Аннотация: Потрясенные ударом Болана по штаб-квартире мафии в Нью-Йорке, гангстеры переживают тяжелые времена. Связи между семьями нарушились, и они самоизолировались на своих территориях, заботясь, главным образом, о собственном выживании. Возник вакуум власти, и Палач настороженно следит за признаками возрождения Организации, ожидая появления сильного и честолюбивого человека, способного взять власть в свои руки.


---------------------------------------------


 Дон Пендлтон
 Встреча в Кливленде


 О знанье, знанье! Тяжкая обуза,
 Когда во вред ты знающим дано!

    Софокл. Царь Эдип (перевод Ф.Ф.Зелинского)


 Зачастую истина бывает неудобна. Но я здесь не ради собственного удобства. И окончательная Истина — это Смерть.

    Мак Болан



 Пролог


 Мак Болан, как никто другой, знал, что это такое — война без конца. Рожденный в то время, когда мир корчился в объятиях страшной войны; ощутивший себя личностью, когда человечество распалось на два враждующих блока — Запад и Восток; проведший юность в атмосфере всеобщих козней и интриг, когда во главу угла встала идея мирового господства, молодой Болан просто не мог не заметить пьедестал, приготовленный для него самой жизнью, пьедестал, на котором было место лишь для победителя среди живых — мертвые в расчет не брались. И пока другие молодые люди сжигали призывные повестки и участвовали в разных мирных демонстрациях, старший сын Сэма Болана обратил свой блестящий ум к метафизике насилия и пережиткам человеческой морали.
 У Ницше он прочитал: «Ты говоришь, что хорошая причина всегда освящает войну. Я говорю тебе: это хорошая война освящает любую причину».
 Молодой Болан не считал себя любителем войны, но ему был близок принцип, изложенный Уильямом Джеймсом: «Если эта жизнь не является подлинной борьбой за нечто, в случае успеха навсегда приобретаемое для вселенной, она не лучше игры актеров в частном спектакле, откуда их можно при желании удалить».
 Болан не спорил с теми, кто утверждал, будто их «настоящая борьба» особенно эффективна на ниве пацифизма, при том условии, конечно, что это и вправду было делом их личной совести, а не способом уйти от ответственности. Для самого же Болана предметом спора были не мир или война как таковые, а факт долженствования в любой, отдельно взятой ситуации. Он не нашел для себя оправданий, которые позволили бы уклониться от участия во вьетнамской войне. Его правительство торжественно пообещало пресечь коммунистическую агрессию в Юго-Восточной Азии. И Мак Болан, являясь орудием своего правительства, храбро сражался во вьетнамской «хорошей войне», ибо чувство справедливости однозначно говорило: он должен, и все тут.
 Впрочем, существовал еще один, более глубокий моральный принцип. Болан был не настолько идеалистом, чтобы полагать, будто добрый и порядочный человек способен честно прожить свою жизнь, устраняясь от проблем, которые волнуют весь мир. Но в его понимании, по-настоящему культурный человек не стал бы и пугать или терроризировать простой народ ради какой-то политической выгоды. Разумеется, акт военного нападения не был культурным поступком, и его последствия — даже в случае успеха — едва ли можно было рассматривать как нечто «навеки приобретаемое для вселенной».
 Доброта никогда не поселится на жестокой земле.
 У Болана нашлись личные причины сражаться в «хорошей войне» во Вьетнаме. И он стал в полном смысле слова превосходным солдатом, отменным стратегом и тактиком войны. Полностью контролируя себя, он был способен вдохновлять других; с холодным сердцем убивая налево и направо, он мог искренне плакать, глядя, как бессмысленно и жестоко убивают вокруг. На театре военных действий он стал известен под двумя эффектными и внешне парадоксальными прозвищами: «Палач» — из-за своего невероятного дара возглавлять команды смерти, и «Сержант Милосердие» — благодаря сочувственному вниманию к невинным жертвам войны «там, в Азии».
 Но однажды война «там, в Азии» для сержанта Болана внезапно прервалась. Пришло сообщение с другого фронта и касалось оно жертв другой войны. Сержант был отослан домой похоронить своих близких. Отец Сэм, мать Эльза, сестричка Синди, братик Джонни — простые люди, намеревавшиеся тихо и спокойно прожить свои жизни, — пали жертвами агрессии, куда более свирепой и опасной, нежели та, с какой он сталкивался в джунглях Юго-Восточной Азии.
 Да, Мак Болан знал, что такое война без конца. Он понял это, увидев глаза юного Джонни, единственного, кто уцелел в страшной семейной трагедии. Не личное мщение и не мораль участника общественной кампании изменили жизненный путь Мака Болана и послали его, одиночку, на тропу кровавой войны без конца.
 «Характер человека — это его судьба», — сказал Гераклит.
 «Я не судья им, — сказал Мак Болан. — Я их приговор. Я их палач».
 Так началась его война против мафии.
 Выйдя из джунглей, Мак Болан взялся за самых свирепых хищников.




 Глава 1


 Старая посудина «Кристина» располагалась в центре участка акватории, ограниченного ориентирными огнями. Силуэт судна четко рисовался на фоне ночного сияния Кливленда, этой жемчужины озера Эри. Для неискушенного глаза старый грузовоз ничем не отличался от других кораблей, сновавших на подходе к внешнему порту. Но благодаря превосходной аппаратуре Болан после долгих наблюдений составил собственное мнение об этом невзрачном суденышке. Неподалеку от «Кристины» на тускло освещенном пирсе высились ряды товарных складов, похожих на одинаковые железные коробки. На экране монитора можно было также разглядеть и то, что творилось на самом корабле. Прибавив увеличение, Болан различил на мостике моряка в униформе, еще одного — возле сходней; увидел он и несколько амбразур вдоль палубы, и огоньки сигарет, вспыхивавшие на главной палубе там и тут. Можно было подсмотреть и другие, казалось бы, вовсе несущественные детали. Да, этот корабль Болан изучил неплохо. Впрочем, дело стоило того.
 Старая посудина «Кристина» принадлежала некоему Тони Морелло, главному людоеду кливлендской банды. Интуиция подсказывала Болану, что со времен схватки в Нью-Йорке Кливленд сделался новой магистралью честолюбивых устремлений мафии.
 Разумеется, Тони Морелло не терял времени зря. Сам он контролировал весь городской припортовый район, а его «амичи» имели в своем распоряжении целую флотилию из Либерии, в составе которой помимо «Кристины» числилось множество крупных кораблей, и все они проходили через кливлендский порт.
 Но Тони Морелло был всего лишь мелкой рыбешкой, резвящейся в мутной воде. Быстрое уничтожение Грязного Тони, по сути, ничего бы не решило. Болан стремился добраться до главных заправил, этих «уважаемых» бизнесменов, в действительности определявших правила мафиозной игры.
 Для самого Болана игра сводилась к терпеливому выжиданию и тщательному выслеживанию врага. Рано или поздно кто-то из противников, потеряв чувство бдительности, раскроется, попробует пробежать по тонкой проволоке под носом Палача — и тогда полетят искры, грянет взрыв.
 Настойчивость вознаграждается.
 Так случилось и теперь. В углу обзорного экрана внезапно появился сверкающий лимузин, медленно кативший в направлении «Кристины». Болан прибавил увеличение и нацелил на лимузин оснащенный лазером инфракрасный окуляр. Автомобиль остановился в нескольких ярдах от сходней «Кристины», и на пирс из него выскочили двое громил.
 Один из бандитов зорко огляделся по сторонам, другой же его спутник, распахнув заднюю дверцу, помог выбраться третьему пассажиру. Едва тот вступил в зону видения, Болан тотчас включил видеозапись. Это был человек лет шестидесяти, одетый в безупречный полуофициальный вечерний костюм. Но вот что любопытно: на его интеллигентном лице застыл неподдельный страх.
 Сопровождаемый гангстерами, пассажир начал медленно подниматься по сходням. Смятенный взгляд его был устремлен на палубу, почти скрытую в темноте. И тут произошло то, что Болан предчувствовал и ожидал с самого начала: посреди сходней человек внезапно вывернулся и бросился бежать обратно. На секунду бандиты в растерянности застыли. Затем один из них выхватил револьвер, но другой грубо отпихнул его и, размахивая руками, устремился за беглецом.
 Мгновенно среагировав, Болан тоже бросился вперед. Он выскочил из кабины своего боевого фургона и тотчас занял место за рулем спортивного «ягуара», стоявшего наготове.
 Бандиты, разумеется, действовали умело, но человек спасал свою жизнь, и это придавало ему ловкости и силы.
 Сорвавшись с места, «ягуар» помчался вдоль пирса. Неожиданно на столбах складской зоны вспыхнули фонари, словно облегчая охотникам погоню за дичью, и тогда в нескольких сотнях футов от старой «Кристины» Болану открылась трагическая развязка происходящего: двое злодеев настигли свою жертву и теперь тащили ее обратно к кораблю. Не снижая скорости, Болан направил автомобиль прямо на них. Громилы моментально выпустили несчастного и брызнули в разные стороны, предоставив тому самолично выпутываться из ситуации. Подобные трюки Болан знал очень хорошо.
 Он едва не налетел на упавшего пленника, но вовремя успел свернуть и тотчас же направил «ягуар» в сторону парня, который пустился бежать вдоль дока. Никелированный бампер автомобиля с глухим стуком врезался в бандита и, протащив его на крутом вираже, сбросил в воду. Другой малый, сообразив, что дело нешуточное, отскочил к складам и приготовился стрелять. «Ягуар» с визгом затормозил у него под самым носом и одновременно в открытом окне показался ствол «отомага». Бандит начал стрелять первым, зато Болан целился точнее — из дула вылетел кусок ревущей смерти и разом снес громиле половину черепа.
 Еще не затихло эхо этой скоротечной перестрелки, а «ягуар» уже летел навстречу третьему участнику ночного инцидента.
 Недавняя жертва нападения так и осталась лежать на том месте, где упала, брошенная боевиками. Судя по всему, человеку крепко досталось: губы его кровоточили, один глаз заплыл и не открывался. Но самое худшее — и это Болан определил сразу — у него начался сильнейший сердечный приступ.
 На «Кристине» между тем возник переполох.
 Не теряя времени, Болан подхватил несчастного на руки, отнес его в машину и быстро помчался прочь.
 Человеку становилось все хуже и хуже. Дыхание сделалось хриплым и прерывистым, а полуприкрытый здоровый глаз заволокла мутная пелена приближающейся смерти.
 Разумеется, Болан владел некоторыми методами восстановления сердечной деятельности, однако сейчас, и он это отлично понимал, требовалась неотложная помощь профессиональных врачей. Ближайшая больница располагалась в нескольких кварталах отсюда.
 — Не шевелись, — приказал Болан. — И не паникуй. Через пару минут будем в больнице.
 Умирающий попытался что-то ответить ему.
 — Помолчи! — оборвал его Болан.
 Но человек словно не слышал его. Сквозь свистящее натужное дыхание несчастного Болан едва разобрал несколько бессвязных, отрывочных слов:
 — Управление... большая опасность... помогите ей... девушке...
 Вступать в переговоры, и уж тем более что-либо уточнять, не имело смысла. Сейчас главным было — доставить умиравшего в больницу. Буквально каждая минута была на счету. Пассажир все еще пытался втолковать своему спасителю — пожалуй, нечто более существенное, чем угасающая жизнь, — когда «ягуар» промчался по дорожке ко входу отделения «Скорой помощи» и остановился возле пандуса.
 У дверей одиноко скучал полицейский, облаченный в мундир.
 — Сердечный приступ, — бросил ему Болан. — Вызови врачей.
 Полицейский заглянул в машину, после чего, ни слова не говоря, спешно скрылся за дверью.
 Дыхание старика прервалось. Болан вытащил несчастного из кабины и, уложив его на землю, принялся делать массаж сердца. Между тем появились санитары, которые уже всерьез взялись за пациента. Следом за ними подошел врач с болтающимся на шее стетоскопом. Пока санитары укладывали больного на носилки, врач непрерывно продолжал массаж.
 Кажется, теперь можно было и исчезнуть. Однако реплика, которую бросил полицейский санитарам, придерживая перед ними дверь, заставила Болана насторожиться. Нет, в таком случае уходить, пожалуй, рановато.
 — Хорошенько позаботьтесь о судье, ребята, — вот что сказал полицейский.
 Он бросил на Болана выжидательный взгляд. Тот пристроился в хвост процессии и вошел в приемный покой.
 Там суетились люди, готовя кислородный аппарат и какие-то другие сопутствующие агрегаты, а судью, между тем, без задержек пронесли прямиком в реанимационное отделение.
 Кто-то вскрикнул:
 — Боже, да это же судья Дейли!
 Полицейский с любопытством разглядывал Болана, вероятно, силясь вспомнить, где прежде мог встречать это лицо. Решив, что подобная процедура чересчур затягивается, Болан отрывисто приказал:
 — Немедленно сообщи семье пострадавшего.
 Повинуясь спокойному властному тону, полицейский четко развернулся на каблуках и затрусил к стойке дежурного.
 Оставшись один, Болан быстро прошел в реанимационную.
 — Каковы его шансы? — тихо спросил он молодого врача, склонившегося над пострадавшим.
 — Через сколько времени после остановки дыхания вы начали стимуляцию сердца?
 — Через несколько секунд.
 — Тогда ему повезло, — удовлетворенно кивнул врач. — Сердечную деятельность мы уж как-нибудь стабилизируем, ну, а потом...
 — Я офицер полиции, — солгал Болан. — Мне нужно с ним поговорить.
 — Исключено, — сердито отозвался врач. — Этот человек едва жив.
 И тем не менее человек был в сознании и пытался что-то сказать. Болан прошмыгнул мимо врача и наклонился, чтобы уловить с трудом произносимые слова.
 — Мел... Девушка... Замышляют... Помогите...
 — Где она? — быстро спросил Болан. — Где девушка?
 Слова, прошелестевшие в ответ, можно было истолковать и как «пай», и как «гроб».
 Болан вопросительно посмотрел на врача.
 — Пайн Гров, возможно, — пожал плечами врач. — Это загородный клуб, к западу отсюда. А теперь уходите...
 — Искры, — пробормотал Болан.
 — Что?
 — Позаботьтесь о судье, — сухо сказал Болан и вышел из отделения.
 Полицейский все еще названивал куда-то. Проходя мимо, Болан прощально помахал ему рукой.
 Несколько секунд он сидел за баранкой «ягуара», обдумывая услышанное, затем сорвался с места и помчался в западном направлении.
 Вот они, искры, — по сути, целый фейерверк! Федеральный окружной судья, мафиози, загородный клуб, девушка, очутившаяся в западне, — словом, какая-то непонятная и страшная история. Похоже, тут придется хорошенько поработать.
 — Спасибо тебе, судья! — возбужденно прошептал Болан. — Я уж что-нибудь придумаю. Наверняка.




 Глава 2


 Местной торговой палате нравилось считать, что самый крупный город штата Огайо имеет «наилучшее расположение в стране». По многим причинам, возможно, так оно и было. В радиусе пятисот миль сосредоточилось более половины общего населения США и Канады, пятьдесят пять процентов промышленных предприятий и более пятидесяти процентов магазинов розничной торговли обеих стран. Один из самых загруженных национальных портов — Кливленд — принимал суда, пришедшие не только с Великих Озер, но и со всего мира — благодаря полноводной реке Святого Лаврентия.
 Лишь Нью-Йорк и Чикаго могли похвастать большим числом штаб-квартир, принадлежащих крупнейшим корпорациям. Нет смысла перечислять все промышленные гиганты, обосновавшиеся в Кливленде, достаточно отметить, что из тысячи ведущих корпораций страны здесь базировалась пятьдесят одна, — знающие люди оценят эту цифру по достоинству!
 Действительно, городу было чем гордиться.
 Среди таких самых заметных «корпораций», не занесенная, впрочем, в бюллетень Торговой палаты, без видимых сбоев работала одна, именуемая «Коза Ностра», чей валовый годовой доход превышал бюджет многих мелких государств. Эта организация со штаб-квартирой в Нью-Йорке с давних времен открыла в Кливленде свой процветающий филиал.
 Во главе его стоял известный всем Тони Морелло.
 Что он из себя представлял? Ветеран преступного мира и специалист по подкупам, любящий вращаться в светском обществе и предпочитающий работать со столпами американского бизнеса. Впрочем, он не брезговал и азартными играми, и наркотиками, и проституцией, и порнографией — словом, всеми видами противозаконной деятельности, на которой многие акулы подпольного мира, как правило, и сколачивали огромные состояния, открывавшие им доступ в «высший свет».
 Все это ничуть не удивляло Болана. Однако с некоторых пор до него стали долетать слухи о некоем новом промышленном тресте, полном немыслимых амбиций и ничем не брезгующем ради осуществления собственных честолюбивых замыслов. А они-то как раз, судя по всему, простирались очень далеко, настолько далеко, что встревожили Болана не на шутку. Кропотливые раскопки деятельности треста привели его в Кливленд, но здесь он словно уперся в глухую каменную стену. И наконец ему неожиданно повезло.
 Да, события нынешнего вечера — какими бы мелкими они ни казались на первый взгляд — были первой слабой трещиной в этой стене. Болан давно подозревал, что судью Эдвина Дейли и босса местной мафии связывают какие-то тайные общие интересы. И потому вдвойне удивительно было наблюдать, как судья улепетывает от пары озверелых бандитов. Значит, что-то у них там случилось, что-то они не смогли поделить. Вот только — что?
 По шоссе номер 71 Болан миновал пригородный район Брук Парк, затем, сверясь с картой, что лежала рядом на сиденье, пересек Пайн Гроув Роуд и почти сразу же увидел самый фешенебельный загородный клуб. Здание опоясывал двойной забор, верхняя часть которого была выкрашена в черный цвет.
 Часы показывали три ночи. Вокруг — ни души и полная тишина. Если не знать, что таилось позади забора, место могло бы показаться совершенно заброшенным. Болан свернул на подъездную аллею и выключил фары. Некоторое время, остановив машину, он сидел неподвижно, чтобы глаза привыкли к темноте. Затем потихоньку двинулся вперед, миновал еще несколько сотен ярдов и наконец приблизился к парадным воротам.
 Болан внимательно рассматривал открывшуюся перед ним картину. Современное большое здание из камня и стекла; мерцающие бассейны со всевозможным купальным инвентарем на мраморных парапетах; кругом — прилизанные лужайки, обсаженные деревьями; там и тут — живые изгороди, цветочные клумбы, живописные беседки; во всех направлениях змеились тенистые дорожки, выложенные каменными плитками.
 Пара прожекторов ярко освещала переднюю лужайку. Вся остальная территория была мягко озарена искусно спрятанными фонарями. Следы какой-либо охраны полностью отсутствовали — казалось, здесь вообще сейчас не было ни одной живой души.
 Возле ворот раскинулась просторная автостоянка. Болан припарковал свою машину поближе к деревьям, у самого края площадки, и неторопливо выбрался из кабины. Только теперь до него донеслись чьи-то далекие голоса. Болан быстро разделся, оставив на себе лишь черный боевой костюм, который носил под верхней одеждой, и старательно выбрал оружие. Невозможно предвидеть, с чем доведется столкнуться во время предварительной разведки. Скорее всего, помех не возникнет. Ну, разве что он повстречает сонного привратника или какого-нибудь бойкого стюарда. Но ведь всякое возможно!..
 Когда Болан направился к дому, на его правом бедре раскачивался длинный автомат 44-го калибра, а под левой подмышкой в наплечной кобуре висела девятимиллиметровая «беретта Бригадир» с глушителем. На поясе размещались запасные магазины для обеих «пушек». Специальные принадлежности, обычные в подобных случаях, заполняли множество прорезных карманов. Черные теннисные туфли на резиновой подошве дополняли снаряжение.
 Хотелось надеяться, что это была просто разведка. Старательно избегая освещенных участков, Болан быстро и бесшумно приближался к тому месту, откуда доносились приглушенные голоса.
 Вскоре впереди блеснула гладь бассейна. Говорящих — а их, судя по всему, было двое — Болан не видел, однако вплотную придвигаться к самой цели он не рискнул. Пока достаточно было затаиться и немного послушать. Ну, а там — события покажут.
 Похоже, затевалось что-то очень нехорошее.
 — Я говорю, давай наденем на нее купальник, — раздраженно произнес один.
 — Чушь! Где ты его найдешь? — с вызовом ответил другой.
 — Тоже мне, проблема! Их там целый магазин.
 — Оставь. И так нормально. Она ведь была здесь одна, усекаешь? Все ушли, а ей захотелось поплавать. Никто же не видит — вот голой и полезла.
 — Да уж, я любуюсь на такое каждый день. Совсем стыд потеряли!
 — Какой ты чувствительный, Пенни! Что с них, с шлюх, возьмешь? А эта шлюха не простая — умная скотина. Давай-ка сюда ее руку. Если эта сучка еще раз попробует врезать мне по яйцам, я не знаю, что сделаю.
 — Думаю, она уже угомонилась. Не так ли, детка? Боишься рот открыть? Вот и хорошо. Молча-то кричать — самое милое дело. Укрепляет организм. Кричи, кричи глазками. — Парень развратно захихикал. — Слышишь, Чак, она поверила тебе. И впрямь решила, что ты дашь ей кой-что пожевать.
 — Сейчас ты у меня будешь дерьмо жевать, если не перестанешь молоть чушь. Берись за ноги, черт возьми!
 Теперь Болан смог увидеть их.
 Подводный свет в бассейне хотя и не без труда, но все же позволял разглядеть жуткую сцену, разворачивавшуюся на берегу. Красивая, совершенно обнаженная девушка неподвижно лежала на спине у самой воды. Со своего места Болан не мог как следует различить черты ее лица, но, похоже, она была в сознании и понимала, что с ней происходит. Об этом свидетельствовали тихие, придушенные рыдания, рвущиеся из ее груди, что создавало поразительный контраст с той покорностью, с какой она принимала творимое над нею бесчинство. Двое одетых парней, стоя по пояс в воде, готовились стащить девушку к себе.
 Вокруг бассейна высилась невысокая узорчатая решетка с калиткой в дальнем конце. Болан разбежался и легко перескочил ограду, бесшумно приземлившись неподалеку от того места, где только что лежала девушка.
 Теперь она уже была в бассейне, и двое бандитов изо всех сил пытались удержать ее под водой. В широко раскрытых глазах жертвы сквозил неподдельный ужас, они и впрямь безмолвно кричали — на весь белый свет.
 Время от времени, играя с девушкой, точно кошка с мышкой, дикари с гоготом выдергивали ее на поверхность, позволяя чуть-чуть вдохнуть воздуха, и снова погружали. И если бы не Болан, еще не известно, сколько бы продолжалась эта садистская игра.
 Но всему приходит конец.
 В момент своего очередного «всплытия» девушка вдруг заметила нового человека на берегу, и в ее глазах блеснул лучик робкой надежды.
 Кажется, Ленни тоже почуял что-то неладное. Он косо поглядел в ту сторону, куда смотрела его жертва, и разом наткнулся на ледяной, полный ярости взгляд Болана.
 — О черт, — пробормотал Ленни.
 Это были его последние слова. Большой черный пистолет с отвращением выплюнул раскаленную пулю, которая мигом снесла Ленни полголовы.
 Другой бандит испуганно отдернул руки от девушки, словно обжегшись об ее тело, и вскинул их к звездам, моля о пощаде. Болан в ответ послал парню единственное утешение, на какое был сейчас способен: большую грибовидную пулю точно между глаз. После чего вытащил девушку из бассейна и, прижав ее к груди и бормоча нежные слова, попытался хоть как-то ее успокоить. Девушка еле дышала, ее бил мучительный кашель. Тогда Болан мягко уложил ее на землю и принялся делать искусственное дыхание, одновременно надавливая на живот, чтобы вода, которой она наглоталась, вышла наружу. Наконец несчастной стало лучше. Ободряюще ей подмигнув, Болан отправился на поиски ее одежды.
 Через несколько минут девушка уже была облачена в свой костюм. Повесив ее сумку себе на плечо, Болан снова взял девушку на руки и понес прочь от этого отвратительного места.
 Он пришел за ответами, а нашел еще больше вопросов.
 Но Мак Болан не роптал. С ответами пока можно повременить. Ибо он знал: рано или поздно придется снова стать Палачом. Ну, а сейчас определенно наступила ночь «Сержанта Милосердие».




 Глава 3


 Болан привез девушку к себе на «безопасную квартиру» в Вест Шор и тотчас уложил в кровать. Его, безусловно, волновало состояние гостьи, но, зная своих врагов, он не хотел доверять заботу о ней кому-то другому, не выяснив прежде истинного масштаба возникшей проблемы. Он отлично знал, что это такое — навлечь на себя гнев мафии. И за свою жизнь повидал слишком много опальных милашек, а вернее, того, что от них в итоге осталось.
 Девушка еще легко отделалась: никаких следов на теле, разве что несколько царапин на боку. Могло быть хуже. Впрочем, потрясение она испытала сильнейшее, и это сквозило во всем ее поведении: она постоянно пребывала в каком-то почти сомнамбулическом состоянии, хотя вроде бы разум ее и не был отключен — это заметно было по вполне осмысленному выражению ее глаз. За всю дорогу она не произнесла ни слова, а под конец и вовсе задремала, убаюканная монотонной ездой. Впрочем, спит ли она на самом деле, Болан не был уверен до конца.
 Перерыв ее сумочку, он обнаружил лишь ее водительские права да пару кредитных карточек. Таким образом он узнал, как ее зовут, и еще то, что в финансах она, судя по всему, не стеснена. Не слишком густо, но хоть что-то!
 Поскольку девушка, очутившись в постели, немедленно забылась крепким сном, Болан решил позвонить своему верному и единственному другу — Лео Таррину, большому мафиозному боссу и тайному агенту ФБР одновременно. Но, прежде чем выйти на «чистую», то есть защищенную от подслушивания, линию, он быстро набрал нью-йоркский номер и после третьего гудка услышал сонное: «Да?»
 — Ла Манча? — спросил Болан.
 — Черт бы вас побрал, четыре утра! Куда вы звоните в такое время? — последовал разъяренный ответ.
 — Ну и катись подальше, — спокойно произнес Болан и повесил трубку.
 Он зажег сигарету и отправился на кухню переждать необходимые пять минут, чтоб затем напрямую набрать другой нью-йоркский номер.
 Знакомый голос на другом конце провода был немного глух со сна, но вполне дружелюбен.
 — Ты когда-нибудь спишь? — спросил Таррин.
 — Как-нибудь посплю, — бодро пообещал Болан. — Кажется, здесь может разгореться небольшой пожар.
 — А что случилось?
 — Для ответа мне понадобится твой энциклопедический ум, Лео. Что ты можешь сказать о федеральном окружном судье по фамилии Дейли? Пошевели извилинами — нет ли в твоем компьютере такого?
 — Есть. По-моему, его зовут Эдвин. Огайо, северный район.
 — Именно так, — подтвердил Болан.
 — Насколько я знаю, он чист.
 — Тогда, возможно, у него проблемы, — задумчиво проговорил Болан.
 — Кто-то за него взялся?
 — Судя по всему. Мне понадобится твоя помощь, Лео.
 — О'кей. Я передам тебе все дела, которые он рассматривал в последнее время. Что еще?
 — Девушка. Зовут Сьюзан Лэндри. Двадцать три года, место жительство — Кливленд. Глаза голубые, волосы каштановые, рост пять футов шесть дюймов, вес пятьдесят семь килограммов. Так записано в правах. Все при ней — и в самый раз. Имеет карточки Американского банка и «Мастер Чардж». Дать тебе номера?
 — Не стоит. А у нее что за проблемы?
 — Остаться в живых.
 — Понимаю. — Лео Таррин глубоко вздохнул. — Другие девчушки вроде этой тебе уже встречались?
 — Пока нет, — криво усмехнулся Болан. — Мне нужно знать, чем она занимается.
 — Выясню, что смогу. Но, думаю, ты столкнешься еще с десятками таких на территории Грязного Тони. Он набирает их вагонами.
 — Я нашел ее при исключительных обстоятельствах, — отрезал Болан.
 — Ах, вот как... Только учти: на своем порнобизнесе этот парень в прошлом году очистил пять кругленьких лимонов. Он производит все подряд — от членов с вибраторами до садистских фильмов. Так что...
 — Повтори-ка последнее.
 — Ну, ты ведь знаешь, что такое садистский фильм.
 — Вероятно, знаю, и все же просвети.
 — Жуткий мрак! Исполнители главных ролей всегда умирают. Я имею в виду — умирают по-настоящему.
 Болан вздохнул.
 — Однако! А товар он завозит из Южной Америки?
 — Не обязательно. Я уже слышал о паре фильмов, сделанных здесь, у нас.
 — Что ж, Липучка, спасибо, — с чувством произнес Болан. — Возможно, скоро и вправду станет очень жарко. И еще об этом судье...
 — Да?
 — Разузнай о его интимной жизни.
 — О'кей.
 — Пожалуй, понадобится информация и о загородном клубе Пайн Гров.
 — Это в Кливленде?
 — Да, совсем рядом, но не слишком известен. Слышал о Кливлендской Полусотне?
 — А что я должен был о ней слышать?
 — Ну, вдруг... Короче, это своего рода визитная карточка сливок местного общества. Пайн Гров — их клуб. Но парочка головорезов Морелло резвилась там, будто это их частный садик.
 — Ты сказал «резвилась»?
 — Вот именно.
 Еще один тяжелый вздох донесся до Болана.
 — Понаблюдай за этим человеком, Страйкер, — наконец сказал Лео. — Он ведь не просто так зовется «Грязным» Тони. Есть у него слабость: любит убивать ради удовольствия. Знаешь ли ты об этом?
 — Знаю, — подтвердил Болан. — Как тебе нравится кличка, которой его наградили — «Глава главарей»?
 После продолжительного молчания Таррин произнес:
 — У него достаточно сил, в этом я не сомневаюсь. Теперь здесь никто не скажет ему «нет», хотя он никогда особенно не ладил с людьми из Нью-Йорка. Большинство его связей ведет на запад. Крупные земельные интересы в Аризоне и Неваде. Впрочем... Конечно, он должен быть твоим человеком!
 — На поверхности тут ничего не видно, Лео, — посетовал Болан. — Но всякий раз, покрепче зажмурясь, я начинаю замечать огромного спрута, опутавшего щупальцами весь город и поедающего его. А вот концов найти я не могу.
 — Ищи денежных мешков, — хмыкнул Таррин.
 — Этим я и занимаюсь, — ответил Болан. — Ладно, Липучка, я еще попытаюсь сегодня связаться с тобой. А пока возвращайся в свою теплую постель. И передай привет жене!
 — Она каждое утро зажигает свечку во спасение тебя, сержант.
 — Я этого не знал.
 В трубке послышался сухой смешок Таррина:
 — Будь на твоем месте кто-нибудь другой, я бы уж точно взревновал. Ты просто многого не знаешь, парень. Могу поспорить: в эту самую минуту за тебя горят тысячи свечей. Я сам зажгу одну.
 Болан был по-настоящему тронут, но ничем не выдал этого.
 — Крепись, Лео, — только и сказал он и сразу повесил трубку.
 Свечи — это хорошо. Как символ беспокойства и заботы они говорили о многом. Однако оружие Болана — пожалуй, символ даже позначительнее — тоже говорило о многом. Всякий раз, когда он брался за оружие, это недвусмысленно оповещало всех: Мак Болан беспокоится, вновь где-то непорядок. Нынче непорядок обнаружился здесь, в Кливленде, и надо принимать безотлагательные меры.
 — Спасибо за свечку, Лео, — пробормотал он и направился в спальню — взглянуть на источник своих скверных опасений.


