тем, так и другим. Кто первый заведется. 
 Шахов (вздыхает). Н-да, выбор невелик. Или - или. 
 Скуляев (смотрит на Шахова, отчетливо). Предпочитаю быть жирным подонком. 
 Шахов (смотрит на него). Ты самокритичен. 
 Скуляев. В отличие от некоторых. 
 Шахов. Я сам по себе. Ни тот, ни другой. 
 Скуляев (с издевкой). Личность. Свободная личность. Философ. Шопенгауэр. Иконки. Матрешки. Дудки с балалайками. Шут. Арлекин. 
 Наталья. Скорее, Пьеро. 
 Шахов. Во всяком случае, не голодный идиот. 
 Скуляев. Хочешь сказать, что это был твой свободный выбор?.. Буржуйка. Чердак. 
 Шахов. Мы снимали здесь эпизод из фильма о Хармсе. "Прогулка с манекеном". Я был художником-постановщиком. Здесь, здесь, здесь (указывает на пол по обе стороны от стола) горели свечи. Из этого шкафа, из клубов дыма выходил человек в черном плаще с лампадкой на цепях и кадил. Черная месса... И золотая рыбка в круглом аквариуме. Китайский телескоп. Пока снимали, вроде было ничего, а стали материал смотреть - выпендреж, вкусовщина... А место хорошее... (Осматривается вокруг.) 
 Наталья (оборачивается и смотрит на него затуманенным взглядом). Ты ненормальный. У тебя никогда не было жилья, в котором могла бы жить женщина. 
 Шахов (смотрит на нее, сейчас они оба в далеком прошлом). Ты говорила, что тебе никогда и ни с кем не будет так хорошо, как было со мной. 
 Наталья (пробегает пальцами по пуговицам блузки). У тебя так жарко. 
 Шахов. Я специально натопил, чтобы ты чувствовала себя свободно. 
 Наталья. Я всегда была для тебя только натурщицей. 
 Шахов. Не только. 
 Наталья. Но ведь у тебя было много таких, как я? 
 Шахов. Таких - нет. Были похожие. Более или менее. Внешнее сходство. 
 Скуляев смотрит на них, сжав кулаки и стиснув челюсти. Пауза. Скуляев откидывается на спинку стула и начинает хохотать. 
 Скуляев (сквозь хохот). Идиот!.. Кретин!.. Придурок!.. (Резко оборачивается к Шахову, говорит жестко, отчетливо.) Думаешь, я не знал?.. Знал, и все равно отпускал: иди, позируй!.. Нужна живая натура?.. Голая?.. Причем, не просто голая баба, нет - муза!.. Боттичеллиевская Венера!.. Мона Лиза! Иди!.. Я не ханжа, мы все - художники!.. Она уходила, а я сходил с ума!.. Я представлял, как она сидит перед тобой, открыто, свободно, ни во что не кутаясь: на, я вся твоя, делай со мной что хочешь!.. (Убитым голосом.) А со мной она всегда гасила свет и спешила: скорее, скорее, только бы поскорее все кончилось!.. Особенно после тебя, по возвращении... 
 Шахов (холодно). Ты болен. Тогда у нас ничего не было. Просто натура. И все. 
 Скуляев (недоверчиво, с робкой надеждой). Врешь?.. 
 Шахов (кивает на Наталью). Спроси у нее. 
 Скуляев (потрясенно). У нее?!. Задать женщине такой вопрос и услышать в ответ правду?.. Ты - ненормальный. 
 Наталья (оборачивается к ним, расстегивает блузку). Это правда. 
 Скуляев (смотрит на нее, скептически). Ну-ну, вешай лапшу!.. Ты два часа сидишь перед ним в чем мать родила, он водит кисточкой, а потом вы садитесь пить чай!.. (Кричит.) Да за кого ты меня держишь, сука?!. 
 Шахов (предостерегающе). Но-но, тихо!.. 
 Скуляев (резко оборачивается к нему, блатным тоном). Что я слышу?.. Вша кашляет?.. Да я тебя соплей перешибу!.. Башку отобью в момент!.. 
 Наталья (резко). Оставь этот тон!.. Не у ларька!.. 
 Скуляев (расслабленно откидывается на спинку стула). Тон не нравится. Как же, культурные люди, художники!.. Все тихо, прилично, никаких "пасть порву", а рвут друг друга почище волков!.. Особенно сейчас, когда кормушка опустела... Спонсоры, гранты - за баксы пятки готовы лизать!.. Голые задницы показывать!.. А если бы еще презервативы разрешили рекламировать - представляете, что бы было?.. 
 Шахов (глядя на Наталью отсутствующим взглядом). А у нас действительно не было при тебе. Она позировала, потом я набрасывал ей на плечи халат, и мы садились пить чай...
 Наталья (глядя на Шахова, сквозь годы). И мне никогда не было так хорошо с тобой, как в те вечера... 
 Шахов (говорит как бы сам с собой). И не потому, что я не мог или не хотел. Не потому, что я боялся наткнуться на холодный вежливый отказ... 
 Скуляев (едко, Наталье). А что, мог быть отказ?.. 
 Наталья (бесстрастно). Нет. 
 Шахов (продолжает, словно их нет. Так он говорит сам с собой, когда сидит на этом чердаке совсем один). Я знал, что этим я все испорчу. Я знал, что мы не сможем жить втроем. Ты, быть может, на это и пошел бы, ты уже смирился с этим, если думал, что наши студии кончаются не просто чаем. А я не мог, и она не могла, и мы оба знали, что если я хоть на миг задержу свои ладони на ее плечах, все начнется вновь, и тебе в нашей жизни места не будет... 
 Все это время Наталья смотрит на Шахова и постепенно стягивает с плеч блузку. Она остается в прозрачной кружевной комбинации, но в этом нет ничего пошлого, вульгарного. Она тоже сейчас как будто совсем одна на этом чердаке, и теперь это уже не чердак, а будуар. Туалетная комната. 
 Наталья (говорит сама с собой). Почему ты этого не сделал?.. Каждый раз, когда ты поднимался на подиум с халатом в руках, я надеялась, что в последний момент ты разожмешь свои сухие, изъеденные растворителями, пальцы, и халат упадет к нашим ногам, как бессмысленная, изжившая себя, преграда... 
 Шахов (рассматривает свои руки так, словно видит их впервые). Я никогда до конца не понимал, что я творю... Нет, я не псих, я понимаю, что сейчас я беру этот бокал, наливаю, пью... (Проделывает все эти действия.) Но все же сомневаюсь... Вот даже сейчас мне кажется, что все это уже один раз было: ты сидел здесь, ты стояла там... (показывает на Скуляева и на Наталью) и мы говорили точно такие же слова... 
