--------------------------------------------- Сорокин Владимир Свободный урок Владимир Сорокин Свободный урок Черныш догнал хохочущего Геру у раздевалки, схватил за ворот и поволок назад: - Пошли... пошли... не рыпайся... ща все ребятам расскажу... Гера, не переставая смеяться, вцепился в деревянный барьерчик: - Караул! Грааабят! Его пронзительный голос разнесся по пустому школьному коридору. - Пошли... - шипел Черныш, срывая с барьера испачканные в чернилах руки Геры. - Ща Сашку позову... стырил и рад... - Ка-ра-ул! Гера запрокинулся, тюкнул затылком Черныша по подбородку и захохотал. - Во, гад... - Черныш оторвал его от раздевалки и поволок. Темно-синий форменный пиджак полез Гере на голову, ботинки заскребли по кафелю: - Ладно, хватит, Черный... хорош... слышишь... - Не рыпайся... Сзади послышались звонкие шаги. - Чернышев! - раздалось по коридору. Черныш остановился. - Что это такое? - Зинаида Михайловна быстро подошла, оттянула его за плечо от Геры. - Что это?! Я тебя спрашиваю! Отпущенный Гера поднялся, одернул пиджак. Чернышев шмыгнул носом, посмотрел в стену. Гера тоже посмотрел туда. - Почему вы не на занятиях? - Зинаида Михайловна сцепила руки на животе. - А у нас это... Зинаид Михална... ну, отпустили... свободный урок... - У кого это? У пятого Б? - Да. - А что такое? Почему свободный урок? - Светлана Николаевна заболела. - Ааа... да. Ну и что? Можно теперь на головах ходить? Герасименко! Что это такое? Почему вы орете на всю школу? Гера смотрел в стену. - Нам Татьяна Борисовна задачи задала и ушла. - Ну и что? Почему же вы носитесь по школе? А? - А мы решили, Зинаид Михална... - А домашние уроки? У вас нет их? Нет? Где вы находитесь? Ребята молчали. Зинаида Михайловна вздохнула, взяла Чернышева за плечо: - Герасименко, иди в класс. Чернышев, пошли со мной... - Ну, Зинаид Михална... - Пошли, пошли! Герасименко, скажи, чтоб не шумели. Я скоро зайду к вам. Гера побежал прочь. Завуч с Чернышевым пошли в противоположную сторону. - Идем, Чернышев. Ты, я вижу, совсем обнаглел. Вчера с Большовой, сегодня Герасименко по полу возит... - Зинаид Михална, ну я не буду больше... - Иди, иди. Не упирайся. Вчера Большова плакала в учительской! А, кстати, почему ты не зашел ко мне вчера после уроков? А? Я же просила тебя? - Ну, я зашел, Зинаид Михална, а вас не было. - Не было? Ты и врешь еще нагло. Молодец. Зинаида Михайловна подошла к своему кабинету, распахнула дверь: - Заходи. Чернышев медленно вошел. Зинаида Михайловна вошла следом, прикрыла дверь: - Вот. Даже здесь я слышала, как вы кричали. По всей школе крик стоял. Она бросила ключи на стол, села, кивнула Чернышеву: - Иди сюда. Он медленно побрел к столу и стал напротив. Зинаида Михайловна сняла очки, потерла переносицу и устало посмотрела на него: - Что мне с тобой делать, Чернышев? Чернышев молчал, опустив голову. Мятый пионерский галстук съехал ему на плечо. - Тебя как зовут? - Сережа. - Сережа. Ты в пятом сейчас. Через каких-то два года - восьмой... А там куда? С таким поведением, ты думаешь, мы тебя в девятый переведем? У тебя что по поведению? - Тройка... - А по алгебре? - Четыре. - Слава богу... а по литературе? - Тройка. - А по русскому? - Три... - Ну вот. Ты в ПТУ нацелился, что ли? Чего молчишь? Чернышев шмыгнул носом: - Нет. Я учиться дальше хочу. - Не видно по тебе. Да и мы тебя с такими оценками не допустим. С поведением таким. - Зинаид Михална, но у меня по геометрии пять и по рисованию... Зинаида Михайловна уложила очки в футляр: - Поправь галстук. Чернышев нащупал узел, сдвинул его на место. - Кто у тебя родители? - Папа инженер. А мама продавец. В универмаге "Москва"... - Ну? Так в чем же дело? Ты что, решил с Куликова пример брать? Но он-то в детдоме воспитывался, а у тебя и папа и мама. Ему подсказать некому, а тебе-то? Неужели родителям все равно, как ты учишься? - Нет, не все равно... - Отец дневник твой