---------------------------------------------


 Пэлем Гринвел Вудхауз
 СТРИХНИН В СУПЕ

 С той минуты, когда Пиво Из Бочки вошел в залу «Отдыха удильщика», стало ясно, что обычное солнечное настроение его покинуло. Лицо у него осунулось, перекосилось. Понурив голову, он сел в дальнем углу у окна, а не присоединился к общей беседе, которая велась у камина с заметным участием мистера Маллинера. Время от времени из угла доносились тяжелые вздохи.
 Горькая Настойка С Лимонадом поставил свой стакан, прошел в дальний угол и сочувственно положил ладонь на плечо страдальца.
 — В чем дело, старина? — спросил он. — Потеряли друга?
 — Хуже, — сказал Пиво Из Бочки. — Детективный роман. По пути сюда прочел половину и забыл его в вагоне.
 — Мой племянник Сирил, специалист по интерьерам, — сказал мистер Маллинер, — однажды допустил такую же оплошность. Подобные провалы в памяти не столь уж редки.
 — А теперь, — продолжал Пиво Из Бочки, — я всю ночь буду ворочаться с боку на бок, гадая, кто же все-таки отравил сэра Джоффри Татла, баронета.
 — А баронета, значит, отравили?
 — В самую точку. Лично я думаю, что прикончил его приходской священник, по слухам коллекционировавший редкие яды.
 Мистер Маллинер снисходительно улыбнулся.
 — Это был не священник, — сказал он. — Я читал «Тайну Мэрглоу-Мэнора». Отравителем был водопроводчик.
 — Какой водопроводчик?
 — Тот, который во второй главе приходил починить душ. Сэр Джоффри в тысяча восемьсот девяносто шестом году разбил сердце его тетушки, а потому он приклеил змею внутрь сетки душа, и, когда сэр Джоффри включил горячую воду, клей размыло, освободившаяся змея проскользнула в одну из дырочек, укусила баронета за ногу и скрылась в сливном отверстии.
 — Но этого не могло быть, — сказал Пиво Из Бочки. — Между второй главой и убийством прошло несколько дней.
 — Водопроводчик забыл свою змею дома, и ему пришлось за ней вернуться, — объяснил мистер Маллинер. — Уповаю, раскрытие тайны послужит вам надежным снотворным.
 — Я чувствую себя другим человеком, — сказал Пиво Из Бочки. — Не то бы я пролежал без сна всю ночь, разгадывая это убийство.
 — Вполне вероятно. В таком же положении оказался и мой племянник Сирил. В современной нашей жизни, — сказал мистер Маллинер, отхлебнув горячего шотландского виски с лимонным соком, — пожалуй, самым примечательным следует считать то, как детективные романы завладели умами общества. Истинный их поклонник, лишившись любимого чтива, ни перед чем не остановится, лишь бы обрести его. Он подобен наркоману, которого лишили кокаина. Мой племянник Сирил…
 — Поразительно, чего только люди не забывают в вагонах, — сказал Стакан Портера. — Чемоданы… зонтики… а иногда так даже чучела шимпанзе, как мне рассказывали. На днях мне довелось услышать одну…
 Мой племянник Сирил (продолжал мистер Маллинер) питал к детективным романам страсть, какой я не наблюдал ни в ком другом. Я отношу это на счет того факта, что, подобно большинству специалистов по интерьерам, он был молодым человеком хрупкого телосложения, готовой жертвой для любой болезни, появившейся в округе. Всякий раз, когда свинка, или инфлюэнца, или корь, или какой-либо подобный им недуг укладывали его в постель, дни выздоровления он коротал за детективными романами. И, поскольку аппетит приходит во время еды, к тому моменту, с которого начинается мой рассказ, он безнадежно пристрастился к ним. Он не только пожирал любое произведение подобного жанра, которое попадалось ему под руку, но и стал завсегдатаем премьер в театрах, услаждающих свою публику спектаклями, в которых из шифоньеров внезапно высовываются костлявые руки, а зрители слегка изумляются, если огни рампы не гаснут чаще чем каждые десять минут.
 И вот на премьере «Серого вампира» в одном из театров возле Сент-Джеймсского парка его место оказалось рядом с местом Амелии Бассетт, девушки, которую ему суждено было полюбить со всем долго копившимся и нерастраченным пылом юноши, до этой минуты склонного стушевываться в присутствии представительниц прекрасного пола.
 Сирил не знал, что она Амелия Бассетт. Он никогда ее прежде не видел. Знал лишь, что наконец-то встретил свою судьбу, и весь первый акт он мысленно изыскивал способ познакомиться с ней.
 А когда в зрительном зале вспыхнули люстры, возвещая первый антракт, резкая боль в правой ноге заставила его очнуться от размышлений. И пока Сирил пытался решить, симптом это подагры или ишиаса, что-то подтолкнуло его посмотреть вниз, и он увидел, что его соседка, захваченная происходившим на сцене, в рассеянии стиснула в пальцах часть его икры и самозабвенно выкручивает.
 Сирил счел это отличным point a'appui [1] .
 — Прошу прощения, — сказал он.
 Девушка обернулась. Ее глаза сияли, а кончик носа чуть подергивался.
 — Извините?
 — Моя нога, — сказал Сирил. — Не могу ли я получить ее назад, если она вам больше не нужна?
 Девушка посмотрела вниз и заметно смутилась.