 Скуляев (задумчиво). Это от одиночества. Ты слишком ярко представлял эту сценку в своем воображении. Так средневековые монахини летали на шабаши и предавались плотским утехам с самим дьяволом. 
 Шахов (до него дошло только одно слово). Воображение?.. Что ж, наверное, ты прав. Когда-то, в юности, я читал книги, где говорилось, что эта страна доживает последние дни. Страна давила мне на плечи, загоняла в подвал, на чердак, а я спал на пустых ящиках и воображал, как она рухнет, и те, кто выберется из-под обломков, станут свободными людьми... 
 Скуляев. Велика была сила твоего воображения. 
 Шахов. Я был не один. Нас было много. 
 Скуляев. Из-под обломков выбрались единицы. Ты, я, она... 
 Шахов (смотрит на Скуляева). Ты считаешь, что мы выбрались? 
 Скуляев. А ты считаешь, что нет?.. 
 Наталья молча наливает себе полный бокал вина, пьет. Скуляев и Шахов смотрят на нее. Часы бьют один удар. 
 Картина третья 
 Обстановка та же. Лица те же. Только на чердаке стало очень жарко. Скуляев снял рубашку, перебросил ее через спинку своего стула. Наталья осталась в одной легкой прозрачной комбинации, под которой нет ничего, даже лифчика. Ее тело - образец женского совершенства. Так же как Скуляев - образец мужественности. У него мощный торс борца, выпуклые бицепсы, рельефная мускулатура спины, плеч, груди. И только Шахов остался в рубашке, брюках, подтяжках и чуть приспущенном галстуке. Все трое уже порядочно пьяны, но это заметно не столько по внешнему поведению, сколько по речам: каждый говорит о своем и ведет себя так, словно он один на этом чердаке, в этом мире. Наталья беспорядочно блуждает по сцене с бокалом в одной руке и сигаретой в другой. Скуляев не обращает ни малейшего внимания на ее внешний вид. Они с Шаховым сидят друг против друга как шахматисты. Разница лишь в том, что вместо доски и фигур между ними возвышаются бокалы и бутылка. 
 Скуляев (чуть заплетающимся языком, старательно выговаривая слова). Я тебя боготворил!.. Кроме шуток. Кто был я?.. Провинциальный мальчик. Теленок. Бычок-дурачок. Рисовал красивые картинки - ну и что? Таких, как я, - тьма! Студия при акатуйском доме пионеров, художественная школа - таких художников по всей провинции пачками шлепают. Одна польза: в армии не по плацу сапогами стучать, а при штабе, господином оформителем. А ты?.. Студия при Эрмитаже! Школа при Академии! И все так легко, изящно, небрежно: походка, разговоры... С себе подобными, естественно. "Сева, слабо мотивированный распад плоскостей на твоем картоне со всей очевидностью указывает на крайнюю, и боюсь, что уже необратимую, стадию распада личности!" Каков оборотец?!. Да я и слов таких в то время не знал... Попробовал как попугай повторять за вами: экзистенция, аберрация, псевдоморфизм... Говорил, а вы смотрели на меня, как Робинзон на Пятницу или как на шимпанзе, которая пьет виски и курит сигару... 
 Шахов (отрицательно водит пальцем перед лицом Скуляева). Это ты зря... То есть, конечно, отчасти ты прав, но только отчасти, самую малость... Да, бычок, да, дурачок, но ты со своей акатуйской студией мог так провести линию, так скомпоновать предметы, что мне оставалось только локти грызть. Оно, конечно, здорово: студия, Академия, карандаш и кисть в руках чуть не с пеленок, как конь под кочевым младенцем. А своими ножками - ну-ка!.. Как краб по песку при отливе. 
 Скуляев (удивленно). Да что ты говоришь?!. Никогда не думал. 
 Шахов. А ты вообще тогда мало думал. И не очень-то болтал. Ты просто вкалывал как проклятый, и в Академии, и так, на стороне, за бабки: памятник на кладбище закомпоновать, оформиловку заделать - на все руки... 
 Скуляев. У меня не было выхода. Приехал гол как сокол. Ни кола, ни двора. Все с бою. Все вот этими руками. 
 Выкладывает на стол мощные мускулистые руки. 
 Скуляев. Все, что у тебя и у тебе подобных было изначально, как бы от природы: еда, крыша над головой, - мне нужно было добывать самому. Брать. Хватать. Даже отбирать у кого-то, если не было другого выхода. 
 Шахов. Твоя сила привлекала. В ней было что-то дикое, первозданное. Воля как у Шопенгауэра. То, чего не хватало мне. Потому мы и сошлись. 
 Скуляев. И что ты сделал с этой волей?.. Ты стал меня просвещать, совать какие-то пухлые растрепанные папки, внутри которых я находил то, что сейчас стоит открыто во всех книжных магазинах или пылится на уличных лотках по соседству с голыми бабами... 
 Шахов (перебивает). Да что тебе эти голые бабы покоя не дают!.. У тебя такая женщина!.. 
 Указывает на Наталью, сидящую перед пылающей буржуйкой с бокалом и сигаретой. Пламя рельефно высвечивает ее совершенные, скульптурные формы. 
 Скуляев (не обращает внимания, продолжает). Одни названия ударяли мне в голову, как вино!.. "Зияющие высоты"!.. "Архипелаг ГУЛаг"!.. "Раковый корпус"!.. 
 Шахов. "Раковый корпус" - плохая книга. Да, Наталья?.. 
 Наталья (не оборачиваясь). Отвратительная. Я бросила на третьей странице. Стиль ни к черту!.. 
 Скуляев. И ты не просто подсовывал, ты спрашивал: ну, как?.. А что я мог на это ответить?.. Я читал это ночами, запойно, я сходил с ума, я приехал из мест, где в лесах еще торчали старые, гнилые сторожевые вышки, а колючая проволока путалась в ногах чаще, чем хмель или вьюнок. Я еще тогда, там, когда мы с дедом ходили по тайге за белкой или соболем, спрашивал у него, что это?.. И дед отвечал: лагерь, однако - и все. А что за лагерь?.. Кто там сидел?.. Кто умирал?.. Ни слова. Только один раз рассказал, как зек самодельным ножом убил часового на вышке, забрался, взял его автомат и стал кричать, что убьет любого, кто к нему сунется! И тогда лагерное начальство приехало к деду, он взял винтовку и метров с двухсот влепил бунтарю пулю между глаз!.. А потом я прочел про этот случай в одной из папок, а наутро ты как всегда спросил: ну, как?.. Что я мог ответить?.. Что если это все правда хотя бы на десятую, двадцатую долю, то надо выходить на площади, на улицы, выходить и кричать: люди!.. (Встает с бокалом, кричит, воздевая руки.) Люди!.. Как вы можете спокойно спать с вашими женами?!. Как вы можете ходить по этим улицам, зная, что миллионы ваших предков подло загублены теми самыми негодяями, которым вы служите за кусок колбасы и стакан портвейна!.. 
