---------------------------------------------


 Росс Макдональд
 Встретимся в морге (Испытание злом)



 Список действующих лиц:


 Ховард Кросс — должностное лицо, осуществляющее надзор за условно осужденными, чья вера в Майнера приводила в изумление окружающих и самого Кросса в первую очередь.
 Джейми Джонсон — четырехлеток, стоивший того, чтобы за него заплатили пятидесятитысячный выкуп.
 Энн Девон — симпатичная помощница Кросса, искренне стыдящаяся своих чувств к Ларри Сайфелю.
 Ларри Сайфель — молодой, самоуверенный адвокат, который мог бросить любую женщину... кроме одной-единственной.
 Фред Майнер — герой войны, убивший человека и тем самым выхлопотавший себе весьма скверные перспективы на будущее.
 Эми Майнер — несчастная, верившая в невиновность своего мужа по достаточно простой причине.
 Эйбель Джонсон — удалившийся от дел богатый бизнесмен, охраняющий покой собственной жены так же, как и свой.
 Хелен Джонсон — выходившая, а затем и вышедшая замуж за Эйбеля, у которого нашлось полмиллиона работающих на него отличных качеств.
 Джо Трентино — слепой киоскер, пользующийся «внутренним» зрением.
 Лейтенант Клит — злоненавистник.
 Форест — агент ФБР, умеющий слушать и не забывать ни единого слова из услышанного.
 Флорабель Сайфель — чересчур мать, не имеющая, кроме материнского, никаких других инстинктов.
 Сэм Дрессен — офицер из управления шерифа, испытывающий ужас перед трупами, равный по силе ужасу перед беспенсионной старостью.
 Бурк — частный детектив, который мог заметить хорошенькое девичье личико за милю, но не разглядеть слона у себя под носом.
 Арт Лемп — работающий по обе стороны закона и всегда остающийся в выигрыше.
 Молли Фоон — актриска-неудачница, сыгравшая достаточно ролей для достаточного количества мужских «театров на одного зрителя».
 Мисс Хильда Трентон — домовладелица, слышащая зло, видящая зло и не знавшая причин, чтобы не говорить о зле.
 Керри Сноу — франтоватый фотограф, который в самый значительный день своей жизни надел ворованный пиджак.




 Глава 1


 Я повстречал мальчишку в день похищения. Было ясное ветреное утро. С моря задувал свежий бриз, и белые кубические дома сверкали под чистым голубым небом. На работу я брел через силу.
 Бронзового цвета спортивный автомобиль с иностранными обводами кузова был припаркован у тротуара перед зданием Окружного Аннексионного суда. Я поставил свою машину на обычное место, в нескольких ярдах дальше. Насколько мне было известно, в городе существовал единственный бронзовый «ягуар». Принадлежал он Эйбелю Джонсону. И потому я ничуть не удивился, увидев, как Фред Майнер, шофер Джонсона, вышел из моего офиса на втором этаже и начал спускаться по лестнице.
 Дойдя до тротуара, Фред — коренастый мужчина, чуть за тридцать, шагавший вразвалку, — повернулся и пошел в моем направлении. На рукаве выгоревшей почти добела морской формы, которую он таскал не снимая, виднелись более темные пятна в тех местах, где когда-то находились нашивки. Единственной уступкой его теперешнему гражданскому занятию была черная шоферская фуражка, надвинутая на самые глаза. Он прошел мимо, не заметив меня, думая о чем-то своем.
 Со стороны спортивной машины послышался вопль, а затем произошло какое-то движение. Маленький мальчик с ярко-рыжими волосами перевалился через низкую дверцу и ринулся прямо под ноги Фреду. Лицо мужчины сразу же просветлело, и он радостно засмеялся. Подхватив мальчика под мышки, Майнер подкинул его так, что ребенок перевернулся в воздухе, шлепнулся ему на руки и вновь соскочил на тротуар.
 — А ну-ка, рулевой, сбавить обороты! Сейчас не до игр. Слушать внимательно!
 — О'кей, Фред, — чирикнул малыш. — То есть я хотел сказать: айе, айе, сэр. — Он сдвинул ступни и вытянулся во фронт.
 — А теперь сотри-ка улыбочку с физиономии, а не то разжалую тебя в матросы и лишу привилегий на пятнадцать лет!
 — Айе, айе, сэр!
 Мальчишка хихикнул. Фред попытался было подавить смешок, но не мог. Они стояли на тротуаре и хохотали, глядя друг на друга. Прохожие также улыбались.
 Я выбрался из машины. Стоило Фреду увидеть меня, как выражение его лица круто изменилось.
 — Доброе утро, мистер Кросс, — произнес он без энтузиазма.
 — Привет, Фред. Ты ко мне?
 — Я заходил к мистеру Лайнбарджу.
 — Он в отпуске.
 — Да, юная леди мне уже сообщила. Я был в вашем офисе.
 — А мне казалось, что твой отчет только на следующей неделе...
 — Я приходил не за этим. Не отчитываться. Просто хотел обсудить с мистером Лайнбарджем несколько вопросов, только и всего.
 — Что-нибудь насчет твоего условного срока?
 Выглядел он каким-то застенчивым и неловко переминался с ноги на ногу. Фреда явно смущал его условный срок.
 — Более-менее. Так, ничего особенно важного.
 — Могу я быть тебе полезен?
 Он отпрянул.
 — Нет, мне бы не хотелось беспокоить вас, мистер Кросс. В общем, я дождусь мистера Лайнбарджа и зайду к нему в следующую субботу. Ведь он вернется к следующей субботе, не так ли?
 — Если не утонет, то обязательно, ведь он поехал рыбачить. Мальчик потянулся и дернул Фреда за ремень.
 — Что-нибудь случилось? Мы можем теперь ехать?
 — Конечно же, Джейми. — Он ладонью взъерошил огненно-рыжие волосы. — И запомни: нельзя встревать в разговор старших по званию.
 — Это мальчик Джонсонов? — спросил я.
 — Да, сэр, это Джейми Джонсон. Джейми, поздоровайся с мистером Кроссом. — И он добавил с изрядной долей иронии: — Мистер Кросс один из моих близких друзей.
 Мальчик протянул мне твердую ладошку.
 — Рад познакомиться с вами, мистер Кросс. Друг Фреда — мой друг.
 Лицо Майнера просветлело, но он тут же прохрипел простуженным голосом морского волка:
 — А ну, живо на борт, а то еще заговоришь себя до смерти!
 Джейми отскочил к «ягуару» и перекинулся через низкую дверцу. Последнее, что я увидел, были вытертые джинсы и пара разбитых вусмерть мокасин.
 — Славный паренек, — сказал я. — Сколько ему?
 — Говорите тише. — Фред прижал к губам коричневый от въевшегося в него масла указательный палец и понизил голос. — Не нужно, чтобы он слышал похвалу в свой адрес, а то как бы голова не закружилась. Хватит того, что в семье его превозносят до небес. Ему четыре года.
 — Для четырех лет он достаточно развит. И кто же обучает его манерам?
 — Да все понемногу. На мне, например, лежит строевая подготовка. — Фред двинулся к машине. — Что же, всего доброго, мистер Кросс. Было приятно увидеться с вами.
 — Подожди минутку. Что ты задумал?
 — Ничего, — ответил Фред деревянным голосом.
 — Мальчик сказал, что вы куда-то едете. Надеюсь, ты не собираешься выезжать из графства?
 — Да нет, не собираюсь. — Чтобы ответить, ему понадобилось много-много времени.
 Я был почти уверен, что он лжет.
 — Ты ведь знаешь правила. Без разрешения нашего ведомства тебе нельзя выезжать из графства.
 — Да. — От неловкости он покраснел. — Я просто везу Джейми покататься. Разве это запрещено?
 — Иначе как по работе, тебе водить машину нельзя.
 — Но у меня приказ. Так что я нахожусь на работе. — Он с тревогой посмотрел на спортивную машину. — Сейчас мне надо ехать, мистер Кросс.
 — Куда?
 Он замкнулся, и на лицо его вновь надвинулась маска слепой ненависти.
 — Я не собираюсь рассказывать об этом каждому встречному.
 — Может быть, у тебя какие-нибудь неприятности?
 — Нет, сэр, ничего подобного. С февраля я не попадал ни в какие передряги и не намереваюсь делать этого вновь. — В его голосе была полная уверенность.
 — Ловлю тебя на слове, Фред. Все будет о'кей до тех пор, пока ты не выезжаешь за пределы графства, выполняешь правила уличного движения и остаешься трезвым. Ты ведь знаешь, что произойдет, если хотя бы одно из этих условий будет нарушено.
 Через дорогу часы на башне здания суда отбили три четверти часа. Мы посмотрели вверх. Было без пятнадцати девять.
 — Знаю, — сказал он. — Мне нужно двигать, мистер Кросс.
 — Что за спешка?
 Он не ответил. Вибрирующий от ударов колокола воздух, казалось, предупреждал об опасности. Фред скосил глаза на металлическую физиономию часов и нетерпеливо стал переступать туда-сюда.
 — Мощная машина. Сколько выжимает?
 — Миль сто двадцать примерно. Я никогда не ездил на пределе.
 — Не забудь, тебе нельзя делать больше пятидесяти пяти.
 — Хорошо, запомню. Ну, а теперь мне можно ехать?
 Я наблюдал, как он с трудом садится в кресло шофера. У Фреда была мощная грудная клетка, широченные плечи, к тому же на войне ему сломали спину, и теперь она не гнулась. Пока он, маневрируя, пытался протиснуться за рулевую колонку низкого автомобиля с откидным верхом, в его заднем кармане отчетливо вырисовывалась выпуклость, похожая на пистолет.
 Я не был на сто процентов уверен, что это именно пистолет. К тому же не знал, имеет ли он разрешение на ношение оружия. И прежде чем я решил остановить его, бронзовая машина сорвалась с места и исчезла за углом. Замирающий звук мотора был похож на шелест ветра.
 Энн Девон оторвалась от машинки, когда я вошел в приемную. Она являлась одним из двух офицеров по надзору: мышиная блондинка с докторской степенью по психологии и неиспользованными ресурсами девичьей пылкости. Энн развернулась на стуле так, что свет от окна обрисовал ее фигуру. Получился недурной силуэт.
 — Утро доброе, Хов. Ты какой-то взволнованный.
 — Не стоит проявлять интуицию в такую рань. Это утомляет.
 — Можешь ничего не говорить, — сказала она. — Когда ты озабочен, у тебя на лбу появляются такие противные вертикальные морщинки.
 — Наверное, это была неплохая идея.
 — Какая еще идея?
 — Сжигать ведьм.
 — Ох, Хов, ну давай, расскажи-ка все старому доброму доктору Девон.
 Ей было двадцать четыре.
 Я присел на уголочек ее стола. Возле моей руки она поставила вазу с разноцветным драже, которое приятно контрастировало с крашенными известью конторскими стенами и потрепанной казенной мебелью.
 — Для чего сюда приходил Майнер, или он и тебе ничего не объяснил?
 — Ему был нужен Алекс. Я сказала, что его нет, и, похоже, это здорово обеспокоило Майнера.
 — Он не сказал, зачем ему понадобился Лайнбардж?
 — Промычал, что хочет выполнить приказ и при этом никому не навредить.
 — Мне кажется, он что-то задумал, — сказал я. — Я его только что встретил перед зданием, и со мной он говорил как-то уклончиво. Заставить его раскрыться мне не удалось.
 — Ты не психанешь, если я кое-что скажу, а, Хов? Мне кажется, он тебя боится!
 — Меня?
 — И не он один. Иногда у тебя бывает взгляд... ну-у, этакого злобного праведника. Первые шесть или сколько-то там месяцев я сама страшно пугалась.
 — Не вижу для этого никаких причин.
 — Просто ты имеешь большую власть над людьми.
 — Но я не собираюсь ею злоупотреблять, даже если справедливо то, что ты говоришь. — Разговор начал меня раздражать.
 — Я знаю. Мне кажется, что и Фред Майнер догадывается о чем-то подобном. С опытом службы во флоте, он должен быть настороже и понимать, что с ним может сделать суд, не дай Бог он совершит какую-нибудь оплошность! В конце концов, Алекса он знает не в пример лучше тебя. Я сказала, что ты должен скоро появиться, но он и не подумал ждать. Быть может, Майнер приходил, чтобы попросить у Алекса совета в каком-нибудь частном деле?
 — Он ничего не сказал о том, что собирается уехать?
 — Ни слова. Думаю, тебе не стоит беспокоиться. Алекс говорил, что он прекрасно приспособился. — Ее голубые глаза потемнели от нахлынувших чувств. — На мой взгляд, это стойкий мужик. Если бы я кого-нибудь переехала — будьте уверены! — ни за что не стала бы больше водить машину!
 — Ты называешь это вождением?
 — Я серьезно. Прекрати меня подкалывать.
 — Не стоит растрачивать свои чувства на сбежавшего с места преступления, да к тому же женатого шофера.
 Она слегка покраснела.
 — Не будь смешным. Мои чувства к нашим клиентам вполне обезличены, а если быть до конца откровенной, то Майн ера нельзя назвать «сбежавшим с места преступления». Алекс говорит, он вообще не подозревал, что кого-то переехал, так что в моральном плане данной вины за ним нет.
 — Когда они пьют, это уже вина. Приколи себе на шляпку эту аксиому.
 Ее глаза широко распахнулись.
 — Разве он был пьян? Алекс об этом ничего не говорил.
 — Алекс никогда не болтает о делах больше, чем следует, и этому правилу следовать не грех.
 Она дерзко ответила:
 — Этим утром ты горазд на морализаторские сентенции. — Но любопытство взяло верх над обидой. — А откуда тебе известно, что той ночью Фред Майнер был пьян?
 — Читал полицейский рапорт. Когда его арестовали, то сделали пробу на алкоголь. Нагружен он был под завязку: больше двухсот миллиграммов.
 — Бедняга. А я-то не поняла, как это его угораздило. Может, предложить ему тесты Росшарха? У алкоголиков всегда глубоко скрытые душевные травмы...
 — Он не алкоголик, просто-напросто, как это бывает со многими, напился и убил человека. Можешь не растрачивать зря запасы своего сочувствия, потому что ему-то как раз повезло. Жена от него не ушла. Шеф заступился. Если бы не Джонсон и не послужной военный список — сидеть Майнеру в тюрьме.
 — А я рада, что он не там. — И нелогично добавила: — Даже если тебе все равно.
 Потом она наклонилась к машинке, и пулеметная очередь разорвала тишину комнаты. Наши разговоры обычно всегда заканчивались подобным образом. Мне нравилось представлять их неким подобием древних споров между рассудком и сердцем, где я обычно брал на себя роль рассудка.
 Часы на башне суда пробили девять, и, немного запоздав, виноватое эхо докатилось до меня. Резко закрыв дверь внутреннего офиса, я снял пиджак, чтобы ничто не мешало, и следующие два часа проработал с диктофоном. Готовил рапорт о богатой вдове, которую арестовали за то, что она воровала дешевые платья в маленьких магазинчиках. Причем платья были девятого размера. Вдова носила восемнадцатый и детей не имела.
 В промежутках между абзацами я мысленно возвращался к Фреду Майнеру. Хотя я и не сказал об этом Энн, но все равно чувствовал удовлетворение от того, как провел это дело. Три месяца назад, в начале февраля, оно совсем не выглядело многообещающим.
 Судя по рапортам шерифа и городской полиции, в один из субботних вечеров Фред напился до чертиков, без разрешения взял машину своего нанимателя, задавил насмерть человека на дороге возле загородного дома Джонсонов и, не останавливаясь, прикатил в город. Полицейские забрали его, когда он выписывал кренделя по бульвару, ведущему к океану, за управление машиной в нетрезвом состоянии. Только поздно ночью люди шерифа обнаружили тело на проселочной дороге, но не смогли его опознать.
 У «линкольна», которым правил Фред в тот вечер, оказалась разбита фара. Кусочки желтого стекла от нее были разбросаны на месте происшествия. Один большой осколок врезался в глаз мертвеца.
 Завсегдатаи судебных залов предсказывали, что Фреда признают виновным в совершении уголовного преступления с отягчающими обстоятельствами и он получит от двух до пяти лет. В это время Эйбель Джонсон вернулся из своего зимнего дома в пустыне. Он взял Фреда на поруки и поставил своего личного адвоката защищать его в суде. Адвокат по фамилии Сайфель нашел смягчающие обстоятельства и, представив дело как непреднамеренное убийство, обратился к суду с просьбой об отсрочке приговора.
 Подготовить рапорт я назначил Алекса Лайнбарджа. В течение месяца Алекс по буквочке разбирал это дело. Он пришел к выводу, что Фред Майнер — уважаемый горожанин, совершивший единственную ошибку в своей жизни, и вряд ли оступится в другой раз. Фреда приговорили к году лишения свободы с отсрочкой приговора; он был оштрафован на триста долларов и условно осужден на пять лет.
 В целом, как я и сказал, Майнеру повезло. Его жизнь была спасена, и в этом я усматривал нашу заслугу. Фред рухнул вниз, но его подхватили до того, как он шмякнулся о дно, и вознесли обратно на натянутый канат, по которому все мы день за днем ходим.
 Но условно осужденный идет по проволоке без страховочной сети, и если он падает во второй раз, то тогда уже основательно и в тюрьму.




 Глава 2


 Мои мысли прервал шквал голосов, донесшийся из приемной. Я выключил диктофон. Один из голосов принадлежал Энн, и он пытался успокоить другой голос, интонация которого то повышалась, то понижалась, следуя за приливами душевного смятения. Похоже, что у какой-то малолетней клиентки приступ раздражения или истерика.
 Немного послушав, я решил, что пора вмешаться, и распахнул шагренированную стеклянную дверь.
 Женщина в возрасте, далеком от ювенильного, распростерлась в кресле для посетителей напротив стола, за которым сидела Энн. Под ситцевым домашним платьицем угадывалось длинное, угловатое тело. Энн наклонилась над ней, держа руку на костлявом плече.
 Я узнал женщину, стоило ей повернуть лицо к свету. Мне показалось, что за последние три месяца с того дня, когда я видел ее в последний раз, она постарела лет на десять. Седые прядки, словно стальная стружка, протянулись в ее прямых темных волосах. Глаза были воспалены, рот перекошен.
 — Что случилось, миссис Майнер?
 — Кошмар, беда. — Усилием воли ей удалось сдержать дрожь губ. — Просто гром среди ясного неба.
 Я взглянул на Энн.
 — Я не очень поняла, о чем идет речь, — сказала та. — Что-то насчет киднеппинга. Миссис Майнер боится, что к этому делу причастен ее муж.
 — Нет! — закричала женщина. — Это не так. Фред не мог сделать ничего подобного. Не мог, уверяю вас! Мы женаты десять лет, и я знаю, что Фред добрейший человек и он любит этого мальчика.
 — Похищен мальчик Джонсонов?
 Она подняла на меня свои мокрые темные ресницы.
 — Да, и они обвиняют в этом Фреда. Утверждают, что он куда-то увез Джейми. Но это ложь. — Ее голос окрасился печалью.
 — Миссис Майнер утверждает, что против Фреда составлен заговор. — Энн нагнулась ко мне и шепотом добавила: — Тебе не кажется, что это похоже на манию преследования?
 — Чепуха, — произнес я несколько громче, чем следовало. Миссис Майнер, дернувшись, выпрямилась и стряхнула со своего плеча руку Энн.
 — Вы мне не верите? Но я говорю правду. Джейми украли, а подставили Фреда, чтобы свалить на него вину. — Под тонкой кожей ее скулы обрисовывались настолько четко, словно горе содрало с них все мясо.
 — Успокойтесь, — сказал я. — Я не могу ни верить, ни не верить вам до тех пор, пока не узнаю, что на самом деле произошло. Мисс Девон, не могли бы вы дать миссис стакан воды?
 — Разумеется. — Энн наполнила бумажный стаканчик из керамического охладителя и подала его миссис Майнер. — Возьмите, дорогая.
 Трясущейся рукой та поднесла стаканчик к бледным ненакрашенным губам. Часть воды выплеснулась ей на платье. Оставшуюся часть она выпила залпом и смяла стаканчик в кулаке. Костяшки пальцев были красные и потрескавшиеся от домашней работы.
 — А теперь расскажите мистеру Кроссу то же, что и мне, — напомнила Энн.
 — Попробую. — Женщина постаралась успокоиться. Над квадратным воротником платья жилы на ее шее проступили, словно тонкие веревки. — Вы видели моего мужа этим утром? Он сказал, что поедет сюда, поговорить с мистером Лайнбарджем.
 — Да, он был здесь. Мистер Лайнбардж отсутствовал, и он говорил со мной.
 — Может быть, вам показалось по его виду, что он замышляет преступление? А? Был он похож на преступника?
 Я почувствовал, как возвращаются сомнения, возникшие у меня утром во время разговора с Фредом.
 — Наверное, будет лучше, миссис Майнер, если я буду задавать вопросы. Вы сказали, что Фреда обвиняют в похищении Джейми Джонсона. Кто именно его обвиняет?
 — Мистер Джонсон.
 — На каком основании?
 — Совершенно беспочвенно. Это заговор. — Она почти не размыкала челюсти, и это придавало ее речи странный, чревовещательный эффект.
 — Это вы так говорите. Но попробуйте конкретизировать свои предположения. Я понял, что исчезли и мальчик, и Фред.
 — Словно дым. — Одна ее рука непроизвольно взметнулась вверх. Она притянула ее назад, и пальцы вцепились в подол платья. — Но это еще не доказывает того, что Фред виновен. Как раз наоборот. Значит, здесь что-то нечисто.
 — Никто не знает, где они теперь?
 — Лично я — нет, но кое-кто — наверняка. Тот, кто стоит за всем этим, тот и знает. — Звук с шипением прорывался сквозь плотно сжатые губы. Глаза сверкали, словно коричневое стекло.
 — Вы кого-нибудь подозреваете?
 — Заговор, — сказала она, — вот что это такое.
 Мы с Энн переглянулись. Я был готов согласиться с тем, что миссис Майнер находится в состоянии шока.
 — На нем несмываемое пятно, — продолжила женщина, — и они об этом знают. Это преступный сговор для того, чтобы переложить вину за похищение на Фреда.
 — А это точно, что Джейми украли?
 — Я говорю правду, — произнесла она с яростью. — Почему вы мне не верите?
 — Я думаю, вы немного преувеличиваете. — Я взглянул на наручные часы. — Сейчас без двадцати двенадцать. Я видел мальчика и Фреда меньше трех часов назад. Тогда вроде все было в порядке.
 Эми Майнер подалась ко мне. Все ее существо алкало надежды.
 — Я знаю, Фред любил мальчика, как своего сына, и между ними не могло быть никаких недоразумений, но только вот мистер Джонсон не хочет мне верить. Он во всем винит Фреда. Теперь все ополчатся на него, даже мистер Джонсон. Он сказал, что сделал величайшую ошибку, когда спас Фреда от тюрьмы.
 Энн недоверчиво произнесла:
 — Неужели мистер Джонсон действительно считает, что его сына похитили?
 — Он это знает.
 — Каким образом? — спросил я. — Мальчика не видели начиная с девяти часов. Фред сказал, что ему приказано покатать Джейми на машине.
 — Мне об этом неизвестно. — Весомость информации несколько поколебала женскую самоуверенность. — Но я видела письмо с требованием о выкупе. Оно пришло с утренней почтой. Я лично принесла конверт в дом. И была в комнате, когда мистер Джонсон вскрыл его.
 В полной тишине мы с Энн переглянулись. Удар часов с башни суда, подобно взрыву бомбы, саданул по нервам и поставил гигантский восклицательный знак в конце предложения. Между первым и третьим ударами часов ситуация встала с ног на голову и казалось, что само помещение изменило очертания.
 Я несколько тупо повторил:
 — Письмо о выкупе?
 — Да, оно прибыло с утренней почтой.
 — В нем был упомянут Фред?
 — Разумеется, нет. Он не имеет к этому никакого отношения, неужели вы мне не верите? В письме находились инструкции насчет выплаты денег. Оно не было подписано.
 — И сколько же запросили с Джонсонов, миссис Майнер?
 — Пятьдесят тысяч долларов.
 Энн присвистнула. Пятьдесят тысяч были ее заработной платой за двадцать и моей за десять лет службы.
 — Я надеюсь, он вызвал полицию.
 — Нет. Не стал. Он боится. В письме было сказано, что если он обратится в полицию, то мальчишку убьют.
 — И где же Джонсон теперь?
 — Поехал в город за деньгами. Я не видела его с тех пор, как он вышел из дому. Он очень торопился. В письме было указано время: одиннадцать часов.
 — Вы хотите сказать, что деньги уже выплачены?
 — Думаю, да. Он собирался заплатить, это точно. Джонсон души не чает в своем мальчике. — И добавила, словно защищаясь: — Впрочем, Фред любил Джейми ничуть не меньше.
 — Я понял. Теперь скажите мне вот что: у вас есть идея насчет того, где может сейчас находиться Фред?
 — Я не меньше вашего хотела бы это знать. Он ничего не сказал мне, кроме того, что заедет к мистеру Лайнбарджу, и все. Сюда, значит...
 — А не сказал, зачем?
 — Только не Фред. Мой муж все всегда держит при себе.
 — Может быть, вы знаете, зачем он взял с собой мальчика?
 — Именно поэтому его обвиняет мистер Джонсон. Фред никогда так раньше не поступал. Он старался делать только то, что ему приказывают.
 Тут встряла Энн:
 — Миссис Джонсон осталась в доме одна?
 — Насколько я знаю — да. Она восприняла происшедшее достаточно спокойно, иначе я не бросила бы ее в таком состоянии. Когда они начали обвинять Фреда, я должна была отправиться на поиски...
 Я оборвал ее:
 — Лучше нам всем вместе поехать к Джонсонам: у вас есть машина, миссис Майнер?
 — Была. Фреду пришлось ее продать, чтобы заплатить штраф. Я приехала на автобусе.
 — Я отвезу вас.
 — Может быть, уведомить ФБР? — спросила Энн.
 — Для начала нужно переговорить с самим Джонсоном. Это его ребенок.




 Глава 3


 Эйбеля Джонсона я знал постольку-поскольку. В феврале он пришел к нам в контору, чтобы обсудить дело Майнера; тогда Алекс и представил нас друг другу. Это был достаточно экспансивный, средних лет мужчина, который, как рассказывали, сделал состояние на недвижимом имуществе в Сан-Диего во время войны. Через пару лет после окончания военных действий он вернулся в Пасифик-Пойнт и купил небольшое поместье в нескольких милях от города. Там он и осел вместе с женой и грудным ребенком.
 Судейские сплетники говорили, что он серьезно болен и женился на своей сиделке. С миссис Джонсон я никогда раньше не встречался. Сам Джонсон считался одним из виднейших граждан Пасифик-Пойнта. Львиную часть доходов он отчислял на нужды города и являлся председателем клуба Почетных пенсионеров. Если его сына действительно похитили, то общественность взбунтуется.
 Миссис Майнер вела себя так, будто ждала этого с минуты на минуту. Спустившись по лестнице, она в ужасе отпрянула от спешащей по улице толпы. Энн пришлось уговорить ее пройти через тротуар к моей машине. Она шла спотыкаясь, опустив голову, точно тащила непосильную ношу. Очутившись в салоне, Эми забилась в угол на заднем сиденье и прикрыла глаза рукой, словно свет резал ей глаза. Выезжая из города, я услышал, как она плачет.
 Пасифик-Пойнт расположен на береговом склоне у самого океана. Дорога идет вверх по уступам холмов, террасами взбегающими к вершине, и, забираясь все выше, я видел извивающуюся косу, давшую название городу, которая полукружьем охватила голубую лагуну. Залив и море пестрели парусами.
 Дорога достигла гребня холма и сделала крутой поворот. Далеко впереди и немного слева, словно тень дредноута, на северо-западном горизонте проплыла Каталина. Вниз и направо темно-зеленое море апельсиновых рощ потихоньку плескалось между подножьями холмов. Стоял прекрасный майский день, но даже красочные картины сельской жизни не подняли мое настроение, а лишь подчеркнули скорбь, царящую в душе.
 От главного шоссе направо вела гудронная дорога. На деревянной рогатине повисла черно-белая вывеска, гласившая: «Пасифик-Пойнт. Численность населения — 34 197 чел. Высота над уровнем моря — 21». Возле щита находилась автобусная остановка.
 Женщина на заднем сиденье полузадушенно проговорила:
 — Здесь надо свернуть.
 Я свернул. Энн, сидевшая рядом, многозначительно тронула меня за руку:
 — Тело нашли именно здесь, возле перекрестка.
 Даже днем это место казалось заброшенным. Я знал, что в пределах слышимости находятся еще дома, но это были дома богачей. А богатые всегда стараются укрыться от посторонних глаз. По обеим сторонам дороги росли непроходимые лавровые заросли, а над ними живой аркой нависали огромные эвкалипты. Листья хрустели под колесами автомобиля. В зеркальце заднего обзора я увидел лицо миссис Майнер. В нем отражалось воспоминание о пережитом ужасе. Похоже было, что она до сих пор видит на дороге мертвое тело.
 Через пару миль Эми Майнер сказала:
 — Вам придется сбросить скорость, мистер Кросс. Сейчас будет очень крутой поворот.
 Я последовал ее совету и, проехав мимо каменных столбов, свернул на гариевую дорожку. За посадками монтеррейских кипарисов виднелась иссеченная ветрами каменная сторожка. Маленький, геометрически правильный садик был полон цветов.
 Энн повернулась к миссис Майнер:
 — Может быть, вы хотите выйти? Вы живете здесь?
 — Боюсь, с сегодняшнего дня уже нет. Нас, видимо, вышвырнут на улицу.
 — Лучше вам пойти с нами, — сказал я. — В отличие от меня, вы знаете миссис Джонсон.
 — Хорошо.
 — Джонсоны нанимали вас на работу? — спросила ее Энн.
 — Время от времени. Миссис Джонсон не любила... миссис Джонсон не любит постоянных слуг — слишком уж она независимая. Я помогала убирать в доме. И когда она устраивала вечеринки.
 Главное здание отстояло от сторожки на несколько сот футов. Оно находилось на самом краю глубокой лощины. Это была постройка из красного дерева и камня, с плоской крышей, с трех сторон окружавшая патио. Я развернулся на заднем дворике. В открытом гараже стояли две машины и еще два места пустовало. Одной из машин был черный могучий «линкольн-седан», который в феврале раздавил человека.
 Задняя дверь распахнулась, и на маленькое крылечко вышла рыжая женщина в зеленом платье. Под мышкой у нее был небольшой дробовик. Стоило начать вылезать из машины, как дуло незамедлительно уставилось мне в живот. Я счел благоразумным втиснуться обратно и позволил дверце захлопнуться.
 Ее голос прозвенел в тишине:
 — Кто вы такой и что вам нужно?
 Эхо, отразившись от уступов холмов, довольно идиотично повторило вопрос.
 — Я офицер, осуществляющий надзор за условно осужденными.
 — Что вам нужно? — снова спросила она, не опуская, впрочем, ружья.
 — Помочь вам, насколько это в моих силах.
 — Я не нуждаюсь ни в чьей помощи.
 Женщина на заднем сиденье наклонилась к окну:
 — Миссис Джонсон! Это я! Мистер Кросс привез меня сюда!
 Рыжая женщина не проявила ни малейшего энтузиазма.
 — То-то я думаю, куда это вы подевались. — Но ружье все-таки опустила.
 Миссис Майнер застенчиво потыкала меня ладонью между лопаток:
 — Ничего, если я выйду?
 — Выйдем вместе.
 Я чувствовал себя слегка не в своей тарелке. По виду миссис Джонсон нельзя было сказать, что она в страшном горе. По крайней мере ружье рыжая женщина держала со знанием дела.
 Но, посмотрев внимательнее, я заметил в лице и фигуре сказавшееся напряжение. Подходили мы к ней с опаской. Мне показалось, что кожа ее белее бумаги. Матовые глаза остекленели и сияли, словно два зеленых камня. По телу внезапно прошла волна дрожи.
 Я постарался разглядеть, стоит ли ружье на предохранителе. Оказалось, что стоит.
 — Зачем это вы вооружились, миссис Джонсон?
 — Я не знала, кто приехал. Подумала: может быть, они.
 — Похитители?
 — Да. Подумала: прикончу их. — Затем, уже тише, добавила: — У меня всего лишь один ребенок.
 Да-а, с яростно полыхающими волосами, широким открытым лбом, выпяченной нижней губой, она действительно походила на убийцу, на молодую львицу, у которой украли львенка. Она стояла, широко расставив ноги, держа дробовик наперевес на уровне пояса, словно дубину. Мозг, видимо, еще не подсказал телу (или забыл это сделать), что мы ее друзья.
 — Да, это действительно так, — сказала Энн.
 — Я же вам говорила, — прошептала миссис Майнер.
 Рыжая женщина повернулась к ней.
 — Вы не должны были вызывать полицию! Неужели трудно сообразить, что Джейми угрожает опасность?!
 — Я не из полиции, — сказал я. — Миссис Майнер пыталась проследить передвижение своего мужа. А он приходил сегодня утром в нашу контору.
 — И Джейми был с ним?
 — Да. Кстати сказать, он познакомил меня с Джейми. Я, конечно, не ясновидящий, но Фред не походил на человека, замыслившего похищение.
 Миссис Майнер одарила меня благодарным взглядом.
 — Я не из тех, кто делает скоропалительные выводы, — произнесла миссис Джонсон. — Этим занимается мой муж: он, видите ли, несколько возбудим. Что до меня, то я не верю, что Фред Майнер способен подложить такую свинью. Не поверю, по крайней мере, до тех пор, пока собственными глазами не увижу доказательств.
 — Скажите, вы давали ему указания катать Джейми на машине?
 — Нет.
 — Утром он сказал мне, что вы отдали ему такой приказ.
 — Нет, когда они уехали, я еще лежала в постели. Прошлой ночью я приняла таблетку. Обычно я встаю довольно рано. Джейми даже не позавтракал. — Эта деталь подломила ее защиту. Глаза мгновенно наполнились слезами.
 — Я дала ему бананчик и апельсин. Это было около восьми утра. Фред повез его на «ягуаре». Сказал, что поедет в город обсудить кое-что с мистером Лайнбарджем. Я действительно думала, что вы разрешили ему... — сказала миссис Майнер.
 — Нет. Ни я, ни мой муж. — В голосе миссис Джонсон послышались истеричные нотки.
 Энн живо спросила:
 — Можно нам войти, миссис Джонсон? Я бы хотела сварить вам немного кофе.
 — Вы очень добры. Пожалуйста, входите.
 После приступа агрессивности женщина обмякла и привалилась к дверному косяку. Я подхватил дробовик еще до того, как он выпал из ее руки, и поставил ружье за дверь.
 — Я сделаю кофе, — сказала Эми Майнер, обращаясь к Энн. — Я знаю, где что лежит. Может быть, она что-нибудь перекусит...
 При виде чужого горя миссис Майнер вдруг обрела обычное хладнокровие и присутствие духа. Она даже выдавила из себя некое жалкое подобие улыбки, когда я проходил мимо. Энн прошла за ней в кухню.




 Глава 4


 Миссис Джонсон провела меня через дом в гостиную. Комната была очень большая, примерно двадцать футов в высоту и сорок в длину. Одну ее стену занимало огромное, нависавшее над ущельем гексагональное окно, открывавшее вид на долину.
 Она подошла к нему и встала ко мне спиной. На фоне безбрежного пространства ее фигурка казалась маленькой и жалкой. У нас очень большая страна и четырехлетнего мальчика отыскать в ней трудно.
 Она произнесла, обращаясь то ли к себе, то ли к серым далеким горам:
 — Это кара. Уж слишком все было легко и просто с той поры, как я вышла за Эйбеля. А в этой жизни даже за небольшое счастье приходится платить. Я об этом позабыла. И вот...
 Я, неслышно ступая по ковру, подошел к ней.
 — Я не виню вас за фатализм, миссис Джонсон. Но, думаю, что вы неправы.
 — То, что я сказала — правда. Я вышла замуж не за человека, а за деньги, думала, что мне страшно повезло. Да так и оказалось. Но судьба выбирает счастливых и обрушивает на них несчастья, подобные этому. Она не трогает вас, когда вы бедны. А я бы вновь хотела стать бедной. Я бы отдала все, что имею. — Она смерила взглядом огромную комнату, покрытые панелями стены, дорогостоящую мебель. — Деньги — проклятье. А каково ваше мнение?
 — Не всегда. И у бедняков тоже бывают тяжелые времена. По работе я чаще всего сталкиваюсь с бедняками, попавшими в беду.
 Ее взгляд уперся в мое лицо. Зеленые глаза прояснились, словно она увидела меня впервые.
 — Кто, вы сказали, по профессии?
 — Ховард Кросс. Окружной офицер по надзору за условно осужденными.
 — По-моему, Эйбель как-то упоминал ваше имя. Вы связаны с полицией?
 — Я работаю вместе с ними, но под другим кодом. Я как бы посредник между законом и тем, кто его нарушил.
 — Не уверена, что правильно вас поняла.
 — Попробую объяснить. Преступник находится с обществом в состоянии войны. Общество отвечает ему взаимностью с помощью полицейских и тюрем. Я стараюсь вести себя как независимый третейский судья. Единственный путь к окончанию войны — попробовать как-то примирить враждующие стороны.
 — Не надо вести себя так, словно я слабоумная селянка, — вспыхнула она. — Значит, вот как вы относитесь к этому делу? Нейтрально?
 — Вовсе нет. За похищение ребенка никакой суд не даст условного заключения. За это полагается смертная казнь, и думаю, что справедливо. С другой стороны я, как и вы, считаю, что скоропалительные решения чересчур опасны. Моя контора помогла Фреду Майнеру избежать тюрьмы, и в данном случае я пристрастен. Но не думаю, что он способен на киднеппинг. Для того чтобы разработать и привести в исполнение план похищения ребенка, требуются коварство и жестокость.
 — Как раз это и сводит меня с ума. Я не могу себе представить, что произошло на самом деле. Почему он увез с собой Джейми, вот так, не сказав мне ни слова.
 — Я не знаю его мотивов, хотя и уверен, что были либо они, либо нечто, что он принимал за мотивы. Фред не очень-то яркая личность, знаете ли...
 — Он не гений, конечно. Но он добрый и ответственный человек. В конце концов, я всегда в это верила, несмотря на его... э-э... случай... — Она завершила фразу неопределенной, вопрошающей интонацией. — А каково ваше мнение, мистер Кросс?
 — У меня его пока нет. — Предположения на данное время, как то: еще один «случай», нечистая игра и прочее только бы еще больше разволновали ее. — Но что бы ни произошло, мы теряем время. Я думаю, что следует вызвать полицию.
 — Сейчас я вам покажу, почему мы этого не делаем.
 Двигаясь быстро и словно вслепую, она пересекла комнату, подошла к стоящему в углу бюро и принесла мне сложенный вчетверо лист писчей бумаги.
 — Письмо о выкупе?
 Она кивнула. Я развернул написанное карандашом заглавными буквами письмо:
 «МИСТЕР ДЖОНСОН. ВАШ МАЛЬЧИК В НАШИХ РУКАХ. ЕСЛИ ВЫ ВЫПОЛНИТЕ НАШИ ИНСТРУКЦИИ, ЕМУ НЕ ПРИЧИНЯТ ВРЕДА. ВО-ПЕРВЫХ: НИКАКИХ КОНТАКТОВ С ПОЛИЦИЕЙ, ПОВТОРЯЮ: НИКАКОЙ ПОЛИЦИИ, ЕСЛИ ВЫ ХОТИТЕ ВНОВЬ УВИДЕТЬ ЕГО ЖИВЫМ. ВО-ВТОРЫХ — ДЕНЬГИ. ПЯТЬДЕСЯТ ТЫСЯЧ ДОЛЛАРОВ КУПЮРАМИ ПО ПЯТЬДЕСЯТ И МЕНЬШЕ. КУПИТЕ ЧЕРНЫЙ ЧЕМОДАНЧИК. ПОЛОЖИТЕ ДЕНЬГИ В НЕГО. ЧЕМОДАНЧИК ПОСТАВИТЕ ВОЗЛЕ ГАЗЕТНОГО КИОСКА НА ЖЕЛЕЗНОДОРОЖНОЙ СТАНЦИИ „ПАСИФИК-ПОЙНТ“ ЗА ВНЕШНИМ ТЕНДОМ ДЛЯ ГАЗЕТ; МЕЖДУ СТЕНДОМ И СТЕНОЙ. ЭТО ВЫ ДОЛЖНЫ СДЕЛАТЬ ЛИЧНО СУББОТНИМ УТРОМ НА ЭТОЙ НЕДЕЛЕ, БЕЗ ДВУХ МИНУТ ОДИННАДЦАТЬ. ПОЕЗД НА САН-ДИЕГО УХОДИТ 11.01, ВЫ УЕДЕТЕ НА НЕМ. ЛЮБАЯ ПОПЫТКА ПРОСЛЕДИТЬ ЗА ПЕРЕДВИЖЕНИЕМ ЧЕМОДАНЧИКА МОЖЕТ ОКАЗАТЬСЯ ДЛЯ МАЛЬЧИКА РОКОВОЙ. ОТНЕСИТЕСЬ ПРАВИЛЬНО К НАМ, МЫ БУДЕМ ОТНОСИТЬСЯ ПРАВИЛЬНО К НЕМУ, И УЖЕ СЕГОДНЯ ОН ВЕРНЕТСЯ ДОМОЙ».
 — Майнер не подписался, — сказал я.
 — Я знаю. — Она бросилась в низкое квадратное мягкое кресло. — Вопрос в том, кто это написал. Мне кажется, что его составляли черти.
 — Скорее, профессиональный преступник или банда. Составлено и написано оно очень аккуратно, по трафарету, чтобы свести к минимуму почерковые характеристики. Значит, делал это человек опытный.
 — Вы имеете в виду, что письмо написано заранее?
 — Не сомневаюсь. Киднеппинг мало используется с тех пор, как вступил в силу федеральный закон [1] . Удачных похищений практически не бывает. Я хочу сказать, что мы имеем дело с закоренелыми преступниками. И настаиваю на вызове полиции.
 — Я не могу. Я обещала Эйбелю.
 — Тогда поручите это дело мне. Организацией и оборудованием для того, чтобы найти вашего сына, располагает только ФБР. Больше никто. У Джейми будет шанс вернуться домой невредимым. А так я сильно сомневаюсь... Как вы думаете, почему преступники так настаивают на том, чтобы не впутывать в это дело закон?
 Она быстро завертела головой. Какое-то мгновение ее лицо походило на белую кляксу в вихре огненных волос.
 — Не знаю. Я ни на что не способна решиться. Вы не должны настаивать. Если Эйбель придет домой и застанет здесь полицейских, это его убьет.
 — Он так раним?
 — Он очень болен. Врач особенно предупреждал его насчет эмоциональных шоков. Видите ли, у Эйбеля в тысяча девятьсот сорок шестом был коронарный тромбоз. Я не хотела, чтобы он ехал этим утром в город. Но он был обязан сделать это сам.
 Я взглянул на часы: полпервого.
 — Сейчас мистер Джонсон должен быть в Сан-Диего, если он, конечно, сел в тот поезд.
 — Ларри должен ехать за поездом на своей машине. Миль через десять есть остановка на Сапфировом пляже.
 — Ларри?
 — Ларри Сайфель, адвокат мужа. Мы сразу же связались с ним.
 — Это он защищал Майнера в суде, не так ли?
 — Да. — Она неловко повернулась в кресле. — Интересно, что могло их так задержать? Эйбель сказал, что они вернутся к полудню.
 Я приподнял письмо за уголок.
 — Миссис Майнер сказала, что письмо пришло с утренней почтой. В какое время?
 — Примерно в половине десятого. Мы только-только начали завтракать. Я позвала Джейми, но он не откликнулся. Джейми всегда встает рано. Боюсь, что у меня выработалась дурная привычка оттого, что я позволяла Фреду присматривать за ним по утрам. — Чувство вины тронуло уголки ее губ, и они искривились в гримасе. — Мне казалось, что они так хорошо ладят друг с другом.
 Я вернул разговор в нужное русло:
 — Немного же времени предоставили вашему мужу. От половины десятого до одиннадцати всего полтора часа. А кстати, где конверт?
 — Тот, в котором было письмо? Сейчас...
 Она встала и принесла со стола обычный белый конверт. На нем карандашом заглавными буквами было написано: «Мистеру Эйбелю Джонсону, Вэлли-Виста-Ранч, Риджкрест-роуд, Пасифик-Пойнт». Проштемпелеван он был в Пасифик-Пойнте без десяти минут семь, девятого мая, то есть предыдущим днем.
 Внезапно меня поразило значение надписи на штемпеле. Значит, письмо о выкупе было составлено и отослано за четырнадцать часов до преступления. Кто-то абсолютно точно рассчитал время.
 — Прошу простить.
 Оставив письмо и конверт на столе, я прошел в кухню. Миссис Майнер заканчивала раскладывать на тарелке бутерброды, а Энн помешивала салат в деревянной плошке.
 — Миссис Майнер, где прошлой ночью был ваш муж?
 — Не знаю. Ездил куда-то. Кажется, возил Джонсонов в город.
 — В котором часу он отсюда уехал?
 — Точно не помню. Где-то после семи. Я накормила его ужином перед уходом.
 За спиной раздался голос миссис Джонсон:
 — Было семь пятнадцать. Нас пригласили на ужин, и я попросила подать машину к этому времени. А до этого он весь день чистил бассейн в патио. И Джейми ему помогал. Так что Фред не мог послать письмо. Я уже думала об этом.
 — Кто же оставался с Джейми прошлым вечером?
 — Я, — сказала миссис Майнер. — Бедное дитятко.
 — А кто пригласил вас на ужин, миссис Джонсон?
 — Ларри Сайфель и его мать. А в чем дело?
 Энн выронила вилку, и она упала на эмалированную поверхность стола.
 Мы все посмотрели на нее. Она покраснела. Я не понял почему. А затем по гравийному покрытию прогремели колеса.