 — Ах, простите меня, ради Бога! — воскликнула она.
 — Пустяки, — сказал Сирил. — Я был очень рад оказаться вам полезным.
 — Я была зачарована.
 — Видимо, вам нравятся пьесы такого жанра.
 — Обожаю их.
 — Как и я. А детективные романы?
 — Ода!
 — Вы читали «Кровь на перилах»?
 — О да-да! По-моему, даже «Перерезанные глотки» ни в какое сравнение не идут.
 — По-моему, тоже. Ни в какое. Убийства более увлекательные, детективы более проницательные, улики позабористее… Никакого сравнения!
 Две родственные души поглядели в глаза друг другу. Для чудесной дружбы нет закваски лучше, чем общие литературные вкусы.
 — Я — Амелия Бассетт, — сказала девушка.
 — Сирил Маллинер. Бассетт? Почему эта фамилия мне знакома?
 — Вероятно, вы слышали о моей матери, леди Бассетт. Она ведь довольно известная охотница на крупную дичь и путешественница по неведомым пустыням и дебрям. Топает по джунглям и тому подобному. Она вышла в фойе покурить. Кстати… — Девушка запнулась. — Если она застанет нас за разговором, вы не забудете, что мы познакомились у Полтервудов?
 — Я понимаю.
 — Видите ли, мама не любит, когда со мной разговаривают люди, формально мне не представленные. А когда маме кто-нибудь не нравится, она имеет обыкновение обрушивать ему на голову какие-нибудь тяжелые предметы.
 — Ах так! — сказал Сирил. — Как горилла в «Крови ведрами»?
 — Именно. Скажите мне, — спросила девушка, меняя тему, — будь вы миллионером, предпочли бы вы удар в спину ножом для вскрытия конвертов или чтобы вас нашли без каких-либо следов насилия на теле пустым взором созерцающим нечто жуткое?
 Сирил хотел ответить, но взглянул поверх ее плеча и довольно точно воспроизвел второй вариант. В кресло рядом с девушкой опустилась дама редкостной внушительности и впилась в него взыскующим взором через лорнет в черепаховой оправе, точно леди Макбет — в дерзкого таракана.
 — Твой знакомый, Амелия? — спросила она.
 — Это мистер Маллинер, мама. Мы познакомились у Полтервудов.
 — О? — сказала леди Бассетт и оглядела Сирила сквозь лорнет. — Мистер Маллинер, — сказала она, — несколько похож на вождя нижних исси, хотя, разумеется, тот был чуть чернее и носил кольцо в носу. Милейший, обаятельнейший человек, — задумчиво продолжала она, — но под влиянием дешевого джина становился несколько развязным. Я прострелила ему ногу.
 — Э… почему?
 — Он вел себя не как джентльмен, — чопорно заметила леди Бассетт.
 — Уверен, что после вашего назидания, — благоговейно сказал Сирил, — он мог бы написать руководство по хорошим манерам.
 — Кажется, и написал, — равнодушно сказала леди Бассетт. — Как-нибудь загляните к нам, мистер Маллинер. Я значусь в телефонной книге. Если вас интересуют пумы-людоеды, могу показать вам парочку-другую интересных голов.
 Взвился занавес, началось второе действие, и Сирил вернулся к своим думам. Наконец-то, восторженно размышлял он, в его жизнь пришла любовь. А с ней, вынужден он был признать, и леди Бассетт. Увы, увы, нет в мире совершенства, вздохнул он.
 Я не стану останавливаться на ухаживании Сирила, достаточно сказать, что оно продвигалось быстро и успешно. С той минуты, когда он открыл Амелии, что как-то взял автограф у Дороти Сойерс, все пошло без сучка, без задоринки. И однажды, явившись с визитом и узнав, что леди Бассетт уехала погостить за городом, он взял руку девушки в свои и сказал ей о своей любви.
 Некоторое время все шло чудесно. Амелия отозвалась на его признание вполне удовлетворительно. Она с восторгом приняла его предложение. Пав в его объятия, она особо отметила, что он — мужчина ее мечты.
 И вот тут-то прозвучал диссонанс.
 — Все бесполезно, — сказала она, и ее дивные глаза наполнились слезами. — Мама никогда не даст своего согласия.
 — Но почему? — сказал Сирил в полном ошеломлении. — Что она имеет против меня?
 — Не знаю, но обычно она называет тебя «этот недопесок».
 — Недопесок? — повторил Сирил. — А что такое «недопесок»?
 — Точно не скажу, но, во всяком случае, мама их не терпит. И к сожалению, она узнала, что ты специалист по интерьерам.
 — Это престижная профессия, — сказал Сирил с некоторой сухостью.
 — Я знаю. Однако ей нравятся мужчины, побывавшие на лоне первобытной природы среди бесконечных диких просторов.
 — Ну, я ведь планирую еще и декоративные сады.
 — Да, конечно, — сказала Амелия с сомнением, — и все-таки…
 — И, прах меня побери, — негодующе сказал Сирил, — сейчас ведь не викторианские времена! Все эти материнские согласия и благословения гигнулись лет двадцать назад.
 — Да. Но маме никто этого не объяснил.
 — Возмутительно, — сказал Сирил. — В жизни не слыхивал такой чепухи. Давай потихоньку улизнем, поженимся, а ей пришлем цветную открытку из Венеции или откуда-то еще с крестиком и надписью: «Это наш номер. Жалеем, что вас нет с нами».
