---------------------------------------------


 Маклосски Роберт
 Приключения Гомера Прайса

 Роберт Маклосски 
 Приключения Гомера Прайса 
 ГОВОРИТ ГЕРОЙ КНИГИ... 
 Привет! 
 Меня зовут Гомер Прайс. Я живу в небольшом городке Сентерберге, штат Огайо. И почему-то всегда у нас происходят разные удивительные вещи... А я почему-то всегда бываю в них замешан. 
 Вот, например, один раз мы, то есть мой ручной скунс по кличке Аромат и я, помогли изловить грабителей... А в другой раз я чинил пончиковый автомат дядюшки Одиссея, потом включил... И такое началось! Сумасшедшая машина ни за что не хотела остановиться!.. 
 А еще как-то человек по имени Супер-Дупер... 
 Да что я, всю книжку рассказать собрался?! Загляните-ка в нее и сами все узнаете. 
 Итак, до встречи на страницах книги. 
 Гомер. 
 Глава 1. "ЗУДЁСНЫЙ ЧАПАХ". 
 В двух милях от городка Сентерберга, штат Огайо, на развилке дорог № 56 и 56-а, живет мальчишка по имени Гомер. Отец Гомера - владелец небольшого кемпинга для автотуристов, помощницей у него мать Гомера. Целыми днями жарит она цыплят, отваривает сосиски и прибирает туристские домики, пока отец заправляет машины бензином или моет их. 
 Гомер тоже редко остается без дела: он протирает ветровые стекла, а иногда подметает комнаты или помогает матери накормить проезжающих. 
 Когда Гомер не в школе, не помогает по хозяйству и не играет во что-нибудь с друзьями, тогда он занимается своим любимым делом: собирает радиоприемник. В одном из углов комнаты у него целая мастерская, и немало вечеров корпит он там над своими схемами. 
 Перед сном он обычно спускается в кухню выпить стакан молока с печеньем, потому что ничто так не возбуждает аппетита как сборка радиоприемников. И всегда в это время у ног Гомера появляется кот по имени Тебби и тоже тянется к молоку. 
 Однажды вечером, как всегда, Гомер скатился по перилам лестницы на кухню, открыл дверцу холодильника, взял бутылку и налил молока - в блюдце для Тебби и в стакан для себя. Потом поставил бутылку обратно и окинул взглядом внутренность холодильника: нет ли там чего интересного и на других полках? В это время послышались легкие шаги, что-то мягкое задело Гомера по ногам, и он наклонился, чтобы погладить Тебби... Но это оказался не Тебби!.. 
 Молоко лакал совсем не кот, а самый настоящий скунс! 
 Гомер чуть-чуть перепугался от неожиданности, но не сделал ни одного резкого движения, потому что вспомнил про то, что читал в книжках. Ведь скунсы, или, как их еще называют, вонючки, когда разозлятся, издают такой запах, что не обрадуешься! От этого запаха не то что человек, любой зверь сбежит!.. Но если скунса не трогать, он ведет себя вполне дружелюбно. 
 Пока неожиданный пришелец с аппетитом допивал чужое молоко, Гомеру пришла в голову интересная мысль - приручить его. Потому что в тех же книжках Гомер читал, что скунса очень легко приручить. Если, конечно, с ним хорошо обращаться. 
 Гомер даже имя уже придумал для своего нового питомца - "Аромат". 
 Приняв это решение, он налил еще молока скунсу, а заодно и себе. 
 Аромат вылакал и второе блюдце, облизал мордочку и спокойно двинулся к выходу. 
 Гомер осторожно пошел следом и обнаружил, что живет Аромат у них под домом, прямо под окном его комнаты. 
 Несколько дней Гомер обдумывал, как же все-таки приручить Аромата. Он совсем не был уверен, что мама очень обрадуется, когда узнает, что у них в доме завелся скунс. Поэтому в конце концов он решил, что раз уж Аромат давно живет у них под домом и никто об этом не знает, пусть оно так и продолжается. 
 Каждый вечер, когда никто не видел, он относил Аромату блюдечко с молоком, и не прошло и нескольких недель, как скунс привязался к Гомеру словно щенок. И тогда Гомеру захотелось, чтобы Аромат совсем переселился к нему. Разве плохо, если зверек будет рядом, когда он возится со своим приемником?.. 
 Гомер взял старую корзинку, привязал к ее ручке веревку и получился лифт. Потом он опустил корзинку из окна и начал постепенно приучать Аромата по свистку забираться в корзину. 
 И наступила минута, когда Гомер потянул за веревку, корзина поднялась вверх, а с нею и Аромат, который таким образом очутился в комнате у Гомера. Находясь в гостях. Аромат большую часть времени спал в маленьком чемодане из-под инструмента. Гомер же усиленно трудился у стола над своим радиоприемником. 
 В один из вечеров Гомер сказал: 
 - Ну вот. Еще один проводок припаять - и все. Приемник готов. Поставлю новые лампы - и можно пробовать... 
 Аромат приоткрыл один глаз, но больше ничем не проявил своего интереса, даже когда приемник действительно заработал - и совсем неплохо - и когда голос диктора произнес: 
 "...Еще сообщаем, что Н. В. Блотт из Сентерберга стал обладателем главного приза - две тысячи долларов - в конкурсе на лучшую рекламу "Крем для бритья фирмы Дреггз". 
 - Ой, я знаю этого Блотта! - сказал Гомер. - Он живет недалеко от дядюшки Одиссея. 
 Аромат оставался безучастным даже в тот момент, когда диктор объявил, что на следующей неделе будет транслироваться специальная программа прямо из Сентерберга - вручение победителю двух тысяч долларов и двенадцати бутылок с кремом для бритья за лучшую рекламу этого самого крема. Награду вручит лично мистер Дреггз... 
 - Слышишь, Аромат? - сказал Гомер. - Передача из нашего Сентерберга. Надо обязательно поехать и посмотреть!.. 
 День радиопередачи наступил, и Гомер отправился в город на велосипеде. Он был на центральной площади чуть ли не раньше всех и сумел выбрать удобное место неподалеку от звукооператора, откуда уж непременно будет все видно и слышно. 
 Сначала мистер Дреггз произнес речь о том, что мистер Н.В.Блотт своей прекрасной рекламой сделал значительный вклад в будущее американского бритья. Затем он зачитал эту рекламу: 
 Друзья, от крема для бритья В восторге все - ты, он и я! 
 Его наносишь тонким слоем - И чувствуешь себя героем! 
 И потом мистер Дреггз вручил победителю чемоданчик, как две капли воды похожий на тот, что был дома у Гомера, только в этом лежали две тысячи долларов и двенадцать бутылок крема для бритья - того самого, от которого "чувствуешь себя героем". 
 Н. В. Блотт проговорил несколько ответных слов перед микрофоном, и передача закончилась. И тут вперед вышли четверо мужчин. Они сказали: 
 - Руки вверх! 
 А один из них добавил: 
 - Если позволите... - и выхватил из рук Н. В. Блотта чемоданчик с деньгами и кремом. 
 Все были поражены. Мистер Дреггз был поражен, Н. В. Блотт был поражен, диктор был поражен, звукооператор тоже. И все были страшно напуганы. А грабители скрылись раньше, чем кто-нибудь что-либо сообразил... 
 Они вскочили в машину, помчались по дороге № 56-а и уже исчезли из глаз, когда местный шериф воскликнул: 
 - Подождите, сейчас я объявлю тревогу, и мы отправимся в погоню! Я не допущу, чтобы в нашем городе безнаказанно действовали вадиороры... то есть я хотел сказать - радиоворы!.. 
 Шериф сообщил в полицию, и вскоре несколько вооруженных человек мчались на его машине по дороге № 56-а. 
 Гомер еще был в городе, когда преследователи вернулись, и слышал, как шериф сказал: 
 - Их и след простыл! Мы обыскали обе дороги. Нигде ничего!.. 
 В тот же вечер за ужином Гомер рассказал родителям о том, что произошло сегодня в городе. Потом он помог матери убрать посуду и отправился к себе в комнату, куда через некоторое время поднял в лифте-корзинке своего Аромата. 
 Наступил час последних известий. Гомер включил радио и услыхал, что "недавнее ограбление поставило полицию в тупик. След грабителей потерян. Мистер Н. В. 
 Блотт предлагает половину выигранных денег и шесть бутылок с кремом тому, кто поможет вернуть утерянную награду". 
 - Аромат, слышишь? - сказал Гомер. - Если мы поймаем этих грабителей, у нас будет столько денег, что можно сделать хоть сто радиоприемников, а может, даже и телевизор. 
 Но все-таки он решил, вместо того чтобы понапрасну мечтать о поимке воров, просто пойти и лечь спать: ведь завтра суббота, он собирался чуть свет отправиться на рыбалку. 
 Он проснулся на рассвете, натянул штаны, поел наскоро овсяной каши, разыскал удочку и вышел на улицу. Здесь он тихонько свистнул, хотя это было излишним: 
 Аромат уже поджидал его в корзинке возле своей норы. Гомер привязал корзинку к багажнику велосипеда, и они двинулись по дороге № 56-а. 
 Не доезжая моста через ручей, Гомер свернул в лес. Тут он спешился, оставил велосипед и пошел вдоль берега ручья, а за ним, подняв хвост трубой, брел Аромат. 
 Все утро просидел Гомер над ручьем с удочкой в руках, но, увы, напрасно: рыба в этот день просто не желала клевать. Он перепробовал все лучшие, известные только самым заядлым рыбакам места - и все равно ничего!.. 
 В обратный путь они с Ароматом отправились не извилистым берегом, а прямиком через лес, по старой, давно не езженной дороге. Не прошли они и полмили, как услышали какие-то голоса, и Гомер мог бы с уверенностью сказать, что запахло жареной грудинкой. Это показалось ему странным, потому что никто раньше не заезжал сюда и не делал остановки на этом холме. И Гомер решил разузнать, что там за люди. 
 Когда они с Ароматом подкрались и выглянули из-за большого валуна, то увидали четырех мужчин. 
 "Грабители!" - сразу мелькнуло в голове у Гомера. И действительно это были они. 
 На земле рядом с ними лежал раскрытый чемодан и в нем две тысячи долларов и двенадцать бутылок с кремом для бритья. Грабители только что проснулись и собирались побриться и закусить - над костром жарилась грудинка, а щеки у них были в мыльной пене. 
 Гомер так разволновался, увидев совсем рядом с собой настоящих грабителей, что совершенно позабыл об Аромате. А тем временем Аромат смело вылез из-за укрытия и двинулся прямо к раскрытому чемодану с деньгами!.. Ведь этот предмет был так похож на тот, в комнате у Гомера. 
 Аромат забрался в чемодан, свернулся клубочком на денежных пачках и моментально уснул. Грабители же, ровно ничего не заметили, потому что были заняты бритьем, и давалось им это отнюдь не легко: у них было всего лишь одно зеркало, а бриться они желали все одновременно. 
 - Скорей бы попробовать этот знаменитый крем, который наносишь тонким слоем - и чувствуешь себя героем, - сказал один из них. 
 Второй грабитель (он стоял скособочившись, потому что так удобнее было бриться, а еще оттого, что у него разыгрался радикулит после ночи в лесу) с трудом выпрямился, повернулся... и тут заметил Аромата. 
 - Эй, глядите! - сказал он. - Улегся на наших деньгах, как на своих. Какой наглец! 
 Все обернулись, увидели Аромата и очень удивились. 
 - Это, друзья мои, не наглец, - сказал третий грабитель, - это млекопитающее семейства куниц, отряда хищных, то есть "мефитис мефитис", в просторечии скунс, а попросту вонючка. 
 Гомер, который все это слышал, сразу догадался, что третий грабитель человек с образованием; должно быть, даже окончил колледж по курсу зоологии. 
 - А мне наплевать, - сказал менее образованный грабитель, - мефитис это или вонючка... Пусть он не валяется на наших деньгах! Не то я приготовлю из него жаркое! 
 И, схватив пистолет, он прицелился в Аромата. 
 - Я бы не делал этого на твоем месте, - сказал грабитель с высшим образованием. 
 - Выстрелы могут привлечь полицию, и потом, млекопитающих семейства куниц не принято убивать таким способом. 
 После этих слов грабители попробовали, насадив кусок грудинки на палку, выманить Аромата из чемоданчика. Но Аромат только фыркнул несколько раз, зевнул и продолжал спать. 
 Тогда четвертый грабитель поднял камень и сказал: 
 - Думаю, это его немного испугает... 
 Камень просвистел в воздухе и с треском влетел в чемодан. Тррах!.. Он не попал в Аромата, но зато добрая половина бутылок с кремом фирмы Дреггз разлетелась на кусочки и воздух наполнился его резким запахом... Но этот запах был ничто в сравнении с другим запахом - с тем, который испустил разозленный Аромат и от которого хотелось закрыть глаза и не дышать. 
 Грабители с криком разбежались кто куда, ничего почти не замечая вокруг, а Гомер, спрятавшись за стволом дуба, подозвал Аромата, и они помчались через лес к тому месту, где оставили велосипед, и весь обратный путь проделали с рекордной скоростью. 
 Дома была только мать. Отец уехал в дальний город за покупками и собирался вернуться лишь поздно вечером. Гомер уже хотел было рассказать матери обо всем, что сегодня видел, как вдруг она сказала: 
 - Что это? Кажется, запах скунса? Ты не чувствуешь? Надо сказать отцу, когда он вернется. От этих животных нужно сразу же избавляться, иначе никто не захочет останавливаться в нашем кемпинге. Кому приятно нюхать этот запах? 
 И тогда Гомер очень испугался за Аромата и решил ничего вообще не говорить. Ведь грабителей и так поймают. Для чего же полиция существует? Во всех книжках всегда так... 
 Остаток дня Гомер помогал матери отваривать сосиски для приезжих, а также выполнял обязанности заправщика на бензоколонке. В перерывах между делами он еще успевал почитать журнал для юных радиотехников и заглянуть в новый каталог марок. 
 Около восьми вечера, когда уже стемнело, в ворота кемпинга въехала машина, и из нее вышли четверо путешественников. 
 - Хотим заночевать у вас, - сказали они. - Нам нужна большая комната. 
 - Пожалуйста, - ответил Гомер. - Пойдемте за мной. И он проводил их к туристскому домику. 
 - Думаю, вам здесь будет хорошо, - сказал он, - Пожалуйста, четыре доллара задатка. 
 - Вот тебе пять, парень, - сказал один из путешественников. - Сдачи не надо. 
 Гомер поблагодарил, сунул деньги в карман и выбежал из комнаты, потому что со стороны бензоколонки слышались настойчивые сигналы - кто-то очень спешил заправиться... 
 Гомер уже собрался положить пятидолларовую бумажку в кассовый ящик, как вдруг ему почудился знакомый запах. Запах был смешанный... Пахло наполовину кремом - тем, который "наносишь тонким слоем", наполовину Ароматом... Откуда идет этот запах? Гомер понюхал свой рукав, пальцы, понюхал деньги. Конечно! Пахли зеленые доллары в его руке!.. 
 Все стало ясно: эти четверо - грабители! Как он сразу не догадался?! 
 Теперь уже Гомер знал, что делать: он позвонит в город шерифу и все расскажет. 
 Гомеру было хорошо известно, где застать шерифа в это время - конечно, в сентербергской парикмахерской: там он каждый субботний вечер играет в шашки и толкует с друзьями о политике. 
 Но Гомер не хотел тревожить мать; поэтому подождал, пока она вышла из дома отнести кому-то из постояльцев второе одеяло, и только тогда схватил телефонную трубку. 
 - Алло, - сказал Гомер, когда шерифа наконец подозвали к телефону. Эти грабители остановились на ночь в нашем кемпинге... Все четыре, да... Слышите? 
 Приезжайте и заберите их! 
 - Разрази меня гром! - сказал шериф. - А деньги и эти... кутылки с бремом... то есть я хотел сказать - бутылки с кремом, тоже там? 
 - Да, да, - ответил Гомер. - Все с ними. 
 - И оружие, наверно? Много? - спросил шериф. 
 - Ой, точно не знаю, - сказал Гомер, - Не кладите трубку - я сбегаю посмотрю... 
 Он выскользнул из дверей, подкрался к домику, который отвели четырем грабителям, и осторожно заглянул в окошко. Грабители собирались ко сну, они раздевались, и повсюду были разбросаны их брюки и рубашки, а также пистолеты и даже один автомат. Оружие валялось на столе, на стульях, на тумбочке, под кроватью. Целый оружейный склад! 
 Гомер помчался обратно к телефону и сказал в трубку: 
 - Там, наверно, штук десять, если не двадцать! 
 - Хм, двадцать, говоришь? - переспросил шериф. - Очень хорошо... Слушай, сынок, я начал тут стричься, понимаешь? Я уж достригусь, а ты последи за ними... Пускай они заснут, а через часок я пожалую со своими ребятами, и мы их захватим тепленькими... Прямо в постельке... Там и наденем наручники. Без лишнего шума. 
 Понял? 
 - Хорошо, шериф. До встречи, - ответил Гомер. 
 Потом, когда пришла мать, Гомер сказал ей, что пойдет к себе в комнату - у него там важное дело, а сам снова подкрался к окошку, за которым были грабители, и снова заглянул в него. Он увидел, что воры уже легли в свои постели, но пребывали в очень плохом настроении и все время переругивались. По доносившимся к нему словам Гомер понял причину их недовольства: они никак не могли поделить между собой деньги и оставшиеся шесть бутылок с кремом, а главное, боялись уснуть - вдруг кто-нибудь из них уедет среди ночи с заветным чемоданчиком. 
 В конце концов они решили улечься вчетвером на одну кровать - так вернее: уж если кто-то вздумает сбежать, то обязательно проснутся остальные... 
 Улечься всем вместе было делом нелегким, но кое-как им это наконец удалось, и они даже накрылись одним одеялом, положив его поперек. А чемодан с деньгами и кремом лежал у них в ногах посреди постели. 
 Они потушили свет, и долгое время было совсем тихо, но вот один из грабителей сказал: 
 - Вы знаете, а не очень-то удобно тут спать. 
 - Но все-таки лучше, чем в лесу, - сказал второй, - где комары и всякая мошкара. 
 - И некоторые другие животные, - добавил третий, - которые к тому же пахнут не слишком приятно. 
 - Да, нужно честно признать, что наше теперешнее состояние можно определить словами: и в тесноте, и в обиде. 
 Это сказал, конечно, грабитель с высшим образованием. 
 - Точно сказано, - произнес первый. - По-моему, нам давно пора срываться в Мексику. Чего ждать, не понимаю? Все равно спать нельзя в таких условиях... 
 Давайте рванем к границе. 
 - Не люблю ездить в машине по ночам, - сказал второй. - Это действует мне на нервы. 
 - И мне тоже, - сказал третий. - Кругом темень, тени... Кажется, что везде прячутся полицейские... 
 И грабители надолго заспорили о том, ехать им все-таки в сторону мексиканской границы сейчас или дожидаться рассвета. Пока они спорили, Гомер упорно думал. Он понимал, что необходимо что-то предпринять, и побыстрей, иначе грабителей может след простыть, прежде чем шериф дострижет волосы и прибудет сюда... И Гомер, кажется, кое-что придумал. 
 Стараясь не производить шума, он покинул свой наблюдательный пост и помчался к дому; но не к дверям, а к той стене, под которой находилась норка Аромата. Гомер тихонько посвистел, и Аромат, как всегда, вылез и забрался в свою корзинку. 
 Гомер осторожно вернулся с корзинкой в руках на свой наблюдательный пост, поставил корзинку у окна и прислушался. Грабители лежали в темноте и продолжали спорить насчет того, уезжать им сейчас из кемпинга или не уезжать. И никак не могли прийти к соглашению. Аромат тоже лежал в темноте в своей корзине, и хотя он давно уже успокоился, но запах еще не совсем прошел. 
 Четверо на одной постели были так увлечены спором, что не заметили и не услышали, как Гомер протянул руку через низкое окошко и водрузил корзину с Ароматом на табуретку возле окна... Конечно, Аромат сейчас же вылез из корзины и перелез в чемоданчик, стоявший на постели в ногах у грабителей. 
 - Перестань щекотаться! - проворчал самый долговязый из грабителей, чьи ноги далеко вылезли из-под одеяла. Не мог же он знать, что это пушистый хвост Аромата прошелся по его ногам. 
 - Никто тебя не щекочет! - сказал ему сосед по кровати. - Эй, слушайте! 
 По-моему, опять пахнет этим проклятым животным... 
 - Да, теперь и я начинаю чувствовать, - сказал третий. А четвертый потянулся к выключателю и проговорил: 
 - Ну вот, вопрос решен! Сейчас оденемся - и вперед, в Мексику. Не оставаться же здесь, чтобы всю ночь нюхать эту вонь! 
 Он зажег свет, и в тот же момент Гомер закричал: 
 - Будет еще хуже, если вы пошевелитесь! Он сейчас так запахнет - не обрадуетесь! 
 Лучше не двигайтесь! 
 Грабители, даже не поглядев как следует, накрылись с головой одеялом и замерли. 
 - Через пять минут придет шериф! - смело сказал Гомер. 
 Но прошло пять минут и еще пять, а шерифа все не было. Грабители беспокойно зашевелились, а это не понравилось Аромату, и он начал перебирать лапами и волноваться. 
 Гомер тоже забеспокоился: что скажет его мать, если Аромат возьмет да испортит один из лучших туристских домиков?! И он быстро сообразил, что нужно сделать. 
 Он влез в окно и начал складывать в корзину все оружие грабителей. А затем подобрал всю их одежду и выбросил за окошко. После этого он выбрал самый большой пистолет, направил его на грабителей и сказал: 
 - Ну, можете вылезать из-под одеяла!.. Только руки вверх! Грабители откинули одеяло и стали осторожно вылезать из кровати - так, чтобы не потревожить Аромата. И сразу же поднимали руки вверх. 
 - Мы не хотели этого делать, мальчик... Совсем не хотели, - пробормотал один. - Честное слово! 
 - Мы вернем все деньги, - сказал второй. 
 - Во всем виновато общество, в котором мы живем, - сказал образованный грабитель, - Оно и должно отвечать. 
 - Извините, - сказал Гомер, - но я должен отвести вас к шерифу. - Он указал пистолетом на чемодан с призовыми деньгами и с кремом и приказал одному из грабителей захватить его с собой. - Ну, вперед! - скомандовал он. 
 - Как? Прямо в пижамах?! - вскричал один. 
 - И босиком? - ужаснулся другой. 
 - Но это неприлично! - завопил самый образованный. - Что скажут люди?! 
 - Аромат волнуется, не кричите, - напомнил Гомер. 
 Грабители прекратили споры и покорно поплелись, в пижамах и босые, по усыпанной гравием дорожке к выходу из кемпинга. Они шли молча, но не могли сдержать стонов и криков, потому что какие же грабители умеют ходить босиком?! Нет, они бы теперь никуда не убежали, даже если за ними и не следовали бы Гомер с пистолетом и Аромат с хвостом трубой. 
 Так они и шли: сначала первый грабитель с поднятыми руками, за ним второй грабитель с поднятыми руками, за ним третий грабитель с поднятыми руками, и только у четвертого была поднята одна правая рука, а левая опущена - в ней он нес чемодан с деньгами и кремом. Аромат, конечно, ковылял рядом со своим любимым чемоданчиком, а сзади всех шагал Гомер, и у него были заняты обе руки: в правой он держал пистолет, а в левой корзину с оружием... Целый оружейный склад! 
 Они вышли на дорогу № 56-а и вскоре ступили на главную улицу Сентерберга... Вот и парикмахерская, где в кресле все еще сидит и никак не дострижется шериф, а вокруг его друзья - беседуют и играют в шашки. 
 Когда шериф увидел, кто подходит к парикмахерской, он прервал на полуслове свои рассуждения о политике и закричал: 
 - Разрази меня гром, если это не ваши норы... то есть я хотел сказать наши воры! Конечно, это они! 
 И шериф вскочил с кресла, хотя одна половина головы у него была острижена, а другая нет, и в одну минуту надел наручники на грабителей. И так же, с недостриженной головой, он препроводил их в тюрьму... 
 Ну вот, почти все и рассказано. А на следующий день в газетах можно было увидеть такие заголовки: "Мальчик и его ручной скунс выследили грабителей по запаху!", "Похитители крема обезврежены!". В последних известиях по радио тоже много говорили об этом. 
 Родители Гомера сказали ему, что теперь он может держать своего скунса, потому что их дело из-за него не пострадает, а наоборот - люди со всех сторон будут нарочно приезжать на развилку дорог № 56 и 56-а, чтобы взглянуть на Аромата, а заодно уж и заправиться бензином, и поесть сосисок или даже целый обед. 
 Вскоре после этого, когда Гомер отправился в Сентерберг подстричься, он встретил там шерифа, и тот сказал ему: 
 - Вот люди говорят, что, мол, от скунса плохой запах... А я утверждаю и всегда буду утверждать: это зудесный чапах... то есть я хотел сказать чудесный запах! 
 Глава 2. СУПЕР-ДУПЕР. 
 Как-то в субботу Гомер Прайс и его друг Фредди слушали по радио футбольный матч. 
 А еще с ними был младший брат Фредди - Льюис. 
 Когда игра кончилась, Гомер сказал: 
 - Что-то я здорово проголодался. Пошли на кухню, поедим чего-нибудь. 
 Они спустились вниз, и Гомер налил три стакана молока, а его мать поставила на стол печенье. 
 - Не очень-то наедайтесь, - сказала она. - Скоро обед. 
 - Не будем, мэм, - заверил Фредди и спросил у Гомера, где сегодняшняя газета. 
 - Кажется, на холодильнике, - ответил Гомер. - Сейчас посмотрю. 
 - Ура! - сказал Фредди, получив газету и заглянув сразу на последнюю страницу. - Сейчас поглядим, что случилось дальше с Супером-Дупером... 
 И ребята стали смотреть картинки и читать подписи под ними, чтобы узнать, как же Супер-Дупер выберется на этот раз из большого железного ящика с динамитом, куда его запрятал Негодяй; а потом этот же Негодяй умудрился выбросить ящик с дирижабля прямо в открытый океан. 
 На первой картинке Супер-Дупер говорит: "Ха-ха! Негодяй думает избавиться от меня, но он просчитался! Ха-ха!" Потом, на следующей картинке, динамит взрывается и разносит ящик вдребезги. Но Супер-Дупер остается невредимым, потому что он Супер-Дупер и ничего ему не страшно! 
 - Глядите, глядите, какие у него мускулы, - сказал Фредди. - Вот это да! Нам бы такие!.. 
 И они перешли к новой картинке. Здесь Супер-Дупер выскакивает из океанской пучины и со свистом - вззз! - врезается в воздух, потом хватает дирижабль за хвост и переламывает пополам. Тррах!.. Ну, и на последней картинке Негодяй пытается удрать на самолете и - тра-та-та-та-та! поливает Супера-Дупера из пулемета, но все пули отскакивают от супер-дуперовской груди. Вот он какой! Знай наших!.. А внизу написано: "Продолжение в понедельник". 
 - Ух! - сказал Фредди. - Вот дает! Все может. 
 - Да, - сказал Гомер. - Но ведь это только в газете. И всегда одно и то же. 
 Всегда он во всех попадает и всех побеждает, а Негодяй всегда бомбит его и стреляет из пушки или из автомата или пускает в него электрический луч... А в конце он всегда спасает девушку и ловит Негодяя... 
 - Ну и что? - сказал Фредди. - Все равно это правда, раз в кино показывают... 
 Думаешь, он понарошку подымает автомобили или в космосе летает? 
 - А, - сказал Гомер, - это ерунда. Я читал, что в кино все можно сделать, если захочешь. Только для этого нужны веревки и особые зеркала. Понимаешь? И снимай сколько влезет. 
 Тут маленький Льюис попросил снова почитать ему, что написано под картинками, и Фредди с удовольствием выполнил его просьбу. 
 Вскоре зазвонил телефон - это Фредди и маленького Льюиса мама позвала домой. Они с трудом оторвались от печенья и от картинок и ушли. 
 В следующий раз, когда Фредди пришел к Гомеру, он притащил с собой целый ворох газет с Супером-Дупером. 
 - Посмотри, Гомер, - сказал Фредди, - ты такого и не виден. 
 - Ой! - воскликнул Гомер. - Сколько их у тебя! 
 - Почитай сначала вот это, - сказал Фредди. - Здесь самое интересное! 
 Гомер послушался друга и начал читать, а Фредди все время заглядывал ему через плечо. 
 В начале рассказа Супер-Дупер выглядел как обыкновенный человек, но стоило перевернуть страницу, и сразу появлялся Негодяй, а Супер-Дупер стыдливо скрывался за дерево и через секунду выходил оттуда уже в красных трусах, в синей кепке и со всеми своими мускулами. 
 - Почему он всегда одевается в одно и то же? - спросил Гомер. 
 - Потому что он не стиляга какой-нибудь, - ответил Фредди, и Гомер стал читать дальше. 
 После переодевания Супер-Дупер немедленно принимался крушить и ломать, а также спасать. Он поднимал автомобили и разбивал их о скалы, а один раз перенес целый поезд через реку, потому что Негодяй взорвал мост. 
 Ну, а затем Супер-Дупер спасает красивую девушку и ловит Негодяя, который оказывается знаменитым преступником. 
 - Ох, Фредди, - сказал Гомер, - ведь тут опять все то же. 
 - Совсем нет, - ответил Фредди. - Там Супер-Дупер уничтожил дирижабль, а здесь океанский лайнер. И еще он там... Но Гомер перебил его: 
 - Зато он всегда спасает красивую девушку и ловит Негодяя. 
 - Ну и что ж, - сказал Фредди, - так и должно быть. 
 - Ладно, хватит. - сказал Гомер. - Пошли покидаем подковы. 
 - О'кей, - согласился Фредди. 
 И они отправились играть. Фредди выиграл два кона из трех и потом сказал, что ему пора домой, и ушел. 
 После ужина, когда Гомер сидел за уроками, зазвонил телефон. Гомер поднял трубку. 
 - Алло, это ты? - услышал Гомер. - А это я. Слушай! Видел в сегодняшней газете объявление? Нет? В субботу будет картина про Супера-Дупера! В городском кинотеатре!.. 
 И, прежде чем Гомер ответил, Фредди заорал в трубку: 
 - Знаешь что?! Туда приедет сам Супер-Дупер! "Куда-куда"! В кинотеатр! 
 И еще Фредди добавил, что в город пришла для его отца какая-то посылка, она на вокзале, так что все равно туда ехать надо, и отец дает ему в субботу лошадь и повозку и разрешает заодно пойти в кино, а он, Гомер, хочет с ним поехать?.. 
 Тут Фредди перевел дух, и Гомер сказал: 
 - Ясное дело, хочу! 
 - Ладно, я заеду за тобой. Спокойной ночи. В субботу Фредди и его брат Льюис заехали за Гомером на повозке, в которую была впряжена престарелая лошадь по имени Люси. Гомер еще только сел завтракать. 
 - Едем пораньше, - сказал Фредди, - а то Люси будет тащиться не меньше часа. 
 - Я в одну секунду, - с набитым ртом сказал Гомер. Вскоре он вскочил в повозку, Фредди сказал: "Н-но, Люси!" - и они тронулись. 
 В городе ребята прежде всего заехали на вокзал и получили посылку, которую с трудом смогли поднять. 
 - Ух ты! - сказал Гомер. - Ну и тяжесть. 
 - Спорим, - сказал Фредди, - что Супер-Дупер подымет ее одним мизинчиком. 
 - Может, и подымет, - согласился Гомер: он сейчас думал о другом, Заедем к дядюшке Одиссею? У него такие пончики вкусные. Возьмем с собой в кино и на обратную дорогу. 
 И Фредди, и маленький Льюис согласились, что это здорово придумано. Они завернули к дядюшке Одиссею, набили карманы пончиками и пошли через городскую площадь к кинотеатру. 
 Там у входа стоял уже супер-дуперовский супер-автомобиль - длинный и красный, лакированный и, никелированный, с буквами "Суп-Дуп" на боку. Ребята долго восхищались автомобилем, а потом взяли билеты и прошли в кинотеатр. 
 И они увидели посреди фойе самого Супера-Дупера, в сапогах и в красных трусах и в свитере с эмблемой "С.-Д." на груди. 
 Супер-Дупер поздоровался за руку с Фредди и с Ромером и даже с маленьким Льюисом и сразу дал Фредди автограф, когда тот попросил. 
 - Мистер Супер, - сказал Фредди, - если не трудно, полезайте, пожалуйста, перед кино немножко или сломайте несколько подков... 
 - Боюсь, ребята, сегодня у меня на это нет времени, - ответил с улыбкой Супер-Дупер. 
 И ребятам ничего не оставалось, как пройти на места, вытащить из карманов пончики и ждать начала сеанса. Вскоре потух свет, и картина началась. Называлась она "Супер-Дупер и электролуч". Потому что у Негодяя была такая машина, которая своим лучом взрывала что угодно: хочешь небоскреб, а хочешь - самолет. Негодяй направил луч и на Супера-Дупера, но не тут-то было!.. 
 В этом месте кинокартины маленький Льюис так разволновался, что подавился пончиком, и Гомеру пришлось вести его в буфет и поить водой, потому что Фредди ни за что не хотел пропустить хотя бы один кадр. К тому времени, когда Гомер вернулся в зал, Супер-Дупер уже благополучно разнес весь негодяйский штаб, а негодяйскую лучевую машину поднял и разбил о скалу. А потом он, конечно, поймал самого Негодяя и спас красивую девушку. Но, перед тем как в зале зажегся свет. 
 Негодяй сумел все-таки улизнуть. И тогда на экране появились слова: "Следующий выпуск в ближайшую субботу". 
 - Что ж, он не мог его как следует поймать? - спросил маленький Льюис, когда они уже ехали домой. 
 - А кого бы он тогда ловил в следующую субботу? - сказал Гомер. 
 У входа ребята опять полюбовались супер-дуперовским автомобилем и вскоре уже ехали домой в своей повозке. 
 Почти стемнело, когда старая Люси дотащила их наконец до крутого поворота, откуда до заправочной станции и кемпинга было рукой подать. В это время сзади послышался сигнал, Фредди сильно дернул вожжи вправо, и мимо них со свистом промчался длинный и красный, лакированный и никелированный автомобиль с буквами "Суп-Дуп" на боку. 
 - Ух! - сказал Фредди. - Это сам Супер-Дупер поехал! 
 - Интересно, знает он, что там сейчас поворот? - задумчиво сказал Гомер. 
 И не успел он договорить, как впереди за поворотом они услышали резкий скрип тормозов и громкий треск. 
 - Пошла, Люси!.. - закричал Фредди. - Посмотрим, что там случилось. 
 Хорошо еще, не было встречных машин, - сказал Гомер. 
 - А что, если... - дрожащим голосом произнес Фредди, - что, если это... 
 электрический луч, а?.. Стой, Люси, стоять! 
 - Чепуха, - сказал Гомер своим самым смелым тоном. - Я пойду посмотрю... 
 Маленький Льюис начал было хныкать, и они его с трудом успокоили. А потом все трое вылезли из повозки и поползли вдоль канавы. Они ползли, ползли, даже больно животам стало, и вдруг увидели машину Супера-Дупера. Она стояла в канаве, почти на боку. 
 - Ух! - прошептал Фредди. - Сейчас Супер-Дупер как поднимет ее одной левой! 
