Аннотация: «Он проиграл тебя в карты», — сообщает Наталье телохранитель её любовника. Но белокурая супермодель решает, что она заслуживает лучшей участи, чем пополнить гарем «нового русского», и исчезает. Однако скрыться от всевидящего ока нового «хозяина» не так-то просто… Хорошо, что рядом оказываются помощники — отставной сотрудник КГБ и латышский журналист. Хотя помощники ли они на самом деле — вопрос спорный…


---------------------------------------------


 Мария ЖУКОВА-ГЛАДКОВА
 ВИСКИ СО СЛИВКАМИ


  Автор предупреждает, что все герои этого произведения являются вымышленными и что сходство с реальными лицами и событиями может оказаться лишь случайным. 



 Глава 1


 Я бродила по огромной пятикомнатной квартире моего последнего спонсора в ожидании возвращения этого самого милого друга. Требовалось подготовиться к торжественному моменту, который, кстати, вполне мог перерасти в трагический.
 Каким он станет, было известно одному Богу. Я, к сожалению, не Бог и даже на ангела не претендую. Как и на то, чтобы попасть в рай. Я уже давно точно знаю, что моё будущее место обитания определено очень точно — ад, и только ад. Больше никуда меня не возьмут. Но, в общем, в этом самом месте, где беспрестанно пылает дьявольский огонь, скучать мне не придётся (по крайней мере, мне так кажется), потому что на соседних сковородках будут жариться все мои знакомые — которым место тоже только там. Да и мой предыдущий, несомненно, уже занял какой-нибудь котелок, причём, как я подозреваю, самый комфортабельный — судя по тому, как он любил комфорт на этом свете и умел получать то, что ему захочется.
 А может, мне удастся охмурить кого-то из администраторов этого самого загробного заведения? Как знать, как знать… Уж на нашей грешной Земле я в этих делах поднаторела — к своим неполным двадцати двум. Жизненный опыт у меня — о-го-го! У других за шестьдесят такого не набирается. Уж в каких переделках я только не побывала… прости, Господи!
 Итак, надо было точно решить, что надеть — парадно-выходной наряд, украсив уши и шею брюликами, или, наоборот, что-то скромненько-грустненькое, не бросающееся в глаза, и не использовать косметику. Шансы угадать у меня были пятьдесят на пятьдесят. Все зависело от того, в каком настроении вернётся Олег Николаевич. А мог он вернуться или порхая на крыльях, или мрачнее тучи. Со щитом или… нет, все-таки надеюсь, что не на щите. Хватит моего предыдущего.
 Олег Николаевич вообще человек настроения. После проведения удачных переговоров, заключения выгодной сделки и тем паче получения крупной суммы — все равно в чем, — он обычно мурлыкает что-то радостное себе под нос, иногда даже приплясывает, устраивает пир на весь мир, а главное, обязательно покупает мне какой-нибудь подарок. Волошин считает: если ему хорошо, то и его девочке (то есть мне) тоже должно быть хорошо. За те десять месяцев, что я у него живу, он заключил немало удачных сделок… Я уже им и счёт потеряла. А вот неудач и проколов было всего три…
 Их я хорошо запомнила. Вернее, не их, а последствия. Я точно не знаю, что конкретно у него случалось в деловом плане, но зато усвоила другое: когда у него что-то не пошло, его девочка тоже должна быть в грусти. То есть не наряжаться, не краситься, не улыбаться, а лучше слезу пустить.
 В первый раз он разорвал на мне моё любимое платье, а потом раскромсал его ножницами на мелкие кусочки. Ну не псих ли? Во второй — сунул меня под холодную воду, чтобы смыть так тщательно наложенную косметику, — и так больно тёр мне лицо, что я потом два дня не могла сниматься… А в третий… ох, в третий дело вообще закончилось «фонарём». И я «пролетела» с очень выгодной рекламой каких-то шоколадок. А он до сих пор периодически постанывает, что что-то там не туда отправил. Ну ошибся адресом — так обратись к получателям, скажи: так и так, верните, можно за вознаграждение, а он ведёт себя, будто я виновата в его оплошностях. Понятно, что ему от кого-то из партнёров-компаньонов досталось, по башке ему дали, но я-то тут при чем?
 Я, как вы, возможно, уже догадались, — модель. И в рекламе снимаюсь, и по подиуму шляюсь. Олег Николаевич с этим делом помогает. В смысле, с поиском работодателей. Ему приятно, когда его видят под ручку с той, чьё очаровательное личико и обалденная фигурка мелькают в телевизоре.
 Вообще Олег Николаевич по сигаретам специализируется. Но я их не рекламирую — они и так расходятся. Как любит вспоминать милый друг, именно благодаря ему Россия узнала в своё время «Соверейн»: Олег Николаевич целый пароход (или теплоход, или ещё какое судно — я точно не могу сказать) пригнал к Невским берегам. Да, конечно, Россия должна быть вечно благодарна господину Волошину за этот подвиг.
 В общем-то, Олег Николаевич — ничего мужик. Но очень ревнив! Ну просто очень! Ему можно на других женщин смотреть, а мне на других мужчин — ни-ни! А то можно опять фингал схлопотать. И опять с чем-нибудь пролететь.
 Только вот какой он придёт сегодня… Знать бы… Я, наверное, не правильно оценила свои шансы. Не пятьдесят на пятьдесят. Если за последние десять месяцев проколы у него случались только трижды, а количеству удачных операций я даже счёт потеряла, то ситуация выглядит, конечно, гораздо радужнее, чем я обрисовала. Не мог же он опять что-то не туда отправить, тем более до сих пор вспоминает тот свой провал. Должен был стать вдвойне внимательнее. В худшем случае, не угадав его настроения, я получу фингал. Ну, может, два — под оба глаза. Нос, в принципе, легко ломается… Но операцию по его исправлению сделать — нет проблем. Может, получится ещё лучше, чем есть.
 Зубы… Это вообще ерунда. Но что это я все о грустном? Неразрешимых проблем нет, как учил мой предыдущий. Тем более, с деньгами моего дражайшего «папика». А если он ещё почувствует себя виноватым… Я тут как раз себе одно колье насмотрела. Я давно хотела, чтобы по бриллианту было и спереди, и сзади — а не застёжка, которая тут же бросается в глаза, если сделать высокую причёску… Так что, будем считать, что колье я получу в любом случае — и если он сразу же придёт в хорошем настроении, и если в плохом и нанесёт мне, как говорится, моральный и физический ущерб. За который потом ему придётся раскошелиться.
 Придя к такому выводу, я тут же почувствовала себя ещё лучше, покрутилась перед одним из трех огромных зеркал, что опять же только радовало глаз (вернее оба мои глаза — и порадовало бы любой мужской и вызвало зависть в любом женском), и села за туалетный столик.
 Как популярная модель, я должна пользоваться определённой косметикой — или там «Ревлоном», или «Орифлеймом», или «Л'Oреалем». Так сказать держать марку. Я и ношу все это с собой на кастинги, показы и съёмки — чтобы все, кому надо, видели, что у меня есть все, что требуется. Но на самом деле я предпочитаю нашу родную «Невскую косметику» — потому что она натуральная и никаких аллергий не вызывает. Я недавно познакомилась с тёткой у них в магазинчике при фабрике — так у них все время посольские отовариваются, коробками берут и на родину отправляют. А наши все гоняются за этой иностранщиной. Ну и пусть гоняются. Посмотрим, что с их кожей будет годам этак к тридцати. А уж к сорока…
 Приводя в порядок лицо (которое, впрочем, у меня всегда в полном порядке) — вернее, делая себя ещё краше и милее, — я прикидывала, чем там сейчас занимается мой Олежка. Я давно решила, что мне нужно быть в курсе дел своих мужиков. Ну, например, для того, чтобы вовремя сделать ноги — если что.
 Или вот, как сейчас, знать, какую маску для себя выбрать — радостную или грустную.
 Сегодня мне было сложнее определиться, чем обычно — у Волошина на вечер было запланировано две встречи. Идеальным вариантом было бы успешное завершение обеих. Вторым в хит-параде — успешное завершение последней встречи. Далее — очень успешное — первой и приемлемое — второй. Ну а далее… О других вариантах мне думать не хотелось.
 Я не знала, с кем он встречается с первым, правда, хорошо представляла обоих типов. И с тем, и с другим карта могла лечь по-разному… Оба — орлы хоть куда…
 Вахтанг Георгиевич Чкадуа вызывал у меня гораздо больше симпатий, чем «нефтяник» Геннадий Павлович Дубовицкий. Вахташа был вообще личностью колоритной. Грузин по национальности, родившийся под Тбилиси, курсирующий между Петербургом, Афинами, Нью-Йорком, Тель-Авивом, Гамбургом, Антверпеном и прочими городами мира, занимался торговлей водкой, вином и сигаретами. (Вот тут как раз и имелись общие интересы у господ Чкадуа и Волошина.) Может, чем-то ещё, я не знаю. В прошлом году был арестован в Париже за участие в попытке похищения соотечественника (в смысле грузина), но выпущен под крупный залог, после чего Вахтанг отправился в Грецию и стал ещё и Константиносом Колиастасисом. Доказать участие Вахтанга Георгиевича в попытке похищения французы так и не смогли. Они, кстати, назвали его дело «делом русской мафии». Я тогда как раз находилась в Париже с моим предыдущим. Он очень смеялся, читая в парижских газетах про «нового русского» Вахтанга Чкадуа. Но французов можно понять — как ещё они могли именовать этот «компот»? А вскоре я была представлена «новому русскому» лично уже следующим спонсором — Олегом Николаевичем, приятелем моего предыдущего, подхватившим и утешившим бедную девочку (то есть меня) после того, как мой предыдущий отбыл в мир иной.
 Ему, кстати, пустили пулю в лоб. Ну не совсем в лоб, откровенно говоря… По пуле в оба глаза. Но от лица ничего не осталось, одно месиво. Я оказалась бедной брошенной девочкой… которую тут же быстренько подобрал Волошин.
 Но на меня также уже год имеет планы Дубовицкий — этот второй тип, с которым мой сегодня встречается. Гeннадий слюни давно пускает… Но он мне несимпатичен. Вахташа хоть и напоминает орангутанга, но Мужик! С большой буквы.
 И женщин любит. Ну просто всех баб. Настоящий грузин! А что Гeннадий любит, мне не разобраться. Ну деньги, конечно, власть… Вообще он какой-то непонятный, скользкий. Отдать должное, держит себя в форме: подтянут, сухощав, говорят, регулярно в спортзал и тир наведывается. Ко мне все подмазывается, даже звонил мне, когда Олега дома не было, обещал золотые горы. Я Олегу ничего не сказала: неизвестно, чем бы дело закончилось… И какие у них с Волошиным могут быть общие дела? Неужели Олег нефтью заинтересовался? Этого ещё не хватало. Ведь Гeннадий Павлович занимается только ею.
 Вообще отношение к тем, кто торгует нефтью и нефтепродуктами, у меня двоякое. С одной стороны, такой человек вызывает уважение (в особенности, если не скрывает рода своих занятий, живя в нашей стране и в наше время), с другой (если этот человек мне небезразличен) — невольное опасение за его жизнь. На Дубовицкого мне было плевать с высокой колокольни, а судьба Олега Николаевича, напротив, очень волновала. Ведь мой предыдущий погиб после того, как начал крутить совместные дела с Гeннадием Павловичем. Мало ему было компьютеров, нефтепродуктов ещё захотелось. А Сергей-то, в смысле мой предыдущий, был человеком совсем неглупым. Но прибыли-то баснословные, хотя и риск немалый…
 Может, Дубовицкому не нужен был слишком умный партнёр? Или беспокоиться начал Гeннадий Павлович, что Сергей все дело к рукам приберёт? Мог ведь, царство ему небесное, вернее, подземное. Но зачем вообще полез?!
 Волошину, конечно, слабо тягаться и с Гeннадием Павловичем, и с моим предыдущим — было бы слабо в последнем случае. Но с Дубовицким Олег зачем-то встречается. Неужели все-таки влез в нефтяные дела? Ох, чует моё сердце — не к добру.
 И тут ещё один малопонятный мне аспект примешивается… В прошлом месяце Гeннадий Павлович на людях все время появлялся с Оксанкой Леванидовой — моей основной конкуренткой. Тут дело такое — фигуры у нас, можно сказать, одинаковые и рост — сто семьдесят девять, но она — брюнетка, а я — натуральная блондинка. Мы с самого начала друг друга с Оксанкой возненавидели. Как же — соперницы. Если работодатель блондинок предпочитал — брал меня, брюнеток — её.
 Нас даже иногда вместе снимали. Вот были дела… Стоим, улыбаемся в камеру и говорим друг другу гадости… Там по сюжету мы должны были разговаривать, только слова не записывались. Представьте, какими «комплиментами» мы друг друга осыпали… Приличная девушка, по идее, таких слов знать не должна. И я ведь своего предыдущего от неё увела. Вот вони было… Но это все в прошлом. Сейчас речь не о том.
 Просто недели три назад Оксанка куда-то пропала. Она не пришла на съёмку клипа про шампунь. Я так пилась, что эта реклама досталась ей, но зато потом страшно обрадовалась, когда заказчики позвонили мне и все-таки предложили сняться у них. Оксанка так и не проявилась и никому не звонила. А на последних тусовках Дубовицкий был один и опять смотрел на меня глазами мартовского кота.
 Один раз подошёл — но я не дала ему открыть рот и сама поинтересовалась, где Оксана. Он просто пожал плечами. А вчера до меня дошли слухи, что её родители заявили в милицию.
 До этого у Гeннадия Павловича была Мулатка — Лена Отару. Поговаривали, что она отбыла к отцу в Нигерию. По крайней мере, такой слух ходил, но опять никто точно не знает. Одной конкуренткой меньше — и слава Богу. Сейчас ведь столько моделей — пруд пруди, конкуренция у нас страшная, да и новые кадры постоянно подрастают. Во времена моего золотого детства девочки хотели становиться актрисами, потом был период, что все стремились в валютные проститутки, а вот теперь — в модели. Ну и некоторые в секретари-референты, хотя я до сих пор не могу разобраться, что же все-таки включает в себя это понятие. Многостаночная какая-то должность. Требования, как к модели, плюс ещё надо уметь с офисной техникой обращаться, на иностранных языках лопотать, шефа ублажать, утром вставать, каждый день на работу ходить и пребывать на ней с утра до ночи. И денег получается меньше, чем у просто модели. Ну, конечно, больше, чем у непопулярной, но в сравнении с такой, как я… Короче, я никогда не стремилась в секретари-референты, а в принципе, и в модели тоже. Просто так получилось. Я очень рано поняла, что для женщины главное — удачно выйти замуж.
 А ведь для достижения цели все средства хороши, правда? Может, и не правда, но я так считаю. Для меня, для достижения моей цели.
 Я училась в выпускном классе и с тогдашним моим молодым человеком тусовалась на ночной дискотеке. Ко мне подошла дама из модельного агентства и предложила работу у них. От нечего делать я согласилась. Это было проще, чем идти учиться — и открывало возможности поиска такого мужа, как мне надо. Вот так я и стала моделью.
 Так, лицо готово. Теперь нужно выбрать, что надеть. Может, просто пеньюарчик прозрачненький накинуть на чёрное бельишко, которое Волошин так любит? Чего мудрствовать? В принципе, этот наряд сойдёт и на трагедию: не одета; А почему бы и нет?
 Я достала чёрные кружевные трусики, сделанный по спецзаказу лифчик, визуально увеличивающий размер груди, натянула чулки со швом, пристегнула к пояску… Туфельки на каблучке — не важно, что Волошин мне едва до плеча достанет он любит на груди порыдать. Низенький, толстенький, лысеющий — а вот имеет меня. Но здесь все объяснимо: у Олега есть деньги. И, откровенно говоря, после моего предыдущего для меня нет особой разницы… Все равно с покойным Сергеем ни один мужик сравниться не может. Что имеем — не храним, потеряем — плачем. И вообще в последнее время я что-то часто всех жалеть стала, себя, конечно, в первую очередь.
 И ещё мне жалко стареющих мужиков без хрустящей «зелени» в кармане, особенно тех, кто в молодости очень ничего были, «сдонжуанили» вовсю. Хочется им молоденькую, а мы теперь не те: нам нужны пусть пострашнее, но побогаче. Но все равно жалко! Или это только мне, идиотке?
 Ладно, пора заканчивать подготовку. Скоро явится. Ужин у меня готов — это на тот случай, если после «процесса» их величество кушать захотят, если что — быстро накрою. Шампанское в холодильнике. Надо бы для поднятия тонуса отведать моего любимого напитка. Я плеснула в стакан немного виски, потом добавила сливок «Валио». Все знакомые говорят, что у меня извращённый вкус. Но о вкусах не спорят. Все, жду Волошина и пью виски со сливками.


* * *

 В дверь позвонили только в третьем часу ночи. Звонок был подозрительный. Олег обычно звонил не так. Я тихонечко подобралась к «глазку» и посмотрела на площадку. Там стоял Павел, его водитель, фактически перекинув своего хозяина через плечо. Наверное. Павел все-таки услышал меня, потому что сказал:
 — Наташа, открывай! Он пьян в стельку.
 Я открыла. Павел молча пронёс Волошина в спальню, положил на кровать, стянул с него ботинки, потом вышел в гостиную, кивком головы позвав меня за собой.
 — Где он так нажрал… — уже начала я, но Павел меня остановил:
 — Наташа… — Водитель очень серьёзно посмотрел на меня. — Тебе нужно уезжать. Срочно. Из города. Возьми самое необходимое. Я подкину тебя, куда скажешь.
 — Но почему?! — не понимала я.
 — Он, — Павел кивнул в сторону спальни, — проиграл тебя в карты.




 Глава 2


 Так, только этого ещё не хватало. Я была возмущена до глубины души. Я, конечно, слышала, что моделей дарят в качестве подарка, передают в пользование, проигрывают, но чтобы это случилось со мной… Да как этот старый придурок посмел?! Как он мог?! Я, такая девочка, мечта любого мужика, снизошла до того, чтобы жить с ним, а он… Моему негодованию не было предела.
 Правда, Павел быстро остудил мой пыл, напомнив, что времени у меня в обрез: неизвестно, когда новый хозяин изволят пожаловать за своим имуществом.
 — Раз не приехал вечером — появится только утром, — резонно заметила я.
 — Кто же попрётся среди ночи?
 Павел пожал плечами.
 После того, как первый порыв возмущения прошёл, я задала главный вопрос:
 — А кому проиграл-то?
 Мне следовало знать, кто теперь на меня претендует и от кого следует скрываться в первую очередь. Пусть сами разбираются между собой с Волошиным, раз тот не сумел передать ценный груз из руки в руки — так ему и надо.
 — Я не знаю, — ответил Павел.
 — То есть как не знаешь?! — снова заорала я.
 — Да тише ты. В самом деле не знаю. Я же не присутствовал во время игры. Я вообще узнал о случившемся из его пьяных бредней себе под нос. Ну поспрашивал чуток, чтобы вытянуть из него побольше. Он и напился-то поэтому.
 Сидел в баре — заливал горе. Любит он тебя, Наташа.
 Ха, любовь называется! Чтобы на предмет этой самой любви играть в карты?! Это ж надо только придумать!
 — Но он же планировал на сегодня встречи с Вахтангом Чкадуа и Геннадием Дубовицким, — заметила я. — Он что, с ними с обоими играл? — Надо было выяснить, кому я теперь все-таки принадлежу. Нет, конечно, я принадлежу только себе, я не так выразилась. Кто на меня претендует?
 — Они там оба были, — вздохнул Павел. — И ещё какие-то типы. Я других не знаю. В первый раз видел.
 — Наши или грузины?..
 — Целый интернационал. Можно сказать, встреча представителей бывших союзных республик.
 М-да. Ситуация осложняется. Если бы точно знать… Я пока решила об этом не думать и принялась за сборы. Считается, что женщине нужно очень много времени на то, чтобы куда-то собраться, — но только не мне. В особенности, в таком случае. Я всегда готова к тому, чтобы быстро сделать ноги. Знаю, с кем общаюсь и живу. Нет, на такой вариант я, конечно, не рассчитывала… но что-то подобное предполагала. Рюкзачок с документами, деньгами, драгоценностями, комплектом фотографий для потенциальных работодателей, зубной щёткой, косметикой, сменой белья, джинсами, майкой и свитером у меня всегда собран. Во вторую сумку я покидала пару платьев, запасные кроссовки, любимые туфли, которые было просто жалко оставлять, блузочку, юбочку и что-то там ещё, что попалось под руку. Плюс по пакетику крекеров и чипсов, три яблока, пару апельсинов, бутылку «Пепси». В мгновение ока скинула свой «рабочий» прикид, облачилась в чёрные джинсы, хэбэшную футболку и летнюю курточку. Сборы заняли минут семь-восемь.
 — Ну ты быстро, — поразился Паша, не ожидавший такой прыти.
 — А что тянуть-то? — спокойно спросила я. — Вперёд!
 Когда я опустилась на сиденье «шестисотого» «мерседеса», в котором обычно ездил Волошин (как и мой предыдущий), Павел вопросительно посмотрел на меня.
 — На Пулковское шоссе, — сказала я.
 — Наташа, лучше бы ты из города уехала, — заметил он. — Может, у тебя бабушка какая-то…
 Бабушек у меня не было, а на Пулковском шоссе находилась однокомнатная квартира, принадлежащая лично мне. Когда полтора года назад умер отец, мы с моим старшим братом Андреем поставили вопрос ребром перед матерью: размениваем нашу огромную трехкомнатную. Старая квартира располагалась в хорошем районе — на Васильевском. Все комнаты были изолированные. Пятьдесят шесть метров полезной площади. Её удалось разменять на три однокомнатные — не очень хорошие, но три.
 Мне досталась самая большая: восемнадцать — комната, девять — кухня, но в отвратительном состоянии. Правда, состояние я быстро улучшила — были бы стены. Брат поехал на Ново-Измайловский, в «хрущобу» на пятый этаж пятиэтажки, с малюсенькой кухонькой и совмещённым санузлом; мать — на Белы Куна, далеко от метро, без балкона и с маленькой неудобной кухней. Мы тогда бросали жребий.
 Кому как повезло. Я считаю, что мне повезло больше всех. Я вообще везучая.
 — У тебя подружка на Пулковском живёт? — спросил Павел, трогаясь с места.
 — Нет, это моя квартира, — ответила я. — Я там прописана.
 — Идиотка! — взорвался Павел. — Тебя же там в первую очередь искать будут!
 Я не стала объяснять Павлу, что, во-первых, в самых очевидных местах как раз могут и не искать (ведь как часто бывает воры перерывают все ящики и оставляют брюлики и деньги, лежащие на самом видном месте), а во-вторых, долго задерживаться я там не собиралась. Я никому никогда не доверяла на все сто — нет оснований доверять и Павлу. Да ведь и любой человек смертен… А перед смертью подручные, как Вахтанга, так и Дубовицкого (и Волошина, и прочих) могут вытянуть из него все, что он знает о моих передвижениях. А с какой стати ему жертвовать собой ради меня? И так спасибо. Пусть сообщит, что отвёз девушку по месту прописки. Если спросят, конечно.
 На прощание я чмокнула Павла в щеку, сказала, что он классный мужик, мы пожелали друг другу удачи, и я скрылась в подъезде.
 Свою квартиру я посещала по крайней мере раз в неделю. Холодильник обычно не оставался пуст: тушёнка, паштеты в банках, чай, кофе, макароны и крупы всегда имелись в запасе, чтобы в случае чего я могла безболезненно сменить место дислокации и держать осаду. Но осаду я держать не собиралась, я планировала в самое ближайшее время отбыть и отсюда. Кое-что вынуть из сумки, кое-что положить — и двинуться в путь.
 Проанализировав ситуацию, в которой оказалась, я решила, что пока следует остаться в Питере, но залечь на дно. После того, как буду точно знать обстановку, приму окончательное решение. Во-первых, нужно выяснить, кто меня выиграл. Свидетелей радостного события. А потом главных конкурентов — или даже лучше врагов — победителя. Вот к ним и податься. Кто-то на меня определённо клюнет — в этом я не сомневалась. Мне ещё не доводилось встречать мужика, который бы на меня не отреагировал. Правильно ведь говорят, что внешность — главное для женщины. Ну кто же откажется поиметь русский вариант Клавы Шиффер в своей постели? А внешнее сходство у нас с ней имеется. Клава Шиффер Питерского уезда — это я, Наташа Перепелкина. Только глаза у меня темно-карие, а брови чёрные-чёрные, но натуральная блондинка. Ошибка природы, как говорил мой предыдущий. Но почему ошибка? Успех, я считаю. Я и на знаменитую немку похожа и все-таки своя, родная для наших самцов. Что бы наш мужик с Клавой делал? Ну раз трахнул, два, а дальше? Наши же все поговорить любят, особенно, когда на грудь примут. А как с ней разговаривать, если наши на родном, блатном и матерном изъясняются, а Клава — на немецком, английском и французском? А со мной — пжлста!
 Итак, я рассчитывала на свои внешние данные и на похотливую натуру самца породы мужик. А уж врагов у этих самых «карточных игроков» должно быть немало. Причём у каждого. В этом я опять же не сомневалась. Правда, на время придётся свернуть свою модельную деятельность, но ничего, денежки у меня на чёрный день припасены, да и родной братик, если что, в беде не оставит. И ещё есть кое-какие личности, которые мне могут согласиться помочь… За красивые глаза. Ну и не только за них, конечно.
 На мгновение у меня возникла мысль подключить к делу родную милицию, но я быстро отвергла эту идею. Во-первых, любой из тех, кому Волошин мог меня потенциально проиграть, в состоянии с потрохами закупить всех наших стражей правопорядка. У ментов — зарплата от государства, у Вахтанга Георгиевича и Геннадия Павловича — твёрдая валюта. А во-вторых, среди милиционеров у меня не было надёжных знакомых. Нет, имелся один… Но он не подойдёт.
 Этот самый подполкаш проживал с моим предыдущим в одном подъезде, и познакомились мы все при весьма любопытных обстоятельствах. Подполковник Суравейкин отмечал что-то с приятелем в своей машине, стоявшей прямо за «запасной» машиной Сергея «Вольво-850», прямо у нас под окнами. Потом подполковник решил куда-то поехать и стал выруливать из-за «вольво».
 Догадываетесь о результате. Я выскочила на улицу, помятуя о том, как Сергей любил свои драгоценные тачки, и сообщила Суравейкину, что сейчас вызвоню своего, чтобы они там между собой договорились, как положено. Суравейкин с красной рожей выполз из своей колымаги («Жигули» шестой модели), выпятил грудь и стал громогласно информировать меня о том, «кто он, а кто я». Я не растерялась, запомнила номер, ретировалась к квартиру, позвонила своему, он, в свою очередь, — кому-то там в ГАИ. Суравейкин выехал из-за дома как раз к встречающим его коллегам, правда, по пути успел врезаться в мою любимую «Оку».
 Как из порядка двадцати машин, стоявших у нашего дома, он выбрал именно принадлежавшую мне, остаётся до сих пор великой тайной.
 Сергей вечером был злой как черт. Звонок Суравейкину отложил до следующего дня, чтобы тот успел протрезветь. Я все-таки опасалась, что у нас ничего не выйдет — в смысле, получить компенсацию за испорченные машины. Как-то я с детства приучена с милицией не связываться. Но мой предыдущий не сомневался в успехе.
 — Заплатит, — заверил меня он, а потом мечтательно спросил:
 — Ты знаешь, на что человек может смотреть долго?
 Я не знала. Я ни на что не могу. Предполагаю, что мужики могут на меня.
 Нет, не могут, им не сдержаться, штаны разрываются. А поэтому тянут в койку.
 Оказалось, что на воду, огонь и на то, как другой работает. Мечтой Сергея было заставить Степана Трофимовича заняться ремонтом лично и прямо у нас под окнами. Это доставило бы Серёже неслыханное удовольствие. Правда, когда на следующий день он позвонил подполковнику и представился хозяином всех машин, в которые господин Суравейкин вчера врезался, тот, видимо, в свою очередь наведя справки о соседе, тут же заявил, что ремонт будет произведён в кратчайшие сроки в его гараже. Что и было сделано. Догадываюсь, что не руками Степана Трофимовича. Потом Сергей с подполковником дружно напились у нас дома.
 Суравейкин не сводил с меня сального взгляда. Жена его меня возненавидела с первой нашей встречи. Но я её прощаю: её можно понять, если посмотреть вначале на неё, а потом на меня. Или наоборот. Да и вообще бабы меня не любят.
 В общем, я решила не обращаться к Суравейкину. Возможности его явно ниже волошинских (как и других партеров Олега по карточной игре). Может, конечно, он что-то и сделает для меня (чтобы хотя бы разок трахнуть), но полную защиту обеспечить не сможет. Требовалось думать дальше.
 Оставались представители других органов. У меня имелся знакомый в ФСБ.
 Вернее, он раньше был в КГБ, а теперь вроде бы трудился внештатным сотрудником, то ли в ФСБ, то ли ещё где… Он упоминал что-то, но я особо не прислушивалась.
 Да и после всех переименований и реорганизаций КГБ сами чекисты, как мне говорили, не всегда знают поутру, как зовётся родная «контора». Куда уж мне, бедной девочке. Александру Петровичу Никитину было лет пятьдесят. Видов он на меня никаких не имел (видимо, в виду девальвации ряда мужских достоинств — другого объяснения найти не могу), но относился хорошо. Можно сказать, по-отечески. Жил дядя Саша один, на два этажа выше меня по месту прописки, в такой же однокомнатной квартире.
 Познакомились мы с ним в один из периодов моего проживания на Пулковском. Я возвращалась вечером с какой-то тусовки (одна, потому что и бизнесмены, и бандиты осточертели — на тот момент) и увидела дядю Сашу, предпринимавшего безуспешные попытки попасть ключом в дверь парадной (у нас и парадная запирается). Никитин внешне выглядел человеком приличным и нисколько не походил на ненавистный мне на тот момент типаж «спонсора». Я решила помочь человеку, которого при первой нашей встрече приняла за научного работника: открыла дверь парадной, дверь его квартиры, довела до кровати, стянула ботинки, развязала галстук.
 Полковник Никитин позвонил на следующий вечер, поблагодарил. Когда я жила дома, мы часто общались, да и потом, изредка заглядывая к себе в квартиру, я не забывала его. Дядя Саша всегда очень подробно интересовался моими делами и знакомыми. Профессиональная привычка? В общем, можно сказать, отношения с ФСБ у меня складывались гораздо лучше, чем с МВД. Дружили домами. Так что для начала я решила обратиться за советом к дяде Саше. Почему бы ему мне не помочь? Кто его подкармливал горячей пищей? Кто развлекал разговорами в долгие зимние вечера? Может, он потом как-то использовал полученную информацию, звёздочку очередную получил — я не интересовалась. И, между прочим, я у него ещё ничего не просила. Просто оказывала посильную помощь. По-соседски. Потому что он просто хороший мужик. Никогда не сказала бы, что кагэбэшник. Может, потому что не сидел в известном здании на Литейном, дом четыре (я имею в виду, в кабинете). Когда-то в загранку плавал, потом какой-то закрытый НИИ курировал?
 Поэтому я, наверное, и приняла его за научного работника при первой встрече — окружение наложило свой отпечаток. Баек он мне много рассказывал про свои по хождения в молодые годы. Вот только жизнь у него не сложилась. Остался один на старости лет. Ну не совсем, конечно, на старости — другие в его годы ещё те рысаки… Заводят подружек типа меня. Детей он не нарожал, а жена к какому-то старшему чину сбежала. Почему бы ему мной не заняться? Вернее, моим делом?
 По-соседски. Хотя я точно не знала — служит он сейчас или нет.
 Я решительно встала, подхватив рюкзачок и спортивную сумку, набитые самыми необходимыми вещами (как повезло, что сейчас лето), и отправилась пешком по лестнице. Может, пожить пока в квартире дяди Саши? Ну послушаем, что скажет.
 Только добудиться его надо, а то сейчас самый сон — четыре утра. И если он ещё с подпития… Ох, Господи!




 Глава 3


 Я звонила к дяде Саше минут десять. Бить кулаком или ногой в дверь не решилась. Ночь все-таки. Дядя Саша спал мёртвым сном. Если вообще был дома, а не дежурил где-нибудь — он ведь вполне мог работать в какой-нибудь охране: и стаж соответствующий, и крепенький ещё дядька, гирьки поднимает и даже в проруби зимой купается.
 Я поняла, что дядю Сашу мне сегодня не разбудить, надо будет позвонить ему утром. Или днём. Договориться о встрече. Только я собралась уходить, как приоткрылась соседняя дверь и оттуда показалось хмурое старушечье лицо — бабка Катя, все про всех знающая, все видящая. Она, конечно, проснулась. Бабка Катя — одна из тех бабок, которые обладают просто поразительными для своего возраста (вернее, для любого возраста) слухом и зрением. Толк от неё, конечно, есть, если с ней дружить. У меня, правда, отношения с ней не сложились. Я для неё была шалава и потаскуха. А народ в нашей парадной её ценил. Она имела подпольную кличку «народная мстительница». Несколько лет назад, когда основная масса населения ещё подписывалась на газеты и журналы, в нашем доме вдруг стали пропадать газеты из ящиков. Народ не знал, что делать. Обратились за помощью к бабе Кате. Она организовала окрестных бабок, они составили между собой график дежурства — и выследили негодяев. Ими оказались пацаны из нашего двора. Местный комитет под руководством бабы Кати сходил к родителям, в школу, взял на поруки малолетних хулиганов. С тех пор газеты в нашей парадной не пропадали. И ни одну квартиру у нас не обворовали: наверное, в среде «домушников» и прочих близких к ним кругам тщательно собираются сведения о таких вот бабах Катях, народных мстительницах. Вот интересно, смогла бы она остановить волошинскую братву?
 — Чего звонишьси к мужику среди ночи, бесстыжая? — прошипела баба Катя.
 — И людей будишь? Совсем стыд потеряли, шалавы. Я-то в твои годы…
 Я не стала слушать, что баба Катя делала в мои годы. Насколько мне было известно, она работала где-то на заводе, двое её сыновей в своё время уехали на заработки в Сибирь, женились там, да так и остались. Она проживала в одной из комнат трехкомнатной квартиры, где две другие занимала молодая семья с ребёнком. Баба Катя выполняла там роль няньки, за что, по всей вероятности, получала прибавку к пенсии.
 Я села в лифт и спустилась вниз, на первый этаж, постояла там немного в раздумье и решила отправиться к брату. Его мне удастся разбудить. Андрей спиртное в рот не берет, так что в пьяном ступоре лежать не должен. А для любовных утех уже время не то.
 Андрюша старше меня на три года. Занимается коммерцией. Ввозит сюда всякую дрянь по мелочи, но на жизнь ему хватает. И на любовь тоже. Последняя его любовь — молодой журналист из одной бульварной газетки. Вот уже второй месяц живут вместе.
 Узнав про Андрюшину нестандартную сексуальную ориентацию, я вначале была в шоке. Такой красивый парень и… Генофонд же пропадает! Он долго не знакомил меня со «своей девушкой», хотя я его об этом очень просила. А когда познакомил… Через некоторое время я переварила эту информацию и поинтересовалась: как так получилось? Все оказалось очень просто — корни зла лежали в нашей совсем не образцово-показательной семье.
 Папочка наш (на которого мы с Андреем очень похожи внешне, а я унаследовала ещё и темперамент) менял женщин как перчатки. Может, правильнее будет сказать — презервативы? Все-таки перчатки мужчины нашей эпохи меняют не так часто. Если вообще их носят. Мамочка сидела дома и злилась, но у всех своих подруг и знакомых пыталась создать иллюзию «крепкой семьи». В результате она превратилась в злое, больное, пьющее существо с изломанной жизнью. Я, глядя на мамочку, пришла к выводу, что измены мужчины, если женщина их терпит, разрушают её саму, именно её! Со временем такая женщина, убеждая в первую очередь себя, а потом и всех окружающих, что терпит мужа только ради детей, становится никому не нужна, или неинтересна — и мужу, и детям, ради которых принесла себя в жертву. Порочный круг нужно вовремя разорвать, но это немногим удаётся. У меня подобный пример был перед глазами.
 Так вот, мамочка регулярно повторяла Андрюше, что все мужчины — порочны и что у него порочная генетика и вырастет он порочным и так же, как папочка, будет шляться по… женщинам. Мамочка, конечно, употребляла гораздо более сочные выражения, особенно, когда прикладывалась к бутылке. А прикладывалась она с каждым годом все чаще и чаще. И увядала все быстрее и быстрее. А папочка выглядел лет на двадцать её моложе и образ жизни свой менять не собирался.
 Пример папочки с мамочкой оказал на Андрюшу огромное влияние. Из-за кобелиной натуры папочки Андрюша не мог иметь отношений с женщинами, а из-за любви мамочки к бутылке не брал в рот спиртное (что, несомненно, было положительным моментом). Когда ему было четырнадцать лет, старшеклассник сделал ему грязное предложение… Андрюша согласился. Старшеклассника сменил физик — в смысле учитель. Его потом посадили за совращение малолетних, только Андрюша в том процессе не участвовал — и без него жертв и свидетелей хватило. Мы тогда не знали, что и он тоже… того самого. И пошло-поехало. Он мне недавно признался, что ни разу не был с женщиной. Я вообще-то надеялась, что он и так, и этак, но, видно, не судьба. Но он — мой брат, и я его люблю любого, какой бы он ни был.
 Когда первый шок прошёл и я все хорошо обдумала, то приняла случившееся как факт. Такова жизнь. Се ля ви. Это все равно мой любимый брат Андрюша. Других братьев у меня нет и не будет. Как и сестёр. Как других отца с матерью. Может, когда-нибудь муж и детки появятся, но это бабушка надвое сказала. Замуж, наверное, я пошла бы только за своего предыдущего, но этому уже сбыться все равно не суждено… А Андрюша — родная кровь.
 Надо все-таки рассказать о событиях, предшествовавших переезду всех нас в новые квартиры из нашей старой трехкомнатной… В общем, дело было так. У отца завелась новая пассия, и, как потом поняли мы с Андрюшей из пьяных бредней мамочки, он собрался уходить к ней. Мы выросли, долг свой родительский он перед нами выполнил, впрочем, как и супружеский. Сколько ж можно терпеть пьющую жену, скандалы и упрёки. Он объявил о своих намерениях мамочке, но вещи собрать ещё не успел. Ночью мамочка обнаружила в сумке отца бутылку дорогого вина, которое, как она решила, он собирался нести своей пассии. Как мамочка удержалась, чтобы его не выпить — не знаю. Видимо, ненависть и отчаяние пересилили это желание.
 Оказывается, у неё был припасён какой-то яд (наверно, давно запланировала отомстить отцу). Она добавила изрядную дозу адской смеси в вино, вынув пробку, а потом вставив её обратно. Папа, как выяснилось, приготовил это вино для встречи со своим партнёром. Выпили они его на работе… Откачать не удалось ни того ни другого.
 Мать нам с Андрюшей через неделю после похорон отца поведала по пьяному делу о том, что это она отправила батю «к чертям котлы чистить». Очень она сожалела, что «ту стерву» не отравила. Показала бутылочку с остатками того, что влила в вино. «На рынке специально купила», — сообщила она. Неужели у нас на рынках ещё и ядами торгуют, чтобы помочь человеку за несколько минут копыта откинуть? Да, в нашем прекрасном городе на Неве сейчас можно купить все, что душе и телу угодно, были бы деньги. Но почти два года спустя я узнала, где она взяла яд на самом деле…
 А тогда мы с Андрюшей были в шоке. В ярости. В… Я не могу описать своё состояние, что тогда чувствовала. Андрей хотел тут же сдать мать в милицию. Я удержала. Отца уже не вернёшь, а мать… Все равно она человек конченый. Я предложила разменять квартиру. Все согласились. Вот так мы и разъехались. С тех пор мы с матерью не виделись. Ни она нам не звонит, ни мы ей. И желания нет никакого.
 В общем, вы поняли, какая у нас с Андрюшей генетика. И как эти самые гены ещё могут в нас проявиться… Но, может, все обойдётся? Не будем загадывать наперёд. Признаюсь, адский мамочкин растворчик я заныкала и теперь взяла с собой. В рюкзачке моем будет он лежать до поры, до времени. Раз такие дела пошли — мало ли что может пригодиться? Жаль только, не выяснила у неё тогда, где же она его все-таки раздобыла… Но если понадобится — узнаю. Кто ищет, тот всегда найдёт.
 С рюкзаком и сумкой я вышла из парадной. Стояла предрассветная прохлада. На улице не было ни души. До стоянки было минут семь ходьбы. У меня есть две машины: «Ока», про которую я уже рассказывала, и старенькая БМВ — подарок моего предыдущего. Я на ней водить училась. Он, когда дарил её, сказал, что если разобью, не жалко будет.
 — А меня тебе не жалко? — возмутилась я.
 — Я ты не разобьёшься, — сказал он. — Ты из тех, кто в воде не тонет и в огне не горит.
 В общем, он был прав. Остались целы и я, и машина. Я не афишировала, что она у меня есть. Пусть каждый новый друг дарит новую машину. Соберу себе автопарк. На чёрный день. БМВ стояла на стоянке у моего дома, дожидаясь своего часа. Пришлось разбудить сторожа, с которым я в своё время наладила добрые отношения, знала, что когда-нибудь может пригодиться. Сторож облизывался при виде меня, но «зелень» любил больше, чем женщин, так что мы друг друга понимали прекрасно.
 Я сунула ему «Гамильтона» за беспокойство, он пробурчал что-то невнятное и отправился спать дальше. Может, и не вспомнит, что меня видел.
 Ехать до Ново-Измайловского с Пулковского шоссе совсем недалеко, тем более по ночному городу. Это с утра могут быть пробки. Без всяких приключений я добралась до братца минут за семь. Дом, в котором жил Андрей, был одной стеной соединён с другим таким же, вместе они составляли букву «Г». Я припарковала машину у соседней девятиэтажки — на всякий случай, если кто-то будет её искать у подъезда моего брата, и пешком отправилась по нужному адресу.
 Черт побери! Вот код я опять забыла. Ну зачем они его поставили? На соседней парадной нет, и ничего — живут люди и не беспокоятся. А эти коз… Не будем говорить плохо о брате и его друзьях.
 Я достала фонарик из рюкзака, осветила кнопки замка, сразу нашла три наиболее затёртые кнопки и одновременно нажала на них. Дверь открылась.
 Теперь тащиться на пятый этаж. Без лифта. Небось сам Никита Сергеевич в таких домах не жил. А о чем думал, когда… Ладно, о мёртвых или хорошо, или никак.
 Итак, я у цели. Звоним. Ещё раз. Ещё. Так, кто-то зашевелился. Голоса.
 Три голоса? Почему три?
 — Кто там? — спросил мой брат.
 — Это я, Наташа. Открывай.
 Меня встретили трое заспанных молодых мужчин. У них тут что, групповуха? Одного из них я видела впервые, и он мне показался очень даже ничего. Может, хоть здесь мне повезёт?




 Глава 4


 Я обвела глазами встречавшую меня троицу, переступила через порог, бросила рюкзак с сумкой у двери и, с трудом разворачиваясь в некоем подобии холла (мне сложно дать точное название этому закутку, находящемуся за входной дверью однокомнатной «хрущобы»), сняла куртку и повесила на крючок.
 — Простите, мы сейчас оденемся, — наконец очнулся неизвестный мне молодой мужчина.
 В его голосе слышался лёгкий акцент, вот только я не могла определить, какой. Финн? Прибалт? Внешне очень похоже.
 Я благосклонно кивнула. Он был в плавках, так что я с большим удовольствием оглядела его весьма неплохой торс, покрытый светлыми волосами.
 Мне хотелось облизнуться, как коту перед блюдцем со сметаной, — вот только я не знала, достанется мне оно или нет и есть ли смысл сразу же бросаться есть: сметана могла оказаться совсем не по моему вкусу…
 Андрюша со своим журналистом, обёрнутые полотенцами, как набедренными повязками, тоже быстро удалились в комнату, чтобы привести себя в божеский вид.
 — Эй, — почти сразу же крикнула я, чуть-чуть очухавшись, — вы можете продолжать спать. Я бы перекинулась парой слов с Андрюшей, а потом…
 Я поняла, что страшно хочу спать. Я же сегодня не ложилась. Возбуждение и опасность помогали мне держаться, а вот теперь, оказавшись в тихой гавани у родного братца, почувствовала, что и мне неплохо бы прилечь на часок-другой.
 Если уж быть полностью откровенной, я предпочитала спать часиков по девять-десять, но тут, как говорится, не до жиру…
 В самом скором времени они появились на кухне втроём, уже одетые в джинсы или спортивные брюки и в майках. Я к тому времени поставила чайник и достала чашки. Андрюша разместился на коленях у своего милого Серёжи.
 Незнакомец сел напротив них, с третьей стороны примостилась я.
 — Познакомь нас, что ли, — сказала я братцу.
 — Марис Шулманис. Журналист из Риги.
 — Наташа Перепелкина. Модель из Петербурга, — сказала я, протягивая руку.
 Марис крепко пожал её, пробурчав, что ему «очень приятно». Не уверена, что ему было очень приятно быть разбуженным среди ночи какой-то неизвестной девицей. И ещё неизвестно, как он вообще относится к женщинам.
 — Это моя сестра, — быстро добавил Андрей.
 — Я понял, — кивнул Марис. — И у вас, наверное, что-то случилось. — Это было уже прямое обращение ко мне.
 — Тебя что, твой выгнал? — с беспокойством поинтересовался братец. — Или поругались, и ты вещи собрала?
 Ну, такие версии мог выдвигать только Андрюша. И меня, между прочим, ещё ни один мужик не выгонял. Двоих отстрелили, одного посадили, от остальных я сама ноги сделала, найдя лучший вариант. Но проиграли меня в первый раз и, надеюсь, в последний.
 — Все гораздо сложнее, правда, Наташа? — Это уже Марис. — Ведь у вас есть своя квартира. Мне, кстати, вчера про неё рассказывали.
 Так-так, соображает лучше других, даже спросонья.
 — Ой, да, — перебил Андрюша. — Я хотел тебя попросить… нельзя ли Марису пока пожить у тебя? Но если ты теперь сама…
 Все вопросительно смотрели на меня, ожидая объяснений. А Марис-то нюхастый. Недаром журналист. Правда, Серёга тоже журналист, но он про современную музыку опусы сочиняет. А если мальчики хотели, чтобы Марис поехал ко мне, значит, есть надежда…
 — Марис, ты можешь пожить у меня, — благосклонно сказала я, переходя на «ты». — Но тут имеется одна загвоздка…
 — У тебя ведь есть раскладушка? — опять перебил Андрюша. — Положишь Мариса на кухне. Или…
 — Дело не в этом, — сказала я. — Я могу его и в комнате положить. Но не уверена, что ему стоит появляться в моей квартире. Что вообще кому-то там стоит сейчас появляться.
 — Ты во что-то вляпалась? — дошло до дорогого братца. — Наташа, я тебя предупреждал, что с твоими мужчинами… с этими твоими спонсорами и папиками…
 Я тебе сколько раз говорил, что эта твоя жизнь до добра не доведёт?!
 — Чья бы корова мычала, — заметила я совершенно спокойно. — Тебя послушать, так можно подумать, что тебе шестьдесят лет, а не двадцать пять. И вообще хватит меня воспитывать. Я человек конченый.
 — Какая самокритичность! — рассмеялся Марис. — Но, Наташа, у тебя ведь определённо что-то случилось? Иначе ты не оказалась бы сейчас здесь, с нами.
 Правда?
 Журналистское любопытство? Статейку сваять про меня хочет? «Латышский журналист помогает известной русской модели» или «Журналист оказывается втянутым и тёмные дела сестры своего друга» или просто «Латышский журналист и русская модель — дружба и взаимопомощь между народами». Ладно, не будем забивать голову.
 — Мне нужно лечь на дно, — без вступлений заявила я. — А тем временем кое-что выяснить. Я вообще-то рассчитывала на Серёжу, как на журналиста, но раз среди нас четверых двое оказались представителями этой славной профессии… — Я многозначительно замолчала.
 Марис засмеялся. Андрюша с Серёжей кисло улыбнулись.
 — Ты хочешь пожить здесь? — уточнил Андрюша. В его голосе не было энтузиазма. Лицо тоже не изображало особой радости.
 — Предпочла бы в другом месте. И точно не у себя дома.
 — Может, ты все-таки поведаешь нам, что случилось, очаровательная Наташа? — предложил Марис.
 Так, я уже очаровательная. Вообще-то так оно и есть, но подтверждение всегда приятно слышать.
 Я поведала. Марис присвистнул. Серёжа слушал, открыв рот. Андрюша опять заметил, что он давно предполагал, что случится что-то подобное.
 — Вышла бы замуж и жила, как все нормальные люди, — заметил братец.
 — Наверное, самый простой вариант — нам с Наташей снять квартиру, — заявил Марис. — Это будет временная база. Выясним, что сможем, а там будем решать. Ребята, вы в состоянии за сегодняшний день найти нам хату?
 Серёжа с Андрюшей переглянулись.
 — Ты же вроде бы говорил, что твой бывший сдаёт… — промямлил Андрюша, глядя на Серёжу. Тот кивнул.
 — Скажешь, что для молодой пары, — Марис подмигнул мне. Это мне очень понравилось.
 — Звони, — сказала я.
 — Ты на часы-то хоть взглянула? — сказал братец.
 Я взглянула и поняла, что в такое время никто не пытается договориться о найме квартиры. Желательно было бы подождать, по крайней мере, часа три. Если вообще не до вечера, когда нормальные люди обговаривают дела. Нет, нормальные люди вообще-то решают их в рабочее время. Но я жила в своём особом мире, где все не как у людей. Вернее, все как у вполне определённых людей. Все моё окружение последних лет решало вопросы вечерами и ночами.
 — Короче, вам задание, ребята, — тем временем говорил Марис, обращаясь к двум влюблённым. Он взял инициативу в свои руки, а мне такие мужчины всегда нравились. — Сегодня найдёте нам с Наташей квартиру.
 — Я заплачу половину, — сказала я. На всякий случай надо было показать себя независимой.
 Марис кивнул, не отказываясь от предложения. Возможно, с деньгами у него был не полный порядок.
 — Марис, а зачем ты приехал в Питер? — решила выяснить я.
 Марису было года тридцать два, как и любовнику братца. Как и моему предыдущему, когда он получил девять граммов свинца, вернее восемнадцать, в голову. Марис нравился мне с каждой минутой все больше и больше, но следовало выяснить, кто он и с чем его едят, — а то снова влипну во что-нибудь. Я имею такую склонность.
 — У него пропала девушка, — вставил Андрюша.
 Терпеть не могу эту черту своего брата — вечно не вовремя вставляет свои реплики. Можно подумать, Марис сам не мог это сказать. Или сейчас братец опять начнёт какое-нибудь поучительное выступление? Но Марис тут же перехватил инициативу.
 — Да, Наташа, — кивнул он. — Моя девушка, тоже журналистка, уехала сюда в командировку больше месяца назад. И пропала. Позавчера к нам на факс сбросили листок… Я сейчас тебе покажу. — Он не уточнил, что означает «к нам».
 Марис встал, удалился в комнату и вскоре вернулся. Он протянул мне лист, явно вышедший из факса, на котором от руки было наспех написано несколько фраз по-латышки. Вернее, я догадалась, что это по-латышски: на каком бы ещё языке стала изъясняться девушка Мариса, отправляя ему послание в Ригу? Писали явно второпях.
 — Здесь сообщается, что её держат в каком-то загородном доме под Петербургом. Вооружённая охрана, забор. Она не знает, где. Там ещё несколько девушек.
 — Её взяли в заложницы? — спросила я.
 — Нет, — покачал головой Марис. — Её взяли в гарем.
 Наверное, выражение моего лица было достойно картины художника. Андрюша с Серёжей молчали: они уже явно слышали эту историю. Марис продолжал:
 — Я тут же сказал главреду, что еду в Питер. Буду искать Руту и одновременно делать репортажи. Я вообще-то криминальный репортёр. Так что это дело прямо по моей специализации. Но главное для меня — найти Руту. Я не хочу останавливаться в гостинице, чтобы не привлекать к себе внимания. Созвонился с Серёгой, — он кивнул на Липонина, — мы вместе учились на журфаке у вас в Петербурге. Насилу его нашёл.
 Серёга улыбнулся и добавил:
 — Марису пришлось посидеть на телефоне. Мои родители не знают, где я живу. Мы не особо общаемся… А я теперь работаю в новом месте. Перешёл уже после того, как мы с Марисом виделись в последний раз. Но Марис — настоящий журналист. Он меня разыскал.
 Так, присутствует какая-то Рута. Но где она, что с ней — ещё неизвестно. Нет, немного известно, конечно. Но Руты сейчас нет, а я есть. И мы будем снимать одну квартиру, как молодая пара. Настроение у меня поднималось с каждой минутой. Мне давно хотелось молодого любовника, а попадались по большей части па-пики. Самое приятное исключение — мой предыдущий. А тут — такой парень и ещё может мне помочь… Только вот сможет ли он мне помочь?
 Марис, словно прочитав мои мысли, сказал:
 — Я предлагаю следующее, Наташа: мы объединим усилия. Будем думать, как тебе скрыться от… — Он явно не мог подобрать нужное выражение.
 — Нового хозяина, — вставила я.
 — Пусть будет нового хозяина. И устроить свою жизнь. А мне нужно найти Руту и вернуться в Ригу.
 — Наташ, а может, тебе в Ригу на время поехать, а? — подал голос братец. — Марис, твои ребята её там примут?
 — Конечно, — кивнул Шулманис. — У тебя есть загранпаспорт?
 — С собой, — ответила я. — Но я немного подожду. Я должна выяснить ситуацию. Может, все удастся быстро уладить здесь. Но если придётся делать ноги — с радостью воспользуюсь этим предложением. Кстати, а модельные агентства у вас там есть? — Я посмотрела на Мариса.
 — Наташа, с твоей внешностью ты без работы не останешься, — сказал латыш. — И без мужчины тоже… который возьмёт на себя все твои проблемы.
 Ах как сладко мы умеем петь! Но очень мило, что у меня появился отходной путь. Ведь из Рига можно махнуть в Таллин, а может, в Хельсинки или в Стокгольм… Там видно будет.
 — Марис, а визу к вам долго делают? — уточнила я.
 — У меня есть знакомые в консульстве. Не волнуйся. Кстати, дай мне паспорт, я сегодня заскочу, все сделаю, чтобы уже не волноваться по этому вопросу.
 Я отдала ему паспорт, пару фотографий, которые у меня тоже всегда с собой, и уточнила, сколько стоит виза в Латвию. Здесь помог Серёжа: он зимой ездил к Марису. Серёжа порылся в своём огромном блокноте, который, казалось, сопровождал его по всем городам, странам и рок-фестивалям, и сообщил, что, если делать неделю, это обойдётся в пятнадцать долларов, если на завтра — шестьдесят. Я ничего не сказала вслух, но подумала, не слишком ли граждане ныне независимого государства, а в недавнем прошлом бывшей союзной республики высоко себя ценят? Я протянула Марису сотню.
 — Мало ли что, — сказала я.
 Шулманис пообещал, что виза будет у меня сегодня вечером, а пока надо решить, где мне обитать днём.
 — Пусть сегодня останется здесь, — сказал братец. — Не уверен, что кто-то сюда за ней поедет. Может, вообще все ерунда. Наташка склонна к гиперболизации.
 Ба, какие у нас выражения! Это оттого, что теперь с журналистом живём?
 — Проверка никогда не бывает лишней, — заметил Шулманис. — Выяснит все, а потом — как знать? — вернётся к своему Олегу Николаевичу. Так его, я не ошибся?
 Я кивнула.
 — Может, мне интервью у него взять для своей газеты? — вдруг спросил Марис. — Ты в курсе, чем он вообще занимается?
 Я была в курсе — сигаретами, если только в нефтепродукты не ринулся в надежде получить сверхприбыль. Денег ему мало. Только захочет ли Волошин разговаривать о своих делах с латышским журналистом? Даже о сигаретах?
 — Это мои проблемы, — заявил Марис. — Я подумаю, как к нему подступиться. Вечером расскажешь мне все про него подробно. И я рассчитываю на твою помощь в моем деле, Наташа. Мне нужна будет помощница — женщина.
 Я кивнула. Больше Марис ничего не сказал, но у него уже явно был какой-то план. Ну что ж, отчего не помочь хорошему человеку?
 Совещание на кухне закончилось. Я пошла в комнату спать, а мужчины отправились на работу и по нашим общим делам.




 Глава 5


 Вечером мы с Марисом уже обустраивались на новой квартире, расположенной на углу Московского проспекта и Благодатной улицы. Оба окна (комнаты и кухни) выходили на Благодатную, на трамвайные пути. Не в кайф, конечно. Солнце полдня заливало квартиру, было нестерпимо жарко. Жалюзями, естественно, хозяева жильцов не обеспечивали, но, слава Богу, хоть мебель, черно-белый телевизор, старенький «Морозко» и минимум посуды имелись.
 Оглядевшись, я поняла, что на следующий день мне будет, чем себя занять: предстояло сделать уборку, жить в хлеву я просто не могу. Марис, казалось, на грязь не обратил никакого внимания. Наверное, работая криминальным репортёром (да вообще каким бы то ни было репортёром), ему приходилось жить и в гораздо менее комфортных условиях. Но не мне. Только не мне. Я комфорт очень люблю. Как и себя. Представьте молодую грациозную тигрицу, нежащуюся на жарком африканском солнышке… Но обязательно неподалёку от чистейшего водоёма, над которым нависают деревья с крупными листьями, готовые в любую минуту предоставить тень… Голубое небо над головой, девственная природа… Тигрица наслаждается солнышком, потом плескается в водичке, потом опять лежит на солнышке, а вечером из-за неё устраивают драку все африканские тигры… а именно так меня представлял мой предыдущий. Я как-то ему позвонила — соскучилась — и поинтересовалась, какой он меня в тот момент видел. Оказалось — вот такой.
 Кровать в комнате была только одна. Вернее, раскладывающийся диван.
 Меня это вполне устраивало. Марис для приличия предложил спать на полу, но я его заверила, что сбежала не из института благородных девиц, и он ломаться тут же перестал. Но это я забегаю вперёд. Вначале мы провели несколько часов за обсуждением сделанного за день и дальнейших планов.
 Марис — молодец: появился с полной сумкой продуктов. Жаль, не было микроволновки, пришлось воспользоваться обычной плитой. Но готовлю я классно.
 Во-первых, люблю готовить, во-вторых, никогда не забываю старую добрую истину о том, как пролегает путь к сердцу мужчины, в-третьих, сама обожаю вкусно поесть, ну а в-четвёртых, считаю, что, если уж за что-то берёшься, надо это делать хорошо. Не важно, что. Шулманис оценил мои кулинарные способности. Приятно, когда твои старания не проходят незамеченными. Волошин все принимал, как должное, а вот мой предыдущий часто меня хвалил. И хвалил, и ценил.
 Единственное, чего мне не хватало за трапезой, так это моего любимого коктейля. Но откуда Марис мог знать про мой весьма специфический вкус и прикупить одновременно и виски и сливки?
 Марис вручил мне паспорт с визой. Люблю мужчин, которые делают то, что обещают. Шулманис уже за один день успел набрать немало очков в свою пользу в моих глазах. Может, мне вообще давно следует обратить свои взоры на Прибалтику или Скандинавию и кончать специализироваться на отечественном продукте? Даже если все быстренько утрясётся? Буду точно так же сниматься в рекламах — вместо шведок, финок и эстонок. Я же все-таки натуральная блондинка, сойду под их местную? Ладно, не буду загадывать далеко вперёд.
 Шулманис, конечно, в первую очередь, занимался своими проблемами — искал Руту. Правда, пока он её не нашёл, но уже знал местонахождение аппарата, с которого в Ригу передали послание. Может, даже сделал это в Латвии? Я не разбираюсь в таких тонкостях — зачем?
 Как бы вы думали, где стояла эта факс-машина? На металлопрокатном заводе! Марис добрался до завода, проник внутрь — для чего даже не потребовалось его журналистское удостоверение, потому что туда могли пройти все кому не лень, доболтался по территории, вешая лапшу на уши аборигенам, а потом даже добрался до начальника по сбыту ликеро-водочного цеха (это на металлопрокатном заводе!) и прощупал почву на предмет сотрудничества — нельзя ли на том же заводе разливать рижские ликёры и бальзамы? Оказалось, что можно.
 Если не на заводе, то в подвале. Не завода, а… других мест. Так сказать, в заводских филиалах, которых, как намекнули Марису, в городе немало. «Хорошие филиалы у металлопрокатного производства», — подумала я.
 Пара заводских цехов в самом деле использовалась по назначению (соответствующему названию завода). «Алкоголики» свой цех арендовали. Шулманис не сомневался, что с выпускаемой в нем продукцией — все о'кей. Хотя бы один «чистый» разливной цех иметь надо, не правда ли? Другие заводские площади были сданы в аренду. Например, один, самый крупный, представлял собой огромную оптовую базу, где отоваривались ларёчники и палаточники. Ещё в одном лили художественную бронзу. Марис оценил изготовляемые пепельницы, подсвечники и прочее, даже заметил, что купил бы что-нибудь для презентов. Имелись ещё кое-какие мелкие производства. В общем, бывший крупный завод функционировал, как ему и положено в настоящее время — старое руководство сдало в аренду все, что только можно, и жило на получаемые за аренду деньги. О бывших работягах никто не думал. Они вначале повозмущались-повозмущались, а потом стали пристраиваться на новые места. Самыми везунчиками считались те, кто попал в ликеро-водочный цех. Так сказать, получал зарплату прямо на месте. Работники других производств всегда были рады подхалтурить (в особенности ещё остававшиеся «при металле»). Как сообщили Марису, «алкоголики» иногда просили поработать на погрузке-разгрузке (не обязательно на территории завода).
 Желающих выстраивалась очередь — тем более, все знали, что расплатятся, так сказать, не отходя от кассы. Хочешь — товаром, хочешь — наличкой. Поэтому хозяина ликеро-водочного производства очень любили и уважали. Называли его человеком серьёзным.
 Серьёзным человеком оказался господин по фамилии Чкадуа. И даже Георгиевич. Но не Вахтанг, а Зураб. Один из цехов, из которого продавались оптом сигареты, арендовал мой милый друг Олег Николаевич Волошин. Имя директора завода я слышала впервые.
 Очень интересно. Значит, грузинские вина питерского разлива производим?
 Я знала, что Вахтанг поставляет спиртное и сигареты в Европу, но, значит, он и в Питере свой розлив имеет? Или у него только местный розлив и есть? И товар из Питера движется на Запад?
 Но чем подруга Мариса могла заниматься на металлопрокатном заводе, вернее, заводе разносторонней ориентации? И почему она не сделала оттуда ноги, если смогла послать факс? Как сказал Марис, там, несомненно, хватает укромных уголков, где можно спрятаться, тысяча входов и выходов, а никакой общезаводской охраны и в помине нет, только дедушка на входе. Ряд производств имеет свою охрану (ликеро-водочный цех, например), но их интересует только свой товар. У Мариса возникли те же вопросы.
 — А ты выяснил, где стоит тот факс, с которого пришло письмо? — уточнила я.
 — У секретарши директора.
 — Которого?
 — Всего завода. Ну, в смысле, изначального завода, который с металлом работал.
 — Ты спрашивал у неё про?.. — Уже заговорив, я поняла, что несу чушь.
 Конечно, он спрашивал.
 — Там бывают все кому не лень, — сообщил Марис. — Руту она не видела. Я показывал фотографию. Вот кто гам в дефиците — так это молодые красивые девушки, тем более, натуральные блондинки.
 Я изучила фотографию Руты и поняла, что я во вкусе Мариса. Заниматься дальнейшими поисками Руты мне совсем не хотелось. В общем-то, Марис нашёл меня, почему бы ему не забрать мою скромную особу с собой в Латвию и… Это я размечталась.
 — Как-то она все-таки там оказалась, — думал вслух Марис.
 — Может, она попросила кого-то отправить тебе это послание?
 — Тогда почему этот кто-то не дал подробного адреса её местонахождения?
 Хоть каких-то координат? Хотя бы своих?
 — А это её почерк? — спросила я.
 Марис кивнул и заметил, что в Питере не так много людей, знающих латышский. Я согласилась.
 Итак мы имели зов Руты о помощи, посланный. по факсу с завода, где площадь арендуют, в частности, мой дорогой (бывший дорогой) Олег Николаевич и, по всей вероятности, брат Вахташи. Но как Рута могла оказаться на этом заводе, причём в приёмной директора? Если её где-то держат, почему её оставили одну с факсом? Причём в помещении, откуда сбежать — не фиг делать, как утверждает Марис? И, как она сообщает, она находится в гареме.
 Волошин на хозяина гарема никак не тянул — его на одну меня не очень-то хватало. Вот Вахташа, да если ещё на пару с братом… Люди восточные, горячие, правда, я их в деле не проверяла, но подозревала наличие недюжинной мужской силы.
 У Мариса тем временем мысль работала примерно в том же направлении, но с загибом в другую сторону.
 — Если тебя выиграл этот Вахтанг, — говорил Шулманис, — то, возможно, он планировал забрать тебя в свой гарем, где находится и Рута. Как ты смотришь на то, чтобы все-таки туда отправиться, осмотреться на месте, успокоить Руту, других девчонок, если они там есть, а я потом вас всех…
 Я прервала речь Мариса и твёрдо заявила, что ни в какой гарем не пойду.
 А если не вытащит? А если… Я не верила ни в «маячки», ни в «медальончики», продемонстрированные Шулманисом, которые обязательно должны указать, куда меня привезут, где я буду находиться и так далее, и тому подобное. Меня не интересовали возможности Мариса и его многочисленных приятелей из спецслужб, журналистских кругов и частных детективных агентств, снабдивших его всем необходимым и заверивших в безотказной работе.
 — Я понимаю, что Рута для тебя дороже всего, — заявила я. — Но рисковать собой ради неё я лично не намерена. А потом, где гарантия, что меня выиграл в карты владелец гарема? И почему ты считаешь, что эти две истории вообще взаимосвязаны? Потому что мы с тобой познакомились? Потому что брат одного из потенциальных победителей арендует цех на том же заводе, с которого Рута послала тебе факс? Что — раз грузин, значит, владелец гарема? Ну я понимаю, был бы султан Бурунди или там шах Ирана… Да и вообще все это ещё может оказаться хохмой. Какой гарем? Конец двадцатого века. Петербург. Россия.
 — А почему ты тогда так быстро прошлой ночью вещички собрала и ноги сделала? — спросил Шулманис.
 — Я не из гарема сбегала, — огрызнулась я, — а от нового хозяина. Я не допускаю, чтобы мною распоряжались как вещью. Если я соглашаюсь временно принадлежать какому-то мужчине, то делаю это добровольно. Я, например, согласилась переехать к Волошину, потому что из претендентов на тот момент он меня устроил больше всего. А девочке в моем положении обязательно нужен дядя-спонсор. Какая ж я тогда модель? Марис усмехнулся.
 — Кстати, твой сотовый в Питере работает? — продолжала я.
 Мне надо было позвонить Павлу, волошинскому шофёру, чтобы узнать, не выяснил ли он что-нибудь. А квартирный телефон засвечивать не хотелось: вдруг определят, с какого номера звонили.
 Марис протянул мне трубку.
 Меня выиграл Геннадий Павлович Дубовицкий. И меня искали целый день, вернее, вторую половину дня — с тех пор, как Олег Николаевич соизволили проснуться и сообразить, что птички в клетке больше нет. Пока искали только люди Волошина, для которого было делом чести отдать карточный долг. Тем более, проиграл он меня при свидетелях. Павел опять настоятельно порекомендовал мне сматываться куда-нибудь подальше и больше не звонить.
 Я заявила Марису, что никакой связи между мной и Рутой нет, — если бы я ещё досталась Вахташе — другое дело…
 Далее. Если Волошин не сумеет представить меня в самое ближайшее время Дубовицкому, тот ему этого не простит. Судьба Волошина меня мало волновала — так ему и надо, — но своя волновала, и даже очень. Мне совсем не хотелось, чтобы за мои поиски взялись ещё и люди Дубовицкого.
 Желание отправиться временно в Латвию разгорелось с новой силой, о чем я и поведала Марису. Это не вызвало у него энтузиазма — ему требовалось моё, хотя бы временное, присутствие в Питере. Он заявил, что уедет только с Рутой, а значит, я должна помочь ему её найти. Уедем втроём. Откровенно говоря, я не любитель ни шведских, ни русских троек, но что ж, ради собственного спасения…
 И тут я снова вспомнила про дядю Сашу. Известие о знакомом сотруднике КГБ, или ФСБ, или чего-то там подобного, было встречено Марисом с большим энтузиазмом.
 Дядя Саша был трезв, сообщил, что какие-то молодые люди с очень короткими стрижками и хорошо накачанными телами сегодня долго звонились в мою квартиру и паслись у парадной. Баба Катя заявила им, что я там не живу и квартира стоит пустая. Она что, не узнала меня вчера ночью? Мне казалось, что узнала. Дядя Саша сказал, что готов хоть сейчас выйти к площади Победы при условии, что я накормлю его горячим ужином.
 Мы с Марисом тут же собрались ехать за Александром Петровичем. По пути мы остановились в магазине «24 часа» и купили бутылку виски (для дяди Саши, Мариса и меня) и пакет сливок «Валио» (только для меня). За стаканчиком всегда лучше говорится.




