--------------------------------------------- Эдгар Алан По СТРАНИЦЫ ИЗ ЖИЗНИ ЗНАМЕНИТОСТИ …и весь народ От изумления разинул рот. Сатиры епископа Холла. [1] Я знаменит, то есть был знаменит, но я ни автор «Писем Юниуса» [2] , ни Железная Маска [3] , ибо зовут меня, насколько мне известно, Робертом Джонсом, а родился я где-то в городе Бели-Берде [4] . Первым действием, предпринятым мною в жизни, было то, что я обеими руками схватил себя за нос. Матушка моя, увидав это, назвала меня гением, а отец разрыдался от радости и подарил мне трактат о носологии. Его я изучил в совершенстве прежде, чем надел первые панталоны. К тому времени я начал приобретать научный опыт и скоро постиг, что когда у человека достаточно выдающийся нос, то он разнюхает дорогу к славе. Но я не обращал внимания ни на одну теорию. Каждое утро я дергал себя за нос разок-другой и пропускал рюмочек пять-шесть. Когда я достиг совершеннолетия, отец мой как-то пригласил меня зайти к нему в кабинет. — Сын мой, — спросил он, когда мы уселись, — какова главная цель твоего существования? — Батюшка, — отвечал я, — она заключается в изучении носологии. — Роберт, — осведомился он, — а что такое носология? — Сэр, — пояснил я, — это наука о носах. — И можешь ли ты сказать мне, — вопросил он, — что такое нос? — Нос, батюшка, — начал я, весьма польщенный, — пытались многообразно охарактеризовать около тысячи исследователей. — (Тут я вытащил часы). — Сейчас полдень или около того, так что к полуночи мы успеем пройтись по всем. Итак, начнем: — Нос, по Бартолину [5] , — та выпуклость, тот нарост, та шишка, то… — Полно, полно, Роберт! — перебил достойный старый джентльмен. — Я потрясен обширностью твоих познаний… Я прямо-таки… Ей-богу… — (Тут он закрыл глаза и положил руку на сердце.) — Поди сюда! — (Тут он взял меня за плечо). — Твое образование отныне можно считать законченным; пора тебе самому о себе позаботиться — и лучше всего тебе держать нос по ветру — вот так-так-так — (Тут он спустил меня с лестницы и вышвырнул на улицу.) — так что пошел вон из моего дома, и бог да благословит тебя! Чувствуя в себе божественный afflatus [6] , я счел этот случай скорее счастливым. Я решил руководствоваться отчим советом. Я вознамерился держать нос по ветру. И я разок-другой дернул себя за нос и написал брошюру о носологии. Брошюра произвела в Бели-Берде фурор. — Чудесный гений! — сказали в «Ежеквартальном». — Непревзойденный физиолог! — сказали в «Вестминстерском». — Умный малый! — сказали в «Иностранном». — Отличный писатель! — сказали в «Эдинбургском». — Глубокий мыслитель! — сказали в «Дублинском». — Великий человек! — сказал «Бентли». — Высокий дух! — сказал «Фрейзер». — Он наш! — сказал «Блэквуд» [7] . — Кто он? — спросила миссис Bas-Bleu [8] . — Что он? — спросила старшая мисс Bas-Bleu. — Где он? — спросила младшая мисс Bas-Bleu. Но я не обратил на них ни малейшего внимания, а взял и зашел в мастерскую некоего живописца. Герцогиня Шут-Дери позировала для портрета; маркиз Имя-Рек держал герцогинина пуделя; граф Как-Бишь-Его вертел в руках ее нюхательный флакон; а его королевское высочество Эй-не-Трожь облокачивался о спинку ее кресла. Я подошел к живописцу и задрал нос. — Ах, какая красота! — вздохнула ее светлость. — Ах, боже мой! — прошепелявил маркиз. — Ах, ужас! — простонал граф. — Ах, мерзость! — буркнул его королевское высочество. — Сколько вы за него возьмете? — спросил живописец. — За его нос! — вскричала ее светлость. — Тысячу фунтов, — сказал я, садясь. — Тысячу фунтов? — задумчиво осведомился живописец. — Тысячу фунтов, — сказал я. — Какая красота! — зачарованно сказал он. — Тысячу фунтов! — сказал я. — И вы гарантируете? — спросил он, поворачивая мой нос к свету. — Гарантирую, — сказал я и как следует высморкался. — И он совершенно оригинален? — осведомился живописец, почтительно касаясь его. — Пф! — сказал я и скривил его набок. — И его ни разу не воспроизводили? — справился живописец, рассматривая его в микроскоп. — Ни разу, — сказал я и задрал его. — Восхитительно! — закричал живописец, потеряв всякую осторожность от красоты этого маневра. — Тысячу фунтов, — сказал я. — Тысячу фунтов? — спросил он. — Именно, — сказал я. — Тысячу фунтов? — спросил он. — Совершенно верно, — сказал я. — Вы их получите, — сказал он. — Что за virtu [9] ! — и он немедленно выписал мне чек и зарисовал мой нос. Я снял квартиру на Джермин-стрит и послал ее величеству девяносто девятое издание «Носологии» с портретом носа. Этот несчастный шалопай, принц Уэльский, пригласил меня на ужин. Мы все знаменитости и recherches [10] . Присутствовал новейший исследователь Платона. Он цитировал Порфирия [11] , Ямвлиха [12] , Плотина [13] , Прокла [14] , Гиерокла [15] , Максима Тирского [16] и Сириана [17] . Присутствовал сторонник самоусовершенствования. Он