 Шахов (Наталье, кивая на Скуляева). Красив, да?.. 
 Наталья (смотрит на него, как на скульптуру на вернисаже). Да, хорош!.. Особенно торс и плечи. Ничего ни прибавить, ни отнять. Антик. 
 Скуляев (садится, опускает голову). Впрочем, я понимал, что они ничего не знают. Знают только те, кто читает эти папочки и слушает голоса. Но можно ведь читать и не верить - так спокойнее. Потому что если читать и верить, то как жить дальше? И я не верил. Я приехал из краев, где нас, детишек, возили в село Шушенское и показывали избу, в которой жил добрый дедушка Ленин, и это маленькое детское воспоминание до поры перевешивало все твои папочки, ксерокопии, фотокопии, заглушало все голоса, говорившие по-русски с металлическим акцентом!.. И потому, когда ты спрашивал у меня: ну, как?.. - я только уклончиво пожимал плечами. Пока не прочел про деда. И тогда я сразу поверил во все, до единого слова, буквы, запятой, точки... 
 Умолкает, смотрит перед собой. Шахов наливает ему коньяк. Скуляев пьет машинально, как воду. Ставит на стол пустой бокал. 
 Скуляев (глядя перед собой). Так ты убил меня в первый раз, Шахов. Как дед того зека. Пулей с двухсот метров. Между глаз. (Показывает пальцем.) Вот сюда. 
 Шахов. Там трикут. Третий глаз. Индусы считают, что только он способен познать истину. 
 Скуляев. Или пулю. 
 Шахов. Пуля - тоже истина. 
 Скуляев. В последней инстанции. 
 Оба смеются. 
 Наталья (не оборачиваясь). Мальчики, вы пьяны. 
 Шахов и Скуляев смотрят на нее. Смех постепенно замолкает. 
 Шахов. Я понял это, и мне стало страшно за тебя. Я нашел тебе мастерскую. Я увидел, что твоя живопись становится мертва, подражательна, что ты начинаешь писать как обычный академический раб: шаг вправо, шаг влево - побег. Критики те же вертухаи: стреляют без предупреждения. И я убедил тебя перейти на скульптуру. Какое убедил, я просто взял тебя за руку и привел в другую мастерскую, в подвал, три пролета вниз. И ты стал оживать. Разумеется, не сразу, постепенно, день за днем... 
 Замолкает. Скуляев смотрит на Наталью. Она словно чувствует этот взгляд и оборачивается. Скуляев улыбается хитрой, хищной улыбкой. Подмигивает Наталье, кивнув на Шахова. 
 Скуляев (с усмешкой). Ишь, благодетель!.. Хочет представить все так, как будто это он меня лепил!.. Из глины и пота, как нанайский бог. Сейчас еще скажет, будто и тебя он мне подсунул, привел, раздел, поставил на подиум: смотри, шорец, какие формы!.. Лепи ее, пока я добрый!.. 
 Смеется. 
 Наталья (смотрит на него отчужденно). Но ведь так оно и было. 
 Скуляев (резко). Так да не так!.. А если я прикидывался?.. Если я только притворялся таким бедным, несчастным закомплексованным дикарем?.. Что тогда?.. Кто из нас тогда Франкенштейн?.. Кто Пигмалион?.. Кто Галатея?.. Скажешь, что и ты осталась со мной, потому что пожалела?.. Врешь!.. Тебе нужна была сила, и я был сильнее всех тех слизняков, с которыми ты успела переспать до меня!.. Скажешь, что это не так?.. 
 Наталья (равнодушно пожимает плечами). Так. 
 Скуляев (уносится мыслями в прошлое). Они все еще витали в облаках, а у меня уже была машина, "копейка" болотного цвета. На ней я два сезона мотался по местам боевой славы, ставил монументы и заработал на собственный дом. Ты помнишь, как мы ездили по пригородам, смотрели, выбирали: нравилась постройка, не нравилось место, и наоборот. Мы не спешили, ты говорила, что если тебе что-то не нравится в приобретаемой вещи, то со временем этот недостаток разрастется и затмит все ее достоинства... 
 Наталья (c глубокой искренней печалью). Так оно и вышло. 
 Скуляев (потрясенно). Как?.. Неужели все из-за дома? Из-за того, что рядом возвел особняк какой-то негодяй, торгаш, овощной бог, который сутками напролет на всю катушку крутил на магнитофоне какую-то пошлятину и устраивал у себя за забором вавилонские ночи? Баня, бассейн, шашлыки, фейерверки?.. 
 Наталья (с издевкой). Негодяй... Торгаш... А вспомни, как ты был счастлив, когда от этого скота явились два полупьяных дебила и попросили нас "оказать честь присутствия"?.. 
 Тихо смеется каким-то неживым, деревянным смехом. 
 Скуляев (виновато). Как я мог отказать?.. Я не мог обидеть человека?.. Он ведь в сущности не сделал нам ничего плохого. И он не был виноват в том, что он такой. 
 Наталья (пристально смотрит на Скуляева). А ты?.. Какой ты?.. Я ведь до сих пор не знаю, какой ты?.. Сейчас, правда, кое-что проясняется... 
 Смотрят друг на друга. Каждый не глядя наливает себе. Наталья - вино, Скуляев - коньяк. Пьют, не отводя взглядов. Так, словно в бокалах яд. Так, словно совершают двойное самоубийство. Шахов молча наблюдает. 
 Наталья (Шахову). Он еще сказал тогда, что никогда не следует упускать шанс познакомиться с людьми, у которых есть не только прихоти, но и деньги на то, чтобы эти прихоти удовлетворять... 
 Шахов. Ублажать себя. 
 Наталья (Скуляеву). Я что-то не помню, ты уже был тогда архитектором? 
 Скуляев (сосредоточенно, зло). Был, не был - какая разница?.. Прошлого нет. Только настоящее. Салон по продаже мебели из офисов обанкротившихся финских предприятий. Бизнес-проект Скуляева Юрия Виловича. (Наталье.) Папа Вил. Владимир Ильич Ленин. Дедушка Ленин... Самый человечный человек... 
 Сбивается. Замолкает. Трет лоб, оборачивается к Шахову. 
 Скуляев. О чем это я?.. 
 Шахов (подсказывает). Бизнес-проект... 
 Скуляев (спохватывается). Да-да! Манчестерская бизнес-школа для молодых российских предпринимателей. Стажировка в Англии. Льготный кредит: семь процентов годовых в СКВ. Свое дело. Типичный представитель нарождающегося среднего класса, основы любого цивилизованного общества! 
