--------------------------------------------- Аллен Вуди Случай с Кугельмасом ВУДИ АЛЛЕН СЛУЧАЙ С КУГЕЛЬМАСОМ Перевод с английского Олега Дормана Кугельмас, профессор классической литературы в Сити-колледж, был несчастлив во втором браке. Дафна Кугельмас оказалась плебейкой. Вдобавок у него было два олуха от первой жены, Фло, и он сидел по уши в алиментах и хлопотах о потомках. - Откуда я знал, что так повернется? - как-то раз жаловался Кугельмас своему психотерапевту. - Дафна давала мне слово. Кто же подозревал, что однажды она сорвется с катушек и раздуется, как дирижабль? Потом, у нее водились деньжата, что само по себе еще не основание для женитьбы, но и не может повредить толковому человеку. Вы меня понимаете? Кугельмас был лыс и мохнат, как медведь, но у него была душа. - Мне нужна другая женщина. Мне нужен роман. Возможно, по мне не скажешь, но я человек, которому необходима романтика. Мне нужны нежные чувства, мне нужен флирт. Я не становлюсь моложе и, пока не поздно, хочу заниматься любовью в Венеции, острить за ломберным столом и обмениваться робкими взглядами над красным вином при свечах. Вы слушаете? Доктор Мандель повернулся в кресле и сказал: - Роман ничего не решит. Не будьте наивны. Ваши проблемы значительно глубже. - Само собой, я не намерен терять голову, - продолжал Кугельмас. - Второго развода я не потяну. Дафна выпьет из меня последние соки. - Мистер Кугельмас... - Но Сити-колледж исключается, потому что Дафна тоже там работает. Не то чтоб у нас на кафедре кто-то поражал воображение, но среди студенток, знаете... - Мистер Кугельмас... - Помогите мне. Прошлой ночью я видел сон. Я скакал по лужайке с корзинкой для пикника в руках, и на корзинке было написано "Варианты". И я увидел, что в корзинке дыра. - Мистер Кугельмас, худшее, что вы можете предпринять, это начать действовать. Постарайтесь просто описать свои переживания, и мы вместе подвергнем их анализу. Вы достаточно опытный пациент, чтобы не рассчитывать на моментальное улучшение. В конце концов, я ведь психоаналитик, а не волшебник. - В таком случае мне, вероятно, нужен волшебник, - сказал Кугельмас, вставая с кресла. И на этом прервал курс психотерапии. Недели через две, когда Кугельмасы, как старая мебель, пылились дома, зазвонил телефон. - Я возьму, - сказал Кугельмас. - Слушаю. - Кугельмас? - спросил голос. - Кугельмас, это Перский. - Кто? - Перский. Мне что, представиться Великий Перский? - Простите? - Я слышал, вы по всему городу ищете волшебника. Хотите внести чуть-чуть экзотики в свою жизнь? Так или нет? - Ш-ш-ш, - прошипел Кугельмас. - Не вешайте трубку. Откуда вы говорите, Перский? На другой день пополудни Кугельмас одолел три лестничных марша в обветшалом доме в бедном квартале Бруклина. Вглядываясь во мрак коридора, он нашел нужную дверь и позвонил. Я еще пожалею об этом, сказал он себе. Через мгновенье его приветствовал невысокий худой человек, словно вылепленный из воска. - Вы и есть Великий Перский? - спросил Кугельмас. - Перский Великий. Хотите чаю? - Нет. Хочу романтики. Хочу музыки. Хочу любви и красоты. - А чаю не хотите? Удивительно. Хорошо, садитесь. Перский удалился, и Кугельмас услышал за спиной звуки передвигаемых ящиков и мебели. Потом Перский вернулся, катя перед собой большой предмет на скрипучих колесиках. Он убрал несколько старых шелковых носовых платков, лежавших сверху, и сдул пыль. С виду это была дешевая китайская горка с облупившимся лаком. - Как будете морочить, Перский? - спросил Кугельмас. - Вот смотрите, - ответил