---------------------------------------------


 Николай Соловьев


 Северка



 Крестьянская застава.


 Моя мама родилась в деревенской семье на Рязаньщине, в 39 году. В том же году ее отца Семена призвали на срочную службу в армию. В
 Отечественную Семен не воевал – служил в генштабе, по причине хорошего почерка. Жена Люба ездила повсюду за Семеном и устраивалась всякий раз на простые работы – учетчицей, воспитателем детского сада и другие. Семен до пенсии проработал в генштабе, начав с рядового и закончив полковником. Несколько раз семья меняла место жительства.
 Сначала жили на станции Пионерской по Белорусской дороге, потом у
 Чистых прудов, потом на Хорошевском шоссе, и, наконец, в Измайлово.
 Деды мамины Прохор и Севастьян оба из Рязанской области, оба работали директорами колхозов.
 Маме было четыре, когда у нее появилась сестренка Люда. Когда девочки немного подросли, родители стали отправлять их на лето в родную деревню в Рязанской области. Добирались в те времена почти сутки. Приезжали вечером, и спать ложились на сеновале. На следующий день деревенские ребята и девчонки с удивлением рассматривали сестер, одетых в невиданные столичные одежды. Круглый день девочки скакали вместе с деревенскими ребятами. Только голод приводил их домой. Если опаздывали к обеду, на столе ждали накрытые полотенцем кувшин молока и миска с кусками хлеба, испеченного бабушкой.
 Иногда родители уезжали в отпуск в школьное время. Они выдавали девочкам деньги, строго рассчитанные на каждый день, по банке тушенки на день и картошку. Холодильник закрывали на замок.
 Холодильники ЗИЛ выпускались со встроенным в ручку замком. Девочки, выслушав наставления и проводив родителей, первым делом шли в кондитерский магазин и покупали коробку шоколадных конфет. Они задолго присматривались к ней. Приходили с покупкой домой, делили конфеты поровну и блаженствовали. Когда в доме появился телевизор, на время отпуска отец прятал предохранитель от него – телевизор вещь дорогая, девочки могут испортить. Сестренки всегда находили предохранитель и смотрели телевизор, сколько влезет. В то время телевизор показывал единственный канал – первую программу. Между телепередачами иногда случался большой перерыв, при этом на экране стояла заставка, например: 'Перерыв 45 минут'. Возвращаясь из отпуска, отец первым делом заходил и трогал телевизор – не теплый ли. Семен был строгий и любил порядок и хорошие отметки.
 По субботам в то время работали, и праздников было меньше. А на праздники в комнату, где жила семья, приходили соседи по общежитию, позднее – родственники. Всегда было весело – песни весь вечер, обильная еда, вино.
 До восьмого класса девочки учились в женских школах. Для мальчиков были мужские. Старшеклассницы ходили по улице, взявшись под руки, занимая всю ширину тротуара. Щебетали, или пели любимые песни. Вдруг навстречу появлялся юноша и тайно обожающая его девушка, смущалась и заливалась румянцем. Этой ночью она долго не уснет, и будет думать об этой встрече. Все юноши в те времена зачесывали волосы назад и носили кепки. Девушки не носили распущенных волос, а заплетали их в косы
 Мой отец родился в Москве, на Моревском переулке у Крестьянской заставы, за кинотеатром 'Победа'. Родился на год раньше мамы. В деревянном двухэтажном доме. Кроме Соловьевых в нем живут несколько других семей. Двор вокруг огражден таким же, как дом серым от времени деревянным забором. Во дворе сарайчики для свиней и утвари.
 По словам отца, до революции дом принадлежал деду моему – Николаю, возможно, это сказка. Отец мог запросто выдумать. Володя младший в семье, у него есть брат Виктор и сестры Валя и Вера. Валя старше
 Володи на двадцать лет, Вера – на десять, Виктор – тоже на десять. У
 Вали своя семья: муж Вася и сын Саша, ровесник Володе.
 Сестра Вера больна церебральным параличом с одиннадцати лет.
 Спешила домой с молоком, упала, порезалась бутылкой и занесла заразу. Вера проучилась четыре класса и больше не стала, по причине ли войны или паралича – не знаю. Кем работал Виктор – не знаю, знаю, что он играл в футбол за команду мясокомбината – будущий Спартак. В семье остались его часы с надписью: 'Чемпиону Спартака Соловьеву В.
 1951 год'. Дед Николай работал заведующим мехового отдела в сотом магазине на Пролетарке. Благодаря ему семья жила твердо. Отец рассказывал про деда всегда одно и тоже: как он на стадионе 'Динамо' угощал болельщиков бутербродами и выпивкой. Бабушка моя Нюша (Анна
 Ивановна) не работала, готовила, занималась свиньями, чинила одежду.
 Ей помогала Вера. А Валя работала бухгалтером в том же сотом магазине. Семья была верующая. Крестились перед едой, во всех комнатах иконы, иконостас, регулярно ходили в церковь. Особенно набожны были бабушка Нюша и Вера.
 В начале войны маленьких Володю и Сашу вывезли в подмосковное
 Крупино, деревню, кишащую Соловьевыми, двоюродными и троюродными. В деревне было спокойнее, а продукты раз в неделю привозила Валя. Отец рассказывал мне, как рядом с домом на Моревском разорвалась авиабомба.
 Володя интересовался футболом, хоккеем, умел на велосипеде, на лыжах, играл в шахматы, как большинство тогдашних мальчишек. В армию его не взяли по плоскостопию.
 Дед Коля умер в 55-м, семье стало тяжело.
 После школы Володя поступил в строительный на вечерний, а работать пошел в красивый магазин на Мясницкой, в секцию телевизоров. В то время телевизоры были дефицитом, а хорошие модели тем более. Володя при случае спекулировал совсем как Дима Семицветов в фильме
 'Берегись автомобиля'. Но системой это не стало. В том же магазине в секции парфюмерии работала мама, по вечерам она училась в
 Плехановском. Они познакомились и стали встречаться.
 Весь свой заработок мама отдавала в семью. В 59-м у Куракиных родилась третья дочь. Все внимание родителей сосредоточилось на ней.
 Маму подталкивали к замужеству. Она решилась и вышла за отца. Ушла из офицерской семьи в семью, где верили в бога, ходили в церковь и молились дома, где в комнатах висят иконы и иконостас с кадилом. Где в доме стояли сундуки с салопами и лисьими воротниками, где не знали вилок, а хлеб ломали рукой.
 Весной 60-го родился я. Сразу с гландами. Папа всегда рассказывает, что я весил четыре пятьсот, но в анкетах я пишу восемь сто, так солиднее. Обувь – сорок третий. Рентген показал – отряд позвоночных. Первое время голова орала, а затем стала понемногу говорить: 'Агуня' – 'Огурец', 'Энана матиня' – 'Вон она машина',
 'Кильканакия' – 'Куракина', 'Тутоня' – 'тетя Тоня', 'Пзвльте пцлвть вшрчку' – 'Позвольте поцеловать вашу ручку', 'Киргуду, бамбарбия' -
 'Если Вы откажетесь, они Вас зарежут'.
 Медведь, пытался наступить мне на ухо, но его вспугнули, и с тех пор он вздрагивает и курит одну за другой.
 Через два месяца нашу семью стали выселять, наш дом и соседние подлежали сносу. Семье предложили на выбор два района – Черемушки и
 Кузьминки. Выбрали Кузьминки. Возможно потому, что они ближе к
 Крестьянке. Тут дед похоронен на Калитниковском, Валя работает в сотом. И Крупино тоже ближе к Кузьминкам.
 Переехали на пятый этаж хрущевки в две соседние квартиры. В двухкомнатной поселились пять человек Истровых, в трехкомнатной – шесть Соловьевых. Наш дом новый и весь квартал новый. Вокруг ни одного деревца, лишь глина и песок и такие же пятиэтажки. С одного торца детский сад, с другого – школа. Окна на восток в тихий двор.
 Из окна можно увидеть подводу, запряженную лошадкой. Рядом дорога, по которой может проехать машина. Но машины здесь редкие гости. Если она проезжает вечером, в темной комнате по потолку безшумно расширяются и исчезают две полоски от фар. На площадке под фонарем стоит зеленая инвалидная машина и мотоцикл с коляской. По дворам ходит точильщик. Он таскает за собой наждак с моторчиком и подключается своим кабелем в какой-нибудь квартире первого этажа.
 Кузьминки граничат с Текстильщиками. Разделяет эти районы Волжский бульвар. Сначала сразу за бульваром был лес, потом выросли
 Кузьминки. По Волжскому бульвару проходила линия электропередач
 (ЛЭП), в середине 60-х кабели убрали в землю, вышки кто-то унес.
 Бульвар стал зарастать травой, кустами и деревьями. Летом здесь во всю резвятся насекомые. Дорожки и тропинки лысые, желтые, протоптанные к остановкам, магазинам и вдоль бульвара для прогулок.
 Никакого асфальта.
 Текстильщики застроены на несколько лет раньше Кузьминок.
 Пятиэтажки здесь из силикатного кирпича, (в Кузьминках – панельные).
 Здесь же много двух – трехэтажных домов с уютными двориками – остатки былой пригородной застройки тридцатых – сороковых годов.
 Зелень.
 Улица Юных ленинцев составляет крест с Волжским бульваром. Это важная магистраль Текстильщиков – Кузьминок, наряду с параллельным
 Волгоградским проспектом. Улица Юных Ленинцев застроена типовыми панельными пятиэтажками с балконами или без. Через пятьсот шагов троллейбусные остановки с типовыми продовольственными магазинами из желтого кирпича, два кинотеатра – Кишинев (в Текстильщиках) и Высота
 (в Кузьминках). Юные Ленинцы ведут к лесу и парку с каруселями, качелями и аттракционами для детей на конечной остановке 38-го троллейбуса. На другом ее конце – колхозный рынок. Метро еще не было, ближайшая станция – Таганская.
 Сначала моя кроватка стояла в мамино-папиной комнате. В большой не знаю кто жил, наверное, Виктор. Он рано умер, совсем его не помню.
 После трех лет я спал в большой комнате или в третьей. В ней жили бабушка Нюша и Няня. Няней я называл Веру – мою тетушку. Лет после пяти, узнал, что зовут Няню – Вера. Но я продолжал звать ее Няня.
 – Ну, Нянечка, ну Нянечка!
 – Я не нянечка, а воспитательница.
 Няня говорила: 'пашкет', 'жгеные газеты' (выгоревшие от солнца они висели прикнопленные к окнам, чтобы защитить от выцветания шторы), 'свят-свят-свят', 'царица небесная'. Папе, когда он напьется: 'Каратель', 'Держись, геолог'.
 Если в доме была любительская колбаса, Няня выковыривала из отрезанного кусочка весь жир. И я привык есть без жира. Он отвратителен на вкус. И с тех пор стал считать, что жир в колбасе – просто недоразумение и такая же побочная и ненужная вещь, как целлюлозная оболочка или оберточная бумага.
 Шоколадное масло – самое замечательное, что может быть на свете.
 Его приносили завернутое в промасленную коричневую грубую бумагу.
 Бабушка Нюша любила меня, гладила квадратную головку и носила на закорках, если я засыпал на улице.
 В бабушкину и Нянину комнату переехал иконостас. Это сооружение из трех вертикально расположенных застекленных икон и одной иконы в ризе. Все объединены одним деревянным крашеным корпусом. Вверху на цепочках висит лампада из узорчатого металлического корпуса с цветными стеклышками – фиолетовыми, зелеными, красными. В ней лампадное масло и фитилек. Лампаду по праздникам зажигают.
 У стены дореволюционное зеркало, тусклое, на серебряной основе.
 Когда-то оно было в полный рост, но его снизу разбили и обрезали, и теперь осталась половинка в деревянной крашенной оправе с завитушками в стиле барокко.
 Швейная машинка 'Зингер', закрепленная на специальном столе. Это целый станок с ременной передачей и ножным приводом. Все детали, кроме столешницы чугунные: ножки, шкив, педаль. Как ограда на набережной. Можно просто побаловаться, подавить на педаль. Шкив после разгона долго крутится.
 Меня крестили. Баба Нюша с Няней иногда водили меня в церковь.
 Ничего не запомнил, кроме одного причащения. Солнечный летний будний день. Взрослые и я зашли в пустую церковь. Сразу поразил контраст между залитой Солнцем улицей и церковным полумраком, уличной жарой и церковной прохладой. Потолок уходит в высь – такого я еще не видел ни дома, ни в детском саду. Меня положили на какую-то подставку.
 Подошел дядя с косматой бородой и громовым басом, разносившимся эхом под сводами. Дяденька поднес ко мне ложечку с чем-то красным и пытался заставить меня съесть это. Что ли Бармалей? Обругал дяденьку
 – может, испугается? Дяденька спросил бабушку Нюшу:
 – Что он сказал?
 – Ничего, батюшка, – а мне: – Коленька, там варенье, попробуй.
 Попробовал, и в самом деле, сладко.
 Научился ругаться. У взрослых. Папа веселится, а маме часто приходится неловко. Лифта в нашем доме нет, и мама всякий раз нервничает, когда несет меня по лестнице. Открывается дверь случайной квартиры, и я посылаю очередного дядю Степу на Дарданеллы.
 Стричься нас с Сашкой возят в парикмахерскую 'Челочка' на улице
 Юных Ленинцев, в двух троллейбусных остановках от кинотеатра
 'Высота' в сторону леса. 'Челочка' – детская парикмахерская в полуподвале пятиэтажки. Сашка родился у Истровых через два года после меня. Стрижка неприятное испытание для него и для меня. Слезы на глазах. И зачем это нужно стричь волосы – растут и пусть себе растут.
 Летом 63-го мы с папой идем за руку по улице Машиностроения мимо техникума к автобусной остановке. Папа делает большой шаг, я – два маленьких. Иду и под нос напеваю: 'А если узнаешь, что друг влюблен, и он на твоем пути, уйди с дороги таков закон, третий должен уйти'.
 Это песня из нового кинофильма 'Путь к причалу'. Она популярна, ее ежедневно крутят по радио. Это самая первая моя песня.
 А с мамой мы иногда гуляем по тихой улице Юных Ленинцев. На голове у мамы пучок, его носит большинство москвичек. Мамина прическа называется 'Бабетта идет на войну'. Мама напевает: 'На тебе сошелся клином белый свет…'. Эта песня и 'Нежность' очень популярны у женщин. Кроме них пользуются успехом: 'Топ, топ, топает малыш с мамой по дорожке, милый стриж…', 'Оранжевое небо, оранжевое море, оранжевое солнце, оранжевый верблюд…', 'Бабушка отложи ты вязанье, заведи старый свой патефон… тарара тарара тарарара научи танцевать чарльстон…', 'Жил да был черный кот за углом…'. На мне темно-синий шерстяные брючки и жутко колючая кофточка с вышитой уткой на кармашке.
 Игрушки перекочевывают ко мне из магазина 'Культтовары'. Это ближний из трех магазинов, если идти от дома к лесу. Они стоят друг за другом – 'Культтовары', 'Каблучок' и продмаг. Магазины очень современные, со стеклянными витринами до пола.
 Солдатики металлические, окрашенные с ног до головы зеленой или золотистой краской. Все в касках, руки по швам, позади или ничего или автомат ППШ дулом вниз. Есть еще знаменосцы. Большая редкость – пулеметчик, стреляющий лежа из 'максима' или мотоциклист. У них розовые лица, а не зеленые, а на каске – красная звездочка. Пушки тоже металлические, зеленые, с задранным вверх дулом. Из красной мягкой пластмассы набор конников гражданской войны в папахах, с саблями наголо, тачанки. Их можно грызть в задумчивости.
 В 'Культтоварах' мне купили дорогую коробку пластмассовых солдатиков в форме русской армии 1812 года. Всего десяток солдат, из разных родов войск. Все в движении, в разных костюмах, с ружьями, саблями, есть барабанщик, как настоящие. Очень красивые.
 Фашистов или белогвардейцев в продаже нет. Приходится условно делить всю свою армию на два лагеря без каких-либо внешних признаков. У меня около сотни солдатиков. Перед сражением с помощью детского конструктора я строю на полу укрепления и укрытия для них.
 Еще у меня есть кубики, из которых нужно сложить картинку и картонные, складывающиеся гармошкой книжки. Начали летать в космос и книжки пошли на эту тему. Летит ракета, в иллюминаторах улыбающиеся лица космонавтов – Феоктистов, Титов, Леонов. А еще я люблю детские журналы 'Веселые картинки' и 'Мурзилка'.
 У дома по тропинке волоку за собой на веревке большую металлическую ЗИЛ-машину с синей кабиной и кузовом. Она дребезжит на каждом бугорке. Через десять лет эту тропинку асфальтировали.
 Тетя Люда, мамина сестра, прислала мне из Германии детскую железную дорогу. Паровозик, вагон и открытая платформа. Паровозик – настоящий, с большими и малыми колесами, с кривошипно-шатунным механизмом. Заводится ключом. Рельсы собираются в кольцо. Наигрался дорогой и решил подарить ее случайному мальчику из соседнего двора.
 Он ждал меня во дворе. Сначала я принес ему какие-то другие игрушки.
 Раза два ходил из дома во двор. А когда захватил с собой дорогу меня заметили мои и придержали.
 Папа любит спорт: футбол, коньки, лыжи, велосипед, но дома у нас нет даже футбольного мяча. Кто-то занес пластиковый мяч. Иногда мы играем в футбол в коридоре, упираясь руками в стенки. Стоит пыль и смех. Пока я не попадаю папе по очкам. Мне смешно, а он орет.
 Папа не пропускает футбольных матчей по телевизору, и сам часто играет в футбол на поле за школьным садом и голубятнями. Поле видно с балкона. Играют 'по рублю' – проигравшая команда платит победителям по рублю. Бутылка водки стоит 2 рубля 87 копеек, а позднее стала 3 рубля 62 копейки.
 Однажды папа катал меня на чужом, взятом на пару часов велосипеде по Текстильщикам. Быстро. В юности папа неудачно упал с велосипеда и сломал ключицу.
 Однажды зимой мы с папой взяли лыжи на день в знакомой грузинской семье, через три дома от нашего. Они тоже переехали с Крестьянской заставы в Кузьминки. Лыжи простые с лямкой. Катались в нашем лесу.
 Папа свалился на одном бугорке. Я помню этот бугор. У папы ужасно колючие щеки, когда он прижимает меня к себе.
 Своих лыж, велосипеда, коньков, мяча, санок у меня нет.
 Трехколесный велосипед есть у маленького Сашки. Когда наши семьи вместе идут в лес, еду на Сашкином велосипеде я. Соскочила цепь и я ору на бедного Сашку, а он опускает голову, и губы его дрожат.
 С трех лет я стал ездить в детсад на пятидневку, а позже в лесную школу, где спортивного инвентаря было предостаточно.
 Почти сразу после переезда в Кузьминки папа стал пить. Все чаще и чаще. Бабушки уже не было, и мы закрывались с мамой в маленькой комнате, а он бил в дверь и орал.
 С пяти, шести лет папа изредка давал мне карманные деньги, по пятнадцать, двадцать копеек, а однажды дал бумажный, желтый рубль.
 Это большие деньги. Метро стоит пять копеек, пакетик хрустящего картофеля – десять, кукурузные хлопья с Буратино на пачке – пятнадцать, килограмм яблок – двадцать, мороженное от семи копеек.
 Мармелад был другой по вкусу и более упругий. Мармелад в магазине двух видов – 'Балтика' за рубль тридцать, желтенький и волнистый и
 'Желейный', кажется за рубль шестьдесят, разных цветов. 'Лимонные и апельсиновые дольки' большая редкость, в развес они не продаются, только в баночке-тубусе.
 Папа недоступный моему уму человек. Чулок под брюками зимой он не носит. Дает мне фору в сотню метров и всегда догоняет. Плюет дальше меня. Когда я подрос он рассказывал как в институте (он бросил строительный и учился на втором курсе в МИЭМ) он с легкостью доказывал у доски теоремы квантовой механики. Я видел его тетрадки с формулами и логарифмическую линейку, с помощью которой он быстро умножал и делил. Он любил шахматы и от случая к случаю учил меня.
 Всегда давал мне фору – снимал с доски ферзя или обе ладьи. И все равно выигрывал. Папа выигрывал и у дяди Саши, Сашкиного папы. Он рассказывал о своих шахматных победах на работе. Однажды в гости к нам приехал его приятель с работы. Папа работал на заводе
 'Сантехкабин' конструктором. Они сели за шахматы. Папа вначале безудержно хвастался. А приятель больше помалкивал. К концу партии папа притих. Он проиграл, мой непобедимый папа. Впервые видел его растерянным. Но приятель уехал, и неуверенность его прошла.
 Однажды папа заставил меня бить незнакомого мальчика. Не помню, почему он его остановил, начал ругать, а потом сказал мне: бей его.
 У меня была в руке палка, которой я косил траву. Я врезал мальчику по плечу. Он был старше меня. Стоял и не уходил и не пытался защититься. Папа сказал: еще бей, и я ударил еще несколько раз.
 Потом мы разошлись. Я помню это место.
 Папа не раз брал меня к себе на работу. Таскал по отделам и хвастал – мой сын. А ехать туда нужно было на метро через всю Москву на Щербаковскую. Однажды он много выпил и на обратном пути уснул прямо в вагоне. Я расплакался, ведь я не умею читать, и не знаю на какой станции выходить. Его растолкали соседи пассажиры.
 Вообще, когда мы с папой куда-нибудь идем в Кузьминках, он останавливает знакомых на пути и говорит: 'Посмотри, какой у меня сын вырос'. Часть знакомых – местные пьянчужки, другая – бывшие соседи по Крестьянской заставе. То же самое он говорит тетям из бакалейного и колбасного отделов в нашем продмаге у остановки. Мне не нравится, что меня в упор рассматривают и говорят одно и то же:
 'Мать честная! Ему бы усы, ну вылитый Володька Трынкин, вылитый!' В таких случаях я прохожу на несколько шагов вперед, чтобы укоротить неожиданную встречу.
 Однажды мы поехали с папой на ВДНХ. Прошли через всю территорию и в кафе у пруда он сел выпить за столик. В этот день я съел пять мороженных, разного сорта. Пять. Обычно в день взрослые покупают детям одно мороженное, и потому это запомнилось. Люблю мороженое.
 Самое простое стоит семь копеек – фруктовое в стаканчике, со вкусом черной смородины. Следующее – девять копеек, молочный брикет. Эскимо в фольге на палочке стоит одиннадцать копеек. Тринадцать копеек – молочно-фруктовое. Крем-брюле – пятнадцать копеек. Девятнадцать копеек стоит стаканчик сливочного пломбира с кремовой розочкой.
 Стаканчики вафельные или бумажные. Двадцать две копейки стоит
 'Лакомка', она появилась в 70-х – это сливочный валик в толстом слое глазури цвета какао. Двадцать восемь копеек – эскимо в орехово-шоколадной глазури. Пломбир за сорок восемь копеек – это большой сливочный брикет в фольге.
 С Сашкой Истровым из соседней квартиры мы крепко дружим. Разница в два года не помеха. Мы ходим друг к другу или гуляем вместе.
 Мне было пять, а Сашке значит три. Сидим в его комнате, играем.
 Сашины родители дядя Саша и тетя Тоня чем-то занимаются в соседней комнате за закрытой дверью. Вдруг Сашка выбросил мишку в окно и смотрит на меня.
 – Зачем ты выкинул?
 – Мне еще купят. Сашка вышел и вернулся с уткой на колесах.
 Большинство его игрушек лежит в чулане, к которому нужно идти через комнату с взрослыми. Сашка закрыл за собой дверь и утку тоже кинул в окно. У меня поползла улыбка. Сашка заметил. Он стал носить игрушку за игрушкой. Принесет, швырнет в окно и смотрит на меня. Это похоже на выступление артиста. И каждый раз все крупнее игрушку приносит.
 Как только он появляется с новой игрушкой, я начинаю стонать.
 Последней Сашка принес большую деревянную машину 'Чайка'. Я уже ползаю со слезами на глазах. Через секунду она глухо грохнулась об землю. Все, больше игрушек нет. Но не такой Сашка. Он потащил к окну ковер с пола. Сам не смеется, только на меня посматривает. С ковром пришлось повозиться. Сашка головой вровень с подоконником, ручки слабые. Мои всхлипывания вперемешку с хрюканьем привлекли внимание родителей. Письменному столу и шкафу можно сказать просто повезло.
 Родители Сашку любят и многое ему прощают. Он часто гоняет клюшкой мячик по квартире. Однажды Сашка отдал пас Рагулину… и осколки люстры посыпались прямо в папины макароны. В другой раз захожу к нему – левая кисть забинтована – обжег. Где-то нашел пистолетный патрон и зарядил им детскую поршневую двустволку. Сашка гордо показывал мне разорванное по шву дуло, две пулевые вмятины в обоях и одну в серванте.
 В середине 60-х с нижнего балкона слышен Биттлз.
 Если в Кузьминках становится совсем невыносимо из-за пьяного отца, мама берет меня и уезжает на несколько дней в Измайлово к родителям. Конечной станцией тогда была Измайловский парк. В вагонах были светильники с открытыми колпаками. Нить накаливания в лампочках
 – красного цвета.
 До 13-й Парковой мы добирались на автобусе. Район очень зеленый и уютный. Куракины живут в доме на углу 13-й Парковой и Сиреневого бульвара. Панельная пятиэтажка, но от нашей отличается. На лестничной клетке пахнет кожей обитых дверей. На площадке по три квартиры, а не четыре, как у нас. У нас лестничные марши впритык, а здесь между ними большое расстояние – можно запросто уронить пакет с молоком на гвардии полковника. Квартира трехкомнатная, кухня и комната с окнами на восток, две другие комнаты с окнами на запад.
 Здесь живут мой дед Сеня, бабушка Люба и две мамины сестры, мои тети – Люда и Наташа. Наташа старше меня всего на год – значит мы друзья. Дед Сеня нас много фотографирует.
 У Наташки, когда сердится привычка приговаривать: 'Вот теперь я тебя не люблю!' Это пошло от 'Мойдодыра': 'Вот теперь тебя люблю я…'. Она страшная заводила и капризуля. Люда где-то достала импортную помаду – невероятное счастье при тогдашнем дефиците. А
 Наташка, когда Люда ушла на работу, стала красить ею комнатную дверь. Хватило на половину. Взрослые – быстрее отмывать, пока Люда не вернулась.
 У деда Сени кортик. Он висит в шкафу, вместе с парадной формой.
 Вот это вещь. Однажды осенью он пришел домой после парада и сказал, что у Кремлевской стены захоронили неизвестного солдата. Соорудили вечный огонь. Да, сколько лет прошло после войны, все погибшие известны и вот нашли одного неизвестного. Понятно, почему такие почести.
 В новогодние каникулы дед, Наташа и я поехали в Лужники на елку.
 Все было замечательно. Покричали хором со всем залом: 'ну-ка елочка, зажгись!'. Подарки получили – пластмассовые красные домики с горстью различных конфет и пачками вафель. Возвращаемся домой. Подходим к метро Спортивная – толпится народ. У деда не было пятачка, и он сказал, чтобы я прошел вместе с кем-то. Я замешкался, и меня ударили дверцы турникетов. С тех пор года три со тревогой проходил через турникеты в метро.
 Баба Люба варила необычный кисель. Он остывал и не выливался из перевернутой кружки. Мне такой нравится, он напоминает мармелад.
 В 63-м году дед утроил маму в Совмин, курьером. Плехановский институт мама бросила после двух курсов из-за меня. Курьерский оклад
 – 45 рублей. Все заработанные деньги мама отдавала бабушке Нюше, а меня удавалось пристраивать в детсад на пятидневку или в детские санатории. Путевки стоили очень дешево.
 На новый год мы с мамой ездили в Астафьево, санаторий в бывшем господском доме, в Подмосковье. Огромная столовая. Столы с белыми скатертями, плотно уставленные бокалами разного калибра, салатницами, хлебницами, приборами и тарелками. На столах стоят бутылки с минеральной или фруктовой водой, которую отдыхающие оставили до будущего раза. В новогодний вечер раскрасневшиеся совминовские взрослые сидят за столами и, качаясь, поют нестройными голосами: 'А рассвет уже все заметнее, так, пожалуйста, будь добра – не забудь и ты эти летние, подмосковные вечера…'. Я крепко заснул, а когда рассвело, в своем носке на полу обнаружил большую шоколадку
 'Сливочный' и пять вкусных конфет. Дедушка мороз принес. А европейские и американские детки в новогоднюю ночь кладут в носок морковку, чтобы лошадка деда мороза подкрепилась перед обратной дорогой.




 Сосны


 Сосны это детский сад пятидневка в Подмосковье. Метро в Кузьминках еще нет, и мы с мамой едем до центра на автобусе. Автобусы для отправки детей в Сосны стояли напротив Политехнического музея. Детки уже сидели, а родители рядом ждали отправки. Воспитательница запретила нам грызть ногти. А если они выросли? Это же гигиена.
 Грызли ногти многие, трудно отказать себе в удовольствии.
 Деревья в середине 60-х были значительно крупнее нынешних. Рядом с корпусом в Соснах стоят несколько свежих сосновых пней. Любой из нас забирался на пень и делал три полных шага от края до края.
 Рядом со мной в автобусе сидит мальчик. Пока ехали, познакомились и подружились. Андрюша ужасно много знает и очень активный. По территории детсада группы ходят парами. Мы в паре с Андрюшей. В первый выход из корпуса мы отстали от нашей группы и стали искать спички на дороге. Андрюша решил разжечь костер. Нашли одну сгоревшую.
 – Ладно, без спичек обойдемся, – сказал он.
 'Обойдемся?'. Зачем это нам обходить корпус? На фотографии нашей группы Андрюша стоит, плотно прижав ладошки к трусикам, подбородок его поднят, лицо сурьезное, его папка наверняка военный.
 Летом все дети играют и бегают босиком по травке. Наступил на пчелку. Плакал. На этом месте с тех пор родинка. Пчелка погибла. Ее жало рассчитано на оборону только против насекомых. Оно легко прокалывает хитиновую оболочку, а в теле животных и человека стилеты с зазубринами застревают и остаются вместе с частью кишечника.
 За корпусом на поляне детский бассейн под открытым небом. Бассейн в виде буквы 'О' с двумя дугообразными мостками, перекинутыми на островок. Плавать в бассейне легко – руками перебираешь по дну.
 Иногда воспитательницы просят нас собрать со дна шишки, ветки и камешки. Кто больше соберет – тот победил.
 Однажды мама привезла меня в Сосны в середине недели. Ехали на автобусе 'Фердинанд', лесной, песчаной дорогой. Он подвез нас не к главным воротам, а к лесным. Меня отвели в группу. Меня посадили в таз голышом (ноги в тазу помещались, не сгибаясь в коленях) и оставили. Таз стоял у открытой двери в туалетную комнату, на полу.
 Дети в это время завтракали. Сидящие за ближайшими столиками то и дело поглядывали на меня. Я все думал: мешает ли их взгляду бортик моего таза или нет, и мысленно проводил линию от их глаз. Хотелось думать, что мешает. Иначе стыдно же. Я уже знал, что мальчики отличаются от девочек. После очередной пятидневки рассказал маме: ' Мам, мам, а Надька Петрова из дырочки писает!'.
 Мылись мальчики и девочки раздельно. Вова всякий раз, когда наступала очередь девочек, просил воспитательницу разрешения подержать душевой шланг. Воспитательница разрешала. И Вова видел все девчачьи секреты. Теперь Вова нас консультирует.
 Перед сном и мальчики и девочки одевают одинаковые короткие байковые ночные рубашки. Трусики на ночь снимают. Перед тем, как лечь, всякий, стоя на кровати, встряхивает одеяло, чтобы расправить его. Если соседка девчонка, нужно встряхнуть одеяло раньше, и лежа подсмотреть, как это делает она.
 Мы дружим втроем. Девочка Таня, Витя и я. Однажды мы решили:
 Хватит жить законом, данным Адамом и Евой… Зашли в туалет и стали показывать друг другу глупости. Сначала мы у Тани посмотрели, потрогали пальчиком, потом Таня у нас. Отнеслись к мероприятию деловито:
 – Может, попы посмотрим?
 – Попы у всех одинаковые.
 – Да.
 Большинство в группе не умели завязывать шнурки. Я среди них.
 Воспитатели просили тех, кто уже умеет, научить глупеньких. Мои шнурки завязывала девочка. Я смотрел на ее пальцы, как на чудо природы, и не успевал запомнить.
 За нехорошие проступки нас наказывали. В тихий час нельзя моргать закрытыми глазами. Если моргаешь – получаешь по голове веником или половником. Более серьезное наказание – на пол насыпается горчица, которую заставляют есть, стоя на коленях.
 Однажды за что-то наказали меня. Плакал, как и все в таких случаях. Помощница воспитательницы нагибала мою голову к полу, чтобы губы коснулись горстки горчицы.
 Самое тяжелое наказание – вождение голым по другим группам. Мы видели, как в тихий час воспитательница и сестра-хозяйка уводили нашего мальчика Волкова голым на лестницу.
 Все наказания проводятся в присутствии других детей. Рассказывал ли я об этом дома – не помню.
 Однажды я написал на ячейке для полотенец что-то острое. Не то
 'Долой самодержавие', не то 'Требуйте полного долива пива до черты
 0.5 литра!'. Мне уже было около шести, и я, как и многие в нашей группе, умел писать несколько слов. Вскоре фразу заметила воспитательница, построила всех мальчиков в ряд и, подходя к каждому, строго спрашивала: – Ты? Никто не признался.
 – Ничего, у меня время есть, будете стоять, пока не признаетесь.
 Мне захотелось признаться, но я боялся, что уже поздно, нужно было сразу, а теперь после трех безрезультатных опросов она с сестрой-хозяйкой заставит меня съесть чемодан горчицы.
 Зима в Соснах. На прогулку нас копуш долго одевают. В завершение нужно обуть и завязать ботинки, а на них боты, на голову – платок, поверх меховая шапка, не ушанка, а детская. На прогулке вечером увидел переливающиеся в свете фонаря снежинки. Снежинки так близко к глазам.
 Днем ходили к Москве-реке у Николиной горы. Спустились, а обратно не получается. Скользко. Просто падаешь на четвереньки. И вокруг также барахтаются. У меня мелькнуло: 'Навсегда здесь останемся'. Как выбрались – не помню.
 Мы дружно болеем всякими свинками, коклюшами и скарлатинами.
 Свинка – это когда опухают щечки, а воспитательница утром спрашивает: – Царица небесная, ты кто? А коклюш… коклюш это наподобие Чебурашки. Когда уши зарастают шерстью.
 Изолятор – одноэтажное здание. Лежат по одному ребенку в боксе.
 Боксы разделены стеклами. Если привстать на кровати, можно увидеть и ближних и дальних соседей. Подружку Таню положили тоже. Таня на меня имеет влияние. У нее поговорка: 'Ни себе и не людям' Меня стали выпускать погулять на территории изолятора, окруженной заборчиком по пояс. В траве стоит высокий гриб дождевик. Выше колена! Замер, смотрю.
 – Коля! Коля! – позвали тетеньки. Задрал ногу и раздавил. Ни себе и не людям.
 В Соснах мы разучивали песенку:



   Что-то там такое там
   Распустилось весело
   Потому что мамочке
   Мы пропели песенку
   Песенку такую: ля-ля-ля
   Песенку простую: ля-ля-ля



 Единственный мальчик в нашей группе рисует в изометрии – Саша
 Потапов. А я рисую солдат идущих, лежащих или стоящих. За плечом – винтовка со штыком. Солдат идет, а из штыка огонь и клубы дыма.
 Танки с пятиконечными звездами на корпусе, стреляют, клубы дыма.
 Самолеты. Видно только одно крыло. Взрывы от снарядов. Когда я увидел рисунки Саши: Кремлевскую стену с башнями, мавзолей, трехмерные автобусы, мне захотелось повторить. Этот сюжет я повторял, даже учась в младших классах школы.
 Тетя Люда прислала мне из Германии коричневого маленького медвежонка, символ Берлина. На голове золотая корона, в руке, на золотистой цепочке маленькая книжка гармошкой с черно-белыми фото – видами Берлина. Игрушек близких по качеству в СССР нет. Ну и что, за то если всю выпускаемую страной обувь вывалить в Средиземное море, затопит такие страны, как Дания и Чили. Все по очереди тискают и играют с мишкой. Чтобы он не испустил дух, воспитательница поставила его в сервант. Вскоре я про него забыл.
 Весной в Сосны приехали папа и мама. По какой-то причине их не пустили на территорию, и мы виделись через забор. Подарил маме цветочек на пушистой ножке, с пушистым фиолетовым бутоном. Тогда я думал, что это подснежник. Настоящий подснежник увидел пятнадцать лет спустя. Сейчас эти цветы исчезли в Соснах, возможно и в
 Подмосковье.
 Иногда за мной приезжал папа, чтобы раньше срока забрать домой. К автобусной остановке мы идем через лес. Мне немного страшно: – А волки тут есть? Мост через реку переходим уже в сумерках. С этого моста позднее бросили Бориса Ельцина. Мост мне запомнился невероятно высоким и длинным.
 Бабушка моя Нюша умерла, когда я был в саду, мне было шесть лет.




 Герцено


 'Герцено' всегда говорили для краткости, имея ввиду санаторий имени Герцена. – Ты куда? – В Герцено… – Ты был в Герцено?…
 Первый раз меня привезли сюда в четыре года. Сразу надо мной взяла опекунство незнакомая девочка, на год старше. У меня остались теплые воспоминания о ней, хотя не запомнил ни имени ее, ни лица. Она относилась ко мне как к родному. Она не оставляла меня весь день.
 Что-то рассказывала, показывала, застегивала и завязывала на мне то, все что я не умел, ходила со мной за руку и гладила головку. Я доверял ей как маме. Мы расставались, когда расходились по своим группам. Может быть она сестричка мне? Вообще-то и другие тети меня любют – тетя-врач из нашей поликлиники и тетя-медсестра. Конечно она моя сестричка.
 У фасада корпуса растут несколько деревьев. Через забор видны дома, такие же, как в Кузьминках, пятиэтажки. Я думал, что это один из городских районов. Однажды со стороны домов услышал звуки оркестра. Играли похоронный марш. Значит это крупный город, раз оркестр играет. В углу забора, у деревца я играл с солдатиком. Когда позвали на ужин, положил его ночевать и прикрыл травой. Утром солдатика не было, он встал раньше меня и ушел искать свою роту.
 На первом этаже корпуса бьют декоративные фонтанчики. Что-то невообразимое. Маленькие водоемы, выложенные из камешков, какие-то цветочки и даже подсветка.
 Весной группой ходили к Москве-реке. Идем по тропинке. С одной и с другой стороны расширяющийся овраг, поросший кустами и соснами.
 Постепенно тропинка пошла по гребню – невозможно сделать шаг в сторону. Тропинка кончилась. Впереди крутой обрыв. Тогда он казался мне пропастью. Сзади нажимают. Так хочется повернуться и поскорее уйти. Минуту передние передавали задним, что дороги дальше нет.
 В Герцено мы разучивали песню о Щорсе:



   Голова обвязана, кровь на рукаве
   След кровавый стелется по сырой траве.
   Куда Вас сударь к черту занесло
   Не уж то Вам покой не по карману?



 До чего же нужно было довести лошадь, чтобы она стала вопросы задавать.
 И седло на ней скрипит, и ветер былые раны бередит. Никто не спорит, нужны Парижу деньги силь ву пле. А рыцари ему нужны тем паче. Но шо такое рыцарь без любви и шо такое рыцарь без удачи? А?
 Ну, шо такое?
 Всем детям сделали прививки в руку. Манту или Перке. Недели через две нас смотрел врач. Поглядит на пупырышек и говорит:
 'положительно' или 'отрицательно' и что-то пишет в карточку. Слова
 'положительно и 'отрицательно' для нас новые. Мы собираемся небольшими группками и показываем друг другу пупырышки. Все-таки интересно что дальше: сливать воду или сушить весла.
 За корпусом среди камушков пробились Анютины глазки. Я видел это такие цветки только в помещении. Пестрый – фиолетовый с синим и желтым. Чудо какое. Как тут не вспомнить царя Эдипа: 'Хорошо в деревне летом, пристают глаза к штиблетам'.
 Всегда почему-то думал, что гланды мне вырезали в Герцено, а в действительности это случилось в центральной клинической больнице. К кабинету меня привела медсестра. Она сказала, что мне посмотрят горлышко и все. Посмотрят. Вся дверь в крови. Тут дверь открылась, и на каталке вывезли заплаканную красивую девочку. На коленях – кастрюля с гландами. Сорок тысяч трудодней! Следующий я. В кабинете дядя и тетя в белых халатах, шапочках и масках.
 – Дурилка картонная, мы тебя не больно зарежем, чик – и ты уже на небесах.
 – А может, рассосется?
 – Ты, что над Чапаевым издеваться! Застрелю!
 – Пирогов тоже был великий хирург, но зачем же стулья ломать?
 – Пирогов? Хирург? Почему не знаю?
 Тетенька привязала мои дрожащие руки к подлокотникам, а дядя полез в горло штангенциркулем… Свершилось! Мертвые отпеты, Живые прекратили плач, Окровавленные ланцеты очистил утомленный врач. На подносе лежит взъерошенная гланда с оцарапанными коленками.
 В небольшой игровой комнате нам читает книжки воспитательница. На высоких подоконниках стоят цветы в горшках, белочка крутит колесо.
 Мы сидим, как попало вокруг, и тихо слушаем любимые рассказы Николая
 Носова, рассказ про Тему и Жучку, рассказ о Горгоне-медузе и Персее.
 Историю про сказочного короля, который перевел все дворцовые часы на час назад и натянул проволоку на дворцовой лестнице. Сказку о рыбаке и рыбке:…В третий раз забросил старик невод. И пришел невод с тридцатью тремя богатырями. Все красавцы молодые, великаны удалые, мат стоит как на подбор, с ними дядька Черномор. Дядька песенки поет, и орешки все грызет:
 Я Ча-паев! Ты понимаешь, что я Чапаев!
 А ты…, кто ты такой? К чужой славе примазаться хочешь!
 Ведь я ж супроть ксплатации, супроть капиталу разного!…
 Ты приходи ко мне в полночь за полночь:
 Чапаев чай пьет – садись чай пить.
 Я обедаю – садись, кушай.
 Вот я какой!… Ну, вот, гляди…
 А то ведь я академиев не проходил, я их не закончил.
 Я праль… нет, я прально говорю?
 …Ничего не сказала рыбка, плавником лишь у виска покрутила.




 Школа


 В 67-м я пошел в школу. От дома до школы сто шагов, она видна из окна. Никаких заборов вокруг школы не было. Рядом доступные всем футбольное поле, школьный сад и большая волейбольная площадка.
 Полуметровым забором обнесен только интернат напротив.
 Первый звонок. Пестрая толпа счастливых лиц детей и взрослых.
 Цветы, цветы, в основном гладиолусы. Все мальчики в серых костюмах и белых рубашках. У девочек коричневая форма, белые воротнички и белые фартуки, банты в волосах. У старших пионерские галстуки и комсомольские значки.
 В раздевалке вещи висят свободно.
 Нашу учительницу зовут Зоя Ивановна. Она такая же молодая как моя мама.
 В первый день было три урока. На арифметике писали цифры в ряд.
 Сначала ряд единиц, потом двоек и так до девяти. У нескольких двоек в ряду головку закрутил в спираль, не догадался сделать это на отдельном листке или промокашке. Принес домой, Няня:
 – Переписывай заново.
 – Весь лист?! Это что ты, мы над ним целый час сидели.
 В дневнике, первая страница разбита на две колонки. Слева заголовок: 'Преподаватели', справа: 'Предметы'. Слева в столбик написал преподавателей, а справа предметы, которые мы только, только изучили: пенал, ручка, ластик, карандаш, линейка, промокашка.
 Мама развелась с папой. Она окончила курсы машинописи и работает уже секретарем, с окладом шестьдесят рублей.
 Первую четверть я проучился дома. В это время мама жила в
 Измайлово. В конце осени маме дали однокомнатную квартиру от работы, в девятнадцатиэтажном доме на Ленинском проспекте. Я там появился после первой учебной четверти. А пока жил с Няней и папой в Кузьминках.
 Няня работает уборщицей в шестом продмаге у метро Автозаводская.
 Утром она рано уходит на работу и выводит меня, потому что ключей от квартиры только два. Второй у папы. Школа еще закрыта и Няня ставит меня в подъезде пятиэтажки, ближайшей к школе. Тут в полумраке я и стою. Пугаю бульдогов. Как только услышу жизнерадостный писк школьников, выхожу.
 После уроков я остаюсь в группе продленного дня. Нас набирается два – три десятка школьников с первого до четвертого класса. Готовим домашние задания. Пока тепло, ходим в лес. Трава уже выгорела, под ногами желтые листья. Ласковое солнышко. Сыроежки и свинушки растут под первыми деревьями. В лес ведет лысая дорожка, с подорожником и низкой травкой по сторонам.
 Летом с Сашкой ходим к бочке с квасом у остановки автобуса 'В'.
 Здесь всегда много народу. Длинная очередь с бидонами, короткая – те, кто пьет из кружек. Крана тоже два. Квас очень вкусный, темный.
 Маленькая кружка стоит три копейки, как газировка с сиропом, большая пол литровая – шесть копеек, литр кваса – двенадцать. Трехлитрового бидона хватает на два дня. Хорошо в зной попить колючего кваску из холодильника.
 Вечером ко мне заходит Сашка. Мы смотрим старый фильм по черно-белому телевизору и комментируем все подряд. Верхнего света нет – Няня экономит. Перед нами суповые тарелки, с вареньем до краев и большие ложки. В чулане стоит пяток трехлитровых банок со сливовым, яблочным, черносмородиновым, крыжовишным вареньем. В резерве шестилитровое эмалированное ведро с протертой черной смородиной. За сеанс мы съедаем не менее двух тарелок. С тех пор мне ближе по духу мальчиш-плохиш.
 В каникулы, когда взрослые уходят на работу, мы с Сашкой идем ко мне и кидаемся сырыми яйцами по прохожим. Выкинуть можно четыре – шесть штук и сказать, что сварили. Один кидает с балкона и тут же садится, а второй смотрит из-за шторы в соседней комнате. Ни разу не попали. Такое удовольствие редкость, яйца дорогой продукт.
 На новый год у меня дома и у Сашки елка. У меня настоящая, под потолок, а у него искусственная. Игрушки мои лучше, они более старые и теплые. Снеговик из папье-маше с котелком на голове, стеклянные огурцы, помидоры, шарики и фонарики, две бабки-ежки в ступе, белый медведь, играющий на синем баяне, лиса, красны девицы в кокошниках и добры молодцы, курица, утка, маленький желтый цыпленок, разноцветные колокольчики. Из стеклянных трубочек и шариков, соединенных проволокой – звездочки и фонарики. Мама купила чехословацкие фонарики в виде звездочек зеленых, белых, красных, синих и желтых.
 Крестовина, в которой стоит елка, закутана ватой, рядом дед мороз, на полу конфетти. На ветвях дождик из фольги и флажки.




 Ильинское


 Ильинское – дом отдыха для школьников. Первые три класса я проучился в Непецыно, а в четвертом классе, после нового года, поехал в Ильинское.
 Каждое утро нас ведут на закаливающие процедуры. Тетеньки из персонала обтирают наши спины, грудь и руки мокрой махровой варежкой. Стартовая температура – 36,6, финишная, спустя два с половиной месяца – 33 градуса! Запускают сначала мальчиков, потом девочек или наоборот. Однажды я замешкался и остался последним в раздевалке. Сижу в трусиках, носки одеваю. В раздевалку заглянула тетенька и дала отмашку тем, что за дверью. Пошел поток девочек. Они заходили, как ни в чем не бывало, разговаривали и устраивались на скамейках. Тут я отложил носки и стал орать на них как папа Карло:
 'Вон отсюда! Вон отсюда! Убирайтесь вон!'. Запахло кровопролитием.
 Тетеньки и девочки в испуге потянулись к выходу. Только отличница
 Катя осталась. Я постарался успокоить ее:
 – Не слезами, не мольбами Вас не трону, ангел мой, но надеюсь, сами, сами Вы поймете, что со мной.
 – Короче, Склихасофский, – задумалась Катя, – состояние твое истерическое. Скушай деточка яйцо диетическое. Или может обратиться к врачу?
 – Ничего я не хочу…
 На выходе тетеньки навалились на меня:
 – Скажи, что ты с нами делаешь, варвар! Мы женщины тучные, оборвется сердце и конец!
 В нашем классе висит географическая карта Евразии. До сих пор я видел лишь карту СССР. Мне уже известны некоторые страны, континенты и океаны, но где они находятся, и как выглядят континенты, не знаю.
 На этой карте сверху Ледовитый океан, снизу коричневые горные массивы и желтые пустыни. Внизу воды нет, карта заканчивается на
 Иране, Пакистане, Индии, Китае. Значит ниже там где-то Боливия,
 Египет, Алжир и Перу… В следующем году я увидел карту мира с обоими полушариями. Воды то! А я плаваю плохо. До Кавказа далековато. Хорошо, что Москва в центре материка.
 Два раза в неделю, после уроков, нас учат танцам – твисту и шейку. В кинофильме 'Я Вас любил' мальчик Коля на вечере в хореографическом училище танцует именно этот шейк. Наша учительница танцев – тетя, лет тридцати, строгая и непостижимая. Она не состоит в штате санатория, а приходит два раза в неделю. Занятия утомительные и долгие. Обучается сразу весь класс. Если у одной пары не получается, все повторяют заново. '… музыку не слышите… плавно нога идет… '.
 Однажды после ужина мы как всегда носились по территории. Вдруг видим: кто-то лезет через санаторский забор. Зима, уже стемнело, не разобрать, кто. Подошли ближе. Тетя какая-то. Лезет спиною к нам.
 Тусклый свет фонаря осветил теплые розовые рейтузы из-под пальто.
 Обернулась к нам… Да, дорогой читатель, это была наша Панацея
 Аполлоновна. Она растерялась, достала пудреницу. А мы вскинули руки в пионерском салюте и строем, с песней пошли на каток:
 – …потому что утром рано заниматься нам зарядкою не лень, потому что водой из-под крана обливаемся каждый день…
 В марте наступила оттепель. Ветер поднял прошлогодние, коричневые листья и я увидел на земле бабочку-лимонницу со сложенными крыльями.
 Стою на катке, держу ее в ладонях и грею дыханием. Ожила! Пролетит два шага и вновь засыпает. В корпусе лимонница согрелась и стала неуверенно летать по коридору. На следующий день я отправил ее в конверте домой. Думал, что она заснет в конверте и писал маме, чтобы она обязательно подула на бабочку, чтобы она полетела.




 Непецыно.


 В 67-м во вторую учебную четверть я поехал в лесную школу
 Непецыно. Папа говорил: – В лесную? К зверям, что ли?
 Первый, второй и третий класс я проводил здесь круглый год за исключением первой учебной четверти. В первую четверть в лесной школе идет санобработка, генеральная уборка, инвентаризация и тому подобное. Летом лесная школа превращается в пионерлагерь 'Метеор', в котором я отдыхаю все три смены.
 Домой детишки возвращаются на каникулы между четвертями или в летние пересменки.
 В лесной школе учатся первые три класса начальной школы, человек по двадцать в каждом классе. В лагере отдыхают 13 – 15 отрядов, человек по тридцать в каждом, ребята с первого по девятый класс.
 В первый мой приезд в нашем первом классе было всего семь мальчиков и одна девочка. В следующей четверти и позднее во втором и третьем классе детей было больше. Сразу и надолго подружился с
 Сашкой Сидельниковым. Он добрый, выше меня на полголовы, светловолосый и голубоглазый. Голова его заметно крупнее моей, это видно на фотографиях. Учится Сашка хорошо. Сашина мама учительница.
 Видел ее на родительском дне, который проводится обязательно раз в четверть. Она выглядит старше моей мамы лет на десять. В родительский день мы всегда после собрания гуляем вчетвером – наши мамы и мы с Сашкой.
 Друзей по лесной школе или лагерю у меня было много. Дружат, как правило, живущие в одной палате. В следующий заезд они селятся вместе. Если друг не приехал в заезд, значит, появятся новые друзья.
 Непецынская дружба приостанавливается с окончанием лагерной смены или учебной четверти, потому что в Москве все разбросаны по разным районам. Друзья не очень то скучали: через пять, семь дней, вновь встретимся в Непецыно.
 Детишки живут в двухэтажном корпусе. Зимой четыре класса занимают два корпуса, по одному на этаже. Корпуса деревянные, постройки конца
 40-х годов. Каждая половица паркета, каждая ступенька лестницы скрипит, поет свою песенку.
 По торцам корпуса две веранды. Они имеют самостоятельный выход наружу. В 70-х к верандам второго этажа позади корпуса приделали металлические лестницы – новые требования безопасности для детей.
 Эти веранды хорошо освещены, три стены – сплошные окна. Под окнами толстые отопительные трубы. Зимой на них сушат валенки. На веранде зимним утром проводят зарядку, вечером играют в настольные игры, если воспитатель не разрешает идти на каток. В выходные дни здесь массовое чтение. Летом веранда спасает от дождя. Летом на веранде разучивается отрядная песня под баян или проводится отрядный КВН или играют в настольный теннис. На одной из веранд стоит теннисный или бильярдный стол. Для малышни бильярд маленький метр на полметра, с металлическими шариками.
 В комнате воспитателей и вожатых платяной шкаф заполнен настольными играми, теннисными и бадминтонными ракетками, сетками, мячом. Настольные игры. Футбол: Футболисты расставлены равномерно по всему полю. Они стоят в неглубоких лунках, в которые может закатиться гуттаперчевый мяч. Если мяч в лунке, игрока отклоняют пальцем и отбивают мяч в нужную сторону. Хоккей: Хоккеисты катаются по узкой колее назад – вперед и могут вращаться вокруг себя, ударяя клюшкой по шайбе. Они не задевают друг друга, но шайбу отнять могут.
 Игра азартная – ситуация быстро меняется, на лбу пот, вокруг орут.
 Есть несколько партий в шашки, шахматы. Наиболее распространенные игры в шашки: 'поддавки', 'вышибала' и 'уголки'. В 'поддавках' – задача противоположная обычным шашкам, выигрывает оставшийся без шашек. В 'вышибалах' щелкают пальцем по шашке, и сбивают шашки противника. Щелчок нужно рассчитывать, чтобы своя шашка не упала с доски. При промахе ход переходит к противнику. В следующей игре победитель начинает первым, и шашки его передвинуты на один ряд вперед. Если противник в результате нескольких побед вытеснен с доски, начинается новая партия. В этом случае у проигравшего меняется род войск. Рода войск: солдаты, пулеметы, танки, самолеты.
 В шахматы играют преимущественно в поддавки – это занимает меньше времени.
 Есть настольные игры с фишками. 'Золотой ключик' и 'Барон
 Мюнхгаузен'. На листе картона нарисованы сцены из книги. Каждый игрок бросает кубик и перемещает свою фишку на столько шагов, сколько выпало. Играют несколько человек, у каждого – фишка своего цвета. На пути встречаются пропуски хода (когда лошадь Мюнхгаузена оказалась на колокольне), возвраты назад (когда Буратино бросили с моста), или перелеты вперед на несколько шагов (когда Буратино скакал на петухе).
 В тихий час можно сыграть в 'танки'. Только тихо, приятель. Это происходит уже в палате, лежа в постелях. На листе в клетку рисуют карту местности. Реки с мостами, леса. Обычно лист делится рекой пополам. По обеим сторонам рисуют оговоренное число танков и пушек.
 Танки могут перемещаться и стрелять, пушки только стрелять.
 Перемещение и стрельба делаются карандашом. Его ставят на грифель, он проезжает, оставив штрих. Если штрих задел технику противника – значит, она подбита и горит. Интерес в том, что пальба через реку не приносит успеха, и соперники стремятся перейти мост. Но мост со временем затыкают горящие танки, нужно идти к другому. После подъема проигравший отдает творожную ватрушку за полдником и свой чемодан из кладовки.
 Почти все октябрята играют в фантики. Играют от двух до пяти участников. Часть фантиков первоначально лежит на столе. Игрок кладет фантик на ладонь и кончиками пальцев бьет по краю стола.
 Фантик улетает и падает на стол. Если он накрывает какой-нибудь, ход повторяется.
 Фантиками обмениваются. Наиболее ценные фантики от шоколадных конфет. Они из плотной бумаги, значит тяжелее. У конфет 'Незнайка',
 'Гулливер', 'Зоологические' – фантики крупные, они способны покрыть большую поверхность. Средние – это 'Мишка на севере', 'Клаус в пруду', 'Красная шапочка', 'А ну-ка отними', 'Белочка'. Самые простые фантики – от леденцов 'Взлетная' и 'Театральная'. Слово
 'Карамель' не имеет хождения, такие конфеты называют грызными или сасательными.
 Педагогов в лесной школе по трое на класс. Одна – учительница и две сменяющие друг друга воспитательницы. С нашим классом работали
 Вера Ивановна, Марья Ивановна, Валентина Федоровна и вторая
 Валентина Федоровна. Учительнице нас передавали после завтрака. А после обеда к нам приходила новая воспитательница и оставалась до следующего утра.
 Вера Ивановна рассказывала нам про свои пионерские годы, как они жили тогда. С ней мы разучили песенку:



   А-ах ты милая картошка тошка тошка тошка
   Пи-и-онеров идеал ал ал
   То-от не знает наслажденья денья денья денья
   Кто-о картошки не едал дал дал!



 Сидим на веранде. Вера Ивановна читает вслух о каком-то писателе:
 – … и пользовался публичной библиотекой…
 Шелест по рядам.
 – Что такое? Что за улыбки, ребята?
 Переглядываемся. Значит и в библиотеках уже…
 Нехорошие слова не употребляем, но некоторые знаем. Пополнение запаса происходит во время выяснения, кто больше знает.
 – Ну, смотри, – говорит один мальчик и загибает пальцы.
 Завтрак. Марья Ивановна с черными волосами и накрашенными губами ходит между столов. На блюдцах у каждого из нас лежит кусочек сливочного масла. Масло необычно белое, даже с синевой. Я тоном знатока говорю соседу:
 – Сало сегодня.
 – Ну, какое же это сало, – говорит Марья Ивановна.
 – Не знаю, сало как сало.
 – Это же масло.
 – Какое же это масло, когда сало.
 – Да почему сало то!
 Марья Ивановна начала нервничать, удивляясь моей упрямости. Я затих, но остался при своем мнении. Что такое сало? Сало это как масло, только не желтое, а белое. В любительской колбасе сало, которое выковыривала Няня, не масло же. Увидел сало я несколько лет спустя, а попробовал его впервые в армии.
 В корпусе два входа. Зимой пользовались одним. Второй вход закрыт, а между двойными дверьми свалены метлы и снеговые лопаты. У открытого входа со стороны улицы стоят веники, чтобы отряхнуть валенки от снега. Иногда за ночь перед дверью наметает большой сугроб, утром с трудом открываем.
 На этажах палаты на три – пять человек. Вода в туалете только холодная, умывальники с латунными краниками, над ними зеркала.
 Всегда зимой и летом нижний туалет для девочек, верхний для мальчиков. Утром лестница хрустит под тапочками и сандалиями мальчиков и девочек в трусиках и майках, с полотенцами на плече, зубными щетками, зубными порошками или пастами.
 Коробочка зубного порошка похожа на пудреницу – бумажная цилиндрическая, за шесть копеек. На крышке нарисована мята. Зубной порошок белого цвета, надежный, чистит даже ржавчину на трубах. Его цепляют на мокрую щетку.
 Зубная паста в жестяном тюбике, белая или молочно-розовая. Стоит от двенадцати копеек. Некоторые пасты 'мятные', 'земляничные' и другие фруктовые можно кушать – они сладкие. Позднее стала популярна болгарская паста 'Поморин'. По вкусу -подсоленное мыло. У всех, кто чистит 'Поморином' на лице страдание.
 С зубной пасты иногда свинчивают крышечку, кладут на пол и топают ногой. Вылетает струя на носки и ботинки зазевавшемуся октябренку.
 Ночью пастой мажут лицо девочке, потому что она нравится или потому что не нравится.
 Кроме веранды, палат, туалета на этаже комната воспитательницы – такая же палата. Кладовка. В кладовке стеллажи для чемоданов и принадлежности уборщицы. Летом уборщиц нет, метем полы сами.
 Обоев в корпусе нет. Дранка покрыта штукатуркой светло-желтой в палатах и светло-зеленой в коридорах и на верандах. Пачкается, если сильно заденешь.
 В палате стоят металлические кровати с пружинящей сеткой, стулья, высокий старенький шкаф из дерева, а не ДСП и поэтому воздушно-легкий. Снаружи на его дверце зеркало. Внутри с одной стороны на вешалках висят вещи, с другой – полки. Каждому октябренку
 – полка. Внизу выдвижные ящики, тут можно держать обувь, ежа или трясогузку. Шкаф ростом почти под потолок, на его выступающем краю можно повисеть или подтянуться. Позднее появились другие шкафы из лакированных ДСП-панелей и зеркалом внутри, без излишеств снаружи.
 Проводка в палате наружная, провода, заплетены косичкой, крепятся на колках, от выключателя они тянутся к люстре. Выключатель с ручкой, вращающейся в обе стороны. Поворот на 180 градусов, щелчок и свет включен. Еще поворот, щелчок – свет выключен. Люстра с одним стеклянным абажуром, если палата на трех человек, в палатах на четыре-пять человек люстра трехрожковая. Розеток в палате нет.
 В палатах на пять человек два окна, на троих – одно.
 На чердак ведет деревянная лесенка. Она закреплена на стене и похожа на шведскую стенку. Люк на чердак всегда закрыт, висит замок.
 На чердаке мне никогда не приходилось бывать.
 Снаружи корпуса выкрашены, каждый в свой цвет. После больших каникул бросаются в глаза свежевыкрашенные.
 Всего жилых корпусов шесть. Летом они принимают двенадцать пионерских и октябрятских отрядов. Если приезжают больше тринадцать-пятнадцать, оставшиеся размещаются в школе, в классах, где зимой учится малышня.
 Школа – главное здание на территории. Она из желтого кирпича. При взгляде сверху имеет форму буквы 'Н'. В левом крыле – столовая и кухня. В правом – классы, библиотека, кабинет директора, учительская, кружки. Оба крыла одинаковы по высоте, хотя правое – двухэтажное. Просто в столовой высокие потолки. В перекладине, соединяющей крылья – светлый коридор в столовую, небольшая раздевалка и клуб. На полу в коридоре длинная красная ковровая дорожка, с узором по краям.
 Снаружи, в углу, образованным столовой и переходом, зимой всегда наметает большой сугроб выше подоконника. Он закрывает даже часть окна. С крыши свисает огромная тяжелая сосулька. Вода с нее проделала глубокий ледяной колодец в сугробе. В этот колодец можно залезть. А вылезти, когда растает.
 Дорога, ведущая от главной аллеи к школе, подходит к правому входу в здание. Поэтому левый вход почти всегда закрыт.
 Пространство, образуемое крыльями и перекладиной, используется летом как большая клумба.
 В корпусах входные двери сплошь из дерева, а школьные двери – застекленные. Нижняя часть стекол защищена горизонтальными металлическими спицами. Спицы эти дребезжат при каждом закрывании дверей. До сих пор помню этот звук и не спутаю его ни с чем.
 Закрываются они не обычной пружиной, а специальным механизмом. Один юный натуралист предложил мне зимой коснуться языком спицы, что я и сделал.
 Пол между первыми и вторыми дверями из кафельной плитки в шашечку, стенки выложены из полупрозрачных стеклянных блоков. Такими блоками выложены все московские остановки городского транспорта. У дверей зимой стоят веники для валенок.
 В раздевалке мы снимаем пальто, шапку и валенки и обуваем тапочки.
 В учебном крыле, лестница, ведущая на второй этаж, тоже покрыта красной ковровой дорожкой с рисунком. На ступеньках ее прижимают спицы.
 В коридорах на всех подоконниках цветы по два, три горшка. Цветы стоят и на отдельных подставках. На стенах плакаты про пионеров и октябрят. Светильники везде одинаковые – абажур в виде нескольких белых металлических колец. Только над дверями внутри клуба и вдоль лестницы на второй этаж светильники с глухими абажурами. В клубе на них написано красной краской: 'Выход'.
 Подоконники в школе очень высокие, на уровне наших голов. Потолки и двери везде тоже высокие. При звонке на урок, мы выстраиваемся в затылок вдоль стены у входа в класс. Подходит учительница и заводит нас.
 Школьную библиотеку практически не помню. Брали ерунду всякую про погони, партизан. В первом классе я, вспоминая Герцено, взял книгу
 Николая Носова. Мишкины рассказы и про Незнайку. И еще запомнилась книга Зальтена про олененка Бемби.
 Летняя столовая – деревянное здание у лесных ворот. Оно старше школы. Корпуса, летняя столовая и летний клуб построены в конце сороковых. Зимой правая секция столовой служит складом для лыж и ботинок. Мебель зимой выносится в ее центральную часть. Всего в столовой пять входов: два сбоку, три по центру. Летом карнизы главного входа утыканы глиняными ласточкиными гнездами. Птенцы галдят как пионеры, ласточки носятся взад-вперед, достраивают разрушенные прошлогодние гнезда. Деревянные ступеньки и пол под гнездами заляпаны белым пометом, который скребут ежедневно.
 Напротив главного входа в столовую площадь, с клумбой в центре. В январе на клумбе стоит елка метра в четыре, украшенная большими бумажными флажками, гирляндами, хлопушками и опутанная разноцветными лампочками. Лампочки – обычные, накаливания в черных патронах, только раскрашенные красные, синие, зеленые и желтые. Когда темнеет, лампочки загораются, и становится очень уютно. А остальную зиму до масленицы на клумбе стоит снежный дед мороз. Трехметровая фигура слеплена профессиональным художником. Чтобы было прочнее, дед мороз облит водой. Гуашью раскрашена его шуба, шапка, рукавицы и мешок за спиной. Шуба красная, мешок синий. Если деду залепить снежком по носу, он скажет: 'Вот теперь я тебя не люблю' и не принесет больше подарков.
 Летний клуб. В 93 году его деревянная крыша обвалилась. Зимой не выдержала снега, бедная. К тому времени клуб уже несколько лет был закрыт. Отвалилась наружная лесенка из четырех ступенек – вход за кулисы. Дерево просто сгнило в месте соприкосновения с землей.
 В нашем лагере, кроме того, есть отдельный деревянный склад велосипедов, баня, зимняя каменная и две летних, деревянных, изолятор и пожарное депо. У главных ворот два одноэтажных здания.
 Одно для вахтеров, в другом в начале и конце заезда медсестры взвешивают и измеряют рост.
 В северо-западном углу расположен живой уголок. Он обнесен своим забором – сеткой, натянутой на деревянные рамы и ниже, чем забор лагеря. Перелезать через него трудновато – нога скользит по сетке. А лагерный забор – частокол из зеленых деревянных реек, к которым крепятся и горизонтальные и диагональные – перелезть несложно. И к тому же дырки есть.
 Зимой в зооуголке сплошные сугробы.
 Рядом с зооуголком большая площадка. Летом она превращается в несколько волейбольных, а зимой большую часть ее занимает каток и небольшое место хоккейная площадка.
 День наш начинается в семь. Подъем, в трусиках и майках (девочки одеты также) на зарядку, на веранду. Машем руками, прихлопываем, притопываем, приседаем, скачем. Потом заправляем кровати, умываемся и чистим зубы. В первое время воспитательница показывает, как правильно заправлять. Нужно встряхнуть простыню и расправить ее, потом одеяло и белое покрывало. Подушку ставят конусом.
 Одеваемся и идем в школу на завтрак. Как обычно идем парами.
 Утром мы одеты в школьную форму. Фуражек мальчики не носят. Весной один мальчик из наших носил фуражку – он не москвич. Школьные брюки мальчики не гладят. Слишком мудрено. Домой вернемся, мама погладит.
 Чтобы на коленях не было пузырей, школьную форму носим лишь на занятия. На прогулку и каток надеваем шерстяные шаровары.
 В школе мы раздеваемся, снимаем валенки и обуваем тапочки.
 В столовой столики на четверых. На столах белые скатерти, салфетки. В блюдечке масло, кусочек сыра или два тонко нарезанных кусочка докторской колбаски. Творожок или яйцо, или омлет на молоке с подгоревшей корочкой, или сметана. Каша манная или геркулесовая или пшенная, в середине, в ямке растаявший кусок масла. На несколько столов один зеленый чайник с чаем или кофе из цикория, или какао. С чайником удобно, напиток в нем сохраняет температуру, пока мы едим закуски и каши, из него всегда можно долить. Четыре кусочка сахара каждому.
 Посуду относим сами и ставим на стол перед входом на кухню. На соседнем столе два эмалированных таза с кусочками черного и белого хлеба. Отсюда всегда можно взять, если в тарелке хлеб кончился.
 Иногда кусочек – два берем с собой и сушим на батареях в палате.
 В то время учителя познакомили нас с дедушкой Лениным и тяжелыми годами разрухи. В фильмах про революцию на все лады твердили:
 'голод, нет хлеба, где же достать, продразверстка…'. Я мечтал: вот если бы попасть в то тревожное время, принес бы Ильичу полный таз белого хлеба.
 – Вот это подмога, ну, спасибо батенька, выручил. До слез. Теперь вздохнет молодая наша советская республика. Теперь мы за индустриализацию возьмемся. Пойду со спокойной душой 'Как нам реорганизовать рабкрин' писать.
 После завтрака – уроки. Физкультура обычно продолжается два академических часа из-за лыж. В неподходящую погоду занятия проходят в клубе. Стулья тут сдвинуты по стенам. На стене, противоположной экрану, закреплены шведские стенки. Занимаемся и на них. Под ними маты – тут перевороты и кувырки. Упражнения с мячом и палками, приседания, ходьба и бег по кругу.
 Раздеваемся на физкультуру прямо в классе до трусиков и майки или трико, на ногах чешки. Чешки это кожаные тапочки для гимнастики, держатся на ноге без шнурков за счет резинки. Раздеваться в классе ужасно. Раздеваются одновременно и девочки и мальчики. Некоторые мальчики носят лифчики в виде жилетки с резинками для поддержания чулок. Да, дорогой читатель, под брюками до весны мальчики носят чулки. Такое было непростое время. И снег, и ветер и звезд ночной полет, тебя моя юность в тревожную даль зовет. Девочки тоже носили чулки, колготки появились позже.
 Весной мальчики сменяют чулки на гольфы или носки. А моя мама еще не прислала носки. В общем-то, я не один такой. Приходится чулки скатывать в баранку. Ходишь как будто бы в носках. Но всем вокруг понятно: октябренок лапшу вешает.
 Писали перьевыми ручками. Году в 69-м появились шариковые. Ими разрешали пользоваться только на арифметике. На уроке письма – перьевые. При письме важно нажать или ослабить нажим на перо, чтобы буква получилась правильная. Ручки были простые и дешевые потому, что часто терялись, ломались и протекали. Ладошки и тетрадки не редко были в чернильных пятнах. Пятна на подбородке и даже на носу.
 Внутри перьевой ручки есть камера для чернил. Ручки были двух типов
 – поршневые и пипеточные.
 В каждой тонкой тетрадке есть вкладыш – розовая промокательная бумага. Ею пользуются, если чернила еще не высохли, а страницу нужно переворачивать. Об нее чистят перо от застрявших волосков. Пузырек с чернилами стоит на столе учительницы, можно поднять руку, подойти и заправить ручку.
 В классе довольно просторно, парты на одного человека, в отличие от городских школ. В углу черно-белый телевизор. Телевизоров в школе всего два, по одному на этаж, в корпусах их нет.
 На природоведении Мария Ивановна поставила на подоконник стеклянную банку со снегом. – Снег есть нельзя, – сказала она. Для нас покушать снег или пососать сосульку – рядовое событие. Сосулька в принципе похожа на леденец, она также стучит о зубы, когда передвигаешь из угла в угол. К кону уроков снег в банке растаял, и мы увидели мутную водичку с волоском, кусочками взвешенной грязи. И это в лесу, где вокруг нет никаких дорог, и до Москвы почти сто километров… Снег больше не ели.
 После занятий обед. Моем руки. Справа, у входа в столовую умывальники с голодной и горячей водой, зеркалами и полотенцами на вешалках. Белые полотенца заляпаны. Концы полотенец подшиты друг к другу так, что оно становится кольцом. Это удобно – во-первых: не падает, во-вторых: если полотенце кто-то уже заляпал, его можно прокрутить до чистого места. Сами в столовую не заходим, ждем воспитательницы.
 Однажды мы долго ждали Веру Ивановну. Ждали, ждали. За стеклянными дверьми на столах видны тарелки с супчиком, стаканчики с морсом, из кухни тянет вкусненьким. '- Ну, когда же придет эта Вера -…ра!'
 Это я так высказался. Кто-то проходил из взрослых, услышал и пристыдил меня, а потом об этом узнала Вера Ивановна. Она стала суха со мной. А раньше она ставила меня в пример. Наши воспитательницы тоже все узнали и при встречах смотрели на меня с укоризной. Такой поступок можно было ожидать от двоечника или хулигана. У нас не было никакого собрания по этому поводу. Не помню, извинился перед ней или нет. Осадок остался. Вера Ивановна была старушкой, маленькой, выше нас второклашек всего на голову, короткие волосы. Не всегда она была доброй, иногда капризничала – заставляла убрать разбросанные игрушки, заново заправить кровать, загоняла в корпус с катка. Вера
 Ивановна чем-то напоминает мне Валентину Сперантову. Помню лица трех других воспитательниц, а ее лица не запомнил.
 За обедом три блюда. Суп, горячее, напиток. Была ли закуска – боюсь соврать. Супы разнообразные, вторые блюда тоже. Если гарнир картофельное пюре, то в нем ложечкой сделаны ямки, в которых растопленное сливочное масло. Сбоку лежит кучка тушеной капустки и что-то мясное. Единственное, что невкусно – щи из квашеной капусты.
 Компот, кисель, морс разлит в керамические стаканчики с золотистым ободком по краю и толстыми стенками. На завтрак, полдник и ужин напитки разливаются в стеклянные стаканы, а сами они посажены в тяжелые, красивые подстаканники.
 После обеда возвращаемся в корпус на тихий час.



   Там, где сосны, там, где ели
   И березы встали в ряд
   Там на беленьких постелях
   Октябрята крепко спят (так написала О. Высотская)



 После тихого часа с сонными мордашками идем на полдник.
 Сдобная булочка так себе, если с повидлом, то хорошо. Или два кусочка печенья 'Юбилейного' или 'Земляничного'. И теплое молоко.
 Иногда на блюдце печеное яблоко, антоновка, посыпанная сахаром, с подгоревшей попкой.
 Покушали, поднимаемся в классы на подготовку домашних заданий. В воскресенье это время свободное, потому что домашние задания на понедельник сделаны в субботу. В воскресенье в это время в клубе кинофильм.
 Те, кто сделал домашние задания – свободны. Мальчишки и девчонки идут в корпус, переодеваются и на каток. Телевизор не интересен, его смотрим редко, когда идут действительно стоящие фильмы. Которые еще и вписываются в распорядок дня – не залезают на обед, ужин или тихий час. Педагоги предупреждают нас заранее о таком просмотре. Чтобы телевизор не включали в их отсутствие, педагоги забирают предохранитель.
 В 68-69 году зимой мы смотрели пятисерийный 'Адъютант его превосходительства'. Была премьера. Каждый вечер, между шестью и семью, с понедельника по пятницу мы ждали следующей серии. Смотрели и дети, и воспитатели, не отрываясь. А потом долго обсуждали на ужине и когда шли в корпус и до погашенного света в комнате.
 А другой фильм, который мне запомнился 'Соломенная шляпка'. Такой теплый и веселый. Тоже была премьера. Году в 73-м, в новогодние каникулы. Телевизор в классе был уже цветной. А дома у меня – черно-белый.
 На катке и поблизости проводим весь вечер до ужина и после него.
 Здесь светло как днем – горят фонари и нити разноцветных лампочек.
 Время можно узнать по большим квадратным часам, которые висят на летней столовой. Это единственные часы в лагере. На них никто не смотрит. На ужин и на сон нас зазывают воспитательницы.
 В снегопад после занятий дружно расчищаем каток. Для этого служат щиты, в которые впрягаются два-три детеныша. Получается быстро, потому что нас много.
 Со временем по границам катка вырастают большие сугробы. На них ребята третьего, четвертого класса строят крепости из снежных блоков с бойницами, а внизу вырывают систему ходов, амбразуры с видом на каток. Каждый вечер здесь происходит бой. Одни атакуют с катка, другие обороняются. Первоклашки наблюдают и завидуют, а когда старших нет, лазают по ходам. Внутри хода тесно и тихо, хотя рядом на катке шум голосов.
 Девчонки в основном катаются на коньках и с горки. А ребята делятся между коньками, крепостями, горкой и походами на санках.
 Горка стоит рядом с катком. Деревянная, высотой с два этажа.
 Вокруг копошится измазанный снегом народ с красными щеками. Кто-то поднимается по лестнице, кто-то съезжает вниз, кто-то обстреливает их снежками. Съезжают на деревянных досках, закругленных с одного конца. Когда детишки уходят, доски бросают как попало до следующего дня.
 Коньки раздали сразу всем желающим. Модель называлась 'гаги'.
 Коньки обуваем на скамейках у катка. Валенки остаются лежать тут же, они никому не нужны. Выхожу на лед, судорожно дергаясь и размахивая руками. Щиколотка слабая, лезвия не стоят на льду, а лежат. Внутрь или наружу. Поехали. Вьется над нами ветер как флаг, ветер как флаг.
 Мы пишем коньками песни атак…
 Очень быстро класс поделился на тех, у кого получается с коньками и тех, у кого не получается. Последние предпочитали конькам санки. И я перешел в эту группу. В то время, как одни катались на одном месте, мы делились на группы и партизанили по всему лагерю. Часть времени уходит на добычу гранат. Гранаты – это сосульки, свисающие с крыш корпусов. Одни гладкие, другие волнистые, красивые. Их сбивают палкой или другой сосулькой. Сбитые сосульки падают в сугроб и потому остаются целы. Гранаты кидаем в кирпичное основание корпуса или в школу. Они красиво разлетаются на осколки. До следующего раза гранаты хранят в сугробе.
 В основном санки волокут за собой на веревке, реже возят друг друга или едут, отталкиваясь руками. Снег так близко перед глазами, снежинки переливаются в свете фонарей, их можно подробно рассмотреть. Все дорожки заснежены. Главная аллея хорошо освещена, и у корпусов светят фонари.
 За катком хоккейная площадка. В хоккей играют школьники шестых – девятых классов, которые приезжали на новогодние каникулы. А мы в это время дома. Об этом я узнал, когда сам стал старше.
 Границ для нас не существует, сугробы – не препятствие. Каждый день – в валенках снег, шаровары с пузырями на коленках, в налипших снежных шариках. В снегу шапка и пальто и мокрая голова.
 На ужин на столе запеканка манная или творожная, с изюмчиком и подгоревшей корочкой, горячее блюдо и чай. На ужин приходили мокрые и краснощекие.
 После ужина остается время для настольных игр. Перед сном моем ноги. Для ног у каждого вафельное квадратное полотенце. В это же время воспитательница приносит из столовой яблоки в наволочке и раздает каждому по два. Антоновка. Зеленая и мягкая с замечательным запахом. От яблока остается лишь сухой огрызок. Яблоками нас кормят чаще, реже – апельсинами или мандаринами. Мандаринов дают по четыре штуки. Их нужно очистить все сразу и разделить на дольки. Это солдатики. Остается несколько минут до отбоя, дольки разложены на пододеяльнике один отряд против другого. Начинается рукопашная и стрельба. Первые раненные и погибшие.
 Минут пятнадцать перед сном можно почитать.
 В десять Валентина Федоровна проходит по коридору и громко объявляет: 'Гасим свет! Отбой!'. Свет погашен. Двери в палаты остаются открытыми. Валентина Федоровна еще минут десять ходит по коридору. Скрип половиц выдает ее. Наконец она закрывает одну за другой двери всех палат и уходит в свою комнату. Наступает тишина, поплыли шепот, разговоры. И вдруг опять хруп, эээ, хруп, эээ. Это чья-то палата разбудила Валентину Федоровну, сейчас они получат.
 У Валентины Федоровны есть привычка замирать у палаты, как на охоте. Часто мы теряем бдительность и снова начинаем шептаться. А она неожиданно влетает и говорит всякие пошлости… Лето после шестого класса. Тихий час. А в тихий час вообще уснуть невозможно.
 Двери открыты. Валентина Федоровна скрипела, скрипела по коридору.
 Вдруг затаилась у нашей палаты.
 – Крадется! – шепнул я как в театре, когда слышат последние ряды.
 Два прыжка, и Валентина Федоровна на пороге: – Это что за разговоры!
 Шептались о прошедшем фильме или рассказывали анекдоты. Анекдоты ходили исключительно плоские. Что-то смешное стало появляться в старших классах.
 Однажды пол ночи кидались подушками. В палате пять человек. Огонь велся перекрестный. Так смешно, когда подушка попадает кому-то в голову, особенно, когда он ее не ждет. Глухой звук от удара, как пустым мешком из-за угла. Поднялась пыль, в палате стало душно. Свет не включали – под окном фонарь. Разбудили нянечку, которая обещала завтра все рассказать Марье Ивановне.
 Так проходил день зимой.
 Учеба давалась легко. В нашем классе имели тройки лишь два три мальчика.
 Домой пишу: '…я всех слушаюсь и меня все любют'. Весной, в конце учебного года многих награждают почетными грамотами и книгами с дарственными надписями. Мне подарили книгу 'Голубой дымок вигвама', о приключениях мальчика. Он плыл вниз по реке на плоте в поисках удравшего из питомника бобра. А когда поступил в первый класс мне пришла открытка из детской поликлиники с поздравлением, которое я еще не мог тогда прочесть: 'Дорогой Коля! Твой доктор Елизавета
 Георгиевна и медицинская сестра Елена Александровна поздравляем тебя с поступлением в 1-й класс. Желаем тебе крепкого здоровья и отличной учебы'. Написано от руки. Приятно. С тех пор у меня было много грамот и все они отпечатаны. На обратной стороне открытки школьная доска, с надписью 'Поздравляем', перед доской три улыбающиеся матрешки с букварем, портфелем, карандашом и перьевой ручкой.
 Утром по субботам мы меняем белье. Старое постельное сбрасываем на пол перед палатой, его собирает нянечка, делает узлы и отвозит на тачке в прачечную. Нижнее белье тоже сдаем в прачечную и получаем взамен свежее, свое же. На трусиках и майках пришиты метки с именем и фамилией. Об этом позаботились наши мамы.
 Баня перед обедом, в субботу. Вода с железным привкусом. Мыло – банное, большой, желтый прямоугольный кусок не помещается в кисти и выпрыгивает на пол. Стеганые мочалки с веревочками на концах вкусно пахнут липой. Дома все по-другому.
 Летом мы моемся в летней деревянной бане. Однажды с нами октябрятами в баню запустили пяток ребят из самого старшего отряда.
 Какие у них баклуши… О темпора, о морес!. Мы сразу решили, что это как его, волюнтаризм.
 В среду, субботу и воскресенье в клубе после ужина крутят художественный фильм. Иногда в выходные или праздники идут два сеанса, первый – после полдника.
 В октябрьские праздники обязательно что-нибудь революционное:
 'Ленин в Октябре', 'Ленин в 1918 году'. Вначале обязательный мультфильм. Мультфильмов пересмотрели невероятное количество. Мне нравились рисованные: серия 'Ну, погоди!', 'Дед мороз и лето', серия
 'Малыш и Карлсон', серия 'Вини Пух', про Карандаша и Самоделкина, про дядю Степу, Незнайку, Маугли. Мультфильмы про животных, новогодние, сказки, 'Петя и серый волк', 'В стране невыученных уроков', 'Королева зубная щетка', 'Шайбу, шайбу!', 'Матч реванш',
 'Необыкновенный матч'. Из кукольных: 'Варежка', серия про Чебурашку и Гену, 'Приключения барона Мюнхгаузена', 'Осторожно, щука',
 'Козленок, который умел считать до десяти'.
 После фильма темным вечером выходим из школы и идем в корпус по скрипучему снегу и наперебой галдим: 'а помнишь как этот его…', играем в новых героев и так продолжается, пока Валентина Федоровна не выключит свет в палате.
 Если бы я учился в начальных классах в Москве, не смог бы пересмотреть столько замечательных фильмов. Телевизор с этим не справился бы. У него всего четыре канала, из них один учебный.
 Художественные фильмы идут по первой программе после девяти вечера, часто на производственную тему. Десятилетиями не показывают
 'Кавказскую пленницу' или 'Операцию 'Ы''. По телевизору все больше показывают 'Ленинский университет миллионов'. Или про вредные погодные условия для сева. Или сколько молока выдавили из коров в этом году. А в следующем будет больше, потому что будут давить по ночам.
 Некоторые смотрел в Непецыно в первый и последний раз ('Орлята
 Чапая', 'Бей барабан', 'Хоккеисты', 'Здравствуй, Москва',
 'Педагогическая поэма', 'Мой папа капитан').
 От других в памяти остались лишь фрагменты, такой, например:
 Гражданская война, вокруг тревожно. Двое детей лошадью тянут вагон с хлебом для голодающих. Едут через лес по одноколейке. На вагоне широко написано 'Холера'…
 Многие фильмы смотрел десятки раз. О большинстве сохранилось доброе детское впечатление, которое иногда меняется со временем.
 Почему-то, привык делить их на фильмы до 70-х годов и после.
 Первоклассница
 Алеша Птицын вырабатывает характер
 Валентина Сперантова, маленькая Наталья Селезнева. Маму Алеши играет актриса, которая играла в 'Небесном тихоходе' ( жена капитана
 Кайсарова ). Не запомнил ее фамилии.
 Три дня из жизни второклассника и второгодника… (дальше фамилия, которую не запомнил) Его показывали по телевидению в конце 60-х.
 Орлята Чапая
 Посмотреть бы еще когда-нибудь.
 Мой папа капитан
 Черно-белый. Сибирь. Енисей. Горы и тайга. Тетерин – папа капитан.
 Медведь
 Ольга Андровская. Михаил Жаров
 Чудак из 5-го 'Б'*
 Неуловимые мстители
 Новые приключения неуловимых
 Никто не знает, как сапожник Сердюк оказался на съемочной площадке. Штабс-капитан Овечкин, долго не мешкая, заехал ему под дых. Сердюк скорчился от боли: 'Прошел я немало путей-дорог, но счастья найти не мог'. И пошел куда глаза глядят, в девятое отделение за углом. Пришлось его пристрелить.
 Валерка все ходит в бильярдную, подсаживается к Овечкину и вкрадчивым голосом рассказывает про своего папу в Констанце и что жил в детстве в Петербурге на Зелениной с гувернером, который: 'не докучал моралью строгой, порой за шалости бранил и в летний сад гулять водил'. Городские газеты пишут, что этот очкарик приехал за картой укрепрайона, но стесняется идти к начальнику контрразведки полковнику Кудасову.
 Штабс-капитан дослушает Валерку, выпьет бокал бургундского, дернет шеей и шепчет ему на ухо:
 – Громыхает гражданская война от темна до темна. Много в поле тропинок, тока правда одна.
 Буба Касторский переоделся женой полковника Кудасова и уже неделю выведывает у мужа про карту укрепрайона. Овечкин пытается раскрыть глаза шефу: '… да у нее же якорь на руке… а мужские ботинки? '.
 А у того на все один ответ: – Мы таких товарищей скоро в Черном море топить будем!
 Атаман Гнат Бурнаш решил взять Валерку живьем, но свалился с лестницы и уехал в Париж:
 – Вы в метро катались? Вот и я хочу. Перчаточки себе куплю… и прощай моя честная будущность!
 Корабль 'Глория'. Из каюты Овечкина судорожно выползает Яшка
 Цыган-фамилии-нет. Голова и пальто в кетчупе. Даже видавший виды
 Сердюк, идущий по коридору, в ужасе остановился. А Яшка:
 – Вот так и живем, не ждем тишины, мы юности нашей как прежде верны.
 Начальник Чукотки
 Мистер Глазков, Тимофей Иванов Храмов, мистер Стентон, Иемуши Сан,
 Пит Брюханов.
 Друг мой Колька
 Девочка ищет отца
 Фильм 59-го года. Захватывающее приключение.
 Республика ШКИД
 Сначала фильм мне не нравился. Лет с 12-и отношение к нему изменилось. В сорок прочел книгу. Фильм – сладкая сказка. Слишком уж чудесно скоро группа воров преобразилась и стала выпускать газету.
 По книге беспризорники даже после многомесячного выпуска десятка внутришкольных газет крепко издевались над педагогами. Два описанных случая особенно жестоки. Воровали.
 Служили два товарища
 Олег Янковский, Ролан Быков: '… вел злые разговоры против революции! Что, молчишь, попович?'
 Огонь, вода и медные трубы
 Анна на шее
 Как легко Михаил Жаров танцует мазурку. Мне бы так.
 Морозко
 Коллеги
 Василий Ливанов, Василий Лановой и Олег Анофриев
 День счастья
 Тамара Семина. Алексей Баталов. Валентин Зубков.
 За двумя зайцами
 Олег Борисов. Маргарита Криницына.
 Поезд идет на восток
 Лидия Драновская, Леонид Галлис
 Укротители велосипедов
 Эдуард Павулс. Алексей Смирнов. Музыка, солнце. Мой фильм.
 Операция 'Ы' и другие приключения Шурика
 Кавказская пленница
 Бриллиантовая рука
 Семен Семеныч Горбунков, старший экономист 'Гипрорыбы'. Сеня
 Козлодоев, Лелик.
 Зеленые цепочки
 Карьера Димы Горина
 Татьяна Конюхова. Александр Демьяненко.
 Два капитана * 55-го года. Трудно узнать в Николае Антоновиче Леонида Галлиса.
 Молодая Дробышева – сестра Сани. Нравится ее улыбка, когда она встречает в сенях Саню и теребит его волосы. Катя очень красивая.
 Здесь две Кати: Катя в детстве и Катя в молодости. Красивая, которая в молодости. А про актрису, играющую маленькую Катю все вспоминал, вспоминал, где ее видел. Она играла сестру Васи Шанешкина в 'Улица полна неожиданностей'.
 Шумный день * Валентина Сперантова. Олег Табаков. Лилия Толмачева. Инна Гулая.
 Гиперболоид инженера Гарина
 Когда деревья были большими
 Верность
 Живет такой парень
 Горячие денечки
 Окуневская. Симонов. Янина Жеймо. Алексей Грибов. Николай Черкасов.
 Добро пожаловать или посторонним вход воспрещен. ** Костя Инночкин – Виктор Косых ( Данька из 'Неуловимых'), завхоз
 – Алеша Смирнов, пионервожатая – Алейникова, врач – Лидия Смирнова, начальник лагеря – Евгений Евстигнеев.
 Лагерь – наша родная семья
 Мы бодры, веселы
 Хорошо нам живется, друзья
 В соответствии с распорядком
 Начинаем мы утро с зарядки
 Угощают нас вкусным обедом
 Щи и борщ мы всегда едим с хлебом
 Кто не ест маргарин:
 – Похудеешь! – ему говорим.
 Звонят, откройте дверь
 Елена Проклова и Виктор Косых.
 Полосатый рейс * Кныш (Алеша Смирнов) смешно давит радиолампы на столе в радиорубке. Евгений Леонов. Алексей Грибов. Николай Трофимов.
 Укротительница тигров * Касаткина умница. Петр Кадочников. Константин Сорокин, Гликерия
 Чеснокова-Богданова. Леонид Быков.
 Берегись автомобиля * Юра Деточкин – великий Смоктуновский. Пробую повторить как он:
 'Понимаешь, Люба, понаставили капканов… Ах несчастный я, несчастный…', не получается. Максим Подберезовиков – Олег Ефремов.
 Евгений Евстигнеев.
 Зигзаг удачи * Евстигнеев – гений. Валентина Талызина. Готлиб Ронингсон вот уже во втором рязановском фильме. Евгений Леонов. Ирина Скобцева.
 Георгий Бурков. Алексей Грибов. Людмила Теличкина.
 Карнавальная ночь * Игорь Ильинский. Тамара Носова. А. Грузинский (имени не знаю).
 Юрий Белов. Людмила Гурченко. Сергей Филиппов. Андрей Тутышкин.
 Гусарская баллада * И здесь Игорь Ильинский. Приятно посмотреть на хорошего человека.
 Хозяин тайги * Красивая Леонела Пырьева. Михаил Кокшенов. Валерий Золотухин
 Обыкновенный человек * Ирина Скобцева. Василий Меркурьев. А. Грузинский. Фамилии других актеров я не знаю. '… ничего, над Суворовым тоже смеялись…'
 Пятнадцатилетний капитан
 Таинственный остров
 Смелые люди
 Сергей Гурзо
 Звезда
 Сережа * Это редкий фильм, где во многих сценах работает радио. Она давно исчезла эта музыка и передачи начала 60-х. Приятно вспомнить детство. Одежда, машинки, солдатики, рыбий жир. Смотрел, смотрел его и только в зрелом возрасте обратил внимание на титры – режиссер
 Данелия. Я уже любил Данелия, как мастера 'Афони' и 'Осеннего марафона'.
 Девять дней одного года
 Татьяна Лаврова. Алексей Баталов.
 Иду на грозу
 Виктория Лепко. Александр Белявский.
 Адъютант его превосходительства * Юрий Соломин. Саша Милокосный. Владислав Стржельчик. Козел.
 Талантливая Людмила Чурсина. Виктор Павлов. Евгений Ташков. Евгений
 Шутов. Тетерин (имени не знаю). Николай Гриценко.
 Семеро смелых
 Николай Боголюбов, Тамара Макарова, Олег Жаков, Петр Алейников.
 Пятеро с неба
 Весь фильм пасмурный. А смотреть интересно.
 Девочка на шаре
 Короткометражный. Юрий Яковлев – папа Дениски.
 Молодая гвардия
 Королевство кривых зеркал
 Чапаев
 Котовский
 Юность Максима
 Ленин в октябре
 Человек с ружьем
 Волга-Волга
 Светлый путь
 Веселые ребята
 Весна
 Любовь Орлова. Николай Черкасов. Фаина Раневская. Ростислав Плятт.
 Рина Зеленая.
 Весна на Заречной улице * Учительница Татьяна Сергеевна Левченко. Сталевар Саша Савченко.
 Грузовики медленно едут по заснеженной дороге. Никто не торопится.
 Все в снегу кругом. Прошли годы, когда мне захотелось купить что-нибудь из классики, я вспомнил как учительница Левченко (Нина
 Иванова) слушала концерт Рахманинова.
 Цирк
 Любовь Орлова. Сергей Столяров. Владимир Володин.
 Солдат Иван Бровкин
 Татьяна Пельцер. Леонид Харитонов. Сергей Блинников. Евгений
 Шутов. Михаил Пуговкин.
 Максим Перепелица
 Леонид Быков.
 Человек – амфибия
 Его звали Роберт
 Семь нянек
 Семен Морозов.
 Семь невест ефрейтора Збруева * Мне всякий раз жаль, когда ефрейтор Константин Яковлевич расстается с последней своей невестой из красноярской деревни.
 Хорошо, что после фильма они все-таки встретились и стали счастливо жить вместе.
 Свадьба в Малиновке
 Трембита
 Пропало лето * Мальчиков, играющих здесь главные роли, в других фильмах не замечал. Хорошая музыка. Солнце и горы, черепичные крыши. Курепка.
 Зоя Федорова.
 Три плюс два
 Член правительства
 Вера Марецкая. Василий Меркурьев.
 Варвара краса, длинная коса
 Два бойца
 Костя Дзюбин выставил своего лучшего друга на посмешище.
 Оказывается не все предатели похожи на мальчиша-Плохиша.
 Сказание о земле сибирской
 Поединок
 Подкидыш
 Депутат Балтики
 Старик профессор Полежаев (Николай Черкасов) жизнерадостно зовет жену: 'Ма-ша! Ма-ша!!!' А как он говорит по телефону: – Слушаю
 Вас… что?… какой Владимир Ильич?… какой еще Ленин, идите в
 … ах, вождь! Здравствуйте, здравствуйте товарищ Ленин.
 Я Вас любил
 Вера Орлова, Евгений Весник, Перевалов (имени не знаю).
 Старая, старая сказка * Весь фильм снят в павильоне. Обычно детям не нравятся такие фильмы. На картон смотреть, как маленькие. 'Старая, старая сказка' – другое дело. Не могу представить его снятым иначе. И музыка.
 Навсегда полюбил Неелову и Даля. В тоже примерно время смотрел
 'Айболит 66', тоже павильонные съемки – никакого сравнения. Тоска зеленая. Несмотря на знаменитых актеров.
 Дело было в Пенькове * Вячеслав Тихонов. Майя Менглет. Светлана Дружинина. Юрий
 Медведев (товарищ Зефиров) Анатолий Кубацкий.
 Аленка * Николай Боголюбов, Василий Шукшин.
 Счастливый рейс * Как много зелени. Почти в каждом кадре. Машины едут не торопясь.
 Николай Крючков. Ольга Викланд. Вера Орлова. Михаил Жаров. Пал
 Палыч. Песенка из фильма:



   Когда ты весел с тобою счастье вместе
   И все вокруг тебя поет – Земля и небосвод
   С любой работой справляешься легко ты
   И все тогда тебя зовет – смелей вперед






   Я люблю покинуть наш широкий дружный двор
   Я люблю послушать птиц неутомимый хор
   Среди ветвей зеленых березок и кленов
   Где сердцу открывается стремительный простор



 Завтра, третьего апреля
 Доживем до понедельника
 Никогда не учился в такой школе, в смысле – в таком здании. Фильм вышел на год раньше, чем я пошел в школу. Все равно много общего, напоминает середину 60-х. Вячеслав Тихонов. Жизднева (не знаю имени). Ирина Печерникова (не знаю имени).
 Командировка * Приятно, что есть такие актеры, как Олег Ефремов. В детстве, когда пытался вспомнить его фамилию, в голове вертелось
 'Подберезовиков'. Сын на него очень похож с доброй улыбкой.
 Я шагаю по Москве
 Алексей Локтев, Галина Польских, Евгений Стеблов
 Дикая собака Динго * Галина Польских. Счастливые люди. Все здесь мое.
 Наш дом * Алексей Локтев, Бероев Вадим, Анатолий Папанов. Мне нравится
 Таня (актриса Корниенко) и ее комната с полукруглым окном, я бы не ушел от нее.
 Всякий раз смотрю эпизод, когда они знакомятся на переходе перед
 Александровским садом и жду, что он кончится по-другому. Пешеход, стоящий позади их спрашивает с улыбкой: 'Молодые люди, переходить будете или знакомиться?'. А Локтев повернулся к нему с улыбкой и говорит что-то наподобие: 'Свет-то красный, куда торопиться. Веселей надо жить'. Пешеход лет на десять старше его.
 И еще одно место меня огорчает. Но это уже в другом фильме, в
 'Девять дней одного года'. Гусев сидит за газетой за завтраком. Жене никакого внимания. Надо успеть узнать, как страна подготовилась к посевной, как загнивает Америка. Жена раньше встала, готовила ему завтрак. Наконец, она просто красивая и умная женщина. На следующее утро Гусев снова за газетой.
 Майор Вихрь
 Бероев Вадим. Виктор Павлов.
 Ошибка резидента Михаил Ножкин. Георгий Жженов. Гори, гори моя звезда Елена Проклова, Олег Табаков, Олег Ефремов, Евгений Леонов
 Семь стариков и одна девушка * Его снимали у моего дома на Ленинском проспекте. В один эпизод дом точно попал: во время погони машины проехали мимо череды
 19-этажек. В другом эпизоде снят один из пяти наших домов. Это, когда тетенька у подъезда говорит Тюпину: 'Правильно она тебя поняла, правильно!'. Много знакомых мест. От кафе 'Привет', где проходил банкет, остались серые стены. В фильме пятиэтажки и наши высотки стоят голые, а ныне они заросли деревьями выше крыши, в комнатах темно. Переход, где Федя въехал Тюпину, а потом
 Масленникову – один из двух наших переходов – у первой высотки или у пятой. Фильм смешной, красочный и музыкальный. Светлана Савелова.
 Валентин Смирнитский (Тюпин). Борис Чирков (Яковлев). Борис Новиков
 (Бубнов). Анатолий Адоскин (). Николай Парфенов (Сухов). Смирнов
 Алексей (Масленников). Евгений Весник. А как они по-доброму тюкнули инкассатора кирпичом по голове? А потом взяли его под руки и повели на выход. Он волочит полусогнутые ноги, улыбается и поет вместе с ребятами: 'А я иду, шагаю по Москве…'.
 Зеленый огонек * Светлана Савелова. Кузнецов (имени не знаю). Можно увидеть знакомые места вблизи от моего дома на Комсомольском: эстакаду и метро Парк культуры, Комсомольский проспект, Пироговскую улицу,
 Лужники.
 Прощайте голуби * Светлана Савелова. Алексей Локтев. Валентина Телегина. Леонид
 Галлис.
 Мы с Вами где-то встречались * Аркадий Райкин и Людмила Целиковская.
 Начало * Инна Чурикова. Леонид Куравлев. Михаил Кононов. Валентина
 Теличкина.
 Пассажир с экватора
 Попутного ветра, 'Синяя птица'
 Беспокойное хозяйство * Михаил Жаров. Людмила Целиковская. Граве.
 Вас вызывает Таймыр * Кузьменков (не помню имени). Евгений Весник. Евгений Стеблов.
 Золотой ключик
 Сергей Мартинсон.
 Золушка * Янина Жеймо. Василий Меркурьев. Эраст Гарин. Сто раз я видел этот фильм по телевизору и в клубе.
 Конек-горбунок
 Белеет парус одинокий
 Васек Трубачев и его товарищи
 Мне нравится двухэтажные домики 50-х годов, чистые зеленые улицы без машин, люди с открытыми лицами, в простой опрятной одежде. А сюжет: мел пропал в классе во время урока. Ерунда какая.
 Отряд Трубачева сражается
 Армия Трясогузки
 Гунар Цилинскас.
 Армия Трясогузки снова в бою
 Новые приключения кота в сапогах
 Кортик
 Королевская регата ** Валентин Смирнитский. А. Грузинский.
 Анискин
 На графских развалинах
 Приключения Толи Клюквина * Фильм сделан по рассказам Николая Носова. Все его произведения прекрасны.
 Александр Пархоменко
 Доброе утро
 Татьяна Конюхова. Юрий Саранцев.
 Военная тайна
 Тимур и его команда * Выпуск 40-го года. Дикая, не тронутая, густая зелень. Мне бы туда, в заросший, заброшенный сад. Женька нравится. Смешно споткнулась, когда драпает от овчарки. И песенка ее: 'Что мне буря и туман, я отважный капитан'. Солнце каждый день. Речка.
 'Пионерская военная' из фильма, слова Маяковского, музыка В. Белого.



   Возьмем винтовки новые
   На штык флажки
   И с песнею в стрелковые
   Пойдем кружки



 Раз, два, все в ряд вперед отряд



   Когда война – метелица
   Придет опять
   Должны уметь мы целиться
   Уметь стрелять



 Раз, два, все в ряд вперед отряд



   И если двинет армии
   Страна моя
   Мы будем санитарами
   Во всех боях



 Ранят в лесу – к своим снесу



   Бесшумною разведкою
   Тиха нога
   За камнем и за веткою
   Найдем врага



 Ползу день, ночь моим помочь



   Блестят винтовки новые
   На них флажки
   Мы с песнею в стрелковые
   Идем кружки.



 Раз! Два! Подряд шагай, отряд!
 Судьба барабанщика * Не могу понять, что мне нравится здесь. И читать тоже люблю.
 Голубая чашка * Прелесть какая. Все зеленое и солнечное вокруг. Песенка Светланы:
 …Здравствуйте, мыши!



   Мы вернулись.
   И что же такое с собой несем?
   Оно мяукает
   Оно прыгает
   И пьет из блюдечка молоко…



 Они были первыми
 Последний раз смотрел его в кинотеатре 'Казахстан'. Наша школа рядом через проспект. На просмотр нас водили всем классом, на утренний детский сеанс. Билет стоил десять копеек. Лилия Алешникова.
 Георгий Юматов. Михаил Державин.
 Дубравка * Бракните -Дубравка. Солнечный фильм. Море. Замечательный дом у них. Зимой, наверное, в нем холодно – стоит открыто, и обдувается со всех сторон. Дядя Петя (или как его там), который отец двух малышей, ну который все курит и руки худые. Жизнерадостно говорит всякие гадости Дубравке.
 Три толстяка
 Бракните (Суок), Алексей Баталов, Алексей Смирнов, Валентин
 Никулин, Рина Зеленая, Сергачев.
 Борец и клоун
 Мистер икс
 Георг Отс. Гликерия Чеснокова-Богданова. Королькевич (не знаю имени). Жаль, что Королькевич играет в эпизодах во многих фильмах.
 Он талантлив и хороший человек.
 Последняя реликвия
 Георг Отс поет за кадром. Прекрасная музыка.
 Волшебная лампа Алладина
 Старик Хоттабыч
 Гадюка
 Суворов
 Первая перчатка
 Когда Никита Крутиков поступил в общество 'Метеор', он с другими спортсменами стал бегать по утрам. Эти пробежки проводились по
 Пушкинской набережной, в парке культуры имени Горького. На противоположном берегу реки москвичи могут узнать Фрунзенскую набережную. А на этом берегу – скульптуру ныряльщицы, она и сейчас стоит. Иван Переверзев. Владимир Володин. Сергей Блинников
 Вратарь
 Тренер
 Хоккеисты
 Дубровский
 Капитанская дочка
 Олег Стриженов. Вячеслав Шалевич. Сергей Лукьянов.
 Сорок первый
 Добровольцы
 Чук и Гек
 Просторная квартира с высокими потолками. А потом путешествие в
 Сибирь. Сто километров по чистому снегу на санях, мимо громадных елей.
 Кубанские казаки
 Белый клык
 След Сокола
 Сыновья большой медведицы
 Приключения на берегах Онтарио
 Акваланги на дне
 Мне нравится главный герой. Храбрый и сильный мальчик, отлично плавает и борется. И наряду с этим в домашнем саду опыляет виноград, и не отказывается съездить за кефиром, если нужно. А Юхтин – то шпион. Нехорошо.
 Фан-фан тюльпан
 Жерар Филипп
 Большие маневры
 Большая прогулка
 Бурвиль. Луи де Фюнес
 Как украсть миллион
 Одри Хепберн, Питер О'Тул
 Женитьба Бальзаминова * Георгий Вицин. Екатерина Савинова. Людмила Шагалова. Лидия
 Смирнова. Николай Крючков.
 Юнга со шхуны 'Колумб'
 Девчата * Николай Рыбников. Надежда Румянцева. Светлана Дружинина.
 Анатолий Адоскин.
 Сказка о потерянном времени
 В одном эпизоде видно почту и магазин 'Русский лен', и как строят мой будущий дом.
 Алешкина любовь
 Взрослые дети
 Алексей Грибов. Лилия Алешникова. Александр Демьяненко.
 Большая семья
 Дело Румянцева
 У Румянцева замечательная жена.
 Дело? 306
 Людмила Шагалова. Евгений Весник.
 Безумный день
 Игорь Ильинский. Сергей Мартинсон. Нина Дорошина и Владимир
 Володин. Георгиевская. Ростислав Плятт.
 Девушка с характером
 Валентина Серова. Андрей Тутышкин.
 Из каких толстых бревен сложена Катина изба (в начале фильма, как она ловит диверсанта). Когда Катя идет по Большому каменному мосту в
 Москве, можно заметить, как по пустой Кремлевской набережной едет одинокая телега, запряженная лошадью. Вот были времена.
 Девушка без адреса
 Николай Рыбников. Юрий Белов. Карпинская. Эраст Гарин.
 Сердца четырех
 Было время, когда я считал Целиковскую дурочкой, а Серову героиней. Павел Шпрингфельд. Андрей Тутышкин. Евгений Самойлов,
 Ирина Мурзаева.
 Вертикаль
 Поучительный фильм. Смахивает чем-то на картину 'Сети шпионажа'.
 (Дорогая, я тебя люблю, как из кинофильма 'Сети шпионажа').
 Близнецы * Андрей Тутышкин. Павел Шпрингфельд. Людмила Целиковская. Михаил
 Жаров, Ирина Мурзаева, Константин Сорокин.



   Коммунист
   Урбанский (не помню имени), Евгений Шутов
   Тридцать три
   Георгий Данелия.
   Дети Дон Кихота.
   Анатолий Папанов. Вера Орлова. Лев Прыгунов






   Приходите завтра
   Екатерина Савинова. Анатолий Папанов.



 70-е годы и последующие годы:
 Соломенная шляпка * Его показали по телевизору к новогодним праздникам. Мне всегда нравилась пара, которая поет мжду действиями. Я бы с ними подружился. Музыка, песни великолепны. Булат Окуджава. Зиновий
 Гердт. Ефим Копелян. Владислав Стржельчик. Андрей Миронов.
 Учитель пения * Замечательный фильм. Алексей Попов. Ирина Алферова.
 Точка, точка, запятая
 Когда фильм вышел, я смотрел его, но не особенно радовался, когда встречал название в афише. Прошло лет тридцать, и вдруг понравился.
 Мне нравится героиня – косоглазая девочка. Музыка замечательная и вообще атмосфера.
 Мама вышла замуж * Ленинград. Олег Ефремов. Люсьена Овчинникова. Николай Бурляев.
 Виктор Ильичев. Музыка хорошая.
 Свой среди чужих, чужой среди своих
 Юрий Богатырев Александр Кайдановский. Анатолий Солоницын Сергей
 Шакуров
 Летучая мышь
 Юрий и Виталий соломины. Людмила Максакова.
 Приключения желтого чемоданчика
 Татьяна Пельтцер и Евгений Лебедев.
 Пять вечеров * Хотел бы дружить со студенткой Катей.
 Семнадцать мгновений весны
 Вячеслав Тихонов. Ростислав Плятт. Леонид Броневой. Олег Табаков.
 Кафе 'Элефант'. За столом: Штирлиц, пастор Шлаг, фрау Заурих, агент Клаус.
 Штирлиц (Шлагу): Что приятель, в колонии не так кормят?… Ну, что ж, попьем чайку, почитаем газету… Ага, любопытно. (читает заметку) Один пастор, осужденный за кражу, был взят на поруки и теперь честно трудится на макаронной фабрике.
 Фрау Заурих: Сколько волка не корми, все равно в лес смотрит.
 Агент Клаус: Пастор, вы читали 'Три товарища'?
 Достояние республики
 Афоня * Леонид Куравлев и Евгения Симонова. Евгений Леонов. Валентина
 Талызина. Борислав Брондуков. Савелий Крамаров. Готлиб Ронингсон.
 Бег
 Владислав Дворжецкий, Людмила Савельева, Алексей Баталов, Михаил
 Ульянов.
 Эта веселая планета. * Меня не трогал этот фильм в детстве – слишком много музыки и мало действия.
 Владимир Носик. Савелий Крамаров. Сергачев. Екатерина Васильева.
 Жили три холостяка * Борис Чирков, Владимир Носик. В этом фильме играет актриса, которая играла последнюю невесту ефрейтора Збруева.
 Осенний марафон * Олег Басилашвили. Марина Неелова.
 В бой идут одни старики
 Леонид Быков. Алексей Смирнов.
 Африканыч
 Николай Трофимов
 Дача
 Покровские ворота
 Олег Меньшиков. Леонид Броневой. Инна Ульянова. Елена Коренева.
 Анатолий Равикович.
 Из жизни отдыхающих * Георгий Бурков. Анатолий Солоницын. Жанна Болотова. Регимантас
 Адомайтис. Ролан Быков.
 Про Федора Кузькина
 Ирония судьбы или с легким паром * Андрей Мягков. Барбара Брыльска. Юрий Яковлев. Любовь
 Добржанская. Любовь Соколова. Валентина Талызина. Лия Ахеджакова.
 Служебный роман
 Алиса Фрейндлих.
 Место встречи изменить нельзя
 Замечательная жена у Груздева.
 Сергей Юрский. Александр Белявский. Владимир Конкин. Владимир
 Высоцкий. Армен Джигарханян. Иван Бортник. Виктор Павлов.
 Женя, Женечка, Катюша * Фильм 67 года, а я впервые увидел его в конце восьмидесятых.
 Олег Даль. Михаил Кокшенов. Булат Окуджава.
 О бедном гусаре замолвите слово
 Калина красная
 Печки – лавочки
 Василий Шукшин. Лидия Федосеева. Георгий Бурков. Санаев.
 Торпедоносцы
 Мой друг Иван Лапшин
 Болтнев.
 Большая перемена * Михаил Кононов. Михаил Яншин (профессор Волосюк). Кузьменков
 (Федоскин) Светлана Крючкова. Виктор Проскурин. Евгений Леонов.
 Савелий Крамаров. Георгиевская. Лев Дуров. Александр Збруев.
 Кажется, пол фильма на экране мелькает надоедливый Ганжа, то одну кисть перевяжет, то другую. А оставшееся время делят между собой все другие герои фильма.
 Старший сын * Николай Караченцов. Михаил Боярский. Евгений Леонов. Васечка.
 Светлана Крючкова.
 Обыкновенное чудо
 Олег Янковский. Ирина Купченко. Евгения Симонова.
 Здравствуйте, я ваша тетя
 Александр Калягин Михаил Козаков
 Анкор, еще анкор. * Валентин Гафт. Владимир Ильин. Евгений Миронов.
 Бумбараш
 Валерий Золотухин Роман Ткачук
 Лето рядового Дедова.
 Признание в любви * Юрий Богатырев. Ева Шикульска. Красивая женщина.
 Баламут
 Асса
 Татьяна Друбич. Никита Михайловский. Станислав Говорухин.
 Вам это не снилось
 Никита Михайловский.
 Холодное лето 53-го.
 Забытая мелодия для флейты * Леонид Филатов. Татьяна Догилева.
 Небеса обетованные
 Менялы
 Стрелец неприкаянный
 Ребро Адама
 Сукины дети * Леонид Филатов. Владимир Ильин. Евгений Евстигнеев.
 Скалолаз
 Сильвестр Сталлоне
 Снайпер
 Том Беренджер
 Почти смешная история * Ольга Антонова. Людмила Аринина. Михаил Глузский.
 Беглецы
 Пьер Ришар. Жерар Депардье.
 День сурка
 На праздник в клубе проходят концерты, приезжают артисты, и не только московские. Приезжали нанайские мальчики. Они живо боролись на сцене, делали подножки друг другу, падали, а в результате оказалось, что это один взрослый дядя в специальном костюме.
 На сцену вышла пара, которая угадывает имена сидящих в зале.
 Дядя-маг проходит в зал к зрителю и просит на ухо сказать свое имя.
 На сцене стоит его ассистентка, которая думает, думает и угадывает имя. Дядя все время подбадривает ее: 'Сосредоточься…Ты должна это знать… ну, ты же можешь… с кем я связался, товарищи… чтобы я когда-нибудь еще с тобой поехал, да не в жизнь…'. Наши знатоки быстро приметили, что разгадка кроется в комбинации слов, которые произносит дядя. Славка говорит: – Я знаю, что делать. Скажу ему, что я Миша. Тетя угадает 'Мишу', но все то знают, что я Слава и вынесут мага.
 31-го декабря в клубе танцы. Стулья сдвинуты к стенам. Они по четыре штуки закреплены за спинкой деревянной рейкой, и поэтому расстановка и выравнивание рядов не занимает много времени. Пол в зале паркетный. В углу нарядная елка с множеством игрушек, лампочек, дождиком из фольги и серпантинными лентами, на полу конфетти. Пахнет хвоей.
 В воскресенье, после завтрака детишки собираются в классах.
 Смотрим 'Будильник' с тетей Валей с 9.30 до 10.00. А потом пишем письма домой. На классной доске шаблон:
 'Здравствуйте мама и папа!'
 'Я живу хорошо, не болею'
 'Мои оценки:'
 Это удобно. Иначе бы мы ломали голову над началом, и могли бы упустить самое важное для родных.
 Все мои письма начинаются именно так. Перед прощанием список оценок по разным предметам. И последней строкой: 'До свидание, твой сын Коля'. Для меня еще не существовало самостоятельного слова
 'свидание', только 'досвидание', которое нас научили писать раздельно.
 Примерно та же история со словом 'дача'. Сначала услышал выражение
 'на дачу' и говорил 'поехать в надачу', 'надача', пока меня не поправили.
 'Крошка сын к отцу пришел, и спросила кроха: – Что такое хорошо, а что такое плохо?' Не могу понять. Ну, ладно – кроха спросила, а сын то зачем пришел?
 'Подзорвать' – значит взорвать снизу. 'Огромадный' – и огромный и сразу громадный.
 Летом я пел вместе с отрядом песню из 'Неуловимых':
 Не печалься о сыне, злую долю кляня…
 Все думал, что же это за 'Осыня' такая? Может Ксанка? Кажется, нет. Чего ей печалится? Расспрашивать никого не стал, наверное, сам что-то проглядел. В следующий раз буду внимательнее.
 После писем, если позволяет погода – лыжи. Лыжи любят все. Лыжи отменяются при температуре ниже 15 мороза. И тогда мы греем единственный спиртовой градусник в лагере, на столбе, у перекрестка с главной аллеей. О погоде ориентировались по радио и по этому градуснику. И девчонки тоже участвовали. Грели, по очереди до 10 и звали Марью Ивановну – ну вот же, смотрите.
 Лыж в летней столовой много, сотни. Ботинки пронумерованы по размерам, а на кончиках лыж проставлены буковки 'л' и 'п' – левая, правая. Если одна из лыж ломается, кладовщики подбирают из оставшихся новые комплекты. Бывает, что лыжи попадаются разного цвета и длины.
 Летняя столовая стоит вблизи лесных ворот. Отсюда мы и отправляемся в лыжный поход. Идем в сторону футбольного поля и дальше. Втроем – Сашка, Игорь и я на обратном пути отстаем от основной группы. Ждем, пока она не скроется за березами, а потом нагоняем с ветерком.
 68-й или 69-й год. Взрослые тревожно говорят об острове Даманском, что он захвачен китайцами. Я не без оснований считал, что этот
 Даманский где-то за футбольным полем, дальше за лесом. И граница где-то там. Мы же три часа ехали из Москвы. Со дня на день нужно ждать китайцев со стороны лесных ворот. Удивительно, почему взрослые не шевелятся. Военных нет, танков нет. Ведь похожая история уже была в 'Мальчише – кибальчише'.
 В школе в воскресенье работает авиамодельный кружок. Принимают сюда любого, и мы записывались. Сюда давно ходят ребята старших классов, они накопили некоторый опыт.
 В кружке делают планеры и ракеты. Работа тонкая, особенно с крыльями планера. Нужно очень точно выпиливать детали фюзеляжа и крыльев, клеить, крепить. Поверхность крыла из кальки. Корпус ракеты делают из полой трубки. На нее наклеивают оперение. Сверху – выточенный на станке деревянный наконечник. Снизу патрон – это двигатель. Внутри парашют. Корпус выкрашен, надписи 'СССР', 'Союз',
 'Восток'. Все детали должны быть точно подогнаны, иначе ракета не полетит или полетит по косой траектории, или парашют не раскроется.
 Запускают ракеты у школы. Зажигают бикфордов шнур (мы говорили
 'битфордов') ш-ших и она в небе. Задрали головы, ура! Ракета превратилась в точку, достигла максимума, раскрылся парашют, спускается. Если ракета летит горизонтально, мы приседаем и крестимся.
 В кружок я записался поздно, потому что по воскресеньям предпочитал носиться на санках с друзьями. Я иногда заходил туда, но не сделал ни одной ракеты или планера. К новому году мы делали здесь игрушки из цветной бумаги для елки. Или вырезали игрушки, нарисованные в типографии и подклеивали бумажное основание или петельку, что бы те могли стоять или висеть. Мальчиш-Кибальчиш, мальчиш-Плохиш, толстый главный буржуин во фраке и цилиндре, худой, высокий как жердь генерал и серая собачка.
 Каждый октябренок подними его ночью, расскажет историю про мальчиша-Кибальчиша, не любившего сладкого и грубившего взрослым и послушного и бдительного мальчиша-Плохиша.
 Всю ночь ел Плохиш бочку варенья да ящик печенья. А на заре мальчиш-Кибальчиш заорал: – Эй, вставайте!…И подавился честный
 Плохиш. Перестало биться юное сердце, перестала кашлять голова. Что же это такая за непонятная страна, где по утрам так орут?
 Похоронили Плохиша на высокой горе, под широкой сосной. Плывут пароходы – привет Плохишу. Летят самолеты – привет Плохишу. А пройдут пионеры, распустят нюни:



   На речке, на речке, на том бережочке
   Мыла Марусенька белые ноги


   Белые ноги, лазоревы очи


   Плыли к Марусеньке серые гуси


   Плыли к Марусеньке серые гуси


   Кыш, вы летите, воды не мутите



 Из цветной бумаги мы клеим цепочки гирлянд. Одна такая гирлянда хранилась у меня дома лет двадцать. Старый канцелярский клей расползся, пришлось ее выбросить. А еще мы делали хлопушки и вырезали снежинки, которыми украшали окна в классе и коридоре.
 Для урока 'Труд' специального кабинета нет. На труде мы вышиваем.
 Все, мальчики тоже. Это подарок мамам к 8-му марта. На куске белой материи, размером с платок нанесены контуры рисунка. У меня – фиалка с голубыми лепестками, желтым пестиком, зеленые листья и стебель.
 Узелок нас научили делать на одном конце нитки. Стежок не встык, а внахлест. Нужно вышить рисунок по контуру разными нитками: листья зеленой, цветы красной, синей или желтой. А я прослушал задание и стал заштопывать лепестки. Красиво получилось, но долго. Внизу все вышили: '8 марта'.
 На труде мы делаем фрукты из папье-маше. Сначала каждый задумывает фрукт и лепит его из пластилина. Потом на пластилин наклеивает газетную бумагу, слой за слоем, обмазывая канцелярским клеем. Через некоторое время, когда клей высох, плод разрезают пополам и вынимают пластилин. Половинки вновь склеивают и красят гуашью.
 На природоведении мы поставили на подоконник банки с водой и луковицами. Теперь каждое утро заходим в класс и смотрим, как вытянулись зеленые стрелки и белые корни. Корни особенно интересны.
 Сначала выглядывают белые наконечники, на следующий день старые вытягиваются и появляются короткие новые. Со временем это становится похоже на белую бородку. Самое время высаживать луковицы в ящик с землей. Кто хочет, может есть зеленые стрелки лука. Мне они не нравятся, горькие.
 Весной ставим в воду ветки вербы.
 На подоконниках в классах стоят горшки с цветами. Юные натуралисты давно опробовали все на вкус. Они советуют дилетантам: – Вот у этого цветки кисленькие. И действительно – кисленькие, будем знать. Цветы в горшках стоят и в коридорах, здесь тоже есть кисленькие.
 Праздники.
 С днем рождения именинника все поздравляют утром в классе. Раз в месяц устраивается чествование всех, родившихся в этом месяце.
 Играется туш на баяне, после каждой фамилии именинника. Кухня печет пирог. Пирог размером с противень, вся поверхность покрыта черносмородиновым вареньем, сверху крест на крест полоски из теста.
 Пирог делят на весь класс. Обычно это событие происходит в обед, в выходной день.
 Главные наши праздники – 7 ноября, новый год, масленица, 23 февраля, 8 марта, 1 мая, 9 мая.
 Обед в праздники особенный – пряники и конфеты на десерт. Закуска
 – соленая красная рыба с противной серой кожицей по краю. После полдника концерт или фильм.
 На новый год каждый детеныш получает целлюлозный пакетик со сладостями: большая шоколадка в розоватой обертке с коричневым медведем на задних лапах, пачка вафель, горсть разнообразных конфет, шоколадных и карамели.
 К празднику новому году или ноябрьским мы разучивали песню, которую больше уже нигде не слышал. Это песня довоенных пионеров и пионеров 50-х годов. В памяти осталась только мелодия и часть припева:
 … на площади Свердлова
 Где Охо-отный ряд
 Где огни Кремля горят
 Так хочется найти полный текст. В песенниках таких песен теперь нет.
 Мы пели ее по-своему. Чье это творчество – не известно:



   Как на площади Свердлова
   Стоит рыжая корова
   С бородавкой на носу
   Ест чужую колбасу



 И еще запомнилась песня: 'То березка, то рябина, куст ракиты над рекой…'. Как раз в это время нам показали рябину с красными кистями. Всегда как зазвучит мелодия, мысль о школе, уроках, партах, золотой осени и красной рябине.
 Масленицу провожаем на улице. Деда мороза перед летней столовой убирают. На его место ставят фанерную снежную бабу, с ведром на голове, нос – морковкой, в руке метла. Снежную бабу зажигают – так провожают зиму. Из всех репродукторов на территории звучит музыка.
 Иногда у снежной бабы, иногда в школе раздают блины на выбор: с маслом, с красной икрой, с клубничным вареньем. Конечно же, варенье.
 Добрая тетенька из столовой в кокошнике накладывает в середину блина варенье – несколько ягод и сироп и заворачивает его конвертом. А запах. А ягодки.
 После блинов нас катают в санях. В сани помещаются человек семь.
 Веселый кучер с бородой и в тулупе. Впереди лошадь тяжеловоз с толстыми крепкими ногами и копытами, закрытыми густым волосом. Живот ее провисает, и хвост вихляет из стороны в сторону. Лошадиный запах.
 Топ, топ, топ, топ. Звенят бубенцы. Сани делают большой круг по заснеженным дорогам. Вокруг ни единой души, совсем как в 'Чук и Гек'.
 Лошадь, запряженную в сани иногда можно увидеть у главных ворот.
 Мы подходим и кормим ее. Сначала немного страшно – зубы какие здоровущие. Но она не рычит, а нежно берет хлеб теплыми губами.
 23 февраля девочки поздравляют мальчиков. 8-го марта мальчики поздравляют девочек и женщин персонала.
 9-го мая школа строится и идет в поселок, к памятнику павшим героям. Впереди пионерское знамя, горнисты и барабанщики. Идти к памятнику больше часа. На большей части пути транспорт не мешает. Он появляется на шоссе Москва – Коломна. Музыканты устают играть и периодически замолкают. У памятника выстраиваемся в каре, взрослые говорят речи.
 В середине апреля сходит снег. Пахнет сырой землей. Ребята переобуваются в резиновые сапоги и лазают по остаткам мокрого снега, по ямкам с талой водой, пачкаются в глине и грязи.
 Земля пахнет до тех пор, пока не появится трава и молодые побеги на деревьях. А пока все вокруг серо-коричневое и сырое. С северной стороны сразу за забором течет Северка. Небольшая речка с крутыми берегами. В ледоход она поднимается на несколько метров. Это можно увидеть, если по глубоким сугробам пробраться к забору. Вода в
 Северке голубая, а не коричневая, как летом, с кусками льдин. Пока прибрежные ивы не покрылись листвой, на их ветвях видны обрывки серых водорослей – следы паводка. По тому, как высоко висят водоросли, можно оценить насколько поднималась вода в реке.
 После схода снега в примятой сухой прошлогодней траве остаются мышиные лабиринты. Всю зиму они протаптывали их. Тут и там норки. Из одной высунулась мордочка с черными бусинками. Мне захотелось ее поймать. Снял шарфик, больше ничего подходящего не было. Присел у норки, жду. Выглянула. Смотрит на меня. Не доверяет. Десять минут или двадцать миллиметр за миллиметром я приближал к ней шарфик.
 Бросок, но мышка успела показать фигушку, развернуться и след ее простыл.
 Когда сошел снег, Вера Ивановна повела нас на ферму, смотреть телят. Эти существа чуть выше нас, гладим им головки. Заходили и в коровник. Здесь темно, коровы стоят вряд, сильно пахнет навозом.
 Таких коровников несколько в ряд, позади каждого огромная куча навоза.
 Ближе к маю вылезла травка и листики на деревьях. День за днем становится все зеленее. Запищали комары. Майские жуки. Они неповоротливы и совсем не кусаются и не нервничают как жужелицы.
 Крылышки коричневые, усики мохнатые, а живот полосатый. Мы ловим майских жуков у молодых берез, когда начинает смеркаться. Жуков держат в спичечной коробке и играют с ними на переменках в школе или на воздухе. К ножке привязывают длинную нитку и отпускают в полет.
 Муравьев колотим палочками. Сережа сказал, что есть муравьи хорошие и плохие. (Тут мужики сумлеваются, вы за большевиков аль за коммунистов?) Мы с ним ходим к двум старым березам на углу со стороны столовой. Здесь плохие муравьи вылезают из-под корней.
 Весной и летом тетеньки в синих халатах высаживают по всему лагерю цветы. На главной аллее под липами грядки с флоксами. Это почти полкилометра фиолетовых, розовых, белых флоксов. Широкая и длинная грядка разбита вдоль дорожки к пионерской линейке. Здесь разных сортов и оттенков розы, красивые, но плохо пахнущие лилии, разноцветные львиные зевы, георгины, гиацинты и тюльпаны. Несколько клумб и грядок в центре пионерской линейки. Большая клумба оранжевых бархатцев возле летней столовой. Клумбы бархатцев и Анютиных глазок перед школой. Клумбы флоксов и садового табака перед фасадами корпусов. И еще несколько малых клумб с хризантемами, пионами и гладиолусами. В солнечный день над клумбами гудят шмели, пчелы и разноцветные бабочки.
 В конце третьего класса достойных принимают в пионеры. Это случается 19 мая, в день рождения пионерской организации. А за неделю до этого, когда мы носились по территории, я несколько раз пробежал по клумбе с высаженными пионами. Понравилось, как тугие бутоны отскакивают от коленок и по ногам хлещут высокие стебли.
 Безобразие остановили взрослые и меня решили не принимать в пионеры.
 Это была трагедия, мне по-настоящему было тревожно. Учитывая мое раскаяние и хорошую успеваемость, в пионеры меня все-таки приняли.
 В пионеры принимают не всех. Это октябрятами становятся все без исключения первой же школьной осенью. Некоторые ребята не хотят идти против совести и остаются октябрятами по идейным соображениям.
 Кроме хорошей успеваемости и поведения нужно уметь отвечать на вопросы по теме, знать героев пионеров, знать клятву пионера и гимн.
 Гимн начинался со слов:



   Взвейтесь кострами синие ночи
   Мы пионеры – дети рабочих
   Близится эра светлых годов
   Клич пионера – всегда будь готов!



