--------------------------------------------- Медведева Наталия Ночная певица Медведева Наталия Ночная певица СОДЕРЖАНИЕ От автора МОИ СОВРЕМЕННИЦЫ Оленька Владелицы недвижимости Наши Мурки Сучки с сумочками Нинка Стерва Первое разочарование К отмороженным В бане Виагра на каблучках SEXPOL МУЖЧИНЫ Трус и не трус в трусах Мужчина и машина Глаза Марго Фюрер Очкарик Ода русскому мужику В ПОСТЕЛИ С... Анпилов Борис Абрамович, мне поручено Вас... Лебедь Thank you, mr. Gorbachev! Dj Limon История "О" В духе свободной Франции ИЗ МОДНОГО ДНЕВНИКА Стоп! "Тати" Мода зла Блошиный рай Неделя высокой моды ОГНИ БОЛЬШИХ ГОРОДОВ Вечное возвращение Мой расизм Отдых в Ницце Любовная афера с ФБР Огни больших городов Голливуд О холестерине и Голливуде, повышение дозы которых способствует духовному параличу Простая советская мама в Париже Щи кислые - Солжики жареные Великий поход Удовлетворение (не) гарантировано ...о Родине, Вере и Металле Под взглядом прохожего ИЗ МЕМУАРОВ НОЧНОЙ ПЕВИЦЫ Как сложно попасть в Голливуд Extrait Массовка От иронии к юмору и вниз, к стебу Монологи c... Продолжение... Вор "Солдаты всегда спиной..." Музыка Москвы Послесловие ОТ АВТОРА Раньше, ложась спать, я всегда грустно повторяла: "Опять ночь, опять спать". А сейчас мне становится так сладко, потому что я иду смотреть кино о себе счастливой... Я манипулирую какими-то кадрами, сценами, я так много пою в моем кино-дреме... Вообще, я всегда много пела. И мне пели - и мама, и бабушка. Мой старший брат называл меня "птичкой" и еще - "маленькая лошадь". Потому что я громко, несмотря на соседей, хохотала-гоготала. Недавно я узнала, что уроки пения вовсе не обязательны в школах. А я помню, что мы все очень радостно орали на этих самых уроках пения, проводимых беременной учительницей. Еще я заставляла ее организовывать наш ансамбль и репетировать с нами для школьных концертов. Я обожала выступать. Даже дома, одна, перед зеркалом. Я что-то, вернее, кого-то играла. Я не столько придумывала, как мне кажется, сколько изображала уже виденное. Виденных. Маминых знакомых, людей из магазинов и трамваев. С другой стороны - я ведь мало знала о них и в моем изображении все-таки больше выступал не объект, а мое к нему отношение, не факты/действия, а моя их интерпретация. Я любила писать сочинения о том, как Я провела лето. Или - что МНЕ запомнилось из прогулки по сентябрьскому Летнему саду. Я. Мне. Поэтому я до сих пор с ужасом вспоминаю, что в том сочинении, за которое мне поставили пять с плюсом, я использовала не свои слова. Мне никак не удавалось придумать, как же закончить рассказ, и тут мой старший "блестящий" остроумный брат влез с фразой... которую я и написала. Ужас! Это не мои слова - я просыпаюсь в очень неловком, дискомфортном, каком-то постыдном состоянии. Боже мой, хорошо, что там еще после этой не моей фразы шел маленький мой стишок... Мне иногда кажется, что я не отсюда, что я как посланный наблюдатель. Я не вписываюсь ни в литературное, ни в музпространство, ни в само пространство. Жена Кинчева, Саша, после первого моего концерта в Москве сказала: "Вы как черный лебедь, что вы здесь делаете?!" Журналист Братерский подарил мне гигантскую черную шахматину - королеву... Но ведь это моя Родина! Которая тоже никуда не вписывается. Художник Шагин, еще в Лос-Анджелесе, говорил: "С вас надо было бы ваять статую на Пискаревское мемориальное кладбище". На кладбище том вроде Родина-мать. Сжег потом, в порыве гнева, все рисунки, холсты, написанные с меня... "Россия сука" - у Синявского это, что ли, было... Нет, я скорее испытатель. Потому что везде Я, Мне, Меня. Я на себе испытываю... Я бесстрашный испытатель жизни и смерти. Потому что я так же люблю (обожаю!!!) жить жизнь, как и самоуничтожаться и уничтожать жизнь. Крайности сходятся. Есть связь. Хотя ее вообще нет. У всех интернет - связи нет... Сегодня первое декабря. Я сижу перед окном. На улице творится снежный ужас. У меня синяк под глазом. Любимый опять куда-то убежал. Только что мне позвонила моя давняя подружка Фаби из Парижа. Зд?орово. Спросила, когда я приеду. Когда?.. В эту книгу вошли тексты, некоторые из которых ранее были опубликованы в российской периодике: газетах ленинградская "Смена", "Натали"; "День", "Иностранец", "Завтра", "Лимонка", в журналах "Стас", "Степ", "ОМ", "Вечерняя Москва", "Фам клуб"... ох, конечно же в газете "Новый взгляд", у Додолева, где я и начала впервые печататься в России. Может, кого и забыла - пардон. Разумеется, эта книга только первый такт в моих вспоминаниях. Надо и хочется написать о поездках в Сингапур, Малайзию. О гастролях в Швейцарии. Еще о Париже, где я помимо пения в "Шэ Распутин", "Балалайка" постоянно пыталась сотрудничать с различными рок-музыкантами, ища свой голос (что вскользь упомянуто в каких-то моих книгах). И, наконец, что именно в Москве у меня появилась возможность выступать со своими песнями в жестких обработках таких музыкантов, как, конечно же, Сергей Высокосов (Боров из "Коррозии металла"), Игорь Вдовченко, Александр Соломатин, Юрий Кистенев и упоминаемая в этой книге вкратце группа "Х.З.". Не говоря уже о встречах с классными людьми: Аркадий Семенов (поэт, мой первый продюсер), Владимир Марочкин, Иван Соколовский. Разумеется, Алла Пугачева, Александр Кальянов, Александр Фирсанов; не выдержавшие моего напора "Фили-рекордс" и "ОРТ-рекордс"... Все это уже как фраза, вдохновившая "Дорз" (Врата, Двери... Мистер Дорз?!) - "Есть вещи известные и неизвестные меж вратами" (Блэйк). Я когда-то слышала немецкое выражение "разговор на лестнице". Понимаю так, что это уже выйдя из кабинета. Бесполезный вроде. Но смысл этих разговоров, видимо, в самом их ведении, в их необходимости для самого автора. Ну и пусть сто лет назад Герцен дал блестящую характеристику личности западного человека. А Тургенев, словами Базарова, охарактеризовал русского! Сегодня я живу, я вижу, я чувствую. Я говорю. 1 декабря 1999 г. - 11 января 2000 г., Москва P.S. Выражаю благодарность всем фотографам, чьи фотографии - не сомневаюсь! - они рады будут найти в этой книге. МОИ СОВРЕМЕННИЦЫ В России все время ругают мужчин. И я, я тоже - за четыре последних года постоянной жизни здесь переменила свое мнение о "русских мальчиках", которые "самые, самые любимые"! Самые ленивые - чаще повторяю я. Но это никому не нравится. Предпочитают употреблять философские термины. Созерцательный тип, например. Мне кажется, и это не то. Растерянный и все время оттягивающий момент решения и выбора! Но что это я?! Мысли о женщинах, о моих современницах, а я сразу о мужчинах. Но это потому, что о мужчинах - в основном женщины и мужчины тоже в основном из-за женщин. И вот когда они что-то не из-за женщин, когда Я-Женщина не являюсь причиной, это просто катастрофа какая-то получается. С четырнадцати лет я повторяю бодлеровское: "О, женщина! О, тварь! Как ты от скуки зла!" Эти "злые цветочки" я урвала (буквально, своровала) на несколько дней из дома великолепного мужчины. И вот по прошествии лет, городов и стран, мужчин и женщин, их населяющих, я думаю, что скука для женщины - это отсутствие внимания. "Кто мной пренебрегает, тот меня теряет" - шикарно брошенное, как перчатка. Да, но "перчатка" - это дуэль. Это объявление войны. А в России "женская доля такая..." - терпеть, терпеть, терпеть? Скорее, это чисто внешнее, условное. Внутри же зреет плод с коварным планом мести, возмездия ну, уж я доберусь до тебя, ты у меня попляшешь, я тебе припомню, отольются тебе мои слезки... Или не так? Свернуться в клубок, съежиться, зарыться, спрятаться, зачахнуть... Все равно месть получится - немым укором в уголке дивана, коленки к подбородку, тени под глазами от бессонницы-удушья... ОЛЕНЬКА И вот когда он наконец ударил ее по лицу, в ней будто что-то треснуло. Хрустнуло внутри будто что-то. Она рванула в свою комнату из кухни, из их вечной кухни, где стены изрисованны этим белым "тараканьим" карандашом, создающим впечатление, будто здесь собираются что-то реконструировать. Тараканы пересекали белые реконструкционные границы и, падая на пол, хрустели потом под ногами... Она побежала, вернее, прыгнула в свою комнату прямо к окну, к широкому подоконнику. Там у нее среди мулине, мешочков с бисером, блестками лежали ножницы. Она их никому не давала - затупятся, боялась. Потом ищи точильщика... Она уже бежала, перепрыгивая коридор, обратно в кухню. Он как раз собирался выпить и оглянулся, сделав этот жест головой. Коронный рыжеватая челка волной отхлынула с бровей и он еще, как всегда, кистью с длиннющими пальцами добавлял как бы вторую волну. И подбородок, не бритый пару дней, с нежными, не колкими волосками горделиво приподнимался... Она напрыгнула на него, вся съежившись, зажмурившись даже, собрав в комочек ненависти все свое существо, сконцентрировав эту ненависть, в которой были и боль, и жалость, и любовь, и непонимание, и ненужность, невзятость никем и никуда... все это заблистало на острие ножниц. Сверкнуло и вонзилось в его голую грудь, торчащую из драного халата. Будто кошка каждый день драла из него нитки, они свисали - длинные, белые, коричневые, синие... Она вонзила ножницы уже в рану. В кровь. Он упал и зацепил торфяные стаканчики с рассадой, которые она готовила для посадки в деревне, у мамы. Земля высыпалась, и зеленые ростки лежали рядом с оголившимися корешками в треснувших фасолинках, в их съежившихся шкурках. И он лежал съежившись. В мерзком ха-лате. Личные урожаи Оленьки были смехотворны. Да и вообще - "Хозяина бы на этот сад-огород. Мужскую руку!" Это, пожалуй, единственная ситуация, в которой мужчина упоминался как нужный. А так, сколько Оленька себя помнила в семье мужчин не было и были не нужны. Даже муж старшей сестры забылся, будто и не приходил никогда. Они ведь развелись. И отец тоже маму бросил. И вообще - "Все от мужика! А на кой нам мужик? Что с мужика взять? Мужика не переделать! Родить если его только обратно..." В кого - не говорила мама. В женщину, наверное. Оленька была прекрасной рукодельницей. И само собой, что с такими способностями еще и к рисованию в деревне ей делать было нечего, и она оказалась в Москве, окончив училище и став модельером. Художником-модельером, как нравилось ей подчеркивать. Хотя в основном она зарабатывала вышивкой. Без конца обшивала, вышивая, фигуристов. Эти нескончаемые купальники... Впрочем, купальники как раз были кончаемы, то есть маленькими. И как вообще можно разнообразить этот костюм - в любом случае, нужно много ног, желательна голая спина, тонкие руки, то есть облегающий рукав или вообще без него... Когда она нервничала, у нее слегка дергалось левое веко. А нервничала она по причинам непонимания. Вот она не понимала, откуда у людей столько... она даже не знала, как сказать: дерзости, наглости придумывать эти умопомрачительные одеяния. От непонимания ей становилось страшно. Непонимание было как черная-черная комната, в которой стоит черный-черный гроб и в нем лежит черный-черный... Ну, из детства ужастик. Черное, неизвестное, необъяснимое. Она убегала в свою комнатку и вышивала. Оставляя на кухне этих людей, творящих "большие" дела. Вообще-то, они ничего такого не творили, но разговоры вели... Она сама, конечно, виновата, что позволила им так вот, запросто, вселиться в эту квартиру и чувствовать себя хозяевами. Этот дом уже почти весь выселился, какой-то кооператив должен был проводить капитальный ремонт. Все как-то само собой заглохло, и только время от времени приезжала милиция, а за ней "скорая помощь" забирать замерзших, а пару раз померших, бомжей, которые забирались в пустые квартиры или подвал. "Квартиранты" Оленьки поначалу были для нее почти что инопланетянами. Димочка-киношник, красавец и умница. Да к тому же гомосексуал. Для Оленьки все это было чем-то из ряда вон. А проще - провинциалка, попавшая в столицу и сразу в "тусовку". Любовник Димочки Леша - смазливый весельчак, претендующий на роль певца, артиста и вообще незаурядность. Из-за того что Леша сам был неизвест-но откуда родом, Олечка к нему относилась, разумеется, без пиетета. Другое дело, Дима. Она, конечно, сначала влюбилась в него. Потом, узнав, что он педераст, возненавидела, а потом еще больше полюбила. Это все в течение одного дня. Ну и люди, люди, приходившие к Димуле, как его называли, или Д?ымок, рыжий Д?имок. Эти люди все были... какими-то особенными. Разговоры, имена, цитаты, книги и журналы, фотографии... ТЕЛЕВИДЕНИЕ. КИНО. И Оленька... вышивающая купальники и сорочки для фигуристов. Время от времени в квартиру наведывался один из жильцов. В свою комнату. Но этот пьяница, получив от Димули необходимую (всегда чуть больше) сумму, уходил. Еще одна комната принадлежала кому-то уже умершему или сидевшему в тюрьме. А третья - Оленьке и ее фиктивному мужу, которому уже было заплачено. Так что в распоряжении этой компании была пусть и потрепанная, но трехкомнатная квартира с гигантской кухней и большущей ванной, в которой немаленький Д?имок мог вытянуться во весь рост. Что он и делал после попоек. А Оленька его мыла. "Что это за педики с тобой живут?!" - спрашивали ее мужчины, все-таки время от времени появляющиеся в ее жизни. Ее это обижало. Она так привыкла к ним. И Димочка был в некотором роде эталоном - талант, внешность, легкость и свобода в поведении, успехи. Хотя, конечно, Оленька видела, что за всем этим стояла чудовищная неуравновешенность. Эти "педики" все-таки никак не могли прийти к сократовскому "согласию с самим собой". Димочка пытался даже переспать с Оленькой. Просто так она, что ли, его мыла... Они закрывали дверь на задвижечку, и Оленька садилась на корточки рядом с ванной. В ванной плавал Дима и плавала его розовая писька. Оленька создавала пену в воде и тихонько под пеной прокрадывалась к розовенькой штучке - она даже не могла назвать это членом, не говоря уже о более жестком слове. Потому что не был он жестким под Оленькиной рукой. Они оба плакали даже. Димка, конечно, был пьян. А Оленьке действительно было так горько и жаль. Себя, его. Всю эту дурацкую ситуацию. Но за дверьми раздавался голос Леши: "Утомленное солнце нежно с морем прощалось... Димуль, а? Может, мне взять в репертуар это танго? После михалковского фильма так стало популярно..." Сам Дима после таких сеансов омовения зверел. Он обрушивал на Оленьку тысячи проклятий и оскорблений. Напивался и несколько раз бил ее. Она, конечно, понимала, что это из-за самолюбия, себялюбия, эгоизма. Как это так, мол, он позволил ЕЙ что-то там с ним делать. Или - как это так, он не смог ничего сделать. Но опять, это получалось, ОНА, ОНА виновата. Леша ведь может. Оленька увлекалась гороскопами. Она смотрела все передачи, связанные с миром оккультного. Она даже купила два тома Блаватской. Но вообще-то она больше любила поболтать по телефону. В основном рассказывала о Димочкиных успехах, планах, проектах. И получалось, что она сама вовлечена во все это. Что она есть неотъемлемая часть, составная всего этого. Что и она, она тоже... Только когда уже поздно ночью она шла к себе в комнатку, потому что по телефону они все разговаривали на кухне, включала неяркий торшер, стягивала с себя одежки, выворачивая их наизнанку, и юркала на незастилаемый диван-кровать под одеяльце, ей становилось грустно и страшно. И к тому же она слышала, как возятся за стеной двое мужчин и один из них, видимо Леша, исполняет ее роль. А она не могла сделать так, чтобы ее любимый Димочка полюбил ее больше. Она бы даже согласилась, чтобы это было иногда. Они бы могли оставаться дружной семейкой. Потому что все равно у нее слишком много дел, ей надо все время вышивать эти купальники и сорочки, и еще придумали какие-то шапочки. Уже для синхронного плаванья. "Что же он не мог тебе оставить пригласительный билет?" - недоумевала Оленькина подружка на то, что Димуля не пригласил ее на премьеру. Оленька защищала Димочку - ее не было дома, он не знал, когда она придет, он забыл, у него такой важный день... Оленька специально для премьеры сделала себе наряд. Со шляпкой. С такой мягкой, бархатной, очень хорошо обрамляющей ее довольно резкие черты лица. К тому же она постоянно делала себе коррекции. То губы увеличит, то скулы "надставит". Ей было так смешно - это оказалось почти как в шитье. Под кожу скул вставлялись такие специальные подушечки, выкроенные в форме миндаля, в футлярчиках миндальных. Что там внутри, ей не очень хотелось знать... Наряд она не показала Димочке. Ждала премьеры. А теперь она ждала их уже после премьеры и банкета. "Может, они и до утра не придут, - думала Оленька, примеряя шляпку. - Может быть, я поеду рано утром к маме, покопаюсь на огороде, соберу одуванчиков... Из одуванчиков можно сварить варенье, и вообще французы используют листья в салат... Мама будет спрашивать, когда я выйду замуж. А сама все время повторяет тем не менее - зачем нам мужик? Мужики сволочи... Мужик нам зачем?.." Апрель 1998 г. ВЛАДЕЛИЦЫ НЕДВИЖИМОСТИ (зарисовка) То, как Ирина варила кофе, надо было снимать для рекламного ролика. Чего-нибудь сексуального. Когда она что-то не понимала - как включить эту супер-электроплиту?! - наружу вылезала вся ее самочность. У Ирки, казалось, начинала шевелиться, колыхаться грудь. Ноздри вздрагивали и бедра округлялись. И руками она делала массу движений. Особенно пальцами. И все это волей-неволей наводило на мысль о члене. Будто она что-то делала с невидимым членом. Ну и член у мужчин обычно становился очень даже ощутимым. Но Ирку нельзя было назвать архетипом блондинки-сучки. У нее в сумочке всегда лежал калькулятор, и она очень любила подсчитывать. Особенно проценты, которые должны были ей достаться с какой-либо сделки. Проценты были небольшими, но сделок было много, совершенно немыслимых и несовместимых на первый взгляд. Но вполне укладывающихся в белокурой Иркиной головке. "Растранжириваешь свое время и способности", - комментировала вечную суету и опоздания Ирки ее подруга Марина. Она была как ее ручка "Кросс" - очень прямо всегда держала спину. Ну и в жизни, в деловой ее части, любила порядок и дисциплину. Правда, сказать, что Маринка была "несгибаемой бизнесвумен", железной женщиной или как их еще называют, этих уверенных высоких и худых шатенок... - было бы преувеличением. В Маринкиной сумке помимо калькулятора можно было иногда найти джоинт. Это называлось ностальгией по семидесятым, по юности. Маринке было тридцать восемь, Ирине - тридцать, хотя они принадлежали к тому типу женщин, которых всю жизнь называют "девчонки". А Владу, в чьей постели они проснулись в этот субботний полдень, ему было за полтинник. Ну, за такой, современный - комплекс мультивитаминов плюс минералы, спортклуб, теннис, йога иногда, алказельцер вместо пива с похмелья. - Я давно не чувствовал себя так... как бы сказать... свободно, что ли. Утром. - Это потому, что в наших глазах нет мигающей надписи: "Хочу замуж!" Мы уже были... - Маринка разглядела сейчас, что правая мочка уха Влада проколота. Она лежала рядом с ним, откинув голову назад, на простыню без подушки. Ирина вошла в комнату с кружкой: - Запах свежего кофе - и утро прекрасно! Хотите?.. Я вам принесу. Эта компания познакомилась на банкете после конкурса "Элит модел лук-97" в гостинице "Рэдиссон-Славянская". Горячо поболев за победительницу - самую стройненькую нимфетку-переростка Диану Кравчук, - Ирка с Маринкой нагло прошли в банкетный зал имени какого-то русского классика. Там они и нашли скучающего по ногам немногих манекенщиц агентства "Рэд старз" Владислава. У манекенщиц в глазах не светилось "хочу замуж", но все они явно хотели быть взятыми - в рекламу, в любовницы к суперагенту, в Париж: в дело, короче. А у Ирки с Маринкой были свои дела, и они хотели развлекаться. Сами фактически и прицепились к Владу. - Почему нам все не нравится? - Ирка сидела на краю постели, в ногах Влада и Маринки, уже пьющих кофе, дымящих первыми утренними сигаретами. - Мы всем недовольны... И мы ведь не хотим заранее все раскритиковать! Мы очень даже были воодушевлены вчера, а, Мариш... А все оказалось каким-то... - Как у Черномырдина! - засмеялся Влад. - Русские всегда слишком высоко планку ставят. - И получается - недосягаемая мечта, вечное стремление к чему-то эдакому... Мне это объяснял американский психиатр. - Маринка потягивалась по-кошачьи, вспоминая другого американского доктора. Такое утреннее потягивание страховало якобы от сердечных ударов. - А ты что, в Америке жила?.. Я тоже. Можно сказать, и сейчас частично живу. Маринка прожила в Америке пять лет - с 83-го года по 88-й. Оттуда она привезла лицензию агента риал эстэйт*, окончив там колледж. Она была первой, расселившей коммуналку на Арбате и продавшей квартиру американцам. По американским расценкам на недвижимость. Иногда ей казалось, что это было в другой жизни - так невероятно быстро менялись цены, и на баксы тоже. Она, правда, успела и Ирину втянуть в дело. По-русски это звучало очень основательно - продажа недвижимости. Ирку это приводило в какой-то детский восторг. "Ничего не надо везти, перевозить, транспортировать... Оно есть, вот стоит недвижимо дом. Это только мы во-круг него все время двигаемся!" "От тебя самой можно двинуться мозгами!" - говорил Ирочке один из любовников и дарил что-нибудь, умиляясь ее непосредственностью. - Вы ж не лесбиянки, девчонки... Это я так, я просто как-то вспомнил женщин и девушек, с которыми общался последние два года в Москве. Молодые девки амнезийные, все, по-моему, немного... двинутые. Вот даже в этих клипах они все, как их одежа: блестящая и пластиковая. - Влад лежал теперь с подлезшей ему под мышку Ирочкой. Маринка стояла у окна, против света, демонстрируя ему свой тонкий силуэт, просвечивающий сквозь маечку-комбинашку... Они не были с Иркой лесбиянками. - Наша страна сейчас переживает половой кризис. Новое поколение мальчиков не трахается. Им засрали мозги тем, что в каждом кроется педераст. Только, мол, дай шанс. Стакан то есть. А вот народ, мужики простые, они как раз после стакана только и лезут на бабу. А на молодых модных девушек не лезут... - Когда мне было двадцать два года, я ни о чем, кроме этого дела, не думал. Я готов был днем и ночью где угодно и ради этого куда угодно нестись сломя голову, бежать! - Ну ты, Владислав, и сейчас не откажешься! - Ирка пощекотала его за ухом и нащупала дырочку в мочке. - Бог мой, у тебя и уши проколоты! - Да это со времен хипповства. Кратковременного, правда. Я думал, она зарастет... Ирка сразу же стала пытаться продеть ему в дырочку свою сережку-колечко: - Я так мечтала попасть в этот знаменитый гей-клуб в Париже, "Квин"... Ну, здесь хоть пойти в "Империю кино". Но только специально нарядившись! Мы бы могли пойти втроем, а? У меня есть все эти наручники, плеточки... боже мой, они такие дорогие! Мы бы тебя нарядили в какого-нибудь садо-мазо! - Бедная крошечка! Некому на тебя намордничек надеть. - Влад перевернул Ирку на живот и шутливо стал шлепать ее. Маринка стояла у окна и глядела на белые ягодицы Ирки и смуглую руку Влада с золотистыми волосками у запястья. Рука постепенно стала продвигаться к центру и потом юркнула между ягодиц, и в конце концов глазам Маринки предстали уже ягодицы Влада. Он обернулся, увидел лицо Маринки и так продолжал смотреть на нее все время, качаясь на Ирине, верещавшей под ним. Его глаза сделались темными. Маринке очень захотелось поцеловать его. Она подошла к постели, легла на бок, вплотную к ним, и поцеловала Влада в губы. Владислав ездил в Америку три-четыре раза в год. Его взрослая дочь - ей исполнилось двадцать в этом году, - как говорила жена Влада, ее мать, "сошла с оси". Они жили в Америке тринадцать лет, так что дочь Влада, Вера, там выросла, училась и "всему обучилась"! Последний раз, когда Влад помогал им переезжать на Лонг-Айлэнд, где его жена купила дом, он обнаружил в Веркиных коробках ее дневники. Помимо мужских имен, в них перечислялись способы прославиться. Например - напасть на знаменитость. Приводился в пример Мэнсон. Вот, мол, никто и не помнит уже Шэрон Тэйт, жену Полански, которую "семья" Мэнсона убила, а его знают все! Боготворился жуткий тип по имени двух американских звезд - Мерилин Мэнсон. Да, убийца тоже был звездой, наравне со звездами голливудскими. Влад не стал рассказывать жене о дневниках. Он только подумал, что поколению его дочери должно быть жутко скучно. Ничего не надо отстаивать, никаких "революций" не светит. Даже по сравнению с его молодостью в Москве, когда он пару лет хипповал, тусовался со странными, мягко говоря, типами, половина из которых уже померла. Они что-то дерзали, шли на скандал, буянили и таким образом утверждались. Здесь, сейчас надо было отвоевывать только место под солнцем - университет, профессию, место службы, зар-плату. Такая жизнь была лишена мечты, что ли. Жена Влада - ревнивая собственница и стерва, позволяющая себе все, но следящая за моральным обликом самца (поэтому они и разошлись, официально не разводясь из-за налогов), - работала в коммерческом отделе гигантского издательства. Вообще, она была начитанной, эрудированной и современной женщиной с подвижным умом, и Владу было очень сложно найти ей замену после разрыва. Она, конечно, по-своему была несчастна. В Америке ей все, как она говорила, было "клиар"*. Возвращаться же в Москву, по ее же словам, было "стюпид"**. В этой "мазер Рашиа" хоть и появились супермаркеты, идти (ехать!) к ним надо все по тем же улицам, на которых в тыщу раз лучше смотрятся "овощи-фрукты" и бомжи! Влада окружали люди, преуспевшие в деловой жизни и... да, люди вот разделяли жизнь, и получалось, что на личную не хватало сил и времени. И ее, личной жизни, даже боялись. И в то же время по ней тосковали. Как приятель в Париже, куда Влад часто ездил по делам Росвооружения. Этот Олег, одичавший от одиночества, работал в фирме "Матиф", занимающей второе место в мире по электронному биржевому обеспечению. Сам был на очень хорошем обеспечении в этой компании, но чудовищно страдал от одиночества. Влад ездил с ним в Киев - хоронить мать Олега. Оказалось, что родственники не могут нести гроб, и пришлось искать каких-то мужиков. Алкашей. Заплатили им, они и снесли гроб с автобуса, на котором тряслись до кладбища черт знает сколько. Был жуткий холод, какой-то администратор, ответственный по кладбищу, зачитал просоветскую речь о трудовой деятельности матери Олега. Никто его не слушал. Ветер дует, дождь хлещет, и все только и думают скорее вернуться - водку пить. На кладбище ни деревца, ни церквушки, ни воды руки помыть, ни мусорного ящика. Ничего, кроме какого-то маленького "ручного" бульдозера вонючего, который, как на шахматной доске, рыл ямы, и алкаши с лопатами сравнивали углы этих ям. Жуть. Влад с Олегом тоже упились потом и проклинали все на свете: и Украину, и Союз, и Америку, и Париж не забыли. В общем, хоть самим возвращайся на кладбище и в яму лезь. На следующий день, правда, опохмелившись супрадином, вдвоем поехали на встречу с Андреем Кукиным - гендиректором Укр-спецэкспорта, аналога Росвооружения. У них были далеко идущие планы. Раз Россия отказывается поставлять комплектующие к украинскому Т-84, заказанному уже Пакистаном, то вполне можно получить "запчасти" от французской "Матры", делающей не только бытовую электронику. В "Матре" у Влада тоже был приятель - украинец по происхождению, с дурацким домашним именем Хлопчик. У Влада не было французских документов, чтобы официально заниматься оформлением дел, поэтому он и вписывал Олега. А вообще, Влад хотел купить во Франции какое-нибудь жилье капиталовложения поощрялись картой резидента на десять лет. Они часто встречались втроем. Влад, правда, постоянно напоминал себе, что ни одной нельзя отдавать предпочтения. Иначе все сведется к любовной истории, которая и закончится обычно - то есть драматично. Замуж, замуж захочется выбранной. Всю зиму они ездили в Зеленоградское. В двадцати минутах ходьбы от станции - хотя они всегда ездили на "Вольво" Влада или "девятке" Маринки - Иринин знакомый, "шиз", как они его называли, вот уже третий год строил дом. Наподобие тех, что выстраиваются на участках по Рублевскому шоссе, - красный кирпич, балюстрады, фонтаны, балконы, анфилады комнат. Безумное это сооружение могло служить памятником новому русскому размаху. Гротескно-дорогое, немыслимое по дизайну, это строительство засосало в себя уже три сотни тысяч долларов, и конца работам не было видно. В то же время, на большом участке рабочие выстроили себе жилой дом, подсобное сооружение, гараж, и сейчас, когда работы были приостановлены, Ирина распоряжалась домом. Они не переставали удивляться человеческой глупости - вот ведь уже два года стоит двухэтажный домик с печкой, в нем уже ребеночка родили, собака ощенилась, кошка окотилась, теперь вот они втроем приезжают и кайфуют у печки, в лес ходят, летом можно за грибами - "здесь даже, говорят, галлюциногенные есть!" - смеялась Маринка, - а эти все строят, строят, строят... Ящик был неотъемлемым, а иногда и главным членом коллектива. И на даче он, после печки, оставался центром, группирующим вокруг себя. Враг номер один всех реклам - дистанционное управление - было любимой игрушкой. Оно также заменяло и предметы, на которых вымещали злость, - вместо битья посуды можно было менять программы: раз! на эту, раз! на другую, раз! не поняв даже ничего, на следующую, раз! раз! раз! - ...независимая женщина! У них это звучит как онанистка! - Маринка лягнула ногой в сторону телевизора, и большой тапок-заяц слетел с нее, она к тому же и программу поменяла от злости. - Русские люди все-таки ужасно дремучие. Я помню как-то очень сильно осознала это, вернувшись из Америки. Даже пожалела, что не ужилась там... Влад играл с Маринкиным тапком, "пугая" им лежащую рядом на диване Ирину: - Я скажу, что и во Франции обычный народ тоже дремучий. Помню передачу о противозачаточных средствах, и вот, интервьюируют бабу, не совсем уж чукчу, в двадцати пяти километрах от Парижу... а она не знает ничего про пилюли. Во! Поэтому у нее восемь человек детей. Я просто обалдел. Что это за невежество... И эту бабу вроде жалко, а вроде и нет. Думаешь, ну так тебе, дуре, и надо, раз ты такая деревня, в девяностые годы живешь в центре цивилизации... - Вы, мужчины, - Ирина выхватила тапок у Влада, - вы все на баб, на баб... Ее муж ненормальный просто. Ему-то каково такую семью содержать?! Он не догадается, значит, презерватив надеть. - А это против католической морали! Совокупляться надо, чтобы размножаться. А все остальное - грех... А русские женщины больше всех аборты делают. В той же передаче приводили цифры - в среднем по четыре, а есть и по восемь... - Ой, Влад, это какая-то древняя статистика! Сегодня все молоденькие девочки носят с собой презервативы. И мальчики. - Правильно, Мариш! Носят и не используют, - засмеялся Владислав. - Ну, они вообще не трахаются! Как можно факать вот такую "не срала тут"!.. Переключи, Марин! Андрогинные... я правильно произношу? Андрогинные создания, они ведь очень привлекательны должны быть сексуально. Милен Фармер очень заманчивая, или вот эта манекенщица лысая, с татуировкой на черепе. Их хочется! Нет разве, Влад? А наши андрогины какие-то пресные. И вообще, русский секс, русское понятие сексуальности, проявленной, то, что якобы должно быть заметно, - оно очень... как это... ну, стандартное и простое. Я все-таки остаюсь наиболее доступным для понимания типом. Нет разве, Влад? Блондинка, груди, жопой вертит, чего-то щебечет, моргая... А-ля Мерилин Монро! А что-то более усложненное, замаскированное... ну, как ее, Марина, с такими веками низкими, в этом фильме безумном... Шэ... Шэ... - Шэрон Стоун, что ли? - Да нет, совсем не из той оперы... Ну, Марин! - Шарлотт Рэмплинг. Но она уже сошла с пьедестала. Это когда было... "Ночной портье". Вообще был скандал. Но такое не понимают не только русские, бруклинские евреи тоже не принимают. Хотя с тех пор фашистскую эстетику тоже пустили в ход, для развития бизнеса! Все, что покупается, должно быть продано, то есть предложено на рынке. - А мне кажется, чтобы удовлетворить женщину, не надо о фашизме знать, маркиза де Сада читать не обязательно. Надо любить женщину и все свое время на нее тратить. В постели... На кого ты будешь тратить сегодня свое время, Владичка? - Может, вы хотите вдвоем?.. Я могу внизу спать. - Нууу, Мариш, так не интересно. Мы не сможем без тебя. И потом, опять же, белья меньше в город везти стирать... - Ты боишься, Влад, а? Боишься очень остаться с одной. Думаешь, она тебя сразу заграбастает, опутает? - Говоря это, Маринка представила "путы" на руках Влада, хотя... "Что это такое, я даже толком не знаю... но в конце концов, кто-то должен будет его... приручить. Чтобы был при руках... за руку, чтобы ходить... как в юности с мальчиком хотелось ходить за ручку, чтобы все смотрели и завидовали, чтобы видно было, какие вы прекрасные, потому что светились бы от любви... где этот мальчик-юноша? Так навсегда и остался мечтой... Влад, что ли? Взрослый дядька, дядя Владик... Шэрон Стоун, собственно, это внешне облегченный вариант Шарлотт Рэмплинг, это как бы уже масскультура, доступнее для всеобщего понимания, хотя у нас больше понимают топор, а не изысканный, как его, ледокол, что ли?! Это у Суворова... Мальчики, мальчики - все ведь были мальчиками и девочками: и предатели, и бизнесмены... Одни только забыли... Влад немножко из юности все-таки, из того времени. Женщине всегда нужен свой мужчина, юноша, мальчик... всегда". - Мариш, где эта музычка прекрасная? Ноющая такая, за кишки будто тянущая? - Ирка уже извивалась на диване, стягивая с себя леопардовые лосины. - Влад, ты слышал? Вечное суфийское вращение ее тянет за кишки?! Мне хочется улетать в волшебный сон под нее! - Ну не придирайся, эстетка! Давайте скорее улетать и спать потом волшебным сном. И пусть нам приснится Париж и домик на берегу Сены. Особнячок такой маленький, в котором мы живем. Давайте же поедем в Париж, наконец! Маринка была партнером в калифорнийской фирме по продаже недвижимости. У нее был американский паспорт, и она классно - именно с "тач оф класс" говорила по-американски. Она открыла филиал фирмы в Нью-Йорке, но в основном ездила в Лос-Анджелес. У новых русских особым спросом пользовались дома Лос-Анджелеса. Районы Вествуда, Санта-Моники. Теперь она хотела связать в одну упряжку Париж и, может быть, Киев через "одичавшего" Олега. С Иркой они чуть было не купили развлекательный комплекс в Воронеже, где Ирочкин знакомый обещал, что они будут ходить "пальцы веером, ногами двери открывать". Они вовремя соскочили с этой темной аферы. Даже повеселились потом, празднуя, Ирочка все репетировала "пальцы веером". - Ты не пальцы выставляешь, а задницу! Ты вообще ее всегда выставляешь, Ирка! - Маринка позволяла себе раз в полгода напиться, и это как раз был тот случай. - У всех своя тактика, Мариш! Я не могу выучить этот проклятый "бизнес инглиш"! Может, вообще лучше учить французский? Раз мы собираемся покупать там дом... Идем мы по бульвару Капуцинов... Блин, какие там еще улицы есть, кроме киношных? Эта идея покупки "домика", как невинно называла особняк на берегу Сены Ирина, как-то сама собой стала главной темой. - Я не понимаю, почему мы говорим о доме? Мы ведь все о Париже - левый берег, латинский квартал... а домики в деревне! В Париже на домик не хватит никаких средств, Ирка сумасшедшая! - Ну чем этот особняк на Чистых прудах хуже того, на этой, как ее, набережной... Селестинов, да? Москва - центр всего. Мы центр Евразии. Москва Берлин - Пекин. Может, лучше и в Пекине что-то покупать или в пекинском Гон-Конге уже! Но очень уж хочется в Парижике... Идем мы с Владом... идем мы все втроем... Сигаретную палатку как раз открывала одна из трех постоянных продавщиц. "О! Как я вовремя!" - обрадовалась Ирина. "Да я вас с семи утра жду!" захохотала продавщица, доедающая пирожок, выдавая Ирине две пачки "Мальборо лайтс". Ирка заглянула в палатку видео: "У вас есть "Автокатастрофа"?.. Тридцать?.. А это у вас советские?.. Вот мне еще "Балладу о солдате" дайте". Она положила кассеты в пакет. В соседней палатке продавали турецкие сумки из кожаных кусочков. "С арабами Парижа сразу ассоциируешь эти мерзкие вещи. Они приобретают все качества людей, которые их носят: бесформенные бабищи в платках, черные как смоль, мужичонки мелкие - руки всегда глубоко в карманах... Вот почему настоящий парижанин должен хорошо к ним относиться? Они своим видом портят город. Вроде в пятнадцатом районе их не очень много... А они везде, как здесь хачики... Как здесь все неуютно, все так сделано, чтобы не чувствовать себя уютно и хорошо. Там выйдешь из любого сраного дома - и сразу тебе кафе, сиди хоть весь день за кафе-крэм с журналом, чисто... Какой-то свинарник устроили, а не шашлычную, вонища..." - Ирка уже вышла на улицу из подземного перехода и шла к дому мимо шашлычной, открывшейся в ее отсутствие. Вечная проблема мусора не давала возможности придать заведениям, открывавшимся на улице, симпатичного или, как любили говорить, цивилизованного вида. В Париже даже сорить не хотелось. Ирка подумала, что у нее там какое-то детсадовское умиление. Как на утренниках. Или как когда она раскрывала эти гэдээровские книжки, из которых вставали картинки. Обычно это были сказочные дремучие леса или замки. Но они не наводили страху. От них было хорошо. И в Париже было невероятно спокойно. Маринка вообще сказала, что Париж как старая светская шлюха. "Да и вся Европа устала уже ахать и охать каждый раз, когда ей показывают фаллос. Да и не фаллос к тому же, а палец! Хотя и это не ново. И мне тоже надоело открывать Америку, придумывать велосипед и усиленно искать в себе гомосексуальные наклонности, чтобы навесить их себе на лоб! Они там очумели, в Москве!" - говорила Маринка, сидя в кафе на улице Вожирар. Эта безумная улица, которую они преодолевали пешком, как настоящие парижане, тянулась от Версальских ворот к Люксембургскому саду и выше, к Монпарнасу. По ней, в сад же, водили стадо пони - для детей. Животные вызывали грусть и жалость. Ирке хотелось броситься пони на шею, обнять, прижаться и заплакать. Она пришла домой и заплакала-таки. От жалости к себе. "Почему он не понимает, что я хочу быть с ним? Он не чувствует моего влечения..." Ирка еще больше расплакалась, посмотрев "Балладу о солдате". "И куда делось все это в людях? Неужели люди так относились друг к другу? Он, конечно, не хочет близких отношений из-за деловых... За эти шесть месяцев столько было впечатлений! Абу-Даби и эта немыслимая ярмарка оружия. Парижский клуб "Квин". Московский "Кантри-клаб", новая квартира... Но, вообще-то, все это ерунда и не идет ни в какие сравнения с чувствами, которые были на море, в Крыму, когда мы остались одни на пляже. Владу этого не хочется. Я не виню Маринку, но если бы ее не было, мне было бы легче приучить его к себе, к тому, что я всегда есть, рядом, с ним..." Ирка разглядывала фотографии с Крыма и автоматически как-то стала вырезать из них Маринку. Они обманули Ирину. Каждый, конечно, по-своему объяснял этот обман. "Устроим ей сюрприз!" Влад. Они прилетели в Париж как раз в день доставки мебели в квартиру. Консьерж - молодой тип гомосексуальной внешности - педантично занимался приемом спального гарнитура, когда они подъехали к дому на улице Поль Барюэль. Ничего сногсшибательного они не купили. Правда, в магазине, где они заказывали спальню, им встретилась Марианна Вертинская и Макс Шостакович. Марианна заказала себе такую же. "Стоять они, слава богу, будут в разных странах!" засмеялась тогда Маринка, подумав, что от русских теперь никуда не деться в мире. Поставленная в комнатах, мебель смотрелась лучше. Собственно, это можно было сказать обо всем: как и на складе мебель терялась, так и в толпе человек обезличивался. За редким исключением. Надо было быть исключением. Консьерж унес упаковочный пластик и чаевые. Маринка распаковала свой чемодан, повесив в шкаф несколько платьев для вечера - у них были пригласительные на юбилейный фестиваль в Канн. Влад обзавелся белым смокингом. Еще Маринка привезла шикарный письменный набор, приобретенный в антикварной лавке. Серебряное пресс-папье, чернильница, нож для резки бумаги - изысканные и утонченные, она оставила их в спальне из-за отсутствия письменного стола в кабинете. Хотя факс был уже подключен. Они отправились в магазин закупить "вкуснятины" к приезду Ирины. "Мы можем сегодня поужинать здесь", - предложила Маринка. Кухня была полностью оснащена, вплоть до колечек для салфеток! Трехкомнатная квартира была оформлена на Влада и Ирину. Таким образом, они оба могли претендовать на французские документы. Конечно, Влад вложил основную часть денег. Но и между собой троими они оформили договор в присутствии адвоката, дающий им равные права на квартиру. Впрочем, в России такая "бумажка" могла ничего не значить, даже если оригинал и хранился у адвоката. Что такое адвокат, если членов Госдумы запросто - за небольшую сумму! - могли убрать... Они накупили несметное количество еды, часть которой должны были доставить на следующий день. К приезду Ирины. Когда они легли в новую постель, Маринка была здорово поддатой. Она выдула полбутыли Мартини, пила вино, шампанское... "У тебя не болит голова от всей этой мешанины? Может, тебе лучше поспать?" сказал Влад, когда Маринка закинула на его пах свою горячую ляжку. "Самым лучшим снотворным для меня будет хороший секс вдвоем..." - она уже лежала на нем, целуя, посасывая его проколотую мочку, упираясь своим животом в его, приподнимаясь и снова опускаясь. Елозя по нему до тех пор, пока не смогла воссесть на нем, "надев" себя на его твердость с неким победоносным видом. Но тут же ей расхотелось играть роль победительницы и наездницы и хотелось, чтобы он ее любил, хоть чуточку. И в то же время, чтобы он выебал ее по-простому, но со всей силой. Она все терлась об него, пытаясь перевернуть, чтобы он был на ней, но Влад, видимо, не понимал, не чувствовал ее. "Ах, как бы нам Ирочка сейчас помогла..." - сказал он. Маринка обмякла и легла на него, отвернувшись, уперевшись взглядом в письменные принадлежности, поблескивающие рядом, на тумбочке у постели. "Завтра будет лучше. Завтра..." Она не дала договорить ему, схватив серебряный нож и не глядя ткнув им куда-то в его тело. И завопив от ужаса, стала наносить без разбору удары по Владу. Он не успел отвернуться, и нож вонзился ему в горло, он только прохрипел: "Сука... квартира... из-за... квартиры..." Маринка, как безумная, еще несколько раз ударила его ножом, он не сопротивлялся уже, и она стала выть: "Ты ничего не понял... ты не понял! Мне ты, ты был нужен, мне, мне, мне, я с тобой, вместе..." У нее в голове творился хаос из картинок с Шэрон Стоун, зимнего загорода, когда они с Владом упали в снег и лежали долго, из каких-то колющих предметов в антикварной лавке, из скул Влада, которые она целовала и потом щекотала ресницами, близко-близко прижавшись к нему лицом. Она провела руками в крови по лицу и по всему своему телу: "Ты не понял..." Ирке не обменяли ее билет. Она плюнула и потратила семьсот долларов на первый же самолет в Париж. "Я там все приготовлю к приезду Влада. Может быть, Маринка появится только в конце недели..." - думала она, сидя в салоне бизнес-класса, попивая шампанское. По телефону секретарша Маринки сказала, что та уехала на несколько дней в Киев. Она открывала дверь в квартиру на улице Поль Барюэль, как неправильно она произносила. В полосатом а-ля гулаговском, по словам Влада, костюмчике. "Может, мы сможем побыть здесь вдвоем с ним. В нашей квартире..." В прихожей горел свет, и в конце коридора стояла голая, кроваво-полосатая Маринка. 1997 г. НАШИ МУРКИ Речь держала баба, Звали ее Мурка, Хитрая и смелая была, Даже злые урки, И те боялись Мурки, Воровскую жизнь она вела... Долгое время в хит-парадах страны на первом месте стояла песня певицы "всех времен и одного народа" (А.Б. Пугачева) "Настоящий полковник". Таким образом отдавалось предпочтение мужчинам в погонах. Удивительно, но очень по-русски - сначала "распяли" (армию), а потом сожалеют и мечтают. Можно даже сказать - истинно по-христиански! Продолжая логическое рассуждение, следует, что опрашиваемые отождествляют себя с образом женщины, сыгранной (?) А. Пугачевой в клипе к песне, то есть с провинциальной буфетчицей. Да, самый популярный тип женщин у нас - мать-бандерша! Это Пугачева и Лариса Долина, конечно же, Татьяна Маркова и Ирина Аллегрова. Почти Люба Успенская, а лет через пять, когда будут кило на десять потяжелее, - Вика Цыганова и Маша Распутина. Удивительно однообразные, все они принадлежат к типу мясистых крашеных одесситок лет сорока (даже если им много меньше!), мелкобуржуазных мещанок. Наконец-то дорвавшихся до "возможностей" и напяливающих на себя все возможное и нет для постоянного подтверждения своего "Я", для фиксации своего присутствия в мире за счет несметного количества блестящей мишуры-бижутерии, декольте и бюстьеров, неохватных лях в лайкре. Ту же Эдиту Пьеху, участницу балов мэра Санкт-Петербурга, нельзя поместить в эту группу: она скорее подходит к типу сумасшедших, впавших в детство, старушек: мини-платьица, курчашечки, широко раскрытые, якобы в удивлении на непознанный еще мир, глаза и т.д. Лет пятнадцать назад А. Пугачева в роли "юродивой", "страдающего художника" не очень выдавала в себе этот тип. Как и Л. Долина, когда была просто невыразимо толстой, но оригинальной (для СССР) джаз-певицей с широким диапазоном голоса. Теперь же все они похудели (насколько это вообще возможно для такого типа женщин), приняли, по их мнению, цивилизованный вид... и стали наконец-то тем, кем и являются на самом деле. Торговки рыбой с Привоза. Им не хватает только золотых фикс, а так Одесса-мама в своем "лучшем" проявлении. (Тем более что и Долина, и Аллегрова из Одессы таки!) С Одессой мы повязаны по рукам и ногам! Вся страна "от Москвы до самых до окраин" питается исключительно одесским юмором (Жванецкий). Это как если бы Америка смеялась только над шутками из Бронкса или Бруклина! Наши "дивы" - это все орущие певицы. Берущие глоткой, так сказать. Песни их так и построены - пропеть куплет и проорать припев раза три. А коду - с модуляцией, чтобы пошире пасть раскрыть, то есть принять эту позу повелевающей, орущей бандерши. Можно их сравнить с Мэй Вест, в ухудшенном варианте. В чем-то с Долли Партон и даже с этими специфически американскими негритятками, "биг мама". Эдакие мамы-патронши - в перьях, крашеные, ну и орущие! Насилующие неоперившегося молодого человека. С такими, кстати, юноши сами любят терять невинность. Такие не ляпнут: "Чего это у тебя не стоит?!" Наоборот, погладят по головке и по ... успокоив. А самим им часто нравятся юноши типа пассивных гомосексуалов. Их песни, несмотря на всю внешнюю агрессию, напичканы набором дешевой, "буфетной" романтики, до вульгарности и пошлости примитивны и наивны. В них всегда задействован местный климат - "Снегопад", холодный, как "Айсберг", "Озеро" надежды, желтые листья и дожди сыпятся градом. Символы декаданса грубо смешаны с современной лексикой. Музыка к их песням наперед известна. Все эти мелодии может продолжить любой советский человек, так как они "знакомы" ему с детства по подворотням. В кавычках только потому, что, даже если и не знакомы, их легко угадать, предвидеть, "услышать". И они, наши "дивы", широко разевают свои пасти, зажав в руках фаллосы-микрофоны, с таким видом, будто поют "Реквием". На самом деле в большинстве случаев они даже не поют, потому что используют фонограмму! То есть обманывают зрителя!!! Как действует такой тип женщины, постоянно мелькающий на экране ТВ, на мужчину? Сначала, видимо, восторгает - вот это баба, думает он. И главное, своя в доску, хоть и на сцене! Вон, посадила к себе на ляху лейтенанта, а?! (И. Аллегрова). С другой стороны, если вспомнить вид наших мужчин, так сказать среднестатистических обывателей с авоськами или картонными дипломатами, задохликов в сандалиях образца пятидесятых годов, то такая "баба" не может не пугать. Мужичонка должен ощущать себя подавленно, импотентно, желая убежать от греха подальше, пока она его не задавила в своих "патронских" объятиях. Такие женщины всегда амазонки, всегда наверху. Управляют, погоняют, говорят, что и как делать. Вполне возможно, что и сами они устают от такой роли. Но гены, натура сильнее! Тетки, иначе их и не назовешь! Гауляйтерши! Интересно, что управляют они не исключительно еврейской диаспорой. Их очень любят самые что ни на есть русские тетки. Видимо, из восторга перед их наглостью: "Гляди-ка, моего почти возраста, крашеная, коротышка, жопа на метр от земли, а вон чего делает!" Потому что русская тетка может позволить себе такое поведение разве что в очереди. К такой мужчина не придет с возгласом вожделения: "Мария, дай!" (В. Маяковский) Эти Марии-Мурки сами берут! Да, Мурки - именно о них поется в блатной песенке про "бабу", то есть уже ни про девушку, ни про женщину - общественные люди. Полон дом их гостей, яств и питья. Проходной двор, короче, с вечно трезвонящим телефоном (из книги И. Резника о Пугачевой). И так и должно быть у таких типов. Бесконечные компании дают им возможность экстравертировать свою "власть". В одиночестве они почти не находятся. Потому что наедине с самой собой такой быть невозможно. У Пугачевой, пишет Резник в книге, сложная натура. Может, эта "сложность" за-ключается в том, что ей иногда стыдно, потому что существует зафиксированный на кинопленке образ "женщины, которая поет". Двадцать лет, конечно, срок немалый. Но вот Барбара Стрейзанд из двадцатилетней давности "Смешной девчонки" стала взрослой женщиной, поющей сложные песни. Наша "бунтующая" Алла "устала" и стала престарелым клоуном. Даже не верится, что она еще пела сонеты Шекспира, Цветаеву! И получается, что бунт был направлен исключительно на приобретение неких материальных ценностей, а так как они добыты, то чего же бунтовать?! Ирина Аллегрова помимо матери-бандерши, Мурки, исполняет роль спасительницы, и не кого-нибудь, а Христа! Распутина и Цыганова записали себя в матери всего Отечества и Казачества заодно. Татьяна Маркова сама себе мать и режиссер! И песни сочиняет, и костюмы шьет, и себя же продюсирует. Успенская ни во что не ставит заслуги того же И. Резника, писавшего для ее "хитов" тексты: "Да я ему рассказала все, о чем хочу спеть, так что ему надо было просто срифмовать!" (из телепередачи "Акулы пера"). В этом, кстати, невольном и наивном признании таится наверняка одна из причин сегодняшней деградации репертуара российских "див". Неограниченные возможности и снятие так называемой цензуры обнажили истинное лицо - то, на что действительно способны, то, к чему воистину стремятся. Ведь если авторы и на самом деле пишут песни под звезд, для уже существующих "див", то они волей-неволей согласуют свои произведения с данными особами. Если к этому прибавить, что половина, если не больше местных продюсеров, спонсоров, директоров рекорд-компаний и фирм грамзаписи неизвестно откуда появились и чем вчера занимались, то и неудивителен уровень сегодняшней, как ее называют, "попсы"! Интересно, что этот тип бандерши, Мурки встречается не только среди женщин. Взять того же Жириновского! Это Пугачева и Аллегрова, Распутина и Успенская с Цыгановой и ее "водкой да селедкой". "Кабриолет... суженый-ряженый... страна Россия и озеро надежды..." - весь этот набор очень напоминает выдержки из какой-нибудь речи В.В. Жириновского. Ведь и у него тоже - пошлая сказка, буфетная романтика: кабриолет-лимузин, "суженый" - это он сам для страны России, ну и озеро (уменьшенный Индийский океан). Сегодня, правда, еще один "суженый" зарегистрирован - Брынцалов, который тоже подходит к типу Мурки. Вообще уголовщина, ГУЛАГ, нары и параша - ну а там и Мурка рядом! слышны в местной звуковой ауре, как только вы прибываете в Россию. Вокзалы Москвы с их несметными "музыкальными" киосками исторгают из себя весь набор "лесоповала" в исполнении заслуженных российских Мурок. 1995 г. P.S. Когда я впервые увидела Пугачеву в ее домашней обстановке (приехав к ней на ее же лимузине), была ошарашена. Маленькая, хрупкая женщина с очень узкой ладошкой. Холодненькой. Она села в большое кресло рядом с огромным роялем, захламленным бог знает чем, села, сдвинув, сжав коленки (не как учили "О"* секс-учителя - всегда сидеть с чуть раздвинутыми ногами), и ручки на них положила. Школьница. И стеснялась. А мы с Серегой, верзилы во всем черном, громкие, особенно я, конечно, громкая, разбросали свои одежды по полу. Прямо короли! То есть это она так сделала, став маленькой. Растерянной и стеснительной. Уметь надо... Но в дальнейшем я все-таки видела, что она может быть очень искренней и деликатной. Она действительно с жаром пыталась как-то сдвинуть с мертвой (относительно!) точки мою муздеятельность. Ненаигранно вдохновлялась образами из моих песен, даже стыдливо предлагала варианты сцен-костюмов, саму сценографию... Я никогда не понимала этого телячьего восторга перед тем, что вот ведь, теперь у нас (в России) за свои деньги можно выпускать книжки, пластинки, черта в ступе. Для меня это равносильно тому, что вас никто не хочет! И Алла нашла фирму, и мы выпустили нашу безумную пластинку-СD... Фирма только оказалась не на высоте, к сожалению. Помню ее фразу: "Ну почему ты такая невезучая, Наташка!" Да не я, а страна у нас какая-то развязная девка (впрочем, смотрю в зеркало). Одна тетенька в какой-то газете, давая оценку российским "дивам" ("Другой Пугачевой у нас не будет" - так вроде называлась статья), поместив меня в десятку лучших, не забыла добавить, что вот-де, была уже одна певица, которую Пугачева взяла под свое крылышко (Агузарова), и сами, мол, знаете, что с ней сталось... Неуместное сравнение. Я была, есть и буду. Потому что, выражаясь словами самой Пугачевой: "Ты даже когда просто стоишь, что-то делаешь!" 1999 г. СУЧКИ С СУМОЧКАМИ Точно знаю, что многим, и даже родственникам "див", понравилось мое определение звезд эстрады - Мурки, бандерши, тетки. И даже если некоторые из них и пытаются заделаться под кого-то другого (Долина, например), Привоз и вообще базар все равно на лицо (на лице!). Но в нашем шоу-биз не только тетки! Некая певица Клементия выпустила на фирме "ЗеКо" альбом "Сделай мне секс". Ох, Клементюшка, тебе из чего - из резины, из пластика или все-таки наш, русский, чугунный? Чтобы никакой Лука Мудищев не был страшен. Вот таких "клементий" можно отнести к разряду "сучек с сумочками" (из песни А. Хвостенко), к похотливым дурочкам-динамщицам. В их видеоклипах (у Клементии наверняка уже несколько заготовлено, на деньги "Луки Мудищева") никакого секса - ни сделанного, ни делания его! Динамо! И сплошная мода. Причем не самая оригинальная. Что у Салтыковой, что у Ветлицкой. Единственный раз Н. Ветлицкая показала свои ягодицы с темной промежностью в клипе к песне "Плэйбой". Не буду вдаваться в анализ... песни, а расскажу, как ее интерпретируют поклонники Наташи, так называемые фашисты. Оказывается, они любят Ветлицкую именно за эту песенку и расстреливать поэтому не будут, когда к власти придут (потому что расстреляют, конечно, всех!). Но вовсе не из-за ягодиц! А потому что в песне "Плэйбой" поется про "белокурого ангела" то есть про арийца! И поэтому Ветлицкая "наша", то есть фашистов! От такого премудрого "прочитывания" текста, "чтения" между строк, мозгами можно двинуться. Скромная "сучка с сумочкой" Овсиенко за вы-ступление в Чечне хочет нескромную сумму чуть ли не в десять тысяч долларов. И ведь заранее известно, что ничего не покажет солдатикам! А про "сучку с сумочкой" Гулькину нагло заявляют - не фанерная! Как раз группа "Ласковый май", группа "Мираж", откуда и Гулькина появилась, и Салтыкова, и были законодателями фанеры. Гулькина собирается напялить на себя модели Кати Леонович. Зачем? Ведь заведомо ясно - экстремистских песен Гулькиной не петь. А модельер Леонович - экстремист. Надевают на себя что-то вроде Готье, ну чтобы как Мадонна. Ни сексапила, пусть и деланного, от Мадонны ни у кого нет, ни стеба Жан-Поля Готье никто не понимает. Эти его "волосатые" сумочки а-ля Ирландия, которые прямо на лобок (не на лобик!) надо вешать, эти его бюстьеры с острыми, как пики, грудями или "хасидские" одежды, из-за которых хасиды Бруклина уже выражали протесты, - это же все стебалово, уж Готье-то известный любитель фарса. Но наши "сучки с сумочками" в это никогда не врубятся, потому что у них мозги в сумках! Дорогая "сумка" у "сучки" Лады Дэнс. Но ее тем не менее не берут для рекламы косметики, хотя она усердно ее "рекламирует" в клипе к песне "С днем рождения". Ни один нервик на лице не дрогнет, косметика в полной сохранности остается. Либо это "долгоиграющая", остающаяся "навсегда" косметика! С такой "сучкой" проснешься ночью - испугаешься. Вечная косметика! Вот она спела с оркестром Лундстрема. Если кто смотрел по телику, то помнит эту чудовищную надпись в правом верхнем углу - "живой звук". Исполняла она "американ стандарт". С большей радостью, "живьем", я слышу, как гребут снег лопатой по утрам. За день до этого передавали концерт Натали Колл, той самой дочери известного Над Кинг Колла. У нее что, звук был мертвым? Интересно, что все эти "сучки" лезут-таки к ребятам-солдатам, песни им поют ("С днем рождения" посвящается всем не вернувшимся) - то есть претендуют на современных Мерилин Монро, на русский вариант Шэр. Хотят в казармы, что ли? Господин Брынцалов тоже вот собирается заняться шоу-биз - выпускает диск "жены-красавицы" Наташи. Ну и правильно! Чем она не "сучка с сумочкой"! За нее спеть Наташа Королева может. Выглядит Королева как падчерица четы Брынцаловых на фото в журнале "Лица" (№ 2, 1996 г.). А "сучковатости" ей не занимать - не больше сучка она росточком. И откуда в такой большой стране такие маленькие "сучки"?! Кому до сих пор не понятно, что такое "сучка с сумочкой", тот легко может это выяснить, сходив на любую дискотеку. Там полно этих маленьких модных девочек, которые всю ночь виляют жопами, сосут из трубочек коктейли, не забывая помахивать наклеенными ресницами, верещат без умолку, обещая всем и все. А потом тихонько, не забыв забрать пальто, сваливают. Им главное пальто забрать. Потом вы, вспоминая о них, даже подумаете, что и "виляние" жопой было не очень-то особенным и сама она ничего такого... "Сучка с сумочкой" вполне подойдет для ругательства в такой момент. Правильно, меня так не обзовешь - я большая... 1996 г. P.S. У меня было еще что-то о Лике (Стар), но писала я этот текст для журнала "ОМ" и Лика в то время исполняла роль большой подруги г-на главного редактора - и текст попросили... сократить. Сейчас дописывать о ней что-то неохота. Тем более появилось столько новых "с. с с."... Вообще, они как менструация у хорошо защищенных - ежемесячно появляются. И это верно для нашего времени, которое уже начало отсчет назад. Хорошо, что они так же быстро, как месячные, уходят, запачкав иногда только нижнее белье. Но и тут мы защищены "олдэйз", то есть всегда! 