Перский. - Дивный трюк. Я готовил его к празднику рыцарей пифийского ордена в прошлом году, но билеты не разошлись. Полезайте внутрь. - Зачем? Будете протыкать шпагами и все такое? - Вы где-то видите шпаги? Кугельмас скорчил недоверчивую мину и, ворча, полез в шкаф. Прямо перед собой он увидел пару нелепых фальшивых брильянтов, приклеенных к ободранной фанере. - Если это розыгрыш... - пробормотал он. - В каком-то смысле. Теперь внимание. Стоит мне поместить в шкаф вместе с вами какой-нибудь роман, закрыть дверцы и трижды постучать, как вы немедленно перенесетесь в эту книгу. Кугельмас посмотрел на волшебника скептически. - Чистая правда, - сказал Перский. - Да отсохнет моя рука. Впрочем, не обязательно роман. Рассказ, пьеса, стихи. Вы можете повстречать любую из женщин, созданных величайшими авторами на свете. Любую, о ком мечтали. В вашем распоряжении будут лучшие из лучших. Когда надоест - кричите, и я в полсекунды возвращаю вас назад. - Скажите, Перский, вы лечитесь амбулаторно? - Я вам говорю, это сервис высокого класса. Но Кугельмасу не верилось. - Что вы мне говорите? Что в этом трухлявом самодельном ящике можно отправиться в такое путешествие? - За пару десяток. Кугельмас вынул бумажник. - Ну посмотрим, - сказал он. Перский сунул деньги в карман брюк и повернулся к своим книжным полкам. - Так кого желаете? Сестру Керри? Фрёкен Юлию? Офелию? Может быть, что-то из Сола Беллоу? Слушайте, а как вам Кармен? Хотя, пожалуй, для ваших лет это уже тяжеловато. - Француженку. Я хочу французскую любовницу. - Нана? - Платить не хотелось бы. - Наташа из "Войны и мира"? - Я сказал - француженку. Знаю! Как насчет Эммы Бовари? По-моему, это именно то, что надо. - Кугельмас, она ваша. Крикнете мне, когда будет довольно. Перский бросил в шкаф роман Флобера в мягкой обложке. - Вы уверены, что это безопасно? - спросил Кугельмас, когда Перский стал закрывать дверцы шкафа. - Безопасно... Что безопасно в этом сумасшедшем мире? Перский трижды постучал по шкафу и распахнул дверцы. Кугельмаса внутри не было. В это мгновенье он стоял в спальне Шарля и Эммы Бовари в Ионвилле. Спиной к нему очаровательная женщина в одиночестве застилала кровать. Не может быть, подумал Кугельмас, уставясь на восхитительную жену доктора. Фантастика. Я здесь. Это она. Эмма обернулась в изумлении. - Господи боже, вы меня напугали, - воскликнула она. - Кто вы такой? Она говорила словами превосходного английского перевода из книжки Перского. Конец света, подумал Кугельмас. А затем, поняв, что она обращается к нему, произнес: - Прошу прощения. Я Сидней Кугельмас. Из Сити-колледж. Профессор классической литературы. Нью-йоркский Сити-колледж, знаете? В верхней части города. Я... О господи! Эмма Бовари кокетливо улыбнулась и сказала: - Не хотите ли выпить? Может, бокал вина? Она прекрасна, подумал Кугельмас. Какой контраст с троглодитом, делившим с ним постель! Он ощутил острое желание обнять это виденье и сказать, что мечтал о такой женщине всю свою жизнь. - Да-да, вина, - севшим голосом ответил он. - Белого. Нет, красного. Или белого. Пожалуйста, белого. - Шарля весь день не будет дома, - сказала Эмма игривым многозначительным тоном. Выпив вина, они отправились на прогулку по прелестным французским окрестностям. - Я всегда мечтала, как однажды придет загадочный незнакомец и спасет меня от монотонности грубой провинциальной жизни, - говорила Эмма, сжимая его ладонь. Они шли мимо маленькой церкви. - Мне нравится, как ты одет, прошептала Эмма. - Я тут не видела ничего