---------------------------------------------


 Лесков Николай Семенович
 Маланья - голова баранья

 Н.Лесков 
 Маланья - голова баранья 
 (Сказка) 
 В одном глухом и отдаленном от городов месте была большая гора, поросшая дремучим лесом. У подошвы горы текла река, и тут стояло селение, где жили зажиточные рыболовы и хлебопашцы. От этого селенья шла через лес дорожка в другую деревню, а на этой дорожке в стороне на полянке стояла избушка, в которой жила бедная женщина по имени Маланья, а по прозванию "Голова баранья". Так прозвали ее потому, что считали ее глупою, а глупою ее почитали за то, что она о других больше, чем о себе, думала. Если, бывало, кто-нибудь попросит о таком, что нельзя сделать без того чтобы лишить себя каких-нибудь выгод, то такому человеку говорили: 
 - Оставь меня в покое; мне это не выгодно - вон там на пригорке живет Маланья-голова баранья: она не разбирает, чтоб ей выгодно и чтоб невыгодно,-ее и попроси,- она, небось, сделает. 
 И человек шел на пригорок и просил у Маланьи, и если она могла ему сделать, о чем он просил,- то она делала, а если не могла, то приветит, да приласкает и добрым словом утешит,- скажет: 
 - Потерпи,- Христос терпел и нам велел. 
 У Маланьи избушка была крошечная, так что только можно было повернуться около печечки, а жили здесь с нею сухорукий мальчик Ерашка, да безногая девочка Живулечка сидела на хромом стуличке. 
 Оба они были не родня Маланье-голове бараньей, а чужие,- родных их разбойники в лесу закололи, а их бросили; поселяне их нашли и стали судить кому бы их взять? Никому не хотелось брать безрукого да безногую,- никогда от них никакой пользы не дождешься, а Маланья услыхала и говорит: 
 - Это вы правду, добрые мужички, говорите: без рук, без ног ничего не обработаешь, а пить-есть надобно: давайте мне Ерашку с Живулечкой. Случается, что мне одной есть нечего - тогда нам втроем веселей терпеть будет. 
 Мужички захохотали. 
 - Беззаботная,- говорят,- Маланья,- прямая ты голова баранья,- и отдали ей и Ерашку, и девочку Живулечку. 
 А Маланья их привела и оставила у себя жить. 
 Живут часом с квасом, а порою с водою. Маланья ночь не спит: то богатым бабам пряжу прядет, то мужикам вязенки из шерсти вяжет, и мучицы, и соль заработает, и хворосту по лесу наберет - печку затопит и хлеба спечет, и сама поест, и Ерашку с Живулечкой покормит. 
 Сошлись перед вечером у колодца домовитые бабы и спрашивают Маланью: 
 - Как ты, Маланья-голова баранья, с ребятишками прокуратничаешь? 
 - А все хорошо, слава Богу,- отвечает Маланья. 
 - Чем же хорошо? ведь они у тебя бессчастные! 
 - А тем, бабоньки, и хорошо, что они бессчастные,- что на их долю немного нужно. Если бы они были посчастливее да позадачливей,- мне бы не послужить ими Господу Богу, а как они плохие да бездомные, что я им ни доспею - все это для них лучше того, как если бы я их не приняла да об них не подумала. 
 Покивали бабы головами и говорят: 
 - А ты еще вперед-то подумала ли: что с ними будет? 
 - Нет,- говорит Маланья: - я об этом не думала. 
 - Да как же так можно? Надо всегда о переду думать! 
 А Маланья отвечает: 
 - Что пользы думать о том, чего знать невозможно, даст Бог день - даст и пищу на день, а ночью нам всем есть покой на печечке. 
 - И то правда,- сказали бабы,- они - плохие,- может быть, и умрут скоро на твое счастье! А Маланья руками замотала. 
 - Что вы! что вы! - говорит,- зачем смерть звать: я ее к себе на порог не хочу - пусть она за дверьми присохнет. 