* * *

 Это был ужасный, нелепый сон. Она пересекала на парусной лодке озеро Эри, когда вдруг ниоткуда налетел неистовый шквал и чуть не опрокинул лодку. Начали вздыматься огромные волны; они беспрестанно обрушивались на палубу, силясь стащить Сьюзан за борт. Хлестал ледяной дождь, и струи воды залепляли ей рот и нос, не давая дышать. Стояла кромешная тьма — ничего нельзя было различить даже на расстоянии протянутой руки, Беснующиеся волны уносили все дальше и дальше от берега неуправляемое суденышко. Внезапно из мрака, окружавшего ее, возник этот странный великан и, шагая прямо по воде, приблизился к ней. Одетый во все черное, он был перепоясан тугими ремнями и обвешан какими-то жуткими штуковинами, предназначенными убивать. Лодку несло прямо на великана. Вот Он поднял руку, стараясь дотянуться, рука, словно в фильме ужасов, на глазах принялась расти... И тут пришло понимание: нет, этот великан не сделает ничего плохого, он настроен дружески и собирается спасти несчастную, оставленную на погибель в крошечной лодчонке. Глаза его излучали тепло и заботу — но секундой раньше они были...
 Резким движениям она села на кровати. Что такое? Где она находится? Или это снова сон, быть может, просто не такой уж страшный?
 «Великан» возвышался рядом и ласково и озабоченно глядел на нее.
 Понемногу к ней начало возвращаться чувство реальности происходящего.
 — Теперь ты выглядишь лучше, — сказал он тихим мягким голосом и вышел из комнаты.
 Лучше чем — когда? Спутанные волосы рассыпались по плечам, блузка изодралась в клочья, а юбка вся промокла, безнадежно измялась и вся была покрыта грязью. Если это называется «лучше», то как же она выглядела раньше?
 Великан вернулся, неся пластмассовый поднос с двумя пластмассовыми чашками. Он сел рядом и положил поднос ей на колени.
 — Горячий шоколад, — хмуро пояснил он. — Надо подкрепиться.
 Что ж, человек, подающий среди ночи девушке в постель горячий шоколад, должен быть не так уж плох. Она пригубила напиток и проговорила:
 — Спасибо, очень вкусно.
 Великан взял свою чашку и направился к креслу. Затем вновь заговорил тем же мрачным голосом, каким предлагал шоколад:
 — Нам нужно сказать друг другу пару слов, если ты, конечно, сейчас в состоянии.
 Состояние ее было такое, что с ней вот-вот мог случиться нервный припадок, но она, пересилив себя, согласилась:
 — Да, конечно. Во-первых, я очень вам признательна. Не знаю, откуда вы взялись... И, ради Бога, извините за мой вид... — Внезапно ею овладело острое чувство смущения.
 Парень никак не прореагировал на ее последнюю реплику, однако, задавая вопрос, уже демонстративно не смотрел в сторону своей гостьи.
 — Ты хоть что-нибудь помнишь?
 — Я помню, как вы одевали меня, — очень тихо ответила она. — А потом куда-то, кажется, несли...
 — Нет, меня интересуют более ранние события.
 — К сожалению, я помню все-все-все. Каждую мерзкую подробность, — прерывисто вздохнула она.
 — Встань.
 — Что?
 — Посмотри, все ли у тебя в порядке, — хмуро посоветовал он.
 — А разве нет? — притворно удивилась она.
 Он поднялся с кресла и, уже подойдя к двери, напоследок сообщил:
 — Ванная — прямо по коридору. Если захочешь, можешь взять махровый халат, он висит на двери. Твоя сумочка на туалетном столике. Я буду на кухне.
 Девушка осталась одна — грязная, мокрая, до сих пор окончательно не пришедшая в себя, с чашкой этого чертового шоколада на коленях.
 Не слишком-то ее спаситель разговорчив, черт подери! Но он явно что-то знает и готов рассказать. Так что держи себя в руках, Сьюзан, и не пренебрегай хорошими советами, если не хочешь, чтобы тебя держали за какую-нибудь салемскую ведьму!
 Право, ради эдакого мужчины стоит и постараться!
 Она спрыгнула с кровати, и тотчас от слабости ноги ее едва не подкосились. Выждав несколько секунд и привыкнув к вертикальному положению, она медленно пошла в ванную, не забыв прихватить с собой чашку с шоколадом.
 Квартира, где она сейчас находилась, была обставлена весьма прилично, хотя, может, и несколько стандартно, напоминая дорогое, но временное пристанище. Задержавшись у окна, Сьюзан без труда определила, что дом расположен в районе Голд Коуст.
 Она с наслаждением сбросила мокрую одежду и внимательно осмотрела свои болячки, после чего, пустив максимально горячую воду, залезла под душ.
 Прическа была испорчена совершенно. Поэтому девушка ограничилась лишь тем, что насухо вытерла волосы мохнатым полотенцем, взбила их и затем из того же полотенца соорудила на голове некое подобие пышной чалмы.
 Махровый халат почему-то ее рассмешил. Вероятно, потому, что она всегда, если вдруг доводилось облачаться в подобные одеяния, ощущала себя каким-то гномиком-недоростком. Запахнув на груди халат, она туго затянулась поясом.
 Из зеркала на нее теперь и впрямь смотрела сущая девчонка, едва вступившая в отчаянный переходный возраст.
 Ну и пусть! Не все ли равно, в каком виде она предстанет сейчас перед «великаном». Не для того же он спасал ее, чтобы затем сидеть и таращить на нее глаза!
 Такие мужчины умеют заниматься и более разумными делами...
 Войдя в кухню, Сьюзан с порога заявила:
 — Ну вот, я в полном порядке. Благодарю вас. Вы и вправду... то есть — вы были очень любезны. Но мы совершенно не знакомы. Давайте...
 Болан поднял на нее усталые глаза. Голос его звучал мягко и чуточку печально:
 — Я знаю, кто ты, Сьюзан. Но этого мало. Мне нужно знать, что ты из себя представляешь?
 — Мы в равном положении, супермен. Я знаю, что вы из себя представляете. Но я хочу знать, кто вы.
 Он посмотрел на нее долгим, ничего не выражающим взглядом. Затем отчетливо произнес:
 — Я — Мак Болан.
 — Боже мой! — слабо вскрикнула она, искренне желая снова очутиться в утлой лодчонке, которую шторм несет неведомо куда.




 Глава 4


 Война Мака Болана против мафии долгое время была темой передовиц в газетах всего мира. Самому Болану посвящались специальные программы теленовостей и аналитические статьи в наиболее респектабельных журналах. В ряде книг, как толковых, так и не очень, подробно освещались всевозможные его подвиги. Лишь кино оставалось пока в стороне, но и его скорое приобщение к «проблеме Болана» было предопределено всем ходом событий, Болан сделался в некотором роде легендой, символом своего времени. Но подобная шумиха вокруг его имени, казалось, совершенно не впечатляла самого Палача. Для большинства обывателей он по-прежнему сохранял скорее черты некоего мифического существа, нежели реального человека. Даже враги судили о нем не столько на основании личного знакомства, сколько по образу, сформированному средствами массовой информации. Очень немногие живые мафиози могли дать конкретное описание этого человека, не прибегая к расхожим трафаретным формулировкам. Существовала, наверное, целая дюжина «достоверных» описаний Болана, но ни одно из них не соответствовало действительности — в лучшем случае, каждое содержало несколько более или менее достоверных деталей, тогда как все остальное было из области явной фантазии. В самом начале войны Болан прибегнул к пластической операции, в результате чего обращение к его прежним фотографиям стало делом бессмысленным. К тому же мафиози допустили непростительный промах, уничтожив хирурга, который оперировал Палача. Таким образом, мир потерял единственного свидетеля, знавшего подлинное лицо Болана.
 Немалое значение имело и искусство Мака «входить в роль» — иными словами, его уникальная способность не только полностью психологически адаптироваться к новым, а подчас и вовсе немыслимым обстоятельствам, но и как бы физически перевоплощаться, не прибегая, впрочем, ни к каким особенным трюкам. Он словно гипнотизировал людей, создавая у них иллюзию своей абсолютной безобидности и даже незащищенности.
 «Глаза и уши — простые инструменты, — объяснил он однажды своему другу. — Они, конечно, передают то, что есть. Но воспринимает разум. Я не разыгрываю спектакля для глаз и ушей. Я разыгрываю спектакль для разума».
 Как всегда случается с людьми, ставшими легендой еще при жизни, в обществе вокруг Болана развернулась горячая полемика. Некоторые восхищались им самим и его поступками. Другие искренне возмущались всей его незаконной деятельностью, усматривая в ней подрыв моральных и социальных устоев общества. Третьих забавляло и даже развлекало осознание того, что на свете существует некий парень, который способен вот так запросто и при этом очень эффектно громить преступный мир. А кто-то, но таких было явное меньшинство, без помпы и от всей души каждый день зажигал за Болана свечку. Как Лео Таррин, например.
 Всю эту палитру отношений к себе Болан не то чтобы игнорировал, но не придавал ей никакого значения. Он занимался раз и навсегда избранным делом, выполняя его в меру собственного разумения и мастерства, и каждый вправе был воспринимать и оценивать это, как ему вздумается.
 Впрочем, будучи стопроцентно нормальным человеком, Болан не мог равнодушно относиться к прекрасному полу. И потому реакция дам на него, Мака, лично, а не на то, чем он занимался, его весьма волновала. Вот почему Болан был даже несколько шокирован, когда обнаружил, что Сьюзан Лэндри видит в нем чуть ли не монстра.
 Едва он представился, девушка словно съежилась внутренне, окаменела, — было такое впечатление, что она вот-вот опять впадет в состояние транса. Но затем ее голубые глаза вспыхнули каким-то торжествующим холодным огнем. Она сдернула полотенце с головы и звонко выкрикнула:
 — Превосходно! А я еще беспокоилась о своей вшивой прическе!
 Она подошла к плите и с грохотом передвинула кастрюльку с шоколадом на другую конфорку, после чего повернулась к Болану:
 — У вас есть щетка для волос?
 Болан покачал головой.
 — Ты выглядишь отлично. Не волнуйся. Для беспокойства есть поводы и поважнее.
 Девушка криво усмехнулась, метнув в него ненавидящий взгляд.
 — Еще бы! Теперь у меня в руках проклятый линчеватель.
 — Не уверен. Думаю, как раз наоборот.
 — Превосходно! — повторила Сьюзан, делая рукой неопределенный жест. — Ты спас мне жизнь. Благодарю. Что дальше?
 — Зависит от тебя, — холодно ответил Болан.
 — Ах так? Тогда — всего хорошего. — Она решительно двинулась вон из кухни. — Не хочу вас утруждать. Я только заберу свои вещи. Благодарю за одеяло из конского волоса.
 — Город кишит этими парнями, — бросил Болан ей вдогонку. — Они разыщут тебя, если захотят. А они захотят, можешь не сомневаться.
 Девушка замерла на пороге, медленно развернулась и оценивающе взглянула на Болана.
 — Почему вы в Кливленде?
 — Чтобы хорошенько его тряхануть, — без раздумий отозвался Болан.
 — А здесь есть что трясти? Откуда вы это взяли?
 Болан одарил ее торжествующей улыбкой:
 — Разве просто так два придурка Морелло стали бы помогать голой девчонке утонуть в бассейне для Полусотни?
 На щеках Лэндри заиграл яркий румянец.
 — Чепуха! Ведь я же вас поблагодарила, верно? Хотя и сомневаюсь, стоило ли вообще. С чего вы взяли, что они собирались меня утопить? Да вы бы все равно их пристрелили — не важно, была я там или нет! Разве я не права?
 — А что же, по-твоему, я должен был с ними делать?
 — Что угодно, только не это! Для человека вроде вас не существует проблем. Решение всегда одно, не так ли? Чтобы не морочила мозги, просто убей ее из пистолета — вот и все дела. Меня от вас тошнит.
 Болана тоже тошнило от некоторых вещей, но дикари, которым он пытался это объяснить, его не понимали. И потому не вызывали ни малейшего сочувствия. Но на сей раз все же следовало расставить кой-какие акценты.
 — У тебя весьма пуганые понятия, детка, — проникновенным тоном заметил он. — Дело не в справедливости. Дело в выживании. И я не линчеватель — я солдат.
 — Который не берет пленных!
 — Да, я не беру пленных. Ты хоть раз была на заседаниях суда — ну, просто так, из любопытства? Нет? А зря! И новости желательно почаще слушать. Видела бы ты протоколы судебного разбирательства тех двух парней, которых я уложил сегодня ночью! Итак. Пенни Казанова. Способен на все. Изнасиловал одиннадцатилетнюю девочку и до смерти забил восьмидесятилетнюю старуху ее же собственной туфлей. Прелестно, да? Но это так, цветочки. Далее следовали десять пунктов исковых заявлений по поводу предумышленных оскорблений действием, две полные страницы, где перечислены попытки шантажа с целью вымогательства, и еще двухстраничный перечень убийств, в которых заподозрен наш герой. Не слабо, согласись. И ты учти, все это относится еще к тому времени, когда им с нежным сочувствием занималась комиссия по делам несовершеннолетних. А когда Морелло прибрал Ленни к рукам, того вообще перестали трогать. Что касается Чарли Гисти, то именно он обучил Пенни всем тем милым штучкам, которые сделали его преступником номер два в шайке Морелло.
 Но речь Болана не произвела видимого эффекта на разгневанную юную леди.
 — Ну и что? — огрызнулась она. — Это не позволяет мешать в одну кучу добро и зло. Все равно для цивилизованных людей должен существовать какой-то предел. И всегда можно найти более пристойный, лучший путь.
 — Надеюсь, — безмятежно откликнулся Болан. — Поиски — дело увлекательное. Но за то время, пока мы с тобой обсуждаем эту чудесную проблему, твой город рискует остаться обглоданным, как рыбий скелет.
 — Извините, — после короткой паузы проговорила Лэндри. — Конечно, не следовало давать волю чувствам. Просто у меня свой взгляд на подобные вещи, и я не собираюсь от него отказываться. Но я вовсе не хочу, чтобы считали меня неблагодарной. Если вам нужны доказательства этого, что я должна сделать? Что вы от меня добиваетесь?
 — Всего-навсего пытаюсь понять, — ответил Болан.
 — Что понять?
 — Тебя.
 Неожиданно смутившись, девушка прислонилась к дверному косяку и опустила глаза. Пальцы ее нервно теребили подол халата. Болан вновь невольно залюбовался своей гостьей. И дело было отнюдь не в округлостях ее тела, изяществе фигуры или безукоризненной гладкости и упругости кожи. Безусловно, все это само по себе могло очаровать любого мужчину, но было еще что-то, неуловимо-чарующее и не поддающееся ясному определению.
 Наконец, Сьюзан со вздохом произнесла:
 — Я тоже пытаюсь разобраться в вас. А вы еще хотите, чтобы я раскрыла вам себя... Для меня это непосильная нагрузка: сразу — и то и другое.
 — Тогда давай начнем с простых вещей. Что ты делала в загородном клубе?
 Лэндри непроизвольно дотронулась до волос, все еще досадуя на вконец испорченную прическу.
 — Я там работаю, — сказала она. — Нет уж, лучше давайте подойдем с другого конца. Что  вы  там делали?
 — Тебя разыскивал, — ответил Болан.
 — Да что вы?
 — Это так. Меня послал судья Дейли.
 Реакция последовала незамедлительно. Взгляд Сьюзан погас, она потупилась и с преувеличенным вниманием принялась разглядывать пальцы на босых ногах.
 — Я, право, не ожидала... Даже и не знаю... — невнятно пробормотала она.
 Болан напомнил:
 — Теперь снова мой черед. Согласна?
 — Да, но... Послушайте, вы никогда не поверите... Я имею в виду...
 — Морелло достал и судью Дейли, — многозначительно заметил Болан. — Я отобрал его у Морелло, но у судьи случился сердечный приступ. Пришлось отвезти бедолагу в больницу. Он сказал мне, что нужно спасти девушку. Он говорил только об этом, а ведь он думал, что умирает. Значит, это казалось ему важнее его собственной жизни.
 Сьюзан казалась неподдельно заинтригованной.
 — Но ведь он не умер?
 Болан пожал плечами:
 — В наши дни доктора творят иной раз чудеса. Ну, а ты? Чем ты занимаешься? Я имею в виду — в клубе.
 — Я помощник управляющего.
 — Ого! И чем ты управляешь?
 Лэндри мрачно усмехнулась:
 — Всем, чем могу.
 — В бассейне, однако, управляли тобой.
 — Ну, невозможно справиться со всем сразу, — мягко парировала девушка.
 — Не хочешь рассказывать, да? А я так надеялся...
 — Ничем не могу помочь. Мы соперники, мистер Болан.
 — Неужели?
 — Конечно.
 — Так ты что же — в полиции служишь?
 — Ну нет!
 — Проститутка?
 — Да пошли вы!
 — Тогда из-за чего нам соперничать?
 Лэндри улыбнулась:
 — Ну, как вам сказать... Из-за идеалов!
 — Надеюсь, твои идеалы не убьют тебя, Сьюзан, — мрачно усмехнулся Болан. Он и вправду надеялся на это.
 — В какую больницу вы отвезли судью?
 Болан объяснил ей, но тотчас предупредил:
 — Не ходи туда. Не звони и не пытайся вступить в контакт с кем-либо из его помощников. У Морелло все схвачено. Так что держись подальше от тех мест, где обычно крутилась. Не пользуйся кредитными карточками. Не выписывай чеков. Не...
 — Звучит так, словно я в бегах, — язвительно заметила Лэндри.
 — И тем не менее послушайся меня. Все это очень и очень серьезно. Будь начеку, я не шучу.
 — Значит, и вправду...
 — Да, представь себе!
 Ее передернуло.
 — О'кей, я воспользуюсь вашим советом. Согласитесь, глупо пренебрегать опытом человека, который сумел уцелеть, несмотря ни на что. Благодарю. А теперь мне действительно пора.
 — Глупости! — отрезал Болан. — Твое место — здесь. Квартира оплачена и совершенно безопасна. Я не буду сюда возвращаться.
 Он встал и направился к выходу.
 — Подождите!
 — Время не ждет, — усмехнулся Болан уже от дверей.
 — Ну, хорошо, а как я смогу связаться с вами?
 — Никак.
 — Да послушайте же! Ладно, извините! Я хочу сказать... Вы славный парень. Будьте осторожны!
 Что ж, налицо прогресс: от «линчевателя» — до «славного парня». Но вещи становятся на свои места лишь тогда, когда приходит срок. А он, кажется, еще не наступил...
 Оставалось лишь надеяться, что девушка не до конца увязла в этом грязном деле. Болан не любил брать под свою опеку тех, кто отвергал ее с порога. Сейчас, похоже, ситуация была не безнадежной.
 — Держись, детка, — подмигнул он Сьюзан и шагнул за дверь.
 Пускай красотка посидит и в одиночестве поразмышляет. У нее-то времени достаточно. Не то что у него...




 Глава 5


 Даже в зрелом возрасте Тони Морелло походил на недоразвитого сопляка. В нем по-прежнему сидел злобный, упрямый ребенок, предугадывать поступки и желания которого было почти невозможно. К этому еще следовало прибавить, что по части подлинно животной силы и звериного коварства в мире нашлось бы немного людей, способных сравниться с Морелло. Плюс неуемная жестокость и постоянная готовность первым броситься на врага. Такой портрет кливлендского босса можно было считать исчерпывающим. Настоящих друзей в жизни он так и не обрел. Ну, а тех, кто лебезили и пресмыкались перед ним, даже в насмешку нельзя было назвать друзьями. Страх, который ты внушаешь остальным, не делает твое положение прочным, да и притязания на лидерство не слишком подкрепляет. Морелло стукнуло уже пятьдесят, и было просто удивительно, что он все еще жив и способен кем-то там повелевать.
 Но особенно Болана поражал тот факт, что этот садист-кровопийца, тупой и вздорный, сумел наладить столько крепких связей со столпами «приличного» общества, и не в каком-нибудь захолустье, а в самом Кливленде — промышленно-экономическом гиганте страны.
 И, в сущности, не к Тони Морелло сводилась кливлендская проблема, в этом Болан не сомневался. Будь Грязный Тони предоставлен самому себе, он так бы и застрял на нижних ступенях в иерархии преступного мира, подобно многим другим, которые пасли уличных проституток, приторговывали наркотиками да время от времени пробавлялись заказными убийствами, — на большее рассчитывать не приходилось. Но кто-то выдернул Тони Морелло из небытия, вознес на самый верх, и этот «кто-то» обладал ясной целью и редкостной деловой сметкой, помноженными на реальный капитал и несомненную большую власть. Некто «приличный». Грязный Тони был всего лишь инструмент в чужих руках.
 Кому-то в Кливленде понадобился этот злобный беспощадный человек с недоразвитым интеллектом, убивающий ради низменного удовольствия и мучающий, чтобы развеять скуку.
 Где-нибудь подобный альянс еще имел бы логическое обоснование, но только не в Кливленде. Промышленность здесь процветала, и никаких видимых социальных всплесков не случалось давным-давно. Деловая жизнь текла своим чередом и не вызывала подозрений в каких-либо нравственных перекосах. Да и городские власти вели себя вполне достойно, своими деяниями не вызывая нареканий со стороны законопослушных горожан. После того, как удалось покончить с бандой, оккупировавшей мейфилдскую дорогу, коррупция в местном правительстве практически сошла на нет.
 Кливленд никогда не был опорным пунктом мафии. В былые дни здесь господствовали еврейские рэкетиры. И потому даже про мафиозного дона, первоначально представлявшего Кливленд на национальных «Комиссионе», с усмешкой говорили, что он не более, чем рупор реального, еврейского, кливлендского босса. Действия реформ, начавшихся в тридцатые годы, оттеснили банды в пригороды, затем в глубинку штата Огайо и в конце концов окончательно вытолкнули их за границу, в Кентукки. Но еще задолго до того реальные силы мафии начали концентрироваться далеко на западе — в Лас-Вегасе, Фениксе, Туксоне, в Южной Калифорнии. Тони Морелло был, образно выражаясь, последним из могикан, и на многое рассчитывать в этой жизни ему не приходилось. Но однажды ход событий резко изменился.
 Неожиданно на Кливленд обрушился поток огромных денег, которые хлынули сюда по всевозможным тайным каналам — своего рода «магистрали», — и злобный ребенок из Акрона вдруг оказался сидящим верхом на золотоносной жиле. За последние два дня Болан запросто мог бы выбить его из седла. Он фиксировал каждый шаг Тони, держал под контролем не меньше дюжины его основных операций и даже нанес пару незаметных визитов в его штаб-квартиру, разместившуюся в старом поместье на берегу реки Кайахога. Но Тони был лишь поводом для столь тщательной слежки. В действительности же Болан стремился через него выйти на истинных владельцев денежного канала, чтобы затянуть смертоносную петлю не только на шее Грязного Тони, но и еще кое-кого, кто во всей этой истории пожелал бы навсегда остаться в тени.


* * *

 Наступал рассвет, но старый притон на реке все еще сиял огнями. С полдюжины автомобилей, дожидаясь загулявших пассажиров, застыли на посыпанной гравием стоянке. Здоровенные парни с короткими автоматами на груди уныло расхаживали неподалеку. Парочка милашек, на лицах которых наблюдалось столько же интеллекта, сколько одежды на соблазнительных телах, лениво тянули выпивку на освещенном патио позади дома. Из открытого окна на втором этаже доносились низкие мужские голоса, яростно спорившие о чем-то. Милашки нервно и часто бросали в ту сторону беспокойные взгляды, словно ожидая, что сверху вот-вот полетит на землю чье-нибудь тело.
 Болан, как всегда, был облачен в черный боевой костюм, лицо скрывала черная маска. На сей раз он не прихватил с собой никакого оружия, за исключением бесшумной «беретты», кинжала и нейлоновой удавки. Дважды за последние десять минут удавка намертво стягивала шеи часовых. Все пока шло по плану. Но «мягкое проникновение» вдруг застопорилось, когда он достиг патио, ибо девочки, похоже, намеревались сидеть там до самого конца инцидента на втором этаже.
 Болан обогнул патио, ища иную возможность проникнуть в дом. И тут, едва он очутился напротив главного входа, дверь открылась, и Тони Морелло собственной персоной возник на пороге.
 Его никто не сопровождал.
 Болан замер, наблюдая, как бандитский главарь зажег сигару и небрежно зашагал к автомобильной стоянке.
 В одной из машин произошло легкое шевеление: босса явно заметили.
 На полпути Морелло остановился, быстро огляделся по сторонам и требовательно поднял руку. Тотчас стройный человек с жидкими светлыми волосами выскочил из автомобиля и подбежал к Морелло, после чего они вдвоем двинулись по садовой дорожке.
 Болан последовал за ними, бесшумно ступая на некотором расстоянии. Наконец Морелло и его спутник остановились у бетонной скамьи и сели. Пока они шли, никто из них не проронил ни слова, и теперь каждый продолжал хранить молчание.
 Морелло сосредоточенно дымил сигарой.
 Худой нервно сплетал и расплетал пальцы, держа руки на коленях. На вид ему было лет тридцать пять. Опрятно одетый, он выглядел вполне интеллигентно.
 Наконец Морелло прорычал:
 — Так что произошло?
 Парень ответил, в очередной раз судорожно сцепляя пальцы:
 — Я не знаю, Тони, просто не знаю. Когда я ушел, девушка была с ними. Черт бы их побрал! Вы же знаете, я этого не одобрял.
 — Ну уж!
 — Конечно. Это же сущее безумие: пытаться вот так откровенно...
 — Заткнись!
 — Я хотел сказать...
 — Я знаю, что ты хочешь сказать. Кому нужны твои оценки? Думаешь, меня интересует, что тебе нравится, а что нет?
 Худой ничего не ответил.
 — Я задал конкретный вопрос: что произошло? А ты мне тут мозги пудришь. Я послал двух своих лучших ребят, чтобы они тебе помогли. И каков результат? Моих парней нашли плавающими в собственных мозгах. Вот я и спрашиваю, Соренсон: что произошло?
 — Да ерунда какая-то, бред! — обреченно отозвался парень. — Ей-богу, никогда не думал, что вы способны на  такое!  Я надеялся, что вы рассчитаете ее или хорошенько припугнете, или что вы еще делаете в таких ситуациях. Но эти идиоты собирались утопить ее в нашем же бассейне! Совсем уже спятили! Я смылся сразу, как только началось. И что там дальше у них получилось, это вы спросите у кого-нибудь другого.
 Морелло целых полминуты молча сосал сигару, после чего неожиданно спокойным тоном спросил:
 — Сколько они платят тебе, Соренсон, за управление этим кабаком?
 — Тысячу в месяц плюс проценты, — раздраженно ответил парень.
 — А сколько я плачу тебе за каждую мелкую услугу?
 Парень что-то невнятно пробормотал себе под нос.
 — Так сколько же? — переспросил Морелло.
 — Вам это лучше знать.
 — Допустим. А вот знаешь ли ты?
 — Боже мой, Тони, перестаньте со мной играть. Вы даете мне пять тысяч за контракт. Не о том речь. Я хочу понять...
 Морелло без предупрежденья размахнулся и врезал парню по роже, отчего тот мигом очутился на земле. Слегка очухавшись, он вскочил, будто заводная игрушка, и снова оказался на скамье.
 Морелло ударил его еще раз, и теперь уже парень остался лежать неподвижно. Садист поставил ногу ему на голову и торжественно сообщил:
 — Ты мне не нравишься, Соренсон. Ты никогда мне не нравился. За деньги ты готов был услужить любому, и до сих пор тебя вовсе не смущало, какого цвета мои деньги. А теперь тебя заело, да? Так вот, я задал тебе прямой вопрос и жду прямого ответа.
 Голос Соренсона был глухим, но слова звучали отчетливо.
 — Я не убивал их, Тони. И не знаю, кто это сделал. Клянусь! Пока вы мне не позвонили, я и не догадывался, что там стряслось. Да и как можно было даже предположить?! Я поехал домой и сразу лег в постель. Утром возвращаюсь в клуб — и тут слышу об этой чертовке в бассейне. В голове не помещается... И я тут совершенно не при чем.
 — У меня тоже не помещается, Соренсон, — жестко произнес Морелло. — Поверишь ли, и еще с одним парнем что-то стряслось. Этой же ночью. Он так и не попал на корабль.
 Голову Соренсона по-прежнему придавливал тяжелый башмак Тони.
 — Вы серьезно?
 — Да, представь себе. Двоих не стало поздно вечером, а два других моих мальчика — и тоже мертвенькие — плавают в чертовом пруду. Не странно ли? Как ты считаешь?
 — Не то слово! Но, клянусь, я ничего не знаю.
 — Сколько я тебе дал за этого парня? Ну, сколько?
 — Почти двадцать тысяч, Тони. Я выплачу их. Если все сорвалось, я верну деньги.
 — А сколько ты собираешься заплатить мне за моих четверых ребят?
 — Боже мой, Тони!
 — Запомни, ты мне не нравишься. Так что держи свой зад там, где ему положено, и будь наготове. Как только от тебя хоть малость засмердит, я выверну твою жопу наизнанку. Уловил?
 — Уловил, Тони.
 — Вот то-то!
 Бандит изо всех сил надавил на голову лежащего. Затем яростно подпрыгнул на ней и пошел прочь, не оборачиваясь.
 Избитый Соренсон не двигался. Когда Морелло исчез, Болан приблизился и осмотрел несчастного.
 Тот был без сознания. Изо рта и носа медленно сочилась кровь. Кожа на щеке была начисто содрана.
 Болан со вздохом выпрямился и огляделся. Через несколько минут станет совсем светло. С лужайки перед домом послышались голоса. Утробно заурчал двигатель одной из машин.
 Болан отлично знал, кто были эти люди. Боевики, быть может, даже главари. За одну ночь они потеряли четырех человек. И, разумеется, теперь не станут сидеть сложа руки и ждать новых потерь.
 — Надо полагать, с минуты на минуту кто-нибудь обнаружит парочку мертвых охранников прямо на травке перед штаб-квартирой. Вот ведь шум поднимется! Слишком много времени ушло на эту разведку, гораздо больше, чем он рассчитывал поначалу. Но усилия все же не пропали даром. Он получил, что хотел. И даже, может, кое-что сверх этого.
 В качестве награды перед ним лежал некто Соренсон — человек, который способен был оказаться важнейшим недостающим звеном во всей головоломке. Что ж, первый реальный успех в кампании.
 Но многое по-прежнему ускользало. Работы еще — непочатый край.
 Болан задумчиво посмотрел на небо и принял решение. Опустившись перед лежащим на колени, он принялся удалять засохшую кровь, чтобы определить, насколько глубоки и опасны раны. Затем взвалил парня себе на плечи и понес его прочь от скамейки.
 Нет, Сьюзан, Мак Болан иногда берет пленных.
 И этому придется сполна оплатить свое содержание.