 Глядите! 
 Вспыхнул свет, и маленький Льюис почти закричал: 
 - Ой, электрический луч! 
 - Это фары, - сказал Гомер. - Тише, подползем ближе... Они снова поползли на животах... И вот уже они видят Супера-Дупера. Он сидит рядом с машиной, обхватив голову руками. 
 - Может, он стукнулся? - сказал Гомер. 
 - Глупости! Он не может стукнуться, - прошептал Фредди. - Ведь он Супер-Дупер. 
 - Тогда что же он не поднимает свою машину? 
 - Тише! - прошептал Фредди. - Наверно, просто не хочет. Он ведь не любит хвалиться... 
 Они лежали в кустах и ждали и вовсю глядели на Супера-Дупера. 
 Вот он вздохнул еще раз, еще... потом поднялся и обошел вокруг машины. 
 - Ну, теперь смотрите! - громким шепотом сказал Фредди. - Ну? Что? А?.. 
 Но Супер-Дупер опять не поднял свой автомобиль и не поставил его на дорогу. 
 Вместо этого он долго и уныло осматривал вмятину на крыле, а потом... Потом произошло невероятное! 
 Этот колоссальный-альный, гигантский-антский Супер-Дупер, тот самый, кто бросал вызов атомным силам и переламывал линкоры, как зубочистки, об чью грудь разбивались, пушечные ядра, кто был крепче всякой стали, этот самый Супер-Дупер вздрогнул и сказал: "Ой!" Да, ошибки быть не могло, потому что он повторил снова и еще громче: "Ой!!" Подумать только! Могучий Супер-Дупер зацепился за колючую проволоку на ограде! 
 - Нечего так вздыхать, - пробурчал Фредди, - не маленький! 
 - Что там? - спросил Льюис. - Негодяй все-таки попал в него своим лучом, да? 
 - Пошли, Фредди, - сказал Гомер, - надо помочь ему отцепиться. 
 Ребята освободили Супера-Дупера от колючей проволоки, и он опять вздохнул и сказал: - Вот спасибо вам. Не знаете, есть тут поблизости гараж? Наверно, придется ремонтную машину вызывать. 
 - У моего отца гараж, - сказал Гомер. - Там, на перекрестке. 
 - А у нас есть лошадь, - сказал Фредди. - Она поможет вытащить вашу машину из канавы. 
 - Ну что ж, это здорово, - обрадовался Супер-Дупер. Они впрягли старую Люси в машину, и она стала тянуть, а все подталкивали сзади и с боков. Рраз!.. Еще рраз... И вот автомобиль уже на дороге. 
 Маленький Льюис сел вместе с Супером-Дупером в машину, а Гомер и Фредди - верхом на лошадь, и старая Люси потащила их всех на заправочную станцию, хозяином которой был отец Гомера. 
 - Что с вами случилось, мистер Дупер? - спросил маленький Льюис. Негодяй достал вас своим лучом, да? 
 - Нет, не достал, - ответил Супер-Дупер и засмеялся. - Просто как раз на повороте я вдруг увидел перед машиной маленького скунса. Не хотел его давить, резко свернул - и вот... попал в канаву. 
 Они уже приехали на заправочную станцию. Пока занимались супер-дуперовским автомобилем, самого Супера-Дупера как следует смазали йодом - там, где его поцарапала проволока. И при этом он морщился, и ежился, и даже вскрикивал, как всякий обыкновенный человек, когда его мажут йодом. Потом он съел бутерброд, еще раз поблагодарил ребят за помощь и уехал. Но перед отъездом подарил им большую пачку книжек про Супера-Дупера. А Гомер и Фредди снова уселись на лошадь и поехали за брошенной на дороге повозкой. 
 - Теперь у нас полный выпуск Супера-Дупера, - сказал Гомер. 
 - Ага, - ответил Фредди и замолчал. Потом он сказал: 
 - Слушай, Гомер, будь другом - не говори ребятам ничего про Супера-Дупера и про канаву... и про колючую проволоку, и про йод... Ладно? Особенно Арти Бушу. Если он не узнает, тогда я, может, выменяю у него ракетку за все эти книжки. Она только немного треснута... 
 - Ладно, - сказал Гомер. - Тем более что его брат тоже недавно обманул меня: 
 всучил испорченный велосипедный звонок в обмен на почти новую трубу! 
 Глава 3. ПОНЧИКОВЫЙ АВТОМАТ. 
 Это случилось уже в ноябре, в одну из пятниц, под вечер... Гомер услышал, как его мать разговаривала по телефону с тетей Агнессой, женой дядюшки Одиссея - того самого, у которого небольшое кафе в центре города Сентерберга. 
 - Значит, я приеду через полчаса, - сказала мать Гомера в телефонную трубку. - И мы вместе пойдем на собрание... 
 Дело в том, что в этот день в Женском клубе должно было состояться обсуждение плана его дальнейшей деятельности, а также занятия кружков шитья и вязания... 
 Когда мама положила трубку, Гомер спросил: 
 - Можно поехать с тобой? Я посижу у дядюшки Одиссея, пока вы с тетей Агнессой будете обсуждать ваши планы. 
 Разрешение было получено, и после того как Гомер пригладил свои вихры, а мама проверила, не забыты ли учебники по шитью и вязанию, а также иголки и спицы нужных размеров, после всего этого они сели в машину и отправились в город. 
 Кафе дядюшки Одиссея стояло на городской площади, как раз напротив здания суда. 
 Сам дядюшка Одиссей был человеком с передовыми научными взглядами и пуще всего на свете любил технические новинки. Поэтому его кафе ломилось от автоматических приборов. Был тут автомат для поджаривания гренков, автомат для варки кофе, автомат для мойки посуды, автомат для изготовления пончиков - словом, все здесь было по последнему слову техники. 
 И каждое нововведение дядюшки Одиссея тетя Агнесса встречала всплеском рук и тяжкими вздохами. Иногда она так сердилась на него за все это, что не разговаривала с ним по нескольку дней. Потому что тетя Агнесса считала, что лучше бы дядюшка Одиссей поменьше торчал в парикмахерской и болтал там со своими дружками, и тогда не потребовалось бы тратить столько денег на все эти автоматы и полуавтоматы, будь они неладны, которые только помогают бездельникам еще больше бездельничать... 
 Вскоре уже их машина въехала в Сентерберг, и мать Гомера остановила ее возле кафе дядюшки Одиссея, откуда сразу появилась тетя Агнесса и воскликнула: 
 - Боже мой! Как мальчик подрос! Это она говорила каждый раз, когда видела Гомера. После этого тетя Агнесса села в машину и уехала с матерью Гомера на собрание. Гомер же вошел в кафе и крикнул: 
 - Привет, дядюшка Одиссей! 
 - А, племянник! Как раз вовремя, - сказал дядюшка Одиссей. - А я вот, понимаешь, вожусь битый час с этим пончиковым автоматом... Смазываю, разбираю, чищу... 
 Шикарная штука, скажу тебе! Без нее человечество как без рук! 
 - Ага, - согласился Гомер. 
 Он взял тряпку и начал протирать металлическую обшивку, а дядюшка Одиссей продолжал копаться во внутренностях Машины. 
 - Ох! - сказал он наконец. - Послушай, Гомер, у тебя, я знаю, хорошая техническая сметка... Видишь вот эти две штуки? Куда их надо прикручивать, ума не приложу. Вроде они лишние, что ли? Посмотри, пожалуйста... А я сбегаю на минуточку в парикмахерскую: очень нужно с шерифом перекинуться парой слов... Ты уж без меня наладь машину. И если кто придет, налей кофе. Ведь ты все тут знаешь. Народу сейчас будет мало, а до того, как закончится вторая серия в кинотеатре, я уже вернусь. Идет? 
 И уже от самых дверей дядюшка Одиссей добавил: 
 - Да, Гомер, когда наладишь, тебе не очень трудно будет замесить тесто для пончиков? А потом залей тесто в машину. Вон туда, ты знаешь... После нажмешь эту кнопку - и пошел... Чтобы к концу сеанса у нас был небольшой запас пончиков. 
 Ладно? 
 - Хорошо, - сказал Гомер. - Я все сделаю, не беспокойтесь. Минут через пять после ухода дядюшки Одиссея в кафе вошел незнакомый человек и сказал: 
 - Привет, парень. 
 Гомер в это время как раз определил уже место для последней детали, которая оказалась совсем нелишней, и начал прикручивать ее. Он повернул голову к посетителю и ответил: 
 - Добрый вечер, сэр. Что вы хотите? 
 - Я бы выпил чашечку кофе и съел несколько пончиков, - сказал вновь пришедший. 
 - К сожалению, мистер, пончики будут не раньше чем через полчаса. Надо еще замесить тесто и пустить машину. Могу пока предложить сладких булочек. Они тоже вкусные, честное слово. 
 - Ладно, парень, спешить мне некуда, - сказал посетитель. - Налей-ка чашку кофе, а пончиков я могу и подождать. Свежие пончики стоят того, чтобы их дожидаться. 
 Что, верно я говорю? 
 - Ага, - сказал Гомер и налил кофе из кофейного сверхавтомата. 
 - А неплохое тут местечко, - продолжал посетитель. 
 - Да, ничего, - согласился Гомер. - Автоматы что надо! Последнее слово техники. 
 - Наверно, неплохо идут дела у хозяина? - спросил незнакомец. - Я тоже деловой человек. Разъезжаю и рекламирую. Рекламирую и разъезжаю. Меня называют мистер Сандвич... А вообще-то я Габби. 
 - Очень приятно, мистер Габби, - сказал Гомер и тоже назвал свое имя. Рад с вами познакомиться. Это, наверно, страшно интересно - повсюду ездить и рекламировать свои сандвичи. 
 - Совсем нет, - сказал мистер Габби. - Я не рекламирую и не делаю никаких сандвичей. Наоборот - из меня делают... Вешают спереди какую-нибудь рекламу, сзади еще одну... А посередке - я. Понятно? Как сандвич. 
 - Ага, - сказал Гомер. Он уже к этому времени разыскал муку и дрожжи. Но все равно интересно. Ведь сколько вы ходите, ездите... 
 - Порядочно, - сказал мистер Габби. - И на своих двоих, и на поезде. Правда, больше на товарном. Понятно? 
 - Да, - ответил Гомер. - Только это очень опасно, верно? 
 - А что сейчас не опасно? На чем ни поедешь, все равно только и жди аварии. 
 Возьми, к примеру, самолет... Понятно? 
 В это время у дверей кафе остановился шикарный сверкающий черный автомобиль, огромный, как железнодорожная платформа, и из него выскочил шофер. Он открыл заднюю дверца и оттуда вышла женщина. Они с шофером зашли в кафе, кенщина улыбнулась Гомеру и сказала: 
 - Мы бы хотели слегка перекусить. У вас ведь найдется кофе и пончики? Это просто прелесть! На что Гомер ответил: 
 - С удовольствием, мэм, но, к сожалению, я только-только собирался замесить тесто, а потом еще надо включить вот эту машину... Так что кофе, пожалуйста, хоть сейчас, а пончики... 
 - Какой милый и умный мальчик! - воскликнула женщина. - Просто прелесть! Он даже знает, как делать пончики. 
 - Ну, я не очень-то знаю, - сказал смущенно Гомер. - Я их раньше никогда не делал. Но у дядюшки Одиссея записан рецепт... 
 - Ах, милый мой мальчик! - закричала женщина. - Умоляю, разреши помочь тебе. Уже тысячу лет я не делала пончиков. Я ведь знаю такой изумительный рецепт. Просто прелесть! Пальчики оближешь! Позволь мне замесить тесто по собственному рецепту! 
 - Но, мэм, - сказал Гомер, - я не знаю... 
 - Вы все заговорите по-другому, как только попробуете мои пончики. Только дай же мне какой-нибудь передник! 
 И она сняла свое шикарное меховое пальто, сняла часы, браслеты, сдернула кольца и закатала рукава платья. 
 - Чарлз, - сказала она шоферу, - передайте-ка мне дрожки... Вот так. А вы, молодой человек, разыщите-ка мускатный орех. 
 С этой минуты и Чарлзу и Гомеру некогда было скучать: они беспрерывно приносили, подавали, разбивали яйца, а женщина смешивала, взбивала, посыпала... И только мистер Сандвич, он же мистер Габби, спокойно сидел на своем стуле, попивал кофе и с интересом взирал на все происходящее. 
 - Ну вот! - сказала женщина, когда все, что нужно, было наконец смешано, взбито и посыпано. - Тесто готово. Теперь вы скоро попробуете мои пончики! 
 - Ой, что-то очень много теста получилось! - сказал Гомер. - Тут, наверно, раз в десять больше, чем у дядюшки Одиссея, когда он сам делает. 
 Гомер влез на стул и с помощью шофера стал заправлять пончиковый автомат - переливать в него тесто из огромной миски. Потом он спрыгнул на пол и нажал на боку у автомата кнопку со словом "Пуск". И машина заработала. В ее нутре начали штамповаться колечки из теста и одно за другим падать на противень с горячим маслом. Там они подрумянивались с одной стороны, потом автоматически переворачивались на другую, и готовая продукция выталкивалась в желоб и аккуратно скатывалась по нему в пончикоприемник. 
 - Какая милая машина, - сказала женщина, когда первый пончик выскочил из желоба и ударился о дно ящика. - Просто прелесть! 
 Она достала первый пончик и угостила Гомера, приговаривая: 
 - Ну, молодой человек, для вас самый первый... Разве он не вкусный? Разве он не прелесть? 
 - Да, мэм, очень вкусно, - отвечал Гомер. После чего женщина угостила шофера и мистера Габби и каждого по нескольку раз спрашивала: 
 - Разве не вкусно, а? Скажите! По-моему, просто прелесть! 
 И все соглашались с ней, потому что и правда пончики были на славу. 
 - Старинный семейный рецепт, - с гордостью сказала женщина. 
 Гомер налил взрослым по чашке кофе, себе - молока, и все присели у прилавка и с удовольствием съели еще по нескольку пончиков. 
 Но вскоре женщина поднялась и сказала: 
 - Я очень, очень рада, что вам понравились мои пончики, но теперь мы должны ехать... Забирай свой передник, мальчик, и уложи мне в пакет две дюжины пончиков. Я возьму их в дорогу. Чарлз, не забудьте уплатить за них. 
 Она опустила закатанные рукава платья, надела все свои кольца и браслеты, а шофер накинул на нее шикарное меховое пальто. 
 - Спокойной ночи, молодой человек - сказала на прощанье женщина. - Я давно не получала такого удовольствия. Было так приятно. Просто прелесть! 
 И она вышла из кафе и хлопнула дверцей своего шикарного автомобиля. 
 - Неплохие пончики, - сказал Габби, когда машина тронулась. - Что правда, то правда. 
 - Еще бы, - сказал Гомер. - Угощайтесь. 
 Они стояли и смотрели, как пончиковый автомат продолжал равномерно выбрасывать пончики. Десять... двадцать... тридцать: пятьдесят... 
 - Пожалуй, довольно, - сказал Гомер. - Если не хватит тем, кто придет после конца сеанса, сделаем еще. А пока надо выключить. 
 И он нажал кнопку со словом "Стоп". Раздался щелчок, но больше ничего не произошло. Машина не остановилась. В ее нутре продолжали штамповаться колечки из теста и падать одно за другим на противень с горячим маслом. Там они продолжали подрумяниваться с одной стороны, автоматически переворачиваться на другую, и готовая продукция продолжала выталкиваться в желоб и аккуратно скатываться по нему в пончикоприемник. 
 - Интересно, - сказал Гомер, - что такое? Я ведь нажал правильно. 
 Он снова надавил на кнопку "Стоп", и снова ничего не произошло: автомат продолжал свое дело - автоматически выбрасывал пончики. 
 - Может, я не туда прикрутил что-нибудь? - сказал Гомер, - И получилось наоборот? 
 - Попробуй нажать на "Пуск", - предложил Габби. - Наверно, тогда она остановится. 
 Гомер последовал его совету, но и это не помогло: автомат по-прежнему автоматически выталкивал пончики и делал это с завидной равномерностью часового механизма. 
 - Ничего, продадим и эти, - сказал Гомер. - Но все-таки лучше я позвоню дядюшке Одиссею. 
 Гомер попросил парикмахерскую и, пока ждал ответа, насчитал еще ровно тридцать семь пончиков, скатившихся по желобу в ящик. 
 Наконец на другом конце провода подняли трубку, и Гомер услышал голос: 
 - Алло! Марикпахерская... то есть я хотел сказать - парикмахерская... 
 - Здравствуйте, шериф, - сказал Гомер, - Это Гомер Прайс. Я хочу поговорить с дядюшкой Одиссеем. Можно? 
 - А он как раз играет в карты. Сейчас его ход. Ему что-нибудь передать? 
 - Ага, - сказал Гомер. - Я нажал в автомате кнопку "Стоп", а он продолжает делать колечки из теста, и они падают одно за другим на противень с горячим маслом, и продолжают подрумяниваться с одной стороны, и после переворачиваться на другую, а потом их выталкивает в желоб, и они скатываются по нему в ящик. И никак ее не остановишь! 
 - О'кей, - сказал шериф. - Не тради клубку... то есть не клади трубку, я сейчас ему все скажу... 
 Гомер посмотрел через плечо и сосчитал еще ровно двадцать два новых пончика, скатившихся по желобу, пока не услышал снова голос шерифа, который говорил: 
 - Алло, ты слушаешь? Он сказал, что сейчас придет. Только закончит этот кон. 
 - Хорошо, - сказал Гомер. - Спасибо, шериф. До свидания. Уже весь подоконник был заставлен пончиками, и теперь Гомер и Габби носились по кафе и раскладывали новую продукцию по тарелкам и подносам, а когда и там не хватило места, начали загружать прилавок. 
 - Да, что-то очень много, - сказал Гомер. - Никогда такого не было. 
 - Еще бы, - ответил Габби. - Я насчитал семьсот семьдесят семь пончиков и бросил. А это было уже минут пять назад. 
 Снаружи, перед витриной кафе, начали собираться люди, и кто-то сказал, что пончиков тут, наверно, в пять раз больше, чем населения в городе Сентерберге, и что интересно, как собирается этот хитрец Одиссей все их продать и кому. 
 Правда, время от времени кто-нибудь входил в кафе и покупал два-три пончика, чтобы съесть их тут же, и штук десять - двадцать, чтобы взять домой, но пока он это делал, машина выдавала еще раз в тридцать больше. 
 К тому моменту, когда дядюшка Одиссей и шериф, с трудом протолкавшись через толпу, вошли наконец в кафе, это было уже не кафе, а склад пончиков! Пончиковое царство! Они лежали повсюду: на подоконнике, на тарелках и подносах, на полках, на прилавке... И не в один ряд, а в десять, пятнадцать, двадцать рядов и этажей! 
 А новые пончики все продолжали скатываться по желобу в ящик с завидной равномерностью часового механизма. 
 - Ой, дядюшка Одиссей! - закричал Гомер. - Ой, шериф! У нас тут не все в порядке! 
 - Я это вижу, чтоб меня поколотили! - сказал дядюшка Одиссей. 
 - Это может на самом деле случиться, - сказал шериф, - когда твоя Агнесса вернется домой... Впрочем, очень неплохие пончики, а? Только вот что ты с ними будешь делать? 
 Дядюшка Одиссей застонал. 
 - О боже! - проговорил он. - Что скажет Агнесса? Мы ведь их ни в жизнь не продадим!.. 
 И тут мистер Габби, который с прихода дядюшки Одиссея не сказал еще ни слова, перестал укладывать пончики и произнес: 
 - Знаете, что вам нужно? Вам нужна хорошая реклама. Человек, умеющий делать рекламу. Поняли меня? У вас есть пончики, а значит, вам необходим рынок сбыта. 
 Так? Чтобы спрос сравнялся с предложением. В этом все дело. 
 - Правильно! - закричал Гомер, хотя половины не понял. - Мистер Габби прав. 
 Нужен этот... рынок сбыта. Знаете, кто такой мистер Габби? Он мистер Сандвич, рекламный человек! Он может ходить по всему городу и созывать покупателей. 
 Только надо повесить на него два плаката - спереди и сзади... Чтобы все видели. 
 - Считайте, что вы уже на работе, мистер Габби, - сказал дядюшка Одиссей. 
 И тут же они быстро написали на картоне два объявления о продаже пончиков и засунули между ними мистера Габби, после чего тот сразу сделался мистером Сандвичем. А еще одно объявление было вывешено в витрине кафе. Огромные буквы гласили: 
 РАСПРОДАЖА ПОНЧИКОВ! 
 А тем временем нутро автомата продолжало выделывать колечки из теста, и они падали одно за другим на противень с горячим маслом; там они подрумянивались с одной стороны, потом переворачивались на другую, и готовые хрустящие пончики с завидной равномерностью часового механизма продолжали скатываться по желобу в ящик пончикоприемника. 
 - Вся моя надежда на этого мистера Сандвича, - сказал дядюшка Одиссей, горестно покачивая головой. - Иначе бедная Агнесса упадет в обморок... или не знаю что будет. 
 Шериф отправился на улицу поддерживать порядок - такая там собралась уже толпа, и все толкались, чтобы лучше увидеть, как новые и новые пончики выскакивают из автомата и как их укладывают штабелями на столах и стульях, на прилавке и подоконнике. 
 Шум стоял страшный, потому что каждый из собравшихся высказывал свое предположение насчет количества пончиков и все называли разные цифры. А иногда кто-нибудь покупал один-два пончика. 
 Но вот вернулся мистер Габби и сказал: 
 - Плохо дело, хозяин. От моего хождения по городу и возле кинотеатра толку мало. 
 Сеанс уже давно кончился, а на улицах пусто. Все жители, наверно, собрались здесь, около кафе, и глазеют на ваши пончики. 
 - Боже! - воскликнул дядюшка Одиссей. - Помогите мне избавиться от этого кошмара, пока не вернулась Агнесса! А шериф, который только что вошел с улицы, сказал: 
 - Пожалуй, придется конять налонну... то есть я хотел сказать - нанять колонну... Колонну грузовиков, чтобы вывезти все отсюда. 
 И тут шум и толкотня на улице еще усилились, послышался автомобильный сигнал, и Гомер первым увидел, как сквозь толпу к дверям пробивается уже знакомая ему богатая леди и ее шофер Чарлз. 
 - О боже мой! - сказала леди, не обращая никакого внимания на горы пончиков. - У меня пропал бриллиантовый браслет, и я точно помню, что оставила его здесь, вот на прилавке. 
 И она указала на место, над которым возвышалось двадцать четыре этажа пончиков. 
 - Да, мэм, - сказал Гомер. - Я тоже помню, что вы его положили здесь, когда помогали мне замешивать тесто. 
 И они стали сдвигать все пончики, чтобы поскорее найти этот драгоценный браслет. 
 Но его нигде не было! 
 А пончики продолжали скатываться по желобу с равномерностью часового механизма. 
 Браслета же никакого не было, хоть они обыскали все вокруг. 
 Шериф уже смотрел с подозрением на бедного Габби, но Гомер сказал: 
 - Не смотрите на него так, шериф. Он ничего не брал. Мистер Габби - мой друг. 
 И потом богатая леди сказала: 
 - Знаете что? Я предлагаю вознаграждение тому, кто найдет браслет. Сто долларов. 
 Его надо найти! Обязательно нужно! 
 - Не волнуйтесь, леди, - сказал шериф. - Я байду ваш нраслет... То есть я хотел сказать - найду ваш браслет. 
 - Господи! - простонал дядюшка Одиссей. - Мало мне этих пончиков, так вдобавок ко всему еще браслет бриллиантовый потерялся. 
 Мистер Габби попытался утешить его. Он сказал: 
 - Да вы не волнуйтесь, часа через два кончится тесто, и машина сама остановится. 
 Он вовремя увернулся, потому что разъяренный дядюшка Одиссей мог бы, наверное, убить его. 
 А потом, пока богатая леди воздевала руки к небу и говорила, что браслет должен найтись, обязательно должен; пока дядюшка Одиссей, стеная, представлял, что же будет, когда узнает Агнесса; пока шериф продолжал с подозрением взирать на мистера Габби, - словом, пока каждый занимался своим делом, Гомер тоже занялся своим: присел на стул и начал соображать. 
 И прежде чем еще двадцать пончиков скатились по желобу, он закричал не своим голосом: 
 - Слушайте! Я знаю, где браслет! Знаю!.. Он ведь лежал прямо тут на прилавке, ну... и его замесили в тесто. А потом... потом машина запихнула его прямо в пончик! 
 - Что? - сказала богатая леди сквозь слезы. - Наверное ты прав, мальчик... Да, может быть... 
 - О, будь я неладен, Гомер прав! - произнес шериф. А дядюшка Одиссей простонал: 
 - Что же делать? Выходит, нужно разломить все пончики, чтобы найти браслет?! 
 Сколько же это будет кусков?! Сколько крошек?! И что скажет Агнесса?.. 
 - Нет, - сказал Гомер. - Мы ничего не будем разламывать. У меня есть вот какой план... 
 И они вместе с Габби взяли еще картон, взяли тушь и написали новые объявления. 
 Целых три. Одно они вывесили в витрине кафе, а из двух других с мистером Габби посередине получился новый сандвич, и этот сандвич вышел на улицу и стал ходить среди толпы. 
 Вот какие это были объявления: 
 СВЕЖИЕ ПОНЧИКИ! 
 Пара - 5 центов 
 Первый и последний раз в сезоне! 
 100 долларов награды тому, 
 кто найдет браслет внутри пончика. 
 Примечание: браслет необходимо вернуть. 
 И тогда... Тогда их начали покупать. Да что там покупать! Их брали нарасхват, эти пончики! И каждый старался купить как можно больше!.. 
 Но это еще не все. Каждый покупатель просил также чашечку кофе, чтобы размочить пончик. А кто не покупал кофе, брали молоко или содовую воду. 
 Гомер, и дядюшка Одиссей, и шериф, и шофер Чарлз, и даже сама богатая леди прямо с ног сбились, продавая все это. А очередь ничуть не убывала. 
 Когда почти все пончики были проданы и осталось всего каких-нибудь двести - триста штук, раздался вдруг страшный крик: 
 - У меня! Вот он!.. 
 Это кричал мальчишка-негр по имени Руперт Блек. Он купил всего один пончик, и вот пожалуйста вам! В руках у Руперта сверкал бриллиантовый браслет! 
 Ну что ж, Руперт ушел домой со ста долларами, остальные жители Сентерберга - с раздутыми от пончиков карманами и животами; богатая леди уехала со своим шофером и драгоценным браслетом, а Гомер дождался матери и тети Агнессы и тоже стал собираться в путь. 
 Уже стоя у дверей, он услышал, как мистер Габби сказал: 
 - Удивительный случай! Сколько лет работаю в торговле, а такого еще не встречал! 
 - Да, да, конечно, - с подозрением озираясь, проговорила тетя Агнесса, а дядюшка Одиссей быстро-быстро забормотал: 
 - Понимаешь, колечки из теста падают одно за другим на противень с горячим маслом, потом подрумяниваются с одной стороны, переворачиваются на другую... 
 Понимаешь? И готовые пончики выскакивают из желоба и прямо в ящик. Как часы. 
 Тик-так, тик-так... Тик - пончик, так - еще один... Понимаешь? Один за другим, один за другим... 
 Глава 4. ВОЛШЕБНЫЙ КЛУБОК. 
 Той же осенью, во второй половине дня, Гомер снова был у своего дядюшки Одиссея. 
 Насвистывая себе под нос, Гомер плавно двигался по тротуару перед входом в кафе и сгребал в кучу опавшие сухие листья. При этом он никак не мог решить, что ему попросить у дядюшки Одиссея за свою работу - несколько монеток на кино или несколько пончиков на ужин. 
 Уже довольно внушительная, но аккуратная куча листьев возвышалась на обочине тротуара, и Гомеру оставалось только взять спички и поджечь ее, когда из-за угла выскочила машина шерифа и остановилась возле Гомера. 
 - Здрасьте, шериф! - закричал Гомер. - У вас есть спички? 
 - Конечно, - сказал шериф, вылезая из машины. - Ух какую шикарную лучу кистьев ты собрал... то есть я хотел сказать - кучу листьев. Мне очень нравится, когда они горят, и запах такой приятный... Всегда напоминает что-то... 
 Он чиркнул спичкой о кожаное сиденье своего автомобиля, бросил ее на кучу, и листья сразу начали дымиться. 
 - Да, - сказал Гомер, тоже впадая в лирическое настроение. - А мне горящие листья напоминают про футбол. Наверно, оттого, что мы всегда их сжигаем на нашем футбольном поле. 
 - А мне про ярмарку, - сказал шериф. - Кстати, она открывается через полторы недели. Я собираюсь опять выставить цыплят. Помнишь, прошлой осенью они взяли приз, мои белые леггорны... Ну ладно, я тороплюсь! 
 Шериф стряхнул пепел с рукава своего выходного костюма и снова сел в машину. Но проехал он всего до конца квартала, там опять вылез, поправил галстук и твердыми шагами взошел по ступенькам дома, где жила мисс Тервиллигер. 
 Любой в Сентерберге скажет вам, что мисс Тервиллигер - одна из наиболее уважаемых и известных жительниц этого городка. Она дает уроки вязания на дому, и нет, пожалуй, ни одной женщины в Сентерберге, которая за последние годы не овладела бы этим полезным ремеслом по методу самой мисс Тервиллигер. Все в городе уже давно привыкли к тому, что по воскресеньям, в праздники, а также на разных собраниях и митингах мисс Тервиллигер бывала всегда в одном и том же сине-желто-малиновом платье, которое она сама связала много лет назад, когда еще впервые вывесила объявление об уроках вязания. И если мисс Тервиллигер в этом платье из-за каких-нибудь причин отсутствовала в эти дни, то все в городе чувствовали себя неуютно, словно им чего-то не хватало. 
 Вы можете, чего доброго, подумать, что такое старое платье было уже очень поношенным и выглядело немодным? У кого-нибудь другого возможно, только не у мисс Тервиллигер! Сразу после церкви или после собрания в Женском клубе она переодевалась в простое бумажное платье, а свое знаменитое вешала на плечики и в шкаф - до следующего торжественного случая. А что касается моды, то н здесь мисс Тервиллигер всегда была на высоте. Если носили короткие платья, она распускала добрый кусок, но пряжу, конечно, сохраняла. А когда, через год или два, вновь побеждали длинные - мисс Тервиллигер тут же надвязывала до нужной длины. 
 Из всего сказанного выше уже можно было прийти к заключению, что мисс Тервиллигер являлась женщиной незаурядной; но если добавить ко всему этому, что слава о ее жареных цыплятах шагнула далеко за пределы Сентерберга, то сделается ясным как день, что такого человека должны были не только уважать, но и обожать. 
 И больше всех к этому были причастны шериф и дядя Гомера, но не Одиссей, разумеется, а другой - по имени Телемах. 
 Насколько помнил Гомер, шериф наносил визит мисс Тервиллигер по средам, а дядюшка Телемах по воскресеньям, и каждый из них получал право отведать в этот день прославленного жареного цыпленка "по-тервиллигеровски". 
 Ни для кого в городе не было секретом, что оба они - и шериф, и дядюшка Телемах - мечтают жениться на мисс Тервиллигер. И оба ей нравились. Но выбора она до сих пор никак не могла сделать... 
 Гомер вспомнил, что сегодня среда и, значит, у него есть еще одно дело. Поэтому он принялся ворошить горящую кучу листьев, чтоб она горела побыстрей, и когда огонь наконец потух, Гомер собрал остатки золы и помчался потом к дому дядюшки Телемаха. 
 Дядюшка Телемах жил совсем один в маленьком доме у железной дороги. Мать Гомера любила часто повторять, что это стыд и срам, что дядя Телик должен влачить одинокое существование, в то время как он мог бы составить счастье для многих женщин, в том числе и для той, фамилия которой тоже начинается на "Т". А тетя Агнесса обычно отвечала: 
 - Так-то оно так, но я просто не представляю, как она будет мириться с некоторыми его привычками! 
 Под "некоторыми привычками" тетя Агнесса имела в виду любимое занятие дядюшки Телемаха, его хобби. А хобби это заключалось в том, что дядюшка Телемах уже многие годы собирал веревки. И насобирал их немалое количество. По средам, во второй половине дня, он посвящал свой досуг тому, что связывал все собранные за последнюю неделю веревки и затем накручивал их на свой клубок - огромный веревочный шар, который находился в гараже. И вот тут-то дядюшке Телемаху и нужна бывала помощь Гомера. Потому что последнее время у него все чаще стали приступы ревматизма. А веревочный клубок был уже таким огромным, что намотать на него новые экземпляры было делом совсем не простым: приходилось немало прыгать и нагибаться. 
 Дядюшка Телемах встретил племянника еще у дверей и сразу закричал: 
 - Здравствуй, дорогой! Сегодня у нас уйма работы. 
 - Что ж, хорошо, дядя Телик, - ответил Гомер. - Я вот тоже принес тебе немного веревок из дома. 
 И они отправились в гараж, и дядюшка Телемах, в который уже раз, с гордостью произнес: 
 - Ты видишь сейчас самый большой клубок веревок в мире! - И он добавил: - Еще полдюйма - и будет шесть футов в поперечнике. 
 - Не знаю, дядя Телик, - сказал Гомер. - Мне Фредди говорил... Он пришел из тюрьмы, помогал там шерифу накручивать его веревки. Ну и вот... Шериф сказал, что в его клубке тоже около шести футов. 
 - Ха! - ответил дядюшка Телемах. - У меня есть точные сведения, что шериф совсем не натягивает веревку, когда мотает на клубок. А я играю честно, моя веревка натянута, как струна. - И он похлопал свой шар по серому боку. - Если этот клубочек распустить, он получится вдвое длиннее, чем у твоего шерифа. Не веришь? 
 - Наверно, вы правы, - сказал Гомер. 
 И он сразу приступил к делу: начал накручивать веревки на клубок, а дядюшка Телемах перед этим связывал их двойными узлами. 
 - Натягивай, натягивай как следует, - говорил дядюшка Телемах. - Пусть никто не говорит, что мы жульничаем... Мы мотаем честно. Нам с тобой не к лицу эти шерифские штучки... 
 Они уже почти закончили свою работу, как вдруг в гараж постучали. И когда дядюшка Телемах открыл дверь, то появились сначала судья Шенк, а за ним и сам шериф. 
 - Добрый день, Телемах, - сказал судья. 
 - Здорово, Телли, - сказал шериф, высовываясь из-за плеча судьи, чтобы получше разглядеть веревочный клубок. 
 - Здравствуйте, - ответил дядюшка Телемах и, хмуро посмотрев на шерифа, добавил: 
 - Вот уж не ожидал, что ТЫ пожалуешь ко МНЕ именно в СРЕДУ вечером. Ведь... 
 - Понимаешь, Телемах, - перебил судья, - я как раз заехал в магазин за женой и вдруг встречаю шерифа. Ну, и разговорились мы насчет нынешней ярмарки. Ты, наверно, знаешь, что в этом году нам придется значительно сократить расходы. Мы не сможем уже позволить себе устраивать, например, рысистые испытания, как в прошлые времена. И вот что мы с шерифом, который является, подобно мне, членом ярмарочного комитета и, подобно тебе, одним из выдающихся коллекционеров веревок, вот что мы с шерифом предлагаем... Мы предлагаем, чтобы вы оба приняли участие в состязании на ипподроме - в состязании, которое соберет не меньше публики, а развлечет ее даже больше, чем рысистые испытания или скачки... 