 Глава 6


 Дядя Саша рассказал, что с утра пораньше к нему заявилась соседка баба Катя и сообщила, что среди ночи в его квартиру звонилась некая юная особа. Дядя Саша в прошлую ночь дежурил. По всей вероятности, после моего визита на своё «дежурство» заступила и баба Катя: ждать возвращения соседа с ночной смены, чтобы тут же сообщить ему новость (ну а затем, наверное, и всему подъезду, если не дому и не двору).
 Подумать только: меня она все-таки не признала. Правда, в последнее время я появлялась по месту прописки не чаще, чем раз в неделю, и не всегда с ней сталкивалась, да и видела она меня обычно в чем-нибудь сексапильно-сексуальненьком, ну или в норковой шубке на худой конец (в зимнее время), на которую баба Катя со своей пенсией могла бы накопить лет за семь-восемь (при условии, что ничего не ела бы и не пила). Мне же эту шубку подарил мой предыдущий после двух недель знакомства. Значит, было за что. М-да, щедрый был мужик.
 Мы славненько посидели на кухне нашей с Марисом съёмной квартиры. Дядя Саша внимательно выслушал нас обоих и заявил:
 — Я понимаю, чего добивается наш гость из свободной Латвии, — поклон в сторону Шулманиса. — А вот чего хочешь ты, моя радость? — Полковник Никитин внимательно посмотрел на меня.
 — Свободы, — выпалила я. — Личной. Возможности самой выбирать, с кем мне жить. Чтобы этот козёл Дубовицкий даже не думал на меня претендовать. Чтобы меня никто не трогал. Чтобы…
 Марис расхохотался и долго не мог успокоиться. Дядя Саша продолжал:
 — Я не усёк, в чем проблема. Ты узнала, что тебя один мудак — прости за выражение, но иначе не могу назвать — выиграл в карты у другого. Ты что, вещь какая-то? Тебя кто-то продавал Волошину? В конце-то концов, мы не на арабском Востоке живём и даже не в наших бывших братских среднеазиатских республиках, а в одном из центров мировой культуры, «окне в Европу», как один великий человек говорил. Вернее, от нас оно туда прорублено. Тьфу, потянуло на речи. Бывает иногда, в особенности после того, как приму на грудь, — пояснил дядя Саша Марису и снова повернулся ко мне:
 — Так как эти два пиз… то есть бизнесмена, могут тебя заставить переехать от одного к другому, если ты этого не хочешь?
 — Могут, — вздохнула я. — Я — модель. У меня должен быть за спиной какой-нибудь «папик». Иначе — конец моей модельной карьере. Моделей много, и ещё больше желающих прорваться в наши ряды. Я не хочу терять эту работу. Ну нравится она мне! Мы не на Западе, хоть и у «окна в Европу». У нас все не так, как у них. У нас свои законы, которых следует придерживаться, иначе — финита ла комедия.
 — Бросай ты к чёртовой матери это своё модельство — или как там оно называется, — заметил дядя Саша. — Займись чем-нибудь другим.
 Никитин замолчал.
 — Чем, например? — посмотрела на него я. — Я ничего не умею делать.
 Учиться — не училась. И, честно говоря, желания особого не испытываю. Куда я могу пойти работать?
 — Секретарём-референтом, — вставил Марис. — Прекрасная работа для модели.
 Шулманис явно смеялся, но в чем-то он был прав. Девочкой для украшения офиса я вполне бы могла устроиться, да и любой начальник передо мной не устоит, но… В своё время я уже думала об этом. Все-таки придётся каждый день вставать рано утром, целый день сидеть в офисе, пусть даже и ничего не делать… Я привыкла высыпаться, ходить по интересующим меня магазинам, салонам красоты, фитнесс-центрам, причём в удобное для меня время. А на подиуме и перед камерой я чувствовала себя актрисой. Я любила это! Да, бывало очень тяжело стоять по несколько часов подряд, но доставляло радость! Нет, работа в офисе была не для меня.
 — Тебе, конечно, лучше бы быстренько выйти замуж… — протянул дядя Саша.
 Легко сказать: выйти. Надо ещё найти за кого. Да и все мои папики брали только в любовницы, но не в жены. И я сама ни за кого из них не пошла бы. Ну, может, только за моего предыдущего… К тому же он по возрасту на папулю не тянул. Но это я сейчас так думаю, а пока он жив был, мыслей у меня таких не появлялось — в смысле о замужестве. Все познаётся в сравнении.
 — Наташа, — заговорил Марис, — когда я поеду в Латвию, ты отправишься со мной. Мы, кажется, уже обсуждали это у твоего брата, и ты согласилась. Со мной и Рутой поедешь, я надеюсь. (Я лично надеялась, что Руты с нами не будет, но зачем лишать человека его надежды.) У меня много связей и в Риге, и в Стокгольме, и в Копенгагене, и в Хельсинки. Я поговорю со своими корреспондентами. Будет тебе модельная работа. Но не здесь; Такой вариант тебя устраивает?
 Я кивнула. Решил взять меня в любовницы? Я, в общем, не против.
 — Поработаешь за бугром, время пройдёт, может, и тут все устаканится — раньше или позже, — добавил дядя Саша. — Мне будешь позванивать, я тебя стану информировать. Может, кто из этих двоих за годик-другой в мир иной отправится?
 Я опять кивнула. В общем, такое решение моего вопроса меня устраивало.
 Опять же, не исключено, замуж за какого скандинава выйду. Или за прибалта.
 Главное сейчас: смыться из Питера.
 — А вот что тебе, Марис, посоветовать… — Дядя Саша теперь смотрел на Шулманиса. — На заводик бы на тот надо наведаться… Осмотреться…
 — Мы можем завтра проехать днём, если вы свободны, — предложил Марис.
 — Да кто же днём нам там даст осмотреться?! — удивлённо воскликнул Никитин и взглянул на Шулманиса, как на ничего ещё не соображающего младенца. — Вот сейчас — самое время.
 Марис открыл рот, потом закрыл, затем сказал что-то типа «э… ну… э…» — и согласился. А что ему ещё оставалось делать? Человек — причём полковник КГБ или ФСБ — предлагает реальную помощь.
 — То есть вы считаете, что мы должны прямо сейчас…
 — Конечно. Вон Наталья почти не употребляла, в основном, сливки пила, может за руль сесть. Менты знают, что бабы за рулём обычно всегда трезвые ездят, это мы, мужики, можем себе позволить. Если увидят, что баба двух мужиков везёт — нас с тобой, Марис, — навряд ли остановят, ну а если остановят… Что ж, придётся представиться младшим братьям.
 Марис кивнул.
 Дядя Саша тем временем попросил описать подступы к заводу и все, что Марис успел там увидеть. Выслушав Шулманиса, Никитин заявил, что придётся заехать к нему домой: кое за каким оборудованием.
 — У меня вообще много интересных штучек в собой, — признался Марис. — Друзья есть во всяких конторах, снабжают новейшими достижениями техники…
 Дядя Саша попросил Мариса показать, что у того припасено, одобрительно кивал, рассматривая орудия труда криминального журналиста, но заметил, что кое-чего важного все-таки нет.
 — А что надо? — подала голос я.
 — Ну альпинистское снаряжение, например. Не все, конечно… Крюк, верёвку… Не забывайте, друзья мои, ночь: ворота могут быть закрыты, да и не надо нам через ворота. Я предпочёл бы с заднего хода, так сказать.
 — Должен, наверное, какой-нибудь лаз быть, — заявила я. — Народная тропа. Раз там разливают огненную воду…
 Дядя Саша кивнул, заметив, что я высказала очень мудрое замечание.
 Народная тропа быть должна обязательно, но совсем не обязательно, что мы её сейчас найдём: мы отправимся туда, когда время прохождения каравана уже закончится. И нам не нужны свидетели. А поэтому нужны средства для переброски отряда через препятствие.
 — А если просто друг другу на спинку, ну и…
 — Нет, — твёрдо заявил дядя Саша. — И ещё неизвестно, куда нам придётся подниматься. Едем ко мне.
 Я села за руль своей старенькой «бээмвэшки», мы опять доехали до площади Победы, высадили дядю Сашу, договорились, что через полчаса машина снова будет на том же месте, и я повернула по направлению к городу.
 — Давай встанем где-нибудь на тихой улочке, — предложил Марис.
 — Я бы к братцу-кролику заскочила на пять минут…
 Марис посмотрел на часы и заметил, что уже не время ходить в гости и если мой родственник с другом ещё не спят, то явно заняты тем делом, при котором присутствие третьей стороны даже в виде родной сестры не очень желательно. Я кивнула, соглашаясь с мудрой мыслью, и поехала к центру города. У меня была мысль проскочить мимо нескольких ночных клубов, вдруг, может, кого-то увижу, или по дороге какие-то идеи появятся…
 Я не успела осуществить своих планов, потому что Марис вдруг заявил:
 — Или я здорово пьян и у меня в глазах мутится, или у вас в городе пьяные менты дорожные знаки вывешивают.
 — А что такое? — спросила я, склоняясь ко второму варианту.
 Марис кивнул на любопытное соседство знаков слева по борту: остановка запрещена, но стоянка разрешена.
 — Что за гибрид? — тем временем поражался представитель свободной Латвии. — Это у вас ГАИ так шутит?
 — Скорее зарабатывает деньги, — высказала я своё предположение. — Возможна платная стоянка, которая теперь активно практикуется у нас в городе.
 Но мы здесь вставать не будем, хотя сейчас сборщиков дани уже нет.
 Нужно было поворачивать назад, чтобы вовремя успеть к встрече с дядей Сашей. Он уже стоял в условленном месте с сумкой на плече.
 К заводу мы прибыли в половине третьего ночи. Дядя Саша велел оставить машину в некотором отдалении. У него была мысль оставить и меня в ней, но я возмутилась, сказав, что тоже хочу участвовать в деле — из чисто спортивного интереса. Марис также заметил, что девушке одной среди ночи небезопасно сидеть в машине, тем более в таком глухом месте. Это решило дело. Машину я заперла, и мы отправились к довольно внушительному забору.
 Перед ним шёл ряд тополей, не доходивших до верха бетонного строения.
 Никитин пошёл у самой бетонной стены-забора, между ним и тополями. Мы с Марисом следовали за ним цепочкой.
 — Те-с! — внезапно приложил палец к губам дядя Саша.
 Мы замерли, прислушиваясь. Я выглянула на улицу из-за очередного ствола: она оставалась пустынной. Да здесь и днём явно народ не особо хаживает.
 Если только крайне необходимо. Узкая заасфальтированная, вероятно, ещё при царе Горохе дорога, вся в ухабинах и колдобинах, с другой стороны — канава, в которой все ещё стоит вода после последнего дождя. Чуть-чуть повернёшь руль в сторону — и въедешь, а потом «Кировец» надо приглашать, чтобы вытащить «Запорожец», который может увязнуть в этом болоте. В дополнение орали лягушки.
 Я не была перед главными воротами, но Шулманис говорил, что там подъезд очень даже приличный: и асфальт ровный, и прибрано все. В общем, цивильно. Но кто же будет заниматься другой, не парадной стороной? Кому это надо?
 Народная тропа, конечно, пролегает где-то здесь. Но народ наш неприхотливый, на «мерседесах» не ездит, по этой дорожке на своих двоих он с большим успехом пройдёт. Так и мы прошли вполне успешно.
 Пока я осматривала окрестности (были белые ночи, и даже фонарик для прохода вдоль забора не требовался), мужчины прислушивались к тому, что делалось на территории завода. Я тоже навострила ушки. Потом мы приступили к обсуждению.
 — Говорят не по-нашему, — заметил дядя Саша. — Язык какой-то странный.
 Я никогда такого не слышал.
 — А вы вообще на каких изъясняетесь? — поинтересовалась я у полковника Никитина.
 — На английском свободно, немного на немецком, — ответил он. — Не забывай, что я пятнадцать лет плавал.
 Да, я об этой части биографии дяди Саши на тот момент запамятовала.
 Сама-то я владею только русским, зато великим и могучим. Марис, как я предполагала, кроме русского и латышского, должен знать ещё, как минимум, английский — если постоянно общается со скандинавами. Но может, и шведский, и финский. Это надо будет уточнить. Всегда уважала людей, говорящих на иностранных языках. Может, мне тоже заняться на досуге? Правда, как говаривал мой предыдущий, наш народ весь мир заставит говорить по-русски, потому что клиент всегда прав. А новый русский — клиент очень ценный и денежный.
 — Если ликеро-водочный цех принадлежит некоему Зурабу Чкадуа, — заметила я, — это вполне может быть грузинский.
 — Я знаю, как звучит грузинский, — отозвался дядя Саша, — хоть и не могу на нем изъясниться. Бывал в Тбилиси неоднократно. Нет, не грузинский.
 — Вы меня сейчас, наверное, за идиота сочтёте… — начал Марис.
 — Не тяни резину, — перебил Никитин.
 — Я недавно отдыхал в Таиланде. Не уверен, но похоже на тайский.
 — Откуда здесь тайцы?! — зашипела я. — Это наших в Таиланде сейчас немерено. Но тайцам-то к нам зачем ездить?
 Марис неопределённо пожал плечами. Дядя Саша напряжённо думал, потом заявил:
 — Вот что, Наташа. Мы тебя сейчас поднимем к себе на плечи, взглянешь через забор по-быстрому. Взглянула — и назад. Только чтобы провести рекогносцировку.
 — Есть! — отрапортовала я.
 Меня подняли, и я увидела довольно большой двор, в котором кипела бурная деятельность. У меня было несколько секунд, но их оказалось достаточно. чтобы оценить обстановку.
 — Ну? — одновременно спросили Шулманис и Никитин, опуская меня на грешную землю.
 — Вьетнамцы, по-моему. Ну точно такие же, как у нас не так давно торговали кроссовками, куртками и всяким другим барахлом на рынках и в переходах метро. Но я их что-то давно в городе не видела.
 — Значит, остались ещё. Там что, целый полк их?
 — Человек десять, — сказала я. — Это тех, что я увидела. Может, внутри ещё есть.
 — В смысле, где внутри? — спросил дядя Саша. — И что они делают?
 — Коробки таскают. По двое одну. По виду тяжёлые.
 — Значит, спиртное грузят?
 Я пожала плечами. Как я понимала, если бы это были бутылки, то они бы позвякивали, но звона не было слышно.
 — Может, ещё раз взглянуть? — предложила я.
 — Нет, ещё раз не надо, — решил дядя Саша. — Сейчас отойдём подальше.
 Туда, откуда этот цех не виден. Там и заберёмся. Тут место хорошее, чтобы перелезать, но раз погрузка идёт — не стоит.
 Дядя Саша снова повёл наш отряд, потом остановился и спросил у Мариса:
 — Ты не помнишь, какой там цех? Ну там, где вьетнамцы? И вообще, ты хоть одного днём видел?
 — Нет, — Марис покачал головой. — И не видел, и не помню. У меня же нет плана завода, но ликеро-водочный, по-моему, с другой стороны расположен, а директорский кабинет — прямо над ним. Вот сейчас мы как раз к этому цеху подойдём.
 Мы опять остановились под густыми тополиными кронами, прислушались.
 Никаких звуков не раздавалось.
 — Так, Наташа, опять тебя поднимаем. Осмотрись.
 Во дворе с этой стороны было пусто. Валялись пустые ящики, какие-то канистры, осколки стекла, куски проволоки, металлическая стружка. В общем, типичный заводской двор. По находящимся там предметам и не поймёшь, что производят на заводе. Если это вообще можно понять, даже пройдясь по территории. Метрах в двадцати от того места, где стояли мы, только с другой стороны забора, располагался какой-то сарай. Между ним и забором было около метра. Рядом с сараем стояла огромная цистерна.
 Я сообщила об увиденном, и полковник принял решение продвинуться на двадцать пять метров влево и перелезать между сараем и цистерной, чтобы в случае возникновения непредвиденных обстоятельств мы могли спрятаться или за сараем, или за цистерной. Так мы и сделали, зацепив альпинистский крюк и спустившись по припасённой верёвке. Процедура не отняла много времени.
 Какое-то время мы стояли за сараем, прислушиваясь, потом дядя Саша выглянул с одной стороны, Марис — с другой. Никого не было. Отсюда даже вьетнамцев не было слышно.
 Шулманис напомнил, что в ликеро-водочном цеху должна быть своя охрана.
 — Спят, наверное, — высказал своё мнение Дядя Саша.
 Я с ним согласилась.
 Дядя Саша осматривался, решал, как действовать дальше.
 — Куда теперь? — прошептала я.
 — Сейчас попробуем все двери на этой стороне. Может, какую-то и не закрыли. Или закрыли плохо. Зайдём, осмотримся — и там как-нибудь проберёмся на третий этаж. Марис, точно помнишь, как к директорскому кабинету идти?
 Шулманис кивнул.
 — Эти точно не в ликеро-водочный? — Дядя Саша кивнул, показывая на интересовавшие его двери.
 — Да вроде бы нет, — ответил Марис. — Он дальше должен быть.
 Мы перебежали через двор и кинулись к трём различным дверям. Я не сомневалась, что и у полковника, и у журналиста имеются какие-нибудь отмычки или ещё какие-то приспособления для несанкционированного открывания дверей, но для начала все равно надо было попробовать, заперты ли они.
 Та, к которой подбежал Марис, вообще держалась на соплях. Мужчины без труда открыли её, она предательски скрипнула, но нас все равно никто не слышал.
 Мы оказались в цеху, где нам впервые за вечер пришлось воспользоваться фонариком, прихваченным дядей Сашей. Это был склад продуктов питания. Судя по коробкам, расставленным вдоль стен от пола до потолка, здесь хранились растительное масло, кетчупы, крупа и все в таком роде. Видимо, хозяева не считали нужным хорошо запирать двери, думая, что дедушки при въезде на территорию завода сквозь ворота достаточно, а народ через забор за подобной продукцией не полезет. В принципе и забор был высоковат, чтобы перебираться без вспомогательных средств. За водкой ещё можно было бы поднапрячься (не мне, нашему человеку, страшно желающему выпить, но не имеющему для этого нужных средств и возможности заработать), но за маслом и гречей? Вряд ли.
 Мы быстро преодолели цех. Дверь, ведущая в него, была заперта на ключ снаружи, но справиться с этим замком для дяди Саши труда не составило.
 — Запоминайте дорогу, — шепнул он нам на ходу, — чтобы потом быстро этот цех найти.
 Мы с Марисом кивнули. Теперь путь указывал Шулманис. Он очень быстро сориентировался. Не прошло и пяти минут с нашего появления на заводе, как мы уже находились в приёмной директора.
 — Наташа, стол секретарши — твой, — сказал Никитин. — А мы с Марисом займёмся кабинетом.
 Я кивнула. Мужчины скрылись за обитой чёрной кожей дверью, а я включила настольную лампу и принялась за изучение содержимого ящиков. Как я поняла, этой девушке на работе делать было особо нечего: в верхнем ящике я нашла два номера «Лизы», один «Космополитена» и вырезки из каких-то изданий, посвящённые вязанию. Само вязание находилось во втором ящике, в третьем «проживали» банка кофе, коробочка с пакетиками чая, банка с сахаром, открытая пачка печенья и початая банка варенья. Ничего относящегося к секретарской работе я там не нашла (к тому, что по моим представлениям должно бы относиться к секретарской работе). Может, и в самом деле податься в секретари-референты?
 Закончив со столом, я осмотрелась в приёмной. Сбоку от основного стола с телефоном старой модели (ещё с круглым диском!), на отдельной тумбочке стоял факс, возможно, с которого Рута (или кто-то по её просьбе) посылала Марису послание в Ригу. Дальше был ещё один столик с пишущей машинкой. Здесь не имелось даже компьютера! В офисах, где мне приходилось бывать, дело обстояло несколько по-иному… Правда, я посещала только места работы своих спонсоров и их приятелей, считавших своим долгом выпендриться друг перед другом. Там, наоборот, было слишком много наворотов, вот только у моего предыдущего, пожалуй, все было к месту и по делу… Ничего лишнего, да и оформлено было со вкусом…
 В столе, на котором стояла машинка, не было ничего интересного: бумага, копирка, запасные ленты. Осталась «стенка». В шкафу для одежды оказались подшивки: письма и какие-то бумаги.
 Я взяла верхнюю и отправилась к лампе, чтобы поглядеть, что за переписку ведёт товарищ директор металлопрокатного завода, ставшего многопрофильным. Я не успела прочитать ни одного: двор за окном осветили мощные фары автомашины.
 Меня как током дёрнуло. Я тут же захлопнула папку, выключила лампу и кинулась в директорский кабинет. Там окна были зашторены и мужчины спокойно продолжали заниматься разбором бумаг, даже не подозревая, что во двор приехали гости (или хозяева). Дядя Саша периодически опускал какие-то бумаги в свою сумку, Марис отправлял их в огромный карман, пришитый с внутренней стороны его летней курточки, — наверное, специально приспособленный для таких операций.
 На меня в первый момент даже не обратили внимания, так они были увлечены своим делом. Чувствовалось: люди в своей стихии. А что вы хотите?
 Криминальный репортёр собирает материал, полковник КГБ (ФСБ) — компромат.
 Спелись на почве общих интересов. И где только они его использовать собираются?
 Называется: ищем пропавшую девушку.
 — Во дворе кто-то есть, — прошептала я.
 — Кто? — спросил дядя Саша, проглядывая какую-то бумагу.
 — Машина приехала.
 — Выгляни в окно, будь другом, — велел Марис, засовывая очередную бумагу в бездонный карман.
 Я отодвинула штору и посмотрела во двор. Сарай и цистерна, между которыми мы приземлялись, находились справа, вообще-то я видела только цистерну, сарай оказался, так сказать, за кадром, то есть пути отхода оставались для нас открытыми. Во дворе стоял фургон с открытым задним бортом, недалеко остановилась «тойота», от которой двое мужчин шли к зданию. Их лица находились в тени, так что рассмотреть их я не смогла. Внутри фургона стояли ящики с бутылками.
 Вот и ликеро-водочный цех. Вернее, цех грузинских вин питерского розлива. Я сообщила Марису и дяде Саша об увиденном и высказала мнение, что неплохо бы им побыстрее свернуть бурную деятельность. В ответ дядя Саша заметил, что сейчас как раз лучше и не бежать через двор, а то могут заметить непрошеных гостей и принять не очень вежливо.
 — А с какой стороны они подъехали? — обратился ко мне Марис, не отрывая взгляда от бумаг. — От сарая, где мы лезли или…
 Я тут же представила приближающийся свет фар и заявила, что с противоположной.
 — Ну, в общем, тогда можно и двинуть, — заметил Марис. — Или подождём среди продуктов. Мне ещё минуты три надо. А у вас как дела, Александр Петрович?
 — Почти закончил.
 Мне велели скрыть следы моего присутствия в приёмной. Наверное, излишним будет упомянуть, что мы все работали в тонких перчатках, чтобы, не дай Бог, не оставить отпечатков пальцев. Перчатки имелись и у Мариса, и у дяди Саши (как необходимые по работе предметы), со мной, естественно, поделились.
 Я быстро убрала папку с письмами на место. Вскоре из директорского кабинета показались Марис с Никитиным, закрыли его, закрыли приёмную, выглянули на улицу, оценили обстановку, и мы все вместе отправились вниз.
 Оказавшись в цеху, использовавшемся, как склад продуктов, дядя Саша на цыпочках приблизился к двери, ведущей на улицу, и выглянул наружу.
 — Здесь никого, — прошептал он. Справа доносился звук стекла, ударяющегося о стекло. Шла разгрузка пустой тары. Голос с грузинским акцентом подгонял не совсем внятно изъяснявшихся по-русски грузчиков. Похоже, что они перед работой приняли на грудь для прилива сил. И эти грузчики тут выполняют функции охранников?!
 — Ну пошли, что ли? — спросил Марис. Мы прикрыли за собой опять скрипнувшую дверь, быстро пересекли двор и направились к сараю. Дядя Саша ещё раз уточнил, не виден ли сарай от ликеро-водочного цеха.
 — Из приёмной не виден. Только цистерна, и то не вся. А цех под приёмной. Не должен.
 Мы стояли за сараем, верёвка, идущая с крюка, висела чуть правее.
 — Может, взглянем, чем занимаются? — предложил Марис.
 — Зачем? — зашипела я. — И так ясно, чем. И мы не из-за них сюда пришли.
 — Я их сфотографировать хочу, — сказал Марис.
 — Очумел, что ли? — повернулся к нему дядя Саша.
 — Ну я же все-таки сюда ещё и работать приехал, — заметил Марис. — Главный редактор обрадуется такому снимку.
 — Марис, может, не надо… — Я сделала попытку его отговорить.
 — Не бойся. — Он взял меня за руку. — Вы с Александром Петровичем быстро перелезайте на ту сторону, а я проскочу за цистерну и оттуда щёлкну их пару раз — и за вами. Не в первый раз, чай.
 — Как знаешь, — сказал дядя Саша, помогая мне перемахнуть через забор.
 Марис присоединился к нам минуты через три. Вот в эти минуты-то я и почувствовала страх. Почему-то проникновение в директорский кабинет под покровом ночи не произвело на меня особого впечатления, воспринималось просто как работа, которую нужно сделать, а вот когда Марис один отправился на рискованное предприятие… Я уже рисовала в мозгу жуткие картины того, что с ним могут сделать, если поймают…
 Но вот он появился над забором, отцепил крюк и вместе с ним спрыгнул вниз. Не успели мы сделать и двух шагов, как за забором снова послышались звуки подъезжающих машин. Их было две. Легковые.
 — Кого ещё там черт несёт? — пробурчал дядя Саша. — Здесь что, все в ночную смену работают?
 — Мы как раз вовремя ушли, — заметила я. — А вдруг это за продуктами приехали?
 — Что, кому-то масла на ужин не хватило? Или поняли, что к завтраку ничего не осталось? — усмехнулся Марис.
 — Так, поднимите меня, — твёрдо сказала я. — Проведу осмотр объекта в последний раз.
 Марису с дядей Сашей второго приглашения не потребовалась, и я оказалась на их плечах. В то мгновение, когда моя голова приподнялась над забором, на территории завода открыли автоматный огонь.




 Глава 7


 Я тут же убрала голову, мои друзья опустили меня на землю.
 — Бежим! — напряжённо прошептал Марис и уже готов был припустить наутёк.
 Дядя Саша схватил нас обоих за руки и тихо гавкнул:
 — Стоять и не двигаться!
 Мы все замерли на местах, прижимаясь спинами к бетонной стене, радуясь тому, что тополя и какие-то низкие редкие кустики создавали тень. Ночь была белой, но на наше счастье наступило самое тёмное время. Забор и деревья, которые я только что упоминала, работали на нас. Да и кто ожидал увидеть в этой глухомани нашу троицу?
 Я подумала, что дядя Саша прав: если бы мы бросились бежать, то создали бы лишний шум. Несмотря на стрельбу, налётчики могли бы услышать, что здесь кто-то пытается скрыться бегством, и выпустили бы и по нам очередь-другую. А так переждём и двинемся тихонечко в сторону нашей машины. Как я понимаю, в обозримом будущем милицию вызывать здесь не станут. Если станут вообще.
 Налётчики уедут, менты ещё не приедут, а наш след за это время успеет простыть.
 Теперь вернусь к тому, что я успела увидеть, приподняв голову над забором. Приехало две машины. По-моему, БМВ и «форд». Кажется, «пятёрка» и «скорпион». Более точно сказать не могу. Времени рассмотреть их просто не было.
 Автоматчиков тоже было двое — по одному из каждой машины. Кто ещё — я не разглядела.
 Раздался звон разбиваемого стекла: очередь явно прошла по бутылкам в машине с открытым бортом. Звон сопровождался дикими криками людей. Все закончилось очень быстро. Наверное, с момента остановки машин до их скоропалительного отъезда прошло не более двух минут.
 Мы пришли в себя. Тут уже я хотела предложить быстро нестись к машине, но дядя Саша заявил:
 — Надо бы взглянуть, что там.
 — Алексан… — начал Марис и осёкся. А мне вдруг тоже захотелось посмотреть. Вдруг увидим что-нибудь интересное? Вернее, я увижу.
 Меня опять поставили на плечи, и я осторожненько приподняла голову над бетонным забором. Так и есть. Разбитые бутылки, грузчики, их таскавшие, лежат рядом с ящиками — там, где упали. Какой-то полный мужчина неловко вывернул ногу и тоже лежит в луже крови…
 Внезапно моё внимание привлекло шевеление за цистерной — за её самым дальним от меня боком. Там валялись какой-то ржавый стальной лист, моток проволоки и ещё несколько непонятных железяк. Этакая кучка металлолома, видимо, негодного к переплавке. Из-за этой кучки показалась голова с пышной шевелюрой, потом начало постепенно выползать тело, двигавшееся на коленях. Оно бы, наверное, шло на четвереньках, но приходилось правой рукой зажимать простреленное левое плечо. Из-под пальцев просачивалась кровь. Мужчина стонал.
 — Ну? — прошипел снизу Марис.
 — Один живой, — шёпотом сообщила я. — Мне кажется, я его знаю…
 Но я не могла с полной уверенностью решить, кто это: Вахтанг Георгиевич или его брат. С братом мне встречаться не приходилось. А Чкадуа-старшего я видела только на светских раутах, в дорогом костюме, с «бабочкой», галантного и приятно пахнущего. Здесь же из-за груды железа на коленях выползал человек в каком-то висящем свитере и джинсах. Его лицо было искажено болью, да и видела я его не совсем чётко. «Наверное, брат Вахташи, — решила я. — Да и что бы здесь стал делать сам Вахтанг Георгиевич? Тем более, что производством заведует Зураб?»
 — Кто? — тем временем уточнил дядя Саша.
 — По-моему, это младший брат Чкадуа. Никитин с Шулманисом тут же все поняли.
 — Так, надо его вытаскивать, — решительно заявил дядя Саша. — Отвезём к себе, то есть на вашу квартиру.
 — А там и благодарность стребуем, — добавил Марис.
 «Эх ты, как у нас мысль-то работает», — пронеслось у меня в голове.
 — Зови его, Наташа. Сейчас мы ему верёвку перекинем.
 — Эй! — крикнула я не очень громко: мало ли кто ещё может меня услышать? — Мужчина!
 Зураб (я считала, что это он) дёрнулся как ужаленный и пулей исчез за грудой металлолома.
 Я сообщила обстановку державшим меня Марису и дяде Саше.
 — Он что, идиот?! — воскликнул Марис. — Его спасти хотят, а он, придурок…
 — Снова давай, — сказал Никитин. Я сделала ещё одну попытку:
 — Зураб Георгиевич! Зурабчик! — позвала я погромче, чем в предыдущий раз. — Быстро идите к нам. Мы вам поможем!
 Никакого ответа не последовало.
 — Так, перемещаемся на то место, — отдал приказ Никитин. — Сорок шагов влево.
 Когда мы оказались на нужном (по нашим расчётам) месте, дядя Саша отдал следующий приказ:
 — Теперь пусть Марис посмотрит. Я, вместе с дядей Сашей, подставила Марису своё хрупкое девичье плечо.
 — Он без сознания, — тут же сообщил Шулманис. — У него не только плечо, но, кажется, и бок…
 — Лезь за ним, — велел дядя Саша Марису. Шулманис беспрекословно оказался на той стороне, нагнулся над лежащим на земле мужчиной, сообщил нам, что тот дышит, потом обвязал его верёвкой. Мы с Никитиным на пару перетянули раненого на свою сторону. Весил он немало: явно любил хорошо поесть, и нам с сухощавым полковником Никитиным пришлось поднатужиться, Марис быстро перебрался вслед за жертвой.
 — Давайте вдвоём за машиной, — сказал дядя Саша нам с Марисом. — Мы с ним здесь подождём.
 Вскоре мы уже были на пути к дому. Я опять сидела за рулём. Рядом пристроился Марис, дядя Саша с раненым расположились на заднем сиденье. Никитин быстро разорвал на себе рубашку и стянул руку Зураба, чтобы остановить кровь.
 Теперь он рассматривал его простреленный бок.
 — М-да, пожалуй, без помощи врача нам не обойтись, — заметил Никитин через какое-то время.
 — Куда ехать? — деловито поинтересовалась я, не сомневаясь, что у Никитина есть надёжный медик, которому будет не впервой видеть огнестрельные ранения.
 — Ехать все равно к вам, — заявил дядя Саша. — Марис, дай-ка мне твой телефончик, я сейчас позвоню. Вызову врача на дом.
 Дядя Саша связался с каким-то Рубеном, назвал ему наш адрес, вкратце объяснил, какого раненого мы имеем на руках, и попросил появиться у нас. По всей вероятности, этот самый Рубен ответил, что это нам надо ехать к нему. Они какое-то время спорили с дядей Сашей, потом Никитин согласился с врачом и обратился ко мне:
 — Смена курса, Наташа. У Рубена теперь есть своя частная больничка.
 Надеюсь, этот сможет оплатить его услуги? — Дядя Саша кивнул на припавшего к его плечу Зураба.
 — Сможет, — сказала я.
 — С таким-то производством! — хмыкнул Марис.
 Мы поехали в частную клинику Рубена. Нас там уже ждали. Мне доводилось бывать в наших городских больницах: года четыре назад у брата, когда ему аппендицит вырезали, и два раза у подруги, лечившейся по женской части. Но оба они лежали, так сказать, в государственной больнице (хоть и приплачивали за лечение). Там убогость бросалась в глаза во всем, я уже не говорю об отсутствии лекарств. Полчища тараканов в туалетах, больные, лежащие в коридорах, тошниловка, которую давали вместо питания… Заведение, в котором мы оказались ночью, разительно отличалось от того, что я понимала под словом «больница».
 Медперсонал был исключительно вежлив и дружелюбен. Раненого мгновенно отправили в операционную. Нас проводили в специально оборудованную комнатку, где туг же предложили на выбор чай, кофе, кое-что покрепче, поинтересовались, не желаем ли мы перекусить…
 Рубен Саркисович быстро заглянул к нам и сообщил, что поговорит после операции. Приятная молодая медсестра показала нам на кнопку, на которую можно нажать, если нам что-нибудь понадобится, указала, где можно помыть руки.
 Я тут же отправилась в это заведение. Оно напомнило мне те, что сейчас можно встретить в самых дорогих ресторанах нашего города. Потом я прогулялась по нескольким холлам. Больше всего меня поразило, что нигде не было запаха больницы, приятно пахло или лавандой, или ландышем, или фиалкой. Запах был ненавязчивым, а очень слабым, но благодаря ему от больницы было совсем другое впечатление. Я не говорю о стерильной чистоте и отсутствии всяких мелких насекомых… Стены были окрашены в пастельные тона и не обезображены никакими идиотскими плакатами, оставшимися с времён чуть ли не Великой Отечественной войны. Портретов тоже никаких не наблюдалось. Тут мне вспомнилось, как я, навещая брата четыре года назад, с удивлением обнаружила в одном из уголков портрет Леонида Ильича, видимо, просто забытый на стене…
 Когда я вернулась в отведённую нам комнату, Никитин с Шулманисом уже приняли коньяку для расширения сосудов. Предложили мне. Я отказалась, заметив, что мне ещё их везти домой, и налила себе чая с травами.
 Когда появился Рубен Саркисович, он сообщил, что больной в сознании, можно перекинуться с ним парой слов, если у нас есть такое желание. Врач вынул из него две пули, которые господин попросил оставить ему на память, но раненому повезло: его спасла внушительная жировая прослойка. Никаких жизненно важных органов не задето. Будет жить.
 Пообщаться с больным мы отправились втроём. При виде меня у него округлились глаза.
 — Наташа?! — воскликнул он.
 Это все-таки был Вахтанг.




 Глава 8


 Больше всего Вахтанга Георгиевича беспокоило, чтобы никто не узнал о его нынешнем местонахождении. Рубен Саркисович его успокоил, заявив, что в его клинике у пациентов не то что паспорт, а имя и фамилию не спрашивают, просто интересуются, как бы дорогой пациент хотел, чтобы его именовали. Можно даже называться «номер третий» или «двадцать четвёртый», по номеру палаты.
 — Хочешь называться Иваном, дорогой, — будешь Иваном. Хочешь Кареном — будешь Кареном, хочешь Джоном — будешь Джоном. Мне не важно, как тебя на самом деле зовут. Ты для меня — больной. Я — врач, я тебя лечить должен. Каждый должен заниматься своим делом. У мужчины дело должно быть своё, да? Вай, что я тебе объясняю? Ты сам — мужчина.
 Вахтанг очень хорошо понимал Рубена. Врач Дополнительно заверил его, что охрана у него — высший класс, сюда никто не проникнет ни под видом посетителя, ни под видом врача, накинув белый халат, чтобы доделать незаконченную работу дополнительными девятью граммами свинца, как уже случалось в государственных учреждениях, где ходят все кто ни попадя. У Рубена Саркисовича не проходной двор.
 Чкадуа удовлетворённо кивнул. Мы с ним договорились, что дядя Саша, Марис и я подъедем завтра к вечеру, когда Вахтанг немного отойдёт. Разговор есть. Вахтанг кивнул, заметив, что и у него к нам разговор будет. Мы поняли, что его сильно клонит в сон, да и медсестра уже стояла со шприцем наготове, попрощались и ушли.
 Мне казалось, что я только что опустила голову на подушку, когда услышала звон будильника. Я с трудом разомкнула веки и взглянула на часы: десять утра. Какой идиот мог его поставить на десять?! Этим идиотом оказался Марис. Я высказала ему все, что о нем думаю. Шулманис отреагировал на мою тираду вполне спокойно и заметил, что я могу спать дальше, а он мужчина и, как вчера правильно заметил хирург, у мужчины должно быть дело, а дело должно быть превыше всего. Для любого мужчины, не только для восточного. Мариса ждала работа.
 Он уехал, а я тут же снова заснула и поднялась только около четырех.
 Совсем ночь в день превратила, а день в ночь. Ну что ж, такова жизнь, как любил говаривать мой предыдущий, правда, он это всегда выдавал на французском. Он вообще говорил на нескольких языках. Нет у него, наверное, проблем в общении с чертями. В том, что он сейчас не с ангелами беседует, у меня как-то сомнений не возникало.
 Я, не торопясь, встала, постояла под контрастным душем, сделала маску, выпила кофе, потом быстренько сварганила себе яичницу с ветчиной и ещё выпила кофе. Вскоре прибыл дядя Саша. Мариса пока не было.
 Дядя Саша извлёк из своей бездонной сумки весьма любопытный набор подарков, в частности, три парика для моей скоромной особы, надев которые я поняла, как можно здорово изменить внешность. У Никитина были для меня также очки с простыми стёклами и какая-то странная смесь, после нанесения которой на лицо, как объяснил дядя Саша, оно делается морщинистым.
 — Ну уж нет! — завопила я. — Никаких морщин! Этого ещё не хватало!
 — Ну не навсегда же они появятся, — заметил полковник. — Временно. Это нужно для дела. Видишь, вот в этом паричке имеются седые волоски? Никто тебя в нем не узнает, да ещё с морщинами? Походочку потренируешь, оденешься не в твои модные шмотки, а в то, что я тут для тебя припас.
 Дядя Саша извлёк из мешка пакет с одеждой. Мне стало плохо, когда я увидела, что мне предстоит надеть. Хотела возразить и закатить очередную истерику, но дядя Саша меня остановил.
 — Ты с братом вчера или сегодня связывалась? — спросил он. Я покачала головой.
 — Надо бы к нему наведаться, а в таком одеянии тебя никто не признает, если даже за домом следят.
 — А с какой стати старуха пойдёт к молодому парню?
 — Представишься одной из Детей Плутона.
 — Это ещё кто такие? — удивлённо спросила я.
 — Тебя что, кто-то спрашивать будет? Тебе большинство людей просто дверь не откроют. Им уже всякие Дети Солнца, Луны и прочих небесных светил надоели до чёртиков. У меня просто тут брошюрки после одного дела остались. На них написано «Дети Плутона». Вот и будешь одной дитятей.
 Никитин извлёк из сумки тонкие брошюрки, напечатанные на хорошей бумаге, и протянул мне Для изучения. Я быстро проглядела содержание, чтобы, по крайней мере, усечь суть учения, которое я буду временно проповедовать.
 Оказалось, что Плутон время от времени разговаривает своими детьми, уберегая их от несчастий и указывая правильный путь. Услышать его сразу практически невозможно, нужно проникнуться его учением, поверить в его силу, сделать пожертвования, слушаться старших братьев и сестёр, идти по пути, указываемом теми, с кем Плутон уже разговаривает, и ждать, пока не заговорит со мной. Я должна была представлять тех, с кем он уже общался.
 — Дядя Саша, — обратилась я к Никитину после прочтения этого бреда сивой кобылы, разбавленного заумными терминами: иначе я не могла бы определить содержание брошюры, — неужели кто-то в это верит?
 — К сожалению, масса людей, — вздохнул дядя Саша. — Почва-то сейчас благодатнейшая: безденежье, безработица, неустроенность, а тут даётся хоть какая-то надежда, успокоение. Рядовым сектантам к психотерапевту надо идти, а они вступают в эти общества… где верхушка делает с ними то, что вздумается.
 Вот этими, — Никитин кивнул на кучу брошюрок, — мои приятели занимались. У одного дочка попала в ряды Детей. Выяснилось, что их там наркотой накачивали, девчонку его потом долго лечили. Слава Богу, удалось в чувство привести, полная зависимость не успела сформироваться. Кстати, Рубен помог с её лечением.
 — Он и наркоманов лечит? — поразилась я.
 — Нет, — покачал головой Никитин. — Рубен — хирург. Но знакомые-то везде есть. Кстати, рожать когда соберёшься, к нему надо идти. В той же клинике и роды принимают. Рубен из мужиков пули вытаскивает, а их жены в соседнем отделении детей на свет производят. Роды в клинике Рубена Саркисовича обходились счастливым родителям в тысячу долларов. Но с обезболиванием и с постоянно дежурящей рядом с тобой бригадой из трех человек. Я потом у приятеля забрал пачку брошюрок, изъятых в процессе обыска, — продолжал дядя Саша рассказ о Детях Плутона. — Оставил на всякий случай: вдруг пригодятся? Видишь: пригодились. Я вообще человек запасливый.
 Это я уже поняла. Мне было бы интересно посмотреть на запасы дяди Саши, хранящиеся в его квартире, просто из женского любопытства. Возможно, предназначения большинства предметов я просто не поняла бы, но все равно взглянуть не отказалась бы… Как это раньше мне никогда не приходило в голову попросить его провести экскурсию по «золотым кладовым»? Или «оружейной палате»?
 Но неужели все это он привёз из дома? Или его кто-то снабжает товаром?
 Но это же стоит немалых денег! Кто же его финансирует? С меня-то Никитин ничего не требует. Даже соседская помощь совсем безвозмездной быть не может… Тогда чего добивается дядя Саша? Ладно, будем разбираться.
 — Значит, эту секту разогнали? — вернулась я к Детям Плутона. Никитин кивнул.
 — Двоих добрых молодцев, что эту шайку-лейку организовали, отправили в места не столь отдалённые. Не знаю уж, как их там встретили, — дядя Саша усмехнулся, — но подозреваю, что не с распростёртыми объятиями. Димка, кореш мой, специально отправил соответствующую информацию впереди паровоза. Его бы воля, он бы их своими руками придушил, да закон наш слишком мягок… Ну, может, паханы другим судом их судить будут… Как им там на роду написано, что им их Плутон наколдовал.
 Я надела парик, дядя Саша помог мне наложить стягивающую щеки жидкость.
 Тут же кожа сделалась морщинистой. Я облачилась в принесённую им одежду и взглянула на себя в зеркало. На меня смотрела сухощавая высокая старушка.
 — Теперь только походку твою модельную менить — и готово дело, — заявил дядя Саша. Давай потренируемся до прихода Мариса, а потом на нем проверишь.
 Увидев на кухне старушку с кучей каких-то религиозных брошюрок, Марис вначале опешил, а потом заорал на дядю Сашу, спрашивая, зачем её (то есть меня) сюда пустили. Затем он стал бегать по квартире — искать меня. Я понесла какую-то чушь про Плутона, мои озарения и его детей.
 Марис встал как вкопанный. Он узнал мой голос. Надо было поработать над голосом, чтобы его изменить. Мы решили, что я должна просто говорить гораздо тише, почаше вздыхать и растягивать слова. И никаких матерных выражений: не подобает это для проповедницы. А я, откровенно говоря, люблю пропустить крепкое словечко. Да и как иначе-то в этой жизни?
 Наконец я была готова к ратным подвигам Дядя Саша вручил мне трубку, которую я спрятала под свободной старушечьей кофтой. Трубку я временно отключила — было бы странным, если бы у старушки вдруг зазвонил сотовый телефон.
 Мы решили, что пока я одна отправлюсь на квартиру к брату, вначале зайду в другие квартиры у него в парадной (не во все, конечно), а потом уже появлюсь у Андрюши с Серёжей и выясню обстановку. У Мариса также возникла идея, что в дальнейшем можно будет использовать мой новый облик, если придётся идти в логово, где держат Руту. Ну это мы ещё посмотрим, милый мальчик. Однако не стала говорить вслух о своём нежелании рисковать ради какой-то неизвестной мне Руты.
 Я отправилась на трамвайную остановку, а мужчины остались разбирать документы, извлечённые вчера ночью из директорского кабинета на заводе.
 Напротив парадной моего братца стояли его родная «вольво», Серегина «шестёрка» и ещё какая-то неизвестная мне «девятка», в которой на месте водителя сидел качок с традиционной короткой стрижкой. Он скользнул по мне взглядом и потерял интерес к бабке с авоськой (в которой лежали брошюры).
 На первом и втором этажах двери мне не открыли вообще, на третьем заявили, что там живут люди православные и нечего мне тут шастать, на четвёртом девчонка лет шестнадцати немного послушала мой бред, не пуская дальше порога, потом сказала, что её это не интересует, и захлопнула дверь. Я пошла к Андрюше.
 За дверью слышались какие-то звуки. Нет, не борьбы. Ни криков, ни стонов. Похоже было, что-то куда-то оттаскивают. Тело?
 Я позвонила. Звуки стихли. Дверь не открывали. Потом я своим звериным слухом уловила, как кто-то крадётся к двери и почувствовала, что меня рассматривают в «глазок». Я придала своему лицу идиотское выражение и снова позвонила.
 Дверь открыл молодой качок, двойник того, который сидел в «девятке».
 Тенниска у него не была застёгнута ни на одну пуговицу, и я смогла рассмотреть огромную золотую цепь и верх креста, очертания которого просматривались под тонкой материей и впечатляли своими размерами. Дверь в комнату была плотно прикрыта, звуков оттуда не доносилось, в крохотном коридорчике никого не было.
 — Что нужно? — спросил качок.
 — Сыночек, — залепетала я, вытаскивая одну из брошюр из авоськи, — вот не хочешь ли почитать вечерком? Это нужно знать каждому… — Я лично не представляла, как разговаривают с жильцами квартир религиозные агитаторы — или как там их называют, — потому что в тех домах, где я проживала в последние два года, была охрана и даже были установлены видеокамеры. Подобных агитаторов даже к дверям не подпустили бы.
 — Не хочу, — грубо перебил меня качок. — И не ходи… не ходите сюда больше.
 — Ну ты хоть послушай… — сделала я ещё одну попытку.
 Перед моим носом грубо закрыли дверь. Наверное, я плохой агитатор.
 Складывающаяся ситуация мне совсем не нравилась. У моего брата явно были неприятности, и, скорее всего, причиной этих неприятностей была я. Но тогда… Мне нужно не только спасать брата, но и быстро сматываться с той квартиры. в которой сейчас спокойно сидят дядя Саша с Марисом, — нельзя забывать, через кого мы её нашли. Никитин с Шулманисом, конечно, могут постоять за себя, но…
 Я быстро прикинула свои шансы. Брату я сейчас помочь все равно не смогу. Неизвестно, сколько их там, в квартире. А вот предупредить дядю Сашу с Марисом успею.
 Я пулей слетела по лестнице, но по двору опять шла старушечьей походкой, чтобы не вызывать подозрений у типа в «девятке». Но на этот раз он, кажется, на меня вообще не взглянул, сидел, курил, уставившись на пешеходную дорожку. Я проследила за направлением его взгляда. Ах, вот оно что. Две девчонки-школьницы крутятся у угла дома в юбочках, заканчивающихся, не успев начаться. Да, с такой подстраховкой боевой отряд каши не сварит… Ну и бойцов набирают! Тоже, наверное, нехватка квалифицированных кадров, как и в других областях нашей жизни.
 Я быстро зашла за угол дома и скрылась в довольно густых зарослях высоких кустов. Пусть думают, кто что хочет, но кому в голову придёт, что бабка извлечёт из-под старой кофты сотовый телефон и станет предупреждать боевых товарищей об опасности?
 Откуда дядя Саша взял трубку, я не знаю, но стоимость этого удовольствия мне хорошо известна. Но, кажется, полковник Никитин мог раздобыть все, что требовалось для проведения операции. Вот только какой? Я в очередной раз задумалась над этим вопросом: какой все-таки корыстный интерес тут имеет Никитин? Но опять не пришла ни к каким выводам. Несмотря на мою любовь к дяде Саше и его ко мне, я не могла поверить, что забота обо мне бескорыстна. Уж слишком ретиво дядя Саша включился в дело и столько всего сегодня принёс…
 Значит, включилась его «контора». Интересно только, какая и с какой целью?
 Следовало быстро сматываться. Я набрала номер сотового телефона Мариса, быстро пояснила ситуацию. Мужчины сказали, что будут готовы через пять минут (мои вещи были практически собраны: именно так велел их держать дядя Саша, словно предчувствовал, что нам придётся по-быстрому покидать квартиру). Ключи от моей БМВ остались у Мариса, поэтому дядя Саша сказал, что они выедут со двора и подберут меня у Высшей пожарной школы, куда мне было ведено поспешать, не торопясь, что я и сделала.
 На этот раз за рулём был Марис, дядя Саша сидел рядом с ним, я устроилась сзади. Со стороны можно было подумать, что молодой человек везёт куда-то престарелых родителей или, скорее, отца с бабушкой (я выглядела лет на двадцать старше Никитина) на не очень новой иностранной машине, которую теперь купить дешевле, чем родные «Жигули», да и ненадёжнее она будет. Все-таки немецкая машина — это не конструктор для взрослых под названием «Сделай сам», как я охарактеризовала бы наш отечественный продукт.
 — Едем в больницу к твоему Вахтангу, — пояснил дядя Саша.
 — Я — в таком виде?!
 — Ты что, его охмурять собралась? — спросил дядя Саша. — Если желаешь, то в следующий раз.




 Глава 9


 Вахтанг Георгиевич чувствовал себя гораздо лучше. Он был очень рад лицезреть нашу компанию. Меня в виде старушки он вначале долго рассматривал, ничего не понимая. Я на какое-то время забыла, что выступаю не в своём привычном обличье. Говорила я теперь нормальным голосом, да и Марис с дядей Сашей воспринимали меня так, словно не видели маскарадного костюма. Отдать должное Чкадуа, он быстро въехал в тему, посмеялся, похвалил костюмера (дядю Сашу) и перешёл к делу.
 Ему нужно было скрыться. Две пули, извлечённые из его пышного тела, лежали на тумбочке рядом с кроватью — Чкадуа решил оставить их на память. Он не стал уточнять, кто в него стрелял. Как я поняла, Вахтанг Георгиевич сам точно не знал, кто именно. У него имелось несколько кандидатов на роль заказчика (исполнители роли не играли), следовало выяснить, кто из них решился на кардинальные меры и почему. Но раз было принято решение выпустить в Вахтанга Георгиевичи эти пули, то может быть принято решение довести дело до конца.
 Господину Чкадуа совсем не хотелось принимать в себя ещё одну партию свинца.
 Он ни словом не обмолвился про своё второе гражданство — греческое. Я, конечно, тоже молчала как рыбка. Не хочет говорить — его дело. Заказчики, пославшие людей, вполне могли знать про бизнес Вахтанга в Греции. Видимо, поэтому он не хотел туда ехать. Принадлежавшие Чкадуа апартаменты тоже исключались. Скорее всего, глубокой норы у него не было. Или ещё не успел соорудить, или такой необходимости пока не возникало. Но вот теперь Вахтангу Георгиевичу потребовалось надёжное укрытие.
 Шулманиc опять предложил поехать в Латвию. Вахтанг весьма подробно расспросил про условия, в которых придётся жить. Как я поняла из разговора, господин Чкадуа очень любит комфорт, а общий душ в конце коридора остался для него воспоминанием далёкого детства.
 — Там женщин много, — заметил Марис, — мужчин — нехватка.
 После этой фразы Шулманиса Вахтанг Георгиевич тут же навострил уши.
 Оказывается, женщин господин Чкадуа любил гораздо больше, чем комфорт.
 — Латышки? — тут же уточнил он.
 — Всякие есть, — ответил Марис.
 — И ждут настоящих мужчин? — Вахтанг Георгиевич уже облизывался, как кот над блюдцем сметаны.
 — Да вообще-то всем будут рады, — ответил Марис.
 Чкадуа задумался. Конечно, ему, человеку далеко не бедному, не очень-то хотелось вспоминать молодость и останавливаться в маленькой сельской гостинице в каком-то латышском посёлке, но… Ему надо было затихариться, исчезнуть из Петербурга. Знающие Вахтанга Георгиевича люди — те, кто послал за ним стрелков, — наверняка в курсе его образа жизни, следовательно, им навряд ли придёт в голову искать его где-то в латышской глуши, в деревянном доме, где нет не то что джакузи, а душ и туалет не предоставляются в индивидуальное пользование.
 Такие условия проживания не вполне устраивали господина Чкадуа. Но такова жизнь — се ля ви, как говаривал мой предыдущий, — и если для спасения своей шкуры требуется пойти на временные неудобства, нужно на них пойти. Родная шкура ведь очень дорога её носителю. Наверное, так рассуждал Чкадуа, принимая решение, а обещанные в большом количестве женщины, жаждущие мужчин, должны были несколько смягчить предстоящий дискомфорт. Да и в компании с моей персоной ему там будет очень неплохо, как, подмигивая, намекнул грузинский мужчина. Но дядя Саша заметил, что он лично будет выступать в роли моей дуэньи (так, и он тоже в бывшую братскую республику собрался?), это означало, что господину Чкадуа не следует особо раскатывать на меня губу.
 В общем, взвесив все за и против, Чкадуа согласился поехать с нами в Латвию. Заверив Мариса, что за услуги ему хорошо заплатят, дал координаты человека, с которым нужно связаться насчёт паспорта.
 — Слушайте, — серьёзным голосом обратился к нашей компании Вахтанг, — а почему вы все-таки меня спасли? Вы же меня не знаете. Вот только Наташа…
 В благотворительность он не очень верил, как, впрочем, и никто из нас.
 Законы жизни в обществе, сильно напоминающем джунгли (а может, и более диком, чем они), приучили нас думать, что ничто не делается просто так. За любую услугу надо платить. Каждое действие имеет под собой какой-то корыстный интерес.
 — Итак, чем могу быть полезен? — уточнил Чкадуа.
 Марис пояснил, что ищет свою девушку. Мы с дядей Сашей молчали.
 Выслушав внимательно Шулманиса и уяснив, в чем его подозревают, Вахтанг долго смеялся.
 — Раз я человек восточный, значит, у меня гарем должен быть? Это вы так рассуждали? Но я же не шах и не султан какой-нибудь. И у меня, кстати, Тамара есть. В Тбилиси. Царица моя. А тут я… ну балуюсь. — Мне опять подмигнули. — А чтобы женщину силой держать — это не для меня. Это унижает достоинство мужчины.
 Я люблю, чтобы женщина мне сама хотела отдаться. По доброй воле. Нехорошо женщину заставлять. Не по-мужски. Да и любят меня женщины, правда, Наташа?
 Тут я уточнила, не играл ли Вахтанг Георгиевич на меня в карты с господином Волошиным и как это согласуется с тем, чтобы женщина отдавалась по доброй воле.
 — Играл этот… нехороший человек, — подобрал выражение Чкадуа, — Дубовицкий. Гнида, вошь. Не уважаю. Не терплю. Женщиной восхищаться надо, на пьедестал ставить, а этот… Но, может, он как мужчина — ничто? — Вахтанг снова хитро подмигнул мне. — Поэтому и пытается женщин силой завлечь? Они его самого не любят, а только за деньги и соглашаются? А?
 — Мы ушли от темы, — заметил Марис.
 — Нет уж, давайте закончим с игрищем, — заявила я. — Вахтанг Георгиевич, скажите, пожалуйста, что произошло в тот вечер? Я говорю об игре.
 Чкадуа помолчал немного, а потом заявил очень серьёзно:
 — Подонок твой Волошин. Если мужчина решает играть на свою женщину, я его не уважаю. И больше дел иметь не стану. Ты с ним рассталась?
 — Конечно, рассталась! Я как только узнала, вещички собрала и ноги сделала. Знаю, что он меня по городу ищет. Поэтому и собираюсь вам компанию в Латвии составить.
 — Вот и хорошо. Отдохнём вместе. Ну а что играл он на тебя… Этот нехороший человек зацепил твоего на крючок и держал… Не буду говорить как…
 Я и не знаю всех деталей. Это другая история. Настоящий мужчина плюнул бы ему в лицо и ушёл. Пусть бы деньги потерял, пусть бы квартиру-машину проиграл, но не женщину! Гeннадий сказал: или на Наташу играем, или разговоров никаких вообще не будет. При свидетелях. Твой проиграл. Но это и неудивительно.
 — Почему? — спросили мы втроём.
 — Я выяснил потом… Гeннадий — шулер бывший. Отошёл от карточных дел, от профессиональных игрищ, бизнесом занялся. Бизнесмен хренов… Так и делает свой бизнес. Люди ему проигрывают — и он получает то, что хочет. Так и приподнялся. А сам — дерьмо. Я понимаю, когда ты оказываешься хитрее конкурента, сделку у него уводишь — я сам такой! Ты оборотистее, ты умнее, ты быстрее! Я — купец, понимаете? Купец! И другого купца всегда пойму. Купец с купцом всегда договориться смогут. Но не шулера! Шулера не пойму, договариваться с ним не стану! Шулеров я презираю!
 — А сами играете, Вахтанг Георгиевич? — уточнил дядя Саша.
 Чкадуа покачал головой.
 — В карты — нет, в рулетку — нет. С судьбой играю. Рискую. Деньгами, имуществом, жизнью, наконец! Но своей, только своей! А в карты никогда не играю.
 Несерьёзное это дело. Не для мужчины. Мужчина работать должен, деньги зарабатывать. И тратить! Деньги существуют для того, чтобы их тратить. На удовольствия, на женщин! Хорошо покушать, с друзьями посидеть…
 — Но ведь картёжники тоже деньги зарабатывают! — заметил Марис.
 — Зарабатывают, дорогой, зарабатывают… — протянул Вахтанг. — Но не так надо. Мужчина работать должен! А не за столом в карты играть.
 — Вахтанг Георгиевич, — снова обратился к Чкадуа дядя Саша, — вы хотите сказать, что Геннадий Дубовицкий заработал весь свой капитал карточной игрой?
 — Ну не совсем, не совсем, дорогой… Первоначальный капитал. Потом по ходу дела партнёров облапошивал… Получал то, что хотел, а по-другому не мог заиметь… Вот как тебя, Наташа.
 — Он меня не получил! — закричала я. — И не получит!
 — А что ты в городе-то ещё сидишь? — серьёзно посмотрел на меня Вахтанг. — Немедленно уезжай в Латвию. Мы потом приедем. Тебе опасно здесь оставаться.
 — Я обещала Марису помочь найти его девушку, — заявила я. — Потом мы уедем все вместе.
 Я, как уже говорила, предпочла бы уехать без девушки Мариса, но вслух в этом признаваться не следовало.
 Вахтанг молчал, думая о чем-то своём. Мы тоже не произносили ни звука.
 Первым молчание нарушил Марис:
 — Вахтанг Георгиевич, как вы считаете, у этого самого Дубовицкого может быть гарем? Судя по тому, что я о нем уже услышал, — вполне.
 — Вот я как раз сейчас и думал об этом, дорогой, — признался Чкадуа. — Бывал я у него на дачке… Он там иногда компании собирает, как раз в картишки перекинуться…
 — А что, он всегда выигрывает? — перебила я. — Неужели с ним соглашаются играть, зная, что он всегда выходит победителем?
 — Во-первых, он играет каждый раз с новыми партнёрами. Раз поиграл — получил, что хотел, и хватит. Это на серьёзные ставки. А тем, кого домой к себе приглашает, иногда и проигрывает. Но, по-моему, это он специально делает, чтобы не заподозрили. Да там и ставки совсем маленькие по сравнению с серьёзной игрой. Я всегда отказывался, он меня попробовал несколько раз напрячь, но я твёрдо говорил «нет», он понял, что не переубедит. Я о нем справки наводил — вот и выяснил его трудовую биографию. А когда на даче его играли, я внимательно следил.
 — И заметили что-нибудь? — подался вперёд Марис.
 — В смысле шулерства — нет. Но он же профессионал высочайшего класса!
 Как я могу заметить? Но создавалось у меня впечатление, что проигрывал он специально, чтобы разжечь у других интерес к игре.
 — А почему вы упомянули дачу? — поинтересовалась я.
 — Развлечения нам там предлагались… — поведал Вахтанг.
 Развлечения были разнообразными и включали танцы и песни в исполнении юных див, причём все они были разных национальностей и исполняли свои народные песни и танцы, пока мужчины выпивали и закусывали. Во время игры их не было, потом их предлагали гостям для ночных утех.
 — Я не назвал бы это гаремом, — заметил Вахтанг. — В гареме все жены одного мужа. Или наложницы. Их не предлагают гостям. Они только для своего хозяина и повелителя, а тут… Это по-другому именуется. — Чкадуа опять подмигнул.
 — Но вам не показалось странным, что хозяин так развлекает гостей? — уточнил дядя Саша.
 — А что тут странного? — искренне удивился Вахтанг. — Все хотят показать друзьям и компаньонам что-нибудь оригинальное, то, чего ни у .кого нет. Стриптиз надоел, официантки голые тоже надоели. Вот один мой друг балетную труппу держит. «Лебедят», как он их называет. Он сам тощеньких, маленьких девочек любит… Маленьких не в смысле возраста, а там рост, вес… Как раз балерины подходят. А знаете, сколько у нас балерин безработных? Так у него конкурс на просмотр, только бы хозяину подойти! Дама у него работает лет под пятьдесят, тоже бывшая балерина. Она спектакли с этой труппой ставит. Они все танцуют перед гостями в этих своих беленьких пышных юбочках… Не раздеваются, только пляшут, ножки вверх задирают. Но трахаются только с ним… И, по-моему, все довольны.
 — Он их держит взаперти? — спросил Марис.
 — Кто? Если ты имеешь в виду любителя лебедей — нет. Одна, по-моему, с ним постоянно живёт, а остальные на репетиции и спектакли приезжают. Ну и когда там хозяину захочется… Все добровольно! Я же говорил, к нему очередь на конкурс! Джвари — мужчина щедрый. А Дубовицкий… Не в курсе. Честно, не знаю.
 Джвари — мой друг, так что я точно знаю, а Геннадий… Не уважаю его! Не спрашивал. Не задумывался. Был-то я у него на даче всего два раза.
 Марис с дядей Сашей принялись за выяснение месторасположения дачи, количества охранников, попросили Вахтанга нарисовать её план — то, что он помнил. Чкадуа удовлетворял их любопытство, как мог. Я видела, что он искренне старается нам помочь — услуга за услугу. Видимо, припёрло из Питера сбежать, наворотили дел, Вахтанг Георгиевич, или Константинос Колиастасис? Почему же он все-таки в Грецию-то не хочет ехать под своим вторым именем? Или и там уже наследил, как и в многочисленных странах дальнего зарубежья? Интерпол, что ли, за ним уже гоняется, а он надеется, что в Латвии его не достанут? Он, наверное, не знает, что я в курсе его прошлых подвигов (конечно, только малого их количества, но тем не менее). Мой предыдущий почему-то им в своё время сильно интересовался, в Париже опять же мне про Вахташу много интересного поведал…
 Сергей тогда пьян здорово был, понесло его почему-то, а так мужик он вообще-то скрытный был, о своих делах почти не говорил.
 Менты меня допрашивали после убийства, но что я могла сказать? Если бы и знала, все равно молчала бы: за длинный язык по головке не гладят. Дурочку из себя строила, а это и несложно было: у массы людей сложился стереотип — раз красивая манекенщица с длинными ногами, значит, в голове У неё пусто, ветер гуляет. От меня и отстали по-быстрому, поняли, что зря время тратят. Для проформы протокольчик заполнили, смоченный моими слёзками, и переключились на более важные дела. Кого теперь удивишь заказным убийством?
 Но, самое любопытное: выяснилось, что практически никто из окружения моего предыдущего не был с ним по-настоящему близок. Я слышала, как это потом Волошин с друзьями своими обсуждал. В фирме тоже практически никакого криминала не нашли. Она отошла двоюродному брату Сергея, он и сейчас ею успешно руководит, особо не напрягаясь: печка хорошо разгорелась, знай подбрасывай поленья в огонь. Тем более этот братец работал одним из замов: в курсе дела.
 Может, на досуге мне заняться расследованием убийства моего предыдущего?
 Попробовать себя в роли частного детектива? Но, с другой стороны, времени уже столько прошло… Обязательно надо на могилку к нему съездить, цветочки посадить. Да и в обличье старушки я не вызову ни у кого подозрений, если появлюсь на кладбище.
 Я приняла решение и теперь могла снова слушать, о чем идёт беседа в больничной палате. Марис с дядей Сашей тоже приняли решение: съездить на дачу к Дубовицкому. В роли проповедников. Ну и меня, естественно, с собой взять, как уже имеющую опыт в этом сложном деле вовлечения народа в новое (вернее, уже почившее) религиозное сообщество. Марис временно станет дедушкой, дяде Саше грим не нужен, ну а я, сирота, в новой роли уже более-менее освоилась. Будем представлять Детей Плутона.
 Дядя Саша поинтересовался у Вахтанга, кого пристрелили на территории завода.
 — Вай, это Важа был, нехороший человек, — заявил Чкадуа («Ещё один нехороший?» — подумала я.). — Важа Николадзе. Николаев по-вашему. Никогда его не любил, но брат мой, Зураб, дела с ним общие имел. Первая жена Зураба — родная сестра Важи, вот и работали. Делами были завязаны. Но я давно его подозревал, правда, проверить все никак не мог. На кого-то он ещё работал. Точно работал.
 Семья у них вся порочная. Знаете, почему Зураб с первой женой развёлся?
 Мы все покачали головами: откуда мы могли это знать?
 — Рога наставила Зурабу. Мало, что наставила — сына от своего любовника родила. Какой же мужчина будет жить с женщиной, если её ребёнок напоминал о его рогах? И Важа скользкий был человек. Я Зурабу говорил: развёлся с женой, закончи дела с Важей. Не закончил… Денег много заработать хотел. У Важи связи были большие, очень большие… Но нехороший человек был. Ну да ладно, про мёртвых можно или хорошо, или никак. Поэтому никак.
 — А ваш брат?.. — уточнил дядя Саша.
 — Зураба сейчас нет в Питере. По делам улетел. А Важа меня на завод вчера позвал. Долго убеждал, что надо ночью ехать, за разгрузкой-погрузкой проследить… Я как чувствовал… Беду чувствовал. Продал меня Важа. Я вот только не знаю, кому. Но выясню. Целый день думал да ещё голову ломал, куда мне после больницы ехать, но теперь вопрос решился. — Вахтанг улыбнулся Марису. — Поеду в Латвию, где много женщин.
 Марис сказал, что за день сделает Вахтангу визу. Чкадуа поинтересовался, нельзя ли и ему какой-нибудь маскарадный костюм смастерить. Он снова лукаво подмигнул мне. Дядя Саша обещал что-нибудь придумать.
 Нам оставалось уточнить последний вопрос — с ночёвкой. Я уже догадывалась, что сегодня опять лягу под утро. Ну что ж, мне не привыкать.
 Я почему-то не сомневалась, что у дяди Саши есть место (может, даже не одно), где мы могли бы временно обосноваться, но он, наверное, оставлял его на крайний случай. На самый крайний. Почему бы не поинтересоваться норами Вахтанга? Тем более, дядя Саша и в этом мог иметь свой корыстный кагэбэшный интерес… Как знать, какое задание он получил от своей «конторы»?


* * *

 Как выяснилось, у господина Чкадуа, уроженца Тбилиси, гражданина непонятно какой страны, имелось две квартиры в Санкт-Петербурге и загородная резиденция в его окрестностях, которая, как оказалось, находилась не так далеко от особняка Дубовицкого. Мы решили, что едем за город.
 Как пояснил Чкадуа, от его резиденции идёт дорога, соединяющая два новорусских посёлка — Вахташин и Дубовицкого. Её проложили совсем недавно по желанию дачников, чтобы друзья не тратили зря время, отправляясь в гости в объезд от одного скопления вилл к другому. Путь, таким образом, сократился на полчаса (при передвижении на «Мерседесе-600» со скоростью двести пятьдесят километров в час). На этой дороге никаких постов ГАИ никогда не было и, наверное, не будет, правда, случалось, что стреляли. Но это местные разборки, и, как правило, правоохранительные органы в них не вмешивались, даже узнав о случившемся. Дорогой пользуются только свои.
 Вахтанг тут же позвонил своему домоуправляющему и предупредил о нашем приезде. Нам обещали радушный восточный приём.
 Следующей остановкой в нашей повестке дня (вернее, ночи) была квартира моего брата. Я боялась только одного: не слишком ли поздно мы туда едем?




 Глава 10


 Когда мы снова сидели в моей старенькой «бээмвэшке» с Марисом за рулём (появление на месте водителя бабушки могло бы вызвать ненужный интерес и привлекло бы хоть чьё-то внимание), я поинтересовалась у напарников (или сообщников?), едем ли мы сейчас прямо на квартиру моего брата или у нас запланированы какие-то дополнительные остановки. Мне хотелось поскорее попасть к Андрюше. О его судьбе я не прекращала думать ни на минуту.
 Дядя Саша взялся за трубку и стал кому-то звонить. По междометиям, которые он произносил, я не смогла понять ничего.
 — К Андрею, — велел Никитин Марису, отключая связь, и повернулся ко мне:
 — Скажешь, что в Латвию уезжаешь завтра вечером. Попрощаешься. Каким видом транспорта — уточнять не будешь. На всякий случай.
 — Дядя Саша…
 — Брат твой цел, а что невредим, сказать не могу, остались кое-какие следы на теле… Как и на его приятеле. А так: все хорошо, прекрасная маркиза, все хорошо, все хорошо!
 — Я не понимаю… Никитин усмехнулся.
 — Ну что ж тут непонятного? Оказываем и мы иногда услуги младшим братьям. Как и они нам. Или вначале они нам, а потом мы им. Как и наша компания Вахтангу, а Вахтанг теперь — нам. Жизнь так построена, Наташа.
 — И какую услугу оказали вам или нам ваши младшие братья? — хотя я уже догадалась, о ком идёт речь.
 — Ребятам нужен определённый процент раскрываемоcти преступлений. А тут им такой подарок. Те орелики, которых ты сегодня лицезрела, Наташа, к твоему брату не к первому в гости пожаловали. Как ты, наверное, догадываешься.
 Я догадывалась.
 — За ними хвост тянется. Ну, может, им ещё чего припишут, чего они не делали. А им удастся скрыть то, что делали. В общем, им будет о чем подумать, — да и времени на это окажется достаточно.
 — Но их начальники?.. — заговорила я. — Адвокаты могут их тут же вытянуть, и тогда Андрюша…
 — Да кому они нужны? Пушечное мясо, как это ни прискорбно. Влипли пацаны, а они ведь такие же пацаны, как и многие их сверстники, которые сейчас или в институте гранит науки грызут, или уже в бизнесе крутятся. Это только простые обыватели приписывают «быкам» какие-то сказочные богатства из пещеры Али-Бабы или огромную власть. Власть у вышестоящих, как и деньги. А на судьбу своих подчинённых им плевать. На место этих пацанов тут же придут другие.
 Накачанных тел и крепких кулаков сейчас избыток. Вот умных людей, с по-настоящему высокой квалификацией сейчас нехватка. Как в бандитах, так и в органах, да и на «гражданке».
 — Но все равно в бандитах зарабатывают больше, чем на заводе у станка, — заметила я. Марис поддакнул.
 — Согласен, больше, — кивнул дядя Саша. — И больше, чем в той же ментовке, которая их ловит. Но жизнь-то у ребят коротка и изломана: или посадят (это, кстати, лучше), или застрелят. Третьего не дано. На зоне раньше «быками» рабочую силу называли, а теперь так рядовых пацанов в бандитских группировках зовут. И само слово показывает отношение к ним — как к мясу, пушечному мясу.
 — Короче, тяжела жизнь рядового советского бандита, — усмехнулась я.
 — Почему советского? — удивился Марис.
 — Потому что у нас слишком много всего совкового осталось, — ответил вместо меня Никитин. — Правильно Наташа сказала. — Дядя Саша помолчал немного и добавил:
 — А вообще мне этих пацанов жалко. Сколько их погибло ни за что? А ведь пошли бы другой дорогой — все мог-то бы совсем иначе сложиться.
 — Да. в газетах пишут только о гибели крупных авторитетов, — сообщил криминальный репортёр Шулманис, явно со знанием дела. — А кто станет считать потери простой братвы? Никто и не найдёт их никогда: кто на дне озера лежит, кого уже в море унесло, рыбы съели, кого под асфальт закатали, в погреб закопали, подхоронили к какой бабульке… Ладно, хватит о грустном. Думай, Наташа, что сегодня взяли тех, кто обидел твоего брата и его друга. Они поплатились за дело.


* * *

 Андрюша с его милым другом Серёжей были пьяны. Меня не узнали вообще, дядю Сашу они раньше никогда не видели, с Марисом расцеловались, как с одним из своих.
 Из пьяных бредней я поняла, что вначале к ним позвонилась та компания, что прибыла на «девятке», которую я видела внизу. Андрюша с Серёжей сдуру открыли дверь: им показалось, что это звонит сосед. Парень так и представился, соду спрашивал, говорил, что у него молоко пригорело, жена придёт, ругаться будет, надо кастрюлю с содой прокипятить. Серёжа открыл — и получил в глаз.
 В квартиру ворвались трое. Любовников быстро скрутили, отволокли в комнату и стали выпытывать, где я. Пьяными голосами Серёжа с Андрюшей клялись, что никогда бы не раскололись, если бы об них не стали тушить окурки, предварительно залепив пластырем рты.
 Потом они долго разыскивали Сережиного бывшего, сдавшего нам с Марисом квартиру, что оказалось делом не таким уж простым. Мучители уже стали подумывать, не разыгрывают ли их. Наконец хозяин квартиры был найден и стал известен адрес на Благодатной. В это самое время в квартиру ворвались люди в пятнистых комбинезонах — словно подгадывали момент. Но это было просто совпадением, которые в жизни случаются гораздо чаще, чем принято думать.
 Ореликов повязали и отправили в места, где можно долго и хорошо подумать.
 Андрюша с Серёжей кое-как прибили вышибленную дверь, и принялись отмечать успешное завершение мероприятия. Непривычного к алкоголю братца развезло мгновенно. Но вот ведь сволочь, пронеслось у меня в мозгу, даже не додумался позвонить и предупредить, что меня усиленно ищут! Правильно говорят: своя рубашка ближе к телу! Слабые все-таки существа мужики: это родную сестру продать только потому, что об него окурки тушили, а потом даже не позвонить!
 Ведь адрес-то узнали, значит, и телефон выяснить не было проблем. Может, на тех «быках» какие датчики были, кто-то слушал их разговор… Хотя, конечно, нет.
 Это просто мой полет фантазии — после общения с Никитиным и Шулманисом.
 Дядя Саша, Марис и я переглянулись. Мы поняли, что больше нам у Андрея делать нечего. Никитин мигнул нам с Шулманисом, приглашая выйти на кухню.
 — Марис, — обратился он к Шулманису, — своим почерком оставь записку.
 Неизвестно, вспомнят ли они, что мы приезжали или нет, а Наташу они точно не узнали. Напишешь что-то типа: Наташа уехала, когда вернётся, не сказала.
 Просила передать привет. Дозвониться не смогла. Подпись свою оставь.
 Марис кивнул, сделал, как велел дядя Саша, и мы покинули не очень гостеприимный дом моего брата, надеясь в ближайшем будущем испытать на себе грузинское гостеприимство.
 Теперь наш путь лежал на дачу Вахтанга Георгиевича.




 Глава 11


 Домоуправляющий Вахтанга Георгиевича оказался молодым человеком лет тридцати по имени Вадим. По всей вероятности, этот самый Вадим дело своё знал хорошо, иначе Чкадуа не стал бы оставлять дом на его полном попечении. Как мы выяснили в дальнейшем, Вадим приглядывал ещё за одним домом в посёлке. На даче (правильнее будет сказать: загородной резиденции) кроме Вадима проживали две женщины — горничная и кухарка — и ещё один мужчина, что-то типа дрессировщика собак. То есть две пары, явно коротавшие время в обществе друг друга в отсутствие хозяина.
 Вахтанг предупредил нас, что при подъезде к даче мы должны позвонить Вадиму из машины, чтобы Заперли собак. Уже оказавшись на территории за высоким забором, я поняла, что здесь не требуется никакой специально обученной охраны: служба безопасности, состоящая из четвероногих охранников под руководством одного бывалого охотника обеспечивала гораздо более надёжную защиту, чем десяток молодых крепких парней.
 Дядя Саша, видимо, знавший толк и в собаках (хочу заметить, что старая кагэбэшная школа вызывала у меня все большее и большее уважение — по мере того, как я все лучше и лучше узнавала полковника Никитина), высказался, обращаясь к Вадиму, что четвероногие охранники больше напоминают волков, чем овчарок.
 Вадим усмехнулся и подтвердил:
 — Специально выведены. Собаковолки, вернее, волкособаки. Может, слышали?
 — Доводилось, — кивнул дядя Саша. Доводилось не только ему, но и Марису, правда, только слышать, а не видеть. Как я поняла, Дядя Саша видел подобных метисов где-то в Сибири.
 — А что это за порода? — поинтересовалась я, сгорая от чисто женского любопытства.
 — Суку во время течки отводят в лес и привязывают. Результат — у нас во дворе.
 — А волки её не раздирают? Вам не жалко собаку, если её…
 И Вадим, и дядя Саша рассмеялись.
 — Ни разу не слышал, чтобы такое случилось. Кобеля, наверное, могли бы… Но сейчас и дворовые псы прибиваются к волчьим стаям. Их принимают. Не всех, конечно. А уж суку во время течки — это совсем другой разговор. Собака с волком успешно скрещиваются.
 Мне вспомнился Джек Лондон, которым я зачитывалась в детстве. Только, помнится, тогда я все думала, возможно ли такое на самом деле. Оказалось: возможно, да и не где-нибудь в Америке, а у нас, неподалёку от родного града Питера. Сколько ещё разных интересных зверьков охраняют недавно построенные многочисленные виллочки, в которых новые господа предаются своим утехам…
 Нас ждал великолепно накрытый стол: Вахтанг Георгиевич велел с душой принять дорогих гостей. Несмотря на то, что прислугу, скорее всего, разбудили, чтобы это все приготовить, все нам улыбались, принимая как родных. По всему было видно, что работающие на Вахтанга люди жизнью довольны и за место своё держатся.
 Когда я вышла из гостиной, где уютно потрескивал камин и стол ломился от яств, в поисках удобств, Вадим деликатно поинтересовался, сколько комнат нам готовить. Я задумалась на мгновение и ответила:
 — Три.
 Вадим кивнул с ничего не выражающим лицом и удалился. Я решила, что в случае возникновения желания всегда смогу зайти в гости к Марису, но я очень устала и хотела нормально выспаться.
 Сняв маскарадный костюм, смыв грим и приняв душ, я упала на белоснежные простыни и мгновенно заснула.
 Когда я на следующий день спустилась вниз, Марис с дядей Сашей уже позавтракали, а нормальные люди, наверное, в это время уже пообедали. Может, кто и ужин готовил. Моё появление без маскарадного костюма произвело впечатление. Хотя удивление в глазах прислуги читалось лишь в первые мгновения.
 Выдрессированы были как надо или уже привыкли ничему особо не удивляться.
 Дядя Саша с Марисом сидели за столом вместе с Вадимом, обсуждая дальнейшие планы. Вахтанг сказал нам, что его домоуправляющий окажет нам всяческое содействие и что на него можно полностью положиться.
 Нас интересовал другой посёлок, к которому вела новая дорога. Вадим и Чкадуа так и именовали её — Новая, потому что другого названия не было. Ни там шоссе имени Защитников Белого дома, ни хайвей Разгула Демократии, ни Рэкетирский проспект, ни переулок Разборок. Я называю скопление «новорусских» вилл посёлком, потому что никакого специального названия для этого ещё не придумали, может, появится вскоре что-нибудь, обозначающее места застройки загородными резиденциями, принадлежащими представителям властных структур, шоубизнеса, силовых ведомств, воротилам криминального мира, которые почему-то очень дружненько кучкуются.
 К нашему большому сожалению, Вахтанг Георгиевич возвёл свой особняк не в той куче, где стояла дача Геннадия Дубовицкого. Но, может, так и лучше. А то ещё кто-нибудь увидел бы «проповедников», выходящих из одной виллы, заходящих в другую, а потом возвращающихся обратно. Вызвало бы удивление, что компания юродивых пущена на побывку к господину Чкадуа, религиозностью не отличающемуся.
 Марис, дядя Саша и Вадим обсуждали, как лучше подобраться к даче Дубовицкого и вообще появиться во втором посёлке, чтобы не вызвать особых подозрений.
 — Здесь есть где-нибудь поблизости железнодорожная станция? — спрашивал Никитин, пока я уплетала бутерброд с ветчиной, просто таявшей на языке.
 — Километров семь-восемь до неё, — ответил Вадим. — Все же на машинах.
 Даже прислуга. Там несколько дачных кооперативов. В смысле «шестисоточных». Вам нужно появиться именно со стороны этих дач.
 Дядя Саша кивнул, соглашаясь. Мысль была мудрая.
 — Но, к сожалению, вилла Дубовицкого стоит последней — с другой стороны, — продолжал Вадим. — Чтобы не привлекать внимания, вам придётся пройти и по другой. Их двенадцать. Его тринадцатая.
 — Ну что ж, пройдём. Странно было бы, если бы мы только в один дом заявились.
 — А откуда ты знаешь, где стоит дом Дубовицкого? — поинтересовался Марис. — Ты всех хозяев знаешь?
 — Ну личным знакомством ни с одним похвастать не могу, — усмехнулся Вадим. — Но знаю. Работа такая. Ничего удивительного: практически в каждом из этих домов есть человек, знающий кто в какой вилле проживает. Это нормальная практика.
 Дядя Саша кивнул и попросил Вадима нарисовать план посёлка, где находился интересующий нас дом. Вилла Геннадия Павловича стояла у леса.
 — Может, из лесочка её оглядеть сегодня ночью? — размышлял вслух дядя Саша.
 — Что вы ночью увидите? — подала голос я. — Хоть они и белые, но не настолько же. Тем более, лес.
 — Я — увижу, — рассмеялся Никитин. — Ты же знаешь, какая у меня вместительная сумка и что в ней лежит много всяких нужных и интересных вещей.
 Да, полковник Никитин подготовился к делу тщательно. Вот только к какому?
 — А если просто проехать мимо дома? — предложил Марис.
 Вадим покачал головой.
 — Там дорога заканчивается. Дальше — лес. Вот это как раз может показаться странным. Если бы Геннадий Павлович с другой стороны жил — другое дело, но не так, как есть.
 — Обидно, досадно, но ладно, — сказал Марис.
 Дядя Саша тем временем изучал нарисованный Вадимом план.
 — Ты высадишь меня вот здесь, — ткнул он пальцем. — Потом я прогуляюсь по лесочку, проведу рекогносцировку, посмотрю пути отхода и вернусь тем же путём.
 — Вы что, один собрались идти? — спросили мы одновременно с Марисом.
 Никитин кивнул.
 — Я пойду с вами, — сказал Марис.
 — И я тоже, — добавила я.
 — Мариса я ещё могу с собой взять, — заявил дядя Саша, — но тебе, Наталья, ночью в лесу делать нечего.
 — Я везде найду, что делать, — заметила я. — И женский глаз может заметить то, что пропустит мужской. Вы от меня так просто не отделаетесь. Я иду — и точка.
 Дядя Саша, уже на личном опыте испытавший моё упрямство, махнул рукой, понимая, что я все равно увяжусь следом. Марис пожал плечами, принимая моё желание не отставать от мужской компании, как должное. Вадим сидел молча, без выражения на лице.
 Затем Никитин решил, что нам стоит проехать до железнодорожной станции, посмотреть на дачные кооперативы и вообще на окрестности при свете дня. Вадим пошёл за машиной (это оказался «лендровер» — как раз та машина, на которой стоит выезжать за город: мало ли какие дороги попадутся на пути), вывел её из гаража. Мы забрались внутрь — Марис спереди рядом с водителем, мы с дядей Сашей — сзади, и Вадим начал экскурсию по окрестностям.
 Дачные кооперативы были самыми обычными, рассказывать про них, в общем-то, нечего. Одни домики побольше, другие поменьше, но это были именно дачные домики, поставленные на шести, в лучшем случае, на двенадцати вспаханных сотках. Увиденное же нами при свете дня в двух «посёлках» вызывало совсем другое впечатление.
 Каждая вилла стояла за забором — повыше или пониже, кое-где этажи возвышались над ограждениями, кое-где забор скрывал весь дом. Около ближайших к ведущей на станцию дороге ворот в интересующем нас посёлке стояли и курили молодые солдатики, лениво обозревая окрестности.
 — А что здесь делает наше доблестная армия? — поинтересовался дядя Саша.
 — Ребята срочную службу несут, — пояснил Вадим. — Дом генеральский.
 — А… — протянул дядя Саша.
 — Хозяин что, пару-тройку танков да пяток ракет продал за бугор, чтобы этот домик построить? — спросил Марис.
 Вадим пожал плечами.
 — Вообще-то этот дом и соседний строили ребята-срочники. Несли свою почётную обязанность перед родиной. Под руководством прапорщика. Кстати, соседний дом, следующий за генеральским, принадлежит бывшему прапору — конечно, не тому, что строительством руководил.
 — И дружат с генералом? — спросил дядя Саша.
 — Он на побегушках у прапора. Ну не совсем на побегушках, — поправился Вадим. — Но бывший прапор командует действующим генералом.
 — Каким образом? — в разговор вступила я.
 — Прапор быстро сориентировался, когда вся чехарда началась, — и уволился из армии. Ну и как многие предприниматели начала перестройки заработал свой капитал вывозом сырья за границу. Брат его жены работал на каком-то оборонном заводе. Организовали своё производство. Теперь, кстати, они там на пару директорствуют. А генерал продукцию им поставляет для переработки.
 — Что за продукция? — спросил дядя Саша.
 — Снарядные гильзы. Из них выплавляют медь, которая, естественно, идёт за бугор. Ну, может, по ходу ещё какие снаряды освоили. Или сейчас уже оптом танковые дивизии гонят. — Вадим пожал плечами. — Но начинали с малого — с гильз.
 «Толковый наш народ», — подумала я, вспоминая своего предыдущего, который начинал с алюминия — вывозил его в виде солдатских ложек. Сколотил первоначальный капитал таким же образом, как и прапор, а потом почему-то перешёл на компьютеры, а в конце — на нефть. Многостаночник! Дядя Саша тем временем разглядел возвышавшийся в отдалении небольшой пригорочек и велел Вадиму ехать туда.
 — Далековато, — заметил служащий Вахтанга Георгиевича. — С такого расстояния ничего не разглядите.
 Но у полковника Никитина был с собой бинокль с шестидесятикратным увеличением. Разглядеть удалось многое.
 С пригорочка при помощи бинокля можно было заглянуть за заборы.
 Охраняющие виллы люди прогуливались по территории только трех из тринадцати участков. Солдатики несли службу у генерала и бывшего прапора, а молодые люди в пятнистых комбинезонах — у Дубовицкого. Ещё в трех домах за заборами прогуливались крупные псы, остальные не охранялись.
 — Делаем выводы, — сказал дядя Саша. — Есть что охранять у представителей нашей доблестной армии и у интересующего нас объекта. У остальных — только их барахло.
 Я задумалась над словами дяди Саши. В самом деле, если бы хозяевам других вилл было что прятать от глаз людских, то они установили хотя бы по паре охранников. Не сомневаюсь, что средства на наём подобной рабочей силы у людей, сумевших возвести такие хоромы, есть. Значит, они считали, что лезть к ним не за чем. Тем более, в таком «посёлке» новый человек сразу же на виду. Обычные дачники проезжают на свои участки по той дороге. по которой проследовали мы, не задерживаясь и не останавливаясь. Крайние дома охраняются солдатами. Сейчас на улице находилось восемь человек, наверное, ещё столько же или отдыхали, или занимались домашними делами. Другие обладатели вилл, по всей вероятности, считали, что в случае чего на этих солдат можно рассчитывать. По всей вероятности, солдатиков даже прикармливали или приплачивали им, чтобы и за другими домами одним глазком приглядывали.
 Возможно, у генерала и прапора были построены склады. По крайней мере, к заборам прилегали какие-то строения, которые вполне могли сойти для хранения тех же самых гильз, ну или боеголовок или ещё чего интересного. Солдаты их и стерегут. Ещё кое у кого имеются собаки — тоже понятно. Остаются на даче собачка и сторож, он же домоуправляющий. Например, с женой, выполняющей роль кухарки и горничной, когда приезжают хозяева. Но никакой серьёзной охраны ни в одном доме, кроме как у Дубовицкого, не было (я не считаю солдатиков).
 Все-таки это дачный посёлок. Люди здесь постоянно не живут, приезжают только отдохнуть, расслабиться. Приезжают и уезжают. Ничего ценного здесь не держат.
 Для хозяев этих вилл мебельные гарнитуры за несколько тысяч баксов особой ценности не представляют. Да и кто полезет сюда, например, воровать мебель?
 Брюлики, золотишко в слитках, «дипломаты» с пачками зелени тоже наверняка в этих домах не лежат. То есть отсутствие специальной охраны вполне понятно.
 Крепкий забор, в крайнем случае, собачка. И хватит. Тогда почему у Дубовицкого по территории расхаживают молодцы в пятнистых комбинезонах?
 И забор у него самый высокий. Дядя Саша дал мне взглянуть в его бинокль. Я стала разглядывать кирпичный трехэтажный особняк и то, что его окружало. При помощи шестидесятикратного бинокля мне удалось рассмотреть, что и заборчик у Гeннадия Павловича не простой: так просто не перелезешь.
 — Там у них ток проходит, что ли? — повернулась я к дяде Саше, опуская бинокль.
 — Молодец, Наталья, — похвалил он, — сразу сообразила. По всей вероятности, да. А стёклышки по верху видела?
 Я снова поднесла бинокль к глазам. Очень мило. Опасаются незваных гостей?
 — То есть можем идти только через главные ворота? — уточнила я. — Проповедниками?
 Дядя Саша пожал плечами. Он пока не знал точно и собирался вечерком подойти поближе к дому, как раз проверить надёжность охраны, но склонялся к мысли, что завтра мы все-таки попробуем войти сквозь главный вход как белые люди. Как Дети Плутона.
 Марис очень долго разглядывал виллу Дубовицкого. Наверное, надеялся выглядеть свою Руту в одном из окон. Царевну, заключённую негодяем в свой замок. Но где гарантия, что она там, — хотелось мне у него спросить. Может, вообще зря мы всю эту бурную деятельность развели. И мне-то зачем эта Рута сдалась? Идти в дом, принадлежащий Геннадию Павловичу, мне с каждой минутой хотелось все меньше и меньше.
 Наконец мы поехали обратно в хоромы Ваxтанга Георгиевича. Приближаясь к дому, Ваxтанг связался по рации с Ленькой, отвечающим за собак, и велел их запереть. И тут у меня возник вопрос, который должен был появиться гораздо раньше: а что эта свора охраняет у дорогого Baxташи? Эти четвероногие друзья человека казались мне даже надёжнее ребят в пятнистых комбинезонах, пусть и не были вооружены ни автоматами ни пистолетами, ни гранатами. Такой зверь вoпьётся в горло — и объясняй ему потом, что был не прав. Скорее всего, объяснять придётся у ангелам. Или чертям.
 Но что же все-таки имеется в доме у Вахташи, требующее такой охраны? Во мне снова проснулось чисто женское любопытство, и я, зная себя, поняла, что не успокоюсь, пока не удовлетворю его. Наши планы на остаток дня включали непродолжительный сон, ужин, а потом разведывательные мероприятия, в которых я ранее с энтузиазмом выражала желание участвовать. Теперь энтузиазма у меня поубавилось, а желание разведать секреты дома Вахтанга Георгиевича усиливалось с каждой минутой.
 За ужином я объявила мужскому большинству, что не пойду с ними. Не дело молодой красивой женщине шляться ночью по лесу или, тем более, лежать где-то на сырой земле?
 — Она сухая, — заметил Вадим. — Дождей-то уже сколько времени нет.
 — Все равно мне нечего делать в лесу. Не хочу кормить местных комаров.
 Я лучше телевизор посмотрю. Или почитаю. В этом доме книги какие-нибудь есть?
 — Целая библиотека, — сказал Вадим без особого энтузиазма.
 Ему что, не хочется оставлять меня без присмотра? Не доверяет своим дамочкам? Или считает что все бабы потрепаться любят, а тут как паз новая слушательница, которую можно считать своей? М-да, ситуация становится все интереснее.
 Меня поддержал дядя Саша.
 — Я тебе сразу же говорил, что нечего с нами ночью идти. Слава Богу, одумалась. Оставайся. Справимся уж как-нибудь без тебя.
 Марис кивнул.
 Никитин, Шулманис и Вадим стали собираться на дело в начале второго.
 Перед выходом дядя Саша заглянул ко мне в комнату — вроде как бы попрощаться — и недвусмысленно показал мне глазами и руками, что я должна делать. Наверное, он опасался подслушивающих устройств. Я поняла его сразу же и так же жестами дала понять, что именно поэтому и остаюсь. Дядя Саша был растроган (или восхищён?) моей сообразительностью, поцеловал меня в щёчку и обещал особо не задерживаться. Я сказала, что не лягу, пока они не вернутся.