 Амелия содрогнулась.
 — Она будет с нами, не сомневайся, — сказала бедная девушка. — Ты не знаешь мамы. Чуть только она получит эту открытку, как приедет, положит тебя поперек своих колен и отшлепает щеткой для волос. И я не знаю, сохраню ли я к тебе всю полноту чувств, если увижу, как ты лежишь поперек маминых колен, а она шлепает тебя щеткой для волос. Это испортит наш медовый месяц.
 Сирил нахмурился. Однако человек, который значительную часть жизни провел, пробуя патентованные лекарства, всегда оптимист.
 — Остается одно, — сказал он. — Я увижусь с твоей матерью и попытаюсь ее образумить. Где она сейчас?
 — Уехала утром погостить у Уингемов в Суссексе.
 — Отлично! Я знаком с Уингемами. И приглашен приезжать к ним погостить, когда захочу. Пошлю им телеграмму и двину туда сегодня вечером. Я буду усердно умасливать твою мать и попытаюсь добиться, чтобы она переменила свое нынешнее неблагосклонное ко мне отношение. Потом, выждав удобную минуту, сообщу ей новость. Возможно, сработает, возможно, не сработает, но, во всяком случае, думаю, это правильный ход.
 — Но ты такой застенчивый, Сирил, такой робкий, такой уступчивый и скромный. Как же ты сумеешь осуществить свой план?
 — Любовь придаст мне твердости.
 — Думаешь, этого хватит? Вспомни-ка маму. Может, надежнее будет выпить чего-нибудь покрепче?
 Сирил нерешительно помялся.
 — Мой доктор решительно против алкогольных стимуляторов. Они повышают артериальное давление, говорит он.
 — Ну, когда ты встретишься с мамой, тебе понадобится все артериальное давление, какое у тебя имеется. Нет, я тебе очень советую перед разговором с ней залиться горючим.
 — Да, — сказал Сирил, задумчиво кивнув. — По-моему, ты права. Будет все по слову твоему. До свидания, мой ангел.
 — До свидания, Сирил, любимый. Ты будешь думать обо мне каждую минуту нашей разлуки?
 — Все до единой. Ну, практически все до единой. Видишь ли, я как раз приобрел последний роман Хорейшо Слингсби «Стрихнин в супе» и буду время от времени заглядывать в него. Но все остальные минуты… Кстати, ты его читала?
 — Пока нет. Я купила, но мама забрала его с собой.
 — О? Ну, если я хочу попасть на поезд, который доставит меня в Баркли к обеду, мне надо бежать. До свидания, счастье мое, и помни, что Гилберт Глендейл в «Пропавшем большом пальце левой ноги» обрел свою любимую, хотя ему пришлось преодолеть козни двух таинственных незнакомцев и расправиться с бандой «Черноусых» в полном составе.
 Он нежно ее поцеловал и отправился упаковать чемодан.
 «Башни Баркли», поместье сэра Мортимера и леди Уингем, находятся в двух часах пути от Лондона по железной дороге. Для Сирила, занятого мыслями об Амелии, перемежавшимися первыми главами захватывающего шедевра Хорейшо Слингсби, эти два часа пролетели незаметно. Собственно говоря, он был так поглощен всем этим, что спохватился, когда поезд уже начал отходить от платформы Баркли-Регис, и только-только успел выпрыгнуть из вагона.
 Поскольку он успел на экспресс пять ноль семь, то достиг «Башен Баркли» так рано, что не только оказался на месте, когда ударил гонг к обеду, но и принял участие в животворящем распитии коктейлей перед указанной трапезой.
 Приглашенное общество, как он заметил, едва вошел в гостиную, было малочисленным. Кроме леди Бассетт и его самого, там имелись только ничем не примечательная чета Симпсонов и высокий красавец с бронзовым загаром и сверкающими глазами — как ему шепотом сообщила хозяйка дома, Лестер Маплдерхем (произносится «Мам»), путешественник по пустыням и дебрям, а также охотник на крупную дичь.
 Быть может, гнетущее открытие, что рядом с ним в комнате находятся двое путешественников по пустыням и дебрям, они же охотники на крупную дичь, толкнуло Сирила незамедлительно последовать совету Амелии. Впрочем, вполне вероятно, и одного взгляда только на леди Бассетт оказалось бы достаточно, чтобы нарушить строгое воздержание от алкогольных напитков, которое отличало его всю жизнь. К обычному ее сходству с леди Макбет теперь добавились четко различимые черты сказочного Людоеда, и это обстоятельство понудило Сирила галопом ринуться к подносу с коктейлями.
 После трех стремительно осушенных бокалов он ощутил себя куда бодрее и храбрее, чем прежде. И так обильно он орошал последующий обед белым рейнвейном, хересом, шампанским, выдержанным коньяком и старым портвейном, что по завершении обеда с удовлетворением удостоверился в полном исчезновении из его организма робости и застенчивости. Из-за стола он поднялся в убеждении, что способен вырвать у дюжины леди Бассетт согласие на его брак с дюжиной их дочерей.
 Более того, как Сирил конфиденциально сообщил дворецкому, игриво тыкая его пальцем под ребра, он знает, что ему делать, если леди Бассетт попытается ставить ему палки в колеса. Нет, он не сыплет угрозами, растолковывал он дворецкому, а просто доводит до его сведения: он знает, что ему делать. Дворецкий сказал: «Слушаю, сэр. Благодарю вас, сэр», и инцидент был исчерпан.