 Законы пионеров:
 1. Пионер – всем ребятам пример! Он хорошо учится, любит родину, слушается старших.
 2. Не давайте интересным ваши руки пожимать – интересные не могут наши муки понимать
 3. Только тех, кто любит труд, пионерами зовут.
 Крупные портреты пионеров – героев и комсомольцев – героев висят вдоль главной аллеи. Павлик Морозов, Валя Котик, Зина Портнова,
 Марат Козей, Зоя Космодемьянская, Олег Кошевой, Леня Голиков и другие. Сбоку от портрета нарисован эпизод его подвига. Внизу несколько строк об этом. Слева – звезда героя Советского Союза.
 Серия портретов начинается с плаката с пионерским и комсомольским значком. Вообще в лагере много плакатов с пионерской символикой – горнисты, барабанщики, внизу четверостишия. У главного входа с одной стороны аллеи стоит белая скульптура горниста, с другой – барабанщика.
 В конце весны и летом корпуса утопают в зелени. Вдоль главной аллеи с обеих сторон растут липы. Их ежегодно стригут, придавая круглую форму кроне. Неглавные дорожки обсажены желтой акацией. Это две непроходимые зеленые стены. Здесь десятки гнезд. Акацию тоже стригут ежегодно. За каждым корпусом – стена сирени. В июне распахнутые окна утренней палаты наполняются ее запахом. Нехороших запахов в лагере нет – жизнь взрослых очень далеко. За сиренью растут березки, лиственницы, ели. Трехметровые голубые ели растут напротив двух корпусов 3-4-го и 5-6-го отрядов. Их нижние лапы запутаны в траве. Каждую весну на кончиках лап появляются молодые выросты с палец, их хвоя светлее и мягче.
 А еще у нас во множестве растут яблони обычные и китайские, березы, боярышник, рябина, сосна, лиственница, ель, смородина, шиповник, малина, черешня, пижма, тополь, ива, липа.
 В этом мире можно ползать, прятаться или бродить и наслаждаться.
 Под березками и елями милые подберезовики, сыроежки, реже подосиновики. А свинушки растут прямо на грядках под флоксами вдоль главной аллеи.
 Яблокам не даем созреть. Большую часть обрываем зелеными. Надо же попробовать, может уже созрело. Выдается свободная минутка, и пионеры тут как тут. Если доступных яблок нет, их сбивают палками.
 Иногда палка с гулким стуком возвращается на спину юного ленинца.
 Лучше действовать совместно: один лезет наверх, другой снизу подсказывает. Одному лезть – половину плодов не увидишь.
 Яблоки вяжут – страшная кислятина. Откусил и лицо как у царя
 Салтана, когда тот узнал, чего ему царица родила в ночь.
 Вообще лазать по деревьям очень интересно. На яблоню за яблоками, на ель или лиственницу, посмотреть гнездо или обозреть лесные дали.
 Ладони и майка измазаны смолой, ссадины на локтях и коленках.
 В конце мая, начале лета по всему лагерю в изобилии появляются птичьи гнезда. Их можно найти, раздвинув ветви голубой ели, или в кустах на линейке, или в кустах акаций у дорожек, даже на лагерном заборе. На заборе гнезда часто построены открыто, ветки их не прикрывают. Иногда разбитые скорлупки или желток на земле выдают гнездо. Бывает, что выпадает птенец. Если он неоперившийся и гнездо высоко, спасти его невозможно. Глазки – два голубых шарика еще не прорезались. Шею вытянет, рот откроет, пищит.
 Яички в гнездах разных размеров и расцветок, бледно-голубые, белые, чуть желтые, в крапинку. В начале лета птенцы выдают себя писком. Раздвинул ветви – вот они, комочки. Притихли и жмутся друг к другу. Уже оперились, скоро в полет.
 В кустах и низких елках гнездятся маленькие птички. Вороны и грачи строят гнезда группами на верхушках пятидесятилетних берез.
 В учебный период мы отъезжаем в лесную школу от нашей детской поликлиники, расположенной во дворах между Никольской и Ильинкой. А летом отъезжаем от школы у дома пятьдесят по Фрунзенской набережной.
 Утром мы с мамой выходим из дома, едем до метро Университет, а дальше на 28-м троллейбусе до пересечения Комсомольского с третьей
 Фрунзенской. На Фрунзенской зелено и уютно. Родителей в два раза больше, чем детей. Стоит радостный галдеж. Пионеры в белых рубашках, красные галстуки, шорты, юбки. Комсомольцы в белых рубашках со значками. Вожатые тоже в белом и с красными галстуками. Сачки, удочки. Чемоданы с лейкопластырем у ручки, с именем, фамилией и номером отряда. Занявшие места выходят постоять с родителями, ищут глазами старых друзей. Родители знакомятся друг с другом и обсуждают детские проблемы. Вновь подошедшие ищут свой автобус по табличке с номером отряда на лобовом стекле. Гора пионерских чемоданов занимает все заднее сиденье автобуса. Солнышко. Все хорошо. Хорошо, что Сашка едет, хорошо, что нас так много. Хорошо, что вот-вот тронемся.
 Хорошо, что через три часа увидим любимые места.
 Татьяна Ивановна старшая пионервожатая объявляет в мегафон о посадке и начале движения. А также она дает последние наставления водителям: 'Чтобы не пришлось любимой плакать, крепче за баранку держись, шофер'. Родители остаются на тротуаре. А мы сидим и смотрим на них через стекло. Заработали двигатели. Медленно начинается движение. Улыбки и десятки поднятых рук родителей и в автобусе.
 Поехали. Автобусы идут по набережным Москвы реки до Краснохолмского моста. Отсюда они сворачивают на Волгоградский проспект. Мелькнули родные Кузьминки, кольцевая дорога.
 Возглавляет колонну машина гаи. В колонне 13-15 автобусов. Идем со скоростью 30 км/час. На полпути делаем десятиминутную остановку.
 Мальчики идут в одну сторону, девочки в другую. Вдоль дороги тянутся поля, но из окна они не видны, мешают снегозащитные густые кусты. На остановке с поля можно сорвать колосок зеленой или желтой пшеницы или ржи и пожевать крупные зернышки. За окном проносятся поселки.
 Городок Бронницы. Не доезжая Коломны, сворачиваем направо.
 Пятикилометровая березовая аллея. И здравствуй, 'Метеор'! Каждый автобус останавливается вблизи от своего корпуса. В корпусе размещаются по два отряда. Где, какой известно заранее. Мне за лагерные годы удалось пожить во всех шести корпусах, на первом и втором этаже.
 Первый и второй отряд старшие. Первоклашки в 14-м и 15-м отряде. В шести корпусах могут разместиться двенадцать отрядов. Отряды с 13-го по 15-й живут в школе, в классах, где зимой мы учимся.
 В двух корпусах ближайших к школе живут малыши из 9-12 отрядов.
 Только около этих корпусов стоят качели, карусели, качалки, песочница, барабаны для бега.
 В одну из первых смен приезжала Таня, моя старая подружка по
 Соснам. Мы бросились в объятия друг другу. Ты жива еще моя старушка, жив и я, привет тебе, привет. Таня в другом отряде, но все равно мы стараемся проводить свободное время вместе – качаемся на качалках, ходим за руку. Неслыханное дело. Посадить мальчика с девочкой или заставить их идти за ручку может только воспитатель. Октябрята дразнят нас из-за угла: 'жених и невеста'.
 Старые друзья селятся в одной палате. Если остаются свободные места, их занимают новые мальчики. Каждый занимает полку в шкафу и раскладывает свои вещи и гостинцы. Гостинцы – самое ценное из привезенного. Всякие там рубашки, трусы, носки – приложение. Как правило, конфеты никто не таскает, хотя никаких замков в корпусе нет. Чемоданы мы складываем в кладовку на стеллажи. Кладовка тоже всегда открыта и всем доступна.
 Перед обедом на веранде отряд собирается на свое первое собрание.
 Выбирается совет отряда, кажется из звеньевых, ответственного за редколлегию и других ответственных, точно не помню. Выбирается председатель совета отряда. Выбирается кандидатура от отряда в совет дружины. Большинство пионеров стараются увильнуть от должностей.
 Впрочем, есть дети, которые имеют опыт партейной работы, им это нравится. Если таких достаточно, слава богу, если нет, то запросто могут указать на тебя и единогласно выбрать. Ссылки на то, что 'в груди копошится какой-то червяк' не помогают.
 После полдника вся пионерская дружина собирается в летнем клубе.
 Мы проводим выборы совета дружины и председателя совета дружины.
 Называются фамилии, даются краткие характеристики, названные пионеры поднимаются из зала на сцену. Потом начинается голосование. Ведущий собрание:
 – Кто за Женю Колышкина, прошу поднять ладошки… Полный зал.
 – Кто против?… Чисто.
 – Кто воздержался?… Чисто.
 – Принято единогласно.
 Последним выбираем председателя совета дружины. На этом заканчивается сбор дружины, а совет дружины остается на свое первое заседание, где распределяет обязанности.
 После ужина кинофильм. В первый день бурлит невидимая работа по созданию завтрашнего концерта в честь открытия лагерной смены.
 Собирают участников, просматривают номера и формируют программу.
 Желающих принять участие достаточно. Не важно, первая ли это смена, у многих ребят есть прошлогодний опыт. Основная часть выступающих – старшие пионеры и комсомольцы. Концерт получается замечательный.
 Ребята и девчонки поют по одному или группами, танцуют, читают стихи, представляют сценки, гимнастические номера. Многие в костюмах. Сопровождение – баян, пианино или фонограмма из радиоузла.
 Весь концерт часа на полтора.
 На следующее утро, после завтрака, вся дружина одевает белые рубашки и красные галстуки. Пионервожатый – молодой мужчина или девушка раздает пионерам красные пилотки. В первые годы пилотки были малиновые, с кисточкой. Наверное, еще из старых запасов. Отряды выстраиваются на главной аллее у своих корпусов. Отряд состоит из трех колонн, впереди отрядное знамя – алое полотнище с пионерским значком в центре. В репродукторах звучат пионерские песни. Вдруг музыка смолкает. Доносится команда: 'На внос знамени стоять смирно!
 Знамя дружины внести!'. Под бой барабанов и горны от летней столовой, начинает движение знаменная группа. Впереди процессии четыре пионера – пионерки несут в приподнятых руках натянутое полотнище с серпом и молотом в углу. Это флаг, его прикрепят к мачте для подъема. За ними следует знаменосец со знаменем дружины. Это юноша из старших отрядов, пионер или комсомолец, физически крепкий с открытым красивым лицом. Знамя из малинового бархата с золотистой бахромой по краям, в центре пионерский значок или голова взрослого
 Ленина, вышитые надписи. Одна из них обязательна: 'К борьбе за дело коммунистической партии будь готов!'. Другие я не помню. Что-то про всесоюзную пионерскую организацию и лагерь 'Метеор'. На древке золотистый наконечник с серпом и молотом. По бокам за знаменосцем два оруженосца. Они держат в правой ладони приклад духового ружья. У всех троих красная лента через плечо, руки в белых перчатках. Белые рубашки у всех в знаменной группе специальные пионерские с нашивками на рукаве: на желтом фоне костер на поленьях, над ним звездочка. За знаменосцами трубят четыре-шесть горнистов. За горнистами – около десятка барабанщиков. Процессия проходит мимо отрядов, первая входит на линейку и встает у трибуны с мачтой.
 Как только они остановились, начинается движение отрядов. Звучат барабаны и горны. Отряды пропускают друг друга, потому что стоят в разном порядке на главной аллее. На линейке они выстраиваются последовательно. На невысокой трибуне у микрофона начальник лагеря, старшая пионервожатая и гости. Все в белом.
 На линейке отряды образуют большую букву 'П'. Барабаны и горны смолкли. Старшая пионервожатая приказывает вожатым отрядов отдать рапорта. Вожатый поворачивается лицом к отряду, командует 'Равняйсь!
 Смирно-о-о!' и идет к трибуне. Подходит к Татьяне Ивановне. Правые руки поднимаются в пионерском салюте.
 – Дорогая Татьяна Ивановна, пятый отряд на торжественную линейку, посвященную открытию первой лагерной смены, построен. Больных нет.
 Один – курит за клубом, двое режутся в фантики. Вожатая пятого отряда княгиня Лиговская.
 – Вольно! – командует Татьяна Ивановна.
 Чтобы не было пауз, следующие вожатые не дожидаются окончания доклада предыдущего, выходят заранее. Затем следуют речи директора и гостей, поздравления с началом новой смены. Потом Татьяна Ивановна командует: 'На знамя дружины стоять смирно! Флаг поднять!' Мы поднимаем руку в пионерском салюте и провожаем глазами поднимающийся флаг, который постепенно расправляется ветерком. Подъем идет под горны и барабаны.
 – Вольно-о-о!! – командует старшая пионервожатая. Несколько слов о распорядке дня. И вот отряды один за другим прошли мимо трибуны и строем идут в клуб на замечательный праздничный концерт.
 Праздничный обед как-то мало заметен – еще не съедены привезенные из дома гостинцы.
 А дальше потекла обычная пионерская жизнь.
 По окончании смены концерт более интересный. За смену выросло много новых талантов. У ребят была возможность репетировать.
 Настоящие профессионалы. Иногда, если мешает дождь, не на линейке, а в клубе перед завершающим концертом проходят награждения грамотами за успехи в спорте и общественной жизни.
 Пионерское утро начинается с горна, подъем. Минут пятнадцать идет зарядка на волейбольной площадке. Махи руками, наклоны и приседания.
 Потом бег на месте под баян: 'Кто людам помогает – тот тратит время зря. Хорошими делами прославиться нельзя. Поэтому я всем и каждому советую: все делать точно так, как делает старуха по кличке
 Шапокляк…'. Возвращаемся в корпус и бегаем с этажа на этаж – туалет для мальчиков на втором, для девочек на первом. Заправили кровати, оделись в повседневное, на шею красный галстук. Отрядная линейка. Три звена встают буквой 'П' на травке перед корпусом.
 Выносят отрядное знамя. Звеньевые по очереди рапортуют вожатому. Он тоже в галстуке. Воспитатель стоит рядом. Вожатый объявляет распорядок дня отряда на сегодня и назначает дежурную палату по этажу. Отрядный распорядок не дублирует общий. В этот день отряд может разучивать отрядную песню, проводить спартакиаду, проводить конкурс веселых и находчивых, идти в поход или дежурить по лагерю. А общий распорядок включает фильм или танцы вечером, купание днем, спартакиаду, 'зарницу', конкурс строя и песни и тому подобное.
 Дежурная палата по корпусу известна заранее – на веранде рядом с отрядной стенгазетой, пионерскими плакатами и призывами висит график дежурств. Дежурные метут пол в коридоре и на верандах и дорожки около корпуса. Бумажки и фантики под окнами тоже их забота.
 Горн зовет на линейку дружины. Отряды подтягиваются самостоятельно и занимают свои места. Командует дежурный вожатый. Отдаются рапорта, поднятие флага, распорядок на сегодня. Под барабаны и горны расходимся.
 После завтрака начинается жизнь.
 Потом обед. В столовой стоит радостный галдеж, стук ложек и грохот стульев. Постоянное хождение. Несут посуду на мойку и несутся к выходу.
 Кто-то уронил котлету на пол. Отнес посуду, а ее так и оставил. По проходу идет пожилая, полная тетенька в синем халате, наверное, с мойки. Заметила котлету, тяжело нагнулась, подняла и стала есть на ходу. Те, кто заметил это провожают ее взглядами. Мы не знали, как советские колхозники голодали в войну и после нее.
 После обеда тихий час. На полдник, выпиваем кипяченое молоко с булкой с маком. В некоторых стаканах молоко с пенкой, а под ней слой сливок. До ужина чаще всего ребята предоставлены сами себе. После ужина фильм или танцы. На фильм мы ходим отрядом, у клуба в это время стоит дежурный вожатый, и по одному никого стараются не пускать. Во время сеанса, в темноте иногда хрустит фольга и фантики, пахнет яблоками, апельсинами или молочным шоколадом. Эпизоды с любовными объятиями сопровождаются двенадцатью чмоканиями во всех концах зала.
 На танцы желающие идут как угодно и когда угодно. Если не хочешь, можно остаться в корпусе, поиграть в теннис или бадминтон на воздухе.
 Танцы. Для октябрят это баловство. Мы с Сашкой обнимаемся и буравим толпу взрослых. Пихаем парочки, а они укоризненно смотрят сверху на нас. С девочками мы тоже танцуем. Только их не приглашают, идя через зал, а разбивают уже танцующих. Девочка и мальчик держатся друг за друга прямыми руками. Мальчик за талию, девочка за плечи.
 Головы опущены. Они смотрят на сандалии, которые должны синхронно отставляться в сторону и вновь приставляться. Так танцуют все октябрята. С возрастом появляются повороты и легкие изгибы тела, а сандалии заменяются ботинками и туфлями.
 В старших отрядах я стал замечать на танцах несколько схожих старшеклассниц. От них пахнет 'Красной Москвой' и одежда их изящнее, чем у других. Мажу губы очень густо и выщипываю бровь, ох и хлопотное чувство эта самая любовь. Эти девочки всегда приходят в паре с подругой и всегда сильно опаздывают. Лица их неподвижны, даже когда они танцуют быстрый танец. Они никогда не выходят танцевать первыми и пропускают неприличные танцы. Неприличные – это когда с русскими словами.
 Большинство же приходит просто потанцевать и делают это с удовольствием, получается или нет.
 У клуба шесть дверей. Все они открыты. С западной стороны клуба подлесок, кусты и забор. Здесь некоторые взрослые мальчишки в перерывах украдкой курят.
 Музыка на танцах – магнитофон или пластинки. На прощальный вечер в лагерь приезжает настоящий инструментальный ансамбль. Так было до
 74-го года. А в 74-м лагерь купил полный комплект музыкальной аппаратуры и разрешил пятерым ребятам репетировать в тихий час.
 Через некоторое время они хорошо подготовились, и магнитофон исчез.
 Мы стали танцевать под ансамбль 'Аргонавты'. У 'Аргонавтов' несколько десятков песен, свой поэт. А мелодии они берут у популярных западных групп. В этом же году в конце лета с
 'Аргонавтами' пробовали тягаться конкуренты, но только десять минут.
 По привычке, поиграв полчаса, сорок минут, 'Аргонавты' уходят на десятиминутный перерыв. Четыре мальчишки попросили инструменты на это время. Двух мелодий было достаточно. Никакого сравнения. По отдельности они владеют гитарами, а общей мелодии нет. Конкуренты сами все поняли и больше не пытались.
 Вечером после фильма или танцев кефир. В июне в это время сумерки, а в августе уже темно. Вьются комарики, пьют чистую пионерскую кровь. У летней столовой пионеров ждут тележки с керамическими стаканами с кефиром. С кефиром можно съесть кусочек черного или белого хлеба из тазика рядом. Можно выпить пару стаканов.
 На вечерней линейке с мачты спускают флаг и уносят в пионерскую комнату.
 Поет горн. Отбой.
 В начале смены половина мальчишек-первоклашек записывается в кружок барабанщиков. Кружка горнистов не было. Как этому учатся неизвестно. В горн я пробовал дуть всегда, когда выпадал случай. Не на линейке, конечно. Ничего не получается. На губах остается медный привкус. С барабаном проще. В обычный день на линейке четыре-пять барабанщиков, в праздничный – целая стайка. До сих пор помню весь барабанный марш из трех частей и марш Капелевцев, который не исполнялся на линейке. Года через три любовь к барабану остывает, на смену повзрослевшим приходят новые первоклашки.
 Мелодии горна на подъем, отбой, питание, линейку разные.
 Мы повторяли куплеты, сочиненные предыдущими поколениями для каждого горна:
 Бери ложку, бери хлеб
 И садись за обед
 Или:



   Спасть, спать по пала-атам
   Пионерам и вожаатым



 Или:



   Платье новое порвали
   И подбили левый глаз
   Не ругай меня маманя
   Это было в первый раз



 Горн слышен по всей территории и даже у реки, но не у купальни. На футбольном поле тоже не слышно. Единственные часы в лагере висят на летней столовой, наручных ни у кого нет и поэтому горн очень удобен.
 Единственный случай был, когда мы с Женькой прослушали горн на обед. Тогда мы перелезли через забор, и ушли к Северке. Женька остался на нашем берегу, а я переплыл, сорвал несколько морковок на колхозном поле и кидал их ему через реку. Вернулись в лагерь, а горн зовет на тихий час, получается, обед мы пропустили. Поругали нас несильно. Их можно понять. Воспитатель или вожатый всегда считают детей перед столовой.
 Если отряд дежурит по лагерю, то после завтрака все рассеиваются по своим участкам. Не более двух раз в смену каждому отряду выпадает такое дежурство.
 Два пионера метут главную аллею. Это хорошее место, на него много желающих. Дело в том, что работа здесь занимает два, два с половиной часа, а потом ты вольная птица. Нужно смести к краям аллеи опавшие липовые и березовые листья, березовые сережки и веточки, собрать, если есть, бумажки. Метла ужасно неудобная, а веник не предусмотрен
 – он сотрется к концу аллеи. Метла без палки, держать ее можно только двумя руками. Если одной – быстро устает кисть. Прутья у метлы редкие, пропускают мелкий мусор. Хорошо, что его мало. По традиции дежурные метут от главных ворот к летней столовой.
 Летом после третьего класса. Метем главную аллею с Игорем.
 Навстречу приближаются два рослых комсомольца из старшего отряда.
 Несут большой котел, от которого поднимается пар. Мы выпрямились – молодая картошка, сваренная целиком, но без мундира, сливочное масло и укроп. Запах божественный. Тащат котел к главным воротам. Здесь их ждут другие ребята и девчонки в выгоревших тренировочных штанах, кедах, с выгоревшими рюкзаками, палатками, алюминиевыми котелками.
 Их отряд идет в поход. По неизведанным местам. Счастливые, вот бы с ними.
 Главную линейку тоже метут двое. Времени уходит примерно столько же, что и на главную аллею. Если между плит вылезла травка-муравка, ее приходится срезать кончиком лопаты.
 Два пионера дежурят в летнем клубе. Сначала они отставляют все лавки к стенам. Подметают пол (фантики, кожуру, огрызки после вчерашнего фильма). Лавки возвращают на место, если вечером будет фильм или оставляют у стен, если танцы. Вокруг клуба собирают бумажки.
 В зимней столовой работают два, три человека. Летом здесь едят два малышовых отряда. Дежурные относят посуду на мойку за теми, кто забыл – таких немного или совсем нет. Вытирают столы или сметают со скатертей. Подметают пол, стулья, чтобы не мешали поднимают сиденьем на столы. Потом дежурные свободны до следующей еды. За полчаса до еды дежурные расставляют закуски, хлебницы, стаканы с компотом.
 Компот наливают из котлов на кухне. А если морс или кисель, то его наливают на месте из чайника. Поварихи и мойщицы всегда довольны нами и предлагают выпить стакан компоту или морсу- киселю. Приборы тоже нужно положить. А на обед еще глубокие тарелки. Вся посуда и приборы развозятся на тележке. Утром или в ужин на два – три стола полагается чайник с кофе, какао или чаем. В течение часа можно справиться с работой, но только к столовой прикован весь день, в отличии от главной аллеи.
 Такая же работа у двенадцати дежурных пионеров в летней столовой.
 Здесь кушают двенадцать отрядов. У вожатых и воспитательниц свой стол. А в левом крыле – генеральный стол для старшей пионервожатой
 Татьяны Ивановны.
 Два пионера дежурят на главных воротах. Сидят под грибком в парадной форме: белые рубашки (блузки), красные галстуки, красные пилотки. Если подъезжает машина, с ней разбирается вахтер в темно-синей форме и фуражке. А дежурные записывают уходящие и приходящие в лагерь отряды, обязательно число пионеров.
 Через главные ворота пионерские отряды ходят редко. На прямой дороге с высокими тополями, уходящей в даль, дежурные видят тетю или дядю с сумкой. Это чьи-то родители. Они остаются у ворот и просят вызвать свое дитя. Один дежурный спешит в названный отряд, а другой остается у ворот. Проходит несколько минут и вот уже по главной аллее к главным воротам летит мальчик или девочка, за ним идет воспитательница. Ребенка отпускают до обеда. Соскучившиеся родители идут с дитем мимо пришкольного участка с грядками капусты с большими листьями, морковки, огурцов, помидоров, гороха, находят пенек или поваленное дерево у реки, садятся и кормят шоколадкой своего ребенка. А ребенок радостно рассказывает, как научился плавать, или, как его отряд победил в первенстве по волейболу.
 Большую часть времени дежурные на воротах играют в крестики-нолики или морской бой.
 На лесных воротах, противоположных главным, тоже сидят двое. Они в повседневной одежде, с пионерскими галстуками. Лесные ворота очень оживленное место. Через них постоянно идут отряды на речку, на футбольное поле, за грибами-ягодами. В тетрадь дежурные записывают номер отряда, количество вышедших, вернувшихся и эмигрировавших.
 Штаб пионерской дружины – красивая комната, которая занимает веранду первого этажа в корпусе 3-го – 4-го отряда. Здесь дежурят два пионера в парадной форме. В комнате хранится куча барабанов с палочками, горны с пионерским значком на красном флажке. В шкафах под замком почетные грамоты, спортивные жетоны, значки ГТО. В углу стоят два красных бархатных знамени дружины. Одно более старое, малиновое. На стенах плакаты, стенгазеты, пионерских и комсомольских художников и журналистов. Качество высокое. Посередине комнаты длинный стол со стульями. За ним заседает совет дружины. На столе лежит толстый альбом в кожаной обложке с золотыми буквами: 'Почетная книга'. В книге черно-белые фотографии пионеров и пионерок на фоне развернутого красного знамени дружины. Честь сфотографироваться у развернутого красного знамени выпадает немногим, всего нескольким пионерам в смену.
 Главная задача дежурных в штабе пионерской дружины – охрана знамени дружины. На него никто не покушается и поэтому время проходит в безделье. Здесь лучше не играть в крестики-нолики, всегда может зайти кто-то благородный и исключить из пионеров. Никакие слезы у развернутого красного знамени не помогут. На обед дежурные ходят по очереди.
 Однажды мы с Лешкой дежурили в штабе пионерской дружины и рассматривали книгу почета. Зашел Леня с кем-то из старших ребят.
 Леню знают в лагере все. Мы знаем Леню второй год. Это он учил нас барабанить. А сам он отличный горнист. И еще хорошо играет в футбол.
 Его часто награждают в конце смены. Он физически крепок и носит очки. Мы пока ниже его плеча. Леня обратил внимание на раскрытую почетную книгу. На развороте фотографии двух девочек, старшеклассниц. Леня спросил Лешку:
 – Скажи, какая тебе нравится?
 – Ну, эта, – Лешка показал на правую.
 – А посмотри, какие глаза у этой.
 У второй девочки были печальные глаза. Раньше я не замечал этого у девчонок. Впрочем, в дальнейшем я влюблялся в разных девочек.
 Несмотря на то, что день был полон событиями, и часто отряды перемещались группой в сопровождении взрослого, несмотря на частые пересчитывания, мы умудрялись болтаться самостоятельно.
 Всегда можно найти интересное занятие в лагере или за территорией.
 Можно осмотреть знакомые яблони, смородиновые и малиновые кусты.
 Черная смородина растет по краю волейбольных площадок, прямо за лавочками. Не смотря на наши усилия, кусты ежедневно плодоносят.
 Малина растет вдоль забора от главного входа до изолятора. За деревянной горкой растет высокий куст черемухи. И еще куст у корпуса
 3-4-го отрядов. Кто-то показал мне ее и сказал, что ягоды можно есть. Немного вяжет, но ничего. В траве – щавель и земляника.
 Крупная земляника растет за школой, но там ее немного и не каждый год есть ягоды. Вообще-то землянику мы собираем в лесу. Или специально идут за ней или собирают по пути на футбольное поле и обратно. Ягоды нанизывают на травинку. Особенно терпеливы в этом девочки. Мальчики едят сразу или с травинки, как шашлык. Таких мест, чтобы приходилось ползать на коленах, в окружении земляники, нет.
 Можно поискать грибы и посушить их. Свинушки растут на грядках вместе с флоксами, под липами на главной аллее. Подберезовики вылезают в разных местах, где нет тропинок.
 Можно сходить в зооуголок. Здесь в вольерах сидят кролики, ежик, черепахи. Кормим их свежей травкой, одуванчиками. Свободно разгуливают индюшки и индюк. У индюка со лба свисает красная плюшка, а глаза налиты кровью. Он противно квохчет, охраняя своих индюшек.
 Если его подразнить, он распушает хвост и смело вперевалку преследует, бормоча что-то нецензурное. Щиплют травку козлики Машка и Пашка. Иногда они уходят далеко от зооуголка. Однажды качаюсь на качелях у корпуса 9-10-го отрядов. И почему-то никого больше поблизости. Вижу, Машка идет по дорожке, блеет. Подходит к дверям, заходит в корпус. Жду. Визг, переполох. Машку выводят из корпуса толпой.
 Можно перелезть забор и спуститься к Северке. Перемещение по лагерю и вне его сопровождается обилием цветов под ногами, жужжащими и порхающими насекомыми. На солнышке греются стайки клопов-солдатиков, жуки-пожарники норовят укусить, как только берешь их в руки. Маленькие синие стрекозы с большими глазами и большие коричневые, быстрые. Июньские жуки – бронзовки – уменьшенная копия майских, и такие же добрые, тело бронзовое, переливается на солнышке. Бегают жужелицы. Этих нужно держать аккуратно: кусаются и пахнут нехорошо. Однажды видел жука-оленя на березе. Это очень большой жук. И несколько раз жуков-носорогов. Ребята приносили жука-плавунца в банке, и мы наблюдали, как он плавает среди водорослей.
 Божьи коровки и их черные личинки. Лесные щитники коричневые и зеленые. Слизни и улитки. Пауки косиножки, крестоносцы и другие.
 Жуки-щелкунчики, жуки-долгоносики. Слепни и трутни.
 Бабочки-капустницы, лимонницы, Павлиний глаз. Разноцветные мотыльки, всякие гусеницы, несколько видов муравьев, лягушки, водомерки.
 Противные златоглазки лезут в палату под вечер. А малярийные комары сидят в углу под потолком. Это мы думаем, что они малярийные, потому, что большие. На самом деле у них нет даже хоботка, чтобы кусать.
 В начале лета жужжат мохнатые шмели, пчелки. Позднее появляются разноцветные кузнечики и осы.
 Однажды летней ночью выглянул в окно и увидел сову. Мне тогда было лет тринадцать, а в таком возрасте иногда не спят по ночам, подбрасывая спящим девушкам сирень. Сова сидит на перилах лестницы, ведущей на веранду второго этажа. Пошел, стараясь не скрипеть половицами на веранду. Дверь на лестницу была закрыта, и я надеялся, что подойду скрытно. Совы уже не было. Когда она слетела, не знаю, она делает это бесшумно. Спустился вниз по лестнице и вышел на тропинку к волейбольным площадкам. Небо в звездах, а под ногами что-то темное копошится в двух шагах. Замерло. И я замер.
 Рассмотреть невозможно. Только темное пятно на фоне песка. И не убегает. Может быть крыса? Вот повернусь, а она за пятку укусит. На мне одни брюки и босиком. Ночь теплая. А сандалии не надел, чтобы пол не скрипел. Решил отпугнуть ее – заехал по ней ногой. Оказался ежик, пальцы почувствовали. Вреда я ему не нанес, только свернулся.
 Завернул его в брюки и радостный приволок в палату. Володя и Мишка не спали. Вот чудо-то! Мы осмотрели ежика: крупный, все время свернут. Посадили в шкаф, в отделение для верхней одежды. До утра.
 Когда затихло, ежик стал топать в шкафу. Топал, топал, топал, топал.
 'И-и-и-и' – открылась дверца. Плюх – вывалился на пол. Начал топать по палате. Спать он совсем не хотел. Днем мы отнесли его в зооуголок.
 Седьмой отряд. В тихий час наша палата не спит. Какое-то стрекотание снаружи. Выглянули: под окном бегает трясогузка. Не взлетает, а бегает, тряся хвостом, одно крыло висит. Спустился и поймал ее. Трясогузку положили в ящик шкафа. Весь отряд носил ей толстых мух с веранды. Птичка быстро привыкла. Приоткроешь ящик – выбегает из дальнего угла, стукнет муху и тишина. На следующий день отнесли ее в живой уголок.
 Выпавших птенцов тоже отдавали в зооуголок. У корпуса 7-8-го отрядов, трепыхается птенчик – воробушек. Значит, где-то на крыше гнездо. Взял его в руки и осторожно глажу. Кажется, великоват для птенца. Да у него когти как у кошки и ноги мускулистые! И не голые, как у воробьев, а волосатые. Клюв начинает загибаться, на груди полоски. Ястребок или соколенок.
 Часть пионеров проводят время в авиамодельном кружке. Летом старшие ребята мастерят здесь кордовые модели самолетов с бензиновым двигателем. В последних числах смены проводится конкурс таких моделей. Смотр проходит на волейбольных площадках. Мероприятие не обязательное, желающие сидят на скамейках вдоль площадок. Жюри выбирает победителя.
 Два – три раза в неделю открыта велосипедная база. Заходи и получай велосипед. Можно покататься по территории или поехать с группой к дальним Озерам. Это многочасовое путешествие через лес. Во главе колонны инструктор. Обычно день выделяется какому-то одному отряду. Об этом говорит на отрядной линейке вожатый. Кататься на велосипеде я не научился. Взять велосипед можно, но учись сам или с товарищами.
 Некоторые мальчишки любят рыбачить. Их будят на несколько часов раньше, и группа уходит на реку. Однажды и я попробовал ловить, чужой удочкой. Не интересно. Сиди и жди, пока придумают вожди.
 Удочку в лагерь везут редко. Чаще берут моток лески, поплавок и грузило. А удочку делают из хорошего прута.
 Если купаться холодно и нет спартакиад, смотров песни и других мероприятий, отряд идет по грибы. За футбольным полем, березовая роща между небольшой балкой и кукурузным полем. В балке, среди низкой травы местами крапива и можжевельник. Дальше идут смешанные леса береза, сосна, осина, дуб. Есть отдельные осинники, ельники.
 Есть места с множеством коровьих лепешек и лунок от копыт. Найдя первый раз белый, подберезовик, подосиновик, масленок, навсегда запоминаешь его и характерные места, в которых они растут. У меня появилась привычка: когда нахожу гриб, осматриваюсь. Это случилось после того, как однажды присел у подберезовика, оглянулся – в пяти шагах, у поваленного дерева стоит белый. Да какой!
 Собранные грибы пионеры режут, нанизывают на нитку и сушат на окне. Через день – два в палате стоит грибной аромат. К концу смены накапливается немного сушеных, а дома мама варит суп.
 Был случай, когда за грибами пошел весь лагерь. Весь сбор сдали в столовую. Повара сварили нам замечательный супчик.
 В солнечную теплую погоду после завтрака отряды один за другим уходят на Северку. Каждый пионер несет с собой банное полотенце. На высоком берегу Северки две кабинки для переодевания и поляна песка.
 Внизу две купальни. Одна двадцать пять метров в длину – для старших отрядов. Вторая – десять на пять метров лягушатник, для младших. У лягушатника не просто ограждения, он сделан как ящик с деревянным дном. К купальням спускаются деревянные лестницы, ступенек по двадцать. Вокруг буйное разнотравье. Летают и сидят стрекозы голубые, медленные, средние с черными крыльями и быстрые речники.
 Бабочки, кузнечики. Противоположный берег у воды тоже зарос ивами, за ними зеленые колхозные поля – картошка, морковка или свекла.
 Отряд купается десять минут. Другие ждут своей очереди. До обеда удается искупаться несколько раз. Свисток старшей пионервожатой означает выход из воды. Татьяна Ивановна объявляет в мегафон:
 'следующий отряд такой-то'.
 Вода в Северке со своим привкусом и запахом, от глины и водорослей.
 Когда мне было десять, научился держаться на воде. В лягушатнике.
 Часть ребят из отряда уже плавает. Другая барахтается, держась за бортик, болтает ногами, плещется друг в друга или отталкивается от дна и скользит к бортику. Мне понравилось отталкиваться и скользить.
 Отходил все дальше и дальше и один раз руки не нашли бортика, а голова ушла в воду. Не успел я возмутиться этому безобразию, как ноги нашли пол. Вынырнул. Радости моей не было предела. Я плавать научился! Конечно же, поделился подробностями с друзьями и написал домой. Теперь я жмурю глаза, ложусь на воду и отчаянно колочу ногами. Уже пять метров могу проплыть. К концу школы я проплывал по-собачьи сорок, пятьдесят метров.
 Время между водными сеансами отряды проводят на песочной поляне.
 Играют в волейбол, носятся или просто загорают. Мальчишки ныряют в кукурузное поле за молодыми початками, едят и набирают их с собой.
 До кукурузного поля десять шагов. В песке играют в 'мину'. Один зарывает свою руку, хитро изогнув кисть. Второй пытается разминировать. Мальчишки зарывают кого-нибудь в песок, как Саида, оставив одну голову. Девчонки плетут венки из ромашек или одуванчиков.
 По двое, трое мальчишки уходят вдоль берега на запад. Совсем близко там заросли ежевики, не малина, но тоже ничего. Иногда идем далеко вдоль берега. Постепенно шум с купальни исчезает. Над соседними полями поют жаворонки, солнце, сухая трава, ивы. Реку пересекает толстенная труба, по которой спокойно можно перейти на тот берег.
 К середине лета кукуруза вырастает метра в три, початки твердеют.
 Есть их невозможно, ими просто кидаются, носясь по кукурузным джунглям. К концу лета в один прекрасный день кукурузное поле оказывается голым. Непривычно пусто сразу. Иногда нам удается посмотреть, как убирают кукурузу. Комбайн своими выдвинутыми клешнями подрезает стебли, они падают и едут по ленте внутрь, а с другой стороны в прицеп вылетают зеленые лохмотья. На силос коровкам.
 Можно у вожатого взять мяч футбольный или волейбольный и погонять у корпуса или натянуть сетку. Можно взять ракетки и поиграть в бадминтон, разгоняя комаров. А если дождь – настольный теннис, шахматы, шашки. Популярен настольный теннис. Профессионалы даже ракетки привозят из дома. У корпуса старших отрядов на открытой веранде летом стоит большой биллиардный стол.
 Зарница. Зарница проводится в мае среди учащихся лесной школы и летом среди пионеров всех отрядов. Играющие делятся на синих и красных. Для отличия им нашивают соответствующие бумажные погоны.
 Синие остаются в школе, а красным дают время уйти в лес. У красных знамя, которое нужно доставить в 'штаб' – школу. Синие выходят и начинают поиски. Красные прячут знамя на груди у одного из своих, рассыпаются и пытаются прорваться по одному, жертвуют собой, привлекая противника. В схватке есть раненные и убитые. Если сорван погон – ранен, оба – убит. Залп из ракетницы дает знать рассеянным по лесу, что игра закончена, флаг доставлен в штаб или захвачен синими. На обеде команду победителей ждет туш под баян, поздравление директора и воспитателей и пирог с черносмородиновой начинкой.
 Летом масштаб игры возрастает, ребят в несколько раз больше.
 Команды соревнуются в спортивном ориентировании. Начинается игра на футбольном поле и заканчивается тут же. По окончании происходит что-нибудь грандиозное. То пролетит кукурузник и сбросит четырех парашютистов, которые под бурные аплодисменты садятся прямо на поле.
 То на поле с грохотом и ветром сядет настоящий военный вертолет. То приедет транспортер, с пулеметом и четырьмя ракетами в задней части.
 Или зеленый тягач с пушкой, которая потом оглушительно бабахает. При технике всегда солдаты с автоматами. Мальчишки толкаются, рассматривают все вблизи.
 На зарницу чем-то похож день пограничника. В этот день приезжает группа солдат с собаками и офицерами. Выступление пограничников идет на волейбольных площадках. Волейбольные сетки на это время сняты.
 Один пограничник, так называемый нарушитель, надевает ватные штаны и телогрейку. Сослуживцы дают ему минуту форы и пускают по пятам голодную овчарку. Нарушитель по неопытности бежит к ближайшему зданию – летней столовой: 'Мама!'. Но двери столовой крепко держат работники советского общепита. Хрена лысого уступят они врагу хоть пядь родной земли. Тут зрители аплодируют, аплодируют. Потом пограничники воюют с нарушителями, оглушительно стреляя из автоматов. Холостыми, конечно. Татьяна Ивановна сурово объявляет в мегафон: 'Запрещается выбегать на площадку во время стрельбы!' Но как устоять, ведь красноватые и зеленые гильзы рассыпаны по земле и столько желающих готовы рвануть за ними! Какая удача, хоть одну найти. Запах пороха над площадкой рассеялся, а гильза еще пахнет.
 Мальчишки выкладывают их на ладонь и хвастаются количеством.
 Раз в два года к нам приезжают солдаты кремлевского полка. На сцене летнего клуба они легко и красиво печатают шаг. Офицеры рассказывают необычные истории про часовых на посту у мавзолея. У часового по лицу ползает муха. А ведь он не имеет права пошевелиться. Часовой выдержал свои два часа, а потом его унесли…
 Раньше, когда часовые во время ритуала били прикладом по брусчатке, из карабина вываливались патроны. Собирал их милиционер. Вообще часовые не имеют права вмешиваться в события, происходящие на
 Красной площади, для этого у ГУМа стоит 'Волга' с постоянно работающим двигателем. Сборная лагеря играла с кремлевскими в футбол.
 День Нептуна. В этот день весь лагерь на Северке. Зрители рассаживаются на травке на берегу. Идет прелюдия, декламации в стихах, баян. Вдруг справа, из-за ив на зеленой воде показываются лодки. На первой – Нептун, борода, корона, трезубец. За ним лодки с русалками и шпана с секирами. Нептун важным басом говорит речь.
 После чего шпана начинает бросать в реку достойных пионеров и педагогических работников, прямо в одежде и очках. Затем проводятся заплывы на пятьдесят метров вольным стилем и на спине среди мальчиков и девочек. Володя великолепно плавает. С 12-и лет он кандидат в мастера спорта. Даже плывя баттерфляем, он с легкостью обходит плывущих вольным стилем.
 Октябрята и младшие пионеры ждут на берегу своей очереди на поход на лодках по Северке. Километра два на восток и обратно. В лодку садятся по трое малышей, двое на корме, один на носу, за веслами пионер из старшего отряда. Эскадру возглавляет лодка с Татьяной
 Ивановной, и завершает лодка с вожатой и воспитательницей отряда.
 Плывем не торопясь. Оба берега высокие, небо не отражается в воде. И потому вода коричнево-зеленая. Над водой склонились ивы. Местами у берега заросли камыша, кувшинок и лилий. Пока не видят вожатый и воспитательница можно сорвать кувшинку на длинной ножке, она пахнет особенно, не так, как полевые цветы. Среди младших пионеров считается престижным сорвать кувшинку. Может быть потому, что они не растут вблизи купален, где мы проводим весь день в жару. Их надо специально искать, лезть в воду, а значит рисковать быть замеченным… Северка часто вьется, и скрывает за ивами следующий поворот. За поворотом всегда что-нибудь новое.
 Каждую смену в лагере проводится смотр отрядной песни, или смотр отрядной песни и строя. Строй в сочетании с песней идет, если нет дождя. Сначала отряд выбирает и разучивает песню. Пионеры собираются на веранде со стульями из палат. Учим какую-нибудь прелесть, например: 'Эх, хорошо!' И. Дунаевского и В. Шмидтгофа.



   Эх, хорошо в стране Советской жить!
   Эх, хорошо страной любимым быть!
   Эх, хорошо стране полезным быть!
   Красный галстук с гордостью носить!






   Меряй Землю решительным шагом
   Помни твердо заветы отцов
   Знай один лишь ответ, боевой наш привет:
   Будь готов, будь готов, будь готов!






   Будь готов всегда во всем
   Будь готов ты и ночью и днем
   Чем смелее идем к нашей цели
   Тем скорее к победе придем.



 Стихи выучили, теперь под музыку. Сначала по куплету, потом все вместе. Музыку обеспечивает баянист – седоватый мужчина лет сорока.
 Все зовут его по имени – отчеству. Вообще баянистов двое в лагере.
 На разучивание песни уходит занятие или два. Потом на волейбольной площадке отряд учится ходить в ногу, поворачиваться: левое, правое плечо вперед, выполнять команду 'смирно', прижимая лапки к шортам и поворачивая голову на бок. И, наконец, проходить с песней. С ходьбой много возни. На площадках вокруг в это время много пионеров других отрядов. Они играют в волейбол, баскетбол или глазеют на наши мучения.
 К смотру делают всякую мелочь каждый для себя. Например, если отрядная песня о море, то пионеры клеят из бумаги бескозырки, с резинкой-венгеркой.
 Если смотр песни без смотра строя, то он проходит в летнем клубе.
 На сцене богатые декорации. Об этом позаботились штатный художник лагеря, а помогали ребята из отряда. Если отряд поет 'Землянку', на сцене декоративный костер – скрытое устройство с подачей воздуха, который натурально колышет лоскуты красной материи. А лампа создает подцветку. В глубине сцены молодые березки – в лесу прифронтовом.
 Пионеры, что сидят у костра, одеты в солдатскую форму, на голове пилотки, на плечах плащ-палатки. В руках деревянное, крашеное оружие.
 Смотр по времени занимает около двух часов. Это настоящий праздник. Вся дружина в белых сорочках и красных пионерских галстуках. В конце жюри объявляет три отряда-победителя. Победителей ждет большой пирог с черной смородиной, почетные грамоты.
 В начале смены каждому отряду выделяется день для сдачи норм ГТО – бег на шестьдесят или сто метров, прыжки в длину, высоту, метание
 (пирожков в рот), плавание. В этот день футбольное поле и сектора только в распоряжении отряда. За смену внутри отряда проводятся шахматные и шашечные турниры, соревнование по настольному теннису. В бадминтон играют, но без соревнований.
 На протяжении смены между отрядами идут футбольные матчи, соревнования по волейболу (пионерболу у малышей), настольному теннису, турниры по шахматам и шашкам.
 Ближе к концу смены проводится спартакиада лагеря. Торжественная часть открывается на футбольном поле. На трибунах зрители. Колонны участников с флажками. Музыка. В этот день соревнуются атлеты: бег, бег с эстафетой, прыжки в длину и высоту, метание. На поле в это же время проходит финальный футбольный матч. Болельщики галдят и подпрыгивают на месте в опасные моменты.
 В футбол меня ставят в защиту. Нападать не умею. Не могу следить за мячом в ногах и противником одновременно. В защите можно хоть телом остановить противника. Вообще, если в отряде достаточно мальчиков и значит есть, кому играть, я остаюсь на трибуне. При этом с удовольствием гоняю в одни ворота у нашего корпуса, когда куча бегает за одним мячом. У нас есть футболисты – настоящие виртуозы, их знает ни одна лагерная смена. Женя Рязанцев как кошка увертывается от защитников и вперед к цели. При всей своей славе он остается скромным мальчишкой.
 Первенство лагеря по волейболу проводится на волейбольных площадках. Площадку обступают болельщики обеих команд и много других ребят. Некоторые мальчишки и девчонки замечательно играют. Волейбол любят и вожатые. В смену обязательно устраивают волейбольный матч между вожатыми и сборной лагеря. Смотреть собирается весь лагерь.
 У младших ребят свое первенство – по пионерболу. Тот же волейбол, только мяч ловят руками.
 Все победители получают призы, но не сразу. На торжественной линейке закрытия смены каждому участнику команды под туш вручается почетная грамота и жетон. Жетоны трех видов: 'золотые',
 'серебренные' и 'бронзовые' за первое, второе и третье место. Это небольшая круглая медалька на подвеске с надписью 'за I-е, II-е или
 III-е место… первенство по футболу… волейболу' и тому подобное.
 В красивой грамоте, каждое лето новой, отпечатанная на машинке более подробная информация с указанием года и лагерной смены. Внизу печать и подписи начальника лагеря и старшей пионервожатой. Награды вручают пионерам, сдавшим нормы ГТО: почетные грамоты и значки ГТО первой второй или третьей степени.
 Почетные грамоты вручаются и 'За активное участие в общественной жизни лагеря' – активистам из совета дружины или совета отряда, и
 'За участие в конкурсе художественной самодеятельности' молодым артистам, юным барабанщикам и горнистам.
 Иногда в лагерь приезжают родители и забирают своего ребенка. В первые годы к концу лета я скучал по дому, вообще по Москве. В лагерь беру с собой набор маленьких черно-белых открыток с видами
 Москвы. Достаю и смотрю на высотки Калининского проспекта, Большой театр, памятник Пушкину и 'Россию' за ним… Однажды нашел на дорожке двадцать копеек и стал прикидывать, сколько километров на них можно проехать в рейсовом автобусе. Тогда мне уже было известно, что до Москвы девяносто шесть километров. Это была последняя цифра на шоссе перед поворотом к лагерю. Отец платил рубль с чем-то, когда приезжал за мной, значит, километров двадцать можно проехать.
 Остальные придется идти пешком. Человек делает в среднем пять километров в час, значит, получается шестнадцать часов. Привалы тоже нужно учесть. Получается, если начинать утром, то в Москве буду только к концу дня.
 За все годы меня забирали раза три раньше срока. Что такого особенного дома? Непонятно. Сашки, скорее всего, нет, и не будет до осени. Отец и Няня работают весь день. Смотреть телевизор? Днем идет
 'Завещание старого мастера'. Проходит неделя, и начинаются занятия в школе. Может потому, что дома я провожу два с половиной месяца в году, а остальное время в Метеоре?
 В первое же лето в лагере мне полюбилась девочка. Она старше меня года на четыре, выше ростом на голову. Зовут Лена, а фамилию ее уже забыл. Лена похожа на принцессу из немецкого фильма 'Золотой гусь'.
 Такое же лицо и русые волосы. А Сашке, лучшему другу моему, понравилась ее подруга. Наша любовь тайная и безответная, многолетняя и прочная. Они для нас взрослые, мы для них – дети. В тихий час или после вечернего отбоя, мы с Сашкой рассказываем друг другу про 'свою': где видели сегодня, с кем танцевала. Как приятно заметить 'свою' среди десятков голов в столовой. Я уже знаю ее место и поглядываю туда, когда отношу посуду. Если наш отряд стоит, а их проходит мимо, ищу, ищу, не пропустить бы, вот она. Радость. Как хорошо, что удалось близко посмотреть на нее, выглядывая из-за голов соседей. Сашка мне: – Видел? – Да. А ты свою? Если где-то случайно приходится встретиться один на один, я впадаю в окоченение, глаз не могу поднять, быстрее бы пройти.
 Лена иногда пропускает смену, и тогда совсем пусто.
 У летней столовой стоят стенды с распорядком дня и с фотоочерком о текущей лагерной жизни. Однажды среди прочих здесь появилась групповая фотография с Леной. Стоят четыре девчонки. Останавливаюсь после каждой еды и рассматриваю, как будто в первый раз. Через неделю повесят другие фотографии. И тогда я решил взять эту фотографию. Место людное, столовая и дорожки со всех сторон.
 Однажды, когда никого поблизости не было, открыл дверцы и снял фотографию. Лену вырезал, соседки мне не интересны. Стоит под солнцем в шортах, в майке в полоску. Волосы убраны в хвостик.
 Улыбается.
 Через некоторое время Лена перестала ездить в Метеор, она окончила школу.
 Вскоре и Сашка перестал ездить в лагерь, почему – не знаю. Плохо без друга. Несколько смен прошли скучно, таких как Сашка больше нет.
 Подружился с Сережкой – юмористом – коротышкой, он тоже то приедет, то нет. После седьмого класса, в первую же смену мы подружились с
 Володей. Попали вместе во второй отряд. Живем в палате на троих,
 Мишка третий. Мы с Володей с ним общаемся, но не дружим. В нашем отряде есть девочка Света. Когда и как она мне понравилась? У Светы золотистые волосы косой. На висках и затылке непослушные колечки.
 Другие девочки почти не носят косы. Володе нравится Марина, Светина подружка. Замечательно у нас складывается.
 В 74-м в Метеоре невозможно увидеть идущую или сидящую пару мальчик – девочка. Танцы единственное место, где они некоторое время могут побыть рядом. На танцах я приглашаю разных девочек, в том числе и Свету. Она пахнет необычно тонким, приятным запахом, не простым цветочным, как другие девочки, это французские духи. Света неуловимо отличается и одеждой, не дорогой, но изящной. Она нравится басисту из лагерного вокально-инструментального ансамбля. Любой человек из ансамбля – бог для нас. Явных ухаживаний нет. Ни с моей стороны, ни со стороны басиста. Это было не принято. И Света ровна со всеми.
 Однажды мы с Володей решили ночью подбросить своим пассиям по цветку на кровать. Света и Марина живут в одной палате. Кроме них там еще три девчонки.
 Мы дождались глубокой ночи, вылезли из палаты в коридор и, держась за стены, босиком, осторожно, стараясь не скрипеть половицами, пошли. Вдруг чудовищный скрип. Оборачиваюсь. В темноте на одной ноге застыл Володя. Объясняемся красноречивыми жестами и мимикой. Теперь и я наступил со звуком. В голову лезут разные мысли о двух юных ленинцах, крадущихся по коридору в борьбе за дело коммунистической партии. За пятнадцать минут преодолели две трети коридора. Можно передохнуть. Говорю на ухо Володе: 'Давай вынесем кого-нибудь прямо с кроватью на улицу?'. Володя, наверное, представил, как в ночной тишине мы кантуем кровать со второго этажа со спящим председателем совета отряда Васей Фуфайкиным. Он зажимает рот, приседает, на глазах выступают слезы счастья. Я заражаюсь от него. Не в силах больше терпеть, мы как слоны несемся назад по коридору в туалет – ближайшее убежище. Здесь мы ржем вволю, в полный голос. Через десять минут еще раз клянемся не смешить друг друга, и делаем новую вылазку. И опять на том же месте: 'А вдруг Вася проснется и скажет:
 'К борьбе за дело коммунистической партии будьте готовы!''.
 Следующая идея – вынести все чемоданы из кладовки и зарыть их на клумбе у летней столовой.
 Светает. Наконец мы добрались до палаты. Вот еще задача: как открывать дверь? Резко или постепенно?
 – Постепенно.
 – А вдруг она скрипит? Надо резко.
 – А если там стул?
 Рыдаем. Успокаиваемся. Иду первым. Дверь открыл медленно, не скрипит. На первой кровати справа лежит чужая девочка. Продвигаюсь мимо нее. Дверь придерживаю левой, в правой сирень. Света спит с кудряшками по подушке. До ее кровати остаются четыре шага. Дверь приходится отпустить и она тихо закрывается. Сирень положил у ног.
 Девочка, что у двери подняла голову, и что-то спросила. Я вылетел из палаты.
 Вообще этот июнь был замечательный. Отряд ходил в поход с ночевкой. С настоящими рюкзаками, палатками, одеялами и котелками.
 Отошли недалеко за футбольное поле. Но главное – это костер, песни и печеная картошка. И девушки наши сидят у костра.
 Три года назад мы учились ставить палатку на четырех человек.
 Отряд вышел в лес, недалеко от лагеря, нашли полянку. Весь отряд наблюдает, как пятеро вбивают колышки и натягивают веревки. Еще пятеро внутри палатки. Кто-то задел распорку, и палатка сложилась в мешок с копошащимся внутри многоруким, многоногим, многоголовым чудовищем, орущим на все лады. Те, кто остался снаружи, воспрянули духом. Скучное мероприятие превратилось в маленький праздник. Зверь мечется, тут и там ткань натягивается, обтекая головы, спины.
 Изведал враг в тот день немало, что значит русский бой удалый, наш рукопашный бой. Вожатый наш рожден был хватом. Да, жаль его, сражен лопатой, он спит в земле сырой…
 В день начала великой отечественной 22-го июня состоялось торжественное шествие старших отрядов. Вечером после ужина на футбольном поле состоялся митинг, а потом каждому участнику вручили по факелу – палку с жестяной банкой на конце, в банке что-то горючее. Факелы зажгли, построились по отрядам и двинулись в лагерь.
 Красиво. Сгущались сумерки. Сотня факелов колеблется по дороге.
 В конце смены я решился рассказать Свете о своей любви. В этот день наш отряд дежурил по лагерю. Света и Марина сидели на главных воротах в белых блузках и красных галстуках. Где я дежурил – не помню. Я нашел время и пошел к главным воротам.
 – Света, можно тебя на минутку?
 – Да, – она подошла ко мне.
 Мы сделали несколько шагов в сторону.
 – Мне нужно с тобой поговорить.
 – Хорошо.
 Договорились на полдень в корпусе, в их палате. Подхожу к палате.
 Марина и другие девочки соседки, шепчась и загадочно поглядывая, вышли. Осталась Света. Развел руками и говорю:
 – Знаешь, я тебя люблю.
 Помолчали.
 – Ну, я пошел. Света молчит.
 Мне было важно, чтобы она знала об этом, а дальше я и не думал.
 Во вторую и третью смену Света не приезжала.
 Она приехала на зимние каникулы, но была не в нашем отряде.
 Иногда наши взгляды встречались, и я понял, что она помнит меня, а может и любит. Единственная возможность поговорить – пригласить на танец на новогоднем балу. Мне было стыдно танцевать. На моих ногах жуткие войлочные ботинки с тонкой разъеденной солью кожаной окантовкой. Их носят лишь младшие школьники. Я сидел и прятал ноги под стул, а танцевал только быстрые танцы в толпе. Свету я больше не видел…
 Во вторую смену мы с Володей научились курить. Пионеры курили после обеда в закутке за зооуголком. Иногда сюда делала рейды
 Татьяна Ивановна.
 Я видел за клубом, как один мальчик учился курить, кашлял. А у меня получилось легко.
 У Володи желтый бумажный рубль. Однажды мы окликнули деревенского велосипедиста-ровесника, который проезжал по тропе за забором. Дали ему рубль и попросили купить сигарет. Какие вообще бывают сигареты, сколько они стоят – ничего не знали. На другой день паренек привез нам две пачки 'Дымка'. Первые наши собственные сигареты. Курили сигаретку в день, после обеда за зооуголком. В корпус шли, покачиваясь, когда начинаешь курить, каждая сигарета пьянит. По пути заедали зеленой рябиной, чтобы сбить запах.
 Наша палата на первом этаже. Тихий час. Тепло, окна настежь.
 Сверху на ниточке спускается записка: 'Мальчики, давайте с вами дружить?'. Володя прицепил к нитке мой краткий справочник по элементарной математике. Груз уехал. Пауза. Шорох листьев – это справочник вылетел в сирень под окнами. Я был воспитан как князь
 Болконский (в носу не ковырял), и поднимать, конечно, не пошел. Так справочник и остался в зарослях.
 В августе садоводческий совхоз попросил наш Метеор помочь в сборе черной смородины. Первый и второй отряд сели на пикапы и поехали.
 Совхоз оказался километрах в десяти от лагеря. Первый раз вижу такую смородину. Все листья сверху, а тяжелые черные грозди – снизу. Не надо ничего раздвигать, искать. Кусты тут двух сортов. На одном полностью черные грозди, с тонкой кожицей у ягод, все ягодки сладкие. На другом первая ягода очень крупная, следующая меньше и так до последней, зеленой. Кожица у ягод жесткая, лопается с хрустом, как у крыжовника. Мы поели ягод, и стали собирать. Наш отряд собрал на ящик больше первого.
 Нас отвезли в лагерь, и повели в зимнюю баню. Раздевалки в бане отделены общей дверью. Кто-то из ребят начал смотреть в скважину. Я тоже полез четвертым или пятым. Вижу Надю. Стоит и вытирает полотенцем руки. На прошлой неделе мы играли в бадминтон. Скромная девочка. Черный треугольник у ног. Надо же. Они уже совсем взрослые.
 Другие девчонки мелькают боком или спиной. Тут я получил по голой попе. Это наш вожатый Саша:
 – Ну, что с тобой делать?
 – Отлупите?
 – Нет, девчонкам скажу.
 День отъезда всегда радостный, даже если нет солнышка.
 Соскучились. После завтрака торжественная линейка, посвященная закрытию смены. Шорты, юбки, белые рубашки и пионерские галстуки.
 Длительная церемония награждения победителей. Туш. Только флаг не поднимают, а спускают и с почетом уносят в пионерскую комнату. После линейки праздничный концерт выступает море талантливых ребят.
 Прощальный обед и сухой паек в дорогу. После концерта на главной аллее ждут автобусы. Перетащили свои чемоданы и расселись. Нас посчитали напоследок. Зашуршали шины. Покатились потихоньку. Повара, судомойки, озеленители машут руками. До свидания Метеор. Теперь все мысли о доме, скоро, скоро Москва. Едем с песнями. За смену песен узнали больше. 'Песенка велосипедиста': (…едешь и только нажимаешь на педаль, дай, дай, дай, дай…); 'Червона рута'; 'Заправлены планшеты, космические карты и штурман уточняет последний раз маршрут. Давайте-ка ребята поплачем перед стартом, у нас еще в запасе 14 минут…'; 'Мы соседи и не знали и не верили себе, что у нас сосед играет на кларнете и трубе' (эту песню Гагарин пел в космосе); '… ах, как мне хотелось бы братцы на чужом верблюде покататься…'; народные – про защитну гимнастерку, ох мороз-мороз, слова этих песен знают лучше девчонки. До следующей смены Метеор.
 Последний раз я ездил в Метеор на новогодние каникулы, когда учился на первом курсе училища. Это равносильно девятому классу. В этот последний приезд я основательно экипировался. Десять пачек сигарет, среди которых: 'Ява', 'Ту-134', 'Стюардесса', 'Ява-100',
 'Столичные', 'Шипка', кубинская сигара и фляжка четырехзвездочного азербайджанского коньяка 'Дербент'.
 Взял запасные ботиночки на тонкой подошве, как у Ипполита, чтобы не краснеть на танцах. Даже пробовал ходить в них на морозе. Долго не получается, приходится прятаться в ближайший корпус, чтобы согреться.
 31-го декабря. С полдника мы с Володей уволокли из столовой два керамических стаканчика для кефира-молока. И в восемь вечера распили фляжку на двоих в палате. Стаканчики оставили на полке в шкафу, а флягу я зачем-то наполнил водой и завинтил крышку. В соседней палате бесятся мальчишки, пять человек. Песни кричат, изображая хоккейными клюшками гитары. Мы присоединились. Вдруг дверь открывается, на пороге директор. Обращается к нам с Володей: – Пойдемте-ка со мной.
 И ведет нас в нашу палату. Открывает шкаф. Ага. Стаканчики. На донышке что-то есть. – Та-а-ак. Фляжка с белой жидкостью.
 Отвинчивает крышку, наливает – вода. Тут мы вступили:
 – Да что Вы, Семен Семенович, мы не пили… вот те крест…
 Мы еще не знали, что после алкоголя – запах и косые глаза.
 Директор ушел. А мы вздохнули с облегчением. Пошли на веранду, сыграть на бильярде, пока есть время перед балом. Стол на веранде большой, то, что нужно. Мы еще прошлым летом увлеклись бильярдом.
 Если оставались вдвоем у стола, по очереди отрабатывали удар. Два шара на столе. Бью 'чужого', в левую угловую лузу. 'Чужой' не попал, попал 'свой' в правую угловую. От сильного удара 'свой' выскочил, стал прыгать по борту и упал в среднюю лузу. Мы переглянулись – учиться, учиться и еще раз учиться, как завещал великий Ленин, как учит коммунистическая партия.
 Через восемнадцать лет, в 93-м году я побывал в Метеоре. Как лагерь он уже не существует. В части корпусов живут армянские беженцы. В корпусах стоят электрические плиты, кладовка чемоданов стала душем. Около линейки грядки с овощами – морковка, укроп, лук.
 Тихо. Дорожки, посыпанные песком стали уже в два раза – заросли травой. Кусты и липы вытянулись. Их никто не стрижет. Вытянулись и голубые ели у корпусов. Их нижние лапы теперь в метре над землей и голые стволы. Вытянулись до неузнаваемости пижмы вдоль дороги к школе.
 В километре от Метеора построены двухэтажные корпуса из желтого кирпича. Лагерь теперь там. На реку деткам ходить далеко, поэтому на дворе стоит бассейн из пластиковой ткани. Вода в нем зеленая, пахнет. У детей роскошная столовая и клуб. Большую часть времени они проводят в платном компьютерном зале. Двенадцатилетние девочки шутят после отбоя: 'Ну, кто меня хочет?'. Мальчиков не интересует лес, растения, насекомые. Самодеятельности никакой нет, горнистов нет, барабанщиков нет. На дискотеке – фонограмма, на линейке – фонограмма. Старшая пионервожатая крутится на общелагерных мероприятиях как тамада.




 Ленинский проспект.


 В 67-м маме дали однокомнатную квартиру на Ленинском проспекте, на двенадцатом этаже 19-этажного дома. Наши пять домов стали вторыми по высоте в городе после 25-этажных высоток на Калининском проспекте.
 Сталинские башни не в счет.
 Из окон вид на проспект. Слева далеко высотки Калининского, еще дальше телебашня. До нее километров двадцать пять. Впереди – теряется за домами Ленинский, правее – большой пустырь, за ним хрущевки и лес. На пустыре растут несколько вишневых деревьев. Глядя с высоты, можно догадаться, что вишневые ряды были когда-то большим садом – по отрезкам угадываются параллельные ряды.
 Окна выходят на восток, Солнышко утром. В квартире очень светло от того, что большие рамы и низкие подоконники.
 По проспекту идут редкие машины. 'Волги' раскрашены в два цвета – белый и бежевый. Автобусы и троллейбусы старых моделей. Ветка 33-го троллейбуса заканчивается на пересечении Ленинского проспекта с улицей Кравченко. А к нашим домам ее протянули спустя года два.
 Пустили 62-й троллейбус. В большой туман не видно ни проспекта ни транспорта. С токосъемников троллейбусов, потрескивая, сыплются синие искры. Красиво, празднично.
 Салют из окна виден сразу в нескольких точках над городом.
 Когда мы переехали, спали с мамой на подушках от тахты. Из мебели
 – стул сороковых годов. Это совсем простой советский стул, его можно увидеть в каждом втором советском фильме в быту или в парткоме.
 Через двадцать пять лет я купил три стула на роликах, а этот стул так и стоит в моей комнате.
 Наша посуда – набор из трех кастрюль, четыре тарелки, стаканы и чайник. Вымытые кастрюльки, тарелки и ложки сложены на газете, потому что на кухне пока только одна газовая плита. Вскоре мама купила кухонный набор из шкафчиков, стола и табуреток. Светлые. А еще через год – холодильник.
 Телевизор мы изредка ходим смотреть на восьмой этаж к тете Неле.
 Мама дружит с ней, они почти ровесницы. У тети Нели сын Дима тоже ездит в лесную школу. И она так же, как моя мама разведена. С Димой я не дружу – он старше меня на год, и значит, я для него сосунок.
 Два года я носил его зимнее пальто. Темно-зеленое, в черную крапинку с черным воротником. А демисезонное было уже мое. Мама купила.
 Дома бываю редко и не надолго – на каникулы и летние пересменки. И еще учусь в Москве первую учебную четверть. В один из приездов смотрю – в комнате две новенькие кушетки. Для меня и мамы.
 Мама зарабатывает шестьдесят рублей в месяц, этого мало, даже для обычного питания. Выручают мои отъезды. Мама платит за учебную четверть рублей одиннадцать. А сама экономит, чтобы купить самую необходимую мебель. Мне безразлично, где спать, и есть ли дома холодильник. Сладкого нет – вот в чем вопрос. Однажды мама взяла чайную ложку сахара и подержала ее над газом. Сахар растаял и потемнел – получился леденец. Даже пахнет. Только важно не пережечь.
 Но такое случалось лишь в начале нашей жизни на Ленинском. По воскресеньям мама обычно дает мне денег на одно мороженое. Или на выходной отвозит в Кузьминки, где заветный чулан с вареньем, мороженое и конфеты. Когда уезжаю из Кузьминок, Няня всегда дает мне двадцать копеек на пломбир в стаканчике с розочкой.
 В младших классах, когда я учился в Москве, мама платила школе за мои обеды, а с четвертого класса стала давать мне на руки ежедневно сорок пять копеек на комплексный обед. Так у меня появилась возможность решать непростой кондитерский вопрос. Остается найти где-то три копейки – сорок восемь копеек стоит большое мороженое
 'Пломбир'. Все равно от обеда никакого толку: съел и забыл, а
 'Пломбир' – это наслаждение.
 У Нелиного Димы взял почитать книгу 'Сто затей двух друзей'. Очень интересная. О множестве полезных поделок для ребят, фокусах, много иллюстраций. В 50-е, 60-е годы выпускались познавательные книги, рассказывающие как своими руками сделать диод, а потом и весь радиоприемник. Приятно чувство возникает, когда из неживых закорючек, пластинок вдруг получается говорящее устройство.
 В Димкиной книге не только о технических проблемах. Из нее можно узнать, как охладить воду во фляжке летом, как сделать новогоднюю маску и многое другое. Однажды я скрутил из бумаги конус, прикрепил иголку на конец и слушал таким способом пластинку на отцовском
 'Урале'. По Димкиной книжке научился делать парусники. Корпус вытачивается из сосновой коры на асфальте. Три мачты строгаю из расщепленного карандаша. На средней мачте три бумажных паруса, на крайних – по два. И треугольные паруса на носу. Несколько ниточек – канаты. Парусник плавает по лужам или в ванне. Можно и на пруд отнести.
 На пруду тоже интересно. Зимой он усеян рыбачьими лунками. Весной много погибшей крупной рыбы плавает вверх животом.
 За нашим домом растет мой любимый дуб. На уровне второго этажа ветви его скрещены так, что можно сесть и даже спинка есть. Под дубом пешеходная дорожка, по которой идут редкие прохожие с остановки 120-го и 42-го автобуса. Они и не подозревают, что я смотрю на них. Здесь же ходит с работы мама.
 Ко дню рождения мне купили два конструкторских набора: танк Т-34 и броненосец 'Потемкин'. Особенно трудно собирать 'Потемкин' – много мелких деталей. Все детали клеятся ацетоном.
 У меня есть замечательные фломастеры. Мама с работы принесла, японские. Что говорить, даже отечественные фломастеры редкость. А тут японские. Если ко мне заходит приятель, обязательно хвастаюсь ими. Потом мы рисуем. Если приятель сплошь закрашивает все пальто у деда мороза или елку в пол листа – хоть святых выноси.
 – И ты, Брут? – спрашиваю я из последних сил.
 И все тошнит, и голова кружится и мальчики кровавые в глазах.
 Мама учится в строительном техникуме на Первомайской улице.
 Однажды она взяла меня на лекцию. Сидим с мамой за партой. Веселые дяденьки и тетеньки спереди и сзади вертятся, шутят со мной, сделали бумажную шапочку для меня. А я сижу и рисую кремлевскую стену, мавзолей и наши автобусы вдоль стены.
 Дома мы с мамой играем в прятки. Пока она занимается на кухне, в моем распоряжении туалет, ванная и комната. Только в комнате есть три места, где можно спрятаться: за дверью, под кушеткой или в кушеточном бельевом ящике.
 А еще я делаю маме 'операцию'. Она ложится на кушетку и закрывает глаза. А я карандашами делаю 'надрезы' на руке, зашиваю 'шов', бинтую. Маме нравится, она говорит: 'А на другой руке' или 'Ты вот здесь еще не делал'.
 Летом и до ранней осени мы с мамой ходим в летний кинотеатр
 'Ромашка' на улице Новаторов. Другой, ближайший к дому – кинотеатр
 'Прогресс'. Туда нужно ехать на автобусе, на метро и опять на автобусе. Билет в 'Ромашке' стоит 10-15 копеек, вблизи лес и пруды, можно погулять и поискать грибы. Другой кинотеатр, который я запомнил – 'Горизонт'. Мы с мамой оказались в районе Фрунзенской, и зашли. Шел фильм 'Мне 20 лет'. На улице снег, а главный герой ходит без шапки. Вдруг кадр на экране замер, и на нем стали расти и лопаться пузыри. 'Сапожник!' закричали беспартийные.
 За грибами мы с мамой ездим в сторону кольцевой дороги, пять минут на 144-м автобусе до остановки 'Зона отдыха'. Здесь под березками в спаленной солнцем траве торчат коричневые шляпки подберезовиков.
 В третий класс я пошел в 257 школу, в десяти минутах ходьбы от нашего дома. Здесь я учусь первую четверть, а на остальные уезжаю в лесную школу или другие детские санатории.
 Утром первой встает мама и ставит кашу для меня.
 Проснулся. Полоски света с кухни и приглушенные звуки. Опять провалился в сон. Пятнадцать минут пролетели в мгновение. Подходит мама, будит. Иду умываться.
 В 7.40 начинается 'Пионерская зорька'. А по четвергам – спортивная пионерская передача 'Внимание, на старт'. В это время я ем.
 Геркулесовую, манную или пшенную кашу на молоке. Только пшенная не очень. Люблю манную, когда получается жидкая. Мама делает каши по своим рецептам, с точными дозами. Насыпает порцию в старую розовую чашку. Но почему-то со временем манная стала получаться густая и противная, я ее ем, но разлюбил. Хлеб с маслом, чай или какао.
 Одеваюсь. 'Пионерская зорька' всегда заканчивается счастливой песней. Эти песни Вы не найдете в современных песенниках. Мне очень хочется, чтобы Вы вспомнили их:
 Учительница Ю.Чичков, К.Ибряев



   С Вами каждое утро
   Мы встречаем рассвет
   Вот и кажется будто
   Мы знакомы сто лет






   Вы уже не смогли бы
   Встретить солнце без нас
   Мы ведь самый, самый любимый
   Самый трудный ваш класс






   И для всех нас Вы самая-самая
   Справедливая, мудрая, славная
   Все мы школьной второй нашей мамою
   Про себя называем Вас






   С Вами радость и горе
   Делим мы как друзья
   И в любом нашем споре
   Вы наш главный судья






   Мы уже не смогли бы
   Жить недолго без Вас
   Мы ведь самый-самый любимый
   Самый трудный Ваш класс






   Будем сами с усами
   Мы как в детстве своем
   Будем мысленно с Вами
   Говорить обо всем






   Чтобы вновь помогли Вы
   Нам в решительный час
   Мы ведь самый-самый любимый
   Самый трудный Ваш класс



 Ровесники, ровесницы. А.Островский, И.Дик



   Ровесники, ровесницы
   Девчонки и мальчишки
   Одни поем мы песенки
   Одни читаем книжки






   Девчонки, мальчишки,
   Мальчишки, девчонки
   Мы учимся вместе друзья
   Всегда у нас весело в классе
   Да здравствует дружба, ура!






   Идем по общей лестнице,
   Звонок, услышав звонкий
   Ровесники, ровесницы
   Мальчишки и девчонки



 Наша школьная страна. Ю.Чичков, К. Ибряев



   Не крутите пестрый глобус
   Не найдете вы на нем
   Той страны, страны особой,
   О которой мы поем






   Наша старая планета
   Вся изучена давно
   Но страна большая эта
   Вечно белое пятно






   Пусть в эту страну не идут, не идут поезда
   Нас мамы впервые за ручку приводят сюда
   В стране этой звонкой, веселой
   Встречают нас как новоселов
   Страна эта в сердце всегда






   В новый класс, как в новый город
   Мы приходим каждый год
   Племя юных фантазеров
   Непоседливый народ






   Значит вновь лететь и кликать
   По бескрайней той стране
   К неожиданным открытьям
   К выпускной своей весне






   Здесь нам слышатся порою
   В тихом шелесте страниц
   Гул далеких новостроек
   Голоса зверей и птиц






   Ветер странствий крутит глобус
   Машет нам своим крылом
   В той стране, стране особой
   О которой мы поем



 Летите голуби. И.Дунаевский, М.Матусовский



   Летите голуби, летите
   Для вас нигде преграды нет
   Несите голуби, несите
   Народам мира свой привет






   Пусть над Землею ветер стонет
   Пусть в темных тучах небосвод
   В пути вас коршун не догонит
   В пути вас буря не собьет.






   Посланцы (засранцы) счастья и свободы
   Летите голуби вперед
   Глядят с надеждою народы
   На ваш стремительный полет



 Школьные годы. Д.Кабалевский, Е.Долматовский



   В первый погожий сентябрьский денек
   Робко входил я под светлые своды
   Первый учебник и первый урок
   Так начинаются школьные годы






   Школьные годы чудесные
   С дружбою, с книгою, с песнею
   Как они быстро летят
   Их не воротишь назад
   Разве они пролетят без следа?
   Нет, не забудет никто, никогда
   Школьные годы






   Вот на груди алый галстук расцвел
   Юность бушует, как вешние воды
   Скоро мы будем вступать в комсомол,
   Так продолжаются школьные годы






   Жизнь это самый серьезный предмет
   Радость найдем, одолеем невзгоды
   Красная площадь, весенний рассвет
   Вот и кончаются школьные годы



 В восемь часов по радио пикают сигналы точного времени. Начинаются новости, пора выходить.
 После школы хожу в продовольственный магазин. Мама просит купить хлеб и молоко. Иногда кефир, пачку масла, сахарный песок. Молоко продается в прозрачных бутылках с толстым горлышком. Вымытую бутылку нужно сдавать в том же магазине в секции 'Прием стеклотары'. Бутылка с молоком или кефиром стоит тридцать копеек, пустая принимается за пятнадцать. У каждой бутылки крышечка из фольги своего цвета. Только так можно различить кефир и молоко. Кефир – с зеленой крышечкой, молоко с белой. Бледно-бежевая ряженка с розовой крышечкой.
 Можайское молоко продается в бутылках с узким горлышком и металлической крышкой. Пустые бутылки громыхают в сетке-авоське, когда иду в магазин. Однажды я летел по лестнице черного хода и задел пустой бутылкой о стенку, расколол. Вернулся домой, плачу.
 Мама успокоила меня и добавила недостающие монетки.
 Хлеб белый стоит 13, 16, 18, 22, 28 копеек. Черный – 16, 18 и 20 копеек. Чаще всего покупаю белый за 28 копеек. Это килограммовый батон, серый внутри с кислым вкусом.
 Редко, редко мы с мамой балуемся ряженкой. Ряженка стоит 39 копеек. Настоящая вкуснятина. Она такая густая, что не вытекает, даже если трясти, а столовая ложка в горлышко не пролезает.
 Приходится мешать другим концом.
 Пачка сливочного масла стоит 62 копейки. Сахарный песок – 94 (96) копеек. Подсолнечное масло наливают аппараты в подставленную бутылку. Нужно опустить монету, дернуть рычажок сбоку и сказать:
 'Снип, снап, снуре, пуре – базилюре'. Растительное масло продается подсолнечное, реже кукурузное, настоящее. Вскоре масло стали продавать и в пластиковых упаковках.
 Самые дешевые конфеты стоят 90 копеек – карамель 'Бестолковая' с толстыми стенками, фруктовой начинкой, без обертки. Самые дешевые шоколадные конфеты – 'Кавказские', невкусные.
 Со временем появилось молоко в пирамидальных бумажных пакетах за
 16 копеек. С одной стороны удобно – с посудой возиться не нужно, но пакеты часто текут и молоко кислое. В молочном отделе стоят молочные лужи. А еще через некоторое время пошло молоко в полиэтиленовых белых бесформенных пакетах.
 Когда я учусь в Москве, дружу с Сережкой. Мы учимся в одном классе и живем в одном доме. Только он на четвертом этаже. С Сережкой мы скорее приятели. Настоящий мой друг – Сашка Сидельников, с которым мы встречаемся в Непецыно.
 Захожу к Сережке, он вываливает свои сокровища, закорючки и приспособления, показывает и рассказывает. Сидим, играем. У Сережки кошка. Он посоветовал и мне завести. Мы нашли около дома не очень больную и принесли ко мне. Помыли ее в ванне и вытерли маминым полотенцем. Потом Сережка ушел, а в семь пришла с работы мама. Она посмотрела и уговорила меня отпустить кошку. Мама сказала, что на шестьдесят рублей трудно содержать еще одно существо. Я согласился.
 Зимой Сережка позвал меня на ледяную горку у прудов на улице
 Кравченко. Он рассказал, что ходит не кататься, а щупать девчонок, когда катится с ними. На горке толпится куча детей и взрослых, наверху и внизу. Среди пятиклассников ощупывание девочек модно, как вальс при крепостном праве. И девчонки есть, которым нравится.
 Румяные они визжат, пока их торопливо обшаривают сопливые кавалеры.
 Нет, такой хоккей нам не нужен. Не чистоплотно это, не хорошо. Вот на слете дружины, у развернутого красного знамени…
 Однажды Сережка стырил у меня 35 копеек. У меня есть жестяная банка из-под леденцов, в которой хранится около двух рублей монетками. Сережка зашел ко мне, и я стал показывать все свое богатство, а потом похвастался копилкой. Выложили монетки, посчитали. Когда решили перейти из кухни в комнату, я хотел убрать монетки в банку. Сережка говорит – не надо, пусть лежат. Когда он ушел, я стал все собирать. Не хватает двадцатки и пятнашки. На следующий день я сказал Сережке, что знаю, это он взял. Он с хмурым лицом ответил: 'Ничего я не брал'. Мы не разговаривали некоторое время. Потом само как-то собой забылось.
 Два года назад с этой копилкой мы разыграли случайного мальчишку в
 Кузьминках. Как в 'Бриллиантовой руке'. Мы с Сашкой заранее зарыли банку с монетами в школьном саду. Аккуратно сняли мох, зарыли банку в песочек и также аккуратно положили мох на место. Сад еще не был огражден забором – заходи в любом месте. У первого подъезда нашли мальчика и, положив руку ему на плечо, пошли играть в сад в солдатики. Сели на корточки и стали рыть окоп для солдатика. Вдруг я наткнулся на что-то твердое. Интересно. Коробочка какая-то. Денежки!
 Вот повезло! Сашка тоже удивлен. Пересчитали – около двух рублей монетками! На мальчика это произвело огромное впечатление, он взялся рыть рядом.
 Очень люблю что-нибудь жечь. Дома или на улице. С Сережкой, Вовкой или один. На заднем дворе продмаг сваливает ненужные ящики.
 Картонных и пластмассовых ящиков пока не изобрели, а деревянные ящики – одноразовые, их жгут рабочие магазина или мальчишки. Кроме ящиков поблизости стопки макулатуры. Горят хорошо.
 Дома, на кухне поджег камыш и оставил его тлеть. Когда кухню заволокло молочным туманом, я с трудом отыскал окно.
 Мама приезжает с работы или института и говорит грустно: 'Опять что-то жег'. Как она догадывается, ведь я проветриваю, и все вытираю за собой.
 Нашел на улице пластмассовый детский автобус, положил в мойку и зажег. Посмотрел некоторое время, как горит, и ушел в комнату.
 Вернулся, когда автобус догорал. Заметил, что вместе с дымом в воздух взлетают и разносятся повсюду мельчайшие черные частички. Они оседают на пол, стол, другую мебель. Пробую вытереть – они размазываются жирными черными пятнами. Только мама как-то все это отмыла.
 Жег смесь бенгальских огней с серой от спичек. Ее нужно насыпать в банку от леденцов и зажечь. Горит и красиво брызжет. Когда банка догорела, на столе, в том месте, где она стояла, осталось черное пятно.
 И конечно хлопушки к новому году. Это интересней бенгальских огней. С первого декабря начинается предновогодняя торговля. В
 'Детский мир' на Здержинской нужно ехать в первые же дни, иначе хлопушки раскупят. Останутся десятикопеечные, из которых, наряду с конфетти вылетает бессмысленная пластмассовая игрушка.
 Простая хлопушка стоит шесть копеек. В упаковке двадцать штук. В пятом классе к новому году у меня было три рубля на хлопушки. В следующем году – шесть. Еще через год – двенадцать. Двести хлопушек!
 Когда мама узнала, что я хочу на все купить хлопушки, она спросила: и не жаль тебе столько денег тратить на хлопушки. Я подумал и отдал ей половину. Купил сто штук. Никто не собирается дергать их за ниточку. Хлопушка аккуратно разбирается, высыпается конфетти, вынимается синяя бумажка с бертолетовой таблеткой и ниткой на конце.
 Потом осторожно разворачивается синяя бумажка и извлекается таблетка. Одна таблетка бахнула у меня в пальцах – зацепилась за волоски покрывала. Как использовалась вся эта взрывчатка – совершенно не помню, где-то клали под дверь в лесной школе или бахали на улице.
 Дома у нас нет карты Москвы. Мама купила как-то небольшую карту-схему метрополитена. На ней около станций метро наброски ближайших улиц. А я вижу в окно высотки Калининского проспекта и мечтаю посмотреть на них вблизи. На какой улице стоят эти высотки, я пока не знаю.
 Однажды я пошел. После уроков. От дома дошел до метро 'проспект
 Вернадского'. Высотки видны впереди, хорошо. Дошел до следующей станции 'Университет'. Высотки видны. На сегодня хватит. Сел в метро и вернулся домой.
 В следующий раз доехал до 'Университета' и пошел уже от него. С
 Ленинских гор спустился вниз по эскалатору и перешел метромост.
 Высотки скрылись за домами Комсомольского проспекта. Но еще на
 Ленинских горах заметил, что проспект идет прямо, а высотки остаются левее. По Комсомольскому шел, пока он не уперся в Садовое кольцо.
 Здесь я сел на станцию 'Парк Культуры' и вернулся домой.
 В третий раз доехал уже до 'Парка культуры'. Перешел Садовое кольцо. Купил эскимо на палочке за 11 копеек у тети с тележкой на колесах в начале Метростроевской улицы. Взял левее и заблудился в переулках – пропали ориентиры.
 Следующее мое путешествие – по Ленинскому проспекту. Ленинский проспект я уже немного знаю. Иногда в субботу мама везет меня на
 144-м автобусе от дома до конца проспекта – метро Октябрьская. Здесь меня забирает отец или Няня, и мы едем в Кузьминки. Когда я привык, мама стала сажать меня на 144-й, и я доезжал самостоятельно.
 А теперь мне захотелось пройти Ленинский пешком. Весна, почки.
 Пальто демисезонное. В кармане пятнадцать копеек на всякий случай
 (автобус стоит пять копеек, троллейбус – четыре). Улица Марии
 Ульяновой, магазин 'Власта', 'Лейпциг'. Магазин 'Школьник', где мы с мамой покупаем для меня пионерский галстук. В нашем доме тоже
 'Школьник', но он канцелярский, а здесь и форма и обувь и игрушки.
 Ломоносовский проспект. Университетский проспект. Площадь Гагарина, магазин 'Тысяча мелочей'. Октябрьская площадь, кинотеатр 'Авангард'.
 От дома до метро Октябрьская десять километров. Развернулся и пошел назад. Домой вернулся часов через пять. Все тело горит. Проспал до следующего утра.
 Однажды позвонил в Кузьминки и сказал Няне, что сейчас приеду. Она подумала, что я пошутил. Доехал на сто двадцатом до станции
 'проспект Вернадского' и зашел в метро. Самое сложное – сделать две пересадки на Парке культуры и Таганке. Сейчас можно сделать одну пересадку на Лубянке, но тогда Краснопресненская линия еще не имела станций внутри кольца. Раньше, когда меня возили в Кузьминки, никогда не обращал внимания, как делается пересадка. Оказалось – несложно, если следовать указателям. Теперь у мамы, отца и няни стало меньше проблем.
 Мне интересно есть ли автобусный путь в Кузьминки. И вскоре я разведал его. Доехать можно последовательно на трех автобусах 66-м,
 44-м и 99-м. Время в пути около двух часов.
 Последний мой дальний пеший переход был как раз по маршруту 99-го, от Автозаводской до Кузьминок.
 У меня появилась карта Москвы с изображением достопримечательностей: кремля, сталинских башен, университета, ВДНХ и другого, со станциями метро и списком улиц на обороте. Я стал свободно ездить в метро. Побывал у высоток на Калининском проспекте.
 Побывал на останкинской телебашне. Лифт здесь с телефоном – ничего подобного еще не видел. Он мчит со скоростью шесть метров в секунду, так сказал экскурсовод, уши закладывает. Башня едва заметно вращается, точнее не башня, а обзорная секция для зрителей. Внизу по дорожкам ходят букашки и ездят божьи коровки. Дальше зеленых аллей
 Сокольников не видно – облачность, дымка.
 Иногда после школы или в воскресенье мы всем классом едем в театр или подмосковную усадьбу. На автобусе ездили в Абрамцево. Ряд деревянных домиков. Внутри множество картин. В туалете господского дома на стене написано: 'Здесь был Врубель'.
 Четвертый класс. Метро. Едем в ТЮЗ. Напротив наших девчонок сидит пара – пожилые иностранцы. Что иностранцы видно по одежде и манерам.
 Бабуся империалистка стала доставать из сумки что-то и уронила конфету на пол. Подняла и протянула ее Ире. Все кто видел это, поразились. В ответ, открыв 'Казбека' пачку, сказала Ира с холодком:
 – Вы интересная чудачка, но дело, видите ли, в том…
 В 70-м мама поступила в институт. Через год у меня появился отчим
 Дима. Они с мамой учились в одной группе в строительном. Я ревную.
 Жить стало полегче материально. У нас появился черно-белый телевизор 'Рекорд'. А первый, старенький который дед подарил, проработал год. Вместо антенны у него торчал обычный провод, который я однажды положил на батарею. Тут телевизор и вскипел.
 Мы выписываем журналы и газеты. 'Комсомольская правда', 'Юность' – это для взрослых, 'Юный натуралист' для меня и 'Наука и жизнь' и
 'Техника молодежи' для всех. 'Пионерскую правду' никогда не выписывали. В 'Науке и жизнь' в конце номера кроссворд, в котором я отгадываю одно или два слова.
 В нашей комнате стало больше цветов. Забавная камнеломка. Плющ вытянулся на пять метров и красиво окаймляет потолок.
 Мамины и Димкины однокурсники – взрослые дяди. Кому-то даже под сорок. Потому что институт вечерний. Они дружны и веселы. После сессии или в праздник собираются, выпивают. Одну зовут Маша, еще одного Леша Люлякебаб, а других я позабыл. Лешу назвали так, потому, что когда народ сбрасывается, он всегда приносит котлеты люляки-баб.
 Летом мама отправила меня в деревню к однокурснице Маше, на месяц.
 На Киевском вокзале мама передала Маше сорок рублей за мое пропитание и купейные билеты до Брянска, извинилась, за маленькую сумму, стала говорить, что нужно покупать новую школьную форму, и расплакалась. Маша сказала: все нормально. Поехали вчетвером: Маша, ее муж Ваня, трехлетняя дочь Анжела и я. Ваня обычный работяга.
 Любит выпить и кроссворды. Он хранит вырезки из газет с ответами на старые кроссворды и таким образом восполняет пробелы в знаниях.
 Пришлось мне потаскать их неподъемный чемодан, потому что у Вани травмирована нога. В чемодане всякие подарки в деревню – съестное. В том числе протухшая копченая колбаса. Она такая дорогая и дефицитная, что жалко выбрасывать. Предполагали обдать ее кипятком, чтобы ошеломить микробов и съесть.
 В Брянске пересели на местный поезд и доехали до городка Почеп. В
 Почепе нас встретил дед Анжелки на телеге. Отсюда мы ехали до деревни четырнадцать километров по грунтовой дороге лесами и полями.
 Сидеть на телеге неудобно – спинки нет, а свисающие ноги постепенно затекают.
 Хозяйство хорошее. Дом, сарай со свиньями, грядки с картошкой и огурцами, грядка с пестрыми цветами. В первый же день меня напугали свиньи. Все домашние куда-то разошлись, а я стоял во дворе. Свиньи с грохотом бились в дверь сарая и громко визжали. Страшно стало, когда одна за другой разъяренные они стали протискиваться сквозь узкую щель в двери. Тут они сразу успокоились, подбежали к корыту с едой и стали с улыбками кушать.
 Ночи здесь черные – протяни руку – не видно. На верху звезд больше, чем в Москве. Луны почему-то нет. Днем жарко. В доме несколько сотен мух, к ним все привыкли. Главная дорога деревни вся в глубоких ямах с грязью. После дождя грузовик погружается по колесо.
 Погода стоит солнечная. Ловлю бабочек, порхающих над цветочной грядкой. Прямо в ладонь. Потом выпускаю. Купаюсь в прудах за деревней. В пруду в двух местах под водой бьют холодные ключи. Когда проплываю над ними, дух захватывает. У первого пруда конский водопой. Берег усеян глубокими лунками от копыт. Их облюбовали стрекозы 'Коромысло', в книжке пишут, что они летают со скоростью
 180 километров в час. Стрекозы в лунках в разных стадиях: без крыльев и с крыльями, сохнут перед первым полетом. Их можно легко взять и рассмотреть.
 Ребята ловят рыбу. Впервые видел щуку. У нее весь рот утыкан зубами. Сунул палец внутрь, думал дохлая, а она сладко прижала его, не открывая глаз. Вынимать палец нужно осторожно – зубы как бритва.
 В лес не ходил, там партизаны. Лес лиственный. Тропинок и дорог нет и других, каких-либо ориентиров. Листва густая, видно на двадцать шагов вперед. Легко можно заблудиться.
 Впервые мылся в деревенской бане. Как зашел в парилку, так и присел на корточки и больше не вставал. Соленые капли сами собой катятся градом по лицу. Удивительно, совсем не мылился, а вышел чистый.
 Гонят самогон. Сначала закисает брага в бачке, в котором обычно возят молоко на фермах. А потом в избе стоит неприятный запах.
 Над дверями магазина вывеска: 'Сельпо '. Мы с мальчишками в Москве или лагере иногда дразнимся этим словом. Здесь на единственном прилавке лежат вместе: сапоги, макароны, трусы, грабли, сахар.
 Утром Анжелкина бабушка просит меня нарвать огурцов к завтраку.
 Теплые с колючими пупырышками они прячутся среди таких же зеленых листьев и стеблей, в солнечных зайчиках. Почему в магазине горькие, а с грядки – нет?
 Картошка в огороде гибнет от колорадского жука. Все листочки съел, никак не наестся. В Колорадо он давно все съел, теперь ест на Брянщине.
 Из-за серого забора чужого сада над тропинкой склонились зеленые, твердые сливы. Съел несколько штук. Весь день резало живот.
 На обратном пути в Почепе мы сели на автобус типа 'Фердинанд'. Мы одни из первых, до отправки много времени. На заднем сиденье сидят три девочки пятиклассницы в юбках выше колен. Две бабушки обсуждают длину их юбок: – Куда мы идем?
 В пятом классе у нас появился необычный математик. Он обращается к нам:
 – Вот Вы, да, да, привстаньте, пожалуйста. А потом: – Хорошо, может присесть. Математику лет двадцать с небольшим. Он никогда не сердится и всегда так вежлив. Однажды он рылся в распределительном шкафу на нашем этаже и свалился со стула со снопом искр. Через год он ушел из школы, оставив нам кучу пятерок в дневниках.
 У меня появился друг. Коля Суханов. Он учится в нашем классе, а живет в хрущевке у продмага. После школы мы вместе гуляем и ходим друг к другу домой. Коля живет с мамой, старшей сестрой и бабушкой.
 И они меня, и я их знаю, но когда звоню Коле, и слышу женский голос, прошу:
 – Попросите, пожалуйста, Колю Суханова.
 – Суханов!! Где Суханов! Суханов, к телефону! – слышу удаляющийся веселый голос Колиной мамы. Месяца через два стал просить к телефону просто Колю.
 Мы помогаем друг другу в домашних заданиях, выдавливаем масло из грецкого ореха на бумажку для природоведения, проращиваем в мокрой вате фасоль. Ходим на пруды на улице Кравченко. К весне на льду почему-то много крупной дохлой рыбы. Кувыркаемся и носимся во дворе.
 Коля занимается в кружке во дворце пионеров на Ленинских горах.
 Однажды он пригласил меня туда. В этот день мог пройти любой пионер
 – проводились какие-то конкурсы и турниры. Мальчишки и девчонки в красных галстуках носятся туда-сюда, спешат выигрывать призы. В помещениях очень много зелени. Просто сад.
 Мы с Колей любим ходить на стройплощадку у метро 'проспект
 Вернадского' и с разбегу прыгать с одной стопки бетонных плит на другую. Строительство законсервировано и потому здесь лазает много мальчишек.
 Наш класс поехал на экскурсию в музей вооруженных сил. Вышли из метро на Новослободской. У киоска Коля остановил меня, – Подожди, давай купим, это вкусно. И купил двести граммов коричневого сухофрукта. На узком тротуаре прохожие месят снег с грязью.
 – Это инжир, – сказал Коля. Правда, как вкусно.
 Как и все мальчишки, мы хоккейные болельщики. Болеем за ЦСКА и стараемся смотреть его матчи с главными соперниками: Спартаком, московским Динамо, Крыльями Советов, Воскресенским Химиком,
 Челябинским невропатологом. Футбол Колю мало интересует и меня, в общем, тоже. И, конечно же, следим за всеми матчами чемпионата мира по хоккею и болеем за наших. Мы знаем в лицо тренера Кулагина,
 Валерия Харламова, Петрова и Михайлова – нашего капитана, вратаря
 Третьяка. Защитников: Гусева, Рагулина, Васильева. Нападающих:
 Мальцева, Якушева, Фирсова, братьев Майоровых, Балдериса.
 Постоянную многолетнюю конкуренцию сборной СССР составляют чехословаки, шведы и отчасти финны. Каждый год, весной идет чемпионат мира по хоккею, и мы слышим от дикторов знакомые имена:
 Холечек, Поспишил, Хорешовски, Мартинец, Недомански, Хлинка, Новак,
 Тумба Юхансон, Абрахамсон, Лундстрем, Палмквист, Валтонен,
 Марьямяки, Куусисто, Репо, Пелтонен.
 В 72-м был настоящий праздник – в Москву приезжала канадская команда. Бобби Халл, Фил Эспозито и другие ребята без касок. Сыграли восемь матчей. Три наши выиграли, четыре проиграли.
 К началу 70-х Союзмультфильм выпустил четыре серии 'Ну, погоди!'.
 По рукам в классе ходит детский журнал с картинками из второй серии.
 Все копируют эти картинки. Прижимают к окну и обрисовывают контуры.
 Потом раскрашивают. С копии можно снять другую копию и так далее.
 Картинок десятка два, на каждой волк или заяц. Настолько привык копировать их, что с легкостью рисую просто так на промокашке или листке бумаги. У волка морда – перевернутая груша, рот капелькой – приоткрыт от удивления. Нос тоже капелькой, с отблеском. Потом рисуются вытянутые глаза, с отблесками на зрачках, шевелюра и ушки.
 Однажды мне пришло в голову скопировать три рубля. Где-то раздобыли с Колей зеленый трояк. Я скопировал одну сторону. Пошли на
 Ленинский, туда, где начинаются скверы и положили трояк на дорожку в нескольких шагах. Идет тетя. Начинается спектакль. Я рвусь к денежке, а Коля меня удерживает. – Пусти, – говорю, – пусти, это сои деньги… Тетя видит сначала нас, а через три шага денежку на дорожке. Приседает, берет и тут же бросает и уходит.
 А еще в летние сумерки у Колиного подъезда мы играем в жертву и преступника. 'Жертва' лежит 'потеряв сознание' на лавочке, скрываемой кустами. 'Преступник', заметив одинокого прохожего, прячется в подъезд и выбрасывает перед лавочкой кусок кирпича.
 Глухой стук и стон 'жертвы': 'А-а-а-а!!'. Мы все ждем Семена
 Семеновича Горбункова, который посмотрит и скажет: 'Ребята, на его месте должен был быть я'. Но старший экономист Гипрорыбы каждый вечер на задании в отеле 'Атлантик', в номере с блондинкой.
 В конце марта я попал в больницу. Носились во дворе за продмагом, я споткнулся и упал коленом на выступ колодца. Больно. Слезы и кровь. Случайный прохожий принес меня домой. Мама на работе.
 Неотложка отвезла меня в районную поликлинику на проспекте
 Вернадского, а потом в детскую травматологическую больницу на
 Полянке. Ждал маму, но так и не увидел ее, этим вечером она училась.
 Зачем меня привезли в больницу? Дома, когда увидел дырку на коленке, подумал, что она также как и другие болячки затянется и постепенно заживет. В операционной мне надели маску. Поплыли круги, и все исчезло. Проснулся в палате с сухим ртом. Прошу у сестры пить.
 Трудно шевелить языком. Она сначала отказывала, а потом принесла воды. Нога в гипсе. В палате еще мальчики. У одного мизинец прищемлен дверью лифта. Приезжала мама, приезжали Няня и отец, приезжал Коля.
 У взрослой девочки (14 лет) из соседней палаты нет ноги выше колена. Она заходит к нам на костылях. Из нашего окна лучше виден салют.
 Услышал про стоклеточные шашки. Почему-то подумал: 'сто на сто' – сто в длину и сто в ширину. Это сколько же нужно играть.
 Пока лежал, прочел 'Приключения капитана Врунгеля' и 'Повесть о настоящем человеке'.
 После пятого класса Коля перешел из нашей школы в спортивную.
 Заниматься гимнастикой. Наши встречи постепенно затухли.
 В шестом классе у меня резко упала успеваемость. Преподаватели по другим предметам не обращают внимания на троечников. А новая математичка заставляет посещать обязательные дополнительные занятия по алгебре. После занятий умные дети уходят домой. А мы, дураки из шестых 'А' 'Б' и 'В' остаемся в школе еще на час или два.
 Математичка, небольшая подвижная женщина говорит двоечникам:
 – Вы будете хорошо учиться, когда у меня здесь, – показывает на свою ладонь, – вырастут волосы. По большому счету тетенька она неплохая, активная. С ее приходом в школе на разных этажах появились плакаты с изречениями великих:
 'Ты мне не тычь, я те не Иван Кузьмич' (Дездемона),
 'Вот пуля пролетела и ага'. (Миледи),
 'Любовь зла – полюбишь и козла' (собака Баскервилей),
 'Чья бы корова мычала, а твоя бы молчала' (герцог Бекингем),
 'Чур меня, чур. Чур, чур, перечур' (Ардальон Борисович).
 В шестом мы начали изучать новый предмет: физику (механику). И здесь для меня дремучий лес. Дома я исправляю в дневнике двойки на тройки. Подтираю лезвием и дорисовываю завитушку. Отойду, посмотрю – похоже. Вру сам себе. Да, можно не заметить, если смотреть через маску сварщика. Бумага в дневнике такого низкого качества, что прикосновение бритвы превращает ее в лохмотья. Еженедельно мама смотрит дневник и расписывается. Она не ругает меня, только говорит:
 – Что ж ты думаешь, я совсем слепая? Мне стало стыдно, стараюсь не получать двойки.
 По результатам года за шестой у меня две четверки, остальные тройки.
 Тройка стоит и по рисованию. Рисуем мы с необыкновенным учителем, солидным мужчиной, лет сорока пяти. Он всегда ходит в белой сорочке и галстуке. Когда мел в его руке ведет линию, на белой накрахмаленной манжете обнажается запонка. Говорит художник с расстановкой. Он ни о чем нас не спрашивает, а только учит точке схода, перспективе и требует тишины. Начинается урок так:
 – Вот Вы, с барахлом вон! – художник вытягивает руку в сторону ученика на задней парте и делает движение кистью в сторону двери, -
 И Вы тоже, да, да Вы, с барахлом, тоже вон.
 Это предназначается двум беспризорникам с всклокоченными пыльными волосами, грязными шеями и лицами – Уткину и Кузнецову. Они часто прогуливают, опаздывают на уроки. Курят из класса только они. На урок требуется иметь карандаши, циркуль, линейку, транспортир, ну, и бумагу. Перед Уткиным и Кузнецовым на парте листки со следами от ботинок и карандаши, заточенные зубами.
 После вступительного слова друзья забирают свои папки подмышку и уходят. Папку носят легкомысленные школьники. Во-первых: в нее мало что влезает, а во-вторых: руки при этом вызывающе торчат в карманах.
 Рисуем в тишине. Художник у доски, спиной к нам. Леша Шарапов и
 Леша Орлов что-то не поделили. Сначала они спорили тихо, а в потом
 Шарапов сказал в полный голос: 'Дурак!'. Мы подняли головы. Художник опустил руку с мелом и начал поворачиваться не сразу, а как доцент.
 Молча в упор уставился на Шарапова. Лешка не выдержал и говорит: -
 Это я не Вам, это я ему. Рисуйте, рисуйте.
 – Скоко я зарезал, скоко перерезал, скоко душ я загубил! А-а-а!
 С Лешкой Шараповым я однажды подрался. Вышло нелепо. На верхних этажах лестницы в школе всегда кто-то стоит и, увидев ладонь, перемещающуюся по перилам, плюет. Кажется, я попал Лешке на голову.
 Подумаешь, мне сколько раз попадали. Поругаешься и ладно. Я знал, что Лешка не задира и хотел как-то замять, но он потащил меня в туалет, и его кулаки стали свистеть перед моим лицом. Я разозлился и несколько раз попал ему по лицу, а потом зажал его голову, как мне один раз сделали. Какие-то незнакомые ребята, стоявшие в туалете, говорят: 'здорово ты его'. А мне не было радостно.
 С вторым Лешкой, Орловым, мы иногда играем в шахматы. Идем после школы к нему домой. Он тоже живет в 19-этажке, только я во второй, а он в четвертой, напротив кинотеатра 'Казахстан'. Лешка чуть сутулится, как Суслов. Его отец военный, но я никогда его не видел.
 После партии, двух я ухожу домой. Играть с Лешкой интересно, он сложный соперник.
 В Лешкином доме парикмахерская. В которую приходится идти, если
 Полина Абрамовна, наша классная, заметила, что волосы слишком отросли. Стрижка 'молодежная' обходится мне в сорок копеек. Это самая дорогая. 'Бокс', 'полубокс' стоят копеек пятнадцать.
 Сережка рассказал мне однажды, что лазает по карманам в школьной раздевалке, – Это так просто. Попробуй.
 И я попробовал. Одежда в раздевалке висит свободно. Я забрался в чей-то карман. Взял в кулак деньги и сразу отошел. В кулаке оказались еще и ключи, которые я сразу выбросил. На деньги, копеек семьдесят пять, купил что-то сладкое. Некоторое время оставалось неприятное чувство. Потом забылось – я больше не лазал в карманы и никому не рассказал об этом.
 После третьего урока нас кормят завтраком. Иногда запеканка, иногда кашка. Если творожный сырок, ребята пятых – седьмых классов суют его в чей-то карман или сапог в раздевалке. Иногда сырок летит с крыльца школы в пятиэтажку напротив, и после шлепка отваливается от стены.
 Весь шестой класс мы дружили с Игорем Лембергом. Он маленький и весь рыжий. К тому году как раз построили серую 16-этажку с продмагом внизу, туда и переехала их семья. Мы сидим за одной партой и валяем дурака. Никак не могу выиграть у него в морской бой. То есть он выигрывает десять партий, я одну. Оказалось, Игорь просто не ставит один однопалубный (одноклеточный) корабль. Ждет, пока не останется последняя непробитая клетка.
 Игорь, как и я, собирает значки и мы несколько раз встречались после школы, смотрели свои коллекции и обменивались. Очень популярны значки вышедшие после чемпионата мира по хоккею в Москве 73-го года
 – хоккейная перчатка с гвоздикой или вратарь в полной экипировке. Из интересных у меня: значок федерации СССР по футболу, несколько значков 40-50-х годов на винте: воин- спортсмен, БГТО (будь готов к труду и обороне), комсомольский значок.
 Летом мы с отцом поехали в Крупино. Это гнездо моих родственников по отцовской линии. На электричке доехали до Павловского посада, где отец выпил стакан вина в буфете, а я стакан березового сока. В
 Посаде мы сели на тесный автобус и помчались по пыльным, лесным разбитым дорогам.
 Жили мы в избе Лидии Ивановны, нашей дальней родственницы. Она живет вместе с племянницей Ларисой. Лидия Ивановна учительница в сельской школе.
 Изба нашей семьи, дедовская, давным-давно сгорела. Она в трех домах от нашего. Так и стоят обугленные стены в высокой крапиве.
 Из-за забора наружу лезет малина с крупными ягодами.
 Отец родился в Москве, а войну прожил в Крупино. Здесь он многих знает. Пол деревни приходится ему и мне троюродными, восьмиюродными родственниками. Отец весь день ходит по гостям, а вечером приходит выпимши. Только однажды, когда он был трезв, мы пилили дрова. Я заметил, что он через некоторое время начинает часто дышать.
 Странно, ведь он старше и сильнее. Позднее, когда я сам стал курить, понял, что это от сигарет. А курит отец много.
 В другой трезвый день мы с отцом пошли за черникой. Ботинок или сапог у меня не было, приехал в сандалиях. В лесу может быть сыро.
 Тетя Лида подобрала мне ботинки. В прихожей стоит десяток поношенных мужских ботинок разного размера. Они не выбрасываются, на всякий случай. Мне подошли пыльные остроносые ботинки. На одном дырка на подошве. Не лопнула, а истерлась.
 Нашли черничник в сосновом лесу. Ягоды мало. Собирать тяжело, еще и комары пристают. Принесли на донышке ведра.
 Молоко пил настоящее. Оно доброе.
 Если вечером вдруг гаснет свет, в избах зажигают керосиновую лампу. И готовили тоже на керосинке. Вообще в доме пахнет керосином.
 Сплю я в отдельном закутке без двери, за занавеской. В комнатке пахнет подушками, наволочками, кучка тряпья ворохом лежит за кроватью. Кровать мала мне, ноги упираются в прутья. Лучше всего спать на боку, согнув ноги. Среди книг нашел в комнатке географию для второго курса гимназий. На первых страницах рисунок компаса: вид сверху и сбоку и подробное объяснение, что это. Старый глобус без
 Антарктиды, вместо Ленинграда – Санктъ-Петербург, вместо СССР -
 Российская имперiя.
 Стараемся есть всегда вместе. Тетя Лида, Лариса, я. Иногда с нами ест Надя, Ларисина подружка. Утром с нами завтракает и отец.
 У деревенских меньше свободных денег и потому конфеты на столе редкость. Сахар, варенье, баранки, сухари, печенье – это, пожалуйста. Я кладу в чай сахар, а на хлеб мажу варенье. Для деревенских это смешно и странно. – Не слипнется? Отсталый народ.
 Ну, слипнется. Это ж раньше оперировали. А сейчас клизма, раз и все.
 Говорят Илья Муромец изобрел. 33 года думал. Сиднем сидел. Как говорится с пеной у рта. О, дайте, говорит, дайте мне свободу, я свой позор сумею искупить. Какие Авгиевы конюшни? Это вы с Гераклом перепутали…
 Через пару недель я соскучился по конфетам, и мы с Ларисой и Надей пошли в соседнюю деревню, в магазин, через золотое пшеничное поле.
 Надя мне нравилась.
 В восьмом классе у нас появился новичок Саша Рыбаков. Он приехал из Рыбинска. Мы дружили год, а потом разошлись. Саша пошел в военное училище, а я в ФЗУ. Для меня стал неожиданностью такой его выбор.
 Сашины родители не военные и он никогда не говорил, что хочет быть военным. В младших классах на НВП (начальная военная подготовка) военрук пускал по рядам анкету, хотим ли мы быть военными. Я написал
 – нет. Мне не хочется всю жизнь коротко стричься и ходить в форме.
 Сашка – спокойный и хороший человек. Мы дружим не только в школе, ходим в кино или ездим куда-то вместе. И учимся мы одинаково.
 В школе пошла неорганическая химия. И дома мы пробуем получить углекислоту. Напускаем в молочную бутылку дыма и наливаем немного воды. Теперь бутылку нужно потрясти, чтобы дым и вода вступили в контакт. Результат можно определить языком. Получается кислота, только очень низкой концентрации.
 По нашему Ленинскому проспекту проезжают эскорты космонавтов или международных правительственных делегаций. Это прямая дорога из аэропорта Внуково в Кремль. Если в этот день занятия, всей школе раздают бумажные флажки и отпускают встречать. Проспект за час или около того полностью перекрывают. Он непривычно пустой. Вдоль проезжей части стоит плотная полоска любопытных. За чужими спинами не видно, но слышен нарастающий гул голосов. Едут. Возглавляет эскорт мотоциклисты. Люди машут флажками и кричат: Ура! Слава! В машине с открытым верхом Янош Кадар, председатель венгерской коммунистической партии и Леонид Ильич Брежнев – генеральный секретарь коммунистической партии Советского Союза. У него загоревшее лицо, густые брови и щелки глаз. Тут и там видны плакаты:
 'Партия – наш рулевой!', 'Полевые работы не ждут!', 'Не стой под краном!'. Считаем машины. До ста не дотягивает. В среднем семьдесят, бывает и до девяноста.
 В нашем классе мальчишки уже самостоятельно пробуют спиртное. То есть не так, как на новый год, с взрослыми. И мы с Сашкой тоже попробовали. Середина октября, темно, сыро и холодно. Каким-то образом оказались на Арбате. Зашли в кафетерий 'Прага'. Здесь публике наливают в розлив. Взяли по стакану красного вина. Приехал домой. Мама, конечно, почувствовала запах. Мы поговорили, но она не ругала меня.
 Математичка у нас новая. Уже второй год. Сидим, пишем итоговую контрольную за четверть. Я решил примеры и сдал листок. Внизу расписался: 'В.И. Ульянов (Ленин)'. Размашисто так. Уже не раз пробую копировать подпись Ленина на, получается. Ленинскую подпись можно найти везде: в учебнике истории, на каждом третьем плакате в школе и на улице. Я и не думал, что это вызовет такую реакцию.
 – Это как его… волюнтаризм!
 Я начал, было, возражать: – Людмила Петровна, я по свету немало хаживал, жил в землянках, окопах, тайге, похоронен был дважды заживо, знал разлуку, любил в тоске… Но потом переписал.
 Летом после восьмого класса, в Метеоре я начал курить. Приехал в
 Москву, нужно купить какие-то сигареты. Кроме 'Дымка', который нам с
 Володей привез непецынский велосипедист, не видел других сигарет и не ориентируюсь в ценах. Подхожу к сигаретному киоску у нашего метро: 'Гавана клуб', 'Партагас', 'Стюардесса', 'Слънце', 'Шипка',
 'Бородино', 'Ява-100', 'Столичные', 'Друг' – 30 копеек пачка, собака на этикетке. 'Шипка', стоит 14 копеек. Что за сигареты? Попробовать что ли? Следующей купил пачку 'Гавана клуб' – кубинские. 'Шипка' короткие, а эти длинные, но без фильтра, стоят 30 копеек. Курю на улице с деловым видом, дома мама не знает. Каждый день нужно искать причину, чтобы выйти из дома, покурить. Когда возвращаюсь, оставляю пачку за щитом счетчиков электроэнергии. Раз пять оставил, на шестой пропала. Стал держать сигареты во внутреннем кармане пиджака. Тоже до некоторых пор, пока мама однажды не положила ладонь на грудь. -
 Что это?…Так выяснилось, что я курю.
 Пришла повестка из военкомата. Сказано, чтобы явился за приписным свидетельством, и захватил с собой ордена и почетные грамоты. Грамот у меня великое множество, непецынские. Это моя гордость. За хорошую учебу, за шахматы и шашки, за футбол, 'Юный барабанщик', за волейбол и настольный теннис. Все взял с собой. В кабинете сидит десяток моих ровесников. Обратил внимание, что ни у кого из них нет папок, как у меня, и подумал, как глупо, что притащил свои грамоты.
 Герцено. Зима шестого и седьмого классов.
 В шестом и седьмом классе вторую и третью учебные четверти я учился в Герцено. Это снежные четверти с ноября по март. В дошкольном возрасте я ездил в санаторий имени Герцена, но то был санаторий для маленьких. Он здесь где-то рядом. А этот – санаторий для школьников первого – восьмых классов. Он совсем не похож на старую милую лесную школу.
 Вся территория покрыта лесом. Даже глубокие овраги поросли елями и молодыми елками. Красиво. С севера выход к Москве реке.
 Вся жизнь идет в единственном двухэтажном здании, которое включает в себя жилые корпуса, столовую с кухней, клуб, бассейн, учебные классы и медицинский корпус. Здание имеет форму квадрата с внутренним двориком и жилыми и медицинским отростками.
 Каждая группа занимает этаж в жилом корпусе – несколько палат, два туалета с душем, гладилка, холл с цветным телевизором. Холл плотно закрывается раздвижной дверью – гармошкой, которая катается по направляющим на полу и потолке. Всюду ковры и дорожки, много цветов.
 И очень светло – окна широкие. В палатах есть розетки, которые обычно отсутствуют в детских палатах пионерлагерей и санаториев. Из фольги от конфет 'Белочка' мальчики делают электроды и вставляют их в розетку. Шлеп тапочкой и последующий хруст и сноп искр скрашивает серые будни. Свет от этого не гаснет, он отдельной сетью.
 В нескольких километрах от санатория военный аэродром. Миги с грохотом низко пролетают над нашими крышами, из сопла вырывается пламя. Проходит несколько секунд и пламя исчезает.
 Рядом с классами коридоры зимнего сада – множество растений от пальм до кактусов. Растения стоят в больших кадках, в ящиках на подоконниках, в подставках с морскими камешками. Камушками мальчишки бросаются, когда носятся здесь. Тут же два больших стола с шашками и шахматами. Шашки крупные, как противотанковые мины, их катают по полу. Шахматные фигуры еще больше. На стенах висят плакаты с призывами: 'Готовься к жизни трудовой! Учись, изобретай и строй!',
 'Анна Ванна, наш отряд хочет видеть поросят!', портреты членов
 Политбюро ЦК КПСС. По нескольку раз ежедневно прохожу мимо них, и почти всех запомнил.
 В медицинский корпус все детки ходят пить кислородный коктейль.
 Это пена из черносмородинового морса насыщенного кислородом.
 Здесь есть класс ЛФК – лечебной физкультуры, где мы упражняемся с палками, прыгалками или мячами, ходим, приседаем, тянемся на шведской стенке.
 В кабинете электрофореза лаборантка накладывает на живот и грудь пациенту жестяные пластины с проводками и подключает ток. Главное не напутать с полюсами.
 В бассейн мы ходим два раза в неделю, утром перед завтраком. Сеанс получасовой. Нас учат плавать сначала с досками, учат дышать в воду.
 Вода хлорирована в соотношении 50 к 50. У тех, кто открывал глаза в воде, на уроках они красные и слезятся.
 Ежедневно идут четыре – пять уроков (не шесть, как в Москве). Урок длится тридцать пять минут, а не сорок пять, как в Москве, и неожиданно быстро заканчивается. В полдень у нас часовой перерыв на второй завтрак – морс с большой желтой грушей или яблоком. Это время для прогулки и процедур.
 Все блюда в столовой мы заказываем себе сами, за несколько дней вперед из меню. Именно в Герцено мы узнали, что такое кнели, бифштекс, бефстроганов, рыба в кляре, самбук. И стали делать правильное ударение в слове 'тефтели'.
 Окрестности санатория в красивых оврагах, которые расширяются и углубляются к реке. Всюду ель. Много молодых красивых елочек, растут по одиночке или группами, с ровными боками, пышные. Как будто для нового года. Ближе к реке растет сосна. До санаторных ворот минут десять ходьбы. По этой дороге раз в день проезжает грузовик с продуктами. В основном она пустая. У обочины низкие фонари с козырьком. Дорога пересекает несколько оврагов. В этих местах под ней проложена труба, для стока вод. Димка по ней пролезал. Пальто вымазал в грязи. Обычно, когда мы кувыркаемся, пачкаемся в снегу, он растает.
 Учиться в санатории легко. Двоечников нет. На немецком большую часть времени устно беседуем, это здорово помогает.
 Мы любим историка Виктора Константиновича, нашего классного руководителя. Однажды в воскресенье Виктор Константинович повел наш класс в свой поселок. Он живет за Москвой – рекой. Перешли через подвесной мост. Говорят, что весной его сносит паводком. Справа церковь. Купол разрушен – прямое попадание бомбы или снаряда. Под куполом вперемешку со снегом мы увидели битый кирпич и плиты девятнадцатого века с ятями и датами. Прошли мимо нескольких дач, пустующих зимой. Наконец вышли на главную улицу поселка.
 У нас необычная географичка – дама бальзаковского возраста, на голове носит зеленую чалму, а во лбу звезда горит. Она единственная женщина, которая носит в помещении головной убор. Держится – как леди. Она любит быть центром внимания, любит, когда ею восхищаются и правильно отвечают у доски. И после уроков вокруг нее вьется стайка поклонников. Она пробовала играть с мальчишками в шашки, в те, большие, которые в зимнем саду, но проиграла. С тех пор она никогда не играла в шашки.
 Обычно мы хорошо отвечаем и всегда готовимся к географии. Мы давно опередили учебную программу, и можем ответить, где Фризские острова,
 Маточкин шар, Киркенес.
 Однажды класс совсем не подготовился к занятиям. Ни один человек.
 Географичка вызвала одного, второго, третьего. Никто не ответил. Ей стало так плохо, что она откинула голову назад, ладонью закрыла глаза и с протянутой вперед другой рукой неуверенной походкой пошла к выходу. Она шла немного неточно и уперлась в умывальник. Но поправилась и вышла. Класс молча провожал ее глазами. Черствые люди, ни один не разрыдался.
 Урок русского. Заходит Людмила Петровна: – Здравствуйте, дети, садитесь. Села сама и неожиданно ножки ее стула рухнули. Учительница сделала кувырок через себя, как на физкультуре, только туфли мелькнули. Поднялась и покраснела. Сказала: 'Спасибо, дети' и вышла.
 Стул сломался случайно, мы были не при чем.
 В санатории прошел шахматный турнир. Димка получил третий разряд, а я проиграл ему и получил четвертый. Ферзевый гамбит. Начало было хорошее, а в эндшпиле он съел у меня турку и офицера. Всем разрядникам выдали 'Зачетную квалификационную книжку спортсмена'.
 Теперь каждый вторник – на допинг-контроль в кабинет электрофореза.
 Сашка Апанасенко привез с собой маленький радиоприемник. Маленькое чудо шипит все время. Дома у каждого стоит однопрограммный приемник, а собственный карманный – роскошь для школьника. Когда подносишь его к металлическому громоотводу, громкость усиливается, и шорохи исчезают.
 Очень любим лыжи. Катаемся по лыжне или с оврагов. Вокруг сосны, ели, только успевай увертываться. Димка смешно свалился – лыжи прилипли к снегу, а он прогнулся вперед с прямыми коленями, как перед его сиятельством графом Аракчеевым. В следующем году я уже не решался спускаться между деревьев. Смотрю и не верю, неужели мы носились здесь в прошлом году?
 Димка ездит не первый год в Герцено. Он знает, где на кухне сушится курага на противнях. Мы пробираемся и таскаем ее. Зачем-то прячемся после сеанса в клубе за плотными шторами. Клуб закрывают, а мы вылезаем через окно и бежим по снегу в тапочках в свой корпус…
 Лазаем по сугробам. Играем в хоккей. Это уже командами. Кто умеет – на коньках, другие в обычной обуви. Димка на коньках, я в ботинках.
 На катке много снега, не скользко.
 Много читаем. У Ильфа и Петрова есть, оказывается, другие книги, кроме 'Золотого теленка' и 'Двенадцати стульев'. Из всего прочитанного запомнил только 'Айвенго' и 'Сильные духом'.
 Однажды, класс шел на завтрак, как обычно произвольной толпой.
 Один мальчик рядом со мной сказал другому про девчонку впереди:
 – Да ты на ноги ее посмотри. И я посмотрел. И с тех пор я стал обращать внимания на девчоночьи ноги.
 Мне нравится девушка Марина. Она старше меня на год. На ее ноги я не смотрю. То есть смотрю, но это не главное. У нее умное лицо и теплое. Волосы собраны сзади в хвост. Марина понимает шутку, не злая, она душа нашей компании человек из пятнадцати. Многие из наших ребят хотят, чтобы она обратила на них внимание. И я тоже пробую шутить, через пять раз удачно. А Марина ровна со всеми и не выделяет кого-либо.
 А меня любит хорошая и красивая девушка Вика. В конце четверти были прощальные танцы. Вика пригласила меня. Обычно девочки не приглашают первыми. Вика смотрела своими грустными глазами прямо в мои. Как же я не замечал ее раньше? Спасибо тебе Вика.




 Училище.


 В 75-м мама от работы получила двухкомнатную квартиру у метро
 Фрунзенская, за выездом. Мне показались такими уютными низкие потолки в пустой квартире. Мама, Димка и их однокурсники сделали в квартире ремонт – белили потолки и клеили обои. Ребята работали за просто так. У них так было принято. Все они техники или инженеры, у всех небольшие оклады. После работы мама кормила всех обедом.
 Переехали. Школу придется менять. К этому времени я закончил восемь классов. Мама предложила мне пойти в ПТУ на слесаря. Там бесплатные обеды и форма и зарплату небольшую платят. Слесарь – это гаечные ключи, молоток, напильник, зубило. Наверное, скучно. Ладно, посмотрим. Поехали в 1-е ПТУ при ЗИЛе. Сидит комиссия из четырех человек. Среди них Николай Федорович, мастер профтехобучения электромонтеров. Он сидит здесь с целью отобрать в свою группу
 'хорошистов'. Заглянул и в мой аттестат и предложил идти к нему электромонтером. Я порадовался неожиданной перемене, все-таки электричество интереснее, чем гаечные ключи и молотки. Еще пару раз перед началом занятий я приезжал в училище с документами. На пыльной
 Автозаводской улице кипит жизнь. Мимо троллейбусной остановки проходят молодые рабочие. Идут на вторую смену. В нейлоновых рубашках. Один в зеленой, другой в бежевой. Неужели и у меня такая будет.
 Фэзэушникам выдали форму – синие костюмы с золотистыми металлическими пуговками. У школьников костюмы серые. Только в следующем году они перейдут на синие с белыми пуговицами. У наших пиджаков лацкан шире и шеврон на рукаве со скрещенным молотком и штангенциркулем. Получили фуражки (школьники не носят фуражек), которые некоторые мальчишки сразу прогнули как у эсэсовцев, белые сорочки и спецодежду, полуботинки и ботинки. Полуботинки простые, черные, внутри надпись: 'цена – 6 рублей'. Эти ботинки стеснялись носить, носили свою обувь. Газосварщикам выдали спецодежду горохового цвета из толстого полотна и ботинки с металлическим мыском – если наступят в метро – не заметишь. Только галстуки покупали за свой счет. Я купил свой в ГУМе, за два рубля сорок.
 Николай Федорович посмотрел и попросил меня купить еще двадцать восемь штук таких же для всей группы. Что особенного? Галстук как галстук, серый, по всей длине яркие буквы: 'е', 'п', 'р', 'с', 'т'.
 Четыре дня в неделю мы занимаемся общеобразовательными предметами, а два посвящаем специальности. Первые полгода занятия по специальности проходят в училище, в просторной мастерской электромонтеров. Начали со слесарного дела – елозим напильником по заготовке молотка. Учимся правильно стоять, держать напильник, ножовку. Учимся сверлить. Нужно просверлить отверстие в заготовке.
 Хорошо, что в мастерской был только Сашка. Где-то с десяток заготовок я уже просверлил. Закрепил в тисках следующую, включил, сверлю. Руку убрал с тисков – они и так тяжелые, никуда не денутся.
 Нажал сильнее – деталь пошла вращаться вместе с тисками. Теперь тиски не схватишь. Нажал кнопку 'стоп', но было поздно. Тиски тяжелые, как гиря. Под центробежными силами стало гнуться сверло, диаметром 22 мм. Когда оно согнулось градусов под 120, тиски оторвались и стали прыгать с угла на угол по плитам.
 Большинство ребят в нашей группе курят. Я тоже открыто курю. Мама,
 Няня и отец уже знают об этом. Первое время не чувствовал разницы между 'Примой' без фильтра и дорогими сигаретами, покупал и те и другие. Из сигарет с фильтром курим 'Пегас' за 30 копеек. 'Ява', за те же 30 копеек – большая редкость. 'Столичные' стоят 40 копеек – это дороговато. В продаже много болгарских сигарет: 'Стюардесса' в двух вариантах: по 20 штук в пачке и по 12, стоят 35 и 24 копейки;
 'Ту-134' и 'Опал' за 35 копеек. Через полгода курения заметил: когда поднимаюсь по лестнице, на переходе с кольцевой 'Павелецкой' на радиальную, учащается дыхание. И это происходит практически ежедневно – этим путем я еду в училище. Вспомнил как отец пилил дрова в деревне.
 Дружу с двумя Сашами, они живут рядом на улице маршала Жукова, учились в одной школе и вместе пошли в училище. Один Сашка
 Журавушкин, другой Шура – Потехин. Журавушкин романтик. Он владеет самбо и при этом скромный человек. У него две сестры: старшая и младшая. Старшая учится в Гнесинке. Мама его тихая, простая труженица. Интеллигентная семья. Сашка играет на гитаре и интересуется западной современной музыкой. Он дал мне почитать редкую советскую книгу о рок музыке. Много места о Биттлз, есть статьи о Элвисе Пресли, Роллинг Стоунз, Квин и других поп группах, много черно-белых фотографий. У меня дома – хорошая немецкая гитара.
 Димка отчим играет. Я тоже увлекся. К нашему трио присоединился еще один мальчик из нашей группы – Сережа. Мы подражаем четверке битлов.
 Леноном у нас Сашка. Играю я очень слабо. Мне можно доверить лишь простые бас партии – в нужное время в нужном месте зажимать пальчиком струну 'бум – бум, тум – пумс'.
 Месяца через три мы уже играли в профтехучилище у метро
 'Первомайская', на каком-то конкурсе среди училищ Москвы. В зале человек двести. Не понимаю, почему Сашка потащил меня туда. Не удивился бы, если бы он меня не взял. А под новый год мы выступили в какой-то школе в Измайлово, на балу. Когда местный ВИА пошел перекурить, мы исполнили две песни.
 Мы стали иногда выпивать. Первое вино, которое купили – 'Имбирная настойка' 28 градусов. Жгучий напиток с лекарственным вкусом. Стоит около трех рублей. Пить его можно только сморщившись. Водку? Водку пить все-таки страшно, ее пьют взрослые и опустившиеся подростки.
 Купили имбирную в угловом гастрономе на Соколе и забрались в ближайший дом, на чердак. С нами Сашкин знакомый, Владик, ровесник.
 Он нетороплив и красиво говорит: 'думаю, это не тактично…'. Владик после школы собирается идти работать в Гидрометцентр.
 Часто мы собираемся у Сашки Журавушкина дома, репетируем. Поздней осенью, перед репетицией, мы с Сашкой зашли в винный и взяли по бутылке вишневого пунша за рубль пятнадцать. Отошли недалеко, чтобы не мешать людям и выпили прямо из горлышка. Вкусный напиток, сладкий. Сашка пьет, как горнист, левая рука на поясе, голова задрана вверх, ноги расставлены. Он посадил два розовых пятнышка на свой шарф в клетку. Когда мы зашли к Сашке домой, стали изображать благовоспитанность перед родственниками. Его сестры и мама 'ничего не заметили'.
 В ноябре нашу группу принимали в комсомол. Николай Федорович настоял, чтобы вступали все. Он совсем не карьерист. Наверное, в армии был сержантом и в своей группе теперь тоже хочет добиться армейского порядка. Два райкомовца сидят за столом, Николай
 Федорович и Зина – комсомольский секретарь училища. Меня райкомовцы посадили зачитывать анкеты кандидатов. В комсомол вступила вся группа, несмотря на пробелы в знаниях и курьезы. Меня приняли последним, без вопросов, (зря трясся) да еще и предложили в комсорги. Комсоргом я был два года. Из комсомольской работы мне ничего не запомнилось. Ежемесячно проводились комсомольские собрания, ни тем, ни даже место, где они проводились, не помню.
 Взносы собирал.
 В профсоюз рабочих машиностроения нас приняли автоматом. Теперь у нас по две членских книжечки – профсоюзная и комсомольская. Зеленая и красная. За комсомол мы платим две копейки, за профсоюз пять копеек в месяц.
 Занятия по слесарному делу всем давно надоели. Скучно пилить каждый день презренный металл. Мы ждем работы по специальности с проводами и приборами. Чтобы потянуть время часто ходим курить.
 Николай Федорович не пускает в туалет больше двух, трех человек. До туалета от мастерской идти минут пять. Он посередине длинного коридора, вдоль которого тянутся мастерские токарей, фрезеровщиков, газосварщиков и слесарей. Однажды к нам (Сашка, Шурка и я) в туалете пристали третьекурсники. Сашка Журавушкин стал отвечать им гордо, и они треснули ему по лицу пару раз. Когда мы вернулись в мастерскую,
 Николай Федорович увидел подтеки у Сашки, взял нас в охапку и бодро повел в туалет, – Эти? – спросил он,- Эти. Николай Федорович забрал хулиганов и куда-то их отвел. Потом нас возили в милицию на
 Автозаводской и раз или два в прокуратуру на 1-й улице
 Машиностроения. Писали показания. До суда дело не дошло. Первое время кучки старшекурсников провожали нас молчаливым взглядом, когда мы вместе или по одному проходили по училищу.
 В училище поступили серые станины токарных станков. Наша группа должна сделать панель управления к каждому. Нужно расставить и закрепить на панели электроаппараты: пускатели (пускай, судьба забросит нас далеко, пускай!), реле, кнопки, трансформатор.
 Соединить все это жесткими проводами по схеме. Провод должен лежать аккуратно, с углами под девяносто градусов. Если проводов несколько, они обвязываются вместе ниткой. Интересная работа.
 Преподаватели у нас замечательные. Классный руководитель химичка -
 Галина Николаевна. Веселая, любит нас и любит пошутить. По химии поблажек не дает.
 Уважаем учителя литературы. Он никогда ничего не задает на дом, и, следовательно, не спрашивает. Весь урок он прохаживается между рядами с гордо поднятой головой и взглядом, устремленным вдаль, и декламирует. Мы тихо занимаемся своими делами или слушаем
 Шекспировского Отелло:
 Пришел как-то Отелло в спальню и стал делать из мухи слона.
 Опять душить будет, подумала Дездемона и стала рыться в грамотах.
 – Я дочь сенатора.
 'Ты Ерема, да я Фома, ты мне слово, я те два, а бумажечку твою я махорочкой набью', подумал Отелло.
 Тут Дездемона закапризничала:
 – На шею не дави! На шею не дави, Чернильная душа! Да-с!… И-эх!
 Росла к труду привычная девчоночка фабричная… А Отелло знай себе гнет свою линию и приговаривает:
 – Всюду ложь, воровство, обман и сквозняки…
 Только она протянула ноги, как он сразу поседел. Вышел в темный колидор – глаза светятся – и свечей не нужно. А ткачиха с поварихой, с сватьей бабой Бабарихой разбежались по углам, их нашли насилу там.
 Тут из мавровой из спальни кривоногий и хромой выбегает честный Яго и качает головой:
 – Ярко солнце светит, щебечет воробей, добрым жить на белом свете веселей…
 …или отрывки из 'Преступление и наказание'. Студент про три карты пришел узнать, а бабуля как хлопнет по столу: 'Да я тебе что тварь дрожащая или право имею?!'. Тут Грушницкий не снес и изволил бегать за старушкой по апартаментам. У него как раз утюжок нашелся за пазухой, княжна Мери на балу обронила. А старушка все уворачивается промеж мебели: 'А помирать нам рановато, есть у нас еще дома дела'…
 Наш литератор, несомненно, человек искусства: длинные волосы зачесаны назад, как у Горького и говорит он поверх наших голов.
 Мальчишки над ним хихикают, когда он приходит в разных носках.
 Мы любим математика. Очень сильный преподаватель. Дома он дает частные уроки, готовит абитуриентов в вуз. А мы любим его за шутки и анекдоты. Ему приятно выступать перед нами не только как математику.
 Кто-то стучит на него – по его словам. Не может быть, чтобы из нашей группы – так его любим. Все доносы ему сходят с рук – пожурят за то, что отвлекается от предмета и все. Часто его костюм вымазан мелом.
 Ноги полусогнуты, пуговицы на гульфике расстегнуты. Математик не
 'лезет в душу' с синусами, он понимает, что среди нас трое – пятеро пойдут учиться дальше, и просто дает мощные знания для всех, вставляя между формулами свои прибаутки.
 Что у нас преподавал Сальников, не помню. На доске висит географическая карта Средней Азии с пустыней Каракумы, на ней поперек нацарапано: 'Земля Сальникова'.
 Еще один замечательный человек у нас – преподаватель электротехники. Эрудированный специалист. Интеллигент. Мы изучаем с ним простые схемы усилителей на лампах. Как работают эти усилители – я не понимаю, зазубриваю. Изучаем электродвигатели и схемы их включения – электропривод. Это ближе и понятнее. Это основа любого заводского станка или троллейбуса. Изучаем трансформаторы от огромных масляных до маленьких, изучаем генераторы, люминесцентную аппаратуру и все разнообразие электрических аппаратов. Электротехник редко отвлекается. Однажды он рассказал нам, о похоронах Сталина. Он был тогда школьником. Народ плотно занимал все улицы, по которым разрешали двигаться к гробу в доме союзов. Чтобы сократить путь, мальчишки залезали в окна первых этажей и вылезали с другой стороны.
 Директор училища – представительный дяденька средних лет. Всегда в костюме и белой сорочке с галстуком. Он читает нам экономику и иногда любит блеснуть своими познаниями в электричестве:
 – Ребята, вы же знаете, что если поменять местами фазы у двигателя, он сгорит.
 А мы уже знаем, что в этом случае изменится лишь направление вращения, и понимающе переглядываемся.
 Эстетика. Родная, марксистско-ленинская. В ней говорится о моральном облике строителя коммунизма, о том, с чего начинается родина, о стирании различий между городом и деревней, умственным и физическим трудом, мухами и котлетами. О мате в эстетике ничего не сказано. Мы не ругаемся, просто беседуем матом, изредка вставляя некоторые дополнительные слова: конгруэнтность, биквадратный, электромагнитная индукция, диалектический материализм. Даже мысли приходят матом. Особенно популярно слово 'блин'. Оно завершает все предложения.
 Физкультура проходит в небольшом спортивном зале. А бег и легкая атлетика на стадионе на Автозаводской улице за трамвайным кругом.
 С преподавателем истории Михалычем мы ходим в походы. Начали с однодневных в Подмосковье. Идем где-то, Михалыч поднимает с дороги камень, тюк молотком – камень пополам. Внутри полость, покрытая прозрачными кристаллами. У меня долго хранился такой камушек.
 Зимой поехали под Дубосеково. Вышли из вагонов, электричка уехала, и мы остались в полной темноте. Михалыч уже знал место, и мы, включив фонарики, пошли за ним. Спустились в ущелье. Оно закрывает нас от холодного ветра. В темноте, наверху изредка проносится игрушечная электричка, мелькая крошечными огоньками вагонов. Зажгли факелы из пластиковых полосок. Ломаем лапник под палатку, ставим палатки, носим дрова для костра. Поели и легли спать. Утром один
 Михалыч вылез из палатки в трусах, все спали, в чем пришли. Наша палатка (Журавушкин, Потехин и я) дежурная – нужно вымыть вчерашнюю посуду. Внизу, среди ивовых прутьев вьется ручей. В нем мы и перемыли с песочком в ледяной воде все миски и ложки. Днем ходили в
 Дубосеково, к громадному монументу защитникам города. Холодно.
 Ветер. Все-таки с рюкзаками за спиной теплее. Музей мне не запомнился.
 Около нашей мастерской большие ворота. Если они открыты, то курить выходим на улицу, а не в туалет. Курим с Шуриком. Выходит пара двоечников – где-то утащили пузырек с соляной кислотой. Присели и стали лить кислоту на землю – ни бум – бум в химии. – Дайте мне, – говорю, – ну, дайте мне. Дали. Вылил оставшуюся часть в кроватку с алюминиевой стружкой. Несколько секунд ничего не было. И вдруг столбом пошел белый водород. Я тут же сунул голову в газ и вздохнул ртом. Хотел проверить число Авогадро.
 Любопытно какой у него вкус, запах. Дальше горла газ не пошел, мгновенно сработали какие-то клапана в горле и перекрыли доступ в легкие. После этого случая у меня стало плохо с памятью – перестал добавлять 'блин' в конце предложения.
 В самом здании училища столовой нет. Фезеушники ходят есть на территорию завода через проходную напротив училища. Эта столовая только для нас. Кормят вкусно. Компот не разбавляют, вкусное первое и второе. К компоту прилагается пирожок с повидлом – объеденье.
 Иногда на обед на закуску перед нами стоят на одном блюдце две шпроты, на другом – творог. Мы видим: шпроты совсем без чувств и ложим их головами в творог. Нам говорят: 'не ложьте!', а мы все ложим и ложим.
 Кормят нас по талонам. Талонов всегда одно количество, а едоков меньше – кто-то болеет или отсутствует по другим причинам. Порцию отсутствующих делят между собой их друзья – пируют. В столовой работает жена нашего Николая Федоровича, поварихой.
 После нового года нас распределили в заводские цеха, оформили электромонтерами второго разряда. Я и Игорь Панкратов попали в ДОЦ – деревообрабатывающий цех, в мастерскую электромонтеров. Здание построено еще при Рябушинском.
 На первом этаже деревообработка – десятки станков, шум и запах свежей сосны, табельная, бухгалтерия, завком, начальник цеха, несколько помещений для изготовления фурнитуры для кабин. На втором этаже собирают платформы из досок с помощью гвоздобойных молотков, красят в зеленый цвет кабины, ползущие по напольному конвейеру. В подвале мастерская водопроводчиков. Их десятка полтора – многие не бритые, с цветными носами. Несколько токарных станков, генераторная, раздевалка и наша мастерская. У цеха двое ворот, напротив друг друга. Рядом с воротами стоит маленькая будка. Такая маленькая, что помещается только стул и больше ничего. Это место привратника.
 Машины и электрокары сигналят, он выходит и открывает ворота.
 Люди в нашей мастерской замечательные. Только один нехороший дяденька лет тридцати – Сережа. У него пятый разряд – это очень высокий разряд. Нас, иногда, придают ему в помощь. Специалист он хороший, но все время ворчит и ругается, торопит.
 Мастер наш рассказал о своей молодости. Он самостоятельно научился разбираться в радио и электрических схемах. Пришел устраиваться на работу после войны. Ему сказали – начерти принципиальную схему станка. Он положил лист ватмана на пол, разложил на нем реостат, рубильник, трансформатор и остальные аппараты и стал обводить их контуры карандашом и соединять линиями.
 С нами сидит и чинит дрели дедушка Иванов. Ему за семьдесят. Он рассказывает, что видел царя в 1913-м, на праздновании 300-летия дома Романовых. Говорит, что царь наш был рыжий.
 Еще два электромонтера – бригадир Вася и Коцюба. Васька крепкий, добрый и всегда в хорошем настроении. Он залезает под потолок, на самый верх стремянки – пять с половиной метров, так, что позади его икр остается последняя, верхняя перекладина, и ломает старую арматуру, раскачиваясь из стороны в сторону.
 У некоторых рабочих ладони и пальцы с такой толстой кожей, что они на спор вытаскивают предохранители под напряжением 380. Кожа, как кирзовый сапог, вокруг ногтей въевшаяся чернота.
 В постоянную нашу обязанность входит замена перегоревших ламп в цеху. А еще замена колпаков ламп, покрывшихся зеленой краской от краскопультов. В любом случае нужно снимать тяжелый колпак. Работаем на пятиметровой стремянке. Нас трое Игорь, я и взрослый монтер. Один наверху, двое держат стремянку, упираясь ногами в ее концы с резиновыми набивками. Работаем только под напряжением. Выключать свет нельзя – внизу работают станки. Для слабых детских рук чугунные колпаки серьезный груз. Сворачиваешь, сворачиваешь, внезапно резьба кончилась и тяжесть в руке. Если удается, лампочку выворачиваем свободной рукой. Нет – спускаемся, и протягиваем колпак напарнику.
 Иногда крутится колба, висящая на одном или двух электродах, а патрон остается на месте. Ее нужно просто сорвать, иначе замкнет. Во втором случае колба лежит в колпаке, торчит один патрон. Патрон мы выворачиваем пассатижами. Если не повезет можно сразу замкнуть электроды губками и получить искры. Или тихо вывернуть, перехватывая пассатижи то одной, то другой рукой. Важно, чтобы губки держали за одно место. При замыкании нельзя дергаться – полетишь вниз на станки. Нас научили опускать голову, когда начинаешь выкручивать лампу.
 Прошло месяца два и в мастерской появился Пантелей Иваныч, дяденька лет сорока пяти. Когда-то до нас он был бригадиром в нашей мастерской, а потом уехал на север, что ли. Бригадирство ему не вернули, дали высокий разряд. Пантелей Иваныч ужасно безалаберный.
 Однажды его поставили старшим над нами. Пошли заворачивать лампочки на участок сборки кабин. Мы с Игорем откручивали лампы, стоя на закапанном маслом двутавре, безо всякой страховки. Лестницу убирали, потому что по двутавру тянется цепь конвейера, по которому периодически проходит подвеска и обязательно потянет ее. Вообще-то такие работы запрещены. Нужно было что-то придумать, хотя бы попросить начальника участка на пять, десять минут прекратить доступ на эту ветку подвесок или в обед придти.
 Все монтеры носят спецовки, а Пантелей Иваныч – синий халат, из-под которого виден пиджак, сорочка и галстук. Все темно-коричневое, темно-синее – производство все-таки, грязно. Когда над нами Пантелей Иваныч, стремянку таскаем с этажа на этаж по лестнице, хотя можно воспользоваться грузовым лифтом. Мы робко предлагаем ему сделать это, но Пантелей Иваныч говорит – какая разница. Мы молча переглядываемся.
 Меняли лампы на первом этаже в помещении, где шьют всякую фурнитуру для кабин. Стремянку не раздвигали, а сложенную облокотили на ненадежную дюймовую трубу под потолком. Залез, отворачиваю колпак, вижу – ползет лестница вправо. Игорь и Пантелей Иваныч стоят, болтают. Говорю им сверху: – Держите лестницу! Куда там, стоят себе и делят шкуру неубитого медведя. Кручу, кручу, чувствую: опять поползла. Во мне уже осатаненность. О, кто-нибудь! Приди, нарушь, чужих людей соединенность и разобщенность близких душ!
 Второй случай в жизни, когда кричал на взрослого человека.
 Много времени уходит на ремонт электродрелей-гайковертов. Они используются на участке сборки кабин 157 ЗИЛ – машин. Дрели трехфазные, 36-вольтовые. Низкий вольтаж – в целях безопасности рабочих сборщиков. У всех дрелей одна неисправность – обрыв одной или нескольких фаз. Мы прозваниваем провода и укорачиваем кабель в резиновой оплетке до места обрыва. После нескольких ремонтов кабель становится слишком мал, и тогда его заменяем. Ремонтируем дрели в мастерской, за стендом с вольтметром, омметром, трехфазной розеткой для 36 вольт. Нас научили крутить отвертку одной рукой, прижимая ее ладонью в момент остановки. Научились срезать изоляцию провода, не задевая жилы. Конец провода мы оголяем на длину, достаточную для того, чтобы сделать петлю, в которую потом сядет болтик. Изолента у нас промышленная, черная, матерчатая, высокого качества. В магазине такая не продается. Правильно отрываем ленту: большой палец прижимает ее к катушке, а другой рукой делаем поперечный надрыв.
 Бывают случаи, когда лента широка, тогда рвем ее вдоль на две части.
 Как только мастерская получила новые ленты, нам дали домой по катушке.
 В день приносят десяток, а то и два десятка дрелей. Позднее на конвейерах повсеместно перешли на пневматические дрели. А пока в нашем подвале для выработки нужного количества вольт и тока генераторная комната. В ней стоят генераторы и двигатели размером с квасную бочку, только синие. Однажды иду по коридору, вижу сноп искр из генераторной. Летят через сетку, которой она ограждена. Может сварка? Даже для сварки многовато, настоящий салют. Оказалось
 'полетел' генератор. Замкнули пластины коллектора, и возник круговой огонь. Это редкое явление описывается только в учебниках.
 На стенде мы проверяем и стартеры для люминесцентной арматуры.
 Сгорел – не сгорел. Мы с Игорем хулиганим – разбираем стартер, закорачиваем электроды, вновь собираем и кладем в кучку для проверки. Косимся, как Богданыч сует их в тестовую розетку и говорит
 'епересете?'.
 Однажды вскрыли старый углекислотный огнетушитель, у которого истек срок годности. Нажимаешь, и из него идет струя, которая превращается в белый порошок. Это углекислый снег. Он такой же холодный и скрипит в ладони. Только в отличие от обычного снега, он не становится жидким, а сразу превращается в пар.
 У нас много всяких двигателей со шкивами и муфтами на шпонках. У некоторых мы меняем подшипники, если необходимо, смазываем их новым тавотом. Если подшипник 'пригорел', снимаем его стяжками.
 Сгоревшие электродвигатели разбираем, сбиваем зубилом обмотку статора – она из цветного металла, а остальное идет на переплавку.
 Спереди и сзади у двигателя крышка и фланец. Нужно отвернуть все болты (восемь на крышке, восемь на фланце или шесть) и легким ударом киянки по концу вала сдвинуть статор. А дальше он легко пойдет сам.
 Двигатели лежат перед мастерской на полу. Тут же их и разбираем.
 Сижу, копаюсь со старым двигателем. Оба фланца снял, снял переднюю крышку. Отвернул болты с задней. Задняя что-то не идет. Колочу киянкой по валу. Не идет. Мимо проходит Геркулес.
 – Что, не получается? Давай помогу.
 Хрясть, хрясть. Крышка раскололась, статор частично вылез. Это не страшно, потому, что двигатель пойдет на переплавку.
 – Учись студент, пока я жив.
 – Спасибо.
 Геркулес ушел. Только тут я увидел, что забыл отвернуть один болт с задней крышки.
 Зимой в один прекрасный день вдруг выпало много снега. Мы всей мастерской пошли разгребать сугробы у складов нашей мастерской. Все работают весело, армию вспоминают. Васька шутит, Коцюба шутит.
 Чистили снег мы для себя от выхода из раздевалки к нашим складам.
 Начиная со второго курса, мы стали работать три раза в неделю, а три – учиться. Приходим в мастерскую к восьми. На обед уходим в одиннадцать – такое расписание в училищной столовой. У наших электромонтеров обед с двенадцати до часу. Таким образом, мы больше часа сачкуем или едем в пивную, за Автозаводский мост. Заканчиваем работу в три часа, как несовершеннолетние. Вот это жизнь.
 В пивной с Игорем или Сашкой Журавушкиным выпиваем по кружке, возвращаемся и лезем на стремянку, крутить лампочки. Мы мечтаем скорее повзрослеть, хотим, чтобы наша маленькая детская печень ничем не уступала взрослой.
 С Игорем мы дружим, но только в цеху или училище, в отличие от
 Сашек. Впрочем, дома у него, я однажды побывал. Игорь отлично разбирается в электронике – схемах усилителей, транзисторах, просто чувствует их, он самоучка. А учится слабо, на тройки. У нас мечта сделать свои электрогитары, колонки и усилитель. Игорь легко помогает нам в электронике.
 В конце ноября нашу группу пригласили в гости будущие медсестры из медучилища у метро Кунцевская. В нашем училище своих девчоночьих групп нет. Когда-то была группа фрезеровщиц, но от этого быстро отказались – одни нервы.
 Субботний вечер. Девчонки встретили нас, как родных. Их в группе тоже около тридцати. Встреча проходит в вытянутом зале. Два ряда столиков. Один вдоль окон, другой вдоль стены. Столики на четверых.
 Каждому по 'Эклеру', по бутылке 'Буратино', пряники и еще что-то вкусное. Надо же потратились и разложили красиво как, лапушки.
 Магнитофон периодически дает сбои, и танцы то и дело срываются. В основном звучат быстрые мелодии, парами никто не танцует. Мальчики и девочки сидят в разных рядах, друг напротив друга. Когда наелись, мальчики постепенно оживились и стали загадочно посматривать на девчонок. В ход пошли записки: 'Я работаю отлично, премирован много раз. Только жаль, что в жизни личной очень не хватает Вас', 'Я тоскую по соседству и на расстоянии. Ах, без Вас я как без сердца жить не в состоянии'. Мы с Сашкой Журавушкиным пишем с ошибками и потому сразу пересели за столик к двум девочкам. Премиленькие. Сидим визави. На нас посмотрели другие мальчишки и тоже стали пересаживаться. Познакомились. Ира и Света. Не успел я прошептать
 Ире: Не видеть мне твоих лобзаний, не слышать мне твоих речей, не разделять твоих страданий, и тихой радости твоей…, как вошла вахтерша и объявила:
 – Силь ву пле вотр дам ангаже.
 Что означает: кто оставил свои польта в раздевалке, просьба срочно забрать.
 В апреле на нашу группу дали бесплатную путевку в Одессу в санаторий профтехобразования на одного человека. Николай Федорович отправил меня. Двадцать один день у моря. Еду поездом, с Киевского.
 Москву оставил с почками на деревьях. Проснулся рано, за окном
 Хованщина, нет, Брянщина. На деревьях молодые листочки. Поселок.
 Тетеньки в белых платочках и дяди в кепках, в брюках, заправленных в сапоги, спешат на работу. Идут пешком, или не торопясь, едут на велосипеде. Еще час прошел. Украина. Другой поселок. Белые мазанки, соломенные крыши. В школу идут пионеры с красными галстуками и бритыми затылками. И опять тетеньки и дяденьки, но уже опрятнее одетые. Листочки на деревьях заметно крупнее. Из леса вышли две косули, не боятся, провожают поезд. Киев. Стоянка час, но уходить далеко страшно. А сигарет то человеческих нет в табачном киоске.
 В поезде познакомился с Ирой, москвичкой, она тоже едет в Одессу, но в другой санаторий.
 В Одессу приехал вечером. От вокзала до санатория нужно добираться на трамвае. Удивительно: в одесском трамвае нет билетных касс, только компостеры. Может быть, в последнем вагоне нет, а в первом есть? Так, так, возьмем на заметку.
 Санаторий для ПТУшников располагается в усадьбе прошлого века, в черте города. До моря десять минут пешком. Территория обнесена старым забором из песчаника, легкого желтого камня, который крошится, если задеть чем-то острым. Много зелени. Вокруг трава, кусты и деревья. В четырех местах под кустами сирени примята трава.
 Цветы, кусты, садовник…
 Второй месяц Юра Львов ходит по Харькову с капитаном Осиповым, пьет сельтерскую и признает то в одном, то в другом прохожем своего бывшего садовника. Осипов нещадно избивает садовника, приговаривая:
 'мальчик нам все рассказал'. Полковник Щукин, однажды ставший свидетелем, подошел к ним с широко раскрытыми глазами и трясущимися, бледными губами спросил Юру:
 – Неужто Вы все такие, только с виду лощеные…
 В центре усадьбы старинный корпус. Очень старый, даже один балкон отвалился. В корпусе высокие потолки и двери. Рядом пара современных корпусов, один жилой и физиотерапии.
 В нашей палате пять человек. Мальчишки из профтехучилищ разных городов страны. Москвичи тоже были, но в других палатах. Чемодан, при заселении сдается в камеру хранения, деньги – начальнику. Такой порядок, иначе сопрут. Все имеют книжку отдыхающего, в которой записаны приметы и кличка чемодана. В ней же врачи отмечают пройденные процедуры. На первом осмотре главный врач понюхал, понюхал меня и назначил хвойные ванны. Хорошо, что не сероводородные. От отроков, принявших сероводородные ванны, все трезвые отдыхающие стараются держаться подальше. И еще я получил:
 ЛФК – лечебную физкультуру, прогревание и высмаркивание под песни советских композиторов. Раз в неделю книжечку проверяет начальник.
 При отсутствии штампа и расписок врача о прохождении процедур чемодан переходит в собственность санатория.
 В нашей палате один мальчик носит ботинки, не полуботинки, а ботинки. Это смешно – на улице жара. Ночью мальчишки в один ботинок налили пол графина воды. Хотели посмеяться утром. А утром воды в ботинке не было, вся впиталась, а ботинок опух и стал невменяем.
 В один из вечеров только, только легли, еще свет не потушили. Я выглянул, нет ли девочек, и в трусиках пробежал в туалет. Не спеша вернулся. На середине палаты меня догнала уборщица и неожиданно шваркнула по голой спине тряпкой, которой мыла пол. Я развернулся, кулаки сжались, но поднять их не смог. Плюнул ей в лицо и стал выступать. Уборщица что-то пробормотала, вытерла переносицу и ушла.
 Никогда еще не видел моря. В первый же день вышел из санатория и спросил первого встречного, где оно. Он посмотрел на меня внимательно и показал рукой в противоположную сторону. Санаторий стоит на Приморском бульваре, недалеко от Аркадии. До моря близко.
 Берег высокий. Море темно-синее. Спустился, попробовал на вкус, оно должно быть соленым. Соленое. Пляж почти пустой, еще не достаточно тепло. Вернулся в санаторий – санаторной книжки нет! Прощай чемодан!
 Вечером ворота закрыли, а на следующий день я нашел свою книжку в песке, на пляже, на том же месте.
 Ира, с которой я познакомился в поезде, дала мне свой одесский адрес, и я решил навестить ее. Купил карту города, и побережьем пошел пешком в Черноморку. Черноморка это оазис западнее Одессы.
 Детский санаторий. Низкий белый заборчик. Галечные дорожки с белым кирпичом по бокам. Толстые стволы деревьев внизу покрашены известью.
 Клумбы. Белые скульптуры пионеров горнистов, трубачей, футболистов, композиция мальчиш – плохиш и Максим Горький пьют чай с вареньем и печеньем. Ира меня холодно встретила. Не стоит больше ходить сюда.
 Попил кваса из бочки на побережье. Холодный, колючий. В город возвращался трамваем. Два – три километра трамвай идет по голой степи среди виноградников. Никаких домов, деревьев, дорог и транспорта, только трамвайные рельсы впереди. Здесь позднее снимали
 'Рабу любви'.
 Если днем жарко, идем на пляж, если градусов двадцать – в город.
 Облик Одессы сложился в моем воображении благодаря книге 'Белеет парус одинокий', Валентина Катаева. И благодаря фильму с тем же названием. На деле оказалось, что город совсем другой. Во всяком случае, тот, что я видел. У нас была специальная экскурсия по городу. И самостоятельно я бывал на Привозе, Дерибасовской,
 Приморском бульваре, Потемкинской лестнице, в парке культуры и отдыха. В парке на аттракционах дают жвачку, если застрелишь кого-нибудь. Жвачка для мальчиков, тоже, что лак для ногтей для девочек. Акация на бульварах белая, а не желтая, как в Подмосковье.
 И растет она деревьями, а не кустами.
 Мороженое в Одессе непривычное. Например: фруктовое в шоколаде за
 18 копеек. В Москве такого нет. У нас или фруктовое за 7 – 9 копеек, или сливочное в шоколаде 'Лакомка' за 22 копейки.
 Сигарет нет. В палате у меня купили последнюю пачку 'Пегаса', а когда я подошел к первому киоску, а потом ко второму, то увидел только папиросы 'Волна' за шестнадцать копеек и сигареты 'Якорь' за сорок.
 Свои сорок пять рублей я растянул на все три недели. Иду в город – беру по пять рублей. Этого хватает на мороженное, лимонад 'Буратино' и сигареты. Стараюсь экономить на проезде. Оказывается, в одесском пассажирском транспорте вообще нет касс. Их просто спилят, пока водитель смотрит на светофор. Позднее выяснилось, что во всех городах страны так. Только в Москве и Ленинграде в городском общественном транспорте стоят кассы. Для оплаты проезда нужно заранее приобретать талоны и компостировать их в салоне.
 Ближе к маю стало теплее. Каждый день солнечный. Утром, когда открываешь глаза в кровати, сквозь листву видно пасмурное небо. Но это обман. Солнце еще не поднялось над городом, оно висит у моря.
 Воздух: 23 – 25 градусов. Можно загорать. Пробуем купаться, но долго не выдерживаем – вода 11 градусов.
 Пока мы отдыхали, поджигатели войны на загнивающем Западе забряцали оружием. По стране прокатилась волна по сбору подписей за мир во всем мире. Вот и в нашем санатории на выходе из столовой появились листы подписей. Сначала все писали себя, потом в списках зачастили Козловы, Пипискины, Хрюши, а потом пошли такие любители мира, что все отходили от листов с улыбками и слезами.
 Одеваюсь я модно. Ботинки на платформе. Брюки – клеш от бедра, с накладными карманами, в которые влезают только пальцы, ладонь остается снаружи. Пиджак в клетку, почти как у Бубы Касторского.
 Ярко-желтая рубашка. Ее воротник с острыми длинными концами заправлен поверх пиджака. В моде широкий пояс у брюк и широкий ремень с чудовищной пряжкой. А про новую рубаху и костюм, что в праздник сшил, мне районный парикмахер комплименты говорил.
 Познакомился с девочкой Ритой. Рита из подмосковного городка
 Электросталь. Мы сидим вечером на лавочке. Никогда еще не целовал девчонок. Попробовал поцеловать Риту, но она говорит, что ей нельзя в губы, – Слаба. Млею. Ничего не поделаешь, целуемся в щеку. Сидим, взявшись за руки, и негромко напеваем:



   Гремела атака, и пули звенели,
   И громко строчил пулемет
   И девушка наша проходит Каховкой
   В горящей шинели идет…



