--------------------------------------------- Довлатов Сергей Уроки чтения Сергей Довлатов Уроки чтения Был чей-то день рождения, не помню... Собрались писатели, художники, так называемая вторая культурная действительность. Хозяин в шутку предложил: - Давайте объявим конкурс на лучшее... постановление. Художник Енин* голосом знаменитого диктора Левитана произнес: - Отмечая шестидесятилетний юбилей Советского государства, ленинский Центральный Комитет выносит постановление: "НЕЛЬЗЯ!.." Слово взял поэт Антипов: - Ленинский Центральный Комитет постановляет также: "За успехи в деле многократного награждения товарища Брежнева орденом Ленина - наградить орден Ленина орденом Ленина!" Высказался и прозаик Машков: - В целях дальнейшего усиления конспирации групком инакомыслящих постановляет... Машков дождался полной тишины, оглядел собравшихся и хмуро закончил: - Именовать журнал "Континент" журналом "КонтинГент"... Кто-то рассмеялся. Я задумался. Действительно, конспираторы мы неважные. Звонит приятель: - У тебя есть... ну, этот... "Дед Архип и Ленька"? Достань. Можешь достать? - Да зачем тебе? Ты что, Горького перечитываешь? - Какой ты, ей-богу!.. Да "Архипелаг" мне нужен, "Архипелаг ГУЛАГ", по-нашему - "Архип"... Ведь знаем, что телефонные разговоры прослушиваются. Ведь обыски были у знакомых. Кто-то работы лишился, а кто-то и сидит... Вот уже третий год я читаю одну нелегальщину. К обычной литературе начисто вкус потерял. Даже Фолкнера не перечитываю. Линда Сноупс, мулы, кукуруза... Замечательно, гениально, но все это так далеко... Снабжает меня книгами, в основном, писатель Ефимов. То и дело звоню ему: - Можно зайти? Долг хочу вернуть... Наконец Ефимов рассердился: - Мне тридцать человек ежедневно звонят, долги возвращают... Меня же из-за вас посадят как ростовщика... Придумайте что-нибудь более оригинальное... В "Континенте" появляется мой рассказ. Об этом знают все. Да я и не скрываю. В борьбе тщеславия с осторожностью побеждает тщеславие. Заглянул на книжный рынок. Хожу, присматриваюсь. Мелькнула глянцевая обложка "Континента". Так и есть, одиннадцатый номер. Мой. С моим бессмертным творением. - Сколько? - интересуюсь. Маклак, оглядываясь, шепчет: - Тридцать... Затем, нахально усмехнувшись, добавляет: - А с автора - вдвойне!.. "Континент" в Ленинграде популярен необычайно. Любым свиданием, любым мероприятием, любой культурно-алкогольной идеей готов пренебречь достойный человек ради свежего номера. Хотя бы до утра, хотя бы на час, хотя бы вот здесь перелистать... Вспоминается несколько занятных историй. И даже в каком-то смысле показательных. "Континент" стал печатать записки Лосева. В одной из глав был упомянут редактор детского журнала Сахарнов, функционер и приспособленец. (В Ленинграде шутили: "Почти однофамилец, "НО" мешает...") В записках говорится, как редактор журнала наедине с Лосевым превозносил Солженицына. Печатая, естественно, в своем журнале разных там Никольских и Козловых... Как-то захожу в редакцию. Навстречу Сахарнов. - Привет, - говорит, - есть разговор. Заходим к нему, садимся. - "Континент", где обо мне написано, читали? - Нет, - солгал я. - Читали, читали... Я же знаю... В коридоре Пожидаевой рассказывали... Редактор вздохнул, снял трубку, положил на кучу гранок. - Как вы думаете, может у нас что-то измениться? - Где, в редакции? - Да не в редакции, а в государстве - Вряд ли, - уныло сказал я. Тут же опомнился и добавил с большим подъемом: - Никогда. - А я не исключаю, - задумчиво произнес Сахарнов, - не исключаю... Экономика гибнет, сельское хозяйство загнивает... Не исключаю, не исключаю... Я этот номер "Континента" буду хранить... Я у Лосева справку возьму... - Какую справку? - Что я восхищался Солженицыным. Вы полагаете, не даст мне Лосев такой справки? Даст. Он честный, непременно даст. И буду я по-прежнему редактировать журнал. А вы - короткими рецензиями перебиваться, - закончил Сахарнов. Помню, меня его цинизм даже развеселил. Был у меня знакомый юрист. В последние годы - социолог. Выгнали из коллегии адвокатов. Кого-то не того рвался защищать. Хороший человек, однако пьющий. Назовем его Григоровичем. Взял у меня однажды Григорович номер "Континента" . - Домой, - спрашиваю, - едешь? - Домой, прямым ходом, не беспокойся... - Смотри, поосторожнее... По дороге Григорович встретил знакомого. Заглянули в рюмочную понравилось. Потом зашли в шашлычную. Потом на лавочке в сквере расположились... Очнулся Григорович в вытрезвителе. Состояние - как будто проглотил ондатровую шапку. Портфель