 Сирил — пребывая в таком на редкость возвышенном и морепоколенном состоянии — намеревался сразу же после обеда приступить к умасливанию. Однако, задремав в курительной, а затем вступив в богословский спор с кем-то из младших лакеев, попавшимся ему в коридоре, до гостиной он добрался примерно в половине одиннадцатого. И испытал крайнее раздражение, когда, войдя туда с веселым кличем на устах: «Леди Бассетт! А подать сюда леди Бассетт!», он узнал, что она уже удалилась к себе в комнату.
 Будь настроение Сирила самую чуточку менее восторженным, это известие могло бы несколько умерить его энтузиазм. Однако радушие сэра Мортимера было столь щедрым, что Сирил лишь одиннадцать раз кивнул в знак того, что усек, а затем, удостоверившись, что его добычу поместили в Голубой комнате, понесся туда с кратким: «Ату ее!»
 Достигнув двери Голубой комнаты, он забарабанил в нее кулаками и впорхнул внутрь. Леди Бассетт полулежала на подушках с сигарой во рту и книгой в руках. А книга эта, как к вящему своему изумлению и негодованию обнаружил Сирил, была не более и не менее, как «Стрихнин в супе» Хорейшо Слингсби.
 Это зрелище заставило его окаменеть на месте.
 — Черт меня побери! — вскричал он. — Черт меня подери! Слямзили мою книжку?
 При его появлении леди Бассетт опустила сигару. Теперь она подняла брови.
 — Что вы делаете в моей комнате, мистер Маллинер?
 — Это уже чересчур, — сказал Сирил, содрогаясь от жалости к себе. — Я иду на огромные расходы ради приобретения детективных романов, но стоит мне чуть повернуться спиной, как люди косяками начинают их лямзить.
 — Эта книга принадлежит моей дочери Амелии.
 — Милая старушка Амелия! — сказал Сирил душевно. — Таких поискать!
 — Я взяла роман, чтобы почитать в поезде. А теперь, мистер Маллинер, не будете ли вы столь любезны объяснить мне, что вы делаете в моей комнате?
 Сирил хлопнул себя по лбу:
 — Ну конечно же! Я теперь вспомнил. Все подробности воскресают у меня в памяти. Она говорила, что вы его взяли. И более того. Я внезапно вспомнил деталь, полностью вас очищающую. В конце пути я засуетился, задергался, вскочил на ноги, швырнул чемоданы на платформу. Короче говоря, совсем потерял голову. И, как идиот, оставил мой экземпляр «Стрихнина в супе» в вагоне. Что же, мне остается лишь принести свои извинения.
 — Вы можете не только принести извинения, но и сообщить мне, что вы делаете в моей комнате?
 — Что я делаю в вашей комнате?
 — Вот именно.
 — А-а! — протянул Сирил, присаживаясь на край кровати. — Вы вполне вправе задать такой вопрос.
 — Я уже задала его. Три раза.
 Сирил закрыл глаза. Почему-то его мозг слегка помутился и вообще несколько утратил хватку.
 — Если вы намереваетесь уснуть тут, мистер Маллинер, — сказала леди Бассетт, — поставьте меня в известность, и я буду знать, что делать.
 Последние слова эхом отдались в памяти Сирила, и он сообразил, по какой причине обретается там, где обретается. Открыв глаза, он устремил недвижный взор на леди Бассетт.
 — Леди Бассетт, — сказал он, — вы, если не ошибаюсь, путешественница по пустыням и дебрям?
 — Именно.
 — В процессе ваших путешествий вы ведь бродили по множеству джунглей во множестве дальних краев?
 — Без сомнения.
 — Откройте мне, леди Бассетт, — сказал Сирил проникновенно, — когда вы изводили обитателей указанных джунглей своим присутствием, не приходилось ли вам обращать внимание на один факт? Я имею в виду тот факт, что Любовь царит повсюду — и даже в джунглях. Любовь, вне зависимости от границ и запретов, от национальности и биологического вида, опутывает своими чарами любое одушевленное создание. А потому, кем бы ни был каждый отдельно взятый индивид — туземцем с берегов Конго, американским поэтом-песенником, ягуаром, броненосцем, модным портным или мухой цеце, — он обязательно устремится на поиски подруги. Так почему же не может устремиться на поиски таковой специалист по интерьерам и планированию декоративных садов? Посудите сами, леди Бассетт.
 — Мистер Маллинер, — сказала его соседка по комнате, — вы нализались.
 Сирил взмахнул рукой в широком жесте и рухнул с кровати.
 — Предположим, что я нализался, — сказал он, вновь приняв прежнее положение, — но тем не менее, как бы вы ни возражали, вам никуда не уйти от того факта, что я люблю вашу дочь Амелию.
 Наступила напряженная пауза.
 — Что вы сказали?! — вскричала леди Бассетт.
 — Когда? — рассеянно спросил Сирил, так как он почти грезил наяву и, насколько позволяло одеяло, загибал пальцы на ноге своей собеседницы, играя в детскую игру «Эта свинка поехала на рынок, а эта осталась дома» и так далее до пяти свинок.
 — Я не ослышалась? Вы упомянули мою дочь Амелию?