 - Попросту говоря, - вмешался шериф, - я вызываю тебя, Телли, на состязание по клубкам. Мы размотаем наши клубки прямо на беговой дорожке, и пускай все увидят, что мой куда больше твоего! 
 Дядюшка Телемах молчал, а судья продолжал: 
 - Такова ситуация, таково настоятельное требование дня, и ты, я глубоко уверен, не откажешься при данных обстоятельствах от этого вызова. Ты прежде всего патриот нашего города, Телемах. А кроме того, победителю будет вручен приз. 
 - Клянусь Зевсом, я принимаю вызов! - гордо выпрямившись, вскричал дядюшка Телемах. - И мы посмотрим, шериф, кто победит! Ведь некоторые клубки, хоть и большие, да веревки в них натянуты не больно туго. Не так, как в этом! 
 Дядюшка Телемах с такой силой хлопнул по серому боку своего клубка, что потерял равновесие и чуть не свалился. 
 - Прекрасно, джентльмены, - сказал судья. - Итак... 
 - Минуточку, - прервал его дядюшка Телемах. - Я принимаю вызов, это верно, но при одном условии. 
 Гомер затаил дыхание, потому что знал своего дядюшку как отчаянного спорщика и сейчас предвкушал удовольствие от того, что тот скажет. 
 - Если я выиграю, - продолжал дядюшка Телемах, - то шериф должен обещать, что прекратит свои визиты к мисс Тервиллигер и будет проводить среды где угодно, только не у нее за столом. Это облегчит ей возможность выйти за меня замуж. 
 - Идет, - ответил шериф. - Но в таком случае и я ставлю дополнительное условие. 
 Если победа моя, то и ты должен будешь проводить все воскресенья в любом месте, кроме дома мисс Тервиллигер. И тогда, несомненно, она выйдет замуж за меня! 
 - По рукам! - воскликнул дядюшка Телемах. - Гомер, разбей! 
 И они пожали друг другу руки впервые за многие годы (и то, конечно, лишь для того, чтобы закрепить пари). 
 - Прекрасно, джентльмены, - сказал судья. - Я сам буду судьей в этом матче, и мы сегодня же создадим судейскую коллегию и выработаем основные правила... Желаю всяческих благ, Телемах. 
 - Пока, Телли, - сказал шериф. - Жалко, у меня больше нет времени, а то бы посидел еще. 
 Дядюшка Телемах с треском захлопнул дверь за гостями и вернулся к своему клубку. 
 - Посмотрим, чья возьмет, - сказал он и завязал следующий узел с такой силой, что порвал веревку. 
 - Вот здорово, дядя Телик! - воскликнул Гомер. - Шикарный будет матч! Я уверен, вы возьмете первый приз. 
 - Дело не в призе, а в принципе, - сказал дядюшка Телемах. - И нужно, чтобы для мисс Тервиллигер легче было сделать выбор. Да... - вздохнул дядюшка Телемах, и взгляд его сделался мечтательным, - если б ты только знал, как эта женщина жарит цыплят!.. 
 После этих слов он принялся снова завязывать узлы, напомнив Гомеру, чтобы тот потуже натягивал веревку на клубок. 
 Через день в вечернем выпуске "Сентербергского сигнала" Гомер прочитал большую статью о местной ярмарке, а также специальное объявление о матче на звание чемпиона мира по собиранию веревок. Тут же были опубликованы правила и условия состязания. Вот некоторые из них: 
 а) Каждому из соревнующихся предоставляется право иметь ассистента во время маневрирования с его клубком веревок. 
 б) Клубок веревок должен разматываться на беговой дорожке городского ипподрома в направлении, противоположном ходу часовой стрелки. 
 в) Место старта - напротив судейской будки, возле главного входа. 
 г) Клубок веревок, обернувшийся наибольшее число раз по беговой дорожке, считается занявшим первое место, а его владельцу присваивается звание чемпиона мира по собиранию веревок. 
 д) Клубки веревок будут разматываться в течение всей ярмарочной недели. Начало в два часа дня. 
 Гомер прочитал все пункты и обратил внимание на то, что ни в одном из них не упоминается о дополнительном джентльменском соглашении между шерифом и дядюшкой Телемахом. Впрочем, все равно весь Сентерберг уже говорил о том, что выигрыш матча почти наверняка означал выигрыш руки и сердца мисс Тервиллигер. И откуда только люди так быстро узнают все подробности? 
 Гомер подумал, что надо навестить дядюшку Телемаха и выяснить, согласен ли он со всеми условиями матча. И еще Гомеру хотелось бы знать, как отнесется такая умная женщина, как мисс Тервиллигер, которая вдобавок умеет так здорово жарить цыплят, - как она отнесется к этому дополнительному соглашению. 
 Дядюшку Телемаха Гомер застал у стола, перед листом бумаги, погруженного в одно из четырех действий арифметики. Он умножал диаметр своего веревочного клубка на число "пи", которое равно 3,14159, и результат этого умножения показывал, какой длины окружность клубка, если ее растянуть по прямой, то есть по беговой дорожке ипподрома. Потом дядюшка Телемах помножил еще что-то на что-то и в конце концов спросил у Гомера, сколько футов в миле. 
 - Пять тысяч двести восемьдесят, - ответил Гомер. Дядюшка Телемах тем временем помножил еще кое-что на кое-что, затем повернулся к Гомеру и сказал: 
 - Я вычислил, что веревок в этом клубке хватит на то, чтобы несколько сот раз пройти по кругу ипподрома. Клянусь! По моим расчетам здесь двадцать пять миль веревки! Посмотрим, как шериф со мной справится!.. 
 - Ой, дядя Телик! - закричал Гомер, - Смотрите, кто сюда идет! Опять судья и шериф... Ой, а с ними... посмотрите... мисс Тервиллигер! 
 Дядюшка Телемах распахнул дверь, прежде чем в нее постучали, и первым, отдуваясь, вошел судья, а за ним остальные гости. 
 - Привет тебе, Телемах, - сказал судья. - Мы прибыли поставить тебя в известность, что еще один претендент вступает в борьбу за титул чемпиона мира по собиранию веревок. 
 При этих словах мисс Тервиллигер покраснела и смутилась, а дядюшка Телемах отшатнулся на другой конец комнаты, поднял брови чуть не до самой лысины и поглядел на шерифа. И в глазах его можно было прочитать вопрос: "Неужели она узнала о нашем тайном соглашении?!" 
 На что шериф пожал плечами и дернул правым усом, что также означало полное недоумение. 
 Во всяком случае, если мисс Тервиллигер что-то и знала или слышала, то вида не показывала. Наоборот, она весело улыбнулась и сказала, обращаясь к шерифу и к дядюшке Телемаху: 
 - Разве не замечательно, что у нас оказалось так много общего?.. Да, я тоже последние пятнадцать лет собирала веревки. Вернее, не веревки, а пряжу... Все, что оставалось после моих занятий с учениками. И у меня получился неплохой клубок всех цветов и оттенков. 
 - Превосходно! - сказал судья, потирая руки. - Просто превосходно, мисс Тервиллигер. 
 - Но послушай, судья... - с тревогой произнес дядюшка Телемах, а шериф продолжил: 
 - Послушай, судья, разве не тришком слудно... то есть я хотел сказать не слишком трудно для женщины участвовать в таких соревнованиях? 
 И он незаметно ткнул судью в бок и яростно подмигнул ему. Но судья не понял или не захотел понять намека. 
 - Превосходно, - продолжал он, - ибо свидетельствует о том, что простая американская женщина начинает занимать достойное место в сфере деловой и общественной жизни своей нации... И шериф, и Телемах, и я глубоко ценим ваш общественный темперамент, дорогая мисс Тервиллигер, и я уверен, что ваше непосредственное участие принесет нынешней ярмарке непревзойденный успех. 
 - Ну, это вы, право, слишком, - с улыбкой сказала мисс Тервиллигер. Пойдемте, судья, мне пора возвращаться домой. Всего хорошего, шериф. До свиданья, Телемах. 
 С вами мы увидимся в воскресенье, как всегда. 
 После их ухода шериф и дядюшка Телемах долго еще спорили. Каждый обвинял другого в том, что по его вине мисс Тервиллигер узнала об их тайном соглашении. Но в конце концов они успокоились и пришли к выводу, что сама мисс Тервиллигер ни о чем не догадывается, а просто судья своими речами склонил ее тоже принять участие в состязании. 
 - Дядя Телик, - спросил Гомер, - а разве может быть на свете еще один такой же огромный клубок, как у вас или у шерифа? 
 - Ах, сынок, - со вздохом сказал шериф, - ты не знаешь этой женщины! Она очень умна, поверь мне, очень умна. А дядюшка Телемах уныло добавил: 
 - И мы можем опять оказаться в прежнем положении. Ведь что будет, если выиграет она? Снова нам придется ожидать ее решения. И, возможно, целую вечность... 
 В течение нескольких дней, оставшихся до открытия ярмарки, весь город, да что там город - весь округ только и говорил что о необычном состязании. Люди не только говорили об этом, но старались и помочь. У каждого из претендентов были болельщики, которые сейчас лихорадочно собирали веревки или нитки для своих любимцев. Кроме того, болельщицы мисс Тервиллигер сообщили, что она позволила себе потратить часть пряжи на то, чтобы связать совсем новое платье! 
 Когда мать Гомера услышала об этом, она тут же позвонила тете Агнессе и сказала: 
 - Нужно что-то сделать и для Телика. Ты же знаешь, он не может отличить пиджака от куртки! 
 И на следующий день они потащили его в магазин и выбрали ему очень милый клетчатый костюмчик, который так шел к его лицу и лысине. 
 Ну, а как только это стало известно шерифу, он сказал: 
 - Что ж, если они хотят устроить мыставку вод... то есть я хотел сказать - выставку мод, то за мной дело не станет! 
 И он отправил заявку в лучшее ателье Чикаго и заказал там самый модный двубортный костюм. 
 И вот наступил последний день перед торжественным открытием ярмарки, и Гомер с шерифом направились к дому мисс Тервиллигер, чтобы присутствовать при том, как ее клубок будут грузить на машину и отправлять к месту состязаний. 
 Клубок был так велик, что не пролезал в дверь, и пришлось вызывать городского плотника, чтобы он разобрал стену, - только тогда клубок скатили по доскам со второго этажа прямо в кузов грузовика. 
 И пока грузчики с криками "Раз, два - взяли!" делали свое дело, шериф говорил: 
 - Н-да, это самый здоровенный клубок из всех, какие я видел. И какой аккуратный! 
 Сразу чувствуется ренская жука... то есть я хотел сказать - женская рука! 
 Тут подошел дядюшка Телемах и сказал: 
 - Да, чудесный клубочек! Отливает всеми цветами радуги. Очень красиво... Только ручаюсь, что нитки совсем не натянуты. Конечно, он такой мягкий, что его проткнешь кулаком. 
 - Зато какой здоровенный! - печально сказал шериф. - И пряжа так хорошо растягивается. 
 Минула беспокойная ночь, засияло новое утро - и ярмарка открылась. К двум часам дня трибуны ипподрома были переполнены. Народ толпился у изгороди, в проходах и даже на самом кругу. 
 Ровно в два часа участники состязаний вместе со своими ассистентами начали раскручивать клубки. Это захватывающее зрелище не помешало публике (особенно женской ее части) одобрительно оценить новое розовое платье мисс Тервиллигер и новые костюмы двух других претендентов. 
 После первых трех кругов и соревнующиеся, и их помощники страшно вымотались, им было жарко и хотелось пить. Поэтому, чтобы не прерывать состязание, судья принял такое решение: разматывать клубки станут по-очереди служащие ярмарки, а сам он вместе с главными участниками сядет в машину шерифа и будет следовать за клубками. 
 К концу первого дня соревнования клубок мисс Тервиллигер равнялся в поперечнике 5 футам 9 дюймам; клубок шерифа - 5 футам 3/4 дюйма, и клубок дядюшки Телемаха - 5 футам 8 дюймам. И шериф, и дядюшка Телемах были заметно обеспокоены. 
 После второго дня борьбы счет был такой: 
 Шериф и мисс Тервиллигер - 5 футов. 
 Дядюшка Телемах - 4 фута 11 15/16 дюйма. 
 Шериф и дядюшка Телемах несколько повеселели. Время шло, напряжение в борьбе нарастало, и за день до закрытия ярмарки турнирная таблица выглядела следующим образом: 
 Дядюшка Телемах - 16 1/2 дюйма. 
 Шериф - 16 1/2 дюйма. 
 Мисс Тервиллигер - 12 5/8 дюйма. 
 А клубок каждого из участников чемпионата сделал вокруг ипподрома ровно девяносто девять кругов. 
 Дядюшка Телемах и шериф сейчас были уже совершенно уверены в победе каждый, разумеется, в своей - и в том, что недалека та минута, когда один из них будет объявлен чемпионом мира по собиранию веревок (и счастливым претендентом на руку и сердце мисс Тервиллигер). 
 И вот он наконец, заключительный день соревнований, день закрытия ярмарки. С самого утра толпы людей из города и со всей округи осаждали ипподром, где снова, как и вначале, сами претенденты будут разматывать свои клубки. 
 Шериф и дядюшка Телемах вышли на поле в новых, тщательно выутюженных костюмах. 
 Но мисс Тервиллигер, к удивлению многих, не надела своего нового розового платья. Все женщины сразу заметили, что на ней было ее видавшее виды сине-желто-малиновое платье - то самое, что она связала много лет назад и берегла все эти годы. Только сейчас оно было внизу отделано розовой каймой. 
 ...Два часа пополудни. Пробил гонг, и мисс Тервиллигер первая начала разматывать свой клубок, а вернее, то, что осталось от него, потому что весь он уместился в изящной корзинке, которая была у нее в правой руке. В левой же она держала не менее изящный зонтик, раскрыв его над головой для защиты от довольно горячего осеннего солнца. 
 Почти все знали о том печальном факте, что клубок мисс Тервиллигер на 1/г дюйма меньше, чем у шерифа или у дядюшки Телемаха. И тем более все не могли не восхищаться силой духа и выдержкой мисс Тервиллигер, потому что было ясно, что она не может уже претендовать даже на второе место. 
 Дядюшка Телемах и шериф, совершенно уверенные в победе (каждый, естественно, в своей), начали раскручивать клубки медленно и с достоинством и время от времени бросали друг на друга зоркие ястребиные взгляды, следя, чтобы противник не слишком приближался к забору и тем самым не уменьшал диаметра круга, а также чтобы все узлы на его веревках были целы. Мужчины не прошли еще и четверти круга, когда мисс Тервиллигер достигла уже половинной отметки и вот-вот должна была остановиться. 
 Гомер с жалостью следил за худощавой фигурой с корзинкой в правой руке и зонтиком в левой, в потускневшем, видавшем виды платье сине-желто-малинового цвета с розовой каймой внизу. 
 Дядюшка Телемах и шериф тоже миновали половинную отметку, но у них еще был порох в пороховницах - иначе говоря, в их клубках еще оставалось немало веревок, и они их натягивали как только могли... 
 Мисс Тервиллигер продолжала идти, и нитка за ней продолжала разматываться, словно она держала в руках не простую корзинку с жалкими остатками ниток, а волшебную - с неиссякаемым запасом пряжи. 
 Три четверти круга... "Ну, все!" - вздохнул Гомер. Нет, мисс Тервиллигер по-прежнему шла размеренным шагом в своем платье сине-желто-малинового цвета с розовой каймой внизу, и в правой руке у нее была корзинка, а в левой, как вы уже помните, зонтик. 
 Последние футы дистанции. Шериф и дядюшка Телемах ускорили шаг и обогнали мисс Тервиллигер... И вот они остановились рядом, не дойдя полдюжины футов до судейской будки, напротив главного входа. Остановились на одной линии. 
 Ипподром замер... 
 - Я выиграл!!! - закричал вдруг во все горло дядюшка Телемах, и все зрители, как один, вздрогнули. - Смотрите! Судья! У шерифа конец веревки приклеен к грецкому ореху, а у меня нет! Значит, мой клубок длиннее!.. Я выиграл! Слышите?! 
 Послышались ликующие крики: 
 - Ура, Телемах! Да здравствует Телик! Пламенный привет чемпиону мира по собиранию веревок! Ура!.. Мо-ло-дец!.. 
 Когда шум постепенно затих, все услыхали негромкий тонкий голос: 
 - А ведь выиграла я! 
 И тут каждый из присутствующих увидел, что мисс Тервиллигер стоит прямо возле судейской будки напротив главного входа; стоит в своем новом розовом платье с сине-желто-малиновой отделкой вокруг шеи... И в правой руке у нее корзинка, а в левой, как вы уже прекрасно помните, зонтик!.. 
 Судья выскочил из будки, подбежал к мисс Тервиллигер, выхватил из ее рук желтый конец нитки, поднял высоко в воздух и провозгласил: 
 - Я объявляю победителя в этом матче первым чемпионом мира по собиранию веревок!.. 
 И долго не умолкали приветственные возгласы в честь мисс Тервиллигер. 
 Дядюшка Телемах (серебряная медаль) и шериф (бронзовая медаль), как им ни было обидно, нашли в себе силы сразу подойти и поздравить мисс Тервиллигер с победой. 
 Они были огорчены не столько поражением, сколько тем, что вновь остается все та же неопределенность в их взаимоотношениях с мисс Тервиллигер и друг с другом... 
 Надо сказать, что не было, наверно, на всем ипподроме ни одной женщины, которая с удовлетворением бы не заметила, с какой ловкостью и находчивостью мисс Тервиллигер выхватила знамя победы из рук противников. И женщины не удивились этому. Потому что, во-первых, они всегда знали, как умна мисс Тервиллигер, а во-вторых... во-вторых, чего не придумает женщина, если не хочет лишиться ни одного из своих поклонников! 
 Конечно, и некоторые из мужчин - наиболее наблюдательные, такие, как, скажем, Гомер - поняли, что придумала мисс Тервиллигер для того, чтобы добиться победы. 
 Но они почти ни словом не обмолвились об этом, а если их языки и развязались, то лишь после того, как мисс Тервиллигер согласилась выйти замуж за дядюшку Телемаха. Это случилось через неделю после закрытия ярмарки. Свадьбу закатили на славу, и самым почетным гостем был шериф. 
 Дядюшка Телемах и его жена давно уже уехали посмотреть на Ниагарский водопад, а гости все еще пили пунш в их доме и ели свадебный пирог и пончики, не говоря уже про знаменитых жареных цыплят. 
 - ...Да, - сказал шериф Гомеру на пятый день празднования. - Свавная была сладьба... то есть я хотел сказать - славная свадьба. Ничего не скажешь. 
 Он обсосал грудную косточку очередного цыпленка, взял двумя пальцами дужку - некоторые называют ее "бери да помни", - повертел в руках и вздохнул. Но он недолго оставался печальным, через минуту взор его прояснился, и шериф сказал: 
 - А ты знаешь, они пригласили меня обедать у них каждый четверг. 
 И еще через минуту он добавил: 
 - Я думаю, это будет очень порошая хара... то есть я хотел сказать хорошая пара. Они вместе пойдут по жизни, собирая веревки. 
 - Да уж, - сказал Гомер, - теперь их никто на свете не обгонит. 
 - Ты прав, парень. Никому не намотать столько веревок, сколько у них у двоих... 
 А я, пожалуй, начну теперь собирать бумажные мешки или эти... как их... каночные брышки... то есть хотел сказать - баночные крышки! 
 Глава 5. СЕНТЕРБЕРГСКИЙ МЫШЕЛОВ. 
 После закрытия ярмарки жизнь в городе Сентерберге вошла в обычную колею. Гомер и его друзья снова сосредоточили главные силы на арифметике и баскетболе, а взрослые занялись своими делами и старались их вести так, чтобы во всем была тишь да благодать. До выборов в городское управление оставался месяц с лишним, и сторонники демократической и республиканской партий еще не начали спорить о том, как лучше управлять городом. Члены Женского клуба тоже пока ни с чем не боролись, дядюшка Одиссей не приобретал новых автоматов для своего кафе... 
 Словом, ничего нового не происходило и не о чем было людям посудачить, поразмыслить, посплетничать... Не о чем, кроме погоды, кинофильмов и последних фасонов дамских шляп, а этого хотя и не так уж мало, но все же недостаточно. 
 Дядюшка Одиссей, шериф и все остальные, кто любил собираться в парикмахерской, давно уже ломали голову, о чем бы еще потолковать и как бы убить время до выборов. 
 Правда, иногда, особенно по утрам, их беседа становилась довольно оживленной. 
 Так случилось и в тот описываемый нами день, когда шериф, весь сияющий, вошел в парикмахерскую и заявил: 
 - А я надел сегодня берстяное шелье... то есть я хотел сказать шерстяное белье. С утра было страшно холодно. 
 - Да ну? - удивился дядюшка Одиссей. - Разве? Надо сказать Агнессе, чтобы достала и мое. 
 - Что касается меня, - сказал парикмахер, - я не надену теплого белья ни за какие деньги! От него все тело зудит... 
 И они заспорили на целый час, если не больше. Потом их разговор, естественно, перескочил на шерстяные носки, ботинки, галоши, а отсюда и рукой подать до грязи, которая на дорогах, в коровниках, в курятниках... Потом наступило длительное молчание. Городские часы показывали всего половину одиннадцатого, а беседа уже иссякла. Говорить было абсолютно не о чем. Оставалось лишь глазеть через витрину парикмахерской на улицу. 
 - Вон доктор Пелли пошел, - проговорил парикмахер. - Кто-то заболел, наверно... 
 Интересно, кто? 
 - Может, обморок у жены судьи, - предположил шериф. 
 - В семье Колби ожидают ребенка, - сказал дядюшка Одиссей. - Я спрошу сегодня у Агнессы. Она все разузнает. 
 - Далей Дунер идет, - сказал шериф. - Он уже три года как без работы. 
 За окном прошли несколько ребят. 
 - В школе, должно быть, большая перемена, - сказал дядюшка Одиссей. 
 И немедленно вслед за этими словами в парикмахерскую вошел Гомер, поздоровался и сказал: 
 - Дядюшка Одиссей, меня послала тетя Агнесса. Она велела вам сейчас же идти домой и помочь ей подавать дежурный завтрак. 
 Дядюшка Одиссей вздохнул, поправил свой белый колпак и уже приподнялся было с парикмахерского кресла, как вдруг шериф приложил ладонь к уху и сказал: 
 - Слышите?.. Что это? 
 Дядюшка Одиссей перестал вздыхать и прислушался. То же сделал и парикмахер. 
 Шум (он больше походил на треск) сделался громче, и вот из-за угла выполз и задребезжал по городской площади странного вида автомобиль. Наблюдатели из окна парикмахерской глазели, разинув рты, на то, как он сделал один круг по площади, потом второй и после третьего весь затрясся и остановился наконец перед самыми дверями кафе дядюшки Одиссея. 
 Автомобиль был таким древним, что его хоть в музее показывай. Вместо кузова на нем стояло какое-то страшное оборудование, видневшееся из-под старого, замызганного брезента. Но не это заставило Гомера, и шерифа, и дядюшку Одиссея, не говоря уже о парикмахере, широко разинуть рты и долго не закрывать Нет! 
 Больше всего их поразил вид самого водителя. 
 - Ух ты, какая бородища! - воскликнул Гомер. 
 - А волосы! - сказал парикмахер. - Ручаюсь, здесь стрижки доллара на два, не меньше! 
 - Кто-нибудь видит, какое у него лицо? - спросил шериф. 
 - Никто, - ответил дядюшка Одиссей, не сводя глаз с удивительного незнакомца. 
 А тот вытащил свою бороду из рулевой баранки, вылез из кабины и скрылся в дверях кафе дядюшки Одиссея. Владелец кафе тут же ринулся к выходу, на пути крикнув: 
 - Пока! Увидимся позже. 
 - Подожди, я с тобой, - сказал шериф. - Мне что-то есть захотелось. 
 Гомер, конечно, побежал вслед за ними, а парикмахер закричал вдогонку: 
 - Поскорее возвращайтесь и расскажите, в чем дело! 
 - Если я доставлю к тебе этого клиента, - не оборачиваясь, сказал шериф, - с тебя причитается! 
 Незнакомец скромно сидел на самом дальнем конце прилавка и выглядел до крайности смущенным и застенчивым. Тетя Агнесса, глядя на него с нескрываемым подозрением, подала на голубой тарелке дежурный завтрак. Чтоб не показаться вконец невежливыми, дядюшка Одиссей и Гомер не пялили на него глаза, а зашли за прилавок и сделали вид, что чем-то очень заняты. Шериф притворился, что внимательно изучает меню, которое давно уже знал назубок. Все они лишь изредка бросали мимолетные взгляды на странного посетителя. 
 Но в конце концов любопытство дядюшки Одиссея взяло верх над всеми правилами приличия. Он приблизился к незнакомцу и безразличным голосом спросил: 
 - Ну как? Нравятся вам наши завтраки? Может, желаете еще что-нибудь? 
 Эти слова повергли незнакомца в еще большее смущение. Даже волосы и борода не могли скрыть, как он покраснел. 
 - Спасибо, сэр, - ответил он, - Все в порядке. Завтрак очень хороший. 
 Он кивнул головой, подтверждая свои слова, и борода его угодила в тарелку с кашей, от чего он смутился так, что дальше некуда. 
 Дядюшка Одиссей помолчал, ожидая, что незнакомец продолжит разговор, но этого не случилось. Тогда дядюшка Одиссей взял дело в свои руки. 
 - Прекрасная погода сегодня, - сказал он. 
 - Да, прекрасная, - подтвердил незнакомец и уронил вилку. 
 После чего смутился окончательно - просто готов был сквозь землю провалиться от смущения. 
 Дядюшка Одиссей подал ему чистую вилку и поскорее ретировался за прилавок, пока тот не уронил тарелку или, чего доброго, не упал со стула. 
 Закончив завтрак, незнакомец полез в карман своего потрепанного, залатанного пальто и вытащил оттуда потертый кожаный бумажник. Он долго искал в нем деньги, расплатился, кивнул на прощание и вышел из кафе. 
 Все напряженно глядели ему вслед, пока тетя Агнесса не кинула на прилавок монету, полученную от бородатого незнакомца. 
 - Деньги не фальшивые, - сказала она. - Только, похоже, пролежали сто лет в земле. 
 - Таких стеснительных я в жизни еще не видел, - сказал дядюшка Одиссей. 
 - Да, - подтвердил шериф. - Муглив, как пышка... то есть я хотел сказать - пуглив, как мышка. 
 - А бородища-то! - сказал Гомер. Тетя Агнесса посмотрела на часы. 
 - А ну-ка, Гомер, - сказала она, - отправляйся в школу. Перемена кончается. 
 Спустя какой-нибудь час после полудня у любого человека в городе, включая стариков и детей, было уже о чем потолковать, поразмыслить, посудачить... 
 Кто этот незнакомец? Откуда он? Куда направляется? Какой длины у него борода? А волосы? Как его зовут? Чем он вообще занимается? И что спрятано в кузове его автомобиля под большим брезентом?.. 
 Вопросов было много, и ни на один из них никто не знал ответа. Ровным счетом никто. 
 Знали только, что незнакомец оставил свою машину на городской стоянке и уже довольно долго бродит по городу. Очевидцы сообщали, что время от времени он останавливается и насвистывает какую-то странную, никому не известную мелодию. 
 Он по-прежнему очень застенчив, и если кто-нибудь из взрослых приближается к нему, чтобы заговорить, незнакомец немедленно переходит на другую сторону улицы или заворачивает за угол. Однако детей не избегает. Он улыбается им и испытывает в их обществе явное удовольствие. 
 Со всех концов города люди звонили шерифу в парикмахерскую, спрашивали про незнакомца и сами сообщали все новые и новые сведения о нем. 
 Шерифу становилось уже явно не по себе от всего этого. Он не чувствовал за собой права допрашивать незнакомца, а если бы и допросил, то понимал, что все равно ничего бы не добился. Ведь застенчивость просто душила этого человека и не давала ему выговорить ни слова... 
 Когда Гомер, уже после школы, шел домой мимо парикмахерской, его позвал шериф. 
 - Послушай, - сказал он, - мне нужна твоя помощь. Этот незнакомец с его бородой здорово меня беспокоит. Понимаешь, никак не могу выяснить, кто он и что здесь делает. Возможно, он вполне приличный человек, только чудак. Вроде этих... как их... индивидуалистов. Но, с другой стороны, вполне вероятно, что он беглый каторжник или еще похуже... 
 Гомер кивнул, и шериф продолжил: 
 - Так вот о чем я тебя прошу: войди к нему в доверие. Говорят, с ребятами он не боится разговаривать. Попробуй узнать у него, что к чему. Только не откладывай в долгий ящик... А за мной тогда считай двойную порцию сливочного с клубникой. 
 - Договорились, шериф, - сказал Гомер. - Я начинаю действовать сразу. 
 В шесть часов вечера Гомер докладывал шерифу: 
 - Он совсем неплохой дяденька. Мы прошли с ним по всей ночной улице, и он мне кое-что рассказал. Нет, не про то, кто такой и что делает... Но зато он говорил, что очень долго не видел людей. А еще спрашивал, где бы ему остановиться, и я посоветовал прибрежную гостиницу. Он туда сейчас и пошел, когда мы расстались... 
 Ну ладно, шериф, мне надо бежать домой, ужинать, а то мама ругаться будет. А завтра я опять чего-нибудь выясню... Не забудьте про мороженое с клубникой! 
 - Не забуду, - пообещал шериф. - А ты тоже не оставляй это дело на полдороге. 
 Надо уж все разузнать. 
 После ухода Гомера шериф повернулся к парикмахеру и сказал: 
 - Недалеко уехали! Пока все, что мы знаем о нем, это что он тих и скромен и сто лет не видел людей. Все эти данные одинаково подходят и к беглому каторжнику, и к сумасшедшему, и к этим: как их называют... которые теряют память. Если б еще у него не было таких длинных волос, я бы тогда вмиг определил, кто он и что... Да, да. Не веришь? Разок бы взглянул на его уши и все бы знал! 
 - Вполне может быть, - согласился парикмахер, - Лично я привык определять людей по волосам... И вот когда я глядел на этого... с бородой, мне показалось, что где-то я видел такое на картинках... или читал. Ты меня понимаешь, шериф? 
 - Да, кажется... немного, - отвечал шериф. - Но хорошо бы посмотреть на его уши... А, вон Одиссей! Интересно знать, что он думает. 
 Дядюшка Одиссей помедлил с минуту и сказал потом: 
 - Что касается меня, я сужу о людях по их животу и по аппетиту. Живота мне видно не было под его старым пальто, а насчет аппетита... Пожалуй, я о нем где-то читал... об этом человеке... Но вот где - убейте, не помню! Наверно, в какой-нибудь книжке. 
 - Н-да, наверно, - промычал шериф. 
 И в это время в парикмахерскую зашел Тони, местный сапожник, - он хотел подстричься. После того как Тони уселся в кресло и парикмахер накинул на него простыню, шериф спросил, что он, Тони, думает об этом загадочном незнакомце. 
 - Что я скажу, шериф? - ответил Тони. - Я привык судить о людях по ногам да по ботинкам. Таких сапог, как у этого волосатого, я не видал уже лет двадцать пять. 
 Похоже на то, что эти самоходы свалились сюда прямо со страниц какой-нибудь старой пыльной книжонки. 
 - Вот-вот! - воскликнул шериф. - Кажется, что-то начинает проясняться. Одну минуту!.. 
 Он кинулся к телефону и позвонил мистеру Гиршу, владельцу магазина одежды. 
 - Слушай, Сэм, - сказал он. - Один вопрос. Как ты смотришь на этого, с блинной дородой... то есть я хотел сказать - с длинной бородой. Да... Так... Понятно... 
 Одежда как из старинной легенды... Угу... Спасибо, Сэм, спокойной ночи. И тут же он попросил соединить его с гаражом. 
 - Привет, Люк, - сказал он, - это шериф говорит. Какое у тебя мнение насчет длинной бороды?.. Что? Машина как из сказки? Так, так... Можешь все сказать о человеке, лишь взглянув на его машину? Не знаю... Не знаю... Но тебе верю на слово... Будь здоров, Люк. Спасибо. 
 У шерифа был очень довольный вид, когда он положил телефонную трубку и принялся мерять шагами комнату и бормотать: 
 - Начинает проясняться... Начинает проясняться... проясняться наконец... 
 И затем он удивил всех присутствующих, заявив, что немедленно отправляется в библиотеку. 
 Он пробыл там недолго, и, когда вернулся, усы его топорщились и содрогались от возбуждения. 
 - Все ясно! - закричал он еще с порога, - Псе вонятно... то есть я хотел сказать - все понятно! Библиотекарша сразу сказала мне, из какой он книжки... Знаете, кто это? Рип ван Винкль! Да, да, вроде того, про которого написал Ирвинг[1]. Мы это проходили когда-то в школе. Помните?.. Он пошел с ружьем в горы, а потом его сморил сон, и он заснул лет на двадцать, если не больше... Вспомнили? 
 - Да, конечно! Это он! Или очень похож на него! - крикнул парикмахер, а дядюшка Одиссей и сапожник поддержали его. 
 Когда немного утихло волнение, дядюшка Одиссей спросил: 
 - Интересно, а что же все-таки у этого Рип ван Винкля номер два спрятано под брезентом? 
 - Ладно, хватит на сегодня, - сказал шериф. - Мы и так немало потрудились. Утро вечера мудренее... Давай-ка сразимся в шашки!.. 
 Ранним солнечным утром следующего дня бородатый незнакомец, похожий на Рип ван Винкля, опять разгуливал по улицам Сентерберга. 
 К десяти часам никто не называл его иначе, как "старина Рип", и все дивились прозорливости их шерифа и его умению решать самые головоломные задачи. 
 Шериф уже заглянул под брезент Рип ван Винклевой машины, но все равно не понял, что за штука там скрывается. Дядюшка Одиссей тоже не отстал от него и тоже ничего не понял. 
 - Тут сам черт ногу сломит, - сказал дядюшка Одиссей. - Но ничего, шериф. Есть человек, который сумеет это выяснить. И зовут его Гомер Прайс!.. 
 В тот же день после полудня, когда в школе кончились занятия, дядюшка Одиссей и шериф увидели из окна парикмахерской, как по главной улице прогуливаются... кто бы вы думали? Старина Рип и, конечно, Гомер. 
 - Похоже, что он рассказывает Гомеру обо всем, - сказал шериф. 
 - А, что я вам говорил?! - воскликнул дядюшка Одиссей с гордостью. 
 И потом они стали свидетелями того, как Рип ван Винкль № 2 повел Гомера через площадь прямо к городской стоянке автомобилей. Там он приподнял брезент со своей машины и стал что-то объяснять, указывая пальцем под брезент, а Гомер глядел, слушал и кивал головой. Потом Гомер и незнакомец пожали друг другу руки и разошлись - один побрел к себе в гостиницу, а другой... другой помчался в парикмахерскую. 
 - Что он сказал?! - крикнули все хором, как только Гомер появился в дверях. 
 - Как его зовут?.. 
 - Что он здесь делает?.. 
 - Да, теперь я знаю про него все, - скромно заявил Гомер. - Это похоже на историю из книжки. 