 Оставшуюся неделю в Одессе гуляю с Ритой или с Сергеем, ФЗУшником из Донецка. У него удивительно жесткие ладони, не кончики пальцев, а вся ладонь – он газоэлектросварщик. Сергей хочет купить магнитофон
 'Весна' за 190 рублей, мы бродим по центру, ищем. 'Весна' считается лучшим магнитофоном из трех марок, выпускаемых в стране. У Сергея две купюры по сто рублей. Большие, желтые бумажки с профилем Ленина, пахнут типографией. Несколько раз видел такую у мамы в день зарплаты.
 Те, кто не бывал в Одессе говорят: 'Одэсса', а не 'Одесса'.
 С обрывистого берега бросил в море пятнадцатикопеечную монету, чтобы еще раз когда-нибудь вернуться.
 Наступили летние каникулы. У нас они 45 дней, а не 90, как у школьников. Пол лета мы работаем на заводе, в своих мастерских. В выходные я, Сашка Журавушкин, Рита, с корой познакомился в Одессе, и ее подруга встречаемся в парке культуры Горького. Гуляем по аллеям, сидим в закусочной берем бутылку красного вина. Рита любит выпить.
 Иногда она приезжает ко мне домой, и, насупившись, сидит на кушетке, пока в беседе участвуют мама и Димка. Она умнее меня, и раньше поняла, что мы не пара. Звонит всегда она мне. Из будки, домашнего телефона у нее нет. Мы с Сашкой поехали к Рите, в Электросталь, на ее день рождения. Чуть больше часа на электричке от Курского. Сашка тащит кассетный магнитофон – у кого-то взяли взаймы, я – цветы, торт и вино. Двухэтажный, старенький дом. Риты дома не оказалось, нас встретила мама. Посидели втроем несколько часов, послушали музыку, выпили. Рита так и не пришла. Дома меня успокаивала мама и Димка:
 – У тебя еще будет много девушек, вот посмотришь…
 В воскресенье мы втроем Журавушкин, Потехин и я поехали в
 Серебряный бор. Для Сашек это рядовое событие, они недалеко живут сел на троллейбус и там. А я был в бору впервые. К моему дому ближе всего Ленинские горы, здесь пляж по обеим сторонам от метромоста.
 Люди лежат. Очереди у киосков с мороженым, водой и бумажными стаканчиками. Висят таблички: 'Купаться запрещено!'. Все равно все купаются. Запрещено, потому что на дне встречаются брошенные железобетонные плиты. Один майор нырнул и повис. Когда проезжаешь метромост в жаркий день, в окна видны склоны холмов у воды розовые от человеческих тел. С западной стороны пристань для речных трамвайчиков. Набережная в граните, без ограды. На гранитной плите у воды лежит ответственный работник, загорает. Рядом его свернутая одежда, обувь и портфель. Речной трамвайчик прошел близко, и волна накрыла дяденьку и смыла одежду.
 В Серебряном бору вода чище, песчаный пляж. Народу также много.
 Загорают, играют в волейбол. Киоски с мороженым, водой и коржиками.
 В Серебряном бору как за городом. Зелено, дачи стоят.
 Сашка носит потертые джинсы. Об асфальт тер. Сам мне рассказывал.
 На бедрах висят лохмотья. Уж я-то тереть не буду. Надо было на пальто сначала попробовать, прежде, чем джинсы портить. Откуда же нам было тогда знать, что на фирменных джинсах краска линяет от стирки, и потому появляется потертость. У нас у всех советские джинсы. Американские появятся в продаже через пятнадцать лет. А пока пытаемся как-то подражать. Еще в 'Метеоре' я подсмотрел, что у Димы из 'Аргонавтов' джинсы подвернуты снизу. Примерно на ширину ладони.
 Мои становятся малы, подшить снизу кусок джинсовой ткани, как будто они подвернуты – замечательный выход из положения. Мама так и сделала. И они прослужили мне еще три года.
 Прошло полтора года, и наступил отчетный период, когда нужно делать самостоятельную работу по специальности. Мастер мне и Игорю дал задание электрифицировать подсобку на крыше нашего цеха. Причем провода нужно пустить по дюймовым трубам, а трубы закрепить на потолке, предварительно погнув их в нужных местах. Мы получили провода, рубильник, выключатель, два взрывобезопасных светильника, распределительную коробку, хомутики и крепеж. Трубы резали и гнули в мастерской водопроводчиков. Отрезать просто, а погнуть? Сначала я думал, что водопроводчики гнут трубы о спину или шею, безбожно сквернословя. Оказывается, нет, для этого есть хитрый станок. Работу свою мы сделали на совесть. Щелк и в подсобке светло. Всем понравилось. Кроме того, мы рассчитали экономическую часть. Нас посадили в табельной и показали таблицу тарифных ставок почасовых и дневных, для монтеров второго разряда. Там же мы нашли поправочные коэффициенты на работу в горячих цехах, в ночное время, но нас это не касалось.
 Во вторую половину лета начались каникулы, и мы поехали на турбазу в Улыбышево во Владимирской области. Мещерский край, дикие леса, озера и болота. Турбаза километрах в двадцати от Владимира на юг, по единственному мосту через Клязьму.
 На турбазе несколько фанерных домиков для отдыхающих с завода, столовая и клуб. ФЗУшники живут чуть в стороне, в палаточном городке. В палатке две раскладушки с матрасами, тумбочка. Мы живем вместе с Журавушкиным, Потехин Шура не поехал. Комары летают целый день. Коричневые, большие, совершенно не стесняются будущих передовиков производства. Вот же я, смотрю на тебя. Что, глухой что ли? Кусают даже в пятку через носок, ночью. Утром она чешется при ходьбе.
 Еще в Москве нас с Сашкой включили в состав училищного вокального ансамбля 'Три – пятнадцать'. Сашка солист, я – бас. Еще два старшекурсника: ударник и ритм-гитара. Руководитель – мастер группы слесарей-ремонтников. Инструментов – полный комплект. О таком можно только мечтать. У нас – Сашки, Шуры, Сережи и меня, заветная мечта иметь свои инструменты. Однажды я заглянул в музыкальный магазин в
 Ветошном переулке: бас-гитара стоит 180 рублей, ритм-гитара – 235. А ударник, а усилители и колонки, а микрофоны. Нам не потянуть. Нам платят 40 рублей раз в три месяца. Остальная часть зарплаты включена в бесплатные обеды и завтраки, форму и обучение.
 Почти ежедневно мы играем на танцах. Репетируем мало. Мы стали популярны на турбазе. На танцы сходятся обе деревни и турбаза в придачу. Незнакомые ребята подходят, здороваются, называют по имени.
 В нашем репертуаре тридцать – тридцать пять песен, отечественных и зарубежных. Среди них:
 'Вологда':
 …Где ж ты моя ненаглядная, где
 В Вологде_где_где_где, в Вологде_где,
 В доме, где резной палисад…
 'Клен':
 Там, где клен шумит, над речной волной
 Повстречались мы на беду с тобой…
 С одной стороны от турбазы в пяти километрах лесом деревня
 Наумовка. С другой стороны – Бобровка. В лесу по одноколейке ходит кукушка – черный паровоз с двумя вагонами. Похожие только в музее можно увидеть. Ходит два раза в день. Других транспортных дорог между деревнями нет.
 У Сашки взаимная симпатия с Надей из Наумовки. А меня полюбила
 Люська из Бобровки. Она на год младше меня. Вечер. Мы прячемся от моросящего дождика под карнизом турбазовского домика. Люська положила мою ладонь на ейную грудь:
 – Послушай, как бьется сердце… Стучит?… Стучит?!
 'Мне теперь не до игрушек, я учусь по букварю…'. Стал вспоминать, что в таком случае говорил Семен Семеныч Горбунков: '… а нет ли у вас такого же, но с пелра.. перламутровыми пуговицами?
 … отель Атлантик, номер 327, Анна Сергеевна… нам бы насчет халата…' Все это не то. Не успел я открыть рот.
 – Поздно, – воскликнула Люська, – я обвенчана, я жена князя
 Верейского!
 Мы с Сашкой идем к лесному озеру в смешанной компании из деревенских и турбазовских девчонок и ребят. Вдруг сосны и ели закончились, и перед нами открылась ровная большая поляна.
 Посередине озеро. До воды еще несколько десятков шагов по мху. Мох качается под ногами. Местные ребята сказали, что озеро подо мхом, но бояться не нужно, мох выдержит. Подошли к краю, озеро круглое, как блюдце, вода черная, дна не видно. Сашка присел на краю помыть голову. Остальная компания в стороне, болтает. И Сашка, и я вообще-то ребят этих не знаем, это они нас знают как турбазовских музыкантов. Когда Сашка намылил голову и лицо, я решил попугать его
 – взялся за бока, как бы толкая в воду. Он немного понервничал, и мне было этого достаточно. Присел рядом, чтобы смыть мыло с рук.
 Через мгновение я свалился в воду, совсем как агент Клаус. Столкнула меня одна из девчонок. Вылез с трудом – дна нет, ноги тащит куда-то под мох, одежда тяжелая и ботинки. Публика хохочет и девчонка тоже.
 Попытался догнать ее – бесполезно.
 Нам с Сашкой по шестнадцать, а познакомились мы с Владиславом, отдыхающим на турбазе, которому девятнадцать лет. Для нас он дядя и по возрасту и по уму. Интеллигентный, интересный собеседник. Научил нас играть в 'Кинга' и 'Бридж'. На турбазе отдыхает стайка начитанных девушек, старше нас на несколько лет. Для них нет сверстников здесь, и иногда мы прогуливаемся компанией. Сашке понравилась девушка из начитанных, и однажды он попал в неловкую ситуацию. Шел под руку с одной, а впереди показалась его деревенская пассия. Я запомнил это навсегда и решил, что такого не допущу.
 Кормят нас скучно. Макароны, макароны, с подливкой, макароны с сыром.
 Однажды нас попросили перетащить волоком лодки из озера у турбазы на Клязьму. Работа тяжелая, волокли по траве несколько километров. В
 Клязьме искупались. Залез в воду, стою по горло и чувствую, как песок из-под ног вымывает быстрое течение. Если не сопротивляться, унесет. Все бурлаки получили значки 'Турист СССР'.
 В Улыбышево впервые набрел на большую земляничную поляну. Ягоды ароматно пахнут, теплые от солнца. Сладкие, а не кислые, круглые, размером с орех. Бесполезно нагибаться или приседать за ягодами, лучше ползать на коленках.
 Несколько раз нас группой вывозили во Владимир, в музеи и храмы.
 Мы с Сашкой отпросились зайти к его родственникам. Николай Федорович разрешил, предупредив, чтобы успели на автобус в три часа. Мы посидели у родственников, вышли – троллейбуса нет. Нет и нет.
 Побежали. До вокзала километра три, Сашка ведет, он знает дорогу.
 Тяжело как. Успели.
 Поехали на экскурсию в Суздаль. Сашка, я, а остальные мальчишки – старшекурсники. Во Владимире остановились у экскурсионного бюро, взять экскурсовода. Двери открылись, и зашла молодая женщина. – Не, нам не надо!.. Мы уже видели… Мы сами…, – понеслось со всех сторон. Милая женщина вышла с дрожащими губами. В Суздале наши высыпали на торговой площади и разбрелись кто куда. Договорились через три часа сбор на этом месте. Старшекурсники пошли пить медовуху. Мы с Сашкой походили назад – вперед вдоль Торговых рядов, поели мороженое. Так ничего и не увидели. В положенное время автобус отправился обратно. Большинство мальчишек вернулись с тупыми, хмурыми мордами, кого-то вели. За мостом через Клязьму автобус по многочисленным просьбам почтеннейшей публики остановился, и качающиеся два десятка камер-пажей стали орошать газон на виду всего
 Владимира. Дальше поехали. На душе сразу стало легче, затянули отрядную: 'Хороша я, хороша, да плохо одета. Никто замуж не берет девушку за это…'.
 В Москве, в конце лета я познакомился с Олей. Оля – подруга моей родственницы Наташи, умной, начитанной девочки. У Оли светлые волосы и белый пушок по щекам. Мы стали встречаться. Иногда мы собирались вчетвером. Мне хотелось, чтобы Сашке понравилась Наташа.
 Приезжаю в Измайлово, и мы с Олей ходим в лес, гуляем по зеленым парковым улицам и бульварам, ходим в кино. Однажды ходили в парке.
 Пасмурно. Птиц нет, насекомых нет. Нашли пень. Чтобы не испачкаться подстелил свой пиджак. Сидели, болтали. Я скучный собеседник, или молчу или о ерунде. Что меня интересует, кроме гитары? Я мало читаю, планов на будущее нет, спорт меня не волнует. Собрались уходить. На подкладке пиджака шевелится куча рыжих муравьев. Отогрелись грызуны.
 Оля поступила в строительный институт, на вечерний. Теперь мы встречаемся реже. Я скучаю. Два раза в неделю, не предупреждая Олю, приезжаю на Первомайскую к одиннадцати вечера, чтобы встретить ее и проводить до дома. Мы идем пешком теплым или дождливым вечером.
 Пятнадцать минут. Еще несколько слов у ступенек подъезда. Отдаю цветы и целую в пушистую щеку.
 В начале учебного года в училище появилась женщина корреспондент всесоюзного радио. Она ищет ФЗУшника, который должен дать интервью.
 Зина, комсорг училища, направила к ней меня. Вымыл руки и пошел к корреспондентке. Женщина, старше мамы на вид. Когда разговорились, оказалось, что она ровесница ей. А выглядит старше, потому что курит
 – решил я. Моя задача – ответить на несколько вопросов, но не одним предложением, а развить тему. Лишь только под носом включается микрофон, я каменею. Корреспондентка бьется второй час, ничего у нас не получается. Тогда пошли по методу Станиславского: записали на бумагу – по радио все равно не видно. Я читал, местами делал паузы, повышал и понижал голос. Наболтал на час. Через месяц услышал себя по приемнику, по первой программе. В передачу вошло только несколько минут из беседы. С тех пор чувствую, если в радиопередаче читают с бумаги.
 В октябре, на выходные наша группа пошла в поход в Есенинское
 Константиново. Вел, как обычно, Михалыч. Около тридцати человек.
 Сашка, Сережа и я помимо рюкзаков несем гитары. В нашей группе моя
 Оля и Наташа, есть другие девчонки и Галина Николаевна – химичка.
 Константиново лежит в стороне от железной дороги. Мы вышли из электрички, и пошли пешком. Идем свободно, занимая всю ширину дороги, машин нет. С одной стороны дороги убранное черное поле, с другой яблоневый сад. Сад большой как лес, без ограждений. На ходу рвем яблоки. Наша тройка держится впереди группы, мы первыми вошли в пустую деревушку. У избы женщина средних лет:
 – Купите сливы, ребята.
 – А сколько стоит?
 – Рубль.
 За ведро. Милая женщина, спасибо тебе.
 Палатки разбили на краю убранного поля. Костер, гитары. В палатке четверо или пятеро. Я надулся на Олю. Она легла ко мне спиной, а лицом к Сашке. Вылез из палатки и пошел в поле. В полной темноте.
 Под ногами вспаханная земля большими комьями. Минут пять шел. Уже отблески костра исчезли. Впереди кучка чего-то светлого. Догадался – солома. Внезапно из кучи, каркая, вырвался десяток ворон. Дух захватило. Сел на солому, покурил. Остыл. Надо идти назад. Куда?
 Пройду пару десятков шагов. Останавливаюсь и смотрю в бок. Почему-то если прямо смотреть в сторону лагеря отблесков костра не видно.
 Утром позавтракали и пошли в Константиново. У музея часть группы осталась с рюкзаками, другая смотрит экспозицию. Запомнился дом и берег широкой Оки. Все, что внутри совершенно не запомнил, ни одной фотографии или предмета. К тому времени я знал несколько известных стихотворений и песен Есенина, не более. Взрослые утверждали, что он гений, и я верил им на слово. Я еще не знал, что читать его – великое наслаждение. Такое же, как слушать хорошую музыку или смотреть на красивую картину. Особенно хороша у него лирика 12-го -
 14-го годов.
 Новый год мы встретили у Сашки Журавушкина. Нас семь человек. Оля,
 Наташа, обе Сашины сестры, Владик. Было весело. Нарядная елка. Мы припасли хлопушки и заставили пищать девчонок, сыпали конфетти и пускали серпантинные ленты. Слушали пластинку Биттлз, сами играли на гитарах. На столе салаты, колбаска, сыр, другие закуски, бутылка шампанского и бутылка сухого вина. Вспомнил, как два месяца назад гости собрались у меня. Никакого особенного повода не было. Так. Нас было шестеро. Одна пара была новая. Мальчик с девочкой. Мальчик увидел единственную бутылку спиртного на столе и удивился, – И это все?
 Солнечным морозным утром наша группа поехала в Калугу. Нас наградили, как победителя соцсоревнования. Успеваемость в группе лучшая на курсе, трудимся тоже хорошо, нарушений дисциплины нет…
 Калуга – город на Оке, стоит на крутом берегу. Через реку перекинут единственный мост, как во Владимире. Сразу зашли в замечательный уютный деревянный домик Циолковского. Домики вокруг тоже деревянные, деревянные заборы. Холмы такие крутые, что автобус не может проехать, идем пешком. Горожане, купив продукты, падают у гастронома и самокатом сползают к дому. На улице ни транспорта, ни пешеходов. Ждут, когда растает лед. Тишина. Были в музее космонавтики.
 Галина Николаевна, наша классная, купила на группу билеты в цирк на Цветном бульваре. Мы сидим в третьем ряду снизу, у прохода. С одной стороны Оля, с другой Сашка Журавушкин. Я, как джентльмен, посередине. Просто я волнуюсь, когда Оля заговаривает с Сашкой. Цирк такой как в 'Укротительнице тигров'. Зал полон. Звук от этого мягкий. Играет оркестр. Конферансье во фраке. Клоун с рыжими волосами бегает по арене, смешит. Неожиданно пробегает по нашему проходу хватает зрителя, сидящего за нашей спиной за руку и бросает его через плечо на арену. К счастью это оказался манекен.
 Мама окончила институт и работает в своем же отделе инженером-конструктором. У нее чистый оклад, без премий и прогрессивок. Но зато есть ряд больших преимуществ. С работы она приносит микояновские сосиски, их нет в городских магазинах.
 Микояновские сосиски пахнут копченым, а молочные, что продаются в городе, жирные на ощупь, противные. Мама приносит эскалопы и вырезку, которую могут позволить себе только работники торговли.
 Ежедневно служебный автобус везет ее на работу и домой бесплатно, она всегда сидит, и сослуживцы рядом сидят, никто не стоит. Мама обслуживается поликлиникой 4-го главного управления Минздрава. Она может бесплатно ездить в десяток подмосковных домов отдыха в отпуск или в праздничные и выходные дни. Родственники едут туда за полцены.
 В ее распоряжении пошивочная, в которой она может в год сшить из качественного материала одно женское, одно мужское пальто, два костюма, брюки. В пошивочной по ордерам выдают ондатровые шапки, шьют обувь на заказ. (До 90-х годов в Москве тяжело купить какую-либо обувь.) Мама получила уже вторую квартиру от работы.
 Весной наша группа поехала в Подмосковье на туристический слет.
 Поехали не одни, слесаря и фрезеровщики тоже. Только, только вылезла трава, и молодые листочки. Разбили лагерь. Недалеко вьется речка.
 Пошли искать дрова и вообще осмотреться. Несколько мальчишек перелезли по поваленной сосне на другой берег. Мы с Витей зазевались, пока другие вернулись. Подходим к сосне – на ней сидит
 Сашка Шуруев и радостно обрубает топором сучья, за которые мы держались, когда перелезали. Теперь по ней не перелезть. Высоко над водой, можно свалиться. Пошли искать другой мостик. Витя в оду сторону, я в другую. Нет вариантов. Тогда я присмотрел иву по высоте и стал рубить ее. Случись это сейчас, я снял бы обувь и даже штаны и перешел бы вброд. Бедное дерево упало, но перейти по нему невозможно. Оно опирается на другой берег, но прогнется подо мной.
 Не помню, как я перебрался через реку и слет совсем не запомнил.
 Только иву запомнил.
 На день рождения отец подарил мне магнитофон 'Комета'. Это бобинный магнитофон. Четырехдорожечный. На ленте с каждой стороны по две дорожки. Прогресс.
 Каких-либо приличных записей в продаже нет, продают только чистые ленты. Все обладатели магнитофонов обмениваются и копируют ленты дома. Первые записи копировал не по проводу, а через микрофон, потому что у Димкиного магнитофона нет специального выхода. Его магнитофону больше десяти лет. Качество получилось очень низкое. У
 Сашки есть магнитофон, но тогда я должен везти к нему свой через пол
 Москвы. А ведь он размером с баян. А друзья на день рождения подарили мне небольшую картину с рыжим клоуном, курительную трубку, глиняную маску на стену и игрушечную собачку.
 Летом наша группа получила еще одну награду. Нам дали трехдневную путевку в Ленинград. Едем на автобусе. Старшие Николай Федорович и
 Галина Николаевна. По пути заехали в Новгород, он тоже в нашей программе. Красивый город. В Ленинграде нас разместили в двух – трехместных номерах гостиницы 'Россия' у метро 'Парк Победы'. Друзья суетятся, чтобы поселиться вместе. Мы оказались с Сашкой в двухместном на десятом этаже, с видом на Московский проспект.
 Николай Федорович обзванивает всех.
 – Это кто? – спрашивает он строго.
 – А кого Вам нужно? – спрашиваю и по голосу узнаю Федоровича. Он представился, а я поздоровался. Как дела. Все нормально. Некоторые мальчишки на его 'это кто?' отвечают 'конь в кожаном пальто'.
 Ежедневно автобус возит нас на экскурсии. Эрмитаж. Здесь поразил золотой павлин – часы. Петропавловская крепость. Пискаревское кладбище. Петродворец. Канал от дворца идет прямо к Финскому заливу.
 Фонтаны – шутихи. Крейсер Автора – без него нельзя. Около него фотографируемся всей группой.
 Питаемся в столовой, но не в гостинице. В нее тоже отвозит автобус. Кормят мрачно.
 Каждый день колесим по Ленинграду, по Московскому проспекту, мимо триумфальной арки. Мелькают станции метро 'Электросила',
 'Фрунзенская'. Проспект широкий, вокруг сталинская застройка, зелено. А в центре, когда сворачиваем на второстепенные улочки – дома с большими пятнами обвалившейся штукатурки, трещины, ветхость.
 Ближе к вечеру, в свободное время втроем Сашка, я и Сережа, пошли искать Сережиных родственников. Не нашли, он не знал точный адрес.
 Дома интересные – подъезд с выходом на обе стороны. Купили элитный портвейн 'Молдавский розовый', в бутылке мутного стекла, с надежной пластмассовой пробкой. Выпили. Потом вышли к Невке. Спустились по ступенькам к воде. Вижу: сквозь качающуюся воду на дне блестят монетки. А вдруг они иностранные? Закатал рукав, лег животом на гранит. Сашка и Сережа держат меня за ноги. Оказалась не монетка – пивная крышка.
 С Сашкой мы ездили на Васильевский остров и бродили в порту. В кармане расклешенных брюк, в который влезают только кончики пальцев, ношу трехрублевую бумажку. Уже две пропало, теряю или вытаскивают?
 В Ленинградском метро эскалаторы заметно длиннее московских. На станциях непривычно пусто. В Москве так бывает поздним вечером.
 Отделка выдает возраст станций. Некоторые станции похожи на комнату с множеством закрытых дверей. Поезд подходит. Двери вагонов открываются синхронно с дверями станции.
 На зимние каникулы я поехал в Улыбышево. Игорь тоже поехал, а
 Сашка остался в Москве. Нас поселили в зимнем корпусе. Коридора такого нигде больше не видал – метр шириной. Котел с борщом не пронести. На турбазе кроме ФЗУшников отдыхают заводские рабочие и служащие. Сборщицы и малярши с добрыми лицами, оторвавшиеся на неделю от изнурительного труда. Все фзушники тут же стали пить зубровку – водку, которая мебелью пахнет. Какая тоска. Идти некуда – вокруг снег, ни лыж, ни деда мороза. Решил назавтра уехать домой.
 Утром сказал об этом нашему сопровождающему, мастеру слесарей. Он запретил и забрал мой портфельчик. В портфеле смена белья. Чепуха, пусть забирает. Игорь тоже пошел со мной. Вышли на автобусную остановку. Ни расписания, ни автобуса. Все белое от снега, дорога, ветки деревьев и провода. Постояли с полчаса. Пошли во Владимир пешком. Снег хрустит. Морозно, но ходьба согревает. Часа за три добрались до города. У меня в кармане два рубля с мелочью, у Игоря ничего. Хватит ли на билеты? Хорошо, что собой ученический билет.
 Хватило на билеты и на четыре горячих чебурека. Как вкусно после дальней дороги. В электричке нас разморило. Вечером были в Москве.
 Портфель мне потом передали ребята, когда вернулись.
 В феврале нашу группу вновь наградили. На этот раз поездкой в
 Одессу на четыре дня, самолетом! Никогда еще не летал на самолете.
 Незадолго до этого в группе поползли разговоры, что я, Сашка и еще кто-то из наших стучит Николаю Федоровичу, что мы его любимчики.
 Дело сводилось к тому, что мы не должны лететь. Совершенно не помню подробностей. Ерунда какая-то. За неделю до полета в химкабинете
 Галина Николаевна стала уточнять список, поедет ли он. Я отказался, сказал, что на выходные уезжаю в дом отдыха. Соврал, конечно. Пусть сплетники подавятся. Какой там дом отдыха, когда здесь самолет,
 Одесса, Молдаванка и Пересыпь, биндюжники, море… с льдинами!
 Потехин тоже не полетел, а Сашка Журавушкин полетел. Вся злоба сосредоточилась на нем. Правда, ненадолго. Вскоре все улеглось.
 С февраля три группы из нашего училища ездят на репетиции в спортзале братьев Знаменских. Мы готовимся к предстоящему шестнадцатому съезду профсоюзов. Два раза в неделю на весь день нас снимают с уроков. Маршируем по нескольку часов. С нами в спортзале десяток фэзэушных групп из других московских училищ. В мегафон на нас орет ответственный дяденька. Ему всякий раз что-то не нравится, и мы начинаем все заново.
 Через неделю меня вызвали в профком, и председатель сказал:
 – Вот тебе знамя училища, будешь знаменосцем. Вези его в главное управление профтехобразования на Таганской площади.
 – Один? Что, своим ходом?
 – Да, один. А ты как думал. Товарищ Саахов, между прочим, в твои годы уже высокогорным районом руководил.
 Господи, подумал я, и вновь продолжается бой, и сердцу тревожно в груди, и Ленин такой молодой и юный октябрь впереди. Знамя метра два с половиной. Золотой наконечник с серпом, молотом и звездой.
 Золотистая бахрома. Взял его на плечо и понес на остановку 26-го троллейбуса, он как раз идет до Таганской площади.
 – На работу, как на праздник? – улыбаются навстречу рабочие. Они идут на вторую смену.
 Хорошо, что троллейбус полупустой. Знамя с трудом разместилось по диагонали на задней площадке.
 В управлении профтехобразования кроме меня, пять, шесть знаменосцев из других московских училищ. Их количество соответствует числу проходов между рядами в Кремлевском дворце съездов. Каждому знаменосцу придана пара девочек и пара мальчиков. Стали репетировать, ходить по залу туда – сюда, забыв обо всем на свете.
 Генеральные репетиции проводим во дворце съездов. Отрабатываем синхронность входа знаменных групп под музыкальное сопровождение.
 Смотрим, чтобы древко не скособочило, и вносить его нужно, слегка наклонив, высота дверей не позволяет.
 Наконец съезд открылся. Знаменные группы в парадной форме, с красными лентами через плечо, на голове фуражки, на груди комсомольские значки стоим перед закрытыми дверями. Вот они распахнулись. Полный зал народу, легкий гул. Торжественный марш.
 Затылки в зале исчезли, делегаты смотрят на нас. Улыбки. За знаменными группами потекли колонны фэзэушников. Знаменные группы вышли на сцену. Делегаты и президиум не могут налюбоваться на нас: -
 Посмотрите, какая смена растет. Телекамера, проезжая мимо, взяла меня крупным планом, и я передал привет Мирей Матье с Монмартра и
 Жерару Депардье из Сен-Клу.
 На трибуну поднялась стайка фэзэушников – декламаторов. Подняв подбородки, звонкими, задорными голосами ребята пообещали так держать, выполнить и перевыполнить, крепить и умножать все, что положено. Потом ребята прочли отрывок из 'Двенадцати' Александра Блока:



   Птичий рынок, птичий рынок
   Хороши у нас дела
   Мы идем на птичий рынок
   Чтоб купить себе щегла



 А затем ребята поблагодарили родную партию и лично Леонида Ильича.
 Что тут греха таить, по стране давно уже ходят слухи, что партия – наш рулевой. А на заборе у Прессового корпуса неизвестные нацарапали: 'Ленин! Партия! Комсомол!'.
 Потом нас отпустили. Колонны вернулись тем же путем, а знаменные группы ушли в кулуары зала заседаний.
 Ребята говорили, что в газете 'Труд' была фотография, где можно рассмотреть знаменосцев, но я так и забыл посмотреть.
 На большие праздники (май, ноябрь) в дворце культуры ЗИЛ проводятся концерты. 9 мая меня поставили за кулисы с маленьким, но ответственным поручением: вручить букет гвоздик. На сцене сухонький мужчина с гитарой. Сначала он рассказал немного из своей жизни, а потом спел под гитару. Пошли аплодисменты, и меня подтолкнули – иди.
 С улыбкой тридцатью шагами меряю сцену. Протягиваю цветы и говорю:
 …от имени и по поручению… почтеннейшее соблаговолите… и прочая, прочая, прочая. Дяденька дослушал меня, сказал спасибо, вернул букет и говорит: – Подержите пока, я буду еще петь.
 Отвернулся и запел песенку отважного капитана из кинофильма 'Дети капитана Гранта':



   У меня идет все в жизни гладко
   И аварий не было пока
   Мне знакома каждая палатка
   Где нальют мне кружечку пивка






   Я, друзья, не верю в обещанья
   Обещанья – это звук пустой
   Назначайте девушки свиданья
   Все равно останусь холостой



 Какое коварство. Что же делать? Оставаться на сцене? Глупо. Лучше гордостью любить, чем на шею вешаться.
 – Идиот-детЯм-морожено! – кричали мне фрезеровщики. – Удило грешное! – басили сталевары, ударники социалистического труда. Под гомерический хохот, переходящий в бурные, продолжительные аплодисменты я понес букет назад за кулисы. Ничего, над Суворовым тоже смеялись.
 С первого октября я стал заниматься математикой и частично физикой, для поступления в следующем году в вуз. Мне не хочется всю жизнь работать электриком. Октябрь я прожил в Кузьминках, потому что мама с Димкой в отпуске, в Тетьково. Отец тоже в отпуске в Анапе, я живу в его комнате. Каждый день прихожу домой в три или четыре.
 Ровно час даю себе на еду и ничегонеделание. Потом занимаюсь до одиннадцати и спать. Достал где-то задачник Сканави по математике, знакомые утверждают, что это сильный задачник. В первый день решил только два примера по теме 'упростить выражение', то есть без неизвестных. Остальные мне не под силу. Не идет, хоть тресни.
 Подсматриваю в ответ. Даже подогнать к ответу не получается. Решил начать с нуля. Привез с Фрунзенской учебники алгебры и матанализа с шестого по десятый класс. Потихоньку пошло. И примеры из Сканави стали получаться. К весне мог решать некоторые примеры двумя, тремя способами. Главное, что я понял: решение должно быть красивым. Ответ должен быть равен нулю, единице, одной трети, корню из двух третей и так далее, но ни как не корню из пятидесяти одного или трем и восьми десятым икс. Если в результате преобразований тождеств после нескольких этапов выражение становится громоздким, лучше бросить и начать заново. Приятно, когда почти все получается. На каком-нибудь двадцатом примере спотыкаюсь и оставляю его на будущее. На следующий день возвращаюсь к нему, и решение приходит. До вступительных экзаменов удалось дважды прорешать примеры из школьных учебников и учебник Сканави. Исписал десяток толстых тетрадей. Физика идет тяжелее. Но и внимания уделяю ей меньше. Если у меня будет красный диплом, а он будет, то придется сдавать только письменную математику. А физика придется сзавать, если математику сдам меньше чем на пять. Никак не могу решить задачу по геометрии из Сканави.
 Треугольник. Дан угол и медиана. Найти все остальное, включая готовальню и транспортир. Треугольник общий, без прямых углов. И так и сяк – не идет. Чувствую, не хватает какой-то формулы. Порылся в учебниках и справочнике по элементарной математике, ничего нового.
 Раза четыре возвращался к задаче, потом оставил ее. Случайно залез в справочник по высшей математике для вузов и нашел формулу, которой нет ни в школьных учебниках, ни в справочнике для элементарных математиков.
 Мне нравится, занимаюсь даже в обед, на работе. Кто-то из старших монтеров видит, чем я занимаюсь и говорит:
 – Ты не поступишь.
 – А почему Вы так думаете?
 – Не поступишь, куда тебе.
 Это потрясающе. Ничего не знает обо мне и так уверенно заявляет.
 Играть в ансамбле бросил, но гитару иногда вынимаю из чехла. Я рассказал Сашке о своих успехах в подготовке. Зимой мы пробовали готовиться вместе с ним. У Сашки идет очень тяжело. Ему не удается даже 'упростить выражение', как мне вначале. Подсказываю ему штрихом, намеком, и получается, но меня же не будет на экзамене. Я надеюсь, что Сашка потихоньку сам начнет. Но ему хочется сразу, без повторения с шестого по десятый класс.
 Пять – шесть человек из нашей группы тоже идут на красный диплом -
 Андрей Клочко, Миша Кунаш, Сергей Ефремов, Игорь Романов, других ребят не запомнил. Андрей запомнился. Он на Разметнова похож из
 'Поднятой целины'. Лицо – один к одному. Усы. Жесты те же. Взгляд и наклон головы чуть назад. Улыбка и речь. Не злой, самостоятельный и неторопливый. Через несколько лет я встретил его на заводе. Женат, двое детей, счастлив.
 Оставалось месяца два до окончания училища. После занятий мы с
 Шурой Потехиным едем на сороковом троллейбусе к метро. Днем народу мало. Сидим, сплетничаем про Сашку Журавушкина, рыжим называем. А
 Сашка сидит за спиной и все слышит. Мы заметили его, когда встали. У
 Сашки была растерянная улыбка. Мне было неловко. Наши отношения охладели. Хороший был друг, Сашка.
 Выпускные экзамены. Литература. Сидим, пишем. Вначале учебник лежит на коленях, потом прямо на парте. Сдуваем открыто. Нам нельзя ждать милостей от природы. Взять их у нее – вот наша задача. Главное не делать ошибок. Математика. На доске два варианта. Мне не сложно, решил оба. Второй, чужой, для тех, кому трудно. В своем сделал глупую ошибку, но быстро поправил. Дипломную работу человек десять защитили на отлично. Было не сложно. Моя тема – 'Разработка схемы управления двигателем мудреного станка'. Станок новый, поступил в
 ДОЦ недавно. Обрабатывает всякую деревянную мелочь. Двигатель его тормозится противовключением: нажимаешь красную кнопку и в следующую секунду шпиндель неподвижен. Три – четыре тысячи оборотов, а может и больше, сразу превращаются в ноль. Рубильник, предохранители, пускатели, тепловое реле, концевые датчики, двигатель, кнопки.
 Выпустили большинство с третьим разрядом, а отличникам дали четвертый. Разница в деньгах. У третьего месячная ставка 150 рублей, у четвертого – 180. Количество четвертых регламентировано и потому я не возражал против третьего – все равно иду в институт.




 Институт


 ВТУЗ при ЗИЛе. Для зачисления мне нужно сдать письменную математику на пять. На экзамен пришло ровно сто человек. Зашел, не торопясь, девяносто восьмым. Я и не думал, что первые будут рваться на лучшие места. 99-м зашел юноша, а сотый не явился, видимо заболел. Свободное место лишь за первой партой. Раздали варианты.
 Времени дали три часа. В моем нагрудном кармане шпоры с мелкими формулами на фотобумаге, на всякий случай. Мамины еще. Задания легкие, у меня быстро все получилось. Написал ответы с краткими промежуточными результатами и у каждого ответа поставил плюс, обведенный кружком – такая привычка появилась у меня, когда готовился. Вдруг я охнул: подумают, что сдул. Расписал более подробно все решения. Сижу, бездельничаю, чтобы попозже проверить заново. Хорошо запомнил ту нелепую ошибку, на экзамене в училище.
 Вопрос абитуриента сзади: 'Это вот синус, это как?' – поставил меня в тупик. Проверил, переписал на чистовик и ушел.
 Прошло несколько дней. Съездил в институт, узнал, что 'пятерка' и нашел себя в списке зачисленных. Вернулся домой и засомневался. Ведь на технологический факультет поступает девять Соловьевых. Может быть, это не я? Поехал на следующий день. В деканате мне показали мой экзаменационный листок с красной пятеркой. Если бы я получил меньше пятерки, пришлось бы идти на следующий экзамен.
 В нашу группу поступили два Соловьевых: Николай Евгеньевич и
 Николай Владимирович.
 Уволился из Модельного цеха, в который меня распределили после училища. Мне в нем сразу не понравилось. Мрак какой-то, ни как не сравнить с нашим ДОЦем. Проработал всего день и взял очередной отпуск на пятнадцать дней, во время которого и сдал экзамен. За отпуск получил семьдесят пять рублей – половину моей месячной ставки. Вышел из отпуска и написал заявление на отпуск за свой счет для сдачи экзаменов. Проболтался дома двадцать дней – по закону положено. После этого принес справку о зачислении и написал заявление об уходе.
 В первые выходные октября всех новоиспеченных студентов повезли с
 Киевского вокзала куда-то в Подмосковье на слет. На три дня. Жили в палатках на большой поляне, рядом речка и лес. Первый день собирали картошку. Вечером – танцы. На поляну подогнали грузовик, он вырабатывает ток для прожектора и музыки.
 Перед танцами выпили пшеничной водки. Но в меру. Танцуем толпой.
 Котильон за котильоном. Наконец, медленный танец. Студенток враз разобрали, вокруг одни парочки. Надо было быстрее соображать. Вот две девчонки танцуют. Сейчас мы с Сашкой Изюмовым их разобьем. Та, что повыше угловатая какая-то, пусть с ней Сашка танцует. Маленькая интереснее.
 – Вас можно, девушки? Молчат.
 Громче спрашиваю: – Разрешите вас разбить, девушки?
 Та, что повыше наклонилась к моему уху и сказала, что она парень.
 Не зря она мне не понравилась.
 На следующее утро состоялся спортивный праздник. Перетягивали канат десять на десять человек. Мне было приятно, что мои альпинистские ботинки заметили девочки. Ни у кого нет таких. На толстенной подошве, с крючками, а не дырочками для шнурков.
 Стоит пудовая гиря. Желающие подходят, тягают. Смотрю, как это получается у других – чем я хуже. Оторвал ее от земли и поставил на место, никого не зашибив.
 Потом побежали кросс на километр. Я пришел последним в двадцатке и долго не мог отдышаться. Физрук сказал мне: – Присядь на корточки и дыши глубже, будет легче. Минут через десять я отдышался. Вот оно курение и слабая физическая подготовка. И еще ботинки чугунные на ногах.
 Учиться легко. Только вот по начерталке не все понятно.
 Заканчиваем учиться как дети в два часа. И так весь первый семестр.
 В группе двадцать три мальчика и две девочки. Половина группы иногородние ребята из европейской России. Они не отличаются в поведении и одежде от москвичей, вместо 'шкафа' они говорят
 'шифоньер', а вместо 'ботинки' – 'туфли'.
 Девчонки обе иногородние. Одна почти сразу забеременела и со второго курса пропала. А про Маринку говорят, когда она пишет конспект по 'Капиталу', у нее получается больше чем у Маркса.
 Красивые девчонки экономистки. Другие специальности в институте: чугунно-кузовные или литейно-поршневые. Там учатся ненормальные девочки.
 Никогда не мог представить себе жену, мешающую суп и думающую о жиклерах экономайзеров.
 Платят нам хорошо – сорок пять рублей в месяц. Это обычная, не повышенная стипендия. В других вузах обычная – тридцать пять рублей.
 Поначалу мы крепко пили после занятий, не пропускали недели. На старших курсах все реже и реже. К четвертому курсу пить бросили, как-то не сговариваясь. То же самое происходит со всеми студентами четвертого курса. Взрослеют что ли. Пьющие остаются единицы.
 Обязательные случаи для выпивки – сдача сессии, день рождения или праздник.
 Освобождаемся мы рано – ежедневно всего три пары, кроме того, можно и уйти с лекции. Родители в это время на работе. Сорвавшаяся группа едет к тем, кто удобнее всех живет. Сашка живет на Таганке, а я на Фрунзенской. Друзья разворачивают меня у раздевалки, не давая даже раздеться, берут под руки и выводят. Я дружу с Мишей и Юрой.
 Они поступали вместе и живут вместе на Водном стадионе. Другие завсегдатаи нашей компании: Сашка Изюмов, Гросс из Чертанова и
 Славка Пупок. Гросс потому что большого роста, а Пупок – потому что жизнь такая. Пупком Славу назвал Гросс – его друг. Кажется, в
 Шукшинском фильме есть персонаж Пупков.
 Перед приходом предков мы расходимся. Если пьем у меня, я выхожу вместе со всеми проветриться. Домой возвращаюсь, если уверенно могу произнести 'Примус. Признание Америки. Москвашвея'.
 Сашка Изюмов часто приглашает нас, когда дома нет отца. Его папа кандидат наук и вообще строгий. Однажды мы видели его. Сашка пригласил нас троих 7-го ноября на вечеринку. Вышли из лифта, а
 Сашка говорит, подождите пока здесь. Мы остались на лестничной клетке. В открытую дверь видно: в конце длинного коридора ванная.
 Спиною к нам двухметровый дяденька в трениках и майке что-то стирает. Папа разрешил и мы зашли. Вскоре папа ушел, а мы танцевали.
 Сашка еще за несколько дней сказал, что девчонки будут и для нас, но было две девочки с двумя незнакомыми нам мальчиками и Сашкина подружка. Мы танцевали в носках, а девочки в чулках – папа не велел в обуви. Мы с Мишкой натанцевались и ушли в соседнюю комнату с накрытым столом. Мишка много выпил. Сидит за столом и пытается попасть пирожным в форточку. Промахивается и мне приходится вытирать стекло. Однажды и я согрешил. Перед тем, как разойтись Сашка раздал всем по холодной котлете на дорожку. Я уже вязал лыко с трудом и посему, не объясняя ничего, взял за рукав Гросса и Мишку и повел их к вешалке в прихожей. Снял чью-то ушанку (папину, чью же еще) и положил котлету за козырек. И что греха таить – пальцами размял.
 Надругался паразит над советским ученым. Теперь его в метро будут дергать:
 – Товарищ, почему от Вас котлетами пахнет?
 Первая сессия. Первый экзамен – История КПСС. Получил три. Ну, думаю, поехало. Теперь на следующих экзаменах будут судить по этой тройке. Но вот – пятерка по химии, четыре по мат. анализу и черчению. Слава богу!
 Трудно идет физика. По физкультуре с трудом бегаю и не могу переворачиваться на перекладине. Как только задеру ноги, и голова повиснет вниз, сразу теряюсь. Крокодилы ведут себя точно также, когда оказываются вверх пузом. Перевернуться мне помогает староста группы. Он все умеет, он бывший сержант.
 Бег и атлетика проходят на стадионе 'Торпедо'. Вам хорошо известны эти ступеньки, по ним в фильме 'Вратарь' сбегает Антон Кандидов.
 На новый год я пригласил несколько друзей к себе. Нарядил елку.
 Мама и Димка к кому-то уехали праздновать. Было восемь человек, поровну девчонок и мальчишек. Девчонки незнакомые, кроме Наташи, ребята – Сашка, Юра и еще один незнакомый мальчик. Оля, которая мне понравилась, во втором часу ночи засобиралась домой, первого числа у нее дежурство в больнице. Проводил ее до метро. Я целовал ее в губы, когда танцевали и когда сидели в полумраке на диване. Это вторая девушка, которую я целую в губы.
 Оля похожа на одну из девушек в фильме 'Семь невест ефрейтора
 Збруева'. Когда смотрю – вспоминаю. У нее волосы тоже убраны в хвост, лицом немного похожа. Оля интересуется живописью и лесом, она добрая и умная, она давно замужем, у нее сын.
 Весенняя сессия, сдаем начерталку – самый сложный пока предмет.
 Про заведующего кафедрой Минай Мироныча ходят легенды. Рассказывают, как он берет у студента свернутый ватман, смотрит в него, как в подзорную трубу и говорит:
 – Да, что-то есть. Попаду в урну – получите удовлетворительно. Или про то, как Мироныч шел между рядов в аудитории и сказал:
 – Кто мне сейчас даст закурить, получит пять в семестре.
 Какой-то студент без всякой мысли протянул 'Яву'.
 – Фамилия?
 С тех пор все стали носить сигареты.
 Нашу группу бог миловал. Начерталку сдаем спокойной женщине. Минут двадцать проходит с начала экзамена. Сидим, чертим. Вдруг – двери настежь. Впереди Мироныч, позади свита из пяти человек. Мироныч сходу отправляет одного за другим двух студентов учиться в рыбный университет и кондитерскую академию. Остальные трясутся. Лене поставили четыре, он не согласен, хочет пять, безумец!
 – Это кто там хочет пять! – спросил Мироныч. Преподаватели замолчали и опустили руки. Повисла гробовая тишина. Но пять Леня все-таки получил.
 По традиции студентов первокурсников заставляют идти на демонстрацию трудящихся первого мая или седьмого ноября. Нам выпало первое мая 1979 года. Рано утром приехали к заводу. Здесь сбор участников. Втузовцы идут в авангарде колонны Пролетарского района, несут красные флаги на длинных флагштоках. Впереди нас только эмблема – подшипник с надписью в две строки 'Пролетарский район'. За нами идет весь ЗИЛ, заводы 'Динамо', 'Шарикоподшипник'. Перед площадью Серпуховской заставы слева появилась еще колонна. День хороший, солнце встает, идем весело. Многие мужики временно выбывают из строя группами по три и возвращаются хмельными. На Манежной площади колонны остановились. Во многих окнах гостиницы 'Националь' видны мужчины в белых сорочках, которые смотрят на площадь, заполненную демонстрантами. Двинулись на Красную площадь.
 Исторический и ГУМ украшены громадными красными плакатами. Красная площадь залита музыкой из громкоговорителей:



   …Идут хозяева Земли, идет рабочий класс
   Руки рабочих, вы даете движенье планете
   Руки рабочих, мы о вас эту песню поем
   Руки рабочих создают все богатства на свете
   Землю родную прославляя трудом.



 Звучат поздравления и призывы к трудящимся страны:
 – Слава родной Коммунистической партии – организатору и вдохновителю всех наших побед!
 – Да здравствует советские профсоюзы – школа коммунизма!… Ура, товарищи!!!
 – Да здравствует Ленинский Комсомол – верный помощник коммунистической партии! Ура!
 – Сто одежек и все без застежек!…. Капуста, товарищи!!
 На трибуну мавзолея поднимается родное политбюро в шляпах и лично
 Леонид Ильич. Вся страна знает их как облупленных: Они в городах не блещут манерой аристократов. Но в чутких высоких залах, где шум суеты затих, страдают в бродячих душах Бетховенские сонаты, и светлые песни Грига переполняют их. Поднимаясь по ступеням мавзолея, политбюро поет хором:
 Будет людям счастье, счастье на века
 У советской власти сила велика
 Сегодня мы не на параде
 Мы к коммунизму на пути
 В коммунистической бригаде
 С нами Ленин впереди.
 У микрофона иностранные гости. Фидель Кастро, кубинский руководитель:
 – Цигель, цигель, ай люлю!
 Эрик Хоннекер, председатель Социалистической Единой партии Германии:
 – Доннер Веттер!
 Радостные лица демонстрантов в едином порыве скандируют тысячекратное: 'Ура!', 'Слава!', 'Что посеешь – то пожнешь!'.
 Демонстранты несут портреты членов, кумачовые лозунги, транспаранты:
 'До свиданья, будь здорова, пионерчатое слово!',
 'Без лишних слов, без громкой фразы, в любых условиях, везде большое дело водолазы спокойно делают в воде',
 'Уходя, гасите свет, здесь за вами нянек нет!',
 'Паровоз – хорошо, самолет – хорошо, а олени – лучше',
 'Индийские еги, кто они?'.
 Леонид Ильич целуется с мыслящими кругами политбюро. А ткачиха с поварихой с сватьей бабой Бабарихой извести его хотят, целоваться не велят…
 Во время прохождения по главной площади страны наши колонны разделены плотными рядами дяденек в штатском, повернутыми через одного то в одну, то в другую сторону.
 На Васильевском спуске колонны рассеиваются, демонстранты бросают в кузов грузовиков реквизит, и идут пешком до Таганки, к ближайшему метро. В этот же день я уехал в Ватутинки, в дом отдыха.
 Летом после первого курса мы с мамой поехали в Тетьково. Впервые еду с Савеловского вокзала. В Кашин приехали поздно вечером. Нас, человек десять, встретил автобус дома отдыха. На месте были в начале двенадцатого ночи. Все отдыхающие уже спят. А для нас в столовой кефир с хлебом и двумя ломтиками сыра.
 Жили в кирпичном корпусе. Рядом с ним двухэтажные деревянные, жилые терема, клуб и библиотека. Дорожки не асфальтированы, а уложены плиткой. Очень зелено. Старые сосны. Под ними тропинки с бугристыми корнями усыпаны желтой иглой. Пробовал бегать утром по этим мягким тропинкам, разве восемьсот метров это бег.
 Внизу течет Медведица. Спуск к ней крутой, на склонах растут сосны. Медведица усыпана лилиями и кувшинками. Она часто вьется, обнажая на изгибах песчаные пляжи. Здесь загорают отдыхающие. Много слепней. Они жужжат над головой, даже когда плывешь.
 На лодочной станции два десятка лодок. Прокат бесплатный. Если выйти сразу после завтрака, солнечным утром, то за два часа можно доплыть до плотины ниже по течению, и успеть вернуться к обеду.
 Проплывают деревни то на одном, то на другом берегу. У воды стоят лодки. Дяденьки шутят – проезжают в метре на моторке, и лодку начинает качать, как неваляшку. Трава на берегу короткая – коровки и козы регулярно стригут. В обратную сторону, вверх по течению проплываю под высоким мостом, за ним село Троица. В селе почта – деревянная изба, очень уютная. Входишь – на стене портрет Михаила
 Калинина, а не Леонида Ильича. Троица – родина Калинина.
 Еще дальше на середине реки островок, поросший травой и кустарником. Русло становится уже и мельче.
 Медведицу можно перейти по навесному мосту. На другом берегу луг с крупной ароматной земляникой. Трудно оторваться. Солнце палит, слепни жужжат. Собирать лучше на коленях и негромко урчать.
 За лугом дальше грибные леса. Молоденькие сосны на светло-желтом песке, выжженная солнцем травка, мхи и лишайники. Вот и змеи. -
 Тега, тега, тега. Семь, нет, восемь. Жмурятся и покусывают ботинки.
 В доме отдыха хорошая библиотека. Взял публицистику Твена. Очень смешно, смешнее, чем его рассказы.
 Попробовал играть в большой теннис. Партнер оказался такой же специалист, как я, и мы замучили друг друга.
 В августе трех студентов из нашей группы отправили на строительство элеватора в Бирюлево. Мы стали бетонщиками второго разряда. Интересно, что часовая ставка бетонщика точно совпадает с часовой ставкой электромонтера и водопроводчика того же разряда.
 Перекидать кубометр песка стоит несколько копеек, а поставить колонну – семь рублей.
 Делаем опалубки. Вибратором рыхлим раствор с галькой, как в фильме
 'Карьера Димы Горина'. Работа действительно тяжелая. Вибратор просто засасывает вглубь. Ручка у нашего менее удобная, чем у Диминого.
 Обедаем в вагончике-столовой – тарелка щей стоит одиннадцать копеек, или ходим в универсам за кефиром и хлебом.
 Второй курс начался с разделения группы на две части. Одна часть днем работает и вечером учится, другая в это время учится днем.
 Через неделю части меняются. Группу поделили по языковым признакам: на немецкую и английскую.
 Нас оформили в заводские цеха. Мы с Олегом попали в цех ПТК – подвесных толкающих конвейеров, электромонтерами третьего разряда.
 Олег из Смоленска, отслужил в армии, уволился сержантом, женат, под носом усы. Порядочный, не могу представить его, издевающимся над солдатом.
 Как и все новички, мы получили спецодежду бывшую в употреблении.
 Новую выдают через полгода.
 Подвесные толкающие конвейера разбросаны по всему заводу.
 Подвесные – потому что подвешены, бывают напольные. А толкающие, потому, что подвеска с деталями не прикреплена жестко к цепи.
 Кулачки цепи толкают подвеску, и она сама катится по направляющей.
 Удобство в том, что подвески могут переходить с одного конвейера на другой, сортироваться по признаку пустая – с деталями или по типу деталей, складироваться на перекрестках. Вся информация о типе деталей и значит, о маршруте пишется на две магнитные пластины на задней тележке подвески.
 Мы попали на конвейера в цех окраски. Грузовики привозят сюда кроватки со всевозможными деталями из других цехов в основном из
 Прессового корпуса. Эти детали рабочие навешивают на подвески.
 Дальше они едут на мойку, окраску и сушку. В конце цикла другие рабочие снимают детали и складывают их в кроватки. Машины отвозят кроватки на сборочный конвейер.
 В мастерской электриков две группы электромонтеров – те, кто смотрит и обеспечивает движение подвесок, и те, кто ремонтирует их.
 Мы с Олегом ремонтируем подвески.
 В цеху от многочисленных конвейеров стоит такой грохот, что позвать по имени кого-то просто не возможно. Рабочие друг другу кричат 'Эй!!!'. Если работы нет, просто сидим и курим, устаем от шума также как от работы.
 Зимой в цеху тепло. На сотни метров тянутся 250-градусные печи для сушки покрашенных деталей. Не здороваясь, бегают крысы. Тыловые и канцелярские.
 Летом мастерская электриков работает только до обеда. Никто домой не уходит, просто разбредаются кто куда. В цеху стоит невыносимая жара.
 Каждое утро начинается с раздачи заданий на текущий день. Задания записываются в замызганный, промасленный журнал с графами: Название работ | Исполнитель | Подпись. Для разнообразия пишу: 'Ремонт подвесок | Вел. Кн. Николай | подпись'. Никто даже не заметил. В институте у нас на курсе учился студент Федя. Он где-то доставал бланки для стипендии. Уже с печатью, оставалось вписать свою фамилию и расписаться за декана. Феде отказывали иногда в стипендии из-за задолженностей по зачетам и экзаменам, поэтому он прибегал к такой хитрости. Получал, получал Федя по поддельным справкам, потом ему надоело подделывать подпись декана, и он стал подписываться своей фамилией. Это заметили. Такого надругательства над отечественной высшей школой Феде не простили, отчислили.
 Ремонт подвесок – работа тяжелая. Больше слесарная, чем для электрика. Снимаем токосъемники с передней тележки и ставим новые, заменяем шток, заменяем магнитные пластины, если погнуты или вкручиваем винт, если она болтается на одном. Работают обе руки: в одной пассатижи, в другой отвертка. Ремонтная площадка под потолком, жарко. Часто приходится не скручивать винты, а сбивать зубилом – они пригорают после прохода через мойку и печи.
 Рядом с ремонтной площадкой шесть мягких сидений от грузовика.
 Кто-то давно принес их из соседнего цеха. Это не проблема, лишь бы не за территорию завода. На сиденьях мы курим с комфортом. Если кто-то задремал, комсомольцы – добровольцы обязательно запалят его шнурки сигаретой. Шнурки будут дымить, дымить, пока совсем не истлеют или пока сам вольтерьянец не проснется от запаха.
 Мы работаем с восьми до без пятнадцати пять. После работы умываемся и переодеваемся. В раздевалке у каждого свой шкафчик.
 Выходим из цеха и по пути к проходной пересекаем площадь перед
 Инженерным корпусом. Из корпуса в это время высыпает толпа инженеров. Они заканчивают в пять, но не тратят время на переодевание и умывание, как мы. Гляжу на эту толпу и думаю: 'Зачем их так много?' При любом цехе есть техчасть, в которой работает инженер-технолог. Он в состоянии решить все вопросы, связанные с технологическим процессом. А эти то, что делают? И так думает каждый рабочий рядом со мной. Прошло три года, и я сам оказался в
 Инженерном корпусе сначала в качестве техника-конструктора, потом инженера. Тогда я понял, что эти инженеры не едят хлеб даром. Заводу дешевле держать этот штат, чем заказывать в сторонних организациях автоматические линии, специальные станки или роботы.
 У студента выходит около ста рублей в месяц. Две недели мы работаем и две учимся. Получаем зарплату за пол месяца работы и стипендию за пол месяца учебы. За бездетность со студентов не берут
 – у них много времени уходит на учебу, никак не могут сосредоточиться на детях.
 Осенью и весной в институт я хожу в старом Димкином плаще. Мне он нравится, импортный бежевый, с множеством деталей спереди и сзади, погончики, ремень, по моде 70-х он выше колен. А к зиме мама сшила мне полушубок из какой-то старой шубы. Выкроила из лучших кусков. На груди пришлось сделать молнию – для пуговиц не хватило материала. По бокам широкие драповые вставки. Если держать руки по швам, то кажется, что полушубок полностью из меха. На моей голове – шапка из черного мертвого кролика. Тоже чья-то старая. Когда-то ее ежедневно били об пол, когда плясали 'Барыню'. Какой-нибудь Сатин или Лука.
 С третьего курса, шубу сменил на драповое пальто, а кроличью шапку на нутриевую. Светлая шерсть, похожая на кабана. Три года от моей головы пахло этим кабаном. Но она все-таки внешне приличнее, чем кроличья, если спереди смотреть.
 Некоторым студентам их обеспеченные родители покупают детям джинсы. Одни брюки или с джинсовкой. В нашей группе таких студентов нет. Цена на джинсы колеблется от шестидесяти рублей (за снятые с мертвого бездомного), до ста пятидесяти за 'Wrangler'. Зарплата инженера – сто двадцать рублей. В продаже джинсов нет, их покупают у фарцовщиков. С 82-го на ЗИЛе появились в распродаже индийские, румынские джинсы по цене семьдесят – восемьдесят рублей. Еще нужно выиграть талон на распродажу, только тогда можно стать их обладателем.
 Трудно, даже невозможно купить в Москве летнюю майку, более – менее приличную, с иностранными надписями и картинками на груди.
 Надписи могут быть любые, никто их особенно и не читает. Главное – латинские буквы – признак зарубежного качества. Майки, что висят в магазинах, можно носить только дома или зимой.
 В моде импортные полиэтиленовые пакеты с портретами зарубежных певцов и групп. Купить их можно только у фарцовщика, за пять рублей.
 Отечественные пакеты стоят шестьдесят копеек, но на них изображено что-то стыдное. Ручки импортных пакетов слабоваты, много учебников в него не положишь. Сашка Изюмов хитрит: внутри фирменного пакета он носит советскую сумку, прочную, как бронежилет. Со временем его фирменный пакет обветшал, изображение на нем стерлось. Однажды мы поняли, что Сашка вешает лапшу гражданам. На перемене, когда Сашка курил, Юра нашел в шкафу навесной замок и подвесил Сашкин пакет к трубе отопления. Ключ выбросил. Все, теперь только пилить.
 Дома комната студента оклеена фотографиями зарубежных поп- групп и певцов. Это вырезки из зарубежных журналов. Кто-нибудь приносит в институт, пять листочков. Какая прелесть. 'Абба', 'Мик Джаггер', еще
 'Абба', 'Смоки', как хочется повесить их у себя. Пожалуйста, пять рублей листок. Зарубежные журналы не продаются в стране.
 У своих знакомых и друзей студенты достают и переписывают записи групп 'Пинк флойд', 'Beatles', 'Queen', 'Kiss'. Из наших популярна
 'Машина времени'. Ни о Галиче, ни о Визборе, ни об Окуджаве ничего не слышно.
 На третьем курсе начался сопромат. 'Сдал сопромат – можешь жениться'- говорят студенты. Оказалось ничего страшного. Пол группы получили отлично. Человек семь решили сразу же, не откладывая, отметить успешную сдачу на третьем этаже, в свободной аудитории.
 Вообще-то третий этаж первого корпуса опасный, здесь расположены кафедра и кабинеты общественно-политических наук. Заперлись на стул, развернули на газетке колбаску, открыли несколько чекушек. Кто-то курит. Колбаска докторская. Мясомолочная промышленность СССР выпускает еще любительскую и отдельную колбасу. К праздникам из
 Финляндии завозят салями и сервелат, но в магазинах открыто они не лежат. Салями для нашей семьи достает Няня в своем магазине…
 Хорошо сидим. Кто-то в дверь рвется. Сняли стул, на пороге женщина-преподаватель. Что ли запах дыма она почувствовала или громкие голоса привлекли. Уверенность сошла с ее лица, когда тетя увидела задымленную аудиторию, семь раскрасневшихся комсомольцев, а нос ударил запах спиртного.
 – Мальчики, вы что, здесь курите?
 – Что Вы, тетенька.
 Тетенька вышла, а мы быстро собрались и унеслись в другой корпус.
 Юрка Антидюринг разбил бутылку портвейна в своем дипломате и замочил курсовой по деталям машин. Юрку однажды спросил доцент: 'Назовите деятелей международного коммунистического движения' и он стал перечислять: Маркс, Энгельс, Антидюринг…
 На стендах у деканата технологического факультета кто-то упорно исправляет первую букву в фамилии преподавателя Туев на другую.
 Большими буквами: 'Если книг читать не будешь – скоро грамоту забудешь!'. Студенческая стенгазета: рукописная статья, сбоку карикатура: ректор поливает лейкой ветвистые дубы.
 Вахтера на входе студенты будят в пять утра: – Папаша, открывай.
 Они задержались, всю ночь играли в преф.
 В столовой мы едим по льготным талонам. С талоном обед стоит тридцать пять копеек, без талонов – шестьдесят. Деньги на талоны ежемесячно собирает Гросс – это общественное поручение. Мясо в столовой как подошва, компот разбавлен, как и везде. Лишь однажды мне посчастливилось выпить неразбавленный компот в столовой литейного цеха. В литейном народ строгий. Кастрюлю на голову оденут прохвосту. В середине 70-х литейщики бастовали. Вышли толпой к парткому и потребовали повышения зарплаты. По этой причине партком вскоре вынесли за территорию завода. Теперь, чтобы в него попасть, нужен пропуск для турникета. А в рабочее время все пропуска в табельной. Партия строго настрого запретила расхитителям социалистической собственности из литейного цеха разбавлять компот и уменьшать порции блюд. В других цехах все осталось по-старому.
 Раз в году в Москву привозят бананы. Воруют у обезьян. Это страшный дефицит, хотя и стоят они два рубля за килограмм. Сначала в нагрузку к бананам давали галоши, вскоре партия запретила. Столовые тоже получают бананы, но, как обычно придерживают, как любой дефицитный товар. Бананы портятся и из них делают компот. Зимой, кстати, в Москве фруктов почти нет. Если в каком-то магазине появились апельсины или мандарины, мгновенно вырастает очередь, а через два часа опять шаром покати.
 Летом в столовой появляются салаты из помидоров и огурцов.
 Помидоры на тарелках не порезанные, а раздавленные, а огурцы всегда горькие. В супе плавают порванные руками листы капусты. И совсем не руками. Капусту топчут ногами на овощной базе. Будет людям счастье, счастье на века, у Советской власти сила велика.
 Тока бы не было войны.
 В нашей группе стали популярны кроссворды. Мы даже иногда соревнуемся, кто быстрее Сашка Изюмов, Миша и я. Кроссворды есть в среду в 'Вечерней Москве', в субботу и воскресенье в той же
 'Вечерней Москве', в 'Московской правде', 'Гудке', 'Московском комсомольце', 'Лесной промышленности', 'Ленинском знамени'. Максимум приходится на субботу – девять газет с кроссвордами. Журналы не в счет, они дороже. 'Огонек' например, стоит тридцать пять копеек, а любая газета две, три копейки. Мне интересно разгадывать. Кроссворд
 – это фундамент старой крепости. Вначале стараюсь отгадать слова по периметру и замкнуть его по возможности. Дальше отгадываю слова внутри, укрепляя перегородками главные стены.
 На второстепенных скучных лекциях мы играем в игру опрос, сами изобрели. Участвуют все и в тоже время в аудитории тихо. Из уст в уста передается вопрос: 'Кто у нас женщина?' Все пишут записки с именами, и передают их в шапку для голосования. Спикер вынимает бумажки и оглашает. Большинством голосов женщина у нас Сашка, а
 Марина, единственная девушка в группе, на третьем месте. Интересно, что на вопросы 'Кто у нас самый тупой?' и 'Кто у нас самый умный?' побеждает один и тот же кандидат.
 Дурачимся на лабораторных работах по электротехнике. Преподаватель
 Сороконожкин человек весьма рассеянный. Однажды он написал формулу для электрического тока, с которой можно поспорить: I = U*R.
 Сороконожкин стоит у одного из стендов разбирается со схемой, прикручивает провода. Вокруг него сгрудилась часть студентов. Гросс и Славка в это время с трудом запихивают, заталкивают в Сашкин дипломат черный мегомметр. А когда Сашка обнаруживает его и, ругаясь, начинает вынимать, они поднимают шум и зовут Сороконожкина:
 – Вот! Посмотрите! Посмотрите, что делает! Читают на твоем челе печать проклятия народы. Ты ужас мира, стыд природы, упрек ты богу на Земле.
 Кто-то достает из своего дипломата оконцованные провода со стенда, а я из своего – десяток погнутых алюминиевых столовых ложек из столовой.
 – Дожили, православные! Уже ложки из столовой выносят!
 – Да ты рубаху у него задери и сам почитай! У него вся спина красной плеткой исписана!…
 – А нам стыдно дышать с ним одним воздухом. И нам хочется открыть рот и выбросить этот воздух из себя. Позор! Говорим по буквам: Петр,
 Ольга, Захар, Омлет, Ра-фи-над!.. По-зор!!
 Сороконожкин молча смотрит на все, интересно, что он думает.
 В конце четвертого курса я вдруг понял, что такое электрический ток. У нас появился предмет Гидропневмоавтоматика, он помог увидеть аналогию в движении воды и тока.
 Не все слова я говорю правильно. Юра заметил у меня 'скоко время' и с тех пор я стал обращать внимание на: 'со скольки'; 'полкило';
 'красивЕе'; 'тефтЕли'; 'асексуары', 'эльфы и сифилиды'. Прежде чем сказать неправильное слово, делаю паузу, и все получается:
 – Со… в котором часу завтра собираемся?
 – В восемь. Мы втроем придем.
 – Всколькером?
 – Втроем
 Новый предмет – 'Промышленные роботы'. На лабораторном занятии, на столе стоит робот – ящик с одной рукой. Чудо техники. На ящике кнопки – вверх, вниз, вправо, влево, взять, отпустить. Робот может взять что-то и переложить в другое место. Доцент вышел и наши дали ему граненый стакан. Держит. Стал поворачиваться – уронил. А если бы он вез патроны?
 Первый семестр четвертого курса начался как обычно. А в конце сентября нам вдруг объявляют, что всех студентов снимают с учебы и отправляют на овощную базу или на конвейер по выбору. Мы как-то были на этой базе года два назад. Тоже осенью. Всего один день. Грузили капусту. Больше хулиганили, чем работали, вечером кидались кочанами в лампочку. Капуста легкая, белокочанная.
 В актовом зале всем студентам в плечо сделали пистолетом прививки против гриппа. Мне совсем не хочется работать на базе. На конвейере легче. Здесь тоже двухсменный режим, первая смена с 7 до 15 часов, вторая с 15 до 23-х. Но здесь как минимум гарантирован выходной в воскресенье, или в воскресенье и субботу. На овощной базе никаких гарантий. За каждое мелкое нарушение – штраф. Штраф означает, что деньги за текущий рабочий день не начисляются. Платить обещали четыре рубля в день и на базе и на конвейере. Многие высказались за конвейер, но желания студентов проигнорировали, и мы оказались на овощной базе. Разгружаем вагоны с картошкой. Картошка в мешках или врассыпную. Двое студентов в вагоне. Они кладут мешок на плечи подходящему. Мешок нужно пронести несколько шагов и положить на платформе. Постепенно на платформе вырастает гора, на которую теперь приходится забираться с мешком на спине. Это уже тяжелее. Перекур разрешается раз в час. Вагон не принимается, пока не будет полностью чист от картошки. Вторая смена заканчивается в 12 ночи, а в 12.15 с ближайшей платформы отходит электричка в сторону Павелецкого вокзала. Умываться некогда, нужно бежать на электричку. В час ночи закрываются переходы в метро.
 Женьку штрафанули, за то, что он покатался на автопогрузчике.
 После обеда есть свободное время, заглядываем в цеха с фруктами.
 Розовый виноград и яблоки едим немытыми. Дня через два студентов стало меньше, потом еще меньше и еще. Мишка, который уже два дня как закосил под люмбаго, посоветовал мне какие-то таблетки от кашля. В них кофеин, от которого поднимется температура. Я съел несколько штук. Пошел в свою 117-ю поликлинику. Терапевт бюллетень не дает, даже главврач не дает – у Вас, говорит, есть своя поликлиника, зиловская.
 Что же делать? Пришел домой, купил по дороге два пломбира, большие, за сорок восемь копеек, и съел их один за другим. Не помогает. На улице октябрь. Вылез на балкон босиком – не берет.
 Хорошие прививки сделали. Тогда решил порезать руку. Захожу в ванную, чтобы не забрызгать пол. Нужно, нужно – заставляю себя, иначе тебя опять ждет рабство. Вернулся в ванную, поставил руку под холодную воду. Не могу и все. Выключил в ванной свет, может быть, будет легче в темноте. Все напрасно. Как только беру ножик, ничего не могу поделать. Вот если бы кто-то другой. Порылся в инструментах, нашел клещи. Захватил ими кожу на ладони, отвернулся и шарахнул по клещам молотком. Получилось, полилось. Быстро в ванную, чтобы не пачкать пол. Кое-как перебинтовал и отправился в травмпункт. Там рассказал историю, как мастерил что-то, и соскочили клещи. Кисть забинтовали и дали освобождение на девять дней. Эти дни я проработал в институте, на легкой работе, вместе с больными люмбаго.
 Освобождение кончилось, и однажды утром к восьми часам я снова поехал на базу. Поразительно, но студентов тут не оказалось. Всех сняли раньше срока на две недели. И предупредить меня никто не мог, чтобы зря не ехал – все друзья работают в институте. Что ж это хорошее известие.
 В нашу группу перевелись два студента из Сибири. Один неплохой мальчишка, Сережка, очкарик, я от него гриппом как-то заразился, а второй Пельменев с нехорошими глазами. Однажды я связался с ним, напился и уехал в Тамбов. Он предложил поехать к своим подружкам.
 Водка – моя. Он все наврал. Сначала мы колесили по городу, потом распили одну бутылку в кафе на Белорусской. Поехали куда-то на метро. По пути я влюбился в одну девчонку. С ней ехали две подружки.
 Мы поехали провожать их на Павелецкий. Пока ждали поезд, распили вторую бутылку. Девчонки отказались, и мне пришлось выпить второй стакан. Началась посадка на тамбовский поезд, и мы зашли с девчонками. Потом проводница сказала провожающим: 'позвольте Вам выйти вон'. А я не выхожу, разговариваю с ангелом чистой красоты.
 Проводница стала ругаться. Я воспользовался тем, что она отошла, и спрятался в ближайшем купе. Было уже поздно, люди лежали, и свет в купе был выключен. На меня зашикали. Я извинился и обещал, что выйду, через минуту. Поезд тронулся. Я вышел из купе, а в каком едут подружки – не знаю. Проводница вывела меня в закуток между тамбуром и коридором. Там я сидел и спал до первой остановки. Огляделся. Это что за остановка, Бологое иль Поповка? А трудящиеся говорят: -
 Нарьян-Мар мой, Нарьян-Мар. Городок не велик и не мал. У Печоры у реки здесь живут оленеводы и мухлюют рыбаки.
 Вокзал – большая изба. Прихожая и комната с лавками вдоль стен для пассажиров и окошком кассы. Горит лампочка, сидят и спят колхозники, человек двадцать. В прихожей света нет, тут в потемках кто-то наступил на крысу. У меня всего двадцать копеек. До Москвы билет стоит около пяти рублей. Первый поезд в Москву будет только после десяти утра. Когда рассвело, по узкой снежной тропинке между сугробами пошел в продовольственную лавку, продать свой 'Паркер' – все, что у меня есть ценного. Хорошо, что в магазине пусто.
 Предложил продавщице за пять рублей. Она посмотрела и отказалась.
 Узнал у нее, где найти начальника станции. Опять узкой тропинкой к другой деревянной избе. Захожу к начальнику – так и так, нужен билет до Москвы, когда приеду домой, сразу вышлю Вам деньги, можете записать мой адрес… У меня нет денег на дорогу, пытался продать ручку, не берут… Начальник выслушал, но тоже отказал.
 В одиннадцатом часу подошел московский поезд. Платформы нет, залезать в вагон нужно с насыпи. Попытался в последний вагон – проводница стала кричать и закрывать дверь вместе с моим ботинком.
 Тогда я купил в кассе билет на двадцать копеек, лишь бы посадили, буду ехать, пока не выгонят. Сел. Мне повезло, контроллеров не было.
 Через пять часов был в Москве.
 В начале пятого курса группу перевели на инженерно-технические должности. Мы стали техниками-конструкторами с окладом 95 рублей. Я попал в отдел гидроавтоматики. Люди замечательные. Интересно, что никто из конструкторов здесь не имеет образование по автоматике. Все разных лет выпускники ВТУЗа по 'Кузовам', 'автомобилям', другим далеким от автоматики специальностям. После института их образование не остановилось, а продолжается движение по инерции к мечте, которая возникла ближе к концу обучения. В основном конструктора чертят механические детали гидропривода. Лишь 10-15% своего времени они уделяют разработке гидравлических или пневматических схем управления. Это наслаждение для них. Они не знают булевых законов, просто их этому не учили, но у них все получается. Для меня это необычно.
 Месяца через три, четыре я стал проситься перевести меня в отдел, близкий к электричеству. Большую часть времени чертить цилиндры и золотники в разрезе мне не интересно.
 Меня перевели в электроавтоматику, предварительно отправив на четыре дня в шестой механосборочный цех. В этом не было чьих-либо козней или наказания. Просто существует разнарядка на отдел на отработку в цехах завода. Это обычное дело. Если человек уходит – почему бы ни воспользоваться случаем.
 Работаю я не на конвейере, а на отдельных станках. Это существенно легче. Электрокар привозит мне кроватку заготовок и отвозит кроватку готовых изделий. У меня два станка: протяжной и сверлильный автоматы. Таких участков по цеху десятки. Начинаю с того, что кладу крестовину в протяжной станок и нажимаю кнопку 'пуск'. Станок строгает торцы крестовины. Снимаю ее, и перекладываю на сверлильный станок за спиной. Одной кнопкой крестовина фиксируется, а кнопка
 'пуск' включает четыре шпинделя, сверла которых автоматически врезаются в торцы крестовины. Сверла автоматически останавливаются, когда шпиндели упираются в концевые датчики. Постепенно приспособился и стал работать быстро. Работают оба станка, а я верчусь, успевая снимать и устанавливать детали. В последний рабочий день я настолько закрутился, что перепутал кнопки. Сверла хрустнули и остались в крестовине. Если бы в момент отвода шпинделей параллельно блокировать кнопку, выталкивающую крестовину со штока, этого бы не случилось.
 У меня два станка, а у соседа четыре, они стоят по периметру вокруг него, и он крутился как белка. Мой сосед – БНС-ник – больной наркологического стационара. БНС-ников несколько тысяч на заводе.
 Они принудительно работают три или четыре месяца. Получают половину заработка, то есть шестьдесят рублей. Другая половина уходит на питание, обслуживание, экскурсию на Бородинскую панораму, концерты
 Стравинского.
 Сразу после цеха я перешел в отдел электроавтоматики. Меня посадили за свободный кульман напротив входной двери. Сюда сажают всех новичков. Поначалу пришлось чертить детали. Тетенька, к которой меня прикрепили, работает давно в отделе и на заводе. Она рассказывала мне о временах, когда у входа в Инженерный корпус не было асфальта, а была большая лужа, когда чумазые рабочие ездили на завод и домой в спецовках и нервировали в автобусе благородную публику. Сейчас рабочим завод выдает спецодежду, в цехах есть шкафчики для переодевания.
 В нашем отделе работает чертежник Сережа. Он перечерчивает старые чертежи по новому ГОСТу. Сережа наклоняет свой кульман и задевает по голове конструктора впереди. Ну, вот, была идея, а теперь шаром покати. Иногда в отдел заходят посторонние и отдают начальнику наши чертежи. Они нашли их на полу третьего и четвертого этажа. Это
 Серега носил рулоны в архив.
 На одной из дверей второго этажа висит табличка: 'Не входить!
 Зарядка!' Что там заряжают? Лучше подальше держаться, вдруг 380? С этим не шутят, есть же плакаты: 'Стой, опасное напряжение!';
 'Обуглились руки? – смотри, куда лезешь!'; 'Не влезай, убьет!'; 'Не спи, замерзнешь!'. Оказалось, что зарядка – это всего на всего производственная гимнастика, которую передают по радио в одиннадцать часов.
 83-й год. На заводе в конструкторских управлениях пока не введен хозрасчет, при котором любой конструктор должен начертить за месяц определенное количество листов, определенной сложности. А пока месяц на месяц не приходится. Может выйти и двадцать листов, может и десять. Заплатят одинаково. Некоторые романтики предпочитают по возможности почитать книгу, женщины – сходить к соседкам, посплетничать.
 Конструкторский отдел заставлен тремя рядами кульманов. Кульманы закрывают конструкторов от начальника. Но контролировать ситуацию просто: если линейки движутся, значит, человек работает. Только линейки Васи Трубачева второй час делают одно и то же движение.
 Глянул начальник на Васины ноги, а ботинки-то в другую сторону растут. Кто ж его так прооперировал? Подошел к кульману: все в порядке – Васек читает, а рука за спиной водит линейками. Смекалка конструкторская. В войну тоже смекалистые каску надевали на ружье и высовывали из окопа. Вообще конструкторов недотепами не назовешь:
 'Карандаш чертит, а ластик думает…' – говорят об них партейцы.
 '… а голова кашляет' – добавляют конструктора.
 Как-то незаметно втянулся в спортлото. Купил десять билетов лотереи '5 из 36' по шестьдесят копеек билет и выиграл сто пять рублей. Один билет с четырьмя номерами и два билета по три. В следующий раз купил сто билетов. И вновь выиграл, на этот раз девяносто девять рублей. В плюсе тридцать девять.
 Почитал политэкономию развитого социализма, в ней пишут, что лотерея '6 из 49' более надежна, чем '5 из 36'. В последней творится полное безобразие, числа выпадают, как захотят. Даже те, что выпали в прошлый тираж, осмеливаются выпадать в следующем. Тиражная комиссия смотрит на это сквозь пальцы, а на гневные письма трудящихся только отмалчивается. Что же, стал играть в '6 из 49'. У этой лотереи и билет дешевле, всего тридцать копеек. В тираж покупаю по двести штук. Распространители билетов просят меня заходить в следующий раз опять к ним. Играю каждый тираж, то есть каждую неделю. Билеты нужно успеть опустить в специальный ящик до восьми часов вечера четверга. Результаты становятся известны в субботу утром. Сначала заполнял билеты случайными числами, используя мешочек с бочонками от спортлото. Вскоре купил небольшую брошюру по спортлото. В ней кроме раздела с результатами тиражей за несколько лет, предлагаются игровые системы. В институтской библиотеке взял подшивку 'Гудка' и выписал результаты тиражей, которых не хватало в моей брошюре. Теперь можно попробовать провести статистические исследования и выбрать систему игры. Любая система построена примерно так: допустим, система из 20-и номеров. Нужно выбрать из
 49-и номеров лотереи любые двадцать. Если в эти двадцать попали все пять выигрышных номера тиража, то система гарантирует один или два варианта раскладов выигрыша. Также система гарантирует выигрыш, если в 20-ку попадут 4-е или 3 выигрышных номера. Система не охватывает все варианты сочетаний номеров и поэтому стоит на порядок дешевле.
 Остается правильно указать эти двадцать номеров. Я почти научился предугадывать, в каком десятке от 1 до 49 будут номера будущего тиража. Играл в общей сложности месяца три до ближайшей сессии.
 Случались и проигрыши, но затраченную сумму частично покрывал выигрыш за четыре номера. По системе сыграл два раза. Первый раз выиграли 2 билета по четыре номера и 13 по три. Выигранные деньги можно получить не во всякой сберкассе. Ко мне ближайшая на Плющихе.
 – Где Вы столько набрали, – спросила меня кассирша.
 Для получения выигрыша более ста рублей нужно предъявить паспорт.
 В последний раз предположил, что выпадут тридцатки, и они выпали:
 36, 37, 38, 39 и еще два номера из других десятков. Сорок пять рублей вылетели. Весенняя сессия отвлекла меня от игры, и больше я не возвращался к спортлото.
 В институте у нас пошли предметы по специальности. Роботы, станки с ЧПУ. Роботы или станки с ЧПУ работают не под управлением микро-ЭВМ, каждый станок или робот с уникальной схемой управления на логических микроэлементах и триггерах. Каждая схема решает только свои конкретные задачи. Изучать ее просто нет смысла. Настольных компьютеров, еще не было. Мы изучали общие блок-схемы больших машин: процессор, память, диски и устройства ввода-вывода. Все слишком просто. И я ушел немного в сторону. Юра дал мне литературу по логике. Потом я сам стал покупать и читать литературу по искусственному интеллекту, бионике, 'Кибернетику' Винера, 'Аршин
 Малалан' и другие книги. Хотел найти ответ на вопрос: Смогут ли роботы когда-нибудь создавать себе подобных, без участия человека?.
 С четвертого курса у нас началась военная кафедра. В первом семестре она занимает полдня в неделю, в следующем – полтора дня.
 Военная кафедра готовит из нас лейтенантов понтонно-переправочных взводов. На кафедре человек пятнадцать офицеров, один капитан, другие выше званием. Начальник кафедры – генерал. Два офицера с чувством юмора, остальные с чувством глубокого удовлетворения.
 Студентам раздали форму защитного цвета. На плечи мы нашили 'ВК' – военная кафедра, на рукав – шевроны по количеству курсов. За стрижкой нашей строго следят. Чуть длинные волосы – стричься прямо с построения перед началом занятий. Спорить невозможно. Отчисление с кафедры означает автоматический призыв в армию.
 Предметы на кафедре самые необычные. Тактика взвода. Дороги и мосты. Подрывное дело. Устройство и работа автомобиля и наших понтонов и транспортеров. Топографические карты. Вооружение стрелковое, гранаты, мины. Химические отравляющие вещества и способы защиты. Общевойсковые уставы – набор псалмов из прошлого века.
 Купить уставы можно только на Лермонтовской в 'Военной книге'. Когда мы сдали уставы, Мишка смял книжку своими лапищами, у нее лопнул переплет.
 После защиты диплома студентов ожидают трехмесячные военные сборы.
 Об этом всем известно еще со времени поступления в институт. К тому времени, когда мы перешли на пятый курс, военные сборы сократили до полутора месяцев!
 В Нахабино расположен полигон, на который периодически вывозят наши взводы. Тактику изучаем. К нашему майору пристала корова. Стадо пасется поблизости. А она идет к майору. Он отходит, а она за ним.
 Три взвода курят, смотрят. Майор ей: 'На одного линейного дистанции!', а она все идет.
 Наш взвод изучает ползание по-пластунски. Ох как нелегко проползти по кочкам пятьсот метров с автоматом в руке. А потом капитан построил нас в поле буквой 'П', и заставил Лешку читать уставы.
 Лешка читает, мы слушаем, а капитан не торопясь, прохаживается поблизости, руки назад. Когда он отдаляется, Женька достает из маскхалата портвейн и глотает прямо из бутылки.
 Роем какие-то траншеи в Нахабино. Наша четвертка освободилась раньше других на полчаса. У входа в ангар, где мы переодевались, в пыли я нашел свернутые бумажки. Зеленая трешка и четыре желтых рубля
 – семь. В сельмаге с деревянными стенами, полами и прилавком вблизи станции, мы взяли бутылку шампанского и по две Жигулевского пива.
 Перешли через железнодорожное полотно, и нашли удобную полянку с молодыми березками, окруженную болотцем. К тому времени, когда мы свое выпили, подтянулись еще трое друзей Сашка Изюмов, Виктор и
 Славка. Мы сходили еще, взяли две 'Пшеничной'. Выпили. Со Славкой сделалось как без чувств – расстелили на травке плащ и уложили его.
 Возвращаемся из сельмага с двумя большими темно-зелеными бутылками с пластмассовой пробкой, купленными на последнюю мелочь. Это портвейн 'Бургундский розовый'. Говорят от апоплексического удара незаменимая вещь.
 Для прохода через болотце чья-то добрая душа бросила шестиметровые доски, одну за другой. Доски под нами намокли и стали скользкими.
 Давно сердечное томленье томило мне младую грудь. Душа ждала чего-нибудь. И дождалась – Сашка упал в болото. Есть в графском парке старый пруд, там лилии цветут… А сумку с портвейном высоко над головой держит. Стал он кликать золотую рыбку. Приплыла к нему рыбка, сказала:
 – Все мы друзья и братья, всем от рожденья даны: Солнце золотое, сердце молодое, песни заревой весны! Радостно год за годом в нашей веселой стране Солнцу яркому светить, сердцу жаркому любить, песни петь и расцветать весне.
 Мы выжали Сашку, и пошли на свою полянку. Пускай удалось нам немного пройти, и сделано нами немного. Мы к счастью идем, значит нам по пути. В дорогу, в дорогу, в дорогу.
 Сели в электричку. Слава богу, едем в пустом вагоне. Песни кричим.
 Проехали остановку или две, чувствую – дурно становится. Взял свой дипломат и вышел. Кто-то окликнул меня вдогонку, но я уже был на платформе. Стою на полустаночке в цветастом полушалочке, а мимо пролетают поезда. А рельсы то, как водится, у горизонта сходятся, где ж вы мои весенние года? Где ж вы мои весенние года. Меня сильно качает, и вижу вокруг приблизительно. Самое время коня на скаку останавливать и в горящую избу идти. В горящую избу меня не пустили, и я нашел укромное место в кустиках, лег на травку и уснул. Открываю глаза – фонари горят. Значит не меньше девяти. Вернулся на платформу и поехал в Москву. На Ярославском пересел в метро. Пока ехал опять заснул. Сквозь сон слышу: '…следующая станция проспект
 Вернадского'. Успел выйти из вагона. Вместо того, чтобы пересесть на поезд в обратную сторону, поднялся на эскалаторе в город. Толпы людей мелькают в разных направлениях. На перекрестке Вернадского и
 Ломоносовского проспекта стоит одинокая девушка, возможно, такси ловит. Подхожу.
 – Вот смотрю я на Вас, Галина Ермолаевна, и сердце мое вновь подает тревожные звонки.
 – Какие звонки?
 Подходит статуя командора. Галина Ермолаевна падает.
 Я: О боже! Галина Ермолаевна!
 Статуя: Брось ее, Все кончено. Дрожишь, Гордей Гордеич? Дай руку.
 Я снял решительно пиджак наброшенный. Казаться гордым мне хватило сил. Ему ответил я: – Всего хорошего. А он прощения не попросил.
 Чтобы развеять грусть-тоску, я уехал на автобусе за тридевять земель. Вышел где-то в районе Мичуринского проспекта, помог двум девчонкам дотащить чемодан до дома. Что-то тяжеловат. Рация Кэт?
 Плейшнер? Вернулся на пустую остановку. Сквозь листву горят окна соседних пятиэтажек, но людей на улице нет и часов у меня нет.
 Похоже за полночь. Постоял, постоял и двинулся пешком. Вот уж окна зажглись. Я шагаю с работы устало, я люблю тебя жись и хочу, чтобы лучше ты стала. Ломоносовский проспект. Темный и тихий университет.
 Проспект Вернадского. Мимо проносятся такси, но у меня нет денег.
 Метромост перешел внизу, на уровне метро. Эскалатор на горе не работает, пришлось спускаться ногами. Впереди мелькнул милиционер.
 Иду, не останавливаюсь, а дяденька куда-то исчез. На лужниковом берегу проходу мешает решетка спортивного комплекса, на воротах замок. Не возвращаться же назад пролез под воротами не касаясь спиной земли. На Комсомольский проспект вступил с бледным рассветом.
 Ноги ноют. Проносится одинокое такси. Влюбленные на скамейке. Сидят, молчат. Бессовестные.
 Осенью 83-го захожу в подъезд своего дома, как обычно сую мизинец в дырочку почтового ящика – что-то есть. Открываю – брошюра адвентистов седьмого дня. Запрещенная литература. Я внимательно прочел ее. В ней описывались несколько случаев притеснений верующих со стороны кгб. Позвонил Мишке, коротко рассказал, в чем дело, договорились, что приеду к нему. Приехал, почитали вместе. Вернулся домой и понес брошюру в милицию. Там записали мои данные, и дня через три ко мне явился невзрачный и просто одетый дяденька. Он предъявил документы офицера кгб. Я рассказал ему все что мог и написал по его просьбе заявление. Написал про незнакомую старушку, которая вертелась у почтовых ящиков, перед тем, как появилась брошюра.
 Кто-то из знакомых сказал, что это проверка на лояльность. Женька, которого случайно встретил в концертном зале 'Россия', тоже рассказал, что их проверяли, он фельдъегерь в кремле.
 За два года до этого, когда учился на третьем курсе однажды достал из ящика письмо из кгб. Они предлагали мне работу электромонтером.
 По их сведениям я недавно окончил училище электромонтером. Про кгб я слышал, что там ставки в полтора, два раза выше и потому не отказался бы пойти, если бы не институт. После письма я позвонил по указанному телефону и сказал, что учусь в дневном институте, и работать у них не смогу. Письмо с координатами у меня осталось, и на пятом курсе я позвонил туда вновь. Где-то я узнал (или по телефону пообещали или кто-то еще сказал), что у инженера в кгб оклад 190 – против 120 на заводе. На заводе 190 – оклад начальника отдела. Мне этого не достичь – нужно в партию вступать, а хочется жить честно.
 Меня пригласили на Кузнецкий мост. Пыльная дверь с номером подъезда, больше ничего. Говорил с одним человеком, рядом молча стояли и слушали человек пять в черных костюмах, белых сорочках и галстуках.
 Я сказал, что смогу работать у них инженером электромехаником через год, когда закончу институт. Договорились созвониться ближе к сроку.
 Через год планы мои изменились. Я так увлекся компьютерами, и перспективой исследовательской работы после окончания института, что преимущество в деньгах потеряло для меня смысл.
 После занятий мы пили пиво в сосисочной на Автозаводской. Потом компания наша разделилась. Гросс со Славой остались, Лаврентий поехал домой, а мы с Мишкой поехали ко мне распить бутылку сухого.
 Посидели, выпили не спеша. Звонок. – Але?
 – Это мы, Коль. Давайте к нам у нас тут флэт свободный, – это
 Гросс и Славка говорят оба сразу по параллельным аппаратам. Они дали свой адрес. Мы с Мишкой поехали, захватили в нашем магазине бутылку красного, чтобы не с пустыми руками. Толи Большая, толи Малая
 Грузинская улица. Одноподъездный дом, желтого кирпича, кажется мидовский. Внизу консьержка. К кому? Назвали квартиру и имя.
 Проходите. Поднялись на лифте. Выхожу первый, деловито. Впереди стена, в обе стороны коридор. Напротив лифта у стены стоит дяденька в сером. Глаза на секунду задержались на нем и пошли искать номера квартир. В дальней квартире дверь настежь, в коридор падает свет из прихожей. Из двери высунулся человек, посмотрел на нас и сказал тому, что в сером:
 – А, еще прибыли, давай их сюда.
 Только теперь я заметил у серого человека кокарду на шапке.
 – За что, за что, о, боже мой? За что, за что, о, боже мой?
 – Дяденьки, отпустите нас. Мы – за мир.
 – Шпага разрешит все споры, бей, безумствуй и коли. Чем храбрее мушкетеры – тем бодрее короли.
 Нас завели в квартиру. Тут уже сидят Гросс и Славка. Капитан в штатском, тот, что высовывался, расспрашивает их о чем-то. Мы с
 Мишкой стоим, молчим, ничего не понимаем. Огляделся. Квартира богатая – стенки, мягкая мебель, аппаратура, обои из пластика в красно-белую полоску, тут и там блоки сигарет 'Кент' и 'Мальборо'.
 В сосисочной к Гроссу и Славке прилип мальчик, ровесник, угостил пивом, ребята с удовольствием выпили за чужой счет. Потом этот мальчик пригласил ребят к себе, продолжить. Приехали, врубили музыку, еще выпили. Мальчик – хозяин отключился. Соседи по площадке вызвали милицию – им мешала музыка. Выяснилось, что квартира чужая, какого-то босса, а мальчик – его гей.
 Нас повезли в отделение. Для Мишки не оказалось места в машине, думали посадить его в собачник. Капитан отпустил Мишку и объяснил, как добраться троллейбусом. Сидим в грязном приемнике, в отделении.
 Нам с Мишкой вопросов не задают, мы ничего не знаем. Расспрашивают
 Гросса и Славку. Дежурный обзвонил отделения по месту нашего жительства, справляясь о каждом. Капитан извинился, и нас отпустили.
 Мы вышли на морозный вечер. К метро шли пешком, вспоминая историю.
 Вспомнили, что у Мишки осталась бутылка красного. Зашли в ближайший сквер, курим, пьем из горлышка. Курим 'Кент'. Из той квартиры. Там его блоками. А Славка успел напихать их в пачку из-под 'Пегаса'.
 Столом для нашей бутылки служит Славкин желтый дипломат. На нем навсегда осталось красное кольцо от донышка.
 Началась кампания по борьбе с Солженицыным. Умные люди, патриоты родины писали в газетах, что он отщепенец, диссидент. Да, нехороший, наверное, человек, если о нем так пишет 'Правда'. Никто в институте, да и родственники ничего не слышали о нем и не читали его книг.
 В 83-м умер Леонид Брежнев, генеральный секретарь КПСС. Страна стояла в минуте молчания, в институте мы прервали занятия, стоял транспорт на Автозаводской, завод гудел.
 В начале шестого курса будущие выпускники начали готовить материалы для диплома. Я работаю в преуспевающем отделе электроавтоматики. Здесь много сильных специалистов, любящих свою работу и виртуозно выполняющих ее. Два ведущих конструктора выполняют ежемесячный план на четыреста процентов! Электрические схемы управления линиями и станками разрабатывают на микросхемах
 'логика-И'. Для диплома можно заполучить великолепных консультантов и написать такой диплом, который будет реально внедрен. Это особо приветствуется приемной комиссией. А я решил делать диплом по микро-ЭВМ. Литературы по этой теме почти нет. На кафедре никто ничего не знает. В отделе, через третьи руки, мне удалось достать материалы на английском по одноплатной микро-ЭВМ на базе процессора
 Intel-8080. Через маму нашел переводчицу, заплатил. ('интерфейс' она перевела как 'поверхность раздела'). Подыскать отечественные аналоги для американских микросхем несложно. Наша электронная промышленность просто напрямую копирует микросхемы всех ведущих мировых производителей, не только Интеловские. Только нумерация микросхем у нас своя.
 Начертил свою одноплатную микро-ЭВМ: принципиальную схему, весьма непринципиальную и схему печатной платы. Сдул из импортной книги программу на ассемблере. Ассемблером уже владею, могу объяснить, как работает программа. Мне все это жутко понравилось. Это был первый шаг к вычислительной технике. Защитился без проблем – в стране еще не делают микро-ЭВМ, на нашей кафедре этими вопросами не владеют, задавали общие вопросы. Нам раздали дипломы и значки. Значки мы опустили в кружку и залили шампанским.




 Вороново


 Каждое лето, начиная со второго курса, мы с мамой и Димкой ездим в вороновский пансионат. Большую часть времени здесь я провожу один, готовлюсь к сессии, а потом отдыхаю до конца лета. Пансионат в нашем распоряжении на три летних месяца. Номер стоит рубль в день.
 Питаться можно самостоятельно, или в столовой, предварительно заказав еду в любом количестве. Пансионат госплановский, а не совминовский. По неизвестным причинам давать путевки в него стали совминовцам. Для госплановцев Вороново – дом отдыха. Они приезжают сюда на выходные или берут путевку на двадцать один день. Путевка стоит около десятки в день, включая питание. А нам – рубль, плюс три на питание – за глаза хватит.
 Госплановцы дорожат полученной путевкой и каждым деньком. На выходные после работы из Москвы их отвозит автобус за 65 копеек. А наши автобусы идут в Вороново с Красной площади ежедневно, проезд -
 30 копеек. Если забыл заплатить, никто не вспомнит об этом. Сесть в автобус может любой человек, вопросов никто не задает. В автобусе едут друзья отдыхающих, любовницы. Если сидячих мест не осталось, откуда ни возьмись, из-за храма Василия Блаженного появляется дополнительный автобус. Каждое буднее утро совминовский автобус возвращается из Вороново в Москву. К восьми тридцати он на Красной площади. Кому удобно, выходят по пути у ближайших станций метро.
 Добраться до Вороново можно и рейсовым автобусом от метро Калужская.
 Проезд стоит 65 копеек. Это для тех, кто опоздал на совминовский или едет в выходной день. Рейсовый плотно набит, он часто останавливается и с одышкой преодолевает пригорки. Такси от
 Калужской стоит 12 рублей (по три рубля с человека).
 Пансионат расположен в шестидесяти километрах от Москвы. Если, отъехав километров тридцать, обернуться назад, можно увидеть в небе над Москвой коричнево-желтое вытянутое облако. Самого города не видно, облако подсказывает, где он.
 Номер из года в год нам дают один и тот же на четвертом этаже в конце корпуса. Если оставить дверь на лоджию открытой, пахнет хвоей
 – в пяти метрах стоит густой ельник.
 Номер это одна комната и ванная с туалетом. Две кровати, два стула и тумбочки, столик и большое кожаное кресло. Зеркало над столиком.
 Стены без обоев, крашены в светлый тон, на полу палас, заправленный под плинтус. Плинтуса реечкой. Между стеклами – жалюзи. На лоджии два плетеных кресла, одно качается, другое на ножках. И такой же плетеный столик. Ванная до потолка выложена розовой плиткой, зеркало с полочкой, хромированные вешалки для полотенец, хромированные ручки у кранов, душа. В мыльнице кусочек мыла в половину спичечного коробка, рулон бумаги, непромокаемой. Напротив ванной встроенный шкаф. На стене под стеклом, в рамке висит инвентарный перечень имущества: 'Коврик, японский -1 шт., пепельница – 1 шт., стулья из дворца – 2 шт., плитка кафельная – 308 шт., светильники – 4 шт. и так далее… Расхищение государственного имущества карается по всей строгости революционного времени'. Номера отличаются друг от друга стилем мебели, светильниками, цветом плитки в ванной и цветом паласа.
 Вороновский корпус отдыхающие называют замком Люцифера. Сооружение действительно нестандартное. Строили его финны. Если смотреть из космоса, корпус похож на голову с вьющимся хвостом. В 'голове': столовая, кинозал и теннисный зал, библиотека, бассейн, бар, бильярдная. Хвост – жилые секции. Двери номеров расположены так, что видно только три, четыре соседние. Каждая секция градусов на сто двадцать повернута по отношению к другой. В узлах секций выходы на лестницы, к лифтам, небольшие уютные холлы с камином, столиком и четырьмя кожаными креслами. Над столиком свисает светильник. Камины, светильники, кресла и паласы разные на каждом этаже. Подобрано все со вкусом. Это любимое место игроков в преферанс. Лифты весьма вежливые. Нажимаешь кнопку – загорается в подтверждение. Двери закрываются плавно. Иногда к закрывающемуся лифту с громким топотом бегут трудящиеся, крича на ходу: 'Подождите! Помогите!'. Мы видим город Петроград в 17-м году. Бежит матрос, бежит солдат, стреляет на ходу. Рабочий тащит пулемет, сейчас он вступит в бой. Висит плакат:
 'Долой господ, помещиков долой!'. Главное – успеть сунуть ногу между дверей – сработает фотодатчик, двери откроются и вы в кабине. А еще у дверей есть датчик давления. Они чуть нажмут и, сообразив, что придавили ответственного работника госкомитета, откроются. В лифте есть удобная кнопка, которая позволяет проехать до нужного этажа без остановок на промежуточных.
 Внешне похожие лифты в лабораторном корпусе ЗИЛа. Только датчиков у них нет, двери проворно толкают рассеянных тетенек в спину.
 Снаружи корпус отделан туфом, который придает ему легкость.
 'Голова' имеет редкие несимметрично расположенные окна разного размера наподобие бойниц, выступы, ниши и балконы. И внутри то же самое. Внутри здания почти нет симметрии. Колонны и балкончики, лифты, лестницы. На входе в корпус потолок над головой метров двадцать.
 В первые дни лета в пансионат с массой взрослых приезжают всего четыре – пять студентов. Они жмутся друг к другу в этом безумном мире. После завтрака молодежь собирается у больших мягких кресел, перед столовой, от которых пахнет кошками, курят, ждут доедающих и обсуждают планы на день.
 Монолитным обществом молодежь держится, пока их число не достигнет семи – десяти человек. С этого момента на пляж ходят и вместе и раздельно, на дискотеку, на шашлыки тоже. К середине августа молодых прибывает до тридцати человек. Наступает время, когда уже не все знакомы между собой, как было в начале лета. Молодежное общество распадается на группки по четыре – шесть человек по интересам, по старым знакомствам.
 В Вороново неплохие условия для бега. Это мне понятно сейчас, а тогда я еще не бегал. Сразу за корпусом вытянутый в километр пруд.
 Вдоль него с одной стороны дорожка, из плитки. С другой стороны старый высокий лес с грунтовыми аллеями. Если бегать кругами, то пол пути получится в тени, пол пути под солнцем. Собак и транспорта нет.
 С грибами – хуже, их мало. Ближайший лес не грибной. Можно случайно найти на лесной дороге, в траве между двух колей подберезовик или стайку белых под лапами елки. За грибами надо идти далеко. Лесные дороги плохи – ходить можно только в сапогах – даже в солнечные дни встречаются не просохшие участки.
 В первое лето я познакомился с красивой девушкой Леной. На купальне. Разговорились, я предложил сплавать до острова, что в середине пруда, метрах в ста от нашей купальни. На нем тоже загорают люди. Остров соединен с берегом длинным мостом. Вернуться можно и пешком. Плаваю я вольным стилем: отгребаю воду всем, чем можно.
 Поплыли. Лена брассом, а я сразу рванул и на полпути глотнул встречной волны, потом еще. Дыхание сбилось, вода в горле.
 Насупился. Надулся, как мышь на крупу. Все, думаю, хватит жить законом, данным Адамом и Евой. Повернулся на спину и кратчайшим путем поплыл к берегу. Вылез в камышах. Губы синие, пальцы синие.
 Такое состояние, будто грузил вагоны. А Лена тактично не спросила, почему я свернул.
 С Леной мы продолжали встречаться осенью, после пансионата. Я предлагал ей стать жертвой моих низменных наклонностей, а она не соглашалась.
 Однажды Лена пригласила меня к себе домой на официальный обед. Был папа – военный и мама. С детства не люблю жирного, чеснок и горчицу.
 Курица с чесноком, помидоры, фаршированные горчицей стояли на столе
 – мама приготовила. Постепенно я догадался, что на меня смотрят, как на жениха и наши встречи с Леной прекратились.
 В Вороново работает бесплатный бассейн. Для посещений нужно принести справку из районной поликлиники. В поликлинике я сдал анализы с сопровождающим листом: "Все, что сделал предъявитель сего, сделано по моему приказанию и для блага государства. 5 августа 1628 года. Ришелье". Меня вызвал главврач. Он пожал мне руку:
 – К любым чертям с матерями катись любая бумажка. Но эту…
 Справку я получил.
 Когда-то в Герцено я пробовал плавать кролем. Не понравилось – голова смотрит в бок, а не вперед. Значит брасс. Начинать надо сразу по-настоящему, с выдохом в воду. И в очках. Сначала были небольшие дистанции пятьсот – семьсот метров. Через сто, двести метров остановка. Постепенно остановки исчезли, участки соединились. После первого километра стал прибавлять по пять – десять длин бассейнов и держать несколько дней эту дистанцию. Бассейн открыт с восьми утра до четырнадцати и с семнадцати до девятнадцати часов. В воду можно сходить по ступенькам или падать брюхом вперед. Дорожек нет. Плаваю вдоль бортика, противоположного ступенькам, чтобы меньше мешать и чтобы мне не мешали. Иногда впереди по курсу швартуются эскадренные линкоры и сухогрузы, приходится оплывать.
 Кажется, научился плавать. Движения ног и рук стали согласованы, нос научился только выдыхать. Проплытые метры считать неудобно – длина бассейна тридцать шесть метров. Первые триста метров плыть холодно, потом тело согревается, и температура воды становится незаметной. Постепенно приходит усталость, тело нагревается, сами собой закрываются глаза. После четырех километров, начинают замерзать кисти рук. На заплыв уходит около двух часов. Мне повезло с вороновским бассейном, потому что в любом московском сеанс длится от сорока пяти минут до часа.
 В вороновском пруду тоже с удовольствием плаваю. Почти по всей длине. Когда заплываю в аппендикс к голландскому домику, вкус воды меняется, тут она застаивается. Если на пруду пусто, то есть, нет даже лодок, не то, что купающихся, и по небу ползут свинцовые тучи, плавать неуютно. Кажется, вот-вот схватит за ногу сом и прощай моя светлая будущность.
 В Вороново я вступил на путь страстных лобзаний и роковых страстей.
 Избранница моя старше на три года, с меня ростом, в руке носит ридикюль и одевается по-светски. Загадкой остается, почему она выбрала меня, ведь за ней волочился целый ряд моих солидных знакомых. Пару дней мы ходили вместе в кино и на танцы, целовались.
 Однажды в дождь зашли ко мне, и Лена сказала: давай разденемся. На следующий день я поехал в Москву, на экзамен. Закрою глаза – все как наяву. Если б гармошка умела все говорить не тая… Русая девушка в кофточке белой, где ты, ромашка моя?
 В один из заездов мы подружились с Лешкой. Он закончил шестой класс. Ежедневно в десять вечера официантки вывозят перед столовой каталки с кефиром или простоквашей. После кинофильма выходит народ и выпивает большую часть. Остается пять, шесть стаканов. Мы взяли и долили воды из умывальника в пару выпитых стаканов. И аккуратно стерли белый след от губ. Теперь от настоящего кефира не отличишь.
 Притаились за колоннами второго этажа, ждем. Подходят двое. Один выпил 'наш' кефир и покачнулся. И вот, что мы услышали:
 – Гораций, я кончаюсь. Сила яда глушит меня. Уже меня в живых из
 Англии известья не застанут. Скажи же Фортинбрасу, как все произошло и кончилось. Дальнейшее – молчанье. (Умирает.)
 Горацио: Разбилось сердце редкостное.- Спи, в полете хором ангелов качаем. Кто это с чемоданами сюда? О, сорок тысяч братьев!..
 Утром у меня закончились сигареты, и я пошел в поселок. Сигареты есть в баре в пансионате, но он открывается только в пять. Быстро позавтракал и пошел по тропинке вдоль пруда. Между плитками пытаются вырасти травинки и подорожник. Рано. У пруда пока никого нет, все на завтраке или в кроватях. Прошел купальню и вдруг слышу шорох в камышах. Остановился, сквозь камыш в воде кто-то плавает, похоже, выдра. Надо получше рассмотреть. Подошел ближе. Зверек замер – заметил меня, отплыл вправо. Я тоже вправо. Зверек пошуршал и вернулся влево. И я влево. Значит, она видит меня, но почему не уплывает? Кажется, хочет вылезти на берег. Остался на месте. Трава скошена, все равно увижу. Выпрыгивает белка. Мокрая и испуганная побежала по траве. Ловко вскарабкалась на старую березу у раздевалочной кабинки и уселась на толстом суку. Когда вернулся, посмотрел на березу: сидит, сохнет.
 В пансионат приехала телепередача 'А ну-ка, девушки!' Несколько дней телевизионщики ждали хорошей погоды. Нас – Мишу, Толика, Женю и меня попросили погрести на лодках с а ну-ка девушками. Нас снимали, но в последний момент оператор задел за ветви ивы, камера чуть не упала, и эпизод не вошел в передачу. Основное действие разворачивалось на пруду у голландского домика. Здесь лодочная станция и широкие мостки буквой 'п'. Пришло много зрителей – отдыхающие и из поселка. Телевизионщики снимают сцены отдельно, а смех и бурные, продолжительные аплодисменты отдельно. Зрители перемещаются вслед за камерами. Стали снимать эпизод, когда а ну-ка девушки отплывают на лодках. На одном конце мостков скопилась плотная толпа людей. Вдруг раздался хруст – лопнула подгнившая свая.
 Настил накренился, но люди не падали. Улыбки мгновенно сменились тревогой. Толпа охнула, ее кинуло от края как единый живой организм.
 Люди развернулись от воды и цеплялись за спины и плечи друг друга.
 Паника охватила всех сразу. Мы наблюдали это с десяти метров, с лодок. Один человек упал в воду и стоял в ней по пояс. Утонуть бы никто не утонул.
 Изредка захожу в библиотеку. Ищу книги о Суворове, с тех пор, как узнал, что он пленил Пугачева. Да он еще и Тадеуша Костюшко разгромил, национального героя Польши. В учебниках истории ни о том, ни о другом случае не пишут. О Суворове пишут, как о великом полководце, выигравшем много сражений, который в конце жизни за вольнодумство попал в опалу. А как же Пугачев и Костюшко? Не хорошо.
 Нужно было упасть в ноги матушке императрице и прямо сказать: – Не могу государыня, пошлите лучше щупальца у пентагоновских ястребов отрубать.
 Прочел три книги о Кирове. Все три невнятно заканчиваются: не понятно как погиб. Вероятно, Сталин причастен к его смерти.
 Интересны маленькие рассказы О. Генри.
 Читаю Френсиса Скотта Фитцджеральда. Няня где-то достала красный трехтомник. Мне нравится – о студентах и молодежи.
 Познакомился с Ирой. У ее подружки папа министр. Подружка совсем некрасивая. Она достает билеты в лучшие театры на первые ряды, и мы ходим вчетвером. Ее мальчик почти не скрывает своего отвращения к спутнице. А девочка рада, что у нее такой красивый кавалер.




 Два года перед армией.


 После института нас с Виктором распределили в отдел электроавтоматики управления механизации транспортно-складских работ. Виктора я плохо знал пока учились. Он из Видного и, кроме того, он был в английской группе, я в немецкой. Оклад нам положили, как и всем – сто тридцать рублей.
 До персональных компьютеров в стране еще далеко. Только, только стали появляться микропроцессоры. Литературы по ним – никакой.
 Весной микропроцессорный народ ездит на Петровку 15. Единственный в
 Москве магазин, где можно ознакомиться с планами издательств на год и заказать микропроцессорную литературу. Тиражи от 5 до 15 тысяч.
 Кого не останови, никто не знает, что такое операционная система, монитор-отладчик, ассемблер, даже те, что идут на 'Аиду' в Большой.
 Еще нет процессоров с разделением памяти для программ и данных. Еще с 8080 конкурируют процессоры 6800, Z80 и одноразрядные.
 Работа у нас чудесная. Отдел занимается научно-исследовательской работой. За два, три года нам нужно разработать микро-ЭВМ для управления участком конвейеров. Начальник знает столько же, сколько и мы. Все с нуля. Моя задача нарисовать принципиальную схему и схему печатной платы и написать программу. Наша микро-ЭВМ будет выглядеть как маленький бокс со съемными платами и источником питания.
 Устройство отображения – индикатор на шестнадцать позиций с бегущей строкой. Программа хранится на микросхемах ПЗУ (постоянное запоминающее устройство) в объеме один – два килобайта (К573 РФ1,
 РФ2) и не требует источника питания. Кроме микро-ЭВМ, нужно разработать программатор для микросхем ПЗУ. Начальник нашего бюро постоянно достает что-то новое – то монитор, то принтер. Все это мы подключаем к созданной системе. Иногда это означает разработку новой интерфейсной платы. Первый монитор, который мы получили, имел 12 строк на 80 знакомест, черно-белый без графики. В металлическом корпусе и клавиатура в металлическом кожухе. Все-таки на нем удобнее просматривать и отлаживать ассемблерную программу, чем на однострочном индикаторе.
 Следующим мы получили дисплей рязанского производства. У него нет клавиатуры, ее наши ребята разработали отдельно. У дисплея не лучевая трубка, а матрица 16 х 64. Он требует нестандартного напряжения в 79 вольт. Поэтому я подключил его через ЛАТР
 (лабораторный трансформатор) и осциллограф, который показывает вольтаж. ЛАТР оказался неисправен – осциллограф показывает 79 вольт, а реально на дисплей пошли все 220. Дисплей выдал бегущую строку:
 'Всюду ложь, воровство, обман и сквозняки'. Засветились все знакоместа и межстрочные промежутки, повалил белый дым, и стали рваться как петарды электролитические 100-вольтовые конденсаторы.
 Хорошо еще что, сгорела только одна из четырех плат – силовая.
 Дисплей стоит три тысячи. Что такое три тысячи. Оклад у меня сто тридцать, микропроцессор К580 стоит девятнадцать рублей. Меня не ругами, но заставили идти на проходную, встречать рыжего с веснушками и добрым лицом специалиста из Рязани, с завода-разработчика, и объясняться с ним. Десять минут пока шли, специалист молча слушал мой правдивый рассказ, о том, как вместо положенных 79-и я подал на дисплей 84-е вольта. Потом он молча осмотрел обугленную плату и кожух. Он, видимо догадался, что я слегка приврал про 84-е вольта, вероятнее всего это прямое попадание из Т-34, но промолчал. Забрал дисплей с собой и через месяц отремонтированный он вернулся в наш отдел.
 Это случилось в середине лета. Как обычно возвращаюсь после обеда в отдел. Иду по улице, курю. У входа стоит одинокая девушка в спецовке, глаза в пол. Так и не подняла их на меня, пока проходил. А спустя час окна нашего отдела стали снаружи мыть. Среди мойщиц – она. Познакомились. Лариса моложе меня на пять лет. Учится на журналистике в МГУ, на вечернем, а работает в цехе благоустройства.
 Мы стали встречаться, а через некоторое время расстались. Через год в марте мы поженились. День выдался солнечный, когда регистрировались в ЗАГСе на Вражском переулке. Потом катались по
 Москве на двух, заказанных в агентстве машинах. Ленинские горы, могила неизвестного солдата. Везде много новобрачных. Пары возлагают венки к вечному огню, а потом женихи относят невест на руках к машинам. У меня плоскостопие – лучше не рисковать.
 Праздничный ужин прошел в парке Горького, в кафе 'Времена года'.
 Ныне от этого кафе остался остов, огороженный забором.
 В свадебное путешествие мы поехали в Ленинград. На пять дней. Три дня давали по закону и два – выходные. Просто поехать было невозможно, только через турагентство, как новобрачные. Иначе в гостинице не дадут номер.
 Остановились в гостинице 'Советская'. Успели многое посмотреть в городе, съездили в Царское село. В последний день с утра поехали в
 Выборг. Тряслись в пустой электричке часа три. Замерзли без движения. На вокзале в Выборге тоже холодно. Сели на первый подошедший автобус, чтобы согреться. Минут через пятнадцать автобус останавился у КПП. Нас высадили пограничники. Пришлось объяснять, кто мы, паспортов с собой нет, показали визитки гостиницы. У меня – карта Ленинградской области с указанием расстояний и фотоаппарат в кармане – сейчас отведут к оврагу и расстреляют. Лариса бедная расплакалась. Через полчаса пограничники нас отпустили, у них были холостые патроны. До отъезда мы успели немного побродить по Выборгу.
 Архитектура домов не типичная для России и отделка другая и цвета.
 Красивый город. Есть Красная площадь тоже мощеная булыжником. Ларисе выбрали модную финскую куртку, и глазки ее высохли.
 Нам так понравился Питер, что на 9-е мая мы вновь поехали.
 Гостиницу заказать невозможно, и ночь мы провели на Московском вокзале в креслах. 9-го мая стоим на стрелке Васильевского острова.
 Движение транспорта остановлено отсюда до Московского вокзала, идет народное гуляние. На ступенях биржи красиво поет большой самодеятельный хор, в такт мелодии, раскачивается из стороны в сторону. По периметру Петропавловской крепости горят шестьдесят девять факелов по количеству лет советской власти, горят большие факелы на ростральных колоннах. На стрелке у самой воды стоят орудия и палят вверх. Люди кричат 'ура' и смотрят на салют. Вдруг в голубом небе появляются черные точки, которые стремительно увеличиваются. И вот уже приходится уворачиваться от них. Это восточный ветер сносит на нас остатки зарядов – пластиковые полусферы, чуть больше теннисного мяча.
 После салюта народ пошел с песнями по Невскому. Когда дошли до московского вокзала, уже стемнело, здесь колонны гуляющих рассеяла милиция, и началось движение транспорта.
 Побывали в Ломоносове. Остановка перед ним называется Мартышкино.
 До октябрьской революции каждое лето здесь отдыхали воспитанницы
 Смольного института.
 Мы с Ларисой решили, что в следующий раз следует позаботиться о ночлеге. Летом в турагентстве мне удалось достать путевку в Ригу на четыре дня. Путевки продаются только молодоженам, каковыми считаются пары, где один из супругов не старше двадцати семи лет.
 Рига встретила нас высотным зданием со шпилем, очень напоминающим московские высотки. Жили в 4-звездочной гостинице в центре города. В номере две кровати в стиле Карла I, сопливого. Когда Александр
 Невский устроил тевтонским рыцарям побоище, они побросали все, даже кровати. С тех пор они на балансе гостиницы. Стоят в разных углах комнаты. Сдвинуть невозможно, развалятся. В нашем номере умывальник.
 Туалет общий на этаже. Какая прелесть – на нашей улице деревянные дома. Надписи латинскими буквами. Чередуются парикмахерские и кафе, кафе и парикмахерские. Ходили в старый город – очень уютно, транспорта нет. В обычном кафетерии горячая жидкая манная каша с тающим маслом посередине, салат из порезанных помидоров.
 Загорали на пляже у моста через Даугаву. Во время прилива видно, как заливает мелкие песчаные отмели.
 Съездили в Юрмалу. Пляж пустой – будни. Прошлись вдоль берега, по щиколотке в воде.
 Остальное время мы ссорились. Или дулись как мыши на крупу.
 Возвращаться домой решили через Таллинн. Выбрали поезд, который приходит в Таллинн рано утром. Прежде всего купили билеты на обратный поезд в Москву.
 В порту сели на экскурсионный теплоход. Он возил нас между островков, экскурсовод что-то рассказывал. За бортом большие волны.
 Ларису укачало, и я спустился в пустой трюм набрать воды. В трюме в иллюминаторах то небо, то волна.
 Бродили с экскурсией по старому городу. Он ощутимо больше старой
 Риги. Позднее узнал, что Рига к концу 19-го века стала превращаться в промышленный центр. Пригород Иманта стал подобием Сормово. Старые городские стены и здания Риги стали ломать, чтобы дать дорогу прогрессу.
 В августе мы с Ларисой взяли отпуска и поехали в Евпаторию. Это мое первое путешествие в Крым. Высматривал Перекоп. Но оказалось, что едем через Чонгар. Степь красная от маков.
 После Красногвардейского поезд свернул на запад. С одной стороны море, с другой – огромное озеро, противоположного берега не видно.
 Едем по узкой полоске степи. Вдоль железной дороги автомобильное шоссе.
 Евпатория – солнечный белый городок. Малоэтажные домики. Главная гостиница с названием 'Украина'. Самые красивые трамваи, которые я когда-либо видел. Потолки в трамваях высотой три метра. Чтобы взяться за верхний поручень, нужно вытянуть руку, не сгибая в локте.
 Трамваи ходят по одной колее. Есть места для разъезда встречных.
 Мы сняли комнату в поселке, вблизи Евпатории, в доме у родителей
 Ларисиной подруги. Здесь целый табор отдыхающих. Преимущественно украинцы. Они приезжают сюда ежегодно из-за недорогого жилья. В нашей комнате две кровати с пружинами и шкаф. За это мы платим два рубля в день. Няня снабдила нас в дорогу консервами: три банки лососи, две – шпрот, банка ветчины. Мы думали, что в Крыму не будет еды, раз уж в Москве трудности. Оказалось, что на пути к пляжу есть неплохая летняя столовая, с хорошим выбором продуктов и качеством.
 Только осы плавают в стаканах со сливовым компотом и роют норки в креме в пирожных. Украинцы ежедневно готовят на плите во дворе, мы готовим иногда, чтобы добить свои банки.
 В поселке растут грецкие орехи. Они покрыты зеленой оболочкой.
 Никогда не задумывался, как они растут. Есть их пока рано.
 Дорога на пляж занимает двадцать минут. Проходим через высохшее озеро с серой грязью. Здесь почему-то всегда свистит ветер, даже когда в поселке или на пляже его нет. Ползают вымазанные с ног до головы серой грязью люди.
 Пляж – небольшой участок песка, ограниченный слева и справа сетчатыми заборами пионерских лагерей. Дно тоже песчаное. В воде вперемешку с людьми плавают большие скользкие медузы. Их три вида: прозрачные, розового оттенка и голубого. В воде они изящны и невесомы. Если вынуть ее обеими ладонями из воды, она становится тяжела и беспомощна.
 Очень хочется съездить в Ялту, посмотреть на горы. Сначала я на электричке съездил в Симферополь на разведку, узнал расписание троллейбусов в Ялту и посчитал, сколько часов мы сможем там пробыть.
 На следующий день поехали. В троллейбусных билетах указано время отъезда и конкретное место. Стоящих пассажиров нет. Горы. Они появились почти у моря. Каждую минуту открывается новый чудный вид.
 Дорога непривычно узкая по московским меркам. До Ялты доехали за два с половиной часа, и времени хватило лишь на то, чтобы погулять по набережной и пообедать.
 Купили билеты на экскурсию в Севастополь. Вместе с деньгами все сдают паспорта на проверку. Севастополь – военная база. 'Метеор' отходит от причала в Евпатории рано утром. А нам еще нужно доехать от поселка до Евпатории на рейсовом автобусе. На борту нас предупредили, что при подходе к Севастополю запрещается направлять фотоаппараты в сторону берега, громко хохотать и чесаться.
 Высадились в исторической части Севастополя. Вдоль проспекта
 Ленина, бывшего проспекта Нахимова, растут платаны. Необычные у них стволы – светло-зеленые со светлыми пятнами. У аквариума толпы галдящих пионеров. После свободного времени нас повезли на
 Севастопольскую панораму. Город изрезан бухтами – неудобно для городского транспорта. В воздухе висит пыль. Гор нет. Общее впечатление – промышленный город.
 В конце лета мне пришла повестка из военкомата.




 Армия.