1999 г. НИНКА Нинку убило током. А вообще-то, Нинка умерла от страха. Страх ее убил. Страх жить, быть. Страх, выросший больше самой Нинки. А Нинуля была высокой, крупной, можно сказать, женщиной. Но стала маленькой. Страх ее всю съел. Совсем не видно было Нинки. Виден был Страх. Так и назывался - Страх-Нинка. Или Нинкин Страх... Нет, неправильно. Нинки ведь почти не было. Значит, не Нинкин, а она ЕГО, Страха, подданная. Страх и его Нинка. - Машуля, ой! Вы меня давно ждете?.. Ну, вы уж извините. А как нам здесь хорошо-то! А? Хорошо вам здесь, правда? - Нинка шлепала по разъезжающейся глине в коротеньких черных ботах. Чуть не поскользнулась пару раз. Но засмеялась. Будто себе под нос, в несуществующие усы. - Ой, хорошо нам, да? Они приехали к ней в Павловский Посад и ждали в шашлычной "У Федора" на обочине. Нинка купила здесь дом, когда еще жила в Париже. И с Машкой-Машулей была знакома еще с Франции. Вот теперь парижанки встретились в Павловском Посаде. Еще и Сережу Машка привезла. Того самого, при котором Нинка, встретившись с Машкой в Москве, смеясь сказала: "Все мужики козлы... кроме тебя, Сережа!" Ну, был бы на месте Сережи кто другой, она бы и ему сделала исключение... - У меня изба. Самая настоящая. Ничего лишнего. Все по-простому. По-нашему. А что нам еще нужно? Машуль, а? Супчику сварить, салатику намять... - Нинка отпирала свои владения, и у Машки создавалось впечатление, что говорит она по-французски. С этим оборотом n'est ce pas - не правда ли? Будто ища поддержки. И будто уговаривая себя все время. Никакая это была не изба. Домик с большим количеством неосвоенных помещений. А может, это зимой они не использовались. В них хранились вещи. Все, что Нинка привезла из Парижа. Да... Сначала возила в Париж, а потом обратно. Советские плакаты, флаги, эмблемы. Всюду были понатыканы флажки, висели вымпелы. Победителю соцсоревнования! С ума сойти! Гигантский бюст Ленина стоял в гараже. Машины уже не было. "Пропила машину!" - покачала головой Нинка. У нее всю жизнь была проблема с алкоголем. Это так она говорила. Машке казалось, что у нее проблема с жизнью. Что она не решила, никогда не осмелилась решить - что же ей делать в жизни своей. Вот она выходила замуж и была женой. Но оттого что не было у нее безумной любви к мужьям, преданности невероятной - ей не хватало этой роли жены. И даже матери. Ее муж француз стащил их сына, выкрал и увез с собой в Алжир, где работал в дипкорпусе. Она, Нинка, поплакала, попереживала и... и потом стала бояться, что ее еще как-нибудь накажут. Но уже официально. Франция ее будто накажет. Будто лишение сына уже не было наказанием... Ну, ладно. Казалось бы, вот она свободна - делай что хочешь. Дерзай! Так ей ничего не хотелось! Или нет, не так. Ей сначала хотелось, она даже загоралась энтузиазмом, строила планы... Работать в галерее - класс! Или - работать в "Пале Рояль дез антикер" с антиком, с драгоценностями, которые она обожала. Да-а... Пропила и драгоценности свои. Машка пыталась уловить этот момент в ее историях - когда ей надоедает что-то. И получалось, что ей не надоедает, а она просто боится, что не справится, не сможет, не выдержит ответственности. Ей просто страшно влезать во что-то серьезное, уже заранее страшно, и она влезала в пьянство. Но даже с пьянством у нее все было как-то пугливо. Машке, выпив, сразу хотелось куда-то бежать, веселиться, что-то организовывать-устраивать. А Нинка лежала на диванчике и бесконечно слушала Высоцкого. "Зачем ты во Франции живешь, Нина? Здесь есть Серж Гинзбург! Зачем здесь Высоцкий?!" Нинка вздыхала, пила "пивко": "Ой, не знаю, Машулина. Черт меня занес в эту Францию... и французов я ненавижу... А я уеду. Уеду обратно, в деревню какую-нибудь растить морковку. Завяжу с пивком и морковку буду есть... Приедешь ко мне, к старой подружке-пьянчужке?.. Ты только никому не рассказывай! А то меня не пустят!" Даже если это говорилось шутливо, в этой боязни была вся Нинка. Не дай бог, кто-нибудь узнает, кто-то увидит ее такой вот... "Какой? - думала Машка. Какая она есть? Значит, она все время не сама, не такая, какая она по-настоящему есть. От этого ей страшно. Почему же она не станет другой, если ее это мучает, мешает жить, не дает ничего делать..." Нинка игриво-плаксиво отмахивалась: "Ну не нуди. Не это... не надо меня затюкивать, я и так пугливая. Налей лучше пивка..." Машка сидела в маленькой кухоньке, на плите стояла кастрюлька из Парижа. Такая мисочка даже, а не кастрюлька. Старенькая. Нинка ее привезла. Ну, бывает у женщин привязанность к каким-то дурацким предметам. Но Машку это как-то привлекло - ведь не привезла же она какую-то хорошую красивую кастрюлю. И в Париже, Машка помнила, она часто видела эту самую миску-кастрюлю на кухне, где она сидела и курила. И в Париже у Нинки была эта невзрачная, незаметная кастрюлька. Ей самой, видимо, хотелось быть такой вот - незаметной. Это несмотря на то, что она была высокой, очень привлекательной, одевалась в хороших магазинах... и в шкаф, все в шкаф складировала. Будто боялась быть в чем-то уличенной. То есть она себя ощущала виноватой в чем-то, получалось. В чем? - Ну, вы, Машуль, будете спать в большой комнате с Сережкой, а я там, в коридорной. А то вы что-то делать захотите... - А где твой... мужчина-ухажер? - Солдат-то? А я с ним поругалась. Ну, он меня достал. Ужас! Какой-то бред просто. Орет, чуть что командует, кричит. Солдат! Это я его так называю. Уже на кухне Нинка продолжила для одной Машки: - Зачем он мне, такой дикарь? Это дело меня уже не интересует. Тебе еще охота? Ну ладно, ты помоложе меня, и у тебя мальчик вон какой... Хотя и в Париже Нинка не была сексуально настроена. Она как-то продемонстрировала Машке два фаллоса из чудовищно розовой резины: "Вот прекрасный мужчина. Ни есть не хочет, ничего. В крайнем случае у меня есть пальчики, да, Машуль?" Всегда эта формула - поиск поддержки - n'est ce pas? Вообще, Нинка, наверное, не совсем понимала, что такое оргазм. И это, видимо, от страха вникнуть, прислушаться к себе, понять. А вдруг она его не знает, оргазм?! И что же тогда: бросить мужчину? Или сказать ему? А вдруг он ее бросит за это?! Мужик (козел!) ее пошлет - ты фригидная, Нинка, скажет. Это она окажется виновата. Ее пригвоздят, что называется, к позорному столбу! Это же как страшно!!! - Слушай, ну твой Сережа молодец какой! Классный мальчик, вообще. Это Нинка так отреагировала на поленницу дров, которую Сергей заготовил для бани. Собственно, из-за бани они с Машкой и приехали. Все эти неизлечимые простуды уже просто достали обоих, и они решили круто попариться. Да не один раз, а каждый день здесь париться, пить молоко с медом. Выгонять из себя болезни. Для местных жителей это, конечно, чудовищно - каждый день топить баню! Но Машка предложила Нинке заплатить за дрова, раз уж это такая ценность... "Сережа-молодец" привез с собой карты Таро, в принципе он неплохо разбирался в эзотерике и оккультных премудростях. Нинка как человек пугливый да и вообще как современный человек, у которого нет времени вникать, который много знает, хотя и не понимает, тяготела ко всякого рода астрологическим прогнозам и прислушивалась к ним, видимо, как к прогнозам погоды. Эклектиче-ский подбор книг от Блаватской до просто календарных гороскопов, то, как Нинка хотела "знать", то есть желание конкретики и практики, делало ее человеком, предпочитающим экзотерику, то есть довольствующимся внешней картиной. Она хотела внешне производить хорошее впечатление, "не дай бог, кто узнает" что-то... - Ну, вот Смерть... Это же не значит, что я умру, а, Сереж? Ну, ты мне объясни. Обучи меня... Вот как я должна себя вести, а? Машка захохотала. Вообще, Машка была чересчур эмоциональна для Нинки. Ведь если та убежала из Франции обратно в Россию и даже не жила в Москве, а поселилась в этой деревушке - станция Буровая! - это все-таки как-то говорило о ее страхе, боязни жизни. А Машка олицетворяла собой не просто жизнь, а бурю жизни! - Ты, Нинуль, прямо как к учителю взываешь. Но в любом случае, мы ведь понимаем других только в той степени, в которой мы сами пережили подобные вещи. Ровно настолько, насколько сами знаем. Это если говорить о проявленном, то есть о фактах вот этого, нашего, физического мира. А если речь идет о скрытых сторонах бытия?.. Всегда есть что-то, что нельзя выразить никаким языком, что может быть познано и понято только через личный опыт. Ну, все равно что объяснять Сережке, как живут во Франции, в Париже. В общих чертах он, может, и поймет, но прочувствовать не сможет, не прожив там какой-то отрезок жизни. Нинка была похожа на свинку. В Париже она напоминала мышонка. А здесь потолстела, и Машке сразу пришло на ум сравнение со свинкой. Маленькие глазки, бегающие в испуге. Бегающие в поиске, куда бы спрятаться. Видимо, общение с живыми людьми ей доставляло неудобство. С живыми - то есть связанными с активной деятельной жизнью. Она, Нинка, ведь убегала от жизни. - Я как в Москву съезжу, так больная всю неделю. Какой там у вас ужас! Чего всем надо?! Прут, лезут, нет? Ну ведь так, а? Здесь ведь куда лучше. Тихо, спокойно, никто не давит. Скажи, Сережа, а? Лучше ведь здесь... Лучше, лучше... Но Нинуля, видимо, хотела сделать еще лучше! Она вся была обложена француз-скими журналами "Мэзон э жардан", "Вотр мэзон", американским "Гуд хаускипинг", вырезками из каталогов мебельных салонов, декоративными вырезками. Атласные шторы на подвязках-бантах выглядели довольно глупо на маленьких окнах. Пусть это и не была изба, домик все-таки был построен в лучших советских традициях. А может, просто по-русски: неряшливо, безалаберно, нерационально. - Сереж, а ты в электричестве разбираешься? Мне вот надо сделать, чтобы колесико в другую сторону крутилось. На счетчике. Обмануть надо. Ну, что делать. Я бедная... Оказалось, у нее не было нужной отвертки, и Нинка срочно собралась в город. - Вы только никуда не звоните, ладно... Я лучше даже отключу... Вам ведь никто не должен звонить? Ну и вам зачем... Здесь лучше без телефона. Отдыхайте... Чего звонить-то... Здесь тихо так... Машке никуда не надо было звонить, но сам факт запрета ее раздражил. Зачем она, Нинка, вообще поставила здесь телефон, да еще с автоответчиком и факсом? Скорее всего для связи с Францией, где жил ее сын. А страх за телефон, страх перед телефонным счетом тоже остался у нее с Франции. Сколько там по пьянке было наговорено по телефону... А платить приходилось уже по трезвому. Под страхом смерти сына Нинка и от пьянства закодировалась. "Ты только никому не говори, Машуль..." Машке некому было рассказывать о Нинке, но сама она думала, что это чудовищно. А знает ли ее сын об этом? Что бы он сказал, молодой француз уже, о таком вот мамином выходе из положения? Да и вообще, само привлечение сына, и не просто, а вопрос его жизни и смерти, к Нинкиному пьянству казалось Машке странным, если не сказать страшным и опасным. Они уехали через три дня на переполненном местными бабками автобусе. Оставили Нинку с остановленным колесиком на счетчике. - Это ведь не опасно, да? Ну, я же не полная дура. Я ведь отключу все электричество, чтобы его обратно подсоединить. Я же увижу этого типа в окошко. Ну, кто там приходит снимать показания. Тут тетка какая-то ходила полуслепая. Потом мужик. Да я их увижу... Правда ведь, а? В комнате, где висел счетчик, теперь было очень тихо. Колесико не верещало, и слышны были звуки, раньше не замечаемые Нинкой. Она теперь раз по десять на дню подбегала к окну. В деревне и так люди на каждый лай собаки в окошко смотрят, а с этим остановленным колесиком у Нинки прибавилось волнений. Ей даже ночью снилось, как ее забирают в милицию. Или как она, пьяная, забыла подключить счетчик к приходу электрика. Ужас какой-то. Она даже стала звонить своему "солдату", чтобы он приехал, подключил. Но тот куда-то отбыл на десять дней, и Нинка представляла, как она сидит в доме все десять дней, не выходя, карауля электрика. У нее были неплохие отношения с Федором, владельцем шашлычной, но все-таки она боялась сказать ему про колесико. Вдруг он ее заложит... Она хоть и поняла вроде бы все, что объяснил ей Сергей, но сама боялась лезть в счетчик с отверткой. И у нее в голове уже перепуталось - какой отверткой он там что завинчивал, отвинчивал. Ей даже приснилось, как она звонит Машке и они опять приезжают... Но было стыдно и страшно - стыдно, что она такая дура, и страшно, что Машка опять приедет, будет разговаривать громким голосом, громко смеяться, громко ходить... Сережа еще ничего, хороший мальчик... с ним можно было бы и перепихнуться... Она услышала остановившуюся у ее дома машину и сразу бросилась к счетчику. И про отвертки забыла, и табуретку дурацкую схватила, неустойчивую. Ее, что называется, долбануло электричеством, и от страха она, конечно, не удержалась на табуретке и упала. И от страха же с ней случился инсульт. Поэтому, наверное, вернее сказать, что она умерла от страха. Не электрический ток ее убил, а страх. 1998 г. Рациональное поведение. Поступая по логике вещей. Следуя разумным решениям. Логически рассуждая. Свободно, но не выходя за рамки разумного. Правильно... Господи, как это все чудовищно правильно! Для женщины, по-моему, чудовищно. Хотя, если вспомнить похабный анекдот: "Ты с ней спал?" - "Нет!" "И я нет!" - "Во, блядь!", у мужчин тоже не всегда срабатывает логическое рассуждение. "Кто мной пренебрегает, тот меня теряет!" - помню, еще в юности, вычитала у Бальзака. Но это как-то уж слишком просто. Теряет... Но и ты ведь тоже утрачиваешь, еще даже до него. Если принять Юнга (последователя, хоть и отличного, иного, Фрейда) стопроцентно, то либидо - сильное желание, импульс это единственная энергия, движущая миром. Желание, не подчиняющееся ни авторитетам, ни морали, ни логике. Желание быть в центре внимания. Стать его либидо. Быть всегда его вниманием, желанием. 1998 г. СТЕРВА - ...не была, не была она блядью в таком прямом значении слова! - Да?! За последние пять лет у нее в год было ну... мужика по три-четыре. Генрих хоть и странный тип, увлеченный до одури своим бизнесом, до исступленности, я бы сказал, но не сумасшедший же он. И потом, экспертиза показала, что он даже не был пьян! - Он был в состоянии аффекта. Из-за того, что не мог понять ситуацию. Ему все мозгами надо понимать. А женщины часто исключительно по интуиции действуют, по наитию, поступают чисто эмоционально. Что вовсе не означает, что у них нет мозгов и они идиотки! Двое, обсуждающие смерть - убийство - Маринки, вышли из квартиры ее родителей, где собирались после похорон родственники, друзья, и пошли по допотопной Каланчевке в сторону трех вокзалов. Моросил дождь. Но они не раскрыли зонт - бесконечные дожди этим летом уже стали привычными и от них даже забывали укрываться. Девушка, "защищавшая" Маринку, дружила с ней еще со школы. Они были ровесницы, с 65-го года. Маринка чуть-чуть не дожила до тридцати трех. Внешне она принадлежала к типу женщин без определенного возраста. Ее и в восемнадцать, и в тридцать можно было назвать молодой женщиной. И в сорок пять наверняка можно было бы. Она всегда нравилась. В ней был какой-то магнетизм, чувственное притяжение. Но и без сексуальной подоплеки она многим была приятна, симпатична. И ощущалось, что в ней что-то есть. Это "что-то", видимо, было неким стержнем, внутренней силой, уверенностью и драйвом. То, что в политиках называют харизмой. Хотя чисто внешне она была очень легкой, хохотушкой и даже казалась беззаботной. Маринка не была расчетливой рационалисткой и очень хотела, если уж выходить замуж, то только по любви. Так оно и получилось. Даже по очень большой любви получилось. Да и к тому же за делового типа, очень успешно влившегося в новую экономическую систему страны... если вообще она была страна... система. Он был ее старше на восемь лет, Генрих. "Огенри" называла его Маринка, обожавшая всевозможные восклицания. То есть это сам Генрих смеясь предложил ей сократить начало каждой фразы, когда Маринка в очередной раз что-то предлагала, восклицая: "О!!! Генрих!" У них были классные отношения. Они хохмили, подтрунивали друг над другом, не давая зазнаваться, иронично и колко отпускали шуточки в адрес некоторых его партнеров (соратников! - как называл их Генрих). Но, по всей видимости, Маринка была суперэгоист, стопроцентная самка-сучка. И несмотря на всю гордость за мужа, преуспевающего в делах, ей всегда хотелось забрать его от них. В первый раз она ему просто отомстила. Выспалась с новым "соратником", который почти сразу перестал им быть. Огенри был человеком очаровывающимся, увлекающимся, и каждый новый виток в деятельности ("Я деятель!" - говорил он о себе) захватывал всю его суть. Для Маринки это было равнозначно влюбленности. Да-да, будто ее муж влюбился. Потому что вся его психологическая энергия переносилась на желание. Либидо. Которое в первоначальном значении вовсе не сводится только к сексуальному влечению. Желание, потребность преуспеть были для него естественным состоянием организма. И это либидо не подчинялось никаким оговоркам и вообще чему бы то ни было. Это было как голод, который невозможно усмирить, не насытившись. Деятельность, дело были для Огенри пищей. И получалось, что его жена будто бы включала в нем какой-то механизм, открывала в нем какую-то не менее важную, чем голод, потребность, перенося его внимание на измену. Если согласиться, что женщина остается для мужчины неким стимулом, то потеря ее, даже частичная, лишит мужчину причины действия. Деятельности! И так же увлеченно, безумно Огенри переключался на новое завоевание жены. Которая вовсе никуда не собиралась, но только вывешивала знаки: "опасность". Не только стимулом, но и статусом, подтверждением своей значимости была Маринка для Огенри. - Маришка, тебе не надоело с ним все время... я хотела сказать, ругаться, но вы ведь не ссоритесь даже. Это все по одной и той же причине происходит... по причине твоих выходок, мягко выражаясь! - Школьная подружка осталась у Маринки на всю жизнь и знала всю Маринкину жизнь. - Я, конечно, не могу сказать, что мне очень уж приятно выслушивать оскорбления в свой адрес и детальное описание того, чем я якобы занималась. Со всеми гадкими подробностями, которые приходят ему в его раздраженное воображение. Чего он только не нафантазирует! Но с другой стороны, это ведь подтверждает его... ну, как бы сказать... необходимость во мне. С подружкой они занимались женским времяпровождением - ходили по магазинам, сидели в кафе, а потом бежали по домам к приходу мужей. "Неся в пасти", как сама про себя шутила Маринка. Это, конечно, не были авоськи советских времен, но тем не менее - что-то они несли в дом. Какие-то товары. Приобретения. В красивых фирменных пакетиках. Особенно Маринка любила покупать Огенри какие-нибудь дорогие безделушки и трусы. И это вовсе не было неким элементом в цепочке заглаживания вины. Ей всегда нравилось это делать, и она очень тщательно все выбирала и рассматривала. - Ты еще их понюхай, Маринка, - смеялась подружка. - А ты знаешь, это правильно. Потому что есть такие синтетические ткани, хотя я все-таки предпочитаю котоновые, так у них действительно присутствует запах резины. Из-за добавления лайкры, наверное... - Вообще, Маринка любила выискивать старые, "совковые" магазины, где продавалась всякая несусветица, вещи неизвестного назначения. - В общем, сейчас ты придешь, напялишь на него эти новые трусы, и у вас будет бешеный секс! Все, что тебе надо. - Ну, секс у нас будет без трусов, положим... Но в принципе все секс. Эрос - неиссякаемый источник энергии. - Но тебе, циркачке, все время надо ходить по проволоке. Это в песенке про Ваньку Морозова, помнишь, мы еще в школе орали во дворе: "За что ж вы Ваньку-то Морозова?!!" Ой, там еще был этот тип, Фрол, что ли, я его недавно видела - то-о-олстый стал, жуть! Вот тебе и хулиган-второгодник. Жирный дядя семьянин... "Она сама его морочила! А он ни в чем не виноват!!!" Ванька циркачку прикончил, надо понимать. Маринка, все хорошо в меру, помни. А то нарвешься, что он просто тебя пошлет. Что у него нет выбора, думаешь? Маринка думала, думала, думала... и приходила к выводу, что с Огенри их связывает что-то большее, чем брак, семья. Что у них будто бы существует некая тайна, о которой они даже между собой не говорят, но которая всегда есть, и она-то, эта неназванность, и связывает их какими-то магическими узами, куда более прочными, чем брачные. Маринка никогда не высчитывала, не планировала своих "выходок". Она просто чувствовала. Когда она в первый раз ощутила чувство потери, утраты, она никак не могла понять, что это такое. Откуда эта тоска и чувство оставленности, покинутости. Одинокости. Вот он, муж ее, Огенри-Генрих, приходит из офиса, телефонная трубка в руке, целует ее, мягко успевает потрепать по бедру, выпивает виски со льдом, они ужинают, он что-то обсуждает, ходя по квартире с телефонной трубкой, пишет в блокноте, помахивает какой-то брошюркой, улыбается ей, идет в душ, он прекрасно пахнет... Где он? Вот о чем подумала Маринка. Или даже не подумала, а почувствовала, что он где-то не с ней, хотя и с ней рядом лежит. Потому что его сознание, его мозг работает не в ее направлении, а в направлении новой сделки! Сделка важнее Маринки?! Маринка уходит на второй план, Маринка уже будто бы за тюлевой занавеской, она уже слегка размыта, вне фокуса... Борьба за власть. Борьба за сферу влияния. Коммерческий и промышленный интересы - антагонизм и борьба... Умопомрачительным образом Маринка сопоставила все эти обрывки из разговоров об экономике со своей жизнью, и получилось, что коммерческий интерес - это Маринка, а промышленный Огенри. А семья их исполняет роль государственного аппарата, который вовлекается во внутриполитическую войну этих интересов, даже начинает душить тот или иной, если представители захватили угрожающий и разрушительный для государства - семья! - контроль над властью. Но сама по себе семья, это наименование, положение в обществе, не могла постоянно исполнять роль контроля, мерила правильности. Поэтому Маринка перетянула одеяло целиком на себя! Она решила, или даже нет, - ничего она не решала! Это произошло само собой, бессознательно, где-то внутри. Она сама просто стала верить своей интуиции, чутью, чувствам. И контролировать. Это были не измены, а возвращение любимого. От всех этих! Как только она начинала угадывать в себе ощущение покинутости, в ней просыпалась самка-сучка. Она выпускала коготки и изгибала спинку, как проснувшаяся кошка. Кошки обычно бегут сразу на улицу. А Маринка бежала к виновнику "исчезновения" мужа. Чтобы он вернулся к ней и был только с ней, ее. А не с бизнесом. А не с коллегами. А не с поездками. А не с автосервисом. Не с головой, разбухающей от дел, а с головой, полностью погруженной в нее. Страстно. Влюбленно. И это достигалось! И стало какой-то формулой, рецептом выздоровления, Ренессансом их любви. Дураки-"соратники" думали, что вот, мол, как удачно они поимели жену партнера. А это она их всех имела! И да! После неприятных сцен, ругани, даже драки пару раз, они с Огенри будто возвращались к друг другу. Будто возвращались в их неназванную тайну. Где были только они - безумные, влюбленные, страстные. - Ну, а зачем, зачем ты мне без конца бубнил, чтобы я не вздумала с ним переспать?! - Черт бы тебя побрал! А если я тебе буду говорить: "Мариночка, смотри из окна не выбросись! Ты что, из духа противоречия выкинешься из окна, что ли?!" - Это будет явным самоубийством. У меня нет пока на это причин. - А изменять мне, да еще с моими партнерами, у тебя есть, значит, основания?! Ебаться с мужиками - на это есть причины? - Ты ничего не понимаешь! Я это делаю не ра-ди... ах, фу! Ты что, не понимаешь, что это из ревности к твоим партнерам, которым ты отдаешь себя больше, чем мне! Простая ревность, доходящая до ошизения! - Да это от тебя, от твоей логики ошизеть можно! Обычный разговор. В половине второго ночи. В спальне. В постели. Маринка лежала в большой ти-шорт. Генрих сидел на краю кровати в кимоно из х/б, куря сигареты одну за другой. Не докуривая, ломая, туша их в пепельнице и снова закуривая. В конце концов он повернулся к Маринке, громко выдохнул и лег рядом, закинув на Маринку ногу, протиснув колено между ее ног. Маринка проскользнула рукой в кимоно и обняла его голую спину. Еще чуть-чуть, почувствовала Маринка, и они будут вместе, как должны быть, - только она и он, он и она... Он уже раскачивался, отжимался на ней, и ему хотелось и зарычать, и заплакать одновременно. Ему было так магически хорошо! Он широко раскрывал рот, заглатывая ее губы, высасывая из ее рта язык, будто жало с ядом. Получалось, что он упивался этим ядом-обидой. Потому что ему было больно-обидно от сознания, что и другим, им так же хорошо. Обычно он отгонял эти мысли, логически рассуждая, объясняя себе: но в конце-то концов она со мной, моя, всегда! Те уже ушли, их уже нет. А я есть. Я в ней и буду, буду, буду! Он широко раздвигал ее ноги, ляжки, раскрывая ее всю, нараспашку. Проникнуть внутрь, залезть с головой, с потрохами в эту стерву, которая мучила его, его эго, самолюбие, честолюбие и все-таки влекла, влекла, неизбежно вызывала желание обладать ею. Они уже сползли с постели, и одной рукой он упирался в пол, зацепив пепельницу, перевернув ее. Окурки высыпались... Маринка лежала, откинув голову далеко назад, и он видел ее прекрасную шею. Она открывала рот, облизывая губы. Изумительные ноздри ее, вызывающие всегда какое-то умиление, вздрагивали, расширяясь слегка, вбирая воздух. Она стала раскачивать головой, будто кивала в такт их движению. Все сильнее и сильнее откидывая голову назад, все ниже опуская ее. "Что же это такое? Что она со мной творит? - непонятное вопрошение в голове Генриха было то ли о ее изменах, то ли о восторге, который он испытывал. - Сколько это будет длиться, сколько это будет?" - опять: то ли ее измены, то ли это волшебство... Он снова наткнулся рукой на мраморную пепельницу, и когда Маринка в очередной раз, как волна, повторявшая их движения, откинула голову, то затылок ее сильно опустился на пепельницу в поднятой руке Генриха. Он просто размозжил ей голову пепельницей. У него перед глазами будто что-то сверкнуло - маленькая молния, и когда он уже сел на пол, то понял, что в момент убийства он кончил. Эякулировал, как будет указано в медицинской экспертизе. 1998 г. ПЕРВОЕ РАЗОЧАРОВАНИЕ "Падению" Берлинской стены посвящается Эти двое были в одежде: поэтому мы и узнали в них иностранцев. Во время загарного солнца на пляже не было ни иностранцев, ни советских - были мяса. Они как раз вставали с гальки. Подобрали свои сумочки-рюкзачки, и тут вышли мы. Прямо на них пошли. Романтично глядя на заглатываемое морем солнце, прикладывая ладони к глазам козырьком, приподнимая подолы занавесок - сарафаны мы пошили из оконных занавесей, - клея, что еще... Рюкзак - это социальный статус. Толстый и круглый, набитый одеждой на случай холода, алюминиевой миской и ложкой, котелком. Его тащат на спине и путешествуют пешком, ночуя на природе. Но иностранный рюкзак - он даже на рюкзак не похож! У этих двоих они были какие-то веселенькие, розово-голубые, легенькие, не брезентовые с уродливыми лямками, врезающимися в плечи... иностранные! И одеты они были не как советские туристы - во все самое худшее, - а так же весело, как рюкзачки, по-иностранному! - Хеллоу! - это они нам сказали. Брюнет, которого мы с подругой распределили ей, сказал мне: "Хеллоу!" Я сконцентрировала волю и знания на накрашенных губах, и мы стали общаться по-английски. Они оказались немцами. Бундеса, как называли их фирменные бляди. Мы не были профессионалами. Это было наше первое в жизни самостоятельное путешествие на юг. В Сочи. Мы дали на лапу, обеспеченную еще в Ленинграде моим знакомым, за номер в гостинице "Кавказ", нам было по шестнадцать с половиной, и если стольник был принят с улыбкой, паспорта наши чуть ли не нюхали, не веря возрасту. Нас пустили в гостиницу и каждые три дня меняли номер - запутывая след?! - и вот перед ней мы прогуливались теперь по пляжу с первыми в жизни бундесами. За час мы кое-как выяснили, что они путешествуют по Советскому Союзу на машине. Проводив солнце в море и встретив южную ночь, мы двинулись к гостинице. Улыбаясь бундесам, мы с подругой немного ругались, споря, кто первый пойдет в номер. То, что надо идти в номер, не дискутировалось. Конечно, идти в номер, поебаться, потом - ресторан, потом они что-нибудь нам подарят, бундесовское... С иностранцами и знакомятся для того, чтобы что-то приобрести - "Плэйбой" или колготки, солженицынский "кирпич" или дезодорант, карту СССР (раз они на машине!) или парфюм... не важно. Я первая пошла в номер с брюнетом. Подруга тем временем должна была обедать с блондинистым и вернуться через два часа в освобожденную нами комнату. Мы шиковали с моей подружкой - так нам во всяком случае казалось - и держали шампанское, три бутылки, в холодной воде, набранной в раковину в ванной. Холодильников, естественно, не было в гостинице. У нас всегда были цветы. Их приносили местные - сочинские - и приезжие жулики: директор ресторана "Кавказский аул", метрдотель ресторана "Жемчужина", директор спортивного стадиона "Зимний" из Ленинграда, главный тренер команды атлетов из Москвы... Эдип на Эдипе! Бундес с удовольствием попивал наше шампан-ское и полулежал на моей кровати. В кровать он не торопился - листал разговорник, по которому я училась английскому с издевательскими для советского человека текстами: "Ай виш ту хэв э тикет ту Ландон!"* Текст бундеса - "Ай вонт ту хэв э шауэр!"** - я тоже приняла как нечто оскорбительное. Он достал из сумочки-рюкзачка бритву, и я простила его - человек решил побриться перед рестораном. То, что на траханье уже не оставалось времени, было ясно. Минут двадцать из ванны не доносилось ни звука. Допив оставшееся в бутылке шампанское, я вдруг вспомнила, что в ресторане может не быть столика и что лучше подняться зарезервировать. Крикнув за двери ванной: "Ай ретёрн тен минитс"***, я услышала кряхтение и немецкое: "Я-я!" На всякий случай я заперла номер. "О море Ниццы! О пальмы юга!" - не продекламировала я неизвестных мне тогда стихов, оказавшись на крыше-веранде ресторана, лицом к лицу с южной ночью и метрдотелем. Он удалился с моими пятью рублями в кармашке для платка. Я же сказала, что мы не были профессионалами! Бундеса пустили бы вне очереди и без пяти рублей! Видимо, тогда уже во мне назревала страсть к командованию и проявлялась хотя бы в том, что за неделю в Сочи мы истратили 300 рублей! Открывая двери номера, я уже чувствовала это. Все, что естественно, - не стыдно и т.д. Да, но это было очень специально! Запах распаренного г... заполнял номер. Поговорка "свое г... не пахнет" абсолютно справедлива - вместо того чтобы бегать по номеру и опрыскивать его дезодорантом, предназначающимся мне в подарок, бундес сидел на моей кровати и пил наше (вторую бутылку!) шампанское. Я не бросилась раскрывать окно, а предложила пойти "сейчас" в ресторан. Уже закрывая двери, я изобразила жестами, мимикой, возгласом: "Ах, я забыла, ха-ха!" - и, вбежав обратно в номер, распахнула окно. Воздух южной ночи был недвижим. Мы сели на веранде за "купленный" мною столик, и бундес с аппетитом ел нашу русскую икру. Моя голова, естественно, была забита фекальными образами, и время от времени я отворачивалась от немца, давя в себе истерический смех. В один из таких поворотов головы я увидела у дверей на веранду мою подругу жестами она призывала меня к себе, прячась тем не менее от бундеса. Поерзав на стуле, скорчив гримаску, я извинилась и вышла. - Слушай... этот твой... обвонял весь номер! И мой! Он сидел в туалете... - ...двадцать пять минут, - закончила я за подругу. Трясясь от смеха, подруга добавила, что "это" плавает в туалете и что немцы должны уезжать. Вернувшись к столику, я изобразила руками руль, сказала "ту-ту" и "фрэнд", давая понять, что пора расплачиваться. Что он и сделал, не оставив на чай. Провожая нас с веранды, метрдотель опять положил в кармашек для платка мои три рубля. Их машина оказалась разваливающимся автобусом. Обклеенная, как гитара туристов, этикетками. Самая главная сияла в ночи синими буквами... DDR! Какие бундеса?! Они оказались из Восточной Германии! Обыкновенными парнями, как наши советские, любящие дикарский отдых! С какими-то не иностранными германскими марками. Сделано в ГДР! Мы долго спорили с подругой, кто пойдет спускать воду в туалете. Туалет же как-то сам по себе починился - восточно-немецкое г... уплыло. Спали мы, прижав по розе к носам, - южный воздух так и не двигался. Нас обманули и обосрали! Это они приобрели - душ! туалет! - немытые несколько недель по советским ухабинам, где нет мотелей на каждые десять км, а гостиницы дороги и заняты... Иностранцы-засранцы... впервые я думала о том, как важно для Советского Союза развить легкую промышленность. Ведь если бы они походили на наших - советских - туристов, мы не пошли бы в их сторону, романтично глядя на тонущее в море солнце. 1990 г., Париж К ОТМОРОЖЕННЫМ В 48-м году Вильгельм Райх, психоаналитик, основатель движения "Sexpol" (секс и политика), обратился к тебе: "Слушай, маленький человек! Ты свободен только в одном определенном смысле: свободен от всякой подготовки к управлению своей собственной жизнью и свободен от самокритики!" Райх скончался в американской тюряге в 57-м году. Но дело его живет! СЛУШАЙ, ОТМОРОЖЕННАЯ! Одна из твоих забот - растить и воспитывать детей. Формируя правильно детскую сексуальность. Для этого хорошо бы, чтобы сам воспитатель познал любовь. Но если ты жирная, неуклюжая, физически отталкивающая... Да ты ненавидишь всех, кто подвижен и хорош собой! Райх не винит тебя в твоей непривлекательности, полноте, мягко говоря, в том, что ты не познала любовь (ни один нормальный мужик тебе ее не даст, раз ты такая!). А мы виним! Мы виним тебя, маленькая женщина, что ты весишь 90 кг! Мы виним тебя за то, что из каждой поры твоей, как угри невыдавленные, выступают злоба, хмурость и невежество! В 30 лет ты похожа на чучело! В 40 - на бабку с базара! В 50 тебя уже нет! Мы можем сделать только одну скидку - мужик не намного лучше тебя! Оба вы, уроды, ст?оите друг друга! Но ты, маленькая женщина, отмороженная, ты делаешь из своего уродства правое дело, душа в ребенке любовь! Раз никто не любит тебя такую, раз ты никого не любишь, то и воспитанник твой не узнает любви - вот твое преступление, мерзкая бабенка! Тебя любят, только когда ты подносишь кастрюлю, и уважают за то, что сумела выбить шесть соток земли под огород! Ты обычно сидишь и помалкиваешь в тряпочку. А если открываешь свой рот, то только с воплем: "Где деньги?!" Ужасная, ты прешь на фронт, позоря себя и сына. На тебя тошно смотреть, когда обеими своими короткими руками ты пытаешься заграбастать его за плечи из армии. Тошно потому, что сын тебе нужен, только чтобы зарабатывать на твой новый холодильник! Когда он оказывается дома, ты орешь на него благим матом: "Витька, сволочь! Иди работать! И в кого ты такой уродился?!" В тебя, отмороженная! В тебя, посвятившую всю свою жизнь карликовой суете. Носки ты штопаешь! Ты бы лучше научилась разговаривать, говорить, себя выражать! А ты только орешь на весь мир о своей несчастной судьбе, никогда не подумав наедине сама с собой, отчего так. Ты хочешь винить окружающий мир, никогда не взглянув на себя самое! Тебе наверняка непонятно, о чем речь! Ведь ты честно жила и все делала честно! В этой твоей тупой честности и заключен порок! Ты ничего не видишь дальше своего угреватого или же запудренного носа! И читая эти строчки, ты, конечно же, думаешь, что это не о тебе, самодовольно ухмыляясь: "Да мужики боятся нас, баб!" Идиотка, вот твое достижение! Добиться, чтобы неотъемлемая твоя половина тебя боялась! Ты либо конь с яйцами, либо немощь с вечной жалобой о порванных колготках! Если ты чего-то не понимаешь, ты не скажешь об этом. Райх тебя в этом и винит: "Никогда я не слышал от тебя жалобы - вы хотите, чтобы я был хозяином себя самого, да еще и мира, но вы так и не научили меня хозяйничать над самим собой, так и не указали на мои ошибки, чтобы мне было понятно, моими словами". Мы тебе говорим! Прекрати вопить о своих правах! Ты ведешь себя как восточная женщина, отчего же ты удивляешься, что твое место на кухне?! Прекрати вопить: "Верните мужа!" Научись разговаривать с мужем до того, как он удрал от твоего занудства. Какое совместное занятие ты можешь предложить ему, кроме стирки белья, перед тем как орать, что он только футболом увлечен? Тобой-то он увлечен? Ты-то в нем азарт вызываешь?! Тебе нельзя отказать в любопытстве ты, конечно же, обзавелась сотнями американских брошюр-пособий в помощь достижения оргазма, превращая секс в физкультуру, от которой твой мужик потерял последнюю надежду на то, что у него "встанет". Что ты плачешь, что твой сын-подлец совсем о тебе не заботится?! Что ты сделала, чтобы он хотел вернуться в твой дом, полный внимания, которое заключается не в стирке его вонючих носков, а в умении поговорить с человеком. В умении создать атмосферу для откровенности. Твой сын в детстве никогда не видел тебя беседующей с мужем, его отцом. Не видел он вас заботливыми друг к другу, в обнимочку. Чего же ты от него хочешь, раз не научила ты его этой заботе?! Он тебя помнит из детства - орущей, очумевшей и вечно бегущей куда-то! А вы, семьи из бабушки, мамы, тетушек и племянниц, - каких дочерей вы воспитываете? Мужененавистниц! Все их детство вопя о "мерзком мужике", о том, что "мужик ни на что не способен" и "без мужика лучше - не стирать его вонючее белье, козла этого!" Что за стервы вырастут из ваших доченек! Ой как их пи...дить будут эти "мужики-козлы", и правильно сделают! Отмороженные! Двадцать первый век на носу, вашу мать! Да, именно мать имеет формирующее влияние на ребенка. Что же вы можете сформировать, если у самих вас все искажено - и любовь, и секс, и добро, и зло, и радости, и горести! Если вместо стремления к гармонии инь и ян, мужского и женского, вы только стремитесь заграбастать все в свои ненасытные руки и доить, доить, доить! А давать? Ой, что я! Давая, вы делаете из этого просто героический поступок, самопожертвование, которым неустанно и попрекаете, напоминая, повторяя, что "я тебе дала!" Отомороженные, сами-то вы от "давания" в любом смысле этого действия удовольствия не получаете?! Так размораживайтесь же! Ей-богу! С 8 Марта! Марго Фюрер*, 1995 г. В БАНЕ Дни профессиональных встреч женщин-писательниц (сатирическое воспоминание) В "Литературке" критика на сборник женской прозы... В парижском магазине "Глоб" антология жен-ской поэзии... Молодая женская проза... А старая?.. Встречи женщин-писательниц... В мозгу у меня срабатывает какой-то механизм и выдает картинку - моя любимая баня на рю де Розье в Париже, по средам и пятницам... в женские дни... В бане этой всегда удивляли меня толстые тетки. Они обычно сидели не в парилках, не в душах, а наверху, в буфете, и играли... в карты! Обернутые в халаты, выдаваемые баней, они гоняли чаи, тянули пиво и трескали рюмочки кальвадоса. Хорошо закусывая. Внизу же, уже голые, размещались женщины более приемлемых размеров. Там была такая комнатка-зальчик, между двумя парилками, где можно было рассесться в кружок и... дремать, отдыхая, либо общаться. Голыми. Либо сидеть на скамеечке вдоль стены и... наблюдать. Что я и делала. Там было столько жоп, ляжек, грудей, подмышек, лобков, волос, обритых частей, волосатейших, толстых, жирных, розовых и серых, складчатых и костлявых, животов, животов, животов... Плоских, округлых, вдавленных и выпирающих полушарий... Те, кто был "ничего", обычно друг друга осматривали оценивающе. А те, кто "совсем никуда", лежали, развалившись на шезлонгах, и почесывали себе всякие... И самыми горластыми и ногастыми были, конечно, американки. Ну... ладно, там, кто как мылился-терся... интересней было потом видеть этих же самых женщин одетыми. Получалось как в кино - молниеносная смена кадров на экране мозга: одета-гола, одета-гола, одета-гола. И не просто одета, а со знанием о какой-то ее особенной тайне... И вот меня пригласили на эти самые дни профессиональных женщин-банщиц... тьфу! писательниц! Но не в качестве последней - т.к. вышла у меня к тому времени всего одна книжечка, - а как переводчицу. В помощь профессиональным бан... ну, ясно. В одном из залов Франко-Советского, а ныне Пушкинского, центра за круглым столом и расположились. Писательницы вплотную к столу, а переводчицы чуть позади. Но переводить особенно было нечего. Русские женщины все равно говорили о своем! Между собой. И только время от времени просили резюмировать: "Чего она сказала?.. А-а-а... Ну, ладно...", продолжая свою беседу о том, как чего-то надо... помыть! одеть и... можно класть трахать. Эта "кто-то" и ее мать, о ком беседовали, были ужасные грязнули... Американки тем временем, как всегда лидирующие, восхваляли героиню нового романа знаменитой Алисон Лури. Возраст самой писательницы был не ясен, но всю почти жизнь она посвятила борьбе за права женщин, за их освобождение из-под гнета... и пиком этой борьбы стал как раз последний ее роман, где она выводит на авансцену женщину за сорок пять. К всеобщему удовольствию присутствующих. "Надоели уже эти длинноногие гадкие утята!.. Реальности... Живых людей... Взрослая женщина... Хватит этих красоток-акселераток!" - наперебой вскрикивали довольные писательницы. Я немного спряталась за спину той, для которой переводила, - Победа Столярова была обладательницей как раз такой спины, как и женщины, что в бане сидели в буфете... Мне еще не исполнилось к тому времени тридцати. И героиня моего романа была девчонкой 14-15 лет, так что присоединиться к восторгам дам средних лет я не могла. Алисон Лури криво улыбалась. Но не от того, что стыдилась похвал, а просто у нее была такая улыбка, заработанная, видимо, длительной борьбой. Когда очередь за круглым столом доходит до русских, то слово берет женщина, отмеченная в программе как знаток жизни рабочих. За старательным переводом моей соседки-переводчицы я никак не могу понять, о чем речь. "Совки и лопатки... лопатки и совки..." и что-то о Тургеневе... или о Чехове... О похоронах, что ли? Но я тоже старательно перевожу американской писательнице: "Шовл энд скупс... скупс энд шовл..." А, она рассказывает о сохранении домика Чехова! Или Тургенева? Как рабочие с совками и лопатами ночевали в нем, протестуя его сносу. Присутствующие парижские писательницы почему-то не говорят, что у нас тут не то что домиков знаменитых писателей не сохраняют, доски мемориальной нигде нет - ни Селину, ни Жене, что ателье Мэн Рэя продается, что... Ладно, я переводчица. Победе Столяровой, видимо, надоела вся эта интеллектуально-гуманная болтовня. Тем более что ее дебют приветствовал Сергей Михалков, отметив, что ее сила в деталях, так что она переходит на эту самую деталь современной советской жизни: "Все наши русские женщины хотят выйти замуж за иностранца". Кстати, это из ее творчества я почерпнула, что подбородок надо подвязывать жесткой тряпочкой! Она меж тем оборачивается на меня, оглядывает и спрашивает: "А ты как здесь очутилась?!" - думая, может быть, использовать меня в новом произведении: "...на ней была мини-юбка и чудные чулочки чуть выше коленок... замуж она вышла за еврея и уехала с ним в Америку..." В одном этом предложении детали сообщат очень много: чулочки такие модны в восьмидесятые в Париже, то есть девушка, уехав, как и множество ее соплеменниц в Америку через Израиль, и Америку, и еврея бросила, вернувшись на старый континент! В перерыве - полдник. И все мы устремляемся в буфет. И толстые и худые! Появляется Елена Прекрасная - директор советской коллекции в одном Южном издательстве. Она часто цитирует Т. Толстую. Толстая сказала... Толстая заметила... Толстая написала... Самой Толстой нет. Сказав о русской, советской женщине, что ее особое качество - авторитарность, своим отсутствием Толстая и себя включила в их разряд. Живые, энергичные и полные наблюдательности эссе Толстой передают так называемое народное чувство юмора. В прозе же Толстая почему-то надевает махровый модернистский халат, и, читая ее, самому охота надеть халат и тапочки. Кстати, писать она стала после операции на глаза, сделанной знаменитым Федоровым... Остается надеяться, что не все им прооперированные очнутся писателями. Елена Прекрасная сообщает, что именно она открыла для Запада Толстую и Победу Столярову. По-следнюю совершенно необходимо выдвигать - в ней есть смелость! Это она написала о женщине, швыряющей свою искусственную грудь на стол директора! В то же время она не пугает - гениталий не описывает... хоть и рассказывает о том, что кого-то надо класть и тра... В отличие от бани, в здешнем буфете женщины не набрасываются на закуски. И кувшины с красным вином обходят стороной. Жажда продолжить жен-ские споры пересиливает у них жажду к выпивке! Сознательные! Посетив ватерклозет и узнав - как и все там присутствующие, - что у Елены Прекрасной и ее соседки по кабине менструация: "Ой! У нас с тобой в один день!" - я спешу в зальчик за круглый стол. Дискуссия сразу принимает агрессивный характер. (На кого эта агрессия направлена, если ни одного даже самого захудаленького мужичонки нет?!) Женщина как второсортный пол. Я объясняю писательнице рабочих, вооружившейся карандашом и блокнотом: "Ну, вот как в анкетах вы ставите крестик на "ж", так во Франции вы должны поставить крестик на цифре "два"... Потому что женщина второй считается. В Католическом институте, где я училась, например, до сих пор такие анкеты... На эту тему у Симоны де Бовуар, жены Сартра, ну, этот в очках, была книга, так и называлась "Второй пол", "второй род"... Писательницу рабочих эта тема как-то не очень воодушевляет. Может, потому, что в русском языке вообще три рода и женщину чаще именно к третьему и приписывают... "То ли кошка, то ли птица, то ли женщина была..." На следующий день встреча профессиональных писательниц переносится в профессиональный Дом писателей. И я иду с гордостью и ухмылкой, представляя, что будто бы в ЦДЛ или Союз писателей. Меня, конечно же, туда на пушечный выстрел бы не подпустили. Или изгнали бы! За аморалку и хулиганство. В компании наверняка принимали бы участие в основном женщины-писательницы. И одна из них, после вынесения мне приговора, догнала бы в коридоре и, оглядываясь, шепотом быстро проговорила бы: "Чулочки-то продай! На кой тебе чулочки на 101-м км? А у меня дочке 17 лет!" Может, это была бы Победа Столярова... Сегодня нас всех запихивают в одну общую комнату. Писательницы - за круглым столом, переводчицы - по стеночкам. Сегодня это даже не баня, а зоосад! Целая комната обезьян! Мы все слегка это ощущаем и стараемся хохмить, подшучивать, становясь еще более обезьянистей. Со всеми нашими тряпочками, чулочками и колготками, сережками и волосами. Толстые и худые, маленькие и большие. Мы все что-то говорим, хором и по отдельности. Даже я что-то вякаю, пытаясь принять участие в беседе. Голоса сливаются. Вот американская черная поэтесса кричит о том, какими негодяями оказались ее коллеги, профессора университета! Она, мол, написала две поэмы о своем и дочернем влагалищах, так некоторые профессора пытались проверить аутентичность написанного! Глава советской делегации, в свою очередь, кричит: "Товарищи женщины!" - и приводит пример одной советской писательницы, досконально описавшей роды. "Все как есть!" - кричит бывшая жена поэта советского истеблишмента, написавшего, что "красивая женщина - это профессия, а все остальное - сплошное любительство"... Но время дать слово самой главной борчихе? борице?.. за женские права - Кэйт Миллет. Она в центре стола, рядом с единственным мужчиной - директором Дома писателей. Кстати, вскоре после этих встреч он скончается... Кэйт Миллет похожа на русскую Бабу Ягу. Седые длинные волосы рассыпаются у нее по плечам и грудям. Когда я сказала своему французскому приятелю-журналисту, что иду на встречу женщин-писательниц, он засмеялся и пообещал: "Одна половина будет с плетками, другая - в намордниках!" Кэйт Миллет, видимо, относится к той, что с плетками. Но другая "плеточная", Катрин Рио, перебивает: "Как говорила Эмили Дикинсон, если бы я написала всю правду, то стены бы обрушились!" За многочисленными переводами сказанное Рио остается непонятным: "Что она сказала?.. Стены обрушились... Она не пишет правды, потому что боится разрухи... Кто это сказал?.. Чарльз Диккенс!" Писательнице рабочих наконец-то удается вставить слово, и длится оно минут двадцать. Это рассказ о пережитых ею угрозах со стороны рабочих за то, что описала она их не так, как им того хотелось: "С матом угрожали! С матом!" В комнату ввозят Антуанет Фук женщину-инвалида, ее приветствуют восторженными возгласами, и она произносит речь. Но перевести ее нет никакой возможности, настолько все рвутся быть первыми в переводе. "А-а-а, что там говорить! Писать нечего! Мне вчера дали свободу, что я с ней делать буду?" - качает головой глава советской делегации. Уф... Всех женщин-писательниц просят одеться и выйти во двор для общей фотографии. Я смотрю за их группой из окна. И, как в бане, на экране моего мозга сменяются кадры - одета-гола, одета-гола, одета-гола... И будто я знаю какой-то особенный секрет каждой. 1993 г., Париж ВИАГРА НА КАБЛУЧКАХ Причисление меня к сильной половине мира подтвердилось предложением из "Плэйбоя". Мне предложили испробовать виагру и описать затем свои ощущения! Ну да, недаром и на презентации моего последнего диска "А у них была страсть..." какой-то тип воскликнул, что я восполняю недостаток муж-ских голосов в нашей стране. ("Ха-Ха-Ха" басом!) Шуточки, шуточки, Медведева... А потом удивляешься, что тебя по плечу хлопает какой-нибудь журжлоб. "Виагра"... "Виагра"... слово какое... Всяческие каламбуры в голову лезут. Виагра - Ниагара! Очень близко к цели. Ниагарой должно хлынуть из воспламененного фаллоса. Хотя может случиться и летальный исход. Так вот рассказывает Каттенштайн в своей книжке-брошюрке. Исходя из результатов побочных эффектов, которые может причинить импотентам эта самая агивра (вот еще каламбурчик!), ее вообще могут принимать только те, которые и без нее прекрасно все могут. А у импотента как раз все вообще может опухнуть и, кто знает... отвалиться?! Меня заверили, что это не наркотик, ни-ни! Ну конечно, виагру уже и по ящику рекламируют. Очень патетичный тип обещает, что есть еще шанс... заработать редкое заболевание глаз, называемое пигментальным ретинитом, язву желудка... если вы еще ее не заработали, злоупотребляя алкоголем, отчего и лишились эрекции! Люди настойчиво хотят чуда! Верят в чудо! В какие-то винтики-шпунтики, штучки-дрючки, таблеточки-укольчики... Ну, а с другой стороны - чудеса сбываются. Придумали же японцы мобильный видеотелефон! Мечта детства! Разговариваешь с кем-то и видишь его! Надо только сказать - не каждому мечта доступна. В смысле стоимости. Как сообщили мне в том же "Плэйбое", на черном рынке эта виагра стоит сто баксов! Одна таблетка. То есть... одна эрекция?! КОРОТЕНЬКОЕ ПУТЕШЕСТВИЕ В ПРОШЛОЕ Когда лет в четырнадцать мы знакомились с алкоголем, понятие стимулятор нам было неизвестно. Мы, скорее всего, хотели приблизиться к взрослому миру. К киношным картинкам, на которых женщины в облегающих юбках, нога на ногу, в одной руке сигарета, которую подносят к ярким губам, в другой - бокал. То же самое с гашишем - если мы и стимулировали что-то, то только смех. Гогот нечеловеческий. С американской верой в научный прогресс, с фанатизмом просто! я столкнулась в семнадцать. В Лос-Анджелесе. Этот город вообще пуповина, центр, откуда в мир выбрасывается все "новое" - от стимуляторов до религий (что тоже является драг/опиумом). В те годы все "сидели" на витаминах. Помню, манекенщицы таскали с собой громадные банки с разноцветными таблетками и капсулами. Правда, было немало и таких, кто предпочитал "анджел'з даст", или "снежок", - кокаин, стимулирующий работоспособность, а именно движение: перед камерой, на подиуме. "Каннабиз" - травка, марихуана - вообще, как бы и не считалась: ее не курили только ленивые, не желающие скручивать джоинты. Но для них были изобретены трубочки. Ах, помню у меня была прекрасная "вотер-пайп"... К тому времени уже, конечно, было проэкспериментировано, под каким драг лучше всего заниматься сексом, под каким - танцевать, а под каким улетать - в ирреальность. Как говорил один мой знакомый врач, "можно и в грязи поваляться - как свинья, но не надо надолго там оставаться". Не буду долго задерживаться на историях о "паперс", мескалине, "фри бэйз" кокаине и т.п. и т.д., а то неизвестно, как действует Уголовный кодекс РФ. Только ли на сегодняшнюю деятельность распространяется или же карает и за употребление в прошлом?! Любое употребление, ставшее системой, - рутина. Мне, видимо, всегда хотелось бросать вызов этому и так уже рутинному миру. Нет никакой, собственно, разницы - жизнь буржуа или жизнь наркомана: у каждого своя четкая, отлаженная система/рутина. Я не зачитывалась Кастанедой, но интуитивно, видимо, прочувствовала, что состояния измененной реальности нужны/полезны только для того, чтобы вынести из них все необходимое для осознания магического характера обычной, нашей с вами, реальности. Запомнить их под стимулятором и пытаться воссоздать вживую. Или, как говорят наркоманы, "на чистяке"! ИТАК... Эту самую виагру мне доставили в день концерта. Съесть ее целиком, в одиночестве, мне совершенно не хотелось. И с любимым мы решили отведать эту химозу напополам. Чтобы быть в одинаково нитрато-эрогенном состоянии прямо на сцене. Состав этой голубой таблетки мой фармацевтически подкованный любимый сразу прочел. Я тоже ознакомилась с листиком-вкладышем, где говорилось об эрекции, которая также называется импотенцией. То есть проблемы с эрекцией, конечно! Вообще-то, у нас никаких проблем не было. И тем более у меня, да еще с эрекцией! Но мы живем в унисексуальном мире, так что у меня тоже, видимо, что-то должно стоять! Хотя товарищи, которым мы объявили о намерениях, захохотали: "На кой тебе таблетка? Ты сама ходячая виагра!" А моего любимого, Сереженьку, стали запугивать! Во-первых, сказали, что он умрет! Потом, что у него отвалится! Ну и что, вообще, больше не будет - ни эрекции, ни потенции. Да и по почкам долбанет. В общем, мой любимый решил попортить себе почки алкоголем и принимать виагру уже не было смысла. Мы отыграли наш концерт, оставшись в традициях православного Нового года, - по-старому, по-русски! Виагра же присутствовала на сцене в моем лице, на каблучках. На следующий день в программе сплетен по Си-эн-эн мистер Блакуэлл* раздавал свои ежегодные "оплеухи" американским персоналиям. На меня нашло американское настроение. Во-первых, я знала Блакуэлла; во мне возродилось американское любопытство и чувство долга. Я ведь обещала проэкспериментировать! Еще я вспомнила, что одно время вообще без стимуляторов не ложилась в постель. Либо алкоголь, либо джоинт. Но потом наступил такой момент, когда все стало казаться обманом. Подставой! Что будто бы это не я, не я настоящая. Или я, но на костылях! Какая-то ущербность есть в драгз, в зависимости от них. Когда осознаешь, что без них не сможешь того же самого это точно инвалидность. Ой, как не хочется быть инвалидом-то! Кривеньким-косеньким... подайте копеечку... фу! гадость! Таблеточка голубенькая, наверное, как отголосок голубого кокаина из фильма "Нирвана". У русских символистов голубой цвет - мечта, сон. В наше время "голубенькие" - "шуры"... Я отколола швейцар-ским ножичком половинку, съела и стала ждать. Мой любимый лежал в постели и тоже ждал. Правда, мне казалось, что он больше ждет, чтобы я сбегала ему за пивом! Но это не имело значения - я была настроена воинственно-сексуально! Минут через двадцать у меня поднялось давление. О чем я сообщила любимому. Он меня успокоил тем, что "все стимуляторы действуют на давление". А тем более сексуальный! - сообразила я. Кровь должна "забурлить" и прилить к органу, в котором и наступит эрекция. В наиболее выдающемся органе моего тела кровь таки "забурлила"! Мне заложило нос, и когда я высморкалась, оказалось, что в носу у меня кровь! Я сразу вспомнила Фрейда. Этот интеллигентный дед делал операцию на носу своей пациентке Анее К., считая, что все ее сексуальные проблемы кроются в нем! Короче, он забыл у нее в носу длиннющий тампон из бинта. Нос у нее стал гнить... Я поползла к постели. В глаза мне будто сыпанули песок. Полежав рядом с любимым, погладив его по татуированному бицепсу, я не почувствовала прилива сексуальности, но нервозность схватила меня за горло. Я побежала выпить корвалола. Минут через десять, уже в постели, я, с полуприкрытыми глазами, лежала у любимого в предплечье. Он гладил меня по голове и почесывал за ухом - я засыпала, как в детстве. Мне приснилось, будто я стою на сцене в туфельках на каблучках виагры ромбообразные голубые каблучки... Народ наш действительно верит, что он "рожден, чтоб сказку сделать былью". Под народом я все-таки подразумеваю мужское население. Они жрут эти таблетки сами по себе, сидя перед телевизором, внимая "вестям-новостям". Идиоты! И хотят, чтобы у них на "вести-новости" встало. Колом торчало и дыбилось чтобы. Разъясняю - виагру надо принимать, только если вы находитесь с сексуальным партнером и если у вас проблема с потенцией-эрекцией. И если вы не боитесь побочных эффектов, о которых было в начале... 1999 г., Москва SEXPOL Вот я еду в метро каждый день, и на меня идет среднестатистический российский мужчина - каждый пятый поддат, если пятница - каждый третий. У каждого атташе-кейс или сумка на ремне, пакет, в крайнем случае рюкзачок. У многих лица деревенские. Вид не городской, да и вообще - образ пятидесятых годов до сих пор не редкость: сандалии кожзам, голубые носки короткие... И какое отношение этот вот мужчина имеет к "тошибам, сони, мулинексам"? Или вот я перехожу дорогу, и на меня едет российский мужчина в машине. Чем дороже машина, тем наглее едет. Или стоит мужчина, брючины сморщены, как армейские сапоги, - почему такие длинные? Жалко от "Версаче" отрезать?! - и разговаривает он по мобильному телефону: "Ну, Марья Васильевна, у нас там что на ужин-то? Борщец? Вы его похолодней!" Деловой человек. Или сижу я - уговорили меня пойти - в клубе "Станиславский" и кругом российские богатые мужчины. Скучнейшие! С такими же физиономиями, как и мужчины в парижском аэропорту в 8 утра - выбритые, пахнущие, в костюмах, летящие по делу в Тулуз, пиво или водку-орандж выпивающие, кредитными картами на любой вкус расплачивающиеся... Тощища от них радугой стоит. И представить себе, что им кто-то отдается, просто невозможно. А ведь отдаются, еще как мечтают такому вот отдаться! Все отдать! Чтобы он взял, ну и тоже - все бы дал! Современная демография демонстрирует белого мужчину как импотента. Он должен бежать на деловой ланч, а потом на прием к психоаналитику, чтобы выяснить... почему у него не стоит. Оказывается, в детстве у него что-то не то было, ай-яй-яй! Все штудируют Фрейда, совершенствуются в мастурбации и занимаются домашним видео. А черный человек тем временем даже не знает, сколько у него детей - пять? восемь? - правда, уже не забывает при этом хватать белого за лацкан пиджака: ну-ка, гуманитарную помощь мне! Я люблю героев. Не обязательно, чтобы они в латах или с "узи" были. Я люблю непохожих. Отдельных. Странных. Не вписывающихся. Нервных. Реагирующих всеми окончаниями на жизнь. Безумных. Мужчин-мальчишек. У меня есть стих "Русские мальчики" - так в нем просьба, чтобы они никогда не становились мужчинами, а оставались бы русскими мальчиками, самыми, самыми любимыми... У меня трепетное отношение к русским мальчикам-мужчинам, они должны быть особенными. Может, это даже не отношение, а требование-ожидание. Да-да, я от них чего-то жду. Они что-то должны будут сделать в мире. Ну да, взять мир. А значит, и женщину. Женщина хочет на самом деле быть ведомой мужчиной. Не из-за лени быть самостоятельной - это вообще деформированное сегодня понятие! (самостоятельно переть в открытые двери!), - а из-за желания быть во власти. Власть имеет только тот, кто любит и кого любишь. Любить надо, а не считать! А остальное - это бытовуха. Ее надо не замечая переживать благодаря страсти, которая и есть сила любви. МУЖЧИНЫ ТРУС И НЕ ТРУС В ТРУСАХ После моего последнего переезда или, как любит настаивать пресса, моего изгнания из семьи, проходившего бурно и поспешно, я среди множества своих вещичек (наполовину изувеченных этой самой семьей) обнаружила... мужские трусы! Да к тому же не моей половины, а владельца квартиры! О! беленькие трусики-юбочка художника Роберта Филиппини! Я любовно храню вас, а летом, когда жара пожирала город, я носила вас как шортики. Шуточка "я проснулся в шесть часов - нет резинки у трусов!.." свидетельствует о том, что мужчины спят в трусах. А вот женщины часто спят с трусами под подушкой. Все это говорит о том, что трусы воспринимаются человечеством как элемент защиты своего достоинства. Как броня! Общеизвестен факт, что "застатый" врасплох мужчина первым делом спешит натянуть трусы скорее-скорее, прыгая на одной ноге, не попадая другой в трус... о, трус! Спешишь ты скрыть свои мужские достоинства, оказавшиеся незащищенными. Интересно, что трусы мужчинам обычно покупают женщины! И женщина видит мужчину таким, какие на нем трусы! Иосиф Кобзон носит трусы от Версаче! Золотые трусы "Армии любовников" разыгрывались в "Постмузыкальных новостях" надо было отгадать их размер! Это, в некоторой степени, был обман - потому что трусы, как и любая одежда, определяются размерами "смолл", "мидиум", "лардж"... ну и для "коней" есть "экстралардж"... Есть фото Хемингуэя в больших - наверное, даже "ХХ лардж" - трусах во время одной из морских охот: пузо Хема нависает над резинкой этих самых-самых трусищ! Помню, моей половине это фото казалось отвратным: мужчина-герой не должен представать на всеобщее обозрение в таком виде. Поэтому, наверное, мой бывший всегда предпочитал трусики-плавочки, нечто более спортивное, фирмы "Дим". Все мы видели Владимира Вольфыча в трусах на фото Хайди Холлинджер. Да-а. Ну можно представить Орсона Уэлса в трусах - мало не покажется! Или Марлона Брандо, например. Впрочем, он, наверное, на своем "необитаемом" острове носит набедренную повязку. Великолепная Лени Рифеншталь, официальный фотограф и кинематографист Адольфа Гитлера, снимала немецких атлетов без трусов, ставя их в такие позы, чтобы не видно было их мужского достоинства, но обязательно были видны ягодицы. Ну, а в 70-е годы нубийцев суданских племен она уже снимала в полной красе. Если исходить из мужского солнечного принципа (шива), заключенного в неизменности, постоянстве, то станет понятно, почему мужчины реже меняют трусы. Из области "грязного реализма" - носки мужчина меняет, ориентируясь исключительно по запаху. Он может взять и поднести носочки свои вонюченькие к носу. Может даже испытать некий кайф - любят ведь французы рокфор... Трусы мужчина не нюхает и даже не заглядывает внутрь. А ведь, будучи менее чистоплотен или, если уж угодно, менее занят своей внешностью, он должен бы менять трусы куда чаще, чем женщина, которая только и хнычет, что ей прикрыться нечем! При этом выгребает просто горы трусов, лифчиков, колготок и всякой другой ерунды из ящичков. Но ведь женщина, в отличие от мужчины, не эконом, она такие же горы туалетной бумаги, клинексов и ваты переводит! Оказывается, самые, так сказать, полезные трусы - это вовсе не плавки, мило облегающие великолепные худенькие ягодицы (ах-ах-ах!), а самые что ни на есть семейные! Потому что в них, как говорят французы, вальсёз, то есть вальсочки, вальсики, в общем, от слова "вальсировать", кружиться, качаться... ну уж сами продолжите, они себя чувствуют там наиболее благоприятно. Есть, правда, трусы вроде плавок знаменитой фирмы "Фрут оф де лум", в которых снялась Шэрон Стоун, чем вызвала шквал возмущения: они висят на заднице и производят очень похабное впечатление. Но она, собственно, этого и хотела добиться. А вообще-то фирма пережила преображение, вроде советской символики, и стала из ширпотреба чем-то очень шик. Юноша в трусах - египетской юбочке, в трусах, похожих на часть одежды легионера Римской империи... Юноша в трусах из клочьев шкур убитых кабанов норманн и викинг! Я вижу твои напряженные ляжки, вздутые икры и собранные в орехи ягодицы! Медведь с Железным Боком. Гастинг и Король Зигфрид, осаждающие Париж! О, как прекрасны вы, великолепные мужчины! О, не спешите, не спешите скорее облачить себя в одежды, оставайтесь в трусах! Потому что момент, когда вы их снимите, можно сравнить разве что с нашествием на западную цивилизацию немощи и антигероя, антидуха. И никакая Святая Женевьева не спасет мир бессилия и импотенции от тебя - герой в трусах! О, мой прекрасный русский мужик в семейных трусах, наиболее благоприятных для твоих "вальсов", восстань! Мои блистательные русские мужики... Они блестят... блестят... ааааа Дном бутылки! Я думала - у них заговор. А они - крякнули И... Блеснули бутылкой! Ах!.. 1995 г. МУЖЧИНА И МАШИНА Орудие пролетариата убивает пролетариат. Машина заменяет рабочего, и пролетарий теряет работу. Это же можно сказать обо всех областях жизни, всех социальных классах. Композиторы наверняка ненавидят диск-жокеев. И только нашу русскую бабку-уборщицу с тряпкой ничто не заменит, она вечна, как и ее тряпка. Мы, конечно, не так уж дебильны в использовании машин, как показывает это Чарли Чаплин в "Новых временах". Но можно точно сказать обратное - многие мужчины просто не достойны машин современности! (Как и женщины, впрочем, не соответствуют всем этим готье-вествуд-шанелям.) В большинстве своем мужчины не достигают уровня изобретений. А те, кто соответствовал - вот они: Марио Андретти, Рони Питерсен, Жиль Вильнеф, Дидье Перрони. Я вот помню этих мужчин, но не машины, которыми они управляли. "Феррари" и "Лотос", "Астин Мартин" стали символами благодаря людям. И когда я стояла в отсеке для техперсонала во время гонок, среди промасленных механиков Гран-при "Формулы-1" и следила глазами за трассой, по которой с диким храпом проносились гоночные авто, я ведь не думала о машине! Я думала о человеке, в ней сидящем, управляющем этой зверюгой, способной развить скорость 300 км/час. И раз он способен управлять ею, безумной, то и мной, мной... ах как он будет мной... А вот толстые арабы из Саудовской Аравии в Беверли-Хиллз на "Феррари", оставляющие их вдоль Родео Драйв, совсем не возбуждали! И зачем им "Феррари" в районе, где скорость ограничена до 40 миль в час? Это на "Феррари"-то?!! И московские "качки" на "Мерседесах" не возбуждают. Тачка в прямом смысле слова им куда больше бы подошла. Возить бы им с такой мускулатурой тачки на шахтах бастующих шахтеров! Вот было бы здорово заснять это в клипе какого-нибудь бондарчука-пшеничного и т.