 - Что я вам говорил?! - закричал шериф. - Он заснул в горах? Верно, сынок? 
 - Ну, не совсем так, шериф, - ответила Гомер. - Но он действительно жил в горах последние тридцать лет. 
 - А что он здесь делает? - спросил парикмахер. 
 - Лучше я начну сначала, - сказал Гомер. 
 - Да, это морошая хысль! - подтвердил шериф и даже не поправился, как обычно, - так он спешил послушать, что расскажет Гомер, - Я даже запишу кое-что. 
 Пригодится в будущем. 
 Гомер же рассказал вот что: 
 - Бородатого незнакомца зовут Мерфи. Майкл Мерфи. Лет тридцать назад он выстроил в горах небольшую хижину и время от времени уезжал туда отдыхать от городских дел. А потом ему так понравилось там, что он решил жить в этой хижине все время. 
 Он уложил свои вещи в машину и отправился в горы. 
 - Захотел стать отшельником? - спросил шериф. 
 - Не знаю, как это назвать, - сказал Гомер, - но вчера он в первый раз за тридцать лет покинул горы и в первый раз увидел людей. Вот почему он так стесняется. 
 - Значит, все-таки потянуло, так сказать, к цивилизации? - спросил дядюшка Одиссей. 
 - Об этом потом, - ответил Гомер, - а сейчас я расскажу про то, что было двадцать девять лет назад. 
 - Нельзя ли перескочить хоть через несколько лет, сынок? - предложил шериф. 
 - Нет, - твердо сказал Гомер и продолжал: - Двадцать девять лет назад мистер Мерфи прочитал в каком-то журнале, что человек, который изобретет лучшую в мире мышеловку, этот человек прославит себя в веках, и все будут ему благодарны. И вот мистер Мерфи начал изобретать мышеловки... 
 Наступило молчание, которое прервал голос шерифа: 
 - Мышеловки, сынок? Повтори, я не ослышался? 
 - Мышеловки, - сказал Гомер. - Он делал сначала хорошие, потом совсем хорошие, потом самые лучшие. И когда в такую мышеловку попадала мышь, то возврата ей уже не было... 
 Шериф так заслушался, что забыл даже делать свои записи, а Гомер продолжал: 
 - Но никто не покупал у него мышеловок... И это было даже неплохо, потому что ровно двадцать восемь лет назад мистер Мерфи понял, что ему жалко мышей! И тогда он решил придумать что-то другое... Он думал, думал и наконец додумался до того, что нужны такие мышеловки, которые не делают больно. 
 Следующие пятнадцать лет, - рассказывал Гомер, - мистер Мерфи истратил на то, чтобы выяснить, каким способом предпочитают мыши попадать в мышеловку, и пришел к выводу, что лучше всего - даже охотнее, чем за куском сыра, - мыши идут в мышеловку под музыку. И тогда мистер Мерфи понял, что остаток жизни он обязан посвятить изобретению МУЗЫКАЛЬНОЙ мышеловки... 
 - Которая не делает больно? - спросил парикмахер. 
 - Которая не делает больно, - ответил Гомер и продолжал: - Было очень трудно, и работал он долго... Сначала он сделал музыкальный инструмент из тростниковых стеблей - вроде маленького органа или большой шарманки, а потом уже стал сочинять мелодию - такую, чтобы мышь, как услышит, сейчас же бежала на нее, как собака на зов. Затем он записал свою мелодию на особый валик, как для шарманки, вставил этот валик в орган, и получилась музыкальная мышеловка... 
 - Которая не делает больно? - спросил парикмахер. 
 - Которая не делает больно, - ответил Гомер и снова стал рассказывать: - Мыши очень охотно шли в эту мышеловку. Но была одна беда - мышеловка оказалась чересчур большая. И к тому же кто-то все время должен был стоять рядом и раздувать мехи органа. 
 - Да, конечно, это непрактично, - сказал дядюшка Одиссей, почесывая подбородок. 
 - Но если приделать небольшой электромотор... 
 - Мистер Мерфи решил и эту задачу, - сказал Гомер. - Знаете как? Он взял свой автомобиль и поставил на него мышеловку - чтоб она работала от мотора. Он решил так: раз не получилась комнатная мышеловка, пусть она будет уличная, а сам он станет ездить по городам и предлагать свои услуги. И первый город, куда он приехал, - наш... Только бедный мистер Мерфи отвык от людей и очень стесняется. 
 Он уже два дня хочет поговорить с нашим мэром и никак не решится... 
 - Что он предлагает? - спросил шериф. 
 - Как - что? Разве непонятно? Избавить весь город от мышей при помощи своей музыкальной мышеловки... 
 - Которая не делает больно? - спросил парикмахер. 
 - Которая не делает больно, - сказал Гомер. - Он приманит всех мышей музыкой, они влезут в мышеловку, и он вывезет их подальше от города, куда-нибудь в лес, и там отпустит. 
 Шериф задумчиво посасывал свой карандаш, дядюшка Одиссей продолжал скрести подбородок, парикмахер запустил пальцы в волосы. И все молчали. 
 Гомер первый нарушил молчание. Он произнес: 
 - Я вижу, вы очень удивлены и не знаете, что ответить. По-моему, вот что. Ведь у нас в городе есть машина для поливки улиц. Так? И есть машина для уборки улиц. 
 Верно? А теперь будет машина для уборки мышей! Чем плохо? Так и надо сказать нашему мэру - пускай договорится с мистером Мерфи... 
 Дядюшка Одиссей, не отнимая руки от подбородка, проговорил: - Этот Рип ван Мерфи - настоящий гений! Такое придумать, а? - Я знал, что вы будете за него! - обрадовался Гомер. - Я так и говорил мистеру Мерфи. Я сказал, что мэр города ваш друг и вы обязательно уговорите мэра нанять музыкальную мышеловку. 
 - Надо же такое сообразить, - задумчиво произнес шериф. - Мушыкальная мызеловка... 
 - Которая не делает больно, - добавил парикмахер. 
 И все, не сговариваясь, отправились в городскую ратушу к мэру. 
 Не прошло и получаса, как мэр согласился нанять мистера Мерфи с его музыкальной мышеловкой, для того чтобы навсегда избавить от мышей магазины, дома и склады города Сентерберга. Гомер сразу же помчался в прибрежную гостиницу и вскоре вернулся оттуда вместе с бородатым изобретателем, которого он и познакомил со всеми. 
 Чтобы помочь мистеру Мерфи преодолеть застенчивость, мэр города выдвинул ящик своего стола и достал оттуда пакет с леденцами. 
 - Угощайтесь, - сказал он мистеру Мерфи, и тот взял конфету и почувствовал себя легче: он уже мог отвечать на вопросы, не слишком смущаясь и краснея. 
 - Чем вы можете доказать, - спросил мэр, - что эта ваша будка на колесах действительно делает то, о чем вы говорите? 
 Мистер Мерфи ничего не ответил, он только сложил губы трубочкой и просвистел несколько тактов: "Тю, тю-тю-тю, тю-тю". И сразу же две мышки выпрыгнули из письменного стола мэра! 
 - Это еще ерунда, - сказал Гомер. - А как они будут выскакивать, когда на улице заиграет сама машина! Мистер Мерфи говорил мне, что берется увести всех мышей из города, и всего за тридцать долларов... 
 - По рукам! - воскликнул мэр и с удивлением добавил: - А куда же делись мои конфеты?! 
 Но он взглянул на Гомера, и его удивление тут же рассеялось. 
 Затем мэр закрепил сделку с мистером Мерфи рукопожатием и назначил субботу днем избавления города от мышей, или, как он выразился, "днем демышизации города". 
 В городе все уже знали, что застенчивого незнакомца зовут Майкл Мерфи, а совсем не Рип ван Винкль, но по старой памяти и из уважения к шерифу многие продолжали называть его "старина Рип". Знали также и о его музыкальной мышеловке (которая не делает больно) и что на субботу, по соглашению с мэром, назначена демышизация города. 
 Особенно радовались этому редчайшему событию дети. Они ни на шаг не отходили от мистера Мерфи, пока он снимал брезент с машины и проверял, в порядке ли музыкальная мышеловка. Гомер, его друг Фредди и много других ребят сговорились следовать за мышеловкой по всему городу, чтобы своими глазами видеть, как будут мыши вылезать из всех щелей и нор, и взбираться по спиральным дорожкам к домику с двумя входами, над одним из которых написано: "Добро пожаловать!", а над другим: "Входи, дружище!" 
 - Слушай, Гомер, - предложил Фредди, - давай пойдем с мышеловкой за город и не отстанем, пока она не откроется и не выпустит мышей. Интересно посмотреть, как все они сразу выскочат и побегут! 
 К большому удивлению друга, Гомер ответил так: 
 - Нет, Фредди, я думаю, не стоит нам выходить из города вместе с мышеловкой... 
 И потом он объяснил почему: 
 - Знаешь, Фредди, я недавно читал в одной книжке, что музыка может иногда делать всякие чудеса. И с мышами, и с людьми, и с кем хочешь. Не веришь? Музыка может усыпить, например, леопарда или заставить змею плясать. Ну, и еще разные вещи. И с людьми тоже. А уж если мы пойдем за мышеловкой, то надо что-то придумать. 
 И весь остаток этого дня Гомер и Фредди думали. И решили они вот что. Во-первых, в субботу всем собраться на школьном дворе, чтобы идти вместе, и, во-вторых, установить условные сигналы: большой палец вверх, если все в порядке; большой палец вниз, если что-нибудь не так. 
 Утро в субботу было по-осеннему свежим, ярким и бодрящим. Лучшей погоды для генеральной демышизации города Сентерберга и придумать было трудно. 
 Ровно в восемь утра из дверей прибрежной гостиницы вышел мистер Майкл Мерфи и направился к автомобильной стоянке. Закинув бороду за плечо, он принялся крутить заводную рукоятку мотора. Наконец машина завелась, и, пока мотор прогревался, мистер Мерфи начал стаскивать брезент с машины. И вот из-под заботливо накинутого покрывала показалась музыкальная мышеловка со своими дорожками, перилами и домиками. Причем и дорожки, и перила, и отверстия в домике были так отполированы и отшлифованы - чтобы ни одна мышка, не дай бог, не повредила себе лапку или носик... 
 Мотор нагрелся, мистер Мерфи сел за баранку, включил скорость - и музыкальная мышеловка выехала на городскую площадь! 
 Приветственные крики стали еще громче, когда мистер Мерфи включил какой-то рычаг и тростниковый орган заиграл. 
 И прежде чем смолкли приветствия, все увидели, как появилась первая мышь!.. 
 По улицам Сентерберга ехала музыкальная мышеловка мистера Мерфи, ехала и наигрывала самую любимую мышиную мелодию, и на ее звуки отовсюду сбегались мыши! 
 Разжиревшие, избалованные пончиками - из кафе дядюшки Одиссея. Худые, едва передвигающие лапы - из церквей. Мыши обычные - из домов, со складов, из магазинов, из городской ратуши... 
 Мыши устремлялись по гладким спиральным дорожкам, окаймленным перилами, прямо к домику с двумя входами и исчезали в нем. 
 Музыкальная мышеловка с грохотом и музыкой двигалась по городу, а за ней шагала толпа ребят, и все они, к удивлению взрослых, держали большой палец вверх. 
 После того как мышеловка объехала все до одной улицы, мистер Мерфи остановил ее перед городской ратушей, откуда вышел сам мэр, чтобы вручить хозяину мышеловки ровно тридцать хрустящих новеньких долларов. 
 Но не успел мэр города пересчитать деньги, прежде чем отдать их в руки мистера Мерфи, как из толпы вышел шериф и сказал: 
 - Простите, мистер Мерфи, что я потревожил вас, поверьте, мне это чертовски неприятно, но ваши водительские права просрочены, а транспортный налог не уплачен за тридцать лет... Если вы хотите и дальше ездить на машей вышеловке... 
 то есть я хотел сказать - на вашей мышеловке, нужно уплатить налог ровно тридцать долларов. 
 Мистер Мерфи смутился и покраснел так, что даже борода стала розовой, а шериф продолжал: 
 - Извините, но, как говорится, закон есть закон, и я ничего не могу поделать... 
 Бедный мистер Мерфи! Бедный, бедный застенчивый мистер Мерфи! Он отдал шерифу заработанные тридцать долларов, получил новые водительские права и какую-то квитанцию, сошел со ступенек городской ратуши, взобрался на сиденье автомобиля и медленно поехал прочь из города. Он позабыл выключить орган, и тот продолжал наигрывать свою тростниковую музыку. А ребята все шли и шли за музыкальной мышеловкой: ведь им ужасно хотелось поглядеть, как из нее будут выпускать мышей. 
 - Честное слово, я не хотел этого, - сказал шериф мэру, когда процессия детей во главе с мистером Мерфи уже скрылась из глаз за поворотом дороги М56а. - Но закон есть закон. И потом, в другом месте его могли бы просто взять под арест! 
 Трудно сказать, чем бы закончилась демышизация для города Сентерберга, если бы к зданию ратуши не прибежала вдруг испуганная и бледная библиотекарша и не крикнула:
 - Шериф! Шериф! Скорей! Мы с вами выбрали не ту книгу!.. 
 - Что?! - в один голос спросили шериф с мэром и дядюшка Одиссей. 
 - Да, - с трудом, ловя воздух, продолжала библиотекарша. - Мы думали, "Рип ван Винкль", а надо "Крысолов из Гамельна"! Совсем разные вещи!.. 
 - Будь я проклят! - заорал шериф. - Я вспомнил! Мы проходили в школе этого вашего "Крысолова"! Бежим! Едем! Он уведет всех наших детей! Ему это не привыкать!.. 
 И они вчетвером - дядюшка Одиссей, шериф, мэр города и библиотекарша вскочили в машину шерифа и помчались вдогонку за мышеловом-крысоловом. 
 Они настигли всю процессию уже далеко за городом, где начинались лесистые холмы. 
 - Стойте! Ребята! - закричал мэр. - Поворачивайте обратно! 
 - Каждый получит по два пончика! - крикнул дядюшка Одиссей. 
 Но все было напрасно. Дети словно не слышали их. Они продолжали идти за музыкальной мышеловкой. 
 - Боже! - воскликнула библиотекарша. - Музыка их околдовала! 
 - Шериф, что же делать? - простонал мэр города, - Не можем же мы лишиться сразу всех детей... Да еще перед самым началом предвыборной кампании! Придется дать этой бороде еще тридцать долларов... 
 - Правильное решение, - сказал дядюшка Одиссей. - У меня с собой как раз эта сумма... Только с отдачей, мэр. 
 Шериф подъехал вплотную к машине мистера Мерфи, и дядюшка Одиссей кинул пачку денег к нему на колени. 
 - Только умоляю, отпустите их! - крикнула библиотекарша. 
 - Да, пожалуйста, Мерфи, будьте благоразумны! - прокричал мэр. 
 Мистер Мерфи был так смущен всем этим и так взволнован, едва не угодил в кювет. 
 И тут шериф набрал побольше воздуха и заорал так, что чуть не лопнул. 
 - Отпусти их!!! - орал шериф. - Понятно? Отпусти их, тебе говорят! Не то хуже будет! 
 И мистер Мерфи сделал то, что ему было сказано. Дрожащими руками он нажал какой-то рычаг, отвалилась какая-то крышка, и из мышеловки беспрерывным потоком стали вываливаться мыши: одна, другая, третья... сто двадцать пятая... Все до одной! 
 Да, ради такого зрелища стоило выйти далеко за город! Тростниковый орган на мышеловке умолк, и слышен был только писк мышей и радостные крики ребят. 
 Вот последняя мышь выбралась из мышеловки, и вся серая армия замерла, к чему-то принюхиваясь. А затем все мыши ринулись в одном направлении - в направлении города Сентерберга. Они бежали, постепенно вытягиваясь в линию, а когда прибежали в город, каждая мышь юркнула в свою любимую норку. 
 Мистер Мерфи так и не остановил машину. Наоборот, он нажал на газ, и машина помчалась изо всех своих лошадиных сил, а мэр города, шериф, библиотекарша, дядюшка Одиссей и ребята - все молча смотрели, как музыкальная мышеловка становилась все меньше и меньше и наконец совсем растаяла вдали. 
 И тогда взрослые вспомнили о детях и повернулись к ним. И они увидели странную картину: мальчишки и девчонки улыбались и подмигивали друг другу, и все они держали большие пальцы вверх. Но, как и прежде, ребята не обращали никакого внимания на призывы взрослых. 
 - Боже! - застонала библиотекарша. - Музыка свела их с ума! 
 - Совсем нет! - раздался голос. Это был голос Гомера. - Совсем нет, не волнуйтесь. Сейчас все будет в порядке. Глядите! 
 - Гомер поднес обе руки к ушам - раз! вслед за ним то же делали все остальные ребята. Потом Гомер развел руки в стороны - два! - словно делал утреннюю зарядку, а все остальные последовали его примеру. И в руках у ребят забелели куски ваты!.. 
 На обратном пути Гомер все объяснил ошеломленным взрослым. 
 Вот его рассказ. 
 - ...Это я придумал - заткнуть уши. Потому что немного испугался. Не за себя, а за других. Ведь музыка, я читал, может делать всякие чудеса. Особенно с детьми... Усыпить, например, или заставить плясать. Ну, и мы договорились: как выйдем из города, я делаю большой палец вниз - и все затыкают себе уши. А зачем слушать? Ведь нам главное глядеть было, как мыши разбегутся. Только, если по правде, все это насчет ушей придумал не я, а человек по имени Одиссей. Не вы, дядюшка Одиссей, а другой... который был древний грек[2]. О нем еще Гомер писал... Не я, а другой... который тоже жил в Древней Греции... Помните, как... 
 Но тут дядюшка Одиссей прервал Гомера и попросил шерифа, чтобы тот остановил машину. 
 - Подождем ребят, - сказал он. - Я ведь обещал всех угостить пончиками. А мэр города сказал со вздохом: - Скоро выборы, и я не знаю, как буду оправдываться перед нашими налогоплательщиками... Шестьдесят долларов из городского бюджета выброшены на ветер! Как мы теперь сведем концы с концами? 
 Глава 6. СОРОК ФУНТОВ СЪЕДОБНЫХ ГРИБОВ. 
 - Я не пойду сегодня на рыбалку, - сказал Гомер своему другу Фредди. Нужно опять помочь дядюшке Одиссею. Он там совсем запарился в своем кафе. А клев сегодня должен быть что надо! 
 Фредди великодушно предложил: 
 - Может, твоему дядюшке нужен еще помощник? Я могу тоже не ходить на реку. Это не обязательно. 
 - Он-то с удовольствием примет тебя, - сказал Гомер, - Чем больше людей ему помогает, тем для него лучше и веселей. Так он сам говорит. Но вот тетя Агнесса... Она всегда кричит, что у семи нянек дитя без глазу и что ей до смерти надоело видеть позади прилавка так много народу. Лучше, когда их много перед прилавком, говорит она. 
 - Ладно, Гомер, - сказал Фредди со вздохом. - Увидимся завтра. Принеси мне парочку пончиков... 
 Когда Гомер вошел в кафе, дядюшка Одиссей, как обычно, возился с одним из своих автоматов. На сей раз это был аппарат для поджаривания гренков. 
 - Что ты скажешь! - пожаловался дядюшка Одиссей племяннику. - Совсем разладилась эта штуковина. Ставлю стрелку влево, на "легкое поджаривание" - получается сухарь. Ставлю вправо, на "сильное поджаривание" - остается хлеб хлебом. 
 Дядя с племянником еще битый час вертели бедный прибор и наконец кое-как починили. 
 - А как теперь работает пончиковый автомат? - спросил Гомер. 
 - Прекрасно, - ответил дядюшка Одиссей, - С тех пор как богатая леди передала мне свой семейный рецепт, торговля пончиками пошла в два раза лучше. Да, ты помнишь ведь эту леди? Которая оставила на прилавке свой браслет, а он попал в тесто и потом внутрь пончика и его чуть не съел Руперт Блек? Знаешь, она теперь живет у нас в Сентерберге. Ее зовут Наоми Эндерс. Она прапрапрапраправнучка старика Эзекиеля Эндерса, самого первого жителя нашего города... И наследница всего состояния Эндерсов, а значит, владелица, во-первых, мельницы, а во-вторых, заводов, которые выпускают витамины на все буквы алфавита. 
 У нее самый большой дом в Сентерберге. Он стоит на окраине. Мисс Эндерс моя постоянная покупательница. Каждый день приезжает за пончиками. 
 - Да, - сказал Гомер, - я уже слышал, что она переехала в Сентерберг. Об этом судья рассказывал. Он еще называл ее вдохновительницей общественной жизни города и, кажется, ценным добавлением к чему-то... Или как-то вроде этого... 
 - Что я точно знаю, - сказал дядюшка Одиссей, - так это, что у нее отличный рецепт теста для пончиков и что она любит неплохо поесть и знает толк в пище... 
 А, вот и ее машина! Быстро положи в пакет пончики!.. 
 Шикарный черный автомобиль остановился у дверей кафе, и из него вышла сама мисс Эндерс, прапрапрапраправнучка старика Эндерса, первого жителя Сентерберга. 
 - Добрый день, - сказала мисс Эндерс, входя в кафе. - Это ты, мальчик? Не видела тебя с тех пор, как пропал и нашелся мой браслет. 
 - Здрасьте,мисс Эндерс, - ответил Гомер, - Как вам нравится жить в Сентерберге? 
 - Превосходный городок! - воскликнула мисс Эндерс. - Просто прелесть! Милые, простые люди. Они меня прямо на руках носят! Особенно члены городского управления. Я все больше и больше подумываю, чем бы всех отблагодарить? Судья недавно говорил мне, что в городе очень плохо с жильем, трудно найти квартиру. Я бы могла дать деньги на постройку небольшого квартала домов... ну, хотя бы таких, как мой дом. Это было бы, наверно, красиво, и я бы сдавала каждый дом нескольким семьям. Конечно, тем, кто этого заслуживает. Самым достойным. Как вы думаете? 
 - Н-да, - сказал дядюшка Одиссей, почесывая подбородок, что было у него всегда признаком усиленной работы мысли. - Вообще-то это неплохо, мисс Эндерс. 
 Гомер, пересчитывая пончики и укладывая их в пакеты, тоже пришел к выводу, что это неплохо: можно будет вдоволь побегать по балкам и перекрытиям, когда начнут строить. 
 Дядюшка Одиссей уже оторвал пальцы от своего подбородка и сказал такие слова: 
 - Все это хорошо. Но кто вам мешает строить по последнему слову техники? Пусть они будут не такие красивые, но зато - более современные, чем ваш. 
 - Конечно, - сказала мисс Эндерс. - Почему бы нет? Дядюшка Одиссей снова молча тер свой подбородок, и мисс Эндерс добавила: 
 - Конечно. И современная кухня. Почему нет? Дядюшка Одиссей все еще думал. Затем он откашлялся и произнес: 
 - Мы живем в эпоху технического прогресса, мисс Эндерс. Возьмите хотя бы вопрос изготовления пончиков. Что мы видели раньше? Работу вручную, на которую тратилось много сил и времени, и все такое прочее... А что мы видим теперь? 
 Прекрасную машину, которая - раз-раз!.. - дядюшка Одиссей щелкнул пальцами, - и выдает десятки и сотни пончиков... Раз, раз!.. 
 - Да! - воскликнула мисс Эндерс. - Просто прелесть! А дядюшка Одиссей снова откашлялся и продолжал: 
 - Теперь возьмите вопрос строительства домов. Что мы видели раньше? Доски и гвозди, гвозди и доски... В руке пила, в руке молоток и все такое прочее... А что мы видим теперь? Блоки и панели, панели и блоки! Дома выпекаются, как пончики. Раз, раз, раз, - дядюшка Одиссей снова щелкнул пальцами - и готов целый квартал... Да, леди и джентльмены! Так теперь делают автомобили, так делают пароходы, холодильники, пончики, гренки... и так, и только так, нужно делать дома в нашем городе! Да, леди и джентльмены! Я все сказал. 
 Пораженный и немного даже напуганный своим собственным красноречием, он долго не мог прийти в себя и продолжал размахивать руками и что-то бормотать себе под нос. 
 Мисс Эндерс тоже казалась захваченной ораторским пылом дядюшки Одиссея, а о Гомере и говорить нечего. 
 - Прелесть... Просто прелесть! - повторяла мисс Эндерс. Гомер от возбуждения стал в пятый раз пересчитывать пончики, приготовленные для мисс Эндерс, и все не мог понять, сколько же их на самом деле. 
 Постепенно бормотание взволнованного дядюшки Одиссея вновь перешло в связную речь, и он произнес следующие слова: 
 - Ясно, что испечь пончики намного проще, чем построить дом. Но и здесь и там нужен хороший рецепт. Поточная линия, подъемные краны, готовые блоки... Немного изобретательности и таланта - вот ваш рецепт, и вы будете печь свои дома, как блины... то есть как пончики! Раз-раз! 
 - Прелесть, - сказала мисс Эндерс. - Просто прелесть. 
 Конечно, Гомер, подобно многим другим, неоднократно бывал свидетелем того, как в предприимчивом уме дядюшки Одиссея возникали различные передовые идеи. Чаще всего эти идеи появлялись во время пребывания их автора в небезызвестной городской парикмахерской, и не сосчитать, сколько шашечных партий и карточных конов прерывалось на самом интересном месте и оставалось вовсе без окончания из-за этих самых идей и споров вокруг них. 
 Правда, никогда еще дальше споров дело не шло, никогда еще ни одна из многочисленных идей дядюшки Одиссея не выходила далеко за пределы парикмахерской или кафе. 
 Но то, что происходило в кафе сейчас, не было похоже на все прочие случаи. 
 Начать с того, что здесь никто с дядюшкой Одиссеем не спорил - ни Гомер, ни мисс Эндерс. А второе, и самое главное - что если во всех прочих случаях дело упиралось в деньги, которых не было, то на этот раз деньги были. И находились они в кармане у мисс Эндерс. Ну, и в-третьих, что было тоже немаловажно, означенная мисс Эндерс не возражала, после горячей и убедительной речи дядюшки Одиссея, против того, чтобы вынуть эти деньги из кармана и потратить на постройку домов самого современного типа и с помощью самых современных способов. 
 Прежде чем подошла к концу эта неделя, мисс Эндерс и выбранные ею в помощники судья и дядюшка Одиссей провели уже несколько заседаний, на которых составили план работы, а также написали письма в город Детройт и заказали там все, что нужно для современного скоростного строительства. Они заказали бульдозеры и грузовики, подъемные краны и экскаваторы, и еще формы, чтобы отливать в них целые блоки и получать готовые стены, полы, потолки и крыши. Они также наняли архитекторов и проектировщиков, землемеров и прорабов, шоферов и рабочих. 
 Мисс Эндерс и сама не заметила, как это произошло, но получилось так, что вместо нескольких домов, которые она собиралась выстроить вокруг своего собственного на принадлежащей ей земле, там был возведен целый квартал, целое предместье - ровно сто домов! Правда, пока еще они были только на бумаге, в проекте, но ее помощники всячески доказывали мисс Эндерс, что именно такое количество домов, куда поселятся, конечно, самые достойные жители города, сможет принести необходимый доход, а следовательно, и выгоду. Дядюшка Одиссей сказал, прибегая, в который раз, к своему излюбленному сравнению: 
 - Разве стоит, - сказал дядюшка Одиссей, - замешивать тесто, а потом включать машину из-за двух или там трех пончиков? Ясно, что нет! А из-за ста пончиков? 
 Ясно, что такая игра стоит свеч! 
 Наконец все планы, проекты и расчеты были сделаны, и работа закипела. 
 Расчищалась строительная площадка - спиливались деревья, корчевались пни, выравнивалась земля и прокладывались новые улицы, по бокам которых будут стоять новые дома. Под них уже копались котлованы, где один за другим укладывались фундаменты. И в это же время в специальных формах отливались готовые стены, крыши, полы и потолки.
 Гомер однажды приехал на строительную площадку вместе с дядюшкой Одиссеем и мисс Эндерс посмотреть, как идут дела. Дела шли неплохо. 
 - ...Семьдесят два, семьдесят три, семьдесят четыре... - считал дядюшка Одиссей котлованы с фундаментами. - Бьюсь об заклад, мой мальчик - сказал он Гомеру, - что ты присутствуешь при начале новой эпохи в жизни нашего города!.. Восемьдесят один, восемьдесят два... Нет, вы только поглядите! К концу недели можно будет заселять... 
 - ...самыми достойными жителями, - напомнила мисс Эндерс. 
 А вокруг них сновали машины с прицепами, груженные готовыми стенами и крышами, полами и потолками, оконными рамами и лестничными пролетами, дверными ручками и унитазами, умывальниками, электролампочками и кранами для горячей и холодной воды. И больше того: у каждой готовой стены стоял готовый стол, а под каждым готовым окном была готовая кровать! 
 - Прелесть! - сказала мисс Эндерс. - Просто прелесть!.. 
 И печать и радио Сентерберга уделяли, конечно, главное внимание этому строительству. 
 "Мы присутствуем при рождении чуда, - писала газета "Сентербергский сигнал" в своей передовой статье. - Разве мог старик Эндерс, когда сто пятьдесят лет назад основал этот город, разве мог он предполагать, что придут такие времена?! Наша газета доводит до сведения своих читателей, что окончание строительства нового квартала совпадет с празднованием сто пятидесятой годовщины со дня основания города Сентерберга. В составе комиссии по проведению торжеств судья Шенк и мисс Эндерс. Во время празднования состоится спектакль, в котором могут принять участие все желающие..." 
 К концу недели грузовики привезли в каждую квартиру, в дополнение к готовому столу и готовой кровати, еще множество готовых вещей: готовые стулья, диваны, кастрюли, занавески, зеркала и даже картины. Кроме того, перед каждым домом был посажен 1 (один) розовый куст, 2 (два) карликовых кедра и 3 (три) крупнолистых клена, а также посеяна трава. А позади каждого дома стояли готовые помойные ведра и неподалеку от них готовые кормушки для птиц и готовые столбы с веревками на блоках для развешивания белья. И еще на каждой крыше были готовые флюгера, и все они поворачивались куда ветер подует... 
 Но и этим еще не ограничивался ассортимент готовой продукции. В каждой квартире были уже приготовлены простыни, полотенца и наволочки, и на каждой каминной полке лежал последний номер журнала "Для семьи". 
 Да, теперь дома были по-настоящему готовы к приему новоселов. И новоселы не замедлили появиться, и это были, конечно, самые достойные жители города. 
 Заселение отняло очень немного времени, потому что все было крайне просто - вам надо было сделать всего лишь две вещи: подписать денежное обязательство и повесить свою шляпу на готовую вешалку возле двери. 
 Все эти дни дядюшка Одиссей был страшно занят: следил, чтобы все было в порядке и на месте. Не меньше работы было у судьи с мисс Эндерс. Ведь они являлись членами комиссии по проведению торжеств в связи со стопятидесятилетием города Сентерберга. 
 Помимо всего прочего, дядюшка Одиссей взял на себя ответственность и за освещение улиц нового квартала, а также за то, чтоб они были оснащены указательными табличками. Поэтому первый вопрос, который он задал Гомеру, когда встретил его на улице, был: 
 - А не видел ты, случайно, Далей Дунера? Мне он позарез нужен. Хочу срочно заказать ему таблички с названиями новых улиц... Ты не слыхал, наверно, - добавил дядюшка Одиссей с гордостью, - что одну из улиц решено назвать в мою честь - "Одиссеевская"?! 
 Гомер сказал, что видел только что Далей Дунера - он входил в табачную лавку на площади, и дядя с племянником поспешили туда, чтобы не упустить этого "самого невыносимого из горожан", как любил называть его судья Шенк. А городские ребята звали его попросту Дунер-Плюнер - за то, что он умел здорово плеваться и метко попадать в цель. 
 - Эй, Далей! - закричал ему дядюшка Одиссей. - Хочу обсудить с тобой деловой вопрос. Нужны таблички для новых улиц. Понимаешь? Много табличек! Ты спросишь, какие? Ну, во-первых, "Одиссеевская", потом "Эндерс-род", "Эндерс-авеню", "Бульвар Эндерса"... Ну, и так далее. Сделаешь? 
 - Отчего ж не сделать? - сказал Далей. - Сделать можно. Это мне раз плюнуть. 
 И он плюнул два раза. 
 - Только нужно побыстрее, - сказал дядюшка Одиссей. - Послезавтра начинаются юбилейные торжества. Ты получишь немало денег - по доллару за табличку. Всего семьдесят табличек. А прибивать их будешь к фонарным столбам. 
 - Так, - сказал Далей Дунер. - Значит, только семьдесят долларов. Не думаю, что мой профсоюз согласится с такой оплатой. 
 - Ну-ну, Далей, там еще наберется штук тридцать других вывесок и объявлений. Так что, на круг, сто долларов. Идет? 
 - Идет, - ответил Далей. - Но я забыл сказать, что не смогу прибивать таблички прямо к столбам. 
 - Почему еще? - спросил дядюшка Одиссей. 
 - Мой профсоюз Расклейщиков объявлений и Прибивальщиков табличек не позволяет мне этого. В его уставе сказано, что "любая табличка, сделанная членом профсоюза, должна быть прибита к столбику, сделанному тем же членом профсоюза". 
 И круглая цена за все вместе - за табличку, яму и столбик - определена в пять долларов... 
 - Но если нам не надо другого столбика?! - завопил дядюшка Одиссей. Если нас вполне устраивает тот, на котором фонарь? 
 - Ничего не могу поделать, - сказал Далей Дунер. - Так говорит наш устав. Можете жаловаться. 
 - Да, я напишу вашему председателю! - гневно сказал дядюшка Одиссей. Я объясню ему, что глупо... 
 - Дело в том, Одиссей, - прервал его Далей Дунер, - дело в том, что я и есть председатель профсоюза Расклейщиков объявлений и Прибивалыциков табличек. А еще я его казначей и единственный его член. Сам плачу членские взносы, сам их собираю и сам устанавливаю правила. В моем профсоюзе не бывает никаких разногласий... 
 - Ладно, - сказал дядюшка Одиссей. - Кончим этот разговор. Но ведь ты же не против прогресса родного города? Три доллара за штуку, и все. 
 - Пять, - сказал Далей. 
 - Как хочешь, - вздохнул дядюшка Одиссей. - Тогда, я боюсь, мы попросим кого-нибудь другого. 
 - Это ваше право, - сказал Далей. - А мое право бастовать. Я проведу сидячую забастовку и испорчу вам все праздники. 
 - О боги! - закричал дядюшка Одиссей. - Что же ты от меня хочешь? Я ведь ничего не решаю. Но знай, что ты стоишь на пути прогресса! Ты... 
 Окончания их разговора Гомер не слышал: ему надо было торопиться на генеральную репетицию праздничного представления, где они с Фредди исполняли роли индейцев. 
 Их должны были выкрасить с ног до головы в кофейный цвет, украсить перьями, а единственной их одеждой будут полотенца вокруг пояса. 
 Гомер был обязан прийти особенно точно, потому что все представление начиналось именно с него - с того, как он добывает огонь при помощи трения. Большая часть пьесы касалась исторических событий, рассказывающих о старике Эзекиеле Эндерсе и о том, как привелось ему основать город Сентерберг. Органист местной церкви написал для сопровождения пьесы слова и музыку длиннейшей кантаты и разучил ее вместе со своим хором. 