 — Сероглазая девушка среднего роста, каштановые волосы с рыжеватым отливом, — услужливо напомнил ей Сирил. — Черт возьми, вы не можете не знать Амелии. Она повсюду бывает. И позвольте кое-что вам сказать, миссис… забыл вашу фамилию. Мы с ней поженимся, если я сумею добиться согласия ее гнусной матери. Говоря между нами, старыми друзьями, каковы, по-вашему, мои шансы?
 — Ничтожны.
 — Как?
 — Учитывая, что я мать Амелии…
 Сирил заморгал в искреннейшем изумлении.
 — А ведь и правда. Я вас не узнал? Вы были здесь все это время?
 — Была.
 Внезапно глаза Сирила посуровели. Он чопорно выпрямился.
 — Что вы делаете в моей кровати? — спросил он грозно.
 — Это не ваша кровать.
 — Так чья же?
 — Моя.
 Сирил безнадежно пожал плечами.
 — По-моему, все это выглядит очень странно, — сказал он. — Мне, полагаю, придется поверить вашей истории, но я готов повторить, что считаю все это весьма подозрительным и намереваюсь произвести строжайшее расследование. Предупреждаю вас: все главари и зачинщики мне известны. Желаю вам самой спокойной и доброй ночи.
 Примерно час спустя Сирил, который расхаживал по террасе в глубоком размышлении, вновь отправился в Голубую комнату на поиски информации. Перебрав в уме подробности недавней беседы, он внезапно обнаружил, что один вопрос так и остался без ответа.
 — Э-эй, — сказал он.
 Леди Бассетт оторвалась от книги с явной досадой.
 — У вас нет своей комнаты, мистер Маллинер?
 — Есть, как же, — сказал Сирил. — Меня поместили в Комнату Надо Рвом. Но я хотел бы кое-что у вас уточнить.
 — Ну?
 — Вы сказали, можно мне или нельзя?
 — Что вам можно или нельзя?
 — Жениться на Амелии.
 — Нет, нельзя.
 — Нет?
 — Нет!
 — А! — сказал Сирил. — Ну так еще раз: наше вам с кисточкой.
 Однако в Комнату Надо Рвом удалился мрачный Сирил Маллинер. Теперь он разобрался в положении дел. Мать девушки, которую он любил, отказывалась признать его достойной партией. Положеньице хуже некуда, думал Сирил, угрюмо извлекая себя из ботинок.
 Но тут он чуть повеселел. Возможно, его жизнь погублена безвозвратно, однако у него остаются еще две нечитаные трети «Стрихнина в супе».
 В тот самый момент, когда поезд подошел к Баркли-Регис, Сирил как раз вгрызся в главу, где инспектор Тленн заглядывает в полуоткрытую дверь подвала и, со свистом втянув воздух в судорожно вздымающуюся грудь, с ужасом отшатывается. Дальше могло быть только еще заманчивее, и он шагнул к туалетному столику, на который распаковавший чемоданы лакей должен был, по его расчетам, положить роман. Вдруг по его позвоночнику поползла ледяная струя, а комната затанцевала вместе со всей мебелью.
 Вновь он вспомнил, что оставил роман в вагоне.
 И взвизгнул, как попавшая в капкан зверушка. Потом, шатаясь, добрался до кресла.
 Тема горькой потери часто разрабатывалась поэтами, и они проиграли всю гамму эмоций, обнажая перед нами муки тех, кто потерял родителей, жен, детей, деньги, славу, собак, кошек, горлиц, возлюбленных, лошадей и даже запонки. Но ни один поэт еще не коснулся самой горестной из утрат — той, которую переживает человек, прочитавший детективный роман до половины и оказавшийся без него перед отходом ко сну.
 Сирил не осмеливался и помыслить о предстоящей ему ночи. Уже его мозг метался из стороны в сторону, будто раненая змея, ища хоть какого-то объяснения странному поведению инспектора Тленна. Хорейшо Слингсби никогда не подводил своих читателей. Он был не из тех авторов, которые в следующей главе натянули бы читателю нос, уведомив его, что инспектор Тленн ужаснулся, внезапно вспомнив, что забыл опустить письмо, которое его заботам поручила супруга. Если взгляд в полуоткрытую дверь подвала подействовал на нервы сыщика, сотворенного Слингсби, это сулило выпотрошенный труп за ней или, по меньшей мере, отрубленную кисть.
 Тихий стон смертной муки вырвался у Сирила. Что делать? Что делать? И даже заменить «Стрихнин в супе» на что-либо более или менее сносное было невозможно. Он прекрасно знал, что подстерегало бы его в библиотеке, рискни он туда пойти. Сэр Мортимер Уингем во всех отношениях следовал традициям помещиков, круглый год проживающих в своих поместьях. Леди Уингем исповедовала эзотерические религии. Чтение супругов отвечало их вкусам. В библиотеке Сирила поджидали в засаде книги о бахаизме, тома «Сельской энциклопедии» в пропыленных кожаных переплетах, «Два года на солнечном Цейлоне» преподобного Орло Уотербери, но ни следа чего-нибудь эдакого, что могло бы заинтересовать Скотленд-Ярд, или чего-нибудь с ведерком крови и парочкой-другой трупов, в которые можно уйти с головой.
 Что же — если вернуться к исходной точке — делать?
 И внезапно, будто в ответ на этот вопрос, его осенило. Он воспрял духом, найдя выход из положения.