 Глава 12


 Отбывающих на дело мужчин мы провожали на пару с Людмилой, кухаркой и пассией (или сожительницей?) Вадима. Закрывая за ними ворота, Леонид, живший вместе с Валентиной, горничной, над гаражом, крикнул нам с Людой (скорее мне, чем ей), что выпускает собак и чтобы мы больше носа на улицу не высовывали. Мы удалились в дом, плотно закрыв за собой дверь.
 Выглянув в окно, расположенное рядом с входной дверью в холле, и увидев вылетающих во двор тварей, засидевшихся в своей конуре (или как там называется то место, где их держат), я ещё раз убедилась в мысли, что такие охраннички здесь неспроста.
 — Проведи мне экскурсию по дому, — обратилась я к Людмиле. — Так люблю квартиры смотреть!
 — Это не совсем квартира, — заметила она. — Это загородный дом.
 — Да я понимаю! Просто люблю глазеть на всякие модные дизайны, мебель и мечтать, что бы я сама сделала, если мы мне вдруг досталось такое жильё…
 Людмила внимательно посмотрела на меня, а потом поинтересовалась:
 — А сама-то где живёшь?
 — У меня обычная однокомнатная в панельном доме, — махнула рукой я.
 Зачем было пояснять, в каких хоромах мне довелось пожить у моих спонсоров?
 — Ты — модель? — уточнила Людмила.
 Я кивнула. По моему виду (не в маскарадном костюме) это сразу же становилось понятно: высокая, .худая, ноги растут почти от ушей. Людмила же была приземистой, с некрасивым, я бы сказала «крестьянским», лицом, в тёмных волосах уже пробивалась седина. Я дала бы ей лет тридцать восемь или тридцать девять. Сорока, пожалуй, ещё нет, но около того. Наверное, я вызывала у неё чувство зависти, и она многое отдала бы, чтобы выглядеть, как я. Но это подарок судьбы, спасибо маме с папой. Но каким-то образом я должна была расположить Людмилу к себе.
 — Ладно, пошли, — сказала кухарка. — Только… не говори Вадиму, что я тебя по дому водила, ладно?
 — А зачем мне ему вообще что-то говорить? — искренне удивилась я. — Кто он мне такой? Сват, брат? — Я помолчала немного и добавила:
 — А здесь что, какой-то скелет в шкафу живёт?
 Людмила рассмеялась.
 — Вот чего нет — того нет. Скелетов не держим. Просто… Ну даже не знаю, как тебе объяснить…
 — А как можешь. Дом с привидениями? С Тайной? Остров сокровищ в дачном посёлке? Построен на месте найденного клада?
 Я несла ещё какую-то чушь, пытаясь создать у Люды впечатление ветреной особы, которая в самом деле хочет просто прогуляться по всем комнатам из чисто женского любопытства. Я видела, как она постепенно расслабляется, начинает смеяться вместе со мной, улыбаться моим шуткам. Вообще улыбаться ей следовало чаще. Улыбка здорово преображала её лицо — в лучшую сторону. Грубые черты смягчались, в глазах загорались лукавые огоньки, и она уже не напоминала суровую крестьянку, вымотанную работой в поле.
 На первом этаже находились огромные гостиная, столовая и кухня, снабжённая мыслимой и немыслимой техникой, с двумя шкафами-холодильниками, комодом-морозильником, пеналами и кладовкой, где хранились многочисленные заготовки. Я поняла, что Людмила — прекрасная хозяйка. Может, в самом деле родилась в деревне?
 Нам с Марисом были отведены покои на втором этаже (две соседние спальни, как я и просила). Там же располагалась спальня Вахтанга Георгиевича с огромным сексодромом, на котором могли бы уместиться четыре пары, не мешая друг другу, а также кабинет хозяина, который был заперт.
 На третьем этаже одну из спален отвели дяде Саше, одна пустовала, за ней шёл кабинет Вадима (он был заперт, как и кабинет хозяина), далее — спальня Вадима и Людмилы и комната, где хранились простыни, полотенца, скатерти и тому подобное.
 Осмотрев дом, мы спустились вниз.
 — Давай чайку попьём? — предложила я. — Или ты спать хочешь?
 — Вадим велел его дождаться, — ответила Люда, направляясь в кухню.
 Она сказала это таким тоном, что я поняла: приказы дражайшего Вадика не обсуждаются. Интересно, почему молодой, симпатичный мужик спарился с Людой, а не с Валентиной, которой лет двадцать пять, если не меньше? Да, тайн в этом доме немало.
 — Тебе в гостиную принести, когда вскипит? — обратилась ко мне Люда.
 Я удивлённо посмотрела на неё.
 — А ты что, не будешь? Я думала, мы вместе попьём. Или ты собиралась что-то по дому сделать?
 Люда молчала, словно прикидывая, отвечать мне или нет. Я тем временем снова открыла рот:
 — Людочка, что-нибудь не так? Ты прости, я вашего уклада не знаю. Я же тут в первый раз и, наверное, в последний. Мы с Марисом и дядей Сашей свалились на вашу голову, я понимаю, что некстати. Не обращай на меня никакого внимания!
 Занимайся своими делами. Хочешь — ляг, я тебя разбужу через часик. Раньше-то мужики в любом случае не вернутся. А хочешь, пошли в мою комнату, у меня поспишь. Услышим, как они приближаются — и встанешь. А я почитаю. Я привыкла под утро ложиться.
 Я изображала саму заботу, с беспокойством смотрела Люде в глаза, пытаясь добиться хоть какого-то ответа. Вадим велел за мной следить, чтобы не пошла, куда не следует? Вадим чем-то держит Людмилу, и она его боится?
 Внезапно кухарка разрыдалась горючими слезами. Я тут же кинулась к ней, обняла и принялась утешать, как могла. Мне стало её жалко. Хотя не знаю, нужно ли её жалеть. Здесь явно что-то было не так. Для её слез должна быть ещё какая-то причина.
 — Пойдём на кухню, — ещё раз позвала я. — Посидим, чайку попьём, поболтаем. Пойдём, Людочка.
 — Господи, — причитала Людмила, — ты первая, кто со мной как с человеком заговорил! Я для них — только прислуга. Подай, принеси. Вот. А ты… ты правда со мной за один стол сядешь?
 «Ну ничего себе», — подумала я. Я ведь ничего такого и не сказала.
 Только предложила вместе попить чайку или дать ей поспать, а потом разбудить, когда надо будет.
 Я отвела Людмилу на кухню, обнимая за плечи, и усадила за стол, за которым определённо ела прислуга, потом включила электрочайник, спросила, где чашки. Людмила кивнула на один из многочисленных шкафов. Сама она тем временем утирала слезы, пытаясь успокоиться, что у неё не очень хорошо получалось.
 Я накрыла на стол, поставив французское печенье и банку клюквенного варенья (явно Людмилиного производства). Сама кухарка тем временем встала, отошла к пеналу, расположенному у той стены, у которой стояла огромная электроплита, открыла пенал, вытащила снизу банку с мукой, пошарила рукой и извлекла початую бутылку «Абсолюта».
 — Будешь? — спросила она меня. Я кивнула: надо было устанавливать более тесный контакт, а как его лучше всего установить, если не за бутылкой. Про виски со сливками я пока решила помолчать.
 — Ты не волнуйся: это настоящий, а не тот, что хозяин по подвалам разливает, — сообщила мне Людмила.
 «Интересное сообщение, — отметила я про себя. — Значит, Марис с дядей Сашей не зря говорили про подпольные цеха. Один официальный на металлопрокатном заводе и несколько подпольных, где разливают непонятно что».
 — Я была на заводе Вахтанга Георгиевича, — сообщила я, чтобы ещё больше расположить Людмилу к себе. Ведь если не предоставишь человеку никакой информации, ничего и не получишь взамен. — Вернее, я была не у Вахтанга, а у другого человека… Как раз тогда стрельба и началась.
 — Какая стрельба? — Людмила смотрела на меня широко открытыми глазами.
 — Ты что, не в курсе? — Тут уже я сделала большие глаза.
 Людмила хлопнулась на стул, поставила с грохотом «Абсолют» и уставилась на меня.
 — А что случилось-то? — тихо спросила она, помолчала несколько секунд и добавила:
 — Мне вообще ничего не говорят. Держат тут, как в золотой клетке.
 Никуда не выпускают и ничего не говорят.
 «М-да, Интересное кино получается», . — подумала я.
 — Давай-ка выпьем, — предложила я — тогда легче говорить будет.
 — Ой, стаканы-то! — спохватилась Людмила, вскочила, достала два гранёных из шкафа и поставила на стол. — Ты из таких можешь пить? — обратилась она ко мне. — Я вот из таких предпочитаю, а не из хрустальных рюмочек-стопочек.
 Тьфу, интеллигенция!
 — Из любых могу, — сказала я. — Университетов я не кончала и в люди выбилась только благодаря своей внешности. Живу за счёт особей мужского пола — самцов одним словом. Чтоб их всех инопланетяне кастрировали!
 Людмила восприняла мою идею с огромным энтузиазмом и разлила «Абсолют» по гранёным стаканам. Никакой запивки не предлагалось.
 — А огурцы у тебя есть? — спросила я, глядя на печенье и варенье, которыми мне совсем не хотелось закусывать. — И хлебца чёрного бы, а?
 Солёные огурцы, конечно, нашлись, чёрного хлеба не было — эти «интеллигенты» (имелись в виду Вадим, Лёня и Валентина) почему-то предпочитали белый и Вадим закупал только его.
 — По магазинам Вадим ездит? — удивилась я.
 — Меня отсюда не выпускают, я же говорю, — угрюмо сказала кухарка. — Я ему список продуктов пишу, он все зaкyпит в любом случае, я машину водить не умею, а отсюда иначе как на тачке никуда не доберёшься. Ладно, поехали!
 Мы чокнулись, я сделала пару глотков и взялась за огурчик. Люда выхлебала все, что было налито, резко выдохнула воздух, понюхала согнутый указательный палец, откусила «попку» у одного огурца.
 — Ой, у меня же маринованный чеснок есть! — вспомнила она. — Хорошо под водочку.
 — Давай, — кивнула я, понимая, что чаепитие на сегодня накрылось.
 Людмила поставила на стол банку с маринованным чесноком, за которым последовала ещё и маринованная морковь.
 Кухарка практически сразу раскраснелась, подобрела, видно, что живительная влага быстро растекалась у неё по телу. Да тут ещё и собеседница заинтересованная и сочувствующая под боком оказалась… Я превратилась в одно большое ухо.
 — Так что же тебя взаперти здесь держат? — осторожно спросила я, добавляя «Абсолют» в наши стаканы. — Что за тюрьма такая?
 Людмила грязно выругалась.
 — Это не тюрьма, — подняла она на меня глаза. — Ты в настоящей не была, поэтому и говоришь так. — Людмила опять разрыдалась.
 Я вскочила, обняла её, принялась утешать. Она дала волю слезам, потом сказала:
 — Эх, Наташа… Мне и поплакаться-то некому. А с тобой почему-то легко говорить. Может, потому что видимся в первый и последний раз?
 Я тем временем судорожно размышляла: «Людмила сидела? Тогда почему Вахтанг взял её к себе на работу? Не знает об этом? Или знает, и поэтому её из дома не выпускают? Держат рабыней и относятся как к скотине… Так что же, и Вахтанг Георгиевич — нехороший человек?»
 Люда помолчала несколько секунд и заговорила, пересказывая свою грустную биографию:
 — Дура я была. Мужика выгораживала. Вот. Он говорил: вытащит, если на себя убийство возьму. Он убил, гнида. А меня уговорил его выгородить… сука!
 Ну что у меня вроде как самооборона… Ну что этот, Васька, ко мне полез пьяный, не понимал по-хорошему, ну, я будто бы его ножиком и пырнула. Вот. А это у них своя разборка была. Из-за бабок, ясное дело. Ну денег, в смысле.
 Говорил, гнида: самооборона, честь свою защищала… Ну да я ещё беременная была. От Гришеньки, чтоб его инопланетяне кастрировали! Давай выпьем за это!
 Речь у Людмилы была несвязная, она явно не привыкла чётко выражать свои мысли, но суть мне была ясна.
 Мы снова приняли: я — пару глоточков, потому что пила не виски со сливками, Людмила — полстакана, утёрлась рукавом, на этот раз откусила большой кусок огурца и продолжала:
 — Я подумала: быстро меня выпустят, ну, там задержат на пару дней — и домой отправят. Вот. Тем более, Гриша так все толково объяснял. Самооборона, беременная, ну и так далее. Адвоката самого лучшего обещал. Ну я и решила его выгородить… Любила я его. Ему-то знаешь, сколько могли дать? Или вообще вышак получил бы. Я тогда и мысли такой допустить не могла… Вот.
 Как только Людмила оказалась в ИВС, взяв вину на себя, милый друг Гришенька от неё тут же отказался. Люда была деревенской девчонкой, приехавшей в большой город поступать в педагогический институт — хотела быть учительницей.
 Провалилась на вступительных экзаменах, домой ехать было стыдно, осталась, устроилась посудомойкой в ресторан, там и познакомилась с Гришей. Милый как она потом поняла, фарцовал по-крупномy — валютой баловался — в те времена, когда законом это было строго запрещено, а с убитым его связывали какие-то опять же валютно-фарцовочные дела. В Людмилиной квартире, которую ей снимал Гриша, нашли много интересного для следственных органов: иностранные шмотки, валюту её Людмила в жизни никогда не видела. Свидетели какие-то показания давали про их совместные дела с Василием, а она сидела, раскрыв рот, когда их слушала, ничего не понимая. И молчала, все верила, что любимый Гришенька её вытащит. Но он, сволочь, не то что её вытаскивать не собирался, а свалил на неё совершённое им преступление.
 Когда это наконец дошло до Людмилы, было уже поздно. Родственники от неё отвернулись. За все восемь лет, что она провела за колючей проволокой, ей даже передачки никто ни разу не прислал…
 — Тяжко на зоне было? — спросила я, искренне сочувствуя Люде.
 — Поначалу, — кивнула она, снова отхлёбывая водку. — Ну да я к работе привычная. Строчила там наволочки-простыни, потом на кухню взяли… Но зона — это зона… Годы мои лучшие ушли… Здесь, конечно, все по-другому, хоть и за забором, и лямку тяну, но тут я в доме хозяйка. Вот. В таких хоромах живу — ну как в царском дворце… И мечтать не могла… Одета, обута, ем досыта, пью…
 Вот. Вадим меня одёргивает, терпеть не может пьяную…
 — А почему тебя не выпускают? — не унималась я. — Если тебя здесь в принципе устраивает, ты же не станешь сбегать? Я не понимаю, Люда.
 — Слушай дальше. Когда я вышла, податься мне было некуда. Вот. На работу не устроиться. В деревеньку свою тем более стыдно ехать: там все на виду. Решила, что затеряюсь в большом городе. Но жить-то на что-то надо было…
 Я подумала, что Людмиле пришлось выйти на панель, но она так возненавидела мужиков после своего Гришеньки, что не могла отдаваться им даже за деньги. Стала искать работу. Наконец нашла: в одном из подпольных цехов по розливу палёной водки. Но стала пить. От горя, от безысходности. Благо что этой дряни было в достатке, да и с рабочими ею часто расплачивались. Рабoтала она хорошо, когда один цех накрывали, её хозяин тут же переводил в другой. Потом ею почему-то заинтересовался главный хозяин — Вахтанг Георгиевич. Её привезли в этот дом, когда строительство ещё только начинали. Она здесь все убирала, прибирала, потом стала ещё и готовить, а вскоре в горничные взяли Вальку. Но Людмиле все равно и уборку часто приходится на себя брать: Валька ленивая, она только перед хозяином старается, а так может целый день в постели со своим Ленькой проваляться.
 — Но почему тебя не выпускают? — повторила я свой вопрос. Люда вздохнула.
 — Боятся. Я, как выпью, — болтать начинаю, и мне не остановиться. Не со зла. Я их понимаю: могу что-то про хозяина натрепать. Ну или про Вадика. Или про гостей, которые тут бывают. Правильно боятся. Неизвестно, кто что может услышать. У хозяина врагов много. Вот. Не нужно, чтобы кто-то про дела хозяина узнавал. Опасаются, что сболтну что-то. Ну это было одним из условий: живу здесь безвылазно. За еду, жильё… ну выпивку иногда. Куда мне было деться? Я согласилась. Да и не жила я так никогда. В таком доме, на такой жратве. Шмотки мне Вадька новые иногда привозит. Но зачем они мне? А так… Когда я пьяная, я спокойно болтаю. Перед Вадимом, Ленькой, Валькой. А им плевать… А тебе на меня плевать, Наташа? Честно скажи! Плевать на пьяную бабу?!
 — Да ты что, Люда? — Я опять вскочила со стула и бросилась к ней. — Разве можно плевать на человека? Я тебя понимаю… поверь мне. Мне тоже некому выговориться. Подруг нет… Мужи… ах, чтоб их всех кастрировали инопланетяне!
 Придуманная фраза мне самой понравилась. Нет, конечно, не надо, чтобы уж всех-то, только некоторых. Например, Дубовицкого и Волошина. Остальных не надо. Нет, надо ещё этого Гришеньку, который жизнь Людке поломал. Ну, может, и Вахташу для полного комплекта на пару с Вадиком.
 Люда кивнула и продолжала:
 — Но это ещё не все. Ну, почему меня тут взаперти держат. По-моему, меня как-то использовать хотят, чтобы с Гришкой дело своё какое-то прокрутить.
 Вот. Ну хозяин, в смысле, хочет. Был здесь Гришенька с кралей юной. Пока я лямку на зоне тянула, он жиром обрастал, девок в банях трахал… Хозяин меня очень подробно про моё прошлое расспрашивал… Ну я ему все рассказала. Вот.
 Потом он Гришку сюда пригласил и меня спросил: «Он?»
 — А Григорий тебя не узнал? — поинтересовалась я.
 — Не узнал, сука. — Людмила снова плеснула водки в стаканы и, не чокаясь со мной, выпила. Я налегала на маринованный чеснок: он мне очень понравился. — Наташа, ты не знаешь, какой я была. Ты только видишь, какой стала. У меня ведь даже фотографий нет. Тех, что с молодости. Ни одной! Ну, детские у матери остались, а куда все моё барахло делось, что в той квартире лежало, я и не знаю. Раздал, наверное, Гришенька своим новым кралям. Вот. Но меня не узнать. После я на себя в зеркало посмотрела. Вижу: не я это.
 Старуха…
 — Да какая же ты старуха, Люда! — попыталась возразить я. — Да ты что!
 И вообще, подведи глазки, подкрась волосы — и будешь выглядеть на десять лет моложе. Послушай меня! Давай завтра с утра я тебе помогу макияж подобрать.
 Хочешь? Я же в этом разбираюсь…
 — Спасибо, Наташа, — Людмила грустно улыбнулась. — Спасибо.
 Потом кухарка внимательно посмотрела на меня и заявила:
 — А теперь я поняла, почему мне твоё лицо знакомым показалось. Я вначале думала, что ты у нас в доме появлялась с кем-то из друзей хозяина. А я тебя по телевизору видела. Ты там голову каким-то иностранным шампунем моешь. Я ещё потом Вадима просила этот шампунь купить. Выглядеть хотела так, как ты.
 Дура. Вот дура-то. А шампунь, кстати, говенный. Перхоть от него и башка чешется. Ты сама-то им моешь голову?
 Я рассмеялась. Это была как раз та реклама, за которую я боролась вместе с Оксанкой Леванидовой и получила её только потому, что Оксанка не явилась на съёмку.
 — Люда, я пользуюсь только нашей косметикой. А шампунями, как правило, болгарскими, травяными. Вся эта иностранщина в большинстве своём — дрянь. А рекламирую я её за деньги. Я так зарабатываю.
 — Понятно, — кивнула Люда. — Значит, рекламу не слушать?
 — Не слушай, — твёрдо ответила я. Мы молчали какое-то время, думая каждая о своём. Мне было очень жаль Людмилу. Вот ведь сволочь этот Гришенька, бывший валютчик и фарцовщик, а теперь явно какой-нибудь уважаемый бизнесмен.
 Может, я даже его знаю. Или увидела бы — вспомнила. Да и Вахташа хорош — хочет как-то бедную бабу втёмную использовать. В своих корыстных целях. Но, с другой стороны, Чкадуа её из дерьма вытащил, работу дал. Трудно судить, кто прав, кто виноват, кто большая сволочь, а кто меньшая.
 — Люда, — обратилась я к своей новой приятельнице, — тебе, наверное, больно это вспоминать… Но можно я тебя спрошу…
 — Про ребёнка? — тут же догадалась женщина. — Я отдала его на усыновление. Мне аборт предлагали сделать. Всем зечкам предлагают. Но я не могла убить в себе другую жизнь… Вот. А потом… Не хотела, чтобы и малыш мой жил за колючей проволокой. Ему-то за что детства лишаться? Пусть хорошие люди усыновят… Ревела я долго. Но… так для него лучше. Вот.
 — Ты не пыталась его найти, когда вышла?
 — Пыталась. Но как мне его найти? Я хозяину сказала, что это — моя самая сокровенная мечта. Ну он обещал, что узнает, что можно сделать, но, по-моему, делать ничего не будет. Зачем ему? — Люда помолчала и заговорила вновь:
 — Ты знаешь, почему я с Вадимом сплю? Он не стал бы меня заставлять, если бы я сама не согласилась. Они бы с Ленькой Вальку на пару трахали. Ну и так трахают. Я снова забеременеть хочу. Вот. Да, Наташа. Мне же всего тридцать один.
 Я не смогла сдержать своего удивления. Людмила грустно улыбнулась.
 — Я знаю, как я выгляжу. Знаю, Наташа. Давай выпьем. Чтобы я забеременела. А так, мне эти мужики на фиг не нужны. Век бы их не видела.
 — А искусственное осеменение? — выпалила я. Люда непонимающе посмотрела на меня и попросила объяснить, что это такое. Я рассказала, что знала. Люда долго думала, а потом заявила, что её отсюда в больницу за таким делом никто не отпустит.
 — А если поговорить с Вахтангом? — спросила я.
 — Ай! — Людмила махнула рукой. — Плевать он на меня хотел. Да, кстати… Что ты там говорила-то? С ним все в порядке?
 Она спросила с явным беспокойством в голосе.
 — А тебя волнует его судьба? — решила уяснить я.
 Людмила усмехнулась.
 — Плевать мне на этого самца, как и на остальных мужиков. Пусть бы его инопланетяне кастрировали! Просто… от него зависит моё благополучие. Ну где я ещё найду такую жизнь? Кто меня возьмёт на работу, если узнает мою трудовую биографию? Опять в какой-то подпольный цех идти? С местными алкашами и бомжами?
 Нет уж, лучше так. Дай Бог долгих лет жизни и здравия дорогому хозяину.
 — Его просто ранили, — сообщила я. — А мы помогли ему выбраться. Ну и… — Я думала, что сказать Людмиле. — Они какую-то схему совместную с мужиками разработали, я не знаю деталей… Меня просили с ними поехать. Мне все равно делать нечего: сейчас съёмок никаких нет, дядю Сашу давно знаю, это сосед мой, Марис — друг моего брата… Чего ж не помочь?
 Объяснение Людмилу устроило. Она промычала что-то типа «хорошим людям надо помогать», хотела снова плеснуть «Абсолюта», но увидела, что бутылка уже пустая. Женщина грязно выругалась и заявила:
 — Пойдёшь вместе со мной на склад. Мне Вадим велел за тобой следить.
 Вот. Много раз повторил, чтобы я не пила и не болтала лишнего, все углы проверил, не заныкала ли я бутылек… Но я знаю, где прятать! А ты — настоящий друг, Наташка! И я боюсь там, на складе, свернуть что-нибудь. А Вадим не знает, что я знаю… ну, как туда попасть, в смысле. Меня туда не пускают. Если узнает, что была там — вони будет… От Вадима достанется, Я была там один раз.
 Разлила там какую-то дрянь. Они с Ленькой потом на мышей грешили… Травили тут бедных тварей…
 — А где склад? — невинно спросила я.
 — В нашем же посёлке. Но я боюсь одна идти. Подземное царство.
 Катакомбы с сокровищами. Пошли. Я запасусь недельки на две. Тебе дорогу указывать буду, а то сама точно завалю что-нибудь. Вот. А тогда душка Вадик мне шею свернёт. И вдвоём не так страшно. Я один раз только ходила. Только один.
 Страху натерпелась… Второй не пойду. Одна не пойду. Даже если пить совсем будет нечего… Вот так можно вылечиться от алкоголизма!
 Людмила пьяно расхохоталась, потом заохала, что ей «горло надо бы смочить», глядя на мой стакан голодными глазами, так что я немедленно протянула ей остатки водки. Она с благодарностью выхлебала «Абсолют», заявила, что я — настоящий друг и, шатаясь, направилась в коридор. Я последовала за ней.
 — Открывай! — велела она, кивая на самую обычную дверь, расположенную метрах в четырех от кухонной.
 «Это здесь проход, что ли?» — подумала я.
 — Заходим, — сказала Людмила, щёлкая выключателем.
 Под потолком загорелась тусклая лампочка. Оказалось, что это самая обычная кладовка, в которой стоял какой-то старый садовый инвентарь. Все было покрыто толстым слоем пыли. Состояние кладовки резко отличалось от блистающих чистотой остальных комнат дома. Людка сказала, что ей сюда заходить категорически запрещается. Ей же лучше — меньше уборки.
 — Давай вон в тот угол, — показала кухарка, держась за одну из стен, чтобы не упасть. — Ищи кнопку, где-то на уровне талии. Ой, вначале вон ту тряпку с пола отодвинь.
 Я носком откинула половик, но ничего интересного не заметила. Если тут и есть люк, то досочки подогнаны одна к одной. Я стала искать кнопку. Пришлось отодвигать грязные заржавевшие лопаты, какие-то палки, прикасаться к которым было просто противно. Я пожалела, что без перчаток. Наконец я нашла то, что искала. Глядя на состояние кладовки, никогда бы не подумала что в этом углу что-то скрыто за инвентарём. Кнопка смотрелась как кусок какой-то старой краски, прилипшей к стене.
 Я вообще нажала на этот кусок краски случайно, но механизм мгновенно сработал. Люк находился именно там, куда показала Людмила. Крышка начала открываться, обнажая ступени, ведущие вниз. Меня брали большие сомнения, сможет ли Людмила спуститься по металлической винтовой лестнице, даже с моей помощью.
 Как же по такой лестнице товар носят, если там в самом деле огромные подвалы, как она утверждала?
 — Слушай, а как ты узнала про этот подземный ход? — поинтересовалась я.
 — А я про него и не знаю, — Люда пьяно расхохоталась. — Вернее, никто не знает, что я знаю. Ну просто один раз подглядела, как Вадик открывал… Он же мне сам бутылки выдаёт. Ну мне же не положено самой брать… Вот. Пошли.
 Я направилась первой, держась одной рукой за поручень, вторую протянула следовавшей за мной Людмиле.
 — Ладно, я сама, — промычала она. — Неудобно так. Двумя руками буду держаться. Не ковырнусь, чай.
 Мы довольно быстро оказались внизу. Там стояла кромешная тьма. Тусклый свет из кладовки сюда не попадал.
 — Свет здесь где-нибудь включается? — спросила я.
 — А то как же! Двигай за лестницу. До стены добралась? Так, шарь.
 Я нащупала на стене несколько выключателей и стала щёлкать всеми по очереди. Но свет не загорался.
 — Люда, не включаются.
 Кухарка грязно выругалась, добрела до меня, сильно оттолкнула меня в сторону и попробовала сама. У неё тоже не получилось. На ощупь это были именно выключатели, но почему-то при нажатии они не срабатывали. Провода, что ли, где-то порвались? Или нужно каким-то образом пустить ток в эту цепь? Конечно, я не знала ответов. Хорошо бы иметь фонарик. Я поинтересовалась у Людмилы, где он может быть.
 — Иди наверх, — сказала она. — Мне ещё раз не спуститься.
 Она дала указания, где найти его на кухне. Я мгновенно взлетела по винтовой лестнице, бросилась к нужному столу, выдвинула ящик, схватила фонарик и бросилась вниз. На всякий случай я закрыла за собой дверь кладовки и даже вставила в ручку одну из железных палок. Вдруг мужчины вернутся раньше? Надо же себя обезопасить: так появлялся шанс все-таки выскользнуть из кладовки незамеченными. Свет в кладовке я выключила, точно запомнив местонахождение выключателя.
 Теперь я спускалась по лестнице, держа в руке фонарик. Людмила сидела на земляном полу. Над её головой были неработающие выключатели. Я осветила лучом фонарика стены и заметила нечто, напоминающее по виду выдвижной ящик.
 Внутри лежали три фонарика. Я проверила их. Все работали. Я взяла один и протянула Людмиле, помогла ей встать, и мы отправились дальше.
 В таком подвале, напоминающем подземный ход, мне бывать ещё ни разу не доводилось. Ну, Вахтанг Георгиевич, ну, хитрый жук! Ведь это же надо было додуматься подземный ход соорудить! И ведь сколько усилий потребовалось, чтобы его сделать! Но на что не пойдёшь ради пользы дела и личной выгоды? Как я догадывалась, выгода в вино-водочных делах была немалой и строительство подземного хода оправдывала. А может, он соорудил его как отходной путь? Зачем их вообще строят? Вернее, строили. Теперь-то они, как мне казалось, не в таком почёте, как в средневековых замках, но, с другой стороны, «новорусская» архитектура очень напоминает средневековые замки этаких князьков, царьков и принцев. Почему же не взять на вооружение старые добрые традиции, проверенные временем? И сколько же у нас, интересно, таких ходов понастроили в Ленинградской области? Подземных царств и укрытий? Между прочим, мог бы Вахтанг Георгиевич и тут укрыться. Или не хочет под землёй сидеть?
 Стены и потолок по всей длине хода были обшиты деревом, пол оставался земляным. Клаустрофобией я раньше никогда не страдала, но тут впервые почувствовала у себя её признаки… Я попробовала прочность стен и, главное, потолка. Все казалось сделанным на славу, но ощущение того, что потолок вместе со слоем земли и стоящими на ней домами могут свалиться мне на голову, не проходило.
 Как я уже говорила, рост у меня — метр семьдесят девять, мне приходилось слегка наклонять голову.
 Вдоль потолка был протянут провод, с которого на приблизительно равных расстояниях друг от друга свисали простые электрические лапочки. Не могли же они все разом перегореть? Я направила луч фонарика на одну из них: спираль внутри была цела. Наверное, из дома можно просто перекрыть подачу питания сюда.
 А если вдруг придётся срочно сматываться? Для этой цели в ящике оставлены фонарики — напомнила я сама себе.
 В скором времени мы оказались у развилки. Проход шёл дальше, но имелось ответвление направо. Я остановилась, чтобы подождать Людмилу, двигавшуюся, придерживаясь за стену, и спросила, куда нам следует идти дальше. Она кивнула в правый коридор.
 — Я не знаю, что там, — показала она на продолжение прохода.
 Я подумала, что этот путь, наверное, ведёт куда-то в лес, начинающийся неподалёку от посёлка. А может, здесь ещё один дом принадлежит Вахтангу Георгиевичу, только куплен на подставное лицо? В принципе, какое мне до этого дело? — решила я и пошла направо.
 Мы сделали буквально десять шагов и оказались перед наглухо закрытой дверью. Я осветила её фонариком и слева на уровне талии увидела очередной кусок засохшей краски, нажала на него — и мы оказались на огромном складе. Его площадь на глазок я определить не могла, потому что с того места, где мы стояли, открывалась лишь часть помещения. Кругом от пола до потолка стояли ящики, коробки, канистры, бочки… Судя по открытым ящикам, я могла сказать, что свободной тары здесь нет.
 — Это все фирменное? — удивилась я.
 — Да, здесь все настоящее, — подтвердила совсем опьяневшая Людмила. — Этот товар — кач-чест-твен-ный. Потому что для себя. Хозяин отраву пить не будет. И гостей своих травить не станет.
 Я прошлась вдоль ровных рядов. Вина, коньяки, водка. Виски нет. Водки, кстати, было меньше всего. Оно и понятно: раз хозяин — грузин, значит, по своим каналам ему легче поставлять вино. Я пригляделась. Коньяки армянские. Ну, наверное, восточные люди без труда находят общий язык. А водку что, из-за границы гонит? Из дальнего зарубежья, если «Абсолют» — настоящий. И мне казалось, что Вахтанг Георгиевич, наоборот, отсюда туда свой товар поставляет.
 Я уточнила у Людмилы.
 Она, к моему удивлению, заявила, что сюда из-за границы приходят цистерны, которые стоят в другом конце склада. Кухарка порекомендовала мне на них посмотреть, а если захочу — то и отпить прямо из крупной посуды.
 Неужели «Абсолют» тоже гонят цистернами? Вроде бутылка выглядела настоящей. Интересное производство у Вахтанга Георгиевича. Значит, он все сюда поставляет цистернами, разливает в своём официальном цеху и продаёт? А часть разбавляет и разливает в подпольных цехах.
 Я хотела обследовать склад, но не успела отойти и нескольких шагов, как услышала крик Людмилы:
 — Наташка!
 Я тут же вернулась к ней.
 — Что, Люда?
 — Бутылку мне открой, а потом шляйся, сколько хочешь.
 — Чего тебе?
 — Водчонки какой-нибудь. Если нашу найдёшь — лучше нашу. Нет, блин.
 Нашей тут нет. Давай спирт для покойников.
 — Чего? Чего?
 — Бельгийский спирт. Им покойников протирают. Ну не наших, конечно. Кто же на наших такое добро будет переводить? — Людмила пьяно расхохоталась. — Бельгийских. Ну и других иностранных. Он и дешёвый поэтому за границей. Его сюда и везут. И хозяин везёт.
 — Ты-то откуда это знаешь?
 — Вадик объяснял. Думал у меня отвращение вызвать к нему. Ха-ха! Да даже если бы с покойника это самое пойло стекло, я все равно бы его выхлестала.
 А этим-то ещё не мыли…
 — Но ты же говорила, что здесь весь товар для себя и для гостей…
 — Не только… Часть — для гостей. Часть для себя. Часть — для продажи.
 Вина, коньяки тут все настоящие. Вадик с Ленькой их пьют — значит, хорошие. А спирт… Спирт не для себя. Для меня. Давай!
 Я отправилась искать спирт. «Абсолюта» больше не было, по крайней мере, рядом со входом. Я принесла ей две бутылки с разными названиями, которые мне были не знакомы. Она схватила обе и махнула мне рукой: иди, мол, делай, что хочешь. Перед тем, как уйти на разведку, я уточнила:
 — Слушай, ты меня, наверное, полной идиоткой посчитаешь, но скажи:
 «Абсолютом» тоже покойников моют?
 — Нет, им не моют, — уверенно заявила Людмила. — Это не спирт, а водка.
 Была у хозяина небольшая партия… Закончилась. Слышь, принеси пару огурцов, а?
 Терять зря время и возвращаться в дом за закуской мне совсем не хотелось. Я убедила Людмилу закусить по доброй русской традиции рукавом, на что ей пришлось согласиться. Правда, кое-какие высказывания по этому поводу я выслушала. Снабдив Людку выпивкой, я отправилась на исследование подвала.
 За рядами ящиков стояли бочки и канистры с маркировкой «Ройал Американ». Далее… Я просто не поверила своим глазам: ровным рядком в луче фонарика заблестели три огромные цистерны. Я протиснулась между ними и увидела пологий спуск, наверху имелась дверь, которую, наверное, правильнее было бы назвать воротами. С одного боку от цистерн находились две громадные ёмкости. По форме они напоминали ванны. У каждой была лесенка с площадочкой наверху, на стене висели какие-то шланги с кранчиками, пластмассовые трубки, сбоку стоял насос. Я поднялась по одной из лесенок и заглянула внутрь ванны. Её до половины заполняла жидкость светло-коричневого цвета, вторая ванна была пустой.
 Ещё на этом складе я обнаружила мешки с сахаром, немыслимое количество растворимого кофе и ванилина. Я подумала, что, наверно, все это нужно для того, чтобы приготовить суррогаты, которыми травят наше стойкое население.
 Людмила зря говорила, что нашей водки «тут нет». Ещё как есть. Значит, она не знает точно, что хранится на складе? Да и кто станет её информировать о новых поступлениях и последних отгрузках? Несомненно, содержимое склада регулярно обновляется. Она же может судить только по тому, что ей приносит Вадим. Вино и коньяк были действительно настоящие — для себя, судя по их небольшому количеству. А вот спиртик явно использовался для производства водки.
 Правда, никакой линии по розливу я не увидела, как и пустой тары, пробок, этикеток и что ещё там требуется. Цистерны, ванны, бочки, канистры, провода, насос — это все было. Может, здесь просто готовят зелье, которое потом отправляют по разливочным цехам? И сколько этих цехов у дорогого Вахтанга Георгиевича? Не зря же в него стреляли посреди ночи.
 Так, склад я обследовала, но мне ещё захотелось выяснить, куда ведут ворота на самом верху пологoго спуска. Я поднялась наверх, дёрнула ручку, потом толкнула — они были закрыты, тогда я обследовала замок. Эх, дядю Сашу бы сюда!
 Насколько мне было известно после посещения завода, Никитин вооружён отмычками, и этот замок не составил бы для него проблемы. Как, впрочем, и любой другой. Но для меня проблема была серьёзная.
 Я стояла перед воротами наверху спуска и размышляла. Если кладовка так запылена, то, скорее всего, этим путём хозяева постоянно не ходят. Заходят на склад или в эти ворота, или с той стороны, куда ведёт подземный ход. Мы пошли путём, оставленным на крайний случай. Но ведь этот самый крайний случай не исключается, а значит, должна быть или ещё одна дверь в цеху, которую я пока не вижу, или где-то поблизости хранится ключ. Или и то, и другое. И ведь если сюда идут с другой стороны подземного хода, то их как-то открывают! Что-то следовало найти, причём действовать быстро — ещё неизвестно, сколько времени будут отсутствовать мужчины. На Людмилу рассчитывать не приходилось: она тут ничего не знала да и была не в состоянии мне помогать.
 Я внимательно оглядела ближайшие стены, потом спустилась вниз и прошлась вдоль спуска, оглядывая его бока. Слева, у самой высокой точки я разглядела очередную кнопку, так же завуалированную под кусок засохшей краски.
 Теперь я знала, что на неё следует нажать. В маленьком тайничке лежала целая связка ключей.
 Одним из них я открыла ворота изнутри и оказалась в небольшом тамбуре между двумя дверьми. Один из ключей подошёл ко второй двери. Теперь я находилась в довольно просторном гараже, где не стояло ни одной машины.
 Я снова задумалась: выходить на улицу или нет? Мельком взглянув на часы, я все-таки решила быстро обследовать территорию.
 Кроме ворот, в которые я прошла, в гараже имелось две двери. По их размеру несложно было определить, какая ведёт в дом, а какая — на улицу. Не успела я вставить ключ, как с той стороны к двери подбежала собака, вероятно, той же породы, что охраняют особняк Вахтанга Георгиевича. Это я поняла, выглянув в щёлку. Встречаться с псом, у меня не было ни малейшего желания, наоборот, я попробовала дверь на прочность и убедилась, что она хорошо заперта.
 Тем временем к двери подбежала вторая собака. «Только бы двуногих тут не оказалось», — подумала я, с опаской взглянула на ведущую в дом дверь, не решилась туда заходить, заперла две пары ворот и вернулась на склад.
 В некоторой степени я удовлетворила своё любопытство и пошла к Людмиле, уже почти разделавшейся с первой бутылкой. Завтра, вернее, уже сегодня я скажу дяде Саше, что нужно искать дом, охраняемый такими же волкособаками, как и хоромы Вахтанга Георгиевича. Заинтересует это Дядю Сашу или нет, но дело рядового — отчитаться перед полковником, а решения принимать должно начальство.
 — Я угощусь винцом? — спросила я у Людмилы перед тем, как покинуть склад.
 — Угощайся, — кивнула она и продолжила, заикаясь:
 — Поч-чувст-твуй наше вос-точ-чное гос-те-те-при-имст-ство!
 Я выбрала себе бутылочку армянского «Айгешата», помогла Людмиле подняться. Она схватилась руками за стену и пошла к выходу нетвёрдой походкой.
 Ещё раз бросив взгляд на часы, я все-таки решила проверить, куда ведёт другая часть подземного хода. Людка вякнула мне вслед что-то нечленораздельное, но я бегом устремилась по нему и довольно скоро оказалась ещё у одной лестницы, над которой нависал люк. Определить расстояние, двигаясь по подземному пути, под нависающим сверху низким потолком, мне было сложно. Я могла только на глазок прикинуть, какой путь преодолела. Думаю, что от начала (кладовка в особняке Вахтанга Георгиевича) до поворота на склад было метров сто пятьдесят, а оттуда до конца хода, закончившегося ещё одной винтовой лестницей, — около сотни. Сколько же надо было положить трудов, чтобы все это соорудить?
 Я не стала поднимать крышку люка. Насколько я помнила расположение дома Вахтанга Георгиевича, на таком расстоянии от него уже должен был начаться лес.
 Наверное, крышка прикрыта сверху мхом или кореньями, так что никто из отдыхающих и не мог догадаться, что она там есть. Мне самой не хотелось среди ночи оказаться в одиночестве в лесу. Я вернулась за Людмилой, и мы, прихватив бутылки, отправились назад в дом Вахтанга.
 Я привела в кладовке все в изначальное положение, стоявшим в углу веником замела наши следы, надеясь, что до того момента, как кто-то ещё захочет воспользоваться этим ходом, здесь снова копится слой пыли. Когда я зашла в кухню, Людмила разливала спирт по стаканам.
 — Мне вино! — крикнула я.
 — Сама и лей! — заявила кухарка и тут же выпила мою порцию.
 Я с наслаждением потягивала белое армянское вино, в очередной раз вспоминая моего предыдущего, знавшего толк в винах. А в чем он не знал толк?
 Мне опять вспомнился Париж и тот ресторан, где мы сидели два вечера подряд (самый дорогой в Париже, как заявил Сергей). Самая дорогая бутылка коллекционного вина там стоила шесть тысяч баксов. Так сказал Сергей, и у меня не было оснований ему не верить. Мы, правда, пили всего за четыреста. В общем, ресторан был для новых русских и старых французов. Мне не понравилось, что порции там очень маленькие, но зато помпы было много. Помню, ели мы молодую утку с раковыми шейками в малиновом соусе… Ну как вам сказать? Ела, пила, была, отметилась, могу похвастать в соответствующей компании и произвести впечатление — но делов-то, откровенно говоря…
 Странная была та поездка. Вроде бы ехали отдыхать, а Сергей частенько отлучался «по делам», как он говорил. Где он бывал, с кем встречался — не знаю.
 И что мы отмечали в том ресторане — не знаю. А в предыдущий вечер Сергей страшно напился — что случалось крайне редко — и много всего наболтал мне — того, что никогда не сказал бы трезвым или в лёгком подпитии. Я тогда впервые услышала про Вахтанга. И про нефть. Все французские газеты неделю только и писали про русскую мафию — вначале про Вахтанга и К°, а потом про убийство, которое так и осталось нераскрытым. Сергей внимательно изучал газеты. Убили какого-то русского бизнесмена. Из Тюмени, кажется. Поэтому Сергей и заговорил про нефть? Или я ошибаюсь? Убили-то точно — я ещё красочные фотографии на первых страницах газет видела, но вот из Тюмени ли? И что это меня сейчас вдруг взволновало? И вообще что это я про Париж?
 Ладно, пора возвращаться на грешную землю — и пытаться выяснить у кухарки все, что она ещё знает. Другой возможности, скорее всего, не представится.
 — Люда, — позвала я. — А, Люда!
 — Ась? — Кухарка посмотрела на меня затуманенным взором.
 — А твой Вадим ещё и в подвале работал На разливе?
 Людмила пьяно расхохоталась.
 — Великий химик! Ну он в самом деле химик. Вот. А тут нашёл своё приз-зван-ние! Вместе с Ленькой. Но сами свои смеси не пьют! Сволочи! Народ простой травят, а сами — интеллигенты хреновы! — вина, понимаешь ли, коньяки!
 Которые за границу идут!
 Людмила ещё что-то говорила, но я получила ответ на свой вопрос. Не зря на даче Вахтанга Георгиевича постоянно жили четыре человека, и охраняла её стая милых зверьков. Дом, под которым находится склад, наверняка тоже принадлежит Вахтангу. Или кому-то из его родственников. Брату, например. Вадим с Леней работают над созданием народных напитков, может, им ещё помогает и Валентина, а несчастная алкоголичка Людка волочёт на себе все хозяйство, не задавая лишних вопросов, довольная тем, что есть. Её нещадно эксплуатируют, время от времени давая напиться, — сволочь все-таки вы порядочная, Вахтанг Георгиевич. Я не говорю уже о душке Вадике.
 Я посмотрела на часы. Долго что-то не едут мужики. Давно пора вернуться.
 — Люда, ты поесть не хочешь? — спросила я. Люда не хотела. В одном из огромных холодильников, я нашла латку с мясом, которым нас потчевали за ужином, разогрела пару кусочков на сковородке. Мясо было просто обалденным! Не зря здесь все-таки держат Людмилу. Повар она отменный. Не повезло бабе, очень не повезло в жизни. Может, если бы её ребёнок нашёлся… Но все равно от алкоголизма вылечиться практически невозможно, в особенности женщине.
 — Наташка! — снова подняла на меня затуманенный взор кухарка. — Ты в бункере не была и про него не знаешь. Тебя Вадька обязательно пытать будет, что я тебе наболтала… Он знает, что я треплюсь, когда пьяная… Будешь говорить… что рассказала про сына своего, я про него всегда говорю, про Гришку… а так тебя слушала, про модельство… или модельнич-чество… или как там правильно?
 — А если он тебя спросит?
 — Я все равно утром ничего не помню! — махнула рукой Люда. — Но на складе ты не была!
 — А как же бутылки? — Я кивнула на стол.
 — М-да… бутылки. «Абсолют» оставь. Я скажу, что это из старых… Что он мне давал… Или хозяин… А другие… За муку спрячь. Видела, откуда я доставала? Там место есть. Я потом выкину потихонечку. Только про бункер не знаешь! Клянись! Здоровьем своей матери!
 На здоровье своей матери мне было плевать, так что клятва меня ни к чему не обязывала. Я и не собиралась продавать Людмилу душке Вадику, а вот дяде Саше с Марисом нужно было рассказать все подробно. Но сначала следовало все-таки попытаться выведать у Людки про подземное строительство. Она же, кажется, говорила, что поселилась тут, пока дом ещё не закончили?
 — Люд, а Люд! — позвала я её.
 — Ну чего ещё?
 — Слушай, а как такие проходы строили? Ведь это ж сколько земли надо было вывезти. Кухарка пьяно расхохоталась.
 — Ну почему тебя это беспокоит, Наташка? О деньгах хозяйских печёшься?
 Так их у него куры не клюют.
 Людмила помолчала, а потом начала рассказывать, что знала.
 Вначале хозяин купил другой участок земли, ближе к лесу. Там стоял старый фундамент, оставшийся ещё от финнов, которым раньше принадлежала эта территория.
 — Видала, может, такие фундаменты? — спросила кухарка. — Остались ещё кое-где. Даже дома остались. Я тут слышала, как Вадик рассказывал, какую конфетку из одного такого дома кто-то там сделал. Правда, хозяина кокнули. Уже четвёртый хозяин в том домике теперь живёт. Ха-ха. Может, духи финнов им покою не дают?
 Я подумала, что на вечный покой этих новых хозяев отправляют не финские духи, а вполне реальные наши сограждане, но промолчала. Четвёртый хозяин у навороченного особнячка — дело не такое уж редкое.
 — Ну так вот, — продолжала Людмила. — Начали строительство. На том, на старом фундаменте. Фундамент-то хороший, финны надёжно строят, на века. И ведь это же даже не в новые времена клали. Чуешь, какой фундамент?
 В общем, как поняла я из Людкиного повествования, строители обнаружили подземный бункер, находившийся во вполне приличном состоянии. Наверное, это навело Вахтанга Георгиевича на мысль устроить в нем склад. Но зачем делать склад под собственным домом? Это ж идиотом надо быть. Чкадуа быстро купил ещё один участок, неподалёку от первого, возвёл хоромы, соединил дома подземным ходом. Про выход в лес Людмила ничего не знала, но я подозревала, что он мог остаться ещё со времён первых хозяев бункера, Вахтанг Георгиевич только добавил металлическую лестницу, обшил стены деревом и провёл электричество.
 — А второй дом тоже принадлежит хозяину? — уточнила я.
 — Конечно, — как само собой разумеющееся подтвердила Людмила.
 Я же все-таки считала, что раз Вахтанг решил не устраивать склад под своим домом, то наверняка переписал второй на кого-то другого. Думаю, Дяде Саше с его связями не составит труда узнать, на кого. Если это вообще нужно. Вадик, скорее всего, трудится управляющим и там — и просто присматривает за домом, а Ленька — за собаками. Ну и, естественно, оба химичат в подземном бункере.
 Люда уже совсем клевала носом. Я несколько раз предлагала отвести её наверх и уложить, но она упорно отказывалась, заявляя, что Вадик приказал его дождаться. Наконец со двора донёсся шум раскрываемых ворот, и на территорию дачи въехал «лендровер».
 Людмила в последний раз предупредила шёпотом, чтобы я ничего не сказала про склад и про все остальное, что она мне успела растрепать. Я в очередной раз поклялась держать язык за зубами.




 Глава 13


 — Опять ужралась! — воскликнул Вадим, заходя в кухню.
 Вадим повёл Людмилу наверх, чтобы уложить спать, а я повернулась к дяде Саше и Марису, чтобы спросить, как прошла разведка.
 — Завтра, — отмахнулся дядя Саша. — Все завтра. Устали как собаки.
 Спать хочется.
 Мы разошлись по своим комнатам. Ни у меня к Марису, ни, видимо, у него ко мне желания не проснулось.
 На следующий день я открыла глаза в четвёртом часу дня, приняла контрастный душ и отправилась вниз, чтобы выпить кофе. Мужчины сидели за столом, им прислуживала хмурая Людмилу, не издававшая ни звука. От её вчерашней разговорчивости не осталось и следа. Она принесла мне стакан апельсинового сока и чашку дымящегося кофе. Я обратилась к собравшимся:
 — Ну так что?
 — Наведаемся в гости сегодня вечерком, — заявил дядя Саша. — Когда все охраннички уже примут на грудь.
 Я приподняла брови в немом вопросе.
 — Там бардак, а не охрана, — пояснил Никитин. — Вчера, то есть сегодня ночью шла грандиозная пьянка. Ну хоть бы кого оставили у ворот, так нет, заперлись — и пошло-поехало. Они даже собаку не выпускают. Ужрались как сволочи. Все. Дисциплины никакой. И откуда таких набрали только?
 — Ну это нам на руку, — заметил Марис.
 — Естественно, — кивнул дядя Саша.
 — Но неужели хозяин не знает?.. — начала я и осеклась: чего это я вдруг забеспокоилась об охране дражайшего Геннадия Павловича? Так ему и надо.
 — Наверное, при хозяине ведут себя пристойно, — пожал плечами дядя Саша. — Вытягиваются по стойке «смирно», грудь колесом, шаг чеканят, пыль в глаза пускают. А для него важна эта внешняя мишура, он сам ни черта не смыслит в охранной службе и считает, что набрал как раз тех ребят, что следовало.
 — Но должен же быть начальник службы безопасности, — высказался Вадим.
 Дядя Саша опять пожал плечами.
 — Он наверняка и есть, но сколько у него объектов? Да и каков поп, такой приход. Мы, правда, пока только приход видели… Но по нему о попе выводы сделать можно. Наташа, у Дубовицкого много предприятий?
 — Я точно не знаю… — протянула я. — Но человек богатый: нефтью же занимается.
 — Богатый — понятие растяжимое, — заметил Марис. — Для кого-то штука баксов — богатство, а для кого-то и миллиона мало.
 — Ну… все прибамбасы нового русского имеются, — сообщила я. — Нефть же! А насколько богат… Может, у Вахтанга Георгиевича спросить? Он, наверное, поточнее скажет.
 — Ладно, обойдёмся. Сейчас не в этом дело. Начальник службы безопасности, конечно, есть. Может, у него так только этот объект охраняется.
 Или он его не касается. Может, на других вообще нет охраны. Или дежурит по паре мальчиков. Хотя навряд ли. Трудно сказать. Но как подбирали этого начальника?
 Вот в чем вопрос.
 — А вы как думаете? — обратился к дядя Саше Вадим.
 Никитин молчал какое-то время, а потом заявил:
 — Судя по тому, что я уже знаю об этом самом Гeннадии Павловиче… — дядя Саша усмехнулся, — то выбирал он этого холуя по принципу личной преданности, а не профессиональной пригодности.
 Наверное, дядя Саша был прав. Вспомнив все, что мне самой было известно про Дубовицкого, я не могла с ним не согласиться. Гeннадии Павлович высоко ценил личную преданность, ставя её во главу угла. Помнится, мой предыдущий что-то такое говорил… Про подбор профессиональных кадров, про высокую квалификацию… И что-то про Дубовицкого — что у того все наоборот. Точно не помню.
 — Значит, так, — сказал дядя Саша. — Мне нужно сделать несколько звонков, а потом начнём собираться. Наташа, Марис, вы сегодня выступаете в маскарадных костюмах. — Никитин улыбнулся. — Ну и я тоже чуть-чуть приукрашусь — мало ли с кем пересекались раньше или потом где встретимся… Наташа, поела бы нормально, а то неизвестно, когда снова за стол сядем.
 — Я не привыкла с утра, — заявила я. Моё заявление вызвало взрыв хохота.
 — Наташенька, детка, ты хоть на часы взгляни, — посоветовал Вадим.
 — Все относительно, как тут недавно выступал Марис, — парировала я. — Для меня любое время после пробуждения — утро. Ну и что, если оно не совпадает с общепринятым? Нет одинаковых людей. И вообще лучше быть нестандартной. Это больше привлекает.
 Никто не стал мне ничего отвечать. Людмила убирала со стола.
 — А здесь e-mail есть? — внезапно спросил Марис. — Или только факс?
 — Все есть, — ответил Вадим. — Я тебе открою кабинет шефа. Тебе компьютер нужен для работы?
 — Нет, у меня свой ноутбук, только отправить.
 — А чего отправлять собираешься? — поинтересовался дядя Саша.
 — Я же откомандирован сюда своей газетой, — удивлённо ответил Марис. — Мне статьи сочинять надо. Сейчас сотворю что-нибудь, пока вы звоните и отправлю.
 — А… — протянул дядя Саша.
 — Про что писать будешь? — подала голос я.
 — Поднакопилось тут кое-какого материала… Наташа, мы же вместе с тобой его собирали, забыла? — Вид у Мариса был такой же невинный, как только что у дяди Саши.
 — Ах да, вспомнила! — воскликнула я. В этот момент Вадим повернулся к кухне, чтобы крикнуть Людмилу: ему захотелось ещё кофе. Я в ту же секунду подмигнула Марису, чтобы дать понять: я знаю, о чем он говорит. Шулманис подмигнул мне в ответ. Ни он, ни дядя Саша не собирались посвящать Вадима во все дела, в особенности о проникновении на территорию завода. Через несколько минут Никитин и Шулманис удалились, пожелав нам с Вадимом приятного аппетита. Стоило двери за ними закрыться, как Вадим тут же серьёзно посмотрел на меня и спросил:
 — Что тебе вчера Людка трепала? Я неопределённо пожала плечами.
 — Да так, на судьбу жаловалась. Вадик, неужели ты не понимаешь, как ей тяжело? Её жизнь била. Пожалей хоть ты её, иногда приласкай, ласка ведь и кошке приятна.
 Я не забывала старую добрую истину о том, что лучшая оборона — это наступление. Я уходила от вопроса домоуправляющего, пытаясь заставить его защищаться или хотя бы почувствовать себя виноватым. Но не тут-то было.
 — Её не за что жалеть. Сама во всем виновата, — жёстко ответил Вадим. — Пытается всех, кто рядом с ней окажется, разжалобить. А выпивку она откуда взяла?
 — А мне-то откуда знать? — Я сделала большие круглые глаза.
 — Когда ты пришла на кухню, бутылка уже стояла на столе?
 — Под столом, — для правдивости сказала я.
 — М-м-м… Вы одну выпили?
 — Я практически не пила… Я люблю сладенькое. Виски со сливками, например. Слушай, а чего ты меня допрашиваешь? Хочешь выяснить, откуда Людка что взяла — пойди и спроси у неё. Она же, кажется, тебе подчиняется, а я-то, слава Богу, ещё нет.
 Вадим пропустил мою реплику мимо ушей, но больше никаких вопросов не задавал, молча допил кофе и вышел из столовой. Вскоре я тоже отправилась к себе в комнату, решив ещё немного полежать. Позовут, когда будет нужно.
 Наконец мы были при полном параде, готовые идти заре навстречу.
 Правильнее будет сказать, закату, поскольку дело близилось к вечеру.
 — Вас просто не узнать, — восхищённо заявил Вадим, хотя ему уже доводилось видеть меня в старушечьем обличье, Марис вообще был неузнаваем, дядя Саша выглядел самым молодым из нашей троицы, хотя тоже несколько преобразился.
 — Ой, как здорово! — всплеснула руками Валентина, появившись из гаража в сопровождении Леньки. — Ну ничего себе!
 — Когда вас назад ждать? — уточнил Леонид.
 — Трудно сказать… — ответил Вадим. — Если что — трубка у меня всегда на поясе, ты же знаешь, да и у ребят свои при себе.
 — Мы их, конечно, выключим, — заметил дядя Саша, — чтобы не пискнули в самый неподходящий момент, когда мы там про связь с Плутоном будем разглагольствовать.
 — А может, наоборот, оставить? — предложил Вадим. — Как раз скажете: вон с Плутона звонят. Я вякну что-нибудь соответствующее.
 Никитин покачал головой.
 — Хоть охрана там и хреновая, но не настолько же. Нет, выключим. Потом, если что… Ладно, с Богом, перекрестясь…
 По-моему, дядя Саша всегда был уверенным атеистом, что это он вдруг? Но я не стада утруждать себя мыслями на тему религиозности дядя Саши — зачем напрягать своё родное серое вещество? Пусть отдохнёт, пока ещё можно.
 Неизвестно, что нас ждёт в ближайшее время.
 Мы дружненько загрузились в «лендровер», на заднее сиденье, где стекла были настолько тёмными, что невозможно было разглядеть, сидит ли кто там вообще. Вадим высадил нас у последнего дачного кооператива, ближайшего к виллам. Высадку нашего десанта не должны были видеть дежурные солдатики у дач генерала и прапора. На наше счастье дорога делала поворот, а от вилл не было видно, что происходит между домами простых советских дачников. Мы договорились, что Вадим будет нас ждать на Новой дороге, первый раз подъедет через два часа, потом будет подъезжать на это же место через каждый час. Расставшись с Вадимом, наша троица уныло побрела к генеральской даче.
 Солдатики слушали нас с интересом. Это было нам на руку на тот случай, если люди Дубовицкого все-таки начнут проверять, кто мы такие и заходили ли ещё куда-нибудь.
 Солдатики просто маялись от безделья. От дачи прапорщика к нам подтянулись новые слушатели и не отпускали часа два. Наверное, следовало договариваться с Вадимом не раньше, чем часа через четыре. Правда, ещё неизвестно, как дальше дела пойдут.
 Нас напоили чаем, мужчин угостили куревом, в общем, мы расстались друзьями, нас приглашали ещё заглядывать. Солдатики сообщили, что поскольку сейчас будний день, практически нигде народу нет. На одной из дач живёт жена бизнесмена с двумя детьми, кое-где есть сторожа. Вот только на последней — они махнули в сторону леса и дачи Дубовицкого — народу много. Там каждый день пьянка-гулянка. Солдатики помялись и заметили, что нам бы, наверное, туда заглядывать не стоило… Неизвестно, как нас там примут…
 Дядя Саша заверил их, что мы — люди Божьи (какие Божьи, если мы — Дети Плутона?), поговорим с народом, может, кого и наставим на путь истинный. Как раз нужно идти — раз там порок и разврат.
 — А женщины там есть? — простодушно поинтересовался дядя Саша.
 — Да есть вроде какие-то, — протянул один парень. — Визги, бывает, на всю округу разносятся…
 — По крайней мере, мы не видели, чтобы они бл… Ой, простите, вырвалось! В общем, не видели, чтобы на машинах туда женщин возили. В другие дома, когда хозяева на месте, — постоянно. А там… Но крики женские были.
 Точно были.
 Тут ребята вспомнили, что как-то раз им показалось, что крики были не совсем те, что разносятся из соседних домов во время повальной пьянки-случки.
 Вроде на помощь женщина звала… потом замолчала…
 — Что же вы, братья, не узнали-то? — сокрушался дядя Саша. — Братьям и сёстрам нашим помогать надо. А если женщине больно делали? А вдруг силой её туда затащили?
 — Силой сюда никого не привозят, — возразил один из солдатиков: молоденький мальчик очень приятной внешности. — Здесь бывают только… — Он пытался подобрать нужное слово, которое можно употребить в общении с Божьими людьми, — В общем, непутёвые женщины. Они приезжают сами и знают, зачем. Так в чем им помогать? Они знают, на что идут.
 Дядя Саша опять пустился в разглагольствования на темы возврата братьев и сестёр на путь истинный. Не ожидала я от него такого красноречия. Как выяснилось, Марис тоже оратор неплохой, я иногда вставляла по словечку, оценивающе оглядывая молоденьких пареньков. Только бы блуд в моих старческих глазах не заметили!
 А то ещё подумают чего — мало того, что старуха, да ещё и Божья, а туда же…
 Наконец мы расстались с нашими новыми друзьями и побрели к другим домам, надеясь, что нас больше никуда не пустят. Кроме последнего, тринадцатого, естественно.
 Надежды наши не оправдались: бизнесменская жена тоже помирала со скуки и принимала нас у себя больше часа. Я думала, что дядя Саша скоро охрипнет, но ничего, он успешно справлялся. Но, может, и хорошо, что нас пригласили в два места до похода в интересующий нас дом: мы как раз потренировались, отрепетировали версию происхождения и существования Детей Плутона, теперь и у меня уже от зубов отскакивали проповедуемые нами «истины».
 И вот мы приблизились к вилле Дубовицкого. У ворот курили двое парней лет по двадцать восемь — двадцать девять, в пятнистых штанах. Один был в грязно-белой футболке с какими-то иероглифами, второй — в кожаной жилетке, расстёгнутой на груди. У каждого на боку висело по автомату, также имелись и наплечные кобуры то ли с револьверами, то ли с пистолетами — это я определить не могла. Ребята были явно с хорошего бодуна.
 — Чего надобно, старцы? — спросил нас тот, что был в жилетке.
 — Да вот, сынки, ходим, с людьми знакомимся, про услышанные нами Истины рассказываем, — вступил в разговор дядя Саша.
 — Ты чего, папаша, учение какое-то своё выдумал? В пророки записался? — Парни заржали.
 — Ну что ты, сынок? Я просто контактер. Передаю людям услышанное мной.
 — Кто? Кто? — вылупились парни.
 — Контактер. Проводник Высшего Разума. — И дядя Саша пошёл заливаться соловьём о том, как живущий на Плутоне Разум разговаривает с избранными, которые должны донести до остального человечества его волю.
 — И чего повелевает твой Разум? — уже более серьёзно поинтересовались парни.
 Дядя Саша давил на уничтожение ядерного и бактериологического оружия, почему-то вспомнил войну во Вьетнаме («Его что, туда тоже забрасывали?» — подумала я), рассказал о последствиях, с которыми несчастные вьетнамцы мучаются до сих пор. У меня появилась мысль, что про вьетнамцев Никитин заговорил, вспомнив посещение металлопрокатного завода. Парни слушали, раскрыв рты. Вскоре из ворот вышли ещё четверо и присоединились к нашей честной компании. Этим охранникам тоже было нечего делать, как и солдатикам на дачах генерала и прапорщика и бизнесменской жене, а туг такое развлечение. Дядя Саша — прекрасный рассказчик, жизнь у него была интересная, есть, что вспомнить.
 Конечно, после стакана виски (не разбавленного сливками) он говорил бы гораздо лучше, но не станешь же у этих охранников просить горячительного, тем более, мой любимый коктейль? С нашим внешним видом подобная смесь не очень согласовывалась.
 — Эт-та что такое? — Внезапно резкий голос прервал монолог дяди Саши.
 Из ворот появился мужик лет сорока пяти с опухшей красной физиономией, по форме напоминающей блин. Маленькие серые глазки с выделяющимися воспалёнными капиллярами уставились на нашу троицу. На мужике были пятнистые штаны, как и на всех остальных обитателях виллы, но здорово вытянутые на коленях, и расстёгнутая до пупа застиранная гимнастёрка с тёмными кругами пота под мышками. От пота взмокли и его волосы на лбу.
 — Кто такие? — сурово спросил он. Просвещённые дядей Сашей молодые люди, явно ходившие в подчинении у потного дядьки, сообщили своему начальнику про нашу великую миссию перед человечеством. Дядька послушал своих орлов, потом снова повернулся к нам и тут дядя Саша опять запел свою хорошо отрепетированную песню.
 Дядька стоял, почёсывая волосатую грудь. Теперь на улице перед воротами, казалось, собрались уже все парни, охраняющие дачу Геннадия Павловича. Вернее, те, кому в обязанности вменялось её охранять. То, что они делали, трудно было назвать охраной объекта. Все были с перепою. Даже стоя среди этих орлов, меня не отпускало желание закусить — столько паров шло в мою сторону. Представляю, как хотелось огурчика дяде Саше… Да ему бы и горло смочить не мешало — чтобы лучше говорилось.
 Услышав про Вьетнам, потный дядька здорово оживился и спросил, не был ли там случайно сам дядя Саша — уж больно здорово говорит. Никитин тут же заявил, что Дети Плутона живут по всему миру. («Ах, значит, мы состоим в международной организации, — с интересом для себя выяснила я. — Мелочь, а приятно ощущать себя членом интернационального братства».) — Да, — ответил дядя Саша, — доводилось. Во время одного из контактов мне было ведено ехать туда, найти один из госпиталей и поработать там четыре месяца.
 — И вы работали?! — хором спросило несколько человек.
 Оказалось, что да. У меня язык чесался выяснить, на самом ли деле так было. Нужно отдать должное дяде Саше, рассказывал он очень правдоподобно и здорово чувствовал настроение аудитории. Он расписывал последствия применения «Оранжа», которые бедные вьетнамцы ощущают до сих пор. Ему довелось увидеть жутких сиамских близнецов, детей, рождённых без кистей рук, одного уха, с шестью пальцами на руках или ногах и прочие уродства. Их содержат именно в том госпитале, куда Высший Разум послал дядю Сашу. Это было его испытанием перед тем, как стать одним из Главных Контакторов. Он его выдержал с честью и теперь несёт то, что говорит Плутон, в массы своих соотечественников.
 — А чего сюда приехал? — спросил старший. — Ты что, не знаешь, что здесь за дачи? Что здесь за люди живут? Ходил бы по инженерам, что на своих шести сотках копаются, а ты сюда попёр. А?
 Никитин тут же нашёлся, что ответить. Высший Разум велел ему говорить с теми, кто имеет вес в обществе, обладающими властью и могуществом, что-то решающими в этом мире. Им и надо сообщать о повелениях Высшего Разума.
 — Шёл бы прямо в мэрию, — заметил дядька.
 — Мы придерживаемся других правил общения, — пояснил дядя Саша. — Мы рассказываем о наших Истинах в частной беседе. Говорим с людьми вот так, как сейчас с вами. Вы потом донесёте это до своих друзей, начальников. Если они захотят, то снова пригласят нас. А мэрия — это мэрия. С кем нам там дадут поговорить? С вахтёром? С дежурной в бюро пропусков? Прямо к мэру же никто не поведёт. А когда человек приезжает на дачу, он расслабляется, благодушно настроен, может нас послушать…
 — Так чего вы тогда в будний день пришли? — не унимался дядька.
 — Мы и в выходной приедем, — ответил дядя Саша. — Вот сейчас мы вам рассказали про наши Истины, вы своему хозяину сообщите про нас, мы приедем в субботу или воскресенье, с ним поговорим. Вроде как уже знакомые.
 Дядя Саша упомянул беседу с солдатиками, которые нас так хорошо приняли, чайком напоили…
 — Ну, мы только водки можем предложить! — захохотал мужик. — А как там ваш Плутон к алкоголю относится? Запрещает или как?
 — В умеренных количествах разрешается, — пояснил дядя Саша. — Чтобы в радость и в удовольствие было. Тогда можно. И курить не запрещает.
 — Вот эта религия мне нравится, — закивал потный дядька.
 — Это не совсем религия… — пояснил дядя Саша.
 — А с бабами чего?
 — Есть и женщины-контактеры. — начал дядя Саша. — Вот наша сестра, — он кивнул в мою сторону, — тоже иногда общается с Высшим Разумом. Реже, чем я. Она ещё не прошла Великое Посвящение, но и с ней Плутон время от времени разговаривает.
 — Когда он с тобой разговаривает? — спросил меня мужик.
 — Во сне, сынок, во сне, — залепетала я старушечьим голоском. Знал бы этот «сынок», что сам мне в отцы годится…
 Дядя Саша снова взял инициативу в свои руки и сообщил, что Плутон со всеми разговаривает во сне, иногда контактер просто внезапно погружается в сон — например, гуляя по лесу, вдруг ощущает желание сесть под дерево, опускается на землю и мгновенно засыпает, а через некоторое время просыпается, уже зная, что должен нести людям. Во время этого короткого сна Высший Разум и общается с ним.
 — Мне тоже иногда голоса слышатся, — сообщил дядька. — Как приму лишнего.
 Он заржал. Кое-кто из молодых парней тоже усмехнулся, но некоторые стояли с серьёзными лицами. Видимо, им было интересно слушать дядю Сашу.
 Рассказчиком он оказался отменным.
 — Михалыч, — обратился к потному дядьке парень в расстёгнутой кожаной жилетке — один из тех двоих, кто с самого начала стояли у ворот, — может, в дом стариков пригласим? Послушаем? Здорово дед говорит.
 Остальные закивали.
 — Ну чего ж, — кивнул Михалыч, — пусть поразвлекают нас. Значит, дед, говоришь, что Плутон тебе водку пить не запрещает?
 — Не запрещает, — подтвердил дядя Саша. — Рюмочку приму с хорошими людьми.
 — Да чего только рюмочку-то? — засмеялся Михалыч, указывая дорогу к дому. — Разве это по-русски? Ты русский, дед?
 — А не видно, что ль? — удивлённо посмотрел на него дядя Саша. — Только помногу пить — здоровье уже не то, сынок. В твои-то годы я стаканами глушил…
 И самогон, и спиртик.
 — Ну, ты крепкий дед, поджарый…
 — Я же хожу много, сынок. Активный образ жизни веду. Вон, посмотри, и брат с сестрой тоже какие поджарые.
 — Это твои брат с сестрой? — удивился Михалыч. — Не похожи…
 — Нет, сынок, ты не понял. Мы, Дети Плутона, называем друг друга братьями и сёстрами. И любой человек, слушающий нас, — наш брат. Или сестра. Ну вот тебя могу и сынком назвать, потому что ты мне в дети годишься.
 — А… — протянул Михалыч, заводя нас в дом через боковую дверь.
 Я обратила внимание на собаку непонятной породы, которая спала, привязанная к конуре. Собака приоткрыла глаза и снова их закрыла. Она охраняла Объект точно так же, как и двуногие существа.
 Мы оказались в огромной кухне, которая была значительно больше, чем кухня в доме Вахтанга. Да и сама вилла Дубовицкого казалась более внушительной.
 У плиты трудилась девушка со множеством косичек. «Таджичка? Или узбечка?» — подумала я. Она повернулась, услышав звук открывающейся двери и с удивлением уставилась на нашу компанию, но не произнесла ни звука. Девушка была совсем юной, правда, я затруднилась бы точно определить её возраст — пятнадцать? семнадцать? девятнадцать? Не больше.
 — Сулема, накрой чего-нибудь по-быстрому, — велел Михалыч. — Сашка, — он повернулся к одному из парней, — тащи ящик из гаража.
 — Так там же ничего не осталось после вчерашнего, — выпалил Сашка.
 — Как не осталось? — Михалыч искренне удивился. — Андрюха когда в подвал-то лазал? Ты чего, паря?
 — Не осталось, шеф, — кивнул охранник в кожаной жилетке. — Все пустые.
 — Ну ни хрена себе… — протянул Михалыч. — И когда это мы только…
 Так, ладно, мужики, кто-нибудь живо в подвал. Старче, ты какую водку предпочитаешь?
 — Нашу, сынок, отечественную, — тут же выпалил дядя Саша. — Не эту иностранную дрянь.
 — Молодец, папаша, — Михалыч хлопнул дядю Сашу по плечу. — Наш человек.
 Андрюха, давай «Синопскую»!
 Дядя Саша одобрительно закивал, и они с Михалычем стали вспоминать, в каких годах какую водочку употребляли. Я поняла, что Михалыч все больше проникался идеей общения с Плутоном, несмотря на то, что у него на волосатой груди висел обычный крестик на верёвочке.
 Михалыч крикнул двоим ребятам, чтобы пошли встали на ворота: мало ли что.
 — Да что тут может быть? — невинно спросил дядя Саша. — Террористов, что ли, опасаешься? Пусть ребята с нами посидят, Михалыч. Запрут ворота и к нам подключаются. Ну какие воры сюда сунуться? Подумай сам. Элитный посёлок, везде охрана…
 Михалыч подумал и согласился, велел закрыть ворота, притащить стулья и рассаживаться. Начиналась пьянка, которые здесь определённо происходили ежедневно.
 Сулема быстро накрывала на стол, не поднимая глаз на мужчин и не произнося ни звука. Немая? Нет, слышала, что ей сказал Михалыч. Управлялась она здорово. Я вначале хотела предложить ей свою помощь, но решила, что лучше этого не делать: не стоит старушке предлагать помочь молодой девчонке.
 Выпили по первой. Я только чуть-чуть пригубила: опять же негоже было Божьей (или Плутоновой) старушке опрокидывать в себя рюмку. Дядя Саша с Михатычем вскоре стали лучшими друзьями. Я знала, что Никитин пить умеет, ему нужно ведро, чтобы опьянеть. Наверное, старая кагэбэшная закваска, плюс морское прошлое. Мне доводилось видеть его пьяным, но он всегда оставался на двух конечностях и мог сам дойти до дома. Однажды я помогала ему открыть ключом дверь, так мы и познакомились. Но не сомневаюсь: дядя Саша справился бы без чьей-либо помощи — раньше или позже. Но пить с друзьями — одно, с врагами — совсем другое. Во вражеском лагере расслабляться нельзя, поэтому он почти не пьянеет по его словам, он мобилизуется, если нужно для дела.
 — А этому можно научиться? — как-то спросила я, заинтересовавшись, не входит ли подобный навык в программу подготовки чекиста.
 — Не знаю, — ответил дядя Саша и рассказал, как сам себе устраивал тренировки по насильственному воздержанию и по умению не напиться «до карачек».
 Как я уже говорила, он пятнадцать лет плавал за границу на пассажирском лайнере. Там было шесть баров, естественно, все бармены пытались расположить к себе человека из «конторы». Времена-то какие были.
 — Вот выхожу утром из каюты, — вспоминал дядя Саша, — а первый уже тележку катит, заставленную всеми мыслимыми и немыслимыми напитками. «Что сегодня кушать будете, Александр Петрович?» — спрашивает. «Уйди! — кричу. — Не трави душу!» Иду дальше. Второй бар. Бармен зазывает, он уже налил, стаканом трясёт. Молча прохожу мимо. Третий навстречу движется с улыбочкой… И так по несколько раз в день. Но сдерживался. Просто видел, сколько мужиков классных спились на судах. И башка варила. Планы по молодости у меня были наполеоновские… Вот и не спился.
 «Интересно, а какие планы у Александра Петровича в неполные пятьдесят?»
 — хотелось узнать мне.
 Марис пил поменьше, общался, в основном, с Андреем, который ходил в подвал за ящиком водки. Со мной заговорил парень в кожаной жилетке, которого звали Валерой, остальные слушали дядю Сашу.
 Я вытащила из авоськи наш рекламный проспект и стала показывать его Валере. Сидевший рядом Костик, его приятель, тоже периодически заглядывал на цветные страницы, слушая то дядю Сашу, то меня.
 Журнальчик был оформлен красочно и отпечатан на хорошей финской бумаге.
 На каждой странице сверху шли какие-то закорючки.
 — Это каббалистические символы? — вдруг спросил Костик.
 «Ба, какие мы слова знаем!» — подумала я, решив, что надо быть осторожнее и не ляпнуть какую-нибудь глупость. Хорошо, что я сегодня по пути задала дяде Саше именно этот вопрос. От нечего делать я листала журнал, пока они с Марисом занимались своими делами, и поинтересовалась, что это за закорючки. Никитин объяснил, что данные письмена ничего не значат — просто кто-то дрожащей рукой выводил посылаемые в нетрезвый ум сигналы, давая им буквенное воплощение. Про кабаллу меня просветил Марис, так что я была подкована и по этому вопросу. Со знанием дела я занялась просвещением Валеры с Костиком.
 Естественно, я не стала выдавать версию дяди Саши насчёт того, кто придумал эти символы, заявив, что это алфавит того языка, на котором говорит Высший Разум.
 — Значит, вначале язык надо выучил», а только потом можно с ним общаться? — уточнил Валера.
 — Знание приходит естественно, — пояснила я. — Плутон говорит с тобой, и ты понимаешь, что он говорит. А насчёт каббалы… Понимаете, братья, каббалистика основана на вере в то, что при помощи молитв и ритуалов человек в состоянии активно вмешиваться в божественно-космический процесс. Мы, Дети Плутона, только доносим до людей сообщаемое нам Высшим Разумом. Не вмешиваясь в божественно-космический процесс, мы говорим о том, что нужно сделать, чтобы жизнь стала лучше. Вот, например, уничтожение бактериологического оружия. Это принесёт только добро.
 — Но люди все равно продолжают воевать, — заметил Костик. — И не собираются отказываться от оружия.
 — Мы хотим, чтобы они отказались, но понимаем, что такое пока невозможно… Мы не идеалисты. Но пусть другие будут менее жестоки, главное, чтобы от его применения не страдали следующие поколения. Вы понимаете меня, братья?
 Молодые люди закивали. Я подумала, что с братом Костиком я предпочла бы вступить в родственные отношения, только не братско-сестринские, а несколько иные. Парень был в моем вкусе.
 Ещё я в этот момент подумала о том, что если бы Дети Плутона проповедовали идеи, подобные тем, что высказывали мы с дядей Сашей, то их никто не стал бы разгонять. Настоящие Дети Плутона буквально порабощали молодых людей, заставляя работать на себя на многочисленных предприятиях, принадлежащих секте. Правда, в их рекламных проспектах все расписывалось в радужных тонах — и про то, как стать Контакгером, и как пройти Великое Испытание. Для этого желающим давали наркотики, чтобы подчинить воле хозяев и делать зависимыми от «иглы» или таблетки. Короче — рабами, которые использовались верхушкой в своих целях.
 — Мамаша, — обратился ко мне Валера («Да я младше тебя, родной», — хотела сказать я, но промолчала), — а вы порчу снимаете? Лечите людей?
 — Нет, сынок, порчу мы не снимаем и бесов не изгоняем, но многие наши братья и сестры имеют медицинское образование. Есть потомственные лекари. Если можем — помогаем людям, но следуем клятве Гиппократа. Стараемся не навредить.
 Можем — помогаем. Нет — не берёмся. Иногда ведь и доброе слово может облегчить страдания, правда? А ты на что-то жалуешься, сынок?
 Валера был кровь с молоком, впрочем, как и остальные добрые молодцы, собравшиеся за столом. Ещё бы: железное здоровье надо иметь, чтобы так квасить каждый день. А из застольной беседы я поняла, что пьянки тут идут ежедневно, за исключением тех редких вечеров, когда появляется хозяин, но о его приезде сообщается заранее, и тогда на даче начинается генеральная уборка, все приводят себя в порядок.
 Сам Валера ни на что не пожаловался, но вот… Он явно сомневался, сказать мне о том, что его беспокоило, или нет. Они переглянулись с Костиком.
 Тот пожал плечами.
 — Мальчики, — обратилась я к ним, — давайте выйдем на свежий воздух, здесь так накурено, а я — человек немолодой…
 Парни тут же встали. Михалыч, несмотря на то, что был пьян, — мгновенно поднял голову:
 — Куда?
 — Да вот бабушка просит на свежий воздух вывести подышать…
 «Знал бы ты, милый, какая я тебе бабушка. Тоже мне — внучек!»
 Михалыч махнул рукой, отпуская. Другой рукой он уже обнимал дядю Сашу.
 Михалычу довелось побывать в Афгане, правда, всего два месяца, и он углубился в воспоминания.
 Мы вышли на крылечко с задней стороны дома. Между домом и забором было метра три.
 — Что-то у вас во дворике ни деревца, ни кустика, — заметила я. — Да и травка вся какая-то пожухлая, примятая.
 — А, это все Михалыч.! — махнул рукой Костик. — Чтобы никакой душман за деревом не спрятался.
 — Он что, боится призраков? — спросила я и подумала: «Не начинается ли у старшего белая горячка?»
 — Да непонятно, чего он боится. Живём тут уже два года. Никто не заявлялся. Ни мусора, ни душманы, ни привидения.
 — И зачем же вас поселили тут, мальчики? — с невинным выражением на морщинистом лице спросила я.
 Ребята переглянулись, но потом, видимо, признали вопрос вполне естественным. Что может подумать Божья старушка, узнав, что шесть молодых парней под началом Михалыча два года живут на загородной вилле, ничего, с её точки зрения, не делая.
 — Да понимаете… — начал Костик, почёсывая затылок. — В общем, мы этот дом охраняем.
 — А что его охранять? Мы вот сегодня с солдатиками говорили, они тоже два дома охраняют. А другие никто не охраняет. Вон их сколько, неохраняемых.
 Ваш хозяин думает, что сюда воры полезут? Да такой забор от всех воров защитит!
 Взял бы собаку позлее…
 — Не нам решать, мамаша, — неожиданно резко ответил Валера.
 Я удивлённо посмотрела на него. Он явно понял, что переборщил, извинился, заметил, что их наняли, чтобы охранять дом, платят за это, с работой сейчас тяжело, а они с Костиком, в общем, кроме как на охрану, ни на что не пригодны.
 Я подумала, что ребятам эта жизнь уже опостылела, они с удовольствием поменяли бы место работы, только не знают, куда податься, да и расслабились здесь явно. Конечно, им бы не следовало разговаривать с посторонними, но они уже так надоели друг другу, что были рады любому новому лицу. А мы, трое стариков, никакой опасности не представляли. Можно и побеседовать.
 — Так что болит, мальчики? — Я решила вернуться к разговору, из-за которого мы, в общем-то, и покинули общий стол.
 — Не у нас… — Парни снова переглянулись, и наконец Валера решился:
 — У одной девушки.
 — А где она, милые?
 — Здесь.
 — Это у этой восточной, что ли?
 — Нет, с Сулемой все в порядке, — покачал головой Костик и добавил через несколько секунд:
 — Пока.
 Валера ткнул его в бок.
 — Здесь ещё одна кухарка есть? — Я прикинулась ничего не понимающей. — Я как раз думала: что же всего одна девушка на вас на всех готовит? Тяжело, наверное. И дом такой большой убирать.
 — Сейчас она одна готовит, — сказал Валера. — Вот другая как раз заболела… Мы хотели вас попросить… поговорить с ней, что ли. Она жить не хочет. От еды отказывается. Лежит, отвернувшись к стенке. Вроде бы так с ней все в порядке… Поговорите, бабушка.
 — Конечно, поговорю, — закивала я, судорожно размышляя: «Рута? Или нет?»
 Мы снова вошли в дом и поднялись по лестнице на третий, последний, этаж. Верхняя площадка была похожа на клетку, дверь, тоже металлическая, из прутьев, была заперта. У Костика имелся ключ, он вставил его в навесной замок, повернул два раза и пропустил меня вперёд, потом снова навесил замок, теперь уже изнутри.
 Я посмотрела, в какой карман он опустил ключ. Мне не нравилось быть запертой вместе с этими орлами, тем более, ни Марис, ни дядя Саша не знали, где точно я нахожусь. А вдруг эти парни на что-то обратили внимание? Поняли, что никакая я не Божья старушка? Сейчас оставят меня в этой тюрьме, потом мужиков повяжут… И не выбраться нам никому отсюда. Нет, так лучше не думать.
 Мы оказались в коридоре, по обеим сторонам которого шли тяжёлые деревянные двери. По две на каждой стороне на относительно большом расстоянии одна от другой. Я видела, что впереди коридор расширялся, переходя в холл, но что там находилось, рассмотреть не могла, увидела только одну металлическую дверь прямо напротив выхода из коридора в холл. Видимо, она отделяла ту часть коридора, которая являлась его продолжением. остановились у одной из дверей по правой стороне, Валера набрал код (к сожалению, мне не удалось увидеть цифры), толкнул дверь. Валера вошёл первым. «Как хорошо, что он не приучен пропускать женщину вперёд!» — подумала я. Первой мне не хотелось бы заходить в эту комнату. Я последовала за Валерой, Костик замыкал шествие.
 Это была большая комната метров двадцать — двадцать пять, с обшитыми деревом стенами. Окно было застеклено очень толстым стеклом. «Бронированным?» — возникла у меня мысль. Широкая кровать, белая тумбочка с телевизором «Сони», вешалка, на которой висело несколько дорогих женских платьев, комод с множеством ящиков, над которым висело огромное зеркало. На полу — толстый ковёр, лампа искусственного света, встроенная в потолок, ночник над кроватью.
 Комнату с такой обстановкой нельзя было бы назвать тюремной камерой. Была ещё одна существенная деталь: работал кондиционер. Но все равно это была чья-то тюрьма…
 — Лилька, мы тебе гостей привели? — крикнул Валера.
 Парни явно опешили, как я поняла, они ожидали увидеть на кровати девушку.
 — Лиля, выходи! — Валера, подошёл к закрытой двери, расположенной за кроватью;
 «Туалет?» — подумала я.
 Валерий дёрнул дверь. Она оказалась заперта изнутри.
 — Зачем она закрылась? — тем временем спрашивал у друга Костик. — На хрена вообще защёлки ставили?
 Парни дёргали дверь по очереди. Она определённо была заперта изнутри.
 — Черт, почему она не внутрь открывается?! — воскликнул Костик. — Выбили бы сейчас к чёртовой матери!
 Дверь не казалась особо мощной — по сравнению с той, что вела в комнату, выбить её таким добрым молодцам ничего не стоило — независимо от того, куда она открывалась, что они и сделали, на мгновение забыв о моем существовании.
 При виде открывшегося зрелища, нас всех начало рвать.
 Красивая при жизни девушка, обезображенная смертью, лежала в ванне, заполненной густой красной жидкостью. У неё была запрокинута назад голова и слегка приоткрыт рот. Одна рука безвольно свисала с края ванны. Девушка перерезала себе вены.