 Домовитые бабы распотешились и рассмеялись: 
 - Ну, Маланья,- говорят,- голова баранья,- да какая же ты удалая да смешная: саму смерть у порога засушить хочет. 
 Пошла Маланья к Ерашке с Живулечкой - понесла им водицы напиться дать и ее согреть в горшке, да головенки вымыть у припечка, а бабы стоят у колодца,- вслед ей смотрят и пересмеиваются. А к ним из лесу выходит старый старичок, на две клюки опирается. 
 - Бабоньки,- говорит,- кто у вас тут есть на селе жив человек, что пущает к себе неимущего путника? 
 А бабы ему отвечают: 
 - А ты чей человек и как тебя звать по отчеству? 
 Старик отвечает: 
 - Странник я света божьего, и имя мне Живая Душа на костыльках; приустал в пути да уснуть хочу 
 - Мы не знаем тебя,- отвечали бабы,- и пустить к себе без мужиков не смеем, а мужики у нас строгие да грозные - придут, заругают нас. 
 - Что же, вы, видно, своих мужиков больше Бога боитесь. Бог-то, ведь, велел принять и покормить неимущего. 
 Бабы отвечают: 
 - И то правда твоя, странничек: Божье слово помним, а человеческого боимся. 
 Живая Душа покачала головой и говорит: 
 - А ведь это, бабоньки, по худу быть - так бы ведь вовсе не надобно. Пойду к самим мужикам: у них попрошусь. 
 Пошел к мужикам, и мужики его не пустили. 
 - Кто тебя знает,- сказали,- может быть, ты слабым прикинулся и сам разузнать хочешь, где у нас дорогое добро лежит, да ворам открыть, а может быть, у тебя на теле прыщи да вереды, а у нас избы чистые и полы стланные иди-ка по тропиночке в гору, там есть бедная избушка - в ней живет Маланья-голова баранья, она всех пущает и тебя пустит. 
 - Спасибо вам, добрые хозяева,- отвечал старичок Живая Душа и пошел к Маланье. 
 А Маланья увидела его из окна и послала безрукого Ерашку, чтобы звать его ужинать. 
 Ерашка добежал к старику и кричит: 
 - Иди-ко-сь, дедко: тетушка Маланья наварила горшок снытки, сольцой посолила, зовет тебя ужинать. 
 Старик Живая Душа погладил Ерашку по голове. 
 - И то,-- говорит:- к вам иду. Другие-то не пускают. 
 И только влез в избу,- тесно стало и сесть не чем, а Маланья говорит: 
 - Садись, дедушка, со ребятками ешь, а я постою Сел дедко и поужинал, и заговорил по-учтивому и по-ласковому. 
 - Спасибо,- говорит,- тебе, что не спросила, откуда я и как меня звать по имени, а посадила хлеба есть. Я теперь пойду в лес - у тебя тесно - всем нам лечь негде. 
 - Что ты! что ты! Живая Душа божия! В лесу медведи и волки ходят разве я тебя ночью туда выпущу! Всем место будет. Вот Ерашка на печку, а Живулечка за печку, а ты тут протянись, где простор опростается, а мне мое место найдется. 
 - Ну, будь по-твоему, - сказал старик, а сам думает "Где же это ей-то самой место будет?" 
 Лег, покрылся своей ветошью, да и уснул с одного вздоха от усталости, а после третьих петухов проснулся - и видит Маланья стоит на ногах и прядет кудель, которая у нее на колочек под потолком приткнута, 
 Посмотрел на нее старик одним глазком и говорит: 
 - Да ведь это ты, тетка, должно быть, и не ложилась. 
 А Маланья отвечает: 
 - Да мне, Живая Душа, и не хотелося. 
 Старик покачал головой и говорит: 
 - Ну-ну-ну! Водил, водил меня Господь долго по свету; думал я, что позабыл он меня и покинул, а он привел меня в отрадное место и сподобил узреть любовь чистую. Скажи теперь мне за то в одно слово, что у тебя есть в желании - и тебе то у Бога и выпрошу. 