 Глава 5


 В тишине прогрохотали шаги. Миссис Джонсон легко проскользнула мимо меня и побежала открывать заднюю дверь. Тонкий мужской голос, задыхаясь, воскликнул:
 — Он вернулся, Хелен? Он уже здесь?
 — Еще нет. — Ее голос приобрел холодный профессиональный оттенок. — Ты ведь знаешь, что тебе нельзя бегать, дорогой. А теперь входи, садись и посиди спокойно.
 — Трудно сдержаться, знаешь. Я лучше побуду здесь, подожду его...
 — Нет, Эйбель. Приехал твой друг. Пойди и поговори с ним. Джонсон появился в кухне, заботливо поддерживаемый женой за плечи. Когда я увидел их вместе, то испытал острый приступ странной жалости: красивая рыжеволосая женщина поддерживает стареющего мужчину. Поддержка ему была необходима. Седая, мокрая от пота голова бессильно моталась из стороны в сторону. Без шляпы, без пальто, небритый — сейчас он казался мне еще старше, чем когда я видел его в последний раз.
 Заметив меня и Энн, он слабой рукой отпихнул жену и попытался выпрямиться. Мне показалось, что на это у него ушли последние запасы энергии.
 — Кросс? Вы что здесь делаете? Разве в суде начались каникулы?
 — Миссис Майнер пришла в мой офис примерно час назад, — начал объяснять я.
 Пока я говорил, в дверном проеме показался Ларри Сайфель и остановился за спиной Джонсона. Молодой, высокий, широкоплечий, в прекрасно сшитом двубортном габардиновом костюме, подчеркивающем его атлетическое телосложение, он являл разительный контраст со своим работодателем. Взгляд миссис Джонсон, которым она окинула его, казалось, подчеркнул этот контраст. Если не считать того, что на его загорелом лице блестели слишком острые, светлые глаза, а короткая, «ежиком», стрижка слишком сильно его молодила, Ларри Сайфеля можно было назвать весьма представительным молодым человеком. Он обменялся взглядом с Энн Девон. Было ясно, что они хорошо знают друг друга. Ее лицо все еще полыхало, словно под кожей зажегся невидимый огонь. С другой стороны стола миссис Майнер съежилась так, словно хотела исчезнуть.
 Еще до того, как я закончил говорить, Джонсон повернулся к ней. Жутким надломанным голосом он прокричал:
 — Чего вы еще хотите? Чтобы Джейми убили? Вы этого так упорно добиваетесь?
 Ее голос дрогнул:
 — Я подумала, что смогу найти Фреда.
 — Вы подумали! Никто не приказывал вам думать. Я оставил совершенно четкие указания, чтобы никто не смел вызывать представителей власти!
 Его дыхание участилось. Лицо налилось кровью и гневом.
 Жена положила руку ему на плечо.
 — Эйбель, прошу тебя. Она ведь хотела сделать как лучше. Пожалуйста, дорогой, не горячись.
 — Ну что я могу поделать в таких условиях?! Почему ты выпустила ее?
 — Я не знала, что она уехала. В любом случае не будет никакого вреда. Мистер Кросс не служит в полиции. Но он уже наполовину убедил меня, что мы обязаны ее вызвать.
 — Я согласен с этим, Эйб, — сказал Сайфель. — Нет никакого смысла играть в прятки с шайкой похитителей.
 — Я запрещаю вам даже думать об этом. — Джонсон сделал несколько неверных шагов и оперся рукой об угол стола. — Я не собираюсь ставить на кон жизнь моего мальчика. А кто намеревается это сделать, тому придется перешагнуть через мой труп.
 Жена с тревогой наблюдала за ним. Упоминание о смерти было весьма близким к истине. Выглядел он совсем худо. Тоном сиделки, отвлекающей больного, миссис Джонсон произнесла:
 — Не расстраивайся так, дорогой. Мы поступим, как ты захочешь. Никто не собирается никого вызывать.
 Сайфель подошел ко мне и проговорил прямо в ухо:
 — Спросите его, как долго он намеревается ждать. Это очень серьезно.
 — А вы не можете этого сделать сами?
 — От меня он не примет никаких советов. Когда я начинаю спорить, он просто взрывается. Жуткое дело, уверяю вас.
 Я спросил:
 — Как долго вы хотите, чтобы мы ждали, мистер Джонсон? — Его жена одарила меня умоляющим взглядом, и я добавил: — Думаю, что вы совершаете ошибку, однако обещаю ничего не предпринимать, пока вы сами не разрешите.
 — Вот это чертовски правильно. — Он поднял поникшую голову. — В письме было сказано, что они вернут его сегодня. Свою часть сделки я выполнил. Если существует на свете справедливость или милосердие, они выполнят свою. Дадим им время до полуночи. — Его яростный взгляд уперся в миссис Майнер. — Слышали, что я сказал?
 — Да, сэр, слышала. Обещаю, что никуда отсюда не уеду. Но как же быть с Фредом?
 — А что с ним?
 — Он ведь тоже исчез.
 — Я знаю это, миссис Майнер. Если бы я думал, что это его рук дело, то я... — Джонсон задохнулся от нахлынувших чувств.
 Миссис Джонсон взяла его под руку и повела к двери.
 — Тебе лучше лечь, дорогой. Утро было тяжелым.
 — Не хочу я ложиться! И вряд ли мне удастся заснуть!
 Его тяжелый голос растворился в неясном ворчании. Он пошел за ней следом.
 Сайфель своими ясными улыбающимися глазами следил за Джонсонами, пока те не скрылись из виду.
 — Ну и дела! У Эйба коронарка, понимаете? Эта штука — смерть. Мне пришлось буквально втаскивать его в машину на Сапфировом пляже после того, как он вывалился из поезда.
 Из нагрудного кармашка Сайфель вытащил чистый белый платок, развернул его и вытер лоб. Здоровый, надо сказать, лоб.
 — Может быть, ему следует обратиться к врачу?
 — Хелен знает, что ему необходимо. Она ведь бывшая сиделка. Кстати сказать, именно она вынянчила Эйба. На мой взгляд, Хелен еще весьма и весьма...
 Мне не понравилась его собственническая интонация. Проволока, по которой шагала Хелен Джонсон, была тоньше, да и натянута выше, чем у других, но, похоже, если бы она оступилась, то внизу бы ее обязательно подхватили.
 Из кухни вышла миссис Майнер, держа в руках поднос с серебряным кофейником и чашками. Ее покрасневшие глаза слепо уставились в одну точку, сфокусировавшись на какой-то мысли, блуждавшей в потайных уголках ее мозга.
 С другой стороны стола подошла Энн с тарелкой бутербродов. Она швырнула ее прямо под нос Сайфелю.
 — Попробуйте-ка бутерброд, мистер Сайфель. У вас голодный вид.
 Яростное пламя, бушевавшее у нее в лице, убавилось до двух красных пятен на щеках.
 — О, Энни, привет. Спасибо за заботу.
 Он взял сандвич и поднял хлеб, чтобы изучить содержимое.
 — Лососина... ммм... люблю. А что ты делаешь здесь? Подвизаешься в качестве поварихи? Я слышал, на этом можно неплохо заработать.
 — Это миссис Майнер готовила бутерброды, — ответила девушка чопорно. — Я ассистент мистера Кросса, или вы забыли? А-а, понятно. У вас отвратительная память.
 Он куснул бутерброд, одновременно похлопав ее по плечу.
 — И все же лососина — прелесть, — проговорил он набитым ртом. — Чем это ты так недовольна, Энни?
 Самообладание оставило девушку. Словно обиженный подросток, она сбросила с плеча его руку.
 — Не смейте называть меня Энни! Я ненавижу это имя!
 — Ну тогда, мисс Девон. Так что же я натворил?
 Он состроил уничижительную гримасу, но, похоже, сценка нравилась ему все больше и больше.
 — Вы прекрасно знаете что! Не такая уж плохая у вас память. По крайней мере она лучше, чем ваш моральный облик.
 — Эй-эй, минуточку!..
 — Никаких минуточек. Вы мне солгали про вчерашний вечер. Сказали, что ждете клиента из пригорода. Вы отшили меня, чтобы встретиться с миссис Джонсон!
 — С миссис и мистером Джонсон. Они мои клиенты, не так ли? И живут в пригороде. Этот дом находится за чертой города, ведь так?
 — Продолжайте, — сказала она. — В своем адвокатском духе. Но вам не изменить того факта, что вы солгали. Я ненавижу адвокатов. — Одинокая слезинка пробежала по ее щеке, зависла на подбородке и шлепнулась в тарелку с бутербродами.
 Я перегнулся через Сайфеля и тоже взял один.
 — Если вы хотите закончить это с глазу на глаз, я могу выйти и посидеть в машине.
 На лицо Сайфеля наползла улыбочка.
 — Извините, старина. Не обращайте на нас внимание. Мисс Девон и я старые партнеры по рингу.
 — Для этого можно было выбрать другое время и место.
 Энн, бросив прощальный, как, видимо, ей думалось, испепеляющий, а на самом деле жалостный взгляд на Сайфеля, вышла из комнаты. Похоже, ее сбросили вниз со всего размаху, и никто не подхватил ее у самой земли. Моя неприязнь к Сайфелю становилась все острее.
 — О, женщины! — бросил он, капризно передернув плечами.
 — Энн Девон одна из лучших девушек, которых я знаю.
 — Да и я тоже. На мой взгляд, она совершенная лапушка. Но даже лучшие из них не способны сдерживать свои эмоции. Они не могут понять, что дело есть дело, и всегда ставят во главу угла личные мотивы.
 — Вы страшно сообразительны.
 — Ну-ну, — произнес он благодушно. — Давайте-ка хоть сейчас проявим чуточку мужской солидарности.
 Я не улыбнулся.
 Его тон моментально изменился, видимо, у него были недюжинные актерские данные. Теперь передо мной сидел преуспевающий молодой адвокат.
 — Каковы ваши намерения по этому делу, мистер Кросс?
 — Ждать.
 — До полуночи далеко. Имеем ли мы на это право? Будет ли подобное ничегонеделанье справедливым по отношению к мальчику?
 — Ничего не поделаешь. Если мы не выполним обещание, от досады Джонсон может умереть. В любом случае парнишке это не слишком повредит. Если они намеревались убить его, то он уже мертв.
 — Надеюсь, вы шутите?
 — Боюсь, что нет. Он умный, наблюдательный. И если останется в живых, то обязательно узнает похитителей. Он может стать свидетелем, и они это понимают.
 На лице Сайфеля отразился ужас, но глаза продолжали холодно рассматривать меня с какой-то наглой самоуверенностью.
 — От всей души хотелось бы надеяться, что Фред Майнер не замешан в этой истории. Вы помните, я защищал его по делу об убийстве. Джонсон попросил меня.
 — Я разделяю ваши надежды, а думаю так же, как и остальные. Кстати сказать, мне хотелось бы иметь полную информацию по этому делу. Сомнений насчет его виновности не было?
 — Ни малейших. Он не отрицал своей вины.
 — И вы абсолютно уверены, что это был несчастный случай? Он насмешливо оглядел меня.
 — Я никогда ни в чем не бываю абсолютно уверен. Мы, адвокаты, частенько используем в качестве теста обоснованные сомнения. В данном случае обоснованных сомнений у меня не было.
 — Им удалось установить личность жертвы?
 — Насколько мне известно — пока нет. Я давно не видел Дрессена. — Сэр Дрессен был идентификационным офицером в управлении шерифа. — Если хотите знать мое мнение, то в этом деле он проявил себя далеко не с лучшей стороны. Отпечатки пальцев, которые Сэм снял с трупа, Вашингтон отослал обратно. По-видимому, они оказались смазанными и недостаточно четкими для классификации. К тому времени, как он получил их обратно, тело уже было похоронено. В последний раз, когда я видел Дрессена, он пытался узнать что-либо об этом человеке по меткам на белье. Обещал, что, как только появится след, он тотчас меня известит.
 — Но пока не известил...
 — Ага. Похоже на то, что этот парень свалился с неба. Для моего подзащитного это было в самый раз. Фред бы не вывернулся так легко, если бы у этого приятеля нашлись родственники и друзья, способные оказать давление на следствие.
 — Странно, что никто не затребовал тело. Неужели не нашлось никаких зацепок? Бумажник? Водительское удостоверение?
 — Ничего. Вы что, думаете, что парень перед смертью самолично избавился от всего, что могло бы навести нас на след?
 — Вы его видели?
 — Да, в морге. — Взгляд Сайфеля стал задумчивым. — В свой жизни я видел и более приятные картинки. От лица мало что осталось. Патологоанатом сказал, что смерть была мгновенной. Меня до сих пор трясет, когда я вспоминаю это. Жуткое впечатление, знаете ли. Я не так уж часто сталкиваюсь с подобными вещами. Похоже на то, что парень был совсем молодой, примерно моего возраста. — Его взгляд вновь посуровел. — А вы не думаете, что между этими двумя происшествиями может существовать какая-либо связь?
 — В обоих замешан Майнер. Между поступками, которые совершает один человек, всегда есть связь.
 Он поднял ладонь.
 — Давайте-ка пока отставим философию в сторону. Боюсь, что сейчас мне пора бежать, старина. У меня приглашение на ленч, а я и так уже опоздал на полчаса. Днем буду у себя в офисе.
 — Может быть, я заскочу.
 — Сделайте одолжение.
 Он собрался выйти, но я задержал его.
 — Джонсон оставил пятьдесят тысяч у газетного киоска?
 — Разумеется. Я ведь был с ним. То есть наблюдал из машины.
 — Как случилось, что у него оказалась такая большая сумма денег на текущем счету?
 — Эйб любит держать солидные суммы. Пускается в авантюры с недвижимым имуществом. А теперь мне действительно пора.
 Он помахал рукой и рысью выбежал в дверь. Подкладные плечи поднимались и опускались, словно неуклюжие крылья. В столовую я прошел через буфет, переделанный в бар. Белый обеденный стол был накрыт для завтрака. Ветчина с яйцами, тосты — все лежало нетронутым и остывшим. Будто бы людей, сидящих за столом, мгновенно разложило на атомы во время какого-то природного катаклизма.
 Сквозь окна, выходящие в патио, на стены ложился пляшущий зеленоватый отсвет воды в бассейне. Услышав неясные голоса, я вышел на крыльцо. Энн и миссис Джонсон сидели в зеленоватой тени под зонтиком и неторопливо беседовали за чашкой кофе.
 Энн взглянула в моем направлении, увидела, что я один, и на лице ее отразилось облегчение и разочарование.
 А Хелен Джонсон удивленно проговорила, видимо, выразив их общие мысли:
 — А что, разве Ларри ушел?
 — Он упомянул о приглашении на завтрак.
 Она нахмурилась.
 — Я хотела, чтобы он остался. — И добавила с ошеломляющей откровенностью: — В такое время в доме должен быть мужчина. Эйбель же сейчас больше походит на «трость надломленную». Нет, конечно, я не виню его. — Внезапно она вспомнила о правилах приличия. — Садитесь, пожалуйста, мистер Кросс. Позвольте налить вам кофе.
 — Благодарю. — Я уселся между ними на маленький стульчик. — С вашим мужем все в порядке?
 — Думаю — да. Я уговорила его принять успокаивающее и немного отдохнуть. Миссис Майнер сейчас готовит ему постель. Если он пережил первый шок, я имею в виду письмо о выкупе, то переживет и все остальное. Я до сих пор не научилась находиться с ним с глазу на глаз.
 — Но здесь миссис Майнер...
 — Да, конечно. Она добрая женщина. К сожалению, Эми Майнер меня угнетает. Она то, что мой муж называет «кровоточащее сердце». О Господи, болтаю тут, будто одна сижу. — Она медленно провела ладонью по глазам. — Я стала слишком много говорить. Это реакция. Мне не следовало оставаться сегодня утром одной. Мы думали, быть может, они позвонят, понимаете? Я ждала, и это ожидание чуть не свело меня с ума. Утро длилось годы. Ей-богу, я чувствовала, как седеет моя шевелюра. Но, похоже, зря психовала... — Ее бледные пальцы поправили волосы. — Кто-то должен меня заткнуть, не стесняйтесь...
 Энн, как всегда пылко, воскликнула:
 — Если хотите, я останусь с вами!
 — Это было бы славно. — Хелен Джонсон протянула руку и накрыла ладонь девушки. — Очень мило с вашей стороны, что вы это предложили. А вы не думаете, что это может нарушить ваши сегодняшние планы?
 — Хов, ты ведь не будешь против, если я останусь с Хелен? Мне кажется, что иметь дело с женщинами — это все равно что вслепую играть в шахматы, да еще и с неизвестным противником. Энн ни разу не дала понять, что любит Ларри Сайфеля или что по крайней мере с ним знакома. Временами у меня мелькало подозрение, что она увлечена мною. А теперь стал вырисовываться нечеткий треугольник: она — Сайфель — Хелен Джонсон. Мне это не нравилось, но я сказал:
 — Почему я должен быть против? У меня куча дел. И ты мне сегодня не понадобишься. На мой взгляд, ты принесешь больше пользы, если останешься здесь.
 — Какие у вас дела, мистер Кросс? — Слишком резка была интонация, с которой Хелен Джонсон произнесла эту фразу. В иных обстоятельствах я бы ей ответил...
 — Во-первых, я намереваюсь раскопать прошлое Фреда Майнера. Как долго знаете его вы, миссис Джонсон?
 — Довольно долго. Мы познакомились в тысяча девятьсот сорок пятом. Он тогда лежал в военно-морском госпитале в Сан-Диего. А я работала в ортопедическом отделении.
 — Это было до вашего замужества?
 — Разумеется. Я была лейтенантом сестринской службы.
 — Так, значит, Фред для вас и знакомый и рабочий?
 — Да, это я рекомендовала его, если вы имеете в виду это. Эйбелю нельзя водить машину, да и я не перевариваю сидеть за рулем. А Фреду была необходима легкая работа: он частично нетрудоспособен. Да и приятно: как-никак знакомый. Боюсь, что на меня ложится основная ответственность за то, что он остался здесь после того кошмарного случая в феврале. Я думала, мы обязаны предоставить ему еще один шанс.
 — Почему?
 Она внимательно посмотрела на меня.
 — А вы, значит, так не считаете?
 — Считаю. Но меня интересует ваша точка зрения.
 — Нн-у, я... — Она запнулась и замолчала. — Видимо, я верю в терпимость. В моей жизни случалось всякое, в том числе и не очень-то хорошее, но люди были ко мне терпимы. И я решила поступать так же.
 — Вы великодушны.
 — Вовсе нет. Я не претендую на это звание. Просто верю в то, что каждый человек имеет право совершить в жизни одну ошибку. Насколько я знала Фреда, он всегда был очень хорошим. Однажды ночью он выпил слишком много и переехал человека. Даже если Фред знал, что раздавил кого-то, я понимаю, почему он убежал с места преступления. На войне с ним случались вещи и похуже. Может быть, он запаниковал. Это может случиться с любым.
 — Вы до сих пор его защищаете, не так ли?
 — Не сказала бы. На данный момент я в полном смятении. В том, что произошло, трудновато держаться реальности. Когда меня начинает заносить, я подозреваю всех и каждого.
 Разговор явно начал утомлять ее. Энн покачала головой и слегка нахмурилась.
 Я допил свой черный кофе и поднялся.
 — Вы не возражаете, если я кое-что разузнаю в городе? Проверю, например: были ли взяты деньги. Возможно, есть свидетели. Думаю, вы можете положиться на мою осторожность.
 — Делайте, что вам кажется необходимым, мистер Кросс. — Ее глаза были глубоки и темны, а в глубине их мерцали зеленые всполохи. — Мне ведь нужно хотя бы кому-то доверять, не так ли?
 Направляясь к выходу, я постарался держаться как можно дальше от края бассейна. Я внезапно испугался, что упаду, хотя никогда раньше воды не боялся.




 Глава 6


 Свидетель нашелся, но он оказался слепым. Небольшое написанное серыми буквами объявление на прилавке газетного киоска говорило о том, что здесь работает «Слепой продавец». Человек за прилавком носил очки с матовыми стеклами и говорил мягко, но четко.
 — Чем могу быть вам полезен, сэр?
 Я только что зашел в киоск и еще не сказал ни слова.
 — Как вы догадались, что я мужчина? — спросил я, зная по собственному опыту, что слепые иногда негодуют, когда им сразу указывают на их недостаток.
 Он улыбнулся.
 — По шагам, разумеется. Я очень восприимчив к звукам. Вы достаточно большой мужчина, думаю, футов шесть ростом?
 — В самую точку.
 — Я обычно угадываю. Мой рост — пять футов девять дюймов, вы — дюйма на три выше. Это не так уж сложно установить по уровню вашего рта. Теперь вес. Примерно сто шестьдесят пять?
 — Сто восемьдесят, — сказал я. — Увы!
 — Для ста восьмидесяти у вас слишком легкая походка. Ну и еще секундочку. Попробую угадать ваш возраст.
 — Погружаетесь в глубины психики?
 — Нет, сэр. Голоса, как и лица, меняются с возрастом. Я бы сказал, что вам тридцать пять, ну, плюс минус пару лет.
 — В точку. Тридцать семь.
 — Практически я никогда не ошибаюсь больше чем на два года. А вот спорю на четвертак, что мой возраст вам ни за что не угадать!
 — Заметано.
 Я оглядел лоб безо всяких намеков на морщины, аккуратно зачесанные черные волосы, ясную спокойную улыбку.
 — Около тридцати?
 — Сорок один, — объявил он со смаком. — Я живу тихо. — Слепой двинул ко мне банку с прорезью в крышке. Она была наполовину заполнена четвертаками. — Бросайте сюда. Это пойдет в Фонд Брэля. — Услышав звон упавшей монеты, он живо кивнул. — Ну-с, так что же я могу для вас сделать?
 — Один человек оставил утром возле наружного стенда чемоданчик. Точнее, за стендом.
 На секунду он задумался.
 — Около одиннадцати?
 — Точно.
 — А-а, так вот что это было!.. Я думал, что вижу этот чемоданчик...
 — Простите?..
 — Это такая манера выражаться, — объяснил он. — Я «вижу» слухом, прикосновением, нюхом. Вот вы, например, только что из-за города приехали, не так ли? Я чувствую, как от вас деревней пахнет...
 — И снова в точку. — Я начинал подозревать, что киднепперы перехитрили самих себя, выбрав для передачи денег киоск этого слепого. Похоже, он замечал и слышал все, что происходило вокруг.
 — Так насчет чемоданчика. Его оставили здесь почти в одиннадцать...
 — Это были вы?
 — Мой близкий друг.
 — Ему не следовало оставлять его возле киоска. Я бы мог позаботиться о чемодане, подержать под прилавком. А его что, украли?
 — Я бы не сказал, что украли. Просто он исчез. Думаю, его взяли через пару минут после того, как пробило одиннадцать.
 Ровный лоб приподнялся.
 — Надеюсь, ваш друг не думает, что это сделал я?
 — Конечно, нет. Я стараюсь напасть на след чемоданчика, вот и подумал, что, быть может, вы сможете мне помочь...
 — Вы полицейский?
 — Я офицер по надзору за условно осужденными. Ховард Кросс.
 — Джо Трентино. — Он протянул руку. — Рад с вами познакомиться, мистер Кросс. Слышал ваше выступление по радио прошлой зимой. О несовершеннолетних преступниках. А теперь мне необходимо подумать.
 После того как я пожал его руку, она вернулась на стойку, обхватила банку с монетами и начала вертеть ее на стеклянном прилавке. Он сосредоточился.
 — Поезд, десять пятьдесят пять все еще стоял на путях. Вот тогда я и услышал, как чемоданчик поставили на платформу. Небольшой такой, не так ли? Потом этот «кто-то» ушел. Ваш приятель такой грузный старый мужчина? Я не мог разглядеть его как следует: слишком много помех...
 — Джо, вы чудо.
 — Тихо, — сказал он. — Я слушаю воспоминания. С этого поезда у меня есть несколько постоянных клиентов, которые покупают «Скачки». Но возле лотка они не останавливались, наверное, взяли газеты еще в Лос-Анджелесе. Минутку... Здесь был еще один человек, сразу после отхода поезда. Он купил новости прямо со стенда. Итак, кто это был?
 Он легонько постучал себя по лбу грубоватыми пальцами. Я наблюдал за ним с каким-то странным ощущением. Его восприятие жизни казалось чуть ли не сверхъестественным.
 Он прищелкнул языком.
 — Это был один из гостиничных посыльных с привокзальной улицы; они шатаются здесь целыми днями. Я узнаю их по походке, по тому, каким образом они держат монету в руке. Этот швырнул свой дайм [2]  на прилавок. Так что же это был за человек? Понял! Это один из посыльных «Пасифик-Инн».
 От напряжения его лицо покрылось потом. Адская работенка — воссоздать реальность из разрозненных звуков.
 — И ей-же-ей, он нес чемоданчик! Он поднял его перед тем, как войти в киоск! Я услышал, как чемоданчик ударился углом о дверной косяк. Думаю, это был Сэнди, тот, которого кличут Сэнди.
 Он обычно проходит здесь днем, но сегодня не сказал мне ни слова. Я еще удивился: почему он не остановился поболтать? Так, значит, вот кто вор?!
 — Да нет. Наверное, он просто выполнял работу. Кто-то его послал. Не могу вам пока ничего сообщить, Джо. — Я осекся, едва не брякнув: «Скоро сами обо всем прочтете в газетах». — Извините за беспокойство и спасибо.
 — Ничего, — проговорил он, вытирая струящийся по лицу пот. — Всегда к вашим услугам, мистер Кросс.
 «Пасифик-Инн» была приземистым неказистым строением, с широкими тропическими навесами и громадной верандой, закрытой экранами из щепки бамбука. Гостиница находилась по диагонали от железнодорожной станции, и с веранды открывался отличный вид на газетный киоск, а крылья, пристройки и бунгало занимали чуть ли не половину квартала. Как и многие дома в Южной Калифорнии, постройка считалась предметом старины. Судейские ветераны еще помнили те времена, когда здесь был международный морской курорт, забитый во время сезона подозрительными европейскими аристократами и голливудскими кинозвездами. После этого в двадцатых землетрясение здорово попортило фасад гостиницы, а через несколько лет экономическое трясение добило, лишив «Пасифик-Инн» клиентуры.
 Затем центр города переместился выше по холму, подальше от залива и железнодорожной ветки. «Инн» зависла в пустоте, постепенно скатываясь от второклассного к пользующемуся уж совсем дурной славой заведению. Здесь стал проводить уик-энды и вечеринки всякий сброд из Лонг-Бича и Лос-Анджелеса, гостиница превратилась в место сбора ипподромных маклеров, в рекреацию для бродячих актерских трупп и коммивояжеров. По линии своей работы я бывал тут не раз.
 Поднимаясь по ступеням, я почувствовал обступившую меня со всех сторон атмосферу уныния. Парочка стариков, постоянных обитателей бунгало, восседала на плетеных прислоненных к стене стульях, являя собой картину ожившего прошлого. Их черепашьи глазки следили за мной, пока я проходил по веранде. Вестибюль чернел перекрытиями и пахнул пылью. За десять лет он ничуть не изменился. С одной стены голова гризли скалилась на голову лося, висящую напротив. И ни одного человека.
 Я позвонил в колокольчик, забытый на нежилой на вид конторке. Из темных недр здания рысью выбежал человечек в линялой униформе. Его округлый, крепенький, словно у гнома, животик вырисовывался под кителем.
 — Клерк ушел завтракать. Вам нужен номер? — Из-под квадратной, похожей на коробочку из-под пилюль, шапчонки выбивались жиденькие, цвета засохшей травы волосы.
 — Вас зовут Сэнди?
 — Скорее кличут.
 Он оглядел меня, стараясь втиснуть в какую-нибудь категорию, и я, в свою очередь, сделал то же самое. Скорее всего это был бывший жокей, которому пришлось оставить спорт из-за набранного возраста и веса. Он походил на петушка: глазки умные, моложавость неестественная (ни в каком виде она не могла быть натуральной). Этот понимает только язык денег. И по-видимому, только денег.
 — Что у вас за дело, мистер? Если что-то продаете, то поговорите с хозяином. Но его сейчас нет.
 — Я ищу одного своего приятеля. У него такой маленький черный чемоданчик.
 Скука заволокла его глаза.
 — Огромное количество людей таскают черные чемоданчики. Даже в лесах таких полно.
 — Мой приятель таскает чемоданчик, который был оставлен сегодня утром у газетного киоска на станции. А вы взяли его оттуда около одиннадцати часов.
 — Я взял? Ничего подобного. — Опершись на конторку локтями, он скрестил похожие на обрубки ножки и стал рассматривать потолок.
 — Вас узнал Джо Трентино.
 — Он что, в последнее время стал лучше видеть? Чушь. Денег у меня с собой не было, поэтому пришлось его немного попугать.
 — Послушай, Сэнди. Этот чемоданчик засвечен. Чем дольше ты будешь молчать, тем глубже увязнешь.
 — Кого вы разыгрываете? — Но глаза прекратили рассматривать потолок, встретились с моими и остекленели. — Вы что, коп [3] ?
 — Почти что. В чемоданчике находятся улики уголовного преступления. Начиная с этого момента тебя будут считать соучастником.
 Я увидел, как в нем нарастает страх, как ужас внезапно заморозил его ноздри и рот.
 — За день я перетаскиваю сотни чемоданов. Откуда мне знать, что в них? Так что ничего вы мне не пришьете. — Его рот остался открытым, обнажив обломки зубов.
 — Ты можешь быть либо соучастником, либо свидетелем.
 — Вы не смеете вот так запросто подставлять меня, — выстучали морзянкой его страхи совместно с зубами.
 — Никто и не собирается подставлять тебя, Сэнди. Мне твоя кровь не нужна. Мне нужна информация. Мой приятель остановился здесь?
 — Нет, — сказал он. — Нет, сэр. Вы имеете в виду того самого, который послал меня за черным чемоданчиком?
 — Да, именно этого. Он заплатил тебе, чтобы ты держал язык за зубами?
 — Нет, сэр. Просто переплатил, вот и все. Я еще подумал, видимо, что-то здесь нечисто. Нет-нет, ничего противозаконного, уж никак не преступление! Знаете, в теперешние времена из постояльцев монетку стамеской не выковырнешь. А этот дал мне пару долларов за то, чтобы я пересек улицу.
 — Расскажи о нем.
 — Только он вошел, я было подумал, что ему нужен номер, что он с поезда. Хотя багажа у него не было. Потом он сообщил, что оставил свой чемоданчик на станции, и рассказал, где. — Сэнди вытянул руки вперед, ладонями вверх. — Что же мне было делать? Неужели сказать ему, что я чертовски богат, чтобы таскать разные там чемоданы? Откуда ж мне было знать, что он засвечен?!
 — А также этот человек предупредил, чтобы ты не болтал с Джо возле киоска, не так ли?
 Сэнди смотрел куда угодно, только не на меня. Этот мрачный холл явно вогнал его в тоску.
 — Не помню. Если и так, то я, видимо, подумал, что это какая-нибудь причуда... А что Джо сказал?
 — Только то, что слышал. Ты тоже. Но разница в том, что у тебя есть еще и глаза.
 — Вам нужно описание?
 — Соображаешь. И чем полнее, тем лучше.
 — И все это пойдет в суд? Предупреждаю сразу: свидетель из меня дерьмовый. Я такой нервный!..
 — Хватит базарить, приятель. Ты на полшага отстаешь от того момента, когда на тебя самого могут запросто что-нибудь повесить. Этот человек заплатил тебе больше двух долларов, и ты прекрасно знал, что законным бизнесом там и не пахнет!
 — Господом клянусь, распятием! — Его пальцы дважды перекрестили то место на выгоревшей униформе, где, по идее, должно было биться его сердце. — Два доллара, это все, что он мне сунул! Неужели я стал бы рисковать из-за жалкой пары долларов? Неужели я совсем похож на чокнутого?
 — А вот на это я ничего не могу тебе сказать, Сэнди. Видимо, да, если не хочешь помочь мне.
 — Я буду, буду говорить, не беспокойтесь! Но вы не можете так запросто утверждать, что я что-то знал. Ничего я не знал. И до сих пор не знаю. А что там было: краденые вещи? Марихуана?
 — Ты теряешь время. Итак, описание.
 Он глубоко вздохнул. Воздух захрипел у него в горле, а грудь раздулась словно у турмана.
 — Хорошо, раз я пообещал, что буду сотрудничать с вами, значит, так тому и быть. Давайте-ка прикинем: он был примерно вашего роста и веса, ну, может быть, чуть меньше. Заметно толще. Довольно противный тип, если хотите знать мое мнение. Похож на карманника. Такие бегающие глазки — понятно, о чем я? — голубовато-розоватые. Нездоровый цвет лица, возле носа все густо усыпано оспинами. Одет неплохо, даже, можно сказать, со вкусом. Коричневые брюки и желтовато-коричневый пиджак, желтая спортивная рубашка. Я сам люблю хорошую одежду, примечаю ее. На ногах такие двухцветные туфли — коричневые с замшей, или как их там называют. Очень крутые.
 — Молодой?
 — Не-а, молодым я бы его не назвал. Лучше сказать — средних лет, где-то, может быть, пятьдесят — пятьдесят пять. И вот что я заметил. У него была шляпа, такая коричневая, с заломанными полями, но под ней, по-моему, он носил накладной паричок. Знаете, как они сзади смотрятся, смешно так, словно на шее волосы не растут?
 — Ну, что ж, глядеть ты умеешь. А какого цвета?
 — Каштановый, такой темно-темно-рыжий...
 — А общее впечатление?
 — Такой лучше подохнет с голода, чем признается, что хочет есть; будет до конца марку держать. Следите за моей мыслью? Здесь таких полно: актеры, безработные продавцы, бывшие букмекеры, торгующие всяким барахлом, — именно у таких тараканы в карманах целуются, но они до конца будут хранить свое залатанное достоинство. Когда он протянул мне свернутые трубочкой деньги, я чуть было не расплакался.
 — Он заплатил тебе до или после?
 — Один доллар дал мне сразу, другой после возвращения. Когда я принес чемодан, парень рассиживался на веранде. Но что было внутри? Мне он не показался особенно тяжелым...
 — Я тебе потом как-нибудь расскажу. И куда он направился?
 — Пошел прямо по улице. Вначале я подумал, что ему нужна комната...
 — Ты это уже говорил. В каком направлении?
 — Через железнодорожные пути.
 — Пойдем, покажешь.
 Мы вышли на ступени веранды, и он указал на запад, в сторону залива.
 — Я не наблюдал за ним. Он просто пошел в том направлении. Еще и ногу приволакивал.
 — В руках у него только чемоданчик был?
 — А ведь верно!.. Вот вы сейчас сказали, и точно: у него с собой был плащ. Чемоданчик он нес под мышкой, а плащ перебросил через плечо.
 — Пересек улицу?
 — Я не видел. Во всяком случае, на станцию он не вернулся.
 Я поблагодарил Сэнди и направился на запад.




 Глава 7


 История, которую рассказал мне посыльный из отеля, уж не знаю насколько правдива она была, затронула некий внутренний клапан, снабжавший мою кровь адреналином. Я быстро пересек железнодорожные пути, пока еще плохо представляя, куда иду, ибо располагал лишь неплохим описанием и парой весьма рахитичных предположений.
 Первым было то, что преследуемый мною человек вряд ли пошел бы по открытой улице с черным чемоданчиком под мышкой. Если он сел в поджидавшую его машину и выехал из города, то в одиночку я бы его ни за что не отыскал. Словно прочитав мои мысли, мимо медленно прокатила патрульная машина. Незнакомый мне полицейский в штатском выставил локоть в открытое окно.
 Двойственность положения — наполовину полицейский, наполовину штатский — угнетала меня. Я испытал непреодолимое желание нарушить слово, данное Джонсону: остановить патрульную машину и поднять общую тревогу. Но момент был упущен. Автомобиль скрылся из виду, и импульс погас. Нужно было действовать в рамках, навязанных Джонсоном, или же сидеть сложа руки.
 Часы показывали два — с того времени, как чемоданчик забрали со станции, прошло уже три часа. Оставался шанс, что этот человек все еще находится в городе, несмотря на то, что он вполне мог приехать сюда за день и провести здесь ночь, ибо письмо о выкупе было отправлено прошлым вечером. Если так, то, по-видимому, он остановился где-то рядом со станцией, возможно, укрылся в одном из портовых отелей и пережидает время до ночи.
 Зона залива в свое время была разрекламирована как «Хуан-ле-Пэн Дикого Запада». Но годы потрясений и отсутствие мозгов в муниципальном правительстве привели к тому, что мэр отдал ее грошовым пассажам, каруселям, пивным ларькам и гостиницам, в которых вы наутро рисковали оказаться без штанов. Отели были самого разного пошиба: от вонючих ночлежек до абсолютно респектабельных на вид. В разное время я побывал почти во всех.
 Латиноамериканская горничная в мотеле «Делмар», почувствовав, что ее девственность находится под угрозой, выплеснула в лицо постояльцу банку нашатыря: три года условно под наблюдением психиатра. Семнадцатилетний парнишка, с первого курса гимназии, которому дали условный срок за кражу допотопного автомобиля, нанял в «Глории» комнатку, чтобы спокойно покончить жизнь самоубийством. Потребовалось восемнадцать часов, чтобы вывести его из барбитуратной комы.
 Я отряхнулся от воспоминаний и огляделся. Детишки и девушки в купальниках, мальчишки и мужчины в футболках двигались по волнолому на причал. Белый песок у волнолома был расцвечен разномастными, цветастыми купальными костюмами. На дальнем конце пляжа команда гребцов спускала на воду легкую скорлупку из кедрового дерева. Лодка соскользнула в море и стала, словно водомерка лапами, перебирать веслами, а над бортами в унисон кивали восемь одинаково подстриженных голов.
 Я вошел в узкий, изукрашенный бамбуком вестибюль отеля «Глория». Дежурный клерк припомнил меня. Это был тощий неопределенного возраста итальянец, который, казалось, абсолютно не менялся с годами. Я описал человека, которого искал. Нет, ни сегодня, ни вчера он не видел никого подходящего под описание. Извините, что ничем не смогли вам помочь, мистер Кросс.
 В «Делмаре» нашатырношвырятельная горничная, оказывается, вышла замуж за хозяина и теперь сидела за конторкой. Стоило мне войти, как ее огромные черные глаза стали еще огромнее. От условного срока ей оставался год.
 — Мистер Кросс? Вы хотели меня видеть?
 — Успокойся, Секундина. Мисс Девон сообщила мне, что дела у тебя в полном порядке.
 Она вышла из-за конторки через крутящиеся дверки: прелестная девушка в испанской блузке, с лентами в волосах. Даже администрирование требует стильности.
 — Мисс Девон — хорошая женщина, — заявила она. — Я больше никогда не боюсь — ничего не боюсь. — Секундина повела руками, видимо, жестами стараясь объяснить, что действительно больше не боится. Ленты в волосах затрепетали.
 Я сказал:
 — Ищу одного мужчину...
 — Какого? Он остановился здесь?
 — Это мне и надо выяснить, Секундина. — Я описал его.
 — Этот не из наших постояльцев, — заявила она уверенно. — Ун моменте Минутку. Думаю... ээ... думаю, что видела такого.
 — Когда это было?
 — Утром. Я как раз веранду подметала. Много песка надуло с пляжа. — Ее рука двинулась вбок, имитируя пересыпающийся песок. — Этот большой старый мужчина шел по улице, двигался очень быстро.
 Она принялась вышагивать по кругу, в котором я оказался центром. Ее высококвалифицированная мимика изобразила даже припадание на одну ногу. Закончилось все это представление покачиванием с пятки на носок, в стиле платных танцоров.
 — Ты можешь припомнить, в какое именно время ты его видела?
 Карминовый ротик даже приоткрылся от напряжения.
 — Одиннадцать часов? Пять минут двенадцатого? Десять минут? Сразу после одиннадцати. В одиннадцать я открываю контору.
 — Ты не заметила: может быть, он нес что-нибудь в руках?
 Она обдумала вопрос, оттопырив пальцем нижнюю губу.
 — Не уверена... Может быть, пиджак? Пальто? Я невнимательно глядела на него.
 — А ты не приметила, куда он пошел?
 — Туда, по направлению к конторе капитана порта. — Она указала на север, параллельно береговой линии.
 — И значит, он торопился?
 — О, да-а, очень быстро!
 И она снова принялась изображать прихрамывающую походку. Я, словно регулировщик, поднял руку. Секундина улыбнулась и прекратила ходить. Я поднес пальцы к шляпе и вышел из вестибюля. Она крикнула мне в спину:
 — Передайте привет мисс Девон!
 Прилив энергии после разговора с Секундиной быстро сошел на нет. В направлении, которое указала мне девушка, не было ни одного заведения кроме дешевенькой ночлежки, над магазинчиком с жареной рыбой. «Жареная рыба. Комнаты за доллар. Попробуйте нашу специальную копченую рыбу. Джамбо Шримп». Седой портье, работавший по совместительству еще и посыльным, сообщил, что никогда не видел нужного мне человека. А если бы и видел, то все равно бы не сказал.
 Сборный из гофрированного железа домик начальника порта и пирс находились в защищенном волноломом уголке бухты, где Пойнт сворачивал от береговой линии. Из душевой перед домиком, словно из обезьяньего питомника, неслись вопли, свист, улюлюканье. Чуть дальше огромные валуны укрепляли уступчатый берег. Заброшенный пляж, размытый на мыске опасными течениями, был закрыт для купающихся. Зато кишел чайками. Они поднимались в воздух, словно снег, падающий вверх, и круто уносились в море.
 Припорошенная песком асфальтовая дорога, шедшая через основание мыса, никуда не вела. Танцевальный павильон, в который она упиралась, был разбит зимней бурей несколько лет назад. От павильона остались лишь крошащиеся бетонные столбы и стертая ветрами вывеска: «Обедай и танцуй под музыку волн».
 Несколько машин носами к дюнам стояли у обочины. Рядом ржавели полуразрушенные драндулеты, возле которых расположилась в многоместном автомобиле семейка, поедающая ленч, а еще дальше — старый грузовик, доверху набитый почерневшими рыбачьими сетями. Черно-коричневая дворняга с головой добермана яростно залаяла на меня из кузова и, поздравляя саму себя, победно замахала хвостом.
 — Герой, — сказал я ей. От лая грузовик заходил ходуном. Чайки, успевшие вернуться, вновь снялись со своего места. Они походили на начинку небесно-морского пирога.
 За грузовиком, почти скрытая от меня щитом «Обедай и танцуй», стояла еще одна машина. Следы, оставленные на песке ее колесами, были сильно припорошены, но вполне различимы. Это оказался довоенный синий «крайслер-седан» с лос-анджелесским номерным знаком. Я заглянул в него через открытое окно. На заднем сиденье лежал черный чемоданчик. Пустой.
 На переднем сиденье, откинувшись назад, сидел человек. Его тело было укрыто коричневым плащом. Голова вклинилась между правой дверцей и спинкой сиденья, а ноги скрючились под рулевой колонкой. Открыв дверь, я увидел, как с его лысины сорвался маленький паричок и улегся мне на ботинок. На шее, похожая на огромного насосавшегося крови клопа, виднелась красная пластиковая ручка от пешни.
 Регистрационную карточку выдрали из оболочки на панели управления. Ключи от машины торчали в замке зажигания, но никаких идентификационных предметов на них не оказалось. Я проверил карманы мохерового пиджака и шоколадных габардиновых брюк. Обнаружил расческу в футляре из кожзаменителя с инициалами «Эй-Джи-Эл», платок, неначатую пачку хлорофилловой жевательной резинки и желтый корешок театрального билета. Больше ничего.
 Песчаные мушки облепили лицо мертвеца. Я накрыл его плащом и потихоньку прикрыл дверцу. Собака все еще бесилась и виляла хвостом. Семейка давилась над шуткой, а может быть, кока-колой. Я отвернулся. Над морем проплывали чайки, посверкивая крыльями, и медленно разворачивались, похожие на электроны в голубой бесконечности.
 Я позвонил Хелен Джонсон из дома начальника порта и объяснил ей, почему обязан вызвать полицию.