 Встает из-за стола, отходит в сторону, артистично раскланивается с Шаховым и Натальей. Они сухо, редко хлопают в ладоши. Переглядываются. Скуляев стоит и смотрит перед собой остановившимся взглядом. 
 Шахов (Наталье, кивнув на Скуляева). Он - шорец. Это даже не народ, не нация. Племя. Как тутси. Банту. Бушмены. Его дед еще верил в то, что он произошел от волка... 
 Скуляев (глядя перед собой). Дед не верил. Просветили. Прадед верил. По матери. 
 Шахов (с искренним любопытством). А по отцу? 
 Скуляев (анкетно). Народоволец. Ссыльно-каторжный. Он точно знал, что произошел от обезьяны. 
 Шахов (указывая на Скуляева, как на музейный экспонат, Наталье). Нет, ты только посмотри на него! Гибрид волка и обезьяны. Гремучая смесь. Из него мог выйти второй Микеланджело. Эрнст Неизвестный. Генри Мур. 
 Наталья (с холодной усмешкой). Скорее, Вучетич. 
 Короткая пауза. Смотрят на Скуляева. Тот по очереди, исподлобья, на них. Начинает говорить спокойно, сдержанно. 
 Скуляев. Хотите меня раздразнить, да?.. Вот вам! (Делает неприличный жест.) Шурика лысого! (Наталье, желчно.) Что морщишься?.. Хам?.. Плебей?.. А когда засаживал, визжала как свинья!.. (Смех.) 
 Шахов (Наталье, деловито). Визжала? 
 Наталья (спокойно). Было дело. 
 Скуляев (кричит). Молчать!.. Здесь я говорю!.. 
 Шахов и Наталья обмениваются примиряющими жестами: молчим! молчим! говори. 
 Скуляев. Каждый значит ровно столько, сколько он стоит. А то забрался на чердак, и философствует, считает себя умнее всех. (Шахову.) А что тебе еще осталось?.. То все ныл: мне бы в Европу!.. В Европу!.. Они оценят. Я устроил. Дания. Выставка с Копенгагене, в ратуше. Все оплатил: билет, транспорт, таможню - дерзай, Миха!.. Покоряй Европу!.. Большому кораблю и карты в руки!.. А ты что?.. Поставил такие цены, что люди только плечами пожимали: русский, никто не знает, и сразу пятьдесят тысяч крон за холст - извините-с! 
 Шахов (хмуро). Я ставил реальные цены. 
 Наталья (поддерживая его). Для тех, кто понимает. 
 Скуляев. Ах, для тех, кто понимает!.. А тем, кто понимает, надо платить отдельно. Чтобы они объяснили, что это реальные цены. Тем, кто имеет деньги, но не понимает. Надо было какое-то время пожить в стране, присмотреться, понять, начать с малого: один подвальчик, другой, там пару картинок на комиссию, там, потом снять маленький зальчик на недельку-другую, устроить вернисаж с фуршетом, сойтись с критиками, галерейщиками, заплатить кому надо и все сам, без всяких менеджеров, продюсеров. Так люди пробиваются, если они действительно хотят сказать миру какое-то новое слово. 
 Шахов (сдержанно). Если у них, кроме того, есть что сказать. 
 Скуляев (хлопает ладонью по столу, Наталье). Нет, ты посмотри на него!.. Великий мастер выдавать нужду за добродетель!.. Бакалавр!.. Магистр!.. Из Копенгагена сбежал как крыса, координатор его полгода разыскивал, чтобы вернуть работы или продать их за реальные деньги, - нет мастера, как провалился!.. Мне звонили чуть ли не через день: где?.. жив ли?.. И я нес какую-то дичь про творческую командировку, правительственный заказ... 
 Шахов (Наталье). Нес?.. 
 Наталья (пожав плечами). Было дело. 
 Короткая пауза. Каждый наливает себе, пьет. 
 Скуляев (продолжает). А потом я встретил его на Невском, с вот этим!.. (Указывает на столик с раскрашенными деревяшками.) Рашн деревяшн!.. Руссиш культуриш!.. Полупьяный, среди таких же забулдыг, кто-то картинку толкнул за десять баксов, тут же в магазин. С утра выпил - весь день свободен! И все время что-то говорят, говорят. Здесь, за бугром, все равно где, лишь бы говорить, лишь бы не жить реальной жизнью, а все мечтать о какой-то фантастической, великой России, с которой, дескать, никогда ничего не случится, которая все преодолеет, возродится из пепла, обновленная, молодая, как Иван-дурак в сказке про Конька-горбунка... (Желчно смеется.) У них полстраны по клочкам расхватали, а они сидят каждый в своем углу и сопли жуют!.. Да было бы нас, шорцев, сто пятьдесят миллионов, мы бы им такое показали!.. Мы бы их научили свободу любить!.. 
 С силой бьет сжатым кулаком по столу. 
 Шахов (подмигивает Наталье). Негры на зебрах!.. Черные кавалергарды!.. Легендарный рейд Ковпака. Дикая дивизия. Психическая атака. 
 Наталья (вскакивает с пола). А я - Анка-пулеметчица! (Делает вид, что стреляет в Скуляева из револьвера.) Тра-та-та-та-та-та!.. 
 Скуляев (разводит руками, пожимает плечами). Нет, ей-богу, вы оба как дети!.. 
 Шахов (демонстративно). Уа-уа!.. В памперсах "Libero" у вашего малыша всегда будет сухая попа!.. 
 Опускается на корточки, ползет к Наталье, кладет ей голову на колени, она освобождает грудь, словно собирается его кормить. Скуляев наблюдает за ними, сидя на своем стуле и сцепив кисти в замок. 
 Скуляев (сквозь зубы). Молочко от бешеной коровки. 
 Наталья и Шахов никак не реагируют на эту реплику. Она смотрит перед собой. Он глядит в потолок. "Пиета". 
 Скуляев (им в спину). Что ж вы остановились?!. Давай, вали ее на свои ящики! Вы же теперь как дети!.. Как Адам и Ева до искушения, до яблочка. Да не верю я, что их змий совратил!.. И до него трахались так, что по всему раю стон стоял!.. Чем им еще было заниматься?.. Цветочки нюхать?.. Бабочек ловить?.. (Смеется, поясняет.) Так вот: они познавали друг друга. Где ребрышко, где пупок, где лобок - все интересно... 
 Шахов (глядя в пространство). У них не было пупков. Первые люди. Не из чрева, а по образу и подобию. 
 Скуляев (входит в раж, жестикулирует). Плевать на пупки! Главное: трахались совершенно невинно!.. Пока змий не сказал. Не просветил. (Смеется, подначивает.) Ну, давайте!.. Вперед!.. Поехали!.. На ящиках, на полу, где хотите, мне все равно!.. Теперь все можно, такие времена настали!.. Говори что хочешь, делай, публично, при всем народе, только чтобы все совершенно невинно, как в раю!.. И главное, чтобы все в общую кучу: заказные убийства, грабежи, кризисы, пирамиды, аргументы, факты - все в один замес!.. В общую пиццу!.. И концов не найти... Как в дамбе. 
