---------------------------------------------


 Толстая Татьяна
 На липовой ноге

 Татьяна Толстая 
 На липовой ноге 
 Сердца горестные заметы-2 
 Душа влечется в примитив. 
 Игорь Северянин 
 Триста лет назад (как время-то бежит!) Петр Великий прорубил окно в Европу; естественно, в образовавшееся отверстие хлынули (см. учебник физики или фильм "Титаник") европейские языки: английский, голландский, французский, итальянский. Слова шли вместе с новыми культурными понятиями, иногда дополняя, а иногда вытесняя русские аналоги. Скажем, были на Руси "шти", "уха", "похлебка", "селянка", "ботвинья", "окрошка", - пришли "бульон", "консоме" да и просто "суп". Было меньше, стало больше, вот и хорошо. Кто за то, что все-все эти слова забыть, вычеркнуть из памяти, стереть, и оставить только одно: суп? Просто суп, вообще суп, без различий: пусть то, что едят ложкой, отныне называется суп, а то, что вилкой, то уж не суп. И никаких тебе тонкостей. У нас в меню - суп. 
 Забудьте, если знали, и никогда не вспоминайте, и даже не пытайтесь узнать, что означают слова: гаспаччо, буйабез, вишисуаз, минестроне, авголемоно. Не спрашивайте, из каких продуктов сделаны эти блюда, острые они или пресные, холодные или горячие. Вам этого знать не нужно. Да чего там гаспаччо: забудьте разницу между щами и борщом. Ее нет! Уха? Что такое уха? Парный орган слуха? Пусть этого слова не будет. Окрошка? Квас?.. Вас ист дас - "о, крошка"? Девушка, я вас где-то видел. Я - к вас, а вы - к нас, идет? 
 Давайте, давайте, пусть все пропадет, исчезнет, улетучится, испарится, упростится, пусть останется один суп, - съел, и порядок, и нечего чикаться. Одежду тоже давайте носить одинаковую, как китайцы при Мао Цзедуне: синий френч. Жить давайте в хрущобах: приятное однообразие. Пусть всех мужчин зовут, допустим, Сашами, а женщин - Наташами. Или еще проще: бабами. А обращаться к ним будем так: "Э!" 
 Короче, давайте осуществим мечту коммуниста: "весь советский народ как один человек", давайте проделаем быструю хирургическую работу по урезанию языка и стоящих за языком понятий, ведь у нас есть прекрасные примеры. Скажем, жили-были когда-то синонимы: "хороший, прекрасный, ценный, положительный, выдающийся, отличный, чудесный, чудный, дивный, прелестный, прельстительный, замечательный, милый, изумительный, потрясающий, фантастический, великолепный, грандиозный, неотразимый, привлекательный, увлекательный, завлекательный, влекущий, несравненный, неповторимый, заманчивый, поразительный, упоительный, божественный", и так далее, и так далее. И что же? - осталось только "крутой". Реже - "клевый". 
 Звучал мне часто голос клевый, 
 Крутые снились мне черты, 
 писал Пушкин, обращаясь к Анне Керн. Он же справедливо заметил в другом стихотворении, что 
 ...Мы рождены для вдохновенья, 
 Для звуков клевых и крутых. 
 Круто, например, выражаться односложными словами, широким уполовником зачерпнутыми из сокровищницы английского языка или наскребанными по международным сусекам: "Дог-шоу", "Блеф-клуб", - а также украшать эти кубики туманным словом "плюс", непременно поставленным в конце. (Как раз в момент написания этих строк автор сидит и с отвращением смотрит на круглую картонную коробку, на которой американец написал так: "Parm Plus! New Improved Taste", а хотел он выразить следующую мысль: "в этой коробке находится сыр пармезан, который, благодаря вкусовым добавкам, значительно лучше пармезана, который производят неназванные злобные соперники". Операция по усекновению здоровой части слова "пармезан" и наращиванию на обрубок многозначительно-пустого "плюс" сопоставима с операцией по замене природной ноги деревянным протезом. На липовой ноге, на березовой клюке ходить, наверное, интереснее: и стучит громче, и прослужит дольше.) 
 Какая-то неодолимая сила заставляет наших журналистов (особенно молодых и теле-радио-вещательных) оттяпывать гроздья отечественных суффиксов - и в таз. "Блеф-клуб" проживает на канале "Культура" (клянусь!). Глухота "культурщиков" поразительна: не слышат они, что ли, как клубится блевота в этом страшном звукосочетании, - тихое утро, 8 ноября, робкий революционный снежок припорошил мостовую, дядю Петю шумно выворотило на притихшие стогны града вчерашней селедочкой под шубой, морковными звездочками винегрета, клюковкой домашнего квашенья... На РТР есть какой-то "Подиум д'арт" (языковую принадлежность определить не берусь), а там, где, казалось бы, уж никак не выпендришься по-западному, - поднатужились и выпендрелись: "Серый Волк энд Красная Шапочка". Для кого этот "энд" воткнут? Кто это у нас так разговаривает? Можно подумать, что Международный Валютный Фонд растрогается, услышав знакомые звуки, и подсыплет валютцы. Так ведь не подсыплет. 