 Глава 14


 Люди по-разному реагируют на смерть. Мне уже доводилось видеть трупы тех, кто умер не своей смертью. Моего предыдущего, например. Видок был, скажу я вам… Когда хоронили, его, конечно, привели в божеский вид. Лицо подправили.
 Гримёр, или как он там называется, на славу поработал. Но то, что предстало моим бедным глазонькам в этот миг было просто жутким… А запах…
 Мы все втроём вылетели в коридор. Пожалуй, я отреагировала спокойнее всех, может, потому что была мобилизована на опасность. Вырвать меня, конечно, вырвало — на пушистый ковёр, но после этого я быстро взяла себя в руки. Надо было и дальше работать, не выходя из образа.
 Костик стоял, прислонившись к стене, и хватал ртом воздух, как выброшенная на берег рыба. Глаза у него были безумные, похоже, что в эту минуту он ничего не соображал. Он силился что-то сказать, но не мог выдавить из себя ни звука. Валера, наоборот, матерился, изобретая все новые и новые комбинации, потом его опять стало тошнить.
 Я поняла, что должна воспользоваться ситуацией: второго такого шанса у меня не будет. Как наверняка и у Мариса с дядей Сашей. Но мужики есть мужики.
 Хорошо, что я давно усвоила истину о том, что в жизни можно полагаться только на себя, а уж никак не на особей мужского пола. Из всех моих знакомых я могла, пожалуй, положиться только на моего предыдущего. Или мне это сейчас так кажется? Обязательно надо на могилку съездить. Давно я там не была. Ладно, приступим к выполнению задания.
 — Где тут ещё ванные комнаты? — спросила я Валеру, по моему мнению, более способного дать вразумительный ответ.
 Он вяло махнул рукой вдоль по коридору, видимо, имея в виду те комнаты, двери которых выходили в коридор. Их было четыре, включая комнату, которую мы только что покинули.
 — Ванны во всех комнатах? — уточнила я.
 Валера опять кивнул. Костик был не в состоянии отвечать на вопросы и, кажется, вообще не понимал их смысла. Да, слабоваты мужики, слабоваты.
 Расслабились за два года на такой-то службе.
 Я ткнула в одну дверь, другую. Из-за одной послышался женский голос:
 — Ну заходите! Чего тычетесь-то? Не скажу хозяину. Давайте, мальчики. А то я совсем заскучала.
 — Как её открыть? — повернулась я к Валере.
 — Нельзя… — промычал он. — Вам нельзя.
 Он продолжал обращаться ко мне на «вы». Конечно, я для него оставалась бабушкой.
 Я подошла к нему, врезала ему хорошую оплеуху.
 — Очухивайся, парень! — рявкнула я на него. — Тут свою шкуру спасать надо. Тебе — твою, а мне — мою. Оказалась тут с вами на свою голову.
 — Ка-ка-как?! — пролепетал Валерик, возвышающийся надо мной (это несмотря на мои сто семьдесят девять!). — Бабуля… Что нам делать?
 Он лепетал, что хозяин их за это убьёт. Что эта самая Лиля — любимица хозяина. А они не доглядели.
 — Именно вас двоих или всех? — решила уточнить я.
 Валера не смог дать мне вразумительного ответа. На Костика вообще надежды никакой не было. Он сполз вниз по стене и уже сидел на полу.
 Тем временем я закрыла дверь в комнату, где лежал труп, щёлкнул замок, и я опять повернулась к Валере.
 — Пусть кто-нибудь другой найдёт… это, — я кивнула на дверь. — А ни ты, ни я, ни он, — я кивнула на Костика, — ничего не видели и вообще здесь не были.
 Валера радостно закивал. Я пнула Костика ногой и спросила:
 — Эй, ты меня слышишь?
 Он промычал что-то неопределённое.
 — Бабуля, что нам де-делать? — опять залепетал Валерик.
 — Нужна ванна с холодной водой — и я приведу вас обоих в чувство. Ну, быстро открывайте мне дверь. Валера, ты мужик или нет? Возьми себя в руки!
 Слушай меня, старую! Так, давай код.
 Я стояла наготове у двери, из-за которой только что раздавался женский голос. Валера назвал три цифры, которые следовало нажать одновременно и дёрнуть дверь на себя. «Что, у них все двери на себя открываются? — подумала я. — Пожарники этот дом явно не принимали».
 Я набрала код, дёрнула дверь за ручку — и оказалась в комнате, похожую на ту, в которой только что были. Напротив меня стояла улыбающаяся Мулатка — Лена Отару — в костюме Евы.
 Лена несколько опешила при виде моей скромной особы. И это понятно: она видела какую-то, непонятно откуда взявшуюся, высокую, сухую старушку, таких на этой вилле никогда не бывало. Мулатка выглянула в коридор, заметила облеванных Костика с Валерой с расширенными от ужаса глазами и вопросительно посмотрела на меня.
 — Холодную воду включи, — приказала я ей. — Быстро!
 Лена подчинилась. Я схватила Валерика за кожаную жилетку и потащила в комнату. Лена уже пустила воду.
 — Чего стряслось-то? Ребята! Бабушка, вы кто?
 — Потом! — бросила я ей через плечо. — Второго тащи сюда.
 Лена отправилась в коридор и, как я слышала, предпринимала там безуспешные попытки поднять Костика. Не будем забывать о том, что Костик весил под сотню кэгэ, так что перед Леной стояла весьма сложная задача. Валера тем временем приходил в чувство. Холодная вода всегда действует отрезвляюще. Я вывела его из ванной и велела лечь на кровать. Он безропотно подчинился. Как же все-таки в экстремальной ситуации люди готовы подчиняться лидеру! Молодой, здоровый парень, а безропотно выполняет приказы бабули.
 Потом я подумала, а зачем, собственно, я привожу их с Костиком в чувство? Зачем они мне нужны? Закрыть бы их, взять Ленку и… Но здесь должны быть и другие девчонки! Комнат-то сколько! Мне нужно узнать коды… И вообще парней лучше было бы вырубить… В это мгновение я с благодарностью вспомнила дядю Сашу, тщательно подготовившегося к операции и выдавшего нам с Марисом кое-какие средства, которые могут понадобиться в трудную минуту. Кое-что лежало у меня под проспектами Детей Плутона, но основная масса запасов находилась прямо на мне, в разных потайных карманчиках старушечьей одежды. Я посмотрела на Валеру. Он лежал, закрыв глаза, и вставать, по-моему, не собирался. Лена возилась в коридоре с Костиком. Я села на кровать к Валере и взяла его руку в свою. Он открыл глаза и непонимающим взглядом уставился на меня.
 — Где тут спиртное? — спросила я у него. — Нам всем выпить бы надо, а вниз за бутылкой бежать не хочется.
 — Надо ребят позвать, — промямлил он. — Но Михалыч взъестся. Бабуль, нам кранты! Хозяин…
 — Погоди звать. И не волнуйся раньше времени. Сейчас вас в чувство приведём. Это главное. Есть тут выпивка какая-нибудь? На этом этаже?
 — В той части, — Валера неопределённо кивнул в сторону расширения коридора.
 — Там тоже кодовый замок? На металлической двери?
 — Везде есть цифры — шесть, семь, а остальные — по номеру комнаты. Эта четвёртая. Металлическая — пятая.
 Я кивнула. Валера снова закрыл глаза.
 — Лежи спокойно, — велела я парню. Правда, не успела я произнести эту фразу, как его снова затошнило. Я оставила его одного, вышла в коридор, где Лена тщетно пыталась поднять тяжеленного Костика, велела ей взяться за него с одной стороны, сама подхватила с другой и украдкой запустила руку в тот карман, куда, как я видела, он опускал ключ от навесного замка двери, закрывающей этаж.
 Мы завели его с Леной в комнату, усадили на ковёр у тумбочки. Я жестом показала ей, чтобы следовала за мной. Костик тут же рухнул лицом в длинный ворс. Лена так и оставалась в костюме Евы, но сейчас было не до одевания.
 — Где остальные? — спросила я её своим голосом.
 Наверное, она удивилась, услышав, что старуха вдруг заговорила совсем по-другому. Мой настоящий голос она не знала, так что ещё не поняла, что это я.
 С обалдевшим видом кивнула в сторону, где начинался холл.
 — В этих комнатах кто-то ещё есть? — Я показала на две, ближайшие к лестничной площадке.
 — Лилька, — она кивнула на дверь комнаты, которую мы имели несчастье посетить первой.
 Я не стала объяснять, что Лильки больше нет и никогда не будет, и устремилась к металлической двери, набрала код, дёрнула дверь на себя.
 — Сколько всего девчонок? — бросила я через плечо поспешающей за мной Лене.
 — Здесь — четверо, мы с Лилькой и Сулема внизу.
 «Ну ни фига себе! — пронеслось у меня в голове. — Завёл себе гаремчик Гeннадий Павлович!»
 Мы оказались в каком-то предбаннике с двумя дверьми. Я пнула ту, что слева, и увидела нечто, напоминающее общественный туалет: два довольно грязных унитаза и раковина с зеркалом, заляпанным зубной пастой, над нею. Я толкнула дверь, расположенную напротив металлической — и мы с Леной оказались в просторной комнате площадью метров шестьдесят.
 В центре находилась огромная ванна — правильнее будет сказать: мини-бассейн — заполненная до половины водой. В ней безвольно сидела красивая брюнетка. Вода закрывала её тело до половины. Её обнажённая грудь вызвала во мне лесбийские чувства: так она была прекрасна. Брюнетка даже не повернула голову в нашу сторону, просто продолжала смотреть в одну точку.
 Пол тоже устилал ковёр с длинным ворсом, только здесь он был грязно-голубого цвета, а в тех комнатах, где я уже успела побывать, — розового.
 В углу, у одного из окон, которые здесь были заделаны решётками, сидела восточная девушка, чуть ли не двойник Сулемы, и что-то шила. А может, они просто показались мне похожими, как двойняшки. Девушка подняла на нас с Леной свои тёмные глаза, но тут же опустила и продолжила своё занятие.
 По левой и правой стене стояло по три широкие низкие тахты с неубранным постельным бельём. На одной из них лежала блондинка, уставившись в потолок.
 Своим видом она напоминала ту, которая плавала в бассейне. Напичканы наркотиками? Блондинка, так же как и брюнетка, даже не повернулась в сторону открывшейся с шумом двери.
 Я подскочила к ней, повернула её лицо. Это, определённо, была Рута. Я знала её только по фотографиям, которые показывал Марис, но родинка, которую он упоминал, была на месте: я специально приподняла чёлку.
 — Кто это к нам пожаловал? — послышался пьяный голос от противоположной стены.
 Я повернула голову. Со средней тахты у противоположной стены из кучи постельного белья поднималась Оксанка Леванидова с бутылкой коньяку в руке.
 Оксана была здорово пьяна и все время потягивала коньяк из горлышка.
 Одета она была в чёрное просвечивающее бельё, чёрные чулки со швом и теперь пыталась всунуть ноги в чёрные туфли на высоком каблуке. В её бюстгальтере были вырезаны овалы, из которых торчали крупные соски. «В таком виде только на панель», — подумала я. Оксанка располнела и выглядела ужасно. Я не видела её, наверное, около месяца, может, меньше, но чтобы человек мог так измениться за такой короткий промежуток времени… Это казалось невероятным. По её лицу было заметно, что она — пьющая женщина. В её-то возрасте? Может, я воспринимала её раньше по-другому, потому что мне не приходилось видеть её без косметики? Ведь на мероприятиях, где нам доводилось встречаться, все, так сказать, держат марку. У неё появился животик, бледная, незагорелая кожа имела нездоровый вид.
 Вообще вид был нездоровый.
 — Леночка, киска! — Оксанка обращалась к Мулатке. — Ты наконец сама ко мне пришла? Соскучилась по маме?
 Оксанка потянулась к Лене, но та резко оттолкнула её от себя с выражением брезгливости на лице. Оксанка разразилась грубой тирадой, которая сделала бы честь всем находящимся в доме лицам мужского пола вместе взятым.
 Оксанка орала, что Лена всегда считала себя лучше её, а на самом деле она лучше. А все мужики — кретины, почему-то выбирают Мулатку, а не её, красавицу Ксюшу. Экзотики, видишь ли, этим козлам хочется. Но сама-то Леночка не может без опытной Ксюши. Никто и никогда не давал ей такого удовольствия…
 Я не стала вникать в сложные гаремные отношения: мне было просто не до этого, Леванидова же тем временем с трудом поднялась на ноги, отхлебнула коньяка и снова, шатаясь, двинулась к Лене. Отару бросилась ко мне, явно в поисках защиты. Брюнетка в бассейне и Рута на тахте никак не реагировали на происходящее.
 — Эй, Лютфи, помоги мне! — крикнула Оксана восточной девушке, сидящей в углу. — Я тебя любила вчера или нет?! Смотри, сука, сегодня ничего не получишь!
 Та подняла взгляд, но тут же снова опустила его на своё шитьё. Оксанка двинулась к нам. Лена дрожала, стараясь прижаться ко мне.
 — Не мешай! — тихо сказала я ей и шагнула навстречу Оксанке.
 — А ты, карга, зачем пожаловала? — обратилась ко мне Леванидова, видимо, пока не определившись, что делать со старухой, — И не стыдно так к пожилому человеку обращаться? — спокойным тоном спросила я её.
 — Мне уже ничего не стыдно. — Оксана снова сделала глоток из бутылки. — В наш гарем теперь и бабок берут? У Геночки страсть к некрофилии проснулась?
 Кого следующего привезут?
 — Я ещё не труп, — заметила я, но Леванидова, по-моему, ничего не поняла.
 Правда, у Гeннадия Павловича и других обитателей виллы теперь появилась возможность узнать, есть ли в них подобная склонность — в доме труп, причём молодой и красивой при жизни девушки.
 Оксана пьяно расхохоталась. Её качало из стороны в сторону, она попыталась сделать ещё шаг по направлению к нам с Леной, не удержалась на ногах и рухнула на пол. Коньяк разлился по ковру. Опять последовала тирада, в которой Оксана высказала своё мнение о нас, ковре, бутылке, доме и Геннадии Павловиче.
 — Где спиртное? — повернулась я к Лене. Мой вопрос услышала Оксанка и завопила:
 — И тебе, старая, выпить захотелось? Ну уж нет! Вся выпивка моя! Не да-а-ам!
 Леванидова кинулась на меня, намереваясь вцепиться мне в лицо длинными ногтями. Но не тут-то было. Мой предыдущий в своё время заставил меня пройти курс самообороны под руководством одного его старого друга, имеющего чёрный пояс карате. Уже сколько раз я была благодарна им обоим…
 Оксана в мгновение ока приземлилась на толстый ворс, несколько самортизировавший силу удара. Перед приземлением она пролетела полкомнаты. Лена ещё более обалделыми глазами, чем раньше, взглянула на меня. Лютфи вжалась в свой угол и смотрела на бабку-каратистку с ужасом в тёмных глазах.
 — Где водка, спрашиваю?! — рявкнула я на Лену.
 — Т-т-там… — Она показала на часть обычной мебельной «стенки».
 Я открыла бар, и моему взору представилась батарея различных бутылок.
 Да, обитательниц гарема здесь хорошо обеспечивали спиртным — чтобы не скучали.
 Вот только чем напичканы Рута и та девушка в бассейне?
 Я взяла бутылку «Сибирской» и бутылку «Посольской», закрыла бар. Оксана все ещё лежала на полу, правда, начинала потихоньку шевелиться.
 — Пошли! — приказала я Лене.
 Та молча последовала за мной.
 Оказавшись в коридоре, я захлопнула металлическую дверь, сунула Лене в руки бутылки, велела открыть, сама подняла юбку, нащупала на поясе нужный мешочек, извлекла оттуда маленькую пластмассовую бутылочку. Лена обалдело смотрела на мои ноги: в них не было ничего старческого, да и трусики на мне были совсем не те, что носят старушки. Отару подняла глаза на моё лицо и увидела те же морщины, обрамлённые седыми волосами. Наверное, она решила, что у неё съезжает крыша.
 — Открыла? — спросила я, готовая всыпать зелье внутрь.
 Лена протянула мне «Сибирскую». Я засыпала дозу, завинтила крышку и протянула ей.
 — Поболтай, чтобы растворилось побыстрее. Лена принялась за работу, а я тем временем занялась второй бутылкой. Когда адское зелье было готово, мы снова направились в комнату, где оставили Валеру и Костика.
 Костик все ещё лежал на полу и стонал, Валера уже сидел на кровати. Это мне не очень понравилось. Если что — придётся его вырубить. В общем-то, он неплохой парень, раз о несчастной Лильке беспокоился… Пусть лучше заснёт на время, а там уж как Бог даст. Если голова хоть немного работает — свалит отсюда, а не свалит — его проблемы.
 — Ты какую предпочитаешь? — заговорила я своим старушечьим голосом, протягивая ему две бутылки.
 Валера молча взял «Сибирскую» и сделал большой глоток из горлышка, поморщился и попросил воды — запить. Я кивнула Лене. Она открыла стоявший в её комнате холодильник, вытащила оттуда бутылку минеральной и протянула Валере.
 Тот кивнул с благодарностью. Я посмотрела на Костика.
 — Дай стакан, — велела я Лене.
 Та немедленно подчинилась. Приподняв голову Костика, я помогла ему принять сидячее положение и влила с него водку. Костик потряс головой, но все проглотил, потом промычал что-то нечленораздельное. Дядя Саша говорил, что действие препарата начинается довольно быстро, минут через пять-семь после употребления. Он, как обычно, был прав. Ребята вырубились.
 — Они… того… совсем? — шёпотом спросила у меня Лена.
 — Нет, поспят и проснутся. Башка только потом будет здорово болеть, но это их проблемы. Так, слушай меня.
 Лена была вся внимание.
 — Ты хочешь отсюда свалить или тебе здесь нравится? — Это нужно было выяснить в первую очередь.
 — Спрашиваете! Но как отсюда убежать? И кто вы? Как вы тут очутились?
 Как…
 Из Отару посыпались вопросы. Я остановила её:
 — Твои вопросы потом. Да или нет?
 — Да!
 Я извлекла из авоськи сложенный противогаз, спрятанный под множеством проспектов. На всякий случай у нас была готова легенда о том, что с Плутоном мы иногда общаемся, надев противогазы. Это, так сказать, необходимая часть наших обрядов. Лена открыла рот при виде противогаза.
 — Натянуть сумеешь? — спросила я у Лены. — В школе учили? Она обалдело кивнула.
 — У тебя есть время потренироваться. Сейчас пойдёшь в одну из комнат ближе к лестнице, посидишь там. Которая выходит окном на ворота?
 Лена показала на соседнюю со своей.
 — Значит, будешь сидеть в ней. Когда увидишь, что к воротам подъехала машина и во двор что-то летит — быстро надеваешь противогаз.
 — А дальше?
 — Код комнаты с металлической дверью — пять, шесть, семь. Запомнила?
 Откроешь, наденешь второй противогаз на Руту — ту, что лежит на тахте….
 — Я знаю Руту, — перебила понемногу приходящая в себя Отару, — но другие девчонки…
 — У меня только два противогаза, — сообщила я, вытаскивая второй для Руты. — Спасти всех невозможно. Газ несмертелен. Очухаются. Нам главное — вытащить Руту, из-за неё все и затевалось. Вытащишь её — поможем тебе. Ясно?
 Появишься без Руты — пеняй на себя. Въехала в тему?
 — Не совсем, — честно призналась Отару.
 — Дура! — завелась я. — Идиотка! «Сюрприз» полетит во двор, нацепишь противогаз на себя, второй — на Руту. И валите отсюда. Подберём вас у ворот.
 Что неясного?
 — Оксанка на меня набросится, — заявила Отару. — Вы бы её как-нибудь…
 — Жить хочешь — справишься. Врежешь хорошенько — и не стесняйся, нашла с кем церемониться. Или иди туда с бутылкой какой-нибудь — дашь ей по башке и вырубишь. Тоже мне — проблема.
 Видимо, Лена побаивалась Оксанку. Я плохо знала Отару и не могла судить, насколько она труслива и зависима. Но уже судя по тому, что мне довелось видеть, она готова подчиняться.
 — Лена, — сказала я помягче, — это твой единственный шанс выбраться отсюда. Ты меня понимаешь?
 Она кивнула.
 — Ты должна спасти Руту и выбраться сама. Тогда все будет .хорошо. Ты мне веришь?
 Она опять судорожно закивала. Вот они. — кнут и пряник. Наорать, потом приласкать.
 — У тебя все получится. Я не сомневаюсь. Примерно через час, может, два все решится. Не отходи от окна.
 — А Лиля? — вдруг спросила Отару. — Как же Лиля?
 — Лиле уже ничто не поможет.
 — Что? Как? Я не…
 — Её убили, — сказала я. — Ты понимаешь, что отсюда надо бежать?
 Этот аргумент подействовал лучше всего. Решимости у Мулатки прибавилось.
 — Ни в коем случае не заходи к ней, — давала я последние наставления. — А теперь пошли, закроешь за мной дверь на площадку.
 Мы сняли навесной замок, я вышла, оставив Лене ключ, чтобы она закрыла дверь с внутренней стороны.
 Я спустилась вниз по лестнице. В кухне продолжалась пьянка. Дядя Саша с Михалычем уже пели. «Нажрался, сволочь», — подумала я и решила выглянуть во двор, на всякий случай посмотреть, не появился ли кто ещё. Двое охранников были на время выведены из строя. Оставалось пятеро, включая Михалыча, но и наши бойцы, как я понимала, были уже не в лучшей форме. На свои силы против пятерых мужиков я рассчитывать не могла. «А если дядя Саша примет сторону своего нового друга?» Следовало уяснить обстановку.
 На крыльце сидела Сулема, подперев голову руками.
 — Что скучаешь, доченька? — обратилась я к ней своим старушечьим голоском.
 Она подняла голову. На меня смотрели огромные тёмные глаза, полные слез. Я опустилась рядом, обняла её за плечи и спросила:
 — Кто тебя обидел, такую красивую? Расскажи бабушке.
 Она уткнулась мне в плечо и разрыдалась. Я сидела, гладила её по голове и думала, как бы побыстрее увести отсюда Мариса с дядей Сашей, ляпнут ещё чего по пьянке. А если дядя Саша только хвастался своими способностями мобилизоваться? Одни про похождения по бабам треплются, а Никитин — про умение пить? Ведь может и такое быть. «Сюрприз» я и сама пушу, надо . только Вадика вызвать. Он за рулём, я стрельну, Ленка выскочит с Рутой — и увезём их в дом Вахтанга. А эти пьяные козлы пусть отсыпаются. Вот только эту девчонку жалко… И ту другую, Лютфи. И брюнетку в бассейне. Оксанку мне почему-то было не жаль.
 — Ты по-русски говоришь? — обратилась я К Сулеме.
 — Да, бабушка, — пролепетала она.
 — А ты откуда сама родом?
 — Из Пархара.
 — Где это?
 Я, в общем-то, сильна, в географии, но дальнего зарубежья. Лучше всего знаю месторасположение мировых курортов. А вот ближнее зарубежье, частенько оказывается гораздо дальше, чем дальнее. Сравнить хотя бы Финляндию с Казахстаном.
 — Таджикистан.
 — И как ты тут оказалась?
 — Отец продал.
 — Что?! — Я не могла поверить услышанному: чтобы отец продал родную дочь, но с другой стороны. Восток — дело тонкое. Там свои обычаи и законы.
 — Скучаешь по дому? — заботливо спросила я, чтобы расположить девушку к себе. Конечно, ей тяжело, такой молоденькой, в чужом городе, чужой стране, с незнакомыми людьми, да и картины каждый день видит не очень-то приятные…
 Может, если бы она увидела меня в своём истинном облике, не стала бы делиться со мной своими проблемами. А тут она видела перед собой старушку, тем более, как она поняла, старушку религиозную, поэтому Сулема начала выплакивать мне свои беды.
 Ей было очень одиноко без матери и сестёр, оставшихся дома. Она уже не первая из их семьи, кого привёз в Петербург дальний родственник Пайрав. За полтора года до неё увезли её старшую сестру, которую с тех пор она ни разу не видела. В Таджикистане идёт война, денег нет, семья большая. Когда Пайрав предложил отцу продать ещё одну дочь, он согласился, хотя и клялся, когда увозили старшую, что больше не продаст ни одну. Но семью надо кормить. Сулема это понимала. Её вместе с тремя другими девочками привезли сюда, продали нынешнему хозяину вместе с Лютфи. Хозяин передал её своему подчинённому — Борису Михайловичу. Теперь она его женщина. Дом, все хозяйство сейчас лежит на ней.
 — Неужели ты одна на всех готовишь, стираешь, убираешь? — искренне поразилась я.
 — Да, — кивнула Сулема — безропотная восточная женщина, с детства приученная к тяжёлой работе и бессловесности.
 — А Лютфи? — решила выяснить я до конца всю обстановку.
 — Лютфи ничья, — сообщила мне Сулема. — Она общая.
 Интересное кино. Значит, все девчонки в той большой комнате — общие?
 — Только когда хозяин с гостями приезжает, Лютфи посылают мне помогать.
 Тогда одной в самом деле не справиться.
 — А другие девочки не помогают?
 — Нет, — покачала головой Сулема. — С хозяйством не помогают. Они гостей обслуживают.
 — Сколько тебе лет? — поинтересовалась я, глядя на руки Сулемы: огрубевшие, красные.
 — Шестнадцать, — произнесла она своим тихим голосом, Да, настоящий гарем у Гeннадия Павловича, с настоящими восточными женщинами, которые тянут на себе всю работу по дому. И, как говорил Вахтанг, поют и танцуют национальные песни и танцы. Оксанка хорошо устроилась — на всем готовом. Правда, обшей женщиной быть не очень-то приятно, но, с другой стороны, ей не впервой — в этом я не сомневалась. Одним мужиком больше, одним меньше.
 Шлюха по призванию. А Рута и та брюнетка в бассейне… Вот не повезло девчонкам.
 Из раздумий меня вывел пьяный мужской голос, прозвучавший у нас за спиной:
 — Ах, вот вы где! А мы думали: куда запропастились?
 Я обернулась. В дверном проёме, держась друг за друга и за косяк, стояли двое молодых людей, место которым в их состоянии было только в вытрезвителе.
 — Сулема, марш работать! — рявкнул Андрей, принёсший ящик с выпивкой из какого-то подвала.
 Моя собеседница пулей слетела с крыльца и хотела прошмыгнуть между парнями, которым она не доставала и до плеча, но не тут-то было. Я решила вмешаться.
 В моей авоське все ещё лежала бутылка «Посольской» с «наполнителем».
 Валерка наверху выбрал «Сибирскую», которой я попотчевала и Костика, а «Посольская» оставалась пока целой.
 — Мальчики, пропустите девочку, сами же сказали, что ей работать надо, — сказала я совершенно спокойно, вынимая бутылку из авоськи. — Выпейте-ка лучше за её здоровье. Чтобы оставалась такой же красивой и радовала ваши глаза.
 Ребята промычали что-то нечленораздельное, по-видимому, означавшее, что выпить за такое дело, конечно, следует.
 — А ещё осталось? — посмотрел на меня приятель Андрея, имени которого я не знала. — Или эта последняя?
 — Меня Михалыч опять в подвал послал, — сообщил Андрей. — А то там кончилось.
 «Хорошо же вы гуляете, мальчики, — подумала я. — Если уже ящика нет…
 Наверное, постоянные клиенты Вахтанга Георгиевича». Но как бы мне не пришлось на своих хрупких девичьих плечах ещё дядю Сашу с Марисом отсюда вытаскивать, в особенности если они в самом деле пили пойло, производимое в подвале у Чкадуа.
 Называется приехали Руту спасать. Крокодилы.
 Андрей с приятелем с жадностью схватились за бутылку «Посольской», которую я услужливо открыла, — чтобы не заметили, что она уже была открыта раньше. Создавалось впечатление, что ребят мучает страшная жажда. Вначале хлебал Андрюша, потом приятель выхватил бутылку из его рук. Жидкость стекала у него по подбородку и капала на футболку.
 — Чего стоя-то, мальчики? — обратилась я к ним. — Садитесь на крылечко.
 Я пригласила их опуститься рядом как раз вовремя. Андрюшу уже начинало «вести». Я помогла ему переместиться к стене дома, к которой он прислонился и захрапел. Приятель ещё мычал что-то невразумительное.
 — Пойдём, милый, сядь, отдохни, — уговаривала его я, подставляя своё хрупкое плечо.
 Парень в самое ближайшее время обвис, и я опустила его рядом с Андрюшей, который уже захрапел. В бутылке осталась половина. А противников ещё трое… Скорее всего, Марис с дядей Сашей мне уже не помощники, рассчитывать можно только на себя.
 Я решительно направилась в кухню. Сулема возилась у плиты и только мельком взглянула в мою сторону. Марис продолжал беседу с заинтересованным слушателем, правда, язык у него работал не очень хорошо. Дядя Саша обнимался с Михалычем. Где же ещё один? Неужели остался трезв и… Может, видел, что я тут творила? Может, сейчас…
 На всякий случай я заглянула под стол — мне в своей жизни доводилось побывать далеко не на одной и торжественной, и неофициальной встрече друзей. От сердца у меня тут же отлегло: последний охранник мирно спал под ногами товарищей, положив руку под голову.
 Ставить на стол бутылку «Посольской» с остатками пойла было опасно; вдруг дядя Саша с Марисом пожелают пригубить? Как я их потом потащу отсюда?
 — Нам пора, друзья хорошие, — потрясла я за плечо вначале Мариса, потом дядю Сашу.
 Шулманиc ответил что-то нечленораздельное, а у дяди Саши взгляд тут же стал осмысленным. Для него выпитое количество было тем, что для другого — рюмка. Правильно говорят: что русскому хорошо, то немцу — смерть. — Саша, я тебя не отпущу, — промычал Михалыч. — Оставайся! Места всем хватит. И бабе твоей. Говорю тебе: оставайся! Ты мне друг?
 Никитин с Михалычем повыясняли минут десять, друзья они или нет и уважает ли дядя Саша Бориса Михайловича, потом дяде Саше каким-то образом удалось убедить хозяина, что нам обязательно нужно вернуться в город, а то братья и сестры не поймут. Никитин заверял, что обязательно приедет ещё.
 Наконец дядя Саша нетвёрдо поднялся на ноги и велел вставать Марису.
 Тот встал на пару со своим новым другом. Михалыч вызвался подвезти нас до станции. Я чуть не упала. Он что, в таком состоянии. за руль садиться собирается? Что же делать? Не вызывать же Вадика — ещё Михалыч вспомнит потом, что старички на «лендровере» уезжали. Мне тоже показать своё умение водить машину было нельзя. Как-никак бабуля. Но сесть в машину, где за рулём будет Михалыч — самоубийство.
 Он тем временем объяснял, что и не в таком состоянии водил машину. Он, видите ли, мобилизуется, когда оказывается на водительском месте. Не надо нам такой мобилизации, хотелось крикнуть мне, хватит мобилизованного дяди Саши, но . Михалыч уже целенаправленно двигался к двери, роняя по пути табуретки. Я оглянулась на Сулему в надежде, что хоть она мне поможет: удержит своего дражайшего, но девушка, опустив глаза, возилась у плиты. Для неё мужчина всегда прав. Мне оставалось только подхватить Мариса. Дядя Саша бодренько вскочил сам и подмигнул мне. В самом деле почти не пьян?
 Шулманис хотел взять с собой своего нового друга, и потребовались наши совместные с дядей Сашей усилия, чтобы убедить его оставить приятеля там, где тот сидел. Я тут же поставила перед приятелем остатки «Посольской» — чтобы не скучал. Он взял бутылку нетрезвой рукой и опрокинул в горло. Слава Аллаху!
 Поддерживая Мариса с двух сторон, мы с дядей Сашей вышли во двор.
 Михалыч уже сумел открыть гараж и заводил навороченный «ниссан-патрол». Как ни странно, он довольно успешно вывел джип из гаража, разбив лишь одну фару.
 — Залезайте! — пригласил, услужливо распахивая переднюю дверцу.
 Одновременно с дядей Сашей мы решили сесть сзади. Никитин забрался первым и потянул на себя Мариса, которого я подталкивала в пятую точку, а потом влезла вслед за ним и захлопнула дверцу.
 — На станцию? — уточнил Михалыч, поворачиваясь к нам.
 Мы подтвердили кивками. Ох, как мне хотелось закусить! Наверное, надо было перехватить что-то, а то я давненько ничего не ела. Опьяненю ещё от паров, исходящих от этой компании. Я попыталась перегнуться через переднее сиденье, чтобы включить кондиционер, но туг же получила по руке от Михалыча.
 — Куда лезешь, бабка? Можно подумать, соображаешь что-нибудь.
 Я мгновенно отдёрнула руку назад: да, конечно, в своей роли я не должна соображать, что кондиционер здесь вообще имеется. Я просто открыла окно. Дядя Саша сделал то же самое со своей стороны.
 Марис был никакой. Михалыч, отдать ему должное, в самом деле мобилизовался. Он вообще был готов к работе. А значит, следовало отключить Михалыча, вернуться назад, забрать девчонок — и делать ноги на этом самом джипе.
 Михалыч врубил магнитофон на полную мощность. Наверное, в тишине дачного посёлка нас было слышно в радиусе нескольких километров. Слава Богу, ещё стояла кассета «Модерн Токинг» и Томас с Дитером спрашивали, что там одинокие делают на Рождество, а не какой-нибудь хеви метал… Михалыч стал подпевать Томасу с Дитером, правда, к моему великому удивлению, про Хост и Герат, куда идут колонны. Вообще-то, у шурави на Рождество были совсем другие проблемы, но я не стала объяснять это Михалычу. Сам должен бы помнить…
 Завидев солдатиков у домов генерала и прапорщика, Михалыч посигналил им, получил в ответ приветственный салют и понёсся дальше. Я судорожно вспоминала, ровная ли дорога ведёт на станцию и много ли деревьев и столбов должно встретиться нам по пути. Джип петлял из стороны в сторону, но в кювет его пока не заносило. Хорошо, последний дождь был давно, в любом случае не утонем. Какие-то дачники испуганно выглядывали из своих домиков и тут же убирали головы назад. Наверное, подобным зрелищем наслаждались не в первый раз.
 На дороге впереди показался «жигуленок». Я молилась всем богам, чтобы нам с ним спокойно разъехаться и в Михалыче не взыграл азарт охотника. Можно сказать, что разъехались мы вполне успешно: чуть-чуть задели несчастную машинку боком. Водитель не стал останавливаться, а наоборот, увеличил скорость. Не исключено, что и Михалыч, и его кроваво-красный «ниссан-патрол» были уже хорошо известны окрестным жителям.
 Только бы больше не встретить никаких машин, только бы вообще никого не встретить! Размечталась… На дороге показались двое мужчин средних лет, явно бредущих со станции. Судя по их виду, наверное, работают в городе, но в летнее время живут на даче. За ними на некотором отдалении двигалась какая-то бабуля с сумками, потом мамаша с ребёнком лет двенадцати, ещё одна бабуля. Наверное, недавно пришла электричка. Мне хотелось крикнуть: «Люди, в стороны! В канаву!
 Ложись!» Я с трудом сдержалась. Правда, люди были догадливые и поступили, как следует. Мужики мгновенно сиганули через канаву и притаились на другой стороне.
 Михалыч яростно сигналил. Бабка что, глухая? Оказалось, нет. Старая тоже проявила молодецкую прыть и оказалась в канаве, сотрясая оттуда кулаком и выкрикивая всевозможные ругательства в наш адрес. Мамаше с ребёнком отдельного приглашения не требовалось, они перелетели через канаву аки птицы, и мать прикрыла своим тело сына, как во время бомбёжки. Вторая бабка послала несколько проклятий в наш адрес. Она оказалась самой смелой — осталась на шоссе.
 Теперь нам предстояло совершить поворот, причём съехать с асфальта на грунтовую дорогу. У меня снова сжалось сердце. Правда, Михалыч пока демонстрировал чудеса каскадерского мастерства, а у меня появлялась робкая надежда, что мы все-таки доберёмся до станции целыми и невредимыми. Вдруг наш водитель обернулся и заявил:
 — Сейчас срежу по полю. Тут короче.
 Мы с дядей Сашей попытались убедить его, что никуда не торопимся, но не тут-то было. Оказалось, что торопится сам Михалыч: нельзя оставлять объект без охраны, да и «пацаны без него разболтаются». Я закатила глаза. Пацанам предстояло спать мертвецким сном ещё несколько часов.
 С грунтовой дороги мы съехали на какую-то колею, которая в дождливый сезон становится непроходимой, но теперь мы скакали по сухим ухабам. Впереди показалась рощица. Мне стало плохо. Вообще-то наш путь пролегал справа от неё, но я боялась, что мы все равно сумеем найти уготованное нам судьбой дерево, ждущее здесь Михалыча.
 — Не бойся! — прошептал дядя Саша. — Деревья хлипкие. Если что, прорвёмся.
 Лучше бы он молчал: за молоденькими берёзками и осинками, несколько в отдалении, рос старый, наверное, столетний дуб. Как вы можете догадаться, именно он стал нашим любимым деревом.
 Я успела упасть между сиденьями, накрыв голову руками. Дядя Саша последовал моему примеру, увлекая за собой Мариса. Михалыч в последний момент все-таки повернул руль вправо, и мы врезались в дуб лишь одним боком.
 Лобовое стекло треснуло, осколки полетели в водителя, после чего последовали высказывания в адрес дуба, его матери, машины и её родственников.
 Потом Михалыч затих.
 Я осторожно подняла голову, с парика посыпались осколки, и я порадовалась, что моя голова была прикрыта. Дядя Саша тоже приподнялся. Михалыч лежал на руле и что-то бурчал себе под нос.
 «Слава Богу, жив», — подумала я.
 Но вообще-то таких ничто не берет. Музыка продолжала греметь на всю округу.
 — Вылезаем. Приехали, — прошептал дядя Саша. — И выключи ты этот магнитофон. Дотянешься?
 Я дотянулась. Дверцу со стороны дяди Саши заклинило. С моей дверца открывалась свободно. Мы выбрались на грунт. Дядя Саша вытащил Михалыча. Стоило нам положить его на траву, как он захрапел!
 Никитин быстро осмотрел Михалыча, увидел несколько незначительных царапин, стряхнул осколки стекла у него из волос, перевернул его на бочок, чтобы не захлебнулся во сне блевотиной.
 — Аптечку достань, — велел он мне.
 — Зачем? — искренне удивилась я.
 — Оставим ему йод и пластырь или бинт. — Дядя Саша усмехнулся. — Интересно было бы на него взглянуть, когда проснётся… Лежит на травке под дубом, с одной стороны — роща, с другой — поле, рядом бутылочка йода и бинт…
 Наверно, решит, что у него белая горячка.
 — А что мы делаем с машиной? — прервала я размышления дяди Саши.
 — Берём, — как само собой разумеющееся ответил он.
 — А вы считаете, что она на ходу?
 — Почему бы и нет? — искренне удивился он. — Надо проверить. Не пешком же идти?
 — Можно вызвать Вадима, — заметила я. Никитин махнул рукой, заявив, что сами доедем. Неужели он хотел сесть за руль? Ну уж нет, если поедем, то машину поведу я, и пусть думают кто что хочет. Марис нам был не помощник — он лежал рядом с Михалычем, уткнувшись лицом в траву, и мирно спал.
 — Посмотри-ка, воды у них там нет? — обратился ко мне дядя Саша.
 — Сушняк замучил? — съехидничала я.
 — Да нет, Борьке надо оставить, а то ещё напьётся из канавы. Неизвестно же, какая тут дрянь протекает.
 Ах, какие мы заботливые! Но свояк свояка видит издалека. О том, какие желания возникнут у Михалыча после пробуждения, дядя Саша, несомненно, знал из личного опыта.
 Я открыла «бардачок». Там валялись какие-то замызганные бумаги, потрёпанная карта, открывашка, связка ключей.
 — Дай-ка взглянуть на листочки, — попросил дядя Саша.
 Я взяла эту пачку, чтобы передать ему, на меня из «бардачка» уставилось суровое дуло револьвера.
 — И его сюда давай, — невозмутимо сказал дядя Саша, осмотрел оружие, задумался, потом высыпал патроны себе на ладонь, убрал их в карман и сунул пустой револьвер под руку Михалычу.
 Быстро просмотрев бумаги и не найдя в них ничего интересного, дядя Саша отправил их за пояс Михалычу, карту Питера и области прислонил к дубу в расправленном виде.
 Я тем временем открыла машину с обратной стороны и нашла там бар, до которого из салона было не дотянуться: просто был виден какой-то ящик, подпирающий сиденья. Мы оставили Михалычу парочку небольших «самолётных» бутылочек коньяка и одну «Финляндии», а также две банки «кока-колы».
 — Может, и стаканчик? — предложила я, с наслаждением отпивая «колу».
 — Такому мужику? — удивился дядя Саша. — Нет, он из горла будет опохмеляться. Жаль, пива у них нет. Так, что там за курточка?
 Я вытащила чью-то забытую олимпийку. Дядя Саша свернул её и заботливо положил Михалычу под голову. Я жалела, что мы не взяли с собой фотоаппарат. У криминального репортёра его тоже не оказалось. А то мог бы написать статейку про отдых в Ленинградской области и сопроводить снимками.
 — Ладно, поехали, — решил дядя Саша. — Мариса назад кладём.
 Мы затащили Шулманиса внутрь. Никитин попытался со мной спорить, кто из нас поведёт машину. Мы оба были вынуждены пойти на компромисс: дядя Саша отъезжает от дерева, я веду машину дальше. Так мы и сделали.
 Никитин выслушал мой краткий отчёт о проделанной работе. Казалось, он совсем протрезвел. Или вообще не пьянел. Ну молодец!
 — Так, едем снова на виллу, берём девчонок и домой. Сейчас Вадима вызову, а то нам всех девок не забрать, Дядя Саша связался с Вадиком, который уже начал серьёзно беспокоиться из-за нашего долгого отсутствия. Но обещал ровно через пятнадцать минут встретиться с нами перед воротами виллы Дубовицкого.
 Ветерок приятно обдувал сквозь разбитое лобовое стекло, я удивлялась прочности японской техники, которая, несмотря на столкновение с дубом, оставалась на ходу.
 — Приготовь «сюрприз» на всякий случай, — вдруг приказал дядя Саша.
 — Зачем? — удивилась я.
 — Бережёного Бог бережёт.
 Я протянула ему свою авоську, и он извлёк из-под многострадальных рекламных проспектов Детей Плутона два подарка в пластиковых ёмкостях, специально приготовленных для охранников Гeннадия Павловича.
 — Где противогазы? — спросил дядя Саша. Я объяснила, что оставила два для девчонок, а мой спрятан под юбкой.
 — Притормози. Экипируемся, — велел дядя Саша.
 Я пожала плечами и подчинилась. Дядя Саша натянул противогаз и на Мариса, а ещё один, запасной, положил в «бардачок». На всякий случай.
 Мы опять встретили на пути двух бабулек, мамашу с ребёнком и мужчин — на этот раз обогнали их, дорога-то от станции длинная, никаких автобусов не ходит, если только какая попутка подбросит. Услышав шум приближающейся машины, мама с ребёнком и мужчины попытались голосовать, потом узнали наш джип, который теперь, правда, ехал прямо благодаря моим усилиям, и из него не неслась музыка.
 Однако, как только мы приблизились, мама опять рухнула на сына, закрывая его своим телом прямо в дорожной пыли, а мужчины, проявляя резвость не по годам, сиганули в канаву. Бабки стали судорожно креститься.
 Ещё бы! Их можно понять. Джип с остатками лобового стекла несётся по пригородной дороге с двумя пассажирами в противогазах на передних сиденьях, причём тот, что находится на месте пассажира, периодически поднимает противогаз, чтобы отпить чего-то из банки. Бабки вообще могли решить, что это инопланетяне пожаловали. Мужики, наверное, были несообразительнее, осознав, что это их соседи их «новорусского» посёлка или их незваные гости. Я успела заметить в зеркало, что они развернулись и потрусили назад к станции, решив, что лучше уйти подобру-поздорову. По пути они крикнули что-то мамаше с ребёнком, и та вместе с сыном припустила вслед за ними так, как, наверное, не бегала в молодости, сдавая нормы ГТО. Бабки продолжали следовать начальным курсом: они и революцию пережили, и войну отвоевали, и демократию терпят, так что никакая газовая атака им не страшна.
 На дорожку, ведущую к вилле Дубовицкого, мы завернули практически одновременно с Вадимом.
 — Встань с ним в один ряд, — велел мне дядя Саша.
 Я догнала Вадима, обойдя слева, как и положено, а дядя Саша протянул ему в окно запасной противогаз и приказал надеть. Вадим притормозил и, не задавая лишних вопросов, натянул его, а потом поехал следом за нами.
 Как оказалось, мы прибыли на виллу не первыми. Во дворе стоял «мерседес» с открытыми дверцами, сам Геннадий Павлович бегал большими кругами и орал истошным голосом, ругая своих .подчинённых, а двое молодых людей в белых рубашках и при галстуках (по комплекции таких же, как собутыльники дяди Саши и Мариса) пытались привести в чувство Андрея, которого вытащили к гаражу и поливали из шланга. Правда, пока результатов не добились.
 Дядя Саша, не задумываясь, выпустил «сюрприз». Прав был полковник Никитин: бережёного Бог бережёт.
 Двор тут же накрыло облаком дыма. Мне стало жаль ни в .чем не повинную собачку.




 Глава 15


 Дядя Саша запустил ещё один «сюрприз» вслед за первым — для надёжности.
 Облако дыма стало гуще. Днём, по пути на виллу Дубовицкого, когда мы ещё только собирались читать наши проповеди, Никитин очень сожалел, что у «ребят» не нашлось, как он выразился, «дристательного» газа. Вот это вещь — все противники делают в штаны и им уже не до тебя, а если применить ещё и слезоточивый, и нервно-паралитический… Хороший компот получается! Но ничего — обойдёмся тем, что есть. Как говорят французы, за неимением лучшего живут с собственной женой.
 Ни Вадим, ни я мотор не выключали, готовые в любой момент сорваться с места — как только Ленка соизволит выйти. Где же она, черт её побери?
 Никитин не выдержал и стал выбираться из машины. Наверное, решил пойти навстречу девчонкам. Месторасположение комнат он знал от меня. Я не сомневалась, что он сориентируется лучше, чем я, да и силёнок у него побольше, чтобы Руту тащить. Ещё неизвестно, в состоянии она идти своими ногами или нет.
 Марис, сволочь, нажрался и спит себе спокойненько в противогазе на заднем сиденье. Для кого стараемся-то? Мне, что ли, эта Рута нужна? Мулатке поможем по ходу дела, она мне в жизни ничего плохого не сделала, девчонок-таджичек жалко, но это просто по-человечески, ту брюнетку, что в бассейне, а Рута мне потенциальная соперница? Как протрезвеет, выскажу все, что о нем думаю.
 Дым понемногу рассеивался. Я стала приглядываться к происходящему во дворе. Дубовицкий, по-моему, был без сознания и валялся у переднего колёса своего любимого «мерседеса». Андрюше, который и так был без чувств благодаря не только моим стараниям, но и своим собственным, «сюрприз», конечно, пошёл совсем не на пользу. А вот двое телохранителей чувствовали себя лучше всех, находившихся во дворе. Нельзя, конечно, сказать, что здорово, но в самом ближайшем времени могли отойти — подбирали-то их, наверное, по богатырскому здоровью и способности быстро восстанавливаться. По крайней мере, они оба уже стояли на четвереньках, а не валялись пластами.
 Правда, их выворачивало наизнанку, но в самом скором будущем…
 Слава Богу! Из-за угла дома показался дядя Саша с Рутой на руках. Я пригляделась — на ней не было противогаза! А остальные-то где? Так… Эта сука, Оксанка, в противогазе!
 Я не могла закричать — мешал мой собственный «намордник». Не пущу к себе в машину! Эту стерву не пущу! Пусть сама идёт, куда хочет. В чей-нибудь дом на побывку просится. Или к солдатикам. Скрасит будни их службы. И где Ленка? Мне очень не хотелось её бросать. Как я в эту минуту ненавидела Оксанку!
 А дядя Саша тоже хорош. Но, может, засмотрелся на Оксанкины прелести, наглядно демонстрируемые сквозь прозрачное чёрное бельё? Все мужики одинаковые. Даже не удосужилась одеться, шлюха! Черт побери, и бутылку с собой тащит! Ну это надо же!
 Поскольку машина Вадима стояла прямо напротив ворот, дядя Саша буквально кинул Руту на заднее сиденье, сам залетел за ней, Оксанка вскочила на переднее место пассажира. Я поняла, что мне тоже нужно рвать когти вслед за ними — и тут из-за угла дома, шатаясь, показалась Лена Отару. Слава тебе Господи, в противогазе! Правда, в костюме Евы. Неужели не могла одеться?
 Один из парней в белой рубашке начал отходить… Его рука потянулась к поясу… Нет!
 Лена бежала к машине изо всех сил, хотя и не видела, что ей угрожает.
 Она боялась, что мы уедем без неё. Нет, Ленка, я тебя не брошу! Я открыла переднюю дверцу — чтобы она могла мгновенно вскочить внутрь. Сзади на все сиденье развалился Марис. Парень прицелился. Лена уже совсем близко. Господи, все тело расцарапано, по ней стекают струйки крови. Неужели Оксанка своими когтищами? Вот стерва, убью!
 Отару подлетела к машине, занесла ногу, я схватила её за предплечье, дёрнула на себя, она была уже наполовину в машине — и в это мгновение прозвучал выстрел.
 Я увидела, как у Лены болью искажаются глаза за стёклами противогаза, и на мгновение отпустила руль, двумя руками дёрнула её на себя. Вся Лена наконец оказалась в машине. Снова прозвучал выстрел — в многострадальный джип Михалыча.
 В металл! Пуля срикошетила. Только бы не пробили шины!
 Лена ещё может что-то соображать! Жива — это главное. Она на автопилоте дёргает дверь, закрывает её, пусть не плотно, но сама не вывалится. Я рванула с места.
 «Лендровер» Вадима был уже далеко. Пусть едут. Им нужно приводить 6 чувство Руту. Что с ней? Сколько теперь потребуется времени, чтобы её откачать?
 Только бы не померла после всех наших мучений.
 Уголком глаза я взглянула на Лену. Боже, ну Оксанка и постаралась… Я почему-то не сомневалась, что это именно Оксанка. Так, куда же Мулатку ранили?
 Дышит, вроде в сознании. Я опустила взгляд на пол автомашины — так и есть, по ноге течёт кровь. Не хлещет, значит, не так уж серьёзно…
 До аптечки было не дотянуться, тем более, часть её содержимого мы оставили спящему у дуба Михалычу, но в моей вместительной авоське с проспектами Детей Плутона были и средства первой помощи. Авоська валялась у меня рядом с сиденьем, я схватила её и одной рукой высыпала содержимое Лене на колени.
 Противогаз мешал говорить, но снимать его было некогда и нечем — руки заняты.
 Отару что-то соображала. Вернее, жгут, оказавшийся сверху кучи у неё на коленях, навёл её на правильные мысли. Она сама попыталась перетянуть себе ногу. Ну ничего, раз уже так хорошо соображает, выживет. И до дома Вахтанга Георгиевича тут недалеко.
 Солдатики проводили нас поражёнными взглядами. Совсем недавно мимо них пронёсся «лендровер» Вадика с двумя лицами в противогазах на переднем сиденье, одно из которых — полуголая дама, а теперь летела разбитая и простреленная машина с двумя тётками, опять же в «намордниках», на месте пассажира — голая мулатка. Интересно у ребят служба проходит. Есть о чем домой писать любимым девушкам.
 Лена повернула голову назад и увидела на заднем сиденье спящего Мариса, который и не подозревал о происходящем вокруг него. Перетянув ногу жгутом, она отыскала среди содержимого авоськи бинт и стала стирать им кровь, остальное барахло она, не церемонясь, кинула на Мариса. «Сын Плутона» продолжал спать, накрытый литературой, посвящённой проповедуемому им учению.
 Наконец мы вылетели на Новую дорогу. Теперь оставалось совсем недалеко. — Но радоваться было ещё рано. Впереди стояли четыре дорогих иномарки, рядом с которыми что-то бурно обсуждала ещё одна компания добрых молодцев. Ведь предупреждал Вадим, что тут «стрелки» забивают! По закону подлости ребята решили обсудить какой-то вопрос именно сейчас, в самый неподходящий для нас момент.
 Они уже услышали шум приближающейся машины и повернули головы в сторону многострадального джипа Михалыча. Думали ли японцы, собирая этот «ниссан-патрол», что ему, бедному, придётся вынести на русских дорогах и полях…
 Интересно, Вадим ехал здесь? Или решил в объезд? Его уже было не видно впереди. Может, в самом деле не стал срезать… Но Рута, которую надо доставить домой? Должен был ехать по Новой. Может, парни и обсуждают мужика с полуголой бабой в противогазах, гоняющих по округе?
 Дядю Сашу-то с Рутой на заднем сиденье из-за тёмных стёкол не разглядеть, только сквозь лобовое стекло видно, кто сидит спереди…
 Но, в общем, ребята не должны были особо удивиться. Чай, в Питере живут, тут и не такое бывает. Ну захотелось мужику с бабой на природе поразвлечься. Вот таким оригинальным способом. Но нас могут и остановить, чтобы выяснить, что тут за газовая атака намечается.
 На всякий случай запасной «сюрприз» у меня был — в «бардачке» лежал.
 Если что — придётся воспользоваться. Мы-то все в противогазах. Все эти мысли пролетели в моей голове за несколько секунд, пока я приближалась к парням. Мне не оставалось ничего, кроме как нестись прямо на них, надеясь, что у них у первых не выдержат нервы и они уступят нам дорогу.
 Сквозь разбитое лобовое стекло до меня уже доносился трехэтажный мат: обсуждалось происходящее на окрестных дорогах. Парни приняли совсем не устраивающее меня решение: попрыгали в машины и погнали за мной. Только один экипаж замешкался, уставившись на обнажённую грудь кофейного цвета Лены Отару.
 Этим тоже будет, что рассказать друзьям: голые бабы — белые и чёрные — гоняли по округе на машинах, надев противогазы… Не давали толком перетереть вопросы.
 За нами неслись три машины и уже выруливала четвёртая. Но может, они не за нами, просто ребята решили смотать из этих мест от греха подальше? Неспроста же люди в противогазах несутся на большой скорости? Да и многострадальная машина Михалыча могла навести на разнообразные мысли — каждого в меру его воображения и жизненного опыта.
 Я очень надеялась, что в доме Вахтанга нас ждут и ворота открыты, чтобы побыстрее заскочить во двор. А вдруг Вадим ещё не доехал? Значит, надо позвонить Леньке, чтобы собак запер. Ладно бы, машина у нас была закрытая, а то от лобового стекла почти ничего не осталось — собака легко может запрыгнуть в машину… Так, а трубка осталась у дяди Саши. Была ли она с собой у Мариса?
 Должна вроде бы… Последняя надежда.
 Я рванула с себя противогаз. Лена последовала моему примеру.
 — Лезь назад! — заорала я ей. — У него труба должна быть в штанах!
 — Что? Какая труба?
 Нет, Лена все-таки туго соображает.
 — Штаны ему расстегни! — заорала я на уже лезущую назад Отару.
 Она подчинилась и начала умело управляться с ширинкой: видимо, этим делом ей приходилось заниматься не в первый раз.
 — Расстегнула, — сообщила она.
 — Ищи трубу!
 — Какую тр?.. Он!
 Я быстро обернулась через плечо и выматерилась как сапожник.
 — Он описался… — виновато промямлила Лена.
 — Да хоть обкакался! С задницы лезь — в штаны. Сзади, пока труба не промокла, а то совсем звиздец будет!
 Отару явно не понимала, о какой трубе идёт речь, может, она прикидывала в мозгу, можно ли так назвать мужские гениталии и почему они должны у этого человека располагаться со стороны задницы, но наконец-то все-таки догадалась, что я имею в виду.
 На Марисе были свободные мешковатые штаны с множеством карманов. Лена извлекала различные предметы и складывала в общую кучу. Наконец она нашла трубку сотового телефона.
 — Дай сюда! — заорала я не своим голосом. Я быстро нажала на нужные кнопки правой рукой, левой управляясь с рулём и поглядывая в зеркало заднего обзора. Другие машины следовали за нами.
 — Лёня! — завопила я, услышав мужской голос.
 Ответная реплика подействовала, как ушат холодной воды:
 — Лёня уехал. Кто это?
 Голос говорил с грузинским акцентом. Господи, кого ещё черти принесли к Вахтангу?
 — Собаки закрыты? — заорала я.
 — Сейчас выпущу, — усмехнулись на том конце линии.
 Он что, издевается надо мной?
 — Ворота открой, урод, — вопила я истошно. — Я подъезжаю! За мной погоня!
 — Ты кто? Какой погоня? Кто за кем гонится?
 В это мгновение я уже была у ворот, готовая своими руками придушить этого любознательного. Ворота были открыты. Посередине двора, перед крыльцом стоял джип «гранд чероки». Прислонившись к нему, полный мужчина, очень похожий внешне на Вахтанга Георгиевича, разговаривал по сотовому телефону. Как я поняла, он беседовал со мной.
 Услышав шум подъезжающей машины, он поднял голову и увидел влетающий полуразбитый джип с двумя бабами, одна из которых была чёрной и абсолютно голой. Трубка выпала из руки Зураба Георгиевича. Я поняла, что это он приехал навестить дорогого брата. Из дома выскочила Людмила в переднике, за ней вылетела Валя в сопровождении неизвестного мне молодого парня. Шофёр Зураба?
 «Лендровера» во дворе не было. Как не было ни Вадима, ни дяди Саши, ни Руты, ни Океанки. Я могла порадоваться только отсутствию последней.
 За моей спиной послышался скрип тормозов. Нас догнали ребята, которым мы помешали спокойно пообщаться на шоссе.




 Глава 16


 — Выходи только с противогазом, — шепнула я Мулатке.
 — С или в? — так же шёпотом уточнила она. Я подумала и ответила:
 — Надевай!
 Лена тут же подчинилась, и мы покинули многострадальный джип. Марис так и остался спать внутри.
 Из преследовавших нас машин вылезло человек десять парней. Видимо, за время погони они полностью очухались от увиденного и были настроены решительно.
 — Эй, бля… — начал один из парней.
 — Так, мальчики, — обратилась я к ним суровым тоном, — развлечение закончилось. Гонки преследования тоже. За воротами начинаются частные владения.
 Посторонним вход воспрещён. Мой дом — моя крепость. Слыхали, наверное? Это так, напоминание. На всякий случай. Но вы же умные мальчики и все сами знаете, правда?
 — Слышь, бабка… — снова заговорил тот же орёл с очень короткой стрижкой и квадратными плечами, прямо из которых росла голова. Конечно, по анатомии так быть не должно, но мне почему-то довольно часто приходится встречать особей именно такой породы.
 — Какая я тебе бабка, дед! — заметила я, но тут же вспомнила, что ещё не снимала своего маскарадного костюма.
 Конечно, за кого ещё мог принять меня поражённый молодой человек, так и косящий взглядом на Лену Отару — обнажённую чернокожую красотку в противогазе, молча стоящую рядом со мной в ожидании дальнейших указаний своей предводительницы? Надо было играть свою роль до конца.
 — Нет, чтобы сказать: женщина, — исправила я свой ляп. — Или дама.
 Трудно сказать, на кого я в этот момент походила больше всего.
 Растрёпанные волосы парика развивались на ветру, как у бабы-яги, в одной руке я держала противогаз, готовая в случае необходимости тут же нацепить его, в другой был «сюрприз», который, может быть, мне ещё придётся использовать. За поясок, поддерживающий старушечью кофточку, в многочисленных карманчиках которой были спрятаны разные интересные вещи для борьбы с врагом, была заткнута трубка, которую я отключила, больше не видя необходимости общаться с Зурабом Георгиевичем по сотовой связи — личный контакт прежде всего, а господин Чкадуа находился совсем неподалёку и уже начал приближаться. Правда, взгляд почти всех окружающих мужчин был направлен на Мулатку, а не на мою скромную особу.
 Раздеться, что ли, чтобы и на меня мужики посмотрели? Просто Обидно, черт побери! Фигура-то у меня ничуть не хуже. И, кстати, совсем не поцарапана и не прострелена. К тому же, как когда-то говаривал мой предыдущий, лучше белому мужику чёрную женщину не пробовать: потом будет трудно достигать удовлетворения с белой. У американцев даже поговорка есть на этот счёт: «If you try black, you will never turn back» — раз попробуешь чёрную и назад уже не вернёшься. Мои познания в английском были невелики, но это я хорошо запомнила. Мой предыдущий, по его собственному признанию, чёрных женщин не пробовал, а вот всем кобелям, окружавшим нас с Мулаткой, пожалуй, этого очень хотелось.
 — Так, мальчики, — снова заговорила я, — повторяю: спектакль окончен.
 Вылупились, словно только что прибыли с необитаемого острова. Разъезжайтесь по своим делам. Я закрываю ворота.
 С этими словами я направилась к левой створке и жестом показала Лене, чтобы она шла к правой.
 Мальчики оставались в замешательстве. Я только никак не могла вникнуть, почему. Мне не пришлось долго ломать голову: один из добрых молодцев задал мучивший всех вопрос:
 — А чего, газовая атака была?
 Так, слава Богу, на голых женщин насмотрелись в достатке, Ленин костюм Евы волнует их меньше всего. Сейчас в Питере всякой экзотики навалом — были бы деньги. А деньги у этих мальчиков, несомненно, имелись, а двести баксов в час за чёрное тело — уж точно. Лена, конечно, потянула бы подороже, но сейчас речь шла не о её цене.
 — Все уже давно рассеялось, — успокоила я их. — Можете спокойно дышать окрестным воздухом. Не отравитесь.
 Мы с Леной уже практически закрыли ворота, оставалось защёлкнуть засовы изнутри. Вроде бы современный человек Вахтанг Георгиевич, такой домина отгрохал, нет бы современный въезд сделать, чтобы ворота автоматически открывались и закрывались? Я решила сказать Чкадуа об этом при следующей встрече. Напоследок выглянула в щёлку, потом чуть-чуть отодвинула створку ворот, высунула старушечью голову и рявкнула:
 — Если сейчас же не уберётесь, устрою вам газовую атаку. — Я показала мальчикам «сюрприз». — Знаете, что это такое? Вот как раз из этой безобидной на вид штучки дымок-то и расползается во все стороны. Хотите на себе поэкспериментировать?
 Мальчики не хотели. Бурча под нос «сумасшедшая старуха», «старая ведьма», «чокнутая карга» и другие лестные эпитеты в мой адрес, они расселись по машинам и отбыли туда, откуда приехали. Мы с Леной закрыли двери на все засовы. Я повернулась к приблизившемуся Зурабу Георгиевичу, за спиной которого дружной толпой стояли Людмила, Валентина и неизвестный мне молодой человек.
 — Где остальные? — спросила я.
 — Слушай, бабка, — начал Зураб. — Ты хоть знаешь, где находишься? Это мой дом…
 Он хотел ещё что-то сказать, но я перебила Чкадуа-младшего:
 — Зурабчик, дорогой, — сказала я с самой очаровательной улыбкой, на которую только была способна в своём маскарадном костюме, — дом не твой, а Вахташин. А я — его дорогой гость. Вернее, гостья. И меня велено встречать с вашим истинно восточным гостеприимством. Как родную. Так? — Я посмотрела на Людмилу с Валентиной.
 Они дружно закивали, а потом, перебивая друг .друга, сообщили, что Вахтанг Георгиевич приказал принимать по высшему классу, исполнять любое желание и оказывать всяческое содействие.
 — Бабушка, а вы знаете, где сейчас находится сам Вахтанг? — обратился ко мне Зураб, выслушав отчёт прислуги.
 — Знаю, — ответила я.
 Мне очень хотелось добавить, что обращения типа «бабушка» и «бабуля» мне порядком надоели. Сколько можно видеть во мне старуху? Вот пущу сейчас «сюрприз» к чёртовой матери, чтобы навсегда запомнили, что я за бабушка!
 Правда, я вовремя одумалась: нельзя же винить бедных людей. Просто дядя Саша обеспечил слишком хорошие маскарадные костюмы.
 — Слушай, бабушка, — опять открыл рот Зураб, не понимая, что я его сейчас стукну по башке или противогазом, или «сюрпризом», — скажи, где Вахтанг?
 По всем телефонам звоню, по всем квартирам езжу — нет Вахтанга. У друзей спрашиваю, у врагов спрашиваю — не знают, где .Вахтанг. Вы, бабушка, первая, кто сказал, что знает. Скажите безутешному брату. Где Вахтанг? Жив?
 — Жив, — кивнула я, — но не совсем здоров. Правда, поправляется.
 Неужели Вахтанг не дозвонился до Зураба? Да, Зураб же куда-то улетал.
 Наверное, старший брат решил, на всякий случай, не сообщать о своём местонахождении никому из своего окружения. Правильно. Но Зураб-то волнуется.
 Приехал в Питер — а Вахташа исчез.
 — Что с братом? Что с Вахтангом? Опять безвинно пострадал? Мой брат — такой хороший человек, такой хороший… Всем помогает!
 Я уж было подумала, что младший Чкадуа сейчас заведёт песню про «остался я совсем один, совсем один», но он остановился и вопросительно посмотрел на меня.
 — Да пульнули пару раз в Вахташу, — сообщила я как самую обычную новость. — Попали в обильный Вахташин жирок. Пули из него вынули, отдали на память. Скоро и самого выпустят и дальше всем помогать.
 — Какие пули? Кто пустил? Кто вынимал? — Глаза у Зураба Георгиевича округлялись все больше.
 — Вот уж кто пускал — не знаю. Это надо у Вахташи спросить. Ему лучше знать. А вынимал Рубен Саркисович, друг дяди Саши.
 — Не знаю никакого Рубена Саркисовича, — закричал Зураб, хватаясь за голову. — Не знаю никакого дяди Саша. Бабушка, скажи, Вахтанг жить будет?
 Вахтанг говорить может? Вахтанг…
 Во-первых, мне эти причитания порядком поднадоели. Во-вторых, вспомнив про Рубена Саркисовича и про пули, которые тот вытащил из жировой прослойки Вахтанга Георгиевича, я вспомнила и про бедную Лену и опустила глаза на её перетянутую жгутом ногу. Вместо того, чтобы отвечать Зурабу, я повернулась к женщинам и спросила:
 — Рану промыть можете и перевязать?
 — Чего? — одновременно спросили Людмила, Валентина и Зураб, прервавший свой монолог. Молодой человек все ещё не произнёс ни звука.
 — Девушка ранена, — кивнула я на стоявшую рядом со мной Лену. — Бандитская пуля задела.
 Все собравшиеся перевели взгляд на все ещё остававшуюся в костюме Евы Лену Отару. Этакая чёрная Ева в противогазе со следами бандитской пули и ногтей соперницы на теле. Картина, достойная кисти художника. Младший Чкадуа забыл о своём старшем брате и переключил своё внимание на раненую девушку, стоявшую совсем рядом.
 Зураб приблизился к ней на цыпочках, словно к хрустальной вазе, которая может рассыпаться от дуновения лёгкого ветерка, обошёл вокруг Лены, словно хотел убедиться, что она в самом деле абсолютно голая и её кожа имеет естественный цвет кофе с молоком. Он дотронулся до неё пальцем. Лена отскочила как ужаленная. Я на её месте придумала бы что-нибудь пооригинальнее, ну например, рявкнула бы из-под противогаза, схватила Зураба за огромный горбатый нос, предложила носами помериться, оставаясь в противогазе… А она шарахнулась от страха. Глупышка. Ну что ей может сделать Зураб Георгиевич? Он вёл себя, как ребёнок, которого в первый раз привели в зоопарк к невиданным зверюшкам. Только тут зоопарк сам пожаловал к нему. Гора пришла к Магомеду, так сказать. Жгут, царапины и запёкшаяся кровь на её теле, по-моему, волновали его мало.
 — Снимай противогаз, — приказала я Лене. — А вы, Зураб Георгиевич, постыдились бы! — пожурила я его. — Девушка ранена, ей помощь нужна, а вы себя как ведёте? Можно подумать, голых женщин не видели.
 — Таких — не видел, — покачал головой Зураб. — Голых в противогазах — тоже не видел. Чтобы сами ко мне вот так приезжали — тоже не было.
 Лена сняла противогаз и ждала от меня дальнейших указаний.
 — Молодой человек, — обратилась я к молчавшему до сих пор лицу, сопровождавшему Зураба, — вы по-русски понимаете?
 Он тут же закивал.
 — А говорить умеете? — продолжала я невозмутимо.
 Он опять кивнул.
 — Ну так порадуйте бедную старую женщину звуком своего голоса.
 — Э… М-м-м… — промычал молодой человек.
 — Негусто, — заметила я и принялась отдавать указания:
 — Люда, Валя, проводите Лену в дом и займитесь ею. Девушка пострадала в схватке с бандитами, — продолжала я суровым тоном и с выражением. — Она заслуживает всяческой похвалы и требует заботы. Вперёд!
 Я ожидала, что мне ответят «Есть!», но военной подготовки ни Людмила, ни Валя не проходили. Тем не менее они тут же подхватили Лену под руки и повели в дом, как священную корову. Молодой человек попытался дёрнуться вслед за ними, Зураб тоже повернул голову, но я крикнула командирским тоном:
 — Стоять!
 Мужчины, в отличие от женщин, или когда-то служили в армии, или имели хоть какое-то представление о военной службе, потому что вытянулись по стойке «смирно».
 — Молодой человек, — я сурово посмотрела в его сторону, — в моем джипе спит… другой молодой человек. Пожалуйста, проводите его в дом и уложите в кровать. Ему отведена спальня на втором этаже. Крайняя в левом крыле. Перед тем, как уложить спать, не забудьте снять с него противогаз.
 Молодой человек быстро закивал и кинулся к разбитому джипу. Теперь указаний от меня ждал Зураб Георгиевич. Роль матери-командирши мне нравилась все больше и больше.
 — Так, где Вадим? — обратилась я к младшему Чкадуа.
 — У него бензин кончился, — сообщил Зураб. Я высказала вслух все, что я думаю о Вадиме, бензине и «лендровере». Больше всего, конечно, досталось Вадиму.
 — Лёня за ними поехал?
 Зураб кивнул. Я подумала, что Вадим, наверное, все-таки решил добираться до дома в объезд. Но как же можно вообще выезжать на дело с неполным баком? Расслабился тут как на даче, балбес.
 — Бабуля, — снова залепетал младший Чкадуа, — а как все-таки там Вахтанг? Я могу к нему поехать?
 — Скоро он будет дома, — сообщила я.
 — Но телефон не отвечает! Я звонил, звонил…
 — Он только сам звонит, — отрезала я. — С ним все в порядке. Он в надёжных руках. И вообще, хватит дышать воздухом. Пошли в дом. Я есть хочу.
 — Конечно, конечно, — закивал Зураб Георгиевич. — раз Вахтанг велел принимать вас как родную…
 В эту секунду за ворогами раздался сигнал клаксона. «Нашли время вернуться, — со злостью подумала я. — Ни раньше, ни позже».
 Ворота, кроме меня и Зураба, открыть было некому. Я посмотрела в «глазок», и, к своему большому удивлению, увидела огромную цистерну.
 Водитель-грузин призывно махал рукой, определённо зная о наличии «глазка» и его месторасположении.
 Я жестом показала Зурабу, что ему следует взглянуть в «глазок».
 — Знаешь его? — шёпотом спросила я, имея в виду водителя.
 — Племянник! Сын первой жены Вахтанга от второго брака.
 Я не стала напрягать свои и так усталые мозги, разбираясь в родственных связях семьи Чкадуа, отодвинула засовы и взялась за левую створку ворот. Зураб взялся за правую. Цистерна въехала во двор, мы закрыли ворота и поставили на место все засовы. Племянник тем временем открыл заднюю часть цистерны — она, как оказалось, отводилась вниз нажатием специального рычажка, словно крышка, приделанная к огромной кастрюле, образовывая спуск. Внутри крышки оказались ступени. По ним спускался улыбающийся Вахтанг Георгиевич в белом махровом халате и шлёпанцах.