 Репетиция прошла с блеском. Хористы были в голосе, а исполнители ролей старика Эндерса и других первых поселенцев тоже не ударили лицом в грязь. Нечего и говорить, что Гомер, Фредди и прочие ребята также были на высоте. 
 Торжественный миг открытия юбилейных празднеств неуклонно приближался. 
 В последние дни Гомеру не удавалось повидать дядюшку Одиссея, но он знал, что у того немало хлопот и неприятностей. Взять хотя бы, что таблички до сих пор не установлены! 
 А так как все дома, дворы, улицы и квартиры выглядели совершенно одинаково, можно представить себе, каких трудов стоило достойным обитателям нового квартала находить свои собственные дома и квартиры. 
 Да, все сто домов были похожи друг на друга, как сто пончиков из автомата дядюшки Одиссея! 
 Правда, достойные обитатели сравнительно быстро научились вести счет от дома мисс Эндерс, который стоял в центре квартала, и потому возле этого дома обычно собирались толпы самых достойных, которые потом молча, сосредоточенно считая про себя шаги и повороты, расходились в поисках собственных домов. 
 Тетка Фредди тоже попала в число достойных, и когда ее племянник со своим другом Гомером как-то отправились к ней в гости, они должны были отсчитать пять домов от задней стены дома мисс Эндерс, потом еще шесть домов влево и два вправо. 
 - Получше, чем любая игра, - сказал Гомер. Мисс Эндерс очень гордилась своим кварталом. Она решила назвать его "Холмы Эндерсов"; хотя вся местность была ровная, как стол. 
 - Прелесть, - говорила она. - Просто прелесть! 
 Единственное, что омрачало ее радость, это вид ее собственного дома. В самом деле, старый дом Эндерсов никак не вписывался в новый пейзаж. Дядюшка Одиссей сказал, что он похож на пирожок среди пончиков, а судья сравнил его даже с больным пальцем среди здоровых. И последнее сравнение решило участь дома. Мисс Эндерс согласилась разобрать его и постанить там новый дом современного типа. 
 Только делать это надо было сверхускоренными темпами, чтобы к моменту начала торжеств новый дом уже стоял на своем месте. В тот же день дядюшка Одиссей уломал наконец Далей Дунера согласиться на установление табличек по четыре доллара за штуку плюс небольшая премия за скорость и за то, что Далей придется пропустить торжественный вечер и представление - вместо этого он должен будет работать, чтобы к тому времени, когда люди разойдутся по домам после спектакля, таблички уже указывали им правильный путь... 
 К восьми часам вечера в день празднования городская площадь была битком набита людьми. Все пришли, чтобы отметить сто пятьдесят лет со дня основания города, никто не остался дома. 
 Ровно в четверть девятого на специально сооруженной сцене появился Гомер и начал добывать огонь путем трения. Как только ему это удалось, Гомер и другие "индейцы" покинули сцену, и на их место пришли новые участники пантомимы, рассказывающее историю первых поселенцев этих мест, историю создания Сентерберга. Пантомиму сопровождали конферанс, который читал судья, и церковный хор, монотонно гудевший в глубине сцены. 
 - "Эзекиель Эндерс, - бубнил судья, - ступил на американскую землю с двумя шиллингами в кармане, двумя рубашками, одна из которых была на нем, и с драгоценным рецептом чудодейственного Совмещенного Эликсира (микстура от кашля плюс живая вода). Этот рецепт передавался в семействе Эндерсов от поколения к поколению... 
 Вскоре, - продолжал судья, - Эзекиель Эндерс нашел себе жену, а затем стал отцом ребенка. Этот ребеиок еще не знал, - судья поднес листок с текстом поближе к глазам, - не знал, что ему предстоит стать прапрапрапрапрадедом нашей глубокоуважаемой мисс Наоми Эндерс". (Бурные аплодисменты.) 
 И снова звучит голос судьи: 
 - "Услыхав, что на западе много плодороднейших земель Эзекиель Эндерс немедленно приобретает крытый фургон и лошадей, берет свою любимую жену, своего любимого сына и свой драгоценный рецепт чудодейственного Совмещенного Эликсира (микстура от кашля плюс живая вода) и отправляется вместе с еще несколькими смелыми землепроходцами на запад, в страну плодородных почв... 
 Несчастья следуют по пятам за Эзекиелем и его храбрыми попутчиками. Кончаются запасы продовольствия... Игра проиграна, и однажды они остаются без всякой еды и без всякой надежды на спасение - одни среди дикой природы..." 
 Судья сделал паузу, участники пантомимы застыли на сцене, а зрители на площади. 
 - "...И вот, - продолжая судья, - в тот момент, когда они готовились лишь к одному - к смерти, в тот момент - а было это ровно сто пятьдесят лет назад, - в тот момент Эзекиель вдруг обнаружил у себя под ногами множество съедобных грибов! Сорок фунтов (как они потом подсчитали) съедобных грибов..." 
 Здесь церковный хор перешел от монотонного гудения к могучему реву, среди которого отчетливей всего различались такие слова припева: 
 Сорок фунтов съедобных грибов 
 Сберегли нашу жизнь от гробов, 
 Помогли основать этот город, 
 Стал таким хорошим который! 
 Сорок фунтов съедобных грибов... 
 - "...Эзекиель, - читал дальше судья, - принял это как дар неба, и в ту же минуту он и его спутники решили основать на этом месте город. Две тысячи акров земли приобрел Эзекиель у индейцев в обмен на один кувшин своего чудодейственного Совмещенного Эликсира (микстура от кашля плюс живая вода). Свой новый город они назвали - Город Съедобных Грибов, или Съедобногрибтаун. Они стали возделывать землю, строить дома, и вскоре город и они сами начали процветать... 
 Мир и благоденствие воцарились на их земле. Но однажды этот покой был нарушен - когда индейцы, злоупотребившие Совмещенным Эликсиром, решили напасть на них, чтобы завладеть его рецептом. 
 Эзекиель и здесь не потерял присутствия духа. Он спрятал все запасы, а также рецепт под полом своей хижины и смело защищался. Индейцы вскоре отошли, и снова мир и благоденствие воцарились в Съедобногрибтауне, снова Эзекиель снабжал индейцев своим чудодейственным Совмещенным Эликсиром в обмен иа дичь и другие продукты... 
 Хор грянул: 
 Пришли совет да любовь 
 В город Съедобных Грибов! 
 И снова судья стал читать: 
 - "...А теперь мы пропускаем семьдесят лет и переходим к тому времени, когда внук Эзекиеля Эндерса основал здесь, на базе Совмещенного Эликсира, свою Компанию по производству витаминов, а потом и мельницу. Город рос и расцветал, он становился центром целого района, и вскоре, по просьбе жителей, его переименовали в Сентерберг". (Бурные аплодисменты.) 
 Вторая половина представления проходила в менее реалистическом плане и больше напоминала сказку. Бывшая мисс Тервиллигер, а ныне жена дядюшки Телемаха, была одета Духом Воды, мисс Эндерс была Духом Совмещенного Эликсира, жены окрестных фермеров - Духами Сельского Хозяйства. 
 В качестве эпилога судья рассказал историю возникновения нового квартала, построенного на равнине, но получившего название "Холмы Эндерсов", а тетя Агнесса, одетая Духом Прогресса и Современного Строительства, иллюстрировала его слова пантомимой. 
 Торжества закончились всенародным факельным шествием к Холмам Эндерсов. 
 Но увы! Снова мир и благополучие бывшего Съедобногрибтауна, а ныне Сентерберга (или, может быть, Эндерсхолмсити?), оказались под угрозой! 
 Во-первых, никаких указательных табличек не было и в помине! А во-вторых, не было и старого дома Эндерсов! 
 Он исчез, и на его месте стоял новый современный дом. Сто первый по счету. 
 Только где оно было, это место, и какой из этих ста и еще одного дома принадлежит лично мисс Эндерс, один бог ведал! 
 Перед участниками торжественного шествия высился сто один дом - все совершенно одинаковые, от флюгера на крыше и до дверного порога, все похожие друг на друга словно сто один пончик! И неоткуда было самым достойным жителям Сентерберга вести счет, чтобы найти свой собственный дом и свою собственную квартиру. 
 А поэтому началась суматоха - достойные жители метались как сумасшедшие в поисках своих домашних очагов. Они кричали и вопили. 
 Постепенно их крики и вопли слились в один могучий рев: 
 - Где Далей Дунер?! Где Даалси Дуунер?! Где Дааааалси Ду-ууууууунер?! 
 Дядюшка Одиссей, который, как вы помните, взвалил на свои плечи ответственность за установку указательных табличек, бедный дядюшка Одиссей не знал, что и делать. Вдобавок еще все планы и чертежи были отданы Далей Дунеру, чтобы тот установил таблички и указатели в нужных местах. Правда, у мисс Эндерс были копии всех планов и чертежей, но ведь они хранились в том самом доме, который она тоже не могла разыскать. 
 А разъяренная толпа кричала все громче и громче: 
 - Где Далей Дунер?! Где Даалси Дуунер?! Где Дааааалси Ду-уууууууууунер?! 
 Судья начал уже беспокоиться за репутацию города. 
 - У нас во всем округе, - сказал он, - не было еще ни одного случая линчевания... 
 Так кто же в конце концов разыскал Далей Дунера, как вы думаете? Конечно, Гомер и его друг Фредди. Они обнаружили его за углом, который был похож как две капли воды на остальные четыреста с лишним углов этого квартала. Вы спросите, что же делал там Далей Дунер? Он спал. Преспокойно спал, прямо на земле, возле неглубокой ямы для столбика, которую он, видимо, только еще начал рыть. Рядом с ним валялись кирка и лопата, а также многочисленные таблички с названиями улиц. 
 Люди окружили спящего Далей плотным кольцом. Они тормошили и толкали его, пытаясь разбудить, и кричали при этом: 
 - Где чертежи? 
 - Где планы? 
 - Как найти Одиссеевскую? 
 - Где Эндерс-стрит? 
 - Как пройти на бульвар Эндерса? 
 - А как отыскать Эндерс-род? 
 Вскоре стало ясно, что расталкивать и расспрашивать Далей Дунера одинаково бесполезно. Потому что он не просто заснул, он заснул после чего-то. Правда, раза два, под воздействием особенно сильного толчка, он приоткрывал глаза, пожимал плечами и икал. Но большего от него добиться не удалось. Ни плана, ни чертежей в его карманах не было. 
 И вдруг раздалось сразу два мальчишеских голоса: 
 - Глядите, что мы нашли! 
 Это были голоса Гомера и Фредди, все еще одетых (а вернее, раздетых) индейцами. 
 Нашли же они небольшой деревянный бочонок - тут же, неподалеку от угла. Они сунули в него нос, а потом палец, понюхали, попробовали и... 
 - Я знаю! - закричал Фредди. - Это микстура от кашля! 
 - Плюс живая вода! - добавил Гомер. 
 - Совмещенный Эликсир! - крикнул дядюшка Одиссей. - Ура! Далей Дунер откопал бочонок с Совмещенным Эликсиром! Значит, именно на этом месте стоял старый дом Эндерсов, а вот этот новый стоит вместо него! Это и есть сто первый дом!.. 
 Ого, как обрадовались самые достойные жители Сентерберга! Теперь им было откуда считать, теперь они могли спокойно заняться поисками своих домов и квартир, что они и сделали... 
 Доктор Пелли определил состояние Далей Дунера как "сильное опьянение, вызванное повышенной дозой Совмещенного Эликсира (микстура от кашля плюс живая вода), выдержанного более сотни лет в деревянном бочонке под землей и приобретшего крепость самого крепкого в мире коньяка". 
 Лишь к вечеру следующего дня Далей Дунер был в состоянии продолжить свою работу по установлению табличек. 
 Но и после того как он закончил всю работу, жителям не стало легче они все равно продолжали блуждать в поисках своих домов и квартир, так как привыкли уже к своему самому надежному ориентиру, к старому дому Эндерсов, и были без, него как без глаз. 
 Прошло немного времени, и, уступая требованиям самых достойных, мисс Эндерс велела разобрать свой новый дом и вновь поставить на его место старый. "Так оно будет надежней, - говорили самые достойные. - Мы не хотим подвергать себя риску заблудиться..." 
 И долго еще после всех этих событий жители города Сентерберга распевали полюбившийся им припев, добавляя к нему все новые и новые слова: 
 Сорок фунтов Съедобных грибов 
 Сберегли нашу жизнь от гробов, 
 Помогли основать этот город, 
 Стал таким хорошим который!.. 
 Сорок фунтов опят и маслят, 
 Распрекрасных на вкус и на взгляд! 
 Сорок фунтов съедобных грибов, 
 Приносящих нам в сердце любовь!.. 
 Завтра, нынче и даже вчера 
 Мы готовы кричать вам "ура"! 
 Глава 7. ЧЕРТОВА ДЮЖИНА. 
 Часы на сентербергской ратуше только-только пробили восемь утра, когда Гомер въезжал уже на городскую площадь. Он прислонил свой велосипед к стене возле двери парикмахерской, сунул пальцы в щель между этой стеной и вывеской и достал оттуда ключ. Потом открыл дверь, вошел, поднял шторы, схватил щетку и принялся мести пол. 
 К половине девятого Гомер благополучно завершил все работы по открыванию различных вещей, как-то: дверей, окон, занавесок, а также шкафчиков и ящиков с инструментом и приборами для стрижки и бритья, и теперь, усевшись с ногами в кресло, он раскрыл последнее иллюстрированный журнал. Один из целой кипы журналов, что лежали здесь и в прошлую, и в позапрошлую, и в позапозапозапрошлую субботу - в общем, задолго до того, как Гомер начал подрабатывать у парикмахера Биггза. В сотый раз просмотрев картинки, Гомер уставился в окно в ожидании девяти часов, когда должен был появиться хозяин парикмахерской. 
 Вот прошел через площадь шериф, как всегда без десяти девять, и тут же скрылся в закусочной дядюшки Одиссея. 
 За пять минут до девяти прибыл мэр города и поднялся по ступенькам ратуши в свой кабинет. 
 Городские часы пробили девять, Гомер зевнул, потянулся и для разнообразия стал разглядывать городскую площадь не через окно, а в зеркале. Но это ему тоже надоело, и он перегнулся так, что вся площадь перевернулась в зеркале вверх тормашками. Стало уже значительно интересней. Гомер даже засмеялся, когда увидел, как из опрокинутой закусочной дядюшки Одиссея вышел вверх ногами парикмахер Биггз и в том же малоудобном положении проследовал по перевернутой городской площади. 
 Гомер сорвался с кресла, взглянул на часы и подумал: "Как всегда, парикмахер опоздает ровно на семь минут, а потом, как всегда, быстро войдет, как всегда, потрет руки и, как всегда, скажет: "А, я вижу, мы уже открыты и готовы к приему клиентов!" И еще Гомер подумал, что давно уже в их городе все так тихо и спокойно и не происходит совсем ничего интересного. 
 - Доброе утро, Гомер, - сказал, входя, парикмахер. - А, я вижу, мы уже открыты и готовы к приему клиентов! - добавил он, потирая руки. 
 - Доброе утро, мистер Биггз, - ответил Гомер, с тоской и скукой наблюдая за тем, как парикмахер медленно, как всегда, снимает пальто и шляпу, а потом, как всегда, вешает их на третий крючок слева от двери и, как всегда, говорит: "Ну вот, здесь и повесимся!" 
 "Сейчас он напялит свой защитный козырек от света, - подумал Гомер, наденет белую куртку без двух пуговиц, вынет бритву из белой коробки с надписью "Стерильно!" и начнет эту бритву править, сначала на оселке, а потом на ремне..." 
 Все это парикмахер и проделал, словно подчиняясь мысленному приказу Гомера, а когда дело дошло до правки бритвы, дверь отворилась, и Гомер, не глядя, мог с уверенностью сказать, что вошедший был не кто иной, как шериф. 
 - Здравствуйте, шериф, - сказал Гомер, не поворачивая головы к дверям. 
 - Привет всем, - сказал шериф и уселся в кресло перед зеркалом. 
 Парикмахер уже заканчивал брить шерифа, а Гомер успел уже начистить до блеска оба шерифова ботинка, когда дверь пропустила еще одного посетителя, и Гомер мог, не видя, поспорить на что угодно и с кем угодно, что вновь пришедший был не кто иной, как его дядюшка Одиссей, и что первые его слова будут: 
 "Что нового?" 
 - Что нового? - спросил дядюшка Одиссей. 
 Гомер молча покачал головой, парикмахер сказал "ничегошеньки", а шериф зевнул и произнес: 
 - Дела, как на парусном корабле во время штиля. - Свежих журналов нет? - с надеждой спросил дядюшка Одиссей, окидывая взглядом давно знакомую кипу. 
 Не дождавшись, как всегда, на свой вопрос ответа, дядюшка Одиссей, как всегда, зевнул, посмотрел в окно и... 
 - Эй, поглядите-ка! - закричал он во всю мочь. И все подскочили к окну, чтобы получше увидеть, как Далей Дунер, этот самый невыносимый, по выражению судьи, из горожан, мчится через всю площадь вместе с юристом Гроббсом, даже забывая сплевывать на ходу и чиркать спичками о постамент городского памятника. 
 - Что-то наверняка случилось! - догадался парикмахер. 
 - Куда они могут так бежать? - подумал вслух дядюшка Одиссей. 
 - Похоже на то, что они боропятся в танк, - сказал шериф, - то есть я хотел сказать - торопятся в банк. 
 - Банк открывается только в полдесятого, - сказал Гомер. Но все тут же увидели и услышали, как Далей Дунер забарабанил в дверь банка и закричал: 
 - Откройте! Открывайте скорей! 
 И все стали свидетелями того, как за две минуты до положенного времени двери банка отворились и Далей Дунер вместе с юристом Гроббсом ворвался внутрь. 
 - Первый раз за всю мою жизнь вижу, чтобы банк открылся раньше времени! - воскликнул дядюшка Одиссей. 
 - Далей чем-то подозрительно взволнован, - сказал шериф. - Обычно ему некуда спешить так рано. 
 - Послушай, Гомер, - сказал парикмахер, открывая кассовый ящик, - тут мне нужно, я совсем забыл, разменять пару долларов. И помельче... Сбегай-ка в банк, если не трудно. 
 - Хорошо, мистер Биггз, - ответил Гомер и помчался через площадь. 
 Некоторое время оставшиеся в парикмахерской молча стояли у окна, потом дядюшка Одиссей сказал; - Слышите? Далей Дунер что-то кричит... 
 - Кажется, я разбираю слова "сто тысяч", - прошептал парикмахер. 
 - Да нет, - возразил дядюшка Одиссей, - он просто кричит "все к черту!". 
 - Вот Гомер идет, - сказал шериф. - Сейчас узнаем, из-за чего там весь сыр-бор... Ну, что же случилось, сынок? - обратился он к вошедшему Гомеру. 
 - Он выиграл сто тысяч? - спросил парикмахер, протягивая руку за своими двумя долларами мелочью. 
 - Кого он посылает к черту? - спросил дядюшка Одиссей. 
 - Чего же он хочет? - спросил шериф. И вот что ответил им Гомер: 
 - Далей хочет получить сто тысяч и, может быть, получит их. Его дядюшка Дерпи Дунер умер в Африке от лихорадки и оставил ему наследство. Все, что у него было. 
 - Ну и что тут сходить с ума? - сказал дядюшка Одиссей. - Ведь это же хорошо. 
 - Да, теперь он будет богатым человеком, - сказал парикмахер. 
 - И перестанет быть самым невыносимым из горожан, - добавил шериф. - Да нет, - сказал Гомер, - никаких денег он не получил. По крайней мере, пока. А получил только немного земли и на ней старую заброшенную оранжерею, где его дядя когда-то делал свои опыты. Что-то там сажал или выращивал. До того, как уехал в Африку. 
 - Я полагаю, этот дядя заработал немало деньжат, - сказал парикмахер. 
 - Ясное дело, - согласился шериф. - Наверняка какой-нибудь уменитый значений... 
 то есть я хотел сказать - знаменитый ученый, который ездит по всему свету... 
 - Не знаю, - сказал Гомер. - Только Далей и юрист Гроббс не могли найти никаких денег, хоть перерыли все бумаги и документы. О деньгах нигде ни слова не сказано. Только про участок и про теплицу. Да, а еще они нашли в конверте ключ от сейфа. В нем, наверно, все деньги и лежат! Только Далей очень разозлился: 
 столько бумажек его заставили подписать, а все без толку. 
 Сейчас они пошли открывать железный ящик... номер сто тринадцать... 
 Дядюшка Одиссей прислушался и произнес: 
 - По-моему, там уже все утихло. Пойду-ка разменяю немного денег. Совсем нет мелочи для сдачи. 
 - Ох, черт, - сказал шериф, - все время забываю. Позарез нужна новая книга для учета задержанных. 
 Парикмахеру тоже показалось, что мелочи у него все-таки маловато, и все направились в банк. 
 Когда они вошли туда, заведующий банком как раз отпирал тяжелую железную дверь в комнату, где хранились деньги и другие ценности. 
 - Входите, мистер Дунер, - сказал заведующий. - Вот он, ящик вашего родственника, видите? Номер сто тринадцать. 
 - Ну, посмотрим, как сказал слепой, - проворчал Далей, вставляя ключ в замочную скважину сейфа. 
 Шериф, парикмахер, дядюшка Одиссей и Гомер - все толпились в большом зале за решетчатым барьером и, отталкивая друг друга, пытались увидеть, что происходит сейчас за тяжелой железной дверью. 
 Далей вставил ключ, повернул раз, другой и выдвинул железный ящик. Теперь надо было откинуть крышку, что Далей и сделал, испытывая некоторое волнение. Он открыл крышку, заглянул в ящик... и громко закричал. 
 - Какого лешего! - закричал он. - Зачем со мной так шутить?! 
 И Далей Дунер выхватил что-то из ящика, сжал в кулаке и бросился вон из комнаты, где хранились деньги и другие ценности, едва не сбив с ног заведующего банком и юриста Гроббса. 
 - Тише, тише, мистер Дунер, успокойтесь! - сказал заведующий, хватая Далей за плечо. - Не выбрасывайте то, что у вас в руке! Так не полагается делать. Надо все зарегистрировать! 
 - Плевал я на вашу регистрацию! - крикнул Далей. - Никому не позволю надо мной смеяться!.. Даже родному дяде, а не то что четвероюродному! 
 - Успокойся, Далей, - сказал юрист Гроббс. - Будь разумным, и давай посмотрим, что там у тебя. 
 - Чего тут смотреть?!-~ проворчал Далей Дунер. - И так видно. И он поднял на свет большую стеклянную пробирку, которая была у него в руке. 
 - Что там? - закричал из-за барьерной решетки дядюшка Одиссей. 
 - А, так, одни слезы, - ответил Далей, встряхивая пробирку. 
 - Слезы? Чьи? - спросил шериф. 
 - Мои! - заорал Далей. - А чьи же еще! Думал, хоть новые брюки куплю, а тут... 
 - Что тут? - крикнул парикмахер через головы шерифа и дядюшки Одиссея. 
 - Какие-то дурацкие семена! - закончил свою фразу Далей. 
 - Действительно, не совсем обычное место для семян, - сказал заведующий банком. 
 - Может, они какие-нибудь особенные? - предположил Гомер. 
 - Конечно, Далей, - сказал юрист. - Вполне вероятно, что это чрезвычайно ценные семена, которые стоят целого состояния... Да посмотри, на пробирке какая-то наклейка... Видишь? "Опыт № 13". 
 Мысль о том, что он стал владельцем пробирки с необычайно ценными семенами, видимо, произвела на Далей некоторое впечатление. Он заметно успокоился, хотя и не выказал никакой радости, а только покачал головой и сказал печально и тихо: 
 - Люди ежедневно получают в наследство деньги. А вот мне везет: вместо денег я получаю пробирку с опытом. 
 - А что вы с ними сделаете, мистер Далей? - спросил Гомер. - С этими семенами. 
 - Посмотрим, сказал слепой, - ответил Далей. - Во всяком случае, попробую, конечно, посадить их в землю. Чего ж им без дела валяться! 
 Он сунул в карман пробирку с "Опытом № 13" и пошел к двери. 
 - Постой, Далей, - сказал юрист Гроббс. - Я бы посоветовал оставить пробирку здесь. Во избежание всяких недоразумений. А когда подготовишь почву, возьмешь отсюда сколько нужно семян. 
 - Конечно, мистер Дунер, - сказал заведующий банком. - Ведь, может, им цены нет. 
 Далей немного подумал и потом согласился с ними. Пробирку с "Опытом № 13" вновь заперли в железный ящик № 113, и счастливый наследник отправился туда, где находилась старая заброшенная оранжерея, чтобы вступить во владение ею и начать готовить почву под посев. 
 - Н-да, - сказал дядюшка Одиссей, когда снова они шли в парикмахерскую. - Я-то думал, там уйма денег, в этом сейфе. 
 - Ничего не известное - сказал парикмахер. - Может, в зернах целое состояние. 
 - Но лучше все-таки, когда оно в ценных бумагах, - сказал шериф. Тогда как-то сразу знаешь, что к чему. 
 И с этим все согласились, а войдя в парикмахерскую, начали вспоминать, чем в свое время был знаменит четвероюродный дядюшка Далей Дунера. 
 Парикмахер припомнил его гигантские тыквы и клубничное дерево, шериф рассказал про погромные омидоры, то есть огромные помидоры, а дядюшка Одиссей - про медовый лук или луковый мед - как хотите. Выглядит словно обыкновенный лук, а на вкус - мед, да и только... 
 - Нет, Дерпи Дунер был передовым человеком, - заключил дядюшка Одиссей. - Может, даже гением. А что?.. 
 - Интересно, - сказал парикмахер, - какие растения будут из этих семян? 
 - Они похожи на семена травы, - сказал Гомер. 
 - Что-нибудь очень редкое, - предположил дядюшка Одиссей. - Что растет только в Африке... или, может, в Азии. 
 - Нет, - сказал Гомер, - это ведь опыт номер тринадцать. Значит, он и сам не знал, что из этого вырастет. 
 - Газеты обещают мягкую весну, - сказал шериф. 
 - Самое время через месяц сеять, - произнес парикмахер. 
 - Как долго еще ждать, пока что-нибудь узнаем, - вздохнул дядюшка Одиссей. 
 - Но ведь у него теперь оранжерея! - напомнил Гомер. - Он может сажать хоть сегодня! 
 И так оно и случилось. Далей Дунер в то же утро занял у нескольких соседей денег в счет будущих доходов, накупил удобрений, привез их в оранжерею на двух грузовиках у. приступил к работе. 
 Солнце стояло еще высоко, когда он примчался в банк за семенами, отсчитал двенадцать штук, положил их в конверт, взял еще одно, тринадцатое, на всякий случай, запер снова пробирку с "Опытом № 13" в железный ящик и побежал обратно в свою оранжерею. 
 Часов в пять вечера того же дня Гомер остановился возле оранжереи Далей Дунера и за ее рамами с выбитыми во многих местах стеклами увидел самого владельца. Далей в это время как раз поливал тринадцатую лунку, в которой уже лежало тринадцатое семечко. 
 - Добрый вечер, мистер Дунер, - сказал Гомер. - Как дела? 
 - Неплохо, - ответил тот. - Поработал на славу. Давно уж не приходилось мне так работать. Все руки стер лопатой, и спину ломит - спасу нет. 
 - Вам наверняка нужен помощник, - сказал Гомер. - Если хотите, мы с Фредди станем помогать. В будущем месяце у нас каникулы. Мы можем разрыхлять землю, разбрызгивать удобрения и вообще ухаживать са растениями. Если они вырастут... 
 - По рукам, - сказал Далей Дунер. - Считай, что ты нанят. И Фредди тоже. Не беспокойся, они вырастут, - добавил он доверительно. - Я столько удобрений напихал... 
 - А что из них вырастет, как вы думаете? - спросил Гомер. 
 - Знать не знаю, - ответил Далей. - Посмотрим, сказал слепой... 
 В понедельник, когда Гомер и Фредди встретились в школе, Гомер сказал: 
 - Эй, Фредди! Слышал о Дунере-Плюнере и его семенах? 
 - Еще бы! - отвечал Фредди. - Об этом уже все говорят. Даже священник во вчерашней проповеди молился за Далей. Он сказал: "Что посеешь, то и пожнешь"... 
 или что-то в этом роде. 
 - Далей уже посадил тринадцать зерен, - сообщил Гомер. 
 - Тринадцать? - переспросил Фредди. - Я слышал, что на банке с семенами тоже было число тринадцать. 
 - Да, - подтвердил Гомер. - Опыт номер тринадцать. 
 - Ой, - сказал Фредди. - Моя бабушка говорит, что ничего хорошего из этого не выйдет. Кругом чертова дюжина. 
 - Это все одни суеверия, - сказал Гомер. - Ты-то ведь не суеверный, правда, Фредди?.. Знаешь, я обещал Далей, что мы поможем ему, когда занятия кончатся. 
 Будем поливать, полоть и все, что надо. 
 - Вот хорошо, - сказал. Фредди. - Вдруг вырастет клубничное дерево, а? 
 - Кто знает, - сказал Гомер. - Во всяком случае, мы-то увидим раньше всех. 
 - Ага, - сказал Фредди. - Давай завтра же туда сходим. Каждый день после школы ребята наведывались в оранжерею узнать, как дела. Но ничего нового всю неделю не было, если не считать, что в рамы вставили стекла, а у Далей, помимо спины, заболела шея. 
 Семена не всходили, и хозяин теплицы становился с каждым днем все беспокойнее и все чаще жаловался на ломоту в пояснице и на мозоли. А в пятницу у него заболели и глаза - так пристально всматривался он все эти дни в землю в надежде увидеть первые всходы. 
 В субботу утром Гомер не явился к открытию парикмахерской. Он ворвался с опозданием, и его крик сразу же огласил всю комнату. 
 - Они уже! - кричал Гомер. 
 - Кто уже? - спросил шериф. - И где уже? 
 - Семена! У Далей в оранжерее... Они взошли! Все тринадцать. 
 - Пошли посмотрим! - крикнул дядюшка Одиссей, кидая обратно на стол позапозапрошломесячный журнал. 
 И все они - шериф, дядюшка Одиссей, парикмахер и Гомер - помчались в машине шерифа к оранжерее. 
 - Вот, смотрите! - с гордостью крикнул им Далей Дунер с порога теплицы и показал на тринадцать крохотных нежных росточков. 
 - Выглядят очень хорошо, - заметил парикмахер. 
 - Мне кажется, я почти вижу, как они растут, - сказал дядюшка Одиссей. 
 - Да, если пристально смотреть, можно увидеть, - согласился Далей. Еще бы! 
 Столько витаминов и удобрений я в них вбил... Гвозди бы начали расти. 
 И он опять занялся подкормкой своих питомцев - щедрой рукой рассыпал вокруг каждого из них питательные удобрения; а потом принялся полоть, поливать, разрыхлять. И делал это не без удовольствия. 
 Но все равно прошли недели, прежде чем тринадцать ростков поднялись до высоты Гомерова уха. Самый высокий из них даже достиг Гомеровой макушки как раз в тот день, когда начались каникулы и Гомер с Фредди пришли, как и обещали, чтобы помогать Далей Дунеру. 
 Ребята продолжали подкормку, таскали мешки с удобрением, поливали и слушали жалобы Далей Дунера на его поясницу. 
 - Смотри, Гомер, - говорил Фредди - эти растения, как нарочно, не дают никаких цветов, никаких плодов или ягод, а только стволы да листья. Чтоб трудней было разобрать, что же это такое на самом деле! 
 - Но зато как много листьев и стеблей, - говорил Гомер. - Может, это вообще какой-нибудь кустарник или даже деревья? 
 - Теперь они растут еще быстрее, - удивлялся Фредди. - Наверно, потому, что стало теплей... Смотри, Гомер, вон то, справа от тебя, выросло сегодня на целый фут! Если не больше... 
 Гомер подошел к растению помериться с ним ростом и увидал, что оно уже намного выше его макушки. 
 А через день все тринадцать растений касались своими верхушками стеклянной крыши оранжереи. 
 - Придется разбивать стекла наверху, - сказал Далей Дунер. - Здесь им уже места не хватает. 
 - Ой, похоже, это действительно деревья! - закричал Гомер. - А никакие не овощи! 
 Правда? 
 - Во всяком случае, они растут, - сказал Далей счастливым голосом. - И хватит гадать. Берите-ка лучше молотки, лезьте на крышу и бейте стекла. Только осторожней - не поцарапайте ни себя, ни растения. 
 И Далей Дунер отправился на другой конец города, чтобы привезти оттуда еще грузовик с удобрением, а Гомер и Фредди взобрались на крышу оранжереи и в охотку начали колотить молотками по стеклам, помогая растениям распрямиться и выбраться на волю. Стекло раскалывалось с веселым треском, и осколки, словно брызги водяного фонтана, летели на землю. 
 - Ух, здорово! - кричал Гомер после каждого удара молотком, - Ух, красота! 
 - Здорово-то, здорово, - сказал Фредди, - а сколько осколков подбирать придется! 
 - Пожалуй, спина заболит, как у Далей, - сказал Гомер, останавливаясь, чтобы передохнуть. - -Гляди! Гляди на них!.. 
 Это он крикнул о растениях, которые просто на глазах, расталкивая друг друга ветвями, протискивались сквозь отверстия в крыше. Казалось, что распрямляющиеся ветви радостно вздыхают и приговаривают: "Ой, хорошо! Ой, чудесно! Вот спасибо, вот умники ребята..." 
 Гомер как будто бы слышал эти вздохи и поэтому вслух отвечал растениям. 
 - Пожалуйста, - говорил он. - Проходите. Высовывайтесь на здоровье. 
 К тому времени, когда Далей вернулся на грузовике, набитом удобрениями, верхушки всех тринадцати растений уже покачивались под теплым летним ветром, подставляя свои огромные невиданной формы листья полуденным лучам солнца. 
 Далей тут же схватил лопату и начал разбрасывать удобрения. А ребята слезли с крыши и стали подбирать осколки. 
 Любые вести, как вы знаете, распространялись по городу Сентербергу с космической скоростью. Так же быстро жители узнали и о загадочных растениях Далей Дунера и начали приходить к нему, чтобы своими глазами взглянуть на чудо. Народу было так много, что кто-то посоветовал Далей брать плату за вход, п оранжерею. Сначала он с негодованием отверг это предложение, но чтобы как-то умерить наплыв публики, согласился. 
 Однако вскоре никому уже не надо было брать входного билета, чтобы убедиться в необыкновенности далси-дунерских саженцев, поскольку та их часть, что подымалась над крышей, к концу недели стала раза в три больше той, что находилась в самой оранжерее. 
 - Да, - говорил дядюшка Одиссей, - это уже прямо роща или даже лес. 
 Кто-то пустил слух, что в оранжерее, у подножия диковинных растений, появились гигантские дыни - футов десяти в поперечнике. Но это, увы, оказалось "уткой" - на растениях не было ничего, никаких плодов, даже самых маленьких. Никаких ростков, почек, бутонов или цветов. 
 - Что-то не слишком они красивы, - говорил шериф про далси-дунеровские деревья. 
 - Посмотрим, сказал слепой, - отвечал на это Далей, - Во всяком случае, они уже куда больше, чем любое растение в нашем городе. 
 А шериф покачивал головой и принимался наводить порядок на улице перед оранжереей, где скапливалось столько людей и машин, что получались пробки - не хуже, чем в большом городе в часы "пик". 