 Печально усмехается. Замолкает. Наталья и Шахов сидят в прежней позе. Говорят так, словно остались на Земле совсем одни. 
 Наталья (гладит Шахова по волосам). Бедный мой, бедный... 
 Шахов (спокойно). Нет, нет, все правильно... Все действительное разумно. 
 Наталья (по ее лицу текут слезы). Я люблю тебя. Я всегда любила тебя. Я всегда хотела быть только с тобой. 
 Шахов (мягко). А вот это неразумно. 
 Наталья. Но это действительно. Неувязочка получается. 
 Шахов. Чепуха. Бытие само по себе, сознание само по себе. А жизнь сама по себе. Никакой неувязочки. 
 Наталья. Как ты все хорошо объяснил. А я, дура, мучилась, не понимала, видела тебя на Невском среди лотков, среди всей этой мишуры, хотела подойти и боялась... 
 Шахов. Значит, время не пришло. Яблочко не созрело. 
 Наталья. А теперь созрело. 
 Шахов. Осень, однако... А мне еще зимовать здесь. 
 Наталья. И все-таки хорошо, что мы встретились. 
 Шахов. Да. Теперь и умирать не страшно. Помнишь, мы хотели умереть в один день? 
 Скуляев (едко). Как Карл Либкнехт и Роза Люксембург. 
 Они не обращают на него никакого внимания. 
 Наталья. Не надо так говорить. Мы еще поживем. 
 Шахов. Глупости. Мы уже в аду. Здесь, при жизни. Там ничего не будет. 
 Наталья. Потом будет чистилище, потом рай. 
 Шахов. В раю мы уже были. 
 Наталья. Когда?.. Я не помню. 
 Шахов. Помнишь. На втором курсе, когда все только начиналось. Наши голоса встречались и пели, а вокруг все замолкали, наверное, от неловкости: столько откровенного, жадного, и в то же время совершенно невинного, безгрешного желания было в этих звуках... 
 Наталья. Да, это был рай... Теперь я понимаю. Ты так хорошо все объяснил. Хорошо, что мы встретились. 
 Шахов (с усмешкой). А потом тебя просветили. Дали яблочко. Сказали, что из меня ничего не выйдет. "Грязный живописец", "накрасил" - вы все так бравировали этим гнусным жаргоном, что он постепенно стал правдой. Для вас. А словами играть нельзя - это опасно. Вначале было Слово. 
 Скуляев (негромко). Ты просветил меня, я - ее. Мы - квиты. 
 Шахов (не поворачивая головы). Он что-то сказал? 
 Наталья. Не обращай внимания. Говори... 
 Шахов. Я люблю тебя. 
 Закрывает глаза. Складывает руки на груди. Сейчас он похож на покойника. Не хватает только свечи в пальцах. Наталья гладит его по волосам. Наклоняется. Целует в губы. Шахов лежит неподвижно. Скуляев не сводит с них глаз. 
 Скуляев (с искренним чувством). Может быть, мне уйти?.. Сейчас спущусь, заведу машину... (Оглядывается на часы.) Мосты еще не развели. 
 Шахов (не поворачивая головы). Куда ты пьяный поедешь?.. А менты?.. 
 Скуляев. Ерунда. Такса - сто баксов. А не возьмет, ствол в харю!.. На месте уделается - проверено. (Небрежно.) Кстати, куда ты его кинул?.. 
 Шахов. Тебе какое дело?.. Он мой. Я его выиграл. При свидетелях. (Наталье.) Да или нет? 
 Наталья. Да. Было такое дело. 
 Скуляев (морщится). Ну, ладно, поиграли в Робин Гуда, и хорош!.. 
 Шахов (удивленно). Ни фига себе!.. Тарелку за пятьсот баксов расколотил, а теперь оказывается: поиграли!.. Да я, может, на эти бабки Шагала хотел купить!.. Они там все идиоты!.. Сороки. Не блестит - не золото. 
 Скуляев. Ах, Шагала? Ладно. Тащи сюда ствол, я его у тебя куплю. Сколько? 
 Шахов (лежа на коленях у Натальи, глядя в потолок). Я же сказал: пятьсот. У тебя что, со слухом проблемы?.. Или с бабками?.. 
 Скуляев. Со слухом нет. А вот с бабками... Сейчас посмотрим. 
 Сует руку в карман пиджака, висящего на спинке стула. Достает толстый бумажник, раскрывает, считает. 
 Скуляев (раскладывая купюры на столе). Двести... Двести пятьдесят... Еще десятка... (Шахову.) Часть рублями возьмешь?.. 
 Выкладывает на стол пачку купюр. 
 Шахов (глядя в потолок). По какому курсу?.. 
 Скуляев (с легким раздражением). Двадцать семь шестьдесят. 
 Шахов. Это если продавать. А я буду покупать. Двадцать восемь сорок. 
 Скуляев (сквозь зубы). Черт с тобой!.. 
 Перелистывает пачку, достает калькулятор, считает. 
 Скуляев. Еще сто тридцать один бакс. Итого: триста девяносто один, будем считать четыреста. 
 Шахов (с тихим упрямством). Триста девяносто один. 
 Скуляев (раздраженно). Не томи!.. Тащи ствол! Куда он там завалился?.. 
 Кивает в сторону чердачного окна. 
 Шахов (не двигаясь). А когда остальные? 
 Скуляев. Завтра. Подойдешь на фирму. АОЗТ "Скуляев". Вестибюль кинотеатра "Прибой". Там у меня салон. 
 Шахов (небрежно). Да знаю я твой салон... 
 Встает, потягивается, гладит Наталью по волосам, целует в лоб. 
 Шахов. Я сейчас. Подожди меня здесь. 
 Обходит стол, берет стул, приближается к чердачному окну. Ставит стул перед комодом, так, что образуется нечто вроде спортивного пьедестала. Скуляев наблюдает, говорит. 
 Скуляев (негромко, но отчетливо). Тебе этот ствол как зайцу лыжи, а мне с ним спокойнее. Серьезные ребята наехали, два кресла порезали, диван, причем нагло, спокойно, как свое... Я к своей "крыше": так мол и так, за кожу обещали яйца вместо глаз вставить, чтобы видел лучше. Ладно, говорят, выясним, разберемся. Разобрались. Два трупа напротив бани. Нет, говорят, тут наша не пляшет. Эти вставят. А когда, спрашиваю. Это мы точно не знаем, говорят, но тянуть с этим не будут, чтобы не подумали, что они так, шутят... Они, конечно, могут и пошутить, но у них юмор (шепелявит) специфический... Понимаешь меня?.. 