 Глава 6


 Когда Болан разыскал участок ничейной земли позади усадьбы Морелло, нежные краски рассвета уже принялись расчищать ночное небо. Болан опустил свою ношу на землю, закурил и уселся рядом, прислонившись спиной к стволу дерева.
 Парень застонал, приходя в сознание. Глаза его часто заморгали, бездумно поводя по сторонам, и наконец остановились на незнакомце, с головы до пят в черном. На лице Соренсона мигом обозначились смятение и испуг.
 Ледяной голос предупредил:
 — Без шума, если хочешь протянуть еще немного.
 Парень дрожащими пальцами коснулся своего лица.
 Болан выждал немного, а затем коротко добавил:
 — Мое имя Болан.
 И бросил свой знак смерти на судорожно вздымающуюся грудь парня.
 — Это твой билет на тот свет. Это символ зверя, Соренсон, и я помечаю им тебя. Так что затаи дыхание, через пять секунд я пущу тебе пулю из одного уха в другое.
 Когда пленный осознал наконец, что ему предстоит, его всего буквально затрясло. Разбитые губы едва шевелились, но он с усилием выдавливал из себя слова, полные отчаяния.
 — Пожалуйста! Послушайте! Я ничего... У меня жена и двое детей! Не делайте этого!
 — Почему бы мне этого не сделать? — холодно спросил Болан.
 — Потому что я невиновен!
 — В чем невиновен?
 — Я не один из них! Я не... убийца!
 — Ну, а кто ты?
 — Главный управляющий загородного клуба Пайн Гров.
 — А еще кто?
 — Я... Я не...
 — Давай разберемся, — предложил Болан бесстрастным тоном. — Ты куплен и оплачен, как кусок мяса в морозильнике Морелло. Примем это как данность. И мне так проще, и ты, если не будешь спорить, еще чуть-чуть проживешь. Но запомни, я не Тони Морелло. Я не получаю удовольствия от чужих мучений. Мне не надо ничего доказывать. Я плевать хотел на Пятую поправку и разные свидетельские показания. Поскольку ты сейчас лежишь здесь, ты — мертвец. И только ты способен что-то изменить. Это твой шанс, парень. Ну, давай начнем сначала. Что ты делаешь для Морелло?
 Соренсон судорожно вздохнул.
 — Я бы назвал это вербовкой. Словом, ну... я вербую деловых партнеров для него.
 — Это что значит?
 — Я забрасываю концы.
 — Ладно, давай начнем снова, но смотри: это в последний раз.
 — Я делаю их более податливыми!
 — Каким образом?
 — Я... Это... Постойте, сейчас я объясню!
 Глаза Соренсона забегали: боль мешала ему сосредоточиться, и он громко застонал, прижимая руки к голове.
 — О Боже, у меня там все разбито!..
 — Сейчас ты получишь свою свинцовую порцию аспирина, — жестко пообещал Болан.
 Соренсон мигом опустил руки.
 — Нет, мне уже лучше. Так что вас интересовало?
 — Мы беседовали о том, как ты совращаешь честных бизнесменов, и о твоей деятельности в Пайн Гров.
 — Ну, конечно. Тони все время нужны новые контакты. А я как раз занимаю очень подходящее место — вроде брокера, что ли...
 — Не тяжеловата ли работенка — и всего за каких-то пять тысяч? — усмехнулся Болан. — Нет, ты все еще не понимаешь. Или делаешь вид... Тогда слушай внимательно, играть будем так. Я знаю, кто ты и что ты. Ты торговец душами, сводник от бизнеса, отвратительная раковая опухоль на теле нашего общества. Вот почему ты здесь. Вот почему тебе предстоит умереть — и прямо сейчас. Я не требую, чтобы ты доказывал мне, какой ты паинька. Сделаем иначе: я даю тебе возможность продемонстрировать свою искренность. Это уже немало! Будь ты обычным убийцей, я даже не стал бы с тобой говорить. Потому что у этих подонков совсем другие правила игры. Вернее, никаких нет правил вообще. Короче, у меня мало времени, и терпение мое не беспредельно. Так что попытайся-ка сыграть по моим правилам. Давай — с самого начала!
 — Хорошо, — слабо произнес Соренсон. — Я делаю их податливыми. Обычно приманкой был секс. Но не всегда.
 — Отметины?
 — Вроде того. Есть немало достойных бизнесменов, которые никогда не стали бы иметь дело с Тони Морелло.
 — Если к их голове не приставить пистолет.
 Парень тяжело вздохнул:
 — Да. Или что-нибудь еще пострашнее. Словом, я готовил их для Тони. У него есть такой веселенький корабль...
 — Какой-какой?
 — Ну, веселенький. Девочки. Азартные игры. Все запрещенные развлечения.
 — Ага, ты имеешь в виду этот старый дерьмовоз «Кристину»... Верно?
 — Вот-вот! Снаружи-то все нормально. Зато внутри, говорят, очень весело.
 — Ты был там?
 — Нет.
 — О чем ты еще не рассказал?
 — Все сказал, клянусь. Все, что знаю.
 — Ты клянешься своей жизнью, парень, учти. Что тебе известно о Сьюзан Лэндри?
 В испуганных глазах Соренсона мелькнула догадка:
 — Так вы тот самый?..
 Болан холодно кивнул:
 — Да, тот самый. Ну, я слушаю.
 Парень глубоко вздохнул.
 — Характер у нее был невыносимый. Я, правда, этого не знал, когда месяц назад принимал ее на работу. Но работала она отлично, ничего не скажешь. Сначала она заведовала обеденным залом, а потом я очень скоро повысил ее до заместителя управляющего. Она была толковой помощницей.
 От нахлынувших воспоминаний Соренсон заметно оживился.
 — С какого-то момента ко мне стали поступать жалобы от членов клуба. Ее никогда не было на месте. Совалась во все, подглядывала, шпионила. Дважды я застукал ее за просмотром частных дел. Ей, видите ли, хотелось побольше узнать о клиентах, чтобы более свободно чувствовать себя рядом с ними. Я сказал, что ее первейшая задача — прислуживать им, а что она при этом чувствует, никого не волнует. Во второй раз я пригрозил ей увольнением. У нас был долгий и тяжелый разговор. Она обещала исправиться, но продолжала вынюхивать. Я удвоил бдительность. А потом она вступила в контакт с одним из... ну, отмеченных. Пыталась его предупредить — он сам сказал мне об этом. Пришлось известить обо всем Тони.
 — Так чем она в действительности интересовалась?
 Парень озадаченно посмотрел на Болана.
 — Даже не представляю. Честное слово. Видит Бог, я играю в вашу игру. Какой мне смысл врать?
 — Этот отмеченный был судья Дейли?
 Соренсон обреченно вздохнул:
 — Я смотрю, вы в курсе всех событий.
 — По крайней мере, я знаю достаточно, это уж точно. Но вот вопрос: если Дейли настучал тебе, зачем же он послал меня спасать ее шкуру?
 — Он послал вас?
 — Представь себе. Так почему?
 — Боюсь, тут я чуток перестарался. Наговорил ему разное — он, вероятно, и задумался. Покидая нас прошлой ночью, он выглядел очень расстроенным.
 — Ты все еще морочишь мне голову, Соренсон.
 — Клянусь!
 — Дейли покинул вас с сопровождением. И ушел отнюдь не по своей воле.
 — Уверяю вас, я ничего не знал!
 — Сколько раз он был на корабле?
 — Прошлой ночью — в первый раз. Но я слышал, он там не остался.
 — Ты получаешь пять тысяч за каждого отмеченного.
 — Я разве что-нибудь об этом говорил?
 — Я тебе это говорю.
 — Да, пять тысяч.
 — Тогда почему за Дейли ты получил целых двадцать?
 — Ну... Это был особый случай. Судья очень долго упрямился, и потребовалось много усилий. С моей стороны, разумеется.
 — Судя по всему, Морелло в нем весьма нуждался?
 — По-видимому, да.
 — Давай поговорим о других отмеченных. Сколько и кто?
 — Примерно двенадцать человек. Может, чуть меньше.
 — Ты должен знать точно.
 — Я мог бы назвать поименно...
 — Лучше дай мне их концы.
 — Что?
 — Каковы их деловые интересы?
 — Я никогда не вдавался в эти детали... Но — посмотрим! Тим Конли — шишка в области страхования, промышленного, конечно. Хансон — Джордж Хансон — крупное колесико в комиссии по коммунальным услугам. Особенно интересен один: Бен Логан, капитан войск береговой охраны. Работает в районной комендатуре, на Великих Озерах, как-то связан с деятельностью правоохранительных органов. Других перечислять?
 — Я хочу знать обо всех.
 Соренсон покорно перечислил и охарактеризовал своих клиентов. Феноменальная память Болана дословно зафиксировала сказанное, после чего Палач с отвращением произнес:
 — Что ж, Морелло я еще могу понять, но ты, парень, вызываешь у меня тошноту.
 Соренсон устало опустил веки:
 — Иногда я и сам бываю противен себе.
 — Ты знал, для чего Морелло нужны эти люди?
 — Поначалу — нет. Я и впрямь считаю себя выдающимся сводником.
 — Таких не бывает, — холодно отрезал Болан.
 — Вам видней, — притворно согласился Соренсон. — Но, как бы то ни было, я стал сводить их вместе. Очень скоро я догадался, зачем это ему. А вот задний ход дать уже не мог — сам оказался повязан. По уши влип в это дерьмо. Морелло психопат. Я боюсь его.
 Болан мрачно усмехнулся:
 — Зато я, Соренсон, не боюсь никаких психопатов. За несколько вшивых сотен баксов человек, подобный тебе...
 — Да перестаньте вы, — слабо огрызнулся Соренсон. — У меня жена и дети. Мне нужны эти вшивые баксы. И не пытайтесь рассказывать сказки, будто не все еще потеряно. Я такое слышал не раз. Ерунда! Конечно, я негодяй, но и весь наш мир — вовсе не подарок. Разве не так, мистер Болан?
 Болан поднялся на ноги.
 — Это то, что ты собирался сказать своим детям, когда они подрастут?
 Взгляд Соренсона уперся в землю.
 — Это прекрасный мир, — холодно сказал Болан. — И не нужно судить о нем только с позиции людей своего круга.
 Уже полностью рассвело, и скоро над горизонтом должно было показаться солнце. Болан снял с груди негодяя значок снайпера и, сунув в карман, пошел прочь. Соренсон вновь мог свободно плыть по смердящим рекам своего чудовищного мира.
 Болан не солгал: его собственный мир никогда не был таким отвратительным.




 Глава 7


 Морелло вышагивал по своему кабинету, точно запертый в клетку зверь. Из одной руки в другую он беспрестанно перебрасывал маленький резиновый мячик — подобное занятие всегда успокаивающе действовало на нервы.
 В дверь постучали, и дворецкий Фредди Бьянки, заглянув в комнату, доложил:
 — Они нашли его, босс. Он шел по дороге.
 — Куда? — отрывисто буркнул Морелло.
 — Сюда. Но он весь избит. Я не думаю...
 — И нечего! Тащи его сюда!
 Дверь широко распахнулась. Бьянки отступил в сторону, и через порог, еле держась на ногах, подталкиваемый двумя охранниками, шагнул Соренсон.
 Морелло бросил на него взгляд, полный отвращения, и не спеша прошествовал к креслу возле письменного стола. Усевшись, он выдержал короткую паузу, а затем мрачно приказал:
 — Вы, двое, уходите. А ты, Бьянки, останься.
 Охранники удалились, плотно закрыв за собой дверь.
 — Станьте в центре, мистер Соренсон, — скомандовал Бьянки.
 Несчастный тупо огляделся и вышел на середину комнаты.
 — Глядите на мистера Морелло, — не повышая голоса, добавил дворецкий.
 Парень медленно развернулся и уставился на сидевшего за столом.
 — Прошу прощения, — пробормотал он. — Я немного не в себе, Тони. Вы здорово меня отделали.
 — Не пытайся меня разжалобить, — злобно проревел Морелло.
 — Могу я сесть?
 — Когда скажу. Где ты был, Мел?
 — Не знаю. Вероятно, шел домой.
 — Разве твой автомобиль сломался?
 — Автомобиль? — бессмысленно переспросил Соренсон. — Нет, он в порядке, Тони. У меня внутри все болит.
 Морелло с силой швырнул в него резиновый мячик:
 — Я сказал — перестань!
 Реакция Соренсона оказалась на удивление отменной: он быстро наклонил голову и ухитрился избежать попадания точно пущенного мяча.
 Бьянки издал короткий смешок.
 — Мне кажется, босс, он не так уж и плох, — заметил дворецкий. — По-моему, он просто вешает нам лапшу на уши.
 — Да нет, ты ошибаешься, — возразил Морелло, хищно глядя на свою жертву. — Похоже, у него обычное сотрясение мозга. Тряхани-ка его еще разок, Фредди. Может, полегчает.
 Соренсон поспешно расправил плечи.
 — Нет, мне уже хорошо. Ей-богу, хорошо. Так о чем мы говорили?
 Бьянки снова засмеялся. Морелло скорчил брезгливую гримасу:
 — Выпори его!
 Дворецкий не заставил просить себя дважды. Он изо всех сил вмазал беззащитному пленнику ногой под зад и тотчас, сцепив в замок пальцы обеих рук, наотмашь ударил по уже разбитому лицу.
 Соренсон вскрикнул и упал на колени, пытаясь закрыться.
 Морелло укоризненно покачал головой:
 — Так нельзя, Фредди. Не нужно, чтобы он кричал.
 — Я пришел в себя на каком-то лугу! — завопил Соренсон. — А рядом стоял этот чертов парень. Вероятно, он и притащил меня туда!
 Морелло покинул кресло и подошел к окну. Сунув руки в карманы, он с задумчивым видом постоял немного, а затем милостиво произнес:
 — Ну хорошо, садись.
 Соренсон заковылял к стулу. Бьянки отошел к двери и замер, скрестив руки на груди.
 — Значит, он принес тебя туда, — проговорил Морелло после очередной паузы.
 — Да, сэр.
 — Зачем?
 — Понятия не имею.
 — А кто он, этот заботливый парень?
 — Не знаю, Тони. Он просто...
 — Называй меня мистер Морелло.
 — Мистер Морелло, да, сэр.
 — Какая-нибудь шпана вроде тебя. Или я не прав?
 Бьянки не преминул вставить:
 — Чушь все это, даже если предположить, что так оно и было. Чего ради он стал бы валандаться с тобой? Куда проще было сесть в машину, да и убраться восвояси.
 Испуганный взгляд Соренсона беспомощно заметался по комнате.
 — О чем вы говорите? — простонал несчастный.
 — Мы говорим о парочке наших ребят, — с нескрываемым сарказмом сообщил Морелло. — Они и сейчас лежат во дворе, упокой Господь их души. Ты и об этом, разумеется, не знаешь?
 — Клянусь, — пробормотал Соренсон.
 — Не прибедняйся! — угрожающе прорычал Морелло. — Все эти твои сказки насчет какого-то парня... Не держи нас за круглых дураков. Верно, Фредди? Интересно, какой ублюдок осмелился бы на такое, даже если бы долго следил за нами? Уложить сразу двух превосходных ребят!..
 — Это был Мак Болан, — прохрипел Соренсон.
 От неожиданности Бьянки опустил руки по швам. Морелло вздрогнул, скованной, какой-то дергающейся походкой вернулся к столу и снова сел.
 — Что ты сказал? — тихо спросил он.
 — Когда я очнулся, он стоял, склонившись надо мной. Глаза как... Нет, не могу описать. А сам одет во все черное, даже лицо вымазано чем-то — ну, прямо налетчики из какого-нибудь фильма. И — весь обвешан оружием. Жуть!
 — И что он сказал? — допытывался Морелло.
 — Что сказал? Я — Мак Болан. Я — знак зверя.
 — Что?
 — Знак зверя, ну, или что-то в этом роде. И положил мне на грудь значок — снайперский значок, как он назвал. И добавил, что я уже покойник.
 Морелло испытующе посмотрел на Соренсона:
 — Но ведь ты — здесь и вовсе не покойник. Почему?
 — Я убедил его, что он ошибается.
 — Как тебе удалось?
 — Он вначале принял меня за бандита или кого-то вроде этого. Но потом я очнулся и объяснил ему, что он ошибается.
 — Выходит, унес тебя только для того, чтобы привести в чувство и выяснить, кто ты такой?
 — Вероятно, Тони. То есть мистер Морелло!
 — Почему ты не сказал мне это сразу?
 — Я испугался.
 — Чего? Правды?
 — Нет, того, как ты все это воспримешь.
 Два взгляда снова встретились.
 Бьянки подал голос от двери:
 — Повтори, как он выглядел. Напряги-ка память.
 Соренсон судорожно вздохнул:
 — Я же сказал: он был во всем черном...
 — Да заткнись ты со своим черным! — взревел Морелло. — Заладил, как кретин! На кого он был похож?
 — На дьявола, вот на кого! — безнадежно отозвался Соренсон. — Черный призрак, и все. Сплошная чернота — и только два дьявольских горящих глаза. Я даже усрался. Вот кого я повстречал!
 — Ну, не негра же, — пробормотал Бьянки. — Хотя звучит правдоподобно...
 Морелло побагровел. Он вскочил на ноги и обеими руками ухватился за края массивного стола, словно желая обрушить его на своих подчиненных. Поскольку этого сделать ему не удалось, он яростно метнул в окно настольную лампу.
 — Вставишь стекло! — крикнул он дворецкому. Бьянки с невозмутимым лицом, будто ничего и не случилось, коротко кивнул:
 — Конечно, босс, вставим.
 Соренсон застыл на стуле, с ужасом глядя перед собой.
 Морелло вихрем пронесся по комнате, переворачивая столики и кидая в стены мелкие предметы. Пока все это продолжалось, Бьянки даже не шелохнулся — казалось, его совершенно не интересовало, что вытворяет его хозяин. Когда припадок ярости прошел, Морелло вновь уселся в кресло. На губах его заиграла удовлетворенная ухмылка.
 — Уберешь все это дерьмо, — приказал он дворецкому.
 — Все уберем, босс, не беспокойтесь, — заверил Бьянки, не двигаясь, однако, с места.
 — Принести мою игрушку.
 — Прямо сейчас?
 — Прямо сейчас.
 Дворецкий вышел и тотчас вернулся, неся увесистый предмет, обернутый промасленной бумагой. Осторожно положив его на стол перед Морелло, он с равнодушным видом отступил к двери.
 Широко раскрытыми глазами Соренсон уставился на непонятную «игрушку». Морелло нежно отогнул концы бумаги и высвободил автоматический пистолет. Тонкая пленка масла блестела на голубом металле, полированная деревянная рукоятка и барабан прямо-таки сияли.
 — Как тебе эта штучка? — спросил босс Соренсона, указывая на револьвер.
 — Ну, это... действительно отличное оружие, — сдавленным голосом произнес ошеломленный собеседник.
 — Совершенно новенький, а? Держу пари, любой коллекционер выложил бы за него десять, а то и все двенадцать тысяч долларов. Это «томпсон», модель 1921 А. Когда-то им владел мой папаша, который говорил, что еще раньше этот пистолет принадлежал Чарли Лаки. Слыхал, небось, о Лучано? Они с моим стариком были как два пальца на одной руке.
 — Живая история, — промямлил Соренсон.
 — Правильно. — Морелло повертел барабан. — Когда я беру его, мне сразу становится хорошо. Даже лучше, чем с женщиной. Понимаешь меня? — Он встал, обошел стол и уселся на угол прямо напротив Соренсона. — Мак Болан, говоришь?
 Соренсон, до смерти перепуганный и не зная, как себя вести, дрожащим голосом ответил:
 — Так он мне сказал.
 — Фредди.
 — Да, сэр?
 — Вызови Гаса и других боевиков. Сообщи им.
 — Непременно, сэр.
 — Я хочу, чтобы они двинули корабль.
 — Вниз по реке?
 — Нет. Пошлите его на север.
 — Хорошо. Прямо сейчас?
 — Как только смогут. Уберите всех девочек и все оборудование. Пусть новички заработают себе на макароны. Когда они сумеют развести пары?
 — Через несколько часов. Придется объявить боевую готовность. Вероятно, вам лучше тоже отправиться, босс.
 — Ну-ну, Фредди. Когда это Тони Морелло убегал от драки? — Он погладил револьвер. — Ведь у меня есть чудовище Элиот Несс. — Он ухмыльнулся своей шутке и направил дуло пистолета в лицо Соренсону. — Оцени, старина Мел: Лох-Несс — Элиот Несс. Он тоже любил подобные штучки. Вот уж был сущий дьявол, и не важно теперь, на чьей стороне. Фредди, ты должен сказать Гасу, чтобы он защитил корпорацию.
 — О'кей, я скажу ему. — Взгляд дворецкого не выражал ровным счетом ничего.
 — Наверняка, будет жарко, и это прекрасно. Скажи Гасу, пусть берет столько помощников, сколько необходимо. В каждом горячем споре мне нужны самые весомые аргументы.
 — Да, сэр, — невозмутимо ответил Бьянки. — Я передам ему.
 — Ну, старина Мел...
 — Да, мистер Морелло?
 — Ты просто драная крыса.
 — Нет, сэр, пожалуйста... Вы не так думаете, я ничего ему не сказал.
 — Тогда почему ты живой, а не покойник?
 Похолодев от страха и пытаясь как можно глубже вжаться в сиденье стула, Соренсон едва слышно пробормотал:
 — Я рассказал ему сказку, и он купился. Он купился!
 Морелло громко захохотал.
 — Мак Болан купился на сказку, ты слышал, Фредди? Мак Болан купился на сказку!
 «Томпсон» в руке Морелло сверкнул, задергался и начал непрерывно плевать огнем, наполняя комнату неимоверным грохотом.
 Соренсон был буквально сметен со стула чудовищным свинцовым градом, а сам стул превратился в жалкую груду обломков. Весь пол в комнате усеяли куски мебели и битое оконное стекло вперемешку с малиновыми ошметками, которые еще недавно были живым человеком и носили имя Соренсон. Едкий пороховой дым синими клубами вился под потолком. Казалось, конца не будет этому безумию. Конец, однако, сразу наступил, лишь только опустел магазин.
 Морелло весело хихикнул и сказал:
 — Вот так-то, Фредди. Кстати, система безопасности ни к черту не работает. Нужно срочно привести ее в порядок.
 Ни один мускул не дрогнул на лице Бьянки, когда он ответил:
 — Да, сэр. Я об этом позабочусь.
 — И это не комната, а какой-то хлев. Позор, позор! Убери всю эту дрянь, Фредди.
 — Ваше слово, сэр, для меня закон, — бесстрастно отозвался Бьянки. — Все будет исполнено, сэр. Вы же знаете, что я сам не терплю, когда в доме беспорядок. Еще что-нибудь нужно?
 — Ты должен доставить Болана сюда. Живым!
 На сей раз Бьянки промолчал. Он давно выработал в себе привычку не давать Тони Морелло никаких обещаний, если не мог их выполнить. Поэтому он всегда был на хорошем счету и ни за что не отвечал.




 Глава 8


 Не успел Бен Логан, покончив с завтраком, развернуть утреннюю газету, чтобы, попивая крепкий кофе, ознакомиться с ее содержанием, как неожиданно экономка объявила о приходе посетителя.
 — Какой-то мистер Кристина — так он представился. Говорит, у него к вам срочное дело.
 Логан недоуменно глянул поверх газеты на свою экономку.
 — Я не знаю никакого...
 — Но он уверяет, что его имя вам хорошо известно.
 — Х-м... — Бен отложил газету. — Миссис Логан уже проснулась?
 Экономка отрицательно покачала головой.
 — Я только что заглядывала к ней. Она еще крепко спит. Но ей, по-моему, лучше.
 — Проведи его в библиотеку, Анни, — распорядился Логан. — Через минуту я буду.
 Экономка удалилась.
 Недовольно ворча, Логан направился в ванную, почистил зубы, тщательно причесался, с досадой разглядывая все более заметную седину в волосах, после чего вернулся в спальню и повязал галстук. Затем сунул под ремень брюк короткоствольный револьвер 38-го калибра и застегнул поверх него пиджак. Теперь он был готов идти в библиотеку.
 Посетитель стоял у книжной полки, лениво изучая корешки толстых томов. Он был высок, атлетически сложен и небрежно одет. Может, от того, как незнакомец держал голову, или от странного выражения его глаз, но Логан сразу же почувствовал себя не в своей тарелке. Желая избавиться от этого дурацкого ощущения, он нарочито громко притворил дверь и с вызовом спросил:
 — Что вам нужно?
 Посетитель широким жестом обвел книжные полки:
 — Мне нравится ваша библиотека, — заявил он. — Книги многое говорят о своем хозяине. У вас стоящие книги, капитан.
 — Я тоже так считаю, — враждебно произнес Логан. — Но, полагаю, к вашему визиту они не имеют никакого отношения. Что вам понадобилось в моем доме?
 Легкая улыбка скользнула по лицу гостя.
 — Мне всегда интересно знать, кто тот человек, которого я приговорил, — откликнулся он на удивление добродушным тоном.
 Логан внезапно ощутил слабость во всем теле. Он вздохнул, достал пистолет из-за пояса и швырнул на кушетку.
 — Так вы не один из них, — тихо сказал он. — Что ж, игра окончена. Я знал, что этот день настанет. Мне всегда было интересно, как я его встречу.
 — Ну и как? — вкрадчиво осведомился посетитель.
 — Вы знаете... с облегчением. Мы можем проделать все тихо? Моя жена больна...
 — Все зависит от нас, — пожал плечами гость. — Что с вашей женой?
 — У нее рак. Это длится уже десять лет, — печально сообщил Логан, слегка смешавшись от того, что человек, который явился подвести черту под его жизнью, неожиданно проявляет какую-то чисто человеческую заинтересованность. — Врачи говорят, надежды нет.
 — Сочувствую. Должно быть, она здорово боролась, если сумела протянуть столько лет.
 — Благодарю, вы правы. Храбрая женщина. — Логан, казалось, утратил чувство реальности. — Я думаю, она осталась жить только ради детей. Они теперь выросли и разъехались. Какой смысл дальше бороться? Так она, наверное, считает. Я не виню ее. Я тоже перестал бороться, судя по всему. К чему я это говорю? Я вовсе не взываю к... Ну, хорошо. Давайте закругляться. Что от меня требуется в данный момент? И на что я могу рассчитывать?
 — Я не полицейский, капитан, — спокойно сказал посетитель.
 Логан почувствовал, как у него нервно задергалось правое веко.
 — Вы не полицейский?
 — Нет.
 — А кто вы?
 Посетитель достал что-то из кармана и бросил Логану. Непонятный предмет с металлическим звоном упал возле самых ног Бена. Логан нагнулся и поднял с пола тяжелый блестящий значок. Некоторое время он с любопытством вертел его в пальцах, пока наконец не осознал, что же это такое. У Бена мигом пересохло в горле, и он с тоской посмотрел на свой револьвер, лежащий на кушетке.
 — Похоже, и впрямь игра закончена, — убито прошептал Логан.
 — Мне нравятся ваши книги. Теперь это так редко случается.
 — Ничего, если я сяду?
 — Пожалуйста, — ответил Болан.
 Стараясь не глядеть в сторону кушетки, Логан бочком опустился в кресло возле письменного стола.
 — У меня какая-то полная мешанина в голове сейчас, — признался он. — Это кошмар. Будто поймал жену в постели со своим лучшим другом. Или прилюдно надул на ковер.
 Несколько секунд гость не шевелился. Затем плавными шагами приблизился к Бену и раскованно уселся на край стола, одной ногой упираясь в пол, а другой непринужденно покачивая на весу.
 — Ты не первый, — сообщил он, раскуривая сигарету. — И ты не последний. Но для тебя еще не все потеряно, Логан. Ты можешь искупить свою вину.
 Логан вздохнул.
 — Нет. Я опозорил честь мундира. Я опозорил свою жену и самого себя. Этому нет искупления.
 — Твоя жена знает?
 — Слава Богу, нет! Из-за этого все и случилось. Я не мог позволить им... после всего, что она перенесла...
 — А вдруг она поймет именно так, как надо? Она же борец! Доверься ей. Ты еще молодой, энергичный мужчина. У вас давно уже, наверное, не было пылких, нежных отношений. Почему? Разве это нормально?
 Логана опять охватило чувство нереальности происходящего. Палач, Гнев Божий, Мак Болан собственной персоной бесцеремонно разгуливал по его, Бена Логана, библиотеке, демонстрируя при этом странное, почти дружеское участие в судьбе несомненного врага. И он выглядел искренним! По-настоящему озабоченным!
 Логан глухо возразил:
 — Она не вынесет этого. Ей придется увидеть  ту  пленку. — От мысли, что такое и впрямь могло бы произойти, Логана невольно передернуло. — Меня, должно быть, чем-то сильно трахнули по голове. Я даже не помню, как очутился там! Я проснулся, а с двух сторон — голые девки. Почти дети! Моложе моих собственных!
 — А что они хотели от тебя?
 Логан рывком поднялся с кресла и подошел к окну. Сейчас он просто не мог смотреть в глаза собеседнику.
 — Моя работа связана с охраной правопорядка. Вот и ответ на ваш вопрос.
 — Не совсем, — покачал головой Болан. — Мне нужны подробности.
 — Так взгляните хотя бы на проклятую «Кристину»! Зарегистрирована в Либерии, команда итальянская, а американские воды не покидала уже десять месяцев. Это плавучий арсенал, бордель, притон и еще черт знает что.
 — Это интересно. А что еще?
 — В прошлом месяце на озере произошло кораблекрушение. В кавычках, разумеется. Вероятно, они попросту устроили пожар в моторном отделении. Корабль загорелся, взорвался и затонул. Шестерых человек в одночасье не стало. Мои новые «друзья» предложили, чтобы наше расследование не вступало в противоречие с моими собственными интересами. И в отчет было записано кораблекрушение.
 — Кому принадлежало судно?
 — Местному журналисту, Джею Кармоди.
 — Чем он занимался?
 — Всего и не перечислишь. У него было много интересов. Вполне уважаемый в городе человек.
 — Он состоял членом вашего загородного клуба?
 — Да. Входил в исполнительный комитет.
 — С «Кристиной» он тоже был связан?
 — Вот уж не знаю.
 — Этот ваш загородный клуб — чистый?
 — Что вы имеете в виду?
 — Это просто собрание городских тузов, и только? Кливлендская Полусотня?
 — У нас больше пятидесяти членов, хотя не все из Полусотни состоят в клубе. А вот я, к примеру, его член.
 Болан ядовито усмехнулся:
 — Твоя должность оплачивается почти так же, как и должность полковника, верно? Сколько получается? Двадцать тысяч в год, включая довольствие?
 — Да, где-то так, — согласился Логан. — Но, чтобы стать членом нашего клуба, не нужно быть слишком богатым.
 — Но нужно быть очень чистым.
 Логан опустил глаза.
 — По крайней мере, в общественном мнении.
 — Тебе не хотелось снова сделаться чистым?
 — Я несколько раз вполне серьезно обдумывал возможность самоубийства.
 — Для твоей жены это был бы страшный удар.
 — Я знаю. Поэтому и живу.
 — Что ж... — Болан слез со стола и глубоко вздохнул. — Продержись еще чуть-чуть, капитан.
 — Вы собираетесь встряхнуть этот город?
 — Я уже начал, — спокойно отозвался Болан.
 — Могу я чем-нибудь помочь?
 — Старайся сохранить себя чистым — это и будет для меня лучшей помощью. Твоя жена может путешествовать?
 — Нет. Она постоянно принимает болеутоляющие средства.
 Болан нахмурился.
 — И все-таки я советую куда-нибудь уехать, пусть даже на карете «скорой помощи». Я уже здорово поддел ребят. Морелло непредсказуем. Ладно, я пошел.
 — Спасибо, — сказал Логан.
 Болан улыбнулся и вышел.
 Теперь Логан испытывал удивительное чувство, будто родился заново. Чувство головокружительной надежды. Чем все завершится, он не знал, но главное сейчас было другое: над Кливлендом подул новый ветер.
 Из передней раздались голоса — экономка прощалась с гостем. Затем входная дверь хлопнула, и наступила тишина. Логан приблизился к окну, глядя вдогонку Болану. Что и говорить — прекрасный человек. Прекрасный. И даже самые объективные передачи новостей не воздают ему и сотой доли того, чего он действительно достоин.
 Когда Болан спускался по ступенькам, к дому подъехал небольшой автомобиль. Молодая, смутно знакомая женщина выскочила из кабины, тотчас замерев при виде Болана. Где-то дальше по улице раздался надсадный вой двигателя — сюда спешил еще один автомобиль.
 Огромными прыжками Болан устремился к девушке. Почти в тот же момент с домом поравнялся роскошный лимузин, и бешеная пулеметная очередь взорвала покой тихого квартала.
 Логан инстинктивно бросился на пол. Стекла в окнах библиотеки брызнули во все стороны, и пули веером разлетелись по комнате, наискосок изрешетив дальнюю стену. Логан не чувствовал страха. Он испытывал лишь безысходное отчаяние. Едва обозначившись, прекрасный свежий ветер навсегда затих у порога Бена Логана, сметенный встречным ураганом пуль.
 Логан зажмурился и тихо застонал. В голове стояла совершенная пустота, и лишь перед мысленным взором бежали строчки, запечатленные в одной из книг, которыми так восхищался Болан несколько минут назад.
 «Не спрашивай, по ком звонит колокол... На острове нет никого... Колокол звонит по тебе».
 Не спрашивай, не спрашивай...