 - Чего-то они мне вроде напоминают, - сказал как-то Гомер. - Листья у них на что-то похожи... На очень знакомое... Только вот на что? 
 - Может, это картошка, - предположил Фредди. - Надо посмотреть под землей. Вдруг у нее такая ботва? 
 - Если Фредди говорит правду, - сказал шериф, - то простой лопатой такой картофель не выкопаешь. Придется нанять экскаватор, ведь каждая картофелина будет телечиной с выкву... то есть я хотел сказать - величиной с тыкву! 
 - Вот увидите! - крикнул им Далей Дунер. - Вот увидите, они будут самыми большими... самыми лучшими в мире! 
 И он ринулся к себе в оранжерею, чтобы еще добавить удобрений под корни своих питомцев. 
 Прошли новые две недели, но ничего примечательного не случилось. Если не считать того, что непонятные деревья еще прибавили в росте, выпуская новые и новые ветки, а листья их становились все крупнее и крупнее. Однако по-прежнему не было и в помине цветов или плодов. 
 Деревья Далей Дунера стали основной достопримечательностью и главной отличительной чертой сентербергского пейзажа. Они господствовали над всей местностью, давно оставив позади, а точнее, ниже себя сентербергскую ратушу и даже трубы заводов Эндерса, выпускающих витамины на все буквы алфавита. 
 - Не думаю, что на них вообще вырастет что-нибудь, кроме листьев. Да, теперь я просто уверен в этом. - Так сказал парикмахер Биггз, сидя в кафе у дядюшки Одиссея за чашкой кофе. - Вся сила ушла у них в листья. Очень уж Далей их перекормил. 
 - Лично я давно бы их подрезал, - сказал шериф. - На де-сте Малси... то есть на месте Далей. 
 - Да, - сказал дядюшка Одиссей, - для него это большое разочарование. Так усердно он ведь давно уже не работал... Наверно, с тех пор, как ставил уличные знаки в новом квартале. 
 - Эти бы я подрезал, - продолжал шериф свою мысль и одной рукой показал, как-бы он это сделал, а другой стряхнул с усов крошки от пончика. - Эти бы я подрезал, говорю, а на будущий год... зато... может быть... 
 Дверь в кафе открылась, и появился Гомер. Он вошел спокойно, не торопясь, даже лениво, и тихо сел у прилавка. 
 - Привет, племянник, - сказал дядюшка Одиссей. - Угощайся пончиками. Бери прямо из машины. 
 - Нет, спасибо, - сказал Гомер, задумчиво глядя на пончиковый автомат, сбрасывающий свою продукцию по желобу в пончикоприемник. 
 - Ты что, заболел? - спросил дядюшка Одиссей. 
 - Нет, - отвечал Гомер. - Я чувствую себя нормально. Он еще посидел с задумчивым видом и вдруг сказал: 
 - А я знаю, что выросло у Далей Дунера! 
 - Знаешь?! - завопил шериф. 
 И все они бросились к витрине кафе, приложили руку козырьком ко лбу и стали вглядываться туда, где за площадью, за Городской ратушей, над всеми домами и деревьями возвышались невиданные растения Далей Дунера. 
 - Даже отсюда немного видно, - сказал Гомер. - Их уже там, наверно, много тысяч... этих бутонов. Они появились сразу, прямо с утра. 
 - На что-то определенно похожи, - сказал парикмахер, - так и вертится в голове название! 
 - Я долго думал, - продолжал Гомер. - и наконец понял. Все дело в размере. Если б они были поменьше, все бы сразу догадались, что это такое... Не верите? Вот поглядите на них, а потом закройте глаза и представьте хоть на секунду, что они нормального размера... Ну попробуйте! 
 Все послушались Гомера и сделали, как он сказал. Первым начал смеяться, не открывая глаз, дядюшка Одиссей, за ним шериф, затем парикмахер, а потом они открыли глаза, но смеяться не перестали. К ним присоединилось еще несколько посетителей, и скоро все кафе просто сотрясалось от хохота. 
 - Бедный Далей, - выговорил в конце концов парикмахер, хлопая себя по бокам. 
 - Он не переживет этого, - сквозь смех прокудахтал дя дюшка Одиссей. 
 - Да, теперь мальчишки его просто задразнят! - хохотал шериф. 
 - Подумать только, - изнывая от смеха, заговорил парикмахер. - Так много труда и так много шума, а все из-за каких-то сорняков! 
 - Сорняков, правильно,--сказал Гомер. Он один из всех даже не улыбнулся. - Но каких сорняков? Как их называют? Знаете? 
 Все поглядели друг на друга, наморщили лбы, и внезапно ужас исказил их лица, а смех застрял в горле. 
 - Боже! - воскликнул дядюшка Одиссей. - Ну конечно! Парикмахер громко сглотнул и сказал: 
 - Я уезжаю из города. Парикмахерская закрыта. 
 - Я тоже, - сказал один из посетителей. 
 - И я, - сказал другой. - Сегодня же меня здесь не будет. 
 - Ну и дела! - воскликнул шериф. - Кто бы мог подумать, что это не что иное, как самая жедная врелтуха... То есть я хотел сказать - вредная желтуха! 
 - Да, правильно,--сказал Гомер. - А точнее, она называется "полыннолистая амброзия"... Мы ее в школе только что проходили. Я все про нее знаю... -Ее пыльца вызывает сенную лихорадку.. 
 - Слезы! - воскликнул дядюшка Одиссей и поежился. 
 - Кашель! - сказал парикмахер и содрогнулся. 
 - Насморк! - прибавил шериф и громко высморкался. 
 Один из посетителей чихнул, а другой сказал что-то про повышенную температуру и озноб. 
 Когда все затихли, Гомер добавил: 
 - - Через несколько дней должно начаться цветение, и тогда пыльца полетит по всему городу! 
 - По всей стране! - крикнул дядюшка Одиссей и предложил немедленно отправиться в городскую ратушу и поговорить с мэром. 
 Предложение было принято сразу, и, позабыв о кофе и пончиках, все выскочили на улицу. По дороге к ним присоединились зубной врач со своими пацментями, а также ювелир, водопроводчик, наборщик из типографии и аптекарь. 
 - Боюсь, - говорил парикмахер, останавливаясь возле своего дома, - что с Далей Дунером не так-то легко будет договориться... Что касается меня, то, покя суд да дело, я укладываю чемоданы - и только меня и видели... От одной лишь мысли об этой амброзии у меня начинает щекотать в носу, и я готов рас... чих... чих... 
 чих... аться... 
 - Очень многие люди подвержены заболеванию сенной ли-радкой, - сказал аптекарь. 
 - Надо не забыть сегодня же заказать побольше бумажных носовых платков. 
 - Когда все эти огромные бутоны раскроются и начнут сыпать свою пыльцу, - сказал зубной врач, - наш город будет напоминать Помпею под слоем пепла. Или мусорную корзинку. 
 Дядюшка Одиссей и шериф прошли в кабинет мэра, остальные остались ждать. 
 И почти тотчас же мэр выскочил на улицу, прислонил руку созырьком ко лбу и уставился туда, где гордо высились тринадцать сорняков Далей Дунера. Мэр действовал по методу Гомера: 
 Он закрывал и открывал глаза, надолго задумывался, а потом, видимо поняв суть дела, побледнел и судорожно полез в карман. 
 Никто из присутствующих не удивился тому, что мэр достал юсовой платок, ибо все в городе знали, что их глава был очень подвержен сенной лихорадке и неоднократно страдал от нее с самого детства. 
 Мэр высморкался, чихнул, поглядел вокруг, и на какое-то мгновение могло показаться, что он хочет прямо сейчас убежать из города куда глаза глядят. Но мгновение прошло, мэр поднял голову, распрямил плечи и решительно зашагал в ту сторону, где стеной возвышались дунеровские сорняки. А вслед за мэром шла толпа горожан. Далей Дунер выбежал им навстречу из своей оранжереи. 
 - Они начали созревать! - кричал он. - Видите? На них тысяча тысяч бутонов!.. 
 Здравствуйте, мэр. Я как раз хотел идти к вам. Думал попросить прислать ко мне пожарную машину с лестницей. Знаете зачем? Спилить несколько веток прямо с почками для выставки. Это будет интересно, верно? Моя лестница не достает даже до нижних ветвей. 
 Мэр был так огорошен напором Далей Дунера, что на время потерял дар речи, а Далей истолковал это по-своему: подумал, что мэр колеблется, давать или не давать лестницу. Поэтому Далси снова закричал: 
 - Я и вам подарю несколько веток, мэр, ей-богу! Пусть стоят у вас в кабинете в большой вазе. Это будет красиво, верно? Особенно когда они начнут цвести! 
 И, тут мэр обрел наконец дар речи, высморкался, чихнул, и проговорил: 
 - Э-э... Далей... я... я... 
 Больше он ничего сказать не мог. 
 Далей тоже замолчал, огляделся, увидел серьезные, испуганные лица своих сограждан и, почуяв неладное, спросил: - В чем дело? Опять я что-нибудь не то сказал или сделал? Что случилось? Да не смотрите вы так строго, шериф. Я ничего плохого не задумал. Ей-богу! Наоборот, хочу, чтобы наш город наконец хоть чем-нибудь прославился... А мои растения - поглядите! - разве не сделают они любой город знаменитым?! Неужели вам жалко дать мне какую-то пожарную машину с лестницей?.. 
 - Далей, - снова заговорил мэр, - я.,, э-э... мы... э-э... - Он взял себя в руки, выпрямился и четко произнес: - В качестве мэра Сентерберга я уполномочен поставить вас в известность, что выращенные вами растения являются не чем иным, как сорняком, носящим название желтухи или... это... как ее... - мэр пощелкал пальцами, - амброзии полыннолистой.
 Далей с трудом сглотнул и молча, скривив шею, уставился на -свои гигантские растения. В наступившей тягостной тишине неуместным до неприличия казался веселый щебет птиц, а в легком шелесте громадных листьев неожиданно появилось что-то зловещее. 
 - Желтуха, говорите? - произнес наконец Далей охрипшим сразу голосом. Полыннолистая, говорите? 
 Он умолк, не сводя глаз с огромных растений, а потом вдруг закричал, да так, что все вздрогнули: 
 - Точно! - кричал он. - Как я, дурак, раньше не разглядел?! Это она самая и есть, будь я неладен!.. 
 Но потом Далей немного успокоился, даже слегка улыбнулся и сказал: 
 - А все-таки пусть это и сорняки, но зато самые большие в мире. Скажете, нет?! 
 Ну так как же, мэр, - добавил Далей после некоторого молчания, - дадите вы мне пожарную лестницу? 
 - Послушай, Далей, - сказал мэр. - Все это хорошо, но дело в том, что от этих растений бывает... - Он содрогнулся, - бывает сенная лихорадка! 
 Далей оглядел обеспокоенные лица сограждан, потом тряхнул головой и весело ответил: 
 - Чепуха! Не беспокойтесь за меня. Я здоров как бык. Меня не берет никакая лихорадка! 
 Но мэр официальным тоном пйюизнес такие слова: 
 - В интересах здоровья и процветания всех жителей вверенного мне города, от их имени и по их поручению я предлагаю вам, как сознательному гражданину, немедленно вырубить все ваши сорняки! 
 - Вырубить?! - закричал Далей, - Уничтожить эти удивительные, эти прекрасные сорнячки?! Сровнять их с землей?! Никогда! Слышите? Никогда и ни за что! 
 И тут Далей повернулся на каблуках и скрылся в оранжерее, что есть силы хлопнув дверью. 
 - Поговорили! - кисло ухмыльнулся шериф. 
 А мэр города молчал и с нескрываемым ужасом глядел на "етви амброзии полыннолистой с тысячами гигантских бутонов, невинно раскачивавшихся на ветру. 
 - Смотрите! - сказал дядюшка Одиссей. - Бьюсь об заклад, не пройдет и нескольких часов, как все эти штуки раскроются, их пыльца... брр!.. Страшно подумать! 
 - Да, - произнес мэр, - нельзя терять ни минуты. Дорог каждый миг. Мы сегодня же соберем чрезвычайное заседание городского управления и решим, какие меры принять. Начало в пять часов. Приглашаются все желающие. А до тех пор я буду аходиться за своим служебным столом - и добро пожаловать ко мне с любыми мнениями и предложениями по данному вопросу... Никогда еще нашему городу не грозила такая серьезная опасность, - добавил он уже менее официальным тоном. 
 - Гомер, - сказал Фредди, когда они шли назад в город. - А бабушка-то была права: ящик номер сто тринадцать, опыт номер тринадцать, растений тоже тринадцать... Кругом чертова дюжина. 
 - Чепуха, - ответил Гомер. - Это все одни суеверия. Мы-то ведь не суеверны, правда? Пойдем лучше за дядюшкой Одиссеем, поглядим, что будет дальше. 
 А дальше было вот что. Дядюшка Одиссей, шериф, зубной врач и наборщик из типографии вместе с подоспевшими мальчишками еле-еле уговорили парикмахера Биггза не укладывать свой чемодан, не запирать парикмахерскую, не класть ключ от двери в щель между стеной и вывеской - словом, не покидать их всех в тяжелую минуту и не уезжать из города. 
 Послушавшись голоса своих сограждан, парикмахер поставил на место чемодан и пригласил всех войти и сесть. 
 Начавшаяся беседа вертелась, конечно, вокруг одного. 
 - Если от обыкновенной желтухи, или как ее там... амброзии, бывает обыкновенная сенная лихорадка, - резонно заметил наборщик, - то представляете, какая лихорадка начнется от этой великанской?! 
 - Мы просто вычихнем весь наш город из штата Огайо, - предположил шериф. 
 - Теплица Далей Дунера находится на западе от города, - сказал зубной врач. - А, как вы знаете, чаще всего у нас дует западный ветер. 
 - Одиссей, - простонал парикмахер, - ты человек думающий. Скажи, что нам делать. 
 Дядюшка Одиссей немедленно оправдал данное ему определение: он глубоко задумался. В задумчивости он несколько раз прошелся по комнате, потом остановился и заговорил: 
 - Мы, конечно, можем, - сказал он, - установить по всему городу машины для очистки воздуха, но это обойдется в копеечку, и никто не даст нам таких денег. 
 Да и времени в обрез... Еще, пожалуй, можно вызвать авиацию и устроить искусственный дождь, чтоб он прибил всю пыльцу... 
 - Ну, а еще что? - мрачно спросил парикмахер. Наступившее молчание нарушил наборщик. 
 - Может, Далей все-таки передумает? - сказал он. 
 - Кто-нибудь другой, только не Далей, - ответил шериф. - Что, я его не знаю? Тем более в данном случае закон на его стороне. У нас никто не имеет права покушаться на частную собственность - будь то кошелек или эта самая амброзия. 
 Так что выход один - отправиться по домам и запастись как можно большим количеством сумажных балфеток и плосовых натков... то есть я хотел сказать - пламажных сатков... то есть... тьфу... босо-вых налфеток... то есть... ну, в общем, ясно... 
 Всем было все ясно, и никто не знал как быть. На вокзале возле кассы уже стояла длиннющая очередь за билетами, а в витринах многих магазинов и на дверях учреждений запестрели такие объявления: 
 УЕХАЛ ИЗ ГОРОДА ОТКРОЕТСЯ ПОЗЖЕ 
 НА РЕМОНТЕ ДО ПЕРВЫХ МОРОЗОВ 
 Большинство жителей готовилось к отъезду, но никто все-таки не уехал до начала чрезвычайного совещания городского управления, то есть раньше пяти часов пополудни. 
 Солнце склонялось все ниже к горизонту, тени становились длиннее, и самыми длинными были тени от тринадцати гигантов, тринадцати полыннолистых амброзии Далей Дунера. Тени эти пересекали весь город и достигали центральной площади, где уже собрались унылые и озабоченные жители Сентерберга. Тени эти падали и на фасад городского кинотеатра, и на кафе дядюшки Одиссея, и на витрину парикмахерской, даже на остроконечную крышу церкви. 
 С одного конца площади послышались крики: 
 - Срубить их ко всем чертям!.. Сжечь их!.. Опрыскать каким-нибудь ядом!.. И самого Далей тоже!.. 
 Но шериф был тут как тут. 
 - Тихо, ребята! - закричал он. - Уважайте закон! Никто в нашей стране не имеет права покушаться на частную собственность. А поэтому давайте заходите в ратушу, и попробуем решить все вместе, как нам быть и что делать. 
 И во главе унылых, озабоченных и даже частично озлобленных жителей Сентерберга шериф проследовал в зал ратуши, где уже и так плюнуть было некуда - столько в него набилось народа. 
 Здесь были все, буквально все. И Далей Дунер тоже пришел. Он появился в последнюю минуту перед открытием совещания, и все головы сразу повернулись в его сторону, в конец зала, где он стал рядом с другими, которые тоже не могли найти себе места в переполненном помещении. 
 Видя, что сограждане все свое внимание обратили на его скромную персону. Далей не стал попусту тратить время, а откашлялся и произнес: 
 - Я вот тут подумал... Можно, по-моему, решить все по-хорошему... Чтоб и волки были сыты, и овцы целы... Настороженный гул голосов был ему ответом. 
 - Да, - продолжал Далей, - разве я не знаю, что нашему городу ни к чему собирать урожай с моих деревьев... 
 Эти его слова встретили радостное одобрение. Кто-то крикнул: 
 - Правильно, Далей! Молодец! 
 - Ни к чему такой урожай, - повторил Далей. - Разве я не Знаю? 
 Он остановился, набрал побольше воздуха и продолжал: 
 - И вот я о чем подумал... Когда наше правительство считает, что в стране слишком много хлопка, что оно тогда делает? Оно платит фермерам, чтобы те перепахали свои поля вместе с хлопчатником. Верно? А когда нашему правительству кажется, что у нас чересчур много картофеля, что оно тогда делает? Платит за то, чтобы этот картофель сбросить в море. Так или нет? Далей обвел глазами притихших сограждан и закончил свою мысль: - Ну, вот я и подумал: если город Сентерберг считает, что у него слишком много сорняков... если ему так кажется... 
 если он хочет от них избавиться... что ж, пусть тогда он платит... Кому? Мне. - И, перекрывая поднявшийся ропот. Далей прокри-чал: - Я тут подсчитал... вот... 
 все свои затраты, долги, время и труд... Получается одна тысяча триста тринадцать долларов и тринадцать центов. 
 Шум сделался еще сильнее. Аптекарь вскочил со своего места и обратился к мэру: 
 - Господин мэр, - сказал он, - я считаю эту сумму несоразмерно большой за урожай каких-то там сорняков. 
 - Не "каких-то там", ваша честь, - скромно заметил Далей, тоже обращаясь к мэру, - а самых больших в мире. 
 - Я полагаю, - сказал юрист Гроббс, - что означенную денежную сумму должно уплатить правительство, а никак не наш город. 
 Но тут агент по продаже земельных участков вскочил с места и крикнул. 
 - Не согласен! Вношу предложение, чтобы наш город сам уплатил требуемую сумму. 
 Потому что, пока мы станем заполнять все необходимые документы, отправлять их в Вашингтон и дожидаться ответа, будет уже поздно. 
 - Поддерживаю второе предложение, - сказал парикмахер. Публика зашумела. Мэр постучал ладонью по столу, призывая к тишине, и, когда она в конце концов установилась, сказал: 
 - Поступило предложение, чтобы город уплатил Далей Ду-неру одну тысячу триста тринадцать долларов и тринадцать центов в виде компенсации за его расходы и труд по выращиванию сорняков, а также за то, чтобы вышеуказанные сорняки были уничтожены. Ввиду отсутствия времени, так как в любую минуту созревшие бутоны могут лопнуть... - Мэр закрыл глаза и содрогнулся, но взял себя в руки, снова открыл глаза и продолжал: - Ввиду всего этого голосование будет открытым, а не тайным. Итак, все, кто "за", скажите "да". 
 - Да! - загремело в зале. 
 - Кто против? - спросил мэр. - Воздержался? Воздержавшихся тоже не было. 
 - Большинство решает, - сказал Далей. - Как приятно, когда можно решать серьезные проблемы свободным голосованием. 
 С этими словами он стал проталкиваться через весь зал к столу, где сидел мэр, чтобы вручить тому документ следующего содержания: 
 70 мешков удобрений по 4 доллара за 1 мешок - 280 долларов 
 2 помощника по 13 долларов за каждого - .......26 долларов 
 Спирт для втирания в спину - ...................7 долларов 13 центов 
 За труд и за обманутые надежды - ............1000 долларов 
 Итого .......................................1313 долларов 13 центов 
 Мэр города громко зачитал эту справку, поднял ее высоко над головой и потом сказал: 
 - Итак, решением городского управления при согласии всех граждан выдается подателю сего, Дунеру Далей, требуемая сумма в размере одной тысячи трехсот тринадцати долларов тринадцати центов! 
 - Ой, Гомер! - прошептал Фредди. - Ой, Гомер! Снова эти числа, слышишь? Кругом тринадцать! Чертова дюжина! 
 - Тихо, Фредди, - ответил Гомер. - Лучше смотри: вон городской казначей вместе с заведующим банком пошли за деньгами. Наконец-то наш Дунер-Плюнер хоть немного разбогатеет... 
 Вскоре городской казначей вернулся из банка и в присутствии многочисленных зрителей вручил Далей Дунеру ровно одну тысячу триста тринадцать долларов и тринадцать центов, перед этим тщательно пересчитав все доллары и все центы. 
 Далей засунул деньги поглубже в карман своих залатанных штанов, а мэр города в это же время провозгласил, что считает собрание закрытым и одновременно объявляет о начале операции по вырубке и сожжению гигантских сорняков, или амброзии по-лыннолистой, - операцию, в которой примет участие городская пожарная команда, а также все желающие. Мэр города просил обратить особое внимание на то, чтобы все без исключения ветви, листья и главным образом бутоны были сожжены и даже мало того - закопаны в землю. 
 Все присутствующие громом аплодисментов и радостными возгласами приветствовали заключительные слова мэра. На лица горожан легла печать успокоения: людям уже не грозила больше эпидемия сенной лихорадки, никто из них не должен был опасаться, что примется вдруг безостановочно чихать, кашлять или содрогаться от озноба. Их город уже никогда не будет "вычихнут" из состава штата Огайо, а их лавки и учреждения вновь откроются с завтрашнего утра ко всеобщему удовольствию. 
 Опять мэр поднял руку, чтобы успокоить публику. 
 - Пока мы не разошлись, - сказал он, - может, кто-нибудь хочет что-либо сказать? 
 - Да, - ответил городской казначей, - я хочу. Я хочу сказать, что в результате всей этой заварухи у нас в городской кассе .почти не осталось финансов. Нужно срочно подумать, как воспол-нить недостачу, как увеличить городской бюджет. 1 - Чего тут думать? - сказал Далей. - Увеличивайте налоги, и все тут... Нам разве привыкать? 
 - В самом деле, - обрадовался мэр. - Немножко на продажу мороженого, немножко на билеты в кино... 
 - Ой! - вскрикнули в один голос Гомер и Фредди. 
 - Немножко на это, немножко на то, - продолжал мэр, - глядишь... 
 - Если вы это правда сделаете, - с угрозой сказал Далей, - то имейте в виду, что и я в долгу не останусь. Не забывайте, что и у меня есть вклад в банке. Только не деньги, а семена... И на будущий год я посею их... да не тринадцать штук, как сейчас, а в сто раз больше! 
 - Гомер, - прошептал Фредди, - сколько будет? Тысяча триста тринадцать целых и тринадцать сотых умножить на сто. 
 И в наступившей тишине этот шепот был слышен на весь зал. 
 - Похоже на то, что наши беды никогда не кончатся, - печально сказал парикмахер. 
 И тут Далей Дунера осенила мысль, за которую бедняге пришлось вскоре жестоко поплатиться. 
 - Если на что-то и можно повысить налог, - сказал Далси, - так это, пожалуй, на пончики... Ну, скажем, из расчета двадцать пять центов на дюжину. 
 - Нет! - закричал дядюшка Одиссей, - Это дело не пройдет! Не воображай, что любители пончиков будут расплачиваться за твои сорняки! Не на таких напал! 
 - Не надо злиться, Одиссей, - сказал Далей, - жизнь толь ко что показала нам, что все можно решить самым правильным путем: при помощи голосования. 
 - Верно! - крикнул дядюшка Одиссей. - Вношу предложение!.. Господин мэр, предлагаю с этой минуты ввести налог на семена амброзии из расчета двадцать пять центов за дюжину! 
 - Поддерживаю! - закричал издатель газеты, заглушая своим голосом бурные возражения Далси, - Давайте проголосуем! 
 Сразу же предложение поставили на голосование, и за него было подано значительное большинство голосов. Против же оказалось совсем немного, вернее, совсем мало, а точнее, всего один голос - Далей Дунера. 
 - Господин мэр, - сказал заведующий банком, - я вношу еще предложение: 
 произвести сбор налога немедленно! На месте. Звонкой монетой. 
 - Поддерживаю! - закричал зубной врач. 
 Снова проголосовали, и снова было собрано подавляющее большинство голосов: все, кроме одного, который громче всех прокричал: "Нет, я против!" 
 - Мистер Дунер, - сказал мэр, - вы же сами не так давно восхищались системой прямого голосования, не так ли? Чем же вы сейчас недовольны? Будьте сознательным гражданином. 
 - Вы издеваетесь над меньшинством, - сказал Далей, когда немного успокоился. - Я-то, дурак, думал, что могут быть и волки сыты, и овцы целы... 
 Но мэр не стал задерживать внимание на этой поговорке, а сразу же назначил Полномочную комиссию по подсчету семян и по сбору налога. В нее вошли заведующий банком, поскольку он лучше всех в городе умел перемножать большие числа, а также ювелир и дядюшка Одиссей. 
 На этом собрание наконец закончилось, и повеселевшие жители с песнями пошли смотреть, как будет приводиться в исполнение приговор над гигантскими сорняками. 
 В сторону оранжереи Далей Дунера уже промчалась со звоном пожарная машина, оттуда уже доносились стук топоров и жужжание пил, треск падающих деревьев и крики: "Осторожно! Расступись!.." Потом раздавался хулкий и сильный удар о землю - это падал очередной подрубленный гигант. 
 Вокруг оранжереи ярко горели костры: на них сжигались последние остатки амброзии полыннолистой, или, в просторечии, желтухи. 
 Уже стемнело, и поэтому зрелище было особенно красочным - пламя костров, искры, летящие в небо, зажженные фары пожарной машины и ее красные бока, в которых отражались мерцающие блики пламени. И повсюду люди, веселые и шумные... 
 Гомер и Фредди прибежали почти к концу этой расправы Над далси-дунеровским наследством. 
 - Смотри! - крикнул Фредди. - Вон падает последнее дерево. Тринадцатое! 
 - Опять ты со своими числами, Фредди, - сказал Гомер. - Мы-то ведь не суеверные, правда?.. Пойдем лучше в банк, посмотрим, как там пересчитывают семена. 
 Интересно, сколько придется уплатить бедному Далей?.. 
 Ребята подошли к дверям банка, дернули за ручку, но двери не отворились, и сквозь решетчатые окна никого видно не было - никакой Полномочной комиссии, занятой подсчетом семян. Ребята заглянули в парикмахерскую. Там играли в карты шериф, мэр, юрист Гроббс и сам парикмахер. Но среди игроков не было ни одного члена Полномочной комиссии. Из парикмахерской ребята побежали в кафе дядюшки Одиссея и здесь наконец застали комиссию в полном ее составе. Дядюшка Одиссей сидел, сгорбившись, над прилавком и, глядя через увеличительное стекло, отсчитывал крошечные семена гигантской амброзии. И каждый раз, когда он отодвигал в сторону очередную дюжину, ювелир ставил на бумаге очередную палочку, а заведующий банком, который лучше всех в городе умел перемножать сюльшие числа, немедленно производил необходимые вычисления и объявлял: столько-то дюжин семян, налог на каждую двадцать пять центов, итого - общий налог достиг такой-то суммы. 
 Далей Дунер сидел тут же, надвинув шляпу на лоб, и внимательно следил за работой Полномочной комиссии. Все четверо были так заняты своим делом, что не заметили прихода ребят. 
 - Пять тысяч двести пятьдесят, - сказал ювелир, ставя на бумаге очередную палочку, обозначающую количество дюжин. 
 - Раз, два, три, четыре, пять, шесть, семь, восемь, девять, десять, одиннадцать, двенадцать... - безостановочно продолжал считать дядюшка Одиссей. 
 - Пять тысяч двести пятьдесят одна, - сказал ювелир и снова поставил палочку. - Пять тысяч двести пятьдесят две... 
 - Минуточку! - воскликнул заведующий банком. - Пять тысяч двести пятьдесят две умножить на двадцать пять, это будет... это будет... одна тысяча триста тринадцать долларов и ноль центов! 
 - А сколько еще зерен остается! - сказал дядюшка Одиссей. - Куда больше, чем сосчитано! 
 - Да, - произнес ювелир. - Похоже на то, что касса города Сентерберга неплохо пополнится за счет этого налога. 
 - Шиш с маслом! - закричал Далей Дунер. - Только не с моей помощью! Даже если б я очень хотел, все равно у меня больше ничего не остается после того, как я отдам вам проклятые ваши деньги! Вот они. Берите! 
 Он сунул руку в карман, вытащил пачку денег и шлепнул ее об стол. 
 - Нате! Здесь ровно тысяча триста тринадцать долларов. А тринадцать центов я возьму себе... на жизнь. И с этими словами он выбежал из кафе, хлопнув дверью. 
 - Постой! - закричал ему дядюшка Одиссей. - А что нам делать с твоими семенами? 
 - Можете подавиться ими! - раздалось в ответ с улицы. 
 Глава 8. "ИЕЩЕБОЛЕЕ". 
 Лучи послеполуденного солнца добрались до витрины кафе дядюшки Одиссея и через нее проникли в небольшой зал, где сразу засверкали на металлической облицовке знаменитого пон-чикового автомата. 
 Солнечные зайчики скакнули прямо в глаза самого хозяина, который удобно пристроился у себя за прилавком и вел неторопливую беседу с шерифом и судьей. 
 Дядюшка Одиссей поморгал глазами, прогнал солнечных зайчиков и подумал: 
 "Надо бы встать, выйти да опустить навес над витриной". Но он не двинулся с места и подумал еще: 
 "А лучше всего приладить бы моторчик: нажал кнопку под прилавком, и пожалуйста, не надо никуда ходить и дергать за верёвку". 
 Потом он смачно зевнул и.. немного подвинулся на стуле, чтобы окончательно отогнать солнечных зайчиков. 
 - Нажал кнопку, и все, - повторил он вслух свою мысль и сделал это так громко и неожиданно, что перепугал и судью и шерифа. 
 - Что нажать? - спросил Гомер. Он вытирал-в- это время прилавок. 
 - А? Чего? - встрепенулся дядюшка Одиссей. - Послушай, Гомер, будь хорошим мальчиком, опусти, пожалуйста, тент. 
 - Хорошо, дядюшка Одиссей, - ответил Гомер, смахнул кусочки хлеба с прилавка в передник, вышел за дверь и вытряхнул их на мостовую. 
 Он поглядел, как на хлеб набросились голуби с городской ратуши, а потом шагнул на тротуар и опустил тент над витриной и входом в кафе. 
 - Спасибо, Гомер, - сказал дядюшка Одиссей, когда пле-:нник снова появился у прилавка. 
 - На полице урядок? - строго спросил его шериф. - То есть я хочу сказать - на улице порядок? Никто не нарушает закона? 
 - Сюда направляется Дунер-Плюнер, - сказал Гомер. 
 - Ох, - вздохнул судья, - опять этот самый невыносимый из горожан! 
 И все они уставились в окошко на самого невыносимого из горожан и увидели, что тот - в который уже раз! - остановился у городского монумента. Шериф гневно задышал и ощетинился, когда Далей - в который уже раз! - чиркнул спичкой о постамент, тщательно раскурил трубку, сплюнул и после этого швырнул горящую спичку в сторону самой фигуры на постаменте. Затем он направился к кафе, но по пути не поленился сделать небольшой крюк, чтобы наподдать ногой куски хлеба и распугать голубей. 
 - Бам! - грохнула дверь, пропустив через себя Далей Дуне-ра. Но ни шериф, ни судья, ни дядюшка Одиссей - никто не вздрогнул. 
 Они уже хорошо знали, как Далей Дунер умеет хлопать дверьми. 
 - Ну, как живешь-можешь, Дадси? - спросил шериф, подозрительно оглядывая его с ног до головы, словно ожидая в любую минуту любого подвоха. 
 - Все подозреваете меня в чем-то, да, шериф? - спросил Далей. - Вы самый подозрительный тип в штате Огайо!. 
 Возможно, последняя фраза и не совсем точно выражала то, что он хотел сказать, но, как бы то ни было, слово не воробей: вылетит - не поймаешь. 
 - В свете нескольких неприятных инцидентов, имевших в своей основе действия некоего Далей Дунера, - заявил судья в обычной своей торжественной манере, - я нахожу, что подозрения нашего шерифа имеют веские основания и что... 
 - Добрый день, друзья! - раздался незнакомый голос. И все повернулись к дверям и увидели, как через них протискивается какой-то совершенно посторонний человек. В одной руке у него был чемоданчик, в другой складной стул и трость. 
 - Добрый день, друзья мои! - повторил незнакомец. - Вы, несомненно, самые счастливые люди на свете, а всего через минуту - да, всего через шестьдесят секунд, отснятых у .вашего драгоценного времени, - я сделаю вас еще более счастливыми и еще более благодарными за то, что я прибыл к/вам сюда со своим необыкновенным и сенсационным предложением! 
 После этих не совсем понятных слов незнакомец представился профессором В. О. Здухом. 
 - Профессор В. О. Здух,--твердил и твердил он, не переводя дыхания и успевая почти одновременно сделать множество дел: закрыть за собой дверь, сдвинуть на лоб шляпу, расставить складной стул, положить на него чемоданчик, прислонить трость, снять перчатки - и все это время ни на минуту не переставая доброжелательно улыбаться. -- Вот здесь у меня, продолжал он и похлопал по крышке своего чемодана, - здесь у меня одно из чудес света! Да, друзья мои   - а ведь вы действительно мои друзья, не так лир - через мгновение я продемонстрирую кое-что перед вашими изумленными взорами и сделаю вам предложение, приняв которое, вы сможете изменить всю свою жизнь!.. Если, конечно, вы из тех людей, кто хочет и может изменить всю свою жизнь! - добавил он, делая ударение на "хочг г"\ и на "может'" и колотя перчатками по крьиике чемодана.-- А я совершенно уверен., - снова заговорил он,--что вы именно из тех людей: людей разумных и умных, отважных и важных, умелых и смелых, огромных и скромных... 
 - Да что он такое несет? - сказал Далей Дунер, но остановить профессора В. О. 
 Здуха оказалось не так то просто. 
 - ...которые, - продолжал он, - не упустят случая сделаться обладателями удивительного вещества, феноменального продукта, необыкновенной субстанции и невиданной квинтэссенции... 
 - Да мы вовсе...--начал Далей. 
 - ...которое,--как ни в чем не бывало продолжал профессор, - я считаю за честь предложить вам... 
 Он перевел наконец дух и последовавшую затем драматическую паузу использовал для того, чтобы отстегнуть защелки чемодана и откинуть его крышку. 