 Шахов молча поднимается по ступеням своего "пьедестала". Скуляев и Наталья не сводят с него глаз. Шахов распахивает окно. Тишина. Шелест дождя по кровле. Часы бьют половину. 
 Картина четвертая 
 Скуляев и Наталья стоят по обе стороны стола спинами к залу. Скуляев уже в рубашке, при галстуке, даже в портупее. Наталья все еще в полупрозрачном комбине, но это смотрится уже привычно. Шахов сидит на комоде с револьвером в правой руке и глобусом в левой. Ствол направлен на Скуляева. Тот старается держаться спокойно, и ему это почти удается. В то же время искоса ищет на столе предмет, которым можно было бы запустить в Шахова. 
 Шахов. Так сколько ты говоришь: триста девяносто один бакс? 
 Скуляев. Двести девяносто один. 
 Шахов. Не понял. Считали, считали... 
 Скуляев (терпеливо). Сотня мне нужна сейчас, с собой. На случай мента. Ствол - крайняя мера. Можно и самому на пулю нарваться, они сейчас нервные. 
 Шахов. Зато мы спокойные. (Задумывается, считает.) Значит, за тобой тогда останется не сто девять баксов, а целых двести девять... Н-да, не кисло. Я на такие бабки перезимовать могу, кроме шуток. 
 Скуляев (нетерпеливо). Кончай трепаться!.. Время!.. Мосты!.. 
 Шахов (рассудительно). То никуда не спешили, а то вдруг мосты какие-то... А может, вам лучше здесь остаться, у меня?.. А то приедете, а там уже ждут. В парадняке, на площадке, между вторым и третьим этажами. Лифт, естественно, не работает, а?.. (Радушно.) Оставайтесь, я серьезно. Места хватит. Удобства этажом ниже, в квартире напротив. Оттуда уже все выехали, двери нараспашку, туалет, ванная, правда, без биде и без джакузи, но это лучше, чем в костюме от Версаче, но с дыркой в башке!.. 
 Смеется, расслабляется, и в этот момент Скуляев хватает со стола бутылку и запускает в Шахова. Тот выставляет против нее глобус и одновременно стреляет. Пуля разбивает бутылку на столе. Скуляев вскакивает, но тут же испуганно садится на стул. 
 Скуляев (бормочет, глядя на Шахова). Т-ты ч-че, совсем сдурел?.. В натуре?.. 
 Шахов (смотрит на него в упор, жестко). Я бывший КМС по фехтованию. Мышцы и связки уже, конечно, ни к черту, но реакция еще осталась. К тому же мне нечего терять. Плюс вот это (выставляет револьвер) - хартия от полковника Кольта. Маленькое дополнение к Всемирной декларации прав человека. Так у кого из нас больше шансов?.. Прикинь, ты это любишь. Трезвый расчет. Холодная голова. Сейчас тоже, небось, думаешь, как меня кинуть?.. Приду завтра, а мне секретарша, ноги от ушей: Юрий Вилович уехали!.. У Юрия Виловича заказчик!.. Юрий Вилович на совещании!.. Так и буду ходить за своими баксами, пока не надоест, - это же ежу понятно!.. 
 Ставит глобус на стул, достает из нагрудного кармана рубашки папиросу. Свободной рукой шарит по брюкам в поисках зажигалки. Револьвер направлен на Скуляева. Не обнаружив зажигалки, привстает, тянется к лампадке, прикуривает, опускается на место. 
 Наталья. Долго не проходишь. Там такой амбал при входе стоит, что тебе никакое фехтование не поможет. Даст по башке, и катись! Много вас тут шляется: агенты, рекламисты, свидетели Иеговы, а теперь еще и бомжи повадились!.. 
 Шахов (с наигранным удивлением). Даже так?.. А как же честь?.. Купеческое слово?.. 
 Скуляев (с досадой бьет кулаком по столу). Блин!.. Надо ж было так влететь! (Шахову, зло.) Ну что тебе надо, гопота?.. Рвань подзаборная!.. 
 Шахов (без малейшей обиды, спокойно). Полтонны баков. Зеленых. Гринов. Или залог?.. Что у тебя там на руке блестит?.. Часики?.. Котлы?.. Идет! 
 Скуляев. Ого!.. Раскатал губенку!.. Котлы!.. 
 Закатывает рукав, выставляет часы, встает, идет на Шахова. 
 Скуляев. Котлы, блин!.. Да ты взгляни на них поближе, помоечник!.. Это Картье!.. Тридцать пять тонн баков!.. Ты таких бабок и во сне не видел! 
 Наступает на Шахова, стучит пальцем по часам. Шахов вскидывает револьвер навстречу Скуляеву. 
 Шахов (коротко, решительно). Стоп!.. Я вижу!.. Картье!.. Сорок три камня. И назад!.. Назад!.. Шнелль!.. Шнелль!.. Цурюк!.. Место!.. 
 Скуляев останавливается. Мнется, не сводя глаз с револьвера. Наталья тем временем берет сумочку со спинки стула, роется в ней, достает пачку зеленых купюр. Шахов не видит денег. 
 Шахов (Наталье). Наташа, подойди ко мне, возьми глобус, сними с него верхнюю крышечку, Северный полюс, поднеси своему мужу. Пусть он бросит свои часики туда. Это моя кубышка. (Cмеется, Скуляеву.) Бросишь, дорогой ты мой, куда ты денешься!.. Ствол-то тебе нужнее!.. Идет эпоха стрелков!.. И мне опять же спокойнее: одно дело, когда в офис входит бездомный бродяга, и совсем другое, когда на руке у него Картье!.. Я полагаю, твой искусствовед при дверях и в камуфляже что-то в этом понимает?.. 
 Скуляев, не сводя глаз с Шахова, начинает снимать часы. 
 Скуляев (почти восхищенно). Ну, ты зверь!.. 
 Шахов (улыбается). С волками жить... (Наталье.) Наташа, не тяни!.. Клиент созрел. 
 Наталья (идет к Шахову с веером купюр в руке). Он поднимет вой и сдаст тебя ментам как вора. И тебя сгноят в КПЗ. Блатными затравят. Да и не стоит он этих денег. Раньше стоил, года два назад, пирамидки строил, и вдруг кризис трах!.. Так что все эти Версаче, Картье, шмартье, это так, камуфляж, бабушкин сундук, пыль в глаза пускать искусствоведам с помповиками!.. Те если в чем-то и разбираются, так только в этом... Ну, и в стволах, разумеется: "гюрза", "люгер", "Агран-2000" - борцы за равноправие, по полковнику Кольту. Но на дело берут "калаш" или "тотошу" - дешево, практично, а главное, патриотично. Поддержка отечественного производителя. 