 Глава 9


 Небольшой автомобиль подъехал прямо к парадным дверям дома, и Сьюзан Лэндри выпрыгнула из кабины как раз в тот момент, когда Болан вышел на тротуар. Сьюзан сразу узнала своего недавнего спасителя и замерла возле машины, изумленная и смущенная одновременно.
 Прежде чем Болан успел отреагировать на столь неожиданное появление Сьюзан, его внимание уже переключилось на событие иного рода: в полуквартале от дома с обочины рванулся тяжелый лимузин и начал на бешеной скорости приближаться.
 Из заднего окна машины торчал зловещий черный ствол.
 Болан издал гортанный крик, предупреждая об опасности, и бросился к девушке. По-видимому, она не поняла его намерений, но даже в эти страшные мгновения Болан успел восхититься отменной быстротой ее реакции. Миловидное лицо исказила гримаса ненависти: в то же время чувственное тело напряглось для защиты. Поворотом корпуса она ловко ушла с линии ожидаемого нападения и тотчас крутанулась обратно для высокого — приемом каратэ — удара ногой, отлично поставленного и столь же отлично выполненного. Болан предплечьем блокировал удар и, продолжая движение, успел подхватить Сьюзан обеими руками, чтобы немедленно рвануться к укрытию. Они упали на лужайку перед домом Логана и стремительно покатились под защиту декоративной кирпичной изгороди высотой в фут. Болан мертвой хваткой прижимал девушку к себе — та судорожно дергалась, пытаясь высвободиться, и тут автомобиль поравнялся с ними. Раздалась пулеметная очередь.
 Только тогда Сьюзан все поняла.
 Она разом обмякла и затихла в объятиях своего спасителя. Болан ткнул ее лицом в траву и сверху прикрыл собой. Пули бешено лупили в стену совсем рядом с ними, обдавая их осколками кирпича и известковой пылью. От ужаса девушка непроизвольно застонала. Ее юбка задралась до талии, и оголенные бедра била беспрерывная нервная дрожь.
 Конец был таким же внезапным, как и начало. Автомобиль со свистом пронесся по улице, прибавляя скорость, и очень скоро звук его двигателя заглох вдалеке.
 — С тобой все в порядке? — спросил Болан.
 Сьюзан пробормотала что-то невнятное, потом резко села и ответила ему гримасой, которая, вероятно, должна была обозначать улыбку.
 — Боюсь, скоро это войдет уже в привычку, — сказала она дрожащим голосом.
 — Вредная привычка, — отозвался Болан. Он поставил девушку на ноги и принялся ее отряхивать.
 — Но-но! — отстранилась она. — Я сама себя похлопаю где надо.
 — Да ну тебя к чертям! — обозлился не на шутку Болан.
 Он повернулся и собрался идти прочь.
 Как раз в этот момент на пороге дома появился Бен Логан, зажимая в руке пистолет 38-го калибра. Глаза капитана бешено сверкали.
 — Я уже было решил, что они тебя пришили, — с облегчением выдохнул он, завидев Болана.
 — Поначалу мне тоже так показалось, — усмехнулся тот.
 — Ты ранен, — заявил Логан.
 Действительно, Болан был ранен, но легко. Горячая пуля пробила плащ у него на плече и чиркнула по коже, отчего теперь вниз стекла тоненькая струйка крови.
 Лэндри также заметила это.
 — Проклятый мой язык, — пробормотала она. — Извини, пожалуйста. Позволь мне...
 Будто не замечая, что она хочет перевязать его, Болан отступил на шаг и озабоченно обратился к капитану Логану:
 — То, что я говорил раньше, теперь не имеет смысла. Очевидно, они установили за вами наблюдение. Их не было здесь, когда я пришел, и тем не менее... Либо они просто перехватили эту леди и на всякий случай отправились следом за ней. Но, как бы то ни было, пора отбросить все колебания. Ты понял?
 Логан кивнул, соглашаясь.
 — Еще раз огромное спасибо. Я так и сделаю.
 В окнах соседних домов начали появляться обеспокоенные жильцы.
 — Скоро здесь будет полиция. Тебе, наверное, лучше...
 Но Болан уже зашагал прочь.
 Лэндри закричала:
 — Подожди!
 Ждать Болан не собирался. Не оглядываясь, он быстрой походкой направился к своему автомобилю, предусмотрительно оставленному у тротуара за несколько домов от места происшествия. Забравшись внутрь, он сразу включил зажигание. Задняя дверца распахнулась, и Лэндри скользнула на сиденье.
 — Похлопаешь меня? — сказала она, улыбаясь.
 Болан ответил ей высокомерной усмешкой.
 — Проклятый твой язык, — парировал он и погнал машину вперед.


* * *

 Девушка была картой для любой игры на кливлендском сукне Болана. Она ни на что пока не претендовала, никому не принадлежала да еще заявила Болану при первой же их встрече, что они — непримиримые соперники. В чем именно? В войне идей, важно сообщила она, а это могло означать все, что угодно. От реальной угрозы до пустого сотрясения воздуха.
 Соренсон охарактеризовал ее как несносную ищейку. Ублюдки Тони Морелло дважды за последнее время пытались прикончить ее. Спрашивается: зачем она пошла в дом к Логану? И почему так засмущалась, когда увидела там Болана?
 И почему, черт возьми, она была столь враждебно настроена к человеку, который дважды спас ее от неминуемой смерти?
 Несносная... Да, это подходящее определение. И все же он не мог не восхищаться Сьюзан. Такая молоденькая, такая женственная — и одновременно твердая, владеющая собой. Такая... какая? Пробивная? Точно. Девушка с пробойником... Возможно, в этом вся суть.
 Карта для любой игры — и хорошей и дурной.
 Неожиданно Сьюзан заговорила тихим, каким-то почти кающимся голосом:
 — Не держите меня за неблагодарную дурочку. Конечно, я невероятно обязана вам. Но, честное слово, я ничего не могу поделать, когда мой язык начинает работать сам по себе. Ума не приложу, откуда что берется. Иной раз такую гадость скажешь, а ведь в голове-то сидит совсем другое. Как будто два разных человека уживаются во мне.
 Болан бросил на нее косой взгляд, но промолчал. Она продолжила:
 — Вы имеете полное право не любить меня. Я это признаю. Итак, мы не можем быть друзьями. Но не вижу причин, почему мы не можем быть союзниками.
 Вот здорово, от соперников к союзникам!
 — Мы должны соединить наши усилия. И наши способности. Вы будете подтирать мой зад, я — ваш.
 Нет уж, покорнейше благодарим. Ее пробойник не вызывал ни малейшего восторга.
 — По правде, вы мне тоже не нравитесь. Вы — дикарь, а я ненавижу дикость. Единственная надежда для людей — мир, любовь и доброта.
 Вот почему леди овладела каратэ!
 — Но, разумеется, теперь я понимаю вас гораздо лучше. Особенно после недавних событий. Ваша жизнь с детства окружена жестокостью. И я догадываюсь, почему вы считаете, будто вашим единственно правильным ответом на все может быть только жестокость. Вы хотите соответствовать своему окружению.
 Да, девушка. Дурочка — самое верное слово.
 — И все-таки расхождения между нами не носят непреодолимого характера. Если бы вы забыли о своей вендетте, пока мы не покончим со всем этим беспорядком, если бы вы начали сопротивляться неуемному желанию стрелять во все, что вам не нравится, — ну, вы понимаете! — если бы мы оба чуть-чуть...
 Ого, она берет над ним шефство, словно учительница начальной школы, которая раз и навсегда определила для себя быть справедливой, но твердой со школьными хулиганами!..
 Болан насмешливо поинтересовался:
 — И что же это за такое «чуть-чуть»?
 — Ну... сотрудничество. Дружба. Даже, может быть, товарищество.
 — А что это конкретно означает?
 Словно не слыша скепсиса в его словах, она ответила с невозмутимым пафосом:
 — Да все, что захотите!
 Болан тихо хохотнул:
 — Это самое несоблазнительное предложение, которое я когда-либо получал.
 — Иди к черту! — взорвалась Сьюзан. — Я тут пытаюсь разговаривать с ним как... ну, словом...
 — Как с равным? — подсказал Болан.
 — Ты самый невозможный человек!
 — Нет, я просто человек, — спокойно возразил Болан. — Но я убежден: то, что я делаю, — делать необходимо. Не ради меня — ради тебя, ради миллионов подобных тебе. Конечно, согласен с тобой. Единственная надежда для людей — мир, любовь и доброта. Но попытайся перенести это на тех, с кем мы только что столкнулись. Они стреляют не кукурузными зернами. И те два садиста прошлой ночью уж никак не пытались крестить тебя. После уроков, которые ты получила, нормальный человек отказался бы от мысли, что наш мир — добрый мир. А что касается меня, то это не вендетта. Я редко чувствую тягу к убийству. Но я могу убивать и убиваю. Я не ищу оправданий этому — и менее всего перед тобой. Однако учти: я не выпячиваю грудь колесом после каждого успешного убийства. Я не горжусь убийствами. Просто я знаю: если не убить того-то и того-то, сотни, а может, и тысячи порядочных людей потеряют надежду обрести добрый мир, где правит любовь. Ты хочешь стать моим союзником? Тогда ты должна знать, в чем суть моей миссии. Имя ей — искоренение. Да-да, победивший в игре — убивает. И только так. Следом за стадом бегут волки, мисс Лэндри. И я намерен уничтожать каждого, которого встречу.
 — Каждого, — эхом повторила она.
 Болан вздохнул.
 — Надеюсь, теперь ты поняла?
 — Ты пощадил капитана Логана.
 — Он овца, а не волк.
 — Но он такой же, как и остальные. Он позволил себе продаться. Он офицер полиции, пляшущий под их дудку.
 — Он жертва самой старой игры, — печально отозвался Болан. — Заложник любви и ничего другого. Его кандалы — это сострадание... к одной отважной женщине, которая вот уже половину своей супружеской жизни неизлечимо больна. Твои друзья из клуба нашли его единственное слабое место и набросились на него, точно бригада хирургов — очень опытная бригада. Теперь он танцует под их дудку, все так, но будь уверена — это ему не нравится. Увы, скальпель хирурга нацелен в сердце этой отважной женщины. И никто, кроме Бена Логана, не в силах сдержать руку, занесшую скальпель. Могу ли я назвать его преступником? То же самое относится и к тебе. Ты попалась в ловко расставленные сети и сама того не заметила.
 На пару минут в кабине воцарилась тишина. Болан въехал в торговый центр, остановил машину и, откинувшись назад, чтобы открыть девушке дверь, на прощание сказал:
 — Удачи тебе, Сьюзан. Совет, который я дал тебе прошлой ночью, теперь не годится. Сейчас тебе лучше всего обратиться в полицию и попросить защиты. Не стоит с этим тянуть.
 Девушка рванула дверь на себя и не позволила ее открыть. Глядя в окно, она глухо произнесла:
 — Я не выйду из машины.
 — Ну ты даешь! — сокрушенно покачал головой Болан.
 — Пожалуйста, позволь мне остаться. Обещаю: больше я не буду хамить или читать лекции. Ну, пожалуйста, Мак!
 Болан побарабанил пальцами по приборному щитку, потом закурил и принялся резкими затяжками наполнять кабину синими клубами дыма. Наконец он сказал:
 — Это место — не лучшее для тебя, Сьюзан! Они следуют за мной по пятам. Мало того, что рядом со мной опасно находиться, ты учти и другое: твое соседство сейчас опасно и для меня. Ты — постоянный источник непредсказуемых забот. Ты...
 Она подняла свои огромные лучистые глаза на сурового, могучего человека, сидящего перед ней, и тихо-тихо, но с нажимом произнесла:
 — Я ведь тоже одна из овец. Вспомни-ка свои слова. Ты мне нужен, Мак.
 — Это звучит как капитуляция, — мрачно заметил Болан.
 — Так оно и есть. Пожалуйста, прими ее. Я тебя очень прошу.
 Болан вздохнул и, ничего не говоря, вырулил машину на широкую запруженную автостраду.
 Карта для любой игры...
 С чего бы это, черт возьми, ей вдруг капитулировать?




 Глава 10


 Болан перевел девушку на другую безопасную квартиру — в районе Шейкер Хайте, на противоположной стороне Кливленда.
 — Ты оставишь меня здесь? — спросила Сьюзан с беспокойством.
 — Мы оба останемся здесь. На некоторое время, — уточнил Болан.
 — И сколько же у тебя таких мест, скажи на милость?
 — Хватает, — улыбнулся Болан, — таково неудобство всякой войны. Безопасные квартиры безопасны лишь единожды.
 — А потом приходится их навсегда покидать? То есть ты снимаешь по всему городу квартиры — и только ради того, чтобы в какой-то из них, смотря по обстоятельствам, короткое время передохнуть? Но это должно стоить безумных денег. Где ты их берешь? И вообще, как я понимаю, ты ведешь невероятно расточительный образ жизни.
 — У меня джентльменское соглашение с ребятами. Я позволяю им время от времени делать вклады в мою войсковую кассу. Думаю, это лучший способ использования грязных денег.
 — Да ты сущий Робин Гуд! И до чего оригинально: ты вынуждаешь врагов финансировать их собственное же уничтожение. А, по-моему, ты просто грабишь их.
 — Почему бы и нет? — пожал плечами Болан.
 — Но ведь грабеж — всегда грабеж, — презрительно сказала Сьюзан. — Откуда бы деньги ни пришли, они кому-то до этого принадлежали. И должны быть возвращены законному владельцу.
 — Может, ты объяснишь, как это сделать. Я готов честно распорядиться всем капиталом. Но постой-ка! Ты же обещала не читать лекций.
 — Это не лекция. Это интеллектуальная беседа.
 — Вот и держи свой интеллект неприкосновенным, — холодно отрезал Болан. — Банда, которой я занимаюсь, — это международная организация. Ее годовой доход превышает валовый национальный продукт многих небольших государств. Значительная часть этого дохода поступает от вполне добровольных пожертвований трудящихся всего мира. Мелкими купюрами — от многочисленных игральных автоматов, плавательных бассейнов, шумных сборищ и других подобных штучек; пригоршнями долларовых банкнот — от азартных игр, салонов массажа и добропорядочных борделей, от скачек, торговли горючим, от миллионов тихих вымогательств, происходящих на улицах наших городов каждый день; корзинами стодолларовых бумажек — от рэкета, взяток, даваемых промышленникам, финансовых мошенничеств и ограбленных компаний. Мы не вступили еще в область преуспевающих казино, массовых ограблений, украденных и подделанных ценных бумаг и другого, внешне законного, бизнеса, вполне конкурентоспособного на свободном рынке. Вернуть все назад? Ты не найдешь таких, кто захотел бы взять. Наоборот, все эти бедные олухи, не дожидаясь дня получки, помчатся выкладывать еще больше, чем им причитается.
 — Ты нарисовал мне ужасную картину, — прошептала Сьюзан. — А я-то уже возомнила, что ты и есть мой прекрасный тихий великан.
 — Почему тихий? — заинтересовался Болан.
 — Шутка, не бери в голову. Между прочим, надеюсь, в этой чудесной безопасной квартире имеется ванная? Хотелось бы как следует осмотреть все новоприобретенные синяки.
 Болан указал на дверь ванной комнаты, а сам подсел к телефону, чтобы связаться со своим восточным информатором.
 — Есть для тебя много полезного, — сообщил Таррин. — Судья Дейли почти в отставке. У него больше нет незаконченных дел. Он не проводит слушаний, хотя прежние дела все еще в его компетенции.
 — Какие дела? — оживился Болан.
 — Правительственная антимонопольная кампания.
 — Ага.
 — В данной области его авторитет по-прежнему непререкаем. Любое его суждение сразу становится широко известным и воспринимается едва ли не как подлинное откровение.
 — Ага, — повторил Болан.
 — Вот уже много лет подряд ни одно его решение не было оспорено в судах высшей инстанции.
 — Так-так, это интересно. По крайней мере, есть над чем подумать.
 — Тогда слушай дальше. Последние два года жизни Оджи Маринелло наш знакомец Тони Морелло провел за решеткой. Оджи считал его неуравновешенным и крайне опасным типом. А почти год назад даже затевался разговор о подписании контракта на этого парня. Имей в виду, Тони занимается распространением садистских фильмов. Более того, он сам производит подобные фильмы. Нам достоверно известны две ленты, отснятые им. Но, наверняка, он выпустил гораздо больше. Мы доберемся и до них.
 — Кто это «мы»?
 — Те, кого интересует это в нашем ведомстве.
 — О'кей, — сказал Болан. — Что еще?
 — В прошлом году стало известно, что Морелло пытался выскользнуть из тюрьмы. У него была кое-какая недвижимость, размещенная в Финиксе и Техасе. Через подставных лиц он курировал парочку казино в Неваде, а также финансировал нескольких воротил наркобизнеса. Кроме того, он осуществил несколько крупных сделок, связанных с провозом наркотиков через Канаду. Полагаю, это не простое совпадение, что он вышел на волю, едва Оджи умер и был похоронен.
 — Иными словами, он все-таки переиграл соперника?
 — Да, в последний год. Кстати, совсем забыл: он активно импортирует людей. Ну, из Сицилии, сам понимаешь.
 — Я подозревал это, — вздохнул Болан. — У него есть транспортное судно.
 — С тех пор, как ты разгромил последнюю шайку, подобные штучки запретили раз и навсегда.
 — Да, закрутили карусель.
 — Это уж точно.
 Сьюзан вернулась из ванной и, тихо ступая, направилась к креслу в дальнем конце комнаты. На девушке не было ничего, кроме банного полотенца, закрепленного под мышками и едва достающего до бедер.
 Не глядя на нее, Болан сообщил в трубку:
 — Ну вот, я теперь не один. У меня очаровательная компаньонка, которую надобно холить и беречь.
 — Боюсь, это окажется не самой легкой проблемой в твоей жизни, — хмыкнул Таррин.
 — Буду стараться. Есть какие-нибудь подробности?
 — Конечно. Сьюзан Лэндри. Два года назад окончила школу журналистики в Государственном университете штата Огайо и получила степень бакалавра. Происходит из уважаемой семьи этого штата. Ее дед по матери — Франклин Адамс Рейсман, в настоящее время крупная шишка в системе законодательной власти штата Огайо. Ее отец — главный компаньон респектабельной юридической фирмы в Колумбусе. Сама Сьюзан какое-то время работала в нескольких газетах штата. Сейчас работы не имеет. По словам ее шефа в «Плэйн Дилер», у него возникло подозрение, что параллельно с основным местом службы она еще подрабатывала в качестве внештатного корреспондента в каком-то крупном государственном еженедельнике. Но так ли это на самом деле, он не берется утверждать.
 — Все понятно, — кивнул Болан. — Никакого отношения к происходящему теперь, правда?
 — Абсолютно.
 — Ладно, мне надо идти, — подытожил Болан. — Проведаю тебя позже. Обнимаю и целую.
 — Смотри там, — наставительно проворчал Таррин и повесил трубку.
 Болан встал и, по-прежнему не глядя на девушку, отправился на кухню заваривать кофе. Сзади послышались легкие шаги. Обернувшись, Болан обнаружил, что Сьюзан стоит в дверях с нахально-вопросительным выражением на лице, не решаясь, однако, переступить порог.
 Болан заложил руки за спину и насмешливо произнес:
 — Я смотрю, ты здесь уже вполне освоилась. Вот и отлично. Через минуту будем пить кофе.
 — А мне показалось, ты большой поклонник шоколада, — саркастически заметила она.
 — Всему свое время. Раньше был шоколад, теперь — кофе.
 — Можешь вылить его в унитаз, — раздраженно ответила Сьюзан.
 — Попридержи-ка язычок, — посоветовал Болан.
 — Ты собрался куда-то уходить?
 — Нет, я собрался отдыхать.
 — Ты знаешь, что я имею в виду. Тебе не по душе моя компания, так?
 — Ну хорошо, — Болан испытующе поглядел на нее. — И чем же прикажешь мне заняться?
 — Можешь посмотреть мои ушибы.
 — Зачем?
 — А за тем, что я получила их по твоей милости! У тебя здесь хреновое маленькое зеркало — ни черта нельзя разглядеть. Вдруг у меня начнется гангрена или еще что похуже?
 — Не беспокойся, твои раны я уже осмотрел. Они возникли вовсе не из-за меня. Твои приятели в бассейне постарались от души.
 — Я говорила о новых.
 — Ах, есть еще и новые! Но я-то тут при чем?
 — У тебя невероятно жесткий блок. А потом ты швырял меня, как куклу, по всему саду.
 Болан удовлетворенно хмыкнул:
 — Ладно, покажи, что у тебя там.
 — Ты хочешь заниматься этим прямо на кухне?
 — А что?
 — Нет уж, я так не согласна.
 — Где твои ушибы, Сьюзан? — терпеливо произнес Болан.
 — Пошел к черту! — взбесилась она и пошла прочь.
 Болан рассмеялся и стал ждать, когда кофе будет готов. Затем наполнил чашку и понес ее в ванную. Дверь спальни была закрыта. Болан снял пиджак и портупею, стянул рубашку и промыл небольшую рану на плече.
 Значит, гостья его — журналистка... Это интересно.
 Он достал из аптечки флакон с антисептиком и направился в спальню. Девушка лежала ничком на кровати, даже не сняв покрывала. Влажное полотенце валялось рядом на полу. Мягко похлопав ее по упругому заду, Болан присел на край кровати и сказал:
 — Займемся делом. Ты позаботься о моих ранах, а я — о твоих.
 Не отрывая лица от подушки, Сьюзан глухо выкрикнула:
 — Иди к черту!
 У нее действительно был обширный кровоподтек прямо под ягодицей. Болан вздохнул и направился в ванную. Смочив холодной водой полотенце, он вернулся к девушке и прижал полотенце к синяку.
 — У тебя очень интересный зад, — заметил он как бы между прочим.
 — Что значит — интересный? — проворчала Сьюзан.
 — Ну, с мужской точки зрения.
 — Я так понимаю — возбуждает?
 — Именно. Ты очень точно употребляешь слова.
 — У меня есть в запасе еще парочка точных слов, мистер супермен. Специально для тебя.
 — Не сомневаюсь. Судя по всему, тебя неплохо обучали в школе журналистики.
 Прелестный зад разом напрягся и окаменел.
 — Какой ты умный, — сказала Сьюзан.
 — Я думал, мы начнем с взаимопонимания.
 — Чепуха! Ты же не принял мою капитуляцию.
 Болан смазал свое плечо антисептиком и швырнул через комнату мокрое полотенце. После чего встал и сбросил с себя остатки одежды. Сьюзан перевернулась на спину, посмотрела на него снизу вверх и — улыбнулась.
 — Эй, — сказала она, глядя с нескрываемым вожделением, — я очень сексапильная, правда?
 Болан мягко отвел устремленные к нему руки.
 — Сначала мы должны привести в порядок дела.
 — О'кей, — хмыкнула Сьюзан. — Тогда прежде всего ты расскажешь, откуда тебе известно о школе журналистики.
 — Именно с этого мы и начнем, мисс Лэндри, — жестко ответил Болан. — Затем ты расскажешь мне, как с выгодой использовала свою степень бакалавра в плавательном бассейне в Пайн Гров.
 Вместо ответа Сьюзан нежно обвила руками могучий торс Болана и прижалась к нему со всей пылкостью, на какую только способна женщина.
 — Черт возьми, Сьюзан! — ошеломленный, пробормотал Болан.
 Наступил тот момент, когда война — любая война — неизбежно прекращается и уступает место нормальному влечению мужчины и женщины друг к другу.
 — Не будем сражаться, — прошептала Сьюзан. — Установим перемирие. Перемирие.
 Что ж, она оставалась журналисткой даже в постели. И если ей захотелось использовать существительное в качестве глагола, Болан не имел ничего против.
 Впрочем, то, что между ними спустя минуту произошло, никак нельзя было назвать перемирием — напротив, это было подлинное сражение. Но Болан многое отдал бы, чтобы на земле остались лишь такие, восхитительные войны, где каждая сторона не только не терпела поражения, а становилась все счастливей и сильней. Сначала обе армии выставили разведочные и патрульные дозоры, затем провели атаки и контратаки, отступили с отводом боевых частей, предприняли фланговые маневры и осуществили полный фронтальный натиск на центр, после чего перегруппировались и принялись окружать друг друга — снова и снова, пока, наконец, окончательно не вымотались.
 Да, это была потрясающая война, и уж за ней последовало настоящее почетное перемирие, нежное и отзывчивое.
 — Ты чудесный великан, — простонал генерал одной из сторон.
 — Ну и бакалавр с пробойником! — восторженно откликнулся другой.
 — Прекрасный головорез. Ты меня изнасиловал.
 — Ну, это нормально. Мир и Любовь. Ты меня тоже изнасиловала.
 — Дважды.
 — А я имел тебя лишь раз.
 — Попытайся. Я вызываю тебя.
 — Боже, а еще сердилась из-за каких-то плевых синяков.
 — А кто мне понаставил их, садист ты этакий!
 — А кто все время кричал: «Атакуй, атакуй»?!
 — Ну, все, мой сердитый дикарь. Довольно. Это был последний удар. Пора опять установить перемирие.
 — Не уверен, что мне это под силу, — устало отозвался Болан.
 Но он знал, что способен еще ох как на многое.
 В каждой войне — так подсказывал ему опыт — должно быть, по крайней мере, одно большое перемирие. И выражается оно глаголом или существительным — не важно, но оно должно быть. Одно.
 А иногда два.