 Глава 8


 Часом позже мы встретились в помещении, приспособленном под морг. На самом деле это была просто мертвецкая в лавке гробовщика, находящейся возле здания суда. Покойника привезли сюда, так как ждали судебного следователя, который сейчас изволил кататься на яхте. Причина смерти не вызывала ни у кого сомнений, но по правилам следовало провести вскрытие.
 А вот личность сомнения вызывала. Шоссейный патруль быстро разузнал все насчет номерного знака и машины. Лицензия была выдана некоему Керри Смиту, назвавшему в качестве места жительства отель «Сансет», обычное пристанище всех, кто прибывает на вокзал Юнион. Из гостиницы пришел ответ, что, по крайней мере, с начала года у них не регистрировались никакие Керри Смиты, да и «Керри Смит» никак не подходило к инициалам «Эй-Джи-Эл».
 Тело неизвестного лежало на покрытом резиновым ковриком столе, возле сочащейся водой бетонной стены. Посыльный Сэнди взглянул покойнику в лицо, нервно кивнул, узнав человека в коричневом, и был зарегистрирован по этому делу как свидетель. Через пару минут после того, как протестующего Сэнди выдворили из комнаты, с залитой солнцем улицы в полутьму морга вступила Хелен Джонсон. Одета она была по последней моде: на голове — шляпка, на шляпке — вуаль, на руках — перчатки. Она переоделась в темный костюм. В холодном свете флюоресцентных ламп ее волосы и глаза казались черными. Рядом с ней стояла Энн Девон.
 Смерть, которая отдаляет от нас мертвецов, частенько сближает живых. И две женщины, сомкнув руки, образовали единое целое, способное противостоять безмолвным ветрам, прилетающим из далеких краев. За их спинами стоял лейтенант Клит, в ярости жующий огрызок сигары. Тело, лежащее возле стены, словно магнит, то притягивало наши взгляды, то отталкивало их.
 — Хов, что все это значит? — спросила Энн.
 В своем рабочем платье и туфлях на плоской подошве она казалась ниже и невзрачнее второй женщины: то ли младшая сестра, то ли бедная родственница.
 — Я не знаю, что все это значит. А факты таковы. Этот человек забрал деньги со станции — посыльный опознал и его и чемоданчик; затем прошел три квартала по направлению к пляжу, к тому месту, где припарковал свою колымагу. В машине его кто-то поджидал или же следил за ним от станции, потом воткнул в него пешню и смылся с деньгами. Мы не знаем, был ли этот «кто-то» соучастником похищения. Улик нет. Люди лейтенанта Клита сейчас прочесывают район порта, пытаясь найти свидетелей.
 Миссис Джонсон протянула руку, словно собираясь схватить меня за рукав, но ладонь ее так и повисла в воздухе.
 — И никаких следов Джейми?
 — Никаких. Но это как раз ничего не значит. Мы и не надеемся найти его здесь, в городе. Ясно, что этому субъекту поручили забрать деньги. Он бы не смог манипулировать и деньгами, и ребенком. Должен быть хотя бы еще один...
 — Фред Майнер?
 — Это наша рабочая гипотеза, мэм, — произнес Клит тяжело. — Майнер растворился в воздухе вместе с мальчиком. Это не случайность.
 — Нет. — Ее лицо сморщилось, затем снова разгладилось. — Я долго думала. И не хочу в это верить.
 Клит поймал мой взгляд и мрачно произнес:
 — Я всегда говорил: если человек встал на кривую тропку, то уж обязательно пройдет ее до конца.
 Сейчас было не время спорить. Я обратился к миссис Джонсон:
 — Как смотрит ваш муж на дальнейшее развитие событий?
 — Я не смогла рассказать ему о том, что произошло; оставила бедняжку спящим. Ну, так... — Она выпрямилась и повернулась к Клиту. — Вы привезли меня сюда, чтобы я посмотрела на тело? Что ж, давайте...
 — Мы вот что думаем по этому поводу, — сказал Клит. — Если они с Майнером были в деле, то вы могли когда-нибудь видеть их вместе, или же он мог шнырять вокруг вашего дома, пытаясь с ним встретиться. Этот парень, разумеется, наблюдал за распорядком дня, за тем, когда приносят почту, и так далее. Я понимаю, что это тяжелое испытание, мэм...
 — Ничего подобного. В прошлом я частенько имела дела с трупами.
 Брови Клита поползли вверх.
 Я сказал:
 — Миссис Джонсон работала медсестрой. Не лучше ли будет, если миссис Майнер?..
 — Она ждет снаружи. Что ж, миссис Джонсон, если вы не против...
 Обе женщины подошли к столу. Клит включил свисающую с потолка лампу и приладил паричок. «Эй-Джи-Эл», не мигая, смотрел на свет.
 — Я никогда не видела его.
 Клит снял паричок. Засверкала лысина. Энн затаила дыхание и наклонилась вперед, вытянув шею и поводя головой из стороны в сторону.
 — Макушка у него загорела, — заметил Клит. — Наверное, он не всегда носил свою волосню.
 — Нет, — сказала Хелен Джонсон. — Я никогда не видела его раньше.
 Энн не проронила ни слова. Вышли они вместе. Дверь закрывалась, когда Энн крикнула:
 — Я буду в офисе.
 Почти сразу же дверь вновь отворилась, и вошла миссис Майнер. Клит грубо схватил ее за руку.
 — Я хочу, чтобы вы сейчас хорошенько посмотрели, миссис. Как ваше имя?
 — Эми.
 — Мне нужна правда, Эми. Если знаешь его, скажи. Будут сомнения, я дам время на размышление. Ясно?
 — Да, сэр, — произнесла она безжизненно.
 — Что бы ты ни узнала, не смей мне лгать, Эми. Это называется сокрытие улик и наказывается так же строго, как и само преступление. Ясно?
 — Да, сэр.
 — Мы же оба понимаем, — продолжил Клит, — что если этот паренек был повязан с твоим муженьком, то ты должна его узнать. И не сможешь отрицать...
 — Давайте не будем устраивать тут собрание, лейтенант, — сказал я.
 Эми Майнер с благодарностью взглянула на меня. Она тоже переоделась. Теперь на ее тощей фигуре мешком висела вязаная кофта. Мне показалось, что она получила ее по наследству от миссис Джонсон или же от себя самой из тех времен, когда была попышнее.
 Клит взял миссис Майнер руками за спину и подтолкнул к столу. Она отшатнулась, правда, больше от Клита, чем от вида мертвеца. Клит за руку рванул ее обратно. Он ненавидел преступников и всех тех, кто каким-либо образом был с ними связан.
 Я подошел к нему сзади.
 — Спокойнее, лейтенант.
 Его голос был плоским как блин.
 — А теперь смотри сюда, Эми. — И он жестом директора балагана проманипулировал паричком.
 Воздух пронзительно просвистел у нее в носу.
 — Нет, я никогда раньше не видела его.
 — Не торопись, присмотрись внимательно. — Он сорвал паричок.
 — Нет, я никогда не видела его, ни с Фредом, ни с кем другим.
 — Его инициалы: «Эй-Джи-Эл». Не вспомнишь никого с таким именем?
 — Нет. Могу я идти?
 — Посмотри еще раз хорошенько...
 Она взглянула вниз и дважды резко мотнула головой.
 — Нет. И вот что я вам скажу: мой Фред не совершал этого; он ни разу не поднял руки ни на человека, ни на какую другую живую тварь. Ни разу за все те годы, что мы жили вместе.
 — А как насчет февраля месяца? — сказал Клит.
 — Это была случайность!
 — Возможно. Но второй труп уже не случайность. А быть может, и февральский наезд не случайность. У нас теперь два неопознанных тела. Скоро их можно будет штабелями здесь складывать. Где Фред, Эми?
 Она прошипела с холодной яростью в голосе:
 — Если бы и знала, вам все равно бы не сказала!
 — А может, ты и знаешь? — Клит навис над ней. Его брови зашевелились.
 — Я же сказала, что нет. Если хотите, можете спросить меня еще раз!
 Сжав ладонь в кулак, Клит выбросил его вверх и остановил у самого подбородка женщины. Так он и стоял, смотря на нее как на любовницу, опоздавшую на свидание. Потом Клит двинул кулак дальше. Ее голова откинулась назад.
 Женщина отступила. Черты ее лица стали острыми, словно лезвия ножей.
 — Ну бей, чего остановился? Ведь здесь нет Фреда, и меня некому защитить!
 — Так где же он? Ты ему жена, верно? Он бы не уехал, не сообщив тебе, куда направляется.
 — Он сказал, что едет в город, чтобы повидаться с мистером Лайнбарджем. Это все.
 Клит вопросительно взглянул на меня.
 — Правильно, — сказал я. — Майнер приезжал к нам в офис. Я говорил вам.
 Клит вновь повернулся к женщине, обиженно нахохлившись.
 — А что еще он тебе сказал, Эми?
 — Ничего.
 — Кто этот «Эй-Джи-Эл»?
 — Не знаю.
 Он поднял раскрытую ладонь, которая здорово походила на грубо обструганную в дюйм шириной доску. Ее глаза в каком-то ступоре следили за движением.
 Я встал между ними лицом к Клиту.
 — Завязывайте это дело, лейтенант. Если хотите ее допросить, то для этого существуют слова. И даже вам знакомы несколько штук.
 Послышался оживленный стук в дверь.
 — Я выполняю свою работу, — сказал Клит. — И было бы совсем неплохо, если бы вы выполняли свою. Меня не очень-то волнует, как вы там обращаетесь со своей чертовой клиентурой. Единственное, о чем бы я вас попросил, — держать их в узде. Сделайте все возможное, чтобы они больше ни во что не влезали, и не сажайте их на мою шею.
 Я не нашелся, что ответить. Майнер меня здорово подвел.
 Дверь широко распахнулась, и часть комнаты залил солнечный свет. Полицейский, стоявший на страже, провозгласил с интонациями дворецкого, докладывающего о прибытии высокопоставленного лица:
 — Приехал мистер Форест из ФБР.
 — Отлично. — Клит указал огрызком сигары на Эми Майнер. — Эту служаночку отправьте под замок как свидетеля. Никаких залогов или поручительств.
 — Свидетеля чего?! — пронзительно закричала женщина. — Вы не смеете сажать меня в тюрьму! Я не сделала ничего противозаконного!
 — Это же для вашей собственной безопасности, миссис Майнер, — вылетела стереотипная фраза. — Если вы сейчас будете шататься на свободе, то как бы вам самой не оказаться в темной аллее с пешней в шее.
 Она повернулась ко мне, и ее тощий торс, будто отделившись от бедер, наклонился вперед.
 — Как он смеет, мистер Кросс? Я же не виновна. У них ведь даже на Фреда ничего нет!..
 — У лейтенанта Клита есть такое право. Ваш муж находится под подозрением. Они выпустят вас, как только подозрение снимут.
 — Если подозрение снимут, — сказал Клит.
 Она как девчонка захлопала глазами, а затем ринулась к выходу. Человек, который входил в дверь, обхватил ее за талию, прижал руки к бокам и передал полицейскому. Тот подтолкнул миссис Майнер к машине, стоящей на подъездной дорожке. Угловатая женская тень слилась с тенью автомобиля.
 Молодой человек, стоящий в дверях, был коренаст и очень вульгарно одет. Его силуэт казался почти квадратным из-за огромных подкладных плеч двубортного пиджака.
 — Я Форест, агент, — представился он и живо пожал всем руки. — Наши эксперты из передвижного соединения скоро прибудут. Я так понял, что есть письмо о выкупе?
 Я процитировал его почти дословно. Оно постоянно вертелось у меня в голове, словно навязчивая песенка.
 Живые карие глазки Фореста застыли и посерьезнели.
 — Неплохая работенка, а? Кто здесь занимается этим делом?
 — Лейтенант Клит. Тело было обнаружено в черте города. Но мальчик живет в пригороде. Если его действительно похитил Майнер, то дело должен расследовать шериф.
 — Вы из его отдела?
 — Нет, я офицер по надзору за условно осужденными. — Я объяснил, кем был Майнер и каким образом я оказался замешанным в это дело.
 Форест обернулся к Клиту.
 — Не могли бы вы вызвать шерифа, лейтенант? — И добавил каким-то лекторским тоном: — Взаимодействие с местными органами власти — наш первейший принцип.
 Клит непроизвольно глянул на лежащее на столе тело. До сего момента оно безраздельно принадлежало ему одному.
 — О'кей.
 Он вынул изо рта сигару, швырнул ее на бетонный пол, растоптал в пыль и вышел из комнаты. Через внутреннюю дверь донесся звук органа.
 Форест подошел к телу. Его натренированные руки быстро нырнули в карманы.
 — Стремный приятель, да?
 — В таком состоянии никто не выглядит чересчур красивым. Я обыскал его, когда нашел. Ничего полезного, кроме расчески с инициалами «Эй-Джи-Эл». Убийца, видимо, не хотел, чтобы труп опознали чересчур быстро.
 — Он был заколот, не так ли? А где орудие убийства?
 — Да, его закололи пешней для льда. Сейчас ее проверяют на предмет нахождения отпечатков пальцев. Правда, я не думаю, что им удастся что-либо найти.
 — Пешней? И ограблен? Здесь работал профессионал. Пятьдесят тысяч — здоровый кус. Богатые родители?
 — Если верить слухам, то у папаши полмиллиона или около этого.
 — Недурственно было бы с ним побеседовать.
 — Он дома. Болеет. А вот мать, наверное, сейчас в моем офисе. Это недалеко отсюда.
 — Письмо о выкупе при ней?
 — Думаю, она оставила его дома.
 — Мы начинаем заниматься этим делом. Для сравнения заведем два досье. В деле о киднеппинге самое главное — модус операции. Ведь шантаж — это как постоянный невроз. Правда, не так уж много шансов за то, что он повторится.
 Форест механическим движением поддернул манжету и взглянул на циферблат. Мне показалось, что сейчас я услышу: «Сверим наши часы».
 — Двадцать минут четвертого, — сказал он. — Надо идти. По пути вы кратко посвятите меня в суть, а попозже я вернусь сюда.
 Мы прошли к зданию суда через газон. Заключенный подстригал его газонокосилкой. Скошенная трава свежо и сладко пахла, и после пружинистого асфальта было так приятно ощущать короткий «ежик» под ногой. Я говорил, а Форест слушал. Слушал внимательно. Мне казалось, что все мои слова записываются на магнитную ленту, крутящуюся у него в голове.




 Глава 9


 Придя в суд, мы застали Энн запирающей дверь офиса. Я представил ее Форесту.
 — А что, миссис Джонсон уехала домой?
 — Да, — ответила девушка. — Я пообещана, что сразу же поеду вслед. Хелен не может оставаться одна, и, похоже, что друзей или родных, способных поддержать ее в эту минуту, просто нет.
 — Вы чуткая девушка.
 От комплимента она вздрогнула и закусила нижнюю губу.
 — Это единственная польза, которую я сейчас могу принести.
 — Интересно, мисс Девон, а я мог бы с вами прокатиться? — спросил Форест. (Энн была так мила.) — Видите ли, я незнаком с местной топографией.
 — Конечно. — Она повернулась ко мне под действием внезапного импульса. — Хов, мне необходимо поговорить с тобой с глазу на глаз.
 — Прямо сейчас?
 — Пожалуйста, если у тебя есть время...
 Форест мягко ввернул:
 — Все нормально. Я пока просмотрю ваш отчет по делу Майнера.
 Энн достала рапорт из кипы дел и, пройдя за мной во внутренний офис, закрыла дверь. Она стояла, прислонившись к косяку, держа руки за спиной, и разглядывала истертый ковер.
 — Боюсь, что после сегодняшнего дня ты станешь меня презирать...
 — Ты имеешь в виду размолвку с Сайфелем? Ни в коем случае. Наоборот, это обнадеживающий знак. А то я уже начал опасаться, что все твои чувства предназначены только для уголовников.
 — На самом деле я просто ревнивая, сварливая баба. Но это не совсем то, о чем я хотела с тобой поговорить.
 — Самое странное, что я об этом тоже подумал.
 — Я влюблена в него, — сказала она.
 — Я даже не знал, что ты знакома с Сайфелем. Что вы дружили...
 — А мы и не дружили. Я не одобряю его. А он не принимает меня всерьез. Насмехается, говорит, что я синий чулок. Но с того самого дня, как он вошел в офис...
 — Какого дня?
 — Это было в феврале, когда он работал над делом Майнера. Ларри зашел, чтобы задать несколько вопросов. Ты был в отъезде, в северной части графства, Алекс куда-то вышел. Мы стали болтать, и он пригласил, меня позавтракать. С того самого времени я с ним и встречаюсь.
 — Не усматривал в этом преступления. Только к чему такая секретность?
 — Он не хочет, чтобы об этом узнала его мать. И кстати сказать, я не хотела, чтобы об этом узнал ты.
 — Обе причины мне кажутся просто глупыми.
 — Неужели? Мне стыдно за себя, Хов. Он ведь не в моем вкусе. Иногда мне кажется, что я его ненавижу. Его интересуют лишь деньги и успех в обществе. Эгоистичный сквалыга. Как я могла полюбить подобного типа? Не знаю... И тем не менее — думаю только о нем, мечтаю о нем по ночам. Что такое со мной случилось, Хов?
 — Во-первых, похоже, что это любовь. У тебя было затяжное детство. Но лучше поздно, чем никогда.
 — Ты смеешься надо мной.
 — Неужели это настолько страшно? Могу добавить, что я немного удивлен, но нисколечко не шокирован. Настанет время, когда он должен будет жениться, а ты выйти замуж.
 — Неужели ты думаешь, что он женится на мне! Нет. Он дожидается смерти мистера Джонсона, чтобы жениться на ней! — Ее голос понизился до мелодраматического шепота.
 — Ты выставляешь его в худшем свете, чем он есть на самом деле. В Сайфеле нет ничего такого, что умная женщина не смогла бы обратить в свою пользу. Он просто испорчен. Бьюсь об заклад, что причиной его испорченности является мать.
 — Так и есть. Я видела их вместе. Он похож на большую кошку, мурлыкает, когда его мать чешет за ушком. Ох, как я презираю этого человека!
 — Хм-м... — только и сказал я.
 Она отвернулась, чтобы вытереть слезы. Ее голос глухо пробурчал сквозь салфетку.
 — Хов, прости меня, но это не то, о чем я хотела с тобой поговорить. Ты будто вытянул из меня...
 — Можешь называть меня Торквемадой.
 — Слушай, завязывай со своими шуточками, я ведь серьезно. Это важно. Мне необходимо было высказаться, и я не смогла сдержаться. Не понимаю, что на меня нашло, но морально...
 — Очнись, — сказал я громко и как можно мягче. — Ты хотела мне что-то сообщить. Вот и я.
 — Я видела раньше этого мертвого мужчину, Хов.
 — Где?
 — С Ларри Сайфелем. Но боялась тебе об этом говорить.
 — Продолжай. Когда ты видела их в последний раз?
 — В феврале, в день суда над Фредом Майнером. Я пришла, чтобы встретить Ларри перед залом заседаний — мы должны были вместе позавтракать. Так вот, Сайфель сидел в пустом зале и разговаривал с этим человеком.
 — Ты уверена?
 — На все сто. Иначе зачем мне об этом говорить? Я не могла забыть его лицо, эти, красноватые глазки. И лысину. В тот день на нем не было парика.
 — О чем шел разговор?
 — Я не прислушивалась. К двери они подошли вместе. Ларри пожал ему руку и сказал, что если понадобится помощь, то он сам найдет его в Лос-Анджелесе.
 — Если Ларри понадобится его помощь?
 — Да. Что ты намереваешься теперь предпринять, Хов?
 — Разумеется, отправить Сайфеля на опознание трупа. И получить положительный результат. Если, конечно, Сайфелю будет угодно дать нам положительный ответ.
 Она схватила мою ладонь обеими руками и сквозь слезы посмотрела мне в глаза.
 — Только, пожалуйста, не говори ему, что это я...
 — Ты настолько без ума от него?
 — Это ужасно? Я чувствую себя такой одинокой, когда его не вижу...
 — Даже если он каким-нибудь образом причастен к этому делу?
 Она прижалась лицом к моему плечу.
 — Он причастен. Я поняла это, как только увидела труп в покойницкой. И похоже, что интуиция меня не подводит.
 Нервная дрожь передалась от ее руки моей. Волосы разметались по плечам. Я пригладил их пока свободной ладонью.
 — Ты мой главный визирь, Энн. Так что, будь добра, возьми себя в руки.
 — Всенепременно.
 Она выпрямилась, подправила заколки в волосах и подтянулась.
 — А теперь ступай домой и отдохни. Забудь о миссис Джонсон. Она слеплена из крутого теста и отлично все перенесет без твой помощи.
 — Да, я тоже, — она выдавила из себя слабую улыбку, — в порядке. Сейчас приведу себя в порядок... Мне и в самом деле становится лучше, когда необходимо о ком-то заботиться.
 — Она тебе нравится?
 — Разумеется. Я думаю, она замечательная женщина. А твое мнение?
 Внезапно лицо Хелен Джонсон всплыло у меня перед глазами. Я вдруг подумал, что она прекрасна. Ее красота не ослепляла, а просто, как заноза, засела внутри, и я понял, что она была чем-то простым и сильным, о чем я ни на секунду не забывал с того момента, когда впервые увидел ее.
 — Каково твое мнение? — повторила Энн с улыбочкой Моны Лизы.
 Я не стал отвечать на том основании, что ответ мог меня выдать.
 — Давай-ка закроем эту тему, Энн. Тебя ждет Форест.
 — Если я твой главный визирь, то ты ведь не выдашь меня Ларри, не так ли?
 — Не выдам, если что-нибудь не вынудит. Но он и так узнает.
 — Но это уже будет не моя вина, правда?




 Глава 10


 Форест сидел, просматривая рапорт по делу Майнера. Увидев нас, он оперся о стол и поднялся.
 — Протокол безупречен, по крайней мере, на первый взгляд. Но быть может, вам известны какие-нибудь погрешности? Годы, не вошедшие в досье, или что-нибудь в таком же роде?..
 — Лайнбардж проделал кропотливую работу. В свое время он служил полицейским, и по каждому пункту ему приходилось перепроверять самого себя.
 — Меня он убедил. Если это не отретушированная фотография, то я не в силах представить Майнера в роли похитителя. Человек не может быть идеальным на протяжении двадцати или тридцати лет, а затем развернуться на сто восемьдесят градусов и совершить тяжкое преступление. Разумеется, бывают исключения: растрата, убийство на почве страсти... Но киднеппинг с целью извлечения выгоды требует хладнокровной подготовки. Нормальному человеку такое и в голову не придет. Итак, мисс Девон? Мы готовы?
 — Готовы, — ответила она, изобразив одну из своих самых обворожительных, рассчитанных на публику, улыбок.
 — Да, вот какая штука пришла мне в голову, — добавил Форест, становясь в дверях. — Этот случай о наезде, в котором его обвинили, не был ли он подстроен? В наше время убийство, замаскированное под дорожно-транспортное происшествие, становится хрестоматийным. Кто жертва?
 — Насколько я знаю, труп не был опознан.
 — Судейские называют его «мистер Никто», — ввернула Энн.
 — Вот уже двое, а? В этом деле есть сбивающие с толку совпадения. — Форест придержал дверь для Энн и резко захлопнул ее за собой.
 Я уселся в нагретое им кресло и позвонил в контору Ларри Сайфеля. Секретарша раздраженно заметила, что ее шеф очень занят.
 — Скажите ему, что это Ховард Кросс и что я занят ничуть не меньше.
 — Очень хорошо, мистер Кросс.
 По телефону его голос казался выше и тоньше.
 — Кто говорит?
 — Кросс. Я у себя в офисе. Мне нужно срочно с вами повидаться.
 — Вы не могли бы прийти ко мне? Я завален работой, готовлю одну сложнейшую доверенность. И так потерял целое утро, вы же знаете...
 Я оборвал его:
 — Жду вас максимум через двадцать минут. Кстати, вам известно, где находится похоронное бюро Уоткинса?
 — Это через квартал от здания суда?
 — Точно. Там в покойницкой у Клита есть один мертвец. До того как прийти ко мне, потрудитесь на него взглянуть. Скажите Клиту, что это я прислал вас.
 — Труп? Кто-нибудь, кого я знаю?
 — Вы сможете ответить на этот вопрос, когда увидите тело. — И я повесил трубку.
 Вначале я мельком пролистал досье Майнера, а затем взялся за него по-настоящему. Я не видел рапорта с тех самых пор, когда за неделю до слушания дела в суде Лайнбардж предоставил мне его на утверждение, на случай, если у меня возникнут какие-нибудь вопросы.
 Я проскочил раздел «Семья», из которой узнал, что Фредерик Эндрю Майнер родился в 1916 году на ферме в Огайо. Его мать скончалась два года спустя, и Фреда стала воспитывать старшая сестра Элла. Отец, человек строгих принципов, член минонитской секты, жил, руководствуясь девизом: «Бездельникам прямая дорога в ад». Так что рукам мальчика всегда находилась какая-либо работа. Весной и летом он вкалывал на ферме на равных с отцом. Зимой поступил в деревенскую школу, а затем в гимназию штата, где стал специализироваться по прикладной механике.
 "Гимназические отчеты представляют нам (продолжал я читать досье) Майнера прилежным учеником с хорошим общественным статусом и склонностями к практической механике. Но несмотря на успехи, в шестнадцать лет ему пришлось уйти из школы и подыскать работу в местном гараже. Это перемещение было обусловлено большими финансовыми трудностями. В течение нескольких лет, еще подростком, Фред оставался главной опорой семьи и приносил единственный твердый доход в семейную кассу. Его зарплату дополняли выигрыши различных гонок на местных ярмарках.
 Когда наступила депрессия, у Майнера оказалось достаточно денег, чтобы с помощью отца открыть собственную бензоколонку. Дело процветало, и когда в сороковом году его призвали в армию, то к тому времени Майнер был уже владельцем не только бензоколонки, но и авторемонтного гаража.
 Его заветная мечта стать морским истребителем не осуществилась. Без необходимого образования об этом нечего было и думать. Но вместо этого он поступил техником в наземную службу. После обучения в Норфолке, штат Вирджиния, он работал на нескольких базах военно-морской авиации на западном побережье и упорной работой и тщанием добился повышения в звании. Он стал «машинистом по авиационным моторам первого класса». Во время работы на аэродроме в Сан-Диего он встретил и 18 сентября 1942 года женился на Эми Вулф, дочери бизнесмена. И хотя детей у них не было, но брак оставался прочным, а друг к другу супруги относились с теплотой и пониманием. Летом 1943 года Майнеру было приказано явиться в Бремертон, штат Вашингтон, чтобы присоединиться к экипажу крейсера «Юрика Бэй», находящегося в последней стадии комплектации. Миссис Майнер последовала в Бремертон за своим мужем и оставалась с ним в периоды подготовки и гарантийного плавания. Она утверждает, что именно в то время Майнер «выпил в первый раз в жизни» и понял, что «не способен держаться» под воздействием алкоголя. Этот факт был подтвержден доктором Левинсоном, который описывает в своем сопроводительном рапорте Майнера как «потенциального алкоголика, что означает, что данный субъект психологически или психопатологически восприимчив к интоксикантным и депрессивным эффектам алкогольного опьянения».
 Первое знакомство Майнера с выпивкой было, как он признался сам, первым и единственным эпизодом, полностью ответственным за черное пятно в его послужном списке. Не возвратясь на борт корабля после уик-энда, он был понижен в звании до машиниста второго класса. Но в следующем году Майнер восстанавливается в чине и оканчивает службу «главным машинистом по авиационным моторам».
 О вкладе Майнера в дело защиты родины, факт, к которому апеллирует община и который учитывается при вынесении приговора, когда на разных чашах весов оказываются степени преступления и наказания, достаточно свидетельствуют прилагаемые письма от капитана Ангуса Дрю, командира «Юрики Бэй» в 44 — 45 годах, старшего офицера Юлиуса Хекендорфа и лейтенанта Элмера Мортона. «Его усердие и преданность делу, — пишет Юлиус Хекендорф, — удивительны, хотя он работал в отрасли, где эти качества должны стать привычными. Его служба вдохновляла подчиненных и была источником истинного наслаждения для начальства». Во время его службы на борту «Юрики Бэй» корабль участвовал во вторжениях на Ивожиму, Луцон и Окинаву.
 Когда кампания по вторжению на Окинаву подходила к концу, морская карьера Майнера была подогрета тем, что лейтенант Мортон назвал «взрывом славы». В «Юрику Бэй» врезался японский самолет-"камикадзе" и, проделав дыру в полетной палубе, провалился в ангар. В последующем всеобщем смятении Майнер принялся тушить возникший в ангаре пожар. Команде, которую он сколотил, удалось потушить пламя. К несчастью, в обломках самолета-"камикадзе" взорвалась бомба, и Майнера взрывной волной всадило в шпангоут. При этом у него раздробился череп и позвоночник. Отправленный на Гуам, затем в военно-морской госпиталь в Сан-Диего, Майнер большую часть последующего года провел на больничной койке. Он был освобожден от службы и отправлен на пенсию по пятидесятипроцентной нетрудоспособности в марте 46-го.
 Сразу же после выписки Майнер поступает на место шофера к мистеру Эйбелю Джонсону, который в то время был главой сан-диегской фирмы по торговле недвижимостью. С этого времени он работает на мистера Джонсона и, по словам хозяина, «служит преданно и умело». Мистер Джонсон желал бы, если суд усмотрит возможности для условного наказания, чтобы Майнер остался в своем теперешнем качестве, а он возьмет ответственность за поведение Майнера на себя. Мнение доктора Левинсона состоит в том, что «Майнер и община в целом могут быть спокойны, если впредь Майнер не станет употреблять спиртные напитки. Не принимая во внимание его потенциальный алкоголизм, который ни при каких обстоятельствах не является редким явлением в среде инвалидов войны и, в частности, среди тех, кто потерял мать в раннем детстве, в остальном Майнер находится в нормальной психологической форме».
 Обращаясь же непосредственно к происшествию, мы находим явные смягчающие обстоятельства. Первое: это то, что Майнер признал свою вину и по-настоящему раскаялся. Второе: когда произошел наезд, Майнер находился «в увольнении». И хотя не может быть никакого извинения тому, что он вел машину в пьяном виде, но тот факт, что оба работодателя в это время находились в своей зимней резиденции, приводит нас к выводу, что Майнера нельзя, таким образом, обвинить в «употреблении спиртного на работе». Следующим фактором является то, что, когда у Майнера обнаружили в крови алкоголь, его жертва тоже была достаточно пьяна. Выяснилось, что в крови жертвы присутствует до 157 миллиграммов спирта, из чего можно сделать вывод, что жертва, со своей стороны, хотя бы частично, но ответственна за происшедшее. Что касается второго и, пожалуй, самого серьезного обвинения в том, что он скрылся с места преступления, не сообщив об инциденте в соответствующие органы, то Майнер признался, что был в полном неведении насчет совершенного преступления. Подтверждая это заявление, в которое достаточно трудно поверить, если брать во внимание повреждения автомобиля, доктор Левинсон заверил, что «субъект, подобно Майнеру, восприимчивый к алкоголю и который имеет в крови боле 200 миллиграммов спирта, вполне может переехать человека и не заметить этого».
 Майнер, похоже, изо всех сил надеется на то, что срок ему дадут условно. В его деле нет больше ни единого намека на какие-либо проявления насилия, и он искренне утверждает: «В будущем я намереваюсь неукоснительно соблюдать законы. Я искренне раскаиваюсь. Алкоголь искорежил мою жизнь». Его жена, Эми Вулф Майнер, говорит: "Если человек способен извлечь урок из своего опыта, то Фред именно такой человек. Я не меньше его ответственна за то, что он купил эту бутылку. Мы решили, что никогда никаких бутылок больше не будет. С этого момента в нашей семье вводится «сухой закон».
 Можно заключить, что при поддержке жены и своих хозяев Фредерик Э. Майнер вполне способен реабилитироваться. Руководство и надзор ложатся на отдел по делам об условно осужденных. Данное руководство будет включать в себя надзор за выполнением распоряжения о запрещении употребления спиртного, за строгим соблюдением духа и буквы закона, что в особенности касается правил уличного движения, регулярные отчеты официальному лицу из нашего отдела; курс лечения в наркологическом центре и тому подобные мероприятия, которые суд сочтет необходимым добавить к данному списку.
 Алекс С. Лайнбардж, окружной офицер по вопросам условного осуждения".
 Я положил рапорт обратно в папку и поставил ее под литеру "М". Несмотря на скрупулезность, он не дал ответов на вопросы, вертевшиеся у меня в голове. Например, на тот, что задал мне Форест: не могло ли так случиться, что непреднамеренное убийство было на самом деле умышленным? Существует ли связь между первым и вторым трупами и между обоими трупами и Фредом? И самый важный и сложный из всех: что за человек Фред Майнер?
 Составленный без какого-либо намека на воображение отчет Алекса Лайнбарджа ни на йоту не раскрыл человеческий характер. Для Алекса существовало лишь два цвета: черный и белый. Раз и навсегда решив для себя, что Майнер — белая душа, он пренебрег предательскими мазками серого, которые могли бы придать характеру Фреда некоторые реальные черты. У меня было такое чувство, что Майнер, несмотря на тщательно выписанную биографическую справку, был третьим мужчиной, чью личность предстояло идентифицировать еще одним «мистером Никто».
 Я поднял телефонную трубку и позвонил в похоронное бюро. Сайфель только что ушел оттуда. Он был четвертым.




 Глава 11


 Я услышал, как он, перескакивая через две ступеньки, поднимается по лестнице и открывает дверь. Адвокат дышал, словно спринтер, пришедший к финишу первым. Его глаза стеклянисто поблескивали, а лицо было каким-то оплывшим, будто с ясного калифорнийского неба на него обрушился огромный камень опыта и изо всей силы саданул по голове.
 — Вы не имели права так со мной поступать. — Он сделал неудачную попытку сказать эту фразу легко. — Эта комната. Это лицо. Я тепличная особь и не могу с утра пораньше знакомиться с покойниками.
 — Вы узнали этого человека?
 — Похоже на то. Могу даже сказать, что фактически уверен, что видел его. Но из адвокатов, знаете ли, выходят плоховатые свидетели...
 Я прервал его словоизвержение:
 — Садитесь и рассказывайте.
 — Да-да, разумеется. — Его взгляд прошелся по выцветшим стенам и остановился на цветном драже на столе Энн. — Послушайте, старина, могу я здесь чего-нибудь выпить? У меня в глотке пересохло.
 Я указал на холодильник.
 — У нас здесь только вода.
 — И очень хорошо. Моя мать называет ее «вином Адама». — Он трижды наполнил и опустошил бумажный стаканчик. — Но как, черт побери, вы узнали, что я видел этого, парня? — спросил он, стоя спиной ко мне.
 — Это не имеет значения...
 — Неужели маленькая славная Энни?
 — Мы теряем время. А теперь давайте-ка садитесь и рассказывайте. — Я открыл дверь в свой кабинет и впихнул его внутрь.
 Он хмуро зыркнул на меня и прошел к стулу. Его рот все еще был влажен от воды, а коротко стриженные волосы ощетинились; он производил впечатление лукавого и опасного существа: походил на животное, попавшее в незнакомый лес.
 Его узкие губы презрительно скривились.
 — Что такое? Неужели я услышал не терпящие возражений нотки? Это что, насмешливо-холодная команда, мистер Озимандиац?
 — Прекратите ломать комедию, Сайфель. Вы влипли.
 — Не будьте смешным, — забеспокоившись, пробормотал он. — Что же вам все-таки наплела Энни? Зла не хватает на этих баб!
 Оставив без внимания его вопрос, я сел в свое кресло и вставил в магнитофон чистую кассету. Он перегнулся через стол.
 — Что это вы затеяли? Нет у вас права записывать то, что я скажу! Полицейские полномочия не в вашем ведении.
 — Мой отдел имеет право выполнять следовательские функции. Я применял эту методу достаточно широко и пока что никто не возражал. Вы возражаете?
 — Еще бы! Конечно!
 — Почему?
 — Потому, что я не готов для официального заявления. У меня был ужасный день, да еще этот труп...
 — Так что вы не можете говорить без совета адвоката? Но почему бы вам самому не поработать на себя, а Сайфель?
 Он напрягся и побледнел.
 — Я пришел сюда не для того, чтобы выслушивать оскорбления. Кстати сказать, мне совсем не понравилось, как вы со мной разговаривали утром.
 — Тогда возвращайтесь в свою контору и начнем все сначала. Я пришлю вам billet-doux с орхидеей.
 Он еще дальше наклонился, перенеся вес тела на широко расставленные руки.
 — Думаю, вы не совсем понимаете, с кем говорите, старина. В Стэнфорде перед войной я был чемпионом в полусреднем весе. И если бы вы не были другом Энни, я бы вам сейчас уши оборвал. Но еще пара фраз в таком духе, и, клянусь, я это сделаю.
 — Если вы считаете себя ее другом, тогда потрудитесь говорить о ней с уважением. Кстати, настоящие друзья зовут ее Энн...
 Его правая рука сжалась в кулак.
 — Вы напрашиваетесь, Кросс.
 — А вы, похоже, переоцениваете себя. — Я встал, глядя не него прямо и жестко. Я видел, что это всего лишь оболочка, а внутри-то он пуст либо мягок. Даже гнев его был наигран. Лицо и рот производили движения и звуки, но их нельзя было назвать в полной мере мужскими. — Приходите на следующей неделе в городской спортзал, и я дам вам полное удовлетворение. А сейчас у меня иные заботы.
 Я включил магнитофон. Катушки завертелись.
 — Выключите эту штуковину! — повысил он голос. — Я отказываюсь говорить для записи.
 — Чтобы потом, когда у вас будет достаточно времени, чтобы все обдумать, вы смогли изменить показания? В чем дело, Сайфель? Вы уже наполовину убедили меня в том, что причастны...
 — Вы поплатитесь за это! Я заявлю на вас в суд! — Он посмотрел на крутящиеся бобины. — Если вы прокрутите пленку с этим голословным обвинением какому-нибудь лицу или группе лиц, то будете отвечать за клевету. Я предлагаю вам стереть все это.
 — Пока что еще ничего не записывается. Для записи необходимо нажать вот эту кнопку. — Я нажал ее и поставил между нами микрофон. — Кросс допрашивает мистера Лоуренса Сайфеля, десятое мая, четыре часа дня. Садитесь, пожалуйста, мистер Сайфель.
 — Я хочу заявить протест против записи моего заявления в настоящее время.
 И все-таки он сел. Магнитофон, стоящий между нами, создавал безличную атмосферу.
 — Что вы сказали лейтенанту Клиту, мистер Сайфель?
 — Ничего. Я объяснил, что вы попросили меня взглянуть на тело. Ничего больше. Похоже, у него что-то не заладилось с людьми шерифа, а вы сами подчеркнули срочность дела.
 — Вы опознали труп?
 Он ответил без колебаний.
 — Опознал.
 — Кто это? Как его зовут?
 — К сожалению, я не знаю его имени. Возможно, этот человек называл его, даже наверняка называл. Но память у меня слаба на имена, а виделся я с ним всего лишь раз.
 — Когда? По какому делу?
 — Минутку. Я смогу лучше вспомнить и объяснить все подробнее, если вы выключите эту машину.
 — Это что, угроза сокрытия информации, мистер Сайфель?
 — Разумеется, нет, — выпалил он прямо в микрофон. — Простой психологический фактор, и я возмущен вашими попытками задавать тенденциозные и вводящие следствие в заблуждение вопросы!
 — Прошу простить, мистер Сайфель. Вы сами напросились.
 — Так выключите вы магнитофон или нет?
 — Нет. Вы сами только что отметили, что память иногда выкидывает трюки, я вот на свою не полагаюсь...
 — Я не говорил ничего подобного. Это что, перекрестный допрос? Я на конституционных основаниях заявляю протест всей этой процедуре!
 — Сохраните пылкость для зала суда. Ваше заявление слишком важно, и записать его необходимо. Насколько нам известно, вы единственный человек в городе, который знал покойного.
 — Я не знал его. Говорю же вам, что виделся с ним всего лишь раз.
 — Мы остановились именно на этом. По какому делу вы с ним встречались? И когда?
 — В день суда над Фредериком Майнером, двадцатого февраля, да, кажется, так. Этот человек — покойный — присутствовал в зале. Я заметил его среди зрителей, так как не знал, кто это. Народу было не слишком много — Джонсоны, жена Майнера да двое-трое зевак. Должно было произойти официальное признание подсудимым своей вины и назначение даты для заявления об условном наказании.
 — Присутствовала ли миссис Джонсон?
 — Разумеется.
 — Но она сказала, что никогда раньше не видела этого человека.
 — Быть может, и не видела. Он сидел отдельно от остальных в самом углу. Я приметил его только из-за лысины, вы знаете, насколько бросается в глаза лысая голова. После того как слушание было отложено, я задержался на несколько минут. Мне хотелось сделать несколько поправок в стенограмме суда. Человек с лысиной поджидал меня в самом конце зала. Когда я выходил, он схватил меня за пуговицу. Это был субъект омерзительного вида, и я постарался как можно быстрее от него отделаться. Но похоже, дело Майнера его очень интересовало. Видимо, он следил за развитием событий по газетам: знал имена главных действующих лиц — меня, Майнера, Джонсонов. Через некоторое время я понял, что ему нужно. Он подобрался к этой теме несколько окольными путями. А хотел он, чтобы я его нанял.
 — Чтобы вы сделали что?
 — Я так до конца и не понял. Он назвался детективом, частным сыщиком, правда, у меня на этот счет оказались весьма веские сомнения. Когда я захотел посмотреть его удостоверение, он игнорировал мою просьбу. Но, по-моему, он дал мне что-то наподобие визитки, нечто с лос-анджелесским адресом и номером телефона.
 — Она сохранилась?
 — Вполне возможно. Я ведь не искал...
 — А где она может находиться?
 — В моем офисе, если не в каком-нибудь другом месте. Я мог положить ее среди бумаг по делу Майнера. Вполне возможно, что так я и сделал.
 — Если так, то, без сомнения, это чрезвычайно поможет следствию. У нас появится ниточка. Скажите, он, когда представлялся, назвался случайно не Керри Смитом?
 Сайфель посмотрел в потолок с таким видом, словно на штукатурке был написан ответ. Но кроме протеков воды, он ничего не высмотрел. А так как до них не было дела даже социальным инспекторам, то ему тем более.
 — Нет, его звали не Керри Смит. По-моему, фамилия была односложная, но не такая распространенная, как Смит: Линт, Кемп, что-то в этом духе. А имя точно не Керри.
 — Он хотел, чтобы его наняли для выполнения некоей работы, но вы в точности не знаете какой?
 — Правильно. Нелегко было понять, чего хочет этот человек. Говорил он много, но при этом не сказал ничего конкретного, а лишь превозносил собственное благоразумие и одаренность. Ко всему прочему, запах из его рта держал меня на расстоянии. Вонь коррупции. Я все время лавировал, уклоняясь от этого амбре, и поэтому слушал вполуха.
 — Он не единственный, кто ничего не говорит...
 Сайфель с трудом сдержался.
 — Если вы имеете в виду меня, то это замечание здесь неуместно. Я делаю все, что в моих силах, чтобы помочь, хотя и не ждал, что мои усилия будут по достоинству оценены.
 — Когда у меня выпадет свободная минутка, напишу вам благодарственное письмо. Вы, разумеется, должны помнить ваш разговор, хотя бы частично.
 — Вспоминаю, что он не пришелся мне по вкусу. Если хотите знать субъективное мнение, то мне показалось, что этот человек пытался найти крючок, зацепку. Шантаж...
 — Он собирался шантажировать вас?
 — Разумеется, нет. — Сайфель глухо засмеялся. — Насколько я понял, он хотел, чтобы я, как адвокат Хелен Джонсон, нанял его в качестве детектива, добавив, что уверен в том, что установил бы личность жертвы майнеровского наезда и что миссис Джонсон наверняка этим заинтересуется.
 — И что же? Она действительно заинтересовалась?
 — Я не обсуждал с ней данный вопрос. Ей и без того досталось. Адвокат в своей работе обязан следовать нескольким принципам и первый — стараться защищать своих клиентов от приставаний сот мнительных личностей.
 Я выключил магнитофон. Мотор затих, и в комнате повисла неловкая тишина.
 — И эта услуга по защите клиента включала работу пешней, не так ли, Сайфель?
 Он так и подскочил в кресле.
 — Вы что, спятили?
 — Здесь я задаю вопросы. Итак, вы продолжили раскручивать это дело. Не обнаружили ли вы фактов, раскрытие которых угрожает благополучию миссис Джонсон?
 — Вы действительно не в своем уме, — сказал он. — Я видел этого человека один раз, всего лишь один раз. Я предоставил вам информацию...
 — После соответствующего нажима.
 Он рванул воротник рубашки.
 — Вы не так поняли меня. Вы не так поняли миссис Джонсон. Я уверяю вас, что Хелен Джонсон ни за что не стала бы сотрудничать с подобным типом... — Сайфель чуть не задохнулся. Он встал и, выпрямив ноги, откинул кресло назад. — Можете убираться к черту.
 Я тоже поднялся.
 — Успокойтесь. Вы, как и я, знаете, что для получения определенных ответов следует задавать определенные вопросы. — Мне даже показалось, что у меня начинает возникать слабая симпатия к Сайфелю. Когда он забывал о себе, у него начинали проявляться вполне человеческие качества, и сейчас я говорил, обращаясь в первую очередь к ним. — И если сейчас я не стану этого делать, Хелен в конце концов потеряет много больше...
 Усталым жестом он провел рукой по щеке.
 — Можете спрашивать что хотите. Мне нечего скрывать. Так же, как и ей. Вы просто не знаете Хелен.
 — Я ничего не имею против нее, — заскромничал я. — Если вы подозревали попытку шантажа, то почему пожали руку этому деятелю? Да еще сказали, что если его помощь понадобится, то сами его разыщете?
 — Энни, видать, под завязку накормила вас россказнями?
 — Оставьте-ка Энн в покое. Отвечайте лучше на вопрос.
 — С вами чрезвычайно сложно вести беседу, и все же попробую. Понимаете, просто я никогда не иду на прямой конфликт. Не могу сказать, что данный способ ведения дел является лучшим, но... это уже стало профессиональной привычкой. В детстве, когда мне кто-нибудь не нравился, я просто бил его. Просто бил. Естественно, у меня возникала масса неприятностей. Сейчас я стараюсь сдерживаться и быть вежливым. Чем больше я ненавижу, тем любезнее держусь. Не знаю, почему я это делаю, но таков уж мой способ. А этого человека я возненавидел.
 — Почему?
 — Он представился мне этаким мелким бесом. — Теперь Сайфель говорил искренне или же стал более тонко играть. Имя Хелен Джонсон сыграло роль морального катализатора, а может быть, вызвало прилив новых сценических идей. — На дьявола у меня нюх, — продолжал он. — Когда я был пацаном и жил в Чикаго, то видел этого вот сколько! И после, когда заседал в военном трибунале флота.
 — Все мы в чем-то схожи...
 Он натянуто улыбнулся.
 — Могу поспорить, что вас никогда не похищали. А вот меня...
 — Неужели похищали?
 — Собственный отец, когда мне было три года. Моя мать развелась с ним, и я остался на ее попечении. Как-то днем он пришел к нам на квартиру, когда мамы не было дома, и упросил служанку отпустить меня с ним погулять. Отец был из тех людей, которые и дьяволу могут зубы заговорить. Несколько дней он скрывался, прежде чем ему на хвост села полиция. Разумеется, я не помню этого случая, как не помню и отца, но мама часто рассказывает мне...
 — Это было похищение ради денег?
 — Нет, разумеется, нет. Ему был нужен я, и когда его поймали, то получил он сполна. Мамина семья имеет в Иллинойсе большое влияние, и потому отца просто засунули в психушку. Она ведь взяла девичью фамилию. Дала ее и мне. — Он говорил быстро, легко, но при этом побледнел от нахлынувших чувств. На фоне этой бледности его загар казался несколько гепатитным.
 — Не знаю, зачем я все это вам рассказываю, Кросс. Я никогда никому и ничего раньше не рассказывал.
 — Это все комната, — сказал я. — Она слышала тысячи исповедей. Я верю, что она дает людям необходимый толчок.
 — Да, уж это точно, — криво ухмыльнулся он. — Но я бы не хотел, чтобы эта история стала известна...
 — Этого не случится. Как звали вашего отца?
 — Понятия не имею. Все дело в том, что мать полностью его подавляла, как личность. Мне иногда кажется, что отца у меня никогда не было. Единственное, я знаю, что, когда они жили вместе, отец работал адвокатом по уголовным делам. Потом он совершил поступок, не вязавшийся с адвокатской этикой, и был исключен из коллегии. Из-за этого же поступка мать развелась с ним, по крайней мере, этим она всегда объясняет развод.
 — У вашей матери очень высокие моральные принципы.
 — Совершенно верно. Можно сказать, что моя собственная карьера была полной противоположностью карьере отца. Мать настоятельно рекомендовала мне держаться подальше от уголовного права. Я никогда не практиковался в этой сфере, за исключением того времени, когда работал во флотском трибунале.
 — Не все криминальные адвокаты занимаются сомнительными делами.
 — Это я знаю. Кларенс Дэрроу был моим кумиром во время учебы на юридическом. Господи, ну и в дебри мы с вами забрались! Я ведь было начал объяснять, что имею нюх на дьявола. Подчеркиваю это. Я могу учуять запах серы на расстоянии. В зале суда от обвиняемых частенько попахивает...
 Я подошел к двери.
 — Давайте пройдем в ваш офис и поищем визитку этого парня.
 — Как прикажете. Том Свифт и его пропеллерная клюшка всегда к вашим услугам.
 Сайфель вновь пришел в норму. С этим человеком я бы в разведку не пошел.




 Глава 1 2


 Его импозантный офис разительным образом отличался от моего. Мы поднялись на этаж в частном гидравлическом лифте, на дверях которого золотом было выведено название фирмы: «Стюртевант и Сайфель». Стюртевант, удалившийся от бизнеса, считался лучшим в городе адвокатом по делам, связанным с недвижимостью.
 Приемная была устлана ковром винного цвета и обставлена мебелью с кожей зеленовато-желтого цвета. Репродукции Руо смотрели со стен с трагической покорностью. Но вот секретарша явно ни о чем не скорбела. Ее винно-красные глаза и зеленовато-желтые волосы, казалось, были порождением этой комнаты.
 — Миссис Сайфель пыталась дозвониться вам, мистер Сайфель. Трижды, — произнесла она с сардонической ухмылкой.
 — Что маме понадобилось на этот раз?
 — Она сообщила, что вы обещали взять ее на вечеринку в пляжном клубе. Вам необходимо заехать за ней в четыре тридцать.
 — Если мама говорит, то, судя по всему, так оно и есть. — В его голосе проскальзывали обиженные нотки. — Позвоните ей, Линда, хорошо? Скажите, что я немного запоздаю.
 — Вряд ли ей это понравится.
 Он резко поднял руку и посмотрел на часы.
 — Передайте, что я опоздаю минут на пятнадцать, не больше, Не понимаю, почему она хочет выехать так рано.
 — А можно мне после этого уйти, мистер Сайфель? Сегодня у меня свидание.
 — Сегодня у меня свидание! — передразнил он ее с яростью.
 Когда Сайфель отвернулся, она показала ему в спину язык, увидела, что я это заметил, и заменила гримасу кошачьей улыбочкой. Я прошел в офис: ковер и кожа здесь были благородного серого цвета, а панели на стенах — из серебристого дуба. Я заметил, что законники в наше время неплохо оплачиваются. Сайфель хмыкнул, сказав, что когда-то это действительно было так.
 На стене над черным столом со стеклянным верхом нависла плохая картина маслом, на которой была изображена красивая женщина в шляпке колпаком из давно ушедших двадцатых. Я понял так, что миссис Сайфель и здесь не спускала глаз со своего сына. Он раскрыл маленький бар, вделанный в кабинет, и вынул оттуда бутылку скотча.
 — Присоединитесь?
 — Не сейчас, спасибо.
 — А я выпью. — И ни к селу ни к городу добавил: — Хотя в дневное время я не часто позволяю себе это. Но сегодня выдался особенный день... Утром — киднеппинг, вечером — коктейль с мамой. Такое трудно выдержать без поддержки. Разумеется, я не хочу сказать, что она плохая женщина, напротив.
 Он до половины наполнил стакан виски и махнул им в сторону висящей на стене картины.
 — За тебя, мама-перемама, или как говорят в Африке — мать-перемать. Ты, правда, язычница, зато классный боец.
 Вся эта сцена вызывала чувство странной жалости. А самым странным было то, что я испытывал жалость к Энн. Сайфель поставил виски на стол.
 — А теперь найдем эту карточку, где бы она ни была. Том Свифт и Его Рентгеновский Глаз. Продолжение Тома Свифта и Его Электронной Матери-Перематери.
 Он утомил меня. Его остроумие балансировало на грани отчаяния, и я уже сожалел о реплике насчет раздвоения личности. Он продолжал разговаривать сам с собой о прелестях дня и блестящих перспективах на вечер, пока его руки сами по себе рылись в документах. Затем он грохнул металлическим ящиком стола и повернулся ко мне, держа в руке карточку.
 — Как я и предполагал, старина. Оказалась в бумагах по делу Майнера. У старого Тома Свифта память что стальной капкан, и поэтому народ протоптал дорожку к его дому.
 — Поблагодарите его от моего имени.
 Карточка была грязная и погнутая, словно ее предлагали и отдавали обратно множество раз. На ней стояло:
 "Детективное, бюро «Экме»,
 3489, Сансет-бульвар.
 Мгновенное обслуживание, самые низкие расценки. Тел. ТА — 8-2181"
 Сайфель сказал:
 — Быть может, мне удастся припомнить его имя. Ну что, поможет вам эта штука?
 — Вполне возможно. Не возражаете, если я воспользуюсь вашим телефоном для междугороднего разговора?
 — В любое другое время — ради Бога. Но сейчас я очень спешу.
 — Это недолго.
 Пока меня соединяли с такеровским номером, он в отчаянии бродил вокруг стола, подобно птице со связанными крыльями. На другом конце провода аппарат прозвонил раз двадцать.
 — Абонент не отвечает, — сказал оператор на линии. — Соединить вас через полчаса, сэр?
 — Не беспокойтесь.
 Сайфель проводил меня. Когда мы подошли к лифту, стальная дверь откатилась вбок и из него вышла женщина. С первого взгляда могло показаться, что портрет, висящий в офисе Сайфеля, ожил и покинул свое место. Темная, похожая на орлиную, голова, видимо, не менялась в течение тридцати, а может быть, и сорока лет, а тело, на котором она покоилась, осталось таким же подтянутым и стройным, как у девушки.
 Посмотрев внимательнее, я заметил под челюстью отвисшие складки кожи, а вокруг рта и в глубине темных глаз — отметки прожитых лет и накопленного опыта. Пальцы с перстнями вцепились в рукав пиджака Сайфеля и стали яростно его трясти. — Почему, черт побери, ты задержался, Лоренс?
 — Уже иду, мама. Это мистер Кросс.
 Она проигнорировала мое присутствие. Ее глаза впились в лицо сына, как две мокрые черные пиявки.
 — Подло и эгоистично с твоей стороны заставлять меня ждать. Я бы не стала посвящать тебе всю свою жизнь, если бы знала, что по любой прихоти ты будешь отшвыривать меня со своей дороги как ненужную вещь.
 — Извини, мама.
 — Разумеется, ты должен чувствовать свою вину. По твоей милости мне пришлось Трястись в автобусе.
 — Ты могла взять такси.
 — Я не могу себе позволить разъезжать на такси каждый день. Разумеется, ты никогда не задумывался о тех жертвах, на которые мне пришлось пойти, но добиться твоей практики у мистера Стюртеванта стоило огромных денег.
 — Я понимаю. — Выглядел он жалко: весь как-то съежился и снова стал по-мальчишески неловким. — Мама, быть может, мы закончим препираться? Сейчас я готов отвезти тебя куда угодно.
 Она произнесла, нацепив на лицо выражение ледяной скуки:
 — Можешь заканчивать свои дела, Лоренс. Я больше не тороплюсь. У меня пропал интерес к этой вечеринке. К тому же, кажется, скоро у меня заболит голова.
 — Но, мама, не надо так, пожалуйста.
 Он неуклюже потянулся, нащупывая ее руку. Она надменно отвернулась и, злобно стуча каблуками, отошла к окну. Я вошел в лифт. Перед тем как двери закрылись, я взглянул в его лицо и увидел, что оно смялось и покрылось морщинами, будто по нему прошлись остренькие каблучки.