 Глава 17


 Вахтанг Георгиевич выглядел отдохнувшим и посвежевшим. Увидев его в эту минуту, никто не смог бы сказать, что на днях из его пышного тела извлекли две бандитские пули.
 Я заглянула внутрь цистерны и обалдела. Она была обустроена по высшему классу — этакий спальный вагон. Всю её внутреннюю часть занимало огромное ложе, застеленное периной, усыпанной подушками всех форм и размеров. Словно для какого-нибудь шаха или для султана большого гарема. В стену были встроены холодильник и бар. С потолка свисал телевизор — как в «Боингах» ряда моделей или «А-330», который почему-то всем самолётам предпочитал мой предыдущий. В дальнем конце цистерны была дверь. Я предположила, что за ней находятся необходимые удобства. Как оказалось, там, кроме унитаза, был ещё и душ. Неплохо устроился Вахтанг Георгиевич. Очень неплохо. Вот только спутницы не хватало для такого комфортабельного путешествия.
 Вахтанг Георгиевич и Зураб Георгиевич бросились друг к другу в объятия, словно не виделись целую вечность, и, мешая грузинские слова с русскими, запричитали. С каждой минутой братья становились все радостнее и радостнее; Как же: оба живы и почти целы.
 Пообнимавшись вдоволь с братом, Вахташа повернулся ко мне. Мою скромную особу он узнал сразу: ему уже доводилось видеть меня в облике старушки. Чкадуа кинулся ко мне, сгрёб в объятия и завопил:
 — Наташенька, свет очей моих! Спортсменка, комсомолка, красавица!
 Я не была спортсменкой (овладение искусством самообороны я не считаю — спортом как спортом я никогда не занималась), комсомол к тому времени, когда мне исполнилось четырнадцать, уже приказал долго жить, ну а красавицей в моем нынешнем маскарадном костюме меня назвать, откровенно говоря, было нельзя. Но Вахташа видел моё истинное лицо и был искренне рад обнять одну из своих спасительниц.
 По-моему, Зураб очень удивился, слушая, как его старший брат осыпает меня многочисленными сочными эпитетами. По мнению Вахтанга, выхолило, что краше меня на свете вообще нет ни одной женщины. Я была и самой красивой, и самой умной, и, главное, самой молодой.
 Наконец поток слов, лившийся из горла Вахтанга, иссяк, и он поинтересовался:
 — А где остальные?
 — В доме, — ответил Зураб и захлёбываясь от эмоций, стал рассказывать о том, как он звонил по всем телефонам, разыскивая дорогого брата, потом примчался сюда, тут пожаловали мы с Мулаткой и ещё каким-то спящим мужиком в противогазе, с эскортным сопровождением бандитской группировки.
 Я перебила Зураба и представила свою версию случившегося, вкратце пояснив, как мы с дядей Сашей и Марисом провели этот день. Вахтанг не переставал восхищаться моими талантами (и дяди Сашиными, конечно). А узнав, что полковник Никитин вынужден сейчас стоять где-то посреди дороги, потому что балбес Вадим не позаботился о том, чтобы вовремя заправиться, отдал распоряжение племяннику — шофёру комфортабельной цистерны, ехать за дядей Сашей и быстро доставить дорогого друга на дачу. А уж Вахтанг Георгиевич сейчас закатит пир на весь мир для дорогих друзей и спасителей.
 Правда, дяде Саше не суждено было попутешествoвать в комфортабельной цистерне, потому что не успели мы открыть ворота, как увидели подъезжающие к дому машины Вадима и Леньки.
 Вахтанг снова раскрыл объятия, теперь уже для дяди Саши. Леонид Ильич, наверное, в гробу переворачивался от таких поцелуев. Лишь вид вылезающей из машины Оксанки заставил Вахтанга Георгиевича отпустить дядю Сашу. Он уставился на пьяную Леванидову, которая так и не выпускала из рук бутылку коньяку. Наряд на ней был все тот же — да и откуда новому-то взяться? Правда, Оксана чувствовала себя в нем прекрасно, словно всегда только так и ходила. Но, наверное, в последнее время так оно и было. Кто-то комфортнее всего чувствует себя в спортивном костюме, кто-то — в вечернем платье, а кто-то — вот так в сексшоповском бельишке, достойном любой панели. Противогаз Оксанка сняла.
 Вадим вывел Руту, по которой Вахтанг Георгиевич только скользнул взглядом, и повёл её в дом, поддерживая за плечи. Рута была в длинной футболке-платье. Слава Богу, могла сама идти, хоть и при поддержке постороннего. Взгляд у неё был ещё не совсем осмысленный. Дядя Саша пошёл вслед за Рутой в дом, сказав, что должен заняться девушкой: она требует медицинской помощи (оказывается, дядя Саша ещё и медик?). Лёня отогнал «лендровер» и свою «Ниву» в гараж. Племянник братьев Чкадуа поинтересовался у своих дядей, что делать с цистерной.
 — Подвал занят? — спросил Вахтанг у Зураба.
 Младший брат не знал. Я не сомневалась, что речь идёт о подземном бункере. Ответ дал Ленька, сказал, что в подвале места ещё для одной цистерны нет, тем более для такой огромной.
 — Во дворе оставь, — велел Вахтанг. Георгиевич и снова уставился на Оксанку, которая уже разглядела, что внутри открытой цистерны имеется бар, заставленный выпивкой.
 Не спрашивая разрешения, пошатываясь, она направилась вверх по лесенке и чуть не свалилась. Влезла внутрь и проследовала на своих каблуках прямо по перине. Открыла стеклянную дверцу, осмотрела его содержимое и извлекла бутылку «Камю». Хороший вкус у мадам, которой место только на панели.
 Оксанка осушила остатки из бутылки, с которой прибыла в гости к Вахтангу Георгиевичу, бросила её на перину, умелым движением открыла «Камю».
 Она пила весьма крепкое содержимое, как воду, что поразило даже видавших виды братьев Чкадуа, которые, как заворожённые, уставились на незванную гостью.
 Братья переглянулись, опять посмотрели на Оксанку, которая, сделав, неверный шаг, грохнулась на перину, самортизировавшую удар, пролила часть содержимого бутылки на дорогие подушки, тут же схватила бутылку, ещё глотнула, а потом подняла голову и, наконец, обратила внимание на нас, стоявших во дворе.
 — Закусон есть какой-нибудь? — пьяным голосом поинтересовалась Оксанка без всяких вступлений.
 Братья Чкадуа открыли рты от удивления. «Ну и нахалка!» — подумала я и решила, что если я её не одёрну, то она ещё неизвестно, что может вытворить. А в её появлении у Чкадуа была доля и моей вины.
 — Так, девушка, — я с суровым видом подошла к цистерне, — поставь бутылку туда, откуда взяла, и вылезай. Во-первых, тебя сюда никто не приглашал.
 Во-вторых, ни пить, ни есть тебе не предлагали. В-третьих, надо иметь уважение к старшим. В-четвёртых, ты даже не поздоровалась с хозяевами. В-пятых…
 Я не успела сказать, что в-пятых: Оксанка дико расхохоталась и запустила в меня бутылкой с остатками коньяка. Я успела увернуться, но по двору проходил ничего не подозревающий Ленька: бутылка угодила ему по буйной головушке. Видимо, голова у Леньки была не очень крепкая, потому что он тут же рухнул на земь, как куль с мукой, не издав ни звука.
 — А-а-а! — неожиданно завопил Вахтанг Георгиевич. — Моих людей гробить?
 Мой коньяк пить? Мою перину пачкать? Мою машину заливать?
 Вахтанг, словно разъярённый лев, кинулся внутрь цистерны, туда, где развалилась Оксанка, и грохнулся на неё.
 — Ой, мужчина! Тут ещё и мужики есть! — с радостью воскликнула Оксанка.
 — Класс! Супер!
 С того места, где я стояла, я видела только, как ноги Оксанки в чёрных чулках со швом обвили мощное тело Вахтанга в белом махровом халате. Я поняла, что праведный гнев Вахтанга Георгиевича тут же улетучился. Зураб Георгиевич стоял с растерянным видом и переводил недоуменный взгляд с кувыркающейся на перине внутри цистерны пары на меня и обратно. Интересно, о чем он думал в тот момент? Может быть, о том, что…
 Не успела я подумать, о чем же мог размышлять Зураб, из дома появился дядя Саша. Я бросилась навстречу ему и вкратце описала, что происходит.
 — Пусть потрахаются, — невозмутимо сказал Никитин. — Для здоровья полезно. А Вахташе как раз поправляться надо. Ладно, пошли в дом. Умираю, жрать хочу.
 Я тоже очень хотела есть и уже предвкушала насладиться Людмилиными творениями, от которых отказаться было невозможно, даже если ты . и сыт.
 — Зураб Георгиевич! — позвал дядя Саша. — Ну чего ты там рассматриваешь? Чего нового увидел? На видаке интереснее. Пошли, потом если захочешь, тоже её трахнешь. Как раз для этого и привезли.
 Так, функция Оксанки понятна, решила я для себя. Но как она увязалась за нами?
 На все вопросы мне ответил дядя Саша, пока мы с ним снимали грим и приводили себя в порядок. Ряд недостающих деталей добавила Лена Стару, которой Валентина в это время обработала царапины. Пуля только слегка задела её икру, так что ничего страшного ей не угрожало.
 Когда Мулатка увидела, как во двор въезжает машина, она решила, что это мы, — как я ей и обещала. Тем более отведённое мной время истекало. Она не стала уточнять, та ли это машина или нет, и бросилась в комнату, где держали остальных девчонок. Машина была не та — это приехал Дубовицкий со своими охранниками, Лене повезло, что вскорости подоспели и мы: иначе неизвестно, чем бы все могло закончиться. Ведь в её комнате спали парни, а она сидела там, где быть ей совсем не предназначалось.
 Натянув противогаз, Лена заскочила в комнату девчонок, держа второй наготове, и бросилась прямо к тахте, на которой лежала Рута. Катя, брюнетка в бассейне, не обратила на неё никакого внимания. Лютфи в углу невозмутимо продолжала шить, а вот Оксанка отреагировала бурно. Она терпеть не могла Лену, в последнее время её ненависть усилилась — Отару была одной из любимых наложниц «султана» Дубовицкого, а Оксанку пустили в «общак». Несмотря на то, что была здорово пьяна, она все-таки сообразила, что что-то здесь не так. То какая-то старуха с инспекцией появляется, теперь Ленка в противогазе, да ещё пытается натянуть второй противогаз на Руту. Леванидова набросилась на Отару, завалила её на пол, завязалась драка. Вы видели когда-нибудь, как дерутся бабы?
 Отвратное зрелище, скажу я вам… Как и следовало ожидать, победила более мощная, более злая и наглая Оксанка. Здорово расцарапав Лену, Оксанка врезала ей по голове бутылкой, схватила выпавший из рук Отару противогаз, (Лена на какое-то время потеряла сознание) натянула на себя и бросилась к выходу. Тут на пороге возник дядя Саша.
 Никитин мгновенно оценил обстановку, хорошенько шлёпнул Оксанку по мягкому месту, но не стал наносить ей увечий, решив, что пусть ещё одна баба спасётся, бросился к Руте, взял её на руки и побежал вниз. Оксанка, прихватив бутылку, понеслась за ним.
 Лена начала постепенно приходить в себя. Она уже думала, что мы уехали без неё, но все равно решила рискнуть: она в противогазе, дым застилает все вокруг, можно просто убежать в лес, а там как-нибудь попытаться выбраться?
 Отару пустилась вниз по лестнице. К её счастью, я её дождалась.
 — Я собираюсь заявить в милицию, — сказала Лена, закончив свой рассказ.
 — На кого? — спросила я.
 — С милицией не надо торопиться, — заметил дядя Саша.
 — Ну как же… — удивлённо посмотрела на нас Лена.
 — Я должен подумать, как лучше поступить, — сказал дядя Саша.
 Я молчала, прекрасно понимая, что полковник Никитин ведёт какую-то свою игру и появление Отару с заявлением в милиции может спутать ему карты. И вообще, зачем это нужно (и дяде Саше И мне), чтобы вся эта история с нашим участием где-то всплыла? Только вот чего все-таки хочет дядя Саша? Каковы его истинные цели?
 Никитин помолчал, потом погладил Лену по жёстким волосам, как ребёнка, улыбнулся, словно добрый дедушка, и сказал:
 — Мы накажем всех негодяев, ты не волнуйся, деточка. Всех, кто тебя обидел. Но в деле участвуют… интересы многих людей. Кое-что пока должно оставаться в тайне. Я сообщу о случившемся кому следует, а если ты потребуешься, тебя вызовут в качестве свидетельницы. Но ходить никуда не надо… Пойми, деточка, у твоего бывшего султана везде есть связи, ему тут же донесут, что ты появлялась там-то и сказала то-то и то-то… Ты — девочка заметная, тебя обязательно запомнят. А это небезопасно. Ты же не хочешь, чтобы все повторилось снова?
 Конечно, Лена не хотела. Несколько месяцев назад Геннадий Павлович стал оказывать ей знаки внимания, дарил дорогие подарки, потом как-то предложил поехать на выходные в его загородный дом. Лена и раньше получала подобные предложения от мужчин, поэтому, не подозревая никакого подвоха, согласилась.
 Дубовицкий привёз её туда — и оставил. Вначале она оказалась в большой комнате, где мне довелось побывать. Туда селили всех новеньких и стареньких, не ставших любимыми наложницами, которых отдавали для развлечения охране. Мальчики не должны скучать, и служба их не должна тяготить. Заботливый Гeннадий Павлович учитывал интересы своих слуг мужского пола, совершенно не беспокоясь о женщинах, захваченных в гарем. После недели, проведённой взаперти в огромной комнате, соответствующего инструктажа стареньких, наблюдения за тем, как на её глазах охрана устраивала оргии, Лена была готова на все, только бы её не сделали участницей этих светопреставлений.
 Больше всего она боялась, что её посадят на иглу. Она видела, что девчонкам, перед тем как начать их использовать, или просто делали укол, или давали выпить разноцветный коктейль, после которого они становились совсем другими.
 Таджичке Лютфи хватало коктейлей. Лена специально интересовалась их вкусом. Лютфи говорила, что чувствуется привкус каких-то фруктов, она точно не могла сказать каких, но, главное, после того, как жидкость растечётся у тебя внутри, все тело обволакивает какая-то сладкая истома, Лена не сомневалась, что в состав что-то добавлялось — какой-то афродизиак (в лучшем случае) или препарат, лишающий человека воли и сил сопротивляться.
 Но таджичка была покорна с самого начала.
 Она знала, что её продал отец, и знала, зачем. Она принадлежала новому хозяину и выполняла его волю Сулема после того, как Дубовицкий побаловался с ней пару раз, перешла к начальнику его охраны и стала, как выразилась Отару; его «эксклюзивной» женщиной. Она же готовила, стирала, убирала. Остальным парням хватало других девчонок. Так что, можно сказать, что Сулема оказалась в привилегированном положении — её не травили никакими препаратами и использовал только один мужчина.
 С Леной ситуация складывалась по-другому.
 Она понравилась Дубовицкому в постели. Может, привлекала экзотика? И Отару было двадцать четыре, а не пятнадцать, как Лютфи. То есть Лена была для него взрослой, но экзотичной женщиной, которая быстро разобралась, где в этом гареме можно получить хлеб с маслом.
 Спустя неделю снова приехал Дубовицкий и вызвал Лену. Она стала любимой наложницей хозяина, проживала в отдельной комнате, не получала наркотиков. В общем, считала, что ей повезло. Только скучно было. Смотрела телевизор целыми днями, иногда общалась с Сулемой, которая приносила еду. Для развлечения Лена стала дразнить молодых охранников. Она точно знала, что им запрещено к ней прикасаться, поэтому часто встречала их в костюме Евы. Но ребята даже не решались пожаловаться хозяину. Не знали наверняка, какая будет реакция, боялись, что могут с треском вылететь с тёплого местечка.
 — А с другими девочками ты виделась после первой недели? — уточнил дядя Саша.
 Иногда Дубовицкий собирал гостей. Тогда каждой девушке отводилась определённая роль. Сулема возилась на кухне. Мулатку он оставлял для себя, а Оксанка, Рута, Катя и Лютфи обслуживали Друзей хозяина, танцевали перед ними и выполняли все их желания. Предпочтение отдавалось национальным песням и танцам.
 Самые жуткие оргии устраивались, когда приезжал брат Дубовицкого из Тюмени. Это случалось дважды за время пребывания Мулатки в гареме.
 — Извращенец какой-то, — заметила Лена.
 Я видела, что её просто передёргивает даже при одном воспоминании о нем. Я же начала вспоминать совсем другое.
 …Париж. Мы с Сергеем. Газеты со статьями о русской мафии. О Вахтанге и КР, об убийстве бизнесмена из Тюмени. Мой предыдущий, убитый бизнесмен из Тюмени, брат Дубовицкого из Тюмени, Вахтанг, Геннадий Павлович, русская мафия, нефть, конечно, тоже из Тюмени… Есть ли какая-то связь между звеньями этой цепочки, или я вообще не о том думаю? Лена тем временем продолжала свой рассказ. Наверное, без инъекций оставалась только Оксанка — она была готова за просто так трахаться со всеми. И пожалуй, была всем довольна. А остальные…
 Лена воспитывалась не в институте благородных девиц, но тут и она поражалась сексуальному поведению девушек, которые были готовы на любые извращения. Потом, насколько она знала от Сулемы, носившей всем еду, у Руты и Кати, которым давались самые большие дозы наркотиков, наступала длительная депрессия.
 — Как конкретно они себя вели? — уточнил дядя Саша.
 — Ну… я бы сказала, что они находились в сверхвозбужденном состоянии, — ответила Лена. — Глаза ненормально блестели, движения становились излишне резкими, начинали очень быстро говорить… Но главное — это то, как они вели себя с мужчинами… Что соглашались сделать…
 Лену передёрнуло. Я поняла, почему она сама согласилась прогнуться и постараться понравиться лично Гeннадию Павловичу, чтобы удовлетворять только его потребности…
 — А кто такая Лиля? — поинтересовалась я.
 — Её привезли последней, — сообщила Лена — В обшей комнате она провела всего дня три, потом прибыл шеф и вызвал её к себе. Она наотрез отказалась выполнять его прихоти…
 По всей вероятности, Лиля очень понравилась Дубовицкому и он не стал отправлять её в расход, а велел Мулатке провести с ней работу. Отару была в сомнениях, стоит ли это делать, вдруг Лиля станет любимой наложницей вместо самой Лены? Отару страшно не хотелось возвращаться в общую комнату. Потом Мулатка хорошо призадумалась и, уже немного зная Дубовицкого, решила, что Гeннадий Павлович планирует устраивать какие-то совместные развлечения с ней и Лилей одновременно, потому что девушки были полными антиподами внешне: мулатка с чёрными жёсткими волосами и натуральная блондинка с практически белыми волосами, светлой кожей и светло-серыми глазами. Отару оказалась права.
 Она, как могла, попыталась убедить Лилю в необходимости подчиниться.
 Лена уже знала, что с виллы не сбежать, и лучше из худшего выбрать лучшее, чем оказаться в худшем положении. Вроде бы Лиля с ней согласилась.
 В свой следующий приезд Геннадий Павлович велел Лене и Лиле заняться перед ним лесбийской любовью. Лена всегда предпочитала мужчин, но была готова выполнить эту прихоть хозяина. Для Лили же подобное было неприемлемо.
 Дубовицкий велел запереть Лилю в отдельной комнате и дал указание вводить ей какие-то препараты.
 Отару больше не разрешали встречаться с Лилей. Один раз она все-таки уломала Сулему открыть ей дверь Лялиной комнаты. Лиля лежала на кровати, безвольно глядя в потолок. Лена попыталась её растормошить, но бесполезно.
 Сулема сказала, что Лиля почти ничего не ест и просто чахнет на глазах. Лена не знала, пользовал ли Лилю хозяин после того раза или нет, но подозревала, что да.
 Я подумала, что Валера с Костиком беспокоились не зря. Девушка пришла в отчаяние, не хотела жить так, как была вынуждена жить, — и перерезала себе вены.
 — Наташа, — обратилась ко мне Отару, — ты сказала, что Лилю убили. Это правда? Я покачала головой.
 — А что случилось?
 — Она покончила с собой.
 — Господи! — воскликнула Лена. — Бедняжка! Господи!
 Отару расплакалась. Мы с дядей Сашей молчали.
 Я не знала, что сказать Лене. Меня спасла Людмила, постучавшая в дверь и пригласившая нас всех на ужин.
 — Лена, спускайся, — велел ей дядя Саша, — а мы с Натальей придём через пару минут.
 Отару кивнула и ушла. Я вопросительно посмотрела на Никитина.
 — Нас ждут большие проблемы с Рутой, — заметил он.
 — Какое нам дело до Рутиных проблем? — удивилась я. — Пусть Марис с ними разбирается. Мы помогли её вытащить, а дальше их дело. Я свою роль выполнила.
 Дядя Саша молчал. Я поняла, что не все так просто.
 — Что вы хотите сказать? — спросила я.
 — Завтра, вернее, уже сегодня, мы все поедем в Латвию. Марис, Рута, ты, Вахтанг и я.
 — А что с остальными будет?
 — Зураб берет себе Оксанку. Понравилась она ему, понимаешь ли.
 Насмотрелся, как они с его братом в цистерне кувыркались, так ему тоже захотелось. Его дело. Оксанку, по-моему, такой вариант устраивает. Ей вообще все равно, с кем. Лену я уже пристроил пожить к одному своему знакомому.
 — Так что же вы ей об этом не сказали? — поразилась я.
 — Завтра скажу. Ей предоставят жильё, место, где можно укрыться.
 Девочка-то она приметная, наш друг Гeннадий Павлович дело это просто так не оставит. Так что Отару надо временно спрятать а потом, глядишь, и свидетельницей выступит. Утром я ей все объясню. Она девочка послушная.
 Вот это дядя Саша подметил правильно. Лена готова подчиняться. Да и все её царапины подлечить надо бы. Значит, вопрос с Леной и Оксанкой решался. Но что с Рутой?
 — В Латвии и у Мариса и у меня будут кое-какие дела, — снова заговорил дядя Саша. — А вам с Вахтангом придётся провести какое-то время с Рутой… С Марисом я пока не мог поговорить. — Дядя Саша усмехнулся. — Когда завтра протрезвеет, обсудим вопрос. Но, в любом случае, у Руты будет ломка.
 — Но может, стоит отправить её в клинику?
 — Не знаю… В общем, как решит Марис. Планировалось, что вы поедете в глубь Латвии, там у Мариса какие-то родственники на хуторе. От греха подальше.
 М-да, интересно, что дядя Саша с Марисом спланировали? Весёленькое меня ждёт время — с родственниками Мариса, Рутой в период ломки и большим любителем женщин Вахтангом Георгиевичем, восстанавливающим здоровье после пулевых ранений. Но выбора пока нет. Мне необходимо смыться из Питера. Поживу на природе, покупаюсь, позагораю. И какое мне дело до Руты, Вахтанга и всех остальных? Я свою часть сделки выполнила. Пусть теперь Марис обеспечивает мне проживание в Латвии и модельные контракты в Скандинавских странах, как обещал.
 С этой мыслью я спустилась на ужин.




 Глава 18


 На следующее утро протрезвевший Марис заявил, что ему нужно задержаться в Петербурге, но чтобы мы отправлялись в Латвию, не дожидаясь его. Он присоединится к нам несколько позже. Сделав пару звонков, он сообщил, что нас ждут и что для обследования Руты специально приедет его знакомый врач, кое-чем обязанный Марису.
 — Прямо на хутор приедет? — спросил дядя Саша.
 — Да, — кивнул Марис. — Это очень хороший психотерапевт. Я ему полностью доверяю. И… если у кого-то из вас есть какие-то проблемы, — Шулманис обвёл взглядом нашу компанию, начиная с дяди Саши, переходя на Вахтанга и кончая мной, — можете с ним посоветоваться.
 Мне было бы интересно узнать, по каким вопросам могли бы обратиться к психотерапевту уверенные в себе дядя Саша или Вахтанг. Эти, по-моему, могли только по хирургам ходить пули вытаскивать или к протезистам выбитые зубы вставлять, но чтобы к такому врачу? Да и мне к нему обращаться было не с чем.
 Вот к колдуну к какому-нибудь, может, и сходила бы, да и то только в том случае, если бы верила в возможность возвращения на эту грешную землю моего предыдущего.
 Марис пообещал дяде Саше, что лично передаст Мулатку с рук на руки по указанному Никитиным адресу, проследит за «делом Дубовицкого» и постарается быть в курсе отношений Зураба с Оксаной. Если она ему надоест — пристроит туда, куда велел дядя Саша.
 После этого мы начали обсуждать, на чем нам лучше ехать. Все сошлись на том, что наиболее подходящий для нас вид транспорта — автомобиль, только мы никак не могли прийти к общему мнению, на каком ехать. Вахтанг Георгиевич настаивал на своей комфортабельной цистерне, в которой места хватит всем, да и путешествовать в ней удобно. И сколько запасов можно с собой прихватить!
 Главным для Чкадуа был комфорт.
 — Не забывай, что нам, возможно, придётся и по Латвии много ездить, — заметил дядя Саша. — И маневрировать. А вдруг уходить от погони? Я, например, не уверен, что на ней мы сможем успешно скрыться, если возникнет такая необходимость:
 — Но Саша… — промычал Вахтанг.
 — Возьмите «лендровер», — предложил Зураб. — Ну чем не машина? По любым дорогам пройдёт. Ведь не зря на ней гонки по всяким непроходимым местам устраивают? Как раз то, что вам нужно.
 — Нет, надо бы что-нибудь попроще, — заметил дядя Саша. — Чтобы не особо в глаза бросаться.
 — Тогда остаётся моя «бээмвэшка», — вставила я. — Скромно, но со вкусом. И машина проверенная.
 Дядя Саша снова отклонил предложенный вариант и заявил, что теперь ему надо кое-кому позвонить. Может, нам выделят нужную машину. «Интересно, кто это такой добренький?» — подумала я, но не стала спрашивать вслух. Ну что ж, дядя Саша уже продемонстрировал, что умеет хорошо готовиться к операциям. Пусть ещё раз постарается. Я была согласна ехать на той машине, которую выберет Никитин.
 Мы стали собираться в город. Было решено, что поедем на моей машине, дядя Саша оставит её у своих друзей, которые предоставят взамен другую. Я заявила, что мне нужно сделать одну остановку.
 — Тебе что, шмоток не хватает? — спросил дядя Саша. — Если уж так нужно заехать на квартиру, скажи, что взять. Я дам задание своим людям.
 — Нет, вещей мне хватит, — ответила я. — Если только до зимы не задержимся. Шубку не прихватила.
 — Так чего не хватит?
 — Мне нужно заехать на кладбище.
 — А это ещё зачем?
 — Попрощаться с одним человеком.
 — Он работает на кладбище?
 — Нет, проживает.
 Все. с удивлением уставились на меня. Я пояснила, что хочу побывать на могиле Сергея — мужчины, оставившего в моей жизни самый заметный след. Меня стали отговаривать, но я упорно стояла на своём, заявив, что не посидев на могиле Сергея, никуда не уеду. В конце концов дядя Саша махнул рукой, назвав меня «упрямой ослицей», но вынужден был уступить, поняв, что я все равно поеду, куда решила.
 — Тогда в город нужно двигаться, по крайней мере, на трех машинах, если не на четырех, — заметил Вахтанг Георгиевич. — Наташа отправится по своим делам, ты, Саша, по своим. У Мариса — свои. Ну да и мне, откровенно говоря…
 — Нет, Вахтанг, нет, нет и нет! — перебил его младший брат. — Ты не будешь заниматься никакими делами! Хочешь, чтобы в тебя ещё раз выстрелили? А вдруг попадут?
 — Так и в тот раз попали, — усмехнулся Вахтанг.
 — Теперь по-другому попадут! В сердце попадут! Не пущу! — вопил Зураб.
 — Только через мой труп! Саша, скажи ему!
 Никитин поддержал Зураба Георгиевича и Вахтанг согласился сопровождать по делам дядю Сашу. Интересно, может, полковник Никитин хочет отвезти старшего Чкадуа куда-то во вполне определённое место? Или что-то у него выпытать? Что-то мне не особо верилось в такую заботу, которую дядя Саша проявлял о благополучии Вахтанга Георгиевича. Зачем-то он был ему нужен…
 Чкадуа заявил, что тогда их повезёт Вадим на памятном «лендровере», а потом отгонит его обратно. Можно и Мулатку захватить, а не оставлять на даче вместе с Зурабом и Оксанкой. То есть в одной машине поедут Вадим, Вахтанг, дядя Саша, Рута и Мулатка, а на второй мы с Марисом.
 — Послушай, — обратился ко мне Шулманис, — может, ты тогда мне тачку оставишь? А то без машины в Питере… сама понимаешь…
 — Конечно, оставлю, — благосклонно согласилась я. — И потом не нужно отгонять её к друзьям дяди Саши, просто поставишь на мою обычную стоянку.
 Я объяснила, куда, сколько нужно заплатить и кому именно. Марис обещал все сделать. Да. и зачем мне потом выуживать машину от дяди Сашиных знакомых?
 Мало ли что… Пусть уж лучше стоит, где всегда стояла. На том и порешили.
 Вахтанг Георгиевич разлил всем красное вино (настоящее грузинское, а не «подвальное»), встал с бокалом в руке, чтобы произнести тост (наверное, за успешное воплощение наших планов), уже Расплылся в улыбке и открыл рот, чтобы начать Речь, как наступившую тишину прорезал дикий вопль:
 — Убью суку!
 За первым криком последовал второй, издаваемый уже другим лицом. Все мужчины дёрнулись, не понимая, что случилось. Мне же сразу стало понятно, что происходит: опять сцепились Оксанка с Мулаткой.
 Все мужчины бросились в направлении, откуда раздавались вопли и звуки ударов, я спокойно дожевала кусок яблока, не торопясь, поднялась со своего места. Открылась дверь из кухни, и в столовую заглянула Людмила:
 — Что там? — шёпотом поинтересовалась она.
 — Да бабы две дерутся, — отмахнулась я. — Эка невидаль!
 — А эти все глазеть побежали?
 — А то как же! Сама знаешь, как мужичьё любит посмотреть, как тётки из-за них друг друга бутузят, — подтвердила я.
 — Из-за кого сцепились-то? — любопытничала Людка. — Из-за хозяина?
 Вопрос заставил меня задуматься. Я в самом деле не знала, почему сцепились Оксанка с Мулаткой. Отару говорила, что Оксанка её ненавидит за то, что Лена стала любимой наложницей Дубовицкого, но они больше не у Геннадия Павловича в гареме. Зураб чётко заявил Оксанке, что берет её к себе. Одну.
 Тогда что же? Я решила пойти выяснить ситуацию, пообещав рассказать Людмиле все, что удастся узнать.
 Как выяснилось. Мулатка бросилась на защиту Руты, которую почему-то решила отбутузить опохмелившаяся Оксанка. И эту пьянь хочет забрать к себе Зураб? Не понимаю я мужиков. Мулатку я зауважала. За себя постоять толком не могла, а вот за более слабую и беззащитную вступилась. Боролась как львица! У меня, откровенно говоря, на мгновение появилось желание ввязаться, чтобы также поддать этой стерве Оксанке, но я вовремя сдержала свой благородной порыв: не нужно опускаться до такой степени, тем более в присутствии мужиков. Особи противоположного пола стояли как очарованные, глядя на бой. Ситуацию следовало в корне менять. Эту почётную миссию могла на себя взвалить только я — больше было некому.
 — И не стыдно вам? — завопила я. — Ещё мужики называются! Нет, чтобы разнять немедленно, так они представление решили посмотреть! Зураб, ты хотел эту пьянчугу? Так забери её! Забери и наслаждайся. Может, ещё тебе когда-нибудь пару раз поддаст. Или дом спалит. Нужна тебе такая? Ты посмотри на неё, посмотри. Полюбуйся! Дядя Саша, вы-то куда смотрите? Вахтанг Георгиевич, как вы можете допускать подобное в своём доме? Марис, постыдился бы! Твою Руту защищает другая женщина, а ты стоишь, разинув пасть!
 Мои увещевания подействовали. Девчонок растащили. Рута уже поднялась из угла, куда её отшвырнула Оксанка, и с безразличным выражением лица сидела в кресле. Латышке было все равно. Она посмотрела на нас пустыми глазами и отвернулась к стене. Марис бросился к ней и запорхал вокруг кресла, воркуя на латышском.
 Зураб не поскупился на воспитательные мероприятия — и Оксанка получила кулаком в глаз, правда, восприняла это в порядке вещей, придя к определённым выводам, о которых тут же сообщила вслух:
 — Бьёт — значит, любит. Ты правда меня любишь, Зурабчик?
 Она, шатаясь, поднялась с ковра и полезла к Зурабу Георгиевичу целоваться. Тот пытался от неё увернуться, не решаясь дать ей во второй глаз, а надо было бы.
 Вахтанг с дядей Сашей увели Мулатку, чтобы в очередной раз оказать ей первую помощь.
 Вот настрадалась Ленка! Но на этот раз Оксанка не одержала над ней победу — борьба шла на равных.
 Я поняла, что делать мне в этом обществе нечего: Марис крутился вокруг Руты, Оксанка уже вела покорного Зураба в опочивальню, дядя Сами, Вахтанг и Мулатка скрылись в чьей-то комнате. Я отправилась на кухню к Людмиле. Мне вдруг страшно захотелось есть.
 Увидев, как кухарка опять достаёт из-за банки с мукой очередную бутылку и украдкой прикладывается к ней, я подумала о своей дорогой мамочке. Я решила, что перед отъездом мне обязательно нужно заглянуть и к ней. Если только она ещё жива и обитает в той же квартире. Могла ведь продать, чтобы хватило на выпивку.


* * *

 Примерно через час мы все-таки тронулись в путь. Я в гордом одиночестве ехала на своей «бээмвэшке». На этот раз я не маскировалась под старуху, но парик все-таки нацепила, да и оделась нетипично для себя. Хорошо знающая меня женщина ещё могла бы меня узнать, но только не мужчина. А если меня кто-то ещё ищет, то только мужики. На всякий случай Вахтанг отдал мне свою трубку.
 Дядя Саша, Вахтанг и безразличная Рута забрались в комфортабельную цистерну, за руль которой сел племянник Зураба. Вадим, Марис и израненная Мулатка отправились путешествовать в «лендровере». Леньке было дано задание отогнать разбитый джип Михалыча к какому-нибудь озеру и утопить там — пусть ищет на здоровье. Зураб заявил, что пару деньков побудет на вилле брата, с делами разберётся. Я прекрасно понимала, что дела эти — вино-водочные. Оксанка была заперта в одной из комнат, но ей не привыкать — сколько она там недель в гареме прожила?
 Мы договорились о встрече с дядей Сашей, Вахтангом и Марисом через три часа после въезда в город. Дядя Саша не сомневался, что успеет и забрать нужную машину, и ещё кое-какие дела переделать за это время. Племянник Зураба отгонит цистерну назад. Вадим с Марисом отвезут Мулатку по указанному дядей Сашей адресу, а потом на общей встрече-прощании Марис пересядет в мою машину, а я — в пригнанную дядей Сашей и Вахтангом. Вадим на «лендровере» отправится назад на виллу. По моим подсчётам, я должна была успеть и заскочить к мамочке, и побывать на кладбище. На машине обернуться можно быстро. Конечно, если все идёт по плану. Но, как говорится, человек предполагает, а Господь располагает.




 Глава 19


 Первым делом я решила съездить к родной мамочке, которую не имела счастья лицезреть со дня нашего переезда. Насколько мне было известно, брат Андрюша тоже с ней ни разу не виделся с тех пор и желания такого не испытывал.
 Я, откровенно говоря, тоже не ощущала таких позывов, вот только требовалось выяснить одну вещь, а ещё лучше, запастись различными ядами — мало ли что в пути может пригодиться. Тех остатков в маленькой бутылочке, которые я в своё время увела у мамаши, может и не хватить. Мало ли в какую ситуацию влипну…
 Дядя Саша, конечно, может обеспечить меня чем угодно (в его возможностях я уже не сомневалась), вот только хотелось бы иметь что-то своё, так сказать, для личного пользования.
 Адрес мамашиной квартиры я назвать не смогла бы, помнила только улицу, остальное планировала найти визуально (я там бывала, когда мы только собирались меняться) — зрительная память у меня отличная, впрочем, и не только зрительная.
 Я оставила машину у соседнего дома — зачем привлекать лишнее внимание?
 — и направилась к мамочкиной парадной. На лавочке сидели четыре старушки — несли вахту, осматривая всех входящих и выходящих. Меня оглядели с ног до головы. Но запомнят они только самые заметные детали — рыжие волосы (я специально выбрала сегодня этот парик из всех, предложенных дядей Сашей), накладные веснушки на носу и щеках, очень широкие плечи. Я была в зеленом пиджаке с набивными плечиками и зелёных джинсах. В таком виде меня можно было принять за баскетболистку. Пусть свидетели запоминают спортивную рыжую девушку.
 Зелёный цвет я терпеть не могу и согласилась бы его надеть только под дулом пистолета. Но на этот раз я оделась так по доброй воле, чтобы сбить со следа возможных противников.
 Итак, я поднялась на лифте на пятый этаж, где находилась мамочкина хата, и позвонила. За дверью было молчание, я позвонила ещё раз. На этот раз из соседней квартиры показалось старушечье лицо — двойник бабы Кати из моей парадной (или в каждой имеется такая бабка, все знающая и все ведающая? Только вот почему она с остальными на лавочке не сидит?).
 — Бабушка, — исключительно вежливо спросила я, — не скажете ли, есть кто дома у ваших соседей?
 — А то как же, — кивнула бабка, открывая дверь пошире. — Только пьяные все. Как обычно. Спят.
 — Значит, стоит и дальше звонить? — посоветовалась я с бабкой.
 — Если добудитесь, конечно. А вы откуда будете-то?
 Легенду я продумала заранее, а поэтому, ни секунды не колеблясь, сообщила:
 — Из Госкомимущества.
 — Откуда? Откуда?
 Я подозревала, что работники Госкомимущества по квартирам не ходят, только откуда это знать соседке моей мамаши? Я пояснила бабке, что представители нашей организации ходят по квартирам злостных неплательщиков, выясняя, по каким причинам не производится плата за жильё, поскольку недавно вышел новый указ, в соответствии с которым злостных неплательщиков надлежит выселять, предоставляя освобождающиеся квартиры нуждающимся. Исключение составляют малоимущие семьи с малыми детьми. Последнее я добавила специально, чтобы расположить бабку к себе: алкоголиков выселяем вон, а к малоимущим проявляем жалость. Моя уловка сработала.
 Бабка тут же начала рассказывать, какие оргии устраивает моя мамаша с сожителями. Оказалось, что моя родительница в данный момент проживает с двумя, один из которых моложе её на семь лет, а второй аж на одиннадцать. Я мысленно поаплодировала мамочке. Генетика, конечно, страшная вещь. Может, любовь противоположного пола к моей особе — это тоже подарок родителей? Трудно сказать, трудно сказать.
 Кроме двух постоянных сожителей, к мамочке ещё какие-то кавалеры захаживают, когда этих двоих нет дома.
 — А на что они живут? — поинтересовалась я. — Работают где-нибудь?
 Бабка считала безобразием отмену статьи за тунеядство, потому что таких, как её соседи, давно следовало посадить за колючую проволоку и заставить там работать. Мамочка где-то то ли мыла полы, то ли махала метлой, сожители на пару трудились грузчиками, а вдобавок ко всему вся святая троица собирала бутылки по микрорайону. Этакая дружная шведская тройка с рюкзачками. У меня мелькнула мысль, не пристроить ли их всех в какой-нибудь Вахташин подвальчик? И я вроде бы свой дочерний долг выполню, и мамочке с хахалями хорошо. Я решила, что вернусь к этому вопросу по возвращении в Питер. Конечно, если я сюда вообще когда-нибудь вернусь.
 — У вас случайно ключей от их квартиры нет? — спросила я у бабули.
 Соседка сообщила, что моя мамочка ни с ней, ни с кем другим из парадной не дружит, её тут не любят и будут очень рады, если её выселят. Я попросила у бабки дать мне её собственные ключи — вдруг подойдут — и решила попробовать свои собственные. Только взглянув на замок, я знала, что тут сгодится любая проволочка, но при бабке ковыряться не хотелось.
 На моё счастье подошёл бабкин ключ от почтового ящика.
 — Им замки не нужны, — заявила она. — Им все равно беречь нечего. И воры к таким не пойдут. Чего у них брать-то? Воры-то теперь умные.
 Откуда бабка знала про то, какие воры теперь и какие были раньше, я уточнять не стала. Для отвода глаз я записала фамилию, имя, отчество и телефон соседки и сказала, что в случае необходимости наш комитет свяжется с ней. Вдруг нам понадобится какая-то информация, а ездить сюда неудобно, на телефонные звонки граждане не отвечают… Соседка с радостью выразила готовность предоставлять нашему комитету любую необходимую информацию — только бы мы этих алкашей выселили. Я прошла в квартиру. Бабке, как я видела, очень хотелось пойти вместе со мной, но мне её присутствие было совсем ни к чему. Я не сомневалась, что она будет стоять на лестнице, приложив ухо к двери, или слушать из своей комнаты, прижав ухо к стене. Пусть слушает. То, что мне нужно, я скажу на кухне, тихо и на ухо мамочке.
 Стоило мне открыть дверь, как мне тут же ударил запах мочи из незакрытого туалета. Хотя в квартире были открыты окна и на кухне, и в комнате, запах дешёвой бормотухи и какой-то затхлости не улетучивался. Справа от входной двери была прибита вешалка, на которой висели какие-то старые пальто. Ни туалет, ни ванну, казалось, никогда не мыли. С момента переезда уж точно. А ведь когда мы жили все вместе, мать поддерживала порядок в доме. Или это отец её заставлял?
 Я надела специально приготовленные тонкие резиновые перчатки и заглянула на кухню. Грязная, по всей вероятности, никогда не мытая плита в дальнем левом углу, незакрытое помойное ведро, от одного вида которого у меня к горлу подступила тошнота, остатки нехитрой закуски на столе, три табуретки — и горы пустых бутылок.
 В комнате мамочка с сожителями уже успели учинить пожар. Может быть, даже не один. Обгорели занавески и две стены, правда, несильно, но тем не менее. Единственная тахта тоже пострадала, но спать на ней ещё было можно. По крайней мере, в этот момент на ней лежали две фигуры в одежде — мужская и женская. Ещё один мужичонка сладко посапывал под грубым деревянным столом, положив под голову пиджачок. На столе тоже были остатки пира, гора окурков в тарелке — и бутылки, бутылки, бутылки. «Да тут целое богатство, — подумала я. — Интересно, на какую сумму можно их сдать?» Сдачей бутылок я никогда не занималась, просто выставляя их на лестницу, так что цен на стеклотару не знала.
 Бегло осмотрев этикетки, я узнала знакомые. Здесь была продукция по большей части из запасников Вахтанга Георгиевича. Так вот для кого дорогой господин Чкадуа изготавливает пойло, для моей дражайшей мамочкой и её сожителей.
 Моего присутствия никто не заметил, троица продолжала сладко посапывать, хотя ложиться было ещё рано. Но у мамаши с друзьями был свой режим.
 Ладно, надо будить. Времени у меня не так много.
 Я направилась к тахте, задела по пути за колченогий стул, чертыхнулась, стул с грохотом упал, но никто из троицы на шум не отреагировал. Вначале я для порядка потрясла мамашу за плечо, но не тут-то было. Она промычала что-то невнятное, попыталась меня оттолкнуть и снова погрузилась в забытьё. Тогда я решила использовать старый испытанный способ. К мамочке я заявилась с подарками. Все-таки родная дочь, негоже к родительнице с пустыми руками приезжать. Вахтанг Георгиевич меня по моей просьбе обеспечил товаром. Чкадуа, конечно, хотел мне что-нибудь высококачественного предложить, но я пояснила, что дама, для которой это предназначается, качество все равно не оценит — это во-первых, во-вторых, её организм качественную продукцию может и не принять, да и бормотуха ей как-то роднее и привычнее. Вахтанг Георгиевич выделил мне три пол-литровые бутылки из серии фирменных «коктейлей» Вадика с Ленькой.
 Я отвинтила пробку первой попавшейся бутылки, извлечённой из моей сумки, приподняла мамашу за шиворот (чтобы не захлебнулась), поднесла горлышко ко рту — и стала ждать реакции. Испытанное средство подействовало. Не открывая глаз, мамаша подняла руку, ловко ухватилась за бутылку — и начала заглатывать содержимое как воду. Выпив половину, она наконец разомкнула веки и не совсем ясным взором уставилась на меня. Родную дочь мамаша не узнала.
 Я не стала терять времени и заявила:
 — Вставай и пошли на кухню. Разговор есть.
 — А? Чего?.. — промычала мамаша.
 Я показала ей содержимое сумки. Этот аргумент подействовал лучше всего.
 Мамаша тут же поднялась и, пошатываясь, двинулась за мной. Я плотно прикрыла дверь в комнату — на всякий случай. Вдруг все-таки хахали проснутся?
 — Погоди, пописаю, — сообщила мамаша и направилась в туалет.
 Я тем временем зашла на кухню и встала у раскрытого окна, чтобы не потерять сознание от запаха, исходившего от помойного ведра. Я старалась ни к чему не прикасаться — все в кухне было замызганным, над головой жужжали мухи и какие-то мошки. В компании с тараканами эта компания питалась остатками закуски на давно не мытых тарелках. По стенам ползали различные домашние насекомые… Я не понимала, как можно жить в этой помойке. Я лично всегда любила чистоту. Да, в общем, раньше и у нас в доме было чисто. «Или это отец требовал от матери соблюдения порядка? — опять подумала я. — И как человек мог так опуститься, тем более женщина?»
 Наконец появилась мамочка и плюхнулась на табуретку рядом с плитой. Я стояла напротив входа в кухню у раскрытого окна, плита находилась в дальнем углу, так что мы оказались напротив друг друга.
 — Наташа? — удивилась она.
 Вот это да! Неужели узнала? Или забыла, как я выгляжу на самом деле, а увидев холёную высокую девушку, появившуюся у неё в квартире, пусть и рыжую, пришла к выводу, что это могу быть только я. У меня были сомнения, признаваться ей или нет. Пока я думала, мамаша продолжила:
 — А тебя туг искали.
 — Кто? — спросила я.
 — Да мужики какие-то молодые. Выпить нам принесли. Много выпивки притащили. Все допытывались, где ты. У меня, у Витьки с Сашкой. Я сказала, что не знаю, ты ко мне не заходишь. Ты поэтому пришла? Не бойся, я не сказала, где ты живёшь.
 Можно подумать, они этого не знают. Знают получше тебя. Просто проверяли все возможные места, но, познакомившись с тобой, дорогая мамочка, явно решили, что я с родительницей связь не поддерживаю и туг прятаться не могу.
 — А как там Андрюша? — спросила мать, — Вы меня совсем забыли. Хоть бы заехали иногда… Дай ещё глотнуть-то.
 Я протянула ей открытую бутылку, глядела на мать и думала, что с того времени, как я её видела в последний раз, она постарела лет на двадцать. Просто старуха, сухая, жилистая, вся седая, опустившаяся. Одно хорошо — полнота мне не грозит. Опять же если верить в наследственность.
 — Деньжат не подкинешь? — спросила мать.
 — Взамен на информацию, — ответила я, не желая терять время.
 Мамаша посмотрела на меня довольно осмысленным взглядом.
 — Где ты брала яд? — Я глядела ей прямо в глаза. — Которым отравила отца.
 Мамаша расхохоталась и долго не могла успокоиться.
 — Тоже кого-то травануть решила? Мужик тебя бросил? К другой стерве ушёл? И от тебя, от красивой? Это все не просто так, Наташка. На нашей семье проклятие. Родовое проклятие. На семь поколений.
 — Чего? Чего? — Я ошалело посмотрела на мать.
 — Да, дочка. Не будет тебе счастья с мужиками. Не будет. Уходить будут, бросать, гулять. Может, и замуж выйдешь, и дите родишь, а счастья не будет.
 Внезапно за плитой послышалось какое-то шуршание. Я подпрыгнула на месте. Мамаша меня успокоила, сообщив, что там у неё тоже проживают домашние животные.
 — Хоть бы кота завела, что ли, — заметила я.
 — А чем его кормить-то? — искренне удивилась мать.
 Я не нашла, что ответить, и поинтересовалась:
 — А кто нас проклял?
 — Твою прабабку её несостоявшаяся свекровь. Это мне моя мать рассказала, когда я ещё за твоего отца замуж собиралась. Говорила мне: не выходи, не выходи, не будет тебе счастья. Роди просто ребёнка, вырастим. Я же выходила уже беременная Андрюшей. И вышла. А твой папочка сразу же от меня гулять начал. Я тебя-то знаешь, почему родила? Думала его удержать. Двумя детьми. Думала, что от двух-то детей он никуда не денется. Он и жил с нами, семью не бросил, потому что вас любил, а на меня внимания не обращал. Я же в доме у вас была как прислуга.
 Мать расплакалась. Мне стало её жалко, потому что я понимала: многое из того, что она говорит, — правда. Она была в нашем доме прислугой. Готовила, стирала, убирала, молча сносила измены отца, да и мы с братом на неё никогда серьёзно не смотрели… Принимали все как должное. Но слова матери меня ещё и возмутили. Как вы думаете, приятно узнать, что тебя родили только для того, чтобы удержать мужика? Я высказала мамаше, что о ней думаю по этому поводу. Она пожала плечами и продолжала:
 — Все были против твоего рождения, Наташка. Моя мать, отцовские родители, да и я тебя не хотела, если честно. Если бы твой отец меня тогда послал куда подальше, я бы тебя в роддоме оставила. Отец-то твой тебя тоже не хотел. Потом только, когда ты родилась, он тебя обожать стал. Ты ведь на него как две капли воды похожа. Ты была его любимой женщиной. Единственной женщиной, которую он любил. Своих бл… он не любил, только трахаться к ним бегал… И ты его обожала. Я же знаю. Меня ты никогда не любила, а папочку своего боготворила. Знаешь, как мне тяжко было? Я спину гнула на вас, на детей, на него, на кобеля, а не получала от вас ни ласки, ни тёплого словечка, а папочка ваш придёт от очередной бл… — и вы с Андрюшей в нему несётесь и с колен не слезаете. Знаешь, каково мне было на это смотреть?
 — Но отец же тебя не бросил, — заметила я сквозь зубы. — Это ты его отравила.
 Мать пожала плечами.
 — Лучше бы бросил, — сказала она на удивление твёрдым голосом — словно не вылакала только что пол-литра бормотухи. — Может, жизнь бы у меня совсем по-другому сложилась.
 — А как же родовое проклятие? — поинтересовалась я, не очень верившая в подобные дела. — Что там прабабка-то учудила?
 — Хочешь знать? Испугалась? — Мать зло посмотрела на меня, прищурив глаза. — Ну так слушай.
 Прабабку хотели выдать замуж за нелюбимого, но богатого жениха. Семья наша тогда влачила жалкое существование, и этот брак решил бы проблемы прапрадеда. Прабабка с судьбой не смирилась, а убежала из дома и тайно обвенчалась с самым красивым парнем на деревне. Несостоявшаяся свекровь, которую в деревне считали колдуньей, прокляла прабабку. До седьмого колена.
 Чтобы все женщины в нашем роду были несчастливы в любви. Ведь сын колдуньи любил мою прабабку, а она его отвергла, вот мать и решила, чтобы последующие поколения в семье изменщицы страдали из-за её поступка. Муж прабабки через год бросил её с маленькой дочкой и ушёл к другой. Потом она ещё раз вышла замуж — и опять неудачно: второго мужа вскоре убили в драке. У бабки муж погиб в войну, не прожив с ней и двух месяцев, моя мать родилась уже после гибели деда. Мать вышла замуж за моего отца, но, как мне было известно, жили они плохо. Мне, откровенно говоря, в детстве было хорошо, и безрадостным я его назвать никак не могу. Ярким лучом был отец, обожавший своих детей. Но не жену.
 Как призналась мне мамаша, она не покупала яд на рынке, как в своё время сказала нам с Андрюшей, а ходила к бабке-колдунье, чтобы снять родовое проклятие. Бабка и дала ей зелье, которое следовало подлить отцу в вино. Бабка говорила, что выпив этого заговорённого зелья, отец перестанет бегать по женщинам. Он и перестал — вообще куда-либо и бегать, и ходить.
 Когда мать закончила свой рассказ, я долго молчала. По-глупому умер отец, по-дурацки. Отравился какой-то пакостью. Видите ли, мамаша его от других баб отвадить решила. Но меня интересовал другой вопрос — вдруг во всем этом что-то есть?
 — А проклятие-то родовое бабка сняла?
 Мамаша опять рассмеялась.
 — А вот не знаю, дочка. Не знаю. Что, бросил тебя твой благоверный?
 Я внимательно посмотрела на мать. Она не могла знать, замужем ли я или нет — сколько времени она меня не видела. И вообще меня никто ещё не бросал: моего предыдущего убили… а Волошин меня проиграл…
 — Дай адрес бабки, — попросила я.
 Мать объяснила мне, как к ней проехать, — помнила, несмотря на то, что прошло уже немало времени.
 Больше говорить нам было не о чем. Я оставила матери две бутылки бормотухи, вынула из кошелька несколько купюр. На прощание я попросила её никому — совсем никому! — не упоминать, что я к ней заходила.
 — Не бойся, — ответила мать. — Не хочешь — не скажу.
 — И соседям тоже.
 — Я не общаюсь с соседями, — отрезала мать, помолчала и добавила:
 — Но ты. заезжай иногда все-таки, Наташа…
 Я кивнула. У меня на глаза навернулись слезы, я наклонилась и поцеловала морщинистую щеку. Если бы кто-то увидел нас вместе, никогда не сказал бы, что мы — мать и дочь. Передо мной стояла древняя старуха…
 — Ой, подожди! — воскликнула мамаша и полезла в стенной шкаф у двери.
 — Что ты ищешь? — спросила я. Мать не отвечала, а выкидывала в коридорчик какое-то тряпьё, наконец она нашла то, что искала. Это была потрёпанная белая папка с завязочками.
 — Вот, Наташа, возьми. — Она протянула её мне.
 — Что это? — не понимала я и тут же с брезгливостью стряхнула с папки рыжего таракана, показавшегося изнутри.
 — Квартира завещана тебе, — сообщила мать. — Я хоть и пьянь подзаборная, но ты же все-таки моя дочь…
 Мы обе разрыдались. Я смогла уехать только минут через двадцать, более или менее приведя себя в порядок. Мне было очень жаль оставлять мать, но я обещала ей заехать, как только вернусь в Петербург. Если вернусь. Если она тогда ещё будет жива.




 Глава 20


 К бабке я не поехала. Посмотрела на часы и решила, что не успею, а звонить дяде Саше и объяснять, что мне нужно задержаться, тоже не следовало.
 Зачем, чтобы все остальные меня ждали? Если бы какая срочность… Остатки зелья, которое мать подлила в вино отцу, хранились у меня в рюкзаке с другими вещами, которые сейчас путешествовали в багажном отделении цистерны, — на крайний случай. Я решила, что обойдусь без больших запасов яда, — если что, у дяди Саши найдутся средства для устранения противников. В этом я не сомневалась. Да и вообще мне может не понадобится никого отравлять. Это я так, на всякий случай, беспокоилась. Впитала с молоком матери, что следует делать запасы, потому что завтра может не быть или быть дороже. Кстати, а мамаша грудью-то меня кормила или как? Но это не важно. Почему-то необходимость запасаться всем необходимым надолго вперёд была мною глубоко осознана. Как и быть готовой в любой момент сорваться с места , что уже пошло мне на пользу.
 К бабке я решила наведаться по возвращении, если оно вообще состоится.
 Разберусь со старой каргой. Обойдусь я без её приворотных и отворотных зелий, а вот за отца она мне ответит. Если, конечно, с нею до моего появления никто не разберётся. Ладно, посмотрим, как карта ляжет. А может, она в состоянии устроить мне сеанс встречи на астральном уровне с моим предыдущим? Тогда я бы ей все простила. Но об этом потом…
 Теперь я ехала проститься с Сергеем. Это было последнее мероприятие, запланированное у меня в Питере. Да и что мне ещё туг делать? Поеду в Латвию, оттуда куда-нибудь в Скандинавию, начну новую жизнь… И снова одна. Ну ничего, найдётся какой-нибудь добрый человек, который подберёт бедную девочку. В общем, все равно, кто — раз это не Серёжа.
 Я поставила машину за оградой перед неприметной калиточкой — зачем привлекать к себе внимание? Именно поэтому я не пошла через главный вход по центральной аллее, а двинулась по боковым тропинкам. Дорогу я знала хорошо.
 Последнюю часть пути следовало двигаться вдоль центральной аллеи — иначе было не пройти к нужному месту. Как вы догадываетесь, Сергей был похоронен на престижном месте. Здесь, на кладбище, есть и свой центр, и свои окраины, Престижные и непрестижные места, свои порядки, правила, уклад.
 Неравенство после смерти проявляется так же, как и при жизни: кто-то нашёл последний приют у центральной аллеи, кто-то у самой ограды, кого-то кладут в землю в картонной коробке, кого-то — в хрустальном гробу, кому-то даже не ставят никакой таблички, кому-то воздвигают памятники в натуральную величину, специально заказанные известным скульпторам. Я, естественно, двигалась в сторону коммерческой части кладбища, или престижного центрального района — как вам больше нравится.
 Я не знала, хорошо это или плохо, что я одета на этот раз не старушкой, а современной молодой женщиной. С одной стороны, старушка на кладбище привлекла бы меньше внимания, с другой — я ведь шла не на могилку у ограды, а в ту часть, где лежат сильные мира сего, — вернее, бывшие сильные. Кстати, а где родители Сергея? Я об этом раньше никогда не задумывалась. На похоронах их не было.
 Может, они давно умерли? Вообще-то он был не питерский, а откуда-то то ли из Свердловска, то ли из Сургута.
 Мне стало грустно. Вот ведь как получается: умер человек и никого после него не осталось.
 Женат он не был, детей не народил, фирма перешла к двоюродному брату. И почему я, идиотка, не родила от него ребёнка? Память бы осталась… Но, с другой стороны, что бы я сейчас делала с ребёнком? И кто бы из мужиков стал меня содержать? Нет, кто-то, конечно, стал бы, но младенец был бы осложнением.
 В это мгновение мне очень захотелось ребёнка от Сергея, вообще впервые в жизни захотелось ребёнка. Вот если бы мой предыдущий воскрес из мёртвых, возродился бы как птица Феникс…
 Из раздумий меня вывела спешащая по центральной аллее фигура. Я бросила на неё беглый взгляд — и тут же моя мысль заработала в другую сторону. По центральной аллее к выходу спешил Волошин.
 Так, Олег Николаевич, куда же это вы, интересно? Вернее, откуда? Кого навешали? И почему один, а не в сопровождении охраны. Небезопасно одному-то по кладбищам разгуливать, да и вообще где угодно.
 Мне, правда, тоже было небезопасно. Но меня вряд ли кто узнает в таком виде. Разве только мать и признала. Я сама себе казалась незнакомкой в зеркале, тем более, в зеленом наряде… Тьфу, как я ненавижу этот цвет. Лягушка какая-то.
 Волошин скользнул по мне взглядом — я шла по параллельной аллее, в пяти рядах могил от центральной — и пошёл дальше. Он меня не узнал. Какая-то рыжая девица в зелёных джинсах и пиджаке, причём с широченными плечами. Ну разве кто-то мог сказать, что это Наташа Перепелкина? Да ни в жизнь. Времени мало остаётся до встречи с остальными. Сейчас посижу минут десять-пятнадцать у Сергея да поеду. Не люблю, когда меня кто-нибудь ждёт, и сама терпеть не могу дожидаться кого-нибудь или чего-нибудь.
 Я подошла к огромной мраморной плите, возвышавшейся над мраморным надгробием. «Спи спокойно, Серёга, мы тебя не забудем». «Серёге от верных друзей». А сколько здесь было венков когда-то…
 Я опустилась на скамеечку и посмотрела на выбитый в мраморе портрет.
 Слезы навернулись на глаза. Где ты сейчас, милый? Дура, тут же сказала я себе, ты прекрасно знаешь где. Котлы чистит или в них варится. Не с ангелами же беседует. Хотя я никогда не знала, чего ожидать от моего предыдущего. Он был непредсказуем и способен на такое… Мог выторговать себе место и в раю.
 Я смотрела на портрет Сергея и вспоминала, как могли смеяться его глаза, как смотрели на меня с любовью… Как мне тебя. не хватает, Серёжа! Все бы отдала, чтобы тебя вернуть… Свою молодость, красоту, как девушка из восточной притчи, поясняющей, почему восточные женщины закрывают лицо до глаз.
 Правда, там героиня пожертвовала своей красотой, чтобы спасти сестру…
 Я поняла, что не могу больше смотреть на его портрет. Чтобы не разрыдаться, я опустила глаза и уставилась в одну точку. Какое-то время я, пожалуй, ничего не видела, потом мой взгляд стал осмысленным, и я заметила что-то беленькое в узкой щёлочке практически рядом с землёй. Из мраморной плиты торчал кончик какой-то бумажки. Или это мне кажется? Может, крыша съезжает? Я протянула руку и длинным ногтем потянула за кончик. Из щели показалась тонюсенькая бумажная ленточка длиной сантиметров пять.
 Серёга меня услышал? Прислал привет из преисподней? Зовёт в гости? Или на постоянное место жительства? Какие-то идиотские мысли проносились у меня в голове.
 Я развернула бумажку. На ней печатными буквами было написано одно слово: «Водолей».
 Это ещё что за новости? Кто кому пишет? Серёга из преисподней? Или друзья его предупреждают, кому встречу готовить, котёл почистить?
 На всякий случай я быстро огляделась. Черт знает, что это за бумажка и кому она на самом деле адресована. В любом случае, не стоит, чтобы кто-то видел, что я её нашла. А то ещё появятся лишние проблемы. У меня их и так выше крыши.
 Вокруг не было ни души, пели птички, лёгкий ветерок слегка трогал кроны деревьев. Я сложила бумажку точно так же, как было вначале, всунула её в щель и стала осматривать землю вокруг могилы.
 Дождя давно не было, так что грунт был сухим, и следов на нем не было видно. Приехала бы на пять минут пораньше, увидела бы, откуда шёл Волошин. Меня раздирало чисто женское любопытство. С моим предыдущим они были знакомы.
 Но с другой стороны, сколько тут бывших знакомых Волошина лежит? Да каждый второй. К кому угодно мог заезжать. Вот только зачем? Сентиментальностью Олег Николаевич никогда не отличался. Он мог присутствовать на чьих-то похоронах, но ничего подобного в это время не происходило. Оставался один возможный вариант — деловая встреча. Но вот с кем? Кто мог назначить Волошину деловую встречу на кладбище? Или он сам кому?
 Я опять погрузилась в раздумья, из которых на этот раз меня вывел весьма специфический запах перегара. Я подняла голову. Справа на тропинке стоял потрёпанный, давно не бритый мужичонка со свисавшей изо рта «беломориной».
 Это ещё кто такой? У меня в голове промелькнуло множество мыслей.
 Кстати, нашёлся ещё один возможный ответ на мучивший меня вопрос: Волошин мог встречаться с могильщиком. Ну например, чтобы попросить устроить кому-то «двойное дно». Только не стал бы Волошин сам об этом договариваться.
 Я глядела на мужичонку, он — на меня. Я не произносила ни звука, не представляя, что сказать, да и вообще стоило ли начинать с ним разговор?
 Мужичонка первым нарушил молчание.
 — Все ходишь к нему, — заявил он. — Сильно, знать, любила.
 Мужичонка констатировал факты, а не задавал вопросы. Он что, тоже меня узнал? Но я-то его видела впервые. Я решила разобраться.
 — А вы тут часто бываете? — поинтересовалась я.
 — Каждый день, — ответил он и попросил:
 — Можно я присяду с тобой? Ноги чегой-то побаливают. К дождю, наверное. У меня всегда перед дождём болят.
 — Садитесь, — разрешила я.
 Почему-то мне не хотелось прогонять его. Жалкий он был какой-то. Не могу объяснить, но у меня что-то шевельнулось в душе при виде этой человеческой особи. Помочь ему как-то захотелось. Хоть что-то доброе для него сделать. С виду совсем опустившийся, бомж, но каким-то непонятным образом располагал к себе.
 Может, что про Волошина скажет? Видел, наверное, куда тот ходил. Если, конечно, Олег Николаевич не с этим типом встречался. И не по мою душу.
 — Спасибо, дочка, — заявил мужичонка, опускаясь на край скамеечки. Он старался меня не запачкать. — Вот ведь ты какая: тебе ведь неприятно, а все равно разрешила. Эх, все мы — люди, все мы — человеки. Я сказал, что у меня ноги болят, и ты меня пожалела. Выпить хочешь?
 Я покачала головой. Выпить мне совсем не хотелось, тем более я была за рулём, но вот нос заткнуть желание не оставляло, правда, я мужественно держалась, чтобы не обидеть мужичка.
 — Меня Николаем зовут, — представился мой новый знакомый.
 — Наташа, — выпалила я, а потом тут же. пожалела: может, стоило как-то по-другому назваться?
 — А я вот выпью, Наташа, — сказал Николай, извлекая початую бутылку из внутреннего кармана потрёпанного, далеко не первой свежести пиджачка. — Твоё здоровье.
 Дядя Коля отвинтил пробку, отхлебнул из горла, вытер грязным рукавом рот, аккуратненько закрутил пробку и убрал бутылку.
 — Часто, часто ты у него бываешь, — кивнул дядя Коля на портрет моего предыдущего, выбитый в мраморе. — Красивый мужик.
 — Был красивый, — поправила я, думая, что в пепле, оставшемся от Сергея, его никто никогда не узнал бы.
 В бумагах, оставшихся после него в сейфе, нашли завещание. То ли Сергей предчувствовал свою смерть, то ли последовал примеру западных бизнесменов, уже в относительно молодом возрасте составляющих завещания. Одним словом, он просил себя кремировать, мотивируя это тем, что не хочет, чтобы его телом питались черви, всегда вызывавшие у него отвращение.
 — Нового-то пока не завела? — продолжал задавать вопросы дядя Коля.
 — Такого, как он, больше никогда не будет, — ответила я, удивляясь сама себе: откровенничаю с каким-то бомжом, но почему бы и нет? Выговориться-то кому-то надо.
 И тут меня понесло. Я рассказала дяде Коле, что была просто круглой дурой, не ценила свои отношения с моим предыдущим, не ценила его самого. Имеем — не храним, потеряем — плачем, но тут уже никакими слезами горю не поможешь.
 Все, кто встретился мне на пути после Сергея, не ищи с ним ни в какое сравнение, но это я только теперь поняла. Мне никто не нужен, кроме него, а его больше нет…
 Николай слушал очень внимательно, не перебивая, давая мне выговориться.
 Слезы текли у меня по щекам ручьём, я совсем забыла о том, что меня ждут полковник Никитин, Марис, Вахтанг и прочая компания. Мне было не до них. Я отдала бы все на свете, чтобы вернуть Сергея.
 — Эх, Наталья, Наталья, — вздохнул дядя Коля, когда поток речей, лившийся из меня, немного иссяк, он снова извлёк из внутреннего кармана бутылку. — Точно не будешь? — Я покачала головой, хотя теперь мне уже хотелось выпить. — За твоего. И за вашу любовь.
 — За упокой души тогда, — поправила я.
 — Нет, Наталья, — сказал дядя Коля. — Для тебя он жив. И ты его до сих пор любишь. За вашу любовь.
 Я решила, что Николай уже здорово принял, к тому же это явно наложилось на старые дрожжи — ну что, дело житейское. Мне стало полегче: выговорилась кому-то. Я пожалела, что отдала мамаше всю выпивку, мне очень хотелось чем-то угостить Николая.
 — Я уезжаю, — внезапно выпалила я. — Наверное, надолго. Не знаю точно, насколько. Я ведь к нему попрощаться пришла. Вы… присмотрите за могилой, пока меня нет? Я вам заплачу.
 Я полезла в сумочку, извлекла кошелёк и уже собиралась достать несколько купюр, но Николай меня остановил.
 — Не надо, Наталья, — покачал он головой. — Не надо мне от тебя денег.
 Я и так присмотрю. Просто так. Ради тебя. Потому что есть такие женщины. Такие, как ты. Ты — молодая, красивая, небось мужики вокруг роятся, а ты все его любишь, Его уже год почти как на свете нет, и у тебя нет надежды его когда-то снова увидеть… Не возьму денег. Я все равно тут каждый день. Приходить буду и тебя вспоминать. А вернёшься, вот тогда и бутылку мне поставишь.
 Неужели отказывается от денег? Я не верила своим ушам. Опустившийся, спившийся мужичонка, кладбищенский бомж, а так говорит… Есть такие женщины, как я… Я могла бы добавить, что есть такие люди, как дядя Коля. Интересно, кем он был раньше? Как тут оказался? Что произошло у него в жизни?
 Я все-таки протянула ему полтинник.
 — Выпейте за меня, дядя Коля. Пожалуйста. И за упокой. Хорошо?
 Николай понял, что обидит меня, если не возьмёт денег, и взял. Подумать только: расшаркиваемся друг перед другом с каким-то бомжом…
 Внезапно у меня зазвонила трубка сотового телефона. Это звонил дядя Саша: они уже беспокоятся. Я Сказала, что выезжаю, что все в порядке, просто немного задержалась.
 — Тебя уже ждут, Наташа? — посмотрел на меня Николай. Я кивнула.
 — Я тебя провожу до ворот?
 Я опять кивнула и сказала, что поставила машину у боковой калитки.
 Николай, конечно, знал эту калитку, потому что сам главным входом не пользовался. Мы встали и направились к ней.
 Стоило нам сделать несколько шагов, как увидели мужчину, внешность которого показалась мне очень знакомой. Ему было лет пятьдесят, блондин с холодными голубыми глазами. Высокий, подтянутый, изысканно одетый, он чем-то напоминал викинга — так, как я их себе представляла. Он довольно быстро шёл по центральной аллее и уже завернул к коммерческой площадке, с которой выходили мы с дядей Колей. Холёный мужчина бросил на нас удивлённый взгляд.
 Наверное, мы с Николаем смотрелись весьма странно: хорошо одетая молодая девица и спившийся бомж, достающий мне только до плеча. Я благоухала «Клима», дядя Коля — перегаром. Тем не менее мы с ним шли рядышком и мило беседовали как закадычные друзья.
 Викинг посторонился, пропуская нас, и пошёл дальше по той же тропинке.
 Ну где же я его видела? Я оглянулась — и встретилась со взглядом холодных голубых глаз. Мы одновременно отвернулись.
 — А этот часто тут бывает? — поинтересовалась я у дяди Коли.
 — Первый раз вижу, — ответил он. — Сегодня ещё один был, прямо перед твоим приходом.
 Я поняла, что он имеет в виду Волошина, про которого я совсем забыла, углубившись в воспоминания о своём предыдущем.
 — Оглянитесь, пожалуйста, — попросила я Николая. — К кому этот пришёл?
 — А сама чего?
 — Да как-то… — промямлила я, но все-таки посмотрела назад.
 Викинг примостился на той же скамеечке, где только что беседовали мы с Николаем. Он не смотрел назад, а сидел, как и я совсем недавно, уставившись на портрет.
 Я на мгновение остановилась. Черт побери, кто же это? Один из бывших партнёров Сергея? Друг? Но друзей я всех знала, да и по возрасту они не очень-то друг другу подходили: Сергею было бы сейчас всего тридцать три… Но все-таки я его определённо где-то видела. А значит, и он мог видеть меня. И может быть, узнал, несмотря на мой наряд, как, например, дядя Коля.
 А если предположить, что эти люди мне встретились не случайно. Нет, такого не может быть. Дядя Коля кладбищенский бомж. Но кем он был раньше? Нет, все равно не может быть. И кто же такой Викинг? Где-то, где-то мы раньше пересекались…
 — Дядя Коля, а как вы меня узнали? — Я решила разобраться с вопросом. — Я ведь сегодня…
 — Рыжая? — усмехнулся дядя .Коля. — А ты только одна к нему ходишь. Уже год ходишь. Я один раз уже хотел к тебе подойти, месяца два назад, да ты быстро ушла. Другая-то откуда взялась бы? Ну сама подумай. А то, что ты сегодня рыжая… Я разок взглянул, другой… Хоть и волосы другие, а разговариваешь ты с ним точно так же и плачешь так же… Ну какая другая?
 Я кивнула. Ход мыслей Николая был мне понятен. Но вдруг признает кто-то ещё? Может, стоило все-таки старухой нарядиться? Ладно, все равно уже поздно. Я решила выяснить про Волошина.
 — А к кому тот, первый, приходил?
 — Тоже где-то здесь сидел, — пожал плечами дядя Коля. — На этой площадке.
 — А где точно, не вспомните?
 — Надо тогда отойти по аллейке туда, где я стоял… Да только этот теперь сидит, — дядя Коля кивнул головой назад. — Тебе это так важно?
 Я задумалась. Нет, пожалуй, мне было необязательно знать, к кому приходил Волошин. Но с другой стороны, записка, вставленная в щель в надгробии… Мог ли её оставить Волошин? Викингу? Но зачем? Все-таки я должна была узнать, не использует ли Олег Николаевич надгробие моего предыдущего для передачи посланий.
 — Важно, — твёрдо ответила я дяде Коле.
 — Тогда поворачиваем, назад..
 — Знаете что? — пришла мне в голову мысль. — Я постою вот здесь, под деревьями, вас подожду. Не хочу снова этому мужику на глаза показываться. А вы сходите, ладно? И скажете мне. Хорошо, дядя Коля? Ну пожалуйста!
 Я просяще посмотрела на него. Николай сказал, что делает это только ради меня, ещё отхлебнул из своей бутылки и отправился назад. Я скрылась в зарослях кустов и деревьев — так, чтобы с центральной аллеи меня было невозможно рассмотреть. Дядя Коля ушёл.
 Я уже начала беспокоиться, что он не вернётся. Ну зачем я ему сдалась?
 Поговорил после выпивки, полтинник получил, что ещё надо? Я раздумывала, идти ли мне к машине или все-таки ещё подождать. Больше всего не хотелось вновь столкнуться с Викингом. На всякий случай я украдкой выглянула из-за куста — и очень кстати: по центральной аллее как раз шёл Викинг. В отдалении мелькнул дядя Коля. Пережидал, наверное..
 Викинг был хмур, по сторонам не смотрел.
 Как только он скрылся из виду, Николай выскочил из-за какого-то куста и посеменил к зарослям, где пряталась я.
 — Дождалась? Молодец, Наташа. Понимаешь, не хотел у этого перед глазами мелькать, — он кивнул в том направлении, куда скрылся Викинг. — Он так на меня зыркнул… ругаться не стал, правда… Наверное, понимает, что место не то…
 — А что он делал? — перебила я Николая.
 — То есть как что? — не понял мой новый приятель.
 — Ну в смысле… — Я сомневалась: говорить дяде Коле про найденную записку или нет, потом решила, что этого делать не следует. Бомж может разрушить хорошо отлаженный механизм, только вот что это за механизм?
 — Просто посидел на скамеечке, — сообщил дядя Коля. — Как ты… Ну не совсем как ты… Он с ним не разговаривал, слез не лил. Посидел и ушёл. А ты его знаешь?
 Я покачала головой.
 — А первый, пожалуй, на соседней могиле был, — продолжал Николай. — Но неуверен я, дочка. Но кажется, на соседней.
 Я уже собиралась пойти назад, чтобы проверить, где все-таки был Волошин и осталась ли записка там, где я её нашла, но у меня вновь зазвонил телефон.
 Дядя Саша наорал на меня и велел немедленно ехать. Меня все ждут.
 — Оставь мне свой номер телефона, дочка, — вдруг попросил дядя Коля. — Мало ли что…
 Я не представляла, что могло случиться, что могло бы заставить дядю Колю, кладбищенского бомжа, звонить мне на сотовый телефон. Повинуясь минутному порыву, я вырвала из блокнота листок, правда, написала я на нем номер телефона дяди Саши, не объясняя, почему у меня своего нет. Пусть, если что, полковник Никитин разбирается с возникшими проблемами. А если бомж вдруг решит кому продать информацию, то покупатели получат господина Никитина или ещё кого-нибудь из его «конторы». Правда, предупредить надо будет кагэбэшника дядю Сашу, что мне может позвонить бомж дядя Коля. Хорошие у меня знакомые.
 Наконец мы приблизились к ограде, но пока ещё оставались за очередными зарослями кустов.
 — Дай-ка я первый выгляну, — почему-то шёпотом сказал Николай.
 — А что?..
 — Тс-с! — прижал он палец к губам. — Бережёного Бог бережёт.
 Я пожала плечами и осталась в укрытии. Николай провёл рекогносцировку и вернулся, внимательно посмотрел на меня и спросил:
 — У тебя серая иностранная машина?
 Я кивнула.
 — За ней, метрах в тридцати стоит другая иностранная. Новая. Чёрная. С тонированными стёклами. Водителя и пассажира, в общем, немного разглядеть можно…
 — Викинг? — перебила я. Николай покачал головой.
 — Нет, дочка, не Викинг. Братва.
 Я застыла на месте, потом уточнила:
 — Вы уверены?
 — Пройдём вон сюда. — Дядя Коля повёл меня вокруг кустов. — Сейчас сзади выглянешь. Только осторожней.
 Он был прав: за моей старенькой «бээмвэшкой» пристроился «форд-скорпио». Пока мы глядели на них, на другой стороне притормозила темно-синяя «вольво», тоже с тонированными стёклами. Стекло у водительского места поползло вниз, показалась бандитская рожа с типичной стрижкой, помахала «форду». Я не сомневалась, что эта достойная встреча приготовлена мне.
 Викинговские? Волошинские? Чьи?!
 Я в ужасе посмотрела на Николая.
 — Пошли, — потянул он меня за рукав. — С другой стороны выведу. Или нет… Ребят попрошу. Подбросят тебя, куда скажешь.
 — Каких ребят? — прошептала я, направляясь сквозь кустарник вслед за знающим все кладбищенские дорожки Николаем.
 — Могильщиков, — как само собой разумеющееся ответил дядя Коля. — Машину свою потом заберёшь. Я посмотрю, чтоб не угнали.
 Если бы мне в эти минуты не было так страшно, я бы расхохоталась: бомж дядя Коля будет охранять мою машину от угонщиков! Ну кому рассказать!
 — За ней приедет парень, — тем не менее заявила я. — Прибалт. Зовут Марис.
 — Хорошо, — кивнул Николай. — А если хочешь, ребята её к себе загонят.
 Так даже, наверное, лучше. А?
 Я не считала, что так будет лучше, потому что ни разу в жизни не видела ребят и не представляла, можно ли им доверять. Пусть машина денёк постоит, где стоит. Надеюсь, что никто её не свистнет. Сумка моя при мне, вещи остались у дяди Саши. Хорошо, что ничего не нужно забирать из машины. И как хорошо, что я сегодня в ненавистном зеленом! Сливаюсь с листвой. Ну не совсем, конечно, но не бросаюсь в глаза, как могла бы в оранжевом или красном.
 Вскоре мы какими-то тропинками, перепрыгивая через надгробия, добрались до хозяйственных помещений. Николая здесь все знали, включая собак.
 Дядя Коля велел мне посидеть в закутке, а сам принялся что-то обсуждать с двумя парнями лет по тридцать. Один из них мне тоже показался знакомым… Или он работал на Сережиных похоронах?
 Наконец дядя Коля подошёл ко мне вместе со вторым парнем.
 — Витя отвезёт тебя, куда скажешь, — заявил Николай. — У него машина с тонированными стёклами. Приляжешь на заднем сиденье — никто не увидит.
 — Спасибо, — кивнула я, вставая.
 — Что делать с вашей машиной? — уточнил у меня абсолютно трезвый Витя.
 Я решилась.
 — Вы можете подержать её здесь? За ней приедет мой друг. Может, сегодня поздно вечером. Может, завтра…
 Я протянула ему ключи.
 — Лучше завтра, — ответил Виктор. — В любое время.
 — И пожалуйста, — продолжала я, — постарайтесь, чтобы никто… ну, не увидел, как вы…
 — Не волнуйтесь, — перебил меня Витя. — Я поэтому и сказал, что лучше Завтра. Когда все успокоится.
 Я тепло попрощалась с дядей Колей. Он обещал позвонить, чтобы рассказать, как тут все пройдёт.
 Когда я уже устроилась на заднем сиденье «девятки» Виктора, дядя Коля открыл дверцу и склонился надо мной:
 — Помни, Наташа, что если чего-то очень-очень сильно захотеть, всем сердцем, всей душой, каждой клеточкой своего тела, то желание может и исполниться…
 Он как-то странно посмотрел на меня и захлопнул дверцу машины. Виктор нажал на газ.
 Больше всего на свете я хотела, чтобы мой предыдущий был жив.