п. "Не самый факт возможностей (электронных машин! - Н. М.), но, конечно же, отбор дает начало искусству... дело не в расширении ресурсов, а в людях и в том, во что они верят" (Стравинский). Во что, интересно, верит диск-жокей Маруша или Плавка? Я уж не говорю о диск-жокее Винте, он верит в винтики. Японские, на которых и держится машина! Футуристы-фашисты (не путать с национал-социалистами Гитлера-буржуа) больше всех верили и восторгались "веком машин". Но у них это отчасти было продиктовано критическим отношением к романтическому искусству предшественников, то есть оторванному от реальности. (Мы-то, конечно, их переплюнули - всего у 5% населения РФ есть проигрыватели для Си-Ди, но выпускается музыка преимущественно на таких носителях!) Знаменитый "Пасифик-231" Онеггера выразил его "страстную любовь" (ха-ха-ха) к локомотивам, к которым он относился как к живым существам. Ну, как многие сегодня к "мышкам" компьютеров. В "Прогулки" для фортепьяно Пуленка включены пьесы "Авто", "Автобус", "Аэроплан", "Железная дорога"... Правда, в двадцатые годы шумы машин композиторы воспроизводили на музыкальных инструментах или просто шли в депо и записывали "живьем" прибывающий локомотив. Сегодня нам облегчили задачу - все звуки засэмплированы на дискетках. На дисках Би-би-си! И в Москве можно использовать звуки авто и автобусов, аэропланов и железных дорог, записанных невесть где. И звук толпы, одинаковый для всего мира! Унификация с помощью машины: все толпы одинаковы. Можно предположить, что изобретатели руководствовались гуманными соображениями: во имя мира и согласия, дабы избежать вавилонского столпотворения, то есть трагедии и исчезновения, объединим всех и обозначим одним звуком... Японским! У нас у всех уши японские, то есть слух японский, тайваньский и... где там еще делают всю эту пластиковую дребедень нечинимую? Мужчины, мужчины, конечно же, в основном придумывают машины! Правда, свирель - тоже техническое устройство, а фортепьяно и орган - сложные машины. Человечество всю историю своего существования стремилось освободить себя от труда при помощи орудий-машин, дабы приблизиться к первозданной эдемской благодати... и заняться сексом посредством кибернетики! Это сегодня уже возможно. Каждый смотрит на машину по-своему, но в принципе никто не интересуется ею отвлеченно, разве что профессионалы, а их немного. В русском языке, великом и могучем, машина женского рода приобретает качества женщины-стервы или женщины-любовницы. "По машинам!" звучит как "по бабам!", поэтому я всегда, не задумываясь, предпочитала говорить "автомобиль", делая из машины нечто мужского рода: "...рычащий автомобиль, кажущийся бегущим по картечи..." (Маринетти-футурист). Американская, наивная до детскости, вера в машину не застраховала летчиков, бомбящих Багдад, - они, эти славные америкен бойз, жали на кнопочки (японские, по всей видимости) и попадали... не туда. Мы все обуреваемы машиноманией! И эти слова я фиксирую при помощи машины-машинки. И даже во сне, когда я вижу сон про десантника, выброшенного на берег моей, какой-то по счету, жизни, он не бежит искать меня в хижине, а идет за машиной, закамуфлированной в зарослях тростника. Он врубает на полную мощь японскую машину-джип, чтобы взять меня. Меня, русскую! Японской машиной?! Бред какой-то. И я просыпаюсь под жужжание электронного будильника. Машины! Впору прибегнуть к "софт-машин" Берроуза, чтобы совсем не двинуться мозгами и чтобы моя собственная машина - сердце - не сбилась с ритма, заданного Машиной Времени. 1996 г. to E. L. ГЛАЗА МАРГО ФЮРЕР* Она - в черных очках, скрывающих синяк под глазом. Он - в очках, не скрывающих ничего, - склеенных скотчем, завязанных веревочкой, одно стекло треснуто... Это называлось - любовь. Приехали из Дьеппа - Нормандия, - купили куст салата, два здоровых американских стэйка, две бутыли вина... Навстречу знакомая: "Ой... ну, вы, это... вот это да... ха, ты видишь хоть чего?.. Служи ему собакой-проводником! Ну, вы даете, ребятки... Только позавидуешь..." И куда он действительно идет: красный свет! "Ты случайно не дальтоник, к близорукости?" Нет, сказал, домой охота просто скорее, в кровать... Что ты там шаришь по полу рукой?.. Чего ты там ищешь? О, Господи! Прекрати шарить по полу! А... вот они, вот, на тебе. Твои очки. Ты меня хорошо видишь? А как ты меня видишь, что вот ты видишь без очков? А какой тебе видится она без очков? Ты же не можешь, ей-богу, с очками на носу к ней приблизиться! У тебя все сливается во что-то одно? Какого цвета? Ты даже не заметил, что я покрасила волосы!.. Ну да - ты был без очков... Каждый раз, когда ты устаешь, ты можешь снять очки и не видеть всего. Не видеть меня полностью - это ведь от меня ты устаешь. Я слегка расплываюсь и становлюсь чем-то не очень отчетливым, явным, чем-то, что не очень утомляет, да? Может, это спасает меня... Как близко к нагим глазам ты подносишь козявочку! Если бы они одеты были, ты бы и не разглядывал, да? Интересно, а какими ты видишь мои неодетые глаза? Какого цвета? Ведь раз у тебя сливаются в некотором смысле формы, то и цвета, значит, один на другой наплывают... Ой, не трогай своими жирными пальцами очки!.. Ну вот, теперь на стеклах пятна... Теперь ты и в очках плохо видишь!! Ты часто нюхаешь вещи и меня нюхаешь... это потому, что ты не доверяешь глазам? Я так люблю твои глаза без... Глаза, когда они не за стеклами. Они большие и больше, чем когда они за стеклами, и мне хочется их лизнуть, мне их облизать хочется, глаза твои. Может быть, я думаю, что так вот их помою-умою и они увидят меня всамдельную, настоящую, и тогда ты не будешь думать обо мне, что я женщина-чертовка. Ну вот, оказывается, у тебя совсем не те очки! Черт знает что! Это значит, и в очках ты совсем не то что надо видел?! Ну-ка, дай я хоть надену твои очки... Хочется закрыть глаза, чтобы не видеть вовсе, ох! Бедняжечка ты, неужели тебе так действительно не видно?!! Перестань шарить рукой по полу! Ты как мужики, спешно натягивающие трусы в случае, в предчувствии даже, опасности. А тебе еще к тому же и очки надо успеть надеть, боже ты мой... Зачем ты купил себе эти огромные, в черной оправе на пол-лица, лучше бы ты оставался анархистом, революционером - в маленьких кругленьких с позолоченной оправой... Когда ночью мне грустно и тоскливо без тебя, потому что я без... я смотрю за окно, где еще освещается башня площади Восстания, как замок из картонной книжки, и я вспоминаю, как ты, снимая очки, откидывая руку, держащую их, другой закрывал глаза и тихо говорил: "Наталья, оставь меня в покое, уйди. Слышишь? Дай мне побыть тихо. Уйди..." И очки, за неимением глаз, мерцали темными стеклами и даже не отражали меня, уходящую. И вот я ушла. Надевай очки. 1995 г. ОЧКАРИК Интересно, вот когда Олдос Хаксли писал свою книгу "Как вернуть зрение", которую купили, по-моему, все старушки Москвы, экспериментировал ли он уже с ЛСД? Ведь, если он, как Алан Уотс, этот "эзотериче-ский философ", считал, что надо лишить людей нормального сознания их агрессивности, их любви и доверия к мощной технике и помочь этому прекрасно могут химикалии, дабы развить интуитивные способности, не мог же Хаксли не прибегнуть к тому же ЛСД во время тренировок по возвращению зрения! А как же подслеповатые московские старушки?! И почему тогда Леннон оставался очкариком - уж он-то наверняка и Хаксли читал, и ЛСД потреблял! ...она - в черных очках, скрывающих синяк под глазом. Он - в очках, не скрывающих ничего, - склеенных скотчем, завязанных веревочкой, одно стекло треснуто - они демонстрировали и синяк, и переносицу с ссадиной... Это называлось любовь... ...каждый раз, когда он уставал, то снимал очки, и тогда мог не видеть всего. И ее тоже видел не очень отчетливо. А ей всегда было жутко любопытно узнать - ну какой же, какой он меня видит без очков, "нагими" глазами?.. У близоруких мужчин, когда они без очков, часто очень эротичные глаза, даже похотливые. И хочется разглядывать их, уставившись близко-близко. Хочется их лизнуть, облизать, помыть будто бы, чтобы глаза наконец-то увидели все по-настоящему. Но у этих же мужчин всегда есть возможность не видеть, снять очки просто! За это их преимущество над нами можно и поиздеваться - схватить очки и не отдавать! А в злобе и сломать... подлый прием! Они тогда вынуждены надевать свои "нелюбимые" очки анархиста, например. Кругленькие, в тонкой оправе. Ну эти, что носили Леннон, Гарольд Ллойд - актер немого кино двадцатых годов. И "железный Феликс" носил такие. И Геббельс (вот у кого Советы должны были учиться пропаганде-рекламе!). И Шостакович носил кругленькие, правда, в роговой оправе. А вот что это за очки без конца рекламирует Леонид Парфенов в "Намедни"?! Такие прозрачненькие... Похожи на очки фирмы "Алан Микли". У меня были такие. Потому что мне таки прописали очки! Ужас!!! Правда, только для того, чтобы смотреть телевизор, но... Надевая эти самые очечки, я молниеносно ощущала себя учительницей. Или даже завучем. Ох, не поздоровилось бы ученичкам! Мужчина, носящий очки, начинает свой день с того, что шарит рукой, лежа еще в постели, по полу либо по ночному столику. Либо он встает и, двигаясь на ощупь, подходит к месту, где их оставил. Если помнит. Извечный вопрос очкариков - ты не видела мои очки?.. Куда же делись мои очки? Сегодня, правда, очкарикам легче - они могут носить контактные линзы. Впрочем, если это люди выпивающие, все остается таким же проблематичным. Кто же, будучи пьяным, помнит, что надо снять их?! Поместить в специальные цилиндрики с жидкостью и т.д. и т.п. Александр Шаталов (издательство "Глагол"), конечно, закричит, что уже не надо снимать, прогресс достиг того, что придумали линзы, которые можно носить аж по неделе! Это, на мой, не сведущий в "очкарных" делах взгляд, ужасно. И глаза наверняка будут красными. Да и что это за сон, когда у тебя в глазах нечто, пусть и очень прогрессивное?! ...он даже не сразу заметил, что она покрасила волосы. Ну да, он был без очков. Она думала, что раз без очков он не может очень четко различать формы, то и цвета должны у него сливаться. Хотя он и придумал для ее глаз невероятный цвет реки, по которой прошли полчища Чингисхана... ну, значит, помутневшей реки. Он часто нюхал вещи и ее нюхал. Наверное, не доверяя глазам. У него были какие-то неправильные очки, и он всегда, чтобы разглядеть что-то не очень большое, подносил вещь к "нагим" глазам. И ее он тоже приближал очень близко к глазам, и к паху ее приближался глазами близко, чтобы разглядеть, увидеть, воочию убедиться, что между ног у нее живет "русский зверек" алого цвета, знамени... Он купил себе большие очки в черной оправе на пол-лица! фирмы "Ланвэн". Это было написано на футляре. И этот черный футляр с золотыми буквами всегда лежал рядом с его письменным столом либо на столе среди аккуратных бумаг, исписанных четким почерком... На предпоследних (95-го года) выборах в Госдуму все плоховидящие, говорят, голосовали за Святослава Федорова! Неужели думали, что за это им бесплатно вернут зрение?! Уж проще наглотаться ЛСД, питерской кислоты и предаться опытам Хаксли. Впрочем, как писал Алан Уотс, после посещения последователей Тимоти Лири, самого знаменитого экспериментатора с ЛСД, он "никак не мог постигнуть, как люди, пережившие блеск психоделических видений, могли оставаться эстетически столь слепыми, что жили в полном разложении, с вечно незастеленными постелями, незаметенным полом, поломанной мебелью, грязными пепельницами". А именно такими представали перед собирателями подписей для регистрации в кандидаты на выборы многие наши вполне зрячие соотечественники. Что уж говорить о плоховидящих?! Хотя именно они как раз и наиболее внимательны к своему интерьеру да и к своей внешности. Видимо, это от боязни что-нибудь не заметить, пропустить и быть осмеянным. А вот наверняка, верни им Федоров стопроцентное зрение, они сразу бы изменили характер да и стиль! Мой милый очкарик в метро у двери - в тебе есть какой-то таинственный шарм, и я с трепетом поглядываю на тебя издали... "Эх, черт! И почему он в очках?!!" - не могу удержать я себя от противоречивой мысли. 1995 г. ОДА РУССКОМУ МУЖИКУ Хочу быть русским мужиком, чтобы занимать сразу два места на сиденьи метро, широко-широко раздвинув колени. Чтобы, идя посредине Горького-Тверской, как харкнуть под ноги прохожему и чтобы, напившись, не отсиживаться дома, а переть, переть в общественные места, стукая о все углы атташе-кейсом, - пальто нараспашку, ширинка тоже, икая, рожа красная, переть пьяным и подтверждать этим идентичность президента с народом! Хочу быть русским мужиком, чтобы ссать на стены, в углы, в подворотнях, в лифтах и все чужих домов. Чтобы схватить всей пятерней толстую жопину бабы, вдруг вставшей в толпе в переходе, а на возмущение прохрипеть: "Пошла ты!" Хочу не производить впечатление бабы, которая может дать в морду, а хочу быть русским мужиком, чтобы дать в лоб этому гаду, газующему на перекрестке, подойти к его опущенному стеклу и со всего маху врезать в лоб. Хочу быть русским мужиком, чтобы орать ночью на лестнице, не думая, что ночь и все спят. Хочу быть русским мужиком, чтобы выгнать всех иностранцев, занять их офисы, всю технику-аппаратуру испортить-сломать, и первым делом туалеты. Хочу быть русским мужиком, чтобы всех ругать, хаять, самому ни хуя не делать, а пропивать свои недоразвитые способности перед ящиком, время от времени стукая по нему, чтобы лучше видеть ненавистных. Хочу быть русским мужиком, чтобы не знать, из какого места бабы писают, чтобы называть их фригидными, чтобы вообще о них не говорить на хуй, чтобы не знать разницы между либидо, экстазом, оргазмом, сфинктером и сфинксом. Хочу быть русским мужиком, чтобы на меня нельзя было положиться, чтобы болтаться как дерьмо в проруби, чтобы утонуть в собственной блевотине и чтобы меня вынесли в простыне на станции из поезда, а все бы говорили: "Во, мужик дал!.. Туда ему и дорога!" Хочу быть русским мужиком, чтобы, сплотясь с другими такими, учуять во всем жидомасонский заговор и пойти проголосовать за жида. Хочу быть русским мужиком, чтобы назло всем (пусть об этом никто и не узнает) пустить свою жизнь под откос, кривляясь: "Моя жизнь! Что хочу, то и делаю!" Хочу быть русским мужиком, чтобы бабы, выходящие замуж за иностранцев, всегда, приезжая в Москву, напрашивались ко мне на палку и я бы их ебал как врагинь, пил их "Шевис Ригал" двенадцатилетней выдержки и прожигал их "Шанталь Томас" колготки, и они бы пудрили свои переделанные носы, поправляли бретельки, держащие их силиконовые груди, и ломали парселановые ногти, открывая замок двери. Хочу быть русским мужиком, чтобы истребить всех - коммуняг и демократов, фашистов и педерастов, интердевочек, рэкетиров и рокеров, - закрыть границы и наконец-то пожить. А то, что я не знаю как, - это не ваше собачье дело. Уф! 1995 г. В ПОСТЕЛИ С... (новый реализм) Неподсудные шалости АНПИЛОВ Не сомневаюсь, что многие не раз ловили себя на мысли про это, глядя на соседа в метро. И я, я, как и вы, в метро езжу и... обнажаю, раздеваю пассажиров. Вот, вот парочка толстяков - я вижу их колобками. Их тела из теста склеиваются в моем воображении, и я раскатываю их скалкой на доске-сцене моего кинематографа в большой блин! Но что нам за дело до этих колобков! Лучше вообразить кого-то известного! В отличие от постмодернизма, которому наплевать на читателя, новый реализм подобен "Песням Мальдорора", в которых Лотреамон вовсе не претендует на открытие чего-то никому не известного. Напротив - новый реализм, как и Лотреамон, рассчитывает отозваться эхом в читательских сердцах. И обнадеживает себя тем, что даже самые низменные мысли и фантазмы встречаются в каждом человеке. Только они скрыты в вас, читатель, и вы держите их под семью печатями - не дай-то бог кто-нибудь узнает, услышит. Так вот я озвучу их за вас! Мемуаристке Дарье Асламовой куда сложнее - ее реальный опыт соитий с известными персоналиями, эта так называемая правда, она мешает свободно мыслить и рассуждать о них. Эта правда не позволяет заявить, например, что Хазбулатов обладал только одним яичком. Я не собираюсь фантазировать на тему чьих-то мошонок или манишек, но каждый человек, по-моему, несет в себе заряд сексуальной энергии. Она есть неотъемлемая часть его сути. У кого-то ярче и сильней проявлена, у кого-то загнана в тайник. Сексуальная энергия, то, что человек исторгает из себя на мир одним своим присутствием в нем, - это часть нашего бытия. Так вот, с этим совершенно не согласен наш красный товарищ Анпилов. Вы все не раз видели его по ящику - пылающее жаром и энтузиазмом лицо. Данная ему журналистами кличка Шариков мне не нравится не потому, что я люблю Анпилова. Зачем нам выдуманный Шариков, когда есть настоящий, живой Виктор?! Тем более я имела возможность пообщаться с ним "живьем". В программе "Кафе Обломов". Не самое подходящее место для коммуниста, борющегося с буржуазными (к коим принадлежат и обломовские) нравами, но передача была приурочена Троицким к 7 ноября. Поэтому можно. Так, видимо, решил Виктор, а тем более ему был обещан подарок - показ в программе видеоролика песни чилийского революционера Виктора Хары. Когда я слышу все эти слова: революционер, Чили, Никарагуа (где, кстати, бывал Анпилов!), у меня в сознании возникает образ - романтизированный, конечно! - такого супертипа. Тем более он подтвержден реальностью - у кого, как не Че Гевары, солнечный образ героя-революционера? С его белоснежной улыбкой на фоне загорелого лица... Загорелого в лесах Латинской Америки. Он просто секс-символ! Так вот, когда я заявила это в передаче, товарищ Анпилов весь просто взбеленился. Будто мы с Троицким хотим опорочить Че. Потому что для товарища Анпилова сексуальность порочна, надо понимать. А для Латин-ской Америки это суть. Горячая кровь латиноамериканцев и холод диамата ленинских университетов города Москвы под грязным снегом... Как он принялся "защищать" Че! Будто тот в этом нуждался. Анпилов чуть ли не кастрировал Че, а заодно и Виктора Хару. Человека с гитарой! Да вокруг таких парней всегда роились девушки! Парень с гитарой, поющий - все политики и привлекают их к своим сборищам, чтобы женщины как наиболее чуткие и чувствительные существа приобщились к движению, подписались под требованиями и вступили в партию. Через влюбленность в этого самого, с гитарой! Наш революционер номер один слушал Бетховена, возлежа на обломовской кушетке стиля ампир. Про это Анпилов не помнит, видимо, а поддерживает его образ шалашного периода аскетизма. Наши революционеры, увековеченные в скульптурах и на полотнах, вызывают зевоту. Ну и в памяти - кучу скабрезных анекдотов про Ленина в Польше и Наденьку, идущую в комиссионку сдавать платок (памятник Круп-ской на Сретенском бульваре). И даже Инесса Арманд не придает большей человечности образу Владимира Ильича. Про Сталина вот можно представить большее - уже хотя бы потому, что он грузин. Горячая кровь, темперамент. Еще с юности помню этих приставучих усатых сталинят. Но тем не менее его образ мраморно-гипсово воспевает его непоколебимость. И кому в голову пришло внедрить лозунг "Ленин - Сталин - Че Гевара"?! Наверняка Лимонову, с кем в союз (пусть и "попутчика") вошел Анпилов. Он что же, книжек даже лимоновских не читал? Сексуальная неудовлетворенность толкает людей в политику, в революцию - заявляет один мой приятель. Секс и революция нераздельны - говорит другой. Подполье-постелье, что ли? Хотя трудно представить себе революционеров-террористов без сексуальной жизни. Сексуальность Анпилов увидел и во мне - был показан ролик с моей песней. Правда, он обозвал мое выступление давно забытым слэнговым термином "норки нараспашку" из Воннегута. Так в свое время маскировались порножурналы - на невинных обложках стоял штамп: внутри "норки нараспашку". Господин Троицкий как главный редактор "Плэйбоя" наверняка знает. Ну а уж Анпилов тем более зачитывался небось разоблачителем и обличителем "их" гнилых нравов. Бедные писатели, кто угодно их прикарманивает... Интересно, насколько молниеносно выстрелило в памяти Анпилова это выражение! Видимо, оно ему понравилось когда-то. Норка - это ведь не только нора-дыра. Это уменьшительно-ласкательное что-то, и зверек юркий и норочка - укромный уголок... а рядом Анпилов в семейных трусах обер-Шарикова. Эх... Бесполые, асексуальные коммуняги - вы только и можете рассчитывать на "кастрюльных" тетенек с вялотекущим климаксом. Почему человек, занимающий положение Анпилова, даже и в воображении запрещает себе мысль о сексуальности? "Это похабщина, то, что вы хотите навесить на Че Гевару!" - вскричал он. Но этим занимаются все люди. И товарищ Анпилов со своей милой простой супругой. Или они тоже похабщиной занимаются? Порно, в понимании обывателя, это то, что делают другие, а не они. А может, товарищ Анпилов как раз перед митингом "жарит" какую-нибудь "кастрюльную" тетеньку и ее "кастрюлю", чтобы она с большим энтузиазмом вела за собой других таких?! А? Вот и вообразите себе такое. P.S. Я очень не рекомендую товарищу Анпилову под давлением национал-большевистского лидера сниматься с какой-нибудь сексапильной девицей для публикации в "Лимонке". С нами этот номер не пройдет! Подстава будет распознана! И девицу опознаем. 1998 г. БОРИС АБРАМОВИЧ, МНЕ ПОРУЧЕНО ВАС... "Когда же, когда меня ангажирует разведка?!" - сетовала и вопрошала я в одном из своих романов*. В те времена я ассоциировала себя с Матой Хари. Или, по крайней мере, с Марлен Дитрих в ее роли. Потому что была я ночной певицей. "Борис Абрамович, мне поручено Вас соблазнить..." - хорошее начало для шлягера в стиле Аманды Лир. Шепотом, низко, с придыханием, выпуская сигаретный дым из поблескивающих вишневых губ. Во-первых, я русская. А как известно (это точно известно русским патриотам), всем еврейским мужчинам дана установка на русскую п...у (кем? Моссадом, ЦРУ, Господом Богом?). Проведены даже некие исследования, доказывающие, что влагалище хранит "отпечаток" спермы много-много лет, и вполне возможно, что, переспав всего один раз с... африканским американцем (так политкорректно называют теперь негров, пардон), женщина может родить негритосика. Но Борис Абрамович не негр! Литераторы называют "неграми" подставных писателей, тех, кто за них и пишет. Очень занятые, богатые литераторы. И вот как раз "негры" и нужны Березовскому. У него уже есть трое опознанных. Чернушный Невзоров, экранный Доренко и военизированный Лебедь. Не хватает, не хватает негро-спиричуалз! То есть надлома-изъяна с придыханием и страстью. Я, конечно, понимаю, что у Бориса Абрамовича жена возраста дочери. Но жена в Швейцарии. И ему некогда туда ездить - он босс Содружеств местного значения. Да и что Швейцария?! У нас в одной Москве больше банков. И наркотики лучшего качества. Потому что из дружественных нам государств напрямую поступают. Вот его дочь Лиза и прибегла к их дружбе. "Бедная Лиза", конечно, должна была служить... козлом (кошмар, что я несу?!) отпущения. Но попортила-таки имидж отца. А ее собственный, несмотря на артистическое окружение, не достаточно ярок все-таки для фигуры Бориса Абрамовича. И ее друг Владик Мамышев в роли Мерилин Монро после пары понюшек ужасен; Мерилин такой, даже будучи уже трупом, не была. То ли дело Я! Борис Абрамович, посмотрите, какими эпитетами награждает меня масс-медиа! Я названа "культовой фигурой" алма-атинской* газетой "Караван", "звездой андеграунда" московским "Мегаполисом" и "королевой панк-кабаре" газетой "Вечерняя Москва" (они, правда, сами не знают, что это значит, но я Вам, Б?oрис, объясню!). Газета деловых кругов "Век" помещает мое фото, где я выгляжу истинной революционеркой. "Ураган по имени "Натали", - пишут обо мне в "Московском времени", и даже Северная Пальмира - Питер не в силах устоять передо мной, издав сборник моих стихов "Я рею знаменем!" в "Искусстве". Вы можете обратиться и к художественной литературе: на страницах лимоновских книжек я тоже "рею" - большевист-ской гривой волос. И всеми другими органами и частями тела. Раз Лимонычу здесь приписывается роль чуть ли не секс-маньяка, то уж в моих-то способностях Вы можете не сомневаться - я прожила-проспала с ним не один год! Прибавьте к этому CV* мою другую библиодискографию, и Вам станет ясно, что со мной Вы сможете отправиться в действительно глориозно-гламурозное путешествие по восхождению к пику... (не суть важно - чего пик. Важно, чтобы он был!). Я упоминала уже о своем страстном желании издавать порножурнал. Так вот мы с Вами, Борис Абрамович, сделали бы наконец из порнографии то, чем она и является в действительности, - зеркало! Зеркало народа и его чаяний. Мы бы пошли куда дальше немецких издателей Бенедикта Ташена и Анжелики Мутезиус (они рекламируют издательство своей фотографией - он сидит в кресле, в костюмчике, она, обнаженная, стоит, и ее бедро залихватски отставлено). Принципы накопления и экономии в искусстве немыслимы, писал Жорж Батай, которого я штудировала в оригинале. Время политкорректности кончается. Пора делать отважные и отвязные жесты. Даже банкиры из враждебной Вам группы в восторге от меня. Так переплюньте же их! Мы бы покруче Кристо, "запаковавшего" парижский мост Пон Нёф, Манеж "запеленали". А внутри бы устроили экспозицию фото "ню" и хроники от Невзорова. Это поистине потрясло бы мир - кровавые трупы и алые раскрытые бутоны, цветы! женских гениталий. Кощунственно, скажете! Ан нет! Эти трупы вышли из этих прекрасных цветов на свет божий, и вот что "свет" и сами они натворили. Уже очевидно, что в нашей с Вами любимой стране деньги в области шоу-бизнеса да и "искусствочка-искусства"* вкладывают в тех, кто продается сам, а не продает плоды своего творчества. Я готова продать Вам все. И это тоже будет очень видно. Тем более что я придерживаюсь формулы символистов: искусство есть жизнь, и жизнь - это искусство. Каждый день я творю свою жизнь! Если я не пишу, то я пою и музицирую, если ни то, ни другое - я шью. Либо изготавливаю "ненужные" предметы или иду позировать фотографам, которые запечатлевают мою жизнь на пленку. Вы понимаете, Борис Абрамович. У меня ни одна минута не проходит даром. И даже в постели с... я использую время с пользой. "Мне голос был" - я умею достигать такой сексуальной концентрации с партнером, что способна передавать нашу энергию в космос. Короче - посылать им позывные. Там у них тоже существует тропизм - автоматическая реакция на внешний стимулятор. И если мы с Вами соединим наши энергии, то представляете себе, какое послание это будет! Сейчас я разговаривала с поэтом Аркадием Семеновым, и он сообщил, что стоило, мол, Гребенщикову заявить, что у него долг в двадцать тысяч зелеными, - как тут же Вы ему премию! За то, что Семенов назвал "триумфом оформления и ничтожеством содержания"! Пора Вам сменить этих людей на раздаче - Пригов Битов - Богуславская. Пора выводить на авансцену новых сорвиголов! Еще мне мой возлюбленный сейчас сказал, что, может, Березовский не еврей. Я подумала и вспомнила, что знаю много армянских песен. Лично знакома с певцом-патриотом Харунгом. Хотя, конечно, с большей проникновенностью я бы исполнила в эфире радио "Максимум"*: "Борис Абрамович, мне поручено Вас..." с придыханием, с шепотом, как только я умею. 1998 г. ЛЕБЕДЬ Я лежу под Лебедем. Жарко... И тяжело. Стопроцентной шерсти, производства КНР, одеяло "Лебедь" хорошо только на зиму. А здорово я вас на мушку взяла, а? Интересно, вот когда женщина делает Александру Иванычу минет, какое изречение великих полководцев приходит ему в голову? Солдат спит, а служба идет? Когда Александр Лебедь был еще генералом 14-й Армии, у него в советниках якобы был тип, служивший до него на радио "Свобода". Он-то и присоветовал Александру Иванычу освежить в памяти цитатник с изречениями, который, насколько мне известно, штудируют юные курсанты. Помните, как он просто осыпал нас с экрана всеми этими юморными, "не в бровь, а в глаз" штампами? Прямо припечатывал. На слабый пол это очень действует в нашей стране. Особенно на тот слабый, который неслабо весит. Но я, худенькая и стройная березка, как назвала меня пожилая портниха в дремучем ателье на "Академической", тоже, помню, попала под чары генерала. Командующий Армией, а?! Это ж ого-го! Армия вызывает во мне чувство нежной гордости. Это из детства - старший брат-солдатик, высокий, красивый, идет по заснеженной дороге к черному одинокому дереву на свидание к нам с мамой. И я висну у него на шее. Так же хотелось повиснуть мне на шее у всех военных в 89-м году, когда я впервые вернулась на Родину. Антимилитаристская кампания была тогда в разгаре, и мне хоть как-то хотелось пожалеть всех военнослужащих. "Матросики, ребята! Синее море! Священный Байкал!" - вопила я не совсем трезвым голосом в Питере. И сколько себя помню, никогда не принимала сторону тех, плачущих: "Не ходил бы ты, Ванек, во солдаты!" Мой бывший № 5 наверняка рвал и метал в период Красноярской кампании. Я прямо вижу его стиснутые, уже не железные - спонсоры-дантисты поменяли на керамику - зубы. Сжатые кулаки. Но в том-то и дело - спонсоры у него только дантисты, а у Лебедя - и ОНЭКСИМ, и "Российский кредит" и... они, правда, и другим дают. Ну это ж ясно - дантисты не только Лимонову зубы починяют! И насчет кулаков. Под "лебединым кулаком" или "под лимоновским кулаком"? Первое поэтичней, романтичней, не умаляя тем не менее весомости самого кулака. На телеэкране кулаки командующего 14-й Приднестровской армией всегда производили нужный эффект - мощный мужик. А о голосе уж и говорить нечего. Женщины любят, когда им немножечко страшно. Ну самую чуточку. У меня в голове, в связи с Лебедем, всегда возникали какие-то пейзанские мотивы, пасторали а-ля рюс. Зажал в сенях, опрокинув ведра - они загремели, загремели... Прижал к завалинке - дрова посыпались, покатились. Завалил на сеновале... и провалились вниз, в курятник - пух, перья, куры-петухи шумят. Зажал-прижал-навалился - вербальный ряд, на который наводит образ Лебедя. Наверняка Александр Иваныч немало мужчин "завалил" в своей жизни военной. Война в Афганистане чего стоит. Не стoит, правда, представлять Лебедя супергероем: много тени на афганском периоде генерала. Да и в Приднестровье распиленный труп подполковника Костенко, якобы что-то знающего о Лебеде. Бывший рижский ОМОНовец Смирнов в Приднестровье остался-оставлен, а генерал Лебедь... Во французской армии обращение к старшему по званию включает местоимение. "Да, мой Генерал! Слушаюсь, мой Генерал! Так точно, мой Генерал!" - повизгивает деревенская девушка под сложенным вдвое ремнем Генерала Лебедя: это из той же пейзанской фантазии. Но вообще-то, если вглядеться в лицо нашего Генерала, то нельзя будет не заметить в нем что-то (опять же, крестьянский мотив) бабье. Тут я должна согласиться с моим бывшим № 5 - многие наши мужики на ответственных должностях похожи на баб. В основном это "старички", люди еще советской закалки. Хотя среди них и, что называется, "новый" тип, перестроечный, что ли, и очень разношерстный, - Гайдар, Жириновский, Явлинский, Проханов... У них в лицах присутствует некая отечность, "волдырность" и опухлость. Обычно все эти вещи приписываются неумеренному питанию и потреблению алкоголя. Ну, о Проханове и сомневаться не стоит (насчет выпивки), а вот Лебедь вроде никакими военными оркестрами не дирижировал на приемах. (Борис Николаевич после "болезней" всегда усыхает и становится больше похож на дедушку.) Но все равно похож, похож на... в общем, ясно. Может, поэтому он и нравится вот таким же, на них похожим, бабам. Электорат в основном женский, как и книги в основном покупают женщины. А в нашей стране они все еще остаются с избытком веса - на лице и теле. Сейчас скажу смешную вещь - приезжавший к Лебедю на подмогу Ален Делон тоже женоподобен. А если посмотреть на его соратника по актерскому цеху Бельмондо - тот вообще Баба Яга. Причем эта женоподобность, бабьесть, так сказать, проявляется с возрастом, как и приверженность их к консерватизму. Из очаровательных красавцев-бунтарей, шикарных мафиози и непримиримых оппозиционеров (пусть только в кино!) они постепенно становятся консервативными бабами. И тем не менее мы их обожаем. Любим в них прошлое? Образы, так нас потрясшие, остаются навсегда, как бы сам их воплотитель не менялся? Может быть, так и с Генералом. Ведь он уже давно в костюме и галстуке, а все равно повторяется - Генерал. Мой Генерал, наверняка с удовольствием добавит каждая баба, за него проголосовавшая. Помню хулиганскую песенку, которую я исполняла иногда (подшофе) в лос-анджелесском ресторанчике: "Я так люблю военных! Ах, военных! Красавцев здоровенных с таким вот...", и что-то там было про нос. Нос заменял что-то, видимо. Мой тогдашний № 2 очень не любил эту песенку. Просто зверел. Видимо, в глазах у меня сверкало столько азарта, огня и предвосхищения, смешанного с воображением. Ах, красавец здоровенный, военный так никогда и не стал моим избранным, а я - его. Так что мне остается только лежать под "Лебедем" и фантазировать. 1998 г. THANK YOU, MR. GORBACHEV! Я слежу за "открытием" моего народа По ТиВи цивилизованного мира. Я узнаю, что до 85-го года Моя страна была "злобным вампиром"*, А согласно Солжу, эта шестая часть суши Называется архипелаг ГУЛАГ. Об этом знает каждый неграмотный дурак... Thank you, mister Gorbachev. Эпоха Горбачева ассоциируется у меня с торжеством обывателя, дорвавшегося до кормила. То, о чем имели привилегию судить "посвященные", а по сути просто любознательные, получили право обсуждать все. Именно - получили! В принципе, как раз "перестройку" и можно назвать пиком победы пролетариата: "кто был ничем, тот стал всем"! Вспомните журнал "Огонек", напичканный исключительно письмами читателей. По-моему, даже те, кто писать не умел, и то высказались. "Перестройка" и все, что последовало за ней, - это результат прихода абсолютно бесстильных людей. Людей, не знающих, что такое стиль, воспринимающих его исключительно на уровне журнала моды. Да и в моде не выдерживающих стиля. Взять хотя бы короля местного, Зайцева, и его апостола Юдашкина: их модели - это новогодние елки, на которые, как водится, всего можно навесить. Вот и дедушка Слава Зайцев парфюм Наконец-то придумал - "Маруся"! Весь Париж обливается слезами ее, И душа их поет как гусли, Ведь это все благодаря Михаилу, Чье имя скандирует цивилизованный мир... Моя страна подобна самосжирающему крокодилу, Thank you, mister Gorbachev. Я действительно следила за открытием СССР оттуда. Из цивилизации! Как вы любите здесь повторять. Не то чтобы меня тамошний обыватель очень удивлял своим идиотским восторгом этим ставропольским балдой. Но дипломаты западные все-таки превзошли все ожидания подхалимажа да и тупости. Обсуждением высокого интеллекта Михаила Сергеича не побрезговал никто. Если художнику деструктивность не только простительна, но и необходима для создания нового, то этот тезис никак нельзя применить к политику. А конец 80-х как раз и был посвящен исключительно прошлому. И исключительно его уничтожению. "Завтра отменяется!" - похоже, был лозунг. Будто вся страна собиралась к запуску ракеты под названием "Вся страна" и готовила, расчищала для этого грандиозного проекта площадку. Расчистили. Получилось "Все, что от страны осталось", да и лететь некуда. Начиная с моего первого, после возвращения в Россию, приезда в Москву в 93-м году, складывалось ощущение, что Россия - потому что столица себя нагло мнит всей страной, а жители ее наглые - всем народом российским - находится в первичной стадии эмиграции. С той только разницей, что действительно эмигрирующему необходимо подстраиваться под условия, законы и нравы места эмиграции. А здесь-то ничего нет! Все привозное! Приходящее! Оттуда! Отовсюду! Такой каши, такого месива из всего на свете даже Нью-Йорк не знает. На восточном базаре такого нет. Хемингуэй считал, что достаточно недели в окопе, чтобы написать роман о войне. Местные туристы во главе с идеологом "перестройки" Александром Яковлевым, прожившим в резиденции СССР в Канаде за семью замками, сочли, что им достаточно "из окошка" посмотреть на Запад, чтобы все понять и перенять лучшее. Какая во всем этом беспробудная дремучесть, тощища, но и подлость. До перестройки мы ходили в лаптях, Играли на балалайках и домрах, Отчего же весь "добрый" мир в кусках, Заботясь о наших атомных бомбах?! А мне не поехать к другу в Баку, И в Приднестровье вон, тетки ложатся под танки. Да и в Сочи на три ночи мой поезд - ту-ту! Thank you, mister Gorbachev. Да нет, конечно, и в Сочи можно ехать, и вообще я не какая-то "кастрюльная Анпиловка", жаждущая возврата СССР в том же качестве. Я могу даже сказать, что для меня сегодня именно здесь самое, оказывается, удобное (пусть и чудовищно-монструезно неудобно!) место для реализации накопленного за годы там. Для выплескивания. Но как уже было сказано, этот самосжирающий крокодил, Россия, он жрет все без разбору. Не выдерживая стиля. Невежество местных эмигрантов в "лучшую жизнь", с которым они ломятся на оптовые рынки ширпотреба самого худшего качества, с которым они приплясывают под мерзкую музычку "гулагов и зон", несущуюся из гулаговских таки ларьков или таких же гулаговских казино, где всех шмонают; хамство зазубривших первую часть формулы демократии "все имеют равные права", позабывших, а скорее не веда-ющих о второй половине - перед законом! - все это довлеет над российскими девяностыми. Покорителями мира видят себя самодовольные новые русские, но и также массовые человеки. Я и Мир! Мир и Я! Креационисты и технократы победители. В то время как просвещенные умы предсказывали, что XXI век будет спиритуальным (духовным то есть, не религиозным, как многие путают), его, XXI века, пожалуй, и не будет. Разумеется, для "победителей и покорителей" мира будет все. Потому что в любом случае, креационисты вроде Горбачева и его последователей, они себя видят отдельно - пришел, увидел, победил - от мира. Но вообще-то, по великому божественному замыслу - человек и есть мир. Неотъемлемо Я от Мира. С другой стороны, отождествлять себя с вседовлеющей "парашей" нет никакого желания. Поэтому, может, ощущение одиночества у некоторых индивидуумов все нарастает. И, по всей видимости, этот вакуум распространится и на XXI век. Нас засосет наконец-то в эту черную дыру. А вообще, мы теперь называемся СеНеГе, Это звучит ге-ге-ге-ге-ге-ге гордо! Дайте визу в Филадельфию к этой знатной чете Сказать: Thank you, mister Gorbachev! 1996 г. DJ LIMON Наевшись с утра пораньше сала, запив рюмкой горькой, положив во внутренний карман плоскую фляжечку с той же жидкостью и запасясь настроченными за ночь речами, Limon бодрячком направляется в свой родимый подвал. Хотя живет он в дорогом районе Москвы-матушки. Если у Limon'а хорошее настроение, он обязательно подрочит перед выходом. Limon передвигается пешим, помня о Французской революции и безштанниках, которые таким же образом перемещались в пространстве. По дороге ему обязательно встречается вечная тетка, прогуливающая собачку. Вприпрыжечку, Limon отдает ей честь, а та качает головой: "Боже мой, вы все в том же бушлатике, в такой мороз...", а собачка ее обязательно мочится. Limon считает это хорошей приметой: "Был бы я плохим человеком, она бы меня облаяла, а так..." Всем ментам Limon тоже отдает честь, прикладывая голую ладонь (перчатки он презирает) к непокрытой же голове. Папа Limon'а тоже был ментом, но не простым уличным, а зековским, т.е. сопровождал заключенных к поездам на этапы. Еще его папа играл на баяне и отсюда у Limon'а любовь к песне. Петушиным своим голосом он, правда, папу не напоминает. Но довольно нежностей. В подвал! "Здорово, бойцы!" - приветствует Limon молодых людей, которые при его появлении тут же встают навытяжку и срочно начинают штудировать "Заветы Limon'а", хотя до его появления неспешно переносили пачки бумаг, газеты "Батька Limon" из угла в угол, благо подвал огромен. Они один за другим салютуют Limon'у, величая его Вождем. Раздав нескольким из них свои новые призывные речи и воззвания с протестами и обличениями, чтобы те размножили их вручную ("Ты, боец Петька, пять экземпляров отпиши. А ты, Васька-боец... ну ладно, три. Но потом пойдешь щи готовить, я шмоток сала прихватил"), Limon отправляется в свой кабинет. Тот украшен его огромным портретом, знаменами и т.п. атрибутикой. Хлебнув из фляжки, доставшейся от друга Влада, он намечает повестку дня ежедневного собрания, потому что больше всего на свете Limon любит базлать. Затем он отправляется в дальний отсек подвала, где располагаются бойцы-девицы. По дороге Limon коротко приветствует своего товарища Дугу, который выстраивает новую геополитическую линию одному лидеру российского парламента. Большеголовая дочь Дуги пяти лет время от времени стукает папашу лопаткой прямо по его тоже немалой голове и линия искривляется. Бойцы-девицы с сигареткам в ярко накрашенных ртах приветствуют Limonа песней (им же сочиненной): "У Батьки Лимона здоровенная елда / Но жена его больная этого не поняла / Она, дура, теперь мается, зато нам повезло / Занимай, подруга очередь, время партии пришло". И Limon приступает к смотру бойцов-девиц. Они с радостью задирают юбки (по приказу Вождя ни одна не имеет права носить трусов. "Быть всегда в боевой готовности!" - сказал Батька-Limon). Гинекологический осмотр заключается в тщательном изучении половых органов каждой. Limon заносит в блокнот, который всегда при нем, цвет, форму, вкус и аромат. Средним пальцем Вождь берет мазок у каждой и долго изучает своими близорукими глазами палец, поднятый к лампе. Насколько девица вожделеет (проще - мокрая), ей выставляется оценка. Есть такие, что получают выговор, а иногда и с занесением в личное дело - "плохо готовится к Великой Революции Limon'а". Но вот осмотр закончен, отличница получает от Limonа одобрительный fast one. Елда у Батьки не здоровенная, но мошонка свисает аж до колен - годы, годы. Начинается собрание. Основная тема его - вы-ставление на вид бойца Байко. "Бойцы и бойцы-девицы! Перед вами яркий пример предательства нашего святого дела. Ради какой-то Петербургской пизды боец Байко отлучился от дел на пять дней и тем самым явил себя не как олимпийский воин, а как тип пантеистического мистицизма. Позор предателю". И все скандируют: "Позор!" Limon бы и "Смерть!" провозгласил и тут же привел бы приговор в исполнение. "Батька, Батька, хана! - вбежавший боец с ног до головы покрыт фекалиями. - Канализацию прорвало! Уже задние комнаты все залило. Все в говне уже!.." (Фу, надоело!) 1999 г. Обычно интервью у русских, живущих за границей, - всегда рассказ знаменитости. Согласна, любопытно узнать о быте Галины Вишневской. Но, будучи в привилегированном положении, она разве что о своей коллекции яиц Фаберже может рассказать. Некоторым же русским читателям скоро обычное яйцо не по карману будет! Интересно поэтому узнать, как живут за границей простые смертные, похожие на самого читателя, соотечественники без ареола славы. ИСТОРИЯ "О" Господин О, сорока пяти лет. Глаза голубые, рост 1 метр 88 см. Вес 84 кг. Но он недоволен. "Должно быть 80!" - говорит. - Господин О, чем вас, человека, живущего за границей шестнадцать лет, прельщает Запад? - Набором услуг, которые здесь предоставлены. Сферой обслуживания, которой можно воспользоваться в любой момент, что и гарантирует качественную жизнь. - А что такое качественная жизнь? - Ну, это стабильность, уверенность. Когда не болит голова о завтрашнем дне. - Чем же она достигается, эта качественная стабильность? - Деньгами. - Тогда давайте конкретно о вашей работе и сколько за нее платят. До недавнего прошлого для французов было неприемлемо говорить о зарплате, но с американизацией мира первый вопрос теперь - сколько? - На 93-й год моя годовая зарплата... ну, франки в России не котируются, так что все на доллары переведем и получится 50 тысяч долларов в год. Грязными. То есть без налогов... Профессию можно сформулировать как... аналист по обеспечению больших вычислительных машин, обслуживающих Биржу. Автоматизирующих финансовые операции на Бирже... В общей сложности десять лет уже в информатике. Называть это по-русски программист нельзя. Здесь эта специальность уже умерла. - Вы женились на француженке. Долго искали? - Ничего я не искал. Я даже не знал, что она француженка, когда познакомился с ней. В университете Киевском. Я по профессии, по диплому, инженер-радиофизик. Ну и она там училась. Поженились в 70-м году, а во Францию я выехал в 76-м, ну, с трудностями того времени... А французское гражданство я получил только в 89-м году! Через тринадцать лет! - Что же так? - А на это ответов администрация не дает. Не объясняет. Три раза документы подавал... Ааа, все это ерунда... Потом я еще раз женился, уже на англичанке. Ребенку - мальчик - семь лет. Но они живут в Англии. Я тоже собирался, но англичане мне не дали документы, право на работу. А ей здесь некуда было устроиться... Поэтому и разошлись. Не развелись, правда. Поэтому я и налоги маленькие плачу, как семейный человек, а если бы одинокий, да еще разведенный, ууу! - Достаточно было советского диплома для устройства здесь на работу? - Нет. Я учился два года в местном университете. Тогда, кстати, и помог опыт учебы в Киевском, вся тамошняя муштра. Ну и работал на должностях низших сначала, в банке там... А сейчас я составляю француз-ские кадры! Как там было - "кадры решают все"! Во, точно! Еще есть высшие кадры на нашем предприятии и техники. Я посерединке. - Вот у вас получается около четырех тысяч долларов в месяц на одного, как вы их тратите? - Э, это проще пареной репы! Главное, что времени нет их тратить. - Тогда о вашем обычном дне расскажите. - Ну, подъем в 7:30. Душ, бритье, завтрак. Витамины ем. Вот, привез из Америки здоровенную банку мультивитаминов, там они куда дешевле, чем во Франции. Съем витамин утром и сразу себя человеком чувствую. Я везучий - на дорогу до работы и обратно трачу всего сорок минут. Рабочий день, в общем-то, неограничен, сколько хочешь можешь работать. По закону полагается 39 часов, но можешь хоть 50! Но, вообще-то, особенно стахановить не дадут. Во Франции никогда не хвалят - это норма, если хорошо сделал. Во французской интерпризе процветают ханжество и лицемерие, вещи своими именами не называют. Здесь не выгонят с работы в буквальном смысле слова. Но сделают так, что вы сами признаете себя не способным к посту. Придумывают проверку: функции поста. Когда работник на нем уже существует! И согласно этим придуманным функциям вы вынуждены будете признать, что не соответствуете им!.. Да, так вот ухожу я в 8:45, а возвращаюсь около или чуть позже 19 часов. По дороге домой могу зайти в какой-нибудь китайский кулинарный магазинчик и купить на ужин себе чего-нибудь. Что, прибыв домой, сразу засовываю в микроволновую духовку. Днем я ем в ресторане. Интерприза своего кафетерия не имеет и дает работникам чеки для ресторанов, то есть оплачивает где-то в половину питание, все, конечно, зависит от вашего аппетита. Но вот за счет таких интерприз и их чеков ресторанчики и процветают днем, в них одни кадры! Отбой в 24 часа! - Постойте, у вас, значит, остается в день на использование всех западных благ... четыре часа! - Я же и говорю, что времени нет! Поэтому, вернувшись с работы, я сразу начинаю всем пользоваться! (хохочет). Врубаю телевизор, записываю какой-нибудь фильм, программу. Магнетоскоп - это же сбывшаяся мечта идиота: смотреть сразу все! Как сказал - подогреваю еду в микро-духовке. Стиральная машина чего-нибудь стирает, а я плюхаюсь в кресло, вытянув ноги и положив их на маленький стульчик. Жру, смотрю, под рукой у меня телефон - могу позвонить кому-нибудь, не набирая номер, а нажав соответствующую кнопку памяти: и, не снимая трубки, болтать. Но особенно мне звонить некому. - Ну а подруги, женщины? - А на них времени нет. Времени на зарабатывание денег, обеспечивающих качественную жизнь, уходит больше, чем на то, чтобы пользоваться всей этой качественностью. Почему ведь и говорят, что власть, это вовсе не деньги, а: информация, время и связи, знакомства! Всем этим обладает мой начальник, например. Он, когда хочет, может прийти на работу. То есть он, конечно, должен на нее прийти, но он куда свободней меня. Динамика западных интерприз, вообще мира направлена на то, чтобы производить как можно больше с затратой меньшего времени. Главное, производить, чтобы больше потребляли. Отсюда все эти автоматизации, замена человека роботом и так далее, что ведет к увеличению производства, но и соответственно безработицы. Но и дешевле не становится. То есть все равно надо работать и времени все равно не хватает. Почему и существуют все эти услуги телефонные - от доставки еды на дом до сексуальных удовольствий, они зарабатывают в год 1 миллиард во Франции на так называемом "розовом телефоне", эротическом... - Это какой-то абсурд получается... - Да, я тоже так иногда думаю... Приду, сяду в кресло, ноги вытяну, уставлюсь в телик, как баран, и отключаюсь. Потому что за целый день так устанешь на работе... Надо следовать определенному правилу, характеру отношений на работе. Существует кодекс неписаных правил, для французов они естественны, знакомы со школы, армии, институтов. Поэтому иностранец должен быть как губка, все впитывать и адаптироваться. Это иногда утомляет, надоедает, игра эта вечная... По "Маяку" я слушал передачу - о том, как вести себя при устройстве на работу. Чисто психологические советы. Это отрыжка Запада. Я вспоминаю свою советскую работу с удовольствием. Там было какое-то единство. Может, и мне тогда было меньше лет... Но здесь я всегда останусь иностранцем, то есть не смогу понять местных тонкостей. Это французы так считают. То, что я иностранец, уменьшает амплитуду моей зарплаты. Я, как говорит Лех Валенса, "рабочая лошадка". Но и как баланс: не очень рвусь, но и не отстаю. Так как я знаю, что мне не дадут особенно вылезти вперед, я могу позволить себе иногда что-то ляпнуть, правду какую-нибудь неудобную для французов на наших брифингах-собраниях. Потому мне простят, что не являюсь конкурентом и мне некуда расти на моей должности, я самый старший. - Меня все-таки удивляет ваше спокойствие по поводу отсутствия в вашей жизни женщин! - Меня тоже! (хохочет). Я вот иногда иду с работы не торопясь, смотрю по сторонам и вспоминаю себя в молодости, как я тогда ходил и в уме перечислял: и эту бы... и ту бы... и вот эту... ну и ту тоже... А сейчас иду, и все больше получается: эту бы не стал... и ту бы не стал... и с этой бы не стал... Ааа, гори оно синим пламенем! Может, старость? Или разбираться стал больше, к качеству тянет, а не к количеству. Вот разница, кстати, в потреблении, так сказать. А молодые женщины - это вообще, на кой они нужны? И женщины неправильно думают, что мужчине хочется уйти к той, что моложе. Что с ней делать? В 25 лет?! Ой... Вообще, если мужик более или менее удовлетворен, работает, то ему и не нужна другая какая-то еще. Что у нее... квадратная что ли будет, у другой? Нет ведь! Поэтому... А, чего тут говорить... - Ну в выходные-то дни вы все-таки... - Да, это самая главная проблема. С кем хорошо провести время? А грубо говоря, кого бы вы... Так вот... грубо. В субботу я стираю, то есть машина стирает, и ночью все сушится. А в воскресенье я глажу, сам. Научился. Вначале мне с трудом это давалось. Этот проклятый провод утюга... Так что я все время обжигался. Теперь я научился, у меня своя система, все высчитано... но появились утюги без провода, как телефоны! Эх!.. Пять рубашек, пять пар носков-трусов. Потому что все это каждый день меняю, так чтобы на неделю рабочую... У меня тут сломалось это приспособление, на котором я сушу, так просто катастрофа! Всю субботу и воскресенье провел за починкой. Если вызвать мастера, это хрен знает сколько стоить будет - самому дешевле. Ну и не осталось времени на хорошее проведение его с женщиной!.. Получается, высчитываешь вроде - что важнее: починить стену, к которой прикреплено устройство для сушки рубашек, необходимых на неделю работы, или встретиться с женщиной? Она еще начнет характер выказывать, не получится, может, ничего... так что иногда думаешь - а гори она огнем, эта женщина, лучше почитаю Гитлера. Я тут купил в спецмагазине. С трудом нашел. Их ведь конспирируют. А знать хочется, что это за тип был! Очень интересные вещи я у него нашел. Вся книга в моих пометках. И про Россию много! - Ну и что вы думаете, Господин О, про Россию? Вы вот были в отпуске на Украине, что там? - Моим родственникам наплевать, как их назовут, хоть чукчами. Дайте нам жить - вот их желание. Мать у меня русская, отец - украинец. В Киеве живут, там же и брат родной, чуть старше. На машине поездили. На Южном Буге там рай! Они не знают, что имеют. Мы там разложили скатерть-самобранку - помидоры эти невероятные, колбаса домашняя, вина канистра... корова пасется... рай настоящий! На Украине миллионеры покруче русских будут. У них еще не прошел закон приватизации, но как только... все эти самые куркули и скупят! Один там все радовался повышению доллара. Вот дурак, я думал, это же обесценивание рубля! Если раньше ботинки сторублевые стоили десять долларов, то теперь эти самые ботинки десятидолларовые десять тысяч стоят рубликов!.. События в России всегда отражаются на мировой экономике. Германия, например, уже вложила капиталы и выпустила акции на Бирже. Так что ей, конечно, все эти потрясения в России не нужны, нужна стабильность. Чтобы минимум риска было. Для Запада главное, чтобы все в России шло уверенно, пусть и не очень быстро, по нужному направлению, то есть по продиктованному мировой экономикой... все на ней отражается. На Кубе, например, дождь, тайфун - значит, цены на сахар сразу подскакивают. Потому что его ведь будет меньше. - Я что-то не очень понимаю. Сразу так вот высчитывают, сколько вырастят сахарного тростника? - Да нет! Из-за дождя загрузка и отправка задерживаются! Сахар нельзя ведь под дождем грузить... И так же в России - в драках за власть задерживают процесс оформления всевозможных бумаг. Меняются люди у руля, и все летит к черту. Ведь даже меня чтобы на работе заменить операционно, понадобится две недели. А представляете себе - там, на уровне государственном! При замене людей увеличивается риск нарушения процесса. А в экономике главное, чтобы процесс шел. Не как у Горбачева "процесс пошел", а чтобы беспрерывно. Ну, в России все кончится Пиночетом. И эти и те друг друга стоят, все из одного теста... Как-то все принимает уродливые формы там. Пусть миллионеры будут, конечно! Но пусть они дают заработать другим! У англичан есть поговорка: "Живи и дай жить!", а в России, получается, ее перефразировка - живи, и пусть умирают! - Да, все в первую очередь заняты своим банковским счетом в Швейцарии или Люксембурге... Но давайте вернемся к вашей личной жизни. Друзья у вас есть? - Да как бы сказать... Ну, есть вот пара пожилая русских, знаком с ними уже лет пятнадцать. Они раньше были такими антисоветскими, что меня аж зло брало! Ну, прямо ничего они там не видели хорошего! Но я-то тоже советский был! И дружили же со мной! А теперь вот в постперестроечный период они вспоминают какие-то типично советские проявления на государственном уровне, в смысле внешней политики - и выходит, что им больше нравилось и приемлемо для них было тогдашнее поведение СССР. А, ладно... - А чем отличаются французские женщины от русских? - Русские, они все думают, кому бы себя подороже продать. А француженки все стремятся быть наравне с мужчиной. Неуравновешенны они в своей женственности. Часто как коллеги воспринимаются. А зачем мне коллега в юбке? У меня есть - в штанах!.. В женщине хочется найти того, чего в мужской компании нет. Заботу, уход. - Это похоже на материнские проявления... - А мужчина всегда со своей матерью сравнивает. Мать всегда остается первым и бессознательно-идеальным женским образом. - Это постфрейдовские заключения! А как же какая-то необъяснимая тяга к женщине? - Ну, так это, как я грубо и сказал... кого бы вы... Мужчина, он больше животное в этом смысле, чем женщина. - Из вышесказанного получается, что мужчина должен ощущать себя соперником отца. То есть искать себе женщину, как его мать, выбранную когда-то отцом. И даже лучше, чтобы отца победить, так сказать. А вообще, получается, что мужчина бессознательно желает выспаться со своей матерью? - Ну, я этого не сказал... Болезненное, конечно, получается видение. Но в смысле психики, бессознательно, может, в этом что-то есть. Когда невестка очень уж хороша собой, мать, то есть ее свекровь, всегда с ней ругается... Мужчина, конечно, не думает, не сидит специально и не высчитывает - а выберу-ка я себе кого-нибудь получше моей матери в молодости, чтобы отца таким образом победить! Отомщу, мол, папаше! Не думают так... - Ну, разумеется - времени нет! - Во! Точно! (хохочет). Жизнь получается бегом за мечтой. Может, она и не существует. Даже в виде комфорта. Все равно я знаю, что есть люди, уже имеющие все, к чему я стремлюсь. А они знают, что у других тоже есть еще больше... Так вот и стремимся... Это как белка в колесе получается. Бег на месте, в каком-то смысле. А иногда я думаю, что жизнь вовсе и не жизнь у меня, а переваривание пищи на дерьмо... может, лучше быть безработным, получать пособие и... что? Все равно получается, цель жизни - потреблять! И мы стали потреблять с Господином О! Он включил электрокофейник, а мы тем временем съели мороженое, хранящееся в морозильной камере. Затем мы посмотрели программу, записанную на кассету во время нашей беседы. Ах, жаль мы не могли одновременно слушать и новую пластинку! Но Господин О переписал ее мне - без звука, - и я смогла потребить ее, вернувшись домой! 