 Как и большинство моих сверстников, я считал, что служба в армии – напрасно потерянные два года. Это справедливо до службы. В самом процессе мнение меняется. Служба просто любопытна с жизненной точки зрения, ведь такой возможности больше не представится. Жизнь в тысяче километрах от дома, на военном полигоне, где на сотни километров вокруг нет людей. Великолепная нетронутая природа.
 Увольнения бессмысленны – в лес, разве что. Сутками вокруг одни и те же лица. Ничего личного – ни вещей, ни времени. С одной стороны солдат никогда не бывает один. А с другой стороны – нет возможности поговорить о чем-то не военном, не связанным с казармой, со службой.
 Только перед сном, когда уже лежишь в кровати, есть пять минут на гражданские мысли и воспоминания. Пять минут, потому что на шестой минуте засыпаешь. Днем, что бы ни делал, каждый красноармеец ежеминутно ждет крика: 'Первая группа, строиться!', 'Становись!',
 'Смирно!', 'Ко мне!', 'Не понял блин!'. Даже, во время перекура никогда не пропустишь их. Год за годом казарма – столовая, столовая
 – казарма, казарма – плац, казарма – зона, баня, клуб. 99 процентов времени – наряды и работы. Раз в год стрельбы из автомата
 Калашникова. Раз в год учения – бег по лесу с автоматом, с холостыми патронами. Раз в год бег на километр в ОЗК и противогазах. Никаких учений по тактике, как, например, на военной кафедре. Большинство солдат не знает, как обороняться или наступать. Так называемая военная специальность – пустая формальность. Например, меня к дембелю окрестили специалистом третьего класса, механиком по дизельным установкам. За полтора года службы видел эти дизели три раза. Нас научили нажимать кнопку – запускать и останавливать дизель и еще сливать отработанное масло.
 В отношении физкультуры и спорта, пожалуй, у большинства солдат к концу службы происходят изменения. Например, я подтягивался два раза, когда призвали, перед увольнением – десять. На перекладине не научился переворачиваться. Бегать тоже не научился, но бег полюбил.
 Некоторые солдаты ближе к дембелю качают мышцы гирями и штангой.
 Один красноармеец сказал – дома некогда будет. Почему? Пить буду.
 Вообще физическое развитие в армии зависит от самого солдата: хочешь
 – развивайся, не хочешь – как хочешь. Когда вернулся домой, не покидало желание сохранить физическую форму. Так же институт навсегда прививает желание учиться.
 Ушла какая-то зажатость. В начале службы многие красноармейцы стесняются петь в полное горло в строю, все бубнят под нос. И еще со временем у солдат появляется хитрость, как у крепостных: поменьше работать и не попадаться на глаза хозяевам. Командиры и шпана заставляют солдат все время работать – драить, мыть, мести, скрести, ходить строем. Формально сидеть солдат может, только когда курит.
 Если солдат просто сидит, что ж это за служба? А если кто увидит, а если стуканет? Солдат быстро понимает ситуацию и старается всеми способами перехитрить хозяев. Вместо того, чтобы мыть полы, вода из ведра выливается и размазывается тряпкой. Ночью дневальный в казарме не стоит два часа напротив входной двери у тумбочки, как положено, а сидит у окна, посматривая на двери штаба, не идет ли дежурный по дивизиону, или узнает об этом из звонка сержанта – помощника дежурного.
 До армии я, конечно же, слышал о Неуставщине, и это было второй причиной, по которой служить не хотелось.
 В дивизионе, в котором я служил, какого-то садизма или пыток не было. Но это не значит, что его не было до меня или не будет после.
 Так попал. Все зависит от состава взвода в данный конкретный момент.
 А состав корректируется каждые полгода с увольнением группы отслуживших дембелей. Только тут начинается преображение некоторых незаметных до сих пор злодеев, которым осталось полгода до дембеля.
 Наконец они дождались своего часа. На следующий день они уже гавкают на новобранцев.
 В армии крайностей стараются избегать. Например, новобранцев кавказцев сразу определяют на службу в отдаленном месте куда-нибудь на КПП. Потому, что кавказцы не будут мыть полы в казарме, несмотря на присягу, родину и уставы. Они и перед строем откажутся. Какой пример остальным? И злодеи бей не бей – ничем не помогут.
 Армейское начальство старается, по возможности, не выдавать боевых патронов. Некоторые новобранцы с чувством собственного достоинства неспособные физически дать отпор злодеям и доведенные до отчаяния, не преминут воспользоваться случаем. В столовой нет ножей и даже вилок. Хотя, возможно и из-за экономии.
 Через стукачей начальству известно обо всем, что происходит в подразделении, в том числе и о неуставных случаях.
 Армия не борется с Неуставщиной. Она прочно встроена в механизм управления солдатами.
 Офицеры тоже управляют, но они находятся на территории части до пяти часов.
 После пяти остается один дежурный офицер. По идее на это время управление передается сержантам. Это крепкие ребята, прошедшие полугодовую физическую подготовку. Но солдаты, кто прослужил на год, полтора больше сержантов, не слушают их приказов. Прямо не отказываются, но тянут, саботируют, заставляют работать других вместо себя. Несмотря на то, что сержанты могут наказать в случае неповиновения – дать наряд вне очереди, большинство сержантов ничего не могут сделать со старослужащими злодеями. К работам и нарядам все солдаты привлекаются наравне. Но как только офицер выходит из казармы (днем), все работы выполняют новобранцы. Другие офицеры, которые мелькают в казарме, злодеям не страшны. Главное, чтобы свои ушли.
 Сержант понимает, что если дневальными сегодня поставит всех трех злодеев, в казарме останутся грязные полы и туалет. Или полы и туалет будут мыть посторонние новобранцы, а сержант попадет в неловкое положение, столкнувшись с ними. И потому сержант ставит в наряд одного злодея и двух солдат.
 Это будет существовать, пока во взводе будут солдаты, прослужившие больше других. Как было бы хорошо, если бы учебка была полугодовая.
 Солдат успел бы окрепнуть за это время и научиться строю и хозработам. А потом сразу заменить весь рядовой состав дивизиона на новичков.
 Сержанты не могут влиять на злодеев, а начальство может, манипулируя датой их увольнения. Увольнение может случиться, например, двумя месяцами позже. По соображениям поддержания боеготовности и обеспечения замены классного специалиста. Таким образом, злодеи рьяно выполняют негласную роль бригадиров, как на лесоповале.
 Прослужил я уже год или около того. Стою в наряде дневальным. Вижу из окна, как построилась и пошла в столовую наша группа.
 Сопровождающего сержанта не было, и офицеров поблизости тоже.
 Поэтому группа шла как шпана – не в ногу. Вспомнил, какое впечатление производит колонна солдат, идущая в ногу по Хользунову переулку. Единый организм. При каждом шаге этот организм гибко качается то в одну, то в другую сторону. Все в одинаковой форме, все молчат, гулко, четко печатают шаг. Теперь я видел, что это единство обманчиво и не распространяется дальше строя.
 Мне кажется, что неуставщина жизнеспособна только в мирное время.
 Cлучись масштабная война, все воинские подразделения распухнут в несколько раз за счет воинов запаса. В армию придут взрослые, семейные мужчины, с чувством собственного достоинства.
 В институте я учился на военной кафедре, служба в армии мне не грозила, а лишь три месяца военных сборов по окончании. До окончания военной кафедры оставался год, когда я дважды попал в больницу с поджелудочной. Кто-то посоветовал: зачем ты ходишь на кафедру, все равно не призовут. Иди в военкомат и получай военный билет с отметкой 'контужен'.
 В зиловской больнице мне сделали ангиографическое обследование поджелудочной. В операционной я разделся и лег на стол. Хирурги в зеленых халатах и зеленых чулках рассказали мне, как будет протекать операция, и ее цель: В артерию введут катетер. По нему пустят контрастное вещество, чтобы спровоцировать поджелудочную и снять картину кризиса на рентген. Я пытался, было, посоветовать: '… штихель штихелю рознь… и не вздумайте обойтись без рифлевки и шабера…'. Меня накрыли клеенкой с небольшой дыркой в правом боку, а лицо зашторили, чтобы я не подсказывал. На время рентгеновской съемки хирурги дружно уходили за толстые стены в смежную комнату.
 Наркоз местный. Слева от меня стоит черно-белый телевизор. На экране трепещут кости грудной клетки и таза, огузок, кострец, голье, ливер.
 Программа 'Время', смекнул я, но потом узнал свои продукты. Снизу короткими рывками продвигается вперед белый проводок – это катетер.
 Перед выбросом контрастного вещества хирурги предупреждают: 'будет горячо'. И действительно внутри происходит нагрев. За четыре часа кровь мою сильно разбавили контрастным веществом. В голову лезет:
 'Дай папиросочку, у тебя брюки в полосочку', 'Москвашвея'.
 Все закончилось благополучно, и я двинулся в военкомат с надежным медицинским заключением.
 – Молодец, – сказал мне военком, – приходи завтра с кружкой и сухарями.
 На следующий день я начал проходить медкомиссию.
 – А теперь сутулый, я сказал сутулый! – прорычал терапевт за дверью. Захожу.
 – Товарищ, товарищ, – говорю, – болять мои раны. Болять мои раны в глыбоке. Одна нарывает, другая заживает, а также беспокоит пендицит.
 Доктор посмотрел результаты моего обследования и написал в графе
 'Поджелудочная': 'Не фурычит'. Военкомат выдал мне военный билет с отметкой 'условно годен в военное время для распространения паники во вражеском обозе'.
 Это было в 83-м году, а в 86-м пришла новая повестка. За три года я ни разу не обратился к врачам – приступы 83-го крепко меня убедили что можно, а что не нельзя есть. Военкомат устроил повторную медкомиссию. Меня отправили на исследование в больницу, у Филевского парка. Как назло, моя поджелудочная спокойна. Куплю пачку масла, съем у развернутого красного знамени, может тогда заболит? Масла в магазине не было, купил маргарин. Пошел в парк, в палате же нельзя.
 Развернул пачку, откуда ни возьмись, появилась стайка синичек.
 Птичек пятнадцать. Пятеро запросто расселись по моим пальцам, остальные ждут очереди на ближайших кустах. Две – три синички тыкают клюв в маргарин, улетают, а на их место садятся другие. Одна деловито вытирает клюв о мое запястье. Стою с протянутой правой рукой и осторожно, чтобы не вспугнуть их, верчу головой в разные стороны, надеясь увидеть кого-нибудь и поделиться счастьем. Вскоре стайка так же неожиданно улетела. Походил, походил среди кустов, надеясь вновь найти их. Встречались по две, три синички, но они не были так смелы.
 Поджелудочная моя работает нормально, и медкомиссия городского военкомата сказала – годен. Теперь стало ясно – призовут. У меня забрали военный билет и паспорт и выдали новый билет, с другими шифрами. На работе ребята мне сочувствовали. Игорь принес для меня аджику – помидоры с чесноком и ацетоном. Дома я поел эту жуть – не помогло, поджелудочной как будто нет. Так я оказался на Угрешской улице.
 У меня нет плохих воспоминаний об армии, но Угрешская улица – это что-то особое. Горвоенкомат на Угрешской стоит далеко от остального мира, вокруг на километры пыльные заборы, каких-то старых предприятий без признаков жизни. Транспорт по улице почти не ходит.
 Из общественного транспорта только трамвай, он останавливается у военкомата. Людей нет, на остановке и у часового на входе толпится кучка родителей и друзей. Из военкомата нельзя просто выйти, нужно письменное разрешение.
 В военкомате призывников распределили по командам. Помыли в подозрительном душе, в полумраке. Быстрее, быстрее, идет другая партия. В столовой стоит рвотный запах, на столах миски с пойлом, ржаной хлеб по два куска каждому. На второе резиновая перловка с куском рыбы. Вилок и ножей нет, только алюминиевые ложки.
 Большинство призывников не едят. Запах рвоты, как потом оказалось, свойственен любой армейской столовой. Он присутствовал потом и в части и в дивизионе. Это пахнут бачки и тарелки из белого металла. А возникает он от плохо отмытого наслоения томатной пасты с жиром, может быть и еще чего-то.
 Ночевали несколько команд в спортзале, на полу. На следующий день команды заполнили купейные вагоны пустого пассажирского поезда, который ждал нас за зданием горвоенкомата. Увели странно трясущегося призывника. Сказали – наркоман.
 Поехали на север. Вопросы 'куда едем' к сержанту и офицеру, остаются без ответа. Поезд идет без остановок. Проехали Александров
 – написано на вокзале. Мальчика из нашего купе сняли с аппендицитом.
 Ярославль. За окном стемнело, крупные города больше не попадаются. В вагоне жарко натоплено, все окна закупорены, душно. Новобранцы сидят по своим купе и болтают. В туалет можно только по одному, курить в тамбур – по двое. Сопровождающие сержант и офицер строго смотрят за этим. Чтобы покурить приходится за час занимать очередь. С рассветом за окном появился лес, лес и опять лес. Потом зона с вышками и автоматчиками, ряды колючей проволоки, опять лес и опять зона.
 Наконец поезд остановился. В учебку идем пешком несколько километров. Город, не город. Дома, корпуса, машины, солдаты, гражданских не видно. Удивительно, но здесь теплее, чем в Москве.
 Конец ноября, а здесь лужи. Проходящие мимо одинокие красноармейцы весело кричат нам: 'Вешайтесь!'.
 Нам выдали форму – шапки, шинели, сапоги, повседневные полушерстяные кители с брюками и нижнее фланелевое и хлопчатобумажное белье. И парадные кителя.
 – А нет ли у Вас такого же, но с пелра… перламутровыми пуговицами?
 – К сожалению нет.
 – Будем искать.
 Гражданские вещи можно бесплатно отправить домой, но этим воспользовались единицы. Большинство приехали в одежде, которую не жалко выбросить. Перед баней ее сбрасывают в одну кучу у пня, на котором ее рубит топориком старослужащий. После бани в казарме мы пришиваем погоны, шевроны, подворотнички. Все эти атрибуты, а также лычки и звездочки пришиваются в точно указанное место. Все вымерено миллиметрами. Погоны черные с буквами 'СА' – Советская Армия, шевроны с перекрестьем из пушек – артиллерия. Кто все пришил – стригут друг друга механическими машинками. Некоторые новобранцы делают модельные стрижки – под Ленина или оставляют ирокез на макушке. Вдруг сержанты заорали – построение на обед. Мы побросали все, как попало, построились и пошли в столовую. По улице шли в шапках, а в столовой их сняли. Почти все лысые, но некоторые новобранцы мелькают с клоками волос где-нибудь сбоку или с ирокезом.
 Столы в столовой рассчитаны на десять человек, по пять с каждой стороны. Стульев нет – лавки. Бросаться к столам нельзя, иначе последует команда 'отставить'. Слушаем рев комвзвода: 'Головные уборы снять! Сесть! Раздатчик пищи встать! К раздаче приступить!
 Делай раз! Делай два!'… ну, и так далее. Раздатчик пищи черпаком наливает суп в передаваемые тарелки. В это же время разбирают хлеб – по два черного и два белого куска на брата. Второе блюдо уже стоит на столе. В двух отдельных мисках закуска – квашеная капуста или свекла с белыми кольцами репчатого лука. На десерт – чай с четырьмя кусками быстрорастворимого сахара. Есть нужно, не зевая, через пятнадцать минут завтрак или ужин заканчивается, обед заканчивается через двадцать минут. 'Окончить прием пищи! Взвод, встать! Выходи строиться!'. Никто не будет ждать неуспевшего доесть. У выхода из столовой стоят столы с деревянными лотками с нарезанным хлебом, преимущественно черным. Выходя, можно взять кусок или пару в карман.
 Много черного не съешь, четыре куска и изжога до конца дня обеспечена.
 Первые месяца полтора новобранцы проводят в учебке. Утром подъем, бег три километра. Метров через восемьсот я перехожу на шаг, дышать трудно, как Дездемоне. Подтягиваюсь два раза. Подъем-переворотом делаю только на другой бок в кровати.
 После зарядки, заправки кроватей и туалета – построение в казарме.
 Сержант проверяет внешний вид: чистоту подворотничка, чистоту сапог, не скошен ли каблук. В бытовой комнате есть приспособление для набивания каблука. Каблук снашивается месяца за три, четыре. А новая пара сапог выдается раз в девять месяцев. Сержант проверяет наличие двух иголок с черной и белой ниткой в пилотке (или шапке), блеск пряжки ремня.
 Потом завтрак и утренняя поверка на плацу.
 Днем: муштра на плаце, писанина в классе о роли партии или хозяйственные работы.
 Непривычно маршировать в тяжелых сапогах. Чеканим шаг всем взводом и по одному. И всегда что-то не так и двадцать раз повторяем.
 Иногда нас везут на погрузочно-разгрузочные работы, перетаскиваем мешки с мукой из железнодорожного склада в вагоны. Кисти такие слабые, что плохо держат, после десятка мешков. Или везут на уборку мусора в полевой учебный центр – пустое здание в лесу.
 Первый наряд по столовой. Чистим картошку до трех часов ночи, на следующее утро подъем со всеми в семь. Разница лишь в том, что мы не делаем зарядку, как остальные, не бежим кросс, а сонными идем в столовую. В холодильнике на крючках висят коровьи туши, на полу лежат коровьи головы. Несколько туш нужно загрузить в грузовик.
 Берут тушу двое. Если взялся за ноги – повезло, если за грудь – тяжело, она широкая и скользкая от жира.
 Кто-то из строя сказал нашему сержанту 'дурак!'. Он вывел весь взвод в шинелях в темноту, и заставил сделать три круга вокруг стадиона по сугробам. Снега выше щиколотки. Этот проныра собрал с взвода деньги, как он сказал на общественный утюг. Утюга мы так и не увидели. Через месяц взвод разбросали по частям.
 Перед вечерней прогулкой есть несколько минут, чтобы написать письмо, если, конечно, успел пришить новый подворотничок и почистить сапоги и пряжку.
 Вечерняя прогулка представляет собой пятнадцатиминутную ходьбу строем по плацу, с песнями.
 С 21 часа до 21.30 идет просмотр программы 'Время'. Красноармейцы разбирают табуреты у кроватей и рассаживаются перед телевизором, закрепленным на кронштейнах под потолком.
 Дневальный прокричал 'Отбой!'. Все новобранцы легли. Хождения по казарме прекращены.
 Иногда после отбоя, в течение часа, полутора сержант учит новобранцев навыкам подъема-отбоя. Взвод должен уложиться в сорок пять секунд. За сорок пять секунд раздеться и лечь, и за столько же встать и одеться. Быстрый подъем – это понятно, а вот быстрый отбой?
 Зайдут империалисты в казарму: ага, спят голубчики, тут мы оденемся за сорок пять секунд… 'и дубина народной войны поднялась со всей своей грозной и величественной силой и, не спрашивая ничьих вкусов и правил, с глупой простотой, но с целесообразностью, не разбирая ничего, поднималась, опускалась и гвоздила французов до тех пор, пока не погибло все нашествие'. Кто-то из новобранцев непременно отстает от других на несколько секунд. Сержант командует сначала.
 Кто-то халтурит, упав под одеяло одетым. Тогда халтурщика заставляют выполнять отбой одного, а весь взвод в это время отжимается на полу.
 После пятнадцати неудачных отбоев во взводе ползет возмущение, злоба срывается не на сержанта, а на опаздывающих и халтурящих. Бывает смешно. У толстячка новобранца разошлись штаны по шву. А другой красноармеец при команде 'подъем' одел оба левых сапога. Когда ложишься в кровать насовсем, пот катится, тело разогрето, какой тут сон.
 Учебка отличается от других частей тем, что во взводе, в роте все красноармейцы одного призыва, кроме сержанта. Сержант как минимум на полгода старше.
 В первое время денег было в избытке, в кармане шестнадцать рублей.
 Пачка сигарет стоит 14, 16, 20 копеек ('Прима', 'Дымок', 'Астра'). В магазин не пускают, поэтому и много денег. Сержант разрешает послать одного гонца за сигаретами. Курят во взводе почти все. В основном сигареты без фильтра, сигареты с фильтром приходят только с посылкой из дома и быстро расходятся по друзьям.
 В субботу баня и кино. Клуб – единственное место, где сидя, можно облокотиться на спинку. В столовой – лавки, в казарме – табуретки.
 В воскресенье по телевизору смотрим часовую передачу 'Служу
 Советскому Союзу', а за ней получасовую развлекательную 'Утреннюю почту'. После просмотра обязательный кросс на пять км. Зимой – кросс на лыжах. Если выпало много снега, за час до кросса три солдата выходят прокладывать лыжню для всего дивизиона. Впереди идут двое, рядом, за ними третий. Периодически первопроходцы меняются. Их освобождают от кросса. Лыжи у нас без крепления, с петелькой для обуви, как у Чука и Гека. Бегаем в кителе, если тепло, или в шинели, заправив ее полы в карманы.
 Человек семь и меня, в том числе, увезли из учебки на шестьдесят километров в сторону, в глухой лес, в дивизион, в котором я прослужил до конца.
 В дивизионе Неуставщина имеет мягкие формы: садизма нет, денег и сигарет не отбирают, пол в туалете моем швабрами, а не зубными щетками. Среди новобранцев ходит множество историй про капризы злодеев, как они ночью заставляют новобранцев раскачивать свою кровать, бегать с березовыми ветками вокруг, изображая поезд, идущий домой. У нас ничего такого нет.
 Новобранцы выполняют всю работу за злодеев: моют полы в казарме, туалет, заправляют их кровати. Я работаю наравне со своими, даже если вижу, что это рабская работа. Иначе останусь один. Злодеи, стоя в наряде дневальными, после отбоя и ухода дежурного офицера из казармы, поднимают новобранцев на мытье полов. Если в парково-хозяйственный день пол моет вся группа, злодеи рассасываются из казармы и оставляют работу на новобранцах. По дивизиону они не болтаются, а прячутся в укромных местах – на котельной, дизельной, на очистных сооружениях, продовольственных складах, подсобном хозяйстве, клубе. На этих местах службу несут их друзья. То же самое с нарядом по столовой. Самое тяжелое место в столовой – мойка. В мойке никогда не встретишь злодея.
 Утром, перед разводом на плацу, группа строится в казарме. Сержант осматривает подворотнички, сапоги, внешний вид.
 Злодеев осмотр не касается, они бродят тут же, как будто они из другого взвода. Или стоят в двух шагах и наблюдают за процедурой.
 Если сержант командует: 'Достать содержимое карманов!', красноармейцы выкладывают все из карманов в шапку или пилотку.
 Злодеи подходят и начинают рыться в чужих вещах: в кучке писем, пачке сигарет, деньгах, спичечном коробке. Если находят что-то запрещенное – забирают себе.
 Злодеи реже, чем мы подшивают себе подворотнички. И не помню, чтобы кого-то заставляли, точнее – не знаю. У одного злодея я видел подворотничок, пришитый вместе с целлофаном, чтобы не пачкался.
 В каптерке злодеи выбирают себе на дембель среди личных вещей солдат: шинель, шапку, парадную форму и ботинки. Меряют все подряд, как в магазине. Выбрав, делают новое клеймение, а замену бросают новобранцу, заставляя его клеймить заново. Клеймение – это номер военного билета, написанный хлоркой в определенном месте. Клеймится вся одежда и обувь, кроме нательного белья и портянок. Смотр проходит в присутствии каптерщика (каптенармуса). Он тоже из злодеев и рассматривает происходящее в порядке вещей. После отбоя каптерка – ночной клуб, где злодеи блин кушают и блин поют.
 Ежедневный вечерний просмотр программы 'Время' также не касается злодеев. Большинство из них отсутствуют в это время. В казарме остаются лишь два три озабоченных. Они ходят вдоль рядов новобранцев и орут на тех, кто закрыл глаза или согнул спину.
 Злодеев легко опознать по внешнему виду. Они похожи на беспризорников. Руки постоянно держат в карманах брюк. Верхняя пуговица воротника расстегнута. Ремень свисает на бедра.
 Подворотничок пришит так, что выглядывает не на два миллиметра, а на пять. Пилотка или шапка каким-то чудом держится на затылке. Со лба свисают пряди волос. Постоянное выражение лица – 'не понял'. Часто употребляют выражения: 'блин', 'в натуре', 'тормоз', 'баксы', 'вау',
 'не понял'. В строю злодеи держатся в середине, не смотря на рост, чтобы не идти в ногу. Шаркают при ходьбе.
 Все солдаты условно делятся на группы в зависимости от прослуженного срока. Тех, кто только начал служить называют 'духами'
 – производная от 'душманы'. Они ничего не умеют, ну совсем ничего.
 Шеи у них тонкие. Путают, где право, где лево. Неправильно честь отдают, все из рук валится. Работают духи с утра до вечера. Не мудрено, что этот сброд вызывает справедливое презрение защитников родины.
 Солдаты, прослужившие полгода – это черпаки. Прослужившие год – фазаны, полтора года – старые. За сто дней до приказа об увольнении старые превращаются в дедушек, а после приказа их называют гражданскими (в том смысле, что не военные), хотя они еще месяц, два слоняются по площадке. Фазаны и старые приказывают всем тем, кто ниже их в иерархии. Они, конечно, не могут приказать что-то сержанту, даже младшего призыва. Но не выполняют его приказаний или перекладывают работу на плечи холопов – духов и черпаков. Не все холопы превращаются через год в злодеев. Все люди разные. Одни мстят новобранцам за то, что когда-то сами были унижены. Большинство старослужащих не зверствуют, они лишь увиливают от холопской работы и пользуются другими мелкими привилегиями.
 В первые недели в дивизионе три утра подряд я просыпался с чувством, что разговаривал во сне. Даже порывался спросить соседа, слышал ли он что-нибудь. Такое чувство было впервые. До этого и в последующие двадцать лет ничего подобного у меня не было. Это был не сон – во сне есть сюжет, а мне запомнилось, что говорю что-то. И не мысли это были, а именно речь. При мыслях язык не работает.
 Ежемесячное жалование рядового шесть рублей. В основном деньги уходят на сигареты и что-нибудь сладкое: пряники, лимонад, конфеты.
 Часть денег идет на мыло, зубную пасту. Мыло, паста и зубная щетка хранятся в серой тумбочке. В ней же разрешается хранить письма. В тумбочку может залезть любой братан, познакомиться с содержимым и при желании что-нибудь приобрести. Если паста красивая, ее запросто могут забрать на дембель. Не ехать же домой с чем попало. Зубная щетка, если отломать ручку, пригодится для чистки пряжки. Но вообще-то такие случаи довольно редки. За всю службу у меня пропал один тюбик, одна щетка и ремень. Только мыло пропадает регулярно.
 Тумбочка крайняя, поэтому и берут из нее. Берут на мытье полов в казарме. Сержант регулярно проверяет тумбочки и выговаривает, если что-то отсутствует. Чтобы пасту не брали, нужно ее помять (тогда были жестяные тюбики) измазать.
 У всех постоянная проблема с хлястиками от шинелей. Шинели висят в открытых нишах в казарме. Хлястики таскают друг у друга. А без хлястика шинель как сарафан. Так на плац не выйдешь. Что подумает вероятный противник? Вас ист дас? – разведет он руками.
 В первые же дни в армии ощущается отсутствие ножниц, целлофановых пакетов и женщин. На брюках не молния, а пуговицы. Отросшие ногти начинают мешать, под ними появляется грязь. Ножниц нет, и новобранцы обрезают ногти опасным лезвием, даже на ногах. Послужив некоторое время, узнаешь, что ножницы есть в каптерке – комнате для хранения парадной формы, фуражек, ботинок, и другого солдатского барахла.
 На нашей площадке работают две женщины, одна в магазине, другая в солдатском кафе. Они приезжают ежедневно в машине с офицерами. Если повезет, можно увидеть одну или обеих, идущих на работу. Как давно я не видел обычное пальто и платок на голове. А в руке сумка. Неужели где-то еще остались гражданские люди?
 В первые дни в дивизионе испытал чувство голода. Приличия и мораль куда-то уходят. В столовой для каждого солдата лежит два куска белого и два черного, порции закуски, первого и второго блюда для всех одинаковы. И все-таки когда голодные новобранцы бросаются на хлеб, нельзя устоять и начинаешь принимать активное участие в общественной жизни. В голодной голове мысли только про еду:
 'Бу-у-у-ублики на снегу, бублики на снегу', или про суп: 'Только в супе говорят черепашки, а в лесу они язык забывают'. Кусок хлеба можно взять из лотка на выходе из столовой и сунуть в карман. Больше двух не возьмешь – карманы оттопыриваются – это уже не по уставу, падает боеготовность. Сержант, заметив, что кто-то взял хлеб, ведет как обычно группу в казарму. В казарме выстраивает всех вдоль стены:
 'Достать содержимое карманов!', и если в руке оказывается кусок хлеба, провинившийся ест его перед строем у развернутого красного знамени, и мамой клянется, что больше не будет. Однажды и я так ел.
 Голод возникает от постоянного движения в течение дня, а, иногда, и ночи. Дома и на работе не двигаешься так много. На работе сидишь за компьютером, кульманом. В городском транспорте можно присесть, взяться за поручень, облокотиться на стенку. Дома в любой момент можно отдохнуть на диване, перекусить, раньше лечь спать. Через полгода службы организм привыкает. Новобранцы набирают вес, это заметно по потолстевшей шее впередиидущего в строю.
 В первые дни всех новобранцев вызывает к себе особист. Он спросил меня, можно ли на меня рассчитывать. Я сказал, – можно. Он что-то еще поспрашивал, но не сказал в каком смысле расчитывать. Только сказал, чтобы я зашел в следующий раз, когда он приедет. Я решил, что он занимается охраной государственной тайны: проверяет письма, не написали ли солдаты лишнего. Дивизион наш ракетный, новейшая стратегическая техника. Может и мне он хочет поручить проверку писем? В дивизионе особист появляется примерно раз в месяц. Его кабинет расположен рядом с туалетом, и зайти к нему можно прямо или через туалет. Это для стукачей, чтобы избежать случайных глаз. В следующий раз особист спросил, не заметил ли я что-нибудь подозрительного в дивизионе, а потом сказал: у нас есть сведения, что Петя из нашего отделения наркоман, Вы не можете невзначай расспросить его? Я сказал, попробую. После отбоя я пошел покурить. В туалете как раз стоял один Петя. Как удачно. Но я почувствовал, что не могу обманом расспрашивать его. К особисту я больше не пошел. И он не беспокоил меня.
 Прослужил я месяцев девять, десять. И однажды столкнулся с особистом в учебке. В Плесецк приехала Лариса, и меня в этот день привезли в учебку для увольнения. Он остановил меня с улыбкой на лестнице, и мы минут пять болтали о чем-то на виду у проходящих красноармейцев. Неприятно, конечно, могут возникнуть подозрения и сплетни, но я простоял до конца.
 А еще месяца через четыре я сам зашел к особисту (это был уже другой человек) и заложил одного технического работника. На нашей зоне появилась группа гражданских спецов. Дня три они чем-то занимались в одном из закрытых боксов. Рядовых туда не пускали. Мы как всегда что-то мели или убирали перед другими боксами. То ли я раньше освободился, то ли куда-то послали. Выхожу с зоны вижу – отъезжает рафик с технарями. Старлей сказал мне – садись, они едут на КПП мимо казармы. Сел. Едут человек семь. Один дядя специалист, лет пятидесяти уставился на меня с улыбкой и без вступлений стал рассказывать какие-то ракетные подробности. Слушаю и не знаю, что делать. И терминов не понимаю, и не понимаю, зачем он это мне рассказывает. Другие пассажиры молчат. Как только дядя замолкает, я отворачиваю голову в окошко – может, теперь замолчит. Вскоре я вышел. Несколько дней думал, сходил к особисту и все рассказал ему.
 Не ради чинов и наград, ради спасения отечества.
 В армии хорошо развита сеть стукачей. Свои стукачи есть у особиста и у замполита. Замполиту нужно знать, что происходит в части раньше особиста, чтобы принять меры и не допустить выноса ссора из избы.
 Стукачи не только среди солдат, но и среди офицеров и это грустно.
 Солдат через два года уволится, а офицерам всю жизнь служить с этими и делать вид, что не понимают, кто они. На офицеров можно давить ссылкой на Новую Землю. Вообще многие из них мало эмоциональны и закрыты из-за страха перед доносами, а не потому, что тупые. К этому их приучило еще училище.
 В тот раз, когда у нас был разговор о наркомане Пете, особист между прочим сказал мне что люди, которые с ним связаны, знают ключевую фразу, что-то вроде: 'Как на счет халвы, матрас', если услышу ее, ничего не надо делать, просто надо знать, это 'наш' человек. Не думал, что услышу ее от офицера. Один лейтенант обронил эту фразу, в разговоре со мной. Мы в штабе сидели, я – посыльным, он
 – дежурным. Послышалось? Нет. Точно она. Лейтенант вставил ее в разговор, никак не связывая с предыдущим и последующим. И продолжал говорить, как ни в чем не бывало. Я посмотрел на него. Лицо его нисколько не изменилось. Возможно, таким способом особист хотел показать 'какая могущественная у него сеть'. Стукачей награждают и облегчают им условия службы. После приказа об увольнении тридцать дембелей уезжают не все вдруг, а партиями в течение двух месяцев.
 Стукачи едут в первых рядах, затесавшись среди воинов-отличников. Не представляю себе, что стучать может какой-нибудь сержант. По-моему, это невозможно. Засвеченных стукачей переводят в другие части. Это всем известно. Поэтому к каждому вновь прибывшему в часть не новобранцу солдаты относятся с осторожностью.
 Прошло три месяца как я служу в дивизионе. Утренний развод. Плац.
 Вокруг одинаковые шинели и шапки. Командиры что-то бубнят – отдают рапорта. Смотрю в гороховую шинель на спине впереди и думаю, неужели это правда, неужели все это со мной? Не верится. Вплоть до весны я надеялся, что вот-вот поджелудочная моя не выдержит солдатской пищи, и меня комиссуют. Посмотрим, что же тогда скажут эти умники из горвоенкомата, которые отправили меня сюда.
 Но поджелудочная меня совсем не беспокоит, и я забыл про нее. А после полугода службы мысли мои изменились: 'надо же, вот, сколько уже прослужил'. И только скучаю по дому. Если курю один в туалете, то концом горящей сигареты выписываю на кафельной плитке цифры оставшихся до дома часов и минут. Цифры настолько бледные, что кроме меня, их никто не рассмотрит. Записи эти делаю не ежедневно, а как получится. Приятно прийти через четыре – семь дней и ощутить, сколько уже отвалилось. Особенно приятно, когда меняется порядок числа.
 День в дивизионе похож один на другой. В первое время муштра на плацу. Два раза в неделю три часа занятий в помещении. Пишем конспекты о роли партии, о строительстве вооруженных сил, зубрим уставы. Для этого в казарме есть ленинская комната, вся завешанная плакатами и лозунгами. На окнах красные шторы, на полу – линолеум.
 Здесь даже акустика другая. В углу огромная белая голова Ленина без туловища, как на железном рубле.
 Оказывается, до 30-х годов советская армия строилась по милиционному принципу. То есть люди служили в том же районе, где жили. Это такой важный момент, а я узнаю о нем впервые. В школе об этом не говорили. При милиционном принципе красноармейцы могли задуматься в иных случаях: служить ли родине – подавлять крестьянские восстания в своем уезде, участвовать в продразверстке или защищать крестьян и рабочих своего края, области. Партия решила покончить с этим безобразием. Лучше использовать войска как наемников. Латышскими стрелками бороться против тамбовских крестьян, а тамбовскими солдатами против костромских крестьян и так далее.
 Много времени уходит на хозяйственные работы в казарме, на территории дивизиона и на зоне, в боксах с тягачами.
 Ходим в наряды. Особенно хорош наряд по столовой, который выпадает группе каждые пять дней, потому что всего групп – пять.
 Каждую субботу парково-хозяйственный день. Сначала моем полы с мылом. Вообще их моют ежедневно, но в субботу особенно тщательно.
 Если официального мыла нет, его берут из ближайшей тумбочки. Весь кусок строгается ножом в таз. Потом наливают воду и взбалтывают щеткой до появления густой пены. Намыленный пол смывают чистой водой. После того, как он высох, пол нужно натереть 'Машкой' – это специальная швабра, на конце которой закреплен полутораметровый, толстый ствол сосны. К стволу прибиты в ряд щетки. Тяжесть ствола обеспечивает хороший нажим на щетки. Некоторым сержантам нравится пол, натертый в 'шашечку'. Тогда его приходится натирать щеткой на ноге, смежные участки в разных направлениях.
 В субботу, после подъема мы идем трясти одеяла на воздухе, за казармой. Это называется труской постельных принадлежностей: 'Выходи на труску одеял!'. Одеяла темно-синие, с тремя полосками для ориентации, где ноги. С торца у казармы нет окон, мы стоим и курим, накинув одеяла на головы, как Билл из Гайдаевского 'Вождя краснокожих'. Трясем одеяла, если вдруг появляется сержант или офицер.
 Летом, во время труски на стене казармы в лучах раннего солнышка сидит неуклюжая ящерица. В Подмосковье ящерицы исчезают, когда протягиваешь руку, а эта не боится. И потом московские меньше и тоньше, чем архангельские. Провел пальцем по спине – не убегает.
 Взял в руки – холодная, длиннее ладони. Вдруг она опомнилась и куда-то затопала, оставив мне свой хвост. Хвост некоторое время вилял из стороны в сторону, пока не умер от апоплексического удара.
 Зимой много работы со снегом. Расчищаем плац, дорогу у казармы и на зоне перед боксами. Остальные дороги за час очищает ЗИЛ-машина.
 Наваленные сугробы выравниваем и подрезаем лопатой. Получаются ступени или полки. К концу зимы сугробы у плаца вырастают с этаж.
 Зимой морозно. Градусника нигде нет, но ветераны говорят, если стоит туман на площадке, значит больше тридцати пяти. А я почему-то думал, что туман связан с незамерзающей речкой в полукилометре от площадки. Она так резва, что не замерзает зимой. Однажды зимой нас заставили собирать в ней опарышей – личинок, для рыбалки. Кто-то из окружного начальства порыбачить захотел. Один солдат вынимает вилами водоросли со дна и бросает их на снег. А другие стынущими пальцами копаются в них. Опарышей складываем в бутылку. Постепенно ее горлышко покрывается льдом, и отверстие становится все уже и уже.
 Трубы везде старые. В сушилке на батареях стоит десяток хомутов.
 Красноармеец Сашка – сантехник отморозил себе щеки. Что-то там прорвало, он полез ремонтировать, а потом мокрый пробежался от колодца до казармы.
 Вообще серьезных обморожений у нас не было. Чаще всего страдает кончик носа, если больше сорока и ветрено. Десять минут на улице и он красный. А для специальных работ нас экипируют особенно тепло.
 Специальные утепленные штанишки, меховая куртка, рукавицы с мехом внутри, на ногах валенки. А других солдат я видел с вязаными масками на лице, только глаза открыты.
 Зимой одна из главных позиций, которая ежедневно докладываются наверх – температура в казарме. Она не должна падать ниже, кажется, восемнадцати градусов. Если где-то прорывает трубу, температура опускается. Иногда до двенадцати, а ветераны рассказывали о пяти градусах и сне в шинелях и под дополнительными матрацами. Бывает, что замерзает вода в туалетных кранах. Не поворачивается вентиль.
 Влез мизинцем, а там лед.
 Большинство солдат в дивизионе живут по общему распорядку. Но в любой части есть должности или теплые места, где служить спокойнее, часть времени или полные сутки тебя никто не дергает. К ним относятся: котельная, дизельная, подсобная ферма, продсклады, КПП, киномеханик, завклубом, хлеборез, каптерщик, телефонист, почтальон, строевая часть. Естественно все стремятся в такие места.
 Почтальонские обязанности и печатание на машинке в строевой части занимают несколько часов в день. А остальные должности – полный день. Работа сменная, общий распорядок дивизиона таких солдат не касается. Кроме того, в таких местах можно хранить личные вещи, спокойно посидеть, поесть с друзьями. (Еда – вторая радость для солдата после сна). Даже ключник, ответственный за шкаф с ОЗК уважаемый человек. В этих шкафах, расположенных над нишами для шинелей, можно держать личные вещи. Разумеется, у ключников есть друзья, которые тоже пользуются шкафами.
 Дивизион полностью автономен. Свое электричество и тепло. Не тянуть же за пятьдесят километров коммуникации. Одна группа солдат занята в котельной, другая в дизельной. Они посменно работают и отдыхают. Начальником у них офицер или прапорщик. В пять вечера он с другими офицерами уезжает в город. Не всегда особисту или замполиту удается внедрить в такие места своих стукачей. Однажды в котельной новобранец зазевался и в сапог его пролился горячий мазут. Месяц он отлеживался в рабочих помещениях котельной. Ребята его кормили, врачи-сержанты из санчасти лечили, его ежедневно ставили в смену.
 Невероятно, но узнали об этом только, когда солдат выздоровел.
 От работ или утренних пробежек можно закосить в санчасти. Хорошо бы, да повода нет. Санчасть – двухэтажный домик за казармой. Здесь служат два сержанта – медика и их начальник – старший лейтенант медицинской службы. Лейтенанта почти не видно в дивизионе.
 Освобождение дают сержанты, преимущественно злодеям, остальным – норсульфазол. Старшина раз в месяц просматривает журнал 'юродивых и прокаженных' и замечает тех, кто ежедневно болеет иногда и среди злодеев.
 В курилке в первые месяцы службы новобранцы пересказывают ужасные солдатские истории о нанесении себе увечий. Кто-то ковыряет и не дает заживать ране на пятке, другой носит некоторое время мокрое полотенце на руке, а потом ломает руку в этом месте. Мне один юноша еще в Москве рассказывал, как он закосил под психа. Мы сидели на лавочке на третьей Фрунзенской перед нашим военкоматом. Слушаю его и думаю: ну, хорошо, освободят его от армии, как же он работать собирается, а учиться, а семья? Он что девушке своей скажет: я не псих, я солгал им.
 Рассказы остаются рассказами, до дела не доходит. А косят в основном под простуду и попутные всякие ангины. Хотя новобранцы часто на самом деле простужаются. Если солдат не падает, ему не верят и дают таблетку.
 Сам раза два простужался по собственной глупости. Простуда у всех проходит через три, пять дней. Переносится на ногах. Простуде негде укрыться, из-за постоянного движения, от крепкого сна и пищи без отклонений.
 Прослужил полсрока, стала хромать правая нога. После ходьбы гусиным шагом на пробежках. Пробовал схалтурить, идя не в полный присед, сержант заметил. Меня освободили на несколько дней от пробежек. Это было замечательно, потому что бегать я не любил и не умел. Через пару дней меня свозили в военный госпиталь в Мирный.
 Врач посмотрел колено и ничего не сказал. Еще через неделю или две хромота прошла. А разработал это колено случайно, семнадцать лет спустя. Тогда же я узнал, что причина боли – давно поврежденный мениск.
 Ближе к дембелю меня замучил зуб. Медик положил в дупло анальгин и накрыл ваткой. После отбоя зуб начинает ныть. Как жаль тратить драгоценное время сна. Встаю, курю в туалете. Заметил, что в вертикальном положении боль утихает. Поправил подушку и стал засыпать полулежа. Через несколько дней ему надоело, и он перестал дергать.
 В течение первых недель в дивизионе меня определили печатать в строевую часть в штабе. Думаю, по причине высшего образования, я единственный в дивизионе с высшим. Что за строевая часть? Строем что ли ходят? Оказалось строевая часть – это комната, в которой сидят два красноармейца, стоят три стола и две печатные машинки. Мне досталась трофейная, та самая, которую поляки подарили Сусанину…
 Лес под Сыктывкаром. По сугробам идет отряд уставших поляков, впереди Иван Сусанин:
 – Возьмемся за руки друзья, возьмемся за руки друзья, что б не пропасть по одиночке… На восьмой день сел вдруг Иван Сусанин на пень и молвил:
 – Шерше, как говорится, ля фам… Ой, да в темно-синем лесу, где трепещут осины, где с дубов-колдунов облетает листва… Поляки хором: – А нам все равно, а нам все равно, пусть боимся мы волка и сову, дело есть у нас, в самый жуткий час мы волшебную косим трын-траву…
 Клавиши на машинке с большими промежутками, в отличие от компьютерной клавиатуры, пальцы иногда проваливаются. Печатать приходится занудные тексты по пожарной безопасности и какие-то списки. Эта работа занимает половину дня. Иногда с Вадимом, моим наставником, ходим по сугробам за казарму к металлической печке у брошенной старой ядерной боеголовки. Здесь мы сжигаем ненужные секретные бумажки.
 Изо дня в день солдат принимает одинаковое количество пищи. И в одно и тоже время. Порции всегда одинаковые, хлеба по два куска, на третье кружка чая или компота. Постепенно желудок привыкает к одному и тому же объему и уменьшается в размере. После нескольких месяцев сержанты разрешают новобранцам сходить в солдатское кафе. Бутылка
 'Буратино' и полкилограмма пряников, да еще и в 'неправильное время' становятся большой неожиданностью для бедного желудка.
 За полтора года у меня единственный раз заболел живот. Повезло – удалось залезть в свою почтальонскую каморку и покорчиться там, на полу часа три. Это случилось после того, как что-то неправильное пожарили в караульной кухне. А в столовой за качеством пищи ежедневно следит старший лейтенант – медик. За всю службу было два – три случая, когда обед или ужин полностью браковали и заменяли сухарями и чаем.
 Кормят нас сытно. Надоела ставрида на завтрак, на ужин, а иногда и на обед. Непобедимая и легендарная. Вся армия ест ее, ест, не может съесть. Солдаты приходят и уходят, а ставрида остается. Селедку не ел никогда, и теперь отдаю соседу. Если на нее наступить, она выскользнет из-под каблука, как кусок мыла. Селедкой кормят изредка.
 Еще реже прибалтийские рыбные консервы, по банке на брата, это настоящее лакомство – какая-то нежная рыбка в томатном соусе. Гарнир
 – картофельное пюре из порошка или перловка. Пюре лучше не нюхать – в природе таких запахов нет. Свежая картошка, которую чистит наряд по столовой, вся идет в суп. Иногда мясное блюдо вместо рыбы или курица. В обед на столе стоит большая тарелка с закуской – свекла с луком или кислая капуста. В завтрак и ужин кусок масла. С двадцати ежедневных граммов масло увеличили до тридцати. Увеличили количество мяса на человека, еще чего-то, нам об этом доложили как-то командиры, но мясо и все остальное менее заметно, чем масло.
 В воскресенье каждому солдату положено яйцо вкрутую. Некоторые красноармейцы смешивают желток с маслом, и полученный паштет мажут на хлеб – вообще-то ничего.
 В праздники или день выборов в Верховный Совет на альтернативной основе на обед, кроме прочего, полагается по жесткому прянику и по две конфете.
 По старому обычаю гималайских голкиперов, злодеи по определенным дням отдают свое масло новобранцам, сидящим за одним столом. Это случается за год, за полгода, за сто дней до приказа об увольнении.
 Последние десять дней до приказа масло отдают ежедневно. При отсчете этих последних десяти дней за основу берут прошлогоднюю дату приказа, хотя она часто не совпадает с нынешней.
 Примерно через полгода меня поставили на место уволившегося почтальона. Попытался отказаться – письма еще куда не шло, а посылки
 – влипнешь в историю. Но мне приказали.
 Бывший почтальон Леня теперь стал завклубом, вместо уволившегося прапорщика. Как не встретишь Леню – все рыжий, да рыжий. Полгода ходил рыжим. И, вдруг заходит в казарму с черной головой и бровями.
 Только веснушки по-прежнему рыжие. О весенних рассветах тот парнишка мечтал, мало видел он света, добрых слов не слыхал.
 Леня сдал мне дела: десяток посылок и несколько писем. Одна посылка с дырками от крыс. – Да съешь ты ее, – говорит Леня. Их рота уехала в неизвестном направлении. И я подумал, может действительно съесть, все равно же пропадет. Слава богу, я не сделал этой глупости. В голову не пришло, что ее нужно просто отправить по обратному адресу. Кажется мне подсказали это на почте на 16-й площадке, куда я ездил за своими письмами и посылками. В присутствии двух офицеров посылку вскрыли и сделали опись. Крысы слопали всю домашнюю выпечку. Интересно, что фабричное печенье не тронули, хотя оно было ближе. Ящик достали новый, я заплатил по квитанции рубля два с мелочью за ущерб и отправил посылку назад.
 Теперь у меня появились небольшая комната без окон, где я могу читать. Почтальонская работа начинается часов с пяти вечера до ужина. Ежедневно (не считая дней нарядов) разными способами добираюсь на почту, на 16-ю площадку в пяти километрах от нашей.
 Почти всегда удается доехать на машине с крытым кузовом. На 16-ю в конце дня едут офицеры дивизиона. Оттуда их везет домой мотовоз.
 Когда нет транспорта, иду пешком. Вообще-то, если нет машины, могу остаться в дивизионе, но меня самого тянет на почту. Если еду на машине, забираю все: и посылки и письма и периодику. Если пришел ногами, посылки оставляю, беру письма и журналы, газеты. Посылок бывает не много, туча надвигается перед праздниками 23 февраля, 7 ноября и новым годом.
 Как только появляюсь в дивизионе, со всех групп к машине бегут по одному, по два красноармейца. Они помогают мне перетаскивать посылки и таким образом узнают имена счастливчиков, которые не заставляют себя долго ждать. Начинаю заниматься раскладкой писем и периодики по ячейкам групп, а в это время прибегают за посылками и письмами. Всех солдат в дивизионе я знаю поименно и в лицо. С каждым новым призывом приходится знакомиться с новобранцами. Письма и прессу отдаю сразу.
 Посылки разрешается выдавать в присутствии офицера (обычно это дежурный), с росписью его и получателя в журнале. Офицер смотрит, нет ли в посылке запрещенных вещей: фотопленки, проявителей и другой фотохимии, спиртного.
 Многие солдаты увольняются с фотоальбомом. Но фотографировать-то в дивизионе запрещено. Интересный случай. Пришла посылка среднеазиатскому красноармейцу. Фанерный ящик упакован в материю.
 Вскрыли. Что такое. Десяток пачек фотопленки и сразу дно.
 Перевернули другой стороной – адрес на крышке. А на материи адрес был с другой стороны – неправильно вскрыли. Вскрыли с другой стороны
 – полный ящик рассыпного урюка. Офицер может погрести рукой, но высыпать не будет.
 Первое время посылки вскрывали сами счастливчики. В результате я потерял один за другим десяток ножей и половинок ножниц. В дивизионе инструмент такая же редкость как женщина. Получатели уносят их вместе с посылкой, в то время, когда я записываю данные в журнал и слежу, чтобы все расписались.
 Иногда солдатам шлют спиртное. Конспираторы прячут его в кефирных пакетах или пакетах сока. Некоторые офицеры-спецы ловко его обнаруживают и отправляют неудачников выливать содержимое в туалет.
 Солдату пришла посылка с бутылкой спиртного. Он из письма заранее знал об этом, подождал, пока все разойдутся, и попросил меня вскрыть без офицера. Я отказал. Тогда он пошел упрашивать дежурного. Старлей
 Георгиевский, нормальный мужик, но бутылку оставить не разрешил.
 Может быть и из-за меня – кому нужен лишний свидетель. Ладно.
 Вскрыли посылку. Бутылка хороша, что-то близкое к бренди, красивая этикетка, такой в военном городке никогда не купишь. Георгиевский предложил солдату деньги за нее. На этом и договорились.
 Однажды над Георгиевским пошутили. Возможно, и над другими офицерами так шутят, но я наблюдал только этот случай. Вечер.
 Офицеры уехали домой. Казарма. У телевизора стоит толпа, человек в тридцать. Это не обязательный просмотр, просто что-то интересное идет. Заходит Дежурный по дивизиону старший лейтенант Георгиевский.
 Ему тоже интересна передача, и он остается среди зрителей. А в противоположном углу казармы у тумбочки стоит молодой дневальный. Он еще не знает красноармейцев и офицеров по фамилиям. Позвонил телефон. Дневальный берет трубку и через секунду орет на всю казарму:
 – Ефрейтор Георгиевский на выход!… Ефрейтор Георгиевский на выход!!… Ефрейтор Георгиевский на выход!!!
 Красноармейцы улыбаются и хмыкают, а дневальный все орет.
 Георгиевский не спеша, подходит к орущему дневальному и успокаивает его. Георгиевский один из нормальных офицеров в дивизионе.
 Часть журналов и ежемесячников выписываются на группы, часть на дивизион. Кое-что мне удается придержать у себя на пару дней и почитать. Получаем мы много. Кроме 'Советского воина' и 'Красной звезды': 'Крокодил', 'Юность', 'Ровесник', 'Новое время', 'Знамя',
 'Огонек', 'Смена', 'Вопросы философии'. Названия других журналов просто не запомнил. Обязательно нахожу время для 'Огонька' и
 'Московского комсомольца'. Читаю из 'Нового времени', 'Знамени',
 'Ровесника'. В 'Огоньке' появились острые статьи о сталинизме, уничтоженных маршалах, довоенном голоде. 'Комсомолец' изменилась – настоящая молодежная газета.
 С почтальонством у меня появилась не только возможность читать. В моей комнате стоит тумбочка, в которой держу письма от родных.
 Красноармейцам разрешается носить письма из дома в кармане, но немного и без конвертов. Ежедневные поездки на 16-ю площадку скрашивают жизнь. Иногда приходится отклоняться от постоянного маршрута. Или везут вместе с сеном куда-то или с киномехаником за новыми лентами. Никакого жилья на всем пути нет, военный полигон на сотни километров. На всем пути в город, на протяжении пятидесяти километров встречаются три домика у переезда через железную дорогу и учебный батальон: казарма и три домика. Вдоль дороги нет привычных столбов с проводами. Природа вокруг не тронута. На обочине никогда не кошеная трава. Она вырастает в человеческий рост. После растаявшего снега прошлогодняя трава стелется по земле желтыми, густыми волнами. За кюветом и полоской травы сразу лес.
 Сидя в кузове, каждый раз смотрю в окно, хотя езжу этой дорогой десятки раз. Однажды со мной ехал красноармеец попутчик. Он прослужил на площадке почти год безвыездно, ведь никаких увольнений в дивизионе нет. Некуда увольняться. Пока ехали, красноармеец жадно смотрел в окно, а за окном только трава, деревья и кусты.
 В лесу нет сплошного лишайника, он местами похож на подмосковный.
 Только нет дорог. Еле заметные тропинки – не лысые, а лишь примятый мох или трава. Много мха. Он стелется по земле, покрывает упавшие стволы, продолжается за ними, как будто кто-то бросил зеленый ворсистый ковер. Идти мягко и тихо. В московских лесах ходьбу смягчают сосновые иголки, полностью покрывающие тропинку, конечно, если гуляющих немного, и они не стерли их. Много черники, брусники, клюквы. Черника везде. Но собирать ее уходим далеко, в те места, где черничные кустики становятся синими от ягод. В ход идут комбайны.
 Они ускоряют сбор. Комбайн это металлическая коробка с ковшом и забралом, чтобы сорванная ягода не выпадала. Солдатская фляга набирается комбайном за несколько минут. Вообще подобное мероприятие возможно только рано утром, часа в четыре, когда комары еще спят, а сам стоишь в наряде по казарме, распорядок тебя не касается. И, разумеется, когда ты уже ходишь в старослужащих. После утреннего ягодного похода идем в столовую, берем положенный сахар и размешиваем его с черникой – это потрясающе.
 Поздней осенью снарядили специальную группу за клюквой. Сначала мы долго ехали в грузовиках, потом минут сорок шли по лесной тропе. И вот перед нами болото – огромная поляна, затянутая мхом с редкими торчащими палками высохших деревьев. Надеваем на ноги чулки от ОЗК.
 От берега болото отделяется узкой полоской жижи, ее нужно перепрыгнуть, и встать на качающийся мох, который легко держит человека. В тридцати шагах впереди кочка, в голубой дымке, размером с клумбу. Одна, другая. Подходим ближе – голубика. Кустик голубики похож на черничный, только чуть выше и ствол толщиной с палец. На кусте совершенно нет листьев, голые ветки с голубыми крупными ягодами. Голубика крупнее черники и вкуснее.
 Но наша цель – клюква. Вокруг под ногами ковер из моха, по которому разбросаны темно-красные и фиолетовые бусинки размером с крыжовник. Кажется, будто клюква 'лежит' на мху. А если его раздвинуть руками, видно, что ягодка держится на тонком стебле, высотой сантиметров десять, как и сами стебли мха. Несозревшие ягоды белые или бледно-розовые. Они до поры согнули свои головки и прячут их во мху. Зрелые ягоды клюквы не лопаются, как купленные в магазине. Внутри у них мякоть, такая же, как у брусники, например.
 Мы собираем клюкву в чехлы из-под чулок ОЗК специальными клюквенными комбайнами. У них полозья скользят по мху, приминая его, в щели между полозьями попадают ягодки и, отрываясь, остаются в лотке. Всю добычу сваливаем в общий вещмешок. На обратном пути вещмешок несет красноармеец впереди меня. Вижу, как покраснело дно, а снизу сочатся красные капли.
 В лесу море подберезовиков. Стоит только сойти с бетонки и перепрыгнуть кювет. Грибы в лесу никто не ищет, их просто собирают.
 Когда-то в Непецыно смотрел фильм 'Морозко'. Иванушка идет лесом, вокруг стоят мухоморы по колено с громадными шляпками. Не смотря на небольшой возраст, нам уже приходилось собирать грибы, и мы понимали, что режиссер Роу пудрит детям мозги. А теперь я вижу, что такие грибы бывают. Москвич в это не поверит, пока сам не увидит.
 Хорошо бы с чем-то сопоставить размер шляпки, чтобы легко вспомнить потом, в Москве. Наконец нашел – фуражка! Есть подберезовики с еще большими шляпками, но они лежат на земле – ножка не выдерживает.
 Белых не находил, подосиновики такие же большие, но встречаются реже. Каких-то других: сыроежек, поганок – не встречал, впрочем, случаи поискать грибы предоставлялись не часто.
 Если нет попутной машины, я хожу за почтой пешком, сокращая дорогу через лес. В руке чемодан для писем и журналов. На обратном пути набираю в чемодан двадцать, тридцать подберезовиков. Комары облепили кисти рук и затылок. В правой руке чемодан, в левой – три подберезовика – не будешь же из-за каждого гриба открывать чемодан, да и вон еще растет. Хлопаю комаров сразу горстями. Если быстро идти, есть вероятность от них оторваться. Ни жарить, ни сушить грибы я не буду. Но как не сорвать эту красоту? Кому-нибудь отдам, пожарят. Лучше всего жарить в карауле, в свободную смену. И сушат тоже. Один знакомый солдат насушил за лето ящик и отправил домой, добрая душа.
 В 87-м Москва простилась с Анатолием Папановым и Андреем Мироновым.
 Фильмы нам показывают в воскресенье, и кажется в субботу, точно не помню. Крутят в основном идейные ленты. В нашем клубе я впервые посмотрел 'Неисправимый лгун'. Этот фильм 73 года, но за 13 лет я ни разу не видел его. Как хорошо посмотреть на родные места – в двух эпизодах уголок хореографического училища и сквер перед ним, вторая
 Фрунзенская улица, поликлиника и магазин 'Ковры'. Другие места не узнал, кроме площади Гагарина.
 И другой фильм запомнился – 'Минин и Пожарский'. Очень трогательный, черно-белый. Особенно один аферист там все мелькал с чайником, кипяточку искал и ни в какую не соглашался за Дарданеллы воевать.
 Записался в библиотеку. Вообще-то солдаты не читают книг – когда, и где их держать? Но у меня есть место – моя каморка, и время для чтения тоже есть. Взял двухтомник истории дипломатии. Интересно, но ничего не запомнилось. В библиотеке много редкой литературы сталинской, хрущевской. В Москве, на повороте к моему дому стоит киоск Союзпечати. Когда-то я покупал в нем фотографии Андрея
 Миронова, Кирилла Лаврова, Людмилы Гурченко, Савелия Крамарова, Юрия
 Соломина, Сергея Юрского. В начале 80-х среди журналов и газет в киоске лежали томики 'Малая земля', 'Целина' и 'Возрождение'. Умер
 Брежнев и томики исчезли. Появились книги Черненко. Умер Черненко – исчезли его книги. А в глубинке все остается. Прочел об антипартийной группе Молотова – Маленкова, и о том, что Ворошилов, человек с испуганным лицом на всех фотографиях, был, оказывается, бунтовщиком. Повезло, ведь этого нет и в учебниках истории.
 Летом у нас белые ночи, которые продолжаются больше месяца.
 Дневальный ночью может запросто читать. Только в середине ночи наступает пятнадцатиминутная пауза, небольшое затемнение. Предметы видно нормально, а читать уже тяжело. Всего 15 минут, а потом опять светлее и светлее. В местной газете 'Правда Севера' разница между заходом и восходом Солнца час. Так необычно читать: восход Солнца в два часа десять минут. Рано утром Солнышко выкатывается из-за крыши двухэтажного штаба и светит в окна казармы, прямо в лицо спящим солдатам. Шторки на окнах короткие, они закрывают лишь верхнюю треть окна. Можно повернуться на бок, тогда придется согнуть ноги – иначе лежать невозможно – пружинная сетка прогнулась, как гамак. На животе спать совершенно нельзя.
 Наряды. Пожалуй, самые тяжелые – это столовая и казарма.
 В казарме узкое место туалеты. Бывает, что они засорены – это кто-то, кое-где у нас порой честно жить не хочет. В таком случае наряд не принимается. Если справиться своими силами нельзя, приезжает водометная машина – пожарка. Вставляет толстый шланг в отверстие и струей воды под большим напором пробивает засор. Если пожарки нет, приходится прибегать к стратегическому резерву ставки верховного главнокомандования. Дневальные спускаются в подвал. Здесь земляной пол и много всяких труб. У главной трубы, большой, как пушка крейсера 'Аврора' на конце самодельная пробка из ствола сосны.
 Удар сапогом – пробка на полу. Мы мирные люди, но наш бронепоезд стоит на запасном пути.
 Дневальных в казарме трое. Один постоянно стоит у тумбочки, напротив входных дверей. Другие работают – моют и натирают полы, чистят туалеты. Через два часа дневальные меняют друг друга. Если среди них есть Ванек, то работать приходится без него. Иногда Ванек просто уходит из казармы по своим делам. Ночью один дневальный стоит у тумбочки, другие спят. Ванек сладко спит всю ночь, а у тумбочки стоят младшие. Случается, когда спят все дневальные. Это совсем нехорошо. Ведь рядом с тумбочкой комната с оружием и они ее тоже охраняют. В любое время дежурный по дивизиону может сделать обход, а может и не сделать. Но, дежурный не зверь. Просто утром дневальные не находят на тумбочке телефона и сами идут за ним в штаб.
 В столовой самое тяжелое место моечная. Работать приходится монотонно, почти не отрываясь. От завтрака до обеда как раз хватает времени на то, чтобы вымыть всю посуду, после обеда все повторяется снова. Хорошо, что посуда металлическая. Мойки две. В одной посуда замачивается с порошком, в другой обмывается чистой водой. Перед закладкой тарелок нужно сбросить в ведро остатки пищи. Пар в моечной стоит такой, как в туманном Альбионе. Постепенно от брызг и пара намокает одежда. Работаем вдвоем. Часа через полтора прерываемся на перекур. Перед сдачей наряда мойщики волокут баки с отходами в подсобное хозяйство. В подсобном хозяйстве покушать ждут несколько коров и свиней.
 Другие рабочие столовой после каждой трапезы собирают грязную посуду со столов и несут ее на мойку. Потом закидывают лавки на столы и промывают пол. Если нет старшего, опрокидывают ведро воды и развозят ее тряпкой. Потом расставляют посуду, ложки, хлеб.
 Всем рабочим по столовой выдают хлопчатобумажные, старые кители и брюки, а повседневная одежда остается в казарме, сложенная на табурете.
 Ночью рабочие по столовой чистят картошку. Перед каждым ящик в пятьдесят килограммов. Количество картошки на одного рабочего зависит от завтрашнего количества едоков в дивизионе и от того, сколько злодеев, стоящих в наряде по столовой спят в казарме.
 Картошка сильно гниет. К апрелю на складе сгнивает до 80 %. Нормы помесячного гниения картофеля висят на двери продсклада.
 Обычно чистка картошки заканчивается не позднее трех-четырех утра.
 Возвращаемся в казарму, слегка сырыми. Казарма спит, тишина и темнота. Свет горит только у тумбочки дневального. Раздеваемся, туалет, сигарета, ложимся. Наконец-то ты свободен… 'Рота, подъем!'. Значит уже семь. Невыспавшиеся, одеваемся и опять в столовую.
 В столовой, кроме тяжелой ночной работы, на следующий день, при сдаче наряда, может ожидать неприятность. Принимающие наряд пересчитывают всю посуду и ложки. Если чего-то недостает, приходится, как-то выкручиваться.
 Караул. В этот замечательный наряд красноармейцы попадают, прослужив месяцев девять, а то и год. В караул ходят преимущественно злодеи. Это же не хухры-мухры. Тут дело с оружием. Правда, без патронов, но все-таки. Нужно устав караульной службы знать. – Стой, стрелять буду! – Стою! – Стреляю! Всякие тонкости там, в кого первый предупредительный делать – в бледного прапорщика Пилипэнко, или в убегающего зигзагами замполита. Тексты устава зубрятся тяжело и быстро забываются. К следующему разу приходится учить заново. В оружейной комнате караул получает автоматы и идет на зону. Шесть человек, три пары. Старший – офицер. Пара два часа ходит по зоне, два часа бодрствует и два часа спит, сменяя другие пары. Никакой физической работы – сплошные прогулки, сон и расстрелы подозрительных.
 На зоне, которую охраняет караул, боксы с техникой. Раньше тут были столы для стационарных ракет, развитая сеть подземных коммуникаций. Теперь ничего нет. В некоторых боксах стоят тягачи.
 Зона окружена пятью полосами проволоки – не пролезет даже заяц. В том числе сетка, на которую изредка подают такое высокое напряжение, что она начинает притягивать мелкую пробегающую мимо живность – зайцев, тетеревов, ефрейторов.
 Начальником караула идет старший лейтенант или лейтенант. Как правило, начальник спокоен, ничего не приказывает, все идет своим чередом. Караул для нас и для лейтенанта – возможность спокойно отоспаться. Проблема возникает, если дежурная смена не предупредила вновь заступающих, где их искать. Дежурная смена, может завалиться, и уснуть где попало, особенно летом.
 Иногда дежурная смена ночью, в мороз тихо заходит в караульное помещение, проникает в комнату отдыха и укладывается на полу под топчанами. На топчанах в это время спит другая смена. Такой приход возможен, если с нами не строгий лейтенант. Если он спит в своей комнате. Мы, конечно, соблюдаем осторожность, на всякий случай.
 Однажды мы с Васькой зашли и завалились каждый под свой топчан. В шинелях, автоматы сбоку. Затихли. Вдруг дверь открывается, полоска света упала на пол. Вижу сапоги лейтенанта Мишкина. Кажется, мои сапоги, торчащие из-под топчана, он заметил тоже. Постоял, ничего не сказал и ушел. А ведь мог и пристрелить. Кстати, один капитан рассказал нам как-то, что кроме строевого устава и устава караульной службы есть боевой (кажется, так он назвал) устав вооруженных сил, который вступает в действие в военное время. По этому уставу запросто можно прихлопнуть на месте всякого, не выполнившего приказ.
 Не знаю, так ли это.
 С Мишкиным вышел однажды случай. Он дежурил по дивизиону. А я был дневальным, занимался какой-то работой. Прокричали 'Рота, отбой!', свет погас, но жизнь и хождение в казарме еще продолжается, за окном светло, весна. Мишкин ходит в нашем расположении между кроватями.
 Остановится у Лешкиной, постоит, постоит и отходит. И опять круг и опять стоит у Лешкиной кровати. В третий раз Мишкин даже нагнулся к
 Лешкиной голове. Послушал, откинул одеяло, а под ним шинель. Лешка положил шинель, как будто на боку спит, и ноги в коленях согнуты. А сам Лешка где-то вне казармы закусывает.
 В сильный мороз караульные, идущие на зону надевают овчинный тулуп длиной почти до пола. Он настолько большой, что может обернуть двух человек. Поднятый воротник торчит выше ушанки. Тулуп надевается прямо на шинель. На ноги караульные обувают толстые и жесткие валенки. Подошва у них не плоская, а закругленная. Ходишь, ходишь, и через некоторое время стопа устает. Но теплые.
 Раз с Васькой нам выпала смена, когда пришлось ходить в столовую за едой для караула. Три блюда в судках и бачке и хлеб. Пока получали в столовой свои порции, все куда-то разбрелись. Нас оставили на кухне наедине c большой грудой куриных тушек. Васька – хозяйственник, он спрятал курицу за пазуху. На обратном пути у караульного помещения Васька зарыл ее в сугроб, вечером пожарим, говорит. А вечером он не смог ее найти.
 Однажды мы надругались над Васькой. Кто-то узнал, что он понаставил банок у берез за казармой – собирает березовый сок. Мы вчетвером отыскали его банки. Сока ни в одной из них пока нет. Одна банка трехлитровая. Эта трехлитровая и вдохновила Лешку. Он взял ее и зачерпнул мутной воды с прошлогодними листьями и иголками из ближайшей лесной, канавы щедро, литра на два и поставил на прежнее место. Я уже тогда смеялся. Меня послали уговорить придти Ваську, а сами залегли за бугорком вблизи.
 Васька красит в белый бордюры у дороги.
 – Вась, говорят, ты березовый сок собираешь? Давай посмотрим, а?
 – Не, не могу, я занят, потом…
 Я не отстаю. Наконец Васька согласился и мы пошли. Как он увидел трехлитровую, глаза его загорелись:
 – Цельний банка! Цельний банка! – засунул голову и стал пить. Я взялся за березу, чтобы не упасть. Тут из-за пригорка вылезли визжащие красноармейцы…
 Лешка вообще настоящий хулиган. В бытовой комнате, где солдаты подшивают подворотнички, стригут друг друга или чинят сапоги, он берет чей-то каблук и размашисто, по-хозяйски прибивает его к полу огромным гвоздем, пока нет владельца. Или прибивает к полу кем-то забытую гимнастерку, в нескольких местах для прочности.
 Однажды ночью мы стояли в оцеплении. Зима, стоять очень холодно.
 Как правило, стоим на перекрестке. Задача у нас такая: если появится колонна наших тягачей, приостановить другой транспорт. Когда пройдут тягачи – секрет для нас. Нас выставляют в десять вечера, а проходят они утром. Места такие глухие, что за всю ночь мимо постового может ничего не проехать. Мы одеты тепло – под шинелью телогрейка, на ногах валенки. И все-таки часа на морозе не выдержишь. Все стараются погреться в ближайшей будке у железнодорожного переезда, где сидит солдат-железнодорожник. Нас трое. Разбились на смены: одна сидит, караулит тягачи, другая ложится спать прямо на деревянном полу.
 Яркий свет лампы в лицо – не помеха. Спать тянет еще и от мороза.
 Лег, автомат на груди, магазин без патронов, конечно. Сквозь дрему чувствую, что-то неладное. Открываю глаза – прямо на моем животе делают неполную разборку моего же автомата. Пружины вытащили, магазин, еще железки какие-то. Не даром мне привиделся отвратительный сон, будто я целовался с нотариусом и двумя адвокатами.
 Во время отбоя в казарме Лешка подходит к моей крайней двухъярусной кровати и наклоняет ее. Я лежу на верхнем ярусе. Чтобы не упасть, обеими руками цепко хватаюсь за края кровати. Так как руки заняты, остается только орать на Лешку, как папа Карло, а он ржет: – Меньше пены. Через десять минут он отпускает кровать, я спрыгиваю и ношусь за ним в исподнем вокруг блока с кроватями.
 Носимся по уставу – на одного линейного дистанции. Догнать Лешку невозможно. Что мне снег, что мне зной, что мне дождик проливной, когда медведь бежит за мной…
 В караульной кухне много тараканов. Потому что тут всегда тепло и в шкафу всегда лежит хлеб. Они не боятся выбегать на обеденный стол днем, когда караульные едят.
 Лето, середина июля. Ходим по зоне с Лешкой караульными. Среди высокой травы колодец без люка. Сто раз проходил мимо. Посмотрел вниз: на дне что-то белое. Интересно. Спустился по лесенке, пнул сапогом – снег. А на улице двадцать восемь тепла. Лешка залез на вышку, с которой видна космическая площадка. А мне что-то не интересно. А может, и зря не полез, посмотрел бы на леса, сопочки.
 Свой второй новый год в армии я встретил в карауле.
 Наряд посыльным. Весь день куда-то посылают далеко или близко.
 Чтобы быстро выполнять поручения, нужно как минимум знать фамилии всех офицеров, сержантов, а лучше и всех красноармейцев. Утром посыльный встречает входящего командира дивизиона криком: 'Смирно!
 Дежурный по дивизиону на выход! Я сказал на выход!!'. Кричать нужно уверенно так, будто на ногу упала батарея отопления. Вечером посыльный моет полы в штабе. Посыльный подчиняется сержанту – помощнику дежурного по дивизиону. Есть ходят по очереди: сначала дежурный офицер в офицерскую столовую, потом посыльный с помощником в солдатскую. Возвращаемся с помощником после обеда. У входа в штаб стоят незнакомые три офицера, хихикают, старший – майор. Мы отдали честь, и зашли в штаб. На втором шагу из глаз, носа и рта одновременно начинает течь влага. Это от газа, называется он
 'Черемуха', против перхоти. Им наполнен весь коридор. Сержант шапкой закрыл лицо и я как он, и пробежали в комнату дежурного, к телефону.
 Это те самые офицеры на пороге штаба провели учения – зажгли слезоточивую шашку. Хорошо, что мину не поставили. Кроме нас с сержантом в штабе было всего человека два – телефонист и кладовщик.
 Ни командира, ни начштаба, ни замполита, ни каких-то других офицеров.
 В армии есть поощрения, о которых многие солдаты мечтают. У каждого они свои. Кому-то хочется получить очередное звание, кого-то интересуют значки 'классный специалист', 'воин-спортсмен',
 'физик-теоретик', кому-то хочется в краткосрочный отпуск домой. О доме мечтают бывшие десятиклассники из хороших семей или красноармейцы – мужья, красноармейцы – отцы, их не так много. Мне тоже хочется в отпуск. Неужели не отпустят? Мне не нужны погремушки или звания. Прослужил я год – срок как раз подходящий, а ближе к дембелю будет не интересно ехать. На гауптвахте не был, вне очереди нарядов не получал. Получил кучку мелких благодарностей за постоянные складные статьи в 'боевой листок' всех пяти отделений группы об ужасах империализма и затянувшихся массовых удоях в стране. Выступил на комсомольском собрании, где заклеймил комсорга дивизиона, прапорщика позором и нехорошими словами. На какой-то слет ездил в часть вместе с семью красноармейцами от дивизиона.
 Поощрения сыплются на красноармейцев к красным праздникам: 23 февраля, ноябрьским, 1-му и 9-му мая. Их зачитывают перед строем на плацу. Седьмого ноября меня наградили очередным званием – ефрейтор.
 Наконец-то. Теперь я могу остановить красноармейца и спросить:
 – А на одного линейного дистанции?! А побатальонно?!
 – А… э…
 – Что? Нечем крыть?!
 – Разрешите итить, Ваш броть?
 – Разрешаю
 – Покорнейше благодарим.
 В последние месяцы я заработал два наряда вне очереди. Чисто случайно. Первый за шерстяные носки. Красноармейцу положены портянки, но многие злодеи носят носки. Голубая кровь. Няня и мне прислала носки, кто ей посоветовал, не знаю. У портянок множество преимуществ перед носками: их меняют после бани, их не надо штопать, если протерлась – чуть сдвинул и дырка закроется. Представляю, во что бы превратился дивизион с дырявыми носками. Если красноармеец храпит ночью, портянки по русскому обычаю кладут на подушку, рядом с носом.
 Зимой портянок по две на каждой ноге – хлопчатобумажная и фланелевая, тепло. Свои носки я положил под матрац и их быстро обнаружили.
 Второй наряд мы заработали вместе с Лешкой за опоздание на построение. Недалеко от КПП убежище, в виде высокого холма, поросшего травкой. Туда прячется дивизион, когда с космической площадки пускают неправильные ракеты – они взрываются на старте и отравляют местность гептилом. Конец мая. После работ мы не пошли сразу в казарму, а забрались с Лешкой на этот холм, с лесной стороны, чтобы не заметили, легли на спину и зажмурились. Еще холодно даже в телогрейках, но у самой земли, у травы, текут теплые струи воздуха. Последний раз снег шел 17-го мая, правда, в этот же день растаял.
 Жаль, конечно, что не удалось побывать в отпуске. Но жизнь мою скрасили два приезда Ларисы. Первый раз через семь месяцев, потом еще через пять. Утром мне сообщали, что в Плесецке – жена, и душа моя пела. Мне давали отпуск на сутки или двое и отпускали в Плесецк.
 До учебки ехал на поезде, оттуда на газике с увольнительной в
 Плесецк. Лариса снимала комнатку в деревянной избушке. Туалет во дворе. Рядом с ним груда пузырьков от одеколона – в стране сухой закон. Весь день мы нежимся в постели. Плесецк деревянный, весь коричневый от дорог, до деревьев и домов – снега уже нет, а зелени пока нет. Днем ходили фотографироваться в местное ателье. После первого свидания я чуть не опоздал из увольнения. Не было автобуса.
 Побежал пешком, тяжело в шинели. Через пять минут меня догнал пустой автобус, остановился. Поблагодарил водителя. А во второй раз Лариса приезжала осенью. Рассказала, как в ожидании московского поезда в
 Плесецке съела несколько пирожков с клюквой. По пять копеек пирожок.
 Какая прелесть. Вы ели пирожки с клюквой?
 У нас замечательный командир дивизиона, подполковник. Подполковник
 – высокое звание для наших мест. Он единственный в дивизионе.
 Ближайший по званию к нему майор – замполит. Начальник штаба – капитан. Командир дивизиона человек интеллигентный. Дело свое знает, с юмором. Похож на Калягина.
 Начальник штаба тоже был неплохой, профессионал. Капитан. Старше меня года на четыре. Его вскоре перевели куда-то. Пришел майор, лет сорока. Месяца два стажировался, тугодум, так ничего и не понял. За то легко делает несколько переворотов на турнике. Выглядит лет на десять старше. Кожа на шее дряблая, как у старика.
 Замполиту (заместитель командира по политической части) лет сорок пять, а выглядит он на пятьдесят пять. На лице злодейская улыбка.
 Ему подчиняются прапорщик – комсомольский секретарь, ефрейтор – завклубом и красноармеец – киномеханик. Ни кому из них нельзя доверять.
 Командир нашей группы – капитан Полухин. Спокоен, подтянут, строг, при необходимости. Знает свое дело. Подтягивается тринадцать раз.
 Думаю, у него и дома все в порядке. Завидую его жене и детям.
 И старшина дивизиона, в первые полгода, был неплохой, Вася Поддубный.
 В третьей группе служит старший лейтенант, ровесник мне, к которому я обращаюсь по имени отчеству, а не 'товарищ старший лейтенант'. Это звучит непривычно и напоминает свободу. Палыч не такой, как большинство офицеров. Однажды он в качестве дежурного по дивизиону сопровождал группы в столовую. Идем. Ребята переговариваются с ним, шутят.
 – Отставить смех, – говорит Палыч серьезно, – Да я вас щас! – копается в кобуре и направляет на нас зеленый огурец. Как он не боится стукачей.
 В армии я отметил два своих дня рождения. Первый не запомнился. А второй пришелся незадолго до увольнения. Отмечали шесть человек.
 Ребята из Петербурга, Тулы, Москвы и Новгорода. Двое одного со мной призыва, двое старшего призыва, двое младшего. Родные прислали мне посылку, и мы хорошо закусили. У Лешки ключи от подвала. Два специалиста нашли колпак от лампы, налили в него какую-то техническую жидкость и стали быстро вращать в ней деревянную палочку. Через некоторое время палочка покрылась толстым слоем коричневой резины. В колпаке остался спирт. Боюсь, мой желудок будет возражать. И не только я не пил. Главное, что виноделы не обиделись и не настаивали.
 Это в первые недели, когда мы только прибыли в дивизион, однажды днем сидим в казарме, ждем распоряжений. Часа полтора нашу группу не трогали – единственный случай за службу. В нашей компании два новобранца из Тульской области и один новгородский. Между ними зашел разговор о спиртном. В середине восьмидесятых в стране был сухой закон. Народ прибегал к различным уловкам в питии. В ход шли одеколоны, технические жидкости, очищенные народным способом. Меня поразило, как быстро живущие в разных концах страны мальчишки нашли общий язык. Со стороны можно подумать, что говорят аспиранты-химики.
 Мелькают названия каких-то персолей, антимолей, крекинг, вулканизация. Они с полуслова понимают друг друга и с радостью открывают сходство или различия в деталях, делятся своими тонкостями и особенностями. Сижу, молчу и с любопытством наблюдаю, как сблизила их общая тема.
 Домой меня отпустили не ровно через полтора года. Переслужил месяц с небольшим. Попросил маму прислать мне гражданскую одежду к увольнению.
 К дембелю злодеям высылают из дому по двести рублей, на которые они покупают подарки родным и близким и одеваются сами. Двести рублей – это не малая сумма – месячный оклад начальника конструкторского отдела. В солдатском магазине у прилавка два дембеля выбирают и покупают. На прилавке свернутая в несколько раз материя: на темно-свекольком фоне большие с кулак бутоны роз. Что ли платок для девушки? Только хотел спросить, кому. Продавщица расправила – мужские трусы. Не синие, общевойсковые, а попсовые. Я понял, что был на грани провала. Жаль, что поленился купить их на память. И ведь была мысль: 'такого больше не увидишь'. И не дорого к тому же, рублей пять.
 Один из обязательных атрибутов дембеля – альбом фотографий. Его также присылают из дома. Это толстая книжка в кожаной обложке, тисненая золотом, рублей за шестьдесят, восемьдесят. Хотя в дивизионе запрещено иметь фотоаппарат и фотографировать, альбомы заполнены карточками. Многие альбомы со стихами и куплетами про родину, про любовь, про душманов: 'а душман попьет кваску, купит эскимо, ни куда не торопясь, выйдет из кино…'.
 Дембеля тщательно готовят свою парадную форму. Если они едут зимой, начесывают шинель. Шапку, потерявшую форму, замачивают в воде, натягивают на четыре учебника политэкономии и оставляют в сушилке. Для растяжки шапок в бытовой комнате есть приспособление, напоминающее голову. Четыре части его расходятся или сходятся, при вращении винта. Но почему-то предпочитают учебники.
 Давно отслужившие граждане иногда из дома высылают свою парадную форму дембелям. Однажды я видел дембельский китель. Такой был на
 Геринге, когда он руководил люфтваффе. По всему контуру китель прошит белым поливинилхлоридным шнуром. Аксельбанты. Яркие нашивки
 'СА', 'Marlboro', значки.
 На груди дембеля сверкает десяток значков. Тут и свои, и обмененные, и купленные. Некоторые офицеры могут достать любой значок с удостоверением за ящик клюквы или банку сушеных подберезовиков.




 Палашевский переулок.


 В поезде я переоделся в гражданское. С утра не отрываясь, стоял у открытого окна, смотрел на приближающуюся цивилизацию. Ах ты боже господи, настрелялси досыти, для моей для милушки теперь оставлю силушки. Два часа пополудни. Ярославский вокзал. Как легко лететь по ступенькам подземного перехода в серых старых моих ботинках. После полутора лет сапог. Заехал к маме на час, а потом к Ларисе. Она писала, что снимает квартиру на Палашевском переулке, с подругой.
 Приехал. Четырехэтажный особняк. На площадке две квартиры. Окна квартиры выходят на восток, юг и запад, балкон, эркер, комната для прислуги. Потолки три сорок. Проводка наружная – плеточкой на колках, выключатели в металлическом корпусе тумблерного и кнопочного типа. Телефон – черный, пуленепробиваемый вариант. Шнур у телефонной трубки прямой, как в кинофильме 'Волга – Волга'. Сориться мы начали на третий день.
 Квартиру Лариса сняла год назад с подругой на условиях ухода за престарелой бабушкой.
 Месяца три я бездельничал. Столько разрешал КЗОТ, чтобы не прервать трудовой стаж.
 Прошло три недели, и мы с Ларисой поехали в Каунас к ее родственникам. Они приютили нас у себя в общежитии офицеров-вертолетчиков. Также как у русских, у литовцев окончания женских и мужских фамилий отличаются. У мужчин фамилии оканчиваются на -ас, -юс, у женщин на -ене. Я не знал и спрашивал встречных:
 – Мне бы Люсю Маскавичюс повидать.
 – Мне бы тоже.
 Из нашего окна виден забор, за которым стоят вертолеты с шестью или восемью лопастями.
 Время в Каунасе провели бездарно, ездили или ходили в город или на озеро вблизи Каунаса. В городе мы любили ходить по главной пешеходной улице.
 Живем мы в пригороде. Ходить в город ближе – по железнодорожному мосту через Нямунас. На мосту всегда дежурит автоматчик в темно-синей форме.
 У Каунасского озера зона отдыха и парк развлечений. К противоположному берегу грести час на лодке. Он кажется необитаемым, сплошные заросли ивы. Здесь у берега плавают хлопья розовой пены.
 На пути к железнодорожной станции стоит одинокий киоск, без людей, потому что будни. Продают сосиски, которые вкусно пахнут, как микояновские. В Москве в открытой продаже таких нет.
 Почти перед отъездом нас пригласили на свадьбу. Отвезли на машине на окраину. Вся улица состоит из ряда одноэтажных каменных домиков с приусадебными участками, низкие заборчики, вишни, яблони, смородина, чисто, травка. Нас тихо предупредили, что в такой-то бутылке спиртное для невоздержанных. После него расстроится желудок.
 Национальный торт или пирог из песочного теста, похож на горку песка на балтийском пляже.
 Хотели съездить в Клайпеду, но опоздали на поезд из-за сдвига местного времени на час.
 Кроме коробки конфет я ничего не оставил гостеприимным хозяевам.
 Они отказывались от денег. Так нехорошо получилось.
 После отпуска я вернулся на ЗИЛ, в свой отдел. Ребята меня с радостью приняли. Показали новую технику, контроллеры. Я с интересом включился в работу.
 Оклад мне положили 160 рублей. Года за два – три он вырос до двухсот. В этот период деньги впервые стали оставаться, потому что цены были еще относительно стабильны. У нас с Ларисой скопилось тысяча рублей, они лежали на полке этажерки, Лариса что-то покупала.
 В конце 80-х, начале 90-х годов в промтоварных магазинах был дефицит товаров, такой же, как в коммунистические времена. Даже имея деньги, проездив весь день по городу, не купишь ботинки, женские сапоги, рубашку и другие вещи из длинного списка. Везде очереди. За молоком и хлебом, за колбасой и сыром. От трех до тридцати человек впереди.
 Сначала нужно выстоять очередь в кассу. В промтоварный очереди многочасовые. Бывает, что часов восемь стояния оканчиваются неудачей. Люди покупают много ненужных вещей – про запас родным или знакомым. Обувь берут даже меньшего размера на разнос.
 Чтобы не терять форму, я стал бегать по Тверскому и Суворовскому бульварам. Утром машин почти нет, бульвар широкий. Однажды пробежали с Ларисой – сама решила попробовать. В другой раз с ее младшим братом, который приехал к нам с Ларисиной мамой. Иногда бегать мешают собаки. Бегу, сзади глухой топот. Оборачиваюсь – дог, он уже догнал меня, положил свои передние лапы на мои плечи. Если бы я не отвернулся, он лизнул бы меня в щеку.
 С Ларисой мы стали часто ссориться. С мамой не так. С мамой ссоры проходят в молчании, иногда неделями. А с Ларисой ругаемся. А тут еще кошки, которых она приносит. Приходится за ними везде убирать.
 Особенно неприятно вставать ночью и лезть под ванну. Я их нещадно луплю. Настоящий зверюга. Писать об этом не хочу.
 Однажды знакомые подарили Ларисе полугодовалого пса, дворнягу. Я гуляю с ним, если нужно, но не люблю его. Мне неловко звать его по имени на улице. А зовут его… Руслан. Ладно, все-таки не Мустафа.
 Пес по-пустому лает и задирается на прохожих. Мне неловко, извиняюсь перед человеком или говорю: 'Дайте ему ногой'. Прогулку с псом совмещаю с разминкой на турнике и брусьях в школьном дворе.
 Заканчиваю – пса нет. Только что вертелся рядом. Приходится искать.
 Хожу и монотонно зову на весь переулок: 'Руся, Руся'. Вот он – на
 Сытинском, писает на угол дома начала прошлого века. Услышав знакомый голос, пес задерживает взгляд на мне:
 – А, кареглазый, как жизнь молодая?… Так держать! – и бежит своей дорогой. Обнюхает все углы соседних домов и прибегает с виляющим хвостом, заискивает.
 Через год Лариса принесла рыжего котенка. Мы так и назвали его
 Рыжий. Я принес Ларисе на день рождения попугая карела Кешку, а из дома – черепаху Пашку.
 Мустафа первое время задирался с Рыжим. У них появилась привычка встречать всех, входящих в квартиру. Когда входящий закрывает за собой дверь, пес берет за шиворот Рыжего и весело волочет его по коридору в комнату. Котик терпеливо вытирает пыль. Они иногда барахтаются на полу, кот всегда на спине, защищается. За полгода
 Рыжий подрос и в поединках стал давать псу по носу. Пес его побаивается.
 Однажды прихожу домой после работы, поставил цветы в вазу в центр стола в комнате. Лариса в институте. Надо сходить за молоком и хлебом. Остановил взгляд на цветах – может убрать? Ладно, ничего не случится, до Елисеевского пять минут. Возвращаюсь через пятнадцать минут – три гвоздики погнуты, на столе огрызки бутонов, лепестки.
 Животных нет. И тишина. Убрал, стал заниматься делами. Минут через десять появляется пес, с виноватыми глазами. Еще минут пять.
 Вылезает Рыжий. Да, это я. А может этот барбос. Подумаешь, цветы.
 Сходи, еще нарви.
 Маме подарил волнистого попугая. Выпустили его из клетки, он рванул к окну и сильно ударился о стекло. Через пару дней попугайчик погиб. Мама очень расстроилась. Давай другого заведем – не надо, я не перенесу, если и он погибнет. Все-таки через год принес ей карела. Специально выбрал такого, который орал громче всех – этот не погибнет. Мама назвала его Рома. Рома сразу дал понять, что не субъект какой-нибудь, а одушевленное имя существительное, что и у него в душе свой жанр есть. Он долгое время не откликался, на Рому, потому что до сего времени сто тридцать лет был Арчибальдом. И прикасаться к себе не позволял – боялся птичьего гриппа.
 На заводе инженеров периодически отправляют работать в цеха. В общей сложности в году могут послать не более чем на месяц. Не хватает рабочих рук. Летом четыре человека из отдела были командированы в деревообрабатывающий цех на месяц.
 Деревообрабатывающий давно переведен на новое место в Южном порту.
 Увидел своих электриков. Коцюба – мастер, Вася – бригадир.
 В цеху работают много временных рабочих из средней Азии. Их посылает в Москву среднеазиатский техникум или училище на двух – трехмесячную практику. Практика не связана с их будущей специальностью, среди них могут быть кулинары, ветеринары. В Азию, взамен идут запчасти грузовиков.
 Нас с Игорем поставили за многошпиндельный станок. Работать не трудно, в цехе пахнет сосной, а не металлом и маслом. В основном обрабатывается сосна. Все кузова грузовиков собираются из нее. Хотя есть рейки из лиственницы, березы. Наша задача – положить пятиметровую доску на стол и нажать кнопку. Доска автоматически фиксируется, и двенадцать сверл врезаются в дерево. Если под доску попала щепка или стружка, ближайшее к ней отверстие просверлится под углом. Это незаметно рабочему. А потом на главном конвейере, сборщики кузовов, молотками загоняют болты в отверстия.
 В цехе по-прежнему стоят довоенные американские станки, для четырехсторонней обработки досок, один советский. Много профильных станков, сверлильных, пилы – циркулярки. Ко всем станкам сделано по нескольку отводов труб, для удаления стружки. Все отводы собираются в пучок под потолком цеха в большую метровую трубу. Стружка удаляется воздухом.
 Постоянные рабочие приносят из дома деревяшки, чтобы обработать и несут домой из цеха деревянные обрезки и другую мелочь. На профильных станках можно сделать даже плинтус. Только его не вынесешь через проходную. Значит, другие пути есть. Служебный автобус после смены ждет рабочих внутри территории. А если приходится выходить через проходную, вахтеры не обращают внимания на сумки с обрезками.
 Появилась разнарядка на главный конвейер в автосборочный корпус, и я пошел вместе с другими ребятами. Моя годовая норма уже выработана, месяц отработал, все равно: лишние деньги, да и после армии трудно привыкнуть к сидячей работе. Платят на конвейере по четыре рубля в день, а в отделе при этом сохраняется полный оклад. У нас не самое сложное место – сборка платформ. Вообще-то это кузов, но называется почему-то платформой. Мы устанавливаем борта, наживляем болты с шайбами и гайками и гайковертом закручиваем их. В конце конвейера аппарат с бесплатной газировкой. Сильно шипучая, покалывает на языке, хороша. На нашем конвейере много БНС-ников, на соседних – среднеазиатских и вьетнамских рабочих.
 Обедаем мы в столовой в подвале бытового корпуса. В нее нужно идти длинными подземными коридорами.
 Обед стоит шестьдесят пять копеек. Рабочие приходят за несколько минут до открытия, заранее платят в кассу и получают жетоны. Потом двери открываются. В зале все столы накрыты. Стоят стаканы с компотами, тарелки с хлебом тем и другим, тарелки со вторым и пустые миски для первого. Первое в котелках, чтобы не остыло в тарелках.
 Посуда вся металлическая, как в армии, вилок и ножей нет, только большие ложки. На входе в зал стоит громила в заляпанном белом халате и фартуке, с бочонком. Рабочие проходят и бросают в бочонок жетоны и шайбы. Таким образом, экономится время. В любой другой заводской столовой нужно выстоять в кассу и столько же на раздаче. А здесь весь обед занимает пятнадцать минут. И пятнадцать минут остаются в запасе.
 Позднее мне случилось работать в одном механосборочном цеху, кажется втором, у первой проходной. На конвейере, где собирают коробку передач. Сначала меня поставили на какую-то маленькую штуковину вроде фланца. Нужно наживить болтики с простыми и гроверными шайбами, обмакнуть каждый болтик в масло, поставить картонную прокладку и закрутить все разом гайковертом, свисающим сверху. Конвейер идет медленно, минут через десять останавливается по какой-либо причине. На полминуты. Это дает мне время подготовить следующую партию болтиков. Не отстаю и не тяжело, но времени покурить, совсем нет. Постоянно руки заняты. Курить удается только в обед. Через пару дней попросился у начальника участка перевести меня на другое место. Поставили в начало конвейера. Это место БНС-ника.
 Оно считается тяжелым, а мне как раз. Раз в минуту кладу на конвейер новую коробку передач. Сначала на станок ее. Он проламывает пленку, закрывающую отверстие в коробке. Пленка образуется после литья. Из каждой минуты двадцать секунд я свободен.
 В МСК-10 собирают какие-то небольшие коробки, красят их в серебряный цвет и сушат. Я работаю на вертикальном протяжном станке.
 Он с грохотом строгает мелкую штуковину. Из шлангов льется молочного цвета охлаждающая жидкость, автоматически, конечно. В конце дня ладони усыпаны черными точками – это маленькие металлические занозы.
 Они слегка пощипывают, но не мешают. Избавиться от них невозможно, только со временем, когда кожа поменяется. А в рукавицах работать нельзя по технике безопасности – может затянуть. В конце смены нужно вытирать станок и выметать опилки. На конвейере убирать рабочее место не нужно.
 На следующий год, летом мы с Ларисой поехали в Юрмалу. Нашелся то ли знакомый то ли Ларисин родственник, работает в Юрмале торговым юрисконсультом. Он забронировал нам домик в кемпинге в Вайвари. Это местечко на западной окраине Юрмалы. Автобус останавливается. За остановкой в лес убегает тропинка. Через минуту перед нами кемпинг.
 Случайно разбросанные летние домики, столовая, несколько туалетов с холодной водой. Банные кабинки, размером с телефонные, работают во вторник и пятницу. В эти дни к ним тянется очередь в сто человек.
 Столовая с открытыми выходами на все стороны света. Ешь, когда удобно, заказывай, сколько хочешь.
 Жилой домик поделен на две половины. Внутри две койки, розетка, стул, тумбочка, лампа. Соседи за стенкой тяжело сопят и скрипят пружинами. Всюду жизнь. Рижский залив в ста метрах. Шум его приглушен высокой дюной, тянущейся вдоль берега. Она обросла соснами, под ногами черника. По утрам бегаю по берегу. Полоска песка вдоль берега шириной до ста метров. Песок плотный у самой воды, именно тут все и бегают. Стоят столбики с указателем километров. А через каждые триста метров – урны. Бегу на восток два, три километра. Хорошо бы добежать, пока Солнце спрятано за большим кучным облаком. А когда развернусь, в спину будет не жарко. Слева вдалеке проплывает белый теплоход. Рано, на песке еще нет отдыхающих. Велосипедисты у воды сгребают водоросли в кучки.
 Возвращаюсь – кучки убирает колесный трактор. Сейчас бы туда. До
 Лиелупы пробежался бы с удовольствием.
 В Риге мы обошли музеи и башни. Ходили на певческое поле, на могилу Райниса среди сосен. Ездили в Сигулду, обошли три замка. У двух уцелело лишь основание из больших валунов. Третий восстанавливается эстонскими школьниками. Кирпичи старой и новой кладки чуть отличаются по цвету. С замковой башни виды окрестные холмы. Леса вокруг лиственные липа, клен, дуб. Кроны густые и потому под деревьями почти нет травы, лишь коричневые прошлогодние листья.
 Латвийская Швейцария.
 С экскурсией ездили в Пярну. Дорога бежит вдоль побережья. Пярну – красивый малоэтажный городок. Много деревянных домов. Пярнусский залив мельче, и на два градуса теплее, чем Рижский. В городе нет мужчин в длинных брюках, все в шортах, кроме нас, приезжих.
 Пешеходная улица Калев обрывается в голубое небо.
 Мне хочется найти янтарь. Своими руками найти. Раз янтарь – это бывшая сосновая смола, когда-то попавшая в морскую воду, значит искать в Юрмале бесполезно. Слишком широкий пляж отделяет сосны от воды. Когда едем на электричке из Риги в Юрмалу, пересекаем мост через реку Лиелупу. Берега хорошо просматриваются, они высоки и обрывисты, все в соснах. Может быть здесь? Вышел на ближайшей остановке. Нашел устье. Побродил. Янтаря нет. Рыбный колхоз и большое кладбище чаек. Песок белый от сотен трупиков. Большие стаи прохаживаются и кружат в небе. Про чаек. Когда мы лежим на пляже, где-нибудь в Дубулты, Дзинтари видно, как чайки патрулируют вдоль берега. Даже если их нет, стоит подбросить вверх кусочек хлеба, раз, другой. Вот и они. Ловят хлеб на лету. А в Таллинне чайки берут кусочек хлеба из поднятой вверх руки.
 Красивое название станции в сторону Юрмалы: Золитуде.
 В поисках янтаря мы ездили на запад от Юрмалы. Деревни, отмеченные на карте, в реальности представляют собой шесть домов. Дома добротные, вокруг лес. За грибами или черникой ходят как за водой – между прочим. Пляж такой же широкий, но безлюдный. В песке нет окурков, следов ног, он плотный и ровный. Когда по песку быстро проводишь кроссовкой, он издает звук, как шина при резком торможении. Песок почти белый и самый мелкий, что мне приходилось видеть. Янтаря и здесь нет. В широкой полосе леса между берегом и шоссе растет крупная черника, почти такая же, как под Плесецком.
 Однажды утром поехал сюда специально за черникой. Много комаров.
 Тянут свои тоскливые песенки. Куртку не оденешь – жарко. Комары атакуют с полчаса, потом улетают по более важным делам.
 А что же с янтарем? Стоит поискать на морском побережье, а не у
 Рижского залива, возможно там сосна ближе к берегу.
 Решили съездить в Лиепаю. Лариса немного простудилась и осталась.
 Я купил банку шпрот в дорогу (чтобы не умереть с голоду) и поехал.
 Поехал ночным поездом из Риги и был в Лиепае на рассвете. Вернуться предполагал следующим вечером. Мне известно расписание поездов и время в пути.
 Вышел на мощеную рыночную площадь. Ряды деревянных прилавков под навесами, пока еще пустые. Два дворника вяло метут булыжник. По периметру двух – трехэтажные дома с облупившейся штукатуркой. Пошел по тропинке в парк – нужно найти скамейку, позавтракать. Тропинка поднимается на пригорок, а обзор закрывают ветви больших лип.
 Оказалось кладбище. Так неожиданно. Никаких заборов, указателей.
 Старые липы, а под ними могилы без оград.
 Все-таки нашел парк и лавочку, позавтракал несравненными шпротами.
 Пришел в центр Лиепаи. Городской карты у меня нет. Не знаю, что здесь интересного, какие достопримечательности. В киосках и книжных магазинах городских карт нет, нет и открыток с видами города. В десятом, по счету, киоске нашел черно-белые открытки без комментариев. Лиепая пустая и тихая. Много военных частей. Просто одна за другой. Пока ходил несколько раз сталкивался с одной и той же парой иностранцев. Судя по одежде иностранцев. Вышел к морю.
 Здесь пляж уже, чем в Юрмале. Дюны покрыты кустарником. Сосен нет.
 Нет здесь янтаря. Может быть сосны там, вдали, где море сходится с зеленью берега? На пляже почти никого – прохладно. Из холодной пенистой воды вышла девушка с улыбкой и капельками на коже. Прошел немного на запад, в песке металлическая табличка: 'Стой! Запретная зона!'. Тут я вспомнил, что пуля дура, а штык – молодец и повернул назад. Вернулся в город, перекусил и на вокзал. Времени около четырех. На перроне задремал. Рядом на лавочке говорят по-русски, наверное, тоже едут в Ригу. Вдруг они рванули с места. Электричка подошла. Я с ними. Проехали минут пятнадцать. Проходит контролер. Он сказал мне, что я ошибся, сел на другую электричку. Одна колея.
 Заехал в Литву. Вышел на тихой станции и стал ждать обратной электрички. Электрички из Лиепаи в Ригу идут через четыре часа.
 Вернулся в Юрмалу только следующим утром.
 В 89-м или 90-м году началась предвыборная кампания по выборам в
 Верховный совет. От Москвы соперничали Ельцин и директор ЗИЛа
 Браков. Браков чтобы быть ближе к народу, стал появляться в столовой для служащих в лабораторном корпусе. Но щи ему наливали не народные.
 Однажды мы узнали, что в нашем актовом зале часа в три будет выступать Ельцин. Наш отдел находится на другом конце завода в бытовом корпусе АСК. Когда тепло, мы выходим курить на крышу второго этажа. И в этот раз вышли и увидели, как подъехал полный автобус с тележурналистами, камерами, осветительными штативами.
 Билеты на встречу с Ельциным партия распределила заранее, среди самых достойных. Перед входом в зал толпятся рабочие, окончившие смену. После прохода достойных, вдруг запустили всех желающих. И мы завалились в зал. Мест нет, стоим. Ребята из нашего отдела слушали
 Ельцина часа полтора. Потом пришлось идти за пропусками, иначе их закроют соседи из отдела АСУ и сдадут под охрану до завтра. Встречу транслировало заводское радио. В отделах и конторах, везде слушали.
 Ельцин победил с результатом 95 к 5. Браков перестал ходить в общую столовую. Заводское радио до сего безобразия всегда бойкое в начале дня, в обед и в конце, молчало две недели.
 Ельцина любили. 'В Верховный совет заходит террорист с автоматом:
 – Кто здесь Ельцин? – Я. – Боря, пригнись'.
 В первые месяцы как вернулся из армии, случился какой-то субботник. Ребят из отдела сняли на уборку территории. Убирали, убирали. Перекур. Разговор зашел о Горбачеве. Я говорю, какой он правильный, а они улыбаются,… да нет, посмотрите, как много он…, а они улыбаются. Позднее я понял, почему ребята улыбались.
 Сразу всего не объяснишь человеку, оторвавшемуся от цивилизации на полтора года. Горбачева перестали уважать после кровавого разгрома мирных демонстраций сначала в Тбилиси, потом в Вильнюсе. В обоих случаях он отсутствовал в стране и всегда делал вид, что его подвели. Ну, и пустые полки в магазинах тоже сделали свое дело.
 В стране плохо с одеждой и обувью. Если появляется что-то стоящее, его в миг расхватывают. В ателье от маминой работы мне сшили драповое пальто. Там же куплена ондатровая шапка – мечта бюрократа.
 Стараюсь по возможности покупать соответствующую обувь, сорочки и галстук. Димка, бывший мой отчим, тоже носил добротное пальто и ондатровую шапку зимой. Тоже из маминого ателье. За многие годы десятки раз я бывал у мамы на работе или сталкивался с ее сослуживцами в домах отдыха. Мне нравятся эти спокойные, холеные, хорошо одетые люди. Может быть, даже я пошел бы туда работать, если бы имел строительную специальность, как мама.
 Внутри Совмина существует неофициальное деление на категории. Моя мама входит в среднюю – инженерно-технические работники. Ниже стоят служащие, водители, обслуживающий персонал. Выше – референты, дальше
 – начальники отделов и министры. Каждая категория имеет свои привилегии и не пересекается с другими. То есть для уборщиц и водителей своя поликлиника, свои дома отдыха, свои заказы к празднику, свои ордера в ателье и так далее. У меня сложилось впечатление, что референт это человек, обладающий необычными способностями. Он знает что-то такое, что не знает и начальник управления у нас на заводе. И мне хочется внешне быть похожим на референта. В золотистом крепдешине за баранкой 'Москвича' я проеду на машине по колхозу Ильича.
 В 89-м, в августе у мамы был юбилей. Она отдыхает в Тетьково, а я работаю. Решил инкогнито приехать к ней. Взял день за свой счет и поехал. Поезд пришел в Кашин часа в три утра. Первый автобус поехал в Верхнюю Троицу в шестом часу. Вышел и в полной тишине двинулся к дому отдыха. Солнце еще не встало. На территории тоже пусто. Ворота открыты и корпус тоже. Ни одной души, все спят. Откуда-то выскочила горничная, спросил ее, как мне найти маму. Мама обрадовалась мне.
 Сначала я немного подрых, а потом мы провели день вместе. Часа в три дня мы не спеша, шли к автобусной остановке. Лучше ехать автобусом в
 Тверь, а оттуда электричкой, чем через Кашин. Красный Икарус пришел чуть раньше и пожелал нам всего хорошего. Пришлось тормозить частника. Я это делал впервые. Четвертый грузовик остановился, посадил, про оплату не говорили. У меня на коленях четырехлитровая банка с маминой черникой. Красивая дорога. Дороги на юг от Москвы, по которым мне случалось ездить, малолесные, обзор закрывает строй тополей и кусты акации – снегозащитная полоса. А здесь совсем другое. Видно далеко вперед и в стороны. Дорога вьется. Уютные деревеньки у дороги и вдалеке. Местность холмистая. С пригорка на километры видны поля и леса. Ехали часа два. Заплатил три рубля. Из
 Твери электрички ходят в Москву часто.
 Мне нравится самостоятельная жизнь на Палашевском. Что хочу – то и делаю. Однажды захотелось помыть старые стены на кухне. Подкрашиваю, где нужно, заменяю старые разбитые выключатели, выбросил кучи старого хлама, купил два набора эстонской столовой посуды, набор кастрюль, зеркало в ванную. Сделал сиденье для табуретки и подставку у мойки для посуды. Лариса днем занимается с бабушкой, а вечером учится. Многие вещи нам дарит Няня – вошедшую в моду тефаль – сковороду, хрустальные бокалы, жестяные коробки для круп. В магазины мы ходим с Ларисой вместе. Удобно, один стоит в кассу, другой в очереди в отделе. Домой несу полную сумку продуктов. Мы ходим в магазин самообслуживания на Большой Бронной между Козихинским и
 Богословским переулками кажется, (ныне этот магазин – жалкая картина), в булочную на углу Козихинского и Спиридоньевского, в молочный на малой Бронной. В молочном однажды встретил Георгия
 Тараторкина, его театр рядом. На малой Бронной неплохой овощной.
 Почти все эти магазины исчезли.
 На работе я занимаюсь новой техникой, которая приходит в отдел.
 Разработку собственных контроллеров отдел отложил. Мы заказываем контроллеры у харьковчан в любых модификациях, на базе 580-го процессора. Кроме меня промышленными контроллерами занимаются пять мальчишек, закончившие ВТУЗ на год и два позже.
 Пришел промышленный кассетный магнитофон. Так интересно заниматься подключением его к нашей микро-ЭВМ. В конце 80-х магнитная лента или микросхема ППЗУ (перепрограммируемое постоянное запоминающее устройство) единственная энергонезависимая память в микро-ЭВМ. У соседей асушников пол комнаты занимает миниЭВМ СМ-1420 (советская машина, содранная с американской Диджитал Эквипмент). Возможно, у нее есть жесткие диски. В нашей лаборатории стоит СМ-1800, которая загружается с гибкого диска. В употреблении 8-дюймовые диски, объемом 128 килобайт с каждой стороны. Объем микросхем ППЗУ К524РФ2 два килобайта – это вершина для наших микро-ЭВМ. Магнитная лента обещает объем до двухсот килобайт. Промышленный магнитофон – это небольшой ящичек, голубого цвета, как все электродвигатели, позади разъем, спереди дверца для кассеты. В придачу к магнитофону бумажка, в которой указаны коды, заставляющие его вращаться в ту или иную сторону, на большой или малой скорости, читать или записывать данные. Нужно сделать ответный разъем, сделать плату контроллера, изготовить кабель, написать программу управления. И отладить все.
 Написал две игры. Сценарии позаимствовал. Одну видел на японском
 ПК и СМ-1420 и решил посмотреть, как решается такая задача. В моем распоряжении алфавитно-цифровой дисплей, графических пока нет. Игра такая. По полю ползает управляемая клавиатурой букашка, и случайно скачут три шарика. Задача в том, чтобы, отрезая куски поля букашкой, захватить постепенно все. Столкновение с шариком – потеря попытки.
 Захваченная букашкой территория окрашивается в другой цвет. В момент движения по не захваченной территории за букашкой тянется след.
 Попадание шарика в след – потеря попытки. За тремя шариками усмотреть тяжело и игрок пытается разделить их и заключить в отдельные камеры.
 Игра работает на аппарате, называемом программатор. У него, в отличие от СМ-1800 нет отладочной панели, с помощью которой можно остановить программу на нужном адресе, пройти по шагам участок, посмотреть содержимое ячеек памяти и регистров процессора. На программаторе нет даже кнопки резет, только тумблер включить – выключить. В качестве операционной системы у него -
 'монитор-отладчик', который позволяет писать в ячейки памяти шестнадцатеричные коды. Никакого ассемблера или ПЛМ тоже нет.
 Вторая игра – сбивание самолетов, вылетающих справа-слева случайно, на случайной высоте. Случайность задается генератором случайных чисел. Внизу экрана пушка, перемещается клавишами-стрелками вперед-назад, пробел – выстрел. Самолеты несут бомбы, от которых пушка должна уворачиваться. Летящие навстречу на одной высоте самолеты разбиваются вдребезги. Осколки разлетаются под случайными углами и с разной скоростью, очень натурально. Фюзеляж, крылья, бомбы и пушка – все сделано из символов и букв. Разбиваются самолеты как при попадании из пушки, так и от случайного осколка сбитого самолета. Сделал заставку с названием и музыкальным сопровождением. Порт зуммера известен, известны коды для включения, выключения звука и варьирования частотой. Подобрал на слух семь нот, закрепил каждую за клавишей и наиграл мелодию. Оказывается, чтобы получилась реальная мелодия, у нот должна быть нужная длительность, и паузы тоже должны иметь определенную длительность. С мелодией получилось, но мощности процессора не хватило, чтобы одновременно шли титры и мелодия.
 Работает у нас в бюро Шурка, лаборант. Лет тридцати трех. Шурка строгий, он ругается в столовой с раздатчицами и соседями по очереди
 – 'коммунисты проклятые'.
 Однажды как-то само собой мы разыграли его.
 Комната, где сидит наше бюро совсем маленькая – шесть кульманов.
 После обеда вчетвером собрались у михалычева кульмана, болтаем, шутим. Михалыч – веселый еврей, ведущий конструктор. Он лет на десять старше нас, дома двое детей, но общаемся мы легко. На соседнем, свободном кульмане висит шурин чертеж. Шура этой осенью поступил на вечерний, кажется в МИФИ. И получил задание начертить несложную деталь в трех проекциях. Рабочее место Шурки в лаборатории, а к нам он иногда заходит почертить. Зашел разговор про его чертеж.
 – Он уже три недели чертит его. Слово за слово и работа закипела.
 Мы с Михалычем в несколько минут сняли копию левой верхней проекции,
 Игорь и Сергей закнопили Шуриков чертеж чистым ватманом. Копию неровно оборвали, помяли и прикнопили на середину кульмана. Сергей пошел искать Шурика. Тот курит на лестнице.
 – Саш, тебе еще нужен твой чертеж?
 – Нужен, а что?
 – Да так, ничего.
 Сергей вернулся в отдел. Вскоре заходит Шура. Посмотрел на огрызок, узнал знакомую деталь со следом ботинка и стал орать.
 Запахло кровопролитием. Шура орет. Сергей говорит Шурке что-то успокаивающее, глаз с него не сводит, а пальцы его сами нащупывают и отковыривают кнопки. Даже когда из-под чистого ватмана появился невредимый чертеж, Шура не сразу успокоился. Мы откровенно не ждали такого результата. Вышли покурить и обсудить. Подходит остывший Шура:
 – Да ладно, я сразу догадался.
 В лаборатории у входа шкафчик для одежды. Дверца приоткрыта, висит
 Шурино пальто.
 – А интересно, сколько стоит такое пальто?
 – Рублей сто сорок.
 – Давайте скинемся, купим такое же, оторвем рукав и повесим?
 – Не надо.
 – Почему?
 – У Шуры 300-ватный паяльник.
 Легко подключать стандартные устройства – дисплеи или принтеры.
 Платы контроллеров с параллельным и последовательным интерфейсом у нас уже есть, остается просто изготовить кабель. Но есть и интересные задачи. Например, подключить к СМ-1800 программатор микросхем ППЗУ. Программатор это большой ящик, который предназначен, прежде всего, для ручного ввода программируемых данных. Правда есть разъем для приема данных, с определенным протоколом. Ручной ввод очень труден – две тысячи шестнадцатеричных кодов. На это уходит много времени, контроль неудобен – дисплей в одну строку, малейшая неточность в цифре и программа не будет работать. Прервать ввод нельзя – после выключения питания данные не сохраняются. Как хорошо было бы подключить его к нашей СМ-1800 и закачивать данные готовыми блоками. На СМ-1800 данные можно хранить и редактировать. Но СМ-1800 знать не хочет этот программатор. Нет таких сундуков в списке ее устройств. Вдруг нашел сходство протокола программатора с протоколом перфоленты для СМ-1800. Теперь нужно сделать кабель и заменить разъем на программаторе – таких давно не выпускают. Остается только передать данные на вход стандартной программе, которая подготовит их в формате перфоленты и передаст на программатор.
 Стираются данные в микросхемах ультрафиолетовыми лампами, установленными на программаторе, за пару часов. У микросхем ППЗУ есть маленькое окошко, через которое виден малютка чип и тончайшие волоски проводников.
 Появилась динамическая оперативная память. Она на порядок более емкая, чем статическая. Статическая – 1 Кбайт на 1, а динамическая
 16 Кбайт на 1. И быстродействие приемлемое. Но плату динамической памяти просто так не отладишь. Раньше мы набирали тумблерами адрес и байт данных, писали его в ячейку, а затем устанавливали строб чтения и смотрели что в ней. Теперь это невозможно. В динамической памяти данные требует постоянной регенерации через миллисекунды, иначе они пропадут. В статической памяти ячейка хранения – триггер, а в динамической – конденсатор. Регенерация – это пробег по всем адресам, с чтением содержимого и перезаписью его. Поэтому мы не можем выставить адрес на шине, когда на ней мелькают другие.
 Нас четверых: Виктора, меня, Сергея и Игоря направили от отдела на месячные микропроцессорные курсы. Занятия два раза в неделю, в двухэтажном уютном особняке во дворах Метростроевской улицы. Начало с десяти утра до четырех. Меня это особенно устраивает: от дома до особняка две остановки на метро или пять на 31-м троллейбусе.
 В нашей группе два десятка совершенно разных людей, преимущественно взрослые дяденьки, под сорок и старше. Есть руководители групп, бюро или отделов электроники, автоматики. Читает нам товарищ Габитов, между собой мы зовем его Мегабитов.
 Наша четвертка лучше других ориентируется во многом из того, что нам читают: структура процессора, различные виды памяти, порты, интерфейсы, ассемблер. Мы знаем, через какие регистры процессора проходит конкретная команда, какие флажки состояния устанавливает.
 Каждый из нас может назвать соответствующую шестнадцатеричному коду команду процессора и наоборот. Каждый из нас знает, как на плате проходит любой сигнал или группа сигналов, сколько миллисекунд он продолжается.
 На третьем занятии нашу группу завели в специальный класс с шестнадцатью мониторами. В соседней комнате стоит сервер. А мониторы
 – суть терминалы пользователей. Мы должны набрать простейшую программу на ассемблере, десятка три строчек, откомпилировать ее и распечатать. Администратор сказал, что теперь мы юзеры и что после включения монитора, в ответ на юзер следует ввести слово, написанное мелом на мониторе: юзер1; юзер2;…юзер16. А в ответ на пароль просто нажать 'ентер'.
 В библиотеке на втором этаже я взял книгу по операционной системе
 Юникс, в которой мы работали. Оказывается, монитор не привязан жестко к определенному юзеру. На следующий день, когда Сергей вышел курить, я со своего монитора вошел в сеть под его юзером и изменил его пароль с 'ентер' на '12345678900987654321'. Сергей покурил, пробует войти в сеть и не может. Я не томил его, сразу рассказал.
 Пользуясь тем, что администратор не рассматривает нашу группу, как серьезных пользователей Юникса, и оставил нам много возможностей, мы стали дурачиться. Посылаем друг другу сообщения файловые или на экран. Любой пользователь в состоянии защититься от таких шуток, но только знающий пользователь. А у нас большинство впервые сидят за клавиатурой. Уткнувшись в экран, они внимательно читают: 'Товарищ юзер номер 7 это не Вы потеряли на углу талон на повидло? Скорее бегите, он еще там лежит', 'Новости из гардероба. Уважаемые юзера, заявления о пропаже пальто принимаются только у членов профсоюза'.
 Мой сосед с большими паузами ищет очередную букву, чтобы набрать положенные двадцать строчек ассемблерной программы. И вдруг эти строчки начинают уползать вверх и скрываются за горизонтом. Сосед замирает и, приоткрыв рот, провожает результат своего часового труда. Успокаиваю его и возвращаю все в исходное.
 Наш отдел переехал в лабораторный корпус у четвертой проходной. А мы с Шурой остались на старом месте в бытовом корпусе АСК. Шура сидит в лаборатории, а я в соседней комнате. Нас редко навещают сослуживцы или начальство, потому что идти пешком двадцать минут. А заводские автобусы ходят вглубь завода и лишь пересекают дорогу к нам. Все сотрудники отдела и всего управления утром сдают пропуска в кадры, а мы с Шурой предоставлены сами себе.
 В 83 году на заводе появились автоматические турникеты. До этого времени у каждой вертушки сидела вахтерша в темно-синем костюме и берете. После появления автоматических турникетов полгода они открывались свободно на вход и выход. Потом в бюро пропусков поставили аппарат, который кодирует пропуск на выход. Теперь выход с завода без ведома бюро пропусков невозможен. Выйти можно в обед или по заявлению. У нас с Шурой, по причине удаленности пропуска на руках. По договоренности мы кодируем их у соседей в отделе АСУ, и держим в своих карманах. Однажды я проспал на работу. Проснулся в одиннадцатом часу, а начало работы в 8.20. Через час прилетел. И никто не узнал об этом.
 Конструкторы нашего отдела разрабатывают электрические схемы управления механизмами, станками и автоматическими линиями не на реле или триггерах, а на промышленных контроллерах. Промышленный контроллер похож на книжную полку, в которой вместо книг стоят платы. Обязателен источник питания и процессорная плата. Конструктор рассчитывает, сколько в схеме будет датчиков и кнопок и ставит плату для входных сигналов. Тоже с выходными сигналами. Есть платы с таймерами, которые считают время и счетчиками, которые считают события. Электрические схемы конструктора рисуют по-старому – в релейном виде. Переход на контроллеры не заставил конструкторов переобучаться. К контроллеру придается комод – программатор. Он позволяет с клавиатуры ввести электрическую схему. И даже печатает ее, но слишком расточительно – одну цепь на листе. Вот бы найти участок программы, который рисует цепь. Дать ему на вход все цепочки схемы и печатать их подряд. И я стал рыть среди десяти тысяч шестнадцатеричных цифр. Жаль, у программатора нет возможности сделать аппаратный или программный останов. Все-таки нашел этот участок. Похоже, программа написана на большом языке, а не на ассемблере – единицу к аккумулятору прибавляют двухбайтной командой, а не однобайтным инкрементом.
 Отдел получил программатор Сименс. Винчестер на восемь мегабайт!
 Процессор 8086, он в два раза мощнее, чем 8080 (580), экран черно-белый, но уже с графикой! Пятидюймовые дискеты! Можно писать на Си! Мечта. Первым делом мы распечатали и переплели в нескольких экземплярах книгу Руфь Диксон 'Человек ли женщина' – Игорь принес на дискете.
 На этом программаторе, на Си я открыл и закрыл свой первый файл.
 Лабораторию нашу в бытовом корпусе забрали асушники, нас с Шурой перевели в инженерный корпус. У него своя комната и у меня своя.
 Вскоре в отделе и вообще на заводе стали появляться
 IBM-персоналки. Первые шли с 286-м процессором, диск сорок мегабайт, дисплей – CGA или EGA, цветной.
 Мне захотелось сделать программный комплекс на базе компьютера для программирования промышленных контроллеров. На Си я работаю уже сносно. Время для проекта найду. Меня никто не дергает – до начальства десять минут ходьбы. Михалычу, начальнику ничего не сказал. Во-первых, он сможет догадаться, что у меня есть свободное время. А во-вторых, будет взвешивать, обдумывать, согласовывать, что-нибудь урежет или исказит.
 И я приступил к проекту. Работаю днем и вечером. В будни ухожу со второй сменой в одиннадцать. В субботу выхожу с девяти-десяти, работаю до пяти, в воскресенье с десяти до трех часов. Питаюсь на месте: чай, бульонные кубики в желтой фольге, сосиски, которые разрезаны вдоль и уложены между кусками белого хлеба. Хочу сделать полноценный редактор для релейных электросхем. Такой, который позволит не только вводить или удалять элементы цепи: замкнутые/разомкнутые контакты, таймеры, счетчики и другое, но и работать с цепями: выделять группу цепей, перемещать, копировать или удалять их, осуществлять поиск элементов или цепей. Хочу предусмотреть возможность преобразования релейных цепей в булевы мнемокоды и обратно. Хочу предусмотреть трансляцию харьковских релейных кодов в Сименс коды и обратно. Хочу распечатывать и хранить релейные схемы. Хочу сделать общее меню с выпадающими окнами. У Си окон пока нет. В Си можно нарисовать прямоугольник, написать в нем строку или несколько и подкрасить фон у текущей.
 Если все это удастся, то покупка промышленных контроллеров других фирм будет безболезненна для отдела и потребует лишь небольшого дополнительного программного модуля декодирования.
 Вторая часть идеи – хочу на компьютере эмулировать программатор.
 Представьте: на экране изображен контроллер. Пользователь выбирает и расставляет в его ячейки входные и выходные модули, таймеры, счетчики. Запускает отлаживаемую электросхему. Включает и выключает виртуальные тумблеры, имитируя внешнее воздействие. Входные и выходные виртуальные светодиоды показывают реакцию схемы на это воздействие. Можно предусмотреть пошаговый режим и демонстрационный.
 Работа шла хорошо. За день решаю какую-нибудь конкретную задачу.
 То есть кусок уже отлажен. По мере продвижения вижу – объем работ все увеличивается. Через месяц понял, что это задача для пятерых, а не одного. Еще несколько месяцев такой режим мне не выдержать.
 Десять тысяч строк написал и отладил и бросил.
 В начале 90-х появился СУБД Clarion 2.0. С его помощью просто создавать меню, окна экранных форм, формы для отчета (печати).
 Кнопок еще нет, мышка не поддерживается, кнопки и мышь появились в третьей версии. Это первый продукт, который познакомил меня с базами данных.
 Отдел получил персоналку с 386-м процессором, диск 110 мегабайт и планшетный плоттер формата А0. Всего у нас пять компьютеров. На двух работают конструктора, чертят в Автокаде-2.1. Собственно за компьютерами работают уже четыре человека: Витя, Сергей, Игорь и я.
 Постепенно Витю, Сергея и Игоря перевели на разработку электрических схем для промышленных контроллеров, то есть они практически стали конструкторами с отличным знанием ПК, создают и чертят схемы с применением Автокада. У них план, а я вольный человек – разрабатываю какую-то мелочь для планового отдела и бухгалтерии.
 Подвернулась интересная задача на Автокаде. На Лиспе написал программу, которая создает таблицу элементов электросхемы и таблицу перекрестных ссылок. Это очень упрощает работу конструкторов.
 Электросхема может состоять из одного или нескольких листов. На последнем листе программа рисует таблицу элементов и в соответствии с ГОСТом располагает в ней резисторы, конденсаторы, реле, другие элементы, указывает их количество и тип. На схеме, справа от каждого реле программа формирует список номеров цепей, в которых можно найти замкнутые или разомкнутые контакты этого реле. Таблица перекрестных ссылок представляет собой список всех реле, со списком всех цепей, где встречаются их замкнутые/разомкнутые контакты. Отдельным пунктом программа вырисовывает все необходимые угловые штампы в соответствии с ГОСТом и вписывает фамилии разработчика и проверяющего. Даже подписи делаются автоматически. Они хранятся в отдельных файлах.
 В 89-м забурлила общественная жизнь. Начался первый съезд народных депутатов. Трансляция идет днем, и многие люди ищут возможность посмотреть или послушать. У нас в лаборатории стоит большой черно-белый телевизор 'Таурас'. Мы получили его в комплекте с очередным программатором и используем как монитор. Сергей что-то переделал и подключил к нему антенну. Асушники тоже всем отделом не работают, смотрят. В Москве идут митинги. На Пушкинской площади, в сквере, который назвали гайд-парк, они практически ежедневно. После работы иду за молоком – стоит народ. Домой можно пройти под арку в доме на углу Бронной и Тверской. Когда открылся Макдоналдс, в арку врезали чугунные ворота.
 Мы и сами с Ларисой ходим на митинги, слушаем, скандируем. Когда расходились, какой-то незнакомец посетовал, что не может напечатать листовки. Я взял образец и на работе напечатал сорок копий, как он просил. Милиция иногда спокойна, иногда прижимает народ к библиотеке на Сытинском. Однажды весь наш переулок заставили грузовиками с солдатами. В каждой подворотне поставили милиционера, на Сытинском – две водометные машины.
 И в Лужниках тоже митинги, за конечной троллейбусной остановкой.
 Мы тоже бываем здесь в выходные. Здесь можно купить или получить бесплатно множество самиздатовских листовок и газет.
 В выходные две, три кучки народу о чем-то мирно или бурно спорят у
 'Московских новостей'.
 В моей комнате на Комсомольском стоит телевизор 'Рекорд'. В 89-м их разыгрывали на работе, и один из них достался мне. Свободно купить его невозможно. 'Рекорд' – телевизор третьего поколения. Он цветной, с кнопочками, а не с рукояткой для переключения программ.
 Пульта тогда еще не выпускали. Это первый цветной телевизор в моей комнате, до сих пор стоял черно-белый. А у мамы стоит цветной
 'Шилялис'.
 Иногда я ужинаю не на кухне, а в комнате и смотрю при этом телевизор. Дождливым вечером, вечером, вечером, когда жирафам, скажем прямо, делать нечего, разогрел супчик и пошел с тарелкой в комнату. По телевизору какая-то ерунда. Тарелку отставил на диван.
 Привстал, переключил на другую программу и сел в кипящую тарелку.
 Безумно. Нелепо. Смешно. Безрассудно. Волшебно!… Треники и трусики с жадностью впитали бульон. Я мгновенно вскочил и стянул их ниже колен, обнажив секреты Полишинеля. Стою и ору. В чешуе, как жар горя гений чистой красоты.
 Вошла мама:
 – Черт подери, свеча в моей комнате все время гаснет!
 Я взял себя в руки: – Чуть курнос, ну и что ж? Чем я парень не хорош? В женихи подходящ вполне, да вполне…
 К 90-му году наши отношения с Ларисой ухудшились. Заходит она домой:
 – Зяпа, я елку купила и твою любимую воблу.
 – Меня сегодня насморк одолел, дай мне платок.
 – Его со мною нет
 – Платок потерян? Где он, говори.
 – О боже!
 – Говори!
 – Платка я не теряла.
 – Так принеси его и покажи. Я только посморкаюсь и верну!
 Маркс со стенки смотрел, смотрел и вдруг разинул рот, да как заорет: 'Опутали революцию обывательщины нити, страшнее Врангеля обывательский быт!'
 И пошло.
 В размолвки я уезжаю на несколько дней на Комсомольский. Однажды
 Лариса вернулась с работы и сразу заторопилась куда-то уходить.
 Странно. Выглянул в окно – ее ждет вьюноша, с каковым она и ушла.
 Вообще-то мы давно ссоримся, и не удивительно, что у нее или у меня кто-то появился. Я зашел на кухню и постелил простыню на полу.
 Принес посуду, которую когда-то сам купил, и ту, что нам подарили, и стал методично колоть предмет за предметом. Красиво разбиваются хрустальные бокалы – как брызги, на мелкие, мелкие одинаковые капельки. Вернулась Лариса.
 – Фор ю Мэри, фор ю! – закричал я, -… Таузенд, таузенд!… Фор ю!…
 – Стопет!
 – Вот дую вонт?
 – Спой, Петрович.
 Не люблю себя упрашивать:



   Что за даль голубеет морская
   Над нами ясный небосклон
   Над нами ясный небосклон
   И шумит, ни на миг не смолкая
   Открытый солнцу стадион






   И вот мы выходим на поле
   Заветные помня слова:
   Не только ноги важны в футболе
   Нужна в футболе, между прочим, голова






   Сильны мы содружеством
   Своею стойкостью, волею, мужеством,
   Сильны мы сноровкою
   Всегда умелою, смелою, ловкою






   Ты трудностей не бойся, если бой тяжел
   Чем слаженней команда, тем вернее гол
   Стремительность и твердость
   Решительность и гордость
   Вот это и есть футбол



 Лариса упала без чувств – колоратурное сопрано. Я завязал узлами простыню с осколками и вынес на помойку.
 К Ларисе ходит некий Сережа. Но у них не близкие отношения, иначе бы Лариса не рассказала мне про него. Сережа, кажется, крепко влюблен, всегда приходит с розами. На подоконнике стеклянная банка с лепестками до верху – это от его роз. Сережа закончил что-то высшее, тихий, работает в чистой фирме, программистом. Лариса ни во что его не ставит. Рассказала, что однажды плеснула в лицо ему водой у дверей квартиры, чтобы ушел.
 Однажды и я увидел Сережу. Работал в МСК-6, на станке. Вторая смена только началась, вдруг мне говорят: тебя кто-то спрашивает на улице. Выхожу – Сережа. Драться пришел. Тихо так говорит: нам нужно выяснить отношения. Я послушал его, и драться отказался. Поговорили про Си. Как раз тогда я только начинал работать на нем.
 Прошло месяца два, приехал на Палашевский, но домой не зашел, а остался сидеть в школьном дворе напротив. Стемнело. Мне показалось, что в окнах мелькают две фигуры. Второй, наверное, Сережа, решил я.
 Стал ждать, когда он уйдет. Но из подъезда никто не выходит. Вот уже полночь. Свет погас. Кровь ударила мне в голову. Взобрался на железный сарай под нашим балконом, затем на балкон. Стал рвать дверь. Шпингалет отлетел. Вошел в квартиру – пусто, разобранная кровать. Прошел по коридору. Входная дверь приоткрыта. Выглянул на лестницу – пролетом ниже Лариса в ночном халате и тапочках, смотрит с испугом. Сразу успокоился сам, успокоил ее, извинился и уехал.
 В 90-м мы с Ларисой развелись. Лариса оставалась на Палашевском еще года два, пока не умерла старушка, за которой она присматривала.
 Родственники старушки помогли Ларисе устроиться в квартиру на
 Полянке. Снова на условиях ухода теперь за другой старушкой. Почему она мотается по чужим квартирам? Вообще-то Лариса прописана в общежитии. До и во время замужества она ни разу не заговорила о прописке. Мы успели прожить до армии полгода, сильно ссорились, и я решил, что с пропиской лучше торопиться. В случае развода придется разъезжаться, а еще мама, каково ей будет. Мама говорит, пусть
 Ларису бабушка прописывает. Действительно, у Ларисы в Москве есть бабушка по отцу. В 85-м, 86-м такое еще было возможно. Но в 88-м, в бабушкиной квартире появилась Ларисина родственница, молодая девочка, кажется, дочь отца от другого брака. Она вышла замуж, родила и стала жить у бабушки постоянно с мужем и ребенком. Может быть, эта подвешенность Ларисы в какой-то мере тоже была причиной наших ссор. Ребенок изменил бы ситуацию, но Лариса не успела доносить и трех месяцев.
 Некоторое время Лариса работала в редакции зиловской многотиражки, потом в редакции небольшой московской газеты. В мое отсутствие она навещала пару раз Няню, потом след ее потерялся. Попугая Кешку
 Лариса отдала мне. Кешка забавный. Любопытный и общительный. Лариса любила его, и он ее тоже. Мне Кешка запомнился в первый день, когда мы принесли его на Палашевский. Открыли клетку, и он слетел на пол, а пес тут же схватил его зубами за шиворот. Мы закричали, я подобрал
 Кешку, а он вцепился в мой палец своими пассатижами и ни разу даже глазом не моргнул. Кешка любит, когда ему чешут затылок. Закрывает глазки. Любит поурчать своим нежным голоском. Он привык ко мне и новой комнате. Клетку его закрываю только на ночь. Днем он свободно летает, топает по шкафам, столу. Садится на полуоткрытую дверь, нагибается, смотрит в кухню и мурлычет. Дважды он слетал на газовую плиту. Пришлось закрывать кухню. Только сяду на диван с пиалой чая,
 Кешка тут же слетает с двери на нее. Такого не было на Палашевском.
 Иногда он проваливается в чай ногой: – Сори. Теперь я пью теплый чай, чтобы он не ошпарил ноги, что может закончиться плоскостопием.
 И свежезаваренный, потому что Кешка пьет только такой. Кешка не боится гостей. Он уверенно ходит по праздничному столу напрямик через гарниры и салаты к интересующему его напитку. Из наклоненного бокала он пьет красное итальянское вино.




 Последние пять лет на ЗИЛе.


 Мы развелись, но я изредка заезжаю на Палашевский. Однажды увидел на столе хрестоматию по античной литературе. Лариса снова поступила в МГУ на журналистику. Три года назад она заканчивала первый курс, бросила и пошла в технический ВУЗ, кажется автодорожный, где-то в районе Электрозаводской. Проучилась там три года, сдала сессию и вдруг забрала документы. Теперь опять журналистика… Полистал хрестоматию – интересно. Прошел месяц, другой я вспомнил про хрестоматию и попросил Ларису достать мне список античной и остальной литературы, которую они изучают. Лариса перенаправила меня к подружке Инке, это к ее родным в 86-м мы ездили отдыхать в
 Евпаторию. Инка провела меня в Университет на Моховой и передала списки произведений по зарубежной и русской литературе за полный курс 'Зарубежная и русская литература'. Где-то полгода эти списки лежали на моем письменном столе дома. Попадутся на глаза, просмотрю и только. Потом взял в библиотеке три, четыре книги наугад. Прочел и решил, что читать лучше последовательно и лучше с учебником литературы. Тот же 'Онегин' полон именами античных авторов и героев, героев романов нового времени, известных современников Пушкина.
 Лучше не спеша подойти к произведению, изучив предыдущую культурную, музыкальную, литературную и художественную историю. Началось большое чтение. Читать подряд по списку мне не удается. Десятая или пятнадцатая книга редкость даже в библиотеке. Но учебники по литературе для вузов есть, с него начинаю обязательно.
 В моей домашней библиотеке книг триста, половина – технические.
 Художественная литература преимущественно русская: Александр Пушкин;
 Лев Толстой, Михаил Лермонтов; 'Преступление и наказание'; Иван
 Тургенев; Алексей Толстой 'Петр Первый', 'Хлеб'; Николай Некрасов.
 Три, четыре зарубежных детектива, купленных за макулатуру. Хорошие книги были в дефиците до середины 80-х. За двадцать килограммов макулатуры на пункте вторсырья выдавали талон на дефицитную книгу.
 Теперь я покупаю книги в книжном магазине и беру их в библиотеке
 ДК ЗИЛ. В инженерном корпусе библиотека скудная, во всяком случае, художественная литература. Выхожу из книжного магазина с тремя – пятью новыми книгами. Каждая из моего списка. В книжный хожу не менее двух раз в неделю. В это время букинистические отделы занимают все большую площадь в магазинах. На прилавках много старых книг – тома библиотеки всемирной литературы или отдельные издания. Выбор очень большой. Я не покупаю полные собрания сочинений. Зачем мне
 80-томник Льва Толстого или восьмитомник Лескова или Гоголя? Я пока не знаю этих писателей. Если мне что-то понравится из обязательного списка, только тогда буду думать о приобретении других произведений.
 Исключение сделал для Чехова и Шекспира. Вообще-то я отдаю себе отчет, что методички 89-го года, которыми пользуюсь, прошли коммунистическую цензуру. Авторов, которые не любят советскую власть, в них нет. Хорошо, что партия простила тех, кто писал до
 1917-го. Иногда покупаю альманахи, заведомо зная, что некоторые из произведений у меня уже есть. Но двух одинаковых произведений у меня не остается, отдаю кому-нибудь.
 Кроме книг из списка я покупаю учебники по русской и зарубежной литературе обязательно для ВУЗов, книги по истории искусства, любопытные, на мой взгляд, философские книги, купил библию и закон божий. В законе божьем много интересного и познавательного о церковной службе, утвари, одеянии священников, праздниках и святых.
 Купил двухтомник Фрейда. Недоступный моему уму человек. Запомнилось лишь: 'Ешь ананасы, рябчиков жуй, день твой последний приходит, буржуй'.
 Та же история с Шопенгауэром.
 Неожиданно Каутский понравился, уже не помню, как называлась его работа, что-то о происхождении христианства. Скажи на милость, а
 Ленин ругался на него и топал. Удивил и обрадовал Ницше.
 Каждая покупка книг радость для меня. Преимущественно хожу в крупные магазины: 'Библио-глобус' на Лубянке, 'Молодую гвардию' на
 Полянке, 'Дом Московской книги' на Калининском проспекте и 'Москву' на Тверской. Они все в центре и относительно рядом с метро. Еще один книжный лежит на моем пути в библиотеку ДК ЗИЛ, на Восточной улице.
 Иногда делаю обход книжных на Кузнецком мосту и Столешниковом переулке. В некоторых хорошо представлен букинистический отдел, который сильно пополнил мою коллекцию. 'Дафниса и Хлою' я купил с рук у пожилого интеллигента. Он стоял у подземного перехода рядом с магазином 'Москва'. Книга 55-го года издания. В течение десяти лет так и не встретил современного ее издания. А 'Библио-глобус' мне запомнился приобретением в антикварном отделе двухтомника по литературе средневековья и возрождения, хрестоматии по античности и учебника по русской литературе 16-18 веков. Вот это была радость.
 Друзья, если Вы такие же технари, как я, и у Вас нет друзей или близких, связанных с литературой и искусством, скорее всего Ваши знания по литературе ограничены школьной программой. Если Вы заходите в книжный или библиотеку и затрудняетесь в выборе, воспользуйтесь этим списком.
 Читайте, и Вы обретете много верных друзей среди писателей и среди их героев. Вы найдете таких друзей, которых не смогли найти на работе или в институте. Читайте и Вы узнаете о настоящей любви, о сильных и честных людях, о красоте и справедливости. И навсегда сохраните их в своем сердце. Случай помог мне приобрести этот список. Возьмите его, теперь он и Ваш:
 Гомер. Одиссея. Илиада.
 Гесиод. Работы и дни.
 Эсхил. Прометей прикованный. Орестея. Персы.
 Софокл. Эдип-царь. Антигона.
 Еврипид. Медея. Ипполит. Ифигения в Авлиде. Алкеста. Ион. Троянки.
 Аристофан. Всадники. Облака. Мир. Лисистрата. Лягушки.
 Исократ. Речи.
 Демосфен. Речи против Филиппа.
 Аристотель. Поэтика.
 Менандр. Брюзга. Третейский суд.
 Плутарх. Сравнительные жизнеописания.
 Лукиан. Похвала мухе. Разговоры богов. Разговоры в царстве мертвых. Александр или лжепророк.
 Лонг. Дафнис и Хлоя.
 Плавт. Горшечная комедия. Хвастливый воин.
 Цицерон. Речи против Катилины.
 Лукреций. О природе вещей.
 Катулл. Лирика
 Вергилий. Энеида. Буколики. Георгики.
 Гораций. Оды. Эподы. Сатиры.
 Овидий. Метаморфозы. Любовные элегии. Наука любви.
 Петроний. Сатирикон.
 Федр. Басни.
 Марциал. Эпиграммы.
 Ювенал. Сатиры.
 Апулей. Метаморфозы.
 Софокл. Эдип в Колоне. Электра. Филоктет.
 Платон. Пир. Государство.
 Эзоп. Басни.
 Гелиодор. Эфиопика.
 Сенека. Медея. Эдип.
 Ирландские саги.
 Исландские саги.
 Беовульф.
 Снори Стурлусон. Младшая Эдда.
 Кретьен де Труа. Эрек и Энеида. Ивейн или рыцарь со львом.
 Старшая Эдда.
 Песнь о Роланде.
 Песнь о моем Сиде.
 Песнь о Нибелунгах.
 Поэзия вагантов и трубадуров.
 Роман о Тристане и Изольде.
 Вольфрам фон Эшенбах. Парсифаль.
 Ленгленд. Видение о Петре пахаре.
 Данте Алигьери. Божественная комедия. Новая жизнь.
 Петрарка. Сонеты и канцоны.
 Боккаччо. Декамерон. Фьяметта. Фьезоланские нимфы.
 Пико дела Мирандола. Речь о достоинстве человека.
 Эразм Ротердамский. Похвальное слово глупости. Оружие христианского воина. Письма темных людей.
 Вийон Ф. Стихи.
 Рабле. Гаргантюа и Пантагрюэль.
 Ронсар. Стихи.
 Сервантес М. Дон Кишот. Галатея. Нумансия. Назидательные новеллы.
 Странствия Персилеса и Сихизмунды.
 Лопе де Вега. Собака на сене. Фуенте овехуна. Наказание не мщение.
 Шекспир. Все.
 Макиавелли. Государь.
 Ариосто. Неистовый Роланд.
 Тассо. Освобожденный Иерусалим.
 Ульрих фон Гуттен. Диалоги.
 М. Наваррская 'Гептамерон' (купил в киоске у Музыкального театра
 Станиславского перед спектаклем)
 Деперье. Кимвал мира. Новые забавы.
 Дю Белле. Стихи. Защита и прославление французского языка.
 Монтень. Опыты.
 Чосер Джефри. Кентерберийские рассказы.
 Т. Мор. Утопия.
 К. Марло. Трагическая история доктора Фауста.
 Кальдерон П. Стойкий принц. Жизнь есть сон. Врач своей чести.
 Корнель П. Сид. Гораций. Родогуна.
 Расин Ж. Андромаха. Британик. Федра.
 Мольер Ж.-Б. Тартюф. Дон Жуан. Мизантроп.
 Буало Н. Поэтическое искусство.
 Дефо. Робинзон Крузо. Моль Флендерс. История полковника Джека.
 Свифт. Путешествия Гулливера. Сказка бочки.
 Филдинг. Приключения Джозефа Эндрюса. История Тома Джонса, гаденыша. История покойного Джонатана Уайльда, великого.
 Стерн. Сентиментальное путешествие. Жизнь и мнения Тристама Шенди, джентльмена.
 Бернс. Избранные произведения.
 Лесаж А.Р. Похождения Жиль Бласа из Сантильяны.
 Прево. Манон Леско.
 Вольтер. Заира. Магомет. Задиг. Кандид. Простодушный. Орлеанская девственница.
 Дидро. Монахиня. Племянник Рамо. Жак-фаталист. Беседы о 'Побочном сыне'. Рассуждения о драматической поэзии. Парадокс об актере. Салоны.
 Руссо. Исповедь. Юлия или новая Элоиза. Трактаты.
 Бомарше. Сивильский цирюльник. Женитьбы Фигаро.
 Лессинг. Эмилия Галотти.
 Гете. Страдания молодого Вертера. Фауст. Лирика. Баллады. Гец фон
 Берлихинген. Эгмонт. Ифигения в Тавриде. Торквато Тассо. Годы учения
 Вильгельма Мейстера. Годы странствий Вильгельма Мейстера.
 Шиллер. Коварство и любовь. Разбойники. Дон Карлос. Мария Стюарт.
 Вильгельм Телль. Лирика. Баллады. Валленштейн.
 Честерфилд. Письма к сыну.
 Дуремар. Жизнь и удивительные приключения Карабаса Барабаса.
 Тирсо де Молина. Дон Хиль, зеленые штаны. Севильский озорник или каменный гость.
 Гонгора. Лирика.
 Кеведо. История жизни пройдохи по имени дон Паблос.
 Грассиан. Карманный оракул. Критикон. Остроумие или искусство изощренного ума.
 Скаррон. Комический роман.
 Сирано де Бержерак. Иной свет или государства и империи луны.
 Фюретьер. Мещанский роман.
 Мари Мадлен де Лафайет. Принцесса Клевская.
 Лафонтен. Басни.
 Ларошфуко. Максимы. Мемуары.
 Лабрюйер. Характеры.
 Паскаль. Мысли.
 Вондел. Люцифер. Адам в изгнании. Ной.
 Джонсон. Вольпоне.
 Бомонт и Флетчер. Фмластр. Трагедия девушки.
 Мильтон. Потерянный рай.
 Гриммельсгаузен. Симплициссимус
 Смоллетт. Путешествие Хамфри Клинкера.
 Голдсмит. Векфильдский священник.
 Шеридан. Школа злословия.
 Монтескье. Персидские письма.
 Вовенарг. Размышления и максимы.
 Мариво. Жизнь Марианны.
 Делиль. Сады.
 Шадерло де Лакло. Опасные связи.
 Бернарден де Сен-Пьер. Поль и Виргиния.
 Лессинг. Мина фон Барнхельм. Натан мудрый. Лаокоон. Гамбургская драматургия.
 Виланд. История абдеритов.
 Гольдони. Слуга двух господ. Трактирщица. Кьоджинские перепалки.
 Гоцци. Король олень. Турандот. Любовь к трем апельсинам.
 Шатобриан. Рене.
 Констан. Адольф.
 Виньи. Сен Мар. Четтертон.
 Беранже. Песни.
 Санд. Индиана. Орас.
 Гюго. Эрнани. Собор парижской богоматери.
 Гофман. Золотой горшок. Маленький Цахес. Записки кота Мура.
 Щелкунчик. Песочный человек. Повелитель блох.
 Клейст. Кетхен из Гейльброна. Разбитый кувшин.
 Гейне. Книга песен. Романтическая школа в Германии. Германия.
 Зимняя сказка. Путешествие по Гарцу.
 Байрон. Чайльд Гарольд. Корсар. Манфред. Каин. Дон Жуан. Лирика.
 Бронзовый век. Двое Фоскари.
 Шелли. Освобожденный Прометей. Восстание ислама.
 В.Скотт. Айвенго. Квентин Дорвард. Роб Рой. Пуритане.
 В. Ирвинг. Новеллы.
 Ф.Купер. Шпион. Последний из могикан. Пионеры.
 Э.По. Избранное.
 А. Мюссе. Лоренваччо. Любовью не шутят. Исповедь сына века.
 В. Гюго. Человек, который смеется. Девяносто третий год. Ориенталии.
 Новалис. Генрих фон Офтендинген.
 Шамиссо. Удивительная история Петера Шлемиля.
 Кольридж. Песнь о старом моряке.
 Шелли. Королева Маб. Джулиан и Маддало. Апонаис.
 Мицкевич. Конрад Валленрод. Дзяды. Пан Тадеуш. Крымские сонеты.
 А. Мандзони. Обрученные.
 Уго Фосколо. Последние письма Джакопо Ортиса.
 Сильвио Пелико. Мои темницы.
 Бальзак. Неведомый шедевр. Шаргеневая кожа. Отец Горио. Евгения
 Гранде. Утраченные иллюзии. Кузен Понс.
 Стендаль. Красное и черное. Пармская обитель. Люсьен Левен. Жизнь
 Анри Брюлара.
 Мериме. Матео Фальконе. Кармен. Двойная ошибка.
 Диккенс. Посмертные записки Пиквикского клуба. Мартин Чезлвит.
 Холодный дом. Тяжелые времена.
 Теккерей. Яркарка тщеславия.
 Флобер. Госпожа Бовари. Воспитание чюйств.
 Доде. Тартарен из Тараскона.
 Бодлер. Цветы зла.
 Э.Золя. Жерминаль. Карьера Ругонов.
 Ги де Мопассан. Жизнь. Милый друг. Под солнцем. Новеллы. Монт
 Ориоль. Сильна как смерть. Пьер и Жан.
 А Франс. Остров пингвинов. Боги жаждут. Таис. Из цикла
 'Современная история': Господин Бержере в Париже. Преступление
 Сильвестра Боннара. На белом камне.
 У. Уитмен. Листья травы.
 М.Твен. Янки при дворе короля Артура. Памфлеты. Приключения
 Гекльберри Финна.
 Д. Лондон. Мартин идеен. Железная пята. Люди бездны. Что значит для меня жизнь.
 Т. Гарди. Джуд Незаметный. Тэсс из рода д'Эбервилей. Мэр
 Кэстербриджа.
 Д. Голсуорси. Собственник. Остров фарисеев.
 Г. Ибсен. Бранд. Пер Гюнт. Столпы общества. Нора или кукольный дом. Строитель Сольнес. Борьба за престол.
 Б.Шоу. Дом вдовца. Цезарь и Клеопатра. Пигмалион.
 Г. Гауптман. Ткачи. Потонувший колокол. Перед заходом солнца.
 Перед восходом солнца.
 Г. Уэллс. Война миров.
 Р. Роллан. Жан Кристоф. Кола Брюньон. Очарованная душа.
 О. Уайльд. Портрет Дориана Грея.
 М. Метерлинк. Синяя птица.
 Э. Войнич. Овод.
 Ш. Костер. Легенда о Уленшпигеле.
 М. Пруст. По направлению к Свану. У Германтов. Содом и Гоморра.
 Р. Мартен дю Гар. Семья Тибо.
 Ф. Мориак. Тереза Дескейру. Клубок змей. Агнец.
 А. Сент-Экзюпери. Планета людей. Военный пилот. Маленький принц.
 Ж.-П.Сартр. Блохи. Судороги.
 А. Камю. Чума. Калигула
 А. Роб Грийе. В лабиринте.
 К. Симон. Дороги Фландрии.
 Н. Саррот. Вы их слышите?
 Леклезио. Пустыня.
 П. Модиано. Улица темных лавок.
 П. Ажар. Жизнь впереди.
 Э. Ионеско. Носорог.
 Ф. Саган. Немного солнца в холодной воде.
 А. Жид. Фальшивомонетчики.
 Ж. Бернанос. Дневник сельского священника.
 Г. Манн. Верноподданный. Юность короля Генриха 4-го.
 Т. Манн. Буденброки. Доктор Фаустус.
 Б. Брехт. Трехгрошовая опера. Матушка Кураж и ее дети.
 Г. Белль. Бильярд в половине десятого.
 А. Зегерс. Мертвые остаются молодыми.
 Дж. Джойс. Улисс.
 Дж. Олдридж. Дипломат. Герои пустынных горизонтов.
 Дж. Оруэлл. 1984.
 Д. Мердок. Черный принц.
 Т. Драйзер. Сестра Кери. Американская трагедия.
 Дж. Стейнбек. Гроздья гнева. Зима тревоги нашей.
 Э. Хемингуэй. Прощай, оружие. По ком звонит колокол. Старик и море.
 Дж. Селинджер. Над пропастью во ржи.
 Дж. Апдайк. Кентавр.
 Сноу Колидоры власти.
 А. Миллер. Смерть коммивояжера.
 Т. Уильямс. Трамвай 'желание.
 К. Воннегут. Бойня номер пять.
 Дж. К. Оутс. Сад радостей земных.
 Ф.С. Фитцджеральд. Ночь нежна. Алмазная гора. Волосы Вероники. Эссе.
 С.Цвейг. Мария Антуанетта. Амок.
 Г.Маркес. Сто лет одиночества.
 Х. Кортасар. Ирга в классики.
 Э.М.Ремарк. На западном фронте без перемен. Время жить и время умирать.
 М. Ломоносов. Ода на день восшествия на престол Елизаветы Петровны.
 Сумароков. Стихотворения.
 Тредиаковский. Стихотворения.
 Г. Державин. Стихотворения.
 Н. Карамзин. Бедная Лиза. История государства Российского.
 Д. Фонвизин. Недоросль. Бригадир.
 Бенедиктов. Пиши, поэт! Киев.
 Кольцов. Стенька Разин. На заре туманной юности. Лес.
 А. Грибоедов. Горе от ума.
 А. Пушкин. Евгений Онегин. Полтава. Египетские ночи. Граф Нулин.
 Домик в Коломне. Гаврилиада. Повести Белкина. Капитанская дочка.
 Дубровский. Медный всадник. Борис Годунов. Руслан и Людмила. Сказка о семи богатырях. Пиковая дама. Сказка о золотом петушке.
 Ф. Тютчев. Зима не даром злится. Весна. Я встретил Вас и усе былое. Когда дряхлеющие силы. Люблю грозу в начале мая.
 М. Лермонтов. Предсказание. Смерть поэта. Бородино. Когда волнуется желтеющая нива. Кинжал. Первое января. Дума. Родина.
 Завещание. Прощай, немытая Россия. На севере диком. Выхожу один я на дорогу. Сон. Валерик. Пророк. Княгиня Лиговская. Песня про купца
 Калашникова. Мцыри. Демон. Маскарад. Вадим. Герой нашего времени.
 Н. Гоголь. Вечера на хуторе близь Диканьки. Миргород.
 Петербургские повести. Ревизор. Женитьба. Игроки. Театральный разъезд. Мертвые души.
 Погорельский. Лафертовская маковница.
 Павлов. Именины. Ятаган. Аукцион.
 Лажечников. Ледяной дом. Последний новик.
 А. Бестужев-Марлинский. Фрегат 'Надежда'.
 В.Одоевский. Сильфида. Княжна Мими. Саламандра.
 В.Сологуб. Тарантас. Метель.
 Григорович. Антон-горемыка.
 А. Герцен. Былое и думы. Доктор Крупов. Сорока – воровка. Кто виноват.
 Дружинин. Полинька Сакс.
 А. Чаадаев. Философические письма.
 Ф. Достоевский. Бедные люди. Записки из мертвого дома. Униженные и оскорбленные. Записки из подполья. Преступление и наказание. Идиот.
 Бесы. Братья Карамазовы. Игрок. Скверный анекдот. Дядюшкин сон.
 И. Гончаров. Обыкновенная история. Обломов. Обрыв.
 И. Тургенев. Параша. Разговор. Помещик. Петушков. Записки охотника. Месяц в деревне. Дневник лишнего человека. Ася. Фауст.
 Первая любовь. Рудин. Дворянское гнездо. Накануне. Отцы и дети.
 Новь. Дым. Стихотворения в прозе.
 А. Островский. Свои люди – сочтемся. Бедность не порок. Доходное место. Гроза. Горячее сердце. Бешенные деньги. Лес. Волки и овцы.
 Бесприданница. Без вины виноватые. Снегурочка. Пьесы о Мише
 Бальзаминове.
 Н. Чернышевский. Что делать? Пролог.
 Н. Некрасов. Поэмы: Мороз, красный нос. Коробейники. Саша. Кому на
 Руси жить хорошо. Дедушка. Русские женщины. Современники.
 Н. Помяловский. Мещанское счастье. Молотов. Очерки бурсы.
 Ф. Решетников. Подлиповцы.
 В. Слепцов. Трудное время.
 А. Толстой. Царь Федор Иоаннович. Князь Серебряный. Стихотворения.
 А. Фет. Стихотворения.
 М. Салтыков-Щедрин. Губернские очерки. Помпадуры и помпадурки.
 История одного города. Благонамеренные речи. Господа Головлевы.
 Убежище Монрепо. За рубежом. Сказки. Пошехонская старина.
 Л.Толстой. Детство. Отрочество. Юность. Севастопольские рассказы.
 Утро помещика. Люцерн. Казаки. Война и мир. Анна Каренина. Смерть
 Ивана Ильича. Воскресение. После бала. Хаджи Мурат. Плоды просвещения. Власть тьмы. Живой труп. Не могу молчать.
 В. Гаршин. Происшествие. Трус. Художники. Денщик и офицер. Красный цветок. Сказание о гордом Агее. Сигнал.
 В. Короленко. Без языка. Сон Макара. Чудная. Огоньки. Убивец. Лес шумит. Слепой музыкант. Река играет. Мгновение. Парадокс. Сказание о
 Флоре. В дурном обществе.
 А. Чехов. Смерть чиновника. Толстый и тонкий. Хамелеон. Маска.
 Злоумышленник. Унтер Пришибеев. Тоска. Горе. Степь. Скучная история.
 Дуэль. Черный монах. Попрыгунья. Спать хочется. Палата номер 6. Дом с мезонином. Мужики. В овраге. Человек в футляре. Крыжовник. Ионыч.
 Душенька. Дама с собачкой. Невеста. Чайка. Три сестры. Дядя Ваня.
 Вишневый сад. Иванов. Хористка. Размазня. Дочь Альбиона. Анюта.
 Л.Андреев. Баргамот и Гараська. Петька на даче. Мысль. Бездна.
 Жизнь Василия Фивейского. Иуда Искариот. Тьма.
 И. Анненский. Кипарисовый ларец.
 К. Бальмонт. Будем, как солнце.
 А.Белый. Пепел. Петербург.
 А.Блок. Стихи о Прекрасной Даме. Снежная маска. На поле Куликовом.
 Вольные мысли. Страшный мир. Черная кровь. Ямбы. Кармен.
 В. Брюсов. Граду и миру. Третья стража.
 И. Бунин. Окаянные дни. Антоновские яблоки. Деревня. Суходол.
 Братья. Господин из Сан-Франциско. Легкое дыхание. Чистый понедельник. Солнечный удар. Митина любовь. Жизнь Арсеньева.
 М. Горький. Старуха Изергиль. Бывшие люди. Мальва. Однажды осенью.
 Фома Гордеев. Исповедь. Ледоход. Страсти-мордасти. Покойник.
 Детство. В людях. Мещане. На дне. Дачники.
 Н.Гумилев. Колчан. Костер. Огненный столп.
 Е. Замятин. Уездное.
 А. Куприн. Молох. Олеся. Поединок. Гамбринус. Листригоны.
 Гранатовый браслет. Яма. Суламифь.
 О. Мандельштам. Камень.
 А. Ахматова. Вечер. Четки. Белая стая.
 Маяковский. Стихи 1910-х годов.
 А. Ремизов. Крестовые сестры. Пруд.
 Ф.Сологуб. Мелкий бес.
 И. Шмелев. Лето господне.
 М. Зощенко Рассказы 20-х, 30-х годов, Голубая книга.
 М. Цветаева. Стихотворения 1910-х.
 М. Булгаков. Бег. Белая гвардия. Собачье сердце. Мастер и
 Маргарита. Театральный роман.
 А. Платонов. Котлован. Чевенгур.
 М. Шолохов. Тихий Дон. Поднятая целина. Судьба человека.
 А. Толстой. Эмигранты. Хождение по мукам. Гиперболоид инженера
 Гарина. Петр Первый.
 А. Макаренко. Педагогическая поэма.
 Б. Пастернак. Доктор Живаго. Стихотворения.
 А. Гайдар. Судьба барабанщика. Тимур и его команда. Голубая чашка.
 Арбузов. Иркутская история. Таня.
 А. Вампилов. Старший сын.
 А. Солженицын. В круге первом. Архипелаг ГУЛАГ.
 Л. Гумилев Этногенез и биосфера Земли. От Руси до России.
 Детские книги я тоже покупаю и читаю с удовольствием: 'Приключения
 Карандаша и Самоделкина' Юрия Дружкова; 'Старик Хоттабыч' Лазаря
 Лагина; 'Приключения капитана Врунгеля' А.Некрасова; 'Мери Поппинс'
 Памелы Треверс; 'Путешествие Нильса' Сельмы Лагерлеф; 'Алиса в стране чудес, Алиса в зазеркалье' Льюиса Кэрролла, 'Малыш и Карлсон'
 Астрид Линдгрен; 'Пиноккио'; 'Дядя Федор' Эдуарда Успенского;
 'Чингачгук и день забот', 'Чингачгук идет в гости' Алана Милна в переводе Заходера; 'Что я видел' Бориса Жидкова, с чудесными с иллюстрациями 40-50-х годов; стихи Агнии Барто, Корнея Чуковского, любимого Николая Носова, Виктора Драгунского, Сергея Михалкова,
 Анатолия Рыбакова, Анатолия Алексина.
 В 'Библио-Глобусе' однажды увидел третий том истории музыки.
 Заинтересовался, но покупать не стал: во-первых: отдельный том, а во-вторых: лучше сначала прочесть. В библиотеке ДК Истории музыки нет, но мне заказали ее по межбиблиотечному абонементу в Библиотеке иностранной литературы. На чтение тома дают две недели, в случае задержки за каждый день начисляются большие пени. Пропускаю непонятные мне крючочки и загогульки и читаю биографии композиторов, о музыкальных стилях и инструментах. Что-то переписываю в тетрадь – чтобы всегда иметь под рукой. Учебника по русской литературе 19-го века у меня тоже нет пока. И потому биографии русских писателей кочуют из него в мою тетрадь.
 После того, как я стал получать книги из библиотеки иностранной литературы, я понял, что там есть все и решил записаться.
 Расположена она очень неудачно, приходится идти пешком от метро минут пятнадцать по шумным улицам. Сначала я разузнал, что нужно для вступления. В следующий раз принес фотографию, паспорт. Сделали мне пропуск, поднимаюсь в абонемент, а тут меня спрашивают: на каком языке предпочитаете литературу. Вот так раз. Я думал, что найду здесь зарубежную литературу – то есть иностранную, а иностранная, оказывается, на иностранных языках. Ничего, вскоре я записался в публичную Некрасовскую.
 На работе сделал для себя базу данных по книгам, точнее не по книгам, а по произведениям, в виде:
 'Период?Автор?Произведение; в библиотеке; прочитано; качество' и включил в нее свой список. Меня интересуют три вещи: есть ли книга в домашней библиотеке, прочитана ли она и понравилась или нет. Хорошие книжки я отмечаю плюсом, нехорошие – минусом. Никаких особенных функций в базе данных нет – лишь поиск. Отсортированы записи по историческим периодам; внутри периодов по фамилиям авторов, внутри фамилий по названиям произведений.
 В это же время сделал базу по любимым отечественным фильмам, актерам и режиссерам. Она немного сложнее, чем книжная. При выборе фильма он показывает всех занятых в нем актеров, а при выборе актера
 – все фильмы, в которых он снялся. Интерфейс примитивный, без графики, без мыши.
 В зоомагазине на Метростроевской мы с мамой купили двух ткачиков с клеткой. Это совсем маленькие птички. Если осторожно взять ее в кулак, торчать будет только головка. Летают они необычно – как пчелки или стрекозы. Зависают на одном месте, а крыльев не видно.
 Клетка стоит в моей комнате. Вечером я накрываю ее тряпочным чехлом, чтобы ткачикам не мешал свет лампы или телевизора. Когда возвращаюсь домой поздно и включаю свет, самочка недовольно ворчит под покрывалом. Однажды положил в клетку ваты – может, гнездо сделают?
 Работа закипела. Птички весь день добросовестно отщипывали от ваты кусочки, мочили их в поилке и развешивали сушиться на ступеньках лесенки.
 Виктор принес мне почитать книгу Поля Брэгга о здоровом питании и образе жизни, отдельные главы. Очень любопытно.
 Большинство зиловцев питаются в обед на рабочем месте, потому что в стране скачет крутая инфляция. Чтобы не рухнула столовая, завод выдает работникам льготные талоны на обед, но они покрывают все меньшую и меньшую часть обеда. Виктор в обед питается листками капусты и морковью, которые приносит из дома. Я тоже включил в постоянный рацион капусту и морковь, но сосиски и хлеб тоже беру.
 Когда три года назад вернулся из армии, за обедом съедал шесть, семь кусков белого. В основном с супом. Хлеб во всех заводских столовых бесплатный, но дело не в этом, а в привычке. За два года количество кусков за обедом сократилось до двух. Брэгг убедил меня расстаться с солью и чаем. Это было не сложно. С детства не солил ни помидоры, ни яйцо, ни свежие огурцы, ни черный хлеб. Перестал покупать соль для себя, только, если мама попросит – для нее. Соль попадает в мой желудок иногда из маминого супа или из блюд заводской столовой.
 Вместо чая стал пить компот из сухофруктов, какао или кофе.
 У меня единый проездной на все виды транспорта на неограниченное количество поездок. Поэтому часто после работы по дороге домой выхожу на Арбате, чтобы пройтись по трем его магазинам
 'Овощи-фрукты'. Покупаю сухофрукты для компота, или просто пожевать изюм, чернослив, финики, инжир, капусту, морковь. В других овощных скудный выбор (например, в нашем), а продовольственных рынков еще нет.
 Возвращаюсь домой на троллейбусе 'Б' от Смоленской площади до парка культуры, а потом на 31-м или метро. Или сажусь на 31-й на
 Гоголевском и еду по бульварам. Мне больше нравится смотреть на бульвары и Остоженку, чем ехать в подвале.
 О питьевой воде я тоже решил позаботиться. Никаких фильтров еще не продают, и потому я отстаиваю воду в трехлитровой банке. Кладу в нее толстую серебряную цепочку от дедушкина брегета. Микробы не выносят блеска серебра и уходят искать лучшей доли.
 Ушло в прошлое сливочное масло и молоко. В школьные годы мама мазала мне утром бутерброд. А вечером жарила на масле. Году к
 83-84-му масло подорожало, потом стало дефицитом. За ним стоят длинные очереди, продают одну пачку в руки. Партия стала в него что-то добавлять. На сковородке оно пенится большими пузырями.
 Отныне сливочное масло попадает в мой желудок только из пирожных или торта с кремом. Для жарки и салатов я использую подсолнечное нерафинированное масло. Как замечательно оно пахнет. Если срок хранения растительного превышает четыре, пять месяцев, значит, его все-таки прогоняли через бензол.
 Без молока обойтись сложнее. Ну, какао, ладно. А как есть манную кашу на воде? В результате с манкой тоже расстался, осталась геркулесовая на воде.
 Теперь я прикидываю, смогу ли воздержаться от:
 – сахара
 – копченостей
 – консервов
 – мучного
 – животных жиров и растительных, прошедших обработку
 – молока и мороженого (кроме молочнокислых продуктов)
 – продуктов вторичной переработки – полуфабрикатов
 – кофе, синтетических напитков
 – приправ, горчицы, кетчупов
 Консервы-пельмени-голубцы я и раньше редко ел. Бросил сосиски, но
 'докторская' сохранила свои позиции. Яиц съедаю до тридцати в месяц.
 Брэгг говорит об одном, двух в неделю. Уменьшить не в моих силах.
 'Любовь' к горчице мне привили в Соснах. Глину легче есть. К кетчупу равнодушен. Томаты – пасленовые. Баклажаны тоже. Значит слегка-насмерть ядовитые. Нравится баклажанная икра и лечо, но могу и не прикасаться к ним годами.
 В продуктах стали появляться искусственные красители, ароматизаторы и другие добавки. Мне стыдно перед своим желудком, печенью, почками отправлять внутрь какую-нибудь дрянь. Я дружу со всеми своими органами, и они платят мне тем же.
 От синтетических напитков тоже было легко отказаться.
 Кондитерские изделия – моя ахиллесова пята. Это только
 Мальчиш-Кибальчиш может без варенья.
 Все изменения в моем питании проходят постепенно, год за годом, без скачков и усилий.
 На месте кафе 'Лира' открылась первая в Москве закусочная
 'Макдоналдс'. Очередь в 'Макдоналдс' движется час или больше, и опоясывает сквер между Тверской улицей, бульваром, Бронной и
 Сытинским. Стоять скучно. Хотели устроить проверку документов, но никто не показывает. Закуска в Макдоналдс: бутерброд, жареный картофель, стаканчик киселя обходится в пять рублей. Это приемлемо при зарплате в сто девяносто. Непривычно чистый туалет, как во дворце съездов. В закусочной чисто, стулья и столы прочно вмонтированы в пол. Ничего невозможно унести или сломать. Если поднос с едой падает на пол, его тут же заменяют в полном объеме.
 Возобновилась наша дружба с Володей, он тоже живет на Фрунзенской.
 Мы случайно встретились и обменялись телефонами. Володя тоже разведен. Ходим в Макдоналдс, в кино. У него пудель и я иногда составляю ему компанию, гуляем вечером по третьей Фрунзенской.
 Зимой мы стали ездить на лыжную базу в Жуковке. Мама достала два пропуска мне и Володе. В выходной мы садимся на автобус у дома пятьдесят по набережной, который везет нас до самой базы. Приехали, выбрали лыжи и ботинки. Переоделись. Вещи лежат свободно на лавочке, никто их не возьмет. В раздевалке душ, но это уже после лыж. А пока выходим и километра два катимся до Птичьей поляны и обратно. На поляне, подставив лица солнышку, стоят много лыжников, московских и
 Одинцовских. Или катимся до крутых горок, это чуть подальше, почти у
 Одинцово. Возвращаемся, переодеваемся. В запасе полчаса – можно посидеть в буфете за тарелочкой сосисок.
 В марте мы с Володей поехали по заводской путевке в Таллинн, на четыре дня. Мне удалось достать путевку и для него. Вдвоем нам будет интереснее. Володе платить ничего не пришлось, он проходил как работник завода. На Ленинградском вокзале собралась группа из тридцати человек. Некоторых путешественников я знаю: с Ленькой учились в одной группе, его жена когда-то мне нравилась, но предпочла Леньку. Знаю двух девушек с третьего этажа инженерного, за одной я ухаживал.
 В нашем купе едут: Володя, я, девушка Надя и молодая женщина чуть старше нас. Надя мне понравилась. В автобусе, который вез группу в гостиницу, я сел вместе с ней и безостановочно болтал. В гостинице наша группа столпилась у администратора, стали сдавать паспорта на прописку. Решение пришло сразу. Володю некогда предупреждать. Взял у
 Нади паспорт и подал вместе со своим, а сам продолжаю пудрить ей мозги. Прошло, надо же, нас прописали вместе! Совсем недавно за такое можно было лишиться комсомольского билета у развернутого красного знамени. Володя надулся. Его поселили с каким-то незнакомцем. Я даже объясниться и извиниться перед ним не смог, не отходил от Нади. На второй день Володя успокоился. Но все-таки я ему подпортил: одному сложнее роман завесть. Тем более – всего четыре дня.
 В гостиничном номере окна со щелями в палец толщиной, сильно дует.
 Жмемся с Надей друг к другу. Полно медлить. Счастье хрупко. Поцелуй меня, голубка, юность – рвущийся товар.
 8-го марта группа с экскурсоводом пешком идет по старому Таллинну.
 Вдруг – толкучка. В Москве такие же толкучки: разнообразные люди стоят в ряд и держат в руках свой товар. Торгующие провожают взглядами нашу группу, как почетный караул Черчилля.
 – Здравствуйте, товарищи продавцы с рук!!
 Пауза (набирают в легкие воздух)…
 – Гутен морген, товарищи туристы!!
 Эхо отразилось от башни Толстая Маргарита и предмостных укреплений
 Морских ворот.
 – Поздравляем Вас с началом нового весеннего дня! Бог в помощь!!
 – Уррр-а-а!!… Урр-а-а-а!!… Урр-а-а-а!!!
 В конце торгующего ряда – люди продают букеты цветов. Мне повезло
 – выбрал своей голубке ландыш с веточкой аспарагуса. Больше подобных букетиков нет, другие мужчины купили стандартные букеты.
 В каком-то костеле слушаем орган. Красиво. Это здесь снимали эпизоды из 'Последней реликвии'.
 В кафе с каменными средневековыми сводами нашу группу напоили грогом – подогретым портвейном 'Кавказ'. Два сорок две бутылка.
 В августе 91-го по зиловской путевке поехал в Архипо-Осиповку
 (Осипо-Ахриповку, как говаривал капитан второго ранга
 Ревунов-Караулов). Это поселок, на черноморском побережье Кавказа, между Геленджиком и Туапсе. Поезд тбилисский, отправляется с
 Курского вокзала. Меня предупредили, что если проводник спросит за белье 8 рублей 30 копеек, то нужно давать или 8 рублей 30 копеек, или 9 рублей или 10 рублей, но никак не 25 или 100, потому что сдачи не будет. Такие обычаи.
 Днем ехали по Донбассу. Возникает тяжелое чувство, когда смотришь на высокие шахтные отвалы. Как тут живут?
 В нашем вагоне едут десяток других архиповских курортников: выводок с родителями, две пары и отдельные зиловцы. Вышли из поезда поздно вечером на станции Горячий ключ. Кто-то сказал, что вот, вот будет автобус для нас. Автобуса так и не было. Ночевали на станции в креслах. Ранним холодным утром, когда еще ничто не движется, на небе ни облачка, а красное солнышко показалось над созревшими грушами, наш отряд пришел на автобусную станцию и взял билеты на первый рейс до Архипо-Осиповки. Автостанция – деревянный домик, как в фильмах про целину. Ничто вокруг не тронуто цивилизацией. Первый автобус пошел через два часа. Ехать пришлось стоя, в переполненном автобусе, на ногах лежат чьи-то узлы, корзины и чемоданы. Загорелые женщины, с белыми платками на голове громко беседуют между собой. Солнышко припекает, в автобусе душно и потекли капельки по лицу. Наконец-то,
 Архипо-Осиповка. А до турбазы, оказывается, еще несколько километров. Спросил таксистов:
 – Сколько стоит до турбазы?
 – 80 рублей.
 – А далеко она?
 – Вон за той горой.
 Если сесть по четыре в машину, то получится по 20 рублей на каждого. Все равно это дорого. 20 рублей стоит железнодорожный билет до Москвы. Нет, мы уж сами, как-нибудь. Сели на местный автобус и проехали две остановки в сторону турбазы. У подножия горы указатель на турбазу и грунтовая дорога, теряющаяся за поворотом в кустах. Мы бодро всем табором с чемоданами и сумками пошли по дороге. Дорога вьется, видно всего шагов на сто вперед. Кажется: вот сейчас за поворотом появится наша турбаза. Нет. Значит за следующим непременно. А дорога уходит вверх и вверх, а Солнце печет затылок, а чемоданы и сумки в руке. Минут через 15 нас нагнал автобус модели
 'Фердинанд'. Сели, оказалось, что это турбазовский и нам здорово повезло, потому что он ходит один раз в сутки. Больше никакого транспорта на турбазу не идет. Ехали быстро по извилистой дороге.
 Справа гора – слева пропасть, слева гора – справа пропасть.
 Добрались минут за сорок. За сколько бы мы добрались, если продолжали идти пешком? На всем пути ни одного домика, только горы и пропасти.
 Турбаза лежит в ущелье между двух гор. Горы похожи на раздвинутые ноги Гулливера, расширяющиеся к морю. Солнца так много, что виноград на глазах становится черным. Получили комнаты. Надел плавки и сразу полетел купаться – смыть липкость, заработанную в автобусе. Пляж галечный, камушки скользкие. Когда-то в Евпатории был песок.
 На рассвете бегаю по дорожкам базы, которые быстро заканчиваются, превращаясь в тропинки, забирающие круто в гору. То тут, то там рычат кабаны, воют медведи и волки, как будто это их личная тропинка.
 Читаю книгу, которую захватил с собой из дома. Играю в настольный теннис со студентами украинцами или в компьютерную игру 'Пакмен' на советской машине 'Искра'. Играть можно лишь до пяти вечера, после не позволяет влажность. Меня обступают детишки, визжат и прыгают. У них почти не получается, а у меня накоплен некоторый опыт. Вечером крутят фильм в металлическом сарае с высоким потолком. Часть мужчин тут же курит. Это не вызывает возражений окружающих.
 Берегом моря мимо нас в сторону Геленджика прошел путешественник.
 Одежда на нем выгорела, кожа задубела от ветра и солнца, волоски на висках и бороде золотистые.
 Узнал, что берегом до Осиповки ближе, чем через горы. Всего километров пять. Решил сходить. А так как телефонов на турбазе нет, то наши Зиловцы попросили меня заодно позвонить кому-то, а также купить обратные билеты в Москву. Вышел рано, солнце светит в лицо все два часа пути. В Осиповке заказать билеты не удалось. Но мне посоветовали сходить в совминовский санаторий поблизости. Там проблем не было. Возвращаюсь назад – солнце успело развернуться и снова светит в лицо. Иду и через каждые двадцать минут снимаю майку и смачиваю ее в море. Ненадолго, но помогает. Почти у турбазы на камнях лежит в чем мать родила молодая девчонка. Красивая. Рядом с ней другая, в купальнике. Мои лицо и ноги сильно обгорели.
 К единственному турбазовскому пирсу подошел теплоход. Это экскурсия в Геленджик. Долго плывем вдоль берега. Работает видеомагнитофон, смотрим 'Полицейскую академию'. В Геленджике пляж песочный, видимо песок завезли. Городок низенький, тихий. Сходили в дельфинарий. Умные милые дельфины. Стало жарко. По трибунам разносят бледно-желтую воду в целлофановых запаянных колбасках и сахарную вату на палочке. Другой воды или соков нет. В целлофановых колбасках обычная вода, подкрашенная гуашью, с болотным вкусом. Жарко. Никаких киосков поблизости нет. Только в порту нашел киоск, где купил стаканчик с красноватой жидкостью. Пригубил и сразу вылил. Брр.
 Впервые столкнулся с таким неприкрытым обманом.
 В Архипо-Осиповке винное раздолье. Домашнее вино продают у каждого домика и на открытом рынке. В магазине стакан сухого вина стоит рубль. В Москве бутылка сухого шесть – семь рублей. Соседи мои по комнате – семейная пара, купили трехлитровую банку красного вина, а я шампанское Абрау-Дюрсо. Вечером уже на турбазе выяснилось, что в их банке уксус. Им было жаль выливать. Распили шампанское, раз такое дело.
 Числа 21-го пошли слухи о путче в Москве. На турбазе нет ни радио, ни телевизоров. Кто-то слышал радио и передал своими словами.
 Администрация турбазы сразу запретила пользоваться водными велосипедами (рядом Турция) и готовилась к встрече с хлебом-солью и арестам. Настроение упало. Неужели опять все по-старому. Через день-два узнали, что путч провалился.
 Возвращались в Москву другим путем. Уезжали с базы ранним утром, в полной темноте. С гор хорошо видна обозначенная точками огней
 Осиповка. На автобусе доехали до Новороссийска. Перед последним холмом, загораживающим город, вдоль дороги стоят красивые сосенки.
 Иглы у них заметно больше, чем у подмосковных. Новороссийск весь белый. Белые дороги, листья деревьев, трава, дома. Это пыль цементного завода.
 Сели на поезд. Наш литерный без происшествий проследовал станции
 Гайдук и Нижнебаканскую. По соседним путям навстречу прошел товарняк с лесом. В кабине машиниста мелькнула улыбка Пал Андреича Кольцова, адъютанта главнокомандующего.
 Под Тулой наш поезд стоял целый час. Рядом состав с низкими десантными танками. Словно игрушечные, ниже часового, который стоит рядом.
 Мне вдруг захотелось обойти московские театры. Раньше, когда мы жили с Ларисой, такой же интерес однажды возник к кинотеатрам.
 Случайно. Тогда на экраны вернулись старые любимые фильмы. Часто они шли бог весть где, приходилось ездить по всей Москве, лишь бы посмотреть 'Операцию Ы' или 'Карнавальную ночь'. В Москве сотня с небольшим кинотеатров. Когда побывал в большинстве из них, появился интерес. Смотрю афишу: так, здесь мы еще не были, нужно съездить…
 В школьные годы мы ходили классом в театр Юного зрителя, театр имени Вахтангова. Во МХАТ на бульваре мы ходили с Сашкой. Его мама достала билеты на 'Ревизора'. Вышли из метро Пушкинская. На углу
 Большой Бронной и улицы Горького сигаретный киоск. Мне – двенадцать лет, Сашке – десять. Купили гаванскую сигару за тридцать копеек.
 Очередь перед киоском растолкал грязный человек, опустился на колени и стал выгребать палкой из-под киоска мусор со снегом. Мелочь искал.
 Мы такого впервые видели. Сигару мы выкурили по-джентельменски, запершись в антракте в кабинке мхатовского туалета…
 В студенческие годы ходили с подружками или друзьями в Сатиру, в
 Оперетту, во дворец съездов на Лебединое озеро.
 В Москве на начало девяностых было около сорока театров и театральных студий. На 91-й год пришелся максимум моих театральных походов – 52. Обошел все, кроме 'Ромэн', Камерного музыкального и
 Детского музыкального. В зимние месяцы, хожу в театр два, три раза в неделю. Начал с Моссовета. Пришел в костюме, в белой сорочке, с красным, узким галстуком. В антракте заметил, что таких как я, дипломатов – единицы. Эти люди очень редко посещают театр, и потому одеваются как на первое мая. Но до окончательного вывода было еще далеко. И в театр Вахтангова на 'Принцессу Турандот' я тоже пришел как депутат. Слава богу, это был последний случай. Теперь только свитер или джинсовка. В случае крайнего торжества – белая сорочка и галстук.
 Сначала было просто интересно посмотреть как внутри, есть ли в буфете сельтерская и шпроты, что ставят. Постепенно появился вкус. В общем-то, я понимаю, что нельзя судить о театре по трем, пяти спектаклям, но так или иначе у меня появились предпочтения. В одни не хожу, в другие хожу часто. Это Музыкальный Станиславского,
 Современник, МХАТ на Камергерском, Таганка, Вахтангова, Ленком.
 Чаще всего хожу в музыкальный имени Станиславского. Здесь просмотрел весь репертуар. Верди не люблю. Какой-то он не хороший.
 Прокофьев великолепен. Чайковский великолепен. Если иду один и у меня немного денег, беру билет на балкон. В первом акте замечаю свободное место в партере, запоминаю координаты. А в антракте спускаюсь и уверенно сажусь.
 В студенческий театр МГУ ходили с Надей на четыре спектакля. Над двумя из четырех смеялся. Или сползал с кресла или колени оказывались у подбородка.
 В театре на Спартаковской актеры очень громко кричат, наверное, нервничают.
 В Большой попасть можно только на 'Жизель' или 'Иоланту'. Однажды достал билеты на 'Аиду'. Ходили с мамой. Сидели на самом верху. Аида крупная тетенька. Отелло ее нипочем бы не задушил. Она бы ему с правой да по уху по мавританскому, дескать:
 – Не печалься, ступай себе с богом, будет тебе новое корыто.
 В Малом смотрел 'Обрыв'. На то время я еще не прочел книгу.
 Бело-малиновые кресла.
 'У Никитских ворот', Табакерка, Школа современной пьесы, Летучая мышь, имени Ермоловой, 'имени Пушкина', 'на Малой Бронной', драматический Станиславского, ТЮЗ, Советской армии, Гоголя, Сфера,
 Эрмитаж.
 В театре Маяковского 'Трамвай 'Желание'.
 В театре Образцова 'Сотворение мира'…
 В буфете Лабораторного корпуса среди прочих товаров лежит шоколадка с ценником: 'шоколад Цырк цена 3руб.' Говорю продавщице:
 – У Вас неверный ценник, нужно писать 'и', а не 'ы'.
 – Это меня не касается, Идите к товароведу, если хотите.
 Прошел по коридору. Комната с табличкой. Сидят две полные тетеньки в белых халатах.
 – Вам чего, товарищ?
 – У Вас в ценнике ошибка.
 – Как! Где? – обе встрепенулись и вскочили.
 – Да вот, видите: 'Цырк', а нужно 'Цирк'.
 – Фу-у-у. Не мешайте работать.
 И сердце забилось неровно, и с горечью вымолвил я: 'Прощай,
 Антонина Петровна – неспетая песня моя'.
 По утрам бегаю в саду Мандельштама. Три круга вокруг пруда. Два, три раза в неделю. Определенных дней для бега у меня нет. Все зависит от того, выспался или нет.
 Купил большую книгу Брэгга. Он не только о питании пишет, а вообще о здоровом образе жизни. Надо попробовать обливаться утром.
 Виктор рассказывал, что он иногда приходит домой и медленно влезает в ванну с холодной водой. Представил себе картину – можно, но лучше в водолазном костюме.
 Обливаюсь из тазика. Начал с теплой, постепенно перешел на холодную. Поднимаю тазик к голове, делаю вдох и медленный выдох.
 Потом становится, почему-то смешно и на следующем вдохе обрушиваю воду на голову. После бега обливаться в самый раз. А в небеговые дни приходится разогреваться на балконе, на турнике. Долгое время я вис на черенке, на антресолях. А потом на балконе сделал турник из трубы. Подобрал ее у строительной выставки и прикрепил на балконе.
 Бывает утро, когда не хочется обливаться. Это признак начала простуды. Не обливаюсь. А от бега в такие дни не отказываюсь.
 Благодаря бегу ОРЗ переносится на ногах в течение дня, а грипп проходит в течение четырех дней.
 Как-то вышло, что вместо трех кругов в саду Мандельштама стал бегать шесть, а потом восемь. Очень мешают собаки. Коричневый терьер разгрыз мне правый кед прямо на бегу, колли сделала вид, что равнодушна, а сама обошла и полетела с лаем сзади. На шестом круге черный спаниель бросился на меня с лаем сзади. Я остановился и стал орать как папа Карло то на него, то на хозяина. Спаниель присел, смотрит то на меня, то на хозяина. Глаза вытаращены. Губы его шепчут: 'свят, свят, свят'.
 Ничего не поделаешь, стал выходить для бега на полчаса раньше, без пятнадцати шесть. На проспекте никого, можно переходить его по верху, а не по подземному переходу. После второго круга в саду появляется один и тот же дяденька, он идет на завод 'Каучук' – больше предприятий, начинающих рано поблизости нет. Дяденька каждый день писает под одним и тем же деревом, тупо уставившись в кору в десяти сантиметрах от глаз.
 В саду Мандельштама есть баскетбольная площадка, здесь на стойках можно подтянуться после бега.
 И все-таки мне пришлось искать альтернативные маршруты для бега, потому что с увеличением количества кругов стал захватывать ранних собачников. И еще зимой меня беспокоит один поворот, на котором, если не притормозишь, соскользнешь в пруд. Пробовал бегать по
 Несвижскому переулку до улицы Льва Толстого. От Комсомольского проспекта он закрыт старыми казармами, здесь почти нет движения, чистые домики с зеленью. Единственная неприятность – на всем пути равномерно расставлены мусорные баки, при приближении к которым нужно 'вдохнуть и не дышать', как на флюорографии. Попробовал по
 Оболенскому переулку, тоже не получилось. В результате остановился на Фрунзенской набережной. Здесь у меня два маршрута: короткий и подлиннее. Короткий: от дома в скверик Травникова, по набережной до
 Крымского моста. Длинный: по 2-й Фрунзенской улице к набережной, далее до Андреевского железнодорожного моста. За время пробежки мимо меня проезжают две, три редкие машины. В выходной день оба маршрута объединяю в один, и выхожу попозже. В выходной день транспорта тоже мало.
 Долго ли коротко ли, меня потянуло к новым маршрутам и к удлинению старых. Мне нравится бегать к Крымскому мосту и дальше по
 Кропоткинской набережной до строительной площадки храма Христа
 Спасителя. Если остается время, добегаю до большого Каменного моста.
 Однажды в выходной пробежал по Кремлевской набережной до большого
 Москворецкого моста. Качество воздуха здесь заметно хуже, даже в выходной, даже без машин. Пока добежал до Кремля, набережная наполнилась машинами. Больше по Кремлевской не бегал.
 Пробовал бежать по Фрунзенской набережной и дальше по Лужнецкой.
 На Лужнецкой справа тянется забор какого-то старинного предприятия, тротуар сужается, машин не меньше, бежать можно только до метромоста
 – впереди забор. А мне хотелось загнуть до Новодевичьего монастыря.
 В выходные перебегаю через железнодорожный мост и исследую парк культуры и Андреевскую набережную. После многочисленных проб остановился на маршруте по Андреевской набережной до метромоста.
 Маршрут в сторону Крымского моста отклонил из-за собак. Сразу за
 Андреевским мостом, на Пушкинской набережной, вдоль дороги тянутся склады, из которых с лаем вылетают собаки. Если продолжать бежать, она догонит и укусит за икру или пятку. Приходится тормозить и идти, оборачиваясь несколько метров, пока она не успокоится. Это отнимает время, особенно дорогое утром в будни. Кроме того, дорога вдоль
 Пушкинской идет подъемами и спусками, это пока существенно для меня.
 Теперь два, три раза в неделю пробегаю мимо двух поликлиник, хореографического училища, школы, двух магазинов и кинотеатра
 (бывшего кинотеатра на Крымском валу, который позже стал малой сценой театра Моссовета), Андреевской богадельни и двух мостов.
 В выходные мои интересы распространились за метромост. Раза два забегал за метромост, постепенно удлиняя дистанцию. На третий добежал до Бережковского железнодорожного моста, точнее до устья
 Сетуни. Мост остается в ста метрах впереди. Чтобы добежать точно до моста, нужно пересечь оживленное Воробьевское шоссе. После воскресного бега прихожу домой и ложусь спать на час, полтора.
 Иногда бегаю в Подмосковье. На октябрьские праздники мы с мамой ездили в Ватутинки. Утром еще темно. Бегу по дорожкам дома отдыха.
 Приближаюсь к проходной – заругались две собаки. Коротконогие, не догонят. Но я остановился – люди спят в корпусах. Две дурочки подбежали и успокоились. В Бору интереснее бегать. Здесь построен новый корпус. Зимой поехал туда один на выходные. Утром побежал по лесным тропинкам. Все в снегу, тропинка вьется. Когда возвращаюсь, навстречу появляются первые лыжники. До конца не исследовал дорожку, времени мало было.
 В феврале 92-го года на заводе случились внеплановые пятидневные каникулы. Это чудо для предприятия, работающего в две смены, работающего с черными субботами, число которых в холодный период года доходит до трех в месяц. Причина каникул – вьетнамские рабочие отмечают свой новый год. Их десять тысяч на заводе. Вьетнамцы работают в основном на главном конвейере, так что пришлось конвейер остановить и отпустить весь завод. Мне досталась четырехдневная путевка в Юрмалу. Ни разу не был в Юрмале зимой. Нашу группу поселили в санатории Фабрициуса. Корпус на берегу моря. В номере очень чисто, непривычно по сравнению с гостиницами Ленинграда, Риги.
 В них все по-другому: если есть ванна, значит, нет электричества, если есть умывальник, то туалет на другом этаже. В зимней Юрмале редкие прохожие. Это летом ее население вырастет в десять раз. В маленьких магазинчиках с радостью принимают любых посетителей.
 Побережье завалено снегом, залив безо льда. У берега плавают несколько лебедей. Снег на пляже расчищают машины, заметил это и следующим утром уже бегал здесь.
 Ездили на экскурсию в Рундале. Смотрели дворец, построенный
 Растрелли. Экскурсовод рассказывал, что до перестройки во дворец периодически заглядывали члены политбюро, пожарить кабана, выпить и закусить, побить баронскую посуду, выпороть дворню и почитать 'Что делать' Чернышевского. Перед отъездом в местном киоске купил бутылку
 'Лидо'. Вернемся, посмотрим, что за вино. Вряд ли плохое, судя по названию, Лидо – национальный праздник Латвии. В автобусе положил бутылку на полку над сиденьями и задремал. Минут через пятнадцать автобус круто повернул на Елгаву. Бутылка выкатилась, пластмассовой пробкой стукнула по голове впереди сидящего мужчины. Мой сон мигом сдуло. Бутылка еще прыгала и катилась по мягкому полу, а я искренне извинялся перед мужчиной. Он оказался не злым и принял мои извинения. Я предложил ему распить злосчастную бутылку, по прибытии в санаторий, но он вежливо отказался.
 Возвращались в Москву поездом, в плацкартном. А в Ригу, кстати, ехали в купе. У меня нижняя полка вдоль прохода. Поезд ночной, сразу после отхода стали устраиваться спать. В углу моей кровати сидит дяденька, лет сорока. От его ног дурно пахнет. Я зло сострил в его адрес. Соседи посмеялись. Дяденька огрызнулся, – я вот щас кому-то
 … Мне стало неловко. Слово за слово, разговорились. Оказалось, что у него нет места – билет один на него и его спутницу, она надо мной на верхней полке. Постепенно я пригляделся и понял – бандит. Лицо худое, в грубых морщинах, которые остаются после многих лет лесоповала или рудников. На руках его мышцы такие же, как у меня на ногах. Он стал что-то гнуть про себя, слушаю, всему верю. Во время разговора он как бы случайно берет мою руку и проводит пальцами по мозолям (мозоли от турника и гири). Попутчик сказал, что будет
 'брать' здесь кейс с деньгами и показал на трех молодых мужчин в соседнем отсеке, укладывающихся спать. Сказал, что любого 'положит' и достал нож. Я незаметно, за разговором опустил ближайшую к нему руку, чтобы прикрыть грудь, на всякий случай. Потом пошли с ним покурить в тамбур. Вернулись, он предложил выпить. Где взять? В ресторане есть. Я дал ему денег на бутылку. Через некоторое время он вернулся с бутылкой красного и тортом. За вином попутчик предложил мне работать у него. В киоске 'мороженое'. В киоск помимо мороженого, поступает дефицит, который хорошо распродается. Зарплата
 800 рублей в день (а у меня оклад 720 рублей в месяц). Сказал, подумаю, чтобы не обижать его. Показал ему свой заводской пропуск и забыл взять. Болтали до глубокой ночи. Утром, когда поезд подходил к
 Рижскому, сквозь сон видел, как он проходил на выход.
 В мае я поехал в Ялту, в зиловский санаторий имени Мориса Тореза.
 Морис Торез – председатель французской компартии, которая насчитывала к концу войны 400 тысяч. После войны его пригласили в
 Союз, а после переговоров в Москве, он отдыхал в крымском санатории.
 Здесь он чем-то отравился и умер – упрямый человек.
 В санаторий мы едем с Юрой, он мне ровесник, и тоже работает на заводе. Юра в 'Мориса Тореза' не первый раз. Чтобы не терять драгоценный день на переезд из Симферополя в Ялту и из Ялты в
 Массандру, мы договорились выехать на день раньше. Кормить нас начнут с завтрашнего утра, по путевке, а поселят сегодня вечером. В
 Симферополе сели на автобус, он идет полтора часа до Ялты, троллейбус – два с половиной. В автобусе на верхней полке я заметил покрытые пылью пустые бухгалтерские бланки и кучку украинских карбованцев. Деньги мы забрали. Приехали, посчитали – сумма, на которую можно оплатить автобус до Ялты. Вечером мы познакомились с двумя подругами и сильно пили всю ночь. Я взял из Москвы литровую бутылку водки и бутылку сухого вина, надеясь, что этого хватит на отпуск. В первый вечер мы выпили водку, выпили часть Юриного спирта.
 Часа в три ночи качаясь, проводил девушек в их номер. Проснулись в полдень. Как же тяжело вставать. На лоджии по столу гуляют голуби и клюют редкие грецкие орехи и фундук. Чернослив, изюм и курагу мы тоже съели вчера. Вчера поздно приступили и закуску купить было просто негде. Завтракать не хочется, болит голова. В этот же день нас перевели в другой корпус, чуть дальше от моря, номер с видом на гору. Корпус легкий, более современный, чем первый, стекло и бетон, даже лифты есть.
 На следующий день я стал искать подходящее место для бега. Все дороги в округе слишком круты. Интересно, что неисправную машину в горах буксируют две. Одна спереди, другая сзади, соединенные гибким тросом. Бетонная дорожка вдоль пляжа длиной в двести метров оказалась единственной пригодной. Вставать на бег нужно пораньше, пока солнце невысоко. Бегаю назад – вперед, загибаю пальцы. А потом окунаюсь в море.
 Кормят сытно и разнообразно.
 Ялтинцы зарабатывают гроши по сравнению с нами. Дежурный по пляжу
 – 600 карбованцев, горничные – 450. Крымские вина стоят от 30 и до
 200 карбованцев за бутылку. Дешевы молочные продукты, хлеб и водка
 (21 карбованец).
 С Юрой мы постоянно знакомимся с новыми девчонками. Так получается потому, что одна группа уезжает, а новая приезжает. Юра профессиональный соблазнитель. Он берет с собой в отпуск подзорную трубу и приглашает миловидных незнакомок посмотреть на звезды или вечернюю Ялту. Вместе с трубой прихватывает одеяло. Но главное Юра отлично играет на гитаре. Во-первых, он владеет ею виртуозно, во-вторых, за 18 дней он сыграл песен двести на самые различные темы. Но соблазнить нам удалось немногих, не более трех четвертей санатория. Иногда случаются заминки: Юре нравится она, а ей нравлюсь я или наоборот.
 Мы не пропускаем все предлагаемые экскурсии. Ходили в Никитский ботанический сад. На дегустацию вин Магарачского экспериментального завода. Специалисты предупредили, что это интересней, чем
 Массандровский серийный завод, экскурсии на который предлагают в
 Ялте. Просторный зал. На столе перед каждым приглашенным стоит десяток бокалов. В каждом по 30 граммов вина. Начинаем с Алиготе с нулевым сахаром. Проходим через портвейны. Крепость и сахар постепенно увеличиваются. Затем следуют Мадера, Херес. Пьем медленно под интересные рассказы специалиста. Заканчиваем мускатом, кажется
 'Золотой берег' с 28 %-м сахаром.
 Экскурсии в Ливадию и Алупку. Группы взрослых и группы украинских пионеров. Все пионеры в синих галстуках и белых рубашках в мелкую клетку.
 В Ливадийском парке два лебедя. Сорвал пучок травки, как это делал у Новодевичьего пруда, и дал одному. Оказался самец, зашипел и щипнул меня за кисть. У него на клюве по четыре пупырышка, похожих на маленькие зубки.
 В Ливадийском дворце перед осмотром залов дворецкий выдает всем тапочки с завязочками. Я взял свою пару на память. А что если их носила Кшесинская или цесаревич.
 Автобус остановился у подножия Ай-Петри. Сели на подъемник, поднимаемся вверх. Красиво. Южные склоны крымских гор покрыты сосной, а северные – лиственными: грабом и буком. На небольшой поляне – оставленный киногруппой бутафорский колодец. Теперь, когда вижу колодцы в кино, стараюсь определить: фальшивый или нет. На самой вершине Ай-Петри стоит мачта, увешанная выгоревшими и потрепанными ветром носовыми платочками. На вершине холодно, не зря нас предупреждали взять что-то теплое с собой. Под нами плывут облака. Смотрим в Юркину подзорную трубу и любезно предлагаем ее девчонкам.
 Две москвички сняли комнату в соседнем с санаторием поселке. Они ходят на наш пляж. Познакомились. Иногда мы провожаем их. Часть пути лежит через оливковую аллейку. Деревца с мелкими листьями и рассеянной тенью. А если возвращаться той же дорогой в темноте, открывается замечательный вид на огни вечерней Ялты.
 За пять дней до отъезда мы устроили пикник с шашлыком. Юра большой специалист в этом, а я наблюдатель. Купили в Ялте баранину и поставили ее на сутки отмачиваться в банке с уксусом. До сих пор ни разу не ел шашлык. На пикнике народу человек двенадцать. Наевшись, напившись, компания переместилась в наш номер. До поздней ночи мы орали песни под гитару. К нам присоединился бывший солдат из нашего дивизиона, из хозвзвода с двумя своими подружками. Угостил нас магарачским портвейном, мы ответили. Утром мне тяжело было вспоминать, сколько неудобств мы доставили отдыхающим той ночью. Там такая слышимость. Окна выходят на гору.
 Через номер от нас живут две девчонки с ЗИЛа. Балкон на всех этажах сплошной. А номера разделены полупрозрачными перегородками. К этим девчонкам мы ходим по перилам балкона, держась руками за выступ на потолке. Под нами четыре этажа. Внизу валяются какие-то веревки.
 Оказалось – змеи. Днем они выползают погреться из отверстий, уходящих в гору. Так и не нашел времени посмотреть на них поближе.
 В Ялту можно доехать на автобусе или дойти пешком. За сорок минут.
 В Ялте впервые попробовал фисташки, они дешевле московских вдвое. На обратном пути в санаторий, в автобусе везу килограмм фисташек в целлофановом пакете. На них посмотрела сидящая рядом молодая женщина и отвернулась. Я знаю, какие у них зарплаты, фисташки это роскошь для нее и ее детишек. Как было бы хорошо, если бы мой пакет чудесным образом оказался бы вдруг у нее.
 В самой Ялте мы гуляли по набережной, катались на фуникулере.
 Домика умного и доброго Чехова не видел.
 Билеты на поезд в Москву оказались дешевле, чем из Москвы в Ялту.
 Мы купили хорошего вина домой (я – мускат и Южнобережный портвейн) и черешню. Цены на крымские вина у ялтинского автовокзала на 30-50% выше, чем в городе. В Симферополе цены выше уже в два раза ялтинских. В Москве черешня дороже ялтинской в пять раз.
 Во второй половине лета 92-го маме дали путевку на сорок пять дней в Непецыно. Теперь здесь частично пансионат для сотрудников, частично живут беженцы из Армении. Лагерь в середине 80-х построили на новой территории, в километре на юго-запад. Мы с мамой и другие отдыхающие ходим в их столовую. Пионерские корпуса из желтого кирпича, двухэтажные. Дети вялые, интересуются компьютерными играми, сексом. За все приходится платить. В 70-х в карманах у каждого десятого пионера можно наскрести случайные десять копеек, у остальных денег не было – зачем? Горнистов и барабанщиков нет – это неприлично для нынешних, горн играет в записи. На костре под фонограмму суетится как тамада старшая пионервожатая…
 В старом Метеоре, у главной пионерской линейки разбиты грядки с морковкой, укропом. Тихо. Персонал в нашем корпусе (корпус 5-6-го отрядов) здоровается. Здороваются не потому, что так положено, а по деревенской привычке здороваться со всеми. Это приятно. Здоровается незнакомая девочка школьного возраста, разбрасывающая сено для сушки
 – это уже в поселке. В нашем корпусе установлены электроплиты, сделана душевая, на месте кладовки чемоданов. Волейбольные площадки пусты. Дорожки, посыпанные когда-то песком, сузились в два раза из-за разросшейся травы. Годами не стриженые акации вытянулись вверх. Потеряли форму шара кроны лип вдоль главной аллеи. Нет цветов под липами, на клумбах у школы и главной линейке. Крыша летнего клуба в одну из зим провалилась от снега. Подросли голубые ели и туи, вдоль дороги к школе. Раньше они путались своими мягкими лапами в траве, а теперь до травы метр.
 Утром бегаю через новый мост по дороге в поселок и обратно. Теперь сразу за футбольным полем поставили забор, который тянется до
 Северки. В заборе сделали проходную, проложили дорогу и мост через
 Северку. Вместо кукурузы поле вдоль Северки засеяно горохом. А раньше, весной, когда только, только зеленели почки берез, у края коричневого поля стояли три мешка с зернами кукурузы. Зерна пахли хлором каким-то, в общем химией.
 Осенью с экскурсией от завода я поехал на четыре дня в Тулу, на автобусе. Поселились в гостинице на вокзальной площади, номера любые на выбор. Ездили в Ясную Поляну (впервые был в Ясной Поляне в одиннадцать лет), это второй раз. Ходили в Тульский кремль. Здесь когда-то был окружен со своим войском Болотников. А когда осаждавшие войска запрудили реку Упу, кремль был затоплен и Болотников взят.
 Были в музее оружия. Любопытен один пистолет. Шестиствольный. После выстрела стволы поворачиваются, как барабан у нагана. Купили тульских пряников в фирменном магазине, они лучше, чем те, что продаются в Москве. На пути в Москву заехали в Поленово. И здесь я уже во второй раз. Когда я смотрю 'Начало', все думаю: не в Туле ли снимали.
 На заводе часто висят объявления: приглашают на однодневные экскурсии в выходные дни в ближайшее Подмосковье. Бесплатные. В мае была в Сергиев Посад. В субботу утром автобус отходит от
 Автозаводской площади. Публика разная – от рабочих до ИТР. У входа в лавру стоят казаки. Они задерживают женщин в брюках или без платка.
 Когда возвращались, я отделился от группы и самостоятельно заглянул в надвратную церковь. На ступенях, ведущих на второй этаж стоит казак и женщина провинциалка, лет 35. Она покорно стирает красный лак с каждого ногтя. Ее лапушку тоже не пускают.
 На обратном пути сижу на предпоследнем сиденье. За спиной две крупные девушки лимитчицы. Деревенские. Вдруг они начали петь простые песни. И пели всю оставшуюся дорогу, как будто голову гладили.
 В 93-м всем, кто проработал 30 лет в мамином управлении, выделили
 Жигули, несколько моделей на выбор. Сразу посыпались звонки от родственников с предложением продать. В стране инфляция и потому люди стараются вложить деньги во что-то стоящее. Я думал, что родственников у нас около пятнадцати человек, оказалось в два раза больше. Мы с мамой в ссоре, поэтому я видел машину только из окна.
 Мама не умеет водить и держит ее где-то в Кунцево, в гараже, за который платит. Через год мама продала ее с хорошей выгодой.
 В мае 93-го я снова поехал в Ялту, в санаторий Мориса Тореза. На этот раз без Юры. А подзорную трубу у него взял. Меня поселили в одноместный номер. Пока ехал, все думал, как будет на этот раз.
 Меньше всего мне хочется жить с кем-то в комнате. У меня большие планы по исследованию Крыма. Хочу побывать в Гурзуфе, Феодосии и
 Керчи. В первую поездку в Крым в 86-м мы с Ларисой купили прекрасный путеводитель по Крыму. В нем географические карты с указанием горных высот и морских глубин, температурные годовые карты с таблицами средней температуры в месяце, влажность, направление ветров, температура воды вдоль побережья, животный и растительный мир Крыма и прибрежных вод, достопримечательности крупных городов с картами их центральной части и краткой историей, гостиницы и турбазы с указанием вида отдыха с детьми или без. Удалось побывать лишь в
 Гурзуфе. Городок уютный, домики тянутся друг за другом. Один не похож на другой. Широкая набережная с фонарями и много пирсов. Когда смотрю 'Из жизни отдыхающих', вспоминаю эту набережную.
 Ездили с экскурсией в Севастополь, на автобусе. На подступах к городу – шлагбаум, проверка документов. Црушников не пускают, несмотря на уговоры. В городе после дальней дороги остановились у кафе или столовой, позавтракать. Здесь произошла долгая задержка: в городе не было воды, нечем мыть посуду. Из окна автобуса видел проезжающий грузовик с прицепом-бочкой и надписью 'вода'. В Крыму трудности с водой со времени завоевания. Даже у нас в санатории есть резервуары для накопления дождевой воды, оставленные губернатором
 Воронцовым.
 Крымские девчонки лет тринадцати ныряют с пирса в море. У них идеальные фигуры. Не просто худые, а идеальные. Девчонки не затрачивают каких-либо усилий для этого, все делает плавание, море со всей таблицей Менделеева, солнце и свежий воздух.
 Ближе к концу моего отдыха в санаторий приехали дикарем две москвички.
 Мест в санатории было предостаточно, и сестра-хозяйка устроила их в наш корпус нелегально. Девчонки платили ей наличными долларами и боялись каждого стука в дверь. Они рассказали мне об этом и тогда мы сходили в администрацию, написали заявление, заплатили и получили официальное жилье и питание.
 Как-то вечером мы пошли на танцы, на площадке у берега моря. Мы танцуем втроем, даже медленные танцы – положив руки на плечи друг другу. Рядом с нами держится группа местных ребят человек пять, шесть. Они нашли какой-то повод придраться и сказали мне 'пошли'.
 Девчонки сказали мне, что уходят в корпус, – хорошо, – сказал я. Мы не выходили с танцплощадки, а зашли в какой-то закуток. Один без вступления врезал мне по скуле, другой ногой по ребрам. Весь мой хмель сдуло. Перед танцами мы открыли бутылку Левобережного портвейна, и выпили втроем почти половину. Я ударил в лицо первого, не совсем удачно и ногой второго, выругался. Удивительно, но они не ответили, и я спокойно вернулся на площадку. Стал искать девчонок среди танцующих. Совсем вылетело из головы, что они пошли в корпус.
 Хожу, смотрю направо, налево, минуты не прошло, как я получил удар в глаз откуда-то сзади. Ухнул. Глаз тут же заплыл. Обернулся – только танцующие пары. Таким же неожиданно получил по носу и в другой глаз.
 Уже стемнело, оба моих глаза заплыли. Я ничего не вижу и получаю удары, а в ответ машу руками по воздуху. Потом все провалилось.
 Когда вернулось сознание, встал с пола и присел на корточках. Только выпрямился, посыпались удары. Опять все исчезло. Опять приседаю на корточки. Поднимаюсь в рост и опять удары. Потом они куда-то ушли.
 Вокруг грохочет музыка, и танцуют люди. На ощупь добрался до номера и лег в кровать. Проснулся утром и понял, что лучше вызвать врача.
 Меня отвезли в больницу в Алупке. Никаких операций мне не делали, просто заживали раны. Дней через пять в палате появился милиционер.
 Подружки мои написали заявление. Он стал расспрашивать, как все было, и я рассказал ему все, что помнил. Только пожалел одного худого, он слабенький, не выдержит суда, тюрьмы. Хотя это его ботинки сломали мне ребро и оставили вмятину в черепе, у других двоих заметил, была мягкая обувь. Что-то среднее между кроссовками и тапочками. Милиционер спросил, хочу ли я, чтобы возбудили дело – да.
 На следующий день в больницу приехали бандиты с извинениями и просьбой прекратить дело, предлагали деньги. Я отказался. Дважды нас вызывал следователь, бандиты возили меня на такси из Алупки в Ялту к отделению милиции у автовокзала. На очной ставке я поправлял первого, когда он врал. Втроем мы курили и до и после вызова к следователю (третьего, слабого не было почему-то). Я отказывался от их денег, сказал, что они все равно заплатят мне по решению суда, и что им грозит года три.
 В больницу приезжали мои подружки. Всего пролежал дней десять.
 Главный вопрос для меня – смогу ли бегать. Через неделю попробовал пробежаться в больничном парке, пробежал пять километров, значит все в порядке. Администрация 'Мориса Тореза' продлила мне путевку после выхода на несколько дней. Следователь оставил свой телефон и телефоны бандитов, сказал, что на суд меня вызовут и бесплатно доставят в Ялту. А в Москве он посоветовал мне найти стоматолога и прислать счет за услуги.
 В Москве захожу то в одну, то в другую стоматологию, прошу осмотреть мой рот и выписать счет на услуги. Как только стоматологи узнают для чего это, шарахаются от меня. Наконец нашел дорогую стоматологическую клинику в которой только осмотр стоит 20$. Здесь мне выдали распечатку по всем видам работ для моего случая. Звонил в
 Крым из переговорного пункта на Тверской. И бандитам и следователю.
 Съездил на Курский вокзал и передал письмо с оказией для милиции с распечаткой из клиники. Молчание. После нескольких звонков понял, что бандиты купили милицию. Зубы поправил за свой счет.
 Осенью 93-го начались боевые действия у здания правительства.
 Недели на две в Москве ввели комендантский час. Вот чего так не хватало Хамовникам. После одиннадцати вечера ни одной машины на проспекте. Тишина. Вообще-то я привык к постоянному гулу машин и отвыкаю только в отпуске. Но в последнее время их становится больше и больше. В Москве появляются один за другим новые и новые ночные заведения.
 Появились талоны на сигареты, водку. Исчез сыр. Рецепт приготовления сыра принесла Зина Михайловна из нашего отдела. Возни много, но получается вкусно.
 Однажды вечером, возвращаясь с какой-то встречи, выкурил последнюю сигарету. У меня есть еще талоны пачек на двадцать, но раз решил бросить, нужно бросать. Курю я с училища. Однажды бросил. Попал в больницу с животом и за две недели отвык. Когда выписался, и с мамой шли на остановку, нащупал в куртке полпачки 'Явы', сухие. Тогда удержался. С тех пор знаю, чтобы бросить нужно вытерпеть первые две недели. Тогда меня хватило на год. А в этот раз на второй день, ребята на работе обратили внимание, что не курю. Бросить удалось легче, чем в первый раз. Сразу почувствовал, как очистилась носоглотка, особенно это заметно при беге. Кашель исчез и случайный и при гриппе или простуде. Через год стал позволять себе иногда выкурить сигарету в компании. Полагал – ничего страшного. А еще года через два постепенно штука за штукой втянулся опять.
 Позвонила Лариса и попросила помочь ей. Она торгует с рук газетами на Курском вокзале. Нужно притащить пачку новых номеров из
 Чертаново. Газеты выдают в какой-то квартире бесплатно и без денежного залога. Записывают лишь паспортные данные и количество взятых номеров. Расчет производится после продажи партии. Мне стало интересно, попросился поторговать с ней. Торговали прямо с пола.
 Рядом с нами таких же газетчиков еще пять человек, только с другими названиями газет. Торговля идет хорошо. Периодически газетчиков вытесняет служба вокзала под предлогом отсутствия разрешения на торговлю. Пошел по всем дверям от начальника вокзала до начальника движения, пробуя получить разрешение. Ничего не добился. Везде
 Главрыба. Спросил про разрешение дяденьку, который рядом торгует со столика зажигалками, жвачками, просроченными 'Марсами'. Молчит.
 Почему же его не трогают? Пришлось торговать подпольно.
 Несмотря ни на что, мы приносим домой хорошую выручку. Покупаем номер в Чертаново за два с полтиной, а продаем за пять. Чистыми на руках остаются сто рублей (мой месячный оклад 750).
 На третий день торговли к нам подошел чеченец лет сорока пяти и второй бандит охранник с комплекцией Шварценеггера. Чеченец сказал мне, что мы должны заплатить по двадцать пять рублей с человека за день работы. Охранник стоит спиной к нам, как профессионал и поглядывает по сторонам. Я дал чеченцу пятьдесят рублей. Они ушли.
 Лариса сказала, – зачем ты даешь деньги. Позже она рассказывала, когда отказалась платить бандитам, ее стопку газет пнули ногой, и она разъехалась по полу.
 Мы пробовали торговать такими же газетами с Володей. На Курском участились облавы со стороны служащих вокзала. Торговать стало невозможно. Постояли в переходе под Садовым кольцом – плохо идет.
 Поехали к трем вокзалам. На Ленинградском негде встать тут вдоль стен киоски. На Ярославском тоже неудобно и малолюдно. Пошли на
 Казанский. Торгуем. Выручка меньше, но дело идет. Через несколько часов подходят ко мне двое и к Володе двое. Просят по десятке в сутки с человека. Мы заплатили, после чего грузчики своими тележками стали пробивать к нам дорожки сквозь толпу стоящих пассажиров, чтобы нас видели, и лучше шла торговля. Однажды рядом с нами остановилась сборная страны по хоккею. Рослые ребята, с ними тренер Тихонов, ниже всех на две головы. Кто-то из игроков купил нашу газетку.
 Комплект, который мы берем, распродается дня за три. Заработок хороший, но мне уже не интересно. И вдобавок в Чертаново ввели предоплату за газеты. Больше я туда не ездил и Володя тоже.
 В комнате, заставленной кульманами и столами, сидит Митрич и я.
 Год назад в отделе бурлила жизнь, работали тридцать конструкторов.
 Сегодня – тишина. Недавно большинство комнат в лабораторном корпусе перестали отапливать, и мы сидим в ватных телогрейках и ушанках за компьютерами. Телогреек полагается несколько штук на отдел для выхода конструкторов в цех для осмотра участка автоматизации. Ушанки
 – свои. Пальцы все равно мерзнут, их не спрячешь – клавиатура. Холод вливается в комнату через несколько больших щелей между рамами.
 Южная и западная часть нашей комнаты – одни сплошные рамы. Утром при первом включении отказывает монитор у одной машины и дисковод у другой. Несколько минут они нагреваются и работоспособность восстанавливается. Начальник отдела попросил нас с Митричем передвинуть столы чуть вглубь комнаты. Я взялся за столешницу чувствую: что-то упирается. Дернул посильнее. На ногу мне упал сейф, он стоял под столом. Почему, дружок, да потому, что я жизнь веду не по учебникам. Просто я работаю, просто я работаю волшебником.
 Волшебником! В отдел заглянули любопытные, посыпались советы.
 – Подернем, подернем…
 – Сама пойдет, сама пойдет…
 – Не только ноги нужны в футболе, нужна в футболе, между прочим, голова.
 – Эй, товарищ, больше жизни, поспешай, не задерживай, шагай!
 Какое низкое коварство – полуживого забавлять, ему подтяжки поправлять, печально подносить лекарство, вздыхать и думать про себя: 'Когда же черт возьмет тебя!'.
 К 95-му году в отделе из двадцати трех человек осталось четверо, включая начальника. Платят мало, конструктора постепенно уходят. Я тоже ищу работу. Но пока не нахожу подходящей. То есть связанной с вычислительной техникой. Из наших ребят часть пошла в электромонтеры, другие сантехниками, делать двери, торговать автомобилями. А ведь хорошие специалисты были.
 В одной конторе мне предложили программировать игровые приставки – подумав, отказался, хоть и большие деньги, но слишком узкая специализация – в будущем может навредить.
 Хорошее место на фабрике 'Красная швея'. От дома минут двадцать пешком тихими переулками. На собеседование пришел в шортах. Никакой не протест или демонстрация, просто лето. Меня хорошо приняли. К сожалению, работу предложили невыполнимую. Сделать сеть на фабрике.
 На это я пойтить не могу. Просто не умею и не знаю, как подступиться к ней. Только в качестве ученика, под руководством опытного специалиста.
 Однажды забрел на шабаш гербалайфовцев. У них хорошо поставлен спектакль для новичков. Сначала в зале друг за другом выступают человек десять. Рассказывают, как это хорошо для здоровья, как, став распространителями, заработали автомобиль, купили квартиру… Затем ведущий со сцены предлагает спеть что-то вроде гимна и пол зала неожиданно встает. Новичкам невдомек, что половина присутствующих – члены организации. За вставшими инстинктивно тянутся остальные, откладывая на потом подумать, что происходит. Затем людей разбивают на группы, и собеседование идет с каждым в отдельности. Новичку предлагают купить комплект за 150 долларов, который он потом перепродаст кузнецам или фрезеровщикам, мечтающим о здоровом образе жизни, за 200. Меня сразу остановило то, что нужно самому есть этот куриный помет.
 В одном объявлении умельцы предлагают наладить дома выпуск кафельной плитки. Для производства нужно выделить отдельное помещение, например, кухню. Потом купить мешки с сухой смесью и формочки для плитки. Готовые плитки можно сушить на подоконнике, столе и на полу. Плита занята под щи. Высушенную плитку собираем в мешок и идем искать покупателя по городу. Вот это инициатива. Дело нужно делать, дело.
 С удовольствием остался бы работать в магазине 'Люкс' на
 Юго-Западной. Близко и работа интересная. Магазин большой и дорогой.
 Беседовал с начальником отдела программистов и он дал мне добро. Я уже стал уходить, а в кадрах сидит дяденька. Посмотрел мою трудовую и говорит:
 – У Вас нет записи, что Вы программист, Вы нам не подходите.
 Действительно, в трудовой книжке стоит – инженер-конструктор.
 Осенью 95-го отец предложил мне работу у своего знакомого. Они до сих пор работали вместе, а теперь он перешел в отделение сбербанка, которое набирает персонал программистов. Работа программистом, но не совсем та, что я предполагал. Оклад предложили больше моего нынешнего в четыре раза. Еще один пятый оклад выдается в случае хороших результатов работы отдела за месяц. В заводском отделе, когда узнали о моем желании уйти, меня не особенно отговаривали – почти весь отдел разошелся, работают два человека. Жизнь такая.
 Формально увеличили мой оклад с двухсот десяти до двухсот тридцати пяти. На большее у управления нет средств.
 Двадцать лет я проработал на ЗИЛе. В банк мы уходим вместе с одним ведущим инженером нашего отдела. Между нами никогда не было тесных отношений, здоровались только. Когда я ездил на переговоры в банк, он попросил меня узнать, нет ли у там вакансии электрика. Оказалось
 – есть. И теперь мы уходим вместе. Его ждет пенсия через два, три года и хорошая пенсия.
 Мы получили последнюю заводскую зарплату, и человек шесть из разных отделов нашего управления решили проводить нас. Среди нас был начальник отдела и один дядя из управления в роговых очках и темном плаще. Купили водки, маринованных огурцов и колбасы. Дошли по
 Ленинской слободе до Москвы-реки. Нашли безлюдный закуток. Машины проезжают здесь раз в полчаса. В мои студенческие годы тут лежали трамвайные рельсы, была остановка. Из института этим трамваем студенты добирались до стадиона 'Торпедо', на физкультуру. В другую сторону трамвай шел до универсама у четвертой проходной…
 Разложились на опрокинутой бобине для кабеля, пьем стоя, вспоминаем, смеемся. Через пятнадцать минут подъезжает милиция. Собрали у всех заводские пропуска. Что-то пробурчали. Оказалось, требуют по пять тысяч с каждого – это пять рублей после деноминации. Мы собрали деньги, и милиция уехала охранять порядок. А мы продолжили банкет в котлетной на Автозаводской.