смотрит? - Смотрит. - Ну и что? - Ругает... - А ты? - Ну... я не буду больше так себя вести, Зинаид Михална... - Ну что ты заладил, как попугай! Ты же пионер, взрослый человек! Дело не в том, будешь ты или не будешь, а в том, что из тебя получится! Понимаешь? - Понимаю... я исправлюсь... Зинаида Михайловна вздохнула: - Не верю я тебе, Чернышев. - Честное слово... - Да, эти честные слова твои... - усмехнувшись, она встала, подошла к окну, зябко повела полными плечами. - Что у тебя вчера с Большовой вышло? Чернышев замялся: - Ну... я просто... - Что, просто? Просто обидел девочку? Так просто - взял и обидел! - Да я не хотел... просто мы догоняли друг друга... - играли... - Игра, Чернышев, слезами не кончается... - Но я не хотел, чтоб она плакала. - Поэтому ты ей юбку задирал? - Да я не задирал... просто... Зинаида Михайловна подошла к нему: - Ну, зачем ты это сделал? - Ну она щипала меня, Зинаид Михална, по спине била... - А ты юбку задрал? Ты, пионер, задрал юбку?! Чернышев? Если бы уличный хулиган вроде Куликова задрал бы, я б не удивилась. Но - ты?! Ты же в прошлом году на городскую олимпиаду по геометрии ездил! И ты - юбку задирал? - Но я один раз... - Но зачем? Зачем? - Не знаю... - Но цель-то, цель-то какова? Ты что, хотел посмотреть, что под ней? - Да нет... - Ну а зачем тогда задирал? - Не знаю... - Сказка про белого бычка! Зачем же задирал? Что, нет смелости сознаться? Будущий комсомолец! - Но я просто... - Просто хотел посмотреть, что под юбкой? Ну-ка по-честному! А?! - Да... Зинаида Михайловна засмеялась: - Какой ты глупый... Что у тебя под штанами? - Ну, трусы... - У девочек - тоже трусы. А ты что думал - свитер? Ты разве не знаешь, что девочки тоже носят трусы? - Знаю... знал... - А если знал, зачем же задирал? - Ну, она ущипнула меня... - Но ты же только что говорил мне, что хотел посмотреть, что под юбкой! Чернышев молчал. Зинаида Михайловна покачала головой: - Чернышев, Чернышев... Зачем же ты врешь мне. Не стыдно? - Я не вру, Зинаид Михална. - Врешь! Врешь! - она наклонилась к нему. - Неужели правду так тяжело сказать? Врешь! Тебя не трусы интересовали и не юбка! А то, что под трусами! Чернышев еще ниже опустил голову. Зинаида Михайловна слегка тряхнула его за плечи: - Вот, вот, что тебя интересовало! - Нет... нет... - бормотал Чернышев. - И стыдно не это, не это. Это, как раз, естественно... Стыдно, что ты не можешь сказать мне правду! Вот что стыдно! - Да я могу... могу... - Нет, не можешь! - Могу... - Тогда скажи сам. Зинаида Михайловна села за стол, подперла подбородок рукой. Чернышев шмыгнул носом, поскреб щеку: - Ну я... - Без ну! - Ну... меня интересовало... просто так интересовало... Зинаида Михайловна понимающе покачала головой: - Сколько тебе лет, Чернышев? - Двенадцать. - Двенадцать... Взрослый человек. У тебя сестра есть? - Нет. Зинаида Михайловна повертела в руках карандаш: - Нет... Слушай! А на прошлой неделе ты дрался с Ниной Зацепиной! Ты тоже хотел посмотреть, что у нее под трусами?! - Да нет, нет... это я... там совсем другое было... - Ну-ка, посмотри мне в глаза. Сейчас хоть не ври. Чернышев опустил голову. - Ведь тоже хотел посмотреть. Правда? А? Он кивнул. Зинаида Михайловна улыбнулась: - Чернышев, ты только не думай, что я над тобой смеюсь, или собираюсь наказывать за это. Это совсем другое дело. Тебе двенадцать лет. Самый любопытный возраст. Все хочется узнать, все увидеть. Я же помню, я тоже была когда-то двенадцатилетней. Или ты думаешь, завуч так и родился завучем? Была, была девчонкой. Но у меня был брат Володя. Старший брат. И когда пришла пора, он мне все показал. Чем мальчик отличается от девочки. И я ему показала. Вот. Так просто. И никому не потребовалось юбки задирать. А выросли нормальными людьми. Он летчик гражданской авиации, я завуч школы. Вот. Чернышев исподлобья посмотрел на нее. Зинаида Михайловна продолжала улыбаться: - Как видишь, все очень просто. Правда, просто? - Ага... - Ну, у тебя есть какая-нибудь родственница твоего возраста? - Нет. У меня брат двоюродный есть... а сестер нет... - Ну, а подруга, настоящая подруга есть у тебя? Подруга в лучшем смысле, друг настоящий? Которой можно доверить все? - Нет. Нет... Зинаида Михайловна отложила карандаш в сторону, почесала висок: - Жалкое вы поколение. Ни сестер, ни подруг... В восемнадцать опомнятся, наделают глупостей... С минуту помолчав, она встала, подошла к двери, заперла ее двумя поворотами ключа. Потом, быстро пройдя мимо Чернышева, задернула шторы на окне: - Запомни, Чернышев, заруби себе на носу: никогда не старайся узнать что-то нечестным путем. Это знание тебя только испортит. Иди сюда. Чернышев повернулся к ней. Она отошла от окна, подняла свою коричневую юбку и, придерживая ее подбородком, стала спускать колготки, сквозь которые просвечивали голубые трусики. Чернышев вобрал голову в плечи и попятился. Зинаида Михайловна стянула колготки, сунула обе ладони в трусы и, помогая задом, спустила их до колен. Чернышев отвернулся. - Стой! Стой же, дурак! - придерживая юбку, она схватила его за руку, повернула к себе. - Не смей отворачиваться! Для тебя же стараюсь, балбес! Смотри! Она развела полные колени, потянула за руку Чернышева: - Смотри! Кому говорю! Чернышев! Чернышев посмотрел и снова отвернулся. - Смотри! Смотри! Смотри! Она надвигалась на него, растопырив ноги. Губы Чернышева искривились, он захныкал. - Смотри! Ты же хотел посмотреть! Вот... вот... Она выше подняла юбку. Чернышев плакал, уткнув лицо в рукав. - Ну, что ты ревешь, Чернышев. Прекрати! Замолчи сейчас же. Ну, что ты испугался? Замолчи... да замолчи ты... Она потянула его к стоящим вдоль стены стульям: - Садись. Садись и успокойся. Чернышев опустился на стул и зарыдал, зажав лицо руками. Зинаида Михайловна быстро опустила юбку и села рядом: - Ну, что с тобой, Чернышев? Что с тобой? Сережа? Она обняла его за плечи. - Хватит. Слышишь? Ну, что ты - девочка? Первоклашка? Чернышев продолжал плакать. - Как не стыдно! Ну, хватит, наконец. Ты же сам хотел этого. А ну-ка, замолчи! Так распускаться! Замолчи! Она тряхнула его. Чернышев всхлипнул и смолк, съежившись. - Ну вот... вытри слезы... разве можно реветь так... эх ты... Всхлипывая, Чернышев потер кулаком глаза. Зинаида Михайловна погладила его по голове, зашептала: - Ну, что ты? Чего ты испугался? А? Ответь. Ну-ка ответь! А? Ответь. - Не знаю... - Ты что, думаешь, я расскажу всем? Глупый. Я же специально окно зашторила. Обещаю тебе, честное слово. Я никому не расскажу. Понимаешь? Никому. Ты веришь мне? Веришь? - Верю... - Чего ж испугался? - Не знаю... - И сейчас боишься? Неужели боишься? - Не боюсь... - всхлипнул Чернышев. Зинаида Михайловна зашептала ему на ухо: - Ну, честное партийное, никому не скажу! Честное партийное! Ты знаешь, что это такое - честное партийное! - Ну... знаю... - Ты мне веришь? А? Говори. Веришь? Я же для тебя стараюсь, глупый. Потом спасибо скажешь. Веришь, говори? - Ну... верю... - Не - ну, верю! А - верю, Зинаида Михайловна. - Верю, Зинаида Михайловна. - Не будешь реветь больше? - Не буду. - Обещаешь? - Обещаю. - Дай честное пионерское, что не будешь реветь и никому не скажешь! - Честное пионерское. - Что, честное пионерское? - Не буду реветь и никому не скажу... - Ну вот. Ты наверное думал, что я смеюсь над тобой... думал, говори? Думал? Ведь думал, оболтус, а? - тихо засмеялась она, качнув его за плечи. - Немного... - пробормотал Чернышев и улыбнулся. - Глупый ты, Чернышев. Тебе что, действительно ни одна девочка это место не показывала? - Неа... ни одна... - И ты не попросил ни разу по-хорошему? Посмотреть? - Неа... - А хотел бы посмотреть? Честно скажи - хотел бы? Чернышев пожал плечами: - Не знаю... - Не ври! Мы же на чистоту говорим! Хотел бы? По-пионерски! Честно! Хотел бы?! - Ну... хотел... Она