похожего. Это так... так современно. - Называется костюм домашний, - ответил он нежно. - Схватил на распродаже. Внезапно он поцеловал ее. Следующий час они провели под сенью дерева, шепотом и взглядами поверяя друг другу исключительно важные вещи. Потом Кугельмас вдруг сел. Он вспомнил, что обещал встретить Дафну у "Блуминдейла" . - Мне надо идти, - сказал он Эмме. - Но не печалься. Я вернусь. - Я буду ждать, - ответила Эмма. Он порывисто обнял ее, и они пошли назад к дому. Он взял лицо Эммы в свои ладони, еще раз поцеловал ее и крикнул: - О'кей, Перский! Мне надо в "Блуминдейл" к полчетвертому. Раздался звучный хлопок, и Кугельмас очутился снова в Бруклине. - Ну? - торжествующе спросил Перский. - Я не морочил вам голову? - Послушайте, Перский, я уже опаздываю на Лексингтон авеню к моей каторжной колодке. Но когда можно в следующий раз? Завтра? - Буду рад. Не забудьте пару десяток. И никому ни слова. - Ага. Я как раз собирался звонить Руперту Мердоку . Кугельмас схватил такси и помчался в центр. Сердце его пело. Я влюблен, думал он, у меня есть удивительная тайна. Мог ли он предположить, что в эти минуты в классах и аудиториях по всей стране ученики спрашивали своих преподавателей: "А кто этот персонаж на сотой странице? Лысый еврей, целующий мадам Бовари?" И учитель в Су-Фолс (Южная Дакота) вздохнул и подумал: дети, дети... Травка, колесики... Что только творится у них в головах! Запыхавшийся Кугельмас нашел Дафну в отделе ванных принадлежностей. - Где тебя носило? - набросилась она на него. - Уже полпятого. - Попал в пробку, - ответил Кугельмас. На следующий день Кугельмас снова пошел к Перскому и через несколько минут был чудодейственным образом перенесен в Ионвилль. Увидев его, Эмма не могла скрыть волнения. Они провели вдвоем несколько часов, смеясь и рассказывая друг другу о своем непохожем прошлом. Перед расставанием они любили друг друга. "Боже мой, я делаю это с мадам Бовари! - шептал самому себе Кугельмас. - Я, который не мог одолеть даже курс начального английского". Шло время, Кугельмас не упускал случая заглянуть к Перскому. У них с Эммой установились близкие и горячие отношения. - Не промахнитесь, Перский: мне нельзя появляться у Бовари позже сто двадцатой страницы, - однажды предупредил волшебника Кугельмас. - Мы можем встречаться, только пока она не связалась с этим... Родольфом. - Почему? - удивился Перский. - А вы не можете занять его часы? - Занять его часы! Он же помещик, дворянин без титула. Этим ребятам только и дела что крутить романы и носиться верхом. По мне, таких пруд пруди на каждой странице "Женской моды". С причесочкой под Хельмута Бергера. Но для нее он штучка. - А муж ничего не подозревает? - Куда ему. Скучный маленький фельдшер, которого жизнь связала с тусовщицей. В десять он уже хочет спать, а она надевает туфельки для танцев. Ну ладно... Пока. И Кугельмас снова вошел в шкаф и тотчас же оказался в имении Бовари в Ионвилле. - Как дела, плюшечка?- спросил он у Эммы. - О, Кугельмас, - вздохнула Эмма. - Если бы ты знал, что мне приходится терпеть! Вчера за обедом он заснул посреди десерта. Я уношусь в мечтах к "Максиму" или на балет и сквозь грезы слышу храп. - Ничего, дорогая, я ведь снова с тобой, - сказал Кугельмас, обнимая ее. Я заслужил это, думал он, погружая нос в ее волосы и вдыхая французский аромат. Довольно я страдал. Довольно платил аналитикам. Я искал не щадя сил. И вот я здесь, с ней, юной и совершеннолетней, через несколько страниц после Леона и прямо перед Родольфом. Чтобы взять