 Глава 11


 — Вы не можете переговорить с ним прямо сейчас, — уведомил Фредди Бьянки звонившего. — Он провел трудную ночь и только сейчас отправился спать. Скажите мне, а я передам, как только смогу.
 — Годится, — согласился главарь отряда боевиков. — Ему это все равно не понравится, так что если передадите вы — мне же лучше.
 Бьянки простонал:
 — Выкладывай, черт побери!
 — Я направил команду, как и было велено. И все держал под наблюдением. Томми Забо и парочка ребят наблюдали за парнем из береговой охраны.
 — Ты сказал «наблюдали», Гас?
 — Да, в том-то и дело. Томми хороший помощник, как ты знаешь, но иногда он вдруг начинает бежать за прыгающим мячиком и спотыкается.
 — Да, выдержки ему не хватает, — подтвердил Бьянки.
 — Короче, он следил за этим парнем и тут внезапно повстречался с маленькой мисс Частный Детектив. Она подъехала сразу вслед за Томми. Он засек ее моментально, способный, быстро соображает.
 — Слишком быстро, я подозреваю.
 — В этот раз — да. Мысль-то у него была правильная — ведь он знал, что Тони хотел избавиться от шлюшки.
 — И как же он поступил?
 — Никак, все сорвалось. Невесть откуда появился чертов Болан и все испортил. Томми, наверное, уже целую милю отмахал, удирая от дома, когда наконец сообразил, кто это был такой. Он передал мне по радио, и я велел ему потихоньку возвращаться — поглядеть, что там и как. Да еще вторую машину послал ему на подмогу. Там же полно полицейских. В таратайке этой шлюхи осталось не меньше пятидесяти дыр от пуль. Томми лупил наверняка. Окно в доме разбито. Сосед, правда, говорит, никто не пострадал. И еще, по его словам, парень из береговой охраны вместе с экономкой деранул оттуда — сразу, как приехала полиция. У него, видите ли, больная жена. Знакомые песни! В общем мы его потеряли, Фредди.
 — Ну-ну, — желчно отозвался Бьянки.
 — Что еще хуже, эта шлюха осталась с Боланом. Сдается, они и парень из охраны что-то замышляют.
 — А теперь послушай, Гас. Если ты думаешь, что я передам все это Тони, то подумай еще раз. Он уже потерял судью и чуть не свихнулся от этого. Чуть не свихнулся, ты понял?
 — Возможно, судья еще не до конца для нас потерян.
 — Гас, не мели чепухи.
 — Вовсе нет. Я десять минут как из больницы. Мне сказали, что ему гораздо лучше.
 — Гас, ты в своем уме? Если он выкарабкается, то считай, что всем нам крышка. Никак нельзя этого допустить! И отвечать будешь лично ты!
 — Я не могу этого допустить?
 — Естественно. Так и Тони сказал бы. Пойми же, наконец. Боевик ты, а не я. Судья, как только выйдет из больницы, сразу же начнет вопить, что его чуть не убили. А он должен молчать!
 Гас тяжело вздохнул:
 — О'кей. Я позабочусь об этом. Но мне не нравится, Фредди, как у нас вдруг пошли дела. Сплошные неудачи. Мои ребята недовольны. Они ведь понимают, отчего так получается.
 — Не говори так, Гас!
 — Интересно, почему? Я же не лгу. Все знают: этот сукин сын Болан где ни появится, вытворяет, что захочет. Вот ребята и злятся. Да и я, по правде, неспокоен. Что мы ждем, черт подери? Кого? Ах, Болана... Прекрасно! Да никто не представляет толком, как он выглядит, откуда может появиться каждую секунду? А он, пока мы тут ворон считаем, подкрадется незаметно — и считай потом покойничков. И жди, когда тебе еще раз врежут.
 — Ты это хотел передать Тони?
 — Ну, примерно.
 — Слушай, какого черта? Постыдился бы!
 — Утихни. Ты не понимаешь. Я что говорю: может, всем нам на время отступил,? Тони отведет свою шлюпку и возьмет отпуск. И мы заодно. Пусть этот парень рыщет по городу, сколько угодно. Долго он здесь крутиться не станет, Фредди. Не может он себе этого позволить. Мне кажется, так нам вернее всего уцелеть.
 — Из-за одного какого-то вонючего мерзавца — и всем становиться на уши?! Бред! И ты вот так, безнаказанно, позволишь ему вытурить тебя из твоего собственного города? Гас, у тебя что-то с мозгами, ей-богу!
 — Да послушай же, Фредди!
 — Нет, это ты послушай! Времена изменились, Гас. Это тебе не попойка и не девки, которых ты можешь оставить на потом, чтобы вернуться к ним, когда будет настроение. Тут замешаны крупные деньги! Это Уолл-стрит, это Цюрих и Вашингтон! И все повязаны друг с другом. Чуть где заклинит — и все полетит к чертям. Вот почему Тони бесится. У него все давным-давно расписано, все просчитано, все работает, как часы. Ты понимаешь или нет, дурья башка, что от него сейчас зависит, вступит какая-нибудь крупная шишка в новую должность либо ей покажут красный свет. Решает Тони. Думаешь, он эту выгоду упустит? Так что — брось, забудь об отпуске. Ты должен был прикончить этого сукина сына — как только он тебе попался на глаза. Ты обязан был наводнить улицы боевиками и перекрыть кислород этому ублюдку. А ты не сделал ничего! Я уверен: Тони так бы и сказал тебе.
 — Ну, хорошо, — устало отозвался Гас. — Я не спорю. Но ты ведь знаешь, чего я хочу. Я просто выпускаю пар.
 — Слава Богу, что только по телефону. И в моем присутствии.
 Гас нервно усмехнулся.
 — У меня в котле паров не так уж много, Фредди. Ты это учти. Когда Тони проснется, скажи ему, что Гас все держит под -контролем. Пока, надеюсь, это действительно так.
 Голоса сменились громким шумом, что означало: телефонный разговор закончился, и дальше запись шла вхолостую.
 Болан нажал кнопку на пульте и задумчиво посмотрел на девушку.
 — Вот как, — тихо сказал он.
 — Если их послушать, ты просто гигант какой-то, — мрачно заметила Сьюзан. — Болан, Болан, всюду Болан — и нет от него спасения. Ладно, шучу. Ты просто молодец, что из-за судьи Дейли поднял на ноги всю полицию. Когда состоялся этот разговор?
 Болан справился с показаниями электронного дисплея.
 — Меньше часа назад. У нас все идет прекрасно.
 Девушка поежилась.
 — Много бы я дала, чтобы узнать, о каких таких «больших шишках» шла речь. И что может быть связано с Цюрихом, Вашингтоном и Уолл-стрит?
 — Вероятно, какая-то финансово-политическая петля, — откликнулся Болан. — Похоже на некое расписание движения денег, причем значительных сумм.
 — Можешь дать мне копию этого разговора?
 Болан усмехнулся:
 — Для твоего альбома с вырезками?
 — А разве это впоследствии не пригодится?
 — Тебе — нет. Если бы ты всерьез изучала проблему «источников информации», ты бы знала, что ни один суд не примет эти данные к рассмотрению.
 — Ну, хорошо, к черту источники. Я просто хотела бы иметь копию.
 — Это я сделаю, можешь не сомневаться.
 — Их беседа велась внутри фантастического болановского «броневика». Они осуществили незаметное «проникновение» в штаб-квартиру Морелло в пригороде Кливленда и «вытянули» записывающие устройства, установленные там Боланом в первый день его пребывания в городе.
 Сейчас фургон, превратившись в некое подобие катера, тихо скользил по безмятежной озерной глади.
 Бортовые системы наблюдения буквально ошеломили Лэндри. С подобными «игрушками» она столкнулась в первый раз.
 — Нет, я решительно не понимаю, как это все работает, — возбужденно произнесла она. — По твоим словам, ты устанавливаешь в доме «звукозаписывающие устройства», а потом...
 Болан перебил ее:
 — В том-то и фокус, что эти устройства являются приемопередатчиками. Их не нужно помещать внутрь. В помещениях обычно устанавливают разные жучки. Но, как ты понимаешь, в штаб-квартиру Морелло я войти пока не в состоянии. Впрочем, мне это и не нужно. Есть и другие способы. Ну, например: вот ответвление телефонного провода. Оно идет снаружи здания, и потому легкодоступно. А вот — межсоединительное ответвление.
 — Что это значит?
 — Всего лишь то, что оно соединяется с удаленными детекторами.
 — Поразительно! Какой-то совершенно новый мир! — воскликнула Лэндри, блестя глазами. — Но давай теперь с самого начала. Что такое звукозаписывающее устройство?
 — В данном случае — миниатюрный приемопередатчик, иначе говоря, приемник и передатчик в одном корпусе, куда также вставлено маленькое магнитозаписывающее устройство. Оно работает на очень низкой скорости и запускается звуком. То есть включается автоматически, как только раздается звук. И так же отключается по окончании разговора. Вместе с тем я могу запускать приемопередатчик сигналом с моего пульта управления.
 По соответствующей команде записывающее устройство переключается в режим воспроизведения и с очень высокой скоростью избавляется от накопленного, сбрасывая его на приемопередатчик. А уж дальше всю эту информацию я использую по собственному усмотрению. Таким образом данные, собранные за двенадцать часов, можно уложить в двенадцать минут.
 — Что-то я не очень понимаю...
 — Что тебя интересует — быстрое проигрывание? Ладно. Ты, вероятно, слышала запись на ускоренной ленте, когда голоса звучат, как в мультфильме? Тот же самый принцип, но ускорение настолько велико, что можно услышать лишь резкий тонюсенький писк. Словно одна бесконечная нота — в ней как бы сжата вся запись. Моя аппаратура усваивает этот писк и преобразует его в нормальную импульсную запись, для чего нужна, разумеется, особая программа.
 — Но это только звукозапись? И только здесь, на твоей аппаратуре?
 — Конечно. Я могу накапливать большие количества данных. У меня в блоках памяти записей — на многие месяцы. Точно так же обстоит дело и с видеоданными.
 — Что?
 — Видеоданные. Видеоленты, понимаешь?
 — Подожди, у меня уже мозги болят. Уж не хочешь ли ты сказать, что можешь втиснуть телевизионные программы в... звук?
 — Безусловно. Телевидение — это иллюзия. Картинки не посылаются по воздуху, наподобие фотографий. Все эти занятные телевизионные зрелища приходят с электромагнитными волнами как простые электрические сигналы. Хотя и не такие простые, если разобраться. Но уже не за горами день, когда ты сможешь покупать такие записи в виде компакт-дисков. Вставила в проигрыватель, подключенный к телевизору, — и смотри на здоровье. Любая телепередача, любой фильм, любой концерт. Впрочем, и на видеокассетах тоже получается неплохо. Электроника нынче творит чудеса.
 — И у тебя здесь есть видеодокументы?
 — Несколько тысяч. Морды преступников, места происшествий и все такое. Запрограммировано в компьютере, мгновенный доступ.
 — Давай вернемся к звукозаписывающим устройствам, — сказала Лэндри. — Как я поняла, ты можешь записать все, что угодно?
 — Не совсем. Для этого мне нужно находиться в радиусе действия приемопередатчика. В большинстве мест на земле он равняется примерно миле. Я всего лишь щелкаю тумблером на пульте и — нате вам, утечка мозгов! Они всасываются прямо сюда, в мою коллекцию.
 — Как при космических полетах, да? — с благоговением спросила Лэндри.
 — Именно так, Сьюзан. Наши космические зонды имеют очень похожие устройства или даже аналогичные.
 — Фантастика! Как, впрочем, и ты сам. Ты — фантастический человек. Можешь принять извинения от очень глупой девчонки?
 — Нет, — ответил Болан. — Просто извинениями ты от меня не отделаешься.
 — Тогда проваливай к черту!
 — Благодарю. Уже собрался.
 Лэндри прижалась к нему и запустила руку под его рубашку. Он погладил ее пальцы сквозь тонкую ткань и вдруг заревел:
 — Эй, прекрати! Мы летим прямо на дамбу!
 И действительно, в тот момент, когда она прильнула к нему, они едва не врезались в дамбу.
 — Ну, хорошо, хорошо, — проворчал Болан, — я принимаю извинения от очень глупой девчонки.
 — Слишком поздно, — рассмеялась Лэндри. — Я забираю их назад. Просто так ты от меня тоже не отделаешься.
 — Да, похоже, Болан вновь влюбился. Хотя и понимал, что потерять голову сейчас — смертельный риск.
 — Но сердцу не прикажешь. В том-то и беда.




 Глава 12


 Лежа в постели рядом с Лэндри, Болан спросил:
 — Почему ты не сказала мне, что ты газетный корреспондент? Что тут такого?
 Сьюзан раздраженно повела плечом:
 — По двум веским причинам. Во-первых, это неправда. И, во-вторых, это вообще не твое дело.
 — Теперь это мое дело.
 — Ну, хорошо, пусть так. Но я больше не работаю для газет. Ненавижу эту работу. Ненавижу. Ты когда-нибудь был в газетном издательстве? Шум. Суета. Сидит сотня людей и стучит по пишущим машинкам. Непрестанно звенят телетайпы. Вот я и ушла. Кроме того, мне нравится моя свобода. Сама себе даю задания. Работаю, когда хочу и как хочу. Так гораздо лучше.
 — Значит, ты пишешь статью?
 — Конечно.
 — Ну, а почему ты мне не рассказала?
 — Смеешься? Что, секретный агент болтает налево и направо, чем он занимается? Я числюсь внештатным сотрудником. Меня это устраивает. А ты — новичок, да к тому же незваный.
 — Вот о каком соперничестве ты говорила!
 — Я говорила?
 — Ну, не я же! Мол, так и так, мы с тобой — соперники.
 — В определенном смысле — да.
 — После моей деятельности весьма обширно, — заметил Болан. — Ты была для меня — кот в мешке. А я живу на необитаемом острове, запомни. И потому порой затрудняюсь сразу отличить друзей от недругов.
 — Так ты действительно думал, что я могла быть врагом?
 — Было несколько моментов. Поначалу.
 — А теперь?
 Он нежно погладил ее бедро.
 — Наихудший из всех, с которыми я сталкивался. Мне кажется, ты лишаешь меня последних сил.
 — Называй меня Далилой, — усмехнулась Лэндри.
 — Как ты докатилась до работы в Пайн Гров?
 Она тесно прижалась к нему.
 — Ты допрашиваешь меня?
 — Вроде того.
 — Хорошо. Тогда ты, наверное, желаешь знать только правду и ничего, кроме правды?
 — Как сумеешь.
 Лэндри удовлетворенно хмыкнула.
 — В нашей местности произошел ряд насильственных смертей. Однако ничто не указывало на убийства. Несчастные случаи. Самоубийства. И все — в высшем обществе. Люди словно с ума посходили. Затем это прекратилось. И каждый говорил по этому поводу какую-нибудь глупость, ну, вроде: беда никогда не приходит одна, и прочее.
 — Это прекратилось шесть месяцев назад, — сказал Болан.
 — Точно, умница. Если ты все знаешь...
 Болан прервал ее:
 — Я просто почувствовал, что те события имеют касательство к моим нынешним делам. Но не могу уловить связь.
 — Не знаю, что привело тебя сюда, но я решила малость присмотреться. Обычное журналистское любопытство, как ты понимаешь. И кое-что я нашла.
 Это «кое-что» привело меня прямехонько в Пайн Гров.
 — Что ты нашла?
 — Список имен. Отпечатанный на машинке список имен. Всего двенадцать. И все — жертвы несчастных случаев или самоубийств. Каждое имя помечено крестиком.
 — Пайн Гров, — напомнил ей Болан.
 — Давай сначала выясним наши этические позиции.
 — О'кей, в чем загвоздка?
 — В том, что я отказываюсь служить наводчиком убийце. Все, что я тебе говорю, не подлежит использованию в личных целях. Ради... стрельбы по мишеням.
 — Ты опять за свое? Ладно, я уважаю твою чувствительность. Но уважай и ты мои чувства. То, что ты называешь убийством, я именую долгом. При желании мы могли бы выработать какой-нибудь промежуточный, приемлемый для обоих, рабочий термин. Я готов оставлять в живых всякого, чье имя, сообщенное мне тобой, будет снабжено грифом «не для личного пользования». Ты согласна?
 — Звучит малоубедительно, господин великан. Ты лучше пообещай, что не будешь убивать вообще никого.
 — Но ты же знаешь, что этого я не могу сделать. Я исполняю свой долг так, как его понимаю. Речь вовсе не идет о справедливости, Сьюзан. Я не ношу повязку на глазах. У меня нет суровой беспристрастности полицейского или, скажем, прокурора, или судьи. Моя задача — выявить врага и уничтожить его. Если я...
 — Короче, ты намерен уничтожить всех обнаруженных волков?
 — Именно так. Но я очень разборчив. Я очень осторожно присматриваю себе мишени.
 Сьюзан, содрогнувшись, слегка отодвинулась от него:
 — Как хладнокровно ты говоришь!
 А ты желаешь, чтобы кровь лилась рекой? Ты считаешь, что цель оправдывает средства?
 — У меня в голове не укладывается, как можно вот так, запросто...
 — Кто-то должен, — мрачно отозвался Болан. — Просто так случилось, что именно я стою первым номером в этом списке дежурств.
 — Смешно!
 — Хотелось бы. Увы, это не так. Сьюзан, откажись от журналистики.
 — Пошел к черту.
 — Серьезно. Ты найдешь хорошего человека, выйдешь замуж и поселишься, где захочешь.
 — Не надо подталкивать мои ноги к выходу.
 — Я говорю без шуток.
 — Можешь шутить или плакать — мне все равно. Но я горжусь своей работой. Она у меня получается. Когда-нибудь я получу Пулитцеровскую премию. Четыре года в университете обошлись мне в кругленькую сумму. Вряд ли стоило просаживать столько денег, чтобы потом всю жизнь заниматься домашним хозяйством. Пойми: то, что я делаю, для меня очень важно.
 — Ну, хорошо, тогда обратимся к моему примеру, — предложил Болан. — У меня за плечами двенадцать лет очень дорогой подготовки. К тому времени, как я покинул Вьетнам, правительство США вбухало в меня несколько сотен тысяч долларов. Я — один из самых обученных солдат, которых когда-либо готовила наша страна. Я в совершенстве владею любым типом оружия, применяемого в нашей армии. Кроме того, для меня не составляют проблем разработка и создание новых видов вооружения самой невероятной мощности. Я мог бы показать тебе сотню способов, как убивать людей, не оставляя на их теле никаких следов. Путем специальных тренировок я развил у себя фотографическую память, способность по нескольку дней жить без пищи и воды, а также видеть в темноте, как тигр. В джунглях среди разноголосого гомона я слышу треск сломанного сучка на расстоянии в сто ярдов. Я способен рассказать тебе об устройстве и реальных возможностях любого двигателя в наземном, воздушном или водном транспорте. Мне не составило бы труда написать руководство по использованию любых взрывчатых веществ и даже, наверное, по электронным средствам слежения. Я уже не говорю про учебник по военной тактике и стратегии. Если в местонахождении, в костюме или в поведении человека наличествует хоть малейшая несообразность — я подмечаю ее моментально. По сути, подобное умение я довел до уровня настоящего искусства — возможностей для этого было сколько угодно. Во Вьетнаме одной из моих постоянных задач было проникновение на вражескую территорию, выявление тех или иных гражданских и военных руководителей и их уничтожение. А подобраться к ним, как ты понимаешь, было вовсе непросто.
 — Да, весьма впечатляет, — пробормотала Лэндри.
 — Я рассказываю это отнюдь не для того, чтобы произвести впечатление. Ты должна уяснить одну простую вещь. Вот перед тобой совершенная боевая машина по имени Мак Болан. И ты говоришь ей: перестань убивать, займись чем-нибудь другим — разводи, к примеру, пчел. А я говорю тебе: исключено. Враг — повсюду враг. И в Европе, и в Азии, и в Америке. И в Кливленде — в том числе. Врагов множество, и все они коварны и опасны. И я не вижу никого, кто пожелал бы, а тем более сумел бы отличить волков и овец. Тогда как я способен на такое, хотя удовольствия от этого не получаю ни на грош. Будь рядом кто-то, способный взвалить мои заботы на себя, я с легким сердцем ушел бы на покой. Но в том-то и беда, что заменить меня некому. Куда ни посмотришь, волки режут овец. Разве можно отвернуться и пустить все на самотек? Нет, Сьюзан, я прагматик и по-своему отвечаю за порядок на земле. Ты считаешь меня слишком хладнокровным. Ничего не понимаешь: прагматизм всегда хладнокровен. И войны хладнокровны. Нельзя иным путем навести чувствительное поражение. Поэтому я действую не импульсивно, отстреливая случайно подвернувшихся волков. Я планирую военные кампании. И у волков нет шансов уцелеть.
 — Умом я это понимаю, — пробормотала девушка. — Но сердцем!.. Неужто наше перемирие окончено?
 — Ну, почему же? Я не нуждаюсь в одобрении. Мне довольно и обычного сотрудничества. Как ты с этим списком вышла на Пайн Гров?
 Лэндри обреченно вздохнула.
 — В верхней части листа была вписана еще одна фамилия. Соренсон, Мел. Он управляющий в Пайн Гров. Надеюсь, больше вопросов нет?
 — Я разговаривал с Соренсоном несколько часов назад, — заметил Болан. — Учти: я не трогал его.
 Этот парень сам себе подписал приговор, спутавшись с Тони Морелло. Если тебя это утешит, то имей в виду: Соренсон даже не подозревал, что Морелло собирается тебя убрать. В твоем списке значился судья Дейли?
 — Да. Я пыталась предупредить его. Так я и попалась.
 — Где ты взяла этот список, Сьюзан?
 — Извини, информация не для посторонних.
 — О'кей, не буду настаивать. Идем дальше. Что, по-твоему, означает такой список?
 Сьюзан пожала плечами:
 — Ума не приложу. Можно гадать сколько угодно. Но, конечно, должно быть и какое-то разумное объяснение. Достаточно простое. То есть без крови и прочей жути. Все, перечисленные в списке, были членами загородного клуба. Возможно, выделили именно тех, кто заслуживал особых знаков внимания. Если так, то не должно удивлять, почему погибшие члены клуба оказались вычеркнуты. И все же что-то меня настораживало. Я чувствовала, что здесь кроется материал для очень серьезной статьи. И потому я решила провести собственное расследование.
 — И ты устроилась на работу в клуб.
 — Да. Дважды меня вызывали на ковер из-за моего любопытства. Но на самом деле я не нашла никаких особенных улик. А то, что обнаружила, толковать можно было как угодно. Затем я подслушала беседу Соренсона и Тони Морелло. Я, конечно, знала, кто такой Тони Морелло. Достаточно прислушаться, о чем болтают полицейские. А я ведь в этом городе уже полгода! Так — из беседы — я выяснила, что Соренсон просто вынужден был отправить Эдвина Дейли в этот гнусный плавучий бордель.
 — Ага, существование «Кристины» перестало быть для тебя секретом.
 — Ну, о таких вещах узнаешь как раз очень быстро, — ответила Сьюзан. — По-моему, любой в Кливленде знает о «Кристине».
 — Кто-то строит грандиозные планы относительно этого города, — задумчиво проговорил Болан.
 — Конечно! Тони Морелло — это очевидно.
 — Тони Морелло простой бродяга. Такие задачи ему не по плечу.
 — Боюсь, ты ошибаешься. Но я бы хотела предпринять еще одну попытку и все-таки разобраться в этой истории. Ты мне разрешаешь?
 Болан неопределенно хмыкнул:
 — Обычно я стараюсь избегать военных корреспондентов. Они разглашают слишком много секретов.
 — Ну, мне-то ты можешь довериться. Ты уже достаточно изучил меня. Я всегда стояла на твердых моральных позициях. И свято блюла анонимность своих источников.
 — Здесь зона боевых действий, — напомнил ей Болан. — Может быть очень жарко. А точнее, уже стало.
 — Я уже получила крещение, — в тон ему отозвалась Сьюзан. — Так что обещаю быть примерной девочкой.
 — Все решаю я, — предупредил Болан. — Будешь делать только то, что я скажу и когда скажу. На поле боя демократия умирает первой. Я веду, ты — следуешь. И точка.
 — О'кей, принимаю.
 Так и провели Сьюзан Лэндри и Мак Болан это очень пасмурное утро в жилом отсеке «броневика».
 Болан с самого начала понимал, что допускает ошибку — женщине не место в его войне, слишком велик риск.
 Но Лэндри уже ступила на тропу войны. Одно утешало: теперь Болан мог контролировать поступки девушки и держать ее, по возможности, перед глазами. Последнее особенно радовало его. Ибо с каждым часом, проведенным подле Сьюзан, ему все больше нравилось общаться с ней. Чертовски нравилось.
 До такой степени, что он даже боялся задаться вопросом: ну, а что же потом?..




 Глава 13


 Кливлендский порт расположился под прикрытием длинного волнолома, который протянулся на юго-запад — от Гордон Парка к Эджуотер Парку, разделяя акваторию на Западную и Восточную Бухты. На пологом берегу разместились несколько яхт-клубов, небольшой аэропорт, обслуживающий частные и коммерческие рейсы, а также грузовая часть порта и места массовых гуляний горожан.
 В одну из таких зон отдыха, открытых для въезда транспорта, Болан и направил свой боевой фургон.
 — Ну, а теперь пора и за работу, — бодро сообщил он Сьюзан.
 Подойдя к электронному пульту, он включил компьютер, после чего ввел данные, полученные за последние часы. Затем, используя связь по радиофону через систему Белла и код секретного доступа, он подключился к Национальному Центру Данных в Вашингтоне.
 — Что ты делаешь? — спросила Лэндри, заглядывая через плечо Болана.
 — Вызываю Вашингтон, — ответил тот. — Пришло время выявить нескольких волков. — Он вынул пластиковую карту и считал впечатанные там коды программы. — Отлично, — пробормотал он, больше для себя, чем для собеседницы. — Здания корпораций — и американских, и многонациональных.
 — Не хочу в это верить, — качнула головой Лэндри.
 — Ну, а в чем теперь проблема? — осведомился Болан, вводя в компьютер программные коды.
 — Ты что, пользуешься правительственной линией связи?
 — Почему бы и нет? Было бы соответствующее оборудование и умение его применять по назначению, — усмехнулся Болан.
 — Мне это не нравится. Выходит, каждый, кто пожелает, может вмешиваться в частную жизнь людей по всей стране?
 — Ты сообразительная девушка. Подожди-ка минутку, сейчас я тебе кое-что покажу.
 Экран бортового компьютера ожил, и по нему строка за строкой побежала передаваемая информация. Скорость, с какой это происходило, едва ли была доступна для восприятия обычного человека, но ведь за пультом сидел не кто-нибудь, а сам Мак Болан! С отрешенным видом он, не мигая, глядел на экран. Изредка, заметив что-то интересное, он непроизвольно издавал тихий одобрительный возглас.
 Минуты через две экран погас.
 — Черт меня возьми! — озабоченно пробормотал Болан.
 — Узнал что-нибудь важное? — справилась девушка. — Я так ничего не разглядела. Нельзя сделать распечатку данных?
 — Мне это не нужно, — резко ответил Болан. — Достаточно того, что вся информация в бортовом компьютере. Я могу затребовать ее в любое время.
 — Неужели у тебя и вправду фотографическая память? — поразилась Лэндри. — Никогда такого не встречала. Но меня беспокоит эта проклятая утечка информации. Получается, можно ввести мое имя — и через минуту вся история моей жизни как на ладони?
 Болан кивнул:
 — Все необходимое. Дай мне номер карточки социального обеспечения — и я покажу тебе фокус.
 — Нет уж, благодарю. Так что ты выудил из Вашингтона?
 — Я предложил им список клиентов Пайн Гров с требованием выдать информацию по каждому из них. Ты даже не представляешь, какой тут запутанный клубок интересов. Это предстоит еще хорошенько обдумать.
 — Я не давала тебе такого списка! — вскинулась Сьюзан.
 — Мне дал Соренсон.
 — Благодарю, дружок.
 — На здоровье, подружка. Мое доверие к тебе безгранично, но я не пренебрегаю и другими информаторами, если вдруг подвернутся. Ладно, хватит об этом. Что ты знаешь о взрывчатых веществах?
 — Абсолютно ничего, — озадаченно заморгала Сьюзан.
 Болан направился в кормовую часть, к складу оружия, и открыл массивный ящик, похожий на сейф.
 — Что ты собираешься взрывать? — с тревогой осведомилась Лэндри.
 Болан достал нечто, завернутое в черную вощеную бумагу. В свертке оказался большой ком плотного тестообразного вещества.
 — Они собираются в полдень вывести корабль из порта. Придется им помешать.
 — Эй! — крикнула Лэндри. — Не станешь же ты взрывать корабль в доке! Весь порт перевернется.
 — Ну, я мог бы потопить суденышко на месте, не повредив ничего вокруг. Эту старую галошу легко вскрыть даже консервным ножом. Но зачем захламлять порт? Зачем мешать движению других кораблей? Это и вправду неразумно. Так что же ты мне посоветуешь?
 — Вызвать береговую охрану, — едва слышно пролепетала Лэндри.
 — Они не смогут задержать судно. Какое оно совершило нарушение? Иностранное классификационное свидетельство жестко ограничивает права береговой охраны. Именно поэтому корабли, принадлежащие американским гражданам, как правило, регистрируются в Либерии. После чего они вольны плыть, куда хотят. Итак, что же делать?
 — Ловишь меня на удочку, — неуверенно проговорила Сьюзан. — Сам-то ты все уже давно решил.
 — Да, — чуть торжественно подтвердил Болан. — Я собираюсь оторвать у «Кристины» винт.
 — Что оторвать?
 — Винт, пропеллер. Штуку, благодаря которой она двигается.
 — Я знаю, что такое пропеллер, — обиженно отозвалась Лэндри. — А у «Кристины» должен быть громадный винт. Ты собираешься его взорвать?
 — Ага. — Болан отщипнул кусочек от тестообразной массы. — Налеплю несколько фунтов вот этой прелести на вал винта, приложу ударный детонатор, и, как только вал провернется, винт отлетит. Если повезет, то заодно и часть вала. В любом случае, кораблик перестанет двигаться.
 — Но это, наверное, очень рискованно, — заволновалась Лэндри.
 — Я умею обращаться со взрывчаткой.
 — Нет, я о другом: вдруг кто-нибудь увидит?
 Болан усмехнулся.
 — Не исключено. Я еще не научился становиться невидимкой. Вся хитрость именно в том, чтобы заставить непрошенных свидетелей видеть только то, что я хочу им показать. Это довольно сложно, поскольку я не смогу воспользоваться аквалангом.
 — И вот эта штука будет работать под водой?
 — Она работает везде. Но в основном ее применяют как раз для подводных взрывных работ.
 — И все равно я очень беспокоюсь, — сокрушенно вздохнула Лэндри.
 Закончив приготовления, Болан тщательно обмотал пластиковой пленкой маленькую металлическую коробочку. Затем сменил одежду, надев джинсы «Левис», теннисные туфли на резиновой подошве, голубую хлопчатобумажную куртку и нацепив на голову черную вязаную шапочку морского патрульного. Положил в водонепроницаемый футляр испытанный «шмайссер» и несколько запасных магазинов, после чего собрался выходить.
 Лэндри сидела у пульта внутреннего управления, хмуро глядя на приборы.
 — Не рыпайся, — приказал Болан. — Я буду отсутствовать примерно час. Из машины никуда не отлучайся и, ради Бога, ничего не трогай.
 — А если, вернувшись, ты здесь меня не застанешь? — с вызовом поинтересовалась Лэндри.
 — Подивлюсь твоей глупости. И буду долго за тебя молиться.
 — До свидания.
 — До свидания, Сьюзан.
 — Не целуй меня.
 — И не собираюсь.
 — Почему?
 — Потому что ты явно раздражена.
 — Вовсе нет.
 — Не рыпайся, — строго повторил Болан и вышел.
 Позже он пожалеет, что не поцеловал ее.


* * *

 На «Кристине» готовились к отплытию. Горючее, вода и запасы провианта уже были доставлены на борт. По сходням и палубам туда-сюда сновали матросы, капитан и помощники стояли на мостике, отдавая последние распоряжения.
 На главной палубе, опершись о перила, две почти голые красотки с любопытством наблюдали за всей этой суетой. Заметив их, Болан нахмурился. Из телефонного разговора, который записала его подслушивающая аппаратура, однозначно следовало, что всех «девочек» велено отправить на берег. Очевидно, эти две не числились в «девочках». Кем же они тогда были?
 Из трубы вырвались клубы дыма. Со стороны носа к «Кристине» подошел маневровый буксир. Матросы, державшие линь, весело переговаривались с командой буксира. Судя по произношению и отдельным словечкам, моряки были итальянцами.
 Выждав, пока закрепят буксирный канат, Болан направил свою моторную лодку к буксиру, подошел к нему вплотную и перебрался через борт. Капитан буксира с дружелюбным любопытством обернулся к новоприбывшему.
 — Когда отправляетесь? — спросил Болан.
 — Минут через десять, — ответил капитан. — А что, какие-то проблемы?
 Болан изобразил смятение на лице.
 — Да вот — нужно спуститься и осмотреть проклятый винт.
 — Ну так спускайтесь, только побыстрее. Хотя погодите!.. Вы без акваланга?
 — Мне только глянуть, — смиренно отозвался Болан. — Не стоит из-за этого переживать.
 Капитан пристально посмотрел на Болана, должно быть, прикидывая его возможности.
 — Что ж, для быстрой проверки у вас время есть. Но, случаем, не засните там. — Он засмеялся. — Они запустят винт, как только мы выведем корабль из дока.
 Болан широко заулыбался в ответ.
 — Потому-то я первым делом и поставил вас в известность. Подождите, пока я не вылезу.
 — Да ты, парень, просто ковбой!
 Они весело отсалютовали друг другу, и Болан вернулся к себе на лодку. Отцепившись от буксира, он погнал свое суденышко к нависающей веерообразной корме «Кристины». Все шло прекрасно.
 Болан сбросил туфли и, прикрепив металлическую коробочку к поясу, перевалился через борт в воду. На удивление, она оказалась очень холодной да к тому же очень мутной, так что действовать нужно было едва ли не на ощупь. Все же Болану удалось определить примерную длину вала — не менее десяти футов. Когда он вынырнул, чтобы глотнуть воздуха, капитан буксира смотрел в его сторону. Болан нырнул снова, уселся на вал, обхватив его ногами, и принялся прилаживать взрывчатку. Ему еще дважды пришлось подниматься на поверхность, прежде чем все было закончено. Вынырнув в последний раз, он отметил, что капитан буксира начинает проявлять очевидные признаки беспокойства.
 Болан забрался в лодку и вновь подошел к буксиру.
 — Что-нибудь не так? — встревоженно поинтересовался капитан.
 Болан ответил, тяжело дыша:
 — Нет, все в порядке. Просто плохая видимость, вот и пришлось несколько раз нырять. Передайте на корабль: винт будет работать как зверь. Хоть на самолет ставь — так помчит!..
 Капитан буксира прощально помахал ему рукой. Уже отъезжая, Болан слышал, как капитан докладывал о результатах «осмотра» на мостик «Кристины». Стоявший там парень громко засмеялся и выкрикнул что-то по-итальянски.
 Болан тоже расхохотался. В таком вот отличном расположении духа он и добрался до общественного пирса, где решил непременно дождаться того момента, когда у «Кристины» наконец заработает винт.
 Но вся его веселость мигом испарилась, едва Болан заглянул в кабину «броневика».
 Он отсутствовал минут сорок. Много бы он дал сейчас, чтобы точно узнать, сколько же отсутствовала Лэндри.
 Словно ее здесь и не было никогда... Только у пульта, приколотая к креслу, виднелась записка: «Мне необходимо кое-что выяснить. Я помню номер твоего телефона. Свяжусь с тобой позже». И подпись: «Мир и Любовь».
 — И тебе того же, глупышка, — пробормотал Болан в пустоту.
 Никогда еще ему не было так одиноко.




