---------------------------------------------


 Найденов Александр
 Мой венок

 Александр Найденов 
 Мой венок 
 рассказ  
 Виталий Юлианович Соколов - необычный человек. Он ясновидящий. Мы с ним познакомились четыре года назад при весьма трагических обстоятельствах. Я вел следствие одного загадочного преступления, по всей видимости - убийства, совершенного в парке имени Маяковского в городе Екатеринбург. Материалов у нас не было никаких и расследование, по существу, топталось на одном месте. Так продолжалось несколько месяцев, когда неожиданно мне стало известно, что некий гражданин Соколов, утверждающий, что он имеет паронормальные способности, на одном из своих показательных сеансов, сообщил по нашему делу некоторые сведения. Не хочу распространяться, что это было за дело потому что: во-первых, оно все еще не закончено, во-вторых, напрямую к рассказу о необыкновенных возможностях Виталия Юлиановича, как оказалось, оно не относится. 
 Итак, я стоял на площадке третьего этажа типового панельного дома в середине октября вечером и звонил в дверь к Соколову. Никакого ответа на мои звонки в квартире не было слышно, но по мельканию света в дверном глазке я заметил, что за мной наблюдают. 
 -  Кто там?- наконец спросил из-за двери мужской голос. 
 -  Следователь по особо важным делам Н.Н. - сказал я.- Могу я видеть товарища Соколова Виталия Юлиановича? 
 Внимательный читатель, если он посмотрел на фамилию автора, указанную в заглавии, пусть меня извинит - это псевдоним, а не мое настоящее имя. 
 Еще настороженно поинтересовавшись о чем-то, человек за дверью наверное решил, что я не преступник и открыл замок. Отворив дверь, он растерялся, подался в сторону и в глазах его я увидел испуг. Вообще, люди часто меня пугаются, так как мужчина я, что называется - двухметроворостый и с каждого бока у меня подвешено по пудовому кулаку. Однако, его испуг мне не понравился, показался подозрительным, так сказать. Хозяин же квартиры был мал ростом, лыс, на носу его были надеты очки с черезвычайно толстыми стеклами, а вокруг его рыхлого тела был обернут короткий халат, почему-то очень похожий на женский. Шлепанцы были обуты на босу ногу. 
 Я достал из кармана служебное удостоверение и протянул его Соколову, чтобы он успокоился. 
 - Чем я могу вам помочь?- спросил он, ознакомившись с удостоверением и вернув его мне обратно. 
 -  Хочу задать вам несколько вопросов, касающихся вашего выступления в двадцатой школе на прошлой неделе,- сказал я. 
 -  А что такое? 
 -  Можно мы с вами об этом поговорим в квартире? 
 -  Да, конечно. Проходите, пожалуйста. 
 Соколов отступил от двери и я вошел. В прихожей я снял плащ, ботинки, втиснул кое-как ноги в предложенные мне хозяином тапочки и был им проведен в комнату.  Убранство этой комнаты заслуживает того, чтобы о нем сказать несколько слов. Прежде всего - чего не было в ней и что есть почти у всех: не было мебельной стенки, в которой за стеклом были бы выставлены посуда и книги, не было телевизора, не было столика и тумбочек, не было какой-либо кровати или дивана, а было то, чего я раньше ни у кого не видел. На стене висел разукрашенный идол, узкий и длинный, с лицом толстогубым и широконосым, дающим право предполагать, что он вырезан в Африке, налево от входа стоял какой-то топчан, застеленный байковым одеялом и, как я заметил без простыни. Подушки на нем тоже не было. На полу в углах комнаты столбиками лежали книги, на подоконнике в большом деревянном ящике с землей росли помидоры, над ними для подсветки горела лампа дневного света, подвешенная на проволоке. Возле помидор в углу на стене висели православные иконы, под иконостасом курилась ладанка. Пахло каким-то зельем. 
 В последнее время я ужасно не любил разных оригиналов - у меня были к этому основания,- так что квартирка также очень мне не понравилась. 
 Мой помощник сегодня побывал в ЖКХ и принес мне оттуда на Виталия Юлиановича следующие сведения. Ему - сорок пять лет, холост, имеет однокомнатную квартиру полезной площадью 19,5 квадратных метра, работает инженером в институте Метрологии, задолженности по квартплате за ним не числится, жалоб от соседей на него не было. Интересоваться Соколовым на его работе пока я не стал: там всегда могут найтись сострадательные личности, чтобы предупредить человека, что им занимается милиция, мне же хотелось увидеть неподготовленную реакцию на мое появление. 
 -  Присаживайтесь,- сказал Соколов, подставляя мне табурет. Я сел. Он также уселся на свой топчан. - Чем я могу вам служить?- спросил он. 
 -  Я должен опросить вас в качестве свидетеля по делу об исчезновении Анны Кондратьевой. 
 -  Пожалуйста, опрашивайте,- сказал он, поправляя очки,- но только я не знаю, о ком идет речь. 
 -  Вы не знаете. Посмотрите на фотографию. Вам знакомо это лицо?- я ему подал карточку. 
 Он поглядел на нее и сказал: - Да, да- я вспомнил. И что вы хотите у меня узнать? 
 -  Прежде всего - откуда вам стало известно об ее смерти? 
 -  Простите, я об ее смерти ничего не знаю. 
 -  Виталий Юлианович, объясните, будьте добры: то вы говорите, что ее нет в живых, то утверждаете, что ничего об этом не знаете -как вас понять? 
 Соколов стал нервничать и завозился на своей кушетке. 
 -  Как я вам объясню?- сказал он.- У меня просто есть такое предчувствие, что эта девочка умерла, но что с ней случилось конкретно, я не знаю, да и не хочу знать - это уже видимо сфера интересов милиции, а не моя. 
 -  Милиция этим и занимается,- сказал я.- Постарайтесь все же объяснить, Виталий Юлианович, откуда вдруг такое странное предчувствие? Как оно у вас появилось? 
 -  Я говорю вам - я не знаю. Ребятишки в школе разложили передо мной какие-то фотографии, я лишь только посмотрел на одну из них, сразу решил, что этого человека нет на свете. 
 -  Фотография отличалась чем-то от других? 
 -  Да, она отличалась: она была холодной. 
 -  Другие, значит, были теплыми? 