 Друзья мои! Прекрасен наш соединительный союз "и". Возьмем его с собой в третье тысячелетие. 
 В свое время Корней Чуковский в книге об искусстве перевода приводил пример слепого копирования английской специфики: односложных слов. Английские стихи: 
 Be the sleep 
 Calm and deep 
 Like those who fell, 
 Not ours who weep! 
 Некий переводчик передал как: 
 Тих будь он, 
 Благ твой сон, 
 Как тех, кто пал, 
 Не наш - сквозь стон! 
 Перевод изумительно дословный, а толку-то? В оригинале - благодаря долгим гласным - горестно-колыбельная, рыдающая, раскачивающаяся интонация; единственное неслужебное слово с краткой, "отрывистой" гласной - fell, "пал". Обрыв, конец, смерть. Слова же с долгими, протяжными гласными рисуют различные длительности: и неспокойный сон, и глубину, и долгий плач. (Интересно, что у всех этих слов есть фонетические пары: slip, dip, whip, с совершенно иным, понятно, значением, - тут и гласный краткий, и действие куда более стремительное.) В русском же языке от долготы гласного смысл не меняется, а потому все гласные в переводе воспринимаются как краткие, а потому и перевод похож не на плавное течение потока, а на бег астматиков в мешках. 
 Но на чужой манер хлеб русский не родится: звуковая экономия русскому языку противопоказана. Сколько бы эфиоп ни примерял кимоно, у него всегда будут торчать из-под подола ноги - свои, а не липовые. Впрочем, мы "старинные люди, мой батюшка", новое же поколение склоняется к иному варианту русского языка, не такому сладостному, как прежний, но вполне пригодному для простой коммуникации. Его главные признаки - обмеление словаря в сочетании со словесными огрызками. Например: сцена в ресторане. 
 КЛИЕНТ: Дай суп. 
 ОФИЦИАНТ: Вот суп. 
 К.: Суп - крут? 
 О.: Крут плюс. 
 К.: (ест) Э?!?! 
 О.: М? 
 К.: Суп не крут. 
 О.: Нет? Как не крут? Ну, клев. 
 К.: Не клев. Суп - вон. 
 О.: Что ж... С вас бакс. 
 К.: Пшел в пень! Вот руп плюс. 
 К.: Хрен! 
 О.: Дам в глаз плюс. Бакс дай! 
 К.: На! (Сам бьет в глаз плюс.) 
 О.: Ык! 
 К.: Ха! Бакс - мой. (Поспешно убегает.) 
 Язык этот пригоден не только для скупых на слова господ, но и для прелестных, чирикающих дам. Вот, скажем, сцена в парикмахерской - не придуманная. 
 (Входит дама с модным журналом в руках). 
 ЗНАКОМАЯ ПАРИКМАХЕРША: Что? 
 ДАМА: Стричь. 
 П.: Как? 
 Д.: Как тут. Под бокс (показывает разворот журнала). 
 П. (одобрительно): Бокс крут. 
 Д.: Ну. 
 П. (стрижет): Ну как Кипр? 
 Д. (оживляясь): О, Кипр клев! Пляж, бар - сплошь плюш: сок, джин, дринк. Как ночь - муж в душ, дочь - прочь, тут грек Макс - тук-тук! - враз секс, кекс, бакс, крекс, фекс, пекс. Вот так-с! 
 П. (завистливо): А в загс? Ждем-с? 
 Д.: Макс - в загс? Грек - в брак? Ай, чушь. 
 (Обе задумываются над жизнью.) 
 П.: Как муж? 
 Д.: Мы врозь. 
 П.: Брось! 
 Д. (вздыхает): Муж лыс. Как мяч. 
 П.: Пусть трет лук в плешь. 
 Д.: Тер. Весь год. 
 П.: Ну? Хоть пух рос? 
 Д.: Рос, но вонь!.. А секс - эх!.. Не клев. 
 П. (внезапно): Ай!!! Брысь!!! Тварь!!! 
 Д.: Что?!.. 
 П.: Вошь! 
 (Визг, паника.) 
 МАНИКЮРША (из своего угла, философски): Вот вам Кипр... Как наш Крым... Уж где юг, там вошь! А то: пляж... Вот мой зять... 
 (На этом поспешно убежал ваш автор.)