 Глава 14


 Болан не верил, что Сьюзан Лэндри снова свяжется с ним. Она сбежала просто потому, что не могла смириться с образом его жизни, не могла — а возможно, и не желала — принять его точку зрения. Что ж, вот и прекрасно. Всего хорошего. Чего ради ей поступаться своими глубоко укоренившимися принципами? Чтобы ублажить живого мертвеца? Смешно!
 Тем не менее сам факт ее ухода заставил Болана на некоторое время задуматься. Неужели он до такой уж степени конченый человек, как считала Сьюзан? И впрямь — была ли по-настоящему осмысленной вся его война, если глядеть на нее со стороны? Раз за разом вокруг возникали новые кучи дерьма взамен расчищенных ранее. В таком случае — по меркам нормальной человеческой морали — чего он в действительности добился, обильно оросив землю кровью врагов, даже не своих собственных, а в значительной мере абстрактных, врагов, как он считал, всего рода людского?
 Допустим, Лэндри права. И, допустим, вся нынешняя жизнь Мака Болана — не более, чем дурная пародия на полноценную, достойную жизнь. Так что же, считать теперь его каким-то недочеловеком, «жалким атавизмом давно ушедших веков», как изволил выразиться некий фельетонист?
 Болан поймал свой взгляд в зеркале заднего вида и невольно поразился увиденному: у него были влажные глаза!
 Проклятье!
 Он себя жалеет! Почему? Лишь потому, что какой-то шмакодявке, какому-то напыщенному ребенку, которому впору было бы работать классной дамой в допотопной провинциальной школе, не нравятся его поступки?
 Да ну ее к черту!
 От всей души Болан послал Лэндри свое пылкое «прощай». Конечно, часы, проведенные с нею в постели, были чудесны. Но не только это нужно сердцу и разуму солдата. Особенно разуму. Поскольку несходство взглядов, в принципе непреодолимое, не могло в итоге вызвать ничего другого, кроме тихой ледяной ярости. А она не способствует ни делу, ни сближению людей.
 Превращенный в катер, боевой фургон выплыл в ту часть залива, где не было других судов, и теперь Болан мог хорошенько рассмотреть кливлендский порт. Два буксира тащили поврежденную «Кристину» к месту ее прежней стоянки.
 Болан улыбнулся с мрачным удовлетворением и направил «броневик» на северо-запад — к широкому проходу, соединявшему залив непосредственно с озером Эри. Пора было пощипать кое-кого из местной «знати».
 Судя по последним данным, полученным из Вашингтона, там в верхних эшелонах власти возникло некоторое беспокойство, не обязательно, впрочем, связанное с действиями Палача. Скорее всего, правительственных чиновников всерьез начали волновать участившиеся в Кливленде случаи мошенничеств. Если бы удалось доказать, что здесь замешан Тони Морелло, можно было бы уверенно сказать: в столице благополучно прохлопали возникновение и расцвет одной из крупнейших и опаснейших в стране банд головорезов.
 Похоже, Болан вступил в игру в наиболее подходящий момент. Шайка Морелло переживала пиковый — критический — период своего развития, и ее члены начинали грызться друг с другом, как пауки в банке. Это был неизбежный этап в существовании всякого, достаточно мощного преступного клана. Болан знал: в подобной ситуации достаточно небольшого, но очень точно направленного толчка извне — и равновесие внутри системы разом нарушится, и все малоприятные события приобретут лавинообразный характер, предвещая близкую катастрофу.
 Вот таким-то «катализатором краха» и собирался выступить Мак Болан.
 — Выйдя из залива на открытую воду, Болан развернул «броневик» на юг, в сторону Гордон Шорс. Чуть погодя он подключил рулевой пульт и предоставил бортовому компьютеру управлять машиной самостоятельно. Сам же он вызвал на дисплей схему города и ввел в цифровой преобразователь все имена из добытого в Пайн Гров списка. Тотчас в различных точках на схеме города запульсировали красные огоньки. Они указывали на те места, где «корпорации» Морелло очень скоро придется позаботиться о своей безопасности.
 Болан жаждал сражения.
 И теперь, глядя на карту Кливленда, он видел перед собой по меньшей мере дюжину предстоящих битв.


* * *

 — За все деньги Китая я не согласился бы стать полицейским, — буркнул водитель, пребывая в мерзком расположении духа. — Это ведь кошмар: ничего не делать, а только ждать, ждать... День и ночь, день и ночь... Ничего себе работенка!
 — В Китае полицейские денег не получают, Хоппи, — усмехнулся Джонни Кармине, глава команды боевиков. — Все, что они получают, — это одежду да рис.
 — Я так и думал, — не унимался Хоппи. — Но даже если бы мне платили, я все равно не брал бы ни цента. Полицейский надзор, Джонни, самая паскудная штука на свете.
 — Он не любит полицейского надзора! — повторил Кармине двоим боевикам, сидевшим позади.
 Оба парня нервно засмеялись.
 Водитель разозлился:
 — Чего они смеются? Эй! Они же ни черта не поняли, что ты им сказал.
 Как бы мы еще отвязались от этих бродяг?
 — При помощи... — Кармине щелкнул пальцами и очень тихо проговорил: — Пистолетов!
 В каждое заднее окно мгновенно высунулась пушка, предохранители зловеще клацнули. Кармине ткнул локтем водителя и сказал:
 — Видал? — он сделал рукой знак в сторону заднего сиденья, и пушки словно испарились. — Эти парни попали в лузу.
 — Ну и копошились бы себе на корабле, — проворчал водитель. — От них у меня мурашки по спине.
 — А вот объявится здесь этот парень — будешь рад радехонек, что мои ребята рядом, а не на корабле.
 — Парень не появится. Чего ему здесь делать?
 — Нельзя знать заранее, Хоппи, нельзя.
 Кармине потянулся и вскинул бинокль.
 — Видно что-нибудь? — спросил водитель спустя минуту.
 — Одно дерьмо, — вздохнув, отозвался Кармине. — Кабак тих и спокоен, как рождественская ночь. Бьюсь об заклад, он сейчас там и трясет задницей от страха.
 — Думаешь, знает, что мы здесь?
 — Откуда? Скорее всего, до смерти боится, что к нему вдруг пожалует этот недоносок. А может, и нет. Интересно, понимают ли его ребятки, что на самом деле происходит?
 — Я и сам не понимаю, — признался водитель. — Можешь обернуться и спросить своих любителей спагетти.
 — Брось, Хоппи, меня уже тошнит от твоих подковырок. Лучше не трогай парней.
 — Как скажешь.
 Тут в зеркале заднего вида водитель заметил странный автомобиль.
 — Кто-то едет, — сообщил он.
 — Автофургон, — сказал Кармине, в свою очередь посмотрев в зеркало заднего вида. — Его только здесь и не хватало.
 — Они теперь шастают где угодно, — ответил водитель, разглядывая приближающуюся машину.
 Целый дом на колесах... Из-за проклятых дымчатых стекол совершенно невозможно разобрать, что там внутри...
 Большой восьмиколесный фургон двигался медленно, нерешительно, словно шофер что-то высматривал. Чуть позади автомобиля с боевиками он вдруг резко остановился, потом снова тронулся и, заехав на тротуар, обогнул машину Кармине. На расстоянии ста футов впереди нее он окончательно заглушил мотор.
 — Вот сукин сын, — прорычал водитель. — Весь вид загораживает!
 — Умолкни! — невольно напрягшись, приказал Кармине. — Смотри в оба.
 Из фургона вылез здоровенный парень и с сомнением принялся озираться. На нем были брюки из хлопчатобумажной саржи и куртка, какие носят актеры в видеороликах, рекламирующих сигареты. Наряд дополняла ковбойская шляпа. В руке парень держал небольшую бумазейную сумку белого цвета, аккуратно, точно пакетик с ланчем, подвернутую сверху.
 — На пикничок, никак, собрался, — прыснул водитель.
 — Заткнись! И не спускай с него глаз!
 Боевики на заднем сиденье нервно зашевелились: о чем шел разговор, они не понимали, однако по тону догадались, что возникли какие-то осложнения. Парень неторопливо направился кмашине с боевиками. Из уголка его рта вызывающе торчала незажженная сигарета. Когда он приблизился, водитель опустил стекло и злобно проорал:
 — Не загораживай дорогу, ты! Вали отсюда!
 Поравнявшись с Хоппи, парень небрежно коснулся кончиками пальцев полей шляпы и без предисловий объявил:
 — Хоуди. Разыскиваю номер 3215.
 — Такого здесь нет, — огрызнулся водитель.
 — У тебя что, пекарня на колесах? — съязвил Кармине.
 — Убери ее, ковбой, — настойчиво повторил Хоппи.
 — Хорошо, — кивнул парень. — Больше я не буду вам мешать.
 С неожиданным проворством он через раскрытое окно швырнул бумазейную сумку на заднее сиденье и тотчас опрометью бросился к своему фургону.
 — Эй! — растерянно вскрикнул Хоппи. — Ты чего?
 — Вот так штука, — ничего не понимая, пробормотал боевик, к которому на колени хлопнулась сумка. — Это...
 — Нет! — вдруг завопил Кармине. — Выбрось ее!
 Но итальянец соображал чересчур долго.
 Хоппи и Кармине рванулись было к «пакетику с ланчем», однако даже той быстроты, с какой они среагировали, на сей раз оказалось недостаточно.
 Жуткий взрыв разворотил тяжелый лимузин, расшвыривая во все стороны пылающие металлические части вперемешку с окровавленными кусками человеческих тел. В непостижимую долю секунды на том месте, где только что стоял автомобиль и пассажиры его вели неспешный разговор, возник фонтан всепожирающего адского огня.
 Позже в городских теленовостях будет заявлено: «Пока невозможно даже определить, сколько людей находилось в машине. Это работа экспертов. Что касается взрыва, то в настоящее время удалось только установить, что внутри автомобиля разорвалось очень мощное устройство. Подрывной заряд, по-видимому, находился на заднем сиденье. Он разнес весь автомобиль. Крышка багажника оказалась отброшенной на тридцать футов. Среди остатков автомобиля обнаружены также металлические обломки различного оружия, в том числе двух легких полуавтоматических винтовок. При дальнейшем расследовании мы уделим этому факту особое внимание».
 Официальное заявление не содержало, однако, упоминания о значке снайпера, найденном возле развороченного автомобиля. Этому факту полиция сразу же уделила особое внимание.




 Глава 15


 Болан отлично понимал далеко идущие планы Морелло. Он мог предвидеть его шаги, даже не подслушивая передаваемые по телефону инструкции, которые неслись из штаб-квартиры на Кайахога. В своих поступках Морелло неукоснительно следовал давно известному правилу: стремительное нападение — лучшая защита. Он разослал своих головорезов, чтобы те неусыпно следили за каждым, чье имя содержалось в «списке голубков» из Пайн Гров. Предполагалось, очевидно, что Лэндри или Соренсон, или они оба выдали Болану эти имена. Морелло не столько «охранял» данных людей, сколько использовал их как наживку для противника. В такой логике не было ничего удивительного, если тот, кто затевал подобное, верил, что двое противников будут играть в одну и ту же игру и в одно и то же время. А эту игру, с какой стороны ее ни рассматривай, Болан понимал очень хорошо.
 В тот вечер после удачного нападения ему повезло еще раз буквально через двадцать минут. У заводской конторы близ Вашингтон Парка Болан наткнулся на Джеральда Парму и его команду. Их уже не на шутку встревожило, что подразделение Джонни Кармине упорно не отвечает на вызовы по радио. Тем не менее четверо боевиков в автомобиле Пармы никак не прореагировали на появление высокого человека в фермерской спецовке, который вышел из лесочка и беззаботно зашагал к месту их стоянки.
 Ярдах в пятидесяти от машины человек остановился, достал из внутреннего кармана своей мешковатой спецовки какой-то сверток, после чего неспешно развернулся и направился обратно.
 В это время Парма по рации докладывал на Речную Базу:
 — У нас все в порядке. Никого, кроме рабочего с фермы. Похоже, придурок высматривает место, где бы подрочить. А мы ему мешаем.
 Шофер внезапно встрял в разговор:
 — Здесь поблизости нет ферм, Джерри. Ни одной.
 Боевик позади Пармы пронзительно вскрикнул: «Смотрите!» — и схватился за пулемет.
 «Рабочий с фермы» опять стоял к ним лицом, однако теперь в руках у него поблескивал короткий оружейный ствол. Парма инстинктивно бросился на пол, по ошибке решив, что имеет дело с обычным обрезанным пулеметом. Но это был не пулемет, а гранатомет М-79, который стрелял 40-миллиметровыми реактивными снарядами, начиненными взрывчатым веществом: Оружие пыхнуло едким дымом, и тотчас снаряд врезался в заднюю дверцу. Прячась за нею, один из боевиков отчаянно пытался поймать на мушку нападавшего. Тщетно! Мощный взрыв буквально подбросил тяжелый автомобиль, и в следующий миг машину охватило пламя. Двое на заднем сиденье были убиты на месте. Парма что-то надсадно кричал, силясь укрыться на полу, под приборной доской. Взрывная волна выбросила водителя из кабины, и теперь он, в горящей одежде, корчился на земле. Секунду спустя новый снаряд врезался в автомобиль — стена огня взметнулась еще выше, и отчаянные крики тотчас смолкли. Наконец пламя подобралось к бензобакам, и они оглушительно лопнули. От прекрасного лимузина остались только жалкие обломки.
 Горящий водитель на четвереньках выполз из-за разбитого капота и принялся судорожно вертеться на месте, силясь сбить с себя пламя. В пятидесяти ярдах от пожара раздался третий хлопок — и третий снаряд помчался к цели, неся гибель и одновременно избавление от мук. Человеческий факел завалился на бок и больше уже не шевелился.
 Мужчина в спецовке с равнодушным лицом постоял еще несколько секунд, высматривая, нет ли поблизости непрошеных, случайных глаз, затем сунул в кобуру большой серебристый пистолет, повесил на плечо гранатомет и быстро зашагал прочь.
 Десять минут спустя он нанес очередной удар — к западу от места предыдущей бойни, в престижном жилом районе. Вилли Сентенниал и его команда практически так ничего и не поняли, хотя все погибли с пистолетами в руках. Что-то врезалось в их автомобиль, разбив заднее окно и мгновенно наполнив салон удушливым газом. Когда задыхающиеся боевики попробовали выбраться из машины, невидимое автоматическое оружие четырежды пропело свою мстительную песнь, и все четверо замертво свалились у обочины.
 Палач вновь ступил на тропу войны.
 И теперь весь Кливленд знал об этом.


* * *

 Болан выключил экран секторного обзора и развернул фургон в направлении Речной Базы. По ней также предстояло нанести удар, но не в числе первоочередных. Пока же, проведя несколько пробных огневых атак, Болан собирался хорошенько оценить, насколько оказались задетыми «нежные чувства» Тони Морелло.
 Опасаясь ненароком «засветить» свой бортовой аппарат, Болан остановился у первого же уличного телефона и позвонил Лео Таррину.
 Тайный агент отозвался почти сразу.
 — Кажется, дело сдвинулось, — сообщил ему Болан. — У тебя есть какие-нибудь новости для меня?
 — Я проверил тот загородный клуб, — ответил Лео. — Никаких порочащих данных. Но насчет Кливлендской Полусотни ты оказался прав. Большинство из них связаны с клубом. У этого, с позволения сказать, братства жуткая разрушительная сила, даже если ее использовать только для развлечения. Тебе известно, сколько в нашей стране заключается сделок за джином и тоником?
 — Предполагаю, — усмехнулся Болан. — По-моему, я уже начал нащупывать кое-какие нити. Поверь, это сущий гордиев узел. Александр Великий разрубил его мечом. Вероятно, мне придется последовать его примеру. Не волнуйся, последствия меня нисколько не страшат. Ты уже слышал отдаленный гром?
 — Нет еще, но это и не удивительно. Я ведь говорил тебе: Морелло мало кому обязан в этом городе. Чем бы он ни занимался, он все делает самостоятельно. Кстати, насчет гордиева узла. Ты обожжешь себе задницу, дружище. Федеральные органы легко выйдут на тебя. Ты и так успел наделать слишком много шума прежними своими подвигами, и поэтому Броньола начинает беспокоиться.
 — Я его понимаю, Лео. Он славный парень.
 — Разумеется. Так вот, среди кливлендской элиты я не нашел ни одного, кто обладал бы достаточным политическим весом. Лучше поищи в других местах. Если у кого-то реальная дальняя цель, он должен нуждаться в крепкой политической основе. От этого и пляши.
 — Стараюсь, — подтвердил Болан. — Впрочем, я еще не выявил всех игроков. Пока я сумел определить только одно — сферу интересов.
 — Ну, и как там обстоит дело?
 — Все — на уровне догадок, хотя, конечно, есть и более или менее обоснованные предположения, — задумчиво ответил Болан. — Ты не слышал, каков долгосрочный прогноз погоды?
 — Погоды? Вроде нет. А что?
 — Синоптики предупреждают, что нынешняя зима будет рекордно холодной.
 — Разве у нас до сих пор энергетический кризис? Или возникли какие-то непредусмотренные нюансы?
 — Пока не знаю, — отозвался Болан. — А что касается энергетического кризиса, то он вовсе не преодолен. Смягчен немного — только и всего. Это-то меня и беспокоит. Допустим, зима и впрямь окажется дьявольски холодной: температура упадет ниже нуля, и так продлится месяц или два. Вся промышленность северо-востока будет заморожена. Какова для этого региона ситуация с топливными резервами? Достаточно ли запасов нефти? Сколько природного газа?
 — Ты спрашиваешь меня?
 — Именно.
 — О'кей, я попытаюсь разузнать. Но ты ведь кое-что уже нащупал, разве нет?
 — То ли да, то ли нет. Конечно, кому-то мой вопрос покажется почти бредовым, и все же я хотел бы знать: способны ли какие-нибудь хваткие операторы монополизировать рынок в этом регионе?
 — Не думаю, — ответил Таррин. — Такими вещами слишком сложно манипулировать. А ты хочешь сказать...
 — Никакими конкретными сведениями я не располагаю. Но я внимательно просмотрел сеть топливопроводов в регионе, уделяя особое внимание тем участкам, где, как я выяснил, сидят люди, так или иначе вовлеченные в игру Морелло. Очень непросто было распутывать этот клубок. И, главное, все, до чего не дотронься, пахнет газом.
 — Газом?
 — Да! Природным газом, сжиженным газом, топливной нефтью. Тут задействовали все стадии процесса: сверление скважин, обогащение, транспортировка, хранение, продажа и даже перевалочные пункты. Ряд малых газовых компаний сейчас уже намертво схвачен кое-кем из особенно напористых.
 — Я же говорил: этой промышленностью трудно управлять.
 — Как и в тридцатые годы — всем, что было связано с алкоголем. А это доказывает только одно: сколько бы люди ни пытались управлять, все равно...
 — Хорошо. Я разберусь с этой чертовски холодной зимой. Что-нибудь еще?
 — Найди мне политиков-мошенников, Лео. Найди мне денежных мешков, у которых отчетливые интересы в данной области.
 — Я мог бы назвать тебе целую дюжину, не вставая со стула, — мрачно усмехнулся Таррин. — Между прочим, как там поживает твой судья?
 — Вряд ли он здесь замешан. Скорее всего, он вообще ничего не знает.
 — Но у них к нему свой интерес?
 — Да. Им нужно было его заласкать. Прежде чем начинать с ним серьезную игру.
 — Ладно, поговорим еще об управлении. Тебе не кажется, что они попытаются прикрыть все базы? Если, конечно, все так, как ты себе представляешь.
 — Не исключено, — тихо произнес Болан. — Хорошая мысль. Благодарю, Лео. Звякну тебе позже.
 — Я всегда здесь. — Тайный агент вздохнул и повесил трубку.
 Болан вернулся в фургон и обнаружил, что бортовой телефон подает сигналы вызова. Выждав несколько секунд, Болан поднял трубку и небрежно спросил:
 — Вам кого?
 — Мне нужно... Я думала... — раздался сконфуженный голос. — Это Сьюзан, Сьюзан Лэндри.
 Болан ответил, не меняя тона:
 — Рад слышать.
 — Я же говорила, что позвоню!
 — Я в это не верил.
 Ее голос звучал так, словно она готова была вот-вот заплакать:
 — Я хочу к тебе, в твой маленький теплый домик на колесах. Я сыта по горло всеми этими глобальными проблемами. А ну их к черту, правда! Я хочу быть рядом с тобой и помогать тебе сортировать записи.
 Отвечая ей, Болан засек время.
 — С тобой все в порядке?
 — Да, не волнуйся. Трудности позади.
 — Ты в надежном месте? — нахмурился Болан.
 — Вполне. — Последовала долгая пауза, затем Лэндри спросила: — Я могу вернуться домой!
 Болан нахмурился еще сильнее.
 — Я полагаю... пусть все будет так, как мы наметили, Сьюзан. Ведь мы с тобой договорились встретиться в полночь. В полночь! Давай так и поступим.
 Наступила еще одна томительная пауза.
 — Ну, пожалуйста. Из меня выйдет хорошая помощница. Ты не заедешь за мной прямо сейчас? Я в торговом центре на Сноу Роуд, в Брукгейте. — Новая пауза. — Я буду около...
 — Давай лучше поступим так, — сказал Болан. — Я сам назначу место встречи. Позвоню тебе через десять минут. Дай номер телефона, с которого звонишь.
 — Я... Я не могу этого сделать. — Пауза. — Я тут... одолжила аппарат. Я сама перезвоню. Через десять минут?
 — Через десять минут, — жестко сказал Болан и отсоединился.
 Он не сомневался, что Лэндри говорила с ним под дулом пистолета. Кто-то таким образом пытался выйти на Болана. Она все же умудрилась намекнуть на это. Что ж, ловко у нее получилось, ничего не скажешь. Девчонка — просто молодец!
 Конечно, она искренне хотела помочь ему с его коллекцией. И если бы не это дурацкое происшествие...
 Болан запустил ленту в режим ускоренного воспроизведения и подключил блок ввода данных. Спустя сорок секунд весь разговор оказался в памяти компьютера. Болан вновь запустил ленту — с самого начала, но уже в нормальном режиме. Динамики ожили:
 — Вам кого?
 — Мне нужно... Я думала... Это Сьюзан, Сьюзан Лэндри.
 Болан яростно нажал кнопку «стоп» и замер, неподвижно уставясь в одну точку. Бедная, наивная девочка, что же они такое должны были с тобой сделать, если ты выдала номер его телефона? Ведь слова — ничто. По первой же фразе, по тому, с какой интонацией она была произнесена, Болан сразу догадался: Сьюзан Лэндри угодила в ловушку.
 — Что ж, до следующего звонка оставалось четыре минуты. Через двести сорок секунд коллекция Палача начнет пополняться. Вне всяких сомнений.
 Если он не отыщет девушку целой и невредимой, никто не поможет Тони Морелло. Даже сам Господь Бог.




 Глава 16


 Звонок раздался вовремя, секунда в секунду, как они и договорились. Болан схватил трубку:
 — Да, слушаю.
 Теперь она гораздо лучше владела собой.
 — Так где мы встретимся? — настойчиво спросила она.
 — Сможешь быть в Эджуотер Парке через пятнадцать минут?
 Пауза.
 — Я... Да, наверное, смогу.
 — О'кей. Возле лагуны. Будь там. Я не стану ждать.
 — Ты приедешь в своем уютном, маленьком домике на колесах?
 — Еще чего, — ответил Болан. — И поторопись. Лучше окажись чуть-чуть пораньше.
 Менее чем через минуту первый большой лимузин с командой боевиков покинул поместье и направился к городу. За ним сразу же последовали три других. Благодаря своей оптической чудо-системе Болан отлично видел, как все они, миновав ворота, выворачивали на автостраду. Каждая машина была битком набита профессиональными стрелками, но ни в одном из автомобилей Болан не заметил Тони Морелло или Сьюзан Лэндри. Это несколько озадачило его. По его предположениям, они должны были взять девушку с собой — как наводчицу или приманку. Впрочем, в подобных случаях действия Морелло вряд ли кто взялся бы точно предугадать. И потому Болан не стал ограничивать себя какими-то жесткими тактическими заготовками. Он всегда предпочитал иметь возможность для маневра, держа про запас несколько вариантов атаки. Один из них заключался в том, чтобы пробраться в логово врага и вырвать оттуда Лэндри целой и невредимой.
 Увиденное даже облегчало в определенной мере его задачу. Морелло явно погорячился, выслав сразу четыре автомобиля, по восемь боевиков в каждом. Это значительно ослабило охрану его дворца. Как говорится, нет худа без добра.
 — Спустя минуту после того, как за четвертым лимузином захлопнулись ворота, Болан начал готовится к сражению. Скинув цивильную одежду, он остался в своем черном боевом костюме. Своеобразным дополнением к нему служили ременные подсумки с гранатами, дымовыми шашками и зажигательными приспособлениями. «Большой Гром», автомат 44-го калибра, висел у правого бедра; «красавица беретта» — слева под мышкой. Мощное комбинированное оружие — наступательная винтовка М-16, дополненная М-203, — покоилось на груди, представляя собой сочетание 5,56-миллиметрового пулемета с 40-миллиметровым пистолетом, причем последний мог стрелять разрывными пулями, картечью, а также дымно-газовыми патронами.
 Уже через пару минут Болан покинул кабину фургона и устремился к стене, окружавшей поместье Морелло. Одним прыжком он перемахнул через ограду и, не останавливаясь, побежал по саду — к тому месту, где еще недавно происходил «теплый» разговор Соренсона и Морелло. Но тогда была почти ночь, а теперь сияло солнце; тогда здесь не было никого, а теперь стоял охранник, насмерть перепуганный внезапным появлением Палача.
 Боевик глухо замычал и метнулся было к дереву, возле которого чуть раньше беспечно оставил свой автомат. Бросившись на землю, он почти дотянулся до оружия, но в тот же момент черный пистолет в руке нападавшего беззвучно плюнул в его сторону, и жизнь несчастного на этом свете завершилась. Он даже не успел позвать на помощь.
 Не задерживаясь ни на секунду, Болан двинулся дальше.
 Еще один охранник тревожно озирался возле автомобильной стоянки. Он вовремя повернулся, чтобы увидеть короткую вспышку, — свинцовый посланник смерти безошибочно нашел адресата. Впрочем, на сей раз парень издал отчаянный предсмертный крик, чем привлек внимание другого караульного, который моментально выскочил на веранду, пытаясь на ходу выдернуть револьвер из кобуры. Не давая противнику опомниться, Болан кинулся к нему, ударил по голове рукояткой «беретты» и точно нацеленным ударом ноги раздробил ему кадык. Охранник еще только начинал валиться на ступени, а Болан уже промчался мимо него к распахнутым дверям.
 Еще один боевик возник на пороге, очумело уставясь на Палача. Тот влепил парню заряд прямо в лоб и, отшвырнув в сторону, ворвался в дом.
 Он увидел просторный вестибюль, отделанный панелями из черного дерева, с громадными раздвижными дверями, ведущими во внутренние покои особняка, с широкой лестницей, полукругом уводящей на второй этаж. Поразительно, но повсюду стоял застарелый, тяжелый запах плесени, как будто помещение никогда не проветривали.
 Сверху раздались пистолетные выстрелы, и в пол у ног Болана врезались одна за другой три пули. Отпрыгнув под лестницу, Болан послал наверх заряд взрывчатого вещества. Над головой мигом расцвел пышный фейерверк, и по всему вестибюлю забарабанили градины осколков. Секция перил второго этажа с треском обвалилась, увлекая за собой дымящееся тело. Для верности Болан дополнительно выпустил длинную очередь из М-16, разбивая штукатурку в пыль и дробя на мелкие щепки древесные панели.
 Топот ног и отчаянные вопли возвестили о панике, начавшейся в резиденции.
 Со второго этажа раздался срывающийся крик:
 — Перестаньте! Перестаньте! Мы сдаемся!
 — Всем вниз! — громко скомандовал Болан. — Руки за голову, двигаться по одному!
 С завидной поспешностью в вестибюль начали спускаться перепуганные боевики. Весь облик громадного разъяренного мужчины в черном не сулил им ничего хорошего.
 — Выходить из дома и не оборачиваться! Быстро! Быстро!
 Охранников оказалось трое. Болан схватил последнего и грубо припечатал его к стене.
 — Где девушка? — прорычал он.
 — Кажется, внизу, — выдохнул парень. — В подвале.
 Он показал испуганными глазами, в какую сторону идти.
 Болан толкнул парня на выход, угрожающе предупредив:
 — Скажи своим дружкам, чтобы валили отсюда ко всем чертям.
 У парня только пятки засверкали.
 Пока Болан искал лестницу в подвал, огонь распространился по всему верхнему этажу. В подвале горел тусклый свет, и из дальнего конца его доносились приглушенные стоны. Лестница изгибалась под прямым углом, и посреди нее располагалась небольшая площадка. Болан послал туда очередь из пулемета, после чего начал быстро спускаться.
 Внизу, рядом с лестницей, лежал, залитый кровью, раненый охранник.
 — Не стреляй, — прохрипел он. — Здесь все в порядке. Не стреляй!
 Болан осторожно прошел мимо него. Действительно, ничего угрожающего он не заметил. Большая квадратная комната с высоким потолком. Когда-то, по всей видимости, здесь был съемочный павильон. Теперь же все подверглось жуткому разорению: пара дорогостоящих кинокамер, осветительные приборы, несколько кроватей, кушетка, кабельная оснастка с металлическими стойками и цапфами, звуковая аппаратура — все было изрешечено пулями и превращено в хлам.
 На полу корчился Фредди Бьянки.
 Обе ноги его были раздроблены выше колен. Кто-то умело отстрелил их из автоматического оружия. Болан безжалостно спросил:
 — Черт возьми, Фредди, что это с тобой?
 Испытывая адскую боль, Бьянки тем не менее пытался наложить на одно из бедер импровизированный жгут, каковым служил его собственный брючной ремень.
 — Дай руку, — взмолился мафиози.
 — Мне нужна девушка.
 — Здесь ее нет. Помоги мне.
 Болан ткнул в горло Бьянки дулом М-16.
 — Сейчас помогу, — произнес он почти ласково.
 — Подожди, я скажу тебе! Но сделай же что-нибудь, дьявол побери! Я умру от потери крови.
 Болан опустился на колени рядом с несчастным и молча принялся помогать ему. Спустя минуту он сказал:
 — Порядок. Вероятно, теперь ты не умрешь от потери крови. Хотя ноги, скорее всего, потеряешь. Впрочем, если тебе быстро окажут помощь, то и ноги можно будет спасти. Кто это так тебя разукрасил? Морелло?
 — Он окончательно рехнулся, — простонал Бьянки. — Стал совсем бешеный. Бешеный, слышишь?!
 — Скажи мне что-нибудь новенькое, — усмехнулся Болан. — Где девушка?
 — Он забрал ее. Сразу утащил, как только уехали ребята. Я пытался объяснить ему: девчонку лучше сохранить — ну, для сделки, если все пойдет прахом. А он... Нельзя передать! У него уже засело это в башке. Он хочет девицу на главную роль!
 — Что? — ахнул Болан.
 — На главную роль в садистском фильме. Сам знаешь, как все это делается.
 Болан обвел свирепым взглядом разоренную киностудию.
 — А почему же здесь тогда — вот так?
 — Потому, — угрюмо отозвался Бьянки.
 От боли он чуть не кричал, к тому же его била сильная нервная дрожь.
 — На корабле условия куда как лучше, — с трудом пояснил Бьянки. — Сейчас он, вероятно, там. Скорее всего, Болан. Я не вру. Ступай туда. Надеюсь, ты прикончишь этого ублюдка. Сделай милость. Выстрели ему в промежность. Пусть обоссытся кровью. Ты даже не поверишь, сколько я от него вытерпел. А теперь еще вот это... Отстрели ему яйца, очень прошу. Заставь его попрыгать, срань такую. Обещаешь?
 — Тебе здесь нельзя оставаться, Фредди, — сказал Болан. — Я должен тебя унести отсюда. Этот притон в огне.
 Он осторожно взял Бьянки на руки и двинулся к лестнице.
 Сверху уже валили клубы едкого дыма.
 Бьянки простонал:
 — Иди назад. Тут есть другая, потайная дверь. Большая двойная дверь в дальнем углу комнаты была распахнута настежь. Без сомнения, Морелло бежал именно этим путем, таща за собой сокровище, ради которого Болан явился сюда.
 Поднявшись по ступенькам, Болан вынес изувеченного Бьянки на свежий воздух.
 Старый притон быстро разгорался, пламя через крышу вырывалось высоко вверх. Никого из бывших обитателей дома Болан не заметил. Смылись все.
 Палач отнес Бьянки подальше от охваченного огнем здания и положил на траву рядом с подъездной дорогой.
 — Я обязан тебе, Фредди, — сказал он перед уходом. — Я пришлю помощь, не сомневайся.
 — Выстрели ему в промежность, — повторил Бьянки, глядя вслед удаляющемуся Палачу.
 Разумеется, Мак Болан с удовольствием так бы и поступил. Он ненавидел Морелло. Но особенное чувство отвращения он испытывал сейчас не к кому-то там, а именно к себе. Он позволил эмоциям возобладать над разумом, позволил нахальной, мечтательной до идиотизма девчонке навязать свои правила игры — и вся кливлендская кампания полетела к чертям...
 Да, похоже, битва закончилась, так и не начавшись. А заодно он потерял и девушку. Морелло, по сути, обвел его вокруг пальца. Ловкая работа, ничего не скажешь.
 Цепь непростительных ошибок... Как Болан мог их допустить?! Ведь он догадывался: у Морелло в запасе не только Речная База. И вместо того, чтобы немедленно действовать, он тупо убивал время, дожидаясь повторного звонка Лэндри. Если бы этот звонок и вправду что-нибудь давал!
 А эпизод с «Кристиной»... Новая промашка. Вроде все заранее учел... Так почему же он не знал, что у «Кристины» два винта? Конечно, в такой мутной воде да еще за столь короткое время трудно было разобраться, но он, специалист высшей пробы, обязан был подсуетиться и досконально выяснить устройство этого старого корыта. На сей раз чутье изменило ему. И вот результат: взорван только один из винтов, а второй-то — целехонек! «Кристину» запросто подремонтируют, и в четыре часа она преспокойно отправится в плавание.
 Сейчас было без десяти четыре.
 Еще несколько минут, и маньяк вместе с нахальной дурочкой отчалит на своем чудовищном корабле. Чудовищном — потому что на борту находились не только сто отчаянных головорезов, готовых на все, но имелась еще и прекрасно оборудованная киностудия. Участь Сьюзан была предрешена. Тщательно, не упуская ни единой душераздирающей детали, видеокамеры зафиксируют, как кричащую, бьющуюся в судорогах девушку постепенно превратят в кусок разодранного окровавленного мяса, чтобы потом тысячи взбесившихся подонков могли наслаждаться перед телевизорами, смакуя каждую сцену, каждый эпизод, пересказать которые у нормального человека не повернулся бы язык.
 Ледяная, беспощадная решимость захлестнула Болана.
 Ладно, он потерял Кливленд. Пусть.
 Но есть в мире и еще кое-что, поважнее этого поганого города.
 Никакая Сьюзан Лэндри не дурочка, хотя и назвалась сама этим вздорным словом. Просто наивная девчонка, чью безрассудную смелость питали странные, на первый взгляд, убеждения. С ней можно было спорить, можно было соглашаться, даже можно было смеяться над ней. Но дурочка — нет, это уж увольте!
 Черт с ним, с Кливлендом. Не потерять бы остальное.
 А времени — в обрез...