 -  У живых людей всегда теплые фотографии. Если вы настаиваете, то мы можем проверить еще раз. 
 Соколов попросил у меня мое удостоверение, развернул его и положил на постель рядом с собой фотокарточкой кверху, возле него разместил снимок Кондратьевой и выставил над ними свои ладони. 
 -  Девочка холодная,- подтвердил он. 
 -  А мой снимок - теплый ? 
 -  Да. 
 -  Виталий Юлианович, кроме того, что вы сказали, вы больше ничего не можете добавить по этому делу? 
 -  Нет, ничего. 
 -  Тогда, Виталий Юлианович, у меня к вам - последний вопрос. Расскажите мне, пожалуйста, в чем заключаются ваши показательные сеансы, что вы на них делаете? 
 -  У меня есть все нужные разрешения,- сказал Соколов,- Я закончил курсы экстрасенсов в Киеве... 
 -  Я вас спросил не для того, чтобы вас контролировать, это не моя обязанность - просто я хочу немного для себя уяснить, что это такое ясновидение,- перебил я его. 
 -  Ну, я могу предсказать человеку что-нибудь из его будущего, или узнать о его прошлом, могу определить, в какой части тела у человека развивается болезнь, чтобы он вовремя обратился к врачу. У самого у меня нет медицинского образования, поэтому собственно диагнозов я не ставлю... 
 -  Да, но по нашему делу, честно говоря, вы узнали немного,- отметил я. 
 -  Если бы еще были какие-нибудь вещи,- сказал Соколов, задетый, кажется за живое,- А так...Это ведь не от меня зависит.- Он развел руками. 
 -  Виталий Юлианович, еще одно: не можете ли вы вспомнить, что вы делали 23 июня этого года днем? Это было во вторник.- задал я свой главный вопрос. 
 Соколов так вдохнул в грудь воздух, что я подумал, он будет сейчас возмущаться. Очевидно, он передумал, перевел дух и спросил: - На каком основании вы меня подозреваете? 
 -  Я не подозреваю вас, просто такой порядок ведения следствия в сложных делах.  Подумав, Соколов сказал: - Я, конечно, не могу вспомнить про именно этот день, но с 15 июня по 8 июля в этом году я отдыхал в Анапе, в санатории "Судак". 
 -  Отлично. Вы туда ездили по путевке? 
 -  Да. 
 Записав все сказанное Соколовым за время беседы в протокол, я его попросил внимательно прочитать и если не будет замечаний, в конце поставить: "с моих слов записано верно", расписаться и указать фамилию. Виталий Юлианович все это исполнил. Роспись оказалась у него витиеватая и большая. 
 -  Интересно,- подумал я,- у него всегда был такой росчерк, или он его придумал себе после курсов, в ожидании известности и автографов? 
 Перед тем, как покинуть подозрительную квартиру, я договорился с хозяином, что через два дня он придет ко мне в кабинет к девяти часам утра, чтобы осмотреть кое-какие дополнительные материалы по следствию о Кондратьевой, а заодно - сделать свои замечания по некоторым другим делам, которые я веду. Соколов согласился на эту просьбу удивительно охотно. 
 На следующий день мой помощник Петренко уже был в Анапе и докладывал мне оттуда по телефону: действительно, Соколов в тот заезд, о котором он мне сказал, отдыхал в санатории по путевке, купленной через турбюро "Спутник", он запомнился всему персоналу санатория его выступлениями по ясновидению, которые он давал каждый вечер: общие показательные сеансы - бесплатно, а индивидуальные - по 10 рублей с человека, причем, по мнению некоторых лиц из персонала, он из Анапы не отлучался, по крайней мере - надолго. До 8 июля он билетов в Аэрофлоте не покупал, вылетел вместе со всей группой домой восьмого числа. 
 Итак, последняя паутинка в деле несчастной девочки также оборвалась. Сначала я не хотел сообщать, что это было за преступление, но сейчас все-таки думаю это сделать. И вот почему. Хотя дело еще не закончено, но я больше в этом следствии не участвую, и мне кажется, оно, к моему сожалению, скорее всего так и не будет завершено никогда, кроме того, и правда, мой рассказ может быть, кого-то предупредит. 
 Я начну по порядку. 
 В июне 91 года в двадцатой школе действовал летний оздоровительный лагерь. В лагере этом днем отдыхало 86 детей, они были разделены на четыре отряда; в каждом работала вожатая и воспитатель - педагоги этой же школы. Возраст детей был различный - от 7 до 13 лет. Они приходили в школу к 9 утра, завтракали, между завтраком и обедом устраивались экскурсии в театры и в музеи, либо какие-нибудь конкурсы; после обеда - до 2 часов был "тихий час", потом - полдник, снова - игры, и с пяти часов школьники начинали расходиться домой. Некоторых часов в шесть забирали из лагеря сами родители. 
 23 Июня в отряде со странным названием "Буммеры" в половине пятого осталось только двое детей: Светлана Петухова, 9 лет и Анна Кондратьева. Тогда никто, впрочем, не называл ее Анной, а просто - Аней, также как теперь почему-то она на всех бумагах значится только Анной. Этой Анне было в том году 10 лет. Вот что мы выписали из ее медицинской карточки: рост 1 м 20 см, вес - 38 кг, телосложение среднее, физических и психических патологий не имеет. Кроме того, мы выяснили из опроса знакомых и ее родных, что волосы у девочки русые, остриженные до плеч, глаза карие, особых примет не имела, была одета в тот день в сарафан, сандалии и гольфы. Родители Анны: мать служащая, отец - шофер; брак их зарегистрирован, живут вместе. Анну обычно забирала из лагеря ее мать. С детьми осталась воспитатель - учитель истории Серафима Яковлевна Журавель, педагог с большим стажем не замужем, сын служит в армии. Вожатую она отпустила. 
 День был солнечный, очень теплый и учитель с девочками надумали сходить в парк Маяковского. Двадцатая школа хотя и построена в центральном районе города, но от нее до парка - пять минут неспешной ходьбы. Дойдя до конца улицы Щорса, учитель и дети перешли по мостику речку и вошли в парк. 