1994 г., Париж В ДУХЕ СВОБОДНОЙ ФРАНЦИИ "Какая растрата человеческого материала!" - хотелось воскликнуть женщине, сидящей в кафе-аквариуме, глядя на улицу Старых Тамплиеров. И будто угадав ее мысли, кто-то бросил монетку в джюк-бокс, выбрав песню "I need a man"! А на улице променировали мужчины: красивые, высокие, загорелые... У женщины между ног что-то "квакнуло", и она написала в тетрадочке: "Вруны" - и стала составлять список. Всю свою жизнь Рок Хаддсон заставлял страдать по себе и своему "мужеству" тысячи поклонниц. И вот он умер от СПИДа, и оплакивал потерю любимого... друг-любовник, белокурый бестий-ангел! А певец с причесочкой знаменитого персонажа коммиксов Тан-Тана, из бывших групп "Бронский Бит", "Коммадорс" и так далее, поющий сегодня: "Посмотри на меня, я мужчина! Неужели ты не видишь, кто я?!" Сам-то он, неужели серьезно?! Потому что видно и без глядения! Битники, совершившие революцию в ханжеской литературе... все пэдэ! Керуак, правда, нет, но ведь он был таким алкашом, что ему и вовсе не до этого было... А как права оказалась бывшая премьер-министр Франции, мадам Крессон, обозвав англичан педерастами! Любименький Оскар Уайльд! Фреди Меркури! Энтони Перкинс! Да и про японцев она могла вполне добавить, что, помимо "муравьев", они тоже... Мисима! Его "Испытание розами" (фотоальбом Хосое) наглядно демонстрирует... фаллические аспекты роз! И обманщик Чукоккала, рассказывающий о Уитмене... Воспеватель дружбы! Известно какой! А раз Корнейчук говорит неправду о Уитмене - каким тиражом эта запись была сделана "Мелодией"? - то где гарантия, что о других - достоверно? А греки великолепные?! Все! Все! Все! Об этом, правда, ничегошеньки не сказано в книжке "Молодой гвардии" - "Русская гимназия. Мифы в искусстве старом и новом", репринт 1900 года. В древней Греции педерастия - в центре формации граждан! Садомизация мальчика являла собой часть натурального процесса взросления, превращения в мужчину. Взрослый мужчина всегда любовник, а мальчик возлюбленный. Это просто настоящий ритуал инициации. Отношения эти узаконены как юридиче-ски, так и социально, если остаются в установленных рамках. То есть с 18 лет юноша должен отвечать стандартам мужчины, исполняя активную сексуальную роль. Либо с женщинами, либо с мальчиками. Поэтому неправильно заключение Мишеля Фуко (скончался от СПИДа в 1984 году), что греческая сексуальная этика есть выражение индивидуального морального кодекса, "правило меры, контроля себя, которое каждый устанавливает свободно и автономно". (Сам Фуко тоже, естественно, был...) Ничего подобного! Пассивность после 18 лет у греков осуждается. Невозможно себе представить, как отношения мужчины-женщины могли не быть затронуты этим менталитетом, где добродетель, то есть благо, измеряется только мужественностью! Потому что гетеросексуальные отношения являлись лишь инструментом для репродукции. Греки запирают своих женщин по домам! И лишают их цивильной жизни, в то время как римляне оставляют женщине важную роль в формации будущих граждан. Еще более требовательный, чем Греция, презирающий "мягкотелость", то есть проявление слабости, Рим республиканский возводит сексуальность в государственного значения дело. (И даже до прихода христианской морали можно сказать, что языческая этика уже уступает место браку и репродукции.) Римлянин воспитывался для семьи и государства. Сексуальная этика римлян куда менее усложнена и рафинирована - римский самец обладает менталитетом насильника. Никакой образовательной роли в педерастии не признается, потому как подросток обязательно должен был бы исполнять пассивную роль, а этого римляне и представить себе не могли. "Мальчик - это мужчина, набирающий силу, и как таковой никогда не должен преклоняться". Тем более подростковость длится всего до четырнадцати лет, и с этого момента мальчики считаются мужчинами и гомосексуальные отношения позволительны только с рабами или проститутками. А любить раба было бы абсолютным нонсенсом. Но поэтому знатоки греческой культуры и считали всегда, что "прикосновение Рима" было губительным для Греции и Египта, Сирии и Малой Азии. Первый римский энциклопедист, основатель публичных библиотек, Варрон, "источник неиссякаемого света" для самого Виргилия, недаром замечает, что в течение 170 лет у Рима не было даже статуй! С другой стороны, отношение греков к этим самым статуям очень странно: да, они могли "бросить" нечто, вроде "Кто не видел Зевса Фидия на Олимпе, зря жил!" - но и добавить, что "такие, как Фидий (то есть скульпторы), не достойны быть гражданами!" (Ханна Аренд в "Кризисе культуры"). Собственно, это и понятно - величие отдается не исполнителю, а персонажу, за его собственное величие. Потому что самая большая угроза существованию завершенных произведений искусства рождается из менталитета тех, кто их создает. А произведения искусства должны существовать всегда, быть бессмертными! В этом и заключается какое-то бесстрастное и имперсональное отношение к искусству. Оскар Уайльд, сам, разумеется, обожавший греков, объясняя завуалированную любовь Шекспира к мальчику-актеру в его сонетах, говорит: "Ренессанс принес в себе соперника платонизму. Платон, как и все греки, признавал две любви: сенсуальную, "играющую" в женщине; такая любовь интеллектуально стерильна, потому что женщина, обладая качествами воспринимающими, как получатель, все берет и ничего не дает, за исключением природных возможностей (биологиче-ских). Интеллектуальная же любовь или романтическая дружба эллинов, которая удивляет нас сегодня, рассматривалась как спиритически плодотворная, стимулирующая мысль и благо, виртуозность, в понимании древних, разумеется..." И поэтому "рафинированность греческой культуры приходит к нам именно через этот романтический (идеальный) медиум бесстрастной дружбы", выражающейся в привязанности между мужчиной и юношей. То есть сам великий Платон любил юношей, а до взросления, по всей вероятности, был любим мужчиной... Сократом? Недаром его и обвинили в коррупции молодежи! Шуточки, конечно. В коррупции не в сексуальном смысле, разумеется, раз все они любили юношей... Правда, в XIX веке ценители античной Греции "прощали" Платону любовь к юношам на основании того, что современный читатель якобы легко перенесет сегодня ту любовь в любовь к женщине, да и сам Платон, уверяли они, живи он в современном мире, совершил бы эту транспозицию. Но этого не скажешь об Оскаре Уайльде. Он даже в лицемерной Англии XIX столетия осознал, что именно "согласие с самим собой" (принцип Сократа, сформулированный Платоном), а для Уайльда признание своих сексуальных предпочтений), и освободило его искусство, и дало возможность расцвету в нем критических способностей. Человек "может совершить грех против общества и тем не менее именно через этот грех осознать свое собственное отличие" (в качественном смысле). Но вернемся из этих времен античной Греции, когда все творилось во имя иммортелизации мира как космоса и его величия, к нашей женщине в кафе-аквариуме. Во времена, когда все делается во имя жизни индивидуума! Но поэтому она с позиции этого самого индивидуума, который ненасытен и которому все мало и хочется еще и еще, сокрушалась: "Как же так, ведь кого бы я ни назвала в искусстве нравящегося мне, все они оказываются... педерастами! И даже отечественное искусство, покрытое такой паутиной неясности, насчитывает немало таких вот персонажей... Чайковский вот, знакомый с детства, даже Есенин был бисексуален, а Кузмин уж и вообще ходил с накрашенными глазами... Обществу масс, в котором массы населения и есть общество, предшествовали просто общества и общества высшие. Берущие свои основы при дворах эпох абсолютизма. В любом из них - будь то Версаль Людовика XIV, превращенный в логово куртизанок и интриганов, или салонно-лицемерное общество XVIII века дореволюционной Франции маркиза де Сада - конфликт выражался всегда между обществом как таковым и индивидуумом. А любое движение современного искусства всегда начиналось с восстания художника (самое яркое проявление индивидуализма) против общества. В отличие от революционеров, художник в первую очередь обвинял общество в филистерстве. То есть в состоянии духа, при котором судят в терминах сиюминутной утилитарности и материальной ценности (в назывании цены!). То есть в отсутствии духовности, человечности! И всегда получалось, что именно отверженные либо отвернувшиеся сами, то есть группы, полностью не принятые, именно эти качества в себе и сохраняли. И поэтому среди этих групп можно назвать как художников, так и гомосексуалистов. Легко поэтому представить и понять силу Пазолини, несущего на себе двойное бремя отверженности - и как поэт и как гомосексуалист! - желающего "сплести гимн грязи и нищенству" против вульгарности буржуазии и "громко вслух высказать свое презрение ее полиции, судам, телевидению, журналам...". И поплатиться за это жизнью! В то же время у Пазолини нет ни одного произведения, посвященного исключительно гомосексуальной теме! У Шекспира только в сонетах есть намек на эту "запретную", в эпоху Ренессанса, любовь, в первую очередь мы его знаем как автора "Быть или не быть!" У Оскара Уайльда "Портрет Дориана Грея" - извечная тема художника: искусство версус жизнь. И даже в его "Де Профундис" - собственно, письме к возлюбленному юноше, то есть "документе" сексуальной принадлежности Уайльда, - вовсе не гомосексуализм центральная идея эссе, а общечеловеческая: боль от предательства! Элегия утраченному величию, столкновение с унижением... Как бы ни взглянули мы на творчество художников-гомосексуалистов в списке нашей женщины, окажется, что не своим сексуальным выбором они велики, а именно человечностью, подогретой двойным расхождением с обществом и принятыми "вкусами". Отверженностью! В которой больше этой человечности, чем в тех, кто полностью принадлежал и составлял эти общества - будь то королевский двор, республика или демократия! Но общество масс, как и его культура, все прибирает к рукам! И вот уже волна моды на СПИДовые романы прокатилась по всему миру. За исключением книги француза Сериля Кораля, по которой он сам снял фильм и в котором же играл главную роль (навряд ли шел в России, "Ночи диких"), другие произведения на эту тему, включая и знаменитого Эрве Гибера, останутся все-таки в "гетто" сексуальных меньшинств. Ни один художник, будь он хоть гермафродит (!), не согласится на роль гермафродита-писателя! Писатель-сельскохозяйственник, писатель-аквалангист, писатель-онанист... Это смерть для искусства - быть загнанным в загончик, в участок, отгороженный от общечеловеческого, от искусства вообще. Так же как и определение "элитарного" искусства, которое дают поэзии ее знатоки и исследователи, для самих поэтов никогда не может являться позитивным признаком. Поэт пишет не для исследователей, а для человечества! (Если он вообще для кого-то пишет...) Клинтоновская администрация сдержала слово перед гомосексуалистами Америки. Теперь они могут служить в армии! (Ясно, что желание интегрировать в армейские структуры объясняется не какими-то патриотическими чувствами, а экономическими - армия как работа, за которую платят, еще и за границу можно поехать). Но их требование иметь возможность проявлять свой гомосексуализм в армии - голубой бантик, что ли, завязывать на автомате?! - непонятно. При согласии быть неотъемлемой частью общества требование себе отдельных привилегий (проявление индивидуальных наклонностей есть привилегия!) для выражения своего яркого отличия от большинства всегда ведет к тому, что большинство в конце концов отталкивает вас, возмущенное вашей отдельностью. Нищих всегда обходят, цыганские группы избегают, на религиозных израилитов в субботу оглядываются, женщина в чадре в центре Парижа вызовет недоумение... Возведя во главу угла индивидуум, общество его же убивает! В речи на присуждение медали Национального клуба искусств в Нью-Йорке (февраль 1993 г.) Солженицын (то есть не он, т.к. на церемонию не пришел и речь читал его сын) говорил о "болезнях" XX века. Этот термин, используемый для определения произведений искусства, только лишний раз доказывает архаичность автора "узлов и колес". Оторванность его от реальной современной жизни. Предъявляя претензии некоторым русским писателям (ни единого, вообще, не назвав) новой литературы, он обвиняет их в одержимости самими собой. Даже удивительно, что такой человек, как Солженицын, глубоко верующий, христианин, заявляет это. Ведь именно христианство, в отличие от античной Греции, и возвело человека в вечного индивидуума. Ни мир, ни вечный цикл жизни, а именно и только человек будет бессмертен! Да и созданный по подобию Божьему, сам он божественен! Как же может быть личность его не значительна и не важна?? Другой вопрос напрашивается - достаточно ли талантлива личность в своей одержимости и самовыражении, чтобы довести ее индивидуализм до общечеловеческих, высших и, в конце концов, божественных высот. Либо она остается в гетто писателя-архивариуса, писателя-деревенщика, прозы гомосексуалистов или женщин... 1993 г., Париж ИЗ МОДНОГО ДНЕВНИКА СТОП! Мои первые степс* я совершила босиком, на украин-ской земле. Не было мне, по-моему, и года. И с тех пор я на Украине не была. Вот только этим летом моя нога в китайском - тайваньском? - тапочке "степнула" на перрон Харькова, и глазами я сразу наткнулась на надпись: "Нiма ходу". Да, туда мне ходу больше нет. (Для несведущих: мой до сих пор муж Савенко-Лимонов почти харьковчанин.) Город Харь, Хорь, Хер... как писал поэт Кузьминский в подвале Бруклина, харкнул семечками на бантик моего тапочка... А может, это я слишком по-медвежьи на него "степнула". "Степс" - прекрасная книга американского пи-сателя, поляка по происхождению, в которой он "шагает" назад по жизни, оставляя блестящие "следы" прозы. Если не ошибаюсь, в этой книге он описал свою смерть, вернее, способ самоубийства. Написанное сбывается - Джерзи Козински был найден в ванной с пластиковым мешком на голове... Так как в моих "шагах" речь пойдет об обуви, в которой я их совершала, надеюсь, ничего смертельного я не предвосхищу. Хотя шпилькой размозжить голову вполне можно... "Топ-топ, топает малыш..." - самые детские воспоминания связаны с валенками, конечно. С мокрым снегом и поэтому с калошами на валенках. С бабушкой и с санками. Чаще я все-таки в санках, и бабушка, тоже в валенках и калошах - внутри калоши алые, - тащит за веревочку сани. Вообще, в детстве ты ближе к земле и видишь много обуви. В советском зимнем детстве обувь некрасивая. С белыми разводами от соли и песка, которыми посыпают снег, чтобы таял и превращался в мерзкую жижу. И куда ни приходишь, на уровне твоих детских глаз у дверей толпятся сапоги и все шаркают в тапочках. Но весенне-летние воспоминания детства прекрасны. У мамочки "лодочки" беленькие, на малюсеньких, но заостренных каблучках с металлическими набойками на них, и маму слышно - тюк-тюк-тюк... Мы идем по площади Мира города Ленинграда, по бывшей и теперешней Сенной. Там всегда продавали арбузы, в построенных для них зеленых "загончиках". И сами арбузы зеленые блестят полосатыми боками на солнце. На мне клетчатое пальтишко, маленький беретик, какие-то полуботиночки в морщинках, рука высоко-высоко вверх тянется - к маминой руке. А рядом с глазами - мамины ножки, и чуть вниз глаза - "лодочки" тюк-тюк-тюк. И я не поспеваю своими "топ-топ" за ней. Мои самые замечательные туфельки прибыли с мамой из ГДР. Они были вынуты из большого кожаного, почти желтого, чемодана - лакированные беленькие туфельки с черными пряжечками, язычком, в общем, с этим сплетением тоненьких черных полосочек, "обнимающих" подъем ноги. Это были, конечно же, выходные туфли, которые я донашивала уже в Крыму, куда отправила нас с бабушкой моя мама - на все лето! И в этих туфельках, на побережье Черного моря, я бегала с мальчиком Сережей. Мы дружили и все время бегали, бегали... конечно же, я в прах сносила блестящие свои туфельки и, по-моему, даже оставила их на юге. Но они попали на все мои фотографии! И дядька-фотограф, снявший меня как "девочку на шаре", наверняка не знавший работы Пикассо, оставил туфельки в кадре, их заднички, уже довольно помятые. Мальчик Сережа тоже должен был остаться "в кадре" - я, уже сейчас, собиралась написать рассказ о море, наконец-то написать нежный, а не медвежий, не "мужской" прозы, рассказ о детстве. Но события опередили меня. Я оказалась на Черном море, в Крыму с "мальчиком" Сережей в действительности, уже этим летом. В чемодане у меня лежали лаковые, правда черные, туфли на высоченном каблуке, похожем на штанину клешей. Фирмы "Санти Шоу", по-моему, из Парижа. Я всегда любила высокий каблук. Моя юность как раз совпала с платформой. Первую платформу я купила в питерском туалете. Ну, это там, где Дума, рядом с Невским, был такой туалет, где все можно было купить у модных девиц, у центровых. Правда, за платформой (которой я даже не видела еще, но уже готова была выложить за нее 150 рублей! - в 1973 году!!!) надо было отправиться к девице домой. Она еще содрала с меня два рубля за то, что я покрасила ногти ее фирменным лаком! А босоножки, которые она продала мне, были похожи на пористый шоколад - танкетка из твердой резины, а сверху коричневая кожа на шнуровке. Я их потом обменяла на босоножки подружки Оли. Те были из "Березки", но с отдельным каблуком, правда, тоже из чего-то резинового. От постоянной носки резина, видимо, мягчала, и каблук слегка разъезжался, то есть как бы отставал. Росту во мне было на этой платформе 1 метр 85 см, а лет мне было... 15, что ли. Потом я купила осенние туфли - тоже у фарцовщиков, которые меня обманули. По-моему, это были какие-то обыкновенные самопальные шузы. Правда, они и стоили дешевле - 85 рублей. Я помню, мы все время менялись и перепродавали свои поношенные шузы. Так, одна девица умудрилась продать мне высоченные лаковые сапоги-чулки. Лаку на них, особенно под коленкой, почти не было, но спереди они блестели. И что, конечно, самое главное - были необычайно высоки. Пальтишко на мне было мини, колокольчиком, на голове - белая, из искусственного меха, круглая шапочка. Когда я шла на свидание к моему возлюбленному к метро, он, глядя на меня издали, всегда смеялся - говорил потом, что я похожа на одуванчик на тоненькой ножке. И как, мол, она не подломится... Любил снимать с меня эти самые сапоги-чулки. Наверное, мы ужасно портили себе ноги всеми этими случайно купленными шузами. Даже если размер не подходил, они все равно покупались - потому что были фирменными, то есть отличными от большинства местных. А это было самым главным - отличаться, не быть как все, выделяться, быть непохожим... Не то что сейчас! Все в "говнодавах", все с рюкзаками... Моей первой покупкой на Западе, в городе Вене, когда все эмигранты усиленно покупали венские сардельки, была, конечно же, обувь. Правда, я по совет-ской привычке, видимо, не стала долго и придирчиво ее примерять, ну и купила не самые удобные туфельки. Но!!! К ним у меня в тон была подобрана сумочка, платье с кожаным ремнем... В общем, когда я в таком виде появилась в Риме, в эмигрантской организации, меня как-то и за эмигрантку не хотели принимать. А в Риме, в этом невообразимом городе, была своя мода. И я тут же бросилась покупать местную обувь. Все носили шпильки и делали бедрами зигзаги, благо, юбки были на всех чрезвычайно узкими, хотя и с разрезом. У меня разрез был о-о-о-о-чень высоким и шпильки были о-о-о-о-чень тонкими. За мной гонялись местные сексуально озабоченные итальяхи - в малюсеньких машинках, сигналящие и кричащие ругательства другим "водилам", окликающие меня: "Синьорита!!! Ма ке белла!"* Я стала там Натали, бойко болтала по-итальянски и постоянно тратила деньги еврейской организации на шмотки. К тому же мой муж, живший к тому времени в Лос-Анджелесе, оставил для меня кое-какие деньги в Риме... Их я тоже тратила исключительно на одежду. Виа Венето - блистательная улица Рима - была мной очень хорошо изучена в плане магазинов и кафе. Поэтому, когда я приземлилась в Эл.Эй., мой муж печально почесал затылок и даже спрашивать не стал, осталось ли у меня сколько-то денег. На мне были шикарные замшевые туфельки, замшевая же сумочка на цепочке через плечо. И я вполне соответствовала образу "сучки с сумочкой" из песни Хвоста. Я так прекрасно помню эту замшу - она была как живая, и я очень долго хранила и туфельки, и сумочку из Рима, благо, я знала советский, мамин, способ очистки замшевых изделий. Их надо было держать над паром, у носика кипящего чайника, чтобы замша размякла, сделалась чуточку влажной, ожила, стала ворсистой. Потом ее надо было тереть черным хлебом. С ума сойти, корочкой! Ну, в Америке у меня была уже резиновая щеточка... Американская обувь была ужасна. Особенно та, начальной эмиграции. Мой муж все время хотел мне купить какие-то кеды или плоские сандалии. А я все-таки умудрилась найти магазин с испанской обувью. До Беверли-Хиллз было еще далеко со всеми их Родео-драйвами... Но я сумела купить себе много разных обувок, и они очень даже котировались на фэшн шоу, в которых я уже вовсю принимала участие. В конце семидесятых еще не многие дизайнеры имели свои же линии обуви, поэтому манекенщицы обязаны были притаскивать с собой мешки со всем, что у них есть. Дизайнеры, приезжающие из Нью-Йорка, привозили "свою" обувь, а у "Хальстона" была действительно своя. Какие-то, помню, босоножки с блеском из бисера. Мой следующий муж очень любил покупать мне обувь в Беверли-Хиллз. Обычно это происходило после ссор. Мы ехали на серебристом "Мерседесе", поблескивающем на солнышке Вилшир бульвара, в глазах у меня поблескивал огонек "сучки с сумочкой", на безымянном пальце поблескивали бриллианты обалденного кольца, найденного везучим мужем в ночном клубе... за него даже объявляли награду в тысячу баксов... сколько же оно стоило? А, все равно досталось сестрице мужа. За всю нашу "блистательную жизнь" пришлось расплачиваться! Не обувью же сношенной - бриллиантами! Но пока мы были молоды и счастливы - почти по Хему! - безоглядно расплачивались кредитными картами. Особенно в магазине "Райт Банк", по одноименному названию района Парижа, то есть "Правый Берег". Там были приобретены великолепные сапожки "Мод Фризона" болотного цвета, в которых я щеголяла потом в Токио и напоминала японцам о советской мощи (своим ростом в метр девяносто два!). Там же мы купили чудесные босоножечки - синие с алым ободком, неровно вырезанным, вроде египетского чего-то, и они слегка перламутрились. Там же были куплены сиреневые замшевые туфельки, облегающие ногу, как перчатки, и к ним же сумочка - со всеми этими приобретениями мы отправились на мое выступление в какую-то паблик скул, где собралась куча ностальгирующих евреев и где я исполняла им песню "Я люблю тебя, Россия". Они там очень плакали, и на бис я исполнила им "Ивушку". Мой муж стоял за кулисами, а потом сказал, что я была лучше всех, и повез меня в ресторан есть устрицы и запивать их шампанским. Ну, в общем он, видимо, то же самое делал потом с Любой Успенской, которая тогда была еще в Киеве. А может, уже в "Одессе" - ресторане на Брайтоне. Кошмарный там, помню, пол и две "шмары" в одинаковых "плюшевых" комбинезончиках: одна - Марина с контральто, другая - Люба с косичками. Что у них на ногах было - не помню, но про Беверли-Хиллз они еще не знали, Люба так уж точно. Пели они, по-моему: "С добрым утром, тетя Хая, - ой-ей-ей! Вам посылка из Шанхая - ай-яй-яй! А в посылке два китайца - ой-ей-ей! Два китайца красят яйца - ой-яй-яй-яй!!!" У меня до сих пор хранятся сапоги "Мод Фризон", отвратительно описанные Лимоновым в романе "Укрощение тигра в Париже". Почему-то они ему казались очень грубыми и большими. Может, потому, что он сам небольшой... Я же помню, как эти сапожки стаскивал с меня молодой человек, помешанный, как и я, на "Дорз". Вообще, он предпочитал, чтобы я оставалась в обуви, особенно если это были черные "шарль-журдановские" туфельки с острыми каблучками, которые он "вонзал" себе в плечи, держа ноги за лодыжки, потом зубами сдирал туфлю и отправлял себе в рот мои пальцы ног. Морисон вопил: "Ай вонт ту фак ю, мазер!" в своем "Конце", а мы вопили с молодым человеком в нашем. Прибегал управляющий домом и вопил, чтобы мы сделали музыку тише. В Париже хорошо ходить пешком. Маленький город, маленькие улочки... Правда, каблуки от этих булыжных мостовых очень страдают. Если в Лос-Анджелесе почти у всех женщин правая пятка туфли стерта из-за педали газа - все ведь в машинах и не все догадываются иметь специальную пару обуви для авто, - то в Париже только у буржуазии каблучки в порядке. Несмотря ни на что, я всю жизнь "простепила" на каблуках. Я гораздо уверенней себя чувствую именно на каблуках, хотя мне не нужны лишние сантиметры для подчеркивания моего присутствия. Вообще, на каблуке, это ясно, нога красивее и походка иная, чем когда ступаешь всей стопой разом. На каблуке ведь вроде как на цыпочках... Я уж не знаю, откуда взялась эта идея, что парижские проститутки носят исключительно красные туфли. Да и вообще - что якобы красные шузы являют собой некий знак принадлежности к ночному авантюрно-сексуальному миру. Насколько я помню, единственной в красных шузах на улице Святого Спасителя, что перпендикулярно Сен Дени, той самой, проституткой, была я. Впрочем, это уже описано и в моем романе "Моя борьба", и в рассказе Лимонова, и даже песню я такую написала, "Чувиха в красных шузах": "...мечты, чтобы мечтать, жизнь, чтобы жить, а чувихи в красных шузах, чтобы..." Да-да! Ну и забывать потом о них. Я обожала в Париже "Фри Ланс" - выдумщики, не самая дорогая и довольно удобная обувь. Потом я нашла магазин - их целая сеть - "Джиггер", где в подвале постоянная распродажа всевозможной обуви. И все за 299 франков. Любые! И эта самая "Лола Токио", и "Мачо", и "Кензо", и черт-те что. Я не люблю "Бали" или "Кристиан Диор" - они слишком классические. Я осталась верна юношеским вкусам - как говорила моя мама, что-нибудь "на выстрел". Сейчас в шкафу у меня стоят сапожки Михаила Пантелеева. Росту у меня в них прибавляется на двадцать пять сантиметров. И я все думаю, где, когда я смогу в них выстрелить так, чтобы не загреметь?! Пока что я периодически демонстрирую их моему металлическому принцу, и он все придумывает - на чем же он должен помещаться хотя бы на сцене во время концерта, чтобы выглядеть действительно принцем металлическим, меня спасающим от увечий, когда я таки загремлю с пантелеевских каблучищ. 1996 г., Москва "ТАТИ" Посвящается открытию "ТАТИ" в Москве Чудак! Когда в плохом настрое ты - беги в "ТАТИ"! Цирк и кино! Феллини! Чарли Чаплин? О, Дзига Вертов, где ты, чтоб заснять?! Такую правду жизни не увидишь - трагикомедия и кич! Фантастика и трилл! Здесь женщины калибров Ботеро, трусы надев на пальцы, растягивают до размеров плеч их, растягивать стыдясь у бедер. А мужички зачуханные - все арабы, все вуайеристы - все как попугаи. Заглядывают, будто ищут, глядят во все глаза - в трусы! вдруг что-то выскочит, надеются наивно! Как в анекдоте русском, примеряют - на шляпы, кулаки, коленки бюстгальтер! О, счастье - можно рыться и копаться, вскрывая упаковки и коробки! Помяв, понюхав и попробовав на прочность, идти к другому стенду, и по новой! Из всех флакончиков себя обрызгав, намазавшись из банок кремом, щипнув за бок толстуху, над ухом потряся бутылкой, на вкус попробовать из тюба пасты! Добро пожаловать в "ТАТИ", а то бишь - в РАЙ! Здесь нет прилавков, продавцов за ними, просить которых надо - покажите. Пожалуйста, примерить можно? Свобода действия и выбора свобода! В приличном магазине не позволят и скажут - это что вам здесь, "ТАТИ"? В "ТАТИ" же можно все проверить. Ну и подпортить заодно случайно и бросить в кучу, где лежало прежде. Поэтому гарантий нету, что качественно все в "ТАТИ". Зато ЦЕНА! ЦЕНА какая! За эту ЦЕНУ можно и простить, что грязновато или вдруг с дырою. По шву! Зашьет Маруся, Фатима или Тереза! 1993 г., Париж МОДА ЗЛА Высокая мода завершающегося столетия позволяет себе все! С иронией и цинизмом, которым позавидовал бы маркиз де Сад, в ней задействованы атрибуты эСэС и S/M (Монтана, Мюглер) наряду с элементами религиозных одежд хасидов (Готье). Короче, мода сумела обойти этот жизнеотрицающий штамп "политкорректности", застолбив за собой право на зло. На зло рафинированное. (Одно дело, "подвал" МК - фи! - и другое - очаровательные девицы в намордниках и наручниках на подиумах.) Жизнеотрица-ющий, потому что зло и ужас, они всегда внушали отвращение, но одновременно и завораживали. И значит, в искусстве (раз haute couture находит себе место в музеях, наверное, это уже искусство) эти эмоции должны обязательно быть задействованы. Но фильм "Автокатастрофа" российского зрителя не очень радует, это чересчур рафинированно. Местный зритель предпочитает убийства и смерти на бытовой почве. В России время течет по-своему. И напрасно патриоты беспокоились о национальной культуре. Все уже задействовано. Сомневаюсь, конечно, в высших побуждениях... Идет борьба за народ! Правильно соображая и подсчитывая телезрителя, моложавые продюсеры разделили сферы влияния. То есть не разделили, а прикарманили себе все! Детям - музыка (ТВ-6), старикам - Чехов! (опять же, Ивана Демидова многосерийный проект). Или "Старые песни о главном 1,2,3...." (К. Эрнст). Горький о Чехове говорил как об убийце реализма, дойдя в жизнеописании до предела. Ну, реализма тех времен... О! А Горького будет исполнять Андрей И! Да и Тургенев не забыт - Му-у-у-у-у-Ю. Грымов! С модой нашей дело обстоит тоже... н-да. По пальцам можно перечислить модельеров, использующих современные веяния и коллизии мира. Вот у К. Леонович есть коллекция "Дорожный патруль", вполне в духе "Автокатастрофы". У Филипповой в украшениях отображены все религиозно-политические тенденции: и ислам, и православие, и фашизм, и иудаизм! Обновление одежд, переодевание - это проба нового социального образа. Но у нас в основном все модные люди - буржуа, а те, кто нет - хотят ими быть. Никто не хочет быть другим, не похожим. А ведь карнавал - не перья Рио! - это и есть возможность сменить кожу! "В нашем посмертном вращении спасенье одно - в превращении". Следя за журналом "ОМ" и особенно за постоянством, с которым он выходит, группа молодых людей выклянчила у меня все его номера и, вдохновившись расценками на рекламу, уже расставляет пальцы веером. Они решили стать издателями! Повырезали, небось, все картинки (заодно из журнала "Фэйс") и бегают по фотографам - ну-ка, сними нам вот так! Стиль - это почерк, и, вообще-то, у каждого свой, а все остальное - фальшивка и подделка! Сама же я мучаюсь над темой следующей книги! Есть несколько вариантов - 1) "Гриб" (не по мотивам Курёхина!). Это детектив. Иду я по лесу и вижу гигантскую шляпку гриба, подбегаю... а это, оказывается, башка убиенного каким-то предыдущим грибником. 2) "Туфта". Это фарс. То есть бурлеск... В общем, не так уж и важно, главное, что все, что будет написано, - сплошная ложь! О всяких известных людях. И пусть попробуют судить - в заглавии ведь указано: туфта! И третья тема, просто-таки меня затерроризировавшая, "Минет". Подрастающее поколение русскоязычной Прибалтики прямо помешано на минетах - спят и видят, как кто-то им все время их делает. Вот именно, спят и видят, на самом деле никто им ничего не делает. В связи с этой последней темой хочу вам открыть самую мою заветную мечту. Как вот у Мартина Лютера Кинга крылатой фразой была: "I had a dream!"* И его мечта сбылась! Афро-американские уроженцы (черт ногу сломит!) на коне! Вот и я думаю, что на исходе шести лет демократии пора! пора выпускать, запускать... порножурнал под скромным названием "Вся грязь России" (мы не "Продиджи", нам не надо всей земли). Вопросы о русском эросе ставились уже в начале века. Но мы, конечно, пойдем дальше, чем Гиппиус, Розанов, Сергей Троицкий (не Паук, а автор текста "Христианская философия брака"). Мы переплюнем и Берроуза, и Жоржа Батая! Хватит нам сюсюкать "сиськи и письки" (Маша Распутина на "Музыкальном ринге", пугая санкт-петербургское телевидение, которое этой программы и так лишилось: хоть бы перед смертью вдарили залпом "Авроры")! Оформление журнала будет исключительно черно-белым, что придаст ему драматизма. Наши предполагаемые рубрики: "Богатые тоже плачут. Суицид" - шикарные дамочки и мужчины, кончающие с жизнью через повешение; "Танцы Саломеи" (или "Месть Иоанна Крестителя") - на серебряном блюде молодой человек бомжеватого вида будет демонстрировать отрубленные женские... головы! В шикарных головных уборах. "Жиголо! Жиголо! Жиголо!" - самые знаменитые советско-российские актрисы (желательно после семидесяти) в супергриме, в супершубах и в шикарных украшениях... в окружении молоденьких обнаженных мальчиков, чьи головы будут теряться между ног старушек-звезд. Все! Довольно! Я вам уже столько всего нарассказала... Но я предупреждаю, что все мной зарегистрировано! В РЭУ, ГРЭП, у ЛОРа, сантехника и уролога. Поэтому вы, кто пишет мне прелестные любовные послания в "ОМ", лучше подумайте, как будете вытаскивать меня из тюрьмы! Я советую зарегистрировать вам молодежное объединение за здоровый секс и сразу обратиться в Росвооружение. Опять же, можно будет взять в долг оружие, для съемки рубрики "Секс и пистолеты". Это только на первый взгляд кажется, что я растеклась мыслями по древу. Все у меня потекло в одном направлении: мода ЗЛА, ПОРНО... тюрьма! 1997 г., Москва БЛОШИНЫЙ РАЙ Что важнее - вещь, вам подходящая, "ваша", или вещь от известного и модного дизайнера? Сколько я себя помню, мне всегда хотелось чего-то особенного, специального, моего в одежде. Хотя во времена моей юности достаточно было надеть джинсы, чтобы быть не как большинство. О дизайнерах в те времена говорить не приходилось. Бирка "Made in France" уже была знаком, что вы человек "подключенный". Некоторые мастерицы собирали эти бирки и затем пришивали на все свои самопальные тряпочки. Я почему-то их всегда отпарывала, что делаю и сейчас. А уж купить что-то с "лэйблом" наружу и в голову никогда не придет. А большинство народа молодого будто ангажированы в рекламной кампании - "Ди энд Джи", "Наф Наф", "Луи Виттон", "Гуччи" и так далее. То есть все эти бирки заменяют будто ваше истинное, персональное качество и оповещают о социальном статусе. Действительно, не можете же вы на лбу у себя написать, сколько денег у вас в банке, какой у вас автомобиль, сколько спален в квартире. А тут все сразу ясно - очки от "Валентино"! Ну, значит, человек не слабо стоит. Вопрос не стоит больше "быть или не быть", теперь - "иметь или не быть!" Или еще вот - "как же мне быть, если у меня ничего нет?". Приезжая в Париж, хорошо погулять по левому берегу и просто поглазеть на молодой народ. Посмотреть, во что он одет. Ну и витрины пооблизывать. Не надо сразу покупать! Потому что обязательно купишь не то. То есть то, что у всех. В этот мой приезд поразило озверение от мятого бархата. Всюду и везде, на всех. В виде шарфиков, пиджаков, сумочек и обуви. Жеваный бархат. А самый шик - это когда в складочках проглядывает будто бы изнаночный цвет и желательно парчевый, то есть переливающийся из одного тона в другой. И мало того, что вещи из этого бархата кругом продаются, так тетки в знаменитом магазине тканей "Дрейфуз", что под "Сакре Кер", его покупают, чтобы что-то шить! Я понимаю, когда подростки одеты одинаково. Это из-за отсутствия сформировавшейся личности, от неуверенности в себе: лучше быть как все. Но когда все молодые женщины похожи одна на другую так, что со спины если на них смотреть, ничем отличаться не будут от полка солдат... У солдат корявые сапоги, а у модниц сапоги под колено, с высоким подъемом и высоким каблуком прямоугольником (сейчас уже каблук утончился, весна). Удлиненный силуэт узеньких пальто, сумищи вместо рюкзачков... Скучно. А на блошином рынке жуть как весело. Их в Париже четыре, но я рекомендую для одежды тот, что в "красном" районе Монтрой (метро Порт де Монтрой, линия 9). Как только туда входишь, сразу кажется, что ты на восточном базаре. Кругом одни арабы - владельцы точек и продавцы - и музыка отовсюду арабская. Тут уж, разумеется, приверженцам арийского порядка делать нечего. Но можно точно сказать: что бы вы там ни купили, будет в единственном экземпляре. Главное, спокойствие и самообладание. Не покупать первую же вытянутую из кучи вещь. Можно ее зажать в руке на время и порыться еще. Потому что интереснее всего рыться. Женщины меня поймут! В магазине ведь нельзя!!! А тут - ройся себе, переворачивай все вверх дном, тащи-тяни, тут же примеряй, бросай обратно, опять ройся! Куча, из которой можно вытянуть четыре вещи за 10 франков. Вы, вообще, представляете такое! Или вот куча, в которой все за 2 франка. Конечно, там половина белиберды ненужной, ну так вы ее и не берите. В любом случае, необходима быстрая реакция - надо сразу представлять вещь с чем-то, что у вас уже есть, и как она будет выглядеть, когда вы ее погладите. Потому что даже стирать не надо - все вещи проходят специальную обработку. Впрочем, как кто хочет. Но, согласитесь, такие кучки радуют глаз - кожаные изделия по 15 франков! Безумные вязаные свитера - к сожалению, местные тетеньки, которые "все вяжут шапочки для зим", не обладают чувством пропорции и баланса, они не могут связать просто большой свитер. Уже пять таких тетенек пытались это сделать для меня и только нитки перевели! После таких кучек вещи в отсеках, где все на вешалках, покажутся вам супершиком. Ну и супердорогими! Тридцать франков за кофточку! в то время как вы только что вытащили такую же почти, но мятенькую, из кучки, где все за два франка! Главное запастись большим пакетом, потому что у арабов-продавцов маленькие и легко рвущиеся. Больше всего мне нравится то, что происходит потом. Ну, конечно, зайдешь в кафе, выпьешь кофе, с вожделением поглядывая на свой большой пакет тряпочек и... скорее домой. Мерить! А потом, потом идешь по Парижику неподражаемая! Заходишь в бутик "Шарль Журдан" или "Мод Фризон", и все продавщицы-стервы как одна в бархатных мятых шарфиках вокруг тебя вертятся, помогая примерять туфлю, и тараторят - а откуда, от кого этот свитерок? Какой миленький, нигде не видели таких, какой шик! Потому что вы пальтишко кожаное свое, за 100 франков!!! конечно, сняли, чтобы туфельки примерить. Да... а туфельки стоят тысячу. Эх... Но зато вы на тряпочках сэкономили. А туфли, обувь вообще и белье все-таки стоят того, чтобы дорого стоить. Но в моей любимой "мазер Рашиа" все не как у людей. Здесь у нас люди почему-то не радуются недорогим приобретениям. Они хотят исключительно дорогое и сразу, то есть не дожидаясь даже распродаж. А модницы русские! Это еще со времен совет-ской власти наблюдалось - коммуналка и "брюллики". То есть у девушки квартиры нет, но есть норковая шуба. Нет автомобиля, но шузы на таких каблучищах!.. Нет ничего у нее, но зато очки от "Валентина" (не Юдашкина, разумеется!). Кажется, что именно по причине этого русского сумасбродства, транжирства и жажды производить впечатление все больше супердорогих дизайнеров открывают здесь свои бутики. Ведь русская женщина не будет считать себя человеком, ежели ее грудь не растягивает эмблему "Ди энд Джи"! Или хотя бы тайваньскую "Шанель". Если даже взять появившиеся и здесь услуги печати на футболках чего и кого угодно, народ все-таки выбирает уже существующие лозунги и лица. Свою физиономию редко кто осмелится поместить на одежду. А дизайнеры смеют! Инициалы и есть физиономии-лица. Правильно - Кали Юга заканчивается, и наступает Золотой век, в который смогут перейти только сформировавшие в себе личность. Это кто же? Дизели и москино, дольче и габбаны... а мы?!! А мы "наф-нафами" поплетемся?! 1998 г., Москва НЕДЕЛЯ ВЫСОКОЙ МОДЫ (из модного дневника Н. М.) ДЕНЬ ПЕРВЫЙ Под звуки чуть ли не фанфар, под музыку к спортивным соревнованиям, как в "Рокки-1", когда Сталлоне тренируется в морозильных камерах на говяжьих тушах, открылась Неделя высокой моды. В концертном зале "Россия". Это как раз там я намеревалась выступать с "Коррозией металла", где-то в дневничке записано даже... "Коррозию", говорят, я развалила, а вы-ступать... ну, ничего, сейчас я выступлю! - Я ничо не понимаю... Вы шо, взяли мой билет, що ли?! - Нет, это не французы, плохо говорящие по-русски. Это русский "бомонд"! Вот девушка с поросячьим личиком под два метра ростом в золотых сапожках и с оголенными ягодицами - выведена в свет. А вот совсем домашняя, с папой, в бархатном "бабушкином" платье и с бабушкиной же "кучкой" на голове... Но в целом все похожи друг на друга - шорты, ноги, бутсы, рюкзачки. У кого ног нет, тот в "рейтузах". А на сцене уже голосом, ласкающим ухо, маленький Березин приветствует публику. Маленький, потому что рядом с ним женщина-колосс - Ольга Сотникова, одетая в могучие плечи. "Давайте дружить домами!" - говорит она, и на сцену выбегает бодрый Иосиф Давыдович - то есть я еще не знаю его отчества, - Иосиф Кобзон. Он любит белье от "Версаче". Но и это я узнаю позже. И не там. А из другой передачи я узнаю о его любви к белью... Я уже запуталась!.. Кобзон говорит, что "мужчины должны вопить!" Конечно, как тут не завопишь: 400 тысяч - билет в партер, в отделение для ОВП (Очень Важных Персон). Вот он сам там и сидит! "Лекоане-Эман" начинает свой показ, будто собирается запустить очередную французскую ракету "Ариан" - 9, 8 7, 6, 5... многие из этих ракет бьются... А по подиуму длиной в 17 метров и шириной в 3 метра (высоту его не указали журналистам) вышагивают "красные звезды" в вязаном, которое затем меняют на жакеты наших мам из пятидесятых. А ковбойские бутсы - на шпильки. Маленькие платьица с хвостиками очень ничего - я иду в ногу с модой, потому что такое платьице висит у меня в шкафу недошитым. Музыкальное оформление состоит из чего-то вроде техно с политическим уклоном. А наши "красные" уже закутались в пластиковые занавески для ванн. Вот появились платьица для беременных! Надо сказать, что "красные звезды" в них очень хорошо выглядят, потому что производят-таки впечатление беременных где-то на четвертом месяце. Это когда женщина еще не потолстела, но вот-вот. Впрочем, может, это их особенность. То есть наша, русская, - и я сразу потрогала себя за живот! А сам Эман Сагар тем временем, видимо, оклеивал нашу "красную звезду" белоснежным - финальная модель невесты - блеском, который (потом) она и "теряла" по мере продвижения по подиуму. Но самое яркое впечатление на публику произвела накидка-манто из белого пуха. Царственная, громаднейшая. В общем, русские хотят белого, большого и пушистого! И кстати, в метро тоже - среди всевозможных девушек, ожидающих в центре зала своих компаньонов, особое внимание вызывала дебелая в белом и пушисто-большом! Это, похоже, связано с представлением о достатке и устроенности: раз в белом - значит, не на грязной работе. А та, что с поросячьим личиком, уже несет поздравительный букет Эману Сагару... "О, Мода! Мода! Ты не для народа! Ты не для носки! Ты - на показ!" - нечто подобное как-то высказал Кристиан Лакруа. Следовательно, в первую очередь спектакль! Зрелище! Шоу! И для этого недостаточно потушить в зале свет. Не спасают и гигантские колонки, висящие на цепях, из которых мощно несется уже латинская музыка: Торрент дает свой спектакль! Но заключается он все в том же вышагивании на ножках-спичках в свете ярчайших прожекторов, делающих всех белыми-белыми, закокаиненными просто! У Торрент много платьев для дам-метрдотелей. Серый, почти серебристый сатин с черным бархатом на манжетах-воротниках-пуговицах. Платья для стюардесс, обслуживающих первый класс. Эти самые стюардессы во Франции как раз сейчас бастуют, как и все работники общественного сектора с присоединившимися к ним студентами. Эти самые бастующие профсоюзы, видимо, включают в себя и работников текстильной промышленности. А мадам Торрент как раз является консультантом правительства Франции по вопросам развития оной. Помню, где-то года два назад эти работники, текстильщики, на очередных демонстрациях (не моды - протестов!) шли с плакатами "Сделано где-то!" и "Сделано там-то!", протестуя против того, что основная продукция Франции изготавливается в тайванях-китаях-гонконгах. Всего за несколько лет в стране на 400 тысяч сократилось количество швей и всяких прочих должностей, связанных с пошивом, то бишь кутюром, о чем и речь, если кто не понял. На сегодня мое выступление закончено - отсняли меня для "Огонька", "Комсомольской правды", "Крестьянки" и "Арлекино"! Посмотрим, посмотрим... ДЕНЬ ВТОРОЙ Из-за моего прекрасного рокера Сереги, которому поручено было достать видеокамеру, я, конечно, опоздала. В зале уже темно, и по подиуму прохаживаются молодые клерки и чиновники, работники дорогих офисов - мужские модели "Ланвен". Мы стоим сбоку, где как раз размещен звуковой пульт. Из двадцати четырех дорожек используют две! Такой техникой концерты бы на стадионах озвучивать! Золото от "Ланвен"! Стендалевское красное и черное! Отголоски Карла Лагерфельда - шифоновый низ. Черный струящийся сатин. Воротнички под горло напоминают Мадонну в ее сексуальный пик, правда, здесь манекенщицы без плеток... Музыка - техно вперемежку с чем-то, что могло быть использовано в фильме с Аленом Делоном. В перерыве я сбиваю с ног владельца "красных звезд". "Да, у нас модел-мания!" - говорит он. "Мания-мания-мани-мани", - шучу я. "Нет, - говорит господин Лейба, - пока одни расходы!" С Андреем Бартеневым успеваю только сфотографироваться и узнать, что обо мне вчера вспоминали у Хайди Холлинджер. А вот и она - какие разносторонние у нее (у нас!) пристрастия: от газеты "Завтра" к высокой моде! Для "Жан-Луи Шеррера" Бернар Перри начал работать только год назад. Как раз после того, как обанкротился в связи с потерей клиентов из Кувейта и Саудовской Аравии. О, я помню эту панику в Париже - началась война (бомбежка Багдада), и сладкая жизнь оказалась под угрозой. Русские кабаре Парижа тоже терпели кризис - основные их клиенты были теми же, что и у Бернара Перри: нефтяные магнаты, дилеры оружия, ну и их супруги/подруги. Бальные платья Перри... платья, похожие на атласные покрывала для королевских лож... перья и платья для медленного, чинного передвижения... Сам Перри в кулисах внимательно следит и отдает последние указания "красным звездам". Меховые безрукавки до пола странно перекликаются с историей Марии Вечеры - охотничий замок, доги в холодных залах и по мраморному полу обглоданные кости убитого оленя. В спальне, наверху, трупы Марии и принца Рудольфа: Маерлингская трагедия... И снег! Перри устроил в финале снег, забыв, видимо, что он в Москве. К финальной модели Снегурочки с муфточкой недоставало только Деда Мороза! Но Виолетта Литвинова, модельер шляпок, считает, что у "Шеррера" было все выдержанно и емко. А на аукционе "Кристис" тем временем одна из бывших клиенток Перри, бывшая супруга главы исмаилитов Карима Агахана, пятидесятипятилетняя Салими, распродавала свои драгоценности: 27 миллионов 700 тысяч долларов! - сумма, вырученная с продажи. Козлова-Щапова-де Карли предлагает свои драгоценности на аукцион в Союз художников. А в прошлом году она вроде распродавала нижнее белье, может быть, то, что рвал зубами Эдичка... Что дороже? ДЕНЬ ТРЕТИЙ Энрико Ковери нас обманул! Подсунул коллекцию прет-а-порте! Ай-яй-яй! Петушки-уточки и всякая другая птица в виде аппликаций на свитерах-платьях. Мексиканские расцветки. Шубы с елочными украшениями - большие блестки гирляндами. Вязаные, с перьями и пухом, смехушки. Цветовая гамма напоминает Бартенева. Жеральд Ватле, бельгиец (о них у французов самые идиотские шуточки, что-то вроде наших о чукчах!), начинает свой показ маленькими куцыми пальтишками. Одеждой мальчиков на посылках из фильмов 50-х: шапочки-коробочки. Шляпки-абажуры. Пуховые обручи на макушках, как у Нины Хаген лет пять назад. Перья в прическах должны указывать на некую связь с Тулуз-Лотреком. Музыка испанская сменяется песней-символом из фильма "Касабланка" - "You must remember this - the kiss is just a kiss..."*. Интересно, что многие модели-манекенщицы вовсе не торопятся домой, а остаются смотреть показы, в которых не заняты. Вика Багрянцева вообще заявила, что для нее это праздник, о котором она всю жизнь мечтала, хотя и не знает еще, сколько ей за него заплатят! ДЕНЬ ЧЕТВЕРТЫЙ Сегодня люберецким качкам на дверях особенно тяжело - столпотворение по поводу Юдашкина или Аллы Борисовны?! Она и начинает "Балет" - симфонического оркестра Гостелерадио и не слышно за ее вокалом! В зале черт-те что - ругаются Очень Важные Персоны, ругаются билетерши. Ругаются сидящие не на своих местах. И на подиуме будто тоже ругаются - здесь все существующие стили в природе, на любой вкус! эй, подходи-налетай, кому что нравится! всем угодим! Музыкальное оформление такое же - здесь и Бьорк, и джаз, и "Умирающий лебедь" Сен-Санса, как раз под "лебедь" в желтом. Манекенщицы, надо сказать, выдрессированы что надо. Андрей Медведев их блюдет, видимо, за кулисами с плеткой. Беременная Пугачева выглядит несколько испуганно. От изобилия фотокамер или моделей Юдашкина? У меня, впрочем, у самой живот разболелся после этой мешанины, и на "Нину Риччи" просто нет сил. Тем более начинается все с концерта для фортепьяно в пальто всех оттенков красного. Уф, скорее-скорее в свое черное пальто, присланное в гуманитарной посылочке совестливой немкой моей мамочке-блокаднице! ДЕНЬ ПЯТЫЙ "Слава Зайцев, и никто иной... никто, кроме Зайцева... Только Слава наш Зайцев... - заливается Березин, представляя коллекцию "Грезы", - женщины его детства страдали пустотой!", и поэтому на подиуме начинается столпотворение. Все куда-то бегут, кого-то боятся и ждут. А, вон увидели что-то будто - и как рванут врассыпную. "Барышня и хулиган" Маяковского бледнеют рядом - "хулиганы" Зайцева сразу стали срывать с девиц одежды. Все это похоже на балет или пантомиму. Вот только забыли нам дать либретто! Простолюдины смешались с помещиками, лен с тафтой! Мужские головные уборы как раз бы женщинам! Дуэлянты времен Пушкина вдруг как пошли врукопашную... Главная манекенщица Зайцева изображает главную помещицу. Но вполне такую либеральную - крепостных своих она одаривает улыбками, как и зрителя, и прямо-таки лебедем, Одеттой, плавает по подиуму. А Лужок наш, хозяин Юрий Михайлович, как прыгнул с этого подиума, только лысина и засверкала. Но ничего, остался жив, видели его зубастую улыбку и на выходе. Новым русским дизайнерам, пятерым, выделили второе отделение. Бедные. В прямом смысле - используют очень дешевые ткани и материи. Противной просто-таки фактуры сети Надточий, и серебро-стрейч тоже дешевка. Вологодские кружева Романюк довольно стандартны. Трикотаж Филипповой не сравнить, конечно, с сонирейкелевским. Кожа у зубцовских моделей поблескивает на спине. Авангардист Шаров, конечно, это не Готье, хоть и вполне выдержан в своем бюджете. А интересно, платье из карпа Селитской пахнет?! Охранник под номером 008 - это, конечно, не агент 007: ни костюмчиком, ни рожей, ни манерами не вышел молодец! Гонит нас на выход! Но мы все-таки его запечатлели напоследок. Мои верные фотографши Касимова и Горностаева всегда наготове. Во Франции, в Руане, тем временем начался суд над шестью советскими моряками, причастными к делу об убийстве африканцев-беженцев, обнаруженных на их судне в 92-м году. В ноябре месяце. Это как раз тогда меня в Москве обокрали! Все прекрасные одежды сперли! Небось до сих пор донашивают. А морячкам нашим одежды были не нужны - они сидели в тюряге в казенном. Правда, Карден вот разработал своеобразную казенную одежду. Для армии КНР! Кто ж оденет наших солдатиков? Неужто Версаче? Декабрь 1995 г., Москва ОГНИ БОЛЬШИХ ГОРОДОВ ВЕЧНОЕ ВОЗВРАЩЕНИЕ Возвращаясь в Париж, ощущаешь будто попал в комфортабельный сон, в обустроенную кому, в красивую смерть. И как после Америки, помню, все казалось кукольным и этим умиляло, так и после Москвы Франция кажется невзаправдашней, выдуманной, киношной. Но уже не умиляет. Злит. Этого никогда не поймет обыватель. Ни в каком не в позитивном смысле этого слова! Есть один-единственный смысл обывателю! И он-то как раз и жаждет этого обустроенного сна, он-то как раз и боится движения - не дай бог его слоники на этажерке разобьются! - век назад. Не дай-то бог в его местном супермаркете макаронные продукты переместят в другой отдел - сегодня - он с ума сойдет! "Я в Париже. Я начал жить, а не дышать", - эпиграф к пушкинскому "Арапу Петра Великого" из дневника путешественника Дмитриева. Сколько русских "путешественников" сегодня с жаром подхватят эти полуторавековой давности слова. Эти дмитриевы и тогда и сегодня желают шествовать по пути, а не жить его. Покачиваться на тихих волнах, лежа на спине, на море жизни. Это чеховские "маленькие человеки" с их маленькими проблемами, возведенные до уровня мировой классики. Господи, да посмейте же быть не маленькими!.. Не могут. Поэтому Париж. Пусть из окна польского автобуса, пусть из-за тюков с барахлом на продажу, все-таки Париж. Поживем! Включи телевизор на целый день и узнаешь, пусть и галопом, чем живет Франция. Президентская кампания началась! Последователи де Голля (РПР) разделились. Ой-ей-ей, что же это будет?! Да ничего. Если на время правления одного из них не выпадет историче-ски важных в мировом значении событий, то и помнить их уже через десять лет никто не будет. Вот поэтому Леонид Ильич Миттеран и обеспечивал себя вечным присутствием - Оборонная арка, прозрачная пирамида в Лувре, Национальная библиотека новая: все это его творения, можно сказать, потому что он дал добро, при нем. А вот при Шираке, мэре Парижа и кандидате в президенты, разве что удалось закон о штрафах владельцам собак провести. Да и то неудачно - дерьма собачьего на улицах Парижа не убавилось! Кампания Ширака основной своей задачей видит объединение Франции, сближение всех слоев населения: "В единстве наша сила!" И Ширак идет в народ! Он, народ этот, всегда какой-то слишком приличный в телерепортажах. Никогда не закричит "мэрд!"* в камеру, что постоянно делает в ее отсутствие. Ширак придумывает народу работы, новые посты. Вот, например, пост охранника детской игровой площадки. Здоровенные, испитые пролетарии с кулачищами-бочонками, всю жизнь сталь отливавшие... выискивают в песочнице поломанные игрушки, подбирают с дорожек бумажки, ой, вот нашел потерянную детскую рукавичку! Жуткое это зрелище называется человечностью, заботой о безработных. Тьфу, аж блевать тянет. Эти пролетарии, небось, после такой работы напиваются и проклинают Ширака, телерепортаж, который видели все их бывшие товарищи по заводу, - во, опозорились-то! Тридцать лет давал стране сталь, а на тридцать первом стал не нужен, а до пенсии еще ползти и ползти, вот и ползай теперь в песочнице, пролетарий наш дорогой. Правовое государство Франция! Афера того-то... Дело сего-то... Магистр такой-то... Судья эдакий... Адвокат тот-то... Тощища. Мечта С. Ковалева. Все по закону! По закону не положено вселять людей в квартиры, непригодные для жилья. Ну-ка, чтобы все по закону, приведем их в должное состояние! Существуют компании, специализирующиеся по ломке жилищ! С кирками и ломами приходят они по вызову владельцев квартир и... крушат, ломают, разбивают первым делом санузел. А потом замуровывают двери и окна. Ну и у владельца, конечно же, нет денег на ремонт, не может он сдать квартиру в таком состоянии. В таком состоянии их уже в Париже десятки тысяч. Отец Петр, еле живой уже старик, друг всех обездоленных начиная еще с пятидесятых годов, по всем телеканалам называет таких владельцев негодяями... Интересно, как владельцы его называют? Как они потрясают неоплаченными квитанциями за жилье еле-еле изгнанных съемщиков!.. Зимой не выгонишь, пусть и не платят, с детьми вообще никогда не выгонишь, беременную не выгонишь, а они сразу и все беременны, беженцы из Африки, с Гаити. У них в семье четыре ребенка, а на белую французскую семью сегодня приходится... половина ребеночка! Во Франции вторая, после католической, религия - ислам. Ну, лет через двадцать будет первой. Может, поэтому они и готовятся к мировому господству мусульман, исключительно их защищая и в Боснии-Герцеговине, и в России. Чеченские репортажи в духе холодной войны. Правда, тогда они были направлены против системы, якобы. Сегодняшние убеждают, что то был блеф. Антирусские, неприкрытые даже из приличия, высказывания, анализы, экспертные заключения соединяют в себе животную (животу страшно! за жизнь свою животную, желудочную, боязно!) ненависть к русскому миру. И стоит только публично объявить о ней русскому же, как тут же его записывают в герои и сулят награды. Минкины в Москве "не забыли" о придуманной расистами русофобии. Ишь ты! Почему же медведевы, максимовы, синявские - согласитесь уж, что ряд имен из рук вон дикий и несоединяемый! - в Париже чуть не плачут, глядя на все эти телевизионные фабрикаты антирусской мрази. И как в Румынии начали, так и в Чечне - деток окровавленных, побольше детишек изувеченных, мертвеньких желательно, нельзя ли с откусанной дикой собакой ножкой! Мальчика, юношу дайте нам русского - мертвого! И мамашу, мамашу его обезумевшую! Как еще не приехала? Скорее ее в автобус, на войну, пусть присутствует! Как в работе живописца прошлого столетия - сражения 1812 года наблюдают с пригорка обыватели на пикничке. Эти же обыватели, только в солдатской форме, в 1903 году, катясь в поездах через Сибирь на Японскую войну, недоумевали: "И зачем нам так много России? - и твердо заключали: - Мы б сюда не поехали!" Да уж, конечно, в своей Тверской губернии-то дорогу не проложить, не то что в Сибири. Ну вот Дмитрий Корчинский, председатель УНА УНСО*, и прав, пожалуй, - Москва издохла, так что объединять славянские народы надо вокруг Киевской Руси. А то, что бойцы из УНА УНСО находятся в Чечне, - по его понятиям, правильно: защищать Родину надо на "чужих огородах"! Какую Родину и от кого, он не говорит, ну да и ослу понятно. Правда, С. Ковалев не осел вот... Папу Римского возят по миру под стеклянным колпаком... Он из-под него умудрился-таки лишить сана отца Гайю - современный вариант отца Петра. Друг гомиков и наркоманов, обездоленных и сумасшедших. Вся Франция встала на дыбы! Несколько лет назад похожего на отца Гайю священника-гомосексуала кокнули, но он не был такой медиатизированной фигурой, так что замяли историю... А с отцом Гайю не замнешь - он все время на экранах, у всех дома, прямо в кровати можно сказать! И он, как Филарет когда-то, шокирует Церковь своим "простонародным" языком и народными темами. Филарет, правда, цитаты из Библии опростонародил, а отец Гайю лепит в прямой эфир о презервативах, о необходимости поставлять наркоманам разовые шприцы... И вроде правильно все, но вот именно, что слишком уж правильно, верно, прогрессивно и гуманно... Прикарманили, приватизировали добро! И чего это Шаталов в своей графоманской ("Графоман") телепередаче говорит, что я не самостоятельная?! Оттого, мол, что по ночным клубам не хожу. Глюпий, ей-богу, ви, Сашя, как говорят французы. Я хожу, но только когда мне платят за это! А чего так-то, задаром, ходить? На Укупника, что ли, смотреть? Да за это втройне должны платить! Вот я побывала в самом сейчас мoднoм клубе-ресторане Парижа - "Контуар" в Ле Алле, что-то вроде отошедшего из моды "Бань-Дюш". Побывала... Я тaм выступала, разумеется, за деньги, и это они, посетители, пришли на меня пoсмoтpeть и теперь могут говорить, что побывали. Ох, уж их там собралось видимо-невидимо, самых-самых. Сбежались на русский Новый старый год! Абракадабра, вообще... Там были все, кто диктует моду, стиль, эстетику, язык! Ну и, как всегда и везде, - семнадцатилетние поблядушки, мечтающие, чтобы их сняли, дамы забальзаковского возраста, которые сами снимают, ну и неизвестные всякие, пришедшие с уже их снявшими (пожизненно или на одну ночь, не важно). Вы, Шаталов, хотите, чтобы я была в их числе? Я предпочитаю стоять на сцене, что мне удается по-следние пятнадцать лет. Цыган Алешка Дмитриевич про этот "Контуар" бы сказал: "Бардак и пивная лавочка". Дикари стилисты, тычущие пальцами на гитару, пьяные итальянские принцессы, разевающие гаражи в воплях: "Баляляйка!" - и какие-то сволочи, шутящие после русской песни: "А теперь чеченскую!" Почти получили от меня в рыла; еле оттащили музыканты, не желающие терять денежку, правда, тоже сказавшие свое "фэ": "Ты вообще не знал неделю назад, где это находится, шутник!" Шуточками заполнены все телепрограммы. Сообщили что-то страшное, трагедийное, пусть и местного масштаба, и тут же шуточку. Испугали и тут же пошутили... И в конце концов все таким несерьезным, неважным и мелким кажется, таким шуточно-шутов-ским, что ловишь себя на мысли: желаю зла Франции и этому миру шуточек! "Так и надо!" - повторяешь радостно в уме на сообщения о возросшем числе безработных, бомжей-клошаров, больных СПИДом, обанкротившихся и потерпевших автокатастрофы во время праздничных каникул. "Так и надо!" всем тем, кто не найдет удовлетворения в потреблении, потреблении и еще раз в потреблении. Потому что это все, что может предложить мир. А удовлетворения не будет, потому что никогда не потребить всего потребляемого! И никогда, значит, не наступит этого финала, когда можно радостно выдохнуть. Нет! Потребляй! До скончания своих дней! Какое это преодоление себя - вечные возвращения в Париж. Только бы не поддаться этой вышученной и в то же время благозвучной колыбельной. Только бы не заснуть! Но слава богу, впереди Москва! В Москву я всегда попадаю не сразу. Через Питер. И каждый раз в аэропорту Пулково-II нововведения: значит, Собчак недавно из-за границы. Съездит в Париж, увидит что-то оригинальное и скорее на родную землю переносит. Не все получается по-заграничному, правда. За тележку для багажа дерут доллар. В Париже - бесплатно. Ну, там в голову никому не придет эту самую тележку стащить. Разве что клошару. В Питере же много людей, похожих на клошаров старых, потрепанных... При покупке железнодорожного билета в столицу выдают памятку пассажиру. Она на русском и английском языках. Но русскоязычные пассажиры, видимо, и не читают ее - кучи таких памяток брошены в урны, валяются на мерзопакостном мокром полу вокруг. Может, и правильно делают, что не читают. Прочтя эту бумажку, расхочется куда-либо ехать. Кошелек не доставай! За вещами следи в оба! У случайных билет не приобретай, но и, покупая в кассе, не очень доверяй! Следи, чтобы за тобой никто не следил, когда кладешь вещи в камеру хранения! Носильщик без значка - это уже не носильщик, а вор. Залезая в вагон, тайком достань билет, чтобы никто не видел, что у тебя еще в кармане. Все свои тюки и чемоданы держи в поле зрения, а если захочешь пописать пойти, ори - зови проводника, чтобы он охранял твои вещи. (За какую сумму, не сказано.) Вообще же, рекомендуется прикинуться глухонемым, чтобы никто не смог узнать, кто ты и сколько зарабатываешь. На ночь, конечно, надо запереться на замок и на защелку, но не для того, чтобы потреблять алкогольные напитки или играть в азартные игры! А чтобы всю ночь не спать и трястись от страха, помня, что на помощь всегда придет МВД России. С билетом на скорый поезд ЭР-200 дают страховую квитанцию. Правда, непонятно, что застраховано - жизнь или кошелек, то есть вещи... Если жизнь, то почему не спросят, в какую сумму я ее оцениваю? А, у всех одинаковая - 1640 рублей. "Чарли Чаплин был дурак! Он надел чужой башмак! Чарли Чаплин был дурак..." - вот она, детская непосредственность. Семья ингушей из двух женщин, мужчины и троих детей занимает четыре места, ну и дети, разумеется, носятся по всему вагону. У них свой русский язык. Тараторят что-то на ингушском, потом вдруг голосом диктора: "Война окончена... война окончена... война окончена... спасательная группа... спасательная группа..." Мальчик постарше на всю ивановскую считает. Как только доходит до цифры 100, словно робот, неизменно повторяет: "Сто... килограммов взрывчатки!" - и по новой, до следующих ста килограмм. Самый маленький изображает, видимо, им лично виденное - по ТВ ли, в жизни? Ложится на спину, подтягивает коленки к животу и тонюсеньким голоском шепчет: "Помогите... помогите... помогите Христа ради..." Приближаемся к столице. Москва как остров. Здесь живешь, как в отдельном государстве. И тот же Питер кажется где-то у черта на куличках. Да и кого в Москве волнуют эти "кулички"! Какая-то наглая самодостаточность, нетерпимость ко всему извне, не надменность, а базарная ловкость - хап! хап! все себе! отвали с дороги, Москва прет! Ну и сам тоже начинаешь переть. Дышишь в затылок на эскалаторе, не оставишь пару ступенек пустыми, чтобы не в затылок, а просто - дышать; лезешь, как сардина, в вагон - не дождешься следующего поезда. Да чего там, следующий будет таким же насардиненным! И все читают о душе! Залезли в вагон, приземлили седалища и скорее, скорее о душе позаботиться. "Дом души", "Душа и тело", "Изгнание злых духов" либо про каких-то Робертов, Джэксонов и миссис Глэдис. К кому ни заглянешь в чтиво, обязательно нарвешься на "миссис Глэдис подала руку вошедшему... Джэксон налил себе виски... Роберт снял брюки..." С другой стороны, понятно - в домах у людей все в основном Пушкин. С ума можно сойти от этих томов сочинений! Пушкин в мягкой оболочке, Пушкин в красном, Пушкин в изгнании, Пушкин в Михайловском, о Пушкине, про Пушкина, с Пушкиным!.. Интересно, кто-нибудь помнит строки из Пушкина на станции метро "Пушкинская"? Так же наверняка и с книжками... Тем более что Александр Сергеевич к концу жизни стал страстным государственником, поэтом и певцом империи. А согласно американской прессе, цитируемой по радио, "русский народ не выказывает особого интереса к восстановлению империи". Так что имперский наш певец исключительно памятником служит, памятью то есть, былому величию. А сегодня "российские политики не понимают, что России сначала надо достигнуть того величия, на которое она претендует" (Владимир Буковский). Россия претендует, политики не понимают, а народ не выказывает... Величие для Буковского, бессознательно уже, воспринимается только через экономику, измеряется атлантическими мерами. Количеством взрывного вещества, которое страна может сбросить единовременно на другую страну. Можете вы сделать "ковровое покрытие" из бомб, значит, ВЕЛИКИЕ. Прав ингушский мальчик! Сто килограммов взрывчатки! Буковский всю жизнь посвятил тому, чтобы эти килограммы советской взрывчатки сокращались, а теперь оказывается, что в них было Величие. И вот уже шесть месяцев, а то и больше, собираются, готовятся к празднованию Великой Победы полувековой давности. Еще один памятник былому. Все они невероятно подчеркивают ничтожность настоящего. А вообще-то ВЕЛИЧИЕ заключалось всегда в КУЛЬТУРЕ, которую люди оставляли после себя. А если "нет устоев, на которые можно опереться, если нет основ законности, к которым можно прибегнуть, если любым, даже крайним взглядам нет уважения, на которое можно рассчитывать в полемике... КУЛЬТУРЫ НЕТ" (Хосе Ортега-и-Гассет). Но есть много килограммов... У них. В том, что у них нет культуры, можете не сомневаться. Устоем общества всегда была семья, а вседозволенный гомосексуализм сводит ее на нет. Законность действует на всех по-разному; а уж об уважении ваших крайних взглядов... вы сразу записываетесь в фашисты и антисемиты! Возвратившись в Москву, первые полтора-два месяца ощущаешь себя на поле боя, где идет невидимая война. Всюду препятствия, во всем себя надо преодолевать. И все надо преодолевать для выживания. Западный мир так устроен, что на поверхности очень удобен, во всем тебе способствует. И в конце концов не обращаешь внимания на то, что из крана бежит вода, лампочка горит, газ пылает... Почему мне, прожившей за границами полжизни, привыкшей с 17 лет к американским дорогам, к автоматике всюду и везде, к мягкости туалетной бумаги, воды и общения, противно и обидно, что здесь, в Москве, всё и все стремятся к тому идеалу?! Да потому что это не идеал!!! Все это вполне достижимо, уже есть, существует. И вот ведь не ценится мной, а? Что это за ценность жизни сверхмягкая, хорошо впитывающая, обладающая дезодорантными свойствами, биологически "уважающая" природу... туалетная бумага! Идеал должен быть недостижим, но его необходимо иметь и любить. Даже если ежедневная жизнь заставляет его предавать частично, любить его и дорожить им - просто залог выживаемости! Нация выживет без туалетной бумаги, а без идеала нет. И даже самая сверхтехнически оборудованная армия, даже их армии с их великими килограммами взрывчатки окажутся беспомощными в урбанистических боях с готовыми к смерти противниками, защищающими свои "огороды", уверовавшими в то, что они защищают через них свой идеал. А идеал русских матерей заключен, видимо, в том, чтобы их сыновья зарабатывали им на западный, на "туалетную бумагу", в общем. В основном матерей хотят поздравить на 8 Марта - общественный опрос - и поздравляют уже с вечера шестого. А уж седьмого-то числа... каждый третий шатается с поломанной гвоздикой. Восьмого числа на балконах спальных районов Москвы невероятное количество настиранного белья. Может быть, и таким образом мужская сила, освобожденная матерями от армии, была использована на праздник. О каком женском неравенстве здесь еще говорить? Каждая средняя женщина имеет свои неукоснительные представления обо всем! И как войну вести, и как бандитов ловить, а уж об управлении государством... Дело все в том, что эта самая ленинская кухарка вовсе не должна была стоять во главе государства. Это афоризм Маркса-антигосударственника, утопически мечтающего о таком легкоуправляемом аппарате, что даже дура кухарка разобралась бы! Она, конечно, не разбирается, но право на пошлость себе отвоевала. И еще - сумела сделать так, что многие мужчины во главе этого аппарата правления просто вылитые кухарки-дуры. Муж да жена - одна сатана. Странно, что, живя в эпоху последнего севастопольского рассказа, героем нашего времени становится финансист и менеджер. Впрочем, ничего странного манипуляциям сегодняшнего телевидения позавидовал бы Геббельс, большой специалист по пропаганде. Телепропагандисты забывают, правда, что помимо их навязанной истории в народе творится его собственная, интраистория, в которой он, народ, "молча, молясь и платя" - и уже даже не молясь!!! - вынашивает свои собственные идеалы и своих героев. Народ же - это в первую очередь те, чья нога в Москву не ступала! Обманом начнешь, обманом и закончишь. Как при покупке билета на Москву вынуждают во всех видеть жуликов и воров, так и в самой столице за-ставляют быть жуликом. Введение ЦБ обязательного предъявления документов при валютных операциях, скрывающих долларовые доходы, разумеется, не выявит. Те, у кого их много, имеют много вариаций их реализации. А у кого мало... все они будут зарегистрированы. А русские не любят, когда их регистрируют, они в этом видят подвох, покусительство на их внутренний, отчасти азиатский, мир. Вот и будут врать, изворачиваться и нарушать. Вранье и нарушения как нечто неотделимое от московской жизни. Видимо, ингушский мальчик из поезда уже выучил-заучил новые русские слова. Может, уже кричит во дворе на кого-нибудь в черном: "Фашист!" как результат услышанного словесного мусора по радио и ТВ, как мешанину из неусвоенных определений, понятий и течений, как тупость, вранье и невежество. Неужели были времена, когда красное было красным, а не отображало чьи-то красные мечты, черное было черным, а не указывало - идут фашисты - и когда, если любил кого-то, знал, что любишь, так сердце стучало в крови... 