 Глава 21


 При виде меня дядя Саша разразился потоком брани, велел быстро садиться в машину. Это оказалась красная «девятка». Я познакомила Мариса со своим провожатым, чтобы они между собой договорились, когда и куда Марису заехать за моей «бээмвэшкой». Наконец мы тронулись в путь.
 За рулём сидел дядя Саша, рядом с ним — Вахтанг Георгиевич, на заднем сиденье — мы с Рутой. Этакая милая компания, отправляющаяся в путешествие.
 Мужчины были значительно старше дам, как сейчас было модно.
 Дядя Саша подробно расспросил меня о случившемся. Единственно, о чем я умолчала, была записка, найденная мною в могильной плите. Почему-то я решила о ней не упоминать.
 — Постарайся все-таки вспомнить, при каких обстоятельствах ты встречалась с этим Викингом.
 — Я с ним не встречалась, — поправила я, — только видела его где-то.
 — Значит, вспоминай, где видела.
 — Думаете, я не пытаюсь? — огрызнулась я.
 — Наташа, не сердись, — подал голос Вахтанг Георгиевич. — Мы же за тебя переживали. Не едешь и не едешь. Потом ты такие вещи рассказываешь… Мы же с Александром Петровичем тебе добра хотим, девочка.
 Ишь, как запел Вахташа. Правда, насколько я поняла, я была совсем не в его вкусе, и он не бросал на меня сальных взглядов. Старший товарищ юной фотомодели Вахтанг Георгиевич Чкадуа. Сказать кому из наших общих знакомых — обхохотались бы. Представляю моего предыдущего… Черт побери, что же имел в виду бомж Николай?!
 — Дядя Саша, — обратилась я к Никитину, — вы, когда дядя Коля будет звонить, с ним повежливее. Ладно?
 — Слушай, яйцо, хватит курицу учить! — взорвался полковник. — Повежливее будь! Да, кстати, вот тебе трубка в личное пользование.
 Дядя Саша извлёк из кармана трубку сотового телефона и протянул мне, Я уже отдала Вахтангу его телефон — как только вернулась с кладбища. Неплохо телефонизирована наша команда — у всех по трубке, кроме Руты.
 — А он на меня зарегистрирован? — решила выяснить я.
 — С какой стати я его на тебя стал бы регистрировать? — Дядя Саша посмотрел на меня через плечо. — Но можешь спокойно давать номер, кому захочешь. — Он помолчал немного и добавил:
 — Ладно, не волнуйся. Поговорю нормально с твоим дядей Колей. И к тебе переадресую. Если позвонит, конечно.
 — Вы ему скажите, что у меня тогда не было своей трубки…
 — Наталья! — закричал Никитин. — Уж соображу как-нибудь, что сказать.
 Не о том думаешь. И что тебе этот бомж дался?
 Я уже собиралась что-то ответить, но тут Рута впервые открыла рот:
 — Я хочу есть, — заявила она.
 — А раньше чего молчала?! — Теперь дядя Саша заорал уже на неё: наверное, он переволновался, дожидаясь моего появления. — Пока эту мадам, — кивок в мою сторону, — битый час дожидались. Предлагал ведь. И не один раз.
 Рутина реакция была для меня странной: она разрыдалась в голос. Никитин тут же остановил машину. Я обняла Руту за плечи и попыталась успокоить. Но не тут-то было: она просто заходилась в плаче.
 — Вы уж выбирайте выражения, пожалуйста, — прошептала я дяде Саше.
 — Это я и без тебя понял, — ответил он мне.
 Вахтанг тем временем извлекал из сумки специально собранный в дорогу сухой паёк. Там также был термос с горячим чаем.
 Рута с жадностью набросилась на бутерброды. Мы втроём молча наблюдали за тем, как она ест: словно хищный зверёк, которого в неволе морили голодом, а потом впервые выдали пайку. Она держала бутерброды на коленях, одной рукой прижимая пакет к телу, нагибаясь над ним, словно защищая собой, чтобы не отобрали. Она давилась, глотала, не пережёвывая, как будто пыталась съесть побольше, пока не отняли то, что дали.
 Я взяла термос из рук Вахтанга, наполнила чашку и протянула её Руте.
 — Запей.
 Она дёрнулась от меня, как от прокажённой. Вначале я не поняла, почему, но потом одна любопытная мысль пришла мне в голову.
 — Ты боишься, что там отрава? — мягко спросила я её. — Наркотики? Что тебе опять станет плохо?
 Я на глазах у Руты отпила половину и протянула ей остатки.
 — Пусть они тоже… — хрипло выдавила она из себя, кивая на мужчин.
 Вахтанг с дядей Сашей последовали моему примеру и только после этого Рута согласилась выпить чаю. Бедняжка! Через что же ей пришлось пройти?!
 Наконец мы снова тронулись в путь. Дядя Саша, Вахтанг и я вели машину по очереди, чтобы не тратить время на остановки. Рута всю дорогу или дремала, или находилась в полузабытьи. Правда, пару раз она вскидывала голову и, обернувшись назад, долго смотрела сквозь заднее стекло. На наши вопросы она вначале не отвечала, потом мимоходом бросила фразу, что ей кажется, что вон та синяя машина нас преследует. Это, наверное, за ней. Дядя Саша заверил девушку, что та машина появилась совсем недавно и мы её абсолютно не интересуем. Он оказался прав: через пару километров машина свернула. Подобное произошло ещё один раз — Руте показалось, что мы заинтересовали КамАЗ. Но мы якобы усилиями дяди Саши быстро ушли от погони. Ни есть, ни пить Рута больше не просила.
 В Латвии нашей целью был Мадонский район. Дорога до него от Риги отняла часа три с половиной, потом мы ещё немного поплутали в поисках нужного нам пункта и наконец оказались в местечке, отмеченном на нарисованном Марисом плане. В доме, куда нам следовало прибыть, нас уже ждали.
 Двухэтажное, вытянутое здание стояло на отшибе. До ближайшего жилого дома было около километра. Между этим последним жилым домом и нашим временным пристанищем находилось кладбище. Ну вот, опять я неизвестно куда попала!
 Предложенное нам жильё оказалось небольшой сельской гостиницей, куда можно приехать отдохнуть на полный пансион. Но в это время отдыхающих не было, в доме жила группа представителей Молдовы из двенадцати человек, приглашённые местной администрацией: десять женщин, двое мужчин. Это были сезонные рабочие.
 Они работали на прополке свёклы, потом собирались в другую часть Латвии — опять на прополку. В конце лета и осенью будут работать на сборке урожая — опять по всей территории Латвии. Трудились они весь световой день. Администратор — латышка лет сорока пяти — готовила им завтраки, обеды и ужины, даже хлеб сама пекла. Хочу сказать, что более вкусного хлеба, чем латышский домашний, не ела нигде и никогда. Я вообще стараюсь поменьше есть мучного, дома практически не употребляю ни хлеб, ни булку — фигуру надо блюсти — но тут не смогла удержаться. Хлеб был одновременно и кислый и сладкий, очень долго не черствел, а уж когда только из печки… Нет, не могу даже вспоминать — начинают течь слюнки.
 Латышка проживала в этом же доме с мужем и сыном, у них на первом этаже был свой отсек. Муж работал в полиции — дежурил где-то сутки через трое, а в свободное от работы время помогал по хозяйству. Они держали шесть коров, кур, уток, нутрий и овец.
 Администратор Винета, дальняя родственница Мариса, приготовила к нашему приезду две соседние комнаты на втором этаже. В одной поселились мужчины, во второй — мы с Рутой.
 Больше всего меня поразило то, что в здании были душевые с горячей водой и нормальные туaлеты. Было проведено горячее водоснабжение, несмотря на удалённость от районного центра и на то, что дом стоял один, окружённый с двух сторон полями, с третьей — кладбищем, а с четвёртой — лугом, за которым начинался редкий лесочек и протекала речка. Конечно, в особняках, где мне доводилось бывать, имелись все условия для нормального проживания, но только не в сельских гостиницах. Вы можете себе представить дом, предназначенный для проживания сельскохозяйственных рабочих где-нибудь под Гатчиной или Лугой? И что за условия там предложат проживающим?
 Вахтанг Георгиевич долго осматривал место, где нам предстояло жить, и был хмур. Чкадуа, конечно, привык к шикарным местам отдыха. Я тоже была избалована за последние годы, но ведь все могло оказаться гораздо хуже. «За неимением лучшего живут с собственной женой», — так говорят французы. За неимением лучшего, следовало обосновываться здесь, где нас с Вахтангом Георгиевичем уж точно никто искать не будет.
 Вдруг кислое выражение Чкадуа начало резко меняться. Я проследила за направлением его взгляда. Группа молдаванок шла на ужин.
 Вахтанг Георгиевич облизнулся и снова, как и в больнице, напомнил мне кота над блюдцем сметаны. Правда, теперь он одновременно напоминал и кобеля, внезапно оказавшегося в стае течных сук.
 Приблизившиеся к дому молдаванки смотрели на нас с интересом.
 Естественно, их внимание в первую очередь привлекли особи мужского пола, мы с Рутой рассматривались как соперницы. Не сомневаюсь, что жадный взор грузинского мужчины был замечен и взят на вооружение. Предстояло только дождаться ночи.
 Как только девушки скрылись в доме, Вахтанг Георгиевич хлопнул себя по толстым ляжкaм, совершил какое-то непонятное движение всем телом, наверное, подсказанное ему генетической памятью как брачный танец предков, и заявил:
 — Вай! А мне тут нравится! — и опять облизнулся.
 — Условия устраивают? — поинтересовался дядя Саша с ничего не выражающим лицом.
 — Великолепные условия, — кивнул Вахтанг Георгиевич и двинулся в дом.
 Мы с Никитиным переглянулись. Он закатил глаза, я с трудом сдерживала смех.
 Забегая вперёд, скажу, что Вахтанг Георгиевич трудился, не покладая рук (и других частей тела), все время нашего пребывания в латышском посёлке.
 На следующий день приехал психотерапевт, Друвис, приятель Мариса, чтобы заниматься Рутой.
 Друвис вначале решил поговорить с дядей Сашей, Вахтангом и мной, чтобы как можно подробнее узнать о случившемся с девушкой. Конечно, Марис не мог ему всего рассказать по телефону. Мы, естественно, тоже не могли говорить с полной определённостью, больше делились своими догадками. Друвис обещал сообщить нам, что ему удастся узнать от Руты. Дядю Сашу (да и меня тоже), в частности, интересовало, как Рута могла оказаться на заводе, откуда отправила факс Марису в Ригу.
 У дяди Саши нашлись в Латвии какие-то дела, и он, забрав машину, отлучился на пару дней. Сказал, чтобы мы спокойно отдыхали. Перед отъездом дядя Саша презентовал мне заколку, «одно из последних достижений техники», как он выразился, и велел с ней не расставаться.
 — Даже спать с ней? — уточнила я.
 — Ну, не надо утрировать, Наташа. Но никуда не выходи без неё. Это не шутки.
 — А что в ней?
 — Специальное приспособление. Благодаря ему мы всегда сможем тебя найти, если что. Но, надеюсь, все будет в порядке.
 Я сама понимала, что меры предосторожности все-таки принять следует.
 В следующие дни Друвис работал с Рутой, в перерывах беседовал с нами с Вахтангом. К счастью, стояла великолепная погода, и я валялась на солнышке.
 Чкадуа предпочитал сидеть под деревцом, в тенёчке. Он проводил много времени на телефоне, решая деловые вопросы. Мне звонить было некому. Я немного общалась с администраторшей-латышкой, вечерами — по полчасика с молдаванками, но они обычно хотели побыстрее добраться до кровати, чтобы лечь отдыхать. В общем, было скучно.
 От Вахтанга, с которым мы на пару коротали время на берегу речки, я узнала много интересного в плане организации вино-водочного производства. К моему великому удивлению, большая часть фальшивой водки тайком разливалась не в таинственных подвалах, а на всем известных предприятиях.
 — Но как же так? — недоумевала я.
 Оказалось, что по отчётам эти самые предприятия работают вполсилы (или в одну четверть, или вообще по документам загружают оборудование всего процентов на десять). Но ни один чиновник ни разу не задал Вахтангу Георгиевичу лишнего вопроса, даже не поинтересовался, как это он убедил рабочих трудиться, можно сказать, на голом энтузиазме — за зарплату в сто «деревянных».
 — А что делается в подвалах? — спросила я у Вахташи.
 Я ведь видела его личный бункер, к которому вёл подземный ход: там химичили будьте нате. Правда, я не стала ему признаваться, что побывала там.
 Вахтанг пояснил, что к нему приходят цистерны из Польши, его работники немного перерабатывают «сырьё», (чтобы его стало больше), а потом те же цистерны везут новую смесь в принадлежащий ему цех (или в подвалы). Вот, значит, чем занимаются Вадик с Ленькой. Бункер — запланированная остановка цистерн по пути на завод.
 — А зачем же все-таки нужны подвалы? — не отставала я.
 — Ну, например, для разлива по стаканчикам, — ответил Чкадуа.
 — По чему? По чему?
 — Ах, ты же не пьёшь из такой посуды! — воскликнул Вахтанг Георгиевич и принялся за объяснения: ему тоже было скучно, а поговорить с кем-то хотелось.
 Чкадуа всегда тщательно изучал спрос. А на какое спиртное есть спрос? В магазине обязательно должна быть водка «Русская» или другие её дешёвые разновидности. И ещё обязательно нужны «стаканчики» — для тех, кто спешит похмелиться или пьёт в одиночку. Потребляющие это пойло не интересуются качеством и происхождением напитка, — эти вопросы им вообще не приходят в голову. К тому же водка в пластмассовых стаканчиках по 0, 125 литра на сегодняшний день вообще запрещена к реализации на территории России. Поэтому разлив производится по подвалам.
 — Но магазины их берут?
 — Крупный универсам не возьмёт, но у нас же много всяких торговых точек, — усмехнулся Вахтанг. — В маленьком магазинчике водка даёт процентов семьдесят пять оборота. Причём или дешёвая в поллитровке, или опять же родимые стаканчики. Спрос определяет предложение, Наташа. Я произвожу, потому что потребитель требует, а не наоборот.
 Вахтанг пояснил, что в моем родном городе на Неве на каждую бутылку настоящей заводской водки приходится примерно двадцать суррогатов.
 Неплохая статистика. Великолепные шансы отравиться.
 — Так где же мне её покупать? — решила выяснить я, беспокоясь о собственном здоровье, вернее, о здоровье будущих спонсоров — я-то сама предпочитаю виски со сливками, как я уже говорила.
 — У меня, Наташа, у меня, — расплылся в улыбке Вахтанг Георгиевич. — Своим я продаю все только настоящее.
 Вахтанг Георгиевич совсем разоткровенничался. Оказалось, что подпольная линия окупается за двадцать четыре часа работы, так что, как бы ни старались правоохранительные и контролирующие органы, подпольные цеха были, есть и будут.
 По предположениям Вахтанга, на каждый район Питера действует в среднем от пяти до десяти подпольных цехов. Он сам ещё исключение — у него есть и официальный.
 Поскольку он поставляет грузинские вина и русскую водку за границу, ему нужно покупателям-буржуям официальный цех демонстрировать.
 — Вино и водка настоящие? — лукаво спросила я.
 — Наташа, таких вопросов не задают! — Вахтанг помолчал немного, а потом добавил:
 — Почти. — И тоже улыбнулся. — Что русскому хорошо, то немцу — смерть.
 Знаешь такую поговорку?
 Я знала и сама недавно вспоминала — как раз в гостях у Чкадуа. Меня так и подмывало спросить, что в этой связи про грузин говорят, но сдержалась.
 — Ну так вот, если иностранец — какой-нибудь там француз или немец — выпьет нашего cуррогата, он же концы отдаст! А наши пьют да нахваливают. И зачем мне тратиться на дорогое сырьё для наших, если и из дешёвого напиток можно изготовить? У меня разностороннее производство: на экспорт и для внутреннего рынка. А самая элитная его часть — для своих.
 — А кому вы наступили на больную мозоль? — поинтересовалась я.
 Вахтанг Георгиевич развёл руки.
 — Вот чего не знаю, того не знаю, — ответил он. — В самом деле не знаю.
 Зураб сейчас проводит проверку. Врагов у меня много, Наташа. Прибыли-то, сама знаешь, какие. Ну не знаешь, но догадываешься. Вообще-то я всем плачу… У руководителя каждого цеха и подвала есть менты на дотациях. Они за несколько часов до предполагаемого шмона приезжают предупредить. Подвальная линия сворачивается, левый товар увозится. Никакие работяги меня в глаза не видели, начальники цехов — в смысле подвалов — имеют дело или с Вадимом, или с Ленькой, которые по большей части тихо сидят у меня на даче. Начальник производства на металлопрокатном заводе — Зураб.
 — Может, кто-то хотел прибрать к рукам ваш официальный цех? — высказала предположение я. — Ведь стреляли же там.
 Вахтанг пожал плечами.
 — Все может быть. Не знаю пока. Врагов много. Ой, какие люди завистливые, Наташа! Какие жадные! Ну почему сами не работают? Нет, надо у другого отнять и себе присвоить — то, что другой заработал. Вай, вай, вай!
 Вахтанг Георгиевич схватился за голову и забормотал себе под нос что-то на грузинском. Я молчала, лёжа на животе и подставляя, солнышку свою стройную спину. Загар с каждым часом становился все темнее и темнее. Скоро буду такой, как Лена Отару! Блондинка со смуглой кожей. Где-то сейчас Лена? А Дубовицкий? А Волошин? Кто чем занят? Ищет ли меня кто-нибудь?
 У меня периодически возникало желание расспросить Вахтанга Георгиевича про кухарку Людмилу, хотя я понимала, что в её судьбе все равно ничего не изменится: Ей, можно сказать, крупно повезло, что она оказалась у Чкадуа, а то, что её взаперти держат и используют, — так за все надо платить. Наверное, она сама это понимает. А я, в свою очередь, понимала и её, и Вахтанга Георгиевича.
 И вообще, что-то я больно жалостливая стала в последнее время.


* * *

 На второй день вечером к нам с Вахтангом за ужином подсел Друвис. Дяди Саши ещё не было: он позвонил на мою трубку и сообщил, что задержится. Сообщил, что Николай из Питера с ним не связывался. Мы с Вахтангом даже не представляли, где находится дядя Саша и чем он занят, но не стали задавать лишних вопросов.
 Приедет — расскажет, если посчитает нужным. Я подозревала, что полковник Никитин встречается с представителями каких-то латышских спецслужб.
 — Ну, как она? — спросила я о Руте. Друвис пожал плечами, потом высказал предположение, что, вероятно, использовались искусственные наркотики.
 Ни Вахтанг, ни я не знали, что это такое и с какой целью их применяют.
 — Цель-то ясна, — заявил Друвис. — Растормозить и заставить поддаться мощным сексуальным импульсам. Руту надо будет ещё гинекологу показать, а лучше венерологу. И кардиологу не помешает.
 — Почему кардиологу? — не поняла я. Гинеколог с венерологом были объяснимы, психотерапевт тоже, но кардиолог?
 Друвис пояснил, что от употребления искусственных наркотиков разрушается сердце. Одно утешает, что это было недолго. Психотерапевт пояснил, что один из признаков распознания амфeтаминового наркомана (он считал, что Руте давали амфетамин или метамфетамин) — параноидные состояния, ему везде мерещится слежка. А Рута на каждом сеансе говорит врачу, что её преследуют, хотят убить, ограбить.
 — Но с Рутой довольно просто работать, — заметил Друвис. — Она легко внушаема. Опытный гипнолог может без труда заложить ей в подсознание нужную информацию. Или «стереть».
 — А с ней случайно не работал гипнолог? Там? — спросила я.
 Друвис покачал головой.
 — Нет, просто давали коктейли, потом делали инъекции. К счастью, их было относительно немного. Я думаю, что верну её к нормальной жизни. Вот только, что скажут другие врачи…
 Потом Друвис признался, что случай с Рутой — один из самых лёгких по сравнению с тем, с которыми он столкнулся за последнее время. Не так давно ему пришлось работать с девушками, вернувшимися из Швеции, куда они ездили работать по контракту швеями. Девушки не могли объяснить наличие рубцов на своих телах и постоянно пребывали в подавленном состоянии. Это случилось со многими, кто обратился за трудоустройством в некое совместное предприятие, расследованием деятельности которого после уже занялись латышские правоохранительные органы вместе со шведской полицией. В расследовании принимал участие и журналист Марис Шулманис, статьи которого взбудоражили Латвию и были переведены на шведский и финский языки. При таких обстоятельствах они и познакомились.
 — И что тогда произошло? — спросила я. — Расследование закончено?
 — Да, — кивнул Друвис. — Девочек снимали в порно. Но они этого не помнят. Вывозили не всех. Только легко внушаемых. В той фирме работал очень хороший специалист. Я его, кстати, знаю. Талантливый врач, но вот выбрал такую дорогу…
 — Деньги, — сказал Вахтанг.
 Мы замолчали на какое-то время. Каждый думал о своём. Потом меня начала беспокоить одна мысль, и я поняла, что не успокоюсь, пока не получу ответ. Я посмотрела в глаза доктору Друвису и спросила:
 — А я поддаюсь гипнозу?
 — Нет, Наташа, ты — нет. И, кстати, ты можешь им овладеть.
 Вахтанг Георгиевич с интересом посмотрел на меня.
 — А вы можете обучить меня нескольким приёмам? — обратилась я к Друвису. — Ну самым простым. Пожалуйста.
 Я с надеждой посмотрела на доктора. Про себя я подумала, что готова оказывать ему любые сексуальные услуги (как ещё я могла с ним расплатиться, чтобы заинтересовать его?). Он словно прочитал мои мысли, рассмеялся и сказал:
 — Могу, конечно, что-нибудь показать… И спать со мной за это не надо.
 Но для чего тебе это, Наташа?
 — Для самообороны, — честно ответила я.
 — Ну что ж, завтра с утра начнём. Я столько всего наслушался и насмотрелся за последний год, что понял: девушке с твоей внешностью совершенно необходимо знать приёмы самообороны, причём чем разнообразнее они будут, тем лучше.
 — А я? — подал голос Вахтанг Георгиевич.
 — Как ни прискорбно мне заметить… — витиевато начал Друвис.
 — Понял, — перебил Вахтанг. — Я — человек безнадёжный. Но что-то можно сделать?
 — Что конкретно вы хотите?
 — Ну чтобы меня хотя бы не загипнотизировали. Не зомбировали. Мозга мне не промыли.
 — К сожалению, уберечь от этого я не смогу. Простите, — ответил Друвис.




 Глава 22


 Дядя Саша заехал в гостиницу на один вечер, а на следующее утро снова испарился по каким-то делам. Он не уточнял, по каким, а мы и не спрашивали.
 Меньше знаешь — спокойнее спишь. Дядя Саша одобрил мои занятия с Друвисом. заметив, что владение гипнозом может сослужить мне хорошую службу. Это я и без него знала — после всех моих приключений.
 Никитин сообщил мне, что с ним связывался Марис, сказал, что собирается ещё задержаться в Петербурге. Не знаю уж, что он там делал — Рута-то была здесь. Помнится, он меня уверял, что именно её зов о помощи послужил причиной его появления в городе на Неве. Правда, может, редакция дала ему какие-то задания? Журналисту, нельзя упускать возможность состряпать какую-нибудь статейку, раз уж оказался в таком месте. Тем более что криминогенная обстановка у нас в городе такая, что материала для журналистских расследований непочатый край.
 Марис поведал дяде Саше, что без проблем забрал мою машину у могильщиков. Мог бы, между прочим, и мне позвонить, подумала я. Дядю Колю Марис на кладбище не видел — Никитин специально уточнял. Как сказали Марису могильщики, ожидавшие меня бандиты подежурили часа три, а потом уехали в полном составе. Наверное, решили, что я сделала ноги. Витя, подкидывавший меня к месту встречи с нашей честной компанией, догадался записать номера «форда» и «вольво». И как это мне, балбеске, не пришло в голову? Дядя Саша проверил их по своим каналам: номера оказались липовыми. Что и следовало ожидать.
 Ещё Никитин сообщил мне, что правоохранительные органы устроили хороший шмон на даче Дубовицкого. Правда, как обычно бывает в подобных случаях, главный негодяй успел скрыться, а отдуваться пришлось «шестёркам». Ведётся следствие.
 Когда «маски-шоу» прибыли на место, почти все охранники были пьяны, то есть находились в своём обычном состоянии. Их взяли без проблем. Катю отправили на лечение, таджичек — в приёмник-распределитель.
 — А Лиля? — спросила я. — Вернее… труп?
 — Её закопали в лесу. Пытались замести следы. Один из охранников показал место.
 — Бедная девка! — воскликнула я.
 — Ты знаешь, кто она? — Дядя Саша внимательно посмотрел на меня.
 — Нет, — удивлённо ответила я. — А кто?
 — Дочь банкира. Сергиенко Виталия Станиславовича. Он её усиленно искал.
 Вот нашёл. Ты вообще слыхала про такого?
 — Э… — промямлила я.
 У меня в голове замелькали картинки: как при сканировании видеокассеты.
 Память судорожно работала, выхватывая из своих запасников нужные образы и кадры…
 — Викинг, — выпалила я наконец.
 — Что? — не понял дядя Саша.
 — Я вспомнила, дядя Саша.
 — Что ты вспомнила, девочка?
 — Викинг. Это Сергиенко. Ну тот, которого я видела на кладбище. Там, где познакомилась с Дядей Колей. Он приходил к моему предыдущему на могилу.
 Когда я уходила с дядей Колей, пришёл Сергиенко. А потом эти бандиты… которые меня ждали в машине. Он, наверное, меня узнал. А я только сейчас вспомнила, кто он.
 Я говорила отрывочными фразами, перескакивая с одного на другое. Дядя Саша привык выстраивать все события в хронологическом порядке и всему давать объяснения, а поэтому прервал лившийся из меня несвязный поток и стал сам задавать вопросы. Во-первых, его интересовало, когда и при каких условиях я пересекалась с Викингом, он же Сергиенко. Я пояснила, что лично знакомы с ним мы никогда не были, но я видела его на нескольких презентациях и прочих тусовках, на которых появлялась с Сергеем Бондарем. Только вот как Виталий Станиславович узнал меня на этой неделе?
 — Ну тут все объяснимо, — высказал своё мнение дядя Саша. — Ты, Наташа, — девочка запоминающаяся. Кто же забудет белокурую длинноногую модель?
 — Я на кладбище была рыжей!
 — Может, он дальтоник. Может, для него все едино — пшеничный, платиновый, рыжий. Он помнит образ. Фигуру. Ты же не под старушку маскировалась? Мужики же обычно не обращают внимание на то, во что женщина одета сегодня, не помнят, во что была одета вчера.
 — То есть зря стараемся? — усмехнулась я, прикидывая, так ли сильно рыжий парик и ненавистный зелёный цвет меня изменили? Или моё появление на могиле Сергея свело на нет все старания по изменению внешности?
 — В принципе, зря, — тем временем говорил дядя Саша. — Не надо, конечно, появляться лахудрой, все должно быть чистенько, отутюжено, ну, ты сама знаешь. Но вот отдельные шмотки мы не запоминаем. Я уже лет тридцать назад для себя твёрдо решил не делать женщинам комплименты по поводу новых одёжек…
 — Влипли, что ли? — лукаво посмотрела я на дядю Сашу.
 Он поведал мне, что ухаживая за женщиной, заметил, как ей идёт новый пиджачок. А оказалось, что она его уже два месяца носит, причём регулярно появляется в нем на встречах с дядей Сашей… Потом вышел подобный прокол с блузкой. И колечком… Так что дядя Саша ограничивался фразой: «Как ты хорошо сегодня выглядишь», без уточнения деталей. И это дядя Саша со своей кагэбэшной подготовкой, а другие?
 — Так что, Наталья, когда заводишь нового любовника, не надо стараться быстро обновлять гардероб, чтобы произвести впечатление, — закончил дядя Саша.
 — Но, дядя Саша, — снова обратилась я к Никитину, — все-таки мы с Сергиенко лично знакомы не были…
 — Кстати, а почему ты так уверена, что он тебя узнал? — внимательно посмотрел на меня дядя Саша. — И ведь бандюганы могли быть не его.
 — Ну… — Я задумалась. А ведь дядя Саша прав! Сергиенко тут может быть совсем ни при чем.
 — Он мог потом выяснить, кто ты, — продолжал Никитин. — Кто ходит на ту же могилу. Это я допускаю. Но сразу — навряд ли. Если вы лично не знакомы, а только где-то видели друг друга. К тому же в маскарадном костюме… Ты уверена, что он так хорошо запомнил тебя? Все, что я тут только что говорил, относится к тем женщинам, которых мужчина часто видит. Вот встречаешься с ней регулярно — и помнишь её образ, а на шмотки не обращаешь внимания. Я милую узнаю по походке.
 — Дядя Саша усмехнулся. — И, между прочим, так быстро Сергиенко не мог вызвать своих орлов — даже если бандюганы были его.
 — Почему? — перебила я. — Вызвать-то как раз мог. Во-первых, это могли быть его машины сопровождения. Может, он постоянно с ними ездит. Потом он же, несомненно, с трубкой. Как только мы отошли с дядей Колей — мгновенно набрал номер. Одни были рядом, другие — на «вольво» — подъехали чуть позже.
 — Ну в принципе… Я проверю. Но все-таки, зачем ему присылать за тобой своих орлов? Он же не может знать, что ты у нас в бегах. Далее. Сергиенко — довольно известный в городе банкир. Почему у него тогда машины сопровождения с липовыми номерами? Он ведь был связан с твоим предыдущим, значит, знал, что ты — его женщина. Если бы ты ему зачем-то понадобилась, стал бы искать тебя другими способами. А если б узнал на кладбище, то остановил бы. И вообще, если бы ты была ему нужна, он связался бы с тобой гораздо раньше. У вас должна быть масса общих знакомых, нашёл бы, если бы требовалось. Кстати, раз Сергиенко ходит к твоему на могилу, значит, их что-то крепко связывало. Ведь год прошёл после того, как твоего пристрелили?
 Я кивнула.
 — Год прошёл, а он ходит. И ведь тогда была не годовщина смерти, не день рождения, не Троица. Он пришёл просто так. В обычный день. Постарайся-ка вспомнить, Наталья, какие у твоего могли быть дела с Сергиенко?
 — Может, держал деньги в его банке? — высказала предположение я: это было первое, что пришло мне на ум. Раз Сергиенко — банкир, а мой предыдущий занимался бизнесом, значит, связь могла быть вполне определённая. — Наверное, это нетрудно проверить, — продолжала я. — Сейчас фирмой Сергея заправляет его двоюродный брат. Навряд ли он менял банк. А даже если и менял….
 — Хорошо, я проверю, — кивнул дядя Саша. — Давай координаты фирмы, что помнишь.
 Я продиктовала название, примерный адрес — описала, как добраться до офиса, назвала имя и фамилию двоюродного брата.
 — А зачем вам Сергиенко? — поинтересовалась я у дяди Саши.
 — Знаешь, что даёт силу? — ответил вопросом на вопрос дядя Саша.
 — Ну… — протянула я.
 — Информация, — ответил он. — Во главе угла всегда стоит борьба за информацию. Одни хотят её добыть, другие — уничтожить. А добывают её для того, чтобы использовать — в своих личных целях, чтобы держать кого-то в узде, чтобы… Да что я тебе объясняю элементарные вещи? Ты ведь девочка неглупая.
 Дядя Саша улыбнулся. Научился все-таки к своим неполным пятидесяти годам говорить комплименты.
 — Нам необходимо выяснить, чьи же все-таки ребятки тебя поджидали у ограды, — продолжал Никитин.
 У дяди Саши на этот счёт была своя версия. Он считал, что у дома моей матери кто-то постоянно дежурил — на тот случай, если я появлюсь. В образе бомжа, соседа-пьянчужки, бабульки. Я на этого человека просто не обратила никакого внимания. Ведь замечать профессиональную слежку меня никто не учил.
 — Может, займётесь моим воспитанием, дядя Саша? — лукаво спросила я. — Подготовите специалиста экстракласса? Друвис уже работает с моей скромной персоной, вы добавите навыков… Мне же потом цены не будет!
 Дядя Саша усмехнулся, но в каждой шутке, есть доля правды. Я видела, что он обдумывает моё предложение. И почему бы мне не стать, например, профессиональной разведчицей? Надо же подумать и о старости. И о пенсии, как не так Давно заметил мой брат. Трудовую книжку завести, которой у меня отродясь не было. Ха-ха. Я всегда жила только сегодняшним днём, но теперь решила попробовать освоить кое-какие навыки.
 — Знаешь что, Наталья, — вдруг сказал Никитин, — ты тут, пока сидишь на природе, начинай-ка английским заниматься.
 — Чего? — вылупилась на него я.
 — Я серьёзно, — кивнул дядя Саша. — Вот это всегда пригодится.
 Знания английского были у меня на уровне средней неспециализированной школы, то есть никакие. За границу я ездила только со своим предыдущим, а он владел несколькими языками и был в состоянии объясниться в любой стране. Я не могла определить уровень его знаний, но, по крайней мере, ни в одной стране никаких проблем с общением у него не возникало. Он тоже мне говорил, чтобы учила язык. Делать-то все равно нечего, пока дома сижу. Сидела.
 — А кто будет со мной заниматься? — спросила я у дяди Саши.
 — В следующий раз привезу тебе какой-нибудь учебник, — заявил Никитин.
 — Самообразование — великая вещь. Самообразование плюс практика.
 — В какой следующий раз?
 — Я уезжаю завтра утром, вернусь опять дня через два-три. Найду что-нибудь для любимой соседки. А так… Поговори с Друвисом. Не сомневаюсь, что он лопочет по-аглицки. Рута должна знать языки. Насчёт Вахтанга сомневаюсь…
 — Называется, приехала в Латвию, — хмыкнула я. — Думала, отдохну на природе, позагораю, покупаюсь. А тут — пожалуйста.
 — Зачем терять зря время? — искренне удивился дядя Саша. — Оно же к тебе никогда вернётся. И от чего тебе отдыхать?
 В общем, он был прав. Это я понимала. Ну что ж, пусть дом, стоящий на отшибе латышского посёлка, станет моей базой подготовки к ратным подвигам.
 Гипноз, английский…
 — Дядя Саша, — вдруг выпалила я, — я где-то читала, что иностранному языку обучают под гипнозом. Может, и мне…
 — Чушь это собачья, — сказал он, помолчал и добавил:
 — Но спроси у Друвиса. Может, и есть смысл… Погрузит тебя в гипноз.
 — Я не поддаюсь гипнозу, — вспомнила, что об этом ещё я не успела сообщить дяде Саше. — Меня нельзя погрузить. Меня обучают только приёмам гипноза.
 — Ну можешь не спрашивать, раз тебе все равно без толку. Пусть Друвис с тобой по-своему занимается. Ему хорошо заплачено.
 Последняя фраза навела меня на кое-какие размышления.
 — Насколько я поняла, Друвис оказывает Марису услугу…
 — Он ему не сват и не брат, — перебил дядя Саша. — Оказывает, но за кругленькую сумму. Стал бы он просто так сидеть в этой деревне, когда у него в Риге своя частная практика?
 — Значит, заплатили столько, что эта сумма могла заставить его бросить своих пациентов.
 — Не только это, — добавил дядя Саша. Я удивлённо посмотрела на него.
 — Я же тебе только что объяснял про информацию, Наташа. А Марис — криминальный репортёр. Самый известный в Латвии. Делай свои выводы.
 Я сделала, подумав, что Шулманис, наверное, не просто журналист. Он может быть связан и с латышкой полицией, и со спецслужбами, и с криминальной средой. Да точно связан, раз он про них пишет! Интересный клубок получается. И при чем чу Дядя Саша?
 — А с меня потребуется какая-то плата?.. — решила уточнить я. — За пребывание здесь, за уроки?
 — Друвис с тебя ничего не возьмёт. Ну можешь переспать с ним, но только по обоюдному согласию. Принуждать тебя никто не будет. Ты и так уже здорово помогла. И Марису, и мне. И, надеюсь, поможешь ещё. Поможешь, Наталья?
 — Конечно! — воскликнула я. — Куда ж я денусь?
 «На что буду жить, пока не найду нового спонсора? — подумала я про себя. — Нужно устроиться фотомоделью в какое-нибудь зарубежное агентство, в чем обещал помочь Марис. Обязательно напомню ему при встрече».
 — Местная администраторша — Винета — родственница Мариса. Он ей сюда клиентов иногда присылает, она всегда рада принять людей от него. Здесь же нет круглогодичного потока отдыхающих. Марис сказал, что тебя следует принимать как родную. Вот она тебя и кормит, и поит. А Вахташа платит, но он это воспринял в порядке вещей. Наоборот, не понял бы, если бы его за красивые глаза тут держали. Но с него не убудет — с его-то алкогольными доходами.
 — Он мне тут объяснял механизм… — поведала я.
 — Ну вот видишь, — заметил дядя Саша.
 — А меня, честно говоря, этот вопрос беспокоил, — призналась я. — Ну в смысле, с деньгами…
 — Ох ты, совестливая какая!
 — Это я мужиков доить могу, — продолжала — Тех, с которыми сплю, которым жратву готовлю, на презентации всякие сопровождаю… Но вот так…
 — Ладно, успокойся. Пусть это тебя не волнует. Закрыли тему. Занимайся, пока есть время. Овладевай навыками.
 Я обещала дяде Саше учиться, учиться и учиться, как завещал один великий.
 Воспользовавшись возможностью, я очень подробно описала дяде Саше все, что видела в подземном бункере, к которому вёл ход из-под дома Чкадуа — до этого нам все никак не удавалось надолго уединиться, а ещё кого-то просвещать на эту тему мне не хотелось.
 Внимательно меня выслушав, дядя Саша кивнул и заметил, что ему доводилось видеть нечто подобное в Карелии.
 — Тоже вино-водочный склад? — поразилась я.
 — Да нет, — усмехнулся Никитин. — Бункер. Их немало осталось на бывшей финской территории.
 Как показывала практика, дяди Сашина «контора» явно обнаружила не все.
 Правда, должна заметить, что подземными богатствами Вахтанга Георгиевича полковник Никитин не особо заинтересовался.


* * *

 Дядя Саша уехал на следующее утро, правда, перед тем, как отбыть, ни свет ни заря разбудил меня и сказал:
 — Собери-ка свои вещички, милая. Пусть они лучше в Риге на вокзале в камере хранения полежат, а не здесь.
 — Что, может, придётся быстро с места срываться? — уточнила я.
 — Как знать… — неопределённо протянул дядя Саша.
 Я оставила себе только самое необходимое в небольшой спортивной сумке, а рюкзак с основной массой своих вещей отдала дяде Саше. То же самое сделал и Вахтанг Георгиевич. Я стала жить, как на чемоданах, проводя свои дни в занятиях с Друвисом, Вахтангом и Рутой. Оказалось, что Чкадуа английским владеет, поскольку поддерживает контакты с зарубежными партнёрами, и теперь, лёжа на берегу речки, мы частенько общались на этом языке. Вернее, я не совсем правильно выразилась. Вахташа говорил какие-то фразы на английском, переводил их на русский, заставлял меня повторять. Что-то я запоминала.
 Мы также читали газеты, привезённые дядей Сашей по нашей просьбе. К моему великому сожалению, питерских не было, но, слава-Богу, и в Латвии пока выходит пресса на русском.
 Не могу сказать, чтобы что-то особо привлекло моё внимание — я просто знакомилась с подаваемой информацией. Надеялась найти хоть какую-нибудь статью, подписанную «Марис Шулманис», но мои поиски не увенчались успехом. Но может, Марис пишет только на латышском?
 — Вай! Вай! Вай! — вдруг воскликнул Чкадуа.
 — Что такое, Вахтанг Георгиевич? — Я тут же навострила ушки.
 — Мировая общественность возмущается, — сообщил Чкадуа.
 Я непонимающе посмотрела на него. По мне так пусть себе возмущается на здоровье — нам-то до этого какое дело? Ну ладно бы нашими подвигами — тогда бы ещё куда ни шло, а так…
 — И что вызвало её возмущение? — все-таки спросила я, раз уж Вахтанг обратил на это внимание.
 — Наши продали иракскую нефть. Я плохо разбираюсь в политике, но даже я что-то слышала про конфликты в том регионе.
 — В обход санкций ООН, — продолжал Чкадуа.
 Можно подумать, я знала, что это за санкции, но с нашими башковитыми людьми мне все стало понятно: нашим только дай какую-нибудь санкцию — ООН, не ООН, — они тут же начнут думать, как её обойти и сколько с этого можно поиметь.
 По всей вероятности, поиметь можно было иного.
 — Мировая общественность не возмущается, а завидует, — высказала я своё мнение. — Наши уже сделку провернули, пока законопослушным иностранцам ещё даже мысль в голову не пришла. Молодцы! Горжусь своими соотечественниками!
 «Интересно, — почему-то подумала я, — а не знакома ли я случайно с кем-то из героев?» Вообще-то это не должен быть Дубовицкий: нефть, которую толкает Геннадий Павлович, идёт откуда-то из-под Тюмени, где делами заправляет его брат. Дубовицкий заключает контракты с иностранными партнёрами, своими силами обеспечивает соблюдение графиков поставок, решает больные вопросы…
 Вахтанг почему-то погрустнел.
 — Что такое, Вахтанг Георгиевич? — с беспокойством спросила я.
 — И как я-то, старый дурак, раньше не сообразил? Вай! Почему не сообразил?! — сокрушался господин Чкадуа.
 Ах, вот оно что! Представляю, сколько сейчас народу рвёт на себе волосы — по разным причинам.
 — В Ираке много нефти, попыталась я успокоить друга Вахташу.
 — Теперь сложнее будет, — вздохнул Чкадуа. — Вон написано: «ЦРУ своих людей отправило разбираться».
 «Что нам ЦРУ?» — хотелось сказать мне, но на этот раз я промолчала, чтобы не бередить Вахташину рану — уж очень он расстроился, бедный. Как же так?
 Кто-то сообразил раньше господина Чкадуа.
 В тот день мы ушли с речки раньше обычного.
 Друвис продолжал обучать меня навыкам гипноза. Рута, стала чувствовать себя гораздо лучше. Вечерами мы подолгу разговаривали, обсуждая свои проблемы.
 Она мне так же помогала с английским. В один из вечеров Рута подробно рассказала всю историю её похищения и жизни в гареме.
 Она на чем свет кляла свою неосторожность. Двое ребят-охранников, у которых она решила взять интервью, предложили ей съездить с ними в загородную резиденцию, которую они сторожат в отсутствие шефа. Её заманили тем, что она сможет увидеть все закутки дома «нового русского», пока хозяина нет на месте.
 Ребята показались ей вполне приличными. Она и поехала. Не успела пробыть на дачке и получаса, как появился Дубовицкий.
 Его приезд был незапланированным. Но для Руты он кончился плачевно — она оказалась одной из обитательниц гарема. Валера — один из парней, пригласивших её, — чувствовал себя виноватым, хотя и участвовал в общих оргиях в той комнате, куда заперли Руту вместе с остальными девчонками. Именно он и согласился послать факс Марису.
 Я вспомнила Валеру — накачанного молодца в кожаной жилетке на голое тело, которого самолично напоила водкой со снотворным. Противоречивый парень.
 Но, с другой стороны, какие противоречия? Боится хозяина, а душа болит за девчонок… Может, искренне приглашал латышскую журналистку, чтобы показать ей дом, а потом не мог её отстоять перед хозяином. Или приглашал для себя лично, думая, что там видно будет, на месте разберётся, но не вовремя приехал хозяин и забрал её в общий гарем. Но ведь Геннадий Павлович мог и скаутов посылать на поиски новых рабынь. От него всего можно было ожидать. Трудно сказать… Одно было ясно: Валеру все-таки мучила совесть. Поэтому он и факс отправил с завода, и меня к Лиле повёл, потому что состояние банкирской дочки его здорово беспокоило…
 Но что Валера делал на заводе? Эта мысль ударила меня, как током. Вроде там Геннадию Павловичу ничего не принадлежало. Принадлежало Вахташе, Волошину… Или через подставных лиц?
 Я спросила у Руты, не в курсе ли она, зачем Валера ездил на металлопрокатный завод, откуда был отправлен факс в Латвию. Она недоуменно посмотрела на меня и ответила, что вообще не представляет, откуда его отправляли: Валера просто пообещал это сделать, потому что чувствовал себя виноватым и хотел как-то помочь. Устроить ей побег он не решался.
 — Молодец, что отправил, — сказала Рута, вздохнула и мечтательно посмотрела в окно.
 Так, вздыхаем по Валере. А как же друг-спаситель Марис?
 Рута спросила у меня, что стало с гаремом. Она плохо помнила, как мы её оттуда вызволили, Я не стала вдаваться в детали, но сообщила, что, насколько мне известно, правоохранительные органы осиное гнездо разогнали. Рута стала слёзно умолять меня выяснить, что произошло с Валерой. Она именно его считала своим спасителем, а не Мариса и не нас с дядей Сашей. Непонятно, зачем мы рисковали собой и провернули всю эту операцию. Можно подумать, мне это было нужно для развлечения.
 Но Рута так слёзно умоляла меня, что в моей душе что-то дрогнуло, и я набрала номер трубки Дяди Саши. Тот не совсем понял причины срочности в выяснении судьбы какого-то Валеры, но я настаивала. Никитин наконец, что называется, въехал в тему. Одно он сказал сразу же: все охранники, что служили на даче у Дубовицкого арестованы, кое-кто ранен, убитых нет. Лично про Валеру он сообщит позже. Рута высказала готовность вернуться в Питер и дать показания в пользу Валеры. Я передала её пожелания дяде Саше. Вот Марис-то обрадуется.
 Дядя Саша в свой следующий приезд рассказал, что именно Валера показал место захоронения Лили и вообще был на самом лучшем счёту среди тех, кого взяли у Дубовицкого. За сотрудничество с правоохранительными органами и оказанную следствию помощь ему светило меньше других. Рута твёрдо решила в самое ближайшее время отправиться в Питер. Наше мнение с дядей Сашей по этому поводу совпадало, но мы даже не пытались её отговаривать. Пусть связывается с Марисом и делает что хочет. В нашу компетенцию не входило ни сдерживать её, ни подгонять. Хочет спасти своего Валерика — пусть спасает. Только после всего, что Марис для неё сделал… Ладно, это не моя головная боль.
 Наконец-то хоть в этот свой приезд дядя Саша привёз нам с Вахтангом Георгиевичем бутылку виски, о чем я его давно просила. Сливок у Винеты было в достатке. Мой любимый коктейль теперь будет немного скрашивать мне жизнь по вечерам. Чкадуа: от виски отказался, предпочитая вина и коньяки. Ну что ж, его дело. Мне больше достанется.
 Никитин снова ночевал в гостинице только одну ночь и отбыл на утро. К моему удивлению, интерес к дяде Саше проявила одна из молдаванок, от которой он с трудом отвязался. Наверное, уже возраст даёт о себе знать. Меня вообще поражали молдаванки: работают с утра до ночи, а сил и на мужиков хватает. Двое своих были задействованы. Вахтанга с Друвисом тоже быстро взяли в оборот. Те, правда, сами были не против. В особенности Вахташа, гордившийся своей мужской неотразимостью, и силой и обслуживавший свободных молдаванок по очереди. Вот ведь энергии у мужика! Одним словом — грузин. У Друвиса появилась постоянная партнёрша. Кажется, молдаванки удивлялись, что я одна без мужчины. Но я уже для себя твёрдо решила, что с моим предыдущим никто сравниться все равно не сможет, а с остальными буду спать только в том случае, если это будет нужно для дела.
 Ни с Вахташей, ни с Друвисом этого не требовалось, так что я пребывала в состоянии воздержания, что меня вполне устраивало. И не только меня, но и всех, находившихся в сельской гостинице. Рута, по-моему, на мужиков смотреть не могла. Но по Валере страдала.
 В тот день, когда дядя Саша в очередной раз уехал, после обеда у нашего пристанища притормoзил джип «сузуки» и из него вышли двое хорошо накачанных ребят прибалтийского типа. Это ещё кто такие? Я не хотела бы их встретить на большой дороге.
 Парни уверенно вошли в дом. Рута спала сном праведницы после очередного сеанса с Друвисом. Я быстро оделась, остатки моих вещей в спортивной сумке были наготове, вот только оружия у меня не было… На всякий случай я выскользнула из комнаты, на цыпочках проследовала в конец коридора и зашла в комнату двух молдаванок: двери в комнатах оставлялись незапертыми.
 Периодически я выглядывала в щёлочку, но на второй этаж никто не поднимался. Кто же эти молодцы? Я решила сходить вниз — в туалет на первом этаже.
 Как ни в чем ни бывало я спустилась по лестнице и прислушалась. Голоса доносились из комнаты, отведённой Друвису, располагавшейся на первом этаже. Там он и жил, и занимался со мной и Рутой. Очередное занятие со мной планировалось через час, так что мне было рано совать к нему нос.
 Я выглянула во двор и запомнила номер машины. чтобы потом сообщить дяде Саше, затем снова поднялась к себе. Сидеть на месте спокойно я не могла, поэтому решила разбудить Вахтанга, спящего в соседней комнате (его храп доносился сквозь тонкую перегородку).
 Я зашла в так же незапертую комнату Чкадуа и почти все время отсутствующего дяди Саши и разбудила Вахтанга Георгиевича. Он внимательно выслушал моё сообщение, выглянул во двор, увидел крышу джипа, но, естественно, ничего конкретного предложить не смог, сказал только, что, наверное, стоит позвонить Никитину. Я считала, что дяде Саше звонить ещё рано, это нужно делать только после того, как появится какая-то информация. Мы пришли к заключению, что мне следует в назначенное время пойти на занятие к Друвису, а там действовать по ситуации. Вахташа будет наготове и, если потребуется, придёт мне на помощь.
 — У вас есть оружие? — спросила я. — Хоть что-нибудь, что можно было бы использовать.
 Я с тоской вспоминала арсенал, который был с собой у нашей компании, когда мы брали штурмом дачу Дубовицкого… Но в это путешествие, так как пришлось проходить таможню, мы ничего не взяли. У дяди Саши, конечно, что-то было припрятано, но его-то с нами не было.
 — Только фамильный кинжал, — признался Вахтанг в ответ на мой вопрос, извлекая семейную реликвию рода Чкадуа.
 Я посмотрела на неё, раскрыв рот.
 — А как вы провезли его через таможню? — наконец выдавила я из себя.
 Вахташа усмехнулся, заметив, что секрет фирмы — залог успеха, и что он с этим кинжалом никогда не расстаётся и уже успешно провозил его через множество границ. Как мило.
 Наконец пришло время моей встречи с Друвисом. Вахтанг пожелал мне успеха, и я направилась вниз, — Добрый день, Наташа, — расплылся при виде меня в улыбке психотерапевт. — Ты простишь меня, если мы отложим наши занятия на вечер? Или даже перенесём на завтра? Вот эти господа мои постоянные клиенты. Специально из Риги приехали…
 Господа с большой дороги вскочили на ноги, стали передо мной извиняться и объяснять, что без помощи доктора Аузинса им не обойтись. Ну просто никак. Я милостиво кивнула и удалилась.
 Ребята говорили по-русски с сильным акцентом, а физиономии у них были такие, что их обладатели гораздо привычнее смотрелись бы, как я уже говорила, на большой дороге или у забора с кистенём, чем на приёме у психотерапевта. Хотя как знать, может, теперь и такие клиенты приходят к гипнологам? Веяния времени, мода, престиж… Но для себя я решила, что бережёного Бог бережёт и нам с Вахтангом Георгиевичем следует быть начеку.




 Глава 23


 Остаток дня прошёл в напряжении. По крайней мере, для меня и для Вахташи. Мы прогулялись до речки, что не могло вызвать подозрения для остальных обитателей гостиницы, хотя до этого мы ходили на речку только в первой половине дня. Мы обсудили план возможных действий наиближайшее будущее и все-таки связались с дядей Сашей, сообщив о появлении незнакомых Добрых молодцев прибалтийского происхождения, а также номер их машины. Выслушав нас, дядя Саша велел прогуляться по округе, чтобы точно определиться с местом, откуда он сможет нас забрать, в том случае, если придётся быстро делать ноги. В выбранном месте должно быть укрытие, в котором мы могли бы переждать, пока подъедет дядя Саша.
 — Вы в Риге? — уточнила я.
 — Сейчас нет, — уклончиво ответил Никитин. — Далековато от Мадоны, и до вас сразу же добраться не смогу.
 — А вертолёт здесь раздобыть можно? — вдруг спросил Чкадуа.
 Я удивлённо посмотрела на него, а голос дяди Саши из трубки поинтересовался:
 — На хрена тебе вертолёт сдался, Вахтанг?
 — Улетели бы быстро, если что…
 — А кто сядет за штурвал? — ехидно спросил дядя Саша.
 — Я, — ответил Чкадуа.
 Когда я узнала о новом таланте Вахтанга Георгиевича, он здорово возвысился в моих глазах. Дядя Саша, по всей вероятности, разделил моё мнение и заметил, что будет иметь это в виду. Наверное, он порадовался, что заполучил такого партнёра в своём трудном деле, вопрос только: в каком? Хотелось бы мне это выяснить просто из женского любопытства. Если не из чувства самосохранения: ведь неизвестно, куда меня вовлекают, вернее, уже вовлекли.
 Но пока вертолёта дядя Саша не обещал, все-таки мы находились не в России (и даже не на родине Вахтанга, где он мог бы раздобыть все что угодно по своим каналам). В независимой Латвийской республике, мы считались временно пребывающими иностранцами. А поэтому мы с Вахтангом направились на поиски подходящего места — на тот случай, если нам придётся сидеть в укрытии, дожидаясь дядю Сашу.
 Вначалe наш путь лежал через кладбище, к которому мы вышли по тропинке от речки. Оно здорово отличалось от российских своей ухоженностью, но спрятаться здесь было негде. Никаких густых зарослей кустарника там не было. Да и если станут нас искать, то сунутся сюда первым делом. И дядя Саша тут не сможет поставить машину. Значит, кладбище отпадало.
 С другой стороны кладбища возвышался довольно большой обитаемый дом, который мы обошли стороной и двинулись по направлению к посёлку. По пути попадались отдельно стоящие дома, вокруг которых росли и кусты, и деревца, но должного укрытия не нашли. Вокруг посёлка были поля со свёклой, на которых теперь работали молдаване.
 Итак, мы с Вахтангом осматривали окрестности. Оказалось, что спрятаться недалеко от нашего пристанища было просто негде.
 — В любом случае придётся джип угонять, — заметил Чкадуа. — Ты не обратила внимания, они его заперли?
 — Да уж наверное, — ответила я.
 — Но комнаты-то тут не запирают, — заметил Вахтанг. — Не то что замков, простых защёлок изнутри нет.
 Я пожала плечами. Мне подобное тоже было непривычно.
 — По пути назад проверим, — сказала я. — И надо бы в хозяйский гараж заглянуть. Он точно незаперт.
 — У хозяев нехорошо… — протянул Вахтанг.
 — При чем тут хозяева? Друвис-то не на метле прилетел.
 Вахтанг Георгиевич оживился. Моя идея пришлась ему по душе.
 — А в крайнем случае и пешочком прогуляемся, — продолжала я. — Здесь же нет белых ночeй, как в Питере. Ночью-то тут — хоть глаз выколи. Если вы, конечно, обратили внимание.
 Я усмехнулась. Вахтанг Георгиевич ответил, что ему, откровенно говоря, обращать на это внимание времени не было (ещё бы: один жеребец на стадо кобыл), но он верит мне на слово. Мы огляделись по сторонам в поисках фонарей, но таковых не обнаружили.
 — Они, конечно, смогут осветить дорогу фарами, — заметил Чкадуа, — тогда и нас высветят в темноте.
 — Это ещё бабушка надвое сказала, — ответила я. — Поедут ли за нами и в какую сторону поедут, будут ли тут все окрестности освещать… Мы же можем и по середине поля двигаться. Докуда дойдёт свет фар, Вахтанг Георгиевич?
 — А я-то почём знаю? Посмотрим. Ляжем в гряду, если что. Ничего, Наталья, прорвёмся. Я теперь как-то не сомневаюсь. Вай, ночи тёмные, фонарей нет, дома далеко друг от друга стоят. Вот только надо место хорошее найти, чтобы с Сашей договориться. Не искать потом друг друга среди ночи по этим полям. Смотри. Может, дом какой заброшенный найдём. Или сараюшку.
 — Не забывайте, что вы не в России, — сказала я. — Это в русских деревнях и посёлках обязательно какая-то развалина найдётся, и не одна. И грядки все кривые-косые. А тут взгляните: гряды ровненькие до самого горизонта, дома все как новые, ни тебе гнилого бревна, ни покосившегося угла. Заграница.
 — Оно и есть заграница, — кивнул Вахтанг. — Вай, подумать только.
 Ладно, пошли дальше. Я, правда, подустал. А если ещё и среди ночи столько топать…
 — Ничего, Вахтанг Георгиевич, полезно, — заметила я. — Сейчас не так жарко: облачка, на обратном пути опять к речке сходим, искупаемся, а ночью вообще прохладно будет. Пошли.
 — Долго ходить-то будем? — посмотрел на меня Вахтанг.
 Он что, признал во мне лидера группы? Вот уж чего никак не ожидала от восточного мужчины.
 — До конца посёлка — и обратно, — приняла решение я. — Найдём там какую-нибудь развилку.
 Или в центре что-нибудь интересное окажется. По ходу дела решим.


* * *

 В центре посёлка ничто наше внимание не. привлекло. Нет, мы, конечно, с интересом рассматривали все, что попадалось нам на пути, зашли в сельский магазин, больше напоминавший супермаркет, купили бутылку пива (виски не было) на завалявшиеся в кармане Вахтанга латы. У Вахтанга в кармане старых джинсов нашлись стодолларовая купюра и триста российских рублей. Правда, здесь они нам оказались без надобности, потому что пункта обмены валюты в этом сельском супермаркете не было, видимо, иностранцы и граждане России жаловали туда нечасто.
 По очереди попивая пивко, мы приближались к концу посёлка. Вахтанг давно хотел повернуть назад, убеждая меня, что с другой стороны тоже будут такие же отдельно стоящие жилые дома, как и с нашей, но я упорно шла вперёд.
 — Раз уж сюда дошли, надо до конца проверить, — заявила я ему. — А вдруг?
 — А обратно как пойдём? — ныл Вахтанг. — Ты молодая, а я старый, больной человек…
 «Все бы были такие старые и больные, как Вахтанг Георгиевич, тогда профессия врача, наверное, давно бы отпала за ненадобностью», — подумала я про себя, но промолчала. И вообще я устремила свой взор вдаль: там начинался лес.
 — Поймаем попутку, — сказала я, отвечая на вопрос Чкадуа.
 — Какую попутку?! — закричал Вахташа. — Ты хоть одну машину видела, пока мы тут шли?
 — В центре посёлка что-то стояло, — пожала я плечами. — Да и техника сельскохозяйственная у них есть. А на заводе должны быть грузовики. Они же не только этот посёлок своей продукцией снабжают? Подойдём, попросим подкинуть.
 Здесь же явно все знают про гостиницу. Что там иностранцы живут. — Я усмехнулась.
 — А чем расплачиваться будем? Они ведь не берут тут ни доллары, ни рубли.
 — У меня есть латы в номере.
 — Слушай, дорогая, кем я только в своей жизни не был, но только не альфонсом! — заорал Вахтанг. — Ты думаешь, я позволю женщине платить за мой проезд? За себя платить? Не позволю! Ни за что! Пешком пойду, свалюсь в канаву, умру от разрыва сердца, но не позволю!
 За этой речью последовала тирада по-грузински, а затем Вахтанг погрузился в угрюмое молчание. Мы как раз проходили мимо одного из отдельно стоящих домов. Хозяйка, по всей вероятности, слышала гневный монолог иностранца и выглянула в окно. Я подошла поближе. Вахтанг остался стоять на дороге.
 Хозяйка, латышка средних лет, приоткрыла окно, понимая, что я собираюсь что-то спросить. Я обворожительно улыбнулась. Как я обратила внимание, в Латвии сразу же можно было определить, кто латышка, а кто — русская. Латышки выглядели более подтянутыми и лучше следили за собой. Взять хотя бы нашу хозяйку Винету.
 У неё шесть коров, не говоря уже о других домашних животных и птице, а утром зарядку делает (представьте русскую крестьянку с шестью коровами, да даже с одной, занимающуюся спортом), водой холодной обливается, вечером, когда с постояльцами своими общается, глаза подведены, волосы уложены, одета не как сельская жительница… Латышка, разговаривавшая со мной на этот раз, тоже появилась не в ситцевом застиранном халатике, а в блузке и юбке. Её шею украшали янтарные бусы.
 — Добрый день! — поздоровалась я.
 — Добрый день, — ответила она с сильным акцентом.
 — Мы приехали отдохнуть в вашу местность, живём в гостинице, — сказала я.
 — Да?
 — Вот сегодня первый раз вышли прогуляться, хотим уж дойти до леса. Но, боюсь, что силы не рассчитали, обратно нам будет уже Тяжело идти. Вы не подскажете, как нам договориться с кем-нибудь насчёт машины? У себя дома мы обычно ловим попутку в таких случаях, но у вас, пока мы шли, не встретили ни одной машины…
 Латышка взглянула на часы.
 — Через полтора часа трактор пойдёт на ужин. — Она улыбнулась. — Рабочие поедут домой. С кем-то договоритесь. Если согласитесь поехать на тракторе.
 — Конечно, согласимся! — воскликнула я, ни разу в жизни не ездившая на тракторе. — А если вдруг не увидим… или пропустим…
 — Потом машины на молокозавод будут возвращаться. Но это позднее…
 — А легковые?
 — Зайдите в любой из домов, — пожала плечами латышка. — Здесь у всех машины. Сколько сыновей — столько машин. Как же тут жить без машины?
 Да, тут без тачки никак, а мы приехали только на одной, которой единолично пользовался дядя Саша. В общем, он имел на это право: именно он её обеспечил.
 — Вон зайдите, например, к Озолинсам, — латышка показала на третий от леса дом. — У них сейчас сын из Риги гостит. Точно дома. Или сам Юрис дома.
 — Спасибо, — поблагодарила я. — Большое спасибо.
 — Девушка, — позвала меня латышка, когда я уже собралась отойти.
 — Да? — Я повернулась к ней.
 — Только не предлагайте денег тому, кто согласится вас подвезти. Это обидит человека. Если вам окажут доверие, то ваше предложение заплатить будет воспринято… не так, как вы хотите.
 — Спасибо, — искренне поблагодарила я её. — Я этого не знала. Мы как раз хотели…
 — Вы из России? — спросила латышка.
 — Да, из Петербурга.
 — Я слышала, что это красивый город, но никогда не была. Теперь так, наверное, и не съезжу. Границы, разные государства…
 — Ну, границы — это не проблема, — махнула рукой я, преодолевавшая их без всяких трудностей. Да даже если бы и везла какую-нибудь контрабанду, все равно, думаю, прошла бы. Не надо забывать истину о том, что таможник — он ведь тоже мужик.
 — Проблема, — вздохнула латышка. — не было бы границ, мы жили бы гораздо лучше. Возили бы к вам товар. Уж ваш-то город своими молочными продуктами завалили бы. И вам бы лучше было. У нас же дешевле, чем у финнов, например. А так слишком дорого получается… Невыгодно.
 Я решилась задать вопрос, уже давно волновавший меня. На эту тему мы бурно спорили с дядей Сашей и Марисом:
 — А после разделения с Россией вам лично жить стало лучше или хуже?
 Латышка задумалась.
 — В чем-то лучше, в чем-то — хуже, — наконец ответила она. — Я хотела бы, чтобы не было границ. Вернее, таможенных пошлин. Тогда все было бы нормально. Но большинству… пожалуй, большинству стало хуже. Тем, кто живёт в городах. Но я не могу говорить за всех, — тут же поправилась она. — Мы же отсюда практически никуда не ездим…
 Я поняла, что пора заканчивать разговор, ещё раз поблагодарила её и вернулась к ждущему меня на дороге Вахтангу. Я передала ему суть разговора с местной жительницей, успокоила его, что альфонсом он не станет, поскольку здесь не принято брать деньги за то, что соседа подкинули до дома, и показала на дом Юриса, к которому следует обращаться, если пропустим трактор или заводские машины.
 — Но все равно человека угостить надо будет, — сказал Вахтанг. — Человек нас подвезёт — мы должны ему добром отплатить. Нальём виски — ты же не всю бутылку ещё употребила? — вместе выпьем, поговорим. Как они живут, как мы.
 Я подумала, что нам лучше бы не принимать на грудь лишнего сегодня вечером, потому что, не исключено, придётся пускаться в бега, но я точно знала, что Вахтанга бессмысленно отговаривать от выпивки с «хорошим человеком». Тем более, ему тут разговоры разговаривать было практически не с кем (за исключением Друвиса и моей персоны, уже порядком поднадоевших). Молдаване целый день проводили на работе, вечером двое мужчин удалялись со своими жёнами в отведённые им комнаты, а с остальными женщинами, мужья которых были или на заработках в Других городах (в основном, в Москве на стройках), или таковых вообще не имелось, разговоры У Вахтанга Георгиевича были особые. Женщины на него определённо положили глаз, как на потенциального спутника жизни, а он не стал им сообщать про свою царицу Тамару, ожидающую красно солнышко в Тбилиси.
 По крайней мере, Вахташа трудился на славу, утоляя женский голод. Ему и за это должны быть благодарны. Появится, может, месяцев этак через девять какой-нибудь Вахтангович с фамилией Коряну или Вистру. Результат дружбы народов.
 Размышляя на эту тему, я заметила:
 — Сегодня бабу себе постарайтесь на ночь не брать.
 — Чего? — Вахтанг проснулся от своих дум.
 — Бабу, говорю, из молдаванок, к себе сегодня не приглашайте. Один день воздержания тоже не повредит.
 — Эх, Наталья, били тебя в детстве мало! Правильно Саша говорит: яйцо курицу учит. Ты мне будешь указывать, как устраивать личную жизнь? Ты, пигалица…
 — Вахтанг Георгиевич! Я же о деле думаю! Можно подумать, я претендую занять место в вашей койке…
 Выражение лица Вахтанга изменилось. Он посмотрел на меня другими глазами и выступил с конкретным предложением:
 — Наташа, давай сегодня ты переночуешь в моей комнате.
 — В дяди Сашиной кровати, — тут же уточнила я. — И вы дадите слово джентльмена.
 — Ой, девчонки обидятся! — покачал головой Вахтанг.
 — Ничего, пообижаются и перестанут, — сказала я с женской стервoзностью. — Должны понимать, что и мне тоже надо.
 — Тебе надо? — удивлённо спросил Вахташа.
 — Кастрирую вашим же фамильным кинжалом, если полезете, — серьёзно ответила я. — Не пожалею гордости рода Чкадуа.
 Вахтанг рассмеялся, дружески обнял меня за плечи и сказал:
 — Вай, Наталья, Наталья, ты же мне в дочери годишься. Я на тебя и смотрю как на дочь. — Он снова стал серьёзным:
 — Но, если бы ты была моя дочь, я тебя запер бы на большой амбарный замок и держал бы взаперти, пока мужа не нашёл бы тебе стоящего и не передал бы тебя ему с рук на руки, чтобы душа моя была спокойна.
 «Милый Вахташа, — подумала я, — ну какой бы заботливый отец из тебя мог получиться… Может, и получился. Только детки-то, если и есть, то у Тамары в Тбилиси, а про остальных, бегающих по просторам бывшего Советского Союза (а может, и дальнего зарубежья), ты даже не подозреваешь. Сколько их там, интересно, Вахтанговичей?»
 — Кстати, о девчонках, — продолжала я серьёзным тоном. — Нельзя исключать варианта, что те двое гарных хлопцев в самом деле приехали к Друвису за врачебной помощью, а в свободное от лечения время отдохнут с представительницами другого государства, помогающего их родине в прополке и сборе урожая.
 — Все может быть, — кивнул Вахташа, — но нам надо оставаться на чеку.
 — Спать по очереди будем или как? — уточнила я.
 — Слушай… — У Вахтанга явно промелькнула какая-то мысль, но он не решался высказать её вслух.
 — Ну, чего придумали? — подбодрила я его. — .Говорите раз уж начали.
 — Я только что сказал, что отношусь к тебе к дочери. А поэтому…
 — Вахтанг Георгиевич, давайте попроще, не с докладом перед съездом выступаете.
 — Слушай, яйцо!
 — Я уже поняла: не надо учить курицу. Слушаю ваши указания.
 Вахтанг резко выдохнул воздух и заявил:
 — А ты не хочешь посетить кого-то из гарных хлопцев?
 Так, альфонсом Вахташа никогда не был, а вот в сутенёры записывается.
 Нехорошо, господин Чкадуа, нехорошо. Что бы на это сказал мой покровитель дядя Саша? А вообще-то сказал бы то же самое. Как мне кажется.
 — Посмотрим по ситуации, — уклончиво ответила я. — Вначале неплохо было бы точно выяснить, зачем все-таки они сюда припёрлись и кто они такие.
 — Вот ты и выяснишь! — закричал Вахтанг. — Кто ещё может это выяснить?
 Я не могу. Саша не может. А тебе, такой красивой, такой умной, такой ловкой, такой смелой, мужчина все выложит! Знаешь, что мужчины таким женщинам в постели открывают?
 Я знала это получше Вахтанга, но смолчала.
 Комплименты всегда приятно слушать. Я приготовилась к продолжению. Но Чкадуа просто ждал моего согласия отправиться выполнять его задание в постели вновь прибывших. Что мне оставалось делать? Я согласилась. Придётся в очередной раз использовать своё бренное тело для получения информации, за которую, по словам дяди Саши, и идёт настоящая борьба. Борьба шла, конечно, из-за денег и власти, но одним из составляющих является получение информации.
 — Молдаванок к себе все равно сегодня не тащите, — предупредила я. — Может, придётся сматываться по-тихому.
 — Понял, — кивнул Вахтанг.
 Мы практически дошли до леса. Впереди стоял только один дом, на довольно большом расстоянии от предыдущего. Этот последний был меньше остальных и упирался задней частью в огромный валун, вернее, примыкал к нему, а за валуном уже начинался лес. Весьма странное строение.
 Мы остановились на грунтовой дороге, проходившей примерно на расстоянии метров двухсот пятидесяти от дома. К нему вела только пешеходная тропинка. Да и по ней, по всей вероятности, не так уж часто ходили. Интересно, он вообще жилой? Может, хозяева его сдают на лето? Или сами уехали на заработки, а кто-то изредка присматривает за домом? Следов того, что хоть какое-то транспортное средство проезжало здесь в последнее время, я обнаружить не смогла.
 — Странный домик, — тихим голосом заметил Вахтанг. — Не такой, как другие.
 — Просто меньше, — пожала я плечами.
 — Давай поворачивать, — заявил Вахтанг.
 — А вдруг хозяину стало плохо, и ему никак не позвать на помощь? — сказала я. Не знаю, почему эта мысль пришла мне в голову. — Телефонов же у них тут нет. Только в центре посёлка. Может, у кого-то сотовые. Я уточняла у Винеты. В гости они не особо друг к другу шастают — не на Руси чай. Живут довольно обособленно. Надо проведать хозяев. Если все в порядке — извинимся и уйдём.
 — Нет, что-то здесь не то, — сказал Чкадуа. — Не нравится мне. Пошли назад. Попросим этого Юриса нас отвезти, а то трактора долго ждать.
 Но мне было все же интересно, и я решила подойти поближе. Спрошу про машину: не укусят же меня. Вахтанг все-таки последовал за мной, бормоча что-то себе под нос по-грузински. Он был недоволен, но не мог бросить меня одну.
 Мы поднялись на крыльцо, я постучала. В доме послышался какой-то шорох.
 Я постучала ещё раз.
 Наконец дверь распахнулась. На пороге стояла Женщина лет пятидесяти в чёрном балахоне , расшитом звёздами, на голове у неё красовался золотой колпак, на груди висел огромный крест на толстенной золотой цепи. Я назвала бы её «собачьей». Кресту и цепи позавидовал бы любой «новый русский», и «новый грузин» Вахтанг Георгиевич с жадностью уставился на творение неведомого кузнеца (думаю, что ювелиру такое создать было бы не под силу).
 Через плечо хозяйки я заглянула внутрь. Коридора в доме не было. Я увидела комнату, увешанную какими-то травами и чем-то ещё, но с улицы было не рассмотреть.
 — Проходите, коли пришли, — сказала женщина.
 Повинуясь внутреннему голосу, который почему-то велел мне принять приглашение, я переступила через порог. Вахтанг последовал за мной.