 Может быть, кто-то не знает, что это за парк? Я поясню. Это сосновый лес, стоящий на холмах по левому берегу мелкой речки Исеть, протянувшийся в длину вдоль этой речки на пять километров и на два - в ширину. От центрального входа в парк и от того входа, которым вошли девочки с Журавель, в лесу проведены асфальтовые дорожки, пересекающиеся возле аттракционов. Этих аттракционов примерно два десятка. Около них над парком возвышаются колоссальные два "чертовых" колеса, - одно из которых сломано, другое работает. Придя к аттракционам, учитель купила на свои деньги детям билеты на карусель и качели, и села на скамейку, с которой ей было видно девчонок. Все было благополучно. Через полчаса они собрались возвращаться.  Однако, решили перед этим сходить в туалет. 
 Женский туалет в парке Маяковского кирпичный, размером три на пять метров, без закрывающихся кабин. От аттракционов он удален метров на двести по одной из аллей. 
 Аня в туалет не хотела, и ее оставили возле него на дорожке одну. Когда учитель и Света Петухова вернулись, Аня дожидалась их на прежнем месте. Неожиданно она заявила, что ей тоже захотелось сходить. В туалете никого не было, поэтому Серафима Яковлевна не стала ее провожать. Прошло примерно пятнадцать минут, девочка не возвращалась - и Журавель решила узнать, в чем дело. Войдя туда, она не нашла там Аню. Помещение было пусто. На стене, противоположной от входа виднелась полоса мокрой крови. 
 Дальнейшие действия Серафимы Яковлевны были такие: она выбежала из туалета, закричала: "Аня!", забежала за его заднюю стену, смотрела в лес, но никого между соснами не увидела, затем она обежала здание и, крича имя девочки, вбежала в мужской туалет - он пристроен к женскому с общей глухой стеной между ними. Этот туалет был тоже пуст. Выскочив из него, крича и рыдая, она побежала к аттракционам, где были люди. Света Петухова в ужасе бежала следом за ней и визжала. 
 Спустя короткое время, возле туалетов собралась толпа, пришел дежурный милиционер, сообщил о случившемся в дежурную часть. 
 Через полчаса в парк прибыла оперативная следственная группа, в состав которой входил кинолог с собакой-ищейкой. Было проведено обследование места происшествия и прочесывание с собакой окрестной территории леса. Девочку не нашли. В выгребной яме обнаружили безымянный отрезанный палец детской руки. 
 Нас подключили к проведению следствия на другой день. Вещественных улик в этом деле было лишь две - кровь на стене и отрезанный палец. В обоих случаях группа крови совпадала с группой крови Анны Кондратьевой. Кроме этого не было больше ничего, были одни лишь вопросы. Прежде всего, если это сделал маньяк, то где он скрывался? Совершенно исключено, чтобы Журавель и Петухова его не заметили: комнатка слишком мала. Кто-то мог туда зайти после того, как учитель и девочка вышли и перед тем, как туда вошла Аня. Однако, зачем было так делать? Предположим, бандит не напал на взрослую женщину с ребенком, потому что побоялся, что это не обойдется без шума, его, наверное, больше устраивала одиночная жертва. Быть может, после того, как Журавель вышли и до того, как они дошли до Анны - это приблизительно 25 метров, преступник успел забежать в туалет и стал там ждать. Но опять ведь могла придти взрослая женщина, и не одна. Что туда сейчас отправится Кондратьева, он конечно, не знал. Как бы он поступил, если б сразу вошло несколько женщин? Может быть, он стал бы разыгрывать из себя пьяного, притворился бы, что он ничего не понимает - и вышел. 
 Мы опросили всех работников парка, не было ли за последние месяцы слышно о таких случаях? Выяснили, что - нет. 
 Войти туда после Ани никто так же не мог, потому что Журавель постоянно поглядывала на дверь и никуда не уходила. Тем более никто не мог бы незаметно из туалета вынести девочку. 
 Прорабатывались и другие версии проникновения: через форточку и через выгребную яму. То, что бандит мог пролезть через форточку нам показалось совершенно невозможно: эти форточки хотя и без стекол, однако не настолько велики, чтобы через них можно было быстро залезть, вынести кого-то и еще успеть скрыться; главное же - форточки женского отделения смотрят на ту тропинку, где были женщины, и они просто не могли не заметить, если бы началось какое-нибудь движение возле них. Оставалось считать, что преступник проник в женский туалет через отверстие из сливной ямы: эти отверстия какой-то продолговатой формы и через них можно, в принципе, пролезть мужчине хилого телосложения. Сливная яма в обоих туалетах общая. Предположим, что этот тип оглушил или убил девочку, опустил ее через отверстие в яму, слез туда сам, вылез с другой стороны, вытащил девочку и скрылся с ней в лес. Это не кажется невероятным - невероятно другое: на полу в туалетах после этого должно было остаться огромное количество следов, но их не было. 
 Предположим еще, что этому сукину сыну удалось как-то проделать все это без следов - но тогда приходится также предположить, что все это преступление было рассчитано на то, что бандиту попадет в руки именно ребенок или молодая женщина, потому что женщину совсем не каждой комплекции можно было протащить через эти люки. Если так, то откуда он мог узнать, что зашел ребенок и что он один? Ведь это не так часто бывает. Может быть, такой случай мог представиться раз в неделю, или и того реже. Если же это было дьявольское стечение обстоятельств, и некоему бешеному уголовнику только что пришло случайно в голову попасть к женщинам, его заметила Аня, и он, чтобы она не закричала, ее убил, чтобы самому скрыться - тогда зачем ему было брать на себя такие затруднения - ее уносить? И куда он так быстро мог ее спрятать? 
 Мы прочесали с собакой весь парк, но ничего не нашли. Что если ее из парка вывезли на машине? Но бомжи и подобные им личности, как правило, на машинах не ездят, тем более - по парку. Кроме того, в этом плане есть одна существенная деталь - во 
 время его выполнения в мужском туалете тоже никого не должно было быть, что от бандитов никак не зависело. 
 Что, если у преступника еще был сообщник? Но это тоже ничего не объясняет.  Словом, спустя четыре месяца, мы знали о том, что стало с бедным ребенком и что означает отрезанный палец в яме не больше, чем в июне. Среди прочих версий мы отработали и возможную месть девочке со стороны учительницы по какой-нибудь невероятной причине - и тоже безрезультатно. Были еще версии, о которых мне даже не хочется говорить. 