1995 г. МОЙ РАСИЗМ Элвис был героем для большинства, Никогда не значил ни х... для меня, Законченный расист был этот х...сос В натуре, Мать его е... и Джон Вэйна туда же, Потому что я Черный и Я горд. (группа "Враг народа", песня "Борись с силой". Альбом "Страх черной планеты". Посвящается тем, чье раннее отбытие с этой планеты символизирует продолжающуюся конспирацию по уничтожению Черного самца через убийство, наркотик, заболевание.) Никто, разумеется, не помнит о краже "вещичек" у "женщины", как сообщила т. (тетя, не товарищ же!) Корупаева в "Курантах". Потому что "не удивительно, что в Москве, в центре города, в субботу могло такое произойти..." А с того времени уже столько раз была суббота. Русские тети (да и дяди) не удивятся и войскам НАТО, марширующим в Москве, в центре города, в субботу... Без "вещичек" вернувшись в предрождественски сияющий Париж, Женщина тоскливо прогуливалась по этому празднику, который всегда с вами, но не совсем ваш. Но ждать конца января и распродаж, для обновления гардероба, Женщина не хотела. Она вы-клянчила у мужа-писателя денег - потому что он хоть и "сидит целыми днями на Елисейских в кафе и собирается переезжать в фешенебельный район" (просьба журналистов, неоднократно об этом писавших, подробней указать, где именно он сидит и куда переезжает!), денег немного - и поспешила на блошиный рынок в Монтрой. Остановки за три до Ворот Монтроя, на самой длинной ветке метро, в вагонах становится смугло. Двадцатый район - "сложный"*. Это восточная окраина Парижа, где селятся эмигранты, работяги, те, кому "красная" мэрия дает квартиру. Вдоль безобразной автомагистрали тянется блошиный рынок - вполне соответствующий району. На блошином продают не только вшиво-блошиное, здесь торгуют и абсолютно новыми вещами, от гвоздей до ковров... Но Женщину интересовали именно те вещи, что кучами навалены, над каждой из которых на веревочке болтается картонка, а на ней от руки написано 15, 10, 5 франков. От руки... араба. Потому что владельцы куч - в основном арабы. Но этого Женщина сразу не заметила, была под впечатлением блошиного изобилия. И понадобилось минут двадцать, чтобы пообвыкнуть. Вначале к вещам подороже как-то тянет. Вот куча с указателем 50 франков. Торчат отовсюду рукава, штанины из кожи, замши и меха - натурального, разумеется, здесь всем глубоко плевать на охрану животных, тем более, раз уже дохлые, не оживишь! Она видит: там что-то белеет очень даже мягко и симпатично, и вот она проталкивается, слегка даже агрессивно, как в Москве на подходе к эскалатору. И вдруг прямо у нее над ухом как заорут: "Все по 20! Все по 20!" И даже те, что не были рядом с кучей, немедленно к ней бросились, ринулись, напирая на тех, что совсем близко, и все стали хватать, тянуть, выдергивать и крепко зажимать, не отпуская, не важно что, главное, схватить и не отпускать, потому что ведь 20 франков! Ну, это как 2 рубля! Положим, не два, а двадцать. Один черт, ничего не купишь, кроме пятнадцатикопеечной монетки. Это когда Женщина в Москве должна была звонить в ОВИР и плакать, что визу украли, ну и монетки не было, ой, а телефон оказался на другой стороне улицы и ее никак не перейти, так что пришлось прицепиться к слепому дяденьке и только под видом сопровождающей "собаки" остановить весь этот деловой транспорт столицы СНГ... И вот когда она услышала вопль, оповещающий, что цена снижена аж до 20 франков, она огляделась и увидела, что вокруг одни арабы. Да еще эта музычка отовсюду раздается: "Я Мустафа! Я Му-у-ста-фа!" И с зажатыми в руке белыми лайковыми штанами - оказались чудные брючки беленькие - она как-то непроизвольно вспомнила московский Центральный рынок. Как в кино флэшбэк сцену прошлого показывают в тумане, то есть снятую через специальный фильтр, так и здесь. Только Женщина все очень отчетливо увидела-припомнила в своем кино! И, собственно, даже персонажей не надо было заменять. И здесь и там - темнолицые. И там и здесь - говорят с акцентом. И как на блошином она бы не могла различить, кто алжирец, а кто тунисец, так и на Центральном ей было трудно понять, кто азериец, а кто армянин, кто грузин, а кто чеченец... Как она на Центральном своего мужа терроризировала, постоянно вскрикивая: "Ой! Ай! Ноу!", сваленная наповал ценами, все время его за руку хватая, то есть не давая ему руку в карман запускать и деньги доставать, деньжищи! Отговаривая купить! Муж-писатель ее в конце концов послал погулять в другие ряды. А сам купил два кило мяса, из которых полкило костей мелкораздробленных. Нормально, те, кто деньги принимают, не обязательно должны уметь разделывать мясо... А Женщина в испуге озиралась и шарахалась от предлагаемых со всех сторон киви и ананасов и вспоминала свою розовую юность, проведенную на Невском проспекте. Так там, у Гостиного Двора, эти молодые люди, ну, может, их папы тогда, не предлагали, а просили: "Дэвушка! Дай познакомиться!" А между собой: "Какой ног! Ты выдэл этот ног?!" Женщина тогда была еще наглее и менее труслива, и только сильнее дрыгала этими самыми "ног" и устремляла их дальше по Невскому. Вообще-то, она помнила, что и тогда эти люди, то есть их папы, тоже что-то продавали - мимозу в чемоданах и мандарины. Не сравнишь, конечно, с тем, что вырастили их сыновья! Но и с ценами не сравнишь... Когда ее муж-писатель уехал из Москвы, Женщина опять пришла на Центральный - не потому что... а потому что кушать хотелось и рынок был ближе всего к квартире, из которой выгнали, а при переезде из нее как раз и обокрали. Вот, теперь все понятно! Да, а выгнали якобы за "группен секс" - Женщина, правда, по-немецки не говорила, только на трех языках, ну и ей объяснили, что за оргии, которые она якобы устраивала и в которые хозяйку квартиры не приглашала. Вот идиотка! Хозяйка провела полночи без сна, за чтением Лимонова, но не публициста, а романиста, автора "Палача". Сами понимаете, какой тут сон, а еще там у персонажа такое же имя, как у Женщины, так что в разуме хозяйки вообще все помутнело и она, от греха подальше, попросила Женщину очистить помещение... Ну а обокрали ее потому, что это и "нeудивитeльнo", как сообщила товарищ Корупаева. В милиции, правда, попросили указать, что сама, мол, утеряла. Документы. Про вещи, разумеется, и не говорили. В своем уме?! О краже вещей заявлять... В сольный визит Женщины на Центральный темнолицые продавцы обращались к ней уже с куда более откровенными предложениями. И в отличие от блошиного никто не вопил, объявляя о снижении цен. Ни-ни! Ни за какие ваши прекрасные глаза и губы, о которых сказали ей, никто не собирался снижать цены. Ей нужен был букет цветов - так хоть бы один лишний цветочек вложили, нет! Сбежалась целая куча продавцов, темнолицых мужчин, и ни один от своего имени не предложил цветка. Даже самый главный, которого все-все знали, Алик рыжий, ну, чеченец, лично упаковавший букет, ничего не предложил Женщине. Он только сделал вид, что хочет что-то дать и позвал ее к прилавку поближе. Она доверчиво так, знаете ли, приблизилась, а этот рыжий черт взял и чмокнул ее в щеку! Если бы такое произошло при покупке белых штанов на блошином, она тут же дала бы в смуглую морду негодяю! Не обращая внимания на то, что кругом одни темнолицые люди. Но в Москве она испугалась и почувствовала себя нацменьшинством, как в нью-йоркском сабвее по дороге в Бронкс или в Париже на Барбез-Рошешуар, где самое большое "ТАТИ" и одни арабы, арабы, арабы и русские с поляками, а если и есть армяне, они все за арабов принимаются... Она не дала сдачи обидчику. И не отомстила и за прошлое. В ее первый визит на родину она доверительно разговорилась с шофером такси - армянином. Рассказывала еще ему о своих друзьях-музыкантах, в Лос-Анджелесе, армянах, и о том, как она пела их песенки народные "Царикне" и даже национальную "Кхарц", тот, что на другой стороне, то есть в Турции! Так тот шофер тоже ей никаких поблажек! А наоборот - подставил ее! То есть дал как "наколку" каким-то своим друзьям-жуликам, так что у нее все франки и даже рубли из сумочки в ресторане свистнули. О каком братстве можно после этого говорить?! Вы им их национальные песни, а они вас подставляют! Вы им, можно сказать, нравитесь, а они вместо скидки на букет - полторы тысячи заплатила! - в щеку чмокают и неизвестно еще, может откроют, что СПИД таки передается через поцелуй! Вы приезжаете хоть и на бывшую, но родину, и пусть вам и дали французское гражданство, вы от этого французом не станете, а тем более, как сказал архиепископ Лефевр, только католики могут быть французами, и вот вы, казалось бы, "у себя дома", а цены устанавливают и контролируют иностранцы! Потому что они ведь сами захотели быть иностранцами, чего уж там! И не пущают тех, кто с ценами ниже, чем у них. "Вот он, суровый закон свободного рынка. Теперь его поистине можно называть черным!" - такие не братские мысли, не гуманные и не соответствующие правам человека промелькнули у Женщины на блошином рынке. Она, правда, несколько была озадачена отсутствием злости на арабов: "Оттого ли это, что я всего лишь натурализованная француженка, то есть, как и они, иностранка? Или это оттого, что торгуют они поношенным барахлом за мизерные цены, а там продуктом люкс за цены люкс? И куда смотрит Москва?!" Но Москва смотрит в Люксембург, как рассказывала одна деловая и тоже уже иностранная, потому что из Минска, женщина, делающая деньги в Москве и областных городах, миллионы просто: "Конвертирую - и в Люксембург! Конвертирую - и в Люксембург!" С белыми брючками Женщина возвращалась домой и уже на лестнице увидела соседского мальчика, колупающего со стены штукатурку. Видимо, он все время это делал, потому что в этом месте на лестнице всегда были ошметки краски... "Какой мерзкий черный мальчик!" - подумала Женщина. Потому что он был темнолиц. Да чего уж там, негр он был!.. С Гаити. И его мама-гаитянка каждое воскресенье плакала, потому что занималась вуду. "А к белому мальчику, помимо мерзкого, какой бы я эпитет добавила?" - Женщина не успела додумать, потому что уже пришла домой и стала показывать мужу белые брюки и рассказывать о своих не братских мыслях. Потом она поставила недавно приобретенную пластинку с песней, текст которой приводится выше. И она стала перечислять: "Мухаммед Али не мой герой, Джэсси Джексон тоже нет, Маджик Джонсон тоже нет, Натали Колл тоже нет, но я не могу отказаться от любви к Джеймсу Брауну. Значит, я все-таки не расист". Вечером в новостях объявили о начавшемся "эффекте Паскуа". С подавляющим большинством правых в парламенте, в связи с их победой на выборах, министром внутренних дел был вновь, как и в 86-м году, назначен Шарль Паскуа. Это он как раз ввел в существующие уже 12 видов французской полиции новый, используемый против демонстрантов. Отряды полицейских на мотоциклах с большей эффективностью могли преследовать участников протестов и даже на совсем узеньких улочках, нагоняя их и лупя дубинами. Полицейские, видно, были очень рады возвращению Паскуа и в течение первой же недели правых у власти убили "по ошибке" нескольких арабов. Женщина негодовала. Арабы тоже. Тем более в Лос-Анджелесе ждали приговора полицейским в деле по избиению черного Родни Кинга и население потихоньку вооружалось*. Очереди в оружейные магазины, показанные в новостях, видимо, накаляли страсти в душах темнолицего населения Парижа. И Женщина, сочувствующая им, заключила, что она не только не расистка, но даже и не ксенофоб. Она никак не могла уснуть и встала ночью покурить, взяв на кухню первую попавшуюся газету бывшей родины. Это ее муж-писатель все время читал их, накаляя в себе страсти. И она стала искать, как же называется это ее качество? И нашла! Такое слово несимпатичное, придуманное каким-то веником, надо сказать, очень ей не нравящееся. Совковость! То есть - страсть к справедливости. Да-да, именно этому учили в "совке"! Правда, и в Библии об этом говорится. Но так как XXI век еще не настал, а именно он будет спиритуалистическим, заботящимся о духе, ну и о справедливости, как завещал Андре Мальро**, Женщина была впереди своего времени. 1993 г., Париж. ОТДЫХ В НИЦЦЕ С середины июля до 1 августа начиная с 36-го года, когда был установлен оплачиваемый отпуск, во Франции происходит Великий исход, безумие: все! едут в отпуск! 6 миллионов автолюбителей на дорогах, пробки длиной в 5 км, переполненные вокзалы и аэропорты - все это свидетельствует о том, что не поехать - значит быть хуже, чем все. До поездки в Ниццу оставалась еще целая неделя, а радио Монте-Карло единственная станция, отчетливо слышимая в деревне Кампрафо (около города Безье), - уже объявляло о начавшейся на пляжах борьбе с мужчинами, "аккомпанируемыми" фотоаппаратами. Располагаясь в доме перед огнем, разводимым здесь 200 лет назад пастухами, радио Монте-Карло представлялось дрожащим ожерельем из блесток на горле моря. Так же, видимо, перламутрились зубы на загорелых уже (конечно, с мая!) лицах Аманды Лир и Ариэль Домбазл - две салонные акулы беседовали об "искусстве", а именно об американской телесерии, в которой снялась последняя. Поезд на Ниццу был наполнен моряками, остриженными под ноль, спешащими в увольнение на уик-энд. В последние двадцать минут прибавились мужчины в трусах и кепках, цыгане, сумасшедшие старухи. Ницца оказалась плоским Сан-Франциско и оевропеенной Санта-Моникой. Если в шестидесятые здесь можно было сбегать за молоком на ферму, то сегодня молоко можно было купить в казино-супермаркете. Тогда мечтали о супермаркете, сегодня о ферме... О, это ничем не довольное человечество, застынь, как Будда, не надо будет жалеть ни о чем! Было такое впечатление, что все американские студенты получили гранты и оккупируют город. Так называемый местный расизм проявлялся в том, что американцы виделись здоровенными мужчинами, орущими повсюду: "Honey, they've got hamburgers here!"* В то время как французы в Америке, помнится, казались помимо носителей европейской культуры - маленькими, противными провинциалами с дурацким акцентом, пропадающей буквой эйч и сумками от Луи Виттона. "О море Ниццы! О пальмы юга!" - могу теперь воскликнуть я, увидев и море и пальмы города Победы, так, впрочем, и не выяснив, кому принадлежат эти строки. Люди, видимо, произошли не только от обезьян, но и от собак тоже. Избрав однажды место на булыжниках пляжа, они вновь и вновь возвращаются на них же. И сразу виден характер - вот тихони, издали увидели, что их привычный кусочек пляжа занят, и растерялись, не знают, что делать дальше. А вот агрессивные их вчерашнее место оккупировано, но они идут прямо на лежащих уже, стелют свои подстилки на головах у занявших их место под солнцем. Странно, что раздеваются люди сидя. Укрепив рогожки по краям булыжниками, люди спешно опускают на них тела и только потом начинают стаскивать с себя одежки. Люди хотят поскорее сравняться с пляжем, с присутствующими уже на нем, то есть лежащими. Ну, футболку снять сидя ничего не стоит, а вот штаны... Сколько странных движений надо совершать, подскакивая на ягодицах, перевешивая тело с левой на правую. Видимо, момент снимания штанов остается в сознании людей чем-то интимным и постыдным. Впрочем, момент этот может быть очень комичным, особенно если стоять на одной ноге. Мужчины ужасно не любят быть застуканными со штанами в руках - либо в них, либо без, но не в момент... А сидя вы гарантируете себе больше уверенности, так как сидя больше "под ногами" почвы. Мужчины всех национальностей в разноцветных трусах по колено, надувающихся парусниками. И в городе, и на пляже. Американских женщин легко узнать по их трусам до подмышек и лифчикам до ушей. Но это не Жан-Поль Готье, "ретро-лук". Обычная калифорнийская спортодежда с отголоском эпохи Рейгана плюс укрепившийся "лук" бабушки Буш. Легкая промышленность, а именно производящая купальники, а еще точнее - только низ, веревочки, бегущие между ягодиц, схватывающие бедра, - видимо, прогорела. Все женщины, кроме американок, в купальниках цельных. И вот все лежат. Но не долго. Минут через десять по прибытии все спохватываются, вспоминая, что индустрия загарных кремов предупреждала, уже начиная с марта месяца, о раке кожи, и начинают мазать себя разнообразной продукцией, обогащая таким образом ее производителей. Эти производители забывают в инструкции указывать, что - женщина! твое лицо не рожа, не три его, как умалишенная, а совершай движения нежные, как если бы ты ласкала любимого. В женщинах, вероятно, любви нет или чувства эти таятся в глубинах, то есть не развиты, - мажут они свои лица озлобленно-остервеневше, будто стараясь увеличить количество кожи, которую надо будет отрезать при пластической операции. Так что, можно сказать, что все еще заботятся и о хирургах, чтобы было им что отрезать. Пары, как обезьяны, заботливо втирают кремы друг в друга, не забывая оглядываться по сторонам, когда рука касается более интимного места, чем колено. И вот опять все лежат. Но... "покой нам только снится!" Наступает момент, ради которого и толпятся наверху, вдоль Ан-глийского променада, мужчины. С ними радио Монте-Карло как раз объявляло борьбу. Ну, они, знаете, такие не очень, как бы сказать, светлые. Да, такие немножко серенькие, нет, не серенькие, а больше в бежевенький, да больше в коричневый, такие как бы не беленькие, а смугленькие. A-a-a-а-а! SOS Расизм! Но это не мой расизм, а их темперамент! На месте этих арабов можно прекрасно представить людей с Кавказа, приезжающих в Ленинград. Они там обычно стоят у станции метро "Невский проспект", выход к Гостиному Двору и... смотрят. Наблюдают за девушками. Ну что такого, пусть смотрят, такие у них пристрастия. Лучше пусть смотрят, чем... Ай-яй-яй, что такое, недержание просто какое-то. Еще уподобься Ридли* и скажи, кто для немцев французы. Но он ошибся - в немецких глазах французы - это почти арабы, рассказывал друг, гостивший в Берлине. Куда я залезла, что происходит, я ведь о солнце, пляже... Или о наблюдении? "За эту страсть можно не любить, но отказать в ней нельзя", - так вроде Труман Капоти говорил. "Зачем ты купила этот купальник?" - хочется спросить у каждой второй лежащей на пляже. Они все из них вылезают. То есть на всякий случай все в купальниках. Ясно теперь, что ТиВи - это обман: они показывали уже в начале мая голые груди в заставках о погоде во Франции. Никто не показывает просто так свои груди. И эта группа молодых немцев напрасно сидит - они даже не ложатся, чтобы удобней и дальше видеть, - никто ничего показывать не собирается. Вот одна легла на живот и, лежа на нем и на грудях же, стаскивает свой купальник до копчика и не собирается поворачиваться. Местные парни - они в плавках и очень загорелые - ждут не демонстрации грудей, а разносчика прохладительных напитков. И не для того, чтобы купить у него "кольдь дриньксь"! - прохладительные напитки по-английски с француз-ским акцентом, - а незаметный кусочек гашиша. Покурив, они увидят не только груди. Мужчины используют фотоаппараты как бинокли. Сразу три направлены на одну - но у нее такая рожа, что никакие груди не спасут. За шесть дней, проведенных на публичном - бесплатном - пляже города Ниццы, была увидена единственная девушка в единственных трусах. Не натягивающая купальник, идя плавать, не натягивающая его, идя под душ, а гордо покачивающая своими девятнадцатилетними млечными железами. Там были, правда, женщины-кубики, рассуждающие, видимо, так: "Если Дина Верни лежит в саду Тюильри* посреди Парижа, почему не могу я?" - забыв, что Дине тогда было 20 лет. Они же в бальзаковском возрасте. Имелось в виду их материальное положение или нет, должны ли они были финансировать возлюбленных? Мне неизвестно - любовь русских к литературе иногда необъяснима. Так эти бальзаков-ские женщины очень свободно демонстрировали груди, даже когда предмет демонстрации не торчал дынями в небо, а стекал под мышки киселем. Но они были как бы поющими революционную песню о том, что им уже нечего терять. Мужчины, "аккомпанируемые" фотоаппаратами, больше всех не любили булыжники пляжа Ниццы. Из-за них-то они и не могли легко так, вроде между прочим, прогуливаться по пляжу и время от времени прищелкивать аппаратом. Они вынуждены были стоять наверху, на променаде, и оттуда щелкать аппаратами. Фотографии у них не получились, как и у меня, - солнце светило прямо в объектив, и, даже когда не совсем, фото получились темными и ничего не различить. Спешу сообщить, что я не показывала свои груди. Но это потому, что уже с детства я не хотела быть как все. Я купила себе купальник, обнажающий нижний бюст - только ягодицы в нем были обнажены. Я показывала их, лежа все время на животе, дабы наблюдать. Таким образом, я могу закончить мою зарисовку с возгласом, что, как и все французы, я была на море! Камнями избиты груди, Сгорела ж...а дотла: На Ницценском пляже, люди, Я отпуск свой провела! 1990 г., Париж ЛЮБОВНАЯ АФЕРА С ФБР (фикция - реальность) Со второго на третье октября 84-го года, жаркой лос-анджелесской ночью, Светлана Огородникова разделяла супружеское ложе с Николаем Огородниковым. Радостным шепотом она рассказывала су-пругу о своих успехах в вербовке агента ФБР Ричарда Миллера. Вдруг послышался скрежет. Может, мыши? Дом старый... Или то иссохшиеся пальмы шелестят своими панковыми головами? Но - безветрие. На всякий случай Николай схватил пистолет и в трусах (он всегда спал в трусах) выбежал в гостиную, к дверям квартиры (в клетках голливудских зданий прихожих не было). "Ху? - прокричал Николай Огородников с ломовым акцентом. - Стрелять буду!" За дверью взмолились: "Ой, не надо! Свои, свои! ФБР!" Успокоившись, Николай распахнул дверь, как объятье. Двадцать вооруженных до зубов янки ворвались в апартаменты и накинули на Николая и Светлану пуленепробиваемые жилеты. Тут же послышалось жужжание сверхсовременной модели вертолета. На нем семейство Огородниковых было отправлено в тюрьму для особо опасных государственных преступников. По земле их сопровождало восемь бронированных машин. В операции участвовало пятьдесят сверхобученных десантников и вышеупомянутый вертолет последней конструкции. Так закончилось одно из крупнейших и наиболее смелых по размаху и тонкости ведения дел шпионское расследование двадцатого века! Николай Огородников - урожденный Исаак Кац. Во время финской войны отец Изи Каца сообщил кому-то по секрету, что "мы здесь умираем от ран, а наши на Украине умирают от голода!" Это были последние его слова. Что он говорил на допросе в КГБ - одному богу известно. Изя, уже будучи Николаем, так относился к этому событию: "Ну и правильно сделали. А что он подрывал обороноспособность Красной Армии?!" Истинный патриот, Николай. В первые годы Второй мировой Изя не столько учился, сколько воровал и беспризорничал. Как-то к матери его приехала подруга - фронтовая санитарка - и предложила Изе поехать с ней на фронт. Он тут же согласился. Ехал он, скрываясь под лавками и на багажных полках. Так что, прибыв на место, он был такой вшивый, что с головы вшей горстями собирал. Беспризорников в те годы часто брали в воинские части, где они становились "сыновьями полка" и оказывали немаловажные услуги - были прекрасными разведчиками. Таким "сыном полка" стал и Изя Кац. Во фронтовых газетах писали о его подвигах. Но никакого Исаака и в помине не было. Был Коля. В самом начале храбрых деяний Изи его вызвали в спецотдел: "Какой же ты Кац? Все жиды пристроились в тылах, торгуют и наживаются... Ты - Коля! Огородников!" Может, так его назвали за то, что он какими-то огородными путями вывел из окружения 6-ю армию. За что и получил медаль. А может, умная санитарка представила Изю с самого начала Колей... По окончании войны, увенчанный наградами, Коля был направлен в лучшее, Суворовское, училище. К тому времени у него было четыре класса образования. Но не тут-то было. С необузданной энергией, жаждой приключений и отсутствием дисциплины, Коля быстро дал деру из Суворовского и примкнул к шайке воров. В общей сложности - пятнадцать лет по тюрьмам и лагерям с кратковременными выходами на волю. В своей среде Коля пользовался уважением. Он был вором в законе и во время "сучьей войны" неизменно придерживался кодекса честных и справедливых воров. После очередного разгрома воровского мира Николай сам, видимо, "ссучился" и встал на путь исправления. Приехав к матери в Киев, он устроился работать таксистом. В Туле, славящейся своими самоварами (так что со своим туда ехать не надо, что Коля и сделал), он познакомился со Светланой, на двадцать лет моложе его. Женился. К тому времени Коля стал загребать хорошие деньжищи. Все цыганье, а заодно и милиция пили в доме Огородниковых. Из Москвы к Коле наведывались следователи. Посоветоваться, как с опытным человеком. Не раз помог он раскрыть преступление... Однажды Колиным пассажиром в такси оказался... американец из Вашингтона. Он сообщил ему (на каком, интересно, языке?!) сногсшибательные вещи. А именно: таксисты в Америке имеют собственные такси, безработные ездят за пособием на машинах, джинсы стоят десять долларов и вообще... очень много колбасы! Коля даже в затылке не поскреб - в мгновение ока защитник Родины, вор, осведомитель-консультант, тем не менее горячий патриот, превратился в лютого антисоветчика. Светлана подумала, что Николай свихнулся. Человек действий, Николай не ограничился одной руганью советской власти. В один прекрасный день он взял билет и махнул в Москву. У ворот американ-ского посольства он воочию убедился, что "свободы" в СССР нет. Доказательством тому служили милиционер на посту и куча мальчиков в штатском, провожающих каждого цепким взглядом. Пятнадцать лет тюрем подсказали Коле, что это за люди. Вернувшись в гостиницу, Коля позвонил в посольство США. Он сообщил, что ему необходимо связаться с послом, и попросил, чтобы за ним прислали машину, так как идет слежка. Машина должна была остановиться за несколько кварталов от гостиницы. Знаками он остановил автомобиль с иностранным номером и жестами приказал шоферу открыть багажник. В него и нырнул. Попав в посольство, Коля заявил, что желает переехать со всей семьей - к тому времени уже был сын - в США. Свое желание Коля объяснил давнишним несогласием с советской властью. Что подтверждал отборной руганью, заставляя посла (?!) всячески изощряться в манипулировании руками, взывая не говорить вслух. "Мне даже не предложили кофе, - возмущался позднее Николай, - и отправили к выходу!" У ворот знакомые уже мальчики поджидали его. Обвинение простое и ясное - "шпионаж в пользу США". Год провел Коля в особой следственной тюрьме. Но дело о шпионаже не клеилось. Наконец к Светлане пришел "доверенный" человек. Светлана быстро все поняла и "подписалась" - 1000 рублей (в начале 70-х годов!), и дело будет закрыто за "отсутствием состава преступления". Через три дня Николай Огородников был на свободе. Выехала семья из СССР по израиль-ской визе. В конце концов, Коля был Изей. Уже в Италии Светлана почувствовала, что червь сомнения закрался в Колину душу. "Все сволочи, задушат за копейку, ментов больше, чем в Союзе!" негодовал Николай. А по прибытии в Америку Коля стал махровым антиштатником, а заодно и антисемитом. Мысленно потрясая кулаком в адрес проклятого пассажира американца из Вашингтона! На Колину просьбу "вернуться" в Советском консульстве ему сказали, что возвращение на Родину надо заслужить. Так открывается новая страница в Колиной биографии - шпионаж в пользу СССР под кодовым названием "Культурный обмен". Несмотря на более важное значение Лос-Анджелеса по сравнению с Сан-Франциско, в нем, надо сказать, ничего, в общем-то, не было - ни консульства, ни каких-либо советских представительств. Если не считать задрипанного книжного магазина в пуэрториканском районе, после посещения которого даже местные жители дрейфили. А ведь должен же кто-то "заботиться" о советских артистах, кинодеятелях, инженерах, приезжающих с визитами. Каждый раз посылать кого-то из Сан-Франциско слишком накладно. Почему же не воспользоваться слезливыми эмигрантами, которые сами из кожи вон лезут, чтобы помочь соотечественникам?! Светлана обивала пороги консульства, задаривала подарками его прожорливых работников и входила в доверие. Наконец над ними сжалились, и Огородниковы оказались в "должности" представителей кинопроката. В 9:45 утра в воскресенье на Сансет-бульваре у кинотеатра "Ориэнтал" толпа эмигрантов. Заспанные и припухшие лица после субботних загулов в ресторане "Миша", водки и отплясываний под "Ах, Одесса - жемчужина у моря!" Коля Огородников организовывает бывших советских евреев у кассы - дают "Москва слезам не верит". Светлана раздает брошюры, оповещающие о приезде советских артистов. На стенде журналы "Родина", "Спутник"... Из Сан-Франциско Огородниковым присылали советские фильмы для бесплатного ознакомления общественности с передовыми достижениями советской кинокультуры. И вот каждое воскресенье у кинотеатра, арендованного Огородниковыми, общественность Лос-Анджелеса, ностальгирующая по киевам и москвам, соленым огурцам и магомаевым, держала наготове по четыре доллара. Пенсионерам, правда, со скидкой. Кассовую выручку Светлана отвозила надежному человеку в Сан-Франциско и, передав "под столом", получала новый шедевр советского кино. С точки зрения доперестроичного советского права шло обычное уголовное преступление - от 10 до 15 лет с конфискацией имущества и лишением избирательных прав. Вот где нужны на все готовые "ради идеи" люди - деньги-то были неподотчетные! Акции Огородниковых стали расти. Так, однажды ночью им позвонили из консульства - приехавший по обмену опытом советский инженер был пойман в супермаркете за кражу открыток. Несмотря на поздний час Светлана бросилась выручать товарища. В полиции она заплатила за перепуганного дядю 15 долларов выкупа. Уминая "Кентаки фрайд-чикен" за Светланины деньги, инженер не оправдывался - кто бы удержался не стянуть что-нибудь и покрупнее в супермаркете, приехав в "земной рай" только на месяц?! Огородниковы не скупились. Приезжающие из Советского Союза на гастроли "знаменитости" приглашались в рестораны, специализирующиеся на морской пище, на прогулки вдоль океана. У них дома стол ломился от яств: Коля работал грузчиком на мясокомбинате и использовал там один из своих талантов - воровал. К этому времени и Советский Союз стал "расплачиваться" с Огородниковыми. Так, их сын ежегодно проводил лето... в "Артеке"! И сама Светлана частенько стала наведываться в Москву - о чем и не мечтал ни один выехавший по израиль-ской визе "предатель"! Причем платила только за проезд. Номер в гостинице оплачивался кем-то. (Министерством культуры?! Ведь она была представителем проката!) Не обходилось и без скандалов. Придя как-то в валютный бар, Светлана была встречена вышибалой на дверях: "Куда прешь?! Твою м...!" "Я американка!" возмутилась миссис Огородникова. "Пошла ты... С твоей рожей только в Америку!" Светлана заехала по роже вышибале. Подскочившие дружинники хорошенько разукрасили миссис Огородникову, а заодно украли все доллары. И все же положению этой девушки из Тулы можно было позавидовать! В СССР она была американкой по приглашению - уж там-то ее все ждали: приезжала она с десятью чемоданами, полными подарков! В Америке - свой человек в Советском посольстве. А в глазах эмиграции - кагэбэшница! Последнее Светлане больше всего льстило! Начитавшись, а вероятнее насмотревшись шпионских детективов, джеймс-бондовских серий, Огородниковы очень хотели сами заделаться в шпионы. Не на таком, конечно, шик-уровне, как агент 007, но... Увитый лаврами славы, вернувшийся в СССР Коля стал бы таможенником: то есть обыскивал бы и воровал, а Светлана... Кто знает, возможно, ее послали бы на следующее задание. В Японию, например. Мечты, мечты... Подходящего случая проявить себя на деле не было! К этому времени на сцене событий появляется агент ФБР Ричард Миллер*. Бедный толстяк был переведен из Вашингтона в Лос-Анджелес отслужить по-следний год перед пенсией. В его обязанности входило курирование эмиграции третьей волны. Встреча со Светланой была неизбежна! У нее же, помимо желания стать шпионкой, появилась мечта о романтиче-ском увлечении. Поэтому, когда Миллер преподнес Светлане цветы, как его учили на ускоренных курсах контрразведки ФБР, она сразу отдалась ему! Миллер не находил себе места от счастья. Это надо же!! В по-следний год службы судьба подбросила ему симпатичную - чего нельзя отнять у миссис Огородниковой, хоть и одевалась она в "Зодисе"*, - давалу! Которая прямо заявила ему - видимо, во время минета! - что является МАЙОРОМ КГБ! Светлана уверяла Миллера, что Советский Союз не пожалеет денег и он даже сможет получить награду... Огородниковы ликовали - наконец-то запахло жареным! Окрыленные Миллер и Светлана упивались своим счастьем и развлекались. Порой в кругу Светланиных друзей, где Миллер представлялся адвокатом**. Миллер же раздумывал об игре в двойные ворота. Сказочные перспективы являлись ему. Но сердце разрывалось - получить ли деньги с Советского Союза или же запродать Светлану и тем самым получить повышение по службе? Вот в чем вопрос! Помимо "влюбленных", упивающихся своим счастьем, еще один человек буквально визжал от радости. Это был начальник Миллера, агент контрразведки ФБР Джон Хант. Он считал себя незаурядным в шпионских делах человеком, а его гноили в Лос-Анджелесе. Да еще прислали Миллера, уж конечно, чтобы тот настрочил донос о бездеятельности. Но Хант потирал руки - Вашингтон попал в ловушку! Их человек (Миллер) в интимных отношениях с женщиной, близкой к Советскому консульству. Продажный агент? Сообщение Миллера о том, что тот в шаге от раскрытия крупного дела и вербовки агента КГБ на уровне майора, Ханту было выгодно пропустить мимо ушей. Уж кто такая Светлана Огородникова, он прекрасно знал!*** В 82-м году Джон Хант был частым гостем квартиры в западном Голливуде. В то время, разумеется, когда Николай Огородников работал на мясокомбинате. На суде Хант руками и ногами отбрыкивался от этих показаний Светланы Огородниковой. Он заявил, что "пытался завербовать миссис Огородникову как информатора ФБР, но перестал заниматься ей в конце 82-го года после решения, что лояльность миссис Огородниковой не могла быть установлена". (Февраль 1986, "Джеральд Трибюн"). Бедная Светлана долгое время не могла очухаться от этой травмы и ушла в запой. Ну а Хант, видимо, понял, что от этого "тульского самовара", кроме семейных неприятностей, толку не будет. В то же время, если бы Светлана действительно оказалась шпионкой, что толку с этого было бы Ханту? Все лавры достались бы чужаку из Вашингтона, и Ханту опять утерли бы нос. Поэтому Джон Хант и решил играть в шпионаж и одним ударом убить двух зайцев. Руками Миллера Светлана делалась шпионкой, в то время как ее руками Миллер продажным агентом! Когда Миллер попросил какие-нибудь маловажные документы для передачи (ведь он вербовал май-ора КГБ), то их ему в ФБР охотно дали. Единственное, чего ему не дали, - это письменное подтверждение того, что он служит как двойник. Между тем "дело" чуть не лопнуло. Ведь Светлана "вербовала" по собственной инициативе, не будучи уполномоченной! И вот когда парочка приехала в Сан-Франциско на важнейшую и финальную операцию и Светлана отправилась в консулат... ее чуть не послали! Она заявила, что привезла агента ФБР, а ей ответили чуть ли не в стиле вышибалы валютного бара в Москве. Она возмутилась: "Я привезла вам агента! Он сидит в "кофи-шопе" и ест гамбургер за мои деньги, а вам лень пошевелиться! Я буду жаловаться в Москву!" Не очень заинтересованно ее попросили принести какое-то доказательство. Когда же она вернулась из "кофи-шопа" с удостоверением офицера ФБР и его подлацканным значком... все испугались! Денег ей не дали, разумеется, и с Миллером лично никто не встретился. Ей, Светлане, предложили привезти Миллера в Европу. Для получения 10 тысяч долларов и указаний! Счастливые, они вернулись в Лос-Анджелес. Гуляли в обнимочку по Вествуду, подбирая подходящую одежду для поездки в Европу. Затем... Впрочем, читатель знает, что произошло 2 октября 84-го года и чем закончилась эта комеди.... пардон - одно из крупнейших и наиболее смелых по размаху и тонкости ведения шпионское раскрытие XX века. "Встать! Суд идет!" Светлане Огородниковой дали 18 лет! Николаю Огородникову - 8. Ричард Миллер получил пожизненное, причем дважды! Плюс штраф в размере нескольких сотен тысяч долларов. Мистер же Джон Хант уволился, то есть ушел на пенсию, через два месяца после ареста вышеупомянутых. Процесс этот был на редкость медиатизирован. Что и подтверждает его специфичность-показательность. Дабы эмигранты сидели на своей новой Родине и не рыпались - сколько их было "дружески" опрошено! - а урожденные американцы не зарились на возможности "культурного обмена". Во французской передаче об интернациональном шпионаже в период перестройки вскользь было упомянуто имя Ричарда Миллера, которому якобы была обещана свобода в 89-м году. О супругах Огородниковых - ни слова. Известно, правда, что Светлана "зарезервировала" себе права на эту историю, вероятно для Голливуда. Может быть, новая дирекция ГБ сможет сказать свое слово. Но читатель, по всей вероятности, сам уже понял... 1986 г., Париж P.S. Зимой 94-го года автору стало известно о наших "великих шпионах" следующее: Николай Огородников был освобожден из тюрьмы в 92-м году. Американские власти пытались депортировать его из страны, но так как к тому времени СССР уже не существовал, а местом депортации для Огородникова был бы Киев, что явно не нравилось Николаю, он категорически отказывался быть высланным, на что, оказывается, имел право по американским законам. Таким образом, он был опять арестован и отправлен в тюрьму особо строгого режима, где и провел три года, чуть ли не в одиночке/карцере. Светлана тем временем стала замначальника тюремной швейной фабрики. Помимо этого миссис Огородникова сумела обольстить отбывающего в той же тюрьме наказание нью-йоркского "короля белого порошка" - кокаина, - миллионера, и сочетаться с ним религиозным браком. Освобождение Огородниковой - в апреле 95-го года. Выйдет она из тюрьмы миллионершей, но не разведенной с Николаем, который, будучи уже на свободе, обещает замочить и жену, и ее избранника, дабы вновь сесть в тюрьму, где ему привычней. 1995 г. ОГНИ БОЛЬШИХ ГОРОДОВ Летом в Питере в 23:30 я вижу из моего окна, как блестят в стеклах здания напротив лучи заходящего солнца! Звоню в Москву. - Ребята, я с вами разговариваю, а на улице светло! Солнышко еще поблескивает! - Белые ночи... А у нас, как всегда, темнотища во дворе, ни одной лампочки... Ленка сейчас вернулась, чуть в открытый люк не провалилась... В Москве всегда хочется орать: "Свет! Почему нет света на улицах?!" неизвестно к кому обращаясь... Думала, что это теперь, в постперестроечный период, исчезло освещение. Потемнело, конечно, но вообще-то даже детские воспоминания, особенно зимние картинки, мрачные. И когда веселые - все равно темные. Лампочки тусклые, или их совсем нет. А если нет снега, то и вовсе темнота грязная. Город гравюрой видится, углем на оберточной, коричнево-грязной бумаге. Никак не живописью, не красками. Что дает ощущение безопасности, благополучия, богатства в столичных городах Европы, Америки - это свет. Освещенные улицы. Потоки света со всех сторон. В семнадцать лет я впервые попала в Рим, и этот город остался навсегда в памяти не только из-за первых, новых впечатлений, но из-за его ночной яркости. Город, вступающий в вечер. Рим, зажигающий огни. Почему-то они помнятся желтоватыми. Весь Рим вечерний приобретает в памяти эту желтовато-дрожащую окраску, световую зыбь. Пьяцца Навона, сияющая во всех туристических справочниках, конечно, и в действительности сияла, даже факелами иллюзионисты зарабатывали на приезжих. Но и просто улицы Рима, они все несли свет. Свет витрин, свет реклам, свет уличных указателей, подъездов, отелей, кафе, кафе, кафе... Лос-Анджелес - город на колесах, город озамоченных резиденций. Здесь и свет другой. Холодней, пусть даже и ярче. Холодней, потому что не для людей для машин. Людей нет на улицах. Улиц почти нет. В некоторых районах действительно нет тротуаров. Только дорога и подъезды к домикам, в которых и живут, будто прячутся. Сразу невзлюбила Лос-Анджелес. Люди где? Орать хотелось. Весь этот безумный свет - для кого? Сверкающий район Сенчури-Сити Города Века, днем и ночью пожирающий "тонны" электроэнергии, никогда не выключающий свет на десятках этажей зданий-офисов... Когда проезжаешь этот район со стороны бульвара Санта-Моника, то он, как злой сияющий остров, переливается всеми цветами радуги и иногда кажется, что вот-вот взорвется... Безупречные дороги и светящиеся на них полосы-разделения, светящиеся боковые указатели края дорог... Когда подлетаешь к городу вечером, что-то невероятное можно наблюдать из иллюминатора. Будто фантастический муравейник, где каждый муравьишка несет на спине фонарик, город движется огнями, пылает в свете, и кажется, что сейчас вы приземлитесь, выйдете из самолета и устремитесь в живой, светящийся город с толпами людей... Но обычно устремляются в паркинг, за машиной. Электричество как гарантия благонадежности. Уличное освещение как страховка. Проживя в Париже десять лет, глазам своим уже не верю, как и обманчивым ощущениям человеческого тепла. Не человеческое тепло и свет, а деловое. Бизнесу электричество обходится дешевле, чем частному лицу. Пусть светится ваш бизнес всю ночь! Таким образом городу дешевле встанет освещение улиц! Пусть сияет стенд-реклама! Одним фонарем меньше мэрии обойдется! Интересно наблюдать праздничную иллюминацию. Улица только наполовину в светящихся гирляндах. Это потому, что часть украшений оплачивает районная мэрия, а вторую часть должны бы оплатить жители... Ну, если район не очень богат, то и не оплачивают. И без украшений обойдемся, думают в 13-м районе китайцы. В Китай-городе Сингапура хорошо - полумрак. Мерцают чуть подсвеченные буддийские храмы. Центр города производит впечатление смеси Лос-Анджелеса дороги, Нью-Йорка - металл, стекло небоскребов и Парижа - шикарные витрины. А китай-ский город особенный, непохожий. Старые лавочки, старые китайцы. На женщину смотрят как на необходимое зло. Сидят в открытых кофейнях; свет из них выливается на улочки, где продают всякую местную всячину. Свет идет из забегаловок, местных обжорок. Боже, чего там только не варится в котлах! И действительно яркое освещение только усугубляет экзотику яств. Возвращаешься в центр города, будто в другую страну - все пылает, сверкает, мигает, блестит и переливается... на показ, на впечатление, на реакцию, а не для жизни. На знаменитых Елисейских Полях Парижа остались считанные жители. Знаменитые Поля не для жизни... Для открыток, для песен, для туристических гидов, для того, чтобы шикануть в рассказе о путешествии, и - для бизнеса, для рекламы, для магазинов... Во всегда темном Питере вспоминаю свою бабушку. Как она вечно выбивала что-то из жэка. Например, лампочки для лестничной площадки. А не добившись, сама ввинчивала. Жэков нет, бабушка умерла, никто ничего не ввинчивает, а идет, чертыхаясь, в темноте. Приезжая из России в Париж, хочется, на второй день уже хочется, что-нибудь разрушить, внести элемент беспорядка в упорядоченную цивилизацию. Уж так она сладко-приторна! При возвращении в Питер, в Москву - невероятное желание хоть чуточку упорядочить, хоть чуть-чуть цивилизации. Ввинти лампочку! - хочется крикнуть. Французы, проездом в Москве, за два часа умудрились попасть в больницу. Воспетый в сотнях песен тополиный пух одного из них буквально ослепил. Повели мы его в темных очках по темной Москве в глазную клинику, где у него из глаза было удалено восемнадцать пушинок! Они такие вредные, обладают специальными коготками, дабы цепляться и размножаться. После операции ему объясняли, как пользоваться лекарством: возьмите спичку, обмотайте ее кончик ватой... Я переводила и засмеялась - боже мой, да существуют же кoтoн типc, готовые палочки, с двух концов туго обмотанные ватой. Вот и вся разница. Россия - это возьмите спичку, кусочек ваты, обмотайте... А западная цивилизация - это котон тип - все готово. И поэтому вам в глаз забиваются пушинки - вы лично не готовы... Впрочем, представьте себе лично готовых москвичей, ввинчивающих лампочки по всему городу, над подъездами, включающих фонари... Легче представить людей, марширующих с факелами по черному городу в направлении к... Подсветки Моссовета гаснут в полночь, и только на крыше прожектор всю ночь горит, под флагом... В знаменитой, вечной песне о московских окнах воспеваются все-таки окна жилищ. То есть человеческий свет, служащий людям для жизни их, а не свет, исходящий от рекламы шоколадки "Дав". Шоколадка, конечно, тоже жизненно важная вещь... То ли москвичи стали раньше спать ложиться, то ли экономят на электроэнергии, но только в редких окнах свет не тот, что прежде. Не такой он, как в мои семнадцать, когда во время прогулок по ночной Москве действительно казалось, что "они, как люди, смотрят на меня...". А может, тогда мне было семнадцать и хотелось видеть все в таком добро-негасимом свете? А сейчас волей-неволей нашептываешь, наговариваешь, кричишь в уме, неизвестно к кому обращаясь: "Cвет! Почему у тебя нет света на улицах?!" Правда, здесь другая цивилизация. Севернее, мрачнее, здесь раньше темнеет. И Азия, Азия! Вот ведь даже в ресторанах люди любят, чтобы был яркий свет, чтобы себя показать, чтобы видеть других - восточное что-то. А на улице... наплевать. Восточная цивилизация по сравнению с западной мистичней, темнее, в смысле таинственней, фатальней - что будет, то будет, что есть, то и есть. Не смиренчески, как в христианстве, а возвышенно как-то. Перед судьбой, кармой. Ах, как это ужасно быть и тем и другим: хотеть света на улицах и идти в потемках по своей лестнице! P.S. Что-то я рассентиментальничалась! Азия, Восток... Какая к черту карма - под носом у Моссовета, на улице Станиславского ни один фонарь не светит! Как ментами все улицы и переулки запруживать перед демонстрацией, так на это хватает фатализма, а фонари включить?! Дайте хоть разглядеть, кто кого "грабит и насилует"!!! 1994 г., Москва ГОЛЛИВУД Ax, как сложно попасть в Голливуд!!! Как непросто быть в него взятым? Ах, ах, ах... А кому он нужен, этот вечный "кип смайлинг"? Потому что Голливуд в первую очередь именно с этой улыбкой-улыбищей ассоциируется. С улыбкой деланной. Как надпись из гигантских букв на голливудских холмах - это зубы расплывшегося в улыбке людоеда-Голливуда! Но разве не нравились мне эти прекрасные женщины, сделанные Голливудом, - Грета Гарбо и Марлен Дитрих, Рита Хэйворт... Но вот именно - сделанные! Надо полностью отречься от себя, своего Я и отдаться этим голливудским "Челюстям"! Сегодняшний пример - Жан-Клод Ван Дамм, бельгиец, от которого и следа не осталось. Узнают ли его родственники, вообще, способен ли он говорить еще по-французски или только по... хотела написать по-английски. Нет, по-голливуд-ски! Потому что и язык, запас слов, словарь у Голливуда свой. Как же мне хотелось за эти парамаунтовские белоснежные ворота, рядом с которыми я и жила в конце семидесятых... И как нравилась мне Фэй Данауэй в "Бонни и Клайд"... Да мне, собственно, и "Войны звезд" (необычный, как раз голливудский, перевод!) нравились. А разве "Апокалипсис сегодня" не потрясал?! После вертолетов Копполы (под Вагнера) все последующие не идут ни в какие сравнения! И как глупо сравнивать Голливуд с кино европейским, авторским? Спилберг - разве не автор?!!! Голливуд, как Ватикан в Риме, - государство в государстве. Это как ВПК у нас. Со своей системой отношений. Первый человек в этой цепочке, по которой лезут в Голливуд, - агент. Без агента вы вообще не человек. В Калифорнии, во-первых, спрашивают ваш знак зодиака, а потом имя вашего агента. Потому что все хотят в Голливуд и у всех есть агент! У меня складывалось впечатление, что в Лос-Анджелесе не рождаются - туда приезжают, чтобы попасть в Голливуд. Каждая вторая официантка, конечно же, актриса, каждый третий работник бензоколонки - актер. У всех наготове их фотографии с именем/названием агента/агентства. Фотографии, на которых они выглядят так, как сказал им агент. Потому что агент все знает - что вам надо отрастить или обрезать, что приклеить, а что нарастить. У нас тут тоже "Голливуд" - все, кто хотя бы мизинцем касается местного шоу-биз, считают своим долгом вас переодеть-перекрасить - переделать! Разница только в том, что местное производство с этим никак не считается. Агент голливудский - как бы ненавистен он не был! - считается как раз с производством Голливуда. Что у нас тут продается, ну-ка! Когда вам семнадцать лет, вы в зеленый цвет перекраситесь, нос переделаете и груди нарастите (или уменьшите) - только бы вас взяли. В большинстве случаев это все-таки не помогает. Вот какой он странный, Голливуд... Он вроде бы заставляет вас полностью подстроиться под его вкус и нрав. Но получается, что потом вы все-таки должны выдать что-то свое, особенное, неподражаемое. То есть чтобы влезть, быть взятым, надо как бы притвориться, прикинуться, что ты как все, как надо, как того требует голливудский спрос-рынок. Но сохранить при этом свою индивидуальность, а? Похоже на наши советские условия. "Ща я тут в комсомоле покручусь, потом в партию, тут, глядишь, и диссертацию защитю, а потом и в загранку, ну и я уж выдам, потом-то я смогу сделать, что всю жизнь, с младенчества, считай, вынашивал..." Но редко кому удавалось сохранить идеал и мечту. А глядя на звезд Голливуда, разве скажешь, что они скурвились? Де Ниро разве не личность, Хофман, а? Голливудский закон - закон джунглей: побеждает сильнейший, слабых сжирают! Но в семнадцать лет мало кто отдает себе отчет в таком вот положении вещей и с потрохами влезает в мясорубку. Годам к двадцати пяти уже не узнает себя в зеркале, голос уже пугает, потому что чужой, и на счету в банке - минус. Все потрачено на переделывание, подстраивание себя под Голливуд. Телесериал "Династия" конца семидесятых - это абсолютнейший Голливуд. Эти "бьютифул пипл"* Беверли-Хиллз и Голливуда, которые, помню, одновременно бесили и очаровывали (пусть мимолетно, на мгновенье), они встречаются сейчас и в Москве. Скорее, их дубликаты. Только здесь они не очаровывают! Им хочется дать по башке, чтобы они очнулись и стали настоящими людьми со всеми вытекающими из этого - хохотали бы, а не растягивали свои резиновые губы до ушей. Говорили бы, в конце концов, иногда хотя бы! что дела у них не очень-то! А то - все прекрасно, "файн!". Это голливудская формула: "Хай!" - приветствие, "Файн!" - ответ на вопрос, как дела, "Бай!"