отсутствует. А в портфеле - номер "Континента"... Слышит: "Григорович, на выход!" Выходит из камеры. Небольшой зал. Портрет Дзержинского, естественно. За столом капитан в форме. Что-то перелистывает. Батюшки, "Континент" перелистывает... Григорович испугался. Стоит в одних трусах... - Присаживайтесь, - говорит капитан. Григорович повиновался. Сиденье было холодное... - Давайте оформляться, Григорович. Получите одежду, документы... Шесть рублей с мелочью... Портфель... А журнальчик... - Книга не моя, - перебил Григорович. - Да ваша, ваша, - зашептал капитан, - из вашего портфеля... - Провокация, - тихо выкрикнул обнаженный социолог. - Слушайте, бросьте! - обиделся капитан. - Я же по-человечески говорю. Журнальчик дочитаю и отдам. Уж больно интересно. А главное - все правда, как есть... Все натурально изложено... В газете писали: "антисоветский листок..." Разве ж это листок? И бумага хорошая... - Там нет плохой бумаги, - сказал Григорович, - откуда ей взяться? Зачем? - Действительно, - поддакнул капитан, - действительно... Значит, можно оставить денька на три? Хотите, я вас так отпущу? Без штрафа, без ничего? - Хочу, - уверенно произнес Григорович. - А журнал верну, не беспокойтесь. - Журнал не мой. - Да как же не ваш?! - Не мой. Моего друга... - Так я же верну, послезавтра верну... - Слово офицера? - При чем тут - офицера, не офицера... Сказал, верну, значит, верну. И сынок мой интересуется. Ты, говорит, батя, конфискуй чего-нибудь поинтереснее... Солженицына там или еще чего... Короче, запиши мой телефон. А я твой запишу... Что, нет телефона? Можно поговорить с одним человеком. Я поговорю. И вообще, если будешь под этим делом и начнут тебя прихватывать, говори: "Везите к Лапину на улицу Чкалова!" А уж мы тут разберемся. Ну, до скорого... Так они и дружат. Случай, конечно, не типичный. Но подлинный... Дело было в шестидесятом году. Жил в Ленинграде талантливый писатель Успенский. Не Глеб и не Лев, а Кирилл Владимирович. И жил в Ленинграде талантливый поэт Горбовский. Его как раз звали Глебом. Что, впрочем, несущественно... Был тогда Горбовский мятежником, хулиганом и забулдыгой. А Кирилл Владимирович - очернителем советской действительности. В прозе и устно. (Над столом его висел транспарант: "Осторожнее. В этом доме аукнется-в Большом доме откликнется!") Однажды Горбовский попросил у Кирилла Владимировича машинку. Отпечатать поэму с жизнеутверждающим названием "Морг". Успенский машинку дал. Неделя проходит, другая. И тут Кирилла Владимировича арестовывают по семидесятой. И дают ему пять строгого в разгар либерализма. Отсидел, вышел. Как-то встречает Горбовского: - Глеб, я недавно освободился. Кое-что пишу. Верни машинку. - Кирилл! - восклицает Горбовский. - Плюнь мне в рожу! Пропил я твою машинку! Все пропил! Детские счеты пропил! Обои пропил! Ободрал и пропил, не веришь?! - Верю, - сказал Успенский, - тогда отдай деньги. А то я в стесненных обстоятельствах. - Кирилл! Ты мне веришь! Ты мне единственный веришь! Дай я тебя поцелую! Хочешь, на колени рухну?! - Глеб, отдай деньги, ~ сказал Успенский. - Отдам! Все отдам! Хочешь - возьми мои единственные брюки! Хочешь последнюю рубаху! А главное - плюнь в меня!.. Прошло десять лет. Горбовский разбогател, обрюзг. Благоразумно ограничил свой талант до уровня явных литературных способностей. Стал, что называется, поэтом-текстовиком. Штампует эстрадные песни. Как-то раз Успенский позвонил ему и говорит: - Глеб! Раньше ты был нищим. Сейчас ты богач. И к тому же не пьешь. У тебя полкуска авторских ежемесячно. Верни деньги за машинку. Хотя бы рублей сто. - Верну, - хмуро сказал Горбовский. Прошло еще два года. Терпенью наступил конец. Успенский снял трубку и отчеканил: - Глеб! У меня в архиве около двухсот твоих ранних стихотворений. Среди них есть весьма талантливые, дерзкие и, мягко говоря, аполитичные. Не привезешь деньги - я отправлю стихи в "Континент". Уверяю тебя, их сразу же опубликуют. За последствия не отвечаю... Через полчаса Глеб привез деньги. Мрачно попрощался и уехал на какой-то юбилей. Его талантливые стихи все еще не опубликованы. Ждут своего часа. Дождутся ли... Сентябрь. Вена. Гостиница "Адмирал". На тумбочке моей стопка книг и журналов. (Первые дни, уходя, механически соображал, куда бы запрятать. Не дай бог, горничная увидит. Вот до чего сознание исковеркано.) Есть и последний номер "Континента". Через неделю он поедет в Ленинград со знакомым иностранцем. В Ленинграде его очень ждут. * Фамилии искажены до неузнаваемости. (Авт.) Сентябрь 1978 года. Вена.