 Час был достаточно поздний. Леди Бассетт уже, конечно, заснула, а «Стрихнин в супе» покоится на тумбочке у ее изголовья. Надо всего лишь прокрасться туда и сцапать книгу.
 Чем больше Сирил взвешивал эту идею, тем заманчивей она представлялась ему. И ведь никак нельзя сказать, будто ему не известен путь к комнате леди Бассетт или топография указанной комнаты. У него было ощущение, что все последние годы своей жизни он прожил в этой комнате. Он мог бы разгуливать по ней с закрытыми глазами.
 Сирил долее не колебался. Облачившись в халат, он покинул свою комнату и торопливо зашагал по коридору.
 Открыв дверь Голубой комнаты и осторожно притворив ее за собой, Сирил на миг замер, исполненный тех чувств, которые охватывают человека по возвращении в знакомые, дорогие сердцу места. Милая старушка комната, совсем такая же, как прежде! На него нахлынули воспоминания. Кругом царила тьма, но это его не задержало. Он знал, где находится тумбочка, и, крадучись, приблизился к ней.
 Походка Сирила Маллинера напомнила бы леди Бассетт, будь она очевидицей происходящего, коварные повадки малого игуанодона, выслеживающего добычу. Лишь в одном методы Сирила отличались от методов этого обитателя девственной глуши. Игуанодоны (это относится не только к малым, но и к большим игуанодонам) крайне редко спотыкаются о шнуры на полу и совлекают прикрепленные к этим шнурам лампы на пол с таким грохотом, будто рухнула тонна кирпичей.
 А Сирил совлек. Едва он успел схватить книгу и спрятать ее в карман халата, как его ступня запуталась в шнуре, лампа на столе легко взмыла в воздух и под звон, который могла бы издать сотня тарелок, одновременно распадающихся на куски в руках сотни судомоек, в штопоре ткнулась об пол и погибла безвозвратно.
 В тот же миг леди Бассетт, которая занималась изгнанием летучей мыши через балконную дверь, вернулась в комнату с балкона и зажгла свет.
 Сказать, что Сирил Маллинер растерялся, значило бы исказить факты. Ничего подобного этой катастрофе с ним не случалось с тех пор, как на восьмом году жизни, тайно проникнув в материнский буфет в чаянии джема, он сдернул себе на голову три полки, содержавшие молоко, масло, пикули, сыр, яйца, кексы и мясные консервы. И в данный момент его чувства почти идеально повторяли те, которые он испытал в своем нежном детстве.
 Леди Бассетт тоже несколько утратила безмятежность духа.
 — Вы! — сказала она.
 Сирил кивнул, пытаясь миротворчески улыбнуться.
 — Привет! — сказал он.
 На этот раз его радушная хозяйка выразила явное неудовольствие.
 — Неужели я не могу остаться одна ни на минуту, мистер Маллинер? — спросила она сурово. — Надеюсь, я женщина без глупых предрассудков, однако идею совместных спален одобрить не могу.
 Сирил попытался ее умаслить.
 — Я все время возникаю и возникаю, — сказал он.
 — Возникаете, — согласилась леди Бассетт. — Услышав, что мне предоставили эту комнату, сэр Мортимер предупредил меня, что в ней, согласно фамильной легенде, являются привидения. Знай я, что являетесь в ней вы, я немедленно собрала бы вещи и перебралась в местную гостиницу.
 Сирил поник головой. Он не мог не почувствовать, что заслужил этот упрек.
 — Признаю, — сказал он, — что мое поведение небезупречно. В оправдание могу лишь сослаться на свою безмерную любовь. Это не светский визит, леди Бассетт. Я заглянул к вам, потому что хотел вновь поднять вопрос о моем бракосочетании с вашей дочерью Амелией. Вы говорите, что против этого. Почему же вы против? Ответьте, леди Бассетт, будьте так добры.
 — У меня для Амелии другие планы, — сухо сказала леди Бассетт. — Когда моя дочь выйдет замуж, она выйдет не за бесхребетное беспозвоночное — порождение нашей нынешней тепличной цивилизации, но за сильного, прямого, зоркоглазого подлинного мужчину о двух кулаках, закалившегося на бескрайних диких просторах. У меня нет желания обидеть вас, мистер Маллинер, — продолжала она мягче, — но вы должны признать, что в конечном счете вы — не более чем недопесок.
 — Я это отрицаю! — горячо вскричал Сирил. — Я даже не знаю, что такое недопесок.
 — Недопесок — это человек, который ни разу не видел, как солнце восходит над Нижней Замбези, который не будет знать, что ему делать, когда его атакует носорог. Извините, мистер Маллинер, но как вы поступите, если вас атакует носорог?
 — Я, — сказал Сирил, — не вращаюсь в одних кругах с атакующими носорогами.
 — Или возьмем другой простой случай, какие происходят каждый день. Предположим, вы переходите по примитивному мосту через речку в Экваториальной Африке. Вы задумались о всяких пустяках и перестали замечать окружающее. А очнувшись, видите, что с ветвей над вашей головой к вам тянет разверстую пасть сетчатый питон. И тотчас замечаете, что на дальнем конце моста изготовилась к прыжку пума, а у ближнего конца двое охотников за головами (назовем их Пат и Майк) уже поднесли к губам трубки с отравленными дротиками. При этом внизу в воде притаился аллигатор. Как вы поступили бы в подобном случае, мистер Маллинер?