 Глава 13


 Сэм Дрессен, следователь из отдела шерифа, сидел в своей комнатке в здании суда. Лейтенант Клит считался наиболее работоспособным из офицеров, но от его вида меня уже тошнило. Сэм сидел, покусывая заусеницу, и глаза у него были грустные-грустные. Его седоватая шевелюра вихрилась завитушками и торчала в разные стороны, словно островок прошлогоднего чертополоха.
 Тяжко вздохнув, он стал медленно поднимать глаза, пока они не уперлись в мое лицо.
 — Привет, Хов. Двадцать против двух, ты притащился, чтобы поведать мне о том, какой я олух. На сегодняшний день в нашей стране в любой конторе, каким-либо образом связанной с законом, нет занятия увлекательнее, чем выяснение того, где Сэм Дрессен в очередной раз лопухнулся. Поначалу мне это преподнес самолично шеф, потом федрила, этот чертов...
 — Обожди минутку, Сэм. Как-никак, а ведь это мое самое любимое учреждение. Так в чем проблема?
 — Проблема с работой. Какие еще могут быть проблемы?!
 — Проблемы с женщинами, например.
 — Ну, это не в моем возрасте, парень. До пенсии мне осталось каких-то полтора года, и теперь вся эта кодла старается оттеснить меня от кровного куска пирога. Все, начиная с Эдгара Гувена и заканчивая моим шефом, выходят на демонстрации с лозунгами: «Не давать ему пенсию — нет!» Ты знал об этом, Хов?
 — Тебя приятно слушать.
 — Шеф был когда-то моим приятелем, но и он переменился. С того самого времени, как прошел этот сраный курс в этой сраной фэбээровской школе, он стал таким фу-ты-надутым, что его просто не узнать. Как ты думаешь, что он выдал сегодня? Сказал, что, если я не подлатаю свою технику съемки отпечатков пальцев, он уволит меня к чертовой матери. «Старикан безуспешно пытался приладить свои пальцы». Это мне-то сказать такое! Восемнадцать, девятнадцатый год работы пошел в департаменте. Они, наверное, думают, что с таким жалованьем можно уходить на пенсию.
 — Сэм, это что, пинок в зад по поводу февральского дела?
 Его желтые зубы прикусили заусеницу.
 — Ты тоже прослышал об этом, да?
 — Знаю, что они не могут разобраться с отпечатками, которые ты снял с раздавленного парня.
 — Точно, швырнули мне их обратно в физиономию, сказали, что отпечатки смазаны и что установить по ним личность невозможно.
 — А это действительно так?
 — Может, и так, они-то в своем деле мастера. — Он взглянул на меня уголком изукрашенного прожилками глаза, чтобы убедиться, как я реагирую. — Хов, ты ведь даже представить себе не можешь, в каких условиях приходится работать. Трупное окоченение оставляет свое клеймо, но его черта с два увидишь невооруженным глазом. Вот я и оплошал, такие дела. Любой может облапошиться. Я ведь тоже человек. И нет особых причин писать это сраное письмо моему шефу. Какая разница, кем был тот парень. Умер — и все.
 — Теперь, похоже, имеет значение, кем он был, Сэм. Я намереваюсь подать запрос на эксгумацию.
 — В связи с утренним убийством? Думаешь, между ними есть какая-то связь?
 — Таково мое предположение.
 — Ну, тогда можешь не надеяться, что мне что-нибудь известно. Я пошел глянуть на новый трупешник, но в морге было не протолкнуться из-за федрил. Они меня и близко-то не подпустили, сказали, что сами снимут отпечатки и сделают, что необходимо. Как тебе это нравится, Хов?
 Так как в последнее время Сэм работал все хуже и хуже, мне это понравилось. С другой стороны, он был моим старинным приятелем. И весьма полезным. Поэтому я издал горлом некий сочувственный звук.
 Его это не утешило.
 — Так что шеф наорал на меня. Из-за этого дела, кричит, наша контора потеряла лицо! Я ему говорю: будь у меня подобная физия, не жалко было бы потерять...
 — Так прямо и сказал?
 — Ну, не вслух, конечно. Так, под нос. Если бы он это услышал, я бы здесь уже не сидел. Мне, знаешь, надо до пенсии живым добраться. Но чего-то не верится, что оно так и будет. — Он вздохнул как старая лошадь. — Чем же я могу тебе помочь, Хов? Ты ведь никогда не придешь просто так потрепаться, тебе обязательно что-нибудь нужно узнать.
 — У меня кое-что есть для тебя. — Я достал из бумажника визитку и положил ее на стол прямо под его меланхольный нос. — Это принадлежало тому парню из морга. В феврале он отдал ее Ларри Сайфелю. — Я вкратце изложил события. — Покажи ее шерифу. Это несколько, поправит лицо вашей конторы. И скажи ему, чтобы взял у Сайфеля показания. Ты ведь знаешь Сайфеля?
 — Еще бы. Один из тех, — добавил он несколько туманно. — Есть две породы молодых прощелыг. Этот из тех, кто ни в грош не ставит старших. Запросто может выставить старика на посмешище, только бы угодить своей заднице. Не то что ты, Хов, — запоздало добавил он.
 — У тебя что, были нелады с Сайфелем?
 — Мне он ничего страшного сделать не может. Но всю последнюю неделю прохода не давал с трупом по делу Майнера. Я бы хотел, чтобы никакого «дела Майнера» вообще не существовало.
 — Боюсь, что с сегодняшнего дня ты будешь слышать о нем еще чаще. Так чего он добивался?
 — Информации. Я объяснил, что никакой новой информации по этому делу у меня нет. Но он почему-то вбил себе в голову, что есть. Чушь! У меня и других забот полно. Неужели я должен думать все время об одном деле?! Например, эта вооруженная банда, которую мы сцапали во вторник. На них поступили запросы из шести штатов, из четырнадцати полицейских комиссариатов! Я по уши увяз в переписке. — Он выхватил из кипы бумаг целую пригорошню и грохнул ею об стол.
 — Забудь об этом на время, Сэм. Так какая информация у тебя есть?
 — Да ничего нового. Я раскрутил единственную оставшуюся улику. Но и этот след никуда не привел. Последняя приличная улика — метка химчистки на костюме мертвеца.
 — А метка портного?
 — Она была спорота. Знаешь почему? Костюм оказался ворованным. Это мне удалось установить.
 — Продолжай.
 — Химчистка находится в Вествуде. Новое дело, независимое, начато в прошлом году. Не так-то легко было выйти на их след. Отделение пропавших без вести даже не успело занести эту химчистку в свою картотеку. Ну, в общем, как бы то ни было, у меня появилась возможность отправиться в среду в Эл-Эй. Нужно было кое-что передать Рэю Пинкеру. В химчистке мне дали фамилию и адрес тех людей, у которых этот костюм был украден. В тот момент я, конечно, не знал, что костюм ворованный. Думал, ура, еще следок появился!
 Я начал закипать. День подходил к концу, и терпение мое истощалось.
 — Так что обнаружилось, Сэм? Ты допросил людей, у которых стянули этот костюм?
 — Я хотел, но... Их не оказалось дома. Из химчистки я позвонил им и поговорил со служанкой. Описал костюм. Она сказала, что его украли вместе с другим барахлом месяца четыре назад. Выходит так, что этот парень оказался еще и грабителем. В этом случае становится понятно, что он делал на Риджкрест-роуд в ту ночь: присматривал дом для очередной кражи. Наскочив на него, Майнер тем самым сделал кому-то большое одолжение.
 — Давай фимилию и адрес.
 — Какую еще фамилию? Я же тебе только что сказал, что это мертвый конец.
 — Тех людей, у которых костюм был украден. Я съезжу в Вествуд и поговорю с ними.
 — К чему тебе это? Они же не знакомы с грабителем!
 — Любая зацепка все же лучше, чем ее отсутствие. Давай-ка сюда адрес, Сэм.
 — Да бога ради, если тебе не терпится забить себе мозги этой чепухой. — Он пошарил в выдвинутом ящике стола и вытащил бланк химчистки, на котором карандашом было нацарапано:
 "Дж. Томас Ричардс,
 8 Джанкал Плэйс,
 Вествуд"
 — Ты их хотя бы предупреди, что едешь, — сказал Сэм. — Обидно будет переть такой конец зазря, а они, видать, шустряки.
 — Хорошо, так и сделаю. И еще одно.
 — О Господи, еще не все? — Его рот ощерился в улыбке. — Хочешь, чтобы я выскочил из собственной рубашки?
 Я притворился, что не понял подкола. Для старика это был трудный день.
 — Шериф затанцует на задних лапках, когда ты покажешь ему визитку. Только сделай это прямо сейчас.
 — Как только избавлюсь от тебя, Хов.
 — Это будет несложно. Просто мне нужны фотографии, которые ты сделал с трупа по делу Майнера.
 — Но ведь ты знаешь, что их нельзя выносить отсюда.
 — Обещаю вернуть.
 — Думаешь, что сможешь установить его личность?
 — Хочу попробовать. Если получится, ты будешь первым, кто об этом узнает.
 — Полагаюсь на тебя, Хов. Не уверен, что у тебя получится этот вариант, если, конечно, ты не знаешь чего-нибудь такого, о чем не известно мне. — Его морщинистая улыбка походила на затянувшийся шрам, который причинял ему массу неудобств. Было время, когда Сэм претендовал на место шерифа.
 — Можешь успокоиться. Ничего я не знаю. А теперь давай фотографии.
 Он открыл стоящий у стены металлический шкафчик и принялся шарить на полках. Луч света почти горизонтально пробился через высокое, забранное решеткой окно. В сумрачном неверном свете его профиль казался темным, угловатым и походил на вырубленную в камне и изъеденную дождями маску.
 — Не беспокойся, Сэм, — сказал я тихо. — Ты заработаешь свою пенсию.
 Он нашел конверт и высыпал содержимое на стол. Я впервые увидел февральского мертвеца. По-видимому, он был моложе и выглядел импозантнее, чем тот, что лежал сейчас в морге, но это было до того, как машина Майнера раздавила ему лицо. Оно было страшно покорежено: челюсть вывихнута, нос вдавлен внутрь, щеки и лоб ободраны до мяса, одного глаза не было. Единственной чертой, по которой его хоть как-то можно было опознать, являлись шикарные светлые волнистые волосы, плотно закрывавшие изрезанный стеклом лоб.
 — Ударом разбило противотуманный фонарь, — говорил Сэм. — Его переехало обоими колесами. Вдавило грудную клетку внутрь, череп раздавило как орех, осколки стекла вмазало в лицо.
 — Блондин?
 — Так точно. Серо-голубые глаза. Размер пять — девять, рост — один — шестьдесят; возраст — двадцать девять — тридцать. Судя по воссозданному портрету, он был симпатичным пареньком.
 — Какие-нибудь особые приметы?
 — Только это. — Он поднял увеличенную фотографию с надписью: «Левая рука». На предплечье была нанесена татуировка «гавайская танцовщица в юбке» и слово «Апоха». — Похоже, он служил во флоте. Жалко, что у него не был вытатуирован личный номер.
 Сэм закрыл конверт и заклеил клапан липкой лентой. Это заняло какое-то время, потому что его руки дрожали.
 — Все в порядке, Сэм?
 — В порядке. Я-то в порядке. Просто мне становится дурно от одного вида мертвяков. Даже на фотографиях. Я прекрасно знаю, Хов, что напортил в феврале с отпечатками пальцев. Это было ужасно. Я с огромным трудом заставил себя прикоснуться к нему. Невыносимо для такого старика, как я, видеть молодое здоровое тело, разбитое в куски. От подобных зрелищ в голову приходят дурные мысли. Меня они теперь посещают довольно часто. — Его огромная костлявая ручища в отчаянии вцепилась в мою. — Я теряю хватку, да, Хов?
 — Все мы боимся смерти, — ответил я. — Это нормально.
 — Не произноси ты, ради Бога, это слово, не могу его слышать. Я видел так много на своем веку. А теперь думаю только о том, что в один прекрасный день этим «кем-то» окажется Сэм Дрессен.
 — Патологические мыслишки, — сказал я весело и направился к выходу. Но они словно прилипли к моей машине и окутывали ее подобно черному крепу на всем пути до Лос-Анджелеса. Я ехал с таким чувством, словно за мной на мотоцикле гналась сама смерть.




 Глава 14


 Детективное агентство «Экме» находилось на втором этаже оштукатуренного здания, прямо над ломбардом. На противоположной стороне улицы я обнаружил местечко для стоянки и пробрался сквозь вечерний поток автомобилей. Казалось, они стараются избежать какой-то напасти, поджидающей с одной и другой стороны бульвара. Фары горели, будто индейские сигнальные костры на склонах холмов.
 Я поднялся на второй этаж и обнаружил, как и ожидал, что в помещениях компании «Экме» тихо и пусто. В коридоре оказалась пахнущая застарелым сигарным дымом телефонная будка. Застекленная крыша прямо над ней отфильтровала пыльный серый свет. Я зашел в будку и набрал номер Дж. Томаса Ричардса в Вествуде. Служанка сообщила мне, что мистер и миссис Ричарде в это время берут уроки гольфа и что их, таким образом, нет дома. Если что-то срочное, то я могу позвонить в клуб «Бель Эйр». Да, разумеется, они возвратятся домой к обеду.
 Телефонный справочник, прикованный к стене будки, разъяснил мне, что у детективного агентства «Экме» существует альтернативный номер телефона. Я набрал его и услышал резкий и торопливый мужской голос.
 — Бурк слушает. Это ты, Кэрол?
 — Меня зовут Ховард Кросс, я офицер по условному осуждению в Пасифик-Пойнте...
 — Я вас знаю?
 — Похоже, что скоро узнаете. У нас убийство и похищение ребенка...
 — Это не для меня, большое вам спасибо. Такие дела я оставляю для полиции. Как вы сказали, офицер по условному осуждению?
 — Не перебивайте меня! Вы владелец агентства «Экме»?
 — Это агентство владеет мной, — ответил он, — до кровавых соплей.
 — В деле замешан один из ваших сотрудников.
 — Симми? Случаем не Симми Тэчер?
 — Мы не знаем его имени.
 — Он что, не хочет говорить?
 — Скорее не может. Последние восемь часов он очень мертвый. Бурк замолчал примерно секунд на пять. Где-то за стеной, быть может, в агентстве «Экме» зазвонил телефон: далекий, одинокий звук.
 — А почему вы решили, что он работает, э-э, работал на меня?
 — Потому, что у него оказалась ваша визитка.
 — Опишите его.
 — Большой, старый человек, рост около шести футов, далеко за пятьдесят, лысый, носил коричневый паричок.
 В трубке очередное долгое молчание.
 — Вы знаете такого, Бурк?
 — Знаю, — утомленно произнес он. — Что с ним случилось?
 — Убит.
 — Понятно.
 — Кто это?
 — Зовут Арт Лемп. Работал на меня в прошлом году. Я его уволил.
 — Мне нужна о нем вся информация, какая у вас есть. Где мы можем встретиться?
 — Сейчас? — спросил он с некоторой тревогой. — Понимаете, я жду звонка от жены и не могу...
 Я охладил его.
 — Слушайте. Этим утром ваш бывший служащий похитил четырехлетнего мальчишку. Лемп мертв. Про мальчика до сих пор ни слуху ни духу. И вы у нас единственная зацепка.
 — Понял. Хорошо. Может, она и не позвонит вовсе. Где вы находитесь?
 — Возле вашего офиса, в телефонной будке.
 — Мой дом в трех кварталах. Через пять минут буду.
 Я как раз докуривал сигарету, когда он поднялся на этаж: мужчина примерно моего возраста, широкоплечий, коротконогий, с пустыми, подозрительными голливудскими глазками, укрепленными на встревоженном лице будто с помощью подшипников. Пока мы обменивались небрежным рукопожатием, его глаза обшарили меня сверху донизу, определяя рост, возраст, вес, примерный заработок и коэффициент умственных способностей. Вместо воздуха он выдыхал «мартини».
 Бурк вонзил маленький медный ключик в дверь офиса.
 — Я не заставил вас ждать? Можно мне взглянуть на ваше удостоверение?
 — С собой у меня нет, но если хотите, брякните шерифу в Пасифик-Пойнт. Вполне возможно, что он уже пытался до вас дозвониться.
 Он зажег свет, и неуклюжие тени, обозначившие конторскую мебель, канапе, тростниковые стулья и пепельницу, мгновенно обрели цвет и форму.
 — Чего так волноваться, — произнес он с наигранной легкостью. — У вас честное лицо. Как, вы сказали, ваше имя?
 — Ховард Кросс.
 — Добро пожаловать в Святилище, Ховард. Сделаю для вас, что в моих силах. Шутка.
 Я зашел за ним в офис, обшитый дубовой фанерой. Он уселся на край стола и принялся покачивать очень блестящим ботинком.
 — Если честно, Ховард, это для меня удар. У меня за последнее время их целая серия. Жена в третий раз ушла. Попытался было уговорить ее вернуться. На сегодняшний вечер у нас запланирована окончательная разборка. Не кажется ли вам, Ховард, что в этом есть ирония судьбы? Человек, по роду своей службы занятый сбором информации для разводов, из кожи вон лезет, чтобы удержать возле себя весьма несимпатичную блондинку. Конечно, вы можете сказать: да брось ты ее! Только она нужна мне, вот и все.
 — Хватит языком молотить, Бурк. Меня интересуете не вы, а Лемп.
 — Извините, — проговорил он, набычившись. — Что там случилось со стариной Артом? Пиф-паф? Я всегда ему говорил: в один прекрасный день тебя застрелят.
 — Заколот пешней. Сегодня примерно в одиннадцать пятнадцать прямо в своей машине, и заодно его освободили от выкупных денег. Он получил их в одиннадцать утра.
 — И какой выкуп?
 — Пятьдесят тысяч.
 Бурк прищурил глаза и зажал губу между большим и указательным пальцами. Он походил на голодную барракуду, надевшую галстук «бабочкой».
 — Старина Арт попытался выскочить из грязи в князи? Но киднеппинг ему не потянуть. Класс не тот. В конце концов он получил его в шею.
 — В шею?
 — Прошу прощения за слэнг, — сказал Бурк. — Только не говорите мне, что пешню воткнули именно туда!
 — Именно туда.
 — Вот язык распустил! Но вы заблуждаетесь, если считаете, что я об этом знал. Арта Лемпа я не видел уже месяцев шесть, уволил его в декабре. Если уж быть до конца откровенным — спустил с лестницы.
 — Почему?
 — Подобная необходимость долго вызревала и под конец прорвалась наружу. Я бы сам ни за что его не нанял. Просто сделал одолжение приятелю.
 — Какому приятелю?
 Барракуда стрельнула глазками.
 — А не забираемся ли мы чересчур в дебри, а, Ховард?
 — Не думаю. Лемп в этом деле был не один. Я пытаюсь нащупать его контакты.
 — Да, дело серьезное. Вообще это был не то чтобы приятель. Просто симпампушечка-блондиночка, Молли Фоон, по крайней мере, под этим именем она известна мне. Эта дама в прошлом оказала мне парочку любезностей. А потом как бы невзначай поведала об этом козлище с полицейским прошлым. Я и поддался, дал ему работу.
 — Когда это было?
 — В октябре, в начале октября. Двух месяцев хватило, чтобы он встал мне поперек горла. Да ему бы и этого времени не продержаться, если в Кэрол не шалабахнула меня по башке. В ноябре она второй раз от меня ушла. Но что мне, черт побери, делать, когда по роду занятий приходится иметь дело с бабами?! Объяснял же ей, что моя профессия типа докторской, но она и слушать не стала. Но я ни разу не перепихнулся, — он громко щелкнул пальцами, — ни с Молли Фоон, ни с какой другой.
 — Как бы мне отыскать Молли Фоон?
 Его лицо изобразило неподдельную озабоченность моим здоровьем.
 — Буду с вами откровенен, Ховард.
 — Не надо так напрягаться. — Я всегда с подозрением относился к людям, выставляющим напоказ свою честность.
 Перегнувшись вперед, Бурк сердечно потрепал меня по плечу и улыбнулся.
 — С вами я чувствую себя совершенно спокойным, и не поймите меня неправильно. В этом году я не виделся с Молли. С нею и с Лемпом мы расстались в одно время и по одной и той же причине. Я вам даже расскажу по какой. — Он огляделся, видимо обалдев от собственного великодушия. — Они использовали информацию, которую Лемп получал, работая на меня, чтобы затем играть на стороне в свою собственную игру.
 — Шантаж?
 — Именно. Тут у нас чертова уйма ревнивых жен. — Он фыркнул с отвращением, словно женские чувства ядом осели в атмосфере кабинета. — Большинству вообще нечему ревновать. Моя работа состоит в том, чтобы их успокаивать. Арту Лемпу было поручено заниматься двумя-тремя подобными делами. Он же разыграл все наоборот, чтобы обеим сторонам причинить максимум беспокойства — по-своему интерпретировал шантаж. О двух случаях я знаю точно. Он компрометировал мужей, подсовывая им Молли Фоон; один раз в машине, второй — в гостиничном номере. А его приятель, фотограф, делал снимки. Один из этих бедняг купил фотографии у Лемпа. А что остается, когда у вас жена — мегера. А вот второй пришел ко мне. В этот-то день я и скинул Лемпа с лестницы. — Воспоминание улыбкой искривило уголки его губ. — Потом позвонил Молли и выдал ей все, что о ней думаю в три этажа, и с тех пор она тоже испарилась. То, что я послал этих двоих в туманную даль, оказалось не так уж скверно. По крайней мере, для бизнеса.
 — А где жила Молли в декабре?
 — Не знаю я, где она жила.
 — Может быть, вспомните номер ее телефона?
 — Мне она его не сообщала.
 — Вы говорили, что звонили ей.
 — Через подружку, — сказал он и поднял руки, словно мог этим что-нибудь объяснить. — У Молли была договоренность, что через эту подругу будут проходить все ее телефонные звонки.
 — Значит, подруга может знать, где искать Молли...
 — Сомневаюсь. Проблема в том, что сейчас эта девка коротает время в окружной тюрьме Лос-Анджелеса. В январе ее схомутала полиция нравов. Может быть, они и Молли заодно замели, не знаю. Мне это на хрен не нужно.
 — У Лемпа был весьма приятный круг знакомств, — сказал я, подозревая, что Бурк тоже может этим похвастаться. — Расскажите мне о фотографе, ну о том, что делал компрометирующие снимки.
 — Я с ним никогда не встречался. Если бы что-нибудь знал, то, разумеется, рассказал бы. Мне даже неизвестно, как его зовут.
 — И где живет?..
 — Думаю, он обретался в одном отеле с Лемпом, знаете эти развалюхи на окраине. Может быть, даже в той, где они делали компрометирующие снимки.
 — Отель «Сансет»?
 — У вас что-то с психикой, Ховард.
 — Машина, в которой был убит Лемп, принадлежала некоему Керри Смиту, который в качестве своего адреса назвал именно этот отель. Это имя — Керри Смит — вам ни о чем не говорит?
 — Абсолютно. Ежели это парень со вспышкой, то его в этом отеле уже нет. Лемп выписался оттуда в декабре, в тот самый день, как получил от меня пролетное лекарство. «Вспышка» вполне возможно уехал вместе с ним.
 — Описания фотографа у вас случаем нет?
 — Никакого, — заверил он. — Могу предоставить хорошее описание Молли Фоон, если, конечно, хотите. Между прочим, Фоон — не настоящая фамилия — сценический псевдоним.
 — Она что, актриса?
 — Все они актрисы, Ховард. Каждая тварь женского пола в этом городе — актриса, даже если она всего лишь галлопировала на заднем плане в третьеразрядных варьете. Так же как половина мужских тварей называет себя актерами и писателями. И частными сыщиками. — Он криво ухмыльнулся.
 — Описание Молли, — напомнил я ему.
 — Вы видели сотни таких, может быть, даже тысячи, по работе или так. Смазливая, неплохо сложенная блондинка, разумеется, ненатурального окраса; рост примерно пять футов четыре дюйма; вес примерно сто двадцать пять фунтов, неплохие ноги, но могли бы быть и лучше. Прикидывается девятнадцати— или двадцатилетней. Единственное, что я вам посоветую, если ее найдете, не верьте ни единому слову. Патологическая лгунья. Все они патологические лгуньи. Я знаю, сам на такой женат.
 — Вы предосудительны. Цвет глаз?
 — Анютины глазки, имею в виду такой цветок. Глаза — это лучшее, что у нее есть, и она об этом знает. Проверяет их действие на всех, кто носит штаны.
 — Отличительные черты?
 — Не знаю ни одной. У нее очень хорошая кожа. Кстати, забавно, что она не загорает. — Интонация его голоса пошла вниз. — Забавно.
 На столе позади него зазвонил, демонстрируя свое негодование, телефон. Бурк нырнул вбок и поднял трубку.
 — Кэрол? Ты, крошка?
 Это была не Кэрол.
 — Да, мистер Форест, — ответил детектив. — Говорит Бурк. Да, я владелец агентства «Экме».
 Он ответил на серию вопросов, связанных с Лемпом, а затем всплыло мое имя. Бурк передал мне трубку:
 — С вами мечтает побеседовать человек из ФБР.
 Междугородняя линия донесла до меня скрежещущий голос Фореста.
 — Смотрю, вы нас обскакали. Не свалитесь и не сломайте себе шею.
 — Я и не собираюсь. Есть какие-нибудь новости о парнишке Джонсонов?
 Начавший было шнырять по кабинету Бурк тут же застыл, весь обратившись в слух.
 — Мы прочесали юго-восток, — ответил Форест. — Поставили кордоны на всех дорогах. Единственная стоящая зацепка — это то, что «крайслер», в котором вы обнаружили Лемпа, был куплен на стоянке подержанных автомобилей на Третьей улице, в декабре, человеком по имени Керри Сноу. Смахивает на Керри Смита, да? Описания нет, но есть следок на торговца, который ему эту машину продал. А у вас что новенького?
 — Бурк здесь навел меня на подружку Лемпа по имени Молли Фоон. Вам лучше приехать сюда и поговорить с Бурком самому.
 — Я и намеревался это сделать. Ему можно доверять?
 — Мне кажется — да. Он сейчас рядом со мной.
 — Вышлите-ка его из комнаты.
 — Это его кабинет. Он здесь законный владелец.
 — Большое спасибо, — сказал Бурк за моей спиной.
 Форест мрачно продолжил:
 — Никогда не знаешь этих частных субчиков. Все время они ковыряются в грязи, которую с них потом наждаком не отодрать. Ладно, дайте-ка ему трубку.
 Бурк принялся отвечать на вопросы о себе, Молли Фоон и Лемпе. Наконец, как я понял, ему было приказано оставаться в офисе и дожидаться Фореста. Пообещав, он повесил трубку.
 Диалог с представителем власти поверг его в пучину отчаяния. Тревога прочертила на лице детектива глубокие морщины.
 — Он хочет, чтобы вы тоже его подождали, мистер Кросс.
 — Думаю, что не смогу этого сделать. Уж лучше вы сами...
 — Опять заботы, — произнес он похоронным голосом. — В этот год мне все время не везет. Удача меня невзлюбила. Вы знаете этого Фореста?
 — Беседовал с ним сегодня. Он вас не покусает.
 — Это вы так думаете. Я же в этом деле увяз по уши. — Он поднял онемевшую левую руку к скуле. — Вы не сказали мне, что это был ребенок Джонсонов.
 — Вот уж не думал, что это вам будет интересно.
 — А мне и не интересно. Я хочу забыть об этом; хочу выехать подальше в пустыню, забиться к суслику в норку и забыться. Только не могу.
 — Давайте-ка, Бурк, выкладывайте остальное. Чувствую, вам есть что сказать.
 — Не стоит так волноваться. Пока меня еще не поймали на сокрытии улик.
 — Вы уже проговорились, — сказал я. — Давайте не будем терять время.
 Он обогнул стол и понуро уселся на вращающийся стул.
 — Джонсониха что, ваша знакомая?
 — Я бы так не сказал.
 — Я ее знаю. И муженька знаю, так вот. Он был одним из моих клиентов. Как зовут старикана?
 — Эйбель. Но он вовсе не старик.
 — Для нее — старик. Это не мое мнение — его. Он пришел сюда шесть-семь месяцев назад; отыскал мое объявление в газете. Я говорил вам насчет ревнивых жен. Оказывается, существуют также и ревнивые мужья.
 Свистящий ветер выдувал мусор из моих глазных впадин. В возникшей пустоте накапливалось что-то тяжелое и страшное. По ощущениям могло показаться, что это головная боль. Потом я различил очертания женской фигуры. Но лицо ее было пустым, а нижняя часть тела не просматривалась.
 — Продолжайте. — Мой голос как-то странно прозвучал в пустоте. Фигура повернулась спиной. — К кому же он ревновал?
 — К какому-то адвокату, парню по фамилии Сайфон. Или что-то в этом роде. Могу посмотреть в картотеке.
 — Не утруждайтесь. Его фамилия Сайфель.
 Бурк понимающе покосился на меня.
 — Джонсон не выдвинул никаких обвинений. Сказал, что хочет проверить, так это или не так. Сомнения его, видите ли, убивали. Так всегда бывает.
 — И что же, разрешили вы его сомнения?
 — Думал, что да. Теперь не уверен. Лемп работал с Джонсоном. Кстати, именно Арт попросил меня поставить его на это дело. Оно, как мне показалось, его очень интересовало. Я в то время со всеми своими людьми занимался расследованием на киностудии, поэтому и послал его в Пасифик-Пойнт. Лемп наблюдал за дамочкой Джонсона четыре-пять дней. Это было в ноябре. Рапорт он представил отрицательный. Миссис Джонсон пару раз встречалась с адвокатишкой, но при этом всегда присутствовал либо сам Джонсон, либо мамочка Сайфеля, либо еще кто. Я не шакал: сказал Джонсону, что он выбрасывает деньги на ветер.
 — Но теперь вы не очень-то уверены.
 Я старался говорить как можно бесстрастнее, но у Бурка оказалось наметанное ухо.
 — Не стоит лезть мне на голову. Слишком многие уже сидят на ней. — Он поднял скрюченную правую руку и сделал несколько движений, словно отбивая удары в лицо. — Так, значит, дамочка вам по душе. А теперь посмотрите на вещи спокойно. Я знаю сейчас, в то время я ничего не знал. Рапорты Лемпа не стоили бумаги, на которой были написаны. Даже если бы он засек их трахающимися, он и тогда бы ничего мне не сообщил. Он что-то видел в этом деле, раз планировал похищение с ноября месяца. Вполне возможно, что он задумал его даже раньше. Так что ему не выгодно было подтверждать опасения мужа. Не так ли?
 — Мне бы хотелось взглянуть на рапорт.
 Бурк выдвинул ящик из шкафа с документами, пробежался пальцами по бумагам, лежащим внутри; вначале небрежно, а зетем все более и более внимательно.
 — Его нет. Видимо, Лемп перед тем как уйти, прихватил рапорт с собой.
 — Вы уверены?
 — Взгляните сами. Здесь все, что осталось по этому делу.
 Он показал мне запись об оплате: Эйбель Джонсон, получено 125 долларов на текущие расходы.
 — Форесту это понравится, будьте уверены.
 Бурк бросился в крутящееся кресло и вынул из среднего ящика стола револьвер. С отсутствующим видом он прокрутил полный барабан указательным пальцем:
 — Не желает ли кто сыграть в русскую рулетку?
 — Уберите, — сказал я.
 — РКО. — Он убрал пистолет обратно в ящик. — Не беспокойтесь за меня, Ховард. Я пошутил. Я вообще люблю шутить.
 — Сейчас нет времени ломать комедию. Если вы знаете еще что-нибудь, то лучше скажите об этом мне.
 — Что, например?
 — Где живет Молли Фоон. Мне думается, что в свое время вы ее очень хорошо знали. Может быть, даже и сейчас...
 — Вы неправы, дальше некуда. — Его лицо не выражало ничего, но под столом руки втихую боролись друг с другом. — Я с декабря месяца не видел эту маленькую вертлявую сучку.
 — И где же вы ее не видели?
 Он задал встречный вопрос:
 — А она имеет отношение к похищению?
 — Она имеет отношение к Лемпу, а он в этом деле ключевая фигура. Я бы не должен вам этого говорить, но если хотите остаться чистым, то придется вам еще чуть-чуть пораскрывать рот.
 Его правая рука наконец-то поборола левую, прижав ее к колену.
 — Я пару раз бывал в ее доме. Быть может, она там больше не живет, но вполне возможно, что хозяйке известен ее следующий адрес. В любом случае можете рискнуть. Это в Западном Голливуде. — Он дал мне адрес и инструкции, как отыскать дом.
 — Спасибо, Бурк. Только зачем было так долго тянуть?
 — Я думал, что она студенточка из Сан-Квентина. — Он шлепнул себя левой ладонью по глазам. — Я, видимо, совсем дурень. Ведь знаю же, знаю, что нельзя им доверять, и каждый раз верю им, и жалею, и... Наверное, я тоже тварь.
 Я оставил его в одиночестве.




 Глава 15


 Квартира находилась на тихой захудалой улочке, на втором этаже над гаражом. Свет в окнах не горел, зато соседний дом оказался освещенным и озвученным на полную. Это было белое каркасное бунгало, старавшееся всеми своими немощными линиями походить на дом в «колониальном» стиле. Звуки, доносившиеся изнутри, исходили от радио. Когда я позвонил, голоса внезапно смолкли, и по полу прошлепали медленные, мягкие шаги.
 Затем заблокированная на цепочку дверь приоткрылась дюйма на четыре. Из-за длинного женского носа на меня глядели очки, за которыми скрывались глаза. Изо рта вылетело осуждающее:
 — Вы не даете слушать мою любимую программу. Имею я право отдохнуть в собственном доме? Что вам угодно?
 — Прошу прощения. Но у меня срочное дело. Мне необходимо отыскать девушку, именующую себя Молли Фоон.
 Еще больше усилившееся неодобрение превратило лицо в ледяную маску.
 — Я о ней ничего не знаю. Если вы один из этих ее никудышных дружков...
 — Я офицер по надзору за условно осужденными, — проговорил я, прежде чем она успела захлопнуть дверь. — И расследую весьма серьезное дело.
 Ледяная маска стала таять на глазах. Что-то вроде удовольствия засветилось за стеклами очков.
 — Она что, попала в переделку? Я всегда говорила, что эти нелепые выходки доведут ее до беды. Да что там! Когда я была в ее возрасте, то даже заговорить с мужчиной не смела. Отец строго наблюдал за девочками...
 — Могу я войти?
 Она сбросила цепочку и приоткрыла дверь ровно настолько, чтобы я мог проскользнуть в образовавшуюся щель.
 — Не обращайте внимания. В доме такой кавардак...
 Внутри оказалось очень, как-то даже противоестественно чисто, словно женщина ждала комиссию по проверке. Но вещи были старыми: ковры, мебель, даже висящий в коридоре календарь. Застоявшийся тяжелый воздух сочился запахами затхлых специй. Выцветший лозунг, висящий на стене возле пианино, гласил: «Дымок так же легко поднимается из очага крестьянской хижины, как и из камина надменного дворца».
 Увидев, что я читаю, она произнесла:
 — Какая истина! Не хотите ли присесть, мистер...
 — Кросс, Ховард Кросс.
 — Мисс Хильда Трентон. Рада с вами познакомиться, мистер Кросс.
 Мы сели лицом друг к другу в глубокие кресла-качалки, возле старого кабинетного радио. Оно потихоньку шипело, посверкивая лампой, словно порыв подавленной страсти. Мисс Трентон наклонилась ко мне, поставив острые локти на острые коленки.
 — Что же она натворила?
 — Это я как раз и выясняю. Понимаю так, что здесь она больше не живет?
 — Молли прожила у меня месяц или около того, и скажу откровенно: даже если бы она сейчас приползла ко мне на коленях, я бы все равно не сдала ей квартиру. — Женщина хмуро улыбнулась. — Но, разумеется, она не приползет, потому как эта девица собрала вещи в мое отсутствие и сбежала, задолжав квартплату за неделю и не попрощавшись. Но скажу вам честно, я не огорчена. Сейчас в квартире живет очень приятная молодая пара.
 — Когда уехала Молли?
 — В начале января, точную дату не помню.
 — И конечно, не оставила следующего адреса...
 — Еще бы! Она ведь должна мне восемнадцать долларов. С моей стороны было непростительной глупостью доверить ей квартиру даже на неделю. Ведь Молли горазда выдумывать: как в один прекрасный день все в ее жизни переменится, она получит роль в кино, станет звездой и отплатит мне вдвойне... Или как выйдет замуж за прекрасного юношу. — Мисс Трентон фыркнула. — Ни один нормальный молодой человек никогда не женится на такой.
 — Почему же?
 — В моральном плане эта девушка потеряна для общества, вот почему. Ведь у нее в любое время дня и ночи гуляла компания, мужская компания. Молли правильно сделала, что съехала. Я уже начала подумывать о выселении. — Женщина похлопала себя по жидкой шевелюре, прикрывающей макушку. — Но потом позволила сострадательным импульсам взять верх. И так всегда, мистер Кросс. А люди пользуются этой моей слабостью.
 — Вы сказали, что она выехала в большой спешке. После нее что-нибудь осталось?
 Женщина немного подумала.
 — Ничего. Ни единой вещички.
 Врать мисс Трентон не умела. Близорукие глазки за стеклами очков увлажнились, и она кашлянула.
 — Понимаете, ведь квартира полностью обставлена, Молли привезла с собой только одежду.
 Со всей выразительностью, на какую был способен, я сказал:
 — Вижу, что вы честная американка, мисс Трентон, и что могу вам довериться. Молли Фоон причастна к киднеппингу, и если вы знаете что-нибудь о ее местонахождении, личной жизни или знакомствах, то ваш гражданский долг — поведать мне об этом.
 — Киднеппинг! Ужас какой! — Она обняла себя за плечи и обвела взглядом двери и окна. — Я не имею ни малейшего представления о ее местонахождении, ведь с января месяца о ней ни слуху ни духу. А вот что касается личной жизни — тут другое дело. Она со своими дружками здесь такое устраивала!.. Пляски, пьянки всю ночь. А что они друг другу говорили, Боже!..
 — Вы слышали, что именно?
 — У меня автомобиль стоит в гараже, как раз под квартирой. Вечерами, когда я возвращалась с работы домой и сидела в машине, набираясь сил, то ничего не могла поделать: мне приходилось слушать, что они говорят. А бывало, что-то искала на чердаке — так такие перегородки тонкие, знаете, словно стенка шкафа, ну и слышала их непотребства, истории там всякие. Скажу вам прямо: я была огорчена до глубины души; чтобы молодая девушка и такое говорила!.. — Мисс Трентон осеклась и уставилась на ноги, обутые в черные полуботинки. Если она и огорчалась, то только за себя.
 — А вы видели этих мужчин?
 — Лестница находится с другой стороны гаража. Обычно Молли затаскивала и выпихивала их без меня.
 — Но вы могли видеть их машины.
 — В машинах я ничего не смыслю. До сих пор езжу на старом папином «форде».
 — А может быть, вы слышали — случайно — какие-нибудь имена?
 Она склонила голову набок, прижав указательный палец к впалой щеке.
 — Был такой человек, по имени Арт, — сказала она, поразмыслив. — Молли никогда не упоминала его фамилии, просто Арт или Арти. Когда он заявлялся, они тут же начинали грызться, как кошка с собакой, и называть друг друга так, что у меня язык не повернется повторить.
 — А почему они грызлись?
 — Могу только догадываться. Я ведь не слушала специально, так, от случая к случаю...
 — Ну конечно.
 — Он все настаивал, чтобы она с ним уехала. А она не хотела. Говорила, что он не может предложить ей достойной жизни, что у нее есть варианты и получше. К тому же она всегда повторяла, что он мошенник. Уверяю вас, мистер Кросс, слушать все это было просто ужасно. А вот другой говорил намного симпатичнее. Не мило, но симпатично.
 — Другой?
 — Тот, который намного моложе. Он приходил чаще. Голос у него изумительный, я вам точно говорю. — Глаза за стеклами очков затуманились воспоминанием, будто мужской голос из-за перегородки чердака обращался только к ней. — Они тоже ссорились, конечно, но с Керри это было все-таки иначе. Она хотела выйти за него...
 — Керри? — переспросил я.
 — Я сказала — Керри? Наверное, случайно вырвалось. Его так звали, по крайней мере, она так его называла.
 — Керри Сноу?
 — Фамилии я не знаю. Только имя.
 — Ясно. Так о чем они говорили?
 — О себе. Друг о друге. Он все время повторял, что никогда не доверял женщинам. Она уверяла, что с ней все по-другому. Он издевался, доводил Молли до слез. Иногда мне даже бывало ее жаль.
 — Мисс Трентон, я спрошу вас как женщину: скажите, они жили вместе?
 — Разумеется, нет! Я бы не разрешила ничего подобного в моей квартире. Иногда, правда, он оставался на целую ночь. Они разговаривали. Всю ночь. — И торопливо добавила: — Я страдаю бессонницей, так что волей-неволей...
 — Вы когда-нибудь видели этого Керри?
 — Было такое раз или два. По крайней мере, я думаю, это он выскальзывал от нее утром. Сама я ранняя пташка, мне положено. Работаю в конторе с пяти до восьми, а путь туда чуть ли не через весь город...
 — Можете его описать?
 — Молодой, лет тридцати. Думаю, некоторые женщины считают его привлекательным, понимаете?.. Роскошные светлые волосы вьются на лбу, симпатичный, никак не подумаешь, что подлец. В общем, хорошо сложенный молодой человек, можете мне верить.
 — Вы должны были видеть его машину, мисс Трентон. Вспомните, пожалуйста.
 Сосредоточившись, она завращала глазами и губами: морщинистое лицо напоминало детский неумелый рисунок.
 — Большая, это точно; по-моему, голубая.
 — Какого года?
 — Ну, не очень-то новая. Но все равно выглядела хорошо.
 — Вы знаете такую марку «крайслер»?
 — Нет, — сказала она. — Я никогда в этом не разбиралась. Но все-таки помню, что это был седан.
 — А теперь, мисс Трентон, хорошенько подумайте и скажите: можете ли вы вспомнить еще что-нибудь о Керри?
 — Это он похитил ребенка?
 — Вполне возможно, — сказал я, хотя сильно в этом сомневался. Судя по всему, Керри прохлаждался под землей с февраля месяца.
 — Вы подумайте, может, что-нибудь и вспомните. А я сейчас принесу кое-что из машины.
 Возвращаясь с портфелем через холл, я вдруг почувствовал, что не в силах вновь войти в эту комнату. Воздух, пропитанный слабым запахом затхлости и специй, напоминал мне египетские лабиринты, в которых корчатся заблудившиеся в поисках сокровищ люди. И все-таки я вошел. Мисс Трентон безмятежно покачивалась в кресле. На колене у нее лежал черный, продолговатый предмет.
 — Я вспомнила, мистер Кросс. Молли действительно кое-что здесь забыла. Как вы думаете, могу я оставить это себе за ее долг?
 — Все зависит от того, что за вещь она оставила.
 Женщина протянула мне черный предмет.
 — Фотоаппарат лежал в шкафу для белья, но вполне возможно, что ей он не принадлежал. Я помню, как в какое-то воскресенье этот Керри фотографировал ее на дорожке. На ней был такой, знаете, купальник без лямочек. Как только я увидела, что там творится, то сразу приказала им немедленно пройти в дом. Вот так.
 Я вынул камеру из футляра. Она была потертая, но в хорошем состоянии, новая, видимо, тянула долларов на сто. Но больше всего меня заинтересовала надпись на футляре маленькими золотыми буквами: "ЮСС [4]  «Юрика Бэй». На аппарате стоял серийный номер военно-морских сил Соединенных Штатов.
 — Похоже, это собственность государства, мисс Трентон.
 — Я и не собиралась оставлять его себе, — сказала она быстро. — Что мне с ним делать? Молли позабыла, а куда уехала эта девица, я не знаю. Думала: подержу у себя, пока кто-нибудь не придет. Все вполне законно...
 — А у Молли был друг по имени Фред? Фред Майнер?
 — Что-то не припоминаю. — Ее руки потихоньку, словно открещиваясь от камеры, потерлись о платье. — Вы задаете так много вопросов, что у меня уже голова кружится.
 — Фред — мощный мужчина лет тридцати, широк в плечах. Спина у него не гнется. С войны сломана. Ходит в выношенной форме цвета хаки. Большая голова с массивными чертами лица, мощная челюсть, мясистый нос, короткие светлые волосы, серые глаза. Глубокий низкий голос. Говорит со среднезападным акцентом. Употребляет морской жаргон.
 — И Керри его употреблял, — внезапно сказала женщина. — Говорил как матрос, называл пол палубой и всякое такое.
 — Так что насчет Фреда Майнера?
 — Я не видела здесь никого, кто подходил бы под ваше описание. Но это не значит, что он сюда не заходил. У меня были дела и поважнее, чем слежка за Молли Фоон. Вообще я смотрела и слушала через силу, по необходимости.
 — Понимаю вас, мисс Трентон. Было очень любезно с вашей стороны ответить на мои вопросы. И у меня к вам осталось последнее дело. Здесь фотографии умершего человека. Не могли бы вы их посмотреть? Может быть, узнаете?
 — Что ж, — проговорила она неуверенно, — если это так важно...
 Я по одной стал передавать ей фотографии, на которых была запечатлена жертва майнеровского наезда. Она уставилась на них сквозь очки.
 — Это Керри, — пробормотала она. — Я уверена, что это он.
 — Точно?
 — Да. В то воскресенье, когда он делал снимки, я заметила на его руке эту татуировку. Непонятно. Вы сказали, что Керри — один из похитителей. Но ведь он умер?
 — Умер.
 — Значит, он не тот, за кем вы охотитесь?
 — Нет. Этого переехала машина.
 — Какой кошмар. А я-то надеялась, что когда-нибудь он вернется за своей камерой.
 — Я собираюсь забрать ее.
 — Ради Бога, сделайте одолжение. — Женщина вскочила, оправляя юбку, и зло прокричала: — Не нужны мне сувениры от этой и ее дружков. Большое спасибо! Избавилась наконец-то от поганого мусора!
 Я сказал:
 — Спокойной ночи. Можете меня не провожать.
 — Спокойной ночи.
 Она включила радио. Повернув ключ в замке зажигания, я услышал, как в доме стонут и причитают голоса.