** - прощание, потому что говорить больше не о чем. И не надо! Не дай бог затронуть какую-нибудь щекотливую тему, по которой придется высказывать свое мнение, само выскажется! Этого вообще не нужно никому! Мы живем во времена политической корректности, и у всех одно мнение. Негров больше нет - есть черные, советских тоже больше нет - есть хорошие русские люди (пусть они вовсе и не русские!), китайцы тоже будут хорошими, если прекратят "выступать" отдельно, ну и Фидель скоро будет другом, у которого мы опять устроим наш голливудский притон. А Нигерию выключим, исключим из нашего кружка - если не улучшит показателей по правам человека... И будем петь с Мадонной "Не плачь обо мне, Аргентина!" И вообще, что вы на Голливуд набросились?! Вот он взял и вручил Оскары вовсе не детям Голливуда! Только если вы смотрели документальные фильмы о Голливуде, вы знаете, как выглядели его "отцы". Голдвин и Майер, например. А у нас мы все знаем, как выглядит Медведев из Госкино, - два фильма в год снимают, но зато каждый день по телику. Все знают, кто такие Зосимов и Айзеншпис. Они почти так же часто на экране, как и их звезды. В то же время мало кто знает, как выглядит Алан Паркер - Мадонна, которую он снял в "Эвите", наверное, покруче звезда, чем Лена Зосимова (прости господи, вообще, за упоминание!). "Не звоните нам, мы вам позвоним!" - тоже голливудская формула. Это вовсе не автоматический отказ. Это скорее значит, что нужно иметь невероятную волю и терпение. И еще хитрость - сразу всем себя навязывать, чтобы увеличить шанс ответного звонка. У нас здесь даже позвонить не обещают! Наша русская дыра, она все пожирает и даже не рыгнет, пардон, в ответ, не среагирует на проглоченное. Когда вы имеете дело с "20 век - Фокс", то можно и понять их занятость. Но когда вы сталкиваетесь с РДМ местным... Вы знаете, что это, кто это? Вот именно... Наша жизнь похожа на первичную стадию эмиграции. А ведь Голливуд тоже в какой-то степени создан эмигрантами. С той только разницей, что они, голдвины-майеры или какие-то другие, - они все приезжали туда, на тот пустырь и привозили с собой что-то. А мы, наоборот, - никуда не едем: нам все привозят! И конечно, за время "перевозки" продукт модифицируется, а иногда и просто портится. Гниет. А иногда и вообще товар перепутан, получатель коробку открывает, а оттуда - "Холливуд! Та-ри-та-ри-та!", "Holly shit!" - только и остается развести руками и спеть "Семь-сорок". Это и к Голливуду и к нам подходит. О ХОЛЕСТЕРИНЕ И ГОЛЛИВУДЕ*, ПОВЫШЕНИЕ ДОЗЫ КОТОРЫХ СПОСОБСТВУЕТ ДУХОВНОМУ ПАРАЛИЧУ Когда я начинаю есть потэйто чипс**, я всегда говорю себе: "Съем парочку, троечку, и все!" Но всегда получается так, что - глядь, уже полпакета слопала! Ужас, не хотела ведь, а... затянуло. То же самое могу сказать и про голливудскую, да и вообще масскультуру. Как и потэйто чипс, она сама просто лезет в рот и от нее не отвязаться. Она прилипает как банный лист, как попсовые песенки типа "Мальчик хочет в Тамбов - чики, чики, чики, чики-та!". Сама собой крутится в голове! Раз только послушаешь, и с уверенностью можно сказать, что полдня будешь напевать. Само будет петься! Почему, почему так же вот, само по себе не напевается, например, yaйльдовское: "Но убивают все любимых, - Пусть слышат все о том..." Впрочем, это временное явление: просто не дошли еще руки какого-то "деятеля" (делателя) масскультуры до "Баллады Рэдингской тюрьмы". Потому что до бородинских "Половецких плясок" уже дошли они известны американцам как песня "Стрэнджерз ин парадайз". И нельзя сказать, что аранжирована и исполнена эта "пляска", ставшая песней, плохо. Или взять любовь Сержа Гинзбурга к классике - его знаменитая "Жо т'эм" в исполнении Джейн Биркин - это прелюдия Шопена. Да, но я вот все-таки предпочитаю его, Гинзбурга, интерпретацию классики, переложение ее в более современный ряд звучания. Не упрощение, а возвращение и попытка заново пережить. Именно пережить, а не слопать или, как модно выражаются современные деятели нашей масскультуры, - схавать. Голливудские версии "Анны Карениной", "Дамы с камелиями", довоенные еще, с Гретой Гарбо, вызывали приступ истерии. То, как голливудцы изображали общество от буржуази или русскую аристократию, походило на кич. Грета Гарбо, конечно, была роскошна, но тоже, надо признаться, несколько нелепа. То, что она не походила на типичную американку, говорила с акцентом, уже, по мнению голливудских "акул", приближало ее к классике европейской литературы. Да и сама она европейка! А у американцев все запросто - "русская?! Наташа?! О! Толстой! Гагарин! Ельцин! Кавьёр! Балалайка!.." По-моему, это-то как раз больше всего и раздражает - запростецкое смешение всего и вся! Никакой тебе иерархии, сплошная демократия! "Что тебя привлекло в буддизме, Ричард?" - спрашивает Лэрри Кинг у Ричарда Гира. И через три минуты то же самое почти у... Далай-ламы! Он тоже приглашен в шоу Лэрри Кинга! А потом Тина Тернер поет - на одном дыхании - длиннющую мантру. Боже ты мой - Далай-лама в каком-то смысле аватара, наделен сверхъестественными свойствами и так далее и тому подобное... А эти двое, пусть звезды, пусть! я ничуть не умаляю их достоинств, но они-то - выбрали! их привлекло! По-моему, буддизм именно поэтому и "привлекает" особенно американцев, что это вроде ведь и не религия, и нет в нем веры в единого создателя, а есть своя философия, свой вэй оф лайф*. Вот это последнее особенно ценится американцами. Вэй оф лайф равнозначен - все имеют равные права. Будь ты Далай-лама или актер, парикмахер или философ. И все имеет право на бытие. В каком-то смысле Голливуд тоже как буддизм, если рассматривать последний так запросто. Поверхностно. А Голливуд - это наиярчайшее отражение современной культуры, это уже не просто киноцентр. Это вообще - современная, наша масскультура. А какая еще у нас может быть, если мы являемся обществом масс?! Одно дело, когда "запростетски" художник смешивает стили, и другое, когда созданное им уже "хавает" масса. Она-то не знает всех причин этого "нового" произведения. Не знает, "откуда ноги растут", откуда берут начало корни произведения. Поэтому относится как к чему-то сегодняшнему, сиюминутному запросто! Вот поэтому, видимо, очень важно было всегда упоминать оригинал. "Вестсайдская история" - это современные "Ромео и Джульетта"! И сразу отношение меняется, даже если и не читали Шекспира. Знают ведь все - Шекспир это классика! Или новые исполнители старых песен. "Ремикс" Моррисона - это здорово. Потому что "Дорз" - это уже классика! Обращение к прошлому в данном случае скорее наталкивает на мысль о несостоятельности настоящего. Действительно, зачем вот этот фильм (я даже не знаю его названия!) с Софи Марсо называют современной "Анной Карениной"? Как будто без "Анны" он был бы хуже (если вообще может быть хуже!). И пародист Арканов уже поет свою пародию не на "Анну Каренину", а на фильм! Только у него девушка "не хочет подсесть на иглу", как в фильме, а все-таки бросается под колеса. В моем детстве, высмеивающем все и вся, это были колеса трамвая. А еще написал он про Анну Ты на ночь ее не читай От жизни такой разнесчастной Попала она под трамвай. Вопрос, почему надо подстраивать все под середнячков, неизбежно приводит к ответу - потому что их больше. У большинства экстравертная модель мышления, они не могут сосредотачиваться на самих себе и своих мыслях, они не то чтобы не хотят, но не могут себя заставить самосовершенствоваться. Поэтому и надо что-то попроще, что они могут быстро "схавать", проглотить не задумываясь. Потребить, то есть купить. Монетаристское мышление, рыночные отношения и экономика как цель (а что в нашей стране цель? Экономика!) приводят к тому, что происходит подмена качественных характеристик количественными. Чем больше купили, тем лучше, и даже вы - чем больше можете купить, тем вы и лучше. Поэтому, конечно, не важно, что Моррисон был бунтарем с суицидальными наклонностями, - сегодня его растиражируют, потому что его песню спел прилизанный буржуазный мальчик. И "Анна Каренина" туда же. Главное, чтобы большее количество людей приобрело-потребило. "Схавало". "Хавать" картофельные чипсы вредно потому, что они содержат много холестерина. А он, в свою очередь, плохо влияет на сердечно-сосудистую систему и может вызвать паралич. Ноль реакций то есть! То же самое можно сказать и о масскультуре, о голливуд-ском подходе к свободному времени, к отдыху. Главное, чтобы ни о чем не думали! Само собой чтобы крутилось в голове! "Мальчик хочет в Тамбов! тра-ля-ля-ля-ля-ля!" Интересно, что массовую популярность эта песенка обрела с подачи "самой известной и авторитетной женщины России" (Е. Киселев, программа "Итоги" за 13.04.97) - то есть А.Б. Пугачевой. Ну, положим, не сама песенка, а певец, ее исполняющий. Ну ясно, что он может исполнить и кто ему пишет. Но получается, что люди, помогающие занять такой вот собачьей чуши передовое место в сегодняшней культуре, признаны авторитетами, духовность для них "понятие глобальное". Если бы в ней хоть намек был на "тамбовского волка", тогда ее можно было бы принимать как нечто неразрывно связанное с прошлым нашей культуры и являющееся, таким образом, ее продолжением. Но недавно я узнала, что эта фраза о "тамбовском волке - товарище" из фильма "Дело Румянцева". Вряд ли "мальчик" его смотрел. А ведь, по идее, любое произведение - музыкальное, изобразительное, кинематографическое - должно в вас пробуждать что-то. Вас должно трогать и будить желание познать еще, перечитать кого-то, побежать посмотреть, чтобы сравнить. Но... Холестерин... сердечно-сосудистая... паралич. 1997 г., Москва ПРОСТАЯ СОВЕТСКАЯ МАМА В ПАРИЖЕ Простая советская - это мама, не говорящая ни на одном языке, кроме русского. В возрасте от 55 до 65, на пенсии, но еще работающая. Социальная ее принадлежность не ярко выражена и находится где-то в низших слоях интеллигенции - медицинский работник, воспитатель, административный работник. Муж у нее давно умер, но личной жизни она так и не устроила - все на детей. Вот к одному из деток она и едет. В приглашении, правда, сказано, что не к ребенку, а к ее жениху. Пригласить может только имеющий постоянное место жительства, зафиксированный адрес. Прописку?! Зафиксированный где? В документе! Тут же разбиваем два мифа о волшебном Западе - миф о том, что жить можно где угодно, и миф о том, что там документы не нужны. (Вспоминается восторг отъезжающих в 70-е годы в Америку через Израиль: "Там у них, в Лос-Анджелесе, вместо документов водительские права, Сеня!" Ну да, потому что в Лос-Анджелесе люди не ходят. Там все в машинах, в Лос-Анджелесе, поэтому и водительские права с пятнадцати лет. Мои до сих пор хранятся в портмоне.) Зафиксированное место жительства необходимо для: устройства на работу, открытия банковского счета, права на голосование, снятия квартиры. (Есть маленькая ловушка: чтобы снять квартиру, надо уже иметь постоянную работу. За студентов, например, при съеме ими квартиры расписываются - дают гарантию родители.) Если вы ничего этого не хотите иметь, можно и без зафиксированного, можно переснимать квартиру у друзей. Если у вас изначально американский паспорт и много американских денег, если доллар на бирже не падает, то вас это не касается. (Вообще, во Франции 500 тысяч бездомных. Откуда эта цифра, не совсем понятно - раз бездомные, то как же их нашли? 2 миллиона живет в квартирах, не соответствующих санитарной норме, 10 тысяч жилищ без водопровода. Соотносить эти цифры надо с населением Франции - 58 миллионов, а не СССР. В 89-м году префектура полиции города Парижа зафиксировала 40 тысяч нарушений иностранцами - нелегальное проживание.) Доказательством постоянного места жительства являются: квитанция за уплаченный телефонный счет, квитанция за уплаченный газ, свидетельство об уплате налогов - на ваше имя. Не на имя жениха. Поэтому жених и приглашает маму. Его невеста в процессе развода - это отдельная тема: женщина в период и после развода, - и каких-то документов у нее еще нет. Милая мамочка - я узнаю ее за расползающимися дверьми в аэропорту. Ой, она не одна - под ручку с какой-то другой простой советской. А на Западе принято считать, что русские недружелюбны, суровы... Русские очень любят друг друга, никогда не пропустят знакомства друг с другом. Приблизительно два часа я занималась этой второй мамой - ее никто не встретил, она тоже - ни на одном языке, она забыла в Новгороде телефон пригласивших ее, их имя написано у нее по-русски... Мы оставляем ее в аэропорту с табличкой на груди "Вера". Не напрасно у нее такое имя - она верит, что мир не без добрых людей. Она, правда, думала, что такими людьми будут представители "Аэрофлота". А они выходные. Когда проезжаешь на такси в полдень по воскресному Парижу, он кажется полупустым. Закупив еды в магазинах, открытых до двенадцати, французы разбегаются есть. Вот на лавочке, свесив ножки, лежит зарядившийся уже рабоче-крестьянским красным - полуторалитровая бутыль - клошар. Это очень заинтересовывает маму: "И у вас не забирают в милицию?!" Клошары - это неприкосновенность, им можно лежать почти везде, и они оповещают всех о том, что "Мы здесь, во Франции! Я француз! Дерьмо!" - перевожу я маме обычные их крики. "Что у пьяного на языке, то у трезвого на уме", - напоминает мне мама русскую мудрость, и я соглашаюсь. И замечаю, что не только на уме - в речи любого политического деятеля всегда очень много французов, француженок, французов вообще и напоминаний о том, что "мы здесь, во Франции!". По поводу ругательств я буду объяснять маме на протяжении всего ее визита. Нет, на стенах ругательств почти нет. Да и понятие "ругательство" как-то потеряло свой изначальный смысл. Куда популярней эмблемы типа: "Ле Пэн = свастика!", "Звезда Давида = свастика!", "СССР = свастика!" (Какое повальное увлечение свастикой!) Ругательства как-то потеряли силу. Но ими не брезгуют - все в общем-то по нескольку раз на дню повторяют слово "мерд", но, видимо, его надо переводить как "черт". Так оно в принципе незначимо. С другой стороны, ни одному телевизионному ведущему не придет в голову начать репортаж с этого слова. В то время как интервьюируемому им типу не возбраняется ответить этим словом. То есть все на вашей сове-сти, воспитании, восприятии ситуации. В Соединенных пуритански лживых Штатах, например, телевидение и радио обладают так называемым радаром, улавливающим все нехорошие слова, и если вы произносите их, то радар из них делает бипающие сигналы. Ваша фривольная речь таким образом становится следующей: "Я ему сказал, бип, чтоб он мне, бип-бип, больше этого, бип-бип, не посылал, бип!" Возможно, это, правда, только в передачах в записи, а в трансляциях на прямую все опять же на вашей совести и ответственности. Не на совести радио и телевидения. Привезя маму в квартиру, любезно оставленную соседом-поэтом со второго этажа на целый месяц, я сразу прошу ее не держать включенным под вскипевшим чайником газ, как это делают в Ленинграде. Дом довольно старый, и мало ли что, тем более жара в Париже. Мама обещает так не делать еще и потому, что видит в коридоре несколько коробочек счетчиков - на газ, воду, электричество. И все они крутятся, крутятся, крутятся. Быстро довольно-таки при включении чего-либо. Наш первый визит не в "ТАТИ". Оказывается, мама даже не знает, что это такое. О "ТАТИ" знают все советские балерины, все новые советские бизнесмены, все жены советских дипломатов и все русские, проживающие в Париже и ездящие в СССР. О "ТАТИ" также знают все местные жители арабского происхождения. Французы тоже знают о "ТАТИ", но, выходя из магазина, они срочно стараются избавиться от розово-синего мешочка с его эмблемой. "ТАТИ" - это дешево и безобразно. Самому там надо быть довольно сердитым, так как требуется орудовать локтями, дабы рыться в наваленных кучами вещах. Изначальное качество вещей оставляет желать лучшего - места изготовления в основном Тайвань, Корея, Китай, Гон-Конг. Тот самый Гон-Конг, о котором Владимир Буковский в интервью "Литературной газете" восторженно говорит: "Такой маленький и такой богатый по сравнению с гигантским Китаем..." Конечно, за счет работающих за гроши китайцев, малайцев, тайваньцев, индусов. Как и Сингапур, куда я отправляюсь после отъезда мамы. Вещи из "ТАТИ" очень популярны у советских кооператоров; СССР, похоже, собирается вести оживленную торговлю со странами, поставляющими свою продукцию в "ТАТИ"... Наш первый визит в культурный центр имени Жоржа Помпиду. Гигантский "завод" с трубами и эскалаторами, красно-сине-белого цвета - француз-ский, выстроенный итальянцами, вызывал немало недовольств в свое время. Но теперь он неотъемлемая часть Парижа. Как и Эйфелева башня. Мы устремляемся на пятый этаж к экспозиции Энди Уорхола. Энди мог бы стать духовным лидером перестройки с его видением мира - много-много-много кока-колы, много-много-много баночного супа "Кэмбэл", много-много-много Мерилин Монро. Много-много электрических стульев? Ну да! Для тех, кто мешает иметь всего этого много-много-много. Вот уже 5, а до этого 68 лет советским людям кто-то мешает... Символы эти Америки и современного мира тоже легко разбить. Если на ночь в концентрат кока-колы положить зуб, наутро от него ничего почти не останется. Баночный суп "Кэмбэл" очень-таки невкусный и сделан черт знает из чего. Мерилин Монро была посредственной актриской... Но когда этого много-много-много, ощущение изобилия заставляет забыть, что рай пластиковый, что прогрессивные изобретения эти для бедных. Увидев много-много-много Мао Цзэдунов, мама вспоминает молодость и тихонько напевает-нашептывает: "Сталин и Мао - братья навек!.. Какие мы веселые были на демонстрациях! Бежали с цветочками..." Я: "И что, никто не гнал вас, не под дулом пистолетов бежали веселые?" Мамочка смущается и говорит, что сами были веселые. "Вот странно-то, - думаю я, - что ни прочту в советской прессе, так не страна была, а каторга: никто веселым не был, с цветочками не бежал, всех пытали и везли в Сибирь!" Мама говорит, что так надо. По-моему, это девиз многих советских простых мам - надо. При выходе из залов с Энди Уорхолом - небольшой магазинчик. Видимо, такие имел в виду председатель Ленсовета Собчак, говоря о том, как может обогащаться город. Мы с мамой в тот магазинчик не пойдем, город не обогатим. Все, что в нем продается, в три раза дороже, чем в магазине в ста метрах от центра. Эти магазинчики рассчитаны на приезжих, не знающих город, на людей, которые второй раз уже не придут в магазинчик, и нужно сорвать куш, так сказать, с туриста. В нашем городе Париже первое, что удивляет приезжих, - это тротуары. Не тем, что они такие узкие порой, что вдвоем не разойтись, и не тем, что они большей частью покатые, так что дождь с грязью замечательно стекает вниз к мостовым, а тем, что на них. Любовь французов к животным выражается в цифрах в Париже 250 тысяч собак, это значит 20 тонн экскрементов ежедневно. Провести закон о штрафовании владельцев, не убирающих за своими четвероногими, равносильно политическому самоубийству. Любители животных, возглавляемые такими знаменитостями, как Ален Делон, быстренько лишат вас своих голосов. Поэтому мэр города Ширак изобрел разъезжающие по городу и убирающие проказы четвероногих г...сосы, в результате годовой бюджет на уборку - 42 миллиона, частично из карманов налогоплательщиков. Так как я не очень уверена в памяти моей мамы - она все время забывает, куда положила очки, - мы идем сделать дубликат ключа от квартиры. Он готов через полчаса и стоит 89 франков. Мама переводит на рубли, и этот ключик получается просто-таки золотым, за 89 рублей (по официальному курсу). Я объясняю, что все равно это выгодней, так как если она потеряет ключ, нам придется вызывать службу по взлому дверей и это обойдется в 1000-1500 франков. Не дожидаться же настоящих взломщиков (по данным префектуры Парижа, в 89-м году произошло 42 тысячи взломов квартир - зафиксированых - и 66 тысяч разнообразных грабежей). Так что я советую маме приглядывать за сумочкой в многолюдных туристских районах. 1700 вооруженных ограблений на нас не распространяются, так как имеются в виду магазины, банки, и прочие достопримечательности, "где деньги лежат". Мэрия города находится почти в географическом центре Парижа. На бывшей Гревской площади, где когда-то публично пытали, казнили, жгли и четвертовали. Ширак живет в мэрии, этой почти крепости на вид. Никто не прибегает с плакатами, чтобы он освободил помещение для плохо устроенных, несмотря на то что государственная помощь жилищами сократилась. В 77-м году государство помогло 200 тысячами квартир, в 89-м только 93 тысячами. Также почти в центре города - Дворец Правосудия, куда люди ждут очереди годами. Еще не будучи осужденными, но уже заключенными. Недавно был освобожден один итальянец, отсидевший в тюрьме семь лет. Дождавшись своей очереди в суд, он был приговорен к... четырем годам. Ну а три он отсидел просто так, в ожидании. В ожидании своей невеселой участи в одной из башен Консьержери томилась когда-то Мария Антуанетта - я фотографирую маму на фоне башен. И сейчас в подземельях находятся камеры предварительного заключения. Беспокоясь о маминой памяти, я сама забыла билеты на метро, и приходится покупать два, что дороже, чем десять сразу. Мама подсчитывает и спрашивает, а сколько же будет наш/ваш советский пятачок. Я умею считать, но получается какая-то ерунда, получается пять сантимов. Та малюсенькая монетка, которую порой и не учитывают при оплате чего-либо, - 595.95, например, может быть и 595.90. В метро нам "везет". На каждой станции входит просящий. Есть новый тип попрошаек - агрессивный. Они входят по принципу - ошарашить и испугать, то есть заставить дать денег. Есть просящие очень тихие. Так что даже не замечаешь их протянутой руки или коробочки. Обычная их речь при входе в вагон о том, что вот уже год как они потеряли работу, что зафиксированного места жительства у них нет, что у них жена и дети. К просящим можно отнести и музыкантов-певцов. Они, конечно, скажут, что зарабатывают, а не просят. Очень часто хочется дать денег, чтобы только не пел, не играл. В последнее время слышны польские песни, и однажды я слышала "Перекати поле" - кто-то из перестроечной волны. Но это временно, так как у музыкантов метро чуть ли не свой союз и просто так вам долго петь не удастся. Недавно же провели повторный закон о нарушении спокойствия пассажиров - так много развелось непризнанных талантов. Просящие сидят и в переходах, обычно с табличками "Хочу кушать!" или "Я голоден!". Если у них есть облезлая и худая собака с грустными глазами, они более везучи - собака вызывает больше жалости, так как сама по себе действительно беспомощна. А вот молодой тип мог бы и ящики еще где-то погрузить... Так думает моя мама, и я тоже. Говорят - нет работы, и женщина идет на панель. Каждый день я вижу вывески на магазинах - нужна продавщица. Может, временно, но нужна. А на постоянную работу чтобы устроиться, об этом надо было думать в 14 лет и овладевать профессией на будущее. Мир делится на хороших и плохих учеников. Хорошие идут на постоянную работу в бюро, плохие на временную в булочную. Есть еще одна категория - не плохие и не хорошие. А сами по себе. Желающие принадлежать себе, а не бюро или булочной. Таким сложнее всех. С кого требовать улучшения? Кого обвинять в ухудшениях? Вот они, видимо, поистине свободные люди. Наступает очень важный момент - поход в продовольственный магазин. Мама уже довольно насмотрелась на изобилие продуктов в маленьких лавочках и магазинчиках. Но поход в супермаркет будет как бы кульминационным - там всего много-много-много. Моя мамочка пережила блокаду Ленинграда, еда для нее - это что-то большее, чем просто продукт. Во время моего детства мама всегда беспокоилась, чтобы все было "свеженькое". Поэтому ее очень удивляет количество свежей рыбы, разложенной на прилавке со льдом: "Она же стухнет, если никто не купит!" Я объясняю, что все высчитано и проверено - сколько покупателей каждый день, сколько чего необходимо. Если остается продукт, то есть необыкновенные холодильники - самые вредные для атмосферы. Ну а если вообще не купят, то после определенного количества дней хранения выкинут, даже если не стухнет. Очень строгий контроль - маме это интересно, потому что она санэпидемиолог. Невероятное количество еды ежедневно выкидывается. Я это знаю, так как годами пою в кабаре и ресторанах всего почти мира (Лос-Анджелес, Нью-Йорк, Париж, Цурих, Сингапур даже) и вижу гигантские мешки с выкидываемыми продуктами. Они всегда находятся близко к кухне, а кухню всегда надо проходить, чтобы попасть в гримерную. "Боже мой, почему же не отдать бедным? Если не нам, то ведь в Эфиопии какой голод!" - разумно рассуждающая мама крутит в руке авокадо. Я согласна с мамой. Но великодушные гуманисты, заботящиеся о бедных, говорят, что нет денег на перевозку продуктов. Стоит не построить один "Мираж" (не клуб, естественно, а самолет), и столько миллионов освободится... Мы долго думаем, относится авокадо к фруктам или овощам. Я пытаюсь вспомнить, что было написано в "Книге о вкусной и здоровой пище" 1957 года издания. Из той книги я помню фразу: "Если увидите в магазине кролика купите!" Цинично она должна звучать для сегодняшних читателей. Но еще я помню, что в 75-м году с баскетболистом по прозвищу Гулливер мы таки покупали кролика и объедались им, зажаренным в духовке. С мамой мы покупаем упакованную курочку - без лап, без потрохов, без головы и без шеи. Лапы у курицы отсутствуют не только потому, что несъедобны, но и по эстетическим причинам. Курицы в супермаркеты поступают с ферм, где на каждую птицу приходится 400 кв. сантиметров. Это 20 на 20. Ходить такие курицы не умеют. И лапы у них деформированы, поэтому и обрезаны. Но зато их много-много-много. Маленькие лавочки не способны конкурировать с супермаркетами, поэтому их курочки, выращенные в естественных условиях, на природе, стоят дороже. Они, конечно, вкуснее, но кто говорит сегодня о качестве... Когда мы возвращаемся к нашему дому, маму удивляет, насколько фасад его чище и свежее лестницы: "У вас тоже косметические ремонты делают?" Да, и то, видимо, благодаря тому, что мэрия района заставила хозяина дома сделать такой ремонт. Вообще, не все в городе чистят и реставрируют - это зависит от бюджета владельца здания. Если владелец - город, то все в порядке и здание ждет своей очереди. Правда, этот закон был проведен только в конце шестидесятых годов тогдашним министром культуры Андре Мальро. До этого Париж был очень-таки закопченным, как и до сих пор не вычищенная почему-то церковь Святого Николая на пересечении улиц Реомюр и Бобур. Вечерний город - это будто другой город. Париж ослепляет богатством. Освещено все. Но ясно, что владелец маленькой ремонтной мастерской не оставит в ней свет на ночь, в то время как владелец модного дорогого бутика - оставит. Париж, таким образом, все больше превращается в город дорогих бутиков, современных бюро. Участились случаи выселения людей из старых домов. Их сносят, выстраивают на их месте новые - современные - и сдают под бюро и бутики. Дороже, естественно. Население с небольшим доходом все больше отодвигается к окраинам, за город. Так образуются гетто. В городе со смешанным населением преступность ниже, чем в районе с населением одного социального класса, особенно если он беден. Начавшаяся в 60-е годы и приветствуемая населением модернизация Парижа сегодня ясно дает знать, что город постепенно теряет все человеческие качества, то, за что Париж и был любим. Свой первый вечер в Париже мама заканчивает перед телевизором. Ее поражает манера дикторов все время смотреть на телезрителя: "Как это они все по памяти говорят?" Мама не понимает, что они говорят. По мне бы так поменьше. Все новости-информация снабжены комментариями, то есть готовыми для вас, телезрителя, ответами, взглядами, мнениями. Это как футболки, которые невозможно теперь купить без надписей, или поздравительные открытки - за вас на них и обнимают и поздравляют, а вы только подписываетесь. Еще мне кажется, это немного глупо, что диктор таращится, как рыба, на зрителя - на самом-то деле он читает текст, который дается ему на панно или телеэкране. У некоторых не очень натурально получается такое чтение, и вы видите тогда, как дрожат и бегают округленные зрачки слева направо (на экране наоборот). За месяц туризма с мамой я лишний раз смогу убедиться, что простые советские мамы крепче всего впитали в сознание революционный лозунг о равенстве. Маме даже официанта жалко: "Загоняли его, бедного!" В ресторане и кафе она по-советски гость, а не клиент платящий, а следовательно, и "музыку заказывающий". Недаром во время опросов общественного мнения, проводимых ВЦИОМ, чаще всего большинство голосов отдают за что-то всеобщее, всенародное, равное. "Купола в России кроют чистым золотом..." - не обойдется и без Высоцкого. Эту строчку мама вспомнит, стоя на парижском мосту... Александра Третьего! Подарок русского царя французам сияет золотыми крылатыми конями по четырем краям. С моста виден золотой купол Дома Инвалидов. Единственные купола в городе, сияющие золотом. И в Версале прозорливая мама заметит, что золото на попках амуров поизносилось, так что наполовину они негритосы. "А где же королевские предметы? У нас-то все вплоть до зубочисток царей!" - Удивление мамы наводит меня на мысль, что русская революция была гуманней, а народ сознательней: здесь не украли только кровать Марии Антуанетты, и то, видимо, потому, что нелегко ее, кроватищу, было красть. Зазывающие сфотографироваться на площади Согласия под украденным Наполеоном в Египте обелиском послужат темой для разговора о том, какой бизнес будет открывать мама, когда окажется среди 30-40 миллионов безработных. Как я не верю Саше Соколову, заявляющему, что "в Греции никто не работает, а все греки богатые..." (интервью в каком-то из номеров журнала "Юность" 89-го года), так я не верю, что все эти миллионы срочно захотят открыть свои лавочки и киоски. "Глажу рубахи!", "Чиню унитазы!", "Сосу ...!" - вот эти последние, предлагающие свой сервис, освободят, правда, занимаемые ими - по документам - должности уборщиц гостиниц. Как реликвии, я буду хранить растворимый кофе, чай и зубную пасту, привезенные мамой "хоть как-то помочь тебе за границей". Для простой советской мамы я все еще за границей, вот уже 15 лет. Как странно мне слышать сожаления людей о тех, кто должен жить за границей... Это же такой шанс! Не туристом обежать туристские же достопримечательности, а именно жить. Узнать другую культуру, ритм, обычаи. Чтобы себя узнать! И чтобы стать более зрячей к своему дому, пусть он и не является зафиксированным местом жительства вот уже пятнадцать лет. 1990 г., Париж P.S. СССР уже не существует, как и советский пятачок. Местные дикторы ТВ так же пялятся в зрителя якобы. Но согласно последним высказываниям первого Президента РФ - мир хочет быть разнообразным и не хочет под диктовку Клинтона жить, смеяться и т.п. Разнополярности, многополярности... Ха! сидя перед компьютером и творя каждый свой виртуальный мир! Главное - суметь отличить потом реальный от виртуального. 1999 г., Москва ЩИ КИСЛЫЕ - СОЛЖИКИ ЖАРЕНЫЕ "Архипелаг ГУЛАГ" я читала зимой 74-го года в Москве. Только-только изданный за границей, я возила в метро толстенный том первый, будто испытывая судьбу: заберут меня или нет? Наверное, в 16 лет, в поисках острых ощущений, не особенно задумываешься: а не будут ли они настолько острыми, что опасными для жизни? Еще какое-то неверие (в связи с непониманием, видимо) в значимость "Архипелага" придавало смелости и подталкивало на опрометчивые поступки. Требовать от шестнадцатилетнего человека принципиальных и закоренелых взглядов - глупо. Это как раз тот возраст, когда можно все отрицать, но ответов еще не знать. Еще можно... С другой стороны, я согласна с Эрнстом Юнгером (немецкий писатель-философ, одно время национал-большевик, анархист и одиночка), сказавшим, что люди в общем-то не меняются, а наоборот. Действительно, какие-то жизненные понятия у меня остались теми же, что и в 16 лет. Дурацкая вера в справедливость, в то, что самые важные - люди таланта, деньги не важны, вера в героя, то есть романтизм (в смысле идеализма, а не "палатки-костра-водки-гитары")... Поэтому мое отношение к Солженицыну, собственно, не изменилось, а закрепилось. Тот факт, что я "знакома" с ним с 16 лет, видимо, позволяет мне не испытывать трепета перед его именем. Да и вообще, наше поколение, мне кажется, ни перед кем его не испытывает, и фраза: "Нет кумиров в своем отечестве" - распространяется на весь мир. То, что телевидение заменило сегодня библию - истину и правду, - что оно у многих в спальнях - то есть вы у себя в постели "принимаете" и президента, и звезду, и писателя, и философа, - позволяет такое "короткое" отношение к этим "гостям". Укорачивает дистанцию и, разумеется, притупляет значимость и важность событий и персонажей. Сколько раз за день умирают перед глазами, проходят голодные и обездоленные или, наоборот, - озаренные славой... Впечатление подчас, что вы сами уже выступили и на концерте Майкла Джексона, и вы сами сказали, что будем бомбить Ирак, и вы сами едете в шикарном автомобиле к своему дому, а не персонаж "Санта-Барбары"... И эти слова, произнесенные Солженицыным по француз-скому телевидению в программе "Бульон культуры", получается, были сказаны вам, как бы с глазу на глаз... Не затаив дыхания, внимаете вы им, не думаете, что для многих людей, видимо, этот человек "живой миф", профет и мессия. Действующие лица спальни: Домашняя хозяйка (живет в Париже, коллекционирует работы рус. художников). Переводчица (проездом в Париже из Питера). Коммерсант (в прошлом работник научно-исследовательского ин-та, тип одновременно "физиков и лириков", занявшийся коммерцией не так давно). Аналитик (программист-информатик, полуукраинец, живет в Париже). Художник (собирательный персонаж, живет в Париже). Певица (живет в Париже, действие происходит в ее спальне). Персонажи экрана: Солженицын А.И. Бернар Пиво - ведущий программ "Апостроф", "Бульон культуры". Глюксман - профессиональный диссидент. Гер?а - журналист. Андронников - переводчик. Албанский писатель Небольшая комната - диван, постель вечного студента (матрас), кресло, стул. Посередине - столик, заставленный чашками "ЛФЗ", пакетами печенья, сладостей. На стенах - картины, плакаты, в том числе и советские. Над постелью: "Повернуть ход истории вспять не дано никому!" - плакатный рабочий указывает рукой на постель, покрывало которой с аппликацией серпа и молота. Все персонажи у телевизора. Передача уже началась. Домашняя хозяйка. Хорошенький! Худенький. Без пуза... Но помню, я была в ужасе от его предыдущего выступления у Пиво, когда он заявил, что всю жизнь мечтал играть в теннис, аж в лагере! Художник. У меня от него аллергия! (Встает на стул в позу памятников Ленина.) Но он стал цивилизованней. Для Запада! Бернар Пиво. Александр Солхенищин! Первый во-прос к вам: как вы? Солженицын. У меня все хорошо. Дела идут плотно. Но когда на Родине они плохи, можно ли думать о своих... Певица. На Родине они плохи сейчас. А он все о семнадцатом годе! (Полулежит на постели, курит.) Солженицын. Все сегодняшние невзгоды России - в семнадцатом году. Певица. После семнадцатого года уже три поколения выросло и четвертое подрастает! Коммерсант. А он весь в прошлой борьбе... Переводчица. Жаль, за переводом не слышно самого... Еще этот старый Андронников, он у де Голля переводил, с такой плохой дикцией... Домашняя хозяйка. А у него трепет перед Солженицыным. Боится лишь бы какое слово употребить... Поэтому не все и переводит... Но этот, Глюксман, чудовище, под горшок остригся, а? Переводчица. Он похож на Бабу Ягу! Певица. Это еще ничего! Раньше у него были длинные волосы, один нос торчал... Худой, как будто болен СПИДом... Аналитик. Солженицын, конечно, далеко от Толстого не ушел... Бернар Пиво. Когда? Когда? Когда? Солженицын. В мае девяносто четвертого года. Певица. Необходимо, чтобы в России до мая прошли выборы, а то он внесет такую сумятицу в и так уже затуманенные умы... Бернар Пиво. Значит, ровно через двадцать лет! А почему же раньше вы не ехали? Солженицын. Не мог бросить начатую работу. Не мог вернуться туристом. В России негде было жить. Только два года назад получил паспорт. Аналитик. Да на кой он нужен, паспорт этот неизвестно какого государства. А теперь еще и выбирать надо! Во, придумали! У Советского Союза хоть было соглашение о двойном гражданстве, а у СНГ... Певица (поет). Гэ-гэ-гэ! Бернар Пиво. Не думаете ли вы, что пока ваш дом строился, Александр Солхенищин, российский разрушился?! Певица. Вот это да! Ну Пиво выдал пафос! Солженицын (машет руками). Он разрушался начиная с семнадцатого года! Аналитик. Действительно, чего торопиться, раз уж семьдесят лет гниет!.. Вообще, это маразм! Прямо, ничего там не построено?! Домашняя хозяйка. Я вот там университет закончила, самый такой факультет... журналистики... никого не брали... Дочь врага народа... Жена врага народа... Певица. Почему у русских, на каком бы социальном уровне они ни находились, все сводится к ДАЧЕ?! Это же уму не постижимо! И Руцкой, вон, разоблачал коррумпированных, а сам тем временем... ДАЧУ строил! Переводчица. И Собчак залез на дачу нашего бывшего главного обкомовца. За трехметровый забор! Певица. Как узко они видят власть! С крыши дачи! Художник. Мухи навозные! (Опять на стуле, за его спиной на стене - карта Советского Союза.) Я бы сказал - видите, что за моей спиной?! Вот это все МОЕ! А им шести соток хватает! Переводчица. По-моему, ему дали все десять гектаров! Певица. Народ, о котором они все так заботятся, никогда, в конце концов, именно этого и не прощает. Раз ДАЧА - символ зловещий и авторитарный! Тем более эта дача его в логове всех номенклатурщиков! Землю-то ему дали, подарили. Ну и что, что строит на свои деньги! Аналитик. Это если доллар - тысяча двести рублей, за пятьдесят тысяч долларов можно такой дом отстроить... А что такое пятьдесят тысяч для Солженицына? Плюнуть. Солженицын. ...писатель, он должен объединять! Переводчица. А сам разъединил всех и разделил - на жертв и палачей! Коммерсант. Нет. У него все и палачи и все жертвы. Домашняя хозяйка. Наивны эти надежды на всеобщее покаяние. Да и просто чудовищны! Безобразие! Певица. На Красную площадь все, на Лобное место! Домашняя хозяйка. Тише! Не слышно же! У всех, если уж о православных, для этого есть церковь и священник, к которому можно пойти и покаяться. В молитве человек просит прощения у Бога, и Бог каждого прощает! Тайно и наедине! Бог для этого есть! Коммерсант. А Солженицын себя и видит Богом! Домашняя хозяйка. Это все пахнет китайской революцией! И потом, вон уже были эти цирковые сжигания партбилетов! Да и почему же все себя должны ощущать виновными и обиженными? У меня вот семья пострадавших, и то я помалкиваю! Аналитик. Он вот забывает, что, как он верит в Бога, люди верили в идеи коммунизма! Домашняя хозяйка. Местные великие не покаялись. Ни Арагон, ни Сартр, ни Пикассо, ни все эти леваки! А они были куда идейней! Только здесь уже я и услышала действительно сформулированные в идеи речи, от местных! В Московском университете в шестидесятые годы никто не обращал внимания на это. Диамат зубрили для экзаменов. Для диплома! Это же смешно!.. Он мог бы действительно объединить "наших", русских, растолковав им наконец эту фразу Ленина "цель оправдывает средства", а то что это за безобразие: раздирание на куски, захваты территорий и людей! Либо верните границы восемнадцатого года!.. Гера, он все-таки иногда пытался понять что-то, вещая из Москвы! Солженицын. ...псевдодемократия... хаотичность... парламент советский... нет, я не буду выдвигать свою кандидатуру в президенты. Аналитик. Конечно, что за ерунда: президент! Он будет Царь и Бог и Дух Святой! Переводчица. Да, вся его жизнь, выходит, посвящена его месту в истории. Домашняя хозяйка. И для таких целей нет ничего лучше, чем еврейская жена. Она у него из прекрасной семьи. Мать ее, Екатерина Фердинандовна... отец генерал... Наша милка сексапилка! Она была очень хорошенькой! И сейчас видно! В "Колесе" у него, когда этот тип изменяет жене, он как раз описал, как это все с ней происходило. Она ему открыла все прелести альковной жизни... Переводчица. Поэтому он ближе к Толстому, чем к Достоевскому. У него много плотского и земного. Можно даже сказать материализма. Это, возможно, от постоянного присутствия женщины - женщины куда более земные в силу своих биологических начал: продолжение рода, инстинкт его сохранения. Домашняя хозяйка. Ну, Пиво беспардонный... перебивает... Он как посредник поясняет вопросы. А во-просы не по делу! Какое наше дело до его детей? Где они будут жить? Где хотят пусть живут! Кто они такие? Коммерсант. Как же? Они с детства у него привлечены к его труду! Помните, в восьмидесятых, как они у него, маленькие, заполняют карточки его словами, словообразованиями... Язык Солжа! Переводчица. У него плохой язык. Просто не эстетичный. Обустроить. Коммерсант. Это слово Ленина. Переводчица. Вот именно - это очень старо. И просто звучит некрасиво. Напрашивается что-то некрасивое - обус... обос... Лингвистический просчет! Как и во многих сегодняшних аббревиатурах, использовании иностранных слов. Солженицын (изображает руками круги, которые сужаются, поднимаясь пирамидально вверх). Демократия должна развиваться снизу, постепенно. Коммерсант. Ну да: а на самой вершине сидит Солженицын. Просвященная диктатура Солженицына, а демократия пусть внизу растет. Солженицын. ...зловещие силы... Певица (поет). Силы враждебные веют над нами... - вечная русская идея! Гер?а. Вы так же плохо относитесь к Западу, как и когда только приехали? Солженицын. ...XX век породил технический прогресс и упадок морали... орган этический и моральный, вбирающий в себя людей лучших из народа (смеется), это сложно осуществить, поэтому я предлагал представителей от всех профессий. Певица. Это древние Афины! Греция! Я приветствую! Только в Афинах такими лучшими людьми были граждане, то есть люди не работающие, свободные от работы. Они посвящали все свое время дискуссиям, спорам, выражавшимся в "на мой вкус"! Это и называлось политикой. Солженицын. ....он не должен обладать властью. Певица. Там и так сплошное безвластие! И даже у власть имущих нет ее, либо не умеют пользоваться! Коммерсант. Если бы он согласился там возглавить какое-то движение... Певица. Никогда он не примкнет к существующему уже! Бернар Пиво. О сегодняшних событиях... Солженицын. ...зловещее признание отдельных, не существующих как таковые, государств... границы Тито... границы Сталина... Католичество всегда хотело повернуть православие... всегда требовало от него... православие терпимей... католичество требовало перехода в его веру от православных! Певица. Эх, переводчик! Не все ведь перевел! О таком важном, а? Здесь никому ведь не позволено об этом! Хоть Солженицыну дайте сказать! Домашняя хозяйка. Да, ублажил душу! Но вот за переводом мы расслышали об украинских националистах, а он не перевел! Глюксман. Когда сегодня московскую девушку спрашивают, кем она хочет быть, то получают молниеносный ответ: "звездой", а затем сразу дается второй вариант - проституткой. Аналитик. И не просто, а валютной! Забыл сказать Глюксман! Глюксман. ...это останется теперь тайной, но вот возможно, что выбор славянского Папы был обусловлен вашим влиянием... Домашняя хозяйка. А сам-то ведь против славян! Против сербов, Глюксманище! Солженицын. ...написал в опубликованном труде о коррумпированности власть предержащих, о трудностях молодого подрастающего поколения... (Раздается телефонный звонок, и певица снимает трубку: "А, Наденька! Смотрю нашего Заслуженного Валенка!.. Не понимаешь? Солженицына... Вот тебе двадцать лет, что для тебя Солженицын значит? Не стесняйся..." На другом конце телефонного провода девушка тужится: "Нууу. Ээээ. Я не знаю, что представляет для меня Солженицын..." Певица заканчивает разговор.) Художник. Мнение простого, дикаря вот: он нас выведет, Солж великий! А по мне - так и пускать не надо! Певица. Он осторожен, очень округло отвечает... общие фразы... Коммерсант. Нет. Четкие планы. Он будет во главе. Переводчица. Он ошибается, говоря о советской власти. Не было еще в истории, чтобы от власти сами ушли! Певица. Чушь какая! Это их ушли! После последнего слова Горабачева через секунду, меньше! СССР был отменен! Флаг сняли и водрузили другой! Вы себе такое можете представить? Чтобы вдруг республику отменили. И ни одна сволочь там не выбежала на улицу! Протестуя! Озвереть можно! Домашняя хозяйка. Они должны прекратить ходить под знаменами. Конкретные требования! Почему они, те же пенсионеры, считающие себя ограбленными, не выйдут сотнями тысяч перед их белыми домами, мэриями собчаков-лужковых! С требованиями хотя бы город убирать! У Романова в Питере тоже дача была, но и город был чистым! Коммерсант. Было уже такое в истории в тысяча восемьсот шестьдесят первом году - самураи отказались от власти. Певица. Не дай бог об этом коммунистам намекнуть, прикарманят для сравнения! Самураи... Не партия, а богадельня! Бернар Пиво. Как же вы видите, Александр Солхенищин, выход России из хаоса? Солженицын. ...травка пробьется и сквозь асфальт... Певица. Травка это хорошие, а асфальт - зловещие силы. Да? Аналитик. Сорняки да буряки быстрее произрастают! Коммерсант. Да, но так оно в конечном счете и будет! Он прав. Певица. Только эти самые хорошие, они, эта травка, совсем не такого качества, как он себе представляет! Вот она, молодежь! Жариков из "ДК" издатель "Красной кабалы", диссертацию может защищать. Дугин "Конспирология"! "Зазеркалье" - группа фашистиков! Хулиганская "Х.З.", забивающая х..! Там уже больше четырехсот партий зарегистрировано! Коммерсант. С ума сойти! Хорошо хоть многие не больше десяти членов насчитывают! Домашняя хозяйка. Мафия не даст ему там так разглагольствовать! Я бы не повезла детей на его месте - убьют топором или лопатой, как там у нас любят! И демократы не дадут! В их руках телевидение, газеты! Художник. Человек каменного века! Из-за колючей проволоки жизнь наблюдает! Что он знает? Я бы эту падлюгу вообще... Домашняя хозяйка. Да тише же, варвар! Он таки знает, учительствовал. Вот и "Матренин двор" написал... Певица. Но все это в прошлом! Где в его творчестве дух, запах, грубо говоря, этой, настоящей эпохи? Даже вот Зиновьев уже написал "Катастройку"! А он все через спицы "Колес", через "Август четырнадцатого", сквозь складки "Узлов", действительно через лагерное окошко! Гер?а. ...торговые отношения с Западом за тридцать лет до революции только начались. Поэтому говорить, что дореволюционная Россия была цивилизацией, в нашем понимании, нельзя, наверное. Солженицын (машет руками). Да что вы! Купцы существовали в шестнадцатом веке! Вели дела с Китаем, с Персией, плавали через Ледовитый океан! Певица. Господи, великий шелковый путь открыть! Сегодня там одни спонсоры и кругом "немцы" - шоп, шоп, шоп! Домашняя хозяйка. Иерихонская труба! Просто самая настоящая... Но он прав, что побирательство у Запада ужасно. В этом есть момент разврата, патологии... все эти помощи. Гер?а с Глюксманом этого не понимают, вон глаза выпучили... как это не нужна, мол, помощь? Солженицын. ...все нации разные, и в этом их драгоценность... Певица. Но ведь он сам говорит, что все в мире видоизменяется, и народы тоже. Что же он думает, что русских это не касается? В России сегодня каждые полгода как десятилетие здесь! Аналитик. Но хорошо он по ихней демократии прошелся, по католикам, еще бы про экономику добавить, про наших Нобелевских - Леонтьефф... Контарович... Домашняя хозяйка. Но он не трибун! Певица. Да это же телевизионная популярная передача. И сам Пиво все упрощает, и Солженицын это понимает, я думаю... Солженицын. ...я противник всех революций! Домашняя хозяйка. Но все-таки в нем есть пламя. То, что вот он не задумывался, ехать ли на юбилей Вандейский! Я тоже особенно люблю эти страницы истории... А кто такой этот Казанова? Аналитик. Лучше бы пригласили Элен Каррер Д'Анкосс, ее представляли на пост посла Франции в России! Певица. Наверняка с подсказки русских! Они обожают тех, кто им делает зло! Шеварднадзе вот на пост Председателя ООН предлагали! Аналитик. Это было выгодно американцам! Коммерсант. Конечно, а то вон их цэрэушника уже кокнули в Грузии! Художник. Так это КГБ его шлепнуло! А то, вообще - предатели! Какое право имеет какой-то там директор ЦРУ ехать разбираться на чужой территории, не в своих делах, а? А Солж врет, что будет вне политики! По его хитрым глазам я вижу. Ему только бы, чтоб слушались! Надменный! Божок! Переводчица. Никита Кривошеин тоже уже, конечно, но у него хоть дикция получше, хорошо, что меняются переводчики... Домашняя хозяйка. Никто из местных провидцев не предугадал развала СССР! Ни один! Они думали, это их "зло" навсегда, - за счет него и кормились, карьеры строили, наживали политические состояния. Никто ничего не предугадал! Бернар Пиво. Чем же вы будете заниматься в России, Александр Сулженихиц? Солженицын. Общаться с народом. Аналитик. Его будут возить в бронепоезде, и он будет из-за пуленепробиваемого стекла вещать... Переводчица. Он так разделил народ, что многие его просто ненавидят, именно в нем видя зло российское! Аналитик. Будет чаи гонять с этим... Глеб Якунин. Он там на всех демонстрациях стоит рядом с Еленой Боннэр... православный! Домашняя хозяйка. Но он вовсе не за демократов, считая их псевдо! И принадлежащими все равно коммунягам! Певица. А будто это не так?! Во главе правительства человек, совсем недавно защищавший в своей всемирно известной книге идеи социализма! Албанский писатель. ...волнует творчество ваше... Певица. Он давно уже им не занимается. Архивариус. Солженицын. ...небольшие произведения... у нас там не меньше шести авторских листов надо... Переводчица. Да что вы, Александр Исаич! Кирпичи! По четыреста страниц! Меньше не выгодно! Аналитик. Можно будет хоть прочесть! А то эти его тома - у кого же есть время читать? Время на зарабатывание уходит! Потреблять чтобы! Бернар Пиво. Возможен ли возврат коммунизма? Солженицын. Нет. Он был обречен в семнадцатом году. Певица. А в Польше вот многие бывшие коммуняги, возможно, получат голоса на выборах*! Аналитик. Его критерии начала века! Переводчица. А сейчас схожая ситуация. Ломка. Переход. Певица. Но тогда путь был неизвестен. Нов! А сейчас в сторону капитализма, который мне, например, хорошо известен из личного опыта жизни в самом развитом, американском. Поэтому вот такие Наденьки двадцати лет и приезжают сюда - зачем строить, если уже есть! Глюксман. Возможен какой-то русский путь демократии? Солженицын. Я не стал бы использовать эти выражения "русская душа" или "русский путь", но у каждой нации свое лицо. Домашняя хозяйка. Все-таки три важных темы затронул: католичество, Вандеи, то есть сравнение с Белой Армией... Певица. Которой помогали оружием союзники, а русские, как вспоминает Деникин, собрали четыреста тысяч рублей. Как и сейчас - все заботятся о своем счете в Швейцарии. Домашняя хозяйка. ...и конечно, важно о границах! Это черт-те что! Сейчас вот опять будет набор в армию, и что, куда их пошлют, что защищать? Либо определите четко, либо выгнать всех к едрене фене из Москвы! Иностранцы раз! Им газ, им энергию бесплатно! А Украина продаст русский флот! Продаст атомное оружие! Видели вы такое! Аналитик. А я крестился этим летом! Там, правда, на Украине организовали Украинскую Православную, ерунда какая-то... Про РУХ ничего не слыхать, правда, ну а западная Украина - это, конечно, штучка-с... Бернар Пиво. Ваш сын будет играть с Ростроповичем... (Показывает пластинки Ростроповича, рекламируя, как и на всех своих передачах рекламирует книги.) Певица. Он, конечно, не упустит момента! Но и Ростропович тоже и под стеной, и в Белом доме, и на Солженицыне... Какой винегрет устроил: и Николай II, и Анри Труайя, и Достоевский, церковное пение, фильмы... Передача окончена. Телефонный звонок. Певица снимает трубку, на другом конце провода: "Помните? Вы у меня были в Париже, я у вас бывал. Якушкин Дмитрий из "Московских новостей". Певица. Конечно! Сейчас теле выключу только. (Выключает. Все тем временем доедают печенье, сладости, допивают чай...) Вы надолго? Якушкин. На неделю. Я все записал, я там был... О чем бы еще написать французском? Нас там безработица как-то не очень интересует... Певица. Все судят по внешним признакам - витрины, транспорт, улицы! А я вот, признаюсь, получила наконец-то, после шести месяцев изучения моего дела, это самое пособие по безработице! Мой рабочий день оценен... в пятьдесят четыре франка и семьдесят сантимов! Вот так-то! Если бы я жила одна, пришлось бы идти в приют ночевать! Певица еще во многом призналась, наивно забыв потребовать от журналиста гарантий упоминания (или неупоминания) ее имени. Останется на совести журналиста. Якушкин. Я вот думаю, ехать мне в Вандеи или нет? Не очень охота... Занавес. 17-18 сентября 1993 г., Париж ВЕЛИКИЙ ПОХОД Меня не устают спрашивать, когда же я возвращаюсь в Париж. Русские хотят все зафиксировать навечно, будто жирную точку на вас поставить. Но даже сами французы не хотят возвращаться. Что там делать?! Опять по новой пробивать себе дорогу в буржуазную жизнь, в жизнь административно-бюрократической машины. Как когда-то. Когда я решила стать настоящей француженкой! "Ты должна зарегистрироваться! Если ты не работаешь и не зарегистрирована - ты не существуешь!" - во, как мне объяснили. Согласна! Буду, как все французы. Зарегистрируюсь! Гип-гип, ур-р-р-а! В Национальное агентство по трудоустройству - шагом марш! Оно, агентство, недалеко от дома - рю Оберкамф, - и я иду пешком. Вообще, я редко куда-либо хожу, и каждый раз выход для меня - событие. На улице тепло, на мне новые туфельки, и я резво тюкаю каблучками. Тем не менее я снижаю темп, приближаясь к агентству. Впечатление, что здесь все дворники Парижа, так же как и уборщицы. Некоторое количество "мадам пи-пи" - дам, сидящих при туалетах, перед блюдечками для монеток... Весь этот народ ждет на улице время обеда. Повторяя в уме "равенство и братство", я жду, как и все... Становится жарко; дворники подпирают стены, уборщицы "свингуют": с одного каблука на другой переваливается тяжесть их мощных тел, с одного на другой... Муха! Ох, как она себе по физии залепила! С одного каблука на другой... Окаменевшие "мадам пи-пи" фиксируют свои взгляды на дверях. Как только они открываются, народ оживает. Как картинка в мультфильме. Немного потолкавшись при входе, весь этот люд разбегается по агентству в разных направлениях, скрывшись за различными дверьми. Ишь ты, знают, куда идти... дворники и уборщицы. Я перед стойкой в приемной с несколькими маленькими тетками. Фраза, столько раз прорепетированная дома перед зеркалом, не пригождается. "Ваша профессия", - спрашивает меня работник за стойкой. "Я певица!" - отвечаю я гордо, пощипывая воображаемый ус, ха-ха! Такие же ха-ха! выпрыгивают из-под ладоней, прикрывающих рты маленьких теток. "Ну что же вы, мадам... как вы можете сами констатировать, здесь для вас работы нет... Не правда ли... Вот адрес... там, это для вас. Певцы, танцоры, все... артисты!" "Равенство и братство!" - опять повторяю я в уме, уже более весело. До свидания, "мадам пи-пи"! Смотрю на адрес - 69, рю Пигаль! Какое артистическое место, а?! Здесь тоже много людей на улице. На Пигале. С одного каблука на другой, с одного на... Эти дамы, правда, сами себе находят работу. Посреди приемной агентства - панно, будто оплеванное маленькими клочками-объявлениями: "Научитесь петь и играть на гитаре за десять уроков!", "Современный танец и джаз идут вместе!", "Аэробика, сауна, душ Шарко - все для вашего успеха в актерстве!", "Танец, пение, акробатика - за одну цену!" Много танцоров здесь. Их легко узнать по полурваным одежкам, по вечным странным движениям-растягиваниям - всегда готовы к работе! Есть рокеры - люди в коже. Барабанщики - черные ребята... Я встаю в очередь, за типом с невероятно огромным шлемом мотоциклиста... может, он каскадер? Здесь как-то тихо, даже не скажешь, что артисты вокруг. Может, это потому, что они сейчас безработные, потеряли свои любимые артистические работки... Очередь доходит до меня, и я даю работнику за стойкой - о, эти богини за стойками! - все мои бумажки. Ну, все! Бюллетень зарплаты за три года работы в кабаре, бюллетень зарплаты за съемки в фильмах, за телепередачи, за работу в Швейцарии... - Кино... здесь у вас недостаточно... Швейцария... вы не обязаны декларировать... А тетка, стоящая за мной, в тюрбане, с ярко накрашенными глазами, - бывшая балерина! - кивает: "Работу за границей не обязаны, не обязаны декларировать..." - ...еще фильм! Так вы кто? Певица или актриса? - Я сожалею, но я могу, вообще-то, и то и другое! В США меня учили, что надо все уметь делать. В любом случае, мадмуазель, я согласна на любую работу, даже в массовку. - Ах, я бы не отказалась от массовки, там вас хоть кормят, - мечтательно говорит бывшая балерина. - Так это ж по блату! Массовочка! - подает голос тип с неимоверным шлемом, отвлекшись от изучения объявлений. - Мне надо 100 бюллетеней зарплаты или 800 часов работы за последние 18 месяцев. Но!!! Одной и той же работы, понимаете? Мне все равно, что вы делаете, хоть жонглируйте. Но пожалуйста, только жонглируйте, понятно?! Понятно-понятно. Ясно, что ни в какое кабаре меня здесь, конечно, не пристроят, тем более русское - они заняты поляками или эсэнгэшными хилями... Эх, мама! И зачем ты меня всему хотела обучить?! И фортепьяно, и пение, и фигурное катание, и балет, и театр, и кино, и черта в ступе! Только жонглировать! Я блуждаю взглядом по панно с объявлениями... Нельзя! Не надо и петь и плясать! И играть и танцевать! Non, non, non! На сцене изволь и на шпагат сесть, и что-то против СПИДа прокричать!.. Выйдя из агентства и проходя мимо "свингующих" дам, я засомневалась в том, что они специализируются только на чем-то одном. Они потеряют клиента, если скажут, что только... жонглируют! 1993 г., Париж УДОВЛЕТВОРЕНИЕ (НЕ) ГАРАНТИРОВАНО Я подхожу к зеркалу и старательно, долго произношу-растягиваю знаменитое "чи-иииз", которое должно сделать мое лицо счастливым, улыбающимся и довольным. Пробую русское "сы-ии-иир" и аксеновское "изюю-ууум". Вообще ерунда получается. Счастливая улыбка на лице должна означать, что человек удовлетворен. Это самое удовлетворение, сатисфакшен, оно, по идее, движет человечеством. То есть, стремясь к удовлетворению, человечество вынуждено двигаться. Если вспомнить себя в момент самого, так сказать, распространенного удовлетворения, доступного всему человечеству (не будем здесь вдаваться в статистические данные феминистских организаций), то есть в момент сексуального удовольствия и сразу после, - наверняка многие скажут, что им ну ничего, ничегошеньки не хочется после. Отрубиться, отвалиться или, более романтично, забыться в мечтах... В любом случае - ничего не предпринимать. (Опять же, не будем брать случаи многоразового достижения удовольствия, когда просто хочется кушать!) Собственно, сексуальное удовлетворение ведет за собой "мрак навек" конец света, цивилизации. Потому что если представить, что все, получив это самое удовлетворение, отвалились-отрубились, то это стоп всему. Спасение цивилизации в том, что этот момент не долговечен, человек не долго довольствуется своим состоянием "полуовоща" без стремлений. То же самое можно сказать об удовлетворении после принятия наркотиков. Оба схожи по тому, как в них задействованы низшие, анимальные проявления. (Редкие индивидуумы умеют сплести в сексе и тело, и душу воедино, да еще слиться с телом-душой партнера, то есть здесь уже нужен любимый.) Не говоря уже об отслеживании своего сознания под кайфом наркотическим - многие, опять же, принимают наркотики исключительно для получения большего удовлетворения от секса. Сейчас мы переживаем в каком-то смысле общечеловеческий кризис. Если учесть, что всю историю человечество придумывало способы облегчения и в конце концов освобождения от труда, создавая всевозможные "орудия производства", то надо не забыть все-таки цель и причину этого. Чтобы стать свободными и... что? Ну, древние греки надеялись, что все посвятят себя философии и перфекционизму, усовершенствованию себя как личности. Но за время, отделяющее нас от Сократа, много чего произошло и цель свелась исключительно к кайфу. Сатисфакшен. И, что очень важно, все перевернулось - человечество почему-то решило, что удовлетворение будет заключаться в изобилии средств для его достижения. Я бы сказала, что как раз этот вот переизбыток средств и довел человечество до полного ох...ния! До невероятной растерянности и непонимания происходящего. Ведь действительно - нажимай на кнопку вибратора, приставляй его к нужному тебе, сам знаешь! месту и лови кайф. А вот все-таки большинство девушек согласятся - никакой вибратор не заменит рук, даже неумелых, любимого мужчины! Не так, что ли?! И вот приобретаются все новые и более усовершенствованные штучки-дрючки, а сатисфакшен все не приходит. И не придет. Потому что для получения удовлетворения человеку необходимо лично быть задействованным в процессе. Его "я", эго должны принять участие. И даже во время мастурбации человек фантазирует о ком-то, о своих отношениях с кем-то, переносит себя в свои фантазии, и вот эти-то ощущения и дают ему возможность получить удовлетворение. Ощущения, переживания, чувства... Их, надо сказать, у человечества не прибавилось. Оно разве что затупилось в восприятии многих шокирующих когда-то событий. От работы человечество тоже не избавилось. То есть не так оказалось, что человек без работы - это даже и не человек, это "фу" и "фи". Хотя само слово "работа" заменили на выражение "экономически полезная деятельность". То есть и в капиталистическом обществе поняли - человеку нужно ощущение своей полезности, нужности, сознание, что он делает что-то на пользу... Но чему? Экономике?! Но ведь это замкнутый круг! На пользу экономике, которая и занята тем, чтобы произвести как можно больше средств для получения удовлетворения! А оно не придет!!! мать его... А средства все равно надо производить, экономика не может остановиться, это наше знамя, это наша цель, так сказать и... понимаешь. (Б. Ельцин). Я только не понимаю, как это экономика может быть целью! Целью человечества, например, был полет на Марс. Америкашки обязательно туда полетят, хотя и русские еще надеются - они там, конечно, ничего не найдут, но ведь движет же что-то людьми! Извините уж за наивность - мечта, блин! Не экономика, за счет которой этот полет осуществится! Главное - Марс, а не экономическая развитость, которая позволит приблизиться к Марсу. И, соответственно, удовлетворение, эйфория, кайф и счастливейшие лица без дурацкого "чи-иииз"! Мы были на Марсе, мы - люди! А все эти средства, они будут даже не в счет. Власть, в идеале, это отображение чаяний толпы, массы, ее зеркало, угадывание ее нужд и прочее. Собственно, на поверхностном уровне - в развитых демократических странах это присутствует. И у нас даже свершилось - митинги протеста профсоюзов прошли по-цивилизованному. С разрешения и даже поддержки власти. Толпа-масса выразила свое "фэ". Я, вообще-то, не уверена, что русская толпа-масса долго будет удовлетворяться разрешенным выплескиванием своих эмоций. Но в то же время можно сказать, что вечером они, массы, придя домой, тоже получили порцию своего личного участия, причастности - включив ящик. Может, кто-то увидел себя в репортаже НТВ - вот это высший кайф для простого смертного. Другие удовлетворились "участием" в обычной, похожей на их собственную, а значит, уже чуточку их, жизни персонажей сериала "Санта-Барбара". Другие почти выиграли какие-то миллионы в телеигре и так далее и тому подобное. В общем, как там у А. Гениса: "...всемирный хоровод, превращающий искусство в религию, автора - в соавтора, толпу - в поэта..." Я все-таки склонна думать, что наибольшее удовлетворение получили те, кто напился и поговорил по душам, а потом завалился со своей любимой и "улетел"... В этом случае можно даже употребить излюбленную фразу американцев "сатисфакшен гаранти, ор ер мани бак"*. Денег, правда, так до сих пор всем не вернули. А ведь они нужны для приобретения средств, гарантирующих удовлетворение! Или все-таки не гарантирующих, а лишь заменяющих? Скажи "чи-иииз"! 1997 г., Москва ...