 Сирил взвесил все обстоятельства.
 — Я бы смутился, — вынужден он был сознаться. — Я не знал бы, куда смотреть.
 Леди Бассетт испустила презрительный, но веселый смешок.
 — Вот именно! Однако подобная ситуация не причинила бы Лестеру Маплдерхему ни малейших неудобств.
 — Лестеру Маплдерхему?
 — Человеку, который станет мужем моей дочери Амелии. Он попросил у меня ее руки вскоре после обеда.
 Сирил зашатался. От удара столь внезапного и неожиданного он словно превратился в желе. Но ведь ему бы следовало этого ожидать. Путешественники по пустыням и дебрям, охотники на крупную дичь держатся друг за дружку.
 — В ситуации вроде той, которую я набросала, Лестер Маплдерхем просто спрыгнул бы с моста, выждал, пока аллигатор не ринулся на него, всунул крепкий сук между его челюстями, а затем поразил копьем в глаз, позаботившись о том, чтобы не угодить под хлещущий хвост. После чего унесся бы вниз по течению до какого-нибудь менее опасного места. Вот какого мужчину я хочу видеть своим зятем.
 Сирил молча вышел из комнаты. Даже тот факт, что «Стрихнин в супе» теперь покоился у него в кармане, не рассеял его черного настроения. Вернувшись к себе, он угрюмо швырнул роман на кровать и начал расхаживать взад и вперед. Однако уже на третьем «вперед» дверь отворилась.
 Услышав щелчок замка, Сирил решил было, что его навестила леди Бассетт, которая, обнаружив потерю, сложила два и два, получила четыре и явилась потребовать свою собственность назад. И он проклял безрассудность, с какой швырнул искомую собственность на такое открытое всем взорам место, как кровать.
 Но вошла не леди Бассетт. Вошел Лестер Маплдерхем. Облаченный в пижаму, расцветка каковой напомнила Сирилу будуар, интерьер которого он недавно сотворил для светской поэтессы, путешественник и охотник остановился, скрестил руки на груди и устремил на Сирила зоркие глаза.
 — Выкладывайте драгоценности! — заявил Лестер Маплдерхем.
 Сирил растерялся:
 — Драгоценности?
 — Драгоценности!
 — Какие драгоценности?
 Лестер Маплдерхем нетерпеливо дернул головой:
 — Я не знаю, какие драгоценности. Возможно, Жемчуга Уингемов, или Бриллианты Бассеттов, или же Сапфиры Симпсонов. Я не заметил, из какой именно комнаты вы выходили, когда я вас увидел.
 Сирил начал понимать.
 — А-а! Вы видели, как я выходил из какой-то комнаты?
 — Да. Я услышал грохот, а когда выглянул, увидел, как вы удаляетесь по коридору.
 — Я могу все объяснить, — сказал Сирил. — Я только что имел беседу с леди Бассетт сугубо личного свойства. К брильянтам это никакого отношения не имеет.
 — Вы уверены? — спросил Маплдерхем.
 — Вполне, — ответил Сирил. — Мы беседовали о носорогах, и питонах, и о ее дочери Амелии, и об аллигаторах, и всем таком прочем, а потом я ушел.
 Однако Лестер Маплдерхем продолжал сомневаться.
 — Хм! — сказал он. — Если утром кто-нибудь чего-нибудь хватится, я буду знать, что делать. — Его взгляд скользнул по кровати. — Э-эй! — продолжал он с внезапным воодушевлением. — Последний роман Слингсби? Ну-ну! Я как раз собирался его купить. Говорят, он очень неплох. «Лидс Меркюри» рекомендует «эти захватывающие страницы…».
 Маплдерхем повернулся к двери, и в мучительном ужасе Сирил понял, что тот намерен забрать книгу с собой. Она легонько покачивалась в бронзовой от загара руке размером в окорок средней величины.
 — Э-эй! — яростно вскричал он.
 Лестер Маплдерхем обернулся:
 — Вы что-то сказали?
 — Нет, ничего, — сказал Сирил. — Только спокойной ночи.
 Когда дверь затворилась, он бросился на кровать, проклиная себя за мерзкую трусость, которая помешала ему вырвать книгу у охотника на крупную дичь. Был момент, когда он чуть не выхватил ее, но за этим моментом последовал момент, когда он перехватил взгляд похитителя книги. Ощущение было такое, словно он обменивался взглядом с атакующим носорогом леди Бассетт.
 И вот теперь из-за подобной слабости духа он вновь остался без «Стрихнина в супе».
 Сирил не мог бы сказать, как долго он бился в тисках этих мрачных мыслей. Отвлек его от них звук вновь отворяемой двери.
 Перед ним стояла леди Бассетт. Было ясно, что она находится во власти сильнейшего чувства. Теперь в добавок к леди Макбет и сказочному Людоеду она обрела явное сходство с тигрицей, защищающей своего тигренка.
 Ее дрожащий перст указывал на Сирила.
 — Подлый пес! — вскричала она. — Верни мне книгу!
 Сирил огромным усилием воли сдержал дрожь.
 — Какую книгу?
 — Книгу, которую ты утащил из моей комнаты!
 — Кто-то утащил книгу из вашей комнаты? — Сирил хлопнул себя ладонью по лбу. — Боже правый! — вскричал он.