 Глава 16


 Джанкал Плэйс располагалась высоко на террасированном холме, нависая над кампусом Уэствуд. Это была тупиковая улица длиной в квартал с домами на одной стороне и крутым обрывом на другой. Восьмой, последний дом стоял вдалеке от остальных на покатой лужайке, оканчивающейся у боковой дорожки каменной стеной, которая обрывалась бетонными ступенями. Дом был сделан в псевдотюдоровском стиле с облицовкой из темного дуба, со свисающими карнизами, свинцовыми оконными переплетами. Стукнув в огромную дубовую дверь, я почувствовал себя персонажем из «Макбета».
 Цветная служанка в переднике открыла дверь и с подозрением уставилась на мой портфель.
 — Мистер Ричарде дома?
 — Не знаю. А вам что угодно?
 — Скажите ему, что я пришел поговорить об ограблении.
 — Вы из полиции?
 — Ага. Добровольный помощник.
 — Что же вы сразу не сказали? Входите. Думаю, он вас примет.
 Она провела меня в комнату с высоким укрепленным балками потолком, стены которой были заставлены шкафами с книгами. Но, глядя на эти роскошно переплетенные фолианты, становилось понятно, что их ни разу не брали в руки. Было похоже, что их оптом закупили, поставили в соответствии с обстановкой и позабыли напрочь.
 Внезапно от двери ко мне, наклонившись вперед под углом градусов в 30, ринулся маленький, круглолицый, с белесыми волосами человечек. Видимо, он свыкся со столь неудобным способом передвижения. Подскочив, человечек энергично потряс мою ладонь.
 — Рад вас видеть, сержант, всегда рад видеть представителя вашей славной организации. Потрясающая у меня здесь библиотека, да? Одних книжек на пять тыщ. Жаль, времени нет все это прочитать. А вон тот орган в нише тянет на три пятьсот. Садитесь же! Хотите что-нибудь выпить?
 — Нет, спасибо. И кстати сказать, я не полицейский, а офицер по надзору за условно осужденными. Фамилия Кросс.
 — Ясненько, — произнес он с таинственным видом. — Я преклоняюсь перед тем, что вы, ребята, делаете. Сигару?
 — Нет, благодарю.
 Он зажал в кулаке тонкую длинную бледно-зеленую сигару и сунул ее в рот.
 — Вы не представляете себе, от чего отказываетесь, — нахваливал он. — Их специально изготавливают для меня на Кубе. Стоят — четыре с половиной сотни за тыщу. А тыщу я скуриваю за два месяца. Вы, конечно, можете подумать, что здоровье у меня никудышное, но нет, сэр. Ставлю на кон и выигрываю. Сегодня, например, пари на двести долларов.
 — Вы просто молодец, мистер Ричарде.
 Ирония отскочила от него словно мячик. Он лучезарно улыбнулся.
 — Я вам не Бобби Джонс и достаточно зарабатываю, чтобы оплачивать клубные долги. Я умен и покупаю вещи за бесценок. Не говоря о личных контактах... — Он зажег сигару и, причмокнув, выпустил клуб дыма. — Леа сказала, что вы пришли по поводу ограбления. Неужели обнаружили остальное барахло?
 — Боюсь, что нет. Я бы хотел получить кое-какую информацию.
 — О барахле?
 — О грабителе, — поспешил сказать я, но его уже прорвало.
 — Вам, наверное, приятно будет узнать, что страховая компания полностью оплатила убытки. В совокупности это составило тысячу четыреста двадцать долларов, куда входят и триста сорок долларов за костюм. Показал счет от портного, они и заткнулись. Новенький костюмчик, только раз в чистке побывал. Кстати сказать, его как раз из чистки прислали. Висел на вешалке у запасного входа. Видимо, грабитель прихватил его с собой, когда уходил.
 — А что грабитель?
 — Его видела Мэйбл — моя жена. Она с ним довольно долго беседовала. Как вам понравится? Пригласила его, понимаете, в дом и обращалась как с королевской персоной, пока он тащил из-под ее носа всякие безделушки. — Он насмешливо заквохтал. — А чего это вы интересуетесь? Еще кого-нибудь подозреваете?
 — У меня с собой несколько фотографий. — Я похлопал по портфелю. — Могу я переговорить с вашей женой?
 — Не вижу причин, почему вам этого не сделать. — Ричарде разинул рот, чтобы заорать, затем, подумав, закрыл и нажал кнопку звонка. — Надо и слугами попользоваться. Бог свидетель — они мне недешево обходятся. Одна эта служанка стоит двести долларов в неделю, а еще и питание. Мне платили меньше, когда я только начинал в этой чертовой компании...
 Я ловко отразил вопросом биографическую атаку:
 — Если я вас правильно понял, то по этому делу был арестован подозреваемый?
 — Не арестован. Это оказался совсем не тот. Может, Мэйбл и доверчива, но память на лица у нее ой-ей-ей!.. Уж я-то знаю. Так вот, страховщики не стали даже обращаться в полицию. Не было никакого дела.
 — А кто просил вашу жену опознать грабителя?
 — Следователь из страховой компании. Это было на следующий день после того, как нашлись часы. Пришлось вернуть им часть денег. Двести долларов. Часы были так себе. Те, что с брильянтами, жена держит в сейфе.
 Мне еще ни разу не приходилось допрашивать более обстоятельного и готового на все, только бы преступник был пойман, свидетеля. А быть может, Ричарде был просто болтун.
 — Итак, сыщик из страховой компании обнаружил женские часы? — спросил я с надеждой.
 — Точно. Они всплыли пару недель назад в ломбарде, в восточном Лос-Анджелесе. След привел к человеку, который их заложил: им оказался фотограф из Пасифик-Пэлисэйдс.
 — Значит, фотограф.
 — То-то и оно, грабитель ведь тоже был фотографом либо притворялся. Но оказалось, что это не тот. Заложивший часы сказал, что купил их у посетителя. По-видимому, он говорил правду. Мэйбл ездила в студию, в Пасифик-Пэлисэйдс, вместе со страховым сыщиком. Прошла прямо к нему и начала разговор, якобы хотела сфотографироваться. Ну и разыграла она там представление — будь здоров! Ведь Мэйбл до сих пор в душе актриса. В свое время она классно играла. Я лично снял ее в тринадцати картинах.
 В дверях появилась служанка.
 — Вы вызывали меня, мистер Ричарде?
 — Попроси миссис Ричарде спуститься и присоединиться ко мне в библиотеке.
 Когда служанка удалилась, я сказал:
 — А миссис Ричарде здорова? Сердечко или еще что не пошаливает?
 — Мэйбл здорова как лошадь, — испытующе посмотрел он на меня.
 — Просто эти фотографии — они сделаны с покойника.
 — Он умер?
 — Не просто умер. Его здорово покорежило. Я обязан был вас предупредить.
 — Мэйбл переживет.
 — Что это я переживу, Джейсон?
 Из-за наших спин бесшумно появилась женщина. Высокая, стройная, она была одета в узкое вечернее платье. С ее маленькой, изящной головки седеющие темные волосы волнами скатывались на красивые загорелые плечи.
 — Что я должна пережить? Во что это ты меня втравливаешь, а? — Она улыбнулась.
 — Вот тут у офицера — мистера Кросса, если не ошибаюсь? — фотографии покойника.
 — И зачем вы их принесли, мистер Кросс?
 — Я подозреваю, что это тот самый человек, который ограбил ваш дом.
 — Во-первых, он не то чтобы ограбил...
 — Это точно! — вломился Ричарде. — Ты чуть ли не силой затащила его к нам и преподнесла барахлишко на серебряном блюдечке. И если бы не страховая компания, то мне бы это обошлось в тыщу четыреста двадцать долларов. Нет, — я почти услышал, как щелкнула в его голове счетная машина, — тыщу двести двадцать долларов, после того как они вернули твои часики.
 Жена положила руку ему на плечо и стала терпеливо втолковывать:
 — Но ты ведь получил страховку, так что это не стоило тебе ни гроша. Надули не тебя, а меня.
 — Как же это произошло, миссис Ричарде?
 — Очень естественно, знаете ли. Однажды ранним утром мне позвонил этот молодой человек с очень приятным голосом. Это было в феврале.
 — В январе, — поправил муж. — Двенадцатого января.
 — Ну пусть в январе. Он сказал, что работает фотографом в журнале «Для дома, для семьи», что наслышан о нашем доме, о том, какой он красивый, и все такое прочее, и не буду ли я против, если он сделает у нас несколько снимков. Я, разумеется, сказала, что не буду. Я ведь пресловутая обалдуха, да к тому же так горжусь этим домом.
 — Естественно, — снова встрял ее муж. — У тебя большой красивый дом — почему им нельзя погордиться? Он обошелся в кругленькую сумму, состоящую из шести...
 — Помолчи, Джейсон. Так вот, этот человек появился ближе к полудню вместе с оборудованием. Я провела его по дому, он делал снимки, а может, только притворился. Мне и в голову не приходило заподозрить его в чем-то, и надо признать, что я весьма неосторожно оставляла его одного в некоторых комнатах. В общем, чтобы сократить это повествование, он прихватил то, что плохо лежало, откланялся и был таков. Я даже угостила его бутылочкой пивка.
 — Эля, — сказал ее муж. — Эля «Басс», импортированного из Англии.
 — За бешеную сумму, — сказала она со смехом. — Не обращайте внимания на Джейсона, мистер Кросс. На самом деле он не корыстолюбив. Просто он переводит свои чувства на язык денег. Сколько я стою, например, Джейсон?
 — Для меня?
 — Да.
 — Миллион долларов.
 — Скряга, — засмеялась она и ущипнула его за щеку. — А кто-нибудь предлагал тебе миллион?
 Ричарде вспыхнул.
 — Не говори так. Это недостойно леди.
 — А я не леди. — Она повернулась ко мне, и ее улыбка угасла. — Я готова взглянуть на ваши фотографии, мистер Кросс.
 Я стал подавать их по одной, при этом внимательно изучая ее реакцию.
 Ее лицо стало очень печальным.
 — Бедняга. Что с ним случилось?
 — Переехало машиной. Узнаете его?
 — Думаю, это тот самый человек. Поклясться, конечно, не могу, но...
 — Вы уверены?..
 — В общем — да. Когда он умер?
 — В феврале.
 Она вернула мне фотографии и взглянула на мужа.
 — Видишь?.. Я же говорила, что в Пасифик-Пэлисэйдс был не тот человек. Он и старше, и темнее, и плотнее сбит, и совершенно не похож на того, который приходил.
 — И все-таки мне бы хотелось с ним побеседовать, — сказал я. — Где находится его студия?
 — Адреса не помню. Попробую растолковать, как туда добраться... Знаете светофор на перекрестке Сан сет-бульвар и приморского шоссе? Оттуда, в полумиле к северу, в одном из захудалых домишек, что натыканы между шоссе и пляжем...
 — Если ехать на север, дом находится с левой стороны?
 — Да. Думаю, не ошибетесь. Это единственная фотостудия в том районе; на стене намалевано что-то вроде вывески, а в окне натыканы фотографии. Старые, грязные, раскрашенные от руки фотографии. — Ее передернуло от омерзения. — Это одно из самых мрачных мест, которые мне встречались в жизни.
 — Почему?
 — Знаете, с первого взгляда становится понятно: здесь живут неудачники... Все в таком запустении... А этот «мастер»... Он ведь даже не знает дела, которым занимается.
 — Мэйбл не выносит неудачников, — встрял Ричарде. — Это напоминает ей о днях юности. Моя жена в то время жила в таком, извиняюсь, бардаке! Ну а потом я ее открыл...
 — Скорее уж я открыла тебя, Джейсон.
 — Ваш муж сообщил, что вы разговаривали с этим «фотографом».
 — Верно. Сыщик предложил мне разыграть сценку «посетительница», чтобы хорошенько рассмотреть человека и послушать голос. Я стала спрашивать о ценах и размерах снимков, так этот «фотограф» ничего не знал. Пришлось справляться у девушки.
 — У какой девушки?
 — У ассистентки, такой миниатюрной блондинки. Видимо, жены. Чем угодно могу поклясться, что он ей даже жалованье не платит. Девушка недурна собой, хотя, может, это мне только показалось? Но, в общем, она меня узнала. Наверное, видела мои старые картины по телевидению.
 — Не смей упоминать эту дрянь в доме! — закричал муж.
 — Извини. Вы только представьте себе: она попросила у меня автограф! Никто этого не делал последние несколько тысяч лет.
 — Описать ее можете?
 — Такая, знаете ли, малышка с коротко подстриженными «под мальчика» волосами. Глаза у нее красивейшие: темно-синие, но она их совершенно жутко красит и этим все портит. Много у нее на лице косметики: помады, пудры, теней, туши... Вот сейчас я почти уверена, что она — его жена. Припоминаю, она называла его Артом.
 Арт Лемп и Молли Фоон. Во рту у меня пересохло.
 — А мужчина, миссис Ричарде? Как он выглядел?
 Увидев, как меня зацепило, она стала очень тщательно подбирать слова.
 — К нему больше всего подходит слово «аморфный». У него был, знаете, такой обвисший, будто резиновый рот, — как бы его получше описать? Такой рот, который может превратиться во что угодно. Я обращаю внимание на рты — в характере человека они много значат...
 — Возраст?
 — Трудно сказать. Лет пятьдесят пять — шестьдесят.
 — Лысый?
 — Нет. Я тогда подумала, что он носит парик. Слишком уж аккуратно лежали его волосы, что, кстати, совсем не вязалось с остальным его видом.
 Я вышел в холл.
 — Большое спасибо. Вы мне очень помогли.
 — Надеюсь, — сказала женщина.
 Ричарде проводил меня до входной двери.
 — Послушайте, Кросс, что все это значит, а? Он что, скупщик краденого?
 — Слишком долго рассказывать. А времени у меня маловато.
 — Ну, как знаете. — Он вышел на крыльцо и глубоко вздохнул. — Прекрасный вечер, замечательный вид. Хорошо было бы построить там, внизу, университет. Атмосфера культуры бодрит, знаете. Люблю я ее, культуру...
 — Физкультуру, — послышался голос его жены. — Всего доброго, мистер Кросс. Удачи вам.




 Глава 17


 Сделав по Сансет поворот налево, я влился в поток автомобилей, кативших на запад. Потом обогнал несколько машин, поравнялся с «кадиллаком» и позволил ему обойти меня на неогороженном повороте. Депрессия, охватившая меня утром, когда я узнал о похищении, давила меня все сильнее и сильнее. И хотя я не нашел мальчика, но, по крайней мере, чем-то занимался. Сейчас проезжал, например, широкий дуговой скат, ведущий в самое пекло.
 Внезапно в потоке машин образовалась широкая брешь. Я обогнал «кадиллак» и сейчас шел на большой скорости. Фары, подобно безумным глазам, выныривали из ночи, и со вздохами и хрипеньем машины проносились мимо. Я свернул на последнем повороте, ведущем к берегу моря, и, подождав зеленого сигнала, поехал направо.
 Высокий эродированный берег вел к морю. Я катил по левой полосе, внимательно вглядываясь в строения на противоположной стороне. Пестрый ряд разноцветных и разномастных построек вцепился в край прибрежной дороги. Это были либо обычные пляжные домики на двенадцати — пятнадцатифутовых участках, либо одноэтажные съемные сарайчики. Присутствовало также несколько магазинов, торгующих сувенирами из резного красного дерева, картинами маслом, тканным вручную полотном, керамикой — этакая богемская роскошь а-ля «чертовы кулички». А сзади зевал тяжелый серый океан.
 Увидев вывеску «Фотография», я пустил машину совсем ползком. Огромный грузовик разочарованно проревел, когда ему не удалось превратить в лепешку зад моего бедного автомобиля. Я поспешно включил сигнал левого поворота и, увидев брешь в потоке машин, двигавшихся на юг, бросился туда. Припарковаться, кроме как у самого дома на обочине шоссе, было больше негде.
 Ни в жилой части дома, ни в студии свет не горел. Сквозь завазюканное стекло я увидел образцы фотографий. На всех крупных плывущим почерком было выведено — «Керри». Здесь находилась точка пересечения случайных судеб.
 На заднем крыльце магазинчика я заметил пробивающийся из-под двери луч света, но постучал в парадную, стеклянную. Пустой темный прямоугольник внезапно ожил. В нем появилась молодая женщина, которая застыла, положив руку на дверную ручку-кнопку. Не видя, кто стоит на крыльце, она крикнула, и ее голос, прозвучавший из-за стекла, показался мне тонким и слабым:
 — Арт? Это ты, Арт?
 Я крикнул:
 — Он попросил кое-что вам передать!
 Она подошла ближе: ее гигантская тень вышагивала впереди; я услышал тихое шлепанье ног. Голова придвинулась к стеклянной панели: вместо лица — белая клякса, на ней — черные провалы глаз и чуть ниже — рот. И все это в ореоле освещенных сзади желтоватых волос. Мне показалось, что я вижу череп.
 Черный рот задрожал:
 — Если он намеревается вернуться, передайте, чтобы лучше и не пытался.
 — Именно поэтому я здесь...
 — Скажите, что после всех его выкрутасов я до него десятифутовой палкой не дотронусь. — Ее дыхание снова стало ровным. — Так зачем вы пришли?
 — Впустите меня, Молли. У нас есть о чем потолковать.
 — Мы не знакомы. Кто вы такой, интересно знать?
 — Я видел сегодня Арта. Вообще-то он неважно себя чувствовал.
 — А вот это меня очень мало волнует. — Бурк ее точно описал. — Если вы приятель Арта, то можете убираться. И передайте ему мои слова.
 — Не могу. Он стал очень плохо слышать.
 — Купите ему слуховой аппарат. Спокойной ночи. Уходите. — Но лицо ее оставалось прижатым к двери, нос расплющился о стекло. — Чего вам еще?
 — Пустяки. Мне нужны сведения.
 — Почему бы вам не спросить Арта? Он ведь так кичится, что все про всех знает, он вам о любом может что угодно наплести.
 — Говорить он тоже не может.
 Темные глаза распахнулись до предела.
 — Его поймали? — Ее рот прижался к стеклу, потом немного отодвинулся, и я увидел на двери грубый отпечаток губ.
 — Так мы можем всю ночь с вами болтать. Впустите меня, и я расскажу все, как есть. А потом это сделаете вы.
 — А как мне удостовериться в том, что с вами нет Арта?
 — Надо выйти и посмотреть.
 — Ну нет. Отсюда вы меня не выманите. Вы кто? Полицейский?
 Мне надоело.
 — Что-то вроде этого. Офицер по надзору за условно осужденными.
 — Ну тогда при чем здесь я?
 А дверь все-таки хоть и без особой охоты, но открыла. Я сунул в образовавшуюся щель ногу.
 — У меня как в аптеке — чисто и красиво, — сказала девушка.
 — Когда вы в последний раз видела Арта?
 — Пару недель назад. Он здорово набузил. Я его из себя вывела.
 — Он ваш муж?
 — Не сказала бы. Мы были э-э... деловыми партнерами. Я пристроила его сюда после того, как Керри свинтил в неизвестном направлении. Но больше его на порог не пущу. Этот гад наложил на меня свои грязные лапы. Мне очень приятно, что ему худо.
 Внезапно ее стала бить крупная дрожь.
 — Ветер такой зябкий... Ненавижу, когда с моря дует холодный ветер. Если хотите поговорить — входите. Все равно делать нечего. Зимой предпочитаю бездельничать. В душе я — медведь. А с тех пор как Керри смотался, мне и поговорить не с кем.
 Снова налетел пронизывающий ветер. На девушке было всего лишь легонькое платьице без рукавов.
 — Минутку, Молли. — Я достал из машины портфель.
 — Что это там у вас?
 — Покажу в доме.
 Она распахнула и, когда я вошел, осторожно прикрыла за мною дверь. Задняя комната с двумя большими окнами и дверью в самом конце была оборудована под студию. За шторами, задыхаясь от ярости, билось в берег море и ревел ветер. Словно непрошенные гости, которых не пускают в дом. В углу беспорядочной кучей были навалены предметы фотографического ремесла — треноги, подставки для софитов, лампы.
 Свет шел из противоположной части студии, где Молли, по-видимому, жила. Напольная лампа была укутана чулками и нижним бельем. Истерзанная диван-кровать указывала на то, что человек, который на ней спал, судя по всему, мучился кошмарами. В углу за покрытой пятнами раковиной с выплеснутыми туда опивками кофе стояла газовая плитка. На полу валялись разорванные газеты. Судя по обстановке, жизнь Молли явно расползалась по швам.
 Но, несмотря на это, девушка оказалась чистенькой и ухоженной. Ее зализанные назад волосы лаково блестели, платье — хорошо отутюжено, руки — изящные, белые.
 Она укрыла их коричневой шерстяной кофтой и, усевшись на краешек постели, подоткнула полы под ноги.
 — Ненавижу, когда это море орет... И чего я вообще сюда приперлась? — Интонация поехала вниз. — Там, откуда я приехала, летом ночи теплые. Вообще-то, когда шторма нет, здесь тоже неплохо...
 — А откуда вы приехали, Молли?
 Глаза ее моментально застыли.
 — Не ваше дело. Мне уже двадцать один, и законы я не нарушала. Вы мне нечего не сделаете!..
 — Меня интересуют ваши друзья. Керри Сноу, Арт Лемп, Фред Майнер.
 — Фред кто?
 — Фред Майнер. — Я описал его.
 — Не знаю никакого Майнера. Остальных двоих — да. А зачем они вам понадобились?
 — Забавно, что вы спрашиваете об этом, Молли.
 — Почему? Вы ведь коп, так? Вы ведь приехали сюда не для того, чтобы наслаждаться изысканной беседой в моем обществе. — Она сглотнула и искоса посмотрела на меня. — Вы видели Керри? — В ее голосе послышалась робость.
 — Не теперь. Как давно он ушел от вас?
 — Не помню, где-то месяца три назад. Мы здесь и пяти недель не прожили к тому времени. Но меня это не удивило. Я знала, что рано или поздно он попрется за ней. Эта женщина была его идеей фикс.
 — Не могу уследить за вашей мыслью.
 — А, ерунда.
 — Когда вы видели его в последний раз, Молли?
 — Говорю же вам — три месяца назад. Это был февраль, начало февраля. Незадолго до дня святого Валентина [5] . Я-то все надеялась, что он объявится к празднику. Но ошиблась. — Ее глаза, словно два темно-синих прожектора, обшарили мое лицо. — Может быть, вы работаете в системе досрочного освобождения заключенных?
 — Ему это не нужно. Керри мертв.
 Ее зубы клацнули. Звук с трудом прорывался из-за сжатых губ.
 — Вы лжете. Керри не может быть мертв. Он слишком молод.
 — Он погиб страшной смертью. Это случилось незадолго до дня святого Валентина.
 — Вы хотите сказать, что его убили?
 — Я расследую это дело.
 — Для чего же вы пришли ко мне?
 — Потому что вы его знали.
 — Я вам не верю. Я не верю в то, что он мертв. Вы лжете, вы пытаетесь меня запугать!..
 Я показал ей фотографии Сэма Дрессена. Она вяло подержала их, потом карточки, как маленькие рыбки, выскользнули из ее пальцев на пол. Дернувшись вбок, девушка повалилась на кушетку. Ноги ее висели как сломанные палки. Напряжение челюстных мышц ослабло, и рот широко раскрылся. Глаза таращились в пустоту. Она уткнулась лицом в измятую простыню и издала долгий протяжный вой. Потом накинула кофту на голову.
 Я положил фотографии обратно в портфель. Руки у меня дрожали, и последний снимок порвался.
 Молли лежала совершенно тихо. Она подтянула ноги к голове и вжалась лицом в колени. Девушка словно возвратилась в эмбриональное состояние и ни в какую не желала вылезать на свет.
 Я тронул ее за дергающееся плечо.
 — Молли.
 — Уйдите. Оставьте меня в покое. — Ее приглушенный кофтой голос был по-детски тонок.
 — Вам нравился Керри?
 — Зачем вам это?
 — Затем, что, по-моему, он был убит.
 Она отшвырнула в сторону кофту и приподнялась на руках. Если бы не размазанная вокруг рта губная помада, можно было подумать, что она совершенно спокойна. Слез в глазах не было. Девушка встала на колени.
 — Кто это сделал?
 — Доказательств убийства нет. Он был раздавлен машиной. До сегодняшнего вечера его даже не могли опознать.
 — Арт Лемп, — сказала она. — Он вернулся на «крайслере», принадлежавшем Керри...
 — Вернулся откуда?
 — Оттуда, куда они поехали. Керри не сообщил куда именно. В тот день он уехал вместе с Артом, и с тех пор я его больше не видела. — Она осеклась, и взгляд ее затуманился воспоминаниями.
 — Я слышала, как ночью Арт сказал, что видел эту женщину. И пообещал отвезти к ней Керри.
 — Это та женщина, которую вы упомянули ранее?
 — Да, та самая, из-за которой он прокуковал в тюряге. Она навела на него федрил и засадила на шесть лет в Портсмутскую тюрьму. Керри искал ее с тех самых пор, как освободился.
 — И когда же это произошло?
 — Прошлым летом. Мы встречались примерно в то же время.
 — И как звали эту женщину?
 — Понятия не имею. Я знаю только то, что он мне рассказывал: она его подставила, и он с ней решил поквитаться.
 — А где она жила?
 — Без понятия. Да и какое это теперь имеет значение? Лемп рассказал Керри небылицу для того, чтобы выманить его из дому и укокошить в тихом месте.
 — Вы это знаете наверняка или только догадываетесь?
 — Я знаю Арта Лемпа: такой правды даже под дулом пистолета не скажет. Арт вернулся на «крайслере» и сказал, что Керри решил уехать из этих мест и потому продал ему свою машину. Я спросила: куда же уехал Керри? Лемп сказал, что не имеет представления. Но он все знал...
 — Думаете, он выманил Керри якобы в погоню за женщиной, а сам его прикончил?
 — Ему ведь я была нужна — вот что. Он двинулся на мне, так-то. Вот правильное слово — двинулся. А у меня тоже ума хватило. Зачем я только ему позволила?..
 — Вот именно? Зачем?
 — Из-за Керри, конечно... Одиноко здесь, ренту надо платить.
 Да-а, только вот помощи от вечно полупьяного Арта — как от козла молока...
 — И когда вы его выставили?
 — Пару недель назад. Увидела, что он стибрил мои часики, которые Керри мне подарил на помолвку. Вот тогда мы и поцапались с Артом, и этот ублюдок меня избил. Такого я стерпеть не могла, потому и сказала: убирайся, иначе вызову полицию. Улики у меня на спине. Хотите посмотреть?
 Она встала и принялась стаскивать с себя платье.
 — Оставьте, — сказал я. — Значит, Лемпа вы больше не видели?
 — Зато слышала. Он вечно названивал, умолял приехать к нему. Наобещал с три короба: и шубу норковую, и новую машину, и поездку в Гонолулу. Я сказала, что лучше с Франкенштейном буду жить, чем с ним...
 — Вы случаем не знаете, где он живет?
 — В каком-то отеле в Лонг-Бич; по крайней мере, оттуда он звонил мне в четверг.
 — Что за отель?
 — Кажется, «Нептун». Арт совершенно чокнулся, все ныл, чтобы я к нему приехала. Но я ему врезала, что не мазохистка.




 Глава 18


 Мы двинулись на юг, к Санта-Монике. Было начало двенадцатого, и движение на дороге заметно поубавилось. Огни города, находящегося южнее, походили на гигантский, катящийся вниз по склону и разбрызгивающий снопы искр фейерверк. На пляже перед Санта-Моникой почти никого не было, за исключением нескольких парочек, понадеявшихся на любовный пыл, а скорее, на автомобильные обогреватели.
 Дул сильный береговой бриз, и передние колеса моей машины елозили по песку. Над морем стояло пыльное облако.
 Отвернувшись, Молли наблюдала за этим серым вторжением.
 — Ненавижу это место, — сказала она. — Страна нелюдей. Смотрю на океан, думаю, насколько он глубок и широк, и это приводит меня в бешенство. Керри рассказывал, что он шириной в десять тысяч миль. Вы это знали?
 — Во время войны мне приходилось пересекать его.
 — Керри тоже. Корабль, на котором он служил, избороздил океан вдоль и поперек. Минуту назад я подумала — видимо, действительно свихнулась, — что, быть может, Керри снова куда-то поплыл, но на этот раз путешествие завело его в такую даль, что ему оттуда никогда не вернуться. — Она наклонилась вперед и прижалась лицом к ветровому стеклу. — Здесь так темно. И одиноко.
 Она подняла воротник пальто до ушей. Макушка ее блестела, словно золотое яичко в коричневом гнезде. Когда я свернул на шоссе, в глубь материка, Молли обернулась и стала наблюдать за морем в заднее окошко до тех пор, пока полоска воды не скрылась из виду.
 — Так откуда же вы приехали, Молли?
 — Не скажу. А то вы еще отправите меня обратно.
 — А я-то думал, что вы захотите вернуться домой после того, как столько здесь наколбасили.
 — Я и не надеялась, что мой жизненный путь будет чересчур легким. — Ее голос стал монотонным, словно у цитирующего Библию фанатика. — Стать звездой не так уж просто, даже если ты красотой и талантом наделена. Если не верите мне — почитайте кинематографические журналы.
 — Вы весьма симпатичны. Так, значит, у вас и талант имеется?
 — Не симпатична, а красива, — поправила она меня. — Компетентное жюри признало меня красивой. Во-первых, классические пропорции: тридцать пять — двадцать три — тридцать пять. Хотите продемонстрирую? Некоторые роли я знаю наизусть.
 — Пока веду машину, я вряд ли смогу оценить вашу игру по достоинству. Скажите, а для чего вы сюда приехали? Чтобы участвовать в конкурсе красоты?
 — Дома я запросто выигрывала все конкурсы. Вот тогда мне судьи и сообщили о классических пропорциях. В финале конкурса штата я заняла первое место. В одном купальнике, заметьте. Но сюда приехала сама по себе.
 — Сбежали из дому?
 — Разумеется, нет. У меня было разрешение от матери. Она даже оплатила мне билет на автобус. У меня очень состоятельная мама. Владелица сети салонов красоты.
 — Где?
 — Прекратите выпытывать. Все равно не скажу.
 — Почему нет, если вашей матери известно, где вы находитесь.
 — Ничего ей не известно.
 — Почему?
 — А она умерла. Прошлой зимой, во время наводнения.
 — А ваш отец?
 — Он тоже умер. Вообще всю мою семью смыло потопом.
 — Так, значит, вы унаследовали салоны красоты?
 Она замолчала.
 — Так оно и было бы, но наводнение ничего не пощадило. Так что, как видите, нет смысла отсылать меня обратно. Буду сидеть здесь, пока не получу контракт, а я его обязательно получу, вот увидите. Ведь Бог в равной степени отметил меня и красотой, и талантом.
 — Сколько вам лет, Молли?
 — Двадцать один.
 — Не может этого быть. Если бы вы в течение двадцати одного года практиковались во лжи, то ваши байки в конце концов стали бы правдоподобнее.
 Но девушка лишь тупо повторила:
 — Двадцать один.
 Я устал, и сегодня мне пришлось слишком много ездить, поэтому, прежде чем она окончательно замкнулась, я изменил тему:
 — На каком корабле служил Керри?
 — На каком-то «носце». Керри называл его «джыпоносцем», хохмил: мол, перевозили «джипы», но на самом деле они таскали самолеты. Керри был судовым фотографом. Он начал свою фотографическую карьеру во флоте.
 — Вы не помните название корабля?
 — Вполне возможно. Дайте подумать. Там было слово «Бэй».
 — "Юрика Бэй"? Фред Майнер тоже служил на этом корабле. Он был авиационным механиком. Керри никогда не упоминал его имени?
 — Вы уже спрашивали меня о нем. И я сказала, что никогда раньше не слышала этого имени. А что в нем такого особенного, в этом Майнере?
 — Именно его машина тогда, в феврале, переехала Керри.
 — Вы же сказали, что это сделал Арт Лемп.
 — Идея принадлежала вам. Но я думаю, что Лемп как-то с этим связан.
 — Я тоже. Арт всегда меня ревновал. С ним я познакомилась раньше, чем с Керри, и поэтому он считал, что у него есть все права на меня. После того, как мы с Керри поженились...
 — Вы действительно были женаты?
 — Разумеется. Я могу это доказать. Так вот, даже после этого Арт все время крутился вокруг, что-то вынюхивал, старался добраться до меня, втянуть Керри в свои сомнительные предприятия. Арт Лемп — мошенник. Когда-то он был полицейским, а вы знаете, что те, кого погнали из полиции — самые отвратительные негодяи. Подгнившие лилии воняют еще хуже, чем отбросы. Этому я в школе выучилась.
 — А Керри не был мошенником?
 — Сравнили тоже! У Керри была душа артиста. Поэтому мы с ним так хорошо ладили. Может, он и оступился... В конце концов, кто не без греха?
 — Вы говорили, что он сидел в Портсмуте?
 — Шесть лет, но не по своей вине. Его обманули.
 — Откройте «бардачок». Там лежит камера. Я бы хотел, чтобы вы на нее взглянули.
 — Фотокамера? Что еще... — Но сделала, как ей велели.
 Я включил свет в кабине.
 — Вы видели ее раньше?
 — Может, и видела. А где вы это взяли? Мне кажется, это тот самый фотоаппарат, который он потерял.
 — Он принадлежал Керри?
 — Он находился у него.
 — Это еще что такое?
 — Я как раз хотела вам объяснить. На самом деле Керри не воровал эту камеру. Он мне все рассказал. Его корабль стоял в доках в Сан-Диего, и тогда он встретил на вечеринке ту рыжеволосую женщину...
 — Как ее звали?
 — Он никогда не называл ее по имени, а только: рыжая баба. Он сказал, что она просто свела его с ума. Эта женщина заставила его бросить службу на корабле, а когда Керри ей надоел, то навела на него ФБР. С собой у него было несколько фотоаппаратов, которые он не успел вернуть на корабль, так что власти припаяли ему дезертирство, кражу государственного имущества и все в таком духе. Но эту камеру они не нашли — он держал ее у приятеля.
 Моя правая нога надавила на акселератор. Мы находились на том отрезке шоссе, который проходит по насыпи между соляных озер. Сзади и слева огни аэропорта сверкали подобно гигантским бивачным кострам. На мгновение, заметив их, в воздух поднялся похожий на несущего тяжелую добычу ястреба самолет. Ночь в этих местах казалась невыносимо уродливой. Я сражался с рулем, пока стрелка спидометра пересекала отметку 80, пытаясь оставить это безобразие позади. Но оно маячило за ветровым стеклом в облике рыжеволосой женщины с обнаженной спиной.
 — Это ваша история или ее вам рассказал Керри?
 — Это наиправдивейшая из всех правд. Керри всегда говорил мне только правду.
 — Надо бы и вам как-нибудь попробовать... — Я не смог вытравить горечь из голоса.
 То ли из-за моей последней фразы, то ли из-за скорости, только она испугалась.
 — Я сказала правду, я не лгу. Куда мы едем?
 — На встречу с Артом Лемпом.
 — Я вам не верю. Вы все врете. Хотите отправить меня домой?..
 Мои нервы не выдержали.
 — Заткнись. Сиди тихо.
 Внезапно девушка как-то странно замолчала. Я отвел глаза от струящейся впереди с бешеной скоростью серой ленты дороги и увидел, что она шарит в «бардачке», где вместе со всяким барахлом я держал автоматический револьвер, который и вынырнул вместе с ее рукой.
 Я инстинктивно надавил на тормоз. Машину с визгом занесло. Молли сказала:
 — Все верно. Конечная остановка. Вам выходить. — Револьвер она крепко держала двумя руками.
 Это был армейский пистолет сорок пятого калибра. Выстрел из такого перебил бы меня напополам. Я принялся как можно медленнее останавливать машину. Мне никак не удавалось вспомнить: стоит пистолет на предохранителе или нет?
 Если нет, то малейшее нажатие на курок оборвет мой жизненный путь. Если стоит, то она не сможет выстрелить. Нужно быть достаточно сильным человеком, чтобы подготовить револьвер к стрельбе.
 Машина остановилась на гариевой дорожке. Плоская лощина была вымощена пустыми жестянками. В воздухе отчетливо воняло серой. На краю пустыря, на ясном фоне туманного города, возвышались, словно охранники вокруг пустого концлагеря, нефтяные вышки.
 Я заехал в неправильное место, в неправильное время: я вообще все сделал неверно. Офицер, позволивший арестованному завладеть оружием, — преступник. Я выключил мотор, чувствуя, что из-под хвоста вот-вот польется.
 — О машине можете не беспокоиться, — сказала Молли. — Выходите. Ключи оставьте в зажигании.
 — Я остаюсь.
 — Ничего подобного. Предупреждаю — я выстрелю. Вы не имеете права высылать меня обратно в Миннесоту, чтобы надо мной там все потешались. Я не собираюсь пыхтеть заместо настоящего преступника, который стырил эту камеру. Один неверный шаг — и я вас прикончу.
 Ее глаза яростно полыхали синевой.
 — Пистолет на предохранителе, Молли. Он не выстрелит.
 Она схватилась за кожух и изо всей силы попыталась его оттянуть. Дуло поехало вниз. Тогда я взялся за него сначала одной, а затем обеими руками.
 Девушка стала царапать мне кисти. Я выкрутил пистолет из ее рук, выставил его в окно и выпалил в пустоту. Отдача, которой я не ожидал, подбросила мою руку кверху. Я очень осторожно поставил пистолет на предохранитель и убрал его в левый карман пиджака.
 — Ты могла меня убить. И что было бы после, а?
 — Теперь можете на меня всех собак повесить, — сказала она угрюмо. — И надолго упрятать за решетку.
 — Мне это неинтересно. Я бы хотел, чтобы ты жила в таком месте, где пожилые не будут тебя колотить, а молодые не станут из-за тебя умирать. — После того как я выстрелил в ночь, злости во мне не осталось ни капли.
 — Неужели на свете есть подобное место? — Ее взгляд скользнул за черные поля к выпуклому горизонту. Едкий запах выжигал ноздри.
 Мы въехали в Лонг-Бич.




 Глава 19


 Гостиница «Нептун» находилась посередине огромного пустыря, раскинувшегося между неоновыми огнями деловой части города и темной пропастью порта. Вывеска «Комната с ванной — доллар пятьдесят» то потухала, то вновь загоралась, и это дерганье наводило на ассоциации с параличной старухой. Рядом со входом располагался бар, где за стойкой восседали матросы с небольшим количеством девиц. У них были полуночные лица. В холле не оказалось ни света, ни людей. Зелень помытых стен легла на лицо Молли смертельной бледностью, превратив ее темно-коричневые волосы в зеленовато-золотистые. Она привычно огляделась, словно это место было ей хорошо знакомо.
 Из-за конторки выглянул ночной портье. Им оказался молодой человек с прогрессивной стрижкой — ежиком на макушке и длинными, свисавшими на уши волосами. Он носил алую рубаху и расписные подтяжки.
 — Двойной номер? — произнес он нагловатым тенорком.
 — Нет.
 — Коли приволокете её в одинарный, все равно заплатите как за двойной.
 — Я полицейский.
 Он крякнул, провел пальцами по своему ежику и выпрямился, нацепив на физиономию подобие улыбки.
 — Что ж сразу не сказали?
 — У вас здесь остановился человек по имени Артур Лемп.
 Парень оглянулся на доску с ключами.
 — Его нет в номере.
 — Когда он ушел?
 — Не могу сказать. Вечером я его не видел. Предыдущим тоже.
 — А когда?
 — Похоже, что позапрошлым. Ведь вечера так похожи. — Он опустил руку ладонью вниз, вознамерившись показать скуку и безрадостность этих самых однообразных вечеров.
 — С кем?
 — Ни с кем. Этот старикан — одиночка.
 — Друзья?
 — Лично я ни одного не видел. Приходил он всегда один, это я помню точно, примерно в это время.
 — А где он проводил вечера?
 Парень выразительно перевернул руку.
 — Откуда мне знать? В барах?.. Я ведь не циклоаналитик. Но видок у него был как у прожженного пьянчуги.
 Молли фыркнула.
 — Мне и в морге так же показалось, — сказал я.
 Молодой человек потрогал рот, а затем приложил палец к носу.
 — Мертв?
 Я кивнул.
 Рука Молли вцепилась в мой локоть. Ее яростный шепот впился мне в ухо:
 — Вы не говорили, что он умер. Надули меня, приволокли сюда...
 Я стряхнул ее руку и обратился к портье:
 — Лемпа убили сегодня утром. Я бы хотел осмотреть его комнату.
 — Ордер у вас есть?
 — В подобном случае ордер не нужен. Речь идет об убийстве. Умер человек.
 Пожав худыми плечами, он снял с доски ключ, снабженный биркой, и запустил его по стойке в мою сторону.
 — Думаю, вы понимаете, что делаете. Номер три-семнадцать. Ничего, если я останусь здесь? Заменить меня некому. От лифта свернете налево. Последний номер в конце коридора, у пожарного выхода.
 — Благодарю. — Я повернулся к Молли. — Вы пойдете со мной.
 — Не хочу.
 — А я не желаю, чтобы вы тут болтались без присмотра и нарывались на очередные неприятности.
 Я взял ее за руку и повел к лифту. С жутким протестующим скрипом машина подняла нас на третий этаж. Мы повернули налево и пошли вперед, ориентируясь по красным огонькам в конце коридора.
 Молли шла, еле волоча ноги.
 По звукам, исходящим из-за тонких стен и дверей, угадывались тревожные сны, пьяные разборки, вороватая любовь. Я безумно устал от этого хлынувшего на нас потока чужих жизней, затопивших узкий коридор подобно потопу. Внезапно я почувствовал, что кошмар вот-вот станет реальностью, ибо увидел себя со стороны — крошечное существо, пробирающееся по венам гигантского, корчащегося в судорогах тела.
 Ключ свободно повернулся в замке, и мы вошли в комнату. От выключателя на внутренней стороне стены к потолку тянулась витая жила. Две слабых сорокаваттных лампочки осветили простую железную койку, умывальник в углу, рахитичное бюро и несколько квадратных футов вытертого коврика.
 Через наполовину прикрытое жалюзи окно по диагонали шла пожарная лестница — железная, черная, на фоне жуткой вечерней тьмы над крышами.
 — Так, значит, вот, где он обретался, — презрительно сказала Молли. — В этакой-то берлоге, а сам о норках, лимузинах... Старая грязная вонючка.
 — Вы очень своеобразно выражаете печаль по умершему...
 — Как умею. Вы не видели, что он сотворил со мной? Тогда поглядите...
 Внезапно сбросив с плеч пальто, она дотянулась до молнии сзади и обнажила лопатки. Спина была исполосована сине-черными рубцами, которые уже стали наливаться зеленью и желтизной.
 — Это его работа. Мексиканский ремень; как раз после этого случая я его и погнала. И знаете, как он объяснил это проявление «нежности»? Что способен на что угодно ради привязанности. Что, видите ли, он старый и никому не нужный, потому и побил меня.
 — Мне очень жаль.
 — Мне тоже, только не его. — Она застегнула молнию. — Как вы думаете, сколько предложений стать манекенщицей у меня появится, пока на спине сияет подобное расписание?
 — Молли, присядьте пока. Сейчас я должен заняться делом.
 Она села на единственный стул и уставилась в стену. Инструмент маляра оставил на стене и потолке мириады крошечных серпообразных следов, и казалось, что по комнате прокатилась волна каких-то кошмарных существ, которые цеплялись коготками за стены.
 Шкафа не было, а на крючках за дверью ничего не висело. Ящики бюро оказались пустыми. Я подошел к застеленной кровати и откинул простыни. Под ними ничего не оказалось, кроме коричневатых пятен на матраце. Я поднял матрац и прислонил его к стене. Чемодан Лемпа оказался под кроватью. Он был сделан из дубленой парусины и украшен коричневой кожей. Отделка уже порядком пообтрепалась, а замок заржавел. Внутри лежал пакет белья, присланный из китайской прачечной, который я не удосужился вскрыть; пинтовая бутылка дешевого «бурбона», закутанная в изъеденный молью свитер; аккуратно сложенный коричневый костюм с потускневшим значком полицейского департамента Сан-Франциско, прикрепленным к внутреннему нагрудному карману; револьвер 38-го калибра; коробка патронов, пачка лакричных пастилок, тяжелый перочинный нож, снабженный ножничками для подравнивания ногтей; пара черных кожаных ботинок с бритвенными разрезами на носках; порядком заплесневелая половина гамбургера с ветчиной, завернутая в вощеную бумагу; пустой бумажник из крокодиловой кожи; почти пустая бутылка с этикеткой «Пот-н-Зии — Гормональный Эликсир»; и пара бронзовых детских башмачков на голубой ленте.
 На самом дне оказалось несколько книг и бумаг. Одна книжка была озаглавлена «Истинное значение ваших снов», на обложке я узрел распухшую от фантазий человеческую голову. Лемповские интересы замечательно просматривались в подборе литературы: судя по иллюстрациям, он превратился в законченного садиста. На титульном листе одного из этих шедевров кто-то нацарапал химическим карандашом такие стишки:
 Молли, Молли, веселушка,
 Дева — девочка-резвушка!
 С золотыми волосами,
 Сине-синими глазами
 Ты в одиннадцать за мною прилетай,
 Полетим с тобою, Молли, прямо в рай
 Припев: Девочка веселая моя, волосы как золото горят.
 В бумагах я нашел письмо, написанное помощником окружного прокурора графства Сан-Диего, датированное 1941 годом, в котором Лемп рекомендовался на работу в качестве охранника на авиационный завод; выцветший снимок молодого лысого мужчины, Лемпа, стоящего под опавшим кленом и держащего на руках ребенка в длинной одежде, и свидетельство о рождении: «Артур Джордж Лемпке, Питтсбург, Пенсильвания, родился 14 июня 1892 года; отец — Артур Лемпке, рабочий, его жена — Тринити, домохозяйка». Чтобы уместить всю свою жизнь в единственном документе, Лемп карандашом накорябал на загнутом уголке официального конверта, в который было вложено свидетельство: «Распорядок — отправить письмо на Велли-Висту-Ранч, Риджкрест-роуд в пяти, полд. не позже. — Майнер отвезет мальчика в пустыню до доставки почты (субб.) 9.00 — 9.30 ут. — поезд уходит со станции 11 часов — самолет улет, из Междун. Аэр. 2.00».
 Но Лемп отправился на небеса сразу же после одиннадцати и опоздал на этот рейс. Я открыл бутылку «бурбона» и хорошенько глотнул. Боже! Какой скукой и мраком веяло от этих стен, из чемодана, от объедков лемповской жизни. И я содрогнулся, почувствовав могильный холод, заползающий мне в душу. Безумие.
 — Главное — не забыть спереть выпивку у мертвеца. Какая низость. — Молли поднялась со своего места и направилась ко мне и сказала робко: — Я бы тоже заглотнула этого пойла, мистер.
 — От меня ни капли не получишь.
 — Отчего же? — улыбнулась она задабривающе.
 — Оттого, что я не спаиваю малолеток и не отнимаю у малышей леденцы.
 — Я не малолетка. Я уже регулярно выпиваю в течение нескольких лет.
 От дешевого неочищенного виски внутри у меня все зажглось и осветилось, и тогда я увидел, что нахожусь в центре какого-то дьявольского лабиринта, в который составными частями входили: расписание похищения ребенка и пара детских башмачков; безвкусное любовное послание стареющего мужчины на обложке извра-шенческой книжонки и молоденькая, но уже растленная до мозга костей девица. И улыбочка Молли, пустая, как стены, и затертая, как половик, внезапно все поставила на свои места.
 — Ты, дитя лесное, — сказал я. — Укройся листвой.
 Память, словно расплывшиеся в воде чернила, оживила ее холодные глаза.
 — Вы говорите затасканнейшие вещи. Я ведь только этим и занимаюсь. Еще маленькой я играла листьями осенью. Мы тогда всей семьей играли.
 — Это было до наводнения?
 — До.
 Я опустился на корточки и принялся запихивать вещи в чемодан. По телу разливалась огненная волна. Зло трудно возненавидеть, но можно пересились ненависть и самому стать злом. Я ненавидел не Молли и даже не Лемпа, а тщетность желаний, неистовое разбазаривание жизненной энергии и тот омерзительный нуль, что поджидал их в конце.
 Какие неуклюжие у меня руки! Складывая коричневый костюм, я выронил на пол бумажник из крокодиловой кожи.
 Молли на четвереньках подползла к нему.
 — Давай сюда, — сказал я. — Это улика.
 — Бумажник Керри... Я сделала ему подарок на прошлый день рождения. Тридцать лет — не шутка, а у меня в то время как раз были деньги.
 — Ты уверена?
 Ее пальчики заползли в бумажник.
 — Здесь его инициалы. Когда я расплачивалась, то попросила, чтобы сделали монограмму.
 В уголке внутреннего кармашка и впрямь переплелись маленькие золотые буковки "К" и "С".
 — Я была права: Лемп убил Керри и взял его бумажник и машину.
 — И девушку.
 — Не так. Керри единственный человек, которого мне довелось любить. Когда Лемп не бил меня, я испытывала к нему чуть ли не родственные чувства, словно он был мне отцом или дедом. Ему хотелось только смотреть на меня — и все. Но сердце мое всегда принадлежало только Керри.
 Я взял бумажник у нее из рук и бросил в чемодан. Она подошла к зеркалу, укрепленному над рукомойником, поизучала отражение и сказала, обращаясь к самой себе:
 — Иногда я начинаю забывать, кто я на самом деле. Иногда даже я не могу этого вспомнить.
 Она подняла створку окна и, выглянув, осмотрела пожарную лестницу. Красновато-черное зарево зависло над крышами. Были слышны дальние вопли, гиканье. Звуки города били по нервам, словно порывы ветра по струнам железного леса.