 Глава 17


 Болан повел свой боевой фургон на запах крови, а сам, отбросив всякую предосторожность, связался с Лео Таррином по бортовому телефону.
 — Это Страйкер. Я звоню из машины, так что не болтай лишнего.
 — Понял. У меня полный порядок. Ты какой-то возбужденный.
 — Так и есть. Советую позвонить в Вашингтон и сообщить нашему человеку, чтобы приготовился еще к одной неприятности. Я собираюсь атаковать судно под иностранным флагом в водах США.
 — Полагаю, ты знаешь, что делаешь, — мрачно заметил Таррин.
 — Не совсем. Делаю то, что должно быть сделано. Предупреди его: это вооруженное судно с частной командой. Если корабль сунется, его нужно отшвартовать, весь перетряхнуть и выяснить, что он из себя представляет. Здесь есть человек, который способен помочь. Пока он сидит тихо, но, как только жара спадет, немедленно объявится, я не сомневаюсь. Имен не называю — связь открытая. Скажи нашему другу, что я пошлю электронное сообщение по каналу «Зебра». Он одобрит помощника, когда узнает имя и род занятий. Парень у меня на хорошем счету, и я ему верю. Непременно это передай. К тому же...
 — Начинает звучать, как предсмертное письмо...
 — Не исключено, — вздохнул Болан. — Болтаюсь, как мячик, — туда-сюда. Моя карта повернулась ко мне рубашкой, и вся игра пошла прахом. Сейчас я лишь пытаюсь спасти, что еще можно.
 — Да наплюй, — посоветовал Таррин. — Брось ты эту игру. Вернешься к ней в другой раз.
 — В другой раз не смогу, — возразил Болан. — Эта хитрая карта еще теплая. Наш развратник ее похитил. Я обязан ее вернуть.
 — А-а, та самая крошка, о которой ты упоминал!
 — Вот-вот.
 — Могу кое-что сообщить. Думаю, планы твои переменятся.
 — Едва ли. Впрочем, выкладывай.
 — Помнишь, мы говорили о денежных мешках, замешанных в политику?
 — Да, но сейчас мне не до них.
 — Не горячись. Помнишь, я давал сведения о твоей крошке? Она из очень уважаемой семьи.
 — Ну и что?
 — Наш общий друг проверил ее дела. Внешне все чисто, но рентгеновский снимок обнаружил много темных пятен.
 — Это к политике не относится. Где-то на заднем плане всегда можно найти темное пятно.
 — Эти пятна на переднем плане, Страйкер. Так-то. Могу дать потрясающие подробности.
 — Сейчас нет времени. Оставь это на потом.
 На другом конце провода послышался тяжелый вздох.
 — Нет уж, послушай внимательно. По некоторым неопровержимым данным, этот дед и есть такой денежный мешок. Я даже мог бы назвать пару комитетов в правительственном окружении, которые он держит под контролем. Ты доволен?
 — Благодарю, — глухо отозвался Болан, и в голосе его внезапно почувствовалась бесконечная усталость.
 — Но я ведь знаю тебя как облупленного, старина. Ты же не хочешь верить, что и твоя крошка...
 — Не хочу. И не могу.
 — С тобой все в порядке?
 — Безусловно. Как всегда. Огромное спасибо за информацию. Но она ничего не меняет. Либо ты прямо сейчас представишь стопроцентные доказательства, что меня надула блистательная аферистка.
 — Таких доказательств нет. И не знаю, удастся ли их раскопать. И все же чутье меня никогда не подводило. Мой нос всегда по ветру, а запашок идет — будь здоров.
 — Я тебе верю, Липучка. Что ж. Зажги свечку, а?
 — Уже горит, — сказал Лео и прервал разговор.
 Болан механически набрал другую комбинацию цифр и послал сообщение в Вашингтон. Только один человек имел поисковый код, и этим человеком в департаменте юстиции был шеф всех полицейских Гарольд Броньола. Все их контакты имели сугубо неофициальный характер, поскольку Броньола рисковал в одночасье лишиться своего кресла, узнай кто-нибудь в высших эшелонах власти о его причастности к войне Мака Болана. И тем не менее, каждый на свой лад борясь с организованной преступностью, они сотрудничали уже долгое время, прикрывая друг друга в трудный момент. Если бы Болан погиб этой ночью, в Вашингтоне, по крайней мере, узнали бы о его пребывании в Кливленде. И тогда, возможно, его усилия не оказались бы напрасными. Ибо Лео Таррин дал ясно понять, что руководитель федеральной службы уже занялся проблемой Огайо.
 Что и говорить, информация о связи Сьюзан Лэндри с ее дедом по материнской линии, неким Франклином Адамсом Пейсманом, наводила на многие размышления. Во всяком случае ясно было одно: если этот человек и впрямь является политическим прикрытием кливлендской магистрали, то никакие заявления Сьюзан, никакие ее признания, сделанные в минуты трогательного общения с Боланом, на веру принимать нельзя.
 Журналист, собирающий материал для какой-то непонятной статьи?
 Или тайная ищейка, ловко проникшая в самое сердце империи безумного Морелло? И не суть важно, по собственной воле либо по наущению деда. Факт остается фактом. Каждый, кто имел дело с Морелло, знал, что этот человек до крайности неуравновешен. Было время, когда даже подвластная ему организация рассматривала вопрос, не пора ли его убрать.
 Безусловно, события, связанные с Лэндри, могли развиваться самым причудливым образом. В другой раз Болан с удовольствием занялся бы их изучением. Но не теперь.
 Кем бы ни являлась девушка на самом деле, Болан совершенно ясно видел, что сейчас она влипла в ситуацию, хуже которой не придумать. То, что ее ожидало, Болан не пожелал бы и врагу. Он хорошо знал порядки этого страшного мира. Слишком хорошо.
 И потому, невзирая ни на что, он решил наведаться на старую посудину «Кристину».
 Сначала, однако, надо было отправиться на роковое свидание с головорезами Морелло. Эти парни должны исчезнуть со сцены независимо от того, как пойдут дела дальше. Слишком уже много зверств у них за плечами, такое прощать нельзя.
 Болан нашел бандитов там, где и предполагал. Зажав в клещи лагуну в Эджуотер Парке, они терпеливо поджидали свою жертву. Их автомобили стояли через каждые пятьдесят ярдов и поддерживали по радио связь друг с другом.
 На экране монитора Болан видел всех их как на ладони.
 Время шло, и головорезы начали проявлять первые признаки нетерпения.
 — Он не появится, Гас.
 — Позволь, Гарри, мне решать, появится он или нет.
 — Может, мы не в том месте? А он уже приехал туда, подождал — и отвалил?
 — Что ты дергаешься, Роки? Сиди смирно и гляди в оба.
 — Она сказала «ягуар», Гас?
 — Третий раз тебе говорю, Бобби: красный «ягуар» с белым верхом. А теперь все тихо!
 Болан подъезжал к ним по парковой автомобильной дороге. Перед ним была искусственная лагуна, с одной стороны ограниченная естественными изгибами береговой линии, а с другой — очерченная дальней юго-западной оконечностью волнолома. Морские ворота обеспечивали доступ как в озеро Эри, так и в Западную Бухту. Водное пространство делили между собой яхт-клуб и общественные увеселительные учреждения. Как раз сейчас возвращалась к берегу взятая напрокат лодка с компанией рыболовов; кроме них, отдыхающих на воде не было. На северо-востоке тянулись платформы для погрузки руды, а также виднелся весь кливлендский порт, раскинувшийся за ними. Отсюда можно было заметить даже «Кристину»: двигаясь собственным ходом, она как раз проплывала через ворота, разделявшие Восточную и Западную Бухты.
 И все же удивительно, насколько порой туго переплетаются между собой нити, казалось бы, разрозненных событий, так что достаточно потянуть за одну из них — и все разом приходит в движение, словно единый, отлаженный механизм. Иногда это называют случайностью, везением, роком — в зависимости от устремлений, которыми руководствуется человек, и результатов, каких он добивается. Сейчас происходящее вернее всего характеризовалось бы словом «везение». Ибо этот берег, эта лагуна оставались, пожалуй, единственным местом во всем порту, откуда Болан мог попытаться атаковать спасающийся бегством корабль. Разумеется, нападение на «Кристину» состоялось бы в любом случае, но теперь предоставлялась уникальная возможность соединить штурм корабля с уничтожением всех ударных сил Морелло, сконцентрированных на крохотном пятачке.
 Лучше не придумать! Это автоматически решало почти все проблемы Палача.
 Направив фургон в объезд поджидающих его автомобилей, Болан установил все системы ведения огня в положение боевой готовности. Затем настроил бортовую оптическую систему, привел в порядок прочие вспомогательные устройства и на всякий случай проверил, как работает выдвижная ракетная станина.
 Бандиты устроили двойную засаду, заняв незаметные наблюдательные посты на дороге с каждой стороны лагуны. Двое автомобилей стояли в центре, еще двое — на флангах.
 Болан мог бы сразу нанести ракетный удар, однако не хотел рисковать жизнями ни в чем не повинных людей, которые волей случая оказались совсем рядом. Стрелять же из пулемета было просто глупо. Поэтому Болан решил запастись терпением. Судя по всему, ждать предстояло не слишком долго.
 Компания рыболовов высадилась на берег, расселась по машинам и укатила. Парень, лежавший у воды, свернул свое одеяло и лениво побрел в сторону яхт-клуба.
 В стане врагов между тем наступило некоторое замешательство.
 — Что он там делает, этот парень в автобусе?
 — Какой же это автобус?
 — Но ведь не красно-белый «ягуар», верно? Странный какой-то парень, словно ищет чего-то... Может, ему нужна девчонка, которая согрела бы ему постель? Вот и приперся сюда... Слушай, Роки, возьми-ка парочку ребят и смотайся на разведку.
 — Он снова двигается, Гас.
 Да, Болан не сидел без дела. Он выдвинул желоб для сброса дымовых шашек и еще раз обогнул место сражения. Шашки, снабженные часовыми механизмами, выкатывались по желобу и незаметно падали в траву позади фургона на равном расстоянии друг от друга.
 — Этот чертов автобус катается по газону!
 — Ну так вызови полицию.
 — Хватит трепаться! Следите за ним! Пока — просто следите.
 Фургон сделал полный круг и вернулся в исходную точку.
 — Ладно, Роки, а теперь — проверь его. И хорошенько!
 Дверца у флангового автомобиля распахнулась, и оттуда выскочили двое боевиков. В ту же секунду все дымовые шашки разом взорвались, отчего над местом грядущего сражения заклубились плотные темные облака.
 Кашляя и чертыхаясь, боевики тотчас вернулись в свою машину.
 Мигом затрещал радиотелефон:
 — Мать честная! Что это?
 — Давай убираться отсюда, Гас!
 — Он пришел! Этот парень где-то здесь!
 — Успокойтесь, черт возьми! Это всего лишь дым! Не двигаться без моей команды.
 Стена густого дыма напрочь заслонила воды лагуны. Мало того, со стороны озера дул слабый ветерок, и дымовая туча медленно и неуклонно надвигалась на все четыре автомобиля, которые пытались пронизать ее светом зажженных фар.
 Болан перебросил через шею два патронташа, повесил на грудь винтовку М-16 и выбрался из фургона. Видел он не многим лучше, чем враги, но еще со времен Вьетнама был достаточно натренирован для подобных случаев и мог действовать практически вслепую. К тому же он абсолютно точно запомнил число боевиков и их расположение.
 Первым на его пути оказался Роки. Сорокамиллиметровая пуля, начиненная взрывчаткой, пронеслась сквозь дым и угодила точно в салон автомобиля. Тревожный треп бандитов моментально смолк. Машину объяло ревущее пламя. Кто-то, надсадно крича, попытался было выскочить из огненной круговерти, но точный выстрел из «беретты» заставил его замереть навсегда.
 Бобби в одном из центральных автомобилей что есть силы нажал на газ, силясь покинуть чудовищное место, но сорок огненных миллиметров пронзили ветровое стекло и размазали по стенкам салона тела боевиков. Автомобиль ярко вспыхнул, рассеивая мрак вокруг себя, и это позволило Гасу начать на малой скорости отступление по усыпанной мелким щебнем дорожке.
 Болан видел искаженные ужасом лица и раскрытые в немом крике рты. Сейчас боевиками владела только одна мысль: скорее, как можно скорее прочь отсюда! Страшное зрелище пылающей машины Бобби лишало их всякой способности рассуждать. Очередной выстрел из М-16 пришелся в переднюю дверь. От мощного удара автомобиль перевернулся на траву, и тотчас два начиненных взрывчаткой снаряда ударили ему в днище и в капот. Вспыхнул бензин, и к небу взметнулся пульсирующий столб огня. Обломки автомобиля полетели во все стороны.
 Четвертая машина, не разбирая дороги, на полной скорости ринулась из западни. Однако среди всего царившего вокруг звукового бедлама Болан умудрился, тем не менее, услышать звук заводимого мотора и моментально среагировал на него. Он вскинул оружие и выстрелил, целясь исключительно на слух. Перелет. Снаряд разорвался в шести футах впереди автомобиля. Зато другой снаряд лег точно в цель. Машина накренилась, врезалась в дерево и загорелась. Болан выпустил по ней полный магазин 5,55-миллиметровых патронов, после чего быстро повернулся и побежал назад к фургону — мимо огненных факелов, сквозь тяжкую дымовую завесу.
 К сожалению, сработано все было не слишком-то «чисто». Скорее даже — чертовски грязно. Из недр этого пылающего ада еще раздавались отчаянные крики, полные ужаса и боли. Ладно, пускай о них позаботятся какие-нибудь доброхоты, а у Мака Болана и без того дел по горло. В другой раз он, конечно, пристрелил бы всех кричащих, облегчая их страдания, но время поджимало.
 Со стороны лагуны, привлеченные звуками и видом сражения, уже мчались какие-то люди. Еще несколько человек выскочили из яхт-клуба и также устремились к пылающей роще. Очень скоро здесь должна была появиться полиция.
 В общей сутолоке, похоже, никто не обратил внимания на затрапезного вида фургон, маячивший чуть в стороне от того места, где разыгралась трагедия.
 Вот и отлично. Через несколько секунд Кливлендская битва войдет в новую стадию. И совершенно ни к чему, чтобы чудесные возможности боевого фургона стали известны горсточке праздных зевак. О полицейских и говорить не приходилось. Поэтому Болан очень надеялся, что, пока все глазеют на разбитые, дымящиеся автомобили, ему удастся незаметно улизнуть.
 Слава Богу, дыма хватит еще надолго. Выехав, наконец, на чистое пространство, Болан с удовлетворением отметил: «Кристина» по-прежнему находилась в зоне досягаемости.
 Ну что же, в таком случае пора и нанести визит.




 Глава 18


 Если компьютерные системы можно было рассматривать как мозг «броневика», то ракетная установка, безусловно, являлась могучим кулаком. Главным элементом этой системы была выдвижная пусковая платформа, которая крепилась на вращающейся станине и в моменты затишья убиралась под перекрытия свода. Важным дополнением служила оптика ночного видения плюс лазерные дальномеры. Управление велось с единой командной приборной панели. Благодаря электронной системе наведения «захват» цели осуществлялся автоматически и мог программироваться так, чтобы одновременно были задействованы и сверхчувствительные видеосонорные устройства. Выйдя на объект, «захват цели» уже не сбивался. Кроме того, допускалось предварительное программирование каждой из четырех ракет на индивидуальную цель в пределах полного горизонтального круга. Залповая система позволяла также вести автоматический огонь по любым движущимся объектам, будь то человек или какой-либо транспорт. Короче, в бою подобная система была просто незаменима.
 Что и говорить, ракетная установка была «сердцем» фургона и подлинным сокровищем среди прочего его вооружения, да и стоила она огромные деньги. Поэтому Болан расходовал ракеты крайне осмотрительно, если без них действительно нельзя было обойтись. Это было не то оружие, которым можно бряцать где угодно, лишь бы покрасоваться.
 Но сейчас, похоже, наступил именно такой, ответственнейший момент.
 Выдвинув ракетную станину, Болан поймал «Кристину» в светящееся перекрестье на мониторе и включил бортовой компьютер, чтобы передать ему управление огнем.
 Болан внимательно рассматривал старую посудину, выискивая на палубе наиболее уязвимые цели. Он не собирался топить корабль, хотя мог бы это сделать без труда. Весь корабельный корпус состоял из сваренных между собой тонких стальных листов, не более четверти дюйма толщиной. Ни одной заклепки, ни единого болта. Во время второй мировой войны немецкие подлодки пускали ко дну целые флотилии подобных «кристин», обходясь лишь палубными пушками, — никому и в • голову бы не взбрело тратить торпеды на эдакие корыта.
 Но сейчас топить судно было ни к чему. Болан планировал иное: нанести ощутимые повреждения, вызвать панику, а затем проникнуть на борт.
 «Кристина» наконец миновала морские ворота и, делая не больше четырех узлов в час, направлялась теперь прямо на запад. Это показалось Болану довольно странным, поскольку, по всем его расчетам, она должна была держать нос на север, в канадские воды. Впрочем, позднее она, вероятно, так бы и поступила — сейчас же плохо управляемая посудина старалась держаться поближе к берегу, где она чувствовала себя несколько увереннее.
 Со своего места Болан отлично видел главную цель — рулевую рубку, своего рода мозг корабля.
 Заложив в компьютер соответствующую программу, Болан установил последовательность вылета всех четырех «птичек» и нажал кнопку пуска.
 Первая ракета, оставляя позади себя огненно-дымовой след, прошуршала по восходящей траектории.
 Вдогонку за ней мигом устремилась ракета номер два.
 Затем вылетели третья и четвертая.
 Станина автоматически ушла под крышу.
 И тотчас индикатор первой цели окрасился в ярко-красный цвет. Следом за ним кровавым пульсирующим светом вспыхнули и остальные три индикатора.
 Но сейчас Болану и не требовался оптический монитор, чтобы проверить точность попадания. Шквал огня охватил рулевую рубку на «Кристине», выбрасывая высоко вверх клубы дыма и горящие обломки.
 Еще одна яркая вспышка озарила мостик позади дымовой трубы.
 Куда угодили две последние ракеты, Болан присматриваться уже не стал: он отчаянно торопился, а в точности попадания сомнений быть не могло.
 Открыв ящик с «военной казной», он достал пачку денег, после чего поспешно накинул дождевик поверх своего боевого снаряжения. Затем на полной скорости подкатил к автостоянке яхт-клуба и выскочил из кабины.
 Никто не обратил на Болана ни малейшего внимания — всех в данный момент интересовало только то, что творилось на пылающей «Кристине».
 Болан поставил фургон с самого края, поближе к воде, еще при подъезде заметив человека лет пятидесяти, который торопливо отвязывал от пирса прогулочный катер. Не давая человеку опомниться, Болан выхватил канат у него из рук, а взамен сунул толстую пачку денег.
 — Покупаю, — отрывисто бросил Болан.
 Человек тупо уставился на деньги.
 — Этот катер не продается, — наконец запротестовал он.
 — Денег хватит, чтобы купить три таких, — ответил Болан.
 Он спрыгнул в катер и, отдав швартовы, запустил мощный двигатель. Бывший владелец так и остался стоять, ошарашенно разинув рот и с пачкой банкнот в крепко зажатых пальцах.
 «Кристина» переживала трудные минуты. Все постройки на верхней палубе были охвачены пламенем. Судно потеряло управление, но у кого-то в машинном отделении все же достало самообладания, чтобы немедленно выключить двигатели. Корабль беспомощно качался на волнах, нос его был развернут в сторону кливлендского порта. Перепуганные матросы беспорядочно суетились на палубах.
 К тому моменту, когда Болан достиг «Кристины», на воду с нее были спущены две спасательные шлюпки. Кто-то заодно опустил и сходни. Всюду в воде барахтались люди, некоторые в спасательных жилетах, некоторые без них. Оставшиеся на палубе давились у сходней. Завидев Болана, люди что-то закричали ему по-итальянски, а кое-кто из последних сил поплыл к катеру.
 Болан поднялся по сходням и пробрался сквозь толпу. Никто ему не мешал — всех словно гипнотизировал вид причалившего катера. Не теряя времени, Болан начал пробиваться к главной палубе. Если кто-то из корабельных офицеров и остался в живых, то сейчас никого из них не было видно. Большинство же встреченных по дороге людей вообще не являлись матросами — это были обычные головорезы, нанятые для конкретной операции, в основном итальянцы, которые ко всему прочему совершенно не владели английским. Болану удалось заметить только двух настоящих матросов, но они, как и остальные, были охвачены паникой.
 Добравшись до палубы с каютами, Болан принялся ударами ног распахивать двери. Огонь свирепствовал палубой выше, однако уже начал проникать и сюда. Завернув за угол, Болан нос к носу столкнулся с парнем в куртке стюарда. От неожиданности тот что-то выкрикнул по-итальянски.
 — Где Морелло? — свирепо спросил Болан.
 — No parlare Inglese!
 — К черту Inglese! Мне нужен Морелло! Morello! — Болан сделал движение рукой, будто крутил ручку допотопной кинокамеры. — Cinema, Кристина, порно!
 Это уже было в пределах понимания парня.
 — О, порно! Si, Don Morello! — расцвел он в сияющей улыбке.
 Болан судорожно пытался мобилизовать весь свой скудный запас итальянских слов:
 — Dove e Don Morello?
 Стюард стрельнул глазами куда-то вбок.
 — Ponte due! — выкрикнул он и тотчас бросился бежать.
 Болан не понял, что такое ponte, но зато он знал, что due — это «два». Наверное, палуба номер два. Это, должно быть, где-то в трюме.
 Он отыскал трап и устремился вниз — главная палуба, первая палуба, вторая палуба — и оказался глубоко в недрах корабля. Именно здесь и находилось нужное место. Вокруг были расставлены декорации для съемок кинофильмов, да не простые, а словно взятые из романов маркиза де Сада: цепи, колодки, крюки и прочие гнусные устройства, способные пригрезиться лишь поврежденному уму.
 Морелло отсутствовал.
 Болан услышал стон и быстро шагнул в глубь страшного помещения. По всей видимости, раньше здесь был обычный трюм, в котором хранились какие-то грузы. Но теперь трюм превратили в форменную киностудию. За перегородкой находились столик монтажера и различные съемочные принадлежности, а также проектор и небольшой экран. Возле проектора стояло режиссерское кресло. На ощупь проектор был еще совсем теплым. Болан снова услышал стон — почти рядом с собой.
 Нечто, завернутое в черное сатиновое покрывало и засунутое в темный угол проекторской. С замиранием сердца Болан сдернул покрывало.
 Да, это была она.
 Одетая в черное трико с разрезами в намеченных для экзекуции местах, закованная в кандалы и рабские колодки, с резиновым мячиком во рту вместо кляпа, Сьюзан являла собой душераздирающее зрелище.
 Впрочем, беглый осмотр показал: если не считать нескольких новых синяков и ссадин, девушка пока особенно не пострадала.
 Болан выдернул дурацкий мячик и освободил ее от пут, затем сел на пол рядом с нею и нежно привлек к себе.
 — Все в порядке, — прошептал он. — Ну-ну, все в порядке.
 Она громко зарыдала, уткнувшись лицом ему в плечо, однако скоро успокоилась и чуть дрожащим голосом забормотала:
 — Я знала, что ты придешь. Я все время твердила себе: держись, девочка, держись. Твой великан спасет тебя. Этот псих, эта гадина... Он снимает здесь садистские порнофильмы. Он прикрутил меня к этим штукам и заставил посмотреть кое-что из сделанного. О, Мак, это сущий кошмар! — Лэндри передернулась. — Он сказал, что я его новая героиня. Это я-то, представляешь?! Восходящая звезда... Хотя какая там восходящая! У них ведь снимаются всего только раз, да? А потом...
 — Нам нужно уходить, — озабоченно произнес Болан. — Сможешь найти какую-нибудь одежду?
 Она сделала неопределенный жест в сторону кресла возле проектора и прошептала:
 — А он где?
 — Понятия не имею.
 Тем не менее Морелло мог появиться откуда угодно и в любой момент. Люди вроде Тони Морелло перестают нападать, лишь испустив последний вздох. Болан нашел одежду и помог Лэндри облачиться в нее. Затем поднял девушку на руки и понес к выходу из трюма.
 — Я слышала взрывы, — окончательно успокоясь, болтала она по пути. — И я подумала: это мой мальчик, он уже здесь. Психопат накинул на меня покрывало и огрел чем-то тяжелым. А потом я услышала, как он убегает. Но ты все не шел и не шел. Наверное, не знал, где меня искать, да? А тут еще этот проклятый мячик во рту — я еле дышала. Больше всего я боялась: вдруг заложит нос? О, Мак, какой кошмарный фильм мне показали, ты бы видел! Даже вообразить невозможно, чтобы человек проделывал такое с другим человеком! Надо быть... ну, я не знаю!..
 Болан все-все понимал и многое хотел бы, в свою очередь, поведать ей. Но вместо этого он лишь прижал ее к себе покрепче и нежно шепнул:
 — Я рад, что нашел тебя.
 — А я как рада!.. Обещай же, обещай, что никогда не отпустишь меня снова!
 Но как раз этого Болан и не мог ей обещать...


* * *

 В одной из кают на главной палубе раздался отчаянный стук.
 Болан поставил девушку на ноги и, вскинув автомат, ударом ноги вышиб дверь.
 Плача и громко причитая по-итальянски, на пороге появились две милашки, которых Болан заметил еще днем, когда «Кристина» только готовилась к отплытию из порта.
 Вероятно, это были «звездочки» — постоянные участницы бесконечного восьмимиллиметрового порнопотока, хлещущего с монтажного стола Тони Морелло. При ближайшем рассмотрении девицы оказались сущими подростками, едва ли не детьми.
 Что ж, Тони Морелло ввозил с Сицилии не только головорезов...
 Болан с грехом пополам умудрился отдать несколько резких приказаний на итальянском, снабдив свою речь выразительной жестикуляцией. Девчонки все мигом поняли. Их словно ветром сдуло: похоже, они знали, куда лучше всего идти.
 Болан устремился следом, таща за собой Лэндри.
 — Когда выберемся наружу, — скомандовал он, — беги к ближайшему борту. Не жди меня и не оглядывайся. Прыгай в воду и чеши от корабля.
 — А что... с тобой? — пролепетала она.
 — Если меня нет рядом, детка, значит, я очень занят.
 — Я подожду тебя!
 — Да, черт побери, делай как тебе говорят!
 Болан выскользнул из люка с поднятым на изготовку автоматом и вытянул на палубу Лэндри.
 — А ну, пошла! — прошипел он. — Не стой, как дура!
 Не глядя по сторонам, они побежали на корму. Здесь также находились размещенные веером каюты. Место было относительно свободным, над палубой на несколько футов возвышались колонны люков, а между ними располагались лебедка и стрелы грузовых кранов.
 На верхней палубе и в носовой части корабля бушевал огонь. С подветренной стороны к «Кристине» быстро приближались два небольших судна береговой охраны. Множество лодок и маленьких катеров тревожно курсировали по глади залива.
 Болан и Лэндри почти уже достигли борта, когда из кормовых кают полезли громилы, стреляющие на ходу. Прикрывая собой Сьюзан, Болан выпустил из «отомага» восемь крупнокалиберных разрывных пуль, что на какое-то время охладило пыл негодяев и позволило девушке добежать до бортовых поручней. Но там она вдруг замерла и резко обернулась, с мольбой глядя на Палача.
 — Уходи же, черт возьми! — рявкнул он, меняя опустевший магазин на новый.
 — Только с тобой, — выкрикнула Лэндри в ответ.
 И тут Болан увидел Грязного Тони. Или, вернее, Грязный Тони сам показал себя во всей своей красе. Откинув крышку грузового люка, он внезапно выскочил на палубу с полуавтоматическим «томпсоном» в руке и принялся поливать свинцом собственных же сообщников, буквально ошалевших от страха.
 — Malacarni на мою задницу! — вопил он. — Говнюки и недоноски! Все просрали, все!
 Конечно, все эти разыскиваемые полицией бандиты были еще попросту зелеными юнцами, никогда не попадавшими в настоящие переделки вроде этой. Их паскудная жизнь только начиналась, им бы набираться опыта, мужать, а тут вот... Нет, Болан не испытывал к ним особого сочувствия, они и вправду заслуживали наказания. Но ведь не от руки же своего свихнувшегося босса! Фредди был, конечно, прав: Морелло стал безумцем. И ничто ему на этом свете не поможет.
 Болан вскинул «отомаг» и спустил курок. Один-единственный выстрел, звук которого слился с грохотом «томпсона», пляшущего в волосатых руках Тони.
 Громадное красное отверстие появилось там, где еще мгновение назад у кливлендского босса торчал дрянной сопатый нос. Тяжелая пуля продавила, словно масло, мягкие хрящи и пробуравила широкий коридор в мозгу, который никогда нормально не работал. Пробив заднюю стенку расколовшегося черепа, она полетела дальше, как будто не желая даже хоть на миг задерживаться в эдаком паскудном, непристойном месте.
 Грязный Тони умер, так и не выпустив «томпсона» из рук.
 Мак Болан не стал «выяснять» у тех, кто уцелел, испытывают ли они чувство благодарности к нему. Он подхватил девушку и резким движением перебросил ее через поручни, после чего с удовольствием последовал за ней.
 Одно утешало во всей этой истории: отныне Грязный Тони Морелло никогда уже не будет чокнутым. И никто его в этом не упрекнет.