медленно приподняла юбку, развела пухлые ноги: - Тогда смотри... смотри, не отворачивайся... Чернышев посмотрел исподлобья. Она поправила сползшие на сапоги колготки и трусы, шире развела колени: - Смотри. Наклонись поближе и смотри... Шмыгнув носом, Чернышев наклонился. - Ну, видишь? - Вижу... - А что же сначала испугался? А? - Не знаю... Зинаид Михална... может не надо... - Как тебе не стыдно! О чем ты только что говорил? Смотри лучше! Чернышев молча смотрел. - Тебе видно хорошо? - наклонилась она к нему. - А то я встану вот так... Она встала перед ним. Чернышев смотрел в ее густо поросший черными волосами пах. Над ним нависал гладкий живот с большим пупком посередине. На животе ясно проступал след от резинки. - Если хочешь, можешь потрогать... потрогай, если хочешь... не бойся... Зинаида Михайловна взяла его еще влажную от слез руку, положила на лобок: - Потрогай сам... ну... потрогай... Чернышев потрогал мохнатый холмик. - Ведь нет же ничего странного, правда? - улыбнулась покрасневшая Зинаида Михайловна. - Нет? А? Нет, я тебя спрашиваю? Голова ее покачивалась, накрашенные губы нервно подрагивали. - Нет. - Тогда потрогай еще. Чернышев поднял руку и снова потрогал. - Ну, потрогай еще. Вниз. Вниз потрогай. Не бойся... Она шире развела дрожащие ноги. Чернышев потрогал ее набухшие половые губы. - Потрогай еще... еще... что ты боишься... ты же не девочка... пионер все-таки... Чернышев водил ладонью по ее гениталиям. - Можно сзади потрогать... там ближе даже... смотри... Она повернулась к нему задом, выше подняла юбку. - Потрогай сзади... ну, потрогай... Чернышев просунул руку между нависающими ягодицами и снова наткнулся на влажные гениталии. - Ну вот... потрогай... потрогай побольше... теперь снова спереди потрогай... Чернышев потрогал спереди. - Теперь снова сзади... вот так... потрогай посильнее... смелее, что ты боишься... там есть дырочка... найди ее пальцем... нет, ниже... вот. Просунь туда... вот... Чернышев просунул палец во влагалище. - Вот. Нашел... видишь... дырочка... - шептала Зинаида Михайловна, сильнее оттопыривая зад и глядя в потолок. - Нет... побудь еще там... вот... встань... что ты сидя. Чернышев встал. - Одной рукой сзади пощупай, а другой спереди... вот так... Он стал трогать обеими руками. - Вот так. А хочешь и я у тебя потрогаю? Хочешь? - Не знаю... может не надо... - А я знаю, что хочешь... я потрогаю только... ты же у меня трогаешь... мне тоже интересно... Она нащупала его ширинку, расстегнула и пошарила рукой: - Вот... вот... видишь... у тебя маленький такой... и когда ты подрастешь... то есть когда он вырастет... вот... то ты уже... потрогай еще, не бойся... вот... и ты можешь в дырочку войти... вот... а сейчас еще рано... зачем ты руку убрал... еще потрогай... Зазвенел звонок. - Ну хватит... - она выпрямилась, быстро подтянула трусы с колготками, поправила юбку. - Хватит... ну, ты никому не скажешь? Точно? - Нет, не скажу... - Честное пионерское? - Честное пионерское. - Ведь это наша тайна, правда? - Ага. - И ребятам не скажешь? - Не скажу. - И маме? - И маме. - Поклянись. Подними руку и скажи - честное пионерское. Чернышев поднял надо лбом липкую ладонь: - Честное пионерское. Зинаида Михайловна повернулась к висящему над столом портрету Ленина: - Честное партийное... Звонок снова зазвенел. - Это что, на перемену или на урок? - пробормотала завуч, трогая ладонью свою пылающую щеку. - На перемену... - подсказал Чернышев. Зинаида Михайловна подошла к окну, отдернула шторы, потом повернулась к Чернышеву: - Я не очень красная? - Да нет... - Нет? Ну, беги, тогда. И постарайся больше не хулиганить... Она стала отпирать дверь: - Беги... постой! Ширинку застегни. Отвернувшись, он застегнул ширинку. - У вас что щас? - Природоведение... - В восемнадцатой? - Да, наверху там... - Ну иди. Она распахнула дверь. Чернышев шагнул за порог и побежал прочь.