свое, надо появиться в правильной главе. Эмма, без сомнения, была так же счастлива. Она истосковалась по впечатлениям, и его волшебные сказки о бродвейской жизни, о мчащихся автомобилях и звездах Голливуда и телевидения зачаровывали прелестную юную француженку. - Расскажи мне еще про О. Джея Симпсона, - умоляла она в тот вечер, когда они с Кугельмасом бродили близ церкви аббата Бурнисьена. - Ну что расскажешь? Великий человек. В нападении ему вообще нет равных. Потрясающая техника. Его просто невозможно остановить. - А "Оскар"? - спросила Эмма мечтательно. - Я бы все отдала за него. - Сначала нужно попасть в номинацию. - Я знаю. Ты объяснял. Но я уверена, что могу быть актрисой. Конечно, было б неплохо немного позаниматься. Может, у Страсберга. И если бы я нашла толкового агента... - Посмотрим, посмотрим. Я поговорю с Перским. Этим вечером, благополучно вернувшись к Перскому, Кугельмас выдвинул идею, чтобы Эмма погостила у него и повидала большой город. - Нужно обдумать, - сказал Перский. - Может, я и сумею это устроить. Случались и более невероятные вещи. Но оба так и не смогли припомнить ни одной. - Где тебя всё черти носят? - прорычала Дафна, когда поздно вечером Кугельмас явился домой. - Завел потаскушку? - Разумеется, - утомленно ответил Кугельмас. - Посидели с Леонардом Папкиным. Обсуждали социалистическое земледелие в Польше. Ты же знаешь Папкина. Это его конек. - Ты какой-то странный последнее время, - сказала Дафна. - Чужой. Смотри не забудь про день рожденья моего отца в субботу. - Ну конечно, конечно, - сказал Кугельмас, направляясь в ванную. - Будут все мои. Приедут близнецы. И дядя Хэмиш. Будь повежливей с дядей Хэмишем, он тебя любит. - Близнецы, великолепно, - сказал Кугельмас, закрываясь в ванной и избавляясь от голоса жены. Он прислонился к двери и глубоко вздохнул. Скоро он снова будет в Ионвилле, сказал он себе, с любимой женщиной. И на этот раз, если все пойдет хорошо, вернется оттуда с Эммой. Назавтра, в три пятнадцать дня, Перский снова совершил чудо. Любовники провели несколько часов в Ионвилле с Бине, а потом вернулись в экипаж Бовари. В соответствии с инструкцией Перского они крепко обнялись, зажмурились и сосчитали до десяти. Когда они открыли глаза, шарабан как раз подъезжал к боковому входу отеля "Плаза", где с утра Кугельмас оптимистично заказал апартаменты. - Как хорошо! Все точно как я представляла, - говорила Эмма, весело кружась по спальне и разглядывая город через окно. - Это здание Ф.А.О. Шварц. А вон Центральный парк, - а где же Шерри? А, вот, вижу. Божественно. На кровати лежали пакеты от Хальстона и Сен-Лорана. Эмма развернула сверток и приложила черные бархатные брючки к своей безупречной фигуре. - Костюмчик от Ральфа Лорана, - сказал Кугельмас. - Будешь смотреться на миллион долларов. Иди ко мне, малышка, поцелуемся. - Я никогда не была так счастлива! - воскликнула Эмма, крутясь перед зеркалом. - Давай пойдем в город. Я хочу посмотреть "Кордебалет", Гуггенхайм и этого Джека Николсона, о котором ты все время рассказываешь. Сейчас идут какие-нибудь фильмы с ним? - Непостижимо, - пробормотал профессор Гарварда. - Сначала - неизвестный персонаж по фамилии Кугельмас, а теперь она исчезла из романа. Впрочем, я думаю, это и есть свойство классики: можно перечитывать книгу тысячу раз, и всякий раз находишь что-то новое. Любовники провели дивные выходные. Кугельмас сказал Дафне, что едет на симпозиум в Бостон и вернется в понедельник. Наслаждаясь каждым мгновеньем, они с Эммой ходили в кино, обедали