 - ...предложить вам продукт, - повторил профессор, - кожи называется "иещеболее"! 
 Тут все присутствующие увидели, что чемодан профессора забит какими-то банками. 
 - Что... -начал шериф, но профессор перебил его. 
 - Вот именно "что"! - воскликнул он. - Именно "что", до-че мои друзья. Я читаю этот вопрос на ваших приветливых ли"Что же такое, господин профессор, - написано на ваших ли-:, - это знаменитое "иещеболее", и как именно это феноме-ьное и сакраментальное "иещеболее" может пригодиться но для меня?.." Итак, минуточку терпения! Всего шестьдесят унд терпения -- и я покажу и докажу вам, что это вещество де-1ет чудеса! 
 Он в это же время вынул из чемодана одну из банок и без клешней паузы продолжал: 
 - Для демонстрации своего опыта я позволю себе использо-ать вот эти прелестные пончики... Молодой человек, - обратился он к Гомеру - будьте любезны, подвиньте сюда педнос, а вы, джентльмены, - он поклонился, - не откажите в любезности взять по два пончика. 
 Гомер пододвинул поднос, все взяли по одному пончику в каждую руку, а профессор тем временем провозгласил: 
 - Теперь, друзья мои, мы готовы. Начнем... Эй, сынок, ты забыл про меня - куда ты убираешь пончики?! 
 И профессор молниеносно нанизал две штуки на конец своей трости, а оттуда они перешли к нему в руку. 
 Дядюшка Одиссей и шериф поглядели друг на друга и собирались уже спросить, в чем же заключается сам опыт, но тут профессор громко воскликнул: 
 - Итак! - и постучал тростью, прося безраздельного внимания. - Итак, продолжаем демонстрацию опыта. Через одну минуту - нет, даже просто через шестьдесят секунд... Но сначала я познакомлю вас поближе с моим волшебным продуктом. - Он повертел в пальцах одну из банок, показал на пробку и объяснил, что ее нужно слегка повернуть вправо или влево - и тогда открывается крошечное отверстие, через которое можно немедленно получить означенный выше продукт^ Судья, шериф, дядюшка Одиссей, Гомер и Далей - с пончиками в руках - все сдвинулись плотнее, наклонились в сторону профессора, не спуская глаз с его пальцев, которые поглаживали крышку банки. 
 - Пока я продолжаю демонстрацию, - сказал профессор Гомеру, - будьте так любезны, молодой человек, налейте всем по чашечке вашего ароматнейшего кофе. 
 - Хм, - сказал дядюшка Одиссей, - одна чашка кофе стоит... 
 - Все берут в рот пончик из правой руки! - громко скомандовал профессор. - Вкусно, не правда ли?.. Действительно вкусно, - заключил он, сжевав добрую половину своего пончика. - Но, - добавил он, понизив голос, - но глядите внимательней... Я отворачиваю пробку и... 
 Профессор перевернул банку и раза два встряхнул ее над целым пончиком. Потом снова поддел его на конец своей трости и поднес к носу каждого. 
 - А? Ну, что скажете? - воскликнул он. - Необыкновенно, . не правда ли? Да, да, друзья мои, я вижу, все почти догадались: все дело в том, что знаменитое вещество под названием "и еще-более" совершенно невидимо... Но и этоуо мало! Оно к тому же и не пахнет! Убедитесь сами. - И он снова обвел тростью с пончиком на конце возле носа у каждого. - Да, вы не можете его понюхать и вы не можете его увидеть! 
 И в полном восторге оттого, что это именно так, а не иначе, он потряс правой рукой, в которой была банка со знаменитым веществом, и левой рукой, сжимавшей палку с пончиком на конце. - Давайте же нам всем кофе, молодой человек! - крикнул он затем и быстро продолжал: 
 - Итак, что мы установили? Вещество, "иещеболее" абсолютно невидимо невооруженным глазом, его запах неразличим цля человеческого носа, оно кажется бесшумным... Сахару, сахару... и сливок не забудьте, молодой человек!.. 
 Бесшумным, говорю я, для обыкновенного человеческого уха, его нельзя обонять известными вам способами, нельзя обнаружить прикосновением, го есть осязать... 
 Вы хотите, конечно, спросить, а зачем же нам вещество, которое нельзя увидеть, услышать, почувствовать, понюхать, наконец? Но смотрите, смотрите как следует! 
 Вот я побрызгал совсем немного этого вещества в свою чашку с кофе... совсем немного, и моментально, да, друзья мои, мо-мен-тально, мой ароматный напиток делается иещеболее ароматным! Понимаете? Еще более! То же самое произойдет и с вашим изумительным кофе, и с вашими прелестными пончиками. Они станут иещеболее изумительными, иещеболее прелестными. 
 С этими словами профессор В. О. Здух передал банку с удивительным содержимым сначала Далей, а от него она попала к судье, потом к шерифу, потом к дядюшке Одиссею и, наконец, к Гомеру. И каждый из них встряхивал ее над своей чашкой с кофе и над своим вторым пончиком, потому что первый они давно уже съели вслед за профессором. 
 И затем все стали пробовать пончик и кофе на вкус и на запах, переглядываться, пробовать снова, кивать важно головами, а профессор тем временем заговорил опять: 
 - Да, друзья мои, теперь вы убедились, что и кофе, и пончики стали иещеболее вкусными! Не правда ли? 
 И все согласно кивали и с особым наслаждением пили кофе и ели пончики. Все, кроме Гомера. Несколько раз он попробовал свой кофе и делал при этом такие ужасающие гримасы, что смотреть было страшно. В конце концов он сказал: 
 - А что, если я вообще не люблю кофе? Зачем... 
 - Зачем?! - закричал профессор. - Вы спрашиваете "зачем", молодой человек? Но вы лучше спросите: "Куда?" И я отвечу вам: 
 "Всюду!" Добавлять "иещеболее" можно и даже нужно всюду! Оно заставит розу пахнуть еще лучше, кудри - сделаться еще кудрявее, чудесную музыку стать еще чудесней! Вы, конечно, достаточно умны, друзья мои, чтобы понять неограниченные возможности этого вещества. И вот оно здесь, перед вами, в удобной упаковке... 
 Оно перед вами - оптом и в розницу... Купите одну лишь банку, и вы будете обеспечены до конца своих дней! Не бойтесь, что оно протухнет, прокиснет или потеряет свои свойства. Нет! Оно всегда и везде останется таким же, всегда и везде сохранит свою силу... И это чудо вы можете приобрести за пустяковую цену - всего за пятьдесят центов, за пять даймов, за полдоллара! Полдоллара - и вечно действующее вещество "и еще более" можете считать своим! Не теряйте этой возможности, люди! Не теряйте, чтобы потом не пожалеть!.. 
 Шериф первым "не потерял этой возможности" и вынул из кармана пятьдесят центов. 
 За ним стали обладателями драгоценных банок судья и дядюшка Одиссей. Даже Далей одолжил у судьи полдоллара и купил одну банку. 
 Профессор уже собирался захлопнуть крышку чемодана, когда Гомер спросил: 
 - А если я не люблю кофе и натрясу в него эту штуку, значит, кофе будет еще более противным? 
 - Еще противней, чем ты, несносный мальчишка, - буркнул профессор. - На вот тебе... 
 Он быстро всучил Гомеру банку без всяких денег. "В виде премии", сказал он, еще быстрей захлопнул чемодан, повесил трость на руку, натянул перчатки, поправил шляпу - и исчез за дверью. 
 - Ну, я пошел, - первым нарушил молчание Далей. - Попробую дома эту штуку. 
 - Я поже тошел, - сказал шериф, - то есть я хотел сказать - тоже пошел. 
 - До свидания. Одиссей, сегодня неплокой денек, - сказал судья. Он всегда бывал вежлив не в зале суда. 
 - Да, да, - рассеянно ответил дядюшка Одиссей, который в это время выбирал для себя два пончика. 
 Оставшись вдвоем с Гомером, дядюшка Одиссей положил свои пончики на два разных блюдца и один из пончиков основательно побрызгал веществом "иещеболее". Затем он откусил от одного, от другого, снова от первого, опять от второго. Потом дотер подбородок, почесал затылок, подозвал Гомера, и они стали пробовать вдвоем. 
 - Нет, будь я проклят! - сказал наконец дядюшка Одиссей. 
 - А знаете, - вспомнил Гомер, - сегодня никто не платил ни за кофе, ни за пончики. 
 - Будь я проклят, - повторил дядюшка Одиссей, - и еще более!.. 
 На следующий день, когда дядюшка Одиссей, как обычно, подремывал за своим прилавком, отворилась дверь и вошел судья. 
 - Послушай, судья, - сказал ему дядюшка Одиссей, еле ворочая языком. Ты что-нибудь замечаешь во мне? 
 Судья внимательно оглядел дядюшку Одиссея и потом казал: 
 - Я замечаю повышенную сонливость. 
 - Вот-вот, - сказал дядюшка Одиссей и зевнул, - то же говорит и моя Агнесса. 
 Кричит, я всегда был ленивым, а теперь стал и еще более... Только это неверно, судья. Просто я не выспался. Дело в том, что я насыпал этого "иещеболее" себе на матрас, чтобы он стал еще более мягким... 
 - Ну, и помогло? - спросил судья. 
 - Помочь-то помогло, да несколько капель попало, как видно, на ту самую пружину, которая скрипела громче всех... Ну, и она стала - представляешь себе? - и еще более скрипучей! Глаз не мог сомкнуть всю ночь... Привет, шериф! 
 Да, это сам шериф поспешно, словно боялся, что без него что-то произойдет, входил в кафе. 
 - Джентльмены, - сказал судья торжественно, - я хочу сделать заявление. Боюсь, что и во мне происходят какие-то серьезные изменения - внутренние, а также внешние. Я такой же, как всегда, но только и еще более... 
 А шериф печально добавил: 
 - Почу хризнаться, воследнее премя я и еще более сутаю плова и састо чам не догу могадаться, что я сакое тказал. 
 - Да, тут что-то не так, - мрачно заметил дядюшка Одиссей. - Спросим-ка у Далей. 
 Он тоже был с нами. 
 На счастье. Далей как раз в это самое время шел по городской площади, прямо по газону. Он споткнулся о столбик с вывеской "По газонам не ходить!", чертыхнулся, сплюнул, выдернул столбик из земли и швырнул его прямо в монумент. Потом зацепил ногой мусорную урну и уж только после этого направился в сторону кафе. Далей Дунер после истории с гигантскими сорняками и в самом деле стал очень нервным. 
 - Он такой же, как всегда, и даже еще более, - сказал дядюшка Одиссей. - Наверно, весь день поливал себя этим веществом. Может, даже пил его. 
 А судья и шериф закивали головами. Бам! - грохнула дверь, пропустив через себя Далей Дунера. Гомер и его друг Фредди были тут же и с любопытством смотрели на еще более сонного дядюшку Одиссея, еще более важного судью, еще более подозрительного шерифа и на еще более невыносимого из горожан по имени Далей Дунер и по прозвищу Дунер-Плюнер. 
 - А как себя чувствуешь ты, Гомер? - спросил дядюшка Одиссей. 
 - Очень хорошо, - ответил Гомер. - А вот у вас ужасно сонливый вид. Может, сенная лихорадка? 
 - Что ты сделал со своей банкой этого "иещеболее"? - спросил дядюшка Одиссей, с трудом отгоняя сон. 
 - А, с этим... - сказал Гомер. - Мы с Фредди побрызгали как следует радиоприемник, чтобы слышимость была лучше. Вроде немного помогло, но зато стало больше помех и избирательность хуже. Тогда мы взяли отвертку и вскрыли эту банку с "иещеболее". 
 - Ну? - спросили все. 
 - Ну, и вот, - сказал Гомер. 
 - Она была пустая, - сказал Фредди и пожал плечами. 
 - Вещество невидимое, - напомнил судья. 
 - Она пустая была! - повторил Фредди с вызовом. 
 - Пустее пустого, - сказал Гомер. - И еще более! 
 - Выходит, нас окунули, то есть обманули! - закричал шериф. - Я все время так думал! 
 - Наше богатейшее воображение, - сказал судья, - увело нас немного в сторону. 
 - Профессор здорово облапошил нас, - произнес дядюшка Одиссей несколько более оживленно. 
 - Вот, судья, - сказал Далей, вручая ему свою банку с "иещеболее", теперь мы в расчете, и я больше не должен вам пятьдесят центов. 
 - Угощайтесь пончиками, ребята, - ласково предложил дядюшка Одиссей Гомеру и Фредди. 
 Чаще всего он делал это, прежде чем попросить о чем-нибудь. 
 - Вот что, ребята, - сказал он потом, - главное, смотвите, чтоб не узнал папаша Геркулес. А то нам всем житья не будет. 
 Гомер немного поколебался, но не очень долго, и как только он и Фредди запаслись пончиками в достаточном количестве, Гомер тихо сказал: 
 - Он уже знает. 
 - Что?! - вскричали шериф и дядюшка Одиссей. - Ага. Когда мы приделали обратно крышку, я подумал, лучше отдать банку дедушке Геркулесу. Он ведь любит такие цтуки, вы знаете. 
 - Ну, и что сказал этот карый стозел... то есть старый козел? - спросил шериф. 
 - Он сказал... - ответил Гомер, - что, когда он был молодой, эта штука продавалась навалом и куда дешевле. И никому в голову не приходило собирать ее в банки и закрывать крышкой... 
 - Так-так, продолжай, молодой человек, - сказал судья. 
 - Еще он говорил, - продолжал Гомер, - что никогда жизни не пробовал это самое "иещеболее" и что он хочет осмотреть, не сделалось ли оно слабее, чем раньше... 
 Ну, и продал ему свою банку за доллар... 
 - Да, ты мой племянник! - воскликнул дядюшка Одиссей. - И еще более! 
 - Нас всех обманули! - повторил шериф. - Жаль, я не упрятал его за решетку! 
 - У нас нет такого закона, - сказал судья. - У нас свобода торговли. 
 - Привет всем! - услыхали они, и в дверях кафе появился сам папаша Геркулес. 
 - Как поживаете? - спросил его судья. 
 - Лучше всех, - ответил папаша Герк. 
 - Куда вы ее девали? - спросил Далей. 
 Папаша Герк удивленно посмотрел на него, а потом сказал: 
 - А, ты, наверно, про эту банку с "иещеболее". Я долго думал... Ведь такой старый человек, как я, не может израсходовать эту вещь как попало. Он должен истратить ее на самое, самое, пресамое главное... И вот, после долгих раздумий, я понял, что же мне делать... И я вышел в сад и нашел там свободный кусочек нашей доброй, старой земли. И я стал трясти эту банку над землей, пока у меня рука не заболела. А потом я снял крышку и налил в банку воды, и эта вода была, конечно, и еще более мокрая, и еще более влажная, чем всякая другая... 
 - Ну, и что же? - спросил дядюшка Одиссей. 
 - После этого, - сказал папаша Герк, - я полил этой и еще более мокрой водой кусочек нашей доброй, старой земли, и земля промокла почти насквозь, до Китая... 
 А потом я с трудом выпрямился и поглядел вокруг. И я увидел, как все кругом прекрасно - как зеленеет трава, и цветут деревья, и поют птицы. И мне стало так радостно... так хорошо... И еще более! И я подумал: 
 В каком хорошем мире мы живем! Только сделать бы нам его еще лучше... и еще более. Привет всем. И папаша Геркулес вышел из кафе. 
 Глава 9. "РЕЖЬТЕ БИЛЕТЫ". 
 Дядюшка Одиссей стоял почти у самого выхода из своего кафе, небрежно облокотившись на блестящий корпус новенькой автоматической музыкальной машины. 
 Пока он так стоял, глядя через витрину кафе на потонувшую в сумерках центральную площадь города Сентерберга, лицо его потеряло вдруг свой обычный розовый оттенок и сделалось багровым, как свекла. Но и этот цвет продержался недолго, его сменил бледно-лиловый, который, в свою очередь, уступил вскоре место зеленому и сочному, как первая весенняя трава. 
 Нет, не подумайте, что дядюшка Одиссей почувствовал тошноту или что-нибудь в этом роде. Вовсе нет! Просто уже несколько дней, с тех пор как в кафе привезли и установили новейший музыкальный автомат, уже несколько дней дядюшка Одиссей почти не отходил от этого автомата... А в автомате все делается автоматически: 
 ставится и начинает вращаться пластинка, опускается на нее игла, а полукруглое стеклянное окошко, за которым все это происходит, автоматически освещается разного цвета лампочками, свет от которых и падает на лицо дядюшки Одиссея, как, впрочем, и на все другие лица, находящиеся не дальше футов десяти от музыкальной машины... 
 Итак, дядюшка Одиссей не ощущал никакой тошноты, но зато чувствовал некоторое нетерпение, потому что ему давно уже хотелось отлучиться в парикмахерскую, но Гомера все не было и не было. А ведь обещал прийти пораньше. 
 И только когда лицо дядюшки Одиссея в семнадцатый раз приобрело бледно-лиловый оттенок, только в этот момент, и ни на секунду раньше, отворилась дверь, и в кафе ворвались Гомер и Фредди. 
 - Здравствуйте, - сказал Гомер, - Мы немного опоздали, извините. Были в библиотеке, набрали уйму книг. Она ведь закрывается на целых две недели. 
 - Библиотекарша уходит в отпуск, - объяснил Фредди. - Поэтому мы и взяли побольше. А пока выбирали... 
 - Я слышал, она уезжает в Еллоустонский парк. - пеЬебил его дядюшка Одиссей, который знал в городе все и про всех. - Вместе с одной вашей учительницей, с той, что работает в шестых классах. 
 - Да, - сказал Гомер, - и они обещали прислать нам оттуда красивые открытки. 
 - Это очень хорошо с их стороны, - одобрил дядюшка Одиссей и, не теряя времени, добавил: - Вот что, ребята. Мне нужно ненадолго сходить в парикмахерскую. Так что вы тут орудуйте сами. Можете поесть пончиков... Только смотрите, чтобы все было в ажуре. 
 - Не беспокойтесь, дядюшка Одиссее - заверил Гомер. - В первый раз, что ли? 
 И он без видимого нетерпения стал наблюдать за тем, как, прежде чем уйти, дядюшка Одиссей прошел по всему фронту своего автоматического войска: по нескольку раз включил и выключил каждую машину, начиная с пончикового автомата и кончая кофеваркой, похлопал их по блестящим бокам, что-то отвернул, подвернул. И все его действия были разноцветными: похлопывание - розовым, отвертывание - синим, завертывание - багровым. 
 У дядюшки Одиссея появилась эта немного раздражающая привычка все проверять, с тех самых пор как его пончиковый автомат сошел с ума и никак не хотел остановиться. 
 С трудом оторвав зеленую руку от зеленого бока кофеварки, дядюшка Одиссей подошел к музыкальной машине, которая недолго думая сделала его лимонно-желтым, и погладил ее особенно нежно. (Нежность дядюшки Одиссея была на этот раз оранжевого цвета.) Затем дядюшка Одиссей нажал кнопку № 5 (пластинка под названием "Симфония буги-вуги") и опустил в машину монетку (синего цвета). 
 Раздался щелчок, и после этого медленно и важно пластинка № 5 выскользнула из кучи других пластинок, легла на диск и завертелась вместе с ним. 
 - Ух ты, - сказал Фредди. - Как живая! 
 Дядюшка Одиссей фиолетово улыбнулся, и все трое стали слушать "Симфонию буги-вуги" в исполнении знаменитого оркестра. 
 - Здорово! Просто гипнотизирует, - сказал Гомер, глядя словно завороженный на черный вращающийся диск и на игру красок. 
 - А музыка как запоминается! - воскликнул Фредди. - сто раз лучше, чем при одном цвете. 
 Дядюшка Одиссей с гордостью кивал головой, кивал почти все время, пока играла музыка, и особенно когда она закончилась и автоматические пальцы медленно и важно подхватили пластинку № 5 и убрали на принадлежащее ей место среди других пластинок. 
 - Ну ладно, - сказал дядюшка Одиссей. - Работает прекрасно и останавливается тоже хорошо! Вот вам несколько монет, ребята, можете послушать музыку, когда я уйду. Только осторожней! 
 Гомер и Фредди сказали "спасибо" и, после того как дядюшка Одиссей направился в сторону парикмахерской, сразу пододвинули стулья поближе к музыкальной машине, уселись и некоторое время молча наблюдали за медленной сменой красок внутри автомата. 
 - Ух, - сказал Фредди, первым нарушив молчание, - ну и страшный ты в синем цвете! 
 - Сам не лучше, - ответил Гомер. - Посмотрел бы на свою зеленую рожу!.. Ладно, Фредди, хватит любоваться, давай бери пончик, и будем делить библиотечные книжки. 
 Ребята прикончили по паре пончиков и стали разбирать книги, в жарких спорах решая, какие интересней, что читать сначала, а что потом, и какие именно каждый из них заберет к себе домой. 
 Как вдруг дверь в кафе открылась, и сквозь нее проник незнакомый мужчина. 
 Ребятам показалось, что вошел он как-то крадучись, но это, наверно, им только показалось. 
 - Добрый вечер, - тихо сказал незнакомец, потрясав пло- ским бумажным свертком, который он держал в руке^ {^постепенно меняя свою окраску (вместе со свертком) - с темно-фиолетовой на лимонно-желтую. - У меня тут с собой одна пластинка, - продолжал незнакомец, отчаянными усилиями распутывая веревку и разрывая на свертке бумагу. - Так вот, хочу ее проиграть на вашей музыкальной машине. Это будет, увидите, лучшая пластинка сезона. Включишь - и будешь ты на волосок от... 
 Незнакомец внезапно оборвал фразу и, видно, очень разволновался. Некоторое время он стоял молча, меняя окраску вместе со своим свертком и постепенно приходя в себя и успокаиваясь. 
 Гомер и Фредди тоже меняли окраску и тоже молчали, ожидая, чтобы незнакомец договорил. И он договорил, когда пришел в себя настолько, что почти без дрожи в голосе мог произнести: 
 - Сами услышите, тогда поймете. 
 Одновременно он развернул наконец свой сверток, достал пластинку и ребята просто обомлели! - кинул эту пластинку под потолок. Но и после этого он вовсе не стал даже пытаться ее поймать, а наоборот - сунул руки в карманы пальто и спокойно стоял, глядя, как она вот-вот упадет и разобьется. 
 Она действительно упала с громким стуком прямо посреди кафе. Гомер и Фредди вскрикнули, а незнакомец горько рассмеялся. 
 - Небьющаяся, - сказал он с печальным видом. Он поднял пластинку с пола и согнул ее пополам. - И неломающаяся, - добавил он. - Да, - заговорил он опять, - крепкая до безобразия! Небьющаяся до отвращения! Неломающаяся до... до... не знаю до чего! 
 Он опять страшно разволновался, а когда немного успокоился, подошел к музыкальной машине и открыл верхнее полукруглое стеклянное окошко над панелью с кнопками. 
 - Я поставлю ее, - сказал он, - между "Симфонией буги-вуги" № 5 и "Полькой буги-вуги" № 6. Ладно? 
 И он быстро втиснул свою пластинку в общую кучу. 
 - Вот, - сказал он, вздыхая с огромным облегчением и меняя в это же самое время цвет лица с желтого на синий. - Вот, значит, таким образом... 
 Ребята тоже почувствовали себя легче. Уж ьчень странно повел себя незнакомец с самого начала, а вот сейчас, кажется, успокоился наконец, перестал дергаться и переживать неизвестно из-за чего. Гомер вспомнил о своих обязанностях, прошел за прилавок и оттуда спросил: 
 - Хотите чего-нибудь поесть, сэр? Сандвич? Чашечку кофе? Или, может, вкусный свежий понч... 
 - Нет! Нет! Нет! - отчаянным голосом завопил незнакомец, прежде чем Гомер успел произнести "ик". - Нет! Нет! Ни за что! - Он извивался всем телом, кашлял и грозил пальцем. - Я никогда, ни при каких обстоятельствах не ем их, - объяснил он, когда немного успокоился. А затем облокотился на прилавок и таинственно прошептал: - Ведь в них, вы это прекрасно понимаете, очень много дырок! Просто полным-полно дырок! 
 Гомер с минуту подумал, оценивая это заявление, потом по-кал плечами и сказал: 
 - Ну, может, томатный сок? Он у нас очень... 
 - Молчи! - трагическим шепотом произнес незнакомец. И громко икнул. Умоляю, ни слова больше! - Он снова икнул. - Я не пью томатный сок! Никогда! 
 Он замолчал и снова икнул. Гомер быстро наполнил стакан водой и протянул незнакомцу со словами: 
 - Задержите дыхание, когда будете пить, и сосчитайте до десяти. Я всегда так делаю. 
 - А еще лучше, - вмешался Фредди, - сказать про себя, например, так: "Икота, икота, перейди на мистера Скотта, со Скотта на кого-то, с кого-то на того-то..." 
 Или спеть... 
 - Не нужно! - закричал незнакомец. - Ради бога, не нужно! 
 - А вообще я не понимаю, - продолжал Фредди, - почему, когда Гомер сказал вам про пончики и про... 
 - Ни слова больше! - зашипел незнакомец и чуть не выронил из рук стакан. - Умоляю, ни слова! Иначе... Я ведь уже говорил вам, что никогда не ем пончиков... 
 Он с укором посмотрел на Фредди, потом повернулся к Гомеру и сказал: 
 - Спасибо. Спасибо за угощение... За воду то есть... Икота у меня почти прошла... А теперь я, пожалуй, пойду. Всего хорошего! 
 Он ринулся к двери так, словно убегал от чего-то страшного, что вот-вот должно было произойти... 
 - Одну минуту, мистер! - крикнул ему Гомер. - Вы ведь хотели послушать пластинку... И потом, как она называется? 
 - Ах да, - сказал незнакомец, останавливаясь в дверях. - Как называется? 
 Называется она "Пон... сим... пон"... Впрочем, у нее нет названия... И вообще скажу вам, ребята, по правде: не ставьте вы ее! Не надо! Прошу вас... и даже умоляю! Пусть никогда, - голос незнакомца зазвучал торжественно, - пусть никогда не опустится иголка на ее небьющуюся и неломающуюся поверхность, и пускай ни один звук не исторгнет ваща чудесная, ваша прекрасная машина из этой... "Пон... 
 сим...". 
 Он внезапно замолчал, а ребята закивали головами и с трудом перевели дыхание. 
 Они были взволнованы и напуганы поведением незнакомца и особенно последними его словами. 
 Так же внезапно, как замолчал, незнакомец расхохотался, но при этом лицо его оставалось совершенно серьезным. 
 - Ха, ха, ха, - произнес незнакомец, и все эти "ха" музыкальная машина немедленно окрасила в зловещий фиолетовый цвет. 
 - Ха, ха, ха... - И, перейдя на свистящий шепот, добавил: - Но она исторгнет! Вы совершите это своими руками! - Приобретая на прощание кроваво-красный оттенок, он закончил так: - А теперь прощайте, мои милые, чреватые бедами Пандоры' в штанах! 
 Под эти слова дверь за ним бесшумно закрылась, озарившись зеленым цветом, и ошеломленные мальчишки остались одни. 
 Долгое время никто из них не произносил ни слова. Потом наконец Фредди повертел пальцем около висками произнес: 
 - А он все-таки, наверно, того, этот мужчина^А? Как ты думаешь? И потом, что он хотел сказать, когда обозвал нас "чреватыми Пандорами в штанах"?! Наверно, это животное какое-ни-"удь? Почему же этот псих решил назвать нас животными , штанах? 
 - Чепуха, - сказал Гомер. - Ты думаешь от слова "панда"? то, правда, енот. Живет в Гималаях. А здесь никакая не "панда", "Пандора"... По-моему, это просто девчачье имя. 
 - Значит, этот тип обозвал нас девчонками! - закричал Фредди, сжимая кулаки. - Да еще сказал, что мы в штанах и чреватые бедами! А что такое "чреватые бедами"? 
 То же, что "угреватые"? 
 - Думаю, что нет, - неуверенно сказал Гомер. - И он вовсе не назвал нас девчонками. Во всяком случае, не совсем девчонками. Пандора, мне кажется, это что-то такое знаменитое... Древнее... Вроде какогй-нибудь Навуходоносора или Пенелопы[3]... Где-то я чего-то читал про нее, но вот не помню где и что... Я знаю одно, - голос Гомера сделался увереннее, пока мы не выясним, что за женщина эта Пандора и что она сделала, загадки нам не разгадать! Поэтому начнем с Пандоры, а там доберемся и до этого "чреватого" с его "бедами". Согласен? 
 Тогда давай разыграем, кому бежать в библиотеку и разыскивать это слово в каком-нибудь словаре. 
 И Гомер взял одну из монеток, оставленных дядюшкой Одиссеем, и двумя пальцами подбросил ее над прилавком. 
 - Орел! - сказал он, накрывая монетку рукой. 
 - Ладно, теперь я, - сказал Фредди. - Тоже орел. Потом они отняли ладони от прилавка и увидели, что обе монеты лежат решкой кверху. 
 - Еще раз, - сказал Гомер. - Решка! И снова монетки одна за другой блеснули над прилавком. На этот раз Гомер угадал, а Фредди нет. 
 - Тебе идти, - сказал Гомер. 
 - Ладно, - ответил с неохотой Фредди. - Пойду, конечно, если надо. Только я все-таки уверен, что этот тип сбежал из сумасшедшего дома... Ладно, пойду, - повторил он. - "Чреватый" я посмотрю в словаре, а вот где я найду "Пандору"? - Наверно, в энциклопедии, - посоветовал Гомер. - Или спросишь у библиотекарши. 
 Должна же она знать. 
 - Тьфу! - с отвращением сказал Фредди. - Сколько хлопот из-за этой дурацкой женщины! И он пошел к дверям, со злостью бормоча про себя: 
 - Милые чреватые бедами Пандоры... Чреватые бедами... Пандоры... Тьфу, язык сломаешь! Пусть он подавится своей Пандорой! Тоже свалился нам на голову! Псих несчастный... 
 Гомер уселся за прилавком, и выражение лица у него было удивленно-выжидательное. 
 С таким выражением он и досидел до возвращения Фредди. 
 - Ну что?! - закричал он, когда Фредди, едва волоча ноги, ввалился в кафе. - Нашел? Говори скорей! 
 - Да, нашел, - расслабленным голосом сказал Фредди и уселся на стул с видом человека, только что принесшего жертву ради своих ближних. Конечно, нашел, а как же иначе? Действительно, она была не девчонка, а взрослая, из Древней Греции, и у нее был такой ящик, который она ни за что не должна была открывать, хоть ты тут не знаю что!.. А она все-таки взяла да открыла - и оттуда посыпались разные беды и несчастья... Только они, наверно, сейчас уже не существуют, - утешил Фредди, - потому что все это случилось страшно давно. 
 - А "чреватый"? - спросил Гомер. 
 - Ну, это самое легкое. Это значит "наполненный чем-то и готовый что-то произвести". Так сказано в словаре. Я точно запомнил... Так что видишь, Гомер, сначала он сказал нам "не надо", потом сказал, что мы все равно сделаем, потом - что мы не должны, а потом этот тип обозвал нас "чреватыми" и значит, мы вроде готовы что-то произвести... Разве не ясно, что он просто сумасшедший... Давай бросать монету - кто первый поставит пластинку! 
 Гомер ответил не сразу. 
 - А может, - сказал он потом, - может, лучше не надо? Подождем, пока дядюшка Одиссей вернется? 
 - Испугался? Так и скажи. А я вот ни капли не боюсь, - сказал Фредди. Да и что может быть от пластинки? Самое худшее, это если она будет хрипеть или завывать каким-нибудь козлетоном! Ну, а тогда мы закроем уши ладонями или просто остановим. Чего тут страшного? 
 Страшного, в самом деле, как будто ничего не было, поэтому Гомер не нашел что ответить Фредди, а тот продолжал: 
 - Взрослые всегда так, ты сам знаешь не хуже меня! Говорят: "Не смей смотреть по телевизору про убийства", а сами постоянно включают только про них. Или запрещают читать комиксы, а сами продают их на любом углу, как горячие пирожки... Наша учительница только и знает говорить, что "ни один порядочный человек не должен жевать резинку". А ее муж в своем кондитерском магазине продает, наверно, не меньше ста штук в день этой самой жевательной резинки... 
 Поэтому я не знаю, чего мы должны бояться. 
 - Я и не боюсь! - крикнул Гомер, глубоко оскорбленный повторными предположениями о его трусости. - Откуда ты взял?! 
 С этими словами он сунул руку в карман, достал монету и проследовал прямо к музыкальной машине. Затем решительным движением нажал кнопку на панели под полукруглым стеклянным окошком, ту самую кнопку, которая без номера, и уже менее решительным движением опустил в прорезь монету. 
 Раздался громкий щелчок, и после этого медленно и важно пластинка без номера выскользнула из кучи других пластинок, легла на диск и завертелась вместе с ним. 
 Гомер и Фредди напряженно ждали, какие же звуки раздадутся из недр музыкальной машины. Будет ли это что-нибудь таинственное и сверхъестественное, непонятное для нормального уха, или просто какая-то какофония, от которой зажимай уши и беги вон, или, наконец, один только грохот... Ребята стояли выжидательно, как на старте, готовые в любую минуту молниеносно прикрыть руками уши или, если надо, выскочить из кафе на улицу. 
 Машина издала первые звуки, и то, что мальчики услышали, заставило их вздохнуть с облегчением и улыбнуться. А услышали они всего-навсего веселую легкую мелодию в танцевальном ритме. 
 - Вот пожалуйста, и ничего особенного, - сказал Гомер, подошел еще ближе к музыкальному автомату и остался стоять там, автоматически меняя цвет лица и покачивая в такт музыке головою. 
 - А что я говорил? - сказал Фредди и начал притопывать ногой под музыку. - Ух ты, какая хорошая мелодия, правда? 
 Он еще сильнее стал притопывать ногой, а также кивать головой, и через минуту нога Гомера тоже не удержалась на месте,так что вскоре оба они уже дергались, как в танце, и даже что-то мурлыкали про себя. 
 Но вот музыкальное вступление окончилось и послышались слова песни вот такие: 
 Ем я только пончики, 
 Симпо-симпомпончики! 
 Пончики, пончики 
 Целые вагончики! 
 Чики-пон, чики-пон, 
 Нет для пончиков препон! 
 Тесто ем сперва я, 
 Дырку - на закуску, 
 Красота какая, 
 Очень это вкусно! 
 Пончики, пончики 
 Целые вагончики! 
 Чики-пон, чики-пон, 
 Нет для пончиков препон! 
 Чтоб они не кончились, 
 Чтоб они не пончились, 
 Собирайте дырки 
 В чистые пробирки! 
 Пончики, пончики 
 Целые вагончики! 
 Чики-пон, чики-пон, 
 Нет для пончиков препон! 
 Откусив один кусок 
 И глотнув томатный сок, 
 Будешь ты на волосок 
 От счасть-я! 
 Откусив другой кусок, 
 Распусти-ка поясок 
 И ложись ты на часок 
 В пос-тель-ку!.. 
 Здесь голос немного передохнул, дал поиграть музыке, а потом продолжал: 
 Пончики, пончики 
 Целые вагончики! 
 Чики-пон, чики-пон, 
 Нет для пончиков препон! 
 Чтоб они не кончились, 
 Чтоб они не пончились, 
 Собирайте дырки 
 В чистые пробирки! 