 Глава 19


 Флотилия небольших портовых суденышек подобрала всех, кто остался в живых, а несколько пожарных катеров занимались тушением огня. Командование береговой охраны находилось рядом и руководило спасательными действиями.
 Бен Логан, облаченный в рабочий комбинезон защитного цвета и с кольтом сорок пятого калибра в кобуре на боку, сидел на корточках возле низкого бортика своего сторожевого корабля и негромко беседовал с Маком Боланом, подплывшим на катере почти вплотную.
 — Мне приятно видеть вас живым и невредимым, — отметил капитан, и глаза его тепло заблестели.
 — Мне также, — ответил Болан, промакивая полотенцем мокрое лицо. — Наконец-то на вас опять служебная форма!
 — Естественно. Имейте в виду: я сразу припустил за этой посудиной, когда обнаружил, что она дает деру. Кстати, после вашего ухода я много думал о своей жене. Вы правы: она настоящий борец.
 Болан устало кивнул.
 — Теперь, надеюсь, вам станет несколько попроще. Грязного Тони больше нет. Вы найдете его на корме «Кристины». Не знаю, где он прятал всю свою «клубничку», но на вашем месте я перетряхнул бы его корыто от носа до кормы, чем сослужил бы добрую службу некоторым достойным гражданам Кливленда. А затем устроил бы славный костер из того дерьма, которое сумел бы отыскать.
 Логан улыбнулся:
 — Вот — слова, достойные гражданина, пекущегося об интересах своего общества. К сожалению, сержант, я даже не могу как следует отблагодарить вас. Но должен предупредить, что гражданские власти уже прочесывают город и устанавливают заставы на дорогах, твердо решив отловить некоего бродягу. На вашем месте, я бы держался подальше от всех главных магистралей.
 — Думаю, лучших слов благодарности я не слышал уже давным-давно, — признательно поклонился Болан.
 Улыбка капитана стала еще шире.
 — Вы читали когда-нибудь Джона Донна?
 — Да. «Ни один человек не является островом».
 — И уж тем более ни один человек не является целым континентом, сержант. Он только часть его. Постарайтесь это запомнить. И не высовывайтесь зря.
 Болан усмехнулся.
 — Вы тоже. Не взваливайте на начальство собственные проблемы. Несите этот груз в себе. В нашем мире слишком много спасителей, уже висящих на крестах.
 — Оказывается, вы читаете и Ричарда Харриса.
 — Да, когда есть время. Не судите других, капитан. Серьезно. Они разорвут вас на части.
 — Вы замечательный человек. Как вы вообще оказались... — Капитан осекся и не стал продолжать. Вместо этого он просто сказал: — Держитесь.
 Болан улыбнулся, взглянул на свою промокшую до нитки спутницу и тряхнул головой:
 — А то как же!


* * *

 — Вот видишь, я все еще жив, — заявил Болан Лео Таррину. — А ты, небось, начал сомневаться?
 — Дело в том, что твое последнее сообщение и впрямь прозвучало как некое завещание.
 — Ты ошибся, дружок. Сейчас у меня все в порядке. Правда, могут возникнуть трудности при выезде из города. Так что не исключено, придется на пару дней затаиться.
 — Вместе с твоей хитрой картой, да? Ты, она и обман — сразу трое. Не многовато ли, сержант?
 Голос Болана мгновенно посуровел:
 — Что ж, я ждал этого. Выкладывай. Первое: видел ли Гарольд мое сообщение?
 — Конечно. Где твоя малышка? Рядом с тобой?
 — Лежит пластом на кровати. Кем бы она ни была, Лео, сейчас ее силы на исходе. Она пережила чудовищную ночь. Такое выдержит не всякий крепкий мужчина. Интуиция подсказывает мне: девчонке можно доверять. Опровергни, если сумеешь.
 Тайный федеральный агент глухо вздохнул.
 — Я не знаю, кто она, сержант. Это ты должен выяснить. Но я знаю, кем является ее дед.
 — Ну, допустим.
 — Еще раз повторяю: он и есть твой денежный мешок. А на подхвате у него целая бригада. Сейчас я тебе перечислю. Итак. Юджин Скофлан из «Кливленд Кооперейтив Консьюмер, инкорпорейтед». Майкл Д. О'Ши, председатель «Лейк Трейд Энтерпрайзес» и директор еще дюжины компаний. Затем — Обри Хиршбаум. Если нужно пояснять, чем он занимается, значит, ты никогда не читаешь «Форчун» и «Уолл-стрит джорнэл».
 — Хиршбаум — тоже?
 — По шею увяз. Гарольд хранит кучу старых подслушанных телефонных разговоров, из которых однозначно следует: старик Обри напрямую связан с западным синдикатом — то есть с еврейскими заправилами. Но этого мало. У Гарольда есть парочка записей совсем пикантного свойства. Их сделали полгода назад. И выясняется, что Хиршбаум находился в очень теплых, можно сказать, дружеских отношениях с Тони Морелло. Ты доволен?
 — Безусловно. Кстати, Морелло час назад умер. Ты доволен?
 — Действительно, кстати.
 — И что же, Пейсман был связан со всеми этими людьми?
 — Скофлан вот уже много лет является его главным вкладчиком, главным владельцем фондов и горячим защитником. Само собой, карьера Скофлана тоже выиграла от этой дружбы. У него потрясающее чутье: с того момента, как Пейсман возымел вес в различных комитетах, он всегда очень вовремя оказывается под рукой. А для финансового успеха, сам понимаешь, это первейшее условие — купить-продать ни днем раньше и ни днем позже.
 — А О'Ши?
 — Новичок в городе. Два года назад прибыл из Детройта. Притащил с собой всю свою штаб-квартиру. И по срокам точнехонько подгадал, чтобы иметь максимум выгод от щедрот законодательных органов. Он и Скофлан вскладчину купили изумительную яхту, на которой достопочтенный мистер Пейсман частенько совершает круизы. Жены всех троих — ближайшие подруги.
 — А какую роль тут играет Хиршбаум?
 — Он всего-навсего в самом начале определил Пейсмана к себе в офис. Это было еще в те времена, когда еврейские банды открыто хозяйничали в Огайо. А Хиршбаум, оказывается, владел Франклином Адамсом Пейсманом. Он и сейчас им владеет.
 Болан тяжело вздохнул.
 — Почему все это всплыло лишь теперь?
 — Не задавай дурацких вопросов. Это же твоя дичь. И никто не разбирается в ней лучше тебя. В том-то и вся хитрость: нажать нужную кнопку в нужный момент. Понимаю, тебе не нравится эта банка с червями, но это твоя банка, дружище, и именно ты ее вскрыл.
 — Иначе говоря, все напрямую связано с газом? Я угадал?
 — Именно так. И Пейсман — главный денежный мешок. Благодаря чему остальные трое мертвой хваткой вцепились в промышленные топливные запасы не только Огайо, но и всего Северо-Востока. Прибавь сюда еще несколько имен из твоего списка «голубков» — и получишь абсолютную топливную монополию.
 — А что думают в Вашингтоне? Они как-нибудь собираются реагировать?
 — Реагировать! Самое большее, на что они сейчас способны, — это строить прогнозы. А прогнозы таковы: уже в скором будущем господа монополисты постараются утаить запасы топлива. И тогда, как следствие, моментально накроется вся промышленность от Мичигана до Мэна. Это будет их первый шаг.
 — Что-то мне не верится. Разве такое можно сделать?
 — Возьмут, да и сделают! Объявят о дефиците, о полном отсутствии запасов топлива — вообще могут заявить, что им в голову взбредет. Ты давно видел федеральную энергетическую программу? Вот то-то и оно. Она не существует! Никто не знает, какова на самом деле энергетическая ситуация в стране. Эти умники могут заткнуть все скважины и перекрыть линии передачи, а потом заявить: что ж, господа, нет у нас газа, очень сожалеем. И никто не посмеет возразить.
 — Да, нечто подобное я и предвидел, — пробормотал Болан. — Ты меня убедил. Но, полагаю, дальнейшие их шаги уже непредсказуемы.
 — Отчего же? Все предельно очевидно. Цены подскочат, и это разорит кучу компаний. И тогда наши умники почти задаром приберут их к рукам. Они добьются абсолютного контроля над общенациональной экономикой и — что вполне естественно — над экономикой большей части свободного мира. Но с этого момента он уже не будет свободным.
 — Это действительно возможно?
 — А ты думал! Особенно, если зима выдастся суровой. Им нужно всего лишь держать палец на кнопке. Постоянно. Правительство потерпит крах. А у нас даже нет механизмов, способных на законной основе предотвратить катастрофу. Судебные же разбирательства отнимут годы и годы. Поэтому остается молить Господа, чтобы он послал нам теплую зиму!
 — Это не мафия, Лео.
 — Деловые люди, скажем так. Хиршбаума, как и остальных, попросту невозможно подловить. Он даже пистолета с собой не носит.
 — Пистолет за них носил Морелло.
 — Правильно. Так они и работали.
 — О'кей, — сказал Болан. — Теперь зато мы вправе предъявить обвинение в убийстве и Пейсману, и Скофлану, и О'Ши, и Хиршбауму. Ведь наниматели столь же виновны, как и исполнители. Разве не так?
 Таррин рассмеялся.
 — И давно ты научился эдак весело шутить?
 — Достаточно давно, — в свою очередь усмехнулся Болан. — Ладно, старина, закончим на этом нашу беседу. И поторопимся в высший суд.
 — Да неужто такой существует?
 — Конечно. Он признает их виновными. Без всяких проволочек.
 — А судья — ты?
 — Нет, я — приговор.
 — Удачи, сержант. Смотри, не оступись.
 Болан повесил трубку и устремил в сторону спальни взгляд, полный смятения.
 Да уж, не оступись... Легко сказать!
 Что же это за птичка такая — Сьюзан Лэндри?




 Глава 20


 Огромные лучистые голубые глаза Лэндри вспыхнули, когда она увидела перед собой Болана. Потягиваясь, словно кошка, девушка с улыбкой проворковала:
 — Обалдеть! Мне приснилось, будто ты куда-то спешил, а я пыталась завлечь тебя на свой парусник. Но ты шагал семимильными шагами — прямо по озеру. Я так рада, что это был всего лишь сон.
 Он добродушно спросил:
 — С тобой все в порядке?
 — Да, мне теперь хорошо. — Она приглашающе похлопала по постели. — Ты когда-нибудь отдыхаешь?
 — Пока мне еще рано отдыхать, Сьюзан. Нам нужно поговорить. Прояснить кое-что.
 Ее глаза на мгновение прикрылись. Внезапно выкатилась маленькая слезинка и побежала по бархатной щеке.
 — Хорошо, — сказала Сьюзан спустя мгновение. — Давай проясним.
 — Этот список из Пайн Гров... Я знаю...
 — Извини, но он не для посторонних, — резко перебила она.
 — Я собираюсь тебя расспрашивать. Мне самому есть что сказать тебе. Итак, я знаю, где ты его взяла. У своего деда, сенатора Пейсмана.
 Ее глаза невольно округлились.
 — Почему это тебя заботит? — прошептала Лэндри.
 — Обстоятельства вынуждают. Ты меня надула, Сьюзан. И давай поставим точки над "и", если хочешь, чтобы между нами еще что-то было. В противном случае я и впрямь надену семимильные сапоги и скажу: «Прощай».
 — Невероятно! Какая твердость духа, какая несокрушимая мораль! Лучший образец для подражания — и для взрослых, и для детей! Фантастика, и только!
 — Обойдемся как-нибудь и без детей, — усмехнулся Болан. — Принимай меня таким, какой я есть. А не хочешь — прощай.
 Он был уже у дверей, когда Лэндри закричала:
 — Ну хорошо, подожди, черт побери! Я действительно тебя надула! Доволен?
 Болан повернулся к ней, печально улыбаясь.
 — Нет. Я еще только начинаю слушать.
 — Но я ни на кого не собираюсь доносить!
 — А если конкретно, то — на своего деда, верно? Эти все твои красивые слова о справедливости, о законных правах каждого... На самом же деле ты попросту пыталась прикрыть этого старого мошенника.
 У Лэндри был такой вид, словно ее хорошенько отшлепали. Она опустила глаза и с подчеркнутым вниманием принялась рассматривать свои руки.
 — Ладно, — сказала Лэндри еле слышно. — Возможно, я это заслужила. И он, возможно, тоже. Но я не позволю, чтобы ты всадил в него пулю.
 — Почему ты решила, что я намерен это сделать? Ведь я не всадил пулю в Логана. Или в Соренсона. Эдакой чести были достойны только Морелло и его придурки. Но между нами ничто не должно стоять. Пойми же ты, наконец!
 Лэндри горестно произнесла:
 — Иногда я на него работала. Во время каникул или выборов. Так, разные пустяки. Для меня он был больше чем дед. Он был, по сути, моим вторым отцом. Последний в роду... — Показалась еще одна слезинка. — Последний из Пейсманов. Моя мать была его единственным ребенком. И он всегда печалился из-за этого. Семейное дерево засыхало.
 — Ты работала на него, — напомнил Болан.
 — Я же говорю: обычные мелкие услуги. Всякий раз, приезжая к нему, я прибиралась в его кабинете — наводила порядок на столе, выбрасывала сигарные окурки...
 Болан вздохнул:
 — А так, как ты дьявольски любопытна...
 Лэндри слегка оживилась:
 — Это у меня с детства. Он всегда журил меня, даже ребенка, за то, что я рылась у него на столе. Так вот... Шесть недель назад я и нашла у него этот список. Я была... поражена. Ошеломлена, точнее сказать. Это выглядело как пощечина, как злая насмешка. Я и вправду хотела написать статью об удивительных смертях в высшем обществе. И тут — пожалуйста. Будто нарочно. Конечно, после этого я просто обязана была все расследовать.
 — Но ты ведь не начала с расспросов своего деда?
 — Разумеется, нет. Франклин Адамс Пейсман не тот человек, которого можно загнать в угол подлыми и мерзкими подозрениями. — Она строго посмотрела на Болана. — Стрелять не будешь? Честно?
 Тот ответил ей ироничной полуулыбкой:
 — Такие вопросы лучше задавать в конце. Тогда они звучат естественнее... Но мне очень интересно. Продолжай.
 — Короче, мне стало ясно, что в течение некоторого времени дедушка был... — Сьюзан смятенно развела руками.
 — Мерзавцем, если говорить прямо, — подсказал ей Болан.
 — Ну... Я бы не стала выражаться столь резко. Политическая целесообразность, что ли... Дедушка часто проделывал разные махинации. Но, как он уверял, политика — игра случая. И ты сам должен создавать себе такие случаи, если собираешься стать эффективным орудием правительства.
 — Но ты, надо полагать, столкнулась и с орудиями несколько иного рода?
 — Нет ничего такого, за что действительно можно было бы ухватиться. Просто возникло странное чувство...
 Болану хорошо было знакомо подобное чувство.
 — По правде, я чуточку встревожилась, увидев кое-кого в числе его друзей.
 — Хиршбаума, например, — уточнил Болан.
 Ее глаза вспыхнули недобрым огнем.
 — Кто кого надувает? — возмутилась она.
 — Надеюсь, твой дед не посылал тебя в загородный клуб?
 — Конечно, нет! — Она вновь угрюмо уставилась на свои руки. — Повторяю, я искала материал для статьи. Это сущая правда. Но вскоре я поняла... что подобную статью никто не напечатает.
 — Так почему ты продолжала этим заниматься?
 — Я надеялась... накопить достаточно фактов... чтобы... противостоять...
 — Ты собиралась устроить дымовую завесу. Чтобы спасти семью. Любой ценой.
 — Ты несправедлив! Он же мой дедушка! Он качал меня на коленях и рассказывал мне сказки. Что же мне оставалось делать? Да, я хотела написать статью! Но лишь для его глаз! Чтобы он знал, что я знаю!
 — Ты рассчитывала привести его в клуб...
 — А что тут плохого? Он готовился оставить политику...
 — И вернуть людям все, что успел незаконно присвоить?
 — Не глупи, — отрезала Лэндри.
 — То же самое сказал бы и твой дед.
 — Н-ну... пожалуй.
 — Сьюзан, как тебе не стыдно быть такой наивной? Да твой старик, не раздумывая, насадил бы тебя на вертел и поджарил. Оставить политику. Смешно! Теперь его угомонит только пуля. Запомни: его телом и душой завладел синдикат, достаточно могущественный, чтобы ввести любого в Белый Дом. Или, напротив, вышвырнуть оттуда. Думаешь, они позволят ему уйти в отставку? Или он сам на это согласится? Да помилуй Бог!
 — Ты только что сказал: пуль не будет!
 — Я от своих слов не отказываюсь. Но я хочу, чтобы ты наконец-то осознала: Морелло поймал тебя в тот самый момент, когда ты запустила руки в его коробку со сладостями. Мог ли он сохранить это в тайне от своих сообщников? Да он поставил на тебе крест сразу же, как ты споткнулась! И думаешь, твой дедушка не знал, что Морелло подписал тебе приговор?
 Лэндри снова заревела. И это было хорошо. Еще как хорошо!


* * *

 Некоторое время спустя Лэндри успокоилась, и тогда Болан принес ей чашку горячего шоколада. Сьюзан с благодарностью приняла ее, глядя на своего спасителя красными от слез глазами.
 — Извини, что пришлось все это объяснять, — произнес Болан. Но ты должна трезво оценивать ситуацию. Люди, с которыми связан твой дед, приняли решение и отдали приказ. А ты испортила им всю игру с судьей Дейли. Он был жизненно необходимой фигурой в их борьбе за власть. Морелло был простой пешкой. На него оказывалось страшное давление. Стреляй и беги — вот весь смысл существования этого психопата. С его мозгами ему до политики было так же далеко, как мне до Луны. Возможно, Большая Четверка не знала о его первой попытке уничтожить тебя. Но она, наверняка, уже контролировала все его дальнейшие шаги. Морелло обязан был их информировать, чтобы отвертеться в случае новой неудачи.
 — Теперь я понимаю, — убито прошептала Лэндри. — Дедушка... и его друзья об всем договорились... еще до того, как меня притащили в бассейн. Они держали меня в управлении. И очень напряженно разговаривали по телефону. Три или четыре раза.
 — Но при этом не пытались допрашивать тебя с пристрастием.
 — Откуда ты знаешь?
 Болан бросил на Лэндри скептический взгляд.
 — По тебе было видно, спорщица.
 — Я не спорщица.
 — А кто же тогда?
 — Ну... мегера какая-нибудь. Верно?
 — Ладно, я пошутил, — усмехнулся Болан. Научился у тебя. Берешь глагол — и делаешь из него существительное. Вроде «перемирия».
 Лэндри слегка покраснела.
 — Мы могли бы его снова повторить.
 — Почему бы и нет? Мы, кажется, все прояснили...
 — Не вполне.
 — Серьезно? Что же еще?
 — Когда Морелло подловил меня во второй раз, я выходила из офиса в Терминал Тауэр. Твои доводы безупречны. Этот офис нанимает мистер Хиршбаум.
 — Ага, все-таки пыталась пробраться в логово льва? И это после того, как я тебя предупредил!
 — Ты же сам сказал, что я до неприличия наивна. Я решила: сделаю последнюю попытку. Но меня не пустили дальше стойки регистратора. Продержали минут десять, а затем выпроводили. Ну, а снаружи меня уже поджидали громилы Морелло.
 Болан лишь горестно вздохнул, безнадежно махнув рукой.
 — Получается, они сдали меня Морелло, — заключила Сьюзан. — А потом еще этот разговор по телефону. Помнишь, я позвонила по твоему бортовому номеру? Мы тогда уговорились, что наберу тебя вторично... Так вот, перед этим Морелло позвонил им. Я знала, что это были они, — уж до того он подобострастно говорил. Он с ходу заявил: дескать, твоя голова у него в кармане. И смеялся, уверяя, что скоро доставит ее. Они хотели, чтобы он прибыл на их встречу, а он все пытался отвертеться, говорил: нет никакого смысла, теперь — полный порядок. Несколько раз упомянул судью Дейли. У тебя этот разговор должен быть записан.
 — У меня нет его, — ответил Болан. — После твоего первого звонка я ничего не записывал.
 — Короче, они разговаривали о судье Дейли и его возможной роли в их замыслах. А потом Морелло снова начал канючить, что он крутился день и ночь, ужасно устал, да к тому же корабль поврежден. Надо бы поставить его на ремонт, куда-нибудь в сухой док, в «уютную гавань», как выразился Морелло. Он хотел использовать это время для отдыха и обдумывания происшедшего. Говоря это, он смотрел на меня и смеялся. Они в ответ тоже ржали — было слышно, — и я знала, что они имеют в виду меня. Но вряд ли дедушка знал, что этот маньяк задумал со мной сделать.
 — Может быть, — отозвался Болан. — Все может быть. Ладно, будем считать, что твой дедушка вообще не знал об этом.
 — Да, господи, а как же иначе? Он ведь не сошел еще с ума!
 Болан коротко кивнул и, словно невзначай, поинтересовался:
 — Где намечалась эта встреча?
 Лэндри пожала плечами.
 — Не разобрала. Речь шла о десяти часах.
 — Вечера?
 — Ну, не утра же!
 Болан быстро взглянул на часы.
 — Думаю, еще застану их.
 Глаза Лэндри испуганно расширились. Запинаясь, она произнесла.
 — Ты же сказал... Ты обещал!..
 — Угомонись, — приказал Болан. — Теперь я играю в твою игру. Говоришь, Терминал Тауэр?
 — Но я не знаю, где они встречаются. Ты обещал мне, Мак, обещал, черт возьми!
 Болан тяжело вздохнул.
 — Твоя игра, Сьюзан. Твоим способом.
 — Ты что, всего лишь отдубасишь их прикладом?
 — Я не судья, Сьюзан. Я лишь позволю им быть собственными судьями.
 Похоже, такое объяснение немного утешило девушку.
 — Ложись спать — уже одиннадцатый час, — печально улыбнулся он. — Когда проснешься, я уже буду здесь. И, ради Бога, никуда не исчезай. Перемиримся немножко, как только подлечим раны, а?
 — Если между нами будет кровь, Мак, перемирие не состоится. Пойми это раз и навсегда, — тихо, но очень твердо отозвалась Лэндри.
 Болан посмотрел на нее долгим внимательным взглядом.
 — Увидимся позже, — сказал он и вышел.


* * *

 До яхт-клуба Болан добрался на такси. Здесь, в тени деревьев, его дожидался боевой фургон. Тщательный осмотр машины не принес никаких неожиданных сюрпризов: сигнализация системы безопасности не повреждена, секретные замки закрыты.
 Болан сменил одежду на простой деловой костюм и, порывшись в куче удостоверений личности, выбрал себе подходящее. Незаменимую «беретту» он поместил под пиджаком с левой стороны.
 Когда «броневик» въехал на городскую окраину, часы показывали половину одиннадцатого.
 Кругом кишели полицейские патрули. Радиопеленгаторы фургона фиксировали постоянные переговоры по служебным каналам. Однако в деловом центре города на улицах было относительно тихо и спокойно.
 Оставив фургон на платной стоянке, остаток пути Болан проделал пешком.
 Да, Сьюзан, ты совершенно права. После пролития крови перемирие не устанавливают. По крайней мере — порядочные люди.
 Он прошел в вестибюль и, предъявив охраннику удостоверение, безапелляционно заявил:
 — Без доклада. Если поднимусь и увижу, что меня ждут, можешь попрощаться с этим светом.
 Парень в униформе побледнел и заверил федерального агента, что никому не сообщит о его появлении.
 На лифте Болан поднялся на тридцать пятый этаж, где обнаружил кучу всевозможных офисов. В глаза ему бросилась дверь, на которой золотыми буквами красовалось: "Товарищество «Кливлендская магистраль».
 Подходящая надпись.
 Приемная была ярко освещена. У стены в кресле сидел, развалясь, малый в помятом костюме с «Плейбоем» на коленях.
 Болан строго спросил:
 — Они здесь?
 — А вы кто? — насторожился парень.
 Левой рукой Болан показал удостоверение, а правой моментально врезал парню, едва тот сунулся к нему. Хрюкнув, парень повалился обратно в кресло. Удостоверение и на сей раз сыграло свою роль.
 Большую Четверку Болан обнаружил в просторном центральном помещении, оборудованном под зал заседаний. Сияющие панели красного дерева на стенах, до блеска отполированный круглый стол, мягкие стулья с велюровой обивкой, неизменный переносной бар со всевозможными соками — и четверо «джентльменов», озадаченно взирающих на непрошеного гостя.
 Болан сразу распознал, на каком месте кто сидит, хотя прежде никогда не встречался с этой четверкой.
 Вот — седовласый, холеный политик, прячущий прогнившее нутро под маской голливудской добродетельности. Пейсман.
 Вот — по-юношески резвый администратор со злобно-плутовским выражением глаз, подлинно живой неандерталец с манерами человека двадцатого века и аппетитом людоеда. О'Ши.
 Вот — вечный игрок второго эшелона, провинциальный стряпчий, на сомнительных сделках наживший миллионы, мерзавец с рыбьими глазами, способный продать вам автомобиль без мотора, но зато со стопроцентной гарантией качества. Скофлан.
 И, наконец, «номер первый» — душевный председатель дюжины несуществующих корпораций с баснословными счетами в куче иностранных банков, делец из той породы аферистов, которые лезут везде, невзирая на свою ужасную репутацию, человек, чьим единственным богом являются деньги, а единственной моралью — ложь, пускаемая в ход без малейших колебаний. Сам Хиршбаум.
 Председательствующий, возмущенно хмыкнув жуя окурок сигары, потребовал от вошедшего объяснений.
 Болан небрежно швырнул на сверкающий стол снайперский значок.
 — Это — нежный привет вам от Сьюзан, — ледяным тоном объявил он.
 Пейсман часто заморгал. В глазах его застыл ужас перед неотвратимостью расплаты за сделанное.
 О'Ши и Скофлан тупо таращились на гостя.
 Хиршбаум попытался разрядить обстановку.
 — Ну, слава Богу, с девушкой все в порядке, — сердечно прогудел он. — Вы, должно быть, тот самый молодой человек, который сегодня устроил в городе весь этот шум. Не могу сказать, что одобряю, однако... Он добродушно засмеялся и покачал головой, обдав «молодого человека» теплым благосклонным взглядом. — Вы таки добились результатов, если я не ошибаюсь...
 — Как всегда, — ответил Болан. Он выхватил «беретту» и послал девятимиллиметровую смерть в это благостное, подлое лицо.
 О'Ши чисто рефлекторно отпрянул назад, в глазах его промелькнула целая гамма выражений: от коварного до злобного, а от злобного — до совершенно беззащитного и по-детски перепуганного. Вторая пуля подарила ему третий глаз, светящийся смертью.
 Следом распростился с жизнью Скофлан, а после него и холеный политик сошел в царство теней. Пули завершили подсчет голосов, не доставив никому облегчения.
 На столе, перед мертвым председателем, лицевой стороной вверх лежала толстая голубая папка с документами. На ней была наклейка с крупной надписью: «Кливлендская магистраль».
 Болан взял со стола снайперский значок и переложил его на залитую кровью папку.
 Символ смерти — и эта надпись... Очень подходящее соседство.


* * *

 Прямо у выхода из Терминал Тауэр он столкнулся со Сьюзан Лэндри. Та, видимо, не ожидала подобной встречи и выглядела крайне смущенной.
 — Стыдно, Сьюзан, — укоризненно проговорил он. — Значит, ты мне все-таки не доверяешь?
 В ее глазах на миг вспыхнула робкая надежда.
 — Я... я вспомнила, как ты говорил мне, что безопасная квартира безопасна лишь единожды. Я испугалась: вдруг ты не вернешься?
 — Теперь уже все в порядке, — успокоил Болан.
 — Он был там? Ты говорил с ним?
 Болан кивнул.
 — Он признал себя виновным, Сьюзан.
 — Не считай меня за дурочку, черт побери!
 — Ты права. Поверь, я очень сожалею. Он получил от меня пулю.
 — Так ты же обещал!..
 — Я сказал, что буду играть по твоим правилам. Ты обманула меня, детка. И я тебя обманул. Ни один из них не висит на твоей совести. А я уж как-нибудь переживу случившееся. Без стыда. Он заслужил это, поверь.
 — Я обманывала не ради него. А ради них! Ради моей матери и моей бабушки! Как ты мог использовать меня в своих целях?
 — Я тебя не использовал, — устало сказал Болан. — Да я ничего, по сути, и не сделал. Они это сделали с собой. Давным-давно. Все эти годы они лишь маскировались под людей. А на самом деле были только оболочками с трупными червями внутри, и ничем иным.
 Лэндри заплакала.
 — Боже мой!
 — Мы, вероятно, попрощаемся, — печально проговорил Болан.
 Ее голубые глаза вспыхнули, но быстро погасли.
 — Я думаю — да.
 Болан сделал шаг прочь.
 — Мак! Я все-таки напишу эту статью!
 — Рад за тебя. Подбери цитаты.
 Лэндри слабо улыбнулась.
 — Чудесный великан. Чудесный, усталый, жалкий великан. Ищешь свои семимильные сапоги?
 Болан улыбнулся в ответ, пытаясь уместить вечность в одном последнем взгляде, затем повернулся и пошел, больше не оглядываясь.
 Ни один человек не является островом и уж тем паче — целым континентом. В данный момент Болан не ощущал себя даже частью маленькой лужайки.
 Это, возможно, был последний обман в его игре. В игре с самим собой. И Болан знал, что возвращается в свой самый одинокий «дом» во вселенной.
 Но, по крайней мере, этот дом сумеет обогреть его.
 Трубы Кливленда будут дымить нынешней зимой.
 Как и прежде. Как всегда...




 Эпилог


 Эту статью я долго не могла начать: не знала — как. Но вот теперь — пишу. И завтра, надеюсь, ее будет читать весь мир. Это статья не столько об алчности, необузданной похоти и отвратительных людях, сколько о человеческой доблести, невероятном самопожертвовании и проявлении всего лучшего, что есть в человеке, когда возникает жестокая необходимость защитить нашу драгоценную цивилизацию — с любым оружием в руках и любым способом, дающим положительный результат.
 Это жестокий мир, сказал один человек, и, пока жестокость правит в небесах, доброта никогда не появится на земле. Сказавший это — Мак Болан, огромный великан, который странствует по разным вселенным и мог бы, уж поверьте, властвовать в своей собственной, но вместо этого решил служить доброте.
 Я люблю Мака Болана. И я заявляю во всеуслышание, что надеюсь когда-нибудь снова лежать у него на руках, как лежала еще сегодня утром — так откровенно и так гордо. Однако, подобные признания не должны заслонять и того, о чем я собираюсь рассказать, поскольку — и вы убедитесь сами — в любых человеческих отношениях светлое всегда совмещается с темным: несколько коротких часов назад этот супергерой хладнокровно и совершенно преднамеренно казнил моего дедушку.
 — Он получил от меня пулю, — заявил Мак-великан так, словно оказал убитому неслыханную честь.
 Возможно, тому и впрямь была оказана честь... Я расскажу о случившемся по порядку, и пусть читатели судят сами. Все началось в один малопримечательный прохладный день в доме моего дедушки, в его кабинете. Дедушку зовут, или звали, Франклин Адамс Пейсман — гордое имя, не так ли? Нет, не так. Дело в том, что мой дед был всего лишь гнилой оболочкой человека с трупными червями внутри, и ничем иным. Я знаю, это звучит как...