 Наконец, пришлось признать, что наше расследование попало в тупик. Мы по два раза опрашивали всех, кто знал Аню, или хотя бы когда-нибудь с ней общался, в надежде получить хоть какую-то зацепку - бесполезно. 
 Помню свой разговор с директором двадцатой школы в сентябре месяце. Я нечаянно пришел в школу в перемену, когда в ней царила что называется свистопляска, то есть - крики, беготня, визг молодежи обоего пола всех возрастов и размеров. По лестнице и по всем четырем этажам толпы людей - мне до пояса - куда-то во все лопатки неслись. К моему настроению больше бы подошли задумчивые, грустные лица, тишина, сменный караул возле портрета Кондратьевой. Я, конечно, понимал, что здесь - дети, и что печали надолго тут быть не может, однако обстановка эта меня шокировала. 
 Лидия Сергеевна, директор школы, была в том возрасте, который далеко уже перевалил за бальзаковский, тем не менее, одно из общих мнений учителей и даже родителей про нее было - Лидия Сергеевна - очень увлекательная женщина. Второе общее мнение состояло в том, что Лидия Сергеевна любит до восторга свой предмет - русский язык и литературу,- так что я затруднялся понять, как она при такой тяге к предмету, соглашалась еще урывать от него время для директорства, а директорствовала она, как я знал, уже довольно давно. 
 В кабинете директора, на лице Лидии Сергеевны, я нашел то, чего хотела моя душа: задумчивость и печаль. 
 -  Это ужасно! Ужасно!- произнесла Лидия Сергеевна, когда я объяснил, кто я, и почему я пришел.- Так погибнуть среди бела дня! Я слышала, что там даже были расчлененные останки?! Какое чудовищное, нечеловеческое злодейство! Ведь это же надо, какие есть еще выродки - напасть на ребенка! Конечно, раньше случалось, что у нас иногда гибли школьники: несколько случаев, что дети попадали на улице под машину, два наших выпускника погибли в Афганистане, но чтобы - такое!.. 
 Я задал ей заранее приготовленные мною вопросы про Аню, про Свету Петухову, про Серафиму Яковлевну Журавель. Лидия Сергеевна подробно ответила и затем предложила: - Вы знаете, я подумала, что было бы неплохо, если бы вы или кто-нибудь из ваших сотрудников провели среди наших детей небольшую беседу о правилах поведения на улице и вот в таких опасных местах, как этот парк - может быть, это кого-то обережет от неосторожного шага. 
 -  Никакое место в нашем городе само по себе не является ни опасным, ни безопасным. Какие им дать инструкции? Чтобы они не ходили в туалет? 
 -  Может быть, такая беседа будет все же полезной. Столько развелось разных бандитов. Вы меня извините, но такое впечатление - что милиция совсем их не ловит.- Она на меня посмотрела так, как будто я по ее понятиям был должен сейчас выбежать на улицу, и хватать этих преступников слева, справа. 
 -  Вы знаете, Лидия Сергеевна, меня всегда очень смущает мысль, что все бандиты когда-то ими не были... Хорошо. Я к вам пришлю лейтенанта Петренко: он у нас большой мастер читать лекции. 
 -  Спасибо... Признаться, в этом деле угнетает еще и то, что даже венки на могилу девочки не знаем куда положить.- Вздохнула директор. 
 -  Скажите, Лидия Сергеевна,- машинально спросил я,- это по вашей специальности: слово "венок" происходит случайно не от слова- "вина"? 
 Лидия Сергеевна энергично встала из-за директорского стола, вынула с книжной полки справочник, поглядела в него и сказала: - Вы знаете, в словаре Даля, оказывается, вообще нет этого слова, но я думаю, что это происходит от слова "венчик", "венец".- Она задумалась и произнесла: - Вы только послушайте, как это красиво звучит: подвенечное... 
 Виталий Юлианович не заставил два раза себя приглашать: через два дня ровно в девять часов он сидел у нас в кабинете. Он был рад, что органы правопорядка наконец-то обратились к нему, потому что способствовать обществу очистить себя от преступников - есть святая обязанность каждого гражданина, тем более такого, кому от бога вручен какой-либо талант - это все не мои фразы, а господина Соколова. 
 -  Очень доволен, Виталий Юлианович, что мы сразу нашли с вами взаимопонимание,- сказал я,- У нас иногда бывают моменты, в которые заговоришь не то что с ясновидящим, а хочется сказать несколько слов напрямую богу. Надеюсь, что ваши способности нам помогут в наших проблемах. Если вы не будете против, давайте проведем эксперимент: я ознакомлю вас с материалами из наших дел, а вы выскажите по ним ваши заключения. Мой помощник Петренко будет вести протокол. 
 Конечно, Соколов был не против. Я с него взял слово, что он кое-какие происшествия, о которых узнает у нас, не станет нигде упоминать, в свою очередь он у нас попросил: -...Я прошу у вас разрешения использовать результаты тех опытов, которые вы мне разрешите разгласить,- в качестве примеров на моих сеансах, и прошу вас сделать для меня выборку таких опытов из этого протокола, подписанную вами и Петренко. 
 Нечего было возразить - и я согласился. Таким образом, расставив все точки над "и", мы приступили к нашим испытаниям. Я достал из сейфа и разложил перед Соколовым на столе полиэтиленовые пакетики с вещественными уликами по одному, уже раскрытому мною делу. В первом пакете была заколка для волос и "невидимки", в другом - кухонный нож, в третьем был помятый окурок со следами губной помады на нем. Виталий Юлианович вынул из кармана свои огромные очки, одел их и предупредив, чтобы мы не мешали ему минут пять, начал не отрываясь смотреть на эти пакеты. Он сидел неподвижно, выглядел чрезвычайно сосредоточенным и я заметил, что он не моргает. Мой помощник склонился над протоколом, пока не записывал ничего, и, набычившись, ухмылялся. 
 Я приготовил для показа экстрасенсу вещи по четырем делам, нарочно чередуя завершенные с теми, по которым еще шла работа, в расчете на то, что Соколов нас быть может - а чем черт не шутит - наведет на какую-нибудь мысль, по раскрытым же делам можно будет сразу оценить, насколько стоит доверять его сведениям. 
 Прошло между тем уже не пять минут, а все десять, я позволил себе ясновидящего прервать: - Виталий Юлианович,- сказал я,- может быть, пока хватит? Если вы что-то узнали, давайте это запишем. 