 Сбербанк.


 Работа в банке не очень интересная. В нашем отделе десять программистов. Никто не имеет программистского образования, все чьи-то знакомые.
 В операционной системе, что стоит здесь, никто из нас не разбирается. Ее сделали и обслуживают другие программисты-специалисты, вне штата банка. Эти специалисты появляются тогда, когда мы им звоним или вызываем по пейджеру в экстренных случаях. Наша же задача – кликать и нажимать кнопки в соответствии с инструкцией, ездить по филиалам и устанавливать дополнения к операционной системе, разработанные специалистами. Из филиалов ежедневно в наш отдел приходят дискеты, с которых мы снимаем информацию по прошедшему операционному дню. Свободного времени у нас много, но все изображают деятельность. Знакомый моего отца Леша – крупный мужчина, лет сорока пяти, заместитель начальника отдела. Леша может работать в Нортоне. Леша часто бывает резок, злобно орет на любого, независимо от возраста и пола. Однажды утром случилась остановка сервера в филиале у метро 'Планерная'. Филиалы начинают с восьми утра, наш отдел, как и другие отделы банка с девяти. Был день выдачи пенсий, в филиале скопилось много старушек и стариков, стоят, волнуются. Как только нам позвонили, что сервер встал, Леша стал орать на всех подряд. Несколько программистов поехали на место, но сделать ничего не можем, мы не специалисты.
 Леша тоже приехал, крутится рядом, и тоже ничего не может. Леша боится увольнения, здесь это запросто. Куда он пойдет? Через полтора года Лешу уволили, за несовместимость с коллективом.
 Мне захотелось автоматизировать нудную ежедневную работу по снятию копий с филиальных дискет. Во-первых, программа должна определить, в какой дисковод вставлена дискета (в 5-дюймовый или в 3,5-дюймовый).
 Затем среди других найти файл за прошлый день и снять с него копию в каталог этого филиала. Написал на Си. Дату беру из имени файла, а номер филиала из первой строки файла. Ошибка: забыл закрывать файл, после того, как считываю номер филиала. Все равно, что забыть шнурки завязать при выходе из дома. Но программа успешно работает и открывает 16 файлов под одним и тем же псевдонимом. А начиная с 17-й дискеты выдает невразумительное сообщение об ошибке, то есть никак не указывающее на многократное открытие.
 Позднее мне разрешили сделать небольшую программку для отдела коммунальных платежей. На третьем Кларионе под ДОСом. У него уже появились кнопки, поддерживает мышь. Остальное время занимают разъезды по филиалам и установка изменений в программах. Застал кампанию по компенсации.
 Управляющая нашим банком – грузная тетенька бальзаковского возраста. Такие обычно работают в торговле. Ее все боятся и заискивают, как в 'Скверном анекдоте'. В день ее рождения коридор перед ее кабинетом и сам кабинет уставлен ведрами с громоздкими букетами от двадцати филиалов и каждого отдела банка. Почитатели пишут поздравительные открытки:
 'Жаркою страстью пылаю, сердцу тревожно в груди.
 Кто ты, тебя я не знаю, Но наша любовь впереди' 
 'Я не жду других наград, кроме слов: 'Я согласна'' 
 'Вам крест тяжелого страданья взамену счастью должно несть.
 Не плачь, не плачь, твои рыданья душа не в силах перенесть'
 Начальники филиалов исключительно женщины. Разного возраста.
 Только две не боятся компьютера и дискет. Компьютеризация московского банка только, только началась.
 В банке принято отмечать дни рождения и уход в отпуск. Один мужчина в отделе в таких случаях приносит замечательные итальянские тортики, пропитанные ликером. Одна сотрудница пыталась сэкономить и попала в неловкое положение, когда ее шоколад 'Вдохновенье' оказался с плесенью. Недели не проходит, чтобы что-то не отмечали.
 Обязательно на столе вино, преимущественно шампанское или импортное шипучее.
 Несмотря на большие зарабатываемые деньги, многие служащие готовят на плите, которая стоит в закутке на пути в туалет. Идешь мимо, в кастрюльках что-то булькает.
 – Так, что у нас сегодня? Сосисочки? Это хорошо.
 Влюбился в девочку Аню восемнадцати лет из нашего отдела. Аня совсем незаметная, ничем не выделяется. Я не волочусь за ней, просто работать с ней хорошо. К каждому дню рождения в отделе собирают деньги на подарок. Обычно покупают ерунду – лишь бы отвязаться. На день рождения Ани я вызвался купить ей подарок. Специально поехал на набережную у Центрального дома художника. Походил и выбрал полотно
 Налбадяна: 'Сталин и Горький пьют чай с отравленными конфетами'
 (купил у автора). А в переходе на Пушкинской – воздушный букет цветов.
 Через полгода работы изменилась форма нашей оплаты. Каждого заставили написать заявление, по которому служащий как бы передает банку некоторую сумму, у программистов это 4000 $, а банк обещает платить нам с нее 10% ежемесячно. Налогом эти 10% не облагаются.
 Дополнительно у каждого сотрудника остается рублевый оклад. Наш отдел стоит в самом низу по зарплате, не считая электриков и уборщиц. Девочки – операционистки, например, получают от 600 $ до
 800, в зависимости от прибыли филиала. Самые прибыльные филиалы вблизи метро, в них доход от вкладчиков в полтора – два раза выше.
 В отделе рядом со мной сидит дяденька примерно моего возраста. Он не программист, занимается какими-то бумажками. Приходит на работу раза два в неделю. Наше общение с ним ограничивается: 'здрасьте, до свидания'.
 Вдруг в обед он предложил мне пройтись по воздуху. Ну, пошли. Он начал расспрашивать меня, как в отделе кадров. На чем я его подловил, не помню. Точнее не я подловил, а он промахнулся. Я понял, что дяденька работает на начальника службы безопасности. При поступлении на работу все проходят отдел безопасности. Особист спросил меня тогда:
 – Вы знаете, что информация об обороте банка стоит тысячу долларов?
 – Неужели тысячу долларов?
 – Тысячу долларов.
 – Да ни почем не дадут тысячу долларов.
 Ладно, у особиста работа такая никому не верить и всюду искать злоумышленников. Мне не жалко, пусть знает чуть больше обо мне. И я прямо отвечаю на вопросы своего соседа. Вообще этот дяденька странный. Однажды он предложил мне пойти после работы к метро. Пошли здесь, говорит, я знаю дорогу. Ну, пойдем, раз знаешь. Идем, а он все расспрашивает. Уперлись точно в середину дома. Тут он меня бросил, говорит: мне нужно вернуться, я забыл зайти…
 Дважды меня одного как бы случайно оставляли наедине с деньгами.
 Первый раз это была пачка пятитысячных купюр, во второй – чемодан с пачками денег.
 Осенью стал замечать странные вещи вокруг себя. Когда днем хожу по филиалам, на пустой улице позади меня идет дяденька, не отстает и не обгоняет. Покупаю сигареты или журнал у пустого киоска, тут же откуда-то вырастает дяденька, смотрит, как расплачиваюсь, что взял, и уходит. Я обратил на это внимание, когда это случилось несколько раз, и вспомнил предыдущие случаи. Постепенно это стало меня раздражать.
 Осень. Темнеет рано. Теперь после работы по дороге к метро стали появляться пьяные. Появляются из-за угла, молча идут и шарахаются в сторону в двух шагах от меня. Мордобои пошли тут и там. И даже в метро, в вагонах. Ни летом, ни весной такого не было.
 Аню перевели в филиал в нескольких остановках от банка, операционисткой. А у нас в отделе появился новый дяденька, лет двадцати. Он не умеет программировать и не знает вычислительную технику. Я даже не знаю, чем он занимается у нас. Приходит он не каждый день. Говорит, что преподает где-то. Мне нравится, что он не злой и что не рвется стать программистом и ему наплевать: останется в банке, или нет. И еще – он не расспрашивает меня о паспортных и анкетных данных, как Сережа. После работы мы идем к метро вместе.
 Однажды, как обычно в конце дня я позвал его пойти до метро. А он склонился с другими восемью дяденьками над монитором. Что-то разглядывают в Нортоне. То ли расширения файлов, то ли их размер. Я собирался минут пять, опять позвал его. Не отрывается, смотрит. Чего он там видит? Ведь он даже не понимает, что это. Передо мной положи лист на арабском, я посмотрю, конечно, но не двадцать же минут на него смотреть. Да и к тому же в конце рабочего дня. Это что-то новое. Пошел один. Вообще этим вечером никто по окончании работы не вышел из нашего отдела.
 На полпути к метро слева от тропинки в темноте молодой дядя колошматит девушку. Я остановился и стал уговаривать его перестать.
 Девушка упала в снег, и драка прекратилась. Мы вместе с победителем стали ее поднимать. Она не кричит, не плачет и не ругается. От обоих пахнет спиртным.
 Мне было тогда лет двадцать. Подмосковье. У столба с табличкой
 'остановка автобуса' сидят на траве муж и жена. Оба крупные деревенские, лет по сорок, трезвые. На остановке только я и они. Они перебросились несколькими злыми словами, и вдруг муж дал ей крепкую затрещину. Женщина замолкла и нахмурилась. Я видел все, но ничего не сказал. Возникло неприятное чувство. До сих пор не знаю, вмешиваться в таких случаях или нет.
 Утром как обычно бегу по Андреевской набережной. Сзади догоняют четыре бегуна. Поравнялись со мной и выстроились так, что образовали квадрат, в центре которого оказался я. До каждого бегуна метра два.
 Так они бежали метров сто, перебрасываясь между собой словами, сохраняя правильный квадрат. Меня они не замечали. Это потрясающе.
 Можно ускорить темп или замедлить. Но мне не хочется, впереди три четверти дистанции. И замедляться не хочется, это мой темп. Бегуны отстали сами по себе также неожиданно, как и появились.
 Рассказал маме о непонятных случаях с дяденьками позади на пустых улицах, у киосков. Она на все говорит: – да кому ты нужен, да на это нужны деньги, а денег ни у кого нет.
 Стал щелкать телевизор в моей комнате. Щелкает в выключенном состоянии, ночью, когда засыпаю, неожиданно. Может быть, из-за влажного или холодного воздуха? Но окно приоткрыто круглый год, а телевизор стоит уже два года, и подобных случаев еще не было. Перед сном я разворачиваю его экраном к стене.
 Во дворе, стоит выйти вечером из дома в магазин или вынести громоздкий мусор, который не лезет в мусоропровод, тут же навстречу идут дяденьки со злобными рожицами. Чаще по двое, мальчики, лет двадцати. Просто идут и злобно смотрят. Однажды днем иду к дому от метро. На меня идет мальчик и злобно смотрит. Мне нужно поворачивать, но я остановился и подождал его. Смотрю в лицо.
 Оказывается он не на меня злой. Он смотрит в десяти сантиметрах от моего лица.
 Напротив дома, на противоположной стороне проспекта поздно ночью ходит компания и орет 'Дурак! Козел!'
 Появилась легкая усталость, от постоянного напряжения. В это самое время меня доняли соседи сверху. Раньше объясняться к ним ходил отчим Димка, пока они с мамой не развелись. Наверху живет тетя – врач скорой помощи с дочерью. Трезвая или пьяная она приходит за полночь и начинает бросать что-то на пол. На следующий день ей не нужно утром вставать на работу. И дочь ее тоже что-то бросает и прыгает. Я не высыпаюсь и вынужден перестраивать свои планы в отношении утреннего бега.
 Как и Димкины, мои походы наверх и разговоры ни к чему не приводят, отвечают – это не мы, это соседи, а девочка крепко спит в одежде на неразобранной кровати. Когда на пол начинают падать тела и мебель, вызываю милицию – успокаиваются до следующего раза. Сходил в отделение, написал заявление. Его оставили без внимания, дяденька – участковый спросил меня, не знаю ли чего про соседей, и не мог бы я захаживать к нему и рассказывать, если что узнаю. Решил попробовать последнее: пусть на своей шкуре почувствуют, что такое ночной грохот. Им это неизвестно – у них последний этаж. Хорошо бы на чердак залезть, но он закрыт. Пробовал стучать по трубе. Девочка тут же звонко отвечает и продолжает бегать. Нет, по трубе не стоит, слышат все этажи. Тогда стал стучать гантелью в потолок. Портится, конечно, но что же делать. Этим друзьям все равно, бегают и падают до часу, двух ночи. Я изменил тактику. Совсем не реагирую, если грохочут ночью, только завожу будильник на пять, просыпаюсь и делаю два, три удара в потолок. Мама просыпается, а я прошу ее потерпеть немного, ведь нет другого способа, иначе это будет продолжаться всегда.




 Сумасшедший дом.





   Здесь на шахте угольной паренька приметили
   Руку дружбы подали, повели с собой
   Девушки пригожие тихой песней встретили
   И в забой отправился парень молодой.



 Числа шестого января поздно ночью меня разбудили два громилы – санитара. Это мама вызвала их и стояла за их спинами. Пора ехать в сумасшедший дом. Оделся и пошел с ними. Мы сели в машину и помчали по пустынным ночным московским улицам. А я еду, а я еду за туманом, за туманом и за запахом тайги. Алексеевская больница. Зарешеченный корпус для отъявленных негодяев.
 На следующее утро меня вызвали на собеседование к тетеньке психиаторше.
 – Целую руки, нашей встрече я рад.
 – Его глаза как-то странно горят.
 Начал рассказывать ей о незнакомцах, которые ходят по пятам и смотрят, что покупаю в киоске. Прервала хмуро.
 – Телевизор разворачивал?
 – Да, но… На этом разговор закончился. Меня переодели, привели в палату и выписали какие-то таблетки.
 После завтрака я рассмотрел, кто в нашей палате. Человек пять молодых призывного возраста, старичок, похожий на вахтера и дядя, лет 25-и. Молодежь собралась кучкой у его кровати, смотрят на меня.
 Я вспомнил, как обходил бояр Иван Васильевич: 'очень приятно, царь
 … очень приятно, царь', но решил пока отложить церемонию. Лег и отвернулся к стенке. Один из психов позвал меня, остальные молчат, ждут. Я слышу, но поворачиваться не стал. Никак не могу отойти от того, что произошло. Теперь, когда это кончится, неизвестно.
 В корпусе ходить можно только по коридору, в туалет или в столовую. Свидания с родственниками проходят в специальной комнате, в определенные дни, раза два в неделю. Окна зарешечены, двери без ручек, открываются ключом треугольного профиля. Свет в палате не выключается даже ночью – выключатель снаружи. Первое время я помногу лежал или спал. Вставал только на еду, в туалет или покурить. В туалете днем стоит дым столбом – курить неприятно. Пробовал курить ночью. Через минуту, две обязательно появляется еще кто-то. Не имеет значения три часа ночи или пять.
 У меня быстро расстреляли пачку 'Кэмэла', пришлось самому искать.
 Спустя пару, тройку дней приехала мама. Меня спросили, хочу ли я свидания с ней, – да. Мама с испугом смотрела на меня. Кусаться я не стал. Попросил маму привезти сигарет, деньги в моей комнате, в столе. Мама стала бывать. Она привозит бананы, творожные массы, которые я любил на свободе и сигареты. Пару раз мама принесла
 'Кэмэл'. После первого перекура в моей пачке остается чуть больше половины. В общем, пачка на три – пять перекуров. На третий день остался пустой. Мне не нравится клянчить сигареты – ждешь час, пока найдется добрый псих, и оставит докурить 'Беломор' или 'Приму'. Мама стала приносить простые сигареты 'Яву', 'Столичные', 'Психические'.
 Сумасшедшие в корпусе двух типов: косящие от армии призывники
 (человек двадцать) и психи среднего возраста (десятка три), которые гуляют парами, по трое, и беседуют или играют в шахматы. Никаких внешних признаков нездоровья у них не видно: липкие волосы, воспаленные глаза. Поглядывают на меня изучающим взглядом, когда прохожу мимо по коридору. А я хожу и смотрю под ноги, мне не хочется ни с кем здесь знакомиться. Я еще не привык быть психом. В субботу молодые психи моют полы в коридоре и общих помещениях. Работают весело, с шутками, как в армии. Однажды, когда я стоял и смотрел на шахматную партию взрослых, все, кто был поблизости, вдруг сразу заговорили на непонятном языке. Язык не похож на какой-либо европейский или азиатский. Он напоминает пластинку, которую крутят в обратную сторону. Стоят и говорят, как ни в чем не бывало. Один спрашивает на тарабарщине, другой отвечает тем же манером. Молодых психов в коридоре не было. Мне стало не по себе. Ушел в палату. В палате сидят несколько молодых, но все молчат. А по-русски стало слышно из коридора уже через пару минут. Не может быть, чтобы все вокруг притворялись – вот ты и стал придурком, мин херц. Играй, играй, рассказывай тальяночка сама, как дядя Коля в пятницу сошла с ума. За следующие два месяца на тарабарщине больше не говорили.
 Мама принесла книги, которые я просил – 'Наполеона' Тарле и рассказы Михаила Зощенко. Когда-то читал Димкиного 'Наполеона'
 Тарле, книгу 30-х годов издания, без обложки и первых пятнадцати страниц. Впечатление осталось хорошее. А свою книгу я купил случайно на Ярославском вокзале, лет пять назад. Во-первых, чтобы прочесть первые пятнадцать страниц, во-вторых, Димка с мамой развелись, и книга уехала с ним. С тех пор моя, купленная стояла на полке, как резерв, а я читал классику. Теперь времени достаточно. Прочел и расстроился. Вылизанная. Нет высказывания о Кутузове: 'придворная лисица, заплывшая желтым жиром'. И о том, что по военному таланту
 Кутузов и Бенигсен равны. Последний командовал армией при Эйлау.
 Битва закончилась вничью. Нет фактов по крестьянской войне: всю первую половину русской кампании крестьяне, на захваченной территории жаловались французской администрации на помещиков. Страх по поводу всеобщего крестьянского восстания встречается в письмах русских офицеров и людей богатого сословия. Партизанить крестьяне стали после поборов и грабежей французов… Две разные книги. Моя печаталась с издания 50-х годов, а Димкина – года тридцать пятого.
 Рассказы Зощенко не успел дочитать. Мне стали давать какие-то дополнительные таблетки, которые повлияли на зрение – буквы в книге расплывались.
 Иногда корпус пустеет. Три десятка интеллигентных психов разом куда-то пропадают. Не просто на обеде нет. Двери в палаты днем открыты. Когда прогуливаюсь по коридору, вижу – никого. Только молодые ходят. При этом у нас не такое отделение, где выпускают домой на выходные. Входные двери заперты, на окнах решетки, верхняя одежда под замком. Несколько дней спустя пропавшие психи также неожиданно появляются.
 В нашей палате появился новичок, лет восемнадцати. Глаза глубокие, умные. К мальчику почти ежедневно ходят родные и близкие человек по пять, разные. По виду интеллигентные, тихие гуманитарии. Голова у мальчика выбрита наголо. В сумасшедшем доме голову выбривают, если находят блох.
 Раз в несколько дней психи моются под душем. Потом всех желающих бреет медсестра. Психам запрещено иметь режущие предметы, в том числе и бритвы. После ее бритья шея и щеки в порезах. Психи ходят ободранные, но веселые.
 У молодых психов из дальних палат есть пахан лет двадцати, которого зовут Тайсон, из-за любви к мордобою. Однажды он зашел в нашу палату, когда я читал и еще дед лежал. Он остановился и стал что-то негромко злобно говорить в стену и искоса поглядывать на меня. Я оторвался от книги, смотрю на него, молчу. Ушел.
 В процедурную зашел за таблетками. Толпа мальчишек сгрудилась над кем-то. И медсестра тоже. Говорят: 'надо же, а… Тайсон обещал убить его… череп то цел?' и тому подобное. Стою в паре шагов от толпы. Кто лежит, не видно. Хорошо, что крупная медсестра обернулась на меня и сделала шаг в сторону. Теперь и я вижу подбитый глаз бедняги.
 Один мальчик порезал себе вены. Взрослые психи и в этот раз были где-то на задании. Мальчик порезался не сильно, есть немного крови, но вены не задел. Кричит в истерике. Недели две назад в курилке он без всякого повода спросил меня, за кого я буду голосовать. Не знаю.
 Давай с нами за Паниковского, сына юриста и балерины.
 Дважды меня проверяли на жадность. В день, когда приезжает мама.
 Только захожу в палату – подходит незнакомый мальчик и начинает клянчить поесть. Мне неловко даже. Были бы конфеты или фрукты. А у меня две творожные массы и две булки. Предлагаю ему того и другого.
 Прошло месяца полтора, и желающим предложили почистить снег на улице. Впервые вздохнул свежего воздуха. И руки и ноги и спина так ослабли, работать тяжело. На следующий день попробовал подтянуться на двери, пока никто не видит, получилось всего четыре раза.
 Расплакался. Никакого выхода. Никто не говорит, когда это кончится.
 Работу можно сказать, потерял, подтягиваюсь 4 раза, бегать отвык, читать не могу. Через день появилась врач и сказала мне, – вы же лежите все время, я не могу вас выписать. Тогда я стал часами ходить по коридору.
 Наконец меня перевели в корпус для тихих психов. Решеток на окнах здесь нет. В палатах платяные шкафы, кровати деревянные с покрывалом, под ногами палас. На нашем этаже и девушки и мужчины, только в разных крыльях. В коридоре аквариум, попугаи, цветы. Есть комната с телевизором, а другая с тренажерами. На выходные можно уехать домой. Входная дверь в отделение также на трехгранном ключе.
 Здесь я пробыл около месяца. Ежедневно выходил за территорию и совершал многочасовые прогулки в сторону Шаболовки или в обратную.
 Катался на трамвае до Университета и обратно, смотря в окошко и о чем-то думая.
 Перед выпиской в ординаторской появились практикантки.
 Студентки-психички. Выслушивают каждого выписывающегося, просят рассказать историю, как он спятил, разные вопросы задают. Не помню, какой врач посоветовал мне не рассказывать им ничего, сказать, мол, не хочется вспоминать старое. Я подумал и решил так и поступить, начнешь говорить, еще не отпустят. И доказать ничего не смогу, как в самом начале.
 Дома у мамы появилась книжка по шизофрении. Прочел внимательно, да многие симптомы совпадают. Пожалуй, я действительно болел.




 ЗВС.


 Месяц после выписки провел дома. Пробовал пробежаться по
 Андреевской набережной – тяжело становится уже после полукилометра.
 Как-то странно не слушаются мышцы у ступни. Снег сошел и я стал ходить по своему беговому воскресному маршруту по Ленинским горам – до Сетуни и обратно. Около трех часов. После десятка таких походов мои ноги восстановились. За этот месяц я уволился из банка и зарегистрировался в районном отделе занятости. Два раза в неделю я должен бывать там и получать две, три вакансии на работу. В следующий приход в отдел занятости я должен показать отметку об отказе или приеме на работу. Отказ от вакансии с моей стороны фиксируется. После трех отказов отдел занятости прекращает платить месячное денежное пособие.
 Сначала я устроился в какой-то только отреставрированный особняк министерства культуры на старой Басманной. Оклад маленький – семьсот рублей. В отделе трое, задача – создать базу данных для музейных экспонатов. Второй программист, как и я в этом деле не в зуб ногой.
 Мало того, что я не знаю языка, на котором надо программировать, и документация по нему скудная, зрение мое еще не совсем восстановилось после таблеток психических врачей. Проработал дней пять и уволился.
 Однажды в отделе занятости среди прочих, мне вручили адрес с вакансией на Западной водопроводной станции (ЗВС). Ехать туда нужно на автобусе от конечной станции метро. То есть это уже пригород, а не Москва. Хоть это и моя ветка метро, но мне показалось слишком далеко. Приехал и попросил в кадрах поставить мне отказ с их стороны по причине отсутствия опыта в языке программирования или что-нибудь в том же роде. Отказ со стороны работодателя нужен для того, чтобы мне платили пособие. Отказ я получил.
 В списках, предлагаемых отделом занятости половина программистских вакансий в организациях так или иначе связанных с МВД. Платят в полтора – два раза больше. Я обхожу их. Иногда по названию организации трудно понять, что это. И только в процессе беседы по телефону узнаешь, что платят за звание, и что если вступишь, то ни гу-гу.
 Вторая организация, в которой я проработал всего два дня, называлась Промгаз. Она расположена в брошенной при отступлении белыми школе пятиэтажке. Снаружи и внутри все ободрано от пола до стен и потолка. Вход со двора, через фанерную дверь. В коридорах устойчивый запах дешевых сигарет. Меня взяли в группу из трех человек. Начальник группы и женщина сотрудница. Оба специалисты-газовики, обоим за пятьдесят. Моя задача – написать какие-то программы на Си для газовых нужд. В нашей комнате стоят две машины. Одна с 486-м процессором, другая – с 286-м. Пентиумы только, только стали появляться. Меня посадили за 286-ю. Савраска удивительно рассеянная, долго елозит по своей памяти, кряхтит и чешется.
 Прошел месяц с тех пор, как я ездил на ЗВС. Вакансия до сих пор свободна. Я стал склоняться, чтобы пойти туда. В конце-концов дорога не такая уж дальняя – сорок, пятьдесят минут, на свежем воздухе, деньги неплохие предлагают. На четверть больше, чем в других местах.
 И требования к специалисту не строгие. Поехал устраиваться.
 Мне предложили изучить язык Фокспро 2.5, для поддержания и доработки базы данных по контролю за качеством воды. К отделу автоматизации прикреплен внештатный специалист-разработчик базы, но теперь решено иметь своего. Сказал, что с Фокспро не приходилось работать, придется изучать с нуля – ничего страшного. Это потрясающе. Эдак можно школьника взять и на месте за месяц обучить.
 Что касается удаленности, позднее узнал, что три сотрудника из отдела ездят из более отдаленных мест, чем я.
 В отделе автоматизации три человека и начальник. Кроме меня взяли специалиста по сетям Игоря, на два года старше меня. Он делал сеть для лаборатории, занимающейся контролем воды, а я стал писать для этой лаборатории базу данных. Фокспро 2.5 работает под ДОС'ом. Моя задача постепенно перейти на Windows 3.1, и, значит, к новой версии
 Фокса. Нынешняя база накапливает двести тысяч записей в месяц. Чтобы не было задержек из-за растущего объема записей, необходимо в конце года откусывать старые записи и хранить их отдельно. При этом надо оставить возможность просмотра старых записей.
 На разных участках линии очистки берутся пробы воды и по выводам лаборатории принимаются меры: сыпется коагулянт, меняется песок в фильтрах и тому подобное.
 Сделал три рабочих места. Для зоопланктона, для фитопланктона и для общих параметров. Общие – это температура, ph – показатель, вкус, запах (от навозного до весьма навозного), содержание химических элементов.
 База сетевая. На испытании мы попробовали изменять записи одной общедоступной таблицы с разных рабочих мест. Если запись в таблице изменяет первый пользователь, у второго, при желании изменить ту же запись, на экране появляется сообщение о занятости записи. И еще одно интересно. У первого пользователя на экране список записей.
 Одна из записей только что была изменена вторым пользователем. Но данные на экране первого пользователя остаются старыми. Изменения проявляются, если выделить эту строку. Все это интересно, когда сталкиваешься с этим впервые.
 Компьютеры в лаборатории слабоваты – 386-е. Тетеньки-лаборантки в белых халатах ворчат на меня – почему так медленно работает. Уровень подготовки у них разный и разное образование – от нескольких классов до высшего. Тетеньки обступили меня группой. Обучаю их работе с новой базой. Показываю, рассказываю. Молчат. Тетенька лет пятидесяти:
 – Нет, у нас это не приживется.
 Больше всего их угнетает работа с новым аппаратом – мышкой. В старой базе мышки не было. Та, что говорила 'не приживется', например, работает с мышкой обоими руками: держит левой, а кликает правой.
 Операторов, вводящих данные в базу, обычно двое. Одна диктует с листа, другая ищет нужные клавиши. На экран они внимания не обращают, поэтому в базе стали появляться показатели температуры воды 'минус 20 градусов' или ph равный 130 единицам. Это я быстро устранил, введя границы по ряду параметров.
 Через месяц в лаборатории появились новенькие Пентиумы, и программа стала летать. Закончились жалобы: почему так медленно.
 Лаборантки показали мне воду под микроскопом – там маленькие растения, ползают рачки.
 Вода очищается качественно и до границ Москвы считается нашей. А дальше – трубы Мосводопровода. По общей схеме подачи воды в город я выяснил, что наша домашняя вода состоит из смеси очищенной речной и отработанной и отстоянной воды промпредприятий западной части города. Вода чистая, но какая-то безжизненная. В Кузьминках вода вкуснее. Кузьминская вода из скважины, водозаборная станция находится недалеко в лесу. А на нашу станцию воду толкают насосы из реки в десяти километрах, и потом она течет по длинным старым трубам почти в центр города.
 В буфете ЗВС иногда покупаю шокладный батончик. Однажды прочел на обертке состав и с тех пор перестал покупать. Там честно написано, что в составе есть гидрогенизированный растительный жир. То есть обработанный так, чтобы дольше сохраняться и сопротивляться: бактериям, коррозии, желудочному соку.
 После банка у меня остались деньги, немного подкопил и купил компьютер Пентиум-100, с диском один Гигабайт. В Митино открылся первый радио-компьютерный рынок. Накупил там компакт-дисков. Фотошоп четвертой версии, программы для создания клипов. Понравились некоторые эффекты Фотошопа, в особенности волшебная палочка, с помощью которой можно выбрать, например, шевелюру на голове, не упустив ни одного волоска. Программа для клипов – просто чудо. Для нее нет никакой справки, приходится тыкать наугад. Интересно расставлять камеры, заставлять их двигаться по заданной траектории, с постоянной или меняющейся скоростью. Интересно заставлять двигаться или деформироваться сам объект съемки. Деформации можно задать механические или под действием температуры, если объект, например, состоит изо льда. Интересно располагать в разных точках съемочной площадки несколько источников света с разной яркостью, разного типа, меняющие освещенность по заданному закону во время движения камеры. Интересно натягивать на куб карту мира или любой другой рисунок.
 Когда черновое решение разработано, и оно меня удовлетворяет, запускаю программу для создания клипа. Полтора часа работает мой пентиум, чтобы создать одиннадцатисекундный клип. В секунде по двадцать четыре кадра.
 Директор нашей станции бывший подводник. В вопросах водоочистки по-моему не фурычит, делает вид, что руководит: хмурится и ругается.
 В наш отдел он заходит раз в год и, слава богу. Вообще на станции крепостнические порядки. С работников в добровольном порядке требуют деньги на строительство храма Христа Спасителя. Я не сдал, а год спустя сам перечислил на строительство двадцать рублей, в сберкассе на Остоженке. На эти деньги был расписан свод храма. Работников заставляют выходить на субботник 22 апреля. О субботнике я не жалею, потому что посадил пять деревцев, но вообще это дело добровольное.
 Базовый оклад сотрудников в шестьсот рублей дополняется различными милостынями по четыреста – шестьсот рублей на пропитание, сколько-то за выслугу лет и другими. Деньги мы получаем в солнцевской сберкассе, в которую ездим на автобусе. В одну из таких поездок я заметил в автобусе Ирину Мирошниченко. Сидит задумчиво. Вокруг бабульки, женщины среднего возраста. Кажется, только я узнал ее и незаметно сказал Игорю.
 Дважды меня просили помочь в компьютерах посторонние люди. Сначала
 Боря, алкоголик из нашего отдела отвез меня в солнцевскую милицию.
 Тут какой-то подполковник попросил меня установить Виндовс 3.11 вместо ДОС. Устанавливал с дискет. Машина глотает одну дискету за другой и в конце сообщает об успешной установке. А Виндовс работать отказывается. После двух безуспешных попыток прогнал антивирусную программу, которая выявила и стала безжалостно громить непрошенных зверюшек. В десять минут они были рассеяны, часть, зализывая раны, отступила в БИОС, другая через параллельный порт ушла на матричный принтер. Виндовс заработала.
 В другой раз о помощи попросили овцеводы среднеазиаты. Они пасут стадо овец в километре от административного здания станции. К своему офису они повезли меня на своем газике. Около входа в избу на цепи рвется и громко лает овчарка, пытаясь загрызть. Но цепь рассчитана так, что войти в дом все-таки можно, до горла остается еще полных восемь сантиметров. Настроил им машину и принтер, показал, как можно набирать текст. Не знаю, пошутили они или нет: коврик для мыши лежит обратной стороной. Эта сторона не гладкая, а в пупырышках, так что мышь ползает как по бездорожью. Предложил ребятам свои услуги по обучению. Не сошлись в цене.
 Летом, перед отпуском, стал готовиться к ремонту в квартире. К этой мысли меня подтолкнул Олег из нашего отдела, после того, как пригласил нас посмотреть свою новую квартиру. Сто квадратных метров, просторно. Стеклопакеты, в кухне пол с подогревом, дифференциальные смесители…
 Димка и мама делали несколько лет назад ремонт на кухне. Сменили линолеум, побелили потолок, Димка выложил плитку у мойки за газовой плитой, поменял плинтус. Это растянулось на три месяца. Меня тогда не задействовали, да и мне было неинтересно, я жил своей студенческой жизнью. Теперь, после апартаментов Олега, мне захотелось обновить нашу квартиру. Хорошо, что под окном строительная выставка, таскать мешки со смесью или плинтус недалеко.
 Мне доставляет удовольствие искать нужный плинтус, побелку, приспособление для резки плиток, стеклорез, шпатлевку, порожки, телефонный провод и телевизионный кабель. Несколько магазинов объехал в поисках люстр и бра, дифференциальных смесителей. Лет пять назад я покрыл комнатные двери пленкой под дерево. Мама говорит: давай ее снимем, раз уж ремонт, слишком грубый рисунок, видно, что не дерево. Действительно. Как я раньше не замечал. Снял пленку и покрасил двери в белый цвет. Поставил на двери новые ручки с защелкой, а раньше на косяке был прибит кусок кожи, чтобы плотно закрывалась. Батареи были темно-зеленые, стали светло-бежевые. В ванной много нового: зеркало с двумя светильниками, подставки, полочка, сушилка. В туалете на полу и по стенам выложил плитку.
 Плитка оказалась напольной – плохо режется. Потратил на нее несколько дней. На стене плитка получилось чуть косо. Если заходить в очках как у мистера Икс или при потушенном свете – не заметно.
 Генка принес мне лист фанеры, которым я закрыл трубы, вырезал лишь окошки для кранов холодная/горячая. На фанеру тоже наклеил плитку, так, что получилось будто стена. Наш дом из желтого кирпича, только лоджии у всех выложены красным. Красный кирпич с трещинами, на некоторых черные пятна, и вообще косой какой-то. Зашпатлевал все. В коридоре спрятал всю наружную проводку. На полу в коридоре вместо дорожек постелил палас.
 Олег посоветовал покупать дубовый плинтус. Он же дал мне стусло – приспособление для резки плинтусов.
 Мама на время ремонта уехала загород. Иначе бы ей пришлось с утра до вечера нюхать краску, которой вымазаны двери, а позже лак на плинтусах. Мне даже настежь открытые окна не помогли – утром болела голова.
 Обои мы клеили с Генкой, моим старым заводским приятелем. Окна не красил, думал позднее поставить стеклопакеты.
 На Палашевском я привык к самостоятельной жизни. Когда вернулся на
 Комсомольский, мы с мамой постепенно разделили обязанности.
 Во-первых, мы иногда ссоримся и молчим месяцами, а во-вторых, я ем не все, не солю, без сливочного масла и тому подобное. Мы раздельно готовим, стираем и убираемся. Готовить мама научила меня еще до армии. В варке супов ничего сложного нет, главное не забыть его когда-нибудь выключить. Мама научила меня тушить овощи, делать котлеты. Вкусно получается, когда смешаны два, три сорта мяса. Мама научила меня готовить сырники, голубцы, салат 'столичный'. Стирать тоже научила мама. Красящееся белье стирается отдельно; светлое со светлым и в первую очередь; горсть порошка на тазик; у рубашек внимание к воротничку, манжетам, подмышкам; выжали – встряхните, чтобы расправилось и не крепите оттяжки антенн к сооружениям городской радиотрансляционной сети. Убираем квартиру пополам. Мама комнату, кухню и туалет, я – комнату, коридор и ванную.
 В нашем отделе принято отмечать дни рождения, но без спиртного, как было в банке. Заранее собираем деньги и посылаем сотрудника, который приносит юбиляру наковальню, чернильницу или дуршлаг.
 Слабому полу дополнительно дарим цветы. Именинник угощает всех тортом. У меня уже есть дуршлаг, и потому за месяц до своей даты попросил друзей купить мне книгу. Составил список из десятка произведений, которые мне особенно хотелось иметь. Результат превзошел мои ожидания. Мне подарили три книги: альманах с
 Сумароковым, Тредиаковским, Ломоносовым и другими русскими, 'Бедная
 Лиза' Карамзина. Третья, кажется, Макиавелли 'Государь'.
 К нам пришел новый начальник отдела Дима. Моложе всех нас, общительный, интеллигентный, крупный, с бородой. Носит дурно пахнущие кроссовки и бегает по лестницам через четыре ступеньки. Ни на кого не давит, любит собирать отдел в своей комнате просто за чаем или в день рождения сотрудника. В его кабинете просторно, мы приносим лишь свои стулья.
 К концу 97-го полтора года молчавший тот же самый телевизор в моей комнате вдруг начал опять щелкать. Однажды ночью, только лег спать, почувствовал странное воздействие. Начала болеть печень, через несколько секунд печень перестала, заболело сердце, сердце перестало, заболела селезенка, перестала селезенка, заболел желудок.
 При этом каждый орган сильно нагревался, откуда-то извне. Нагрев был не общий, по всей груди и животу, а точечный.
 Некоторое время спустя я услышал постороннюю речь в своей голове.
 Какой-то благодетель говорил: 'Мы будем предупреждать тебя об опасности (какой опасности?). Если во дворе услышишь противоугонную сигнализацию – это наши предупреждают, будь осторожен!'.
 На работе за полтора года ничего такого странного не произошло.
 Запомнился единственный случай. Меня попросила остаться после работы и помочь Валентина, наша сотрудница. Полная как товаровед тетя, лет на шесть старше меня. Остался, хотя это можно сделать и в рабочее время. Минут за пятнадцать мы разобрались в какой-то ерунде на
 Фоксе. Она стала благодарить, схватила мою руку обеими своими и поцеловала.
 С третьей версии Фокса я перешел на пятую. По всей станции, начиная с нашего отдела, перешли на Виндовс 95. В нашем отделе программисты сидят за пентиумом. У Олега и у меня 133 МГерцовый, у остальных – 75 МГц. Сижу, думаю над программой. Валя что-то рассказывает Олегу. Она говорит громко и возмущенно, и я поневоле отвлекся и прислушался. Сижу к Вале спиной, к Олегу боком, слушаю и бессмысленно смотрю на свой экран. Кажется, речь идет обо мне. Обо мне, Няне и отце. Только без имен. Одно совпадение, другое, третье.
 Удивительно: слышу какие-то точные подробности наших отношений, детали из прошлого, из домашней обстановки. Общий смысл такой – отец пьет, бранится с Няней, а я не могу вступиться за нее. И второе – что я сижу у Няни на шее – она покупает для меня всякие банки, куриные окорочка, дает варенье, когда уезжаю. Я зарабатываю хорошо, и мог бы давать Няне денег.
 Дома я еще раз вспомнил разговор. Все так. Отец, когда пьян невыносим. Может он и бьет ее? Няня ничего не говорит, и сам я не видел. В школьные годы, когда ездил в Кузьминки на выходные, я даже оставался там на ночь. Тогда отец при мне только ныл или ругался, но руки никогда не распускал. Однажды где-то год назад я приехал, Няня открыла дверь с синяком под глазом. Он? Нет, – и она подробно рассказала, как упала. Вообще-то я видел, как она плашмя падает на ровном месте на улице или дома – отказывает нога, коленка.
 Обманывает? Может и обманывает. Она всегда прикрывает отца. Однажды он выбил у нас дверь на Ленинском, мама вызвала милицию, отца взяли.
 Няня приехала, плакала, просила забрать заявление. А в Кузьминках он попадал в вытрезвитель и она опять ходила просить за него. Дома они часто ругаются. Не бывает недели, чтобы отец не просил рупь двадцать на водку. Может Няня скрывает от меня, потому что думает, что я буду ругать отца или брать его за шкирку. Ничего я не могу. Сейчас с ним невозможно говорить – он спит пьяный. Только завтра, послезавтра по телефону, если будет трезв. Но звонить я не буду, хуже будет. Если это действительно он сделал, он соврет, скажет, что не он и будет гадить Няне за то, что рассказала мне. И за шкирку я не могу его взять. Он мой отец. Все остается без изменений.
 И второе тоже верно. Няня в каждый мой приезд нагружает меня сумкой с окорочками, банками, продуктами. Это началось со времен дефицита, она звонила, и я заходил к ней в магазин после училища и получал сумку продуктов. Няня работала в шестом, в двух шагах от метро Автозаводская. О деньгах она никогда не заводила разговор.
 Всегда это были подарки. Она всю жизнь была такой. И не только со мной, со всеми. Я давно привык к такому положению. И даже после того, как стал зарабатывать самостоятельно, все осталось по-прежнему. Теперь, после разговора на работе я впервые задумался – не хорошо получается. Нельзя больше брать эти сумки. Нахлебник нашелся. В ближайшую поездку в Кузьминки я отказался брать все, что
 Няня передо мной выложила. Она долго уговаривала, а я долго отказывался. Даже от варенья отказался. Она была поражена.
 В ближайшие дни в нашу комнату на работе заходили друг за другом несколько человек и с чем-то поздравляли Валю. С чем – не известно.
 Просто поздравляли, а она улыбалась и отвечала 'спасибо'.
 Прошло несколько дней. Сижу за монитором, думаю над программой. В нашей комнате позади меня сидит Валя, слева Олег. Они о чем-то длинно говорят. Постепенно я прислушался, надо же, говорят на тарабарском языке, совсем как в сумасшедшем доме! Мне стало страшно.
 С минуту я смотрел на экран. Про программу забыл. Придумал какой-то вопрос по работе, обернулся к Вале и спросил. Она ответила, как ни в чем не бывало по-русски, не кратко 'да' или 'нет', а предложением.
 К концу года на станции прошла годовая переаттестация. В кабинете начальника станции сидят начальник, начальница отдела кадров, председатель профкома, главбух. По заведенному порядку заходит сразу весь отдел и рассаживается. Аттестация проходит на предмет повышения оклада. Оклад повысили Ларисе, нашей программистке. Лариса поддерживает ранее разработанные программы для бухгалтерии. У них меняются формы отчетности, в отчет добавляются или удаляются те или иные параметры. Лариса иногда консультируется со мной, и все об этом знают. Она не доверяет мне полностью тему, а задает мелких пять, шесть вопросов. А я каждый раз успокаиваю ее, давая понять, что меня интересует лишь моя база данных в лаборатории, и на ее бухгалтерию посягать не собираюсь.
 Неприятно, что обошли меня, не смотря на отличное представление начальника отдела. Игоря тоже забыли, чтобы мы делали без его сети.
 Думаю, что у Ларисы сильная протекция в бухгалтерии. А может быть, кто-то донес, как полгода назад я предложил на день рождения подарить начальнику станции компьютер в аквариуме (он бывший подводник). Это единственное, что я запомнил, но вероятно не последняя моя шутка в его адрес. Начальника я перестал уважать после того, как он наорал на Петровича – инженера по технике безопасности.
 Петрович после этого день ходил красный (давление подскочило). После этого случая сотрудники на этаже избегают встречи с ним, расходятся, когда он приближается к курилке. Петрович позвал меня помочь с программой, которая установлена на его компьютере неизвестно кем и когда. Это было еще задолго до истерики начальника. Наладил, и с тех пор мы здороваемся. Он, судя по всему, из военных, но невысокого чина.
 После тарабарских разговоров и других странных событий я написал заявление на увольнение и стал отсиживать положенные две недели.
 Отвечаю на вопросы, передаю дела по базе данных, большую часть времени сижу, играю. Мне поручили обучить двух девушек из другого отдела работе в Автокаде. До такого уровня, чтобы они смогли самостоятельно начертить план местности со строениями. Для обучения нам выделили пустую комнату на пятом или шестом этаже. Поставили стол с компьютером и три стула. В ходу была 11-я версия Автокада.
 Девушки звонят мне, если что непонятно, прихожу и объясняю. Однажды я показал им, как можно закруглить углы у прямоугольника. И вот позвонит Дуся и говорит, что углы не закругляются. Поднимаюсь на шестой. Сейчас не помню всех тонкостей этой операции. Примерно так: рамкой выделить угол, цифрой задать радиус закругления, щелчок и прямой угол становится закругленным. Это я уже девчонкам показывал.
 Повторил. Вдруг прямо на глазах закругление выпрямилось. Дуся тоже видела это. Мы переглянулись. Она говорит с улыбкой: – Ну, вот, видишь. При этом клавиатуры и мыши мы не касались, компьютер не сетевой, единственный в комнате. Я удивился, но молчу. Попробовал повторить – тот же результат: сначала угол закругляется, а потом становится прямым. Я подумал, что тут подвох какой-то, но Дусе не сказал, сказал, чтобы она оставила пока это и делала другое.
 В последний рабочий день года мы отделом собрались отметить наступающий год. Обычно собираемся в Диминой комнате, а теперь, почему-то в соседней. Здесь сидят Витя и Боря. Они занимаются накладными, скобяными изделиями и пайкой. Виктор – по характеру спокойный, а Боря алкаш, он часто недовольно ноет и ведет себя распущено. (Это он возил меня в милицию устанавливать Виндовс).
 Комната их вытянута, с узким проходом посередине, вдоль стен стоят ободранные столы. Восемь человек расселись в один ряд, лицом к стене. На одного линейного дистанции. И закуска была не такая как всегда. Обычно торт, чай. Сейчас – соленые огурцы развесные, сало, горчица, на десерт торт. Сидим, шутим, закусываем. Всякий раз, когда кто-то заводит разговор, нужно поворачиваться полубоком в ту или другую сторону. Кто-то взял слово. Повернулись к нему. Передо мной сидит Лариса, спиной. Слушал, слушал, вдруг посмотрел на зеркальце перед ней на столе, а с него на меня строго смотрит Лариса. Я вспомнил почему-то как Паниковский во время допроса в конторе по рогам и копытам зицпредседателя Фунта поставил перед ним громадный компостер.
 С работы нужно добираться до ближайшего метро на автобусе, минут пятнадцать. Сижу один, рядом стоят люди, но ко мне не подсаживаются.
 Еду, смотрю в окошко. Вдруг, что такое, слышу шипение за спиной.
 Позади сидят Игорь и Пал Палыч. Они негромко беседуют, но так, что я слышу: '…да он подонок, гнида, сволочь…'. Никаких имен или фамилий не произносится, только поток шипящей брани. Обернулся, посмотрел на Палыча. Он фальшиво улыбается: – Что, Коль? Возвращаюсь в исходное и опять слышу сзади: 'сволочь… придурок…'. Только начинаю поворачивать голову, разговор мгновенно прекращается. Почти в конце поездки случайно или нарочно, не помню, быстро посмотрел в правое окно и краем глаза успел заметить, как злобные складки на лице Палыча быстро расправились.



   Маме объяснил свой уход с ЗВС тем, что мне не повышают зарплату.
   Боюсь, как бы она опять не отправила меня в сумасшедший дом.



 Вновь поехал в районный отдел занятости. Его перевели с большой
 Коммунистической улицы в переулок между Земляным валом и бульварами.
 Нужно сидеть в очереди, собирать какие-то справки с предыдущей работы. Из одного кабинета вышел безработный и с настроением проследовал мимо меня в другой кабинет с более высоким начальством.
 В руке он держит 500-рублевую купюру. Несет как справку, открыто, никого не стесняясь. Намекает безработным как нужно жить.
 В отделе занятости мне предложили два места. Съездил в оба и отказался. Одно – шарикоподшипниковый завод, другое – ЗИЛ, работа с промышленными контроллерами. На заводе проведал своих, тех, кто еще остался. После отказов получилось, что пособие я потерял. От услуг отдела занятости я отказался и стал самостоятельно искать работу в
 Интернете. К счастью там 80% вакансий программистские. В 9 утра ежедневно просматриваю сайт с вакансиями. Иногда дни бывают пустые.
 А в иной раз выделяю десяток мест. Разъезжаю сам или отсылаю свое резюме по е-мэйл или факсу, или звоню. Опыт научил меня держать наготове файлы с разными резюме: кратким и более полным. Сначала я ориентировался на Фокс третий или пятый, которые хорошо знаю.
 Первое собеседование состоялось в районе улицы Кравченко. Обещали семь тысяч (на ЗВС выходило две с половиной), кроме того, недалеко от дома. Приехал в офис – квартира в жилом доме. Дверь открывает девушка, похожая на обслуживающий персонал. Вторая – менеджер, предлагает пройти в одну из комнат. Кроме меня других посетителей нет. В комнате для собеседования стоит закругленная стойка бара, несколько банкеток, сверху свисают декоративные светильники на длинных стержнях, посередине стол и стулья. Тетя менеджер сказала, что работа предлагается в парфюмерной фирме, нужно написать какие-то базы данных. Появился дяденька лет сорока трех, пяти. Белая сорочка, галстук, черный костюм, папка – наверное, работает, но ищет новое место. Сидим рядом, заполняем какие-то анкеты. Вошла менеджер, немного побеседовали втроем, потом дядя ушел. А меня менеджер попросила в другую комнату. Мы сели и продолжили обсуждать вопросы, связанные с работой. В комнате столик, два стула и метра два на два кровать. Как это принято, менеджер не ответила, принимает меня или нет. Разговор закончился, менеджер пошла на кухню, а меня попросила самому закрыть за собой входную дверь. Действительно, прислуга ушла, и мы были все это время одни.
 На сайте вакансий лежит предложение из МГУ. Отправил резюме. Мне ответили по почте, а я не могу разобраться – на экране каракули. В то время я не знал, как сменить кодовую страницу.
 Наконец устроился в небольшую фирму, торгующую оргтехникой. Три остановки на метро от дома, оклад $500. Нужно разработать новые и привести в порядок старые программы. Все программы на знакомом мне
 Фоксе. Начальник, чтобы оценить мои возможности дал задание, которое я выполнил дома за пару дней. Он остался доволен, и я приступил к работе. Фирма занимает полуподвал, окон нет, смотрю в монитор или в стену. Здесь я единственный программист. Остальные сотрудники, четыре молодые дяденьки, собирают системные блоки, по заказу покупателей и консультируют их. Справа от меня секция, где идет сборка. За ней просторный кабинет начальника. Слева за перегородкой кухня. К полудню все помещения наполняются запахом жареного лука.
 Фирма держит кухарку, она устанавливает ежемесячную таксу с каждого едока. На второй или третий день начальник подошел ко мне и хмуро сказал, что я медленно работаю. И еще пару раз подходил с тем же. И на следующее утро. Что-то не заладилось. Я зашел к нему и попросил вернуть мне трудовую книжку, сказал, что еще не решил, буду ли у них работать.
 Есть вакансия в банке, расположенном в районе метро
 Краснопресненской. Какая-то бывшая государственная контора. Чья-то добрая душа однажды превратила счетоводов и конструкторов в банкиров. Банк не занимается вкладчиками, как мне объяснили, а работает по крупному рогатому скоту. Место предполагаемой работы – комната метров шестьдесят квадратных, штук двадцать компьютеров, туда сюда мелькают программисты – мальчики, девочки. Здесь же стол начальника. Если кто-то что-нибудь говорит, слушают все. Все постоянно на виду, расслабиться невозможно. Курят на лестничной клетке, на узкой площадке, по которой вниз и вверх снуют посторонние. Мне предложили изучить незнакомый язык программирования, и писать на нем. Это не сложно. Но есть риск. Этот язык не известен за пределами банка. Если через несколько лет возникнет желание уйти, то придется идти прямо в дирижеры. Оклад предложили 400$ на испытательный срок в полгода, впоследствии 600$.
 Фирме, торгующей автомобилями, требуется программист. Близко к дому – Петровка 15 или 17, оклад от 800$. На собеседовании девушка – менеджер устроила мне сорокаминутный тест. Сначала выбрал из десятка предложенных цветов тот, что мне больше нравится, и ближайший к нему, предпочтительный. Потом тот, который наименее всего нравится.
 Потом тетенька задала нарисовать животное, непохожее на тех, что бегают или ползают (нарисовал двуглавого орла). Потом была анкета из нескольких сотен вопросов, с вариантами ответов: 'да'; 'нет'; 'не учите меня жить'. Иногда в анкете встречаются вопросы, которые повторяются, но в несколько иной форме. И повторяются не один раз.
 Последнее испытание. Девушка монотонно читает вопрос за вопросом с паузой секунды в две. Я должен отвечать на бумаге, не переспрашивать и не задавать вопросов. Вопросы разные от выбора среди нескольких слов одного не связанного с другими как-либо, например: Партия – ум, честь и совесть. Есть вопросы на вычисление или вспоминание. В середине теста я стал заваливаться – пока додумываю предыдущий вопрос, уже звучит следующий. Пришлось оставить вопроса два без ответа и слушать текущие.
 Тестирование прошел, и мне предложили работу. Нужно поддерживать и доработать базу данных по автомобилям, разработанную на Аксесе. И еще обеспечить ежедневную отсылку данных по модему в центральный офис. Интернетом они не пользуются. Рабочее место оказалось не в центральном офисе, а на Петровско-Разумовской, и оттуда еще на автобусе. Это дальше от дома на сорок минут. Работать требуется ежедневно без выходных. Точнее о выходном раз в неделю нужно договариваться с напарником. С ним же нужно договариваться о ежегодном отпуске и всех праздниках. Если он заболеет, сидеть на работе придется напролет неделями.
 Пока искал работу, вновь стал бегать по Андреевской набережной.
 Времени достаточно, бегаю четыре, пять раз в неделю. Бросил курить, и пить кофе. Денег вообще-то мало. У Няни не беру ни денег, ни продуктов. Мама через день, другой плачет – что я не могу найти работу.
 В конце апреля и в июне на Воробьевых горах, Фрунзенской набережной и в центре города проводятся кроссы. Бегут в субботу или воскресенье. За несколько дней до кросса на Андреевском мосту вывешивают транспарант с объявлением, который я не могу не заметить, когда бегаю. Вообще-то меня вполне устраивают мои кроссы. Только однажды мне стало любопытно, поехал к гостинице 'Россия'. Здесь проводятся три забега: километр, десятка и двадцать (или сорок, точно не помню). Транспортное движение поблизости хоть и перекрыто, все равно воздух плохой, безжизненный. Оказалось, что за участие нужно платить. Кто-то должен составить списки участников, раздать номера участникам, охранять их одежду, после забега участнику дают бутылку воды. В общем, я решил пока посмотреть. Сначала с удовольствием посмотрел на разношерстную толпу малышей и их мам, бегущих по Большому Москворецкому мосту на километр. Потом поднялся на площадку перед концертным залом, поставил локти на гранит, и стал смотреть за группами, бегущими на большие дистанции по Раушской набережной на другом берегу реки. На этой площадке кроме меня стоят несколько болельщиков. Десяток, не более, остальные внизу. Через пару минут подошла молодая парочка. Встали в двух шагах, хотя рядом по обе стороны десятки метров свободного места и видно отовсюду одинаково. Странные ребята. А девушку эту я уже видел. Пятнадцать минут назад на Москворецком мосту она остановилась в трех шагах. Но тогда была одна. Я смотрел за бегущими и не сразу заметил ее.
 Заметить было не мудрено, все пробежали, кроме нее и меня на мосту никого не было. Стоит, то вокруг посмотрит, то под ноги. Тогда я развернулся к ней корпусом и уставился. Нет, так и стоит, бегуны ее тоже не интересуют. Я отвернулся и пошел на площадку перед концертным залом.
 Удается иногда подработать. Обзвонил объявления в газете, которые предлагают обучение на компьютере, и узнал о цене за час. Дал свое объявление с той же ценой. Пятьдесят рублей брал за выезд и тридцать пять, при обучении у себя дома. Звонили исключительно девушки и тетеньки. Девушка, лет восемнадцати, приехала с мамой. Мама осмотрела квартиру – чистота, порядок, в прихожей картина 'Ленин раздает чупа-чупсы участникам штурма Зимнего', пулемет 'Максим' смазан и не мешает проходу. Она осталась довольной и поручила мне научить дочку редактированию текстов, распечатыванию их и работе в
 Интернете.
 На Зубовском бульваре я обучаю девочку девяти лет. Она сидит дома с парализованными после аварии ногами. По квартире бегает кошка.
 Девочка бросает на пол бумажки, ластик. Кошка тут же срывается за ними, берет зубами и приносит ей в руки.
 Интересная вакансия в программистской фирме на проспекте Мира. Они принимают заказы от крупных предприятий. Предлагают работать на знакомом мне Фоксе. Приехал, и стало ясно, что фирма процветает. Она занимает этаж здания. Евроремонт. Нет суеты. В комнате переговоров ничего лишнего: новый стол без каких-либо бумаг, стулья.
 Для начала предложили 600$, а после испытательного срока до тысячи. Напротив меня сидит менеджера по персоналу и два программиста. Программисты навалились на меня. Нет, вопросов по языку не было. Только о том, что у них на все про все разработаны модули, от которых нельзя отходить, никакой самодеятельности. И что им часто приходится восстанавливать тексты или что-то в этом роде, про рутинную работу. Можно было бы согласиться, поработать некоторое время, осмотреться. Но что-то мне не понравилось.




 НИИАС


 Свое резюме я давно поместил на сайт соискателей вакансий. Однажды на мой е-мэйл пришло предложение из НИИАС. Съездил, предложили три тысячи рублей и программировать на Пауэр билдер. Человек, с которым говорил, мне понравился. Выбирая между 'Парусом' и НИИАС'ом, остановился на последнем. Много теряю в деньгах, но дорога занимает полчаса, а не час десять. И потом мне сказали, приходи к десяти, хочешь – к одиннадцати, это тоже важно.
 Отделение, в которое я попал, не имеет к институту никакого отношения, по-видимому, оно арендует площадь. Если пешком с восьмого спускаться в столовую, видно, что некоторые этажи проходные, грязные, давно не крашенные, а другие имеют крепкую глухую дверь с кодами. Этаж, который занимает наше отделение, полностью обшит дюралюминиевыми панелями. Ими обшиты стены и потолки в коридорах и комнатах. Только на полу линолеум. На нашем этаже два компьютерных зала, которые вообще не имеют окон. Войти на этаж можно с двух лестниц. И с обеих сторон стоят металлические двери, закрывающиеся на замок. Весь этаж и каждая комната отдельно, в конце дня сдаются под охрану. В отделении работают человек семьдесят. Кроме обычных служащих два особиста. У них своя комната, ходят в штатском, а называют их по именам: Петя, Вася.
 После собеседования меня приняли на испытательный срок. Определили в сектор, где из пяти человек курят четверо. Прямо в комнате.
 Попросил, чтобы посадили к некурящим. Не курю уже четыре месяца.
 Пересадили в металлический зал. В нем сидит десяток девчонок – операторов, лет двадцати.
 Начальник сектора Андрей сказал – приходи к одиннадцати. Но мне неловко так злоупотреблять, приезжаю к десяти. Во сколько уходить никто не сказал. Посмотрел – люди уходят сразу после пяти, девочки из зала после четырех часов. Где-то я уже слышал, что работающие в глухих помещениях заканчивают на час раньше. Ухожу в четыре, никто ничего не говорит.
 Прежде всего, я должен изучить язык Пауэр-билдер. Мне дали руководство и небольшую задачку. Через месяц задачку решил. Нового задания никто не дает, и не интересуется, чем я занимаюсь. Сижу, раскладываю пасьянс на компьютере. Потом стал изучать английский.
 Принес учебник и делаю письменные упражнения, сохраняя их в файле.
 Меня это очень устраивает. В обед объезжаю книжные магазины. На осмотр книжных полок уходит час, вместе с дорогой – два часа.
 Однажды в пятницу я тихо ушел в два часа дня и поехал на дачу к знакомым.
 Два раза сходил в институтскую столовую. Кормят сурово. Как при развитом социализме. Беру еду с собой. Овощные салаты, морковь, китайский салат, укроп, чернослив, курага, орехи.
 Осенью 98-го резко упал курс рубля. Дважды нам задерживали зарплату. Оба раза месяца на три.
 Мой оклад постоянно растет. Никаких усилий к этому я не прилагаю.
 За три с половиной года он вырос с трех тысяч до десяти с половиной.
 Рост плавный по 500 рублей или по 1000. Если быть точным это даже не оклад, а то, что получаю на руки. Среди месяца вызывают в бухгалтерию и выдают премии, дополнительно к зарплате. В ноябре выдали две тысячи за сентябрь и октябрь. В декабре – две тысячи за октябрь и ноябрь. Заметил, что октябрь был и в прошлый раз, но ничего не сказал, расписался и получил, сами разберутся. Так и прошло.
 Начальница отдела (не отделения) Татьяна Николаевна попросила меня не говорить о своей зарплате в других отделениях. Я пообещал, хотя никого не знаю из других отделений и не стремлюсь узнать. И чужие оклады мне не интересны. Судя по всему в других отделениях института дела плохи. И оклады низкие и постоянные задержки. Это видно по внешнему виду сотрудников, по пустой столовой, драной мебели в комнатах, по давно некрашеным стенам снаружи и внутри зданий.
 У девчонок в нашем зале принято отмечать дни рождения. Я никогда не сдаю деньги в общий котел, а самостоятельно покупаю небольшой букет или отдельную гвоздику или воздушный шарик или колготки.
 На Билдере написал программку для дней рождений. Достал где-то список девчонок с датами рождения. Теперь при включении компьютера программка срабатывает и показывает, если есть юбиляры сегодня и в последующие три дня, чтобы можно было заранее подготовиться. Если у юбиляра круглая дата, фамилия выделяется жирным красным шрифтом. За три года этот список пополнился двумя сотрудниками из нашего отделения, Пионерской организацией, Екатериной второй, Вильямом
 Шекспиром. Намеренно не поставил кнопку 'Удалить', как это обычно делается наряду с кнопкой 'Добавить'. И дополняю список редко.
 Однажды в наш зал посадили новичка, лет двадцати пяти. В обед ко мне подошли две девочки и говорят: – Коля, скажи, пожалуйста, новичку, чтобы он рубашку поменял, от него так пахнет, будто Мамай прошел. Неужели так сильно? Я ничего не чувствую. Наверное, из-за восьми кондиционеров на стенах. Ладно, придется поверить на слово, какой смысл им придумывать. Как же это сделать тактично. Не скажешь же человеку, дескать, и зачем Вы сударь такой вонючий, девушки жалуются… Когда мы остались с ним наедине говорю:
 – Еще один вопрос, не удивляйтесь, коли… корнет, Вы женщина?
 – Да, сударь, врать не смею боле!
 – Как смели Вы ломать комедь из чести счетоводческой! Каким обманом Вы проникли к нам!? Вы потащились в наш НИИ чай за любовником? Не верю я в безгрешность, сам грешен. Домой, к мадамам, куклам, бантам, танцам Вы сей же час извольте убираться. Да-с.
 С тех пор молодой человек больше не появлялся в институте.
 У меня дома лежит компакт-диск с игрушками. Когда покупал, думал утилиты, а на деле оказались игрушки. Покупал на рынке и потому обменять его нереально, чека нет. В следующий выходной на том же месте будет стоять другой продавец, который не примет мои претензии.
 Так диск и остался у меня.
 Из всех игр на нем больше всего мне нравится перетаскивание фишек в лабиринте. Уровней 25, каждый следующий сложнее предыдущего. На решение последнего я потратил полтора часа. Принес игрушку на работу и говорю трем нашим девчонкам: – Сложите фишки на последнем уровне за час – покупаю торт. Они засуетились. Самая умная – студентка
 (ругается на старославянском) стала думать, другие девочки сели рядом, болеют. Подхожу через полчаса, вижу – завязли, не успеют. Тут я стал рассуждать и прикидывать, и девчонки увидели короткий путь.
 Вскоре приходят – получилось. Съездил на Сокол и купил им французский торт-мороженое. Пальчики оближешь. Девчонки довольны, и мне отрезали кусочек.
 Наше отделение получило заказ заниматься алкоголь-контролем. Идея проекта в том, чтобы поставить всю алкогольную продукцию под контроль от выпуска до реализации, используя штрих-коды. С рынков и из отдельных палаток спиртное исчезло. Продают только магазины.
 Контроллеры периодически должны обходить точки реализации и проверять документацию и штрих-коды портативным компьютером. При появлении подделок, компьютер отреагирует на повторяющиеся штрих-коды. Все было уже сделано, штамповали дистрибутивные дискеты с программным обеспечением. Но мафия отклонила этот проект.
 Татьяна Николаевна предложила мне перейти в другой сектор: 'будешь ездить по стране'. Я сказал об этом Андрею – не будет ли он против.
 Андрей не возражал. Из зала я переехал в комнату. В ней сидят четверо молодых дядей от двадцати двух до двадцати семи и тетенька, лет сорока пяти, Наталья Ивановна. Человек, который раньше сидел за моим столом уволился, но вещи его лежат. Я освободил для себя пару ящиков, а хлам переложил в нижние – может быть, хозяин еще вернется и заберет. Среди прочего он забыл членский билет 'Аум Сенрике '.
 Какие необычные люди работают в нашем отделении.
 В отделении работают несколько родственников: брат с сестрой, мама с дочерью, муж и жена. На заводе такое не разрешалось. В разных цехах или отделах – пожалуйста.
 Вообще наше отделение многим не похоже на зиловские управления или отделы. На ЗИЛе они имеют названия: 'Автоматизации', 'Систем управления', 'Электроники' и тому подобное, а здесь только цифры.
 Наш начинается с нуля. Может быть это означает секретность. Часть, в которой я служил, тоже начиналась с нуля и считалась секретной. Но никаких подписок о неразглашении солдаты не давали. А здесь, после восьми месяцев испытательного срока мне предложили что-то подписать.
 Там не было ничего о тайне. Точный текст не помню, что-то о том, что я разрешаю кому-то там производить оперативные действия и устанавливать специальные средства контроля. Написано специальным языком, переводя на русский – прослушивание телефона, обыски в квартире в мое отсутствие, постановка жучков. Думал – стоит ли подписывать? Если откажусь – опять придется искать работу. А здесь, кажется все спокойно. И Андрею я доверяю, он не похож на стукача. У
 Андрея спросил, не помешает ли эта подписка поездке за рубеж. Нет.
 Ладно, подпишу, в случае чего уволюсь и уеду. Когда поступал в банк, была в чем-то похожая подписка.
 Выхожу с работы, когда захочу, и в обед отлучаюсь на два часа. И вдруг через полтора года выясняется: для выхода в рабочее время нужно писать увольнительную. На заводе, в банке везде в таких случаях пишется заявление. Увольнительную, так увольнительную.
 Все-таки институт имеет отношение к военной технике. Странно только, что до сих пор об увольнительных мне никто не говорил. Особисты вызывали меня однажды по поводу моих прогулок в обед. Оказывается при входе – выходе пропуск-карточка фиксирует время. Я перестал ездить в книжные и выхожу теперь лишь на час в обед. Но про время ухода с работы и увольнительные тогда так и не сказали. И прихожу я утром тоже по-разному: к 10.10, к 10.15. Чаще всего в комнате уже сидит человек или два. Остальные подтягиваются в течение следующих двадцати минут. А те ребята, в секторе которых я начинал работать, не бывают целыми днями на работе. Просто комната закрыта.
 Сектор, в который я перешел, занимается внедрением системы по оформлению приглашений для иностранцев, въезжающих в Россию. Сорок российских городов нужно обеспечить этой системой. Города расположены и на границе и внутри страны. Сначала в город едут сетевики и делают свою работу. Вслед за ними – специалисты, устанавливающие и подключающие оргтехнику и компьютеры, настраивающие программное обеспечение и обучающие местный персонал.
 Последняя группа едет на приемку. Они присутствуют для подстраховки персонала и оборудования и собирают лавры предыдущих групп.
 В нашей комнате со всеми поддерживаю чисто рабочие отношения, которые не выходят за пределы института. И в комнате и отделении не ищу чьей-либо поддержки, не участвую в блоках, не слушаю сплетни и не распространяю их. Конкурентов у меня нет, работы всем хватает.
 Человека два в отделении мне неприятны, но это же работа и я держу ровные отношения с ними. В моей программке, которая показывает дни рождения, нет ни одного сотрудника из комнаты, и ни одного начальника.
 Родным и близким я не рассказываю о работе, даже, если случается то-то необычное. С тех пор, как стал читать и бегать, работа перестала быть главным. Раньше я мог ночью встать из теплой кровати с сонной Ларисой и сесть дописывать задачку на ассемблере. Теперь работа для меня существует от 10-и до 17-и. Бывает, что интересные мысли приходят после рабочего дня. Дома у меня есть компьютер, на котором можно проверить их, но я занимаюсь чем угодно другим. Если просят задержаться на работе – это пожалуйста, а вообще – вышел из института и забыл. У меня есть книги – мои друзья. У меня есть бег.
 У меня есть лес. Есть надувная лодка и лыжи. У меня есть театры и музеи. У меня есть Зеленоградск и Куршская коса, Петербург,
 Петродворец, Ораниенбаум. У меня есть Архангельское, Абрамцево,
 Ярославль, Сыктывкар, Биробиджан и Кузьминки. У меня есть яблоки, сливы, вишни, черная смородина, ванильный зефир, мармелад и женщины.
 У меня есть любимые фильмы и актеры.
 Близкие знают лишь, что я программирую, неплохо зарабатываю и езжу в интересные командировки. На работу никто мне не звонит. Мама узнала мой рабочий телефон года через два. Я и сам то его так и не запомнил за все время работы.
 Девчонки после того, как я ушел из зала, некоторое время приходили, приносили кусочек торта, если у кого-то из них день рождения. Вскоре поздравления с их и моей стороны ограничились словами. Теперь я участвую в днях рождения только в своей комнате.
 Я стал ездить в командировки по России. Каждая на три, четыре недели. Все оплачивается отделением и самолеты и гостиница. На питание дают 150 в сутки, а в МИДе – 20 рублей, как и во всех госучреждениях. Нас просят молчать об этом.
 Всего побывал в трех командировках, в год по одной.
 С третьей командировкой у сектора возникли трудности. Это командировка на Дальний восток. Южно-Сахалинск, Владивосток,
 Находка, Хабаровск, Биробиджан. Полгода назад группа летала туда, была приемка, система принята и нормально, как везде работает.
 Конечно, идут постоянные доработки программ, но дополнения отправляются электронной почтой. Они сопровождаются подробными пошаговыми инструкциями по установке и работе. Непонятливых подробно консультируют по телефону. Все-таки это дешевле, чем лететь самолетом и заказывать гостиницу.
 Лететь должны три человека. В комнату заходит Татьяна Николаевна, садится посередине и говорит упавшим голосом:
 – Нам на Дальний Восток не хватает человека. Как же быть?
 Все молчат. Никому не охота. Подумаешь, Дальний восток, чего там не видели. Купил билет за семь тысяч (это оклад начальника управления на ЗИЛе) и порядок. Купил обратно – и снова дома.
 Культурная программа, автомобили с кондиционерами к подъезду гостиницы, банкеты – что тут особенного. Я подумал, а что бы на моем месте сделал Павка Корчагин и говорю:
 – А хотите, я поеду.
 – Вот хорошо, как ты меня выручил, давай оформляйся Коля.
 У нас есть сектор, который программирует для российских посольств за рубежом. У них тоже командировки. Интересно, наверное. Предлагали перейти туда. Не захотел. Неудобно скакать по секторам внутри организации. К тому же мне неприятен их начальник.
 В нашем секторе появился новичок Игорь, лет тридцати. Проработал полгода и ушел. Пиво любил. Ушел в компанию мобильной связи. Сказал, что оклад дают тысячу $. Ну, ушел и ушел. Я его плохо знал – он сетевик. Прошло время. Вдруг Игорь появляется у нас и направляется ко мне. С ходу предложил мне разработать базу данных для их компании. Как будто других программистов нет. Срок – несколько месяцев. На руки 15 тысяч $. Это разговор предварительный, нужно принципиальное согласие. Я согласился, сказал, что хорошо бы привлечь еще человека, Андрея, например, если Игорь не против. Нет, не против, взял мой домашний и не позвонил и больше не появлялся.
 Накануне своего сорокалетия я вспомнил, как на ЗВС ко дню рождения мне подарили книги из списка, который сам же и предложил. И на сей раз такой вариант устроил сослуживцев. За месяц до срока я написал список. Если с книгами будут трудности или в дополнение к ним, (на круглую дату обычно собирают больше денег) кассету с фильмом 'Город мастеров' или фикус Бенжамина. Узнавать, доставать поручили Петру, моему соседу. Может быть потому, что я много помогал ему по работе, ведь он не программист. Специально заранее показал ему на сайте цветов тот фикус, который мне нравится. А он принес фикус с листьями, как ласты, непременный спутник их сиятельств и прочих благородных людей. И пахнущий затхлостью двухтомник Дидро. Петр купил его с рук по объявлению. Конечно, к круглой дате это не лучший подарок. Но ничего, меня интересуют строчки, а не внешний вид. Вот еще жалость, произведение, что меня интересует, занимает страниц пятьдесят из всего толстого двухтомника.
 Со своей стороны я принес на работу два торта, мешок фисташек и салат 'столичный'. Торты сделал из готовых коржей, коньячная пропитка. Начинка из зефира и бананов. Клубничное варенье сварил из мороженой клубники. Все-таки это надежнее, чем магазинное с красителями и ароматизаторами. Сверху крем из тюбика. Я уже пробовал раньше делать такие, только с творожной начинкой и без специального повода приносил на работу. Людям понравилось. Творожок такой нежный, что все подумали – крем. И еще важно, что творожок не расползается.
 Кто-то подсказал мне принести салат в пятилитровой пластиковой емкости, только срезать горлышко для удобства. А мама посоветовала заправить сметаной уже на месте.
 В нашей комнате нет специальной посуды для торжеств. Когда пьют чай, кусочки торта обычно раскладывают на четвертушке листа. Салат же не положишь на бумагу, если только в ладонь. Как удачно, что продаются пластиковые тарелки, разделенные на три сектора, как раз для салата, торта и фисташек.
 Несколько человек участвовали в сервировке, и поэтому получилось быстро. Чай и кофе у нас общественные для подобных случаев. Кроме своих я позвал ребят из сектора, в котором раньше работал. Это было неожиданно для них, но они быстро соорудили мне подарок – книгу
 Гейтса с надписью: 'Дорогому Коле, в день его рождения. Билл' и компакт диск с историей Европы. Вот и сорок. Треть жизни позади, а как мало сделано. Где ученики, где последователи, где свечной заводик в Самаре?
 У нас новая задача появилась – автоматическое управление распределенными базами данных. Для того, чтобы перейти к такому управлению, нужно создать новую базу данных. То есть корсет из десятка связанных таблиц, отвечающих определенным правилам, а потом закачать в них старые данные. Татьяна Николаевна поручила это нам с
 Димой. Он делает клиентскую часть, а я серверную и базу.
 Периодически мы друг друга корректируем – появляются новые поля или меняется их разрядность или даже тип. Эта разработка вовсе не означает, что я становлюсь главным разработчиком, да мне это и не нужно. Начальник сектора второй Андрей остается ведущим.
 Во время разработки у меня возникла идея объединить финансовую и контрольную часть системы в одну программу. Озвучивать не стал, потому что придется консультироваться со вторым Андреем, а мне это совсем не хочется. Он не слушает собеседника и часто начинает говорить одновременно. Мне кажется, он старается не трогать по возможности ничего потому, что это разработка не его, сам он разбирается в программах с трудом, а ответственность лежит на нем.
 Не изобретал что-то новое. Лишь отыскал из нескольких десятков подпрограмм нужные мне, которые разработали когда-то математики. Эти подпрограммы отыскивают злоумышленников. Сделал тест. Пропустил несколько одинаковых фамилий через нынешнюю работающую программу и найденные подпрограммы – результат одинаков. Это первый шаг к объединению контрольной и финансовой части. Одновременно консультируюсь со специалистами по финансовой части. Здесь была какая-то загвоздка, но она удачно решилась. Однажды на пробежке в лесу, пришла мысль сделать отрицательный лицевой счет, или платежку клиента, сейчас уже не помню точно. Пока бежал, обдумал все детали – все получается.
 Единственное, что я сделал сам – главную форму программы. Старая мне не нравится. Она выглядит как алфавитный список никому не нужных фамилий и других данных клиентов, уходящих в бесконечность. При щелчке по клиенту появляется другая форма для текущего клиента со всеми анкетными подробностями. Есть кнопки для поиска по критерию и фильтрации. Все это оставил, но отвел на второй план, а главной формой сделал статистическую. Она наглядно показывает, сколько всего клиентов на разных стадиях обслуживания, сколько поступило новых, сколько оплатили пошлину, частично или полностью, сколько прошли разные виды контроля. Данные представлены числами, процентами и столбиками градусников.
 Импликацией занимается новичок Сережа из соседней комнаты. Четыре месяца у него пока без сдвигов. Я прочел документацию, действительно плохо написано. Только на четвертом или пятом прочтении ухватился за маленький крючок и все пошло. И по локальной сети и через Интернет.
 И у Сережи тоже пошло. Татьяна Николаевна поручила мне и импликацию, после того, как закончим с Димой с новой базой. Я думал, что в моем ведении будут настройки сервера и клиентской части, то есть все, начиная с установки Виндовс-нт. Но мне это отрезали и сказали, что моя только передача данных. То есть если при передаче возникнут ошибки, сбои, я, не зная паролей и настроек сервера, должен искать
 Сережу или того, кто будет вместо него, стоять над его светлой душой и просить войти администратором и показать настройки. Я подумал и попросил Татьяну Николаевну, чтобы импликацию взял кто-то другой, а у нас с Димой достаточно работы. Она твердо не ответила, хотя специалистов, желающих заниматься этой интересной задачей, достаточно. Я сам их видел, когда участвовал в совещании по импликации в ее кабинете. Люди приходили с седьмого этажа, настоящие профессионалы, я по сравнению с ними школьник. Тогда я решил тихо вернуться в сектор, с которого начинал, как только закончу с базой.




 Сыктывкар и Уфа.


 Первая моя командировка была в Сыктывкар и Уфу. Середина лета.
 Заранее подготовился – купил карты обоих городов, почитал о них что можно. Вылетели из Шереметьево на ТУ-134. Впервые в жизни лечу на самолете. Когда набрали высоту, внизу как на карте лежат подмосковные водохранилища – Клязминское, Пестовское, Учинское.
 Погода ясная. Все два часа полета не отрываюсь от иллюминатора. При подлете к Сыктывкару внизу сплошной лес. Никаких населенных пунктов, озер, рек, полей. Вдалеке три лесных пожара. Дым от них поднимается на километр вверх, а дальше клубы срезаются, будто незримым стеклом.
 Сыктывкар – столица республики Коми. От Москвы он в полутора тысячи километрах на северо-восток. Аэропорт Сыктывкара расположен практически в центре города. Два раза в неделю, в семь утра гостиницу будит рев авиадвигателей. Вокруг сосновая тайга, а
 Сыктывкар сплошь в березках. Город небольшой и тихий, живет тысяч двести пятьдесят. Много деревянных домиков (первый этаж каменный). В центре – многоэтажные дома сороковых, пятидесятых годов. Красивая центральная площадь. Ее окаймляют здания администрации и филармония.
 На площади много зелени и ни одного автомобиля и пешехода.
 Автомобили в городе преимущественно отечественные. Цены на продукты московские. Стрижка дешевле в два раза. В городе редки киоски и реклама, как при социализме. Бабушки на улице у гастронома продают чернику в литровых стеклянных банках. Часто встречаются рыжеволосые люди. На улице пристает мошка (с ударением на -а-), маленькие черные мушки, размером с муравья, а кусаются как слепни. Мошка бросается на всех, выходящих из гостиницы, вьется перед лицом и кусает в открытые части тела. Дамы из сыктывкарского света покрывают себя защитным кремом.
 Рядом с гостиницей небольшой парк. Здесь по утрам я бегаю по пешеходным асфальтированным дорожкам. Асфальт шероховатый с буграми от корней, как в 70-е годы в Московских дворах. Кроссовки стираются как об наждак. Делаю несколько кругов, чтобы набрать дистанцию. С шестого этажа гостиницы видна Вычегда с пологими песчаными берегами.
 Через сотни километров она впадет в Северную Двину. Противоположный берег Вычегды безлесный с почерневшими избами. Там совсем другая жизнь. Пробовал бегать вдоль реки – слишком много мусора на прибрежном песке.
 В краеведческом музее ни одного посетителя. Мы здесь по причине выходного дня и дождя. Когда переходим из зала в другой, смотрители за нами гасят свет. Рисунок начала 60-х: Сыктывкар зимой. Все белое от снега. Толстым слоем он покрывает дороги, крыши домов и ветки деревьев. Слева трехэтажный дом. Справа – центральная улица города.
 По ней едет автобус, таких моделей уже нет в стране. А перед ним улицу переезжает лыжник.
 Стали проверять систему – работает нормально, только появились ошибки при приеме данных из местного КГБ. В ответ на запрос возвращаются дублированные фамилии запрошенных. В нашей группе пять человек: двое из МИДа, тетенька из нашего отделения, изображающая компетентность и деятельность, Коля – сетевик и я, как программист.
 Меня попросили съездить и попробовать разобраться. Кгбешники должны были бы вызвать своего программиста, но что-то у них не получалось, чтобы не задерживать приемку поехал я, хотя совершенно не представлял, что у них за программа. К нашему представительству на красной иномарке подъехал сыктывкарский кгбешник, дяденька лет тридцати, в черных очках, с бритым затылком и отвез меня в управление. Мне пришлось подождать на входе, пока оформляли пропуск.
 Стоит офицер, рядом голый облезлый стол, два ободранных стула, один без спинки. Бритоголовый вернулся, и мы пошли по коридорам. Не видно ни одного человека. На полу ободранный линолеум, отбитая кафельная плитка разного размера и цвета. Проблема с программой оказалась простая. Мне просто повезло.
 Приемка прошла успешно. По завершении – культурная программа.
 Посетили минералогический музей. Здесь такое изобилие камней и таких размеров, с Московским политехническим не сравнить. Кварц, уголь, руды разные. Просто хочется рвать и метать. Лежит кусок нефти.
 Оказывается, в некоторых месторождениях нефть выглядит как вязкая смесь с песком и глиной. В скважину загоняют воду, разбавляя нефть, а потом выкачивают.
 В последний день сотрудники представительства повезли нас на пикник. Промелькнул обшарпанный рабочий пригород Сыктывкара, в котором живут семьи рабочих бумажного комбината. А вот и сам бумажный комбинат. Все пять минут, пока мы летели на высокой скорости мимо длинного забора, в салоне стоял крепкий дурной запах.
 Дороги совершенно пустые. Заехали в лес. Асфальт местами выщерблен.
 Эта дорога идет к крутому берегу Вычегды. Ее строили специально для партийных гостей из центра лет тридцать назад. По обеим сторонам сплошная молодая сосна, по земле стелется серый лишайник, травы нет.
 Выехали на берег Вычегды. Отсюда хороший вид на окрестности, обдувает, и потому меньше мошки. Развели костер. Еда домашняя, вино.
 Наш старший полез купаться. Я тоже спустился к реке. Впервые вижу такое сильное течение. Стоять можно только по пояс. Зайдешь глубже – уносит. Вот это река. Поели морошки. Водитель представителя в десяти шагах от нашей стоянки увидел барсука, погнал его на меня и я сфотографировал его.
 Когда машины представительства уже везли нас в аэропорт, мы попросили остановить у универмага. Все дни были загружены – не нашли времени купить что-то на память. Малахитовые шкатулки я пропустил, а купил маленьакую куклу с косыми глазками, в песцовой шапке и берестяной шубке с узором.
 Из Сыктывкара наш путь в Уфу. До Уфы тысяча километров. Сели на
 АН-24. Сиденья здесь сдвоенные (в ТУ-134 – по три). Мне повезло, сижу у иллюминатора. Только большущий винт загораживает. Впрочем, когда поднялись в небо, винт, как и шасси, куда-то исчез. Домики и деревья становятся все меньше и меньше. Стюардесса подробно рассказала и показала нам, как пользоваться спасательными жилетами.
 А потом в салон вышел командир корабля и стал разучивать с нами песню: 'Бак пробит, хвост горит, и машина летит на честном слове и на одном крыле'. Всех кто выучил, стюардесса обошла с подносом грызных конфет, а командир посмотрел в иллюминатор и вернулся в кабину сажать самолет.
 Весь полет в салоне стоял грохот, как в прессовом корпусе, в
 ТУ-134 тише.
 При подлете к Уфе поражает совершенное безлесье. Внизу прямоугольные поля разных размеров и оттенков, разделенные узкими полосками деревьев. От аэропорта до города минут двадцать на машине.
 В Уфе живет больше миллиона. Башкиры, русские, татары. В пригороде нефтеперерабатывающие заводы. В городе в основном старая застройка, лишь в центре есть несколько современных многоэтажных зданий банков или крупных фирм, но небоскребами их не назовешь. Пробок нет, но движение оживленное, сильно пахнет плохо очищенным бензином. Запах так же долго держится, как запах дизельного топлива. С запада Уфу омывает река Белая, с востока – река Уфа.
 Нас хорошо встретили. Поселили в двухэтажной гостинице для бывшей партийной элиты. Особняк 50-х годов в центре города с одним входом, на этаже семь номеров. Чисто. Пожалел, что не взял фотоаппарат на завтрак. Весь стол заставлен красно-черной икрой, белуга, салат с крабами, другие закуски. Арбузы, кофе-чай, горячее. Всего не запомнил.
 У башкир голова отличается от европейцев. Смотрел в основном на женщин. Если посмотреть сбоку, линия скулы и линия макушки составляют угол между собой. У европейцев эти линии пересекаются в бесконечности. У башкир крупный лоб и острый подбородок.
 Начальник представительства Палыч – человек доброжелательный. По виду он башкир или татарин. В городе у него много друзей и связей.
 Ходит в неудачном коричневом костюме. Иногда он засовывает руку в карман пиджака, и тогда ему делает замечание его помощница. Даже нас, посторонних, не стесняется.
 Палыч устроил нам обед у председателя одного из банков. Нас пригласили в зал со столом посередине. За столом мы – пятеро москвичей, Палыч и председатель банка. Перед каждым бокал с кумысом.
 Напиток непривычный. Отпиваем понемногу, нужно же показать уважение.
 Но официантки с острым глазом тут же доливают до края.
 Потом кумыс стал присутствовать за каждым обедом. Мы привыкли к нему. Башкиры говорят, что кумыс и конина – полезные вещи. Лошадь, в отличие от коровы не болеет туберкулезом. Нам рассказали, что даже французы ездят за конской колбасой в Башкирию. А кумыс? Разве сравнить его с Парижским?
 Палыч сводил нас в мечеть. Она сильно отличается от православного храма. У входа все снимают обувь. Внутри большая комната, пол полностью покрыт ковром. Во всех стенах по два, три окна, как в обычном доме. Никаких икон, скульптур, свечей, аналоев, канунов.
 Единственная надпись на арабском – слова аллаха.
 Утром бегаю к реке Белой, мимо музея Аксакова. Потом по берегу до автомобильного моста и обратно. На высоком берегу стоит громадный
 Салават Юлаев.
 В Уфе почти нет рекламы. Что-то еще показалось непривычным по сравнению с Москвой – ни как не могу понять что. Ах, вот что. Нет мусора. На улицах нет мусора. И урн нет тоже. Никто не бросает на улице. Скорее всего, это связано с низким достатком людей.
 Полазил по книжным магазинам, в надежде купить редкость. Книжные слабее московских.
 Автобус в Уфе бесплатный. Не привычный ЛИАЗ, а 'фердинанды'.
 По телевизору идут канала четыре.
 Время в Уфе на два часа опережает московское. Стоящие фильмы или передачи попадают в ночь. Люди живут как в изоляции.
 На приемке нашей системы представительство заполнила местная пресса, телевидение, руководители от погранслужбы, МВД, КГБ, внешней разведки и другие. Обмен речами, бокалы с шампанским. Потом остались только москвичи и представительские. За столом тост за тостом.
 Водка. Отпиваю миллиметров пять и ставлю. Неожиданно и меня попросили сказать тост. Сижу тихо и вот тебе на. Про работу я не умею говорить, поблагодарил за гостеприимство.
 Вечером мы смотрели себя в республиканских новостях. В Сыктывкаре телевизионщики тоже были на приемке, но там как-то не удалось посмотреть.
 День перед отъездом мы провели на прогулочном теплоходе. Его арендовали специально для нас. Угощали стерлядью. Не думал, что она совсем без костей – только хрящи. И какой-то необычной водкой.
 Жжение после глотка не в гортани, а где-то в глубине пищевода.
 Перед отъездом представительство подарило нам по банке липового башкирского меда. Башкирский мед известен своим качеством. Причиной тому разнотравные луга. Но литром мы не ограничились и послали на рынок гонцов. Каждому купили по трехлитровой банке. Привез домой гречишный.




 Петербург.


 В конце лета взял отпуск и поехал в Петербург. В Интернете чья-то добрая душа составила подробный справочник по городу. В нем перечислены все городские и пригородные музеи, парки, театры, дома-квартиры, что важно в них посмотреть, часы их работы, выходные и санитарные дни, цены на билеты, как проехать, проблемы с электричками, гостиницы и так далее.
 Заранее купил маленький блокнот, вынул пружинку, разобрал его на листы, а потом распечатал тот справочник. Запасся картами города и области и поехал.
 В предыдущие поездки в Питер я побывал в Эрмитаже, Петропавловской крепости, Казанском и Исаакиевском соборах, на Марсовом поле,
 Пискаревке, в Военно-морском музее. Из пригородов: в Петродворце,
 Ораниенбауме, Павловске, Царском селе, Выборге. Теперь еду с желанием побывать на старых местах и посетить:
 – какой-нибудь из театров города
 – Александро-Невскую лавру и пантеон
 – дворец Меньшикова
 – летний сад
 – домик Петра тот и другой
 – кунсткамеру
 – прогулку на катере по каналам, Мойке, Фонтанке
 – храм Спаса на крови
 – квартиру Пушкина
 – Русский музей
 – Михайловский замок
 – Юсуповский дворец
 – Смольный собор по пригородам:
 – Царскосельский лицей
 – Гатчину
 – Шлиссельбург
 – Кронштадт далее:
 – Валаам
 – Петрозаводск
 – Кижи
 Рассчитываю уложиться дней в десять, двенадцать. В гостиницу не поеду, сниму частную квартиру. Самые облезлые номера в гостинице в два раза дороже приличной комнаты в городе. Поезд пришел на
 Московский вокзал в Петербурге, и у вагонов появились женщины среднего возраста и бабушки. Одна предложила мне комнату. Где?
 Достал карту, и она показала улицу в районе Пискаревки. Далеко от центра. Следующая бабушка, предложила на Охте. Приехали.
 Двухкомнатная квартира в сталинском доме. Хозяйка – пенсионерка.
 Недалеко парк, можно побегать утром. Сразу позвонил маме из междугороднего узла через площадь и нашел ближайший рынок. Приволок домой зеленый перец, яблоки, сливы, даже картошку. (Слива стоит 9 рублей, в Москве – 12… 15). Купил кусок докторской колбасы, но есть не смог – не настоящая. У меня и мысли не было, что докторская может быть какая-то другая, отдал хозяйке.
 Свои действия спланировал заранее. Если будет дождливо – иду по музеям, солнечно – еду в пригород. Петродворец и Ораниенбаум можно посетить в один день, они по одной ветке. Царское село и Павловск тоже. День уйдет на Гатчину, день на Шлиссельбург. После Кронштадта можно успеть еще куда-нибудь. Нужно позаботиться и о Валааме и
 Кижах. Нашел туркомпанию на улице Росси, где мне предложили поездку по островам за тысячу. В Москве такая путевка стоит две. Подумал, а что если своим ходом? Это была ошибка. На Финляндском вокзале я узнал, что из Петербурга не ходят поезда до Сортавалы на Ладожском озере. Сортавала – город курорт, который связан экскурсионными катерами с Валаамом. Тогда я купил билет до Приозерска, на западном побережье Ладожского озера. Вспомнил, как в туркомпании говорили, что возят туристов до Приозерска, а оттуда катером на Валаам. Приеду в Приозерск своим ходом и сяду на катер до Валаама.
 Где-то на Невском купил билет в Александринский театр, на
 Лебединое озеро. Других билетов не удалось достать – все театры на гастролях. В фойе Александринского блистают одеждами и драгоценностями иностранцы, в воздухе запах дорогих духов и английская речь. В толпе встречаются петербургские мамы, с дочками на выданье. Вот эти, например:
 – …а еще он сказал мне 'Очень рад Вас видеть' один раз,
 'Ха-ха-ха' один раз, 'Проходите, проходите, здесь дует' один раз.
 – Чем это вы здесь занимаетесь?
 – Не мешай нам веселиться, изверг…
 У меня билет в ложу второго яруса. Вокруг десяток иностранцев.
 Мамзели во время действия то и дело громко шушукаются.
 – Ту би, ор нот ту би? – тихо, но решительно спросил я соседку, дескать 'Кудрявая, что ж ты не рада?'. Мамзели переглянулись и притихли. Ушел после второго акта, чтобы не вернуться поздно и не будить свою хозяйку (ключей от квартиры у меня нет). В нескольких шагах от дверей театра меня догнал иностранец и по-английски попросил билет. Отдал. Жаль немного. Ведь я собираю все билетики театральные и музейные, когда еще буду в Питере.
 День посвятил Приозерску. Ехать три с половиной часа. Через два часа пути электричка сильно поредела. За окном Карельский перешеек.
 Как разнообразна растительность. Папоротники ниже, чем в
 Подмосковье. Их нижние листья лежат на мху, а наши подняты на высоких стеблях. Здесь папоротники ярко красные или желтые на фоне зеленого мха, а наши осенью становятся коричневыми. Красивые речки переезжаем. Прозрачная вода бурлит на перекатах, по берегам груды разнокалиберного булыжника. Промышленность в окрестностях отсутствует и лес, кажется, не трогают – рядом граница. Остановки представляют собой настил из почерневшего дерева и такую же будку или без нее.
 Конечная – Приозерск. Моросит дождик. Пошел через Приозерск к пристани. Через час город закончился. К пристани ведет песчаная дорога, по обеим сторонам сочный зеленый мох. Тишина, пахнет свежестью и иглой. Впереди меж сосен показалось озеро и несколько домиков, обнесенных забором. Ворота приоткрыты. Зашел. Никого.
 Никаких причалов или набережной нет, берег песчаный. В нескольких метрах от берега стоят пяток разного калибра катеров, совсем не пассажирских. Из одного домика покачиваясь, вышел сторож. Его крупный красный нос был когда-то рассечен надвое и теперь похож на пару ягодиц. Он сказал мне, что постоянных рейсов на Валаам нет.
 Можно зафрахтовать судно группой. Оно отвезет всех на Валаам, а через некоторое время вернется, и по рупору начнутся переговоры о цене доставки на большую землю. Значит, Валаама мне не видать. Но я не считаю, что потерял время. Прошелся по мягкому мху, с кустиками вечнозеленой брусники. Подышал соснами. Старой крепости не видел, домой захотелось.
 Замечательное путешествие в Кронштадт. Ракета идет от причала на
 Васильевском острове. На Васильевском, на 2-й линии убрали весь асфальт с проезжей части и тротуара. Сразу у стен домов начинается желтый песок на всю ширину улицы. Так здесь было в 19 веке. Только дома тогда деревянные были. Транспорта нет, по песку ходят люди и кошки. Город готовится к 300-летию.
 Ракеты в Кронштадт отходят каждый час. Когда подошла наша, меня и кучку пенсионеров оттеснили, наступая на ноги, галдящие чупа-чупсы, и заняли лучшие места. Но когда сели, все забыли про обиды.
 Пенсионеров у причала много, в основном женщины. Эта поездка не дорогая, да к тому же со скидками для них. Полчаса с ветерком, как хорошо. На речных трамвайчиках не интересно, они ходят медленно, ракета – другое дело. Город постепенно удаляется, исчезают берега залива. Через полчаса пристали к Кронштадту. Побродил по городу, зашел в морской собор. Поел, меню на острове одно во всех кафе. Из
 Кронштадта идет паром в Ораниенбаум. Не поеду. Все-таки на осмотр
 Ораниенбаума и Петродворца нужен отдельный день. С удовольствием вернулся на ракете.
 Вернулся в город и поехал на Шпалерную. В Таврический дворец меня не пустили.
 Зашел в Смольный собор, как пройти мимо.
 В Летний сад вход платный – 5 рублей. Деревья старые, высокие и толстые. Трава под ними редкая, как волосы у старичка. Тяжело ей расти в центре города.
 На следующее утро поехал в Царское село и Павловск. Иду по
 Царскосельскому парку в сторону Екатерининского дворца. На аллеях совсем пусто. Градусов 15, лучи раннего солнца сквозь листву. На скамейке гражданочка, а рядом ползает малыш лет трех, совершенно голый. Цепляется четырьмя своими лапками за спинку и что-то радостно мурлычет. Мама улыбается. Кожу его покрывает легкий золотистый загар. Кудрявая головка. Не догадался сфотографировать его.
 Оцениваю Царскосельский парк как бегун. Деревья здесь редкие – от ветра не спасут. Дорожки удобные – крошка гравия. Трава посеяна, это видно. Во дворец попасть не удалось, это моя ошибка – во дворце выходной день. Сходил в лицей. Ребята жили как спартанцы. У каждого узкая комната. В комнате окно, кровать, столик, стул. Печь общая на коридор, и потому, по соображениям лучшего обогрева, стены комнат выложены не до потолка. К родителям воспитанников опускают раз в полгода.
 Рядом с лицеем музей карет.
 Мне подсказали, что в Павловск проще доехать автобусом. Нашел остановку и поехал. Посетителей во дворец один, два. Часа через два осмотрел все. Захотелось поесть, заодно и посидеть где-нибудь. На площади перед дворцом стоит перевозной лоток под зонтом с синтетическими напитками и бургерами. Потерплю. Два часа брожу по
 Павловскому парку. Много скульптуры и отдельно стоящих строений.
 Парковые тропинки уложены выпирающим мелким булыжником. По ним ходил
 Павел. Подошва его сапог была толстая и жесткая. Иначе бы он заставил все переделать. Парк совсем дикий. Часть его покрыта непроходимыми ельниками с красными мухоморами, тут и там среди леса затянутые тиной небольшие пруды.
 Вышел на станцию, купил билет до Питера. Сейчас отдохну и поем.
 Куда там, электричка подошла через минуту. Вагон переполнен – конец дня, стою. На Балтийском вокзале был в восемь, а дома в девять вечера. Только тут поел и присел.
 Следующий день был мокрый, и я отменил пригороды. Полдня осматривал Эрмитаж. Брать ничего нельзя.
 – Так я ж на память.
 – Сожалею, ни чем не могу помочь. Сходите к Пиотровскому, если разрешит – милости просим.
 Следующий музей – Кунсткамера. Посетители в основном солдаты или матросы. В банках со спиртом лежат маленькие дети с несколькими головами, с нечетным количеством рук и ног. Солдатской душе тоже нужно отдохнуть от уставов.
 На верхнем этаже музей Ломоносова.
 Дальше по Университетской набережной Меньшиковский дворец. Все здесь замечательно. Купил билет и успел присоединиться к группе с экскурсоводом. На главную лестницу не пускают – она подлинная. Все камины выложены изразцовой плиткой, на каждой плитке уникальный рисунок. В восемнадцатом веке это было очень дорого. Алексашка был масштабный вор. У выхода, за билетной кассой висит объявление
 'Можете покушать у нас, если хотите, а если нет, то проваливайте'. Я изъявил желание и меня повели в подвальное помещение, потому что сам бы дорогу не нашел. Своды низкие, дугообразные, как в русских палатах. При переходе из комнаты в комнату приходится нагибать голову. Пол каменный. Вышли в небольшую чистую комнату. Стойка с едой и буфетчицей и несколько столиков. Окна есть, только под потолком. Здесь едят реставраторы. Обеденное время уже прошло, и я сижу один. Девушка, принимающая заказ сама и готовит. Заказал фасолевый суп, бефстроганов с пюре и компот.
 – Полить черносливовой подливкой?
 Задумался.
 – Вкусно, – сказала она как-то по-домашнему.
 – Полейте.
 Черносливовая подливка действительно вкусная.
 Следующим утром поехал в Петродворец и Ораниенбаум. Прежде всего, зашел в Александровский дворец, любимую резиденцию Николая II.
 Дворец реставрируется, но часть комнат уже можно осмотреть, есть экспонаты, старые фотографии, показывающие, как окончательно будет выглядеть комната. Как им не темно было жить в начале двадцатого века – потолки и часть стены из темного дерева. Мебель из карельской березы.
 Впервые был в верхнем Петродворцовом парке. Он также велик, как нижний и не менее красив. В нижний парк вход платный. Это самая высокая цена среди пригородных Петербургских парков – 15 рублей.
 Фонтаны забили в одиннадцать часов. В большой дворец не пускают.
 Сюда автобус за автобусом идет поток интуристов. Спустя часа два начинают пускать всякую чепуху. Перед дворцом актеры и музыканты в камзолах, со скрипками. Они разрешают сфотографироваться с собой за некоторую плату. Видеосъемка во дворце стоит двести, фотографирование – восемьдесят рублей. Обошел мон-плезиры, Эрмитаж на ремонте. Меня интересует западный угол парка с аллеей лип вдоль залива. Сделал удачные снимки. В маленьком пруду плавают нырки – темные уточки, размером с галку. В прозрачной воде прекрасно видно, как они, нырнув, достигают дна, гребут лапками и собирают приоткрытым клювом монетки. Купил несколько великолепных дорогих буклетов. Фотографирую тоже много, но это в качестве дополнения к буклетам. В них комментарии специалистов и к тому же часть объектов недоступна для фотографирования из-за реставрации. Пленки не хватило. В парке она продается, но на сорок процентов дороже. Не могу себе позволить такую. Выхожу из парка и спрашиваю у жителей.
 Мне показывают дорогу к универмагу. Вблизи от дворцового ансамбля конюшни Петра Первого. На стене вензель – переплетенные латинская
 'П' и римская единица. Сегодня это дом отдыха. Теперь здесь ржут служащие государственных учреждений.
 В Ораниенбауме много людей в белом и в бескозырках с ленточками.
 Полотно железной дороги проходит в десяти шагах от Финского залива.
 Сразу за насыпью растет камыш. С вокзала в дымке виден Кронштадт.
 Меньшиковский дворец заброшен. Балясины его наружных лестниц деревянные. Белая краска на них облупилась, некоторые расколоты.
 Катальная горка развалилась, от нее вдали виден Кронштадт.
 На южном побережье Финского залива больше лиственных лесов.
 Наверное, лет триста назад здесь было как в Карелии – мхи и сосны.
 Шлиссельбургская крепость. На электричке доехал до конечной. Час жду катера на правом берегу Невы, чтобы перебраться на остров. Катер пришел по расписанию, которое я списал, дополнив свою справочную информацию по Питеру. Катер маленький, совсем не прогулочный.
 Пассажиры размещаются на открытой палубе. На ней, пожалуй, поместится двадцать человек, не больше. Посередине палубы выступ, на нем можно сидеть. Никакого навеса нет. Каково же им в дождь и ветер, когда волны широкой Невы как на море. Катер причалил к острову.
 Вышел только я, другие пять пассажиров поплыли в город Шлиссельбург на том берегу Невы. В стоимость моего билета на катер входит посещение крепости и рейс обратно. В центре крепости археологи отрыли основание старых стен из валунов. Считают, что это древнерусская крепость. В нескольких бывших бараках экспозиция об узниках. У каждой камеры листы с приговорами, фотографии. Ранние приговоры написаны отруки, красивым почерком, буквы с вензелями.
 Более поздние напечатаны. Все камеры пустые – выходной. Из персонала на весь остров одна девушка – экскурсовод, она же смотритель. Кроме нее и меня на острове ни души. На восточном мысу у воды груды красного кирпича. Из него же выложены крепостные стены. Он тяжелее советского и чуть шире. На многих стоит клеймо '1907'. На обратном пути через Неву приходится притормаживать, пропускать многопалубные лайнеры идущие на Валаам или обратно. На железнодорожной станции пусто. Ближайшая электричка будет через два часа. Прохожий посоветовал мне пройти пешком пять километров в ближайший поселок, оттуда идут автобусы в Питер. Поселок городского типа. Небольшой рынок. Купить пару бананов и яблок. Или сначала посмотреть расписание, как бы опять не пришлось ждать. Сел на маленький автобус, и он сразу отошел. Дорога красивая, но смотреть нет сил, задремал.
 Гатчина. Сюда можно доехать с двух Петербургских вокзалов. В пределах Питера железнодорожное полотно, по которому едешь, поднято высоко на насыпь. Хороший обзор, только жителям домов вдоль дороги не хорошо. В Гатчине большой дикий парк. Вход бесплатный (в
 Павловске тоже бесплатный), многие люди идут через него на работу. В парке много тропинок, дорожек, извилистых речушек с маленькими мостами, холмиками и бугорками.
 На следующий день сходил в домик Петра на набережной и
 Петропавловскую крепость. Домик построен по-фински: бревна в профиле шестигранные. Снаружи он заключен в каменный дом, для сохранности.
 Это еще при проклятом царизме сделали.
 В Петропавловской крепости единый входной билет (или 10 или 15 рублей) для всего ансамбля. Собор Петра и Павла. Великокняжеская усыпальница. Равелины. Шпицрутены. Для получения наиболее полного впечатления о жизни узников, группу туристов заводят в камеру и выключают свет. По заведенному порядку утром они метут плац перед собором и, получив паспорт, живо рассеиваются под барабанную дробь.
 В шестом равелине порют тех, кто не знает, с чего начинается родина. Возгласы 'Сатрапы! Душители свободы!', доносятся порой до залов Эрмитажа.
 По дорожкам у собора бестолково снуют маркизы и графини в буклях и камзолах и пристают к трудящимся с предложением записаться во дворянство.
 У собора – памятник Петру Первому. С чувством глубокого отвращения ваял его скульптор. Туловище в полтора раза длиннее ног, шеи нет, голова с крупную картошку.
 За отдельную плату можно пройтись по крепостной стене вдоль Невы.
 Крепостная пушка стреляет почти всегда в полдень. По вольнодумцам на Дворцовой площади.
 Казанский собор – бывший музей религии и атеизма. Выхожу из метро на Грибоедовский канал, напротив обычный ряд домов, обычные люди, шум Невского. Взгляд налево и замираю. Казанский собор. Среди суеты.
 В храме родители ставят свечи за хорошую учебу своих деток – завтра первое сентября.
 В Исаакиевском соборе раньше висел маятник Фуко. Сняли, оказалось
 – вреден для здоровья – толкает посетителей. Впервые взобрался на обзорную площадку. За кронами Александровского сада начинается
 Дворцовая площадь. На ней гудит толпа народа, слышна громкая музыка и крики в рупор. Бежит солдат, бежит матрос, стреляет на ходу.
 Рабочий тащит пулемет, сейчас он вступит в бой. Висит плакат: 'Долой господ, помещиков долой!'.
 Исаакиевская площадь. Памятник Николаю Первому, Мариинский дворец,
 Астория.
 На успение богоматери успел побывать на службе в
 Александро-Невской лавре и Никольском Богоявленском соборе. Две разных службы, даже одежды у служителей разные – в лавре золотистые, в соборе – розовые. Пантеон у лавры. Впервые вижу столько скульптуры на кладбище. (на Новодевичьем еще не бывал).
 В Михайловском замке размещается какая-то городская организация.
 Лишь часть помещений отдана под экспозицию. Замечательный макет замка со всеми рвами, мостиками и гренадерами у полосатых будок.
 – Вы можете купить билет на музыкальное представление, которое состоится как раз сейчас, – говорит экскурсовод, – Вас оденут в камзол и букли. Под музыку Моцарта по комнатам замка за Вами будут бегать лейб-гвардейцы с лозунгами: 'Узурпатора к ответу!',
 'Апоплексическим ударом по разгильдяйству и бюрократизму'.
 Храм Спаса на крови. Большевики хранили здесь картошку. Перед войной решили взорвать – мешает проезду. В храм завезли динамит, но подорвать не успели – началась война. В храме нет фресок или икон, все сюжеты и лики набраны мозаикой.
 Рядом квартира Пушкина на Мойке. Уютный тихий внутренний дворик.
 Двухсотлетие поэта было в прошлом году. Работники музея еще живут этим, светятся.
 Площадь Искусств – где есть еще такое имя. Русский музей. Есть двадцать минут до открытия. Скамейки свободны, но сесть на них нельзя, они все в каплях, величиной с горох. Дождя не было ни сегодня, ни вчера. Это роса. Кажется, этот портрет Екатерины уже видел в другом музее.
 Литературное кафе на Невском навеяно историей. Когда-то здесь бывали идиот с Настасьей Филипповной, Андрей Болконский с Наташей
 Ростовой: 'Волчица ты, тебя я презираю, к Птибурдукову ты уходишь от меня. Так вот к кому ты от меня уходишь. Волчица старая и мерзкая притом'. Здесь читал свои ноэли Пушкин, меланхолический Якушкин казалось молча обнажал цареубийственный кинжал. А знаменитые литературные щи? Старик Державин их отведал и в гроб, сходя, благословил.
 На некоторых петербуржских набережных растут деревья. Вдоль чугунной ограды узкий тротуар – единственное место, где возможно бегают утром бегуны. Дома начала двадцатого века с уникальными фасадами, один другого краше. Засмотришься и упадешь в Мойку.
 У всякого моста через малые реки или каналы по бокам четыре пристани с прогулочными катерами. У Аничкова моста причал, где стоит государственный катер. Билет здесь стоит сорок рублей, у частников – шестьдесят. На государственном катере строгая дисциплина, сидеть можно только в салоне, фотографировать через пыльное стекло.
 Мальчишки с моста бросают петарды на крышу катера. С тетеньками делается как без чувств.
 На маленький десятиместный катер можно сесть у Петропавловской крепости. Сильно качаясь на волнах, он переплывает Неву и идет по
 Мойке или Фонтанке до Новой Голландии. Речной трамвайчик с Дворцовой набережной плавает по Неве до лавры и обратно. С Дворцовой набережной уходят трамвайчики до Петродворца. В три раза дороже и медленно, по сравнению с Ракетой в Кронштадт.
 Некоторые станции метро совпадают по названию с московскими:
 Фрунзенская, Маяковская, Пушкинская, Пролетарская. Реклама в вагонах висит лишь в местах, где у нас карта метрополитена, и вся в рамках одинакового размера. В Москве объявляют название следующей станции перед закрытием дверей и отправлением. А в Питере следующую станцию объявляют перед открытием дверей. Новые пассажиры могут лишь предполагать, куда едут. На весь вагон две, три схемы метро.
 Указатели переходов и выходов висят часто только в конце и начале станции. Станции длинные, нужно пройти полкилометра, чтобы прочесть указатель. Неудобно приезжим. Петербуржцы не замечают этого. Они привыкли и делают пересадку автоматически. В метро многоразовые пластиковые карточки и тяжелые металлические жетоны. Если на карточку купить много поездок обойдется дешевле.
 С пятисотрублевыми купюрами в пригородах Питера нечего делать.
 Разменять их можно только в отделении сбербанка (в Питере сбербанк работает до девятнадцати, а не до двадцати часов, как в Москве).
 После девятнадцати крупные купюры можно разменять в метро.
 Очень вкусные пирожки в Гостином дворе. Они дороже уличных в два раза, но качество значительно лучше.
 Невиданное дело – книжный на Невском работает до 22-х часов.
 Побегать так и не удалось. Ежедневно возвращаюсь поздно вечером, а рано утром опять в поход.
 Девять дней пролетели быстро. Вечерний поезд увозит меня в
 Петрозаводск. Сумка стала тяжелее от полутора десятков буклетов.
 Сфинксы, ростральные колонны, царь-плотник, Английская набережная, каналы, шпили и другие городские виды увожу на четырех фотопленках.
 В шесть утра поезд пришел в Петрозаводск. Пасмурно. Оставил сумку в камере хранения, сел на троллейбус и поехал осматривать обе городские гостиницы. Снял номер и заплатил за два дня. В анкете в графе цель приезда написал 'шпионаж и контрреволюция'. Сразу на морской вокзал. Купил билет на Кижи и обратно.
 Петрозаводск – столица Карелии. На экологическую карту Карелии тяжело смотреть. Коричневое пятно тянется вдоль мурманской железной дороги на десятки километров в стороны. Чистый Карельский перешеек, здесь нет промышленности.
 Главная улица – Ленина, идет от вокзала к Онежскому озеру. С западной стороны вдоль нее тянется глубокий овраг, в котором расположен тракторный завод. Он настолько глубок, что трехэтажные заводские корпуса утоплены в нем по крышу. Похоже, дышать рабочим трудно.
 Город зеленый. В красивом сквере памятник Марксу и Энгельсу.
 Друзья сидят рядышком на кованной железной скамейке. Во фраках и цилиндрах.
 Метеор заходит на Кижи и идет дальше, развозя жителей окрестных деревень. Вернуться в Петрозаводск можно на нем или через три часа на другом метеоре. Это оговаривается при покупке обратного билета в кассе порта. Соседка моя средних лет крестьянка с загоревшим лицом и морщинами на лбу. Разговорились. Она предложила на будущий год приехать к ней отдохнуть. Рассказывала, что зимой туристы ходят на
 Кижи на лыжах по заснеженному льду. Бывает, обмораживают пальцы на ногах… Берега пропали, со всех сторон вода, как в море. Вторая или третья остановка Кижи. Этот островок длиной в километр и шириной двести метров, совсем плоский, чуть выступает над водой. Несколько редких ив, рябина с ярко-красными листьями, невысокая трава.
 Деревянный храм обнесен забором, смотреть можно только снаружи.
 Несколько деревянных изб и мельниц. Одного часа для осмотра вполне достаточно. Входной билет на территорию в два раза дороже, чем в
 Эрмитаж или Петродворец. Для жителей Карелии вход бесплатный. У пристани несколько киосков. Один с 'пищей', другой с открытками. Все дороже в два – три раза, чем в Петрозаводске. Столики с мелочью из карельской березы. Отполированные кусочки размером с коробок стоят шестьдесят рублей. Все это рассчитано на туристов, приплывающих на лайнерах, они не заходят в Петрозаводск.
 Между Москвой и Питером разница в температуре мало заметна. В
 Петрозаводске эта разница ощутима, здесь градуса на четыре ниже.
 Многие листья уже покраснели и пожелтели, в Москве пока зелено.




 Улан-Удэ и Чита.