 Подходит к Шахову, протягивает ему деньги, другой рукой снимает верхушку глобуса. 
 Наталья. Пересчитаешь или так поверишь? 
 Шахов (не глядя на деньги). Тебе - поверю. 
 Наталья сворачивает купюры в трубочку, бросает их в глобус, закрывает крышечку. Шахов ставит глобус на комод, спускается, передает Наталье револьвер, и теперь она садится на комод и направляет ствол на Скуляева. Шахов медленно идет к столу. 
 Наталья (вслед ему). Миха, принеси сюда вино!.. И два бокала. Мы с тобой здесь выпьем. Без него. Как тогда, в раю, помнишь?.. 
 Шахов (берет со стола бутылку). Конечно, помню. Я все помню. Все слова, которые мы говорили. Там, в раю... (Вспоминает.) Ты уверен, что хочешь прожить со мной до глубокой старости?.. Да. 
 Идет к ней с бокалами и бутылкой. Скуляев смотрит на них неподвижным и даже как бы слегка осоловелым взглядом. 
 Скуляев (приходя в себя, Наталье). Откуда у тебя деньги?.. Они мои. Отдай ствол!.. 
 Делает движение к ней. Наталья стреляет в кровлю. Пробивает. С крыши начинает бежать струйка воды. 
 Наталья (холодно, Скуляеву). Сиди где сидишь, если не хочешь лежать. Деньги мои. Я их заработала. Не думай, не этим!.. (Указывает стволом между ног.) У меня еще и это есть!.. (Указывает стволом на голову.) И работает не хуже. И зарабатывает. Знает, где висит Шагал. Никто не знает, только Миха и я! (Шахову, деловито.) Завтра беги к открытию. Я буду ждать чуть подальше от входа, в такси. И сразу летим! Я знаю, кто это купит. Круглый идиот, но мне верит: сколько скажу - столько и даст. А тебе во!.. (Делает неприличный жест в направлении Скуляева.) Шурика лысого!.. 
 Шахов молча ставит на комод бокалы, наполняет их. 
 Наталья (берет свой бокал, Шахову). Ты не бойся, я не алкоголичка!.. Не наркоманка. Не шлюха. Хотя с этим (указывает стволом на Скуляева) можно было бы, запросто. Держал меня как вещь. Дорогую. Красивую. Холил-лелеял. Волоску не давал упасть. Никаких отказов, но... только в мире вещей. И под строгим надзором. Явным: это когда за тобой всюду следует водитель-телохранитель. Или тайным: в толпе, в парке, в кафе - дырочка в газете, видеокамера. Вот, шеф, все в ажуре. Комар носа не подточит. Чиста как перед богом. (Пьет, глядя на Скуляева.) Одно развлечение - телефон. Днем, вечером, в постели, с коньяком... (Шахову.) Тебе звонила. Несколько раз. Или никого, или незнакомый голос: такого нет. Где?.. Не знаем. Ни адреса, ни телефона не оставил. Ты что, переехал?.. 
 Шахов (пьет, глядя куда-то мимо Натальи). Как видишь. 
 Наталья. Значит, квартира... 
 Шахов. Заложил. Пять лет назад. Открыл издательство. "Шахов и К+-". Стал печатать то, что когда-то писалось в подвалах, на чердаках. Голоса. Крики души. Человеческие документы. Подлинные, как письма самоубийц. Лучше, хуже, кроме откровенной графомании, разумеется. Оказалось, что это никому не нужно. Нужны триллеры, боевики, секс - все, кроме настоящей человеческой жизни, твоей, моей, его... (Кивает на сидящего за столом Скуляева.) Прогорел. Квартиру забрал банк. Я ушел в монастырь. Сперва в один, потом в другой, третий... Все искал, где устав пожестче... Встречал кое-кого из наших: Ваню Полянского, Гришу Коробова... Ваня иеромонах. Гриша затворник, келейка в лесу. К нему - как к Сергию Радонежскому. Исповедуются. Исцеления ищут. И ведь исцеляет, не всех, конечно, но многих... 
 Наталья. Чудеса!.. 
 Шахов (качает головой). Никаких чудес. Мануальная терапия. Я видел, как он работает... 
 Наталья (как в трансе). Все равно чудеса!.. И то, что мы живы, здесь, сейчас, а не сто лет назад, и не через пятьдесят лет вперед, в этом ужасном двадцать первом веке!.. Одно утешает: там мы будем вместе, а с тобой мне ничего не страшно... Не то, что с этим: каждую минуту трясешься - или пристрелят, или взорвут за компанию. 
 Шахов молчит. Скуляев беспокойно вертится на стуле. 
 Наталья (беспокойно). Что ты молчишь?.. Ведь ты теперь меня не бросишь?.. 
 Шахов (указывает на текущую с кровли струйку воды). Крышу ты зря прострелила... 
 Наталья. Но мы ведь уйдем отсюда?.. Мы не будем здесь жить. 
 Шахов. Мы нет. Но внизу две глухие старухи и ликвидатор - тоже люди. 
 Наталья. Мы пришлем ребят. Они залатают. Завтра, после обеда. 
 Шахов молча кивает, глядя куда-то мимо нее. 
 Скуляев (нерешительно, выждав паузу). Послушайте, вы что, сговорились?.. 
 Наталья оборачивается к нему. Револьвер в одной руке, бокал в другой. Ствол направлен прямо на Скуляева. 
 Наталья (ледяным голосом). Конечно, сговорились. В таких делах без предварительного сговора никак. (Шахову.) Как, Миха, был сговор?.. 
 Шахов (он словно в забытьи). Сговор?.. Не знаю. Наверное. Не помню... 
 Наталья (с легким беспокойством). Да ты не крути, скажи прямо... Это к делу не пришьешь, не докажешь. (Скуляеву.) Ничего не докажешь. Думал, если "жучков" по всей квартире наставил, в ванной, в туалете... (Шахову.) Гэбэшники сейчас за бабки тебе куда угодно "жучок" вмонтируют, а ты и не почувствуешь... 
 Шахов (говорит как сомнамбула). Технический прогресс. Нравственность не поспевает. 
 Наталья (Скуляеву). А твой Рифат?.. Думаешь, он все тебе доносит?.. Где я бываю, с кем встречаюсь?.. Как же, размечтался!.. (Зло смеется.) Привез, подождал, увез - и молчок. А за это раз в недельку куда-нибудь в лесок, и там, на разложенных сиденьях, за шторами... (Смеется.) Шучу. Или не шучу. Был сговор. Не было сговора. Для кого - да, для кого - нет. Как на это дело посмотреть. Предварительный сговор усугубляет, есть пункт в Кодексе, плавали, знаем... (Скуляеву, зло.) Не докажешь, ничего не докажешь!.. Ни записей, ни фонограмм, ни свидетелей - ничего нет и быть не может!.. Потому что у нас (кивает на Шахова) другая связь. Родство душ. Телепатия. Ее не запеленгуешь, не отсканируешь, не сядешь на волну... Я из его ребра, понимаешь, как Ева!.. 