 Соколов очнулся, посмотрел на меня, как будто не сразу соображая, где он находится, и пробормотал: Да, да. 
 -  Что вы нам можете об этом сказать?- спросил я у него. 
 -  Кажется, эти предметы связаны с каким-то убийством,- сказал Соколов,- я видел на ноже кровь, вернее - он валялся в луже крови, на полу и пол был покрыт линолеумом, рядом с лужей лежал человек, мужчина примерно 25 лет, черноволосый.  Я видел очень отчетливо, какое у него лицо, вся эта кровь вытекла из него... 
 -  Так, дальше,- поторопил я. 
 -  Когда я посмотрел на заколку, я увидел, как к волосам женщины тянутся мужские руки, хватают за волосы, и даже я почувствовал боль, но лицо женщины я не разглядел - вы меня отвлекли, и того, кто ее обидел я тоже не видел. 
 -  Это - все? 
 -  Да... Что вы на это мне скажете? 
 -  Ну что ж, не так плохо. Вы не смогли бы теперь посмотреть, что там произошло: кто схватил кого, кто был зачинщиком и кто ударил этого человека ножем? 
 -  Товарищ следователь, вы немного меня недопоняли,- сказал Виталий Юлианович,- ведь я смотрю не в окно - я считываю информацию, которая записана на этих вещах, и от меня нисколько не зависит, что на них запечатлено, а что - нет: это как бы магнитный оттиск биополя людей, которое они излучали. Очень сильные эмоции обычно записываются на окружающие предметы - страх, боль,- я их могу считать более или менее подробно, но дополнить, к сожалению - не могу. 
 -  Хорошо,- сказал я,- теперь можете послушать, что там случилось. 
 Я открыл папку с уголовным делом и прочитал Соколову: - Первого мая на некой квартире собрались, чтобы отметить праздник две пары, не важно как именно их зовут, назовем их, скажем: А, В, С и Д,- все четверо не замужем и не женаты. После распития спиртных напитков, дамы А и В между собой поссорились и у них началась драка, гражданин С, по его словам, пытался сцепившихся дам разнять,- вы это, наверно, и видели; после чего молодые люди также между собой подрались. Наконец, одна пара, рассердившись на негостеприимных хозяев, ушла. По дороге они подумали, что надо вернуться, чтобы забрать не выпитую водку, которую они к началу застолья с собой приносили. Женщина осталась на улице, мужчина зашел в квартиру, потребовал свою водку, хозяин стал его выталкивать обратно, опять началась потасовка, из кухни выбежала сожительница хозяина квартиры - дама А,- с кухонным ножом в руке, которым она, как она утверждает, на кухне резала хлеб. Гость, заметив этот нож, решил, что она бежит его убивать, ему удалось выбить нож ногой из рук женщины, после чего он сам овладел им и ударил этим ножом хозяина - гражданина Д. Вот что у них там произошло. 
 -  Ну и как вы расцениваете мой рассказ?- осторожно поинтересовался ясновидящий. 
 -  Как вам сказать... Детали вы увидели: линолеум, нож,.. но полной картины преступления, к сожалению, не дали... 
 -  Товарищ следователь, это не от меня зависит. 
 -  Да, да - я понял. Давайте, если не возражаете, посмотрим материалы по другому делу.  Я разложил перед Соколовым новые предметы и мы опять на десять минут замолчали. 
 Про этот опыт говорить я не стану, так же как не стану и давать оценку нашему экстрасенсу в этом опыте - это дело доводил до конца уже не я, а другой следователь, и я не владею по нему всей информацией, на тот момент оно было еще в работе. 
 На третьем сеансе Виталий Юлианович правильно угадал место, где случилось преступление - берег озера Чусовское, сказал, что он видит у костра людей, описал их приметы, причем очень точно рассказал, как выглядел преступник. Соколов был весьма удовлетворен, когда я подвел результат по этому раскрытому делу. Последним было мной намечено для показа экстрасенсу дело Ани Кондратьевой. Я достал из сейфа и поставил перед Соколовым пузырек, в котором плавал заспиртованный палец. - Господи,- сказал Виталий Юлианович, приложив руку к груди,- это же от ребенка? 
 -  Да. Что вы об этом скажете? Пожалуй, потом мы закончим. 
 Экстрасенс снова долго смотрел на пузырек, затем рассказал, что он видел большую комнату, много людей, по-видимому, гостей - все они улыбаются. Увидел он еще детскую руку, на которую надевали колечко. 
 Я отошел от стола, достал из шкафа несколько лежавших там фотоснимков, смешал их с тремя фотографиями из дела Кондратьевой и показал все эти фотографии Соколову. Он очень быстро и верно указал на снимках мать и отца Ани, и сказал, что он их видел среди тех людей в комнате. Однако, ничего, относящегося к преступлению Виталий Юлианович не узнал. 
 -  Как же так, Виталий Юлианович,- спросил я у него,- кажется, что вы объясняли: на предметы записываются только страх и боль - а здесь колечко какое-то? 
 -  Ну почему обязательно - боль, я про это не говорил, просто должно быть исключительно сильное чувство - видимо, здесь была очень сильная радость. 
 -  Когда отрезали палец, должно было быть чувство не менее сильное,подал реплику с места до сих пор молчавший Петренко. 
 Соколов посмотрел на него и пожал плечами: - Может быть, ребенок уже был без сознания,- сказал он. 
 -  Виталий Юлианович,- сказал я,- мы проверим, спросим у родителей девочки, был или нет такой случай, я пока ничего не могу сказать. 
 Мы завершили наши эксперименты и Соколов получил ту выписку из протокола, о которой он нас в начале просил. После того, как мы с лейтенантом поставили наши подписи, Виталий Юлианович неожиданно меня попросил написать еще отдельную бумагу с моим мнением об эффективности работы ясновидящего в этих опытах. Я задумался. 
 -  Видите ли, Виталий Юлианович,- сказал я ему,- Такую бумагу я вам, конечно, с удовольствием напишу, но у меня остались кое-какие сомнения. 
 -  Какие?- спросил экстрасенс и как будто обиделся. 
 -  Может быть, мы проведем с вами еще один маленький сеанс, чтобы уже я сам во всем окончательно убедился? 