 В конце января случилась вторая командировка. Вылетели из
 Домодедово в десять вечера. Внизу горят огни Москвы и пригородов, потом темнота. Не хочется спать, читаю, посматриваю в иллюминатор.
 Прошло два часа. За окном полная темнота. Только одинокое газовое пламя на месторождении.
 На рассвете показался Улан-Удэ, столица Бурятии. Сделали круг над городом. Пол города занимают гаражи и промзоны. Улан-Удэ не крупный город, проживают триста тысяч. Мы прилетели вчетвером – два дяденьки и две тети. Поселились в гостинице – здании этажей в шестнадцать, окна на юг. Розовое Солнце каждое утро встает в тумане, стелящемся над поверхностью земли. Впереди сопка. Судя по карте, которую купил в Москве, она высотой 950 метров. Но этого никак не скажешь.
 Все-таки я видел когда-то Ай-Петри и могу сравнить. Дело в том, что
 Улан-Удэ стоит на плато, метров в 800 вот и получается, что сопки не высокие.
 Что я знал раньше о Сибири? Уральские горы, Свердловск. Дальше:
 Омск, Томск, Челябинск, Новосибирск, Иркутск, Красноярск, Чита. В какой последовательности – не знаю, какие города до Байкала, какие после – тоже не знаю. Знаю, что на Амуре Хабаровск и
 Комсомольск-на-Амуре, а внизу – Владивосток. На Камчатке -
 Петропавловск.
 Каждый день светит солнце. Никаких облаков, никаких осадков.
 Среднегодовая норма осадков – 300 мм, как на южных курортах. Под ногами тонкий слой снега. Он выпал месяц, полтора назад и с тех пор превратился в порошок, постоянно перетираемый пешеходами. Мелкая копоть от городской теплоцентрали покрывает снег и потому он серый.
 Ночью температура 35-40 ниже нуля, днем, когда солнце в зените – 15 градусов. На лицах буряток и бурятов улыбки, а на щеках морозный румянец. От щедрого солнца. Большинство горожан носят дорогие меховые шапки. Это престижно и необходимо в сильные морозы.
 Буряты двух типов. У одних – плоское лицо и тонкий заостренный нос
 – они напоминают монголов. У других – круглые большие щеки, и нос пуговкой – они ближе к эвенкам, якутам.
 Утром бегаю вдоль берега Селенги. Первая пробежка не удалась.
 Километр пробежал и лицо как помидор от сырого и холодного встречного ветра. А в следующие разы было не ветрено, бегал стандартные семь километров. Чтобы не замерзнуть одеваю под куртку две майки, шерстяную безрукавку, сорочку с длинным рукавом и свитер, трое трусиков, на ноге два носка.
 Красивый вид на сопки противоположного берега Селенги. Когда сбегаю с занесенных снегом дорожек на голый асфальт, кроссовки стучат как башмаки у Буратино – 35 мороза. Горячей воды в номере нет и во всей гостинице тоже. Хорошо, что привык к холодной.
 На центральной площади стоит группа скульптур из прозрачного льда.
 В магазинах сувениров поделки из склеенных гладких камешков, куклы в национальной одежде. Главная примета продовольственных магазинов – кедровый орех, в скорлупе и очищенный. В двух местах можно купить морковь и капусту, разнообразия фруктов и овощей, как в Москве нет.
 В редких кафе в меню манты, чай, кофе. Мы питались в столовой административного здания, где расположено представительство или в ресторане при гостинице. Там такой полумрак – вилку плохо видно. Во всем зале заняты два, три столика.
 В городе есть сверкающий супермаркет, который напоминает Москву, в нем можно купить апельсины, мед, варенье и другие стратегические продукты. Заборов в городе нет ни у школ, ни у университета, ни у других зданий.
 В одном продовольственном магазине продавцы с марлевыми повязками.
 Наверное, против гриппа.
 Через неделю мы поехали поездом в Читу. До Читы от Улан-Удэ тысяча километров. К сожалению, ехали ночью, совсем ничего не видно. В коридоре висит расписание движения поезда. Читаю названия населенных пунктов: Сковородино, Ерофей Павлович. В Читу прибыли в три часа ночи. Стоим на перроне, никто не встречает. Через полчаса начал пробирать сорокаградусный морозец. Наконец появились встречающие.
 Отвезли в гостиницу – двухэтажный домик на юго-восточной окраине. Мы здесь одни в качестве постояльцев. Обслуживающий персонал – две девушки и тяжелая тетя. В номере кровать, стул и тумбочка. Тяжелое стопроцентно синтетическое одеяло. Даже прикасаться неприятно. Ночью оно сползает и сбивается в ком. Освещение только верхнее, бра или настольных ламп нет. Перед сном полчаса читаю 'Американскую трагедию'. Бедный Гриффитс, как ему не скушно так жить? Чтобы потушить свет, приходится вылезать из согретой постели и, смяв задники ботинок или кроссовок, идти через всю комнату к выключателю.
 Тапочек не взял. В гостинице есть кухня с большим столом и телевизором, холодильник и плита, есть душ.
 В Чите живет порядка трехсот тысяч. Преимущественно русские. Лица необычные. Таких просто нет в европейской России. И никто не догадывается, что такие бывают. В Москве если не слышать речь, трудно догадаться кто перед тобой – москвич или лондонец, американец или петербуржец, киевлянин или парижанин. Все они однообразно похожи друг на друга лицами и одеждой. Про Читу этого не скажешь. Из России сюда не едут, заработать здесь невозможно. И из Читы выехать тяжело при низких заработках. Поэтому они не смешиваются с другими.
 Красивые лица, как будто попал в прошлый век.
 Чита лежит на плато 800-900 метров над уровнем моря. С севера и юга город опоясан параллельными горными грядами. Главная магистраль
 – улица Ленина – шесть остановок на троллейбусе от начала до конца города. В центре сталинские и дореволюционные дома. Книжный магазин единственный, классика очень слабо представлена. Интересно, как здесь обстоят дела с библиотеками. Пожалуй, такой книжной коллекции, как у меня в Чите ни у кого нет. Ведь это страшно и надежды нет, несчастные люди. Удалось купить книжку по истории края. Оказывается, после изгнания Колчака здесь года три была Дальневосточная республика, протяженностью до океана и включавшая часть Камчатки. И совсем не советская, большинство в парламенте – меньшевики. Открытки с видами Читы изданы двадцать лет назад, других нет. В Улан-Удэ повезло больше, там купил отличный альбом.
 В выходной прогуливаемся по улице Ленина. Долго не походишь, прячемся от мороза в магазин. Ресторан дома офицеров. Наши женщины боятся заходить – вдруг высокие цены, неудобно будет уйти. Почему неудобно? Надо только вспомнить вслух: 'Мать честная, я ж зам по кадрам не позвонил' и вперед. Да, обед действительно дороговат – сто двадцать рублей. Что же это такая за непонятная страна, где офицеры столько платят за обед?
 Гуляли по городу и зашли в соевое кафе. Соевый творог, соевое мороженое, соевая отбивная.
 В будни мы едим в служебной столовой. В здании, где расположено представительство. Оно здесь не одно, много других учреждений. А здешняя столовая похожа на цеховую. Кормят сносно. Популярен салат из филе кальмара.
 На окраине Читы китайский вещевой рынок. Дешевые кожаные куртки и пальто. Покупателей кот наплакал. Все продавцы – китайцы. Впервые вижу китайцев.
 Специализированный кондитерский магазин 'Столичные конфеты'. Купил двести граммов шоколадных. Попробовал, невкусные. Проходил мимо бездомного и отдал ему. Интересно, где он ночует? Днем пятнадцать, а ночью под сорок мороза.
 Карту Читы купил еще в Москве. Теперь выбираю по ней маршрут для бега. Сначала прошел пешком. А следующим утром побежал по улицам, освещенным фонарями, мимо спешащих на работу горожан. Заканчивается маршрут бульваром, который постепенно идет в гору и танком Т-34.
 Прибегаю в гостиницу, когда начинает светать. Раздеваюсь – ноги ярко красные от колен до трусиков.
 На ужин Марина принесла коврижку и угостила народ. Мне так понравилось, что разузнал, где она ее купила. В этот же день пошел искать магазин. В Москве такую коврижку не делают. Ни в сказке сказать, ни пером описать. Прошел пешком через всю Читу. Нашел и купил большой вкусный кусок. Выхожу из магазина, на улице лоток с зефиром от Ударницы. Приятная неожиданность. Впереди в очереди стоит мужчина средних лет. Покупает две зефирины. С улыбкой поворачивается ко мне: – Попробовать что ли? Я как-то не обратил внимания на него и не задумался тогда, что у него на большее нет денег. А мне никакого труда не составило бы подарить ему десяток зефирин.
 В городе раздолье фруктовых и овощных магазинов, в отличие от
 Улан-Удэ. Цены на апельсины и зефир московские, а зарплаты у читинцев меньше, чем у нас.
 Несколько китайских кафе и ресторанов. В один нас сводили в знак приезда. В окрестностях Читы бьют минеральные источники и поэтому на столе в ресторане фирменная вода с сильным привкусом железа.
 Приемка системы – крупное событие для города. Пришли представители местной прессы, телевидения, высокие чиновники. В комнате стоит несколько мониторов. На каждом своя картинка, показывающая какую-нибудь функцию системы. На моем мониторе форма в виде анкеты – стандартный бланк с данными на туриста, въезжающего в страну. Если ко мне подойдут, я должен показать, как отсекается нежелательный для въезда человек. В системе существует список таких людей. Среди них, например, Матиас Руст, который ни за что обидел мудрое руководство страны, усевшись на Красной площади, террорист Бен Ладен. Но это все приевшиеся фамилии, и потому я вписал на своем мониторе: Фридрих
 Иероним фон Мюнхгаузен. Тоже подозрительная личность. Если бы Вы знали, как он врет. В вечерних новостях по телевизору мелькнул мой монитор, но всего на пару секунд.
 Через два дня после нашего приезда в Читу из Москвы прилетели и присоединились к нам пяток человек из института, МИДа и КГБ.
 Читинский глава представительства спокойный человек, как будто не подхалим, а разделил нашу группу на начальников и всякую чепуху. Ни в одном из представительств такого не было. Нас всегда группой кормили, и культурная программа была для всех общая. А в Чите после приемки глава увез трех наших старших в ресторан. А чепуха пошла в китайское кафе. Заказали четыре кастрюли еды. Китайская пища весьма острая. Все фибры души стали делить шкуру неубитого медведя. В глубинах живота идет эвакуация: двигают мебель, перегоняют скот.
 Сходили в деревянный православный храм, построенный декабристами.
 По периметру он окружен пятиэтажками. Не действующий, внутри экспозиция. Среди прочих документов листы ведомости на заработную плату. Список фамилий и напротив '1 рубль 20 копеек'. Это зарплата каторжника за месяц. Их жены княгини и графини ехали из Петербурга в
 Сибирь и везли с собой десятки тысяч рублей. По приезде деньги приходилось сдавать администратору, во избежание грабежа. На всем долгом пути их встречал только чум с тунгусом, который на обед мог предложить лишь сырое мясо.
 Перед отъездом нас повезли на минеральный источник в горах.
 Километрах в тридцати от Читы. На всем пути встретилась одна автобусная остановка – жердь с табличкой, проехали две машины.
 Населенных пунктов нет. На заднем сиденье машины стоят разнокалиберные плохо отмытые стаканы в ящике из-под пылесоса, гремят на колдобинах. Приехали. Из дыры в горе течет вода с пузырьками. Вокруг все обледенело. Кто-то помог нам зачерпнуть воду в стаканы. Пока говорили воду затянула корка льда. В гостинице, те, кто выпил ее, жаловались на желудок. Рядом с источником стоит деревце, увешанное истрепанными ветром и выгоревшими от солнца платочками. По веткам прыгают две незнакомые европейцу птички.
 Вытянул руку – попрыгушка села на ладонь. Наскреб в кармане крошек от зефира – жует. Сфотографировал сосну. Поставил трехкратное увеличение и выбрал часть ствола, где кора золотистая. На обратном пути нарвали багульника. В Москве он выпустил листочки.
 Мы не сразу полетели в Москву, а вернулись поездом в Улан-Удэ. В первый свой приезд туда мы настраивали систему и обучали системного администратора. А теперь будет приемка.
 Едем днем. На этот раз можно рассмотреть местность. Поезд идет по степи. На сопках вдалеке сосновый бор. Ближе к нам деревни из нескольких черных изб. Насыпь приподнята и потому из поезда хорошо видны дворы. Избы почернели от времени. Рядом с некоторыми избами стоит такой же черный сарай. Не видно никакой утвари. Не видно людей. Заборы из длинных горизонтальных жердей. Никаких магазинчиков, административных зданий, дорог, фонарей.
 В Улан-Удэ пробыли еще три дня. Поселились в другой гостинице, в два раза дороже и более престижной. Горячая вода, холодильники с набором вин и напитков. Вечером звонит телефон, вкрадчивый девичий голос предлагает провести ночь с девушкой. В прошлой гостинице тоже звонили.
 Приемка. Пресса и телевидение, как и в Чите. Смотрим себя в городских новостях. После приемки банкет в общем кругу. Поездка в краеведческий музей под открытым небом и в буддийский храм – дацан.
 На улице тридцать пять мороза, а в открытых вольерах стоят изюбр, верблюд. Раньше верблюд ассоциировался у меня только с жарой и пустыней. В музее представлен быт казаков и якутов. Казачья деревня вытянута вдоль дороги. Поставить дом позади другого было невозможно.
 Окна узкие, расположены на уровне второго этажа. Более поздние избы похожи на российские. Бревно обычное. Бревна с метром в диаметре можно увидеть лишь в фильме 'Девушка с характером'. Чумы якутов покрыты древесной корой. Как тут можно жить зимой? Жена обязательно порвет колготки.
 Дацан стоит одиноко. Куда ни посмотри вокруг – сопки. В дацане две двери, в одну входят, в другую выходят. Внутри яркое разнообразие цветов. Скульптура Будды с дарами прихожан, статуэтки, портрет Далай
 Ламы. Пахнет благовониями. Молодые монахи с бритыми головами в розовых халатах негромко беседуют с посетителями. Внутри храма киоск с буддийской литературой, колокольчиками, разной мелочью.
 В Москву вылетели в 11 часов по местному времени. Разница с
 Москвой пять часов. Ту-154 вместительнее ТУ-134 и в салоне тише.
 Самолет еще набирал заданную высоту, когда под нами появился Байкал.
 Летом его не увидеть так отчетливо, как зимой. Зимой это вытянутое белое пятно, окаймленное хвойными лесами. Виден остров Ольхон и часть Байкала за ним. Погода солнечная, видимость прекрасная километров на четыреста в сторону. Вот внизу большое водохранилище, рядом город. Это Красноярск или Абакан. Под крылом самолета о чем-то поет зеленое море тайги…




 Восточная Пруссия и Польша.


 В начале июля я взял отпуск и поехал в Калининград. Мне хочется побывать в Светлогорске, Зеленоградске, о которых узнал в Интернете.
 И на Куршской косе. Купил карту, а больше информации о Калининграде никакой, в отличие от прошлогоднего путешествия в Питер и
 Петрозаводск. Знаю только, что в области проживает полтора миллиона, из них полмиллиона в Калининграде. В Интернете нашел лишь адреса пансионатов и домов отдыха, расположенных по балтийскому побережью от Отрадного (западное предместье Светлогорска), до поселка
 Рыбачьего на Куршской косе. Думаю остановиться в Калининграде, в гостинице на сутки, чтобы спокойно сделать вылазку на побережье и найти жилье. Специально выбрал поезд так, чтобы приехать утром. Но наш поезд отправился с Белорусского с опозданием на четыре часа.
 Значит, приедем днем, беспокоюсь, хватит ли мне времени.
 Соседи по вагону две подружки и дяденька. Подружки едут в
 Калининград в гости, а дяденька – калининградец. Он сказал, что у них трудно с гостиницами. Ну, вот, думаю, это тебе не Питер. Как приехали, оставил сумку в камере хранения и сразу удачно купил брошюру с достопримечательностями, картой города и телефонами гостиниц. Позвонил в одну – мест нет. В другую – есть. Снял номер на сутки, перенес вещи и сразу поехал в Светлогорск, поискать жилье в пансионате, доме отдыха, или снять комнату.
 Еду на электричке. Зона стоит здесь два рубля (в Москве рубль шестьдесят). Какая прелесть вокруг. На всем пути почти нет населенных пунктов, куда ни глянь – поля. Некоторые культивируются, на других густая трава выше колена. Поля не гладкие, то идут вверх, то прячутся за невысокими холмами. В полукилометре тянутся два ряда старых деревьев, между ними проезжают редкие автомобили, это автомобильная дорога в Светлогорск.
 В Светлогорске обошел почти все записанные в блокнот пансионаты и дома отдыха. Мест или нет, или есть четырехместные номера, или стоимостью от 30$ за сутки. На это я пойтить не могу. Я рассчитывал платить не более чем двести рублей за сутки (примерно 7$). Спрашиваю у прохожих, не сдают ли комнату. Один посоветовал обратиться в пятиэтажку неподалеку на третий этаж. Да, действительно. Хозяин просит двести пятьдесят. Осмотрел. Прокурена. Всю комнату занимает кровать с малиновым покрывалом, стенка с посудой. Шторы тоже сексуальные. В общем, половая атмосфера. Сказал, что подумаю. Если больше не найду – придется жить здесь.
 В немецких домиках с оранжевой черепичной крышей пахнет сыростью.
 Здесь тоже мест нет. Часа через три, наконец, нашел. В трехэтажном доме. Хозяйка сдала комнату за двести рублей. Заплатил за пять дней вперед. Остановлюсь пока здесь, а потом подыщу что-нибудь лучшее.
 Вечером вернулся в Калининград, и следующий день посвятил ему. Раз уж номер в гостинице за мной до шестнадцати часов, нужно воспользоваться случаем. Утро выдалось пасмурным. Такого дождя еще не видел. Капли как пыль, не падают, а порхают по ветру. Сходил в музей янтаря, еще какой-то музей в башне городских ворот и съездил на городской рынок. В городском путеводителе мало достопримечательностей. Во время английской бомбардировки 1944 года погибло 80 – 90% зданий Кенигсберга. Англичане мстили немцам за бомбежку Лондона. В городе есть необычные улицы: в одну сторону машины едут по булыжнику, в другую – по асфальту. На месте асфальта когда-то стояли дома с черепичной крышей. До середины 50-х годов
 Кенигсберг лежал в руинах и грудах кирпича, который постепенно развозили в железнодорожных составах по всей стране для восстановления народного хозяйства. Кенигсберг стал Калининградом в сорок шестом, после смерти всесоюзного старосты Михал Иваныча
 Калинина, который не успел сознаться, что шпионил на Японию. Все населенные пункты области переименованы. Нет Прейсиш-Эйлау,
 Тильзита, Пилау, Кенигсберга.
 В городском зоопарке жирафы, слоны, несколько тигров, леопард, львы, пони, птицы. Гориллы тихо вяжут свитера. Хищники часто голодны. По вторникам и четвергам у них день открытых дверей.
 Квартира, где я поселился, убогая. Хозяева перебиваются случайными заработками, сдачей жилья и пенсией. В моей комнате раньше жила дочь хозяйки с маленькой девочкой. Теперь они спят где-то у знакомых. На кухне грязно. В ванной грязно. Из душа половина воды течет на голову, другая выливается через дырки в душевом шланге.
 Светлогорск стоит на высоком берегу. К песчаному пляжу можно спуститься по лестнице, по спуску-серпантину, на лифте военного санатория и на фуникулере. Город зеленый и уютный. Иногда от одной группы домов до другой идешь по лесной тропе. В городе есть и лиственные породы и сосна. Есть необычные (для России) клены с вытянутым листом, длина к ширине относится как 3:1.
 Светлогорск делится на две части – северную и южную, между которыми лежит сосновый лес и озеро. Песчаные дорожки в лесу усыпаны иглой и шишками. Вдоль дороги на широких листьях растений сидят медленные слизни размером с палец.
 Песок на берегу моря не такой, как в Юрмале. Крупнее, и много ярко блестящих песчинок.
 Вдоль пляжа на сваях приподнята широкая площадка, длиной в километр, она называется променад. Утром бегаю здесь. Каждое утро вдоль берега с запада непрерывно дует ветер. Такой сильный, что если бегу навстречу, сгибаюсь в поясе. Променад я вскоре забросил и стал бегать по песку на восток. Бежать лучше всего у самой воды. Здесь песок сырой и плотный. Но за волной тоже нужно смотреть, иначе зальет кроссовки. Два шага в сторону – песок сухой. Бежать по нему трудно. Бег и ходьба получаются с одной скоростью. Береговая линия извилистая. У воды берег имеет некоторый наклон. И потому при беге одна нога выше другой сантиметров на десять. Бегаю за выступающий на востоке мыс, по времени получается час.
 После пробежки окунаюсь в море. Купаться не хочется – от воды пахнет. В море сбрасываются неочищенные воды. Вдоль берега патрулируют десятки чаек. Рыбы для них предостаточно. У рыбы тоже есть корм. Все живое кормится вокруг неочищенных сбросов. Источников загрязнения здесь не видно, а в Отрадном, например, западнее
 Светлогорска, серые канализационные ручейки открыто стекают с холмов в море.
 Днем на променаде людно. Если сесть на скамейку, поблизости возникнет дяденька лет тридцати с выводком пятнадцатилетних девочек.
 Дяденька разговаривает сам с собой, как бы отвечая на вопросы, которые никто не задает: – Одна штука, да одна штука за ночь. А что, это нормально…
 В мои планы входит посетить Куршскую косу, Зеленоградск, поселок
 Янтарный, Балтийск, Польшу и увезти сундук янтаря.
 Хочется добежать до Пионерска, городка восточнее Светлогорска, но путь к нему преграждает груда, как попало брошенных на берегу бетонных блоков. Если от Светлогорска до мыса встречаются редкие спуски от домов отдыха и пионерлагерей, то здесь берег пустой. На нем после шторма можно найти янтарь. Он запутывается в выброшенных волной водорослях. Мелкий, конечно. Но все-таки свой.
 Пробовал искать янтарь на Светлогорском пляже, ничего. Случайно нашел янтарное сердечко с иголкой. Девушка потеряла, когда купалась.
 Поблизости бродит пара девчонок, согнулись в поясе и смотрят под ноги. – Нашли, что-нибудь?, – спрашиваю. Показывают мне свой улов. А я им янтарное сердечко. – Да, ладно, – говорит одна и улыбается.
 Бегать на запад, в сторону Отрадного невозможно. Километра через два волна вплотную подступает к горе, пляжа нет.
 Поехал в Янтарное. В этом поселке добывают 95% мировых запасов янтаря. Автобус идет по узким Прусским дорогам. Вдоль дороги по бокам стоят многолетние деревья. Они посажены немцами, в те времена, когда ездили в пролетках и на телегах. На каждом дереве нанесена белая полоска. Ночью она отражает свет фар и не дает водителю врезаться. Промелькнул отдельно стоящий невзрачный сарай. Я почему-то обернулся. К сараю от главной дороги ведет дорожка, мощеная булыжником. Шириной в одно транспортное средство. Булыжник заканчивается точно у ворот. В России мощеных дорог к сараю не встретишь. Значит и под асфальтом, по которому мы едем тоже булыжник.
 В Янтарном краеведческий музей. Я единственный его посетитель.
 Восемнадцатилетняя девочка-экскурсовод рассказывает мне интересные вещи. В 1946 году немцев, оставшихся в Восточной Пруссии, стали депортировать в Германию. Дали на сборы несколько часов.
 Правительство разрешило брать с собой небольшой мешок, килограммов в пятьдесят. Из России и Украины приехали новые поселенцы. Они селились в немецких домах. Годы спустя, роя яму для нового туалета, новые жильцы натыкались на упакованную посуду, другую утварь, семейные реликвии. Немцы не могут расколоть или уничтожить нажитое.
 Часть этих вещей в музее, тут же немецкие каски, автоматы.
 Карьер добычи янтаря окружен покосившимся деревянным забором и высокими фонарями. Когда янтарь добывали немцы, забор был другой.
 Породу размывают сильной струей воды. Отработанная серая масса медленно сползает в море. Янтарь лежит в грунте серого цвета.
 Вдоль кирпичного забора завода по обработке янтаря стоят домики с черепичной крышей, как и везде. Почти у каждого во дворе – иномарка.
 В разговоре местных жителей часто мелькает слово 'бакс'.
 В Пруссии янтарем завалены все киоски, продают с лотков. Например, на пляже Светлогорска подряд стоят десять лотков. А в самом городе несколько киосков и салон янтаря. Янтарная крошка стоит дешево, в цене крупные куски. Специалисты научились плавить янтарь и делать из него большие камни. Теперь на прилавках можно встретить янтарь размером с булыжник, множество камней с насекомым внутри. Бедные мухи еще вчера ползали по подоконнику, а сегодня их выдают за ровесниц мамонтов.
 Я попал в паузу, автобус в Светлогорск пойдет не скоро. Поеду через Переславское в Калининград. Мелькают поселки. На печных трубах черепичных крыш большие гнезда аистов. Одно гнездо даже на телеграфном столбе у развилки дорог. Сидят он и она, головы запрокинуты. Аисты ходят и по полям. Рассказал об аистах соседям по квартире. И они посоветовали съездить в немецкую деревню, недалеко от развилки, там много гнезд на крышах. В следующий раз вышел у
 Переславского. У дороги сидят люди с испитыми лицами, на расстеленной газете хорошие грибы – подберезовики, белые. Подсказали дорогу. Пешком километра три. Здесь гнезда на каждой крыше. Плохой у меня фотоаппарат, без увеличения.
 В Пруссии лесов почти нет – это результат хозяйственной деятельности немцев. Теперь в области проживают полтора миллиона жителей, биосфера выдерживает их.
 Не забываю искать новую комнату или палату в пансионате. Наконец удалось снять комнату в южной части Светлогорска. Плачу сто десять в сутки. В трехкомнатной квартире живет мама, папа и сын. Папа, кажется, инженер-энергетик, зарплату выдают с перебоями. Маме изредка удается подработать в летний сезон горничной тысячи за полторы в месяц. У них чисто.
 Окна моей комнаты выходят во двор с подъездами и скамейками.
 Первую ночь проворочался в полудреме. До рассвета под окном галдели.
 Переселился в другую комнату, с окнами на противоположную сторону.
 Тут иногда проезжают машины, но все-таки ночью можно спать.
 В комнате стенка с двумя полками книг. Перед сном читаю толстое руководство по пчеловодству 50-х годов. Узнал, как роятся пчелки, размеры семьи, почему оставляют улей, какие у них враги. Есть паразит, который, попадая в пчелку, съедает ее кишечник. Узнал, что пчелиное жало состоит из двух стилетов с зазубринами. Оно предназначено для борьбы с насекомыми. Пчелка протыкает им хитиновую оболочку врага, пускает яд и выводит наружу. Попадая в кожу животного, жало застревает и отрывается с частью кишечника пчелки.
 Среди пчелиных семей есть грабители, они разоряют ульи и воруют мед.
 При заражении семьи болезнью, часть тысяч в пять выделяется и перелетает на новое место. Они вскармливают из своих рядов матку и начинают новую жизнь. Много интересного.
 Однажды, часов в шесть, семь вечера, услышал колокольчик на улице.
 Оказывается это мусорная машина. Жильцы выходят и выбрасывают мусор.
 Нигде во дворах не видно мусорных ящиков и площадок под них.
 В Зеленоградск езжу на электричке и только однажды автобусом. На электричке быстрее и дешевле (два против двенадцати рублей). По полупустым вагонам ходят школьники, просят купить у них газеты. Если у платформы Сокольники посмотреть в сторону моря, можно увидеть три белые ветряные мельницы на тонких ножках.
 Вдоль железной дороги тянутся густые кусты шиповника. Удивительно как много плодов и какие они большие. С луковицу.
 Зеленоградск расположился на равнине, в отличие от холмистого
 Светлогорска. Городок тихий, уютный и зеленый. Растительность разнообразная. Ходят кошки и мамы с детьми. Дома каменные, старые, не похожи друг на друга, этот городок не бомбили в войну. В магазине сувениров симпатичные литовские глиняные изделия на пиратские темы.
 На морском побережье от воды пахнет нехорошо лишь на одном узком участке, где близко стоят санатории. Вдоль берега асфальтированная набережная километра в четыре. Удобно бегать. Вдоль берега не спеша, прохаживаются задумчивые пожилые немцы. Это их родина.
 На запад и на восток от Зеленоградска тянется береговая полоса песка шириной в сто метров, за ней дюны. На платформы Сокольники и
 Сокольники-2 на выходные приезжает весь Калининград.
 Маленький рынок. Мелкая слива по два рубля за литровую банку.
 Апрель и май были солнечные, в области хороший урожай вишни.
 Килограмм стоит 15 рублей, шестикилограммовое ведро – 60.
 На тихой улочке у колбасного магазинчика подружился с двумя пыльными кошками. Продавец отрезал нам кусочек докторской.
 У Зеленоградска начинается Куршская коса. Шесть раз в день на косу отходят автобусы. Доехал до поселка Морской и пошел пешком назад, до
 Рыбачего. В Рыбачьем сяду на автобус и вернусь в Зеленоградск.
 Пройти нужно десять километров. В запасе три часа. Если опоздаю, следующий автобус будет часа через три.
 Лес на косе разный – сосновые боры и лиственные леса с кустарником. Есть места с дикой красной смородиной. Ее ягоды вкуснее, чем у садовой, они менее кислые и косточка меньше. Перешел через дюны к морю. Здесь легче идти. Но так можно пропустить поселок. Никаких ориентиров. Вернулся в лес. Вдоль дюн стоят столбы.
 Между соседними пятьдесят метров, значит два столба сто метров. Если их посчитать, буду знать, сколько примерно прошел и стоит ли поворачивать к шоссе. Под ногами низкая травка и темно-красная блестящая на Солнце земляника. И еще и еще. Какие там столбы. Упал и ползаю на коленках. Время, время. С трудом отрываюсь и ухожу. Но через несколько столбов картина повторяется вновь и вновь. Сколько раз уже сбивался со счета. Вдруг заметил, что столбы пронумерованы, а следующий отличается на единицу. Прекрасно. Теперь нужно запомнить номер на ближайшем и через полтора часа снова посмотреть. Прошел час, справа от тропы появились непролазные кусты дикой малины. Ягода крупнее садовой. Ну, как тут устоять. Но время поджимает. Быстро пошел вперед. Изредка срываю на ходу самые красивые ягоды. Через километр кусты малины кончились. Впереди появилась женщина с мальчиком. Спросил про Рыбачий, она сказала, что тропа завернет и выведет к поселку. У поворота пошел редкий сосновый бор. Сосны наклонены под углом шестьдесят градусов. Это сделали постоянные ветры с моря. На автобус успел. У Лесного в автобус зашла бабушка с корзинкой белых.
 Вновь поехал на косу. На этот раз до Лесного. Хочу осмотреть пансионат и базу отдыха, те, что помечены в моем блокноте, и пешком вернуться в Зеленоградск. На остановке бабушка продает маленькие груши. Десять рублей за килограмм. Попробовал их, когда прошел уже полпути. Сладкие. Тогда я думал, как дешево купил. А сейчас жалею, что не заплатил бабушке больше. Ведь у нее ничтожная пенсия.
 Единственная возможность немного заработать – продажа фруктов случайным людям, или ехать на рынок в Зеленоградск.
 В Лесном есть туроператор. Сдаются комнаты в домиках с черепичной крышей. В комнате четыре койки с голыми матрацами, с потолка свисает патрон с лампочкой, больше ничего. Недалеко от поселка скрываемый соснами стоит четырехэтажный пансионат. Вокруг песок, шишки, хвоя, единственная песчаная дорога. Узнал, что путевку можно заказать за девять месяцев. Условия проживания хорошие, даже горячая вода есть.
 База отдыха – это что-то чудесное. Разбросанные случайно одноэтажные деревянные коттеджи, столовая, другие здания. Травка.
 Чисто. Свежий воздух. Здесь непременно должны отдыхать здоровые и веселые люди. Мест нет.
 Пошел в Зеленоградск. Сначала шел за дюнами, спрятавшись от ветра, потом вышел на берег. У моря, на песке лежит стадо коров, голов двадцать. С ними дядька Черномор. Уставшие какие-то.
 У Лесного стоит высокая башня, в хорошую погоду ее видно из
 Зеленоградска. И теперь я оборачиваюсь назад и смотрю, как она удаляется.
 На подходе к Зеленоградску свернул в лес. Сильный лосиный запах заставил меня вернуться с тропы назад к морю. Впереди, в береговом песке торчит шест с табличкой: 'Запретная зона. Проход запрещен'.
 Навстречу прошли загорающие. Значит табличка старая. Вообще на побережье встречается несколько брошенных погранзастав. У начала зеленоградского пляжа обгоняю стройную девушку в купальнике: -
 Гражданка, у Вас замечательная фигура. – Полностью с Вами согласна.
 Следующий мой поход вдоль берега – на запад от Зеленоградска до
 Пионерского. По времени часов шесть с привалом. Дюны постепенно исчезают, а берег поднимается метров на десять над морем, и становится отвесным. Местами в этой глиняной стене выдолблены углубления для ног. Это отдыхающие из ближайших поселков лазают вверх – вниз. В двустах метрах от берега на мели сидит большой сухогруз. У последнего мыса, закрывающего Пионерск, несколько десятков метров на берегу сплошные валуны.
 В Балтийске побывал. Первый раз – неудачно. На въезде в город шлагбаум. Две тетеньки в черных беретах проверяют паспорта, гражданство. Город закрыт для иностранцев. А у меня с собой не было паспорта.
 Железнодорожная ветка в Балтийск проложена, но, похоже, не действует. Доехать можно автобусом из Калининграда. Неширокая дорога идет лесом, среди высоких деревьев. Их кроны соединяются вверху и образуют свод над дорогой. Вокруг все зеленое. Нет желтой травинки или сухого листика. И воздух тоже зеленый. На пути встречаются несколько воинских частей, на одном участке в воздухе сильно пахнет порохом.
 Пилау (Балтийск) – бывшая немецкая военно-морская база. Ныне здесь стоят российские корабли и лодки. Есть интересные здания, музей флота, маяк, с которого ничего не видно. Оставаться на ночь в
 Балтийске без местной прописки запрещено. Придется петлять и отстреливаться от патруля. Паром из Пилау перевозит людей и грузы через пролив на Балтийскую косу. Здесь небольшой поселок и руины старого замка.
 В Светлогорске предлагают однодневные путевки в Польшу. Поехал в
 Фромборк, городок вблизи границы, и чуть дальше в Мариенбург – бывшую резиденцию магистра рыцарского ордена. Здесь большой замок. В отличие от Калининградской области, все замки в Польше восстановлены. Только в залах практически голые стены, даже мебели нет. Между замками примерно тридцать километров. Это расстояние за сутки преодолевал на коне закованный в доспехи рыцарь, после чего отдыхал. В Фромборке жил Коперник. С башни замка отличный вид на средневековые домики, Вислинский и Гданьский залив.
 Путешествие в Польшу мне понравилось, только Фромборк городок маленький, хочется увидеть крупный. Были варианты, и я выбрал
 Гданьск. Выехали ранним утром. По пути захватили пару в Отрадном и другую в Калининграде. Как и в первый раз часа два проходили границу.
 Гданьск крупный город. Историческая часть – островок среди верфей, жилых кварталов и заводов.
 С полчаса нашу группу водил экскурсовод, потом дал свободное время, два часа. Прежде всего, в ближайшем магазинчике купил карту
 Гданьска. К сожалению, на польском и немецком языках.
 Сориентировался. Дважды обошел историческую часть, магазинчики и лотки с сувенирами. Купил у художника на набережной долговязого деревянного человечка, а в киоске значок – символ города. Много фотографирую. Не так, как раньше. Раньше ждал, пока люди разойдутся, чтобы снять историческую достопримечательность без современников. А теперь снимаю всех. Через тридцать, сорок лет их одежда, прически будет интересно вспомнить, так же, как сейчас интересно рассматривать фотографии шестидесятых, пятидесятых годов. На одной фотографии в толпе идут две католические монашки, на другой – клоун, развлекает прохожих, на третьей прохожие выбирают картины у уличных художников. Фотографирую на ходу, обернувшись назад. В этот день в
 Гданьск приехал польский президент Квасневский, публика приветствовала его аплодисментами. Никаких оцеплений и других мер.
 Охрана была, но видимо в штатском. Я президента не видел.
 На улочках много кафе и пивных, но мне они не интересны. В фруктово-овощном магазине, купил корзинку синих ягод, похожих на голубику, но крупнее, как шиповник. Продавщица назвала их, но я вскоре позабыл. Цены на фрукты сопоставимы с российскими.
 Накупил несколько сортов шоколадных конфет. Не знаю по-польски ни слова, показываю кисть ковшиком – граммов пятьдесят, сто. Слива в шоколаде здесь двух видов, в Светлогорске она дешевле и вкуснее. В
 Светлогорск вернулись глубокой ночью.
 Западный пригород Светлогорска – Отрадное. Обошел пару пансионатов, узнал на будущее, сколько стоит путевка, какие условия.
 Отдыхающих в Отрадном меньше. В Светлогорске более престижно отдыхать. Пляжи в Отрадном полупустые, всего несколько прохожих.
 Впрочем, может быть это потому, что свежо. Тренер с детской группой.
 Дает ребятам задание пробежать вперед триста шагов и вернуться с камнем в руке. Прохладно, а малыши купаются. Чаек и бакланов почти не видно. В море врезаются один за другим десяток пирсов. Между ними на волнах качаются около сотни белых лебедей. Шестьсот лет назад в
 Подмосковье тоже плавали лебеди. Они были так же привычны и многочисленны, как утки. Во времена Ивана Грозного вышел декрет совета подьячих и смердячих депутатов об их скорейшем истреблении.
 Поезд на Москву отходит с мосьмого пути по восьмовскому времени.
 Ночью, когда проезжали Белоруссию, из нашего купе двое человек вышли, а села молодая пара. Утром мы разговорились. Молодожены.
 Хорошие ребята. Подарил им маленькую коробочку конфет 'Моцарт'. Мне все чаще нравятся замужние девушки. После вступления в брак они становятся естественными и милыми. Их мама, которая ехала в другом купе рассказала, что в Белоруссии пропадают люди.
 В первый раз везу домой столько подарков. Несколько эстампов, глиняные домики – светильники, розочку, выложенную янтарем, несколько коробочек конфет 'Моцарт', и конечно, путеводители по краю и истории пруссов и прусаков.




 Дальний восток.


 Это третья моя командировка. Лето первого года.
 Вылетели днем из Домодедово и взяли курс на север. Москву обогнули по кольцевой. Внизу как на ладони Кузьминские пруды, ползут букашки
 – машины. Погода ясная. Под нами Волга, Рыбинское водохранилище, тайга и Северная Двина. Солнце ушло куда-то на север и не заходило все семь часов полета.
 Южно-Сахалинск бывший японский город. Все улицы параллельны и перпендикулярны друг другу. Город небольшой, живут сто восемьдесят тысяч жителей. Из центра видны поросшие сосной сопки на окраинах. На одной выстрижен пробор – это горнолыжная трасса. На улицах сильная загазованность. Большинство автомобилей японские, тридцатилетней давности. Когда японская маршрутка отъезжает от остановки, за ней остается висеть полоска черного дыма.
 Торцевые стены некоторых пятиэтажек оббиты тесом. Это спасает от морозов и зимних ветров.
 В окрестностях растет бамбук, не выше пояса, лопухи вдоль дороги огромные как уши у слона.
 В краеведческом музее бивни и другие кости с изящной тонкой резьбой.
 Купил великолепный альбом. На одной фотографии пешеходы идут по снежному тротуару вровень с крышами автомобилей.
 Остров Сахалин очень большой, вытянут на тысячу километров.
 Природа на севере сильно отличается от южной. На севере тундра и кривые маленькие деревца. Охотское море оттаивает, когда захочет.
 Недалеко от нашей гостиницы расположен парк и стадион, по которому бегаю. Пробовал забирать в гору, она становится все круче и круче, повернул назад. Сахалинские вороны крупнее наших, пожалуй, на четверть, вызывающе каркают, и смело пикируют на человека.
 Из свежих овощей и фруктов в продаже только морковка, укроп и петрушка, недорогие. Бананы в два с половиной раза дороже московских, яблоки исключительно импортные, блестящие с восковым напылением, дороже в два раза.
 Впервые побывал в сауне. Это устроил для нашей группы представитель. Мы получили необходимые принадлежности: полотенца, тапочки, шапочки, трусики и резиновые повязки с ключом от ящика, чтобы нагретый ключ не обжег тело. Посидим, погреемся, а потом выходим в зал с двумя бассейнами и проститутками. Нас четверо и их тоже четверо. Мы прилетели на Сахалин втроем, а четвертый – водитель представителя. Сам представитель почему-то сидит в ресторане, ждет нас. А водитель моется с нами и проститутками. Вообще он странный водитель – у него свой кабинет в представительстве, он часто ходит хмурый и неразговорчивый. Прямо в махровых халатах и шлепанцах мы выходим в ресторан и закусываем. Так специально устроено. В ресторане еще есть посетители, но сауна только для нас.
 На следующий день нас ждал ужин в китайском ресторане. Андрей
 (второй), старший нашей группы задержал всех в представительстве до двенадцати ночи, у него что-то не получалось (вообще он туго соображает, а я не вмешиваюсь, чтобы не обидеть его). В половине первого нас привезли в ресторан, сидим, ждем, когда приготовят и принесут. Я извинился и ушел – не могу есть так поздно. Мне на словах объяснили дорогу к гостинице. На улице темно. Шел минут двадцать, один раз повернул и вскоре был в гостинице. За то на следующий день, чтобы не отрывать нас от работы, представитель прислал каждому контейнер из ресторана японской кухни с разнообразными блюдами из морепродуктов.
 В последний день планировалась рыбалка на лосося и русская баня. У
 Андрея опять туго с программой, мы с Димой ждем только его. Рыбалку отложили. Так и не дождались его. Сели на лендровер и понеслись по побережью Анивского залива. А совсем рядом пролив Лаперуза, в который бросают камешки.
 Дорога грунтовая. Если она разрушается, ее периодически восстанавливает грейдер. Вдоль берега из грунта торчат полукруглые башни танков, дула смотрят в море. Деревянный мостик впереди разрушен. Проезжаем по двум параллельным бревнам, до земли два этажа. Моросит и прохладно. Начинает темнеть. Голышом выбежали из парилки, окунулись в море и назад. Завернулись в простыни и сели за стол. Перед нами полные тарелки с кусками вареного лосося. А горбуша
 – это тот же лосось, у которого после нереста появляется горб. Такую рыбу и медведь не берет – пущай помирает.
 Перед отъездом представитель подарил каждому из нас по бутылке сахалинского бальзама, и пакет местной сушеной рыбки. Пригубили коньяку на дорожку.
 Во Владивосток летим на Боинге 737. Это точная копия нашего
 ТУ-134. Между стеклами иллюминатора бегают букашки. Им никогда самостоятельно не перелететь и не переплыть Татарский пролив. Теперь
 Большую Землю увидят.
 Под нами Татарский пролив, покрытый то ли барашками, то ли льдинами. В Охотском море даже летом плавают льдины. Но это не льдины. Если тупо уставиться на одну, видно, как она исчезает.
 Бежать с Сахалина лучше зимой, когда пролив затянут льдом.
 Школьникам 40-60-х хорошо известен поучительный рассказ о том, как
 Владимир Ильич, прыгая с льдины на льдину, чуть не на… ушел в
 Финляндию. Его ждали на субботник на заводе Михельсона.
 А в это время гражданка Каплан, натыкаясь револьвером на прохожих и стены домов, шла к заветной цели и негромко напевала: ' Мне нравится, что можно быть смешной, распущенной и не играть словами и не краснеть удушливой волной, слегка соприкоснувшись рукавами…' и прохожие вокруг подхватывали, а кто и в пляс пускался. Девушка помнила советы Бонч-Бруевича: не палить в кого попало, а спросить для начала: Батенька, что ли Вы вождь мирового пролетариата? И только после 'угу' давить на курок.
 На проходной завода товарищ Михельсон остановил ее: – Вы, гражданочка Ленина укокошивать пришли?
 – Его…
 – А знаете ли Вы, что когда был Ленин маленький, с кудрявой головой, он тоже бегал в валенках по горке ледяной?
 – Знаю, это он в моих валенках бегал.
 – Проходи.
 А Ильич с Железным Феликсом тем временем бревна таскают:
 – 7 тысяч 533. Еще 5 тысяч бревен и считайте, почтеннейший, что ключик у Вас в кармане…
 Гражданка Каплан как увидела Ильича, так и растерялась.
 А Ильич прищурился пристально, пристально и сказал ей, как учили его в германском генштабе:
 – Ленин жил! Ленин жив! Ленин будет жить! Порылся в брюках и подарил 'Декрет о земле'. Ей и Здержинскому. Гражданка Каплан прочла декрет, взяла красное знамя и пошла, не оглядываясь, в светлое будущее, мимо Кузовного корпуса.
 А утром у входа родного завода влюбленному девушка встретится вновь и скажет: 'Немало я книжек читала, но нет еще книжки про нашу любовь'.
 Солнце позолотило верхушки кремлевских башен. Камень на камень, кирпич на кирпич, умер наш Ленин Владимир Ильич. А ткачиха с поварихой с сватьей бабой Бабарихой разбежались по углам, их нашли насилу там.
 Во Владивостоке +30, а в Южно-Сахалинске час назад было одиннадцать тепла.
 Владивосток весь в крутых холмах и холмиках. Асфальт на дорогах горбатый, как будто прихлопывали руками. Видимо дорожная техника здесь не справляется. Нет привычных подземных пешеходных переходов, преимущественно виадуки.
 Гостиница 'Золотая бухта' стоит на берегу одноименной бухты.
 Подъезжаем, видим двухэтажное здание. Это только вершина, семь этажей уходят вниз к пляжу. Японское море в сотне метров. И окна выходят на него. Вдалеке плывет трехмачтовый парусник. Сразу искупался, когда еще будет время. Положил открытку со значком около прибрежного валуна. В Южно-Сахалинске тоже оставил открытку и значок у гаубицы перед краеведческим музеем. Гена попросил меня об этом, еще перед командировкой. Он когда-то служил в этих местах. На открытках и значках Москва.
 Сначала бегал вдоль берега на 300-метровой дистанции. Посматриваю на шагомер, накручиваю свои километры. А потом стал убегать по песку за мыс слева от гостиницы. За мысом жилой район.
 Питаться в гостинице трудно. В буфете морская капуста – единственное, что мне подходит. Поэтому в первые же дни нашел поблизости хороший продовольственный магазин. Китайские сливы и груши совсем пресные. Американские яблоки дороже российских в два раза.
 Почти ежедневно представитель водит нас в китайский ресторан.
 Садимся за большой круглый стол. Над ним вращается круглая стеклянная плоскость меньшего диаметра – для общих блюд. Денег на нас не жалеют. На столе десять, двенадцать всевозможных блюд. Едим палочками или вилками, кто как желает. Я предпочитаю вилку, ей можно больше съесть и больше наложить добавки, пока другие копаются.
 Во Владивостоке не встретить людей с рюкзаками за спиной, как в европейской России.
 Перед особняком, где мы работаем, много растительности. В том числе молодые сосенки. Пригляделся – из одного основания растут четыре иглы, а не две, как у нашей сосны.
 В работе случаются многочасовые паузы. В это время я выхожу в город поискать сувениры, карты, альбомы. Купил целую кучу, как и на
 Сахалине. Съездил на рынок, там много клубники, красивой и дешевой.
 Трамвай в городе бесплатный.
 Владивостокские студенты в каникулы нанимаются проводниками и едут смотреть Россию.
 В Находку поехали на машине. Мчались около двух часов. Мелькнуло название местечка: 'Крым'. Находка основана в 1945. Живет тысяч девяносто. Из гостиницы красивый вид на бухту и сопки. Каждое утро сопки в тумане. В гостинице разбитый душ, грязный кафель, нет ни крючка, чтобы повесить полотенце, одежду и вообще бедно. Постиранное белье не сохнет. Чтобы оно высохло, его нужно выложить на подоконник. Во всяком случае не оставлять в санузле. Чувствуется высокая влажность воздуха. Находка растянулась полоской вдоль изрезанного побережья. Самая красивая и тихая улица – одна из первых улиц города. Двух, трехэтажные домики послевоенных лет. В городе встречаются стройные высокие морячки.
 В Находке нас тоже хорошо встретили. Часто ходим в рестораны с китайской кухней. Однажды к нам подсели китаец и китаянка, знакомые представителя. Знакомились за руку. Какая у нее теплая и сухая ладошка. Не твердая и кожа не жесткая.
 В Находке нет карт города и края, значков или открыток с видами города. Городскую карту мне где-то достал представитель, а атлас
 Приморского края я купил в магазине детских игрушек, зайдя туда именно с целью купить карту или атлас. Интересный атлас. Запомнились карты животного мира, населения – в крае два миллиона, а со всех сторон его подпирают сто тридцати миллионная Япония, многомиллионный
 Китай и Корея. На экологической карте черные пятна загрязнений рядом с бумажными комбинатами, построенными у рек.
 Автомобили в городе преимущественно поношенные японские.
 Общественный транспорт (автобусы и маршрутки) на 80% частный.
 Частники берут на рубль больше. Никаких ЛиАЗов, Икарусов. Автобусы такие, как в фильмах про Анголу, Коста-Рику, Египет или Камбоджу с проржавленным корпусом, с прибитыми некрашеными листами железа.
 Китайцы берут в аренду землю на Дальнем востоке и в Сибири. За три года они высасывают ее, бросают и заключают договор на новый участок. Каждые выходные в приграничные города приезжают тысячи китайцев развлечься, потому что в Китае нет публичных домов и казино.
 Мы закончили свою работу в Находке и вернулись во Владивосток.
 Вечером того же дня сели на поезд в Биробиджан. Спасск-Дальний проехали ночью. Утром едем по Уссурийскому краю. Тянется равнина с редкими сопками и низкими отдельными деревцами. Потом был Хабаровск и широченный Амур. За Амуром бегает дикая лесная кошка, которая в ответ на 'кис-кис' сразу хватает за горло.
 Биробиджан небольшой чистый город. Похож на российский город 70-х годов. На улицах ездят Волги и Жигули, ЛиАЗы. Нас тоже возят на
 Волге, а не на иномарке с кондиционером. Мороженое в стаканчике стоит четыре рубля (в Москве пять, шесть). Большинство домов – пятиэтажки из силикатного кирпича. Подъезды домов выходят во двор, как и везде. А на противоположной стороне, выходящей на улицу, на первых этажах проделаны двери, над которыми вывески: парикмахерская, магазин, консультация и тому подобное. Живут сто семьдесят тысяч.
 В гостинице без шика, но уютно, все работает, везде чисто. В двух шагах рынок. Кроме фруктов, овощей, много ягод: черника, жимолость.
 Жимолость такая же черная, более кислая, чем черника, только вытянутая, как капсула.
 На улице милиционеры с человеческими лицами, короткие автоматы через плечо.
 Бегаю вдоль речки по ярко-зеленому парку недалеко от гостиницы.
 Три дня не мог дозвониться домой. Когда позвонил, мама сказала, что Няня умерла.
 Соврал Андрею, что у меня умерла бабушка, чтобы отпустил наверняка, ведь нам предстоял еще Хабаровск. Он не стал мне препятствовать. Ближайшие аэропорты расположены в Благовещенске и
 Хабаровске. На следующий день у поезда, отправляющегося в Хабаровск, меня провожали наши и представитель. Поезд всего из трех вагонов.
 Кроме меня в вагоне едут три женщины-проводницы. На перроне интеллигентная еврейка – пенсионерка продает кроссворды. Купил несколько. Разговорились. Она почему-то сказала: – Не верьте, что все здесь хорошо.
 В Хабаровске сел на троллейбус на вокзальной площади и около полуночи был в аэропорту. Двери аэропорта закрыты на амбарный замок.
 Прежде чем пустить в здание, милиционеры посмотрели мои документы, проверили на всероссийский розыск и вновь повесили замок.
 Днем улетел в Москву.




 98 – 2001 годы.


 Первое, что я купил на появившиеся лишние деньги – лыжи. У меня своих никогда не было. Маме тоже предлагал купить, убеждал, что для меня это не дорого – отказывается. Она теперь на пенсии и в любое время может выйти в Нескучный сад или выехать в лес. Нужно было купить не спрашивая и поставить ее перед фактом.
 В городе кататься не интересно. Вспомнил Жуковку. Когда мы ездили туда на лыжную базу, заметил, что за забором какая-то железнодорожная станция. Только название не запомнил. Оказалось
 'Ильинское'. Приехал и попробовал пройти старым маршрутом. Заборы вдоль дороги удлинились на километр. Лыжни нет. Похоже, база в
 Жуковке уже не существует.
 В следующий выходной доехал до следующей станции – Усово. Главную лыжню не заметил, а ходил по лесным тропинкам за околицей поселка.
 Станция Раздоры на этой же ветке. Здесь выходят многие лыжники. С одной стороны от железной дороги старый уютный дачный поселок, с другой – небольшой лес. За лесом открывается широкое заснеженное поле и дует ветер. На запад лыжня идет вдоль оврага, который вырастает на глазах из канавы в глубокое ущелье. На восток лыжня идет вдоль железной дороги до речки Чаченки. После речки разветвляется. Можно подняться в горку по лесной дороге, которая приведет в Ромашково. Или бежать по узкой лесной тропе в глухом лесу вдоль железной дороги, также до Ромашково. Есть лыжня и на юг от
 Раздоров в Трехгорку, мимо холодного поля. Но я пока не знаю этот маршрут, и не хочется идти туда через поле из-за сильного встречного ветра.
 Из Ромашково лыжни уходят в Рублевский лес.
 К концу зимы Одинцовско-барвихинский лес стал мне более- менее знаком. Месяца два я исследовал его и остановился на маршруте
 Трехгорка – Усово или Усово – Трехгорка. Пятнадцать километров. Обе станции расположены на разных железнодорожных ветках. В Усово в вокзальном помещении можно спрятаться от ветра, на Трехгорке такого нет. Усово – последняя станция. Электрички приходят сюда через полтора часа. В первое время я часто опаздывал на электричку. А потом, узнав приблизительное время прохождения по лыжне, и выбрал наиболее удобную утреннюю электричку из Москвы.
 На Билдере сделал базы данных: для книг; фильмов и актеров; редких иностранных слов; композиторов.
 База по книгам стала более мощной по сравнению с предыдущей.
 Вместо признака 'хорошо-плохо' появился 'качество'. Двадцать лет назад, когда у меня завелись первые листки с названиями книг, справа от прочитанных ставил один или несколько плюсов или минусов и в некоторых случаях даже восклицательный знак. Чтобы в будущем восстановить впечатление. Это перешло в первые базы. Теперь вместо минусов или плюсов могу поставить цифры от – 25 до + 25 или не ставить никакие. И записи окрашиваются в оттенки цвета, зависящие от показателя 'качество'. Положительные от бледно-розового до красного, отрицательные от пепельного до грязно-зеленого. Для большинства прочитанных произведений в этой графе стоит ноль. Могу отметить лишь особо выделяющиеся в ту или другую сторону.
 В новой базе появилась возможность поиска автора или названия произведения по обрывочным сведениям, например по фамилии, или части ее, отпечаткам пальцев.
 База позволяет фильтровать записи сразу по нескольким признакам, сортировать записи тоже по нескольким признакам, соблюдая условия подчиненности. В записях появилось многофункциональное поле
 'комментарий'. В 'комментарии' можно либо оставить впечатления о произведении либо пометку о годе прочтения, либо пометку в чьих руках книга и тому подобное. В справке дана рекомендация по пользованию 'комментарием'. Таким образом, с помощью 'комментария' можно осуществлять быстрый контроль за разными параметрами.
 Замечательная получилась база по любимым кинофильмам и актерам.
 Кроме имен и фамилий в базе теперь фотографии актеров и их биографии. В описание фильма входит название, год выпуска, студия, количество серий, актеры, режиссер, добавились автор сценария и композитор. Сначала для заполнения базы я лихорадочно списывал данные с титров по телевизору, потом нашел сайт в Интернете. Почти всех актеров нашел. Режиссеров знаю плохо, десяток.
 Можно щелкнуть по фамилии актера в любом месте и появится окно с его данными: фотографией, биографией и список фильмов, отсортированный по годам.
 Чтобы подсоединить актера к фильму, достаточно вызвать окно со списком актеров. Список условно состоит из двух разделов верхний и нижний. В верхнем – актеры, уже включенные в текущий фильм. В нижнем
 – все остальные актеры. Оба списка в алфавитном порядке, а верхний выделен подцветкой, для удобства. Поиск фамилии осуществляется локатором. Например, ищу Баталова, нажимаю 'Б', курсор сразу встает на первого в списке, начинающегося на 'б' и так далее.
 Со временем я понял одну вещь. Зритель связывает успех фильма с режиссером. И если первые его семь картин были великолепны, а восьмая неудачна, то это вызывает удивление. Ничего удивительного.
 Просто в предыдущих картинах неразборчивый режиссер был под воздействием сценаристов с хорошим вкусом.
 Купил видеомагнитофон. Теперь покупаю кассеты с фильмами или пустые. С телевизора пишу только редкие фильмы, которых нет в продаже – 'Счастливый рейс', 'Ленин в Октябре', 'Человек с ружьем', телепередачу 'Кабачок 13 стульев'.
 Мне нравятся современные русские композиторы. Они все талантливы и так не похожи друг на друга. Стал узнавать музыку некоторых.
 Западные фильмы смотрю редко. Мне кажется, что музыка в них не интересная.
 Диски классических зарубежных и русских композиторов я покупаю с тех пор, как появился компьютер. У меня нет знакомых, которые могли бы дать совет, что слушать. Началось с учительницы Левченко из кинофильма 'Весна на Заречной улице'.
 У меня есть Чайковский 'Лебединое озеро', Первый концерт, увертюра
 1812 год, 'Щелкунчик'; Глинка 'Руслан и Людмила'; Вивальди 'Времена года'; Бетховен; Гайдн; Моцарт; Рахманинов 2-й концерт; Вагнер
 'Полет Валькирий', увертюра из Мейстерзингеров, свадебный марш из
 Лоенгрина; Прокофьев 'Ромео и Джульетта', 'Золушка'.
 Еще одна база данных – словарь редких иностранных слов.
 Давным-давно мама подарила мне карманный словарик иностранных слов,
 4-тысячник. Выписал из него слов пятьсот, незнакомых или легко забывающихся. Разбил все слова на темы: архитектура, медицина, искусство и тому подобное. Теперь мне известно, кто такие эльфы и цвельфы, что такое электорат, маргинальный, ксплатация.
 После того, как устроился на работу, бегать стал три раза в неделю. Выхожу из дома в семь тридцать – это роскошь. Будильник ставлю на 15 минут раньше, чтобы не сразу вставать, а полежать с закрытыми глазами и помечтать, сколько съем сегодня зефира. Бегаю минут сорок пять. В выходной встаю на час позже и бегаю час двадцать.
 В выходной на Ленинских горах бегают много любителей. У некоторых лица искажены болью. Зачем бегают, если не в радость.
 Однажды летом в выходной на обратном пути, у Андреевского моста меня остановил дяденька, попросил позвонить в милицию, в реке, дескать, труп плавает. Подхожу к чугунной ограде – в воде качается тело. Дома набрал 02 и рассказал. В ответ: – Позвоните своему участковому. Не стал больше никому звонить, вдруг участковый попросит выловить труп, а потом искать злоумышленников.
 Попробовал изменить свой воскресный маршрут. После метромоста забираюсь наверх, на Воробьевы горы и бегу по улице Косыгина мимо
 Мосфильма до Воробьевского шоссе. Наверху воздух разительно отличается от нашего. Хамовники лежат в низине, окруженные
 Воробьевыми горами, которые надежно удерживают скопившиеся газы.
 Автомобилям помогает хлебозавод и завод 'Каучук'.
 Пробовал бежать по Университетскому проспекту до Мосфильмовской улицы. На карте города пойма Сетуни выкрашена в зеленый. Нужно исследовать это место для возможных новых маршрутов. Для начала пешком. Бегать там оказалось невозможно, с северо-запада тянется киевская железная дорога.
 Тогда моей целью стал парк победы. Пробежать в него можно в единственном месте – под железнодорожным мостом по Минской улице.
 Пробежал по Университетскому проспекту, спустился с горки по улице
 Пальме, обогнул пруд и выбежал на Минскую. Оживленная, грязная улица. Особенно под мостом. И все это остается на влажной коже и в легких.
 В парке победы я до сих пор не разу не был. Только стелу вижу из окна своей комнаты. Пробежал мимо аллеи техники. Начало десятого утра, ни единой души. В трусиках, майка в руке. Откуда ни возьмись, появились двое в штатском, и пошли на захват. Наверное, подумали – диссидент. Виду не подают и на меня не смотрят. Просто идут спички попросить у дяденьки в трусах. Вдруг их решительность неожиданно улетучилась. Они замедлили ход и развернулись.
 До парка Победы и обратно – 17 километров. Это пока рекорд.
 Обычная моя дистанция в выходной – двенадцать. Вскоре я охладел к рекордам, хотя и приходилось пробегать и большее расстояние. А в парк Победы я больше не бегал. Уж очень грязно под мостом на Минской улице.
 Железнодорожный Андреевский мост, через который бегаю, стали постепенно разбирать. Бегуны игнорируют запрещающую надпись со страшным черепом, у входа на лестницу моста и забираются на нее.
 Через неделю строители разбили все десять ступенек первого марша лестницы. Остались одни перила. Бегуны карабкаются на мост по перилам. С моста сняли ограждения, бегуны проходят по середине, там где рельсы. Наконец строители просто удалили два марша лестницы.
 Крутизна такая, что без них не заберешься. А симметричную лестницу они оставили для себя и обнесли ее деревянным забором, за которым расположились еще их вагончики, штабели стройматериалов и будка со сторожем. В заборе калитка. Я подумал – вряд ли ее будут запирать.
 Так и оказалось. Раза два воспользовался ею, а потом меня вычислил сторож и ругала его собачка. Делать нечего, пришлось искать другой маршрут для бега. Бежать мимо моста дальше, по Лужнецкой набережной невозможно. Транспорта стало больше, и потом Лужнецкая значительно уже чем Фрунзенская, и забор сбоку удерживает выхлопные газы. Кроме того, по пути большая площадка для автобусов. Запах от дизелей слышен даже на другом берегу реки.
 Пробовал пробежать по Фрунзенскому валу к Спортивной и стадиону
 Ленина. Здесь рано утром из метро тянутся тысячи продавцов – лоточников. По улице Хользунова или Олсуфьевскому переулку к скверу
 Девичьего поля тоже плохо – не набираю дистанции и сильное движение по Большой Пироговской.
 Остановился на такой схеме: по Трубецкой до троллейбусного парка, налево по малой Пироговской до Новодевичьего монастыря, два круга вокруг Новодевичьего пруда и назад. Сначала бегал по улице Усачева, вместо малой Пироговской. Но здесь из-под ворот мелкого предприятия всякий раз вылетает собака, лает и лает. Если не следить за ней, вцепится в брюки.
 Пробовал бежать по улице Ефремова, тоже параллельной Пироговке.
 Здесь опасная подворотня на углу с Трубецкой улицей. Заворачиваю, а из нее в полной темноте с лаем вылетает собака. Лицо кирпичное, часы вокзальные, глаза печальные.
 На самом длинном участке – малой Пироговской, пока бегу, мимо проезжают несколько автомашин.
 Весной вокруг Новодевичьего пруда дорожки покрываются льдом, бегать невозможно. Утром колесный трактор тщательно сметает легкий ночной снежок и натирает лед до блеска.
 Летом беру с собой пару кусков хлеба для лебедей. Добегаю до пруда и останавливаюсь. Иногда лебеди совсем близко, иногда плывут ко мне через весь пруд. Жду минут семь, десять. Утром они голодные. Самка берет хлеб из рук, а самец – только брошенный в воду. Случайно оказался у пруда днем и попробовал покормить их. Не узнают. Или среди других людей или потому, что сыты.
 Этот маршрут прослужил мне больше года.
 К Новодевичьему монастырю я бегаю по будням. А как быть в выходные? С разбором Андреевского моста Воробьевы горы стали недоступны. Попытаться по ночам восстанавливать мост? Попробовал бегать наоборот. Раньше бегал от Андреевского моста до Сетуни, а теперь до Новодевичьего монастыря, через Бережковский мост к Сетуни, по Воробьевской набережной до Андреевского моста. По Бережковскому мосту сильное движение – это уже часть третьего кольца, дальше на моем пути участок с сильным движением на Бережковской набережной, опять газы и подолгу приходится ждать светофор.
 Пожалуй, в выходной лучше бегать за городом. Почему бы ни попробовать в Одинцовском лесу, где зимой катался на лыжах?
 Маршрут Усово – Трехгорка. В Филях, в 8.42 сажусь на электричку до
 Усово. Бегу час пятнадцать. На Трехгорке с разницей в двадцать минут останавливаются две электрички в Москву (10.48, 11.08). Если не успеваю на первую, то уезжаю на следующей.
 Из Трехгорки в Усово невыгодно бегать из-за полуторачасовых промежутков между Усовскими электричками. А если отмена? За три года были такие случаи.
 Весь маршрут проходит через Одинцовско-Барвихинский смешанный лес.
 У Трехгорки начинаются ельники, деревьям не меньше шестидесяти.
 Дальше ассорти из сосны, ели, березы, осины, ольхи. Встречаются осинники, орешники. Ближе к Усово растет ель. На север к Москве-реке сосны с орешником, ольхой. Место признано историческим, в окрестностях найдены останки барвихопитека. В начале маршрута и в конце его есть несколько альтернативных тропинок. Можно бежать через птичью поляну мимо дома отдыха или на запад через большие горки. А в середине можно бежать через овраги или южнее по ровной тропе.
 Летом на маршруте не возникает проблем. Есть участок в пару сотен метров с выступающими и переплетающимися корнями. Приходится искать свободное место для ступни.
 Зимой если к субботе выпало много снега, бегу в воскресенье.
 Потому, что за субботу тропинки будут восстановлены группами походников – пенсионеров. Они ходят гуськом. Одеты в простую одежду, по моде 70-80-х, в то время они работали. За спиной небольшой выгоревший рюкзачок – перекусить на привале. Единственный случай был зимой, когда пробежал участок шагов в двести по колено в снегу. А вообще все тропинки в снегу в Одинцовском лесу сделаны ногами походников. Пока бегал в этих местах не задумывался, что в другом лесу может не быть таких тропинок. В некоторых лесах есть грибные тропинки, но они с трудом различаемы и часто непригодны для бега: под ногами корни, ветки бьют по голове, сама тропинка извилиста.
 Утоптанные лесные тропинки в лесу обычно ведут к цели: к автобусной остановке, мосткам через ручей или речку, к железнодорожной станции.
 Зима. Иду к опушке по узкой тропе, сейчас начну бег. С обеих сторон сугробы по колено. Вчера эту тропу проделали походники. Снег белый-белый, носовой платок желтый на его фоне. Ни одного следа вокруг. В трех шагах впереди удирает маленький как мышка зверек.
 Остановился. Он развернулся в мою сторону, пробежал немного и затих между кроссовок, спрятался. Маленькая землеройка. Она похожа на мышку, только носик вытянут хоботком, и заканчивается маленьким пятачком. А осенью, на этом же месте встретил крота. Глаза зажмурены, розовые жесткие ладошки.
 Несколько раз встречал в лесу собак. Пробежал до птичьей поляны, спускаюсь в овражек. Вдруг из-за холмика выскочила собака. Лицо хмурое, десны обнажены. Остановился. Можно, конечно, вернуться к развилке у птичьей поляны и бежать к горкам. Пока я раздумывал и не упускал ее из виду, позади кто-то коснулся ноги. Обернулся – другая нюхает. За лаем первой не услышал, как она подошла. К счастью вторая оказалась не агрессивна и отошла. Медленно пошел на первую, что-то негромко приговаривая. Не хочу поворачивать назад. Собака стоит в шаге от тропы, рычит, скалит зубы, и косится на меня. Потом что-то нашла в снегу и стала грызть. Мне удалось пройти.
 В другой раз, тоже зимой, пробежал минут десять от Усово. Вижу: навстречу рысцой бегут две собаки. Тропинка узкая, два человека не разойдутся. Остановился и они тоже. Смотрим друг на друга. Последняя рванула, было назад, и остановилась в нескольких шагах от первой.
 Первая неподвижна. Время идет, так можно опоздать на электричку.
 Решил дать им проход, чтобы не гнать их всю трассу перед собой.
 Сошел в снег. Вдруг – идея: найти палку и вспугнуть их. Пока искал, обе победно пробежали мимо.
 Исследую прекрасную тропу Усово – Калчуга. Жаль, что она оказалась коротка для меня. С северной стороны ее прикрывает горка, с южной – овраг. Над головой арочный свод из ветвей орешника. На обратном пути поднимаюсь из оврага. В пяти шагах впереди мою тропу молча перебегают собаки. Две, три, восемь, десять. Бегут друг за другом.
 На меня не обращают внимание. Размеры и породы совершенно разные.
 Первая крупная, несколько средних, мелкие. Стою, жду, вот сейчас покажется их хозяин. Нет, хозяина, дикие.
 Трехгорка. Километр до станции. В ста шагах впереди прогуливаются трое пенсионеров с собакой. Собака крупная, но все-таки ниже плеча, если сядет. Они заметили меня и встали с одной стороны от дорожки, а друга человека оставили с другой. Загрызет или нет. Пробегаю между ними и слышу позади: 'Молодец, хорошо…'. Конфету, наверное, получила, за то, что меня не стала кушать.
 В Раздорах, дорога идет лесом вдоль станции. Здесь иной раз откуда-то из-за кустов вылетают сразу три штуки. Лают, бросаются, одна спереди, двое заходят по бокам. Отступаю, шаг за шагом и ору, чтобы привлечь хозяина.
 Как от них защищаться? Порылся в Интернете. У газового оружия несколько недостатков. Газ может не подействовать, и привести к большей агрессивности; при встречном ветре можно самому заполучить; баллончик может быть израсходован. Электрошокер. Действует вблизи, когда собака уже гложет шейные позвонки. Есть электрошокеры, которые выстреливают электроды метров на тридцать. За электродами тянутся проводки. Нажимаешь кнопку и собака парализована на некоторое время.
 Огнестрельное, все-таки самый лучший вариант, но собака пострадает, а может и погибнет.
 Иногда выдается замечательный зимний день, когда снег покрывает ветки деревьев и еловые лапы. Ветки орешника под тяжестью снега образуют множество арок над тропой. Я бегу утром первым, но знаю, что за мной идут походники, приехавшие этим же поездом. Чтобы и они полюбовались этой красотой, сгибаюсь в поясе под каждой аркой.
 В последние годы в лесу появились всадники, они разбивают участки дороги зимой и летом. Зимой – лунки от копыт, летом – черное месиво.
 В начале апреля снег в лесу начинает таять. Бегу с голым торсом, навстречу лыжники. На пути, в небольших овражках неожиданно появились ручьи. Там, где летом были сухие русла, в апреле несется быстрый поток по колено. Вода чистая, журчит. Два ручья преодолеваю.
 Через двадцать минут бега впереди еще два. Разбегаюсь, толкаюсь ногой, лед ломается, падаю на руки, кроссовки зачерпнули. Стою как цапля, на одной ноге, выжимаю носок. Сначала мокрый носок неприятен, но от бега ноги вскоре согреваются. Последний ручей по колено и широк. Его не перепрыгнуть, приходится возвращаться с полпути.
 Каждый год по-разному сохнет лес, после снега. Иногда проходят два месяца, прежде чем в ельниках можно ступить ногой и не погрузиться в мягкую массу. У Трехгорки один из таких участков. Высокие ели с широкими лапами прикрывают почву от Солнышка. Кроме того тропа направлением с запада на восток – Солнце греет ее в конце дня косыми лучами. Вся дорога в лунках от сапог походников. В этот период приходится бегать из Ромашково в Усово. Этот путь короче, но главное
 – дорога сухая, потому что вокруг преобладают сосны, а под ними песок.
 Дождливой осенью лесную дорогу разбивают несколько друг за другом прошедших групп походников. Сбоку тянется еле заметная обходная тропа. Бежать по ней трудно, тропа вьется зигзагами через каждые два метра, ветки в лицо, корни под ногами. На такой бег-ходьбу уходит много времени, сворачиваю на Одинцово, на Трехгорские электрички уже не успеть.
 Мороз после короткой оттепели также портит дорогу. Пригорки покрываются ледяными корками.
 Лес добрый. Зимой даже в 30 мороза здесь не холодно, а летом бегаю в 32 градуса жары, и он защищает от палящего солнца.
 Ранней весной, в солнечный день, когда еще лежит снег, на бегу, чувствую смену холодных и теплых масс воздуха. Разница в несколько градусов. Прямые лучи солнца на тропу не падают. Солнце согрело ельники и воздух под ними, и постепенно этот теплый воздух выползает на тропу. Три бельчонка носятся спиралью по сосне.
 На протяжении нескольких лет раза три мне снился замечательный сон: бегу по лесу, но не как обычно, а толкаюсь ногой и плавно пролетаю по пять метров. Несколько секунд в воздухе. Какая легкость и блаженство.
 Решил купить рюкзак для бега. Для бега в лесу, чтобы переодеваться и бежать налегке. В Москве я до холодов бегаю в трусиках и майке.
 Проблем нет – вышел, побегал, вернулся домой. А в лес приходится ехать на метро, на электричке. Хорош я буду в трусиках среди людей в пальто. Специально выбрал рюкзак с двумя поясками на груди и животе, чтобы не болтался. Побегал некоторое время и отказался от него.
 Рюкзак просто ношу повседневно, а в лесу, когда тепло снимаю куртку и брюки и бегу с ними в руках.
 Андреевский мост перенесли на новое место. Он стал пешеходным.
 Открытие состоялось, когда я был в отпуске. Однажды за полгода до этого видел, как у сквера Травникова строят опоры для нового моста.
 Мост вклинился на территорию парка культуры. Нужно сходить, разведать, смогу ли здесь утром бегать (ворота, охрана, платный вход). Территорию парка сократили, проход свободный. Маршрут мой немного изменился. Нельзя как раньше бегать до метромоста, потому что на месте старого Андреевского возводится новый мост, вокруг все огорожено и непролазная грязь.
 Новый маршрут: по скверу Травникова, через новый мост, по
 Пушкинской набережной до бывшего Андреевского, потом в обратную сторону до Крымского моста и возвращаюсь домой. В парк культуры все-таки забегаю. Плату здесь берут, начиная с десяти утра. Мне это не грозит.
 В парке на прудах плавают два лебедя. По привычке, оставшейся от
 Новодевичьего пруда беру с собой кусок, два хлеба. Самец резко хватает и щиплется. Никак не привыкнет. Что глазами сверкаешь, я вот тебе порычу. Самочка берет осторожно. Утки запросто сидят на ветвях деревьев на уровне второго этажа. Сам не поверил. Неужели с когтями?
 Просто у старых деревьев очень широкие ветви.
 Утром не встречаю совсем никого или одного, двух бегунов.
 Регулярно бегают человека четыре. Мы приветствуем друг друга рукой.
 Когда привыкаешь к маршруту, во время бега можно подумать о чем-нибудь. Где еще найти столько времени. Все занято работой, чтением.
 По Пушкинской набережной бегаю у самой воды. По верхней дороге часто проезжают грузовики с бетоном к строящемуся мосту. Зимой тротуар на верхней дороге под сугробом, бежать можно по проезжей части, а грузовикам приходится уступать. И к тому же они распространяют вокруг запах солярки.
 Смотрю, как постепенно растет новый Андреевский мост. Тянется с обоих берегов. Наконец произошло рукопожатие. Для меня это тоже важно – после окончания работ они почистят территорию вокруг, и я смогу бегать как раньше до метромоста.
 За несколько лет бега по Пушкинской набережной выдался единственный случай, когда попал в туман. Это было осенью, когда начали желтеть листья. Видно шагов на двадцать. Дальше молочная стена. Слева склонились два клена с яркими желтыми листьями. Впереди кусок дорожки. И больше ничего не видно: ни деревьев, ни реки, ни домов на Фрунзенской набережной. Облако село на Хамовники.
 Искал новые кроссовки и наткнулся на шагомер. Полезная вещь, особенно для командировок, не всегда могу измерить дистанцию. И для леса тоже. Пока еще нет ни одной карты, где указаны лесные тропы.
 Теперь осталось измерить длину шага при беге. Как раз выдался подходящий случай. Утром в парке культуры лежал первый, нетронутый снежок. Померил между следами, получилось две руки от локтя до кончиков пальцев и еще немного. Метр десять. Это при беге по ровной поверхности, без ветра, не по глубокому снегу или песку, без овчарки позади. В этих случаях шаг уменьшается существенно. Хотя на любой дистанции есть подъемы и спуски, они примерно компенсируют друг друга. И потому я оставил метр десять.
 В Одинцовском лесу мне известны многие дороги и тропы. Бегаю по тропе из Трехгорки в Раздоры мимо Шульгино. Знаю дорогу из Ромашково в Немчиновку. Заходил в поселки Подушкино, Рождественно и не раз в
 Барвиху. Из Ромашково бегаю к станции Барвиха, оттуда к Москве-реке.
 Осенью, когда на берегу пусто, можно искупаться голышом. Летом купаюсь и остаюсь погреться на Солнышке. К концу лета на рынке появляется чернослив. Беру пакетик с черносливом и бегу по лесным тропинкам, чтобы искупаться и поесть его. Мне нравился маршрут от
 Ромашково к Барвихинскому пруду. Искупаюсь и обратно. А в Ромашково тоже иногда купаюсь. Здесь тоже есть пруд. С крутой горой у северного берега. Чтобы выйти к станции нужно забираться на нее.
 Из Ромашково ходил в Рублевский лес. Здесь несколько троп.
 Красиво. Единственная неприятность – тропы упираются в оживленное шоссе. Из Усово знаю пути в Трехгорку, Одинцово и Баковку. В Баковку можно было свернуть, пока у опушки леса не построили коттеджный поселок.
 В выходные делаю вылазки пешком, чтобы разведать новые пути. От
 Усово в сторону Москвы реки. Есть уютные дороги пустые, но к сожаленью вскоре все они заканчиваются заборами и лаем своры собак.
 Можно ли пробежать из Усово, минуя Лайково в Перхушково?
 Невозможно. На карте не отмечено несколько дачных поселков, в которые я упираюсь. Через Лайково тоже нельзя – машины и собаки привяжутся. Собаки скучают там прямо на проезжей части.
 Может быть, у Лайково повернуть на запад между первых изб к лесу.
 Там наверняка есть тропы. И это невозможно. За избами поле, а за ним стеной стоит обнесенный забором дачный поселок, прикрывая подходы к лесу. Значит надо попробовать обойти Лайково и Власиху южнее, чтобы выйти к Перхушково. Зимой я дважды ходил на лыжах с другого конца: от Перхушково. Но не в сторону Лайково и Усово, а до Отрадного.
 Дорога не очень. Близко домики станции Пионерской, а последнюю часть пути лыжня идет через редкую старую березовую рощу. От ветра здесь не спасешься. Попробую забирать севернее этой рощи.
 Летом приехал в Перхушково. Лыжни теперь нет, куда идти? Пошел по асфальту. Развилка. По карте на север дорога во Власиху – закрытый городок, его нужно обойти. Пошел на восток и сразу заметил коричневую тропу, уходящую в лес между этими дорогами. Это то, что нужно, асфальта и в Москве достаточно. Асфальт это машины и стертые кроссовки. Справа появились столбы с колючей проволокой. Иду. Тропа пересекла колючую проволоку. В этом месте проволока втоптана в землю. Навстречу прошли мужчина и девочка. Неожиданно из-за сосен выросли многоэтажные дома. Что такое? Городок. Дошел до прудов.
 Спрашиваю проходящую тетю:
 – Гражданочка, это что за поселок?
 – Пол второго, сынок.
 Городок чистый. Множество учреждений из желтого кирпича за металлическими заборами. Все без вывесок, у входа военный. Наверное, это Власиха. Значит, это была не заброшенная колючая проволока, а граница. Возвращаться назад не хочется, постараюсь найти такую же дырку на выходе. Пройду по диагонали на северо-восток, а дальше на
 Лайково или в Отрадное. На пустом футбольном поле подтянулся на турнике. Впереди КПП. Попробовал обойти его сбоку – бетонный забор.
 Идти назад? Это минут сорок, пятьдесят. Через забор видно с той стороны к КПП стоит очередь. Один дяденька прошел через КПП и приближается ко мне. Спрашиваю: – Там пропуск нужен? – Нужен. Пошел на КПП. Объяснил дежурному солдату, что случайно зашел сюда, что мне нужно в Лайково, а здесь, люди бдительные, кого не спросишь где, мол, ракеты, какова дальность и состав топлива, все отнекиваются, какие ракеты, гражданин, не знаем мы про ракеты, а от самих гептилом пахнет. Солдат выпустил меня. В Лайково мне не захотелось идти, пошел в Отрадное по трехкилометровой дороге через поля и леса.
 Дорога узкая, только для пешеходов, машина не пройдет. Удобно для тех, кто живет в Отрадном, а работает во Власихе – двадцать минут прогулки по свежему воздуху.
 Пробовал разведать путь от Хлюпино на восток к Москве. Понимаю, что даже, если найду тропы, пользоваться ими смогу только летом. Что ж, хотя бы так. Первый раз мою разведку прервали свинушки. Уже через сорок минут нес их полный пакет. В следующий раз лесом вышел на бетонку и по ней к Назарьевским фермам. Обошел их справа и попал в дачный поселок. От него лесом, едва уловимой тропой прошел к
 Жаворонкам. В Жаворонках купил булочку. Внешне – копия московской, но тесто другое, хуже. Их пекут, вероятно, в одной из этих изб.
 Вдруг я подумал, что большая часть продукции именно такая, подпольная. И не только булочки, колбаса, водка, а предметы одежды, обувь, лекарства. При коммунистах были крупные цеховики, а теперь фабрикуют все кому не лень.
 Иногда я езжу на птичий рынок, посмотреть на животных или купить и выпустить синицу весной. Однажды купил щегла и чижа. Клетка у меня осталась от Кешки. Теперь это их жилище. Днем клетка открыта, и друзья проносятся как истребители из комнаты в комнату или на кухню и обратно. Щегол крупнее, он спит на более почетном месте в клетке.
 Уехали с мамой на выходные, оставили птицам корм и воду в разных местах в достаточном количестве. Возвращаемся – у чижа плешь на макушке. Выщипаны все перья. Ранок никаких нет. Птицы не ссорятся и мирно уснули вместе. Через две, три недели перышки у щегла отросли.
 А еще через три недели мы вновь уехали на выходные. Возвращаемся – теперь плешь у щегла. Не могу объяснить это.
 У меня достаточно свободных денег. Хотел купить байдарку, но передумал и выбрал резиновую лодку. Все-таки она весит 9, а не 14 килограммов, а мне придется носить ее самому. Лодка состоит из пяти камер, которые надуваются раздельно. Если лопнет, успеешь помолиться.
 Наступила весна. Посмотрел карту Подмосковья. Можно проплыть по
 Пахре и Десне, но добираться до них и возвращаться домой не удобно – далеко остановки. Решил проплыть по Москве – реке по течению от станции Санаторной до Звенигорода. В выходной, рано утром доехал до
 Санаторной. Здесь река ближе всего подходит к железной дороге.
 Накачал лодку и поплыл. Вода бежит то быстрее, то медленнее – разный наклон русла. Проплыл мимо своего санатория Герцена. Точнее тех мест, где он прячется за соснами. Вот знакомый навесной мост и церковь на другом берегу. Скорость течения мала, налег на весла. На берегу встречаются одинокие машины – люди загорают. Компания жарит шашлык, – Эй, рыбачек, лодка нужна, – это они мне. Мимо проплывают деревни или села, некоторые с колокольнями и церквями. Через шесть часов гребли прекратил это безобразие. Сдул лодку и поспешил на ближайшую остановку. Вскоре подошел автобус, который двадцать минут вез меня через уютные молодые сосновые боры к станции Звенигород.
 В следующий раз доехал до Звенигорода и оттуда поплыл в сторону
 Москвы. Через три часа начался ливень. Оба берега лысые, спрятаться негде. Остался в лодке. Ветер в спину. Вынул весла из воды, ветер давит на них как на парус. На полу рюкзак и джинсовка. Ливень прекратился. Вышел на берег у Николиной горы. Выплеснул из лодки дождевую воду и свернул ее. Забрался на гору и сел на автобус в Москву.
 Дважды плавал по Истре до Москвы реки, и дальше до Усово. Сначала доезжаю до Нахабино. Оттуда маршруткой до Павловской слободы. Здесь начало маршрута. Течение быстрое. Впереди брошенный железнодорожный мост, за ним пенится вода, это пороги. Уворачиваюсь от торчащих из воды корней и бревен. Это единственное опасное препятствие. Дальше можно расслабиться. Течение хорошее. Песчаное дно в полуметре подо мной, иногда днище лодки шуршит по песку. Водоросли колышутся течением. Остается лишь слегка корректировать направление. Истра неширокая. Селений вдоль берега не видно. Реку пересекают два шумных автомобильных моста. У входа в Москву – реку слева высокий берег с дачами. Слышно, как взяточники забивают гвозди и сверлят. Дальше дом отдыха Петрово-Дальнее. При входе в Москву-реку течение заметно ослабевает, нужно налегать на весла. Через два часа пристаю к правому берегу. Отсюда до Усово километра три пешком.
 Мы с мамой часто путешествуем в Подмосковье. Ездим в Абрамцево, в
 Сергиев Посад, в Архангельское, в Звенигород. Показал ей несколько тропинок в Раздорах и Ромашково, однажды зашли в Рублево.
 В солнечную погоду мы катаемся на Ракете по подмосковным водохранилищам и каналам. Приставали у 'Пансионата', Аксаково,
 'Соснового бора'. Возвращаемся в Москву. Берег приподнят. До города еще километров десять, никаких домов не видно. Вдруг на фоне берега, покрытого травой, показалась Останкинская телебашня.
 Ранней весной мы с мамой проехали по окружной железной дороге от станции Манихино до Кубинки. Расписание электричек по окружной дороге можно узнать только в Манихино. Она ходит раза четыре в день.
 В вагоне сидят пять человек. Минут через двадцать в вагон зашла билетерша, лет шестнадцати, просит купить билеты. Она знает, у кого можно просить, а у кого нельзя. Такие порядки. На прогоне между
 183-м километром и Дюдьково поезд идет по холму. Слева широкая, пойма речки Сторожа. За ней в километре на холме Саввино-сторожевой монастырь. Он еще не закрыт листьями деревьев, только зеленая дымка.
 Своими башнями и стенами он похож на средневековый замок. Вокруг леса, никакие трубы, здания или другие современные строения не мешают этой картине. Сейчас по нам начнут палить пушки. Ой, Вы гости
 – господа, долго ль ездили, куда? Те, кто выжили, в ответ: 'Мы объехали весь свет за морем житье не худо, в свете ж вот какое чудо:
 Варкалось, хливкие шорьки пырялись по наве и хрюкотали зелюки, как мюмзики в мове'.
 В Звенигородском монастыре раньше разрешали ходить по стенам, смотреть в бойницы. Постепенно некоторые вольности убрали, вход в монастырь сделали платным. Раньше платили только за просмотр экспозиции расположенной в отдельных зданиях, а на территорию проходили свободно. Какой простой быт у старых русских. В палатах лавки, сундуки, да иконы. На лавках и едят и спят. Перед корпусом два диакона благословив кого-то по мобильному, сели в Жигули и рванули на евхаристию.
 Звенигородские электрички отходят в Москву раз в час. Если приходится ждать, в вокзальном буфете покупаем прекрасные пончики.
 Они дешевле и вкуснее московских.
 А в Сергиевом Посаде продают замечательные пирожки с капустой и с картошкой. Маме тоже понравились.
 В театр почти не ходим. Мама пойдет, если только я достану билет.
 А мне жаль тратить несколько часов на сидение в темноте. Знакомых, которые могли бы посоветовать, что смотреть, а что не стоит, у меня нет. С фильмами проще. Современные я не смотрю. Мне хватает тех нескольких сотен, что были выпущены до 80-х, 90-х годов и проверены десятилетиями. И еще в отличие от кино, актеры на сцене говорят неестественно и громко. Лучше эти часы я побегаю в зеленом или снежном лесу, проплыву по реке на лодке или поем зефир.
 Ходим во дворец съездов с мамой, почти всегда на 'Лебединое озеро'. Однажды мне удалось достать билеты в Большой на 'Аиду'.
 Здесь уже не проникнешь с балкона в партер. Пустые места остаются пустыми весь спектакль. С началом акта все двери запираются, а во время антракта ведется жесткая проверка документов и обыски у дверей, дабы оградить приличное общество от всякой чепухи.
 Сходил в цирк на Цветном бульваре. Жалкая картина. Зал заполнен на треть. Оркестра нет, фонограмма. Звук такой оглушительный, что лицо само собой морщится. Нет ощущения единого коллектива среди циркачей, как было раньше. Каждая группа быстренько зарабатывает и за кулисы.
 Все бегают, все спешат, заработать много желающих. Бегают худые медведи по канатам, бегают верблюды друг за другом. От верблюдов дурно пахнет, добивает аж до одиннадцатого ряда. Впрочем, возможно это от погонщика.
 Когда тепло мы едем в Подмосковье, когда холодно ходим в музеи.
 Театральный имени Бахрушина, Пушкина на Пречистенке, Льва Толстого на Остоженке. В Историческом последний раз был в пятом классе, запомнилась груда фашистских знамен. В Храме Василия Блаженного, кремлевских храмах и Оружейной палате побывал впервые. В Новодевичий монастырь хотим пешком из дома. Ездили в Андроньевский монастырь.
 Впервые побывал на Новодевичьем кладбище. Мама достала специальный пропуск, по нему проход бесплатный. А вообще стоимость входа как в
 Эрмитаже. Эти средства идут скульпторам, сделавшим надгробия. На входе продают план кладбища с указанием могил великих людей. Олега
 Ефремова в списке нет.
 В колумбарии на одной из табличек любопытная надпись: здесь покоится Ревунов-Караулов, заместитель министра легкой промышленности, председатель комиссии по распределению жилья.
 Маму отправил в Петербург к той тете, у которой сам останавливался. На две недели. А сам утром в субботу поехал в
 Ярославль. Гостиницу забронировал по телефону. В мои планы входит посмотреть Ярославль и Кострому за два дня. Вообще в ближайшее время очень хочу побывать в Вологде, окруженной лесами, в Судаке и Феодосии.
 Экспресс-электричка идет от Ярославского вокзала и делает всего четыре остановки: в Сергиевом посаде, Александрове, Ростове и
 Ярославле. Сиденья мягкие. Через проход два молодца, закусывают.
 Хорошо пахнет коньяком. Из справочника узнал, что в Ярославле развита химическая и шинная промышленность, ожидал увидеть грязный город. Но заводы оказались в пригороде, а в городе чисто.
 Ярославль – красивый город. Историческая часть тихая и малоэтажная. По дорожкам вдоль длинной набережной хорошо бегать, никакого транспорта нет. Зимой, конечно от ветра с Волги не укрыться. У Кремля стоит молодой дяденька с двухметровым удавом.
 Предложил мне сфотографироваться на память за десятку. Десятка идет удаву на питание. – А не задушит? – Нет, он сытый. Дяденька положил удава на мои плечи. Он медленно поводит своим телом комнатной температуры. Пробую выпрямить его, чтобы смотрел в объектив и чувствую, что легче выпрямить лом.
 Гостиница, в которой остановился, чистая, через дорогу большой универсам с московским зефиром и мармеладом. В Ярославле снимали частично 'Большую перемену'.
 Следующим утром поехал в Кострому. Мне нужно успеть вернуться, сдать номер в гостинице и купить билет в Москву. До Костромы около восьмидесяти километров. Карты города у меня нет. О достопримечательностях знаю только то, что в окрестностях ее стоит
 Ипатьевский монастырь. Кострома нищая, давно не крашеные дома.
 Некоторые стоят без стекол.
 Накануне нового года Ельцин ушел в отставку и извинился перед народом. Это по-русски, по-человечески. Политики обычно боятся признаться в своих ошибках.
 Ельцин сильно изменился внешне. В справочнике 'Вся Москва' за
 90-91 год среди народных депутатов есть и его фотография. С тех пор его лицо пополнело и стало злым.
 Первые годы его очень любили. Это был первый и единственный руководитель государства, презиравший кгб, спецслужбы, партию и мафию. К нему потянулись все советские деятели искусства и науки, как к надежде. Счастливые были дни для всех. И распад Союза воспринимался как вынужденная мера, единственный бескровный путь удалить Горбачева и распустить партию и другие мафиозные структуры.
 В 17-м году большевики силой и кровью смели тогдашнее государство.
 Они разрушили мир насилья и стали строить новый. Через несколько лет все стало хуже, чем прежде – миллионы людей в гулаге, миллионы умерших от голода, репрессии, всеобщий страх и доносительство, разваленное сельское хозяйство и промышленность, нет свободы слова,
 Клим Чугункин во главе государства, окруженный полуграмотными злодеями.
 В случае с Ельциным произошло то же самое, только мирным путем.
 Небольшая часть честных людей сменила часть нечестных. Порвались некоторые преступные связи.
 Но в итоге вышло так же, как у большевиков. Через несколько лет мафия вновь подняла голову. За то, что Ельцин презирает кгб, они показывают всей стране пленку за пленкой, как он чуть не падает на приемах толи от вина, толи от высокого давления, как он пляшет и дирижирует оркестром. Посмотрите, кого выбрали. Ходил бы себе тихо, как Леонид Ильич или врал без остановки как Горбачев, но без концертов. Позднее стало известно, что Ельцин пил, чтобы заглушить головные боли.
 Про него стали ходить анекдоты, над ним весело шутят в КВН и ругают везде за то, что пьет, дирижирует оркестром. Я смеюсь над удачными шутками, но равнодушно отношусь к слухам и сплетням о нем.
 Мне не нравится, что он отходит от демократии и окружает себя сбродом. На всех последующих выборах я отдавал голос Явлинскому или его партии, хотя понимал, что за 15 процентов мы не выйдем. Ельцина я считаю своим, как и все те, кто шутит над ним. Всегда радуюсь, когда он делает что-то хорошее и забываю его прошлые ошибки.
 Горбачева я сначала также оправдывал, пока не присмотрелся – изворотливый, ему нельзя доверять.
 Однажды смотрел фильм 'Три товарища'. Помните, как Николай Баталов дирижирует оркестром, помогая работе сплавщиков? Вдруг мне пришло в голову, что Ельцин повторил Баталова. Его поколение, когда были мальчишками, по сорок раз смотрели 'Чапаева', 'Три товарища',
 'Небесный тихоход' и другие любимые фильмы.
 Прошло пять лет, как Ельцин оставил свой пост. Он лучше выглядит, говорит бодрее. К 75-летию у него взяли интервью. Видно, что он поставил условие не задавать вопросов о нынешней жизни в стране.
 Центральный вопрос ему: каков же главный итог его президентства.
 Главная победа – это демократия, отвечает Ельцин и расплывается в фальшивой улыбке. Эта привычка у него появилась в последние годы президентства.
 На дне милиции он сидит в концертном зале среди полковников с испуганными лицами, которые в конце каждого выступления поворачивают головы куда-то в сторону начальства: смеяться или нет.
 Какая была наша страна раньше?
 Все люди работали. Подавляющее большинство людей имели одинаково низкий достаток. Рабочие получали в полтора – два раза больше инженеров. У колхозников была нищенская зарплата. До 60-х годов люди работали по субботам. Дети тоже учились в субботу.
 Бездомных не было, все имели жилье. Электроэнергия стоила 2 копейки за киловатт-час, на квартплату уходило рублей пять из получаемых 120 – 140 рублей. Был дешевый транспорт: метро – 5 копеек, автобус – 5, троллейбус – 4, трамвай – 3. Звонок по телефону-автомату на улице стоил 2 копейки за неограниченное время.
 С 74-го по 85-й год дважды росли цены. Первый раз на шоколад, кофе
 – на 60%. Второй раз на газеты. Двухкопеечные стали стоить 3,
 'Правда', которая стоила 3 копейки – стала 5.
 Во всех магазинах были очереди. Лучше всего было идти в магазин парами: один встает в кассу, другой в отдел. Стояние в очередях в продуктовом магазине после работы занимало около часа.
 Хлеб был восьми, десяти сортов.
 Масло сливочное было одного типа – просто масло. Был просто кефир, просто ряженка, просто творог. Молоко было просто и Можайское.
 Сметана – просто сметана. Мясо – просто мясо. Котлеты – просто котлеты и люляки баб.
 Сыр был четырех, пяти видов: российский, костромской, пошехонский и другие. Трех видов плавленые сырки.
 Подсолнечное масло было просто подсолнечное, неочищенное, без красителей и ароматизаторов.
 Колбаса – трех, четырех видов: докторская, отдельная, любительская. В народе говорили, что партия добавляет в колбасу туалетную бумагу, чтобы всем хватило до коммунизма.
 Сосиски – свиные, жирные на ощупь, каждая упакована в целлофан, с несъедобным запахом во время варки – судорога сводит.
 Курица продавалась не потрошеная.
 Мясо, колбасы, сосиски, сыр, курица продавались не всегда, а изредка и часто отпускались с ограничениями, сколько-то в одни руки.
 Яйца стоили 90 копеек, рубль 4, рубль 20. Через раз в десятке попадалось одно, два тухлых яйца. Весь весовой товар заворачивали в грубую светло-коричневую бумагу с вкраплениями опилок.
 К празднику некоторые предприятия своим работникам выдавали заказ: банка шпрот, банка маринованных огурцов, банка маринованных помидоров, пакет гречки, пачка индийского чая и несколько других редкостей.
 Макароны, вермишель, мука были просто макаронами, вермишелью, мукой.
 Картофель, лук, капуста, морковь продавались круглый год. Сначала картофель продавали в авоську по килограммам, вываливая его через специальное окошко, затем стали продавать пакетами по три килограмма. Килограмм картофеля стоил 10 копеек, а бумажный пакет из
 3-х – 34 копейки. Четверть картофеля в пакете была гнилая.
 Капуста продавалась одного сорта. У нее и у моркови был вид, будто после пыток.
 Яблоки продавались летом. Бананы продавались весной или летом в течение недели, в двух, трех точках в Москве.
 В больницу родственники несли в качестве витаминов банки с компотами: сливовыми, яблочными, вишневыми.
 Апельсины, в то время, когда их покупал Орешников из фильма
 'Зигзаг удачи' стоили рубль сорок, рубль пятьдесят за килограмм.
 Продавщица сказала ему: – Восемь рублей. Остальные деньги стоила статуэтка, которая прилагалась в нагрузку. Многие дефицитные товары продавались в нагрузку с неходовыми.
 Овощи были без нитратов, без генетических добавок, яблоки не жесткие, без воскового напыления.
 Конфеты были без искусственных красителей, ароматизаторов и других добавок.
 Мармелад от Ударницы был совсем другой, вкусный. Мед был натуральный, в вареньях и джемах не было искусственных добавок.
 Бабаевский батончик стоил 33 копейки. Стограммовые плитки шоколада – от рубля 20 до рубля 50.
 Газированные напитки были представлены в основном лимонадом
 'Буратино', реже – 'Дюшес'. Бутылка ноль пять стоила 22 копейки.
 Пустая бутылка принималась за 12 копеек.
 Пластиковых бутылок и полиэтиленовых пакетов не было.
 Кофе – большая редкость, оно одного типа в банках, растворимый без осадка. Чай – грузинский, редко – индийский, не подкрашенный.
 Одевались и обувались все одинаково. Куртки – большая редкость, носят преимущественно пальто темных расцветок. Вся одежда из натуральных тканей. Летом у рубашек закатывали рукава. Шорты носили только младшие школьники. Сандалий в продаже были не каждый год.
 Пионерский галстук стоил 75 копеек. Никаких спортивных сумок и баулов не было. Зеленый рюкзак и ветровка из хлопка.
 Очереди в промтоварных магазинах были многочасовыми. Люди писали друг другу номер очереди на ладони.
 Цены во всех магазинах, во всех городах были одинаковыми.
 Магазины работали до девяти, десяти часов.
 Москва в продовольственном отношении была самым богатым городом в стране. В выходные в нее ехали русские люди из ближних и дальних областей за продуктами. В областных и районных центрах в магазинах было скудно: макароны, перловка, горчица, хлеб, лавровый лист, соль, сапоги, хозяйственное мыло.
 Кинотеатров было очень много. В них показывали преимущественно советские фильмы. Билет стоил от 10 до 50 копеек. Перед фильмом крутили пару мультиков или журнал 'Новости дня', в кинотеатре
 'Фитиль' – выпуск киножурнала 'Фитиль'. Сексом в кинотеатре не занимались и не мусорили, некоторые взрослые тихо распивали портвейн, об этом говорил запах.
 В любом городе страны, какую гостиницу ни возьми – никогда не было свободных мест. Снять комнату у бабушек на вокзале тоже невозможно – бабушек не было.
 Многие взрослые пили. Наркоманов не было, проституток не было.
 Пиво из бутылок не распивали на улицах на ходу и в транспорте.
 Спиртное продавалось только в магазинах, с 11 часов.
 Дети с первого класса становились октябрятами. Это название пошло от Великой Октябрьской Социалистической революции. В третьем классе практически всех принимали в пионеры – это следующая ступень, после октябрят. Пионеры носят красный галстук и значок, у них свой гимн и законы. С 14-и лет юноши и девушки могут вступить в комсомол -
 Коммунистический союз молодежи. Большинство вступает в комсомол, потому что верит в то, что говорит и обещает партия.
 Большинство школьников лето проводят в пионерлагерях. Не смотря на многие ограничения там веселее и интереснее, чем болтаться с друзьями во дворе. Путевки в лагерь за мизерную плату.
 Раз в месяц в школах и лагере проводятся пионерские и комсомольские собрания, пустые и скучные.
 В школе и лагере кружки: юных натуралистов, авиамодельный, радиолюбителей, заведующих складом.
 Карманных денег у школьников нет.
 Образование для школьников и студентов бесплатное. Никаких поборов в школах нет.
 Медицина в стране бесплатная. Большинство детей здоровы.
 Взрослые отпуск проводят в домах отдыха, деревнях. Дачи есть только у мафии и деятелей культуры.
 Воду можно было пить из водоемов. И купаться в Москве можно было в любом пруду и Москве реке.
 Населения в Москве было в два, три раза меньше. Автомобилей – в десятки раз меньше. Воздух в городе не имел технического запаха.
 В транспорте многие люди читали, если было не очень тесно. Многие посещали библиотеки.
 К полуночи жизнь в городе замирала до следующего утра. Никаких казино, ночных клубов, публичных домов, публичных библиотек.
 Про милицию говорили, что они бьют задержанных людей. Оборотней в погонах не было. Относительный порядок поддерживался. Десантники не писали в фонтан в свой праздник, в центре Москвы на виду у трех рот милиции. Вечером или ночью можно было гулять без опаски.
 Преступность была низкая и неорганизованная. Преимущественно бытовые конфликты и мелкие кражи. Редкие воры и грабители были свободные, то есть не платили из своей добычи партии. Простые люди взятки давали только водопроводчикам и гаишникам.
 Торговля была самой поворотливой частью партии, она вся воровала и была на порядок лучше снабжена, чем обычные граждане. Торговля имела строгую тайную организацию, где все молчали, все воровали и все платили взятки. Взятки текли от простых продавщиц к директорам магазинов, бухгалтерам, заведующим складов и выше к начальникам торговли в управлениях и министерствах.
 Другие структуры партии – кгб, мвд, мид, военно-промышленный комплекс, горкомы и райкомы получали деньги так.
 Воровать масштабно партии мешало провозглашенное ею равенство и дорога к коммунизму. Нельзя было открыто демонстрировать свое богатство. Никто из воров не мог позволить себе импортную машину, многоэтажную дачу на нескольких гектарах, несколько квартир, самолет и тому подобное.
 За границу ездили только шпионы и деятели культуры.
 Зарубежные радиостанции, вещающие о событиях в нашей стране, партия глушила.
 Спортсмены не употребляли таблеток и были порядочными людьми.
 В хоккее, фигурном катании страна была многолетнем лидером в мире.
 На олимпиадах по числу медалей она занимала одно из первых мест.
 Телевидение показывало четыре канала. Редкие интересные передачи – новогодний 'Голубой огонек', 'Кабачок 13 стульев', концерты к праздникам. Сериалов не было, рекламы не было. В день по всем каналам шел один, два художественных фильма. Фильмы в основном советские, реже – стран Восточной Европы. 'Операцию Ы' и другие комедии не показывали десятилетиями.
 Главная программа новостей, которую смотрела вся страна в девять вечера – 'Время'. Других информационных программ не было. В студии сидели два диктора мужчина и женщина и с бумажки жаловались на плохие погодные условия для зерновых и картофеля. По полю ехал трактор или комбайн. Советские люди знали все подробности про силос, про удои. Никаких катастроф или несчастных случаев в стране не было.
 В Европе и Америке шли забастовки одна за другой. Там все окончательно прогнило и к власти вот, вот должны были придти советы бродвейских депутатов.
 Радио вещало по трем каналам. Передачи были интересными, если музыка, то классика или легкого жанра советских композиторов, которая радовала слух. Попсы не было.
 Коммунистическая партия по конституции была руководящей и направляющей силой советского общества. Других партий не было. В компартии состояло 19 миллионов членов из 240 миллионов человек живущих в стране. Подавляющее большинство членов партии были декорацией. Продвижение по карьере без членства в партии было невозможно.
 Страна жила по пятилетним планам. Каждую пятилетку партия выдвигала новую задачу: 'Экономика должна быть экономной'; 'Каждому жителю страны квартиру к 2000-му году'; 'Превратим Москву в образцовый коммунистический город'; 'Нынешнее поколение советских людей будет жить при коммунизме'.
 Все деньги страны уходили:
 – на вооружения
 – на помощь братским партиям во всем мире
 – на выплавку чугуна
 – на обувь
 Главным человеком в стране был генеральный секретарь коммунистической партии. Он делал многочасовые доклады на съездах партии, которые упорно прерывались бурными, продолжительными аплодисментами. Если продукты исчезали с прилавков или выдавались по нормам, генсек начинал бороться за мир во всем мире. В таких случаях партия супила брови и всю дорогу толковала о необходимости отрубить щупальца у пентагоновских ястребов и раздавить гидру империализма.
 Советские люди питались впроголодь и понимающе твердили друг другу:
 'Лишь бы не было войны'.
 Непримиримым врагом партии были и остаются Америка и Европа. Они хотят, чтобы мы были похожи на них: свобода слова, многопартийность, демократия, низкая преступность и коррупция, достойная жизнь населения. А партия хочет, чтобы они были похожи на нас.
 Со временем страны восточной Европы перестали любить партию. К ним присоединились страны Прибалтики, Монголия. Развитые страны Азии и
 Австралия, к сожалению, тоже не любят партию. Не смотря на сокращение в несколько раз армии, прекращение расходов на поддержку компартий мира, сокращение расходов на вооружение и космос, люди в
 России живут по прежнему бедно.
 Со временем была переименована страна, множество городов, кгб, партия и генеральный секретарь.
 Люди стали апатичными – никто не хочет хоронить Ленина, сосут чупа-чупсы.
 Партия разрешила верить в бога и поздно вечером по дециметровым телеканалам в Москве и Петербурге говорить правду.
 Позвонил милиционер из Ялты. В 93-м году меня там отлупили три бандита, было заведено дело. С тех пор прошло восемь лет. Смысл его разговора сводился к тому: есть ли у меня претензии к бандитам. Нет, я давно забыл. – А не могли бы Вы письменно подтвердить это? Я положил трубку.
 В булочной на Никольской улице стоят две девчонки продавщицы, лет тридцати. У одной торчат две короткие косички. Как мимо этого пройти? Сказал, что ей очень идут косички, что на нее приятно смотреть. Посмотрите вокруг – как однообразны все девушки с распущенными волосами.
 С Няней случилось несчастье. Приехал как обычно во вторник.
 Впервые дверь мне открыл отец. Он никогда этого не делает. Сам он открывает лишь когда один дома. И в последний раз это случилось лет десять назад. Няня сидит на кухне бледная. На голове вязаная шапочка, не смотря на лето. Во время нашего разговора я заметил, что ее волосы, выглядывающие из-под шапочки, опалены. Няня ответила, что случайно обожглась сковородкой. Раньше я видел у нее ожоги на руке, но на голове? Что-то скрывает. И отец, скорее всего, знает или даже сам причастен.
 – Мажешь чем-нибудь?
 – Да, мне принесли, и она назвала своих знакомых женщин. Как обычно, просидел на кухне. Поболтали о чепухе. Заметил, что она как-то часто дышит. Часа через два собрался уходить. Няня попрощалась со мной, но к двери как обычно не пошла, а сидит и смотрит на меня из кухни. Я сам закрывал дверь, обернулся и увидел полоску бинта, свисающую у нее из-под халата. Пока шел к метро, все понял. Она сильно обожглась, и они с отцом стараются скрыть это от меня.
 Приехал домой, позвонил отцу и спросил, сильно ли она обожглась.
 Он сказал, что ничего не знал. Как же ей удалось скрывать ожег от отца три дня. Впрочем, он почти всегда пьян.
 В тот день на ней вспыхнула синтетическая ночная рубашка, когда она подносила спичку к конфорке. Ручка у конфорки тугая. Няня сначала открывает газ, а потом зажигает и подносит спичку. Тридцать лет подряд она так делала по несколько раз в день.
 Няня не хотела ехать в больницу, и потому скрывала. Если ее заберут, кто будет смотреть за отцом. Через два дня ее уговорили и отвезли в больницу Склифосовского.
 Я стал ездить к ней после работы. Неделю мы разбили на трех человек я, мама и тетя Тоня. Медсестры берут взятки за уколы, за то, чтобы переменить белье, за вынесенную утку. Деньги мы Няне оставили.
 Лечащий врач сказал мне, что Няне нужно двести граммов крови ежедневно. Если сам не смогу, то можно купить доноров. А пока они вливают ей старую кровь, ту, которая некоторое время хранилась, а хорошо бы новую. Я пошел в пункт сдачи крови. По пути вспомнил, что придется сдавать ежедневно, и засомневался. А когда увидел, что тут кроме доноров проверяют на СПИД, побоялся связываться.
 На работе за пару недель до этого несчастья я согласился лететь на
 Дальний Восток в командировку. И теперь мне не хочется отказываться и нужно сказать об этом Няне.
 Няне стало лучше, ее лицо порозовело. Она рассказывает мне, как они всей палатой поют народные песни, проветривают легкие. Я сказал, про предстоящую командировку. Сказал, что за отцом на это время посмотрит Наташа, соседка, я договорился с ней. Няня грустно спросила: – Поедешь? Я сказал, что везу устанавливать свою программу. Скоро вернусь, а ее может быть, даже выпишут к этому времени… Вот так ничтожные личности предают своих близких. Я видел
 Няню в последний раз.
 Когда мама сказала, что Няня умерла я полетел в Москву.
 Отец отравился некачественной водкой и лежал на кровати весь в пупырышках, похудевший. Это случилось совсем недавно, ведь я звонил ему из Владивостока и слышал его нормальный голос. Пока меня не было, к отцу заходила пенсионерка Наташа. Она очень помогла. Она дружила с Няней. Сама она живет в доме напротив, а под нами на четвертом живет ее младший сын, один. Предложил Наташе денег – не берет. Тогда я купил ей сумку всякой снеди.
 Что же будет дальше? Жить в Кузьминках я не хочу. Отец постоянно пьет, курит во всех комнатах свои едкие сигареты. Мне придется жить в проходной комнате с телевизором, по которому он смотрит сплошной футбол. Он ничего не умеет – ни готовить, ни стирать, кроме хлеба и водки ничего не покупает в магазине, посуду не моет за собой, картошку не умеет чистить. Или смотрит футбол или спит. Но это меня не пугает. Главное, когда он выпьет, злобно ноет часами или орет.
 Боюсь, что сорвусь. Несколько лет назад такое случилось. Я толкнул его ладонью в грудь, он пятился, пятился назад с вытаращенными глазами, потом ушел в свою комнату и стал орать на меня 'вон!'.
 Попросил Наташу заходить к нему раза два в неделю в будущем, когда он станет ходить. Она часто ходит к своему сыну на четвертом, а отец этажом выше. Посмотреть как он, купить может что, если идет на рынок. А в другие два дня я приеду, куплю продукты, приготовлю поесть. Предложил деньги, как сиделке, но она отказалась. Наташа ходила к отцу, пока он не поднялся. Он стал ее обвинять, что она таскает что-то из дому.
 Расплатился по похоронным счетам. Отпевали Няню в церкви на пути в крематорий. Плакал.
 После поминок съездил за прахом. Бабушка моя с дядей Витей лежит на Кузьминском кладбище, дед – на Калитниковском. Документы на обе могилы еще при жизни Няня передала старшей сестре Вале и переписали их на нее. Теперь обе могилы принадлежат другой семье. Валя с дедом
 Васей капризничают, и мне приходится их упрашивать приехать на
 Кузьминское кладбище, потому что без них удостоверение не принимают во внимание. Просто зарыть урну нельзя – Няня не будет зарегистрирована в книге умерших. Позвонил и сказал им, что довезу их на такси туда и обратно, тогда они согласились.
 На сорок дней отец сидел за столом вместе со всеми. Езжу к нему два раза в неделю. Пенсия его вся у меня, чтобы не пил. Она вся уходит на продукты. За квартиру он платит не много, я оформил на него субсидию, как на пенсионера.
 Приношу сумку продуктов. Обычно варю кастрюлю супа дня на два – три. Суп или фасолевый или рыбный из лососевых консервов. Остается почистить картошку, а фасоль из банки, она уже мягкая. В фасолевый кладу приправу. С запахом курицы или говядины или еще каким. Скрепя сердце кладу. Ведь я знаю, что это синтетика, но курица дорога и потребует кучи времени, а мне нужно еще прибраться в комнатах и ехать домой.
 Полуфабрикаты не покупаю, кроме пельменей. Тушу капусту. Салаты не делаю, опять из-за времени – огурцы или помидоры съест целыми. Ему понравились лианозовские творожки. Сосиски, колбаса, сыр и яйца есть всегда. Ведь он готовить не умеет, даже макароны не сварит. А сосиски не сложно сварить, как и пельмени, а колбасу и сыр отрезать на бутерброд. Приношу два килограмма слив или яблок один себе, один ему. Дома я завтракаю несколькими яблоками, в обед горсть яблок или слив и орехи. А на ужин яблоки, сливы и еще что-то.
 Вместо едких сигарет покупаю ему Приму с фильтром. Отец давно выздоровел, выходит на двор, и я говорю ему, – Ну купи ты на рынке ту же колбасу или фасоль в банке, раз они тебе нравятся. Он не покупает самостоятельно ничего, кроме хлеба. Немного денег я оставляю ему на одну бутылку водки. Он может запросто сорваться и в день пропить половину пенсии.
 Поход на рынок занимает у меня полчаса, а большую часть времени стою в очередях в ЖЭКе и других конторах за оформлением и переоформлением субсидий, какими-то справками, платами за квартиру.
 Ладно, все это ерунда. Что же дальше то будет. Жить с ним я не смогу.
 В молодости отец играл в футбол, в шахматы, катался на коньках, приходил домой с 'Советским спортом' и 'Комсомолкой' подмышкой. Пока учился, его интересовала физика. После развода с мамой у него была многолетняя связь с женщиной, которую я видел на фотографиях. Пил он и тогда, но все-таки реже.
 Последние пять лет он предпочитает пить в одиночестве. Или нанимает кого-то из знакомых за стакан, чтобы сходили за бутылкой.
 Газеты он перестал носить, играть в футбол не может. В разговоре он с трудом подыскивает слова и вставляет много скверных. Когда он вышел на пенсию, стал выходить из дома только за водкой, а большую часть времени проводит в кровати или у телевизора – футбол.
 Когда Няня еще была с нами, иногда я задумывался, для чего он живет, ну какой интерес? Не могу понять. Мы с ним не ссорились, но и общего у нас ничего нет. Ни одного серьезного разговора у нас не было. Книги он читал только в молодости. Всякую ерунду. В чулане лежит стопка шпионских детективов наподобие 'Тень у пирса'.
 Последнее, что он прочел – 'Воспоминания и размышления' Жукова в начале семидесятых. В театре он никогда не был. Положительно относится к музыке из кинофильма 'Серенада солнечной долины' и если услышит что-нибудь джазовое, другая музыка для него пустой звук.
 Ненавидит евреев.
 Отец никогда не выписывал газет на дом. И я решил выписать ему журнал 'ТВ парк' с телепрограммой, кроссвордами и статейками про актеров. Вижу по старым номерам – кроссворды пытается гадать. Потом я привез в Кузьминки телевизор с пультом. Он больше берет программ, чем старый и лучшего качества картинка. Обычно я ездил в Кузьминки во вторник. А теперь стараюсь иногда бывать в один из выходных, чтобы вытащить его погулять. Ходим в лес. Вижу, что ему трудно – суставы, не спешу, иду медленно. Он останавливается, тоже встаю. -
 Давай посидим. Садимся на большой пень. Сидим долго. Жду, когда сам скажет – пойдем. Думал, что у него появится вкус к таким прогулкам.
 В один из моих теперешних приездов, в квартиру позвонили. Отец открыл – на пороге женщина, лет на пять моложе его. Вижу ее впервые.
 Наверное, соседка со двора. Они стали говорить при мне, как говорится ни о чем. Мне стало понятно, что она заходит не первый и не второй раз. Она посмотрела на меня и сказала с улыбкой: – Папка жениться не собирается? А то мы найдем.
 Ехал в метро домой и думал – а может это выход? Жена смотреть будет за ним, и мне легче. Правда, характер у него. Вскоре он скажет, что она ворует или хочет его отравить.
 Начал собирать документы для открытия наследственного дела на квартиру. Квартира, в которой отец и Няня прожили сорок лет, после смерти Няни оказалась не вся отцова. На четверть претендует их старшая сестра Валя. Валя с Няней всю жизнь дружили и советовались, думаю, что и в этом деле без ее советов не обошлось. Если бы Няня знала, что ее часть квартиры достанется посторонней семье, написала бы на меня или на отца завещание. Няня была простая, но неглупая женщина, но тут ее провели. На протяжении последних лет десяти Няня говорила мне: – Что со мной случится, вот здесь документы на квартиру, вот здесь сберкнижка, здесь золото. Перед отъездом в больницу она отдала мне золотой брегет деда с надписью, перстень, мой крестильный крест с золотой цепочкой, что-то еще золотое.
 Мама посоветовала мне по квартире проконсультироваться с адвокатом, который ведет квартирное дело Наташи, другой моей тети со стороны мамы. Приехали в контору. Дяденька, лет 28 сходил за бумажками и, пряча их от меня, стал объяснять, что Нянина доля будет делиться не пополам между отцом и тетей Валей, а между всеми родственниками поровну. Этот прохвост будет вытягивать из меня деньги, а в конце скажет, что это его заслуга в том, что наследство будет делиться между родственниками первой очереди, то есть между отцом и Валей.
 На ступеньках перехода у метро Фрунзенская женщина продает карликового кролика. Беленький малютка. Забрал его с собой. Мамы дома не было, она у знакомых на даче. Положил малышку на палас и сам свалился, чтобы мы были одного размера. Дал дольку сливы. Ест. Лег на диван, а малыша посадил на грудь. Сидит тихо. Вдруг чувствую: что-то горячее разливается по плечу. Снял его аккуратно, потом майку и застирал. На паласе малыш оставляет горошек, но его легко подмести.
 Мама приехала через два дня. Малыш ей понравился. Он смешно бегает и спит у нее на коленях. Он остался жить в маминой комнате. А вскоре я принес для него большую клетку с всякими приспособлениями. Ночью он спит в ней на кухне.
 Прочитал 'Сахалин' Чехова. Здесь и про Верхнеудинск есть, в котором я тоже был.
 Я решил уйти с работы. Поводом послужил такой случай. Ближе к обеду в нашу комнату зашли две тетеньки из другой комнаты, подсели к
 Наталье Ивановне и стали беседовать по проекту. Наталья Николаевна единственная женщина в нашей комнате. Все трое не программистки, а тестируют каждую новую программу или переделанную старую на ошибки.
 Все трое ровесницы, им где-то под пятьдесят. В комнате Дима, Коля,
 Андрей и я. Минуты две спустя ребята вышли. Остались тети и я. До обеда минут двадцать, но я по привычке уже приступил к яблокам.
 Отрезаю дольку за долькой. Вдруг прислушался – тетеньки говорят абракадабру. То есть слова произносятся как бы в обратном порядке.
 Мне стало противно. Взял тарелку с яблоками и вышел в другую комнату, которая называется учебный класс. Тут пережидают Дима, Коля и Андрей. Они даже не пытаются изобразить, что чем-то заняты.
 Слиняли с улыбками, после того как я зашел. Минут через десять я доел свои яблоки и вернулся в комнату. Тети сидят по-прежнему, но говорят уже по-русски.
 Опять мне не повезло. Почему же я раньше смотрел на многое сквозь пальцы.
 Разве не странно как я попал в эту организацию? Здесь программисту платят, как начальнику управления на ЗИЛе. Работают сплошь и рядом родственники. А меня нашли по объявлению в Интернете. Смешно. Ладно, если бы был специалист, но я даже не знал языка, на котором нужно было программировать, и мне дали неопределенное время для изучения его. И это организация, которая программирует не для частного предприятия или отрасли, а занимается разработками на уровне всей страны: алкоголь-контроль, система по оформлению приглашений иностранных граждан. Испытательный срок был не три месяца, как везде, а восемь. Никто не сказал мне, во сколько приходить и уходить с работы, сколько длится рабочий день и когда обед. И я приезжаю к
 10.10, 10.15. Уходил с работы первые полгода в 16, потом в 17 часов.
 Часа четыре в день занимаюсь английским. Обедаю до двенадцати на рабочем месте, а потом мотаюсь час, два по книжным магазинам. И меня берут. Разве это не странно? Денег мне все прибавляют и прибавляют, хотя я ничего особенного не делаю и ни за что не отвечаю. При поступлении я получал на руки 3 тысячи. Через три с половиной года -
 10.600. А командировки самолетами по всей стране, с культурной программой и банкетами? А премии?
 Три с половиной года, что я проработал в НИИ, прошли спокойно.
 Никто, как эти три тети на тарабарском не говорил. Года полтора назад, летом, у меня возникло чувство, будто внутри головы что-то давит. И так продолжалось недели три. Не знаю с чего. Я ни с кем не ссорюсь, не пью, питаюсь здоровой пищей, часто бегаю по утрам.
 Ни дома, ни на работе я никому не говорил об этом. Как только в голове начало давить, в нашей комнате сразу пошли разговоры о внутричерепном давлении. А прошла боль как-то необычно. Работал за компьютером и вдруг чувствую, как будто что-то доброе извне поступает в голову. Это можно сравнить с ласковым поглаживанием.
 Четыре года назад, когда я уволился из ЗВС, было другое воздействие.
 Тогда мне постоянно что-то подсказывали. А в этот раз слов никаких не было. Теперь я понимаю, что у разных специалистов разный способ проникать в голову. Некоторые внушают слова, другие состояние.
 Никаких таблеток я не пил. Это Борис Ельцин думал, что таблетки помогут или водка.
 В наше отделение иногда приходит дяденька экстрасенс. Он состоит у нас в штате. Лет пятидесяти пяти, высокий, крупная голова и руки, и воспаленные глаза. Всегда в кроссовках, джинсах, за плечами рюкзак.
 Кто это? Сказали, что лечит начальство.
 О том, что Няня получила ожог, я тоже никому не говорил на работе.
 И вот проходит два дня. Татьяна Николаевна остановила меня в коридоре и стала долго рассказывать, что купила себе плиту с автоматическим включением конфорок. Женщина, начальница, старше на пятнадцать лет, останавливает программиста в коридоре и рассказывает ему про газовую плиту.
 Изредка на работе случались непонятные или непривычные вещи, но не такого уровня, как разговор на тарабарском.
 Коля проводил кабель в соседнюю комнату, и в стене рядом со мной появилась невидимая щель. И теперь я, как адъютант его превосходительства, если отвлекаюсь слышу, как тетеньки из соседней комнаты бурчат государственные тайны. Сказал Коле. Через два месяца панель восстановили.
 Однажды днем пришли какие-то дяденьки в штатском. Нас всех попросили выйти из комнаты и закрыли за собой дверь. Через полчаса нам разрешили войти. Никаких объяснений не было. И никто не знает, что означал этот визит и кто они. Монтеры, меняющие лампы бывали у нас, но они в комбинезонах и меняют лампы на виду у всех.
 Однажды мне случайно показали, что локальная сеть отдела и монитор сидят на одном прерывании. Вообще-то так не делается. Это значит, что появление на моем экране любой картинки или буквы будет повторяться на мониторе наблюдающего где-то в другом месте.
 То с потолка кто-то говорит: 'Коля, я тебя вижу'. На чердаке кабели прокладывают Коля и Сережа. Потолок состоит из алюминиевых панелей в частую дырочку. Я поднял голову, но говорящих не вижу.
 Какая удобная позиция.
 В нашей комнате то и дело появляются студенты – практиканты. Не интересовался из МФТИ, кажется. Не знаю, какая у них специальность, но не программирование или математика. Вообще у нас в отделении нет профессиональных программистов и математиков, даже тех, что разработали ядро нашей программной системы. У многих сотрудников опыт программирования два, три года.
 Так вот студенты. Удивительные люди. Один где-то читает лекции
 (ему двадцать с небольшим), катается на лыжах и бегает. Он участвовал в забеге по лестницам Останкинской телебашни за автомобиль (суппермужчина России). Играет в бильярд, сплавляется летом на катамаране, любит пиво, носит серьгу в ухе, пишет с ошибками, любит дискотеки, на работе слушает: 'полковнику никто не пишет', 'нас не догонишь', 'я сошла с ума' и похожую музыку. Все время берет взаймы и не помнит, сколько должен. Приходит в комнату в полдень с большим баулом, в кроссовках, на майке надписи крупными латинскими буквами. Здороваясь, он дает подержать кончики пальцев, при этом может повернуть голову через плечо и разговаривать с кем-то другим.
 Программировать он научился, но от невнимательности у него постоянные ошибки. И еще он не может или не хочет программировать просто. То есть программы получаются сложные, больше по объему и иногда медленнее. Начальник сектора не в силах разбираться в его ошибках, приходится мне. Это случается, когда студент на сессии или когда мы в командировке. Однажды ему поручили написать программу, определяющую по индивидуальному налоговому номеру адрес. Я посмотрел
 – не то. Удивляюсь, как ему поручили эту программу, человеку, который бывает на работе два дня в неделю, а летом и на сессию совсем не появляется. Но я не стал ему что-то советовать, обидится еще. Так однажды уже получилось. Когда он только пришел, он не знал билдера и попросил помощи у меня. Я согласился, и стал отвечать на все его вопросы. Мне это не трудно, а для него быстрее, чем искать в толстой незнакомой книге. Я посмотрел, как он программирует, и сообразил, что он вообще новичок. Напечатал ему строчек двадцать – правила программиста. Набор тонкостей, которых нет в книгах, и которые облегчают жизнь. Как у слесарей, например, ведь нигде не написано, что в разболтавшееся отверстие в оконной раме можно вставить спичку, чтобы болт плотно ввернулся. Прошел месяц или больше. Студента не было в этот день. Кто-то убирал под его столом и нашли мой листок на полу со следами от кроссовок.
 Второй студент. Когда здоровается, протягивает руку ладонью вниз.
 Сел рядом со мной. Взял себе три стола и поставил их буквой 'П'. (у всех по одному столу) Он тоже месяц задавал мне вопросы по билдеру, а потом стал программировать самостоятельно. Теперь к нему подсаживается первый студент и задает те же вопросы, что и мне когда-то. Беседа их проходит у меня за спиной и продолжается ежедневно с полчаса. Второй быстро написал какую-то программку и теперь сидит днями напролет в Интернете, читает несмешные анекдоты.
 В первом году он защищал диплом. Написал какую-то программку на Си, строк на двести, которая ловит злоумышленников в Интернете. По количеству материала это с трудом тянет на курсовой. Защищался второй у нас в институте, где-то в актовом зале. Мне несколько раз предлагали сходить, посмотреть, но было лень и жаль времени.
 Вдруг водку стали пить в комнате. У нас всегда было принято отмечать дни рождения или праздники без спиртного. Торт с чаем или кофе. И только под новый год при закрытых на ключ дверях позволяли себе бутылочку шампанского. У нас же на этаже два особиста. И стукачи должны быть, как на любом государственном предприятии. Не помню, что праздновали. Сбросились. Первый студент с Игорем принесли несколько бутылок водки, банки огурцов, колбасы и еще какие-то консервы. Короче все, что пьют и едят обычно на лавочках. Пришла
 Татьяна Николаевна, начальница отдела и Андрей второй, начальник сектора. И еще из взрослых у нас Наталья Николаевна. И ничего.
 Сидели и пили. Вот что значит инициатива молодого студента. Я деньги сдал, как и все, но не пить отказался. Это никого не удивило, потому что все видят, как я ежедневно ем фрукты, а по четвергам голодаю, какая тут водка. Уйти мне некуда. Развернулся на крутящемся стуле от общего стола к своему монитору и под шумок добавляю в свою базу фотографии и биографии советских киноактеров из Интернета. Тортика съел пару кусочков.
 Однажды Татьяна Николаевна привела в нашу комнату некого Володю и познакомила его со всеми. Она сказала, что Володя из кгб, работает у нас по договору, пишет небольшую программу для ДКС. Володе лет тридцать, на лице улыбка, в темном костюме, в белой рубашке и галстуке. Остальные ребята быстро разошлись после рукопожатия, и я хочу, но не могу. Татьяна Николаевна и Володя продолжают разговаривать и через слово одновременно посматривают на меня.
 Киваю, улыбаюсь, а они скажут что-то и уставятся оба. Такое чувство, как будто от меня чего-то ждут.
 На следующий день Татьяна Николаевна попросила меня курировать
 Володину программу.
 Володя стал появляться в НИИ раз в две, три недели. В следующий раз он принес торт и бутылку шампанского. Он собрался в отпуск, и решил отметить это с нами. Это потрясающе. Как будто у него нет своих сослуживцев. Против шампанского наша комната, конечно, не возражала. Потом Володя стал бывать все реже, раз в несколько месяцев и заходил уже без улыбки и здоровался отрывисто. Он оставил последнюю версию своей программы для меня на ничейном компьютере в подкаталоге 'solovei'.
 Кстати, примерно в это же время, однажды, когда я приехал в
 Кузьминки, отец спросил меня как-то без всякого вступления: 'А что ты не идешь в кгб?'. С чего это вдруг?
 У нас на этаже часто бывают группа людей в дорогих черных костюмах. Из МИДа или кгб не знаю. Последний раз они вместе с
 Татьяной Николаевной и Андреем вторым долго стояли в коридоре перед нашей дверью, перебрасывались отдельными словами, но в комнату не заходили. Учебный класс же свободен, могли бы туда зайти, чего стоят перед нашей дверью. Время без пятнадцати пять. Мы со студентами собрались домой. Рановато, конечно, за то я второй прихожу в комнату, а большая часть приходит после меня. А ухожу я всегда первый и не знаю, во сколько уходят остальные. Мы открыли дверь и прошли меж молчащих начальников и советников.
 А командировки? В Улан-Удэ и Чите мы были двадцать дней. А первые две недели Коля каждый день покупал полтора литра водки на троих – на себя и двух теть. Про Колю не скажешь, что он пьяница или дон
 Жуан. Он бледненький, хиленький, заикается, не умеет ни говорить, ни шутить, интересуется только сетевыми технологиями.
 В Чите поехали на китайский рынок. Будни, покупателей нет. Лотки под открытым небом. На улице двадцать пять мороза. В основном одно и то же – кожаные куртки. Мы были втроем. Обошли раз, и я пошел в машину, чего мерзнуть. А наши двое еще ходят, смотрят. Они отсутствовали минут пятнадцать, то есть еще несколько раз обошли тех же самых тридцать торговцев. Так ничего и не купили. А я сидел в
 Волге. Водитель посмотрел на мою серую вязаную шапочку и сказал: -
 Знаешь, как у нас такие шапочки называют. Пидорки. Это водитель представительства МИДа в Чите говорит члену комиссии из Москвы, одному из тех, кого он возит каждое утро из гостиницы на работу или в ресторан с его начальником.
 Уфа. От института нас трое: одна тетенька, Коля и я. И с нами два мидовца, начальники. Посидели в кафе, недалеко от гостиницы. Вышли и поняли, что нас обсчитали. Процентов на 25. Прогулялись вперед, а когда возвращались в гостиницу мимо кафе, один мидовец говорит мне:
 – Давай сходим, потребуем деньги. Вообще-то мидовцы такие же, как все, обычные люди, только знают несколько языков и ежедневно смотрят программу 'Время'. Почему он обратился именно ко мне, не понятно.
 Когда нас катали на теплоходе по Белой, какой-то дядя из местных, то ли из мвд, то ли из кгб, вдруг разговорился со мной. Говорит, а знаешь, что перед бегом пить нельзя – язва будет.
 Вообще мне часто что-то советуют или предупреждают: а ты знаешь, что раз в два месяца нужно зубную щетку менять… как это ты не боишься под сосульками ходить…
 Во Владивостоке в представительстве лежит стопка газет. Случилась пауза, и я почитал. Одна заметка про статистику авиакатастроф.
 Больше всего в России падают старые Боинги, на одном из которых мы прилетели. Другая заметка об охоте на волков. Дело было зимой.
 Волков гнали на вертолетах. Один забежал в небольшую рощу. Тут его след и пропал. Вертолеты кружили, кружили, нет. Оказывается, волк прижался телом к дереву, обхватив его лапами. Заметили его лишь тогда, когда он вытирал рукавом сопли. Другой матерый спрятался в поленице дров и притворился бревном. Тут он понял, что дырку от бублика получит, и сдался: 'А на черной скамье, на скамье подсудимых…'.
 В ДКС можно зайти свободно, пройти в столовую или к киоску с книгами и сувенирами. А у дверей в рабочий сектор стоит милиционер.
 Для того, чтобы пройти туда, нужно заранее позвонить начальнице отдела, чтобы фамилию внесли в книгу милиционера. Мне приходилось бывать тут раз пять одному или с кем-то. В последний раз подхожу к милиционеру, называю фамилию. – Нет, Соловьева нет, может Соловьянинов?
 А в самый первый раз мы приехали туда с Татьяной Николаевной. Час назад в институте она попросила меня курировать программу Володи из кгб. Приехали, зашли я сел за монитор, и стал знакомиться с программой. Рядом стоит Татьяна Николаевна. Задходит какой-то грозный дяденька. Советник какой-то. То есть наш заказчик. – Ну, расскажи, как работает программа? – важно спросил он. – Понятия не имею. И он тихо ушел. И ничего. И меня никто не застрелил и не уволил. Оклад мой по-прежнему растет. Да еще и в командировки стал ездить.




 Теперь приключения начались на улице.