 Тычет Шахову в бок стволом револьвера. Тот согласно, но как-то безучастно покачивает головой. Скуляев смотрит на них. 
 Скуляев (негромко, в пространство). Сумасшедшая Офелия. 
 Наталья. О, как ты хорошо все объясняешь!.. Растешь прямо на глазах. 
 Часы бьют два удара. Струйка воды с кровли течет прямо на стол. 
 Шахов. Однако, мосты. 
 Скуляев. Здесь спокойнее. В смысле: безопаснее. 
 Наталья. Ты уверен? 
 Скуляев (спокойно). Вы что, замочить меня решили? 
 Наталья (толкает Шахова локтем в бок). Смотри-ка ты, сговора ему мало, он нам еще и мокряк шьет! (Смеется.) 
 Шахов (на одной ноте). По предварительному сговору. Исключительная мера. 
 Наталья (размышляет). Вообще это идея... Пиф-паф - и никаких проблем!.. 
 Стреляет, и с кровли на стол начинает течь вторая струйка. 
 Скуляев (с беспокойством и надеждой). Ты так весь барабан расстреляешь... 
 Наталья (жестко). Размечтался!.. (Смеется, Шахову.) Пойди, Миха, сядь к столу, выпей с ним посошок на дорожку!.. Может, он у тебя еще что-то узнать захочет на прощанье?.. А то все меня пытал: да как ты с ним?.. да как он тебя?.. Думал, наверное, что если он все это повторит, скопирует, сканирует, то все сразу станет хорошо!.. Так старался, бедняжка... (Шахову.) Ну, иди же, скажи ему, живописуй!.. А то можем и в лицах представить, как живую картину!.. Кама Сутра. Эммануэль. 
 Ставит бокал, расстегивает Шахову рубашку на груди, запускает туда руку, гладит. Он холодно отводит ее руку, встает. 
 Шахов. Это садомазохизм. Не люблю. 
 Идет к столу. 
 Наталья (вслед ему, с дрожью в голосе). А знаешь, чем он меня купил?.. Не машиной, не домом, нет!.. Он сказал, что разрешает мне оставить твоего ребенка. 
 Пауза. Шахов подходит к столу, садится напротив Скуляева, оборачивается к Наталье. 
 Шахов. Но ты не могла себе этого позволить. Это было бы слишком дорого. 
 Долгая пауза. Оба смотрят на Наталью. 
 Скуляев (абсолютно спокойно). Интересно, чьей женой она будет в Царствии небесном? 
 Шахов. Кто первый поспеет. 
 Скуляев. Соломоново решение. 
 Шахов. Еще вопросы есть? 
 Скуляев. Надо подумать. 
 Шахов. Я не гоню. 
 Берет бутылку, наполняет свой бокал, ставит бутылку между бьющими с потолка водяными струйками. 
 Скуляев. А мне? 
 Шахов. Извини. 
 Скуляев протягивает ему бокал, Шахов наполняет его. Наталья смотрит на них, опирая руку с револьвером на обнаженное колено. Они синхронно поднимают бокалы, пьют, и в тот момент, когда Скуляев допивает свое вино, Наталья стреляет. Выстрел в грудь. Навылет. На спине Скуляева, на белой рубашке, появляется красное пятно. Он роняет бокал и слегка оседает на стуле. Пауза. 
 Шахов (без всяких эмоций). Протечет вниз. Там ликвидатор. Как раз подо мной. 
 Наталья (тем же тоном). Вызовет аварийку. Ментов. 
 Шахов. Нет. Он подумает, что пошел кровавый дождь. Звезда Полынь. Апокалипсис. Он видел, как это начиналось. Старался остановить. Сделал все, что мог. Не вышло. 
 Наталья. Как ты думаешь, ему будет легче умирать с этой мыслью? 
 Шахов. С какой мыслью?.. Он уже все передумал. 
 Наталья. А то, что весь мир гибнет вместе с ним?.. 
 Шахов. Мир гибнет с каждым. 
 Наталья. Но это его, личный, мир... А это вообще: планета, человечество?.. Неужели ты не чувствуешь разницы? 
 Шахов. Нет разницы. 
 Пауза. Смотрят друг на друга. 
 Шахов. Иди ко мне. 
 Наталья кладет револьвер на комод, спускается на пол. 
 Шахов. Нет-нет, с ним!.. 
 Наталья покорно берет револьвер. 
 Наталья. Зачем? 
 Шахов. Иди-иди, я скажу... 
 Наталья идет к нему. 
 Шахов. Мне здесь хорошо. Особенно по ночам, на крыше. Весь город у моих ног. Весь мир. И я над ним. Как тибетский отшельник. Как Будда. Как демон. Как тот сумасшедший, который как-то ночью сказал мне в палате: я возьму тебя на крест! 
 Наталья подходит к нему вплотную, упирается стволом в грудь. 
 Наталья. Сюда?.. 
 Шахов. Нет... Давай, я покажу... (Начинает поправлять ее руку.) Отпусти, расслабься, сейчас все кончится... Я когда-то, на первом, втором курсах бегал в прозекторскую, в анатомический театр, хотел все увидеть своими глазами, как Леонардо, как Микеланджело... Зато теперь знаю, где у меня что... 
 Упирает ствол в нужную точку. 
 Наталья (безжизненным голосом). Крутни барабан. Может быть, еще не время?.. 
 Шахов. Это фарс. Не люблю. 
 Она спускает курок. Грохочет выстрел. Шахов весь содрогается, хватается за грудь и за револьвер в руке Натальи. Забирает у нее револьвер. Она не сопротивляется. 
 Шахов (задыхаясь). А теперь иди... Нечего тебе здесь... Тут все ясно: его и себя - ясно как день... Иди... 
 Умирает. Наталья одна. Часы бьют половину. Она осторожно отводит руку Шахова, снимает со спинки стула свою сумочку, достает из нее какую-то упаковку, вытряхивает таблетки на ладонь, наливает полный бокал вина. Растерянно оглядывается по сторонам, словно ищет, за что бы еще можно было зацепиться в этом мире. Ее взгляд останавливается на догорающей буржуйке. Наталья подходит к печке, опускается на колени перед дверцей, осторожно ставит на пол бокал с вином. Зажимает в кулаке таблетки, стягивает с себя прозрачную комбинацию и бросает ее в огонь. Садится на пол. Смотрит на пламя. Опрокидывает в рот горсть таблеток, запивает вином. Свет медленно гаснет. 
 Занавес