 Глава 20


 Вид уродливого цементного фасада здания суда с его мавританскими арками и византийскими башенками ласкал мой взор. Огни в щелевидных окнах шерифовой конторы сияли, напоминая огни родного дома. Но Молли, увидев решетки на окнах, отпрянула. Пришлось мне помочь ей взобраться по ступеням и даже придержать дверь.
 Я усадил девушку на скамью во внешнем офисе, а рядом поставил чемодан Лемпа. Сегодня работало в ночную смену трое помощников вместо полагающегося одного. Шесть глаз впились в Молли, а затем в мою сторону. Я сказал:
 — Есть что-нибудь о ребенке Джонсонов?
 — Пока нет. Хотя все может быть: нам ведь не докладывают. А это что за симпампунчик?
 Молли выгнула спину и блеснула на помощников ослепительной, полной неподдельного восхищения улыбкой.
 — Свидетельница. Сэм здесь?
 — В своем кабинете. Не хочет идти домой.
 — А Форест?
 — Устроил в канцелярии временный штаб, — проговорил человек у панели с телефонами. — Если хочешь до него добраться, то заполни несколько анкет, а я постараюсь выбить тебе временный паспорт или визу. С демократами связан не был?
 — Не волнуйся.
 — Шучу, сынок.
 — Хо-хо.
 — Что с тобой, Хов? Теряешь чувство юмора? — Он повернулся к остальным. — Мистер Кросс ведет свой корабль по звездам.
 Я ответил:
 — Если хочешь удружить, будь добр, закажи мне какой-нибудь еды. Я не питался в течение последних нескольких недель.
 — И... что же вы желаете, сэр? — Он взял в руку телефонную трубку.
 — Смирно! Ветчину, яйца и кофе. Буду у Сэма.
 Я шваркнул на прилавок доллар и, подхватив чемодан в одну руку, а Молли в другую, пошел по коридору к закутку Сэма Дрессена.
 Сэм спал, так пристроив голову на столе, что она казалась большим гранитным пресс-папье. Я растряс его, и он, мигая и улыбаясь, уселся прямо.
 — Придавил пару минуточек. Пришлось крутенько попыхтеть с этой визиткой, что ты мне подсунул, Хов. Но, по крайней мере, один труп опознан.
 — Арт Лемп?
 Загнутые вверх уголки губ кисло обвисли.
 — А-а, ты, значит, уже в курсе? Куда ездил?
 — В ад и обратно. Эта юная леди знала Лемпа, а февральский парень был ее мужем.
 Я кивнул в сторону Молли. Она вся как-то съежилась и постаралась слиться с дверью. Я подумал, что девица почуяла тюремный душок. А быть может, ее напугали симпатичные фотографии, развешанные по стенам кабинета, на которых хорошими черными чернилами было выведено: «Разыскивается».
 — Хов, ты ведь не станешь насмехаться над стариком, который тебе в отцы годится?
 — Она его вдова в бытовом значении этого слова, но все-таки... Его звали Керри Сноу.
 — Мы поженились в Лас-Вегасе! — выкрикнула Молли. — Пятнадцатого января. Все было по закону!
 — Я верю тебе, Молли. А теперь подойди сюда, присядь и расскажи все по порядку.
 Вопросы и ответы продолжались до прибытия моего раннего завтрака. Молли не сообщила по сути дела ничего нового. По ее словам выходило, что и Сноу, и Лемп держали ее в полном неведении относительно своих темных делишек, а быть может, она просто опасалась проболтаться и подсесть в тюрьму. Девушка выглядела напуганной и голодной.
 Мы по-братски поделили еду. Сэм сказал, что в полночь уже отобедал. Сейчас было почти два.
 Я встал, слыша скрип в коленках.
 — Эми Майнер все еще здесь?
 — Она в спецкамере на третьем этаже. Я схожу с тобой.
 — А кто дежурит?
 — Стэн Марслэнд.
 — Я сам справлюсь. А у тебя, Сэм, намечается работенка. Это чемодан Лемпа. В нем достаточно зерна для твоей мельницы.
 На изборожденном морщинами лице проявилась целая гамма чувств: от приятных ожиданий до дурных предчувствий.
 — Отлично, — пробормотал он с сомнением. — А с девицей что прикажешь делать?
 — С ней наверняка захочет поговорить Форест. Наверное, будет лучше, если ты и чемодан прямо ему отдашь. Ведь они, наверное, приехали со своей передвижной лабораторией?
 — На заднем дворе стоит возле гаражей.
 — Ну вот и отлично. Так что ты запросто можешь отправляться домой. Кстати, и Молли с собой прихвати. Она вряд ли захочет провести эту ночь в тюрьме.
 — Я вряд ли захочу!
 Сэм уставился на нее с некоторым сомнением.
 — Спасибо, да я уже женат.
 — В этом-то и дело. Я вряд ли подхожу на роль дуэньи. — Я обернулся к девушке. — Ты не сбежишь из дома помощника шерифа Дрессена?
 — Куда?
 — Ладно, Хов, — проворчал Сэм. — Ты за последнее время несколько раз меня выручал. Правда, так до сих пор и не вернул фотографии...
 — Дай мне еще несколько минут...
 Только на автоматическом лифте можно ночью попасть на тюремные этажи. Я поднялся наверх. Возле шахты стоял Стэн Марслэнд, держа руку на кобуре.
 — Не слишком ли ты припозднился, а?
 — Обстоятельства, Стэн. У нас не так уж часто похищают детей.
 — Мне вполне хватает. А в портфеле что? Харч? Господи, пусть это будет харч!
 — Да нет, не харч. Ножовка по металлу, надфиль.
 — Слушай, не упоминал бы ты при мне эти штуковины. — В ночную смену даже немой становится болтуном. — Я-то думал... Штекс с луком, жареная картошечка, кружка разливного пивка. И все это мне! Мне! Мне!
 — Миссис Майнер спит?
 — Понятия не имею. Вполне возможно. В первую ночь заключенные обычно страдают от бессонницы. А ты к ней?
 — Да.
 — Привести сюда?
 — Не стоит. Пройду в камеру. Я буквально на минуточку.
 По витой железной лестнице он провел меня на металлическую галерею с клепаным полом. Мы прошли мимо нескольких обитых железом дверей с малюсенькими, забранными решетками окошками. Из-за одной доносились стоны, вопли и смех.
 — Алканавт, — пояснил Марслэнд. — В субботу вечером у них оттяг. Зато похмелье поутру в воскресенье: ууух!..
 У конце галереи он открыл дверь и передал меня полусонной надзирательнице. Женские камеры были просто решетчатыми клетками. Сквозь аммиачное амбре и запахи зверинца пробивалась вонь духов. В последней клетке, вцепившись руками в решетку, стояла, слово ожидая моего прихода, Эми Майнер.
 — Мистер Кросс! Вы должны вызволить меня отсюда!
 — Спокойнее, Эми, — успокаивающе проговорила надзирательница. — Ты разбудишь остальных девочек.
 — Но я не могу здесь находиться. Я не совершила ничего дурного.
 Надзирательница кивнула мне. На затылке ее волосы были стянуты в такой тугой узел, что он сильно походил на дверную ручку.
 — Морока с этой Эми, мистер Кросс. Как вы думаете, может быть, ее поутру освободят? — И добавила шепотом: — Мне пришлось отнять у нее чулки, а то она грозилась покончить с собой.
 — Меня должны немедленно отсюда выпустить, — бубнила Эми. — Я не сделала ничего дурного.
 — Да, этим занимался ваш муж.
 — Не верю.
 — Пока все не выяснится, вас отсюда не выпустят. Я лично против этих санкций. Такое вряд ли кому-нибудь понравится. И все же необходимо выяснить правду.
 Я придвинулся ближе к прутьям решетки. Лампочка в проволочной сетке чахла под потолком. Глаза Эми распухли. Слезы размочили морщины, и они расползлись по лицу, подобно эрозийным канавам. Рот, наоборот, превратился в тонкую полоску. Губы были жестоко обкусаны. Волосы свисали у висков серо-коричневыми веревками.
 — Что с Фредом?
 — О нем никто ничего не слышал.
 — Его ведь прикончили? Я знаю: Фреда убили, мальчика похитили, меня заперли здесь и выбросили ключ.
 Мне не понравилась ее истерическая припевка.
 — Эми, вам нужно успокоиться. Ведь все могло быть намного хуже. Через день-два вас непременно отсюда выпустят.
 Женские руки пролезли сквозь прутья решетки.
 — Обещаете?
 Я взял ее ладони. На ощупь они были той же температуры, что и железо.
 — Думаю, что смогу взять на себя эту ответственность. Вас здесь держат в качестве свидетельницы, частично для вашего же личного блага. После дачи показаний вас отпустят.
 — Свидетельницы чему?!
 — Не имеет значения. Вы жена Фреда. Лет десять, наверное?
 — Около того. В общем, достаточный срок, за который я вполне могла уяснить себе, что Фред не преступник.
 — Жены и раньше ошибались. — Я повернулся к надзирательнице. — Нельзя ли сделать чуток посветлее?
 Она прошла к приборной доске с рядом переключателей и зажгла полный свет. В четвертый и последний раз я вынул из портфеля фотографии мертвеца.
 — Видели ли вы когда-нибудь раньше этого человека? — Я прижал к решетке увеличенные изображения разбитого лица.
 Из ее глотки вырвалось: «аугхл!» — пальцы впились в металл; суставы побелели.
 — Кто это?
 — Он служил на «Юрике Бэй». Ваш муж должен был его знать. Ведь Фред находился на корабле с момента пробного плавания.
 — Это что, Сноу? Неужели он?
 — Да. Керри Сноу.
 — Что с ним такое случилось?
 — Этого человека раздавил в феврале Фред. Фотографии сделаны после наезда, разумеется.
 — Он мертв?
 — Его убил ваш муж. Насколько близко они были знакомы?
 — Думаю, что не слишком близко. Я говорю так потому, что Керри Сноу приходил к нам на квартиру в Даго всего раз или два. А ведь Фред всегда был гостеприимным хозяином и привечал молодых. Но все это осталось в сорок пятом.
 — И с тех пор они больше не виделись?
 — Понятия не имею.
 — А с Артуром Лемпом?
 После непродолжительного молчания она промямлила:
 — Никогда о таком не слыхала.
 — Вы в этом уверены?
 — Зачем бы мне лгать? Ведь вы пообещали, что после того, как я расскажу все, что знаю, меня отпустят...
 — Последний вопрос, миссис Майнер. Как, по-вашему: мог ли Фред увезти мальчика в пустыню? И куда в подобном случае он бы направился?
 — Здесь я ничем не смогу помочь. Мне очень жаль. Но Фред не переваривал пустыню. У него больные пазухи. Как-то мистер и миссис Джонсон взяли его с собой. Но это было в первый и последний раз...
 — Значит, в феврале ваш муж не ездил в зимнюю резиденцию?
 — Нет. Машину вела миссис.
 — Кстати, как хорошо Фред знал миссис Джонсон?
 — Они всегда были друзьями.
 — Скажите, а до того, как Фред поступил шофером к Джонсону, он часто виделся с Хелен?
 — В общем, да. Она ухаживала за ним в больнице, где он примерно год лежал с переломом спины.
 — А после выписки они встречались?
 — Об этом я ничего не знаю. — Ее серое лицо протиснулось между прутьев решетки. — Я знаю, на что вы намекаете. Но это неправда. Фред никогда не путался с другими женщинами, так что оставьте миссис Джонсон в покое. Чего вы, в конце концов, добиваетесь?
 Я сказал, что и сам не знаю, и попросил надзирательницу вывести меня.
 Форест допрашивал Молли в кабинете Сэма Дрессена. Сквозь закрытую дверь доносились глухие монотонные голоса.
 — Вы можете доказать, что все утро провалялись в постели?
 — Никто не сидел рядом и не наблюдал.
 — Вряд ли сонливость можно зачесть вам в плюс.
 — Это еще не преступление.
 — Не то что заколоть человека пешней!..
 — У меня и пешни-то никогда не было.
 Я постучал и отдал Сэму фотографии. Ни Форест, ни Молли не обратили на меня ни малейшего внимания. Абсолютно абстрагировавшись от внешнего мира, они следили только за тем, чтобы как можно достойнее вести свои партии в маленькой игре в вопросы и ответы.
 На сегодняшнюю ночь я по горло насытился этой девицей. Но если говорить правду, я нес за нее определенную ответственность. А копнув поглубже, становилось понятно, что сейчас я ничем не мог ей помочь. Ее жизнь летела по инерции, подобно метеору пронесясь мимо полуночи в бездну.
 — Хорошенько о ней позаботься, Сэм, — проговорил я, чувствуя, насколько слова не вяжутся с моментом. Очень трудно поймать метеор.
 — Жена за ней присмотрит.
 — Передай Форесту, что я его жду.
 В самом конце коридора на скамье кто-то бросил местную газету. Я не нашел в ней упоминаний о киднеппинге или убийстве. Но одна заметка меня все же заинтересовала. Женщина, ну та, пожилая, снова поддалась клептоманской страстишке. Внеся залог и выйдя на свободу, она ринулась в ближайший магазин и стырила пару купальников девятого размера.
 Откинув голову, я погрузился в сон, близкий по ощущениям к коме. Разбудили меня быстрые шаги Фореста. Агент присел рядом. Выглядел он так же проницательно и свеже выбрито, как и днем; вот только вокруг рта у него появилась белая полоса.
 — Вы совсем неплохо поработали, Кросс. Поначалу я был против вашего вмешательства, но похоже, что нюх вас не подвел.
 — Мне знаком местный народец и обычаи. А это частенько помогает. Сэм Дрессен, например, стареет, становится медлительнее, но ведь умрет за свое дело!..
 — Я предложил ему отдохнуть. Так как вам удалось выйти на девчонку?
 — Об этом — позже. Вы говорили с Бурком?
 — Ага. Что вы о нем думаете?
 — Прыток, но осмотрителен.
 — А вам не кажется, что именно он может стоять за всем этим делом?
 — Только не Бурк. Слишком уж поспешно он выложил всю имеющуюся информацию, которую к тому же не составило труда проверить. Думаю, что Артур Лемп подготовил похищение в одиночку. — Из внутреннего кармана я достал надписанный Лемпом конверт. — А вот вам и доказательство.
 Форест прочитал «расписание», присвистывая в некоторых местах.
 — Теперь мы точно знаем, что Майнер замешан в этой истории. Что же вы думаете о пустыне?
 — Ничего, Калифорния ими славится.
 Минутку Форест раздумывал, покусывая верхнюю губу.
 — Теперь ясно, что именно Лемп задумал похищение. Но вряд ли он мог запланировать удар пешней...
 — Резонно.
 Форест как-то мрачновато ухмыльнулся.
 — Похоже на то, что и Майнер его не убивал. Этот должен был увезти мальчика. Следовательно, он убрался до того, как прибыло письмо о выкупе. Это означает, что существует третий член банды.
 — Или же не означает ничего. До сегодняшнего дня Лемп, похоже, не практиковался в преступном бизнесе. Зато какой-то вор в законе или организованная шайка могли скорректировать его план в свою пользу и прикарманить выкуп.
 Форест задумчиво пробормотал:
 — Корпорация «убийство» предпочитает действовать пешнями. Частники тоже. Слишком уж удобное оружие. А что, если это сделала девчонка Фоон? Она вполне могла знать о планах похищения.
 — Эту возможность исключить нельзя. Хотя, на мой взгляд, она достаточно эфемерна. Если бы у Молли было пятьдесят тысяч, она не стала бы рассиживаться и дожидаться неизвестно чего.
 — Это в случае наличия у девчонки мозгов.
 — Не волнуйтесь, у нее их нет. В ее мире так: либо ты агнец, либо палач. Она — первое.
 — Реальность дробится, а подозреваемых становится все больше. Как я понял, у Фоон была личная причина ненавидеть Лемпа, что приводит нас к двум мотивам вместо положенного одного...
 — Если честно, то меня больше интересует ее бывший муж — Керри Сноу. Я выяснил, что между ним и Майнером существовала связь. Во время войны они оба служили на одном судне и, кажется, даже дружили. Я только что вытянул это из миссис Майнер. Пока сей факт не был установлен, Майнер мог утверждать, что его пьяный наезд — чистая случайность. Теперь же...
 — Что-то начинает вырисовываться, — сказал Форест. — Как назывался корабль?
 — "Юрика Бэй". Керри Сноу работал на нем судовым фотографом.
 — Черт меня побери совсем! — Фэбээровец резко шлепнул себя по голове таким образом, чтобы не смять пробор. — Я должен был это вспомнить! Видел же название в рапорте по делу Майнера! Сноу зарегистрирован в нашей картотеке. Как только мы выяснили его фамилию, я тотчас же послал запрос в Вашингтон. Наше лос-анджелесское бюро арестовало Сноу в январе сорок шестого. Мы сдали его военно-морскому трибуналу как дезертира; Сноу признали виновным по этой статье и за кражу имущества. Он провел шесть лет и четыре месяца в Портсмуте и вышел на свободу прошлой весной.
 — Молли говорила мне об этом.
 — А вы знаете, кто его выдал?
 — Нет, сэр. Лос-анджелесский адрес Сноу был предоставлен нашему бюро лейтенантом Лоренсом Сайфелем, приписанным в то время к одиннадцатому военно-морскому округу в Сан-Диего.
 — Вы уверены?
 — Ошибки быть не может. Его фамилия зарегистрирована лос-анджелесским офисом. Наши дела находятся в полном порядке, — сказал он несколько воинственно. — А что вы знаете о Сайфеле?
 — Немного. Похоже, он умен и очень издерган. Так чтобы вы знали, у него семейные неурядицы. Сейчас наш адвокат не в лучшей форме. Вы с ним виделись?
 — Разумеется. Как только выплыло его имя, я немедленно отправился к нему. С первого же взгляда мне стало ясно, что Сайфель эгоист и скупердяй. И как он сам признался, Лемп разговаривал с ним. Правда, всего лишь единожды. Что касается Керри Сноу, то Сайфель не отрицает того, что дал адрес этого человека, раз к тому же это зафиксировано, но клянется, что не помнит ни обстоятельств, ни фамилии. Во время войны через его руки прошли десятки подобных дел. Значит, вполне возможно, что адвокат говорит правду и он действительно ничего не помнит.
 — Он сейчас дома?
 — Уезжая отсюда в одиннадцать, Сайфель направлялся в дом Джонсонов. Сказал, что постарается сделать все, что в его силах, чтобы отвлечь миссис Джонсон от горестных мыслей о потере. — Форест язвительно спародировал интонацию Сайфеля.
 — Потере? Разве мальчик мертв?
 — Не он, а Джонсон. Я думал, вы уже слышали.
 — Убили?
 — Умер естественной смертью ранним вечером. Думаю, это можно назвать косвенным убийством. Доктор сказал, что сердце бедняги просто не выдержало.




 Глава 21


 По склону я поднялся наверх. Тихая и спокойная ночь балансировала в мертвой точке. За спиной сияла паутина городских огней, словно море с мириадами светящихся существ поднялось и затопило горы. А впереди серую пустыню настоящего океана освещало лишь несколько крошечных звездочек.
 Выехав в то самое место, где Керри Сноу нашел свою смерть, я вдруг почувствовал, что тьма здесь буквально осязаема. День, свет — сейчас это были пустые слова; подобных понятий просто не существовало в этом темном мире. Оставалась только смерть. Я ясно видел эту безумную троицу: упавшего человека с размазанным по асфальту лицом, ослепшего от алкоголя водителя, даже не догадывающегося, что под колесами автомобиля хрустит голова жертвы; Артура Лемпа, прячущегося в темноте и лихорадочно старающегося придумать новый план вместо провалившегося.
 Я включил вторую скорость и позволил инерции увлечь машину вниз по крутым поворотам. Возбуждение давным-давно угасло, превратившись в тихую злость. Если мальчик жив, то моя задача — найти его. Если нет, то именно я должен представить его счет к оплате.
 Фары осветили сторожку, в которой жил Майнер и в которой Майнеру больше не жить. На дорожке облетевшие эвкалиптовые листья складывались в какие-то унылые иероглифы. Деревья стояли позади, напоминая дрожащих от потаенного страха великанов. Я и сам перепугался, посмотрев на складывающиеся небеса.
 За поворотом стоял чей-то автомобиль. Свет, падавший из окон, освещал глубокую лощину. Машина оказалась новым «бьюиком» с откидным верхом и наводила на мысль о Ларри Сайфеле.
 Он лично открыл дверь. Глаза его были мутными и сонными. Адвокат радостно обдал меня едкой волной алкоголя, затем провел в застекленный холл и впервые за все время нашего знакомства заговорил шепотом:
 — Вы ведь знаете, что произошло?
 — Много чего произошло.
 Его рука вцепилась в мою.
 — Я имею в виду старикана. Он умер сегодня, то есть вчера...
 — Форест только что сообщил мне об этом. Вскрытие будет?
 — Не вижу для этого никаких оснований. Доктор заверил Хелен, что это коронарный тромбоз.
 — После этих слов она, видимо, вздохнула с облегчением...
 Его аж перекосило.
 — Нет ли в ваших словах подтекста?
 — Его надо искать не в моих словах, а в происходящем здесь. Я всего лишь стараюсь докопаться до истины. И сейчас, на мой взгляд, появились некоторые факты, способные заинтересовать юриста. Человек серьезно болен. Известно, что чрезмерное волнение способно его убить. Совершенно определенное действие, которое сильно влияет на психику и общее физическое состояние. Я имею в виду похищение сына. Человек умирает, и возникает логичный вопрос: не убийство ли это?
 — Вы хотите знать мое мнение? Я считаю сей «факт» весьма спорным. Для сравнения можно привести несколько примеров подобных этому дел, в которых убийство было доказано...
 — Я намекаю на ваши показания. Форест мне сказал, что именно вы сдали Керри Сноу ФБР за дезертирство. Это было в сорок шестом. Я не верю, что с человеком можно поступить подобным образом и спокойно об этом забыть.
 — Вы называете меня лжецом?
 — Я хочу сказать, что память — это как бы импровизационная пьеса. Трактовка — совершенно вольная. Вам необходимо поработать над режиссурой.
 — С меня довольно! Кем вы себя мните, черт вас побери?
 — Диогеном. У меня диогенов комплекс. А вы?
 — Эдипом, — произнесла Хелен Джонсон от дверей. — Перед вашим приездом мы как раз обсуждали эдипов комплекс и его последствия. Ларри сказал, что Эйбель существовал в его жизни как образ отца. А так как «отцу» теперь капут, то у Ларри появилась непреодолимая потребность овладеть «образом» матери, в роли которой, разумеется, выступаю я. Все правильно, Ларри?
 — Быстро работаете, Сайфель.
 — Идите к черту. — Его перекосило. Он рывком развернул меня. Правый кулак немедленно взлетел к моему лицу.
 Левым предплечьем я парировал апперкот, придвинулся и захватил его руки в «тиски».
 — И когда ты только вырастешь?! Удар по носу никогда не решал проблем.
 Я знал типов вроде Сайфеля, в молодости частенько возился с подобными: легкоранимое «эго», скрывающееся под жирком блефа и тщеславия.
 — Отпусти руки! Узнаешь, кто тут взрослый, когда я размажу твою башку по полу.
 Он изо всех сил пытался освободиться. В пьяных адвокатских глазах стояли слезы ярости. Его подвергли унижению перед женщиной, и Сайфель не мог этого вынести. Я не сомневался, что он достаточно натерпелся подобных выходок от своей матери.
 Хелен Джонсон положила руку ему на плечо.
 — Ларри, тебе необходимо успокоиться. Если это будет продолжаться, то мне придется попросить тебя покинуть этот дом.
 От прикосновения женщины адвокат словно окаменел. Я отпустил его. Трясясь от ярости, Сайфель повернулся к Хелен.
 — Ты просто не слышала, что он говорил.
 — Не слышала чего? — Она была очень спокойна, я бы сказал, даже чересчур. Ночью от ее красоты веяло странным холодом. И темнотой. На лбу появились морщины, в глазах сквозило сомнение, под ними набухли синеватые полукружия.
 — Он фактически обвинил тебя в убийстве собственного мужа, а меня — в сокрытии информации.
 — И?.. — Со слабой негаснущей улыбкой она повернулась ко мне.
 — Мистер Сайфель преувеличивает. Форест, агент ФБР, предположил такую формулировку касательно смерти вашего мужа: «косвенное убийство». Я хотел узнать мнение мистера Сайфеля, ведь он адвокат: лежит ли на похитителях ответственность за смерть мистера Джонсона?
 — Так, значит, вот вы зачем приехали сюда в такой час — попросить у Ларри юридической консультации...
 — Я приехал, чтобы разобраться.
 — Хорошо, тогда давайте сначала поговорим о причине смерти Эйбеля. Я думала об этом весь вечер, точнее всю ночь. Мне кажется, лучше всего будет рассказать вам правду. Тут что-то такое есть...
 Сайфель развернулся, загородив женщину своим вечерне-пиджачным плечом.
 — Хелен, ни слова больше. В таком состоянии у вас достанет глупости обвинить себя черт знает в чем.
 Ее взгляд был устремлен мимо него.
 — Так вот, я и говорю, находясь в таком состоянии, что правда обычно спасает от греха. Падая в бездну, цепляешься не за что-нибудь, а за нее — вы понимаете, — даже если обдираешь руки. Кроме того, даже не пытаясь играть роль безутешной вдовы, я понимаю, что крупно задолжала и сейчас настало время платежа.
 Ее психический надлом меня здорово напугал.
 — Мы можем сесть и поговорить? — спросил я.
 — Конечно. Простите, ради Бога. Вы, наверное, очень устали. Мистер Форест рассказал о том, что вы пытаетесь сделать. Не могу выразить, насколько я вам благодарна...
 — Не стоит, — сказал я. — Пока Джейми не найден, все это ничего не стоит.
 — Нет. Не могу с этим согласиться. — Ее глаза внезапно наполнились слезами. — Но проходите же.
 Она усадила меня в углу гостиной на круглый секционный диван возле камина. Эвкалиптовые бревнышки почти прогорели, распространяя слабый запах лекарств. Неверный свет жался по стенам; ночь приникла к огромному окну.
 — Что будете пить, мистер Кросс? Ларри с удовольствием сделает вам напиток, не правда ли, Ларри?
 — Разумеется, — раздраженно отозвался Сайфель.
 — Это очень любезно с вашей стороны, но, боюсь, мне придется отказаться. В сие позднее время это просто собьет меня с ног.
 — Тогда выпей сам, Ларри. Ты знаешь, где что стоит.
 Сайфель вышел из комнаты. Женщина примостилась рядом, на низкой спинке дивана.
 — Я очень привыкла к Ларри, правда, в последнее время он здорово портил мне настроение. Сегодня капля переполнила чашу. Он сделал мне дьявольски наглое предложение. Ему пришло в голову, что сегодня самый подходящий день для того, чтобы убежать на край света и поживать себе на этом краю до скончания века. Можете себе представить? В подобных-то обстоятельствах...
 — Да, я могу себе это представить.
 — Я чуть было не выставила его вон.
 — Но почему-то не выставили...
 — Я боялась оставаться одна.
 — Ну, а друзья, родственники?
 — Никого, с кем бы мне хотелось побыть. Я телеграфировала матери в Нью-Йорк, и видимо, она вылетит завтра либо послезавтра. — Хелен понизила голос. — Ларри меня страшно разочаровал. Я-то думала, что в такую минуту смогу ему довериться.
 — Он пьет уже с полудня. Ничего странного, что тормоза у него напрочь отказали.
 — Забытое слово — сдержанность. У людей ее теперь днем с огнем не сыщешь. Что хотят, то и творят, а чем больше хотят, тем сильнее себе же гадят. — Она склонила голову, представ на сей раз в образе скорбящей королевы. — А вы что за человек, мистер Кросс?
 — Вы, видимо, не рассчитываете, что я вот так честно и прямо отвечу?..
 — Не рассчитываю.
 — Судя по всему, я — перемещенное лицо из другого мира. Меня здесь ничто не устраивает, а я не устраиваю здешних.
 — Поэтому вы и не женитесь?
 Я наклонился к огню и поворочал кочергой прогоревшие бревна. Словно рой рассерженных шершней, от поленьев по дымоходу вверх взвились снопы искр. Я встал и посмотрел женщине в глаза.
 — Вы обсуждали меня с Энн Девон?
 — А что в этом страшного?
 — А Ларри Сайфеля?
 — Разумеется. Она его очень любит, да и Ларри Энн тоже нравится. Только он боится признаться в этом самому себе. Но вы не ответили на мой вопрос.
 — Вы ведь хотите получить честный ответ, не так ли? А такого у меня нет. Просто я никогда не задавал себе подобного вопроса. Думаю, что могу сказать примерно следующее: к другим я питаю более сильные чувства, чем к самому себе. Мои родители были несчастливы в браке. Мне кажется, что ребенком я только и пытался, что охладить страсти. Либо уничтожить в зародыше начинающуюся ссору. В самые черные дни Великой Депрессии я начал учиться в колледже. Специализация — социология. Хотел людям помогать, «Приносить пользу обществу» — этот лозунг был в то время религией для многих. Но зерна, посеянные в те годы, дали всходы лишь через несколько лет после окончания второй мировой войны. Помощь другим я понимал как отказ от помощи самому себе, но при этом душа остается где-то далеко позади. Эмоционально я отброшен на много лет назад.
 — И вы действительно так думаете? — Глаза ее полыхали темным огнем.
 Я не ответил, потому что ответа у меня не было. Никому не дано познать самого себя, а когда все-таки человек добивается своего, он понимает, что уже слишком поздно. Я передернул плечами.
 — Мне понятна сентенция о пользе. Любая сестра милосердия поймет нас. Я, например, всегда этим гордилась. Разве это не добродетель?
 — Конечно, как и любые другие человеческие качества, когда их не чересчур.
 — Но как желание помочь человеку может быть неправедным?
 — О вещах и поступках нужно судить по конечному результату. — Я огляделся в поисках Сайфеля. Адвокат куда-то сгинул. Тогда я решил взять быка за рога. — Я не знаю, почему вы вышли замуж за Эйбеля Джонсона. Но если при этом отсутствовала любовь, то делать этого не следовало.
 — Какое вы право имеете так говорить?
 — Никакого. Просто хочу выяснить все до конца.
 Блики огня из камина пригвоздили к стене ее огромную тень. Она трепетала наверху, похожая на бабочку в ореоле черного пламени.
 — Я любила его, — сказала Хелен Джонсон, — по-своему. Разумеется, мне было известно, что он богат, а я вкалывала всю свою жизнь и все же вышла замуж не из-за денег.
 — А из-за чего?
 — Вы жестоки, — сказала она, опустив голову.
 — Происходящее жестоко само по себе. Я хочу увидеть окончание спектакля.
 — Я жалела Эйбеля. Он умолял меня стать его женой, боялся лишиться сиделки, боялся одиночества, смерти. И он так хотел сына... Да, вы были правы. Действительно, необходимо все прояснить.
 — Действительно...
 — Он был старше и с трудом тащил меня и сына по жизни. Изо всех сил старался держаться молодцом, но даже Джейми был ему в тягость. Представьте себе деда, который вместо внука нянчился с собственным сыном! Конечно, Эйбель любил мальчика, но не мог заниматься с ним целыми днями. Это было одной из причин, почему я позволяла Джейми столько времени проводить с Фредом Майнером, и, как я теперь понимаю, самой большой ошибкой. Я столько дров наломала!..
 Она заломила руки. Я услышал тихий хруст.
 — Не следует во всем винить только себя. Ваш муж тоже был неравнодушен к заготовке дров.
 Она смотрела на меня в каком-то изумлении.
 — Да, только что собиралась вам сообщить. Я узнала, что он мне не доверял. Но, быть может, вам все известно?
 — Я разговаривал с человеком по фамилии Бурк. Он владелец частного сыскного бюро в Голливуде.
 Она прижала руки к груди и вздохнула. Ее волосы, словно застывший огонь, словно обретшее форму темное пламя, взвились надо лбом. И тогда я подумал: пусть виновна, но все равно она — великолепна.
 — Я была верна Эйбелю. Наверное, странно говорить об этом вам... Я никогда и ни с кем не обсуждала свою семейную жизнь и вряд ли найду в себе силы сделать это вновь, хотя ни в чем не виновата. Быть может, мне не следовало позволять Ларри возить меня развлекаться, но до сегодняшнего дня я и не думала, что Эйбелю может прийти в голову меня подозревать. Впрочем, его ревность не была для меня тайной.
 — Это со всяким может случиться.
 — Особенно со всяким старым человеком. Сейчас, как видите, мне не до жалости, она куда-то улетучилась. Последняя капля просочилась в песок неизвестности после того, как несколько часов назад он мне сообщил, что шпионил за мной!! А ведь последние шесть лет я только и делала, что нянчилась с ним!
 — Он вам сам об этом рассказал?
 — Да. Когда я вернулась из морга, то описала ему мертвого человека. Подумала, что, быть может, он видел кого-нибудь подобного на железнодорожной станции. Эйбель по описанию понял, кто это: частный детектив, который несколько месяцев тому назад шпионил за мной.
 Она поднялась и подошла к окну. Ее тень, приняв угрожающие размеры, прокатилась по стене, словно надвигающаяся неотвратимая кара.
 — Эйбель понял, что натворил. Именно он ответственен за то, что началась серия этих жутких убийств. Он сделал неверный шаг, а все остальное — последствия. — Она задумалась. — Вы действительно обвиняете меня в убийстве Эйбеля?
 — Ларри поспешил с выводами. Я просто не исключаю подобную возможность.
 — А я исключаю. Эйбель сам себя убил. Он не мог примириться с мыслью о том, что натворил. Сам сказал мне об этом перед смертью.
 — Это был преднамеренный суицид?
 — Мне бы не хотелось называть это так. Он ведь не застрелился и не принял яд. В его состоянии это было необязательно. Эйбель встал с постели и разгромил комнату в щепы. Он переломал все — кусок за куском — в пыль. Я попыталась его остановить, но — тщетно. Сказал, что стоит мне сунуться и он меня прикончит. Эйбель умер от ненависти к себе. А еще от ярости. Когда шум затих, я вошла и увидела его лежащим в груде обломков.
 — Хелен, почему бы вам не отдохнуть? Это был ужасный день...
 — Не могу. День действительно невероятный, но сейчас мне не до сна...
 — У меня есть немного нембутала...
 — Нет, — произнесла она резко. — В доме достаточно снотворного. Я предпочитаю не спать. Это может показаться нелепым, но мне кажется, что если сконцентрироваться на мысли о том, где сейчас находится Джейми, то я это в конце концов узнаю.
 — Вы его очень любите...
 — Его все любят. А я больше всех. Он мой сын.
 — Вполне возможно, что Майнер отвез мальчика куда-то в пустыню. — Я рассказал ей о «расписании» Лемпа, которое отдал Форесту. — Не знаете ли вы какого-нибудь места, где он мог бы схорониться?
 — Нет. Фред ненавидел пустыню. — Задумчиво добавила: — У нас там есть небольшое бунгало... Но не повез же он Джейми в наш собственный дом!
 — Чего зря гадать! Понимаете, они могли рассуждать так, что при подобном раскладе это место заподозрят в последнюю очередь. Кто-нибудь сейчас там живет?
 — Нет. В прошлом месяце мы законсервировали дом. Летом там слишком жарко.
 — А ключи где?
 — Эйбель хранил их в своем бюро. Я принесу.
 Она вышла, но вскоре вернулась. На лице ее было написано недоумение.
 — Они исчезли.
 — Где он находился, этот ваш дом? Телефон там есть?
 — Разумеется.
 Она дала мне номер связной через Палмдэйл. В три часа ночи на междугородней линии задержек не было. Сквозь неясные шумы и потрескивания телефон прозвонил четыре, а затем еще четыре раза. На том конце кто-то поднял трубку.
 — Вызывает Пасифик-Пойнт, — сказал оператор.
 Молчание.
 — Кто-нибудь! — повторил оператор. — Вызывает Пасифик-Пойнт.
 Трубку положили на место. Операторы обменялись замечаниями, а затем:
 — Извините, сэр, но ваш номер не отвечает.
 — Но там все-таки кто-то есть?
 — Думаю, да, сэр. Попробовать еще раз?
 Прямо над моим ухом раздался крик Хелен Джонсон:
 — Да! Пожалуйста! Я знаю, что Фред там! Это может быть только он!
 — Нет. Спасибо, — сказал я и положил трубку.
 Хелен вцепилась в мое плечо обеими руками и принялась трясти меня изо всех сил.
 — Он ведь там! Поговорите с ним! Мне необходимо знать!..
 — Нет. Мы только его вспугнем. А быть может, уже вспугнули.
 Эмоции перехлестывали через край. Хелен закричала:
 — Да! Вы правы! Нужно ехать немедленно!
 — И вы тоже?
 — Больше я никому не доверяю!
 Я потянулся за трубкой.
 — Необходимо уведомить Фореста.
 Ее рука, тонкая и сильная, накрыла мою.
 — Вы никому не скажете. Я не намерена терять ни единого шанса. Если Фред Майнер вернет мне Джейми живым и невредимым, то пусть убирается на все четыре стороны вместе с деньгами...
 — Как далеко находится ваш дом?
 — Часа два езды. Поедем в «линкольне». Так быстрее.
 — Быстрее будет сообщить ФБР. У них самолет.
 — Мне наплевать. Я хочу, чтобы к тому времени, как мы туда доберемся, мой мальчик был жив и здоров. — Последняя надежда ожесточила женское сердце. Спорить с ней было бесполезно. Она так завелась, что могла спокойно поехать одна.
 — А где Сайфель? — спросил я. — Он мог бы сгодиться на случай заварушки.
 — Пошел в буфетную за выпивкой и больше не выходил. Отыщите его скорее!
 В буфетной горел свет и повсюду были видны следы Сайфелевого пребывания: на стойке — серебряное ведерко с подтаявшим льдом; пешня, плавающая в ледяной каше, открытая бутылка ирландского виски «Бушмилл» и мокрый кружок, высыхающий на полированной поверхности. Из другой части дома до меня донеслось какое-то икание.
 Я обнаружил Сайфеля в ванной. Он стоял, погрузив голову в раковину. Холодный свет освещал хозяйскую спальню, выставляя напоказ описанный Хелен хаос. Эйбель Джонсон совсем озверел перед смертью. Кровать была разнесена на куски, покрывало разодрано, занавеси с окон содраны, окна и зеркала перебиты. Перед кончиной старик боролся с самим собой, разрушая с таким трудом выстроенную жизнь.
 Сайфель поднял мокрое лицо и потянулся за полотенцем.
 — Не обращайте внимания. Меня стошнило. Сейчас получше. Никогда больше не буду мешать портвейн с виски. — Он содрогнулся, пряча лицо в полотенце.
 Над голубой квадратной ванной в стену был вделан рисунок Обри Бёрдсли [6] , изображавший женщину с лебединой шеей, глазами змеи и волосами, похожими на сплетение тропических растений. Она была выписана до мелочей, а на вид — изящна и порочна.
 — Поедем прокатимся, — сказал я Сайфелю, затягивающему узел галстука.
 — Прокатимся? Куда еще?
 — Расскажу по дороге. Пошли. Хватит вам красоту наводить. Не девочка все-таки...
 — Минутку. Я хочу вам кое-что сказать с глазу на глаз.
 Я приготовился к кулачному бою под пристальным взором бердслиевской темноволосой дамы, но Сайфель был действительно непредсказуем. Он сказал:
 — Я хотел бы извиниться, чересчур много выпил, да и Хелен обрубила меня будь здоров. В общем так, я вспомнил Керри Сноу, по крайней мере, фамилию, правда, самого человека я никогда не видел. Я выдал его в сорок шестом.
 — Никогда не встречаясь в жизни?
 — Точно. Сказал фэбээровцам, где его найти.
 — А от кого вы получили информацию?
 Он колебался, давясь стыдом.
 — Мне необходимо об этом кому-нибудь рассказать. Почему же не вам? Адрес этого человека мне дала Хелен. Сказала, что Сноу необходимо арестовать. Только не выдавайте меня. — Он конфузливо улыбнулся.
 Механика простейшая. Сайфель отомстил Хелен за то, что она его отвергла. Я буквально ослеп от ярости. Руки чесались надавать ему по физиономии. Но волна схлынула. Я был опустошен: сомневаться в словах Сайфеля не приходилось.
 «Оставлю все это на потом», — подумал я и пошел на улицу. Сайфель плелся сзади. Ветер крепчал. Над шепчущимися деревьями ходуном ходило темное небо, грозя в любую минуту опрокинуться на нас.
 Черный «линкольн», раздавивший Керри Сноу, мурлыкал на дорожке. За рулем сидела Хелен. Она подвинулась, освобождая мне место, и тут же начала объяснять Ларри Сайфелю, куда мы собрались.