цитировал Гюрго [18] , Прайса [19] , Пристли [20] , Кондорсе, де Сталь [21] и «Честолюбивого ученого, страдающего недугом». Присутствовал сэр Позитив Парадокс Он отметил, что все дураки — философы, а все философы — дураки. Присутствовал Эсгетикус Этикс. Он говорил об огне, единстве и атомах, о раздвоении и прибытии души [22] ; о родстве и расхождении; о примитивном разуме и гомеомерии [23] . Присутствовал Теологос Теологи. Он говорил о Евсевии и Арии [24] ; о ереси и Никейском соборе [25] ; о пюзеизме [26] и пресуществлении [27] ; о гомузии и гомуйозии [28] . Присутствовал мосье Фрикассе из Роше де Канкаля. Он упомянул мюритон с красным языком; цветную капусту с соусом veloute; телятину a la St. Menehoult; маринад a la St. Florentin и апельсиновое желе en mosaiques [29] . Присутствовал Бибулус О'Бражник. Он вспомнил латур и маркбруннен; муссо и шамбертен; рошбур и сен-жорж; обрион, леонвиль и медок; барак и преньяк; грав и сен-пере. Он качал головой при упоминании о клодвужо [30] и мог с закрытыми глазами отличить херес от амонтильядо. Присутствовал синьор Тинтонтинтино из Флоренции. Он трактовал о Чимабуэ, Арпино [31] , Карпаччо [32] и Агостино [33] ; о мрачности Караваджо, о приятности Альбано [34] , о колорите Тициана, о женщинах Рубенса и об озорстве Яна Стеена [35] . Присутствовал президент Бели-Бердского университета. Он держался того мнения, что луну во Фракии называли Бендидой [36] , в Египте — Бубастидой [37] , в Риме — Дианой, а в Греции — Артемидой. Присутствовал паша из Стамбула. Он не мог не думать, что у ангелов обличье лошадей, петухов и быков, что у кого-то в шестой небесной сфере семьдесят тысяч голов, и что земля покоится на голубой корове, у которой неисчислимое множество зеленых рогов. Присутствовал Дельфинус Полиглот. Он сообщил нам, куда девались не дошедшие до нас восемьдесят три трагедии Эсхила [38] ; пятьдесят четыре ораторских опыта Исея [39] ; триста девяносто одна речь Лисия [40] ; сто восемьдесят трактатов Феофраста [41] ; восьмая книга Аполлония [42] о сечениях конуса; гимны и дифирамбы Пиндара [43] ; и тридцать пять трагедий Гомера Младшего [44] . Присутствовал Майкл Мак-Минерал. Он осведомил нас о внутренних огнях и третичных образованиях; о веществах газообразных, жидких и твердых; о кварцах и мергелях; о сланце и турмалине; о гипсе и траппе; о тальке и кальции; о цинковой обманке и роговой обманке; о слюде и шифере; о цианите и лепидолите; о гематите и тремолите; об антимонии и халцедоне; о марганце и о чем вам угодно. Присутствовал я. Я говорил о себе; о себе, о себе, о себе; о носологии, о моей брошюре и о себе. Я задрал мой нос, и я говорил о себе. — Поразительно умен! — сказал принц. — Великолепен! — сказали его гости; и на следующее утро ее светлость герцогиня Шут-Дери нанесла мне визит. — Ты пойдешь к Элмаку [45] , красавчик? — спросила она, похлопывая меня под подбородком. — Даю честное слово, — сказал я. — Вместе с носом? — спросила она. — Клянусь честью, — отвечал я. — Так вот тебе, жизненочек, моя визитная карточка. Могу я сказать, что ты хочешь туда пойти? — Всем сердцем, дорогая герцогиня. — фи, нет! — но всем ли носом? — Без остатка, любовь моя, — сказал я; после чего дернул носом раз-другой и очутился у Элмака. Там была такая давка, что стояла невыносимая духота. — Он идет! — сказал кто-то на лестнице. — Он идет! — сказал кто-то выше. — Он идет! — сказал кто-то еще выше. — Он пришел! — воскликнула герцогиня. — Пришел, голубчик мой! — и крепко схватив меня за обе руки, троекратно поцеловала в нос. Это произвело немедленную сенсацию. — Diavolo! [46] — вскричал граф Козерогутти. — Dios guarda! [47] — пробормотал дон Стилетто. — Mille tonnerres! [48] — возопил принц де Ля Гуш. — Tausend Teufel! [49] — проворчал курфюрст Крофошатцский. Этого нельзя было снести. Я разгневался. Я резко повернулся к курфюрсту. — Милсдарь, — сказал я ему, — вы скотина. — Милсдарь, — ответил он после паузы, — Donner und Blitzen! [50] Большего нельзя было и желать. Мы обменялись визитными карточками. На другое утро, под Чок-Фарм, я отстрелил ему нос — и поехал по друзьям. — Bete! [51] — сказал один. — Дурак! — сказал второй. — Болван! — сказал третий. — Осел! — сказал четвертый. — Кретин! — сказал пятый. — Идиот! — сказал шестой. — Убирайся! — сказал седьмой. Я был убит подобным приемом и поехал к отцу. — Батюшка, спросил я, — какова главная цель моего существования? — Сын мой, — ответствовал он, — это все еще занятия носологией; но, попав в нос курфюрсту, ты перестарался и допустил перелет. У тебя превосходный нос, это так — но у курфюрста Крофошатцского теперь вообще никакого нет. Ты проклят, а он стал героем дня. Согласен, что в Бели-Берде слава прямо пропорциональна величине носа, но — боже! — никто не посмеет состязаться со знаменитостью, у которой носа вообще нет.