 Осеннее утро, начало девятого. Возвращаюсь с пробежки домой через сквер Травникова. Как обычно ни одного человека. Бегу по узкой дорожке. Впереди, шагах в тридцати на бордюре, стоит мальчик, по виду старшеклассник. Просто стоит, ворон ловит. На меня не обращает внимания. Только я пробежал, как он плюнул позади меня.
 После этого случая плевать позади стали почти ежедневно. На улице, когда я один, стою у киоска или просто иду. Плюют в основном дяденьки лет двадцати пяти – тридцати пяти.
 Спускаюсь по ступенькам Андреевского моста после пробежки и через стеклянные окна, с высоты второго этажа вижу, как семь человек с собаками, стоящие на газоне парка Травникова вдруг одновременно, как притянутые магнитом, пошли к дорожке, по которой я сейчас побегу.
 Красивое зрелище. Вроде бы случайные люди, с разными собаками, стоят на травке, как попало. И вдруг, как по приказу все идут в одну сторону.
 Собаки опять стали приставать в самых неожиданных местах (во время пробежки). Та, что кусала меня за икру года четыре назад (в пятницу тринадцатого цапнула, когда я просто шел мимо, а двенадцатого и четырнадцатого не захотела), теперь, когда прохожу в пятидесяти шагах от нее, летит на меня с лаем и обнаженными деснами. Ее хозяйка, пенсионерка из нашего дома повернула голову посмотреть, что там и снова отвернулась. С чего бы это она неприветливая стала, даже не здоровается. Вообще-то она здоровается. А в тот раз, когда меня ее собака тяпнула, даже расспрашивала и извинялась. Собака остановилась в трех шагах от меня и продолжает лаять. Но идти можно.
 В одну из пробежек случилась непонятная вещь. Пробежал пол дистанции и чувствую – больше не могу. Лет десять назад, когда только начинал, иногда сбивалось дыхание на горке, и я переходил на шаг. Но здесь ровно. И пробежал всего три с половиной километра, а я бегал и двадцать и не уставал. Перешел на шаг. Опять побежал – сразу устаю. Несколько раз пробовал пробежать – не могу. Идти можно сколько угодно. Усталость какая-то не физическая, не мышечная, а другая. С чего? Питаюсь нормально, сплю крепко. Мне не хотелось уходить с полдистанции и остаток до Крымского моста и назад я прошел пешком. Через день бежал снова – такого ощущения больше не было. И в следующие разы тоже.
 День. Людно. Спускаюсь по ступенькам подземного перехода у метро
 Фрунзенская. Позади кто-то громко гавкнул мне в ухо. Я дернулся от неожиданности. Оборачиваюсь – странный дяденька, лет тридцати с полуулыбкой. У него такой вид, что я даже ругаться не стал, а пропустил его вперед.
 На следующее утро, когда шел по Несвижскому в сторону парка
 Культуры (давно уже выхожу пораньше, чтобы пройти остановку метро пешком), в трех шагах позади возник дядя с большой собакой на поводке. Сделали несколько шагов молча, вдруг собака гавкнула. Ни какого повода для беспокойства не было: ни машин, ни людей, ни собак, поэтому это было неожиданно.
 У метро Киевская, на Брянской улице, я иногда покупаю пирожки с капустой и картошкой. Не часто, но раз в месяц бывает. Здесь они вкусные, маме приношу, тоже нравятся. Покупал всегда без проблем. На этот раз деньги заплатил, жду, когда узбечка выдаст парочку только что испеченных. Стою один. Вдруг передо мной вырастает дяденька, лет тридцати и протягивает деньги узбечке перед моим носом. Меня как будто нет.
 На Киевской выхожу часто – здесь рынок, он ближе к дому и самый дешевый. За один поход на рынок покупаю килограмма три яблок и два слив. Этого мне хватает на три дня, а потом нужно снова идти. Здесь несколько рядов продавцов – надувателей. Они не постоянные, зарабатывают и исчезают, а их место занимают другие. Торгуют просроченными продуктами или гнилыми и некондиционными фруктами.
 Много жулья, потому что основной покупатель – пассажиры поездов дальнего следования. Качество продукта начинает сказываться далеко от Москвы. Однажды я попался, и теперь знаю, где стоят жулики и их технику подмены пакета, и хожу к добросовестным продавцам. В этот раз на рынке впервые тесная толпа. Вижу, движутся позади трое неопрятных дяденек, небритых, опухших, с порезами. Самый высокий с безумными глазами, над головой за ножки держит стул без спинки. Нас разделяют шагов десять. Мы движемся в одном направлении, но я медленнее, потому что смотрю на цены, сорт яблок и слив у каждого контейнера. Уже забыл про тех, что со стулом, смотрю – стоят позади.
 Чего-то ждут. Они могли уже десять раз пройти мимо.
 У метро Фрунзенская газетная палатка. Протягиваю продавцу десятку:
 – Дайте 'Ответь' (журнал с программой телевидения). Проходят мимо два дяденьки лет тридцати. Встают впереди меня, и что-то спрашивают у продавца. Продавец держит в руке мою десятку. Он бросил искать мой
 'Ответь' и отвечает им. Они вынимают деньги. Продавец держит мою десятку и берет их деньги и отдает им какие-то журналы.
 В метро при подходе к эскалатору мне наступают на пятку. То есть это случалось раньше, конечно. Но почему-то сейчас это случается у каждого эскалатора. Почти ежедневно. Петр, который сидит рядом со мной в нашей комнате, зачем-то наступил мне на пятку, когда мы выходили из института. Выходили вдвоем, ни в лифте, ни в холле нет никого. Как-то фальшиво у него получилось. Это произошло не задолго до того, как мне стали наступать в метро.
 В вагоне метро рядом со мной сразу или погодя появляется дяденька, который берется за поручень так, что я задеваю носом его рукав.
 Стою у дверей вагона, на следующей мне выходить. Сбоку – дяденька, лет пятидесяти. Вдруг он положил свой ботинок на мой. Я посмотрел на него. На меня не смотрит, и спокоен. Я врезал по его ботинку. Он еще и ругаться стал. На следующей я вышел и сделал пересадку на кольцевую. Проехал две станции, подхожу к дверям, чтобы выйти на следующей. Теперь справа дяденька лет тридцати кладет на мой ботинок свой. Поднял на него лицо. Он, сразу, не глядя на меня, снял свой ботинок.
 На пустом перроне, пока смотрю в туннель – нет ли поезда, сзади или сбоку тихо встает дяденька. В шаге или двух от меня. Это странно потому, что справа и слева много пустого перрона, иногда метров тридцать, пятьдесят.
 Вновь меня водят на расстрел. В нескольких шагах позади по пустой улице в десяти шагах держится дяденька, не перегоняя и не отставая несколько минут. Как прежде смотрят, что покупаю в киоске. Заметил, что если подхожу один, то дяденька не подходит, пока смотрю витрину, а только когда лезу за портмоне. Если не покупаю ничего, никто не подходит.
 Написал заявление об уходе с работы. На следующий день в институте появился Володя из кгб. Почти год его не было видно. Раза три мелькнул передо мной, но меня не замечает. Осталось отработать две недели. На работу не хожу.
 Кролик погиб. Утром слышу: мама заплакала. Подхожу – мертвый. Три минуты назад я стоял перед его клеткой, он бегал как обычно. Зря купил ему стружку для подстилки, наверное, попало в рот вместе с едой. Мы поехали в Одинцовский лес и захоронили его. Месяца три он прожил у нас.
 На моих ботинках лопнули сразу обе подошвы. Хорошие были ботинки, мягкая кожа, легкие и удобные. Правда и дорогие. Теперь они пропускают воду, если идет дождь.
 С рюкзаком не расстаюсь. На днях у него сломалась молния. Так серьезно, что остается только новый покупать.
 Заглянул, как обычно в книжный на Комсомольском. На прилавке заметил брошюру 'Способы карманной тяги'. На следующий день меня обокрали. Днем я собрался сходить в Третьяковку. Рубли кончились, полез в стол за долларами. Среди стодолларовых купюр лежат две пятидолларовые.? Вообще-то я никогда не знаю точно, сколько денег у меня в кармане и в столе. Но пятидолларовые я видел последний раз три года назад, после резкого падения рубля с 5 к 1 до 22 к 1. Да и то, это были не мои деньги. Тогда я уговорил Няню снять рубли с книжки и поменять их на валюту. В обменном пункте мне дали одними пятерками.
 Еду в метро. На Театральной в вагон зашла толпа. На следующей,
 Новокузнецкой вышел – портмоне нет. В нем был и проездной. Хорошо, что из метро не вышел. Вернулся домой. Взял из стола сто долларов, разменял, поехал в Третьяковку. Пока шел к Лаврушинскому переулку, лужи обходил, но бесполезно, ноги все равно промокли.
 Когда вернулся из Третьяковки, пересчитал деньги в столе и запомнил сколько их. Когда вышел из своей комнаты, мама говорила по телефону. Услышал обрывок фразы: '…он думает, что я у него деньги беру…'
 Пылесосил в своей комнате. Задел тумбочку на колесиках. На ней стоит телевизор и деревянная статуэтка, которую я когда-то привез из
 Польши. Статуэтка качнулась и упала. Успел заметить, когда она наклонялась, как сначала отвалилась голова, а потом упало туловище.
 Вот оно знамение то. 'Чур меня, чур. Чур, чур, перечур' – как говорил великий Ленин, как учит коммунистическая партия.
 Системный блок, который я купил полгода назад, вдруг стал издавать звук как циркулярная пила. Металлический такой. Ничего подобного я не слышал за все годы работы с компьютерами. Это не вентилятор в блоке питания, источник где-то у материнской платы. Возможно это кулер над процессором. Вспомнил, как несколько лет назад на ЗВС на моих глазах без моего участия закругленные углы прямоугольника самостоятельно выпрямлялись, и поленился разбирать и смотреть, это у них юмор такой. Вдруг стал отказывать CD-привод. Раньше я иногда слушал диск с песнями 'ABBA'. Теперь CD-привод выбрасывает этот диск. Вновь задвигаю дверцу или придерживаю ее пальцем, пока не возьмет. Диск начинает работать после шести попыток, иногда после десяти. Мне надоело тратить время, придерживая дверцу. В пакетиках с гвоздями и шурупами нашел винтик для картин с крючком на конце.
 Ввернул его в отверстие под дверцей привода. Теперь поворот на 90 градусов и дверца блокирована. Поворот в обратную сторону – разблокирована. Прошла неделя, смотрю – кто-то скрутил винтик. Он держится на двух витках. Если бы не заметил, его бы сорвало.
 Еду к отцу. Стою у задних дверей вагона, читаю. Напротив наискосок сидит дядя, лет пятидесяти. Вдруг он начал харкать и плевать перед собой. С губ его повисла слюна. Женщины рядом и напротив повставали и быстро ушли. Подошел и с размаха врезал его по лицу. Он встал и сказал только одно слово: – МВД! Дяденька оказался выше меня. Смотрю на него снизу вверх. Оба молчим. Потом он опустил глаза, что-то пробормотал и сел на прежнее место и держится за щеку. Я встал спиной к нему у выходных дверей. Кисть моя опухает. Бил левой. Чтобы ударить правой, нужно было снять рюкзак с плеча, раскрыть его, книжку убрать и только потом бить. Похоже, что сломал косточки. В двух местах: у большого пальца и следующего. На следующей остановке из соседнего вагона в наш зашли двое 'пацанов'. Один подсел к дяде.
 Второй спрашивает меня – за что я его. – Хамил, – говорю. Следующая
 – Кузьминки, я вышел. Потом, когда вернулся от отца и вспомнил подробности, пожалел, что не врезал и этим защитникам родины, правая рука то здоровая.
 Кузьминский рынок. Здесь мое внимание привлекла девушка. Люди двигаются в разных направлениях, а она стоит посередине перед входом на рынок, спиной ко мне. В руке, отведенной назад за голову, пачка импортных сигарет. Что-то дорогое – 'Кемел' или 'Давидов'.
 Непонятно. Реклама? Нет. Обычно такие девушки в фирменной одежде, кепочках, с лотками. А на ней обычная одежда. Молчит и держит пачку, которую можно купить в любом киоске.
 В этот раз я ушел от отца раньше. Оставил продукты, а готовить не стал – кисть мешает. Что-то придумал, что надо спешить.
 Когда спускался по лестнице, отец вышел на порог и сказал мне в спину 'Сникерс'. Я обернулся, а он: 'ну, ладно'.
 Несколько раз просил его не называть меня так, не обращает внимания.
 На следующее утро я пошел в ближайший травмпункт на улице 10 лет октября. В нашем подземном переходе с этого дня сидит дяденька с большим синяком под глазом, просит подаяние. Захожу в травмпункт.
 Небольшой холл и несколько дверей в кабинеты. В холле три травмированных дяденьки, лет двадцати пяти, больше никого. У всех троих перевязана левая кисть и больше ничего. Надо же и я с левой пришел. С меня потребовали полис, которого с собой не было, и я ушел. Подхожу к северному входу в метро Спортивная, – на асфальте лежит труп старика. На улице октябрь, а старик в пижаме. Колени согнуты, руки вытянуты вперед, окоченел. Умер, видимо, сидя. Как он здесь оказался?
 В институте подписали мое заявление об уходе. Подписывал не начальник отделения, а один из особистов. К начальнику я зашел мимо секретаря – пустой кабинет. Если бы он был на месте, плюнул бы ему в лицо, случился бы скандал. Теперь хожу с обходным листом. Везде подписал, даже в библиотеке:
 – Ну, а Гриммельсгаузен у Вас есть?
 – С автобазы что ли?
 Зашел в свою комнату за вещами и впервые не поздоровался ни с кем.
 Только бросил взгляд налево. Человек шесть в углу сбились в кучку.
 Никто не поднял глаза. Чувствуется, как они напряжены и даже боятся чего-то. Собирался минут десять. Никто не подошел, никто не спросил, как в таких случаях обычно бывает: куда уходишь, сколько будут платить и всякое другое. Странно, ведь я ни с кем не ссорился, не ругался. Так они и не сдвинулись, когда уходил.
 Бухгалтерия находит предлог за предлогом, чтобы не платить мне.
 Отправляет в бюро пропусков, бюро пропусков отправляет в бухгалтерию. Каждый раз придумывают что-то новое. Понял – денег не будет. Так и оставил им тысяч тридцать. Пока ждал в коридоре у бухгалтерии, появился новичок – мальчик лет двадцати. Тут я должен был по сценарию поведать ему, в какую организацию он поступает, но я промолчал.
 Несколько дней я ездил в институт подписывать обходной. Пока иду к дому напротив, встречается один, два пешехода. Только заверну за угол, навстречу вываливает кучка человек в десять, двенадцать.
 Лавирую между ними, стараясь спасти свою левую руку. Они трутся об меня и толкают, но руку задеть им не удается. И это уже третий день подряд. На четвертый в этом месте они поставили на тротуаре пикап, сузив проход в два раза. Теперь я не увертываюсь, а отвожу руку за спину. Вообще-то за двадцать шесть лет здесь еще никто не оставлял машину.
 После этой моей находки они прекратили искусственную толкотню, а дня через два, три все-таки добились своего. Спускаюсь по эскалатору. Справа стоит дяденька с рюкзаком. Лет двадцать пять.
 Большой рюкзак, выше головы и толщиной такой, что если он развернется, то полностью закроет проход. Только я с ним поравнялся, как он повернулся боком (зачем, не понятно) и толкнул рюкзаком меня в спину. Чтобы не упасть я схватился больной рукой за поручень.
 Остановился на секунду, обернулся к дяденьке и констатировал, что он козел. Дяденька уже стоял в исходном и тупо смотрел на меня.
 Не помню, что заставило меня однажды остановиться на несколько секунд на ступеньках подземного перехода. По бокам разом остановились человек шесть. Как будто поступила невидимая общая команда. Это впечатляет. Длилось это несколько секунд, после чего они разом пошли дальше. Причин для остановки не было – шнурки там или что-то упало. Они встали секунды на три с застывшим выражением, с которым обычно слушают телефон. После этого случая я понял, что за мной ходят не три, четыре, а группа. И второе, что у них есть скрытые технические средства, позволяющие координировать действия.
 Любая поездка в метро приносит мне раздражение. Раздражает не то, что наступают на пятки, толкают или суют свои локти в лицо, встают в шаге позади на пустом перроне, а то, что это происходит не случайно, нарочно, и что не извиняются. Пробовал пропускать поезд. Один, другой. Бесполезно. Они заходят на следующей станции. Всякий раз в вагоне ко мне притирают двух, трех 'пацанов' с хмурыми тупыми рожицами. Мне так противно. Однажды их было так много, что я пропустил подряд три поезда. Они подходят всегда сзади в последний момент, когда открываются двери пришедшего поезда. Однажды на
 Курской радиальной я пропустил несколько поездов. Лезут и лезут. Мне стало интересно, откуда их так много и когда они кончатся. Станция старая, с толстыми опорами. Я быстро зашел за них и увидел, как группа человек в восемь пацанов стала рассеиваться, пихая и давя ноги друг другу.
 Театральная. Поднимаюсь вверх на эскалаторе. Слева от меня, там, где проходят, встает дяденька лет тридцати пяти. На ступеньку выше.
 Развернулся корпусом ко мне, правая рука на поручне, смотрит в упор.
 На лице наглая ухмылка. Вообще-то в городе не принято смотреть, уставившись, для незнакомых людей допустим только краткий взгляд. Я подождал несколько секунд, а потом посмотрел ему в глаза. Вижу: смотрит мимо. Его взгляд проходит в сантиметре от моего лица. Мне в глаза он так и не взглянул, головы не отвернул, и позу не сменил и улыбку оставил. Что я могу сказать? Почему Вы смотрите в сантиметре от моего уха? Теперь я сам отвел глаза. Так мы доехали до конца эскалатора.
 Купил пирожки на Брянской улице (метро Киевская). Рядом два столика под зонтиком, чтобы стоя перекусить. Но сейчас тут стоят несколько неопрятных людей, на столе водка. Поищу место где-нибудь еще. Ничего не нашел. Спустился в метро. На перроне пусто. Встал у колонны, так, чтобы никто не задел из пришедшего поезда. Жую пирожок. Приходит поезд. Двери открываются. Не из тех, что ближе, а из следующих дверей по полу по прямой ко мне вылетает пнутая ногой пустая пивная бутылка и останавливается у моих ног.
 Когда еду вверх на эскалаторе, всегда оставляю ступеньку впереди и ставлю на нее ногу, чтобы хитрецы не влезли, чтобы потом, при сходе с эскалатора не наступать им на ноги. На этот раз на эскалаторе свободно. Меня обошел и впереди встал дяденька, лет двадцати пяти.
 Некоторое время мы спокойно ехали. Неожиданно дяденька сделал шаг назад и поставил свой ботинок на мой. Обернулся, посмотрел на меня, ничего не сказал и отвернулся. Этот день ничем особо не отличался от других. Плюют, ходят сзади, давят на пятки и так далее. Выхожу с эскалатора. На стеклах всех дверей на выходе из метро Фрунзенская написано: 'еще?'.
 Приключения идут ежедневно. Основа – это плевки, хождение по пятам, руки на поручне перед лицом, отдавливание пяток, вставание за спиной. Дополнительно происходят неповторяющиеся случаи. Как с покупкой журнала или пирожков, или когда ставят ботинки на ногу и другие.
 У меня достаточно времени обдумать, что же делать. Я вспомнил все, начиная с первых приключений, которые начались, когда пошел в банк.
 С кем посоветоваться? Кому можно рассказать об этом? Кто в это поверит? Шесть лет назад, когда это началось, я сам был уверен, что у меня крыша поехала. Люди или будут вертеть у виска или вызовут санитаров из сумасшедшего дома. У меня есть друг с 80-го года,
 Генка. У него двое девочек, жена то работает, то нет. Вешать это на него? Чем он мне поможет? Может быть, ты хочешь, чтобы и ему стали наступать на пятки и плевать позади? Родственники. Наташа, моя тетя, мамина сестра. Старше меня всего на год, до сих пор читает, интеллигентная женщина. Замужем, двое мальчиков школьников.
 Несколько лет назад, когда приключения только начинались, я съездил к ней, пытался рассказать. Тогда я не знал о намерениях моих лубянских опекунов и написал Наташе расписку в том, что оставляю ей все свои книги, в случае моей смерти. Наташа успокаивала меня, но деталями не интересовалась. Наверное, я был неубедителен, и она не поверила.
 Отец. За всю жизнь мне не удалось ни разу с ним серьезно поговорить. Ни разу. Даже когда он был трезвый. Я давно привык к этому и не делаю попыток.
 Мама. До сумасшедшего дома я рассказывал ей о своих приключениях – ерунда, неужели ты думаешь им делать нечего – тратить деньги впустую, да кому ты нужен. Она никогда не принимала мою сторону и всегда упорно искала невероятные аргументы против. Сразу после того, как мама отправила меня в психушку, я начал думать, что она с ними.
 Она приехала недели через две, меня спросили, хочу ли я ее видеть, сказал – хочу. Я старался не думать, с ними она или нет. Даже если она с ними, то елси она пришла ко мне, значит я для нее сын, а не объект.
 В 97-м приключения начались вновь. На этот раз я не стал ничего рассказывать маме. Жаль терять время в психушке среди провокаторов, тем более, что там дают таблетки, которые влияют на глаза, невозможно будет читать. Прошло еще года два. Телевизор упорно не щелкает, по пятам не ходят и вообще все спокойно. Раза три я пытался поговорить с мамой о своих прошлых приключениях. Допустим все эти отдельные случаи чистое совпадение. Но если бы они продолжались после моего выхода из сумасшедшего дома, если бы за мной по-прежнему ходили по пятам, смотрели, что покупаю, если бы все время щелкал телевизор. Так ведь нет. Все пропало. Вот что интересно. Допустим, что все это мне показалось, что все это можно объяснить нездоровой психикой. А как быть со случаем на пробежке, когда меня догнали четверо бегунов и взяли в квадрат. И так мы бежали метров сто. Они переговаривались между собой, как будто меня нет. Это галлюцинация?
 Или на ЗВС, когда мы с тетенькой наблюдали, как без нашего участия выпрямляются закругленные углы прямоугольника в Автокаде.
 Когда пробую поговорить с мамой, она морщится как от громкой музыки и отворачивается или начинает плакать. И я оставил эту тему навсегда. Год назад мы гуляли с мамой в Нескучном саду. Вспомнил, как в армии мне предлагал стучать особист. – Значит, плохо уговаривал, – как-то мрачно сказала она.
 При всяком удобном случае мама расхваливает стукачей. 'Какой хороший человек' – про старика кгбешника с воспаленными нехорошими глазами из соседней квартиры. С завода я ушел в сбербанк. Ушел с вместе Левой. Он работал в нашем отделе, но нас ничего больше не связывало. Когда Лева узнал, что я ухожу, он попросил узнать, нет ли в банке места электрика – программировать, как я он не может. Место нашлось, и он проработал там пару лет до пенсии. Года за два до этого курили на лестничной площадке человек десять. Не помню, о чем говорили, только кто-то из наших сказал: 'Лева стукач, ты с ним поаккуратнее'. Сказано это было открыто в присутствии остальных.
 Никто не удивился. Значит, отдел знает, на чем-то он прокололся. Я ничего расспрашивать не стал, но запомнил это. А когда Лева попросился со мной в банк, подумал, вряд ли он сможет мне навредить.
 Мама знает про Леву, только то, что он из моего бывшего отдела, что пошел со мной в банк. Вдруг она начала расхваливать его: 'Ах, какой хороший человек, чуткий'. И так каждый день, как невесту хвалит.
 Что же остается? Если контора, где я служил, занимается представительствами по приему иностранцев по всей России, значит, со мной работают провокаторы не районного и не городского уровня. Где искать поддержку? Кто мне поверит? Как только начну рассказывать про
 'приключения', сначала выясниться, что в 93 году во время драки у меня было сотрясение мозга. Что и требовалось доказать.
 Маме я не верю и отцу тоже. Мало того, я склонен думать, что похороны Няни – были фарсом. Началось с того, что Татьяна Николаевна пришла в нашу комнату, села посередине и стала жаловаться, что некому лететь на Дальний Восток. Что это значит? Три, четыре недели будут кормить, водить на рыбалку, в баню и сауну, в рестораны. Все перемещения между гостиницей и представительством, ресторанами и сауной на иномарке, между городами на самолетах. Ничего сложного делать не придется. На работе при этом идет оклад. И, наконец, Тихий океан, это не Черное море. Самолет в Южно-Сахалинск стоит два оклада инженера на ЗИЛе. Все в комнате молчат, и тогда я согласился. Дней через десять Няня сильно обожглась и попала в больницу. Еще через два дня Татьяна Николаевна остановила меня в коридоре и стала рассказывать, как своей подружке, что купила газовую плиту с автоматическим включением.
 Прощались с Няней в крематории. Когда я целовал ее в лоб, кто-то из присутствующих сказал: – Совсем не похожа. Нет, не похожа.
 Больше половины из присутствующих я вижу впервые.
 Через несколько недель я получил урну с ее прахом и привез на кладбище тетю Валю с мужем Васей и маму на частнике. В конторе мы предъявили документ и тетю Валю, на которую была оформлена могила, и заплатили за рытье ямки. Я пошел раньше всех, чтобы застать могильщика. Он уже вырыл ямку и сидел. Урна у меня. Через полчаса я отпустил его и стал беспокоиться. Ведь я дошел от конторы за пять минут. Полчаса им хватило бы. А прошло уже полтора. Вот они. Как кстати, кто-то бросил в пределах нашей ограды детский савочек. Дед, когда я зарывал урну, сел спиной к нам на скамейку у соседней могилы. Это удивительно для человека старых правил. Я подумал, что и тянули они эти полтора часа, чтобы придти уже к зарытой ямке.
 Съездил в Кузьминки. К отцу не заходил, его пенсию передал соседке. Заехал на кладбище, пришел на могилу. Вытащил металлическую табличку с няниной фамилией, которую когда-то установил и отбросил ее в общую кучу со старыми синтетическими цветами и другим хламом.
 На плите с фамилией моей бабушки и дяди написал гадкое слово.
 Я решил уехать, купив турпутевку в США. Срок и тип гостиницы для меня не важен. В первый же день зайду в ближайший полицейский участок и попрошу убежища. Денег у меня около тысячи долларов.
 Турпутевка стоит тысячи две. Маме сказал, что хотел бы разменять квартиру. Нашли риэлтершу. Маме – однокомнатная в Бутово, мне двадцать тысяч на руки.
 Сниму квартиру на пару месяцев. Возьму с собой самое необходимое.
 Нужно побеспокоиться о книгах и цветах. Дал несколько объявлений.
 Всех названий книг в объявлении не перечислишь, и поэтому я решил привлечь покупателя полными собраниями сочинений. А когда придет, отдать ему все, что захочет. Цену поставил ниже на треть, чем предлагают другие. Совсем бесплатно предлагать боялся – можно отпугнуть.
 Полными собраниями у меня Чехов, Шекспир, Мольер. Другие книги – художественная классика, почти полный список тот, что Вы видели выше. Кроме них, книг сто по математике, физике, философии, истории, истории литературы, истории искусства. Несколько десятков книг детской литературы, закон божий. Всего два шкафа.
 Молчание. Дал еще объявления: продаю русскую и зарубежную классику, отдаю бесплатно, продаю иллюстрированные альбомы городов
 Сибири и Дальнего Востока. На объявления позвонили три – четыре человека. В общем, не получилось. Нужно просто отдать книги в школу или библиотеку. Взял отпечатанный список и поехал в Ленинку. У служебного входа впервые стоит милиционер. Попросил, чтобы ко мне вышел кто-нибудь из персонала. Вышла тетенька. Сказал, что уезжаю из страны и хочу оставить свои книги библиотеке. Если нужно, сам могу обеспечить транспорт или заплатить за перевозку. Она ничего не сказала и ушла со списком. Вернулась: – Мы не можем взять, нужно, чтобы в списке были указаны годы издания, перепечатайте.
 Зашел в Ленинку с входа для читателей. Предложил книги сотруднице, сидящей за столиком – все бесплатно, моя доставка, показал список.
 Нет, не нужно. В первом читальном зале сидят гуманитарии, может здесь получится. Вижу, сидит одинокая девушка. Подсел, разговорились. Предложил ей – нет. И так и сяк – все равно нет. Я как-то не учел, что девушка может быть из общежития, как в том фильме, о каких книгах может быть речь.
 У раздевалки книжный магазинчик. Продавец – интеллигент с бородкой. И ему не нужно. Показываю список, люди читают и отходят.
 Отдаю книги бесплатно, плачу за доставку. Вы сами наймете машину, так, что я даже не узнаю вашего адреса. Одна тетенька взяла список.
 Обещала позвонить. Прошло дней пять, тихо. Сейчас понимаю, что нужно было больше опросить сотрудников библиотеки. И заставить ту, что вначале подошла ко мне предъявить документы. А сотрудников можно найти в общей столовой или в кабинетах. Жаль.
 Время идет, нужно освобождать квартиру. Может быть школе предложить? Отбросил эту мысль. Созвонюсь, привезу книги, а мне скажут – в списке нет года издания, не пойдет или еще что-то придумают. В Ленинке не взяли. Вероятнее всего, стукачи и здесь меня заблокируют. По объявлениям никто не звонит, та, что взяла список не звонит. Или случайно не везет?
 Осталось два дня. Стал выносить стопки книг на помойку. Носил двумя пакетами и сбрасывал в пустой контейнер. После нескольких моих заходов у помойки появились два человека в униформе с хмурыми лицами и вылили в контейнер несколько котлов кашеобразной массы розового цвета. Какая-то пенсионерка проходила и заинтересовалась книгами.
 – Вам интересно? У меня есть полный Чехов и Шекспир. Хотите, я донесу Вам до дома. Пенсионерка живет у второй Фрунзенской, в доме с милицией. Донес пакеты до ее квартиры и выложил книги в коридоре.
 Договорились, что сейчас занесу ей Чехова и Шекспира. Когда подошел к ее подъезду, понял, что номер ее квартиры не знаю. Дверь в подъезд на коде. Домофон есть, но он мне не поможет. Постоял минут двадцать.
 Должна же она сообразить. Никто не выходит. Вернулся на помойку и выбросил пакеты с Чеховым и Шекспиром. Еще одна стукачка, подумал я.
 На дне пакета увидел связку ключей. Это ее ключи, как они оказались здесь? Выбросил их туда же. Пенсионерка, наверное, искала ключи и поэтому не вышла, как мы договаривались. Но эта мысль не пришла тогда мне в голову. Я уже привык, что мне что-то подбрасывают или крадут.
 Оставил себе книг тридцать, с которыми хотел прожить до отъезда, и, если удастся взять их с собой. Во второй коробке белье и одежда.
 Книжные шкафы разобрал на детали и вынес на помойку. Книжные полки тоже. Выбросил лыжи, лодку, елочные игрушки. Чешские фонарики-звездочки, на коробке дата 1961 год. Системный блок разобрал и покорежил отверткой все платы. Монитор развернул к стене, чтобы не пораниться и врезал по экрану молотком. Трубка не разбилась. Оказывается у нее два стекла. Разбилось первое толщиной сантиметра в четыре. Золото, которое мне оставила Няня, выбросил в мусоропровод. Диван и стол остались в комнате. Цветы вынес на лестничную клетку, двумя этажами ниже и поставил на подоконнике.
 Здесь их кто-нибудь заметит и возьмет.
 Бегать пока перестал из-за кисти. Пусть заживет, перелом заживает скоро, недели за три. Езжу в Одинцовский лес в будни и хожу по своему маршруту пешком. Почему-то мне понравилось выходить на
 Ильинской и идти оттуда красивой лесной тропой, а не из Усово, как раньше. Выхожу однажды из электрички в Ильинском и слышу позади шипящим голосом: 'Подлец, у, сволочь…' и тому подобное несколько шагов. Оборачиваюсь – в двух шагах дяденька, вокруг больше никого.
 Еще несколько человек вышли из первых вагонов. Спрашиваю: – Что?
 Злобные складки расправились, и появилась фальшивая улыбка: – Да это я не туда заехал. Наверное, он перепутал электрички. Это тупиковая ветка.
 Единственное неудобство в Ильинском – вначале пути на километр с обеих сторон тянутся дачные заборы. А дальше походники пенсионеры проложили в снегу тропу к птичьей поляне. Пробую пробежаться, но пока рано.
 А еще я хожу из Трехгорки в Одинцово. Запомнился один дяденька.
 Будний зимний день. Я вышел из электрички, сошел на тропу. Вскоре меня обогнал дяденька в черном. Лет тридцати, в черной куртке, черных брюках и городских, тонких ботинках. Без головного убора. И в руках ничего. Настоящий продюсер. Холодно, декабрь. Куда, интересно он собрался в таком виде. Этой лесной тропой он сможет выйти к
 Одинцово часа через полтора, два. Других вариантов нет. Километра три я видел его впереди, потом он затерялся.
 Приехал смотреть квартиру, которую мне предложили снять, недалеко от метро Кунцевской. Понравилось. Чисто, стиральная машина. Дом как наш, одноподъездный, из желтого кирпича, только выше. Внизу консьержка. Хозяйка загадочно сказала, что дом ведомственный, но не скажет, какого ведомства. Мне все равно. Через месяц, два меня здесь не будет. Заплатил риэлтерше и за два месяца вперед хозяйке. Они ушли. Осмотрел еще раз все и поехал домой. Завтра перевезу вещи.
 Выхожу из подъезда – какие-то люди стоят у подъезда и говорят между собой:
 – Ну, вот теперь он у нас поживет…
 Вот, кстати, тоже чудо. Заметил, что некоторые люди, которые проходят мимо бросают фразу, которая как-то связана с текущими событиями, происходящими со мной. Они говорят чуть громче других, и потому я невольно обращаю внимание. Это могут быть одинокие пешеходы или беседующая парочка у киоска или пассажиры электрички. В метро мне запомнился единственный случай. В метро сильный грохот, а это случилось на Филевской ветке – она идет не в туннеле, а снаружи. Что говорят? Например: Созвонился с турфирмой, узнал цены на путевку в
 Америку, говорят: Да он даже английского не знает. Выбросил книги -
 А он все книги выбросил…
 Из некоторых разговоров я узнаю, что произойдет дальше. Обычно я покупаю билет на электричку туда и обратно, а в этот раз купил только туда. Пришел в Одинцово, думал, куплю здесь. В кассе столько народу, если встану, пропущу минимум три электрички. Поеду без билета. Не помню, чтобы хоть раз меня проверяли здесь за три года.
 Поезд будет через несколько минут. Под навесом лоток с газетами.
 Стою, смотрю. Рядом встал дяденька и говорит кому-то: – Сейчас ты получишь по носу… В электричке меня оштрафовали.
 В Ромашково дал кусок колбаски бродячей собаке: – Подумаешь, собаку покормил… Не мне говорят, а в сторону леса.
 На багратионовском рынке много фруктовых палаток. По привычке сначала обхожу все, потом покупаю. Около одной палатки в конце небольшой очереди пенсионер. Прохожу мимо, слышу: – Он подешевле ищет… Про кого это он? В очереди одни женщины, его никто не слушает, и даже не повернут к нему. Становился, задержал взгляд на дяденьке. Он не повернул головы, хотя видит, что смотрю больше, чем допустимо. И такие случаи часты.
 На выходе с рынка небольшая толпа. Двигаемся медленно. В шаге передо мной идет девушка. Она контрастно выделяется короткой юбкой и стройными ногами среди блеклых покупателей с сумками. Позади меня идут двое дядей и беседуют: – Какую девочку мы ему нашли, а он не хочет. Ты посмотри, какие ножки…
 Оформляли продажу нашей квартиры в многоэтажном здании на
 Ленинском проспекте. Пока ждали, риэлтерша вручила мне письмо, которое попросила передать в наше отделение милиции. Там, дескать, что-то касательно меня. Так ты уж не забудь. Меня выписали из квартиры, но совсем без прописки жить нельзя. И потому временно прописали в Малоярославце, пока я не куплю квартиру или комнату.
 Мама, риэлтерша и четверо дяденек, покупателей нашей квартиры сидят у дверей офиса, а я хожу по длинному коридору. Коридор буквой 'Г'.
 Походил, походил. Вдруг подумал, никуда не понесу это письмо, наверное, очередная гадость. Вскрыл. Пара желтых бланков, никаких фамилий. Я сделал это в конце пустого коридора, так, что меня никто не видел.
 Подхожу к сидящим и слышу:… он вскрыл его… Когда договор заключили, вышел из здания скомкал и выбросил эту ерунду в ближайшую урну у киоска 'Русская картошка'.
 Турфирма за оформление визы берет долларов сто (три тысячи рублей). Мне жалко отдавать такие деньги. Есть альтернатива – оформить визу через некую посредническую контору за шестьсот рублей, не помню ее названия, пусть будет 'Корыто'. Она располагается в книжном 'Библио-Глобус' под лестницей на второй этаж. Прочел требования, которые висят на стене, и в следующий раз принес с собой фотографии и деньги. В окошке мне выдали анкеты, я заполнил их и встал в очередь. Пока заполнял анкеты, по внутренней радиосети магазина орала музыка типа 'я сошла с ума', 'нас не догонишь'.
 Раньше я бывал здесь еженедельно. Обычно радио молчит или изредка идет реклама книг.
 Стою в очереди, а меня стала отпихивать интеллигентная тетенька, лет сорока – ей не видно всех названий книг. Я могу лишь отклониться в сторону. Если выйду из очереди, попаду под поток идущих по лестнице. Я говорю ей об этом, а она что-то ворчит в ответ и толкает. Очередь продвинулась на шаг, теперь от нее достанется человеку за мной, но тетенька тут же смылась.
 Оказывается, фотографии нужно самому наклеивать на анкету, правда об этом нигде не упоминается и не предупредили при выдаче анкет. Об этом мне сказала приемщица, после того, как отстоял сорок минут в очереди. Не ухожу от окошка и не пускаю никого вперед, клею фотографии ее клеем. (Не стоять же снова час из-за минуты наклеивания или умоляюще просить очередь пропустить). Приемщица берет у меня тысячу триста рублей. В чеке я расписываюсь за шестьсот. Сдачи не дает. Ухожу, потом разберусь в бумагах, может где-то стоит еще сумма. Нет, шестьсот. Теперь через три дня нужно прийти по указанному адресу за приглашением на собеседование в американское посольство.
 Через три дня быстро нашел нужный дом. Но вывески 'Корыто', как обещано, нигде нет. Еще раз внимательно обошел весь дом. Он буквой
 'Г'. Две фирмы в полуподвале, продовольственный магазин. Может быть в магазине? Иногда бывает, что внутри магазина размещают обменный пункт. В магазине тоже нет. Второй раз прохожу мимо подъезда, у которого стоит грузовик с фургоном. Два человека разгружают перевязанные прямоугольные пачки книг или документов и складывают их в предбаннике между первыми и вторыми дверями подъезда. На подъезде никаких вывесок, как будто обычный, жилой. Первые двери стеклянные, вторые – сплошные. Света в предбаннике нет, пачки кладут в темноту.
 Все-таки нужно проверить – что там. Открываю – яркий свет в глаза. Я оказался в комнате. Слева стойка, стоит очередь человек семь, восемь посетителей. Сидит девушка из персонала и обслуживает первого.
 Похоже это 'Корыто'. У кого бы уточнить 'Корыто' или нет. Стоим минут пять. Все молчат. Из дверей с табличкой 'для персонала', напротив входных, в комнату зашла другая клерша. Я: а…а… Она что-то пробурчала на ходу и выскочила. Подумал секунду, зашел в двери для персонала. Коридор, ряд комнат. Заглядываю в открытые комнаты, ищу клершу. В третьей меня заметили и спросили, что угодно.
 Объяснил, мне дали сопровождающего дяденьку лет двадцати пяти.
 Возвращаемся в приемную комнату – у стойки ни одного посетителя.
 Минуту я отсутствовал, минуту. Минут через десять мы с сопровождающим подошли к проходной какого-то предприятия, наподобие
 НИИАС, с рядом турникетов и вахтершами. Сопровождающий объяснил мне как на территории найти нужное здание и комнату, сам он не стал заходить, а меня пропустили, после того, как он сунул вахтерше какой-то жетон. Я шел по пустому неосвещенному двору и думал, как же я буду выходить? У меня никаких документов. Или она в лицо меня запомнила? Нашел нужный дом. Лифта долго нет, но идти пешком невозможно. На лестнице нет света, а на ступеньках бетонные обломки, крошка, пыль, алюминиевые уголки – наверное, днем здесь идет ремонт.
 Пришел грузовой лифт. Стал заходить, и двери его начали закрываться, толкнув меня. Он уже ехал, когда я нашел панель и нажал нужный этаж.
 Вышел. В ту самую 808-ю комнату стоит человек пять. Они не в очереди, а свободно стоят или прохаживаются поблизости. Минут десять, пятнадцать и я прохаживаюсь. Никаких изменений. Вспоминая двадцать минут назад полученный опыт, решил уточнить туда ли мне. Уж очень похоже на предыдущую ситуацию. Открываю дверь, на пороге клерша. Объяснил, что мне нужно. – Вам в 810-ю. В 810-ю вообще никого нет. Клерк в большой пачке ищет мое приглашение. Роется, роется: – Вашего нет… Ах, нет, вот оно.
 В указанный в приглашении день я пришел к посольству США. Постоял в очереди, прошел в ворота. По наружному коридору, сделанному из колючей проволоки аркой прошли в небольшое здание. Здесь проходили через рамку. У меня зазвонило. Проходил два раза, пока не вспомнил, что в заднем кармане трико ключи от квартиры. Российские охранники сгребли одежду прошедших рамку в кучу и бросили нам. Мы рылись в ней, разыскивая свои шарфы, шапки, куртки и шубы. Потом зашли в зал с рядами сидений человек на двести. Впереди несколько окошек с работниками консульства. Громко называют фамилию, и человек идет собеседовать. Клерша поздоровалась и спросила меня, какова цель поездки. – Туризм. – Располагаете ли Вы суммой, необходимой для въезда в страну? – Да. – Где работаете? – Не работаю. Она замялась.
 Лицо ее стало злым, в глаза не смотрит. – Мы отказываем Вам… Она поставила печать в загранпаспорте: 'международный террорист' и проколола паспорт степлером.
 Неприятная неожиданность. Отошел в соседнюю комнату, стал одеваться и думать, что дальше. В бумаге, которую мне передала с паспортом девушка, указано, что лишь через полгода я вновь смогу обратиться за визой. В комнате, где я сидел, несколько человек, которым отказали в визе, получали обратно часть своих денег – двадцать долларов. Их выдавал российский дяденька через окошко. Ему предъявляют загранпаспорт, и он возвращает сумму рублями. Когда я подал свой паспорт, он собрал паспорта у пяти человек, стоящих за мной, закрыл свою конуру и просто ушел из комнаты. Вот влип. Вернет или не вернет паспорт? Он такой наглый, орет на людей. Минут через десять дяденька вернулся и отдал паспорта и деньги.
 Да, пока я сидел в комнате с другими отказниками, ожидая паспорта, появился дяденька и стал что-то объяснять на ломаном русском одному из посетителей. Его называли консулом. Он говорил, что не надо отчаиваться, что-то советовал. Он не спешил, и видно было, что не откажет в консультации любому. Но я не стал рисковать. Здесь верить никому нельзя.
 До нового года осталось две недели, и я отложил пока заботу о визе.
 В комнате стоят две коробки. Заказал 'газель', для перевозки своих вещей на новую квартиру. Мы перезвоним вам. Час проходит. Молчание.
 Все это напоминает волокиту с фирмой 'Корыто', с попыткой отдать книги в Ленинку. Стал звонить подряд по другим телефонам по доставке. Перевезу на первой, которая придет. Зашевелились. Машина пришла через пятнадцать минут.




 Кунцево.


 Подъехали к дому и стали выгружать мои коробки. Ту, что с книгами я не могу схватить из-за руки. Водитель помог. Сел в лифт. Он проехал этажа четыре и остановился. Кнопка моего этажа отлипла.
 Подождал, может, будет правительственное сообщение, но все тихо.
 Снова нажал кнопку и лифт поехал.
 В первое посещение квартиры не заметил одну вещь. Когда открываю воду в кране, сначала подставляю палец под струю. Пробую температуру. На кухне струйка бьет током. Несильно, как укол при сдаче крови. Но к уколу готов, а здесь всегда происходит неожиданно.
 Это случается не каждый раз. Никак не могу привыкнуть, все время забываю.
 Здешний телевизор сильно щелкает. Громче, чем мой бывший. Причем среди ночи, спустя несколько часов, после того, как его выключил.
 Поначалу запускал в него что-нибудь. Вскоре купил ТВ-приставку и стал смотреть телевидение через ноутбук. Телевизор стоит отключенным, но продолжает щелкать. Ничего как будто не меняется, окно закрыто. Оттащил его в чулан. Прямо на шнуре по полу, как собаку. Ноутбук тоже стал щелкать, только тише. Перед сном я отношу его в кухню.
 Квартира, что я снимаю, и две соседние имеют общую металлическую дверь. Мой ключ от металлической двери то открывает, то не открывает ее. Вообще-то у меня есть слесарный опыт. Пробовал тончайшие покачивания и различные нажимы и оттягивания. То открывает, то нет.
 Иногда звоню соседям, они, ворча, открывают. Раза два соседей не оказывалось дома, и я оставался сидеть на корточках у двери. В обоих случаях не долго, через десять, пятнадцать минут обязательно кто-то появлялся из них и открывал мне дверь, каждый раз показывая, как нужно правильно открывать. Причем открывали моим ключом. Ключ нормальный и раз он все-таки открывает, то у меня не было мысли обратиться по этому поводу к хозяину квартиры. Всякий раз, подходя к дому, не знаю, попаду сейчас в квартиру или нет. Особенно это неприятно после пробежки, когда прихожу намокший.
 Кисть прошла, бегаю. Утром через день или два сажусь на электричку в Кунцево и еду в Усово. Бегу по старому маршруту до Трехгорки. В
 Усово поставили снегоочистительный тепловоз. Это махина чем-то похожа на бронепоезд. Впервые вижу такой. Перед бронепоездом двести метров пути, дальше рельсов нет, тупик. Он очистил от снега метров двадцать перед собой и стоит неделю на том же месте. Завалил двухметровым сугробом с глыбами мою тропинку, пришлось делать крюк.
 Но в следующий раз тропинка была уже кем-то протоптана.
 И у входа в лес точно на тропу сбросили пару десятков длинных труб. И здесь тропу люди проложили в обход.
 Электрички стали ходить странно. Не просто опаздывают на десять, пятнадцать минут, последовательность меняется. Например, жду первую, а приходит третья и можно, казалось бы, уходить, потому что следующая первая будет через полтора часа. В этот день бегать уже нельзя, потому что если поеду через полтора часа, после пробежки попаду в большую дневную паузу между электричками. Или можно поехать после часа дня, а значит пол дня ничего не есть. Вскоре первая все-таки приходит. Объявлений об отмене и опоздании нет. Впрочем, может в будни это нормальное явление, я-то до сих пор бегал в выходные.
 Стали проносить мимо ведра. По два ведра с водой или без. Носят ведра не для мытья машин, а просто носят. От дома к дому, например.
 Всего за полтора года пронесли раз пятнадцать. И в городе и в лесу.
 С водой ведра – хорошая примета, без воды – плохая. Вот какие хитрые люди, надо же. У Вас продается славянский шкаф? Шкаф продан, есть никелированная кровать с тумбочкой. Не вешать носа, Руммельсбурги, плоха ли жись иль хороша…
 Еще об одном забыл. Как только подал заявление об уходе и продолжал ездить на работу, подписывать обходной, почти каждое утро, только выйду из дома – тут же прохожие спрашивают время. Теперь останавливают даже в лесу, но не со временем, а другими вопросами.
 Между беговыми днями иногда еду в лес просто погулять. Подхожу к станции. Впереди на дорожке стоят две взрослые тети, меня ждут.
 Подхожу, говорят мне: – Тут какой-то человек ходит подозрительный.
 Все высматривает что-то. Не смог удержать улыбку. Что-то ответил им успокоительное.
 Осенью там же. Прохаживаюсь руки в карманы по платформе в ожидании электрички. Она прошла в Усово, минут через двадцать вернется. На платформе ни души. В начале платформы появилась пара среднего возраста и прошла мимо меня в конец. Я развернулся и пошел в обратную сторону. Вижу, около одного из столбов, на который опирается навес, стоит желтый чемодан. Кто его поставил сюда? У пары, что прошла, не было чемодана, вещь громоздкая, я бы заметил.
 Даже если бы был. Зачем же они оставили его, и ушли на триста метров в конец платформы. Тут я догадался, что это мог сделать человек, сидящий под платформой в то время, пока я прохаживался спиной к столбу. Платформа опирается на опоры, между которыми ниши, в одной из них он может сидеть. Но поймать его не возможно, эти ниши имеют выход на обе стороны.
 Сразу после переезда в Кунцево обнаружил, что мне не хватает множества вещей: зубной пасты и щетки, стаканчика для них, мыльницы и мыла, щетки для волос, туалетной бумаги, ножниц, будильника. Нет ни кастрюль, ни тарелок. Поехал в ближайший универмаг. Он не самообслуживания, а с продавцами. Внутри редкие покупатели. Перехожу от прилавка к прилавку, останавливаюсь, рассматриваю, вспоминаю, что нужно купить. Всякий раз к прилавку подлетает тетенька, то одна, то другая, из тех семи, восьми, что в магазине и вертит в руках что-нибудь из моего списка. Но не покупает.
 Прошло недели три, как я на новой квартире. Однажды пришел домой, выглянул в окно и заметил на подоконнике со стороны улицы шелуха от семечек. Сколько раз раньше выглядывал, их не было. И когда они появились, точно не знаю. С верхнего этажа – вряд ли. Их рассеет воздухом. Дают знать, что бывают в мое отсутствие. Может быть это хозяева? Зачем? А вдруг я их застану. В таком случае нужно работать как минимум вдвоем, чтобы предупредить о моем приближении.
 Чудеса меня ужасно раздражают. На отдавливающих пятки я открыто грубо рявкаю. А с плюющими позади ничего сделать не могу. На одежде же ничего нет. Меня бесят эти ежедневные плевки, молча пропускаю
 'пацанов' вперед и плюю позади их.
 Еду в метро. Стою спиной к дверям, противоположным входным. Входит дяденька, лет сорока пяти и встает рядом плечом к плечу. Вокруг столько места, никто не стоит, все сидят. Я завелся. Вижу, дядя не прислоняется спиной к дверям. Повернул голову и плюнул ему на спину.
 Через станцию вышел. У эскалатора позади меня появились двое
 'пацанов'. Заметил, уже в который раз, что если срываюсь и реагирую на наглость, тут же появляются 'пацаны'. Они начали напирать на меня при входе на эскалатор, вызывающе себя вести, сквернословить. Они едут сзади, а их руки на поручне передо мной.
 Каждый раз 'пацаны' новые. Откуда их столько берут?
 Каждый деньпроисходит что-то необычное. На Юго-Западной (конечной станции метро) после остановки поезда ни одна из дверей вагона не открылась. Минуты две постояли, и машинист объявил по громкой связи, чтобы пассажиры открывали двери вручную. И в Усово было что-то похожее. Поезд пришел, а двери не открыл. Со мной в вагоне один человек. Он постоял и пошел в голову поезда. А мне лень идти в голову, потому что потом возвращаться к своей тропе. Сижу. Видел, как машинист прошел по платформе в последний вагон (тупиковая станция), только после этого все двери открылись.
 День. Пустой универмаг на Юго-Западной. Выбрал носовой платок.
 Касса в другом конце зала. Около кассирши стоит дяденька лет сорока пяти, что-то бормочет с улыбкой. Мой платок стоит сорок. Протягиваю сто. – У меня нет сдачи. Отхожу и у ближайшей продавщицы спрашиваю, где их заведующий. Она показала, куда пройти. – Вы заведующая?
 Помогите, пожалуйста, ваша кассирша не может мне дать сдачи.
 Подходим вместе. Ничего не изменилось. Тот же дяденька, та же кассирша. Сдача нашлась без разговоров. Пока убираю сдачу в портмоне, дяденька держит в руке свой купленный носовой платок, и обращается ко мне: – Вы не знаете, им можно пыль вытирать?
 На рынке. Пока стою в очереди к киоску из трех человек, никто не подходит. Как только начинаю покупать, спереди появляется человек, провожает взглядом продукты, которые я убираю в сумку и уходит или говорит 'понятно' и уходит.
 Деньги, которые остались после продажи квартиры, положил на пластиковую карточку, чтобы кто-нибудь не стянул, и чтобы не отобрали при выезде из России. Сбербанк почему-то открывает карточки только москвичам или жителям области. В Малоярославце, где я прописан, открыть карточку не удалось, они не работают по субботам.
 Открыл счет на Тверской, в банке с малоизвестным названием. Кассирша подменила мне одну купюру на рваную, пришлось доплатить ей десятку.
 Положил пятнадцать тысяч. Остальные оставил на руках. Часть уже ушла на ноутбук, оплату риэлтеру и за квартиру.
 Когда возвращался из банка, на площади белорусского вокзала купил в небольшом магазинчике кусок докторской колбаски и бутылку советского шампанского. Дома попробовал – колбаска фальшивая, выбросил, шампанское – фальшивое, в раковину. Как же я забыл, что в таких местах продукты для пассажиров, а не для горожан.
 В первые дни после переезда на Кунцевскую прошелся по Можайскому шоссе, посмотрел продовольственные магазины. Рынков поблизости не нашел. В дорогом винном купил маленькую бутылку изысканного французского шампанского 'Вдова Клико'. Предполагал оставить на новый год. Потом передумал, все-таки лучше попробовать заранее, чтобы не испортить себе праздник. Выпил. Чувствую себя полной вдовой, как говорят сталевары – старушкой Изергиль.
 Новый год встретил с живой елкой. Игрушек на ней не было, лишь две финские гирлянды. Чтобы не ошибиться шампанское и продукты купил в дорогом универсаме.
 Все думаю, как бы им посерьезнее навредить. Может быть, стекла поколоть в электричке? Залечь в лесу у перегона Ромашково – Раздоры и побросать камушки по стеклам. Меня как будто услышали. На Усово стали ходить электрички с разбитыми стеклами. Не одно, два, половина стекол в вагонах разбиты.
 Купил банку белой краски. Налил немного в целлофановый пакет, добавил воды. Бросил с балкона и попал на крышу машины. Стал бросать из окон петарды, банки с какими-то кильками. Идея купить петарды пришла после того, как в меня бросили одну из проходящей электрички между Раздорами и Барвихой.
 Купил баллончик с краской. Вечером выхожу и в нашем и соседнем дворе пишу нехорошее слово на дверцах машин. Выхожу уже второй вечер. В темноте мелькают двое дядей в черных шапочках, но близко не подходят. Дважды писал на двери какого-то клуба – стирают. Дважды выливал масляную краску на дверцу чьей-то иномарки, утром, идя на пробежку.
 У меня нет сомнения, что мой и соседние дома кгбешные. Что сдали мне квартиру также 'случайно', как принимали когда-то на работу. Не могут пострадать посторонние. Здесь нет посторонних. К плевкам, наступанию на пятки, щелканию телевизора, к струе воды, бьющей током, разговорам на заданную тему, хамству продавцов и кассиров и другому я не то чтобы привык, но это уже не ново. Я завожусь, когда это идет чередой, плюс происходят новые, неожиданные 'чудеса'. Когда вечером подхожу к дому, не знаю, смогу ли войти в квартиру, откроет ли ключ стальную дверь. Откроют ли ворчащие соседи или придется сидеть на корточках, ждать. Лечь в девять или раньше не могу. Только закрою глаза – на улице рвутся петарды или срабатывает сигнализация.
 Мне отказали в визе, что же попробую через полгода. А пока купил компакт диски для обучения английскому и дорожным правилам. Лучше этому научиться здесь. Записался в автошколу. Съезжу в Египет на неделю или пару. Купил путеводители и проработал маршрут. В моих планах из Хургады на Красном море проехать вдоль всего Нила от
 Александрии до Асуанской плотины. Проработка заключается в том, чтобы рассчитать и состыковать количество необходимых дней на переезд/перелет к достопримечательностям, экскурсии, отдых. В отношении денег тоже самое: билеты на автобус/самолет/верблюд, питание, гостиница, экскурсии, сувениры. Купил карманный компьютер.
 Теперь, если меня подведет произношение где-нибудь в гостинице, напишу от руки прямо на экране компьютера: 'шьерт побьяры'. В Каире тридцать миллионов жителей. Некоторые бедняки живут в картонных коробках на городских кладбищах, прямо на могилах.
 Попробовал рисовать. Покопался в книжном на Тверской и выбрал самоучитель по пастели. Масляными измажусь, а от акварели и гуаши, с детства помню, вздувается бумага. В художественном салоне на
 Петровке купил бумагу и мелки. Выхожу из салона, идет навстречу дяденька, лет двадцати пяти. Поравнялись, и он сказал сам себе: 'Ну, вот и все'. В 'Детском мире' купил мольберт. Прочел самоучитель и попробовал рисовать. Мне хочется повторить лесные сюжеты с фотографий. По-моему неудачно. Теперь у дома встречаю подруг-художниц с папками для больших листов через плечо.
 Поблизости от моего дома два продуктовых магазина. Большой и маленький. День. В большом обед. Зашел в маленький. Хочу купить банку огурцов и банку горошка для салата. Посмотрел – огурцы 34 рубля, горошек 20. Касса напротив, в двух шагах. Заплатил быстро, передо мной стоял один человек. И еще один стоит у другого прилавка.
 Вернулся к прилавку, протягиваю чек тетеньке, говорю, что нужно и показываю глазами. Вижу: на горошек стоит другой ценник 20 рублей 50 копеек. Пока тетенька (она новенькая, два дня назад была другая) внимательно смотрела на чек, я соображал – как же так. Несмотря на недостающие 50 копеек, она молча выдала мне обе банки. Вот и провалы памяти начались, батенька.
 – Доктор, у меня провалы памяти.
 – И давно они у вас?
 – Что давно?
 – Провалы памяти.
 – Какие провалы?…
 И еще одно подтверждение тому: по Интернету заказал гребной тренажер. Заказал на четверг, а доставка приезжала в среду. Об этом я узнал от соседей, которые открывали мне общую дверь в очередной раз. А у меня никаких следов, что заказывал в четверг, просто не предполагал, что так получится.
 В соседнем магазине часто покупаю зефир. Подхожу к кондитерскому отделу: – У Вас ванильный зефир есть? – Смотри в мясном. (с полуулыбкой). Странная тетенька. Почему в мясном. Всегда покупал у нее. Может действительно перенесли часть кондитерского? Прошелся по магазину – нет. Прошло несколько дней проходил мимо, зашел. Зефир на старом месте. Кроме меня покупателей у прилавка нет. Говорю тете: -
 Помните несколько дней назад Вы мне сказали, что зефир в мясном? -
 А… я… нет, не говорила (глаза отвела) – У Вас с головой все в порядке? Тут я ей порекомендовал из народных средств. Удивительно, но она молчала и слушала, стараясь не встречаться со мной глазами.
 Вы можете представить себе молчащую продавщицу пятидесяти лет?
 И все-таки мне хочется купить гребной тренажер. Это давняя мысль, еще год назад заметил его в Интернете. Теперь через Интернет покупать неудобно. Поехал в спортивный магазин на Смоленской. Ко мне вышел вежливый молодой дяденька, в обязанность которого входит показывать и рассказывать о тренажерах. Я посмотрел, сел, попробовал. Покупаю. Заплатил в кассу около двенадцати тысяч.
 Дяденька с моими чеками на товар и доставку пропал на верхних этажах. Минут пятнадцать я рассматривал другие тренажеры, потом спохватился. Ничего не происходит, ни чеков, ни денег. Поднялся на верхний этаж. Дверь к менеджеру просто так не дернешь – нужна пластиковая карточка. Наконец продавцы кроссовок вызвали ко мне менеджера. Мои документы нашли, и я уехал. На следующий день позвонил в магазин и спросил этого дяденьку. – У нас такой не работает. Через несколько дней поехал сам и застал его в магазине.
 Отвел его за тренажеры и дал пощечину. Он покраснел и остался на месте. Тренажер мне прислали в срок.
 Для Египта купил цифровой фотоаппарат с восьмикратным увеличением.
 Удобно – не нужно пленки, и качеством распоряжаешься сам. Количество снимков зависит от вставленной памяти и заданного качества. Готовые снимки можно просмотреть и удалить нежелательные.
 Покупаю билет на электричку на платформе Кунцево. Новая кассирша все время бросает мне сдачу мелочью. Монеты скачут и катятся по подставке. Это не первый и не второй раз. Теперь я стараюсь держать при себе мелочь или покупать билет в соседнем окошке. Билет стоит
 6.40. Подхожу к соседнему. Даю тете бумажную десятку и рубль 40 копеек мелочью, в надежде получить пятирублевую монетку сдачи. -
 Зачем Вы мне это даете! – гневно крикнула она. И продолжала что-то кричать в том же духе, даже когда я уже отходил.
 Странный молодой дяденька с синими губами стоит на ветру на платформе и пьет простую воду 'святой источник'. На улице сырой ветер, мороз 17 градусов. Платформа Кунцево приподнята над шоссе и потому отлично продувается. Ах, вот в чем дело. Сегодня четверг.
 Ведь я последний год голодал по четвергам и пил весь день только воду. Как же я забыл.
 Вдруг обнаружил, что читают мои мысли и тут же рассказывают их мне. Первое подозрение возникло, после того, когда я подумал побить стекла в электричке. В ближайшую же поездку ехал на электричке с разбитыми стеклами. Сразу отверг, как случайное совпадение или результат накопленного опыта. Ведь я не один у них. Сколько лет они ставят эксперименты, сколько народу прошло через них.
 В следующий раз обратил внимание, когда ехал в электричке и вспоминал отчество своего знакомого по работе. Через три минуты я услышал его имя и отчество от беседовавших соседей. Потом еще были случаи. Стало жутковато. Наконец решил проверить, говоря про себя уникальные предложения. В этот же день я услышал повтор из уст проходивших мимо по улице, беседовавших между собой. В общем-то, в этом нет ничего нового, о существовании телепатов давно известно.
 Была еще одна мысль, а не могут ли они сначала внушить это предложение, а потом предъявить его как отгаданное. Постепенно к телепатии я тоже привык.
 Раза два ходил на занятия по дорожным правилам и столько же раз на вождение. На втором занятии по вождению я сел за руль. Едем по улице
 Крылатские холмы. Движение почти отсутствует. Еду на скорости 30 километров по прямой. Вдруг дорогу передо мной перебежал заяц. За ним летела собака. Он бежал со стороны Гребного канала на холмы. Мне удалось рассмотреть их каким-то боковым зрением, потому что не отрывал глаз от дороги. Улица заканчивается остановкой, на которой я чуть не проехал по ботам одиноко стоящей бабушки. Разворачиваться нужно притормаживая. На обратном пути, когда у перекрестка появился
 КАМАЗ, а мне нужно нажимать всякие педали, ручку коробки передач, смотреть за светофором и за маневром других машин, я отпустил руль и посмотрел на инструктора. Спина моя взмокла после этого вождения.
 Нужно уметь переключать скорости, держаться на своей полосе, не заезжать колесом на бордюр, уметь снижать скорость при развороте, следить за знаками, светофором, своими фарами.
 В один прекрасный день не открывающийся замок общей двери мне надоел. Оторвал уголок от десятки, затолкал его в скважину и позвонил. Через пару минут мне открыли соседи и молча стали разбирать замок. На следующее утро, выходя на пробежку, вижу, общая дверь заперта на нижний замок. Опять идти к ним на поклон. Если не успею на эту электричку, день пропал, бежать можно только завтра.
 Несколько ударов ногой, и створки отворились настежь. Замок не повредил. На электричку успел.
 Старый замок восстановили, и я вновь не могу его открыть. Может быть, все дело в пипочке с внутренней стороны, которая блокирует замок. Взял и разобрал его. Вскоре мне стали звонить в дверь и яростно стучать, но я не вышел, а у звонка обрезал провод, чтобы не мешал. На следующий день успокоившейся кучке соседей я нагло сказал, что не знаю, кто развинтил замок, почему вы думаете, что это я?
 Соседи поняли тщетность усилий и позвонили хозяину моей квартиры.
 Хозяин приехал, вставил новый замок и вежливо попросил меня расторгнуть с ним сделку по квартире, мотивировав, что соседи жалуются. Сказал, что вернет мне деньги, если я оставлю квартиру до срока. Хозяйка, когда месяц назад я платил ей, рассказала историю,
 (вообще-то я не просил ее, но пришлось слушать из уважения) историю о том, что до меня квартиру снимал молодой дяденька. Прожил несколько месяцев, исправно платил, а потом вдруг исчез. Вещи его остались. Прошло еще сколько-то месяцев, и он объявился за вещами.
 Все как у меня. Вот уеду в Америку, бросив здесь все, а там, через месяц мне скажут: – Все, что вы рассказали, мин херц, – ерунда.
 Стал искать новую квартиру. Позвонил по газетному объявлению.
 Ответил не квартиросъемщик, а риэлтер, пригласил в агентство. В агентстве взяли за услуги тысячу рублей и дали три отпечатанных листка с адресами и телефонами однокомнатных квартир в районе
 Кунцево – Молодежная. Это место я сам просил – поближе к моему лесу.
 В течение дня звонил по нескольким адресам, не отвечают. В агентстве сказали – приезжайте, еще дадим. Понял, что попался, что это будет продолжаться бесконечно.
 Позвонил в крупную риэлтерскую фирму и мне быстро нашли квартиру у метро Крылатское. Это была третья предлагаемая квартира. Я как увидел ее, сразу согласился. Комната обшита деревом, вид с 15-го этажа на всю Москву. Сливной бачок плохо работает. Всякий раз нужно снимать крышку и рукой дергать шток с клапаном. Хозяйка смахивает на интеллигентку. Уехала на год в Индию. Оставила телефон девушки, которой я должен платить за квартиру. За февраль и март я заплатил при оформлении сделки. Риэлтерская фирма за сделку берет плату, равную стоимости аренды за один месяц, то есть 400 долларов. Когда уже подписывали договор, риэлтер неожиданно сказала: – Мы уступаем
 Вам 50 долларов. Фирма возьмет с Вас 350.




 Крылатское.


 В день переезда на новое место начали ныть все мышцы. Думал, обойдется, завтра высплюсь. Если это грипп, то полежу три – пять дней. Переехал нормально. Только тренажер пришлось держать на руках, пока ехал в лифте, потому что пол был полит пивом и засыпан шелухой от семечек.
 Заболел, кажется, серьезно. Отлеживаюсь. Ноет тело и болит голова.
 Голова трещит так, что спустя неделю позвонил в Скорую. Ночью.
 Мерили Вы температуру? Нет, но думаю что сейчас выше обычной. Голова трещит так, что на стену лезть хочется. Женский голос засмеялся
 'хе-хе-хе- хе-хе-хе' и обещал, что приедут. Приехал молодой дяденька.
 – Как фамилия?
 – Соловьев.
 – Соловьев? Птичий грипп.
 Дяденька сказал, что лекарства денег стоят. Лет пятнадцать я не покупал лекарств и даже ориентировочно не знаю цены. Предложил ему около тысячи – все рубли, что были в портмоне. Врач сказал, что это много и взял шестьсот, остальные вернул. Сделал укол и сказал, что на утро вызовет ко мне районного врача, но без полиса врач лечить не будет. Утром врач позвонила в квартиру и с порога сказала, что без полиса не может меня обслужить. Полис, ключи от квартиры на
 Комсомольском, пенсионную карточку все это я выбросил два месяца назад. Удивлен, что врач вообще пришла. Помощь мне больше не требуется, главное, что головная боль прошла.
 Февраль и март пролежал в кровати. Ночью сплю плохо. Просыпаюсь от влажной холодной наволочки, когда поворачиваю голову. Сквозь сон чувствую – все тело мокрое с головы до ног. Встаю и меняю майку, иначе сна не будет, буду дрожать и дрожать. На майке нет сухого места. Подушку разворачиваю другой стороной, а простыню не повернешь. Через сколько-то опять просыпаюсь от мокрой холодной подушки, и все повторяется. За ночь меняю четыре, пять маек. Сначала я резво бросал их в тазик для стирки. Но стирать каждый день тяжело.
 Стал просто вешать их сохнуть на стул. В марте за ночь меняю уже две майки. Сон наступает ближе к рассвету. Просыпаюсь после полудня.
 Днем пробую читать – устаю после нескольких страниц. Телевизор смотреть тоже утомительно, легче всего слушать его с закрытыми глазами. Телевизор что-то не показывает, что-то с антенной. Пробовал сам разобраться, потом вызывал специалиста – не помог. Смотрю наши видеофильмы, не смотрю, а слушаю.
 С Комсомольского взял с собой штук двадцать видеокассет, может, удастся увезти в Америку. Постепенно, когда чаще стал выходить, стал покупать новые. Теперь у меня три сотни советских фильмов. Из зарубежных: 'Большие маневры', 'Фан-фан тюльпан' и 'Правдивая ложь'.
 Соскучился по большевистским фильмам, купил 'Ленин в Октябре' и
 'Ленин в 1918 году'. Большевистские фильмы перестали показывать даже по НТВ раз в году 7-го ноября. Чему могут научить нашу молодежь эти экстремистские кинокартины? Нашу в натуре молодежь? Чему? То мосты берут, то телеграф, то почту. На Дарданеллы уже замахиваются…
 – Товарищ, мне бы кипяточку.
 – А знаете ли Вы, батенька, кого Вы за шиворот держите?… Вождя мирового пролетариата! Основоположника марксизма-ленинизма!
 – Да не уж то! Владимир Ильич! Прощения просим. Дорогой Вы наш!
 Неправильно Вы бутерброд едите. Его нужно на язык колбасой класть, так вкуснее будет.
 Есть ленты с телеспектаклями, теми, которые запомнил с детства:
 'Пигмалион', 'Старомодная история', 'Маленькие комедии большого дома'.
 В мой потолок иногда долбят соседи сверху. Вздымайся выше наш тяжкий молот, в стальную грудь сильней стучи. Скорпионов давят или мазурку выдают?
 Когда снимаю простыню, между алюминиевой ножкой кровати и большим пальцем на ноге с треском проскакивает синяя искра. Прикуривать можно. Шесь ампер. Шесь ампер, шесь ампер, бой часов раздастся вскоре, шесь ампер, шесь ампер, помиритесь те, кто в ссоре. Струйка воды на кухне тоже бьет током, как на прошлой квартире.
 Пока болел, выходил из дома только за продуктами, раз в два, три дня. Иногда выхожу ночью, потому что сон сдвинулся почти на утро.
 В супермаркете днем меня ждет опергруппа. Я катаю тележку по одному и тому же маршруту: от молочных продуктов и фруктов мимо колбас и мясного к курям, к рыбе, к зефиру и на выход. Агенты держатся поблизости. Их примерно пять – восемь. Однажды я резко изменил маршрут и из-за стеллажей видел, как они бросились на перехват по всем параллельным проходам.
 Занятия в автошколе я бросил, как только заболел. У входа в подъезд повесили объявление, предлагают поводить автомобиль без получения прав. Тем, кто давно не водил или новичкам.
 В Интернете нашел правительственный сайт США и сайт ЦРУ, на котором оказался адрес электронной почты. Написал им письмо в несколько строк, оставил свои координаты. Они просят извинить за задержку в обработке писем в связи с трагедией в Нью-Йорке. Стал ждать и регулярно проверять свою почту. Неожиданно мой ноутбук отказал. Восстановил систему, а он опять рухнул. По документам его можно отдать в ремонт на две недели. А если в это время придет ответ, который потребует немедленных действий? И потом с этим ремонтом агенты снова устроят мне какой-нибудь подвох. Решил купить новый ноутбук. Купил, но неудачный, старый. Когда расплачивался, понял, но отказаться уже не смог. Отвез его домой и вернулся за другим. Попал в обеденный перерыв и просидел в ресторане на
 Никольской. Выхожу на улицу, ко мне подходит оборотень в погонах лет двадцати двух и говорит человеческим голосом: 'Документы!'. Сейчас добавит: '…в натуре'. Оборотень прочел фамилию, имя и отчество на развороте, вернул мне паспорт и тихо сказал: 'Пожалуйста'. Даже фотографию не посмотрел, она на другой странице (паспорт старого образца).
 В середине апреля ехал в метро по наземной ветке. Взглянул на шпалы, и подумал вот как можно им отомстить – отвернуть несколько болтов и пустить под откос электричку. Лучше это сделать на перегоне
 Ромашково – Раздоры. Здесь лес с обеих сторон. Ветка тупиковая, в будни между электричками пауза в три часа, времени хватит. Купил газовый ключ и поехал. Народ вышел в Ромашково и рассеялся. Я пошел по тропе. Через километр стал искать подходящее место. Приходится забираться на высокую насыпь и вновь спускаться на тропу. В очередной раз, когда спускался, наступил на мокрую дощечку. Нога до коленки поехала в одну сторону, а после нее в другую. Больно.
 Крикнул. Подождал, пока пройдет. Думал, что связки порвал или потянул. Забрался на насыпь и попробовал открутить гайку. Не получилось, ключ погнулся. Похоже, что гайки приварены заводским способом.
 Дома мне надоело получать электрический разряд от кровати, купил матрац два на два метра. Доставили на следующий день, бесплатно. Мне нравится. Прошло три дня, и в квартиру позвонили. Я не открыл – это привезли другой матрац, который делали на заказ две недели назад в другом магазине.
 Последний мой ноутбук оказался с вирусами. Вообще-то кроме
 Виндовса, там ничего не стоит. Как они пробрались? У меня есть три диска с фильмами. Один из них – 'Крепкий орешек и другие приключения
 Джона Маклейна'. В прошлый раз смотрел, все было в порядке, а теперь изображение перевернуто вверх ногами.
 Иногда на экране сами собой открываются и закрываются окна. Я сижу рядом и наблюдаю, не касаясь клавиатуры. Назначенных заданий я не оставлял. И антивирусные программы ничего не показывают.
 У метро Молодежная небольшой рынок, палаток семь, стоят буквой
 'П'. Меня интересуют здесь фрукты и зефир. Как обычно, сначала обхожу все, чтобы посмотреть, что есть и есть ли лучше или то же самое, но дешевле. Когда приближаюсь к небольшой очереди у очередной палатки, слышу, как люди о чем-то говорят. Среди прочего везде произносят: '…Николай третий…'. Заметил это раз на третий, а всего услышал пять, шесть раз у разных палаток. Так вот оно что.
 Родина меня в государи-императоры готовит. Но пока это государственная тайна. А все эти плевки за спиной и другие тяготы и лишения это ж типичная подготовка к инаугурации, спросите Елизавету вторую. Мерси-с, конечно, ну, какой же из меня прости господи царь?
 Футбол не люблю, программу 'Время' не смотрю, спецслужбы и попсу не люблю. И друзья у меня неподходящие: Илья Обломов, Андрей Бузыкин с
 Аллой, Афоня Борщов с Катей, Филипп Филиппович Преображенский и
 Борменталь, Золушка с принцем, Груздев с Желтовской. И потом меня ж в сумасшедшем доме таблетками лечили. Где Вы видели сумасошлатого царя-батюшку? Вот и народы Азии на нас смотрят. Подпишу чего не так, тут и кровавое воскресенье.
 Целыми днями ноутбук стоит открытый. Однажды закрыл, смотрю: на крышке наклеен ценник, который обычно клеят на продуктах питания или книгах. В этот же день в супермаркете, в том месте, где я обычно задерживаюсь, передо мной стала вертеться тетя из персонала и расставлять специальным приспособлением ценники на товаре.
 Занимаюсь на гребном тренажере дома – отворачиваются гайки. Гайки они любят откручивать. На Комсомольском мой диван простоял без приключений восемь лет и вот, как только у правого и левого ботинка лопнули подошвы, сломалась молния на рюкзаке и стали плевать позади, стали отворачиваться гайки у дивана. Но этот тренажер я собирал сам.
 На каждом болте стоят гроверные шайбы – им не страшны ни вибрации, ни температура.
 Купил перочинный нож для яблок, вместо нынешнего. У ножа в самом лезвии, почти у ручки был вкручен винтик. Теперь винтик пропал.
 Пожалуй, мне показывают, что в квартире бывают. Нарисовал на листе ватмана триколор и гадость на нем, а на другом листе написал большими буквами несколько слов с общим смыслом: вылезайте, трусы.
 Пусть защитники родины заходят и смотрят.
 Бегать начал в конце марта. За моим окном Крылатские холмы, но там скользко. А в лесу, по опыту знаю, сейчас бегут ручьи, поют грачи, и тает снег и сердце тает. Вспомнил Воробьевы горы. Стал ездить туда.
 Выхожу у университета и бегу к набережной, а дальше до Сетуни.
 Перечитал 'Сережу' Веры Пановой, 'Жерминаль' Золя, 'Два капитана'
 Каверина, 'Так говорил Заратустра' Ницше, 'Белеет парус одинокий'
 Катаева, 'Тимур и его команда', 'Голубая чашка' и 'Судьба барабанщика' Гайдара, 'Историю установления христианства' Вольтера,
 'Марию Антуанетту' Цвейга, 'Вечер' и 'Четки' Ахматовой, 'От двух до пяти' Чуковского, 'От Руси до России' Льва Гумилева, 'В круге первом' Солженицына, 'Кулибин' Кочина, 'Обломов' Гончарова, 'Пусть каждый исполнит свой долг' Гордина, 'Вышли в жизнь романтики'
 Златогорова. Все, кроме 'От Руси до России' старые книги. А эту купил в детском мире. Впервые я увидел Льва Гумилева по телевизору, в конце восьмидесятых. Он читал лекцию небольшой молодежной аудитории. Его нельзя забыть. Через несколько лет мне попалась в магазине его 'Этногенез'. И вот теперь 'От Руси до России'.
 Замечательно пишет, читать одно наслаждение, нет пустых предложений, в каждом новые, интересные сведения. При всем чувствуется, что
 Гумилев рассказывает лишь часть из того, что знает. Его 'Русь' заставила меня изменить свою точку зрения на татаро-монгольское иго и Куликовскую битву.
 Монголы захватили половину Руси. Второй половиной владело польско-литовское княжество. Захватив Русь, монголы не переселились в города или на территорию страны, а жили за сотни километров вдали, в орде. Они не мешали ни православию, ни торговле, ни государственному устройству и управлению, а требовали дань к определенному сроку. На русской территории, захваченной поляками и литовцами, вводилось католичество, делопроизводство велось на латинице. Православные – второго сорта. Продвижение по госслужбе – только через принятие католичества. Получается, что монголы сотни лет защищали раздробленную княжескую Русь от посягательств с запада.
 Не будь монголов, мало вероятно, чтобы двадцать русских княжеств смогли договориться и выступить блоком против мощного врага. То есть монголы были по существу наемной армией.
 В начале ига каждое княжество везло дань в орду. Потом Москва попросила монголов разрешить ей собирать всю русскую дань, получила согласие и стала Великим княжеством.
 Куликовская битва. Мамай попросил Дмитрия Донского увеличить квоты генуэзцам на добычу русского меха. Дмитрий отказал. Вообще Мамай не хан, а темник, а хан – Тохтамыш. Они враждуют. У Мамая территория
 Причерноморья, у Тохтамыша – волжские и сибирские татары и монголы.
 Войска двинулись в путь. На помощь Мамаю идет литовский союзник
 Ягайло, на помощь Дмитрию – Тохтамыш. То есть противниками была не татары- русские, а с одной стороны: татары и литовцы, с другой – русские и татары. Рязанский полк задержал Ягайло. Но и Тохтамыш тоже не успел перейти Волгу. Дрались без союзников. Мамая разбили и долго гнали. Потом ему добавил Тохтамыш. На следующий день Ягайло, обошедший рязанцев, ударил по обозам уходящих русских и перебил много раненых. Через два года в 1382 интриганы наплели что-то
 Тохтамышу про Дмитрия. Тохтамыш пришел и спалил Москву. Дмитрий
 Донской скрылся на это время в Костроме.
 Ко дню рождения кроме вкусного купил вазу из прозрачного стекла и букет цветов.
 В начале мая пробежал от Раздоров в Усово и обратно. Это заняло минут тридцать, сорок. Приехал в Москву – нога, которую повредил тогда, на насыпи, стала деревенеть. Думал, отлежусь, недели через две пройдет. Как раньше стал выходить из дома только за продуктами, чтобы дать ей зажить. Хожу как Буратино, не сгибаясь в колене и только по ровным поверхностям. К магазину идти невероятно долго. К ближайшей фруктовой палатке иду сорок пять минут, вместо пяти. Вдруг я подумал, что это не связки, а повреждение мениска. Слезы сами покатились, когда подумал, что не смогу больше бегать. В районной поликлинике мне сказали, что без полиса принимают только в
 Боткинской больнице. Поехал. Рентген и ультразвук ничего не показал.
 Только магнитно-резонансная томография показала, что повреждены несколько суповых хрящиков. Мне посоветовали молодого хирурга. Он сказал, что мениск нужно удалять и чтобы ускорить, он может взять меня в отделение за наличные – четыреста долларов. – А если не удалять, то хромать всегда буду? – Да. – А как же в сельской местности, где нет возможности прооперироваться, так и хромают? -
 Так и хромают. – А когда я смогу ходить после операции? – На третий день будете ходить.
 Это мне подходит. Во-первых, если долго лежать, придется давать девушкам взятки за уколы, за утку, а я не умею. Во-вторых, денег у меня осталась тысяча триста долларов. За март – апрель за квартиру заплачено. За май не удалось заплатить – девушка, которой плачу, куда-то надолго исчезла, так мне ответили по телефону. Все равно платить когда-то придется, и для отъезда у меня не останется денег.
 А тут доктор говорит, что ходить начну на третий день, а соображать уже на восьмой.
 Дня через два снова приехал в хирургическое отделение сдать кровь.
 Пока ожидал в холле врача – кровососа, дежурная медсестра стала ворчать и грубить мне. Два дня назад она была тихая. Причем, я сижу, молчу, а она разоряется. Мне показали палату, где буду лежать – на шесть человек, пока никто не лежит. Как хорошо-то. Хирург попросил меня перезвонить в пятницу и точно сказать, согласен ли я. На этот раз он уточнил, что на второй день после операции я буду не ходить, а хромать с палочкой или с костылями.
 Вернулся домой и решил, не буду звонить. Во-первых: костыли.
 Во-вторых: если он раньше скрывал, значит, может скрывать еще что-то важное. В-третьих: дежурная сестра что-то привязалась. В-четвертых: неизвестно, кого подселят в палату, агенты уж позаботятся.
 Лучше уеду, попрошу убежища, а там, когда-нибудь заработаю и сделаю операцию. Придется позабыть пока про бег. Решил поехать на
 Украину. У меня два варианта. Первый: я наивно думал, что в американском посольстве в Киеве смогу получить визу. Если откажут – второй вариант: Судя по карте и фильмам, Украина преимущественно степная страна. Деревья растут только вдоль рек – ивы. И лишь на севере тянется широкий лесной пояс. Выйду где-нибудь там и буду бродить от деревни к деревне, пока не найду простую работу. Про гражданство, в том смысле, что будут препятствия с работой, регистрацией я не задумывался. Украинцы в Москве как-то устраиваются. Да, они едут в Россию за деньгами. Но мне не нужно кормить семью, и в еде я не прихотлив. Что-нибудь найду. Для путешествия пешком купил складной ножик, для яблок, зеркальце для бритья, наверняка в лесу придется ночевать. Часы со встроенным компасом. Куртку брать не буду. Надеюсь устроиться где-нибудь до холодов.
 Если не пройдут эти варианты, поеду в Чечню. (Карту Чечни я тоже купил). Найду в горах боевиков, на оставшиеся деньги куплю у них винтовку. Пристрелю десяток, два Жегловых, тогда успокоюсь. Или меня пристрелят. Не знаю, сколько стоит винтовка, наверное, тысячу хватит. Только с оптическим прицелом. Не хочу убивать молодых, новобранцев. Толстую шею или морду увижу, тогда выстрелю. Я понимал, что могут обокрасть на дороге, где-то на Украине, или что можно в рабство попасть в Чечне на долгие годы. Но все-таки верилось в лучшее.
 Купил билет до Киева. Остался месяц до отъезда, понемногу выбрасываю свои фильмы, кассету, за кассетой. Раскурочил один за другим все ноутбуки. Винчестер, оказывается, представляет собой стеклянный диск в 1.8 дюйма и покрыт серебристым налетом. Повредил свой мольберт, тренажер, куртку и дубленку.
 Книги упаковал в пакеты и плотно замотал скотчем. Отдельно упаковал черно-белые пионерские фотографии и цветные, последних трех лет, когда у меня появился фотоаппарат, почетные грамоты пионерские и училищные, непецынские письма, значки и монеты. Отвез в Раздоры и закопал у речки. Запомнил приметы. Когда устроюсь заграницей, и все уляжется, надо будет как-то объяснить, человеку, который приедет в
 Россию, как найти.
 Часто езжу в Раздоры. Бегать не могу, хожу. Открыл несколько новых чудесных тропинок и кучу неизвестных мне волейбольных площадок.
 Ранней весной видел лягушку путешественницу. Сидел на поваленной сосне у речки, гляжу – прыгает. С паузой в десять секунд. Когда она была уже шагах в двадцати, посмотрел в след – а ведь не сворачивает, по прямой дует.
 Иду от речки к платформе, навстречу дядя с тетей, обеим лет под пятьдесят. Поравнялись, и я услышал: – Что он думает, ведь у него квартира в Малоярославце…
 Да, я прописан в Малоярославце, но никаких планов в отношении него у меня нет. Я даже не видел того дома, где прописан.
 В мае, жду поезда в Раздорах. Сижу на досочке под березой. Майский жук ползет. Ножками шевелит пузатик. С детства не видел их.
 Прошел весь Филевский парк по набережной до моста. Утром здесь бегают. Место хорошее – с запада и юга прикрывают лесистые холмы.
 Они гасят грязь и грохот от транспорта и ветер. Дорожка плохая. Из бетонных плит в пупырышках. Кроссовки быстро вылетят. Были бы деньги, я бы тут песочек посыпал. Зимой бежать лучше – снег сгладит неровности.
 Музей Изобразительных искусств имени Пушкина. Иду не на выставку, просто давно не был. Зашел, стою на перекрестке, решаю, в какой зал идти. Дяденька в пяти шагах говорит: – Тебе не сюда, а туда надо.
 Мне что-ли? Нет, на меня не смотрит, как бы сам с собой.
 На втором этаже балкон. Захожу, облокачиваюсь локтями. Подходят два школьника, встают по обеим сторонам от меня и начинают беседовать через меня.
 На первом этаже небольшой зал с колоннадой. На стенах триптих
 Холтоффа 'Уборщица застает Штирлица в комнате правительственной связи', полотно Репина 'Иван Грозный сникерснул в своем формате'.
 До отъезда в Киев еще много времени, съезжу в Суздаль. Я был там однажды в шестнадцать лет, да ничего не увидел.
 Автобусом доехал до Владимира. От него тридцать километров до
 Суздаля. В этот же день нет смысла ехать, нужно снять гостиницу и посмотреть Владимир.
 В ближайшей гостинице мест не оказалось, как выяснилось, я попал во Владимир в день города. Транспорт по центральной улице не ходит, пошел в другую гостиницу (карта Владимира у меня с собой). Номера есть, а рублей у меня оказалось недостаточно, и я пошел искать обменный пункт. В центре Владимира они расположены в километре друг от друга. Останавливаю прохожих и спрашиваю. Отвечают не все – не все пользуются услугами обменных пунктов. Остановил четвертую пару.
 Мужчина стал подробно объяснять путь. Окает. Как приятно слушать оканье, в городе, среди каменных домов и спешащих машин. Будто в сказку попал.
 Когда вернулся, та же самая администраторша предложила мне номер уже за 210, а не за 450, как вначале и была предупредительна. Для наркокурьеров во всех гостиницах номера простые и недорогие, по утвержденным госрасценкам.
 До конца дня гулял по Владимиру, сходил в собор и музей. В соборе фрески Андрея Рублева. У входа сидит нищий, лет тридцати. Из Нижнего
 Новгорода. Пострижен под горшок. Волосы как солома желтые и поразительно толстые.
 Посмотрел с высокого берега на равнину на противоположном берегу
 Клязьмы. Видно на несколько километров. Впереди растут редкие приземистые лиственные деревца, дальше, у горизонта тянутся полоски лесов. Темно-зеленые, светло-зеленые, голубые.
 Зашел поесть в дорогой ресторан. Столиков тридцать. Сидят только за двумя. Заказал. Прошло пять минут, заходит пара. Обоим лет тридцать. Судя по одежде – здесь им не по карману. Сели за дальний стол, он спиной ко мне, она лицом. Дядя достал мобильный и стал говорить: -… да мы в (назвал ресторан), ну что делать?… Они посидели несколько минут и вышли. Прошло минут десять и они вернулись и сели за тот же стол.
 Следующим утром поехал в Суздаль. Около часа пути. Все вышли на автостанции, а меня водитель довез до Покровского монастыря, ему было по пути. Маленький городок. Пусто. Рано. Вошел в Святые ворота с надвратной церковью. Поднялся по ступенькам Покровского собора.
 Тишина прервалась, когда открыл дверь. Поют молодые монашки. В платках ходят молодые послушницы, что-то ставят и уносят, убирают сгоревшие свечи. Батюшка с добрым умным лицом и рыжей бородой. Мне так понравилось пение, что я простоял всю службу. Не крещусь и стараюсь держаться незаметно. Как только началось целование руки у батюшки, вышел. Пошел осматривать территорию монастыря, вижу – идет крестный ход. Человек сорок. Пройдут немного, постоят, батюшка окропит водичкой и опять в путь.
 В этот день успел побывать в Спасо-Евфимиевском и Ризоположенском монастырях и в Кремле. Видел дом Миши Бальзаминова. Пили чай с ним и маменькой. Все такой же мечтательный.
 Сильное впечатление осталось от Спасо-Евфимиевского монастыря. С
 20-х годов монастырь был преобразован в тюрьму СТОН. Здесь защитники родины замучили тысячи людей.
 В Суздальском Кремле на колокольне установлены куранты. Бьют каждую минуту – дзинь. И каждые четверть часа и час.
 Купола Рождественского собора синие с золотыми звездочками, как на новый год. Вдоль белой стены с бойницами тихая Кремлевская улица. На другой ее стороне избы, утонувшие в зелени.
 Речка Каменка протекает через весь город. Мимо Спасо-Евфимиевского и Александровского монастыря на высоком берегу, мимо Покровского монастыря, огибает Кремль. У Знаменской церкви она поворачивает к церкви Михаила Архангела и Ямщицкому двору, а дальше течет к деревне
 Кидекше и впадает в реку Нерль.
 Решил перед отъездом в Киев еще раз съездить в Суздаль, хочу послушать пение в Покровском. Купил суздальский путеводитель, в котором в том числе указаны телефоны гостиниц. В Москве обзвонил все. Забронировал номер в гостинице Ризоположенского монастыря. Эта гостиница раньше была странноприимным домом, в нем останавливались священники, монахи и странники. Комната интересная. Подоконник шириной метр. Стены еще толще. Потолок высотой за три метра. В номере кровать и диван, туалетная комната с душем. Телевизора и радио нет. Тишина. Машин не видно и не слышно. Вечером слышен только отдаленный лай собак.
 Питаюсь бананами и мармеладом. Цены процентов на десять ниже московских. Резко дешевле конфеты 'Столичные'. Здесь они стоят 130 рублей, в Москве – 230. В магазинчиках и лавках продают два – три вида яблок, бананы, апельсины, разные овощи. Основной товар на полках – макаронные изделия, крупы, печенье и пряники, йогурты со сроком годности – девятнадцать лет.
 Вокруг Суздаля лесов нет. Они вырублены несколько веков назад.
 Когда подъезжаешь к городу, вдруг вырастают множество куполов и колоколен. Суздаль одно – двухэтажный. Дворы большие, примыкают друг к другу. Деревянные в человеческий рост старые и новые заборы с воротами и калитками. Во дворе деревянные хозяйственные постройки.
 Ближе к центру дома каменные, или каменный первый этаж. Вдоль улиц колонки с водой. Топят дровами. Зимой дорожки расчищает каждый у своего дома.
 На Васильевской улице у одного дома открыты ворота и входная дверь. На улице солнце, а деревянные, серые ступеньки уходящие на второй этаж, теряются в темноте. Со ступенек выбежал котенок.
 Пепельный. Хвост морковкой в серо-белую полоску. Глаза голубые.
 За гостиным двором обрывается крутой берег Каменки. Сижу на травке, свесив ноги, и смотрю на Борисоглебскую церковь на противоположном берегу. К церкви не ведут никакие дорожки, вокруг густая невысокая зеленая травка. Непривычно. Около меня растет полынь. Замечательный запах. Положил несколько стебельков в карман.
 Если идти в кремль, то перед Успенской церковью виден большой зеленый холм. Это бывший земляной вал. Здесь Домна Евстигнеевна сказала:
 – Господи, мне теперь гораздо веселей стало.
 Впрочем, некоторые историки утверждают, что эти слова принадлежат
 Татьяне Лариной, после объяснения с Онегиным.
 У Кремля берег Каменки тоже высок. Внизу в камышах орут тысячи лягушек. А с высокого берега у Колхозной улицы открывается вид на весь Суздаль.
 Александровский монастырь в стороне от главной дороги, небольшой и незаметный. Когда заходишь за ворота, к храму Вознесения ведет узкая тропа. По обеим сторонам все пространство до стен монастыря занимает некошеная, высокая трава до пояса. Ее скосят, конечно, потом.
 В фильме 'Андрей Рублев' хорошо виден Покровский собор. Снимали с противоположного крутого берега у Александровского монастыря.
 Свое утро начинаю в Покровском монастыре. Красиво все-таки поют монашки. Украдкой посматриваю на них. Одна очень красива. Лицо смуглое. Большую часть времени они проводят в помещении и у многих от того бледные лица. А эта смуглая.
 Выхожу из храма – молодая монашка поднимается по ступенькам навстречу. Остановил ее, разговорились. Они не читают светской литературы, не смотрят телевизор, его вообще нет. Читают богословскую литературу, разучивают псалмы, разводят цветы во дворе.
 За монастырской стеной в пойме Каменки у них огороды. На территории монастыря есть коровник. Утром одна послушница, не спеша, ведет десяток белых коров с бежевыми пятнами по Покровской улице к лугу около речки. Она тоже приветлива и улыбчива.
 Питаются монашки просто, сладкое едят. День начинается рано утром и летом и зимой… Во время службы в собор заходят совсем старые монашки. Их шапочки расшиты перламутром – это признак почета.
 Во время службы обратил внимание на кисти одной монашки, лет сорока. Их нельзя не заметить. Очень крупные, но все-таки женские.
 Наверное, она бывшая крестьянка, с детства таскала ведра с водой, доила коров, вообще что-то тяжелое делала.
 На западной окраине расположен суздальский туристический центр.
 Как удачно выбрано место. Он совсем не мешает городу, стоит в низине и утопает в зелени. Его изящно огибает Каменка.
 В ресторанах Суздаля кормят как при социализме. Если в одном рассольник, значит везде рассольник, если щи, значит везде щи. В кафе суздальского центра можно пообедать за пятнадцать рублей. Пища нормальная, без комбижира и жил. Здесь кушают работники центра – колидорные, коверные, слесари. Большинство горожан едят дома
 – дешевле. Зарплата в Суздале колеблется от тысячи рублей до трех.
 Тысячу получает киоскер, полторы разнорабочие, благоустраивающие территорию храмов, восстанавливающие стены храмов или ведущие другие строительные работы. Две тысячи зарабатывают городские сантехники, электромонтеры пятого – шестого разряда. Три – программисты.
 Надежная работа у экскурсоводов и смотрителей музеев. Много людей занято торговлей сувенирами. Бабушки у торговых рядов летом продают клубнику, зелень, овощи. У Кремля и Спасо-Евфимиевского монастыря продают редкие монеты и значки.
 Около Кремля стоит тройка и отдельные запряженные лошадки, для желающих покататься. Мне предложили сесть верхом, отказался. – Ну, дайте ей мороженое.
 Надо же, ест мороженое.
 Через неделю снова приехал в Суздаль. На первую ночь остановился в избушке, в Покровском монастыре. В пределах монастыря стоит десяток избушек. Вообще-то они для групп иностранцев, но и всякая чепуха тоже может переночевать. Монастырю от избушек никакой прибыли, чьи они – не знаю. Деньги за проведенные сутки перекочевали в карман тетеньки администраторши. Это равно ее месячному заработку. Вместо чека она дает невнятную бумажку.
 Избушки рассчитаны на двух человек, внутри полный комфорт, но все-таки под старину. Большие, тяжелые кровати, неподъемные черные стулья, светильники в виде керосиновых ламп, телевизор, правда, с единственной программой. Кажется, зайдешь в ванную, а там… Иван
 Грозный в пальто моется. С посохом.
 – Гляжу я на тебя, Иван Васильевич, недоступный ты моему уму человек, Наполеон…
 Утром иностранцы кушают в Зачатьевской трапезной, а потом за ними приходит автобус. Значит, они осматривают Суздаль как минимум два дня.
 Спал с открытыми окнами. Ветерок доносит запах из коровника поблизости. Храм от меня в ста шагах. Утром снова слушал пение в соборе. Батюшка служит другой. Днем снял номер в турцентре.
 В турцентре уютно, номер такой же, как в Ватутинках или в
 Тетьково. Пол ночи не давали уснуть школьники с первого этажа. Утром
 – опять на службу в Покровский. Кто-то сказал, что в
 Спасо-Евфимиевском монастыре красиво поет мужской хор. Певцы мирские, человек пять, профессионалы. Разъезжают по Владимирской и
 Нижегородской области с концертами, продают свои диски. Голоса хорошие, но их пение очень отличается от пения девочек из
 Покровского монастыря. Дяденьки зарабатывают. А девочки в Покровском богу поют.
 В Спасо-Евфимиевском монастыре есть кафе на три столика. Меня интересует здесь сбитень. Сбитень – старый русский напиток. В его составе десяток трав и пряностей, мед. Брал рецепт у девушки за стойкой, да позабыл.




 Киев. Варшава


 .
 В Киев я поехал в первых числах июня. Взял сумку с самым необходимым. Часть вещей пришлось просто выбросить. Место в сумке есть, но нога начинает хромать от веса.
 Выбрал поезд, чтобы приехать днем, и иметь достаточно времени для поиска жилья.
 Снять жилье не сложно. На площади перед вокзалом стоит шеренга бабушек и тетенек. Сговорились с одной, поехали. Квартира в доме, напротив здания районного УВД. Комната совмещена с кухней. Тетенька ушла, а вскоре вернулась с сыном, который помогал ей нести телевизор. Потом сын ушел, а тетенька доложила, что сын ее недавно попался в поезде, вез наркотики, но дали условный срок. Добрая душа, если я когда-нибудь буду возить наркотики, посоветуюсь с ней или ее сыном.
 В справочной на Крещатике взял адреса и телефоны шести посольств:
 США, Канады, Литвы, Латвии, Швеции и Финляндии. Надеялся получить визу в одном из них. В этих странах есть лес и снег. Они малонаселенны, исключая США, значит меньше транспорта и промышленности.
 Бывших стран народной демократии я опасаюсь, в них остались структуры подобные кгб. Наверное, хорошо в Дании, Голландии, Норвегии.
 Дома набросал заявление, чтобы не запутаться и не упустить чего-нибудь при встрече в посольстве. В Интернет-кафе набрал текст, распечатал и сохранил на дискете. Охрана у американского посольства, сказала, что за визой нужно обращаться в консульство, а не в посольство. Услышал, как другим людям они объясняли, что визу в США выдают в Варшаве.
 Пошел в консульство. Консульство обнесено проволокой. Вблизи ходят десяток украинских полицейских, жадно высматривая, кого бы скрутить и избить. У проходной попросил о встрече с консулом – не возможно.
 Значит, в Киеве с визой не получится, здесь только для граждан
 Украины. Пока шел от консульства, дай, думаю, позвоню туда. Нашел первый по пути телефон-автомат. Ответили по-английски. Я: -
 Представьтесь, пожалуйста. Тот же голос загутарил по-русски. Значит консульство блокировано. Следующая идея – обратиться в турагентство.
 Куплю путевку, а турагентство пусть само занимается моей визой.
 После переговоров в одном из агентств окончательно понял, что визу в
 Киеве мне не дадут. В Москву возвращаться? Что там говорил охранник про Варшаву? Надо попробовать.
 Крещатик, оказывается не очень большой. Красивый. В выходные по нему свободно гуляют люди, движения транспорта нет. Красиво на
 Андреевском спуске, ведущем в Подол. Вначале спуска стоит
 Андреевская церковь. Она высоко поднята над местностью и окружена смотровой площадкой, с которой прекрасный вид на Подол, Печерскую
 Лавру, Левобережье плотно закрывают густые кроны деревьев. Площадь перед церковью и Андреевский спуск мощены булыжником. Вблизи церкви, на тротуаре стоит бронзовая пара Свирид Петрович Голохвастов и Проня
 Прокоповна.
 Стою, восхищаюсь Андреевской церковью. В шаге справа возник дяденька. Стоит и смотрит куда-то вдаль. На пиджаке табличка. Первое слово 'Lithuania', дальше идут должность, фамилия, имя, которые я уже не рассмотрел.
 У Андреевского спуска дяденька, лет двадцати наступил мне на пятку. Оборачиваюсь – улыбается и молчит. Один раз кто-то угрожающе, с рычанием плюнул позади. (Вчера я отправил заявление на е-майл американского посольства с кратким описанием приключений).
 У Ярослава Мудрого нос картошкой.
 Купола киевских церквей и соборов десятого, двенадцатого веков переделаны в восемнадцатом веке. Как жаль. Внутри соборов на стенах фрески с непривычной для российских церквей светской тематикой – князья, их жены, воины и слуги. Светло и неожиданно.
 В лавру два входа. Один платный, для туристов, другой бесплатный в пятистах метрах, для верующих. Залез на лаврскую колокольню, посмотрел с тудова вниз. Люди такие махонькие, как муравьишки.
 Спускался в ближние пещеры. Здесь хранятся мощи святых. Тесно, душно, темно. Толпятся люди, освещая себе путь свечой. Лавра называется Киево-Печерская, от Печеры – пещеры.
 Метро в Киеве с 60-го года. Одна из веток идет через Днепр.
 Красиво. Поезд выезжает из норы в горе. Следующая остановка на днепровском острове. Дальше Дарница. Левобережье. На правом берегу среди зелени видны золотые купола лавры. Выхожу на конечной станции.
 Лес в десяти минутах. Не думал, что на Украине есть сосна. Она ниже, чем подмосковная. Хорошо пахнет хвоей. Под ногами бегают большие черные муравьи, песчаные дорожки. По разным оценкам в Киеве от двух миллионов семисот до трех миллионов пятисот жителей. Конечно, нагрузка на природу меньше чем в Москве.
 Иду по Крещатику. Сбоку и чуть впереди, метрах в десяти резко тормозит машина. Открываются две дверцы. Из них одновременно выходят два дяденьки, на пол головы выше меня, в штатском, с каменными лицами и направляются ко мне. Идут рядом, в ногу, по газону, точно на меня. Смотрят строго перед собой, в руках ничего нет. Я вспомнил
 Штирлица, который запел: 'Не думай о секундах свысока', когда Мюллер спросил его, за что он утопил Клауса. Мы сблизились и дяденьки молча пропустили меня между собой.
 Зашел в церковь воинов-афганцев. Стою, слушаю, как поют. Минут через пять заходят двое в штатском с выправкой, лет сорока. Я подошел к ящику для пожертвований и бросил несколько монет в прорезь. После этого один дядя ушел, а другой подошел ко мне и встал в шаге боком ко мне и алтарю. Мне показалось странным так стоять в церкви. Посмотрел украдкой – лицо хмурое, даже злое, глаза смотрят в пустоту.
 Купил билет на автобусную экскурсию по Киеву на завтра. На следующий день приезжаю, несколько человек уже стоят, ждут автобус.
 Молодой дяденька курит облокотившись на перила в пяти шагах от меня и с наглой усмешкой смотрит сбоку на меня. Я посмотрел – в глаза не смотрит, смотрит куда-то в область груди. Посмотрел снова, уже подольше. Также смотрит, с ухмылкой и не отворачивается. Место такое, что уйти не куда. Подумал, подошел и встал плечо к плечу с ним. Можно было и в шаге, но я встал вплотную. Сразу он не сдвинулся, не посмотрел на меня, не отошел, как любой нормальный человек. Только минуту спустя отошел. Подошел автобус, поехали.
 Почему-то изменили программу экскурсии. Едем по Владимирской, гид говорит: – А в этом здании находится республиканское кгб, если кому-то нужно, пожалуйста…
 Приехали в действующий женский монастырь. Автобус остановился и к двери подошел молодой дяденька, предлагает бесплатную газету. Плохо отпечатанная, судя по всему даже не районная, а совсем мелкая.
 Посмотрел: на первой полосе Путин и Кучма. Вернул обратно. Осмотрели монастырь, вернулись в автобус. Человек с кресла впереди без вступлений повернулся, протянул мне газету, которую я не взял и спросил: – Не хотите почитать, интересно. Я отрицательно покачал головой.
 В троллейбусной остановке от моего дома рынок. Пустой. Яблок нет.
 Правда есть дешевая клубника. Яблоки нашел в изобилии в центре города. И вообще в центре много фруктов.
 Раньше Киев я знал по фильмам 'Адъютант его превосходительства',
 'Прощайте, голуби', 'За двумя зайцами', по Булгаковской 'Белой гвардии'. В детстве читал роман Вигдоровой. Не запомнил название.
 Действие происходит в 1918 или 1919 году. В Киеве идут бои, встречаются названия: Подол, Арсенал. Теперь я знаю, где Арсенал,
 Подол Крещатик, Дарница, Андреевский спуск.
 Зефир в Киеве не такой вкусный, как наш от Ударницы.
 Купил историю Украины на русском. Интересно. Раньше кроме Петлюры, немцев, Скоропадского и Щорса ничего не знал. Купил книжку про
 Красную шапочку и серого волка на украинском языке. Интересно, смогу ли понять язык. Иногда встречаются слова, у которых нет аналогичных корней в русском. Откуда они их только набрали? У польского на удивление больше общего с русским языком. Только латинские буквы. Не берусь утверждать точно, но у них можно встретить надписи наподобие
 'whod', 'wyhod', 'objazd'.
 Решил вернуться в Москву, а оттуда ехать в Варшаву. Карты Украины и Чечни выбросил. Историю Украины прочел и оставил в лесу на пеньке и русский песенник тоже оставил – чуть тяжелее сумка – начинаю хромать.
 Хозяйка квартиры пять минут вырывала у меня из рук пакет с мусором. Говорю ей, что мне он еще понадобится. Вцепилась. Странная тетенька. Вообще-то там обрывки моего заявления.
 Билетов в купе и плацкарте не было, поехал в мягком вагоне. Стоит чуть дороже самолета. В купе телевизор. Один или два канала с видео.
 А еще два канала подключены к видеокамерам. Один показывает вид коридора справа от купе, другой – слева. Со мной едет дяденька лет тридцати пяти. Его провожала жена. Едет в командировку. Он представился мне, зачем-то. Полностью с фамилией и отчеством. Я сказал очень приятно и назвал только имя. Разговора не получилось, меня не интересуют знакомства, у меня другие проблемы. Через одно купе едет Наталья Варлей.
 В нашем вагоне едут столько иностранцев. То и дело слышно:
 'цурюк', 'натюрлих', 'вау', 'камон эврибоди', 'норсульфазол…Пуркуа норсульфазол?'
 Дверь купе приоткрыта, и я вижу в коридоре американца. Стоит и смотрит в окно. Вот он долгожданный случай рассказать все свободному человеку! Но до меня так туго доходит, что я преспокойно прикрываю дверь. Посидел, посидел, а судьба снаружи снова открыла дверь. Стоит американец, ждет, но лицо уже кислое. И вновь я закрыл дверь. И опять ее открыл кто-то. И опять я закрыл.
 Москва. Мне не удобно возвращаться на квартиру в Крылатском. Ведь этот месяц не оплачен. Снял номер на сутки в гостинице Киевской у вокзала. Появилась еще одна идея, но поздновато. Нашел в справочнике агентство по трудоустройству за рубежом. Можно устроиться на сельхозработы, приехать и попросить убежища. Агентство берет за услуги пятьсот, шестьсот долларов. На самолет нужно еще пятьсот. К сожалению, у меня уже нет таких денег, значит поеду в Польшу. Купил билет в Калининград.
 В три часа ночи наш поезд остановился на белорусском погранпункте.
 Раздали листки декларации. Я указал оставшиеся у меня девятьсот долларов. В моем портмоне лежат 1800 рублей и 30 долларов. Не подумал, что и их нужно указывать. В декларации требовалось указать, если везешь больше тысячи долларов. И потом как я могу потратить эти деньги в три ночи на темной глухой станции, не боясь при этом отстать от поезда.
 Дяденька с таможни заглянул в мой портмоне, и спросил меня и соседа: – Вы вместе едете? – Нет. Он позвал сопровождающую, и меня высадили из поезда за сокрытие валюты. Пока я проходил по коридору вагона, выглядывающие из купе пару раз успели сказать мне 'Дай ты им двадцатку…'. Идем к какому-то зданию, сопровождающая позади, смотрит, чтобы я ничего не выбросил по дороге. Зашли в комнату. Дядя стал составлять акт. Писал полчаса, часто отрываясь и задумываясь.
 Другая тетя в это время отобрала у меня билет на поезд, чтобы проставить какой-то штамп. Предполагалось, что теперь я поеду следующим поездом. С некоторых пор предусмотрена услуга, по которой пассажир калининградского поезда может выйти в любом пункте и через неопределенное время продолжить свое путешествие в другом поезде.
 Тетя спросила, почему у меня нет корешка к билету (корешок забирает проводница), – Не знаю, как Вы поедете дальше… Судя по всему, придется сидеть здесь всю ночь, а утром покупать новый билет. Поезд стоит. Таможенник пишет. К нему подошел дяденька, не официальный, мне показалось даже в спецовке. Он наклонился и стал что-то говорить, а закончил фразой: 'Сколько дашь?' Дядя таможенник никак не реагирует, продолжает писать. Я сижу в трех метрах от них и отгадываю кроссворд. Дяденька в спецовке ушел. Еще через пару минут таможенник быстро закончил и сказал, что берет с меня штраф 300 долларов, а необъявленные 30 долларов и 1800 рублей конфискует.
 Только я расписался в акте, как все вокруг забегали: 'скорее, скорее, поезд уходит, поезд уходит, он не будет ждать, скорее…'.
 Иду не тороплюсь, я уже все понял. Зашел в купе, улегся и молча стал переживать случившееся. У меня отняли треть, осталось 600 долларов.
 Через час успокоился и стал гадать кроссворд. Если будете пересекать белорусскую границу, указывайте все денежные средства до копейки.
 Второе – таможенники предпочитают иметь дело с одинокими – нет лишних свидетелей. Если уж попались, особенно ночью, не волнуйтесь, вы уедете этим же поездом. Перед Вами будут разыгрывать спектакль, нервничать, но поезд будет ждать. Если Вас оставить на станции, Вы станете свидетелем следующего ограбления, когда придет новый поезд.
 Калининград. Остановился в той же гостинице, что два года назад. И номер тот же, что в прошлый раз.
 Душ в подвале. Нужно заплатить и взять ключи у дежурной. Дежурная сказала, что ключа пока нет. Минут через пять ключ мне дали. Душевые кабинки две. Соседняя была свободна. Почему они не дали ключ от нее, не знаю. Когда раздевался, слышал, как в соседнюю кабинку кто-то зашел. Два года назад мне тоже дали ключ от этой самой кабинки. А в соседней кто-то был. Я знаю это, потому что дернул тогда дверь, и изнутри ответили.
 Прохожу мимо стойки дежурной. Два дяденьки разговаривают: '… а я всегда с собой ключ беру (от номера)…'. Подумал, пусть роются, если хотят. А брать ключ с собой бесполезно. Как будто у них нет дубликата.
 Вспомнил, когда еще работал и стал ездить в командировки, мне говорили про гостиницы: 'документы и деньги всегда с собой'.
 Вообще-то случаев, когда что-нибудь пропадало, не было. Видимо наши программисты и сетевики по долгу службы много интересного знали про горничных и дежурных.
 По городу на пустых улицах за мной стали ходить. Смотрят, что покупаю в киосках. Один дяденька встал сбоку и смотрел на меня через два стекла киоска, пока я не заметил его. Он стушевался и пошел писать рапорт, что обнаружен.
 На пятку пытались наступить только один раз в троллейбусе, а других мест скопления людей в городе нет. Впрочем – рынок тоже подошел бы для этого.
 Вокруг меня вертятся сотрудники преимущественно мужского пола, в отличие от Москвы. И вообще видно, что они отстают от москвичей. Нет слаженности, наглости и желания задавить своим напором. Не просто напугать, а задавить. Впрочем, может быть это потому, что они только начали изучать меня.
 Видел американца на остановке. Беседует с маленьким мальчиком.
 Гладко говорит. Я подумал, что он из Техаса, вдруг смотрю – ботинки коричневые из военторга.
 Жду автобуса. Начался мелкий дождик. Я встал вплотную к стене дома. Над головой эркер – он немного защищает от дождя. Через пару минут на тротуар заезжает пикап. Окошек нет, двери сплошные.
 Тормозит напротив меня. Теперь я стою в туннеле, образованным стеной и пикапом. Около метра шириной. Я закрыт от всех прохожих и людей на остановке. Открывается дверца кабины и отъезжает дверца кузова, напротив меня. Выскакивают люди. Тут во всем я вмиг признался, повинился, разрыдался.
 С помощью турфирмы я заказал гостиницу в Варшаве на пять дней, купил польский разговорник. Карту Варшавы мне любезно оставила сотрудница турфирмы.
 Автобус в Варшаву отходит вечером. У меня оставалось время, поехал в Светлогорск и Зеленоградск. Прохожу мимо колбасного магазинчика в
 Зеленоградске, продавщица поздоровалась.
 – Вы меня знаете?
 – Вы покупали колбаску кошке. – Да, да. Надо же, помнит.
 Автобус в Варшаву начал заполняться задолго до отъезда. Двери открыты, багажные отделения открыты. Часть вещей стоит на тротуаре.
 Кто-то сидит в автобусе, кто-то стоит с провожающими. У автобуса остановились две тетеньки с собачкой и стали беседовать. В это время резвая собачка бегает и обнюхивает все сумки и чемоданы, не пропуская ни одного. Хвостиком виляет. Если она найдет наркотики, перестанет вилять и шепнет хозяйке: – В том. Да нет же, в темно-синем.
 Граница. Русскую таможню прохожу последним. Таможенник неприлично в упор смотрит на меня. Только у меня из всей группы, он порылся в сумке. Таможенников учат, что наркокурьер всегда идет последним
 Польские таможенники не смотрят так вызывающе. Кажется, даже вещи не проверяют. У некоторых отбирают паспорта на дополнительную проверку. Автобус осматривают в то время, когда пассажиры проходят паспортный контроль.
 В Варшаву приехали поздней ночью. Пассажиры куда-то рассосались.
 Из темноты дорогу мне перешел кто-то, на дороге остался лежать кошелек. Переступл его, обернулся через несколько шагов – двое стоят, смотрят вслед. Людей совсем нет, мелькают редкие такси.
 Перешел мост через Вислу, несколько минут и моя гостиница.
 Утром проснулся – окна выходят во двор – колодец. Телевизора и радио нет. В Киеве говорили про какую-то польскую организацию, помогающую украинцам, белорусам и русским иммигрировать. Сначала искал ее. Купил справочник. Отметил какую-то католическую организацию, телефон американского консульства. Нет, пожалуй, в консульство нет смысла идти. Почтовый адрес в справочнике есть только у американского торгового представителя. Начал готовить письмо. Два дня писал, редактировал, делал копию. Как учили меня
 'программисты' из НИИАС, черновики носил с собой, а документы оставил в сумке, в номере.
 С утра выхожу в ближайший парк и пишу письмо. Сначала исследовал этот парк и нашел скамейку вдалеке от дорожек под склоненными ветвями. На второй день ко мне подошел дяденька, и что-то спросил по-польски. Закурить, что ли. Показал ему жестами, что не курю.
 Дяденька полез скрюченными пальцами к моему лицу. Я ударил его по руке, оставаясь сидеть. Он что-то пробубнил и ушел.
 Недалеко от гостиницы исторический центр. Купил черешни и клубники. Цены примерно московские.
 С трудом нашел Интернет-кафе. Хотел написать в американское консульство – кириллицы нет на компьютерах.
 Отправил письмо на имя американского торгового представителя.
 Конверт бросил в почтовый ящик на вокзале и пошел пешком в гостиницу. Хожу только пешком.
 До гостиницы уже недалеко. На пути небольшой пустой парк. Пройти его нужно по узкой асфальтированной пешеходной дорожке. Дорожка шагов через сто упирается в проезжую часть. На проезжей части стоят две черные машины с надписями 'полиция', оставляя узкий проход между собой. Около машин человек пять – шесть полицейских. Свернуть никуда нельзя, только вперед или назад. Елочки, сосеночки, чужою стороной, ах, как страшно девочки в лес ходить одной.
 Со следующего дня, после того, как опустил письмо, на меня стали бросаться собаки, на пустых улицах навстречу попадались сумасшедшие с искривленными лицами и руками, которые что-то выли. По одной пустой улице меня метров сто 'вели на расстрел'. Велосипедист вспугнул меня в толпе на тротуаре. Вообще-то он ехал не быстро и не на меня, только почему-то за два шага направил колесо на меня, а в следующий момент резко свернул в сторону. Происходит все то, о чем я писал в письме торговому представителю. Значит, польские товарищи прочли его.
 В письме я оставил свои варшавские координаты и телефон гостиницы.
 Ожидал ответа дня два – три. Все время проводил в ближайших парках.
 В Варшаве миллион семьсот тысяч жителей, а территория размером с
 Москву.
 Обошел несколько варшавских парков. Прогулочные дорожки разделены на две части – пешеходную и велосипедную. Надписей нет, нарисован пешеход, а с другой стороны велосипедист.
 Травка всюду маленькая, безжизненная и однообразная, как в Летнем саду в Петербурге. Муравьи на асфальте настолько маленькие, что сначала думаешь, что померещилось.
 Висла – быстрая коричневая река с запахом канализации.
 Голуби в парках едят хлеб и с ладони, и когда держишь кончиками пальцев. Не боятся садиться на колени. У меня после завтрака в гостинице остается булочка. Первые день, два я не трогал ее, а потом стал брать с собой для голубей. На третий день в этом парке уже в двух местах гуляющие кормили голубей.
 Сходил в дальний парк, по дороге заглянул в овощной. Купил черешни. Сижу на скамейке в парке, ем. Косточки собираю в ладонь и бросаю за спину на газон. Проходят редкие прохожие. Есть и с собаками. Только теперь прохожие с собаками сворачивают у моей скамейки на газон и проходят за моей спиной, а собаки тщательно обнюхивают траву.
 Справа приближается дяденька. Солидный. Живот, костюм, белая сорочка, галстук, ботинки настоящие, не из военторга. Смотрит на меня и приветливо улыбается. Много снега навалило, по колено вязнешь, ты скажи, скажи Глафира, любишь или дразнишь? Ну, конечно же, это американский торговый представитель, которому я писал.
 Господи, какой же пароль? Вертится только: 'Как на счет халвы, матрас?'.
 На другой день ко мне подсел дяденька с испуганным лицом и по-польски предлагал что-то купить или обменять валюту.
 – Русо туристо, облико морале, – отвечаю на латыни, и дяденька, крестясь, удаляется.
 Со мной пытаются заговорить по-аглицки:
 – Папаша, огоньку не найдется?
 – А..а..э..
 – Ты, что, глухонемой что ли?
 – Йес
 Или по-аглицки же спрашивают время. Молча показываю часы. Мои часы украшены громоздкими датчиками температуры и давления.
 Вскоре на скамейку поблизости сели двое. Полчаса я слушал с их стороны тихое: 'пи-пи-пи… пи-пи… пи-пи-пи… пи-пи'. Ничего не боятся шпионы, резидента, наверное, вызывают, деньги кончились.
 … Штирлиц шел на встречу с Борманом. На выходе из
 Рейхсканцелярии висело объявление:
 1. Завтра в кафе 'Элефант' состоится встреча Штирлица с женой.
 Билеты в профкоме 6-го отдела РСХА.
 2. Фашисты, убедительная просьба сдать деньги на памятник агенту
 Клаусу (Штирлиц, Вас особо касается).
 Клаус. Клаус. Это было в августе 43-го…
 – Штирлиц, отныне у Вас новый агент, Клаус, – объявил Шелленберг.
 – Группенфюрер, да у меня этих Клаусов пруд пруди… В памяти засела последняя встреча с клаусом. Они шли по апрельскому лесу, вдоль тихого озера. Клаус впереди, Штирлиц позади. С винтовкой наперевес. Услышав щелчок затвора, Клаус, не оглядываясь, достал из кармана пальто зеленую резиновую шапочку:
 – Есть в графском парке старый пруд, там лилии цветут, – затянул он…
 Да. Что и говорить, не раз Штирлиц был на грани провала. Взять хотя бы тот случай с рацией Кэт, с нацарапанным на крышке 'Штирлиц – дурак', которая привела его в кабинет Рольфа. Стирая пошлость на крышке, Штирлиц незаметно расспросил шарфюрера, не упоминала ли русская пианистка некого господина Бользана, который частенько продувает в шахматы фрау Заурих в кафе 'Элефант'. Получив отрицательный ответ, Штирлиц направился к двери:
 – Постой, а за чем же я к тебе заходил?… Ах, да, послушай, сволочь фашистская, нет ли у тебя таблетки от головной боли?
 Штирлиц знал, что запоминается последняя сказанная фраза. Теперь
 Рольф, спроси его кто-нибудь, скажет, что Штирлиц заходил за таблеткой…
 А что же Кэт? Неделю назад Штирлиц уже было спас радистку.
 – У нее черный ребенок! – кричал возмущенный Хельмут, – Черный ребенок, господа!
 – Ну и что же? – спросило партайгеноссе.
 Сотрудники Рейхсканцелярии стали передавать девочку из рук в руки.
 Мюллер ласково взял девочку и запел:
 – Тупаре, чункаре…
 Потом девочка перешла на руки к Кальтенбруннеру:
 – Ани-на, ани-на, генацвали пасара.
 Тут фашисты посмотрели на Хельмута и запели:



   Но сурово брови мы насупим
   Если враг захочет нас сломать
   Как невесту родину мы любим
   Бережем, как ласковую мать






   Широка страна моя родная
   Много в ней лесов, полей и рек
   Я другой такой страны не знаю
   Где так вольно дышит человек…



 Штирлиц вспомнил жену и ее новогоднюю телеграмму: 'Юстасу. Ежевика с викою, а я сижу, чирикаю'… и последнюю встречу с ней в кафе
 'Элефант'. Она, конечно же, не узнала его. И не мудрено, ведь
 Штирлиц сидел в конспиративных очках, подаренных ему мистером Икс.
 Ира подошла, и что-то сказала пианисту, после чего тот объявил:
 – А эта песня прозвучит для нашего дорогого гостя из солнечного
 Бабесберга господина Бользана: 'Пумба, рымба, пумба, рымба, пумба, рымба, пумба, рымба, а я иду, шагаю по Москве и я пройти ишо смогу…'. А ведь это провал, подумал Штирлиц. Он ничем не выдал себя, только руки, как всегда в минуту опасности, стали собирать из спичек слово 'писец'. Ира, Ира, и как тебя угораздило. Я же просил что-нибудь лирическое, ну, хотя бы: 'Ехали цыгане да с ярманки домой, да остановились за этой ярманкой'…
 Ну вот, приеду я домой, думал Штирлиц, – жена дома, пока ничего не подозревает. Открою дверь, а она:
 – Штирлиц, тебя, что, из Рейхсканцелярии выгнали? Ты меня в гроб вгонишь!…
 Штирлиц шел на встречу с Борманом. Неделю назад во время бомбежки он остановился у комнаты правительственной связи. 'Здесь держать можно двери открытыми, – подумал он, – что надежней любого замка'.
 – Борман у аппарата, – донеслось из трубки, – Борман слушает, говорите.
 – Это Штирлиц говорит… Штирлиц… первая буква 'ша'… 'ша'…
 'Широка страна моя родная…'…
 Да, но кто же мог дать объявление в Рейхсканцелярии? Геринг?
 Исключено. Рейхсмаршал занят эскадрильей майора Булочкина и хозяйством Семибаба.
 Фюрер? Последние дни он закрывается в бункере с Гимлером и поет свою любимую:
 'Мне бы дьявола коня, да плеточку заветную и тогда искать меня в рейхе не советую. Ла-ла-ла, ла-ла, ла-ла. Ла-ла, ла-ла, ла-ла, ла-ла. Ла-ла-ла, ла-ла, ла-ла. Ла-ла, ла-ла-ла, ла-ла, ла-ла'. Потом он обращается к Гимлеру:
 – Чей будешь, дядя?
 – Простите?
 – Фармазон…
 После этого фюрер говорит что-то про мышей, бьет в дверь и орет:
 – Дайте воды! Воды!
 Вбегает адъютант: – Почему шумим! И получает по затылку. Фюрер переодевается в адъютантскую одежду и друзья пробираются в туалет на восьмом этаже. Вылезают через окно, перекусывают электрический провод (отсюда у фюрера кариес) и, повиснув за конец, пролетают и тормозят о стену соседнего здания… Нет, Штирлиц исключил и его.
 Плейшнер? Однажды Штирлиц путешествовал с ним в одном поезде в
 Швейцарию. Плейшнер ехал в соседнем вагоне, как шведский ученый с простой скандинавской фамилией Цхаджбаджибриджибаджибаев. 'Карпуша, да ты на ноги-то его посмотри, какой из него ученый', вспомнил он предостережение фрау Заурих. Ботинки! На Плейшнере были те самые желтые лыжные ботинки, в которых ушел в Швейцарию Кальтенбруннер.
 Значит, и лыжи он тоже умыкнул…
 На следующий день я снова пошел за черешней и клубникой в дальний магазинчик. Там ягоды дешевле и такого же отличного качества.
 Свернул неправильно и забрел в правительственный квартал. Тротуар выложен плиткой. Вдоль него грядки с кустами и цветами. Земли под ними не видно – все покрыто сосновой корой. Любопытно. После обработки сосен поляки не выбрасывают кору.
 Синички в парке едят крошки с протянутой ладони.
 Все кроссворды мои давно отгаданы. Телевизора в номере нет. Ответа на письмо нет, звонков нет. Нужно возвращаться в Москву.
 Не смотря на то, что у меня ничего не получилось в Варшаве, я чувствовал себя увереннее. Увереннее, благодаря приключениям, развернувшимся здесь и очень похожим на московские. Раньше я думал, поверит ли кто-то моим рассказам, теперь знаю – поверят, ведь этим занимаются и польские спецслужбы, значит, об этих методах должны знать любые другие.
 Это же заставило меня сомневаться, стоит ли выходить в Вильнюсе и просить политического убежища.
 Автобус идет в Россию. В основном едут дамочки – челночницы с мешками и сумками. Везут кучу женских туфель без коробок. С вьетнамского рынка. В Варшаве туфли стоят шестнадцать, а в
 Калининграде продают за двадцать шесть. Прямо перед российской таможней одна дамочка вручила мне пакет с туфлями, тротиловыми шашками для областной агентуры и попросила пронести.
 Переночевал в Калининграде и на следующий день поехал в Москву. В
 Вильнюсе стояли минут сорок. Сойти, или не сойти? Десять дней тому назад здесь вышел мой попутчик по купе. Слышал, как он говорил кому-то, что можно сойти без визы и заплатить за нее на месте.
 Вообще Литва красивая. Зеленая, лесная. Людей не много. Крестьяне на подводах, лошади, лошади.
 Решил день побыть в Москве, а на следующий взять билет до
 Калининграда и все-таки выйти в Вильнюсе.
 Сумку оставил в камере хранения на Белорусском вокзале – завтра опять сюда. В гостинице не хочу останавливаться, теперь для меня это дорого. Поеду в Крылатское.
 Приехал, отдохнул. Надо позвонить в последний раз своим, попрощаться. Звоню на Комсомольский. Никто не отвечает. В Кузьминки.
 Тоже. Почему отец не отвечает? Подождал, еще позвонил. Тишина. Лучше съездить. Приезжаю, у подъезда сидят три пенсионера. Знаю их с детства. Они рассказали, что отец мой умер два месяца назад. Слушаю, но ничего не говорю. Не верится. Где-нибудь прячется среди стукачей.
 Зашел в соседний дом к пенсионерке Наташе, попросил приютить меня на одну ночь. У нее две квартиры. Вторая в нашем доме, там живет ее младший сын, один живет. На это я и рассчитывал. Сына ее я знаю, тихий такой, однажды я восстанавливал ему винчестер. Наташа сказала, что ж ты к себе не идешь, позвони Сашке, ключи от квартиры у него. Я позвонил Сашке, мы встретились, и он передал мне ключи. Он рассказал, что отец умер, когда брился, сидя на табурете перед зеркалом в ванной. Последние полгода его опекали родственники. Отец жил в няниной комнате, а две другие сдавал иногородним. Квартиранты приносили ему водку и еду.
 Съездил на Белорусский за сумкой. Когда вернулся в Кузьминки, осмотрелся. постельных принадлежностей и подушек не нашел. Пришлось снова ехать в Крылатское. Переход на филевскую ветку делал на
 Киевской. Слева десятка три турникетов, рядом с ними лежит убитая бездомная собака. Вокруг головы лужа крови.
 На следующий день я проснулся и не поехал в Литву. Не буду спешить. Деньги у меня есть месяца два смогу прожить. Нужно только отложить на билет до Калининграда. Работники невидимого фронта меня пока не трогают. В Чечню точно не поеду. После первого дождя в горах упаду на скользком камне и опять сорву себе ногу. Дважды такое уже случалось, придется лежать пару недель. Где я там буду лежать?
 Жаль, что так быстро промотал деньги. Можно было бы оформить трудоустройство за рубежом. Прилетел бы в страну, а там – в первый же полицейский участок. Получу убежище. Что дальше? Как программист я не представляю интереса, отстал, вуз закончил не престижный, возраст сорок два. Видимо, придется делать что-то простое: подметать, разносить письма, мыть посуду. Денег на жизнь мне хватит.
 Машина мне не нужна. Лучше ездить в автобусе и иметь возможность свободно поглазеть, подумать. Интересно сколько времени буду отходить после потери родины. Привыкну когда-нибудь? Может лес поможет.
 Постепенно я пришел к мысли: остаться, хотя бы на полгода. Я не верю, что Няня и отец умерли. Не верю. И когда это кончится, хочу посмотреть им в глаза и послушать их. А кончиться это должно скоро, потому что оба они пожилые. Может быть, к новому году или к следующему лету. Только денег не хватит, нужно устроиться на работу.
 Поехал в Суздаль, чтобы найти там жилье и работу. Проработаю до нового года, а там посмотрим.
 В Суздале остановился в гостинице Ризоположенского монастыря.
 Номер дали тот же, что в первый раз. Попытался устроиться социальным работником в городе – носить продукты бабушкам, помогать по дому.
 Вакансии есть такие. Но платят мало, хватит оплатить только снимаемую комнату. Идея – в библиотеку. Нет. Но служащие посоветовали мне сходить в бюро по трудоустройству. Вышел из библиотеки и увидел табличку редакции городской газеты. Из дверей выходят три человека.
 – Не подскажете, как мне найти главного редактора?
 – Это я.
 – Я из Москвы, хочу предложить Вам свои услуги в качестве корреспондента. По образованию я технарь, но чувствую, что смогу.
 Редактор оставил товарищей и вернулся со мной в помещение. В комнате несколько старых столов, людей нет. Ни компьютеров, ни печатных машинок. Побеседовали. Редактор предложил мне работу корреспондентом с окладом в тысячу шестьсот рублей. Моя тема происшествия в городе. Я согласился и сказал, что оформлюсь, когда найду жилье. Поспрашивал бабушек, стоящих с овощами у гостиного двора, они посоветовали несколько адресов и сориентировали на 400 -
 450 рублей в месяц за комнату.
 Обошел полтора десятка домов на Васильевской, улице Ленина, улице
 Нетека и Слободской. Или нет владельца, или сдают учащимся художественной школы. На Слободской улице просят оплатить за полгода вперед – не рискнул. На Васильевской просят 500 рублей не в месяц, а в сутки. По пути зашел в бюро по трудоустройству. Ни души. На стене список вакансий. В окошко сказал тетеньке, что я программист. -
 Сейчас мы Вас устроим. И она дала мне адрес городской жилбытконторы,
 – Там нужен программист, 2500 рублей. Приходите после конторы, попробуем устроить Вас по совместительству в новую гостиницу, тоже программистом на три тысячи. В жилбытконторе меня сразу радостно принял начальник в своем кабинете. Он посмотрел мой диплом и паспорт, а потом передал меня бухгалтерше, чтобы я посмотрел, смогу ли справиться с задачей. Девушки забегали – москвич на работу устраивается. К ним из Владимира изредка приезжает программист, налаживает. Посмотрел программу – начала 90-х годов. Кларион или
 Фокс под ДОСом, сейчас уже не помню. Даже пакет для разработки есть в отдельном каталоге. Задача простая: из-за меняющихся требований нужно переделать формы для печати документов, еще какую-то мелочь.
 Уверенно сказал главбуху – справлюсь. Оставалось найти жилье. Когда выходил от бухгалтеров, столкнулся с начальником. Он не задал мне ни одного вопроса. Что произошло за эти несколько минут? Все его гостеприимство куда-то исчезло. Я начал говорить ему, что задача мне по силам, он даже не остановился, пробурчал что-то на ходу, боится глазами встречаться.
 В одной из продовольственных лавок продавщица сказала, что комнату можно получить в общежитии сельскохозяйственного техникума на улице
 Виноградова. Стоит 350 рублей в месяц. Пошел к директору техникума и написал заявление. Он сказал, что на счет комнаты будет известно через два дня. Пришлось вернуться в Москву и вновь приехать через два дня.
 Секретарша: – Директора нет, и не будет. Зашел в общежитие и сказал, что директор обещал комнату, а самого его нет. Дежурная проводила меня на второй этаж. Длинный пустой коридор. Дежурная попыталась открыть – ключ не вставляется. Принесла ключ от другой комнаты. К другой подходит. На входной двери, чуть ниже замочной скважины прибита фанера. Если на нее нажать, рука пролезет и откроет дверь изнутри. Хорошо, что не взял с собой сумку.
 В комнате стоят четыре койки с полосатыми матрацами, стол у окна и стул без спинки с жестким сиденьем. Пол покрыт пластиком. Под койками пыль и бумажки. Белье и подушку дежурная принесла. На потолке две люминесцентных лампы, как в поликлинике, горит одна.
 Другого освещения и электроприборов нет. Выключатель у двери. Чтобы выключить свет, нужно встать с кровати и идти к нему. Такое впечатление, что кроме меня никого нет на этаже. Туалет на этаже один. Коричневая дверь внутри закрывается на крючок. Ни каких надписей, догадаться можно по запаху. На входе две мойки с холодной водой. Дальше ряд кабинок без дверок. Туалетной бумаги нет. Вместо унитаза дырочка в полу, по бокам две огромные позиции для ног с пупырышками. Как будто протекторы космонавта… Заправлены планшеты, космические карты и штурман уточняет последний раз маршрут, давайте-ка ребята попляшем перед стартом, у нас еще в запасе четырнадцать минут. Я верю, друзья, караваны ракет помчат нас отсель от звезды до звезды. На пыльных тропинках далеких планет останутся наши следы.
 На верхнем этаже более благоустроено. Слышен веселый детский смех и визг. Детки бегают по коридору и катаются на трехколесных велосипедах. Здесь люди живут семьями и, похоже, давно. Туалет здесь чище.
 Утром начал новые поиски жилья. Наконец на Колхозной улице нашел комнату. Пристройка к дому. В доме живут молодая женщина с мальчиком и ее мама. Наконец-то, непьющие люди попались и цена нормальная – четыреста. Идти отсюда в центр Суздаля, где, предположительно буду работать, далековато. Красиво все-таки звучит: Суздаль. Хрусталь, селезень, мед и колокольный звон. По тропинкам напрямик – двадцать минут. Зимой тропинок не будет, значит нужно рассчитывать на сорок минут или более (по снегу).
 Осталось съездить в Москву за вещами. Поеду позднее, а пока еще поищу жилье. Может, найду ближе к центру. Днем пообедал в кафе, в турцентре. Вышел и сел на лавочку среди зеленых ив и кустов.
 Подумал, подумал и решил ехать в Москву, и до нового года жить в
 Кузьминках. Нужно оформить наследство на квартиру и продать ее. Это нужно сделать, хотя бы для того, чтобы моя доля не осталась государству. Вообще-то я считаю отца и Няню предателями и мне неловко принимать это наследство. Возьму столько денег, чтобы оплатить услуги бюро по трудоустройству за рубежом и самолет.
 Остальные деньги можно оформить как дарственную. Кому? Человеку, которого хорошо знаю и люблю. Только не мужчине, мужчине не удобно, он не примет. Инне Чуриковой. Почему-то вспоминаю 'Ребро Адама' и
 'Военно-полевой роман'. Наверняка ей понадобятся деньги. Решено.
 Господи, какая бестолочь. С детства смотрю 'Стряпуху' и 'Начало', но до сих пор не знаю, что у нее муж есть. Известный режиссер. Вот картина была бы, представляю.




 Кузьминки.