О РОДИНЕ, ВЕРЕ И МЕТАЛЛЕ "Отечество" и "Духовное наследие", "Держава". А почему бы не "Родина-мать", раз уже есть "Наш дом Россия"? Чей это - НАШ? Тех, кто входит в партию, ее поддерживает и за нее голосует? А у тех, кто НЕ, другой дом и, следовательно, Россия другая? А вот еще "выбороссы", которые выбирают Россию. Или которые являются российским выбором?.. Я, конечно, не могу долго держаться в рамках серьезного и из меня просто лезет наружу российский фольклор: На деревне у реки - тянут бабу мужики! Кто за сиську, кто за письку - растащили на куски! "Юрий Михалыч, когда же у нас будет хорошо?" - тетка в прямом эфире телеканала "Московия". У нас. "Когда мы будем жить, как люди, как нормальные люди?" - другая тетка. Мы. Все заботятся об общем. "Когда же наша страна станет цивилизованным государством, чтобы не стыдно было за свою Родину!" мужик вообще глобально смотрит: страна. Родина. А вот интересно, такие люди когда-нибудь задавались целью сделать так, чтобы им было хорошо, чтобы они были нормальными и цивилизованными и гордились своей Родиной? Конечно, они скажут. И все-все - вы, читатели, тоже! - скажете. А чего же нам не хорошо?! И почему нам всем вместе должно быть хорошо? Вот эта тяга к всеобщему, объединенному - откуда? Кто больше любит Родину - те, кто объединяются в пионерские отряды, или те, кто в бойскауты? А вот еще наркоманы объединяются вокруг Ромашково, вернее, вокруг церкви подмосковной станции Ромашково, или... вокруг станции метро X.., где раздают/продают наркотики. Или вот мамаши объединяются в союз и радостно потрясают книжечками со сводом законов, дающих возможность их сыночкам не служить в армии на благо Родины. Но, вообще-то, и в Америке объединяются - в милицейские отряды, вооруженные до зубов: эти "рэд нек"* мужики очень любят Родину, больше всех других американцев... Какое-то чудовищное чувство утраты, потери царит в мире. Даже в Интернете люди-зомби объединяются! Томление и тоска по потерянному раю? Золотому веку? Но разве можно желать того, чего не познал?! Идеала? Это как в русской сказке: пойди туда, не знаю куда, принеси то, не знаю чего. С другой стороны, нам вот каждый день по ТВ объявляют, что "надежда будущего столетия" - жирная девочка Яна. По всей видимости, партнером/принцем ей приставят серого голубя. Ну, того самого, что у Пети Мамонова на помойке роется. Под окнами как застонало! Не может доползти до подъезда кто-то. О-о-о, это русское недомогание! Не до-жил, не до-любил, не до-делал, не до-мог. Недоросль: русский. Нельзя же всю жизнь быть заложником юности! Да и что это в самом деле?! Будто только у русских страдания? Будто у испанцев нет Родины! Не писал разве Мигель де Унамуно: "У меня болит Испания", отождествляя свое сердце с Родиной. И если Родина болеет, то и он болен той же болезнью. Вы и под небом родины живете, как в изгнании. Во мне - под небом-родиной живет моя Испания. Мифотворчеством, мифами предпочитают жить. Ведь миф - не вызывает сомнений. Потому что это явление связано с очень сильными и простыми чувствами, но не с пониманием. И в глазах цивилизации, с точки зрения буржуазной нравственности, законнического и фарисейского Запада, - Россия безумна. Уже хотя бы потому, что для России "нравственность сердца" выше разума и закона. Западный же человек массы забыл и избегает всего трагического. Того, что и вызывает биение сердца. Повышенное чувство драматизма, "трагическое чувство жизни"... Боже мой, может быть, поэтому очень-очень-очень многие русские мальчики женились на беременных. Кошмар! То есть женились, потому что уже... драма. "Первыми побежали американцы. За ними - французы. Последними уходили русские" (ситуация в ДР Конго в августе 98-го). Этот комментарий так ярко отражает характеры! Американцы быстро сматываются и вывозят оперативнейшим способом своих людей. Французы - что попугаи: как старший брат сделает, так и они. Русские же... пока до них дойдет, что надо уходить; пока они свяжутся с Кремлем, пока там - "понимаешь!" - дадут указания... Правда, это может быть и с выгодой использовано во имя национального интереса - русские до последнего держатся! А может, они просто спят? И может, им надо - спать. Сон есть чаяние грядущего! Осуществление же грядущего и есть Вера - апостол Павел. Верить значит творить. Ах, сколько, сколько всего натворено! "Постеры на ножках! Мобайлы на руках!" Праздник! Праздник! (это тоже, вообще-то, надо закавычить, уже принадлежит "Довгань"). Но настоящее "юбилейное настроение" (Паук) грядет (грядущее - это то, что русскому народу снится!). "О доблестях, о подвигах, о славе..." - скоро-скоро запоют по всей стране! Грядет предвыборная гонка. Вообще, всю ее можно выразить одной фразой Мефистофеля: "Люди гибнут за металл!" И вот молодые попсари на всех площадках городов российских как начнут жестикулировать подобно неграм Америки! И это вместо того, чтобы взять на вооружение распальцовку местных братков! Ведь они же и спонсируют мероприятия! "Нету у нас своего Золя, чтобы публично бросить: "Я обвиняю!" (из газет). Да не Золя нужен, а безоговорочное и всеобщее установление единственного и незыблемого полюса, точки зрения, откуда и рассматривается мир. "Кто считает, что дух и природа, добро и зло могут хоть на единый миг поменяться местами, тот злейший враг порядка" (Г. Гессе). Порядка... Да неужели же так можно было бы жить, полноценно, жизненно жить, не меняя местами или не соединяя воедино и вновь разъединяя? Русский человек сто раз на дню меняется! И он не хочет смотреть только с одной-единственной точки. Он всегда захочет заглянуть за занавеску, дабы проверить, а там что, потому что он сомневающийся. А это уже значит верующий. "Верую, Господи! Помоги моему неверию!" То есть сомнениям о возможной благодати (о счастье, если угодно на бытовом языке) помоги. Кризис патриотизма, кризис власти, финансовый кризис... Я выпил слишком много кока-колы. Я стал параноиком. Кастанеда сказал мне, что сахар - такой же убийца, как здравый смысл... Да и сам Кастанеда помер... от цирроза печени! 1999 г., Москва ПОД ВЗГЛЯДОМ ПРОХОЖЕГО Юноши взгляд встречая на улице, вдруг Думаешь разве, что болен, в лице недуг?.. А юноша, юноша проходящий, - что он думает, мой взгляд встречая?! Этому шалопаю ничего не известно о моей "непохожести", о моей "другости"! Он не знает, кто я такая, кто ему навстречу идет, кто стоит перед ним в вагоне метро... Да и откуда ему знать, если я замотана в платок, в черных очках будто прячусь, чтобы никто ничего не понял. Но ведь есть же, есть некое смутное, глубинное возмущение - как же вы не видите, что я... другая?! "Другость" и непохожесть, предпочтение самому себе - это защитная реакция и своего рода ретировка, уход, аскеза. Или - любой шалопай может насладиться мной! В метро, уставившись прямо в лицо, на рот, свой рот облизывая, в уголках которого засохшая корочка, скользя взглядом по телу вниз, опять вверх к лицу, узнавая, шепча, не спуская глаз, приятелю, хихикая... Не смейте так смотреть на меня! Я не такая, как другие... А те, кто исподтишка глядит, может, как раз и думают так - тихонько подгляжу-сворую. Предновогоднее безумие еще больше отдаляет от всех. Хочется вообще заползти в нору. Особенно из-за парижских страстей вокруг рождественских распродаж. Минус пятьдесят процентов, минус шестьдесят... а после Нового года и вообще - минус восемьдесят! Самые мужественные ждут этих восьмидесяти. Все светится, мигает, переливается, дрожит - елки, светофоры, фары авто, блестящие упаковки, коробочки-пакетики... Не принадлежа к этому покупному праздничному водовороту, чувствуешь себя заблудившимся, не туда попавшим, перепутавшим адрес. Только ребенок какой-то в метро вдруг подойдет и встанет, задрав голову, глядя внимательно в лицо, в глаза. Долго так может стоять и ничего не говорить. Потом голова устанет, и он тогда посмотрит на руку, на колечко, и спросит: "А что это?" И если ему сказать "подарок", он тут же радостно вытащит из кармана свой подарок, похвастает: у него тоже есть. Дети внимательны к красоте. Им заботиться не о чем, кроме как о подарках. Католическое Рождество объединяет вокруг праздничного стола родственников, не видевших друг друга весь год. Они могли вообще не общаться. Дети не звонили родителям, родители не знали, где находятся их взрослые дети. А тут все приехали-прибежали, суют что-то под елку, целуются-обнимаются. Этот формализм, он, конечно, теплится на детских воспоминаниях о рождении маленького Джизуса и всех атрибутах, с ним связанных, - устройство "яслей" для него и тому подобное. Что в принципе похоже на игру. А вот взрослым детям уже не до игры что там в конверт мне бабушка положила?.. Идя домой с приобретенной елкой, которую несет на плече друг, любимый... тоже будто в детство возвращаешься, будто это игра. И прохожих радуешь этой своей игрой - они улыбаются, может быть, представляя, что тоже купят елку, или представляя, как сейчас вы придете, установите ее, будете наряжать... а может, ляжете вдвоем под елкой, отметите ее появление в доме обнявшись... Настоящей елки у меня не было уже лет шесть. И в основном это я была прохожей, улыбающейся парочкам с елками. Когда они, счастливые, видят тебя, одиноко и грустно идущую им навстречу, они как-то смущаются и в то же время пытаются и тебя приобщить к их радости. Запах еловой хвои всегда заполнял весь район Шатле и Сите в Париже, и можно было прийти на цветочные рынки, расположенные рядом с Дворцом Правосудия, и летом вдыхать новогодний запах. Конечно, для человека, выросшего в Советском Союзе, Новый год всегда превосходил Рождество. А в Америке елки даже не хранят до Нового года. В Лос-Анджелесе их выставляли-выбрасывали прямо у домов, и это было так грустно видеть, как будто предательство какое-то. А на Новый год все куда-то ехали, встречая его в пути и сигналя, сигналя из автомобилей своих. Взрывая хлопушки. И до утра разноцветные конфетти, впрочем, как и разноцветная рвота, пардон, оставались на улицах. Правда, это больше парижская деталь. Предновогодняя тоска, она соседствует с чем-то детским, с какой-то жалостью детской к себе. Когда ребенок, как в ослепительном прозрении, узнает, что он - это он, а не кто угодно. Это в каком-то смысле пустая форма субъективности - Я=Я. Но она же и ужасает. Раз я - это я, то и быть мне с самим собой! Я другой, я не кто-то, я не такой, как другие... Но ведь и все другие иные, не такие, как я. Детям, конечно, не свойственно так вот философствовать. Это уже взрослые, уверившись в своей "другости", начинают облачать ее во всевозможные "имиджи". Или просят парикмахера-визажиста... Как будто сознание своей самости нуждается в бигудях! Стоическая, метафизическая гордыня полагает себя как некий абсолютный факт; не нуждающееся в мотивировке свидетельство избранности. И ей совершенно все равно, что происходит в мире - ее голод не способны утолить ни социальное положение, ни достигнутый успех, ни признание. Вообще, жизненные поражения или успехи не способны ни возвеличить ее, ни низвергнуть. Поэтому... Юноши взгляд встречая на улице, вдруг Думаешь разве, что болен, в лице недуг?.. Челка дождем прибита, Не брит - дня два, Плащ - цвета набережной гранита В губах синева Не спал ночью Учится на заочном... Легла бы с ним... Перехожу улицу, он уже невредим. 1997 г., Москва ИЗ МЕМУАРОВ НОЧНОЙ ПЕВИЦЫ О чем же должна ночная певица вспоминать? О том, как вот она ночью... ну, хорошо, еще сумерки... наряжается, причесывается, макияжится, макиируется, красится... Конспирируется и едет в ночное кабаре, где и поет, поет, поет. А днем все спит, спит, спит... Даже когда я не только все пела, пела, но и пила, я все-таки не спала целыми днями, а пыталась жить. А жить для меня всегда значило, видимо, реагировать, вибрировать, отзываться на окружающий мир. "...и с каких это пор певичка из ночного ресторана Медведева превратилась в "русскую писательницу"? Или она по ночам шабашит песенками и проституцией, а днем пишет романы? И про "трагическую" любовь с жуликом писал сам Лимонов, а Медведева только подписалась. И никто не покушался на ее жизнь, просто ей, как проститутке, изуродовали морду не поделившие ее клиенты..." (Н. Захарченко, г. Ярославль). Такое вот письмецо прислала одному из моих издателей А. Никишину ("Конец века") читательница. И, по всей вероятности, подсознательно, такой образ и подобные истории хотели бы видеть читатели о ночных певицах... Да, на такой книжке - с мордобоем, коллективным траханьем прямо на столе кабаре, а под жопой хруст купюр... да еще фотки полуобнаженные! - сколько бы купюр с издателя можно было получить! То есть с вас, читатели! А насчет того, что ночью я пела (не шабашила, потому что вполне легально, даже налог взимали!), а днем писала - совершенно верно, Н. Захарченко. Вот только насчет проституции... хотя, я знавала их немало, потому что жила одно время в самом проститутском районе Парижа. О чем читатель уже и прочел в рассказе "Стоп!" либо в романе "Моя борьба". Очень душевные девушки были, и район очень тихий. Никого не били. КАК СЛОЖНО ПОПАСТЬ В ГОЛЛИВУД "Как сложно попасть в Голливуд" - название третьесортного порнофильма. Голливудского. В нем старлетке приходится проходить сквозь кабинеты продюсеров и почему-то докторский кабинет-постель ужасного Б?ориса. Всех русских - то есть плохих - в Голливуде любят называть Б?орисами. Это, видимо, с эры Маккарттизма. Самые популярные отрицательные персонажи мультиков той поры красные Б?орис и Наташа. Б?орис Карлофф - личный монстр Голливуда. Ну и у Оруэлла и у Генри Миллера были свои Б?орисы. Ни одна русская история за границей не обходится без ставшего уже именем нарицательным Б?ориса. У меня, конечно, тоже был свой Б?орис в Америке. В 79-м году это был Б?орис-пианист, настройщик, Б?орис-шоумен. А вообще-то, он был Борька из Одессы, еврейский домашний мальчик с абсолютным слухом. Он, как и я, посещал дюжину частных классов в Эл.Эй. Вокала, например - "надо петь "му-а" и нёбо, нёбо тянуть вверх, будто у тебя во рту хот потэйто!* Еще мы работали вместе в ресторане "Misha's" - Мишкин клуб. Прямо на знаменитом Сансет бульваре, в Голливуде. Но в сам Голливуд надо было еще попасть. Это очень верное слово - как при стрельбе, надо попасть в десятку. Потому что тысячи, сотни тысяч живут, ходят, ездят по Голливуду, ширяются на его тротуарах, тушат о них хабарики, оставляют на знаменито-звездных квадратах следы крови в драках, и гильзы от пуль закатываются в щели, так что какому-нибудь детективу Маллоне, опять же голливудскому, приходится долго искать. Но все они не попали в Голливуд - в десятку. А мы с Бoрисом - да! Нас взяли. Нам даже целиться особо не надо было. Надо было быть в Мишкином клубе. Мишка, иначе его никто и не называл, был выходцем из Шанхая, армянского происхождения. Семья его владела там ресторанчиком, в котором пел Вертинский. Этот факт очень повлиял на видение Мишкой своего уже ресторана в Америке. Еще он служил в американской армии в Европе и бывал в Париже. Там он, конечно, не прошел мимо русских кабаре-ресторанов, кафешантанов, как называл их Алеша Дмитриевич. В общем, Мишка хотел белоэмигрантского шика и тоски, белогвардейского приюта душевного. Хотя больше получался притон. Ну, Голливуд. Голливуд - это ж Америка. А Америка - это порнуха: все делает вульгарно-пародийным, ненастоящим, поверхностным. Мишка сам пел, играл несколько народных мелодий на балалайке, много пил и пытался выебать всех молодых клиенток. А их было очень много - молодых калифорниек полураздетых. Потому что жара. А значит - шорты, маечки с открытыми плечами-спинами-животами, кто официантка, кто в Голливуд целится, кто уже попал: сингинг вэйтресс*. Они все очень лезли в этот ресторан Мишкин. А мы с Бoрисом выступали. В Америке нельзя без "Хавы нагилы", поэтому репертуар у нас был интернациональный. Бoрис пел "Май идише мама" и американский поп, то что население Америки поет. Меня же тянуло на старые софистикейтд** песни-романсы Сары Воу, Марлен Дитрих. И сомнений не возникало, что и по-русски я должна петь романс "Караван", а не репертуар Пугачевой. "Сингапур" Вертинского, а не песни Резника. Хотя, тогда советские песни были куда выше по уровню, чем сегодня. Кнут все-таки держал поэтов-песенников на каком-то возвышенном эстетическом пьедестале. Сегодня экономический диктат вернул их к аутентичному - к параше: Танич и его шедевр "Лесоповал". К тому времени я побывала почти на всех студиях Голливуда - снималась в эпизодиках, пробовалась. Часто была в телепередачах, как манекенщица. Вообще, мое первое жилище в Эл.Эй. находилось прямо напротив знаменитых ворот в "Парамаунт". Голливуд не был для меня этим "манящим городом-грибом, построенным на дрожи иллюзий и надежд" (это из незавершенного романа Фицджеральда "Последний магнат"). Тем более все эти иллюзии и надежды развеиваются, когда - в который раз! - голливудские божества, кастинг персонс*, те, чьи имена российские переводчики голливудской видеопродукции даже не считают нужным упоминать, но от которых зависит, быть вам в Голливуде или не быть, становятся злыми и жестокими монстрами. "Вы очень красивая и интелледжент лукинг** женщина. Но по фильму наш русский профессор, с которым вы приехали в Америку, должен остаться здесь из-за нашей американской героини. А она не такая красивая, как вы. Получится неправдоподобно, понимаете..." И вы, конечно, понимаете и иногда жалеете, что вам не пятьдесят, что вы не толстуха Токарева - вот кого бы взяли в Голливуд семидесятых - начала восьмидесятых! Джозеф Вамбау был когда-то полицейским. Еще до отъезда в СССР я смотрела "Новые центурионы" Ричарда Флейшера, снятый по его роману. В Америке же помню разрекламированный фильм "Луковое поле". Но Вамбау уже полицейским не был. И просто писателем ему, видно, наскучило быть. Голливуд же рядом! Как это в фильме "Схватить коротышку" с Траволтой - в Лос-Анджелесе даже наркодельцы лезут снимать кино! Так что этот бывший полицейский сам решил снять свое кино - ну, как всегда: идиот продюсер не понимает моей истории, придурок режиссер ни черта не смыслит в моих персонажах! Вамбау сам вы-ступал в роли продюсера! Я даже после премьеры фильма не поняла, почему он назван был "Черный шарик". Это название по-русски красовалось на промо-майках. Красных, конечно. Хорошо быть взятым в Голливуд. Так, чтобы на вас первым указал перстом своим самый главный. Тогда и все его подручные относятся к вам иначе. Они не видели вас в пресмыкающемся состоянии - вы не обивали их пороги, не сидели в приемных, не трезвонили этим теткам, всем как на подбор сукам: "Донт колл аз, вилл колл ю!"*, вам не надо было ни с кем (обычно не с тем!!!) спать, никому ничего сосать или лизать. Меня выбрал сам Вамбау! Можно сказать, сам пришел ко мне (к Мишке в клуб!) и выбрал за то, какая я есть. Это меня, наверное, очень извратило. Я думала, что так и должно быть, и поэтому никогда никому ничего ни сосала, ни лизала. А, может, зря! Была бы, может, звездой! С кинематографическим багажом кэгэбэшниц, а?! Ну, у Вамбау там в романе ничего оригинального не было. Была какая-то русского происхождения Наташа - я поэтому уже Наташей оставаться не могла! И главный персонаж - полицейский. Он с ней спит, ходит в русский ресторан и танцует у нее дома под русскую музыку. Под вальс. "Старинный вальс" - музыка и слова Н. Листова. Этого я тогда не знала. Это сейчас я сбегала в другую комнату и прочла имя автора в сборнике музыки отдыха "Ночь светла" (этот вальс я тоже пела), который купил мой металлический принц, гитарист и лид-вокал кошмарной "Коррозии металла". Так что утверждать, что "металлисты" слушают только своих, было бы неверно. "Черный шарик" Вамбау выпускала студия "20 Сенчури Фокс". Главным режиссером был Франк Капра-младший (его папа - суперрежиссер Голливуда прошлого). Музыку к фильму писал Морис Жарр. Видимо, Вамбау пригласил его из-за "Доктора Живаго" - американцы считали "тему Лары" исключительно русской музыкой. Жарр также должен был аранжировать этот самый "Старинный вальс" в моем исполнении. Запись должна была состояться в звукостудии "Фокса". А съемки с моим участием проходили в Мишкином клубе. И я и Бoрис, собственно, изображали привычную нам рутину - выступали. На пол перед сценой был настлан еще слой пола, и на него уложены рельсы, по которым как по маслу возили тележку с оператором и камерой. Мне очень понравился человек с микрофоном на длиннющем шесте. Он, как прыгун в высоту, бесшумно, на кошачьих будто подушечках, передвигался с этим микрофоном, одетым в "шубу", и ловил каждое слово. Можно было говорить еле живым шепотом, и микрофон все фиксировал. Тогда мне представился этот человек задействованным в шоу - нагло-шикарная певица орет-шепчет на сцене, мотаясь туда-сюда, а полуобнаженный атлет с шестом-микрофоном следует как завороженный, нет, лучше, как раб! за каждым ее звуком. Он бы олицетворял человека, поистине ловящего каждый мой вздох! Это, конечно, была бы я - нагло-шикарная певица. С плеткой. Я бы делала обманные движения и хлестала его, раба с шестом и микрофоном, когда бы он не поспевал за мной. О-о-о! какое это было бы зрелище... Но ничего подобного в фильме Вамбау, конечно, не было. Все русские, так сказать, сцены фильма были типично русскими. В представлении Голливуда, да и всей Америки, собственно, - балалайки, косоворотки и косорыловки, водка то есть. Несмотря на "советскую угрозу", выраженную наличием ядерного оружия, то есть развитостью страны, ее культуру западный мир отсылал к началу века. Да какой там! Ко временам крепостного права. Я никогда не могла понять, почему это так. Верить в какой-то всемирный заговор против России-СССР было бы почти так же дремуче, как и воспринимать саму Россию-СССР исключительно по Чехову, которого ставили все театры Америки. С другой стороны, и сам СССР этому способствовал - фильмы Михалкова, ансамбли Моисеева и "Березки", Зыкины и "Лебединые озера", икра и "Столичная", матрешки и балалайки - вот российский набор экспорта. Но надо сказать, пошли Министерство культуры в те времена в Америку "Машину времени" или "Аквариум" - картинка не изменилась бы, судя по отношению к звуку этих рокеров. А может, родилось бы новое течение в музыке русский рок? Но это дело прошлого - сегодня они уже все туда съездили и подтвердили свою несостоятельность коммерческой неокупаемостью (впрочем, это не аргумент - деньги... или?). А группа "Горкий парк" стала обычной, средней руки, американской рок-группой. Морис Жарр звонил мне домой для уточнения тональности вальса. Я уже, конечно, отрепетировала его с моим педагогом вокала Джозефом, самозабвенно мне аккомпанирующим, прикрывающим глаза и мечтательно говорящим мне, что белые офицеры сошли бы с ума, услышь они меня. Ну, они и без меня сошли, многие. Жарр сразу рассказал про свою русскую бабушку и вместо привычной для Америки диктовки фамилии по буквам привел для сравнения русскую сказку про жар-птицу! В общем, я попросила Жарптицына подождать и бросилась из кухни, где находился телефон, в ливинг рум к пианино. Гости в недоумении проследили за этой моей пробежкой по комнате и по клавиатуре. Да, эти мои гости, друзья, они недоумевали - зачем мне, зачем мне лезть в тот же Голливуд?! Ведь они-то уже со мной! Любят меня, ценят. Им вообще казалось, что я и петь больше не должна, видимо, раз они уже меня полюбили, выбрали для всеобщей любви. Вот, вот кто является основным тормозом - ни враги, ни недоброжелатели и завистники, ни тот же Голливуд, вас не берущий. Друзья. Мужья и любовники! Все это кобелиное отродье работает огнетушителем на ваш пожар инициативы. Они гасят ее! Они забирают весь ваш энтузиастский пыл и жар. При том, что влюбились они в вас, когда вы были на сцене, когда вы одаривали их своими страстями, помноженными на талант плюс работа. Не-е-е-е-т, этого они знать не хотят. "Какая там работа? На фиг тебе вообще ходить на эти частные уроки? Да ты там небось и не пением занимаешься! Сколько лет этому Джозефу? Он импотент, что ли? На кой тебе ехать на классы, поехали лучше в мотель!" Последняя фраза особенно часто звучала от моего тогдашнего любовника. С которым я, кстати, в мотеле посмотрела фильм о том, "Как сложно попасть в Голливуд"! Там этот доктор Бoрис садомизирует старлетку, немыслимо намылив ее в ванной. "Ты же знаешь, как сложно попасть в Голливуд", - ехидно шутил Вовик-любовник. Чтоб вам всем гореть в аду, проклятые клопы! Впрочем, судьба и так не очень-то их баловала. Вовик не один раз уже отсидел. За любовь к искусству, конечно, - поддельные предметы антиквариата. Тогдашнего моего мужа Сашу донашивает Успенская. "Люба-Любонька" - женщины с такими тяжелыми челюстями отличаются чрезвычайной легкостью верхней части черепа, в которой и помещается серое вещество, вернее, ему там негде уже разместиться, все ушло на жевательный аппарат... Вся эта дружеская и родственная сволота даже не пошла на премьеру фильма! Оркестр студии "Лис Двадцатого Века", самый хитрый то есть, самый умелый, самый-самый "Лис/Fox", приветствовал меня стоя. По взмаху дирижерской палочки Жарптицына, стоящего на пьедестальчике, все эти балалаечники, домристы, скрипачи и контрабасисты кланялись мне, прижимая свои инструменты, будто заверяя, что они преданы им, и только, и музыка поэтому будет волшебная. Это был звездный час без году певицы! Девочки, родившейся в Ленинграде, ходившей в 253-ю среднюю школу, занимавшейся фигурным катанием, учащейся в музыкальной школе по классу фортепьяно, которое, то есть пианино, ей подарила бабушка. Девочка прогуливала уроки сольфеджио, а они-то ей как раз бы и пригодились! Передо мной на пюпитр положили партитуру "Старинного вальса"! Ну, это было не самым сложным произведением в моей жизни к тому времени, тем более я знала его наизусть вдоль и поперек. А Вамбау знал этот вальс по пластинке Рубашкина. Как жаль, что Вамбау не слушал Тома Уэйтса! В 71-м году этот безумец с июля по декабрь записывал в Лос-Анджелесе свои романсы, можно сказать. А что это, как не романс, - "Я ваша полуночная проститутка" под фортепьяно или под гитару акустиче-скую "Песня Франка"?! Но в том-то и дело, что это современные, живущие со своим временем, романсы - поэтому и проститутка, и женщина, которая "сломала" Франка, и подача интонационная и инструментальная своего времени: циничная, хотя и лиричная, ущербная, потому что все "революции" уже просрали, самоироничная, потому что уже совершили все трипы* для приближения сатисфакшен, а оно все равно не приходит и не придет, поэтому чрезвычайная тоска. Но эта же тоска у Рубашкина нравилась, видимо, больше тем, что принадлежала какой-то другой эпохе и другому миру-душе, выдержана временем была. Жарптицын вставил в мои дрожащие пальцы пластиковый стаканчик с кофе. Коленки у меня тоже дрожали, но они были прикрыты белыми ботфортами. Вообще, мой внешний вид совершенно не соответствовал тому, что я должна была спеть в жарптицынской аранжировке. Все у него было так правильно! Ни одного изъяна, который обязательно должен присутствовать в современной интерпретации "старинного" вальса. Иначе надо слушать Обухову или Козловского. Изъян должен заключаться в более вольном исполнении. Собственно, романсы русские - это соул мьюзик, душевная музыка, музыка души. Только не черной, а русской. Рубашкин, конечно, не Козловский, да и пластинка его датировалась 70-ми годами. И "изъянов" у него было больше, чем требовалось, - он пел с акцентом, часто, видимо, даже не понимая слов. Надо сказать, что, разумеется, рубашкинская версия "Я помню вальса звук прелестный" по звучанию, то есть по технологии записи, очень отличалась от тогдашних советских пластинок. Брегвадзе, например. Или того же Козловского, у которого все звучит старенько. Задействованы исключительно высокие частоты, у него самого - тенор и сочная середина отсутствует: середина, которая и делает всю разницу! Вальс у Жарра получился совершенно нетанцевальным. А ведь главные герои как раз под него и должны, перейдя от танца, слиться в экстазе. Но у Жарра было много тормозов-пауз в партитуре, которые вовсе не заполнялись вокалом. У меня тоже были паузы. Поэтому вальс получался дырявым. Я смотрела на экран, по которому показывали плохую копию этой отснятой уже сцены, следила за нотами и руками Жарптицына. Мы записали несколько дублей, прослушали. Вамбау и Жарр пошушукались, и мы записали еще раз. Опять прослушали. Я покурила за углом будки-студии, находящейся в гигантском павильоне, с советским балалаечником. Остальные музыканты были американцами. Да, конечно, в Америке существует даже Союз американских балалаечников и домристов! Этот, единственный в оркестре из тогдашнего СССР, прошел какой-то немыслимый отбор, конкурс и экзамены. Я проходила свой экзамен в клубе Мишки, и там я пела совсем иначе. С Б?рисом мы были жизненней, настоящей. Надо было Вамбау привести туда Жарптицына, но Морис Жарр к тому времени был на коне, после "Лоуренса Аравийского" и "Доктора Живаго" ему некогда было ходить по Мишкам. Хотя он был любителем ресторанчиков в компании с молодыми девушками - об этом я, правда, узнала через несколько лет. По моей просьбе мы записали еще одну, последнюю, версию. И я уж постаралась - я вспоминала все наставлении Джозефа, его мечтания по поводу белых офицеров. "Где ж этот вальс - старинный, томный?.. - страдала я, представляя Турбиных из романа Булгакова. - А под окном шумят метели, и звуки вальса не звучат..." - ужасная революция и большевики отобрали вальс! Рояль расстроен, ажурная занавеска развевается под ветром, врывающимся в салон из разбитого окна, разоренное "Дворянское гнездо", бедная Мэри-Машенька, все кончено, мы погибли: "Где ж этот дивный вальс?"! А вот не произойди этой революции, бабушка Рубашкина не эмигрировала бы, Рубашкин не стал бы эмигрантом и не записал бы этот вальс. И Вамбау бы его не услышал, и меня бы не пригласили его исполнить! Не говоря уже о том, что и Жарр был бы Жар-птицыным и жил бы в Одессе. И не написал бы "темы Лары". Не было бы Лары, как и Живаго бы не было. О, ужасная и кошмарная революция скольких ты обеспечила темами, сюжетами и страстями! О, да! Кровожадная - ты отняла сотни тысяч жизней, но ты и дала жизнь. Ты обанкротила и пустила по ветру капиталы российской левой буржуазии, которая хотела, не принимая активного участия в классовой борьбе, "из окошка", безопасно сохранять "добрую революционную совесть". Ха-ха! Ты выбила стекла из этих окон и по ветру, по ветру разнесла в пух и прах их денежки. Но какая ты умница, революция. Их внучата - жарры и рубашкины! - получили все назад. Да еще как приумножив! Ну а про ценные бумаги Российской империи обычных ее подданных... то есть обычных французских граждан, - о возмещении им убытков собирается заботиться нынешнее правительство России. Заплатил же Черномырдин зарплаты трудящимся, используя свой личный счет, - в любом анекдоте есть доля правды. Я ехала по безумному Пико бульвар, тянущемуся через весь необъятный Лос-Анджелес. Начинающийся в Тихом океане, он обрывался прямо на границе с Даунтауном, так называемый деловой центр города, а в Эл.Эй. невероятный бомжатник. Восемьдесят с лишним километров длина Пико. Я только отъехала от студий "20 Сенчури Фокс" и почему-то расплакалась. Помню, остановилась у тротуара, тянувшегося вдоль какого-то дорогого гольф-клуба. Я сидела в дорогом серебристом "Мерседесе", на мне была дорогая одежда из бутиков Беверли-Хиллз, и мне было так жалко себя... Мне было жаль, что никто не узнает об этих пережитых мною двух часах необычайного волнения, смешанного с гордостью, трепета - с возвышенностью, уничижения - с самоуверенностью. Ни моя бабушка, ни мамочка... Почему-то я очень переживала из-за бабушки. Бабуленька, я сейчас, я, я, я... Я пела вальс, и там все дядьки взрослые, они мне аккомпанировали, и самый-самый главный Морис, он мне целовал ручку и сожалел, что не был знаком раньше, и они все на меня смотрели как на чудо! Но мне так грустно и тоскливо-щемяще, будто что-то умерло... Да-да, когда что-то отпустил, оторвал от себя, и все - больше тебе не принадлежит. Ведь неправда, что вся моя рьяная критика лишила меня чувства и желания передать его, отдать. Насовсем, на все время, навсегда. 1998 г., Москва EXTRAIT* Соблазнение "Остановите здесь, пожалуйста". - "Это не ваша улица". - "Не важно. Мерси". Я выхожу из такси на углу Риволи и рю Маллер. Прожектора освещают часы на церкви Святого Павла - без пяти одиннадцать. Из кабаре меня в этот вечер выгнали. Отправили домой. Я проспала и опоздала. Примчалась туда без мэйк-апа, волосы дыбом. Шоу уже началось, так что мне сказали: "Идите-ка домой, завтра будете выступать". Наверняка рожа моя директору тоже не понравилась. Что можно ожидать от трехдневного запоя... Май мэн* уехал на "Мировые дни писателей". Единственными иностранцами там были он и старейший американский автор, которого чуть ли не на инвалидном кресле доставили на сцену для получения приза. Каждую ночь, ложась спать, я закрывала глаза и тут же представляла себе оргии, в которых май мэн участвует и, конечно же, исполняет не последнюю роль. Я была близка к правде, которая подтвердилась в одном из его шорт стори, если верить, что он пишет - правду, одну правду и ничего, кроме... Единственным успокоительным моих ночных кошмаров был образ женщины писателя - меня не покидала М. Розанова (редактор русского периодического журнала "Синтаксис" и страж Синявского) в платье, как для беременных. Но тут же ее сменяли образы поклонниц - начинающие поэтессы, писательницы. Хотя с трудом представлялась вторая такая дура моей внешности, просиживающая часами на своей молодой и живой попке в борьбе за рифмы, диалоги и т.п. Такси я остановила из-за кафе. Оно светилось янтарным светом, как бокал с пивом. Плюс, в это время вечера я почти нигде не бывала уже год. Я была найт-клаб сингер**. Я сажусь за столик рядом с колонной в том же зале, где бар. В другом большом и неуютном, похожем на вокзал - еще кто-то ест, звеня приборами. Этот посудный звон можно слышать по всему Парижу два раза в день - с 12 до 15 Париж ланчует, с 20 и до... Париж саппаринг***. Звучит как "сафферинг"**** - это после объедания. Когда я заказываю пиво, мне кажется, что официант насмехается надо мной и уверен, что я с похмелья. Хотя какое похмелье в одиннадцать вечера? В это время уже пьяным надо быть или медленно, но верно напиваться. Впрочем, если вы только что проснулись после всенощно-утренней пьянки, это как раз время для пива. Потом еще для одного, и еще... Так люди становятся алкашками, думаю я и ставлю оба локтя на стол. Передо мной по-парижски мокрый, высокий бокал "Кальсберга". Пена быстро исчезает, и пиво становится неэстетичным. Я должна его побыстрее пить. Для этого я и локти на стол поместила - для опоры вздрагивающих рук. У меня таки похмелье. Поэтому я думаю, что все смотрят на меня и ждут - как же это она своими ручками трясущимися поднесет его к губам, ха-ха!.. "Фак ю ол"* - думаю я и отворачиваюсь от бокала. Это очень важно - не смотреть. Я нащупываю пальцами обеих рук мокрый сосуд и медленно приближаю его ко рту. "Flip-Flop! Fiss-Fiss! O, what a relief it is"** - вместо алказельцер так должны рекламировать пиво. Нечесаная и старая немецкая овчарка подходит к моему столику. Она ждет, пока я почешу у нее за ухом, и ложится рядом. После нескольких глотков живительной влаги я успокаиваюсь и могу поднимать стакан одной рукой, обнимая колонну другой, касаясь ее виском. Я поглядываю на овчарку - сколько раз за день тебя чешут за ухом, сколько разных рук... Она моргает, будто говоря - ну и что. Не все, конечно, приятны, но зато я не бездомная, не под дождем. Дождь собирался весь день и наконец захлюпал за окнами кафе. Овчарка встает, делает несколько шагов от столика, потом оглядывается на меня. Я показываю ей язык. Вероятно, белый. Она гавкает - а ты? Тебя тоже трогают, а что ты имеешь взамен? У тебя даже нет ДОМА! Отчасти она была бы права, если б сказала мне это. Я смотрю за окно - под дождем прыгают "курчавые парни из Африки". Я думаю о Вознесенском, авторе этой аллегории и миролюбивой поэмы "Юнона и Авось", ставшей оперой и привезенной в Париж Карденом, - сейчас и в Америке ее поставят. Может быть, автор добьется участия Боба Фосса, если тот не умер, воплощая в жизни финал "All that Jazz". И об Энди Уорхоле Вознесенский напишет в "Правде" - опишет его работы. "Курчавые парни из Африки" - простые, земные: никакой СПИД их не пугает. Я улыбаюсь им - они забегают в кафе. До них я, правда, поглядывала на круглые ягодицы у бара. Владелец так их выставил, что нельзя было не заметить. Блэкс* приносят в кафе свой темперамент - только тамтама не хватает, хотя все в галстуках. Молниеносно они оккупируют столики рядом со мной, и самый африканский садится за мой - не без моего приглашения. Тут же передо мной вырастает новый конусообразный сосуд с пивом, и они уже приглашают меня куда-то в Сен-Жермен, где "ами, дансе, буар..." - друзья, танцы, выпивка. Бармен хитро улыбается и подмигивает мне. Владелец круглых ягодиц оказывается скуластым и голубоглазым. Парни смеются - я рассказываю им (по-француз-ски!), как не переставала удивляться первое время в Париже тому, что блэкс не говорят на гарлемском наречии. И однажды чуть не упала в обморок, когда в метро(!) увидела черного... с книгой. И с какой! Очередной кирпич Солженицына. Как только дождь успокаивается, банда исчезает. Я смотрю на них, перепрыгивающих через лужи, ловящих такси. Они не оставляют меня равнодушной, эти земные люди, плодящиеся так же быстро, как бой их тамтамов. Мне хочется акшион*. Седакшион**, точнее. Я снова обнимаю колонну, касаюсь ее виском. Передо мной складчатая спина кассирши, сидящей на возвышении, за стеклом. Жирная спина. Я отвожу глаза и смотрю на владельца круглых ягодиц, которых уже не вижу: он смотрит на меня. Я приглашаю его. Глазами. Он подходит с бокалом. "Do you speak english?" - Я смотрю вверх. Он не садится. "No". - Пауза. "Very little". - "I like you"***. Он улыбается и зовет своего друга - парня с маленькой рюмочкой чего-то зеленого. Он тоже не говорит по-английски. "Very little". Того, кто мне нравится, зовут Винсен. Он не похож на Ван Гога - у него два уха и волосы не рыжие. И не очень чистые. Я прощаю его, потому что сама с не очень свежими волосами. Зато уже освежившаяся пивом. Они спрашивают, туристка ли я. "Нет. Я живу в Париже уже десять месяцев, но завтра возвращаюсь в Америку". Неожиданно мне хочется разыграть трагедию. Заманить и обмануть. Мне кажется, они поверят - я с перепоя, у меня депрессия и мне действительно грустно-тошно. Я вытягиваю правую ногу и показываю им свою перевязанную лодыжку. "Я больна. У меня инфекция в крови. Гликемия". Друг Винсена выпивает зеленую жидкость. Они знакомы с медициной - работают в клинике для наркоманов. Винсен акцентирует - "врэ джанкиз"****. Я смотрю на старомодный портфель его друга - он стоит рядом с ножкой стола, - моментально в моем извращенном мозгу я рисую себе внутренности портфеля. Он наполнен драгз. Ну да, если они работают в такой клинике, то имеют доступ ко всему, чем больше запрещаемому, тем более желанному. Я, конечно, преувеличиваю про ногу. Хотя рана на ней не заживала три месяца. Эпопеи с ногой можно посвятить целую главу романа, что, видимо, и сделает май мэн. Я оставляю ему ногу. Портфельный парень говорит об анализах. "Я их уже делала. Все напрасно". Даже если они мне не верят, лица у них все равно грустные и смущенные. Мы допиваем и выходим из кафе. Винсен предлагает меня проводить. Парень с портфелем драгз уезжает на такси. Мы идем по рю Маллер. Никак не припоминается музыка его Пятой симфонии, под которую я дралась с май мэн в Нормандии. Я поглядываю на Винсена. Соблазняюще? Живя с писателем, я забыла, как это делать. А может, никогда не знала. А может, я натурально соблазнительна, раз со мной живет писатель, раз со мной рядом идет парень, лечащий наркоманов и говорящий мне: "Tu es belle"*. Мы проходим мимо почты на углу Франк Буржуа. Здесь я получаю свою корреспонденцию "до востребования". Не потому, что я боюсь, что почтовый ящик не вместит в себя письма - два-три человека пишут мне, - а потому, что мне не хочется, я будто не имею права давать адрес писателя. Пока еще. Чтобы идти к моему дому, мы должны повернуть направо, но я предлагаю ему променад, и мы идем дальше. Я не хочу возвращаться в пустую квартиру и полупьяным почерком что-то писать в дневнике. Мы идем мимо закрытого сада. Винсен обнимает меня за плечо, и повернув налево, мы выходим на маленькую площадь. Зачем она здесь, в этом старом районе Марэ, где какой-то король держал зверинец со львами? Мы стоим посередине этой выпадающей из общей картины площади. На черном подрезанном дереве нет ни одного листа, поэтому ветер не срывает с них капли дождя. Винсен не Ван Гог поднимает мой свитер и целует в правую грудь. Просто. Я смотрю вверх - на последнем этаже современно-мертвого здания светится единственное окно. В нем голая женщина. Я поднимаю лицо Винсена, и мы следим за ней. Она делает какие-то движения наклоняется, поднимает то руки, то ноги. Похоже на картину Де Кирико из "манекенного" периода. Я рада своему незнанию французского - не надо разговаривать. То, что говорит он, я понимаю. На рю дэз-Экуфф, как всегда, что-то чинят, ремонтируют. Выкорчеванные из узеньких тротуаров булыжники сложены горой напротив двора, в который мне надо входить. Я останавливаюсь - "Мерси боку". Фонарь над синагогой мигает и, кажется, погаснет. "Tu es belle. Domage, tu me sembles si triste"*. Он хочет увидеть меня еще. "Нет. Знаешь, пусть так останется". Я уже хочу скорее уйти. Он целует меня в губы. Мне все равно. Но тоскливо. Я вхожу в квартиру и, не включая свет, смотрю в окно. Он стоит напротив. Я не уверена, видит ли он меня, но я раздеваюсь перед окном. Через несколько дней приезжает мой мужчина. Когда он входит - загорелый, и это подчеркивает его белый шарф на шее, - я вспоминаю про Винсена. Мне становится жаль, что я больше с ним не увиделась и что ничего больше не было. Перед тем как идти в постель, мы, как всегда, едим и мне почему-то очень хочется рассказать про мой променад по Марэ. "Ты уж лучше мне не рассказывай", - говорит май мэн. Уже в постели я думаю, что он не хочет знать, что я делала без него, потому что сам не хочет рассказывать о себе. О каких-то своих променадах. 1984 г., Париж МАССОВКА "Милый Саша, как вы?" - начинаю я разговор невинно и издалека. "Милый Саша" - художник-костюмер и часто работает в кино. В этот раз мне нужен не цилиндр, чтобы явиться на парти в образе Марлен Дитрих. Мне нужна работа. Мы обмениваемся впечатлениями о приезжающих из СССР и соглашаемся, что Париж следует закрыть. На вопрос "Когда в Ленинград?" я говорю, что боюсь разочарований и еще - "пугает картина кипучей антикорчагинской работы по сокращению разницы с Западом". Саше в Ленинград не надо - его посетила мама, убедилась, что он не живет под мостом, и уехала обратно с двенадцатью чемоданами. Я как бы между прочим спрашиваю, нельзя ли посниматься в кино. И "милый Саша" совсем просто говорит: "Конечно!" Он только не знал, что я согласна на фигурассион. Массовки. "Внешность обманчива!" - говорю я. Впрочем, я таки никогда не изображала массы. Всегда у меня была пусть ма-аленькая, но роль. Значащаяся в титрах - школьница Маша, певица в ресторане, рабыня, любовница злодея. Фильм снимают по роману Альберта Коэна "Гвоздеед". Сюжет связан с участием автора в организации сионистов в Лиге Наций. Бюджет фильма миллионный, и я не должна волноваться ни о гриме, ни о прическе. Надо прибыть на съемочную площадку к девяти утра и предоставить свою массу в полное распоряжение. На целый день. Съемки сцен о Лиге Наций в Женеве проходят в парижском дворце Шайо. Доехав до Трокадеро и двигаясь по длинному подземному переходу, я обращаю внимание на странную надпись: "Употребление досок на колесиках запрещено". Это совсем свежее запрещение. Нашей эпохи. В период действия фильма - в 36-37-м годах такая надпись была бы непонятна. Изобретения порождают запрещения. Следуя указателям на клочках бумаги "фигурассион-примерка", я спускаюсь в здание Музея кино. Костюмам отведено фойе театра. Длинные вешалки-брусья начинаются траурно - фраки, смокинги, котелки и цилиндры. Участники "похоронной процессии" - невеселы, в нижнем белье. Кто-то грустно прыгает на одной ноге, не попадая в штанину, галстук болтается на шее не затянутой еще петлей. "Милый Саша" жестом избавляет несчастного от греха и протягивает руки мне - великой грешнице. Я в черных очках. "Ну, что - мы вас шикарно сделаем. Литовской послихой. Хотите?" Саша работает Христом. Он должен одеть 180 человек! Костюмов куплено им на 330 тысяч! Мальчик-будильник из утренней передачи ленинградского телевидения 74-го года - он подбирает мне платье, бархатную накидку, перчатки, головной убор в виде широкой ленты с бисером. Я буду синяя, и на плечи мне прыгнет рыжая лиса. Гримеры и парикмахеры в "буфете" - они как бы прикрывают с тыла. Каждый перед своим столиком-зеркалом, как за щитком пулемета. Меня хватает престарелая "Кукушкина" - был такой фильм в СССР о молоденькой парикмахерше Кукушкиной, и родственники называли меня так в детстве за то, что я экспериментировала на их шевелюрах. Пощелкивая раскаленными щипцами для завивки, зло насупившись, она выпытывает, где я купила зеленый - я еще не в костюме для съемок - наряд. Узнав, что на распродаже, за 100 франков штука, она сетует на то, что живет не в Париже. Я сразу считаю в уме, во сколько же она должна была встать, чтобы прибыть на работу. В 5 утра? Я передаю заколки "Кукушкиной", и она ругает мои волосы, называя непослушными. Какова хозяйка... Мои волосы любят, когда ими занимаются. Так и хочется крикнуть, процитировав Лимонова - "Играй, играй моими волосами!" ("История его слуги"). Они стали еще своевольней, превратившись из знамени большевистской революции в анархистское - я перестала краситься. Мужчины-статисты стоят на очереди. Их волосы, в отличие от женских, зализывают. Некоторым приклеивают усы и бороды. Некоторых бреют. Невольно я рассуждаю логически - почему не добрить безусых и не обородить усатых? Женщин гримируют под Марлен Дитрих. Всех. Под Дитрих - значит нитяные брови, нагие веки, тщательно накрашенные ресницы, расчесанные затем пучками. Чтобы получились острые елки-палки. С недокрашенными губами-бантиками я перебегаю опять к "Кукушкиной". Электрогенератор отключается, и будто включают запись урока по французскому арго. Несмотря на то что моя "Кукушкина" уже расчесывает мои волосы, то есть не пользуется электрощипцами, она считает своей обязанностью присоединиться к лаве возмущений. Несколько парикмахеров успевают уволиться, но их удается уговорить вернуться. Никто не упустит возможности проявить свою важность, незаменимость. Одетые и загримированные массы гонят наверх. Те, как им и подобает, без вопросов следуют. "Наверх, наверх!" - командуют ответственные за массы. Наверху режиссер будет отбирать отдельных представителей масс. Наверху оказывается кафетерий. Есть статисты случайные, как я, и временные. То есть те, кто еще верит, что это временно. "Это только начало! Я недавно в кино! Я еще учусь!" Потому что представить себя работающим статистом всю жизнь... Это как играть на треугольнике в симфоническом оркестре! Но оказывается, что есть профессиональные статисты. Они вроде лузерз. Но не в том понятии, когда лузер - герой. Профессиональный статист - плохой лузер, потому что он остался в кино. То есть там, где когда-то хотел быть первым. Там, куда пришел с мыслью "Я ПОБЕДЮ!" Потом это превратилось в "я победю", позже - в "я побе... я по..." "Я пообедаю!" - становится в конце концов основным в работе статиста. На столах кафетерия расставлены бутыли с водой, бутафорски застыли булочки, младенчески невинно запеленуты в салфетки ножи и вилки. Профессиональные статисты, разделившись на группы, привычно беседуют. "Швейцарские жандармы" режутся в карты. "Швейцары", сняв с себя длинные цепи, полулежат на диванах. Таким же кругoм лежат мужские шляпы. Женские остаются на местах. Все довольно естественно смотрятся в одежде тридцатых годов. Некоторые женщины и мужчины, видимо, вспоминают свои восемнадцать лет в этих нарядах. Профессиональные массы с любопытством поглядывают за двери кухни. Случайные, как я, недоумевают - зачем же нас гримировали, причесывали и одевали? Чтобы завтракать?! Мои соседи по столу - две девицы. Одна - в шляпке-менингитке, другая, - в рыжем берете. В менингитке чуть похожа на Кароль Буке и очень хорошо об этом знает. Парень, сидящий рядом со мной через пустой стул, оказывается курдом. Он идет к ответственным за кухню итальянцам и возвращается с бутылью из-под воды, только теперь она наполнена вином. По правую руку от него профессиональные дамы-статистки. Они и сообщили о возможности и праве масс пить вино. Итальянцы тем временем начали развоз пластиковых коробочек с едой. Профессиональные массы, как и подобает, недовольны. Кафетерий большой, с колоннами, и когда появляется наконец режиссер, ему приходится долго выуживать статистов-мужчин, замаскировавшихся в темных углах. Никто не рвется в бой. Платят, даже если ни разу не выстрелишь. То есть даже если твоя спина не будет заснята. Платят за то, что ты пришел пообедать? Меня не берут, как не берут ни менингитную, ни в берете, как не берут многих. На пустое место напротив меня приходит молодой парень в пенсне. Он вегетарианец - из еды в пластиковой коробочке ест только рис, сыр и пирожное. Остальное отдает изголодавшемуся курду. Еще пенсненосец русский. Сын кого-то с радио "Либерти" в Мюнхене. Я сначала фыркаю, но потом думаю, что, может, их уже уволили. Вместо перестройки, на радио сталинская чистка. Русский вегетарианец знает, кто я, и считает необходимым рассказать о себе. Он профессиональный певец, он учится, он лингвист, он не хочет быть на Западе актером, он снимался в двух главных ролях в СССР. Я молчу. Будто оправдываясь за свой рассказ, русский человек говорит: "Русские никогда о себе не рассказывают. А вот они все рассказывают и считают себя выдающимися актерами". Мысленно я не соглашаюсь и думаю, что если ты выдаешься, то тебя узнают; если же твоя знаменитость заключается в том, что в одном фильме видели твое левое ухо, а в другом правую пятку... Экспресс-машина - на этаже ниже, как раз где снимают. Вся она обклеена разноцветными предупреждениями - "Не пользоваться во время съемок!" Она жутко шумит. После крика "Куп!"* массы с пластиковыми стаканами, заранее зажатыми в кулаках, наглядно демонстрируют, на что они - массы - способны. Французы не пьют кофе, как американцы, потому что кофе здесь - кофе. Но бесплатный кофе это уже совсем другое. Это вроде природных ресурсов, которые черпают и черпают, и будут черпать, пока они не кончатся. Пока, в данной ситуации, экспресс-машина не сломается. Она таки не успевает наполнять стаканчики плюется, икает и захлебывается. В конце концов (в отличие от природных ресурсов) от машины отгоняют и пространство, куда надо ставить стаканчик, заклеивают крест-накрест. Но все-таки туда можно просунуть стакан, тем более что он пластиковый, деформировав. Что и делает один из "журналистов" (бриджи, кепи, твидовый пиджак) - обратно, уже наполненный, его пытаются вытащить "социал-демократ" (бородка разделена надвое) и "швейцарский полицейский". Часам к двум меня, менингитную и в берете тоже вызывают на съемочную площадку. Все массы собраны в большом зале. Зал - шахматная доска где-то в середине игры. Кто-то парочками, кто-то один, кто-то в вечном движении ходит конем. Меня ставят к даме в мехах с польским лицом. Ее бабушка действительно полька. Свежевыбритый мужчина - он, видимо, был с усами в 9 утра - извиняется за то, что он всего лишь француз. Так как действие происходит в Лиге Наций, то и набирали на массовки иностранные меньшинства. Учитывая все же, что это Лига, население района Барбез Рошешуар (Золотая Капля) осталось опять без работы. Группа японцев во фраках и цилиндрах. На них подозрительно поглядывают ответственные за массы - будто боясь, что те достанут сейчас микроэлектронные приборчики, которых в 36-37-м годах не могло существовать. Японцы не достают приборов, но с удовольствием исполняют крайне правых представителей империи, отнявших Маньчжурию. Аравийцы, чьи верблюды, видимо, предполагаются за кадром, похлопывают тучные бедра плеточками. Американцы очень выделяются и очень похожи на себя - все они наглые журналисты. "Болгарские делегаты" возглавляются большой теткой, одетой Сашей в сиреневую юбку из Витебска. Юбка принадлежала Сашиной большой тетке. Небольшие французские девушки, в том числе и менингитная, изображают секретарш. Им выданы кругленькие очки всезнаек, блокноты и ручки. На переднем плане масс - жена ирландского посла. Настоящего. За ней уже приезжал шофер, думая, что она закончила свой каприз-работу. Шоферу предложили тоже сниматься, он отказался, и по тому, как он поспешно убежал в кафе, можно предположить, что он пошел звонить в ИРА, республиканскую армию. Все мы изображаем участников конгресса. "Тишина! Начинайте движение!" раздается первая команда в рупор, и мы начинаем слегка подергиваться. "Мотор!" - камера бесшумно движется за моей спиной, и мне не отдавили пятки только потому, что свежевы-бритый француз изображает влюбленного участника конгресса, то есть прижимает меня к себе. Главный персонаж проходит через весь зал, сквозь нас, устремив взгляд в далекое детство. Моя группа появляется в кадре сразу за ним. Возглавляемая мной, что-то якобы ищущей в сумочке. "Силя-анс!!!"* Я сразу перестаю искать и замолкаю. Как, впрочем, и все. До этого истошного вопля мы все что-то говорим, дабы создать видимость естественного поведения такого большого количества людей. "Вернитесь на исходное место!" Все возвращаются. Кого-то переставляют, кого-то вообще удаляют в самый конец зала, так что видно будет только перо шляпки. "Тишина!.. начинайте движение!" Мы опять подергиваемся, переминаемся с ноги на ногу, переговариваемся. "Мотор!" Главный персонаж идет глядя в детство... "Силя-анс!!!" Я вздрагиваю, как и женщина с польской бабушкой. "Вернитесь на исходное место!" Гримеры и парикмахеры бездельничают. Только жене ирландского посла подкрашивают губы. Режиссер лавирует меж нами. "Начинайте движение!.. Мотор!.. Силя-анс!!!" Наконец нам объясняют, что второй раз "Молчать!" относится не к нам, а является текстом одного из актеров. Массы постепенно заканчивают возмущаться тем, что им не объяснили это раньше, и болтают уже без умолку и после первого "Силянс!" Во время пауз массы курят, отходят от партнеров к тем, с кем болтали за завтраком, ведут себя расслабленно. Вот когда нас надо снимать! Впрочем, некоторые слишком естественны - сидят на полу, потому что туфли не всегда подходят по размеру, даже если подходят к костюму. У кого-то пропало 150 франков. Пострадавший ищет их в карманах жилета, пиджака, брюк, в карманах брюк соседа - он примерял его костюм. Больше пострадавшего суетится маленький уродливый "швейцар". Он известный статист. Снялся в нескольких десятках фильмов. Мне подсказывают: "Его всегда приглашают на съемки фильмов по романам Гюго - он изображает обитателей двора Чудес. В фильмы о концлагерях. Об Америке - он в них затюканная "шестерка" или доносчик". Нас опять переставляют. От меховой дамы меня переводят к вегетарианцу. Режиссер просит нас быть естественными. Никто не знает, как надо себя вести в Лиге Наций в 37-м году. Вспомнив, что Саша говорил о "литовской послихе", я стараюсь припомнить историю. Это еще до того, как Европа бросила СССР и Сталину пришлось подписать с Гитлером Пакт. Литва еще не советская. Но Клайпеда скоро будет принадлежать Третьему рейху. С вегетарианцем мы изображаем прогерманских литовцев. - Вы завтра снимаетесь? - спрашивает он меня, элегантно держа под руку. Я не знала, что можно и завтра. - Надо навязывать себя. Я завтра буду. Вот только бородку побрею. Бородка у него серж-гинзбургская - трехдневное небритье. Я говорю, что, к сожалению, не могу отрастить к завтра бородку. - Ну так вам другую шляпку дадут! - не моргнув говорит он. Работать статистом - значит, быть пионером, то есть всегда готовым. Вот мы стоим у служебного входа на улице, и мы готовы. Мы - это я, вегетарианец, Саша и русская девушка Кира. Саша хорошо относится к соотечественникам: "Я единственный, кто дает работу своим... Мы должны создать свою мафию. Русскую. Как все..." Сделать это тут же нам не удается. Наш тесный кружок разбегается сверху кто-то бросает банку кока-колы, и она приземляется прямо в центре зародыша нашей русской мафии. О, видимо, нас приняли за членов "Памяти"! Хотя людям со скейтами вряд ли известен этот даже глагол - "помнить", - не то что организация. Помнить все-таки - думать. Люди с досками на колесиках, роллер-скейтеры, которыми кишит уже Трокадеро, заняты как раз обратным отбиванием мозгов. На мою память сразу приходит Хармс с идеей о яме негашеной извести. Поделиться ею с членами "разбитой" русской мафии мне не удается массы зовут. Массы идут на зов, то есть к автобусам. Музей Токио в трех минутах ходьбы. Но нас группами отвозят туда на гигантских автокарах. Вот на что тратятся миллионы бюджета! Аренда автобусов, стоянки, шоферы. Их завтраки!.. Режиссер, встречающий нас, отбирает только женщин и кричит, чтобы все мы убрали с глаз долой сумки. После исчезновения 150 франков все прижимают имущество к груди и похожи на беженцев. Русская девушка Кира произносит слово "сумка" во множественном числе, массово мысля, и получается: "Куда же нам деть наши саки*?" Саша, в двух канотье сразу, советует спрятать за машины и накрыть. Это задает тон, и наша русская компания начинает изощряться в знаниях "черных" частушек. Оставаясь наготове, как пионеры. Массы 30-х годов, мы стоим перед полукругом музея. Массы сегодняшние толкутся на тротуаре. Мы куда красивее сегодняшних. Сегодня люди, не стесняясь, ходят уродами. Самые уродливые - обычно и наглейшие. Вот один из таких лезет с листом бумаги к Депардье. Он тут - в кожаной куртке, со шлемом мотоциклиста в руке. Снимается ли он в фильме или просто интересуется работой коллег? Подписав листок представителя сегодняшних масс, он продолжает беседу с продюсером фильма. Кира рассказывает, что Депардье очень хочет сниматься с советскими. Не раз прибегал он в консульство прямо в съемочных костюмах. Работники консульства еще не перестроились и очень пугались. Это вместо того чтобы сразу упаковать его и отправить в Москву! Рядом с Депардье какой-то полулысый, толстоватый. Вегетарианец удивлен моей плохой памятью: "Вы наверняка еще в Союзе смотрели "Высокий блондин в черном ботинке". Это Ришар. Он". Может быть, но он не высокий и больше не блондин. Жизнь разбивает мифы. А вот человек, который мифы создает, - Бернар Пиво. Ведущий "Апострофа". Я не бегу к Пиво с криком "Я автор!" Несмотря на огромную популярность русских, читают по-русски немногие. Многие, правда, уже без акцента произносят "перестройка" и даже шутят "перстрой куа?", что является вопросом покойных генеральных секретарей из анекдота: что они там перестраивают, если мы ничего не построили. Не бегу я и к Азнавуру, который тоже здесь и которого я уже знаю по "Распутину". И к Кармелю не бегу, с которым снималась в "нулевом" фильме. Это Азнавур и Кармель бегут. Они главные персонажи, опаздывающие на кон-гресс. Мы, участники конгресса, который закончился, поэтому мы и стоим на улице, пропускаем Азнавура и Кармеля в цилиндрах, слишком огромных для их роста. Я в группе с "временными" статистами. Это те, кто составляет 50% зрителей на спектаклях, бесплатных зрителей. Друзей актеров, занятых в спектакле. Громче и дольше всех аплодирующих, поощряющих бесталанность коллег. О том, что рабочий день закончен, в рупор не объявляют, дабы не создавать паники "кровавого воскресенья". Наступает самый страшный для ответственных за массы момент - выдача денег. Платят сразу и наличными. Так же группами, на автобусах отвозят обратно во дворец Шайо. Нас загоняют в кафетерий и оттуда, группами по десять, спускают на переодевание. Первыми тех, кто не участвует в съемке завтра. Я проталкиваюсь к главной за массы и спрашиваю-напрашиваюсь: "Я завтра снимаюсь?" - "Кто ты?" На вопрос я отвечаю демонстрацией костюма, помахиванием лисы и покачиванием головы в синей ленте с бисером. Она узнает меня, поэтому записывает в резерв. Для массовки хорошо быть незаметным. Ты никогда не запомнишься зрителю, и тебя можно использовать во всех массовых сценах. Насколько меняется темперамент масс во время переодевания в свои одежды! Все неимоверно быстро натянули штаны и свитера, никто не мучается с завязыванием галстука. Тем более что никто не в галстуке. Пусть мы и не изображали толпу, костюмы скупались "милым Сашей" не у действительных участников конгресса. У старушек и старичков. Массы тридцатых годов были выразительней. Деньги выдают в конвертах, выкрикивая имена, написанные на них. Мое имя, конечно, не могут произнести. Когда я наконец сама пробиваюсь к столику и называюсь, главная за массы говорит, чтобы я обязательно пришла завтра. Только не в девять, а в восемь. Я так не люблю утром есть! Дома меня не ждут голодные дети и бездарный муж. Мой "муж" разносторонне талантлив - кормит меня ужином. Переменно открывая то левый, то правый глаз, я смотрю Ти-Ви. Мне не хочется ни комментировать, ни возмущаться бездарностью телепередачи. Как и тем, кто только что пришел с работы: обычным людям, вернувшимся с обыкновенного рабочего дня... "Быть обычным - значит быть актером; играть же определенную роль - совсем другое дело, и дело сложное к тому же", - вспоминаю я Оскара Уайльда. Мой талантливый "муж" смеется: "Завтра опять пойдешь?" - "Угу", - говорю я, засыпая. Побуду еще день обычной. Быть как все стимулируется оплатой. 