 А Маланья говорит
 - Что мне недостает? я и так всегда радостна, а желаю только, чтобы смерть моего порога не переступала, а если придет, так чтобы за дверью присохла. 
 Старик отвечает: 
 - Что ж, - так и будет. 
 Ушел старик, а смерть вот же тут и жалует; наряжена богатой казачкой в парчовом шугае с золотою пикою, юбка штофная, на боку стальная коса на золотой цепочке, чеканной на манер мертвых костей человеческих, вся рожа накрашена, черные зубы во рту белым платочком заслоняет и в избу просится. 
 - Покажи,- говорит,- мне детушек-голубятушек, я им принесла по медовому груздочку и по точеному яблочку. 
 А Маланья как взглянула на нее, так и признала ее, что это смерть,-вскричала ей: 
 - Хорошо им со мной и без яблочек, а тебя бы лучше не было, и присохни ты на одном месте. 
 Та и присохла и не может оторвать ног от того места, где пристала, а Маланья ее сухим хворостом заслонила, чтобы не видать ее было. 
 И славно бы дело сделалось, да пошли от селения ужасные стоны и слезы: сильный слабого теснит и бьет без милости, и нет на злодея в жестоком сердце его никакой угрозы, и как были люди жестоки, то стали еще жесточе того, и приходят к Маланье всякий день столько несчастных, сколько она во всю свою жизнь не видала, и она уже не может помогать им, и слышит, как они плачут и смерть кличут: "Смертюшка-матушка, где ты завеялась! зачем мир покинула! приди, укрой нас от злодеев наших немилостивых - без тебя они зазнались без памяти!" 
 Тут Маланья ума хватилась. 
 - Это я,- говорит,- дура, все лихо наделала, захотела поправлять дела Божии - чему быть, а чему не быть сотворенному. И завяла смерть, а заслонена у меня кучкой хвороста. 
 - Ах, спусти ее, матушка, умилосердися! Ведь вот уже сто лет у нас ни одних похорон не было, и обессердечили люди жестокие, а мы состарелись, измаялись. Спусти ее и их убрать от больших грехов, и нас - от страдания. 
 И пошла Маланья, развалила хворост, а смерть-то так уж не румяною казачкой глядит, а как паутиночка, и коса у ней вся заржавела. 
 - Иди, куда тебя Бог послал! - сказала Маланья смерти: и та колыхнулась и поплыла к селу паутинкою по сжатому полю, и послышался вскоре погребальный звон, и перекрестились бедняки и встрепенулись богатые мужики. 
 - Мы, было, думали,- она навсегда кончилась, а вот она, как змея, из хворосту выскочила. Нельзя век лютовать и властвовать. 
 А убогие крестились и сами в гробы ложились. 
 - Устали,- говорят,- наши косточки - насилу дождались земли горсточки. 
 И обошла смерть все село за лесом и убрала все, что было нужно убрать,-а с другими вместе и Ерашку, и Живулечку, потому что было уже и безрукому, и безногой более чем по сту лет, а Маланья осталась жить и все живет, как прежде жила, и все то же делает, что и прежде делала, и все те умерли, кто звал ее "Маланьей-головой бараньей", и сама она это имя позабыла. И как смерть обойдет весь свет да придет к ней и спросит: 
 - Как тебя звать? 
 Она старается вспомнить и никак вспомнить не может и говорит: 
 - Не знаю - верно, мое имя переменилося. Смерть стала вопрошать; "как имя этой женщине?" А ей в ответ и упал с неба белый, как снег, чистый камень, как сердце обточенный, и на нем огнистым золотом горит имя: "Любовь". 
 Увидела это смерть и сказала: 
 - Ты не моя,- нет твоего имени в моем приказе: любовь не умирает: ты доживешь до тех пор, когда правда и милосердие встретятся, и волк ляжет с ягненком и не обидит его. 
 Прокуратить - проказничать, отлынивать от работы.