 Вернулся в Москву и стал заниматься наследством и поиском работы.
 Полугодовой срок для вступления в наследство истекает в конце октября. Одна четверть квартиры должна достаться Сашиной бабушке – сестре Няни и отца, фактически Саше.
 Сашка работает где-то охранником. Никакой специальности у него нет. Кажется, он не закончил в свое время десятилетку. Он всегда жил в соседней квартире. Со временем его дед и бабушка получили свою квартиру и уехали, а потом уехали отец и мама. В начале девяностых
 Сашка продал свою квартиру. Это был период крутой инфляции, 'ммм' и других мошеннических фирм. Деньги он внес в фирму, которая через полгода обещала удвоить сумму. Пропали и деньги и квартира.
 Саша передал мне все документы на отца и квартиру. Начал я с регистрационной палаты. Отец, после смерти Няни не успел зарегистрировать свое право на квартиру. Нотариус объяснил, что мне нужно съездить в регистрационную палату и получить письменный отказ в регистрации по причине смерти отца, для продолжения дела. Отказ это всего один листок. В регистрационной палате девушка – юрист сказала:
 – Мы не дадим Вам отказ.
 – Почему?
 – Мы отказов не даем.
 – Но в нотариальной конторе сказали, что Вы обязаны дать. Что же мне делать. Может быть Вам нужен запрос?
 – Не знаю…
 Неожиданно в следующий приезд я получил листочек с отказом. После того, как все документы были готовы, и полугодовой срок истек, нотариус мне сказал, что это дело нужно решать только через суд, несмотря на то, что нет спорящих сторон.
 Пошел в районный суд. На входе тетенька спросила меня, по какому я делу. Зашли с ней в комнату. Стоит несколько пустых столов и стульев. То и дело входят и выходят взрослые дяди, изображают деловитость и внушительность. Оказалось адвокаты. Вообще-то я и сам могу написать иск, но он должен быть отпечатан и к тому же в четырех экземплярах. Поэтому, когда тетенька, прижав голову к плечам, сказала мне: – Тысяча, – я не стал спорить, хотя это стоило не более двухсот, трехсот рублей. Когда оставлял ей документы для изучения и брал расписку, позвонил ее мобильный. Она сказала несколько предложений, последними словами были: – Это будет стоить двести долларов…
 Тетенька пообещала, что через три дня иск будет готов. Когда я пришел через три дня, меня ждали не отпечатанные листы, а с рукописным текстом в одном экземпляре. Я презрительно отчитал тетеньку, не стесняясь других попрошаек в комнате. Расставаясь третьего дня, мы обменялись домашними телефонами, и она могла бы позвонить, сказать, что задерживается, чтобы мне не ездить впустую.
 – Печатайте сейчас, я подожду. За печатную машинку села девушка.
 Ее тут же вызвали куда-то срочно. (Делать искусственное дыхание или клизьму). Похоже, с меня хотят содрать дополнительно и за печать. Я успокоился, прочел написанный иск. Указал тетеньке на пару двусмысленностей в тексте, чтобы исправила и две – три даты были неверные. В следующий раз иск был напечатан. Судья посмотрела документы и сказала, что нужно заплатить госпошлину и приходить. Я занял три тысячи рублей у Наташи и заплатил в сбербанке. Судья принимает раз в неделю. В следующий мой приход на ее двери висело объявление, что она ушла в отпуск на два месяца. Мне сказали, что ее заменить никто не может и нужно ждать ее возвращения.
 Чувствую, квартирное дело затягивается. Сашка не раз хвастал своими связями с бандитами, и я предложил ему: найди человека, который мог бы купить у меня права на мою долю за пять – десять тысяч долларов. Выгадать на этом можно двадцать – тридцать тысяч, только придется ждать суда и продажи квартиры. А я выиграю время.
 Вообще-то мне хватило бы и двух тысяч, но постороннему человеку не хочется отдавать почти все. Да это было бы подозрительно. Дело предельно ясное: обе участвующие стороны (я и Саша) во всем согласны. Квартиру можно осмотреть, убедиться в ее товарном виде, а контракт составить и заверить у нотариуса. Но Саша только обещает.
 Меня это удивляет. Ведь он любит деньги, а охранником столько не заработаешь. Врет, наверное, про бандитов. Иначе он и свою квартиру не отдал просто так.
 Ищу работу. По понедельникам покупаю еженедельные толстые выпуски по трудоустройству. Большинство вакансий для жителей Москвы и
 Подмосковья, а я из Калужской области. О программировании речи быть не может. Отмечаю курьеров, операторов ЭВМ, распространителей печатной продукции. Хорошо бы грузчиком, да нога не выдержит.
 Объявления с нужными вакансиями вырезаю, так легче их обрабатывать.
 Потом обзваниваю. На все это уходит часа два, три. В результате звонков часть вакансий сразу отпадает по возрасту, прописке, опыту работы и другим причинам. По оставшимся выезжаю на место.
 Менеджер в турфирму. На ВДНХ набирают на трехдневное обучение на менеджера по туризму, без ограничения по возрасту и прописки.
 Будущая зарплата от четырехсот долларов. Приехал, заплатил триста рублей за обучение и получил чек с печатью. В зале сидят человек сто, пишем конспекты. Часа два. На второй день справа от меня сел дяденька, лет двадцати, и уставился в мой кроссворд. При этом он нагнул свою голову так, что до журнала оставалось несколько сантиметров. Сижу, гадаю. Минут через пять дяденька выпрямился, не сказав ни слова.
 В середине второй лекции лекторша сказала, чтобы продолжить обучение каждый обучающийся должен сделать взнос в пятьсот или семьсот долларов. Эти деньги – цена патента или доля в деле, уже не помню. Эту новость нам дали обдумывать до конца лекции. После окончания лекции часть аудитории сразу ушла, другая разбилась на группки человек по семь. Каждую возглавлял человек из фирмы – девушка, та самая, которая беседовала по телефону и оформляла оплату за обучение. Теперь каждый обучающийся должен дать ответ, будет ли он платить доллары и обучаться дальше, или нет. Многие начинают возмущаться, почему не предупредили раньше, нашли дураков. Гнев быстро спадает, во-первых, потому, что человек считает, что его все-таки не удалось провести. Во-вторых – перед ним девушка, разве можно на нее орать? В-третьих, в группе есть подсадная бабушка, которая включаются тогда, когда первое и второе не сработало. Она выплескивает свое негодование так ярко, что Вы забываете про себя и успокаивать ее. Про триста рублей 'за обучение', которые остались фирме, никто не помнит, а это и есть ее доход.
 Там же на ВДНХ другая фирма предлагает обучение на менеджера по туризму без предоплаты. Побеседовал. Здесь разделение труда.
 Зазывалы ищут потенциальных клиентов среди прохожих. Вешатели лапши рассказывают пришедшим клиентам о преимуществах такого-то отдыха в таком-то месте. Если у клиента загорелись глаза, он переходит в другую комнату к группе 'финансистов'. Мне предложили учиться на вешателя лапши. Зарплата – процент от тех, кто купит контракт на отдых. Допустим, через меня в день проходит тридцать клиентов.
 Пятнадцать я сумел заинтересовать, и они прошли за дверь к
 'финансистам'. Сколько из них заключили контракт – мне не известно.
 Третья фирма готовит консультантов. Находится в подвале хрущевки.
 Внутри чисто, евроремонт, кондиционеры, оргтехника. Мелькают сотрудники в черно-белом. Приятное впечатление. В объявлении написано: работа в офисе, реклама товаров, без предоплаты. На деле нужно за свои купить партию пластмассовой рухляди и ходить с ней по улицам. За обучение фирма ничего не берет. Только за оформление документов просит триста рублей.
 Много объявлений от 'книжных издательств'. Предлагают работу курьером, книги разносить. Какая прелесть. На деле разговор сводится к тому, что за книги нужно внести залог, то есть фактически купить их. А как же, мы ведь не можем доверить их первому встречному, даже не смотря на паспорт. Никаких адресов доставки нет, нужно самому искать покупателя.
 Подобная работа предлагается иногородним, которые клюют на нее и тратят свои последние деньги.
 Часто я не прохожу на вакансию по причине калужской прописки. Но вот в одной конторе мне дали добро. Курьер, четыре с половиной тысячи. Для курьера это довольно прилично. Курьеры нотариусов получают три тысячи, газетные не более четырех. В обязанности входит доставка газеты-еженедельника. В первый день мне вручили адресов сорок, разбросанных в одном районе и единый проездной. Я не пошел сразу разносить и не стал уточнять условия оплаты и заключать договор в первый день, решил проверить себя, смогу ли вообще работать курьером.
 Вернулся домой, а по дороге купил городскую карту и расставил все свои точки. Обдумал маршрут, с намерением в первую очередь избавиться от большей части номеров. Такая точка есть – торговый центр на Краснопресненской, там двенадцать адресов из сорока.
 Рабочее утро началось не очень рано, ведь фирмы открываются после девяти, десяти. Район моих действий охватывает западную часть
 Краснопресненской ветки метро и часть Замоскворецкой. Большинство адресов обходил пешком. Смысла нет ждать автобуса. Адреса в нескольких сотнях метров друг от друга, и расположены так, что автобус их пролетает.
 Рюкзак постепенно легчает. Среди адресатов частные фирмы, расположенные в собственных особняках, салоны, торгующие автомобилями и парфюмерией, аптеки, фитнес клуб, турфирмы. Везде еженедельник принимают разные люди: охранники, секретари, начальники, сотрудники. Все расписываются в получении.
 Проходил девять часов в нормальном темпе. Все тело горит, с ног до головы, как после бега. Обошел чуть больше половины адресов.
 Прекрасно, значит, в неделю мне работать два – три дня.
 На третий день я потребовал заключения договора. В понедельник выхожу на работу. Тетеньки, которая принимала меня на работу, нет на месте, на столе договор, в котором проставлена сумма – две с половиной тысячи. А где же обещанные четыре с половиной? Поехал домой.
 По дороге вновь купил еженедельник с вакансиями. Неплохо платят операторам ЭВМ в магазинах. От них требуется ежедневно вводить информацию, соответствующую штрих – коду на товаре и удалять старую.
 За эту вакансию я зацепился только в одном месте. В других требовалась медицинская книжка и прописка московская или подмосковная. Полчаса я беседовал по телефону с тетей – работодательницей. Из разговора стало ясно, что работать придется с ней, в одной комнате, и что она часто остается по вечерам. Мне стало страшно, и я больше не звонил туда.
 Пробовал устроиться распространителем программного продукта.
 Зарплата высокая, до пятнадцати тысяч. В первой фирме со мной так грубо разговаривали,что я с трудом нашел выход.
 В другой фирме я прошел тестирование на знание компьютера. Получил
 'три'. Это лучше, чем 'пять'. Слабая оценка говорит о том, что претендент неуверенно знает компьютер (а я действительно позабыл многие простые операции в виндовсе, которые выполнял раньше автоматически) и он не будет стремиться, при удобном случае улизнуть в программисты. Главное для распространителя программного продукта – умение общаться с людьми. А установка нового программного обеспечения запоминается со второго раза. После теста со мной беседовали одновременно два дяденьки. В результате мне предложили бесплатно поучиться две недели, после чего пройти окончательный тест и тогда приступать к работе. Я обещал дать ответ через три дня. Меня останавливало лишь то, что в других подобных фирмах платят больше.
 И таких фирм было еще две. В одной мне сказали ждать звонка, которого я не дождался, в другой начальник стал украдкой говорить, что в обязанности распространителя входит поездки по Подмосковью.
 Потом, посмотрев мои документы, сначала заинтересовался, почему с водопроводной станции я уволился 'по соглашению сторон', а не 'по собственному желанию' потом спросил, почему у меня нет ИНН и пенсионной карточки. Я тут же предложил без шуток отчислять свой пенсионный процент кому угодно, если это необходимо. Вообще показалось, что меня 'щупают' – как буду вести себя с клиентом. Они тоже предложили бесплатное обучение и работу по результатам теста.
 Объявление: требуется курьер по доставке на дом театральных билетов. Возраст до 32-х лет, других ограничений нет. Замечательно.
 Приезжаю. В приемной человек семь соискателей. Отнял у себя пять лет, поставил в анкете год рождения 1965-й. Если девочка секретарша посчитает и скажет, как же так, 37 лет, не положено, скажу, что не доглядел, бес попутал. В анкете вопросов десять. Среди них:
 'назовите десятку наиболее престижных театров Москвы'. Дал сдуть свою десятку старшекласснику, соседу. Секретарша посмотрела мою анкету и паспорт и не заметила расхождений. Захожу к начальнику.
 Сидит дяденька, моложе меня лет на десять. Продюсер, наверное.
 Спросил: 'Вы всегда ходите в шортах на собеседование?'. Потом мы перешли к театральным билетам.
 – Что за билеты нужно распространять?
 – Билеты гастролирующих театров.
 – Что это за театры?
 – Это как бы мои театральные труппы.
 – А в каких помещениях они будут играть?
 – Это пока неизвестно.
 Короче говоря, курьер покупает за наличные четыреста граммов билетов и ходит с ними по улице: 'Лужу, паяю, птичий грипп распространяю'.
 Объявление. Работа курьером. Требуется развозить документы в папочке. Не более десяти поездок в день. Зарплата тысяч шесть. Фирма выдает курьеру мобильный телефон, для оперативной связи. Проезд, разумеется, бесплатный. Только за мобильный нужно внести залог – три тысячи. Один из вариантов торговли подержанными телефонами.
 Во время поиска работы по нескольку раз в день езжу в метро. В метро спокойно. На пятки никто не наступает, не сбивают, идя на перерез. Остались лишь руки на поручне перед моим носом и встают в шаге позади на пустой платформе.
 Днем еду в сторону проспекта Вернадского. В вагоне свободно. Стою спиной к дверям, которые не открываются, точно посередине. Заходит дяденька лет тридцати. Места вокруг достаточно, но он встает рядом.
 Рукой берется за верхний поручень. Совсем близко от моего носа.
 Качнет поезд, и он вытрет его.
 Копируют. Случайно заметил. Дяденька в двух шагах стоит точно в такой же позе. Я переменил ногу, а руку сунул в карман. Дяденька сделал то же самое. Я что-то еще изменил, он повторил. На меня не смотрит.
 Однажды, возвращаюсь домой. Вдруг пришла мысль написать какую-нибудь гадость неуловимым и повесить, чтобы все видели. Вышел на станции Площадь Революции, и зашел в художественный салон на
 Никольской. Купил мелки, два листа бумаги и клейкую ленту. У продавщицы попросил ручку и в углу каждого листка написал свое имя, фамилию и домашний телефон. Где же повесить? На Никольской? Глупо.
 На Лубянке! Вон же их здание. Теперь нужно найти место, где написать текст. Вспомнил, что внутри продовольственного магазина в начале
 Никольской есть кафетерий, там есть столики. Пришел, сел и жирно написал, синим мелком. На одном 'Путин -….к', на другом – 'кгб – г…'. Перешел подземным переходом под площадью и вышел у торца их здания. Тут беседуют женщина и мужчина. Прошел чуть вперед к центру здания и прикрепил скотчем оба листка на стену. Пока я ковырялся, редкие прохожие поворачивали головы, но никто не подходил. Спустился в метро 'Кузнецкий мост'. Платформа как всегда пустая. Постоял, постоял, обернулся – за спиной встала тетя с восторженным лицом и с очень большим букетом роз. Сел в поезд. Никто не толкает, не ставит локти перед лицом, нет 'пацанов'. Напротив меня стоит тихий дяденька, читает книжку.
 Последнее место, в которое я попытался устроиться, недалеко от дома, в районе метро Рязанский проспект. Пешком полчаса. По телефону спросили смогу ли я сделать эскуэль запрос в Майкрософт Аксес? -
 Смогу. – Приезжайте.
 В эту контору требовались программисты не старше тридцати пяти, я снова умолчал о возрасте, может, прорвусь. Эскуэль запросов в
 Майкрософт Аксес мне делать не приходилось, у меня лишь поверхностное знание о нем, как о средстве, работающем с базами данных. В книжном магазине нашел книгу по Аксесу и почитал, как делаются запросы. На другой день приехал в организацию на Рязанском.
 Мне понравилось место и то, что все молоды, без чиновничьих костюмов и снобизма. Начальник дал мне несколько простых заданий, чтобы определить, как я ориентируюсь в MS DOS и Нортоне: скопировать файлы, создать каталог и тому подобное. Затем поставил задачу в
 Аксес, которую я решил. Меня включили в список кандидатов.
 Секретарша выдала мне анкету, в которой, среди прочих, был вопрос, какую сумму Вы хотели бы получать: 600, 500, 400, 300 долларов.
 Отметил последнюю – так больше шансов, а мне этих денег вполне хватило бы. Девушка приняла анкету и обратила внимание, что мне больше 35. Я признался и сказал, что мне очень нужна работа, что раньше работал в молодом коллективе, что смогу подчиняться начальнику моложе себя. Начальник присутствовал при разговоре. Меня оставили в кандидатах и сказали, что позвонят в любом случае. Так я потерял еще две недели. А еще через неделю позвонил сам, мне сказали, что набор еще идет.
 Наконец решил бросить поиски работы и просто ждать до нового года.
 Вряд ли неуловимые дадут мне работать там, где я хочу. Или вновь попаду в одну из 'их' организаций или на низко оплачиваемую работу.
 Думал про газетный киоск, но это тяжелейшая работа. С раннего утра сутками. В конце дня нужно несколько часов потратить на составление ведомостей непроданных газет, чтобы списать их, иначе – платишь сам.
 О выходных договариваешься со сменщиком. Если он болен или в отпуске
 – работаешь круглосуточно.
 Распространителям рекламных листовок платят наличными в тот же день. Для оформления требуется лишь паспорт. Но это я пока держу про запас. Правда, и для неуловимых это рай. За несколько часов можно столько опытов поставить, создать столько нестандартных ситуаций. На любой другой работе постоянные сотрудники, от которых примерно знаешь, что ожидать, а здесь каждый раз новые.
 И с судом неуловимые наверняка будут создавать искусственные проблемы. Не хочу в этом участвовать. Перестал заниматься делами наследства. В конце концов, Саша может подать свой иск на причитающуюся ему четверть квартиры, а суд вынесет решение и по моей доле.
 Деньги кончаются. Удалось занять пару раз у тети Люды. Постепенно перешел с фруктов на крупы. Снова просить Люду неудобно. Сашка немного зарабатывает, но он говорит, что знаком с бандитами. Звоню:
 – Саш, у тебя нет знакомых, которые бы дали триста долларов до нового года. Верну шестьсот. Ты же знаешь, деньги у меня будут и большие. – Да где ж я тебе найду.
 Снова стал ходить в библиотеку имени Ленина. Смотрю старый
 'Огонек', как прежде, подошел к 60-м годам. Однажды сижу, листаю, чувствую чей-то взгляд. Поворачиваю голову. Сбоку, через один пустой стол от меня сидит дяденька. Подпер голову локтем и смотрит. Не меня, а через меня в окно, в серый внутренний двор. Дяденька просидел в таком положении полчаса и ушел.
 Заказы на книги в библиотеке принимают одни и те же девушки.
 Больше года еженедельно ходил и не видел других. Тут, вдруг сидит гражданка, лет пятидесяти. Не могу объяснить почему, но понятно, что она занимается шифрами и картотеками впервые, что всю жизнь она занималась более простой работой. Гражданка попыталась заставить меня указать какие-то дополнительные шифры в бланке заказов. С какой стати искать другие шифры, мне всегда без вопросов выдавали по этим.
 Я подумал, что тетенька, видимо, из тех самых. Однажды одна такая сказала мне, что зефир в мясном отделе. Я сказал, что не буду указывать других шифров, оформляйте с этими.
 – Смотрите, у Вас могут быть неприятности.
 В следующий раз и вообще никогда я этой гражданочки больше не видел.
 Часто хожу в Кузьминский лес. Попробовал пробежаться. Стараюсь не давить на поврежденную ногу. Пробежал два километра. Вот оно счастье, нет его слаще. Врач из Боткинской сказал мне, что хромота останется на всю жизнь, если не оперировать. Стал бегать как прежде.
 Постепенно дистанция выросла до пяти километров, потом до девяти.
 Тут я уперся в стену военного училища.
 Бегать выхожу в пол восьмого утра. Иногда на входе в лес, рядом с тропинкой в траве стоит тетенька, или дяденька. Стоит всегда спиной и всегда загадочно улыбается в пространство.
 Бегу утром. С горки перед прудом навстречу мне спускается молодая пьяная тетенька. Увидела меня, остановилась, и пока я подбегал, беспощадно посылала в мой адрес нехорошие слова и проклятия.
 Между лесом и улицей Чудакова лежит небольшой парк, который я пробегаю. При этом пересекаю несколько перпендикулярных пешеходных дорожек. Вначале, как стал бегать, этого не было, а теперь непременно с кем-нибудь сталкиваюсь. Не то, чтобы сталкиваюсь, а плечом задеваю галстук, когда пробегаю мимо. Причем я и мой пациент видим друг друга шагов за пятьдесят. Сначала я корректировал направление, уступал, потом бросил. Дяденьки всегда разные, студенческого возраста или лет тридцати. Никто из них не повернул голову в мою сторону, не притормозил перед несущимся спортсменом с красным свирепо-сосредоточенным лицом. Никто не охнул, не ругнулся, не перекрестился, когда я задел плечом галстук. Появляются дяденьки то справа, то слева. Ходят всегда по одному.
 Бегу тихой лесной дорогой. Вокруг шумит лес. Шагах в ста на дороге животное. Подбегаю ближе – заяц. Серый, брюхо худое, ноги задние длиннющие. Что-то пробормотал, погрозил мне и скрылся.
 А осенью чуть не наступил на косого. Листья уже почти опали. Сошел с дорожки в кленовую рощицу. Вдруг как рванет прямо из-под ног. У него там лежка была. Хоть бы кашлянул что ли.
 Собак в лесу немного. Их становится заметно больше ближе к домам, тут я перехожу на шаг.
 Пугают велосипедисты. Резко направляют колесо, подъезжая, и быстро уводят его в сторону. Или проносятся сзади, чуть не задевая.
 Некоторые задевают рукав.
 На рынке через раз, через два в очередь передо мной влезает какая-то тетенька или дяденька.
 У палаток смотрят, что покупаю.
 В карман куртки зачем-то насыпали хлебные крошки.
 Иногда где-то на дороге навстречу попадаются сумасшедшие. Что-то невнятное бормочут, лицо искаженное. Если пройти и обернуться, некоторые удаляются с выпрямленными руками и головой не трясут.
 Ходят позади. Плюют за спиной. На пятки не наступают – это делается в толпе, в метро, а я в метро почти не езжу.
 Мне часто приходится переходить улицу Юных Ленинцев. Из-за поворота вылетает машина. Кажется, что вот сейчас столкнусь с ней, как с дяденьками в парке. Чтобы не ускорять шаг, считаю про себя.
 Машина проносится мимо.
 Хмуро смотрит бабушка, принимающая ручную кладь в продмаге
 'Остров'. Она меня насквозь видит – отщепенец. Выдавать рюкзак отказывается – берите сами. Здесь мне однажды подменили в рюкзаке журнал с кроссвордами на другой, недельной давности.
 Толкают на меня других людей. В подземном переходе у метро
 Кузьминки стоят четыре дяденьки, лет пятидесяти. Одного, того, что спиной ко мне, толкают на меня. Он не оборачивается и не извиняется.
 Этот же переход. Начинаю спускаться по ступенькам, догоняют четверо. Сначала все впятером идем с одной скоростью. Потом двое обгоняют меня, двое остаются позади. В таком порядке двигаемся метров пятьдесят. Вдруг передние стали притормаживать. Мне оставалось наступать на ноги им или замедлить шаг. Притормозил, и один из задних тут же наступил мне на пятку. Он не извинился и я прорычал.
 Подхожу к кассе. Кладу пятьдесят рублей: 'На пять' – ( имею ввиду билет на пять поездок за двадцать рублей). Стою один. Ни кого позади. Кассирша, которую вижу в первый и последний раз, дает что-то мало сдачи. Так и есть – дала билет на десять поездок. Вернул ей все и попросил, чтобы сделала мне пять поездок. Вероятно 'на пять' ей послышалось, как 'за тридцать пять'. Тут кассирша стала на меня орать, непрерывно со страшным лицом: дескать, она не расслышала, нужно громче говорить.
 – Чурек, – сказала она.
 – Почему, отчего – и не знаю сам, я поверил твоим голубым глазам?
 И теперь скажу тебе: – Ты одна в моей судьбе, ты одна в моей судьбе.
 Дай мне такое дело, чтобы сердце пело, верь мне, как тебе верю я!
 Кассирша стала уходить из комнаты, а я попытался запустить в нее монетой из сдачи. Но промахнулся.
 В квартиру кто-то ходит в мое отсутствие. Летом по комнатам я ходил босиком. Тепло, да и тапочек у меня нет. Однажды, куда-то собираясь, вспомнил, что забыл захватить мусор и прошел на кухню в кроссовках. Мусоропровода в доме нет, мусор нужно выносить во двор.
 Когда вернулся домой, прошел босиком на кухню – чувствую мелкий песок под ногами. Глазу он не виден, особенно на желтом линолеуме.
 Вспомнил, про кроссовки и решил не забывать в следующий раз, чтобы не нести песок в кровать. Пол вымыл. В следующий раз, когда забывал захватить мусор, снимал кроссовки и шел на кухню босиком. Прошло время. Однажды чувствую – на кухне опять песок под ногой. Вскоре ко мне заглянула пенсионерка Наташа, и я рассказал ей.
 – Да это ветром занесло.
 – Ну, ну.
 Пятый этаж. Под окном сплошные деревья, трава. В ста шагах напротив пятиэтажка. Ну ладно, занесло, занесло. Но почему только на кухню? Почему песка нет в других комнатах? Нечистая.
 Утром пошел бриться, и не нашел в ванной станка. Станок оказался на самом дне мусорного ведра, которое я высыпал на пол, под целлофановыми и целлюлозными пакетами. Это значит, что я выкинул его три, четыре дня назад. Но я же брился все эти дни.
 Раза два бритвенный станок переворачивали.
 На половой щетке появились свалявшиеся лохмотья пыли. Откуда на ней пыль в таком количестве? Дома я не мету щеткой, полы только мою.
 При этом всю щетину заворачиваю в тряпку. Ковров в квартире нет.
 На улице со мной здороваются незнакомые люди, тетеньки, дяденьки.
 Не у дома, а в лесу или где-то далеко от дома. Даже одинокий мальчик лет пяти шел навстречу и сказал, улыбаясь 'Здрасте'.
 Иду домой – навстречу дяденька. За несколько шагов протянул мне руку, улыбается, смотрит в глаза и при этом ничего не говорит…
 У Кузьминского музея навстречу идет дядя лет шестидесяти. За несколько шагов говорит: 'Ну, здорово'. Иду, смотрю на него, но молчу. Дядя: 'Вчера два рубля просил, а сегодня не узнает'.
 Какой-то бегун вдруг поздоровался. Я не ответил.
 У моста через Пономарку горка. Когда возвращаюсь с пробежки, всегда поднимаюсь по ней пешком. Однажды слышу сзади 'Давай!
 Давай!'. Это мне, больше никого нет вокруг. Оборачиваюсь – догоняет дядя бегун. Я сказал в лицо ему: 'пошел в ж…'. Дядя не обиделся, как будто не слышал. Обгоняет меня и говорит: 'Что, слабо?'. После этого случая в течение месяца дважды встречал его на трассе. Первый раз он сказал мне 'привет', я промолчал, в следующий раз кивнул, я не ответил. После этого дядя пропал.
 По дороге к дому в большом дворе играют четверо детей. Класс пятый. Когда я приблизился, у детей произошла небольшая ссора.
 Спустя часа три я смотрел по телевизору фильм, в котором в точности повторилась эта сцена. Те же диалоги, та же причина ссоры и действующие лица.
 Люда предложила мне взять у нее старую мужскую куртку, рукавички, вязаную шапочку и шарф. У меня же ничего нет на зиму. Приезжаю, а у нее сидит мама. Почти год мы не виделись. Если бы знал, не поехал.
 Поговорили о делах. Я сказал, что на работу устроиться не могу – мешает калужская прописка, поэтому нужно ждать суда, а судья болеет.
 Через неделю мама приехала ко мне. Привезла Людину черную смородину, пару пирожных и буханку черного хлеба. Я ничего не сказал, но удивился. Она же знает, что я уже несколько лет не ем хлеба. Только на прошлой неделе снова стал покупать – на фрукты денег уже не хватает. Но об этом никто не знает. И к тому же из нескольких видов мама выбрала именно тот, что я теперь покупаю.
 У гаражей на Волжском бульваре навстречу вышел старшеклассник и идет точно на меня. Даже на узкой дорожке можно было бы сделать полшага в сторону, а мы идем по асфальтированной площадке. Шагов через десять мы уперлись друг в друга. Стоим. Пока я искал слова, смотрю на него: нервничает, стрельнет глазами и отводит, побледнел.
 Ниже меня на голову. Отступил на полшага и плечо отвел, как бы давая проход, но стоит. Говорю: – Ты что, дурак? Он что-то пробубнил, но не отходит. – Пошел вон, – я еще как-то обругал его и прошел. Через несколько шагов, когда вспомнил произошедшее, просто пришел в бешенство. Иду вдоль Люблинского пруда, слышу сзади шорох шин.
 Развернулся и когда велосипедист приблизился, ударил его в область головы. У него слетела кепка. Дяденька, лет тридцати пяти остановился и со словами 'ты, что же это делаешь', пошел на меня с кулаками.
 Несколько минут мы махали кулаками, не достигая цели. Потом дяденька стал применять ноги. А я как-то не сообразил, что можно драться ногами. Постепенно мы переместились с дорожки на траву, и я споткнулся о кочку. Закрыл голову руками. Если начну вставать – окажусь легкой мишенью. Злость моя улетучилась. Стало совестно – ударил постороннего человека. Говорю: 'Ну, хватит, извините меня'.
 Дяденька несколько раз врезал мне ногой по ребрам и по голове. Потом он стал отряхиваться и собираться уезжать. Мне хотелось объяснить ему, почему так получилось. Подошел и говорю: 'извините меня… мне нужно с Вами поговорить', он сделал шаг в мою сторону. А я выставил ладони и говорю: – Я не буду больше драться, мне нужно поговорить с
 Вами. Дяденька сел на велосипед и поехал, а я все твердил ему в след: 'Пожалуйста, подождите, мне нужно поговорить с Вами'. Я поднял рюкзак и пошел своей дорогой. В лесу у встречного мужичка спросил, не испачкано ли мое лицо, он показал, где. На куртке два грязных пятна, дома отмою.
 Пятна на куртке протер мокрой тряпкой. Высохла, а пятна остались.
 Пришлось стирать. На правой руке два пальца сломаны, столько возни было.
 Из головы не выходит драка. Вот они меня разогревают, и я бросаюсь на всякого. Как отличить нормального человека от неуловимого?
 Теперь, когда прошло несколько лет с приключениями, вижу, что не все из них штатные сотрудники. Всех, кто участвует в приключениях условно можно поделить на три группы. Первая – одиночки, те, кого полчаса назад остановили на улице и 'попросили разыграть знакомого'.
 Многие из них фальшивят и проваливаются в нестандартных ситуациях.
 Вторая группа – люди прошедшие некоторую подготовку. С ними отрепетирована одна конкретная ситуация. Продуманы и согласованы движения. И третья группа – профессионалы, получившие специальное образование по борьбе с терроризмом в учебном заведении. Они действуют жестко, уверенно, используют скрытые средства связи, для них нет незнакомых ситуаций.
 Последнее время со мной общаются дяденьки из первой и второй группы. Определить заранее, человек перед тобой или неуловимый невозможно. Это на фронте легко, как говорил Шарапов. Там все понятно – враг за линией фронта. А здесь, попробуй, догадайся.
 После драки в ближайшем номере журнала с ТВ-программой, который я постоянно покупаю, фотография дяденьки с хмурым лицом, кулаком бьет в объектив. На другой фотографии свирепое лицо дяденьки с оскаленными зубами. В журнале кроме программы меня ничего не интересует, но когда листаешь, волей – неволей увидишь все.
 Следующие недели две я редко выходил из дома, ждал, чтобы лебрышки зажили. В одном номере журнала с кроссвордами карикатура: дяденька обходит открытый колодец, и радуется, а сверху на него летит кирпич.
 По середине дороги навстречу мне идут двое 'пацанов'. Идут не плечом к плечу, а оставляя между собой промежуток. В него я и прошел. За первой парой в ста шагах идут еще четверо, но на этот раз сбоку дороги. Поравнялся с ними, один дяденька говорит, смотря куда-то в пространство: – Что ж ты и здесь так не прошел?
 Теперь навстречу мне ходят пара или трое (чаще пара) дяденек. Это случается почти в каждый мой выход на рынок, за телепрограммой или в лес. Всегда в новых местах, разные дяденьки. Как им не лень ждать меня из леса, несколько часов. Если дяденьки идут по центру дороги, я выхожу на центр, мне уступают. Через месяц по тротуару поехал колесный трактор с ковшом, пришлось уступить ему.
 На кухне живут две серые маленькие мышки. Я догадался, откуда они лезут. Они прогрызли плинтус, который прикрыт сифоном от мойки или там его просто нет.
 Решаю кроссворды на кухне, мышата, привыкнув к тишине, вылезают из-под ящика с посудой. Стал оставлять им на кусочке газеты ложку вареной гречки. В течение дня или на следующее утро газетка чистая.
 Иногда они просто съедают, а раз на четвертый утащат под ящик гречку вместе с газеткой. Новую отрываю. И так повторяется бесконечно.
 Как-то я позабыл про них, гречку и газетки. На четвертый день захожу на кухню – зверюшки вытащили промасленную газетку из-под ящика и положили на том месте, где я обычно ее кладу.
 Дважды зверюшки попадали в безвыходное положение. Слышу – кто-то шуршит целлофаном, захожу на кухню: испуганные бусинки смотрят со дна ведра. Кладу ведро на пол, пулей вылетает. Ни спасибо, ни до свидания.
 Мне понравились японские кроссворды. Увидел однажды у юноши в метро, подумал, что за глупость – заштриховывать квадратики? В моем журнале с телепрограммой кроме обычных кроссвордов, тоже есть японский. Попробовал – понравилось. Стал специально покупать газеты с японскими кроссвордами, но они оказались слишком простые.
 Постепенно вышел на еженедельник 'То яма'. На большой кроссворд у меня уходит иногда три дня. На маленький, тоже призовой, – день.
 Сначала решал их ручкой. Ошибку в таком случае не исправишь. Перешел на карандаш и ластик. Если ошибка, стираю все или фрагмент и начинаю заново. Часто по несколько раз стираю уже отгаданные сложные кроссворды и решаю их заново. После четвертого, пятого раза бумага становится ветхой, а цифры блеклыми.
 В чулане нашел десятка три книг. Многие скучные – советские военные приключения или детективы. Несколько интересных – 'Бруски',
 'За таежным фарватером'. На большинстве книг стоят библиотечные штампы пятидесятых годов.
 Есть такой кинофильм 'Тень у пирса'. В чулане нашел одноименную книгу. Шпионский детектив. В общем-то, сюжет совпадает. Запомнилась деталь, которой нет в фильме. Враги заставили библиотекаршу отнести на плавучий док гибкую пластинку. В то время гибкие пластинки только, только появлялись. Пластинка не простая. Внутри ее – жидкое взрывчатое вещество. После второго проигрывания игла прорывает поверхность, и тогда спасайся, кто может.
 Почему я убедил себя, что в новом году приключения кончатся? Кроме того, что отец и Няня ждать долго не смогут, была еще одна зацепка: все предыдущие приключения начинались осенью и заканчивались после нового года.
 Как бы протянуть до нового года с деньгами, не обращаясь ни к кому. Прошлый месяц прожил на гречке. Уложился в сто шестьдесят рублей. Килограмм гречки стоит двенадцать рублей, его хватает дня на три, четыре. Плюс бутылка подсолнечного масла за двадцать. Соль я не считаю. Вот, кстати тоже – пришлось купить соль. Впервые за последние лет восемь. Следующий месяц в таком режиме я не выдержу.
 Ем четыре раза в день. В промежутках иногда хочется просто что-то пожевать – не варить же все время гречку.
 Денег у меня осталось сотни три, а до нового года два месяца. Не хватит. Заложить обручальное кольцо? Это последний резерв. Нужно поискать в лесу рябины, листьев уже нет, значит, травы. Жевали же мы травинки и щавель в пионерлагере. Взял пакеты и ножницы для травы и пошел. Нарвал килограмма три красной рябины, срезал несколько пучков травы и черной рябины немного набрал.
 Дома траву пришлось долго перебирать. Когда срезал, казалась вся зеленая, а на деле вышло много сухой. Несколько раз промыл ее и дважды прокипятил. Нет, есть невозможно. Как коровы ее едят? Это не листва, после кипячения трава совершенно не разваривается.
 Невозможно прожевать. Мелко порезал и смешал ее с гречкой. Так я поел в ужин, завтрак и обед. Рябину перебрал и отварил порцию.
 Попробовал – судорога пробирает, настолько горькая. Сливаю желтую воду, еще раз варю. Теперь чуть лучше. Стал есть черную рябину – начал звонить телефон. Не подхожу. Почти всегда ошибаются. После еды какой-то шум появился в голове. Утром слышу звонки в дверь. За дверью мама плачет и говорит: – Коля, открой мне! Молчу. Ушла. Встал с дивана и еле дошел до кухни – в глазах потемнело. Голову опустил на руки, отсиделся. Наверное, от вчерашней красной рябины.
 Днем снова пошел в лес за рябиной. Когда рвал черную, подошел пенсионер и стал спрашивать, что это за ягоды. Я промолчал и отошел в сторону, он опять пристал, я ушел в другое место, где точно никого не бывает. Не прошло десяти минут, идет тетя, стала приставать – какие это ягоды.
 Весь день никто не звонил. Начались звонки, когда сел перед телевизором, есть черную рябину. Не подхожу. Снова появился шум в голове. На следующее утро до меня дошло, что боли в печени и головокружение не от красной рябины. А от черной. Как же я сразу не разглядел, ведь не похожа она на черную рябину – у нее зернышки внутри, а у черной рябины – нет.
 Вывод такой – лес не спасет, нужно закладывать кольцо. У метро
 Кузьминки стоит машина с объявлением – бандиты скупают золото и мобильные. Здесь мне предложили четыреста. Поехал в ломбард в районе проспекта Мира. Заплатили шестьсот пятьдесят.
 Рассчитал так, чтобы на новый год осталось рублей 350 – 400. О елке придется забыть, шампанское тоже – слишком велика бутылка для одного, ну и дорого. Вместо шампанского куплю сусло и сделаю квас.
 Вместо 'Оливье' – винегрет. Для него не нужно ни колбасы, ни яиц, ни сметаны, все это дорогие продукты. Зеленый горошек можно заменить фасолью (она стоит всего двадцать рублей за килограмм), нужно только как следует разварить. Картошку можно и в салат и отдельно пожарить.
 Из сладкого купил кучку шоколадных конфет, зефир и мармелад. Зефир не ел с лета. Его в последние месяцы заменяют пряники, мармелад от ударницы, иногда сгущенка.
 Сгущенка стоит 15 – 16 рублей за четырехсотграммовую банку. Это дешевле любых конфет и вкусно. Особенно хороши сливки сгущенные.
 Покупал, покупал, пока не обратил внимания на этикетку. В составе вместо сливочного масла – растительное. Если не указано какое, значит одно из трех: пальмовое, эвкалиптовое или бабуиновое.
 Теперь в месяц трачу рублей триста. Чтобы не есть одну гречку, покупаю геркулес, черный хлеб, сахар. Изредка рис. Картошка не выгодна. Она стоит 10, но когда очистишь, ничего не останется, да и нитраты ползают. Гречка самый выгодный продукт, даже сейчас, когда за полтора месяца она поднялась с 12 рублей до 25.
 Покупаю блинную муку. Деньги остаются на то, чтобы раз в несколько дней купить сладкое.
 Телевизор у меня совсем старый, 'Темп'. Тот самый, который стоял в моей комнате на Комсомольском. Это его переключая, я сел в тарелку с супом. В Кузьминки я перевез его давно, чтобы заменить их черно-белый на цветной. А за год до смерти Няни привез 'Шарп'. Тогда же привез дополнительный кабель, чтобы поставить телевизор у Няни, ведь отец смотрит один футбол. Она отговорила меня, а кабель у нее попросил Сашка. 'Шарпа' теперь нет. 'Темп' показывает плохо, 89-го года. Цветность пропала, нижняя часть изображения накладывается друг на друга, как согнутый лист бумаги. Иногда срывается настройка каналов. Когда идет реклама, громкость вырастает, приходится вставать и переключать на другой канал, потому что ручка громкости работает плохо, рывками, реостат стерся.
 Попробовал настроить: снял кожух и покрутил десяток ручек у него на спине. Схему не нашел, но можно и без нее. Поставил напротив большое зеркало, чтобы крутить и смотреть на результат. Ничего не помогло. Видимо аппарат уже состарился.
 Мне сказали, что 'Шарп' забрал себе Сашкин дед. Схожу и заберу. Он живет в двадцати минутах пешком. Забрать телевизор не удалось. Я уже взял его в руки, а дед стал толкать и бросаться на меня. Дома был его сын дядя Саша. Он не принимал участия, грустно смотрел, только в начале сказал деду: 'это же его телевизор'.
 За неделю, дней за десять до нового года у меня пропали иллюзии по поводу того, что приключения вот, вот закончатся.
 В январе вернулся к пробежкам в лесу. Недели три после драки с велосипедистом я не бегал – ребра заживали. Потом, когда стал бегать, в лесу появилось большое количество собак. Все без поводков и намордников. Она бросается, и я ругаюсь с хозяином. Не бег, а нервотрепка. Попробовал бегать на балконе. Сначала было интересно, работают другие мышцы. Все-таки это не то. Те же самые десять тысяч шагов, а энергии тратится меньше. Стал бегать ночью. Выхожу после двенадцати. В кармане складной нож, в руке палка для ходьбы.
 Несмотря на щиплющий мороз, ночью в лесу встречаются люди.
 Возвращаюсь во втором часу и даже в это время катаются с горки. У мостика между Шибаевским и Средним прудом идет компания подростков.
 Пробегаю, один говорит громко и требовательно: – Стоять! Продолжаю бежать, поворачиваю голову. В мою сторону никто не смотрит. Мне не страшно. Их много, но у меня палка. Двух то я уложу, прежде чем они меня повалят.
 В другую ночь бегу мимо конного двора. Фонарь освещает группу подростков, человек десять, стоят в одну шеренгу, лицом ко мне, как на поверке. Молчат. Ни души вокруг. Начало второго ночи.
 Ночью собак в лесу нет. Однажды налетела парочка случайных. Махнул палкой – больше не посмели.
 Кажется, видел лису. Точно утверждать не могу. Она бежала рысцой к полынье с утками. Пруды давно замерзли. В местах, где вода перетекает из одного пруда в другой, остались полыньи. Здесь спят несколько десятков уток. Луна осветила острую мордочку и ушки, тонкие лапки. Вряд ли собака, до жилья очень далеко.
 Ночью бегать хорошо при чистом небе и луне. Можно бегать в облачную ночь, только при луне. Облака рассеивают лунный свет, и светло становится не сверху, как обычно, а от снега. Снег светится синевой. В безлунную ночь бегать невозможно. Не видно собственных кроссовок. Снег на земле как белое пятно. Идти можно, а бежать страшно, особенно на дорожках, где днем прогуливались конники и оставили лунки от копыт. В безлунье накручиваю круги по стадиону при входе в лес. Там светят фонари.
 От дома до леса иду пешком. Здесь нередко налетают собаки, наезжают автомобили. Однажды иду по пустой ночной дороге. Темнота.
 Прошел угол дома, сбоку бежит 'пацан', смотрит на меня и кричит что-то. Их оказалось двое. Один гнался за другим. Через несколько шагов я обернулся – дети стоят в растерянности, посматривают в мою сторону.
 По ночам бегал до марта, а потом стал выходить на пробежку утром.
 Деньги закончились к началу февраля. Позвонил маме. Она обещала одалживать мне 800 рублей ежемесячно, пока не будет продана квартира. При условии, что я займусь квартирным вопросом. Я отказался заниматься квартирой, предложил оформить на нее доверенность для ведения дела. Так и решили.
 Дома в ванной кто-то уронил на пол зубочистку. В комнате исчез ластик, для кроссвордов.
 На соседний балкон иногда вылезает черная кошка. Я не зову
 'кис-кис', чтобы не привлекать внимания соседей, поскребу, и она поворачивает головку. Сидим и рассматриваем друг друга. Потом она потягивается и идет по балконному ограждению.
 В нашем доме слабая звукоизоляция. Со всех сторон слышно соседей.
 Те, что с кошкой часто включают плохую музыку. Если закрыть дверь в смежную комнату, почти не слышно. А снизу бегает ребенок. Часами напролет с перерывами на еду и сон. Никак не могу привыкнуть. Если мне слышно, то, каково же тем, кто под ними. Чтобы они задумались, сделал пятиминутную пробежку по комнатам. Застучали в потолок. Я перестал и снизу бег прекратился. Дня через три опять побежали. Я подумал – должен же с ним быть кто-то из взрослых. В маленькой комнате поднял кресло на уровень живота и отпустил. 'Итить!' сказали снизу. Но и это не помогло, так и бегает.
 После месяца на одной гречке и следующего без овощей и фруктов, расшатались и кровоточили десны. Теперь периодически покупаю капусту
 – 6, 7 рублей за килограмм и морковь за 7 рублей. Научился квасить капусту. Обязательно с морковью. Соли минимум. Четыре дня и готова, вкусно.
 Свеклу можно просто отварить или сделать фасолевый суп с ней и морковью. Получается вкусно. Раз в два дня покупаю буханку черного.
 Сначала брал 'Дарницкий', потом перешел на 'Столичный', в него добавлена пшеничная мука.
 Постепенно стала проходить худоба. Теперь знаю, почему говорят:
 'хлеб – всему голова'. Для людей, которые не могут позволить себе мясное, рыбу, яйца, молочное, хлеб – действительно главный продукт.
 Если его не есть, хотя бы периодически, похудание не остановить ни двойными, ни тройными порциями геркулеса или гречки. И еще одну штуку заметил. С тех пор, как мой ежемесячный достаток стал низким, и исчезла возможность купить, например, колбасу, периодически возникало желание купить именно ее. А раньше, в период достатка я вспоминал о ней только к празднику, замышляя 'оливье'. То же в отношении сыра или дорогого торта.
 800 рублей ежемесячно – это почти в три раза больше, чем 300. Из них постоянные расходы: газета с телепрограммой и японские кроссворды. Паста, мыло, стиральный порошок, бритвенные станки покупаются раз в несколько месяцев. На транспорте я не езжу, стригусь сам. Теперь могу позволить себе два раза в неделю двести граммов вкусных конфет, пряников.
 Вещи, к сожалению, изнашиваются. Года три назад, когда стал зарабатывать много, перестал штопать носки. Теперь снова штопаю. И майки и рубашку, и брюки тоже.
 Вообще-то можно выделить сто рублей на майку, но как подумаю, сколько на эти деньги можно купить конфет, дух захватывает.
 Раз в месяц покупаю одну, две книжки на английском языке. На это уходит сто, сто пятьдесят рублей.
 Деньги как обычно, не считаю, примерно знаю, сколько в портмоне.
 Но раньше срока они не кончаются.
 В начале апреля снег растаял на южных опушках. Пруды покрыты серым льдом, по которому уже опасно ходить. Лодочная станция. Сырой снег чавкает – с противоположного берега через пруд по льду летит белый заяц, за ним русская борзая. Несутся с одинаковой скоростью, метра два разделяет их. Прохожие замерли, смотрим. Я на стороне зайца.
 Собака же не бездомная, ее всегда накормят. У лодочной станции к берегу ведут несколько деревянных ступенек и деревянная дорожка.
 Заяц прошел и дорожку и ступеньки. А у борзой ноги поскользнулись на сырых досках. Ее развернуло на бешеной скорости спиной вперед, пронесло по мокрой дорожке метров пять, и скрыло от наблюдателей. В ту же секунду раздался тупой удар. Заяц в то же мгновение появился перед нами и слету впечатался в сетчатые воротца лодочной станции, которые слегка отпружинили его. Заскрежетал навесной замок. Похоже, бедный просто не видел эти воротца, от страха и большой скорости.
 Несколько секунд зайка сидел неподвижно, не оглядываясь. Сердечко колотится, глаза растопыренные. Но борзой все нет и нет. Зайка нашел лазейку под забором и почесал дальше на соседнюю горку. Борзая, скрытая от наших глаз, стала жалобно выть. Потом она поднялась и медленным шагом пошла в обратный путь, через пруд.
 В середине мая состоялся суд, через три недели будут готовы документы на квартиру.
 Дружу с белым котом. У него хвост кренделем. Кажется, он из дома напротив. Кто-то поставил ему пластиковые блюдца с молочком и сухим кормом у забора детского сада с внутренней стороны. Теперь он ест, не опасаясь собак. Шерсть на нем короткая, кроме задних ног. Они в пушистых шароварах. В начале лета эти шаровары увешаны липкими тополиными почками.
 Черная кошка родила четырех котят, они лежат в картонной коробке на лестнице между вторым и третьим этажом. Девчонки школьницы играются с котятами, кутают их в теплые тряпочки. Когда прохожу мимо, присаживаюсь и глажу им головки. Другая кошка провожает меня до третьего этажа, садится у квартиры, в которой ее кормят, и вопросительно смотрит на меня: раз другие открывают, значит, и я могу.
 У ветеринарной лечебницы на пути в лес меня часто встречает ласковая белая с черным кошка. Тычет головой в ноги. Четырьмя лапками встает на кроссовки. Замрет и опять тычет.
 В лесу ландыши. Прихожу каждый день и вижу, как поднимаются их стебельки, с зелеными горошинами, увеличиваются и становятся белыми нижние, пока еще закрытые бутончики. Вскоре поляны пестрят белыми колокольчиками. Чтобы понюхать, встаю на коленки. Один сорвал – тринадцать колокольчиков на ножке. По лесной дорожке ползают темно-синие жуки и полуживые майские.
 Сходил в Кусковский парк и на Кузьминское кладбище. Стер надпись на плите, которую сделал полтора года назад.
 За окном проливной дождь. Все птицы попрятались, один соловей поет. Дождь шелестит, а соловей периодически вступает. В лесу их десятки, они любят кусты сирени. Люди останавливаются и слушают.
 В глубоком лесу, в траве у дороги еле слышно мяукает рыжий котенок. Кожа да кости. Взял и понес его домой. Подхожу к футбольному полю. На моем пути стоит дяденька с рыжим котенком на руках. Иду дальше. Обгоняют четыре школьницы, одна говорит: 'садист'.
 Котенок прожил у меня до следующего утра. Есть он не мог. Утром, часов в пять слышал, как он спрыгнул на пол в соседней комнате и не пошел к нему. Вчера он странно засыпал, зарывшись в наволочку с бельем. Теперь я подумал – выживет. В восемь зашел – передние лапки парализованы, голова лежит на полу. Двигается, шатаясь, отталкиваясь задними лапками. Я утопил его. Налил теплой воды и утопил. Горько плакал. Зарыл Рыжика в школьном саду. Обернул полотенцем.
 В течение этого месяца посторонние на улице дважды предлагали мне взять котенка.
 Во время пробежки у конного двора видел трех бельчат. Они меньше обычной белки в два раза. Гоняются друг за другом спиралью по старой иве.
 В зоомагазине у мышек узкие худощавые ручки с длинными пальцами, как у аристократов.
 Упали цены на гречку с 25 рублей до 23-х. На сахар с 20 до 19.
 Выросли:
 – на мыло 'Сейфгард' с13 до 22 рублей.
 – на пряники трех разных сортов с 33 до 40 рублей.
 Морковь стоит 30 рублей, картофель – 16 (старый) / 28 – молодой, капуста – 16 рублей.
 В середине июля написал письмо послу США с просьбой о политическом убежище.
 На следующий день прохожу мимо овощной палатки на Кузьминском рынке. В дверном проеме стоит дядя и говорит кому-то внутри 'прощай,
 Россия'. Я на ходу сказал ему 'прощай, прощай'. Он слышал, но не посмотрел на меня.
 Прочел статью о Лемешеве и Козловском. Козловского в Большой посадил Сталин. В 54-м Козловский ушел из Большого, как написано в статье – по неизвестным причинам.
 Днем отключился телефон. Он спаренный с соседкой из 60-й квартиры, старушкой. Дома ее нет. Я беспокоился, ждал, что позвонит посол.
 Через час старушка открыла – трубка не плотно лежала.
 В нотариальной конторе, месяц назад, маме и Саше посоветовали нанять адвоката, иначе дело не сдвинется. Тогда адвокат просил две тысячи долларов. Сегодня – две с половиной. От него отказались. Мама и Саша съездили в риэлтерскую контору. Квартиру оценили в 50 -55 тысяч. За услуги возьмут 6-7%.
 Не дождавшись ответа от посла, сам позвонил в посольство. Работник посольства сказал, что нужно писать консулу. Нет, встретиться с ним нельзя, только письмо. Лучше передать его через северные ворота.
 У северных ворот две россиянки и американский полицейский с маленьким мальчиком, играющим на травке. Дорогу мне преградил милиционер. Злобное лицо. Он спросил, что я хочу, и сказал, что письма передают через южные ворота. На южных воротах письмо мое забрал милиционер и при мне пропустил через какой-то аппарат.
 Неужели опять пропало. Вообще-то я предполагал, что они вскроют его, но думал, что все-таки потом передадут консулу.
 Прошла неделя, ни звонков, ни писем. Опять густо пошли дяденьки: ходят по пятам, сумасшедшие, велосипедисты, перпендикулярные прохожие. Последние месяца три было относительно спокойно. Только ходят парами навстречу посередине дороги и влезают в очередь впереди. Видимо, мое письмо к консулу прочли. В письме не опишешь всех деталей, которые в совокупности называются почерком. У этих другой почерк.
 Под балконом на кустах воробьиные детишки учатся летать. Летят медленно, часто машут крылышками и вскоре садятся.
 Звонила мама, сказала, что риэлтер просит взятку 7 тысяч $. Нужно переписать договор с ним. Она хочет в договор о продаже квартиры включить пункт о покупке для меня жилья. Просится приехать ко мне сегодня, чтобы расписать мои траты и долги. Отказался – еще нет решения суда, и неизвестно когда дело кончится (кончилось через 10 месяцев). Судебная волокита навела меня на мысль: 'а вдруг в нотариальной конторе не зарегистрировали открытия дела о наследстве'. Говорю маме: схожу к нотариусу, попрошу посмотреть журнал регистрации. – Не ходи, навредишь только… Потом мама сказала, что существуют какие-то сроки, если не уложиться в них, то квартира переходит государству. – Ты имеешь в виду полгода после открытия наследства? – Нет. – Что за сроки, кто тебе сказал? Молчит.
 – Надо узнать у адвокатов. Мама: – Это неудобно, потом: это дорого, потом: тебе никто не скажет прямо, все так запутано…
 Ездили с мамой на Рижскую, в риэлтерскую контору. Комната переговоров большая, с несколькими столами. Пока мы два часа переговаривались, за дальним столом сидел другой клиент. Тетя, что его обслуживает, периодически отходит минут на двадцать и вновь возвращается. Пока ее нет, клиент что-то читает. Наш риэлтер закончил разговор обещанием, что квартира будет продана через два, три месяца. Когда он вышел, я откинулся на спинку и радостно сказал маме, что если так дело пойдет, то через полгода буду в Америке.
 Перед клиентом на столе лежит предмет, футляр какой-то, не могу вспомнить. Он чуть повернул его и убрал руку, не отрывая глаз от своих листов.
 У мамы после моих слов стало страшное лицо. – Пожалуйста, не надо,
 – прошептала она. – Что случилось? – Я сейчас вообще уйду. – Ты думаешь, он подслушивает, – показал я на клиента, – это посторонний человек, да кому мы нужны? Может быть, клиент и слышит, но головы от листов не поднимает. Мама попросила меня выйти и за дверью сказала, что у меня могут потребовать справку из психдиспансера.
 Рано утром пошел в Интернет-кафе в кинотеатре 'Высота'. Надоело от руки переписывать свои письма. Следующее письмо будет для
 Хельсинской группы. Посетителей нет. Заплатил, сел. Через пару минут зашли два подростка. В зале пятнадцать пустых компьютеров – сели с обеих сторон от меня. Играют в стрелялки и орут друг другу через меня. Правый то и дело лезет локтем на мою клавиатуру. Отодвигал, отодвигал его. Потом пересел на противоположную сторону и попросил менеджера переключить меня. Прошла минута, вторая, заходит дяденька, лет восемнадцати и сел рядом со мной. Я сохранил начало текста на флоппи диск, собрался и ушел.
 Звоню в Хельсинскую группу.
 – Я бы хотел поговорить с Алексеевой.
 – По какому вопросу? – женщина секретарь.
 – Я написал письмо американскому консулу c фактами нарушений моих прав и давления со стороны кгб или иных каких-то спецслужб. Дважды я писал в посольство и относил письмо лично. Ответа нет. Не думаю, что консул боится позвонить мне или ответить письменно хотя бы из вежливости, кратко. Поэтому хочу просить Людмилу Алексееву прочесть мое письмо и самой передать его консулу.
 – Она бывает редко на месте и вообще мы (Хельсинская группа) не занимаемся иммиграцией, а работаем с региональными организациями.
 Она посоветовала мне отправить факс на имя Алексеевой на этот телефон.
 Отправил факс этим же вечером и два коротких письма в другие московские правозащитные организации.
 Где же мне найти машину, ввести текст на дискету? У Наташи (моей тети) есть компьютер, но мама сказала, что у них нельзя. Ее старший сын никому не говорит пароль. У меня не осталось ни одного телефона после того, как рухнул первый ноутбук. Мама узнала телефон моего бывшего заводского начальника. Звоню – Вы ошиблись. Да я и сам слышу
 – другой голос. Снова звоню, товарищ на другом конце спросил, где работает мой Рыжков, и его должность и нашел в заводском справочнике правильный телефон.
 Через Рыжкова я вышел на Колю, которому я когда-то подсказывал по компьютерам. Он теперь начальник отдела и я попросил его дать мне посидеть день за свободным компьютером.
 На следующий день приехал на завод. Метро стоит 7 рублей, автобус тоже 7. Чтобы пройти на завод нужно получить временный пропуск. Иду под видом собеседования о трудоустройстве. Заводские кадры перевели из отдельного здания напротив четвертой проходной в бывший партком.
 Инженерный корпус. Поднимаюсь в Колин отдел. Поздоровались, несколько слов, и я сел за свободный компьютер. Ближе к обеду в отдел несколько раз заглядывал Коля с предложением пойти пообедать с ним. Я отказывался, отказывался, говорил, что не голоден, что не успею, что денег мало. Коля достал полтинник. От денег я отказался, но пришлось идти. Не скажешь же ему, что на 50 рублей я живу два дня.
 Вот оно в чем дело – обедать с нами пошел Рыжков. Когда приехал, я не стал заходить к нему – вчера, кажется, обо всем поговорили по телефону, а сейчас работы много, не знаю, успею ли. А он знал, что я на заводе, но почему-то не заходил. Вскоре я понял, почему.
 Столовая полупустая – многие в отпусках, а часть инженеров с 90-х годов носит обед с собой – так дешевле. Им же часто задерживают зарплату месяцами. Кормят, как при социализме. Мясо – подошва, квас
 – коричневая кислая жижа, но зато рубль. Где работаю? Я сказал, что сейчас не могу устроиться – кгб не велит. Рыжков взбодрился, как будто речь зашла о выгодном контракте, и попросил меня подняться к нему и рассказать подробнее.
 Захожу. Небольшая пустая комната. За кульманами слышно кто-то сидит, тихо шуршит. Слово за слово, рассказал Рыжкову о некоторых своих приключениях.
 – Да нет в стране денег, заниматься такими вещами.
 – Почему нет денег?
 – Потому что нефти стали больше добывать, а государству идет все равно меньше доходов… а нищих сколько… даже по специальности не устроишься… И он стал рассказывать случаи, про общих знакомых конструкторов, работающих кем попало.
 – Раз так, – говорю, – почему же меня взяли в богатую программистскую организацию? Я зарабатывал там больше чем Вы, начальник отдела. Нашли мое объявление в Интернете! Смешно. Дяде 38 лет, за плечами не престижный институт, по специальности не программист, языка, на котором нужно программировать, не знает. Если его брать, ему придется обучаться новому языку месяц, два. Что же это за организация такая? Если в ней работают тут и там родственники, то почему же своих не взяли? На такую то зарплату? И ведь не частная лавочка – работает на МИД. В Интернете специалистов ищет. А как объяснить то, что я приходил на работу в начале одиннадцатого, а уходил в пять? (А первое время в четыре). А обедал по два часа и более, отсутствуя на рабочем месте? А то, что первый год, не скрывая, занимался ежедневно по 3-4 часа английским языком.
 – Ну вот, видишь, они поняли, что ты любознательный и им подойдешь, – вставил Рыжков.
 – Ну, Вы же только что сказали, что устроиться трудно. Мне постоянно увеличивали зарплату, я летал в дорогие командировки и получал премии по 15 тысяч. И при этом я мало что делал и ни за что не отвечал. Мнение мое такое – я подопытный кролик. – Нет, не может быть. ('Этого быть не может, потому что быть не может никогда').
 Тогда я рассказал ему, как однажды ощутил внешнее воздействие на внутренние органы, идущее последовательно, по часовой стрелке. – Да у моей жены тоже живот болит, когда понервничает… Я вошел в азарт.
 Мне захотелось хоть как-то пошатнуть его твердую уверенность в безобидности родного кгб. Рассказал историю с подменой ценника. -
 Без внимания. Потом историю, как на Андреевской набережной меня догнали четверо бегунов, выстроились в каре и продолжали бежать одной со мной скоростью. – Да ну кому ты нужен…
 Утро. Открылась витрина зоомагазина. Хомяк сладко зевает. Розовое горло и язык розовый как докторская колбаса. У кошек кажется более красный язык.
 На Калитниковском кладбище не был с детства. Сколько раз просил
 Няню и отца съездить как-нибудь вместе, чтобы показали могилу деда.
 Запомнил только две длинные дорожки через ряд могил, как в лесу заросших деревьями. Так и не собрались. В конторе назвал год смерти деда, в книге нашли, что он лежит на пятом участке. Обошел два раза пятый участок – не нашел. На четвертом тоже не нашел. Три, четыре могилы без табличек. Нужно приехать осенью, когда опадут листья – проще искать. Красивое кладбище. Лучше Ваганьковского и даже
 Новодевичьего. Здесь нет великих и потому нет посторонних. Буйная зелень. На некоторых могилах трава выше головы. Много могил позапрошлого века. Старые кресты и склепы. Узкие тихие дорожки между участками. Некоторые деревья растут прямо из могил и отгибают крест в сторону. В старой церкви я бывал дошкольником с Няней и тетей
 Валей. Контора – деревянное здание прошлого века. Двери открываешь – деревянная лестница на второй этаж шириной три метра. Крутая и длинная – ступенек в двадцать пять. Наверное, раньше так делали, чтобы можно было носить мебель.
 Дня через два по третьему, что ли каналу сообщили, что создается база данных по московским кладбищам с указанием не только фамилии усопшего, даты смерти и участка, но и точного места захоронения.
 Возвращался дворами до Пролетарки. Когда вышел на Волгоградский проспект, вдруг подумал, а ведь у людей, что живут здесь, нет возможности бегать утром и вообще в любое другое время хотя бы изредка видеть лес. И большинство москвичей живут так. Вот несчастье.
 Звонил дяденька из какого-то международного общества защиты прав человека. В одно из которых я отправил письмо. По секрету дяденька сказал, что общество не афишируют себя (у них нет даже вывески на входе) и пригласил меня приехать с паспортом. За несколько минут разговора мне показалось, что говорю с прапорщиком в отставке.
 В 'Яблоко' позвонил. Секретарь: – Что угодно?
 – Можно мне встретиться с Григорием Явлинским?
 – По какому вопросу?
 – По вопросам прав человека.
 С Явлинским невозможно, и он назвал фамилию человека, с которым я могу поговорить. Не могу же я довериться неизвестному человеку.
 Поехал в штаб партии демократический союз. В справочнике нашел их адрес. Обычная пятиэтажка. Звону в квартиру, никто не открывает.
 Решил подождать во дворе. Сижу на скамейке, японский кроссворд решаю. Кот подошел ко мне, я погладил его. Когда он пошел дальше, вижу – на него охотится другой, полосатый с ошейником. Брюхо волочет по земле, крадется. Мой заметил и рванул. Так они неслись до газона с высокой травой, которая скрыла их. Мой быстро обернулся на бегу. И тут он влетел головой в проезжающую иномарку. В заднюю дверцу.
 Раздался глухой стук. Иномарка ехала чуть быстрее пешехода. После удара она тормознула на секунду и поехала вновь. Все произошло в пол сотне метров от меня. Я догадался, что кот ударился, жду, когда появится. Вместо котов вижу как мелькают то передние, то задние лапки моего. Никаких мяуканий. Чувствую – что-то не хорошо. Подхожу
 – мой уже не дышит. Разбил череп. Асфальт в мелких красных капельках. Полосатый посидел в стороне и ушел. Прошли школьники средних классов, посмотрели на мертвого, посмеялись, как смеются на зоне. – Так тебе и надо, – сказал один из них. Откуда-то появился небольшой котик. Сел в двух шагах от погибшего и застыл. Нос приподнят, головой не ворочает и вообще не отвлекается ни на что.
 Минут через пять его забрала на руки хозяйка. Из дома вышла женщина, завернула моего в тряпку и отнесла на помойку. Вскоре я уехал.
 На следующий день позвонил в штаб демсоюза и кратко сказал, что нужна их помощь. – Приезжайте. Дверь открыли два взрослых дяденьки, с запуганными лицами. Один похож на меньшевика из 'Член правительства', другой на эсера из 'Ленин в Октябре'. Их испуг я объяснил тем, что они, видимо, приняли меня за очередного провокатора кгб. Кратко рассказал суть дела: кгб, писал в посольство
 США, письма пропадают, Хельсинская группа не помогла, можете что-нибудь посоветовать?
 – О чем писали в посольство?
 – Просил политического убежища.
 – Да туда сто миллионов таких пишут! – сказал, прохаживаясь, меньшевик.
 – Ну, уж не сто, максимум миллионов семьдесят, – а сам смотрю на эсера – так и продолжает грустить.
 Дяденьки предложили мне подождать другого революционера. Вскоре пришел молодой дядя и тетенька. Новый дядя послушал меня и сказал, что они совсем не партия демсоюз, а московская общественная организация демсоюз и Новодворская в другом демсоюзе. Дядя не советовал мне обращаться к Новодворской – у нее уши вянут, когда начинают говорить о правах человека, но телефон все-таки дал. В разговоре мелькнуло 'Страсбургский суд' и я узнал адрес.
 Библиотека имени Ленина, Интернет класс. Набрал 'права человека' в поисковой строке. Как обычно появился список найденных сайтов, а внизу баннер: дяденька руками обхватил голову, написано: 'Страдаете шизофренией?'. Отправить е-майл письмо не удалось. Заказал для просмотра 'Огонек' 1955 года. Пока готовился заказ, погулял в окрестностях. Сходил в храм Христа-Спасителя. Впервые. Раньше, пока он строился, мы с мамой бывали в нижнем храме и музее под храмом.
 В Староваганьковском переулке уютная церковь Николая Чудотворца.
 В вагонах метро появилась реклама голоса Америки с Интернет адресом.
 Год грибной. Каждый день хожу в лес. Иногда дважды в день – утром бегаю, а после бега иду за грибами. Знаю места, где растут свинушки, где польские грибы, где чернушки, подберезовики, подосиновики, опята и маслята. На пробежке проверяю два места. Одно назвал маленькой
 Карелией, другое – бугорок.
 Маленькая Карелия это полянка на перекрестке лесных дорог. Редкие маленькие березки, осинки, мох, лишайник и другая мелкая травка, листиками стелется по земле. Однажды шел по дорожке, повернул голову
 – в трех шагах стоит десяток твердых моховиков с зелеными шляпками!
 Под солнышком. Даже травка их не закрывает.
 За весь сезон я нашел здесь два красивых белых, несколько десятков подберезовиков, ну и моховики.
 А бугорок открыл для меня посторонний велосипедист. Однажды я увидел, как он бродит по нему и что-то собирает. На другой день я нашел там моховики. Бугорок рядом с тропинкой. Моховики вырастают здесь почти ежедневно. Можно собирать десять дней подряд, потом пауза в день, два. За раз нахожу от двух до семи моховиков. Сосна, которая стоит на бугорке, за ночь сбросила старые иголки. Они легли плотным желтым слоем. Четыре светло-зеленые шляпки торчат сквозь желтую хвою.
 Маслята с красными шляпками растут в сочной зеленой, высокой траве, где стоят десятки муравейников построенные из земли и песка.
 Красные маслята не червивые, в отличие от розовых и желтых. Желтые шляпки у маслят становятся поздней осенью, от ночных холодов. По форме и цвету, шляпки похожи на покрывающие землю желтые липовые листья. Заметить их в этом ворохе совсем не просто.
 У польских грибов с утренними холодами также шляпка становится темно-рыжей. А летом их шляпки по форме и цвету похожи на зефир в шоколаде. Нашел пару мест в лесу, где они растут не случайно. То есть после первого сбора можно прийти через десять дней и собрать такую же горсть. Разумеется, если за это время не было совсем сухо.
 Польские грибы очень любят лесные зверьки. Рядом стоят свинушки, сыроежки – их не трогают. А от польских то полшляпки отъедят, то лишь ножка голая торчит. Ножки почему-то не едят. А шляпку едят по-разному. Кто-то их съедает целиком, а кто-то выедает только споровую мякоть. Из польских варю перловый супчик – чудо.
 Вдоль большого пруда, сразу за памятником агенту Клаусу, тянется кленовая роща. Здесь в овраге множество чернушек и мусора, а в остальных местах, кроме оврага встречаются желчные грибы. Желчные растут парами. Похожи на моховики. Шляпки сверху серые, а снизу розовые. Ножки красноватые у корня. Это только для наших мест характерно, а вообще желчные бывают с коричневой шляпкой со светло-серым низом и желтоватой ножкой. Ножка при надрезе может не розоветь и на вкус не горькая. Только шляпка дает горечь во всех случаях. Я не знал, что он не съедобен и однажды сварил суп, в котором был желчный. Две ложки съел. Ничего. Только лыко перестал вязать.
 У подберезовиков шляпки разные – от цвета горького шоколада до пепельного. Подосиновики растут с самым большим промежутком времени.
 На том же месте подосиновик можно найти через пять недель.
 Грибы растут, пока не замерзнет почва. Или точнее – вода. Даже после первого снега растут.
 У моей правой кроссовки, которой топтал пожар весной, отошла подошва.
 Это случилось в конце мая в дальнем лесу. Горел тонкий слой прошлогодних листьев. Давно не было дождя, в лесу сухо. Стал затаптывать огонь. Затушил небольшую полоску, ступня нагрелась сквозь кроссовку, и подошва поплыла, точнее клей, которым соединяются слои. Нашел палку и заканчивал ей. Сначала бил по пламени, потом стал ворошить горящие листья. Оказалось так гораздо эффективнее.
 Несколько раз подклеивал подошву обувным клеем, токсикоманы говорят надежный. Но хватает не на долго, все равно постепенно отваливается. Накалил гвоздь, проколол четыре отверстия в мыске и подвязал леской. Теперь проблем нет. В магазинах меня берет на прицел охрана. Вообще-то я брит, трезв и чист, но они замечают несчастную кроссовку и бахрому снизу джинсов. Я уже отпарывал и заново подшивал их. Хлопок тонкий, опять время пришло. Не догадался сразу защитную полоску подшить. Да еще сзади на джинсах зашитый уголок – такса цапнула весной. Охрана в продмагах, не стесняясь, подходит и смотрит, чтобы я не стянул какую-нибудь булку с прилавка.
 В середине лета набрал много малины, сварил варенье. А яблоки есть в нашем школьном саду или в лесу, у начала реки Пономарки. Там остатки большого сада, даже столбы от старого забора остались. Если яблоки совсем кислые, можно сварить варенье. В саду тропинку передо мной переполз уж. Грелся на солнышке.
 Отправил письмо в Голос Америки и Страсбургский суд.
 9 утра. Широкая просека ЛЭП с редкими невысокими березками, осинами, сосенками. Хожу, смотрю под ноги, ищу моховики. Какой-то отдаленный шум или лай заставил меня поднять голову. Никого поблизости нет. Вдалеке по восточной опушке идет человек. В двадцати шагах от меня мелькнула рыжая спина между холмиками травы и кустов.
 Колли. Бежит в мою сторону. Опять спустили собаку. Сейчас станет лаять, бросаться, пока этот дядя не подойдет. Жду. В десяти шагах из кустов выходит лиса. Если бы я шуршал, хрустел ветками или ветер был в ее сторону, то вспугнул бы ее конечно. Лиска замерла от неожиданности с приподнятой лапкой. Голову повернула на меня.
 Несколько секунд мы смотрели друг на друга. Я опомнился первый:
 – Для моей любви нет слов-с. Вот так хотел бы выразить, но не могу-с.
 – Ах, скажите, пожалуйста, кто же то существо, которое Вас так пленило?
 – Может Вам неприятно будет меня слушать-с.
 – Ах, напротив.
 – Так это Вы-с самая-с и есть-с!
 Большая. Огненно-рыжая. От кончика носа по подбородку на грудь спускается белая полоса. На лапках черные перчатки. Мех не прилизан.
 Пушистая. Хвост вытянут вдоль земли, толстой трубой. Хороша. Не хватает бабочки. Даже мысль мелькнула: не убежала ли из питомника?
 Как, лазая по норам, она так прекрасно выглядит? Недавно смотрел фильм о природе Шотландии, показывали лису. Шерсть сосульками, рожица грязненькая, сама маленькая, как песец.
 На опушке за прудом какие-то грузовики сбрасывают отходы. Уже третий день возят. Не бытовой мусор, а коричневую листву. Сбрасывают рядом с лесной дорогой, по которой я пробегаю утром. От куч идет устойчивый ментоловый запах и валит пар. Не дым, а именно пар. Кучи свалили вчера, а пар поднимается до сих пор. Выпал первый снег, сантиметров пять, и через снег запах слышен. Появились новые кучи.
 Когда гулял, заметил грузовик с листьями, пролетевший мимо. На следующий день нашел лесничество или администрацию парка. Они разложили карту местности, и я показал им, где сбрасывают и какой дорогой ездят грузовики. Женщина обещала вызвать эколога. Выхожу из домика, а на территорию лесничества въезжает грузовик с коричневыми листьями. Подумал, может они вместе? На следующий день бегу утром.
 Издалека вижу: у куч мусора стоит Рафик, вчерашняя женщина и эколог с хмурым лицом. Пробежал мимо, поздоровался. Они завелись и уехали.
 Дня через два мусор убрали полностью. Выскребли все до земли.
 С осени в дальнем лесу появилось много собак. Не бездомные, а с хозяевами. Без поводков и намордников. Некоторые собаки бросаются.
 Не все агрессивные, иные хотят просто поиграть. Но когда они бегут со свирепыми лицами и громко орут, оповещая всех в округе, я не успеваю разобрать понарошку это или будут кушать.
 Часто собака подбегает, лает и не дает бежать дальше. Собаковод стоит в ста шагах зовет ее, зовет. Наконец, она поворачивает трусцой к нему, но стоит пожать, а иногда, даже пойти, снова делает выпады.
 Тогда собаковод, не торопясь, сам идет к нам.
 Проходит неделя, другая и одна собачья группа в дальнем лесу полностью меняется на другую. Семь, десять собак запомнить не трудно, тем более, если она хоть раз бросилась и орала, не давая вставить слово. Собачники ходят в этот лес из поселка в пятнадцать домов, окруженного со всех сторон лесом. Другие дома очень далеко.
 Ладно, появились восемь новых. Но куда исчезли все, что бегали раньше? Две, три недели и снова ротация. В парке, при входе в лес, не так. Достаточно побегать с месяц, чтобы запомнить десяток собак, которые там крутятся утром. Не бывает такого, чтобы все десять сразу пропали.
 Когда бегаю, меня часто подлавливают на лесных перекрестках, на которых обзор закрывает высокая трава или кустарник. В двух шагах из-за кустов вдруг вылетает собака или две, бросаются. Теперь я притормаживаю перед такими перекрестками. Но прогресс не стоит на месте. Собаководы стали гулять не только по дорожкам, но и в лесной чаще. И теперь собаки вылетают из самых неожиданных мест.
 А иные бросают орущую собаку на дороге и встают за дерево, в глубине леса.
 Лесная дорога вьется и не видна сразу вся. Но как только я вижу впереди собачника, сворачиваю на ближайшем перекрестке. Один собачник присел на бревно, скрытое кустами. Спиной ко мне. Собака бегает рядом, но не видна с дороги. Дяденька пошевелился, и я заметил его, перешел на шаг и остановился. Он посидел, оглянулся в мою сторону и ушел.
 Однажды мимо меня прошли два курсанта военного училища. Услышал:
 '…зачем мне это надо, не буду бегать, раз так…'. К слову сказать, на этой же дорожке как-то навстречу мне шли два милиционера. Один говорит другому: '… они же все пишут…'. В это время я часто срывался и кричал на собачников.
 С выпавшим снегом стало легче. Собак хорошо видно заранее.
 Иногда приходится бежать не кольцом, как всегда, а менять маршрут, но дистанцию стараюсь сохранить. Иногда приходится минуту, две ждать или идти пешком за собаководом, ожидая пока он свернет или пройдет перекресток.
 Когда я привык к собакам, наводнившим дальний лес, и стал по-всякому обходить их, собаководы стали запирать меня на некоторых участках: спереди, сзади, и на ближайшем перекрестке тоже идут.
 Тропинки многие занесены, и я вынужден залезать в сугробы искать тропу или пропускать их.
 Это в лесу, но и в городе тоже собаки прыгают. Зачастили что-то. В местах, где полтора года до сих пор ходил – и ничего. И даже на нашей лестничной клетке на меня прыгнула борцовская собака с грустным мордоворотом. За полтора года раза два видел ее. Она живет в соседней квартире, а хозяева ее ездят на 'Волге' с триколором и надписью 'мвд'. А тут вдруг через день, два стал встречать. Я побаиваюсь ее, стараюсь не заходить с ней в подъезд, если крутится рядом. От такой не спасешься. Видел ее желтый клык, который стукнул по моим часам.
 Приключения затухают. Позади почти не ходят, на пятки не давят – почти не бываю в метро. Раза два, три в месяц плюнут сзади. Хмурые парочки пацанов, идущие навстречу по середине дороги, тоже исчезли.
 Исчезли сумасшедшие и велосипедисты. Автомобили не пролетают в шаге с бешеной скоростью. Иногда смотрят, что покупаю. Чаще всего влезают в очередь передо мной. В основном тетеньки среднего возраста. Судя по одежде и поведению не городские. На лице – тоска, злоба и боль.
 Захожу на рынок и пять, шесть вьются за мной стайкой.
 Кто-то оторвал дверцу у моего почтового ящика. Кладут туда окурки и другой мусор.
 У входа в подъезд повесили листок с загадочными загогулинами. На иероглифы не похоже.
 В лесу видел песчанку. Это маленькая круглая мышка. Бегу, что-то мелькнуло в листве сбоку. Остановился. Показалось, или нет. Нет.
 Прыгает, колобок. Шкурка желто-бурая, сливается с опавшими листьями.
 У кустов, при входе в лес стоит дяденька, чего-то ждет. Когда я приблизился, он сорвал черную ягоду и внимательно стал рассматривать ее. Как бы это объяснить, в общем, он держит ягодку так, будто приглашает и посторонних подивиться. Ровно год назад я рвал эти ягоды. Через два часа возвращаюсь из леса, а на этом месте, на аллеях два рабочих газонокосилкой стригут траву. И траву я тоже год назад заготавливал. На следующий день выпал снег.
 По телевизору показали документальный фильм, как в Корее население ест листву и кору деревьев.
 По телевизору отважный юморист, не взирая на лица, оскорбляет президента Буша. За то, что американцы не пустили его в свою страну.
 А в новом году, году обезьяны, уже второго числа января, газета
 'Телеглаз' с телепрограммой, публикует фотографии: пять лиц Джорджа
 Буша и рядом пять морд обезьяны, для сравнения.
 Две недели назад в лесу набрел на большую нору. Лисья или нет, не знаю. Трехметровый прутик уходит внутрь весь. Купил полкилограмма куриных голов и яблок и отнес в лес. Ходил, ходил, нору так и не нашел. Положил на пенек у звериной тропки. А яблоки отнес на заячью стоянку, где летом было много объеденных польских грибов, и на земле лежала горсть зеленых яблок.
 Ходил к лебедям, носил геркулесовую кашу – не едят, а пряник понравился. На пруду появился первый лед. Уток он держит. А лебеди наваливаются на лед грудью, и он лопается. Около большого старого дерева стайка синичек. Протянул руку, сели две. На плечо еще одна.
 Лазают по куртке. Садятся на кроссовку (шнурки), на брючину. Одна сидит на краю куртки и заглядывает под нее, свитер там или пуловер.
 Потом она полезла по куртке вверх до подбородка. Другая копается в волосах на затылке, третья клюет в ушную раковину. Слышно, как еще одна топает по рюкзаку на спине. Геркулесовую кашку не едят.
 Некоторые берут с рук боярышник. Кашку жадно едят вороны, зорко смотрящие за мной с веток.
 У старых лип меня вновь облепили синицы. Одна висит на краю рукава, заглядывает внутрь. Другая прыгает по кроссовке, третья щиплет хлеб в руке. Припрыгала белка. Протягиваю хлеб, не берет.
 Лазает по стволу кругами и не убегает. Вижу – в дереве дупло.
 Отступил на шаг. Белка уселась рядом с дуплом. Три раза она сунула головку в дупло и в ту же секунду высунула – не доверяет. После третьего раза она смекнула, что я белок не ем, и влезла в дупло по попу. Вылезла с фундуком во рту.
 Хожу к синицам, уткам и лебедям раз в два, три дня. Беру с собой четвертинку черного (он с добавками пшеничной муки, а белый я не покупаю). Синицы не всегда берут хлеб, садятся на пальцы и долбят ладонь, как дерево или щиплют кожу. Хлеб едят утки, лебеди, иногда белки. Сажусь на корточки. Она подбегает и кладет свою лапку на ладонь, чтобы лучше рассмотреть, что там. Мне нравится эта доверчивость. Недалеко от ив с дуплом дом музей Паустовского.
 Кошку у ветлечебницы кто-то щедро подкармливает. Толстая стала.
 На берегу пруда между утками ходят одна, две вороны. Они проворнее, первыми разглядывают брошенные кусочки хлеба, сливающиеся с пестрой опавшей листвой.




 Мурмяша тимошечный.


 В начале ноября на коврике у соседней квартиры сидит котенок. Днем возвращаюсь из леса – сидит. Вечером приоткрыл дверь – сидит на марш ниже, на тряпочке. Вышел, погладил его. Чуть позднее слышу: под дверью мяукает. Открываю:
 – Ты все пела, это дело, так пойди же, попляши! Серый. Положил ему гречневой каши и размоченный в воде хлеб – не ест. Сходил на рынок, принес творожной массы с изюмом. Урчит, ест. Утром, когда выходил на пробежку, его не было.
 ***
 Штирлиц спал. Эту привычку он выработал давно. Он проснется через двадцать минут, у поворота на Байротенштрассе.
 ***
 Прошло четыре дня, и котенок опять появился в подъезде. Пустил его переночевать. Он пыльный, потому что мимо тряпочки, на которой он сидит, ходят вверх, вниз. Глаза серые и нос серый. Если сзади посмотреть: большая голова с хулиганскими патлами на щеках и кривые задние лапы. Он молча терпеливо переносит темноту и холод подъезда, а когда зашел ко мне, вскоре стал носиться по квартире. Большинство своих действий он сопровождает звуками: м, мр, мя, мяв, ми, миу, мяу. Сшил ему игрушку из обрезков полотенца и ваты. Она нравится ему больше, чем ластик или карандаш.
 Зверушку кормлю особой рыбой. Царь Эдип, Софокл, Зевс,
 Навуходоносор и другие древние греки окрестили ее 'Путассу'. А король Артур потчевал ею рыцарей круглого стола. Рыцари вкушали, облизывали пальцы и приговаривали:
 – Не нужен нам берег турецкий и Африка нам не нужна.
 Другое мясо и рыба дороги для меня. На рынке Путассу стоит 25 рублей за килограмм. Вскоре нашел место, где она 20. А последующая разведка навела меня на 18-рублевую. Ходить нужно за шесть километров, лесом. Это меня устраивает. Покупаю сразу несколько килограммов. Потрошу, варю, очищаю от костей и раскладываю в пластмассовые стаканчики. К такой технологии пришел постепенно.
 Сухой корм не покупаю. Просто не знаю, что там намешано. Людей кормят синтетической пищей, что ж о зверушках говорить. Кот будет есть то, в чем я уверен. Пробовал давать ему геркулесовую кашку.
 Немного можно. Стал есть гречку с подсолнечным маслом, блины и картошку. Блины его возбуждают с той же силой, что и рыба. Он получает их в процессе, пока я пеку их и потом, когда ем сам.
 Запрыгивает на меня, тычет свой нос в тарелку и загребает лапой.
 После двух месяцев совместной жизни появились неожиданные проблемы. Лохматенький не дает мне есть, спать, решать кроссворды.
 Раскидывает вещи, рвет телепрограмму или кроссворды, на одежде делает петли когтями, грызет провода. Если забываю про ластик или ручку, то их приходится искать за закрытой дверью в соседней комнате или под диваном или под ковриком у кресла. Надеваю брюки – прыгает с кресла и виснет на них. Караулит и бросается из укрытия на мои щиколотки. Спасают шерстяные носки. Шить мне приходится часто.
 Мурмяша играет с ниткой. Царапает пальцы на ногах, которые торчат из-под одеяла. Иногда я срываюсь и кричу на него. Однажды после того, как он залез лапой в кашу, когда я ел. А в другой раз он подпрыгнул и двинул по кружке в моих руках. На моем лице капли, на майке пятна. Обои дерет. – Киска, ну, что это такое? Ну, подумай, а если меня в гости пригласят. Дворецкий объявит: 'Программист
 Соловьев', а я облокочусь на стену, и обои буду царапать? Гости скажут: 'дас ист фантастиш'.
 Вскоре я понял, что придется смириться с рядом ограничений.
 Ластик, карандаш, ручку, кроссворды, программу перед уходом куда-нибудь прячу или кладу на телевизор, пока недоступный ему. А ведь и сюда он когда-нибудь доберется. Телевизионный шнур вынимаю из розетки, после просмотра. Когда шью, закрываю дверь в комнате, пусть пока носится по своей комнате, кухне и коридору. Брюки надеваю, в нескольких шагах от кресла, с которого он привык прыгать. Не держу кончиками пальцев что-нибудь лакомое для него – обязательно врежет когтями. На ночь отношу его в соседнюю комнату.
 Мы с Хитрюшкой играем в две игры. Удушение мыши или змеи и прятки.
 Первая: Хитрюшка нападает на мою кисть. Хватает зубами, прижимает передними лапами, а задними, сразу обеими, отпихивает как в троллейбусе. Когда моя рука лежит на диване – это мышка. Как только рука изгибается в виде змеи, его воинственная мина растворяется.
 Наступает полное равнодушие и рассеянность. Прошел месяц. Хитрюшка преодолел неуверенность и стал смело бросаться на 'змею'. Он хватает ее и мотает головой, часто глубоко заглатывает резцами.
 Вторая игра – догонялки. Хитрюшка с удовольствием носится от меня по квартире, проскальзывая лапами на поворотах. Или сам бегает за мной. А у меня несколько вариантов: убегая из большой комнаты, могу спрятаться за угол в коридоре, в комнате, в кухне, в туалете. Когда
 Хитрюшка ошибается, пробегает мимо и вдруг позади видит меня, страшного, то сам становится убегающим и пробует укрыться в надежном месте, оставив свой хвост торчащим снаружи. Он мгновенно включается в игру, когда видит вдруг мою голову, высовывающуюся в дверной проем. Бросает все, чем занимался, мыркает, изгибает дугой спину и хвост и боком пятится на меня, пугает. Передние лапы ставит как балерина – пятки вместе, носки врозь. Я прячу голову, чтобы дать ему возможность подкрасться скрытно. И в тот же миг он высоко подпрыгивает у дверного косяка. Позднее он стал допрыгивать до моего плеча. А иногда, он несколько шагов идет на меня на задних лапах, растопырив передние, тоже пугает. Или в таком виде делает несколько прыжков.
 Мурмяша совсем не тарахтит, как большинство кошек, когда их гладишь. Тарахтит, зажмурившись, лишь, когда жует мою рубашку или свитер на сгибе локтя.
 Когда переношу его, заснувшего у меня на коленях, он открывает глаза, и безучастно взирает на проплывающие мимо предметы, лапки свободно свисают.
 Если он спит и случается шорох, он бодро встает и сразу бежит в сторону звука.
 Иногда зверек приходит на кухню и хрипловато шепчет: 'э-э-э', в смысле: 'эх, дороги, пыль да туман…'. Говорят, немецкие кошки мяукают с артиклями.
 Утром, когда бежал, близко над головой пролетела белка, прыгая с дерева на дерево. Брюшко белое.
 В зоомагазине в одной клетке сидят кролик и хомячок. Хомячок ползает и пытается зарыться в кроличью шерсть. У кролика круглые глаза. Он отбивается задними ногами, как лошадка. Кусают только хищники, а травоядные бьют копытом, лбом, рогами или вызывают в школу родителей.
 Идею самодержавия ТВ забросило, теперь ищут национального героя.
 Двух нашли в Туле и Ханты-Мансийске. Мочат.
 Миленький мой заболел. Он много спит, медленно ходит и совсем не прыгает. Шерсть не взъерошена, аппетит нормальный, стул нормальный.
 Взять себя на руки не дает. Плачет и кусает. Что же могло случиться?
 Вероятно, что-то попало на шерсть, а он слизнул. Полы я мою простой водой, без порошка или мыла. Другой химии в доме нет. На улицу он не выходит. Смотрю и думаю: подожду нести к ветеринару – аппетит, стул и шерсть в норме. Спит миленький в моей комнате, тут же его тазик.
 Перетаскиваю его с кровати на пол или обратно, с помощью свитера.
 Через неделю все прошло. К Хитрюшке вернулась прежняя живость. Он заметно подрос, вытянулся и потяжелел. В день зверек съедает примерно 300 граммов рыбы, немного гречки и геркулеса. Однажды он перебрал блинов. Сел в тазик, уставился в стену и стал пукать. Если бы, к примеру, так пукал заяц в лесу, он разбудил бы всех окрестных лис, а может и медведей. А если бы комары…
 Хитрюшка может жевать и мяукать одновременно.
 ***
 Газетное объявление: Резиденту иностранной разведки требуется шифровальщик. Без вредных привычек, образование не ниже среднего.
 Помогу с регистрацией.
 Из книги для изучения английского: в Берлине искусственно поддерживается соотношение между частным и общественным транспортом
 20:80 по экологическим причинам.
 Иду по дорожке мимо детского сада. Догнал двух букашек. Одна чуть ниже моего пояса, вторая ниже моего колена. Держатся за руки. – Куда бежите, козявки? – Мы от бабушки убегаем. Вдалеке идет их бабушка.
 ***
 20 апреля. 19 часов 40 минут. Бабесберг. Вилла Штирлица. Штирлиц и
 Мюллер готовятся к концерту художественной самодеятельности, посвященному дню победы. Мюллер поет за роялем:
 – Я раньше несчастным гестаповцем был, громил злопыхателей братцы, но миром запахло, и вот я решил пере-квалифи-и-цирова-а-а-ться, – закончил он, – Ну, как?
 – Недурно, группенфюрер.
 Позвонил телефон. Штирлиц извинился и взял трубку.
 – Это я, – услышал он голос Кэт.
 – Да, партайгеноссе!
 – Это я.
 – Я не могу говорить, тут Мюллер подслушивает.
 – Это я.
 Штирлиц положил трубку и вернулся к столу:
 – Борман звонил, все торопит, торопит. Что, группенфюрер, у Вас тоже так?
 – А Вам не кажется, что он говорил женским голосом?
 – …Так это он через секретаршу звонил…
 А эта как Вам:
 Были два друга в гестапо у нас
 Пой песню, пой
 И если один говорил: 'Вас ис дас'
 'Нихт шиссен!' кричал другой…
 Спустя полчаса позвонили в дверь. Штирлиц пошел открывать. На пороге Плейшнер.
 – У Вас продается славянский шкаф?
 – Шкаф продан, могу предложить никелированную кровать с тумбочкой,
 – в полголоса ответил Штирлиц.
 – Штирлиц, кто там? – спросил Мюллер из комнаты.
 – Соседка пришла за луковицей!
 Плейшнер выглянул из-за его плеча и бросил:
 – Ага, он уже бреется моей бритвой!
 Штирлиц захлопнул дверь. Не успел он вернуться и сесть, новый звонок. На этот раз, прежде чем открыть, Штирлиц надел дверную цепочку. Приоткрыв дверь, он сказал нарочито громко для Мюллера:
 – Ты что хулиганишь!
 – Как разведчик, разведчику скажу Вам, что Вы болван, Штюбинг, где никелированная кровать! – повысил голос Плейшнер.
 – Штирлиц, да кто там еще?
 – Клара Цеткин прислала телеграмму! А Плейшнеру: – Иди в баню! И закрыл дверь. Какая бестактность, подумал он, ох уж мне эти подпольщики.
 ***
 В поисках дешевой рыбы я забрел на проспект 40-летия Октября. 50-е годы. Проспект не шумный, главной магистралью является соседняя параллельная улица. Проезжая часть не широкая, а дома отстоят далеко от нее. Свобода, с которой строили раньше. Перед домами скверы с деревьями и кустами. Проспект застроен не хрущевками, а более ранними 4-х, 5-этажными домами. Если называется 'сорокалетия
 Октября', значит, его сдавали в 57 году, а начали строить на несколько лет раньше. Дома из разного кирпича- белого силикатного, желтого, красного, некоторые с украшениями – арками, круглыми окнами верхнего этажа, лепниной. Есть двухэтажные дома, с плодовыми деревьями под окнами. Заречная улица, одним словом.
 Вчера в телепрограмме Млечина: (общий смысл) Мюллер об интеллигенции: 'собрать бы их в одну кучу и уничтожить'. '…На миллионный город было только 40 человек гестапо. Но у них был большой штат добровольных стукачей, завистников, неудачников, сплетников…'
 Делаю тесто для блинов. Зверек лезет носом. Дал ему ложку, думал, отстанет – облизал с удовольствием.
 Звонила мама, сказала, что может добавить мне двести рублей. Итого у меня будет тысяча. Замечательно. На зверька уходит двести, двести пятьдесят, теперь будет свободнее, как раньше.
 ***



   Послушайте!
   Если кошка икает – значит, ее кто-то вспоминает?



 В начале февраля ездили с мамой в Малоярославец оформлять новый паспорт. Дорога долгая – два с половиной часа. Мама рассказала, что взяла котенка по объявлению в газете. Через месяц вернула – он писается. Я рассказал ей про своего зверька. И еще она сказала, что суд принял решение и документы на регистрации.
 ***
 Чай Рахмат – чай Махмуд от повара Николаева.
 Пятое февраля. Сегодня вышло солнце впервые с октября.
 Выросли цены. Хлеб с 11 до 11.60, яйца с 17 до 24-26, геркулес с 9 до 12 рублей.
 Если вблизи Хитрюши перемещать какой-то предмет из стороны в сторону или вверх – вниз, он водит в такт головой. Если отдалить предмет – двигает только глазами и ушами (ушами когда вверх – вниз).
 Вчера Лохматенький чуть не вывалился из окна. Я занимался кашей, окно как всегда приоткрыто, на ограничителе. До вчерашнего случая пару раз видел, как он тянет носом у щели. Понюхает и отходит, и я привык к этому. А тут, оборачиваюсь, вижу – наполовину уже вылез. На кухне осталась попка и хвост. Я побоялся вспугнуть его голосом или касанием – может дернуться и сорваться. Прочно взял его за хвост у корня и второй рукой вытянул.
 Геркулес вырос с 12 до 15-16 рублей.
 Середина февраля. Ходил в лес. Солнце. Морозец. В воздухе искрятся блестки. Это снежные пылинки, маленькие и легкие. Если бы не солнце их никто не увидел бы.
 У Мурмяши удлинилась шерсть, особенно на задних лапах. Теперь шерстяные штанишки скрывают кривизну ног. Посчитал: на передних лапах у него по шесть пальцев, на задних – по четыре, всего получается двадцать.
 Нашел клык на диване. Пощупал у себя – все на месте. Хитрюшка обломал. Носится, кусает все подряд. Посмотрел – у него тоже все.
 Значит, они выпадают у кошек, как молочные у людей. Клык не обломился, а слез чехлом. Чуть позже нашел второй клык, а потом и резец.
 ***
 Тема сегодняшней передачи: 'Ну, что Вы меня все поливаете, я же
 Вам не клумба'. Гость в студии – Женя Лукашин. Тело в студию! С ним не согласна Надя Шевелева. Встречайте!
 Пришел счет на квартиру. Впервые стоит моя фамилия. Более года приходили с Сашиной.
 Мама привезла комплект постельного белья, полотенца и вязаные носки. Я поблагодарил. Мы встречаемся раз в месяц. Раза два мама заходила ко мне домой. Думаю, в последний раз она заметила заплатки на пододеяльнике. Хоть они и с внутренней стороны, заметить можно.
 Мне кажется, что все зверушки похожи друг на друга. Кошки, мыши, белки и синицы, лебеди и утки. Одинаковое отношение к соседям, одинаковые игры, почесывания, повороты головы, зевки, выражение мордочки.
 Вчера была передача о Валентине Сперантовой, она с 1904 года.
 Март. Простые пряники выросли с 27 до 31 р. ('Пчелка'), а 'Ночка' с 40 до 45.
 ***
 … жалкая, ничтожная личность… ( Из письма Александра Невского хану Батыю)
 День хороший – солнце. После просеки с ЛЭП привязалась собака. С ошейником. Весело сопровождала меня два километра, а потом увязалась за другим случайным прохожим, по пересекающей тропинке. Он был скрыт деревьями и только слышно громкие уговоры: 'Иди скорее за хозяином…'
 Приезжала мама с десятью вариантами квартир. Сказала, что смотреть поедем в воскресенье и во вторник. Среди вариантов: Можайск,
 Дорохово, сан. им. Герцена, Голицино, Звенигород, Руза, Малые
 Вяземы, Назарьево.
 Мне вдруг пришло в голову, что кот, который ходит в 60-ю квартиру, может быть отцом моего Лохматого. У них много общего: фигура, форма головы, шерсть, повадки. У обоих белое перышко на шее.
 Два века назад в Кузьминках господа проезжали в карете через усадебные ворота, спускались с горки к плотине через Пономарку.
 Дальше ехали вдоль Шибаевского пруда, а потом напрямик к плотине между верхним и средним прудом к усадьбе и Влахернской церкви.
 Небольшой участок этой дороги и ныне не асфальтирован – уложен булыжником.
 В школьные годы мы гуляли по аллее от дома Паустовского в сторону улицы Юных Ленинцев. Раньше здесь стоял дуб в несколько охватов.
 Почти у земли цепь на низких колышках и табличка с надписью, не помню о чем. О том, как, однажды споткнувшись о его корни, Владимир
 Ильич, не помня себя, подписал декрет об электрификации всей страны.
 Теперь дуба нет, даже определить трудно, где он стоял.
 Когда мой миленький облизывает свою шерстку, от него пахнет постиранной тряпочкой.
 ***
 Кустодиев. Шестой отдел РСХА пишет письмо Кальтенбруннеру.
 Ездили смотреть квартиры. Пару месяцев назад я сказал риэлтеру, что предпочитаю белорусское направление, и высказал несколько дополнительных пожеланий: лес поблизости, окна на восток, первый этаж (для кота). Из десятка вариантов остановились на пяти. Но съездили только по двум адресам. Ездили на машине риэлтера, вчетвером: он, его жена, моя мама и я.
 В Можайске много минусов. Лес далеко и подходов к нему нет. Во всяком случае, зимой он будет мне не доступен. Кроме того, он ограничен с юга шоссе. Квартира двухкомнатная – значит, платить больше. Грязно, горячей воды нет, окна на юг, второй этаж. Домик двухэтажный, как в фильме 'Старший сын'. Территория бывшего военного городка. На одном из двухэтажных домов замазанная краской надпись:
 'Слава ВС СССР 1950 год'.
 Назарьево. Лес вокруг, а зимой можно бегать по дачным дорожкам, их чистят. Первый этаж четырехэтажного кирпичного дома. Окна на восток, есть балкон. Чистая сантехника. У соседнего дома, на трубе сидят несколько сиамских кошек. Мне понравилось, да еще мама заметила, кстати, что в Можайске подняли цену с 14 до 20 тысяч. Когда возвращались в Москву, мама три раза спросила меня 'ну, как?'. -
 Подумаю, отвечу завтра в полдень. Тут они втроем заговорили, что цены на квартиры должны вот, вот подняться.
 Половина уток на прудах разделилась на пары, другая пока держится стаей.
 Ездили с мамой в Сокольники на заключение сделки. Какой-то мелкий банк. Холл. Стулья по стенам и стол в центре. У одной стены сидит мама с риэлтершей, беседуют. У другой – две тетеньки говорят о кошках. У стены стоят два, три дяденьки – риэлтеры стороны, покупающей нашу квартиру. Я за столом, листаю журналы. Ждем чего-то.
 Вдруг дяденьки подошли к столу и стали оживленно говорить. Невольно слышу: 'так дешево, просто задаром. Сейчас в Москве меньше чем 700 $ за метр не найдешь…'. Это они про мою квартиру.
 Утром снег скрипит под ногами. Когда встанет солнце, он размокнет, набухнет, и будет шелестеть.
 Еще один оплот пал – Мурмяша запрыгивает на холодильник с пола.
 Вернулся с пробежки – весь коридор в мелко изорванной бумаге. Не сразу догадался, что случилось. На кухне та же картина и остаток рулона в следах от клыков и когтей. Здесь была битва.
 ***
 Воскресенский химик – Челябинский невропатолог 2:2
 ***
 Скульптура Мухиной 'Анестезиологи'
 В лесу стаял снег, и обнажились горы мусора. Чистые участки есть только в глубине леса. Земля как мозаика от мусора. Особенно много его под кустами, ветер занес сюда клочья от пластиковых мешков, пакеты от чипсов, пластиковые стаканчики, тарелки. Много алюминиевых банок и пивных бутылок.
 С балкона вижу, как в школьном саду убирают мусор дети средних классов. Вероятно, это занятия по труду. В центре стоит крупная, как городовой, тетенька, руководит. Это не первый раз – территорию убирают только младшие и средние школьники.
 Каждый раз они выскребают прошлогодние листья. Интересно, задумывались ли они когда-нибудь: чем, кроме дождя и воздуха питаются деревья? Бедные деревья.
 В нашем подъезде вымыли лестницу.
 Лохматый подходит к мойке и смотрит, как я сливаю воду, промывая, геркулес. Передние лапы он опускает в мойку и забывает обо всем – удивленно смотрит в темную дырку за убегающей водой. Я легко хлопаю его по попке. Он вздрагивает от неожиданности, как прачка на реке.
 ***
 Натюрморт. 'Сталин отгоняет мух от бутербродов на слете колхозников'
 ***
 … старый, плавучий чемодан. (из письма Чебурашки другу)
 Сижу за кроссвордом. Солнышко. Балкон открыт. Снаружи жужжит тяжелая муха. Шлепок и тишина. Лохматуша рысцой пробегает с балкона мимо меня, что-то несет в зубах. Иду за ним на кухню. Сидит под столом, а перед ним на полу жужжит шмель. Хотел отобрать его, а
 Лохматуша увернулся и стал торопливо заглатывать. Все-таки я отбил шмеля и выпустил. На балконе видел, как Лохматуша похрюкивает, задрав голову на голубей на крыше.
 Сегодня снова ходил в лес со Зверушкой. Ношу его в сумке и выпускаю только в глубине леса – кажется, он немного побаивается.
 Чувствую, как он начинает биться, когда переходим дорогу с машинами.
 В лесу Мурмяша идет за мной по тропинке. В нескольких метрах позади или разгоняется и пробегает недалеко вперед. Сначала он шел испуганно, волочил брюшко по земле, потом выпрямил лапы, хвост трубой. Прошли полтора километра. На обратном пути посадил его на плечи. Сидит смирно, смотрит на все, что происходит вокруг. Иногда пересаживается поудобнее. У выхода из леса, снова прячу его в сумку.
 Теперь ежедневно гуляю со Зверушкой, мне это так нравится. Раньше мы ходили по совсем безлюдным тропкам. Теперь не боюсь, если рядом проходят люди, собаки или едут велосипедисты. Зверушка не убегает, как другие кошки. Замирает и провожает взглядом, может залечь. В некоторых местах нас долго сопровождают стаи ворон, громко каркают, перелетая с дерева на дерево. Если между мной и Мурмяшей оказывается шагов тридцать, одна из ворон пикирует на него. Некоторые люди, когда видят бегущего за мной кота, заговаривают, хвалят его.
 Приехала мама и мы пошли в лес втроем. Людей почти нет – мелкий дождь и к тому же будни. Бегают белки с серыми клоками шерсти – линяют. На дорожке впереди пенсионерка кормит двух белок, призывая
 'цок, цок'. Белки подбегают и берут орешки из рук. Отбегают, зарывают в листья и снова возвращаются. Мы остановились рядом, наблюдаем. Мурмяша смотрел, смотрел, подошел к старушке, задрал голову и стал мяукать. Это потрясающе. Не видел, чтобы он сам подходил к постороннему.
 После длительных лесных прогулок Мурмяша отсиживается полтора часа в ванной на коврике в полумраке.
 У краеведческого музея я обошел двух теть, а Лохматуша остался за ними. Тут он завыл. Тети оглянулись и уступили ему дорогу. У грибной дуги, где вообще никого, он оживился и стал носиться по дорожке назад и вперед, разгоняясь и забегая на дерево.
 Хитрюшка точит когти о диван – дерет как сидорову козу. С подлокотников свисает бахрома.
 Он ловко сбивает шмелей и пчел. Прижал пчелу к стеклу, и она ужалила. Тряс лапкой и облизывал ее. С мухами у него меньше успехов, они более подвижны. В лесу он подпрыгивает за мухой и хлопает обеими лапками.
 В первых числах мая, когда в лесу появились запахи и насекомые, гулять с Хитрюшкой стало невозможно. Он сходит с дорожки, залезает в непроходимые кусты, а на мой зов не обращает никакого внимания.
 Теперь не я его, а он водит меня.
 В дальнем лесу упала высокая молодая береза. Она еще живет. На верхушке свежие листочки и множество сережек. Тронешь ствол, и возникает желтое облако. И у ее соседок также много сережек наверху, просто снизу нам не видно.
 Иду домой с рынка, навстречу тетя: 'Смотрите, как деревья расцвели'. Разговорились. Посыпались вопросы о боге, об экологии, о здоровом образе жизни. Мимо, как бы случайно, проходила вторая тетя, моложе. Присоединилась к разговору. Тетеньки настойчиво предлагали мне вступить в их секту. Слушаю их занудные доказательства только из вежливости. В спор не вступаю, чаще всего отвечаю – мне это неинтересно. Молодая пошла своей дорогой. Заговорили об экологии в
 Москве, кстати сказал ей, что собираюсь переезжать в Подмосковье.
 Тетя говорит куда-то в сторону: 'Вас и там найдут'.
 Сегодня холодно. Молоденькие кленовые листья поникли. На некоторых дырочки. Сидит белая гусеница. Облизывается. – Не стыдно?
 Отвернулась. Нечем крыть.
 Третьего дня зашел в книжный на Юных Ленинцев. Маленький магазинчик. Стоит клетка с попугаем. Бумажка: 'руками не трогать'. Я единственный покупатель. Подошел к клетке, попугайчик стал спускаться ближе ко мне. Общительный, как Кешка. Тоже карел.
 Гречка подешевела с 20р до 17.50. Зефир подорожал: 91 – 95 р.
 Выносил мусор. У помойки сидят трое бездомных. Две женщины и мужчина. Лет около сорока. Лица припухшие, синяков и язв нет.
 Общаются тихо. С ними собака. У мужчины аккуратная бородка, похож на интеллигента. Проходили мальчишки запустили что-то в них и побежали прочь, смеясь. Мужчина схватил что-то первое под руку и бросил.
 Матерился нескладно. Точно интеллигент. За один раз мне не удалось вынести весь мусор. На следующий мой заход мужчины не было. В пакете у меня старые сковороды и другая кухонная утварь. Еще в прошлый раз заметил рядом с женщинами кастрюлю и котелок. Предложил им свои. Они тихо поблагодарили.




 Назарьево


 27-го мая утром к нашему подъезду подъехал грузовик. Мы погрузились и поехали на новую квартиру. Маленький ехал в переноске, у меня на коленях. Первую половину пути он бился и рвался наружу. В кабине жарко. Приоткрыл переноску, но так, чтобы он не рванул.
 Миленький часто дышит, язык наружу, как у собак. Вскоре он перестал биться и только тяжело дышал. Подумал, что ему совсем плохо. Как приехали, все стало по-прежнему. Два дня Миленький лазил по новой квартире, обнюхивал. На четвертый день случился стул, он оживился и стал носиться, как и прежде.
 Работы по квартире столько, что пришлось забросить все: и записи и кроссворды и книги. В первый день успел лишь повесить обе люстры и шторы, собрать диван и кухонную тумбу. Покупал ее в разобранном виде. От трюмо взял среднее зеркало. Повесил его в прихожей – это самый подходящий вариант.
 Для книг нужна полка или этажерка. В тумбе для телевизора с трудом уместились те, что привез. А еще ведь книги в Раздорах.
 В ванной нет даже зеркала, сюда же нужны полки для стирального порошка, запасной бумаги, запасного мыла, губок, тряпочек, другой мелочи. Штора нужна с перекладиной.
 Один замок я уже врезал. На металлическую дверь тоже нужно поставить новый. Дверную ручку лучше заменить. Страшно к ней прикасаться. Где-то я уже такую видел… что ли в Люксембургском дворце.
 Заменил дверной звонок – старый рычит, как при входе в комнату для хранения оружия. С потолка в прихожей свисает кусок провода с патроном – сюда нужен какой-то светильник. На кухне заменил старые розетки, чтобы переставить холодильник и выиграть пространство. Для посуды нужна сушка. В Кузьминках мойка была широкая, и посуда оставалась сохнуть тут же.
 Полтора месяца ежедневно заканчиваю работы по дому в восемь вечера. Началось с мелочей, а кончилось клейкой обоев, заменой плинтусов и линолеума.
 Впечатление от поселка хорошее. Чисто. Машин нет. Очень зелено.
 Поселок – это десятка два домов в два, четыре, шесть этажей, один девятиэтажный. Большинство домов кирпичные.
 Две школы: начальная одноэтажная, годов 40-х и средняя, начала
 60-х. Лестница на второй этаж в средней школе точная копия лестницы в непецынской школе. В школе есть комната – музей. Здесь пионерские и октябрятские знамена, барабаны, горны, пробитые солдатские каски и много других экспонатов. Когда построили среднюю школу, в начальной разместился детский сад. Позднее и детский сад построили новый. Есть клуб с кружками и библиотекой. Между школой и клубом памятник павшим односельчанам, уютно оформленный. Два магазина продуктовых, один промтоварный. Поликлиника, почта, сбербанк, церковь, кладбище. На кладбище не хоронят с 70-х годов, с двух сторон его подпирают гаражи, с третьей Марков овраг, с четвертой дорога.
 За пять минут поселок можно пройти в любом направлении. Телевизор ловит девять каналов.
 Кошек и детей больше чем взрослых. Многие дают себя погладить.
 Всюду зелено, как в лесу. Почва не испорчена как в Москве свинцом, нефтепродуктами, отчего там растет лишь редкая травка, от силы – одуванчики. А здесь под балконом десятки растений. Под окнами домов растет смородина красная и черная, вишня, крыжовник, цветы. Березы, клены, сосны, липа, рябина, сирень, слива, яблони, тополя.
 Из птиц преобладают галки. Они нежно попискивают, а не каркают.
 Глазки у них голубые. Мне пришлось одного галчонка держать в руках.
 Он выпал из гнезда и к нему уже присматривалась молодая кошка.
 Другие птицы: синицы, воробьи, сороки, встречаются вороны и голуби.
 Зимой – снегири, свиристели. Видел под окнами белку.
 Цены на продукты выше, чем в Москве на 5 – 50%. Совпадает в цене хлеб. Дешевле молоко, куры и яйца. Дешевые яйца продаются только для сельскохозяйственных работников. Вкусный творог. Разнообразие и качество продуктов значительно ниже.
 В отличие от Москвы, подъезды многих домов в жалком состоянии.
 Отколотые ступени, разрушенные бордюры, облупившаяся штукатурка.
 Лампочки на лестницах горят круглые сутки. Перегоревшие лампы никто не меняет или меняют сами жильцы. Стекла в подъездах давно выбиты и заменены фанерой, двери некоторых подъездов без ручек.
 Вода из крана иногда течет ржавая. Вообще это характерно для сельской местности, здесь еще ничего, бывает значительно хуже.
 Сантехники терроризируют весь поселок. Берут взятки, вешают лапшу на уши. Кроме этого, они стараются добиться, чтобы человек не обращался в контору, а звонил напрямую им. Они не приходят месяц, два, не смотря на ежедневные вызовы. Пока говоришь: 'я заплачу', дело не движется. Назовешь конкретную сумму, через десять минут приходят, начинают крутить.
 Такие дела в коммунальном хозяйстве. Каждый год в масленицу односельчане сжигают чучело жкх.
 В поселковых магазинах как при социализме. Некоторые продукты продаются в последний день годности или просроченные. Правда, их всучивают случайным покупателям из дома отдыха или с дач. Это один из законов торговли. Продавщицы не знают, что такое буханка и переспрашивают: 'кирпичиком?'. Не смотря на очередь из двух, трех человек, продавщицы по десять минут двигают коробки, что-то перекладывают, занимаются своими делами.
 В первые дни со мной познакомилась дошкольница из соседнего дома.
 Подходит на улице и просит поиграть с Хитрюшей. Хитрюшке неприятно, когда его таскают, держа за передние ноги, но я знаю, что он удерет от девочки при первой возможности. Раза три она спрашивала и брала его, потом позвонила в мою дверь и зашла в гости. Съела яблоко, пописала и сказала, что двери у меня хорошие, а обои лучше у них.
 Еще через день девочка пришла с подружкой. У меня была мама и я попросил ее выручить меня. Девочки перестали меня беспокоить.
 Четыре кавказца притормозили и, не выходя из Жигулей, предложили мне купить инструмент. Даже смотреть не стал. Через неделю один из них позвонил в дверь с тем же предложением.
 Часто сталкиваюсь пенсионеркой из соседнего подъезда. То ходит под окнами, то в магазине встречу, то у подъезда. Расспрашивает, где работаю, куда ходил и о другом. Когда приезжала мама, она и ее спрашивала про меня. Пенсионерка живет с мужем, военным в отставке.
 Он иногда сидит у подъезда. Сначала он спрашивал меня, где работаю, где жил и тому подобное, а теперь спрашивает, куда ходил.
 У подъезда повесили объявление 'подключение к Интернету'. Висело недели три, с тех пор два года таких объявлений не было.
 У подъезда незнакомый пенсионер остановил меня, что-то спрашивая, в это время мимо прошел незнакомый дядя и протянул мне руку. Я пожал от неожиданности.
 Незнакомая тетенька в магазине спросила меня: – Вы, кажется, работали у нас в киоске?
 На тумбе у магазина повесили объявление: 'Предлагаем посетить на территории дома отдыха бассейн и журнальный киоск. Для прохода на территорию иметь паспорт'. Повесили объявление осенью, когда дачники разъехались. Дачи правительственные и дом отдыха тоже. Больше таких объявлений не было. В течение следующих двух лет. И про
 В Москве, на рынке обратил внимание на конфеты 'Русские узоры'.
 Тут они стоят 130 рублей, а в нашем магазине 320. Разговорился с продавщицей. Рассказал, что у нас эти конфеты лежат уже восемь месяцев, а у шоколада срок годности – полгода. – Это у шоколадных плиток полгода, а у шоколадных конфет – три месяца, – сказала она.
 Ладно, поговорили, разошлись. Приехал в поселок. Хлеб что ли был нужен, зашел в магазин, где просроченные конфеты. В этот же день.
 Обычно магазин всегда пустой, одна продавщица. Пока осматривал полки, решал, чтобы еще взять и покупал, в магазин зашла тетенька, а за прилавком появилась вторая продавщица. Покупательница и вторая продавщица почти дословно воспроизвели сценку, которая случилась со мною в Москве, на рынке.
 В дверь позвонили две тетеньки, просят пожертвовать на похороны.
 Говорят: мы Вас не знаем, но мы всех обходим. Дал. Больше таких случаев не было.
 В пять утра звонок в дверь. Дяденька, лет тридцати пяти с разбитым лицом. Попросил позвонить по телефону. У меня тогда не было никакого. Посоветовал ему позвонить из церкви (не сообразил, что рано) или от соседей. Он подошел к соседней двери и мялся у нее, пока я закрывал свою.
 По квартирам иногда ходят продавцы сахара, картошки, гречки. Один раз позвонил дяденька с неправильной половой ориентацией, потом повадились звонить цыганки. Сначала они были в потертых, вылинявших полушубках, потом пошли одна за другой красавицы с импортной косметикой и чисто одетые, предлагают синтетические покрывала.
 Дважды приходили свидетели Иеговы. Первый раз – две тетеньки. В квартиру я их не пустил. Проговорили часа два на лестничной площадке. Когда прощались, они попросились еще прийти, я сказал: лучше не надо. Проходит несколько дней – снова являются. На этот раз одна из теть и мальчик, студенческого возраста.
 – Вот, – говорит тетя, – а это Павлик из Власихи. (В прошлый раз тетеньки сказали, что они из Краснознаменска, военного городка.
 Тогда я вспомнил, как однажды забрел во Власиху, тоже военный городок.) На этот раз мы проговорили полчаса. Я слушаю, и пытаюсь вставить, что мне это не нужно, что мне это не интересно, что разубедить меня невозможно. Разговор какой-то странный. Она – про конец света и открывает библию на первой попавшейся странице. А я – про автобусы, которые редко ходют, тетенька открывает библию на второй попавшейся странице и зачитывает решение вопроса. Я – про кота, который лазает по шторам, а она открывает библию на третьей попавшейся странице. Зачитывает целые абзацы. Нет, нужно менять тактику. Нужно брать книгу и в ответ зачитывать правило Лопиталя, критерий Коши, признаки сходимости несобственных интегралов. Может тогда в ее душе затеплятся ростки сострадания к ближнему.
 Вскоре после сектантов меня навестили кандидат в окружные депутаты с молодой спутницей. Хотел познакомиться с избирателем, узнать, как живу, какие нужды есть. Но я не пустил их – занят.
 Один дачник, с которым я здороваюсь, когда иду в лес, ни с того, ни с сего вдруг стал рассказывать, что пишет книгу и попробует ее протолкнуть, хотя это и трудно. Я вспомнил, что неделю назад говорил свидетелям Иеговы, что не работаю и пишу книгу. Больше об этом никто не знает, кроме мамы. Дачника я не знаю по имени, но здороваюсь с ним уже год. Иногда при встрече мы перебрасываемся парой слов о кошках. До сих пор разговоров о книге не было. На этот раз мы говорили долго, минут пятнадцать. Меня удерживала тетя с собаками на лесной тропе, ждал, пока она пройдет. Минут через пять дяденька снова сказал что-то про книгу и больше к этому не возвращался.
 В квартире стали бывать в мое отсутствие. Отвернули винт у перекладины, на один тапок налепили наклейку с цифрами, под диваном валяется уголок от пакетика. В таких пакетиках бывают станки для бритья или семечки.
 Однажды в комнате поднялся линолеум. Образовался бугорок длиной метр, высотой сантиметров пять. Через месяц или два он сам собой рассосался.
 Поздней осенью начались приключения. Не первой осенью, а на следующий год. Первой осенью у меня на среднем пальце руки появилась маленькая ранка. Не заживает и все. Пролежал месяц с небольшим дома, а как только выбрался в первую поездку в Москву, поскользнулся на первом ледке в Филях. Внешне ничего не опухло, но ходить я смог только через пять месяцев, а бегать еще через месяц.
 Приключения начались с того, что перестали здороваться охранники дачного поселка. В лес одна дорога – через дачи. Четыре, пять раз в неделю я прохожу мимо них. Все разом перестали здороваться. Человек шесть, семь. Один любит стоять у шлагбаума посередине дороги.
 Теперь, увидев меня шагов за пятьдесят, поворачивается спиной.
 Прохожу – молчит. Другие сидят в будке. Когда прохожу и поворачиваю в их сторону голову, молча отводят глаза. Другой, когда я приближаюсь, выносит метлу и метет в двух шагах от меня и голову не поднимает. А совсем недавно он не просто здоровался или провожал меня словами: 'как пробежка', останавливал и просил показать грибы.
 Я нашел овраг, где растут моховики и во время пробежки набираю десяток, заложив их между пальцами. С грибами меня все охранники останавливали и расспрашивали.
 Дачник, который книжку пишет, тоже перестал здороваться.
 И наоборот, стали здороваться посторонние люди в лесу, в поле, стали рассказывать, зачем пришли сюда и тому подобное.
 Раза три заметил – шагах в пяти за спино идет хмурый дядя. Но здесь не город, много не пройдешь.
 Утром на перекрестках, которые я прохожу, стоят по одному, по трое дядей и провожают глазами до них и после. Это случается часов в десять утра, когда поселок пуст. В это время привозят свежий хлеб, за которым я выхожу. Раньше дядей на перекрестках не было.
 Однажды, когда я приближался, и оставалось шагов сорок, один из трех дядь стал орать: 'Седой! Седой!'. Смотрит прямо на меня. Ведь я седой. Но это оказалось случайным совпадением. За мной в ста шагах проходил другой седой, и так получилось, что мы втроем оказались на одной линии.
 Возвращаюсь из леса, вдруг бах. Выстрелили где-то рядом. Впереди, шагах в сорока, тропинка опускается. На ней стоит ящик, за ним дядя и стреляет по нему.
 Небольшие группы людей стали стоять у входа в лес.
 Возвращаюсь из леса, только захожу в дачи, тормозит жигуленок.
 Дяденька потерялся, не знает, как дачу найти. Номер не говорит, говорит: 'не знаете, где здесь двухсотые' – На въезде есть схема поселка, там можете посмотреть. – А Вы не покажете мне, как проехать. Сел, проехали. Странный дяденька. Если он впервые здесь, значит, платил охране за въезд, они знают номера всех постоянных машин. Почему не спросил их. Пока я поднимался по тропинке к дачам, он стоял в тупике. Только вышел на асфальт, сразу подъехал.




 Методичка.


 Сколько денег идет в кгб – никому не известно, чем они занимаются
 – никому не известно. От страны кгб отделен государственной тайной, а его члены дали подписку о неразглашении. В его руках все самые страшные виды оружия, лаборатории ядов, институты мозга. Это положение позволяет кгб совершать любые преступления. Если у кого-то из провокаторов просыпается совесть, его судят закрытым судом и сажают или он вскорости погибает. Если на преступный след кгб выходит милиция, она их не трогает.
 Вы можете стать жертвой кгб, если у Вас родители или жена уже тихо служат у них. Любую продавщицу можно поймать на обмане, обвесе, который она вынуждена делать ежедневно и заставить тихо служить. При этом если у Вас немного друзей и среди них нет такого, с кем можно поговорить откровенно, или Вы боитесь поставить их под удар, Ваши шансы увеличиваются.
 Если предварительные условия выполнены, остается позаботиться о прикрытии. Нужно устроить Вам сотрясение мозга в случайной драке.
 Тогда появится медицинское обоснование Вашего бреда о преследовании.
 Разработка жертвы делится на две части – скрытую и явную. Сначала сколько-то месяцев идет скрытая часть: изучается Ваше досье, устанавливаются Ваши связи, прослушивается телефон, разговоры в квартире, ведется наружное наблюдение. Изучаются места, в которых Вы бываете, какими дорогами ходите, с кем, в какие дни. Изучаются Ваши вкусы, дурные и хорошие привычки. В этот период наружное наблюдение ведется аккуратно. Никаких дяденек, идущих позади Вы не увидите.
 Если Вы обычный преступник, радующийся жизни, Вы никогда не заметите группу, ведущую Вас. Это люди не вызывающие даже малейших подозрений: молодые парочки, тетеньки среднего и пенсионного возраста, с сумками или другими предметами в руках, дяденьки с книжками.
 Был единственный случай, когда я наткнулся на пасущих меня. В то время только появились карточки в метро. У меня была карточка с любым количеством проходов, но с условием следующего прохода через тринадцать минут. Захожу на Таганскую кольцевую. Впереди через турникет проходит человек. Я не дождался, пока погаснет разрешающий свет, и вставил карточку. Она отработала в холостую, и турникет меня не пропустил. Пришлось ждать в вестибюле пресловутые тринадцать минут. Минут через пять появились они. Трое. Не вместе, а друг за другом. Никто из них не подходил к турникетам или кассе, они бесцельно слонялись по вестибюлю все время, пока я ждал. Это я к тому, что, обернувшись, вы никогда не увидите их позади. Они ведут не глазами, а с помощью жучков, которые висят на преступнике. Жучки встроены в какую-нибудь вещь, которую преступник постоянно носит с собой: мобильный телефон, наручные часы, портмоне, паспорт с чипом, пластиковые карточки, портфель или рюкзак. Для этих целей можно использовать пуговицу и застежку, но это мало вероятно. Одежда часто меняется и стирается.
 Если Вы вдруг заметили, что за Вами стали ходить дяденьки, стали наступать на пятки, появились посторонние предметы в квартире или происходит что-то другое необычное – значит, наступил второй этап.
 Задача второго этапа – заставить Вас обнаружить себя, а потом давить на психику всеми средствами и способами.
 Какой бы Вы не были рассеянный, на пятый или десятый раз заметите
 'слежку' и вспомните заодно предыдущие случаи, что от Вас собственно и требуется. Вы заметите, что люди, которые крутятся вокруг имеют несколько общих черт:
 – в руках у них нет вещей.
 – одежда у них неяркая, как в кино у шпионов
 – всегда это дяденьки
 Второй этап всегда начинается поздней осенью. Поздней осенью обостряются психические заболевания. Сходите со своими рассказами к психиатру, в милицию или прокуратуру и Вам быстро поставят диагноз.
 Поздней осенью рано темнеет, холодно, пасмурно. На пути с работы домой, в темноте станут попадаться подозрительные личности. Они выныривают сбоку из темноты, и шарахаются в шаге от Вас в сторону, или парами решительно идут навстречу. Будете наблюдать или принимать участие в мордобоях. Начнет щелкать телевизор.
 Если началась явная фаза, Вам придется потерпеть несколько месяцев. Как правило, к маю, они заканчивают. То есть исчезнет все
 Разом, как разом началось.
 Физически Вы никак не пострадаете. Машины и велосипеды будут проноситься мимо ближе, чем обычно, но не заденут, а дяденьки, что будут вставать за спиной на пустой платформе в метро, толкать на пути не будут.
 Вот заживающие раны оперативники стараются непременно задеть. В разное время я ломал нос, руку, дважды ногу и всегда они задевали их. В этом случае, даже если Вы будете уворачиваться, вряд ли избежите столкновений. Оперативники оттачивают такие ситуации годами и передают опыт новым коллективам.
 Задев, толкнув, наступив на пятку, оперативники никогда не извиняются. Исключений не бывает.
 В вашей квартире станут периодически попадаться мелкие чужие вещи.
 Вы их легко обнаружите, если живете один. Ну, а если Вы не один, то, вернувшись с женой или мамой с дачи, после выходных Вы обнаружите у домашней птички плешь на макушке. В течение недели волосики у чижа вырастут, а после следующих выходных плешь появится у щегла, который значительно крупнее чижа.
 Ничего из Ваших вещей, документов или денег не пропадет. Более того, в моем столе в один из таких периодов появились две купюры по пять долларов. Я их не мог не заметить, потому что до сих пор держал в руках пятидолларовые четыре года назад, да и то – не свои.
 Самое страшное, на мой взгляд, это воздействие оперативников на голову и внутренние органы.
 Если Вы почувствовали сдавливающие боли в голове, как у Ельцина, не спешите пить таблетки или водку. У меня головные боли появились на работе. Как-то вдруг. Никому слова об этом не сказал. А сослуживцы в комнате сразу завели общий разговор о внутричерепном давлении.
 В разных организациях разные гипнотизеры. Некоторые влезают в голову и дают советы. Если Вы летчик, будьте осторожны, если Ваша голова вдруг посоветует направить самолет на небоскреб. А иные способны добиться лишь изменения настроения. При этом никаких чужих слов или обещаний в голове не слышно. Совершенно на ровном месте, без всякого повода в голове вдруг разливается нега. Сотрудники в комнате, что до сих пор молчали, вдруг разом заулыбаются и защебещут о чем-то приятном.
 Как в случае с идущими позади или следами в квартире, однажды оперативники покажут, что читают Ваши мысли. Что ж делать, потерпите.
 Всеми способами Вам будут давать понять, что Вы под постоянным контролем на улице, дома, на работе. И Ваши мысли тоже. Они будут показывать как их много, и действительно, Вы не встретите одно и то же лицо среди тех, кто наступил Вам на пятку, встал сзади, шел позади, плевал. У них и продавцы, и кассиры, у них и телевидение, и радио и городская реклама.
 Такое большое количество людей разного возраста, пола, профессий, одетых также как все, которые участвуют в издевательствах над Вами не должно Вас удручать. Не все они кгбшники. С годами Вы научитесь отличать подготовленных оперативников от случайных прохожих, которых попросили 'разыграть друга', или случайных актерских групп, которым дали пару, тройку уроков, как блокировать прохожего на улице. Часто у этих последних нет слаженности или они пасуют в нестандартных ситуациях.
 Про праздники, выходные, дни рождения забудьте, оперативники работают ежедневно. Только в исключительных случаях они ослабляют активность. Весной второго года улицы в Крылатском опустели. И так продолжалось несколько дней. Некоторое время спустя я узнал, что приезжал Буш. Вообще не ждите от них пощады. Если Вы подрались с кем-то и разошлись, через полчаса у витрины зоомагазина позади встанет дяденька с наглой улыбкой. Спать будете определенное время, если попытаетесь лечь раньше, получите удары по потолку или петарды и сигнализацию машин за окном.


Что примерно можно ожидать.



На улице:

 Сумасшедшие. В светлое время суток. Идут всегда навстречу. Несут бред с загадочной улыбкой, иногда добавляют жестикуляцию. Некоторые начинают громко петь, как только увидят Вас.
 Странные люди в парке, в лесу. (Когда поблизости никого нет).
 Тетенька (дяденька, мальчик), стоит в двух шагах от дорожки или тропинки, спиною и загадочно улыбается в пространство. Некоторые прячутся за дерево, другие за тумбу в темноте. Мимо многих таких Вы пройдете, но часть все-таки заметите как бы случайно. Условия создадут – хрустнет палка или дернет рукой. Некоторые вызывают удивление, например, дяденька, прижавшийся к тумбе в рубашке, зимой.
 Иные дяденьки, тетеньки, когда проходишь мимо, разговаривают не бредом, а разборчиво. Но говорят или с собаками или в пространство, то есть на Вас не смотрят.
 Возвращаюсь из леса, захожу во двор. С балкона четвертого этажа тетенька разговаривает с дядей, который сидит на лавочке. -…А я все гуляю…постирала вот и гуляю, а что делать… Потом тетя рассказала про Бутово, и что 'он там рядом будет жить' Потом что-то о продлении доверенности и что 'дадим ему только 10 тысяч' и что-то об Америке. Какое совпадение. И я тоже возвращался с прогулки, гулял, и утром тоже стирал. И моя мама по доверенности занимается квартирным вопросом, и живет она в Бутово. Нынешнюю квартиру придется продавать и покупать меньшую на окраине или в пригороде. И после продажи останется несколько тысяч. И в Америку я тоже хочу уехать.
 Весной второго года, я дождался, когда нога зажила, и собрался ехать в Киев, а оттуда в Америку. В пустом лесу между Раздорами и
 Ромашково идут навстречу тетенька с дядей и говорят: '… да что ж он думает, у него квартира в Малоярославце… '
 Здороваются незнакомые люди. Дяденька идет навстречу, улыбается, смотрит в глаза и за несколько шагов протягивает на ходу руку. При этом молчит. Незнакомые тетеньки, дяденьки, дети здороваются в лесу, в парке.
 И наоборот, те, с кем вы давно здороваетесь, вдруг перестанут отвечать.
 Плевки. Плюют со звуком, шагах в двух позади. На одежде Вы ничего не обнаружите. Иногда плюют несколько раз в день, иногда проходит неделя без плевков.
 Иногда оперативники встают так, что Вы оказываетесь между ними на одной линии, где-то посередине. Тот, к кому Вы лицом смотрит на Вас в упор и с улыбкой приветствует, машет рукой, или говорит: 'Ну, что ты так плетешься'.
 Смотрят у киоска, что покупаете. Просто ждать их бесполезно, они появятся в момент, когда станете доставать портмоне. В магазинах, где два, три покупателя то же. Встают сбоку, смотрят, что покупаете.
 В оживленных магазинах их нет. Там нет возможности броситься в глаза.
 Прохожие вдруг начинают часто задавать вопросы: как пройти, как лучше проехать, где находится то-то и то-то, сколько времени и тому подобное.
 Если Вы бегаете утром, ждите собак. Их станет больше, чем обычно в разы. Место, где бегаете – лесопарк или жилой квартал, не имеет значения.
 Кассирши метро или железнодорожных касс станут швырять сдачу-мелочь, так, что монеты скачут по блюдечку. Некоторые будут постоянно недодавать сдачу. Могут отказаться продавать билет на одну поездку – только на две и более. Если, например, билет стоит 6.40, а
 Вы даете кассирше десятку и рубль сорок, чтобы получить ровную сдачу, кричит: 'Что Вы мне даете! Больно умные стали'.
 Кгбшники любят рядиться в различных сектантов – 'свидетелей
 Иеговы', 'евангелистов', 'адвентистов', 'Аум-Сенрике'. Ходят парами: тетя постарше и помоложе. Подходят на улице и первыми вступают в разговор с вопросов о погоде, об экологии и тому подобное. Если разговор завязался, лезут в сумку за библией и начинают занудно зачитывать абзацы, предлагают бесплатные брошюры. Сначала я думал, что они охотятся за квартирой и новичков у них ждут танцы под бубен и беседы на хазарском языке, но потом иллюзии пропали.
 Любят чудесные истории. Во Владивостоке в представительстве на видном месте лежали местные газетки. В одной писали, как волк прятался от вертолета, прижавшись к стволу дерева, а другой залег на поленнице дров, претворившись поленом.
 Один охранник рассказывал мне, как ему не правильно сдали сдачи не пятьдесят, а сорок рублей. Охранник посчитал и говорит: 'А где еще десятка!'. Колдун взял назад сорок и вернул пятьдесят, десятками. -
 Ну, вот, прихожу я домой, полез в карман, а там три десятки…
 Другая тетенька в стоматологической поликлинике рассказывала, как один мальчик вырос среди варанов и видел, как они отбрасывают свои хвосты… если у Вас слабая психика, лучше пропустите эти строки…
 А когда мальчик сам потерял ногу, то поднатужился и вырастил новую.
 Теперь обе левые.
 Показывают, что могло бы произойти. Например: идете себе, вдруг
 Вас что-то отвлекает: громкий звук, крик или неожиданное происшествие. Поворачиваете голову в сторону или назад на ходу. За эти секунды ситуация впереди меняется. Перед носом дорогу переезжает машина или у глаза торчит спица от зонта.
 Могут устроить день лысых, день военных или бородатых. Это когда в течение дня Вас на улице, в транспорте, на рынке, где угодно будут окружать лысые, военные, бородатые. В ожидании поезда мимо Вас с паузами друг за другом могут пройти три, четыре близнеца. Все это приведет к мысли, что у Вас не все дома.
 После долгих непрерывных приключений у Вас возникнет впечатление, что любой человек в России может оказаться провокатором кгб. Тут то
 Вы очень кстати заметите случайных иностранцев, бродящих поблизости.
 Вот кому можно довериться. Не спешите. Даже если уже восьмой раз столкнулись с этими двумя на этой выставке или супермаркете… Не все иностранцы добросовестно относятся к своим обязанностям. Если Вы долго не обращаете на них внимания, читая, например, в метро, Вы заметите, как они сбавят тон, переглянутся, замолчат и поникнут.
 Чекисты очень чуткие, замечают буквально каждую мелочь за Вами.
 Если Вы бреетесь ежедневно, и вдруг забыли однажды. В метро или на рынке Вы увидите дяденьку со щетиной в пятидесяти сантиметрах от себя и вспомните. Если Вы говорите на чистом русском, попробуйте однажды спросить продавца: 'Почем'. Минут через двадцать, полчаса где-нибудь в электричке мимо пройдет дяденька и скажет: 'со скольки?' или 'всколькером?'.
 Будут пытаться привязать Вас к приметам (пятница 13-го, человек, идущий навстречу с пустыми или полными ведрами, черная кошка, гороскоп и другие), погодным условиям (магнитные бури, неблагоприятные дни). Или набору событий. Сначала Вам покажут этот набор. В этот день будут бросаться, и кусать собаки, наезжать автомобили или велосипедисты, будут плевать, и давить, толкать и хамить. Через некоторое время утро начнется с того же самого набора, в той же последовательности. В пятницу тринадцатого кусают собаки. В другие дни те же собаки не трогают.


В магазине, на рынке:

 Влезают без очереди. По двум типовым схемам.
 Могут вытащить бумажник, насыпать крошки в карман. Вообще балуются с карманом: я держу молнию открытой, они закрывают по несколько раз в день в транспорте, на рынке.
 Оставляют сумки и уходят или уезжают. Один дядя входил в вагон на
 'Библиотеке имени Ленина' с протянутым перед собой рюкзаком. Рюкзак уехал, дядя остался… Тетенька села рядом на лавочку на 'Рабочем поселке'. Поезд подошел, она встала и уехала без сумки. Мальчик занял за мной очередь, бросил на пол сумку и тихо ушел.
 Граждане, во избежание несчастных случаев не делайте бесхозные вещи хозными! Обращайте внимание на подозрительных лиц и лиц с темным прошлым и будущим. Притворившись слепым, попросите его перевести Вас на ту сторону, а в это время шуруйте, шуруйте по карманам. Приведи трех моджахедов в отделение и получи плавленый сырок в подарок.


В метро.

 Наступают на пятки, при движении в толпе. Не извиняются.
 На станциях пересадок, где потоки идут сразу во многих направлениях, врезаются с разных сторон. Особенно удачно получается на Киевской-кольцевой.
 При спуске с эскалатора, дяденька, стоящий справа может выставить ногу и тут же ее убрать.
 На пустой платформе встают позади или сбоку. Неприлично близко, в шаге, двух.
 В вагоне толкают в спину, шею, даже если вокруг свободно. Не извиняются.
 В вагоне руки, локти располагают в нескольких сантиметрах от лица.
 Если Вы везете, к примеру, пустые стеклянные банки, устроят давку в вагоне. Именно в районе Ваших дверей. У соседних дверей направо и налево свободно, и в соседнем вагоне свободно.


Квартира

 Оставляют следы своего присутствия. Вещи мелкие и оставлены так, что не сразу обратишь внимание. Лепят наклейки, бросают зубочистки, уголки от пакетов. Бросят, например, под кровать, так, что замечаешь не сразу, только когда сядешь на стул и случайно посмотришь или когда делаешь уборку. Откручивают всевозможные винты: у дивана, у компьютера, у тренажера, у перекладины, у ножа. Но не скручивают полностью. Могут украсть какую-нибудь незначимую мелочь – ластик, станок для бритья, оторвать голову у статуэтки и приладить на место.
 Могут, например, положить станок для бритья вверх ногами.


Компьютер

 Вы сможете наблюдать, как без Вашего участия открываются и закрываются окна Виндовс, работают какие-то программы, хотя Вы не прикасаетесь к клавиатуре, и отсутствуют назначенные задания.
 Могут перевернуть изображение на видеодиске. Будете смотреть фильм вверх ногами.
 Будьте осторожны с Интернетом. То, что Вы видите иностранные картинки на мониторе, вовсе не означает, что Ваш компьютер напрямую подключен к Европе или Америке. Сначала он соединяется с сервером
 (компьютером) провайдера в Вашем городе. То же самое примерно происходит, когда Вы звоните по проводам или по мобильному: телефон сначала соединяется со станцией, а она уже коммутирует дальнейшую связь. Иначе говоря, все Ваши действия, при желании можно просмотреть. Та же ситуация с е-майл. Письма отправляются не напрямую, а через почтовый сервер провайдера. Там же хранятся их копии. В то время когда Вы подключены к Интернету, провайдер без труда может скопировать содержимое Ваших дисков. Даже человек для этого не потребуется, отслеживание подключения и копирование можно сделать в автоматическом режиме.
 Если Вы без Интернета не можете, то важные файлы лучше держать на отдельном, съемном носителе.
 Пароль на включение компьютера можно ставить, или не ставить.
 Наверное, это малоэффективно, если в квартире стоят видеокамеры.
 Все-таки лучше важную информацию держать на отдельном носителе.
 Важные файлы можно сжать в архив с паролем, дать архиву другое расширение, какой-нибудь '.obj' или '.dll' и главное изменить дату создания, купив специальную утилиту для этих целей.
 Вообще любой Ваш пароль можно обойти. В МИФИ студенты уже в 90-х годах для забавы разрабатывали разные БИОС или операционные системы внешне не отличимые от Виндовс. Думаю, что им не трудно сделать в обход пароля комбинацию клавиш и не прописать это в документации.


Радио

 В нашем поселке маленький магазин, один продавец. Обычно там пусто. В магазине на трубах у окна развалилась красивая молодая кошка. Если она на месте не забываю погладить ее. Однажды присел на корточки, глажу. Работает радио. Глажу мордочку – по радио: 'какая мордочка…', перешел на лапки, радио: 'а теперь лапки…'. Перехожу к другой части, радио тоже. И подобные случаи были не раз, просто запомнился последний.


Телевизор

 Вероятно, он станет щелкать. Звук довольно громкий, словно лопается пластик. Промежутки между щелчками самые разные.
 По телевизору будут дублироваться все уникальные события, которые происходят с Вами. Именно уникальные, единственные. Однажды я разбил заднее стекло иномарки – идет сюжет про разбитое стекло. Денег на парикмахерскую нет, стал стричься дома у трюмо – тут же меняется сюжет: стригут овец. Обычно ем на кухне. Подошел к телевизору, жую хлеб – во весь экран мордочка крысы, жует. Разбил горшок с цветком – идет сюжет: разбивают горшок. Купил цанговый карандаш для японских кроссвордов – телепередача 'Театр+ТВ'. Обычно в ней принимают участие только актеры. На этот раз среди великих актеров сидит дяденька. На другом канале он, назойливо тараторя и вытаращив глаза, рекламирует какие-то никому не нужные пылесосы, утюги. На передачу 'Театр+ТВ' он пришел пошутить – рекламирует в точности мой карандаш. Ездил на
 Калитниковское кладбище. Дважды облазил так и не нашел могилу деда.
 Это 15-го, а 17-го сюжет по ТВ: рассказывают о новой компьютерной программе, которая описывает все захоронения на кладбище и позволяет быстро найти нужную могилу. Летом второго года я решил остаться в
 Кузьминках и ждать до нового года, надеясь, что после нового года приключения закончатся. Всю осень дикторы первого и четвертого каналов загадочно говорили о каких-то сроках: '… осталась неделя… осталось три дня… еще немного и это произойдет… через два дня все станет известно…'. Чего ждут – не уточняется.
 Впрочем, я не смотрел на экран в это время, решал кроссворд и слушал. После нового года упоминание сроков в анонсах исчезло. Не вспомнить всех мелочей, фраз.
 Одной зимой я стал бегать ночью. В лесу. С собой брал клюшку для ходьбы и складной нож. По каналу ТВС реклама фильма 'Ночное происшествие': некий Воронов превысил степень обороны и получил срок, послан в больницу. Характер необщительный, не пьющий…
 Съездил в посольство США и передал письмо. Через три дня в телепрограмме анонсы фильмов: 'Только не уходи', 'Игра в прятки',
 'Сувенир для прокурора', 'Предательство', '10 лет без права переписки', 'Конвоиры', 'Нет пути назад', 'Долгий путь домой', 'Без вины виноватый', 'Спаси и сохрани'.


На работе

 При поиске новой работы, Вам создадут иллюзию свободы выбора.
 Десяток или пара десятков организаций Вам откажет, некоторые по неизвестным причинам. Пройдет четыре, шесть месяцев и Вы устроитесь туда, куда нужно.
 Раньше я думал, что кгбшники сидят в специальных зданиях с гербами и часовым на входе. Но оказывается, они могут скрываться под самыми различными вывесками. Как производственные, религиозные организации.
 Это идеальный вариант для оттачивания шпионского мастерства и изучения свободного, ничего не подозревающего человека.
 День за днем в такой организации создаются всевозможные нестандартные ситуации в таком количестве, которого Вы не увидите за долгие годы работы в нормальной, человеческой организации.
 Самое неприятное это разговоры на тарабарском языке.
 Представляете, Вы проработали с коллегами года два, четыре и вдруг они начинаю нести тарабарщину. Вы думали, что они обычные инженеры или программисты. Тарабарский язык не похож ни на один диалект, скорее на пластинку, которую крутят в обратную сторону. Заучивать ничего не нужно. Им могут запросто набалтывать текст в наушник. Но при этом нужно и вести себя так, чтобы ни чем не подчеркивать идиотизма происходящего.
 Разговаривать на тарабарском будут несколько человек. Все, кто в комнате. Наличие какого-либо постороннего свидетеля, второго недопустимо. Молодежь на время тарабарщины выходит из комнаты – у них мало опыта, могут рассмеяться или совесть подведет.
 Беседующие ведут себя, как обычно, вертят головами, жестикулируют.
 Вас замечать не будут, и в лицо не смотрят. Если Вы слушаете это впервые, и Вам стало не по себе, выйдите из комнаты и заговорите с посторонними. В первый раз страшновато, конечно. Не забудьте подумать: может Вы дурак, ведь не могут же спятить сразу несколько инженеров. Если удастся, постарайтесь преодолеть страх и задайте кому-нибудь из тарабарской группы вопрос по-русски. Вопрос, который требует не однозначного: 'да' или 'нет', а развернутого ответа. В крайнем случае, Вы можете добиться русской речи от тарабарщиков, совершив что-то неординарное. Например, предложите им купить револьвер или скажите, что звонил сын и просил передать, что решил поступить в монахи. Постарайтесь, и у Вас все получится.
 Получив доказательство своего психического здоровья, Вы, вероятно впервые, задумаетесь, что работаете в необычной организации. Если сослуживцы с таким спокойствием делали это и ведут себя как обычно, как будто ничего не случилось, то от них можно ожидать всего, что угодно. Не беспокойтесь, душить Вас тут же не станут, у этих людей нет соответствующей подготовки и другие задачи. Вероятнее всего в ближайшее время Вы подадите заявление об уходе. Или уже подали. По сути дела переход на тарабарщину означает, что Вас изучили – скатертью дорожка. По той же причине сразу, при устройстве на работу
 Вы не услышите тарабарщины. Кстати, если Вы не выдержали приключений на работе, улице, в транспорте, дома и попали в сумасшедший дом, здесь возможно, тоже услышите тарабарщину. Из 60 психов на этаже большинство оперативников. У Вас будут случаи убедиться в этом.
 Открывание дверей. Идете по пустому коридору. Тишина, или еле слышный гул за закрытыми дверями. И вдруг разом открываются пять дверей с одной стороны коридора и три с другой. Из всех дверей выходят люди, галдят.
 Методы знакомства и завязывания разговора:
 Если Вы не на минуту сели на лавочку в парке, а сидите, слушаете гармонь стариков или попали в 'окно' между электричками и сидите на платформе. Подсаживается дяденька, долго рассказывает про себя: где работает, где живет. У него день рождения, но отметить не с кем.
 Показывает в сумке водку, одну, другую. Другой дяденька проходит мимо. Расказчик просит прикурить и завязывается разговор с улыбками.
 Второй соглашается поехать (пойти) отметить.
 Может просто завязаться беседа между посторонними у Вас на глазах.
 Беседующие проходят по всем темам, стараясь найти нужную.
 Обязательное условие – Вам покажут, что люди действительно посторонние. То есть один подойдет к лавочке после Вас или на Ваших глазах. Чтобы Вы не подумали, что Вас ждут всей толпой.
 Бедная женщина не знает, как проехать в супермаркет. Она останавливает у билетной кассы старушку, которая все путает. Как не помочь, тем более, что сегодня Вы едете в этот супермаркет, как обычно по средам.
 Может появиться ряд технических неисправностей. Лифт бьет по плечам, когда заходишь, может выскочить кнопка этажа, во время движения. Домофон сбрасывает код, при наборе. Ключ от двери то открывает, то не открывает. После набора номера на телефоне пять, шесть длинных гудков плавно переходят в постоянный. В метро не открываются все двери у вагона.
 Если Вы все-таки попали в сумасшедший дом, не волнуйтесь, психов там немного. То есть дядей с масляными или взъерошенными волосами или горящими глазами, с загадочной улыбкой бормочущих бред. Из шестидесяти их человек пять. Человек пятнадцать, двадцать – призывники, косящие от армии. Остальные взрослые оперативники на любой вкус – инженеры, философы, поэты, шахматисты. Любой с радостью подружится и выслушает Ваше мнение и впечатление обо всем, что происходит вокруг. В отличие от армии или тюрьмы, где заранее известен срок, в сумасшедшем доме срок пребывания неизвестен. Когда перевести из буйного отделения в придурковатое, когда выпустить решает психиатр. Обычный человек – режиссер, судья, инженер, хирург, композитор не в силах понять его решение. Никто не в силах отменить его. Что скажет, то и будет. Долго Вас держать не будут. Месяца три.
 За это время можно почитать, если не пропишут таблетки против зрения. Есть телевизор, но психи предпочитают смотреть бокс, футбол, программу 'Время' и другие программы новостей.
 При возможности, беритесь за любую работу – уборку снега, подметание дорожек, доставку пищи. Меньше лежите, это отражается на кишечнике. Во всяком случае, лучше ходить по коридору, чем лежать.
 Если у Вас возникнет желание рассказать о своих приключениях в правозащитных организациях или демократических партиях, помните несколько правил.
 Обращайтесь только в известные организации. Большинство правозащитных организаций это филиалы кгб, такие же, как религиозные секции, секции 'Аум-Сенрике' и другие.
 В известных организациях и партиях препятствием может стать секретарша. Секретарша – это ключевая должность в любой организации, партии. Она знает все о планах, встречах руководства, обо всех разговорах и документах. Наиболее вероятно, что кгб ее используют.
 Если она чистая и отказывается служить родине, вскоре у нее начинаются неприятности, как у бизнесменов, когда у них горят магазины, если они не платят.
 На Вашу просьбу встретиться с известным правозащитником или политиком, секретарша может предложить другого, неизвестного Вам человека. Нельзя соглашаться на это. Нельзя соглашаться на телефонный разговор с известным человеком. Только личная встреча. По возможности не оставляйте ей документы – 'передам, когда он появится'. Хуже не будет, просто о Вас узнают какие-то другие отделы кгб и мВД, а дело это не ускорит.
 Можно попробовать обратиться к журналистам, ведущим телепрограмм, актерам, известным писателям. Есть много хороших людей. Постарайтесь прежде взвесить: не обременит ли Ваша просьба человека. И не бросайтесь в объятия каждому, кто говорит о демократии и свободе.
 Чем ближе к власти, к большим деньгам, тем меньше порядочных людей.
 В основном среди порядочных там уборщицы.
 Если Вы решили просить политического убежища, надежнее это делать на месте. Лучше всего тихо уехать по турпутевке или на сезонные заработки. Если Вы звоните в посольство, попросите представиться человека говорящего с Вами. Чаще всего прямая связь с работниками посольства не возможна. На собеседовании для получения визы не просите ни о чем, не передавайте записок о помощи сотрудникам посольства. Это просто смешно. Собеседование может оказаться спектаклем. Вы же не будете спорить, что если сотрудники говорят по-английски, это безоговорочно означает, что они иностранцы.
 Моя мама тоже в кгб. Она изменилась, когда я вернулся из армии.
 Думаю, что она пожертвовала собой ради того, чтобы мне служить в легком месте. Теперь всю жизнь ее будут заставлять делать пакости людям, и всю жизнь молчать. Раскроешь рот – закрытый судебный процесс, тюрьма. Разве она могла предположить, когда давала подписку, что будет когда-то работать и против сына. Может быть, она пыталась отказаться от заданий в отношении меня. И тогда провокаторы показали ей свое могущество, как показывают мне. Представляю, что она перенесла.
 Провокаторы не заставляют маму давить мне на пятки или говорить тарабарщину. Ее используют для выведывания важной для них информации. Вообще-то они и так все прослушивают и просматривают. Но просто слушать и смотреть – бесполезно. Нужно разговорить объект на заданную тему, узнать мнение об определенных людях и тому подобное.
 Это важные разговоры. Иногда речь идет о том, догадался ли я, всвязи с последними событиями, что некто провокатор или нет.
 И второе – они подставляют ее. Они в курсе всех событий вокруг меня и потому, когда происходит что-то очень редкое, просят ее в ближайшую встречу со мной воспроизвести это событие. Маме они подробности не рассказывают, просто требуют сделать что-то невинное.
 Это нужно для меня, чтобы я видел, что мама за родину, а не за меня.
 Несколько лет назад я пытался поговорить с мамой, о том, как мне быть дальше в связи с лубянскими приключениями, как она видит мое будущее, хочет ли она, чтобы я завел семью, чтобы были дети, важна ли карьера. Она сразу начинает плакать. Прошло лет пять. Раза два не удержался и рассказал маме про какие-то новые приключения. Просто рассказал, не ожидая ответа. Мама всегда прячет глаза, а через минуту уходит в туалет или у нее из носу начинает течь кровь. Не хочу ставить ее в неловкое положение.
 Со временем я привык к маминым странностям. Мама не получает задания в отношении меня ежедневно и в затишья я надеялся: ну вот, кажется, ее оставили в покое, наконец они поняли, что для меня их штучки уже не новость.
 Однажды между нами случился разговор, и мама провалилась. Я виду не подал и ничего ей не сказал. Как просто. Вышло как-то само собой.
 Я только слушал и смекал. Теперь я знаю ее технику. Вопрос, на нужную тему, мама не задает прямо. Она рассказывает 'случай', на прошлой неделе, в котором произошли схожие события, участвовали схожие в чем-то люди или объекты. Причем, характеристики действующих лиц и событий в ее случае не совпадают в точности с характеристиками моего. Если у меня свидетели Иеговы, то у нее – просто сектанты, ну и тому подобное. Если я пропустил тему мимо ушей, она возвращается к ней чуть позднее. Но не чаще двух раз. Все серьезные разговоры мама заводит вне квартиры.
 Мама заметно изменилась. Раньше она была светлой. В молодости окончила строительный техникум, потом строительный институт. Училась всегда сама, работу свою инженерную любила. Читать любила. Не классику, но и не детективы. А теперь она интеллигентный человек смотрит сериалы и злобную проправительственную передачу по третьему каналу, считает, что во всем виноват Чубайс и хранит фотографию Путина.


Листик.

 Для Лохматенького я пропилил на балконе окошко. Теперь он бегает на улице, и у меня нет проблем с его туалетом. Преимущественно он лазает через балкон. Но иногда заходит и через подъезд, подходит к квартире, мяучит. Иногда мы гуляем с ним вокруг дома.
 Мне захотелось показать ему лес, в котором я бегаю, там так красиво. А для начала решил отнести его на высокую горку, поросшую пестрыми цветами, где много кузнечиков, стрекоз, пчелок, бабочек.
 Заметил, как под окном он иногда подпрыгивает за ними.
 Нес Миленького на руках, потому что дорога на горку лежит мимо частных дворов, и если он вдруг нырнет под забор, придется сушить весла. Выпустил на тропинку, он прижался телом и хвостом к земле и удрал на западный склон, поросший деревьями и кустарником.
 Непроходимые заросли. Видно метра на два вперед – все закрывает листва крапивы и кустарников. Зову. Мяукает. Иду на голос. Вот он.
 Протянул руку. Шмыг – и до свидания. Снова зову и иду на голос и снова убегает. Такая прогулка продолжалась около часа. Как он позволил взять себя? С этих пор я оставил затею куда-то носить
 Миленького.
 Миленький освоил территорию, включающую несколько близлежащих домов и наш подвал. У него есть крупные конкуренты во дворе, но до драк не доходит, он убегает. Через один подъезд от нашего живет старый черный кот, который уже несколько лет прячет заначки в подвале. Раньше ему было просто отбиваться. А теперь у его склада поселился Мурмяша. Мурмяша стал приносить домой разные деликатесы: две куриные лапы с пальцами, согнутыми для поцелуя, мышь, молодого голубя, лягушку. Дохлую добычу он часами увлеченно гоняет по кухне и коридору, а лягушку легонько подталкивает лапкой.
 Однажды из окна я услышал тихий, тихий его голосок. Вышел, ищу, ищу. Сидит на дереве, спуститься боится. Наверное, собака загнала.
 Сходил за стулом. После уговоров Миленький стал спускаться. Пытался головой вниз, так маленькие котята. Но он уже большой и когти на задних лапках у него тупые. После нескольких неудачных попыток
 Миленький полез вниз, цепляясь передними лапками.
 Первое время на ночь я закрывал лаз. Если после девяти Хвостатого существа нет дома, иду его искать. Сначала, когда я ложился спать, он тоже спал. Прошло время, и он стал капризничать. Бегает в темноте со стоном от входной двери к балконной. Миску, в которую ходил раньше, не признает. С тех пор я стал держать лаз постоянно открытым. Миленький весь день пропадает где-то. Через три, четыре часа приходит поесть.
 Сижу в тишине в комнате, пишу. Вдруг слышу: кто-то запрыгнул через лаз, по шагам чувствую – не мой. Если встану и пойду посмотреть, из-за шума успеет удрать. Не двигаюсь, смотрю в приоткрытую дверь.
 Из-за угла вылезает пол кошачьей головы. И замирает, увидев меня.
 Минута. Поворачивается и убегает. Попытки незнакомцев в отсутствие
 Мурмяши освоить новый балкон вскоре прекратились.
 Постепенно я познакомился с близживущими кошками. Одна лапочка с третьего этажа из армянской семьи. Только начинаю греметь дверью, открывать – пролетает мимо меня на кухню и осматривает Мурмяшечные миски. Доедает рыбку, если он оставил. Наевшись, киска идет осматривать комнату. Мурмяша забывает обо всем и сопровождает ее неотвязно по всей квартире. Если она садится, он садится вблизи, смотрит, не отрываясь, кивает головой и удивленно мяркает. Киска старше Миленького года на два и почти не реагирует на его детские выходки. Походив с месяц, она попыталась дать мне понять, что она сильнее, умнее и вообще, зачем я кормлю этого Лохматого.
 Из левого подъезда ко мне в гости приходит рыжий котик с ошейником, ровесник Хитрюше, с белым пятном на груди. В отличие от
 Хитрюшки рыжий молчит, мяукает только, когда просит есть. Когда он мяукает, мордочка расплывается в фальшивой улыбке – смеются только губы, но не глаза.
 Из правого подъезда ко мне приходит триколорная молодая кошка, которую зовут Листик. Бело-коричнево-черная. Удивительно доверчивая и ласковая. Залезает на колени и громко урчит. Когти у нее острые на передних и на задних лапках. Нос розовый, пальцы на лапках розовые, две пяточки розовые, две – коричневые. Задней лапкой Листик может не только отталкиваться, но и взять что-нибудь. Ручку или лорнет. Ее бледно-зеленые глазки лежат не на прямой, а чуть повернуты, и составляют угол к носу. Она не пушистая, как Лохматенький, волос более жесткий. Лапки тонкие, передние ставит как балерина. Ест мало.
 И не просит. Часто приходит ко мне просто поспать на кресле или подоконнике. Ее хозяйка работает сутками и потому не удивляется, если Листик надолго пропадает. А Листик может проспать у меня весь день, меняя позу и место и только раз выйти и снова вернуться.
 Поспать ей удается, если Лохматый не пристает. Он подолгу гуляет днем и домой возвращается лишь поесть. Иногда он делает угрожающие выпады, бьет лапой. Защищаясь, Листик строит страшную рожицу, шипит и прижимает уши к голове. Если бы она посмотрела на себя в зеркало, как это смешно. Сама она не нападает, только отвечает лапой и в конце переходит в другое место. Но вообще Листик не трусиха. Я видел, как она защищала чужих котят от кошек и даже собак.
 Кошачьи друзья сначала заходили ко мне в дверь. Потом рыжий и
 Листик разведали и стали лазать через лаз на балкрне. Сижу на диване, кто-то запрыгнул на балкон – Рыжий. Он пробегает мимо меня, даже не кивнув. Спешит на кухню – свое подсобное хозяйство. А
 Листик, когда запрыгивает, садится у приоткрытой балконной двери и мяучит. Толкни дверь мордочкой, как это делают другие кошки. Нет.
 Даже мой голос не служит ей разрешением. Подхожу, открываю, и тогда она благодарно мяркнет и пробегает в комнату. А мяучит она коротко:
 'мя' с какой-то хрипотцой.
 Весной Листик забеременела. Она ходит с толстым брюшком и по-прежнему ловко запрыгивает на подоконник. Спит, а ножки свисают.
 Три раза она падала с подоконника во сне, как мешок с картошкой. В
 Жаворонках я видел белую кошку с разными глазами. Один голубой, другой зеленый. Ее мамка падала с подоконника.
 На время родов Листик куда-то пропала и появилась через полтора месяца худая, без набухших сосков. Котят ее я не видел.
 Прошло недели две. Возвращаюсь как-то из Москвы, захожу – в комнате Листик на подоконнике спасается, а вокруг на полу шесть котов. Хитрюшка один из них. Рыжий – как обычно на кухне.
 Посторонние коты, но меня не боятся, пришлось топнуть.
 Несколько дней я видел, как Листик носилась от стаи котов. Иногда мне удавалось спасти ее на балконе, закрыв лаз. Когда она остается одна, начинает кувыркаться и тереться обо все вокруг. Ее шерстка от пыли стала серой. Я вымыл ее теплой водой. Листик испуганно сопротивлялась. Тщательно вытер и оставил ее сидеть и облизываться на сухом полотенце. Облизывается и урчит.
 Вскоре Листик вновь забеременела. За два дня до родов она пришла ко мне. Не ушла даже ночью и легла сбоку на одеяло. Я уже начал засыпать, когда через лаз запрыгнул Хитрюшка. Листик мгновенно сорвалась, подбежала к балкону и зашипела на него. Хитрюшка испугался и долго не решался пройти.
 А еще через день, без чего-то шесть, утром Листик разбудила меня мяуканьем за входной дверью. Впустил ее и лег досыпать. Она легла рядом и стала тужиться. Я понял, сейчас рожать будет. Осторожно взял и вынес ее наружу. С минуту она жалобно мяукала под дверью, потом ушла. В этот день я не мог ни читать, ни писать, ни смотреть телевизор. Стирал, потом сходил в Вяземы за рыбой и несколько часов занимался ей.
 Листик опять надолго пропала. Месяца через два я вновь увидел ее во дворе. Она стала заходить ко мне как прежде. Но что-то пропало в ней. Я извинялся, ласкал и кормил ее. Кажется, она простила меня.
 С разницей в две недели течка началась у армянской кошечки.
 Однажды она зашла, наскоро поела и стала петь песенки для Мурмяши.
 Повернется спиной, хвостик на бок и поет. И глазом косит. А он подходит и с удивлением нюхает ее. Армяшечка подождет, отходит на несколько шагов и снова поет. Сорок минут он ее нюхал, после чего она влепила ему пощечину. Я выпустил ее, а про Мурмяшу подумал, что, пожалуй, он еще молод для этого. Прошел месяц, и я увидел, как
 Мурмяша любит армянку, а потом и других кошек. Как и все коты, он набрасывается как орел и зубами держит любимую за шею, вдавливая ее мордочку в землю.
 Несколько раз видел, как во дворе Мурмяша поет с другим котом. Они садятся в нескольких сантиметрах друг от друга. Вупор друг на друга не смотрят и резких движений не делают.
 До сих пор Хитрюшка откуда-то приносил свою добычу. А сегодня он при мне сам поймал полевую мышь. Тут же взял в зубы и поволок ее за угол дома. Косо глянул на меня на прощание – не хочет делиться. Я тоже завернул за угол, посмотреть. Мне повезло. Хитрюшке преградил дорогу другой кот. Не страшный, но с дороги не уходит. Я подошел близко и рассмотрел пушистую мышку в его зубах.
 В середине лета по утрам в поселок стали наведываться бродячие собаки. Однажды, часа в четыре утра они разбудили меня, судя по возне и голосам их не меньше четырех. В поселке стали пропадать кошки. За Мурмяшу я не боялся. Хоть он и уходит ночью, когда вздумается, но они ходят вместе с Рыжим. Если на него нападут на улице, он залезет на дерево, если в подвале – выскочит в одно из окошек. Они задушили его. Миленький мой иногда пропадал сутками.
 Сначала я беспокоился, потом привык. И этим утром его тоже не было.
 Пошел в магазин. Женщина из соседнего дома остановила меня и рассказала, что слышала ночью, как в подвале кричит кошка, и лают собаки. Она пыталась прогнать их, но ничего не помогло. Сантехников искать долго, я сбил замок с подвала и спустился. Во второй комнате на полу лежал Миленький. Он уже остыл и отвердел. Никаких повреждений на нем не было, только кровь на губе. После армии я думал, что подвал – длинный зал. Оказалось, что это ряд пустых комнат без дверей. В комнате, где лежал Миленький на окне была решетка. Дома я обмыл его, взял лопату и пошел хоронить. В лесу вырыл ямку, положил полотенце, на него – Миленького, головкой на запад. Пытался сделать надгробие из глины, не получилось, трескается, когда обжигаешь. Дерево сразу отверг. В Москве искал небольшой камень, но везде продают большие и дорогие. Тогда купил пакет цемента и сделал камень из него. 'Коту Мотьке, который меня любил'. Иногда я звал его тимошечный Мотя.
 Два года назад, когда я увлекся японскими кроссвордами, мне вдруг захотелось написать программу для их решения. Тогда я сделал всего лишь наброски на двух листах и отложил. Дальше идти без конкретного языка, без конкретных подпрограмм и обработки ошибок нельзя. К своей идее я вернулся, как только сделал ремонт. А ноутбук у меня уже был.
 Послушайте, это так интересно. Обязательно попробуйте сами написать такую программу. Если Вы не имеете специальной подготовки, можете воспользоваться описанием:
 Выход лучше сделать в Excel-файл. Вы можете программно сделать его ячейки квадратными, каждую пятую горизонтальную и вертикальную линию – жирной. Заполняются крайние левые и верхние ячейки числами тоже программно. В процессе решения кроссворда на бумаге Вы зачеркиваете числа (назову их размерами блоков), которые полностью построены. Зачеркивание тоже можно сделать программно или окрашивать цифры другим цветом.
 Исходные данные (размеры блоков) тоже удобно разместить в том же
 Excel-файле. На листе с именем: 'Данные'. Для простоты их можно разместить в двух соседних столбцах. Программа создает, если их нет, другие листы с именами: 'Отладка', 'Итог', 'Тест'. Полученный файл удобно хранить, изменять, распечатывать, увеличивать или уменьшать при просмотре.
 Глоссарий, чтобы исключить путаницу:
 – Поле – вся совокупность клеток кроссворда.
 – Линия – элемент поля. Линии двух типов: горизонтальные или вертикальные
 – Строка – горизонтальная линия
 – Столбец – вертикальная линия
 Каждая линия имеет статус 'активная' или 'старая', при инициализации статус – 'старая'.
 Два вида объектов:
 – Блок – объект, заданный размером (цифрой из списка в крайнем левом столбце или крайней верхней строке поля). На рисунке блок отображается символами.
 – Ограничитель – объект, заполняющий пространство между построенными блоками
 Отображается символами
 Каждый объект имеет свой статус. Точнее два статуса – для строки и для столбца. Ведь статусы строки и столбца могут не совпадать.
 Например, на строке блок может быть построен, и тогда все его '*' имеют здесь статус 'сделан'. Если теперь посмотреть на столбцы, которые пересекают эти 'сделанные' '*', то они могут быть частью построенных или недостроенных блоков и значит иметь другой статус.
 При инициализации все пустые клетки имеют статус 'старый'.
 В памяти объекты представляют собой три массива одного размера.
 Один массив – изображение, два других – статусы строк и столбцов.
 Размер массивов: количество столбцов, умноженное на количество строк.
 Программа пробегает линии, пытаясь нарисовать в ней объекты. Если это удалось, соответствующий объект изменяет свой статус строки и столбца. Вновь появившиеся объекты принимают статус 'новый'.
 Перпендикулярная линия, получившая новый объект, изменяет статус
 'старый' на 'активный'. Обрабатываются только линии со статусом
 'активная'. Обработка заканчивается при возникновении ошибки или при отсутствии линий со статусом 'активная'.
 Какие ошибки видит программа. во входных данных:
 – введено не число на строке? ХХ, поз.? ХХ
 – отсутствуют начальные записи "строк ХХ" или "столбцов ХХ"
 – задано нулевое число строк/столбцов
 – сумма размеров блоков для линии превышает ее размер
 – число считанных строк/столбцов не соответствует указанному в начальных записях "строк ХХ/столбцов ХХ" при обработке:
 – программа пытается поставить '*' на позицию, где стоит '-' и наоборот.
 Есть ошибки, которые программа не видит. Если Вы измените любую цифру в меньшую сторону или вовсе опустите ее. Например:
 Длина линии: 30
 Вместо: 3,1,1,6.
 Вы введете: 2,1,1,6 или 3,1,6 и это будет принято к обработке.
 О статусах объектов.
 'нитка' – в этот статус переходит ограничитель из статуса 'новый'.
 Больше у ограничителя нет статусов. Сразу поставить 'нитку' невозможно, так как в этом случае линия не получит статус 'активная' и не будет обработана.
 У блока есть несколько статусов:
 'сделан_*' – означает, что блок построен. То есть имеет с обеих сторон ограничитель или начало/конец линии. По размеру и порядку в списке блоков точно соответствует конкретному блоку. Звездочка соответствует порядковому номеру блока в списке.
 'фрагмент' – означает фрагмент, который может принадлежать любым блокам. Не имеет ограничителей или имеет его с одной стороны.
 'условный_*_*' – Закрытый с обеих сторон блок. Но точно указать его принадлежность пока невозможно, так как в обрабатываемой линии есть другие блоки такого же размера. Звездочки соответствуют порядковым номерам, на которые похож блок. Как условные превращаются в 'сделан_*'? Например, если имеем список: 2,4,1,2,9,1,9 и в результате первичной обработки получили:
 'условный_5_7', 'условный_5_7', то они преобразуются в 'сделан_5' и 'сделан_7'.
 Другой пример: имеем список: 1,2,2,1,1,2
 Пусть в результате обработки получено: 'условный_2_3',
 'условный_2_3_6' они преобразуются в 'сделан_2' и 'условный_3_6'
 'неизвестный' – ограниченный с обеих сторон блок. Он получен в результате обработки не текущей линии, а предыдущих обработок перпендикулярных линий и требует рассмотрения на предмет отнесения его к статусу 'условный_*_*' или 'сделан_*'.
 'визуальный_*' – фрагмент, точно принадлежащий некому блоку. Не имеет ограничителей или имеет его с одной стороны. В отличие от
 'фрагмента', 'визуальный_*' можно попробовать удлинить в одну или другую сторону или объединить несколько 'визуальных_*' с одинаковым номером в один.
 Кроме обычного режима работы программы лучше предусмотреть еще два: пошаговый и отладочный.
 В пошаговом режиме предварительно можно задать номер линии и номер прохода, на котором намечается остановить программу. Проход – это один полный цикл просмотра всех активных линий.
 Пошаговый режим показывает картинку текущей линии со статусом каждой клетки до обработки и после нее.
 Отладочный режим служит для того, чтобы задать конкретную длину линии, список блоков, расставить на линии любые объекты и посмотреть, как реагируют Ваши подпрограммы на конкретную ситуацию.
 Рассказы о Ленине. Ленин и MS DOS.
 Загружал однажды Ильич MS DOS. Грузит, грузит. Никак загрузить не может. Кликнул Кржижановского, главного по электричеству в стране
 Советов.
 – Это что же батенька за недоумение такое? Может Вы морганист – вейсманист?
 И скончался товарищ Крижановский апоплексическим ударом. И позвал
 Ильич всероссийского старосту дедушку Калинина. Глянул раз Ильич на
 Михал Иваныча, глянул второй. Стал плясать всероссийский староста.
 Унесли его санитары. Пуще прежнего пригорюнился Ильич, велел ходаков перед Смольным повесить. Стал он кликать золотую рыбку. Приплыла к нему рыбка, сказала:
 – Я вышла замуж. Вы должны, Я вас прошу, меня оставить; Я знаю: в вашем сердце есть и гордость и прямая честь. Я вас люблю (к чему лукавить?), но я другому отдана: Я буду век ему верна.
 В первое же лето я облазил соседние леса и ближайшие поселки.
 В Успенском красивая старинная церковь на высоком берегу Москвы реки. А в Дарьино церковь мне не понравилась. Внутри как в офисе.
 Прилегающая территория выскоблена, узкие вьющиеся дорожки, низенькая травка. Благоустройством территории занимаются забитые среднеазиатские рабочие.
 В Горки можно пройти полями, обходя грязные и шумные шоссе. А в
 Успенское, Дарьино, Молоденово часть пути надо идти вдоль шоссе.
 Около Таганьково и Молоденово на несколько километров вдоль шоссе тянутся высокие в два этажа сплошные заборы. Люди жили здесь всю жизнь и вдруг, кто-то пришел и огородил любимые их сердцу грибные и ягодные лесные места.
 В июле набрел на березняк, в котором нашел четыре десятка подберезовиков. А в следующий раз нашел там клубнику. Вероятнее всего, много лет назад здесь были дачные участки или огороды, с тех пор осталась клубника. Она немного одичала, но вкусная и пахнет.
 Собирать ее – настоящее наслаждение. В густой сочной траве, среди полевых цветков прячутся красные ягоды с грецкий орех. Пока не раздвинешь траву, не увидишь.
 В ближайших лесах растут польские грибы и случайные подберезовики.
 На мху под крапивой или копытнем, растут пестрые моховики. Есть белые, крупные, в высокой зеленой траве. Оранжевые маслята совсем не прячутся. Растут на лужайке с короткой травкой, которая закрывает только их короткие ножки. Шляпки у них бугорком. В прошлом году высыпали опята. Они растут в смешанном лесу на пеньках и стволах старых берез, иногда на пяти-шести метровой высоте. Опята растут и в траве и на сгнивших, поросших мхом пнях и упавших стволах неизвестного происхождения. Серые вешенки высыпают осенью на стволах умирающих ив, вдоль старого русла речки.
 В лесу бегают зверушки. Зимой я заблудился и набрел на десятки лосиных следов в снегу. Глубокие и большие, как две мои ступни.
 Иду в лес, на обочине в снегу кувыркаются собаки. Мама и пять подросших щенков. Что-то подбрасывают, отходят, хватают и снова подбрасывают. Подошел ближе, смотрю – это они играют с маленькой землеройкой. Когда она шлепается в снег, то делает как без чувств, чуть выжидает, а потом пытается удрать. Я отвлек собак куском хлеба, а землеройку взял в ладони. Пока отходил подальше от собак, она претворялась дохлой и не вкусной, а сердечко колотится, колотится.
 Погладил пальцем шерстку. Она высунула свой носик и стала осторожно нюхать ладонь…
 Есть лисы. А летом в мягкой глине видел след кабана. Иногда лесную тропинку переползают ужи. На стволах сосен греются ящерицы.
 В мае, июне, июле в лесу тьма комаров. Не помогает быстрая ходьба. Кусают в ладони, лоб, щеки. Единственное спасение – ломать ветку и обмахиваться. При беге комары не мешают. Если остановиться – сразу облепливают. К концу июля, в августе комаров заметно меньше.
 Если неделю идут дожди, лесная тропинка становится скользкой, местами стоят лужи. Держатся они долго. Сохнуть им мешают высокие ели, закрывающие солнце.
 К середине лета тропинки, особенно бегущие через луг, сильно зарастают. Не хочется, на бегу после дождя, собирать все капли в кроссовки. Иногда траву косят, но если траву не скосили, сам ищу косу.
 После сильных ветров на тропу падают старые деревья. Приходится брать пилу.
 Мусора в лесу мало. Пакета два – четыре набирается за год. Дороги, которые соединяют поселки, больше засорены, грибные тропы чистые.
 Под Вяземами наткнулся на две линии старых окопов. Глубиной примерно по колено. Тянутся не прямой, а ломаной линией. Большие деревья растут иногда на краю или из самого окопа. Вторая линия глубже в лесу и отстоит от первой метров на сто. Конечно, во время войны леса там не было. По тактике, должна быть и третья линия. И проходить она должна была вдоль глубокого оврага по реке. Какой смысл давать противнику спокойно преодолеть овраг и лишь через сто метров встречать его в окопах. Но следов этой линии не видно. Или ее вспахали снаряды, или перекопали искатели.
 По поводу чистоты в поселке я погорячился. Чисто, потому что добросовестно убирают дворники, среднеазиатская семья. А мусор бросают так же, как в Москве. Большинство домов без мусоропроводов.
 Дети, которых заставляют вынести мусор перед уроками, бросают пакеты в траву или даже в подъезде. Взрослые дяденьки обильно усеивают землю пивными бутылками и банками, дети бросают пакетики от чипсов и сухариков, тетеньки – картонные упаковки для яиц оставляют у подъезда. Послушайте! Ведь, если мусор бросают, значит – это кому-нибудь нужно?
 В библиотеке поселка взял Григоровича 'Антон Горемыка' и 'Дело было в Пенькове' Антонова. Мама дала мне почитать 'Книгу беспокойств' Дмитрия Лихачева, 'Воспоминания' и 'Колымские рассказы'
 Варлама Шаламова и 'Раковый корпус' Александра Солженицына. В
 Голицыно купил Герцена 'Кто виноват. Сорока-воровка. Доктор Крупов'.
 'Доктора Крупова' читал впервые, и мне понравилось.
 Купил диск с текстами классических авторов. Перечитал 'Очерки бурсы' Николая Помяловского и 'Педагогическую поэму' Антона
 Макаренко. 'Педагогическую поэму' я читал лет пятнадцать назад, живя еще в другом государстве, и сам другой был. Хорошая книга, рад, что перечитал ее.
 Несколько лет на моей книжной полке на Комсомольском стоял двухтомник Есенина. В то время я никак не мог найти времени почитать его. Мне были известны, конечно, несколько Есенинских стихотворений, песен на его стихотворения, но не более.
 А сейчас вдруг стало интересно. Купил сборник Есенина. Он гений. Я читал Пушкина, Тютчева, Ахматову. Никто не может так написать о природе.
 Интересно, о чем пишут другие поэты и почему одних любят и читают, а других нет? Стал покупать современников: Булата Окуджаву, Евгения
 Евтушенко, Леонида Филатова, Андрея Вознесенского, Николая
 Заболоцкого, Ярослава Смелякова. Перечитал Марину Цветаеву, Бориса
 Пастернака, Владимира Маяковского.
 Меня не трогала раньше Марина Цветаева, теперь мне нравится ее ранняя поэзия.
 Владимира Маяковского считал большевистским выскочкой. И еще неприязнь была к нему как к человеку из-за высказываний Бунина и других.
 Окуджаву, за исключением десятка стихотворений в Интернете, ничего до сих пор не читал. Мне радостно, что теперь я знаком с ним.
 Купил сборник стихов Пушкина и Агнии Барто, повести и рассказы
 Василия Шукшина, 'Прощание в июне. Старший сын. Утиная охота'
 Александра Вампилова. Очень люблю фильм 'Старший сын' и мне захотелось прочесть подлинник. Сборник Михаила Зощенко из рассказов
 20-х, 30-х, 40-х годов, 'Голубой книги', писем и документов. Мне никогда не приходилось читать рассказов Зощенко 20-х годов. Их просто не издавали с тех самых пор. Очень смешно пишет. И человек он хороший. А еще я купил сборник произведений Александра Володина. Мне нравятся его 'Пять вечеров' и 'Осенний марафон'.
 Я взял себе котенка. Совсем обычной породы. Серый с неровным белым пятном на груди, белой переносицей и белыми кончиками лап. Шерстка у него мягкая, мягкая и густая. Мяукает коротко, всегда с вопросительным знаком: 'м?' и всегда по делу. Часто при этом дергает вверх подбородком (не как штабс-капитан Овечкин). Зовут его Титюшья.
 Задние ноги у него стройные. У Мурмяши были кривые, но скрывались шерстяными штанами.
 Во многом Титюшья похож на Мурмяшу, такой же хулиган. Но есть и свои особенности: лазает по шторам, легко открывает любые двери и не жует рубашку. Часто подолгу смотрит на меня, не отрывая глаз. А
 Мурмяша, когда мы встречались взглядами, сразу дергал головой и радостно мяркал.
 Листик весной родила. У меня. Поставил ей ящик в комнате, постелил полотенца и прикрыл ящик шторой. Получился альков. На каждого котенка уходило до часу. Родила двух живых, одного – мертвого. Я уже понял, что последний – неживой – не шевелится в животе, и волновался, получится ли у нее. Хозяйка Листика работала, она пришла на следующий день и забрала котят. Листик прибегала ко мне несколько дней подряд и обнюхивала ящик. Часто я встречаю ее у дома, она всегда весело подбегает, муркает и провожает меня. Иногда Листик как прежде приходит ко мне поспать на подоконнике. Титюшья не оставляет ее в покое, пытается врезать лапой, но получает сам. Переносица его в царапинах. Листик только обороняется и отбегает. Когда она была на сносях, однажды я кормил ее и других кошек. Она бросалась даже на крупных собак, которые подходили ближе, чем на десять шагов.
 Привез Маме молодой клен. Выкопал его под своим окном. Это было радостной неожиданностью для нее. У нее под окном совсем пусто.
 Сразу же пошли сажать. Плодородный слой здесь сантиметров десять, дальше сухая глина. Подсыпали земли для цветов. Клен прижился. В следующий раз, когда мама приехала ко мне, мы сходили в лес и вырыли молодую калину. Мама и ее посадила под окном.
 За дело друзья, по рабочим местам, пусть песней проносится ветер.
 Мы твердо уверены будут и нам все наши завидовать дети. Беги же счастливая юность моя, заветные дали, родные. И там, где пройдем мы, возникнут поля, сады зашумят золотые.