в китайском квартале, провели два часа на дискотеке и, улегшись, смотрели фильм по телевизору. В воскресенье спали до полудня, побывали в Сохо и глазели на знаменитостей "У Элейн". Вечером заказали в номер икру и шампанское и проговорили до рассвета. Утром, когда они ехали на такси к Перскому, Кугельмас подумал, что лихорадка того стоила. Я не смогу привозить ее сюда слишком часто, но время от времени... будет чудесный контраст с Ионвиллем. У Перского Эмма забралась в шкаф и, устроившись среди свертков и коробок с покупками, нежно поцеловала Кугельмаса и подмигнула ему: "Следующий раз - у меня". Перский трижды постучал по шкафу. Ничего не произошло. - Хм, - сказал Перский и почесал в затылке. Он снова постучал, но чудо не свершалось. - Что-то не в порядке, - пробормотал он. - Перский, не надо шуток! - воскликнул Кугельмас. - Что тут может быть не в порядке? - Спокойствие, спокойствие. Эмма, вы еще в шкафу? - Да. Перский постучал опять, на этот раз сильнее. - Перский, я еще здесь. - Я знаю, дорогая. Сидите смирно. - Перский, нам необходимо отправить ее назад, - прошептал Кугельмас. - Я женат, и через три часа у меня лекция. Маленькое благоразумное приключение на большее я не готов. - Не пойму, - бормотал Перский. - Такой безотказный трюк. Но он не смог ничего поделать. - Потребуется немного времени, - сказал он Кугельмасу. - Надо разобраться. Я позвоню. Кугельмас бросил Эмму в такси и отвез обратно в отель. Он едва успел на лекцию. Он весь день просидел на телефоне, названивая то Перскому, то возлюбленной. Волшебник сказал: чтоб докопаться до причины неполадок, может понадобиться несколько дней. - Ну что симпозиум? - спросила Дафна вечером. - Превосходно, превосходно, - ответил Кугельмас, поджигая фильтр сигареты. - Что-то случилось? Ты заряжен, как кот. - Я? Ха, забавно. Я безмятежен, как летняя ночь. Собираюсь пройтись подышать. Он сразился с дверным замком, поймал такси и помчался в "Плазу". - Как нехорошо, - сказала Эмма. - Шарль будет скучать по мне. - Потерпи со мной, милая, - сказал Кугельмас. Он был бледен и мокр. Он еще раз поцеловал Эмму, бросился к лифтам, наорал на Перского по автомату из вестибюля и еле успел домой до полуночи. - Если верить Папкину, с тысяча девятьсот семьдесят первого года в Кракове не было более твердых цен на ячмень, - сказал он Дафне и измученно улыбнулся, залезая под одеяло. Так прошла неделя. В пятницу вечером Кугельмас сообщил Дафне, что должен срочно лететь на очередной симпозиум, на этот раз - в Сиракузы. Он бросился в отель, но эти выходные оказались совсем не похожими на прошлые. - Верни меня в роман или женись на мне, - заявила Эмма. - А пока что мне надо найти работу или пойти на курсы, потому что целый день смотреть телик это кретинство. - Отлично. Можно пойти в горничные. Говорят, быстро сбрасываешь вес... - Я вчера встретила в Центральном парке одного внебродвейского продюсера, и он сказал, что я могу подойти для его нового проекта. - Что еще за клоун? - Он не клоун. Он чуткий, добрый и симпатичный. Его зовут Джефф, фамилии не помню, он сейчас выдвинут на "Тони". В тот вечер Кугельмас пришел к Перскому пьяный. - Успокойтесь, - сказал ему Перский. - Схлопочете инфаркт. - Успокойтесь! Он говорит "успокойтесь"! Я схлопотал художественный образ, который сейчас заперт в гостиничном номере, а моя жена наверняка посадила мне на хвост частного сыщика. - Я понимаю, понимаю. Конечно, не все в порядке. - Перский залез под шкаф и принялся что-то откручивать большими пассатижами. - Я