 Глава 24


 — Э… — послышался у меня За спиной Вахташин голос.. — Мы, пожалуй, ошиблись…
 — Да нет, не ошиблись, — усмехнулась женщина. — Вы же из посёлка специально сюда пришли. Я же видела, откуда появились. Зайти сюда по пути вы не могли, потому что за домом лес начинается. Раз пришли сюда, значит, это и было вашей целью.
 Я про себя подумала, что в какой-то мере она, наверное, права. Пусть мы даже не знали о её существовании, но раз ноги завели нас к ней, значит — судьба. Женщина словно прочитала мои мысли:
 — Вы обо мне никогда не слышали?
 Мы с Вахтангом покачали головами.
 — Но судьбой вам было предначертано меня увидеть, — продолжала она. — От судьбы не уйдёшь. Как написано на роду — так и будет.
 — И ничего нельзя изменить? — посмотрела я на неё.
 — Ну… Облегчить можно, сделать менее болезненным… Выбрать одну из нескольких дорог, которые раскрываются перед тобой. Однако то, что должно случиться, все равно случится, но ведь кто предупреждён, тот вооружён, правда?
 Я кивнула.
 — Вы — гадалка? — спросил Вахтанг.
 Женщина рассмеялась.
 — Кто как меня называет. Кто — ведьмой, кто — знахаркой. Гадаю, лечу, судьбу предсказываю… Сама я называю себя колдуньей. Да вы садитесь. Вон кресла для клиентов.
 Она махнула рукой в сторону камина.
 Очаг, пожалуй, примыкал к тому огромному валуну, который мы видели снаружи. Мне показалось, что я вижу именно его каменную часть. В нем горел огонь, негромко потрескивали сучья. Перед камином стояло что-то типа мангала, с металлического стержня свисал чёрный котелок. Как я уже говорила, кругом висели пучки разных сушёных трав и, как оказалось, засушенные твари: змеи, мыши, пауки. Но твари скорее были для виду, а вот травы хозяйка наверняка использовала в работе. Мебели было немного: в углу стояла тахта, покрытая чёрным покрывалом с такими же звёздами, как на балахоне колдуньи, на некотором расстоянии от камина располагались два кресла, стоящие по обеим сторонам небольшого столика. В углу стояло ещё три стула.
 На столе лежали три старинные книги, одна из них была раскрыта посередине. Я мельком Рассмотрела непонятный мне шрифт на пожелтевших страницах. Там же лежали две колоды — обычные и большие. Таро? Я никогда в жизни не видела их, только слышала из многочисленных рекламных объявлений, что по ним гадают.
 На стене напротив тахты висели две книжные полки, заполненные тоже старинными книгами, в той же стене была дверь, ведущая в другую часть дома.
 Комната, в которой мы находились, была не очень большой, наверное, остальную часть дома занимали апартаменты хозяйки. Этакая частная колдовская практика в своём же особняке, чтобы не платить за аренду помещений. Ну что ж, правильно.
 — Мужчина, сядьте в кресло спиной к очагу, — велела хозяйка Вахтангу. — А ты, дочка, садись пока в уголок. — Она кивнула на ряд стульев в углу. — Сядь, расслабься.
 Сесть-то я села, но расслабляться не собиралась. Чкадуа рухнул в кресло и уставился на хозяйку, не произнося ни слова. Я села на самый дальний стул в уголке и наблюдала за происходящим. Наверное, уроки Друвиса не прошли зря: я тут же определила, что хозяйка владела методами внушения, которыми можно было заставить Вахтанга повиноваться. Как хорошо, что я вовремя узнала о своих способностях, да ещё и потренировалась в их развитии! Теперь я чувствовала себя уверенно.
 Друвис говорил, что в психотерапии существует около ста тридцати способов внушения. Мне в эти минуты было интересно, как исследователю, проверяющему открытый им новый метод. Я, конечно, ничего не открывала, но кое-что узнала за последние дни. Мне было просто любопытно, толковая ли я ученица, а в случае успеха хотелось бы похвастаться. Перед Друвисом, дядей Сашей, Марисом… И Сергеем, почему-то мелькнула мысль. Итак, что же тут будет происходить?
 Хозяйка, казалось, начисто забыла о моем существовании, сконцентрировавшись на Вахтанге Георгиевиче. Вначале она погладила его своей левой рукой по его правой, перегнувшись через низкий стол, предлагая рассказать ей о том, что беспокоит такого красивого, умного, сильного мужчину. Эпитеты ну просто Вахташины. Потом она взяла левую Вахташину руку, которую он ей тут же доверчиво протянул, и стала водить по ней пальчиком. С моей точки зрения, она несла какую-то чушь про далёкую любимую, которая ждёт красно солнышко (царицу Тамару в Тбилиси?), врагов, которые ищут Вахташу и пытаются убить, но такой сильный и умный от них все равно уйдёт (это было близко к истине — в плане преследований и убийств, а вот насчёт того, как там Вахташа выйдет сухим из воды, меня лично мучили большие сомнения).
 Я обратила внимание на то, что колдунья говорит по-русски практически без акцента и вообще не делает никаких ошибок — ни в построении фраз, ни в подборе слов, в отличие от других латышей — жителей этих мест, с кем мне уже довелось поговорить. Жила или училась в России? Более образованна? Много общалась или до сих пор общается с русскими?
 Я следила за руками колдуньи, все время благодаря судьбу, которая вовремя свела меня с Друвисом. Колдунья постоянно поглаживала правую руку Вахташи и водила пальцем по левой. Я могла дать объяснение происходящему: правая рука напрямую связана с левым полушарием мозга, отвечающим за логику и интеллект, то есть, поглаживая правую руку клиента, хозяйка пыталась отключить его интеллект и логическое мышление. Левая рука, в свою очередь, связана с правым полушарием, отвечающим за эмоции. Водя по ней пальцем, будто бы исследуя какие-то линии, колдунья отдавала Вахтангу приказы, передавала свои эмоции.
 Вахтанг оказался жертвой в руках этой дамочки. Для меня её слова, вернее, какие-то обрывки слов, напоминали обыкновенный бред, но Вахташа был заворожён низким и хрипловатым голоском. Говорила она довольно быстро, голос становился все тише, мне приходилось напрягаться. Да хитрая бестия. И ведь сколько, наверное, людей попались к ней на крючок…
 Я задумалась о своём, а когда снова посмотрела на сидящую за столиком пару, Вахтанг Георгиевич уже извлекал из заднего кармана стодолларовую купюру.
 Я стояла перед выбором: вмешаться или нет, потом решила, что это личные проблемы Вахтанга Георгиевича, а мне следует поговорить с колдуньей и попросить её об услуге. Пусть считает сотню баксов предварительной оплатой.
 Вахташа тем временем погрузился в гипнотический транс — или как там это можно было назвать. Он откинулся на спинку кресла и захрапел. Колдунья тем временем повернулась ко мне.
 — Видишь, дочка, какая на твоём друге порча? Сейчас он поспит — и проснётся с чистой душой. Не будет на нем висеть старых грехов и старой любви, и будет он принадлежать тебе и только тебе.
 Она хотела ещё что-то сказать, но я насмешливо посмотрела на неё, сидя нога на ногу, и заметила:
 — Да он мне со всеми потрохами на хрен не нужен.
 — Да, да, вижу, у тебя другой на сердце…
 Была произнесена длинная речь о моей сердечной боли и страданиях, колдунья пересела ближе ко мне. Мне, откровенно говоря, было смешно её слушать: не верила я в весь этот бред. Во-первых, работа Друвиса не прошла зря, во-вторых, я знала, что последовало за визитом моей матери к бабке, с которой я ещё должна разбираться по возвращении в Петербург, в-третьих, на всех мужиков, кроме моего предыдущего, мне было плевать с высокой колокольни, а Сергей был мёртв. Так что никаких сердечных болей по милому и ненаглядному в моем сердце просто быть не могло. И скорая встреча нас тоже не ждала, только, если кто-нибудь не отправит меня прямиком туда, где сейчас мой ненаглядный Сереженька.
 Наверное, колдунья поняла, что я могу сорваться с крючка, поэтому после увещеваний пошли запугивания. Я слушала. Наверное, другая сняла бы себя все, что на ней было, только бы откупиться от такого пророчества. Но во-первых, я сама уже знала, где мой дом. Поскольку я сама не могла с этим определиться, то уж эта колдунья тем более. А во-вторых, «заноза» представлялась мне просто щепкой, которую мадам специально держала наготове.
 Колдунья тем временем ещё что-то говорила. Мне это порядком поднадоело, да следовало и честь знать. Сто баксов она получила, надо бы и товар за них выдать.
 — Ладно, закончили, — резко остановила я её. — Давай теперь о деле.
 Женщина опешила. Такой реакции после всех своих трудов она, пожалуй, никак не ожидала. Я же во время её болтовни молчала, покачивая ножкой, и ехидненько улыбалась. Возможно, она решила, что я уже «готова», начинаю отъезжать куда-нибудь в астрал. Но не тут-то было.
 Колдунья, правда, быстро очухалась, опять стала вертеть перед моим носом «занозой» и что-то лопотать про порчу, ждущие меня несчастья и так далее.
 Мне стало смешно, я расхохоталась ей в лицо.
 — Закончили, — повторила я. — Готова меня послушать, или я сейчас же разгромлю этот гадюшник к чёртовой матери?
 Для подтверждения своих слов я рванула со стены ближайшую засушенную змею и швырнула её в очаг, промазала — и змея осталась лежать у стены. Я смотрела на хозяйку таким взглядом, посылая ей мысленные импульсы подчиняться, что женщина отшатнулась и спросила почему-то шёпотом:
 — Ты кто?
 — Не важно. Это ты вот таких, как он, можешь дурить, а со мной и не старайся. Не пройдёт. Разойдёмся к взаимному удовлетворению, если будешь делать то, что тебе сказано.
 — Послушайте… — Она перешла на «вы».
 — Значит, так. Сто баксов ты из этого идиота вытащила. Это его деньги, не мои, мне их жалеть нечего. Но их ты отработаешь мне. Ясно?
 На этот раз я рванула пучок какой-то длинной травы, висевший недалеко от моего носа, и швырнула вслед за змеёй. Хозяйку передёрнуло, и она смогла только выдавить из себя один звук:
 — Э…
 — Не знаю уж, как ты тут живёшь и как тебя ещё не сожгли с твоим скарбом, но мне это, в общем, до лампочки…
 Она в первый раз искренне улыбнулась.
 — Ну кто же осмелится? И зачем? Ко мне ходят возвращать мужей, привораживать понравившихся парней, гадать… Лечу я травами. В самом деле лечу. Своих. Ну, в смысле, местных. Из соседних районов приезжают. Тоже, в основном, подлечиться. Люди хотят верить в колдовство, в то, что я применяю колдовские методы и таким образом им помогаю. Зачем же развеивать их веру? Вера во врача ведь тоже много значит. Я в самом деле многим помогла. Кому — травами, кому — добрым словом… Те, кто не верит, все равно немного опасаются, обходят мой дом стороной…
 — Послушай, а почему ты решила нас обобрать? — прямо спросила я. — Ведь решила же? Она мялась с ответом. — Русских не любишь? — Я посмотрела ей в глаза.
 В глазах у женщины на секунду загорелся огонёк ненависти и тут же погас, но я успела его заметить.
 — Я догадываюсь, — сказала я, — что кто-то из русских тебе здорово насолил, но не надо вымещать вину на всех. А он, кстати, — я кивнула на спящего Вахтанга, — грузин.
 — Да я понимаю, — вздохнула колдунья. — Не будем об этом.
 Она резко тряхнула головой, словно отгоняй прочь неприятную ей тему.
 — Прости, — сказала она через какое-то время, — ты права. — Женщина помолчала какое-то время и добавила:
 — Ты первая в моей практике, на кого я не могу воздействовать. Ты сильнее. Ты знаешь о… своих способностях?
 — Знаю, — кивнула я. — И знаю, что ты с ним делала, — я кивнула на Вахтанга.
 — Что ты имеешь в виду?
 Я с серьёзным видом заговорила про левое и правое полушария головного мозга — выдала все, чему учил меня Друвис. Женщина слушала меня, открыв рот.
 Пожалуй, она впервые получила научное объяснение тому, чем занималась. Закончив про полушария, я спросила:
 — Ты что, в самом деле этого не знала?
 Она покачала головой.
 — Эти навыки и умения передавались в нашем роду из поколения в поколение. Меня учила моя бабка, известная в этих местах прорицательница и знахарка. У меня самой два сына, у старшего уже родилась дочка, ей сейчас два годика, потом он отдаст её мне… Мы так договорились. А ты врач?
 — Нет, я не врач, — покачала я головой.
 — Послушай, давай пойдём в другую часть дома. Этот, — она кивнула на Вахтанга, — ещё поспит какое-то время, а там мы сможем не шептаться.
 Я кивнула, вставая, и проследовала за хозяйкой в просторную кухню, отделанную деревом. Занавески, полотенца, все было в латышском национальном стиле — так, как у Винеты. Хозяйка показала мне остальную часть дома, там тоже был выдержан один стиль — подушки, покрывала были жёлто-коричневыми.
 — Тебя как зовут-то? — спросила хозяйка, когда мы сели за стол в кухне.
 — Наташа.
 — А меня — Инга. Ингрид. Наташа, чаю хочешь? Или кофе? Чем тебя угостить?
 — А пиво в банке или бутылке у тебя есть? — Про виски со сливками я решила не упоминать.
 — Есть, — усмехнулась Инга, открывая холодильник и извлекая оттуда две банки «Хольстена». — Не боишься, что отравлю?
 Я тоже усмехнулась, но не стала ничего отвечать.
 — Я, в общем-то, помогаю людям, — снова сказала Инга. — Когда просят сделать зло, порчу навести — отказываюсь… Ты, наверное, не веришь. Твоё право.
 — А мне яд продашь? — спросила я. Инга внимательно посмотрела на меня.
 — Кого отравить хочешь? Его? — Она кивнула в сторону комнаты.
 — Нет. — Я покачала головой. — Ещё не знаю, кого. Может, никого. На всякий случай. Чтобы был.
 Инга рассмеялась.
 — Тебя послушать, Наташа… Надо, чтобы при себе был яд на всякий случай. Мало ли кого отравить потребуется. Ты хоть чем занимаешься по жизни?
 Я размышляла, как ответить на последний вопрос, но вместо этого пустилась в объяснения:
 — Понимаешь, я чувствую себя голой без оружия… — У Инги округлились глаза. — Тут границы, таможни, я не могла ничего взять с собой… Я не знаю, как у вас покупают пистолеты, газовые баллончики, ну все, чем сейчас пользуются. А мне обязательно надо что-то иметь.
 — Но зачем? — искренне удивилась Инга. — Это ненормально.
 — Один мужик продал меня другому, — выдала я самую простую версию. — Против моей воли. Я вообще об этом не знала. Тот, первый, не имел права мной торговать. Вообще никто не имеет! Но теперь они оба… меня ищут. Поэтому я сейчас здесь. В смысле в Латвии.
 У меня уже давно были подозрения, что ищут меня по каким-то другим причинам, а не из-за несостоявшегося торга. Но зачем было посвящать Ингу во все тайны мадридского двора? В них же нормальный человек без полбутылки все равно не разберётся. Я сама ещё ничего не понимаю, куда уж латышской колдунье?
 — Да… — протянула Инга, а потом поинтересовалась:
 — А ты любила его?
 Ну того, который продал?
 Любила ли я Волошина? Нет, конечно. В какой-то момент он был мне приятен. Приемлемый вариант. Наиболее приемлемый после Сергея…
 — Нет, не любила, — излишне резко ответила я. — Того, кого я любила, уже нет в живых.
 Я отвернулась к окну, открывавшемуся в лес, и отхлебнула пива из банки.
 Инга молчала.
 — Хочешь, я тебе погадаю? — вдруг предложила она.
 — Ты опять? — насмешливо посмотрела я на неё.
 — Нет… — Я правда верю в гадание. В этом что-то есть, Наташа. Конечно, то, что я только что проделала с твоим… другом? Или кто он тебе?
 — Деловым партнёром, — подсказала я.
 — Пусть будет так. Так вот, то, что ты видела, конечно, шарлатанство.
 Способ выманить деньги. Но я редко так делаю. Только если вижу, что человек — дурак и легко внушаемый. И мне неприятен.
 — Ты считаешь, что Вахтанг — дурак? По правде говоря, я сама так о своём деловом партнёре не думала. В общем-то, делами он крутил серьёзными и на широкую ногу, но мнение колдуньи, явно разбирающейся в людях, послушать следовало.
 — Вахтанг? — переспросила она.
 — Да. А что? — тут же насторожилась я.
 — Приходили ко мне вчера… спрашивали, как приворожить мужчину. А потом ещё и сегодня утром. Уже другая девушка. И та, что была вчера, и та, что сегодня интересовались одним и тем же мужчиной. По имени Вахтанг. Я ещё подумала, что неплохо бы взглянуть на него… Вот и посмотрела.
 — Что?! — Я приподнялась со своего места и уставилась на Ингу. — Кто приходил?
 Не думаю, чтобы в окрестностях латышского посёлка, где мы коротали время, мог жить ещё один человек по имени Вахтанг. Так кому же он так понадобился?
 — Девчонки-молдаванки. Они тут каждый год у нас работают. Замуж очень хотят выйти….
 Я поняла, что речь идёт о наших соседках по гостинице. Это было ясно, как Божий день. Дотрахался Вахтанг Георгиевич. И что-то, интересно, Инга им присоветовала? Не подсыпать ли какую-то гадость ему в пищу? Плачевный результат таких приворотов уже был мне известен, о чем я и рассказала Инге.
 — Ну что ты! — ужаснулась колдунья. — Я не стану травить человека.
 — И чего ты девчонкам насоветовала?
 — Да объяснила, как свечки зажечь, что сказать, ерунду всякую, — отмахнулась Инга.
 — А если ничего не получится? Кстати, ничего и не получится. Вахтанг женат и разводиться не собирается. И мы уедем скоро. Он здесь так — просто трахается направо-налево от нечего делать, тем более молдаванки сами себя предлагают. Работает мужик на износ.
 — А если ничего не получается, — сообщила мне Инга, — я говорю, что, наверное, что-то не так сделали. Специально придумываю что-то посложнее: встать лицом точно на север, потом повернуться три с половиной раза, взять землю с третьей могилы с пятого ряда, сжечь еловую ветку, накрыть пепел молодой берёзкой, ну и так далее, что в голову взбредёт. Специально, чтобы сложно было выполнить. Не сделала все в точности, что-то забыла — вот и не получилось, сама виновата. А получится — значит, кому-то повезло.
 С каждой минутой я все больше и больше убеждалась, что в будущем, если ничего не выйдет с карьерой фотомодели или не удастся найти хорошего спонсора, без работы я не останусь. Уж колдунья-то из меня получится великолепная. В крайнем случае, приеду к Инге за обменом опытом. Или на краткосрочные курсы. Но Бог ты мой, сколько ж девчонок по таким вот Ингам бегает? А если есть спрос, должно быть предложение. Если нишу не займу я, это сделает кто-то Другой.
 — Так погадаем? — снова предложила Инга.
 — А почему ты хочешь мне погадать? И так откровенно со мной разговариваешь? — Мне было интересно услышать её ответ.
 Инга молчала какое-то время, глядя себе на руки, а потом подняла на меня глаза и сказала:
 — Наверное, мне просто захотелось с кем-то поговорить. С тем, кто понимает… Я ведь все время слушаю… Иногда крикнуть хочется: ну какие ж вы дуры, девки! Что вы тут у меня делаете! Но потом сдерживаюсь. Когда ребёнка лечить приводят — выкладываюсь. Делаю все, что в моих силах. Тогда честно работаю. А так… Но перед всеми я играю роль. Понимаешь, Наташа? Я бы, наверное, с удовольствием просто лечила людей травами, а тут надо ещё что-то бормотать себе под нос, в этом балахоне появляться… Иногда уже просто невыносимо становится. Но ты — первая, кто меня сразу же раскусил… А потом…
 Мы же видимся в первый и в последний раз, правда? Ты же больше не придёшь?
 Я задумалась. Дом Инги представлялся мне идеальным местом, где мы с Вахташей могли бы подождать Никитина, если такая необходимость возникнет. Я спросила у хозяйки об этом.
 — А когда вы придёте?
 — Если придём, то сегодня ночью. Может, завтра. На два-три часа.
 Примешь?
 — Что ж, приходите. Этого, — она опять кивнула в сторону комнаты, — спать положим, а мы с тобой поболтаем… В последний раз.
 Инга задумчиво посмотрела в окно на лес. Я поняла, что ей скучно и одиноко. Сыновья живут отдельно, когда ещё ей привезут внучку в обучение? Если привезут… А замуж колдунье вроде как и не положено выходить. Ладно, пусть погадает. Может, и скажет что интересное.
 Хозяйка ушла за картами, вернулась с двумя колодами.
 — Спит твой… деловой партнёр. — Она усмехнулась. — Сном праведника.
 Сколько женских сердец-то разбил?
 Я пожала плечами: откуда мне было знать? Вахтанг любил женщин, женщины любили его, правда, он не был в моем вкусе, да и на меня он, видите ли, смотрит как на дочь. Ладно, пусть себе смотрит. Папочка.
 — На каких гадать будем? — спросила у меня — Мне никогда не гадали ни на каких, — призналась я. — Девчонки баловались, пока мы ещё в школе учились, но это все не то было… А профессионально мне никогда не гадали. А ты в самом деле в это веришь?
 — Вот в это верю, — призналась Инга. — Сама себе иногда раскладываю — и все вижу, как есть… На тебя? На мужчину?
 Я задумалась, а потом подняла на неё глаза.
 — Ты можешь мне сказать, жив один человек или нет? В общем-то, больше меня ничто не волнует… Все остальное просто не играет роли…
 Я отвернулась к окну, чтобы Инга не увидела, как увлажнились мои глаза.
 Она перемешала карты Таро, попросила меня снять и разложила их на столе.
 — Ну? — спросила я её, не в силах больше выносить её молчание.
 Колдунья посмотрела на меня очень серьёзно и сказала:
 — Жив, но в другом облике.
 — Что? — воскликнула я. — Он что, переселился в кого-то после смерти?
 Об этом буддисты говорят. Что мы в другой жизни будем или цветочком, или дворняжкой, или ещё кем-нибудь?
 — Он не умирал, Наташа. Но у него сейчас другое лицо. Я не могу сказать иначе. Точнее не определить. Но он жив. И вас скоро ждёт встреча…
 — А потом? — почти шёпотом спросила я.
 — Он должен сменить своё ремесло… Уговори его. Убеди. Как угодно!
 Тогда все будет хорошо. Закрутится колесо фортуны…
 — А если он его не сменит?
 — Его ждёт смерть. И тебя, если останешься с ним.




 Глава 25


 Поскольку Инга была современной колдуньей, она предложила отвезти нас на своей машине. Правда, сказала, что не хочет показываться у гостиницы — девчонки-молдаванки ведь её клиентки, поэтому высадит нас перед кладбищем. Я, естественно, согласилась, и мы пошли будить Вахташу.
 Очнувшись в комнате, увешанной сушёными змеями и мышами, он долго озирался вокруг, пытаясь вспомнить, как тут оказался. Пил-то он совсем немного.
 Потом очумелый взгляд Чкадуа упал на Ингу в «рабочем» костюме, тут он начал что-то припоминать. Вдруг вид его стал каким-то затравленным, и он перекрестился. Я впервые видела дорогого господина Чкадуа крестящимся и даже не подозревала о его религиозных наклонностях, но ведь никогда не знаешь, что у человека за душой? Многие черты, о которых даже не догадываешься, всплывают или в крайне напряжённой, или в критической обстановке. Или во время стресса.
 Похоже, что встреча с Ингой хорошенько встряхнула Чкадуа — и он решил на всякий случай осенить себя крестом.
 — Подъем! — сказала я.
 — Наташа… — прошептал Вахтанг Георгиевич и снова осенил себя крестом.
 — Наташенька… Покойники… У нас с тобой покойники…
 Да что же это такое, черт побери? В обморок бы не грохнулся. Я посмотрела Вахтангу прямо в глаза, как учил Друвис, и властным голосом гаркнула:
 — Встать и идти за мной!
 Чкадуа тут же повиновался. Инга уже воспринимала мои способности в порядке вещей.
 — Ты хоть колпак сними, что ли, — шёпотом сказала я ей. — Да и балахон бы не мешало. По деревне ведь поедем.
 — Ax да, — словно вспомнила она.
 Тоже, что ли, поддалась действию моих чар?
 Неплохо однако.
 Инга скинула балахон и золотой колпак, бросила их на тахту, застеленную покрывалом чёрного цвета с золотыми звёздами. Под её рабочей одеждой оказались чёрные легпинсы и трикотажная белая футболка. Тело у Инги было жилистое, ноги мускулистые, спортивная такая колдунья.
 Колдунья оказалась владелицей видавшего виды «опеля», стоявшего под навесом за домом. Инга опустилась на водительское место, мы с Вахташей устроились сзади. Чкадуа смотрел на меня как преданный пёс, ожидая дальнейших указаний. Ну кто мы мог подумать? Это восточный-то мужчина, царь и бог в доме, властвующий над женщинами.
 Уже подъезжая к кладбищу, Инга предложила:
 — Может, мне вас встретить ночью?
 Что-то она больно заботливая стала. Неужели так ко мне прониклась? Или сто баксов отрабатывает, чтобы я ей потом никаких неприятностей не устроила?
 Испугалась? Тем более я продемонстрировала свой талант, о котором сама до недавних пор не подозревала.
 — Мы точно сами не знаем, будем сегодня сматываться или нет, — ответила я чистую правду. — И вообще не знаем, когда. Ничего, добредём до тебя пешочком.
 — Этот не потянет второй переход, — заметила Инга, кивая на Вахташу.
 — Потянет, — уверенно заявила я, решив, что ещё раз проверю на нем свои способности, правда, я почувствовала некоторую слабость после общения с Ингой и отдачи приказов Вахташе. Надо бы восстановить свои силы.
 Наконец мы распрощались с Ингой, и я нормальным голосом обратилась к Вахтангу, предлагая пойти на речку, но он повиновался мне точно так же, как в доме Инги, молча следуя за мной. Тогда я снова приказала властным голосом:
 — Расслабься!
 Вахташа стал более похож на самого себя, но выглядел все равно каким-то опустошённым, усталым и подавленным. Нет, надо к нему сегодня все-таки какую-нибудь молдаваночку отправить, для поднятия тонуса, только как бы сделать так, чтобы она на всю ночь у него не задержалась?
 Мы искупались в чем мать родила: я не хотела мочить купальник. Солнце зашло, он не высохнет, а Чкадуа я совсем не стеснялась, тем более что моим телом можно было гордиться. Вахтанг никак не отреагировал на мою наготу.
 Неужели я совсем его не возбуждаю? Непривычно как-то ощущать себя непривлекательной для мужчины… Как я заметила, род Чкадуа, вероятно, имел своими прародителями с одной стороны, волосатых обезьян. с другой — слонов, судя по нижней части тела… Бедные молдаванки. И царица Тамара. Моё тело, наверное, не смогло бы выдержать все это хозяйство. Так что, в общем, и хорошо, что я его не интересую.
 Мы уже одевались, когда за соседними кустами вдруг хрустнула ветка. Я мгновенно дёрнула туда — в футболке и купальных трусиках, которые уже успела надеть.
 За кустом стоял и лыбылся один из тех молодцев, что приехали к Друвису.
 … — Здравствуйте, — сказал он с идиотской улыбкой.
 Может, ему и в самом деле требуется помощь психотерапевта? Или вообще неплохо бы его в больничку на время упрятать? Нельзя сказать, что у мужика все в порядке, если он из-за куста подглядывает за купающейся девушкой — в его-то возрасте.
 — Здравствуйте, — ответила я как ни в чем не бывало: мало ли, имею дело с сумасшедшим.
 — А вы тут отдыхаете? — спросил молодой человек.
 — Отдыхаю, — ответила я. — А вы что не купаетесь?
 Молодой человек замялся. Тут появился уже полностью одетый Вахташа, держа в руках мою юбку и тапки.
 — Вахтанг Георгиевич, мой названый отец, — представила я Чкадуа молодому человеку, напоминающему гориллу, — только другой породы, не той, что Вахташа, но каким-то неуловимым образом при взгляде на каждого из них чувствовалась родство с четвероногими предками.
 — Мартын, — сказал юноша с ударением на первом слоге.
 Нам всем было очень приятно — по крайней мере, так мы заявили друг другу и направились в гостиницу. У входа нас встречал друг Мартына, представившийся Гунаром. Издали я заметила выражение его лица: он был очень удивлён при виде нашей троицы, приближающейся, мирно беседуя, со мной в центре.
 Потом Гунар взял себя в руки.
 У Винеты был давно готов ужин. За стол мы сели вшестером: Друвис, добрые молодцы с большой дороги, Вахтанг, Рута и я. Больше всех болтала я, распространялась о красоте окрестностей, по которым мы сегодня погуляли с Вахтангом. Правда, ни разу не упомянула о визите к колдунье. Друвис как-то странно поглядывал на меня, Гунар с Мартыном ограничивались односложными репликами, и мне никак не удавалось вовлечь их в разговор и хоть что-то вытянуть из них. Вахтанг периодически мне поддакивал — после того, как я пинала его ногой под столом, но, в основном, говорить приходилось мне одной. Я старалась создать образ ветреной особы, не знающей никаких проблем.
 После ужина Мартын поинтересовался моими планами на остаток вечера. Я ответила, что у меня жутко гудят ноги и я хотела бы пораньше лечь спать. Ответ я сопровождала обворожительной улыбкой. Рута молча проследовала наверх, следом за ней пошёл и Вахтанг, Друвис и его гости пожелали мне спокойной ночи и остались посидеть на скамеечке Перед входом. В самое ближайшее время должны были подойти молдаванки — уже почти стемнело.
 Минут через десять я заглянула к Вахтангу: он лежал на кровати, уставившись в потолок, Я подошла к нему и села на краешек кровати.
 — В чем дело? — спросила я.
 — Ты знаешь, что она мне нагадала?
 Вахтанг посмотрел на меня как затравленный зверь.
 — Не знаю и знать не хочу, — ответила я. — Выкинь из головы. Чушь это собачья.
 — Покойники, Наташа… У нас с тобой. Саша? Марис? С ними что-то случилось…
 Правда, меня саму уже брали кое-какие сомнения… Но Вахтангу, насколько я знала, она ничего не нагадала: Инга же несла какой-то непонятный бред, водя пальчиком по его ладони. Я сама это видела и не слышала ни одного связного слова. Или она все-таки смогла как-то воздействовать ему на подсознание?
 — Наташа… — пролепетал Вахтанг. Опять, что ли, воспользоваться уроками Друвиса? Мне такой партнёр не нужен. А если все-таки придётся ночью делать ноги?
 Я велела Вахтангу сесть, посмотреть мне в глаза и властным голосом приказала забыть все, что ему предсказала Инга. Получив приказ, он рухнул на спину и практически сразу же захрапел. Ну и слава Богу. Только я снова чувствовала страшную усталость.
 Я не стала больше испытывать судьбу, отправилась к себе в комнату, тут же легла и заснула, мгновенно отключившись.
 Мне снился Сергей, мы лежали на каком-то шикарном пляже, загорелые, молодые и счастливые, потом он предложил мне прокатиться на яхте, мы поднялись на борт и, обменявшись многозначительными взглядами, спустились вниз, в каюту, мгновенно скинули с себя одежду и оказались в объятиях друг друга. Нам было так хорошо… Но внезапно налетел шторм, и нас начало качать из стороны в сторону, я вылетела из объятий моего любимого, меня стало бросать по койке, потом я рухнула на пол, и какие-то руки попытались меня поднять… Но это были не руки Сергея — его объятия я не могла спутать ни с чьими… А он прямо на моих глазах куда-то исчезал, растворялся.
 — Наташа… — раздавалось у меня над ухом. Я открыла глаза. Надо мной стояла испуганная Рута в ночной рубашке и пыталась поднять меня с полу. Я села, потёрла ушибленный бок и наконец проснулась.
 — Наташа! — Рута с беспокойством смотрела на меня. — Что тебе приснилось? Вначале ты стонала — но, похоже, не от боли, а как будто от блаженства, потом закричала — и упала… Что с тобой?
 — Все в порядке, — ответила я. — Все в порядке.
 Неужели это последствия визита к Инге? И зачем вообще мы к ней попёрлись?
 — Наташа, тебе на бедро надо бы приложить что-то холодное, а то будет синяк на ноге… Некрасиво.
 «Кому тут смотреть на мои бедра?» — хотелось мне огрызнуться, но я смолчала: Рута говорила из лучших побуждений.
 — Давай смочим тряпочку холодной водой и приложим тебе на бедро? — предлагала моя соседка. — Пойдём в душевую. Я схожу с тобой. Пойдём.
 — Сколько времени? — спросила я.
 — Начало второго.
 Я прислушалась: в доме стояла тишина, все уже давно спали. Мы с Рутой на всякий случай накинули халаты — мужики в доме все-таки — и тихонько спустились по лестнице на первый этаж. Половицы в доме не скрипели, что меня каждый раз удивляло.
 Я специально бросила взгляд в направлении комнат Друвиса и добрых молодцев: ни из-под одной двери свет не выбивался.
 Мы зашли в душевую и плотно прикрыли за собой дверь, чтобы никого не разбудить шумом льющейся воды. Рута слегка приоткрыла кран, смочила прихваченное с собой небольшое полотенце холодной водой и приложила его мне на бедро.
 — Давай постоим тут немного, — прошептала она.
 Я кивнула.
 — Тебе больно? — с беспокойством спрашивала меня Руга.
 — До свадьбы заживёт, — ответила я, подумав, что до моей-то точно, если она вообще когда-то у меня будет. Кандидатов в мужья вокруг себя не видела.
 Мы обе замолчали. Прошло минут пятнадцать. Мы открыли дверь душевой и уже сделали пару шагов по направлению к лестнице, как услышали лёгкую трель будильника, которая раздавалась со второго этажа. Мы с Рутой удивлённо переглянулись: кто это мог поставить будильник на половину второго ночи? Слышно было, что в одной из комнат проснулись.
 — Назад! — шепнула я Руте, и мы опять нырнули в душевую: душ-то, наверное, полуночники принимать не станут? Если и воспользуются, то туалетом, да и то скорее второго этажа. Душевые были только на первом.
 Я оставила щёлочку приоткрытой, свет мы не зажигали. В коридор попадал свет от фонаря, висевшего над крыльцом и не выключавшегося по ночам. Винета оставляла его всегда включённым. Сейчас я была этому рада: таким образом мы могли наблюдать за происходящим в коридоре.
 Через несколько минут по лестнице спустились две молдаванки — Нина и Валя. У Вали в руках был какой-то небольшой свёрток. Девушки не стали заходить ни в туалет, ни в душевую, а прямёхонько направились к входной двери. Я приоткрыла дверь душевой, подскочила к окну, открывавшемуся во двор, и увидела, что девушки двинулись по направлению к речке. Светила полная луна, и их силуэты были хорошо видны;
 Я подумала, что, наверное, девчонки пошли ворожить по указанию Инги, но тут зашевелились в комнате Мартына и Гунара. Мы с Рутой вновь нырнули в душевую.
 Парни вышли из комнаты, переговариваясь между собой на латышском.
 Пискнули клавиши радиотелефона: они кому-то звонили. Голоса были отчётливо слышны, но что толку? Я не понимала ни слова. Но Руга понимала все. У неё округлились глаза, и она судорожно схватила меня за руку, потом прижала палец к губам. Она ловила каждое их слово.
 Мы услышали быстрые шаги — парни вышли на крыльцо и, как я предполагала, тоже увидели два девичьих силуэта. Обсуждение на крыльце продолжалось, потом голоса стали удаляться, и я решила, что молодые люди захотели прогуляться в лунную ночку вслед за девушками. Когда звук шагов и голосов стих, я снова подбежала к окну и увидела, что парни, словно пригибаясь, двигаются в ту же сторону, что и молдаванки, — к речке.
 Я повернулась к Руте, прошептала: «Пошли верх!» — схватила её за руку и буквально затащила к нам в комнату. Ноги её не слушались.
 — Ну? — спросила я соседку. — О чем они говорили?
 Похоже, что Руте требовалось выпить воды. У нас в комнате были только остатки сливок, которыми я разбавляла виски. Я сунула кружку ей в руку. Она выпила.
 — Ну?! — повторила я, думая, не придётся ли мне снова применять свои способности.
 — Их прислал Марис… — прошептала она. — Они ему сейчас звонили.
 — Следить за нами с Вахтангом?
 — Да, наверное… Они испугались, что вы что-то заподозрили и решили исчезнуть… А им тогда не поздоровится…
 — Так их прислали нас охранять или следить за нами? — уточнила я.
 Все-таки следовало убедиться, что Рута ничего не перепутала: девушка она впечатлительная, тем более, такое пережила за последнее время.
 — Наверное, следить, Наташа. Чтобы вы с Вахтангом не сбежали… А судя по разговору, ну телефонному, он, Марис, велел им идти за вами. Они же думали, что это вы уходите. Они в панике.
 — Ладно, не будем гадать, кто что думал, — перебила я её. Теперь мальчики должны успокоиться.
 У нас появились кое-какие факты. Мне они совсем не нравились. Вроде Марис — наш партнёр? А тогда зачем он прислал этих волкодавов? Значит, днём перепугались, что нас нет с Вахташей, побежали по окрестностям и ночью не спят, прислушиваются. Ребята не очень-то опытные, или у Мариса нет возможности нанять более квалифицированный персонал?
 Я опять стояла перед выбором: сматываться или не сматываться?
 Предположим, милые латышские мальчики сейчас развлекаются с молдавскими девочками. Зачем же им упускать такую возможность, тем более, девочки наверняка будут не против, даже если и ходили колдовать на Вахтанга. Кстати, мой-то друг один почивает или как?
 Я решила проверить.
 Проследовав на цыпочках до Вахташиной двери, я тихонько приоткрыла её (как хорошо, что тут двери не скрипят и не запираются!) и заглянула внутрь. Ну как тут смотаешься по-тихому? Вахташа сдвинул две кровати (свою и дяди Сашину) и возлежал, подпираемый с двух боков пышными женскими телами. Да, спала я сегодня крепко, не слышала никакого шума в соседней комнате, а там явно отдыхали очень бурно… Будем надеяться, что Вахташа восстановил силы, отдохнул и расслабился. Ладно, придётся отложить наши планы на завтра. Днём прогуляемся до Инги, а оттуда нас и дядя Саша заберёт… Вещи, правда, придётся бросить, но ведь большая часть нашего барахла уже была у дяди Саши. Предусмотрительный он все-таки мужик… Остаётся взять с собой документы, Вахташин фамильный кинжал — вот и все. Сделаем вид, что пошли на речку, как обычно, прихватим полотенца, сменное бельё, паспорта завернём в полотенце, с трубками мы и так все время не расстаёмся. Обычный день, обычные дела. А потом завернём к Инге. Опять же, если мальчики поинтересуются, им объяснят, кто она такая. Могут же гости Латвии сходить погадать к местной колдунье? Тоже ничего необычного. Я решила лечь спать, посоветовав Руте сделать то же самое.
 — Мы всю ночь спали, ничего не видели и не слышали, — сказала я ей.
 Латышка кивнула. Она была со мной полностью согласна. Зачем кому-то говорить, что мы стали свидетелями того, что не предназначалось для наших глаз?
 Меня разбудили дикие крики, доносившиеся со двора. Я с трудом продрала глаза: казалось, только что заснула, не видела никаких снов — ни хороших, ни плохих. Рута уже выглядывала в окно. Светало.
 — Сколько времени? — прохрипела я.
 — Без пяти семь. Наташа! Там все молдаванки… И кто-то лежит на земле… Ой!
 Я вскочила и посмотрела в окно. Один из мужчин-молдаван заносил в дом бесчувственную девушку. Мы с Рутой быстро переглянулись, накинули халаты и побежали вниз.
 Процессия заходила в комнату Друвиса. Все девчонки рыдали.
 — Что случилось?! — закричала я. Во входную дверь вбежала Винета с парой простыней и автомобильной аптечкой. Она крикнула Руте что-то по-латышски и скрылась в комнате Друвиса. Девчонки-молдаванки толпились под дверью.
 — Что она сказала? — прошептала я на ухо Руте, — Просит принести кипячёную воду с плиты. Пошли.
 Мы направились на кухню, вход в которую был с улицы, с угла дома. Вслед за нами побежала одна из молдаванок — Ксана.
 — Что случилось? — спросила я у неё.
 — Я… я встала, пошла в туалет… — Ксана перемежала слова рыданиями.
 — Потом вышла на улицу. Смотрю: Нина лежит во дворе. Господи! Лежит и не шевелится! Я к ней бросилась. Она застонала. Я всех разбудила. Вот, к доктору её понесли… Господи, что могло с ней случиться?! Она вся в крови!
 Ксана говорила несвязно, но я поняла, что произошло. Мальчики поразвлекались. Где-то сейчас эти молодцы? Спят мертвецким сном или отдыхают после ночных подвигов?
 Рута в ужасе посмотрела на меня: до неё тоже стала доходить причина нездоровья Нины. Я незаметно для Ксаны толкнула Руту в бок, чтобы она молчала.
 — А со всеми остальными девчонками все в порядке? — повернулась я к Ксане, чтобы выяснить, что с Валей.
 — Не… не знаю… — пролепетала она.
 — Пойди взгляни, все ли ваши на месте, — велела я ей.
 Она кивнула и убежала.
 — Мы ничего не видели, — шепнула я Руте. Она кивнула: опыт последнего месяца многому её научил и испытать на себе гнев друзей Друвиса ей совсем не хотелось.
 Мы с Рутой взяли нагревшийся чан с водой прихватками и понесли в комнату Друвиса. Ему требовалась кипячёная вода, а не горячая из крана. Нас тут же пропустили. Молдаванки так и стояли, сгрудившись внизу. Из своей комнаты выползли заспанные Мартын с Гунаром. Они стояли, переминаясь с ноги на ногу, почёсываясь и тоже пытаясь выяснить, в чем дело. Винета открыла нам с Рутой дверь, и мы прошли в комнату Друвиса.
 — Я — психотерапевт, — говорил он. — Я не могу ей помочь. Её надо везти в больницу. Срочно. Но боюсь, что уже не дотянет… Поздно.
 Нина лежала на кровати Друвиса и изредка стонала. Она была белая как смерть, нижняя часть юбки набухла от крови. Кровь смешалась с грязью. Да тут же заражение получить — раз плюнуть!
 — Как вызвать «скорую»? — повернулась я к Винете. — У меня же есть телефон.
 — Я уже позвонил, — Друвис посмотрел на меня. — Они выехали. Но от Мадоны семнадцать километров. И я не уверен, что там есть возможности…
 — Давайте я её отвезу, — предложила я. — Ведь машины на ходу!
 — Дело не в машинах, — грустно сказал Друвис. — Она не переживёт эту дорогу. Транспортные возможности есть. Нет медицинских. — Он грустно вздохнул.
 — А до Риги часа три с половиной. Ухабы, дорога не очень хорошая… И ведь придёт даже не реамобиль…
 Друвис опустил голову.
 — Вы хоть что-то ей вкололи? — закричала я. — Хоть какие-то лекарства у вас есть?
 — Я — психотерапевт, Наташа. И приехал сюда…
 «Чтобы следить за нами по просьбе или приказу Мариса», — хотелось добавить мне, но я сдержалась, хотя и с большим трудом. Ничего, я буду действовать сама. Ещё не хватало, чтобы девчонка умерла из-за каких-то сексуально озабоченных козлов: я не сомневалась, что это два волкодава постарались. Сволочи! Пусть девчонки пытались найти мужчин, пусть вешались на каждого встречного, но чтобы вот так над ней поиздевались… Попользовались и бросили.
 Я выхватила из рук Винеты аптечку и высыпала содержимое на стол. М-да, негусто. Хоть бы что-нибудь кровоостанавливающее. Я знала, что делать при пулевом или ножевом ранении в конечность. Тут можно было перевязать жгутом, но внутреннее кровотечение… Что же делать? Инга! Нужно ехать за Ингой! Только она сможет помочь.
 Я резко повернулась к Винете.
 — Машина на ходу? Она кивнула.
 — Ключи давай!
 — Она открыта…
 Я пулей вылетела из комнаты, расталкивая молдаванок. Рута бросилась за мной. За нами побежала Ксана. Я заскочила в гараж: там стоял джип «сузуки», на котором приехали парни, «мерседес» Друвиса и видавший виды «Москвич». Я подлетела к «Москвичу», дёрнула дверцу, ключ зажигания был на месте. Рута мгновенно оказалась рядом, Ксана — на заднем сиденье. Я вырулила из гаража.
 Высыпавшие на крыльцо Мартын, Гунар и молдаване в удивлении смотрели на меня, не понимая, куда я так быстро решила уехать.
 При выезде с территории я чуть не столкнулась с «девяткой» мужа Винеты.
 Черт побери, как же его зовут? Он был в полицейской форме. Да, он же где-то дежурит сутками. А ведь надо вызвать полицию!
 Я открыла дверцу машины и заорала:
 — Стой!
 Муж Винеты, уже проехавший немного вперёд, резко затормозил и высунулся из окна. Он смотрел на меня широко раскрытыми от удивления глазами. Я только потом поняла, почему: видок, наверное, у меня был…
 — Нинку изнасиловали! — заорала я. Он, конечно, не знал, кто такая Нинка. — Я за Ингой. Колдуньей. Вызывай своих! Звони в полицию!
 Больше я ничего говорить не стала и нажала на газ. Муж Винеты закричал мне что-то вслед на латышском, но я уже не слышала его слов и гнала к дому Инги. Должен был что-то понять этот полицейский. Хоть чему-то его научили? И где эта чёртова «скорая»? Так и не встретилась нам по пути. Правда, уже тормозя у дома Инги, я вспомнила, что Мадонна находится в другой стороне, может, они уже приехали?
 Инга спала. Я судорожно заколотила в дверь. Рута — в окно. Наконец она открыла — в халате, накинутом на ночную рубашку. Тут я поняла, что одета точно так же. Рута с Ксаной выглядели не лучше. Инга не успела открыть рот, как я затараторила:
 — Поехали! Внутреннее кровотечение. Девчонку изнасиловали. Что делать?!
 Соображала она быстро. Кивнув, исчезла в доме и практически сразу же появилась с чемоданчиком. Ксана уже распахнула ей заднюю дверцу. Я рванула назад.
 Когда мы подлетели к дому, там уже стояли и «скорая», и полицейская машина. Муж Винеты разговаривал с одним полицейским, другой осматривал двор вместе с одним из молдаван. Три девчонки сидели на лавочке и рыдали. Больше никого не было видно.
 Я резко затормозила, Инга вылетела из машины одновременно со мной, и мы кинулись в дом.
 Над Ниной трудились двое врачей, Друвис стоял в углу, заламывая руки, Винета прижимала к груди окровавленную простынь.
 — Выйдите! — повернулся один из врачей. Инга стала ему что-то говорить на латышском. Он кивнул, но меня все-таки попросил удалиться. Я вышла и столкнулась нос к носу с Гунаром и Мартыном.
 — Ну чего там? — одновременно обратились они ко мне.
 В их глазах я прочитала страх. Я пожала плечами и собралась уже пойти хотя бы брызнуть холодной водой в лицо, когда Гунар схватил меня за предплечье.
 Его пальцы казались железными.
 — Кого ты привезла? — спросил он. Теперь его глаза стали злыми.
 — Местную знахарку. Отпусти, мне больно. Он разжал пальцы, и я тут же скрылась к душевой.
 В коридоре послышалось одновременно несколько голосов. Я поняла, что можно спокойно выходить: снова встречаться с молодыми людьми один на один мне не хотелось.
 — Можно с вами побеседовать? — обратился ко мне один из полицейских — очень приятный молодой человек лет тридцати, блондин с серыми глазами. Эх, пересеклись бы мы при других обстоятельствах!
 — Я только вначале переоденусь, хорошо?
 Он кивнул, а я отправилась наверх. В нашей комнате Рута облачалась в джинсы. — Вали нет, — прошептала она и посмотрела на меня взглядом доверчивого щенка, ожидавшего приказа хозяина.
 — Мы ничего не видели и не слышали, — повторила я. — Ты же не хочешь, чтобы с тобой сделали то же самое? Рута не хотела.
 Я решила заглянуть в комнату к Вахтангу. Господин Чкадуа продолжал спать сном праведника. Ну разве с таким сваришь кашу? Да тут весь — дом сгорит или разнесут его по брёвнышку, а Вахташа так и будет сладко посапывать на кроватке. Устал вчера, бедненький. Наворожился, налюбился. Я решила его не будить. Оставлю эту почётную миссию латышской полиции.
 Немного приведя себя в порядок, мы с Рутой спустились вниз. К дому подъехали ещё две полицейские машины.
 К тому времени об исчезновении Вали было уже известно всем. Нас всех допрашивали чуть ли не до вечера. Полиция осмотрела прилегающую территорию и выяснила, что бедная Нина, истекая кровью, ползла до общежития около километра, Может, если бы она осталась лежать там, где над ней измывались подонки, она выжила бы. Конечно, если бы её вовремя нашли. Столько «бы»… Спасти её не удалось. Я чувствовала свою вину, но тем не менее не открывала рта, как и Рута.
 Своя рубашка ближе к телу. Все равно Нине уже ничем не поможешь.
 Самым ужасным было другое. Её насиловали несколько человек… Перед смертью она смогла кое-что сказать. «Их было много… Четверо, да, кажется.
 Точно не помню… Много… Один за другим… Они уехали, потом приехали снова.
 Когда я уже ползла домой».
 Откуда столько? И почему возвращались? Мало показалось? Этот вопрос волновал меня больше всего. Может, у неё помутился рассудок?
 Через некоторое время полиция подтвердила, что Нина была права.
 Недалеко от речки они обнаружили следы машин. Двух разных. Сколько в них приезжало народу сказать было невозможно: человеческие следы все спутались, их оказалось слишком много. Может, четверо, может, семеро, а может, и десять.
 Друзья двух последних прибывших постояльцев Винеты? Двумя партиями? Одни поразвлекались, потом друзей пригласили?
 Валю тоже нашли. Её левая рука, чуть повыше локтя, была перевязана белой тряпкой, правая — чёрной. Она лежала в траве, опалённая пламенем свечей, воткнутых в землю треугольником. Её не только изнасиловали, но и прижигали…
 Подонки.
 Вечером я вызвалась отвезти Ингу. Она молчала всю дорогу до своего дома, но потом предложила мне зайти.
 Мы долго сидели молча, потом она посмотрела на меня полными слез глазами и сказала:
 — А я ведь вчера сказала тебе про двух покойников в твоём доме.
 — Но это не мой дом!
 — Ты сейчас там временно проживаешь… Я видела двух покойников вчера, Наташа… У Вахтанга и у тебя…
 То-то Чкадуа так переживал. Наверное, думал, что это Тамара, или дети, или Зураб. Мне стала понятна сегодняшняя радость Вахташи, которую он так усиленно старался ото всех скрыть.
 — Тебя полиция очень доставала? — спросила я у Инги.
 Она пожала плечами.
 — При чем здесь полиция? Я себя буду клясть до конца дней. Это ведь я сказала им идти в лес среди ночи, свечи выставлять, на Вахтанга твоего ворожить…
 — Но кто же знал?
 — У нас всегда было так спокойно, — словно не слыша меня, говорила Инга. — Все девчонки ходили в лес, на речку. Ворожили. Никто никогда на них не нападал. Не насиловал.
 Она помолчала, а потом с ненавистью закричала:
 — Это все вы, русские! Это не наши! Это приезжие!
 Инга перешла на латышский. Я увидела в её глазах огонёк безумия и решила, что мне пора сматываться, встала и направилась к двери. Инга замолчала, в бессилии рухнула на стул, закрыла лицо руками и зарыдала. Я вернулась, попыталась её успокоить, но у меня ничего не получалось.
 Наконец она отняла руки от залитого слезами лица, подняла на меня глаза и сказала:
 — Уезжай отсюда, Наташа. Уезжай поскорее. Тебе опасно здесь оставаться.
 Как я уже убедилась, Ингины пророчества имеют тенденцию сбываться, поэтому я тут же позвонила дяде Саше и попросила приехать за нами. Никитин обещал быть часа через четыре.




 Глава 26


 Дядя Саша прибыл через три с половиной часа. Полиция поговорила и с ним и разрешила нам уехать: вопросов ни к Вахтангу, ни ко мне у них больше не было.
 На всякий случай они записали наши питерские телефоны. Мы объяснили свой быстрый отъезд нежеланием оставаться там, где происходят подобные вещи.
 Неизвестно, кто тут по ночам разъезжает… А до Мадоны, районного центра, далеко, трудно сказать, сколько пройдёт времени, пока стражи закона смогут подъехать. Полиция обещала навести порядок, но нам от этого было ни горячо ни холодно, а Нину с Валей все равно уже не вернёшь.
 Мы уехали — дядя Саша, Вахтанг и я. Все другие остались. Вначале Рута выразила желание к нам присоединиться, но я убедила её задержаться на пару дней. Она заявила мне, что после этого отправится в Питер — её волновала судьба Валеры. О Марисе она даже не вспомнила.
 Я же, напротив, о нем не забывала и, как только мы оказались в машине втроём, рассказала Вахтангу и дяде Саше о ночном разговоре Мартына и Гунара, а также обо всем, увиденном ночью. Вахтанг чертыхался и матерился. Дядя Саша тоже пропустил несколько крепких словечек, но похвалил меня за то, что не открыла рта раньше: длительное общение с латышской полицией было бы нам некстати.
 — Но Марис-то, Марис! — качал головой Чкадуа.
 — Во-первых, следует переговорить с ним самим, — заметил дядя Саша.
 — О чем?! — воскликнули мы одновременно с Вахтангом. — О чем с ним говорить?!
 — Например, выяснить, зачем он все-таки прислал этих ребят, — спокойно сказал дядя Саша.
 — Неужели непонятно? — спросила я.
 — Мне — нет, — заявил дядя Саша. — Я могу предложить несколько версий.
 Например, чтобы охранять тебя, Наташа. Или Руту. Или вас обеих.
 — Но Рута сказала…
 — Не забывай, в каком состоянии сейчас находится Рута. Что она пережила за последнее время. Применение наркотических средств не проходит бесследно. Ей может везде мерещиться слежка. Это — обычное последствие употребления амфетамина. Возбуждение — потом депрессия. И паранойя. Тебе же, кажется, все это объяснял Друвис.
 — Но…
 — Никаких «но». Тем более, молдаванок насиловали несколько человек. Не двое. Это успела сказать Нина перед смертью. И врачи согласны, что там не двое мужиков поработало. Полиция обнаружила следы двух машин — и множества ног.
 Сколько там было человек? Никто не знает. Уж точно не двое.
 — Но, может, они вызвали… — открыл рот Вахташа.
 — Да, конечно, — съязвил дядя Саша. — Позвонили своим дружкам и срочно пригласили на какую-то речушку в Мадонском районе. Там, видите ли, две девки ночью ворожат. Не хотят ли дружки приехать потрахаться? Вы вначале подумайте, а потом уж говорите.
 Я задумалась. Дядя Саша был прав. Стали бы эти два латыша кого-то вызывать? Да зачем им это? Тем более, как говорили Друвис, Марис ещё в Питере и Рута, в Латвии сейчас проституток — пруд пруди. Понёсся бы кто-то неизвестно куда среди ночи, чтобы трахнуться? Нет, здесь было что-то другое.
 — Значит, специально дежурили рядом? — высказала я свою версию. — И просто воспользовались подвернувшимся шансом. От нечего делать.
 — Очень возможно, — согласился дядя Саша.
 — Но кто? — У Вахтанга было очень обеспокоенное лицо. Мой вариант он «переварил» и, пожалуй, согласился с ним.
 — Хотел бы я это знать, — заявил дядя Саша. Никитин какое-то время молчал, потом попросил ещё раз повторить весь рассказ. Вдруг я что-то упустила.
 Он особо заострил внимание на последних словах Нины: там были две группы насильников.
 — Может, вначале все-таки Мартын с Гунаром, а потом эти? — уже не так уверенно предположила я.
 — Может… Но есть и другой вариант. Даже несколько вариантов. Может, Гунар с Мартыном вообще не принимали участия в деле или принимали в компании с первой машиной. А потом прибыли ещё одни. — Дядя Саша помолчал и добавил:
 — Хотел бы я сам осмотреть место происшествия, да кто пустит? И теперь все равно уже поздно.
 — То есть вы хотите сказать, что за нами могут следить даже не две, а три группы? — уточнила я.
 — Во-первых, как я вам уже говорил, я не знаю, зачем приехали Гунар с Мартыном. Это я уточню у Мариса. И кого там пасли? Если вообще пасли, а не приехали просто отдохнуть, ведь и такое может быть. Или приехали совершенно по другим делам, не связанным с нами. А кто там был ещё… Нужно выслушать версию парней.
 — Станут они что-то рассказывать! — хмыкнул Вахтанг.
 — Станут, — уверенно заявил дядя Саша. — Марису.
 Мне очень хотелось спросить, из-за каких таких дел целых две машины с несколькими пассажирами стали бы пасти нашу компанию. Волошин за мной прислал?
 Дубовицкий? Да на черта я им сдалась. Если уж быть откровенной с самой собой, я понимала, что не стою всех этих затрат. За Вахташей? А он что? Ну имеет он очень неплохой доход со своих заводов — легального и подпольных, ну и что? Да купи ты линию, установи в подвале — и гони палёную вожу. Как говорил Вахташа, за двадцать четыре часа работы линия окупается. И не надо за ним гоняться, да ещё караулить у какой-то речушки? А может, все дело в дяде Саше? Вот дяди Сашиных заморочек я не знала. Что он мог сотворить? Или это латышские спецслужбы решили побеседовать с российским коллегой? Нет, Никитина почти все время не было в посёлке. М-да, кому же это мы так понадобились? И главное, кто из нас? Мы все замолчали, я смотрела в окно на быстро проносившиеся мимо латышские пейзажи. Мы ехали по сельской местности. Уже темнело. Дядя Саша свернул к какой-то деревеньке, даже не деревеньке, а группе строений. Он пояснил, что это хутор, купленный на две семьи. Они какие-то дальние родственники. После перемен последних лет решили перебраться на хутор и жить натуральным хозяйством. Откуда про них знал дядя Саша, я уточнять не стала, давно усвоив истину: много будешь знать — не дадут состариться. И вообще мне хотелось спокойно спать.
 Никитина все знали и приняли как родного. Нам выделили комнату, хозяйка собрала на стол: все тот же обалденный латышский хлеб и несколько разновидностей копчёного мяса. «Домой бы купить», — подумала я. Но где мой дом, я так до сих пор и не знаю. Когда я спросила у дяди Саши про наши дальнейшие планы, он заявил, что завтра в одиннадцать сорок мы вылетаем «Финнэйром» в Хельсинки, где и встретимся с Марисом.
 — А виза? — открыла рот я.
 — Наташа, это не твои проблемы, — оборвал меня дядя Саша. — И вообще задавала бы ты поменьше вопросов.
 Что это Никитин так на меня ополчился? Я задала вроде бы вполне правомерный вопрос. Ведь гражданину России для посещения Финляндии требуется виза, которой в моем паспорте не имелось. Наши с Вахтангом заграничные паспорта Дядя Саша забрал перед тем, как лечь спать, ничего не объясняя.
 На следующий день вопрос решился очень быстро. В семь утра мы снова погрузились в дяди Сашину машину и тронулись в путь. От хутора до Риги было минут пятьдесят быстрой езды. Мы с Вахтангом дремали на заднем сиденье, дядя Саша, в противоположность нам, казался свежим и бодрым. «Вколол себе, что ли, какую-нибудь дрянь?» — закралась мне в голову мысль. Но это было не моё дело, тем более Никитин рекомендовал мне задавать поменьше вопросов.
 Попетляв в Риге, дядя Саша остановился у какого-то особнячка и скрылся внутри. Мы с Вахтангом продолжали дремать. Никитин появился минут через сорок, снова сед за руль, и мы опять тронулись в путь. Я заснула и проснулась только в аэропорту. Итак, летим в Хельсинки?
 Перед посадкой дядя Саша вручил нам с Вахтангом паспорта, в которых стояли финские визы. Очень мило. Везде-то связи у господина Никитана. Я вообще-то предполагала, что получу от него какой-то липовый паспорт — например, гражданки Латвии или той же Финляндии, — но нет, мне была вручена родная краснокожая паспортина все ещё гражданки Союза Советских Социалистических Республик.
 Утром на хуторе мне есть не хотелось, по утрам мне вообще хочется только спать, а вот в самолёте я с удовольствием перекусила. Вообще в «Финнэйре» кормят неплохо, я лично была всем довольна, а вот Вахтанг с дядей Сашей выражали недовольство — это теперь некурящая авиакомпания, а им, бедным, было тяжко, хотя и лететь-то всего ничего — пятьдесят пять минут. Представляю, что было бы с ними на дальнем перелёте, правда, тогда, наверное, они выбрали бы другую авиакомпанию. Хорошо, когда есть выбор.
 В самолёте разносили газеты. Я поинтересовалась, нет ли чего на русском.
 Хоть узнать, что в мире делается. Мне предложили позавчерашние «Санкт-Петербургские ведомости» — оставил кто-то из пассажиров. Я углубилась в чтение.
 Моё внимание приковала к себе статья на второй странице, в которой рассказывалось о заказном убийстве одного из торговцев нефтепродуктами.
 Известный в городе бизнесмен, меценат, добропорядочный прихожанин, регулярно жертвовавший церкви из своих доходов, любящий муж и отец получил пулю, выходя из собственного автомобиля в сопровождении трех человек охраны, окружавшей его плотным кольцом. Стреляли из винтовки с оптическим прицелом. Киллер был мастером своего дела: пуля вошла жертве прямо в левый глаз. Охранники слышали только какой-то лёгкий шлёпок — и вдруг их хозяин начал падать, по его лицу разлилась кровь. Пока они его подхватывали, пока ребята из второй машины сопровождения приходили в себя, стало уже поздно. Они сразу не смогли определить направление, откуда стреляли, а когда определили — киллера давно и след простыл. Станет он их дожидаться!
 В статье приводились высказывания представителей власти, правоохранительных органов, коллег по работе, убитых горем родственников. На похоронах присутствовал весь бомонд, была обеспечена надлежащая охрана, поминки прошли в одном из самых фешенебельных ресторанов города.
 В конце статьи было замечено, что в последнее время убитый усилил охрану: словно чувствовал угрозу или получил предупреждение. Однако это ему не помогло. Автор статьи, некий Пётр Иванов, утверждал, что работал киллер, известный в городе своим «почерком». Именно таким образом уже уложили не одного «авторитета». Только имя киллера пока остаётся загадкой.
 Убитый был известен под кличкой Водолей.




 Глава 27


 Наконец мы приземлились в аэропорту Хельсинки, получили свой багаж и вышли на улицу.
 — Такси берём? — спросил Вахтанг, извлекая пачку финских марок.
 Ну каких только денег нет в карманах дорогого Вахтанга Георгиевича!
 По-моему, он даже не заметил пропажу стодолларовой купюры — той, что у него вытянула Инга. Что такое сто баксов для дорогого господина Чкадуа? Копейки.
 — Поедем на автобусе, — заявил Никитин.
 — Слушай, дорогой, — открыл рот Вахтанг Георгиевич, — какой автобус? Я в жизни на автобусах не ездил. Неужели ты думаешь, что на старости лет…
 — Вы не на старости, а во цвете, — вставила я.
 — Спасибо, Наташа, — ответил Вахтанг и снова повернулся к дяде Саше:
 — Слушай, дорогой, ну не надо на автобусе, а? Какой автобус? Машину возьмём, поедем, куда скажешь… Как белые люди.
 Но дядя Саша был твёрд в своём решении. Более того, мы сели даже не в «финнэйровский», регулярно курсирующий между аэропортом и центром города, а в обычный рейсовый. Правда, поездка в нем не очень напоминала езду в общественном транспорте Петербурга: кроме нас в него сели только двое, да и потом он так и не заполнился, свободные места оставались, их было даже больше, чем занятых.
 Этот автобус был гораздо комфортабельнее, чем жёлтенькие «Икарусы», вот уже столько лет трясущиеся по ухабинам моего родного города.
 — Запомните на всякий случай, — инструктировал дядя Саша. — Шестьсот пятнадцатый. Останавливается на площади у железнодорожного вокзала. Если стоите лицом к вокзалу, то справа, а «финнэйровский» — слева.
 — Зачем нам это запоминать, дорогой? — угрюмо спросил Вахтанг Георгиевич, вынужденный «на старости лет» осваивать езду общественным транспортом, пусть и финским. — Ты думаешь, дорогой, что я на автобусы перейду?
 Я тогда себе свой персональный куплю. И вообще…
 — Может пригодиться. Мало ли что.
 — А что? — вставила я.
 — Неизвестно, какая машина может остановиться, если ловить станете. А тут — гарантия.
 Я решила, что дядя Саша, как обычно, прав, и поинтересовалась, когда и где мы встречаемся с Марисом. Никитин объяснил, что он будет нас ждать в машине.
 — Что, в аэропорту не мог встретить? — огрызнулся Вахтанг.
 — На моей? — уточнила я.
 — Не все сразу, — спокойно сказал дядя Саша и вначале ответил мне:
 — Нет, Наташа, твоя осталась дома, на твоей обычной стоянке, как вы и договаривались. Здесь будет другая тачка, с финскими номерами. Зачем привлекать лишнее внимание питерскими?
 Мы вышли там, где велел дядя Саша, и завернули за угол. Одна из машин, стоящих у поребрика, тут же мигнула фарами. Никитин направился к ней, я шла следом, Вахташа замыкал шествие, водрузив на себя свою большую сумку и мой многострадальный рюкзак. Настоящий джентльмен господин Чкадуа. Никитин следовал налегке — с одной спортивной сумкой среднего размера. Я несла свою небольшую спортивную сумку.
 Марис открыл дверцы «семёрки» БМВ. Никитин опустился на переднее место для пассажира, мы с Чкадуа устроились сзади. Вахтанг был хмур, у меня тоже испортилось настроение.
 Шулманис сразу же тронулся с места. Похоже, что Хельсинки и окрестности он знал очень неплохо. Я не задавала вопросов, куда мы едем, ни Никитин, ни Шулманис нам с Вахташей ничего не сообщали, а беседовали между собой. Дядя Саша рассказывал последние новости, Марис чего-то лопотал про ситуацию в Питере. Я вначале прислушивалась, а потом отключилась, глядя в окно. Как они мне все надоели! На работу бы устроиться, что ли? Надо будет напомнить Марису про его обещания. А зачем откладывать дело в долгий ящик? — решила я и тронула его за плечо:
 — Марис!
 Они с Никитиным тут же повернулись ко мне.
 — Да?
 — Как насчёт работы?
 — Какой работы? — не понял Шулманис. Дядя Саша и Вахтанг с удивлением уставились на меня.
 — Модельной, конечно. Больше-то я ничего не умею делать.
 — Какая сейчас к черту работа?! — заорал дядя Саша.
 — А почему бы мне не поработать? — с невинным видом поинтересовалась я.
 — Марис, ты что, забыл про уговор? Или мне, может, в Питер вернуться?
 Последняя фраза им совсем не понравилась. Марис с дядей Сашей стали убеждать меня, что мне там совсем не за чем появляться, да и небезопасно.
 — И вообще, что тебе не живётся? — выпалил дядя Саша. — Разъезжаешь по миру на халяву, ешь, пьёшь, спишь, загораешь. Мужики вокруг тебя вертятся. Мне бы такую жизнь.
 — Вот и живите ею. А мне надоело, — заявила я. — Я хочу домой.
 — Только твоих истерик нам и не хватало! — вспылил дядя Саша.
 Меня поддержал Вахтанг, заявивший, что нечего держать девушку, если ей больше не хочется путешествовать в определённой компании. Я заверила Вахтанга Георгиевича, что в его обществе я с радостью продолжу путешествие, и поинтересовалась, не желает ли он проводить меня домой. Вот чего-чего, а домой Вахташа никак не желал. Оно и понятно: у него там были свои проблемы.
 Дядя Саша с Марисом сменили тактику и стали уговаривать меня ещё немного попутешествовать. Моё плохое настроение они объясняли случившимся в гостинице, говорили, что скоро я все забуду и опять буду радоваться жизни.
 Потом Марис сообщил, что, оказывается, на самое ближайшее время запланирован наш вылет в Грецию.
 — И что мы будем делать в Греции? — спросила я.
 — О, это очень кстати, — вдруг подал голос Вахтанг.
 Мы с удивлением посмотрели на него.
 — А ты что там собираешься делать? — уточнил у Чкадуа дядя Саша.
 — Да есть кое-что… — уклончиво ответил Вахташа.
 Я тут же вспомнила, что он ведь не только Вахтанг Георгиевич Чкадуа, а ещё и Константинос Колиастасис, о чем, пожалуй, Марис с дядей Сашей не подозревали, а я узнала от своего предыдущего. Сообщать известную мне информацию (информация — сила, как учил тот же дядя Саша) я никому не стала, а решила для себя, что, очень возможно, присоединюсь к Вахташе, когда мы окажемся в Афинах или где там ещё. У него, как я видела, настроение поднялось, и он уже явно планировал какие-то мероприятия в Греции, осуществление которых, пожалуй, не предусматривало участия Мариса с дядей Сашей. Но я-то в них поучаствую — в любом качестве. Прицеплюсь к Вахташе, как пиявка, а там видно будет. Мне очень захотелось отделаться от Шулманиса и Никитина , потому что я чувствовала: они все глубже и глубже затягивают меня в какую-то игру — причём втёмную.
 Наконец мы остановились у какого-то дома — то ли это был пригород Хельсинки, то ли уже какой-то другой город. Я не стала уточнять. Мне выделили комнату, как и Вахтангу. Марис с дядей Сашей разместились в одной.
 Я слышала, что в доме звонил телефон. Трубку снимал Шулманис и говорил на каком-то иностранном языке — то ли финском, то ли латышском. Я не знала ни того, ни другого, поэтому определить не могла. Но это точно был не английский, которым я теперь усиленно занималась по предоставленному дядей Сашей учебнику, — делать-то все равно было нечего.
 После обеда Марис сообщил, что «ребята» прилетят сегодня вечером.
 Самолёт приземляется без пяти семь, он поедет их встречать.
 — Какие ребята? — не поняли мы с Вахтангом.
 — Гунар с Мартыном. Ваши знакомые.
 — А им-то что здесь делать? — заорали мы, не имея ни малейшего желания с ними встречаться.
 — Это мои друзья, — сообщил Марис. — И нам нужны помощники.
 Я высказала все, что думаю о Мартыне и Гунаре. Вахтанг поддакивал. Ему, как я поняла, тоже страшно не хотелось видеть эту команду. Я все-таки решила выяснить, что же произошло прошлой ночью — ну хотя бы для того, чтобы точно знать, не придётся ли мне ночевать в одном доме с насильниками.
 — И вообще, — заявила я, — я переселяюсь в комнату к Вахтангу Георгиевичу. Вы, надеюсь, не против?
 Чкадуа был совсем не против.
 — Они не насильники, — сообщил Марис. — Вы просто не знаете того, что произошло.
 — Можно подумать, ты там был, — фыркнула я.
 — Не был, — согласился он, — но выслушал отчёт своих людей. И у них нет оснований мне врать.
 — Как бы не так, — теперь фыркнул Вахтанг.
 — Дайте мне хоть слово сказать! — завёлся Марис. — Вы пришли к каким-то выводам, не выслушав все стороны!
 — Так ты тоже не выслушал все стороны, а только своих людей, — перебила я.
 — Наташа права, — Вахтанг пододвинулся ко мне поближе и взял меня за руку. Названый папочка.
 Пока мы были двое на двое, а вот когда приедут «ребята»… Я подумывала, не умотать ли нам с Вахташей — да хоть в ту же Грецию — до их появления.
 Пожалуй, Марис с дядей Сашей поняли, что нужно что-то быстро делать, чтобы не упустить нас. Марис заговорил.
 Он признал, что специально прислал в посёлок Гунара и Мартына — мало ли что может произойти. Ребята были хорошо вооружены и готовы прийти к нам на помощь в случае необходимости. Тем более, в Петербурге после того, как мы уехали, стало происходить вообще неизвестно что. Застрелили крупного преступного авторитета (это я и без Мариса знала — только в газете о нем писали, как о бизнесмене и меценате, но такое случалось не впервые). Людей Дубовицкого арестовали. (Об этом мне тоже было известно.) Сам он свалил в Грецию — но об этом известно лишь узкому кругу посвящённых. Как в них попал Марис, я уточнять не стала: все равно не скажет, но, по крайней мере, становилось хоть немного понятно, почему Греция является нашей следующей остановкой. С другой стороны, было совершенно непонятно, зачем нам охотиться за Дубовицким. Рута вызволена из его лап, все остальные пленницы тоже. Да, одна из них покончила с собой, но нам-то, в принципе, какое дело до Лили? У неё отец есть, который и занимался вначале поисками дочери, а теперь явно будет мстить.
 — Так пусть Лилин отец и ищет Дубовицкого, — заметила я.
 — Он нам нужен живой, — вставил дядя Саша. — Поговорить надо с ним. А Сергиенко наверняка его уже «заказал». Так что мы должны найти его раньше.
 И тут меня осенило:
 — Значит, я вам нужна как приманка?! Ах вы, сволочи!
 — Ты всегда была умной девочкой, Наташа, — только и сказал дядя Саша.
 — Наташа, — открыл рот Марис, — с тобой все будет в порядке. И Александр Петрович со своей стороны, и я со своей обеспечим тебе надёжную охрану. С тобой ничего не случится, а потом я обещаю найти тебе…
 — Ничего мне от тебя не надо! Сволочи! Гады! — вопила я. — Меня этот подонок или убьёт, или… — Я не знала что могло быть «или». — И работы от тебя никакой не надо. Сама найду. Бог внешностью не обидел. Буду жить, как жила.
 Вернусь к Олегу Николаевичу!
 Дядя Саша плеснул мне в лицо воды из своего стакана. Я стала отфыркиваться, сопровождая процесс витиеватыми выражениями, которые приличной девушке знать вообще не положено.
 — Наташенька, киска, ну, скажи, что ты хочешь? — запел сладким голоском Марис. — Ну хочешь мы тебе сейчас счёт в Финляндии откроем и денежку на него положим?
 «Ах, даже так? — подумала я. — Послушаем дальше».
 — Можем хоть завтра съездить в одно финское модельное агентство, я с ними уже говорил в принципе, они подпишут с тобой контракт — и через недельку приступишь к работе. А?
 — Если жива буду, — процедила я.
 — Будешь, — твёрдо заявил дядя Саша. — Ну кто тебя убивать станет? Ну кому ты нужна, подумай сама.
 — Вам, — тут же ответила я.
 Никитин усмехнулся, опять заметил, что я всегда была умной девочкой, но поработать на них с Марисом мне все равно придётся. И как только они усилия объединили? Ведь совсем недавно даже знакомы не были, а тут, пожалуйста, лучшие друзья и партнёры. Вахтанг молчал, явно пытаясь вникнуть в ситуацию. Может, прикидывал, что он лично может со всего этого поиметь. Наконец Чкадуа решился:
 — А из-за чего весь сыр-бор-то, а? — Он переводил взгляд из-под густых чёрных бровей с дяди Саши на Мариса и обратно. — Чего добиваетесь-то? Девчонку втёмную используете, меня втёмную…
 — Тебе надо было из Питера свалить? Так? — повернулся к нему дядя Саша.
 — Тебя вывезли, в Латвии укрыли, сейчас в Финляндии укрывают, отсюда в Грецию поедешь. Никто тебя не достанет. В Питер-то ума хватило не звонить, как предупреждали? Или звонил?
 Вахтанг молчал. Я тоже. Но он ведь постоянно куда-то названивал, сидя на бережку. О чем он говорил и с кем, я не знала: разговоры, в основном, велись на непонятных мне языках.
 — Так вот, дорогой, — продолжал Никитин, — дачку твою вверх дном перевернули. Не менты. Другие заинтересованные стороны.
 Вахтанг стал выражаться на грузинском (в припадке ярости, гнева или других сильных эмоций Чкадуа всегда переходил на родной язык, как он сам мне говорил), его лицо просто перекосило. Видимо, ему ещё не успели сообщить последние новости, или Зураб не хотел лишний раз расстраивать брата, все равно тот из Латвии ничем не помог бы. Но дядя Саша ещё не закончил свою речь и прервал излияния Вахтанга:
 — Твоих ребяток сигаретками поприжигали, не знаю уж, что они там нарассказывали. Сейчас Зураб там всех откачивает да порядок наводит. К твоему возвращению успеет — если, конечно, не будешь особо с ним спешить. С возвращением в смысле. Я понятно излагаю?
 Чкадуа, как я видела, все было понятно. Да, похоже, про дела на своей вилле узнал только сейчас. Но мне лично было непонятно: какой толк от этого вандализма? И ребят зачем пытали? И кто, главное? В особенности, если всех орлов Дубовицкого менты загребли, сам он в Грецию отвалил, а у Волошина кишка тонка такими делами заниматься, да и нет у него достойной «бригады».
 — Так будешь ещё дёргаться? — обратился к Вахтангу дядя Саша. — Или спокойно поедем в Грецию нашей дружной компанией?
 — Поедем, — процедил Вахтанг. — Но у меня там дела будут. Я с ними давно торгую.
 — Торгуй на здоровье, — ответил дядя Саша, — но делай, что тебе говорят, и не выпендривайся. Да вот эту, — кивок в мою сторону, — приструнивай.
 — Меня не надо приструнивать. Если все доходчиво объяснить, я все понимаю.
 — Ox, какие речи мы толкаем! — воскликнул дядя Саша.
 — Тем не менее, — как ни в чем не бывало продолжала я, — пожалуйста, объясните, что произошло сегодня ночью. Ведь две девчонки погибли! Умерли жуткой смертью! Я не буду хватать за горло ваших Мартына с Гунаром, но хоть скажите: они или не они?
 — Не они, — сказал Марис.
 — А подробнее нельзя?
 — Сейчас в Латвии работают ребята, — пояснил он, — пока я точно сам не могу сказать, кто.
 — Скажи, что знаешь, — настаивала я. Гунар с Мартыном решили пойти за двумя молдаванками. Девчонки жили прямо над ними, а поэтому ребята услышали шум, когда молдаванки поднялись среди ночи. Их первой мыслью было, что это мы с Вахтангом задумали сбежать, тем более что нас полдня не было, а они так и не смогли выяснить, где мы провели все это время. Они позвонили Марису, и он велел следовать за нами, но оказалось, что это две молдаванки. Парни все-таки решили их проверить. С чего бы это вдруг две девицы встают среди ночи и отправляются неизвестно куда?
 Девчонки пошли в редкий лесок у речки, там одна завязала другой на предплечьях два лоскутка — белый и чёрный, потом та, что завязывала, отошла назад — они ещё шаги считали, — причём довольно далеко, на триста шагов.
 Оставшаяся начала устанавливать свечи, определяя по компасу стороны света.
 Светила полная луна. Парни сидели в кустах и обалдело наблюдали за происходящим. И они вначале решили, что, может, девки — сумасшедшие и у них обострение. Потом разделились: один смотрел за втыкающей в землю свечи Валей, а второй пошёл за Ниной, усевшейся на берегу.
 Валя зажгла свечи, установленные треугольником, и три раза произнесла имя «Вахтанг». (Чкадуа при сообщении об этом выпучил глаза.) Гунар, следивший за Валей, понял, что она ворожит на одного из тех, кого его прислали охранять.
 Валя была девушкой красивой, явно хотела мужчину, и Гунар решил воспользоваться ситуацией. Его мысли совпали с мыслями Мартына. Ночь, безлюдно, полная луна…
 Но силой брать не пришлось, девушки отдались им добровольно. Возможно, решили, что ворожба сразу же подействовала — пусть и не Вахтанг появился. Тем более, колдунья их предупреждала, что если Валя сделает что-то не так, результата может не быть — или будет, но совсем другой. Девушки подумали, что так и произошло. Две пары провели примерно полчаса в объятиях друг друга, а потом…
 У речки, как раз в том месте, где мы с Вахтангом обычно загорали, затормозила машина. Гунар с Валей бросились к Мартыну с Ниной. Парни велели девушкам тихо лежать на месте, а они пока проверят, кто это может быть. Ребята тут же вспомнили, зачем их сюда прислал Марис. Приезд какой-то неизвестной машины в это уединённое местечко, тем более среди ночи, не предвещал ничего хорошего. Из машины вышли четверо, говорили по-русски, без всякого акцента.
 Этих четверых интересовала я…
 Мартын с Гунаром обходными путями дёрнули в гостиницу, забыв о Нине с Валей, — парням требовалось выполнять задание по моему спасению. Их отход замечен не был: они принимали все возможные меры предосторожности.
 Из гостиницы они тут же связались с Марисом, во второй раз за ту ночь разбудив его. Шулманис велел парням оставаться в доме и дежурить по очереди, обещая прислать подкрепление.
 Об остальном можно только домыслить. Наверное, Валю с Ниной обнаружили те, из машины. И воспользовались ситуацией. Потом пришла вторая машина — уже с теми, кого прислал Марис. Они утверждают, что у реки не было ни джипа, описанного Гунаром и Мартыном, ни девчонок. Насчёт джипа, возможно, они и правы, а вот насчёт девчонок… Марис не уверен. Но сейчас ничего не докажешь.
 Короче, можно считать, будто бы я во всем виновата. Охраняли меня, а погибли две ни в чем не повинные девчонки. Возможно, Марис и говорил правду, а может, специально придумал эту версию, чтобы таким образом объяснить случившееся и заставить меня одновременно и бояться за свою жизнь, и считать себя виноватой. Но проверить слова Шулманиса я не могла.
 Но если меня и вправду кто-то так усиленно ищет? Кому же я нужна, черт побери?
 Все молчали. Потом дядя Саша заявил:
 — Ты, Наталья, никуда одна не высовывайся. Сиди в доме. Завтра с утра можешь позагорать во дворе, с улицы не видно, что там делается.
 — И кого же я могла так заинтересовать? — решила все-таки уточнить я.
 Должны же дядя Саша с Марисом это знать?
 — Разбираемся, — уклончиво ответил Никитин.
 — А кто знал, что мы будем жить в гостинице? — подал голос Вахтанг. — Как нас вычислили?
 — Разбираемся, — сказал теперь уже Марис и добавил:
 — Тут может быть…
 Мы с Вахтангом вопросительно посмотрели на него.
 — Радиоперехват. Слишком много болтали по трубе, друзья мои.
 Марис взглянул на часы и заявил, что ему пора в аэропорт. В доме мы остались втроём.




