---------------------------------------------


 Константин Паустовский


 Сказочник
 Из повести «Черное море»

 В старом Крыму провел последние дни своей жизни и умер писатель Грин – Александр Степанович Гриневский.
 Грин – человек с тяжелой, мучительной жизнью – создал в своих рассказах невероятный мир, полный заманчивых событий, прекрасных человеческих чувств и приморских праздников. Грин был суровый сказочник и поэт морских лагун и портов. Его рассказы вызывали легкое головокружение, как запах раздавленных цветов и свежие, печальные ветры.
 Грин провел почти всю жизнь в ночлежных домах, в грошовом и непосильном труде, в нищете и недоедании. Он был матросом, грузчиком, нищим, банщиком, золотоискателем, но прежде всего – неудачником.
 Взгляд его остался наивен и чист, как у мечтательного мальчика. Он не замечал окружающего и жил на облачных, веселых берегах.
 Только в последние годы перед смертью в словах и рассказах Грина появились первые намеки на приближение его к нашей действительности.
 Романтика Грина была проста, весела, блестяща. Она возбуждала в людях желание разнообразной жизни, полной риска и «чувства высокого», жизни, свойственной исследователям, мореплавателям и путешественникам. Она вызывала упрямую потребность увидеть и узнать весь земной шар, а это желание было благородным и прекрасным. Этим Грин оправдал все, что написал.
 Язык его был блестящ. Беру отрывки наугад, открывая страницу за страницей:
 «Где-то высоко над головой, переходя с фальцета на альт, запела одинокая пуля, стихла, описала дугу и безвредно легла на песок рядом с потревоженным муравьем, тащившим какую-то очень нужную для него палочку».
 «Он слушал игру горниста. Это была странная поэзия солдатского дня, элегия оставленных деревень, меланхолия хорошо вычищенных штыков».
 «Зима умерла. Весна столкнула се голой розовой и дерзкой ногой в сырые овраги, где, лежа ничком, в виде мертвенно белых, обтаявших пластов снега, старуха дышала еще в последней агонии холодным паром, но слабо и безнадежно».
 Грин хорошо выдумывал старинные матросские застольные песни:
 Не шуми, океан, не пугай, Нас земля напугала давно. В южный край – В светлый рай Приплывем все равно!
 Он выдумывал и другие песенки – шутливые:



   Позвольте вам сказать, сказать,
   Позвольте рассказать,
   Как в бурю паруса вязать,
   Как паруса вязать!
   Позвольте вас на салинг взять,
   Ах, вас на салинг взять,
   И в руки мокрый шкот вам дать,
   Вам шкотик мокрый дать!



 В Старом Крыму мы были в доме Грина. Он белел в густом саду, заросшем травой с пушистыми венчиками. В траве, еще свежей, несмотря на позднюю осень, валялись листья ореха. Слабо жужжали последние осы.
 Маленький дом был прибран и безмолвен. За окном легкой тучей лежали далекие горы.
 Простая и суровая обстановка была скрашена только одной гравюрой, висевшей на белой стене, – портретом Эдгара По.
 Мы не разговаривали, несмотря на множество мыслей, и с величайшим волнением осматривали суровый приют человека, обладавшего даром могучего и чистого воображения.
 Старый Крым сразу изменился после того, как мы увидели жилище Грина и узнали простую повесть его смерти.
 Этот писатель – бесконечно одинокий и не услышанный в раскатах революционных лет – сильно тосковал перед смертью о людях. Он просил привести к нему хотя бы одного человека, читавшего его книги, чтобы увидеть его, поблагодарить и узнать, наконец, запоздалую радость общения с людьми, ради которых он работал.
 Но било поздно. Никто не успел приехать в сонный, далекий от железных дорог провинциальный город.
 Грин попросил, чтобы его кровать поставили перед окном, и Бее время смотрел на горы. Может быть, их цвет, их синева на горизонте напоминали ему любимое и покинутое море.
 Только две женщины, два человека пленительной простоты были с Грином в дни его смерти – жена и ее старуха мать.
 Перед уходом из Старого Крыма мы прошли на могилу Грина. Камень, степные цветы и куст терновника с колючими иглами – это было все.
 Едва заметная тропинка вела к могиле.
 Я подумал, что через много лет, когда имя Грина будет произноситься с любовью, люди вспомнят об этой могиле, но им придется раздвигать миллионы густых веток и мять миллионы высоких цветов, чтобы найти ее серый и спокойный камень.
 – Я уверен, – сказал Гарг, когда мы выходили за город на старую почтовую дорогу, – что наше время – самое благодарное из всех эпох в жизни человечества. Если раньше могли быть забытыми мыслители, писатели и поэты, то теперь этого не может быть и не будет. Мы выжимаем ценности прошлого, как виноградный сок, и он превращается в крепкое вино. Этого сока в книгах Грина очень много.
 Я согласился с ним.
 Мы вышли в горы. Солнце катилось к закату. Его чистый диск коснулся облетевших лесов. Ночь уже шла по ущельям. В сухих листьях шуршали, укладываясь спать, птицы и горные мыши.
 Первая звезда задрожала и остановилась в небе, как золотая пчела, растерявшаяся от зрелища осенней земли, плывущей под ней глубоко и тихо.
 Я оглянулся и увидел в просвете ущелья тот холм, где была, могила Грина. Звезда блистала прямо над ним.