1988 г., Париж ОТ ИРОНИИ К ЮМОРУ И ВНИЗ, К СТЕБУ Ирония - это дистанция. То, над чем вы иронизируете, не суть ваше. Иначе это самоуничижение. Ирония - это насмешка над миром. Чтобы иронизировать, надо иметь твердую опору, стержень. Современный же человек как раз, напротив, очень остро ощущает свою ограниченность, конечность (экологические катастрофы, перенаселение, СПИД) и невозможность выхода за пределы мира. Отсюда - тяга к оккультному, к эзотеризму, вульгарно, то есть поверхностно, переданному в видеороликах всевозможными иероглифами, знаками, кружочками и квадратиками... Современный человек не может иронизировать, так как полностью погряз (может, и не желая этого сам!) в потоке информации (не знаний, в плане понимания!), моды; он повязан всем мелкооптово-бытовым, и у него нет сил, чтобы отойти в сторону, дистанцировать себя. Потому что нет стороны. По Кьеркегору, юмор это насмешка мира над человеком. Выражение советской эпохи "здоровый юмор" почти утратило смысл. Это когда рекомендовалось время от времени относиться к себе с юморком (то есть позволить миру слегка посмеяться над тобой, чтобы не очень-то задаваться). Особенно пафос поп-звезд нагоняет страху - ощущаешь, что мир действительно сошел с оси. "Юморить" (по "Мумий Троллю") умеют над прошлым и, в общем-то, любят это. А вот сегодняшняя жизнь, она как-то сворачивает все на стеб, стебалово. И это не юмор. Стебалово - это пародия на иронию. Это попытка в безнадежной ситуации все-таки зацепиться, задержаться на поверхности. Все-таки быть над миром и ситуацией. Ан нет! Потому что стебом себя как раз еще больше вовлекают в нее и с ней отождествляют. Хотя, разумеется, думают, что отстраняются. Фигушки! Помните все, конечно, джексоновскую "I'm bad"* в версии "I'm fat"**. Это-таки ирония! Потому что не настоящие толстяки исполняли. Уж не помню кто, но именно тем, что они были деланные толстяки, они себя дистанцировали и таким образом иронизировали. А вот Минаев стебается над "Макареной", то есть делает копию и отождествляет себя с ней. Он остается в том же контексте - и музыкальном и словесном, не говоря уж об эстетическом, то есть чисто визуальном. Артист пародийного жанра, Минаев изображает истинных исполнителей хита (он в картинке продублирован!). То есть он делает стебальную копию. Не знаю, насколько было смешно, когда он, работая ди-джеем в гостинице "Молодежная", "пел" под "Модерн токинг". Но тогда он, видимо, не ставил своей задачей смешить... Также не пытается рассмешить нас "Белый орел" с клипом на песню "Потому что нельзя быть красивой такой". Это скорее заявка на вседозволенность, "что хочу, то и ворочу", а также подтверждение формулы "деньги есть - ума не надо". Надо просто взять готовое произведение (здесь - видеоклип) и сделать свою копию. Получается, конечно, не совсем как у Джорджа Майкла, менее, что называется, "вкусно", но тем не менее не меньше то есть. Хотя по деньгам, конечно, влетели в меньшую сумму. К тому же нужно учесть, что у "белого орла", он же почетный корректор Жечков, никаких звезд типа Евангелисты и Наоми Кэмпбелл в клипе не блеснуло, а у Дж. Майкла именно на них строится весь пафос/бюджет. Вот уж кто иронизирует, и очень классно, это Немоляев с версией "Бабьего лета" Джо Дассена. И тут мне прямо бальзам на душу. Жаль, редко этот ролик можно увидеть. Из сладкого и обожаемого всеми тетеньками произведения Немоляев сделал что-то приближенное к ужастику, да еще в хэви версии. Дистанция что надо. Да и название группы немоляевской "Бони Нем" само за себя говорит. Немоляев не поп-звезда, и его обращение к хитам (и названиям) попсы и есть ирония. А вот Минаев сам по себе - попса, и поэтому у него не ирония, а просто смешливая версия, вариация на тему. Он сам остается там же. Одиннадцать лет назад "Московские новости" опубликовали открытое "Письмо десяти" - десяти деятелей искусств, общественных активистов и т.п., обращенное к западной общественности в период перестроечного начинания. Одной из проблем в нем выдвигалась нехватка, вернее отсутствие, копировальной техники в СССР и свободного доступа к ней населения. И это-то якобы и являлось причиной отсутствия верной информации у масс. Отсутствие возможности сделать копию?!! В общем, вы поняли, к чему это я. Наша музыкальная жизнь - одна большая копия. Большая, потому что страна у нас все еще большая, хоть и урезанная. У нас семь "перченых" девочек-"стрелочек". Или вот еще "Аленушки". Да и "Блестящие". Питерский "Сплин" - это "бритиш поп" (хороший каламбур получается! Русский сплин - это английский...), ну и так далее, далее и далее. Вы сами можете продолжить. Потому что в русской традиции очень развито это начало: назвал - сравнил, назвал, сравнил. Сравнение служит подтверждением состоятельности будто бы. Само по себе произведение как-то не существует, не удерживается. А так очень удобно выводить в ряд ценностей - этот, как тот, а эта, как та... В общем-то, похоже на принцип критика - человека, одержимого ценностями. Который, анализируя новое произведение, пытается поместить его в ряд уже существующих ценных, на его взгляд, произведений и таким образом зафиксировать его в искусстве, дабы нить не прерывалась. Но мы не критики, а жители суровой зимы, шизоидной весны и, может быть, отсутствия лета. Поэтому мы так вот сравнивать не должны. Мы должны ориентироваться на "нравится - не нравится". Мне кажется, что очень многим "Бахыт компот" именно просто нравится. Нравится Степанцов, поющий смешные песни. Стебалово Степанцова не сложно понять. То не заумь обэриутов и поэтому не раздражает непоняткой народные массы. Он не делает ироничных версий на суперхиты. Он пишет самостоятельные стебальные тексты. И такое направление уже зарекомендовало себя в эстраде. Еще чуть-чуть, и будет совсем прочно стоять на поп-ножках. Вот когда Степанцов "хрипел" с группой "Лосьон", он мог быть расценен как некий радикал. Но с этими "лосьонщиками"-матерщинниками далеко не уедешь. И народ испугается. Поэтому все верно. Наш стиль - стебалово!.. Жизнь наша - копия! Что же все мало вам?! Реальность = Утопия! Эти последние строки должны быть адресованы мне, всем недовольной довольными всем стебками. 1998 г., Москва МОНОЛОГИ С... Незаконченный монолог Наталии Медведевой, прерываемый (по ее усмотрению) Сергеем Высокосовым - ее любимым, соратником и другом, солистом и автором многих композиций "Коррозии металла", никаким не Боровом, а суперменом и ангелом. Н.М. - До сих пор я путаюсь в именах лидеров росс. рока. Как фамилия этого типа в очках, с бородой, вроде Высоцкого? А этот курчавый кто?.. До года восемьдесят седьмого, живя уже во Франции, я даже не слушала "совьет" рок. Гребенщиков не был моим богом. Цой не был моей совестью. А советско-российская эстрада, "поп" местный, поражала однобокостью - песни исключительно о явлениях природы. (Еще в Америке я получала от мамы посылочки с пластинками "некой" Понаровской.) Да и в девяносто седьмом году эти орущие "тетки" или пищащие "сучки с сумочками" только раздражают. Как, впрочем, и "рэпирующий" "Мальчишник". Они не дотягивают и до среднего уровня западноевропейских исполнителей (с американцами вообще уж не сравниваю!). Сергей Высокосов - В восемьдесят шестом году я работал техником, сначала в Удмуртской, а потом в Московской областной филармониях. Три с половиной тонны аппарата таскались по всем городам, заказывался специальный трейлер. И вдвоем мы его устанавливали, настраивали. Тогда и понятия такого - "фанера" - не было. Все - и Захаров, и группы "Браво", "Рондо", попса, по моим меркам, работали "живьем". Кроме папы Киркорова. Он пел под "фанеру", но всегда извинялся перед тетушками на концертах своих, что не может везти весь оркестр. Публике очень нравились экзотичные техники. Меня, волосатого, даже просили выходить на сцену во время концерта якобы что-нибудь поправить - публика всегда ревела. Претендент на место министра культуры от коммунистов был законодателем "фанеры" - Разин с "Ласковым маем". Н.М. - Но я могу сказать, что мне также не нравятся и славянофильствующие "дочери" Ревякина. Это занудно, и образы вoронов, коней, телег и злых духов ближе к Гоголю из девятнадцатого века, чем к тому, что я переживаю и ощущаю сегодня, живя в Москве или Питере. А ведь они тоже все тут живут! Как это местная иконография у них в песнях не задействована?! Вообще, как это получилось, что из прежних рокеров и их фэнов времен "застоя" и начала "перестройки" - их ведь были миллионы! - никто не организовал свой "лэйбл", "продакшн" так называемой альтернативной музыки, "другой" эстетики. Все заняты исключительно собой, превратившись в удобоваримую, благозвучную для всех полупопсу. Или - похоже на маленькие книжные издательства - выпускают себя самих и близких родственников-друзей. Сергей Высокосов - Да вообще, идет подстава и предательство. Как во времена хипповства - люди носили соответствующую одежду, длинные волосы, всевозможные значки с лозунгами, но вовсе не следовали их идеям. Большинство девушек пугалось и убегало, когда их провоцировали на разговор о "фри лав". Но так, наверное, во всем - когда движение становится массовым, совсем не обязательно, чтобы эти массы были принципиально верны фундаментальной идеологии движения. Н.М. - Да, когда я вступала в пионеры, я вовсе не думала о заветах Ильича, а думала исключительно о том, что становлюсь старше, ближе к миру взрослых с его "запретными плодами". Но это не делает чести проводникам - значит, они не позаботились о том, чтобы облачить идеи в новые, соответствующие времени и потребностям формы-одежды. То же самое можно сказать и о музыке. Противостоять можно чему угодно! Этим жутким, как из засохшего говна, статуям персонажей сказок на Манежной площади. Противостоять не обязательно демонстрацией. Протест может заключаться в самoм произведении, радикально отличном, взрывчато непохожем на то, что опровергаешь. А ты вот слушал массу кассет так называемой альтернативы, и я послушала: единственное, что их отличает от музыки авансцены, - это чудовищно плохое звучание. Все. Уж лучше слушать тогда хорошо звучащих "Янг годз", а не какие-то "Сосульки-убийцы". А вообще, недавно кто-то из музмира сказал, что соцпроблемами у нас тут будет заниматься хип-хоп, то есть черный рэп! Сергей Высокосов - Помимо совсем андеграундных "Сосулек" Кирилл, Люцифер из нашего шоу, занимающийся сегодня чем-то вроде Скляра, но на менее солидном, в плане поддержки "ФИЛИ", уровне... Вообще, ты говорила, что где-то вычитала о том, что Генри Роллинз (экс-"Блэк Флэг" - сейчас "Роллинз бэнд") законодатель движения "Учитесь плавать", а не Скляр... Так вот, там были люди из Минска "Саркастик грин", "Аутизм". Но мне лично всегда было интересно прослушивание неизвестных групп, в плане открытия каких-то новых звуков, звучания. А какое тут звучание, когда суперпопулярный среди подростков и молодежи Летов (Егор) играет мимо. Таким, как он, ничего не надо. Они как дикие люди в отношениях с аппаратурой. Дека "Яузы", катушечный магнитофон типа "Астры"... Они про себя говорят, что из них якобы такая энергия прет, что аппаратура ломается. Н.М. - Мне нравится энергия Летова и образы поэтические, яркие - "очередь засосом на холодном углу", но мне тоже очень не нравится, концертное особенно, звучание. Сегодня, когда есть возможность слушать кого угодно, а значит, и возможность расширения своего культурного кругозора, который и формирует эстетический вкус, наяривать на акустической гитаре и вопить в микрофон, подключенный к колонкам с тряпичным, в клеточку! - как в моем детстве! покрытием динамиков, - это просто абсурд. С другой стороны, ты сам говоришь, что у нас у всех японские уши уже. А у большинства тайваньские - у единиц есть дoма хорошая аппаратура. И даже в дорогих клубах ставят какие-то "дрова", как нам вот в Питере, в "Пирамиде" поставили. При этом хотят все заснять и показать по ТВ. Сумасшествие какое-то! Вообще, мне всегда казалось, что задача автора композиции - запечатлеть в звуках состояние своей души. В России же кругом безнаказанное стебалово. Да и на Западе все эти "римейки" прошлого вроде морисонской "Лайт май файр" - это вообще беспредельная насмешка, пусть он сам и не очень-то любил эту песню. Какие-то шурочкины, оказывается, были созданы для настоящего рока! Неужели это не вызывает злости - хорошего, здорового чувства, за которое, конечно, надо нести ответственность, быть готовым к отторжению, неприятию, исключению?! Сергей Высокосов - Мне больше нравится свирепость - это чище злости, отрешеннее и как бы менее персонально. Н.М. - А мне кажется, что как раз персонального, индивидуального, суперсубъективного и не хватает сегодня! И в этом вся проблема! Чтобы научиться плавать, надо плавать! Чтобы претендовать на звание альтернативы, надо что-то сугубо свое делать, но так, чтобы в этом твоем были задействованы впечатления жизни, мысли и чувства, которым может сопереживать альтернативный слушатель. То есть индивидуал, а не массы. Сергей Высокосов - Тебе чаще надо заниматься поглаживанием икр в положении сидя, коленки согнуты и подтянуты к груди. Это очень хорошо расслабляет и восстанавливает энергию, которую ты расходуешь, эмоционально воспринимая мир, темпераментно реагируя. Н.М. - Вот ты и поглаживай их мне! А я буду реагировать... ПРОДОЛЖЕНИЕ... Высокосов - Был у нас в Союзе момент. Восемьдесят девятый - девяностый годы, когда западные каналы "МТV" или "Супер Чанел", надеясь совершить коммерческие сделки, давали на пробу свои передачи. Можно было наблюдать, что происходит в музыкальном мире прямо сейчас, а не десять лет назад. Но потом они поняли, что прибыли не светит, никаких прав у них никто здесь не купил. Просто оставил себе груду старого хлама. Который набил уже оскомину - потому что его-то и крутят по нашим каналам без конца. Медведева - Недавно был юбилей, десятилетие, знаменитого "Письма десяти", то есть диссидентов, об отсутствии копировальной техники в СССР. Сегодня страна превратилась в одну гигантскую копировальную машину. Не успеют показать-выпустить что-то там, как молниеносно здесь делается копия. Высокосов - Это на всех уровнях наблюдается, в "элитных" журналах то же самое. "ОМ" об Энди Уорхоле и "Матадор" про отца поп-арт. На обложке "Матадора" Агузарова, ну и на "ОМе". Они про "Секс пистолз", и "Матадор" послал корреспондента к Макларену... Медведева - Добавь еще одних и тех же красоток - Наоми и Шэрон Стоун... Высокосов - И единственного фотографа Фридкеса! Нет, еще Клавихо! Медведева - Я, вообще, к печатной продукции здесь отношусь очень осторожно. Не всегда указано, откуда перепечатан материал, кто перевел и каким годом он датируется. Высокосов - В то же время я знаю, что у так называемых "композиторов" накопилось очень много материала, как говорится, "для души". А выпускают они ширпотреб. Это якобы нужно публике. Все эти "ветераны" - какие-нибудь Кельми, Маликов-Пресняков старшие, - они будто оправдываются, постоянно вспоминая, что когда-то они играли настоящий рок, джаз и т. д. А сегодня вынуждены подстраиваться под то, чего якобы хочет публика. Медведева - Они для меня не авторитеты. Высокосов - Для меня тоже нет, но это же можно сказать и о современных, сегодняшних, "производителях" и "работниках искусства". Медведева - Вот именно - производители. Вот именно - работники. У нас страна большая, поэтому и производство огромное и в нем надо равняться на большинство, на его уровень. Хотя и без опыта СССР ясно, что количество не значит качество. А "работники" у меня ассоциируются с железной дорогой. Вот там - работники. Не всегда трезвые и ищущие, с кого бы содрать зелененьких. По огромности, то есть количеству, мы тоже всех опережаем. "Горкий парк" один клип гоняет уже полгода. А местные "звезды" штампуют их пачками! Высокосов - И видно, как надергано отовсюду буквально. Даже из несовместимых, казалось бы, стилей - готика и попса, трэш и глэм. Медведева - Это так называемый синкретизм, слитность. Цельность, я бы сказала, желанная. Но на таком вот уровне, как она проявляется, - это хаос и безвкусица, отсутствие стиля. Винегрет любимый русский. Высокосов - В Москве стало, как в большой деревне. Вот приехал Боуи, вот Тина Тернер, постояльцы уже "ЗиЗи Топ", "Назарет". Даже Джексон. И тут же Киркоров не моргнув глазом, в супертуре со своей физиономией на самолете, отсчитывает начало истории. Медведева - Этот отсчет произвел большое впечатление на Аллу Борисовну, на концерте Джексона часа два считали, пока он, то есть она, история, не началась. Высокосов - Он-она... Андрогинная идея одна из двигательных в музыке. Она когда-то несла в себе революционность, бунтарство. Отойти от однозначного, не принадлежать к устоявшейся форме, трансформироваться - изменить. Поломать. У нас как всегда все скомканно, быстро, тяп-ляп. Медведева - Потому что не самостоятельно, а по тамошнему примеру. А там все-таки десятилетиями гомосексуалисты "боролись" за свои права. Здесь по разрешению все как-то устроилось. Горбачев и секс разрешил, и гомиков сажать перестали. И рок на службе чего-то там... И в любом случае - это не борьба идей, а шоу. Это просто костюмы. Высокосов - Не хочется верить, что у людей, творящих музыку, только внешняя оболочка, и то чужая, которую просто можно использовать, потому что уже существует. Здесь чуть-чуть подделал, там поменял местами. Медведева - Это у художников было: "рэди-мэйдз" (Соня Делоне), то есть готовые формы, заготовки, как сэмплер сегодня. Высокосов - И все это идет общим потоком. Медведева - Говном плывет по реке! Извини за грубость. Высокосов - Но только у большинства все-таки остается проблема со сбором народа на демонстрацию этого "говна", как бы его ни рекламировали. "Мегаполис" в ЦДХ продал сто двадцать шесть билетов! Это после того, как весь вечер и всю ночь Муз-ТВ крутило их клипы, разыгрывало бесплатные билеты. Сто двадцать шесть билетов - это провал для такой раскрученной (по ящику и радио!) группы. Медведева - У Маяковского было про звезды - раз их зажигают, то это кому-то нужно. Кому-то, значит, надо, чтобы был такой вот неоправданный коммерче-ски "Мегаполис" и многие другие. Я уж не говорю о сегодняшней возможности кому угодно при наличии денег светиться в ящике. Беспрецедентный Хозяенко с его "Черноглазой" - это, вообще, наверное, какая-то братва своего товарища надоумила - да ты же классно поешь, ща Моргунову забашляем, эту девку твою с ним снимем, плевать, что синеглазая! Высокосов - В России, где так всегда любили говорить о культуре, о высокой культуре, где и родилось понятие "интеллигенция", на переднем плане выступает что-то уродливое, сворованное. И часто возникает ощущение, что тебя наебали ты готов к принятию новой информации (музыкальной, например), садишься, включаешь, внимательно слушаешь... Десять минут, пятнадцать, двадцать... Где, где это новое, над которым кто-то не спал ночами, мучился в поисках озарения и света?! Медведева - Сегодня нас озаряет знак доллара. Мы живем в эпоху экономического тоталитаризма. И "сад души" заброшен, захламлен, да и вообще, засох. У тебя есть стихотворение почти об этом, Сергей. Увядшие флоксы, огурцы и баксы Валялись у подъезда в мусорной куче. Жили-были, жили-были, Жили да не были, были да не жили... Сумасшедшая обезьяна схватила баксы, Утащила к себе на дерево. "Да кому они нужны, - говорила она, Все равно, небось, фальшивые". Толстая тетка схватила огурцы И запихала к себе в авоську, Чтобы мужу сделать приятное. И только флоксы увядшие, Никому не нужные, До утра на улице лежали. Их дворник сжег потoм С прошлогодней листвой, Похлопывая рукавицами, Постукивая метлой. И можно добавить: постукивая метлой не в такт какой-то своей "дворницкой" песне, глядя на огонь, ну там "Мой костер в тумане светит..." - а орущим из чьей-нибудь иномарки "Иванушкам" или Мише Кругу! 1997 г., Москва ВОР Сентябрь. Туристов уже немного, и одна из красивейших площадей Парижа плас де Вож - не очень шумна. Только отремонтированные фонтаны парка плещутся, вторя вовсю еще зеленой листве. - Да в тюрьме, как на воле. Те же законы. Только без прикрытий. Без цивилизации как будто. - Ну а правду в фильмах показывают - бьют? Человек, у которого я это спрашиваю, сидит напротив меня за столиком ресторана. Столики еще на улице - так тепло. Мы пьем великолепное и в меру охлажденное "Сенсир", едим. Он - в модном льняном костюме. Темные очки фирмы "Порше", те, что складываются и стоят около пятисот долларов. В бумажнике пачка наличных - немецких в основном марок: вот, пожалуй, что отличает его от модного европейского плэйбоя. Наличные деньги. Только. Всегда. Роман - вор. Жулик, криминал и темная личность. Последний раз он отсидел пару лет и освободился полгода назад. - А что, в жизни разве не бьют?! Если не физиче-ски, то как-то по-другому. Все зависит от того, как себя поставишь. С первого же часа. С прихода. Видно же по человеку - может он за себя стоять или... Роман, конечно, за себя стоит. Он не очень высок - метр семьдесят восемь, - но он будто квадратный. Льняные штанины брюк колышутся на его ногах-колоннах. Пиджак на плечах недвижим. - А как же секс? - Что секс... Обмениваются девочками... из журналов! Или преданно на одну и ту же. Мастурбируют все. Это говорится им без тени смущения, совершенно спокойно. Может, так же об этом скоро будут говорить и на воле - в наш век СПИДа. Впрочем, уже существуют коллективные группы по обучению мастурбации. - Говорят, тюремная дружба очень крепкая... - Да, у меня там появился дружок. Колумбиец. Ему там мозги полгода пудрили. Качали деньги из его сестры. А он все ждал, когда же ему устроят побег... Красиво тут. Мне очень нравится. Молодец, что привела сюда. - Здесь, Роман, всем нравится. И кардиналу Ришелье нравилось, и Виктору Гюго. Сейчас нравится министру культуры и скандальному писателю Жану Эдерну Аллье. Если есть пара миллионов в долларах, можешь облюбовать мансарду... А ты сам-то не пытался бежать из тюряги? - Конечно. Не получилось. Он весело смеется, и я прошу его рассказать. И он так же, смеясь, рассказывает, как должен был бежать с колумбийцем и еще одним сокамерником. Четвертый оставался. Потому что ему вообще оставалось пару месяцев сидеть. Об их побеге знало несколько людей в их отсеке. Они и устроили драку. Для отвода глаз. Охрана была занята дракой, а не звуками, доносившимися из камеры Романа. Разбегаясь от двери камеры к окну-иллюминатору, они долбили стекло металлической ножкой стола, которую каким-то образом отвинтили. Они пробили-таки стекло. Но не рассчитали. - Там же прутья за стеклом. То есть это даже не прутья оказались, а толстенные сваи прямо-таки. Ой, бля, самое сложное, мы думали, стекло. А оказалось, что жопа не лезет, не пролезает! - И что же вы делали? - чуть ли не взвизгиваю я. - А ничего. Сидели и ждали, когда придут. В медпункт, лазарет, чтобы повели. Изрезались все... Я представляю эту сцену, и мне кажется она не достойной ребят, сидящих не по первому разу. Как это они не измерили - пусть сквозь стекло! - расстояние между железками... - Ну вот так, бля! Ох, когда решаешь бежать, то как сумасшедший становишься. Уже все неважно, по хую! Страсти! А это самое опасное. Мы заканчиваем ланч - Роман ликером "Гран Марнье", я коньяком. "Ланч" потому что знакомы мы еще с Америки. С Лос-Анджелеса. Уже черт знает сколько мы знакомы. Моя жизнь тогда в Лос-Анджелесе была очень бурной. Вечера были расписаны. Начинала я петь в клубе "Миша", затем неслась вниз по Сансету в "Али-Бабу", где собиралось много ностальгирующих советских армян, затем в пьяно-бар "Лео" и обратно в "Мишку". Там я впервые и увидела Романа в окружении таких же, как он: жуликов, воров, полукриминалов из Эл.Эй. и Нью-Йорка. Надо сказать, что они не были поклонниками исключительно блатных песен. В моем исполнении им очень нравилось что-нибудь жестоко-душещипательное, вроде: "Прости меня, но я не виновата, что я любить и ждать тебя устала..." Бессознательно, видимо, меня всегда влекло к этому миру темных типов, которые, уж конечно, сами себя жуликами и ворами не называли. Но разумеется, у меня о них было какое-то полуромантическое, полукиношное представление. Я не увлекалась романами Агаты Кристи и не знала, что "преступления не может совершать выдающаяся личность. Никаких суперменов. Преступник всегда ниже, а не выше, чем самый обычный человек..." (что остается сомнительным для меня). Но среди русскоязычного населения Лос-Анджелеса эти "темные типы" были, пожалуй, самыми свободными людьми. Без комплексов, без зацикленности, с какими-то своими законами о чести. Группа "интелло" из СССР была не только не свободна, но и чудовищно скучна, если не сказать, мертва... У них ничего не происходило, кроме вечных муссирований "сталин-ленин-сталин-ленин-брежнев-сталин". Эти полукриминалы тоже, конечно, насмотрелись фильмов с Хэмфри Богартом, и все они хотели свою Лорэн Бокал. Какую-нибудь Марлен Дитрих из "Голубого ангела". "Пьянеет музыка печальных скрипок / Мерцанье ламп надменно и легко. / И подают сверкающий напиток / Нежнейших ног, обтянутых в трико..." Так что ночная певица на эту роль вполне подходила. За столом Романа тогда сидела давняя моя знакомая, еще с Москвы, все с теми же московскими привычками "фирменной" бляди. В каждую фразу она умудрялась вставлять слова "деньги", "мани", "баксы" и все в том же духе. Сами мужики только и говорили, что о деньгах, но когда это же делала женщина... они кисло ухмылялись. Им это не нравилось. В любом случае, большинство из них эти самые "мани" именно ради или из-за женщин делали. Но сказать об этом прямо, открыто, было все равно что плюнуть в лицо... Роман поигрывал золотым брелоком, с бриллиантиком, и исподлобья как-то поглядывал на меня. У него были светлые и слегка волнистые волосы, коротко остриженные, мягкие... Нет, это я уже узнала из нашей второй встречи, когда я уже трогала его волосы, кладя ладонь ему на затылок, скользя вниз по сильной шее... Тогда, в первый раз, он отсидел в США десять месяцев. У него была жена американская девчонка из провинции, приехавшая в Нью-Йорк становиться манекенщицей. Она стала его женой и... наркоманкой. - Я-то в тюряге завязал. Спортом там стал заниматься. А эта кретинка сидела на кокаине. Вместо того чтобы по адвокатам бегать! Дочку матери, в деревню свою, послала. Слава богу, та оказалась классной бабой, волевой такой женщиной. А моя балбеска сидела на "снежке"! - Но с кокаином-то ты ее познакомил, Ромочка... Он позвонил мне где-то через год после первой нашей встречи. Квартира уже насовсем была освобождена моим мужем. Мы разошлись. Как раз за два дня до звонка Романа муж зашел забрать оставшуюся одежду. Как освенцимские тела, болтались костюмы на вешалках... "Все стало раком!" - сказал муж на мою перестановку мебели, которой я "разрубала" громадную ливинг рум на уютные закутки. Мне хотелось нового, другого. Пользовалась я декорациями из прошлого. И привычками - тоже старыми. Мы, конечно же, пошли с Романом есть. Ни одной, видимо, истории о мужчине и женщине нельзя рассказать, не упомянув о еде. Это как что-то вспомогательное по дороге к главному. То есть к постели. Как бесконечная музыка, которую и музыкой-то уже не воспринимаешь - фон, неназойливый шумок, заполняющий пустоты и паузы в разговоре. Модно было ходить в кафе "Мусташ" (усы то есть) на Мелроуз плэйс. Хозяин кафе действительно был усатым французом. Он меня знал, и нам сразу дали отдельный столик на террасе. Мы мало пили. Из-за кокаина. И бутыль вина, приобретенная по дороге ко мне домой, тоже была куплена Ромкой без энтузиазма: "Зачем? У меня же кок!" Мы лежали посередине комнаты на ковре. По потолку прыгали тени от мигающих лампочек на елке - был февраль, а я все хранила новогоднюю елочку. Нёбо было онемевшим - из-за кокаина. Из-за кокаина же, наверное, Роман все повторял, что я "обалденная женщина" и что мой муж "дурак". Утром, когда мне удалось разразиться оргазмом, потому что женщинам в пьяном состоянии или под кайфом это удается крайне редко... - утром Роман надел халат моего мужа. "Ну халат-то муж наверняка оставил, - смеясь сказал он. - Когда окончательно буду уходить от жены, первым делом халат в сумку положу!" От жены он не уходил из-за ребенка, ну и потому еще, что таким людям, как он, время от времени нужна пристань. Как артистам. Куда можно приехать после гастролей, залечить раны и переждать. - Я все думал, что моя жена завяжет, станет взрослой. Одному работать не в жилу. И всегда больше подозрений вызываешь - один, мужик... Это он говорит мне уже сейчас, в Париже, в баре-ресторане "Перегордин". Напротив, через Сену - здание Дворца Правосудия. Он находится на носу корабля-острова, в центре города. Здесь же и префектура, и знаменитая Консьержери, в которой томилась последняя королева Франции перед гильотиной. Романа это делает нервно-веселым. Он перебирает в руках множество лезвий швейцарского ножа, который купил, как только мы переехали на Левый берег, к бульвару Сен-Мишель. Он сказал, что нож такой ему нужен вообще, ну и для дела... В нем есть даже увеличительное стекло. Руки у Романа очень чувственные, с невероятно аккуратными ногтями длинные пальцы, как у музыканта. Не хэви металл, конечно, виолончелиста. Мне совсем немного надо, чтобы разбудить в моей фантазии эксцентричные сценки-кадры. Моя синематека запускает ленту "Бонни и Клайд" в отреставрированном варианте. Автомобиль лишь остается похожим на "Бентли" 20-х годов... Я в костюме от "Монтана", черные очки. Роман... он может быть в этом, льняном. Мы на набережной Монте-Карло. Я никогда там не была, поэтому не знаю, есть ли вдоль набережной ювелирные магазины. Впрочем, наверняка. И вот мы входим. "Мадам, месье..." - приветствует нас пожилой владелец в очках, поднятых на лоб. Я небрежно облокачиваюсь о прилавок, мои очки тоже уже сняты, и покусывая дужку, я веду светскую беседу о бриллиантах. (Я должна буду прочесть несколько книжек о ювелирных изделиях, дабы производить впечатление знатока, человека, обладающего камушками, которые "лучшие друзья девочек", как поет Мерилин Монро.) Роман разглядывает выставленные перед нами драгоценности. Я меряю шикарное кольцо и... Тут в моем кино что-то заклинивает. Что дальше?.. А! У меня в одежду вмонтирована малюсенькая фотокамера. Ну, как у шпионов, какая-нибудь джэймс-бондовская. Сфотографировав кольцо, мы сможем сделать его подделку. И вернувшись в магазин - "О, мадам! Месье!" - я вновь надеваю кольцо с огромным бриллиантом и, снимая, роняю. Вот тут-то и должна проявиться ловкость рук Романа - он подменивает кольцо на подделку!.. Опять в моем кино повреждение пленки. На кой хрен нам делать подделку, тратить деньги на нее?.. Ой, черт, ну конечно! Настоящее-то останется у Ромочки в руке, ха-ха! А я начну "хныкать", что вот, мол, слетает с пальца, не мой размер, мол... Мы пьем "Божоле". Мы много пьем в эту нашу встречу. Роман завязал с кокаином. Я если пью, то всегда много. Он, правда, хотел заказать фрукты, но в "диком" виде, не приготовленными в какой-нибудь десерт или фруктовый коктейль, фрукты не подают. У Ромки остались советские еще привычки ресторанов, где на столиках всегда торчали бутыли в окружении ваз под хрусталь с выпадающими за края гроздьями винограда, яблоками, апельсинами и грушами. Чтобы, откинувшись на спинку стула, лениво попивая винцо, так же лениво очищать апельсин или резать грушу, сравнивая ее формы с формами подружки... Но здесь это не принято. На Западе фрукт подавали обработанным. Как информацию, которую всегда преподносят с комментариями. Чьими-то. Тех, кому принадлежит канал телевидения, или тех, кто финансирует журнал, газету... - Тебе не кажется, Ромка, когда вот на свободу выходишь, что жизнь здесь какая-то детсадовская, коктейль фруктовый, банан очищенный... Он улыбается, молчит недолго. Нож раскрыт на маленькой лупе. - Я ж говорю, цивилизация. А там все как под увеличительным стеклом. Потoм, здесь проблемы возникают от ощущения неограниченных возможностей. А на самом деле, наверное, от безграничных потребностей людей. Им все мало ведь кажется. Еще, еще давай! В деле тоже такие олухи встречаются. Только, что называется, с горяченького слез - и вперед! - давай еще! Увлеченность, как и страсти, только вредят. Моя страсть к "темным личностям" распространялась не исключительно на них самих, но и на то, чем они заняты. Быть просто любовницей вора - это что-то пассивное. А вот принимать участие в деле... Есть, конечно, разница в "делах" - одно дело, ограбить тетку на улице или же в квартире. Другое - очистить казначейство, например. Или супермаркет, или ювелирный магазин... Там у дядек-хозяев тоже, конечно, есть свои тетки-жены, тетки-матери... Но все-таки это разница! Грабить банк или старушек! Даааа, а старушки деньги в банках хранят. Ой, черт, что за жизнь... - Я как-то в Лос-Анджелесе еще Володьке все предлагала что-нибудь совместно совершить... - Володька тоже недавно вышел. Не повезло... Я бы все на себя взял. Ты вообще была бы ни при чем. Только когда человек за решеткой - постучи по деревяшке! - надо работать. Все начинают паниковать. А надо не дергаться, а вытаскивать партнера. Адвокаты, передача денег, вообще передачи всякие... Мы не встретились с Романом, чтобы обсудить возможное партнерство. Но как-то само собой разговор именно к этому пришел. И еще - видимо, обоим нам нужен партнер. Не только на дело, а вообще, по жизни. Жена его "больной человек", как грустно сказал Ромка, все "пронюхала" - в последний раз, когда он ее навещал, в комнате валялся матрас и стоял один стул. Дочка так и живет с ее матерью, и Ромка посылает ей деньги. Моя жизнь... "Ааа, ты никогда не будешь довольна!" - сказал как-то Алешка Дмитриевич в кабаре "У Распутина", где я уже даже не пою, а работаю. И это ужасно, это почти как наркотик затягивает. Тем, что гарантирует постоянную финансовую поддержку, создает иллюзию движения. На самом деле - это трясина. И личная моя жизнь тоже погрязла в воспоминаниях о лучшем. - ...только без закидонов. А то бабы начинают - не так ее... и пошло-поехало! Я уже перебираю в уме, что возьму с собой! Ах, у меня нет приличного чемодана... придется какие-то вещи оставить у знакомых... - На первое время я гарантирую что-то, в смысле денег. Потом - никаких гарантий быть не может. Зато может быть много-много денег. Или - решетка. Тоже может быть, - со смехом говорит Ромка. Но вот эту сцену мой кинематограф никак не хочет воспроизводить. Он предпочитает показывать мне сцену в отеле, после. Когда мы визжим от удачно завершенного дела, пьем шампанское и Ромка осыпает меня купюрами. Его комната в отеле на Фобург Сен-Антуан на восьмом этаже. Она малюсенькая, но с двумя окнами. Макушки деревьев шелестят листвой на уровне пятого этажа. Отель старый, и потолки здесь высоченные. Мы слегка напились. Я лежу на постели в колготках. Роман суетится в поисках чего-нибудь, чем вытереть стол, - шампанское пеной выплеснулось из бутыли, неловко им открытой. На мою юбку и на стол. Жаль, что он завязал с кокаином... Он раздевается и ложится рядом. У него хорошая, гладкая кожа. И по всему телу под ней перекатываются мышцы, мускулы, бицепсы. Их приятно касаться - они отвечают на каждое прикосновение легким напряжением. К сожалению, только они. Не та, что нужна нам. Роман говорит, что, видимо, это оттого, что он не нюхает больше. Еще через полчаса он говорит, что это точно из-за этого, что он уже пробовал и тоже не получалось. И я... я тихо смеюсь. Он импотент! Я, конечно, заверяю его, что это не имеет никакого значения и что наверняка это временно. Но по моему виду должно быть ясно, что это еще какое значение имеет для меня! Я все-таки стараюсь развеселить его рассказами о жизни кабаре. Но в голове у меня уже мелькают какие-то размытые кадры нас после "дела", только я веселюсь с кем-то другим... А мать жены Ромки, "сильная, волевая женщина" остается с ним, терпеливо перебирая пальцами его "импотенцию", которая от усиленного массирования становится еще импотентней... Я уезжаю на такси в "Распутин", где пою, пью и опять пою. Потом я еду с арабскими "жуликами", правда мирового масштаба, о которых пишут в газетах и журналах, в супермодную дискотеку. Они не предлагают мне партнерства. Они дают мне денег - за пение, просто за компанию. У них тоже страсть к певицам кабаре. Им даже не обязательно затаскивать певиц в постель, для этого полно в дискотеке девочек, конечно же, приехавших в Париж становиться манекенщицами. Меня отвозят домой на "Роллс-ройсе". Шофер открывает дверцу, и в обнимку с букетом роз я отправляюсь спать. Мне снится сцена нашего побега из ювелирного магазина. Потому что хозяин заметил подмену кольца. Мы выбегаем и, свернув за угол, несемся по маленьким улочкам. Погони за нами нет, но наша машина осталась недалеко от магазина. В ней есть какие-то вещи, по которым нас несложно будет найти... И вот агенты и детективы в штатском уже дежурят у магазина, следя за автомобилем. А я, я надеваю белый парик, купленный когда-то в смешном бутике "Фиоручи". Полиция не арестовывает меня в надежде, что я выведу ее на партнера. Но у меня все продумано. Из бардачка я забираю бумаги, и повиляв по улицам Монте-Карло, странно похожего в моем сне на Париж, я подъезжаю к... бане! Следящие за мной полицейские не успевают очухаться, как я уже вбегаю в баню, покупаю билетик и уже меня нет! Я молниеносно снимаю парик и всю одежду, складываю в мешок и оставляю в туалете. Конечно, они найдут его! Но кому он принадлежит?! Я ведь не блондинка. Из бани я выйду с кем-нибудь, с девушкой, с которой подружусь в сауне, например. Бумаги при мне, и к машине не надо будет подходить. И вообще, это не моя машина! Будильник трезвонит китайскими переливами. Медный китайский будильник. Я вижу посередине комнаты дорожную сумку и звоню Роману. Оказывается, что телефон у меня неправильный, и я долго ищу номер его отеля в телефонной книге. Но потом оказывается, что я не знаю фамилию "месье Роман" и мне приходится объяснять, кто он и кто я. Все это звучит как несусветная чушь, но тем не менее меня помнят в отеле! Роман отвечает сонным голосом и просит перезвонить через час. Я выхожу купить сигарет и пива - у меня легкое похмелье. В витрине ближайшего бутика появились новые секс одежки и парики. Я слегка корректирую в уме мое кино - может быть, как раз из бани я должна выйти не похожей на себя. Ведь владелец ювелирного магазина даст мое описание полиции, мой портрет... Я опять звоню Роману и прямо спрашиваю: "Твое предложение остается в силе?" Роман вздыхает, что-то бормочет и говорит, что был пьян. И что я слишком эмоциональный человек для таких дел. - А что, если ты через пять месяцев окажешься за решеткой? Это же на моей ответственности... Потом, у тебя какая-то жизнь здесь есть. Музыка, группа, кабак, книжки, стишки... А я, получится, тебя сорвал. И ты меня будешь винить. Это точно. И ты не холодная. А это очень важно - быть холодным. Я почему-то воспринимаю это, как "быть импотентом"! Со всей злостью я говорю ему "прощай" и кладу, бросаю! трубку. Человек живет и всю жизнь наблюдает, как не сбываются его мечты. Нельзя сказать, что я с детства мечтала стать криминалом. Но, видимо, в жизни мне всегда не хватало чего-то, и адреналин, поднимающийся в крови от ощущения риска, волнения перед выступлением, мне необходим. Может, поэтому я и напиваюсь, не находя выхода эмоциям в том же кабаре... Но оказывается, я уже слишком эмоциональна и Ромка просто испугался! А тем более я понарассказала ему, как мне казалось, забавных историй. Какими делами можно со мной заниматься, если я привлекаю к себе столько внимания, что даже в отеле меня по голосу вспомнили! Распознали! С музыкантами я вечно попадаю в какие-то истории... только в рекорд-компании мы никак не попадаем! С мужчинами у меня постоянные истории - то бокалы все побили в ресторане, то в туалете заперлись... И мой смешок на его импотенцию... Через месяц я бы устроила скандал! "Надень меха! По улицам пройдись! Она тиха - воров безумных летопись"*. Тихой и успокоившейся я иду вечером в "Распутин". Действительно какой-то успокоившейся и умиротворенной. Вот и еще одна история. Правда, я вспоминаю фильм "Бонни и Клайд" - Клайд ведь был импотентом! Но у них с Бонни была любовь до гробовой доски, а не партнерство. Жизнь-любовь, в которой все вместе, во всем, до конца. Вместе до смерти. Наверное то и была и есть моя давнишняя мечта. О ком-то, с кем вместе во всем. Дo смерти. "И плaчу долгим вечером, и думаю о нем, что ж - делать больше нечего. Вздыхаю пред огнем"*. 1997 г., Москва "СОЛДАТЫ ВСЕГДА СПИНОЙ..." Сначала не о солдатах, а о новых московских знакомых... В Париже, как и в любом столичном городе, есть места, точки, которые легко могут найти и приезжие. Вот на площади Республики я и договорилась встретиться с Васей. Имя, по-моему, не совсем соответствовало тому, как он, да еще и его жена были одеты - в панковые кожаные куртки! Вот тебе и "Вася". Василий Бояринцев привез письмо из Москвы. От Марочкина. Людям, не связанным с рок-музыкой, эти имена, конечно, ничего не скажут. В двух словах Марочкин это... ну, с одной стороны, музыкальный критик, с другой организатор всяких рок-действ, издатель журнала "Русский рок", один из затейщиков московского клуба "Секстон", что был на Первом Балтийском проезде... знающий всех! А Бояринцев, ну, он тоже всех знает. В музыке. Это люди, как пишут в приличных изданиях, средних лет. То есть им под сорок, и это не сопливые ободранные шкеты/рокеры. И что потрясающе, забегая вперед, скажу: это люди, которые слушают музыку. То есть специально садятся в кресло и слушают. Что сегодня редко. Музыка в основном служит фоном. А уж песенки-то! И вот 1993 год, бегу я под моросящим дождичком в клешах и на платформе 70-х. Очень люблю те времена, а тут как раз вернулись в моду. Вручает мне Вася конверт, и я быстро-быстро прочитываю и... сникаю. Сообщает мне Марочкин, что ребята-музыканты из группы "Ультра", так полюбившие мои песни и мое их исполнение... хотят деньжат. И не просто, а по 150 баксов - американских - за каждую. "А где ж их взять?.." - как поется в известной песне Галича про сырок и ливерную. Я и то и другое могу себе позволить, но платить за свой талант, сама... как-то странновато мне кажется. Сегодняшняя российская действительность до такой степени всех скурвила, что и не верится - неужели это те самые русские мальчики-девочки, тети-дяди, с которыми я прожила до семнадцати лет? Те самые, у которых можно было, прибежав в полночь, без звонка, одолжить червонец (ну, сегодня это тыща)... те самые, что собирались, ехали куда-то в глухомань, лишь бы играть музыку, за просто так, за любовь к ней... те самые, что в складчину покупали диск "Лед Зеппелин"... только бы услышать, послушать, и какая разница, кто сколько дал... У меня песенка есть на английском, в которой так и поется: "Было время - мы были такими легкими на подъем! Было время - мы были такими свободными, не зная об этом! Было время - стоило позвонить и сказать: "Там музыка!" Было время! Было время! Было время!.. ...Мы прожили его, не понимая!" Ну, теперь-то все понимают - стулья утром, деньги вечером, но деньги вперед! или как там?.. "Вася, вы умеете рисовать фигу?" - спрашиваю я у Василия Бояринцева. Пошли мы в кафе, и Вася нарисовал мне здоровенную дулю, и между ней и ста пятьюдесятью долларами я поставила знак равенства. Написала печальную приписку Марочкину и отдала конвертик Васе. Я против халявы, против дармовой работы, но сегодняшняя Россия строится на идеологии рвачей. Уголовного кодекса. Почти все, от мала до велика, ведут себя по принципу: прибежал, сделал куп, и плевать, что завтра. Урвать сейчас и немедля! Так называемый "стилист", он, конечно, главнее, чем актриса, которую он стилизует... или что он там делает?! Да на кой же хрен его стиль, если он на чучеле?! Важно ведь, на ком стиль-то! Но деньги, конечно, в первую очередь ему, стилисту! Ему, обеспечивающему транспорт, перевозящий актрису! Ему, освещающему ее! Либо озвучивающему ее! А артистка потерпит... Как любят повторять строители сегодняшней уркоганной России, "в цивилизованном мире" все наоборот! Дизайнер Жан-Поль Готье за счастье считает предложить свои наряды Мадонне. А уж если она их возьмет, примет... тут вообще! Неизвестный какой-нибудь западный дизайнер-стилист ночью не заснет, зная, что его модели завтра покажут по теле, на певце они будут в течение трех минут! И в конце передачи, со скоростью сто км в минуту, имя дизайнера пробежит в титрах. А российский дизайнер будет в неизвестности пухнуть, но деньги все-таки вперед требовать, вместо того чтобы зарабатывать себе на имя, которое и принесет действительный заработок! Пенcиoнер-шoфep - "ox-ox-ox, тяжела жизнь нынче..." - ни за что не согласится снизить ставку свою... ну и останется, кретин, вообще без нее! вместо того чтобы хоть половину заработать, раз тяжела жизнь! Была б я миллионером, я бы ему тройную ставку заплатила, была б я Мадонной, лепила бы свои пластинки, как блины... но... Вообще, я не в претензии к музыкантам. Сами они поставлены в положение "собак нерезанных", слишком их много развелось, а на сцене все одни и те же, незаменимые, несменные, на века! Кстати, Вася оказался одним из тех, про кого я пела "Было время" - угостил меня кофе! В Париже! И предложил к тому же поговорить со своей подшефной как бы группой "Х.З.". У меня это буквенное сочетание вызвало в голове ассоциации с какими-то хозяйственниками, хозрасчетами, даже с "хасбулатовым"! и хозяином, в уголовном смысле. А когда я узнала, что это на самом деле значит - вот загвоздка, как это написать? В смысле загвоздки-то как раз и верно: забивают они, но не гвозди, а... Ну и представила я их эдакими жутчайшими типами с фиксами, финками и чер-те чем еще... Опять началось ожидание. Я-то уже намылилась в Москву, к "Ультре", творить "белый террор"... А в Москве начался террор трикулерный! Звоню я Васе, а он говорит, что "из окна идет дымок"... похабная шуточка, но... Тем более что живет Вася недалеко от окруженных к тому времени колючей проволокой депутатов, ну и действительно, видит уже дым. А ко мне в Париже прибегает очумевший русский художник Игорь Андреев, по прозвищу Рыжий, - вопит, кричит, руками машет... Ну и я сажусь писать письма протеста. В Европейский парламент и к мировой общественности. Что ж вы, суки, все молчите?! Где же ваша совесть, мол, и трепетное отношение к правам человека?! В общем, ясно, где она у них... "Было время" - по времени действительно приходится на семидесятые, - стоило одному диссиденту пальчик порезать, вой стоял на весь мир! Но теперь мы живем в мире "политически корректном", т.е. защищаем только тех, чье личико нам нравится. А лицо человека, как сказал Чехов... Я вот только думаю, чем же так привлекательно "личико" Б.Н. Ельцина, тем более что глаз, отражения души человеческой, на нем не видать. А ведь любят его женщины! Правда, все больше в постклимактерическом возрасте, как заметил А. Дугин. Эх, Фрейд бы объяснил эти фаллические ассоциации... Но мне не до фаллосов было - необходимое число подписей лиц общеизвестных под письмами раздобыть бы! Они ж все в ссоре! С утра до ночи я занималась тем, что зачитывала по телефону текст писем протеста. И мирила Розанову с Максимовым, Максимова с Егидесом, Синявского с Максимовым... Они ж известны! Можно было бы и Ростроповичу позвонить, тоже известен, но Максимов сказал, что язык того уже находится в желудке Ельцина... Известно, через какое место он туда попал! "По-пала" я на телефонный счет, долго уговаривая Зиновьева в Германии. Нигде наши письма не напечатали. Кроме "Правды" в последний день ее существования. Да предатель знаменитый, Алик Гинзбург, переврав, процитировал кусочек! В своей мерзкой газетенке, наговорив мне, правда, кучу прелестных комплиментов. Вот же хамелеонище! Радио не выключала, теле тоже нет. Третьего октября увидела приятеля своего, друга моего мужа, - несут раненым. Ну, значит, и супруг мой там где-то, может, уже... Плачу, бегаю от телефона к приемнику, к экрану, опять к телефону. "Самые медиатизированные события", как сообщило Си-эн-эн, самое большое количество погибших журналистов. И как раз фотографа, Сычева Володьку, привезли раненым в Париж. А летевший с ним телеоператор прямо в самолете помер. А потом начались известные вам дни посадок, подполья, неизвестности, запретов... Увидела Ваську, сына Проханова, по теле - живой, разговаривает с военными печально, что ж вы, мол... Солдаты всегда спиной к своему народу, А те, кто к нему лицом, те уроды Либо наемные мальчики фортуны, Либо менты с дубинами-дурами, А солдаты всегда спиной к народу, И когда они возвращаются, их обнимают за спины, А ночью в них тихо плачут, чтоб не будить солдат любимых. Встреча с "X.З." в Москве состоялась в квартире Василия, под завывания их невероятного пса, запертого на время встречи, под всевозможные возгласы главного "хэзэшника" Бегемота. Тогда - красивенького Игоря. Я сразу представила, как хорошо можно будет его загримировать и снимать в будущем клипе: крупным планом на апельсинах, символизирующих Абхазию, в которой "умереть - красиво", как поется в моей песне. Потом прибежал Марочкин, рассовавший своих деток по родственникам... и первая репетиция была назначена! Всеобщее обывательское представление о том, что люди, играющие рок-н-ролл, - это такие кошмарные оторвы либо телевизионные стебари, совсем не подходит к группе "X.З.". Может, они и оторвут чего-нибудь и постебаться могут, но на вид это такие приличные мальчики, что задаешься невольно вопросом: "Слушай, а ты, это, на электрогитаре-то могёшь?" Оказалось, что они еще как могут! Главный Бегемот, он просто всем объявил: "В общем, вот, играйте-сочиняйте!" И они стали! И играть, и сочинять всевозможные обработки моим песням. Там было два Леши, оба в очках. Один не пьет, другой не курит. А Володя, со зловещим прозвищем Карабас, он был похож на звеньевого из пионерлагеря! Но зато как он "крутил" ручки! Леша, который не пьет, оказался дотошным перфекционистом: "Не дотянула тут нотку-то... Да, вот!" Я оказалась к тому же шепелявой! Хотя, если учесть, что в сегодняшнем придворном мире каждый третий кандидат в депутаты и теледиктор был обделен в детстве заботой... не водили их к логопеду мамы!.. "Клара у Карла украла кораллы!" - вот на что надо проверять кандидатов... Так что мой дефект речи еще простителен. А второй Леша оказался моим однофамильцем, черт! В общем, мы с ним отпраздновали это на лестнице под портвейн и мои выкрики текстов песен! Портвейном Леша М. так играл на гитаре!... То есть бутылью... Надеюсь, что слушатели-читатели смогут все это услышать на диске "Трибунал Наталии Медведевой. Russian trip". А песни получились действительно отвечающими времени - драматичными, серьезными, настоящими. Может, они даже будут кого-то раздражать, потому что не станут развлекаловкой. И о том, как "меня обокрали, гады", прошлой зимой, и о семидесятых, о временах, когда "мы были свободны, не понимая этого", как в другой песне поется, а в этой о том, что тогда казалось, "жизнь началась" и все было возможно, и о том, что лучше поехать на войну и красиво умереть в Очамчирах, чем жить в этой уголовно-гражданской Москве, так иногда кажется... Не будет в них этой псевдотрагедийности, когда певицы готовы кататься по сцене колбасой из-за... "свечечки-свечи", и бедную Россию поминать в них не будут молодые травести на фоне Кремля. Такие песни, они вдохновляют разве что на этот злой стишок: Хочу орать по-русски о любви! Как будто я детей своих убила! Хочу вопить по-русски о тоске! Как будто я портянки на доске Стираю без кусочка мыла! О счастии нечеловеческом По-русски! Вопить-визжать, прокуренно хрипеть! Веревку требовать, Грозиться застрелиться, В припеве раз пятнадцать умереть! Россия! Мать-Отец и Дух Святой! К ее душе заё.... взывать! Как онанист в припадке импотентном, До крови ее имя изодрать. Явленья все природы перечислив: Рябину-василек-березу-клен! Опавших листьев не забыть! Снежок почистив, Все посвятить тем, кто, как я, улюблен! Побольше мощи, Боб, на барабанах! Слабо "Металлике" и "Депеш мод" - отстали! Нам, русским, руки только развяжи Мы свяжем! Чтоб лучше! громче! круче завизжали! По всей стране - и за бугром чтоб знали: Как жить по правде-матке! не по лжи! (Киркоров, чуть долл?аров одолжи...) 1993 г. МУЗЫКА МОСКВЫ (Неподсудные жалости) Я лежу в Москве... Я лежу на двенадцатом этаже высотки Хорошев-ского шоссе, и за окнами этого бетонного корабля стоит вой. Завывания, переходящие в рев, и я реву тоже. "Гуд ивнинг, Мистер Героин...", не анархисты и фашисты взяли город, порядки новые. Мистер Героин - исполнитель желаний - пожилой, аристократичного лоска мужчина, неестественной худобы. С темными кругами под глазами. У него тонкие длинные пальцы и суставы увеличены. Седые ухоженные волосы по плечи. Он играет на арфе. И у него длинные синие ногти. "Здравствуйте, мистер Героин. Исполните, пожалуйста, маленькое желание. Верните Сереженьку... хотя бы на ночь. На несколько часов. Пожалуйста, мистер Героин". Ветер воет в заоконной пустоте. Я вою в кулак. С. воет на лестнице. "Не бойся. Я возьму тебя в Холмогоры! Помнишь, мы смотрели это хорошее советское кино про мальчика Сережу... Я возьму тебя, как и его взяли... Мы едем в Холмогоры! - радостно кричал он, обнимая обезьянку-игрушку... Обними меня, я возьму тебя и в Холмогоры, и в Париж... Мистер Героин, на часик отпустите... Мистер, факинг Героин! Куда вы опять послали его? Где он?" На улице шторм, ураган и вьюга! Или это только на двенадцатом этаже бетонного склепа, стоящего меж двух ветровых коридоров... может быть, этого не слышат на пятом этаже. И туда не пришел Мистер Героин. На четырнадцатый пришел - там валяются использованные "софт машин". У каждого города своя музыка. Ортодоксальное звучание Парижа на саундтреке Ирмина Шмидта "Верди Прати Вальс". Правда, сейчас нужно будет добавить еще и "Карт де Сежур" и "Негресс Верт" - марокканско-алжирские мальчики, родившиеся, впрочем, уже во Франции. Лимита по-русски. А Москва? Какой у нее саунд? Красная площадь по виду это "стэйк тартар" - сырой фарш, много зеленых каперсов и сверху желток сырого яйца. Музыка для богатых - ГУЛАГ. В шестисотом "Мерседесе" они слушают про нары и парашу. Музыка для бедных - медитации без начал и концов. Музыка для снобов или выдающих себя за знатоков - Диаманда Галлас. Диаманда выходит на сцену дурацкого Театра эстрады - в этом уже сарказм и непонимание! - и буквально вспарывает себе брюхо, протягивает свои сиреневые кишки в зал (вряд ли его, зал-публику, видя). В кулуарах - "Какая техника!" - комментируют ее харакири. "Я вам говорю, что мне надо с крылышками! - скандалит в магазине Жириновский. - Я лучше знаю, что надо женщине! Я за ними всю жизнь, считай, слежу..." Наконец, он дает продавщице в зубы и перелезает через прилавок. Хватает пакет гигиенических прокладок с крылышками, выдергивает из него сразу две и наклеивает их себе вместо погон на красный пиджак от Зайцева. "Как вас зовут, мне все равно - я вас люблю", - ремикс песни Пьехи в исполнении Пенкина несется по магазину. А Марат Гельман тем временем в маске Лужкова поет на эстраде ресторана "Алмаз" для солнцевской группировки голосом Кобзона: Хочу быть сильным! Хочу быть смелым! Хочу позволить тебе нажить! Стреляй направо! Стреляй налево! Иди по трупам! Не дай прожить! Откуда ни возьмись появившийся Бренер дает вы-стрел в воздух. Кулик на кабане тут же подвозит тележку с оружием, и собравшаяся в ресторане криминальная общественность молниеносно разбирает оружие и перестреливает друг друга. Марат Гельман в маске Ю.М. Лужкова: "Все-таки я немало сделал для современного искусства, а вот это может бросить на меня тень!" Бренер машет руками: "Да нет! Не на тебя, а на Лужкова! Больше не будет денег памятники ставить!" Кулик: "И на месте Петра я наконец-то смогу поставить свою скульптуру "Плодородие"! (Скульптура представляет собой огромную металлическую конструкцию совокупляющихся быка и коровы. Половой орган быка сделан из метрового гидравлического насоса, выпускающего время от времени струю подкрашенной мелом воды.) Каждый желающий сможет "кончить" в корову. Я кнопочку специальную приделаю!" Бренер: "Моя акция "Семя", когда я дрочил в осушенный под храм бассейн "Москва", конечно, бледнеет по сравнению с "Плодородием", разве что на маковку выстроенного уже храма залезть..." Гельман: "И каждый желающий сможет стрельнуть в тебя. Ты назовешь акцию "Вечный Жид", а мы - "Возрождение православных традиций". Убьем двух зайцев!" Кулик: "Я как председатель "Партии животных"..." Гельман: "Ну, извини, извини. Не убьем, конечно, зайцев. Выебем!" Как прилипчивые песенки-балбески попсы, так же прилипает и всеобщий стебальный стиль города. Я иду по Москве. Я не иду, а будто совокупляюсь с Москвой. С ее жирной, скользкой, податливой плотью. "Чав-чав-чав" по щиколотку в нее. Мы все по весне будто во влагалище Матери-Москвы. Сейчас мы ее растормошим-оживим... Или она окончательно отдала себя Мистеру Героину? Увидевший однажды Бога, всегда будет хотеть еще, еще, еще... Боже мой, но тогда надо создать влекущее к себе еще сильнее божество! Музыка... Любовь... На все века, на все года... на все страны и города... Опиум. Китаец лежит на боку с трубочкой опиума. Дым, дым белый, молочный, и из него выплывают маки. Вкусивший однажды слезу мака всю жизнь будет плакать. Духовное сильнее плотского? Да нет, надо совокупляться, делать любовь, ебаться, и тогда не будет времени на опиум... Опята. Искусственные опиаты. Чушь какая-то. На улице опять светло ночью - снег. Снег как животное. Будто кушает, поедает что-то. Хруп-хруп-хруп - кого-то. Я бегу по Москве. Я бегу в темноте, когда кажется, что кто-то сзади уже дышит в спину, и тогда я слышу свое сердце под ложечкой и бегу - у-у-у-у! сердечко. "...Надо дать полную свободу своей психике, надо ослабить все задерживающие и критикующие инстанции нашего сознания... ... преодолеть точку зрения легального сознания... ведь именно оно и есть та сила, которая в качестве цензуры исказила истинное содержание..." * Мистер Героин... деградация всех человеческих постулатов - не укради, не убей, не обмани, не предай. Полное отсутствие критических инстанций. Я не сплю в Москве. Уже минут тридцать воет и визжит сигнализация чьей-то тачки внизу. Сколько людей в этом доме уже встало, приняло корвалол, валокордин, покурило, пописало, выпило рюмочку и прокляло тысячу раз! Прокляло владельца этой гадкой сигнализации на его ебанной машине. Тысячи проклятий на его голову. За эту его музыку. И ничто ее не останавливает! И как сигнализация этой гадкой машины визжит, так и в сознании раба Мистера Героина визжит: "Ширнуться! сейчас! ширнуться! вмазаться! сейчас!!!" И как долго это будет продолжаться?! Уничтожить машину! Это ведь в ней сигнализация! Но придет владелец машины... придет владелец раба, Мистер Героин... и человек-раб побежит к своему повелителю, мастеру, любовнику... Это же измена! Любовный треугольник - он, она и Мистер Героин. А как же наша любовь На все века, на все года, На все страны и города... Я пою в Москве Я пою в помятые микрофоны, мой голос несется из разорванных усилителей, и вообще - не везде есть заземление и может вырубиться электричество. Вдруг. Женщина запела. Женщине хорошо. Спи. Я люблю тебя. На полочке рядом с Черной Королевой стоят три солдатика. Охрана. Моя. Я Черная Королева города Москвы и мои зеленые защитники. Это не декоративные мальчики. И на сцене со мной не декорация. Как это делают - люди с гитарами и без шнуров. Вы ж понимаете - у них радио! И "Корг" тоже на батарейках?! Еще не спето столько песен! Мистер Героин, до свидания пока. Уходите, идите! Дайте отдохнуть хоть немножечко. Песенки спеть - записать. Пожить. Женщина запела. Женщине хорошо. И все это Москва 998 И все это Москва... А в Париже нагая семидесятилетняя Дина Верни в косынке, повязанной а-ля украинка, бегает в саду Тюильри меж своих двойников в юности - работы "ню" скульптора Майоля. Она истошно вопит: "А котелок по жопе бьет, идти спокойно не дает! По шпалам, бля, по шпалам, бля, по шпалам!" - песню, записанную ею на пластинку. На ступеньках, ведущих к павильону "Жю де Помм", стоит семилетний Миша Шемякин и громко топает до зеркальности начищенными сапогами кавалериста, доставшимися ему от деда. Время от времени он наносит себе на лицо и обнаженный торс ножевые порезы. Позади него хор мальчиков. Шуфутинский, Алешковский, Розенбаум, Макаревич, Новиков, Вилли Токарев, Ваня Московский, Александр Скляр, Гарик Сукачев подпевают Дине Верни: "Свобода, бля! Свобода, бля! Свобода!" Москва везде. Москва. Мир. Рим. Морг. 1998 г. ПОСЛЕСЛОВИЕ Выдаст ли лондонский суд Пиночета Испании, еще вопрос... Одни старики умирают Других стариков сажают Третьим пока угрожают Иных даже убивают. Так кончается век-волк Новый идет человекотолк. Земля выше неба. Человек без Бога. И стадо падает в пропасть с неизбежностью восхода. Вот и двинулась процессия слепых в XXI век Никто и ничто не принадлежит своему месту В вечной суете к выходу/входу Так много народу, На спуск к эскалатору, вниз К возможностям. ...Возможность у некоторых индивидуумов творить не только свой дубль (самоклонирование), но и чей-то при наличии исключительной любви, образующейся в биоэнергетическом поле... В Москве ноль часов, одна минута. Наступил новый день. Воскресенье, восьмое января две тысячи девяносто девятого года... Тезисом эконотермиков стало высказывание писателя девятнадцатого столетия: "Смерти нет, а есть любовь и память сердца" (Лев Толстой). "Сэйверы", присоединившиеся к эконотермикам, ратующим за баланс всех сил и за сохранение "памяти сердца", объявили войну концерну "Ублиетки", оскорбительно для последних назвав их "ублюдками", строящими мир в замкнутости, мир в самом себе. Сегодня в отреставрированной на пожертвования группы анонимных лиц галерее на Малой Грузинской улице пройдет акция, посвященная завершению столетия "XXI век принадлежал женщине, всегда принадлежавшей мужчине. (Где дверь, ведущая к мужчине?)". Желающие сдать баранов в последний день праздника Рамадан могут осуществить это на станции метро "Путинская" (бывшая "Кропоткинская") во вновь отреставрированной мечети на месте бывшего храма Христа Спасителя. В старом Цирке на Цветном бульваре сегодня в по-следний раз будет дана постановка античного автора Платона "Творения здравомыслящих затмятся творениями неистовых". Вход бесплатный.