 Глава 22


 Большой автомобиль неуклюже карабкался по склону холма. Я яростно гнал его вперед, не жалея тормозов и покрышек на крутых поворотах. На спусках ветер затихал. Потом дорога развернулась в широком повороте, влившись в двухполостное асфальтовое шоссе, которое словно по натянутой нитке влетело в прибрежную долину, где соединилось с ведущим на север хайвеем. Я прибавил скорость до девяноста миль в час.
 Сайфель сидел сзади, склонясь вперед и сопя возле моего плеча. Он наблюдал, как дорога, словно рассекая посадки апельсиновых деревьев, несется нам навстречу. У Хелен на колене лежал дробовик. Все молчали.
 Еще не добравшись до отрогов гор, до Пасадены, мы увидели, как рассвет своим резцом принялся обводить контуры утесов и пиков. Автомобиль вылетел из гаснущей ночи в серое утро. На перевале я выключил фары.
 Небо было скучного зеленоватого цвета, словно стоячая вода, и я мог разглядеть каждую морщинку на утесах. На обочинах и склонах гор лежали огромные заплаты грязного снега. Ветер был напоен холодом.
 Хелен передернуло, и она покрепче укуталась в леопардовое пальто. Ружье скатилось с колен и грохнулось на пол.
 — Осторожнее, — сказал я резко.
 — Хорошо. — Она подняла дробовик с пола.
 — Когда приедем, держите свою берданку так, чтобы Майнер ее не заметил. У меня пистолет в кармане, но я постараюсь обойтись без стрельбы. Ситуация такова, что применение оружия может нам так аукнуться...
 Женщина не ответила. Я посмотрел на нее, и меня поразила ее бледность и мрачный угрюмый огонь в глазах, словно отражение неба. Взгляд пронизывал пустыню, чья беловатая, покрытая змеящимися дорогами, перекати-полем да торчащими тут и там кактусами, земля лежала в миле от нас. Долгая дорога по горам наконец-то завершилась, и машина с ревом взбила тяжелую пыль пустыни.
 Увидев впереди перекресток, я снизил скорость.
 — Отсюда налево, — сказала женщина. — Осталось миль пять... Господи, как я ненавижу это богом забытое место! Здесь не может жить человек! Как уныло и мерзко...
 — Я так понял, что зиму вы проводили здесь?
 — Да. Эйбель вечно таскался сюда. Я не могла отнять у него эту радость. Ему здесь нравилось: напоминало дни его молодости, когда он был охотником на оленей.
 — Но Фреду Майнеру не под силу находиться в пустыне, так?
 — Именно. Он не выносит сухой воздух. Как странно, что все это время он находился здесь у нас под носом. Вы еще как-то назвали это... Принцип: «В последнюю очередь»?
 — Нам всем следовало до этого додуматься. Вы читали «Похищенное письмо» По [7] ?
 — Когда-то в школе... Давным-давно...
 — Неужели так давно?
 — Мириады лет назад, — печально пробормотала она себе под нос. — «Похищенный мальчик». — Ее руки изо всех сил сжали приклад дробовика.
 Ряд почтовых ящиков отметил боковую дорогу. На одном из них по трафарету было выведено: «Эйбель Джонсон». Хелен тронула меня за руку:
 — Здесь надо свернуть.
 Я свернул. На подъеме она закричала:
 — Смотрите, отсюда виден дом!
 Примерно в миле внизу я увидел очертания дома: приземистое каменное строение почти слилось с небольшим круглым холмом. Из угловатой трубы на крыше, извиваясь, ползла лента голубого дыма. Небо наливалось зеленью, становясь похожим на бутылочное стекло. Воздух был настолько чистым, что между мшистыми темными камнями трубы я разглядел скреплявший их сероватый известняковый раствор.
 Мы спустились по пересохшему речному руслу, при этом потеряв из виду домик, который нырнул в волны холмов, как корабль в штормовое море. Примерно с полмили дорога шла по руслу, а затем стала карабкаться на противоположный склон. Поднявшись наверх, я вдруг услышал нечто такое, что просто не поверил своим ушам.
 — Я его вижу, — сказала Хелен. — Вижу моего мальчика. Он жив.
 Сайфель просунулся между нами:
 — Где, где он?!
 — Вон, видишь? Играет в мяч. С ним все в порядке, Ларри. Посмотри.
 Мальчишка стоял на бетонной террасе, шедшей вокруг домика, бросая мяч о дверь и безуспешно пытаясь его поймать. Рыжая головенка полыхала словно сигнал опасности.
 — Скорее, — сказала Хелен. Она подалась вперед так, словно это движение могло придать автомобилю дополнительное ускорение.
 На акселератор грохнулся дробовик. Я поднял его и отдал Сайфелю. Хелен, забыв обо всем, сосредоточилась на фигуре мальчика, которая появлялась, исчезала и появлялась вновь. В конце концов Джейми увидел и узнал машину. С радостным воплем он бросил мяч и, выскочив на дорогу, помчался нам навстречу. Я затормозил, но не сразу. Хелен уже выскочила из движущейся машины и упала на колени в пыль. В следующую секунду мальчик оказался в ее объятиях.
 Внезапно дверь дома распахнулась. На пороге показался Фред Майнер в своей неизменной форме с автоматическим пистолетом в руке.
 — Миссис Джонсон?! — закричал он удивленно. — Все в порядке?
 В это мгновение с заднего сиденья грохнул дробовик. Рука Майнера отлетела назад так, словно ее толкнул кто-то невидимый. Пистолет звякнул об бетон. Майнер юркнул внутрь.
 Я развернулся к Сайфелю.
 — Не будьте идиотом! Он ведь тоже начнет стрелять!
 — Попал! Попал! — задыхаясь от возбуждения, пробулькал адвокат.
 Мальчик высвободился из леопардовых рук.
 — Мамочка, почему они стреляют? Разве Фред сделал что-нибудь плохое?
 — Это просто игра, Джейми.
 Я широко распахнул дверь:
 — А ну живо влезайте сюда! Оба! Пора отсюда удирать...
 Но Майнер оказался проворнее. Послышался рев мотора. Из гаража позади дома вылетел бронзовый «ягуар». Верх был опущен, а за рулем я увидел сосредоточенное лицо Майнера. Спортивная машина в туче пыли проскочила перед самым нашим носом, срезала дорогу на спуске и выскочила обратно на грунтовку в сотне ярдов впереди. Прежде чем я в успел запустить мотор и вывести «линкольн» на дорогу, «ягуар» уже мчался в миле впереди, напоминая ядро кометы с развевающимся сзади хвостом пыли.
 Я обернулся к мальчику:
 — Здесь еще кто-нибудь есть?
 — Нет, сэр. Только мы с Фредом.
 — Он хорошо с тобой обращался?
 Джейми недоуменно заморгал.
 — Он не делал тебе бо-бо? — спросила его мать.
 — Фред не станет бить меня. Мы с ним сослуживцы.
 Я обратился к Сайфелю:
 — Останетесь здесь с Хелен и мальчиком. Вызовите полицию и так далее.
 — Позвольте мне поехать. — Его лицо полыхало словно в лихорадке. Золотой.
 — Нет.
 Хелен вылезла из машины, держа на руках брыкающегося мальчика, за ней следом выполз Сайфель. Я поехал, ориентируясь по пыли, поднятой автомобилем Майнера.
 Было раннее утро, и других машин не было. Пыль висела над дорогой, словно издыхающий белый червяк, тянущийся через бесплодную долину на юг, к горам. Их покрытые снегом вершины сверкали на начинавшем набирать силу солнце.
 Я дважды замечал «ягуар», который выскакивал на верхушку подъема, словно кролик из норы. Он был далеко впереди, и расстояние между нами все увеличивалось. На ровной дороге машина Майнера делала миль сто, тогда как «линкольн» лишь девяносто. Меня перекосило от мысли, что в данную секунду Майнер нарушает правила поведения при условном осуждении.
 В третий раз я увидел автомобиль, когда тот достиг южного края долины: крошечный бронзовый жучок, взбивающий нахальную шапчонку пыльной пены. Он ехал под нависшими над дорогой гранитными плитами, которые укрепляли основание горы. Затем машина вновь исчезла в лесном ворсе мохнатого горного склона. Четырьмя минутами и пятью милями позже я тоже промчался у подножия гранитных утесов. За ними дорога круто поворачивала и уходила вверх. Я рванул по ней, но внезапно машина забуксовала, захрипела и покатилась вниз. Правой ногой я вжал педаль газа в пол, нажимая на тормоз левой. Пыль, окружавшая машину Майнера, стлалась впереди, закрыв дорогу, запорошив ветровое стекло. Пустынная флора уступила место чахоточным дубам, а те — огромным елям и соснам. Дорога с каждой секундой становилась уже и опаснее: от нее отходили боковые тропинки, следить за ней стало трудно. Выше по склону пятно чистого снега сияло как медаль на груди у горы. Дорога заворачивала вокруг овального озера, в котором отражались деревья и небо. Чем выше она уходила, тем уже становилась. Я тогда подумал, что Майнер со своей техникой скоро упрется в «слепой конец».
 И вот среди стволов я наконец-то засек отблеск хромированных бортов и услышал звук выхлопов. От озера не отходило ни одной боковой дороги. Единственный путь, по которому мы двигались, был настолько узок, что здесь могла проехать одна-единственная машина. По левую руку склон поднимался под углом в сорок пять — пятьдесят градусов, с другой стороны обрывался ущельем, по которому со снежных полей вниз струился ручеек.
 «Ягуар» вылетел из-за поворота и ринулся мне в лоб. Как я и предполагал, Майнер доехал до «слепого конца» и повернул обратно. Я тормознул, вывернул руль вправо и остановился поперек дороги. Но скорости он не сбавил, а даже поддал газу. Я откинулся назад, растянувшись по всей длине машины, и вцепился в ручку дверцы. Но удара не последовало.
 «Ягуар» обогнул меня слева и стал взбираться по крутому склону. Какое-то мгновение казалось, что этот маневр может сработать. Майнер балансировал в сорока футах над моей головой, словно пилот в открытой кабине самолета. Затем одна его шина буквально взорвалась. «Ягуар» подбросило вверх и перевернуло в воздухе, как черепаху. На какое-то мгновение машина зависла так, что Майнер вывалился из распахнутой дверцы, а затем рухнул на землю. «Ягуар», переворачиваясь, катился по осыпающемуся склону и наконец бухнулся на дорогу прямо перед моей машиной.
 Майнера выкинуло из автомобиля. Когда я подбежал к нему, он сидел, кашляя ярко-красной кровью, и прижимал руку к груди. Другая обвисла плетью, и рукав ее отяжелел от крови. На лбу у Майнера зияла огромная рана.
 Его глаза остановились на мне.
 — Дерьмо. Надо было держать руль двумя руками. Не стоило нарушать правила уличного движения.
 — Зачем вы это сделали, Фред?
 — Она приказала. — Голос шел изнутри, и в нем прослушивалось какое-то бульканье. — Я знаю, что нарушил правила условного заключения. Но все-таки вы чересчур строги, если за такую провинность стреляете в человека...
 — Но в тебя стреляли не за нарушение...
 — А за что? Я ведь защищал мальчика. И для этого привез его в пустыню.
 — Так кто тебе приказал это сделать?
 — Миссис Джонсон. Она босс в этом деле.
 Глаза Майнера потемнели, и он стал заваливаться навзничь. Я подхватил его под руки. Тело было тяжелее свинца.




 Глава 23


 Майнера я отвез обратно в домик. Правил осторожно, ехал медленно; нервам своим я больше не доверял. Пришлось оттаскивать искореженную спортивную машину с дороги: она загораживала проезд. В лыжном подъемнике, который находился в «слепом конце», я наткнулся на телефонную будку и состыковался с автомастерской, находящейся в Палмдэйле, милях в сорока отсюда. Вся эта канитель заняла часа два. Когда я подъехал к домику Джонсонов, утро было в разгаре.
 Черный чиновничий «форд» был припаркован под навесом для автомобилей. Я остановился сразу за ним. Выйдя из машины, почувствовал, как солнце изо всех своих весенних сил жахнуло меня по голове. Пейзаж несколько бредово маячил перед глазами, словно разрисованная портьера, за которой скрывалась некая угрюмая правда.
 Форест с запотевшим высоким стаканом в левой и револьвером в правой руке стоял в дверном проеме. Пистолет вернулся в наплечную кобуру:
 — Взяли?
 — Он в багажнике. Завернут в одеяло.
 Широкое лицо осталось безучастным.
 — Пришлось пристрелить?
 — Нет. Сковырнулся с откоса и сломал себе шею. А где миссис Джонсон?
 — Отослал ее домой вместе с мальчиком. Она на вас молится...
 Коленки у меня подогнулись, и я чуть было не грохнулся на бетонную террасу. Пришлось развернуться и упереться спиной в каменную стену. Мерцающая равнина, словно трепещущая на ветру занавесь, распалась на две половины, и я увидел правду: отражение лица женщины — страшную угрюмую маску.
 Увидев мою физиономию, Форест открыл экран-дверь и подтолкнул меня в дом.
 — Входите, Кросс. У вас были пренеприятнейшие двадцать четыре часа. Сейчас вам необходимы покой и холодное питье. Перед отъездом миссис Джонсон приготовила отличный ледяной чай.
 Мы прошли в комнату с низким потолком, мощными перекрытиями и окнами, закрытыми тяжелыми портьерами. После сияющего утра мне показалось, что здесь темно, словно в пещере. Я сел в поскрипывающее кресло из воловьей кожи. Форест представил меня своему коллеге, имени которого я не расслышал. Я не собирался оспаривать истину, что снаружи жарко, зато в доме — прохладно; даже добавил, что это из-за толщины стен и бесперебойной работы кондишна. Форест убежал в другую комнату и вскоре вынес для меня напиток. После того как я опорожнил стакан, жужжание кондиционера перестало сливаться с жужжанием в моей голове.
 Форест дружески потрепал меня по плечу.
 — Ну что, получше?
 — Намного. Спасибо.
 — Если не родился в пустыне — никогда не привыкнешь к жаре.
 — Но в доме все же прохладнее, — настаивал его коллега.
 Форест обернулся к нему.
 — Кстати, Эдди, это мне кое о чем напомнило. Давай-ка свяжись с Пасифик-Пойнтом, и пусть пришлют сюда катафалк. У Кросса в багажнике труп Майнера.
 — Опять? Сколько подарков для нас...
 — Слушай, завязывай хохмить! Давай дуй, телефон на кухне.
 Эдди вышел. Форест уселся напротив меня на покрытую навахским одеялом кушетку.
 — Надо думать, Майнер ничего не сказал перед смертью?
 — Успел немного. Голова у него была разбита, и, видимо, он плохо соображал. Похоже, Майнер решил, что я гнался за ним из-за того, что он нарушил правила условного осуждения. — Форест начал было смеяться, но осекся, заметив, что меня это не веселит.
 — И это все, что он сказал?
 — А еще — что защищал мальчика.
 — Он и Джейми так говорил. — Голос Фореста сочился издевательским смехом. — Сказал мальчонке, что здесь он будет в безопасности. Кстати, не упоминал ли Майнер, что приезд сюда — это затея миссис Джонсон?
 — Упоминал, и у меня сложилось такое впечатление, что говорил он искренне. Когда человек отходит...
 — Чепуха. Он не подозревал, что умирает.
 — Думаю, что подозревал.
 — Даже если так, я не считаю предсмертные признания проявлением особой искренности. Лжец в любых обстоятельствах останется лжецом.
 — Я не верю, что он лгал.
 — Его слово — против слова миссис Джонсон. Она отрицает, что давала ему подобные указания.
 — Это естественно...
 Форест уселся на кушетке поудобнее и вперился в меня любопытным глазом.
 — Поправьте, если я ошибаюсь, но у меня сложилось такое впечатление, что вы принадлежите к клану поклонников миссис Джонсон?..
 — Так и есть. Но до сих пор я не знаю, почему поклоняюсь ей.
 Он досадливо дернул головой и поднялся.
 — О чем вы только думаете, Кросс! Мне представляется маловероятным, чтобы мать потворствовала похищению собственного дитяти. Вам бы поглядеть, когда они вместе. Миссис Джонсон просто боготворит своего сына. И не выпускает его из виду.
 — А вчера вот выпустила.
 — Ну и?
 — Не могу сказать, что понимаю все до мелочей. Но я на пятьдесят процентов уверен в том, что Майнер невиновен.
 — Да вы просто спятили от жары! — Форест пронесся через комнату и яростно пнул в камине прогоревшее бревно. Потом, слегка прихрамывая, вернулся и сел на свое место. — Извините за грубость, Кросс.
 — Все в порядке.
 — Просто я хотел сказать, что вы в корне неправы. Хотя, быть может, у вас есть факты, о которых я не имею представления? Если вы ими располагаете — скажем, какими-нибудь частностями из заявления умершего, — то было бы неплохо, чтобы об этом узнал и я.
 Я вспомнил о двух вещах. Во-первых, Молли сказала, что какая-то рыжеволосая женщина выдала фэбээровцам Керри Сноу. Затем Сайфель уверял, что именно Хелен в сорок шестом снабдила его адресом Сноу. Так что теперь против Хелен были Молли, Сайфель и Майнер. И я вновь увидел миссис Джонсон, как тогда, на террасе: она испуганно жалась к каменной стене, а к ней со всех сторон тянулись ядовитые языки.
 Форест наблюдал за мной.
 — Итак?
 — У меня нет никаких дополнительных сведений.
 — Что ж, тогда забудем об этом. По крайней мере, до тех пор, пока что-нибудь не всплывет. Но тогда я не понимаю, почему вы решили, что миссис Джонсон — виновна. Мне лично вот как представляется картина: Майнер и Сноу были на корабле корешами. Вполне возможно, что они вместе обтяпали какое-нибудь незаконное дельце — на больших судах постоянно что-нибудь да происходит. Майнеру удалось выйти чистым. А Сноу попался. Знаете, кто дал сведения о местопребывании Сноу тогда, в сорок шестом?
 — Вы уже говорили об этом. Ларри Сайфель.
 — Он был в этом деле подставным. Я вытянул это из него перед их отъездом. К тому же он взял с меня слово, что миссис Джонсон ни о чем не узнает...
 — Это она снабдила его информацией?
 — Да, но источником служила все-таки не миссис Джонсон. Я у нее все выяснил. Случилось так, что Майнер был ее пациентом в военно-морском госпитале в Сан-Диего. Именно Майнер дал ей адрес Сноу. И попросил выдать властям Сноу, но так, чтобы имя самого Майнера не было упомянуто. А уже миссис Джонсон пришла с этим к Сайфелю. Они были друзьями, и такие дела находились в ведении его департамента.
 — Значит, все снова упирается в Майнера.
 — Похоже, что вы разочарованы.
 — Так и есть, но по крайней мере теперь я спокоен.
 — Фигово, когда человек испорчен до мозга костей, — сказал Форест назидательно. — Но, судя по моей картине, все действительно упирается именно в Майнера. Сноу отпыхтел свой срок в тюряге, вышел на свободу и принялся разыскивать старого дружка. Но Майнер увидел его первым. Он раздавил Сноу, убрал с трупа все приметы, по которым его можно было опознать, и таким образом превратился из убийцы в случайного нарушителя. И это прошло, и все поверили, кроме приятеля Сноу — Артура Лемпа. Вполне возможно, что Лемп был свидетелем убийства.
 — Да. Мне такое тоже приходило в голову.
 — Но Лемп был не из тех, кто обращается в полицию. Только не Лемп. Мы заполнили пробелы в его досье на основании тех сведений, которые вам удалось раскопать. Там длинная история и уходит корнями в такие глубины, до которых даже нам не удалось докопаться. Этот Лемп впервые выплыл в Сан-Франциско в начале двадцатых годов. Ему было лет тридцать, и он нанялся работать в полицию. Нет нужды объяснять, что в те времена городская администрация прогнила насквозь. Лемпу буквально за несколько лет удалось дослужиться до инспектора, но когда городское управление попросили удалиться, — думаю, это было в четвертый или даже пятый раз, — Лемпу тоже пришлось уйти. С тех пор он добывал себе пропитание, промышляя мелким жульничеством. Его арестовывали за надувательство, разбой, шантаж, так что в целом он семь лет провел в Фолсоме и Сан-Квентине [8] . Его специализацией, если находилась достаточно податливая жертва, был шантаж...
 — Насчет Лемпа мне все понятно.
 — Еще не все.
 — Не сомневаюсь. Но продолжайте восстанавливать картину преступления...
 — Лемп собирался было зашантажировать Майнера, но тот явно испытывал недостаток средств. Так что у Лемпа возникла проблема: каким образом обратить сведения о преступлении Майнера в звонкую монету? Тогда, правда безрезультатно, он попытался заинтересовать этим делом Сайфеля. А когда это не вышло, попробовал вытянуть из адвоката какую-нибудь информацию. В любом случае мы теперь знаем то, к чему он пришел. Лемп заставил Майнера содействовать похищению — я настаиваю, что это единственно правильный путь, которым могли развиваться события.
 — Возможно. Но остается изначальный вопрос: кто проткнул шею Лемпа пешней?
 — А вот это уже третье действие. Я порасспрашивал паренька — кстати, весьма смышленый пацан — и выяснил, что после встречи с вами Майнер и Джейми поехали прямо сюда.
 — Следовательно, Майнер в убийстве не замешан.
 — Да. Это кто-то другой, кому позарез нужны были пятьдесят тысяч. У вас есть какие-нибудь идеи на этот счет?
 — Ни единой.
 — А то я подумал, что вы покажете на миссис Джонсон: она, мол, собственные денежки стащила. — И Форест продемонстрировал широкие белые зубы. — В конце концов, у нас есть орудие преступления. С ним и будем работать.
 Эдди вышел из кухни, на все лады проклиная жару и чертовых телефонисток. Покуда ждали катафалк, сообразили партию в бридж с «болваном», причем Эдди постоянно выигрывал. Потом Форест вырубил кондиционер, запер двери и передал мне ключи.
 — Это что, в качестве символа? — спросил я.
 — Может быть. Я хочу, чтобы вы знали, что как только разговор заходил о миссис Джонсон, ваши глаза начинали прямо-таки полыхать. Вы все время сражаетесь с идеей, которая стара как мир. Только к чему эта борьба?
 Его проницательность меня утомила. Я отвернулся.
 «Линкольн» возглавлял кортеж, состоящий из трех автомобилей, который двинулся через пустыню, через покрытый снежными кляксами перевал в зеленую долину. Похоже, что вел его лично я. Уже не помню...




 Глава 24


 Одетый в штатское полицейский окликнул меня перед въездом во владения Джонсонов и, разобравшись, что к чему, дал проехать. Моя машина стояла за поворотом, там, где я ее оставил этим утром. «Линкольн» занял свое место в гараже. Когда я вылезал, внутренняя дверь гаража распахнулась и на пороге показалась Хелен. Из патио раздавались вопли и плюханье воды: мальчишка плескался в бассейне.
 Мне показалось, что она рада меня видеть. Улыбка на ее лице утратила обычную хрупкость.
 — Входите, мистер Кросс. Очень рада видеть вас целым и невредимым. — Я почувствовал через рукав тепло ее руки. — Простите мое столь поспешное бегство из пустыни. Я не чувствовала себя в достаточной безопасности, пока не очутилась дома вместе с Джейми.
 — Вы поступили мудро. Вижу, теперь ваш дом охраняет полиция...
 — Я не вызывала охрану, но ФБР решило, что, пока в доме отсутствует мужчина, полицейский у ворот не помешает. — Она нахмурилась. — Но мне кажется, что нам ничто более не грозит.
 Патио своим развеселым видом, казалось, опровергал произошедшее здесь сутки назад. Можно было подумать, что цветы за оградой смотрят в бездонные глубины неба, словно глазки невинной девушки. Джейми резвился в бассейне, гоняясь за красным пластиковым мячом. Под зонтиком на столе остывали объедки завтрака.
 — Джейми прекрасен, не правда ли? — спросила Хелен. — По его виду нельзя сказать, что он был похищен и что с ним дурно обращались. Так... пикничок — пустячок...
 — Счастливчик.
 Зеленые глаза стали пристально рассматривать мое лицо.
 — Вы оказались его удачей, мистер Кросс. Я всегда буду благодарна вам за это.
 Из меня неожиданно вырвалось:
 — Хотел бы я иметь такого сына.
 Я выбрал для своего признания неподходящие слова и неудачное время. Она не ответила. Я отвернулся. Джейми бесился в воде, взбивая ладонями пену.
 — Привет! — крикнул он. — Я морской лев! Это мои ласты. А где Фред?
 — Уехал путешествовать.
 — С папочкой вместе?
 — Именно. Уехали вместе. Фред попросил меня передать тебе прощальный привет.
 — Добрый старый Фред, — сказал малыш искренне. — Я буду скучать по нему.
 Женский голос с благоговейным трепетом тихо спросил:
 — Фред мертв?
 — Разбился в горах. Я был с ним в последнюю минуту.
 — Сколько людей погибло...
 — Четверо, — сказал я. — По двоим из них никто не заплачет. И поделом.
 Ей потребовалась вся энергия, чтобы собрать волю в кулак и переменить тему разговора:
 — Вы, наверное, устали и голодны, мистер Кросс. Садитесь, пожалуйста. Позвольте, я положу вам чего-нибудь поесть.
 — Я действительно устал, но бьюсь об заклад, что и вы тоже.
 — Ну-уу... Если честно, то сегодня утром я действительно ковыляла из последних сил. Но теперь, когда Джейми снова со мной, я полна сил и энергии. В любом случае сандвичи уже приготовлены. Позвольте их вам предложить. Это все, на что я сейчас способна.
 — Вы очень добры.
 Я сел с ней рядом у ее бассейна, и стал есть ее сандвичи, и смотреть на ее сына, и думать о том, что для меня потеряно. И о чем я всегда буду тосковать.
 — Миссис Джонсон.
 Она приподняла голову от полотняной спинки шезлонга. Прядь волос упала ей на глаза. Женщина, безуспешно попыталась сдуть ее и рассмеялась.
 — Боже, как лениво. — Она подняла свои обнаженные загорелые руки и, прогнувшись всем телом, вытянула их вперед. — Я задремала...
 — Думаю, за сегодня вы устали от вопросов...
 — Да уж. Я вам рассказывала, что, когда мы вернулись домой, здесь уже поджидала целая армия репортеров? А также фотографов. Мне постоянно хотелось нырнуть куда-нибудь в нору и забыться, заснуть. — Она сложила руки на коленях, прикрыла глаза и улыбнулась.
 — Миссис Джонсон.
 — Я слушаю. Прошлой ночью вы называли меня Хелен. Мне понравилось...
 — Тогда, Хелен.
 — Ваше имя Ховард, не так ли?
 — Да.
 Она открыла глаза. Печальные.
 — Привет, Ховард.
 Джейми разлегся у ее ног возле кромки бассейна, поднял голову и эхом повторил:
 — Привет, Ховард.
 — Привет, Джейми.
 — Привет, Ховард.
 Я слегка понизил интонацию, надеясь, что мальчик не услышит:
 — Миссис Джонсон... Хелен.
 — Что-нибудь случилось? — Она подняла руку и нервно взмахнула. — О чем это я?
 — Я уже рассказывал вам о профиле своей работы: не совсем полицейский, но временами, когда обстоятельства хватают за горло, увы, приходится вести себя подобным манером. Есть несколько вопросов, на которые мне необходимо получить несколько ответов...
 — От меня?
 — Они впрямую касаются вас.
 Она выпрямилась.
 — Не подозреваете ли вы меня в совершении каких-либо противоправных действий?
 — Это нельзя назвать подозрением. Существуют конкретные факты...
 — Ну вот и все. — Ее глаза сузились. — Что ж, выкладывайте, мистер Кросс!
 Мальчик поднял голову:
 — Минуту назад ты называла его Ховардом.
 — Да, знаю. — Она слегка расслабилась. — Джейми, сделай мне одолжение.
 — Уйти?
 — Точно. Я хочу, чтобы ты переоделся. Сухое лежит на кроватке. И не надо ломиться в папочкину комнату. Она все равно заперта.
 — Почему? Разве папочка...
 — Уехал папочка!
 Она поцеловала мальчика. Страстно. И вдруг он вырвался и пошлепал в дом, оставляя за собой мокрые следы.
 — Не знаю, как ему сказать...
 — Скажите правду, что ваш муж умер. Естественной смертью. Ведь это правда?
 Ее лицо застыло.
 — Узнайте у доктора Кемпбелла. Почему вы спрашиваете меня? Я не врач. А ночью я просто процитировала слова доктора Кемпбелла.
 Начало оказалось хуже некуда, и я ударил наугад:
 — Не настраивайте себя против. Я обязан задать вам эти вопросы. Прежде чем умереть, Фред Майнер сказал мне странную вещь: будто он защищал Джейми и что именно вы приказали ему отвезти мальчика в пустыню.
 — Что?! Я?!
 — Да. Я спросил его о том, кто приказал ему это сделать. Он ответил: «Миссис Джонсон. Она босс в этом деле».
 — Он солгал, — прошипела она.
 — Вы уверены?
 Прежде чем ответить, она долго молчала. Ее намазанное маслом лицо в лучах солнца отливало металлическим блеском.
 — А я-то думала, что вы мне друг.
 — Я стараюсь им быть.
 — Тем, что прикрываете свои обвинения фиговыми листочками?.. Вы это называете дружбой?
 — Простите. Но я должен либо снять, либо повесить на Майнера обвинение в киднеппинге. Я чувствую обязательства перед законом, перед истиной, можете называть как угодно абстрактные понятия, которые делают нас людьми и заставляют жить. В этом нет ничего личного.
 — Может быть, и так. Мне кажется, вам будет недостаточно моего слова, если я начну уверять, что не сделала ничего противозаконного.
 — В данном конкретном случае — нет. Мне нужны доказательства.
 — Ну что же, тогда шпарьте, только побыстрее. Мне бы не хотелось, чтобы Джейми услышал, как его мать подвергают перекрестному допросу.
 — Вы будто нарочно стараетесь сделать мою работу невыносимой...
 — Пытаюсь, по мере сил. Ну что, начнем? Вам, наверное, интересно, как хорошо и долго я знала этого парня — Керри Сноу?
 — Вы сами сформулировали вопрос. Можете на него ответить?
 — Это я уже сделала. Утром. Болтливый маленький негодяй Ларри Сайфель. — Она осеклась. — Все, что я скажу, — правда. О Керри Сноу мне рассказал Фред Майнер — до него я ни разу не слышала этого имени. Все произошло в январе сорок шестого, по-моему, утром, в понедельник. Фред уже ходил. Его, как выздоравливающего, отпустили на уик-энд, и он вернулся в больницу в ужасном настроении, по крайней мере, так показалось мне. Я спросила его, что случилось. Конечно, Фред ничего мне не сказал — он был таким скрытным, — но попросил выполнить одну его просьбу. Дал мне имя, адрес этого человека в Лос-Анджелесе и попросил передать эту информацию в ФБР. Я пообещала все сделать. Для этого мне всего лишь пришлось позвонить в окружной штаб, Ларри Сайфелю.
 — Сайфеля вы хорошо знали?
 — Пару раз ходили танцевать... Скажите, если абстрагироваться, это так уж важно?
 — А Майнера?
 — При чем здесь Майнер? Он был моим пациентом и нравился мне. Я симпатизировала Фреду... до вчерашнего дня...
 — Он вам сказал, почему разыскивает Сноу?
 — Было упомянуто дезертирство. По словам Майнера выходило так, что во время уик-энда он увидел Сноу и опознал в нем человека, которого разыскивают как дезертира. Они служили на одном корабле, не так ли?
 — Да, вы сказали, что до января сорок шестого не слышали о Керри Сноу?..
 — Я не просто сказала. Это самая настоящая правда.
 — Я вам верю.
 — Вы слишком добры.
 — Но есть еще одно обстоятельство, которое вы должны мне объяснить...
 Она вздохнула.
 — Так я и знала. Ну, что ж. Продолжайте.
 — Не уверен, что смогу правильно все объяснить. Керри Сноу оставил девушку, совсем молоденькую, которая теперь называет себя его вдовой...
 — Вы что, не доверяете всем вдовам без исключения?
 — Пожалуйста, — сказал я мягко. — Я всего лишь стараюсь исполнить свой долг.
 — А я всего лишь стараюсь выжить.
 — Я совершил бестактность?
 — Нет, наоборот, вы были отменно вежливы. — Она слабо улыбнулась. — Этот ваш пристальный взгляд... Зафиксируйте. Он меня завораживает.
 — Судя по показаниям Молли Фоон, — продолжил я, — Сноу рассказал ей о женщине, которая выдала его полиции в сорок шестом. Скажите, вы и есть та самая женщина?
 — Не вижу, каким образом я могла бы ею стать. Как он мог узнать о моей причастности к этому делу?
 — Об этом ему могли сказать Майнер или Сайфель.
 — Зачем им это делать?
 — Понятия не имею. Я знаю только одно: после того, как ваш муж нанял Лемпа, чтобы... наблюдать за... вашими передвижениями...
 — Шпионить, — уточнила она.
 — Лемп вернулся в Лос-Анджелес и сообщил Керри Сноу, что засек ту самую женщину.
 — Женщину, которая выдала его полиции?
 — Да. Похоже, что именно это привело Сноу в Пасифик-Пойнт: надежда найти женщину и каким-либо образом достать ее.
 — И вы думаете, что эта женщина — я?
 — Я ничего не думаю.
 — Тогда зачем вы задаете мне эти вопросы?
 — Я надеялся почерпнуть из ваших ответов что-нибудь полезное.
 — Обо мне?
 — Обо всем деле в целом. В конце концов вы все-таки оказались замешаны в нем. Вы приложили руку к аресту Керри Сноу. А ваш шофер его убил.
 — Теперь это называется убийством?
 — Вероятно, так. А закадычный дружок Сноу похитил вашего сына.
 — Еще что-нибудь? — закричала она, выйдя из себя.
 — Да, осталась еще одна деталь. Молли Фоон показала, что у женщины, которую искал Сноу, были рыжие волосы.
 Она откинулась в кресле, словно боксер, проведший тяжелую схватку, и проговорила вбок:
 — Вы разочаровываете меня, мистер Кросс. Если вы не способны разглядеть у себя под носом невинного человека — мне жаль вас.
 — Значит, в этом деле вы не являетесь той самой рыжеволосой женщиной, которую разыскивал Сноу?
 — Отрицать рыжие волосы не могу. Все же остальное — отрицаю.
 — Хорошо.
 — Ничего хорошего. Всю свою жизнь я старалась быть благопристойной. И надеялась, что заслужила право на доверие. Когда вчера я узнала, что Эйбель не доверял мне, он стал мне безразличен. Я перестала о нем заботиться. И сейчас не испытываю к нему никакой жалости.
 — Прошу прощения, — проговорил я. — Похоже, я был чересчур подозрителен. Это профессиональное заболевание всех полицейских.
 — Мне тоже очень жаль, — сказала она, так и не посмотрев в мою сторону.
 Послышался мальчишеский голосок:
 — Мамочка! Спор закончен? Теперь мне можно к вам?
 — Иди скорее. — Ее лицо прояснилось. — Мистеру Кроссу как раз пора уходить...




 Глава 25


 Я вернулся в свою квартиру, в дом без лифта. Вывернув карманы брюк, я увидел, что забыл отдать ключи от домика в пустыне и от «линкольна». Что самое странное, — идея подержать их у себя мне весьма импонировала. Я лег спать.
 Проснувшись, увидел, что в окне пылает закат, нарезанный на полосы планками жалюзи. Мне снились сны. Я не мог вспомнить о чем именно, но в сознании отпечатался некий рисунок — будто в конце коридора все настойчивей орал звонок, а сам коридор протянулся в пространстве-времени. И по этому, наполненному гулким эхом пространству бежал, держа на руках мальчика, какой-то человек.
 Мысли и ощущения вихрем пронеслись в голове. Вновь прозвенел звонок. И только тогда я сообразил, что это телефон.
 — Кросс слушает.
 — Форест. Мы разузнали все, что касается Лемпа. Мисс Девон решила, что это вас заинтересует.
 — Уже заинтересовало.
 — Голос у вас какой-то сонный...
 — Только что проснулся. Но воспринимать вас в состоянии.
 — Лемп начал свою деятельность под именем Джорджа Лемпке. Отец его был немецким иммигрантом, работал литейщиком в Питтсбурге. Сын получил стипендию и стал учиться на юриста. В первую мировую ему было присвоено звание капитана второго ранга. После войны Лемпке начал практиковать в Чикаго, и некоторое время дела у него шли вполне сносно. Затем его накрыли на подкупе свидетеля и даче ложных показаний в деле об убийстве. Он пару лет отбыл в Джолиете, и, разумеется, ассоциация адвокатов штата исключила барристера из корпорации. После этого его поместили в психушку...
 — Исключенный адвокат? — переспросил я. — В психушку?
 — Именно так. Но в самое короткое время он выкарабкался оттуда. И всплыл уже в Сан-Франциско под именем Артура Лемпа.
 Я потерял нить рассказа и уже не слушал Фореста. Сон вновь застопорил мое сознание. Бегущий человек теперь походил и на меня, и на Лемпа одновременно, а лицо мальчика вдруг стало лицом мужчины, и я узнал в нем Сайфеля.
 — Вы что-нибудь выяснили о его родственниках?
 — Нет. Родители умерли. В свое время он был женат, но жена быстренько с ним рассталась.
 — Понятно.
 — А между прочим, с вами уже связывался окружной прокурор?
 — С какой стати?
 — Завтра утром он созывает большое жюри. Я ему вставил фитилек в одно место — пусть подсуетится. Вы посеяны в списке свидетелей под номером один.
 — Ну, хорошо. Спасибо и до свидания.
 Я принял душ и нацепил одежду. Руки тряслись совершенно по-идиотски. Мне так и не удалось застегнуть последнюю пуговицу на воротничке.
 И конечно, эту небрежность и некоторую небритость миссис Сайфель отметила прямо с порога. Она вышла к дверям пригородного дома в стиле «ранчо», одетая в безупречное темное шелковое платье, затянутое в поясе настолько туго, что, казалось, талия вот-вот переломится. Ее черные глаза обшарили меня с ног до головы. Тепла в них я не приметил.
 — Мы знакомы, не так ли?
 — Встречались. Вчера. Я — Ховард Кросс, окружной офицер по делам условно осужденных.
 — Флорабель Сайфель. Если вы приехали к Лоренсу, должна вас огорчить. Его нет. Благодаря вам я теперь не знаю: ждать его к обеду или нет.
 — Благодаря мне?
 — Или вашей секретарше, как угодно. Весьма кстати, что вы пожаловали. Я бы хотела с вами поговорить. Мне кажется, вся эта ерундистика, я имею в виду отношения моего сына с вашей секретаршей, зашла слишком далеко.
 — Мисс Девон мой ассистент, а их отношения вовсе не ерундистика. Но я приехал вовсе не за этим.
 — Это сейчас самое важное. Все-таки вы официальное лицо и должны чувствовать некоторую ответственность. Думаю, вашим работникам следует дать некоторое представление о классовых различиях. Я имею в обществе достаточный удельный вес, и когда вижу, что моего сына соблазняет девица из низов...
 — Я пришел сюда не за тем, чтобы обсуждать проблемы евгеники...
 — Тогда зачем вы пришли? — Она откинула головку с зализанными волосами и враждебно уставилась на меня. Взгляд ее темных суровых глаз был непроницаем. Прошло, видимо, немало лет с того дня, когда она в последний раз смотрелась в зеркало. Ее самоуверенность была воистину параноидальной.
 — Я хотел поговорить о вашем муже, миссис Сайфель. Миссис Лемпке.
 Перемена в лице была мгновенной и ужасающей. Рот с белыми зубами распахнулся в безмолвном крике боли. Глаза сузились и стали походить на полыхающие бойницы. Плоть ее съежилась. Женщина медленно произнесла низким сиплым голосом:
 — Уходите. Вы собираетесь пытать...
 — Ничего подобного. Мне нужна правда. И будет такая возможность — не скажу никому ни слова.
 — Я покончу с собой. Я не вынесу позора.
 — Неужели?
 — Не вынесу, — повторила она. — Я столько лет создавала условия для себя и Лоренса. Поэтому не смогу жить, видя, как все рушится.
 — Условия заключения. Я имею в виду вашего сына...
 — Что вы хотите этим сказать?
 — Ничего.
 Она двинулась вперед, удерживая тело в вертикальном положении, и схватилась за дверную ручку. Последний луч отразился на ее лице как отсвет далекого костра.
 — Видимо, вы напрашиваетесь на приглашение, — сказала женщина.
 — В доме нам будет удобнее разговаривать.
 — Что ж, входите.
 Изнутри дом сиял какой-то неестественной красотой. Женщина провела меня в застекленную гостиную, смотрящую на почти бесцветный, в лучах заходящего солнца, садик. Белый ковер на полу смотрелся так, будто на него ни разу не ступала нога человека. Матиссовская одалиска разлеглась в костяной рамочке над белым шезлонгом. Поза миссис Сайфель, уж не знаю сознательно или бессознательно, но оказалась точной копией позы, которую приняла одалиска. И это придало всей сцене налет ирреальности.
 — Садитесь, мистер Кросс, — произнесла женщина скучным голосом. — По вашей вскользь брошенной фразе я поняла, что это дело можно сохранить в тайне...
 — Я изо всех сил постараюсь...
 — Что это означает?
 — Что если вы или ваш сын каким-либо образом замешаны в преступлениях, то факты придется обнародовать.
 — Замешаны в преступлениях? Подобная мысль смешна и оскорбительна. — Карминовыми коготками она царапнула по горлу, и этот жест внезапно придал сей иллюзорной сценке оттенок подлинности.
 — Возмутительны сами факты, — сказал я.
 — Неужели? На мой взгляд, самым оскорбительным является то, что вы до сих пор не желаете отдать прошлое земле. Это часть чужой жизни. От нее невозможно отгородиться, ее нельзя уничтожить. А еще, от нее не убежать... Она неотвратимо ползет за вами; о присутствии ее догадываешься, как о тайном присутствии ребенка-дебила в чужом доме... И эта выплывшая тайна — расплата за однажды совершенную глупость...
 — Глупость?
 — Я вышла замуж за Джорджа Лемпке против воли моих родителей. Мне исполнилось двадцать; я была молоденькой и испорченной. Я встретилась с ним на балу женского землячества в Шампани. Он был красив, очарователен — банально, не правда ли? — герой войны. В те дни любой молодой офицер если пересекал Атлантику, то считался героем. Я влюбилась и вышла за него замуж. Спустя несколько месяцев у меня родился ребенок, а мужа в то же самое время арестовали и отправили в тюрьму. Мой отец организовал развод, и я решила, что с прошлым покончено и теперь могу спокойно вырастить моего мальчика. Но, выйдя из тюрьмы, Джордж нас отыскал, проник в квартиру, когда меня не было, и выкрал Ларри. Он отвез малыша в жалкий отель на южное побережье и жил там с ним целых четыре дня. Это были самые кошмарные дни моей жизни. Отец нанял сыщиков из агентства Пинкертона, и они обнаружили Джорджа. Ларри был спасен.
 — И что дальше произошло с вашим мужем, я имею в виду вашего бывшего мужа?
 — Нам пришлось убрать его с дороги. Чтобы избежать огласки — мой отец в те дни был влиятельной фигурой, — Джорджа поместили в больницу штата. К сожалению, он вышел оттуда меньше чем через год.
 — Ваш муж был сумасшедшим?
 — Я в этом ни капли не сомневаюсь. Конечно, он был безумен, преступно безумен. Мужчина, способный похитить собственного трехлетнего сына, подобный тип... — Голос резко оборвался.
 Ее рука вновь метнулась к горлу, и пальцы с красными ногтями принялись массировать и уминать дряблую плоть.
 — А может быть, он просто хотел побыть с сыном?
 — Если бы он действительно этого хотел, то, во-первых, вел бы жизнь, подобающую приличному человеку... А он перед самым рождением Ларри шлялся к женщинам. Джордж Лемпке всегда был подонком.
 — Полагаю, вы знаете, что он учинил вчера?
 — Знаю. Как только Ларри описал мне мертвеца, я сразу поняла, кто это. Джордж приходил ко мне в ноябре. Он каким-то образом узнал наш адрес и заявился.
 — А Ларри об этом знает?
 — Разумеется, нет. Мы никогда не говорили с ним об отце. Когда Ларри был ребенком, я объяснила ему ситуацию как могла. И с тех самых пор ни он, ни я ни разу не возвращались к этой теме.
 — И он не знает, что человек из морга — его отец?
 — Я по крайней мере ему не говорила. Вы можете пообещать мне, что не раскроете тайны?
 — Быть может, ему лучше было бы узнать правду.
 — Лучше? Зачем, зачем ворошить прошлое?
 — Затем, что это его гложет, — сказал я. — Например, вчера он поведал мне о своем отце все, что вы ему рассказывали. Думаю, что Ларри на уровне подсознания все же узнал своего отца.
 — Невозможно. В последний раз Ларри видел отца в трехлетнем возрасте.
 — Дети, начиная годиков с двух, хорошо помнят свое прошлое.
 — Но не Ларри. Детство он представляет весьма смутно. — Она в страшном волнении наклонилась ко мне. — Мистер Кросс, если у вас есть хотя бы капля сострадания к женщине, перенесшей поистине нечеловеческие страдания, вы не раскроете правды моему сыну.
 — Раскрою, если он меня об этом попросит.
 — Нет! Если вы это сделаете, то ввергнете его в пучину безумия, доведете до самоубийства. Мой мальчик очень восприимчив. Мне пришлось охранять и оберегать его буквально от всего...
 — Сколько ему лет?
 — Тридцать четыре.
 — Тогда он уже вышел из детского возраста, миссис Сайфель. Но если он до сих пор не стал мужчиной, то, боюсь, ему уже им не стать.
 — Он никогда не станет мужчиной...
 — Конечно, если вы будете висеть у него над душой.
 — Как вы смеете так со мной разговаривать!
 — Это скверно, я знаю. Но в некоторых ситуациях доброта ни к чему не приводит. По доброте можно человека и убить.
 Ее темная, стройная фигура вырисовывалась на фоне окна.
 — Теперь я в вашей власти. Тридцать пять лет назад я совершила одну-единственную ошибку и с тех пор нахожусь во власти зла. Предупреждаю: если вы причините вред моему сыну, у меня найдутся могущественные заступники.
 — Ну, вот и договорились. — Я встал и пошел к дверям. — А где Ларри сейчас?
 — Понятия не имею. Ваша маленькая блондинистая... пришла сюда примерно с час назад...
 — Мисс Девон?
 — Значит, вот как ее зовут!.. Она буквально силой вломилась в мой дом. И они уехали вместе.
 Я отыскал их в покойницкой. Ларри Сайфель стоял возле стола, на котором лежал мертвец. Энн, обняв его за талию, была рядом. Когда они повернулись, я заметил на их лицах потеки высыхающих слез. Сайфель выглядел тоньше и старше.
 Энн оторвалась от него и подошла ко мне.
 — Хов, ты знаешь, кто этот мужчина?
 — Да. А Ларри?
 — Я только что ему сказала. Днем я разговаривала с мистером Форестом и сопоставила сведения из досье Лемпа с тем, что Ларри рассказывал о своем отце.
 — И как он это воспринял?
 — Не знаю. Жду вот... Но думаю, что он уже знал. Просто не воспринимал.
 — И что мы сейчас будем делать?
 — Сейчас — ничего. Пожалуйста, Хов.
 Энн встревоженно заглянула мне в глаза, но не нашла в них ничего угрожающего. Тогда она снова подошла к Ларри Сайфелю, который пристально вглядывался в мертвое лицо, стараясь рассмотреть в нем следы минувшего.