 Глава 28


 На следующее утро я напомнила Марису про обещание отвезти меня в модельное агентство. Он попытался отговорить, убеждая обратиться туда, «когда все закончится». Я отказывалась понимать, что может означать это «все», и требовала гарантий своей будущей работы. Вахтанг опять взял мою сторону. Гунар с Мартыном молчали. Дядя Саша, видимо, поняв, что я не успокоюсь, пока Шулманис не отвезёт меня в это самое модельное агентство, велел ему позвонить туда и договориться. И добавил: «С бабами лучше дела не иметь, в особенности с этой упрямой ослицей». Мы с Вахташей подмигнули друг другу, Марис отправился звонить, и вскоре я уже сидела в его машине.
 В агентстве работала дама, разговаривающая по-русски, бывшая наша проститутка, в своё время вышедшая замуж за финна и перебравшаяся на постоянное место жительства к северным соседям. Мы с ней сразу же нашли общий язык. Марис остался в приёмной листать какие-то журналы, а со мной беседовала директриса — финка лет пятидесяти с прекрасными для своих лет фигурой и кожей. Набор фотографий у меня был с собой — это такая же принадлежность моего многострадального рюкзака, готового всюду сопровождать «делающую ноги» хозяйку, как и зубная щётка, смена белья, косметика и, конечно, документы. Ведь подобные снимки — это моя визитная карточка.
 Я не сомневалась, что финке я понравилась, мне рассказали о возможных перспективах работы и обещали позвонить. Я оставила номер выданного мне дядей Сашей мобильного телефона, а также телефон своей квартиры в Питере и телефон брата Андрюши.
 Из модельного агентства мы с Марисом вышли во двор, где оставили машину. Навстречу нам направлялось трое молодых людей. Мне это очень не понравилось. Шулманису, как я успела заметить, тем более.
 Двое молодых людей с типичной внешностью бывших боксёров оказались с двух боков Шулманиса, один — рядом со мной.
 — Тихо! — прошипел он. — Не будешь дёргаться и верещать — все будет в порядке.
 Я почувствовала, как к моему боку прикоснулась холодная сталь.
 — Вперёд к машине, — давал указания парень.
 Я посмотрела вперёд и увидела темно-синий джип «гранд чероки» с питерскими номерами. Марис в сопровождении двух бойцов уже двигался к нему. В тихом финском дворике никого кроме нас не было, да и в окна никакие любопытные бабушки не выглядывали. Откровенно говоря, кричать я не рискнула (была недвусмысленно предупреждена), а на свои навыки в восточных единоборствах в данной ситуации не рассчитывала.
 Нас затолкали в машину. Джип мгновенно тронулся с места.
 — Довыпендривалась! — прошипел у меня над ухом Марис.
 Я удивлённо посмотрела на него: а я-то тут при чем? Но не стала выяснять отношения с Шулманисом и обратилась к похитителям:
 — А куда едем, мальчики?
 — Молчать! — приказал сидевший рядом со мной.
 — Что, нельзя ответить на простой вопрос?
 — Слушай, ты…
 — В Питер или нет? — снова вякнула я. В ответ мне дали по голове, и я на какое-то время отключилась. Пожалуй, мальчики получили задание со мной не церемониться. Но опять же, за кем они приехали — за мной или Марисом? И от кого?
 Вскоре я очнулась, но глаза пока открывать не стала. Может, скажут что интересное? Голова здорово болела. Вот ведь сволочи: бьют беззащитную женщину.
 И тут я вспомнила про заколку, которую мне вручил в Латвии дядя Саша. В заколку было встроено одно из достижений технического прогресса. Интересно, оно ещё работает? Как оно подаёт сигналы, и сколько времени понадобится дяде Саше, чтобы понять, что нас с Марисом похитили? При первой же возможности надо будет сказать Шулманису об устройстве. Правда, разозлился он на меня здорово… Но ничего, переживу, мне с ним детей не крестить.
 Мы ехали чуть больше часа, это дало основание предполагать, что мы покинули пределы Хельсинки. К сожалению, Финляндию я совсем не знаю, так что определить, где мы находимся, была не в состоянии. Марис, наверно, смог бы, но спрашивать его в данной ситуации не следовало.
 Мы въехали в какой-то двор, окружённый высоким забором, дверцу машины открыли снаружи. Нас встречали ещё двое хорошо накачанных молодцев.
 — Привезли? — спросил один из них, заглядывая внутрь джипа.
 — С хахалем, — ответил мой личный страж.
 Так, значит, все-таки молодых людей интересую я. И кто же это так беспокоится? Неужели Дубовицкий? Или Волошин? Геннадий Павлович решил снова набирать гарем, и я стою первой в списке наложниц? Или Волошин считает карточный долг долгом чести? Но к чему такие затраты? Или стоит потешить себя мыслью, что я вызываю. в мужчинах такие желания, что они готовы идти на любые расходы, только бы заполучить меня в свои сети?
 Нас с Марисом проводили в дом. Меня отвели в комнатку без окон на первом этаже. Не знаю, для каких целей планировали её использовать финны, строившие дом, но, похоже, русские хозяева (или арендаторы?) решили сделать её тюремной камерой. В комнатке имелись одна узкая кровать и два стула. Больше ничего не было: ни умывальника, ни параши. Меня заперли на ключ. Слава Богу, не в полной темноте: свет включить было можно и в глаза он не бил.
 Через полчаса дверь открылась, и один из молодых людей принёс мне обед — пиццу, приготовленную в микроволновке, и бутылку «Фанты».
 — А виски со сливками можно?
 Составляющих моего любимого коктейля в доме не нашлось, и вообще моё пожелание вызвало удивление.
 — А чаю? — попросила я.
 Чай вскоре прибыл.
 — И долго мне здесь сидеть? — спросила я у «официанта».
 — Шеф должен приехать вечером, — сообщил молодой человек и оставил меня в одиночестве.
 Так, вечером должен появиться какой-то мифический шеф. И этот самый шеф явно желает со мной побеседовать. Вот только о чем, интересно?
 И где Марис?
 Я сняла заколку и внимательно её осмотрела: маячок находился где-то внутри. «Дядя Саша, вы получили сигнал?!» — хотелось крикнуть мне, но я молчала, вместо этого снова заколола волосы и забарабанила в дверь.
 — Чего ещё? — спросил тот же парень, который приносил мне еду.
 — В туалет можно?
 — Пошли.
 Я двинулась по коридору первой, мой конвоир шёл следом. Дом оказался довольно большим, мы сделали два поворота, пока не добрались до удобств. Прошли мимо нескольких комнат. В одной из них разговаривали, оттуда доносились мужские голоса.
 Пока я находилась в туалете, к конвоиру подошёл кто-то из приятелей.
 — Руки помыть можно? — спросила я, представ перед молодыми людьми.
 — А душ принять не желаешь? — с издёвкой поинтересовался тот, который только что подошёл.
 — Желаю, — спокойно ответила я. — Пожалуйста, выделите полотенце.
 — Ну ты, слышишь, бля…
 — Где ванная? — обратилась я к первому.
 — Ты это… — тем временем снова открыл рот второй, но я даже не удостоила его взглядом.
 Первый посоветовал приятелю от меня отвязаться, а то «неизвестно, что шеф скажет». Подобный аргумент подействовал. Я сделала вывод, что тащить меня в койку воспрещалось, хотя применять силу не возбранялось в случае необходимости (что и произошло в машине). Первый открыл мне дверь ванной и показал на полотенце.
 — Может, обойдёшься без душа? — робко спросил он.
 — Хорошо, — милостиво согласилась я. — Только вымою руки и лицо.
 Закончив процедуру умывания, я вышла из ванной. Мой конвоир снова был один и ожидал меня под дверью.
 — А вы чьи? — поинтересовалась я — Приедет шеф, и все узнаешь. Так, на вопросы отвечать запрещено, если что-то и будет объяснено, то только самим шефом.
 Меня снова заперли в моей темнице. Я решила лечь вздремнуть — все равно делать было нечего, болела голова и вообще следовало отдохнуть, — неизвестно, что ещё ждало меня ночью.
 Я проснулась от шума открываемой двери, кто-то включил свет, который после тьмы показался мне очень ярким. Я закрыла глаза рукой.
 — Вставай, спящая красавица, — позвал густой баритон, не принадлежавший ни одному из моих похитителей.
 — Выйдите, мне надо одеться, — заявила я. Вместо этого мужчина вошёл в мою темницу и прикрыл за собой дверь.
 — Одевайся. Я ничего нового все равно не увижу.
 — Но тем не менее… — начала я и осеклась. Мои глаза уже привыкли к свету и я увидела гостя. Это был Викинг — Виталий Станиславович Сергиенко, банкир и отец Лили.
 — Вижу, что узнала, — усмехнулся он, устраиваясь на одном из стульев напротив кровати.
 Я села, натянув на себя одеяло. Моя одежда лежала на втором стуле. Так, этому что надо? Узнать, как погибла Лиля?
 Я вопросительно посмотрела на Сергиенко.
 — Ну рассказывай, — сказал Викинг.
 — Чего рассказывать? — спросила я. — И вообще мне бы в туалет и умыться…
 — Успеешь, — заявил он.
 — И как прикажите все это понимать? — спросила я, широким жестом обводя темницу. Я несколько осмелела: убивать вроде бы меня не собирались, пытать тоже. Правда, в доме находилось слишком много особей мужского пола…
 — Дитя моё, — заговорил Викинг, — ты решила играть во взрослые игры, а значит, должна понимать, что и спрос с тебя будет, как со взрослой. Итак?
 — Что вы от меня хотите? — произнесла я голосом маленькой девочки: я в самом деле не понимала, что ему нужно.
 Викинг внимательно посмотрел на меня, наверное, решая, полная ли я идиотка или притворяюсь. По всей вероятности, он не пришёл ни к какому выводу, и поэтому задал конкретный вопрос:
 — Что ты делала на кладбище?
 — Навещала своего предыдущего, — честно ответила я.
 Сергиенко несколько секунд переваривал услышанное.
 — Это того алкаша кладбищенского, что ли? Неужели он так плохо обо мне думает?
 — У вас все в порядке со зрением? — спросила я.
 — Не понял.
 Я встала с постели в одних узеньких трусиках и прошлась как по подиуму перед обалдевшим Сергиенко. Закончив демонстрацию, я опять скрылась под одеялом.
 — И как я должен это понимать? — выпучился на меня Сергиенко, пытаясь прожечь одеяло взглядом.
 — Вы алкаша кладбищенского хорошо рассмотрели? — ответила я вопросом на вопрос. — По крайней мере, смогли прийти к выводу, что он — алкаш кладбищенский, — ответила я вместо Сергиенко. — Я на бомжиху или кладбищенскую алкашку тяну?
 Или как?
 Викинг расхохотался и долго не мог успокоиться, потом приоткрыл дверь, ведущую в коридор, и крикнул, чтобы ему принесли пива. Я опять попросила себе виски со сливками. Получив очередной отказ, попросила «колу». Через минуту нарисовался конвоир с двумя банками и опять плотно прикрыл за собой дверь.
 — Так кто же такой твой предыдущий, как ты его называешь? И почему предыдущий? Это слово вообще-то употребляется в неоконченном математическом ряду.
 — Можно подумать, я на последнем поставила точку, — хмыкнула я. — До конца ряда ещё знаете, сколько?..
 Сергиенко опять усмехнулся, а потом снова начал задавать вопросы:
 — Так почему же все-таки предыдущий?
 — Потому что предыдущий, — ответила я чистую правду.
 — Мы не понимаем друг друга, — заявил Виталий Станиславович. — Нельзя ли пояснить поподробнее?
 — Ну чего тут объяснять? — начала заводиться я. — У вас сейчас какая по счёту женщина?
 — Жена вторая, а любовница — не помню. — Сергиенко не прекращал улыбаться.
 — Но не первая и не последняя? Виталий Станиславович расхохотался.
 — Так, частично понял, что ты имеешь в виду, говоря «предыдущий». А кто нынешний?
 — Место вакантно.
 — А последний?
 — Волошин Олег Николаевич. Слыхали про такого?
 — Слыхал, — кивнул Сергиенко. — вcе-таки, кто же предыдущий?
 — Вы сами к нему на могилу ходили. Сергиенко высказался непечатными словами, потом глубоко задумался. Наконец он поднял голову, внимательно посмотрел на меня и спросил:
 — А откуда ты знаешь этого алкаша?.. С кладбища?
 — Так он там все время пасётся, — уверенно ответила я, хотя видела тогда дядю Колю впервые, но раз его знали ребята-могильщики, значит, он бывает там регулярно.
 — И ты часто навещаешь своего предыдущего?
 — Часто, — ответила я и отвернулась к стене: у меня выступили слезы.
 Сергиенко помолчал, потом спросил, не хочу ли я выпить чего-нибудь покрепче. Я отказалась: все равно нет ни виски, ни сливок. Как мне показалось, направляясь на встречу со мной, Сергиенко ожидал услышать другие ответы. Может, теперь думает, что зря устроил весь сыр-бор?
 — Наташа… — наконец позвал он меня.
 — Ну что ещё?
 — А твоего предыдущего… ну, в смысле, Бондаря… его в самом деле убили?
 — Вы чего? — Я округлила глаза, а про себя подумала, что слишком многие намекают, что Серёжа может быть жив!
 — Ты опознавала тело?
 — Да какие могли быть сомнения?! — воскликнула я. — Его застрелили у нас… у него в подъезде. Я ещё в окно смотрела, видела, как он из машины вышел и в парадную вошёл. А потом нет и нет. Ну я вышла и…
 Я разревелась. Сергиенко пересел ко мне на кровать и стал меня утешать — как дочь, не проявляя никакого интереса к моему телу. Ещё один названый папаша.
 — Ты никого не видела?..
 — Послушайте, меня и без вас менты сто раз допрашивали! — закричала я.
 — Никого я не видела! Если бы видела, сама своими руками придушила бы! Что вы от меня хотите?! Зачем вы меня сюда притащили?! Что вам нужно?! Дубовицкий в Греции, ищите его там и разбирайтесь с ним! Я его ненавижу так же, как и вы! Он и меня хотел в свой гарем затащить, как вашу Лилю, да я успела смотаться, вот и путешествую теперь по разным странам, дома жить не могу.
 Сергиенко слушал меня, открыв рот.
 — Подожди-ка, подожди-ка. Я чего-то не понимаю. Наверное…
 Викинг глубоко задумался, потом решил уточнить:
 — Так ты бросилась в бега, потому что Дубовицкий решил заполучить тебя в свой гарем?
 — Да, Волошин проиграл меня ему в карты.
 — М-да, — только и сказал Сергиенко, а потом вдруг спросил:
 — А при чем тут бывший кагэбэшник и этот латыш?
 — Дядя Саша — мой сосед, а девушка Мариса — Рута — тоже была в гареме.
 — И вы все ищите Дубовицкого? — уточнил Сергиенко.
 — Зачем мне его искать?! — заорала я. — На черта он мне сдался?! Утоп бы он где-нибудь в Эгейском море, я была бы счастлива до беспамятства!
 — Но почему все-таки вместе с тобой путешествуют Марис и дядя Саша? — не отставал Сергиенко, неудовлетворённый моим ответом. — И ещё какой-то грузин.
 — А это вы у них спрашивайте.
 — А тебе-то они что говорят?
 — Ничего я ни у кого не спрашивала, — я вела себя как истеричка. — Меня уже давно научили не задавать лишних вопросов. И мой предыдущий, и все предшествующие. Много будешь знать — не дадут состариться, — это я ещё в отрочестве усвоила. Возят меня по разным странам — и возят. Я загораю, отдыхаю, английский учу. Что вы от меня хотите?
 Наверное, Сергиенко решил, что я просто ветреная особа, живущая за счёт мужчин. В некоторой степени он был прав. Викинг сделал ещё одну попытку:
 — Но неужели ты не поинтересовалась… Тебе что, предложили просто куда-то поехать?..
 — Ну конечно! — воскликнула я, как само собой разумеющееся. — Марис предложил мне поехать вместе с ним в Латвию, а потом в Финляндию. Это был наиболее приемлемый вариант. Волошин проиграл меня Дубовицкому, мне нужно было смотаться из города.
 Я потупила глазки. Сергиенко, пожалуй, решил, что перестарался, мобилизуя своих орлов на захват меня в плен. Наверное, подумал, что допустил какую-то ошибку в своих рассуждениях.
 — А что ты знаешь про Лилю? — перевёл он разговор на другую тему — ту, которая, наверное, волновала его больше всего. Ведь он явно ищет Дубовицкого не для задушевной беседы.
 — Она была в гареме, — начала я и пересказала услышанное в своё время от Мулатки и Руты, а также описала штурм особняка Дубовицкого.
 Выслушав меня, Виталий Станиславович процедил сквозь зубы, что лично придушит этого мерзавца. Я выразила желание помочь ему в этом.
 — Рута — девушка Мариса? — уточнил Викинг.
 — Да.
 — Тогда почему он позвал тебя вместе с собой в Латвию, если вызволил свою Руту? Тоже гарем решил основать? — Сергиенко внимательно смотрел на меня.
 — Да какой сейчас от Руты толк? Её же наркотиками накачивали. Её лечить надо. Если вообще вылечат.
 Викинг уточнил, в самом ли деле Рута находится в Мадонском районе Латвии. Я подтвердила и поинтересовалась, его ли ребята приезжали туда ночью.
 — А про это ты откуда знаешь? — Сергиенко прищурил глаза.
 — Я не знала. Но вы это сами только что подтвердили.
 Я не поскупилась на описание случившегося с Валей и Ниной, пояснив, что именно поэтому мы и уехали из Латвии, не желая оставаться в таком опасном месте. Новость об изнасиловании была для Сергиенко неожиданностью, а его реакция — ужасной. Вернее, она такой и должна была быть. Нормальная реакция отца, дочь которого покончила с собой, потому что над ней так же издевались какие-то подонки. Неужели парни считали, что Сергиенко это им спустит? Или думали, что он никогда не узнает о том, что они сделали ночью? Или решили, что с незнакомыми девчонками им можно делать все, что вздумается? С незнакомыми, небогатыми, случайно встреченными? Правда, если бы Лиля оставалась жива и здорова, Виталий Станиславович мог и не отреагировать так бурно, только отчитал бы за то, что вляпались в историю, нити от которой могут потянуться к нему. Он просто принял бы меры, чтобы случившееся не связали бы ни с ним, ни с его людьми.
 Первой фразой Сергиенко после моего сольного выступления была:
 — Не может быть! Не может…
 Он произнёс эти слова шёпотом. Мне почему-то показалось, что у него в эти мгновения перед глазами стояла Лиля. Вначале — живая, а потом — та, которую он нашёл… Услышанное всколыхнуло его в первую очередь как отца. Я же ещё подлила масла в огонь, считая, что орлы Сергиенко заслуживают самого жестокого наказания:
 — Может, Виталий Станиславович, ещё как может. Получается, что вы послали своих людей за насильником вашей дочери, а они тем временем сделали то же самое с двумя другими девчонками. То же самое! Девчонки умерли. Обе!
 Сергиенко выдал такую тираду, что даже мои уши, слышавшие немало русских народных выражений, свернулись в трубочку, потом резко замолчал и прикрыл глаза рукой. Наверное, он снова видел Лилю… Затем Виталий Станиславович распахнул дверь и заорал:
 — Блоха! Ко мне!
 Один из накачанных молодцев тут же вылетел из комнаты, где сидел с приятелями, подскочил к шефу и вытянулся по стойке «смирно».
 — В Латвии был?! — Вопрос Сергиенко прозвучал как утверждение.
 — Да, шеф…
 Блоха ответил не очень уверенно — я почему-то ожидала услышать что-нибудь типа «так точно», но он явно заподозрил что-то неладное, бросив взгляд на меня.
 — И чем вы там занимались? — продолжал допрос Сергиенко. — Зачем я вас туда посылал, мать вашу?!
 Блоха стал нагло врать, заверяя шефа, что не видел ночью никаких молдаванок, как и все ребята, среди которых он был старшим. Из Латвии остальные отправились назад в Питер, не имея финских виз, а Блоха — в Финляндию, где его уже ждали другие орлы из сергиенковской команды.
 Я не в силах была сдержаться и вступила в разговор. Из комнаты появились остальные парни, находившиеся в доме. Они прислушивались к происходящему, не произнося ни звука, а только переводя взгляды с шефа, щеки которого горели нехорошим румянцем, на меня, а потом на своего приятеля.
 Наверное, они не могли решить, кто из нас врёт — Блоха или я. Трудно сказать, в чью сторону они склонялись, если, конечно. Блоха не хвастался своими подвигами.
 Допрос нас с Блохой не удовлетворил Виталия Станиславовича, и он отправился звонить, прихватив меня с собой. Я завернулась в одеяло и последовала за ним в комнату, где стоял телефон. Мой совет поговорить с Марисом Шулманисом, запертым в этом же доме, он оставил без внимания.
 Блоха смотрел на меня с такой ненавистью, что если бы взгляд мог убивать, то меня на этом свете уже не было бы. Правда, я ответила ему таким же взглядом. Наверное, он понимал, что его ждёт, если Викинг все-таки докопается до правды — реакция шефа недвусмысленно подсказывала это. Виталий Станиславович сел за телефон, Блоха попытался опять сказать, что «эта сучка все врёт».
 Сергиенко велел ему замолчать. Блоха заткнулся, молчали и остальные.
 Викинг не выгонял никого из комнаты, наоборот, даже включил громкую связь, чтобы его подчинённые все слышали.
 Телефонные разговоры перемежались долгими паузами, когда мы ждали, чтобы перезвонили нам. В эти периоды Сергиенко молча курил, не разговаривая ни с кем, глядя в одну точку. Мне опять казалось, что он видит Лилю… и то, что с ней делали… и что она потом сделала с собой. Остальные тоже не решались произнести ни звука. Каждый телефонный звонок был словно взрыв бомбы.
 Первым пришло подтверждение из Латвии. Не знаю уж, с кем там связывался Виталий Станиславович, но, судя по акценту, это был какой-то латыш, сообщивший о гибели двух молдавских девушек, следах, оставленных двумя разными машинами, последних словах Нины, сказавшей, что насиловавшие её парни были русскими и что они, не удовлетворившись одним разом, вернулись снова. Их было четверо.
 Услышав это, Сергиенко молча повернулся к Блохе и посмотрел на него своими холодными голубыми глазами, которые в эту минуту напоминали два кусочка льда. Не хотелось бы мне оказаться на месте этого молодца, который, как я понимала, вскоре будет раздавлен, подобно существу, в честь которого он почему-то получил своё прозвище.
 Другие парни как бы отодвинулись от Блохи, понимая, что лучше держаться от него подальше, чтобы не попасть под горячую руку шефа.
 Утопающий хватается за соломинку. Блоха быстро сообразив, завопил:
 — Шеф, там две машины было! Вы же слышали: две! Разные! Мы не…
 — Когда ты передо мной отчитывался, ты сообщил, что вы там были, — ровным тоном произнёс Сергиенко. — Добрались к ночи. Ночью же изучили обстановку, подъезды к дому, места, где можно укрываться в дневное время, чтобы следить за домом. На следующий день отбыли вслед за Натальей. — Он кивнул в мою сторону. — Так?!
 — Но…
 В эту минуту снова зазвонил телефон. Отчитывался какой-то Антон, которому Сергиенко велел допросить трех других участников «акции». Пока Антон успел поговорить только с двумя. С пристрастием или нет — не знаю, но склоняюсь к первому варианту.
 — Говорят, что трахнули двух баб, — сообщили из Питера. — Две какие-то, гуляли среди ночи по лесу. Наши решили, что бабы чокнутые. Но мужики клянутся, что просто трахнули — по два на каждую — и уехали. Больше не возвращались.
 Сергиенко поблагодарил звонившего, отключил связь и повернулся к Блохе.
 — Даю тебе последнюю возможность рассказать все, как было, — процедил он сквозь зубы. — Ты же понимаешь, что я все равно докопаюсь до правды. Раньше или позже. Чего бы мне это ни стоило. — Сергиенко помолчал несколько секунд и заорал:
 — Вы зачем туда ездили, мать вашу?! Вам что, бл… мало? Зудило среди ночи? Я тебя, сукин сын… — Виталий Станиславович со всей силы стукнул кулаком по столу так, что даже подпрыгнул телефонный аппарат, а потом рявкнул ближайшему парню:
 — Виски мне плесни!
 — Виски нет, — пролепетал мой «официант». — Водки хотите?
 Сергиенко молча кивнул, потёр ладонями лицо, закрыв его на мгновение.
 «Официант» быстро наполнил стакан до половины и протянул Сергиенко, тот хлопнул водку, вытер рот рукавом и снова посмотрел холодным злым взглядом на молчавшего Блоху.
 — Ну?
 — Мы их не убивали, — процедил тот. — Трахнуть — трахнули. И уехали. — А потом Блоха заговорил скороговоркой:
 — Ну, шеф, что делать-то было? Приезжаем — две бабы по лесу ходят. Сами же напросились. Мы все же — нормальные мужики.
 Но не убивали, клянусь! Что для бабы два мужика? Не убивали их!
 — Не убивали, — кивнул Сергиенко и опять на мгновение закрыл глаза. — А они потом умерли. Как Лилька. — Сергиенко налил себе ещё водки и опять выпил как воду. — А возвращались зачем? Мало показалось, твою мать? — заорал Виталий Станиславович.
 — Мы не возвращались! Вам же латыш сказал, что машины разные! Не мы это были! Кто-то приехал после нас. Следы оставил.
 — Ты слышал, что девчонка перед смертью сказала?
 — Но могли другие после нас приехать! — заорал Блоха.
 — Да, как же, жди больше.
 Я же точно знала, что на месте потом были люди Мариса, утверждавшие, по словам Шулманиса, что не видели ни девчонок, ни джипа. Но Марис своих людей никогда не продаст — в этом я не сомневалась. Правда, Нина сказала, что парни были русские. Могли русские работать на Мариса? Вполне. Почему бы и нет? Да и Нина ко времени их приезда уже, наверное, плохо соображала. Те, новые, тоже увидели двух девчонок в лесу и воспользовались ситуацией, рассуждая примерно так же, как Блоха и его приятели.
 Потом у меня мелькнула ещё одна мысль: а не могли ли там побывать и люди Дубовицкого? Вдруг? Следов-то оставлена куча, а команда Мариса могла подъехать и к другому месту… Сам черт не разберёт. А ведь в жизни бывает немало стечений обстоятельств, в которые сложно поверить.
 Да, девчонок уже не вернуть, как не вернуть и Лилю — это самое ужасное, но виновные должны быть наказаны. Я не стала делиться с Викингом информацией о людях Мариса и своими мыслями о возможном появлении команды Дубовицкого, считая, что моё выступление уже делу не поможет, а мне лично навредить может.
 Пусть Викинг разбирается со своими. Этого достаточно.
 Блоха что-то ещё быстро говорил, но казалось, что Сергиенко его уже не слушает, а опять вспоминает Лилю и видит жуткие картины. Потом Викинг поднял глаза на «официанта» и отдал распоряжение:
 — Вместе со Славкой, — кивок в сторону ещё одного молодца, — отвезёте его, — кивок на Блоху, — в Питер. Пусть подождёт моего возвращения. Андрей, позвони Рыжему, пусть остальных героев тоже попридержат. А сейчас заприте его.
 — Там латыш, — пролепетал Андрей.
 — Ах да, — вспомнил Сергиенко. — С латышом я тоже побеседую. Но потом.
 Тогда в ванной закройте, черт побери! Сообразите что-нибудь!
 Двое ребят схватили Блоху, он отчаянно сопротивлялся, появился Андрей со шприцем, хотел вколоть Блохе снотворное… но тут начался штурм дома, в котором мы находились.
 Сработала моя заколка, вернее, встроенное в неё приспособление. Дядя Саша дождался темноты, чтобы не привлекать лишнее внимание, и организовал атаку.
 Никто не кричал «ура», только матерились — причём и атакующие, и защищающиеся. Правда, защищающиеся быстро отключились: дядя Саша где-то раздобыл очередной «сюрприз», закамуфлированный под бутылку шампуня. Правда, вместе с защитниками отключилась и я, потому что на этот раз у меня не было противогаза.
 Я очнулась в том доме, в который нас по прибытии в Финляндию привёз дядя Саша.
 — Ну наконец-то! — воскликнул сидевший напротив Чкадуа. — Как ты, Наташа?
 — Нормально, — сказала я и села. Меня слегка подташнивало. — Марис тут?
 — Тут, тут, — заверил меня Вахтанг. — Насилу нашли его. Они его в подвал посадили.
 Чкадуа рассказал мне, что дом, в котором держали нас с Марисом, стоял обособленно, в лесу. Никаких строений в пределах видимости не было. Кроме меня и Мариса, из дома вывезли также Сергиенко. В эти минуты с ним беседовал дядя Саша. У меня тоже возникло желание поучаствовать в разговоре и спросить, что же все-таки Виталий Станиславович намерен делать со своими орлами, побывавшими в Латвии. Я приняла душ, расчесала волосы, на этот раз не надевая заколку, и вместе с Вахтангом отправилась в гостиную.
 Дядя Саша с Викингом одновременно повернулись, когда мы появились в комнате.
 — Ну как ты? — с беспокойством спросил дядя Саша.
 — Нормально, — ответила я и посмотрела на Сергиенко. По всей вероятности, он тоже отошёл не так давно.
 — Наташа, есть хочешь? — подал голос Вахтанг.
 — Меня подташнивает, — ответила я.
 — Сегодня лучше не надо, — высказался дядя Саша. — Как и Виталию Станиславовичу. И алкоголь не советую. Даже со сливками.
 Я решила поверить дяде Саше на слово, хотя, откровенно говоря, свой любимый коктейль я с удовольствием бы выпила.
 Виталия Станиславовича, как я успела заметить, при одной мысли о еде передёрнуло. Тем временем мы с Вахташей устроились в креслах вокруг небольшого столика, стоявшего перед камином.
 — Ты знаешь, в чем тебя подозревал Виталий Станиславович? — спросил меня дядя Саша.
 Мне очень хотелось это узнать.
 Оказалось, что господин Сергиенко решил, что это я «заказала» крупного преступного авторитета Водолея, большого друга Виталия Станиславовича. Но почему-то про род деятельности Водолея — нефтепродукты — Сергиенко умолчал, а дядя Саша не спросил — или и так знал?
 У меня округлились глаза. То же самое произошло и с глазами Вахтанга Георгиевича.
 — А кто такой Водолей? — невинно спросила я.
 — Не забивай голову, Наташа, — ответил дядя Саша. Значит, знал.
 Сергиенко, пожалуй, полностью убедился в моей непричастности к имевшим место в Питере событиям. Дядя Саша тем временем выуживал из него информацию об этих событиях. Виталий Станиславович показался мне излишне разговорчивым. Что это он так заливается соловьём? У меня зародились подозрения: не использовал ли дядя Саша какой препарат для усиления говорливости Викинга, пока тот пребывал без сознания и не чувствовал, что с ним делают? Тем не менее слово «нефть» не прозвучало ни разу. Или этого не хотел дядя Саша?
 Викинг рассказал о способе связи с известным киллером — через могильную плиту Сергея Бондаря, или моего предыдущего. Этот способ стал использоваться вскоре после убийства Сергея, связного между киллером и его заказчиками.
 Неужели мой Серёжа служил связным? Мало ему было его бизнеса? Ведь дела вроде бы шли совсем неплохо. Сергиенко пришёл заказать Дубовицкого, на которого давно точил зуб и из-за которого его дочь наложила на себя руки. Найти негодяя не представлялось возможным доступными для Сергиенко способами. Он решил действовать через киллера.
 Сергиенко уже собирался сунуть записку в щель, когда почувствовал там другую, из которой и узнал, что. заказали Водолея. Он решил, что это сделала я.
 О том, что видела Олега Николаевича Волошина, я не стала упоминать. Зачем давать присутствующим лишнюю информацию? Но для себя выводы уже сделала: чем-то этот самый Водолей не угодил Волошину.
 Виталий Станиславович сообщил Водолею, что на него сделан заказ, тот направил людей на поиски меня и усилил охрану, но все равно ему ничего не помогло: пуля киллера попала прямо в левый глаз. Пуля все того же киллера, уложившего немало авторитетов и бизнесменов. Почерк был известен в городе.
 Сергиенко взял под своё крылышко осиротевшую братву и уже сам отправил дополнительные силы на мои поиски. Как оказалось, зря.
 — А вы не рассматривали вариант, что я могу быть связной? — спросила я у Сергиенко.
 — Тогда ты забрала бы записку, — пожал плечами Сергиенко.
 В его словах была логика.
 — А что вы все-таки намерены делать с теми, кто убил Нину и Валю? — спросила я у Виталия Станиславовича.
 Он помрачнел при упоминании о случившемся в Латвии, но твёрдо заявил:
 — Они ответят. Я этого так не оставлю.
 Сергиенко помолчал немного, потом посмотрел на Никитина и попросил:
 — Я позвоню?
 — Конечно, — ответил дядя Саша. Виталий Станиславович снова связался с Петербургом, чтобы выяснить, нашли ли третьего из тех, кто был в Латвии, а потом ещё раз повторил, чтобы этих бойцов держали под замком до возвращения самого Сергиенко.
 К большому сожалению Викинга, Блохе удалось сбежать. Как только дым начал рассеиваться, Блоха, едва придя в чувство, рванул из дома. Остальные бойцы не смогли его удержать. Может, не захотели. Дружок все-таки.
 — Я все равно его найду, — заявил нам Викинг, вешая трубку. — Мои ребята должны знать, что я прощаю, а что простить не могу. То, что нельзя делать с моей дочерью… нельзя было делать, — поправился он, — этого нельзя делать и с другими женщинами.
 Перед тем, как мы все разошлись по своим комнатам, Сергиенко высказал пожелание составить нам компанию в Греции и предложил своих бойцов. Он страстно желал поймать Геннадия Павловича и рассчитаться с ним сполна. Готов был задействовать любые ресурсы и тратить неограниченные средства, чтобы отомстить за дочь.
 — Но вы же заказали его киллеру? — воскликнула я. — А если он настолько хорош, как мне тут все говорят, то зачем ехать в Грецию?
 — Киллер не станет гоняться за Дубовицким по земному шару, — заметил дядя Саша, к моему удивлению согласившийся принять Сергиенко в нашу компанию. — Подождёт возвращения на родину, а нам ждать некогда.
 И куда это мы так спешим?
 На следующий день в семнадцать пятнадцать по местному времени мы вылетели из Хельсинки в Афины. На борту самолёта находились Вахтанг Георгиевич, Марис Шулманис, дядя Саша, Гунар с Мартыном, Виталий Станиславович Сергиенко со своими пятью бойцами и я. С визами помог Марис. Хорош журналист.




 Глава 29


 Сидя в самолёте, я думала: «Зачем Олег Волошин заказал киллеру Водолея?» К сожалению, я мало знала о делах Волошина, ещё меньше — о делах Водолея. Я стала вспоминать свою совместную жизнь с Олегом Николаевичем.
 Пожалуй, в последнее время он много пил, каждый день пил, а вначале этого не было. И все время стонал о том, что что-то перепутал. Но вот что? Я не прислушивалась особо, меня это как-то не волновало. Кажется, ему требовались деньги, большие деньги — он их искал. Может, он все-таки не проиграл, а продал меня Дубовицкому? Такой вариант тоже исключать было нельзя. Или долго играл, проигрался, думал, что отыграется и поставил на кон меня? Все могло быть.
 Идиотка, почему я не прислушивалась внимательно к тому, что говорил Олег?!
 Я подумала, что следует позвонить его шофёру Павлу, и решила сделать это, как только мы окажемся на греческой земле.
 Приземлившись, мы поехали в пригород Афин и разместились на трехэтажной вилле с бассейном, где места хватило всей нашей огромной компании. Несмотря на поздний час, я переоделась в купальник и направилась в бассейн, там можно было включить подсветку. Цивилизация!
 Мужчины приняли горячительных напитков, которыми вилла была снабжена в достатке. Два огромных холодильника были забиты едой до предела. Мне поступило три интимных предложения, которые я отклонила, блюдя девическую честь.
 Претенденты особо не настаивали, наверное, были соответствующим образом накачаны начальством.
 Я уже собиралась лечь спать, когда ко мне в дверь постучали. Ещё один желающий?
 Я открыла. На пороге стоял слегка подвыпивший Сергиенко.
 — Что желаете? — поинтересовалась я, не пропуская его дальше порога.
 — Поговорить, — заявил Викинг.
 — А до завтра подождать нельзя?
 — Уже завтра, — заявил он.
 — До утра? — исправилась я.
 За спиной Викинга мелькнул Вахтанг Георгиевич.
 — Наташа, тебя никто не обижает? — спросил Чкадуа.
 — Я хотел с ней поговорить, — хмуро произнёс Сергиенко.
 — А при свидетелях? — уточнила я. Сергиенко махнул рукой и пригласил Вахташу также зайти ко мне в комнату. Я отступила в сторону, пропуская обоих.
 Когда мы расселись (они — в кресла, я — на кровать), я спросила:
 — Ну? О чем будем говорить?
 — О твоём предыдущем, — заявил Сергиенко.
 Меня очень интересовало, что он намерен сказать. Оказалось, что весь путь до Афин он размышлял: кто и за что мог убить Сергея — и пришёл к выводу, что это было сделано Водолеем. Не собственноручно, конечно, он просто нанял киллера. Не того, чьим посредником был Серёжа, а другим.
 — Почему? — уточнила я.
 — Водолей заказывал нескольких человек через твоего Сергея. Бондарь слишком много знал, а Водолей очень не любил, когда кто-то получал о нем лишнюю информацию, — пояснил Викинг.
 — А кто любит? — заметила я. Вахташа кивнул.
 — А теперь я скажу, кто заказал Водолея. «Додумался, что ли? — заинтересовалась я. — Любопытно, как он объяснит интерес Олега Николаевича».
 Сергиенко высказал совсем другую версию: он считал, что Водолея заказал Дубовицкий. Причина: общий интерес к нефти, конкуренция, опять же теснота на рынке, где один из двух соперников — лишний.
 — Но тогда каким образом он разместил заказ? — воскликнула я. — Как вы мне поясняли, это делается через могильную плиту Сергея Бондаря, а Дубовицкий в то время уже находился в Греции. По крайней мере, его не было в Петербурге.
 — Через доверенное лицо, — ответил Сергиенко.
 Все сходилось. Волошин был обязан Дубовицкому, поэтому он сделал то, что ему приказали.
 При слове «нефть» оживился Вахташа. Я уловила интерес, мелькнувший в его глазах. Решил переходить с разлива своей бодяги на чёрное золото? Цистерны уже есть. Или до сих пор переживает, что не он первый сообразил иракскую нефть в обход санкций ООН продать? Никак не может успокоиться после статьи в латышской прессе? Ох, кто разберёт нынешних бизнесменов?!
 Мы ещё немного побеседовали, и Вахтанг Георгиевич с Сергиенко покинули мою опочивальню.
 На следующий день Чкадуа уехал куда-то с самого утра, за ним последовал Сергиенко со своими орлами, Марис с дядей Сашей заперлись в комнате Никитина, Гунар с Мартыном устроились у бассейна. Я решила, что могу спокойно позвонить в Петербург шофёру Волошина, Павлу, чтобы прояснить обстановку. Он как раз должен был уже доставить Олега Николаевича и, наверное, думал, чем бы себя занять.
 Если, конечно, там в корне не изменилась ситуация.
 Павел был рад меня услышать, поинтересовался самочувствием. Я в ответ спросила про настроение. После обмена любезностями уточнила обстановку. Павел сообщил, что Дубовицкий в Греции (это уже не было для меня новостью). Волошин ходит сам не свой: сплошные проблемы, причём их количество постоянно нарастает, как снежный ком. Меня ищут какие-то люди. Напоследок Павел посоветовал мне быть осторожнее и в Россию в обозримом будущем не показываться.
 Я отправилась к бассейну и устроилась рядом с прибалтами. Через несколько минут над забором, разделявшим нас с соседней виллой, показались две головы. Парни тут же приняли стойку сторожевых псов, но это оказались соседи-американцы с дебильно-радостными выражениями лиц, изъявившие желание с нами познакомиться. Меня так и подмывало спросить, не агенты ли они ЦРУ, но я сдержалась, усмехнувшись про себя. Ещё не хватало, чтобы и мне теперь слежка мерещилась, как бедной Руте. Насколько мне было известно, никто из находящихся на вилле нефтью не торговал, кое-кто выражал, правда, сожаление об упущенной выгоде, но это личное горе Вахтанга Георгиевича. Значит, агентов ЦРУ наша компания заинтересовать не могла.
 Мартын и Гунар неплохо изъяснялись по-английски, да и я уже что-то могла выдать. Как сказал один из американцев, Джон, его прабабушка с прадедушкой эмигрировали в своё время из России, поэтому он всегда интересовался нашей страной, даже немного учил язык. В общем, что он говорил, было понятно. Двое американцев давно хотели встретиться и поговорить с русскими, а тут вдруг за забором услышали русскую речь… Молодые американцы приехали поразвлечься в Грецию. Вилла, как они сказали, принадлежит дяде Пола, второму соседу. Наша долгое время пустовала, а тут сразу появилось столько ребят, девушек, правда, маловато… За этим последовали комплименты мне. Я поняла, что один из них пытается меня «склеить». Он был, в общем, ничего.
 Почему бы не поиметь и американца в своей коллекции?
 На вечер Джон пригласил меня поужинать.


* * *

 Дядя Саша с Марисом долго инструктировали меня, повторяя, что следует быть осторожнее. Гунар с Мартыном утверждали, что американцы — классные ребята, и сами прибалты собираются завалиться куда-нибудь в злачное место вместе с Полом. Дядя Саша думал послать в ночной клуб кого-то из орлов Сергиенко в качестве моих телохранителей, но прибывший переодеться Вахтанг заявил, что у него там же на вечер назначена деловая встреча. Его партнёры будут со своей охраной. Если что, присмотрят за девочкой Наташей. Да и Вахтанг Георгиевич не расстанется со своим фамильным кинжалом. Тем не менее Никитин, как суровый отец, велел мне возвращаться не позже двенадцати и лично нацепил сигнальную заколку.
 Таверна в старом афинском стиле мне понравилась. По крайней мере, я ощутила там национальный колорит страны, где находилась, слушала лёгкую греческую музыку, потом выступал местный танцевальный коллектив на небольшой сценке. Публики было не так чтобы много, но и немало. Посетителям предлагался богатый выбор местных вин и коньяков. Я решила сегодня отказаться от своего любимого коктейля и попробовать греческого вина. Вахтанг сидел у противоположной стены с двумя какими-то мужчинами. Оба собеседника Чкадуа показались мне чем-то знакомы, только я никак не могла вспомнить, при каких обстоятельствах могла с ними пересекаться. Вахтанг, отправляясь на встречу, сказал, что они — местные. Виноделы, наверное. С кем же ещё мог встречаться друг Вахташа? Только почему у меня возникло ощущение, что я их где-то видела?
 Джон был мил. Мы делали попытки друг друга понять. У нас неплохо получалось, в особенности, после того, как выпили. Я говорила на отвратительном английском, а Джон на сносном русском. Джон интересовался, почему я одна проживаю на вилле с таким количеством мужчин. Что я могла ответить? Пришлось соврать, что среди них есть мой дядя (Никитин) и сводный брат (Марис) в надежде, что они в случае необходимости подтвердят моё враньё. Про названого отца Вахтанга я решила не упоминать (это был бы перебор), но пусть американец знает, что я тут с родственниками мужского пола. Или он уже ревнует меня?
 Когда мы вышли из таверны, Джон пригласил зайти к нему, выпить по стаканчику на ночь. Я догадывалась, что означает это предложение, и согласилась. Меня оно устраивало. На всякий случай я заглянула на нашу виллу и предупредила «родственников», где нахожусь. Дядя Саша шёпотом велел мне оставить тюбик с помадой рядом с телефоном. Неужели и там какое-то техническое новшество установлено? Что он ещё задумал? Неужели американец будет куда-то звонить и сообщать про наше присутствие на вилле? Да больно мы ему нужны. Или теперь паранойя у дяди Саши? Правда, задание я выполнила. Тюбик как бы случайно завалился за подушку кресла и остался там.
 Однако ни в один из ближайших дней, как мне сообщил потом дядя Саша, Джон с Полом никаких интересных разговоров не вели. Джон проводил время со мной. Пол — вместе с Гунаром и Мартыном. Остальные наши, как мне говорилось, занимались поисками Дубовицкого. Может, и ещё чем… Честно признаться, мне были понятны только мотивы и цели Виталия Станиславовича.
 На четвёртый день знакомства мы с Джоном опять проводили вечер в каком-то ночном клубе. Я перестала запоминать их названия, найти самостоятельно в Афинах не смогла бы. Охрана меня не сопровождала. Мы сидели и мило беседовали на смеси английского и русского, уже поднаторев в этой мешанине. Зазвучала медленная музыка. Джон неоднократно говорил мне, что не любит танцевать, поэтому я, хотя мне и хотелось бы потискаться с приятным мужчиной под лёгкую музычку, оставалась сидеть на месте.
 Внезапно я услышала у себя над ухом фразу, произнесённую на чистом русском:
 — Можно вас?
 Неужели кто-то прочитал мои мысли? Я подняла глаза. Рядом стоял Геннадий Павлович Дубовицкий.
 Я не могла пошевелиться, оцепенев. Вот ведь наши мужики, доискались.
 Чем они тут занимались? Зачем припёрлись в Грецию? Чтобы я в ловушку попала? И, как назло, никого из охраны. Наверное, в очередной раз ужрались или где-то с бабами трахаются. Видите ли, они решили, что меня можно спокойно отпускать с Джоном. Когда теперь отреагируют на позывной?..
 Джон тем временем уговаривал меня пойти потанцевать с мужчиной.
 Дубовицкий говорил по-английски и уже исключительно вежливо изъяснялся с американцем. Я продолжала сидеть. Дубовицкий нагнулся и взял меня под локоток.
 На ватных ногах я вышла в центр зала. «Он один или с кем-то?» — проносилось у меня в голове.
 Дубовицкий обнял меня за талию и притянул к себе, я с брезгливостью опустила руки ему на плечи. Моё лицо было маской, и мне требовалось прилагать большие усилия, чтобы оно не изображало моих истинных чувств. Джона лишний раз волновать не хотелось, а может, наоборот, стоило?
 — Как дела, Наташа? — тем временем спрашивал Геннадий Павлович. — Как отдыхается?
 — Бо прекрасно, пока не увидела вас, — процедила я.
 — Ну зачем же так грубо? — Дубовицкий усмехнулся. — А я вот рад тебя видеть.
 — Не сомневаюсь.
 — И есть ещё люди, которые давно ждут встречи с тобой.
 — А ещё кто? — решила выяснить я.
 — Вон взгляни-ка через моё правое плечо. Столик под чучелом акулы. — Он кивнул в нужную сторону.
 Я взглянула. Там сидели те двое, что встречались с Вахтангом в тот вечер, когда мы с Джоном впервые вышли в ночной клуб. Они заметили направление моего взгляда и улыбнулись. Я не придумала ничего лучше, кроме как высунуть язык. Мужчины засмеялись. Это Вахташа, что ли, меня продал? Или эти его использовали втёмную? И где же все-таки я их видела?
 У меня было одно желание: чтобы этот танец побыстрее закончился и я добралась до трубки, лежавшей у меня в сумочке. Я немедленно вызову дядю Сашу, Мариса, Сергиенко — кого угодно, только чтобы меня увезли отсюда в безопасное место. И пусть Сергиенко выполняет своё обещание: задушит этого негодяя. А я ему помогу.
 — Как насчёт продолжения вечера в нашей компании? — тем временем спрашивал Дубовицкий. — У одного моего друга тут неподалёку свой остров, катер ждёт у причала. Поедем, отдохнём…
 — Нет, спасибо, — с трудом выдавила я из себя. — Я пришла с другом, с ним и уйду.
 Дубовицкий усмехнулся.
 — Мне плохо, — заявила я. — Мне нужно выйти.
 Я резко вырвалась из его рук, подбежала к нашему с Джоном столику, схватила свою сумочку и бросилась к арке, за которой в левом коридоре находился женский туалет.
 Пулей влетев в комнату, я распахнула дверцу одной из кабинок, закрылась изнутри, дрожащими руками вынула трубку и стала набирать нужный номер. Мне удалось это только с третьей попытки.
 Я успела крикнуть только «Дядя Саша!». Надеюсь, он понял, что это зов о помощи. Кто-то рванул дверь с другой стороны, она слетела с петель. Один из тех мужчин, которые сидели за столиком под чучелом акулы, схватил меня и потащил к боковому выходу. Там уже ждала машина с включённым двигателем. За рулём сидел второй приятель. Дубовицкого нигде не было видно. Машина мгновенно рванула с места.




 Глава 30


 Мужчина, крепко державший меня на заднем сиденье, повернул меня к себе, как куклу. — Ну хватит, — сказал он. — Успокойся. Подёргалась, и достаточно.
 Живчик.
 Я повернулась и посмотрела ему прямо в глаза. Лицо было незнакомым, но голос и глаза — огромные, зеленые, с какими-то хитрыми жёлтыми огоньками…
 Неужели? Не может быть? И Инга, и кладбищенский бомж дядя Коля…
 — Наталья, угомонись, — повернулся водитель.
 Теперь я уставилась на него. Ну ничего себе вечерочек!
 — Узнала? — усмехнулся дядя Коля — чисто выбритый, в дорогом летнем костюме, благоухающий «Кензо».
 Я ошалело кивнула и заметила:
 — А вы очень даже ничего. Без грима.
 — Ты тоже в естественном обличье гораздо симпатичнее, — заметил дядя Коля и добавил:
 — Нет, ты всегда хороша.
 — Спасибо, — поблагодарила я за комплимент и повернулась к сидевшему рядом со мной на заднем сиденье мужчине. Он уже обнимал меня за плечи одной сильной рукой.
 — Серёжа? — робко произнесла я тихим голосочком.
 — На могилку ко мне ходишь, а живого признать отказываешься? — усмехнулся мой предыдущий.
 — Э… — промямлила я и грохнулась в обморок — ну совсем как дворянская девушка девятнадцатого столетия.
 Я очнулась от дуновения ветерка и запаха моря. Мы уже летели куда-то вдаль на катере. Я приподняла голову: меня положили на застеленную пикейным одеялом койку в задней части катера, изредка капельки воды перелетали через борт и падали на меня. Море было тёплым. Уже спускались сумерки.
 — Очухалась, красна девица? — прозвучал у меня над ухом голос дяди Коли. — Сейчас позову твоего милого-ненаглядного. Скоро дома будем.
 Интересно, где этот дом, куда меня везут, и что мне теперь вообще понимать под этим словом?
 — Хочешь чего-нибудь? — спрашивал уже Сергей. — Может, коньячку?
 Прости, но твоего любимого коктейля на катере нет. Дома собственноручно приготовлю.
 Я хлебнула коньяку прямо из горлышка, закашлялась, мне тут же протянули стакан апельсинового сока.
 — Ещё минут десять — и причалим, — тем временем говорил Сергей.
 — Куда? — решила выяснить я.
 — На мой остров, — пожал плечами милый. — Прибарахлился я тут. Надо же деньги во что-то вкладывать.
 Он улыбнулся. В его улыбке было что-то от прежнего Сергея, но все равно она была другой…
 — Никак не признаешь? — усмехнулся он. Я покачала головой.
 — Да я это, я. Вот взгляни, — Сергей расстегнул рубашку и показал мне маленький шрамик над левой грудью — след от ножа, как он мне рассказывал. — Ну?
 Я кивнула.
 — Что киваешь-то, как кукла? — Сергей сгрёб меня в объятия. — Сказала бы хоть что-нибудь. Там типа: «милый, я так рада, я так счастлива», а она то в обморок, то молча кивает.
 Я разрыдалась. Сергей рассмеялся и крепко поцеловал меня. Я уткнулась ему в плечо.
 Мы подошли к берегу. На причале нас встретили двое крепких ребят.
 Сергей на руках вынес меня из катера и поставил на жёлтый песок.
 — Идти можешь?
 — Угу.
 Мы отправились к особняку, возвышавшемуся за зарослями деревьев. В нескольких окнах горел свет. В сумерках я не смогла отчётливо рассмотреть его, но он здорово напоминал «новорусскую» архитектуру, широко представленную в Ленинградской области, например, в тех местах, где до недавнего времени имел дачу Геннадий Павлович.
 Дом походил на замок, правда, рва никакогоне было, как и откидных мостов — вообще никаких мостов. Башенки с двух сторон, множество балконов.
 Здание состояло из трех частей — вроде человека, слегка раскрывшего руки, на груди которого находятся бассейн и лежаки с зонтиками. Бассейн был с подсветкой; и сверху и под водой.
 Мы поднялись по мраморным ступенькам и проследовали в гостиную.
 Появился повар в белом колпаке. Дядя Коля тут же отдал ему какой-то приказ тихим голосом.
 — Есть хочешь? — спросил Сергей.
 Я подумала и решила, что хочу. В стрессовых ситуациях меня всегда разбирает аппетит.
 Дядя Коля тем временем приготовил аперитивы. Мне подал то, что я любила больше всего, — виски со сливками.
 — А как же ваша бормотуха? — спросила я его.
 Они с Сергеем расхохотались.
 — Ну ты же тоже многократно переодевалась, Наталья, — заметил дядя Коля. — Вот и у меня есть маскарадный костюм.
 — Но неужели вам самому не противно?
 — Если нужно для дела, Наташа, то что ж не потерпеть?
 В общем, он был прав. А если за это дело ещё и хорошо платят…
 Нам принесли уху из какой-то неведомой мне рыбы. Потом, когда мы уже пили кофе, я поинтересовалась, где Дубовицкий и почему это Сергей находится с ним в столь прекрасных отношениях.
 — Гена — неплохой парень, — заметил дядя Коля.
 Тоже мне парень! Для его характеристики я могла предложить много эпитетов, только слово «неплохой», как и любые положительные определения, в этом списке не значилось.
 — Вообще-то он скоро приедет, — заметил Сергей. — Решит вопросы в своём ресторанчике — и появится.
 — В своём ресторанчике? — переспросила я.
 — Он — совладелец, — пояснил дядя Коля. — А вообще Гена — наш партнёр.
 — Если бы ты не пустилась в бега в несколько странной компании, то давно была бы здесь, — заметил Сергей.
 — То есть?
 — Гена специально выиграл тебя у Волошина, чтобы ни у кого не возникало подозрений. Выиграл при свидетелях — и увёз бы к себе. Многие в городе знали, что он любит держать женщин в своём доме. В большом количестве.
 — То есть гарем, — вставила я, но Сергей продолжал говорить, словно не слышал моих слов:
 — Но вместо той дачи повёз бы тебя сюда.
 — А раньше ты меня не мог пригласить? — поинтересовалась я.
 — Следовало переждать. Работы было много, не до отдыха. И требовалось разобраться кое с какими делами.
 — С какими? — не отставала я.
 Представленные объяснения меня не удовлетворили. Да, я была очень рада вновь оказаться рядом с Сергеем, но меня беспокоили вопросы, на которые я пока не получила ответов: почему он ждал целый год? Почему теперь прилагал такие усилия, чтобы доставить меня сюда? Это очередная прихоть богатого человека, или и этой команде от меня что-то нужно?
 — Не забивай свою очаровательную головку. Это не женское дело. Ты и так уже черт знает во что успела впутаться. Я организовал твой приезд, когда стало можно пригласить тебя на постоянное место жительства. Если, конечно, хочешь остаться.
 — Я ещё не решила, — буркнула я себе под нос. Но с другой стороны, я ведь именно об этом и мечтала? А сейчас, сидя напротив Сергея, не знала точно, хочу ли остаться на этом острове. Птичкой в клетке. Я — человек деятельный, сидеть взаперти — не для меня. Остров в Эгейском море — это, конечно, не тюрьма, но я же свихнусь от безделья и скуки, если Серёжа планирует навеки оставить меня здесь… Пусть даже в своём обществе. Надо бы точно выяснить его планы…
 — Наташка, да он проверял тебя! — тем временем воскликнул дядя Коля. — Не мог же Серёга довериться бабе, в которой не уверен! А ты год по нему рыдаешь. Вот и позвал. Какую ещё бабу звать? Которая только деньги с мужика вытянуть хочет? А ты все глазоньки выплакала. Что, не правильно сделал?
 — Правильно, — сказала я, хотела заметить, что до выплакивания всех глазонек было далековато, но сдержалась.
 Значит, дядя Коля донёс, что я регулярно ходила на могилу. Поэтому и позвал меня Сереженька. А так, наверное, и не думал. Никогда не поверю, что он мне тут верность хранил. Свалил Бондарь из России год назад один — а ты, Наташенька, выкручивайся, как знаешь. Намекнул бы хоть… Я бы, может, все бросила и за ним поехала на край света. Черт побери, даже на Северный полюс бы поехала! Но это год назад. Полгода. Месяц… А вот теперь… Когда меня, можно сказать, заманили в ловушку… Да ещё с участием этого негодяя Дубовицкого.
 Почему Сергей захотел видеть меня на острове именно сейчас? Да и так ли он любит меня? Нужна ли я ему — я сама, такая, как есть? Пли меня просто решили оставить на этом острове, чтобы не мешала, не лезла не в своё дело, ну и заодно, конечно, насладиться моим телом? Ситуация начинала мне нравиться все меньше и меньше. Для начала я решила разобраться с хотя бы одним мучившим меня вопросом и поинтересовалась у Сергея:
 — А кого убили-то вместо тебя?
 — Моего двойника.
 Я посмотрела на милого округлившимися глазами. Он пояснил, что заранее готовил того самого двойника, даже шрам ему обеспечил над левой грудью, как у него самого. Нашёл он того мужика среди бывших ментов, изгнанного из органов за пьянку и блуд. Хорошо платил, много работал с ним, тот иногда появлялся вместо него в ряде мест. Практически никто не мог отличить их друг от друга — только голос и глаза были другими. Поэтому киллер специально и стрелял двойнику в глаза, чтобы не опознали.
 — Да, личико-то твоё было неузнаваемо, — заметила я.
 — Не моё. Тогда не моё. А теперь и моё неузнаваемо: как видишь, я пластику сделал.
 — А кто тебя заказал?
 — Водолей.
 Значит, Сергиенко был прав. Хорошо знал и мог оценить обстановку в родном городе Питере. Не в нефти дело. Хотели убить посредника между заказчиками и киллером, а не новоявленного нефтяного магната.
 — А кому, знаешь?
 — Знаю, только опять же тебе свою головку не следует этим забивать.
 Я задумалась. Я была практически уверена, что новым связным после Сергея, стал дядя Коля. В таком случае все объяснимо: кладбищенский бомж берет записочку из плиты, доводит до сведения…
 Но до чьего сведения?
 — Ну а киллер-то кто? — Я переводила взгляд с дяди Коли на Сергея.
 Они оба рассмеялись, потом я заметила, что они смотрят куда-то за моей спиной. Я резко повернулась. В дверях гостиной стоял Геннадий Павлович. Он слышал мой последний вопрос.
 — Ну какая ты любопытная, Наташа! — воскликнул он вместо приветствия. — Все-то тебе знать надо. Киллера ей, видишь ли, подавай.
 — Вы, что ли? — от балды спросила я, ни секунды не веря в то, что нефтяной король ещё и постреливает заказанных бизнесменов и авторитетов на досуге.
 Трое мужчин молчали. Неужели я попала в точку? Неужели Геннадий Павлович? Зачем ему самому? Но неужели сам?! Но с другой стороны… Не пьёт, даже на банкетах-фуршетах, не курит, выглядит великолепно, находится в прекрасной физической форме, то в тир, то в спортзал заниматься ходит… Я внимательно оглядела его.
 — Ну как, удовлетворена осмотром? — насмешливо спросил Дубовицкий, устраиваясь рядом с дядей Колей.
 — А стресс снимаете с девчонками? — уточнила я.
 — Ну, у каждого есть свой маленький пунктик… Мне нужен вот такой отдых… У богатых свои привычки.
 Бедные девки, служат для расслабления этого чудовища… И Сергей был у него посредником? Держит он его, что ли, чем-то? Или это была плата за долю в нефтяном бизнесе?
 Правда, судя по дальнейшей беседе и отношениям между Сергеем, Дубовицким и дядей Колей, я поняла, что они не только партнёры, но и друзья, а Геннадий Павлович, объективно говоря, может быть очень мил. Но я его ненавидела так, как только можно ненавидеть человека. Такие монстры просто не должны ходить по земле. Мне хотелось его убить. Перед глазами проплывали картины: ванна, полная крови, и труп Лили в ней; Рута, безвольно лежащая на кровати в огромной комнате; Катя в бассейне; обнажённая Мулатка, появляющаяся из своей комфортабельной камеры. Оксанка, Сулема, Лютфи и снова Л идя, покончившая с собой…
 Пока я сидела, погрузившись в свои размышления, мужчины обсуждали случившееся в ресторане после нашего срочного отъезда. Джон бросился меня искать, попытался устроить дебош, Дубовицкий вызвал полицию. Бедный Джон. Что его теперь ждёт? Правда, жалела я его преждевременно. Когда я поинтересовалась, почему господа так ополчились на ни в чем неповинного американца, мужчины долго смеялись. Наконец Сергей заявил:
 — Нам, Наталья, совсем ни к чему, чтобы ни в чем неповинное, по твоему выражению, ЦРУ ходило по нашим пятам.
 У меня опять округлились глаза, и я переводила ошалелый взгляд с Бондаря на дядю Колю, а потом на Дубовицкого.
 И тут из памяти опять всплыла та статья, которую на берегу речки читал Вахтанг Георгиевич. Как он тогда сокрушался, что сам раньше не сообразил провернуть сделку: обойти санкции ООН и «толкнуть» иракскую нефть. По всей вероятности, поиметь с этого можно было очень много, и у кормушки хотело оказаться слишком большое количество лиц, но кто-то среагировал первым.
 — У нас была партия нефти из Ирака, — подтвердил мои подозрения дядя Коля.
 Значит, первыми сообразили мой Серёжа и компания. Но это, естественно, не давало покоя конкурентам и американцам.
 Оказалось, что американцы ошиблись в определении виновных. На самом деле следовало обратить свои взоры на Сергея Бондаря, Геннадия Павловича, дядю Колю и Волошина, а они посмотрели не туда… Может, просто ещё не успели во всем разобраться? Им бы объединить усилия с Никитиным и Шулманисом, а они, наоборот, их разработку начали…
 В общем, Серёжа бросил свои компьютеры и окунулся с головой в это рискованное, но сверхприбыльное дело. Да, ради таких прибылей (остров смог купить!) стоило устраивать исчезновение и жить в эмиграции. Но может, все-таки убивали новоявленного «нефтяника», а не посредника, знающего слишком многое? А в принципе, какая мне разница? Заказчика-Водолея тоже заказали, а теперь уже и заказ выполнили…
 — Хорошенькая компашка, правда? — тем временем спрашивал Сергей. — И как ты во все это влезла? Агенты ЦРУ, бывший кагэбэшник, латышские спецслужбы и бандитская команда банкира Сергиенко, усиленная бойцами Водолея? Представляешь вопли западной прессы, если журналюги что-то пронюхают и ещё приплетут сюда белокурую Наташу?
 Да, просто сценарий о русской мафии. Западная пресса могла бы штамповать миллионные тиражи.
 И тут я вспомнила про заколку. Должна ли я предупредить Сергея? И дядю Колю? На Дубовицкого мне было плевать, я как раз хотела, чтобы ему хорошенько досталось.
 Я долго мучилась, но так ничего и не сказала, решив: будь, что будет.
 Как судьба распорядится… Никитин столько для меня всего сделал и человек он хороший, как второй отец мне, да и к Марису Шулманису душа лежала. Я ведь могла с ним остаться. Я вспомнила наши приключения на заводе, на даче Дубовицкого, в Финляндии… Но Сергей, с другой стороны… Я же только о нем и мечтала, чтобы он жив был… Нельзя же допустить, чтобы его теперь в самом деле убили! И Вахташу жалко! Вахташу, наверное, больше всех. Он мне как второй отец, нет третий, второй — дядя Саша. Отцов-то у меня сколько, прости Господи! Из памяти всплыло время, проведённое вместе с Чкадуа в Латвии, наши долгие разговоры…
 Дубовицкий пусть подыхает. Вот дядя Коля вызывает симпатию. Про Сергея не говорю… Но почему Сергей и дядя Коля связались с Дубовицким?! Почему я должна выбирать: они или дядя Саша с Вахтангом? Кто мне дороже?! Да провалилась бы эта нефть к чёртовой матери! Правда, именно оттуда её и добывают.
 Я смолчала, понадеявшись, что у дяди Саши и компании не найдётся достаточных ресурсов и средств для организации атаки на остров, а Никитин, Шулманис и Сергиенко — люди умные, своим животом рисковать не станут, если не уверены в победе.
 Я зря надеялась.
 Атака началась в три часа ночи: любит дядя Саша ночные выступления.
 Правда, тут, конечно, следовало какие-то суда нанять, да и находились мы все-таки не у родных берегов, где на стрельбу на острове никто может вообще не обратить внимания.
 …Прошлым летом, помню, поехала к подружке в гости, дом её пятиэтажный — в смысле «хрущевка» — стоит на берегу карьера в городской черте. А на другой стороне — лодочная станция и пустырь, за пустырём — забор, потом — железная дорога. Приехали ребята на «стрелку», чего-то не поладили, стрелять начали, дежурного на станции заодно подстрелили, лодки все сожгли. Жители дома припали к окнам, наблюдая за сценами боевика в природных условиях, а милиция даже не приехала. Пожарные прикатили, лодки потушили, мужика «скорая» забрала. А ментам-то что было там делать? Рядовое происшествие…
 Но мы находились в Греции, и я подозревала, что греческие полицейские не воспримут перестрелку между гостями страны в порядке вещей. Кстати, надо будет потом выяснить, гражданином какой страны теперь является Сергей и как его звать-величать. Какую фамилию мне брать придётся, если замуж возьмёт.
 Как я поняла, Сергей, дядя Коля и Дубовицкий знали о том, какой арсенал может быть у нападающих, и были готовы отразить атаку. Дядя Саша привёз в Грецию свои любимые «сюрпризы» в бутылках из-под шампуня, в подвале виллы я видела полный комплект стреляющих приспособлений. «Станет ли Вахташа участвовать в штурме со своим фамильным кинжалом, спасая меня?» — подумала я.
 И тут я вспомнила, что совсем недавно видела Чкадуа, беседующего с Сергеем и дядей Колей. Я задала интересовавший меня вопрос.
 — О, Вахтанг Георгиевич! Вай, какой мужчина! — рассмеялся Сергей.
 — Вахташа — мой друг и названый отец, — заявила я. Как я уже говорила, мне совсем не хотелось, чтобы с ним что-то случилось и он пострадал от одной или другой стороны.
 — Пошли, что-то покажу, — позвал Сергей, пока Дубовицкий с дядей Колей готовились к встрече Никитина и компании.
 Я не знала, за кого болеть. Я многое отдала бы за то, чтобы эта встреча закончилась мирно, но на подобный исход рассчитывать не приходилось.
 Мы с Сергеем поднялись на второй этаж. Милый тихо распахнул одну из дверей, приложил палец к губам и кивком головы показал, что следует заглянуть внутрь.
 Вахтанг Георгиевич спал, разметавшись посреди широченной кровати, по обеим сторонам его посапывали две грации.
 Я с большим трудом сдержала смех и почувствовала огромное облегчение.
 Хоть Вахташа здесь. И не участвует в штурме острова. Но тогда… Всевозможные мысли проносились у меня в голове. Мне стало понятно, откуда Сергей, Дубовицкий и дядя Коля знают про арсенал Никитина и Шулманиса. Вахтанг их продал? Но как же так?! Они же ему помогли! А он платит им чёрной неблагодарностью. Или его с самого начала внедрили во вражеский лагерь? Он — человек Дубовицкого и работал только на него? Но кто тогда стрелял в Чкадуа на территории металлопрокатного завода?
 Я не успела найти ответов на свои вопросы, потому что Сергей взял меня за руку и повёл назад. Мы не стали спускаться вниз. Остановившись у двери напротив лестничной площадки, Сергей толкнул дверь — и мы оказались в спальне, похожей на ту, где мирно спал Вахташа.
 Мы пропустили и атаку, и отпор, полученный нападавшими. Честно признаюсь, что в те минуты мне было все равно, кто победит, а кто проиграет.
 Время остановилось для нас обоих. Нефть, «сюрпризы», киллеры остались где-то далеко. Вахтанг Георгиевич тоже ничего не слышал, но это было ему свойственно.
 Я помнила Латвию, где он так же проспал все на свете.
 Лёжа в объятиях Сергея, я все-таки решила уяснить ситуацию с Вахташей — чтобы поставить все точки над «i».
 — Взяли его в дело, — сообщил Бондарь. — Но влез случайно. Ох, мужик пронырливый!
 — Купец, — заметила я.
 — Проходимец, — высказал своё мнение Сергей. — Хоть и мой будущий названый тесть.
 Это следует понимать как предложение руки и сердца? Я пока не стала уточнять вопросы личной жизни — было не до них.
 — Но куда же он все-таки влез?
 — Да этот кретин Волошин отправил две цистерны не туда, куда следовало.
 Ну мы Чкадуа вначале приструнить пытались, а потом… Требовалась замена Волошину: за их проколы, во-первых; сюда его нельзя было приглашать, если я тебя решил перевезти, во-вторых, а потом выяснилось, что он ещё и крысятничать любит. Такое не прощается… В общем, решили взять Вахташу в дело, тем более, паспорт у него греческий имеется, бизнес с цистернами налажен… Поедет в Питер, будет водочкой своей торговать, ну и на нас подрабатывать.
 Молодец Вахтанг Георгиевич. Я была за него искренне рада. Ну хитрец…
 Купец, хитрец и проходимец. Но я его все равно люблю. В общем-то, каждый преследует свои личные корыстные интересы…
 Я поняла, что атака закончилась. Больше никакой шум не нарушал тишину ночи. Победили островитяне? Господи, как там дядя Саша? Как Марис? Я чувствовала себя виноватой. Тем временем следовало все-таки разобраться с ситуацией.
 — Но кто заказал Водолея? Волошин? — спросила я у милого.
 — Да, — кивнул Сергей. — Но он был исполнен по другим причинам. Все равно был бы исполнен — и без Волошина.
 Я уже открыла рот, чтобы уточнить, по каким и зачем Олегу Николаевичу было заказывать авторитета, но Сергей перебил меня:
 — Хватит вопросов, девочка. Ты и так знаешь слишком многое.
 Я была не очень глупой девочкой и понимала, что на рынке нефти места всем не хватает и ряд проблем, возникающих в связи с торговлей этим продуктом, можно решить лишь кардинальным способом. Здесь нет и не может быть места деликатности. А я сделала свой выбор. Или ещё не сделала? Меня просто заманили в золотую клетку. Только вот хочу ли я из неё вырваться? И куда я тогда пойду?
 Когда мы спустились вниз, Дубовицкий, дядя Коля и человек пять крепких парней распивали в гостиной коньяк. Дело близилось к утру. Пора было бы лечь и поспать, но спать не хотелось. Меня мучили сомнения. И я очень беспокоилась за тех людей, с которыми провела последний месяц.
 — Пожаловали, голуби? — спросил Дубовицкий. — Утолили первый голод?
 Сергей улыбался по-идиотски, как счастливый американец, я тоже улыбалась на публику, но мне все равно было не по себе.
 — Мы пробили их лодки, не дав приблизиться к берегу, — сообщил дядя Коля. — Господам придётся добираться домой вплавь.
 — Но тут же далеко! — воскликнула я. Собравшиеся усмехнулись.
 — Тут уж как кому судьба улыбнётся, — сказал мой предыдущий, нет, теперь уже нынешний, обнимая меня за плечи и увлекая назад в спальню.




 Глава 31


 Проснувшись на следующий день (вернее, в тот же самый), мы с Сергеем отправились искупаться в теплом Эгейском море. Первое, что я сделала, — выбросила заколку, вручённую мне в своё время дядей Сашей. Нечего ему меня больше искать, пусть считает, что я лежу на дне морском. Правда, и сам дядя Саша, может, сейчас уже кормит рыбок. Мой выбор сделан, пусть не мною, но выхода вроде бы пока нет… И примет ли меня назад дядя Саша, даже если он жив, если я вернусь, если… Слишком много «если» и «бы». Мне, откровенно говоря, так хорошо с Сергеем… Но мучает совесть. Только бы дядя Саша остался жив!
 Вахтанг Георгиевич покинул остров и вернулся через пару дней, чтобы сообщить о судьбе наших общих знакомых. Ночной заплыв окончился успешно для Мариса Шулманиса (все-таки вырос в Риге, на море) и полковника Никитина (как-никак столько лет ходил в загранку от своей «конторы»). Слава тебе, Господи! Двух сергиенковских подобрал какой-то пассажирский лайнер, Гунара — катер. Сергиенко оставался в ту ночь на вилле — наверное, дежурным. Остальных списали как боевые потери. Меня искали, наводили какие-то справки, но безрезультатно. Заколка больше не работала, а поэтому Никитин и компания уже выпили за упокой моей души и на следующий день собирались покинуть берега столь негостеприимной для них Греции. Только Сергиенко думает подзадержаться, но, естественно, не из-за меня. Может, каким-то образом сообщить дяде Саше, что я жива?
 Соседняя вилла опустела: Пола там уже не было, когда вернулся Вахтанг.
 Про судьбу Джона он ничего узнать не смог, да особо и не старался. Господин Чкадуа украдкой сложил моё барахлишко и документы и привёз на остров. Я была ему искренне благодарна: люблю я свои родные вещички. Правда, Сергей уже подготовил для меня новый гардероб, и ведь в размерах не ошибся! Но он сказал, что когда знаешь тело любимой женщины, выбирать вещи легко. По новому паспорту, который Сергей вручил мне через три дня, я тоже стала гречанкой (белокурой, но вроде бы древние греки были блондинами, или я ошибаюсь?). С нефтяными деньгами можно сделаться гражданкой любой страны. Мой русский паспорт (вернее, паспорта) хранился в моем многострадальном рюкзаке, в потайном кармане.
 — КГБ, или ФСБ, или как там его теперь, будет сильно разочаровано, — заметила я после того, как Вахтанг Георгиевич закончил свой рассказ.
 — А они-то тут при чем? — удивился Сергей. Я вопросительно приподняла брови. Проанализировав наши приключения, я пришла к выводу, что дядя Саша трудился для своей «конторы» — в особенности после того, как узнала про участие ЦРУ.
 — Твой Никитин действовал частным образом. Да, конечно, за ним стоял кто-то из верхушки, но это не вся «контора» старалась, лишь отдельные её представители, в целях личного обогащения.
 Дубовицкий, присутствовавший при разговоре, кивнул.
 — Твой дядя Саша уволился из органов, — сообщил он. — Но старые связи — они и есть старые связи. В этом деле все старались для себя лично, кроме американцев. Но в их головы твёрдо вбита необходимость соблюдения законности, такие вещи, которые наш бизнесмен просто не станет принимать в расчёт. У нас каждый старается нажиться сам, а на государство всем плевать.
 — А Марис, — вдруг мелькнула у меня мысль, — он в самом деле журналист?
 — Скорее всего, он не Марис, и уж точно не Шулманис, — ответил Сергей, — Да, в латышской прессе появляются статьи под таким псевдонимом, но кто их пишет, неизвестно. А твой знакомый, как и все остальные, охотился за чёрным золотом.
 — Но он же приехал в Петербург спасать Руту! — воскликнула я.
 — Это было просто удачным стечением обстоятельств. Не для Руты, для Мариса. Но и Руте, конечно, повезло. У Шулманиса появилась правдоподобная легенда.
 Я вспомнила, как Марис говорил, что учился на факультете журналистики вместе с последним любовником моего брата, и тот это подтвердил, и заявила об этом мужчинам. Неужели латыши завербовали Андрюшиного друга?
 — Учился какое-то время, завёл контакты, связи, оброс биографией. Но разве тебя не удивляло, Наташа, как он быстро решал вопросы? Не странно ли для журналиста? Ты же сама рассказала, как он мгновенно оформил вам латышские визы, потом организовал «отдых», у него был дом под Хельсинки, да и греческие визы оформлял он…
 Я кивнула, припоминая все, что было связано с Марисом. И, в частности, то, как он собирал бумаги на заводе. Да и дядя Саша там хорошо поработал.
 Интересно, а почему они все-таки полезли на завод? И кому это было нужно больше?
 Собравшиеся усмехнулись и рассказали, какую оплошность допустил Олег Николаевич Волошин. Ему требовалось где-то временно подержать две цистерны, совсем не предназначавшихся для посторонних глаз, и они случайно попали к Вахтангу Георгиевичу, ожидавшему увидеть в них совсем другое содержимое. Олег Николаевич решил отправить их на металлопрокатный завод, где они с Вахтангом арендовали цеха: Волошин — для хранения своих сигарет, которыми продолжал заниматься, несмотря на то, что его, как старого приятеля, взял в дело Дубовицкий, а Чкадуа разливал идущие на экспорт напитки. Все цистерны, поступавшие на завод раньше, шли только к Чкадуа. Волошин сглупил, отправляя их туда, потом кто-то из заводских, может, даже дедушка-охранник, указали им путь в цех Чкадуа. Кто же знал, что Вахтанг перегонит их в свой подземный бункер?
 Вахтанг Георгиевич быстро сориентировался. Правда, информация о содержимом цистерн просочилась наружу… Поэтому кое-кого пришлось убрать. Теперь единственный, кто знает об ошибке Волошина из посторонних, — это господин Чкадуа-старший. Но он уже и не посторонний. Он заменяет Волошина. Будет выполнять его функции в цепочке.
 Через две недели после моего появления на острове Сергей улетел по делам, а я занялась английским по дяди Сашиному учебнику, чтобы не страдать от одиночества. Как натура деятельная, я маялась на этом куске греческой земли. Я избегала встреч с Дубовицким, проживающем в этом же особняке, правда, в другом крыле. Не смогу никогда простить ему гарема. Он должен быть наказан, и раз с этим не справился Сергиенко, должна постараться я. Все чаще и чаще я вынимала из потайного карманчика своего многострадального рюкзака бутылочку с остатками яда, смотрела на неё и размышляла… Всего несколько капель, чтобы никто другой не пострадал, надо будет понаблюдать, не пьёт ли Геннадий Павлович что-то особенное (как, например, я свой коктейль — виски со сливками).
 Я ждала возвращения милого и вспоминала слова колдуньи Инги — Сергей должен прекратить заниматься тем, чем занимался. Он перестал быть посредником между заказчиками и исполнителем, но все равно остался посредником, правда, в другом деле — торговле нефтью. Но перестал или нет? Может, мне было легче так думать.
 Сергей вернулся через пять дней и привёз мне пачку газет, которые специально для меня собрал в Петербурге — я попросила его это сделать. Хотелось почитать на русском и узнать, что делается в родном городе.
 Потягивая свой любимый коктейль, я быстро перебрала ворох газет и решила начать со вчерашних «Санкт-Петербургских ведомостей».
 Я открыла криминальную хронику. Журналист Пётр Иванов, сообщавший в своё время про смерть Водолея, написал очередной репортаж о гибели очередного авторитета. И «почерк» киллера был все тот же: пуля попала жертве в левый глаз.
 Убийство произошло позавчера.
 Я посмотрела в стакан, который держала в руке. Да, пока в моей жизни есть не только сливки. Но это все равно мой любимый коктейль. Но нужен ли мне этот мужчина? А может быть, я вбила любовь себе в голову, идеализировав Сергея, потому что не встречала никого лучше? Это же совсем другой человек. С ним мне было хорошо, как ни с кем другим, но стоит ли связывать с ним свою жизнь?
 Через неделю я стояла перед квартирой дяди Саши в Петербурге и давила на кнопку звонка. Очень долго никто не открывал, я уже начала впадать в отчаяние. Неужели я опять сделала не правильный выбор? Неужели все мои усилия, предпринятые за последнюю неделю, все мои уловки пойдут насмарку? Кто бы только знал, чего мне стоило добраться до дяди Сашиной квартиры… И назад пути теперь уже точно нет. Наворотила я делов…
 Наконец за дверью послышались нетвёрдые шаги, щёлкнул замок. В первое мгновение я не узнала Никитина: недельная щетина, оплывшая физиономия, запах перегара, грязная рубашка… Он взглянул на меня затуманенным взором — и на моих глазах произошло магическое превращение.
 — Наталья?! Жива?!
 Дядя Саша сгрёб меня в объятия, прижал к себе, потом поднял на меня глаза (я ведь выше его на полголовы). По небритой щеке стекала слеза.
 — Дочка… — говорил дядя Саша. — Слава Богу, жива. А я… я тебя…
 Неужели ты? Наташка, ты не представляешь, что я пережил…
 Горечь виски сменилась сладостью сливок.
 — Дядя Саша, — обратилась я к соседу, — вы мне поможете? Дело гораздо серьёзнее, чем в предыдущий раз;
 — О чем речь, Наталья?!
 — И давайте-ка позвоним Марису. И Виталию Станиславовичу. Нам нужна любая помощь. Боюсь, самим не справиться.
 Как выяснилось, дядя Саша поминал меня моим любимым коктейлем, вернее, одним его составляющим — виски — вприглядку с пакетом сливок. Пока я готовила для себя любимую смесь, Никитин звонил.
 На следующий день у меня на кухне сидели Александр Петрович Никитин, Марис Шулманис и банкир Сергиенко. Мы обсуждали план дальнейших действий…