Аннотация: Впервые напечатано в "Петербургской газете", 1885, N149, с подзаголовком "Сценка". --------------------------------------------- САПОГИ Фортепианный настройщик Муркин, бритый человек с желтым лицом, табачным носом и с ватой в ушах, вышел из своего номера в коридор и дребезжащим голосом прокричал: – Семен! Коридорный! И, глядя на его испуганное лицо, можно было подумать, что на него свалилась штукатурка или что он только что у себя в номере увидел привидение. – Помилуй, Семен! – закричал он, увидев бегущего к нему коридорного.– Что же это такое? Я человек ревматический, болезненный, а ты заставляешь меня выходить босиком! Отчего ты до сих пор не даешь мне сапог? Где они? Семен вошел в номер Муркина, поглядел на то место, где он имел обыкновение ставить вычищенные сапоги, и почесал затылок: сапог не было. – Где же им быть, проклятым? – проговорил Семен. – Вечером, кажись, чистил и тут поставил… Гм!.. Вчерась, признаться, выпивши был… Должно полагать, в другой номер поставил. Именно так и есть, Афанасий Егорыч, в другой номер! Сапог-то много, а черт их в пьяном виде разберет, ежели себя не помнишь… Должно, к барыне поставил, что рядом живет… к актрисе… – Изволь я теперь из-за тебя идти к барыне, беспокоить! Изволь вот из-за пустяка будить честную женщину! Вздыхая и кашляя, Муркин подошел к двери соседнего номера и осторожно постучал. – Кто там? – послышался через минуту женский голос. – Это я-с! – начал жалобным голосом Муркин, становясь в позу кавалера, говорящего с великосветской дамой.– Извините за беспокойство, сударыня, но я человек болезненный, ревматический… Мне, сударыня, доктора велели ноги в тепле держать, тем более, что мне сейчас нужно идти настраивать рояль к генеральше Шевелицыной. Не могу же я к ней босиком идти!.. – Да вам что нужно? Какой рояль? – Не рояль, сударыня, а в отношении сапог! Невежда Семен почистил мои сапоги и по ошибке поставил в ваш номер. Будьте, сударыня, столь достолюбезны, дайте мне мои сапоги! Послышалось шуршанье, прыжок с кровати и шлепанье туфель, после чего дверь слегка отворилась, и пухлая женская ручка бросила к ногам Муркина пару сапог. Настройщик поблагодарил и отправился к себе в номер. – Странно… – пробормотал он, надевая сапог. – Словно как будто это не правый сапог. Да тут два левых сапога! Оба левые! Послушай, Семен, да это не мои сапоги! Мои сапоги с красными ушками и без латок, а это какие-то порванные, без ушек! Семен поднял сапоги, перевернул их несколько раз перед своими глазами и нахмурился. – Это сапоги Павла Александрыча… – проворчал он, глядя искоса. Он был кос на левый глаз. – Какого Павла Александрыча? – Актера… каждый вторник сюда ходит… Стало быть, это он вместо своих ваши надел… Я к ней в номер поставил, значит, обе пары: его и ваши. Комиссия! – Так поди и перемени! – Здравствуйте! – усмехнулся Семен. – Поди и перемени… А где ж мне взять его теперь? Уж час времени, как ушел… Поди, ищи ветра в поле! – Где же он живет? – А кто ж его знает! Приходит сюда каждый вторник, а где живет – нам неизвестно. Придет, переночует, и жди до другого вторника… – Вот видишь, свинья, что ты наделал! Ну, что мне теперь делать! Мне к генеральше Шевелицыной пора, анафема ты этакая! У меня ноги озябли! – Переменить сапоги недолго. Наденьте эти сапоги, походите в них до вечера, а вечером в театр… Актера Блистанова там спросите… Ежели в театр не хотите, то придется до того вторника ждать. Только по вторникам сюда и ходит… – Но почему же тут два левых сапога? – спросил настройщик, брезгливо берясь за сапоги. – Какие бог послал, такие и носит. По бедности… Где актеру взять?.. «Да и сапоги же, говорю, у вас, Павел