 Соколов согласился, и мы условились, что он снова придет в конце недели.  Сомнения у меня были такие: вся атмосфера в кабинете уголовного следователя располагает на мысли о преступниках, к тому же здесь были предъявлены и разные предметы, относящиеся к убийствам,- словом, это все заставляло фантазию работать в одном направлении, мне же захотелось проверить Виталия Юлиановича на чем-нибудь неожиданном, сбить его со следа, чтобы уже надежно узнать, на самом деле он видит, или просто очень удачно сочиняет. Я однажды был на концерте Юрия Горного и был свидетелем, как он отгадывал мысли зрителей, хотя, как он объяснял в конце выступления, он никаких мыслей не слышал, а очень внимательно следил за эмоциями людей и по незаметным для нетренированного глаза приметам решал, о чем эти люди могут думать. Я побоялся, что и здесь может быть какой-нибудь такой фокус, а помогать господину Соколову морочить публику по 10 рублей с человека, мне не хотелось. Вместе с тем, если окажется, что Виталий Юлианович действительно на что-то способен, это могло быть очень полезным в такой работе, как наша. Поэтому я не пожалел времени и пошел на другой день в краеведческий музей. Там я попросил у заведующей мне выдать череп питекантропа, который я однажды видел у них в экспозиции. 
 -  Посмотрим,- решил я,- какие линолеумы вы придумаете теперь, любезный ясновидящий, какие вам примечтаются кольца? 
 Заведующая очень удивилась такой необычной просьбе, я сочинил для нее какое-то объяснение, может быть - и не очень правдоподобное, кроме того, авторитет моего удостоверения в очередной раз мне помог - заведующая, взяв с меня расписку, в которой я указал кроме всего прочего и мои служебные координаты, позвонила, чтобы к нам принесли этот череп. 
 Вблизи он оказался - местами темно-желтый, местами - почти черный и очень напоминал цветом и увесистостью обожженный биллиардный шар. Челюсти у черепа на месте не было, но сам он был почти целый. Для своего возраста 160 тысяч лет, он удивительно хорошо сохранился. На обратной стороне у черепа был нарисован краской музейный инвентарный номер. 
 Питекантроп - это та обезьяна, которая на эволюционной лестнице ближе всех стоит к человеку. Я читал, что с этими питекантропами произошла какая-то не совсем понятная вещь: они вдруг ни с того - ни с сего, стали мутировать, и за очень короткий по эволюционным меркам срок, тысяч, скажем, за тридцать, превратились в людей. Причем считается, что в людей они превратились не сразу, а что между ними должен был быть какой- то промежуточный полузверь-получеловек, симекантроп, но вот странность: имеется во множестве ископаемых останков древнего человека и питекантропа, а этого симекантропа ни разу так и не обнаружили. Конечно, для любого специалиста сразу бы стало понятно, что перед ним кости не человека, но сказать по правде, от человеческого он не так уж и отличался, и еще я понадеялся, что Соколов в своем институте Метрологии антропологию не изучает наверняка. 
 На нашей следующей встрече с Виталием Юлиановичем, я ему подал череп обезьяны, как прошлогодние останки сгоревшего человека. Очевидно, он поверил, надел на нос очки и старательно уставился на кость. Я не засекал, сколько прошло времени, может быть минут пять, когда я заметил, что с нашим экстрасенсом происходят неприятности: он очень сильно побледнел, на лбу у него выступила испарина, Соколов судорожно потянул узел галстука у себя на горле, но не ослабил его, а вместо этого стал валиться набок со стула. Я не успел его подхватить, и он упал, стукнувшись головой о пол. Петренко сегодня был на задании, мы с Виталием Юлиановичем находились в кабинете одни. Я подбежал к Соколову, перевернул его на спину, распустил узел его галстука, схватил со стола графин с водой и с ладони брызнул воду на лицо Соколова. 
 Я уже думал начать делать экстрасенсу искусственное дыхание, когда он открыл глаза. 
 -  Что с вами, Виталий Юлианович?- спросил я, стоя возле него на коленях,- Вы сегодня себя плохо чувствовали? 
 Сначала он не отвечал мне, сел, оглядывая стены кабинета, и на его лице почему-то ясно проступило чувство удовольствия, особенно необъяснимое, если принять во внимание состояние, в котором он находился. 
 -  Так это померещилось мне,- сказал он. 
 Постепенно он пришел в себя, успокоился и пересел с пола обратно на стул. 
 -  Что с вами случилось?- спросил я. 
 Этот простой вопрос его отчего-то смутил. 
 -  Не знаю, я не могу этого понять. Так, ерунда какая-то причудилась. 
 -  Расскажите. 
 Как ни неприятно, видимо, было Соколову рассказывать, но и отказываться было тоже неудобно. Ясновидящий попил из стакана, надел подобранные с пола очки и, смущаясь, мне поведал такую историю. 
 Когда Виталий Юлианович начал смотреть на череп, он очень удачно и быстро вошел в транс, то есть не стал замечать ничего, кроме него, потом он как бы заснул, а пробудился он оттого, что все тело у него зудело и щипало, он открыл глаза, однако, к своему удивлению, ничего не увидал. Было темно. 
 -  Свет, что ли выключили?- подумал экстрасенс, и вдруг понял, что он не видит из-за того, что его глаза смотрят на какую-то каменную стену, а вокруг, и правда, было темно. Виталий Юлианович захотел обернуться на том твердом лежаке, на котором он почему-то лежал,- и вдруг вместо этого он быстро сел, зарычал и впился зубами себе в руку. Он ощутил одновременно: боль в руке от сильного укуса, какую-то длинную и очень шершавую шерсть во рту, и расширяя ноздри впахнул в себя дух этой же шерсти, в которую утонул его нос. Она пахла потом и словно бы псиной, была солона на вкус, и, очевидно, запачкана землею или песком. 
 Сам себе удивляясь, ясновидящий стал клацать зубами по ремку этих густющих волос, выросших у него на руках и высасывать из него насекомых. Испытывая сильное отвращение, Виталий Юлианович попытался прекратить это занятие, однако не он, а кто-то другой - он теперь почувствовал это,продолжал со злостью и дикой страстностью процеживать отвратительную шерсть между зубами. Самое же 
 неприятное состояло в том, что он, Виталий Юлианович, представлял собою часть этого непонятного чудовища и при огромном своем желании, все-таки не в состоянии был от него отделиться. Все чувства и все эмоции зверя проникали сквозь ясновидящего и делались его собственными чувствами и эмоциями. Они заполоняли его, и только в те мгновения, когда они ослабевали, в Виталии Юлиановиче проявлялись человеческие ощущения - в основном, отвращение, возбуждение и страх. Заглушив своими укусами ноющую боль от укусов насекомых, зверь - и одновременно он же и человек мало-помалу успокоился и осмотрелся по сторонам. 