 — Мистер Маллинер, — холодно сказала леди Бассетт, — побольше книги, поменьше бреда. Сирил поднял ладонь:
 — Я знаю, кто похитил вашу книгу. Это сделал Лестер Маплдерхем.
 — Какая нелепость!
 — Да, похитил, говорю вам. Когда я буквально несколько минут тому назад направлялся в вашу комнату, я увидел, как он вышел оттуда, подозрительно озираясь. Помнится, меня это удивило. Он в Комнате С Часами. Если мы заглянем туда сейчас, то поймаем его с добычей в руках.
 Леди Бассетт задумалась.
 — Это невозможно, — заявила она после паузы. — Он не способен на подобный поступок. Лестер Маплдерхем — это человек, который както раз убил льва ножом для открывания рыбных консервов.
 — От таких-то и можно ожидать самого худшего, — сказал Сирил. — Спросите кого угодно.
 — И он помолвлен с моей дочерью. — Леди Бассетт помолчала. — Впрочем, помолвка долго не продлится, если окажется, что вы сказали правду. Идемте, мистер Маллинер.
 Бок о бок прошли они по безмолвному коридору. У двери Комнаты С Часами они остановились. Из-под нее пробивалась полоска света. Сирил, безмолвно указав на это зловещее доказательство чтения в постели, заметил, что его спутница выпрямилась и что-то произнесла про себя, видимо, на каком-то туземном диалекте.
 В следующий миг она распахнула дверь и одним прыжком, будто зебу, специально подобравшийся для такого прыжка, оказалась у кровати и вырвала книгу из рук Лестера Маплдерхема.
 — Ага! — воскликнула леди Бассетт.
 — Ага! — воскликнул Сирил, чувствуя, что у него нет выбора лучше, чем следовать примеру этой женщины.
 — Э-эй! — удивленно сказал Лестер Маплдерхем. — Что-то случилось?
 — А, так это вы украли мою книгу!
 — Вашу книгу? — удивился Лестер Маплдерхем, — Да я взял ее почитать у мистера Маллинера. Вот у него.
 — Очень правдоподобно! — сказал Сирил. — Леди Бассетт известно, что свой экземпляр «Стрихнина в супе» я забыл в вагоне поезда.
 — Безусловно! — сказала леди Бассетт. — Разговоры вам не помогут, молодой человек. И позвольте сказать вам кое-что, возможно вас заинтересующее. Если вы воображаете, что после подобного удара в спину вы женитесь на Амелии, то забудьте об этом!
 — Сотрите из памяти, — подтвердил Сирил.
 — Но послушайте…
 — Ничего не стану слушать. Идемте, мистер Маллинер.
 Она покинула комнату в сопровождении Сирила. Несколько шагов они прошли в молчании.
 — Как своевременно пришло спасение, — сказал Сирил.
 — Чье?
 — Амелии. Только подумайте: быть связанной узами брака с подобным выродком. Каким облегчением для вас будет мысль, что она выйдет за благовоспитанного специалиста по интерьерам.
 Леди Бассетт застыла как вкопанная. Теперь они находились перед Комнатой Надо Рвом. Она посмотрела на Сирила, подняв брови.
 — Кажется, вы полагаете, мистер Маллинер, что ввиду случившегося я возьму вас в зятья?
 Сирил зашатался.
 — Разве нет?
 — Разумеется, нет.
 Внутри Сирила что-то словно лопнуло. Им овладела бесшабашность. На миг он превратился в сгусток отчаянной храбрости и огня, будто африканский леопард в брачный сезон.
 — А! — сказал он.
 И, ловко выхватив «Стрихнин в супе» из руки спутницы, прыгнул в свою комнату, захлопнул дверь и задвинул засов.
 — Мистер Маллинер!
 Это сквозь филенку просочился умоляющий голос леди Бассетт. Было ясно, что она потрясена до глубины души, и Сирил сардонически улыбнулся. Теперь условия мог диктовать он.
 — Отдайте мне книгу, мистер Маллинер!
 — И не подумаю, — ответил Сирил. — Я намерен сам ее почитать. Со всех сторон до меня доходят самые лестные отзывы об этом произведении. «Потрясающее, захватывающее чтение» — по мнению рецензента «Левого интеллекта».
 Ответом ему был протяжный стон по ту сторону двери.
 — Само собой, — сказал Сирил многозначительно, — если бы говорила моя будущая теща, ее слово, конечно, было бы законом.
 Снаружи воцарилась тишина.
 — Ну, хорошо, — сказала леди Бассетт.
 — Мне можно бракосочетаться с Амелией?
 — Можно.
 Сирил отодвинул засов.
 — Войдите… мама, — произнес он ласковым голосом. — Мы почитаем ее вместе в библиотеке.
 Леди Бассетт все еще не оправилась от потрясения.
 — Надеюсь, я поступила правильно, — сказала она.
 — Абсолютно, — сказал Сирил.
 — Вы будете хорошим мужем Амелии?
 — Высшего сорта, — заверил ее Сирил.
 — Но если и нет, — сказала леди Бассетт, покоряясь судьбе, — я не смогу заснуть, не дочитав эту книгу. Я как раз дошла до места, когда инспектор Тленн оказался заперт в подземной пещере Безликого Злодея.
 Сирил задрожал от нетерпения.
 — А там есть Безликий Злодей?! — вскричал он.
 — Два Безликих Злодея, — сказала леди Бассетт.
 — Ого-го-го! — сказал Сирил. — Не будем терять времени.