Александрыч! Чистая срамота!» А он и говорит: «Умолкни, говорит, и бледней! В этих самых сапогах, говорит, я графов и князей играл!» Чудно'й народ! Одно слово, артист. Будь я губернатор или какой начальник, забрал бы всех этих актеров – и в острог. Бесконечно крехтя и морщась, Муркин натянул на свои ноги два левых сапога и, прихрамывая, отправился к генеральше Шевелицыной. Целый день ходил он по городу, настраивал фортепиано, и целый день ему казалось, что весь мир глядит на его ноги и видит на них сапоги с латками и с покривившимися каблуками! Кроме нравственных мук, ему пришлось еще испытать и физические: он натер себе мозоль. Вечером он был в театре. Давали «Синюю Бороду». Только перед последним действием, и то благодаря протекции знакомого флейтиста, его пустили за кулисы. Войдя в мужскую уборную, он застал в ней весь мужской персонал. Одни переодевались, другие мазались, третьи курили. Синяя Борода стоял с королем Бобешом и показывал ему револьвер. – Купи! – говорил Синяя Борода. – Сам купил в Курске по случаю за восемь, ну, а тебе отдам за шесть… Замечательный бой! – Поосторожней… Заряжен ведь! – Могу ли я видеть господина Блистанова? – спросил вошедший настройщик. – Я самый! – повернулся в нему Синяя Борода.– Что вам угодно? – Извините, сударь, за беспокойство,– начал настройщик умоляющим голосом,– но, верьте… я человек болезненный, ревматический… Мне доктора приказали ноги в тепле держать… – Да вам, собственно говоря, что угодно? – Видите ли-с…– продолжал настройщик, обращаясь к Синей Бороде.– Того-с… эту ночь вы изволили быть в меблированных комнатах купца Бухтеева… в 64 номере… – Ну, что врать-то! – усмехнулся король Бобеш. – В 64 номере моя жена живет! – Жена-с? Очень приятно-с…– Муркин улыбнулся. – Оне-то, ваша супруга, собственно мне и выдали ихние сапоги… Когда они,– настройщик указал на Блистанова,– от них ушли-с, я хватился своих сапог… кричу, знаете ли, коридорного, а коридорный и говорит: «Да я, сударь, ваши сапоги в соседний номер поставил!» Он по ошибке, будучи в состоянии опьянения, поставил в 64 номер мои сапоги и ваши-с,– повернулся Муркин к Блистанову, – а вы, уходя вот от ихней супруги, надели мои-с… – Да вы что же это? – проговорил Блистанов и нахмурился. – Сплетничать сюда пришли, что ли? – Нисколько-с! Храни меня бог-с! Вы меня не поняли-с… Я ведь насчет чего? Насчет сапог! Вы ведь изволили ночевать в 64 номере? – Когда? – В эту ночь-с. – А вы меня там видели?? – Нет-с, не видел-с,– ответил Муркин в сильном смущении, садясь и быстро снимая сапоги.– Я не видел-с, но мне ваши сапоги вот ихняя супруга выбросила… Это вместо моих-с. – Так какое же вы имеете право, милостивый государь, утверждать подобные вещи? Не говорю уж о себе, но вы оскорбляете женщину, да еще в присутствии ее мужа! За кулисами поднялся страшный шум. Король Бобеш, оскорбленный муж, вдруг побагровел и изо всей силы ударил кулаком по столу, так что в уборной по соседству с двумя актрисами сделалось дурно. – И ты веришь? – кричал ему Синяя Борода. – Ты веришь этому негодяю? О-о! Хочешь, я убью его, как собаку? Хочешь? Я из него бифштекс сделаю! Я его размозжу! И все, гулявшие в этот вечер в городском саду около летнего театра, рассказывают теперь, что они видели, как перед четвертым актом от театра по главной аллее промчался босой человек с желтым лицом и с глазами, полными ужаса. За ним гнался человек в костюме Синей Бороды и с револьвером в руке. Что случилось далее – никто не видел. Известно только, что Муркин потом, после знакомства с Блистановым, две недели лежал больной и к словам: «Я человек болезненный, ревматический» стал прибавлять еще «Я человек раненый»…