 Мы облепим дырки тестом, 
 Будет дыркам в тесте тесно, 
 Будет тыркам в десте десно, 
 Будет просто расчудесно! 
 Пончики, пончики 
 Целые вагончики! 
 Голос умолк, послышались заключительные аккорды, и пластинка остановилась. 
 И сразу Фредди закричал: 
 - Это, наверно, лучшая пластинка, какую я только слышал! И слова что надо! Давай еще заведем! 
 Он схватил с прилавка монету, опустил в щелку автомата, и снова они с Гомером стали слушать песню, кивая, притопывая и отбивая ритм пальцами по воздуху и по прилавку. И прежде чем игла дошла до половины пластинки, Гомер и Фредди уже во все горло распевали вместе с музыкальной машиной: 
 Пончики, пончики 
 Целые вагончики! 
 Чики-пон, чики-пон, 
 Нет для пончиков препон! 
 Чтоб они не кончились, 
 Чтоб они не пончились, 
 Собирайте дырки 
 В чистые пробирки!.. 
 - Эта пластинка просто симпо-симпомпончик! - сказал Гомер. 
 - Да, - сказал Фредди, - откуси один кусок и глотни томатный сок. Вот здорово будет! 
 - Лучше знаешь что? - сказал Гомер. - Откуси другой кусок, распусти-ка поясок и... 
 - Ой, Гомер! - Перебил его Фредди. - Тебе не кажется, что мы как-то странно говорим?.. Пончики, пончики - целые вагончики!.. 
 - Чики-пон, чики-пон, - подхватил Гомер, - нет для пончиков препон! 
 - Это все верно, - согласился Фредди, - но все-таки как-то не так... А в общем, чтоб они не кончились, чтоб они не пончились... 
 - Собирайте дырки в чистые пробирки, - завершил его мысль Гомер и тут же с удивлением сказал: - Что это получается, а? Как мы разговариваем? 
 - А что такого? - ответил Фредди. - Тесто ем сперва я, "дырку - на закуску... 
 - Красота какая, - сказал Гомер, - очень это вкусно! 
 - Пончики, пончики, - запел Фредди, - целые вагончики! И в ответ ему Гомер тоже запел в полный голос: 
 - Чики-пон, чики-пон, нет для пончиков препон! После этого они уже подхватили дуэтом: 
 Мы облепим дырки тестом, 
 Будет дыркам в тесте тесно, 
 Будет тыркам в десте десно, 
 Будет просто расчудесно! 
 Пончики, пончики 
 Целые вагончики! ... 
 Ребята закончили песню и замолкли, удивленно тараща друг на друга глаза. 
 Фредди первым прервал молчание. 
 - Здорово! - Хотел сказать он, но получилось так, что это слово он не сказал, а спел: - 3до-ро-во! 
 - Да, - пропел Гомер, - будем мы на волосок от счасть-я! Они пропели все это и с испугом взглянули один на другого. 
 - Слушай, Гомер, - печально запел Фредди, - что же это... нет для пончиков препон... делается? 
 - Ох, Фредди, - с не меньшей печалью спел в ответ Гомер, - Я и сам ничего... откусив один кусок... не понимаю... Распусти-ка поясов - повысил он вдруг голос до фортиссимо, - и ложись ты на часок в пос-тель-ку! 
 - Да, действительно, - чуть слышным пиано пропел Фред-ди, - Будет дыркам в тесте тесно, будет тыркам в десте десно... 
 - Будет просто расчудесно, - закончили они, снизив голоса до грустного пианиссимо. 
 А тем временем парикмахер выложил свою карту на стол, за которым, кроме него, сидели дядюшка Одиссей, почтарь Прет и мэр города, и подошел к зазвонившему телефону. Он, наверно, целую минуту с удивленным видом держал трубку возле уха и потом крикнул через плечо: 
 - А ну, ребята, потише! Ничего не могу понять... Линия, что ли, испортилась?.. 
 Ох, это ты, Гомер, - сказал он наконец. - Никак не мог разобрать... Наверно, радио подсоединилось... Да, он здесь. Сейчас позову. 
 Парикмахер поманил пальцем дядюшку Одиссея и сказал ему: 
 - Твой племянник звонит. Говорит про какие-то там вагончики и чтобы ты собирал что-то в чистые пробирки и шел скорей домой... А в общем, поговори сам. 
 - Алло, Гомер, - сказал в трубку дядюшка Одиссей. - Да, да, слушаю... Что? 
 Чего?.. Что ты там поешь?! Говори по-человечески! Как не можешь? Что значит не можешь?! - Он помолчал, слушая Гомера. - Постой! - крикнул он потом встревоженным тоном. - Скажи, а машина остановилась или продолжает играть? Что? 
 Давно остановилась? Ну и слава богу. - Дядюшка Одиссей успокоенно улыбнулся. - Тогда нечего волноваться... Тогда распусти-ка поясок и ложись ты на часок в пос-тель-ку!.. Послушай, Гомер! - опять закричал Одиссей. Что это за песню ты все время поешь? Какой номер пластинки? Что? Спой ее, пожалуйста, еще раз, с самого начала! 
 И все, кто смотрел сейчас на дядюшку Одиссея, увидели, как он прижал телефонную трубку поплотнее к уху и стал внимательно слушать, раскачиваясь и выбивая такт сначала одной ногой, а потом обеими и еще свободной рукой. 
 А вскоре, к удивлению присутствующих, дядюшка Одиссей запел: 
 Ем я только пончики, 
 Симпо-симпомпончики! 
 Пончики, пончики 
 Целые вагончики! 
 Чики-пон, чики-пон, 
 Нет для пончиков препон! 
 Чтоб они не кончились, 
 Чтоб они не пончились, 
 Собирайте дырки 
 В чистые пробирки! 
 Мы облепим дырки тестом, 
 Будет дыркам в тесте тесно, 
 Будет тыркам в десте десно, 
 Будет просто расчудесно! 
 Пончики, пончики 
 Целые вагончики! 
 Дядюшка Одиссей взял верхнюю ноту, сделал паузу, а затем на тот же мотив поблагодарил Гомера. 
 - Ой, Гомер, прощай, спасибо! Это просто расчудесно, - пропел он, положил трубку и повернулся к своим друзьям. - Лучше дел в мире нет, как с друзьями спеть квартет! - заверил он их на мотив "чики-пон, чики-пон". 
 И друзья дядюшки Одиссея вполне одобрили его инициативу. После трех всего репетиций, из которых одна была генеральной, они уже вовсю распевали песню о пончиках - и не как-нибудь, а в склад и в лад, и представляли собой вполне спевшийся, почти профессиональный квартет. К тому же они повторяли эту песню очень много раз и с каждым разом пели все лучше и лучше. 
 Ко времени, когда дядюшка Одиссей и почтарь Прет начали смутно осознавать, что они уже не в состоянии перестать петь первым и вторым тенором, и когда то же самое стали понимать парикмахер и мэр, певшие соответственно басом и баритоном, к тому самому времени они уже поставили рекорд беспрерывного пения для мужских квартетов в закрытых помещениях. Но мало того, что они поставили рекорд, они продолжали, уже совершенно не по своей воле, увеличивать и увеличивать свое рекордное время и, наконец, увеличили его настолько, что уже сами не выдержали и выскочили из парикмахерской на улицу, ни на минуту не прерывая стройного, гармонического и даже полифони- ческого пения. 
 Когда дядюшка Одиссей ворвался со своими "симпо-симпом-пончиками" и "целыми вагончиками" в двери кафе, ему пришлось сразу же взять на полтона выше и перейти из мажора в минор. Это ему удалось со второго раза, и тогда его голос зазвучал в унисон с голосами Гомера, Фредди и человек двадцати клиентов, уже набившихся в кафе после окончания сеанса в кино и распевающих ту же песню. Этих людей сразу, как только они вошли выпить по чашечке кофе, поразила и привлекла приятная мелодия с не менее приятными словами, которую непрерывно напевали Гомер и Фредди. 
 А затем уже по одному, по два, по три посетителя и посетительницы стали присоединяться к поющим, и к приходу дядюшки Одиссея приятная мелодия с не менее приятными словами захватила всех. 
 Сопрано из церковного хора залезла на самую вершину до-бемоль и заставляла дрожать и звенеть всю посуду на полках кафе, когда произносила слово "вагончики-и-и". И ей неплохо помогал смешанный хор мужских и женских голосов с хористами всех возрастов, а также всевозможных оттенков кожи - благодаря беспрерывно сменяющемуся световому оформлению за стеклянным окошечком музыкальной машины. 
 Никогда прежде не было еще такого ни в городе Сентербер-ге и, пожалуй, ни в каком другом городе: чтобы эдакую веселую, радостную и легкую мелодию люди пели с такими удрученными, озадаченными и просто несчастными лицами! 
 Гомер пел и пел вместе со всеми, и вместе со всеми он изо всех сил старался позабыть и веселую мелодию, и забавные слова, только все было напрасно. Пробовал он запеть другие песни, например: "У Мэри Смит овца была" или "Джек и Рой идут горой, несут с водой ведерко", - но все равно и Мэри Смит и Джек со своим другом Роем очень быстро забывали про овцу и прет ведерко и начинали есть только "пончики, симпо-симпомпончики", да еще "целые вагончики" этих "симпомпончиков"... 
 Гомер со страхом, но и с надеждой смотрел на лица наиболее испытанных и закаленных певцов их города: на сопрано из церковного хора, на священника, на зубного врача и, наконец, на своего дядюшку Одиссея - все они пели уже много лет и легко могли переходить из одной тональности в другую и даже из мажора в минор... Так неужели они не в состоянии остановиться, когда хотят, когда песня, уже в который раз, приходит к концу?! 
 Нет, видно, не могут, а то бы уже давно это сделали. Они даже не могут петь потише, не то чтобы совсем остановиться! 
 Страшная мысль мелькнула в мозгу у Гомера: "Что, если мы никогда не остановимся?!" 
 И тут Гомер вспомнил, что нечто подобное уже случалось с ним как-то, около года назад. Он тогда прочитал в библиотечной книге один стишок и потом долго не мог от него отвязаться - все повторял и повторял против воли и желания. К счастью, в той же книжке был рецепт, как излечиться от этой болезни... 
 Но вот какой рецепт и что за книга, Гомер не мог сейчас вспомнить хоть убейте! 
 В перерывах между строчками песни он стал пытаться припомнить хотя бы автора, или, наоборот, название, или что-нибудь о рецепте... Ничего! Все вылетело из головы, как нарочно! Иногда ему казалось, что он уже близок к тому, чтобы вспомнить, что вот-вот он вспомнит... Но, увы, вновь его захватывала неудержимая мелодия, и он беспомощно плыл по ее течению. 
 "Если не найдется книжка, - думал Гомер, - без нее нам будет крышка! Тесто ем сперва я, дырку - на закуску... Ну и голова я, чтоб мне было пусто!.." 
 Он выждал момент, когда сопрано закончило свой самый высокий и громкий пассаж, и затем вскочил на прилавок и пропел оттуда, перекрывая могучие звуки хора: 
 - Ноги в руки, и пошли все скорей за мной в библи... отеку! - добавил он уже без мотива и потом продолжил: - Помню, книжка есть одна, нам помочь должна она! 
 Обладательница сопрано тут же подхватила на самой высокой ноте: 
 - Все ступайте за Гомером, он послужит нам примером!.. Собирайте дырки в чистые пробирки!.. 
 И с этими словами танцующая и поющая толпа выкатилась из дверей кафе и понеслась по площади. И песня огласила весь город Сентерберг и даже, наверно, его окрестности:
 Ем я только пончики, 
 Симпо-симпомпончики! 
 Пончики, пончики 
 Целые вагончики! 
 Чики-пон, чики-пон, 
 Нет для пончиков препон! 
 Тесто ем сперва я, 
 Дырку - на закуску, 
 Красота какая, 
 Очень это вкусно! 
 Чтоб они не кончились, 
 Чтоб они не пончились, 
 Собирайте дырки 
 В чистые пробирки! 
 Мы облепим дырки тестом, 
 Будет дыркам в тесте тесно, 
 Будет тыркам в десне десно, 
 Будет просто расчудесно! 
 Пончики, пончики 
 Целые вагончики! 
 Время было позднее, и библиотекарша собиралась уже домой, тем более что ей надо было уложить вещи: ночным поездом она уезжала в отпуск. И сейчас она стояла у стола и наскоро пересчитывала тридцать два цента, которые набрались со штрафов за сданные не вовремя книги. Она окинула прощальным взглядом помещение библиотеки - полки с книгами, столы, стулья, лестницу на второй этаж, - прикидывая в то же время в уме, всё ли в порядке, не забыла ли она чего-нибудь сделать, перед тем как запереть дверь и на две недели сказать "до свидания" всем этим разноцветным корешкам и переплетам. Внимательно посмотрела она на полку с журналами и напомнила сама себе, что, как только вернется, нужно продлить подписку на "Музыкальный ежемесячник". Потом захлопнула огромный словарь, которым пользовался Фредди и который он оставил открытым на букве "П", - захлопнула, чтобы пыль не осела за две недели на слова, начинающиеся с этой буквы, включая и слово "Пандора". 
 Наконец ее требовательный взор отметил, что все в абсолютном порядке. 
 - Ну вот, - произнесла она радостно вслух, - вот и я отправляюсь на отдых. Этого момента я давно ждала! 
 И в этот момент Гомер протанцевал по вестибюлю, раскрыл дверь в книжный зал и - трррах! - споткнулся о столбик с объявлением "Соблюдайте тишину", опрокинул его и упал сам. 
 Сопрано в это же время успешно взяло свое самое верхнее до-бемоль и вместе с этим звуком свалилось на упавшего Гймера. За сопрано последовал смешанный квартет, за ним - трио, а потом уже всё перемешалось в этой куча мала: несколько квинтетов, секстетов и септетов, ведущие и неведущие солисты, первые и вторые голоса, и Фредди, который не обладал еще таким вокальным мастерством, чтобы без труда и к тому же совершенно правильно исполнять мелодию в лежачем положении, да еще когда чьи-то ноги колотят тебя по спине. 
 Прежде чем весь этот клубок людей и обрывков музыкальных фраз окончательно смог распутаться, мэр города успел в бурном темпе поддать дядюшку Одиссея коленом пониже спины (разумеется, не нарочно), и в его стиле невольно действовали также судья Шенк и несколько членов городского управления, которые нанесли подобные же удары начальнику тюрьмы и зубному врачу. И все это, конечно, не переставая петь. 
 Почтарь Прет тем временем с песней на устах пробивал себе дорогу через барахтающихся людей во главе немалой своей семьи, состоящей из жены, дочерей, зятьев, восьми внуков и пожилой троюродной жениной сестры, которая вовсю использовала свою трость как оружие и как дирижерскую палочку. Гомер одним из первых поднялся на ноги и с песней протанцевал к испуганной до полусмерти библиотекарше. 
 - Ем я только пончики, симпо-симпомпончики, - сообщил ,ей Гомер и продолжал на тот же мотив: 
 - За свое вторжение Опросим извинения... 
 И хор повторил его слова. 
 А затем все они исполнили песню от начала до конца, и спели ее, надо сказать, лучше, чем когда-либо до этого. Наверно, потому, что хотели загладить свою вину перед библиотекаршей. Их исполнение лишний раз подтвердило тот факт, что в любом деле необычайно важна тренировка. 
 Библиотекарша была потрясена до глубины души и самой песней, и мастерством исполнения, но, прослушав это музыкальное произведение два или три раза, стала все-таки беспокоиться, успеет ли собрать вещи и не опоздает ли к поезду, поэтому с ми-лой улыбкой она поблагодарила всех за удовольствие и попыталась успокоить их и вежливо выпроводить за дверь. 
 Но не тут-то было! Во-первых, никто ее не слушал и не слышал, а во-вторых, она сама почувствовала вдруг непреоборимое желание присоединиться к хору своих сограждан. 
 - Что могу для вас я сделать? - пробормотала библиотекарша, предпринимая героические усилия, чтобы не пропеть эти слова. 
 - Книжка есть у вас одна, - просолировал ей в ответ Гомер, - нам помочь должна она! 
 - Как название?! - рявкнула библиотекарша, от страха теряя контроль над собой. - Вспомни номер в каталоге, имя автора припомни! 
 - Я читал ее зимою, - пропел Гомер, - книжка с желтою каймою, и была тогда она, кажется, потрепана! 
 - К сожалению, друзья, чики-пон, чики-пон, - ответила библиотекарша, так найти ее нельзя, чики-пон, чики-пон! - И уже по-настоящему запела: Ем я только пончики... целые вагончики! 
 Но Гомер настойчиво пел свое: 
 - Помню я, была она здорово потрепана! 
 - А в каком же переплете? - вдруг пришло на помощь меццо-сопрано троюродной сестры супруги почтаря Прета. - Ты скажи об этом тете! 
 - Переплет у книжки черные - ответил Гомера - или даже, может, синий, и еще была она здорово потрепана! 
 И тут грянул хор: 
 - Все скорей ищите черный или синий переплет, все скорей ищите черный или синий переплет!.. Чики-пон, чики-пон, нет для пончиков препон! 
 А Гомер добавил приятным дискантом: 
 - И еще была она здорово потрепана! 
 После этого все без исключения, и бедная опаздывающая на поезд библиотекарша тоже, стали танцевать вдоль книжных полок, выискивая и вытаскивая каждую книжку, которой привелось родиться в черном или в синем переплете. И делалось все это, конечно, под ту же песню: 
 Ем я только пончики, , Симпо-симпомпончики! Пончики, пончики - Целые вагончики! 
 Чики-пон, чики-пон, Нет для пончиков препон! 
 Так они пели и, танцуя, двигались туда и сюда мимо много-. численных книжных шкафов. И, не переставая танцевать и петь, они находили и снимали с полок все книги в синих и в черных переплетах, и сносили их на середину комнаты, где у большого стола пел и пританцовывал Гомер. Большинство из этих книг, которые были не такие уж синие, или не такие уж черные, или не очень тонкие, а то и слишком толстые, не очень потрепанные или чересчур потрепанные, - большинство из этих книг складывалось возле стола, и бесформенная груда их все росла и росла, вызывая слезы на глазах библиотекарши и привнося в контральто, которым она пела, тоскливые, рыдающие звуки. 
 Но зато любую книгу, похожую на ту, которую он искал, Гомер быстро перелистывал от начала до конца, мусоля палец, и только тогда откладывал в общую кучу. 
 - Чтоб они не кончились, чтоб они не пончились!.. - гремел хор, и книги постепенно исчезали с полок, увеличивая и без того огромную гору на полу, на вершине которой, как орел, сидел Гомер и просматривал все новые и новые книги. 
 Было очень трудно делать несколько дел сразу: петь, танцевать, снимать книги с полок и доставлять их Гомеру, поэтому временами голоса начинали звучать устало. 
 Но стоило кому-нибудь увидеть на переплете или приклеенную к полке букву "О", или цифру "100", или там "800", как снова гремело могучее: 
 - Собирайте дырки в чистые пробирки!.. Пончики, пончики - целые вагончики!.. 
 И чем громче они пели, тем быстрее танцевали вдоль полок; а чем быстрее танцевали, тем больше книг они собирали и относили Гомеру на просмотр. И в конце концов он сидел уже так высоко на горе из потрепанных черно-синих книг, что просто было страшно за него, как бы он не упал оттуда и не разбился вдребезги. 
 Книги, попадавшие к Гомеру, были всякие: по искусству и биографии великих людей; по философии и по географии, по геологии и по зоологии, по анатомии и даже по экономике, не говоря уже о художественной литературе. Но ту самую книгу, которую он читал примерно год назад и где был напечатан рецепт, как избавиться от страшной обрушившейся на них болезни, ту бесценную книгу он пока еще не обнаружил. Он почти готов был плакать от отчаяния, но, во-первых, этому мешало пение, а во-вторых, в нем все еще теплилась надежда, что вот эта... вот следующая книжка окажется той самой, единственной... 
 И у всех, глядевших на неутомимого Гомера, прибавлялось сил и мужества. 
 Фредди пел и танцевал уже не на первом этаже, а на втором, на балконе, уставленном книжными полками. Он сбрасывал оттуда синие и черные потрепанные книги прямо на Гомера, а тот ловко ловил их со словами: "Будет дыркам в тесте тесно, будет тыркам в десте десно, будет просто расчудесно!", и на этот раз самый придирчивый хормейстер не уловил бы у него ни малейшего сбива в ритме или в мелодии. 
 Внезапно Фредди заметил что-то странное: две книги, пущенные его умелой рукой, пролетели мимо Гомера, а тот не обратил на них никакого внимания... В чем дело? 
 Что он, заснул, что ли? Нет, наоборот, Гомер во все глаза глядел на одну книжку рассказов в синем потрепанном переплете. 
 И прежде чем вы смогли бы пропеть "чики-пон, чики-пон", Гомер понял уже, что нашел именно то, что нужно. А через несколько секунд это поняли все остальные и столпились у подножия книжной горы, не переставая петь и раскачиваться в танце. 
 - Луч надежды к нам проник из одной из синих книг! - пропело измученным голосом главное сопрано. 
 - Тише, тише, тише, тише, - подхватил хор, - пусть сидит на книжной крыше, головой пускай качает, нас быстрее выручает! 
 Гомер и в самом деле качал головой и вздрагивал в такт песне - словом, делал то же самое, что и другие. Но вот он уставился в книжку, заулыбался... 
 И вдруг случилось чудо! 
 В то время как другие качали головой, Гомер стал вздрагивать; когда же другие вздрагивали, Гомер качал головой... Это была огромная победа Гомер вышел из общего ритма и перешел на свой собственный... И потом с вершины книжной горы, перебивая песню о пончиках, Гомер продекламировал такие слова: 
 Кондуктор, отправляясь в путь, Не режь билеты как-нибудь! Стриги как можно осторожней, Чтоб видел пассажир дорожный: 
 Синий стоит восемь центов, Желтый стоит девять центов, Красный стоит только три... Осторожно режь, смотри! Режьте, братцы, режьте, Режьте осторожно, Режьте, чтобы видел Пассажир дорожный!' Прежде чем Гомер во второй раз прокричал: "Режьте, братцы, режьте, режьте осторожно...", его сограждане-певцы в первый раз за весь вечер сбились с ритма своей песенки о пончиках. А затем один за другим они принялись выкрикивать вместе с Гомером "Режьте, братцы, режьте, режьте осторожно...", пока наконец, все до единого - да, все до единого! - не начали отбивать ногами совсем другой ритм и радостно и согласованно вопить: 
 "Кондуктор, отправляясь в путь, не режь билеты как-нибудь!", и так далее. 
 Эти слова повторял сейчас каждый, кроме Гомера. А он сидел в изнеможении на вершине книжного Эвереста и улыбался. 
 Все остальные между тем продолжали вопить свое: "Синий стоит восемь центов, желтый стоит девять центов, красный стоит только три... Осторожно режь, смотри!" 
 - и притопывали ногами так сильно, что люстра качалась, как от бурного ветра. 
 Качались также немногие оставшиеся на полках книги - те, которым посчастливилось быть красного, или желтого, или зеленого цвета; раскачивались, словно пьяные, столбики с просьбой соблюдать тишину; раскачивались, наконец, сами декламаторы. 
 Но только не Гомер. Он спокойно сидел на книжном пике и спокойно улыбался. 
 Потому что он выздоровел! Да, совсем... Стал таким, как прежде. 
 Окончательно отдышавшись и отдохнув, Гомер, незамеченный, спустился вниз по книжному склону. 
 А внизу все бушевало по-прежнему, только вместо песни у всех на устах были стихи: "Режьте, братцы, режьте, режьте осторожно!.." И все так были заняты этим кондуктором и его билетами, что совсем не обращали внимания на Гомера и на то, что он собирается делать. А тем временем Гомер, умело избегая столкновений со своими согражданами и лишь один раз случайно получив по спине удар дирижерской тростью от троюродной сестры супруги почтаря Прета, не без труда пробрался к дверям на улицу. 
 Ему было нужно сейчас одно, только одно, для полного излечения всех тех, кто прежде пел, а теперь декламировал. Ему нужно было как можно скорее найти кого-нибудь, кто еще не слышал "кондуктор, отправляясь в путь, не режь билеты как-нибудь!" И Гомер выскочил за дверь, чтобы поймать такого человека и немедленно привести его сюда. 
 Вы понимаете, конечно, что шансов на то, что Гомер встретит на улице именно того, кого он встретил, у него было не более, чем сто два к одному, ибо всего только сто два жителя Сен-терберга находились сейчас за пределами городской библиотеки. Но, как бы то ни было, этот один шанс тотчас же и подвернулся Гомеру в образе... кого бы вы думали? Да учительницы шестых классов! И направлялась она прямо в библиотеку, обеспокоенная длительным отсутствием своей будущей попутчицы библиотекарши. 
 - Что там случилось с Нэнси? - закричала учительница. - Нам уже пора быть на вокзале! 
 - Вы должны помочь ей, мисс, - сказал Гомер. - И всем остальным тоже. Скорее, если хотите успеть на поезд! 
 Они помчались в библиотеку, ворвались в дверь, и Гомер сразу же указал пальцем на учительницу шестых классов - хотя вообще это и невежливо - и закричал так громко, как никогда раньше не кричал: 
 - Скажите ей!!! Скажите ей все, что знаете! И они сказали ей: 
 Кондуктор, отправляясь в путь, Не режь билеты как-нибудь! 
 Они сказали ей сначала всего две строчки, но потом великодушно продолжили и выложили действительно все, что знали: 
 ...Стриги как можно осторожней, 
 Чтоб видел пассажир дорожный: 
 Синий стоит восемь центов, 
 Желтый стоит девять центов, 
 Красный стоит только три... 
 Осторожно режь, смотри! 
 Режьте, братцы, режьте, 
 Режьте осторожно, 
 Режьте, чтобы видел 
 Пассажир дорожный! 
 А их слушательница, как, наверно, все учителя шестых классов, оказалась весьма способной и быстро усваивающей. И не успели они вторично сообщить ей все эти факты, как она уже запомнила все с начала до конца: и про кондуктора, отправляющегося в путь, и про его билеты, которые не рекомендуется стричь как бог на душу положит, а только так, чтобы пассажир непременно видел, как это делается... 
 И тогда все замолчали и остановились. Все, кроме учительницы шестых классов, которая начала во весь голос декламировать, а также притопывать каблуками. А бывшие солисты, хористы и чтецы-декламаторы уселись кто куда, чтобы отдышаться, снять обувь и дать отдохнуть усталым и гудящим ногам. 
 Фредди благодаря своему юному возрасту пришел в себя раньше других и сразу же пробрался к Гомеру. 
 - Ну, и что дальше? - сказал он, кивая на кричащую и притопывающую учительницу шестых классов. - Что будем с ней делать? Или так оставим? 
 - Она скоро вылечится, - сказал с уверенностью Гомер. - Сразу, как только расскажет эти стихи кому-нибудь еще, кто их не знает... Так же, как это сделал я, когда прочел их всем вам, а потом вы, когда передали ей... 
 - Значит, их надо передавать, как эстафетную палоч-спросил Фредди. - И если передашь, то уже выздоровел? 
 - Да, выходит так, - подтвердил Гомер. - Точно, как сказало в книжке. 
 Фредди с минуту подумал, а потом спросил: 
 - Слушай, а этот, кому она расскажет, должен будет еще жму-нибудь рассказать, верно? А тот еще... и еще... Когда же это Кончится? 
 - Наверно, никогда, Фредди, - со вздохом сказал Гомер. - Кто-нибудь обязательно должен декламировать. 
 Фредди печально покачал головой и снова повернулся в сторону несчастной учительницы шестых классов, которая только что с новой силой принялась читать стихи с самого начала. Послушав их некоторое время, Фредди сказал: 
 - Вот плохо, если стишок так и не уйдет из нашего города. Будет всю жизнь ходить, как по кругу! 
 - Выходит, по-твоему, лучше, - спросил Гомер, - чтобы все жители Сентерберга без конца пели песенку про пончики? Так, что ли? И потом, продолжал Гомер, - не забывай, что учительница сейчас собирается в отпуск, верно? Значит, мы должны... 
 мы должны... Я придумал! Надо сделать так, чтобы, перед тем как сесть в поезд, она никому - ни одной душе! - не рассказала этих стихов. Ни на улице, ни на вокзале - нигде! А когда уж поезд тронется - пусть!.. Тогда наш город будет избавлен от этой болезни! 
 Мальчики тут же пошли по всему библиотечному залу, подымая усталых людей, помогая им надевать обувь и объясняя, что сейчас нужно делать. 
 Мэр города оказался, как всегда, на высоте и сразу же приступил к своим обязанностям. Еще не зашнуровав до конца ботинки, он уже назначил Полномочный комитет в составе двух членов городского управления и начальника городской тюрьмы, чтобы сопровождать учительницу шестых классов до поезда и при этом оградить ее от любых контактов с жителями города. 
 Вскоре все высыпали из библиотеки на улицу. Библиотекарша погасила люстру, которая все еще слегка покачивалась под потолком, и заперла дверь, так и оставив неубранным поле брани. 
 Машина, вызванная членами Полномочного комитета для доставки учительницы на поезд, уже поджидала у подъезда. Библиотекарша помогла усадить в автомобиль свою декламирующую подругу, втиснулась сама, и они умчались... 
 - Ой, дядюшка Одиссей! - воскликнул вдруг Гомер. - А ведь за кафе никто не присматривает уже больше часа! 
 - И правда, - ответил дядюшка Одиссей и с беспокойством поглядел вокруг. - Ты лучше сразу же беги туда. Ладно, Гомер? А я что-то не вижу здесь парикмахера и мэра. Нужно срочно сказать им пару слов... Зайду-ка я на минуточку в парикмахерскую... Ты идешь со мной, Прет? - спросил он у начальника почты. 
 Миссис Прет нахмурилась, а за ней и все многочисленное семейство почтаря, включая троюродную сестру его жены, и бедному Прету ничего не оставалось, как подчиниться воле большинства и отправиться домой во главе своего семейства. 
 Дядюшка Одиссей довольно бодро зашагал в парикмахерскую, а главное сопрано и все остальные, с трудом переставляя усталые ноги, разошлись постепенно по домам. 
 - Здорово нам повезло, Гомер, - сказал Фредди, - что эту книжку никто не взял почитать. А то-бы мы до сих пор еще пели про пончики! 
 Они с Гомером сидели уже за одним из столиков кафе, перед своими библиотечными книгами, в тех же позах, что и за несколько часов до этого. Сидели, как будто ничего не произошло, как будто не едет сейчас бедная учительница шестых классов в вагоне поезда и не передает, возможно в эту самую минуту, кому-то постороннему все свои сведения о кондукторе, о стоимости билетов и о том, как надлежит с этими билетами обращаться. 
 Гомер задумчиво кивнул в ответ яа слова Фредди и ничего не сказал. Видимо, вспоминал недавние события. 
 - А как называется та книжка, которая нас вылечила? - спросил Фредди. 
 - Это рассказы Марка Твена, - ответил Гомер. - Знаешь, того самого, который написал "Тома Сойера", "Жизнь на Миссисипи" и еще много чего. 
 - Да, - сказал Фредди. - Такие книжки всегда нужны. С ними нигде не пропадешь. 
 Чуть что случилось - открыл, прочитал, и, смотришь, опять все в порядке... 
 Слушай, Гомер, а как эти самые стихи?.. Ты помнишь? Я совсем забыл! 
 - Я тоже, Фредди, - сказал Гомер. - Это ведь особые стихи: их знаешь, только пока не расскажешь другому. А рассказал - и все: сразу забываешь. Жалко, я не сообразил переписать их из книжки. Теперь жди, пока вернется библиотекарша... 
 Здравствуйте, шериф! - крикнул Гомер, потому что тот появился в дверях собственной персоной. - Где же вы были весь вечер? 
 Гомер вспомнил, что не видал сегодня шерифа ни поющим, ни танцующим, ни декламирующим. 
 - Ездил в главный город штата, - сказал шериф. - Вызывали на совещание... 
 Голоден, как зверь! Как насчет чашки кофе и хорошего кусочка яблочного пирога? 
 - Сейчас, шериф, - сказал Гомер, - Фредди, намели свеже-то кофе, а я займусь пирогом. 
 Мальчики зашли за прилавок и занялись хозяйственными де-лами. И вдруг оба они услышали - щелк! - и от этого звука их 'волосы встали дыбом. Когда же мальчики повернулись, то увидели, что шериф стоит с открытым кошельком возле музыкальной машины, и лицо у него очень довольное, улыбающееся и фиолетового цвета. 
 - Какую вы поставили?! - заорал Гомер не своим голосом, выскакивая из-за прилавка. 
 - Эт-та... эт-та... она ссамая... - заикаясь и бледнея, сказал Фредди, вглядываясь в крепкую до безобразия и небьющуюся до отвращения пластинку, которую автоматические пальцы уже вытащили из общей кучи. 
 Но через секунду и Фредди и Гомер вздохнули с облегчением и окрасились вместе с шерифом в мягкий розовый цвет, а автоматические пальцы быстро и бесшумно перевернули опасную пластинку другой стороной и опустили на диск. 
 - Ух ты, - сказал Фредди, - чуть-чуть опять не... Вот я перепугался. 
 Из музыкальной машины полилась веселая, приятная мелодия. 
 - Какая масивая крузыка, - сказал шериф, с удовольствием покачивая головою в такт. 
 И тут послышались слова песни: 
 Жил-был ге, жил-был гу, 
 Жил-был гиппопотам, 
 Он сказал: - Не могу 
 Оставаться я там, 
 Где повсюду враги, 
 Где охотников шаги, 
 Где засилье гитар, 
 Где поет млад и стар, 
 Где не трогают гиену, 
 Где не любят гигиену... 
 Не будет там моей ноги 
 Вот какие пироги! 
 Я не хочу своей погибели! 
 - Ничего, панятная зесенка, - сказал шериф. - То есть я хотел сказать занятная песенка. 
 - Гомер, - прошептал в волнении Фредди, - надо немедленно достать эту книгу... 
 Ну, которую написал твой Марк Твен. Может, через окно, а?.. Знаешь что? Ты беги...ги...ги в библиотеку, а я посмотрю, чтобы пироги...ги...ги... 
 - Перестань! - яростно крикнул Гомер, - Разгикался тоже! Давай лучше вот что... 
 Он быстро налил воды в два стакана, и они медленными глотками, каждый раз считая до десяти, выпили всю воду. 
 - Ффу, - сказал Фредди и малиново улыбнулся. - Сразу легче стало... Слушай, а может, мы все это выдумали? Ничего с нами и не было? А, Гомер? 
 - Конечно, Фредди, - согласился Гомер. - Нам вообще приснилась вся эта штука. 
 И потом, после того как из музыкальной машины раздался заключительный аккорд, Гомер повернулся к шерифу и сказал: 
 - Пожалуйста, вот ваши гиппопироги... ги... ги... И он оранжево подмигнул Фредди. 
 Конец. 
 [1] Вашингтон Ирвинг (1783 - 1839) - классик американской литературы. Рип ван Винкль - герой его знаменитой одноименной новеллы. 
 [2] Одиссей - герой эпической поэмы "Одиссея", автором которой считают легендарного древнегреческого поэта Гомера. 
 [3] Навуходоносор - царь Древнего Вавилона. Пенелопа - жена Одиссея, легендарного героя древнегреческого эпоса.