 Глава 26


 Дача свидетельских показаний большому жюри заняла почти целое утро. Я сказал, что не верю в виновность Фреда Майнера, но о рыжеволосой женщине не упомянул. Ведь эти сведения я получил из вторых рук, поэтому решил подождать. Молли Фоон должна была давать показания днем.
 По линии, которую избрал для допроса окружной прокурор, и по замечаниям присяжных я понял, что виновность Фреда Майнера ни у кого не вызывает сомнений. Факт, что он умер страшной смертью, пытаясь ускользнуть от преследования, явился для судей лишним доказательством этого. А так как я был ответственен за его поведение, меня посчитали лицом заинтересованным. Это неудивительно.
 Выйдя из зала заседаний, я увидел поджидавшего меня Сэма Дрессена. А также его красный нос и слезящиеся от возбуждения глаза. За его спиной, на скамейке возле стены, сидела Эми Майнер вместе с надзирательницей.
 Дверь, шурша, закрылась за моей спиной. Сэм схватил меня за руку.
 — Хов, она сбежала.
 На мгновение мне показалось, что он говорит о Хелен:
 — Кто?
 — Молли Фоон. Я оставил ее здесь, под наблюдением миссис Йоханнесс, примерно с час назад. — Его палец обвиняюще уперся в надзирательницу. — Прокурор решил после миссис Майнер допросить Молли. Я буквально на одну минуточку спустился в свой офис, а когда вернулся — ее уже не было.
 — Это не моя вина, — проворчала надзирательница. — Мне поручено охранять Эми. Больше никто ничего и ни о ком не говорил. Девушка попросила разрешения спуститься в холл и вымыть руки. Я сказала — иди.
 — А чем, по-вашему, она здесь занималась? — вопросил Сэм. — Дышала свежим воздухом?
 — Это не мое дело. Вы ведь меня не предупредили.
 — Я тоже не пророк. — Он обернулся ко мне, и его глаза беспокойно забегали. — Весь вчерашний день она была тише воды ниже травы. Откуда ж мне было знать, что она только ищет удобного случая, чтобы дать деру.
 — Не майся, разыщем. Если начнут капать на мозги — вали все на меня. Надо было засадить ее, и вся недолга.
 — Конечно, — злобно встряла Эми Майнер. — Почему бы целую страну не упрятать за решетку, а? Это бы решило все ваши проблемы.
 Я взглянул на нее. Хотя скорбь и напряжение еще читались во взгляде, все равно она стала выглядеть намного спокойнее. Мышиного цвета волосы были гладко зачесаны, а рот слегка тронут помадой. И я в первый раз подумал о том, что когда-то она, по-видимому, была достаточно привлекательна.
 — Как дела, миссис Майнер?
 — Как и положено после уик-энда в вашей грязной тюряге.
 — Она не грязная, — оскорбилась надзирательница.
 — Хорошо, в негрязной. Я полюбила ее. Все было шикарно. Все. — Она посмотрела мне в лицо своими тяжелыми карими глазами. — Вы видели Фреда перед смертью?
 — Видел.
 — Он что-нибудь говорил обо мне?
 Не говорил, но я решил соврать. У нее больше ничего не оставалось...
 — Он передал, что любит вас.
 — Что, правда?!
 — Да.
 — Любит меня?
 — Именно так он и сказал.
 — Почему? Не понимаю...
 — Я тоже. Мне очень жаль...
 Она понизила голос:
 — Всем нам еще очень долго придется друг друга жалеть.
 — Когда они собираются вас освободить?
 — Сегодня. — Но свобода, похоже, не очень-то ее вдохновляла. — Прокурор обещал отпустить меня после выступления перед большим жюри.
 — Что вы намерены делать на свободе?
 — Пока не знаю. Фреда похороню. Миссис Джонсон разрешила мне жить в сторожке столько, сколько захочу. Но после всего происшедшего я вряд ли останусь в этом городе.
 Бейлиф распахнул дверь и сообщил надзирательнице:
 — Жюри готово. Введите миссис Майнер.
 Сэм подтолкнул меня под локоть.
 — Пора двигать, как ты считаешь?
 — И то верно. — Мы стали спускаться по лестнице. — Как она была одета в момент побега?
 — Так же, как и вчера: серое шерстяное платье, коричневое пальто. На голове желтый шарфик из искусственного шелка: ей моя жена одолжила.
 — Деньги у нее были?
 — Понятия не имею. Вчера вечером в киношку ее водили, а сегодня она, вишь, сбежала. Вот тебе и благодарность...
 — Свяжись по радиотелефону с дорожным патрулем и городской полицией: передай ее приметы. Не удивлюсь, услышав о том, что она ловит попутки в северном направлении. Если, конечно, сама не увела машину.
 — Думаю, у такой фигурки проблем с попутками не будет. А ты что намереваешься делать?
 — Отсидеться всласть. Мне до конца года хватит беготни, на которую я напоролся в этот уик-энд. Если что-нибудь прояснится, брякни мне в офис.
 — Сделаю.
 Через улицу находился ресторан, где обычно обедали судейские. Я чувствовал опустошение, и не физическое, а духовное. За последние два дня накопилось столько впечатлений, что мне нужно было время, чтобы все это переварить. Мои чувства находились в каком-то взвешенном состоянии, которое обычно предвещает резкий спад.
 Я ступил на тротуар под бой часов на здании суда. Четверть двенадцатого: слишком поздно для утреннего кофе, слишком рано для ленча. С души будто камень свалился. Ведь судейские ни за что не отстанут от меня, пока им не расскажу всю историю с начала и до конца, а я пока не знал, какой версии буду придерживаться.
 Я был недоволен своими показаниями большому жюри. У меня сложилась четкая картина и последовательность, в которой происходили события. А значения их я все еще не понимал.
 Мне пришло в голову, что Молли могла понять и использовать то, что было недоступно мне. Я толкнул дверь ресторана. Мрачный интерьер и тошнотворная вонь прогорклого жира на сей раз не смогли повлиять на мой аппетит. Я сел на высокий стул возле стойки и заказал кофе.
 Зал был практически пуст, только в одной из кабинок сидела какая-то пара. Стоило моим глазам попривыкнуть к полумраку, как я тотчас узнал их: Энн Девон и Ларри Сайфель.
 В тот же самый момент Энн, сидевшая ко мне лицом, тоже заметила меня. Она махнула рукой и закричала:
 — Хов, давай сюда!
 Неохотно я подтащил себя и белую фарфоровую кружку к кабинке, где сидела эта пара. У меня не было никакого желания говорить с кем бы то ни было. С такой же неохотой Сайфель поднялся со своего места и пересел поближе к Энн. Я брякнулся напротив.
 — Раненько встаете, ребятишки. — Меня передернуло от того, насколько по-дурацки прозвучала эта фраза.
 Энн неверно истолковала мои слова.
 — Я вообще рано завтракаю, — сообщила она с некоторым смущением. — И вот Ларри захотел поговорить со мной.
 — Резонное желание. У него неплохой вкус. — Маразм крепчал. Трудно было забыть сцену, которую я наблюдал в покойницкой прошлой ночью.
 Сайфель выглядел усталым. Он самодовольно улыбнулся, но шарма это ему не прибавило.
 — Но вы ведь не станете возражать, а, Кросс?
 — С какой радости? У Энн свое личное расписание.
 — И все же я думаю, что вы будете возражать, как только узнаете, о чем именно я хотел поговорить с Энн.
 — Можете испытать меня на прочность.
 — Я настаивал на том, чтобы Энн ушла с работы.
 — Мы собираемся пожениться, — сказала девушка. — Ларри попросил меня стать его женой, и я согласилась.
 — Надеюсь, вы будете счастливы.
 По крайней мере выглядела она счастливой. Личико ее пылало, а глазки блестели. Она следила за Сайфелем как цветок, поворачивающийся за солнцем. Жених изо всех сил старался выглядеть радостным, но у него это плохо выходило. Этот человек жил своими горестями; всегда либо в прошлом, либо в мечтах о будущем, презирая настоящее, которое могло стать его спасением и которое зияло в его душе бездонной дырой. Он был похож на ненасытную нимфоманку.
 Сайфель проговорил сквозь гримасу боли:
 — Я иногда слышал и более сердечные поздравления.
 — Ну-ну. — Невеста потрепала жениха по руке. — Все будет не так быстро, так что, Хов, мы вполне успеем найти мне замену.
 — Может быть, после свадьбы ты захочешь остаться в департаменте?
 — Мы уже думали, Хов. Боюсь, это невозможно. Видишь ли, мы уезжаем...
 — И куда?
 — Может быть, в Сиэттл. Нам хочется чего-то нового, диаметрально противоположного.
 — Мне будет тебя не хватать...
 — И мамочке тоже, — встрял Сайфель. — Она-то останется здесь. Прошлой ночью мы обо всем договорились. Очень многое выяснилось.
 Энн опустила глаза и улыбнулась.
 — Ночью я также беседовал с Форестом, — продолжил адвокат. — Об отце. Форест пообещал, что приложит все силы к тому, чтобы история не просочилась в газеты. Надеюсь, он человек слова. Ради мамы...
 — А вы сами?
 — Слушайте, вы! Этот человек был моим отцом. Если кто-нибудь попытается что-нибудь...
 Энн мягко прервала его:
 — Никто не попытается, Ларри.
 Его свирепость прошла так же внезапно, как и началась. Он оперся на локти и с мальчишеской непосредственностью спросил:
 — Кто его, а, Кросс? Вы знаете человека, который убил моего отца?
 — Нет, не знаю.
 — И Форест тоже... Похоже, он даже не догадывается... Сказал, что такую пешню можно купить в любой скобяной или бакалейной лавке. — По лицу Сайфеля прошла тень ненависти, страха и скорби. — Вы не думаете, что это мама...
 — Разумеется, нет.
 — Простите. Я понимаю, как это глупо. Не нужно было этого говорить. Я с мамой провел несколько неприятных часов. Осточертело, что она проживает за меня мою жизнь. Все! Ухожу в криминальную практику. Надоело крутиться на поверхности. Единственное, что я вынес из этого кошмара, — уверенность в том, что теперь я трезво оцениваю собственные поступки. Я таскался по здешним вертепам, прожигая и вновь наживая деньги, кружил головы старухам... Теперь хватит! Жизнь можно прожить, а можно потерять. Я собираюсь ее прожить.
 — Впечатляющая речь.
 — Не речь, а руководство к действию! Говорю вам, Кросс — жизнь штука серьезная.
 — Не могу с этим не согласиться.
 Сайфель смачно клацнул зубами: я видел, как напряглись мышцы его рта.
 — На свете есть кучи вещей, в которые мне не хотелось бы влезать. Но кое-что все-таки скажу. Вчера, в пустыне, я совершил ошибку и теперь только об этом и думаю.
 — Прекратите. Все мы время от времени совершаем ошибки. Энн спросила:
 — Эй, о чем это вы?
 — Я тебе вчера говорил, что пальнул в Майнера. Если бы не мой выстрел, его бы взяли живым.
 — Может быть, — сказал я. — А может, ему же лучше, что он мертв. — Я допил свой кофе и поднялся. — Всего.
 Он встал, чтобы пожать мне руку. Каждый из нас постарался размолоть другому ладонь. Но ни ему, ни мне сделать этого не удалось.
 Энн, взбодренная утренним кофе и любовью, крикнула мне в спину:
 — Хов, а ты почему не женишься?! По-моему, все этим только и занимаются!
 Я сказал, что как раз собираюсь попробовать. Но никто этого не услышал.




 Глава 27


 Открыв дверь в офис, я услышал трезвон и успел поднять трубку, прежде чем телефон замолчал. Звонил Сэм Дрессен.
 — Засекли?
 — Около десяти тридцати ее видел дорожный патруль. Она пыталась поймать машину на хайвэе, возле перекрестка с Касик-стрит.
 — В какую сторону?
 — На север. Так что, Хов, ты оказался прав. В городе ее уже нет. Это факт.
 — А не видели, кто ее подобрал?
 — Нет, на это не обратили внимания. Они подумали, мол, старшеклассница или что-то в этом роде. Думаешь, мне надо объявить общий розыск?
 — А что окружной прокурор? Это ведь его свидетельница.
 — Я не могу до него добраться. Заседание продолжается, так что он все еще допрашивает миссис Майнер.
 — Молли просто могла поехать домой.
 — А где она живет?
 — Сразу за Пасифик-Пэлисэйдс. Думаю, сейчас самое время туда смотаться.
 — Почему бы нам не поехать вместе?
 — Прекрасно. Все будет намного быстрее, если мы возьмем одну из твоих машин.
 — Давай-ка подходи к выходу через пару минут.
 У Сэма было великолепное чутье. В шоферском деле он, что называется, собаку съел. Несмотря на полуденное движение и заторы в «бутылочном горлышке» Лонг-Бича, мы, даже не включая сирен, добрались до места меньше чем за час. Припарковались на станции техобслуживания в ста ядрах за фотостудией.
 Перед домом пожарными красками полыхал автомобиль с откидным верхом. Дверь в студию была распахнута настежь. При ярком свете щеки раскрашенных от руки лиц на фотографиях полыхали каким-то чахоточным румянцем, точно на рекламе не в меру ретивого владельца похоронного бюро.
 Сэма я оставил снаружи, а сам как можно тише вошел внутрь. В студии, за тонюсенькой перегородкой, были слышны голоса. Мужчина говорил с акцентом очень быстро, постоянно глотая буквы, и вначале я его не узнал:
 — Пополам! Это мое последнее слово. Слишком большой риск!..
 Затем раздался голос Молли:
 — Я сама рискую не меньше! Предлагаю десять тысяч: хочешь — бери, а нет — так нет.
 — Мало! Основная работа ложится на мои плечи.
 — Да какая еще работа! Я показываю дамочку, и надо всего лишь пойти и взять у нее деньги. Не труднее, чем сбить сливу с дерева!
 — Это ограбление, — сказал мужчина. — На дереве вместо слив зреют ограбления!.. Прости, куколка. За паршивые десять штук можешь купить себе кого попроще.
 — Да какое же ограбление? Деньги-то стащила она, а не мы! Ты просто вынесешь их, она даже пикнуть не посмеет.
 — А где гарантии?!
 — Да какие еще гарантии?! У нее ведь самой душа в пятках.
 — За время, что я тебя знаю, ты постоянно рассказывала мне басни и наговорила уже на целый грузовик!
 — Все, что я сейчас сказала, — правда, или я последняя из шуш. — Голос Молли превратился в какой-то щенячий визг. — Деньги — у нее, больше им не у кого быть. Надо лишь узнать, где она их прячет, а потом отобрать...
 — И вся эта радостная работенка для меня, не так ли? За десять тыщ — на десять лет в тюрягу... Даже если твоя информация верна, в чем я сильно сомневаюсь...
 — Ну хорошо, пятнадцать. Змей. Не могу же я в одиночку провернуть такое дело, а сейчас не время для пререканий.
 — Двадцать пять. Если в моей доле будет хотя бы на тысячу меньше, я и не притронусь к этому дерьму, можешь мне поверить, крошка. Пойми, что у меня какой-никакой, а все-таки бизнес, и мне есть, что терять...
 — Бизнесмен, это точно! Только непонятно, чего ты собачишься? Ведь эта женщина будет за версту обходить полицейских. А если и подойдет, то что из того? Ты ведь частный детектив, так? И просто выполняешь свою работу?
 Все стало на свои места. Я понял, кто этот мужчина. Бывший начальник Лемпа, бывший воздыхатель Молли — Бурк.
 — Так-так-так, — произнес он. — Это мне не нравится. Я знал, что все твои сказочки о сливах не стоят ломаного гроша. Только за двадцать пять штук я позволю погладить себя против шерсти и засунуть башку в это дерьмо, и запомни, что я рискую всем.
 — А я. А моя карьера? Да мне бы и в голову такое не пришло, если бы не необходимость обзавестить приличным гардеробом. Кому я нужна без платьев...
 — На двадцать пять штук можно накупить кучу тряпья.
 — А ты за пятнадцать спокойно купить себе Кэрол, — выпалила она с внезапной злобой.
 — Двадцать пять, — сказал он. — По рукам?
 — Ладно. Ты всегда был грязной сукой...
 — Что хочу, то и ворочу. Сам себя не обслужишь — никто не пошевелится. РКО, детка, вернемся же к нашим баранам. Где эта «фам»?
 — В Пасифик-Пойнте. Я видела ее этим утром.
 — Ты уверена, что это именно она?
 — Ошибки быть не может. Правда, теперь у нее длинные волосы и выглядит она старше, но я узнаю ее в любом виде.
 — Ты видела ее раньше?
 — Самой не приходилось. Только на фотографии, которую Керри сделал сам и сохранил даже в тюряге. Я обнаружила эту фотку после его исчезновения, в шкафу, вместе с остальными вещами. Хотела порвать...
 — Зачем?
 — Это ведь она навела на Керри копов тогда, в сорок шестом...
 — И поэтому ты мечтаешь ей нагадить?
 — Может быть. Почему это она должна остаться чистенькой, да еще и с бабками?
 — А почему это должно произойти с нами? — спросил Бурк весело.
 — Мне нужны деньги. Не знаю насчет тебя, но если кто-нибудь когда-нибудь нуждался в деньгах так, как я, то, значит, он по-настоящему в них нуждался.
 — Давай фотку, — сказал он. — Я заберу ее. И поторопись. Не гоже будет, если сюда ворвутся твои друзья с югов и застанут нас здесь.
 Я бесшумно отошел за перегородку и затаился. Послышались шаги. Скрипнула дверь. Затем Молли снова, на этот раз тихо и задумчиво, пересекла комнату.
 — Давай быстрее.
 — Да подожди ты!.. Можешь себе представить, что Керри был когда-то в нее влюблен? Да я раз во сто круче.
 — Да ты вообще суперстар. — В его голосе прозвучала издевка. — Иди-ка сюда...
 — Не лапай. Даже Керри со всем своим талантом не смог сделать ее привлекательней...
 — Надо же, так, оказывается, у него был талант? Ни за что бы не...
 — Керри имел вкус и талант. Тебе этого не понять.
 — Завязывай нести чушь! — крикнул он зло. — Керри был подонком. Ты тоже.
 — И ты тоже.
 — Может, и так. А теперь слушай. Я тебя припаркую в местечке под названием Венеция, в гараже, возле дороги. Ол-райт?
 — А где гарантии того, что ты вообще когда-нибудь вернешься?
 — Я, как ты сказала, конечно, подонок, но не до такой же степени. Кроме того, у меня хоть небольшое, но все-таки дело, и я не могу его просто так взять и бросить. Но как узнать, что деньги действительно у этой рыжухи?
 — Больше им негде быть. Только теперь она не рыжая. Поменяла масть. Стала такой опрятной, мышиного цвета.
 — И где ее искать?
 — Это я объясню по пути. Лучше проехать вкругаля через Сепульведу. Меня, наверное, уже ищут, за дорогами ведется наблюдение.
 — Если остановят, скажу, что везу тебя в суд. Ясно?
 — Предельно. Только ты не дрейфь, я ведь не была под арестом. Я чиста.
 — Ну да, у тебя такой невинный, сияющий вид, что прямо глазам больно...
 — Запахни хавало и подбери сопли.
 Повернулась ручка-кнопка, и дверь распахнулась. Бурк увидел меня. Его рука, словно белая ящерица, скользнула под полу пиджака. Я изо всех сил саданул левой в том же направлении. Бурк сделал резкий выпад свободной рукой, но потерял равновесие. Я ушел от удара и добрался правой до его челюсти. В каком-то ошеломлении он уставился на приближающийся кулак. Тут они и встретились: мой кулак и его физиономия.
 Бурк рухнул на колени. Его голова склонилась в глубоком мусульманском поклоне и бумкнула об пол. Из-за моей спины появился Сэм и вынул из бесчувственной руки частного детектива голубой револьвер.
 Молли пыталась открыть заднюю дверь в самом конце захламленной студии. Блики от накатывающих волн, словно последняя надежда, освещали ее хорошо прорисованное, будто вырезанное из слоновой кости, ненасытное лицо.
 Задвижка намертво застряла в пазу. Усилия Молли были бесполезны. Оставив ее материться в опытных лапах Сэма, я вернулся к Бурку, который валялся под прилавком. Приведя его в сидячее положение, я обнаружил в одном из нагрудных карманов прекрасно отутюженного пиджака искомую фотографию. Стоило мне отпустить пиджак, как его хозяин снова улегся под прилавком, хватая ртом воздух, и, как капризный ребенок, решивший во что бы то ни стало собрать всю пыль на свою шевелюру, елозя головой по полу.
 Карточка, какие носят в бумажниках, была раскрашена от руки. Краски потускнели, выцвели, но тем не менее мне удалось разглядеть полоски красного на губах и высоких скулах, а также коричневые всполохи в глазах и оттенки крашенных хной волос. Эми Майнер.




 Глава 28


 Когда мы подъехали к зданию суда, Эми Майнер уже закончила доказывать свою невиновность перед большим жюри. Ее освободили. Окружной прокурор вышел из зала заседаний, чтобы побеседовать со мной. У него сложилось впечатление, с которым согласились и присяжные, что Фред Майнер — виновен, а его жена — нет. Я не стал спорить а просто передал ему и Молли, и фотографию.
 По словам бейлифа, Эми около двух часов дня вышла из суда свободным человеком. Около здания ее поджидала в «линкольне» Хелен Джонсон. Похоже, что они вместе направились во владения Джонсонов.
 Было десять минут третьего. Я позвонил из кабинета Сэма Дрессена. Ответил Джейми и почему-то шепотом:
 — Привет. Это ты, мамочка?
 — Ты не знаешь, где она?
 — Да-а, наверное, покататься поехала...
 — А куда?
 — Может быть, в Сан-Франциско. А ко мне бабуля приехала.
 В этом месте разговора у него отняли трубку, и я услышал хрипловатый старушечий голос:
 — Кто говорит?
 — Ховард Кросс.
 — А, да. Хелен упоминала о вас. Я ее мать.
 — Она что, действительно поехала в Сан-Франциско?
 — Разумеется, нет. У Джейми такая каша в голове. Хелен едет с миссис Майнер в Сан-Диего. Хотите что-нибудь передать? Думаю, к вечеру она будет...
 — В Сан-Диего? А куда именно?
 — В дом миссис Майнер. Хелен категорически этого потребовала. Я так поняла, что она хочет что-то выяснить о прошлом миссис Майнер...
 — А адрес, адрес вам известен?!
 — Боюсь, что нет. В любом случае они еще не добрались до места, ибо выехали совсем недавно. — В ее голосе вместо приятной хрипотцы прорезались грубоватые нотки. — На тот случай, если вы позвоните, мистер Кросс, Хелен просила передать, что ничего серьезного не было. И хотела бы добавить — как бабушка Джейми, что, если смотреть в будущее...
 — Спасибо, — бросил я вместе с трубкой.
 Не терявший времени Сэм достал справочник города Сан-Диего.
 — Хов, тебе известна ее девичья фамилия?
 — Вулф. Эми Вулф, — произнес я по буквам.
 В справочнике оказалось несколько Вулфов. Мы оставили список у связистов и взяли радиофицированную машину. Проезжая Ла Джоллу, я услышал зуммер вызова, а затем на коротких волнах голос диспетчера. Нужный нам Вулф оказался Дэниэлом, который был владельцем бакалейной лавки в восточной части города.
 «Соседский Рынок Дэнни» оказался магазинчиком на окраине рабочего квартала. Он находился на первом этаже древнего двухэтажного дома, который, судя по всему, был местным раритетом. На окне кто-то жирно вывел мылом: «Очень-Свежие-Яички-Прямо-С-Ранчо». Машины Хелен я не увидел. Кроме пары молодых мамаш, проветривавших детские коляски, да валявшегося на дороге пса, который при нашем приближении поднял морду с асфальта, на улице не было ни души. Пыльные пальмы пьяновато покачивались в полуденном бризе.
 Я отослал Сэма с машиной за угол, а сам распахнул дверь. Звякнул колокольчик. Магазинчик был крохотный, света в нем было маловато, к тому же внутри довольно сильно пахло подкисшим молоком. В дальнем конце за мясным прилавком я увидел человека в замызганном фартуке, обслуживающего покупательницу — молодуху в тесных джинсах, с невероятными висюльками в ушах.
 Она попросила четверть фунта болонской копченой колбаски. Мужчина аккуратно отрезал нужный кусок, взвесил и завернул. Ручищи у него были здоровые и с тыльной стороны покрыты черной шерстью. На макушке посверкивал розовый череп, а остатки волос над ушами приобрели сероватый оттенок. Брови были черные и густые, и на старом и тонком лице они держались с большим трудом.
 Увидев за стойкой полку с комиксами и религиозными журнальчиками, я сразу же бросился их рассматривать. На прилавке кучей был навален всякий хлам: открывашки для бутылок и пластиковые пробки, пачки вяленого мяса, юмористические открытки, резиновые ящерицы, жевательная резинка, искусственные мухи в пластиковых коробочках, связки чеснока. На стене за прилавком висел ящичек с пешнями. В глаза бросались красные пластиковые рукоятки.
 Человек в фартуке подошел к кассе за сдачей. Осчастливленная колбасой посетительница вышла из магазина.
 Мужчина нагнулся вперед, оперся одной рукой о прилавок и опустил острое плечико вниз.
 — Желаете чего-нибудь?
 — Пешню.
 Он развернулся и вынул одну.
 — Лучше я вам ее заверну. А то еще проткнете себе что-нибудь.
 — Не стоит. Сойдет и так.
 Он передал пешню мне. По виду она была идентична той, которую я видел в шее Артура Лемпа.
 — Не могу сказать, что торговля этими штуками идет чересчур бойко. — Голос был монотонным, напитанным горечью и пронизанный жалобным хныканьем. — Зачем я вообще их заказал... За последние месяцев шесть я продал, по-моему, штуки четыре. Хотите еще что-нибудь?
 — Да нет, спасибо.
 — С вас двадцать пять и один. Итого двадцать шесть центов.
 Я дал ему два десятицентовика и шесть монеток по одному.
 — Пригодится для сдачи, — сказал он.
 — Как дела идут?
 — Могло быть и лучше. А могло и хуже. Помню времена, когда было совсем плохо. — Он со стуком задвинул ящик кассы. — Не поймите меня превратно, я не хочу сказать, что сейчас дела идут как надо... Мой главный враг — супермаркеты. Люди, которым я годами продавал в долг, теперь проходят мимо, не обращая внимания на мой магазин. — Он посмотрел на меня жгучими карими глазками. — Проездом здесь?
 — Не волнуйтесь, я не коммивояжер, мистер...
 — Вулф. Дэнни Вулф.
 — Меня зовут Ховард Кросс.
 — Где-нибудь здесь живете?
 — В Пасифик-Пойнте.
 — Да ну? У меня в Пасифике замужняя дочка. Знаете ее? Эми Майнер? Она замужем за парнем по фамилии Майнер...
 — Знаю, и очень неплохо.
 — Да ну? Тогда можете ее подождать. Она как раз сейчас едет сюда. Так вы, стало быть, дружок Эми...
 — Ее мужа я знаю несколько лучше.
 — Фреда? — Он перенес свой вес на руки и перевалился на мою сторону. — Слушайте, а что с ним произошло? Я всегда считал его вполне уравновешенным... Еще когда он только обхаживать начал мою дочурку, то понравился мне, даже больше чем ей самой. Эми-то у меня чванлива была — не приведи Господь! Чтобы моряк, да еще с военного корабля — подобная перспектива была не для нее. Это у нее, знаете, еще с детства, закидоны-то, да, насчет того, что она там вся из себя, первая-распервая. Я называл ее герцогиней. — Он с большим трудом вынырнул из прошлого. — Но, судя по всему, я все ж таки ошибся. Во Фреде-то. Слыхал, что он воткнул себя головой в самое что ни на есть дерьмо. Наезд, слыхал, так что ль?
 — Он убил человека.
 — То-то я и слышал. И все-таки не пойму: как он такое сообразил? Когда весной Эми приезжала навестить меня, я ни слова не смог из нее вытянуть об этом деле. Стоило мне только заикнуться — все! Она словно с цепи сорвалась. — Он поскреб ногтем пробивающуюся на подбородке щетину. — Никогда не мог вытянуть из нее ни слова.
 — Фред был просто пьян...
 — Да ну? В последнее время я, конечно, не часто с ним встречался, но когда мы корешились, он почти не пил. Мне пару раз удавалось затащить его в компанию, но и там он не прикладывался. Эми только и знала, что долдонить, какой ее муженек тихоня. Ну и конечно, все эти месяцы, когда он валялся в госпитале со своей разломанной спиной, она так и сказала, так и...
 Внезапно он поднял на меня глаза, и под сурово изогнувшимися бровями пролегла глубокая морщина. Он понял, что я что-то не договариваю.
 — Послушайте, может, случилось очередное... происшествие?
 — Фред вчера умер.
 — Так я и знал! — выкрикнул он, словно поздравляя сам себя. — Так и знал, что что-то случилось, когда разговаривал с Эми по телефону. Чуял. Она мне, разумеется, не сказала, но я все равно понял. — Внезапно, сообразив, что ляпнул лишнее, он попытался переменить тему. — Я хотел сказать — безумная беда. Такой молодой... Он что, опять был пьян?
 — На этот раз — трезв. А когда вам звонила Эми?
 — Пару часов назад. Сказала, что возвращается домой. Больше ничего. Она всегда была скрытной девочкой... Я, если хотите знать, презирал ее за фальшивую гордость и тщеславие. С чужими она вообще никогда не разговаривала.
 — А Керри Сноу?..
 Глазки и рот моментально превратились в узенькие щелочки. Он окинул беспокойным взглядом пустой магазин и даже выглянул на улицу.
 — Вы, наверное, неплохо знаете Эми, да?
 — Лучше, чем многие другие.
 — А что, Керри — все еще в Калифорнии? Я не видел его чертову уйму времени.
 — А в последний раз когда?
 — Году в сорок пятом. Вы-то должны знать, что он в то время навещал Эми. Не хотелось бы мне об этом трепаться, но раз уж вы все равно знаете... Эми тогда возвернулась домой, чтобы заняться хозяйством: жена моя как раз померла, а Фред валялся со своей спиной в госпитале. Ну, в общем, знаете, как это... Я не мог ее винить за то, что она маленько сошла с тропки, а Керри был такой видный из себя парень. Вы знаете Керри?
 — Слегка.
 — Тогда должны понять, что я имею в виду. Он был из тех, от которых бабы пухнут: сам-то я не пришей к штанам рукав. Но Эми я всегда упреждал, мол, дочка, не обманывай ты себя. Парень-то был моложе ее, а она — замужняя женщина. Я говорил: раз ты мужняя, то и держись своего законного супруга. Но она прямо как взбесилась, совсем спятила и стала все денежки проматывать на платья да на салоны красоты. Знаете, по-настоящему, я видеть не могу всю эту красильню. Говорил ей: если волосы у тебя мышачьи — значит, так тому и быть. Я сам был такого цвета лет до двадцати пяти, а Эми чисто в меня пошла. — Он нежно потрепал себя по макушке. — А что, Керри до сих пор где-то здесь ошивается?
 — Постоянно.
 — Да ну? — Лицо Вулфа как-то скукожилось от нахлынувших воспоминаний и смутных надежд. — Может, теперь, когда Фреда больше нет, у них с Эми что-нибудь и сладится?
 — Сомневаюсь.
 — Никогда не знаешь наверняка. Тогда-то, в сорок пятом, она уже точно решила бросить Фреда и расписаться с Керри. — Он доверительно наклонился ко мне над разбросанным на прилавке барахлом. — Я лично положил этому конец, а то ведь что удумали — Эми с Керри — удрать же хотели!
 — Вы?
 — Ну так! — Его огромные руки хлопнули. Мне показалось, что это два барана стукнулись лбами. — Понимаете, не хотелось, чтобы вспыхнул скандал там, то, се... Мы с матерью и так намучились, когда она сбежала, чтобы выйти замуж за Фреда. Так что родительский долг и все такое. В то время я был у нее и за отца, и за мать. — И он впервые как-то грустно улыбнулся. — Так вот, намекнул я, значит, Фреду и с тех пор не видел в округе больше никаких Керри Сноу.
 Улыбка раздвигалась все шире. Затем он понял, что опять проговорился, тогда улыбка опала, а зубы щелкнули, словно у старой собаки, дерущей и так уже порядком потрепанное одеяло жизни.
 — Может, мне и не надо бы вам все это рассказывать. У Эми своя жизнь, у меня — своя. А вы что, значит, Эми интересуетесь?
 — Очень.
 — Тогда забудьте, что я сказал, лады? И ради Бога, не рассказывайте Эми! Когда она злится, то становится сущей мегерой.
 — Это точно.
 — Вы когда-нибудь видели ее в ярости?!
 Я ничего не ответил. Наблюдал за улицей. Искал Хелен. Уж слишком долго они добирались. Похоже, что можно было до бесконечности прочищать извилистые закоулки памяти Вулфа.
 — Она скоро приедет, — сказал он. — Не беспокойтесь. И можете не волноваться из-за Керри Сноу. Между ним и Эми никогда не было ничего серьезного. Он всего лишь несколько раз прикатывал из Эл-Эй, чтобы отвести ее в киношку, на танцульки и все в таком же духе. Корабли, разошедшиеся в ночи.
 Теперь он рассматривал меня в упор, оценивая степень доверчивости и интереса, которые я испытывал к его дочери. Ситуация становилась невыносимой. Пришлось положить ей конец.
 — Заранее прошу прощения, мистер Вулф, но Эми разыскивается по подозрению в убийстве и грабеже.
 — По подозрению в убийстве? Вы что, полицейский?
 — Полицейский стоит снаружи. Я офицер по надзору за условно осужденными, и Фред состоял под моим наблюдением.
 — Так, значит, вот, что произошло с Фредом, — проговорил он про себя. — Она его убила. Так, что ли? Не могу сказать, что безумно удивлен. — Его лицо напряглось и засияло, словно белый полированный камень. — Я знал, что она плохо кончит. В ней было слишком много дерзости. Она даже меня не раз пугала до смерти.
 Он внезапно трусцой побежал к мясному прилавку. В возникшей из-под стойки руке словно меч сверкнул огромный сияющий мясницкий нож.
 — Она угрожала мне вот этим! Прямо здесь, в магазине! Своему собственному отцу!
 На мгновение Вулф так и застыл. Выглядел он вполне рехнувшимся: этакий карикатурный крестоносец, безуспешно пытающийся взять штурмом неприступное прошлое.
 — Мистер Вулф, опустите-ка ваш ножичек. — Сколько на свете людей, столько и послешоковых реакций. Я не хотел становиться свидетелем харакири.
 Он выронил нож и на негнущихся ногах засеменил ко мне: на абсолютно белом лице карие глаза полыхали как две коричневые электрические лампочки:
 — Вы сказали — грабеж?.. Что же она стащила? Что?
 — Пакет денег.
 — Такой? — Его руки вывели в воздухе прямоугольник.
 — Примерно.
 Сделав несколько неверных движений, Вулф нырнул под прилавок. Не зная, что от него можно ожидать, я на всякий случай вынул пистолет из кармана пиджака.
 Вулф снова появился из-за прилавка. В руках он держал посылку, завернутую в коричневую оберточную бумагу. Вулф отпихнул ее от себя, словно в пакете была какая-то зараза. — Вы ищете это?
 На пакете оказалась желтая почтовая наклейка. Посылка была на имя Эми Майнер, адресованная в «Соседский Рынок Дэнни». Я разорвал веревку и бумагу. Из дырки посыпались пятидесятидолларовые бумажки.
 Его руки непроизвольно дернулись к деньгам, но, увидев мой пистолет, мужчина отпрянул и вытер ладони о перед фартука.
 — Когда это доставили, мистер Вулф?
 — Этим утром. С утренней почтой. Я понятия не имел, что там внутри. Богом клянусь, мистер. Не знал я, что там. Она не имела никакого права посылать это ко мне домой. Я в жизни не конфликтовал с законом.
 Снаружи лязгнула дверца машины. Выглянув в окно, я увидел «линкольн», сидящую за рулем Хелен, а также Эми Майнер, спешащую через тротуар. Дверь магазина распахнулась. Звонок бешено рявкнул.
 За моей спиной послышалось стрекотание отца:
 — Уберите ее отсюда! Она мне вообще не дочь!
 Эми застыла в дверях: шея вытянута, локти высоко подняты. Ее внимание было сосредоточено на пистолете, который я держал в руке. Быстро и бесшумно за ее спиной возник Сэм Дрессен. В его ладонях блеснула голубоватая сталь наручников. Он перегнулся через нее, и я услышал, как щелкнули замки «браслетов».
 Эми очень громко закричала:
 — Это нечестно! Деньги мои! Ворье! Бандюги!
 Позже она сказала:
 — Я сделала это не из-за денег. Просто подвела итог своей жизни.
 Дэниэл Вулф запер магазинчик и через дверь за прилавком провел нас в гостиную. Жалюзи были спущены, и скупые полоски света лежали на желтых занавесках, выношенном пыльном половике, кушетке козьего меха с лысеющими подлокотниками и старом кабинетном радио. На нем стояли фотографии, на которых были изображены две женщины. Одна фотография — в деревянной рамочке — студийный портрет улыбающейся девушки с мутоновой муфтой и в матросской шапочке, как я понял — матери Эми. Вторая — увеличенный отпечаток фотографии, сделанной Керри Сноу.
 Вулф сквозь пронизанный пылью воздух переводил взгляд с одной на другую, а затем сел спиной к ним. Кресло казалось для него слишком большим. В глубоких морщинах, избороздивших его лицо, поблескивали слезы. А вот в глазах его дочери слез не наблюдалось. Она села напротив меня на кушетку. Сэм и Хелен пристроились по бокам. Луч высветил эту троицу, тронув огнем волосы Хелен, украсив куртку Сэма почетной желтой лентой и тускло отсвечивая от наручников на запястьях Эми. Во время монолога ее руки постоянно двигались взад-вперед, пытаясь провернуться в накрепко затянутых «браслетах».
 — Мне не оставили выхода, — сказала она. — В конце января меня отыскал Керри. С ним вместе приехал этот самый Арт Лемп. Именно Лемп дал Керри наводку насчет моего местонахождения, и он же придумал план похищения Джейми. Керри сказал, что я должна им помочь, — это будет расплата за все те годы, что он провел в тюрьме. Он не поверил, когда я сказала, что его выдал Фред, который, по-видимому, следил за нами в тот последний уик-энд, который мы провели вдвоем. И навел копов на его квартиру. Керри просто не захотел меня слушать, зато, если бы я отказалась помочь, он бы запросто меня порешил. Что я могла? Вот и согласилась. Они сказали, что приедут в следующую субботу и тогда все обсудят. Лемп так и говорил: «обсудим». Всю неделю я была как в тумане — боялась до смерти; тупо соображала, как бы устроить так, чтобы Фред не унюхал о возвращении Керри. Предстоящее похищение меня не пугало. Мне-то казалось, что это так, психопатическая мечта, что дальше слов дело не пойдет. Хотя, когда я впервые увидела Керри Сноу, поняла сразу, что с ним — хоть на трон, хоть на плаху. Не чувство вины заставило меня согласиться помогать им. Я чувствовала себя так, будто воспоминания окружили меня со всех сторон, будто все, что было между мною и Керри тогда, в сорок пятом, вернулось, и мне предоставлен шанс пережить нашу любовь еще раз. Как в первый раз...
 В ту субботу я напоила Фреда. Это была его первая выпивка за два года, но реакция на алкоголь не менялась с течением времени. Так вот: после ужина он до такой степени насосался из той бутылки, которую я купила, что перестал соображать, на каком свете находится и что происходит. Тогда я села в «линкольн» и поехала на встречу с Лемпом и Сноу. Они назначили «обсуждение» на десять часов вечера. У меня и в мыслях не было убивать Керри. Я ничего такого не планировала. Просто чувствовала себя в кольце, обложенной со всех сторон. Все получилось чисто автоматически, когда я увидела их обоих на дороге: двоих маленьких мужчин в свете фар «линкольна». Лемп заметил надвигающуюся машину; он успел отпрыгнуть в сторону и откатиться под их автомобиль. А вот Керри... Я почувствовала удар, двойной удар. Мне уже было все равно. Я так его любила... а он... разлюбил меня.
 Я отъехала от города и поднялась по перевалу. Остановилась. Попыталась сосредоточиться. В ту ночь сияла луна. Помню, как она сверкала, отражаясь в зеркале моря. Такая симпатичная. Я сидела, любовалась ею и думала: «Я убила Керри, и теперь спокойна и холодна, как вот эта луна». Больше в тот миг я ничего не чувствовала.
 Мне пришлось развернуться и поехать обратно. Тогда я увидела, что их машины больше нет. И сказала себе: «Я напугала тебя, Арт Лемп. Я круче тебя, Арт Лемп». Керри валялся на дороге. Мертвый. Он был похож на черно-белую в свете сияющей луны фотографию. Я не остановилась. Мне не хотелось быть рядом с ним. Таким манером я убедила себя, что он никогда не жил.
 Приехав домой, я увидела, что Фред мертвецки пьян. Высосал целую бутыль и требовал продолжения. Я сказала, что ехать слишком далеко, но он ничего не желал слушать. Бедняга так надрался, что действительно ничего не видел и не слышал. Таким его и подобрали в городе — до сих пор не представляю, как он смог дотуда добраться. Что мне было делать? Я позволила ему взять вину за смерть Керри Сноу на себя.
 — Что мне было делать? — вопрошала она нас и терла, терла запястья о стальную пасть наручников. — Если бы я призналась в том, что совершила, то мне бы приписали злостное намерение и предумышленное убийство. На свет бы выплыло все, что касалось единственно Керри и меня: о его побеге с корабля ко мне, о тех днях, что мы провели вдвоем, о том, как из-за ревности Фреда Керри упекли в тюрьму. Я не могла ничего рассказать. Как не могла признаться в этом Фреду. Мой муж был законопослушным и очень честным человеком. Он бы ничего не утаил, и эта история стала бы известной всем.
 Фред так никогда и не узнал, что человек, на которого он якобы наехал, — Керри; так же как остался в неведении насчет истинного виновника преступления. Он получил условный срок, я начала надеяться, что плохие времена для нас прошли. Затем, как-то вечером, вновь объявился Арт Лемп. По его поведению я поняла, что он меня боится, но, к сожалению, недостаточно. Он думал, что умнее меня и может перехитрить и заговорить мне зубы. Я не стала его разубеждать.
 Лемп поведал о том, насколько мне посчастливилось, что он дично избавил Керри от вещей, а его одежду от меток, по которым тело могло быть опознано. И теперь, сказал он, настала пора отплатить добром за добро. Ему не терпелось привести в исполнение план похищения Джейми. Он прямо трясся. Говорил, что — всему голова, что будет словно оператор с дистанционным управлением и что его никогда не поймают — намекал, гад, на то, что меня, меня должны поймать! Я должна была все точно разузнать: составить распорядок дня Джонсонов — по часам; проверить чековую книжку мистера Джонсона на предмет того, сколько всего денег на текущем счету. Но в ту, последнюю, неделю я выработала свой личный план.
 — Лемп даже не собирался мне заплатить! — внезапно заорала она в приступе злобы. — Ни копейки! Разве такая дешевка не заслуживает смерти?
 — Он ее и получил, — произнес я.
 Это ее немного успокоило. Она продолжила:
 — Именно я должна была выполнить всю самую сложную часть работы в то субботнее утро: так солгать Фреду, чтобы он мне поверил. Мне пришлось сказать, что миссис Джонсон плохо себя чувствует и что она страшно беспокоится за Джейми. В последнее время кто-то угрожал похитить мальчика, так что Фреду необходимо отвезти Джейми в пустыню и провести с мальчиком уик-энд в домике Джонсонов.
 Фред без труда глотнул наживку. Я была рада. Не за себя, конечно. Потому что знала: пока Фред дышит, мальчику ничто не грозит. Он ведь заботился о Джейми, правда?
 — Намного лучше, чем о себе, — сказал я.
 Ярко-рыжая голова Хелен упала в сложенные руки.
 Эми вновь заговорила:
 — Фред всегда был хорошим. Даже после того, как узнал обо мне и Керри. Сказал, что я должна полюбить его, что даст мне еще один шанс. Я старалась быть доброй к нему. Смешно: после того, как я прикончила Керри Сноу, я действительно стала любить Фреда, но было уже слишком поздно.
 Ее отец подался вперед:
 — Ты уничтожила Фреда.
 — Заткнись, Дэнни.
 Его голова и шея по-черепашьи втянулись в развалюшное кресло. Время, тяжело повисшее в пыльной комнате, разрезанной надвое единственным солнечным лучом, навалилось и стало душить присутствующих. Я постарался представить себе детство, проведенное в этих стенах, семейную жизнь, из которой Эми выскочила, словно пробка из бутылки, и стала яростно разрушать этот невыносимый мир своими маленькими, крепкими кулачками.
 Хелен подняла голову. Ее лицо было спокойным и серьезным. Она сказала:
 — Фред Майнер был хорошим человеком. Самым порядочным из всех, кого я знаю. Спасибо за то, что вы вернули его нам.
 — Вы благодарите меня? — спросила Эми недоверчиво.
 — Только за это и за то, что вы старались не причинить вреда моему ребенку. Все остальное я вам простить не могу.
 — Я и не надеялась на прощение; и даже на то, что смогу остаться в живых. Если бы Фред не поверил в вашу «просьбу», то пришлось бы мне самой похищать мальчика: Лемп заставил бы. Мне были не известны его планы. Он никогда и ничего мне не рассказывал. Но стоило мне увидеть письмо о выкупе, как я быстро сообразила, что именно надо делать. Мой внутренний голос сказал: «Арт Лемп, дни твои сочтены». — Фраза зависла в тишине. — У меня была та самая пешня. Я сперла ее у Дэнни, когда приезжала сюда в последний раз.
 — Воровка, — прошипел Вулф.
 Ее рот презрительно искривился.
 — А что лучше: воровка или дешевка? Что я видела от тебя, кроме побоев, которыми ты награждал меня по любому поводу?
 — Надо было лупить тебя сильнее и чаще.
 — Продолжайте, миссис Майнер, — сказал Сэм.
 Она сильно, со свистом втянула в себя воздух:
 — В общем, как только мне удалось улизнуть, я сразу же вскочила в автобус и поехала на вокзал. Из окошка в женском зале ожидания можно было наблюдать за стендом возле газетного киоска. Я видела все: как мистер Джонсон оставил чемоданчик; как затем посыльный забрал его и как Лемп с чемоданчиком вышел из «Пасифик-Инн». Я пошла следом. К пляжу. Был такой прелестный ясный денек. Я тогда подумала: «Ты достаточно пожил на этом свете, Арт Лемп. Без тебя солнце станет светить ярче». Он пытался завести мотор и выехать на дорогу. Я подошла к боковому окошку. Спросила: «Помощь не нужна, мистер Лемп?» И прежде чем он успел ответить или отодвинуться, я протянула руку и заколола его пешней. Как он удивился! Видели бы вы его лицо!..
 — Я видел его, Эми.
 — Но не в момент смерти!.. Я наблюдала за тем, как он умирает. Арт Лемп лежал на переднем сиденье, и глаза его были открыты. Это совсем не походило на убийство Керри, когда никакие чувства меня не согревали. С Лемпом все обстояло иначе — меня просто колотило от возбуждения. Это было именно то, чего я добивалась. Мне хотелось увидеть, как подыхает этот старик.
 — Нет, — выдавил из себя ее отец. — Ты не должна так говорить. Какое впечатление...
 — Заткнись, Дэнни.
 Он замолчал.
 В рассеянном свете вместо лица Вулфа виднелись лишь брови, взлетевшие к верхушке расплывчатого белого пятна, а вместо тела — пара острых коленок, сжатых огромными волосатыми ручищами.
 Эми сказала:
 — Я сделала лишь то, что обязана была сделать, — избавилась от него. Вот и все. Забавно, когда выясняется, что это именно то, чего ты на самом деле хотела. А затем — деньги. Я привезла с собой оберточную бумагу и веревку. Подумала: если у меня действительно хватит мужества и я смогу его прикончить, то почему бы мне не воспользоваться деньгами? У мистера Джонсона их много. А у меня за всю жизнь ни разу не было приличной суммы.
 Но я не могла допустить, чтобы меня с ними поймали. Тогда я вынула их из чемоданчика, завернула в бумагу и отослала сюда. Деталь: я забыла свою ручку; зато она оказалась у Лемпа. Потом я вытащила все, что у него было в карманах, и зарыла в песке, за рекламным щитом. Затем пошла на почтовое отделение и отправила посылку самой себе. Я ведь не знала, что меня посадят в тюрьму. Думала, что смогу улизнуть в субботу, в крайнем случае в воскресенье, и приехать сюда задолго до того, как прибудет посылка. Но в первую очередь я нуждалась в надежном алиби.
 — И вы пришли ко мне, — сказал я. — Вы неплохая актриса, Эми.
 — Я всегда мечтала об актерской карьере. Только у вас в офисе я не играла. Я действительно волновалась, что Фреда могут пристрелить. И мне надо было выяснить, что он сказал вам, ибо понимала: будет худо в том случае, если он успеет приехать раньше, чем я успею убежать, и поймает меня на вранье. Так что я действительно дергалась; к тому же у меня начался чудовищный отходняк после убийства Лемпа. Солнце не стало светить ярче, а, наоборот, потускнело. В глазах было темно. Мне казалось, если я буду продолжать думать о деньгах, то точно свихнусь.
 Ее взгляд уперся в разорванную посылку, лежащую у меня на коленях. Потом с огромным трудом Эми оторвалась от созерцания денег.
 — Прошу прощения, мистер Кросс, — произнесла она деревянным голосом. — Вы были мне хорошим другом, как и вы, миссис Джонсон. Я не хотела причинять вам боль. Темное прошлое схватило меня за глотку. Я не видела выхода из создавшегося положения. Зато, усмотрев реальный шанс прикарманить денежки, — не смогла удержаться. Вот и вся история.
 Но она тут же снова оглядела комнату, словно не был взят последний аккорд, а из-за этого самое главное вдруг оказалось упущенным. Комната ждала.
 — Теперь я никто и ничто, — сказала она. — Они мертвы, оба: Керри и Фред. И у меня никогда не будет собственного ребенка.
 Все-таки у Эми остались слезы — Хелен обняла ее за плечи. Отец смотрел на дочь из пыльной и безопасной глубины кресла. Через какое-то время Эми перестала печалиться и Сэм отвел ее в машину. Он был с нею вежлив, но наручников не снял.
 На тротуаре ко мне подошла Хелен.
 — Ховард, пожалуйста, отвезите меня домой. Боюсь, что я переутомилась.
 — Пожалуйста, можно и не говорить.
 — А мне очень хотелось...
 Она заглянула в сумочку, пытаясь найти ключи от машины.
 — У меня свои, — сказал я. — Со вчерашнего дня...
 — Я помню.
 И, не упуская полицейскую машину из виду, мы двинулись через пригород. Хайвэй под крутым углом завернул к морю. Шоссе, как молочная река, уносилось вдаль сквозь надвигающиеся сумерки.
 — Мне передали ваши слова, — сказал я. — Так, значит, не было ничего серьезного?
 — Все еще можно переиграть. Я не могу себе позволить быть гордой. Столько потеряно...
 — А я столько нашел...
 — Вы сделали мне больно вчера.
 — Себе тоже. Вся разница в том, что больно мне сделали не вы.
 — Забудем. Но вы должны обещать, что всегда будете мне верить.
 Ее тело было от меня слишком далеко, на другом сиденье, и напоминало таинственную страну, о которой я мечтал всю свою жизнь.
 — Я, наверное, должен испытывать чувство вины за деньги вашего мужа...
 — Нет, ни в коем случае. Все эти проблемы в прошлом.
 — Уже?
 — Мы взрослые и должны говорить друг другу правду. Вчера, когда мы ругались, я влюбилась в вас, наблюдая за тем, как вы влюбляетесь в меня. Шесть лет жизни я отдала Эйбелю. Конечно, он определенным образом за это заплатил, но я отнюдь не собиралась маяться с ним остаток жизни. Он шел своим путем и даже смерть выбрал себе сам. Большая часть денег перейдет по наследству к Джейми.
 — А мне нужны вы. И я не чувствую за собой вины. И никогда не чувствовал.
 — Я рада. Конечно, придется подождать...
 — Я сумею.
 Ее рука тихо коснулась моего плеча. Совсем тихо.