одичал, - продолжал Кугельмас. - Я не хожу - я крадусь по улицам. Мы с Эммой осточертели друг другу. Не говоря о счетах за номер, которые больше похожи на бюджет минобороны. - Что ж я могу поделать? Мир магии, - откликнулся Перский. - Тонкая материя. - Тонкая! Как бы не так! Я потчую эту киску черной икоркой с "Дом Периньоном", плюс ее гардероб, плюс она поступила в театральную студию, и ей вдруг срочно понадобились профессиональные фото. И вдобавок - слышите, Перский? - профессор Фивиш Копкинд, который читает введение в литературоведение и всегда мне завидовал, узнал во мне персонажа, который периодически появляется в романе Флобера. Он грозится пойти к Дафне. Я предвижу катастрофу, разорение, тюрьму. За историю с мадам Бовари моя жена пустит меня по миру. - Ну что мне вам сказать? Я ремонтирую, я бьюсь день и ночь. Что до личных переживаний - здесь я помочь ничем не могу. Я же волшебник, а не психоаналитик. В воскресенье днем Эмма заперлась в ванной и не отзывалась на мольбы Кугельмаса. Кугельмас смотрел в окно на каток Вольмана и размышлял о самоубийстве. Жаль, невысоко, думал он, а то бы не откладывал. А может, бежать в Европу и начать жизнь сначала... Или пойти продавать "Интернэшнл геральд трибюн", как вон те девочки. Зазвонил телефон. Кугельмас машинально поднес трубку к уху. - Везите ее, - сказал Перский. У Кугельмаса перехватило дыхание: - Вы уверены? Вы починили? - Что-то было с трансмиссией. Иди знай. - Перский, вы гений. Мы будем через минуту. Даже раньше. И снова любовники устремились к волшебнику, и снова Эмма Бовари забралась в шкаф со своими свертками. Поцелуя на этот раз не последовало. Перский захлопнул дверцы, глубоко вдохнул и трижды постучал по горке. Раздался обнадеживающий хлопок, и когда Перский заглянул внутрь, шкаф был пуст. Мадам Бовари возвратилась в свой роман. Кугельмас с облегчением перевел дух и пожал волшебнику руку. - Кончено, - сказал он. - Это мне хороший урок. Отныне я буду верен жене до гробовой доски, клянусь. Он снова пожал Перскому руку и решил прислать ему в подарок галстук. Три недели спустя, на закате чудесного весеннего дня, Перский услышал звонок и открыл дверь. На пороге, застенчиво улыбаясь, стоял Кугельмас. - Ну что ж, Кугельмас, - сказал волшебник, - куда на этот раз? - Только один разок, - сказал Кугельмас. - Такая чудная погода, и я не становлюсь моложе. Скажите, вы читали "Жалобу Портного"? Помните Мартышку? - Теперь это стоит двадцать пять долларов, сейчас ведь все дорожает. Но вас я запущу бесплатно, учитывая, сколько неприятностей я вам причинил. - Дружище! - сказал Кугельмас и полез в шкаф, приглаживая остаток волос. Машина работает? - Надеюсь. Хотя после той истории я толком не пробовал. - Секс и романтика, - произнес Кугельмас из глубин шкафа. - Чего не сделаешь ради симпатичной мордашки. Перский бросил внутрь экземпляр "Жалобы Портного" и трижды постучал по шкафу. На этот раз вместо хлопка раздался глухой взрыв, за которым последовал треск разрядов и фонтан искр. Перский отскочил, почувствовал боль за грудиной и упал замертво. Шкаф вспыхнул, и в конце концов весь дом сгорел. Кугельмас не ведал об этой катастрофе. У него были свои неприятности. По причине аварии он не попал ни в "Жалобу Портного", ни в какой-либо другой роман. Он оказался в старом учебнике интенсивного курса испанского языка и до конца своих дней носился по бесплодной скалистой местности, спасаясь от здоровенного мохнатого неправильного глагола tener (иметь), гонявшегося за ним на длинных тонких ножках.