 Он сидел в конце пещеры, небольшая брешь вдалеке была окрашена светом начинающегося утра, вокруг на каменном полу, покрытом слоем грязи, лежали вповалку скорченные большие тела, слышалось с разных сторон похрапывание, сопение и приглушенные стоны. Воздух в яме скопился вонючий, спертый - Виталию Юлиановичу очень захотелось пить. Зная, где он может найти воду, Соколов перевернулся на четвереньки и поднялся на ноги. 
 У Виталия Юлиановича теперь было другое тело: гораздо мускулистее и шире в плечах. После нескольких осторожных шагов, Соколов понял, что у него сильно болит колено левой ноги, болит так, что на левую ногу он почти не может приступать. Экстрасенс остановился и положил на колено свою длинную руку - для этого ему не пришлось даже нагибаться: он и так шел, словно прихваченный ревматизмом. Колено было опухшим, размером с голову взрослого человека, и тоже, к удивлению Виталия Юлиановича, обросло жесткой шкурой. Наконец, доковыляв на двух руках и на правой ноге до дыры, Соколов вытянул себя за крайний камень из пещеры наружу. 
 Два косматых чудовища, отдаленно напоминающие людей, дежурили возле лаза в логовище и с ненавистью посмотрели на Виталия Юлиановича. От их взгляда тоскливо сделалось в груди у ясновидящего. Он потащился по оброшенной траве, сел в стороне от них, прислонившись спиной к сосне, и стал слушать звуки и втягивать запахи. 
 Очевидно, никакой опасности не было, потому что Соколов поднялся на четвереньки и поплелся дальше. 
 Пещера, в которой жили питекантропы, находилась на склоне невысокой горы. Пробравшись по прозрачному сосновому лесу к ее подножию, Соколов нашел родник. Почва около ручья была утоптана племенем. Виталий Юлианович наклонился к воде, погрузил в нее свои мохнатые мускулистые щеки и, отфыркиваясь, начал всасывать жидкость. Утолив жажду, он вдруг почувствовал давний, ставший уже привычным голод. Надеясь подобрать какие-нибудь отбросы, животное побрело наискось вверх по склону. 
 Нора племени осталась в стороне и ниже по уровню. Дойдя до скалистого утеса, ясновидящий стал нюхать землю, отыскивая пищу. Здесь была яма, в которой питекантропы держали пойманных зверей - больной Виталий Юлианович разыскивал остатки корма, который обычно кидали плененным. 
 Ему на этот раз не повезло. Он нашел только раскрошенный мосел и поглодал эти сухие косточки, однако спазмы в животе ими нисколько не унял. Тогда он начал искать коренья, разрывать дерн и, набредя на молодую сосенку, объел ее свежие побеги. 
 Питекантроп был беспокоен и раздосадован: он очень хорошо помнил, где он мог бы найти для себя вкусную еду, но не смел ее тронуть. Кое-как наевшись, он сел отдохнуть возле ямы. В глубине ямы что-то зашевелилось, Виталий Юлианович лег на живот и поглядел туда. Счастье уже давно отвернулось от племени. В яме находился самый жалкий улов, который только можно было придумать. На дне сидел, сжавшись в комочек, маленький питекантропчик. Он был очень похож на тех двух зверей, которых Соколов недавно встретил у входа. Несмотря на младенческий возраст, тело и морда у него были покрыты шерстью, лоб был скошен, челюсти вытянуты вперед. Пленник поднял голову и взглянул вверх. Выражение его глаз поразило Виталия Юлиановича: он привык видеть ожесточенность в таких глазах, сверкавших на него из-под меха, и в последнее время очень боялся их. Эти же глаза на него смотрели с тоскливой мольбою. 
 Инвалид отслонился от обрыва и сел, прислушиваясь к тому, что делалось у него на сердце и что-то словно соображая. Неожиданно он поднялся на искалеченные ноги, взял с земли тонкую лесину и опустил конец ее в яму. Разные чувства боролись в звере, когда он это проделал. Расчетливый Виталий Юлианович, поселившийся в нем, кричал ему изо всех сил так не поступать, но голос экстрасенса заглушал и топил удовлетворенный чем-то рык питекантропа. Мальчишка, сидевший в ловушке, быстро выбрался по стволу, и не оглядываясь на своего спасителя, бросился со всех ног от ямы. Он стал уже еле виден между деревьями, когда Соколов услыхал у себя за спиной ярый вскрик, кто-то его пихнул в плечо, и он повалился. Падая, он увидел старую самку, с которой он долго жил. Она перепрыгнула через него и побежала догонять ребенка. Питекантроп вытянул свою руку, чтобы ее зацепить, но уже не достал, тогда он вскочил и, преодолевая сильнейшую боль, начал бежать за ней следом. Его охватила паника от мысли, что старуха поймает детеныша, он на мгновение вспомнил его умоляющие глаза, представил, что с ним может стать и жалость вдруг отозвалась в нем такой мукой, что обезьяна задохнулась и потеряла сознание. 
 -  Надо же, какая блажь пришла в голову,- сказал Виталий Юлианович и вздохнул,- Я не понимаю, почему этот опыт мне не удался - такого со мной еще не было.- Он выглядел удрученным.- Давайте еще один раз повторим,- попросил он.- Я уверен, что на этот раз все будет нормально. 
 Ясновидящему так хотелось доказать свой класс, что он даже еще не успокоившись от пережитых впечатлений, снова сел напротив черепа и стал на него глядеть. Я подумал, что опять может произойти какая-нибудь неожиданность и не отходил от Виталия Юлиановича. 
 Через пятнадцать минут экстрасенс отвел глаза и растерянно посмотрел на меня. 
 -  Опять были какие-то обезьяны,- обескураженно произнес он, и на мою настойчивую просьбу неохотно рассказал мне следующее. 
 Он испытал опять пробуждение в пещере, увидел двух сторожей у лаза, снова он высвободил ребенка и опять перепрыгивала через него старая самка, гонясь за питекантропом, и он терял сознание. Затем он увидел себя уже сидящим в пещере. С треском горел костер из сухих веток, от чего дыма было мало, но было жарко. Впрочем, близко к костру ему не дали подсесть, и он жался возле стены, с завистью и обидой посматривая на сидевших у огня женщин и детей. Все мужчины ушли на охоту, остался лишь бесполезный калека Виталий Юлианович, питекантропихи озлоб- ленно щерились на него и не подпускали к еде. Старая самка, давняя жена питекантропа, которого из себя представлял Соколов, находилась неподалеку от него.  Виталий Юлианович посмотрел на нее и к своему изумлению поймал на себе ее взгляд, не дикий и злой, но почти как у того затравленного ребенка. Этот взгляд говорил ему то, что он и сам хорошо знал: - Ты отпустил нашу единственную добычу. Знаешь, что это для тебя будет значить, если охотники снова придут сегодня пустые? Ты окажешься на его месте. 
 Больной питекантроп вдруг понял, почему он так часто предпочитал эту женщину, когда был здоров и силен, хотя рядом всегда было много молодых и алчущих, чтобы он поделился с ними дичью. 
 Виталий Юлианович и его жена долго смотрели, печальные, друг на друга, и потом отвели глаза. На этом видение экстрасенса закончилось. 
 -  Что-то нынче ничего путного не выходит,- сказал Соколов и неуверенно добавил,- если вы не против, давайте не будем это записывать в протокол. 
 Я поглядел на его помятый, разъерошенный вид и ответил: Как хотите,мне ей-богу, не хотелось сегодня иметь с ним объяснения о моем подлоге. 
 Написав эти строки, я должен в очередной раз извиниться перед Виталием Юлиановичем Соколовым и подтвердить: после этого сеанса я для себя однозначно решил, что Виталий Юлианович - ясновидящий и ни в коем случае не мошенник. К сожалению, все, о чем мне рассказал в последнюю встречу экстрасенс, проверить никак нельзя, однако на кое-какие мысли он все же навел, подтвердил мне то, о чем я и сам уже понемногу догадывался. Древним людям, чтобы выжить в стае зверей в то жестокое время, нужно было иметь друг к другу много доброты. Сострадание - безусловно, было сильнейшим чувством, только от таких эмоций можно впасть в обморок. В наши времена осталось этих чувств два: боль и страх - о чем верно говорил ясновидящий. Несколько раз я видел, как люди падали в обморок от страха, от боли я однажды терял сознание сам. Если верить старинным писателям, то еще в прошлом веке было третье такое чувство - любовь, теперь же от любви ни одна, даже самая нежная барышня не свалится в обморок, можно заключить, что эта способность у людей отмирает. То же самое, очевидно, произошло с состраданием, только гораздо раньше. Питекантропу, превращающемуся в человека, нужно, наверное, было иметь этих мощных чувств много, как птенцу необходима бывает мозоль на клюве, чтобы продолбиться на свет. Когда же звери стали людьми - лишнее с них начало осыпаться: видимо, ни во что лучшее люди развиваться не собираются. Мельчают способности и души и тела - и сила, и все чувства тела: слух, обоняние, вкус; слабеет воображение, память, редкостью становятся честность и доброта. Для своего собственного сохранения человеку достаточно, конечно, одного эгоизма - он же подскажет и породит то, что в любом конкретном случае будет выгодно: страх, или жестокость, или желание нравиться, или сделать добро,- все, что угодно, но все - только лишь из расчета. Если это так - то зачем же мне-то мучаться? Наша профессия невольно подталкивает нас к ощущению жалости, ее очень скоро накапливается столько, что душа ее уже не может вместить. Это мучительнейшее чувство. Бывает разная жалость. У слабых женщин с тонкими лицами - это скорее, скука, тоска. Жалость для меня - это сопротивление, схватка. 
 -  Вот и пожалуйста, сопротивляйся, борись,- может быть скажете вы,тебе за это платят зарплату. 
 -  Это так. Только против чего мне бороться? 
 Вернувшись после сеанса с Соколовым к себе домой, я долго ходил по комнате, затем взял свой детский портрет: мне на нем пять лет, я наряжен в матросский костюмчик с вышитым на груди якорем, прическа на голове "челочка", как тогда называли, помню, что я всегда ревел в парикмахерской, когда мне обривали всю голову, кроме челочки надо лбом, делая ее. На фотоснимке я чему-то широко улыбаюсь. 
 С этим портретом я отправился в парк Маяковского, бросил его на дорожке в парке прямо в дождевую лужу и сел на скамейку в нескольких шагах от него. Конечно, в мальчике на портрете никто бы меня не узнал. Я проводил свой последний следственный эксперимент. 
 По аллее изредка проходили люди, удивленно смотрели на лицо ребенка в грязи и шли дальше, женщина с коляской стороною объехала портрет и тоже прошла. Никто не захотел пачкать руки, вытаскивая улыбающегося ребенка из холодной воды. 
 -  Значит, он излучает к ним уже слишком мало тепла,- подумалось мне. 
 Помню, как в суворовском училище, где я провел два лучшие года своей юности, мы возмущались, что один кавказец выколол на фотоснимке глаза человеку, к которому он имел что-то против. Я тогда голосовал на бюро роты, чтобы его исключили из комсомола, и значит, автоматически - уволили из училища. Видимо, отношение к людям с этих пор изменилось. 
 Наконец, подошел нищий и поднял карточку, но пройдя немного, выломал портрет из рамки и кинул на землю, а рамку сунул в свою авоську и ушел. 
 Я встал со скамейки и побрел по тропинке к реке, оставив свой портрет лежать в парке. На одной из скамеек я нашел крохотный венок из коротких октябрьских цветов, забрал его с собой и спустился на берег. Здесь я вынул из плаща фотографию Ани Кондратьевой, наколол ее за угол на обломок сука, надел на него венок, и оттолкнул ветку плыть по течению. 
 -  Пусть это будет мой венок ненайденной девочке,- подумал я.- Венок, который почему-то происходит от слова "венец". 
 На другой день я подал раппорт об увольнении из органов внутренних дел. Теперь, если можете, жалейте уже себя сами. Я за это денег не беру. Ни из-за кого страдать больше я не намерен.